«Охота на Нострадамуса»

Охота на Нострадамуса (fb2) - Охота на Нострадамуса (Хронос (Игорь Вардунас) - 1) 1239K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Владимирович Вардунас - Никита Владимирович Аверин

Игорь Вардунас, Никита Аверин Охота на Нострадамуса

© Аверин Н., Вардунас И., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

…Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью.

…Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно подчиненных одной и той же цели, свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности на будущее становится правом и обязанностью народа.

Декларация независимости

Пролог 1985

Маленький бельчонок, Пора тебе в кровать, Завтра день ведь долог, И нужно отдыхать…

– Помогите!.. Выпустите меня, пожалуйста! Умоляю! Я никому не скажу-у!

– Ну-ка тихо! Тихо, кому говорю? Тебя разве не учили, что перебивать старших нехорошо? Неужели тебе не интересно дослушать? Я сочинил этот стишок специально для тебя.

Взрослый замер и прислушался. В ночном воздухе дыхание неторопливо превращалось в густой клубящийся пар.

– Будешь слушать?

В опустившейся лесной тиши неразборчиво прозвучал сдавленный, тоненький всхлип.

– То-то. Вот и умница.

Хрусь! Хрусь!

Тупое лезвие вогнутой садовой лопаты стало вновь вгрызаться в грунт, закидывая комьями сырой земли последний видный угол грубо сколоченного ящика, лежащего на дне двухметровой ямы, напоминавшей могилу. Куплеты считалки в обрамлении пара ритмично срывались с обветренных бормочущих губ, по мере того как копающий сильнее налегал на черенок лопаты. Словно в чаще осеннего леса закипал кем-то позабытый большой сюрреалистический чайник.

Остро пахло разрубаемым дерном, свежими досками разломанных ящиков и потом, насквозь пропитавшим свитер под расстегнутым рыбацким плащом.

Ты свернись клубочком, Сон к тебе придет…

Измазанный в глине сапог с налипшими на подошву листьями вдавил царапнувшее по камню лезвие, и копающий крякнул, вырывая из земли внушительный кусок дерна с корнями, которые упруго рвались, словно жилы человеческой плоти. Нагруженное лезвие лопаты повернулось к яме. По лесному ковру зашлепала осыпающаяся грунтовая крошка, рядом с кучей хвойного муравейника детским шнурком плюхнулся червяк.

И расскажет ночью, То, что завтра ждет.

– Выпустите меня, пожалуйста!

– Ну-ка, цыц, ты! Ишь развопилась!

Быстро же она очухалась. Надо было посильнее плеснуть на платок.

– Вы-пус-ти-те, прошу!

Снизу раздался приглушенный удар, сопровождаемый сиплым криком. Под тонким слоем набросанной земли доски скрипнули, но выдержали. Толчок на слух звучал явно слабее. Это хорошо. Это очень хорошо. Значит, осталось недолго. Устала, наконец. Они вечно такие непоседливые, эти мальцы. Глаз да глаз нужен. И с ними одни сплошные расходы. Копающий ухмыльнулся. Разворчался, как какая-нибудь домохозяйка. Но лишняя банка столярных гвоздей все-таки была чересчур накладной. Пусть и новеньких, добротных. С визгом вонзающихся в дерево так же легко, как нож в масло. Тук-тук-тук!.. Он и так проторчал на заправке дольше обычного. Да и тот парень на «Форде» чересчур сильно пялился, пока он выгребал кассирше остатки мелочи да засовывал покупки в пакет. Не смекнул бы чего.

Перехватив лопату, мужчина полез в карман плаща, отозвавшийся холодной сталью до половины наполненной фляги. На смену настороженности пришло облегчение. Еще осталось. Последние деньги вместо гвоздей он потратил на пойло. Немного выпивки для папочки холодным осенним вечерком. Для старого доброго папочки. Человек приложился к фляжке. Холодное горлышко обожгло губы. В мозгу сладкой эйфорией разливалось привычное предвкушение скорой развязки.

– Умоляю! Я никому не скажу-у!

– Ну, тихо, тихо, красавица. Осталось чуть-чуть. Еще немножко потерпеть. Э-эх…

Хрусь! Хрусь!

Засунув флягу обратно в карман и перехватив лопату, мужчина принялся шустрее закапывать яму, на дне которой в ящике отчаянно билась девочка.

Ты свернись клубочком, Сон к тебе придет. Пум, пурум-пум-пум…

Она изо всех сил трепыхалась, безнадежно суча руками и ногами, словно жук, посаженный в коробок, которого придавили ватой.

Все бельчата должны спать, Хватит хвостиком махать…

Скребущий отзвук железа все дальше и дальше уходил вверх, отрезая девочку от внешнего мира, который давно погрузился в давящую, удушливую тьму. Сквозь еще остававшуюся единственную косую щель между досками, единственный спасительный лоскут внешнего мира, были видны ветки, небо и куцый огрызок луны, тусклым светом освещавший исцарапанную и испачканную щеку девочки, с полосками слез.

Страх сжимал сердце, стискивал горло и вязко набивался в легкие, мешая дышать. Где-то на краю обезумевшего сознания, на которое так внезапно и беспощадно обрушилась чудовищная плита насилия, ясно и четко пульсировал факт, что на помощь никто не придет. Чуда не будет. Но ребенок все равно продолжал надрываться из последних сил. Вдруг кто-то услышит. Ну, хоть кто-нибудь.

– Помогите! Помогите, пожалуйста! Кто-нибудь! Прошу вас! Папа! Папочка…

Охоту на Иллинойсского Могильщика дождливой осенью 85-го помнили долго. Весь штат, от мала до велика, во главе с губернатором (еще не окончательно спившимся Сэмом Брейкобом, за которым впоследствии тоже закрепилась парочка не совсем чистых делишек) прочесывал «Землю Линкольна» дюйм за дюймом, вдоль и поперек, от Миссури до Индианы. Объявления с приметами и куцей информацией о пропажах развешивали на бензоколонках и придорожных столбах, печатали улыбающиеся детские лица с вопросом «Вы меня видели?» на пакетах с молоком, трубили в новостях и по радио – без толку. Народные дружины, полчища перекрикивающихся копов, сопровождаемых кинологами с армией скалящихся полицейских собак, перетрясли Иллинойс буквально по камню. Но что такое пара пропавших детей на гигантской площади в сто пятьдесят тысяч квадратных километров – все равно что разыскивать иголку в стогу сена. И поначалу распаленный праведным гневом энтузиазм сплотившихся перед общей угрозой людей стал быстро падать. Не поменяли ветер даже фэбээровцы, почти целый месяц с настойчивостью вымуштрованных ищеек разнюхивающих тут и там. Могильщик не оставлял ни свидетелей, ни следов. Но чьи-то молитвы все-таки были услышаны.

И одному ребенку повезло. Практически замученную девочку-подростка удалось-таки обнаружить и спасти в самый последний момент. Правда, бедняжка осталась сиротой, мать зверски зарезали в день похищения, а отец, по слухам, пустился в бега. Но после этого случая в один день все прекратилось. Как отрезало. Теперь о похождениях зловещего Иллинойсского Могильщика можно было услышать только за стаканчиком в каком-нибудь придорожном кабаке, да пару куцых баек от фыркающих в усы копов, лениво мусолящих ваши документы на обочине за мнимое превышение скорости.

Ребенок устал, был одурманен хлороформом и смертельно напуган, но из последних сил хватался за жизнь, остервенело молотя окровавленными кулачками в стиснувшие со всех сторон, неоструганные доски самодельного гроба. В глазах плескался жестокий нечеловеческий ужас, лишавший остатков сознания и сводивший судорогой исцарапанные, липкие от крови пальцы.

– Господи… Боженька, если ты есть…

А вдруг это просто кошмар? Дурной сон, и она вот-вот проснется, как бывало миллионы раз. Она проснется. Стряхнет отголоски сна, и мама принесет ей стакан воды.

– Пожалуйста…

В спутанных волосах с изорванной лентой извивалась толстая противная гусеница, но девочка не могла повернуть головы или подтянуть руку. Звуки извне доносились все приглушеннее, словно в уши замученной пленнице забили беруши.

– Помогите! Кто-нибудь! – теряя силы, одними губами прошептала она.

Завтра день ведь долог, И нужно отдыхать…

Последний ком дерна плюхнулся на деревянную крышку самодельного гроба, загораживая единственный проем между досок и заглушая короткий детский вскрик…

Через восемь лет в пятидесяти милях к северу от места захоронения девушка Кейт Либби вздрогнула и проснулась.

Часть 1 Человек, который знал все

Глава первая

Нет хороших парней, нет плохих парней,

Оружие в руке плохого человека – плохая вещь.

Любое оружие в руке хорошего

человека не навредит никому…

…кроме плохих людей.

Чарльстон Хестон

Чикаго, Иллинойс, 2001

Я не мог жить, не делая того, что мне нравится, дорогая. И я должен был быть готов умереть за это. Я трус. Знаю.

Мы все отстаивали надуманные идеалы, хуля бесчисленные пороки, которые сами же и порождали, а когда приходил черед уйти с поля, нам становилось глубоко наплевать, каким, собственно, становился исход той войны, на которой мы проливали кровь и обрели свой конец. Сколько убили с той стороны, а сколько с этой. Кто прав, кто виноват. Черные или белые. Война – это миф и самообман. Нерв. Электрическая петля на кадыке человечества. Тогда почему мы все еще здесь, ведь неужели нам больше некуда идти? Солдаты без фронта, душ и семьи. Что ждет каждого из нас, кто рано или поздно будет вынужден переступить черту, разделяющую жизнь на «до» и «после»?

Молния, которая расчертит небо и одним ударом отпустит грехи, перемешав их в пепел вместе с плотью.

Летнее небо за витриной кафе раскатисто заворчало.

Значит, все-таки будет гроза, – думал Дениел, глядя на громадную свинцовую тучу, неспешно наползавшую на крыши домов далеко на востоке. – Для общества бунт – вещь не менее полезная, чем гроза для природы, так, кажется, говорил Джефферсон… Видел бы ты, что стало с этим миром сейчас, старина.

Июль в этом году выдался на редкость дождливый. Природа словно ощущала неуловимые колебания, в нефизических сферах случившиеся в городе за последний месяц. Неужели это все из-за него, пока они его искали? А его искали, он в этом не сомневался. Но пока везло. Сказочно везло.

Все-таки линии вероятности – странная штука. Он давно заметил, что последовательность событий, на которые можно влиять, остается неизменной – за что уж не стоит беспокоиться, – а вот с погодой каждый раз все обстояло по-разному. А разве на нее никто и ничто не влияет? Или в этом мире действительно существуют и работают вещи, неподвластные человеческой воле и разуму? Почему здесь? В это время? Именно сегодня?

Время – как взмах крыла бабочки. Смазанный, неуловимый. Один-единственный, застывший в бесконечности. Он дожидается своего часа где-то внутри каждого из нас. Мы же продолжаем бежать, с легкомысленным упорством стачивая жизни подобно разноцветным мелкам, которыми выводят на асфальте, зажав беспечной детской рукой… Спотыкаемся, падаем, не успевая разглядеть в короткой, отпущенной нам суете самого главного.

Неплохо подмечено. Когда? Кем?

Дениел провел ладонью по небритой щеке. Почему здесь? Именно сегодня?

На вид ему было около сорока, не больше. Правильные, не лишенные привлекательности черты лица, тонкий нос, внимательные карие глаза, в уголках которых залегли глубокие сеточки тонких морщинок – явные отпечатки лишений и неспокойного образа жизни. Трехдневная щетина и не очень длинные, зачесанные назад светлые волосы, с легкой проседью на висках. В общем, на первый взгляд ничего сверхъестественного – типичный торговец подержанными авто или предприниматель средней руки, зашедший поутру выпить чашечку кофе. Вид задумчивый, даже немного грустный – наверняка вытурила какая-нибудь капризная юбка, и ночевал парень в придорожном мотеле. Милые бранятся, как говорится… Но по опрятному внешнему виду (пиджачная пара, чистая, хоть и мятая белая рубашка под расстегнутой курткой с заплатами на локтях) можно было допустить, что на данный момент дела более-менее пришли в норму и человек в кои-то веки шагнул на белую полосу. Но судить об этом было практически некому – в этот час в ресторанчике, помимо него, находились только хозяин да скучающая пожилая официантка, шуршавшая пластинками у музыкального автомата.

– Земля Палестины вскоре будет освобождена! Существование этого режима – постоянная угроза Ближнему Востоку, его существование унижает достоинство исламских наций…

Дениел отвернулся от бубнящего телевизора над электропечью, медленно подогревающей крутящиеся на проволочном садке круассаны. Отхлебнул остывающий кофе и посмотрел на улицу сквозь наклеенное с другой стороны витрины косое название гибрида кафе с пиццерией, в котором, по смелому заверению приписки ниже, подавали лучший яблочный пирог во всем штате. Улица как улица. Таких в Чикаго, да и по всей Америке, сотни и маленькая тележка. Четкие прямые линии, похожие, как братья-близнецы, копченные временем коробки домов с вертикальными зигзагами наружных лестниц, пришвартованных друг к другу веревками с колыхающимся на предгрозовом ветру цветастым застиранным бельем. Красные бородавки натыканных по углам пожарных гидрантов. Автобусная остановка, щедро закамуфлированная граффити – следами обитания разновозрастной ребятни, шумно пинающей мяч в закоулке с баскетбольным кольцом, под ритмы громыхающего отражающимися от стен высоток басами бумбокса. Группа ремонтников, перегородивших часть улицы как раз со стороны кафе, в котором ждал Дениел, суетящихся вокруг ямы, из которой зачерпывал огромным ковшом фыркающий гидравликой экскаватор. От соприкосновения ковша с почвой мелко вибрировал стол, звенели бокалы, подвешенные за ножки над стойкой. Шел мелкой рябью экран телевизора. Ритмично выстукивал отбойный молоток.

– Уверуйте, и он возьмет трубку! – кричал всклокоченный бородатый мужик у светофора, нацепивший порезанную коробку из-под холодильника, на которой с ошибками черным маркером было выведено «Грядет тот день, который тебе еще припомнят!». – Просто наберите номер и спросите – кто на проводе? И рекут вам – Иисус на проводе…

С этими словами он круговым движением водил пальцем, словно набирал невидимый номер, по той части коробки, где предположительно должно было находиться сердце, а второй, сжимающей красную телефонную трубку на болтавшемся оторванном проводе, тянулся к небу, монотонно раскачиваясь в такт произносимым словам.

Ничего необычного. Как всегда. Боже, благослови Америку.

Через несколько часов эта улица попадет на первые полосы всех известных газет, журналов и брошюр, которые только выпускались в этой стране. Название кафе, в котором перекусывал Дениел, тоже там будет. Правда, не в столь нарядном и вылизанном виде, как сейчас, но лучше рекламы не придумаешь. Худшее из того, что о вас говорят, – это если о вас не будут говорить вообще. Уайльд, кажется. Позднее на развороте «Чикаго сан-таймс» какой-то острослов напишет: «Резня на перекрестке Миллера». Времена меняются, газетчики – никогда. Дениел мысленно усмехнулся. В хлестком заголовке было что-то от Хэммета, которым он зачитывался в колледже. Когда-то давно. Миллион лет назад, в другой жизни. Деньги – нерв войны. Но на этот раз он, не по своей воле ставший изгоем и одиночкой, не будет в этом участвовать, а будет только подбирать. Подбирать, словно падальщик. Шакал, пожаловавший на кровавое пиршество смерти после насытившихся господ. Пусть. С него хватит крови. Ему осталось совсем чуть-чуть.

Интересно, так ли ощущает себя Бог, когда смотрит на нас? – думал Дениел, разглядывая неторопливый, размеренный субботний мир за окном. – Зная, кто куда пойдет, что сделает. Что с кем случится в следующую секунду. Какая участь ждет этого человека или того. Или у него есть дела поинтереснее да поважнее? За всем ведь не уследишь. Да и зачем? Какое ему вообще дело до нас, букашек? Копошимся себе. А может, у него в небесной канцелярии сидит целый штат персонала по связям с общественностью? Тогда в отделе «грешники» наверняка постоянно толчется куча народу – так-так-та-ак, а что тут у вас, порочная мысль, кража? Убили, ограбили, сманили жену? Сколько бы вам за них дать? Или лучше сразу в печь его, другим в назидание! – следующий! И хрясь печать в уведомление…

А существует ли Бог? И если он все-таки есть, чем он занимался, когда у него отнимали семью? Позволили маньяку выкрасть малолетнюю дочь прямо из школы, зарыть ее в самодельный гроб, а потом наведаться к нему домой и спокойно зарезать жену, которую он, пораньше вернувшись с работы, обнаружил в подвале рядом со стиральной машиной, пиликавшей о том, что белье давным-давно постирано. Глаза, смотрящие в пустоту из-под налипшей на исцарапанный лоб спутанной челки, которые он запомнил на всю оставшуюся жизнь. И багровую нитку крови, еще теплой, ленивой, густой соленой каплей ползущей на скулу, оставляя за собой жирный багровый след. Слепой, всепоглощающий, лишавший дыхания, оглушающий ужас от свершившегося не позволил ему даже допустить самой мысли – насиловали ли ее. Дениел боялся об этом думать, сквозь сплошной соленый туман, застилавший глаза, неуверенными, пьяными от горя и растерянности движениями онемевших пальцев пытаясь вернуть на место изодранные лоскуты ее тоненьких джинсов, густо измазанных красным. Не хотел. Не верил. Обрывками помнил лишь, как через несколько дней, в пьяном безумии рвал на проклятые клочки полученное от адвоката заключение судмедэкспертов. И еще ее кожа, губы, такие мягкие, знакомые, теплые, с легким привкусом цветочных духов, которые он подарил накануне, в день годовщины. Запах, который на всю жизнь отпечатался в мозгу беспощадным привкусом смерти. Он знал, что те, кто это сделал, ушли недавно, незадолго до его прихода, но все равно продолжал плакать, баюкая на руках безвольно повисшее тело жены, с руками, раскинутыми, словно крылья у подстреленной птицы.

Вот и сегодня все было так. Все будет так. Обычный, будничный день, наполненный рутиной и хлопотами. Черта, под которой с такой равнодушной легкостью расписались все, чьи имена и фамилии сейчас были перечеркнуты в его списке. Люди, в чьих руках и власти было все изменить. Незримо подправить, пустив жизнь в привычное русло. Но нет. Они все просто спустили на тормозах, не удосужившись разобраться, кто прав или виноват. Все, кроме двоих, последних в списке.

Сегодня вечером придет и твоя очередь, Смит. Сегодня.

Погруженный в воспоминания, Дениел невидящим взглядом смотрел на улицу за витриной. Мужик у переключившегося светофора на другой стороне, тот, что размахивал телефонной трубкой в коробке из-под холодильника с надписью «Грядет тот день, который тебе еще припомнят!», повернулся спиной, получая милостыню от прохожего. С задней стороны коробки было косо намалевано слово «Сейчас!».

Может быть, действительно, сейчас, – подумал Дениел и, отогнув манжет рубашки, глянул на циферблат электронных часов, где размеренно отсчитывал бегущие цифры подсвеченный синим секундомер. – Нет. Рано.

Чуть сдвинув сложенную газету, на первой полосе которой пестрел снимок с места бандитской разборки, случившейся накануне (снова повезло – он в кадр попасть не успел), Дениел украдкой посмотрел на предмет, лежащий под ней на столике. Жидкокристаллический экран моргнул от легкого прикосновения, выдав поверх нескольких колонок убористого текста изображение лица голубоглазой девчушки, обрамленного смешными кудряшками, увенчанными бантом.

– Прости, милая. Знаю, тебе бы не понравилось, – осторожно погладив кончиком пальца экран, пробормотал Дениел. – Но мне уже поздно сдавать назад. Я должен это сделать. Ради тебя и мамы. Это не ваша война.

Все участники грядущих событий, до которых оставалось меньше пятнадцати минут, находились на своих местах, перемещаясь по перекрестку, словно актеры за кулисами перед выступлением. Куда-то торопились, с кем-то спорили. Жили. Только бездомная женщина в вислых лохмотьях, с наполненной мятыми пивными банками и еще каким-то барахлом тележкой из супермаркета, к которой была привязана виляющая хвостом длинномордая собака, возилась что-то особенно долго. Как раз рядом с тонированным «Доджем Стентоном», стоявшим чуть поодаль, на другой стороне улицы. Так, чтобы его можно было видеть с места, где устроился Дениел, сильно не вертя при этом головой. Интересно, он закрыл машину? Хотя какая теперь разница. Оружие у него с собой, а необходимый инвентарь в салоне бомжихе явно без надобности. Хотя его можно при желании загнать или обменять на пару бутылок. Бедственное жизненное положение вкупе с фантастическим желанием не работать пробуждает в этом саранчой расползающемся по стране контингенте – мнимой головной боли правительства – порой мистическую изобретательность.

Пока все шло по плану, и можно спокойно покончить с едой. Кто знает, когда еще удастся нормально перекусить. Ему нужно есть. Пока еще нужно – давая пищу желудку, которую он будет аккумулировать в энергию, необходимую телу. Взяв ложечку, Дениел сковырнул с тарелки кусочек от оставшегося пирога и, отправив его в рот, стал аккуратно жевать, стараясь успокоиться от внезапно нахлынувших чувств, снова переключив внимание на тучу. Теперь она была ближе, закрывая собой полнеба, над плоскими крышами домов. Иссиня-черная, клубящаяся, сочащаяся электричеством и неиссякаемыми потоками шелестящей по асфальту воды. Представив себе эту картину, Дениел зябко повел плечами. Как же это не вовремя. А ведь он проверял сводку погоды. Меньше всего в предстоящем деле ему улыбалась перспектива намокнуть, да и резина у полуразвалившегося, арендованного на один раз «Доджа» была не ах. И так отвалил за него четыреста баксов, хотя триста – судя по внешнему виду развалюхи – красная цена. А если будет погоня, что тогда?

Дениелу неожиданно совершенно расхотелось выходить из кафе. Неизвестно, как во всем штате, но пирог и вправду был вкусным, а кругом тепло и уютно. Да и кофе неплох. Вкус и уют напоминали о доме, в который он уже никогда не вернется. И вообще, он уже слишком сильно устал. Слишком сильно. В дальнем углу хрипловатыми голосами Джарвиса и Манкимена тихо блюзовал старинный музыкальный автомат, от которого, наконец, отлепилась официантка – и народу в зале – никого.

Немножко блюза, старина, немножко блюза, Вот на распутье ты стоишь, пуста твоя мошна. Истоптан путь, и катит вниз последняя слеза…

Как по заказу, честное слово. Только мошна его как раз вот-вот наполнится доверху. Остался последний рывок. Словно прочитав его невеселые мысли, с улицы отдаленно пророкотало, будто потревожили огромного небесного пса, и единственный посетитель, уткнувшись носом в тарелку, покорно вздохнул. Природа брала свое.

– И не надейтесь.

– Простите? – Выходя из задумчивости, Дениел растерянно моргнул, повернувшись к застывшей над ним пожилой официантке, державшей в руке запотевший стеклянный чайник, в котором размеренно колыхался наваристый черный кофе, и, спохватившись, как можно непринужденнее надвинул газету на мигнувший экран, вошедший в режим ожидания.

– Говорю, и не надейтесь. Ливанет так, что мало не покажется, – обрадованная тем, что привлекла внимание единственного посетителя в этот «безрыбный» утренний час, женщина кивнула пухлым подбородком за витрину. – С самой ночи собирается, уж поверьте моей спине. Весь день насмарку. А вы и зонтик-то небось не взяли. Ничего, можете переждать тут. Я еще кофе заварила.

– Все в порядке, я на машине. Не стоит беспокоиться.

– Опять ты за свое, Джесс, – заметив, что официантка прервала перемещение по залу, откликнулся темнокожий усатый мужчина (по всей видимости, муж), возившийся с фыркающим кофейным аппаратом за стойкой, в белом фартуке поверх клетчатой рубашки с эмблемой «Чикаго Буллз». – Думаешь, всем просто до усрачки не терпится услышать последние новости о твоей многострадальной спине? Дай парню поесть спокойно, чего ты к нему прицепилась. Извините ее, мистер. Ливанет и ливанет, какая тебе-то разница. По мне, хоть град со снегом – здесь и так работы полно.

– А ты не гунди там, ишь моду взял, – не глядя, отмахнулась женщина, подбоченившись свободной рукой. – На дружков своих за шашками ори. Вот ведь пристал. Не видишь, мы разговариваем? Ну, дорогуша, как тебе пирог?

– Спасибо, вкусный, – искренне похвалил Дениел, посмотрев в сторону стойки, над которой висели часы, и, скосив глаз на бейдж на фартуке женщины, прибавил: – Джесс.

Восемь минут. Банки по субботам закрывались ровно в полдень – остается надеяться, что Первый Иллинойсский не исключение. Пора. И зачем он похвалил еду? Хотел сделать приятное? Для чего? Через несколько мгновений этой женщине будет уже глубоко наплевать на погоду, спину и пришлась ли по вкусу принесенная ею еда случайно заскочившему поутру посетителю. По чьей лихой прихоти линии вероятности скрестились именно в этой кафешке, на перекрестке всего в двух кварталах от Маркет и Второй? Судьба? Случай? Хотя он давно уже не верил ни в то, ни в другое. Он вообще ни во что не верил, давным-давно привыкнув полагаться лишь на себя.

– Лучший во всем штате, – та не без гордости отчеканила, видимо, обязательную присказку и, понизив голос, прибавила, чем слегка сбила эффект (если бы Дениел не успел попробовать пирог до этого сообщения, он наверняка бы ограничился только чашкой кофе. Мать не умела готовить, и он всегда немного настороженно относился к домашней выпечке, но Джесс явно справлялась): – Я сама пекла. По фирменному рецепту, от бабки мне достался. Если захочется добавки, дорогуша, только попроси. Ой… ну вот. Глянь-ка, полилось.

Официантка со вздохом поджала густо накрашенные пухлые губы, и Дениел обернулся. Небо быстро темнело. В отдалении снова пророкотала надвигающаяся на город гроза. На стекло витрины снаружи упало несколько косых капель, которые поползли вниз по трафарету с названием, как это делает вода на этикетках бутылок в рекламах пива. Прохожий на улице притормозил, посмотрев на небо, и ускорил шаг.

– Спасибо, – допив кофе, Дениел полез во внутренний карман куртки за бумажником. – Но мне, пожалуй, пора. Сколько с меня?

– Сейчас пробью, дорогуша, – официантка направилась в сторону кассы, на ходу беззлобно переругиваясь с продолжавшим ворчать мужем.

Расплатившись, Дениел сгреб со стола газету и завернутый в нее предмет, направляясь к выходу.

– Заходите еще, – пригласил протирающий стойку мужчина. – Назавтра в меню моцарелла. Любите моцареллу?

– Я проездом, – обернувшись, Дениел на мгновение задержался в дверях, пропуская двух девушек-японок с шуршащими наушниками плееров на прилизанных розово-синих головах. Бросил взгляд на циферблат часов над стойкой. Они входили за три минуты до истечения основного времени. Ну, что же ты, брат? Вперед, вперед!

– Ну и что, что проездом? – Лукаво смотрящая из-под больших выпуклых очков темнокожая Джесс, с чуть подкрашенной копной серебристых завитушек, ему явно понравилась.

Жаль. Но этого он не может изменить. Не должен. А ведь можно было запросто отослать ее в магазин напротив или намекнуть вынести мусор – придумать любой, пусть самый нелепый предлог, чтобы вывести ее и ворчливого мужа отсюда.

– Мы-то никуда не денемся, – ставя чайник с кофе на стойку, весело подмигнула утреннему посетителю женщина.

Да. Все должно быть как есть, и вмешиваться нельзя. Время ведь как бабочка. Спугнешь – и не поймаешь ничего. Кроме воздуха, который с глухим шлепком отзовется в запоздало сомкнувшихся ладонях. Как бы ни старался.

– Буду иметь в виду, – поборов внезапный порыв, Дениел улыбнулся и закрыл за собой дверь, над которой тоненько звякнул колокольчик. Дорогу переходил наискосок, на ходу надевая перчатки и не дожидаясь разрешающего сигнала светофора. Накрапывало все сильнее, и люди на улице торопились, не обращая на нарушителя никакого внимания. Со щелчками раскрывались зонты.

Дался ему этот перекресток. С отделением Первого Иллинойсского на Стейт-стрит все выходило в сто раз жирнее. Но это через месяц, гораздо более накладно, и вдобавок там тяжело ранят ребенка и положат девятерых полицейских, а это уже чересчур – все должно развиваться согласно плану.

Дениел обошел машину, чтобы его не было видно из кафе, открыл дверь и, пригнувшись, забрался на заднее сиденье «Доджа». Или стоило подождать до воскресного утра, когда сити-моллы и бессчетные забегаловки делают перерасчет и скидывают выручку на банковских курьеров и инкассаторов? Нет, ждать больше нельзя. Он не мог больше ждать. Перегнувшись на водительское сиденье, Дениел завел машину. Достал из бардачка маску-респиратор с обзорным моностеклом и заранее поменянным фильтром. Натянул ее на голову как раз вовремя – с западного перекрестка послышался заунывный сигнал приближающейся полицейской машины. Начинается. Да, он должен был находиться именно здесь.

Дениел улегся на заднем сиденье, расслабленно сложил руки с зажатыми в них шашками с газом на животе, закрыл глаза и стал мысленно считать в обратку, от нуля до пятнадцати. А закончив, не открывая глаз, тихо скомандовал:

– Ковш.

* * *

В кабине инкассаторского броневика стояла неимоверная духота. Остро пахло потом, ментоловым табаком и оружейной смазкой. Нудно бубнило радио. Старенький пластмассовый вентилятор изо всех сил с жужжанием перемалывал удушливый воздух рядом с приклеенной на торпеду пятнистой фигуркой Скуби-Ду, покачивающей улыбающейся мордахой на пружинке в такт движению.

– Глянь-ка, опять затягивает, – охранник-водитель приналег грудью в бронежилете на руль и посмотрел на темнеющее небо, когда броневик, эскортируемый едущим впереди полицейским джипом, остановился на светофоре. Лобовое стекло косо расчертили первые капли дождя, и водитель включил дворники, со скрипом размазавшие город в бесформенное неоновое пятно. – Что за лето такое.

– Сплошной отстой, – поддержал устроившийся рядом, жующий жвачку напарник, в больших зеркальных очках, у которого на коленях лежало помповое ружье. – До кучи осталось только продуть четвертьфинал.

– Не каркай. И так паршиво. Дочь гуляет с каким-то козлом, жена последний месяц вообще оборзела – пилит и пилит, и до пенсии как до луны. Погода вон еще. А мы в выходной нагибаться должны, хоть бы сверхурочных накинули, – водитель переключил передачу, продолжая движение за полицейской машиной по зеленому сигналу светофора к следующему перекрестку, над которым возвышался желтый «Катерпиллер» с огромным ковшом экскаватора. – А эта, пипетка… Прикинь, что вчера отмочила – папа, я татушку хочу! Да не где-нибудь, а вот здесь.

Приподнявшись и убрав руку с руля, водитель ткнул себя пальцем-сарделькой в объемистый зад.

– Полный набор неудачника, старик, как в кино прям, – сочувственно усмехнулся напарник, поправляя на коленях ружье. – А может, она уже ее набила? Проверь-ка на досуге. Мы для них давно не авторитет.

– Точно. Это все комиксы и Эм-Ти-Ви. Последние мозги засрали.

– У меня-то хоть малец подрастает. А у тебя две девицы – жуть!

– На баб вечно не хватает только двух вещей – зла и денег. Только ныть и умеют: папа се, милый то… Тьфу! Попробовали бы, как я, понагибаться, – фыркнул в ответ водитель и, не отрываясь от дороги, кивнул на перегородку за спиной. – Кстати, много там?

– Пара лямов, может, больше, не уточнял. Наше дело довезти. А что, решил лапы погреть? Тут много не навоюешь, старик, это тебе не Вегас.

– Да и я не Элвис.

Охранники дружно рассмеялись. Часть улицы, огороженная «зебрами» с оранжевыми мигалками, на которой суетились рабочие в ярких жилетках, приближалась.

– Вон, опять что-то разрыли. Кроты, м-мать.

– Во-во. Ремонтникам только дай волю в грязи покопаться. Делать народу нечего. Льют из пустого в порожнее, а потом мы все разводим руками и дружно удивляемся, куда это налоги текут. Прибавь-ка, – напарник поторопил водителя, увидев, как на приближающемся перекрестке замигали светофоры, сигнализируя о скором прекращении движения. – Успеем проскочить, а то так и до обеда ехать можно. Я жрать хочу.

– Что сегодня, «Тако» или полковник Сандерс? – напарник выжал сцепление, переключая передачу резиновым набалдашником на длинной ножке.

– Не, слишком острое. Надо язву пожалеть.

– Я бы пару чизбургеров перехватил. Или лапши.

– Можно в «Вокер», у них вроде буррито ничего.

– Ага. Наваристые, с подливкой и тефтельками, – водитель мечтательно улыбнулся, сощурив поросячьи глазки. – Да и недалеко там, в паре кварталов всего. Ммм, аж в животе урчит.

– Так посигналь ему!

Броневик несколько раз сипло прогугукал. Водитель впереди смекнул – подгоняемый джип, включив красно-синие мигалки и коротко подвыв, обогнул замешкавшееся такси с испугавшимся арабом за рулем и быстрее покатил к перекрестку.

– Давай-давай-давай! Под желтый как раз успеем, – азартно подгонял напрягшийся на пассажирском сиденье охранник, когда инкассатор на скорости пересек улицу перед самым капотом клюнувшего носом школьного автобуса. – Вот и отлично, а то плелись, как…

Спереди взвизгнули тормоза, и удар экскаваторного ковша «Катерпиллера», крутанувшегося на башне с чудовищной силой, обрушился на едущий перед броневиком джип, отбрасывая его в брызнувшую осколками витрину кафе-пиццерии.

– Твою мать! – заорал водитель, инстинктивно кидая инкассатор в противоположную сторону. Тяжелая машина, вильнув, на полном ходу ухнула в огороженную яму посреди улицы и, взбрыкнув задом с вхолостую вращающимися колесами, заглохла, извергнув из-под капота густые клубы пронзительно шипящего дыма. Переодетые рабочие засуетились, доставая оружие. В задние двери инкассатора тут же вцепился снова крутанувшийся на башне экскаваторный ковш. Сверху раскатисто громыхнуло, и небо обрушилось на улицу шуршащей пеленой ледяного дождя.

* * *

Услышав грохот и звон стекла, по-прежнему не открывающий глаз Дениел выждал на сиденье еще пару секунд.

– Пули.

С улицы донеслись обрывки коротких команд. Хлопнули выстрелы, и несколько стальных пчел с резким хрустом пробили стекло «Доджа» со стороны водителя, пройдя салон по касательной навылет.

– Дети.

Тумцанье бумбокса, резко захлебнувшись, стихло на низкой ноте, послышался чей-то крик.

– Мяч.

О крыло «Доджа» что-то стукнуло, и Дениел выскочил из машины, отработанными движениями срывая с газовых шашек звякнувшие кольца. Одну – в сторону экскаватора, ковшом сорвавшего заднюю дверь инкассатора. Ослепить водителя в кабине, бросившего рычаги и снимающего с предохранителя китайский «инграм». Вторую – в парней у броневика, лишь бы докинуть – ядовитый снаряд, расплескивающий вокруг себя густые клубы дыма, несколько раз перевернувшись в воздухе, с шипением упал в гущу перекрикивающихся людей, суетящихся у развороченных дверей инкассатора. За основной оболочкой кузова их ждал дополнительный встроенный сейф из титанового сплава. Налетчики не зевали. Готовились три месяца, напряжены, суетливы, матерятся по-арабски. Ничего, братья. Нам по пути, но не сейчас. Оружие, спешно вытаскиваемое ими из пакетов, спрятанных в отсеке тарахтящего строительного генератора, тут же открывало стрельбу по окровавленным копам, выбиравшимся из-под покореженного джипа, застрявшего в витрине кафе.

Прыгнув за руль «Доджа», Дениел развернул завизжавшую резиной машину, разбрасывающую колпаки с колес, задом подгоняя ее к броневику, насколько позволяла перерытая улица. По корпусу ударило еще несколько пуль. Давай же, давай! – торопил Дениел шашку с газом. – Действуй! Затормозив и рванув рычажок, открывавший багажник, снова вывалился на улицу.

Мир, отзывающийся криками, воем сирен и гомоном испуганных, объятых внезапным ужасом людей, обволакивал быстро идущего Дениела, словно он перемещался в замедленной съемке. Под ногами мелькнула перепуганная собака, которую истошно звала бросившая тележку бомжиха.

Сбоку грохнуло помповое ружье, в клубящемся дыму мелькнул мужской силуэт в черной скорлупе бронежилета. Один из рабочих-налетчиков упал, неуклюже всплеснув руками. С его головы сорвало каску. Заливалась лаем напуганная собака.

– Шашки, экскаватор, сейф. Шашки, экскаватор, сейф… – сбившееся дыхание змеиным шипением отдавалось в висках. Стекло быстро запотевало.

– Аха-ха-ха-ха! Иисус услышал меня-я-я! – подставив облепленное мокрыми волосами лицо ливню и запрокинув руки, словно сумасшедший, счастливо орал возвышающийся посреди хаоса мужик в коробке из-под холодильника. – День наста-ал!

– …экскаватор, сейф…

Выхватив травматический пистолет, Дениел действовал сосредоточенно и быстро, не концентрируясь на деталях, а стараясь удержать всю картину улицы целиком – хотя давно знал цепочку событий практически наизусть. Стрелял только по ногам. Мир за куском пластмассы, о который колотили капли дождя, выглядел как репортажная хроника, снятая с ручной камеры. Пронзительно визжали девушки-японки в кафе-пиццерии, которых посекло осколками от развороченной полицейским джипом витрины – прямо на том месте, где несколько минут назад завтракал Дениел. Елозя на четвереньках, одна тянула за рукав другую, из-за шока не понимая, что пытается вытащить подругу за сломанную руку, неестественно болтавшуюся в полосатом рукаве окровавленной кофточки.

Улицу сотряс новый взрыв – приближающийся к броневику Дениел оступился, почувствовав, как под ногами содрогнулся асфальт. Из кузова инкассатора повалил густой черный дым, следом в наполненный клубящимися газами и ливнем воздух выпорхнуло несколько кружащихся зеленых банкнот. Захлебывающиеся удушливым газом, разъедавшим глаза, корчившиеся на дороге налетчики, не ожидавшие нападения с тыла, успели подорвать сейф пластидом – самое сложное позади – ему оставалось лишь покидать в «Додж» мешки и поскорее убираться, пока к полицейским не подоспело подкрепление.

Кто-то выстрелил, и Дениел припал на ногу, брызнувшую кровью выше колена. Его заметили, черт! Не зевать, не зевать, не зевать! Вскинув руку, он наугад несколько раз выстрелил в застилавшее улицу марево, не целясь. Ответной пальбы не последовало.

К броневику, быстрее. Вытягиваемый из салона дым, летя навстречу, извивающимися пушистыми щупальцами обволакивал обзорное стекло. Опершись на колено нераненной ноги и подтянувшись на руках, Дениел подался в салон, быстро нащупывая за повисшей на одной петле дверью вмонтированного в корпус броневика внутреннего сейфа запечатанные мешки с кубами плотно подогнанных друг к другу спрессованных пачек. Игнорируя боль, быстрыми движениями стал перетаскивать их из инкассатора в багажник «Доджа». Первый, второй, еще четыре… да сколько же их, господи. А сколько ему было нужно, сколько еще осталось? Немного. Он прекрасно знал цену черте, которую собирался переступить. Вдалеке, быстро приближаясь, завыла сирена. Без паники, все точно по расписанию – это был последний налет, и он должен успеть захватить как можно больше.

За «Катерпиллером», в кабине которого скрючился навалившийся на рычаги мертвый водитель, визжа тормозами, остановилась первая полицейская машина. Из салона выскочили двое и, засев за дверями, нацелили на инкассатор стволы.

– Руки за голову! Лечь на землю! – Над улицей загремел искаженный мегафоном голос.

Игнорируя предупреждение и вытащив последнюю шашку – дымовую, Дениел швырнул ее в сторону экскаватора и, подхватив оставшиеся два мешка, припадая на ногу, торопливо заковылял к машине. Захлопнув багажник и рухнув на водительское сиденье, он резко рванул «Додж» с места. Позади раздалась канонада выстрелов, и заднее стекло автомобиля взорвалось тучей осколков. Дениел что есть мочи вдавил педаль газа и выкрутил руль, бросая визжащую машину за угол и выводя ее из зоны обстрела.

Это был последний раз. Самый последний.

По простреленной ноге полоснула резкая боль, и, с трудом вписавшись в оживленное уличное движение, Дениел согнулся, не выпуская руля, только сейчас в полной мере ощутив, как он устал. Устал скрываться, грабить. Устал все делать один. Ничего, осталось еще немножко потерпеть. Совсем чуть-чуть. Осталась пара небольших штрихов, и с нервотрепкой покончено.

Настал черед самого ржавого и маленького винтика.

Смита.

* * *

Разгрузив машину на складе в одном из заброшенных ангаров в доках, служивших ему временным пристанищем все последние месяцы, Дениел как мог, наскоро обработал рану, благо пуля прошла навылет, повредив мягкие ткани, перебинтовал ногу, воспользовавшись припасенной как раз на такой случай аптечкой, переоделся и снова направился в город, подкарауливать Смита у выхода из офисов в Централ. Встав за одной из колонн поближе ко входу, Дениел следил за людьми на сырой улице, прятавшимися под колпаками зонтов, которые разноцветными пятнами городского калейдоскопа сновали туда-сюда. Наблюдая за улицей, он краем глаза зацепил витрину газетного киоска – с момента ограбления прошло уже достаточно часов, хотя вряд ли еще напечатали. Да и ничего нового для него газетчики там придумать уже не смогут. Дениел поднял глаза на бронзовую фигуру засиженного голубями орла, раскинувшего над стеклянными дверями холла крылья, сжимавшего в когтях выпуклый циферблат круглых часов. Рабочий день закончился полчаса назад, и мимо караулившего Дениела проскользнула добрая половина сотрудников, спешащих по домам или скоротать вечерок за стаканчиком, которых он за последние дни слежки успел более-менее запомнить в лицо. Внутреннее напряжение росло с каждой новой проходящей минутой. А если он сегодня не явился на работу, что тогда? Ломиться к нему на квартиру ни в коем случае нельзя, так как это наверняка серьезно повредит линию вероятности и сдаст его самого с потрохами. Черт!

Смит вышел последним. Настороженной, крадущейся походкой выглядывающего из норки зверька. Зализанный, с крысиной мордочкой, не умеющий носить хоть и дорогущий, но мешком висящий на долговязой, неуклюжей фигуре офисного планктона костюм. В руке чемодан, под мышкой газета. Вовремя заметивший появившуюся на пороге цель, Дениел успел попятиться за колонну, отметив про себя, что бывший университетский приятель заметно постарел и осунулся. Так тебе и надо, крыса. Это еще цветочки! Миновав кружащиеся двери холла, Смит потоптался на улице и, облизнув тонкие губы, вскинул руку, с облегчением бросаясь наперерез катящему вдоль обочины такси. Открыв дверь и занеся в салон ногу, он открыл было рот, собираясь назвать адрес, но подавился на полуслове, ощутив, как под левую лопатку пиджака ткнулся короткий пистолетный ствол.

– Дернешься, убью, – глухо предупредили сзади.

– Ты? – Удивление получилось фальшивым. Смит его явно ждал, наверняка боялся и вздрагивал при каждом шорохе все последние несколько дней, зная, что Дениел придет за ним. Зная, что он последний.

– Закрой дверь и отпусти машину. Идем.

– Что ты задумал? Постой, – бессвязно забормотал Смит, послушно переставляя неуклюжими длинными ногами, пока Дениел, стараясь не светить пистолет, волок его от покатившего дальше по улице такси к «Доджу».

* * *

Это была последняя ночь в «штаб-квартире», и пленника можно было привезти сюда. К тому же еще оставалось хоть как-то замести следы и вдобавок избавиться от машины. Конечно, эти предосторожности, может, и остановят копов, но вряд ли тех, кто придет за ними следом. Но отсрочка у него есть. Ему надо уехать на парочку дней из города, переговорить кое с кем, а за это время ищи-свищи. Может, и поуляжется.

– Сворачиваешься? Я погляжу, ты времени зря не терял, – шмыгнул носом привязанный к офисному стулу на колесиках Смит, наблюдая за Дениелом, который в сторонке возился с нагромождением банок со строительной краской. Под глазом клерка набухал багровый синяк. Из разбитой нижней губы, стекая по подбородку, на рубашку капала кровь. Смит облизнулся, морщась от боли. – Давно не виделись… друг.

У него сильно стучало в висках, и Смит не помнил дорогу сюда. Память отзывалась обрывками. Что это, ангар? Склад? Заброшенный съемочный павильон? Редкие крики чаек, долетавшие откуда-то снаружи, и натужный скрип дерева под полом напомнили еще кое о чем. Доки. Ехали долго. Выходит, Дениел его чем-то усыпил по дороге. Глаза слезились, и неприятно щипало ноздри. Во рту стоял солоновато-металлический привкус крови. Одна рука пленника была крепко привязана изолентой к подлокотнику кресла, так что посинела затекшая кисть, другая – к спинке за спиной. Смит мысленно выругался – расчет был точным, его связали так, чтобы он не мог дотянуться до правой руки.

– Друг? Друг?! – Отбросив ведро с густо выплеснувшейся на край стены краской, Дениел подскочил к стулу с привязанным Смитом и, схватившись за подлокотники, посмотрел тому в глаза. – Тогда скажи мне, друг, где ты был, когда убивали мою жену?! Изнасиловали, а потом зарезали, позволив тому чудовищу похоронить нашу дочь заживо, а? Тебя спрашиваю! Где ты был? Отвечай! Когда ты продался? Сколько они тебе предложили? Кто больше?

Ногой оттолкнув от себя откатившийся стул, под которым захрустело битое темно-синее стекло, Дениел сорвал крышку с очередного ведра краски и резкими движениями стал снова обливать стену, напротив которой сидел Смит. Увидев, что замазывает его похититель, пленник почувствовал, как задрожали колени.

– Черт, Ден, да ты окончательно съехал, мать твою, – разбитыми губами пробормотал Смит, с тревогой и удивлением наблюдая за его действиями. Черт! Ах, если бы он мог только дотянуться до привязанной за спиной правой руки. Смит скосил взгляд влево, где на стене в красном пожарном ящике среди прочего инвентаря висел колун на длинной деревянной ручке. Не дотянуться, не достать, не пошевелиться! Ловко же он его обездвижил. Треклятый сукин сын! – Какого черта ты делаешь? Это же не серьезно, да? Тебе нужно успокоиться, спустить пары. Давай рванем, прошвырнемся, раздавим пару пива и все обмозгуем как следует, цепанем девок, наконец. А? Что скажешь? Ты и я, как в старые добрые времена. Смотри на меня, я с тобой разговариваю! Ты! Чертов псих!

Отбросив последнее пустое ведро, откатившееся в угол ангара, Дениел отошел от стены, внимательно оглядывая перемешанные брызги и пятна краски, пачкающие поверхность от пола до потолка – словно огромную картину безумного авангардиста.

– Ты забыл про Братика, – не оборачиваясь, Дениел удовлетворенно кивнул и, подойдя к пожарному ящику, открыл его, сняв с креплений колун. Покачал в руках, пробуя вес. – Трое навсегда.

– Про Братика? А, про Братика, – испуганно замямлил Смит, вжав голову в плечи, когда Дениел пошел в его сторону, закинув топор на плечо, словно дровосек. – Я не знал. Я честно ничего про него не знал. Богом клянусь.

– Новый офис на двадцать втором этаже и сразу же неисправный лифт – странное совпадение, не находишь? В наши дни «отисы» просто так и сыплются с неба, прогнозов не напасешься, – не обращая внимания на пленника, Дениел прошел мимо и стал методично крушить вытянутые ультрафиолетовые светильники, установленные на равном удалении друг от друга на треножных штативах вдоль стен всего помещения.

– В конторе есть пара толковых ребят-мозгоправов, они тебе помогут. Мало ли, с каждым бывает. Ну, перенервничал, перепил, – беспомощно вертя головой, Смит пытался поймать взглядом находящегося позади Дениела, вздрагивая при каждом звоне бьющегося стекла. – Только остановись, ты же не хочешь наломать дров, а? Ведь не хочешь. Ден… Дениел?

Резко наступившая тишина оглушила до смерти перепуганного пленника. Он несколько раз дернул головой из стороны в сторону, прислушиваясь, словно суслик, высунувшийся из норы.

– Дениел, ты где?

Упершись кончиками испачканных известкой туфель, под которыми захрустело стекло, в пол, он мелко засучил ногами, пытаясь развернуться – натужно сопящий, изо всех сил воевавший со стулом, связанный в нелепой позе Смит напоминал мистера Бина, угодившего в очередную комическую переделку. Но пленнику сейчас было плевать даже на разорванный пиджак от «Барбери». Страх, животный, атавистический ужас предчувствия неотвратимо надвигающейся смерти пробирал его до мозга костей.

За спиной никого не было. Только разбросанные тут и там покореженные арматуры штативов и россыпи темно-синего и фиолетового стекла на бетонном полу, словно на поляне незабудок.

– Дениел, – упавшим голосом, скатившимся в шепот, растерянно мельтеша глазами, пробормотал Смит, чувствуя, как по щекам бежит ледяной пот. – Дениел, ты где…

– Не проспи будущее, друг. Так, кажется?

Смит вскрикнул и дернулся от неожиданности, почувствовав прикосновение к привязанной за спинкой стула руке, у которой успели онеметь пальцы.

– Ты ведь не думаешь, что я совсем идиот и не догадался, что ты применишь его, чтобы сделать ноги?

– О чем ты? Это безделушка, не более.

– Значит, ты опять беспомощен? Как и в тот раз, когда я просил тебя спасти мою семью?

– Зачем мне врать тебе, Ден? Я же офисный работник, мое дело бумажки перебирать, ты ведь знаешь.

– Ты спрашиваешь, зачем тебе мне врать? Ха-ха-ха! Да это вопрос на миллион долларов, старина! – Засмеялись сзади, и от этого внезапного и неожиданного звука Смит похолодел. – Давай-ка проверим?

– Запаса этой штуки хватит максимум на восемь лет, – усмехнулся Смит. – Ты прекрасно знаешь, что тебе нужно гораздо больше.

– Знаю, друг мой. Знаю, – пленник с ужасом ощутил кожей прикосновение холодной стали в районе запястья.

– Вот что. Думаешь забрать? – взвизгнул он, теряя остатки самообладания от того, что Дениел за весь разговор впервые обратился к нему по имени. – Ну так возьми. Давай! Все равно они тебя выследят. А найдут – кокнут, ты сам прекрасно знаешь. Ты напал на меня, пытал, подвергнул насилию сотрудника конторы, да они от тебя даже волоска не оставят.

– Восемьдесят пятый, – немного помедлив, глухо отозвались сзади. – И кто сказал, что мне нужен именно ты. Нет, Смит. Ты всего лишь маленький винтик. Крохотный и ржавый. Я собираюсь копать поглубже. Намного глубже.

– Постой, так это все из-за семьи? Из-за всех тех убийств и похищений детей тогда, да? Из-за жены и дочери?

– Заткнись, или я отрежу тебе язык! – Резким движением Дениел развернул пленника лицом к себе. – Какое ты имеешь право вспоминать о них!

– Язык, – усмехнувшись разбитыми губами, Смит сплюнул на бетон кровавый сгусток. – Бери глубже. Ты один. Неподготовлен и слаб. Вдобавок ранен. Ну, есть пара бирюлек, это что, арсенал? Они найдут тебя, а когда прижмут к стенке, вырвут сердце и протащат как шоу по всем каналам в прайм-тайм, где ты будешь умирать вновь и вновь в бесконечных повторах под хруст кукурузы и борьбу за рейтинги. Приятного аппетита! В этой стране это любят. Кому ты что хочешь тут доказать? Справедливость? Честь? Этому стаду? Они плевали и растерли! Это мир варваров, Ден. Он не наш с тобой, очнись! Неужели ты так ничего и не понял? Изменить можно все: свергать царей и возносить императоров, плавить горы в желе, изобрести чертово бессмертие, наконец. И как ты этим правом воспользовался – превратился в простого налетчика, бомбилу вне закона? Тьфу! Ты живое тому доказательство, Ден, человека нельзя изменить. Нельзя перебить всех этих сраных тараканов в наших чертовых башках, мать твою! Слышишь меня?

– Это часть плана. Уже поздно что-то менять.

– Все-таки ты сумасшедший сукин сын! Надо было тебя грохнуть, как предлагало начальство!

– Предпочитаешь пулю или, может быть, топор? – Присев на корточки, Дениел положил на пол пожарный колун и стал рыться в раскрытом ящике с инструментами, стоявшем тут же. – Вы сами меня таким сделали, думаешь, я этого хотел?

– Это нарушение протокола, твою мать! Что ты творишь? Опомнись! Мертвецам безразлична месть, Дениел!

– Мне нет, – ответил Дениел, замахиваясь топором.

В это мгновение Смит преобразился. От недавнего испуганного и жалкого человека не осталось и следа, на смену ему пришел тренированный оперативник. Вскочив на ноги, словно разжавшаяся стальная пружина, Смит отпрыгнул в сторону. Дениел, не успевший остановить замах, со всей силы ударил лезвием топора по бетонному полу, выбив сноп искр.

Пленник, не теряя ни секунды, на полусогнутых ногах бросился к выходу. Но Дениел не спешил бросаться в погоню, с улыбкой закинув топор на плечо.

– Ты зря стараешься, приятель. Дверь закрыта, а ключ у меня, – Дениел демонстративно похлопал себя по нагрудному карману. – Так что не пытайся убежать, только вспотеешь перед смертью!

Но Смит не слушал похитителя, отчаянно пытаясь выставить железную дверь, бросаясь на нее всем телом. После нескольких безрезультатных попыток оперативник судорожно огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на щитке пожарной сигнализации, где за стеклом, покрытым красной краской, притаилась выпуклая кнопка с надписью «FIRE». Дениел сразу же понял замысел Смита, но было поздно.

– Ааааа! – взревев подобно раненому льву, оперативник с разбегу ударил головой в щиток. Брызнули осколки стекла, противно завыла сирена.

– Тварь! – Дениел подбежал к сползающему по стене Смиту и с силой ударил его ногой в спину. Раздался противный хруст, тело оперативника мешком рухнуло на пол. Перевернув Смита лицом к себе, Дениел с ненавистью посмотрел в стекленеющие глаза оперативника. – Жаль, что я не убью тебя медленно, как я планировал с самого начала.

Смит не ответил, жизнь уже покидала его тело.

Дениел посмотрел на часы, у него оставалось всего несколько минут, прежде чем сюда приедут пожарные. Но он был готов к подобному повороту событий и давно запасся дюжиной галлонов бензина.

* * *

Дениел стоял на пирсе и сверху вниз неподвижно смотрел на медленно тонущий в бурлящих водах озера Мичиган «Додж Стентон», включенные фары которого делали его похожим на глубоководный батискаф океанской экспедиции. Словно вместе со старым автомобилем, ставшим могилой для Смита, исчезала вся его прошлая жизнь. Еще один сожженный мост. Наверное, так оно и было. Смит вынудил отойти от первоначального плана, закрасить стену и спокойно уйти, оставив пустующий ангар пылиться без дела. Нужно было срочно уничтожить все улики. И пожар стал идеальным прикрытием.

Окружные коронеры, которых через несколько часов наверняка вызовут «порыбачить», спишут случившееся на очередную бандитскую разборку. А они? Что ж, пусть воспримут это как вызов. Такой и подобает быть могиле убийцы и предателя, провожаемого в преисподнюю визгливыми криками чаек, кружащихся над водой белыми пятнами, словно души былых утопленников, принимающих к себе собрата. Холодной и безымянной.

– Холодной и безымянной, – вслух повторил Дениел.

А какой будет могила для него самого? Что выведут на безликой плите, каких сотни на грейслендском кладбище: убийца, маньяк, враг народа? И выделят ли ему могилу? Не станет ли его пристанищем отхожая выгребная яма, коей удостаивали безымянные трупы висельников, отведавших обжигающих объятий петли? Никакого «От любящей Лизы» – теперь-то о нем уже некому позаботиться. Его жена давным-давно спит, а дочь… О дочери Дениел старался не думать. Что ж, значит, таков чей-то жребий. Пускай это будет головной болью кого-нибудь другого.

Есть и второй вариант, не умирать и продолжать жить, терпеливо ожидая, пока этот кошмар закончится. Идти до конца, пока не сотрутся подошвы. А может, Смит, в конечном итоге, был прав. Дочку ведь уже не вернешь.

– Видишь, как все повернулось, милая.

Наконец, над задним бампером тонущей машины с тихим плеском, похожим на хлопок, сомкнулись черные своды озера, и стоящий на пирсе Дениел разжал кулак, посмотрев на перстень, который снял с пальца Смита. Теперь уже мертвеца Смита – еще одно зачеркнутое имя в длинном списке должников. Они все заплатили, вернув ему долг. Почти все. Осталось только отрубить гидре голову. Развернув листок, Дениел щелкнул крышкой серебристой «Зиппо» с косой гравировкой «От Смитти и Братика. Не проспи будущее, друг! Выпуск 1981 года», и, почиркав кресалом, смотрел, как бумагу стремительно пожирает мятущееся на ветру пламя. Потом он разжал пальцы, и остатки листа развеялись в воздухе облачком черной пыльцы.

Захлопнув крышку и повертев в руке, Дениел выбросил зажигалку, постаравшись закинуть ее как можно дальше. Помедлив, аккуратно надел перстень на безымянный палец правой руки, ощутив, как кожу кольнуло и внутри прибора тихонько пискнуло. Размяв фаланги, Дениел посмотрел на тонкую полоску алеющего горизонта над озером. Наступал новый день, и впереди было много работы.

– Прощай, Лиз. Может, еще увидимся.

Подняв воротник куртки и засунув руки в карманы, человек на пирсе, не оглядываясь, прихрамывая, быстро пошел назад. Через несколько минут побережье озера вновь выглядело безмятежным и нетронутым, каким было пару часов назад. Шелестели галькой прибрежные волны, а над ними, кружа, неспокойно кричали чайки.

Гроза закончилась. Буря только начиналась.

Глава вторая

Плесни немного, бармен,

Налей еще чуть-чуть.

Пусть твердым будет взгляд пред Богом,

Иду в последний путь.

И конь-то мой весь в мыле,

Судьба заложена.

Подкинул я монету, увидев жизнь с торца.

Джарвис и Манкимен.«Плач висельника»

На углу Шестнадцатой и улицы Прачек, куда, осторожно скользя по асфальту, словно пугливые уличные коты, забирались первые оранжевые лучи восходящего солнца, на маленькой колченогой табуретке сидел человек. Пожилой бородатый музыкант лет пятидесяти. Черное как смоль лицо, с надвинутой на кустистые брови шляпой, обрамляла белоснежная кудрявая борода, будто мужик только что намазался густым кремом для бритья, да вот незадача – побриться забыл. На нем была старая военная куртка времен Вьетнама, с выцветшими нашивками названия войск и номером подразделения, один рукав которой пустовал и был глубоко заправлен в карман. Короткие клетчатые брючки едва доставали до щиколоток на худых ногах, которые поочередно отбивали ритм об еще сырой после дождя асфальт стоптанными подошвами старых незашнурованных ботинок. Мужик, чьи глаза прятались за огромными черными очками, мусолил в губах старенькую гармонику, выводя незамысловатый мотив и изредка подпевая сам себе. Он пел восхитительно. Пел о боге, мире и войне, Иисусе и крови, о слишком коротковатой юбке малышки Долли, о первых лучах солнца и той радости, что наступило новое утро, которое Господь показал ему, позволив еще раз проснуться. Старый человек пел, и ему было хорошо.

Было рано, витрины магазинов еще опущены, не выползли неторопливые поливальные машины, орошающие улицы фонтанами воды, в которых резвилась галдящая детвора, а школьные автобусы не развезли на учебу детей постарше, но старый Бо Дидди был уже на своем ежедневном посту. Скрипящее соло гармоники гулко металось между наседающими над медленно прогревающейся улицей коробами домов. Толстая Латифа, работавшая маникюршей в салоне за углом, по обыкновению высунувшись из окна и скрестив руки на необъятной груди, облокотилась на подоконник, покачивая в такт музыке подбородком, и ветерок шевелил ее многочисленные косички. Кативший мимо патрульный Джэф коротко просигналил, и, на мгновение прервав мелодию, одинокий музыкант поднял руку, просалютовав гармошкой. Потом выдержал паузу, облизнул губы и снова запел, морща покрытые кудрявым волосом щеки. Это был свой, привычный, размеренный мир, который неожиданно тепло принял переведенную в Чикаго Кейт в ряды своих обитателей. В первый вечер живущая сразу под ней Латифа даже испекла пирог.

За пару дней, что она провела в городе, направленная в Иллинойсский отдел конторы, Кейт пообвыклась просыпаться под музыку старого Бо. Простые, незамысловатые песенки напоминали ей о пластинках, которые в детстве ей давал слушать отец.

Маленький бельчонок, Пора тебе в кровать, Завтра день ведь долог, И нужно отдыхать…

Почувствовав, что задыхается, Кейт села на кровати, сбрасывая с себя липкую простыню. Покрытое испариной тело противно знобило. Девушка зябко растерла дрожащие плечи. Потерянно оглядев пустую половину на смятой кровати рядом с собой, она поджала ноги и, уткнув в колени подбородок, запустила пальцы в налипшую на лоб челку.

– Господи, когда же это кончится? – тихим голосом жалобно спросила она сумеречную пустоту, нашаривая на тумбочке возле кровати пузатую баночку с таблетками. – Сколько еще можно терпеть?

Не надо было прекращать их пить. Но как же ей надоела вся эта терапия, этот проклятый курс, с силой навязанный психотерапевтом, который за отдельную сумму кое-как согласился не упоминать об этом в ее личном деле. Еще не хватало. Девушка чувствовала себя как последняя наркоманка. Надо успокоиться и попробовать еще хоть чуточку поспать. Разжевав горькую клейкую массу, Кейт снова легла, свернувшись под одеялом, и не заметила, как забылась. Было еще слишком рано, а музыка за окном успокаивала и баюкала.

Сон был приятный и напомнил дом. Или это просто вновь подействовали проклятые таблетки? Ей приснилась рыбалка с отцом, на которую они смотались незадолго до перевода. И она, наконец, впервые побывала в Канаде.

«Разрешенное время осетровой рыбалки – с 15 июня до 31 октября, количество выловленной рыбы – 1 штука в день» – гласило предупреждение на широкой табличке при въезде в речной заповедник.

Залитая багрянцем река Фрейзер образовывала самый большой бассейн в канадской Британской Колумбии, площадью в двести двадцать тысяч квадратных километров. Спокойная, безмятежная тишина изредка нарушалась отдаленным всплеском рыбы да хриплым кряканьем возившихся в траве не то уток, не то гусей. Воздух звенел стрекотом просыпающихся ночных насекомых. Как же хорошо всего через полтора часа езды от Ванкувера было оказаться за пределами города, наедине с природой. Дышалось легко и непринужденно, рядом был возившийся с удочками отец, и выходные продолжались.

Она валяла дурака, много купалась и даже успела обгореть. Впрочем, так всегда бывает, когда находишься рядом с водой. Ранним утром, пока отец еще спал, Кейт выходила на каменистый берег и, скидывая безразмерную мужскую рубашку с белоснежного «speedo», некоторое время стояла по щиколотку в ледяной воде, ощущая, как от обжигающих прикосновений ледяного течения по телу бегут мурашки и упруго твердеют соски. Она пару раз даже окунулась нагишом, скинув купальник, но на второй день ее заметил патрулирующий берег лесничий, и на вопросительный оклик хулиганка с русалочьим смешком стремительно ушла под воду, прежде чем мужчина успел опомниться. Хорошо отцу не сказал. Да он и не видел-то толком ничего.

А еще тогда она поймала свою первую рыбу. Взмывающий над поверхностью воды силуэт осетра был хорошо виден – даже в самую темную ночь речная гладь остается светлее окружающей среды.

– Видела? – азартно вскрикнул отец, когда рыба, на короткий миг давая себя разглядеть, сверкнула чешуей и с глухим шлепком ушла обратно на глубину. – Здоровенный! Не меньше пяти-шести килограммов!

Она научилась правильно обращаться с удочкой и держать ее – жесткое спиннинговое удилище с катушкой и прочной леской, на конце которой крепилась донная оснастка. Аккуратно подматывая леску, Кейт осторожно добивалась ответной реакции осетра, который, очнувшись от удивления, начинал упорную борьбу за жизнь. Пока она воевала с удочкой, отец вбежал в воду и стал выталкивать пойманную рыбу на берег чем придется.

Вечером они сидели в коттедже на берегу, и отец рассказывал разные истории про осетров. Например, о том, что промышленный лов этой рыбы в Канаде запрещен, а мяса и икры в продаже не бывает.

– А еще в свое время весьма ценился воздушный пузырь осетра, как источник желатина, использовавшегося при очистке пива и вина.

– Фу-у, папа-а! И люди это пили?

– Еще бы. Это был самый лучший фильтр. А вот, кстати, ты когда-нибудь знала, что…

Забравшись с ногами в глубокое кресло и потягивая какао, Кейт с улыбкой слушала отца, прихлебывавшего бутылочный «Миллер», и в ее карих глазах отражались языки пламени, которые весело плясали в камине. Оба понимали, что это последний вечер. Их последний спокойный вечер перед ее отъездом. Отец шутил, но от волнения, как это всегда бывало, говорил только о том, что знал лучше всего после автомобильной механики, которой зарабатывал на жизнь, – о рыбалке. Она слушала и не перебивала, хотя сама хотела поговорить о другом – о детстве, маме, том времени, что они провели вместе. А еще она знала, что внутри он не хочет ее отпускать.

Потом они молчали, думая каждый о своем и слушая, как в камине уютно потрескивают догорающие поленья. Как же быстро выходные закончились. Прошло всего несколько дней, а она уже по нему соскучилась. Даже запах пропал. Резкий запах рыбы, насквозь пропитавший одежду и даже купальник, казалось, въелся в самые кости. Словно Кейт последние дни была не в заповедных лесах Канады, а разгружала кильку где-нибудь в портовой зоне Нью-Джерси.

Заелозивший под подушкой мобильник вырвал девушку из воспоминаний, сразу вернулась головная боль – несколько новых соседей устроили ей накануне теплый прием. Вдобавок вновь напомнивший о себе кошмар пробежался по сердцу липкими прикосновениями страха, хотя до этого Кейт спокойно спала целую неделю. Ее личный рекорд. Это все алкоголь, не надо было вчера уступать.

– А чего ты ожидала, девочка. Ты ведь совсем не умеешь пить, – почти не разжимая губ, пробормотала она, нащупывая под подушкой настойчиво вибрирующий телефон. – Алло, говорите… Эй? Ну что там еще?

– Кейт? Привет, это Муни, – по-привычному коротко представившись, зазвучал в динамике хрипловатый голос итальянца. – Спишь?

– Попробуй угадать, – сонно пробормотала девушка, откинув волосы, и, подслеповато поглядев на часы, зевнула. – Такая рань, что случилось?

– Везуха, а я уже третий час на ногах, – с ноткой зависти откликнулись в трубке. – Чую, если так и дальше будет продолжаться, придется серьезно поразмыслить о поиске нового способа зарабатывать на законный кусок. Тут у нас сущий дурдом творится.

– Рада за вас. Слушай, если у тебя ничего серьезного, но охота потрепаться, перезвони через пару часиков, хорошо?

– Есть новости.

– Тогда не тяни, – поторопила девушка.

– Сначала плохую или хорошую? – словно издеваясь, растягивал динамик в телефоне.

– Давай хорошую.

– Синиз подписал бумаги на твой новый ствол, так что сегодня можешь в конторе получить, там уже народ в курсе. – Не услышав ответной реакции, помолчавший Муни коротко ответил кому-то не в телефон и продолжал: – Короче. Похоже, от вчерашней грозы у народа мозги совсем поехали. Тут один парень решил искупаться поутру в озере, но сделал это вместе с машиной. Этим придуркам кажется, что это лучшее решение всех проблем. Только выгребать почему-то вечно приходится таким парням, как я. Что за жизнь, скажи мне?

– Так выпиши ему штраф. И вообще, при чем тут мы?

– Кейт, у меня здесь Уинстон Смит – ты его не знаешь, он из местных наших. Из наших, усекла?

– Ну? – сонно нахмурилась девушка.

– Так вот, он сидел за рулем мертвее мертвого в задраенной машине без номеров на дне озера возле 16-го пирса и любовался дном. Едва остывший, как пирожок из пекарни. Ребята говорят, приблизительно четыре-пять часов. Машину местный рыбак увидел, ее немного севернее снесло, и она там задницей клюнула. И это явно не от долгов и несчастной любви, хотя черт его знает.

– А марка машины? В угоне числится?

– Да вроде нет, металлолом на колесах, нынешние бомбилы на такое даже косо не взглянут. «Додж Стентон», восемьдесят шестого. У моего старика был такой, пока он его окончательно не угробил. Ребята из управы сейчас повторно его пробивают. Я про другое. Тут, в общем-то, есть кое-что по нашей части. Думаю, замочили его в другом месте, а потом усадили за руль, чтобы выглядело как самоубийство. Хотя на кой черт самоубийце творить такое с собой… Короче, тебе стоит взглянуть, пока не нагрянул Синиз, при нем особо не пораспинаешься. Это касается руки. Паташик уже здесь.

– Синиз будет? – удивилась Кейт. Что могло быть такого в убийстве, чтобы вытащить из постели самого шефа, которому, по слухам, было уже хорошо за пятьдесят, в воскресенье с утра пораньше. – А что с рукой?

– Слушай, я и так уже наболтал больше положенного. Я вижу то, что вижу, и ты теперь знаешь не больше моего.

– Так скажи Паташику, пусть просканирует перстень.

– Вот это самое интересное. Перстня нет, Кейт.

– Как нет? Там же пароль. Он ведь снимается с руки только владельцем или нашей техникой.

– В том-то и штука, сестренка, – голос в трубке стал глуше, словно Муни заслонил рот рукой. – У нас тут ни перстня, ни руки.

– А что медики? – Кейт почувствовала, как по спине под узенькой маечкой пробежал холодок, отгоняя последние остатки сна.

– Халаты постоянно кому-то отзваниваются, а мне ни слова. Ненавижу, когда начальство знает больше нашего, – словно прочитав ее мысли, хрипло огрызнулся Муни. – А они там все вечно себе на уме.

В трубке раздался приглушенный плевок, и послышалось несколько коротких ругательств. Отпрыск итальянских иммигрантов, хлебнувший лиха на улицах Бронкса и до службы в полиции, а потом уже и в конторе занимавшийся боксом, Муни не изменял некоторым своим привычкам, наработанным в частых дворовых потасовках с местной шпаной.

– Иногда я вообще не понимаю, что он там себе думает, а? Кто я ему, ищейка-Пинкертон? Комиссар Рекс? Почему хоть раз просто не сказать: «Муни, я тут совсем замотался и просто не увидел, какой ты на самом деле хороший мужик. Я благодарен тебе за то, что ты разгребаешь за меня все это паршивое дерьмо, пойдем-ка, я знаю отличный кабак, где можно неплохо пропустить по стаканчику», – распалился в трубке итальянец, и тут его кто-то снова позвал. – Короче, я устал распинаться, приезжай, пока медгруппа не отчалила. Погоди минуту… Сэм! Паташик! Эй, Паташик! Продублируй у них файл с пальчиками! И проследи, чтобы не смазали. Еще не хватало потом по моргам до ночи мотаться. Алло, Кейт! Ты слушаешь?

– Погоди, сейчас ручку возьму, – поморщившись от нового приступа головной боли, Кейт потянулась к лежащему на тумбочке блокноту. – Адрес давай.

– Чего? – не понял Муни. – А… Еще не привык, что ты у нас новенькая. Записывай. Кстати, захвати фэбээровское удостоверение.

– Зачем?

– Потому что по удостоверению ветсаннадзора за оцепление ты просто так не пройдешь.

Сев на кровати и заправив за ухо кудрявую прядку светлых волос, Кейт посмотрела в противоположный конец полупустой комнаты, где один на другой были сложены картонные ящики, помеченные маркером.

– А я говорил вчера – не налегай. Кукурузная водка та еще гадость, если не знаешь, как правильно пить, – понимающе усмехнулись в трубке. – Приезжай. У меня в бардачке аспирин. И аккуратнее за рулем, тут у нас по утрам, как видишь, психов полно.

– Скоро буду, – снова взглянув на часы, пообещала девушка. – Только в порядок себя приведу.

– О’кей. Жду.

Нажав «отбой», Кейт откинулась на кровать, разметав по простыне волосы, и со стоном запустила подушкой в нагромождение ящиков, слушая, как на улице продолжал заливаться импровизирующий Бо. Сегодня же воскресенье! Вот ведь везет мужику. Сиди себе на лавочке целый день, грейся на солнышке, распевай да играй на гармошке, глядишь, уже вечер, да и в кармане кое-что нет-нет да и звякнет. Но завидовать одинокому музыканту на самом деле было не в чем – бывший ветеран Вьетнама, потерявший руку, не нашедший нормальной работы, всеми брошенный и никому не нужный, ютился в подвале дома, куда переехала Кейт, в компании колченогого пса по кличке Гувер. Но старого Бо все любили и периодически пускали к себе переночевать, а чаще всего просто подсовывали «в лапу» чего-нибудь пожевать. Вслушиваясь в блюзовый мотив за окном, девушка вздохнула. Прав был папа, любивший повторять, что каждому в жизни свое.

Кто бы знал, как ей не хотелось сейчас вставать. Но дело действительно плохо. Мертвый агент – это очень и очень плохо. Хорошо еще, если это просто рядовое убийство на почве ограбления. Ну, приглянулся мужичок кому-нибудь на улице, напали, пока отнимали деньги, увидели перстень, не смогли снять и отрубили руку. Девушку передернуло, обычной перочинной «раскладушкой», которой орудует всякая мелкая шушера в подземках, такого не сотворить. Нужно что-то посерьезнее, вроде топорика или тесака, которым мясники рубят кости. Но все равно, выходило как-то уж больно жестоко. А потом? Грабители, испугавшись, усадили Смита, умершего от болевого шока или, что вероятнее, от потери крови, в машину и столкнули в воду. Как-то сложно.

Хуже всего было, если это какой-нибудь маньяк-одиночка, действовавший сознательно и по заранее разработанному плану. Жертва, которой стал именно их агент, пропавший перстень, слишком много совпадений для простого и случайного ограбления. Скорее всего, от машины просто хотели избавиться за компанию.

Значит, надо было скорее выезжать. К тому же откосы от работы под предлогом переезда плюсовых очков не прибавят. Синиз и так накинул ей пару дней, чтобы обжиться, а она еще так и не разобралась. Зато теперь есть оружие, с которым, по обыкновению, даже не стали затягивать. Интересно, что ей выдадут? Откинув одеяло и свесив ноги вниз, она потянулась и дернула за шнурок, поднимающий жалюзи. В небольшую комнату мягко полился тусклый оранжевый свет. Хочешь не хочешь – новый день начался. С улицы донесся гул автомобилей и обрывок разговора. Жирно пахнуло пережаренной картошкой из кухни фастфуда за углом. Где-то хлопнула дверь, и негромко задребезжал кассетный магнитофон, повизгивая в такт голосом Принца.

Зевнув, Кейт заправила майку в потертые джинсы, натянув их на розовое кружево трусиков, и взяла с тумбочки пластиковую баночку, стоявшую рядом с листком, на котором был бегло записан адрес, надиктованный Муни. Откинув крышечку, вытрясла на ладонь две оранжевые пилюли, которые тихо ненавидела все эти годы, но без которых давать отпор все чаще обрушивающимся приступам страха становилось труднее, и, сунув их в рот, проглотила, запрокинув голову. Отцу о вновь начавшихся приступах она не сказала, у него и так забот хватает. А ей на новом месте и в новой компании, глядишь, полегче будет.

– Что ж, добро пожаловать, – вздохнув, она поздравила сама себя.

Шлепая босыми ногами по прохладному ламинату, который она обязательно застелет ковром, присмотренным накануне в каталоге «Поттери Барн», Кейт начала собираться, шустро копаясь в распакованной коробке с пометкой «одежда – работа». В конце концов, она же не патрульный, чтобы каждый день щеголять свежей формой с иголочки. Можно надеть что-нибудь попроще. Но где-то внутри Кейт чувствовала, как ее по-прежнему донимают легкие покалывания совести, закравшиеся сразу после беседы с Муни. Это ее первые дни на новом месте и в новой команде, поэтому все должно быть ну если и не идеально, то хотя бы отлично! Из зеркала над умывальником на нее посмотрело узкое отражение молодого лица с большими глазами. Изящные губы, нижняя чуть полнее. Кокетливая родинка на левой щеке, тонкий нос и легкий росчерк бровей над обманчиво наивным взглядом, все это только добавляло особого очарования и делало Кейт всегда несколько моложе своих реальных лет. Ну и сколько уже все это на своем месте? Страшно подумать.

– Что, навалилось всего, да? – Тряхнув рассыпавшимися по острым плечам волосами и выдавив колбаску пасты из скрученного тюбика «Колгейта», девушка почистила зубы. Покрытые густым канадским загаром плечи наконец-то перестали чесаться, но еще чуть-чуть шелушились, напоминая о последних беспечных мгновениях отпуска. Вернувшись в комнату, Кейт поискала в коробках крем и быстрыми движениями натерла им кожу повыше локтей. Каникулы кончились.

Потратив еще двадцать минут на сборы, девушка засунула банку с таблетками в карман (выходить без них из дома было равносильно самоубийству, она и сама это понимала где-то в глубине души, хотя внешне отчаянно сопротивлялась), накинула крутку и подошла к холодильнику, на дверце которого пестрело несколько разноцветных самоклеек, самые яркие из которых были помечены как «Квартплата», «Документы», «Оружие», и еще несколько бумажек рядом с набросанными косым почерком телефонными номерами. Сорвав памятку с подписью «Оружие», Кейт смяла ее в комок, который ловко забросила в мусорный пакет у двери. Затем распахнула дохнувший холодом холодильник, и поморгавший внутри свет осветил красную кочерыжку сладкого перца, пакет подтаявших замороженных овощей и полупустую бутылку молока. На верхней полке в картонном поддоне красовался треугольный кусок слоеного торта с вишенкой на стебле, которая венчала опавшие сливки. Покачав головой, девушка захлопнула холодильник.

– Неряха. Когда же я за все это возьмусь, – глянув на мусорный пакет, заполненный коробками из-под лапши и одноразовой посудой, буркнула Кейт. – Ладно, сегодня ограничимся кофе.

Выйдя из квартиры, она закрыла за собой дверь.

* * *

Рассвело. На волнующейся поверхности озера покачивался полицейский катер, над которым, крича, низко летали чайки, привлеченные мерцанием разноцветных мигалок. Лебедка натужно шла на барабан, медленно вытягивая из черной воды опутанный водорослями «Додж Стентон» с подвернутым передним колесом, с которого ручьями стекала вода. Часам к десяти разгулявшееся было небо снова стало затягивать, и суетящиеся на берегу, у пирса, люди плотнее застегнули крутки. То и дело слышались отрывистые команды и разговоры, потрескивали рации. Подрагивали на ветру натянутые по периметру, образуя неровный прямоугольник, заградительные ленты с дублированной надписью «Место преступления, не пересекать». Возле «Скорых» мелькали медики, суетились полицейские, из озера выбирались стягивающие маски аквалангисты. Коротко подвыли еще несколько подъехавших полицейских машин. Двигаясь по берегу, несколько медиков толкали перед собой носилки, на которых лежало обмякшее тело, накрытое белым чехлом.

Остановив машину неподалеку от заграждения, Кейт подхватила с торпеды закрытый крышкой еще теплый стакан с недопитым кофе и протиснулась сквозь небольшое скопление зевак и репортеров, пытавшихся поживиться хоть самым скудным клочком информации и с завистью следивших за сновавшими по оцепленной территории полицейскими фотографами. Гнетущей атмосферы утру добавила первая поездка Кейт по улицам Чикаго. Немного заплутавшая девушка неожиданно обнаружила, что едет мимо череды пустых кварталов, в которых никого не было. То есть вообще никого. Справа и слева тянулись магазинчики, витрины кафе, подъезды домов с наглухо затворенными дверями, но ни одной живой души высмотреть девушке так и не удалось. На мгновение Кейт даже захотелось остановить машину и заглянуть в ближайший то ли тату-салон, то ли видеопрокат, с давно выцветшей вывеской в виде тарантула, привлеченной ярким пятном, выбивающимся из общей картины унылого запустения. На закрытой стеклянной двери был криво наклеен пестрый плакат, зазывающий на концерт «U2» в Бостоне. Девушка медленно затормозила прямо на перекрестке с неработающими светофорами и нерешительно потянулась к ремню безопасности. Но только на секунду.

«Еще чего придумаешь? – одернула она себя, встретившись с отражением в зеркале заднего вида, и упрямо тряхнула челкой. – Уйдешь и не вернешься. Двигай-ка куда хотела, девочка».

Бросив последний взгляд на фотографию хитро улыбающегося из-под очков Боно, Кейт вставила обратно в пазы щелкнувшую пряжку ремня безопасности и поехала дальше, ощущая при этом упорно не покидающее чувство одиночества. Возвышающиеся над дорогой стены домов молчаливо провожали одинокий автомобиль неприветливыми провалами пустых окон. Бетонные короба гулко отражали рокот двигателя и шуршание шин. Ни птиц, ни бездомных собак, ничего. Город-призрак. Как в вестернах. Словно во время оккупации, когда, гонимые пожаром войны, насельники только-только покинули город, а войска противника еще не вошли. В новом веке не только в Америке, но и на всей планете еще оставалось великое множество подобных мест, брошенных по крайней нужде или прихоти человека. Кейт ощутила противный мороз и, вцепившись в руль, прибавила газу, стараясь как можно скорее покинуть мрачный район-призрак.

И вот, изредка поглядывая на часы, через некоторое время от призраков городских она прикатила к призракам человеческим. Час от часу не легче. Сунув жетон под нос дежурившему у заграждения долговязому полицейскому, Кейт нырнула под приподнятую им желтую ленту.

Под ботинками направившейся к воде девушки захрустела влажная прибрежная галька. Налетевший с озера ветер терпко пах йодом и прелыми водорослями. Кейт оглядела прибрежную полоску воды и глубоко вздохнула. Ну почему гнилостный привкус смерти всегда сопровождает такие красивые места. Отличное место, чтобы бегать по утрам, жаль от дома далековато. Она поежилась, вспомнив пересеченный только что город-призрак, на досуге нужно будет повнимательнее изучить дорожную карту. Хотя в ближайшие дни ей, судя по всему, будет совсем не до праздных мероприятий. И спортивный костюм не распакован. Впрочем, как и все остальное. Чего такого привлекательного в одинокой жизни находят кичащиеся своей независимостью холостяки? Кроме свободного секса, конечно. Мужчинам всегда легче разрывать мимолетные связи и закручивать новые. Совсем рядом что-то резко прошипела рация, вырывая Кейт из раздумий. Девушка одернула куртку и прибавила шаг – пора начинать работать.

Беседовавшего с низеньким полноватым мужиком в спортивном костюме и кепке – по всей видимости, тем самым рыбаком, обнаружившим машину, – Френка Муни допивающая кофе Кейт заметила сразу. Это был невысокий, крепко сбитый человек средних лет, с короткой стрижкой и сломанным носом, вечно опущенные уголки губ которого и хитрый прищур делали его похожим на немолодого Де Ниро. На нем был кожаный длинный полупиджак поверх голубой рубашки, джинсы и остроносые туфли из крокодиловой кожи (которые достались ему в результате проигранного спора от одного беглого индейца из Небраски, как при их первом знакомстве стал невозмутимо утверждать сам Муни). Оглядев нового напарника, который был заметно потрепан, и воевавшего с какими-то разноцветными кабелями, тянувшимися из стоящей рядом конторской машины, Сэма Паташика, взъерошенного бородатого человека в больших очках, всем видом напоминавшего преподавателя с какого-нибудь факультета из «Эм-Ай-Ти», Кейт поняла, что ребята действительно на ногах спозаранку. Смерть приходит, когда ей вздумается, и не дожидается специального приглашения. За редкими исключениями.

– Так, давайте-ка еще раз все повторим. Привет, Кейт! – кивнув подошедшей девушке, Муни демонстративно послюнявил палец и, устремив на собеседника в кепке цепкий прищуренный взгляд, зашелестел страницами исписанного блокнота, в котором делал какие-то пометки мелким, убористым почерком. – Значит, вы говорите, что заметили что-то в воде между шестью и семью часами утра?

– Примерно так, – пожал плечами рыбак, засунув руки в карманы застегнутой спортивной куртки. – Я сюда частенько порыбачить прихожу.

– Именно на это место? – перестав что-то черкать и указав на пирс ручкой, спросил собеседник.

– Ну, да, Шестнадцатый пирс. Что тут такого?

– Почему? – вопросительно поднял брови Муни, словно слышал эту историю в первый раз. – Тут же вдоль всего побережья полным-полно свободного места. Рыбачь где хочешь. В чем проблема?

– Я же вам уже говорил, – терпеливо отозвался рыбак, поправив кепку и потерев переносицу пухлым указательным пальцем. – Клевало всегда хорошо. Да и прикормлено у меня тут. У каждого нормального рыбака такие вот свои специальные места есть. А сегодня только разложился да закинул – смотрю, чаек чего-то больно много. Да низко так ходят, кидаются, ну, думаю, порыбачил ты, старина, лучше некуда, без рыбы ведь вмиг оставят. Только собрался на другое место идти – чего, к слову сказать, делать очень не люблю, гляжу – кидаться-то они кидаются, да только в клювах ничего нет. Не достать им чего-то, я сразу понял. Присмотрелся я в том месте на воде и вижу – там что-то плоское, блестящее.

– А вы не обратили внимания, не было ли поблизости катера или лодки? – перелистнув страницу блокнота, спросил Муни. – На берегу никаких вещей не было? Может быть, одежда или что-то еще?

– Да вроде нет. Точно, не было. Я бы запомнил.

– Продолжайте-продолжайте.

– Вот. Я еще посидел, подождал. Интересно же, что там такое. И когда отлив в силу вошел, гляжу, Матерь Божья, это же автомобиль! – Рыбак запнулся, когда Муни неожиданно нервно хохотнул, что-то перечеркивая в блокноте.

– Не обращайте внимания. Ну-ну?

– Ну, я как повнимательнее разобрал, что к чему, сразу вам и позвонил.

– Хорошо. Спасибо за содействие, – Муни закрыл блокнот и, засунув его в карман пиджака, похлопал рыбака по плечу. – Возможно, вы еще нам понадобитесь, что-нибудь уточнить. Ничего серьезного, пара вопросов для протокола, не стоит беспокоиться. Просто не уезжайте пока никуда из города, хорошо?

– О’кей, договорились. Звоните, если что, мэм.

– Ну, что? Еще новости есть? – спросила Кейт, провожая взглядом перебравшегося под заградительной лентой рыбака, садящегося на велосипед с пустой корзинкой из супермаркета на багажнике и привязанной к раме удочкой. Да уж, наловил себе мужик спозаранку проблем.

– Да ничего хорошего.

– Синиз не приехал? Мне бы оружие получить.

– Пока нет, слава богу, – шмыгнул носом Муни и достал из нагрудного кармана пиджака начатый блистер с таблетками аспирина. – Угощайся. Но имей в виду, у нас тут с алкоголем строго.

– Да это я вчера момент прозевала. Сама виновата.

– Чую, от этой заварушки нам еще всем по шее достанется. Куча проблем и никаких решений. Как добралась, машину нормальную дали?

– Спасибо, вроде едет. Осваиваюсь потихоньку. Но без навигатора пока туговато.

– Привыкнешь, – кивнул напарник, засунув руки в карманы пиджака. – С Чикаго ведь как – он либо тебя сразу принимает, либо огребаешь пинком под зад. Этот город уже давно себе на уме, и фундамента у него нет. Только корни, которыми он вцепился в землю и саму историю. Вот разгребемся, устрою тебе пару экскурсий с достопримечательностями и хот-догами.

– Договорились!

– Короче, кроме этого мужика, тут больше никто и ничего не видел, – снова вернулся к делу Муни, когда они, не торопясь, пошли вдоль берега к «Доджу», который уже успели опустить на землю. – Ни мотива, ни зацепок, ничего. С машиной пока тоже. «Додж Стентон» восемьдесят шестого, та еще хренотень, арендована неизвестным мужского пола позавчера на авторазвале «Хардиш и Бэнгз».

– Так вот нам и зацепка, – оживилась Кейт. – Ездили туда?

– Ни фига. Аренду оформляли через Интернет, а заказчик, кстати, представившийся иностранцем, попросил, чтобы машину оставили на улице неподалеку от развала, и он сам ее заберет. Так как приехал по важным делам и заканчивает поздно.

– Ну, хорошо, а электронный адрес, – не сдавалась девушка. – Кредитки, данные? Координаты компьютера, проверяли IP? Нельзя просто так выйти в Сеть и не наследить. Должно же было хоть что-то остаться. Хоть какой-нибудь след.

– Вообще ничего, Кейт, сам не врубаюсь! Заказ был оформлен с ноутбука, а где его нам искать? Попытались пробить магазин, а там вообще все концы в воду, – Муни развел руками, продолжая держать их в карманах расстегнутого пиджака. – Вот и думай теперь что хочешь. Вдобавок заднее сиденье и багажник перепачканы строительной краской, хотя на развале клянутся, что отдавали машину «с иголочки». Подлатали старушку, нечего сказать. Это за четыреста баксов-то. Ха! Сразу видно, что парень не местный – да за такие деньги можно было не это корыто, а приличный «Крузер» достать. Там еще несколько пулевых отверстий на бампере и пара разбитых стекол. Одно со стороны водителя.

Возле испачканной илом и водорослями машины с подвернутым передним колесом суетились фотографы, работали баллистики, внимательно измеряя щелкающими рулетками разбросанные по корпусу пулевые отверстия. Обойдя «Додж», Муни надел перчатки и, протянув еще пару Кейт, с усилием распахнул переднюю пассажирскую дверь.

– Пусто, можете не смотреть, – не отвлекаясь от замеров, предупредил один из баллистиков. – Ни в багажнике, ни в бардачке – ничего, кроме автомобильной карты и пары салфеток. Когда ее топили, двигатель еще работал и были включены фары. Ребята-водолазы говорят, то еще зрелище. Настоящая машина-призрак с мертвецом-капитаном за рулем.

– Что с пулями? – Все-таки нагнувшись в салон, Муни оглядел лужу воды на коврике под сиденьем и разочарованно щелкнул по освежителю воздуха в виде елки, болтающемуся под зеркалом заднего вида. В салоне пахло водорослями и тиной. Сиденье водителя было кое-где испачкано бурыми пятнами крови. Заглянув в бардачок, итальянец вытащил разбухший путеводитель по дорогам Америки и перелистнул несколько плотно слипшихся страниц. Размякшая бумага лениво расползалась, оставляя на перчатках разноцветные комки. – Нашли что-нибудь?

– Боковые все навылет, – баллистик пожал плечами, убирая в чемоданчик рулетку, и посторонился, давая обзор благодарно кивнувшему фотографу. – Пули пистолетные стандартного типа. Все выстрелы произведены с близкого расстояния. В багажнике была парочка, но это уже привет от наших, так сказать. Наш герой был явно не в ладах с полицией.

– Что думаешь, Кейт? – захлопнув дверь, Муни посмотрел на напарницу.

– В стекло со стороны водителя стреляли два раза, – обойдя «Додж», Кейт дотронулась до аккуратных отверстий в обрамлении трещинок. – При этом на теле, которое было обнаружено, нет огнестрельных ран. Да и зачем стрелять в человека, если он уже мертв, и вдобавок снаружи?

– Пока все логично. Ну и?

– Выходит, стреляли не в Смита, – продолжала задумчиво рассуждать Кейт, обходя машину по кругу, по пути ненадолго задержавшись у заднего бампера. – А в человека, который пользовался машиной до этого.

– В убийцу, – кивнул Муни.

– Но зачем? – встав, подняла брови девушка и посмотрела на напарника поверх автомобильной крыши.

– Ладно, ребята, спасибо. Есть предположение, что это та же машина, которую видели вчера во время утреннего налета на инкассатор, – продолжил рассказывать Муни, когда они пошли от машины в обратном направлении. – В общем, это то ли рядовое ограбление, в чем я очень сильно сомневаюсь, хотя все документы на месте, только кошелька нет, но зачем ради мелочовки целый спектакль городить; или попросту Смит кому-то серьезному на хвост наступил. Два пункта, которые меня совсем не радуют, – это рука и машина.

– Я уже думала об этом, – кивнула Кейт и помахала возящемуся у штабного фургона Паташику, который в ответ отсалютовал отверткой. – Расследовал что-нибудь серьезное? Офис проверяли?

– И да, и нет, – туманно ответив, Муни пожал плечами. – Там ничего нового. Уинстон Смит. Бывший оперативник, участвовал в парочке крупных дел, несколько операций. Последние годы сидел в резервном офисе на бумажной работе старшим аналитиком по отработанным линиям. Так, Тритон в царстве планктона, вроде ничего серьезного.

– А семья?

– Чего ты сейчас хочешь от зареванной вдовы и пары сопливых пацанов?

– Понятно. Что с телом? – Кейт поправила волосы, когда налетевший с озера ветер зашелестел в листве деревьев над ними. – Причина смерти ясна?

– Халаты велели подождать до результатов вскрытия. За исключением отсеченной руки, никаких внешних повреждений на теле не обнаружено. Хотя, с другой стороны, болевой шок или значительная потеря крови. Короче, тут надо ждать.

– Руку… нашли?

– Нет. Подводники тут все дно по камушку перебрали, вон флажками помечено, видишь? Оттуда и во-он до той гряды вроде течения подводные есть – они машину-то и потащили. За затопленный буй зацепилась, ее подтолкнуло и разворачивать стало. И больше ничего. То есть вообще ничего. Думаю, рука Смита осталась там, где его убили. Паташик говорит, на то, чтобы снять перстень и не повредить днк-пароль, нужно время и умение. Так что, если он кому-то и понадобился, он хорошенько попотел, прежде чем его снять. Но зачем? Кому его можно продать?

– Или кому-то из наших потребовалось срочно совершить несанкционированный прыжок. – Кейт остановилась и повернулась к Муни, посмотрев на него снизу вверх. – Но это прямое нарушение протокола. Кому потребовалось так рисковать?

А она симпатичная, черт возьми, – мысленно усмехнулся итальянец, глядя в ее глаза над подрумяненными щеками, в обрамлении длинных волос. Пауза затянулась, Кейт терпеливо ждала ответа, чуть щурясь на ветру и приоткрыв невольно манящие губы. – Потише, Френк, осади коней, ты что это тут задумал, а, старый пес?

– Френк, ты меня слышишь?

– Тот, кому больше нечего терять. Вот этого я боюсь больше всего. Сорвиголова, псих, фанатик, наемный убийца какой-нибудь. Засланный крот тоже не исключается. Еще не хватало ловить за руку своих же, – зачастив от смущения, Муни снова шмыгнул носом и, вытащив из кармана правую руку, посмотрел на свой перстень, затем перевел взгляд на темнеющее над озером небо. – Опять затягивает. Не погода, а гадость какая-то, на работе что ни день, то полный завал. Синиз вообще озверел, почуял парень приближение пенсии. Ну что за лето такое. Хоть бери и напивайся – и то нельзя, – фыркнул он и перехватил взгляд девушки, поверх его плеча посмотревшей на карету «Скорой», к которой подкатили носилки с телом. – Что-то долго они. Паташик вроде бы давно закончил. Хочешь взглянуть?

– А у меня есть выбор? – скорчила гримаску Кейт, запивая таблетку остатками кофе. – Да я и не завтракала еще. Так что без проблем!

– Перевели на мокруху, и сразу юморишь, – одобрительно улыбнулся Муни, вздернув лишь уголок рта. – А ты мне начинаешь нравиться, Кейт Либби. Нет ничего грустнее и отвратительнее, чем напарник-зануда.

– А тем более женщина, – парировала девушка, выкидывая стакан в торчащую из песка металлическую корзину, в которой шелестел на ветру черный мусорный пакет. – Это хотел сказать?

– Да брось, – отмахнулся итальянец, когда они развернулись и направились к «Скорой». – Никакого шовинизма. Я обычно в первую встречу людей насквозь вижу, ты отлично впишешься. Самое главное – это терпеть плоские шутки Паташика, но со временем привыкаешь. Он сам по себе парень-то ничего, но как только открывает рот, пиши пропало. Так что всегда нужно держать наготове парочку бургеров, поскольку это единственное, что способно хоть ненадолго его заткнуть. Парни, эй! Один момент! Вы не торопитесь? Отлично!

Носилки с телом Смита еще не погрузили, и они одиноко стояли возле открытых дверей «Скорой помощи», выделяясь на фоне гнетущей окружающей обстановки ярким белым пятном. Кейт замерла над простыней и украдкой сглотнула.

– Не хочешь, не смотри, – уловив ее движение, замер протянувший было руку Муни. – Все равно экспертизу скоро получим.

– Я готова, – на миг зажмурилась девушка, стиснув в кармане куртки банку с таблетками. – Можешь открывать.

– В конце концов, там недостает только руки, – с этими словами напарник откинул край пропитавшейся озерной водой простыни, открывая лежащее тело.

Кейт медленно выдохнула и открыла глаза. За те несколько часов, что тело Уинстона Смита провело под водой, мало что изменилось. По крайней мере, внешне. Черты иссиня-белого лица, в котором не было ни кровинки, заострились, щеки опали, над испачканным потускневшей кровью воротником рубашки выпирал острый кадык. Рваная рубашка, испачканный костюм – уже не человек, а безмолвная оболочка. Словно манекен, у которого закончились батарейки. Кейт почувствовала легкий укол в сердце, эту часть работы она ненавидела больше всего. А сколько таких картин еще предстоит увидеть? Девушка собралась и, дыша ровнее, приступила к осмотру. Явных следов пыток или насилия, за исключением разбитой губы и синяка под глазом, на теле не присутствовало. Муни отодвинул простыню, открывая труп до половины. Правая рука мертвого Смита была аккуратно отсечена чуть ниже локтя вместе с рубашкой и пиджаком.

– Кто-то явно не церемонился, – кивнул Муни, перехватив ее взгляд.

– И торопился, – подошедший Паташик засунул отвертку в карман вельветового пиджака с заплатами на локтях. – Жаль. Этот костюмчик потянет на добрую половину моей скудной зарплаты. Привет, Кейт! Как добралась?

– Нормально, – пробормотала девушка, осматривая обрубок. – Сняли отпечатки?

– Все уже в лаборатории, – Паташик почесал бороду и поправил сползшие с орлиного носа очки. – А это топор.

– Что? – не поняла Кейт.

– Я говорю, это сделали топором, – перегнувшись через носилки, Паташик стал по-профессорски рассуждать, показывая приблизившимся напарникам ватной палочкой, которую держал рукой в хирургической перчатке. – Видите волокна, они совсем ровные, и кость раздроблена в одном месте. Если бы пилили, место среза осталось бы шероховатым, повторяя траекторию движения лезвия пилы. И была бы куча рваного мяса, ну, как в кино про маньяков. Короче, жуть кровавая! А тут будто руку просто отсекли ножницами. Ррраз! – и все. Как у куклы. У меня так дочка баловаться любит, жена уже замучилась пришивать. Забавно, правда?

– Очень.

– Мило, – Кейт переглянулась с Муни, стоявшим позади Паташика, который украдкой пожал плечами, мол, я же предупреждал насчет него. – Но почему, прежде чем рубить, с него не сняли одежду?

– Кто-то торопился. К тому же на рукавах и лацкане обнаружены обрывки скотча, из чего следует, что он был к чему-то привязан. Я уже отослал фрагменты на экспертизу. Думаю, это либо топор, либо колун, – продолжал делиться соображениями Паташик. – В любом случае это не пила или кусачки. Хватило всего одного удара.

– Можешь назвать причину смерти? – Муни посторонился, пропуская медиков, идущих к «Скорой». – Шок, кровотечение?

– Ну, я не судмедэксперт, – Паташик скромно потупил глаза, немного увеличенные диоптриями очков. – Тем более ребята сказали, что окончательный вердикт только после вскрытия.

– Хорошо, с этим мы разберемся позже, – Кейт отвернулась от Паташика и снова посмотрела на труп. – Что-нибудь еще интересного нашел?

– Да. Нам нужно посмотреть список выездов пожарных бригад этой ночью.

– Зачем?

– Затем, что в волосах у нашего любителя водных процедур я нашел вот это, – обведя напарников загадочным взглядом, Паташик с видом фокусника вытащил из нагрудного кармана пиджака прозрачный пакетик для сбора улик и поднял его перед собой так, чтобы приблизившиеся Кейт и Муни смогли как следует рассмотреть содержимое. – Але-оп!

– Ну, что это? – всмотревшись в тонкий пластик, пробормотал итальянец. – Похоже на обычное стекло. Может, при ударе он разбил головой одно из автомобильных окон?

– Нет, приятель, это стекло вообще не из машины, тут без вариантов, – заверил напарник.

– Но тогда откуда, скажи на милость?

– Вот это уже действительно интересный вопрос, – Паташик аккуратно засунул пакетик в нагрудный карман пиджака. – Стекло покрашено с одной стороны красной краской. Так обычно делают на защитных кожухах щитка пожарных сигнализаций. Скорее всего, перед смертью нашего парня хорошенько приложили головой о такой щиток, разбив при этом стекло.

– И ты думаешь, что при этом сигнализация сработала, и на место преступления выезжали огнеборцы? – наконец догадался Муни. – Черт возьми, на обработку информации уйдет целый день! Ночью в Чикаго горят десятки зданий!

– Вот именно, – ответил Паташик.

– Сократить круг поиска нам поможет время смерти этого бедолаги, – Кейт не выдержала и, поморщившись, отвернулась, прикрыв губы кончиками пальцев. – К тому же я не думаю, что у преступника было много времени на то, чтобы убраться с места преступления до приезда пожарных.

– Значит, искать следует в первую очередь в районе, где мы выловили автомобиль.

Позади них резко затормозил черный «Додж» с правительственными номерами и мигалкой, из задней двери которого на ходу выскочил Синиз, опередив воителя, который запоздало выбрался из салона, чтобы, в свою очередь, открыть ему дверь.

– А вот и сам Мартин Лютер пожаловал, – пробормотал под нос Муни. – Забра́ла долой.

– Так, ну, что тут у вас! – перекрывая общий гомон, на ходу прогремел начальник, путаясь короткими ногами в полах черного плаща. – И давайте без соплей. У меня с утра дерьмовое настроение, и постарайтесь угадать почему!

На вид Синизу можно было дать в районе пятидесяти пяти или около того. Темнокожий, подтянутый, с близко посаженными глазами, над которыми кустились густые брови на низком покатом лбу. Над тонкими усиками щеточкой нависал массивный приплюснутый нос, ноздри которого воинственно раздувались, шумно вдыхая влажный утренний воздух.

– Здравствуйте, шеф, – Муни и Паташик расступились, давая возможность начальнику подойти к носилкам. – Рады видеть. Как добрались?

– Засунь свои шуточки куда поглубже, Паташик. Смит, боже мой, – бегло окинув останки, отвернувшись, поморщился Синиз и коротко выругался. – Что случилось? Предсмертная записка, угрозы, послания? Ну?

– Подняли со дна в машине, предварительно, смерть четыре-пять часов назад, – снова достав блокнот, отрапортовал Муни. – Есть свидетель, рыбак. Обнаружил «Додж», который сносило вдоль берега течением между шестью и семью утра. Пока все.

– Все? Все?! – внезапно заорал Синиз, так что на пиджак итальянца, возвышавшегося над ним на две головы, полетели брызги слюны. Впервые наблюдавшая нового начальника Кейт сделала несколько шагов назад, обходя носилки так, чтобы оказаться за широкой спиной итальянца. – У нас тут труп агента с отрубленной рукой, которого вылавливают из озера в машине, которая числится в розыске по вчерашнему ограблению броневика, вылизанному, как детская тарелка с сиропом, и ты мне говоришь, что это все?! Чего тебе еще-то не хватает, а? Расчлененки, изнасилования, пары трупаков?!

– Автомобиль уже в розыске? – удивился Муни. – Но ведь ни зацепок, ни номеров…

– Что значит «уже»! – передразнивая, всплеснул руками начальник. – Не знаю, как у нас, а в полиции люди рвут задницу и работают, между прочим! У нас, можно подумать, каждый день тут такое. Еще чуть-чуть, и Чикаго побьет все рекорды по росту преступности. Ты мне это хочешь сказать, а? Фига, брат! Не выйдет! Не в мою смену, уж поверь! Так, что еще… Перстень нашли?

– Сами видите, – Паташик виновато покачал головой. – Вероятно, был отрублен с рукой на месте убийства, так как нужно время, чтобы извлечь днк-пароль…

– Какой ты догадливый! И давай-ка без лекций, – оборвал Синиз и еще раз посмотрел на носилки и, как ей показалось, скользнул взглядом по Кейт. – Еще лучше. Теперь нам разбираться не только со Смитом, но еще неизвестно с кем, кто теперь разгуливает по городу с перстнем в кармане или черт еще знает там где!

– Кое-что все-таки есть, – чтобы хоть как-то успокоить разозленного начальника, Паташик вытащил из кармана пакетик, в котором находилось несколько осколков. – У нас есть теория, по которой, быть может, нам удастся найти место преступления.

– Так чего вы ждете? – прищурился надвинувшийся на него Синиз.

– Мы работаем, сэр, – поправил очки Паташик.

– Ты что, ФБР?

– Н-нет, – растерялся тот.

– Ну, так и придумай ответ получше! Значит, так, делайте что хотите и как хотите, но чтобы к вечеру у меня на столе лежал доклад, ясно? От меня ждут новостей наверху, и, черт возьми, я их им предоставлю. Как мы можем спокойно продолжать работу, когда у нас под носом расправляются с агентами за просто так? А что будет завтра – отстрел оперативников, штурм штаб-квартиры? Все. Глаза б мои вас не видели. Мне нужен результат, ясно? Работайте!

– Извините, – решилась Кейт, увидев, что Синиз собирается уезжать, направляясь к своему «Доджу», дверь которого уже предупредительно открывал водитель. – Мистер Синиз! Здравствуйте, сэр.

– Кто вы? – притормозив, напрягшийся Синиз смерил Кейт удивленным взглядом и завертел головой в поисках виновного. – Зачем пропустили прессу? Никаких комментариев…

– Либби, Кейт Либби, – робко представилась девушка.

– А-а, новичок, – замолчав и словно заново посмотрев на девушку, подвыпустил пар Синиз. – Слишком молода. Но все равно, добро пожаловать. Надеюсь, с обустройством порядок, машину получили? Извините, что перевод начинается сразу с такой кутерьмы, но у нас тут вообще засиживаться не придется, так что советую привыкать. Я ценю в сотрудниках продуктивность и результат!

– Да все в порядке, сэр, я все понимаю и готова к работе. Просто хотела узнать насчет оружия. Муни сказал…

– Помню-помню, – дойдя до двери, от которой испуганно метнулся за руль водитель, Синиз занес одну ногу в салон и обернулся. – Эй! Паташик, выдай ей что-нибудь со склада! А лучше прототип или что там у тебя из горяченького. Вдруг пригодится.

– Хорошо! У меня как раз тут кое-что с собой!

– Стрелять-то умеете? – Синиз еще раз с сомнением оглядел девушку.

– Разумеется, – уверенно кивнула та.

– Ну ладно тогда. Только смотрите поаккуратнее с техникой. Не знаю насчет Сиэтла, но у нас здесь инвентарем не разбрасываются и не ломают. У Паташика от этого крышу рвет.

– Я все поняла. Спасибо, до свидания, – поблагодарила Кейт, не имея ни малейшего понятия, о чем только что распорядился начальник. – Сэр.

– Удачи.

Машина рванулась с места, едва Синиз захлопнул дверь, прищемив краешек плаща.

– Кейт! – сзади окликнул Муни, о чем-то разговаривающий с подошедшим полицейским. – Есть новости. Полиция пробила информацию по записям Службы спасения. В три часа ночи на пульт 911 поступил сигнал от сработавшей сигнализации в одном из ангаров в доках. Это в нескольких кварталах отсюда.

– Вот и еще одна зацепка, – приободрилась девушка, почувствовав, что навалившаяся спозаранку головная боль начинает постепенно отпускать. Хоть какая-то выгода от всей этой нервотрепки и кутерьмы с утра пораньше. – Поехали.

– Отлично! – Паташик облегченно выдохнул, стянув с рук перчатки. – Очень рад здесь закончить.

– Боюсь, старик, что все только начинается, – сплюнув на песок, Муни шмыгнул носом и, оглядев напарников, повернулся к полоске горизонта за озером, по которому плыл полицейский катер, над которым кружились чайки. – И что-то мне подсказывает, что это будет далеко не самое приятное времяпрепровождение.

Небо на горизонте продолжало темнеть.

* * *

Когда фургон остановился неподалеку от ангаров в доках, начало понемногу накрапывать.

– Значит, так, Кейт, смотри, – устроившийся на широком заднем сиденье Паташик положил на колени небольшой чемоданчик и, со щелчком раскрыв его, продемонстрировал сидящей напротив девушке укороченный черный пистолет. На передних сиденьях о чем-то переговаривались Муни с водителем, заглушаемые негромкими воплями Брайана Джонсона из «Эйси-Диси», которые неслись из встроенной в панель магнитолы. – «Беретта», два запасных магазина, несколько режимов стрельбы, ручка с сенсорным определителем. Устроено так, что стрелять из этого оружия сможешь только ты. Безопасно и удобно. Новая эра в табельном вооружении, – Паташик посмотрел на напарницу и гордо улыбнулся. – Моя Девятая симфония. Возьми-ка, попробуй. Кстати, как у тебя со стрельбой?

– Умею.

Кейт осторожно взяла протянутый за ствол пистолет и взвесила его в руке, приноравливаясь. От прикосновения к рукояти рядом со спусковым крючком вспыхнула красная диодная лампочка, которая через секунду прерывисто замигала оранжевым.

– Надо немного подождать, – объяснил Паташик. – Сейчас загрузит, не отпускай.

Наконец, лампочка замерцала зеленым, и мужчина довольно крякнул.

– Ну вот, теперь из этого оружия стрелять сможешь только ты. Но не вздумай стрелять в перчатках – не сработает. Реагирует только на личные отпечатки пальцев. Смотри, дай-ка.

Отобрав у Кейт пистолет, Паташик невозмутимо вставил в «беретту» обойму и, перезарядив, без предупреждения наставив пистолет на девушку, нажал на спуск. Кейт едва не вскрикнула, вздрогнув от неожиданности, но ничего не произошло.

– Не бойся, у меня все точно, – хихикнув, успокоил Паташик и показал на пистолет пальцем. – Горит красная, видишь? Значит, стрелок неидентифицирован, и вся система блокирована, даже на спуск не нажать. Запомнила? Круто, да?

– Очень, – буркнула еще не оправившаяся Кейт, принимая от Паташика наплечную кобуру с пистолетом. – Мог обойтись без демонстраций.

– На здоровье! – Защелкнув пустой чемоданчик, Паташик засунул его обратно в спортивную сумку, спрятанную под сиденьем. – Иногда короткий наглядный пример куда более действенен, нежели пространные теории. Теперь ты в курсе, как он работает, а значит, можешь на него положиться. Поверь мне, возможно, это однажды спасет тебе жизнь.

– Ну, малышня, наигрались? – Сидящий рядом с водителем Муни нагнулся в салон. – Тогда пошли, не сутки же здесь торчать.

Паташик открыл уехавшую в сторону широкую дверь и, спрыгнув на влажный асфальт, протянул руку выбравшейся следом девушке. В ранний час в той половине доков никого не было. Со стороны озера заунывно прогундосило какое-то рыболовецкое судно, и у нагромождения мусорных баков хриплым лаем отозвалась невидимая собака.

– Да уж, то еще местечко, – поднимая воротник куртки, огляделся Паташик и брезгливо принюхался. – Фу! Бардак! Ненавижу!

– А ты чего ожидал? Ресторацию? Букингемский дворец? – шмыгнул носом усмехнувшийся Муни. – Оставь это на парней из телешоу и книжек. Здесь только помойки, гетто и наркопритоны. Это наш мир, старик.

– Ты умеешь поднять настроение, – ворчливо отмахнулся Паташик. – Я люблю чистоту и порядок, так работается намного лучше. Наука требует чистоты.

– А смерть нет. В грязи кому-то приятнее убивать, – пожал плечами напарник. – Каждый выбирает рабочее место по себе. Зачем трындеть о том, чего все равно не будет, а? Да и какая, по большому счету, разница, где разбираться с трупом, в Лувре или подземке? Золотые пули в ванне с икрой или героиновый передоз в бордельном сортире? Чушь! Смерть для всех одинакова.

– Да ты философ, – Кейт иронично вскинула бровь, с интересом наблюдая за перепалкой Муни и Паташика, который, нахохлившись, замолчал, явно пытаясь привести новые аргументы.

– Все мы по-своему философы, – предусмотрительный итальянец захватил с собой из машины коробку с одноразовыми перчатками и раздал их напарникам. – Я с детства не питаю иллюзий. Мой старик впахивал по пятнадцать часов в сутки, чтобы купить нам с братьями новые башмаки, которые мы втроем носили по очереди. Мать горбатилась посудомойкой, и в тридцать пять ее руки выглядели, как у старухи. Розовый мир только по ящику. А к хорошему быстро привыкаешь и превращаешься в унылое избалованное дерьмо, которое только и делает, что напрашивается на кулаки. Этому миру нужно ежедневно давать в морду, иначе одним прекрасным утром тебя расплющит, как жука на шоссе. Ладно, идем, а то мне за воротник натекло. Так… ребята сказали, что вроде как этот.

Подойдя к двойным ангарным воротам с намалеванной по трафарету белесой цифрой «семь», в одной из створ которых виднелась дверь, Муни сорвал пломбы и ленты с надписью «Не входить!», толкнул дверь. Та бесшумно отворилась вовнутрь.

– Хм, смазывали, – отметил Муни, пощупав петли и нюхнув пальцы. – Жить все интереснее.

Напарники осторожно вошли внутрь, и Муни достал пистолет. На этот раз обычный, как успела заметить шагнувшая следом девушка. Под мягкими подошвами новых замшевых ботинок угрожающе захрустела бетонная крошка и битое стекло. Кейт поморщилась, стараясь ступать осторожнее, еще разорвать не хватало. В просторном складском ангаре было пусто. Ни одинаковых рядов сложенных друг на друга ящиков, ни свойственной этим местам прочей техники. Ничего. Только плотный запах гари.

– Сколько пространства пропадает, – присвистнул Паташик.

– Решил затеять подпольное казино? – фыркнул Муни. – Вперед, только прибраться осталось.

– Отстань.

Любые движения разносились под высокими сводами психоделической какофонией причудливо затухающих звуков. Где-то под полом со скрипом, едва слышно ворочались сваи, много лет назад глубоко утопленные в озерный ил. На улице развиднелось, и по земле косыми лучами прожекторов призрачно мазнули бледные пятна света, льющегося из высоких окон в одной из стен.

– Да уж, на этой вечеринке мы явно последние, – заметно расслабившись, Муни уверенно пошел вперед. – Кто последний, тот моет посуду, а, Кейт? Так, кажется.

– Угу.

– А что конкретно мы ищем? – понизив голос, поинтересовался вошедший последним Паташик, прикрывая за собой дверь.

– Что угодно. Мусор, кусочки одежды, кровь, обертки от еды, – медленно продвигающийся вперед Муни внимательно оглядывал пространство вокруг себя. – Все, что смогло уцелеть после пожара. Даже тараканье дерьмо иногда может оказаться полезнее бригады следственной группы.

– Фу, Муни!

– Прости, Кейт, – не оборачиваясь, отозвался напарник. – До твоего приезда никак не сподобился сполоснуть язык. Так, а это что… Бинго!

Засунув пистолет за ремень, что-то заметивший Муни направился к щитку пожарной сигнализации с разбитым стеклом и внимательно его осмотрел.

– Что-то нашел? – насторожилась Кейт, отворачиваясь от противоположной входу стены, густо испачканной копотью и обуглившейся краской. Остро пахнущий слой краски был еще свежим.

– Угу. Первую ниточку, идите сюда, – Муни подозвал напарников и, подождав, когда они достаточно приблизятся, оперся плечом о стену, с ухмылкой стукнув пальцем о щиток. – Знаете, что это такое?

– Разбитый пожарный щиток, – пожал плечами Паташик. – И что дальше?

– Это первое совпадение, и мне это нравится! Ну-ка, дай сюда, – с этими словами он отобрал у Паташика пакетик с фрагментом стекла, который тот извлек из волос Смита. – Оп!

– Но как? – Сэм хмуро переводил взгляд с осколка на щиток. – Почему ты в этом уверен? Где связь?

– Потому, что он подходит, – Муни приложил пакет к рваным зубьям стекла, торчащим из красной металлической рамы, словно зубы в акульей пасти. – Видите?

– Что тут произошло? – продолжал не понимать Паташик.

– Как минимум двое. Не раньше сегодняшней ночи. Они боролись, – Кейт поковыряла ботинком кучку бетонной крошки и, присев, осторожно подцепила небольшой круглый предмет с обугленными краями. – Но до этого говорили, недолго.

– Кто? – не понял Паташик. – Как ты это узнала?

– Идите сюда.

– Что там? – оживился Муни. – Что-то еще?

– Колесо от кресла, – Кейт поднесла находку к глазам, разглядывая. – Обычное, «икеевское», таких в любом офисе полным-полно. Еще скотч и пара налипших волокон. Вероятно, одежда. Паташик, дай пинцет.

– Значит, Смит был привязан к стулу, пока его пытали или пилили руку, – потерев подбородок, начал выстраивать цепочку событий Муни, пока Кейт и Паташик возились с уликами. – Его привезли сюда не убивать, а если и убивать, то, во всяком случае, не сразу.

– Да, – подхватила Кейт, засовывая в пакет для сбора улик фрагмент смятого скотча, на который налипло несколько длинных темных волокон. – Кем бы ни был убийца, он явно спланировал встречу заранее.

– Потом парень смекнул, что в одиночку ему живым отсюда не выбраться, и пошел на крайнюю меру, попытавшись включить сигнализацию и позвать на помощь, даже зная, что может за это поплатиться.

– Что и произошло.

– Но каким образом? – растерялся вконец запутавшийся Паташик, указав на выпуклую кнопку пожарной тревоги. – Вы же сами говорите, что он был привязан. Как он смог нажать?

– Разбил стекло головой, – Кейт встала с пола и поправила челку тыльной стороной ладони в перчатке.

– Ого! – присвистнул Паташик. – Парень пошел на отчаянные меры.

– Он просто хотел жить, – пожала плечами девушка, снова посмотрев на стену, и тихо добавила, о чем-то задумавшись: – Так хотел, что схватился за соломинку.

– Что? – перехватив ее взгляд, насторожился Муни.

– Пока не знаю, – задумчиво ответила Кейт. – Слишком мало информации.

Нагнувшись, Паташик внимательно осмотрел щиток, присев на корточки.

– Интересно, а где остальные осколки? – Паташик оглядел пол вокруг себя.

– Прибрался, ясное дело. Наш невидимка не упустил мелочей, даже когда торопился. Смит мудро поступил, что сохранил для нас кусочек. Вызывай остальных парней, пусть потрясут все ближайшие помойки, ставлю пятерку, чего-нибудь да найдут! Местные бродяги и бездомные тоже наверняка что-то слышали. Короче, забот полный рот!

– Давай-давай, – поторопил Муни, заметив, как вытащивший телефон Паташик брезгливо поморщился. – Сам кричал, что засиделся на кабинетной работе. Так вот тебе и приключение.

– Осталось выяснить, чем ему отпилили руку. – Кейт сняла перчатки и, скомкав их, сунула в карман куртки. – Уверена, что это было именно здесь.

– Чего так?

– Там кровь в дальнем углу, едва присыпанная. Нужно отослать на экспертизу.

– Сделаем.

Кейт вновь замерла, внимательно разглядывая стену ангара.

– Вам не кажется это странным? – спросила она. – Заброшенный ангар на отшибе, зачем это кому-то?

– Перевалочный пункт, логово, да мало ли что еще, – пожал плечами итальянец. – Что именно странно? Поясни.

– Краска, – Кейт подняла руку. – На той стене.

– Ну, ремонт, – пробормотал Муни, прикуривая сигарету. – И?

– Если начали ремонт, то почему покрашена только одна стена? – не оборачиваясь, нахмурилась девушка. – И никто не работает сейчас?

– Надо потрясти начальника порта или кто тут у них всем занимается, – выдохнув дым, Муни указал сигаретой на стену. – Все может быть, не та смена, или у парней воскресенье. К тому же разгильдяев, которым только дай волю покосить от работы, пруд пруди. Я бы на таких точно управу нашел, уж поверь.

– Но ее явно нанесли недавно. И если здесь работают маляры, где банки с краской, лестницы, прочее?

– А может, им и надо было только одну стенку залить, – пожал плечами Паташик. – Необязательно же красить сразу все.

– В ночь убийства? – упорно не сдавалась девушка. – А машина? На ней тоже были следы краски, помните?

– Я понял тебя, сестренка, – кивнул Муни, доставая мобильник. – Я тебя понял.

– Ну, что тут у вас? – В ангар шумно ввалились баллистики в сопровождении фотографов, и просторное помещение недовольно завибрировало, словно пещерный грот, в котором взорвали шумовую гранату. – Фью! Да тут работы до вечера. Ну, Муни, удружил!

– Да, все, что ни увидите, все ваше, – широким жестом предложил Муни и снова вытащил зазвонивший мобильник. – Муни.

– Как насчет чего-нибудь перехватить? А то я с утра только на «келлогс» молока плеснул, – Паташик посмотрел на Кейт.

– С удовольствием съела бы какой-нибудь салатик, – согласилась девушка, вспомнив, что позавтракать довелось только чашкой кофе. – Или горячий бутерброд.

– Поддерживаю.

– Куда пойдем?

– Вы не поверите, но я знаю, – отключив телефон, Муни оглядел смотрящих на него напарников. – Кафе «Лагуна», на углу Холстед-стрит и Милвейк-авеню, в семь тридцать.

– А почему так поздно? – удивилась Кейт, почувствовав, как тут же воспротивился обрадовавшийся было желудок. – Зачем терпеть до вечера?

– Можно и не терпеть, но наведаться туда стоит, ибо там будет наш загадочный дровосек, – облизнув уголок рта, прищурился подбоченившийся Муни. – Короче, нас немедленно требуют в контору. Парня только что кто-то сдал.

* * *

– Итак, это наш подозреваемый, которому присвоено оперативное прозвище Нострадамус, – в помещении потушили свет, и сотрудник аналитического отдела встал рядом с проекционным холстом, на котором появилось изображение помятого человека – явно из досье – с усталым лицом, трехдневной щетиной и не очень длинными, зачесанными назад волосами с легкой проседью на висках. – Как говорится, прошу любить и жаловать.

– Предсказамуз настрадал нам будущее, – иронично пробормотал Паташик, который, закинув ногу на ногу, что-то с легкостью, но сосредоточенно вычислял на маленьком калькуляторе, словно игрался в геймбой. Прозвучало достаточно громко, для того чтобы сидящий впереди Муни услышал и тихонько фыркнул в кулак.

– Можно? – поднял руку Муни. – Кто нам слил этого парня?

– Звонок анонимный, – чинно сложив руки, аналитик удостоил оперативника легким кивком, словно преподаватель, назидающий двоечнику. – Узнаете больше, если не будете перебивать…

– Правда? – скрестив руки, Муни легонько толкнул сидящую рядом Кейт и подмигнул напарнице. Та сразу поняла, что итальянец явно недолюбливал вымуштрованных «ботаников» из аналитического отдела и сделал исключение лишь для Паташика, и то, по всей видимости, из-за его извечно неуместных острот. – Ну, дела.

– Информация секретная, – приосанился «ботаник», чувствуя себя явно поважнее от произнесенного канцелярского словосочетания. – У меня нет предписания разъяснять вам все.

– Да вашу мать! – взорвался итальянец, и сидящая рядом Кейт выронила ручку, вздрогнув от неожиданности. Да, к этому вспыльчивому темпераменту ей еще предстоит привыкнуть. – Как вы хотите, чтобы мы дергали за ниточки, если сами же их и рубите? Где распечатки, подробности и просканированные линии вероятности? Кончай ломать Итона Ханта, чувак!

– У вас есть адрес, время и вот этот снимок, – терпеливо продолжил аналитик, вполоборота указав на изображение за спиной. – Что вам еще нужно, чтобы надеть на него наручники и привезти сюда? Или нам уже и это требуется сделать за вас?

– Слушай, парень, если ты думаешь, что я не в состоянии завалить всего одного…

– Сядьте! – неожиданно рявкнул аналитик. – Угомонитесь вы, наконец?

– Ну, ладно, ладно, – Муни привстал и оглядел загомонивших коллег, своих и «ботаника», собравшихся тут же, примирительно поднимая руки. – Замяли, старик. Замяли.

– Это не просто псих-одиночка. – По жесту аналитика оператор стал переключать слайды, поочередно демонстрируя различные газетные заголовки и фотографии из полицейских отчетов с мест преступления. – Нострадамус имеет прямое отношение ко всем крупным ограблениям казино и банков, а также разборкам местных группировок за последние три месяца.

– Ну да, слышали. Каждый раз кровавая баня, но денег на месте не обнаружено, – кивнул оторвавшийся от вычислений Паташик. – Тот, кто это делал, прослыл новым Гудини краж.

– Но как он это делал? – подперев кулачком щеку, Кейт постучала ручкой по лежащему перед ней блокноту.

– В том-то и дело, что он ничего особо и не делал, – выдержав паузу, аналитик медленно сказал, так, чтобы до всех дошло, выделив последнее слово. – Он просто знал.

– Э? – крякнул Муни. – Поясни. Как на него все-таки вышли.

– Вот по этому фото. Это единственный снимок, который был способен хоть что-то прояснить.

Изображение витрины кафе-пиццерии, в которой застрял поваленный набок полицейский джип, сменил черно-белый снимок припаркованного «Доджа», явно стоп-кадр с внешней камеры наблюдения, на заднем сиденье которого смутно угадывался лежащий расплывчатый силуэт.

– Это снимок камеры наблюдения с перекрестка Миллера, на котором четырнадцатого июля две тысячи первого был ограблен инкассатор, перевозящий выручку казино «Маджестик». То есть вчера. Четыре миллиона наличными. Погибли двое полицейских и шестеро налетчиков.

– Ну и? – Муни озадаченно потер переносицу. – Кто-то лежит, и что?

– Пф! Да тут даже лица не видно, – мельком взглянув, фыркнул Паташик, снова щелкая калькулятором. – И это улика?

– Вот почему водитель остался жив, когда в машину стреляли, – пробормотала Кейт, чувствуя, как постепенно начинает вырисовываться вся картина целиком.

– Именно, Либби, – одобрительно кивнул аналитик. – Улика заключается в следующем. Увеличьте. – Изображение на холсте приблизилось, став еще более размытым. – Двойное, на карман. Так. Чистка полей, еще… отлично! Видите?

Все собравшиеся в небольшом проекционном зале невольно подались вперед, словно школьники, которым географ тыкал указкой в новую, неожиданную локацию на глобусе, стоявшем на учительском столе. Из нагрудного кармана пиджака лежащего на заднем сиденье человека был отчетливо виден фрагмент жидкокристаллического экранчика.

– Вот это номер… – приглядевшись, пробормотал в усы Паташик.

– ViewPad 7. Пока что мы знаем, как и где он его заполучил, но это обстоятельство делает Нострадамуса практически неуязвимым для полиции и ФБР в их обычном понимании. Все таинственные исчезновения денег с мест преступлений дело рук одного и того же человека.

– Но как это возможно… – потрясенно пробормотал позабывший про калькулятор Паташик и, внезапно осененный догадкой, выпалил сам себе: – Он что… из наших?

– То-то и оно! – кивнул аналитик.

– Охренеть можно, – Муни, нацепив очки, внимательно изучал увеличенный снимок на проекторе.

– Но тогда мы бы знали об отступнике, – Кейт почувствовала, как по спине побежали мурашки. – Это же вопиющее нарушение протокола!

– Вот тут начинаются вопросы, – развел руками аналитик и присел на стул рядом со столиком, на котором располагался проектор, с которым возился ассистент. – Это сейчас выясняется, но нам уже сообщили, что часть документов либо скопирована, либо уничтожена, либо заражена вирусом, что, в принципе, одно и то же.

– Кто он, грабитель, террорист? – поинтересовался кто-то из оперативной бригады. – Оперативник или агент? Залетный Робин Гуд?

– Увы. Судя по последнему убийству, он подготовлен и действует отчаянно, как человек, которому уже явно нечего терять. Скорее всего, он даже не боится быть нами рассекреченным.

– Ну и геморрой. Лучше бы это был обычный серийник, – наконец выругался заелозивший на своем стуле Муни. – Тьфу!

– Но зачем ему понадобился перстень Смита? – наклонился вперед Паташик. – Чтобы взломать пароль, нужно время и техника.

– Пока неизвестно. У него наверняка есть еще одна штаб-квартира где-то в городе, а склад – это так, перевалочный пункт или типа того, – развел руками Муни. – Давай решать проблемы по мере их поступления. Быстро перекусим и по адресу, силки расставлять. Может, кто и забежит.

– Хотелось бы, – откликнулась Кейт, глядя на размытую фотографию Нострадамуса, лежащего на заднем сиденье автомобиля.

Таинственный преступник с непонятной целью. Опережающий их на несколько шагов вперед.

* * *

В засаде сидели уже почти второй час. До указанного времени оставалось сорок минут.

– «Лагуна», – Муни прочитал аляповатую вывеску над стеклянным входом в непримечательное кафе, глядя через тонированное стекло машины Кейт, припаркованной на другой стороне улицы. – Кто им все это придумывает? Звучит как название того дурацкого фильма.

– Тогда бы было «Голубая лагуна».

Муни искоса глянул на сидящую рядом Кейт, которая, думая о чем-то своем, теребила жетон, который держала в руках, водя по нему большим пальцем.

– Нервничаешь?

– Немного, – согласилась она.

– Расслабься, – понимающе кивнул напарник. – Ждать – это неотъемлемая часть любой работы. И нашей в том числе.

– Угу.

– Можно вопрос? – Муни явно не сиделось в тишине.

– Конечно, – насмотревшись на жетон, Кейт повесила его обратно на ремень.

– Почему к нам?

– Не знаю, – напарница пожала плечами. – Сказали, поехала.

Она действительно не задумывалась. Получила приказ о переводе, разорвала немногочисленные старые связи, быстро упаковалась – и на самолет. Сорвалась с места, и все. Приказы не обсуждают.

– Ясно. Семья, дети?

– Нет. Папа в Сиэтле. Мама… про маму не знаю.

– А мои уже все, отплясались. Старик пятнадцать лет назад, а мать с полгода, – Муни достал из мятой пачки «Лаки страйк» сигарету и, помусолив ее в руке, поинтересовался: – В машине не курим?

– Если можно.

– Ясно, – покладисто согласился итальянец.

– Что?

– Да ничего. Правда. – Он засунул сигарету обратно в пачку. – Просто впервые работаю с женщиной.

– Неудобно? – заинтересовалась Кейт.

– Я этого не говорил, – Муни примирительно поднял руки.

– Тогда что?

– Там, откуда я родом, было принято сначала давать тебе в морду, а затем, пока ты пересчитываешь разбросанные по земле зубы, интересоваться, что, собственно, ты хотел спросить, – усмехнулся Муни.

– Дрался с женщинами? – Кейт вскинула бровь.

– Ни разу. Однажды двинул отцу за мать. Она пришла с работы, задержалась и была с каким-то парнем. Знакомый. Просто проводил с работы. И тут понеслось! «Шлюха», «стерва»! Это было первый и последний раз, когда я ударил родного человека. Он в тот вечер ушел. Ничего не сказал. Но посмотрел так, что я на всю жизнь понял и запомнил, что он мне больше не отец. Мать всю ночь плакала. А я лежал за стенкой и не знал, чего во рту соленого больше, крови или слез. Поклялся, что больше никогда не допущу, чтобы по моей вине плакала женщина. Мама, конечно, сделала вид, что ничего не случилось, и, как всегда, сделав завтрак, пошла на работу. А потом старик явился за вещами, пьяный и с красными глазами. Ночевал в каком-то придорожном дерьме с дешевыми бабами, ясное дело. Он давно мать обманывал, я чувствовал. А брат, старший, оказывается, знал. Только сказать боялся. Детей вообще никто никогда не слушает, только они почему-то всегда крайние.

– А братья где сейчас?

– Старший на подхвате, – пожал плечами напарник, следя за улицей через боковое стекло. – Клерком в одной конторе. Кабели и серверы. Короче, вся эта новомодная чушь. А Боб, – Муни помолчал и, вздохнув, понизил голос. – Бобби посадили пять лет назад. Навесили мокруху из-за пустяка, кому-то он сильно не понравился, то ли дорогу перебежал. Короче, подкупили адвокатов, впаяли пятнаху и на жердочку. Маму это и подкосило. Первое время еще держалась. А как из тюрьмы написали, что он попытался покончить с собой, все – как отрезало. Я-то потом специально ситуацию узнавал – его там петухи как-то прижали, всей толпой навалились, еле отбился. Вот рассудок и не выдержал. Да что Боб. Клетка таких мужиков ломает, что диву даешься. – Он вздохнул и немного помолчал. – Такие дела.

– Мне жаль, – Кейт с неподдельным сочувствием посмотрела на напарника.

– Нам всегда жаль, – задумчиво откликнулся Муни, продолжая внимательно наблюдать за улицей. – Всем и всегда чего-то жаль.

– Можно тебя спросить? Ты потому сменил имя? Как-то не вяжется у меня Френк Муни с твоим итальянским акцентом.

– Ты права. Моя настоящая фамилия Мунис. Франсиско Джей Мунис.

– Это в честь того актера?

– Да. Но не забывай, что он был еще и великолепным автогонщиком и известным ловеласом! – Муни рассмеялся. – Спасибо, Кейт, ты умеешь поднять настроение.

– Эй, смотри, – неожиданно встрепенулась девушка, когда в конце улицы появился человек, направляющийся по тротуару в сторону кафе. – Он?

– Похож, – сверившись со снимком, Муни стал внимательно следить за человеком, который шел в их сторону, изредка поглядывая по сторонам. – Да, точно, он. Дадим ему войти, еще минут десять, и идем.

Взяв с приборной панели зашипевшую рацию, он нажал кнопку связи и негромко скомандовал:

– Вижу объект. Ждем. Не торопитесь, ребята. Дадим ему войти, и только по моей команде.

– Понял, – неприметный парень, маячивший у лотка с газетами на противоположной стороне перекрестка, слегка повернул голову по направлению к кафе.

– Я готова, – сидящая рядом Кейт отстегнула ремень безопасности, почувствовав, как защекотало в желудке. Выслеживание начиналось.

Человек приближался к кафе. За несколько метров до входа он неожиданно остановился, будто что-то вспомнив, и, пошарив в карманах куртки, внимательно оглядев улицу, задержал взгляд на машине, в которой караулили Кейт и Муни. А через мгновение улыбнулся, поднял руку и… помахал, словно увидел старых друзей.

– Что еще за хрень, – нахмурившись, озабоченно пробормотал озадаченный Муни.

В следующую секунду человек, соответствующий описанию Нострадамуса, развернулся и побежал.

– Черт, Кейт! Уйдет! – Напарники шумно вывалились из машины, выхватывая оружие. – За ним!

– Я через дворы!

– Давай! – Второй рукой Муни поднес ко рту рацию с такой силой, что чуть не выбил себе лицевой панелью зуб. – Штаб! Ведем преследование! Он нас заметил! Повторяю… Да не знаю я, черт!

Резко взяв в сторону, Кейт перебежала улицу перед носом затормозившей машины и стремглав бросилась в темный закоулок, за углом которого секунду назад скрылся беглец. Как он их заметил? Что выдало?! Почуял засаду, действительно знал в лицо? Но стекла в ее машине были тонированы. Обрывки мыслей клочками бумаги, которую небрежно искромсали ножницами, метались в голове, словно мотыльки, выталкиваемые резким дыханием между неплотно сомкнутых губ. Но годы подготовки дали свое, и Кейт мгновенно сосредоточилась на беге, отбросив прочие мысли. Догнать! Остановить! Все разговоры потом! Она на бегу вскинула пистолет и, успев бегло отметить, что лампочка послушно мигнула зеленым, постаралась прицелиться.

– Полиция! Стой!

Не отреагировав на команду, преследуемый инстинктивно вжал голову в плечи, вновь поворачивая за угол, словно заманивая девушку глубже в лабиринт чикагских улочек.

– Черт!

Опустив оружие, Кейт изо всех сил снова припустила вперед и, не останавливаясь, повернула за угол, даже не подумав, что там может поджидать засада. Время, только время! Догнать, обезвредить – сконцентрировавшийся на цели мозг упорно двигал тело вперед. Выдох-вдох. Выдох-вдох. С обеих сторон ритмично мелькали помойки, балконы, двери черных ходов, пара машин… Кейт ощутила, как кровь прилила к лицу. Спина отчаянно убегающего человека мелькала уже далеко впереди, в самом конце новой улицы, где виднелся двухметровый забор, окутанный клубами пара, струящегося из канализационных щелей. Девушка быстро выдохлась, чувствуя, как шлепают по лопаткам собранные в хвост волосы. Сильно заломило в боку.

Достигнув забора, преследуемый подпрыгнул и, подтянувшись на руках, стал переваливаться на другую сторону. С неприязнью понимая, что упускает преступника, Кейт снова вскинула пистолет и, набрав воздуха в саднящие от беготни легкие, выкрикнула как можно увереннее:

– Стоять! Стреляю!..

Человек спрыгнул по другую сторону, и Кейт потеряла его из виду.

– Черт!

За забором загремел опрокинутый мусорный бак, взвизгнула кошка, и в следующий миг смачно заматерился Муни.

– Ах, чтоб тебя! Кейт, это я! Я… Не стреляй! Кот, твою мать!.. Пошел вон! Последние штаны, и те за двести баксов… А ну брысь!

– Где он?! – срываясь на хрип, тыча пистолетом в асфальт, вслепую заорала девушка.

– Не знаю, я срезал через заправку, – за забором часто дышал видный в щелях согнувшийся напарник, трущий джинсы на коленках. – Тут никого. Тупик. И балконы…

– А ну заткнитесь вы там! – ворчливо донеслось откуда-то сверху, послышалась возня и детский плач, затем шумно поднялась рама окна. – Я ведь говорил, будете шариться по помойке, копов вызову! Ну, пошли, бомжары хреновы! Хочется жрать, идите и заработайте!

– Сейчас бомжара поднимется и кому-то всыпет по ушам, – рявкнул Муни, вытягивая над головой руку с жетоном. – Видели кого? Тут только что бежал человек. Это преступник. По балкону поднимались?

– Извините, нет никого. У нас все в порядке, мы давно здесь живем, – смущенно пробормотали сверху, и окно быстро захлопнулось.

– Идиоты, – сплюнул итальянец. – Вот и защищай таких.

– Но как это возможно, – потрясенно оглядывалась Кейт по ту сторону забора. – Куда он делся…

Вдалеке завыли полицейские сирены.

– Как всегда, вовремя, – крякнул Муни и, навалившись плечом, выломал несколько плохо сидевших досок, протискиваясь к девушке. – Дали нам с тобой по носу, девочка. Ладно, пошли. Надо это обмозговать.

* * *

– Поди теперь рассказывай Синизу, что это не мы его спугнули, – вздохнул Муни, когда они вернулись к кафе и зашли внутрь, чтобы осмотреться. – Господи, как же мне сейчас не хочется увидеть его самодовольную рожу. Представляю – а-а-а, Муни, что тут у нас? Опять обделался, чертов итальяшка, тьфу!

– Мы тут ни при чем, – тихо откликнулась Кейт, у которой от бега продолжало остро саднить под правой грудью, стесненной резинкой лифчика. Нужно возобновлять пробежки, подруга, так дело не пойдет. Не хватало еще схлопотать первый выговор из-за слабой физподготовки.

– И помахал, – словно не слыша собеседницу, продолжал рассуждать сам с собой Муни. – Махал и смотрел прямо в глаза, Кейт. Такой хрени даже в кино не бывает.

– Он откуда-то знал, что мы его ждем.

– Но стекла-то затонированы, – кивком поблагодарив расставившую чашки и сахар официантку, воскликнул Муни. – Как объяснить эту хрень?

– Не знаю, жильцов опросить в любом случае надо, – покачала головой Кейт и, отхлебнув из чашки, рассеянно оглядела заведение, задержав взгляд у барной стойки. Там, рядом с цветастыми наклейками «Бада» и «Миллера», в темном закутке у холодильника была закреплена изогнутая ультрафиолетовая лампа, которая, то мигая, то угасая, хаотично высвечивала кривую неоновую надпись на стене: «Моргаю? Идите домой пешком или воспользуйтесь услугами нашего специального водителя. Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью!» То проявится, то исчезнет. То проявится, то исчезнет. Девушка нахмурилась, позабыв облизнуть верхнюю губу, на которой осталась густая молочная пена. Перебрал парень? А ну-ка прочитай! Но на уставшую за день Кейт безобидная, но мудрая шутка для завсегдатаев-алкоголиков произвела совершенно обратное действие.

– Хочешь что-то спрятать, положи на видное место, – пробормотала она.

– М?

Маленький червячок беспокойства, весь день незримо копошившийся где-то на самой границе отвлеченного заботами сознания, наконец-то докопался до сердцевины. Все это время что-то упорно не сходилось. И она наконец-то поняла что.

– Нужно вернуться, – стряхнув оцепенение, Кейт промокнула губы салфеткой.

– Чего? – Воевавший с сахарницей Муни вопросительно поднял голову.

– Звони Паташику. У вас есть спектральный сканер?

– Ну, есть, – напарник не рассчитал и, опрокинув в чашку больше порошка, чем положено, схватился за ложечку. – Вот черт! А зачем тебе?

– Пусть захватит бригаду и сразу же выдвигается, – дрогнувшими пальцами Кейт поставила на блюдце звякнувшую чашку с недопитым кофе. – Скажи, что встречаемся в доках через полчаса.

– Но…

– Знаю, что нужно разрешение, но уже поздно, и может время уйти, – терпеливо объяснила она напарнику. – Под мою ответственность, не переживай.

– Но что за спешка, хоть объясни? – продолжал не понимать разморенный опустошенной наполовину чашкой крепкого кофе Муни. – Парень-то сбежал.

– Верно. Но оставил следы, – Кейт еще раз посмотрела на мигающие неоновые буквы за барной стойкой и застегнула куртку. – И я знаю где.

* * *

Заброшенный ангар, над которым стеной возвышались ярко освещенные исполины небоскребов, в вечерних сумерках и красно-синих сполохах полицейских мигалок выглядел еще более зловеще. Яркий свет, льющийся со стороны гудящего города, резко контрастировал с чернильной темнотой, окутывавшей эту часть доков. Пахло досками и сырой листвой. Стоявшая в сторонке от машин, возле которых суетились сотрудники, Кейт смотрела на погруженное во мрак озеро, слушая, как под пирсом плещутся волны, и старалась систематизировать накопленную за длинный день информацию. Выходило сложно и путано. Кусочки непонятной головоломки рассыпались и упорно не хотели склеиваться, словно кирпичи, плохо смазанные раствором. Где скрывается этот человек? Действует ли один, чего добивается? Слишком много вопросов. С озера налетел порыв ветра, и Кейт поежилась, крепче запахивая куртку над тоненькой блузкой. Вдалеке одинокой звездочкой, упавшей с небес на волны, подмигивал покачивающийся сигнальный буй. Сколько же всего успело произойти всего за один день… Кем был этот таинственный человек, Нострадамус? И что именно, какая чудовищная несправедливость толкнула его сначала в налетчики, а потом заставила пойти против своей конторы и бывших коллег, подвергая себя и других такому чудовищному риску? В мире много несправедливости. Но он явно сжег за собой все мосты.

– Ты как, устала? – Рядом встал Муни. – Многовато для первого дня, а?

– И он еще не закончен, – покачала головой Кейт. – Нормально, спасибо. Надо привыкать.

– К этому невозможно привыкнуть, – напарник усмехнулся, прикуривая. – В мире еще полным-полно парней, которые только и думают, как бы нам устроить побольше работы. Хорошо хоть каждый раз что-то новенькое, а то от рутины можно сойти с ума. Ну? Есть мысли? Что-нибудь надумала?

– Вообще никаких. – Кейт окружил клуб табачного дыма, и она наморщила нос. – Ничего не сходится.

– А что надеешься найти тут? – Муни кивнул на ангар. – Сканер-то ведь зачем-то притащили.

– Понятия не имею, – ответила Кейт, продолжавшая думать об увиденных в кафе надписях, проявившихся на стене за стойкой, и словах бармена. – Следы, угрозы, послания. Все, что угодно. Скоро узнаем.

– Маловато доводов для того, чтобы гонять казенную аппаратуру, не находишь? – Напарник щелчком отправил недокуренную сигарету в темноту. – Смотри, я тоже доверяю своему чутью, но никогда не полагаюсь на него на сто процентов.

– А ты что думаешь?

– Кем бы ни был этот Нострадамус, – немного помолчав, откликнулся итальянец, – но он еще заставит нас побегать, помяни мое слово.

– …Ну, дела, ну дела. Ох и не нравится мне все это, – продолжал за их спинами нарочито громко сетовать Паташик, наблюдая, как двое его сотрудников в халатах перекатывают из фургона через распахнутые ворота в ангар тележку с чем-то внушительным, накрытым чехлом. Он то и дело поглядывал на часы и вообще всем своим видом выказывал крайнюю степень нервозности. – Сдернули посреди ночи… А разрешение не судьба было взять?

– Не ной, – поморщился Муни. – И так печенка зудит.

Агенты вошли в помещение.

– Нельзя было подождать до утра?

– Времени нет, – покачала головой Кейт, наблюдая, как тележку установили в центре ангара и вошедший следом Паташик, откинув чехол, завозился с прибором, походящим на здорового механического паука. – Мы его спугнули, и он может сделать следующий шаг. Мы должны знать, какой, попробовать хотя бы попытаться.

– Либо он дал нам себя спугнуть, – сказал подошедший Муни. – Как лиса на охоте, мазнула хвостом гончим по носам – и в нору. А там с другой стороны еще один выход имеется.

– Сплошные домыслы и гипотезы, нельзя было придумать что-нибудь более вразумительное, прежде чем сдергивать меня? – проворчал подключающий провода Паташик. – Эй! Скажите снаружи, чтобы выключили мигалки! И закройте ворота!

– Ты запускаешь? – Рядом переминалась Кейт. – Быстрее начнем, раньше закончим.

– Да сейчас, сейчас, почти готово. – Паташик что-то быстро печатал на выносной клавиатуре, программируя сканер на необходимый режим. – Все равно я уверен, что это бесполезная затея, уж поверь. Если начальство узнает, что мы гоняли эту штуку без разрешения и ордера, советую приготовиться к о-очень пространным объяснениям.

– Ты, главное, включи, – поторопила стоявшая за его спиной Кейт. Ей тоже было интересно, она ни разу не видела спектральный сканер в действии. К тому же девушка начинала ощущать, что, несмотря на усталость, обилие следующих одна за другой загадок только еще больше распаляет ее охотничий интерес.

– Не говори под руку. Раз лезем в петлю, так дайте хотя бы все правильно настроить…

– Ребята готовы, – доложил вернувшийся с улицы Муни, и в подтверждение его слов за ним закрылись ворота. Кейт задрала голову, увидев, как за высокими окнами исчезает последний сполох полицейского освещения.

– Хорошо. – Паташик закончил колдовать над прибором и нажал на клавиатуре клавишу «ввод», которая щелкнула, словно на печатной машинке. – Ну вот! Так, теперь все в тот угол! Быстро!

Конец его фразы заглушил заработавший прибор, с жужжанием зашевеливший веером манипуляторов-лап, и темное пространство ангара бесшумно прорезали пересекающиеся спицы лазеров, словно светомузыка на дискотеке, ощупывающие все попадающиеся на пути поверхности и предметы.

– Думаешь, сработает? – прошептал Паташик, не отводя глаз от процесса обработки. – С чего ты взяла, что тут вообще что-то есть? Мусор, обгоревшие стены и тараканы.

– Не знаю, – так же тихо откликнулась Кейт. – Но очень на это надеюсь. А долго еще?

– Эй, смотрите… Вот это круто, да? – отозвался кто-то из группы. Оказывается, девушка была не единственная, кто не знал, как работает сканер. Начальство явно не баловало штатный персонал техническими диковинками. – Работает.

В следующую секунду все присутствующие в ангаре задрали головы, наблюдая, как преображается помещение вокруг. Обрабатывая слой за слоем, подобно рентгену, спектральный сканер все глубже проникал под различные поверхности красок и штукатурки.

– Ничего, я же говорил, – еще немного подождав для уверенности, Паташик снял очки и устало протер глаза. – Кейт, если батарею сожжем без выписанного разрешения на применение оборудования, мне самому по шапке дадут. Давай выключать…

– Погоди, еще пару секунд. Ну, давай же, – едва слышно попросила у прибора замершая Кейт. – Пожалуйста.

– Склонен поверить «ботанику», – почти в самое ухо прошептал Муни, засовывая в рот сигарету. – Надо сворачиваться, завтра еще куча работы.

– Эй… – вдруг выкрикнул кто-то. – А это еще что за хрень? Смотрите! Вон там!

Все повернулись в указанном направлении, и в следующее мгновение в ангаре воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь едва слышным жужжанием трудящегося сканера, слой за слоем продолжавшего детально прощупывать помещение, словно ресторанный шеф привычными движениями листик за листиком «раздевал» кочан капусты. Люди молча смотрели на плавно открывающуюся картину, словно перед ними поднимался театральный занавес, знаменуя собой начало представления. Стоящий рядом с замершей Кейт Муни не заметил, как отвалилась налипшая на нижнюю губу сигарета, спикировавшая на пол и откатившаяся к ботинку.

– Вот оно, – чувствуя, как внутри все сжимается, завороженно прошептала девушка.

В навалившейся тишине любой звук раздавался резко и звучал, словно выстрел из пистолета в пустой бочке. Кейт разжала кулаки, почувствовав, как налетевший в щели ворот ветерок лизнул вспотевшие пальцы, подрагивающие от предвкушения. Прозвучал тихий писк, и сканер закончил обрабатывать помещение. Лазерные лучи исчезли, оставив после себя медленно исчезающие изображения на слоях.

– Предпоследний слой зафиксировать, – Паташик опомнился, едва успев дать команду согласно пикнувшему сканеру, из щупалец которого послушно брызнули лазерные лучи, сконцентрировавшись на стене, где за слоем копоти и свеженанесенной краски они увидели это.

В ангаре никто не двинулся, словно он за сутки превратился в склад, где хранились бесхозные одетые манекены.

– Пресвятая Дева Мария, – оглядев открывшуюся картину, не поворачивая головы, едва слышно пробормотал Муни. – Он же настоящий псих!

Глава третья

Мистер Дрема, пришли же мне сон,

И пусть он будет сладчайшим из всех.

Обрати его в пару лепестков розы и клевера

И поведай ему одному о тяготе одиночества.

Дрема, я так одинок,

Никто не набирает мой номер.

Прошу, направь на меня свой магический луч.

Мистер Дрема, пошли же мне сон.

The Chordettes. «Мистер Дрема»

Монотонное дребезжание вагонов несущейся за окном электрички заставляло Дениела скрежетать зубами и каждый раз снова и снова накрывать голову слежавшейся, вручную застиранной подушкой с такой силой, словно он хотел оставить на ней отпечаток своего лица. Когда же этот кошмар закончится? Ну и райончик. Ладно, он готов потерпеть для дела. Шуму с исчезновениями денег наделано немало, и по его следу наверняка уже идут ребята из конторы.

– Ничего, дочка. Осталось совсем чуть-чуть.

Нашарив на полу стакан, Дениел сел и долил в него остатки из полупустой бутылки. Может, хоть алкоголь поможет ему, наконец, забыться. Тусклый электрический свет из окон проносящихся вагонов размеренно метался от стены к стене, словно Дениел находился рядом с гигантским дискотечным стробоскопом. Как жук в коробке с просверленными дырочками, сквозь которые дети пугали насекомое фонариком, водя им из стороны в сторону. «Какой идиот вообще может к этому привыкнуть?» – с досадой думал он, вспомнив слова одного умника, нахваливавшего подобные районы, в очереди на биржу труда, куда он ради интереса наведался, пока заметал следы. Ненависть, пьянство, расизм и безработица. Страна катилась ко всем собачьим чертям. Увиденное вновь наполнило его решимостью, отступившей было после ранения во время перестрелки у инкассатора. Унылое, зажравшееся стадо. Им всем было нужно открыть глаза…

Дурум-ту-дум! Дурум-ту-дум! В открытую форточку вместе с ветром, качнувшим тонкую китайскую занавеску, пахнуло ночной прохладой спящего города. Повеяло закусочными, бензином, сладкими грезами и безутешной тоской, миллионами человеческих жизней и мириадами неискупленных грехов. Отмоленных и не очень. Забытых и отмщенных. Все эти нескончаемые следы пребывания рода человеческого, которые не способен был скрыть даже обманчиво-безмятежный полог темной ночи.

– Грехи – это единственное, что мы оставляем на этой земле, да, детка? – ни к кому не обращаясь, Дениел залпом осушил стакан.

Наконец последний вагон пронесся мимо, и он устало поправил подушку, вслушиваясь в затихающее дребезжание сервиза за соседской стенкой. На лестнице скрипнула дверь, послышалась неразборчивая китайская речь. Мужчина и женщина, судя по голосам, явно «местные», о чем-то ожесточенно спорили, затем послышалась возня и сразу же несколько звонких шлепков. Пружинисто подскочив с кровати, Дениел быстро пересек крохотную каморку, выделенную ему под квартиру, и прислонился к стене, стараясь рассмотреть коридор через узкую полоску света между дверью и косяком. Снаружи сладковато пахнуло кальяном, легонько защекотав ноздри, – где-то курили опиум. Одна рука проверила цепочку на замке, другая потянула из-за ремня нож, вдруг застыв на половине пути.

Нет. Нельзя.

Находящиеся в коридоре еще некоторое время боролись, потом послышался глухой удар, и мужчина охнул. Коленом в пах – догадался Дениел. Поторопился ты, парень. Высокий женский голос в последний раз обиженно крикнул, и вниз по лестнице застучали быстро-быстро переставляемые каблучки. Мужчина, яростно прохрипев, шумно последовал за ней, и наблюдавшего в отверстие Дениела на мгновение заслонила его ломаная тень. Он еще немного подождал.

– Чертова страна.

А что бы он сделал? Заступился за девушку? Тоже мне герой. А если это проститутка (на первом этаже располагался дешевый бордель, который крышевали местные копы, а основной контингент составляли работники ближайшего порта да всякая неприметная шушера, совавшая сюда нос, когда начинали водиться деньги), которой вдобавок уже наверняка заплачено – среди определенного контингента ночных бабочек, особенно приезжих, такая мера расчета была обычной нормой. А ввязываться в драку с сутенером, наверняка дежурившим на лестнице, или, что еще хуже, с дружками в машине на улице, которые сорвутся, только подай условный сигнал, не было ни сил, ни желания. Это не его дело. Каждому свое.

Осторожно отодвинув занавеску, Дениел быстро оглядел двор. Внизу громко хлопнула дверь, и в ярком пятне мягко переливающегося света от вывески, опережая девушку, протянулась ее длинная тень. Следом появилась невысокая девчонка с рыжей копной волос, явно в парике, и в коротком вульгарном платьице с блестками, которое вкривь и вкось сидело на подростковой угловатой фигурке, вызывая скорее жалость, чем вожделение. Все ясно – первый выход. Не справилась. Она пошла к машине, где поджидали подельники, капризно отбиваясь туфлей, на которой сломанным пальцем болтался каблук, от вьющегося кругом разъяренного сутенера, что-то кричавшего ей, и, изредка переключаясь на открывавшего дверь громилу, потрясала кулаком, из которого во все стороны торчали мятые купюры. Проститутка прихрамывала и громко всхлипывала. Видимо, торопясь по лестнице, подломила каблук. Дениел вздохнул, девчонке на вид было не больше шестнадцати. Мотылек, когда же ты себе подпалил крылышки, устремившись на обманчивый огонек сытости и богатства? А может, это, наоборот, тот самый последний рубеж. Край чудовищной пропасти, с которого отчаявшийся человек делает последний шаг, хватаясь за мифическую надежду. И вот несчастный ребенок не смог.

А сколько было бы сейчас его собственной дочери? Двадцать с чем-то? Ближе к тридцати? Какой бы она выросла? Конечно же, умной и красивой – какой нормальный отец будет желать чаду обратного. А еще у нее будут глаза матери. Были бы… Вот она кончает колледж, устраивается на работу, встречает того самого парня и выходит замуж. Рожает детей. Отпустил бы он ее? Любой отец втайне всегда ревниво уверен, что он единственный и главный мужчина в жизни дочери. А тут набегут. Конечно же, набегут, он уверен – ведь она бы была настоящей красавицей. Но она выберет самого лучшего. Как бы нянчил внуков, подшучивая над зятем в воскресное барбекю. Теперь это уже неважно. Несущаяся перед глазами лента несуществующих воспоминаний резко оборвалась, как недоснятая пленка шестнадцатимиллиметровой хроники. Их нет. Больше нет.

В этот момент внизу снова хлопнула входная дверь, и в круге света возник неудачливый, растрепанный клиент. Он что-то несколько раз крикнул вслед садящейся в лимузин девушке и напоследок плюнул. Захлопнувший дверь громила сунул руку за отворот расстегнутого пиджака, и в свете уличного фонаря угрожающе мелькнул пистолет. Клиент испуганно скрылся за дверями, и на улицу снова опустилась гулкая тишина. Ночной город жил собственной жизнью. Дениел невольно ухмыльнулся, но тут же погрустнел, чувствуя, как предательски опускаются руки. Только что разыгравшаяся сценка напоминала фрагмент из какой-нибудь бродвейской постановки. Последний раз он выбирался что-нибудь посмотреть вместе с женой. Кажется, это был мюзикл «Кошки». В другой жизни. Давным-давно.

Потом были смерть и похороны. Пропажа дочери, которую бесчеловечно замучил неизвестный маньяк. Отказ страны и конторы, службе которым он посвятил почти всю свою жизнь, нежелание помочь и разобраться. Невозможность ничего изменить, хотя кое-кому достаточно было в прямом смысле протянуть руку, чтобы пустить время вспять. Первые дни Дениел метался, как раненый тигр, окруженный охотниками. Алкоголь и бессонные ночи после драк в придорожных барах. Укрывательство, прятки с полицией. Полный отказ от прошлой жизни, которая и так была разрушена, в одночасье сгорев дотла. Зачем он бежал? От чего? Охваченный горем и ужасом, он слишком поздно спохватился, что именно своим побегом сделал себя подозреваемым номер один во всех списках особо опасных, разосланных в каждый штат полицией и ФБР.

Он вернулся в комнату. Проверив пустую бутыль, посмотрел на часы. До следующего поезда оставалось пятнадцать минут. Черт! Может, хоть в этот раз ему удастся быстрее заснуть? На кой черт гонять электрички среди ночи, если все равно ни у кого, кроме самых последних олухов и бомжей, в это время не имеется желания кататься с наркоманами и слоняющейся алкашней, готовыми наброситься на любого, кто просто окажется не по нраву. Или полиция таким образом перевыполняет план, превращая дребезжащие вагоны в подобие клейкой ленты на кухне, которая под утро сплошь усыпана трупиками зазевавшейся мошкары.

Дениел снова лег и закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Спать. Ему нужен отдых. Необходим. Самая муторная и суетливая часть плана позади, и теперь за него буду работать другие. Он надеялся, что будут, иначе все труды последних нескольких месяцев просто пойдут насмарку. Но в этом и заключалось самое сложное. В координации. Фарид обещал заехать за ним в шесть. А значит, нужно заставить себя поспать.

Поезд все не шел, Дениел закрыл глаза и постарался расслабиться, как его учили еще во время подготовки в армейском корпусе. Абстрагировавшись от внешнего мира, он постарался максимально сконцентрироваться на внутренних ощущениях. Через несколько минут уличные шумы потускнели, а затем и вовсе исчезли, словно на голову надели мешок. Через некоторое время откуда-то стал наплывать тягучий непонятный звук, и отчаянно пытавшийся заснуть Дениел испугался. И это был не свист гудка или стук колес приближающейся электрички, продиравшейся сквозь вялотекущее сознание. К этому просто нельзя было приготовиться, ибо каждый раз, когда это случалось, его охватывало ощущение абсолютной реальности. Сон или явь. Сон или явь. Снова навязчивый, назойливый кошмар, от которого он все никак не мог избавиться.

– Нет, ну пожалуйста, – едва ворочая губами, словно в пьяном забытьи, едва слышно пробормотал он. – Только не сегодня. Нет. Не сейчас…

Кровать под ним растворилась, и Дениел ощутил, как неведомая сила, бережно подхватив, увлекает его куда-то в сторону. Словно дыхание ветра задумчиво кружит на поверхности озера опавший осенний листок. Уже заранее зная, где окажется, Дениел открыл глаза…

В лесу стояла абсолютная тишина. Густая, гипнотизирующая. Обхватистые стволы громадных раскидистых сосен ровными рядами, будто иссушенные временем руки стариков, тянущихся к Богу, стояли во всех направлениях, насколько хватал глаз, сливаясь в однородное размытое пятно вдалеке. Словно монолитные колонны, подпирающие невидимый свод, где-то над головой. И мох. Бугристый ковер густого белого мха, из которого то тут, то там, словно нарывы на прокаженной коже, возвышались ярко-красные головки непонятных грибов. Прислушавшись к собственному дыханию, клубами растворявшемуся в неподвижном пространстве, набрав побольше воздуха, Дениел крикнул куда-то вверх, как проделывал уже много раз:

– Эй!

Ответом была тишина.

– Почему я попадаю сюда?

Где-то за его спиной хрустко отломилась ветка и спикировала на мох. Дениел даже не обернулся.

– Да что же это…

От вида ровной, одинаковой перспективы, преломляющейся из ряда в ряд, кружилась голова, как в зеркальном аттракционе какого-нибудь дешевого передвижного шапито. Резкий контраст черного и белого был настолько разительным, что слезилось в глазах.

– Кто вы? – снова громко вопросил Дениел. – Что вам нужно от меня?

– Кто… кто? – эхо его голоса разнеслось вокруг затухающими перезвонами хрусталя, неожиданно искажая смысл вопроса, складывая его в другие слова. – Кто… то, вы… ты… Ты ну… жен!

– Эй! Покажись!

– Эй-эй-эй… Жизнь…

Как и в прошлый раз, он почувствовал дрожь, внезапно поняв, что за ним наблюдают. Дениел резко обернулся и застыл на месте. Стоявший в нескольких метрах за деревом волк, не мигая, смотрел на него. Суженные зрачки больших тусклых глаз, светящихся умом, не двигались, словно были вставлены в чучело. Лишь вырывающийся из раскрытой пасти пар говорил о том, что притаившееся существо живое. Это было для Дениела по-своему приятным сюрпризом – раньше приходили другие. Совсем другие.

– Да что ты такое, – с усилием шевеля непослушными губами, пробормотал человек. – Почему делаешь это со мной?

Волк отвернулся и, подняв голову, посмотрел куда-то в сторону. Дениел тоже повернулся и замер, заметив мелькающий вдалеке среди стволов-близнецов, медленно бредущий детский силуэт. Совсем маленький ребенок, девочка. Она шла не спеша, что-то напевая, изредка приседала и, выдергивая из мшистого ковра грибы с красными шляпками, отряхивала с ножек землю и аккуратно убирала их в корзинку, висевшую на руке.

– Нет… – потрясенно прошептал Дениел. – Это невозможно… Этого не может быть… Как… – он вновь посмотрел на волка, но вопрос застрял в глотке, когда он увидел, что тот подобрался, вытянулся, а на его холке шерсть угрожающе стала дыбом. – Постой, что ты хочешь…

Волк рванулся к не подозревающей об опасности детской фигурке, пружинисто переставляя лапами по белому ковру.

– Нет! Ты не сделаешь этого, стой!

Рванувшись следом, Дениел стремительно побежал через лес. Несущаяся впереди фигура волка мелькала между стволами, словно была нарисована на перелистываемых страницах блокнота.

– Беги!

Обернувшаяся на его крик девочка заметила волка и испуганно съежилась, прижав кулачки ко рту.

– Папа!

Корзинка упала на землю, и из нее на мшистый ковер резво выкатились грибы. Откуда-то сверху стал стремительно приближаться монотонный нарастающий гул.

– Чего стоишь, беги! – срывающимся от бега голосом прокричал Дениел и споткнулся о подвернувшийся пень.

– Не трогай ее…

Последнее, что он увидел, был волк, с разбегу бросающийся на кричавшую девочку. В следующий миг земля выскользнула у него из-под ног, мох расступился, и Дениел полетел на дно широкой глубокой ямы, прямо на остро заточенные колья загодя приготовленной ловушки.

Дениел вскрикнул и сел на кровати, судорожно ощупывая налипшую на грудь футболку. Небольшую каморку привычно сотрясала вибрация, которую создавала несущаяся за окном электричка. Было темно. Часы показывали три минуты седьмого утра.

В дверь настойчиво барабанили. Вот черт! Должно быть, это Фарид… Вскочив с кровати, Дениел быстро сорвал с двери цепочку замка.

Пока он молча жевал недосоленную и быстро остывающую яичницу, отчего белок все больше напоминал резину, сидящий у окна Фарид, смакуя, курил тонкую женскую сигарету, изредка поглядывая на улицу. Комнатный воздух разбавил синтетический привкус ментола. Завтракая, Дениел с интересом разглядывал своего раннего гостя. Коротко стриженный, с характерным приплюснутым носом-картошкой, долговязый, сутулый, в спортивном костюме и огромных темных очках, араб раз за разом погружал конец сигареты в невидимые под густой, аккуратно подстриженной бородой губы, отчего создавалось ощущение, что он безобидно сосет чупа-чупс. Эдакий колоритный заезжий араб, которыми изобиловали современные французские комедии. Только смотреть на испещренные узловатыми шрамами пальцы, сжимавшие палочку сигареты, было почему-то не смешно. Дениел поспешно проглотил кусок и зацепил вилкой следующий.

– Хвоста не было?

– Какой хвост, – не оборачиваясь, искренне удивился араб. – Да мой костюм даст фору любому здешнему сутенеру. Расслабься, брат. Я здесь свой.

– Точно не хочешь? – Расправившись со своей порцией яичницы, Дениел вопросительно ткнул вилкой в сковородку, хотя гость не мог этого видеть, на которой еще оставалось немного глазуньи с помидором.

– Ешь, – не оборачиваясь, отмахнулся сигаретой Фарид и мельком посмотрел на запястье, где красовались золотые часы. – Только быстрее, Сарбук не любит ждать.

– Сарбук – это самый главный? – проголодавшегося Дениела не надо было уговаривать дважды, скинув остатки яичницы на тарелку, он наклонил сковороду, соскребая остатки шкварок. – Начальник?

– Брат.

– А ты в роли кого? Так, что ли, на побегушках? Курьер?

– Мы ни у кого не на побегушках. Мы семья. Ты вышел на него. Сарбук сказал привезти. Я с тобой. Так надежнее, – рублеными фразами отчеканил Фарид, снова затягиваясь.

– Ясно, – пробурчал Дениел и торопливо запил кусок яичницы чаем.

Почему-то невозмутимое поведение араба заставляло его нервничать. Он впервые общался с человеком такого сорта, и напряжение от предстоящей встречи с главарем, от которого зависел успешный исход операции, упорно выбивало из тела остатки спокойствия.

– Почему ты хочешь убить? – неожиданно поинтересовался Фарид, продолжавший сидеть у зашторенного окна, словно статуя.

– Кого? – оторвавшись от еды, не понял Дениел.

– Всех этих людей? Сарбук сказал, – араб сделал неопределенный жест рукой, и сигаретный дым расчертил в густом воздухе комнаты причудливую кривую линию. – Что они тебе?

– Они убили мою семью.

– Зачем мстить? Мертвым плевать на нашу месть, – пожал плечами Фарид, окружая себя клубами голубоватого дыма. – У них другая жизнь.

– Да, другая, – машинально повторил Дениел, вспомнив, как заметал следы. Как то же самое ему сказал Смит. Им все равно, но ему нет.

– Но вы же… убиваете, – резонно парировал он. – Мстите. Да и какая, в конце концов, разница, я же плачу́.

– Мы не мстим. Мы воюем, – докурив, Фарид впервые обернулся и вопросительно показал Дениелу зажатый тремя пальцами окурок, выпуская сизый дым из мясистых ноздрей.

– Кидай в умывальник, – кивнув на раковину рядом с газовой плитой, Дениел допил остатки чая. – Все равно сваливаем.

– Как, говоришь, называется твоя контора?

– Чего?

– Организация, которую ты представляешь, – терпеливо повторил Фарид.

– «Красный восход», – выходя на него, Дениел выдал себя за сотрудника известной экстремистской организации, готовой спонсировать американских террористов.

– Арабы, турки?

– Ливийцы.

– Грозный народ.

– Каждому есть что защищать, – пожал плечами Дениел.

– Мы не мстим, – повторил араб, кинув окурок в немытую пластиковую чеплашку из-под китайского салата, наполовину заполненную мыльной водой, в пене которой виднелись кусочки моркови. – Мы отстаиваем веру и наши убеждения. Это наша война.

– Тогда у меня своя.

– Твоя, наша. Ты, я, – нетерпеливо отмахнулся Фарид, одергивая костюм. – Да я даже не знаю твоего настоящего имени.

– Я же сказал, зови меня Боб, – засовывая в умывальник сковородку с чашкой, отозвался Дениел.

– Пф! Боб. Охренеть как оригинально. Не смеши меня, – Фарид снял очки и посмотрел на Дениела неподвижным взглядом расширенных зрачков мясника-наркомана, который рутинно каждый день рубит головы еще живым птицам. – С конспирацией у тебя явно проблемы, парень. Еще скажи, что внизу так же записался, а? А может, ты вообще коп? На службе у звездно-полосатой свободы полным-полно таких вот простаков, возомнивших себя капитанами Америки!

Верно. Регистрируясь на ночлег, Дениел не назвал настоящего имени суровой пожилой тетке с тяжелым, потерянным взглядом, смотревшей исподлобья поверх распечатанной на принтере надписи «ресепшн». Хотя кому какая разница, под каким именем ты переночуешь в дешевой комнатушке над борделем. С девчонкой или парнем. Один. С мешком денег или травы. Да к черту вопросы. Лишь бы деньги платил.

– Я не коп.

– Ну, тогда порядок, брат, мне сразу полегчало! – Фарид развел руки в деланом изумлении. – Боб, Роберт. Шмоберт. Да ты на себя в зеркало посмотри. На лице же написано – ни семьи, ни постоянной работы, ни жилья. А все Бобы сплошь «ботаники» и очкарики. Не-ет. Ты скорее Дэйв. Или Дуглас. Может, Даг…

Дениел вздрогнул, на мгновение перестав запихивать в лежащую на кровати сумку одежду, под которой был упакован бережно завернутый в полотенце планшетник.

– Нет у меня жены, – застегивая молнию, огрызнулся он. – Ни жены, ни семьи. Никого! Я сам по себе.

– И что? Пусть даже так, – не спорил Фарид. – Твоя жизнь только в твоих руках, и больше никого. Не позволяй ее отнимать у тебя.

– Это уже сделали.

– Ты боишься своего имени? Почему? – продолжал говорить араб, а Дениела не покидало неприятное чувство, что из него по кусочкам выбивают признание. – Им тебя наделил отец, когда тебя родила мать, дав жизнь и сделав человеком. Нас с детства уважают чтить родителей и память о них. Чтить семью. А вы вымираете вот здесь, – Фарид ткнул Дениела пальцем в грудь. – И поэтому вы слабые. В нас с тобой нет ничего плохого. Изначально мы не враги, хоть и принадлежим к разным обществам. Мы никто, так, плоть и мясо, частички этого мира. Со своими тараканами, грехами и амбициями. И в то же время мы – часть гармонии. Но вашей стране не нравится, когда кто-то не похож на нее. Вы на дух не переносите, когда не слушаются ваших надуманных и лживых принципов, которые вы так старательно пытаетесь навязать всему остальному миру, под маской могущества скрывая свою уязвимость. Вы не приемлете, когда кто-то не похож на вас. А сами гордитесь чем – вымышленной историей, построенной на лжи, да парой ядерных пукалок, которые готовы наставить на любого, кто, не дай бог, щелкнет по носу. Как дети в песочнице. Погрязли в порнухе и фаст-фудах, забыв вкус настоящей еды, а потом плачетесь, что в стране восемьдесят процентов населения жиртресты. Послушное, неуклюжее стадо, которым легко управлять.

– Я этого не говорил, – сказал Дениел. – И я не люблю фаст-фуды.

– А это и не нужно. Это у тебя в крови, – покачал головой Фарид. – Все американцы поражены этой болезнью с рождения. Вы передаете это по генокоду родителей, вместе с молоком матери. Вы везде и во всем должны всегда находиться первыми. Школа, работа, война. Никсону переклинило крышу, и вы дали миру Вьетнам. Вам показалось мало нефти, и вы вошли в Ирак. А затем смело убеждали народ в своей правоте, штампуя патриотические киношки. Громкие фразы и смерть под хруст попкорна! Ла-ла-ла! Вертолетики с силиконовыми героями летят в закат под глупую музычку. В задницу вранье! Вы сами пропагандируете массовое насилие, а потом удивляетесь, почему ребенок притащил в школу ствол и устроил кровавую баню. Я знаю, что такое смерть, голод и страх. Видел выгребные ямы, доверху наполненные телами расстрелянных детей. Знаю, на что способна вся эта шваль, гордо именующая себя солдатами и миротворцами. Но то, что задумал ты, это не просто чудовищно. Это предел.

– Так говорит Аллах? – искренне удивился Дениел. – Или ты меня осуждаешь?

– Аллах уже все сказал, – покачал головой Фарид. – Наш черед. Если все, что ты рассказал, правда, мы поможем тебе.

– Тогда зачем вы это делаете?

– У каждого своя дорога. У нас и у тебя. Ты сам к нам пришел, – Фарид приблизился к Дениелу, застегнувшему сумку, и внимательно посмотрел в глаза. – Принес предложение, и Сарбук решил переговорить с тобой. Только об этом. Остальное – наши дела, – он сверился с часами. – Нам пора, и так задержались. Бесплатный совет – только не вздумай врать Сарбуку. Он не я. Он страшнее. Так что говори, как есть. Если хочешь с нами работать и…

– Что? – смело отвечая на хищный взгляд, усмехнулся Дениел, закидывая на плечо сумку. – Жить? Ты это хотел сказать?

– Ты меня понял, – ответил Фарид, снова надевая на глаза очки.

– И что с того? Это моя война.

– Теперь и наша. Судьба теперь у всех общая. Готов? Тогда поехали.

– Да брось. Думаешь, мы напарники? Если бы не мои деньги, ты давным-давно, не задумываясь, отрезал бы мне башку только за то, что я осмелился на вас выйти. Или что услышал только что.

– Деньги не делают тебя начальником, – заметил Фарид, открыв шкафчик над плитой и доставая пластиковую упаковку зубочисток. Вставив одну в зубы, он немного поколебался и засунул банку в карман спортивной куртки. – Это всего лишь средство.

– Мне это и не нужно. И кстати. Зови меня Дениел.

* * *

В кабину небольшого глазастого фургончика «Фольксваген», припаркованного возле телефонной будки под кирпичным пилоном подвесной железной дороги, Фарид не пустил.

– Сарбук велел, – обойдя машину, в стародавние времена наверняка служившую пристанищем хиппи, и раскрыв задние двери, пояснил он. – Там внутри диван. Нормально устроишься.

– А понеприметнее ничего не нашел? – Дениел оглядел плохо окрашенный в вишневый цвет корпус, под которым кое-где можно было различить психоделические узоры и цветы с раскидистыми лепестками, украшенные призывающими к миру и любви лозунгами давно исчезнувшего потерянного поколения шестидесятых. – Прямо фургончик тайн Скуби-Ду!

Фарид не ответил и молча ждал. С того момента, как араб покинул съемные апартаменты Дениела, его вообще словно подменили. Ни пустых разговоров, ни лишних движений – ничего.

– Боитесь, дорогу запомню? – усмехнулся Дениел, оглядев неуютный маленький салон с наглухо заваренными окнами и пристроенным под седалище дырявым кожаным диваном без спинки. Неуютно пахнуло сыростью и разлитым пивом. Да и вообще, черт знает, чем тут занимались бесшабашные хиппи, когда-то колесившие по стране подобно цыганам.

– Руки подними, – неожиданно скомандовал Фарид, и удивленный Дениел подчинился, терпеливо замерев, пока араб охлопывает его бока и карманы.

– Оружие?

– Микрофоны, – деловито отозвался Фарид.

– У меня ничего нет.

– Я посмотрю.

– Может, сумку открыть? – не удержался от того, чтобы не съязвить, Дениел, но внутренне напрягся, вспомнив о лежащем на самом дне планшетнике.

– Ты при мне паковался, не надо, – махнул ладонью Фарид.

– Ну, тогда спасибо за массаж, – иронично поблагодарил Дениел, когда присевший на корточки араб закончил ощупывать его лодыжки, и снова не сдержался: – Что сказать – сервис! А может, еще и массаж ступни? Не стесняйся, я доплачу.

«Ну, все, сейчас как пить дать двинет», – Дениел напрягся, ожидая удара, осознав, что перегнул палку. Но поделать с собой ничего не мог. То ли сказывался недосып и нервное напряжение последних дней, то ли выводило из себя поведение араба, которому так и подмывало бросить в лицо какую-нибудь гадость за его пустое и напускное превосходство да бесцеремонный обыск. «Давай же, бей!» – Дениел продолжал ожидать нападения. Но Фарида как подменили, точнее слова обыскиваемый одиночка подобрать не мог.

– Что скажешь, шеф? Или так и будешь молчать?

– Мне не надо твоих денег, а ступней тем более, – задрав голову, араб неожиданно улыбнулся, и у него во рту сверкнул золотой зуб.

– Что же ты? Брезгуешь?

– Не скучай, поедем небыстро, – удовлетворившись осмотром и проигнорировав колкости, сказал Фарид и, немного помедлив, добавил. – Но смотри, если ты все-таки окажешься полицейским…

Посмотрев в непроницаемое лицо облокотившегося на дверь Фарида, мусолившего в зубах зубочистку, Дениел покорно полез в салон.

– Да понял, понял я уже. Изрежешь, нарубишь и развеешь по ветру, – проворчал он, и за его спиной гулко захлопнулась дверца, отсекая звуки извне.

Ехали действительно долго. Несколько часов, не меньше. Сначала Дениел считал перекрестки, выделяя их по регулярным остановкам, но потом сбился и предоставил событиям идти своим чередом. Правда, за последние полчаса, все чаще поглядывая на светящиеся в темноте стрелки наручных часов, Дениел ощутил, что заметно нервничает. И раздражается. А это было опасно, терять над собой контроль сейчас нельзя ни в коем случае. По его примеркам, они должны были уже давно миновать черту города и приехать… Куда? На точку, условленное место? Виллу наркобарона? Где располагалось убежище группировки, на которую он с таким трудом вышел. Что, если Фарид изменил свое решение и специально увозит его подальше? Или вообще мотает круги где-нибудь на окраине или в одном из многочисленных заброшенных кварталов, которыми так славился Чикаго, – в фургоне не было окон, и это раздражало его больше всего. Чертова конспирация! Как он может доверять, а уж тем более положиться на людей, которые в первую же встречу проявляют недюжинную подозрительность. Хотя их тоже можно было понять, дело заваривалось нешуточное, да и он пока не мог предоставить более убедительных доказательств, кроме честного слова. Сарбук. Ну и имена… Нащупав лежащую рядом сумку, Дениел достал планшетник и, размотав полотенце, включил его. По экрану мелькнула шкала загрузки, и лицо мужчины осветил бледный свет плоского монитора. Он поводил по нему пальцами. Без особой цели вызвав несколько окон наугад. Так, чтобы хоть как-то отвлечься. Технология. Сидевший за перегородкой Фарид, что-то изредка тихо и невпопад подпевающий радио дурным, не вяжущимся с угрожающей внешностью голоском, даже понятия не имел, кого он везет в фургоне. Интересно, а что бы было, если б узнал? Поверил? Принял за посланника Аллаха? Убедить араба можно было в два счета – достаточно всего лишь нескольких примитивных демонстраций, чтобы человек понял, что Дениел не просто знает все. Он знает абсолютно все. Но пока было разумнее помалкивать. До встречи с Сарбуком лучше вести себя как можно тише. Машину несильно тряхнуло на очередном повороте, вырывая Дениела из задумчивости. Судя по неприятной и непрекращающейся вибрации, уже некоторое время охватившей салон, автомобиль съехал с шоссе и двигался по проселочной дороге. Интересно.

– Эй! Долго еще? – легонько стукнув в перегородку, поинтересовался Дениел. – Или ты решил прокатиться в соседний штат?

– Еще немного, брат, – уменьшив громкость радио, откликнулись из кабины. – Почти приехали.

– Какой я тебе брат, – пробормотал Дениел, снова сосредоточиваясь на планшетнике и открывая несколько архивных файлов с выписками, датами и чертежами. Все необходимые документы и информация были на месте, кропотливо рассортированные по отдельным папкам и дисковым слоям. В очередной раз скользнув по экрану взглядом, Дениел посмотрел на уровень заряда батареи, который показывал пятьдесят восемь процентов – половинку прозрачного символа в виде пальчиковой батарейки. Черт! Как он забыл подзарядить планшетник ночью, пока находился рядом с розетками. Теперь придется искать место, где можно это проделать, не привлекая внимания, а это задача не из легких. Дозаправка ценнейшего прибора электричеством занимала несколько часов, абсолютно все из которых ему было необходимо находиться поблизости. Компьютер светить было ни в коем случае нельзя. Недальновидный дурак! Соберись. Слишком много рефлексии, слишком много. Это непозволительная роскошь. Дениел выключил планшетник, погружая салон во тьму.

Машина, круто повернув, остановилась, и Фарид, скрипнув завизжавшим ручным тормозом, заглушил мотор. Со щелчком замолчало радио, резко оборвав на полуслове монотонный рэп, в который вплетались восточноарабские мотивы. Сидящий в салоне Дениел насторожился. Неужели приехали? Нашарив полотенце, он быстро упаковал планшетник обратно в сумку и в потемках поправил пиджак. Хотя какая разница террористам, как он выглядит? А может, и важно. Это ведь тоже бизнес. Снаружи послышались шаги, несколько немногословных приветственных фраз на арабском, возня с дверью, и в лицо заслонившегося рукой Дениела ударил ослепительный свет. В уши ударила какофония звуков, словно его привезли на базар, а лицо обдало теплым воздухом, пахнущим сваркой и раскаленным металлом.

– Подними руки и медленно выходи, – коротко скомандовал вооруженный до зубов незнакомый араб, нацеливая на замешкавшегося пассажира ствол короткоствольного автомата.

* * *

Точно определить местоположение ангара, в котором оказался Дениел, не было никакой возможности. Принимая в расчет габариты и удаленность от города – если верить часам и времени, проведенному в затхлом фургоне, – очень и очень далеко. Вполне вероятно, что даже на границе штата. Вокруг спрыгнувшего на землю Дениела, который продолжал жмуриться, царили невероятный разноголосый гомон и лязг. Потянув с дивана сумку, он огляделся. Дениел находился в центре огромного просторного помещения, которое с равными шансами могло быть приспособлено как для самолетов, так и для фермерских нужд, от амбара под зерно до гаража для тракторов или громоздких зерноуборщиков. Всюду кипела работа. Разномастный народ – все сплошь мужчины – деловито суетились вокруг стареньких армейских джипов, то наваривая кенгурятники, то снимая с них крупнокалиберные пулеметы. Были тут и легковые автомобили, Дениел даже разглядел веселый детский фургончик с мороженым, рядом с которым возились несколько человек, что-то сноровисто прикрепляя под днище автомобиля. Где-то коротко взревел и тут же заглох мотоцикл. Пахло бензином, потом и гарью, к которой примешивался убойный аромат пряностей и шашлыка. Пахло смертью и хладнокровной человеческой жестокостью, способной на все. Всюду мелькали призрачные вспышки от сварочных аппаратов, выхватывая скорченные, словно в кривлянии, силуэты работающих людей. По стенам метались красные сполохи от костров, запаленных в пустых топливных бочках. Мимо прошагал здоровенный детина, на спине кожанки которого было размашисто выведено; «Добро пожаловать в Ад!», и Дениел посторонился. Да уж. Это действительно была самая настоящая преисподняя с доставкой на дом.

– Впечатляет, брат? – в очках подошедшего Фарида то и дело плясали всевозможные вспышки от шипящего тут и там всевозможного пламени. Он встал рядом с Дениелом, явно наслаждаясь достигнутым эффектом внезапности. – Добро пожаловать в «Серебряный Ирбис»!

Дениел закинул на плечо сумку и снова огляделся. Всего в нескольких часах езды от Чикаго? Куда же он попал, черт возьми? Тут и там брызгали фонтаны рассыпающихся по полу искр, слышался скрежет резаков по металлу, сновали вооруженные люди, куда-то несли маркированные деревянные ящики, кто-то откровенно скучал, кто-то ел. Под высоким потолком покачивались могучие цепи, словно оснащенные крючьями щупальца гигантских медуз. На одном из крюков висел бедолага, голова которого была укрыта мешком, а на плечах сидело по голубю. Фигура повешенного служила фоном для видеообращения, которое записывали на балконе небольшой пристройки, предназначавшейся под второй этаж. Перед арабом с видеокамерой, игравшим роль оператора, что-то вкрадчиво говорил стоявший спиной к Дениелу рослый, плечистый человек с абсолютно лысой головой. До него долетали лишь бессвязные обрывки фраз, но даже одной интонации, с которой они произносились, было достаточно, чтобы у Дениела пошел мороз по коже. Это не было одним из тех террористических видеопосланий с показательной казнью заложников или неверных (хотя какая, по сути, разница), которыми периодически повышали рейтинги первые каналы Америки со скорбными лицами телеведущих, притворяясь, что показывать это, конечно же, не хотелось бы, но… давайте поскорбим и осудим вместе с остальной общественностью, которая, хмуро покивав головами, через секунду переключится на Леттермана. Потому что всем было наплевать. В нашем мире всем уже давно на все плевать. Но человек, на которого смотрел Дениел, был другим. Он не угрожал, не кричал, брызгая слюной и прижимая к голове скрюченного человека в нахлобученном мешке пистолет. Не призывал к войне и не попирал ничьих богов. Он просто говорил. Даже скорее объяснял, изредка наклоняя голову и помогая себе руками. И вот от этого спокойствия становилось нестерпимо страшно. Настолько, что Дениелу незамедлительно захотелось забраться обратно в фургон и уехать к чертям собачьим. До него только сейчас стало в полной мере доходить, что на самом деле он задумал сделать. Оператор опустил камеру, закончив сьемку, и высокий человек жестом отпустил его.

– Он ждет, – перехватив устремленный на балкон взгляд Дениела, кивнул Фарид. – Помни, что я тебе сказал.

Поднимавшийся в тисках между двумя арабами – Фаридом и подпиравшим сзади автоматчиком – по металлической винтовой лестнице Дениел делал это тяжело, словно восходил на Голгофу. Чувствуя дыхание пыхтевшего позади конвоира, он только сейчас отчетливо понял, что обратного пути уже нет и никогда не будет. Никогда. Какое же все-таки это странное слово. Короткое и неуклюжее, а сколько безысходности.

– Оставьте нас, – голос был низким и с приятной хрипотцой.

Фарид и автоматчик с кивками удалились, гуськом шумно спускаясь вниз по лестнице.

– Я Сарбук, – немного помолчав, представился рослый человек. Теперь Дениел смог как следует его рассмотреть. Человек, стоявший напротив, был действительно высокий, рослый, под два метра, с комплекцией борца-тяжеловеса. Одетый в опрятный отлично сидящий деловой костюм, никаким образом не вяжущийся с мрачной окружающей обстановкой (Дениел с неприязнью вспомнил убитого Смита – больно много в последнее время ему стало попадаться «пиджаков»), а уж тем более со штампованным обликом террориста с выпученными глазами и всклокоченной бородой. Спокойствие и монолит. Настоящий адвокат Дьявола. Лысый, с широкими надбровными дугами и массивной челюстью с волевым подбородком, не лишенные привлекательности черты лица говорили о достаточно весомой примеси европейской крови. Сарбук молча ждал, заложив руки за спину, давая Дениелу себя рассмотреть, и был явно заинтересован эффектом. Цепкий взгляд холодных, глубоко посаженных глаз, в свою очередь, внимательно сканировал каждый сантиметр приезжего.

– Дениел, – негромко представился гость.

– Настоящее имя, – кивнул глава группировки и, к удивлению Дениела, протянул руку, способную с одного удара отправить неугодного на тот свет. И говорил практически без акцента, что указывало на образование, полученное в Европе. Сплошные сюрпризы. – Это хорошо. Не люблю начинать сотрудничество с недоверия и экивоков. Доверие – залог успеха.

Что ж тогда заставил полдня проторчать в хипарском фургоне, мысленно фыркнул Дениел.

– Знаешь, что это? – поинтересовался Сарбук, отвернувшись от него и широким жестом обводя ангар, что позволило Дениелу украдкой размять хрустнувшие пальцы на пожатой руке. Силен.

– Оружие? – пожал плечами Дениел. – Сила?

– Боль, – Сарбук оперся на перила балкона и сжал стальную трубу с такой силой, что побелели костяшки. – Кровь и слезы сотен и тысяч людей. Зачем это тебе?

– Ты знаешь.

– Мою семью расстреляли в Палестине десять лет назад за государственную измену как врагов народа. Жена работала в посольстве. Вашем посольстве. Убили даже детей. Их просто разорвали, растерзали, как стая бешеных псов. Ты знаешь, на что способна кучка подвыпивших дальнобойщиков у придорожного кабака? Но не представляешь, что творит обезумевшая толпа из двухсот человек. Стадо. Скотина, несущаяся на бойню, – Сарбук некоторое время молчал. – Религия, катарсис… плакаты вождей и пророков, которые давно умерли и которым давно на все плевать. Но подними такой стяг над толпой, обагри его кровью, и за тобой потянутся как за мессией. Из всего я запомнил только глаза. Их души выпила пустота. У каждого. У всех до единого. То, с чем ты ко мне пришел, не искупить никогда. Умрут люди. Много людей. Зачем?

– Ты знаешь, кто я? – спросил Дениел.

– Нет, – не поворачиваясь, покачал головой Сарбук. – Но разве это имеет какое-либо значение?

– Тебе видней.

Перестав опираться о перила, Сарбук повернулся к Дениелу и посмотрел ему в глаза. Этот человек обладал поистине кремневой выдержкой и терпением. Таким и должен быть предводитель и вождь. Сколько история знала примеров, когда сиюминутная слабина сбрасывала с престолов деспотов и царей, сажая на их место более сильных. Закон стаи. Естественный отбор.

– Думаю, пора перейти к делу?

Ну, разумеется. Деньги решают все. Засунув руку во внутренний карман пиджака (Сарбук глазом не повел – был уверен, что его обыскали, или просто не боялся смерти?), Дениел достал несколько распечаток с адресами спрятанных по всему Чикаго денег. Хранить награбленное в одном месте было сущим безумием.

– Хорошо, – аккуратно сложив бумаги и убрав их во внутренний карман пиджака, сказал Сарбук. – Мы проверим.

– Как хочешь, – кивнул Дениел.

– Что ж. Будем считать, что со вступлениями покончено, Дениел-кто-бы-ты-ни-был. Итак. Какова наша цель?

– Аргоннская лаборатория, – сорвав колпачок с маркера, Дениел резким движением обвел жирный красный кружок на разложенной на раскладном столе укрупненной карте Чикаго. – Национальный исследовательский центр Министерства энергетики США.

Глава четвертая

И у меня нет компаса, и у меня нет карты,

И у меня нет причин, нет резона, чтобы вернуться!

И у меня нет религии, и я не знаю, что к чему,

И я не знаю предела, предела того, что мы получили!

«U2», «Zooropa»

Паташик не спал всего лишь вторые сутки, но ему казалось, что с момента повторного сканирования ангара прошла уже целая вечность. Работы было непочатый край, и научному сотруднику даже пришлось привлечь в помощники несколько молодых ассистентов, чтобы хоть как-то разгрузить навалившийся на его плечи необработанный массив информации. Неизвестный шутник бросил Паташику перчатку, оставив после себя поистине неразрешимую головоломку. Всевозможные объекты, имена и фамилии людей, названия казино, районов и кварталов, банков, закусочных, даты и время, сленги – все это раз за разом нещадно наваливалось на него, складываясь в невероятную головоломную схему, смысла которой Паташик пока так и не смог понять. Огромный, нанесенный во всю стену краской, видной лишь под призрачными излучениями ультрафиолета, непонятно с какой целью задуманный план, зачеркнутый и перечеркнутый тут и там, исполосованный стрелками и сбивчивыми пометками, явно сделанными второпях, являл собой на первый взгляд неразрешимый ребус.

– Чего вы от меня хотите? Это как кубик Рубика, который заведомо невозможно собрать! – восклицал он вновь и вновь на вопросы наведывавшихся Кейт или Муни, шелестя многочисленными выкладками и распечатками, раскиданными на нескольких широких пластиковых столах, установленных в центре ангара. – Охренеть можно! Сделавший это либо сумасшедший, либо гений, подобный Букаэрту.

Венцом нагромождения была уменьшенная копия рисунка на стене, нанесенная на четыре склеенных между собой листа ватмана, прижатых по краям чем попало.

– Еще газеты! – выкрикнул один из ассистентов, толкая в ангар небольшую тележку, уставленную пачками упакованной прессы.

– Катите сюда! – махнул рукой Паташик.

– Зачем это все ему понадобилось? – в очередной раз нахмурился Муни, когда они присели в сторонке, чтобы лишний раз не дергать и так взвинченного Паташика, то и дело покрикивающего на своих суетящихся ассистентов. – Что это вообще за штука?

– Это список. План. – Каждый раз, смотря на рисунок, Кейт ловила себя на ощущении, что вот-вот, еще мгновение, и она сможет приподнять завесу тайны, которую скрывал загадочный план. Но через несколько секунд наблюдений пометки и локации снова предательски путались, а стрелки-указатели издевательски завязывались в узлы, заставляя глаза, а следом за ними и мозг упорно разбегаться и заходить в тупик. – Календарь с событиями, которые были для него важны.

– А зачеркнутые пункты? – Муни выставил указательный палец руки, в которой сжимал стакан с кофе. – Ну, «Казино-Вывоз» и «Авария на перекрестке» я еще понимаю. Но что такое «подготовка», когда, по идее, уже все случилось? И главное, к чему?

– Пока не знаю, – предположила Кейт, внутренне усмехнувшись. Уж больно они с Муни сейчас походили на двух критиков, наведавшихся позубоскалить в картинную галерею накануне открытия экспозиции авангарда или современного искусства. Кислая физиономия напарника, с покрасневшими от недосыпа последних дней глазами только усиливала сходство с желчной акулой пера. Только вот художник пока упорно желал оставаться неизвестным. – Сейчас это напоминает один большой ежедневник: разобрался – зачеркнул.

– Но в какой последовательности они расположены? Ничего же не разобрать.

– По датам. И хронологии событий, в которой произошли, – услышавший его вопрос Паташик приподнял над одним из столов увесистую стопку газетных подшивок, испещренных пометками и щедро облепленных самоклейками. – Половина из того, что нанесено тут на стену, так или иначе уже произошло в последние несколько месяцев. Ограбления, аварии, крупные выигрыши в казино… Все здесь.

– То есть он все узнавал из газет? – удивился Муни.

– Нет, газеты лишь фиксировали, что он уже знал заранее, – выделил предпоследнее слово Паташик.

– А дальше что? – Опустив стакан на пол, Муни нацепил очки и подошел к стене, осторожно проведя рукой по кружку, в котором были условно обозначены инкассатор с экскаватором, от которых тянулась стрелка, помеченная знаком «?», к следующему кружку со схематичным рисунком кошачьей головы, от которого тянулся еще один указатель, в свою очередь, упирающийся в башню. – Кто-нибудь понимает, что это?

– Тут я теряюсь в догадках, – пожал плечами Паташик, снова наклонившись над ватманом. – Эти каракули могут означать все, что угодно.

– А вопрос? Что это за символ?

– Надо пробить по базе, – отвлекся от вычислений Паташик. – Секта, группировка, масоны. Сейчас всяких организаций или братств кругом пруд пруди. Если и дальше будете меня отрывать, мы вообще никуда не продвинемся!

– Но зачем так следить? Если этот парень действительно тот, кто мы думаем, у него должно быть достаточно технических средств, чтобы лишний раз не светиться.

– А пока будем ломать мозги – уйдет драгоценное время! – Напарник снял очки и нетерпеливо засунул их в нагрудный карман рубашки.

– Не кипятись, – успокоила его Кейт. – Сам же говорил: – ожидание – часть работы.

– Ребята, я, кажется, нашел, – послышавшийся за их спинами удивленный возглас Паташика заставил агентов обернуться и посмотреть на Сэма, который растерянно смотрел на две новые газетные подшивки, вытащенные из пачки на тележке, которые держал в руках. – Но если это то, о чем я думаю… Посмотрите.

– В чем дело?

– Я попросил принести мне подшивки всех газет, в которых так или иначе хоть как-то упоминается что-то из того, что нанесено здесь на стену, – растерянно пробормотал Паташик.

– Ну и?

– Это – «Чикаго сан-таймс» двухнедельной давности, – Паташик повернул газету так, чтобы была видна первая страница с фотографией Башни Трампа.

– Наш офис, и что? – нахмурился Муни и нетерпеливо махнул рукой. – Статья о скором торжественном открытии. Да не тяни ты кота за хвост!

– А что, если башня на схеме Нострадамуса и есть наш офис? – Взволнованный Паташик нервно теребил воротник своего халата.

– Действительно, – выдернув у него газету, Муни быстро пробежал текст под снимком с заголовком «Открытие века!». – Кроме нашей конторы, в этом здании пока никто не работает. И если верить теории яйцеголовых из аналитического отдела, Нострадамус имеет серьезные претензии.

– Что же нам делать? Выставить вокруг небоскреба усиленные посты и ждать, когда Нострадамус самолично заявится в гости? – посмотрев из-за его плеча на газету, пробормотала Кейт и, повернувшись еще раз, оглядела нарисованный на стенке план. К изображению Башни Трампа вела еще одна стрелка – двусторонняя, соединявшая небоскреб с международным аэропортом имени Джона Кеннеди. – Нет. Тут что-то еще.

– О чем ты? – За время их недолгого знакомства Муни стал прислушиваться к интуиции молодой напарницы. Кейт оглядела присутствующих.

– Нужно немедленно отправить кого-нибудь в аэропорт.

* * *

– И так льет уже третий день, – уныло констатировал Билл Шанпайк, старший сотрудник отдела сверхпроводящих линейных ускорителей, уставившись на шуршащие струи дождя, хлеставшие по панорамному окну комнаты отдыха Аргоннской лаборатории, национального исследовательского центра Министерства энергетики США, расположенного в сорока километрах юго-западнее Чикаго.

– М-да, еще пара таких деньков, и об Аризоне можно забыть. Накрылся отпуск, – Митчелл шумно отхлебнул остывающий кофе из картонного стаканчика и брезгливо поморщился. – Фу, гадость. Из какой дряни это делают?

– Отправь на анализ, – фыркнул напарник. – Только, боюсь, результат тебе не понравится.

– Посмотрите на них. Не зарывайся, Митч. Только повысили, и уже капризничает, – в комнату впорхнула хорошенькая лаборантка и положила перед Митчеллом пузатую папку с файлами. – Отчет за сегодня. Опять льет?

Она капризно надула губки, поглядев на залитое дождем окно.

– Как видишь, – потянулся Митчелл и, оглядев обтянутую твидовой юбкой попку сотрудницы, которая возилась с чайником, заливая гранулы кофе, подмигнул Биллу. – Ты как, Джилл, прошвырнемся сегодня?

– Не хочется.

– Вчера ты была сговорчивее.

– Вчера было солнышко, – девушка, не оборачиваясь, наморщила носик, засыпая мутную жидкость сахаром. – А сегодня уныло. Фу! Жалко, нет шоколада. Ладно, не кисните.

С этими словами она выпорхнула из кабинета.

– Мы занимаемся фундаментальными исследованиями, а вынуждены пить эту… бурду, – Митчелл посмотрел на экран монитора с выведенной сводкой погоды и, не глядя отпив из стакана, ткнул пластмассовой палочкой для размешивания сахара себе в ноздрю. – Ай, черт… Хоть бы каплю уважения к сотрудникам.

– От них дождешься. Пожалуйся в университет, пусть вгрохают еще один миллион на нормальный кофе, – посоветовал Билл, отправил смятый стакан в мусорную корзину и посмотрел на маячивший за окном, огороженный проволочным забором пропускной пункт, к которому, несколько раз просигналив, подкатилась фура с большим крытым прицепом.

– Что там?

– Не знаю. Приехал кто-то.

Грузный тягач поворачивал, плавно сбавляя скорость.

– Запчасти для кондиционеров, запчасти для кондиционеров, запчасти для кондиционеров, – словно сутру, сосредоточенно повторял елозящий на сиденье водитель-араб в белом комбинезоне из полупрозрачного материала, под которым виднелось трико, вцепившись в широкую баранку руля.

Из будки, прикрывая голову от дождя заламинированной папкой, быстро вышел охранник и, перепрыгнув лужу, поднял руку, делая знак остановиться.

– По какому вопросу? – стараясь перекричать урчание холостых оборотов двигателя, громко осведомился он, поравнявшись с кабиной, и снизу вверх посмотрел на водителя, который успел опустить стекло.

– Запчасти для… – конец заученной фразы неожиданно застрял у того в горле, и на обветренном лице проступило испуганное выражение. Забывший слово араб конфузливо втянул голову в плечи, подвигав щетинистым кадыком.

Охранник ждал, пауза явно затягивалась.

– Коллайдер, – не растерялся сидящий на пассажирском сиденье рослый бородач в надвинутой на солнцезащитные очки форменной кепке и, перегнувшись через водителя, вопросительно повернул руки ладонями вверх. – Открывай, да?

– Коллайдер? – Охранник нахмурился и, неохотно отняв от головы папку, зашуршал страницами списка. – У меня ничего такого нет.

– Наше начальство звонило, – прибывшие стремительно теряли инициативу.

– Кто еще там, я… мы ничего не заказывали, – надавив кнопку внутренней связи, Митчелл поправил прикрепленный к нагрудному карману бейдж и педантично пригладил чуть выбившуюся из-за брючного ремня рубашку.

– Сегодня же неприемный день, – Билл растерянно посмотрел на график на стене, испещренный маркерными пометками.

– Запчасти для коллайдера, – неуверенно прогундосил комлинк на столе рядом с компьютером. – Звонили, говорят.

– Кто звонил? Какой коллайдер, что за ерунда… – пробормотал Билл и переглянулся с напарником.

– Сейчас разберемся, – снимая со спинки кресла халат, тот вышел из комнаты отдыха.

Снаружи раздался приглушенный ревом двигателя вопль охранника и треск шлагбаума, разлетевшегося под колесами фуры, напролом покатившей во двор.

– Что за чертовщина! Вызовите охрану! – испуганно закричал Билл, с расширенными от ужаса глазами наблюдая, как тело охранника, прошитое автоматной очередью, выпущенной одним из людей в белом комбинезоне, которые выскакивали из кузова тягача, было резко откинуто в грязь. Метнувшись в глубь комнаты, он споткнулся о мусорное ведро, брызнувшее мусором, и, падая, успел ударить по тревожной кнопке, раскрашенной в аварийную зебру.

По помещениям лаборатории потянулся заунывный вой баззеров аварийного оповещения. Из кабинетов и секций в коридоры один за другим выглядывали сотрудники, на лицах которых удивление смешивалось с растерянностью.

– Что случилось?

– Пожарная тревога? Учения?

– Оставайтесь на местах, все в порядке, – то и дело натыкаясь на недоуменные взгляды коллег, дрожащими губами лепетал Митчелл, пытаясь успокоить персонал и удерживая себя от того, чтобы не перейти на бег. – Охрана уже вызвана…

Он осекся на полуслове, увидев, как навстречу из бокового коридора, выстукивая по зеркальному напольному покрытию каблуками застегнутых на плексигласовые молнии сапог, выходит группа людей в белых комбинезонах, вооруженных короткоствольными автоматами необычной модификации – механизмы из светлой пластмассы, словно бластеры из научно-фантастической картины пятидесятых. Через мгновение идущие впереди налетчики вскинули диковинное оружие, которое принялось выстреливать короткие очереди с негромким хлопком. Несколько человек упали, словно подкошенные, на белоснежных халатах алыми пятнами проступала кровь.

– Где Магнето-16? – требовательно рявкнул идущий во главе группы рослый араб, уверенной поступью завоевателя приблизился к Митчеллу и ударом в челюсть волосатого кулака опрокинул его на пол. – Ты главный? Где он лежит? Говори!

– Я… я не совсем понимаю, – теряя остатки самообладания, заплетающимся языком проговорил Митчелл, размазывая кровь по лицу и стараясь отползти от обидчика. – Вам нужны деньги?..

– Не тявкай. Ты главный? Ты тут всем заправляешь? – продолжал требовать наступающий террорист. – Где Магнето-16?!

– Я старший сотрудник… но не в моей компетенции, поймите… Вам нужен Магнето? – увидев что-то в конце коридора, Митчелл ткнул туда трясущимся пальцем, окровавленное лицо исказила гримаса призрачного облегчения. – Она… она работает над проектом. Спросите ее… я не знаю, я ни при чем…

– Сволочь! – отчаянно визжала брыкающаяся в мертвой хватке одного из арабов Джилл, которую тот бесцеремонно тащил по коридору за волосы. – Сукин ты сын! Ненавижу!

– Заткнись, сраная дура! – срываясь на визг, рявкнул Митчелл. – Делай что говорят, и не вякай!

– Избавиться от меня решил, да?! Не стреляйте, прошу вас! Мы только вчера поменяли пароли, новых у меня еще нет. Сам аппарат внизу. Ну, Митч, скажи им… Чего ты молчишь? – зарыдавшая девушка повисла в железной хватке мужчины съежившимся, безвольным кулем и едва слышно взмолилась. – Не стреляйте, умоляю…

– ДЕЛАЙ ЧТО ГОВОРЯТ!

Сжимавший пленницу боевик приставил к ее виску оружие и нажал на спуск. Девичье тело изогнулось дугой, и забрызганный кровью Митчелл издал беспомощный булькающий звук. Рослый араб рывком оторвал его от пола за шкирку и встряхнул, словно нашкодившего щенка.

– Где Магнето-16? – четко выговаривая слова, спросил он, приближая испещренное шрамами лицо вплотную к ученому.

– Жена… сын, – жмурясь от страха, захныкал Митчелл, из глаз которого потоком хлынули слезы. – Пожалуйста, не убивайте…

– Я спрашиваю, – спокойно повторил грабитель. – Где. Магнето. Шестнадцать.

Митчелл жалобно заскулил, и арабу пришлось вновь его встряхнуть, чтобы привести в чувство. Старший сотрудник отдела сверхпроводящих линейных ускорителей беспомощно мотнул головой и обмочился.

– Испытательный полигон, – задыхаясь от рыданий, сдавленно прохрипел он, судорожными движениями вытаскивая из халата электронную карту-ключ. – Он там, там все… вот ключ, код шестнадцать-один-три-ноль. Возьмите, только не убивайте…

– Тряпка, – презрительно плюнул главарь налетчиков, отталкивая Митчелла, который тут же съежился, рухнув на пол, пряча заплаканное лицо в окровавленных дрожащих ладонях.

Из здания лаборатории выходили молча, ровной поступью палачей, покидающих место казни. В центре группы на тележке, подталкиваемой четырьмя людьми, покоился механизм, стоивший жизни нескольких десятков сотрудников Аргоннской лаборатории, превратившейся в безмолвный склеп, наполненный разбросанными телами расстрелянных сотрудников, которым в обычный осенний день так и не посчастливилось вернуться домой. Убийц, имевших четкий приказ, это не трогало. В живых не оставили никого. Жизнь лишь разменная монета в большой игре, ставки в которой мерились только цифрами с многочисленной вереницей нулей. Деньгами, которые пахли кровью.

– Дайте нам уйти! – первым шагнув на крыльцо, озаряемое сполохами полицейских мигалок, в отблесках которых мельтешила дождевая морось, зычно рявкнул главарь, не мигая смотря в безликие зрачки нацеленных на группу оружейных стволов. – И никто больше не умрет!

– Бросить оружие!

– Я сказал!

– Бросить оружие, или мы открываем огонь!

– Это последнее слово? – сохраняя ледяное спокойствие, главарь свысока оглядел скопление окруживших подъезд к зданию лаборатории полицейских машин.

– Повторяю! Бросить оружие и лечь на землю! – усиленный мегафоном голос едва заметно дрогнул. – Руки за голову! Сдайте ваше оружие…

– Как скажете! – рявкнул главарь и неуловимым для полицейских жестом подал сигнал караулившим тележку с Магнето-16 подельникам.

Над двором, едва различимый сквозь шум налетающего осеннего ветра и шелест дождя, послышался тихий писк активированного прибора, установленного на тележке, которую захватчики вытолкали из вестибюля.

– Что за хрень, – растерянно пролепетал кто-то из полицейских, смотря на зажатый в вытянутых руках пистолет, который мелко подрагивая и водя из стороны в сторону вороненым стволом, внезапно упрямо потянулся в сторону крыльца, оккупированного террористами.

В следующий миг к его возгласу добавился удивленный ропот укрывавшихся в засаде напарников, чье оружие, повинуясь новой, неведомой силе, вырвалось из рук, стремясь в сторону холла.

– Повторяю, – из последних сил стараясь удержать рвущийся из рук ствол, прошипел командир группы захвата, чувствуя, как неведомая сила, сводя мышцы, незримым прикосновением касается челюсти. В следующий миг он сдавленно захрипел и зажал рукой рот, из которого с фонтаном крови, разорвав губы, вылетел металлический штифт, скрепляющий половинки челюсти, когда-то раздробленной выстрелом пьяного отморозка, и стоивший нескольких мучительных месяцев пребывания в кабинете стоматолога, чьи услуги не покрывала страховка. – Что ты стоишь? Помоги…

Но прикрывающий его напарник – совсем молодой парень, только что выпущенный из академии, игнорируя муки рухнувшего на землю командира, во все глаза смотрел, как припаркованная рядом патрульная машина, поставленная на ручной тормоз, словно повинуясь палочке невидимого чародея, сама по себе, вспарывая травяной настил намертво заблокированными колесами, медленно поползла вперед. Натужно заскрипело железо, звонко разорвалось брызнувшее стеклянными каплями лобовое стекло. Кто-то отчаянно закричал. Патовая ситуация во дворе, на глазах у участников с обеих сторон, стремительно превращалась в сюрреалистическую фантасмагорию, не способную подчиниться никаким нормам человеческой логики. Оружие, автомобили и фрагменты амуниции полицейских стягивались к крыльцу лаборатории, словно притягиваемые невидимыми лесками. Через секунду, которая вязко тянулась, словно в замедленной съемке, все было кончено.

Загрузившие в фуру добычу налетчики ушли без единого выстрела.

* * *

Аэропорт имени Кеннеди не спал ни днем, ни ночью. Беспокойно гудящий, словно терзаемый духом и окрещенный именем тридцать пятого президента, чьи стремления и мечты изменить страну вмиг перечеркнула чертова пуля, а саму фамилию, казалось, сглазило провидение или просто отвернулся Господь, благословивший Америку, но почему-то поленившийся помазать восходящий на престол клан коренных американцев. Бог, похоже, вообще не жаловал именитых Джонов. Сначала в 64-м, потом в 81-м. Хотя что бы было со страной, останься Кеннеди жив или промахнись Освальд? Если бы Чэпмен не выстрелил несколько раз. Кто знает? Отменили Луну и Вьетнам? Вряд ли. Политика построена на коррупции, лжи и войне, что бы там ни кричали рифмоплеты в предвыборных агитациях или в тщетных хипарских призывах рок-звезд. Ложь. Шанса, о котором так настойчиво просили по всем радиоволнам, миру так никто и не дал, ибо мессию распяли. Нелепо и неожиданно, у порога собственного дома. Как и всегда. Жизнь – борьба. Политика – война. Люди покупают войну. В докладе Уоррена до сих пор значится, что Кеннеди был задавлен пьяным водителем. Кто это прочитает? Это так же интересно простому обывателю, как сезонная миграция южноафриканской тли, о которой бубнят по Дискавери дождливыми субботними вечерами. Вот почем нынче человеческая жизнь. Так же, как и всегда, цена ей – ноль. Президентов не выбирают, ими добровольно становятся, принося свои мечты, жизнь и время на алтарь массе, которой по большому счету на все плевать. Словно все только и затевается лишь для того, чтобы потом зубоскалить и гоготать над ними в Симпсонах или Сауз парке. Интересно, а в США мог бы быть черный президент? Черный. Да за это слово тебя быстрее настрогают в миску бездомной собаки, чем ты успеешь сосчитать до двух. Но теперь же равенство. Времена ниггеров и кукурузных плантаций давно в прошлом, и белый «конгрессмен» белозубо улыбается с разрисованной сленговыми оскорблениями предвыборной листовки, которыми обклеивают сквер. Как далеко мы способны зайти в превозношении слова «демократия»?

– Лук нужно?

– Нет, парочку оливок.

– Красивый.

– Извините?

– Перстень у вас красивый, – зачерпнув из миски с нарезанными черными колечками, продавщица указала на лежащую на прилавке руку. – Вы музыкант?

– Н-нет, – он поспешно убрал руку, оставив на пластиковой подставке двадцатку. Может, даже слишком поспешно. – Сувенир. Спасибо.

Черт! Хэнк расплатился с веснушчатой девчонкой за горячий клаб-сэндвич в хрустящем пакете и, переставив колу с подноса, присел за свободный столик под любопытным взглядом продавщицы. Ну что она уставилась? Хэнк беглым взглядом оглядел кафе – у прилавка, как назло, никого не было. Лишнее внимание ему сейчас совершенно ни к чему. Возящаяся за прилавком девчонка продолжала поглядывать, сузив глазки. Вспоминает. Небось приняла его за какого-нибудь басиста или барабанщика, потерявшегося или попросту свалившего от своих на гастролях. Из этих новомодных. Или, что еще хуже, за гея. Сувенир. Ну, он и сказанул! В этот момент перед продавщицей вырос здоровенный, необъятный толстяк, заслонив ее, и Хэнк, расслабившись, принялся за еду.

Чудовищный, гигантский Левиафан, состоящий из многочисленных терминалов, залов ожидания, взлетно-посадочных полос, диспетчерских, один за другим тасующих ревущие туши лайнеров с ловкостью вегасовских крупье, залов ожидания, магазинов и кафе, километровых очередей на досмотры и таможню, гудел, пульсируя подобно огромному улью деловито трудящейся американской авиапромышленности. Сам воздух, в котором Габбана мешалась с Тако и едким привкусом керосина, волнами накатывающего из приоткрытых дверей посадочных гейтов, искрил напряжением, нервами, опозданием. Четвертый по загруженности аэропорт мира. Пятьдесят тысяч человек в день. Глупо предполагать, что циклопическое пространство, по сравнению с которым лабиринт Минотавра выглядел бы детской площадкой, можно обойти за несколько часов, инспектируя и обследуя каждый уголок. Кого-то выслеживать, а тем более искать – еще глупее. Тем более в одиночку. В аэропорт снарядили команду из десяти человек, но, принимая в расчет размеры сооружения, это было все равно что послать на бейсбольный матч одного разносчика сосисок. Непрекращающийся людской гомон на мгновение перекрыл переливчатый звуковой сигнал, предваряющий объявление:

– Уважаемые пассажиры. Рейс VX406 до Лос-Анджелеса переносится, приносим свои извинения. Повторяю…

И все-таки он правильно поступил, что вызвался добровольцем. Это отличная возможность продемонстрировать начальству или каким там еще высокопоставленным шишкам и боссам свои возможности. Он докажет, что давно готов к настоящей работе. Не то что эта Либби, и на фига ее только прислали. Это же надо! На год младше его, а уже оперативный агент.

Хэнк фыркнул и откусил от бутерброда с беконом и овощами, купленного в «Сабвее». Вкусно, но дорого. Охренеть, как дорого! По большому счету, американец со средним достатком за несколько часов тратил здесь сумму, на которую вполне мог существовать половину недели. Не говоря уже о приезжих, вот с этих дерут вообще три шкуры, начиная с билетов и заканчивая сувенирами из дьюти-фри.

– Барстоу, ты как? – справился вставленный в ухо наушник.

– Чисто, – наклоняясь над подносом, буркнул агент.

– Мы так до второго пришествия не управимся. Как же достали эти высоколобые со своими предположениями, я не спал в своей кровати уже второй день.

– Говорят, тут что-то необычное.

– Как же! – фыркнул наушник. – Наплетут с три короба, лишь бы за них кто другой нагибался.

– Держи карман шире. Ладно, пойду Боба вытаскивать. А то он уже полчаса из видеосалона не вылезает.

– Отбой.

Хэнк глянул на электронное табло, висящее за витриной кафетерия, – пора было закругляться и продолжать патрулирование. На часах было три часа ночи.

Ладно, парень, кончай ломать Дика Трейси. У тебя есть словесный портрет клиента, Заратустры или как его там именуют по оперативной разработке. И под это описание не попадает ни одна тупая сучка, тратящая деньги с кредиток своих мужей на беспошлинную покупку духов и шмоток в «Дьюти Фри». Клиента следует искать в другом месте, если он, конечно, вообще здесь есть.

Вытерев руки и губы салфеткой, Хэнк встал из-за стола и направился в туалет, по пути внимательно вглядываясь в лица пассажиров, ожидающих объявлений о начале посадки. Он ненавидел летать, предпочитая перемещаться из штата в штат на машине, чтобы чувствовать твердую почву под колесами автомобиля. Поэтому у него всегда вызывали недоверие люди, обожающие полеты на самолетах, вертолетах или, боже упаси, прыжки с парашютом.

В туалете практически никого не было, за исключением пожилого джентльмена у писсуара, пытающегося, видимо уже довольно продолжительное время, побороть дряхлеющий организм и выдавить из себя хоть пару капель. Джентльмен повернул голову и посмотрел на вошедшего агента. Лицо мужчины покрывала испарина, а взгляд излучал одновременно и дружелюбность, и раскаяние в никчемности.

– Доброго вам дня, сэр, – просипел старик.

– Угу! – агент жизнерадостно улыбнулся в ответ. Хэнк даже пожалел беднягу, ведь рано или поздно ему и самому придется оказаться в столь унизительном положении. Хотя с его работой вполне можно и не дожить до столь преклонных годов. Расстегнув ширинку, агент пустил шумную струю в зев писсуара. Пожилой джентльмен, невыразительно проворчав, поправил брюки и шаркающей походкой отправился мыть руки. Хэнк следил за стариком краем глаза, но не столько из любопытства, сколько по привычке. Но стоило агенту закончить справлять нужду и опустить взгляд, как пожилой джентльмен за его спиной разительно изменился. Сгорбленная спина распрямилась, сделав мужчину почти на голову выше. Рассеянное и виноватое выражение на лице сменилось хладнокровной улыбкой.

Мнимый старик потянул за пуговицу на левом манжете пиджака, в котором притаилась тонкая стальная леска. Сделав два быстрых широких шага, старик набросил удавку на шею ничего не подозревающего агента.

– Что за… – больше Хэнк произнести не успел. Стальная леска не только перекрыла доступ кислорода в легкие, но и моментально сдавила трахею до неприятного хруста.

Через несколько минут из туалета вышел мужчина в униформе пилота American Airlines. В нагрудном кармане у него притаился перстень, взглянув на который можно было подумать, что его обладатель бывший рок-музыкант.

* * *

Закончив инструктаж «ирбисов», Дениел покинул Чикаго. Он даже не стал заезжать в свою комнатушку, все необходимое для дальней дороги он припрятал в камере хранения на автовокзале. Конечно, он мог бы воспользоваться самолетом, что сократило бы время поездки как минимум втрое. Но это было слишком опрометчиво, передвигаться на «серых борзых»[1] гораздо безопасней. В Толидо он пересел на поезд до Кливленда, где ему пришлось задержаться на несколько часов, чтобы забрать из химчистки «Дядюшка Чам Пау» заказ на имя Эштона Вотсона. Настоящий Вотсон, опытный пилот гражданских авиалиний, испачкал одежду на вечеринке у студенческого приятеля, опрокинув кувшин «маргариты» на форменные брюки и блузку. Когда Эштон придет получить свой заказ, дряхлый китаец, тот самый Чам Пау, лишь разведет руками и продемонстрирует погашенную квитанцию, оставленную первым Вотсоном.

Разъяренный Эштон грозил хозяину прачечной самыми страшными небесными карами и сворой лучших нью-йоркских адвокатов, не зная, что укравший его форму Дениел уже покидал город в салоне грейхаунда, несущегося по восьмидесятой трассе в сторону Большого Яблока.

Остаток пути Дениел проспал как младенец, открыв глаза лишь после того, как водитель автобуса, толстый поляк, объявил по громкой связи:

– Автовокзал Порт-Аторити. Конечная.

Дениел с трудом открыл глаза. Он уже не помнил, когда ему в последний раз удавалось спокойно проспать шесть часов кряду. Забрав из багажного отсека свой чемодан, Дениел зашел в шумящее здание автовокзала и огляделся. Он знал, что в кабинку для моментальной фотографии, стоящую рядом со справочным бюро, никто не войдет в течение ближайшего получаса. Оказавшись внутри кабинки, украшенной сбоку логотипом «Кодак», Дениел достал из чемодана все необходимое для перевоплощения. Видавший виды, но еще в хорошем состоянии твидовый пиджак с кожаными заплатами на локтях. Парик с коротко стриженными седыми волосами. Брюки в полоску с чуть обвисшими коленями. Переодевание заняло у него несколько минут.

– Отлично. А теперь пришла пора немного состариться, – с этими словами Дениел разложил на коленях коробку с профессиональным театральным гримом. Когда работа была закончена, из кабинки вышел не высокий широкоплечий мужчина, а сгорбленный старик. Шаркая и бормоча, загримированный Дениел отправился к камерам хранения.

Сверившись с планшетом, он открыл ячейку R7765, оплаченную Реем Ферми несколько часов назад. Внутри лежал конверт с кругленькой суммой, снятой Реем с их общего с женой депозитного счета. Дениел забрал конверт без всяких опасений, так как мистер Ферми погибнет сегодня вечером, наткнувшись в темном переулке на нож Питера Джобса, любовника миссис Ферми. Оставив в ячейке чемодан, из которого предварительно достал сумку с одеждой и планшетником, Дениел покинул автовокзал.

Пройдя пару кварталов пешком, он остановил такси.

– Куда едем, папаша? – Водитель, негр в футболке цвета хаки, жевал не то табак, не то огромный ком старой жевательной резинки. Поэтому его вопрос прозвучал скорее как «Куа эим, папафа?». Дениел сделал вид, что на секунду задумался, и, старательно имитируя старческий сиплый голос, ответил.

– Аэропорт Идлвайлд[2], сынок. Терминал номер два.

– О’кей, – водитель уверенно влился в мощный автомобильный поток, не иссякаемый на нью-йоркских улицах ни днем, ни ночью. О том, что негр не вспомнит о старике, которого он подвозил от Порт-Аторити до аэропорта имени Кеннеди, Дениел не волновался. На обратном пути Джордж О’Нил, так звали таксиста, утомленный пятнадцатичасовой рабочей сменой, уснет за рулем и врежется на скорости семьдесят миль в час в отбойник магистрального шоссе. Удар будет настолько сильный, что любителя жевательной резинки будут собирать по частям в радиусе полумили от места аварии.

Но пока что это не случилось, такси пробивалось сквозь пробки и заторы Нижнего Манхэттена, лихо неслось по подводному туннелю Мидлтауна и лавировало между многочисленными лимузинами на Бродвее. О’Нил болтал без умолку. То обстоятельство, что пассажир даже не пытался поддержать беседу, его ни капли не смущало. Таксист жаловался на драконовские налоги, на постоянно растущие цены на бензин, на криминальный район, в котором ему приходится снимать квартиру. Обычная пустая болтовня, помогавшая Джорджу взбодриться. Дениел не обращал внимания на водителя, он мысленно, раз за разом, прокручивал в голове дальнейший план действий. Ведь от сегодняшних результатов зависел успех всей операции.

Спустя час такси остановилось у входа во второй терминал. Расплатившись с водителем, Дениел посмотрел на часы, показывавшие без пятнадцати три пополудни. Ему следовало поторопиться, ведь для того, чтобы сменить образ, у него оставалось всего двадцать минут. Стараясь идти максимально быстро, насколько ему позволяла роль пожилого человека, Дениел побрел в мужской туалет. Зайдя вовнутрь, он убедился, что туалет действительно пуст. Прежде чем приступить к делу, Дениел решил воспользоваться ситуацией и облегчиться. Но стоило ему расстегнуть ширинку, как дверь за его спиной открылась и в помещение кто-то вошел.

Невозможно! – от неожиданности Дениел буквально окоченел и был не в силах пошевелить даже пальцем. Мысли в его голове, подобно школьникам на перемене, неслись гурьбой, сбивая друг друга и образуя кучу-малу. – Этого просто не может быть! Я трижды проверял. В этот туалет никто не должен заходить до 15:08. Неужели мои часы остановились?

Эта версия немного успокоила Дениела, ведь случившееся вполне можно объяснить поломкой наручных часов.

Дениел постарался расслабиться и закончить начатое. Ничего страшного не случилось, он переоденется в кабинке. Конечно, при таком раскладе появляется риск, что его застукает за этим занятием охрана аэропорта, но это маловероятно.

Может быть, я становлюсь слишком подозрительным? – Дениел на секунду задумался. – Хотя здоровая паранойя – это скорее плюс в моем деле, нежели минус.

Наконец нежданный гость оказался рядом с ним, устроившись у соседнего писсуара. Им оказался крепкий розовощекий мужик в неброском костюме. Дениел, чувствуя, как по его лицу катятся капли пота, испугался, как бы не потек грим. Собравшись с силами, он просипел:

– Доброго вам дня, сэр.

– Угу! – бодро ответил крепыш и занялся своими делами.

Дениел мысленно издал вздох облегчения. Но стоило ему опустить голову, как взгляд Дениела приковал к себе перстень на руке незнакомца.

А вот это уже интересно. Похоже, что с моими часами все в порядке, но это означает лишь то, что я оказался в еще худшей передряге. – Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Дениел застегнул ширинку и направился к умывальнику, пытаясь решить, как ему поступить дальше. – Это перстень сотрудника Хроноса. Что он здесь делает? Он один или по аэропорту рыщут его коллеги? То, что он оказался в этом сортире по мою душу, сомнений не вызывает. Ведь по плану его здесь быть НЕ ДОЛЖНО!

Включив воду, Дениел осторожно посмотрел на отражение агента в зеркале. Агент невозмутимо занимался тем, зачем пришел, и, казалось, не обращал на мнимого старичка никакого внимания. Похоже, что он не узнал Дениела в гриме, и тот решил воспользоваться ситуацией.

В левом рукаве пиджака Дениела спрятана удавка. Нужно только потянуть за пуговицу на манжете, и в его распоряжении окажется фут смертоносной стальной лески. Собравшись с духом, Дениел сделал два быстрых широких шага и набросил удавку на шею ничего не подозревающего агента.

– Что за…

Несмотря на то что Дениел был гораздо легче агента, его рост и натренированные руки позволили почти в момент стянуть удавку с такой силой, что стальная нить буквально до хруста пережала трахею крепыша. Человек в костюме трепыхался, глаза его налились кровью, а язык вывалился, подобно куску сырого мяса. Через несколько секунд все было кончено, и тело агента свалилось безвольным мешком на грязный пол туалета. Склонившись над ним, Дениел снял с пальца мертвеца перстень и аккуратно убрал его в нагрудный карман.

– Я сказал: «Доброго вам дня, сэр»! Тебя разве мама не учила, что нужно говорить в ответ: «И вам доброго дня, сэр»? Нет?

Мертвый агент не ответил, устремив остекленевшие глаза на тусклую кафельную плитку туалета. Обыскав обмякшее тело, Дениел обнаружил липовое удостоверение федерального агента и мятую распечатку с приметами, указывающими на него.

Если парень оказался здесь по мою душу, значит, это полевой агент, и радиус действия его перстня не превышает тридцати миль.

Он покачал головой и взглянул на часы. У него оставалось всего десять минут на то, чтобы спрятать тело и переодеться в униформу пилота American Airlines.

* * *

Сказать, что Синиз был в ярости, значит ничего не сказать. Руководитель чикагского отделения корпорации «Хронос» напоминал разъяренного буйвола, запертого в тесном загоне. Он метался по своему кабинету, круша и ломая все на своем пути. И все было бы не так уж и плохо, если двери и стены в его кабинете не были бы изготовлены из сверхпрочного, но прозрачного полимера.

Кейт и Муни, словно восковые изваяния, стояли напротив двери Синиза и молча наблюдали начальственный гнев. Паташик, внезапно вспомнив о сверхсрочном деле в лаборатории, которое просто не могло пройти без его личного контроля, бросил товарищей на произвол судьбы.

Наконец, буря утихла. Синиз открыл дверь и жестом пригласил притихших оперативников внутрь. Кейт вошла первой, подняла опрокинутый стул и села напротив еще не до конца успокоившегося шефа. Муни предпочел остаться на ногах, подпирая стену поближе к выходу.

– Докладывайте. – Напарники переглянулись. С одной стороны, шеф уже все знал. С другой, необходимо было показать, что они не сидят на месте, а работают на скорейшее закрытие дела и поимку Нострадамуса. Пока Кейт и Муни решали, кому держать ответ, Синиз вновь стал терять терпение. Хлопнув ладонью по столу, он повторил приказ. – Докладывайте!

– Шеф, мы понимаем, что смерть агента Хэнка Голда – это наша оплошность. Не стоило посылать его одного на выполнение задания. Но мы не были уверены, что Нострадамус появится в аэропорту, это была всего лишь одна из наших версий. – Муни старался говорить уверенно и спокойно, словно пытаясь загнать начальника в транс. – И хочу заметить, что версия оказалась верной. Но кто мог знать, что Нострадамус доберется до Хэнка первым?

– Да что вы вообще можете знать? – попытка Муни успокоить начальство с треском провалилась. – Сейчас у этого психопата не один, а целых два перстня, и черт знает, что у него на уме. Это вы знаете?!

– Думаю, что знаем, – наконец девушка набралась храбрости и посмотрела Синизу прямо в глаза. – Появление Нострадамуса в аэропорту подтверждает нашу теорию о его дальнейших действиях. Согласно рисунку, который нам удалось найти в сгоревшем ангаре, Нострадамус готовит некую акцию, в которой каким-то образом задействованы крупнейший аэропорт в Нью-Йорке и Башня Трампа в Чикаго…

Кейт говорила не менее получаса, перечисляя все зацепки, которые им удалось обнаружить на зашифрованной схеме Нострадамуса.

– Если я правильно вас понял, агент Либби, мы знаем, где он появится. Но мы не знаем, когда, каковы его цели и кто он, мать его, вообще такой?

Кейт вновь обменялась взглядами с Муни, мысленно ища поддержки у напарника. Френк утвердительно кивнул, и тогда Кейт высказала шефу их самое смелое предположение.

– У нас есть версия.

– Какая еще версия? Не тяни кота за тестикулы, ты не на экзамене в полицейской академии.

– Я… то есть мы считаем, что Нострадамус – это один из бывших сотрудников нашей конторы.

Девушка впервые увидела на лице Синиза выражение полной растерянности. Не давая ему опомниться, Кейт принялась перечислять доводы.

– Судите сами. Он охотится за перстнями. Он знает, когда и где мы появимся. Случай с провалившейся облавой у кафе – яркое тому подтверждение. Конечно, это можно было списать на ошибку. Но то, как он расправился со Смитом и Голдом, служит доказательством правоты нашей теории. Что могло привлечь его в Башне Трампа, если из арендаторов в ней пока что только одна компания? Наша компания.

– К тому же не стоит забывать, как этот парень умудряется обходить все камеры наружного наблюдения. Он даже в кадр какого-нибудь занюханного банкомата не попался! – поддержал напарницу Муни. – И как еще объяснить то, с какой легкостью он увел средь бела дня деньги из инкассаторской машины?

– Допустим, – прервал их Синиз. Откинувшись в кресле, он обвел пустым взглядом беспорядок в кабинете, который сам же и устроил. Он серьезно задумался над словами подчиненных. – Допустим, что вы правы. Хотя это совершенно абсурдное предположение.

– Шеф, я прошу у вас разрешения отправиться в Нью-Йорк, в наш главный офис.

– Для чего?

– Во-первых, навести справки о нашем Нострадамусе. Во-вторых, если одной из его целей является аэропорт Кеннеди, то я могу возглавить оперативную группу и организовать там ловушку.

Синиз облокотился на стол и оперся мясистым подбородком на сплетенные пальцы. Молчание длилось несколько томительных минут, пока, наконец, руководитель чикагского отделения корпорации принял решение.

– Хорошо, вылетайте немедленно. Я позвоню в нью-йоркский офис и предупрежу их о вашем визите.

– Отлично, – Френк отлип от стены. – Тогда я пойду, закажу для нас билеты.

– Нет, Муни, – остановил его Синиз. – Агент Либби полетит одна. Вы нужны мне здесь. Ведь если ваша теория верна, то в скором времени мы вполне можем ожидать появления Нострадамуса прямо у нас на пороге. Кому-то нужно подготовить ему теплую встречу.

– Но…

– Это не обсуждается. Свободны. – Понурив головы, напарники отправились выполнять поручения начальства. Уже у лифта они услышали окрик Синиза. – И пришлите ко мне Паташика! Только пусть оставит свои байки про срочные дела в лаборатории.

– Будет сделано, сэр! – шутовски козырнул Мини и добавил уже гораздо тише, чтобы услышала лишь напарница: – Всегда приятно знать, что самый большой пистон в итоге вставят твоему лучшему другу.

– С ума сойти, какие у вас с Паташиком высокие отношения, – фыркнула Кейт, входя в лифт и нажимая на кнопку.

– Это еще что! Видела бы ты, как мило мы общаемся во время просмотра суперкубка.

– Не думала, что вы спортивные фанаты.

– Ты еще многого о нас не знаешь, – заверил ее Френк. – Приглашаю тебя присоединиться к нам в следующий раз.

– Если нам удастся поймать Нострадамуса, то я с удовольствием приму твое приглашение.

– Что значит «если»? – удивленно выгнул бровь напарник. – Ты сомневаешься в успехе нашей операции?

– Нет, не сомневаюсь. Но так у тебя будет повод стараться поймать его гораздо быстрее. Ведь до начала суперкубка осталась всего неделя.

– Девочка, когда-нибудь ты станешь шикарным начальником. Ты умеешь мотивировать подчиненных. – Муни вышел на своем этаже и махнул рукой на прощание. Створки лифта закрылись, унося Кейт навстречу ее судьбе.

Глава пятая

В Нью-Йорке я потерял все, что имел, ради тебя и твоих пороков

Тем не менее я остаюсь, чтобы постичь кризис среднего возраста

В моей жизни я столкнулся с айсбергом,

Но вы знаете, я все еще на плаву

Ты теряешь свое равновесие, теряешь свою жену

В очереди к спасательным шлюпкам

Ты должен пропустить женщин и детей первыми,

Но неутолимая жажда по Нью-Йорку берет над тобой верх.

«U2», «New York»

Нью-Йорк отвратителен в любую погоду. Рядовые обыватели знают об этом городе лишь по фильмам и сериалам, но никогда не задумываются о том, что тот Нью-Йорк снимают в павильонах солнечной Калифорнии. Настоящее Большое Яблоко, воспетое бархатными гимнами Синатры, покрыто гнилыми пятнами Гарлема и Квинса, плотно укутано в проливные дожди и удушливый смог, изгрызено десятками тысяч червяков из бандитских группировок и нелегальных иммигрантов. Нищих и мечтателей, стремящихся половчее отхватить от заветного плода самый большой кусок. Солнечный день здесь редкость, такая же, как улыбка на лицах прохожих, наводняющих собой вены из улиц и аллей, теряющихся в огнях большого города. Но, несмотря на все это, Нью-Йорк оставался одним из мировых центров современной цивилизации. Здесь больше евреев, чем в Тель-Авиве, больше ирландцев, чем в Дублине, больше пуэрториканцев, чем в Сан-Хуане. В центре беспокойного города, между Пятой и Шестой авеню и между 48-й и 52-й улицами, раскинулся Даунтаун, мекка для белых воротничков. Тысячи бизнесменов, риелторов и прочих офисных работников мельтешат, словно муравьи, в тени семидесятиэтажного колосса, небоскреба «Дженерал Электрик», где находятся правления крупных корпораций. В том числе и корпорации «Хронос».

В Нью-Йорк Кейт прибыла на самолете частной авиакомпании, доставившем ее в аэропорт Ла Гардия. Девушка решила не рисковать без крайней необходимости и держаться от аэропорта Кеннеди на расстоянии. Ей не хотелось повторять ошибку агента Голда и закончить свой жизненный путь на полу общественного туалета. В аэропорту Кейт встретил немногословный мужчина в возрасте, представившийся как мистер Браун.

– У вас нет багажа? Отлично. У нас мало времени, поэтому предлагаю сразу отправиться в наш офис, – больше за все время поездки он не проронил ни слова. Девушка пыталась было завести непринужденный разговор, но на все ее вопросы мистер Браун лишь неопределенно хмыкал или пожимал плечами. Поняв, что все ее попытки быть вежливой ни к чему не приведут, Кейт мысленно махнула рукой на коллегу-молчуна и решила насладиться видом из окна автомобиля.

Это занятие ей быстро наскучило. Грязные машины, улицы, дома, испещренные неприглядной копотью, и плотная пелена из дождя – вот и весь Нью-Йорк. Город, который отвратителен в любую погоду.

Наконец автомобиль свернул в нору подземного паркинга, сразу на въезде в который располагалась не обычная будка с охранником и шлагбаумом, а целый пункт досмотра. Трое мужчин, облаченных в серые спецовки, споро осмотрели автомобиль при помощи неизвестных Кейт датчиков. Мистер Браун опустил стекло со своей стороны и протянул одному из серых пластиковое удостоверение. Досмотрщик просканировал удостоверение и вернул обратно.

– Приветствую, мистер Браун. Кто вместе с вами?

– Здравствуйте, сэр. Я Кейт Либби, из чикагского офиса, – девушка запустила руку в сумочку в поисках своего удостоверения, но мистер Браун остановил ее.

– Не стоит беспокоиться, леди. Наверху предупреждены о вашем визите, – Браун посмотрел на досмотрщика. – Не так ли?

– Так точно, мистер Браун. Проезжайте! – Тот жестом велел своему товарищу поднять шлагбаум.

Судя по тому, что бедный мальчик чуть не навалил в штаны от одного только взгляда, у мистера Брауна здесь определенная репутация, – Кейт недоуменно смотрела на затылок своего попутчика. – Только интересно, зачем на выполнение такого пустякового дела отправили столь серьезного парня?

Пока девушка ломала голову над этой загадкой, мистер Браун припарковал машину рядом с лифтом, на дверях которого значилось «P1». Заглушив двигатель, Браун вышел из машины и, не дожидаясь Кейт, направился прямо к лифту. Девушке ничего не оставалось, как поспешить вслед за ним.

– Простите, мистер Браун. Вы не хотите, например, запереть автомобиль или хотя бы включить сигнализацию? – Кейт уже порядком устала от бесцеремонности своего коллеги, и ей хотелось хоть немного его расшевелить. Но Браун вновь не удостоил ее ответа, а лишь пожал плечами и нажал кнопку вызова лифта.

Кабина лифта оказалась неожиданно тесной, так что мужчине и девушке пришлось стоять едва ли не в обнимку. Когда Браун нажал на кнопку, лифт плавно начал свое движение, но, судя по внутренним ощущениям Кейт, не вверх, а вниз.

– Мне кажется или мы действительно спускаемся? – Девушка буквально впилась взглядом в уже ненавистного провожатого, и на этот раз Браун снизошел до ответа.

– Вам не кажется. Наша штаб-квартира занимает несколько подземных уровней, сразу после местного отделения ЦРУ.

Девушка удивленно выгнула бровь.

– А как разведка относится к такому соседству?

– Положительно. Особенно если учесть тот факт, что они об этом не знают. Кстати, вот и наш этаж.

Створки лифта распахнулись, и агенты оказались в просторном холле, облицованном темно-зеленым мрамором и украшенном широкой золоченой табличкой: «Корпорация «Хронос». Контрольно-полицейские функции в отношении путешествий во времени и истории». Здесь им вновь пришлось пройти поверхностный досмотр, состоящий не только из манипуляций с металлоискателем, но и со сканированием сетчатки. После этих процедур Кейт наконец-то выдали однодневный пропуск и гостеприимно пригласили пройти в архив, где ее уже ждали.

– Надо полагать, вы мисс Либби? Меня зовут Кристофер Кельвин, я местный хранитель знаний и старинных сказаний, но если говорить казенным языком, архивариус. – Кельвин оказался полной противоположностью мистеру Брауну. Невысокий старичок, обладатель окладистой бороды и твидового пиджака, радостно вскочил со своего стула и бросился навстречу гостям. Галантно поцеловав протянутую для рукопожатия ладонь девушки, он чуть ли не насильно потянул ее вслед за собой. – Надеюсь, что этот невоспитанный юноша не утомил вас в дороге своими пустыми разговорами?

– Мистер Браун? – Кейт на всякий случай огляделась, нет ли в помещении еще кого-нибудь. Но убедившись, что Кельвин говорит именно о ее молчаливом провожатом, искренне заверила архивариуса: – Нет, что вы, он был сама галантность.

– Не заступайтесь за него, мисс Либби! Мне ли не знать, какой он любитель почесать языком. – Кельвин повернулся к оставшемуся на пороге архива Брауну. – Благодарю, юноша, можете идти. Я позову вас, когда мы с мисс Либби закончим.

– Как скажете.

Браун закрыл дверь, оставив Кейт наедине с архивариусом. Девушка села на галантно предложенный Кельвином стул и спросила:

– Мистер Кельвин, скажите, пожалуйста…

– Дорогуша, прошу вас, называйте меня просто Кристофер. Мистером Кельвином звали моего деда, да и то лишь в связи с шумихой в газетах, когда он, прихватив фамильные реликвии и гувернантку Кларис, сбежал из Белфаста в Америку.

– А… хорошо, Кристофер. Прежде чем я перейду к делу, ради которого я прилетела, мне хотелось бы задать вам один вопрос.

– Конечно, дорогуша, я отвечу на любой ваш вопрос, если это будет в моих силах! Хотите чаю? – Не дожидаясь согласия, архивариус направился к столу, служившему ему, по всей видимости, кухней. На столе высились вавилонские башни из грязной посуды и коробочек из китайских ресторанов. Отыскав в этой груде пару относительно чистых чашек, Кристофер с энтузиазмом принялся протирать их бумажной салфеткой. – Я угощу вас замечательным чаем, заказываю его в лавочке одного англичанина-пьянчуги, что держит частную чайную лавочку на 42-й улице.

– Спасибо, но, может быть, в другой раз. Так вот, я хотела спросить…

– Жаль-жаль, это очень хороший чай, когда еще выпадет случай попробовать. То, что американцы называют чаем, больше подходит для морения тараканов.

Поняв, что отказываться бесполезно, Кейт взяла протянутую кружку и сделала осторожный глоток.

– Действительно, очень вкусно.

– О чем я вам и говорил! – Кристофер запнулся и подслеповато посмотрел на Кейт, словно видел ее в первый раз. – Кстати, о чем я говорил?

– Пока что еще ни о чем. Я хотела расспросить вас о мистере Брауне.

– Вот же плут! – архивариус с чувством взмахнул руками, расплескав на пол едва ли не половину из своей кружки. – Не успела появиться в конторе молодая леди из провинциального городка, как он уже успел очаровать ее своими сладостными речами!

– Кристофер, могу вас заверить, сладостными речами тут и не пахло. Мистер Браун меня не очаровал, скорее наоборот, испугал. И судя по всему, чувство страха он вызывает не у меня одной.

Архивариус, мгновенно растерявший всю потешность и рассеяность, внимательно посмотрел в глаза своей гостье. Взгляд был похож на взгляд профессора археологии, увидевшего кость мегалозавра в руках пятилетнего мальчишки. Снисхождение и интерес.

– Мистер Браун возглавляет отдел экстренных вмешательств. Я думаю, вам не стоит объяснять, что за ребята работают под его началом?

Объяснения были ни к чему, Кейт прекрасно знала, какие вопросы решали люди из ОЭВ. Если агент «Хроноса» допустил критический промах, то на помощь приходили такие вот мистеры Брауны и устраняли последствия ошибки. Как правило, вместе с провинившимся агентом. Теперь понятно, почему практически все сотрудники корпорации, повстречавшиеся им на пути, шарахались от Брауна как от прокаженного.

– Но почему меня встретил именно глава ОЭВ? Я что-то сделала не так?

– Ой, дорогуша, вам не о чем волноваться, – перед Кейт вновь возник добродушный старичок Кристофер, – просто у нашего руководства есть все основания полагать, что дело, из-за которого вы здесь оказались, проходит по ведомству отдела мистера Брауна.

– В смысле? – Кейт поняла, что ее самые смелые догадки оказались близки к реальности. – Вы хотите сказать, что Нострадамус действительно один из нас?

– Хуже, моя дорогая. Все гораздо серьезнее, – Кристофер шумно хлебнул остатки чая и достал из ящика стола толстую пачку бумаги. – Он был одним из лучших!

* * *

– Ховстетер!

– Я! – Дениел неуклюже вскочил со стула и поспешил к открывшейся двери с табличкой «Отдел кадров». В просторном, залитом солнечным светом кабинете его встретили улыбчивый молодой человек в строгом костюме и дама средних лет, огненно-рыжие кудри которой являлись единственной запоминающейся деталью ее внешнего облика. – Я Майк, Майкл Ховстетер. Вы вызывали…

– Прошу вас, Майк, присаживайтесь, – юноша жестом указал Дениелу на металлический стул, стоявший практически посередине кабинета. Дениел послушно сел, положив руки на колени, и заискивающе посмотрел на хозяев кабинета. – Меня зовут Стьюи, я младший менеджер в отделе кадров нашей компании. А это Долорес Фейб, представитель профсоюза.

– Очень приятно! – Дениел закивал в ответ, стараясь испускать вокруг себя ауру доброжелательности. Ведь в данный момент перед Долорес и Стьюи сидел не хладнокровный убийца и террорист Дениел, а добродушный Майк. Родился и вырос Майкл в небольшом городке Улфриде, штат Техас. Отец военный летчик, мать домохозяйка. После школы Майкл поступил в Техасский университет в Остине, но, не проучившись и двух семестров, был отчислен и загремел в армию дяди Сэма. Благодаря связям отца Майкл отправился служить в авиацию, где и тянул лямку, пока не поползли слухи о готовящейся войне в Афганистане. Тогда-то и решил Ховстетер-младший сменить военную авиацию на гражданские пассажирские перевозки. Деньжат платят больше, и летать безопасней. Последние несколько месяцев он проработал в чикагском аэропорту О’Хара и теперь решил перебраться в Нью-Йорк.

Это была одна из самых скрупулезно разработанных и подготовленных легенд в арсенале Дениела. Если кто-то вдруг решить покопаться в прошлом Майка, то он найдет не только номер социального страхования, оплаченные штрафы за неправильную парковку, эссе по философии в архивах университета или сертификат о прохождении предполетной подготовки на авиабазе Дайс. Дотошный проверяющий сможет поговорить и с одноклассниками, и с бывшей девушкой, и даже с матерью Майка, которые все как один опознают его по фотографии. Останки настоящего Майкла Ховстетера уже год как обглоданы дикими животными на границе с Нью-Мехико. А банковские счета упомянутых друзей и родственников совсем недавно пополнились кругленькими суммами с пятью нулями.

Так что собеседование в офисе прошло для Дениела без каких-либо заминок. Его простоватый вид, внушительный послужной список и готовность пойти на любые уступки перед начальством сделали свое дело. После получасового разговора из отдела кадров вышел новоиспеченный второй пилот нью-йоркского филиала American Airlines.

* * *

– В чем именно он лучший? – Кейт озадаченно посмотрела на архивариуса.

– Хм, – Кристофер нахмурил брови и наклонился в сторону собеседницы. – Дорогуша. Позвольте поинтересоваться, какой у вас уровень допуска?

– Третий, уже больше полугода.

– Прошу простить, если мой вопрос показался вам бестактным, но так требуется по протоколу. – Кристофер заметно расслабился и откинулся на спинку кресла. – Тогда вы прекрасно осведомлены о том, в чем именно заключаются обязанности агентов спецотдела нашей корпорации.

– Конечно. Работа с временными правками.

– Все верно. Сотрудники спецотдела командируются в различные временные отрезки, нуждающиеся в срочной корректировке. Так вот, Дениел Гринвуд, или, как вы его именуете – Нострадамус, работал в этом отделе инженером-программистом.

– Дайте угадаю! Он занимался настройкой перстней?

– Да, вы правы, но не совсем. Гринвуд отвечал за эксплантацию и программирование всего оборудования для перемещений во времени. Если вы помните, перемещения во времени осуществляются следующим образом.

В центральных офисах корпорации установлены стационарные машины для перемещения во времени, или попросту Машины. Оперативным агентам выдается хроноперстень, аппарат, запрограммированный в научном отделе на перемещение в конкретный временной сектор. Для того чтобы агент переместился не только во времени, но и в пространстве, над программированием хроноперстня также работают сотрудники аналитического отдела. Они просчитывают и задают координаты смещения магнитных полюсов с учетом временных особенностей. Энергия, необходимая для совершения перемещения во времени и обратно, хранится в Машинах, от которых заряжаются хроноперстни. Хроноперстни, входящие в арсенал полевых агентов, могут совершать перемещение в пространстве, но не во времени.

– Простите, но тут я не совсем понимаю, о чем речь.

– На самом деле все просто, дорогуша. Перемещение во времени осуществляется при помощи перстней, каждый из них программируется индивидуально, в зависимости от конкретной задачи. Активировав перстень, агент перемещается в прошлое или будущее. Но прыжок во времени может привести к весьма печальным последствиям, если не заданы конкретные координаты приземления. За десятки или сотни лет на месте высотного здания может появиться пустырь или озеро. Также был случай, когда агент появился прямо посреди оживленного шоссе. Для того чтоб подобное не происходило, мы используем магнитные разломы и аномалии, находящиеся, как правило, в отдалении от человеческих поселений. Местоположение таких магнитных полей, или, как мы их именуем – «маяков», где бы они ни находились, в прошлом или в будущем, можно просчитать. Главное, знать точные координаты, направление и скорость перемещения «маяка» в настоящем. Дениел был гением в подобных расчетах.

– Что же заставило нашего гения вступить на криминальную дорожку?

Прежде чем ответить, архивариус погрузился в долгое молчание. По всей видимости, Кристофер тщательно взвешивал каждое слово, прежде чем произнести это вслух.

– Прошло уже шестнадцать лет, и эту историю практически забыли… Дочь Гринвуда, совсем еще малышку, похитил и убил Иллинойсский Могильщик.

– Я, кажется, слышала что-то в детстве об этом чудовище. Он похищал и хоронил живьем маленьких девочек?

– Все верно, это был именно он. Дениел несколько недель умолял руководство корпорации позволить ему отправиться в прошлое и спасти свою дочь. Но, как ты понимаешь, ему было отказано. Никому не позволено использовать перстни в личных целях. – Пока архивариус говорил, он будто постарел на несколько лет. С трудом поднявшись со стула, он шаркающей походкой добрался до кухонного стола и налил себе свежую порцию чая. – Не желаешь еще чашечку чая, дорогуша? Нет? Ну, как хочешь, мне же больше достанется. Так вот, на чем я закончил?

– Гринвуду не позволили спасти дочь, – терпеливо подсказала Кейт.

– Точно. После этих событий Дениел слонялся по коридорам корпорации, словно Кентервильское привидение. Он начал много пить, не появлялся дома. В конце концов он пропал. Конечно, руководство отправило на его поиски нескольких агентов, но не поручусь, что они приложили все усердие для его поисков. И как-то потихоньку история забылась.

– Простите, мистер Кель… Кристофер. Но почему вы решили, что Нострадамус и Дениел Гринвуд – это одно и то же лицо?

– Все просто, дорогуша. Список.

– Список? – Девушка почувствовала возрастающее негодование. Да что они, сговорились тут, что ли! Загадки, полунамеки, а зачастую так и просто таинственное молчание. Словно она не на консультацию в головной офис приехала, а берет интервью у престарелых рок-музыкантов, которые давно вышли в тираж, но все еще мнят себя звездами первой величины.

– Да, список убитых им агентов. Первым погиб Стэнли Мур, тогдашний руководитель ОЭВ. Он забрал у Дениела служебный перстень. Затем бесследно исчезли или погибли в результате несчастных случаев несколько начальников и сослуживцев Гринвуда, каждый из которых, так или иначе, отказал в помощи одурманенному горем Дениелу. В числе погибших был и Мэтью Сигал, по прозвищу Братик, лучший друг Гринвуда. В свое время Братик также отговаривал Дениела от бесплодной идеи спасения дочери. К сожалению, составить полную картину происходящего и понять, кто убийца, мы смогли лишь после смерти агента Смита, тело которого вы выловили из залива.

– Кто-нибудь из этого списка приговоренных еще жив?

– Да. Одного человека Гринвуд, видимо, решил приберечь на десерт.

– И кто этот «счастливчик»?

– Вообще-то вы с ним хорошо знакомы лично. В восемьдесят пятом году он уже занимал пост руководителя чикагского филиала нашей корпорации. Его фамилия – Синиз.

Дверь в архив распахнулась, и на пороге, в ореоле яркого света, возник силуэт мистера Брауна.

– Мы засекли Гринвуда! Агент Либби, вы идете со мной.

– Простите! – Кейт вскочила и бросилась к входу. На половине пути она поняла, что все еще держит в руках кружку с остывающим чаем. Не желая тратить ни секунды, она поставила чашку прямо на пол и уже из коридора прокричала: – Спасибо за чай!

Кристофер еще некоторое время растерянно смотрел на распахнутую дверь и на одинокую чашку, оставленную посреди комнаты. Горестно вздохнув, он откинулся на спинку кресла, устремив взгляд на бетонный потолок своего логова.

– Почему все хорошенькие девушки убегают, даже не дождавшись десерта?

* * *

В нескольких милях от нью-йоркской штаб-квартиры «Хроноса» Майкл Ховстетер проходил предполетный осмотр в медблоке аэропорта имени Кеннеди. Все показатели были в пределах нормы, только давление было чуть выше нормы.

– Нервничаете? – кокетливо спросила его Жаклин, медсестра хоть и в возрасте, но еще с вполне аппетитными изгибами, способными разбудить постыдные желания как у пылкого юноши, так и у зрелого мужчины. Дениел, к тому моменту уже практически полностью слившийся с личиной Майкла, застенчиво улыбнулся в ответ.

– Да, мэм. Сегодня мой первый полет на пассажирском авиарейсе.

– Ну-ну, не стоит так волноваться, все будет хорошо, – медсестра успокаивающе похлопала его по руке, и в этом жесте мало что было от сестринской любви. – И зови меня Сьюзи. Договорились, ковбой?

– Спасибо, Сьюзи.

Дениел действительно почувствовал, что при других обстоятельствах он вполне мог бы сводить Сьюзи на свидание, быть может, даже на пару свиданий и ужин. Но тут же перед его мысленным взором появились лица жены и дочери.

Дениел поспешно оделся и пулей вылетел из медблока.

Соберись! Ты так близко подобрался к намеченной цели, что должен быть внимателен и осторожен, как никогда прежде. – В качестве закрепления аутотренинга Дениел, незаметно для окружающих, сунул руку за отворот пиджака и с силой ущипнул себя за сосок. Болезненный импульс пронзил все тело, вернув Дениела в тонус.

На борт самолета Майк Ховстетер поднялся вместе с остальными членами экипажа, четырьмя стюардессами и капитаном, Ньюбертом Томсоном.

Если опытных моряков именовали морскими волками, то Томсона следовало бы называть воздушным волком. Крепко сбитый, широкоплечий, короткий ежик седых волос и запах крепких сигар. Таким был капитан Ньюберт, не отнять, не прибавить.

Пока экипаж ехал к самолету, а затем поднимался по трапу, капитан сыпал остротами, хитро подмигивал бортпроводницам и по-отечески похлопывал Дениела по плечу. Подобная манера поведения всегда выводила Дениела из себя. Он считал, что если человек дружелюбен абсолютно с каждым первым встречным, то он либо под кайфом, либо псих.

Наконец, экипаж и пассажир «Боинга-747» заняли свои места.

– Ну что, Майк, готов вознестись на небеса? – оскалился Томсон своей белоснежной улыбкой.

– Сэр, я буду весьма признателен, если вы ограничите свой юмор и не станете шутить на тему смерти, аварий и катастроф, – Дениел сдерживался из последних сил, чтоб не врезать по жизнерадостному лицу капитана Томсона.

– Правда? Да ладно, расслабься, приятель! – Ньюберт ловко защелкал тумблерами на приборной панели. – Нас ждет среднестатистический, скучный полет. Я бы сказал, смертельно скучный, ха-ха!

Ты даже не представляешь, насколько ты далек от истины, – злобно усмехнулся про себя Дениел. – Хотя в одном ты определенно прав. Полет будет смертельным. Это я тебе гарантирую.

Вслух он этого, естественно, не сказал. Включив микрофон внутренней связи, Дениел вновь на время уступил место Майклу Ховстетеру.

– Внимание экипажу. Приготовиться к взлету. Пассажирам просьба занять свои места.

– Ну, раз все формальности соблюдены, предлагаю попить кофейку, – капитан нажал на кнопку селектора. – Диана, будь добра, принеси мне кофе и… Эй, Майк, ты будешь? Тогда неси два кофе.

Следующие несколько минут прошли под аккомпанемент натужного рева прогревающихся двигателей и неиссякающую болтовню Томсона. Дениел многое бы отдал ради возможности заткнуть жизнерадостного пилота здесь и сейчас, но был вынужден цедить сквозь зубы быстрорастворимый кофе и периодически отвечать «да», «нет», «не знаю».

– Интересный у тебя перстенек, – эта фраза вывела Дениела из оцепенения. – Мне одна знакомая совсем недавно рассказывала, что видела нечто подобное. Это что, отличительный знак какого-то нового клуба? Или, может быть, секты? Скажи, Майк, ты сектант? Тебе поэтому так не понравились мои шуточки про вознесение на небеса?

Дениел был на пределе. Он чувствовал, как его рука непроизвольно тянется к пуговице на манжете, к спрятанной в нем удавке из сверхпрочного полимера. Мысленно одернув себя, он сделал глубокий вдох-выдох и крепко взялся за штурвал.

– Сэр, судя по показаниям, двигатели уже достаточно прогрелись. Мы можем выруливать на взлетную полосу.

– А ты прав, старина, – Томас скомкал пустой пластиковый стаканчик из-под кофе. – Время не ждет!

Глава шестая

Он не мог совладать со своей собственной жизнью наедине с собой,

Злободневные вопросы в замках до сих пор остаются нерешенными.

Только Бог знает, насколько тщетны были его попытки найти ответы,

Теперь замки рушатся, обнажая его открытым пламенем.

Ozzy Osbourne. «Fire in the sky»

Кейт вновь оказалась в тесной кабинке лифта. Но на этот раз свободного места не было в принципе, так как в кабинку, помимо нее и Брауна, втиснулся щуплый парнишка, на вид не старше шестнадцати лет. Парнишка, нисколько не смущаясь, смотрел на девушку таким масленым взглядом, что, будь у Кейт возможность, она от души залепила бы малолетнему нахалу пощечину.

– Привет! – голос у парнишки оказался под стать внешности, высокий и звонкий. – Меня зовут Пол, но милашки навроде тебя могут называть меня просто Ястребом.

– Агент Либби. Но малыши навроде тебя могут называть меня мисс Либби.

Уши и щеки у Пола моментально сделались пунцовыми, он возмущенно засопел и отвернулся в сторону, насколько позволяла тесная кабинка. Кейт даже показалось, что эта сцена вызвала улыбку у невозмутимого до сего момента мистера Брауна.

– Мисс Либби, не стоит обижаться на Пола. Хотя он молод и горяч, но он один из лучших пилотов нашей корпорации.

Кейт скептически посмотрела на сопящего парня.

– Какие же тогда остальные пилоты?

Никто не удостоил ее ответа.

«Да, похоже, что в этой поездке мне не обзавестись друзьями», – с тоской подумала девушка.

Тем временем лифт стремительно возносил троицу все выше и выше, пока, наконец, не остановился. Если верить светящейся кнопке на лифтовой панели, сейчас они находились на 25-м этаже. Но когда створки лифта раскрылись, в кабину ворвался холодный осенний ветер. Покинув неудобное подъемное средство, агенты оказались на крыше восточного крыла «Дженерал Электрик».

– А сейчас, мисс агент Либби, вы узнаете, почему меня зовут Ястреб, – на лице Пола заиграла озорная улыбка. Насвистывая незатейливый мотив, юноша направился в центр площадки, где, к огромному удивлению Кейт, находился вертолет. Хищные очертания, черный корпус, наглухо тонированные стекла. Эта машина будто специально была создана для быстрого перемещения в условиях городских джунглей.

– Будем любоваться или займемся делом? – Для мистера Брауна открывшаяся картина явно не была сюрпризом. – Забирайтесь в кабину, у нас мало времени.

К тому моменту Ястреб уже сидел в кресле пилота и заводил двигатель стальной птицы. Заработал несущий винт, сначала медленно, но затем все быстрей и быстрей, поднимая тучи из пыли и мелкого мусора.

Не теряя ни секунды, девушка запрыгнула в кабину через распахнутую дверцу, которую Браун тут же плотно захлопнул у нее за спиной.

– Пристегнитесь, в полете будет немного трясти! – Звонкий голосок Ястреба умудрялся пробиться сквозь рокот винтов, уже набравших бешеную скорость. Последовать его совету Кейт не успела, вертолет резко оторвался от крыши и рванул в небо. Кабина качнулась, девушку бросило на пол кабины, и, если бы не Браун, успевший схватить Кейт за руку, она бы не отделалась легким испугом и разбитой коленкой.

– Твою мать! – выругалась девушка, делая мысленную пометку в календаре на будущее о том, чтобы непременно надрать малолетнему паршивцу уши. Объект ее проклятий даже не обернулся, лишь бросил через плечо:

– Надеюсь, все целы? Дальше будет веселее!

– Да я тебя!.. – яростно зашипела Кейт, но мистер Браун по-прежнему не отпускал ее руки.

– Агент Либби, прошу вас, займите свое место и пристегнитесь! Мне нужно успеть проинструктировать вас за оставшиеся три минуты.

– А что случится через три минуты? – спросила Кейт, заранее предвидя, что ответ нью-йоркского коллеги ей не понравится.

– Вы перепрыгнете на самолет, на котором находится Дениел Гринвуд.

Девушка поняла, что мистер Браун не шутит.

* * *

– Мне нужно в уборную, – Дениел вопросительно посмотрел на Томсона, поставившего управление на автопилот и лениво дремавшего последние десять минут в своем кресле.

– Нет проблем, дружище. Зов природы присущ нам и на высоте в десять тысяч метров! Иди, я присмотрю за нашей малышкой.

– Спасибо. Я мигом.

Дениел отстегнул ремень и быстро вышел из кабины, аккуратно прикрыв за собой дверь. В отсеке для персонала находилась лишь Дженифер, самая молодая из стюардесс на этом рейсе.

– Что, ковбой, решил размяться? – девушка, умело орудуя шейкером, смешивала коктейли для пассажиров бизнес-класса.

– Зов природы, – Дениел невольно повторил слова капитана. Дженифер понимающе улыбнулась и вернулась к своему занятию.

Дениел зашел в туалетную кабинку и дважды проверил, что запер дверь. Удостоверившись, что никто его не побеспокоит, Дениел опустил крышку унитаза, сел на него и расшнуровал левый ботинок. Сняв ботинок, он аккуратно открутил каблук и достал из него пластмассовую капсулу с хлороформом. Вернув обуви первоначальный вид, Дениел всерьез подумывал в течение нескольких секунд использовать для задуманного носок. В конечном счете победил не голос разума, а некоторая брезгливость. Дениел обулся и, прихватив с собой полотенце, вышел из туалета.

– Все нормально? – Дженифер все еще колдовала над напитками. – Ты там что-то долго возился.

– Зря я вчера решился поужинать в тайском ресторанчике. Экзотическая кухня явно не создана для моего желудка. – Подмигнув стюардессе, Дениел вернулся в кабину пилотов. Делая вид, что вытирает полотенцем руки, он открутил колпачок на капсуле с хлороформом и стал аккуратно пропитывать жидкостью махровую ткань. – Я вернулся, сэр.

– Крепко тебя скрутила матушка-природа, а, Майк? Я уже думал снаряжать спасательную экспедицию по твою душу, – капитану настолько понравилась его собственная шутка, что от удовольствия он захлопал ладонью по ляжке. – А знаешь, что я еще подумал?

– Не знаю и знать не хочу, – с этими словами Дениел обхватил Томсона сзади за шею и что есть силы прижал к его испуганному лицу полотенце, пропитанное хлороформом. Ньюберт сопротивлялся недолго, тело его безвольно обмякло. Дениел решил прощупать пульс у капитана и понял, что перестарался, тот был мертв.

Это обстоятельство несильно огорчило Дениела. Все равно оставлять кого-либо из пассажиров или экипажа этого рейса в живых он не планировал.

* * *

– Вы что, сумасшедший? Или считаете, что я не в своем уме? – Кейт с ужасом смотрела в глаза по-прежнему невозмутимого мистера Брауна. – Вы что, рассчитываете догнать пассажирский самолет на этой игрушке?

– Полегче, мамочка! – вмешался в разговор Ястреб. – К вашему сведению, это не какая-то там игрушка для богатеньких гиков! Моя птичка была разработана в частной компании, выполняющей военные заказы для лучших спецслужб в мире. Джеймс Бонд готов был бы съесть свою лицензию на убийство ради того, чтобы хоть раз полетать на такой красавице.

– По мне, так пусть он хоть свой килт слопает, а лично я больше на этом корыте не полечу! – Вертолет ощутимо тряхнуло. То ли Ястреб решил постоять за честь своей дамы, то ли ультрановая разработка решила наказать нерадивую пассажирку. Как бы то ни было, из-за этой встряски Кейт едва не прикусила язык. – Ладно, объясните мне, как вы рассчитываете меня перебросить на этот самолет. И с чего вы вообще взяли, что именно на нем находится Гринвуд?

– Скажем так, мы не до конца в этом уверены. «Боинг-747», выполнявший рейс Нью-Йорк – Чикаго, после двадцати минут полета перестал выходить на связь. – Браун достал из-под своего сиденья металлический кейс и неспешно принялся выставлять цифры на кодовом замке.

– Так почему вы решили, что это дело рук именно Нострадамуса?

Только сейчас Кейт заметила, что вертолет уже давно покинул городскую черту и несется над водной гладью.

– Элементарная логика. Дениела Гринвуда, или, как вы его называете, Нострадамуса, заметили в аэропорту имени Кеннеди. Это раз. На ваших фотографиях с места гибели агента Смита конечными пунктами в плане Гринвуда значилась Башня Трампа в Чикаго. Это два.

– Соглашусь, это весьма странное совпадение. И каковы наши действия? – Кейт с интересом следила за манипуляциями своего коллеги: что же скрыто в этом чемоданчике? Наконец мистер Браун выставил на замке нужную комбинацию и открыл кейс.

– Наша задача проста. Попасть на самолет, выяснить, правдивы ли наши догадки. Если Гринвуд действительно на борту этого самолета, мы его арестуем. Если нет, то мы вернемся обратно в офис корпорации в Нью-Йорке. – Браун достал из кейса два перстня и протянул их девушке.

– У нас даже не первое свидание, а вы уже делаете мне предложение? – наигранно засмущалась Кейт.

– Агент Либби, сейчас не время и не место для глупых шуток. Знаете, как его активировать?

Кейт утвердительно кивнула, надев украшения на средние пальцы обеих рук.

– Нужно нажать на камень, повернуть перстень на пальце против часовой стрелки и мысленно отдать приказ «Старт», – в памяти всплыли лекции из специального курса корпоративных агентов. – Но мне кажется, у нас есть одна проблема. Перстни предназначены для перемещений во времени. Для того чтоб очутиться в нужной территориальной точке, необходима привязка к сильному магнитному излучению. Простите, но я не думаю, что преследуемый нами самолет обладает необходимым магнетизмом.

– Это еще одна причина, по которой я выдал вам два перстня. – Девушка так и не смогла понять, шутил мистер Браун или говорил всерьез. В любом случае проверять это на практике ей не хотелось. – Запомните! Перстень с синим камнем запрограммирован на скачок в пространстве, но не во времени. Активируете перстень с красным камнем, окажетесь в нашем офисе ровно через пять минут после взлета с крыши «Дженерал Электрик».

– Шеф, вижу на радаре объект преследования, – напомнил о себе Ястреб.

– Отлично. Нам необходимо приблизиться к нему на расстояние в две тысячи метров. Пол, это очень важно, не больше и не меньше. Иначе мы имеем шанс испытать несколько очень неприятных мгновений, что может крайне негативно сказаться на твоем послужном списке.

– Понял, шеф!

Тут Кейт поняла, что же ее смущало в сложившихся обстоятельствах.

– Простите, мистер Браун. Но мне кажется, что будет непросто захватить Гринвуда в плен, будучи безоружными.

Ответить Браун не успел, так как кабину вертолета заполнил истошный вопль Ястреба:

– Пошли-пошли-пошли!..

Девушка нажала на синий камень и повернула перстень против часовой стрелки.

* * *

Дениел заканчивал с перепрограммированием автопилота, когда прямо перед кабиной самолета мелькнула чья-то тень. Вздрогнув от неожиданности, Дениел внимательно посмотрел сквозь толстые стекла, но не заметил ничего подозрительного.

Утерев рукавом со лба выступивший от волнения пот, Дениел сел в кресло второго пилота и посмотрел на часы. Если «Серебряные Ирбисы» не подвели, то Магнето, самый мощный из современных электронных магнитов, уже должен быть установлен и активирован на одном из последних этажей Башни Трампа. А это значит, что через несколько минут Дениел сможет активировать перстень, который он забрал у Смита, чтобы моментально переместиться в святая святых чикагского офиса «Хронос».

Неожиданно его размышления были прерваны настойчивым стуком в дверь. Кому-то очень не терпелось пообщаться с пилотами.

– Черт, еще слишком рано! – выругался Дениел, стараясь усадить мертвого капитана в его кресле таким образом, чтоб он был максимально похож на спящего. – Да не стучите вы так. Тут человек отдыхает.

Заглянув в глазок, он увидел стоящую перед дверью молоденькую Дженифер. Наверное, опять решила проявить инициативу и поинтересоваться, не нуждаются ли их бравые мужчины в кофе или сэндвичах. Открывая дверь, Дениел уже прокручивал в голове очередной вежливый отказ, но то, что произошло дальше, он никак не ожидал.

Из-за спины напуганной стюардессы, как чертик из коробочки, появилась знакомая Дениелу девчонка из числа агентов «Хроноса». Именно она вместе с напарником-итальяшкой устроила на него засаду возле кафе «Лагуна». Тогда его спас только невероятный случай. Сейчас же спасения не предвиделось.

Не размениваясь на сантименты и приветствия, девушка попыталась провести прямой удар в челюсть. Дениел успел сделать шаг назад, но практически сразу уперся спиной в кресло с мертвым Томсоном.

Пока Гринвуд ошалело смотрел на внезапную гостью, Кейт старалась не упустить свое преимущество. Она обрушила град ударов на легендарного Нострадамуса, желая выбить из него дух. Но противник оказался не так-то прост. На счастье девушки, она вовремя успела заметить, как Дениел достал из кармана брюк перстень. Вцепившись в мужчину обеими руками, Кейт прижалась к нему изо всех сил, понимая, что стоит ей разомкнуть объятия, ее останки можно будет даже не искать.

Самолет вошел в воздушное пространство Чикаго.

* * *

Возникший из пространства пол резко метнулся под ноги. Кейт рухнула на колени и судорожно закашлялась, распластавшись на бетонной поверхности и в кровь расцарапав ладони. Саднила подвернутая лодыжка, в поясницу стрельнула острая боль. Сознание с трудом возвращалось к девушке, яркими вспышками играя на сетчатке причудливым хороводом из разноцветных смещающихся пятен. Второе перемещение меньше чем за сутки – серьезное испытание даже для матерого агента, что говорить о рекруте, которым она была. Девчонка… Юношеские амбиции и предвкушение романтических приключений, которыми дразнили преподаватели в академии, беспомощно тускнели перед лицом реальных испытаний, требовавших взвешенных, а самое главное, быстрых решений. Действий, от которых зависели жизни людей. И как всегда в критической ситуации, сдергивающей с человека розовые очки, она с опозданием осознала, что от нее требовали слишком многого. Но отступать было поздно. И некуда. С невероятным усилием Кейт встала сначала на четвереньки и, подавив навалившийся приступ чудовищной тошноты, заставила себя подняться, поморщилась, схватившись за спину. Огляделась, пытаясь осознать, где оказалась. Все закончилось? Последние несколько минут казались сном, ночным кошмаром порожденным сознанием, переутомленным событиями последних дней.

В нескольких метрах от нее судорожно закашлялся вставший на ноги человек, пошатывающийся, словно пьяный. Человек, которого они преследовали и который невероятным образом смог бежать вместе с ней с борта авиалайнера, пассажиры которого были обречены на жестокую и бессмысленную смерть. Нострадамус. Через несколько секунд все должно было кончится для нее, него и…

– Где мы? Что это за место? – поднявшись, огляделась она, через мгновение с ужасом осознав, какой будет ответ.

– В штаб-квартире. На нежилом этаже. Это «Хронос», – ответил Нострадамус, еще не успевший как следует отдышаться от поединка. – Мои друзья из «Серебряного Ирбиса» установили на крыше башни магнит, благодаря импульсному излучению которого я переместился сюда.

– Зачем… – Кейт сделала шаг по направлению к мужчине.

– Чтобы спасти семью. Они лишили меня всего. Вы сделали это!

– Я не понимаю, чего вы добиваетесь, – Либби повернулась к панорамному окну, лихорадочно сканируя глазами воздушное пространство над городом. – Погибнут люди!

– Отведите меня к ней.

– Что? Куда?

– Покажите мне Машину! Отведите меня туда! Дайте спасти семью, и заложники в самолете не умрут, обещаю!

– Почему я должна вам верить?

– Потому что это моя игра. Я должен перепрограммировать кольцо! Мне нужно попасть в восемьдесят пятый год и предотвратить гибель дочери. Ваши боссы не позволили этого сделать тогда, поэтому я сделаю это сейчас. Пусть и такой ценой.

– Хорошо, – глядя в цепкие, неотрывно смотрящие на нее глаза, Кейт поняла, что ей проще сейчас подчиниться. – Идемте.

– И давайте без фокусов, – бросил Дениел в спину девушке, шагнувшей к пожарной лестнице.

Торопливо пройдя по длинному коридору, на пути через который им не попалось никого из сотрудников, успевших эвакуироваться, они миновали дверь с магнитным замком, открыв который Кейт и Дениел оказались в небольшом тамбуре с системой очистки воздуха, за которым находилась Машина. Невероятное порождение чьего-то гениального разума, которое ежесекундно меняло мир, прогнозируя будущее или изменяя прошлое, выпекая ему на замену то, чего никогда не было. Мифический станок, выдающий линии вероятности, от которых зависели судьбы и жизни тысяч самых разных людей, живущих здесь и сейчас. Сотни тысяч. Миллионы.

– Каким образом вы хотите перепрограммировать кольцо? Для этого нужно оборудование и знания…

– На самом деле, девочка, для этого нужно не так уж и много… – Договорить Дениел не успел, так как его оборвал резкий окрик:

– Какого черта!

– Сэр! – беспомощно вскрикнула Кейт, когда Дениел, при виде показавшегося из коридора Синиза с парой агентов, притянул ее к себе, схватив за руку чуть выше локтя.

– Не двигайтесь!

– Чего ты добиваешься, псих? – оперативники молниеносно потянулись за оружием.

– Не стрелять!

– Черт! – бросив взгляд на часы, Дениел толкнул девушку навстречу Синизу и бросился к Машине, срывая с пальца перстень.

– Остановите его! Не дайте ему попасть к Машине! – Синиз выхватил пистолет и выстрелил в Дениела, но промазал. Ему завторило оружие прикрывавших сзади агентов.

– Чтоб тебя!

В следующее мгновение стены Башни Трампа сотряс чудовищной силы удар. Лампы, судорожно моргнув, погасли, чтобы через мгновение уступить место красному свету аварийной подсветки, работающей от резервного генератора.

– Поздно… я не успел, – Дениел обреченно отбросил пистолет и потянулся к перстню на левой руке.

– Самолет, – прошептав одними губами, Кейт, словно погруженная в тягучий кисель, повторила его движения. Через мгновение потолок в комнате рухнул, увлекая за собой тонны обломков из стекла и бетона, хлынувшие, словно крупицы из разбившихся песочных часов.

Часть 2 Точка невозвращения

Глава первая

– Вы хотели бы знать будущее?

– Чье?

– Не мое, конечно.

– Гадалки? Я не жалую эту канитель.

– Нет, я имею в виду ваше собственное знание.

– Черт. Как провидцы, что ли? Знать, как умрешь или в какое военное дерьмо мы опять завяжемся, м? Иисус поэтому и отчалил, что слишком много на него навалилось крови и вранья. Не думаю, что этого кто-то хочет. Ты, например, а? Хотя стало бы известно, сколько всего придется отвалить пиджакам на налоги и подорожает ли выпивка на Миллениум (смеется). Возьмите Элвиса. Вы думаете, если б он знал свое будущее, это что-нибудь изменило бы? Скажите парню на говновозе, который колесит между штатами, что он станет звездой рок-н-ролла и закончит свою жизнь, захлебнувшись в ванне от бабок и одиночества, это что-нибудь бы изменило? Черта с два. Парень пел от бога, на остальное плевать. У каждого свой путь. И это был его выбор, скажу я вам. Актер может пробиться в конгресс и наломать такого, что хоть плачь. Но дайте парню на говновозе микрофон, и он перевернет мир. Так-то.

– Джарвис, что скажете?

– Вы слышали его, ребята. Только блюз, мэм. Только, блюз.

Джарвис и Манкимен.

Интервью «Rolling Stone», 1994

Чикаго, Иллинойс, 2001, октябрь

Ревущий на крыше здания ветер хлестко бил по ушам, заглушая все прочие звуки. От этого панорама города, расстилавшегося внизу, казалась изображением на широкоформатном экране, у которого отключили звук. Золоченные солнцем облака стремительно неслись к линии горизонта, гонимые нескончаемыми потоками воздуха, завывавшими подобно стае волков. Сигарообразное тело приближающегося лайнера казалось игрушечно-нереальным, будто вписанным в обстановку безмятежного городского пейзажа. От внезапно расступившейся под ногами пустоты лихорадочно закружилась голова. Глотнув ртом ледяного воздуха, Кейт раскинула руки, чтобы удержать равновесие. К скачкам и сопровождающей их резкой смене обстановки каждый раз было трудно привыкнуть. Каждый раз нужно было принимать мгновенное решение, вне зависимости от того, в какой ситуации приходилось оказываться. Эти крохотные мгновения, отсчеты неумолимо сокращающегося времени могли стоить жизни. И каждый раз каждый такой миг мог стать последним.

Кейт смотрела, как в нескольких десятках метров под ней громадная туша лайнера входит в здание, будто в замедленной сьемке. Вот в стене исчезает кабина, часть корпуса до крыльев, от которых по стеклянному полотну разбегается ударная волна такой силы, что видны колебания воздуха. С натужным стоном рвались перекрытия, выплевывая наружу стеклянную крошку, неприхотливую офисную начинку и подпаленные бумажные листы, которые кружились в воздухе, словно перья из выпотрошенной подушки. Снизу поднялась волна жара, пахнущего гарью и авиационным топливом, и Кейт отступила, чтобы не попасть под лизнувший бок башни столб ядовито-красного пламени.

Густой, всепоглощающий морок, состоящий из дыма, пепла и омерзительного смрада, неотвратимо надвигался, стелющимся рокочущим саваном обволакивая все вокруг. Мельтешащие пятнышки пепла, как кусочки фольги во встряхнутом ребенком сувенирном шаре-игрушке, кружились, парили… Словно вырванные из тел души, упрямо стремившиеся обратно к земле. Буравящим штопором летели обжаренные пламенем фотоснимки, с которых, проживая последние секунды, улыбались застывшие, бугрящиеся пузырями лица незнакомых людей. Опадали листы бумаги, кружились документы и отчеты, которые больше никто и никогда не прочтет.

Невиданный, зловеще рокочущий Молох надвигался. Плотные клубы дыма, словно щупальца гигантского спрута, неторопливо закручивались и формировались, подобно пропитанной чернилами вате, пожирая все вокруг.

К чудовищной какофонии звуков добавился взрыв, и вниз полетело оторванное крыло с взорвавшимся двигателем, которое наискосок процарапало стеклянный фасад и, еще раз перевернувшись, упало в канал, стукнувшись о край моста, на котором столкнулись несколько автомобилей. Каждой клеточкой тела ощущая, как под ней судорожными спазмами содрогается небоскреб, Кейт находилась на грани между реальностью и обмороком, кончиком сознания представляя, сколько сейчас погибает людей. По вине ее и ее коллег. Ее ли? Неужели этого нельзя было предотвратить? Площадка под ней содрогнулась, и Кейт открыла глаза…

* * *

Как всегда, первым на углу Шестнадцатой и улицы Прачек проснулся старый Бо. Хриплые трели гармоники привычно разносились по пустынной улице, знаменуя собой заведенный распорядок, негласно продолжающийся изо дня в день вот уже на протяжении многих лет. Впервые за несколько промозглых пасмурных дней между туч выглянуло солнышко, и одинокий бродяга, подставив обветренное лицо его первым лучам, с энтузиазмом сочинял новую песню.

В это утро привычная музыка не разбудила Кейт. Тяжелая, наполненная удушливыми кошмарами наяву ночь, которую она проворочалась на мокрых от пота простынях, начала отступать. Кейт, жаждавшая услышать привычные мелодии в надежде, что они отвлекут, переключат ее с лихорадящих мыслей, откинула одеяло, тупо смотря в потолок. Но музыка не спасала, да она и сама понимала, что не поможет.

Есть проверенный способ воссоздать в памяти только что казавшийся таким достоверным сон, который в момент пробуждения зачастую тут же разваливается, как хрупкий карточный домик, оставляя в голове непонятную пустоту, – ухватившись за определенную деталь, осторожно, словно подтягивая за ниточку, вытащить из недр сознания события, пережитые мгновение назад. С той разницей, что кошмар, охвативший Кейт, не был сном.

Несмотря на чудовищную усталость, Кейт не смогла заснуть, проплакав всю ночь. Они провалились. Она провалилась. Сколько же в одночасье лишилось жизни ни в чем не повинных людей. Для чего?

И вся вина за этот кошмар, в одночасье ставший явью, полностью лежит на ней. В сотый раз за ночь она стиснула зубы, вцепившись ими в мокрую от слез подушку, в бессильной злобе коря себя за то, что «прыгнула» с самолета, воспользовавшись перстнем. Ей нужно было остаться и попытаться спасти самолет, постараться изменить курс, а если не получилось бы, умереть вместе с пассажирами, которых не смогла спасти. В тот момент она не знала, что мистер Браун слишком рано активировал свой перстень и материализовался не внутри салона самолета, а снаружи. Ему чудом удалось выжить, использовав второй перстень. Но для Кейт это обстоятельство ничего не меняет. Это был ее долг. Ведь она давала присягу служить и защищать, а вместо этого трусливо сбежала, поддавшись эмоциям и азарту преследования. Одна жизнь в обмен на триста – неравная сделка. Теперь кричащие демоны, мятущиеся в ее сердце и терзающие душу, только начали набирать силу и не отпустят ее до конца дней, она знала это. Но даже под могильной плитой ей не обрести покоя, она знала это, хоть никогда по-серьезному и не верила в бога. Люди, которые вспоминали о добрых и справедливых силах только в моменты неприятностей и нужды, вызывали у нее лишь улыбку. С раннего детства Кейт привыкла полагаться только на себя.

Так что придется терпеть. Стиснуть зубы и терпеть во что бы то ни стало, покорно ожидая шанса, который позволит не исправить, а хотя бы искупить. По щекам Кейт, вновь щекоча кожу, побежали соленые ручейки.

Неправильно, но заслуженно. Как чудовищно несправедливо. Она не была к этому готова. Кейт всхлипнула, сглотнув подступивший к горлу комок, и перевернулась на бок. Как ей сейчас не хватало присутствия родителей. Как же она успела по ним соскучиться. Сев на кровати, она вытерла заплаканное лицо и нашарила ногами тапки. Самобичеванием никого и ничто не вернуть, оставалось смириться с тем, что произошло, и постараться не сломаться под весом чудовищной ноши из ответственности, которая в одночасье на нее навалилась.

Взяв с тумбочки пластиковую баночку с таблетками, Кейт привычным движением большого пальца сковырнула с нее крышку и высыпала на ладонь красную пилюлю. Надежный билет в мир успокаивающих грез. Плеснув в стакан минералки из бутылки, которую достала из холодильника, она на мгновение снова прислушалась к своим чувствам.

– Ну, глупышка. Жизнь дала подзатыльник, – сунув таблетку в рот, Кейт запрокинула голову, в один глоток осушая стакан.

Начав умываться, она остановилась на полпути и, сплюнув в раковину пахучую мятную пену, от которой саднило десны, подняла взгляд на свое отражение в зеркальных дверцах туалетного шкафчика. Поборовшись, встретилась с отражением собственных глаз. Все таких же зеленых и наполнявшихся искорками, когда она чему-нибудь улыбалась, но теперь будто подернутых саваном смерти. Как надетое на булавку тельце пестрой бабочки, такой свежей и яркой снаружи, но давно высохшей внутри. Как она теперь будет смотреть себе в глаза?

Сполоснув щетку, Кейт полностью разделась и встала под душ. Намылила губку, а когда начала растираться, сообразила, что снова плачет. Обессиленно сев в ванну, она съежилась, прижав ноги к груди и уткнувшись в коленки лицом, с силой сдавила губку, которая брызнула пеной. Колотящие по спине струи воды напомнили ей далекое детство, когда она, испугавшись сорвавшейся с поводка соседской собаки, несколько часов просидела в кустах палисадника, пока не началась гроза. И как с облегчением плакала, прижимаясь к отцу, который наконец-то нашел ее. Кое-как домывшись, Кейт вернулась в спальню, собираясь позвонить отцу, но не вовремя вспомнила, что в квартире не установлен телефон, а на мобильнике не оказалось денег.

Пытаясь хоть как-то отвлечься, она начала было доразбирать оставшиеся с переезда коробки, но, почувствовав, что лишь тупо переставляет вещи с места на место, пытаясь оттянуть упорно приближающуюся истерику, оделась и выскочила на улицу.

Та привычно встретила просыпающимися звуками, гомоном детворы и свежим, прохладным воздухом, еще не приправленным едким дымом автомобильных труб, с прогорклым привкусом фаст-фуда. На улице была осень, и вышедшая на крыльцо Кейт зябко поежилась под коротким полупальто. Хотелось что-то делать, куда-то бежать, отвлечься любым доступным способом, только бы заставить замолчать растревоженных демонов, мятущихся в ее душе. Проходя мимо продолжавшего музицировать бездомного ветерана, Кейт остановилась, сунув руки в пальто, и стала слушать музыку, предоставив мыслям свободно течь куда им вздумается. Подхваченные музыкой, они понесли ее назад, в школьные годы, когда, в отличие от сверстников, влюбленных в однообразную танцевальную трескотню, она заслушивалась Би Би Кингом и Мадди Уотерсом. Потом были «Битлз», «Cream», да много кого еще. В их семье еще сохранилось несколько коробок с пластинками. И хотя за каждый экземпляр некоторые энтузиасты предлагали отцу Кейт весьма солидные суммы, он не торопился расставаться с семейным сокровищем, все-таки надеясь, что однажды дочка сможет снова насладиться любимыми мелодиями детства.

«Еще чего придумаешь?» – мысленно укорила себя Кейт, но случайно затронутое воспоминание тут же выползло наружу и полностью подчинило себе мозг.

Любовь к музыке Кейт привила мама – работник аналитического отдела «Хроноса», с азартом коллекционера бережно собиравшая записи различных музыкантов еще с семидесятых. По крайней мере, так говорил отец. Кейт и сейчас по ней очень скучала.

В тот день, когда маме поставили диагноз, вернувшаяся из колледжа девушка сначала не поверила, настолько это был страшный удар. А дальше начались бесконечные скитания по всевозможным клиникам, куда Кейт с отцом с упрямым остервенением записывали маму, ранеными птицами метаясь от одного специалиста к другому. Пытаясь замедлить, остановить, спасти…

Но врачи только разводили руками.

Рак. Мама сгорела за какие-то несколько недель. Словно свеча, которую задул порыв ветра. Кейт вздохнула. Хотя Алан и София Либби были ее приемными родителями, девушка любила их как родных. Ее удочерили в двенадцать лет, а своих настоящих отца и мать Кейт не помнила. Два года назад она попросила отца помочь ей восстановить воспоминания из детства. Но ни курс терапии, ни гипноз, ни психостимуляторы не смогли дать ответы на вопросы о том, где родилась и жила девушка до того, как ее нашли неподалеку от заброшенной фермы в штате Иллинойс.

Немного поиграв, Бо неожиданно замолчал и, медленно опустив руку с гармошкой, безошибочно повернул в ее сторону голову со слепыми глазами, которые закрывали очки.

– Кто это тут у нас, а? – низким, хриплым голосом строго поинтересовался он.

– Это я, Бо, – негромко откликнулась Кейт. – Привет.

– А-а-а, маленькая мисс, – музыкант говорил на характерном афроамериканском диалекте, и в его устах «маленькая мисс» скукоживалось в малопонятное «малмис». – Которую совсем недавно занесло в наши края попутным ветром, опустив прямо на лысину старого пса Бо, а? Пришла послушать мои вопли?

– Ты очень красиво играешь.

Музыкант некоторое время молчал, а потом шумно втянул носом воздух и повел головой, словно в самом деле оглядывал улицу.

– Правда, мне нравится, – растерянно пробормотала Кейт, испугавшись, что по неосторожности обидела старика.

– Не в этом дело, – Бо склонил голову и немного помолчал. – За десять лет вы, малмис, первый человек, который заговорил со мной.

– Не может быть. Почему?

– Ну, почему же не может. Кому есть дело до бездомного калеки, – беззлобно усмехнулся Бо. – К тому же я старик, на работу не возьмут, в дом престарелых тоже, поэтому я так – просто занимаю место. А на улице, да еще такой, это и не так уж особо-то и заметно.

– А родственники?

– Никого. Старый Бо как колтун на паршивой заднице мироздания. Прилепился в самом неудобном месте, так что никак не стряхнуть, – бродяга издал мягкий гортанный звук и мелодично вывел: – Ника-ак не стряхнуть, м-м-м…

Налетел морозный утренний ветерок, и он поежился.

– Холодает, – задрав голову к небу, сказал Бо, пока новый порыв воздуха шевелил его всклокоченную седую бороду.

– Вот, возьмите, – поддавшись внезапному порыву, Кейт размотала на шее шарфик и, наклонившись, повязала на морщинистой старческой шее, видной из воротника поношенной военной куртки.

На этот раз старый Бо молчал дольше обычного. Наконец он принюхался, задумчиво втянув ноздрями незнакомый женский запах с привкусом духов.

– Так пахли цветы, что росли на заднем дворе моего дома, – наконец сказал он.

Кейт улыбнулась, шмыгнув носом, и ощутила, как защипало в глазах. Несмотря на это, спонтанно сделанное доброе дело немного успокоило нервы, и кончики пальцев перестали дрожать. Кейт засунула ладони в карманы пальто.

– Теплый. А как же ты?

– У меня еще есть, – поспешно заверила она. – Я ведь тут живу, недалеко идти.

– Недалеко идти, – задумчиво повторил Бо, теребя в пальцах гармошку. – Как тебя зовут, девочка?

– Кейт, – та застегнула верхнюю пуговицу пальто и подняла воротник. – Кейт Либби.

– Вот что я тебе скажу, Кейт Либби. Иногда в этом мире каждый только и норовит, чтобы подставить нам подножку, – бездомный музыкант покачал головой и указал на нее сухим пальцем. – Но только добрые дела и любовь в сердце помогают нам подниматься на ноги и топтать эту землю дальше. Зло не выносит добро. Бежит от него. Ты сделала мне добро, и оно вскоре вернется к тебе, – он медленно поднес к груди руку, потом протянул ее к ней ладонью вверх, будто протягивая нечто невидимое. – От меня к тебе.

– Сейчас его стало слишком много. Людям ничего не интересно, кроме собственных проблем.

– Так было всегда, и так будет и впредь. Без зла мы не научились бы ценить доброту, – покачал головой старик. – Помни это.

– Хорошо, – кивнула Кейт. – Я попробую.

– Храни тебя Бог, Кейт Либби.

– Думаете, он есть? – потуже запахнувшись в пальто, спросила девушка, она никогда не обсуждала эти вопросы ни с кем, кроме отца, и неожиданно для себя впервые затронула эту тему с посторонним.

– Не знаю, – пожал плечами Бо и, немного помолчав, странно ответил: – Но он иногда говорит со мной.

– Как?

– Я просто слушаю, и все, – загадочно улыбнулся старик. – И зная, что я его слушаю, он говорит. Другие ведь не слышат, им некогда. Я же тут всегда сижу и вижу – все бегут, куда-то торопятся, шумят. Не слышат друг друга. Ругаются, что-то выясняют, делят. Какой уж тут Бог. Вот он и не показывается. А я иногда слышу. Чувствую, как он приходит и говорит.

– О чем?

– О том, что рядом. И любит меня. А если захочешь, скажет и тебе. Удачи, Кейт Либби, и помни, – он снова повторил жест с рукой. – От меня к тебе.

– Я запомню, – пообещала девушка.

Поднеся гармошку к губам, Бо подул на нее, прочищая отверстия и облизнув губы, хрипло обратился к пустынной улице, с неожиданной силой в голосе, от которой улыбнувшаяся Кейт сделала шаг назад.

– Э-э-э, странни-и-ик, посто-ой, прекрати-ка свой путь! – Он вывел на гармошке новый мотив. – Возьми этот каме-ень, ударь себя в грудь! Ударь там, где крест, ударь там, где боль, м-м-м, смахни из глаз слезы-ы, пусть уйдет в землю со-оль.

Предоставив бродяге музицировать в одиночестве, Кейт перешла на другую сторону улицы и забралась в машину, гадая, чем бы себя занять. Сидеть дома было невыносимо, а о том, чтобы заявиться в офис конторы, речи вообще не шло – видеть лица сотрудников и команды Кейт сейчас хотелось меньше всего. Она решила скатать в город и наконец-то как следует его рассмотреть, надеясь, что оживленная суета центра переключит ее невеселые мысли на более позитивный лад. Надо осваиваться, в конце концов.

– Ну, давай. Показывай, – пробормотала она, обращаясь к навалившемуся со всех сторон молчаливому городу, нехотя стряхивающему остатки сна, и плавно переключила передачу.

Кинув последний взгляд на игравшего Бо, Кейт пристегнула ремень и тронула машину с места, не задавая себе ни конкретного направления, ни цели. Пусть город сам ее куда-нибудь приведет, она устала все и за всех решать, платя за свои поступки непомерно высокую цену. Потомившись на светофоре, Кейт прибавила газу, и лабиринты проспектов и улиц раскинулись перед ней.

Муни оказался прав. Чикаго действительно был необычным городом. Прокопченным, старым. Словно коренной зуб, намертво вросший историей и корнями в американскую землю. Просто изначально к нему нужно было как следует присмотреться, равно как, скорее всего, и к любому другому городу на планете. И тогда улицы и площади предстают перед путником в ином виде, а снующие по проспектам прохожие словно снимают маски, перевоплощаясь прямо на глазах. Сколько потребовалось иммигранту-итальянцу времени или лет, чтобы в полной мере ощутить этот дух и атмосферу? Возможно ли предположить, что какой-то другой город может стать для человека вторым домом, а новая земля – родной, как та, которую когда-то пришлось покинуть? Помним ли мы свою связь с землей, существует ли она вообще, бережно передаваемая нашими предками из поколения в поколение вместе с генами? Или же это всего лишь не более чем красивые россказни и легенды доживающих свой век стариков, которым только дай волю подразнить разинувшую рты молодежь у костра в кемпинге, перемежая байки об охотниках и сасквочах преданиями давно канувшей в Лету индейской старины?

Бросив машину на одной из улочек, Кейт посидела в уютном сквере, разбрасывая копошащимся у ног голубям горячую кукурузу, которую зачерпывала из бумажного пакета, который купила тут же, в лотке. Напирающие друг на друга прожорливые птицы, с хрустом уминавшие кукурузу, напомнили Кейт, что она сама еще не завтракала, и, разом высыпав на дорожку весь пакет, Кейт встала со скамейки и пошла к выходу из парка. Перекусив в небольшой кафешке, она снова вышла на улицу и решила пройтись до оставленной в двух кварталах машины пешком. Разглядывала пестрящие тут и там вывески, торопящихся по своим делам пешеходов и снующие туда-сюда кебы такси.

На гудящий город, названный когда-то то ли индейцами в честь луковицы, то ли уже появившимися позднее «местными» в честь хорька, неторопливо опускался вечер. В это время Чикаго представлял собой невероятное, пьянящее зрелище, словно северное сияние, переливающееся всеми цветами радуги. Словно погруженное в вековое самосозерцание гигантское люминесцентное нечто, невесомо парящее в неведомых океанских глубинах, наполненное искорками беспокойных, мятущихся душ.

Чикаго.

Пройдя еще несколько шагов, Кейт остановилась посреди улицы и, задрав голову, посмотрела в безмятежное алеющее небо. Закрыла глаза и вдохнула прохладный вечерний воздух, напитанный запахом пряной осенней листвы. Налетевший ветерок игриво потрепал челку. Кейт открыла глаза. Над ее головой простиралось необъятное алое полотно, по которому плыли, растворяясь и закручиваясь, белые, малиновые, розовые, фиолетовые и такие прекрасные облака, отражающиеся в широко раскрытых зеленых глазах. Она уже забыла, каким красивым может быть вечернее небо.

В последний раз она любовалась угасающим солнцем почти десять лет назад, когда отец привез ее на базу Хейтрук, в штате Мэн. На этой базе корпорация «Хронос» готовила своих будущих агентов для службы в североамериканских офисах. Там новобранцев ожидала муштра на уровне подготовки морских пехотинцев, в сочетании с изучением мировой истории, под руководством преподавателей, которых с радостью приняли в штат Гарварда, Кембриджа или Йельского университета.

Алан Либби долго сопротивлялся уговорам дочери разрешить ей продолжить семейное дело и устроить ее на работу в «Хронос». Но после смерти жены он сдался.

– Собирайся. Я поговорил кое с кем из моих друзей в руководстве корпорации, и тебя готовы взять на обучение. Отправляемся завтра рано утром. Но учти, обратной дороги не будет. Подумай, дочка, хочешь ли ты посвятить свою жизнь одной лишь работе? Не иметь возможности путешествовать в свое удовольствие. Жить там, где прикажет начальство. А главное, хранить тайны, которые ты никогда и никому не сможешь открыть.

Вопрос не нуждался в ответе. Хотя Алан явно не желал для падчерицы такой судьбы, отговорить ее он был не в силах. Кейт, пережившая смерть приемной матери не менее болезненно, чем Алан смерть жены, бежала от горестных мыслей, искала что-то, что могло бы заполнить образовавшийся в ее душе вакуум. И этим чем-то для нее стала работа в «Хроносе».

И вечером следующего дня они достигли ворот базы Хейтрук.

Алан остановил машину, достал из сумки-холодильника пару банок колы и протянул одну из них Кейт. Выйдя из автомобиля, они сели прямо на запыленный капот, пили маленькими глотками холодную газировку и наблюдали за светилом, медленно уходящим за кроны деревьев. Это было так давно.

С возвращением, Кейт. Жизнь продолжается.

Но закончиться уютному, наполненному воспоминаниями о былых временах дню спокойно не удалось. Как только она вспомнила про отключенный мобильник и положила на счет деньги, словно дожидавшийся этого целый день телефон тут же стал разливаться руладами на все лады, едва она вернулась в квартиру и, захлопнув входную дверь, прислонилась к ней спиной, почувствовав, как где-то глубоко внутри начинал шевелиться знакомый теплый комочек.

– Кейт? Ты там как? В порядке? – зазвучал из динамика голос Муни. – От тебя весь день никаких вестей.

– Нормально. Пока жива, – кинув ключи на тумбу у двери, Кейт изогнулась, стягивая сапог. – Решила погулять.

– Ясно. Чего не позвала? Надеюсь, хот-доги еще в силе?

– Конечно. Просто нужно было подумать. Собраться с мыслями. А как вы? Паташик с тобой?

– Мы тоже завалились кое-куда, пропустили пару стаканчиков, у мужиков-то лекарства от всех проблем нехитрые, сама понимаешь, – Муни усмехнулся, и стянувшая второй сапог Кейт ощутила, как дрогнули уголки губ, но тут же вспомнила начало разговора и нахмурилась – итальянец просто так не звонил. – Что-то случилось?

– Собирайся, – голос напарника стал серьезным. – Синиз рвет и мечет.

– Что опять, я думала, нам устроили передышку.

– Сейчас, – привычно хмыкнула трубка. – Машину за тобой я уже послал.

– Зачем? – насторожилась напарница.

– Возвращаемся на месяц назад. Приказ от начальства, поймать Дениела Гринвуда.

– Но почему мы? – Почувствовав, как холодеет, растерянно проговорила Кейт. – Нельзя отправить другую группу?

– Не выйдет, все ниточки дела у нас в руках, к тому же мы знаем Нострадамуса в лицо. Времени на подготовку резервной команды нет. Первая зацепка – кафе «Лагуна», – Муни немного помолчал. – В команде я, ты, Паташик и Синиз, а нас тех отправляют на курсы квалификации в Даллас, чтобы мы там друг перед другом у самих себя не маячили.

Кейт вздохнула и посмотрела на часы.

– Хорошо, я жду.

– Выше нос, партнер. На этот раз мы его сделаем.

– Увидимся.

Выключив телефон, она подошла к окну и посмотрела на улицу. Снаружи налетел прохладный ветерок и весело зашуршал пестрыми объявлениями, которыми были обклеены опущенные створы давно закрытого супермаркета через дорогу. Зашумели кроны деревьев вокруг баскетбольной площадки в соседнем дворе. Кейт подняла голову и посмотрела на темнеющее, вечернее небо, которое неторопливо закрывала внушительная свинцовая туча. Над городом прокатился первый раскат грома, и ему тут же откуда-то ответила монотонная автомобильная сигнализация. Сидевший на улице Бо выпустил изо рта гармошку и, что-то по-старчески проворчав, стал собираться на ночлег. Кейт опустила жалюзи, закрывая окно, на которое с тихим шелестом упали первые капли начинающегося дождя.

Заснувшие было демоны пробудились вновь.

Глава вторая

И я стою, и буря бьет в лицо,

Зачем, к чему вам это, ну?

Нет дела до меня.

А ствол у виска, лишь дьяволу посыл.

Не всем ли все равно.

Стою, и новый шаг – все следом разрешит.

Направь меня, дышу, пока живу.

И где ты, брат, судьбы волчок кручу.

Джарвис и Манкимен.«Братья по оружию»

Чикаго, Иллинойс, 1993, февраль

В нашем мире все относительно. Боль. Счастье. Страх.

Время, с которым мы каждый день вынуждены подписывать договор, красным маркером расчеркиваясь в очередном квадратике с датой. Кто с надеждой, кто с облегчением. А кому-то уже вообще все равно.

Тик-так, тик-так, не поймать тебя никак.

Календарь странная штука. По сути, никто из нас не задумывается, что держит в квартире собственное маленькое кладбище. Склеп, заполненный прошедшими праздниками, важными датами, любовью и ненавистью, рождением детей и разводами… Тридцать перечеркнутых крестиком дней, которые, как могилки, пестрят уродливым напоминанием о неизбежности бытия на дверце холодильника рядом с магнитиками жены и детсадовскими художествами детей.

Безмолвные и безжалостные. Отработавшие свое. Словно умытые кровью покосившиеся заградительные ежи на заброшенном поле сражения, оглаживаемые волнами времени, с погребальным шелестом уносящими с берега в свои глубокие недра бесценные мгновения смешливого, беззаботного детства и юности, дурашливые клоунские носы и первую любовь. Воспоминания, счастливые и замечательные, грустные и не очень. Боль и страдания, смерть. Маленькую жизнь каждого из нас.

Праздник закончился – время приберет. Ему ведь наплевать, где мы шли. Где были и к чему стремимся. Мы преходящи, до последней песчинки – оно будет всегда.

Nevermore.

Все относительно. Все проходит.

Все ли? Кто ляпнул чушь, что время лечит? Может, и так, но только это не сработает с людьми его толка. Дениел отвернулся от цветастого календаря, с которого ему улыбалась девица в форме британского гвардейца, предлагавшая выпить «Гиннесса».

Через полторы недели организм окончательно перестал воспринимать алкоголь. Боль и чудовищное осознание собственного бессилия победили, решительно сломив разум, отчаянно призывавший в союзники выпивку. Еще страшнее было осознавать, что дочку похитили всего месяц назад. Некоторые газеты все еще наперебой обсуждали Могильщика, выдергивая друг у друга давно замусоленные факты, словно воронье, пирующее над трупом. Если бы не промахнуться, если бы попасть на пяток недель назад и попытаться спасти семью, может быть, вынужденная кара, на которую он сам себя обрек, и не выглядела бы столь ужасно.

Единственный заряд пошел на то, чтобы спастись с крыши атакованного террористами небоскреба Трампа. Казалось, это произошло всего несколько дней назад, хотя до момента, когда угнанный самолет протаранит чикагский офис «Хроноса», оставалось еще восемь лет. Восемь томительных, наполненных бездействием и ожиданием лет. Страшный приговор, который он сам себе вынес, вынужденно спасая жизнь за секунду до неминуемой гибели. Даже ожидание осужденного, которому дали стул, не шло ни в какое сравнение с той бурей и отчаянием, которые клокотали в душе Дениела. Восемь томительных лет, когда можно оставлять за спиной целые эпохи, всего лишь повернув кольцо. Все относительно. Какая ирония. И чем больше он думал об этом, понапрасну накручивая себя, тем сильнее скрежетал зубами, сжимая кулаки в бессильной злобе.

Невозможность ничего изменить – нет кары страшнее для путешественника во времени. Но, постепенно трезвея и выпуская пары, Дениел почувствовал, что у него рождается новый план. Поддаваясь излишним эмоциям, он только может наломать дров. Отпущенный ему срок заключения в прошлом рано или поздно закончится, когда он, подхваченный естественным течением времени, «нагонит» события, из которых бежал. А это дает ему новый шанс все обдумать и как следует приготовиться. Даже несмотря на то, что ловушку ему поставили мастерски, намеченной цели он успешно достиг – лайнер протаранил здание. Но ведь накладок можно и избежать? Времени у него навалом. Единственной жестокой насмешкой данной реальности был тот сюрреалистический факт, что Башни Трампа еще не существовало и в помине.

От мысли, что все придется снова начинать сначала – вдобавок дожидаясь, пока небоскреб, перед тем как он его разрушит, для начала построят, – рука сама собой потянулась к бутылке. Но как невозможно стремительно выплыть из глубины, так и невозможно разом выпорхнуть из зловонных объятий запоя. Похмелье стальным обручем давило на голову, и в бар, плюнув на осторожность, все-таки пришлось заглянуть. Уж в этих местах точно всем на все наплевать.

– Так, спокойно, – Дениел остановил себя, чтобы после первой бутылки не заказать сразу вторую, и, расправив на стойке салфетку, в которую был завернут недоеденный луковый бутерброд, в котором кетчуп, соус и горчица были перемешаны, как на палитре художника, пошарив в карманах, окликнул бармена.

– Слушаю.

– У вас не будет карандаша?

– Ручка сойдет? – отозвался тот и, недоверчиво оглядев потрепанного посетителя, несколько дней назад невесть откуда «прибившегося» к заведению, с иронией добавил. – Решили выписать чек?

– Все в порядке, деньги есть, – успокоил Дениел, с интересом разглядывая пластмассовую палочку «BIC», с наполненным лиловыми чернилами стержнем внутри.

– Может, все-таки лучше позвонить? – снова предложил бармен, кивнув на настенный телефон рядом с игровыми автоматами, в какой уже раз за эти дни. Проследив его взгляд, Дениел некоторое время молча смотрел на аппарат отрешенным, невидящим взглядом, словно «завис». Странный мужик, ей-богу.

– Эй, – он осторожно потрогал Дениела за плечо.

– А?

– Я говорю, может, вам стоит ей все-таки позвонить?

– Кому? – удивился Дениел, снова поворачиваясь за стойку и снимая с ручки колпачок.

– Ей, – пожал плечами бармен. – Жене, любовнице или кто там у вас еще. Не может же она вечно дуться, ведь так? Поостыла небось за пару дней-то. Авось пустит.

– Я не женат, – только не сейчас, только не воспоминания, когда он так близко и одновременно далеко.

– Ну, тогда не кисни, старина, – смягчился бармен, сжалившись над ним. Что еще и осталось одинокому мужику, как не коротать время с бутылкой. – Это вопрос времени.

– Оно не спрашивает.

– Кто? – теперь удивился бармен.

– Время.

Дениел помрачнел, но бармен расценил это по-своему.

– Ладно уж, не хандри. За пиво четыре пятьдесят, как постоянному клиенту, – хмыкнул он и, еще раз подозрительно глянув напоследок исподлобья, переключился на нового посетителя.

Не обратив на комментарий внимания, Дениел переложил бутерброд на картонную подставку для пива и, разгладив салфетку, принялся набрасывать план.

– Не слишком ли легкая выпивка для прибывшего издалека?

Неожиданный вопрос, заданный низким, мягким голосом, заставил Дениела раздраженно поднять голову. Ну, сколько можно его отвлекать?

Через несколько стульев от него сидел плечистый длинноволосый индеец под пятьдесят, медленно потягивающий откупоренный «Миллер», который бармен вытащил из холодильника. Это и оказался новый посетитель – Дениел быстро осмотрелся – кроме них да пары пьянчуг в дальнем углу зала, за стойкой больше никого не было. Не считая бармена, который, услышав слова индейца, с вновь проснувшимся любопытством уставился на Дениела.

– Ты знаешь этого парня, Чак?

– Нет, – покачал головой индеец, и Дениел поежился под цепким взглядом его темных, внимательных глаз. – Но я вижу его. Усталый странник. Много боли. Долгий путь.

Он неторопливо пожевал губами, разгрызая фисташку, не сводя с Дениела глаз, и снова приложился к бутылке.

– Да… – пожав плечами, Дениел быстренько сварганил ответ, под недоверчивым взглядом бармена. Что-то ответить было нужно. – Я писатель. Езжу по штатам, собираю материал для книги…

– И о чем она? – лукаво прищурившись, поинтересовался индеец. – В эти края редко залетают птицы подобного сорта.

– Ну… – Дениел очень некстати запнулся – не к месту заданный вопрос застал его врасплох. Он-то надеялся, что после его ответа расспросы закончатся, всем известно, что публика не особо-то жалует журналюг и писателей, которые вечно ошиваются где ни попадя и вынюхивают, что не так. – Период Гражданской войны. Собираю неизвестные факты о Севере и Юге. Замалчиваемые операции и кампании, забытые герои войны. Там много всего…

Слишком поздно он спохватился, запоздало сообразив, что наболтал много лишнего, и внутренне подобрался, приготовившись выслушивать неожиданные истории про каких-то дедушек и предков, а также несуществующие племена индейцев, выполнявших тайные, но чертовски важные поручения полковников Джексонов и Смитов. И не было бы ничего странного, если бы явно знакомая парочка, сверлящая его двумя парами глаз, начала попросту чесать языками, перевирая все на свете и выдумывая на ходу, лишь для того, чтобы потом с бравадой заливать дружкам о том, что, дескать, это я подкинул тому парню «ту самую идею». За подобными вещами ежедневно коротают минутку сотни самых разных людей. Но Дениелу этого сейчас хотелось меньше всего, хотя торопиться-то ему особо было некуда и незачем. Времени теперь у него было предостаточно. Выпивка объединяет, стирая религиозные, расовые и классовые различия между собутыльниками. Не кольт уравнял шансы, а выпивка. Дениел улыбнулся кончиками губ, но тут же вновь подобрался под внимательным взглядом индейца, который продолжал с явным интересом изучать его. А массивная туша бармена с не отягощенными умом глазенками, между которыми находился чуть скошенный в сторону сломанный нос, и татуировками, расползавшимися по рукам из-под рукавов майки, напоминала скорее о паре отсидок и роли вышибалы в заштатном ночном клубе, чем о военных подвигах прошлого и дедушках-генералах. Этим поколениям было уже на все и вся плевать. Просто нечем заняться, в то время как Чак явно не собирался так просто отступать, вцепившись в него, словно клещ в собачий зад. И какого черта индеец вообще позабыл в Чикаго?

Что-то в его глазах показалось Дениелу смутно знакомым. Он определенно где-то видел их раньше. Колючие и холодные. Но где? И еще его разноцветные погремушки поверх кожаной куртки и различные кольца с перстнями на руках. Дениел невольно поймал себя на мысли, что старается среди них отыскать…

– Так ты действительно его знаешь, Чак? – приблизился бармен и оглядел Дениела, чуть нахмурившись. – Как, вы говорили, вас зовут?

Дениел и не говорил. Дешевый прием.

– Паттерсон, Дональд Паттерсон, – чуть помедлив, он выдал одну из заготовок.

– Паттерсон, Паттерсон, – бармен поднял глаза к потолку, а может, действительно пытался припомнить. – Нет, не слышал.

– Я недавно пишу, – разговор затягивался и уходил не в том направлении, и Дениелу больше всего хотелось, чтобы от него, наконец-то, отстали. Не стоило сюда приходить.

– На салфетках и без вещей? – усмехнулся индеец.

– Оставил в отеле. Здесь недалеко.

– Оставьте адрес, хотелось бы поподробнее поговорить о вашей книге.

Вот этого-то Дениел и боялся больше всего.

– Не помню название. Только адрес.

– Скажи, я наверняка знаю, – предложил бармен. – Ты сам-то откуда?

– Дорога, которой он пришел, намного длиннее и дальше, – негромко ответил индеец и поставил на стойку пустую бутылку. – Не каждый сможет пройти.

Перехватив его взгляд, Дениел опустил глаза и, желая не выказать смущения, тоже приложился к бутылке.

Кто он, агент из конторы, и снаружи его уже караулят? Что это – случайность или хитроумно расставленная ловушка, в которую он, зазевавшись, угодил, сам того не ведая? Или он случайно на него наткнулся и, уже подозвав подкрепление, попросту тянет время, заговаривая ему зубы? Черт!

– Кончай со своими загадками, Чак, – поморщился бармен и кивнул в сторону холодильника. – Будешь еще?

– Что тебе нужно здесь? – не обратив на него внимания, поинтересовался Чак, разглядывая Дениела, словно сканировал его рентгеновскими лучами. – Зачем ты пришел?

– Я же уже сказал…

– Мы слышали. Но ты не для этого проделал столь длинный путь. И не по своей воле, – внезапно добавил он. – Оно привело тебя. Ты хочешь поджечь небеса, так?

– Кто? Кто меня привел? – не понял Дениел.

– Ни земля, ни небо не дают ответов, пока их не начать уважать. Солнце заходит, а ветру все равно, куда дуть. Ты ищешь призраков. Но они не ищут встречи с тобой, – подняв палец, он ткнул пальцем в Дениела. – Не тревожь их. Ушедшим не нравится, когда их пытаются утянуть назад…

Где-то в глубине за стойкой приглушенно зазвонил телефон.

– Минутку, это, наверное, со склада, – бросив тряпку и вытерев о джинсы руки, бармен исчез в подсобке за вращающейся дверью.

Дениел проводил его взглядом, пока массивная спина не исчезла за крутанувшейся дверью с заляпанным кетчупом окошком-иллюминатором. Оставаться наедине с приставшим к нему индейцем ему хотелось меньше всего. Внезапно Дениел ощутил озноб. Он вспомнил, где видел такие глаза, холодные и глубокие. Гипнотизирующие жертву животным, парализующим душу страхом, подавляющим все, кроме животного желания бежать и спасаться. Любым способом выжить. Это были глаза волка. Волка из его кошмаров.

– Оно ответит тебе. Если ты правильно спросишь.

– Кто?

Он повернулся, но индейца за стойкой не было. Только недопитая бутылка пива и россыпь скорлупок, нащелканных в стеклянную пепельницу. Что за черт? Только сейчас, присмотревшись, он понял, что небольшая кучка целых фисташек выложена на стойке в форме песочных часов…

Дениел обернулся и оглядел полутемное пространство зала. Никого, кроме пьянчуг, по-прежнему набирающихся каким-то пойлом из полупустого графина в дальнем углу. Он даже не слышал, как тот ушел. Загадочный Чак просто исчез. Словно в воздухе растворился.

Через несколько минут возвратился бармен и как ни в чем не бывало снова вооружился тряпкой, продолжая хозяйничать за стойкой.

– Мне кажется, он не заплатил за пиво.

– Это Чак, – пожал плечами бармен, протерев пивной кран с лейблом «Хейнекен», и украдкой приложился к оставленной на стойке недопитой бутылке – мол, не пропадать же добру. – Он всегда себе на уме. Не страшно, потом занесет.

Ответ бармена не слишком-то его успокоил. От беседы с таинственным Чаком, которая больше походила на непонятно зачем устроенный допрос, остался неприятный осадок.

– А кто он?

– Черт его знает. Раньше батрачил на бензоколонке, пока ее не грабанули и сожгли. Пару месяцев где-то отсиживался от копов, когда всю заваруху повесили на него. Ясно, на косоглазого свалить милое дело. Никто потом и не хватится.

– А сейчас?

– Поговаривают, что он кто-то вроде гадалки или целителя какого-то. Ну, знаешь, все эти шаманские штучки с благовониями и танцами с бубном. Ну эти – У! У! У! – он попританцовывал на месте, поднимая руки над головой. – Липа для туристов. По мне, так он просто приторговывает наркотой. Кто знает, с каким сбродом он ошивался те месяцы, что находился в бегах. Один раз вляпавшись, с этой дорожки уже не соскочишь. А вам зачем? Для книги?

– Не знаю, – задумчиво откликнулся Дениел.

– Еще пива?

– Да, пожалуй.

Неприятный осадок только усилился. Таинственный Чак не просто видел его, как, например, того же бармена, а действительно увидел что-то потаенное в самой душе, словно приподнял покрывало из оболочки мяса и костей. Попытавшись собраться с мыслями, Дениел вновь взялся за ручку и, помусолив ее, стал писать. Для начала требовались новые документы. Без этого обзавестись нормальным жильем и машиной в другом времени не представлялось никакой возможности. Сменить имя и биографию, подправить внешний вид и одежду, может, даже отрастить бороду. Хотя вряд ли ищейки «Хроноса» будут его здесь искать, все же лучше по возможности не высовываться и не следить. Но это не помешает ему заново начать собирать армию. Кого бы ни пришлось вербовать и из каких трущоб и потаенных нор ему ни пришлось бы вытаскивать безработных, бывших военных, которых прогнали со службы преждевременно, списав в расход (о, к этому сорту людей у Дениела давно был отточен собственный, особый подход), маньяков и убийц. Ему была нужна армия. И он во что бы то ни стало соберет ее вновь.

* * *

Уже через пару месяцев почти все копы и сыскари, от молодняка до почти догулявших до пенсии, безуспешно пытавшиеся усесться им на хвост, как один, окрестили невесть откуда свалившуюся на город и окрестные штаты группировку налетчиков бандой Заговоренного. И название, к вящему неудовольствию шерифов и властей, как нельзя кстати подходило отчаянным головорезам, словно заговоренным на успех, а также от пуль и засад, на какие бы ухищрения ни пускались власти. Поначалу небольшая кучка ребят особо не высовывалась, изредка вклиниваясь в локальные разборки местных авторитетов, привычно цапавшихся из-за территории, и полиция даже по мелочи закрывала на отдельные «делишки» глаза. Мало ли таких, всех не переловишь. Но время шло, и вскоре действия банды стали постепенно перерастать в нечто большее, все чаще привлекая к себе внимание властей, обеспокоенных резким падением процента раскрываемости преступлений, и из неприметной захолустной группировки превращаясь в стремительно разрастающийся, набирающий авторитет преступный синдикат, с которым уже нужно было считаться.

Начиналось все безобидно и даже прозаически. С заправок, клубов, притонов… Пары трупов каких-то малоизвестных неудачников в озере. Пока дерзкое ограбление инкассатора одним воскресным декабрьским утром не взбудоражило город. Пресса и телевидение обсосали эту историю со всех сторон с таким азартом и тщанием, что спустя даже пару недель отдельные факты еще отсвечивали, словно вылизанная собачья кость. Мощная охрана, колонна сопровождения, в охране не мальчики – ребята как на подбор, вооруженные до зубов – шутка ли, перевозить недельную выручку из местного казино. А в результате кровавой мясорубки, продлившейся каких-то неполных десять минут, на кладбище пришлось выгораживать специальный сектор под десять могил для положивших свои жизни охранников, которых хоронили в закрытых гробах. Как оказалось, не только судьба, но и чертовка-фортуна обладала чувством юмора – благосклонно улыбнувшись отчаянным игрокам, ставящим на кон все, она играючи отвернулась от ребят, поставивших на кон только жизнь, с легкостью гулящей девки отдав предпочтение третьей стороне. Ставки приняты, ставок больше нет. Делайте вашу игру.

Оставалось непонятным, каким образом горстке поначалу не ахти как вооруженных (впоследствии этот факт многие служаки закона вспоминали чуть ли не с ностальгией) налетчиков на двух колымагах удалось с такой филигранной точностью расставить засаду и без видимых усилий ухлопать почти всю вооруженную до зубов охрану (в живых, по необъяснимой причине, оставили только парнишку-водителя, из которого потом все и вытянули по кусочкам газетчики), вылизать инкассатор до последнего цента и дать стрекача, играючи уйти от погони, буквально растворившись на улицах. Далее, они всегда разделялись, чем окончательно сбивали с толку бросавшуюся следом полицию. Постоянного логова у них тоже, по всей видимости, не имелось, так как прикормыши из шушеры помельче так и не смогли выследить хоть что-то определенное.

Создавалось впечатление, что неведомые налетчики каждый раз досконально предвидели ситуацию. Знали все до мелочей, вплоть до количества патронов для ружья сопровождающего. Еще через пару обагренных кровавыми буднями месяцев впечатление переросло в уверенность. А еще через полгода народ потихоньку начинал смиряться. В Чикаго негласно обосновывался новый подпольный закон, за которым стояли такие силы, дорогу которым лучше было не переходить. С одной стороны, властям это было на руку – мелкие группировки и кланы охотно вливались в организацию более могущественного конкурента, а тот, кто все-таки решил оскалиться, получал и билет на кладбище, и диагноз «отравление свинцом». А с другой – в скором времени этот закон грозил перерасти во вполне осязаемое беззаконие. Власть имущие тихо бесились, трясясь над миллионами на своих такими стараниями купленных пьедесталах, пока полицейские разводили руками. Что тут поделаешь? На стороне Заговоренного словно лихачил сам Сатана, нашептывая на ухо.

Тогда еще никто понятия не имел, что нападение на броневик повлечет за собой череду организованного финансового терроризма, а полицейские не слишком обеспокоенно чесали зады, даже не подозревая, что ближайшие несколько лет станут для законников этой части Америки самым черным периодом за всю историю чикагской полиции. Некоторые кварталы Чикаго за короткое время становились благодатными площадками для процветания «теории разбитых окон», прямо на глазах превращаясь в зловещие, обезлюдевшие районы-клоаки, украшенные, подобно черным меткам, расползающимися во все стороны пятнами граффити. Многие бежали из своих квартир и домов, а кто-то вообще давал деру из города. Поначалу служаки крепились, обнадеживающе похлопывая друг друга по плечу – мол, прорвемся! Где наша не пропадала. Но потом (и, кстати, довольно быстро) улыбки обвисли, зарплаты урезали, а от начальства все чаще сыпались пинки, требования конкретных результатов. Все понимали – что-то делать надо, но строить из себя героя и первым бросаться под пули никто не хотел.

Время шло, а «подвиги» Заговоренных с каждым разом только набирали обороты, все чаще пятнающиеся кровавыми брызгами от жестоких стычек, в которых в основном гибли лишь полицейские. Пополз слушок о неком новом авторитете, стремящемся запустить лапы не только под город, но еще и в казну, в то время как таблоиды с завидной регулярностью все чаще начинали пестреть броскими заголовками о «лихих деньках», «Депрессии» и «золотых временах Капоне».

А потом во всей полицейской службе Чикаго и даже кое-где в высших кругах начались поголовные чистки и увольнения. Искали крота. Или целую команду стукачей, сливающих информацию шестеркам Заговоренного. Другого объяснения фантастическому предвидению шайки просто быть не могло. Удача? Возможно, раз, два. Но не на протяжении последних семи-восьми лет. Неуловимым головорезам не просто фартило, а невероятно, сказочно, фантастически везло.

Но что на самом деле они хотели? Какие цели преследовали – ведь почти за долгие восемь лет ничего, кроме грабежей и нескольких подпольно профинансированных сделок в пользу городской недвижимости, никаких делишек за Заговоренными больше не числилось. Кто он? Неторопливый, расчетливый бандит или очередной выскочка, желающий напустить пыли в глаза респектабельностью и богатствами, нажитыми на коррупции и крови?

* * *

Дениел быстро освоился. В его новом положении оказалось множество плюсов и преимуществ, воспользовавшись которыми он засунул за рукав пару тузов. Пользуясь своими знаниями, он стремительно пополнял ряды новоиспеченного синдиката, лично никогда не светясь, но принимая самое активное участие в политической и общественной жизни города. Он стал неплохо одеваться и завел пару очень полезных знакомств, что называется, не в ущерб репутации. Но при этом ни на секунду не забывал о главном. О своей истинной цели, которая помогала ему не потерять рассудок, заставляя вновь и вновь продвигаться вперед. Месть. Или «поджечь небеса», как когда-то верно заметил индеец Чак, которого он больше так никогда и не встретил. Жаль, он мог ему пригодиться, такими знакомствами не стоит пренебрегать. Может, со временем он бы даже и раскрылся ему. Вот только поверил бы тот? А почему нет? Мужик словно видел его насквозь, просто решил не выеживаться перед барменом. И еще его глаза. Стальные, цепкие, холодные, как у волка из кошмаров… Которые только совсем недавно почему-то перестали к нему приходить. Словно боль и тот удушливый, атавистический ужас, цепкой хваткой костлявых пальцев душивший его все эти годы, наполненные кровью и безумием во имя мести за погибших родных, наконец отпустили его, будто смирившись. Время шло, неторопливо текло вперед, наблюдая за ним с электронных табло вокзалов и аэропортов, подмигивало бликами солнца с дорогих часов на запястье. Всегда было рядом и ждало. Ждало вместе с ним, неторопливо, уверенно, секунда за секундой терпеливо приближая тот самый миг, в котором для преступившего черту одиночки сконцентрировался весь смысл его последующего бытия.

Ему нравилось читать о своих похождениях в газетах. Льстила безнаказанность. Нравилось прозвище, которым окрестили его безгранично преданных своему боссу ребят. «Заговоренные». Неплохо. В этом было что-то из старых фильмов про мафию, которыми он засматривался в детстве. В редкие минуты позволяя, наконец, себе расслабиться и предаться праздношатанию, Дениел даже тайком сравнивал себя с великим и неуловимым Месрином или Джонни Ди – чем он не враг государства номер один? Так, безобидные игры с собственным честолюбием. Не более. На самом деле ему ведь давно было на все глубоко плевать. Он все для себя решил, и скоро все должно было кончиться. Когда придет время, он не раздумывая сделает этот шаг.

Но нет. Пока еще нет. Терпение. Главный союзник в этих делах.

Дениел неторопливо, со знанием набирал силу, чувствуя, как поддерживаемая финансами власть разливается вокруг него, словно кровь, разгоняемая по венам. Он никому не верил и никого не щадил, доверяя лишь только самым верным и приближенным, словно тараканов расшвыривая и давя попадавшихся под руку зазевавшихся или особо норовистых конкурентов. Он не собирался становиться киношным доном или повторять судьбу утопленного в бассейне того парня Со Шрамом. Он просто выполнит все, что задумал, и на этом все. Занавес. И там будь что будет.

Перца в поспевающую месть добавляло еще и то, что Дениел лично внес часть денег в строительство небоскреба Трампа, с шиком отметив это предприятие на одной из секретных вилл мультимиллионера в Вегасе. Да, теперь это был его круг. Картонный мирок неприметных, безликих людей, давших жизнь глянцу и миру других масок. О душе у таких людей и думать было нечего. Те, кто при рождении не успел на раздачу самого ценного, награждали побрякушками сами себя.

– За будущее! За новые горизонты!

– Самый высокий пик города!

– Дадим Богу по носу!

Звон бокалов. Салют. Слушая напыщенные тосты жиреющей богемы, Дениел усмехнулся. Как бы Бог не пнул в ответ и веселящимся бонзам не пришлось бы жестоко поплатиться за свои произнесенные когда-то опрометчивые слова. Он или Бог? Дениел – карающий меч в руках Господа. Полегче, парень. Хоть и звучит.

В любом случае начало положено. Теперь осталось подождать, пока здание выстроят, заселят его врагами, и тогда он, уже в сотый раз перестраховавшись, снова попытается осуществить задуманное. Точнее, не попытается, а просто сделает. На этот раз никаких срывов и непредвиденности. Ошибки быть не могло. Дениел с кивком подхватил бокал с подноса подошедшего официанта. Небоскреб Трампа представился ему кропотливо отстроенным дорогим муравейником, в который он через несколько лет бросит незатушенную сигарету. Может, это хоть как-то встряхнет этот законсервированный в собственном соку мирок.

Ему нравилось быть причастным скорее не к этому миру, наполненному обманом и наркотой, а к самому факту возможности влиять на события, держать чьи-то судьбы в руках и манипулировать ими. Наблюдая за пыжащимися супермоделями, ни одну из которых не знал, которые глупо хихикали, усиленно разминая ботокс натужными улыбками в тщетной попытке поддержать разговор, чтобы хоть кому-то понравиться, Дениел развалился в сторонке, неторопливо, глоток за глотком, потягивая щекотавшее ноздри ледяное шампанское, на одну бутылку которого можно было приобрести загородный дом. А ведь иногда месть может быть действительно сладкой. Дениел незаметно тряхнул головой, прогоняя морок. Ложь. Жестокая и беспощадная. Пошлость и тлен. Силиконовый радужный мирок, словно фальшивый рождественский шар с вакуумной пустотой внутри, вместо снежка припорошенный кокаином. О чем они думают? Что скрывается за тоннами косметики и одинаковыми бесчувственными глазами, взирающими на мир из-под накладных ресниц, рассеянно хлопавших, как у куклы Барби? И думают ли вообще? Какие у них родители, и что бы они сказали, увидев их здесь сейчас? Ведь наверняка многие из них прочили детям совсем иное будущее – врачей, ученых, телеведущих… Хотя насчет последних Дениел поторопился, распознав в толпе несколько белозубых корреспондентш с CNN, и поспешно, но все-таки так, чтобы не привлекать при этом излишнего внимания, переместился в другой конец банкетного зала. Интересно, а сколько из них положили на него взгляд? Да и положили ли вообще, думал он, изредка ловя лукаво-интересные взгляды напомаженных кокеток. Искоса поглядывая на лупоглазых длинноногих девчонок, едва прикрытых какой-то бликующей ерундой, он подумал о Лизе. Как бы она смотрелась среди них? Она была бы здесь, как маленький окушок, выловленный в озере, которого по ошибке запустили в аквариум золотых рыбок, наполненный сотни раз отфильтрованной, лишенной жизни водой. Она была в сто раз лучше и естественнее всех этих распушивших хвосты кукол, вилявших задами под неприглядную латексную попсу. В миллионы, тысячи раз. С любой прической, в любой одежде. Потому что была настоящей.

Была.

Глотком осушив бокал и поставив его на поднос проплывавшего мимо официанта, Дениел одернул пиджак костюма, который, судя по всему, больше никогда не наденет и на который помощнику пришлось изрядно потратиться, и направился к лифту.

Делу время, потехе час. Терпению – еще больше. Свою часть работы по воплощению плана в жизнь он практически выполнил. Теперь дело за деньгами и рабочими. Стройте, господа!

Он будет ждать. Ему нравилось нежданно свалившееся ощущение власти. Нет, он не желал могущества, ему нравилось отсиживаться в сумраке спин серых кардиналов, дергая за ниточки и тем самым заставляя послушных шестерок беспрекословно потакать любой его прихоти, нацеленной на достижение лишь одной цели. Всего лишь одной.

Предупрежден – значит вооружен, гласила плесневелая поговорка, придуманная черт знает кем и когда. Но Дениел был не просто предупрежден, он знал. А значит, был всемогущ. Он – Человек, который Знает Все!

Зря в прошлом люди не ценили астрологов и прорицателей. Вот уж кто мог действительно жить припеваючи, несмотря ни на что. Едва захмелев, Дениел чуть улыбнулся, вслушиваясь в джазовую мелодию, доносящуюся из динамика под консолью с кнопками этажей. Беспечно попереминался с носков на пятки. Интересно, а сколько среди них в действительности было агентов конторы? Выйдя из мягко распахнувшегося лифта, он прошел через ярко освещенный вестибюль с зеркальным потолком, с которого янтарными гроздьями свисали ослепительные многоярусные люстры, миновал холл через вращающийся колодец счетверенных дверей и вышел на улицу.

По ушам хлестнула звонкая какофония из музыки, рева машин, рекламы и гомона неиссякающего потока людей. Город не спал ни днем, ни ночью. Сунув руки в карманы брюк и немного постояв возле дверей, Дениел неторопливо вдохнул и так же медленно выпустил воздух из легких. Ноздри защекотал ни с чем не сравнимый терпкий запах пустыни, приправленный дымом сигарет и духов, смешанных с автомобильными газами. Запах побед и поражений, несметных сокровищ, о которых наперебой кричали пестревшие со всех сторон вывески, за вычурностью которых раззявили пасти умело подготовленные поражение и нищета. Нащупав в кармане фишку, он потеребил ее в кулаке. (От заведения, приходите еще!) Его заманивали богатством, пытаясь выковать из новичка своего. Богатством, которое на самом деле не стоило ни гроша.

– Отличный вечерок, сэр!

– Да, – подбросив фишку и ловко ее поймав, согласился Дениел. – Пожалуй.

Запрыгнув в поданную машину – выпил он все-таки не так много для того, чтобы быть не в состоянии управлять новеньким спортивным автомобилем. Да и кому какое дело было до него? Обитателей этого окруженного песком мира интересовали лишь деньги, и от копов при случае всегда можно будет откупиться!

– Вива, Лас-Вегас! – кинув фишку из казино на чай разинувшему рот водителю стоянки в цветастом прикиде Элвиса (с[пасибо, сэр!]), Дениел, не пристегиваясь, рванул «Порше» с места, мгновенно растворясь в ослепительном водовороте из музыки, рева и вывесок, чтобы еще на несколько часов, которые оставалось скоротать до самолета, с головой окунуться в мир ночного безмятежного кутежа, зачарованно колеся по венам распахнувшего объятия Вегаса, в тщетной попытке сбежать от самого себя, словно ныряя в долгожданный оазис, пьянящий, как первый поцелуй. И лживый, как улыбка проститутки. Дениел прибавил газ, и Молох поглотил его.

Глава третья

Я жил как жил, мамаша, пусть робу я носил,

Судья меня лишь помнит да коп, что дело сшил.

Осталась лишь старушка, в кармане таракан,

Залью я бак бензина и мигом деру дам!

И деру дам отсюда, ржавеет пусть капкан!

И деру дам отсюда, ржавеет пусть капкан!

Джарвис и Манкимен.«Езда на старушке Мэй»

В словарном обиходе существует немало характерных слов, которыми можно было бы охарактеризовать питейное заведение. Бар, паб, кабак или кантина, притон на худой конец – но место, возле которого вновь дежурили Кейт и Муни, на этот раз захватившие с собой подкрепление, рассредоточившееся в широком квадрате в нескольких кварталах вокруг, не иначе как забегаловкой означить было нельзя. Оглядев улицу сквозь широкое лобовое стекло, Кейт откинулась на сиденье и устало потерла глаза. Острое ощущение дежавю, крепко вцепившееся в нее за последние несколько дней, неприятно изматывало, придавая реальности нереальный сюрреалистический оттенок. Те же места, те же лица. Словно все участники непонятно затянувшейся игры в кошки-мышки с хитроумным врагом наведались в парк аттракционов и, рассевшись по разноцветным лошадкам, неторопливо кружились по одному и тому же маршруту, приподнимаясь и опускаясь под нелепую клоунскую музыку. Кейт с детства ненавидела клоунов, панически их боялась, нередко вызывая тем самым смешки сверстников. Было что-то отталкивающе-иррациональное в пестро размалеванных лицах, которые отнюдь не приносили радости, вдобавок полностью скрывая подлинные эмоции таящегося за ними человека. Нетронутыми оставались только глаза, в которые смотреть не хотелось больше всего. Кейт повела плечами и, сунув руку в карман пальто, сжала баночку с таблетками, легонько постучав по крышечке ноготком. Она даже ни разу в жизни не покупала мороженое в передвижном лотке, из которого доносилась зацикленная псевдовеселая музыка, от которой тянуло удушливым страхом, отзывавшимся в ноздрях сладковатым привкусом пудры и темными коридорами клоунского шапито. Кейт надеялась, что это пройдет, списывая кошмары на извечную детскую впечатлительность, но вот время прошло, а все осталось по-прежнему. В колледже надо было меньше налегать на Кинга. Она облизнула губы, неожиданно остро захотев съесть таблетку, и даже потянула ноготком податливый пластик крышки. Но запить лекарство было нечем, а «давить» капсулу просто так, да еще при Муни, не хотелось. У каждого должны быть свои скелеты в шкафу.

– И почему всякие нечистые на руку типы постоянно выбирают дыры вроде этой? – ворчал устроившийся на пассажирском сиденье итальянец, недовольно косясь на мерцающую неоном вывеску «Лагуна». – Всякую шушеру хлебом не корми, только дай поошиваться рядом с такими вот норами.

– Мы же здесь уже были, забыл? – Кейт с трудом удержала улыбку. Больше всего в засадах напарник любил поболтать, и с одной стороны, ей это нравилось, так как незамысловатые разглагольствования Муни помогали снять напряжение, а с другой, его присутствие вселяло дополнительную уверенность в непосредственной близости как раз «таких» мест.

– Вот и я говорю, – продолжал Муни, когда Кейт поддержала беседу. – Почему? Или это такой стиль, м? Даже в кино плохие парни всегда выглядят круто и кантуются только в самых крутых местах. Смотрела «Донни Браско» или «Капоне», м? А «пиджаки» у Тарантино. Черт, да в любом из таких костюмов не стыдно умереть! А манеры, оружие, тексты… Да они даже матерятся так, что можно слагать стихи! Даже Джулс и Винсент закусывали в нормальном роуд-кафе, а не в помойке с названием, как собачья кличка. Кто там говорил – ты то, что ты ешь? Вот! Если ты крутой – ты должен есть крутую лазанью и запивать ее «Кьянти», а не давиться пережаренными буритос. А этим, – он ткнул незакуренной сигаретой в стекло, указывая на вывеску забегаловки, – он проявляет неуважение не только к себе, но и к нам, черт возьми. Бандиты и копы всегда в кино уважают друг друга. Там есть элемент благородства, кодекса, да хоть как назови. И тут мы снова возвращаемся к нашей ситуации, нет, подожди…

– Такие вещи нарабатывают со временем и опытом. Статус, обычаи, бандитская честь. В кино это ведь вымысел, там работают сценарист и актеры.

Муни слегка наклонил голову, выслушал и предупредительно поднял руки, когда Кейт, наконец, не выдержала и улыбнулась, забавно наморщив нос.

– Подожди. Можешь сколько угодно твердить, что здесь мы по другую сторону игры – в реальном мире. Да-да, так и есть, я не спорю. Но что мешает нам перенять правила, м? Взять хотя бы меня, – он одернул лацкан своего пиджака. – Посмотри, я ведь не одеваюсь как бомж? Да, это, конечно, не «Армани» или «DG», но и не секонд-хенд. А все почему? Потому, что я зарабатываю, отлавливая плохих парней. И каждый раз я так одет, значит, я каждый раз стараюсь выказывать им хоть чуточку уважения и прошу хоть немного взамен. Разве это много? Ты, кстати, тоже неплохо одета, – запоздало решив проявить галантность к напарнице, невозмутимо заключил он. – Но нет, пока все впустую, и если так, то, значит, мне давно пора в расход, ибо я отказываюсь наживать ревматизм с геморроем, подкарауливая негодяев у подобных мест.

Продолжая слушать напарника, который в привычной манере выдвигал все новые аргументы за и против и сам их тут же опровергал, Кейт взяла лежащую на торпеде рацию и нажала кнопку вызова.

– Сокол, прием. Как у вас?

– Пока чисто, – хрипло прошипели в динамик, в двух кварталах к юго-западу.

– Еще и опаздывает, – шмыгнул носом Муни и, отстегнув ремень безопасности, грузно вылез из машины. – Пойду покурю.

Выключив рацию, Кейт положила ее обратно на торпеду. Таинственный противник вновь заставлял себя ждать.

* * *

Пройдя очередной квартал, Дениел окончательно убедился, что ловушка расставлена именно на него. Последние сомнения развеялись сотню метров назад. Только что произошедшая встреча с налетевшим на него чернокожим мальчишкой-оборванцем, после столкновения с которым в кармане куртки остались смятый клочок салфетки из «Лагуны», куда он шел, только прибавила ему уверенности.

«Внутри засада. Они все знают!» – было нацарапано на листке, который медленно расползался от пота в сжатой в кулак руке, засунутой в карман куртки. Но кто? Откуда? Ищейки конторы не могли так быстро сесть ему на хвост, он по личному опыту знал это. И тем не менее там, куда он направлялся, его ждала засада. И откуда это знает таинственный благодетель, пославший предупреждение с мальчишкой, пожелав сохранить инкогнито? Значит, таинственный некто знал его в лицо. Так же как знал, что за ним установлена слежка, и подослал прикинувшегося бродягой посыльного (хотя, может, он им и был), чтобы тот в незамысловатой уличной ситуации передал ему предупреждение о расставленных силках. Не вышел навстречу сам, явно так же опасаясь быть пойманным. А значит, они находились по одну сторону баррикад. Все говорило о том, что у Дениела появился невидимый благодетель.

Но ведь он не светился. Дениел поежился на ходу, стараясь припомнить, в какой момент все-таки мог допустить ошибку. Продолжая идти вперед, Дениел в очередной раз обернулся. Его вели, сомнений не было, и, судя по тому, что на улице не наблюдалось никаких внешне различимых признаков слежки, работали не прикормленные копами шпики и матерые профи. Снова посмотрев вперед, Дениел стряхнул налипшие на ладонь остатки салфетки и сильнее натянул на голову торчащий из-под куртки капюшон кенгурятника. Хотя вряд ли теперь это ему поможет. Но зачем он тогда идет туда? Добровольно отдавая себя на заклание поджидавшим в засаде охотникам? Может быть, сейчас все и закончится? Может быть, именно таким будет конец пути, который он себе выбрал, навсегда поклявшись отомстить убийцам своей семьи. Потому что у него не было иного выбора. И он это знал.

Не сбавляя шага, Дениел неторопливо приближался к кафе.

* * *

– Подмораживает, черт, – Муни забрался в салон, и Кейт наморщила нос, когда ноздри вместе с влетевшим в салон прохладным воздухом защипал терпкий аромат «Лаки страйк». – Ну, чего там, парни? Долго нам тут еще куковать?

– Пока ничего, – Кейт покачала головой и посмотрела на вмонтированный в торпеду экран электронных часов. – А почему нельзя было послать агента на тридцать лет назад и арестовать Гринвуда подростком?

– За что? Он же еще ничего не сделал?

– А ты думаешь, наших боссов интересует этическая сторона вопроса?

– Даже маленькое изменение истории влечет за собой глобальные изменения и последствия. Это как круги на воде от упавшего камня.

– Как у Брэдбери, – кивнула Кейт.

– Между прочим, он был одним из наших лучших аналитиков, – оживился Муни. – Пока не вышел на пенсию и не стал выдавать архивные дела за свои книги.

– Читала, конечно, ты это к чему?

– Я говорю про то, что исчезновение паренька из уездного города может привести к изменениям в масштабах страны. Аналитики просчитывают и выискивают незначительное на первый взгляд событие, влияние которого, пройдя череду неочевидных изменений, впоследствии приведет к глобальным переменам в мировой истории. Но тут важен еще один момент. Аналитики также просчитывают все вероятности того, чтобы это первоначальное изменение отразилось лишь на одном конкретном событии, не создавая попутно хаос.

Перебив его на полуслове, коротко пискнула рация, лежащая на торпеде.

– Ребята, у нас тут что-то есть, – послышался настороженный голос одного из участников дополнительной группы слежения.

– Слушаю, – истомившаяся в ожидании Кейт, схватив рацию, что есть силы вдавила кнопку связи. – Человек? Машина?

– Погодите минутку.

Некоторое время в салоне машины царила напряженная тишина.

– Ну? – наконец не выдержала Кейт, выстукивая пальцами по рулю. – Вы заснули?

– Человек. Мужчина. Белый. Приметы совпадают, даже одежда та самая. Идет пешком, – через промежутки рапортовали в динамиках, словно говоривший по ходу дела описывал приметы человека, которого наблюдал живьем. – Да, в квартале отсюда на него налетел чернокожий паренек, вроде как бездомный. Похоже, что-то передал. Уж больно все нарочито.

– Что передал? Что именно? – требовательно нахмурилась Кейт.

– Отсюда не видно. Но клиент виду не подает, продолжает двигаться к вам.

– Могли его предупредить? – отжав кнопку связи, Кейт повернулась к напарнику.

– Черт его знает, – буркнул тот. Происходящее начинало нравиться ему все меньше. – О его возможных союзниках ничего не известно. Ох, не к добру все это.

– Ведите его. Но осторожно. Если его предупредили, нельзя ни в коем случае его спугнуть.

– Понял вас. Он остановился возле купола телефонной будки.

– Кому-то звонит? – допытывалась Кейт, нервно покусывая губу. Черт! По-хорошему сейчас следовало сорваться прямиком туда и брать его на месте без лишних экивоков. – Он набирает номер?

– Нет. Что-то выкинул. Наверное, то, что ему передал паренек. Послать за ним, пока не ушел?

– Не нужно, – помешкав, ответила Кейт, переглянувшись с отрицательно покачавшим головой Муни. – Хотя нет, постойте. Пусть кто-нибудь проследит. Мало ли… И проверьте потом урну. Нам любая зацепка хороша.

– Идет дальше. Через пару минут будет у вас в зоне видимости. Готовы брать.

– Поняла. Ждите. Группы, приготовиться. Действуем только по общей команде, чтобы не спугнуть.

– Начинается, – рядом с ней крякнул Муни и, вытащив из-за пазухи пистолет, со щелчком снял его с предохранителя. – Ну, народ, кто готов еще немного побегать, м?

* * *

Когда до кафе оставалось несколько сот метров, Дениел наконец совладал с собой и уже собирался завернуть за приближающийся угол, как неожиданно позади него послышался визг тормозов, и, обогнав, ему наперерез, вылетев прямо на мостовую, бросился черный фургон, в боку которого на ходу распахнулась дверь.

– Эй, ты!

Едва отскочивший Дениел, замешкавшись от неожиданности при виде спрыгнувшего навстречу громадного человека с пулеметом, позволил без сопротивления подхватить себя двум людям в масках, которые нацепили ему на голову воняющий прелой тканью мешок.

– Не рыпайся, хуже будет!

Заломив ему руки, запястья быстро перемотали проволокой.

– Внутрь, быстрее! – рявкнул один из них, тычком подгоняя Дениела к машине.

– Вы кто?

– Подстраховщики! Что за хрень ты творишь? – прорычал второй, когда он плюхнулся на сиденье. – Ты ведь получил записку…

– Да, – кивнул ничего не понимающий пленник, хотя под широким мешком движение его головы едва ли можно было разобрать. – Чего вы хотите от меня?..

– Тебе было велено не приходить? – его кто-то грубо встряхнул за плечо, выкрикивая слова с сильным восточным акцентом.

– Мальчишка передал записку… – болтавшийся в цепкой хватке Дениел попытался плечом безуспешно стряхнуть руку. Проволочные наручники больно впились в запястья.

– Так какого черта ты вытворяешь, а!

– Стоять!

Снаружи раздался грохот пулемета, и послышались хлопки выстрелов. В ответ совсем рядом раздалось еще несколько.

– Полиция! Всем оставаться на местах! – загремел искаженный динамиком голос. – Лечь на землю! Руки на голову…

– Черта с два! – огрызнулись с водительского сиденья, и снова послышались выстрелы. В салоне запахло порохом. – Жрите, шакалы!

– Черт! Допрыгались! Шарук, хватит! Береги комплект!

Пулемет снаружи тотчас замолчал, и салон покачнулся, когда внутрь забрался последний боец, прикрывавший пулеметом отход. Даже сквозь холст мешка Дениел ощутил жар от оружия и запах оружейной смазки, перемешанный с табаком и запахом пота.

– Двигай-двигай-двигай! – проорал один из похитителей, захлопывая дверь, и салон несильно встряхнуло – фургон резко рванул с места, сдавая назад.

* * *

– Да, это он, – следившая за появившимся в зоне видимости Дениелом Кейт ощутила скользнувший по спине холодок. – Всем приготовиться, действуем только…

Заглушая последние слова ее команды, в стороне завизжали тормоза, и позади двинувшегося было вперед мужчины из-за угла вылетел черный фургон, бросившись ему наперерез и тем самым отрезая его от внимания полицейских.

– Что еще? – насторожилась Кейт. – Что за штуки? Чья это машина?

– Не знаю. Тонированное стекло и без номеров.

– Кто дал приказ?.. Уберите немедленно! Ну! Группам, внимание!

– Что там у них, ничего не видно, – нахмурился Муни и, внезапно присмотревшись, разглядел в зазоре между асфальтом и днищем машины характерное мельтешение нескольких пар ног в тяжелых армейских ботинках. По движению обуви было видно, что за автомобилем происходит подобие потасовки. Выслеживаемая ими добыча интересовала кого-то еще. – Черт…

Не давая опомниться Кейт и распахнув дверь, он выскочил из машины, быстро направляясь в сторону фургона вдоль улицы и даже не пытаясь укрыться.

– Эй! Уберите машину! Стоять! – В ответ на приказ со стороны фургона несколько раз огрызнулись выстрелами. – Ай, чтоб тебя…

Совсем рядом смертоносными осами прожужжало несколько пуль. Сбавив шаг и инстинктивно присев, Муни вскинул пистолет и, не целясь пальнул в ответ. Пули срикошетили по тонированному стеклу и корпусу автомобиля, оставив лишь несколько вмятин. Транспорт незвано нагрянувших головорезов ко всему оказался бронированным. Из-за фургона показался один из похитителей в маске, из-под которой торчала длинная всклокоченная борода, держащий наперевес пулемет М-60 со змеящийся лентой.

– Твою!.. – конец ругательства Муни перекрыл равномерный стук заработавшего пулемета, и итальянец, не успев выругаться, метнулся за контейнер для писем, который тут же принялись рвать крупнокалиберные пули, а оттуда за угол дома. С нескольких сторон зазвучали пистолетные выстрелы подоспевших из своих укрытий агентов. Нападающий поочередно переключал огонь в разные стороны, что-то яростно крича по-арабски. Завязалась короткая перестрелка. Отстреляв еще несколько очередей по перекрестку, боец с пулеметом исчез в салоне взревевшей машины.

– Полиция! Всем оставаться на местах! – закричала высунувшаяся из-за продырявленной машины Кейт, стряхивая с себя стеклянную крошку из простреленных окон, но фургон уже пришел в движение. Кем бы ни были вновь прибывшие, к произошедшему заранее явно готовились – действия группы выглядели чересчур слаженно.

Вновь завизжала резина, и фургон, вильнув задом, из-под колес которого клубами повалил дым от резины, резко вырулил в центр улицы, дав лихой разворот. Выскочив из-за угла, Муни в запале выстрелил вслед фургону еще несколько раз, высекая фонтанчики искр из задних дверей.

– Быстрее, садись! – Рядом с ним, визжа тормозами, остановилась машина Кейт, и итальянец ввалился в салон. Следом за ними с ревом мигалок понеслись еще несколько автомобилей, покинувших укрытия. Остервенело крутя баранку, Кейт представила себе взбешенное лицо Синиза и тряхнула головой, сосредотачиваясь на езде. Кропотливо расставленная засада в мгновение ока обернулась непредсказуемой погоней, в которой пока на голову сел невесть откуда взявшийся противник.

Вытянувшись в вереницу из слепяще-подвывавших машин, агенты и полицейские организованной сворой ринулись за противником, игнорируя уличное движение и предупреждающие радуги светофоров.

За несколько минут погоня переместилась из центра в один из районов-призраков – уходили преступники явно заготовленным маршрутом, но, увидев, что стряхнуть копов не получается, начали импровизировать, – а оттуда понеслись в многополосной автостраде, ведущей в заводские кварталы.

– Агент Либби, веду преследование, – крепко вцепившись в руль свободной рукой, Кейт включила рацию. – Противник движется по 18-й улице, в четырех черных фургонах. Повторяю, противник в четырех черных фургонах, с ними заложник-подозреваемый…

– Какого черта у вас происходит? – требовательно заревел в ответ Синиз.

– Самим хотелось бы знать. Они свалились как снег на голову…

Опустив стекло и высунув руку, Муни прицелился, и у замыкающего фургона с хлопком лопнуло заднее колесо, наматывая на заискрившийся обод шматки дымящей резины. Фургон тряхнуло, но водитель явно свое дело знал и смог удержать машину. В следующую секунду распахнулись задние двери, и наружу высунулся араб в маске, закидывающий на плечо гранатомет – противник принимал бой.

– Базука!

– Ого!.. – поперхнулся Муни.

За секунду до того, как Кейт успела среагировать, а противники выстрелить, между ними с визгом резины вклинилась слепящая мигалками патрульная машина, тут же получившая ракетный снаряд под капот. Заунывно подвыв, объятый пламенем автомобиль, обдав машину Кейт стеклянным крошевом из лопнувшего заднего стекла, клюнул задом и на скорости перевернулся на крышу, продолжая нестись вперед. Притормозив, один из успевших уйти вперед фургонов поравнялся с последним, и из распахнувшихся задних дверей высунулся бородач в маске, мигом открывший огонь. Кейт продолжала погоню, держа машину за волокущейся впереди грудой металлолома, принимавшей на себя ливень крупнокалиберного свинца. Наконец пули зацепили бензобак, и патрульную машину объял ослепительный шар пламени. Лица Кейт и Муни лизнула струя горячего воздуха. Не разглядев их за уничтоженной машиной, араб с пулеметом проорал что-то в глубь салона, и фургон резко прибавил скорость, снова уходя вперед. Но фургон с гранатометчиком не обладал такой прытью – мешало простреленное колесо.

– Я сниму его! – проверив пистолет, уверенно крикнул Муни. – На счет три!

– Давай!

– Три!

– Пошел! – откликнулась девушка, резко бросая машину в сторону, тем самым выводя ее из-под прикрытия подорванного автомобиля, который начинал замедляться.

Резко высунувшись на полкорпуса наружу, Муни сощурился и с ходу выпустил пол-обоймы в перезаряжавшего гранатомет террориста. Выронив тубус, тот с криком всплеснул руками и вывалился из фургона, закувыркавшись под колеса Кейт. Та еле успела направить машину в сторону, и Муни едва сам не отправился на дорогу.

– Эй! Осторожней! – Он хлопнул ладонью по крыше автомобиля.

Фургоны уводили погоню все дальше и дальше за черту города. Над несущейся машиной Муни и Кейт, грохоча лопастями винта, обгоняя погоню, пролетел полицейский вертолет.

– Вот и кавалерия! – проорал Муни, помахал винтокрылой машине рукой и снова ввалился в салон. – А то так можно куролесить, пока бензин не кончится.

Впереди замаячил железнодорожный переезд, над которым красными вспышками перемигивались фонари семафора.

– Это их задержит, – довольно крякнул Муни, покосившись на напарницу, которая, вцепившись в руль, полностью сосредоточилась на дороге.

Не тут-то было. Возглавляющие погоню фургоны успели лихо нырнуть под опускающиеся зебры шлагбаумов, в то время как Кейт и Муни уверенно нагоняли вилявшего задом замыкающего с простреленными колесом. Справа был уже виден приближающийся низко гудящий локомотив, стремительно волокущий за собой вереницу разноцветных топливных цистерн.

– Кейт-Кейт-Кейт!!! – предостерегающе заорал Муни, испуганно вжимаясь в сиденье.

– Успеем! Успеем! – стиснув зубы, прохрипела напарница, следя за ползущей стрелкой спидометра.

– Тормози!

– УСПЕЕМ!

Воздух разорвал очередной заунывный гудок приближающегося товарняка, отчаянно предупреждавшего убраться посторонних с дороги. Затормозить машинист уже никак не успевал. Маячивший впереди черный зад замыкающего фургона был уже почти рядом. Кейт крепче вцепилась в руль. Они догонят, они успеют…

– КЕЙТ!

Протаранив шлагбаум, несущийся впереди фургон, чуть подпрыгнув, вылетел на переезд перед самым носом товарняка – Кейт на мгновение показалось, что они успеют, – и в следующую секунду, получив чудовищный удар налетевшего исполина, автомобиль превратился в яркую вспышку пламени, полыхнувшую расцветающим бутоном огня в лобовое стекло вертолета.

– Вот черт! – Пилот что есть силы потянул рычаг на себя, пытаясь увести вертолет от несущегося навстречу султана пламени, который скрыл от преследователей вереницу фургонов, исчезнувшую в чреве подземного туннеля.

Это мгновенно отрезвило преследователей. Вняв голосу разума, Кейт что есть силы надавила на педаль. Завизжав тормозами, машина резко сбросила скорость, и Кейт крутанула руль, выворачивая ее боком.

Кейт успела затормозить, едва не подставившись налетевшему сзади джипу, а кувыркающийся фургон, разбрасывая во все стороны части корпуса и стекла, еще волокло по земле, сминая с каждым новым ударом.

Заглушив мотор, Кейт медленно убрала дрожащую ногу с педали тормоза. Рядом тяжело дышал обливающийся потом Муни, вцепившийся в пассажирскую ручку над головой.

Кейт невидящим взглядом смотрела на пейзаж по другую сторону переезда, который обрывками мелькал между несущимися платформами локомотива. Погоня закончилась. Преступники ушли, снова оставив их с носом.

– Ты что такое творишь, мать твою?! – Выскочивший из машины Муни накинулся на Кейт, пытаясь переорать грохочущий мимо поезд. Ноги старого итальянца мелко тряслись. – Жить надоело? А вот мне еще нет! Это тебе не кино, черт!..

– Извини, я… просто думала, что догоним… – бормотала Кейт, невидящим взглядом смотря на гремящую стену несущегося мимо состава. Перед глазами, словно в функции повтора, еще разлетался на куски последний фургон с бандитами. – Почти же… было чуть-чуть…

– Думала?! Чуть-чуть? Чем? Каким местом? – продолжал кричать Муни, у которого все еще продолжало звенеть в ушах. – Да я чуть не обделался! Эх…

Согнувшись и уперев ладони в колени, он несколько раз медленно втянул носом воздух и выдохнул его ртом. Мимо, обдав волной упругого воздуха, пронеслась последняя платформа, и по ушам агентов ударила резкая, контрастная тишина, в которой даже рев несущего винта полицейского вертолета звучал не громче стрекотания сверчка. Муни распахнул дверцу автомобиля и схватил рацию:

– Альфа-один, альфа-один! Можете продолжать преследование?

– Никак нет, сэр. Мы потеряли их.

– Что значить «потеряли»? – Лицо итальянца покраснело сильнее обычного, и он разразился тирадой ругательств на родном языке. Кейт схватила его за плечо.

– Оставь их, оставь! Все равно не успели!

– Кретины, – Муни как-то разом обмяк и бессильно рухнул на водительское сиденье. – Мы сделали что могли. А ты неплохо водишь.

– Спасибо, – кисло улыбнулась Кейт и посмотрела на изрешеченную пулями машину, которую получила всего неделю назад. В свете представшей картины комплимент напарника выглядел весьма сомнительно. Ну и влетит же ей.

– Дай сигарету, – неожиданно для себя попросила она. Во рту накопилась противная сухая горечь, выплеснувшийся адреналин, отступая, оставлял после себя неприятное чувство слабости. На плечи пудовым грузом некстати навалилась усталость. Кейт замутило, и она подавила подступивший к горлу комок тошноты. Они действительно были на волоске. И что на нее нашло? Дура.

– Бери, как раз по последней, – Муни удивленно протянул мятую пачку. – Ты же не куришь.

Последний раз Кейт баловалась сигаретами только в колледже, да и то больше по глупости, «за компанию». Склонившись над зажигалкой, она втянула колючий дым. Сжимавшие сигарету пальцы мелко тряслись.

– У меня такое чувство, что наш таинственный некто получает огромное удовольствие уже от того, что просто заставляет нас бегать. Я не знаю, кто и в какую игру с нами играет, – прикурив за компанию, констатировал Муни и сплюнул на асфальт. – Но с каждым разом мне все это нравится меньше и меньше.

В воздухе загрохотало – полицейский вертолет, делая круг, снижался, плавно заходя на посадку рядом с местом аварии.

– Лучше подумай, с какими оправданиями мы заявимся в офис, – вздохнула Кейт и, достав мобильник, набрала номер начальника, пытаясь быстро сообразить, как подать провал так, чтобы плохие новости не казались совсем уж паршивыми. Проваленная засада (которую, к слову, лично планировал Синиз), вылившаяся в зубодробительную погоню, в которой вдобавок пострадали коллеги. Упущенная цель, погибшие свидетели…

Она посмотрела на другую сторону железнодорожного полотна, где рядом со смятым фургоном приземлялся вертолет и спешила машина медиков. Допрашивать там уж теперь некого было. Черт!

– Да, боюсь, затычками в уши мы на этот раз не отделаемся, – невесело кивнул Муни и полез обратно в машину.

Теперь разноса от Синиза было точно не избежать.

* * *

Окончательно убедившись, что за ними больше нет хвоста и преследователи отстали, сидящий слева от Дениела человек что-то коротко приказал водителю на арабском, и фургон, неуклюже вильнув, резко съехал с шоссе. Под колесами зашуршали придорожные камни, жалобно заскрипела подвеска.

– Куда мы едем? Что вообще происходит? Может, уже снимете, наконец, мешок?

– Помалкивай, – грубо оборвали в ответ, и Дениел поморщился от несильного тычка увесистым локтем под ребра.

Бесцеремонное, но лояльное отношение конвоиров к пленнику ясно говорило о том, что они в курсе, кто он такой и что с ним нужно делать. Но вот кто они? Арабы, иракцы? Кто-то из людей, которых он только собирался нанять? Но как они узнали? Фургон остановился, сосед справа рванул отъехавшую дверь на себя, и Дениела без предупреждения вытолкали на улицу, сдернув, пока он спрыгивал, с головы мешок.

– Приехали!

– В следующий раз делай как говорят! Наши братья погибли – на тебе их кровь!

– Но что со мной должно было случиться? Откуда вы знали, что в кафе ждет засада? И кто этот мальчик?

– Не зевай. И еще тебе велено передать – помни о будущем! – грубо посоветовал один из похитителей, по-прежнему прятавший лицо под маской, и резко захлопнул дверь.

– Что? Какое будущее… Почему вы мне помогаете? – Фургон рванул с места, и Дениела окутало густым клубом придорожной пыли. – Кто вас послал? Эй!

Оставшись один, он огляделся, потирая натертые проволочными наручниками запястья. Таинственные спасители высадили, а точнее, выкинули его далеко за чертой города, в неприглядном заводском районе к северу от Чикаго. Приложив ладонь козырьком ко лбу, он сощурился от косых лучей заходящего за засаженным какой-то поспевающей зеленью полем солнца, смотря вслед удаляющемуся черному пятнышку фургона на шоссе.

– Замечательно! – Пнув звонко отскочивший придорожный камень носком ботинка, Дениел расстроенно одернул куртку.

Прикинув немаленькое расстояние до города, он неторопливо направился в сторону города вдоль обочины по ходу движения, изредка слыша гул приближающегося автомобиля, вяло голосуя, не оборачиваясь.

Сейчас он не особенно торопился. У него было время подумать. «Помни о будущем!» Так крикнул на прощание один из похитивших, а на самом деле спасших его от неминуемого попадания к полиции и ищейкам головорезов «Хроноса». Что это – послание с того света? Пароль? Фраза из колледжа, которую знал только он и двое его ныне мертвых друзей. Словно призраки прошлого незримо улыбнулись ему, проявившись из загробного мира. Он никак не мог увязать таинственную цепочку событий, таким непостижимым образом навалившуюся на него всего за несколько дней в единую логичную цепь. Все было непонятно и слишком запутано.

А еще больше накопилось вопросов. Погруженный в свои мысли, Дениел очень скоро забросил голосование – да к тому же машины одна за другой пролетали мимо, явно не желая подсаживать к себе одинокого путника на шоссе. Вдобавок солнце почти скрылось за кромкой зелени, и Дениел накинул на голову капюшон кенгурятника, засунув окоченевшие руки в карманы куртки.

Уже когда полностью стемнело, его подобрал припозднившийся дальнобойщик, везший груз от границы в Кливленд. Пригретый теплотой кабины и незамысловатой болтовней водителя, к которой примешивалась музыка из приемника, Дениел не заметил, как погрузился в короткий, беспокойный сон.

Глава четвертая

Спрячешься – не видно, зажмурюсь – не найдешь,

Вперед ведет дорога, шагов не разберешь.

Старо как мир преданье о людях в темноте,

В подмогу даны солнцем они тебе и мне.

И спрятаться не выйдет, некуда бежать,

Труда ведь нет у тени нас вечно догонять.

Как ты и я, как свет и тьма,

Бегут неведомо куда.

Таятся, прячась, стерегут,

Дорогой в сумрак нас ведут.

Джарвис и Манкимен.«Прятки с тенью»

Подрумяненные лучами восходящего солнца, густые облака под крылом небольшого частника «Фэлкон 2000» походили на клубничные сливки. В уютном салоне стиля ар-деко царило гнетущее напряжение, к которому примешивалась усталость, вызванная предоперационной подготовкой и несколькими часами перелета. Первым не выдержал Паташик и, отложив свои извечные вычислительные машинки на столик перед креслом, с головой обернулся в клетчатый плед. Кейт с завистью отвернулась от него. Несмотря на старания, ей так и не удалось сомкнуть глаз хоть на пару минут, голова болела, мысли путались, упорно не желая собираться в цельный рисунок.

– Кофе? – В кресло напротив опустился Муни и протянул ей стакан, накрытый салфеткой.

– Спасибо, – напарница пристроила стакан в подставку своего кресла и растерла обожженные подушечки пальцев. Отрицательно покачала головой, когда напарник показал ей маленькую бутылочку, извлеченную из пиджака.

– О чем думаешь? – Открутив крышечку, Муни плеснул в свой кофе виски.

– Обо всех тех людях, которые даже не подозревают, что мы делаем.

– Хочешь поговорить? – предложил он.

– И что? При чем тут они? Им не положено знать. Все, что должно быть им доступно, напишут в учебниках истории. Нельзя рассказывать, они не поймут. Что кто-то должен… Такие, как мы, должны. Пусть строят карьеру, влюбляются, думают, что живут правильно. Старятся, рожают детей. Всем будет от этого только лучше.

– А будет ли? Ты так легко об этом говоришь. Столько всего произошло, а мы до сих пор не понимаем, почему Дениел Гринвуд все это делает, – Кейт покачала головой и отвернулась к окну. – Его нужно искать в аэропорту имени Кеннеди, где он украл кольцо у того парнишки.

– Ну, вот и славно. Мы можем все изменить, – Муни внимательно на нее посмотрел. – В наших силах сделать так, чтобы все было по-иному. А это что-нибудь да значит.

– Что? – Кейт недоверчиво подняла брови. – Сколько еще это может продолжаться? Эти бесконечные скачки, погони, преследования. Смерти друзей, которых, несмотря ни на что, так и нельзя вернуть, – Кейт вздохнула и отвела глаза, покачав головой. – Замкнутый круг.

– Время покажет, – пожал плечами напарник.

– И все. Вот так просто списать на случай.

– Теперь он в наших руках.

– Да что ты говоришь!

– Не накручивай себя.

– Нас готовили. Нас учили, и что? Если все должно быть как есть, зачем вмешиваться? Если все уже придумано. Кем-то, кто выше нас.

– Бог?

– Возможно.

– Кейт, ты меня пугаешь. Это здесь совершенно ни при чем.

Муни посмотрел на Синиза в другом конце салона, который за последний час буквально прирос к телефону.

– Не завидую я тому, кто сейчас на другом конце.

– Да плевать я хотел, сколько у вас сейчас там времени! – по обыкновению бушевал он, прижимая мясистые губы к трубке с такой силой, словно хотел откусить кусок. – Повторяю еще раз, мне нужно добро на подключение к операции ФБР, ЦРУ, полиции, SWAT’а и всех, кого у вас там еще, черт возьми, можно поднять! Ну, так разбудите его, мне плевать!

– Ну и заваруху он сейчас затевает, – фыркнул Муни. – Чую, денек сегодня будет насыщен событиями. А чем еще все закончится?

– Вот видишь. Это замкнутый круг. Из него нет спасения.

Внимательно на нее посмотрев, Муни одним глотком допил свой кофе.

– Неужели ты не устал?

– От чего?

– От всех этих изменений, скачков?

– Не знаю. Поначалу все было интересно и в первый раз. Здорово ощущать, что от тебя что-то зависит, что ты в любой момент можешь примчаться на белом коне и поставить все с ног на голову. А потом… Сложно сказать. В любом деле в определенный момент рано или поздно наступает рубеж, когда уже поздно сдавать назад. Маховик запущен, и осталось идти до конца. Да и в конце концов, что я еще умею делать?

– А ты никогда не хотел направить возможность все изменить для себя, – Кейт, наконец, смогла сформулировать то, что ее мучило. – Для своей семьи?

– Не знаю. Может быть, и хотел бы. Но, во-первых, нам это запрещено уставом, а во-вторых, у каждого своя судьба.

– Нет, – покачала головой Кейт. – С тех пор как начали действовать мы, уже нет. Это самообман.

– А сама ты чего хочешь?

– Не знаю. Уже не знаю. Отец… если бы мама была жива.

– Идиоты! – вклинившись в разговор, подошел Синиз и, поправив подтяжки кончиками больших пальцев, рухнул в кресло рядом с итальянцем. – Бюрократические крысы!

– Дурные новости, босс? – почесал переносицу Муни.

– Палец о палец не ударят, но не забудут спросить результат. Они думают, что у тех гадов куриные мозги, и предлагают ограничиться охраной аэропорта.

– Нехорошо, – оценил итальянец, переглянувшись с потягивающей кофе Кейт.

– Да ты, черт возьми, телепат! – в привычной удивленно-ехидной манере рявкнул начальник. – Если эти остолопы не пошевелятся, это будет самая короткая операция за все время моего руководства. – Нервически фыркнув, Синиз заметил бутылочку рядом со стаканом Муни и, прочитав этикетку, открутил крышечку, сделав добрый глоток. – А мне этого, черт возьми, ой как бы не хотелось, верите, нет? Я запросил все, что можно, теперь дело за ними. Либби, ты как? – Он внимательно посмотрел на подчиненную, хмуря брови, словно отец, требующий у дочери отчета о том, что она делала вечером. – Понимаю, на похоронах и то веселее. Но ничего, сегодня кое-кто у нас послушает блюз от настоящих чикагских парней!

Посмотрев на Синиза, который грозно шевелил усами под раздувающимися ноздрями, словно изготовившийся к схватке жук, Кейт впервые улыбнулась. Засидевшийся по кабинетам начальник явно испытывал охотничий азарт от предстоящей поимки террориста.

– Может, не стоит перегибать? – поинтересовался Муни, переплетя пальцы на животе. – Нам всего-то нужно не дать самолету взлететь. Обыщем салон и комнаты персонала, возьмем нашего парня, и дело с концом.

– Один раз уже обыскали, – в ответ проворчал начальник. – Раз уж пришлось расхлебывать все за вас самому, хоть сейчас не говорите под руку. Я выпотрошу этот аэропорт наизнанку, а если потребуется, по винтику переберу. Чего бы это ни стоило и сколько бы времени ни заняло.

– Сэр, министр, – рядом с креслом появился помощник, протянувший Синизу телефон.

– Привет, Билл. Да, я все понимаю. Нет, это не учения. Если не пошевелимся к полудню, у нас будет столько дерьма, что лопат не хватит. Да. Под мою ответственность. Пусть присылают все, что есть! – сморщившись от выпивки и немного послушав, рявкнул тот в телефон. – Да хоть Джона Маклейна, мне все равно!

– «Джи-Эф-Кей», говорит сто один ноль Чикаго, просим разрешение на посадку, – переключив несколько рычажков на консоли в кабине пилота, запросил аэропорт капитан корабля. – «Джи-Эф-Кей», говорит сто один ноль Чикаго, просим разрешение на посадку.

Через короткую паузу в наушниках раздался ответ.

– Отлично, вас понял, – кивнул пилот и переключился на внутреннюю связь. – Все, ребята, по насестам, садимся через пятнадцать минут.

– Начинается, – вздохнул Муни и, поерзав в кресле, поправил кобуру.

– Да, – тихо согласилась Кейт, не зная, что еще сказать, и сглотнула кофейную горечь во рту. – Начинается.

Боевого настроя не было, вдобавок внутри вновь начинало шевелиться непонятное чувство, к которому неприятно примешивалась то ли неуверенность, то ли страх. Промокнув вспотевшие пальцы салфеткой, она затолкала ее в подстаканник кресла и вновь посмотрела в иллюминатор, на который стали медленно наползать облака. В животе разлилось привычное ощущение пустоты – самолет заходил на посадку.

– А у них тут погодка что надо, – оценил пейзаж за окном выбравшийся из-под пледа Паташик, и в его очках отразились лучи солнца.

Кейт наблюдала, как заиндевевшая россыпь снежинок стремительно тает, расползаясь по иллюминатору косыми полосами воды. Подсвеченные восходом тучи, поглотившие самолет, походили на вату, которую пропитала кровь.

Все начиналось сначала.

* * *

Это была нелепая квартира, без отделки и уюта. Место, где человеку полагалось ночевать, а не жить.

Дениел лежал на кровати и смотрел на забранный в пакет костюм бортинженера, доставленный вечером из химчистки, который висел на дверце шкафа. Завтра.

Потерпи, Лиз. Осталось совсем чуть-чуть.

Неспособный побороть внутреннее возбуждение, сбивавшее с сознания остатки сна, Дениел вытащил из сумки планшетник и вызвал в меню план Башни Трампа.

«С восьмидесятого по восемьдесят второй этаж располагаются простые офисные работники, осуществляющие канцелярские и чиновничьи функции для обеспечения продуктивной деятельности агентов корпорации на всей территории и на всем временном отрезке с 1900 по 2100 год. Во всех остальных временных отрезках работают лишь полевые агенты.

Следующие два этажа занимают полевые агенты, которые выполняют задания корпорации по обеспечению порядка в своем временном секторе.

Выше – оперативные агенты. Выполняют спецзадания по изменениям исторического ландшафта и сохранению мирового баланса.

На восемьдесят шестом этаже расположился историко-аналитический отдел, занимающийся сбором и анализом информации для дальнейшего использования в интересах корпорации. А также научный отдел передовых технологий и инноваций».

А над лабораторными крысами располагается Машина…

В дверь постучали. Пружинисто вскочив с кровати, он мигом оказался у входной притолоки, привычно потянув из-за пояса рукоятку ножа. Замерев, он некоторое время прислушивался к шорохам снаружи, и вот посреди тонкой полоски света, пробивающейся между полом и дверью, возникла небольшая темная полоса – словно туда положили какой-то предмет. Бомба! Они нашли его! Дениел судорожно задышал, полностью вытащив нож, и тут же себя одернул. Ищейкам «Хроноса» нет никакого смысла расправляться с ним подобным образом, к тому же он наверняка был нужен им живым – Дениел в этом не сомневался – у конторы наверняка накопилась к нему масса неразрешенных вопросов. Но тогда кто был за дверью? Дениел прислушался к шороху и неожиданно вздрогнул, когда стук возобновился, загремев почти у самого его уха. Да что же это? Кто? Он ощутил выступившую на лбу испарину. Кто бы ни находился снаружи, ему определенно нужно было убедиться, что внутри кто-то есть. Но зачем? Чтобы сдетонировать бомбу, тень от которой по-прежнему маячила между двумя полосами света под дверью? Не законопослушный же почтальон принес посылку и теперь нервно топтался на пороге, отставая от графика, но обязанный получить от него закорючку в испещренном фамилиями бланке доставки? Дениел почувствовал, как дрогнула скула, но, собравшись, проглотил смешок. Как же он устал постоянно скрываться все эти годы, таиться, научившись существовать в тени, словно вор.

Дениел решился, наконец, открыть дверь и, медленно вытащив из скобы дверную цепочку, постарался как можно тише щелкнуть замком. В следующий момент, словно по сигналу, в коридоре послышались шаги, торопливо удаляющиеся от его двери. Рванув ручку на себя, Дениел рывком распахнул дверь и, пряча нож за спиной, выглянул наружу, быстро оглядев коридор мотеля. Никого. На полу у него под ногами лежала небольшая коробка, упакованная в простую бумагу, перетянутую скотчем крест-накрест. На верхней стороне маркером было размашисто выведено: «Возьми, пригодится».

– Что за черт, – он в очередной раз оглядел коридор.

Шаги загадочного незнакомца или почтальона – кем бы он ни был – слышались уже внизу, возле стойки рецепции. Хлопнула входная дверь, звякнул колокольчик, и с улицы послышалось рычание заведенного двигателя. Позабыв про посылку и открытую дверь, Дениел метнулся к окну и рванул занавеску, чтобы успеть увидеть отъезжающий с мотельной парковки старенький «Бьюик», через мгновение вписавшийся в оживленный автомобильный поток на трассе. Преследовать не имело смысла. Вернувшись к двери, Дениел переборол внутренний страх – задерживаться в такой ситуации у всех на виду не имело смысла, чтобы не привлекать внимания, вызвав ненужные расспросы, – и резко, но как можно аккуратнее оторвал подозрительную коробку от пола и поднес к уху, напряженно прислушиваясь. Легонько потряс и уже не смог сдержать внутренней улыбки. Что он хотел услышать? Тиканье часового механизма, как в том мультике про хитрого Койота и бомбу? Посылка была нетяжелой, и внутри что-то шуршало, перекатываясь от стенки к стенке. Прикрыв дверь и вернувшись в комнату, он отложил посылку на кровать и, натянув рубашку, спустился к стойке рецепции. Если человек, который приходил к нему, вышел через дверь главного входа, а сигнальный колокольчик висел только над ней, его не могла не видеть дежурная за стойкой рецепции.

Вместо дежурившей накануне девчонки за стойкой развалился молодой длинноволосый субъект в наушниках, смотрящий по стоявшему за рецепцией телевизору, повернутому экраном в холл, какую-то передачу. По тому, что парень сидел к нему спиной, и гремящей в наушниках музыке Дениел понял, что расспросы о любых посторонних посетителях, да и о каких-либо звуках вообще, неуместны. Мужчина посмотрел на парня и перевел взгляд на экран. Как он умудрялся совмещать эти два занятия, было трудно понять. Махнув рукой, Дениел поднялся к себе на этаж.

Коробка по-прежнему ждала его на смятой кровати. Сев рядом, Дениел снова легонько потряс ее, гадая о содержимом, и положил ее на колени, взяв в руку нож. Немного помедлив, собираясь с мыслями, он взрезал ножом скотч и осторожно разорвал бумажную обертку, под которой оказалась прямоугольная коробка из желтого картона, также перетянутая скотчем. Покончив и с ним, Дениел отложил нож и аккуратно развел края коробки в разные стороны.

В следующий миг, вскрикнув от неожиданности, он выронил коробку и отшатнулся к стене. Находившийся внутри предмет со стуком упал на коврик и закатился под кровать. Все еще тяжело дыша, Дениел вытер губы тыльной стороной ладони. От увиденного с бешеной частотой заколотилось сердце, а к горлу подступил горький тошнотворный ком.

Что это? Чье? Откуда?

Присев на корточки, он заглянул под кровать и, поборов отвращение, подцепил ножом вывалившийся из посылки предмет, вытаскивая его наружу. Покончив с этим, подошел к двери и некоторое время слушал – не привлек ли он чье-нибудь внимание вырвавшимся криком. Ничего. Снаружи по-прежнему царила абсолютная полуночная тишина.

Несколько раз глубоко вдохнув и медленно выпустив из легких воздух, сложив губы трубочкой, Дениел заставил себя повернуться в комнату.

В центре ее на полу лежала забрызганная кровью отрубленная человеческая рука, напоминавшая перезрелый недоваренный овощ, на одном из посиневших пальцев которой, отражая свет от неоновой вывески за окном, блестел перстень для перемещения во времени.

Глава пятая

И вот дорожка здесь моя закончена, старик,

Устал мой конь, дымит ружье, и в горле сгинул крик.

Ты передай любви моей, что пожил я не зря,

Но в гавань новую иду, там бросить якоря.

Там свет и тьма и рокот душ смешаются в заре,

Там станет конь, и друг нальет в стакан тебе и мне.

Джарвис и Манкимен.«Конец пути»

Указанный человек появился в точно указанном месте в названное время. Несмотря на то, что за последние годы служаки босса успели привыкнуть к его так называемым «фокусам» касательно определенных событий. Но все равно каждый раз, когда они убеждались в его непоколебимой правоте, в умении предвидеть неслучившиеся ситуации, в недалекие головы проникал суеверный атавистический ужас, заставлявший беспрекословно слушаться своего начальника. Они пасли его до самой пересадочной станции, где человек, как две капли воды похожий на Дениела, одетый в форму бортинженера, с нашивкой на лацкане сюртука в виде эмблемы компании American Airlines, запрыгнул в последний вагон беспилотного электропоезда, следующего в аэропорт Кеннеди. Все шло по графику, электронное табло, над перроном переключившись с данных о температуре, показало восемь тридцать утра.

– Видим его.

– Он сел?

– Да.

– Он должен доехать. Он обязательно должен добраться до аэропорта и сесть в самолет, понятно?

– Яснее ясного.

– Постарайтесь особо не попадаться ему на глаза.

Пропустив несколько дежуривших в вестибюле перрона человек, выждали до последнего, запрыгнув в салон перед тем, как с шипением гидравлики съехались двери, и состав плавно тронулся. Следом за поездом двинулись несколько минивэнов городской системы электроснабжения.

Присевший возле окна Дениел положил на колени кейс и, отогнув манжет рубашки, посмотрел на часы – до отлета оставалось четыре часа. Он перевел взгляд на проносящийся за окном предрассветный пейзаж. И, глубоко вздохнув, неторопливо выпустил из легких воздух.

Сегодня, Лизи. Сегодня.

Чуть смежив веки, он в очередной раз прокрутил в голове заученную легенду и основные принципы управления авиационными схемами связи, которые успел изучить. Добравшись до места, он неторопливым, спокойным шагом пересек фойе, направляясь в коридор со служебными помещениями. Несколько раз показал удостоверение и улыбнулся спешащим навстречу молоденьким стюардессам, катящим сумки на колесиках. Они были с его рейса. Интересно, улыбались бы они, зная, что больше никогда не ступят на твердую землю и не вернутся домой? К родителям, любовникам, мужьям? Что не только они, но и другие члены экипажа, а также почти триста спешащих по своим делам пассажиров, которые в нервном напряжении заполонили очереди на досмотр и кафе залов ожидания, доживают последние минуты и часы своих таких разных и непохожих жизней?

– А вот и Ден! – приветствовал его капитан экипажа, когда Дениел положил в карман сюртука электронный пропуск и закрыл за собой дверь комнаты отдыха. – Ну что, готов прокатиться?

– Конечно, – положив в кресло кейс и нацепив на вешалку фуражку, улыбнулся новичок – инженер связи.

– Нервничаешь?

– Немного.

– Ходил на «Боинге»?

– Первый раз.

– Не дрейфь! Все когда-то надо начинать первый раз. Погодка шепчет, так что это будет отличный рейс. Ты еще наших девчонок не видел – красота!

– Не сомневаюсь, – кинув в стакан с кофе пару кубиков сахара, Дениел размешал его ложечкой и вновь посмотрел на часы.

До вылета оставалось менее часа. В кармане брюк заелозил мобильник, приняв контрольное эсэмэс – невидимый друг напоминал о своем негласном присутствии. Спрятав телефон, Дениел поправил надетый на палец перстень.

* * *

Порой сам факт осознания чего-либо наперед становится более мощной силой, чем нечто физическое, что можно пощупать или подержать в руках. Шасси «Фэлкона 2000» только взвизгнули, плавно заскользив по посадочной полосе аэропорта Кеннеди, а команда Синиза находилась в полной боевой готовности и рвалась в бой. Задача была четкой и ясной и на первый взгляд казалась легкодостижимой. По крайней мере, так считал извечно неунывающий Муни.

– Нам просто нужно не дать тому парню сесть в самолет, – привычно потирая переносицу, сообщил он сидящим напротив напарникам. – Но это если нам повезет.

– Мне бы твой оптимизм, – кисло улыбнулся со своего места Паташик, в сотый раз проверяя прихваченный инвентарь.

– А если не повезет? – Кейт вопросительно подняла бровь, явно желая услышать продолжение мысли Муни.

– То парней будет много, – ответил итальянец и посмотрел в иллюминатор, за которым уже проплывало здание посадочного терминала.

Чтобы не терять времени, вся группа, едва спустившись по трапу, тут же поспешила вслед за Синизом, сыпавшим распоряжениями направо и налево.

– Сэр! Фэбээровцы только что обнаружили на борту одного из самолетов группу арабов, предположительно, готовившихся к захвату.

– Какой рейс?

– «American Airlines».

Синиз коротко выругался и поискал глазами помощника.

– Это наш. Что с багажом?

– Затребовали разрешение на досмотр, ждем. В салон пронесены несколько пистолетов и разобранное взрывное устройство.

– Черт! Как они вообще прошли досмотр? – буркнул Синиз и двинулся по залу, делая жест следовать за ним.

Неожиданно он замер, разглядывая что-то среди снующих кругом пассажиров, дальняя часть которых испуганно шарахалась в стороны, словно под давлением напиравшей неведомой силы. Еще через мгновение стала различима большая группа людей с большими сумками, лица которых были скрыты масками – у кого респираторными, у кого обычными шерстяными, – впереди которой вышагивал огромный, рослый человек в респираторной маске, скрывавшей пол-лица. Попадавшиеся наперерез идущим пассажирам сотрудники аэропорта испуганно шарахались в стороны, словно рыба, завидев акул.

– Это еще что такое? – нахмурился Синиз, разглядывая зловещую группу, которая, рассредоточившись от стенки до стенки, ровным строем шла им навстречу.

Прежде чем кто-либо успел ответить, идущая навстречу группа расчехлила оружие, доставая его из сумок, и без предупреждения открыла огонь по брызнувшим в стороны агентам, запоздало выхватывавшим оружие. В их стороны с шипением уже летели шашки, за которыми в неподвижном воздухе терминала медленно расползались тонкие нитки дыма.

Завязалась перестрелка, в первые секунды которой были ранены или убиты несколько сотрудников «Хроноса» и ФБР, в то время как со стороны нежданно свалившегося противника жертв заметно не было. Растянувшись в цепочку, неведомые головорезы неторопливо приближались, поливая все и вся шквальным дождем свинца, двигаясь, словно шеренга немецких солдат, использовавших психическую атаку.

– Кто это такие? – Выхватив пистолет, Синиз осторожно высунулся из укрытия и сделал пару выстрелов.

– Понятия не имею! – откликнулся кто-то из swatовцев, присев на колено чуть позади и выцеливая врага в прицел винтовки, отвечая на шквал огня короткими очередями. – Но они отрезают нас от ворот!

– Не дайте им поднять самолет! Кто со второй группой? – проорал спрятавшийся за колонной Синиз, изредка постреливающий в сторону рассредоточившегося противника.

– Кейт и Муни! – запоздало откликнулся кто-то – в царящей кругом неразберихе из-за выстрелов, дыма и человеческих криков ничего нельзя было разобрать.

– Дайте их! Хоть кого-нибудь! Кейт, слышишь меня? Не дайте им поднять самолет! Это приказ!

Аэропорт Кеннеди, встретивший новый день в привычно-размеренной суете авиаперевозок, в одночасье превратился в кромешный ад, наполненный воплями, страхом и кровью. Ноздри щекотал запах пороха, на напольную плитку с веселым перезвоном сыпались гильзы от крупнокалиберных автоматов противника. Со стороны сектора таможенного контроля послышалось несколько коротких взрывов, на мгновение заглушивших крики людей. Растерянно мечущаяся охрана этой части аэропорта была уже почти целиком перебита усилиями слаженно действующих боевиков.

Этажом ниже, рассредоточившись в зале ожидания у распахнутых посадочных ворот, выходящих на летное поле, вторая группа во главе с Кейт и Муни перестреливалась с группой захватчиков, укрывавшихся за подогнанным к выходу пассажирским автобусом, в котором на момент перестрелки не осталось ни одного целого стекла. Вдобавок небольшая группа, отрезавшая агентам путь к самолетам, взяла в заложники водителя и кого-то из стюардов.

– Так мы просто патроны перестреляем, – крякнул укрывшийся за изрешеченным автоматом с газировкой Муни, меняя в пистолете обойму.

Кейт и сама понимала, что небольшой, хорошо вооруженный отряд противника явно подготовился к длительному удерживанию полицейских сил, давая тем самым возможность другой группе беспрепятственно угнать самолет. Время стремительно убегало, необходимо было принимать стремительные решения здесь и сейчас. Кейт в бессильной злобе кусала губу, наблюдая через панорамное стекло зала, как по летной площадке, на фоне крыши обстреливаемого спецназом автобуса движется хвостовое крыло «Боинга» «American Airlines», словно плавник гигантской акулы. Самолет нужно было остановить во что бы то ни стало. Любой ценой. Кейт лихорадочно шарила взглядом по панораме летного поля за окном, тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь способ вновь не допустить непоправимое. «Боинг» тем временем делал разворот, неторопливо выруливая с помощью тягача к кромке взлетно-посадочной полосы. Качнув крылом, стальная птица застыла в ожидании, когда начнет свой последний разбег ожидающий очереди самолет впереди. Еще есть время. Еще несколько секунд… Метавшийся взгляд продолжал выцеливать любой возможный способ, от вереницы нагруженных багажных тележек до неуклюжего заправщика и автотрапа…

– Вы можете открыть запасной выход? – крикнула Кейт сотруднице терминала, съежившейся за стойкой регистрации посадочных талонов. Та в ответ только испуганно хлопала глазами.

– Давай за мной! – перекрикивая шум перестрелки, Кейт махнула рукой Муни.

– Чего? – проорал в ответ тот, вовремя спрятавшись за брызнувшим остатками газировки автоматом, по которому дали длинную очередь.

– Нельзя дать им взлететь!

Вызвав шквальный огонь противника, Кейт рванулась к аварийному выходу на летное поле.

– Не дури, Кейт! Ты что задумала?! Черт… – увидев, что окрики не подействовали, Муни перехватил пистолет и бросился вслед за девушкой. – Эй, подожди!

На ходу выстрелив в расползшееся трещинами дверное стекло несколько раз, Кейт с разбегу навалилась на него плечом и вылетела на улицу в фонтане зашуршавшей по асфальту стеклянной крошки.

– Ты что творишь! – орал бегущий следом Муни. – Кейт…

– Давай в кузов! – засовывая пистолет за пазуху, Кейт распахнула дверь припаркованной в стороне «Тойоты», в кузове которой были сложены пустые бочки из-под топлива. – Попробуем остановить их!

– Остановить! Самолет?! Ты совсем рехнулась…

– Ты со мной или нет?

– Да, но…

– Тогда запрыгивай!

Напарник едва успел перебросить свое тело через бортик, как машина с визгом рванулась с места. Бросив «Тойоту» в сторону, Кейт сосредоточилась на рулении, краем уха вслушиваясь в резкие команды, которые орал в рацию Муни, перекрикивая дребезжание порожних бочек. На оглашаемом ревом самолетных двигателей поле прозвучало несколько отдаленных выстрелов, и в корпус «Тойоты» хрустко ударило несколько пуль. Кейт пригнулась.

– Справа! На одиннадцать часов! – выкрутив руль, предупредила она, не выпуская из виду «Боинг», который неторопливо выруливал на взлетную полосу.

Позади огрызнулся пистолет Муни, и, повернув голову Кейт увидела несущийся наперерез джип, из открытых окон которого вовсю палили боевики. Противник не хотел так просто сдавать позиции.

В воздухе, смешиваясь со свистом двигателей, завыли сирены. Рядом сомкнули строй нагнавшие «Тойоту», которую вела Кейт, автомобили службы безопасности и тройка полицейских машин, вызванные на подмогу Муни.

На пытавшийся вырулить с их пути джип с боевиками обрушился ураган шквального огня.

Расстояние до самолета сокращалось.

Почему его никто не остановит? Разворачивая машину, Кейт с надеждой бросила взгляд на стеклянную башню диспетчерской. Если не сам самолет, то хоть тот, который спереди… Воздух наполнился усиливающимся ревом прогретых турбин, и самолет, до которого оставалось несколько сот метров, стал неторопливо катиться вперед, набирая скорость. Кейт остервенело вдавила педаль газа в пол, выжимая из бешено колотящегося движка последние джоули мощности. Но многотонную стальную птицу, разгоняемую чудовищной мощностью реактивных двигателей, уже было невозможно остановить.

Вдавив педаль тормоза в пол, Кейт под отчаянный визг резины в бессильной ярости ударила кулаком по рулю. Сзади выругался с грохотом навалившийся по инерции на бочки Муни.

– Чтоб тебя!

Ценой многочисленных потерь агентам «Хроноса» при поддержке спецназовцев удалось выбить захватчиков из главного здания терминала и оттеснить к рукаву с дополнительными терминалами, закрытому на ремонт. Но они все равно не успели.

Разбежавшись по взлетной полосе, стальная птица плавно отрывалась от земли, устремляясь в небо, и из-под шасси в разные стороны, завывая, словно стая собак, брызнули полицейские автомобили, несущиеся наперерез.

– Ушел! Ушел, черт возьми!

Глядя на удаляющийся самолет, Синиз яростно треснул кулаком по стеклу обзорной площадки.

– Сэр… – позади возникла запыхавшаяся от беготни Кейт. Сердце бешено колотилось, с каждым новым ударом выплескивая в кровь чудовищные дозы адреналина, от которых кололо в висках и струной натягивались нервы.

– Сукины дети! Откуда взялась эта банда парней? – не поворачиваясь к ней, продолжал бушевать начальник. – Все было четко спланировано и подготовлено. Я сам все проверил. Такое ощущение…

– Что он знал заранее, – прошептала навалившаяся на стену Кейт, с ужасом понимая, какую игру на самом деле затеял противник. Кристально чистый план, филигранно спланированная операция, в одночасье превратившаяся в кровавую бойню в крупнейшем аэропорту страны. Свалившаяся на голову банда вооруженных до зубов головорезов, которые, оттеснив их жесточайшим шквальным огнем, позволили их цели беспрепятственно попасть на борт. Снова попасть. – Он все это знал заранее, – немеющими губами прошептала она, смотря в пол невидящим взглядом. – Нужно выводить людей…

– Что?! – резко обернувшись, рявкнул Синиз, наконец обратив на нее внимание.

Но Кейт рядом не оказалось.

– Это будет невероятно дерьмовый день, – обреченно пробормотал Синиз, засовывая в кобуру бесполезный теперь пистолет.

* * *

Гуляющий по набережной Риверуок ветер волнами налетал навстречу несущейся к небоскребу Трампа Кейт. От совершенного только что скачка голову сильно мутило, но сейчас она не обращала на это внимания. Сейчас ей было все равно. Последние части чудовищной головоломки встали на свои места.

– Какого черта ты делаешь?! – Ушной микрофон взорвался визгливым окриком Синиза.

– Это Гринвуд. Неужели не ясно? Все это время он помогал самому себе, чтобы беспрепятственно осуществить задуманное, – не сбавляя темпа, откликнулась бегущая Кейт. На несколько мгновений ее заглушил рев сирен пронесшейся мимо по шоссе вереницы броневиков с надписью «SWAT» на боках, устремляющихся к небоскребу, до которого оставалось всего ничего. Только бы успеть. Кейт с отчаянным усилием собрала последние силы, ускоряя бег. – Тогда, когда самолет первый раз врезался в здание и мы оба скакнули… Его отбросило на восемь лет назад, видимо, перстень, который он отнял у агента Хэнка Голда, сбоил или по какой-то причине был перепрограммирован на этот срок.

– Что за бред ты несешь! Я же собственными глазами видел, как он сел в самолет.

– Так и было. Все эти восемь лет он просто отсиживался в засаде, неумолимо нагоняя во времени события, которые происходят сейчас. Копил деньги, нанимал головорезов, чтобы, зная, в какой момент мы заявимся в аэропорт помешать ему из будущего, помешать нам остановить его, – поясняя детали плана противника, Кейт ощутила внутри жгучий холод и едва не налетела на мусорный бак. Восемь лет. Какой невероятный срок ради всего одного события. Что должен ощущать человек, обладавший возможностью перемещаться во времени, будучи отброшенным на столько лет назад, не в силах исправить содеянное? И какой же глубины должна быть та неведомая рана, которая с таким упорством заставляла его вновь и вновь сеять смерть, шаг за шагом подбираясь к ней и ее напарникам? Это была не маниакальная прихоть безумца, а четко спланированная, направленная на конкретного адресата месть. Жестокая и безрассудная, поданная в супе из человеческой боли, страха и смертей. – Он убил Голда тогда в аэропорту и передал перстень сам себе. Как вы не понимаете, самолет в любом случае врежется в здание. Мы с самого начала не могли ничего изменить. Ничего, понимаете!

– Но что мы можем теперь? – помолчав, переспросил Синиз. Он явно лихорадочно обдумывал всевозможные варианты выхода из сложившейся ситуации и никак не мог найти ответ. Партия. Им объявлен шах и мат. – Просто сидеть, ждать, когда «Боинг» запалит самую высокую свечку в городе?

– Нужно не дать ему активировать кольцо и сбежать в 1993 год. Тогда это предотвратит все его действия в будущем. То есть сейчас!

– Но как?

– Я это сделаю, – неожиданно для себя откликнулась Кейт, вновь перекрикивая проносящиеся мимо пожарные машины. – Я остановлю его…

– Ты что? С ума сошла?! Не смейте предпринимать без меня поспешных решений, мы должны разработать новый план…

– Времени нет!

– …и все как следует обдумать! Либби! Кейт! Ты меня слышишь?

– Слышу, сэр…

Передатчик ушного комлинка запиликал, сигнализируя о входящем звонке.

– Извините, сэр, вторая линия.

– Не смей отключаться! – заревел в микрофон начальник. – Либби, если ты сбросишь, считай, что тебя…

Не дослушав, Кейт коснулась наушника, меняя канал.

– Я уже тут, – в наушнике другого уха возник голос Муни. – Ты где?

– На подходе, немного промахнулась. Начали эвакуацию…

– Да, тут сущий дурдом. Не так-то просто разом расшевелить полсотни упертых душ.

– Если надо, применяйте силу. Времени в обрез.

– Спасибо, что напомнила, – фыркнул наушник, и связь прекратилась.

Бегущая Кейт бросила беглый взгляд на синеющее рассветное небо и на полном ходу врезалась в толкущуюся у подножия небоскреба массу людей, тревожный гомон которых перекрывал заунывный вой полицейской сирены, который со всех сторон разносился от новых прибывающих машин. Время стремительно утекало.

Последняя схватка начиналась.

* * *

– Запомните, они не ждут нас, – главарь окинул взглядом группу, сидящую в салоне одного из нескольких бронированных фургонов рядом с ним, и медленно натянул на голову маску. – Внезапность на нашей стороне.

– Но что конкретно мы должны сделать?

– Не дать им попасть на крышу, пока самолет не врежется в здание, – резко повторил командир – детали предстоящей операции давным-давно были оговорены на летучке, и лишнее муссирование одного и того же только мешало сосредоточиться. – Соберитесь.

– То есть задержать?

– Но копы ведь все равно не смогут остановить самолет, – скептически сказал кто-то. – Какой смысл подставлять спины под пули? Столкновения не избежать.

– Не ваше дело! Приказы не обсуждать! Это вам не рядовая уличная перестрелка с охранниками автостоянок. Не зевайте, координируйте каждый шаг, – продолжал инструктаж командир. – Против нас выступит хорошо вооруженное подразделение полицейских солдат, обученных лишь одному – убивать таких, как мы. – Сидевшие в салоне люди и глазом не повели. – Но вы тоже не промах, – сквозь прорези шерстяной маски сверкнула холодная сталь глаз, под внимательным взглядом которых некоторые стушевались, вновь перебирая сотни раз проверенное оружие. – Мы не трусы и готовились к этому. В здание не должен войти никто.

– Но их наверняка больше, – снова сказал один из боевиков в маске, опиравшийся на стойку пулемета «Вулкан», чей голос и интонации выдавали подростка, впервые попавшего в серьезную заваруху, но хорохорящегося, словно поджарый щенок, впервые ввязавшийся в серьезную драку и не желающий ударить в грязь лицом перед вожаком. – Что, если они возьмут числом?

– На нашей стороне неожиданность, – отрезал главарь и повернулся к сидящему рядом боевику, мысленно вновь прокручивая их численность – всего около тридцати на все готовых, вооруженных до зубов человек. Если налетят ураганом, должно хватить. – Боевик-2, все готово?

– Как часы, – отозвался тот, водружая на колени самодельный пульт дистанционного управления, похожий на те, что используются при запуске ярмарочных фейерверков. – Свалимся им как снег на голову.

– Точно сработает? Взрывчатку не обнаружили?

– Черта с два. В следующий раз будут серьезнее проверять лифторемонтную бригаду, – пиротехник осклабился щербатым ртом и любовно погладил пусковые крючки на панели кончиками пальцев с изгрызенными ногтями, под которыми скопилась грязь, обмотанных разноцветными кусочками изоленты, каждый из которых соответствовал цвету под тумблерами, активирующими заряд. – Пока крошки движутся, черта лысого их обнаружат. Это их задержит, но, скорее всего, перебьет.

– Отлично. Тогда за дело. Это наш час.

Вереница фургонов, вытянувшихся в зловещую черную гусеницу, распалась веером, выезжая на площадь перед небоскребом, заполненную эвакуированными людьми, которых теснили полицейские, спешно огораживая территорию лентами и козлами с аварийной «зеброй».

– Понеслась, – скомандовал сам себе пиротехник и дернул один из тумблеров, рядом с которым полыхнула алая лампочка. – Кто хочет пострелять легавых?

Через мгновение до сидящих в салоне боевиков долетел глухой отголосок взрыва, затем еще два, и несколько следующих друг за другом ударных волн встряхнули резко разворачивающиеся машины, из открытых дверей которых один за другим посыпались открывающие огонь наемники.

* * *

– Что случилось? – поинтересовалась Кейт, когда последний из эвакуируемых покинул здание и среди собравшихся в холле полицейских и группы захвата возникла неожиданная заминка.

– Лифт не работает, – коренастый полицейский потыкал плексигласовую кнопку вызова элеватора и удивленно фыркнул: – Что за фигня?

– Этот тоже, – разочарованно откликнулись сбоку.

Кейт нервно переминалась с ноги на ногу, возясь в холле, они лишь теряли драгоценные секунды, нужные для того, чтобы помешать Дениелу осуществить задуманное. Но впопыхах подниматься пешком… На дальнейшую схватку у них просто не останется сил.

– Смотрите-ка, поехали, – оживленные голоса полицейских вывели Кейт из задумчивости, и она посмотрела на экраны над сомкнутыми лифтовыми дверями, по которым неторопливо скользили цепочки цифр, сокращаясь в обратном порядке. Лифты двигались к холлу с разных этажей.

– Самолет вошел в воздушное пространство Чикаго, – тревожно прошипела рация на бедре, и Кейт тихо выругалась.

Черт! Операция вот-вот может сорваться! Пока они тут провозятся…. Сколько времени потребуется самолету, чтобы долететь до здания? Десять минут, пять? Словно прочитав ее мысли, вновь ожила рация.

– Он будет у вас через семь минут. Слышишь, Кейт? Поторопитесь…

Наблюдая за приближением кабин, Кейт мысленно подгоняла размеренно меняющиеся цифры, обозначающие преодоление этажей. Неожиданно, словно услышав ее мольбы, отсчет на одном из табло стал сокращаться все быстрее и быстрее, через мгнвоение все мониторы словно взбесились – судя по скорости сменявшихся цифр, лифты не спускались, а падали. Среди группы захвата пронесся растерянный гомонок. Полицейский, первым вызвавший лифт, растерянно тыкал кнопки вызова.

– Эй!

– Какого черта?

– Что происходит…

– Они падают, – Муни не верил своим глазам. – Надеюсь, там нет… Джекил, в лифтах могли оставаться…

– Может, рубанули сеть? – Кейт с тревогой прислушивалась к предположениям команды.

– Экраны горят. К тому же мы предупредили, что пока не поднимемся…

– Это ловушка, – неожиданно для себя прошептала Кейт, и Муни нахмурился.

– О чем ты?

Разумеется, все не могло быть вот так просто. Игра продолжалась. Он наверняка знал.

– Все на улицу, – резко повысила голос Кейт, не сводящая взгляда с бегущих цифр, словно загипнотизированная.

17, 13, 10…

– Нам нужно наверх, забыла?

7, 4…

– Я сказала, все на улицу! Быстро!

Подавая пример, она первой ринулась к вертящимся дверям.

– В укрытие! – на бегу заорала она, отчаянно маша руками. – Уводите людей! В здании…

Позади нее первый лифт достиг холла, с чудовищным грохотом превращая его в полыхающий пламенем симбиоз отделки и перекрытий. В вырывающемся на улицу отзвуке взрыва гулко бухнуло еще несколько раз, и Кейт ощутила, как на нее налетела обжигающая жаром взрывная волна и, подхватив сзади, отшвырнула вперед, протащив на животе по асфальту. Больно ударившись и расцарапав щеку, Кейт едва успела увернуться от перевернувшейся набок полицейской машины, о которую в следующий миг ударило отброшенного взрывом спецназовца, беспорядочно палившего в воздух. Весь первый этаж небоскреба Трампа в мгновение ока превратился в стремительно разрастающийся огненный шар, из которого во все стороны летел шквал пламени и стеклянных осколков, расшвыривающий спецтехнику и отчаянно кричащих людей. Через мгновение волна разрушения схлынула, уступив место крикам и отрывистым командам суетящихся на набережной полицейских.

Оглушенная падением, Кейт поднялась, словно пьяная, и потянула из кобуры пистолет. Едва различимо на самой границе оглушенного грохотом сознания сливались в жалобный унисон сирены пожарных, полицейских, «Скорых»…

– Кейт, ты цела? – словно издалека, позвали знакомым голосом. – Эй! Либби! Ты где? Отзовись…

– Да! Я здесь, – Кейт закашлялась, размазывая кровь по рассеченной щеке, и подслеповато огляделась, выискивая кричащего поверх мельтешащих касок спецназовцев.

– Кого-нибудь зацепило? – Из-за штурмового броневика показался потрепанный Муни, выбежавший из пораженного взрывом сектора одним из последних. – Все успели уйти? Эй!

– Что это было, черт вас дери? – простонал оглушенный начальник местной полиции, сползая с капота своей машины.

– Кто-то заминировал шахты лифтов!

– Пошлите людей вниз, пусть проверят подземные помещения, – несколько swatовцев, вскинув автоматы, проникли в один из образовавшихся в вестибюле проломов, над которыми метался на ветру пожираемый пламенем звездно-полосатый флаг. – Пошли-пошли-пошли! Не хватало, чтобы все здание рухнуло.

– Есть пострадавшие! Требуется врач! Сюда!

– Уберите телевизионщиков, – несколько оперативников, не церемонясь, теснили ведущих съемку операторов за линию оцепления. – Пошли-пошли!

Кейт посмотрела на электронный циферблат наручных часов, на которых дополнительно было точно засечено время появления Дениела и ее самой, но из прошлого, на одном из верхних этажей. На все про все у нее оставалось ровно четыре минуты.

– За мной! – коротко скомандовав матерящемуся рядом Муни, она прикрыла лицо рукавом куртки и первая вбежала в пелену расползающегося по улице удушливого смога из гари, копоти и строительной пыли, которая поглотила ее, моментально обесцветив все краски.

Только бы уцелели лестницы… Только бы уцелели. Ослепленная клубящимся вокруг мороком, она промахнулась мимо вращающихся дверей холла, с ходу налетев на стальную перегородку, и, ощутив, как затрещали ребра под бронежилетом, выронила от неожиданности пистолет.

В следующий миг позади нее раздались пистолетные выстрелы, в следующее мгновение поглощенные длинной очередью крупнокалиберного пулемета – на окутанную дымом площадь подоспели черные бронированные фургоны, взявшие полицейских в кольцо.

– Давай, Кейт! – Сквозь искажающий звуки ватный морок донесся отчаянный вопль Муни. – Мы их задержим! Быстрее!

Искать пистолет не оставалось времени. Бросившись через крутящиеся вхолостую двери, Кейт устремилась к лестницам, ведущим наверх.

* * *

– Это еще кто такие? – заорал молодой сержантик, с головы которого ударной волной сорвало фуражку, наваливаясь на капот полицейской машины рядом с Муни и несколько раз стреляя в рассредоточивающихся по территории боевиков.

– Не знаю! Какая, на хрен, разница! – откликнулся итальянец, наблюдая, как хорошо вооруженные люди в масках рассредоточиваются по прилегающей к небоскребу территории, заполненной машинами и мечущимися в панике людьми, которые, ничего не соображая от страха, оказывались на линии огня. Легкие саднило от удушливого привкуса гари, в ушах комариным писком отдавались позывы легкой контузии.

– Они отрезают нас! – наблюдая за действиями боевиков, снова прокричал парень, явно первый раз в жизни оказавшийся в подобной ситуации. – Пытаются взять нас в кольцо!

– Да неужели? – огрызнулся Муни, судорожно меняя обойму. – Эй! Не цепляйтесь друг за друга! Поодиночке мы более сложная цель!

Небольшой отряд полицейских, перебегая с места на место под прикрытием машин, все увереннее огрызался выстрелами в ответ на раскатистые очереди автоматов противника. Несмотря на внезапность атаки и натиск, перевес был все-таки на стороне полицейских. Несколько боевиков были серьезно ранены, несколько безжизненными кулями были разбросаны по площади там, где их настигла смерть.

– Нормально, парни! Нужно выкурить их! – радостно прокричал Муни, когда очередной боевик, нелепо взмахнув руками, боком повалился на землю, выронив пистолет-пулемет.

Внезапно на площадь, загораживая собой остальные, вылетел один из фургонов, который, круто развернувшись, бросился перед боевиками, отрезая их от пуль полицейских. Из распахнутой боковой двери высунулось с жужжанием раскручивающееся окружие спаренных стволов пулемета «Вулкан», обрушившее на противника ураганный шквал крупнокалиберного огня.

– Назад! Назад! – заорал высунувшийся из укрытия Муни, наблюдая, как разрывающий полицейские машины огонь «Вулкана» змейкой движется к горстке бегущих к небоскребу запаниковавших пожарных, кроша разлетающийся асфальт. В следующее мгновение итальянец выругался, сообразив, что допустил ошибку – его оклик лишь спутал людей, бросившихся в другую сторону, прямо под пули противника. Несколько человек упали. – А-а, черт!..

Громогласная канонада «Вулкана» заглохла, и высунувшийся из-за капота Муни бегло оглядел сектор обстрела, увидев, как в фургоне с пулеметом завозились боевики, торопливо меняя ленту. В следующий миг он задрал голову, услышав новый тревожный звук, пришедший сверху. Рев реактивных двигателей приближающегося самолета, который через несколько мгновений должен был сокрушить многотонный железобетонный обелиск, возвышающийся над Чикаго. Счет пошел на секунды.

– Давай, Кейт, – стиснув зубы, проскрежетал итальянец. – Ты сможешь!

– Быстрее! Нужно снять пулеметчика! – проорал над его ухом командир группы захвата, делая жесты своей команде.

– Иисус, Дева Мария! – пробормотал Муни и, набрав в легкие воздуха, вырвался из своего укрытия, бросаясь вперед, обгоняемый несколькими снарядами из подствольных гранатометов, ударивших в распахнутую дверь фургона, превращая его в огненный шар.

* * *

Уже через несколько лестничных маршей Кейт начала задыхаться. Но остановиться передохнуть не позволяли стремительно убегающие секунды на циферблатах мелькающих тут и там настенных часов. Время следило за ней, не позволяя замешкаться. До нее то и дело доносились канонады выстрелов, перекрываемые взрывами бушевавшего внизу сражения, которые гулким эхом прокатывались по пустым помещениям, оставленным эвакуированными людьми. Где-то там сражались, а возможно, и гибли ее друзья, пытавшиеся выиграть драгоценные крупицы неумолимо бегущего времени. Девушка, стиснув зубы, снова устремилась вперед. Нельзя останавливаться, нельзя давать себе ни секунды передышки, иначе захочется отдохнуть еще. Давай, малышка, ты сможешь. Еще чуть-чуть…

Наконец она достигла нужного пролета и позволила себе пару секунд отдышаться. Вздрогнула, услышав в коридоре за стенкой резко зазвучавшие голоса. Свой собственный и… Она лихорадочно зашарила глазами вокруг в поисках хоть чего-нибудь, способного сойти за оружие. Сжимая зубы, из последних сил рванула из разбитого короба пожарный колун и вбежала в спешке в оставленное офисное помещение за секунду до того, как исчезла из него сама. Оставшийся в помещении мужчина потянулся к перстню на правой руке…

– СТОЙ!

– Ты? – Он замер от неожиданности.

Замахнувшись, она резко выбросила тело вперед. В отчаянной попытке помешать, предотвратить, спасти…

С легкостью перехватив топор и вырвав его, террорист отвел руку нападающей в сторону и нанес ей несколько ударов в солнечное сплетение, чуть не выбив из девушки дух. Упав на колени, она скорчилась, отчаянно хватая ртом воздух, и инстинктивно съежилась, ожидая в любую секунду нового удара топора. Только сейчас Кейт со всей ясностью осознала чудовищную беспомощность своего положения. Она совершенно одна. Никто не придет на помощь… И тем не менее Кейт поднялась, с последним решительным рывком собирая остатки воли, и, выставив руки, сжатые в кулаки, бросилась к перехватившему топор противнику.

* * *

В результате случившейся перестрелки полицейским, поддерживаемым огневым прикрытием спецназа, удалось оттеснить остатки боевиков к краю площади, подернутой дымом, клубящимся над телами распростертых повсюду людей. Подорванный фургон, в салоне которого беспорядочно металось пожирающее обивку и искалеченные фигуры боевиков пламя, торчали застывшие стволы замолчавшего «Вулкана» с поникшей лентой, который так и не успели перезарядить. Холодные лучи последнего осеннего солнца скользили по площади, освещая сцену кровавого побоища, к которому стягивались медики и просто желающие помочь люди из числа эвакуированных.

– Все закончилось! – Один из спецназовцев оглядел место схватки и с бравадой поправил на груди автомат. – Будут знать, как соваться к парням из тактических войск!

Кто-то, расстегнув ворот разгрузки, украдкой приложился к сверкнувшему на солнце жетону с выбитыми личными данными. Другой боец, держащий в свободной руке каску с небольшой вмятиной от срикошетившей пули, поддерживал обнявшего его за плечи напарника, припадающего на окровавленную ногу. Уголок его губ нервно подергивался, по напряженному лицу янтарными каплями бежал пот. Над кем-то склонились медики, отчаянно делая искусственное дыхание.

– Лихо я их, а? – В стороне у гражданского автомобиля, одна сторона которого была полностью измочалена «Вулканом», делились впечатлениями распаленные схваткой спецназовцы, обстрелявшие пулеметный узел из подствольников, обследуя неподвижные тела налетчиков. – Полыхнуло будь здоров!

– Чему радуешься, – буркнул кто-то. – Сми с концами зацепило. А он первый раз. Матери я теперь что скажу…

Кто-то плакал, страшно, по-детски, осев на землю, прямо посреди разрушений и пожарища, стягивая с головы каску.

– Да уж, еле отделались, – напарник качнул стволом автомата на раскинувшего руки налетчика, чья простреленная голова в маске покоилась в пятне крови. – Были на волосок.

– Спасибо, брат! Я бы не выбрался, – двое ребят устало похлопали друг друга по плечу.

– Брось, – поморщился стрелок, когда второй боец нагнулся и потянулся к заляпанной кровью ткани, намереваясь посмотреть лицо. – Нечего там смотреть. Как вы, сэр?

– Нормально, – пробормотал Муни и, сплюнув на асфальт, засунул пистолет в кобуру. Окружающие его swatовцы, которые мгновение назад являли собой слаженно сражающееся элитное подразделение, сейчас выглядели уставшими от работы обычными людьми, заглянувшими в глаза самой смерти. Молодыми ребятами, которые умели лишь воевать, отстаивая безопасность своей страны. Им бы жарить сосиски да таскать девчонок на вечеринки и бейсбол. А они… Люди, убивающие людей. – Дерьмовый мир.

– Вы что-то сказали?

– Да нет. Ничего. Спасибо, ребята.

Неожиданно итальянец прислушался, чуть наклонив голову, и стал быстро оглядываться, пытаясь определить источник нового звука, который, по всей видимости, пока слышал лишь он один. Через секунду на его лице выражение настороженности стало быстро перерастать в тревогу, а потом в ужас. Посмотрев на небо, Муни заозирался, уже понимая, что может увидеть…

– Эй, ребята, потише…

– И откуда у них все эти игрушки? – пробормотал рослый спецназовец – командир взвода, расстегивая под подбородком ремень каски, и потыкал носком сапога свешивающуюся из салона пулеметную ленту «Вулкана».

– От дядюшки Сэма, от кого же еще, – буркнул кто-то, проходивший мимо.

– Тихо! Да заткнитесь вы все, это еще не… – прислушавшись, начал было Муни, но ободряющие крики полицейских потонули в прокатившемся над площадью рокоте, и задравшие головы люди с искаженными ужасом лицами увидели, как пассажирский авиалайнер «Боинг», появившийся над зданиями словно из ниоткуда, протаранил тянущийся к небу небоскреб, с другой стороны которого вылетел разрастающийся бутон пламени.

– …конец, – заканчивая фразу, упавшим голосом прошептал Муни, вздрогнув от надвигающегося на землю грохота, сопровождаемого градом осколков из оплавившегося стекла и бетона. – Кейт…

История закольцевалась, так и не позволив ничего изменить.

* * *

А десятками лестничных маршей выше, в коридоре поделенного на одинаковые пластиковые соты-ячейки офисного этажа, сражающаяся с Дениелом Кейт, начиная уставать, наконец, ошиблась и прозевала оглушительный удар древка топора в подбородок. Из глаз девушки вместе со слезами брызнули искры, и она рухнула на пол, опрокинув по дороге офисный стул. Пьяно тряхнув головой, стараясь унять головокружение, отползающая Кейт облизнула рассеченную губу, почувствовав во рту металлический привкус крови. Надвигающийся на нее Дениел угрожающе покачивал топором и уже занес его над съежившейся противницей, которая из последних сил постаралась заслониться от удара рукой, понимая, что это бесполезно. Но поднятое лезвие неожиданно застыло в воздухе, а затем медленно опустилось вниз.

– Это неправильно, – неожиданно спокойно сказал Дениел и отбросил колун, зацепив взглядом пистолет Кейт, отлетевший под офисный стол. – Я ведь не садист…

– Ты… не садист… – прохрипела Кейт и попыталась подняться, опершись на спинку стула, но та, прокрутившись, заставила ее снова растянуться на полу.

– Нет. И не убийца, – Дениел подобрал пистолет.

– А кто же ты? Сколько людей погибло и погибнет сейчас. Сколько еще крови ты прольешь на себя…

– Это вынуждения мера, – резко перебил Дениел. – Они не хотели слушать! Никто не хотел!

– А ты пробовал говорить?

– Их интересуют только собственные интересы, никому нет дела до других! А ведь они могли все изменить. Все было так просто, – он неожиданно всхлипнул, но мгновенно овладел собой. – Они ведь ни в чем не были виноваты. Ни Лиза, ни Кейт…

Кейт вздрогнула, и в шее отозвалась резкая боль, словно туда воткнули раскаленное лезвие.

– Кейт, – морщась, одними губами пробормотала она.

– Такие маленькие. Беззащитные. Никто не хотел слушать. Единственным способом их образумить было пролить кровь.

– И ты победил? Ты получил что хотел? Ты доволен?

– Нет, – ствол нацеленного на Кейт пистолета плавно качнулся вниз. – Все не так… все должно было быть вовсе не так…

– А как? – нахмурилась Кейт, оттягивать время, прежде чем кто-то внизу спохватится о ее отсутствии, становилось все тяжелее, силы быстро покидали ее – чудовищный удар топора, похоже, вывихнул челюсть. – Фанфары и песнопения? Очищающий огонь?

– Почему вы это говорите? – неожиданно спросил Дениел, удивленно взглянув на нее, будто увидел в первый раз. – Чего вы хотите от меня?

– А чего ты хочешь от себя сам?

Дениел не ответил, его лицо омрачилось, словно голову посетила новая внезапная мысль, показавшаяся ему неприятной.

– Слышишь? – Кейт слабым кивком головы указала в пол, откуда доносились приглушенные звуки пальбы и крики спецназовцев, отчаянно сражающихся с бандитами. – Там гибнут люди, которых ты привел, и неважно, какие они – плохие или хорошие. Там мои друзья. За что они погибают, для какой цели? Ради тебя? А кто тебе дал право распоряжаться чьей-либо жизнью?..

– Они не хотели слушать, – тупо повторил Дениел. – Только месть…

– Мертвым безразлична месть, – ответила слабеющая Кейт, из последних сил собирая в кулак остатки самообладания, и Дениел дернулся, как от пощечины. Он уже слышал эти слова тогда, в ангаре, когда расправлялся со Смитом. Точно такие же, пустые, ничего не значащие слова. Никто и ничего для него больше не значит.

– Всего лишь слова, – вслух сказал он и вздохнул. – Слишком поздно. И бесполезно.

– Не поздно. Еще не поздно все изменить…

– Советы, слова. Да что ты можешь об этом знать? О боли, страхе. Одиночестве. Ты, такая молодая…

А сколько было бы сейчас его собственной дочери? Какой бы она была? Дениел до скрежета стиснул зубы и сильнее сжал рукоять нацеленного на агентку пистолета. Сейчас это уже не более чем сон, облако, эфемерный призрак, с каждым днем все дальше отдаляющийся за кулисы забвения. И никто ему не помог и не сделал чуда. Ни Дьявол, ни Бог. Хотя с первым он теперь уже наверняка скоро встретится. У него больше ничего не осталось. Но вынести эту ношу в одиночку ему уже было не под силу. Кто-то должен был разделить его боль.

– Слишком поздно. Это конец, – пробормотал Дениел и, взглянув на перстень на указательном пальце, нажал на курок.

Но выстрела не произошло – защитный механизм, не опознав отпечатки противника, заблокировал пусковую систему пистолета.

– Что за… – опустив ствол, Дениел удивленно посмотрел на мигающую красную лампочку на рукояти и попробовал выстрелить еще раз, быстро нажимая указательным пальцем на вмертвую застывший курок.

Здание содрогнулось от удара врезавшегося самолета, и несколькими этажами выше оглушительными выстрелами из пушек загрохотали взрывы, словно приветствуя жертвы, доставленные на алтарь.

«Самолет», – запоздало сообразила Кейт, и в следующий миг на нее с Дениелом обрушился потолок. Ударная волна, хлесткой оплеухой двинув по голове, смяла, обездвижила, впечатав щеку в накренившийся пол.

Они не успели.

* * *

Время – как взмах крыла бабочки. Смазанный, неуловимый…

Она дожидается своего часа где-то внутри каждого из нас. Мы же продолжаем бежать, с легкомысленным упорством стачивая жизни, подобно разноцветным мелкам, рисующим на асфальте…

Спотыкаемся, падаем. Не успевая разглядеть в короткой, отпущенной нам суете самого главного.

Кто сказал? Когда?

…Один-единственный взмах, застывший в бесконечности.

А может быть, бабочка – это наша душа. Спугнешь – и не поймаешь ничего. Кроме воздуха, который глухим шлепком отзовется в запоздало сомкнувшихся ладонях.

Как бы ни старался.

Больше никогда…

К своему удивлению, она не ощущала ни боли, ни страха. Время словно остановилось. Словно бы она долго-долго куда-то шла, сама не ведая пути и цели, и наконец дошла. Так и не определив своей настоящей цели. Но зато теперь сможет отдохнуть и узнать наконец нечто важное. Кейт попыталась пошевелиться, но лишь чувствовала, как из нее теплыми струйками, бегущими по пальцам и спине, неторопливо уходит жизнь.

А может, это просто сон? Кейт вспомнилась колыбельная, та самая песенка, единственный маленький осколок из разбитого калейдоскопного панно, безвозвратно утраченного детства. Отголоски того, давно утерянного безмятежного времени, что она росла, окруженная заботой и вниманием людей, которых по-настоящему так никогда и не узнала. Но что на самом деле делает людей родными, сращивает их, скрепляет надежнее самого прочного клея? Обязательства, клятвы или брачные узы, генетическое родство… А может быть, простое внимание и забота о близких. Любовь. Ведь, чтобы взрастить ее, подобно ростку, даже в душе иссохшей и растрескавшейся, подобно плохо обожженной глине, нужно всего лишь немного терпения.

И немножко тепла. Самую малость.

Кейт было очень холодно. Она попыталась пошевелиться, чтобы поменять положение тела, и не смогла из-за навалившихся со всех сторон обломков…

И тогда Кейт тихонько запела, с трудом разлепляя непослушные губы, на которых так и не запеклась кровь.

* * *

Дениел, превозмогая боль, поднялся и оглядел царившее кругом разрушение. Часть потолка полностью провалилась под весом огромной титановой балки, которую сместило натиском давящих сверху разрушенных этажей. Столы, стулья, смятая офисная мебель и прочая утварь, мигом превращенная в бесформенный хлам. Им. Его руками.

Маленький бельчонок, Пора тебе в кровать, Завтра день ведь долог, И нужно отдыхать.

– Что же это…

Он провел пальцами по глазам, стараясь отогнать клубящуюся пелену перед глазами, но запоздало сообразил, что это вызванная разрушениями строительная пыль. Сверху доносился рев бушующего пламени, в ноздри ударил сладковатый смрад керосина… На зубах заскрипели мельчайшие частицы бетонной крошки.

Вот и все. Все закончено – конец пути и мести. Но, к собственному ужасу, Дениел осознал, что демоны, терзавшие душу, которых он столько времени, так тщетно пытался изгнать из себя кровью и человеческими страданиями, никуда не делись. Наоборот, они только заверещали с новой силой, словно глумясь над его беспомощностью. И где-то среди корчащихся в безумных гримасах рож демонов и всех тех, кого он замучил или убил, в ослеплении верша свой суд, на него смотрели родные лица дочери и жены. Он знал это. Смотрели и осуждали его.

Но ничего уже нельзя было изменить. Слишком поздно. Что же он наделал…

– Отпустите меня! – скрежеща зубами, простонал пошатывающийся человек, вцепившись пальцами в волосы. Резко распрямился, словно пьяный, которого насильно макнули в ушат с водой. – Пожалуйста, отпустите! Я больше не могу! Я больше не хочу так жить! Лиз, скажи им! Умоляю тебя, скажи…

Неожиданно в царящем кругом хаосе он снова различил тот самый звук, который донесся до него в первые секунды, когда вернулось сознание. Он огляделся, отчаянно напрягая слух. На мгновение призрачный, знакомый мотив заглушил натужный скрип перекрытий над его головой – уцелевшая часть потолка, на которую прессом давили горящие останки самолета несколькими пролетами выше, грозила вот-вот обрушиться. Ему на голову упало несколько пригоршней раскрошенного бетона.

Осторожно приблизился к груде обломков, под которыми лежала девушка и откуда изредка, обрываясь, доносилось тихое пение. Такое знакомое… Страшный, чудовищный звук отзывался в истерзанном сердце мучительным эхом шевелящейся правды. Правды, в которую не хотелось верить. Нет! Это видение! Бред! Его разум не выдержал обрушившегося на него груза и сошел с ума.

Чувствуя, как его начинает трясти, словно припадочного, Дениел будто не своими глазами смотрел на тонкую ручку, с подрагивающих пальцев которой рубиновыми каплями стекала кровь.

– Откуда вы знаете…

Песенка на мгновение оборвалась, и из-под завала донесся хриплый, булькающий звук. На некоторое время воцарилась мертвая тишина. Дениел судорожно вздохнул, тщетно пытаясь унять колотящееся сердце. Ему померещилось. Всего лишь показалось на миг – все чувства обострились перед дыханием смерти, лизнувшим лицо. Голос из-под завала послышался вновь, и силящийся расслышать слова Дениел чуть наклонился вперед, в следующий миг шарахнувшись в сторону от вновь прозвучавшего мотива.

Ты свернись клубочком, Сон к тебе придет И расскажет ночью То, что завтра ждет.

– Нет! Не говорите со мной! – Он в ужасе отшатнулся и, задев ногой перекрытие арматуры, рухнул на спину и отполз назад, окутанный взметнувшимся облаком удушливой пыли, царапая ладони о строительный мусор.

– Но почему? – наконец тихо и растерянно спросил он, обращаясь непонятно к кому, тупо глядя перед собой. – Почему именно так…

Под потолком снова заскрежетало, и на этот раз звук больше не затихал, так же как и ручейки пыли, которые, потянувшись от потолка к полу, стали расширяться, словно кто-то наверху открутил невидимый вентиль. Помещение стало призрачно озаряться багровыми сполохами спускающегося с верхних этажей пожарища. Воздух быстро теплел, наполняясь удушливым смрадом из человеческого мяса и плавящейся самолетной обшивки.

Так и не поднимаясь на ноги, Дениел, превозмогая боль, осторожно подполз к руке, чувствуя, как перед глазами все начинает размываться в сплошное переливающееся пятно. Замерев в нескольких сантиметрах, он не мигая смотрел на руку с тонкими пальцами, ощущая, как по щекам тонкими полосками побежали слезы.

Вот оно. Вот и все. Так жестоко и несправедливо. Дениел почувствовал, как его сотрясает мелкая дрожь. Столько усилий, труда, терпения и тщетных поисков. И теперь все заканчивается так… Неужели это и есть именно та цена, которую он должен был заплатить за все, что сделал за эти годы? За все злодеяния, которые сотворил. Желая отмщения за семью, он собственными руками убил свою дочь. Приговорил и убил.

Осторожно подняв руки, он помедлил и, переборов себя, как можно нежнее коснулся ими холодеющей ладошки Кейт. Прижался к липкой от крови кисти небритой щекой, сотрясаясь от беззвучных рыданий, которые чертили косые полосы на его бледных, перепачканных строительной пылью щеках.

Весь остальной мир в мгновение ока перестал существовать. Сейчас ему хотелось, чтобы этот миг длился вечно.

– Я хочу все назад, – зажмурив глаза и стиснув зубы, пробормотал он, прижимая к лицу ее ладонь. – Пожалуйста, Господи, верни все назад…

От неожиданного прикосновения к руке неспособная пошевелиться Кейт споткнулась на полуслове и перестала петь. Что-то в грубых чужих пальцах показалось знакомым, но затухающее сознание не смогло определить что. А еще они были теплыми. Как когда-то давным-давно, в далеком-далеком детстве, призрачно-размытые воспоминания о котором хранились где-то глубоко на задворках сознания.

– Папа… – едва слышно прошептала она, так, что слабеющий голос едва можно было различить сквозь стоны прогибающихся перекрытий и гудение приближавшегося пламени.

Но Дениел услышал.

– Прости меня, – что есть силы прижимаясь к липкой от крови коже, сдавленно прошептал он. – Ради бога, прости…

Наконец, немного совладав с собой, он оглядел завал, под которым находилась дочь, и попробовал наугад сдвинуть несколько плит, но тут же отдернул руки – неверные действия могли только навредить заживо погребенной девушке. Наваленное нагромождение из арматуры, бетона вперемешку с офисной мебелью поддавалось с трудом.

– Ты ранена? – приблизившись к отверстию между двумя плитами, спросил он.

Кейт что-то еле слышно пробормотала в ответ. Ему показалось, что он вновь слышит мелодию песенки. Конечно, она ранена… И ей нужно было помочь. Он еще может все исправить! Только нужно действовать осторожно, чтоб сильнее не навредить ей. Это придало Дениелу сил, и он с энтузиазмом принялся тягать раздробленные куски бетона, пытаясь освободить дочь.

– Потерпи, милая… я сейчас, – продолжая работать, приговаривал он, не замечая, как в помещение с шипением начинают просачиваться огненные капли струящегося сверху жидкого пламени. – У нас получится, Кэти, обещаю! Еще чуть-чуть, совсем немного…

Неожиданно одна из капель упала ему на плечо, и Дениел, закричав, завертелся на месте, пытаясь сбить с куртки пламя. Выпростав из рукавов руки, он скомкал ее и яростно отшвырнул в сторону, снова наваливаясь на бетон. Потолок в любой момент мог обрушиться. Времени оставалось совсем чуть-чуть.

– Мы успеем, у нас все получится, – он остервенело работал, не обращая внимания на то, что изодрал пальцы в кровь. – И мы снова будем вместе. Наконец-то вместе… снова, как когда-то давно. Помнишь? Ну, конечно же, ты помнишь…

Поглощенный работой, тупо ворочая глыбы, он полностью поддался видениям будущей совместной жизни с дочерью. Идея возможности все вернуть ослепила его. Так просто – конечно же, у него получится, нужно только протянуть руку, и все будет, как когда-то давно…

Дениел даже не обратил внимания, что Кейт уже некоторое время молчит и из-под завала больше не слышно ни звука.

Но улыбка судьбы оказалась обманом, через мгновение превратившись в звериный оскал стражника, распахнувшего врата в преисподнюю. Он слишком поздно сообразил, что не успеет. И более того, не успеет спастись сам. Из глаз с новой силой брызнули слезы, и Дениел вытер глаза, размазывая по лицу кровь.

– Ты не сделаешь этого! – задрав голову, проорал он в неумолимо проседающий потолок, в дырах и ширящихся трещинах которого было видно счетверенное шасси с обгоревшей резиной, словно бросая разрушению вызов. – Не-ет!

– Как же… не сейчас… только не так, – упав на колени, он снова набросился на груду бетонного хлама. – Кейт! Не молчи… говори со мной…

Соленая пелена застилала глаза. Но даже сквозь нее он смог разглядеть деталь, которая совсем вылетела у него из головы.

Ключ. Спасение.

Перстень «Хроноса» на указательном пальце правой руки.

Как же он мог забыть! Вот он, шанс! Вот искупление! Один прыжок.

Для нее. А там… А там они посмотрят.

Схватив перстень, он что есть силы рванул его с пальца, выдирая из плоти иглу и, осторожно приподняв ледяную ладошку Кейт, бережно надел механизм на ее палец и чуть надавил, позволяя игле глубже проникнуть под кожу. Сквозь ставший оглушительным грохот разрушения послышался тоненький писк активированной системы прыжка.

– Вот так… вот и все…

Над его головой загрохотало, и в помещение обрушились яркие струи огня.

– Простите меня, – закрывая глаза, прошептал он. – За все.

Прежде чем потолок обрушился, чтобы окончательно погрести под обломками Дениела и Кейт, он успел активировать перстень.

Демоны отпустили его.

Эпилог

По бескрайнему бирюзовому небу стремительно плыли невесомые багровые облака, золоченные лучами заката от солнца, которого не было видно. Кейт глубоко вдохнула напоенный цветами прохладный вечерний воздух, от которого томительно закружилась голова, и огляделась. Небольшая каменистая площадка, не более пары десятков метров в диаметре, окруженная со всех сторон клочьями тумана. Подойдя и заглянув за край, девушка не смогла разглядеть ничего, кроме отвесной каменной стены, уходящей в темноту.

– Я бы на вашем месте не подходил так близко к обрыву. Здесь дуют сильные ветры!

Кейт испуганно оглянулась. Посреди площадки, в нескольких метрах перед ней, на выкрашенной в темно-зеленый цвет скамейке спиной к ней сидел человек в котелке и плаще.

– Приветствую вас, Кейт Либби, – не оборачиваясь, произнес незнакомец. Под дорогим пальто на нем был старомодный сюртук, от застегнутой на латунные пуговицы жилетки которого к нагрудному карману франтовато протянулась золотая цепь. В руках тросточка, которой сидящий на скамейке мужчина легонько теребил пестрый, покачивающийся бутон цветка рядом с туфлей. – Вы не против уделить мне немного вашего драгоценного времени?

– Где я? – Осторожно обойдя скамейку, Кейт заглянула в лицо незнакомца, наметанным на детали взглядом успев отметить, что набалдашник трости выполнен в виде позолоченных песочных часов.

– Мы находимся на высоте трех тысяч метров над уровнем моря.

– Это… небеса? Я что, попала в рай? – Кейт еще плохо соображала и в эту минуту вполне могла поверить в вероятность такой гипотезы.

Девушка присела на край скамейки, не в силах произнести слова, которые норовили скользнуть с языка.

– Ну, спросите уже наконец, – подбодрил незнакомец.

– Я… – Кейт облизнула мигом пересохшие губы, налетевший с поля ветерок тихонько пошуршал подолом ее платья. – Я умерла? Это смерть?

Легонько пожав плечами, мужчина, продолжая смотреть на закат, кажется, даже слегка удивился.

– Ну что вы, фройлян. Тибет очень сложно назвать раем, – рассмеялся в ответ незнакомец. – Хотя многие люди склонны приписывать здешним местам подобное мистическое значение. И мне не кажется, чтобы вы были похожи на ожившего мертвеца. Скорее, на испуганного бельчонка.

– Но как я здесь оказалась? – тихо спросила Кейт.

– Смотря что конкретно вы вкладываете в это понятие – здесь, – улыбнулся мужчина. – Здесь – это мгновение, в котором каждую секунду живет человек. Любит, дышит, радуется пустякам и солнышку. Это наши чувства и воспоминания. Все то, над чем время не имеет власти.

– Я не понимаю.

– В вашей жизни бывали моменты, когда вам хотелось, чтобы определенный момент никогда не заканчивался? Длился вечно?

– Ну да, – наконец пробормотала Кейт.

– Так вот это он и есть, – мужчина поднялся и галантно поклонился. – Мой подарок. Наслаждайся.

– Кто вы? – Кейт снова попыталась заглянуть ему в глаза.

– Не торопитесь, Кейт, – сказал незнакомец, посмотрев на девушку с лукавым прищуром глубоких, проницательных глаз, и снова отвернулся. – Вы скоро получите ответы на все вопросы. А пока наслаждайтесь закатом, как когда-то наслаждались им в компании своего приемного отца.

– Откуда вы знаете? – Кейт в изумлении вскочила. – О том вечере у базы Хейтрук я никому не рассказывала!

– Я знаю многое. Не все, но многое. Например, твое будущее и прошлое. Не спеши! – Незнакомец предупреждающее вскинул руку. – Я расскажу тебе о твоих настоящих родителях и о твоей жизни до встречи с Аланом и Софией Либби. Но не сейчас.

И, давая понять, что разговор окончен, мужчина направился прямо к обрыву. Кейт хотела броситься вслед за ним, удержать от самоубийственного шага в пропасть, но изумленно замерла на месте. Незнакомец не упал, а спокойно шагал по облаку.

Подойдя поближе, девушка поняла, что мужчина ушел по узкому подвесному мосту. Набравшись храбрости, Кейт отправилась вслед за ним и через некоторое время вышла на другую сторону подвесной дороги. То, что открылось ее взгляду, сложно было описать простыми словами.

Огромный храм, чьи стены были высечены прямо в теле горы. Невесомые башни, украшенные незнакомыми ей рисунками и символами. Сотни окон, зубцы стен и циклопические ворота, окованные железом.

Кейт застыла на месте, пораженная невероятной красотой и великолепием этого места. Незнакомец, вновь оказавшийся рядом, уверенно взял девушку под руку и повел к воротам храма.

– Добро пожаловать в Шамбалу, агент Кейт Либби, в главный офис корпорации «Хронос».

Девушка послушно пошла с незнакомцем, глядя на стены храма, алеющие в свете закатного солнца.

– Перстень, который вам выдали для выполнения задания, был запрограммирован, чтобы перенести вас сюда.

– Но почему?

– У руководства корпорации на вас далеко идущие планы.

Она вдыхала пьянящий аромат цветов и чувствовала, как на губах, подобно цветку, неторопливо распускается спокойная, умиротворенная улыбка. Сердце Кейт радостно колотилось, замирая от предвкушения чего-то нового и неизведанного. Чего-то, что ей еще только предстояло узнать. Скоро она получит ответы на все вопросы.

Ну, а пока время еще не пришло.

Примечания

1

«Серые борзые» – Greyhound Lines, автобусная сеть, покрывающая всю территорию США.

(обратно)

2

Аэропорт Идлвайлд – оригинальное название аэропорта имени Джона Кеннеди, в честь бывшего поля для гольфа, которое стояло на этом месте.

(обратно)

Оглавление

Пролог 1985

Часть 1 Человек, который знал все

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

Часть 2 Точка невозвращения

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg