«Время Бармаглота»

Дмитрий Колодан Время Бармаглота

Время Бармаглота

— Очень милые стишки, — сказала Алиса задумчиво. — Наводят на всякие мысли — хоть я и не знаю, на какие… Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил… А, впрочем, может, и нет…

Л. Кэрролл «Алиса в Зазеркалье»

1. Человек-Устрица покупает кофе

Первого моржа Человек-Устрица убил в понедельник. Ровно в полдень.

В половине двенадцатого Человек-Устрица зашел в кафе «Веселые Пончики», там подают замечательные черничные оладьи. Человек-Устрица не стал их заказывать. Он взял кофе в бумажном стаканчике и расплатился банкнотой в пять фунтов, жеваной и влажной, будто вытащил ее из стиральной машины. Официантка еще не хотела ее брать.

Морж вошел в кафе без пяти двенадцать. Правда, никто не узнал в нем моржа. Даже девушка, которая пришла с ним, — хрупкая барышня, с волосами как пух одуванчика и большими влажными глазами ягненка. Когда они вошли, морж смеялся и обнимал спутницу за талию. На нем был чудесный костюм в полоску и широкий желтый галстук. Его ботинки блестели. Морж поздоровался с посетителями и сел за столик справа от Человека-Устрицы. Он заказал черничные оладьи, две порции, и расплатился хрустящей банкнотой. Официантка ему улыбнулась.

Потом Человек-Устрица вытащил пистолет. Блестящий, черный, без глушителя. Прежде чем кто-либо опомнился, Человек-Устрица разрядил обойму в сторону столика справа.

Выстрелы прозвучали так громко, что у посетителей кафе заложило уши. Поднялся крик — никто же не знал, что это морж. Поняли, когда брызнуло машинное масло и посыпались пружины и шестеренки, похожие на уродливых насекомых. И все равно посетители продолжали вопить.

Морж вскочил, выкрикнул «Прошу проще…» — но внутри что-то заклинило. С громким свистом вырвалась струя пара. Кусок черепной коробки глубоко вонзился в стену. Вспыхнул обрывок перфоленты, искря, как бикфордов шнур.

— Прошу проще… — морж помахал рукой. — Про…

Человек-Устрица допил кофе и ушел.

Морж еще целый час размахивал рукой. Никто не рискнул подойти и выключить; ждали, пока сам упадет. После в теле моржа насчитали восемь пулевых отверстий. Человек-Устрица ни разу не промахнулся.

В кафе сохранили банкноту, которой он расплатился. Она до сих пор влажная.

2. Дом, который построил Джек

Болтая ногами, Джек сидел на ветке своего дерева и смотрел на море.

Вечер подкрадывался незаметно. Солнце сияло в небесах, но на западе, над горизонтом, виднелся блеклый диск луны. Там же темной полоской собирались тучи. Ночью будет ливень, а возможно, и шторм. Джек чувствовал его приближение — в порывах соленого бриза, в шелесте листвы на его дереве и в криках чаек. На пляж лениво накатывались тяжелые волны.

Поскрипывала приоткрытая дверь. Хижина Джека стояла на дощатой платформе, меж двух крепких ветвей. Крошечный домик, никаких удобств. Еду приходилось разогревать на газолиновой горелке, вместо кровати — свалявшийся спальник. Зато дом он построил сам, и здесь был лучший вид на побережье. По крайней мере, Джек себя в этом убедил.

Дерево росло на вершине округлого холма. Кряжистое, с морщинистой корой, величественное и одинокое. Песок у корней усеивали крупные желуди. Осыпались они по ночам, стуча по крыше хижины ритмичным «тум-тум». Под утро к дереву приходили дикие свиньи. Поедая лакомство, они громко похохатывали. Спать под эти звуки было сложно, но Джек привык.

Когда Джек только строил дом, он выложил камнями на склоне холма цифры, от одного до двенадцати. Вместе с тенью дерева получились огромные солнечные часы. Главное — не забывать, что стрелка здесь движется в обратную сторону. К этому привыкнуть оказалось сложнее.

Сейчас стрелка-тень замерла рядом с цифрой «четыре». Значит, время — к восьми часам.

На коленях у Джека лежала газета двухдневной давности. Первая полоса была целиком посвящена происшествию в «Веселых Пончиках». Убийство моржа не на шутку всколыхнуло город. И в первую очередь всех интересовала личность героя, уничтожившего механо-органическое чудище.

Слухи ходили разные. Одни утверждали, что имела место полицейская операция. Эксперт со «связями» сообщал, что создано особое подразделение — выслеживать и уничтожать моржей. Десятки констеблей, замаскированных под обычных горожан, прямо сейчас рыщут по улицам, и скоро с моржами будет покончено. А там придет черед и Плотника.

Другие говорили, что Человеком-Устрицей прикинулся Джек. Кто еще мог стрелять так ловко и метко? На этом особо настаивала официантка, которая узнала его даже в таком виде. В полиции многозначительно отмалчивались. Как всегда, когда они не знали, что происходит. Самый очевидный ответ не пришел в голову никому.

Вернее, никто не мог в него поверить. Человек-Устрица с пистолетом? Убивает моржа? Совет Старейшин первым заявил, что они не имеют к этому отношения. Но, если суммировать факты, выходило, что за смертью моржа в самом деле стоит Человек-Устрица. И действовал он на собственный страх и риск. Событие, мягко говоря, необычное, выходящее за рамки. А раз так, скоро его отголоски докатятся до Джека не только в виде газетных сплетен. Это он знал наверняка.

Джек потер виски. Хоть он приноровился читать местные газеты без зеркала, у него быстро уставали глаза и начинала болеть голова. Отложив газету, Джек посмотрел, куда указывала стрелка-тень.

Город развалился на холмах, как диковинное чудище. Рваная линия сиреневых многоэтажек расплывалась за пеленой смога. Это было странное место. Лабиринт узких переулков и тупиков, пересохших каналов и затопленных улиц, царство изломанных домов, словно отраженных в кривом зеркале… Город, где каждый не в своем уме.

И скоро Джеку предстояло туда наведаться. От города к его дереву вела грунтовая дорога. В ее начале Джек разглядел клубящееся облачко пыли. Оно было еще далеко, но быстро приближалось.

Джек потянулся и стал ждать гостей.

3. Морж на пляже

Еще одного моржа нашел на пляже береговой патруль.

Обезглавленное грузное тело лежало посреди черного пятна растекшегося масла. Нелепая клякса на желтом песке, похожая на угодившую под дорожный каток морскую звезду. Одной рукой морж вцепился в пучок пожухлой осоки. На песке валялись детали — шестеренки, гнутые передачи, винты и пружины. Обрывки перфоленты превратились в картонную кашу.

Голова моржа обнаружилась в пяти метрах от тела. Пучеглазый краб волок ее за ухо в нору. Каждые полторы минуты голова восклицала: «Какой замечательный вечер!» — только краб не обращал на это никакого внимания.

4. Джек берется за дело

Машина остановилась у подножия холма — глянцевый седан с алыми сердцами по бокам, патрульная машина королевской полиции. Плавными обводами и выпуклыми фарами автомобиль напоминал кота, оскалившегося блестящей решеткой радиатора.

Едва машина замерла, как из нее выбрался тощий человек в форме. По нашивкам — старший инспектор. Человек поправил одежду и начал взбираться к дереву, прижимая к груди черную папку.

Склон осыпался. Песок набился инспектору в ботинки; через шаг инспектор дергал ногой, вытряхивая очередной камешек. Вытянутое лицо раскраснелось и блестело в лучах вечернего солнца.

— Д-добрый вечер! — крикнул Джек.

— Джек… — выдохнул инспектор. Он устало улыбнулся, демонстрируя большие передние зубы.

Джек помахал ему рукой.

— Я бы п-пригласил вас на чашечку кофе, — сказал он. — Но у меня не осталось чистых чашек… Можем сразу перейти к делу. Вы ведь по д-делу приехали?

— По делу, — кивнул полисмен. — Старший инспектор Гарольд Лупс, отдел особых преступлений…

Джек спрыгнул с дерева. Под подошвами скрипнул песок.

— Мне п-представляться не надо? — сказал он, протягивая ладонь. Лупс ответил коротким рукопожатием. Где-то в доме Джека валялся блестящий жетон констебля королевской полиции. Формально инспектор был старше его по званию. Они оба об этом знали, но у гостя мысли не мелькнуло напомнить.

— Главный вопрос, — сказал Лупс. — Устранения моржей — твоя работа?

— Нет.

— Так мы и думали, — сказал инспектор. — Уточнил для порядка…

Он замялся, теребя верхнюю пуговицу мундира.

— Устранения? — Джек нахмурился. — Про кафе — знаю, были другие?

— Сегодня утром нашли еще одного. На пляже. С отрезанной головой.

Для наглядности Лупс провел ребром ладони по шее. Джек присвистнул.

— Второе за н-неделю.

— Именно, — сказал инспектор.

— Кто-то всерьез в-взялся за дело.

Джек задумался. Второе убийство моржа — случай выдающийся. Полиция и сама занималась устранениями, но в лучшем случае им удавалось обезвредить одного в месяц. А тут…

— У него неплохо п-получается, — подвел он итог.

Лупса передернуло.

— Неплохо? Хуже не бывает. Кто бы это ни был — он не думает о последствиях. Мы сегодня получили письмо…

Полисмен вытащил из папки лист бумаги и протянул Джеку. Тот взял его двумя пальцами, но смотреть не стал.

— Ксерокопия, — пояснил инспектор. — С оригиналом работают эксперты. Почерк, чернила…

— Полагаю, оно от П-плотника? — уточнил Джек. — Кому адресовано?

— Тебе, — сказал старший инспектор.

Джек взглянул на лист ксерокопии. У Плотника оказался строгий ровный почерк, будто каждую букву он писал по прописи. Ни единой помарки или неровного штриха. Плотник был взбешен — Джек читал это между строк. Но в письме он оставался предельно отстраненным.

«Дорогой Джек!

Я огорчен, узнав, что вы влезли в дело, о котором не имеете ни малейшего представления. Принимая во внимание, что жертвой вашей глупости стал один из моих близких друзей, я вынужден пойти на ответные меры.

Мой ответ вы найдете в Дронтовом тупике. Полагаю, это не составит особого труда. Смею надеяться, на этом досадный инцидент будет исчерпан и в дальнейшем не повторится».

Джек посмотрел на инспектора.

— Письмо д-доставили сегодня?

— После чая. Лежало на столе начальника полиции, — сказал Лупс. — Черт знает, откуда оно взялось. Поползли слухи, что кто-то из наших — морж. Говорят, назначили проверку личного состава.

— Ясно, — протянул Джек. — Он д-думает, устранения его… близких д-друзей — моя работа…

— Не он один. Половина города так думает.

— Сегодня утром, — сказал Джек. — Выходит, про второго моржа он не знал? Очень мило…

Он сложил письмо пополам. Потом еще раз. Джек знал, что история коснется его. Но не рассчитывал, что все повернется таким образом. Глядя в его лицо, инспектор напрягся.

— Значит, Д-дронтов тупик? — сказал Джек.

Лупс кивнул.

— Ты нам поможешь?

5. На кого похож Плотник

Все знают, как выглядит Плотник. Спроси любого на улице, он расскажет.

Плотник высокий, выше любого человека, и бледный как смерть. Его волосы белее снега и висят сосульками; глаза у него цвета сливочного масла. Его ботинки громко скрипят. Если ночью в темном проулке услышишь «скрип-скрип» — беги. Плотник рядом. Нельзя прятаться, спрячешься — он тебя найдет. Всегда. Его клеенчатый передник заляпан кровью, но свои инструменты он моет до зеркального блеска.

На самом деле Плотника никто не видел.

6. Послание Плотника

Дождь бил наотмашь, хлестал по городу упругими струями. Крупные капли барабанили по ржавым крышкам мусорных баков. По асфальту неслись потоки воды, увлекая за собой флотилии окурков, сигаретного целлофана и бумажек. Вскипая желтой пеной, вода кружилась вокруг решетки канализационного люка и убегала в подземные страны.

Это был темный и грязный проулок в дурном районе. Ни дверей, ни окон; заканчивался он высокой кирпичной стеной, увитой клубами ржавой проволоки. Вдоль стены стояли пять мусорных баков. Толстая крыса копошилась среди отбросов. Вдруг она вздрогнула и замерла. Что-то в мире было не так. К привычному кислому запаху помойки примешались новые нотки — тонкий аромат дорогой парфюмерии, а поверх него — густой и липкий запах крови. Даже хлещущий дождь не мог их смыть.

В начале проулка послышались шаги. Крыса юркнула за останки картонной коробки. По стене пробежало пятно желтого света, расплываясь на влажном кирпиче. Луч фонаря выхватил намалеванную белой краской надпись «Лев — Чемпион!», и из темноты появились две диковинные фигуры.

В сумраке их можно было принять за пришельцев из космоса. Селенитов, спустившихся посмотреть на нижний мир. У них были конусообразные тела и огромные вытянутые головы, посреди лба сверкал серебряный глаз размером с яйцо. Но вскоре стало понятно, что это не глаз, а форменная кокарда на полицейском шлеме, тела же кажутся такими из-за длинных непромокаемых плащей. Всего лишь пара констеблей городской полиции.

— Это здесь? — спросил констебль, который держал фонарик. Он был моложе напарника, почти мальчишка. Второй констебль, тощий и с седыми усами, кивнул.

— Дронтов тупик, — сказал он. — В письме сказано, что здесь…

— И где этот чертов ответ? — сказал молодой констебль. Вода струйками стекала со шлема, бежала по щекам, отчего казалась, что полисмен плачет. Констебля это бесило, и он то и дело утирал лицо рукавом.

Луч фонаря вернулся к граффити.

— Думаешь, он хотел сообщить, что болеет за «Львов»? У них и без того дела хуже некуда…

— Плотник не любит крокет, — отрезал усатый. Только предположение, но старший констебль не сомневался, что так оно и есть. Плотник и простые радости жизни несовместимы. — Надо искать в отбросах, — сказал он, указывая пистолетом на баки.

Они пошли вдоль стены, с грохотом откидывая крышки и сбрасывая на землю верхний слой мусора. Глубже лезть не хотелось, но это было в духе Плотника — унизить полицию, заставить с головой зарыться в помои.

«Ответ» нашли в четвертом баке. Младший констебль заглянул внутрь и отпрянул. Его напарник едва успел поймать крышку, прежде чем та захлопнулась.

— О боже! — младший констебль прикрыл рот ладонью.

Поверх смятых газет, картофельных очисток, огрызков и костей лежало большое блюдо в виде створки раковины. А на блюде — голова девушки, лист салата и спираль темного соуса.

Луч фонарика отплясывал кадриль на крышке бака. Младший констебль не сразу сообразил, что причина — дрожащие руки. Напарник молчал, тяжело дыша сквозь сжатые зубы.

У нее были белые волосы. Даже сейчас они вились, а на солнце наверняка пушились белоснежным облачком. Как пух одуванчика. Широко открытые глаза, большие и влажные… На уголке губ застыла капелька крови.

— Красивая, — сказал констебль.

— Угу, — подтвердил напарник. — Не повезло…

Он достал из кармана пачку «Кэмела».

— Держи, — сказал он. — Помогает. Твоя первая?

Констебль кивнул. Кадык ходил ходуном; полисмен едва сдерживал приступы тошноты. Не от отвращения — Плотник работал чисто, — от ужаса случившегося. Слишком легко представить на месте жертвы знакомую, подругу или сестру.

— Д-доброй ночи, — раздался за спиной вежливый голос.

Младший констебль закричал. Вопль сорвался на хрип. Крышка мусорного бака с грохотом захлопнулась. Второй констебль отпрыгнул, выхватывая пистолет.

— Не двигаться! — заорал он. — Руки на голову! Лечь на землю!

Его напарник, путаясь в ремнях и застежках, также вытащил оружие.

Незнакомец не шелохнулся. С легким недоумением он смотрел на полисменов.

Он был без плаща и шляпы — неподходящий вид для прогулок под дождем. Мятый, насквозь промокший костюм казался темнее, чем был, узел тонкого галстука съехал набок, к ботинку прилип обрывок газеты. Незнакомец выглядел растрепанным, рассеянным и немного задумчивым. Он часто моргал и щурился от дождевых капель. Точно не морж.

— Тебе сказали — руки за голову! — рявкнул младший констебль. Для пущей убедительности он взмахнул пистолетом.

Незнакомец закатил глаза.

— Все в п-порядке, — сказал он, показывая зажатый в ладони блестящий жетон. Кисло улыбнулся.

Первым опустил пистолет усатый. Неумело выпрямился и подтянул живот.

— Прощу прощения, — сказал он. — Не узнали.

Незнакомец отмахнулся. Младший констебль посмотрел на напарника и тоже убрал оружие.

— Вы нашли п-послание? — спросил незнакомец. Не дожидаясь ответа, он шагнул к мусорному баку.

— Так точно, — выдохнул старший констебль. Он услужливо приподнял крышку.

— Плотник — настоящее чудовище, — сказал он. — Ей бы жить и жить, а теперь…

В сердцах констебль сплюнул. Незнакомец промолчал, не спуская глаз с головы на блюде. Младший констебль пристально всматривался в его лицо. Он не понимал, кто это. В участке он этого типа не видел. Но, похоже, важная шишка, раз напарник так выделывается. У незнакомца были странные глаза — дымчато-серые, словно лоскутья тумана. Глаза цвета привидений. Чувствуя себя неуютно, полисмен отвел взгляд.

— Р-раковина, — пробормотал незнакомец. Коснулся темной спирали, облизал палец. — И устричный соус.

Он потер кончик носа.

— Устричный соус б-был лишним… — наконец сказал он, отстраняясь, и пошел прочь из Дронтового тупика. Не попрощался и не отдал распоряжений, будто забыл, что он не один. Оба полисмена остались у баков.

— Это кто? — младший констебль насупился. Он вытер капли со лба, провожая взглядом сутулую фигуру.

Его напарник тихо хрюкнул.

— Ну ты даешь! — сказал он. — Это Джек!

7. Пять мифов о Джеке

Говорят, Джек убил Бармаглота. Это неправда. Бармаглот до сих пор жив. Просто он находится там, где его никто не найдет. Оно и к лучшему.

Говорят, Джек стреляет лучше всех в городе. С трехсот шагов, не целясь, попадает в пенни. Стреляет с завязанными глазами, ориентируясь на звук. Пистолет он выхватывает так быстро, что противник не успевает глазом моргнуть. Может, так оно и есть. Но, чтобы проверить, нужно, чтобы Джек хоть раз в жизни взял в руки оружие.

Говорят, Джек — гений маскировки. Он способен прикинуться кем угодно: уличным бродягой, селенитом, моржом, деревом, официанткой из соседнего кафе. По слухам, когда Королева решила отдохнуть от дел, Джек замещал ее целый месяц, и никто не заподозрил подмены. Ерунда, конечно. Джек никогда и никем не прикидывался.

Говорят, ни в коем случае нельзя смотреть Джеку в глаза. Иначе — сойдешь с ума или потеряешь душу. Или всю жизнь будут сниться кошмары. Версии ходят разные. Доля правды в этом есть — сколько ни всматривайся в глаза Джека, своего отражения там не увидишь. Еще Джек не отражается в зеркалах. Правда, это не миф.

Ходят слухи, будто у Джека роман с одной герцогиней. Она платиновая блондинка со строгим лицом, умеет красиво ругаться и курит тонкие сигареты. Она носит обтягивающие платья из черного шелка, длинные перчатки и шляпки с вуалью. Только такую женщину можно представить рядом с Джеком. Ее зовут Гертруда, или Лорина, или Лили. А может — Алиса, и она не герцогиня, а настоящая принцесса.

На самом деле девушку Джека зовут Джил.

8. Все не так

— Джил, ты не представляешь… — Джек поставил диктофон на паузу.

Он был единственным посетителем ночного кафе. Официантка — толстая женщина лет сорока — протирала тряпкой пластиковые столики. Красные и белые, расставленные в шахматном порядке. Засыпая на ходу, официантка бродила между ними одинокой фигурой, которую забыли убрать с доски. В конце барной стойки стоял телевизор. Из динамиков доносилось шипение, похожее на шепот десятка голосов. На экране, пробиваясь сквозь статическую рябь, крутилась бессмысленная нарезка черно-белых мультфильмов — ископаемых серий Микки-Мауса или морячка Папая. Кусочки не длиннее пары секунд, не связанные между собой. Изредка мелькали цветные кадры — обрывки репортажей об уличных беспорядках со всего света.

— Джил, я устал. — Джек нажал на кнопку, и диктофон зажужжал, вращая крошечную кассету. — Кажется, еще чуть-чуть, и я сойду с ума. Если бы не ты, я бы давно это сделал. Честно — здесь так легче…

Он потянулся к стоявшему перед ним стаканчику с кофе, но передумал.

— На первый взгляд здесь почти как дома. Вроде я тебе рассказывал? Но дьявол в деталях. Дело не в том, что солнце тут встает на западе. Здесь все не так…

Джек задумался.

— Слишком много похожего, но оно кривое и неправильное. Я думаю, гораздо было бы легче если б это оказался полностью другой мир. Как в книгах — драконы, рыцари, злые колдуны…

Он замолчал. Официантка подошла к телевизору и пару раз повернула ручку переключения каналов. На экране ничего не изменилось.

— Дьявол в деталях. Я тебе рассказывал о приеме у Королевы? У нее тоже есть собаки, корги, как положено… Этих собак сотни, а то и тысячи. Дворец кишит ими, как помойка крысами. И никто их не замечает. Это в порядке вещей! Проклятье… Извини.

Из окна виднелся внутренний двор, огороженный кирпичной стеной. Крупные капли барабанили по стеклу, сбегая блестящими дорожками. На противоположной стене горел фонарь в металлической сетке. Маслянистый желтый свет расплывался зыбким гало.

Под фонарем свернулось калачиком огромное создание с длинной черной шерстью. Джек не видел ни головы, ни лап, ни хвоста. Только груду колышущейся шерсти — существо грузно ворочалось во сне. Размерами оно было с носорога. И так здесь везде.

Раньше Джек думал, что особенность этого мира в том, что обыденное и необычное здесь уживаются друг с другом. Потом он понял, что ошибался. Они не «уживались», поскольку это слово, так или иначе, подразумевает противопоставление одного другому. Об этом и речи не шло.

— Я не могу понять здешней логики. Она есть, я чувствую. Но… Смотри, возьмем для примера людей-устриц. Тут есть и такие. В нашей с тобой логике возможно три варианта — либо человек, либо устрица, либо что-то среднее. Например, человекоподобное существо, живущее в раковине. В логике этого мира возможен и существует четвертый вариант. Человек-устрица — и человек, и устрица; обоими качествами он обладает в полной мере. В математике и физике…

Джек потер виски. Джил не математик и не физик. Нужен наглядный пример…

— Или известная история с грибом. Ты помнишь — «откусишь с одной стороны — подрастешь, с другой — уменьшишься!». Отбрось биологию, физику, законы сохранения — не это важно. Допустим, гриб обладает свойством уменьшать… Но если взять другой кусочек того же гриба, действие будет прямо противоположным! Выходит, один объект обладает взаимоисключающими свойствами. У меня голова идет кругом.

Существо за окном заворочалось, перекатываясь на другой бок, оставаясь той же грудой черного меха. До Джека донеслись отголоски раскатистого храпа. Некоторое время Джек смотрел в окно. Дома он бы видел свое отражение — бледное лицо, искаженное потоками воды. Но здесь было пусто, будто его не существовало.

— Я скучаю, Джил, — сказал Джек. — По тебе. И по себе тоже. Смешно, но я забыл, как выгляжу. Представляешь? Я слишком давно не видел своего лица. Зато…

Диктофон щелкнул, пленка кончилась, оборвав его на полуслове. Джек отмотал на начало. Если верить Бармаглоту, так письмо дойдет до Джил.

Джек не знал, в каком виде она его получит. Может, это будет запись на автоответчике, или тихий голос в телефонной трубке, или… Гадать бессмысленно. Да и доходят ли до Джил эти послания? Доверять Бармаглоту нельзя. Ему ничего не стоило соврать, исказить факты или утаить что-то важное. С той же вероятностью он мог сказать чистую правду. Зависело лишь от желаний Бармаглота. И целей.

Кофе в стаканчике остыл. Джек к нему так и не притронулся.

9. Человек-Устрица под дождем

Лампочка уличного фонаря громко хлопнула, осыпалась стеклянным крошевом и голубыми огнями. Падая в лужи, они шипели; над головой послышался треск. По проводам заплясали искры, и мгновение спустя погас следующий фонарь. Потом — еще и еще.

Девушка в красном пальто остановилась, а лампочки продолжали взрываться цепочкой коротких замыканий, пока вся улица не погрузилась во тьму. Дождь усилился, провода загудели под напором ветра. Мимо, стуча, прокатилась жестяная банка.

Уже четверть часа девушка не видела ни одного человека. Казалось, дождь вымыл из города всех жителей, унес вместе с потоками воды. И сейчас они оказались где-то очень далеко, на крошечном острове. Сидят мокрые, продрогшие и не знают, как согреться.

Девушка шла мимо высоких домов с темными окнами, мимо брошенных посреди маршрута трамваев — внутри мигал голубоватый свет, освещая запотевшие окна и пустые ряды деревянных скамеек. Перебегала от одного фонаря к другому по пятнам света, точно играла в классики. Почему-то казалось: если она будет соблюдать правила этой несложной игры, с ней ничего не случится.

Но фонари погасли. Сильный порыв ветра вывернул зонт наизнанку, дернул из рук. Девушка пробежала несколько шагов, не в силах совладать с непогодой. Глаза слезились от капель. Дурацкая работа! Могла же уйти три часа назад — давно была бы дома!

— Вам помочь? — раздался за спиной мягкий голос.

Девушка вздрогнула. Страх, холодный и липкий, сжал горло, задушив крик. Подло воспользовавшись слабостью, ветер вырвал зонт. Подпрыгивая, тот помчался вверх по улице, царапая спицами асфальт. Кто-то тенью мелькнул мимо девушки и устремился следом.

Нужно было бежать, но девушка осталась стоять, глядя, как незнакомец грузно топает по лужам. Он догнал беглеца, поймал и высоко поднял над головой. Победно вышагивая, вернулся к девушке.

— Держите, — сказал незнакомец. — Полагаю, это ваше? Да уж, погода стоит ужасная…

У него было широкое доброе лицо и пышные бакенбарды. Дождя он не замечал, хотя дорогое пальто промокло насквозь.

— Хорошо, что я оказался рядом. Неприятно в такую погоду остаться без зонта. Вы могли простудиться…

Собравшись силами, девушка взяла зонт.

— Я пойду, — сказала она. — Я опаздываю, и… Спасибо, что помогли.

Она заставила себя улыбнуться. Это было ошибкой.

— Вас проводить? — сказал незнакомец, бесцеремонно беря ее за локоть. — В такое время прекрасной даме не стоит гулять в одиночестве…

— Нет, — девушка дернула рукой. От улыбки не осталось и следа.

На лице незнакомца отразилось искреннее удивление, невинное и обиженное. Он стал похож на ребенка, у которого отняли игрушку. Девушка без всяких причин почувствовала себя виноватой.

— Я спешу, — промямлила она и, прежде чем незнакомец опомнился, зашагала прочь.

Не прошло и минуты, как он догнал ее. Девушка напряглась, но не побежала. С некоторым удивлением она призналась себе, что незнакомец ей даже симпатичен.

— Прошу прощения, если я вас напугал, — сказал он. — Честное слово, это не моя вина! Это погода и погасшие фонари. Если б нам довелось встретиться в другой обстановке, у вас бы и мыслей не возникло… К тому же нам по пути, так почему бы не пойти рядом?

Он вежливо держался на отдалении, но так, чтобы девушка не подумала, что он ее преследует. Шагом ближе, шагом дальше — она бы не выдержала.

— С чего вы взяли, что нам по пути? — резко сказала девушка.

— О! — незнакомец улыбнулся. — Прямая улица, без поворотов, идем мы в одну сторону… А может статься, нам будет по пути и до вашего дома? Вы не подумайте, я не навязываюсь, но всякое бывает? Хотя, боюсь, мне так не повезет…

Незнакомец вздохнул.

Из тени дома выступила высокая фигура и двинулась им навстречу. Ветер трепал полы длинного плаща, лицо почти светилось в темноте. Раковина плавно открывалась и закрывалась, обнажая розоватую мякоть.

Этого девушка вынести не смогла. Завизжав что было мочи, она бросилась к своему спутнику. Сильная рука обняла ее за плечи.

— Не бойтесь, милая, — сказал незнакомец. — Это же устрица! Они безвредны. Одно слово — моллюски. Пойдем…

Человек-Устрица шагнул, преграждая им дорогу. Лицо его было отстраненным, смотрел он за спину девушки.

— Приятель, будь любезен, уйди с дороги. Я могу закрыть глаза на то, что вы напугали мою спутницу — полагаю, это недоразумение. Но если вы так поступили нарочно, придется вас вздуть…

Человек-Устрица достал из кармана пистолет и трижды выстрелил в упор.

Девушка отпрянула, чувствуя на щеке теплые и липкие капли машинного масла. Морж — теперь не осталось сомнений — пошатнулся. Половина лица превратилась в дыру, сквозь которую виднелись крутящиеся шестеренки да желтая полоска перфоленты.

— …вас вздуть… придется…

Морж шагнул навстречу Человеку-Устрице. В ответ прозвучало три выстрела.

С громким «уф!» голова моржа развалилась на части. На асфальт посыпались детали, облачко пара взвилось над обрубком шеи. Морж дошел до стены, уперся в нее и продолжил шагать на месте.

Девушка не замечала, что сидит в луже, а к лицу прилип скользкий обрывок перфоленты.

— Это… — слова застряли в горле.

Человек-Устрица даже не взглянул на нее. Створки раковины плотно сомкнулись. В ближайшем доме одно за другим загорались окна.

Девушка попыталась подняться. В голове безумным калейдоскопом сменяли друг друга картинки: устрица, морж, пистолет, зонт… Как собачка он бежал вслед за Человеком-Устрицей. Морж, пистолет, устрица… Или?

— Джек! — закричала девушка. — Джек!!!

Человек-Устрица прибавил шагу.

10. Анализ фактов

…НОВЫЕ ПОДВИГИ ДЖЕКА… ДЖЕК ВСЕРЬЕЗ БЕРЕТСЯ ЗА МОРЖЕЙ… ДЖЕК СНОВА В ДЕЛЕ… ДЖЕК СПАСАЕТ ДЕВУШКУ… ДЖЕК…

Газетный киоск пестрил заголовками, как цирковая афиша.

Когда-то давно Джек выдумал теорию о родстве газет и цветочных букетов. Яркие заголовки, большие буквы и кричащие фразы — это упаковка, зеркальный целлофан и ленты. По большому счету, она не нужна, хорошие цветы купят и так; а главный товар, истинные цветы — это новости. Они бывают разные: пышные пионы, которые любят старые девы, и хрупкие нарциссы для юных девиц. И то и другое — дворцовые слухи и сплетни, но пионы цветут долго, а нарциссы вянут за один день. Есть лилии, маргаритки или астры — цветы на любителя: спорт, автомобили, политика, секс, мертвецы…

Однако есть цветы, которые берут независимо от предпочтений. Например, красные розы. Джек и есть красная роза; все любят сплетни про Джека. Ну а если роза на самом деле белая, ее можно и перекрасить.

Это из-за Бармаглота. Все знают, что Джек избавил город от чудовища. Достаточно, чтобы превратить его супергероя. Сначала Джек раздражался, потом научился не замечать. Но как бы он ни прятался от славы, она цеплялась за него, точно репей.

История Бармаглота, как снежный ком, обрастала пугающими подробностями, пока последние крупицы правды окончательно не потерялись за слоями домыслов. Джеку стали приписывать и другие подвиги, к которым он не имел отношения. Что-либо отрицать было бессмысленно; полиция и та порой была уверена, что за раскрытием того или иного дела стоит именно Джек. Даже Плотник принял эти байки за чистую монету.

При этом Джека никогда не узнавали на улицах. Статьи о Джеке выходили каждый день, но ни одно издание не удосужилось напечатать фотографию. Джека нельзя сфотографировать.

— Б-будьте добры, — Джек протянул газетчику шиллинг. — «Таймс».

Продавец — старикашка с огромным шевелящимся родимым пятном на шее — швырнул ему газету и поморщился.

Джек только пожал плечами. Он подозревал, что выглядит не лучшим образом — после прогулок под дождем и бессонной ночи. Трудно привести себя в порядок без зеркала.

Вымытые дождем улицы сверкали золотыми лужами. Утро окрасило крыши сиреневыми тонами и солнечными зайчиками разбивалось в окнах верхних этажей. Город выглядел радостным и светлым. Будто и не было ночных ужасов, таинственных убийств, отрезанных голов. Но утро проходит.

С газетой под мышкой Джек шел по бульвару. С миндальных деревьев осыпались цветы. В лужах плавали белые лепестки. Команды этих корабликов составляли крошечные, не больше ногтя, полупрозрачные существа с черными глазками. Вдоль бульвара, на чудных скамейках из гнутой бронзы, сидели бородатые старички, похожие, словно две капли воды. Они играли в шахматы и, как заметил Джек, — одну и ту же партию.

Он с трудом нашел свободное место. Развернув газету, Джек прочитал статью о ночном происшествии.

Итак, еще один морж устранен. Счет три один в пользу неведомого убийцы. Конечно, если не брать в расчет предыдущие преступления Плотника — на этом фоне подвиги Человека-Устрицы выглядели скромно. Тем не менее ему везет: три моржа за неделю. В лучшие времена полиция не добивалась таких успехов. Не удивительно, что Плотник всполошился. Сколько у него «близких друзей», не знает никто, но, очевидно, не так много, чтобы мириться с потерями. Значит, он ответит.

Джек не знал, чем руководствовался Человек-Устрица, затеяв эти устранения, но догадывался, как будет отвечать Плотник. Первое убийство было предупреждением. Игра не особо понравилась Плотнику, но он принял ее правила и теперь будет играть на повышение. Ответом на второе устранение станут два кровавых «послания». Три на третье… Если повезет и Плотник будет поднимать ставки в арифметической прогрессии, стоит ожидать минимум пяти убийств. Отрезанная голова на блюде — цветочки по сравнению с тем, на что способен Плотник.

Про «послание» в газете не было ни строчки, полиция старалась держать информацию под контролем. Оно и понятно. Если история всплывет, последствия могут быть непредсказуемыми. Кто-то из полицейской верхушки точно лишится места. Хорошо, если не дойдет до уличных беспорядков, как во времена Бармаглота.

Джек выругался. Самое плохое, у него почти нет зацепок на следующий ход Плотника. На «послание» из мусорного бака здесь не опереться — оно носит издевательский характер. Блюдо в форме раковины, устричный соус… Если читать грубо, не вдаваясь в кулинарные изыски, выходило что-то вроде: ты прикинулся устрицей, но устрицы — это еда, которой место на помойке. Плотник лишь указал Джеку на его место.

Беда в том, что Плотник думает — партия разворачивается между ним и Джеком. Настоящего Человека-Устрицу он не берет в расчет, идя на поводу мнимой славы. А газетные сплетни играют ему на руку. Меж тем, хотя Джек и получил послание Плотника, оно было адресовано не ему.

Вариантов у него немного. Вычислить следующую жертву и сыграть на опережение? Здесь Джеку не хватало данных. В преступлениях Плотника была система, свой извращенный смысл. Но разгадать эту систему еще никому не удалось.

Ясно, что под большей угрозой находятся те девушки, которых Джек якобы спас. Плотник наверняка попытается показать бессмысленность «устранений»: мол, рыпайся, не рыпайся, от судьбы не уйдешь. А значит, его можно подловить.

Однако из пяти возможных жертв Плотника известна лишь одна — героиня сегодняшних выпусков новостей. Благо у полиции хватило ума надавить на газетчиков, и фотографию девушки не опубликовали. Но ограничиться тем, что установить наблюдение и ждать, когда за ней придет Плотник, значит подписать приговор остальным. Джек на это пойти не мог. Ее нужно взять под охрану, но с этим справится и полиция.

Другой вариант — найти Человека-Устрицу. В игре минимум три игрока, и нужно знать всех. Три «устранения» за неделю не случайность. Человек-Устрица научился безошибочно определять моржей — задача, над которой полиция билась который год. А где моржи, там и Плотник… Распутывая клубок, главное — найти верную нитку.

В голове начал вырисовываться план. Сперва стоит наведаться в Город Устриц. Но одному туда лучше не лезть. Слишком легко свернуть не в тот проулок и утонуть. Нужен проводник. К счастью, Джек знал, где его найти.

Он встал и засунул руки в карманы. Утренний ветер зашуршал страницами оставленной на скамейке газеты. На самом деле, существовал еще один вариант — обратиться к Бармаглоту. Джек его даже не рассматривал.

11. Как опознать моржа

Во-первых, морж толстый и грузный. В большом теле легче разместить детали и механизмы. Но это ненадежная примета.

Во-вторых, морж хорошо одет. Он предпочитает строгие костюмы и яркие галстуки, его ботинки начищены до блеска. Он пользуется дорогой туалетной водой. Костюм помогает скрыть нескладности фигуры, а парфюм перебивает запах машинного масла. Тоже ненадежная примета.

В-третьих, морж не моргает. Никогда. Но, чтобы это заметить, нужно смотреть ему прямо в глаза. Ни один морж не позволит этого сделать.

В-четвертых — жужжание механизмов. Если прислушаться, можно различить тихий звук, с которым трутся друг о друга шестеренки. Так же назойливо жужжит муха в соседней комнате. Поэтому морж говорит много и громко.

И, в-пятых, морж охотится на женщин. Он знает тысячу способов, как добиться их благосклонности. Морж обаятелен, ухожен и остроумен. Он умеет казаться беззащитным. Морж легко поддержит любую беседу: о женских туфлях, о дворцовых сплетнях, о брюссельской капусте. У него много денег, и он не скупится на подарки. Он дьявольски настойчив… Некоторые женщины, помоложе и поглупее, попадаются на эти уловки. Потому моржа часто можно встретить в обществе одной, двух, а иногда и трех дам. Но и это ненадежная примета.

Рассказывают, одна женщина решила, что ее муж — морж. Он был толстый и грузный, каждую неделю покупал себе новый галстук, а когда он храпел, из груди доносилось жужжание. И он не смотрел ей в глаза. По вторникам и четвергам он приходил домой очень поздно, а один раз жена нашла на одежде длинный черный волос. Приметы были налицо.

Однажды ночью жена взяла из кладовки молоток и проломила мужу череп. Правда, пришлось ударить пять или шесть раз, чтобы он замолчал. Потом она перетащила тело в ванную и залила лизолом.

Поймали ее, когда она принесла залитое кровью белье в прачечную. Приемщик позвонил куда следует. Тем же вечером к женщине пришли два констебля — хотели задать несколько вопросов. Они и нашли тело, которое как раз начало растворяться.

Когда женщину уводили, она отбивалась и вопила на всю улицу. До самого конца верила, что ее муж — морж.

12. Сад полковника Ван Белла

— КОНЕЧНАЯ!! — от вопля кондуктора в вагоне задрожали стекла. — Приехали, выходим…

Двери трамвая с шипением открылись. Кондуктор снова заорал:

— КОНЕЧНАЯ! ВЫХОДИМ!

Кроме Джека, пассажиров в трамвае не было, но кондуктора это не смутило. Он поправил съехавшую на затылок фуражку.

— Я долго буду ждать? Знаете, во что нам обходится минута простоя?

— Д-догадываюсь. — Джек поскорее вышел на улицу.

Это была окраина города, район заброшенных фабрик, пустырей и подпольных сыроварен, на которых работали селениты. В стороне от трамвайной остановки стояли деревянные столы, за которыми бывшие лунные жители резались в карты, попивая прокисшее молоко.

Когда Джек вышел из трамвая, селениты разом повернулись и застонали. Их вытянутые лица были так тоскливы и печальны, что Джеку стало неуютно. В огромных глазах блестели слезы. Один из селенитов разразился бурными рыданиями, вырывая из головы пучки жидких волос.

Джек всегда чувствовал себя неловко, встречая лунных жителей. Он не знал никого, кто выглядел бы более жалко. Каждый селенит был отмечен увечьем: безумный парад выбитых глаз, вывернутых конечностей, расколотых голов, скрепленных скобами… Падение с неба не проходит бесследно.

Одевались они абы как, будто не видели смысла в одежде. Для селенита ничего не стоило надеть рубашку задом наперед, шляпу наизнанку и всего один ботинок не на ту ногу. Считается, что так у лунных жителей проявляется тоска по утерянной родине. Каждую ночь они видят ее, катящуюся по небу, и ничего не могут поделать. Но Джек подозревал, истинная причина в том, что никто не объяснил им, как одеваться правильно. Все потому что, стоит пообщаться с селенитом пару минут, тебя охватывает волна такой меланхолии, что хоть в петлю лезь. Прецеденты имели место.

Селениты, всхлипывая, смотрели на Джека. Ни с того ни сего вспомнился дом — не на дереве, а настоящий. Тяжелая люстра, купленная на распродаже, занавески в шотландскую клетку, Джил, стоящая у окна… Джек прибавил шагу.

Он шел по лабиринту из бетонных заборов и проржавевших ангаров. От сильного сырного духа слезились глаза. Страшно подумать, что творилось на Луне. К счастью, вскоре Джек вышел на заросший сорняками пустырь и смог вдохнуть свободно. Ветер донес мелодичный перезвон.

Дом стоял посреди пустыря — двухэтажный особняк в колониальном стиле. Здание заваливалось набок, как корабль с пробоиной в борту. Крыльцо покосилось, в черепичной крыше зияли огромные дыры. Но все терялось на фоне сада.

Перед особняком росло десятка два корявых яблонь и вишен. Когда-то давно деревья сразила неведомая болезнь. Они усохли, стволы покрыл белесый налет, но хозяин особняка не стал их вырубать. На ветвях вместо плодов и листьев он развесил бубенцы, колокольчики, гонги всех размеров и видов. Ветви ломались, не выдерживая веса, и болтались на сухих ошметках коры. Но при малейшем ветерке колокольчики начинали перезванивать, пока не поднимался такой шум, что в округе разлетались все птицы.

На растрескавшейся двери белела табличка:

ПОЛКОВНИК БЕНДЖАМИН ВАН БЕЛЛ

ПУТЕШЕСТВИЯ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Прием по четвергам с 10:00 до 08:17

Дверной звонок заменяла бронзовая корабельная рында.

Джек замешкался. Пятница не приемный день, а полковник, по слухам, отличается крутым нравом. Но не ждать же следующей недели? Джек ударил в колокол, и тот разразился гулким «бом!». Ему ответили все колокольчики и гонги в саду. Из-за двери донесся бой башенных часов.

За перезвоном Джек не расслышал шагов, но дверь распахнулась, и на пороге возник длиннобородый старец в дырявой тельняшке и полосатом колпаке.

— Ты один? — спросил он безо всяких приветствий. Не дожидаясь ответа, за рукав втянул Джека в дом. Дверь захлопнулась. — За тобой не следили?! — проорал старец. — Ты проверил?!

— Следили? А кто-то д-должен?

Отпустив рукав Джека, полковник Ван Белл метнулся к окну и выглянул на улицу. Спустя мгновение он снова стоял перед Джеком.

— Эй! А ты откуда взялся? — спросил он. Джек не нашелся что ответить.

Лицо Ван Белла помрачнело. Вцепившись в колпак двумя руками, он натянул его на уши.

— Ты с ними заодно? — спросил он.

Джек замотал головой. Шаркая, полковник прошел к креслу-качалке посреди комнаты и рухнул в него. Старое дерево заскрипело. Ван Белл закрыл глаза и захрапел.

Джек остался один, посреди комнаты, заваленной ломанной мебелью и корабельным инвентарем. Повсюду виднелись компасы без стрелок, астролябии, чучела диковинных рыб, фрагменты снастей и, куда ни кинь взгляд, — грязные чашки.

Джек подошел к Ван Беллу и тронул его за плечо. Глаза полковника распахнулись. Он вскрикнул чайкой и замахал руками.

— Лучшие из лучших, — забормотал он. — Команда, о которой можно только мечтать! Где они?

Он уставился на Джека.

— Я тебя знаю? — строго спросил он. — Кого-то ты мне напоминаешь…

— Я Джек, — Джек понятия не имел, скажет ли это полковнику что-нибудь.

— Ты с ними заодно?

Беседа зашла в тупик.

— П-полковник, — сказал Джек. — Вы знаете дорогу в Г-город Устриц?

Ван Белл вскочил с кресла.

— Ты разбудил меня, — обиженно заявил он. — А я танцевал с медведем! Уже четверг?

— Нет, ч-четверг был…

— Приходи в четверг, — отрезал Ван Белл. — Я принимаю посетителей по четвергам.

Он принялся хлопать себя по карманам, пока не нашел плоскую фляжку. Сделав пару глотков, полковник вытер губы рукавом.

— Мой тебе совет, — сказал он. — Держись от них подальше, проживешь дольше.

— П-постараюсь, — пообещал Джек. — Вы знаете д-дорогу в Город Устриц?

— Они такие, — продолжал Ван Белл. — Появляются, когда их не ждешь, небо темнеет, а потом…

Полковник прошаркал к куче хлама в углу и зарылся в нее с головой.

— П-полковник! — напомнил о себе Джек.

— О! Опять ты. Я тебя помню… Уже четверг?

Джек вдохнул.

— Вы знаете д-дорогу в Город Устриц?! — проорал он.

Ван Белл потер ухо.

— Зачем так… Разумеется, я знаю дорогу куда угодно.

— Вы можете туда п-проводить?

— Так тебе в Город Устриц? С этого и надо было начинать!

Лицо Ван Белла стало неожиданно серьезным. Он принялся загибать пальцы и наконец подвел итог:

— Двадцать фунтов, ни пенни меньше. И нам нужен корабль.

13. Откуда взялись моржи

Говорят, моржей делает Плотник. Об этом даже в газетах писали. Для того он и похищает людей — вырезает органы, мышцы и кости и наполняет пустую оболочку шестеренками, гонит по латунным венам машинное масло, запускает сложные аналитические машины.

Только Плотник похищает девушек, а девушек-моржей не бывает… На самом деле никто не знает, откуда появились моржи. Кто штампует те шестеренки, которые жужжат внутри каждой механо-органической твари?

Но без Бармаглота здесь точно не обошлось.

14. Сборы

К выходу из дома полковник Ван Белл готовился основательно. Словно они собирались в кругосветное путешествие, а не в соседний квартал. Ван Белл метался от одной кучи инвентаря к другой, копался в них и тащил находки в центр комнаты. Джек не представлял, как эти вещи могут им помочь. Какой смысл в дюжине ржавых гарпунов, десятке мятых кастрюль или облезлой медвежьей шкуре? Последней каплей стало чучело бобра — полковник водрузил его на вершину горы бесполезных вещей.

— П-полковник! — крикнул Джек.

Ван Белл подпрыгнул. Он как раз тащил большую картонную коробку — дно провалилось, на пол посыпались кофейные чашки. Те, что не разбились при падении, погибли под башмаками Ван Белла.

— Кто здесь? — полковник ошалело уставился на Джека.

— Зачем это? — Джек показал на собранный Ван Беллом хлам.

Ван Белл дернул себя за бороду.

— Юноша, — сказал он. — Вы знаете, сколько достойных экспедиций погибло потому, что не подготовились как следует? Тысячи, а то и миллион.

— Да, но…

— В пути может случиться что угодно!

Отшвырнув пустую коробку, полковник схватился за толстый рулон брезента и поволок в общую кучу. Прошло не меньше получаса, прежде чем Ван Белл остановился и отряхнул руки.

— Готово, — гордо сказал он. — Можем идти.

Джек с ужасом смотрел на выросшую посреди комнаты гору. Она покачивалась, грозя рухнуть, погребая под грудами хлама всех и вся. Только чтобы вынести ее из дома, потребуется целый день.

Полковник подошел к двери и взял зонт.

— Пошли, — сказал он. — Долго тебя ждать?

Он вышел на крыльцо и огляделся, щурясь от яркого солнца.

— Вы не собираетесь б-брать все это? — Джек махнул рукой в сторону раскачивающейся горы. Ван Белл смерил его сочувственным взглядом.

— На кой черт оно нам сдалось?

— Но, — Джек поморщился. От проявлений местной логики у него начинала болеть голова, — зачем тогда вы все это с-собирали?

— Ты путаешь разные вещи, — сказал Ван Белл. — Подготовку к экспедиции и саму экспедицию. Процесс и конечный результат.

Он с силой захлопнул дверь. Раздался чудовищный грохот. Раскрыв зонт, полковник зашагал к трамвайной остановке. Колокольчики в саду провожали его печальным перезвоном.

Хотя на небе не было ни облачка, Ван Белл не стал закрывать зонта. Он крепко прижал его к себе, похожий на тощую поганку с дырявой черной шляпкой и полосатой ножкой. Время от времени полковник выглядывал наружу, осматривая небо.

— Затаились, значит, — хмуро бормотал он. — Решили застать врасплох? Ха-ха… Ничего не выйдет! Полковника Ван Белла так не возьмешь…

Нервозность Ван Белла передалась и Джеку. Он стал озираться, хотя не знал, чего стоит опасаться. Бармаглота ведь больше нет… Или Ван Белл не знает? Но полковник должен понимать: прятаться от Бармаглота под зонтом — бессмысленно.

Вдалеке вскрикнула галка. Ван Белл замер.

— Что слу… — начал Джек. Ван Белл рванулся к нему и зажал рот ладонью. Выпученные глаза вращались. Беззвучно открывая рот, Ван Белл что-то сказал. Джек замотал головой, показывая, что не умеет читать по губам. Снова крикнула галка.

Вал Белл сорвался с места. Вцепившись в рукав, он потащил Джека за собой.

— Быстрее, — выдохнул он. — Пока нас не заметили.

Для своего почтенного возраста полковник бегал на удивление резво. Когда они добрались до ангаров, Джек запыхался, а Ван Беллу хоть бы что. Нырнув под выступающий козырек, он прижался спиной к стене. Прошло минут пять, прежде чем полковник позволил себе пошевелиться.

— Обошлось, — прошептал он. — Но будь осторожнее. Помни — они рядом.

— Что с-случилось? — сказал Джек.

Он потер плечо, которым ударился о стену ангара. Ван Белл осмотрел его с головы до ног.

— Ты с ними заодно?

— Нет.

— В нашем деле главное — следить, что у тебя над головой, — строго сказал полковник. — Они приходят сверху.

— Да кто?! — не выдержал Джек.

Полковник посмотрел на него как на идиота.

— Птицы, — сказал он. — Клюв, перья и крылья. Слышал про таких?

— И чем они опасны? — На ум пришли образы из известного фильма, но даже здесь Джек ни разу не видел, чтобы птицы так себя вели.

— Всем, — отрезал Ван Белл. — Лучшие из лучших, команда, о которой можно только мечтать… И всё по их вине!

Он сплюнул и погрозил кулаком чистому небу.

— И что? Думаешь, они остановились? Нет! Они жаждут моей крови. Но полковник Бенджамин Ван Белл не сдается!

Из-за угла появилась группа селенитов, катя огромный круг сыра. Завидев Джека и Ван Белла, они резко остановились и разразились громкими рыданиями. Один из селенитов рухнул на колени и принялся посыпать голову пылью, другой рвал на груди остатки одежды. Полковник поднял с земли камень и швырнул в лунных жителей.

— Пошли прочь! — заорал он. — Нечего тут нюни разводить!

Селениты бросились врассыпную, мигом забыв про сыр. Но громкие рыдания слышались и после того, как лунные жители скрылись из виду. Полковник брезгливо отряхнул руки.

— Повезло мне с соседями. Хуже только птицы…

— По мне, так они б-безвредны, — заметил Джек.

— Ха! — сказал Ван Белл. — А ты умрешь в этом приключении. Боюсь, именно тебя они и оплакивали.

15. Бармаглот просыпается

Джек закрывает глаза и видит комнату. Старый, заброшенный склад глубоко под землей, ровные ряды металлических стеллажей. Тусклые электрические лампы тихо гудят. Издалека доносится перезвон трамвая и болтовня Ван Белла. Джек почти не слушает, о чем говорит полковник, это не важно. Сейчас они едут в трамвае. Сейчас он идет по заброшенному складу.

Джек идет вдоль полок, заставленных диковинными и страшными вещами. Раньше он боялся, но теперь привык. Если можно привыкнуть к огромным банкам, в которых плавают человеческие головы. Они живы — медленно моргают и шевелят губами. В грязно-желтом формалине вскипают пузыри. От холода на полу и стенах выступил иней. Дыхание вырывается облачком пара.

Джек идет мимо эмалированной ванночки, в которой копошится похожее на тритона создание с широкой мордой. Там, где у существа должен быть хвост, грубыми стежками пришита женская рука с длинными ногтями. Красный лак облез, шелушится струпьями, но бриллианты в перстнях сверкают по-прежнему ярко. Рука скребется о ребристое дно ванночки.

Джек не может на это не смотреть. Его глаза уже закрыты.

— Хуже всего — альбатросы, — говорит полковник Ван Белл. — Говорю как старый моряк — не связывайся с альбатросами…

— П-постараюсь, — отвечает Джек.

Странно разговаривать с человеком, которого не видишь. Еще страньше будет, если открыть один глаз. Тогда Джек одновременно будет видеть и подвал ужасов, и Ван Белла, развалившегося на трамвайной скамейке. Джек не хочет рисковать, он не знает, вынесет ли мозг подобное раздвоение. Он и без того готов сорваться с катушек от ужасов, которые творятся вокруг. Сойти с ума проще всего, а Джек не может себе этого позволить.

Он идет дальше. Со всех сторон доносятся всхлипы, стоны, сдавленный плач… Это не бессмысленные причитания селенитов. В этих стонах столько боли, ужаса и страдания, что мороз пробирает до костей. Ноги подкашиваются.

Можно заставить себя думать, что ничего этого не существует. Что подвал — игра воспаленного воображения, а не настоящий мир, существующий в отражении в его зрачках. Но легче от этого не будет.

Джек сворачивает за угол и оказывается на пятачке свободного пространства. Джек останавливается, не решаясь войти в круг серого света. Руки дрожат; приходится сжать кулаки, впиться ногтями в кожу. Джек знает — здесь с ним ничего не случится, но порой одного знания мало.

Здесь не горят лампы, а пол усыпан осколками битого стекла. На стене висит белый киноэкран размером с простыню. Проектора не видно, лишь доносится шипящее потрескивание. На экране мелькают отрывки из старых фильмов — «Кабинет Доктора Калигари», «Метрополис», «Олимпия», что-то из немецких экспрессионистов… Кино прокручивается на удвоенной скорости. Изображение то становится неестественно четким, то пропадает за пеленой царапин и затертостей пленки.

Слева от экрана на толстых цепях вращается окровавленная свиная туша. Ржавые крюки грубо вгрызаются, рвут на части розовую плоть. Под скрип цепей туша поворачивается из стороны в сторону. Пока Джек не понимает, что длинные русые волосы, заколотые деревянным гребнем, не могут принадлежать свинье. Тягучие темные капли падают в огромную лужу на полу.

Бармаглот лежит, опустив голову в эту лужу. Белесые усики-щупальца колышутся в такт могучему дыханию, и кажется, перед мордой чудовища копошится клубок червей. В кровавой луже вспучиваются пузыри.

Бармаглот спит на битом стекле, точно сказочный дракон на горе сокровищ. Бледно-зеленую шкуру покрывают бесчисленные порезы, сочащиеся сукровицей. Бармаглот проводит когтистой лапой по обвислому рыбьему брюху, оставляя глубокие царапины. В городе до сих пор верят, что Бармаглот не чувствует боли. Это неправда.

Длинный змеиный хвост щелкает по свинье, и туша начинает раскачиваться. Джек слышит едва различимые мольбы. Он молчит — любые слова комом встают в горле.

Джек не хотел сюда идти. Больше всего на свете. Но он не способен контролировать свои визиты. Он закрывает глаза и оказывается в этом месте. К счастью, в отличие от Бармаглота, он может отсюда выбраться. Осталось только пройти мимо чудовища. Джек делает неслышный шаг.

Бармаглот поворачивает голову. Пустые фасеточные глаза дробятся тысячами отражений. Глаза-стробоскопы… Бармаглот поднимает длинную шею, в которой, похоже, совсем нет костей, и смотрит на Джека.

Чудовище его не видит. Джек знает это — он не отражается в глазах-зеркалах. Знает он и то, что Бармаглот ему ничего не сделает. Иначе он сам перестанет существовать. Возможно, это единственное, чего боится чудовище, хотя никогда и не признается. Вместо этого Бармаглот притворяется, что Джек ему интересен.

Еще один неслышный шаг.

— Добрый день, друг мой, — голос Бармаглота звучит как скрип гвоздя по стеклу. — Я рад, что вы решили навестить меня. Давненько вы не заходили в гости…

Чудовище вскакивает, на костлявых лопатках дрожат рваные кожистые крылья. Слишком маленькие, чтобы поднять такую тушу, и все же Бармаглот отрывается от земли. Шея распрямляется, и голова Бармаглота оказывается в ладони от лица Джека. Из пасти несет плесенью и гнилью, меж кривых зубов застряли куски мяса. На пол стекает струйка пенистой зеленой слюны.

Джек смотрит в огромные глаза, в которых дробятся отражения подвала и в которых не отражается он сам.

— З-здравствуйте… — От чудовищного зловония трудно дышать. На глаза наворачиваются слезы.

— Очень хорошо, друг мой, что вы зашли ко второму завтраку, — говорит Бармаглот. — Могу ли я предложить вам чашечку чая?

Шея Бармаглота завязывается узлом. Уродливая голова исчезает среди стеллажей и появляется снова. В зубах трепыхается существо с огромными влажными глазами и крошечными пальчиками. Тонкий крик похож на писк комара. Джек открывает глаза, лишь бы не видеть, что случится дальше.

— …Я предупреждал, — говорит полковник Ван Белл. — Связываться с картами себе дороже. Но кто меня слушает?..

Джек моргает — лицо Ван Бела сменяет морда Бармаглота, как при неумелом монтаже. Джек считает до пяти и закрывает глаза. Бармаглот, того и ждавший, глотает несчастное создание живьем.

— Мерзость, — говорит Бармаглот. — На вкус как желе… Но полезно для желудка, что поделаешь.

Он вздыхает.

— Если вы, друг мой, не хотите чай, могу предложить отличный кофе. Вы же не откажетесь от чашечки кофе со старым приятелем? Мы так давно не виделись…

— С-спасибо, — Джек находит в себе силы говорить. — Я не г-голоден.

— Какая жалость, — говорит Бармаглот. — Но в хорошей беседе вы мне точно не откажете.

— ПОЖАЛУЙСТА!!! — дикий вопль раздается из глубин подвала. Эхо мечется меж стен.

— Как самочувствие Ее Величества? Как поживают ее собаки? — поджав лапы, Бармаглот садится. Теперь его не обойти.

— Неплохо, — отвечает Джек. — С-собак по-прежнему много.

Он прислоняется спиной к стеллажу.

— Замечательно! Как замечательно! А кто станет чемпионом в этом сезоне? Нет, не говорите! Лучше, друг мой, поставьте за меня двадцатку на «Единорогов».

Джек не знает, что сказать. Бармаглоту плевать на королеву и «Единорогов», и они оба об этом знают.

— Еще мне полагается спросить о погоде, но мы, как старые друзья, можем обойтись без формальностей?

— М-можем…

— Тогда сразу перейдем к делу. Итак, друг мой, что привело вас в мою унылую обитель?

— Я…

— Не говорите, что не знаете, — усмехается Бармаглот. — У вас есть вопрос, он вас мучает — не важно, хотите вы его задавать или нет. Итак?

— П-почему плачут с-селениты? — говорит Джек.

Бармаглот хохочет.

— Нет, друг мой. Это не тот вопрос, который привел вас сюда. Я на него отвечу и потом дам вам еще одну попытку. Селениты плачут оттого, что им жалко. В первую очередь — себя, потом остальных. Глядя на тебя, селенит видит тебя мертвым, знает, как ты умрешь…

— Значит, они могут п-предсказывать будущее?

— Можно сказать и так, — кивает Бармаглот. — У селенитов свои отношения со временем. Они не понимают, что было, а что будет. А теперь, друг мой, скажите, что вы хотите знать на самом деле?

Джек молчит. Он обдумывает последние слова Бармаглота. Выходит, полковник Ван Белл прав и ему суждено погибнуть в этом приключении? Возможно… Джек не испытывает страха. Эта смерть слишком абстрактна, чтобы в нее поверить.

Бармаглот не торопит, ему спешить некуда. Вывернув шею, чудовище смотрит на киноэкран. Среди нарезки черно-белых кадров начинают мелькать цветные вставки. Джек присматривается и узнает квартиру.

Отрывки слишком короткие, чтобы сложилась цельная картина. Рабочий кабинет, стол, заваленный книгами… Ванная, кто-то принимает душ за занавеской… Гостиная. Джил, свернувшись калачиком, лежит на кушетке. Клетчатый плед сполз на пол. Кто-то подходит и укрывает девушку… А следом весь экран занимает лицо Сомнамбулы с выпученными глазами.

Пленка обрывается. В воздухе слышится запах горелого целлулоида.

— Итак, друг мой?

— Откуда в-взялись моржи? — говорит Джек. — И кто такой Плотник?

Бармаглот выпрямляется.

— Это уже интересно, — говорит он. — Какая жалость, что вас зовут…

— Эй! — голос полковника звучит далеко и близко. — Приятель, ты не уснул?

— Надеюсь, в скором времени мы продолжим нашу беседу, — вздыхает Бармаглот. — Я буду ждать, друг мой. Я буду ждать…

Он отходит, открывая проход в закуток в конце подвала. Здесь стоит круглое зеркало, закрепленное на диковинном колесе из гнутой темной бронзы. Колесо вращается.

Джек подходит ближе. В зеркальной глади не отражается чудовищный подвал и Бармаглот, стоящий за спиной. Вместо этого Джек видит озадаченное лицо Ван Белла. Так близко, что, наклонись полковник еще немного, он стукнется лбом о стекло.

— Эй! Мы почти приехали!

— До скорой встречи, друг мой, — говорит Бармаглот.

Джек открывает глаза.

— П-прошу прощения. Кажется, я з-задремал…

— Я уже понял, — говорит полковник. — Приятель, ты знаешь, что разговариваешь во сне?

16. Почему Джек не может вернуться

Говорят, Джек в любой момент может вернуться домой. Достаточно пройти сквозь зеркало. Но он не спешит. Ему нравится в этом городе, здесь он нашел что хотел — славу, богатство, женщин. Зачем ему возвращаться?

Джек действительно знает, как вернуться. Конечно, это не так просто, как рассказывают, но в общих чертах именно так — нужно пройти сквозь зеркало.

Только вернуться он не может. Даже ради Джил. Из-за Джил. Потому что вернуться — значит подписать ей приговор, обречь на мучения, которые не представить. И не ее одну. Бармаглот не знает меры.

Схема проста. До тех пор, пока Джек не видит своего отражения, чудовище остается в плену его зрачков. Но стоит Джеку перейти зыбкую границу амальгамы, все будет кончено. Не важно, что послужит ключом — осколок стекла, лужа, дождевая капля, глаза Джил… Бармаглот будет свободен, уже по ту сторону зеркала. А там его ничто не остановит.

Джек не может позволить этому случиться. Пока.

17. Особенности памяти

— Смотри, — полковник толкнул Джека локтем. — Город Устриц… Бывал здесь?

— Внутри? Не п-приходилось.

Трамвай ехал вдоль одинаковых домов с желтыми стенами. Древняя штукатурка крошилась от влаги, в прорехах виднелся темный кирпич. Насколько знал Джек, от первоначальной застройки сохранились лишь внешние стены. Окна заколотили толстыми листами жести.

На первый взгляд попасть в Город Устриц проще простого — свернул, и ты внутри. На деле в игру вступал диковинный дуализм этого мира.

Люди жили в обычном городе, ходили по обычным улицам и дышали обычным воздухом. Все как везде — магазинчики и лавки, машины, припаркованные у тротуара… Толстый человек в костюме медведя раздавал прохожим листовки. Но при этом устрицы обитали под многометровой толщей воды. Если всмотреться, видно, как в глубине квартала уходят ввысь толстые стебли водорослей, а огромные рыбы скользят между домами. Зайдешь на такую улицу и мигом окажешься глубоко под водой.

Трамвай свернул на мост. Джек обернулся. Несмотря на солнечный день, Город Устриц окутывал густой туман. Чем дальше они отъезжали, тем бледнее становились очертания домов.

— Библиотека — к-кратчайший путь? — спросил Джек.

— Короче не придумаешь. И там нет птиц. Я рассказывал про зуйков? Такие черно-белые птички?

— С ними что-то не так? — рассеянно спросил Джек.

По правде говоря, он не помнил ничего из рассказов Ван Белла. Джек был занят несколько иной беседой. Самое отвратительное, что встреча с Бармаглотом прошла впустую. Не потому, что не хватило времени — Бармаглот сознательно не стал ничего рассказывать. Первую партию чудовище выиграло вчистую. Это будет тянуться и дальше. Теперь, зная, что интересует Джека, оно станет выдавать информацию по капле. Зачем сразу выкладывать козыри? Бармаглоту не интересно.

— Хуже альбатросов. Команда — лучшие из лучших… О! Смотри, мы подъезжаем к Библиотеке.

Полковник прижался к окну.

— Похоже на в-вокзал, — сказал Джек, глядя на высокое здание, сплошь темное стекло и железо.

Здание казалось знакомым, хотя Джек не смог вспомнить, откуда он его знает. В этом районе города он не бывал, значит, он видел его дома. Кингс-Кросс?

Джек вдруг понял, что не помнит, как выглядел Кингс-Кросс. Он давно заметил, что забывает очевидные вещи: лица соседей, ту или иную достопримечательность, сюжеты хрестоматийных книг… Одним туманным утром Джек не смог вспомнить ни единого такта из битловской «Help». В тот раз он по-настоящему испугался — того, что забудет Джил. И тогда все потеряет смысл.

— Что? — отозвался полковник. — А, это ты… Где мы?

Он закрутил головой, моргая совиными глазами. Джек вздохнул. Хороший ему достался проводник — если Джек забывал, что случилось давно, у Ван Белла были проблемы с кратковременной памятью. Идеальное сочетание.

— Подъезжаем к Б-библиотеке, — сказал он.

— Действительно… — полковник протер стекло рукавом. — Нам пора выходить. Готов?

Ван Белл вскочил. Лицо стало жестким.

— Все чисто? Ты проверил?

— Если вы о п-птицах, я не вижу ни одной…

— А голуби? — не унимался Ван Белл. — Здесь всегда полно голубей.

— Не сейчас, — сказал Джек.

На площади и в самом деле не было птиц. Словно чуя приближение Ван Белла, они убрались куда подальше.

— И чего ты ждешь?

Не церемонясь, полковник схватил Джека за ворот пиджака и потащил к выходу. Выскочив из трамвая, он, не сбавляя хода, припустил к Библиотеке. Глаза полковника бешено вращались — того и гляди выкатятся из орбит.

— Эй! — воскликнул Джек. Он запнулся о камень мостовой и едва не подвернул ногу. Полковник не обратил внимания.

К счастью, от Библиотеки их отделяли считаные метры. Ван Белл плечом толкнул двери и ввалился внутрь. Только тогда он позволил себе отпустить Джека.

— Уф… — выдохнул полковник. — Пронесло.

— Там не было п-птиц, — заметил Джек. Он поправил ворот.

— Значит, они могли быть где угодно… Ты, случаем, с ними не заодно?

Джек не стал отвечать.

Внутри Библиотека напоминала вокзал еще больше. Огромный зал, полный бессмысленно суетящегося народа. Все куда-то спешили, толкали тележки, груженные чемоданами и стопками книг, толпились вокруг окошек билетных касс. Голоса сливались в монотонный гул, прерываемый свистками паровоза.

При этом люди в толпе были удивительно похожи — невысокие, толстенькие, в круглых очках. И у каждого футболка с репродукцией из Луиса Уэйна. От мельтешения антропоморфных котов рябило в глазах. Джек растер пальцами виски, пока голова опять не заболела.

— И кто нам нужен? — спросил он.

— Как кто? Библиотекарь — кроме него здесь никого нет.

Джек оглядел суетящуюся толпу.

— А. Ну да… — это многое объясняло.

Полковник схватил за плечо ближайшего человека. Тот близоруко прищурился.

— Добрый день, чем…

— Нам нужна лодка, — перебил полковник. — Но не дырявое корыто, а хороший, надежный корабль.

— Разумеется, — кивнул Библиотекарь. — Зачем еще ходят в Библиотеку? По читательскому билету?

— По заданию к-королевской полиции, — Джек достал жетон.

— Значит, без билета, — сказал Библиотекарь. — Тогда залог пять фунтов.

— Он платит, — Ван Белл кивнул на Джека.

— В кассу, — сказал Библиотекарь. — Любое свободное окошко.

Кот на футболке весело подмигнул Джеку и облизнулся. Джек отпрянул; как ни старайся, но к таким вещам не привыкнуть.

Луис Уэйн, художник, который нарисовал этого кота, под конец жизни сошел с ума. Вместо котов, которые его прославили, он стал писать таинственные, лишенные смысла фрактальные узоры. В некотором роде Библиотека представляла собой воплощенный кошмар бедняги Уэйна. Библиотекари по сути тоже являлись фракталом. Живым, бесконечно дробящимся… В этом ключе коты Уэйна на футболках воспринимались как издевательство, одновременно напоминая о другой истории. Ухмыляющийся намек на то, что все здесь не в своем уме, и Джек в том числе.

Ван Белл уже шагал к билетным кассам, расталкивая суетящихся Библиотекарей. Или Библиотекаря, если быть точным. Они отлетали от полковника, как теннисные мячики от кирпичной стены, и спешили дальше, словно ничего не случилось. Джек старался не отставать от Ван Белла — в такой толпе стоит замешкаться, и окажешься совсем не там, куда собирался попасть.

— Ну? — сказал полковник, просунув голову в небольшое окошко. — Что там с лодкой?

— Я говорил, — сказал Библиотекарь, поправляя очки. — Залог пять фунтов, плюс цена билета.

Его было не отличить от того, с которым они уже беседовали. На столе громоздилась механическая касса-арифмометр с множеством кнопок и рукояток.

— Куда вы хотите попасть?

— В Г-город Устриц, — сказал Джек, доставая деньги.

Библиотекарь нажал пару кнопок, арифмометр звякнул. Из щели вылезли два кусочка желтого картона.

— Со сборами и пошлинами выходит двести пятьдесят фунтов.

— Чтобы п-попасть в соседний квартал?

— Если б все было так просто, вы бы сюда не пришли, — пожал плечами Библиотекарь.

С подобной логикой не поспоришь. Джек отсчитал требуемую сумму, благо недостатка в средствах не испытывал. В королевской полиции ему платили тройное жалование, тратить которое было не на что.

— Я провожу вас к причалам, — сказал Библиотекарь.

При этом сам не встал со стула. Джек нетерпеливо постучал пальцами по стойке.

— Проснись, приятель, — окликнул его Ван Белл.

Джек повернулся. Рядом с полковником стоял Библиотекарь, зажав под мышкой тонкую папку. Кот на его футболке сонно щурился.

— Вам на четвертый причал, — сказал Библиотекарь. — Пойдем.

Он зашагал сквозь толпу, состоящую исключительно из него самого. Проводники постоянно менялись — они шли за одним Библиотекарем, а потом тот останавливался, и выяснялось, что нужно идти за следующим. Без Ван Белла Джек точно бы заблудился.

Вскоре они оказались на пустом перроне. Бетонная платформа исчезала в клубах желтого тумана. В лицо ударил ветер, колючий от мелких капель. Внизу, где полагалось быть рельсам, плескалась темная вода.

Стоило выйти на платформу, на электронном табло загорелась надпись «Город Устриц». Последний проводник свернул в сторону, но Библиотекарь их не оставил — вышел из-за табло, ежась от холода и сырости. Коту на футболке тоже приходилось несладко; бедняга продрог, рыжая шерсть стояла дыбом.

— Билеты? — сказал Библиотекарь, щелкая компостером.

— Вы же нам сами их п-продали…

— Таков порядок.

Пожав плечами, Джек протянул ему картонки. Библиотекарь долго и придирчиво их рассматривал, прежде чем решился пробить.

— Ваш корабль, — сказал он. — Прямиком и без остановок в Город Устриц.

Он указал вглубь платформы. Джек прищурился. Порыв ветра развеял туман, и обещанное судно предстало во всей красе. У перрона покачивался белоснежный кораблик, сложенный из огромного листа бумаги.

— Это и есть лодка? — сказал Джек.

— Отличный корабль! — вскричал Ван Белл.

— Если будете брать книги — возвращайте на место, — сказал Библиотекарь. — И не кормите рыб. В общем, счастливого пути.

— Спасибо, — Джек шагнул к кораблику.

— Ты ведь Джек? — окликнул Библиотекарь.

Прищурившись, он внимательно изучал его лицо. Джек кивнул.

— Я читал, что с тобой случится, — сказал Библиотекарь. — Сочувствую.

18. Ход Плотника

Солнце сквозь занавески окрашивает комнату голубым и зеленым. Цветные пятна скользят по стенам, перебираются на шкафы и смятую постель. Выхватывают разбросанные по полу вещи и книги. В этом свете комната похожа на аквариум. Не хватает только рыб — разноцветных гуппи, парящих над скомканными простынями, или пучеглазых золотых рыбок под люстрой. Комната без них кажется слишком пустой, заброшенной и необитаемой.

Но это не так. Единственная обитательница аквариума сидит на неудобном стуле перед туалетным столиком. Напряженная, как перетянутая струна. Ее зовут Фиона. Мы уже встречались, пришло время ее представить.

Девушка смотрит на отражение в высоком зеркале — худое лицо с острыми скулами, круги под глазами, волосы падают на лоб липкими прядками. Фиона до сих пор чувствует, как по ним текут тяжелые капли ночного дождя.

Дождь — единственное, что Фиона отчетливо помнит с прошедшей ночи. Ночи, когда Джек спас ей жизнь. Остальное — факты. Их можно прочитать в любой газете или в десятках полицейских отчетов. А факты, если повторять их слишком часто, перестают быть таковыми. Превращаются в нечто иное, что совсем не обязательно помнить.

Фиона попыталась вспомнить лицо человека, который ее спас. Ничего не вышло. Она знала, что видела Человека-Устрицу, но это было просто знание, увы, ничем не подкрепленное. Если бы Фиона встретила его снова, никогда бы не вспомнила. Словно то, что она видела, было пустым местом, не живым человеком, а тенью. Но говорят же, Джек может прикинуться кем угодно, ему это ничего не стоит…

Ее мысли прервал настойчивый звонок в дверь. Пронзительная и нервная птичья трель. Девушка дернулась, в который раз запоздало напоминая себе сменить мелодию звонка. Босиком и на цыпочках Фиона подошла к двери и выглянула в глазок. Если опять газетчики, она не откроет. С нее хватит. Фиона слишком устала отвечать на вопросы о Джеке.

На пороге топтались два констебля королевской полиции.

Фиона сняла цепочку и открыла дверь. Старший полисмен, тощий и с седыми усами, шагнул вперед.

— Добрый день, мисс, — констебль отдал честь. Его напарник, заметно моложе, весело подмигнул девушке.

— Я уже давала показания, — устало сказала Фиона. — Королевской полиции, секретной службе, потом газетчикам. Я все рассказала. Когда меня оставят в покое?

Старший констебль откашлялся в кулак.

— Прошу прощения, мисс, — сказал он. — Но мы не собираемся докучать вам расспросами. Нас просто направили…

— Вас прислал Джек?

Полисмены переглянулись.

— Ну… Он дал соответствующие указания, и нас направили сюда.

— Зачем? — спросила Фиона.

— Охранять вас. Чтобы ничего не случилось.

— Охранять? От кого?

Хотя Фиона и задала вопрос, ответ она знала заранее.

— От Плотника, — сказал старший констебль.

— Но… — Фиона сжалась. — Джек… Он убил моржа. Я видела, как увозили останки.

— Моржа, — кивнул старший полисмен. — Но Плотник не бросает дело на полпути.

— Что значит «не бросает»? — Фиона попятилась в квартиру. В глубине души она и сама не верила, что все закончится ночной встречей. Надеялась, но не верила.

— Поверьте, мисс, вам не захочется знать.

— Не волнуйтесь, — младший констебль поправил шлем. — Пока мы здесь, с вами ничего не случится.

В поисках поддержки он посмотрел на напарника.

— Точно, — буркнул тот, не поднимая головы.

— Вы пройдете? — сказала Фиона.

— Благодарю, мисс.

— Вы живете одна? — спросил старший констебль, входя в дом.

Фиона кивнула.

— Да. Сейчас — да. И у меня беспорядок, — сказала Фиона, будто это имело значение. — Чаю?

— Не стоит беспокойства, мисс, — старший констебль пригладил усы. — Мы на задании… Просто не обращайте на нас внимания.

Подняв с пола потертый томик стихов, он перелистнул пару страниц и хмыкнул.

— А я бы не отказался от чашечки, — его напарник опять подмигнул Фионе. — Или перекусить чего. Когда еще нас сменят…

В дверь позвонили через час. Птичья трель, от которой задрожали оконные стекла. Полисмены переглянулись. Младший щелкнул застежкой на кобуре.

— Вы ждете кого-нибудь, мисс? — его напарник тоже потянулся к оружию.

— Нет, — ответила Фиона.

— Точно? — переспросил старший констебль. — Может, вы заказали пиццу и забыли? Знаете, люди часто забывают о подобных мелочах…

— Я не люблю пиццу, — сказала Фиона.

Звонок повторился, настойчивый и требовательный.

— Наверное, кто-то из соседей, — предположила Фиона. — Или опять газетчики.

— Оставайтесь здесь, — приказал старший констебль. Вытащив пистолет, он вышел в прихожую. Его напарник шагнул было следом, но остановился.

Фиона услышала, как полисмен подошел к двери, как он, шумно дыша, топчется перед глазком. Наконец щелкнул отпираемый замок.

— Отбой тревоги, — донесся голос констебля. — Это…

В то же мгновение раздался глухой удар и следом — тонкий визг. Он тянулся и тянулся, безо всякой передышки. Фиона зажала уши ладонями. Человек не может так кричать… Визг оборвался на самой высокой ноте.

Младший констебль попятился, поднимая пистолет. Фиона не видела, что происходит в прихожей, но ей с лихвой хватило выражения лица полисмена.

Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы Фиона успела что-то разглядеть. Мелькнула смазанная тень, вдоль стены и навстречу полисмену. Сверкнула яркая, как солнечный блик, металлическая вспышка… Констебль выстрелил, но почему-то в сторону туалетного столика. Брызнули осколки разбитого зеркала. А потом все замерло, и Фиона увидела Плотника.

Он был высок, выше любого человека, худой и бледный. Лицо походило на восковую маску. На тонких губах застыла легкая полуулыбка — пустая и ничего не значащая. Пустыми были и глаза. По клеенчатому переднику текла свежая кровь.

— Какая жалость, — Плотник поднял скальпель, смотря, как на лезвии собирается тяжелая темно-красная капля. Полисмен у его ног хрипел и корчился. Кровь за считаные секунды залила пол. — Не бойся, — сказал Плотник. — Я не желаю тебе зла… Будет больно, но это пройдет.

Он перешагнул через тело констебля. Ботинки скрипнули. Комната закружилась. Фиона почти чувствовала на шее холодные пальцы.

— Так будет лучше для всех, — сказал Плотник.

В тот же момент констебль вцепился ему в ногу. Плотник споткнулся. По бледному лицу скользнуло брезгливое раздражение. Он дернул ногой, освобождаясь от хватки.

Фиону словно ударило током. Наваждение спало, и она закричала что было мочи. Не думая, что делает, Фиона бросилась к окну и прыгнула.

Удар был сильный. Защелка не выдержала, громко хлопнула рама. Фиона вылетела на улицу и, перекувырнувшись в воздухе, упала на сырую траву газона. Пошатываясь, Фиона поднялась на ноги. Боли она не чувствовала. Только дикий ужас и жжение в горле.

В окне молчаливой статуей застыла фигура Плотника. Он не пытался ее догнать, просто стоял и смотрел. Плотник улыбнулся и отсалютовал ей скальпелем. Багряно-красным в лучах солнца.

Девушка бросилась прочь. В ушах стоял звон, Фиона задыхалась и ждала, что за спиной раздастся громкий скрип ботинок. Но все, что она могла, — это бежать. Фиона знала лишь одного человека, который мог ее защитить. Во что бы то ни стало она должна была найти Джека.

19. Пустая комната

Скрестив ноги, Человек-Устрица сидит на полу в пустой комнате. В данном случае «пустая» означает, что в ней ничего нет: ни мебели, ни других вещей. Голые бетонные стены, темно-серые от влаги, и голый бетонный пол. Однако говорить об абсолютной пустоте будет некорректно. Стены, пол… У абсолютной пустоты нет границ. Абсолютная пустота — это как раз то, о чем думает Человек-Устрица.

Человек-Устрица не помнит, сколько он так сидит — несколько дней или пару секунд. Время давно потеряло значение, и Человек-Устрица не видит смысла за ним следить. Абсолютная пустота тем и примечательна, что в ней нет ничего. Даже времени.

В руках Человек-Устрица держит лист белой бумаги. В какой-то момент он его замечает, берет за края и складывает пополам.

Пальцы движутся быстро — складка горой, складка долиной, двойной перегиб… Бумага пропитывается влагой. Если не поспешить, скоро она размокнет и будет ни на что не годна. У Человека-Устрицы нет права на ошибку — одно неверное движение, и все потеряно. Поэтому он и не делает ошибок. Каждый шаг, каждое движение, каждый ход партии — все рассчитано и выверено.

Из пустого листа на свет рождается птица — белоснежный журавлик с тонкими острыми крыльями. Человеку-Устрице нравятся птицы. Птицы — это создания, стремящиеся к абсолютной пустоте. Он представляет себе идеальный мир, мир, созданный для птиц. Там нет ничего, одно небо. Бесконечная, сияющая, голубая пустота. В идеальном мире нет даже облаков.

Птиц легко противопоставить рыбам, в мире рыб нет пустого места. Люди застряли посередине. Впрочем, у Человека-Устрицы есть шанс это исправить. И он как никогда близок к цели.

Бумажный журавлик взлетает под потолок и шлепается на пол. Тяжелые, размокшие крылья бессильно повисают. Пустая комната — не идеальный мир.

Если б Человек-Устрица мог стать птицей, он бы выбрал чайку.

20. Другой мир

Бумажный кораблик скользил по черной воде. Без парусов, мотора и весел, повинуясь неведомым подводным течениям. В глубинах Библиотеки царил мягкий полумрак. Желтоватый свет лился отовсюду. Словно светилось само небо — если туманная дымка над головой имела отношение к настоящему небу. Ни солнца, ни луны, ни облаков, ни птиц… Куда ни глянь, из воды вздымались книжные шкафы, каждый размером с небоскреб. Волны, поднятые корабликом, бились о потертые корешки.

Джек не видел, что это за книги — когда они проплывали вплотную к шкафам, глазам открывались лишь бесконечные ряды толстых фолиантов в переплетах из темно-коричневой кожи. На корешках уцелели позолоченные кусочки букв. Конечно, можно протянуть руку и взять любую книгу, но Джек боялся нарушить хрупкое равновесие. Книжные шкафы повалятся один за другим, точно костяшки гигантского домино, поднимая фонтаны брызг и огромные волны. Библиотечный апокалипсис во всей красе.

Джек устроился на корме, поджав колени к груди. Борта лодки выгибались — бумага была немногим толще газетной. В то же время кораблик с легкостью нес двух пассажиров. В мире Джека он бы давно размок, развалился и затонул. Но здесь простых законов физики недостаточно. Куда важнее была идея предмета.

Полковник Ван Белл дремал на носу лодки. Он уснул, едва кораблик отчалил, и сейчас лишь дергал головой и тихо бормотал.

— Здравствуй, Джил, — диктофон зажужжал, начиная новое письмо. — Помнишь, я обещал тебе, что буду писать не чаще раза в неделю? Прости, но я опять нарушил обещание. Очень трудно не писать тебе… Я понимаю, тебе тоже тяжело. Получать эти послания и не иметь возможности на них ответить, не знать, когда мы увидимся снова. Увидимся ли? Это как письма с того света…

Джек зачерпнул воды за бортом и плеснул в лицо. Она была теплая, с привкусом типографской краски.

— Смешно, но наверняка тысячи человек хотели бы оказаться на моем месте. Другой мир, все новое… Интересно, понимают ли они, чего хотят? Здесь страшно одиноко. Представь, что ты вынуждена жить в другой стране. Японии, например. Вроде вокруг такие же люди, может, чуточку другие. Но с каждым днем различий становится больше. Ты изучаешь страну, пробуешь в ней обжиться, пока не понимаешь — все бессмысленно. Можно попытаться стать ее частью, можно притвориться, что это получилось… Или убедить себя, что все сложилось лучшим образом. Но это неправда. И тут хуже, чем в Японии… Там есть вещи, на которые можно опереться. Даже если кажется, что все японцы на одно лицо, можно быть уверенным, что это — разные люди. А не один и тот же человек… Здесь опереться не на что.

В тумане, клубящемся меж книжных шкафов-небоскребов, Джек разглядел другой бумажный кораблик. Он плыл в противоположную сторону, пассажиров не видно. Это могла быть и их собственная лодка — секунду назад или прямо сейчас. В этом мире не стоит доверять времени, пространству или своим глазам.

— Я думаю над природой этого мира. Знаю, ты скажешь — будь проще, принимай все как есть… Не могу. Честно пытался — не выходит. Мне кажется, если я разберусь, как здесь все устроено, то смогу с этим справиться… Для начала — это не параллельный мир. Кажется, Гарднер писал, что «Алиса» — один из первых примеров в литературе путешествия в параллельные миры? Но возьмем классическую эвереттовскую теорию: в каждый момент времени вселенная дробится, распадаясь на дерево параллельных миров. Раз, и готово — мир, в котором по Оксфорду бродят динозавры, или мир, где Курт Кобейн стал президентом. Однако я не могу представить точку, в которой вселенная должна разделиться, чтобы все так изменилось.

Джек перевел дыхание и продолжил:

— Или вариант с антимиром. Любая частица имеет свою античастицу, так почему бы им не сложиться в антимир, отражение нашего? Некоторые факты свидетельствуют в пользу этой версии — солнце, встающее на западе, или правостороннее движение. Но помнишь рассуждения о молоке и антиматерии? Я пробовал здешнее молоко — оно просто невкусное. Столкновение же частицы и античастицы приводит к взрыву. Полагаю, если бы я взорвался, я бы заметил… Я думал — где еще, кроме как в зеркале, получается подобное отражение? Искаженное отражение…

Джек глубоко вдохнул. Ван Белл вдруг замахал руками:

— Пошли прочь! Мне ничего не нужно!

Джек привстал, но помощь полковнику, похоже, не требовалась. Опустив руки, Ван Белл захрапел. Джек продолжил письмо:

— Единственная логика, которой хоть как-то подчиняется этот мир, это логика сновидений. Нет, я не хочу сказать, что я сплю. Не буду говорить, сколько раз я щипал себя, и о прочих способах проснуться — ты и сама знаешь. Но все эти отражения и искажения привычных вещей, причудливая и сбитая логика уместны именно во сне. И смотри, о чем я подумал: в мифологии австралийских аборигенов есть такое понятие — Время Сновидений…

Что-то большое мелькнуло под водой и с силой ткнулось в борт лодки. Кораблик закачался. Джек вцепился в край бумажного листа. Полковник Ван Белл мигом проснулся, захлопал глазами, точно филин.

— Кто здесь? Они нас нашли?

— Не з-знаю…

Джек выглянул за борт. Под кораблем медленно проплывал огромный черный скат, величественно взмахивая плавниками-крыльями. И тут же Джек увидел, что этих скатов — тысячи. Вода вокруг корабля кипела от рыбы.

— Уф… — выдохнул полковник. — Не обращай внимания. Скаты хоть и с крыльями, но без перьев. Рыбы — не птицы. Рыбами можно командовать. Смотри…

Он хлопнул ладонью по воде. В ответ из глубины выпрыгнул крупный скат, размером с автомобильный чехол. Рыба стала подниматься выше и выше, лавируя меж книжных шкафов. Джек смотрел на темное брюхо, усыпанное белыми крапинками, как звездами. Вскоре скат исчез под потолком Библиотеки. Похоже, они приближались к Городу Устриц, раз рыбы начали плавать там, где положено летать птицам.

Ван Белл потянулся, разминая затекшие мышцы.

— Хороший корабль, — сказал он, погладив бумажный борт. — Жаль, маловат. На моем корабле стояла кровать с балдахином. Спи хоть месяцами… А какая команда!

Джек всматривался в туманную дымку по курсу кораблика. Сквозь зыбкое марево постепенно стали проступать очертания высоких домов, как изображение на проявляющейся фотографии.

Рыбы тем временем прибывали. К скатам незаметно присоединились другие обитатели глубин — один страньше другого. Извивающиеся мурены, пузатые рыбы-ежи, рыбы-пилы и рыбы-мечи, уродливые глубоководные твари со светящимися зубами… Некоторые рыбины были такими огромными, что могли проглотить их кораблик, даже не заметив этого. К счастью, на лодку они не обращали внимания. Плыли навстречу, кто в воде, кто над водой. Среди рыбы мелькали диковинные морские гады, с раковинами, щупальцами и клешнями. Кальмары, медузы, мохнатые морские звезды… Это напоминало нелепый парад чудищ — картина в равной степени достойная кисти и Босха, и Тернера.

— Начинается отлив, — сказал полковник, провожая взглядом, закованного в панцирь осетра. — Самое время наведаться в гости к устрицам.

— Почему вы боитесь п-птиц? — спросил Джек, поворачиваясь к полковнику.

— Боюсь? — удивился Ван Белл. — Кого я боюсь?

— П-птиц, — напомнил Джек.

Ван Белл задумался.

— Нет, — сказал он. — Просто я знаю, на что они способны. Видел собственными глазами. Команда…

Полковник дернул себя за бороду.

— Все случилось на острове. Жуткое было местечко — всюду скалы, провалы и бездны. Там так бесславно закончилось наше плаванье. Ты же знаешь, что мы искали?

— С-снарка?

— В десятку, — сказал Ван Белл. — Долгие месяцы, по сотням примет и надежным картам. А когда нашли тот остров…

Лицо Полковника перекосилось.

— Там оказались они. Птицы. Целый остров птиц. Чем ворон похож на остров? Подумай над этим… Был среди нас один малый. Он забрался на скалу и закричал: «Какая огромная туча!» А потом: «Это не туча, это ворон!» Он был первым. Туча, огромная стая воронов, налетела на него. На землю упали лишь кости.

Ван Белл достал из кармана платок, смочил за бортом и вытер лицо. На щеках остались темные разводы.

— Потом помню шелест крыльев, помню крики… Наш судовой кок — он стоит, бледнее смерти, а рядом — воробьи да синицы клюют тело боцмана. Птиц становится все больше, и уже не видно ни неба, ни земли, ни моря — только перья, клювы и когти. Потом ничего не помню. Когда я очнулся, не осталось никого. Ни людей, ни птиц — один я на пустом берегу. Не спрашивай, почему меня не тронули — не знаю и знать не хочу…

Полковник отвернулся и уставился на плывущих и летящих мимо рыб.

— Вот так и закончилось наше путешествие.

— И с-снарка вы не поймали, — сказал Джек после некоторого молчания.

Ван Белл усмехнулся:

— Ну ты загнул, приятель. Как можно поймать снарка? Легче нарисовать множество, оно хотя бы имеет предел.

— Но вы же его ловили? — нахмурился Джек.

— Ты опять путаешь разные вещи. Ловить не значит поймать. Существует процесс, а никак не результат. Снарк — конечная недостижимая… Но она стоит того, чтобы к ней стремиться. Ты сечешь в математике?

— А Буджум? — спросил Джек.

Полковник вздрогнул.

— Буджума не существует, — сказал он. — Не существует в самом конкретном смысле. Буджум есть полное отрицание всего, большая черная дыра. Абсолютная пустота.

К лодке подлетела стайка мальков и зависла рядом с лицом Ван Белла. Их явно заинтересовала борода. На боку у каждого светилась одна из букв алфавита. Таким рыбам в Библиотеке самое место.

— Кыш! Пошли прочь! — крикнул полковник, а затем повернулся к Джеку. — Все, приплыли. Добро пожаловать в Город Устриц!

Джек огляделся. Он и не заметил, когда все успело измениться. Но книжные шкафы исчезли, и вместо туманной дымки над головой оказалось ярко-голубое небо. Вода стала прозрачной — внизу Джек увидел улицу, по которой ходили люди и ездили автомобили. Их лодка уже не плыла, а летела над домами.

Вскоре бумажный кораблик причалил у деревянной пристани на крыше многоквартирного дома.

— У нас есть два часа, — сказал Ван Белл, выбираясь. — Стоит поторопиться, пока не начался прилив.

21. Что сказал морж

Старший инспектор Лупс терпеть не мог скотч. И никогда не курил. Он даже гордился тем, что ему удается держаться, несмотря на нервную работу. Но сейчас перед инспектором стояла наполовину пустая бутылка виски, окурки вываливались из пепельницы. Над столом извивались струйки вонючего дыма. Впрочем, Лупсу было все равно.

На столе лежали два личных дела и поверх них — короткий отчет о том, что обнаружили в квартире девицы, которую Джек велел охранять. На девицу Лупсу было плевать — он ее не знал и знать не желал. В отличие от парней, чьи тела пару часов назад привезли в черных мешках. Инспектор видел, что с ними сделал Плотник. Видел до сих пор.

Лупс плеснул в стакан виски и осушил одним глотком. Сжавшись от гадкого вкуса, он затянулся сигаретой. Все изменилось. Плотник поменял правила. До сих пор его жертвами становились только девицы, Лупс и подумать не мог, что под скальпель попадут двое его подчиненных. И ведь он сам их туда отправил, сам подписал приговор…

В дверь постучали. Лупс не ответил, но спустя полминуты в кабинет заглянул один из констеблей, тощий и в больших очках. В руках у него была катушка с желтой перфолентой.

— Чего надо? — буркнул инспектор. — Есть новости от Джека?

— Нет, — констебль покосился на выпивку. — Кое-что поинтереснее… Жалко парней. Я их не знал, но…

— Не знал, так и заткнись, — перебил Лупс. — Говори, зачем пришел, и выметайся. У меня бутылка недопита. А остальным передай, чтобы без новостей от Джека не лезли.

Он не стал наливать виски, хлебнул из горла.

— Я из-за этого, — констебль поднял катушку с лентой. — Мы закончили.

— И что это? — нахмурился Лупс.

— Перфолента моржа, — сказал констебль.

— А! Вещественные доказательства…

— Не совсем. Составленная копия.

— Что? — не понял инспектор. От выпитого мутило, и в то же время Лупс был трезвым. В этом гадком мире можно пить, но нельзя напиться. Процесс важнее, чем результат. Придется открывать вторую бутылку, а там недалеко и до третьей.

— Это программа. Мы ее восстановили и теперь можем прочитать.

— И что с того? — вздохнул инспектор.

Констебль растерялся.

— Мы узнаем, как думают моржи… Их цели, планы, методы…

— А скажи, — инспектор посмотрел на констебля, — почему мы не сделали этого раньше? Ждали, пока прирежут кого-то из наших?

— Раньше у нас не было целой ленты, — сказал констебль. — Одни обрывки — у моржей хорошая система безопасности. Лишь с последним мы смогли залатать дыры…

— Поздравляю, — инспектор усмехнулся. — Прекрасная работа, констебль. Напиши заявление о представлении к награде — я подпишу. Что-нибудь еще? А то я занят.

Он постучал по бутылке. Констебль отвел взгляд.

— Мне показалось, вам будет интересно присутствовать.

— Ты знаешь, что у констебля Линдона осталось четверо детей? Им еще не сообщили. Видишь — телефон на столе, надо только набрать номер. А я не могу…

Констебль уставился на ботинки.

— Черт… Я сам их туда отправил. Сам!

— Это не ваша вина, инспектор, — сказал констебль. — Если бы на их месте оказался кто-нибудь другой — что бы изменилось? Погибли бы двое других хороших парней. Не вы их убили, а Плотник.

— Я не понимаю, — сказал инспектор. — Где был Джек? Почему он его не остановил?

Констебль пожал плечами.

— Ладно, — сказал Лупс. — Пойдем, посмотрим, что там скажет морж. Так хочется верить, что они погибли не зазря…

Вычислительная машина занимала целую комнату. Безумное нагромождение стальных шкафов, полных диковинных механизмов, электрических плат, выпуклых мониторов и толстых шлангов водяного охлаждения. Все громыхало и звенело так, что трясся пол. Огромные вентиляторы с ревом гнали сухой воздух. То и дело в глубинах машины раздавались громкие хлопки. Между шкафами ползали несколько констеблей с воспаленными глазами. От бесчисленных ламп в комнате стоял такой жар, что инспектор мигом вспотел.

— Может, вам присесть? — услужливо предложил констебль.

— Делай свою работу, — огрызнулся Лупс. Он приложился к бутылке, но выпить не смог — выплюнул виски на пол.

Констебль установил катушку на бобине и протянул ленту под считывающий валик. Щелкнув зажимами, он провернул катушку, давая ленте зацепиться.

— У нас слабые мониторы, — сказал он. — Плохое финансирование. Так что графика выйдет немного смазанной…

Констебль развернул на штативах широкий экран, чтобы инспектор лучше видел. Пока на экране была статичная картинка — ухмыляющиеся котята в корзинке. Изображение прерывалось статической рябью. Вряд ли об этом думают моржи…

Тем временем из глубин вычислительной машины подтянулись остальные констебли. Лупс оглядел напряженные лица.

— Начинай, — приказал инспектор.

Констебль повернул рычаг, и бобина застрекотала, проматывая перфоленту. В тот же момент над головой лопнул один из шлангов, засвистел пар. Никто не обратил внимания — все смотрели на экран.

Сперва на мониторе сменяли друг друга цветные пятна вызывающе мерзких оттенков. Очевидно, эта часть программы отвечала за выбор моржами галстуков. Потом началась нарезка из фотоснимков, гравюр, коротких отрывков из фильмов… Череда образов, постепенно выстраивающаяся в единую картину. Ходы, методы, а самое главное — цели. Цель.

— Вот дрянь… — прошептал один из констеблей.

Лупс, не глядя, протянул ему бутылку. Инспектор ждал чего угодно, но то, что ему открылось…

— Где Джек? Нужно срочно найти Джека. Все не так!

22. Совет Старейшин

На дребезжащем лифте Джек и полковник Ван Белл спустились с крыши.

В Городе Устриц было холодно; лето, царившее в остальном городе, здесь не чувствовалось. Стылый воздух пах морской солью, водой и дохлой рыбой. От города до настоящего моря было недалеко — чему удивляться? Но тут слышался запах другого моря. Джек чувствовал отличие, хотя и не мог объяснить, в чем оно заключается.

— И куда ты хочешь попасть? — спросил полковник. — Ближайшее заведение — «Морской Конек», так себе местечко. Лучше идти в «Грифона». С виду неказистое, зато кормят отменно.

— Кормят? Я не с-собирался обедать.

— Правда? — изумился Ван Белл. — Зачем же мы сюда приплыли? Люди плывут в Город Устриц, чтобы отведать настоящей морской кухни. Голотурии там, осьминоги в масле, черепаховый суп — деликатесы на любой вкус. Больше тут делать нечего.

Джек удивленно посмотрел на полковника.

— Кто-то рискует ж-жизнью ради д-деликатесов?

— Настоящий деликатес стоит того, чтобы рискнуть жизнью, — назидательно сказал Ван Белл.

Джек вспомнил послание Плотника. Отрезанную голову на блюде, оформленную по правилам кулинарного искусства… Что если он неверно истолковал смысл послания? Может, Плотник один из таких любителей деликатесов?

— Нет, — сказал Джек. — Д-деликатесы меня не интересуют. Мне нужно встретится с С-советом Старейшин. Знаете, где его искать?

— А то! — сказал Ван Белл. — Хотя рисковать жизнью, чтобы поболтать с Советом, — это действительно глупость. О чем говорить с устрицами? Они же моллюски!

Они прошли по улице, пару раз свернули и вышли на широкую площадь. На противоположном конце стояло высокое здание из стекла и бетона — заброшенный стадион. Стены крошились и трескались от влаги, стекла перебиты, в ряду флагштоков перед входом — ни одного прямого… Рано или поздно стадион обрушится и станет пародией на римский Парфенон.

— Видишь? — сказал Ван Белл. — Здесь и заседает их Совет.

— На с-стадионе? — прищурившись, спросил Джек.

— Ты не думай, что они игры смотрят. Они заседают — сидят и ничего не делают.

— Как и везде, — сказал Джек.

— Я подожду тебя снаружи, — сказал Ван Белл. — Болтать с Советом — без меня. Терпеть не могу старых зануд. Я буду в «Грифоне». И помни о времени, если не хочешь искупаться.

Полковник махнул рукой на прощание. Джек проводил его взглядом и направился к стадиону.

Высокие двери были открыты нараспашку, но вход в здание перегораживал вращающийся турникет. Джек толкнул планку — механизм заклинило намертво.

В стороне Джек увидел двух людей-устриц в темно-синей форме констеблей. Хотя полиция в Городе Устриц была своя, формально она считалась частью королевской.

— Я войду? — сказал Джек, доставая жетон. Ему не ответили.

Джек перепрыгнул турникет. Никто его не остановил, констебли-устрицы даже не взглянули в его сторону. Створки раковин плотно сомкнулись.

По темному коридору Джек вышел к игровому полю. Невозможно было сказать, когда здесь проводилась последняя игра: с одной стороны — подстриженный и ухоженный газон, с другой — огромный ржавый софит, лежащий поперек поля. Амфитеатр разделялся на чередующиеся цветные сектора.

Все зрительские кресла занимали старики и старухи. Те, что сидели на первых рядах, почти разваливались от старости. Их раковины бугрились, исчезая под тяжелыми известковыми наростами. С каждым следующим рядом Совет молодел, но и наверху сидели далеко не юнцы.

Структура Совета была простой. Когда один из его членов умирал, ряд просто сдвигался на одно кресло вниз. Освободившееся место занимал кто-нибудь из числа старейших жителей Города. Садился и наружу уже не выходил. Лишь медленно опускался, до самого конца. Внизу, под деревянным ограждением, лежали пустые раковины. По стадиону ползали крупные омары. Клацая клешнями, они устраивали битвы за те раковины, в которых было чем поживиться.

Джек перелез через ограждение и направился к белому кругу в середине поля. Подстриженная трава пружинила под ногами. Джек чувствовал, что устрицы смотрят на него. Совет молчал, тишина давила. Впрочем, причиной гула в ушах могло быть и возвращающееся море.

Встав в центре круга, Джек огляделся. Он плохо представлял, как разговаривать с Советом. Кричать бессмысленно — даже на краю поля его будет не слышно, тем более на верхних рядах. К тому же члены Совета наверняка туги на ухо. Оставалось лишь положиться на причудливую логику этого мира.

— Я Джек, — сказал он, не повышая тона.

— Мы знаем, кто ты, — ответил Совет. Тысячи голосов, вещающих в унисон. Плотный воздух завибрировал; если бы поблизости оказалось стекло, оно бы рассыпалось в пыль.

— Отлично.

— Зачем ты пришел, Джек? Мы не звали тебя.

— Я ищу устрицу, — сказал Джек, — которая устраняет м-моржей. Вы знаете об этом?

Любопытный омар размером с кошку подполз к ноге. Джек отпихнул рака, пока тот не решил проверить на прочность его обувь. Носки промокли насквозь, в ботинках хлюпало, словно он стоял в глубокой луже.

— Такая информация Нам поступала, — сказал Совет. — Мы сделали официальное заявление. По Нашим данным, эти устранения — твоя работа.

— Нет, — сказал Джек. — И, з-значит, за этим стоит кто-то из ваших людей. Я хочу знать, кто именно и г-где его найти.

По рядам Совета прокатился гул. Джек чувствовал, как сгущается воздух. Что если Ван Белл ошибся с оценкой времени? Или время в Городе Устриц бежит быстрее, чем снаружи. Если так, скоро к мокрым ботинкам прибавится кое-что похуже. Совсем не к месту вспомнились причитания селенитов и прощальная реплика Библиотекаря.

— Никто из членов колонии не имеет отношения к этому делу, — наконец сказал Совет.

Джек задумался.

— Д-допустим, — сказал он. — А устрицы не из к-колонии? Среди них есть с-способные на устранения?

Время тянулось медленно и страшно быстро. Рядом с поваленным софитом омары затеяли драку, больше похожую на странный танец. По ногам хлестнула невидимая волна — Джек пошатнулся. Но, как бы то ни было, он не уйдет, пока не узнает то, что ему нужно.

— Номер сорок два, — сказал красный сектор Совета, и опять воцарилась гудящая тишина. Джек ждал.

— Случай имел место, — сказал Совет.

— Что за с-случай?

— Внутреннее дело, — ответил Совет.

Джек прикусил губу.

— То есть вы отказываетесь давать п-показания королевской п-полиции?

Он повернулся, осматривая сморщенные лица членов Совета. Колышущуюся бледную мякоть в щелях раковин. В чем-то Ван Белл был прав — разговаривать с устрицами то еще удовольствие.

— Королева Нам не указ, — сказал Совет. — Пусть она рубит головы на земле, а под водой мы и сами разберемся.

— Тем не менее вы ее п-подданные, — напомнил Джек.

— Так и есть, — согласился совет. — Пока она не сует нос под воду.

— Отлично, — сказал Джек. — Тогда с к-какой радости вы лезете в то, что происходит на с-суше?

Совет загудел так, что заложило уши. Каждый из цветных секторов что-то говорил, но вместе все сливалось. Бесполезно даже пытаться понять, о чем идет речь.

— Номер сорок два не является членом колонии. Мы не несем за него ответственности, — наконец сказал Совет.

— З-значит, — сказал Джек, — у вас нет и п-причин что-либо скрывать.

— Есть. При незначительном перевесе голосов Мы решили открыть тебе обстоятельства дела. При условии, что информация не попадет в газеты.

— Это я могу обещать, — кивнул Джек.

— Инцидент произошел полгода назад. Несколько членов колонии были насильственно изъяты механо-органическими созданиями.

— То есть м-моржи увели кого-то из людей-устриц? — переспросил Джек.

Это было неожиданно. Считалось, что Плотника интересуют только люди. Теперь понятно желание Совета скрыть информацию: остальные люди-устрицы не обрадуются, узнав, что город-колония не такое уж безопасное местечко. Беспорядков не будет — не та публика. Но колония развалится. Устрицы будут уходить целыми выводками в поисках безопасного дома.

— Двенадцать самок фертильного возраста, — сказал Совет. — Судьба их неизвестна.

— Но можно д-догадаться, зная, что случилось с остальными жертвами Плотника…

— Допустимая аналогия, — согласился Совет.

— Это ведь не всё с этими д-девушками? — сказал Джек.

— Да. Они принадлежали одному выводку. Номер сорок два являлся его производителем.

— То есть они были с-сестрами, а он их отцом?

— Допустимая аналогия. После того случая номер сорок два был вынужден покинуть колонию.

— П-полагаю, не по с-своей воле? — мрачно сказал Джек.

— К делу это не имеет отношения. Но Мы допускаем, что он может нести ответственность за эти устранения.

— Ясно, — протянул Джек. — И вы з-знаете, где его найти?

— Да, — сказал Совет.

23. Мастерская Плотника

В комнате светло и холодно. Длинные галогенные лампы горят слишком ярко, до боли в глазах. Свет бликует на белой кафельной плитке, и кажется, что стены плавно расширяются и сжимаются, точно желудок неведомой твари. Под потолком тянутся трубы, покрытые белесым инеем. Со стыков капает вязкая жидкость. В комнате висит запах химикалий, такой резкий, что у любого другого человека он вызвал бы приступ тошноты. Но Плотнику повезло — он не различает запахов.

Плотник стоит перед длинным столом из нержавеющей стали. Молчалив и сосредоточен. В отблесках света лицо кажется еще бледнее; липкие, цвета молока, волосы прядками падают на глаза. Клеенчатый передник надет поверх белого халата. Пока — ни единой капли крови.

На столе лежит тело молодой девушки. Морж привел ее около часа назад. Все сделано чисто — на теле ни царапины. Сам морж стоит за спиной Плотника. Под дорогими ботинками разлилась едкая лужа; вокруг подошв пузырится черная пена. Но морж не придает этому значения, это не заложено в его программе. Если ботинки растворятся, он и не заметит. Его малиновый галстук — единственное цветное пятно в комнате. Губы моржа беззвучно шевелятся. Он говорит без остановки, только Плотник отключил динамики. Сейчас ему нужна тишина.

В руках у моржа эмалированный поддон для инструментов. Если бы морж был способен на эмоции, его бы бросило в дрожь от одного их вида. Кривые скальпели, пилы, совмещенные со сверлами, вычурные зажимы — часть из них Плотник изобрел сам, остальные — работа Бармаглота.

Из обилия чудовищных инструментов Плотник выбирает самый обыкновенный скальпель. Он смотрит на свое отражение в хирургической стали, затем склоняется над телом.

Лицо серьезно и сосредоточено. Плотник проводит пальцем по холодной коже, намечая будущий разрез. И еще он слушает.

Проходит четверть часа, прежде чем Плотник слышит то, чего ждет. Тихий шорох, похожий на шум в радиоприемнике, включенном на мертвую волну. Плотник надавливает ладонью на живот девушки и стоит не шелохнувшись, пока не улавливает под кожей легкое движение. Уголки губ дергаются. Морж не ошибся. Как всегда.

Плотник делает глубокий разрез от грудины и вниз. Вопреки слухам, он не испытывает ни малейшего удовольствия, копаясь во внутренностях своих жертв. Он просто делает то, что должен. У каждого своя роль, все подчинено высшей цели… И свою роль Плотник играет хорошо.

— Лепестковый зажим, — Плотник протягивает руку. В ладонь ложится хитроумное приспособление с множеством винтов и шарниров.

Плотник закрепляет зажим. Тело лежит перед ним, как раскрытая книга. Внутренности вываливаются наружу, но для Плотника это не имеет значения.

Он смотрит на гладкую темно-лиловую стенку желудка. Та ходит волнами — внутри что-то копошится. Плотник снова берется за скальпель и делает два быстрых разреза крест-накрест. Стенки разворачиваются, как лепестки цветка.

— Щипцы…

Но, не дожидаясь инструмента, он лезет в желудок рукой и вытаскивает нечто темное и мокрое. Птицу с кораллово-красным клювом. Сморщившись, Плотник швыряет ее на стол.

Птица извивается, темные перья блестят. Она поднимает голову и смотрит на Плотника — пустые глаза-бусины, похожие на капельки туши. Смотрит внимательно, с интересом… и говорит:

— Ничего не выйдет…

Тощая шея сжимается в спазме. Птица колотит по столу слабыми крыльями, оставляя коричневые пятна. Из горла вырывается булькающий клекот. Птица отхаркивает темно-красные сгустки, брызги летят Плотнику в лицо.

— Слишком поздно, — говорит она.

— Начинается, — резким движением Плотник перерезает птице горло.

24. Крестики-нолики

Ежась от ветра, Джек вышел со стадиона. Надвигающийся прилив ощущался все сильнее; воздух был таким плотным, что Джек скорее пил его, чем дышал. Нужно было найти Ван Белла и выбираться из Города Устриц. Теперь, когда появилась зацепка, глупо умирать, не доведя дело до конца.

Джек поднял ворот пиджака и засунул руки в карманы. Помогло мало — сырость и холод пробирали до костей. Он взглянул на небо — не мелькнет ли какая-нибудь рыбешка, предвестник надвигающихся вод? Но пока было чисто: ни рыб, ни птиц.

Письмо Джил оставалось незаконченным, но в Городе Устриц Джек не рискнул включать диктофон — тот мог сломаться от сырости. Совсем не хотелось терять единственную ниточку, связывающую с домом.

Когда Джек нашел кафе «Грифон», вода уже поднялась по щиколотку. Джек ее не видел, только чувствовал, но от этого было не легче. Он терпеть не мог мокрые ноги. Рядом с дверью бара стояла облезлая фигура грифона из папье-маше. В когтистых лапах чудище держало графитовую доску с надписью мелом: «Белый портер: пинта — два шиллинга, две пинты — шиллинг».

Когда Джек вошел, Ван Белл, развалясь на стуле, поглаживал живот и ковырялся в зубах зубочисткой. Он явно никуда не спешил. Перед полковником на фарфоровом блюде лежал обглоданный до последней косточки скелет огромной рыбы.

— О! — сказал Ван Белл, завидев Джека. — Как раз вовремя!

— Начинается п-прилив, — сказал Джек.

— Знаю, — отмахнулся Ван Белл. — Не в том дело. Официант! Счет!

Джек озадаченно посмотрел на блюдо перед Ван Беллом. Это была действительно крупная рыба — раза в полтора больше самого полковника. Джек не понимал, чему стоит удивляться — тому, что Ван Белл столько съел, или тому, что он умудрился оставить нетронутым скелет.

Рядом со столиком возник официант-устрица. В отличие от большинства сородичей выглядел он на удивление бодро. В пивных барах устрицы часто выглядят лучше, чем они есть на самом деле. Официант положил на стол чек.

— Никаких чаевых, — строго сказал ему Ван Белл.

— Терпеть не могу чай! — сказал официант. Они обменялись с полковником рукопожатиями.

— А ты присаживайся, — сказал Ван Белл, указывая на стул напротив.

— П-прилив, — напомнил Джек. Он покосился в окно. Показалось или за углом и в самом деле проскользнула акула?

— Ага, — кивнул Ван Белл. — Становится сыро. Хочешь рыбы?

— По-вашему, у нас есть в-время?

— Времени — вагон, — сказал полковник. — Посмотри на часы. Успеешь и перекусить, и пропустить пару кружек.

Настенные часы показывали без четверти восемь, но, как заметил Джек, стрелки даже не двигались.

— Но п-прилив…

— Я говорю — смотри на часы. Тебя учили определять время по стрелкам? Тут все четко — раньше восьми прилив не начнется.

— Но… — начал Джек, однако махнул рукой и сел напротив полковника.

— Так ты будешь рыбу? — сказал Ван Белл. — Она неплоха, может, самую малость отдает сургучом и промокашкой. Я тебе отрежу кусочек?

— П-пожалуй, откажусь…

Джек с сомнением относился к подобным деликатесам.

— Как скажешь, — не стал настаивать Ван Белл. Он провел ножом по воздуху, и на тарелке появился кусок дымящегося белого мяса. Полковник облизнулся.

— Что это за р-рыба? — спросил Джек.

— Понятия не имею, — хмыкнул Ван Белл. — Нас не представили. Как прошла беседа с советом?

— Неплохо, — ответил Джек. — Она что, невидимая?

— С чего ты взял? — удивился полковник. — Ее же еще не поймали. Надеюсь, поймают до завтра — не хотелось бы есть несвежую. Вредно для желудка.

— Ясно, — Джек снова посмотрел на часы. — П-полковник, п-прилив…

— Да что ты заладил, как попугай: прилив, прилив! — Ван Белл хлопнул ладонью по столу. — Пока не закроется бар, о приливе можешь не думать.

— А когда он з-закроется?

— Скоро, но не сейчас. Времени как раз пропустить по кружечке.

Джек задумался. Бар, который закрывается скоро, но не сейчас… Это «не сейчас» могло тянуться бесконечно, как вечные шесть часов безумного чаепития. Но из этого не следовало, что снаружи время будет столь же неторопливым. И Плотник не будет ждать.

— Я с-спешу, — сказал Джек. — Нужно н-найти одну устрицу.

— Ты вечно спешишь, — отмахнулся Ван Белл. — Сюда, отсюда… Тебе мало было целого стадиона устриц? Хочешь еще одну — бери официанта. Хороший парень.

— Мне нужна к-конкретная устрица, — сказал Джек.

— Они все одинаковые. Спорим на двадцатку, ты в жизни не отличишь одну устрицу от другой?

— Но мне нужна к-конкретная устрица.

Ван Белл не слушал.

— Вру, — сказал он. — Не все одинаковые. Иногда попадаются несвежие… Какой сейчас месяц?

— Июль.

— М-да… — протянул полковник. — Не лучшее время связываться с устрицами. И где ты собираешься искать свою конкретную устрицу?

— В квартале Бубен, — сказал Джек. — Там есть б-бар «Ежи и фламинго», они сдают немеблированные к-комнаты.

— А! — воскликнул Ван Белл. — Так тебе в другой бар!

Он откинулся на спинку стула.

— Другой бар, это мне по душе.

— Если мы не п-поторопимся… — начал Джек.

— Не паникуй. Зачем спешить? Есть хороший способ путешествовать по барам. Надежный, проверенный и безо всякой спешки.

Он переставил блюдо с рыбой на соседний столик.

— Это нам не пригодится, — сказал Ван Белл. Он повертел в пальцах столовый нож. — В шахматы играть долго… Давай в крестики-нолики? Самая подходящая игра для начинающего.

Перехватив нож, он выцарапал на поверхности стола игровое поле, три на три клетки. Официант спокойно смотрел на этот вандализм, будто каждый день посетители только и делали, что уродовали мебель.

— Что будешь пить? — спросил Ван Белл.

— Клюквенный с-сок, — сказал Джек. — С лимоном.

— А! Теперь понятно…

— Ч-что? — нахмурился Джек.

— Почему у тебя такая кислая физиономия, — сказал полковник. — Так дело не пойдет. На клюквенном соке далеко не уедешь.

Он повернулся к официанту.

— Друг, принеси-ка нам пять кружек белого портера и четыре какого-нибудь еще.

— Мы скоро закрываемся, — напомнил официант.

— Не сейчас же, — сказал Ван Белл. Официант посмотрел на часы.

— Да, — сказал он. — Немного времени еще есть.

Джек не успел опомниться, как на столе появились четыре полные кружки. Полковник его успокоил.

— На первую партию, — сказал он. — Потом обновим.

— Я д-должен это выпить? — Джек поморщился.

— Тебе нужно в другой бар? Самый верный способ.

Ван Белл в три глотка осушил кружку. На усах и бороде остались хлопья пены.

— Крестик! — он с грохотом поставил кружку в центр игрового поля.

Джек плохо представлял, как алкоголь поможет в перемещении из одного бара в другой. Хотя что-то здравое в этой идее было. Он взял кружку и отпил полглотка. Пиво горчило и отдавало рыбой. Джек скривился. Но едва он собрался поставить кружку на стол, как Ван Белл его остановил.

— Полным кружкам на поле не место. Правила такие.

Джек выглянул в окно. В стекло настойчиво долбилась темно-красная рыбина с отвислыми губами. Опоздали — прилив настиг их.

— Л-ладно, играть так играть.

Чтобы справиться с первой кружкой, потребовалось шесть глотков. Полковник был заметно опытнее в подобных играх.

— Быстрее, быстрее, — торопил Ван Белл. — Это не шахматы, нечего раздумывать над каждым ходом.

— Н-нолик… — выдохнул Джек. Он поставил кружку в угловую клетку.

— Хитрый ход, — полковник потянул себя за бороду. — Решил загнать меня в ловушку? Не на того напал!

Острый кадык дергался с каждым глотком. Джек же подумал, что в этом баре у Ван Белла на удивление все в порядке с головой. Это вполне укладывалось в правила игры этого мира. У полковника проблемы с памятью, а память связана со временем. Раз в баре время остановилось, то и проблем быть не должно.

— Крестик! — сказал Ван Белл. — Ну, как ты будешь выкручиваться?

Вторая кружка далась тяжелее, но Джек с ней справился.

— Н-нолик… — он откинулся на спинку стула, тыльной стороной ладони вытирая губы.

— Ух ты! — Ван Белл склонился над игровым полем. — Не ожидал… Думаешь, я клюну на эту уловку? Погоди, если я пойду сюда…

Он опустошил следующую кружку. Хлопнул о стол так, что едва не расколотил.

— Крестик! Рухнули твои планы! Но признаю — противник ты достойный.

— Б-бросьте, п-полковник, — сказал Джек. — Это же д-детская игра…

— Какой идиот позволит ребенку столько пить? — парировал Ван Белл. — Давай, твой ход.

Джек вздохнул и взял третью кружку.

— Как, говоришь, называется нужный нам бар? — спросил Полковник.

— «Ежи и фламинго».

— Я чтобы не пропустить остановку. Тут можно так заиграться, что окажешься непонятно где.

Джек огляделся. Они были в «Грифоне», ничего не изменилось. Официант-устрица ободряюще помахал рукой.

— Главное, не п-прозевать отлив.

— Нас уже здесь не будет. Ходи давай.

Игра понеслась, с каждым ходом набирая обороты. К концу партии пиво перестало горчить, и Джек даже начал находить очарование в рыбном послевкусии.

— Ничья! — возвестил Ван Белл. — Но я только разминался! Не думай, что в следующий раз будет легко.

— П-посмотрим, — усмехнулся Джек.

Официант уже спешил к столу. Вторая партия прошла быстрее и яростнее, но также закончилась ничьей.

— Уф… — лицо Ван Белла раскраснелось. — Это еще ничего не значит. В следующий раз…

— Не н-надейтесь.

На третьей или четвертой партии Джек заметил что обстановка изменилась. Они по-прежнему сидели за столом, но это был уже другой бар. И пиво для следующей партии принесла девушка, а не человек-устрица. Джек ободряюще ей улыбнулся.

— К-крестики-нолики, — сказал он, указывая на стол.

— Я догадалась, — сказала официантка и исчезла.

— Эй! — крикнул Ван Белл. — Не зевай. Твой ход.

— Я з-знаю, — сказал Джек, допивая пиво. — Н-нолик…

— Опять ничья! — сказал Ван Белл, хлопнув по столу. — Да что ж это такое!

К концу следующей партии они успели сменить три бара — от грязного портового кабака до шикарного ресторана с хрустальными люстрами. Игра затягивала. Вскоре Джек и вовсе перестал следить за мельтешением питейных заведений. Три партии он проиграл — каждый раз Ван Белл забирался на стол и исполнял дикий танец, хохоча во все горло. Столько же Джек выиграл: полковник рвал на голове волосы и доказывал, что это случайность. Вокруг них толпились какие-то люди, подбадривали игроков, подсказывали. Лица менялись так быстро, что Джек решил не обращать на них внимания.

В какой-то момент к ним прицепился хлыщ с тоненькими усиками, принимавший ставки на исход игры. Отстал он бара три спустя — после того как пытался подговорить Ван Белла проиграть одну партию, за что и лишился пары зубов. В следующем баре их хотели арестовать за беспорядки, но полицейский жетон уладил дело. Заодно полковник обзавелся полицейским шлемом, который был ему очень нужен; через три хода он подарил его официантке.

— Н-нолик! — сказал Джек. От удара о стол у кружки откололась ручка.

Подняв голову, он увидел на коленях Ван Белла рыжую девицу. Обняв полковника за шею, она что-то шептала ему на ухо.

— П-подсказки запрещены, — сказал Джек.

— Извини, дорогая, — сказал Ван Белл, отодвигаясь от девицы. — Поговорим после? Прекрасный ход… Но что ты скажешь на это?

Он поставил бокал в верхнюю угловую клетку и затянулся сигарой. За три глотка допив кружку, Джек сделал ход. Девица исчезла, а бар опять поменялся.

— Есть! — выкрикнул Ван Белл.

— П-партия еще не з-закончена, — напомнил Джек.

Столик был грязным, в липких подтеках и черных пятнах от затушенных сигарет. Заведение выглядело не лучше — сырые бетонные стены, крошечные пыльные окна. За соседними столиками сидели какие-то угрюмые личности, мрачно косясь на игроков.

— Нет, — сказал полковник. — Просто мы добрались до «Ежей и фламинго». Общий итог — ничья. Зачем мы здесь?

— Мы ищем ч-человека-устрицу… — сказал Джек.

Он встал, сделал шаг и рухнул под стол.

25. Вторая беседа с Бармаглотом

На лоб падает тяжелая капля. Ползет на висок, щиплет кожу. Джек вытирает ее; когда он подносит пальцы к глазам, они вымазаны темным. На запах — как кровь, машинное масло и щелок.

Джек лежит на сыром каменном полу. Справа и слева возвышаются ряды металлических стеллажей. Темно-серая сталь переливается в отблесках далекой лампочки. За спиной сгущается темнота, впереди маячит светлое пятно. Чтобы выйти, нужно идти туда. Пока все не так страшно: вместо чудовищных экспонатов кунсткамеры на полках стоят яркие коробочки, разрисованные звездами, воздушными шарами и клоунами. Дешевые сувениры из бродячего цирка. Но Джек знает, что это только начало.

Он замечает движение. Что-то большое шевелится под потолком. Бармаглот? Но для встречи с хозяином лабиринта еще рано… Джек присматривается и различает сквозь полумрак силуэт лошади. Несчастное создание раскачивается на брезентовых помочах. Большая голова опущена. Лошадь делает вдох, и ее тело раздвигается, точно меха аккордеона. На лоб падает еще одна капля.

Это и есть меха. Животное разрезали пополам и середину тела заменили гофрированной трубой из брезента. Пришили наспех — Бармаглот слишком увлекающаяся натура, чтобы работать чисто. Ему просто интересно.

Джек отводит взгляд. Смотреть на лошадь выше его сил. Он встает и делает шаг в глубь лабиринта. Щелчок. Цветные коробочки открываются разом, будто Джек нажал на секретную кнопку. Со звоном распрямляются пружины и повисают, раскачиваясь из стороны в сторону. На конце каждой — голова мартышки. Обезьянки верещат.

Чертики из коробочки… Джек из коробочки. Бармаглот ждал его, ждал и подготовился.

Впереди раздается громкий шелест. Джек останавливается, всматриваясь в сумрак. Из темноты появляется колышущееся коричнево-серое облако. По лицу бьет что-то мягкое и сухое. Джек успевает закрыться руками, прежде чем облако окутывает его. Слабые удары сыплются один за другим. Кто-то ползает по рукам и одежде, колючие лапки щекочут кожу.

Не проходит минуты, как все исчезает. Облако уносится в глубь лабиринта, исчезает, словно его и не было. Остается одно насекомое на рукаве пиджака. Большая и толстая ночная бабочка. Джек снимает ее. Насекомое трепещет в пальцах, сучит лапками. Джек видит рисунок на спинке — смазанный череп. Джек не энтомолог, но знает — это бражник «мертвая голова». Иначе и быть не могло. Бармаглот понимает, какую игру ведет.

— Вы вернулись, друг мой, — доносится шипящий голос. — Что же вы стоите на пороге? Проходите, проходите…

Джек сворачивает за угол. Чудовище сидит, обернувшись хвостом. Огромные глаза сверкают тысячами отражений, точно дискотечные шары. Когда Джек входит, извивающиеся усики встают дыбом. Бармаглот ухмыляется во всю пасть.

Стрекочет кинопроектор. На экране за спиной чудовища показывают хирургическую операцию. Крупным планом — огромные руки в резиновых перчатках, скальпели и зажимы, валики окровавленной ваты… Под руками врачей что-то пульсирует, а в центре кадра белеет уродливый осколок кости.

Отражением того, что происходит на экране, перед Бармаглотом лежит выпотрошенное окровавленное тело. Джек видит человеческую руку и длинный чешуйчатый хвост. Остальное — склизкая мешанина из вывороченных внутренних органов, шестеренок и залитых кровью микросхем. Одной лапой Бармаглот что-то двигает и переставляет. Человеческая рука скребет ногтями пол так, что на камне остаются полосы.

Второй лапой Бармаглот ковыряется во рту. Он вцепляется кривыми пальцами в один из клыков и вырывает с мясом. Из кровящей лунки вываливаются клубки тонких, как нити, червей. Бармаглот сплевывает их вместе со сгустками крови. У Джека перехватывает дыхание от запаха аммиака.

— Чашечку чая? — предлагает Бармаглот. Огромная пасть перекошена в улыбке или злобном оскале. — Ах да! Я и забыл, вы не голодны… Тогда продолжим разговор?

— Д-да…

— Итак, друг мой, на чем мы остановились? Вы спрашивали, кто такой Плотник и откуда взялись моржи… Вас еще интересует этот вопрос?

Джек кивает, а потом, спохватившись, говорит:

— Д-да. Интересует…

— Как видите, друг мой, я подготовился к беседе. — Бармаглот переворачивает изуродованное тело набок. — Это наглядное пособие…

Джек опускает взгляд. Человеческая рука сжимается в кулак, раздирая ладонь до мяса. Длинный хвост извивается как змея, которую придавили каблуком. Шестеренки дергаются и начинают крутиться, наматывая на зубцы белесые жилки.

— Это м-морж?

— Что вы, друг мой! Вы не знаете, как опознать моржа? Боюсь, если дать нашему товарищу хороший галстук, он его испачкает…

— Т-тогда?

— Но в чем-то вы правы. — Бармаглот качает головой. — Вы слышали, что моржи — мое изобретение?

— Разве это не т-так?

— Друг мой, я исследователь. Мне интересно слишком многое, чтобы заниматься чем-то одним. Можно сказать, я придумал моржей. Я не открещиваюсь. Но я изобрел колесо, паровоз сделал кто-то еще. Мое изобретение лежит перед вами — специально ради вас я повторил давний эксперимент.

Джек вздрагивает. От мысли что он, пусть и невольно, обрек несчастное создание на жуткие мучения, становится дурно. Возможно, ужасы, которые видит Джек, лишь морок, наведенный чудовищем. Бармаглот — мастер врать. Откуда взялись его жертвы, если Бармаглот не способен выбраться из темницы его глаз? Только Джеку от этого не легче.

Чудовище хватает изуродованное существо и швыряет в глубь лабиринта. Легко, словно оно ничего не весит. Джек слышит пронзительный визг, а у существа даже не было рта.

— Друг мой, когда уходит хищник, его место пустует недолго. Но уходит лев, и его доля достается гиенам. А гиены, они какие? Берут то, что сделано до них… Мои записи, публикации — этого было достаточно, чтобы создать моржей.

— П-публикации?

— Ну, я слегка преувеличил. — Бармаглот фыркает. — Обычно научные журналы отказывались публиковать мои статьи. Но записи были — с тех времен, когда я надеялся на признание моих заслуг. Вы, друг мой, задумывались над тем, куда подевался мой архив?

— Архив?

— Для вас новость оказалась неожиданной. — Бармаглот выгибает шею. Он не видит лица Джека, но наслаждается произведенным эффектом. — А вам стоило бы задуматься. Эти записи имеют большую ценность. Слишком далеко я продвинулся в поисках.

— В п-поисках? Чего?

— Что все ищут, друг мой? Не огорчайте меня!

— К-каждый свое, — говорит Джек.

— А в целом? — Бармаглот ждет, дает Джеку самому сказать.

— С-снарка? — говорит Джек. — Все ради того, чтобы поймать с-снарка?

— Замечательно, друг мой, — говорит Бармаглот. — Я рад, что в вас не ошибся!

— Но, — Джек дергает головой, — п-поймать снарка нельзя. Он недостижим.

— Что с того? — Бармаглот пожимает костлявыми плечами. — Процесс важнее, чем результат. Друг мой, теперь вы удовлетворены? Вы получили ответы на свои вопросы?

Джек молчит. По правде говоря, он не получил ответа ни на один из своих вопросов, а те, на которые получил, — не задавал. Но ничего другого от этой беседы он не ждал. Бармаглот мог бы рассказать все прямо, но ему неинтересно.

— А П-плотник? — спрашивает Джек.

— Ну… — обиженно тянет Бармаглот. — Неужели до сих пор не ясно? Я, друг мой, раскрыл карты — осталось взглянуть на расклад.

— Архив, з-записи, — говорит Джек. — Когда мы… в-встретились, их не было с в-вами?

— Если б они были со мной, — говорит Бармаглот, — они бы со мной и остались. Но нет, я их держал в надежном месте.

— Н-надежном?

— О да! Всюду скалы, провалы и рифы. — Бармаглот вздыхает. — Но что поделаешь, надежных мест не существует…

Джек моргает, видит деревянную ножку стола, разлитую лужу пива. Слышит резкий кислый запах.

— Эй! — доносится голос полковника. — Вставай!

— Погляжу, вам пора? — усмехается Бармаглот. — Тогда до следующей встречи, друг мой…

Бармаглот сторонится, давая пройти к зеркалу-выходу. Отвислое брюхо оставляет на полу влажный след.

На экране камера дает общий план. Джек видит врачей в заляпанных кровью халатах. Зеленая линия на кардиографе дергается, как в припадке.

Еще Джек видит лицо пациента. Свое лицо.

26. Деловое предложение

Ночной ветер хлопал дверью кафе. От каждого стука Фиона вздрагивала и сжималась, боясь обернуться. Все, что ей хотелось, это раздобыть заветный пузырек с надписью «Выпей меня». Выпить и стать совсем крошечной. Тогда можно будет спрятаться где угодно, забиться в самую неприметную нору. Тогда Плотник ее не найдет. Наверное.

Прошло несколько часов с тех пор, как она убежала от Плотника. Чудовищных часов, наполненных липким страхом. Ее до сих пор трясло, Фиона даже не пыталась убедить себя, что от холода. Каждую секунду она ждала, что за спиной послышится скрип ботинок и сухой голос скажет, что так надо. Потом будет вспышка боли и пустота. В той пустоте не останется ни холода, ни страха. Всего-то и надо — немножко потерпеть. Но Фиона помнила, что случилось с полисменами. И она не искала пустоты. Никогда прежде она так не хотела просто жить.

Ноги сильно болели, Фиона едва не плакала. Она убежала из дома как была — босиком, в одной футболке и легких джинсах. Несколько часов безумных метаний, попыток спрятаться или замести следы, и Фиона сбила ступни до крови. Словно кто-то заранее посыпал улицы крошевом из битого стекла. Глазом не увидишь, но ноги чувствуют. Теперь Плотник мог легко найти ее по следу из темных капель.

Двумя руками Фиона держала горячую кружку с кофе. Изредка отпивала — ровно столько, чтобы растянуть кофе еще на пару часов. Денег купить вторую чашку у нее не было. За эту она отдала золотую сережку; не самая удачная сделка, но Фиона не стала торговаться. Когда кофе закончится, ее выставят за дверь. Однако о возвращении домой Фиона не думала. Она думала о том, где искать Джека.

Кроме нее в кафе было два человека. Между красными и белыми столиками прохаживалась толстая официантка, засыпая на ходу. Да за стойкой сидел невысокий толстячок в мятом костюме. Когда он вошел, Фиона чуть с криком не выскочила из кафе. Но для моржа он был мелковат, да и выглядел слишком неопрятно. На Фиону он не взглянул — заказал пиво и уткнулся в телевизор.

Фиона плохо представляла, где искать Джека. Одно она знала наверняка — в полицию она не пойдет. Полиция уже пыталась ее защитить. Ходить по городу, всматриваясь в лица прохожих? Но так она Джека не найдет, а если и найдет — не узнает. Джек может оказаться кем угодно — человеком-устрицей, толстячком за стойкой, сонной официанткой. Оставалось надеяться, что он сам найдет ее. Фиона не сомневалась, что так и будет. Нужно только чуть-чуть продержаться.

Ее мысли прервал дребезжащий голос.

— Мисс, а вы не думали принять участие в конкурсе красоты?

Облокотившись на стойку, толстячок смотрел на девушку.

— Что?

— Я спросил, мечтали ли вы принять участие в конкурсе красоты? — толстяк широко улыбнулся.

Фиона напряглась. До входной двери метров пять — если вскочить сейчас, она успеет выбежать из кафе, прежде чем толстяк опомнится. Но у нее не осталось сил, чтобы бежать.

— Погодите! Я знаю, о чем вы подумали, — сказал толстячок. — Смею вас заверить — я не морж. Сами проверьте — настоящее сердце и никаких шестеренок.

Он постучал себя по груди.

— Еще, смотрите… Ха-ха!

Он выпучил глаза и несколько раз демонстративно моргнул. Фиона не улыбнулась.

— Проклятые моржи! — толстяк ударил кулаком по стойке. — Губят бизнес на корню! Из-за них приходится рядиться во что попало. Мой братец неделю ходил с кастрюлей на голове, лишь бы не приняли за моржа… Да вы посмотрите на мои ботинки!

Он вытянул ногу, демонстрируя дешевые кеды, перевязанные полиэтиленовой веревкой.

— И все равно, — продолжил толстяк, — каждая принимает за моржа. Это из-за комплекции. Я даже на диете сидел, но не помогло — кость широкая… Повторю третий раз — мисс, вы хотели бы принять участие в конкурсе красоты? То, что трижды сказал, это верно.

Фиона посмотрела на отражение в оконном стекле — усталое лицо, синяки под глазами, волосы висят сосульками. В таком виде из дома выходить стыдно. За отражением виднелся глухой внутренний двор; мохнатая туша аватары Черного Короля грузно ворочалась во сне.

— Вы издеваетесь? — сказала Фиона. — Или это прием, чтобы снять девушку в баре?

— Нет-нет, — поспешил сказать толстяк. — Это моя работа — видеть истинную красоту. За лягушкой разглядеть принцессу, в гадком утенке увидеть лебедя…

— Вот спасибо, — Фиона поморщилась.

— Не стоит благодарностей, — отмахнулся толстячок. — Моя фамилия Твидл. Да-да, тот самый Твидл, из агентства братьев Твидлов. Моя карточка…

Он вытащил из нагрудного кармана визитку и повертел в пальцах, не зная, как передать девушке.

— Вы наверняка обо мне слышали, — сказал он.

— Нет, — сказала Фиона.

Лицо Твидла вытянулось.

— Да? И какого черта мы тратим такие деньги на рекламу? Это все мой братец — надо создавать репутацию, поддерживать имидж… Тьфу на него!

Он приложился к бокалу, сопя и фыркая.

— Но о Конкурсе Красоты вы же знаете? — сказал он. — Пока не начались дурацкие истории с устранениями моржей, мы не сходили с первых полос. Да и после не опускались ниже второй.

Фиона задумалась.

— Возможно, — сказала она. — Что с того?

— Так это мы его организуем! — Твидл радостно забарабанил по стойке. — Агентство братьев Твидлов и есть учредитель Конкурса Красоты! Как вам теперь мое предложение? Заманчиво, правда?

Фиона вздохнула. В ее ситуации подобное предложение звучало не заманчиво, а глупо. Какой Конкурс Красоты, когда в любую секунду за спиной может раздаться скрип ботинок Плотника? Она хотела спрятаться, а выставлять себя напоказ — не лучший способ сделать это.

— Мне не интересно, — сказала Фиона.

— Да бросьте, — сказал Твидл. — Любая девушка мечтает стать Королевой. Так сказать, дойти до последней клетки. Я же предлагаю вам реальный шанс. Почести прилагаются — корона, собаки, бал в честь победительницы…

— Какая из меня Королева? — сказала Фиона.

Она демонстративно взъерошила челку и криво усмехнулась. На Твидла это не подействовало.

— Не беспокойтесь, — сказал толстячок. — Сделать из вас Королеву — это наша забота. В этом сезоне девушки вашего типа в моде, добавить теней под глазами… Викторианская готика опять на коне! Оденем вас в подходящее платье — моя последняя модель, черный шелк и перья… Вы в обморок грохнетесь, когда его увидите. Вам пойдет черное. И считайте, корона у вас в кармане. То есть на голове, конечно, но так говорят. Ну, согласны?

Фиона уставилась в чашку, словно надеялась в кофейной гуще увидеть правильный ответ.

— Нет, — сказала она. — Боюсь, вам придется найти другую девушку… моего типа.

Твидл скис.

— Но вы не представляете, от чего отказываетесь, — сказал он. — Ладно, если слава вас не интересует — тогда деньги? Я хорошо заплачу.

Он вытащил пухлый бумажник.

— Сейчас пять сотен. Потом две тысячи, устроит?

— Деньги меня не интересуют, — холодно ответила Фиона.

За пару глотков она допила кофе. Придется уходить из кафе. Другого пути избавиться от этого типа она не видела.

— Войдите в мое положение, — плаксиво сказал Твидл. — Конкурс — завтра. Я не успею найти новую модель. Есть прекрасное платье, а представить некому. Два месяца работы коту под хвост! У меня была модель, но она исчезла. Как бы с ней не случилось неприятности… Ну, вы понимаете?

— Сочувствую, — Фиона вздрогнула, — но ничем не могу помочь. Мне пора.

Она встала из-за столика. Толстяк не оставил ей выбора.

— Ладно, — крикнул ей вслед Твидл. — Пять, нет — шесть тысяч! Вы вообще видели такие деньги?

— Желаю удачи, — Фиона хлопнула дверью.

На улице оказалось не так холодно. Легкий ветерок пах сиренью и бензином. Быстрым шагом Фиона пошла прочь от кафе. Но не успела она пройти и квартала, как за спиной послышался громкий топот.

— Эй! Погодите!

Фиона обернулась. Размахивая руками, за ней бежал Твидл. Шнурок на левом ботинке развязался и волочился белым хвостиком. Фиона попятилась.

— Я подумал, — крикнул толстяк. — Есть вещь, от которой вы точно не откажетесь…

Шнурок предательски попал ему под ногу. Твидл вскрикнул и рухнул лицом на мостовую.

Фиона остановилась — к такому повороту она была не готова.

— С вами все в порядке? — спросила девушка. Глупее вопроса не придумаешь. Твидл не ответил, не пошевелился.

И что теперь? Не бросать же его посреди улицы? Фиона осторожно подошла к лежащему толстяку. Тот, похоже, ударился головой; к счастью, крови не видно. Фиона попыталась вспомнить, что она знает про оказание первой помощи. Явно не тот случай, когда поможет искусственное дыхание.

— Эй! — позвала Фиона.

Присев на корточки, она толкнула Твидла в плечо. В тот же момент толстяк рванулся и схватил ее за запястье.

— Простите, — прохрипел он.

Он вытянул вторую руку. В кулаке был зажат газовый баллончик.

— Пусти…

В лицо ударила струя едкого газа. Фиона дернулась, запоздало прикрываясь рукой. Горло сжалось. Задыхаясь, девушка попыталась встать, но ноги не слушались. Мышцы и кости словно заменили ватой. Без сил Фиона рухнула на толстяка. Мир закрутился перед глазами, набирая обороты.

— Простите, ради бога, — донесся сквозь туман голос Твидла. — Я не хотел… Потом вы будете меня благодарить. Я слишком много поставил на карту и…

«Как глупо», — подумала Фиона, и мир выключили.

27. Внутри и снаружи

— Вставай! — голос полковника Ван Белла разбил остатки сна, как старое зеркало. — Тут не любят, когда на полу валяются.

Джек открыл глаза. Он лежал под столом в «Ежах и Фламинго». Угрюмые личности так же мрачно косились, потягивая пиво. Подвал Бармаглота растаял, словно его не существовало. Джек многое бы отдал, чтобы так оно и было.

Полковник Ван Белл сидел на корточках, не без интереса тыкая его под ребра.

— Я спал? — спросил Джек. — Как д-долго?

— Минуты две, — пожал плечами Ван Белл.

— Отлично, — сказал Джек.

Он резко сел. Бар закружился перед глазами, точно слетевшая с тормозов карусель. Сходства добавила белая лошадь, стоявшая за дальним столиком. Впрочем, Джек не удивился, встретив лошадь в баре. В «Ежах и Фламинго» было действительно дешевое пиво.

Голова раскалывалась, однако причиной было падение, а не обильные возлияния. Джек нащупал на виске большую шишку. Одна из особенностей этого мира — здесь нельзя напиться. Можно пить и быть пьяным, но стоило прервать процесс, и все возвращалось на исходные позиции. Джек выяснил это в первые месяцы, пытаясь утопить в алкоголе тоску по дому и Джил. Эффект был как-то связан с восприятием реальности. По схожим причинам в королевской полиции отдел по борьбе с наркотиками отсутствовал как таковой. Смысл в наркотиках, если реальность в два счета обыгрывает любую галлюцинацию?

Интересней другое. По словам Ван Белла, он спал считаные минуты, тогда как внутри «сна» времени прошло куда больше. Еще один ключик к пониманию того, как здесь все устроено.

В австралийском Времени Сновидений отсутствуют такие понятия, как прошлое и будущее. Есть лишь вечное настоящее. Приезжая в большой город, аборигены видят не только небоскребы и автострады, но и кенгуру, скачущих по пустыне. Другими словами — они видят место таким, каким оно было сто, пятьсот, пять тысяч лет назад. И таким, каким оно будет. В их сознании прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Словно они смотрят на время со стороны, не желая иметь с ним ничего общего.

Времени в этом мире нельзя доверять. Потому Джек не мог сказать, как давно он сюда попал. Те несколько лет, что он здесь жил, дома могли обернуться парой часов. Но могло быть и наоборот. Неспроста же взялись истории о героях, спускавшихся в эльфийские холмы на одну ночь, а возвращавшихся спустя несколько лет?

— Ну и в притон ты меня завел, — сказал Ван Белл. — Оставались бы в «Грифоне» — устриц там было предостаточно…

— Это б-были не те устрицы.

— Гурман выискался, — буркнул полковник. — Устрицы ему не те… Тут их вообще нет. А если и были, их давно съели.

Джек оглядел угрюмых посетителей. Сложно представить устрицу в подобной компании. Но не сложнее, чем устрицу, устраняющую моржей.

На барной стойке стояла большая банка, до краев наполненная стеклянными глазами, — экспонат, достойный подвала Бармаглота. Лысый бармен доставал их по одному, протирал грязным полотенцем и складывал обратно. У самого бармена один глаз закрывала черная повязка.

Джек подошел к стойке.

— У вас снимает к-комнату Человек-Устрица, — сказал он.

— Устрица? — переспросил бармен. — Если и снимает, тебе какое дело?

Джек достал полицейский жетон. Бармен лишь взглянул на него и презрительно фыркнул.

— Что с того? Ты бы, приятель, убрал эту штуку — здесь не любят полицию. Если тебя кто случайно прирежет, я не замечу.

Он подхватил очередной глаз, потер об рукав и проглотил. Стянув повязку, он показал пустую глазницу и сморщенное веко. А затем надул щеки, и глаз занял свое место — выскочил, как шарик для пинг-понга в дешевом фокусе.

— Теперь — замечу, — сказал бармен. — Вот черт!

Он хлопнул себя ладонью по виску.

— Бракованный попался… Не повезло тебе, приятель.

Джек пожал плечами.

— Так здесь живет Ч-человек-Устрица? — сказал он.

— Здесь много кто живет, — ответил бармен, продолжая колотить себя по голове. — И все они не хотят, чтобы о них знала полиция. Тебе лучше уйти. Сам не справишься, найдется, кто поможет. Только до кладбища отсюда ближе, чем до участка… Проклятый глаз!

— Гораздо легче ответить на в-вопрос.

— Угрожаешь?

— Д-допустим.

— Тогда могу предложить могильную плиту за полцены. Что на ней написать?

— Д-джек.

Бармен замер.

— ДЖЕК?!

Он дернулся и опрокинул банку. Стеклянные глаза, перестукиваясь, посыпались на пол. Упав, они продолжали вертеться, точно оглядывались. Искали Джека и не могли найти. Ван Белл брезгливо отпихнул ногой пару стеклянных шариков.

— Чего уставились? — буркнул он.

— Тот самый Джек? — сказал бармен. — Ух… Ну и ловко же вы замаскировались!

Он врезал кулаком по виску.

— Так что с Ч-Человеком-Устрицей? — напомнил Джек.

— Есть такой, — сказал бармен, потирая ладонь. — Всю комнату тиной загадил. Эти устрицы кого угодно…

— Он здесь? — перебил его Джек.

Бармен пожал плечами.

— Посмотрите сами — комната на втором этаже, в конце коридора. Найдете сразу — там лужа под дверью.

— Если что, з-знаете, где его искать?

— Не-а. Я не сую нос в дела жильцов… Надо же — Джек в моем баре! Как ловко вы прикончили последнего моржа… Шесть пуль в голову! Шестеренки в стороны!

— К-когда? — напрягся Джек. — И где?

— Уже всех не помните? — бармен уважительно кивнул. — Тот, который хотел увести одну из участниц Конкурса Красоты прямо с предварительного показа.

— П-понятно, — протянул Джек, записывая на счет Человека-Устрицы еще одно очко. Дело приобретало неприятный оборот. Ответ Плотника ждать не заставит, а Джек до сих пор не сдвинулся с места. Человек-Устрица не остановится — ему терять нечего. Не остановится и Плотник.

Главное, Джек не понимал, что движет Человеком-Устрицей. Очевидный ответ — месть. Но месть слишком сильное чувство для устрицы. Должна быть некая высшая цель. Как была своя цель в действиях Плотника — именно на это намекал Бармаглот.

Поднявшись по темной лестнице, Джек вышел в узкий коридор. Единственная лампочка раскачивалась на лохматом шнуре. Оранжевые и голубые искры с треском сыпались с провода и гасли на полу. Из-за плотно запертых дверей не доносилось ни звука.

За спиной тяжело затопал Ван Белл.

— Неуютное местечко, — сказал полковник. — Нутром чую, добром это не кончится… Надо было брать могильную плиту, пока отдавали за полцены.

Как и сказал бармен, под дверью в квартиру Человека-Устрицы разлилась огромная лужа. Дешевый линолеум вздулся пузырями, везде ползали прозрачные морские слизни. Не важно, что бар находился не в Городе Устриц. Не только устрицы жили в невидимом море, но и море было там, где жили устрицы.

Джек постучался, и, не дождавшись ответа, повернул ручку. Скрипнув ржавыми петлями, дверь открылась. Джек отступил на шаг, уже готовый к ревущим потокам соленой воды. Но обошлось.

— Так и будешь топтаться на пороге? — Ван Белл подтолкнул Джека в спину.

Оглядываясь, Джек вошел в квартиру. Хотя смотреть там было не на что. Человека-Устрицы не было. В комнате вообще ничего не было — ни мебели, ни каких-либо вещей; даже обоев на стенах. Лишь темно-серый от влаги бетон. В крошечном окошке виднелся кривой осколок луны. Дом, который Джек построил на дереве, и тот выглядел менее аскетично.

В дальнем углу собралась глубокая лужа, подернутая маслянистой пленкой водорослей. Вода застоялась, по комнате расползался тяжелый запах гнили. На полу одиноко лежал скомканный лист бумаги. Джек поднял его. По сохранившимся складкам — фигурка-оригами, но бумага до того размокла, что невозможно понять какая. Джек развернул лист, в руках оказалась бумажная каша.

— Ты уверен, что тебе нужна эта устрица? — сказал полковник. — Она же явно испортилась…

— Я знаю, — сказал Джек.

Он прошел в центр комнаты. Расследование зашло в тупик. Оставалось только ждать, когда Человек-Устрица соизволит вернуться. Другими словами — впустую терять время.

Джек подошел к окну и выглянул на улицу. Увидел грязный проулок, заваленный мусором, — дурной квартал в дурном районе. Отсюда рукой подать до Дронтового тупика. Поиски обернулись бегом по кругу — Джек вернулся туда, откуда начал.

Его мысли прервал крик за спиной — надрывный вопль, полный нечеловеческого ужаса. Джек резко обернулся, готовый встретиться лицом к лицу с Плотником или хуже того — с Бармаглотом.

Но кроме Ван Белла в комнате никого не оказалось. Спотыкаясь, полковник пятился к двери.

— Что с-случилось?

— Это ты! — крикнул Ван Белл. — Я знал, ты с ними заодно! Ты заманил меня сюда!

— Простите? — Джек нахмурился.

Ван Белл вцепился себе в волосы и рухнул на колени. Жизнь по соседству с селенитами явно не пошла ему на пользу.

— Они везде, — озираясь, прошептал полковник. — Так много…

— Но з-здесь никого нет, — начал Джек. — Б-боюсь, вам померещилось…

— Разуй глаза! А это что? — вскричал Ван Белл, тыча пальцем в пол. — И вот?

Он завертелся волчком, указывая на потолок и на стены. Джек крутил головой не понимая, о чем говорит полковник. Может, комната полна невидимых птиц? Вроде рыбы, которую полковник заказывал в «Грифоне». Птицы, которые здесь были, или птицы, которые здесь будут? Что-то связанное с невидимым морем или природой времени?

Пятно лунного света ползло по стене. Джек моргнул и вдруг увидел, что так испугало Ван Белла. Просто оно оказалось слишком большим, чтобы заметить сразу.

Стены, потолок и пол — всю комнату покрывал узор на бетоне. Линии были такими тонкими, будто их выцарапывали ногтями. Сперва Джек увидел одну пичужку — неумелое изображение, похожее на детский рисунок. Тут же он заметил, что птица упирается клювом в край крыла другой, а та, в свою очередь, задевает хвостом третью.

Узор напоминал знаменитую мозаику Гауди с черными и белыми утками, летящими навстречу друг другу. Ловкая оптическая иллюзия, в которой якобы пустое пространство на поверку оказывается тоже птицей. Но здесь работу довели до логического конца. Или до абсурда — в данном случае это одно и то же.

Птицы складывались друг из друга, независимо от количества и комбинаций. Достаточно взять любые два, пять, десять изображений, и получался новый рисунок. Пока в итоге не рождалась огромная суперптица, заполнявшая всю комнату. Джек с полковником одновременно оказались внутри нее и снаружи. Джеку стало не по себе, для Ван Бела же это был воплотившийся кошмар.

Шагнув к стене, Джек провел пальцем по одной из линии. От бетона тянуло холодом. Чтобы нарисовать такую картину, нужно чудовищное упорство, свойственное только настоящим безумцам.

— Все в п-порядке, полковник, — сказал Джек. — Это просто рисунок…

Из горла Ван Белла вырвался каркающий звук.

— Не д-думаю, что они оживут…

— Ты хоть понимаешь, что это? — прохрипел Ван Белл. Он потянул вниз ворот тельняшки, жадно глотая воздух.

— П-птицы? — предположил Джек.

— Птицы! — взревел Ван Белл. — Птицы из птиц и из птиц. Это Буджум!

28. Человек-Устрица на крыше

Человек-Устрица стоит на крыше брошенной пятиэтажки, в квартале от Города Устриц. От дома, в который ему никогда не вернуться. Как давно он ушел оттуда? Вчера? На прошлой неделе? Сто лет назад? Он не помнит — время растянулось и сжалось, бросило его одного. Осталось лишь щемящее чувство пустоты внутри. Той пустоты, которая скоро заполнит и все снаружи.

Он смотрит на колышущееся море, вдыхает ветер, пахнущий рыбой и солью. По ту сторону повисла желто-голубая луна. Сквозь толщу вод она кажется огромной, как суповая тарелка. Смутные тени скользят по диску — над темными крышами проплывают киты. Прислушавшись, можно различить их тягучую песнь. От этих звуков Человека-Устрицу бросает в дрожь, хотя он не понимает почему. Он продолжает слушать и слышит еще один звук — плач, полный невыразимой тоски. Где-то далеко селениты также смотрят на свой утерянный дом.

Человек-Устрица стоит на самом краю крыши. Ржавая жесть крошится под ногами. Близкое соседство с Городом Устриц не идет на пользу архитектуре. Но Человеку-Устрице до этого нет дела. Он принимает мир как данность.

Вода из-под ботинок двумя ручейками стекает в водосток. Внизу — пустая и темная улица. Достаточно сделать шаг… Но Человек-Устрица знает, что ничего не выйдет. Ему далеко до Шалтая-Болтая, чтобы просто упасть и со всем покончить. Слишком прочная раковина, да и море, существующее вокруг и внутри него, не даст ему упасть.

Поэтому Человек-Устрица продолжает стоять, смотреть на Город. И слушать. Тысячи, миллионы звуков проносятся сквозь него: далекий перезвон трамвая, собачий лай в королевском дворце, детский плач на кухне Герцогини, голоса, крики, стоны… Сифон ритмично сжимается, ветер колышет полы длинного плаща. Человек-Устрица ждет.

Звуки сливаются в единый поток. Он обволакивает Человека-Устрицу, несет по волнам еще одного невидимого моря. А в море главное — поймать верное течение. И Человек-Устрица его находит.

Сперва — монотонное жужжание и тихие щелчки, ритмичный гул работающего механизма. Звук, который глушат другим. Но Человек-Устрица умеет отсеивать лишнее. Он сосредотачивается на жужжании, вычисляя расстояние и отлавливая звуки, которые раздаются рядом. Пока наконец не слышит то, что ждет, — тихое шуршание, словно кто-то складывает бумагу. Сгиб за сгибом, складка горой, складка долиной… Этот звук также пытаются заглушить, но по незнанию, а не из-за попыток утаить.

Человек-Устрица морщится, когда слышит каркающий женский смех. Но дело сделано. Он знает, куда ему нужно идти. Он достает из кармана пистолет, черный и блестящий, проверяет обойму. Ошибки быть не должно, ее и не будет.

Рядом садится тощая галка. Ржавая жесть дребезжит, пока птица скачет, неловко размахивая крыльями. Склонив голову, она дурашливо смотрит на Человека-Устрицу.

— Скоро, — говорит он, не поворачивая головы.

— Мы знаем, — говорит галка.

Она срывается с края крыши, камнем падает вниз. Мгновение спустя Человек-Устрица шагает следом.

29. Команда, о которой можно только мечтать

— Все, — сказал полковник Ван Белл. — Я завязываю. Свою работу я сделал. Договаривались, я доведу тебя до Города Устриц. Я и согласился потому, что там нет птиц… Но Буджум — это слишком. Гони мою двадцатку, и я сматываюсь. Чего и тебе советую — пока еще жив и в своем уме…

Полковник метался по комнате Человека-Устрицы, от стены к стене, пряча лицо в ладонях. Джек стоял в центре, засунув руки в карманы, и изучал рисунки на бетоне. Птицы… Странный выбор для Человека-Устрицы. Зная их породу, ожидаешь другого — рыб, например, или кальмаров. Ему же достался совершенно бесполезный кусочек мозаики. Как ни поверни, а не складывается. Птицы, устрицы, моржи, Буджум, все ищут снарка…

Джек поморщился, возвращаясь к беседе в подвале-лабиринте. В отличие от снов, которые тают, стоит открыть глаза, встречи с Бармаглотом он помнил во всех подробностях. По словам чудовища, записи хранились на острове, где всюду скалы, провалы и рифы. Джек уже слышал подобное описание. А теперь еще и птицы… Выходило, что полковник Ван Белл как-то замешан в этом деле.

— В вашей к-команде, случаем, не было людей-устриц? — сказал Джек.

Ван Белл остановился, будто налетел на невидимую стену.

— Моя команда, — прошептал он. — Лучшие из лучших, экипаж, о котором можно только мечтать…

Он пригрозил кулаком потолку и стенам комнаты. Взгляд скользнул по Джеку. Полковник вздрогнул и опустил руку.

— Я что, сдурел, брать в плаванье устрицу? Проще продолбить дыру в днище. Выходя в море, не бери устриц и селенитов — первые потопят корабль, вторые — экипаж… Что там с моей двадцаткой?

Джек решил не напоминать, что деньги он отдал в начале путешествия.

— Остров, — сказал он. — Как д-долго вы там были?

— Лет десять, — ответил Ван Белл. — Может, двадцать — я сбился со счета. Потом меня подобрала одна шхуна — по их календарю выходило пять дней.

Подобное расхождение могло означать либо то, что Ван Белл сбился со счета сильнее, чем ему казалось, либо на острове было свое время. Скорее всего — все вместе.

— Но в-вы успели обследовать остров?

— По-твоему, я тронулся? — полковник покрутил пальцем у виска. — А если бы они вернулись? Нет уж — я нашел грот и сидел там, пока меня не забрали. Зачем ты напоминаешь? Я не могу… не среди них…

Ван Белл за рукав выволок Джека из комнаты и потащил к концу коридора.

— Мне дурно, — выкрикнул он на ходу. — Мне нужен воздух…

Он оттолкнул Джека и рванул вниз по лестнице. Джек замешкался на секунду, но полковнику хватило, чтобы оторваться на приличное расстояние. Выругавшись, Джек бросился следом, перепрыгивая через ступеньки.

Когда он выскочил в зал, Ван Белл уже несся к дверям бара, опрокидывая стулья. Джек с разбегу налетел на один и чуть не упал. Угрюмые личности зааплодировали. Полковник распахнул дверь и остановился, уставившись в ночное небо. Волосы и борода стояли дыбом, полосатый колпак держался чудом.

— Команда… — бормотал полковник. — Все до единого, где они? Парень, который играл на бильярде? Бобер… Сколько раз он спасал меня от смерти? Только как — ума не приложу. Тип из банка… А кок — как там бишь его звали?

— П-полковник! — окликнул Джек.

Ван Белл обернулся.

— Кто здесь? Погоди, приятель, я тебя знаю! Ты должен мне двадцать фунтов!

— Да. П-полковник, я…

— Ты случаем с ними не заодно? — Ван Белл прищурился. — Погоди, вспомнил! Тебе нужно в Город Устриц! Что ж ты раньше не пришел? Ночь на дворе — Библиотека закрыта.

Джек глубоко вдохнул.

— П-полковник. На острове вы не находили записи? Д-дневники экспериментов?

— Ничего я не находил, — взвизгнул Ван Белл. — Я сидел и ждал, когда меня заберут. День и ночь, потом опять день, потом…

— Стоп, — сказал Джек. — Ж-ждали? А корабль, на котором вы п-приплыли? Вы не могли уплыть на нем обратно?

— Корабль? — Полковник всплеснул руками. — Не осталось корабля! Они унесли все, понимаешь, все!

— П-понимаю, — сказал Джек. — Отличная к-команда… Вы их всех помните?

— Помню?! — взревел Ван Белл. — Да вот они, стоят передо мной…

— В-высокий, — сказал Джек. — Выше любого ч-человека. Б-бледное лицо, светлые глаза. При каждом шаге б-ботинки скрипят…

— Не помню, — вздохнул Ван Белл.

— В к-команде такого не было?

— Не помню, как его звали. Хоть убей — никогда не мог запомнить. Как там бишь… Такой худющий, что за глаза его Дохляком прозвали. Взяли мы его как кока, но потом выяснилось, готовить он совсем не умеет. Пришлось учить и паруса ставить, и узлы вязать, и по канве вышивать, и торты печь. К счастью, у меня была отличная команда — каждый дока в своем деле. Да и парень все схватывал на лету. Утром не знал, с какого конца за нож браться, потом поболтает с Браконьером, посмотрит, как тот тесаком орудует, и к вечеру ножом или скальпелем — лучше всех на корабле. Он мог бы стать отличным моряком…

Полковник погрозил кулаком темному небу.

— Вы видели, что с ним с-стало? — спросил Джек.

— Да исчез, как и остальные! Стоял рядом, а потом — крылья, клекот, перья. Открываю глаза — и никого.

Ван Белл замолчал. На лице отразилось замешательство. Он быстро огляделся и спрятался в тени дома.

— З-значит, вы не видели, как он п-погиб? — Джек привалился спиной к стене.

Который год полиция пыталась узнать что-то о Плотнике. Кто он, откуда появился, что им движет… А выходит, ответ всегда был под носом. Плотник — не важно, как его тогда звали, — был на корабле во время легендарного плаванья. И Ван Белл оказался не единственным, кто уцелел после нападения птиц. Как минимум еще один человек из команды остался жив. Сохранил ли он рассудок — другой разговор. Судя по тому, что делал Плотник, умом он тронулся основательно.

Дальше можно представить. Итак, Ван Белл лежит в беспамятстве, команда или погибла, или исчезла без следа. Плотник один на острове… Но в отличие от полковника он не сдается, продолжает поиски и находит записи Бармаглота. Отчеты чудовища о немыслимых и жутких экспериментах. Оттуда Плотник узнаёт, что есть и другие пути найти снарка. Их он и берет на вооружение. С его же способностями ему не составило труда освоить методы Бармаглота. Забрав записи, Плотник садится на корабль и уплывает, бросив Ван Белла. Итог: по городу рыщут моржи, отрезанные головы в мусорном баке и прочая жуть… Конечно, Плотнику еще далеко до учителя, но если его не остановить, скоро он превзойдет и Бармаглота. В поисках снарка имеет значение процесс, а не результат.

Джек посмотрел на Ван Белла. Что скажет полковник, когда узнает, кем стал один из членов его команды? Так или иначе, Ван Белл был единственным ключом к тайне Плотника, который имелся у Джека. Можно, конечно, дождаться возвращения Человека-Устрицы. Но, видимо, Джек плохой полицейский — сидеть в засаде не для него. Надо связаться с Лупсом, пусть направит сюда пару констеблей.

— П-полковник…

— А! — Ван Белл посмотрел на Джека как на уродца из бродячего цирка. — Это ты… Я сказал тебе приходить в четверг. Уже четверг?

— Человек, к-которого вы звали Д-дохляком. Постарайтесь вспомнить его настоящее имя.

— Как там… Джон? Том? Диджериду? Нет… А, вот! Он на фабрике работал.

— На какой еще фабрике?

— Ну… Тик-так. На фабрике часов!

— Ясно… — Джек уставился в темное небо.

Знай он раньше, Плотник был бы уже в руках полиции! Вместо того Джек только и делает, что бегает по кругу. Как заводная игрушка. Фабрика часов! Откуда еще могли взяться шестеренки, которые вертятся внутри моржей?!

Если бы Бармаглот… Проклятье! Никаких «если бы». Бармаглот не выдал бы информацию раньше. Чудовище играло с ним, как кошка с мышкой. И Джек ничего не мог с этим поделать.

— Эх, — вздохнул Ван Белл. — Хороший парень, старательный. Одна с ним беда…

— К-какая? — нахмурился Джек.

— Такой быстрый был — не уследишь. Что-то у него не заладилось со временем. Боялось оно его, что ли?

30. Фабрика часов

Плотник поднимается по железным ступеням. Лестница дребезжит при каждом шаге. За грохотом не слышно, как скрипят ботинки.

Кафельный подвал остался за спиной. Ветер, которого не должно быть, гонит снежинки размером с блюдце. Они падают на ступени и испаряются. Старое железо начинает сверкать, будто его только что выковали. Блестящие пятна покрывают лестницу как оспины.

Одна из снежинок опускается Плотнику на ладонь. Обычное явление, но Плотник останавливается. Он подносит руку к глазам и смотрит на переплетение тонких линий. Снежинка похожа на обрывок истлевшего кружева. Так оно и выглядит — потерянное, отработанное время. На ладони у Плотника оно держится, но стоит взмахнуть рукой, как снежинка падает и исчезает.

Плотник открывает тяжелую дверь в конце лестницы и выходит. Снаружи дверь обита жестью. Огромная надпись протянулась от края до края — «НЕ ВХОДИТЬ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!» Это правда.

Перед Плотником — огромный цех. Длинный ангар со стенами из красного кирпича и стеклянной крышей. За стеклом — ночь. Луна причудливо преломляется в куполе, напоминая вытянутую глубокую тарелку. Косые полосы серебристого света разрезают зал на сектора — темные и светлые. Других источников света здесь нет. Это чистое производство.

В светлых секторах стоят огромные чаны, полные молока. Лунный свет бликует на белых волнах. Вокруг чанов толпятся селениты, размешивая молоко огромными черпаками, взбивая вместе с бликами. Кто-то плачет, кто-то бьется в истерике, но работа не прекращается ни на мгновение. Селениты делают масло.

Изредка кто-то вытаскивает черпак и счищает с него белые липкие хлопья. Из масла лепят большие, с человеческую голову, шары, которые складируют вдоль стены. Большие помпы всасывают отработанную сыворотку и гонят по трубам — прочь из зала, в подвал, откуда вышел Плотник.

Это самая сложная часть работы — сепарирование чистого времени. Лишь селениты способны с ней справиться. Здесь важно соблюсти баланс. Если в масло попадет слишком много прошлого, часы будут отставать, а то и остановятся. Прошлое, оно как крошки от печенья.

Через цех тянется широкая конвейерная лента. Паровые машины грохочут, вращая жутких размеров шестерни и колеса. На ленте лежат часы всех размеров, видов и форм — от крохотных наручных до башенных. Вдоль нее выстроились люди в тяжелых защитных комбинезонах. В руке у каждого — столовый нож с толстым слоем масла. Они снимают часы, густо смазывают механизм и кладут обратно. Только после этого часы начинают идти, и ближе к концу ангара их мерное тиканье заглушает грохот машин.

— Ты где шляешься?

Плотник поворачивается на гневный оклик. Из дыма и пара выходит коренастый человек. Промасленный комбинезон висит на нем мешком. Седые волосы торчат пучками. Мастер гораздо моложе, чем выглядит, но работа на фабрике часов быстро старит людей.

Плотник не отвечает на вопрос. Смотрит на мастера и улыбается уголками губ.

— У нас проблема, — говорит мастер. — По твоей части.

Плотник склоняет голову.

— Утечка? — говорит он, хотя знает, что это не так.

— Да какая, к Бармаглоту, утечка! — мастер топает ногой. Голос дрожит. Капризный, как пятилетний ребенок, — работа на фабрике часов людей не только старит. — В чанах с четырнадцатого по двадцать восьмой продолжительный выход пустой породы. Я поменял две смены — пусто, и все! Ничего не можем поймать. Тьфу… Такое чувство, что время заканчивается!

Плотник обдумывает эту мысль.

— Так и есть, — говорит он в итоге.

— В смысле? Ты думаешь, что говоришь? В общем, иди и разберись, иначе мы долго не протянем, а я не собираюсь останавливать конвейер по пустякам…

Он замирает, вытянув руку, и стоит, не шелохнувшись, пока время его не догоняет.

— Ты еще здесь? — говорит мастер. — Я же сказал…

— Здравствуй, Джек, — говорит Плотник.

— Ты с кем разговариваешь? — переспрашивает мастер. — Ты вообще меня слушаешь?

— Полагаю, ты не ожидал, что наша первая встреча окажется такой?

— Д-добрый вечер, — говорит мастер чужим голосом. Двумя руками он зажимает рот и делает шаг назад. Плотник хватает его за ворот.

— Полагаю, нам есть о чем поговорить. Ты понимаешь, что ты наделал, Джек?

31. Помощь в трудную минуту

— П-полковник! Куда вы спешите?

Ван Белл обернулся, смерил Джека взглядом и прибавил шагу. Джек изрядно запыхался, пытаясь от него не отстать.

Громко крикнула галка. Полковник мигом спал с лица и рванулся к стене, прячась в тени дома. Джек воспользовался передышкой, чтобы догнать Ван Белла. Однако к его следующему ходу он оказался не готов. Полковник прыгнул и схватил Джека за горло.

— Попался! — прошипел он.

Джек рванулся назад, но хватка полковника была крепкой.

— Приятель, — процедил Ван Белл. — Я давно заметил, как ты за мной следишь! Нет уж, номер не пройдет! Я вижу — ты с ними заодно!

— Бенджамин… — прохрипел Джек, вцепившись в руку Ван Белла.

Полковник заморгал. Он посмотрел на свои пальцы, потом на Джека и выругался.

— Черт! Прости… Я же тебя знаю! Тебе нужно в Город Устриц!

— П-планы изменились, — Джек отступил, массируя шею.

— Плакала моя двадцатка! — полковник махнул рукой и зашагал дальше по улице.

— Где находится ф-фабрика часов? — спросил Джек. Ван Белл остановился.

— Так тебе на фабрику? Тогда зачем мы притащились на другой конец города?

— Д-далеко отсюда?

— На моем заднем дворе, — сказал полковник. — Или на переднем, если смотреть с другой стороны.

— Ангары, в которых р-работают селениты? — догадался Джек.

— Они самые. Кто еще будет работать на часовой фабрике? Только нытикам там и место.

— Я думал они там д-делают сыр…

— Точно, — кивнул полковник. — Сыр и масло. Все, что требуется для хороших часов.

— Зачем в часах м-масло? — удивился Джек.

Ван Белл смерил его сочувственным взглядом.

— А зачем часы, в которых нет времени?

— Но масло… — Джек сдавил виски пальцами, чувствуя приближение очередного приступа головной боли.

Джил бы сказала: будь проще, принимай все как есть. Но Джек понял, почему не может себе этого позволить. Если принять все как есть, он уже никогда не убедит себя, что происходящее не затянувшийся кошмарный сон. Во сне не задают вопросов. В итоге Джек станет частью этого мира и окончательно забудет, кто он такой на самом деле.

Для Ван Белла связь между часами и маслом была очевидна.

— Что непонятно? Чтобы часы работали, в них должно быть время. А где его возьмешь? Только из других часов, например из Луны. По Луне же определяют время? Новолуния, полнолуния… Куски, конечно, большие, но если их хорошенько взбить, получается отличное масло, полное свеженьких минут и секунд. Смазываем механизм, и готово.

Джек вздохнул. Беда с поиском объяснений в том, что зачастую ответ отказывается хуже вопроса. Вот уж действительно — процесс важнее, чем результат… Он пошел дальше, думая о новом кусочке мозаики. Но не успел пройти и квартала, как его окликнули.

— Погодите! Эй! — из переулка выбежал неопрятно одетый толстяк.

Джек придержал Ван Белла за рукав.

— Что? — выкрикнул тот. — Где я? Кто здесь?

— Все в п-порядке, полковник, — Джек повернулся к толстяку. — Что с-случилось?

Толстяк остановился в паре шагов, тяжело дыша и хватаясь за сердце. От бега лицо пошло малиновыми пятнами.

— Уф… — выдохнул он. — Как же хорошо, что я вас встретил! В такой час прохожие — большая редкость…

Толстяк вытер лоб платком и улыбнулся. На первый взгляд выглядел он как бездомный бродяга, но его неопрятность, мятая и грязная одежда смотрелись совершенно неестественно. Как модные джинсы, искусственно состаренные и протертые в удачных местах. Не бывает у бездомных гладко выбритых лиц и ухоженных рук.

— Господа, — толстяк поправил воротник. — Не могли бы вы мне немного помочь?

— М-мелочью? — предположил Джек.

— Нет-нет, — запричитал толстяк. — Я не прошу денег, что вы! Я даже могу заплатить…

Он вытащил горсть мятых пятидесятифунтовых банкнот. Неожиданное состояние для бездомного. И не та сумма, которой стоит размахивать перед незнакомыми людьми. Полковник протянул руку, но Джек удержал его.

— А в чем заключается п-помощь? — спросил Джек. Он заглянул за спину толстяка — не прячется ли кто в проулке? Но все было спокойно.

— О! Ничего сложного! Кое-что перенести… Одному мне не справиться. Тут недалеко и займет пару минут.

— Хорошо, — сказал Джек. Как бы толстяк ни старался держаться, дергающийся левый глаз его выдавал. — П-пойдем посмотрим, чем мы можем п-помочь…

Он забрал у толстяка банкноты. То, что Джек взял деньги, того успокоило. Толстяк расслабился, улыбка стала снисходительной. На это и было рассчитано.

Толстяк засеменил обратно в проулок. За дешевыми кедами волочились шнурки из растрепанной полиэтиленовой веревки. Хотя на деньги, с которыми он так легко расстался, можно себе позволить самые лучшие ботинки.

— Пополам, — шепнул Ван Белл. Когда дело касалось финансов, полковник вел себя на удивление разумно.

Через проулок они вышли на соседнюю улицу, такую же пустынную и темную. Вдалеке светились окна ночного кафе, но толстяк направился в противоположную сторону.

Метрах в двадцати Джек увидел лежащее на мостовой человеческое тело. Джек удивленно взглянул на толстяка, но тот как ни в чем не бывало семенил впереди.

— Э-э… — раздался за спиной голос Ван Белла.

Джек обернулся, прижимая палец к губам. В тот же момент снова крикнула ночная птица. Ван Белл метнулся к стене. Джек беззвучно выругался и прибавил шагу, догоняя толстяка.

— Собственно, нести — всего ничего, — говорил их новый знакомый. — До перекрестка, а там у меня машина. Сюда не подъехать — движение одностороннее, а мне не развернуться…

Они остановились над телом.

— Ну вот… Вы берите под мышки, — сказал толстяк. — Ваш товарищ — за ноги. А я пойду рядышком, на всякий случай…

Это оказалась девушка с длинными черными волосами; сказать больше сложно — она лежала лицом вниз. Для ночных прогулок выглядела она несколько странно. Легкая футболка, тонкие джинсы, к тому же босиком… Рядом валялся скомканный портновский метр. Толстяк быстро поднял его и запихал в карман.

— К-кто это? — спросил Джек.

— Моя дочь, — сказал толстяк. — То есть подруга… Ну, вы понимаете.

Он заискивающе улыбнулся, но, наткнувшись на взгляд Джека, скис.

— Вы не подумайте чего такого, — сказал он. — Я не морж, смотрите…

Он вытаращил глаза и часто заморгал. Джек промолчал.

— Или вот, — толстяк поднял ногу. — Где вы видели моржа в такой обуви? Ха-ха…

— Что с ней? — сказал Джек.

— Уснула. У нее… нарколепсия!

Менее убедительного объяснения он придумать не мог. Джек вздохнул.

— Подними руки, — сказал он. — И д-держи над головой, чтобы я в-видел.

— Простите? — толстяк нахмурился.

— Я не люблю п-повторять, — сказал Джек.

— Э… Вы угрожаете?

— Еще нет, — сказал Джек. — Вежливо п-прошу п-поднять руки. Ничего б-более.

— Это такая шутка? Поднять руки? Ха! Слушайте, я вам заплатил и…

— Королевская п-полиция, — сказал Джек, доставая жетон. — Инспектор Д-джек Купер. Можно просто Джек.

— ДЖЕК?!!

Толстяк замер с раскрытым ртом. Если раньше у него дергался глаз, сейчас его затрясло всего, словно Джек обернулся жутким чудовищем. Бармаглотом.

— Мне повторить п-просьбу?

— Но я не морж! — толстяк попятился. — Посмотрите — галстук…

Он споткнулся и взвизгнул, как поросенок.

— Вы не так поняли! Это ошибка, и… Я не морж! Не устраняйте меня!

Толстяк бросился бежать. Метался от одной стороны улицы к другой, уворачиваясь от несуществующих пуль.

— Что это с ним? — спросил подошедший полковник.

— С-сбежал, — пожал плечами Джек.

Толстяк споткнулся и растянулся на мостовой. Подскочил, как каучуковый мячик, и побежал дальше с прытью, удивительной для человека его комплекции.

— И что? — сказал полковник. — А с этой что нам делать?

Джек присел на корточки перед телом и коснулся пальцами шеи, нащупывая пульс.

— Надо ее п-перевернуть, — сказал Джек. Полковник поморщился.

— Не нравится мне это, — сказал он. — Если в деле замешана женщина, добром оно не кончится. Женщина на корабле — к несчастью.

— Мы не на к-корабле, — напомнил Джек. Он взял девушку за плечи. В ответ та застонала.

— Женщины, они как птицы, — сказал Ван Белл. — Разве что не летают. Но тоже — кажутся безобидными и беззащитными, красивыми иногда, а на деле…

Джек перевернул девушку на спину. И отпрянул, словно на него выплеснули ведро ледяной воды. Или… Проклятье!

Джек смотрел на лицо, словно сошедшее со старинной фотографии. Тонкие и резковатые черты, острые скулы… Лицо, которое он помнил в мельчайших деталях, от тонких морщинок на переносице до крошечного шрама на подбородке.

— Джил?!

Девушка открыла глаза.

— Здравствуй, Джек…

Это был не голос Джил. Тихий, отстраненный и скрипучий. Голос Плотника.

— Полагаю, ты не ожидал, что наша первая встреча окажется такой?

32. Откуда пришел Джек

Никто не задавался вопросом — откуда пришел Джек. Все и так знают. Джек пришел из-за зеркала, вошел в него, как в дверь, и вышел с этой стороны. Он не первый, кто проделывает подобный трюк, чему удивляться? А как у него получилось… Это же Джек! Для него нет ничего невозможного — он убил Бармаглота.

Сам же Джек помнит слишком много. И все вместе не складывается в одну историю. Память играет в странные игры, подбрасывая детали то к одной, то к другой версии. Джек не знает, что он помнит, что ему приснилось, а что он просто выдумал.

Возможно, действительно имело место зеркало. Огромное, в тяжелой бронзовой раме. Поверхность стекла покрывает сеточка трещин, словно на нее набросили паутину… От старости амальгама потускнела, отражение получается смазанным, как фотография в стиле «ретро». Зеркало стоит на каминной полке. Джил купила его в антикварной лавке или на блошином рынке, а может, на интернет-аукционе. Где-то, где покупают старинные и таинственные вещи.

А таинственности зеркалу не занимать. У него богатая история. Если верить Джил, его сделал Уильям Моррис по заказу декана Лиделла. Джек не знает деталей, но если это правда, получается, это то самое зеркало, сквозь которое Алиса попала в волшебную страну. Джек не верит, что это правда. Даже буквы «PRB», выгравированные в уголке рамы, его не убедили. Но какая разница — подделка или нет? Зеркало неплохо вписывается в интерьер их квартиры в викторианском стиле.

Джек сидит в кресле и читает книгу про Шерлока Холмса и Потрошителя, очередная стилизация и подделка. Скоро Джил должна вернуться с работы, но пока у него есть немного времени, и Джек вместе с великим сыщиком идет по следу великого убийцы.

В комнате жарко и душно, Джека клонит в сон. Строчки разбегаются, точно диковинные многоножки. И без того запутанная история кажется еще непонятнее. Потрошитель ведет сложную игру, оставляет для Холмса кровавые подсказки, но в отличие от детектива Джек не понимает, в чем их смысл.

Должно быть, Джек все-таки уснул. Но в какой-то момент он открывает глаза и понимает — что-то изменилось. Он смотрит в зеркало на каминной полке и видит, что в нем отражается другая комната. Даже не комната, а темный подвал, заставленный металлическими шкафами.

Джек не помнит, чтобы он удивился — все казалось совершенно естественным. Не помнит он, и как оказался на каминной полке.

Джек протягивает руку и касается зеркальной поверхности. На ощупь она холодная и склизкая, как желе. От пальцев по амальгаме расходятся волны. Джек надавливает на нее и оказывается с другой стороны. В подвале, где он вскоре встретит Бармаглота.

Это первая история, которую помнит Джек. Убедительная и в традиции. Но как только Джек начинает думать, что так и было, он находит слишком много несоответствий. В его квартире не было каминной полки.

В другой истории тоже есть зеркало. Оно не такое старое, скорее наоборот. Это огромный диско-шар. Подсвеченный ядовито-зелеными и алыми лучами, он кружится в клубах цветного дыма. Музыка грохочет так, что вибрирует пол. Играет бодрый ремикс на Sonic Youth — сочетание нелепое, но для вечеринки в самый раз. Здесь полно нелепостей.

Вокруг танцуют люди в костюмах. Чеширские Коты, Карты, Болванщики и Шалтай-Болтаи на любой вкус — извиваются и скачут, как припадке эпилепсии. Даже в ритм не попадают. Если кому-нибудь действительно станет плохо, никто не заметит. Это тематическая вечеринка, посвященная Алисе. Но дальше костюмов и четкого ощущения, что мир сошел с ума, дело не зашло.

Пританцовывая, к Джеку подходит кто-то в костюме Белого Кролика. Джек не помнит, как его зовут, помнит, что он старый приятель, со школы.

— Держи, — орет Кролик. — Твое пиво…

Он протягивает Джеку открытую банку. Кролик стягивает насквозь мокрую перчатку и вытирает блестящее от пота лицо.

— Твоя? — Кролик указывает на танцующую рядом девушку. По длинным черным волосам скользят отблески от стробоскопа.

Девушка поворачивается к Джеку, улыбается, но тонкое лицо остается задумчивым.

— Она что, гот? Всегда хотел познакомиться с девушкой-готом. Где ты ее подцепил?

— Нет, — кричит Джек. — Это такой костюм — «Готическая Алиса». Слышал, Мерлин Мэнсон собирается снять фильм по Алисе?

— Не люблю Мэнсона, — орет Кролик. — Дешевые понты. Как зовут-то подругу?

— Джил.

— Как?!

— Джил. Джилиан Гордон.

Кролик молчит, а потом начинает ржать.

— Что?! В самом деле? Вы теперь эти — Джек и Джил? Из детского стишка?

— Заткнись, а?

— Потом ты построишь дом с пшеницей и синицей, да? — не унимается Кролик. — Или пойдешь убивать чудовищ?

— Помнишь, во втором классе я сломал тебе руку? Хочешь, чтобы я…

Но Кролик не слушает.

— Чуешь запах? — Кролик глубоко вдыхает.

Воздух в помещении плотный, приходиться глотать его через силу. Нужно иметь нюх, как у собаки, чтобы что-то различить сквозь густой запах сигаретного дыма, алкоголя, косметики и пота. Но Джеку удается уловить необычные нотки.

— Травка? — спрашивает он.

— Ничего противозаконного, — говорит Кролик. — Специальные благовония — парни привезли из Непала. Говорят, буддисты жгут их в монастырях. Вдохнешь — и прямиком в нирвану.

— Кажется, буддисты называют нирваной абсолютную пустоту…

— «Нирвана» — это группа Кобейна, — говорит Кролик. — Вот я понимаю музыка, не какой-то там Мэнсон…

Словно услышав его слова, диджей ставит сумасшедший ремикс на «Lithium». С воплем Белый Кролик бросается к сцене.

Джек продолжает стоять. Запах благовоний слышится сильнее, обволакивает. Его тошнит — от духоты, от пива, от резких ритмов… Джек поворачивается, ища Джил, но видит лишь диковинных созданий, словно сошедших с иллюстраций Тенниела, Холлидея, Мервина Пика, Дали, МакГи, Янссон… Вот в обнимку протанцевали Лев и Единорог, извивается Синяя Гусеница…

Джек смотрит на вращающийся диско-шар. Окружающее безумие тысячами отражений дробится в зеркалах стробоскопа. Но Джек не видит главного — собственного отражения. А шар все вертится, пока в конце концов не взрывается фонтаном зеркальных осколков. Превращается в нечто совершенно иное.

В фасеточный глаз Бармаглота.

Эта история также звучит убедительно до тех пор, пока Джек не начинает в ней разбираться. Никто из его знакомых никогда не ездил в Непал.

Есть еще одна история. Там зеркало небольшое и самое обыкновенное, хотя и важное. Зеркало заднего вида в серебристом «Сеате», едущем по скоростному шоссе.

Снаружи автомобиля — ночь. Тусклые фары еле справляются. К тому же идет дождь. С неба извергаются такие потоки воды, что в них легко могли бы плавать рыбы. Худшее сочетание для автомобильных поездок. Джек давно бы остановился у обочины, но это скоростное шоссе, и останавливаться на нем запрещено. И, как назло, второй час ни одного съезда. Джеку не по себе, но он старается не подавать виду — рядом Джил. Куда и откуда ведет шоссе, Джек не помнит.

Изредка навстречу проносятся огромные грузовики. Сквозь пелену дождя видны расплывающиеся желтые огни, да слышен громкий рев. С равным успехом на месте грузовиков могли оказаться и неведомые чудовища, в темноте Джек бы не заметил разницы.

Внутри машины жарко и душно. По запотевшим окнам ручейками сбегает влага. Джил водит пальцем по стеклу, рисуя непонятные узоры. Но ее работы исчезают быстрее, чем успевают появиться. Печальный бассет на приборной панели качает головой.

Джек включает радио. В динамиках слышится треск. Джек тянется выключить приемник, но в тот же момент раздается голос диджея:

— …удивительный ливень. По данным метеорологов, сильнейший дождь за последние шестнадцать лет…

Голос исчезает за шипением помех.

— За шестнадцать лет! — говорит Джил. — Говорила же я тебе — не ехать на ночь глядя! Почему мы не могли подождать до утра?

— Так получилось, — пожимает плечами Джек.

— Получилось…

Снова включается радио.

— …подкинула сюрпризов. Если дождь затянется, скоро мы будем жить на дне океана. Я бы не хотел, чтобы моим соседом оказалась устрица. Сьюзан, а вы что думаете?

— По поводу устриц? — говорит женский голос. Но узнать, что думает Сьюзан, не получается — сперва помехи, потом Джек выключает радио.

Джил сидит, надув губы. Она не капризничает, не в ее характере. Но в машине она нервничает; ее родители погибли в автокатастрофе. Чтобы отвлечь девушку от невеселых мыслей, Джек спрашивает:

— А почему на твоей футболке написано, что тебя зовут Фиона? По-моему, глупо носить футболки с чужим именем…

Джил вздрагивает.

— Вместо того чтобы пялиться на мою грудь, смотрел бы на дорогу, — говорит она.

— Я не виноват, что ты перетягиваешь ремень безопасности, — говорит Джек. — Ты не оставила мне выбора.

— Дурак! — Джил ударяет его по колену и поправляет футболку.

На самом деле Джек не пялится на ее грудь, а на дорогу смотрит так внимательно, что болят глаза. Джек морщится, вытирает рукавом пот. Из темноты и дождя появляется рекламный щит — вырядившийся моряком старик предлагает попробовать пиво для настоящих мужчин.

— Так кто такая эта Фиона? — спрашивает Джек.

Джил дергает плечом.

— Откуда я знаю? Не я же придумала дизайн. Футболку я купила на распродаже за такие деньги, что грех жаловаться на чужие имена…

Раздается пронзительный рев, вспыхивают темно-желтые огни. Огромная фура появляется так внезапно, словно караулила их в засаде. Джек едва успевает свернуть к бордюру. Джил вцепляется в кресло.

Фура проносится мимо, на «Сеат» выплескиваются потоки грязной воды. Джек видит надпись на тенте — «Полуфабрикаты из птицы». С прощальным гудком грузовик уносится прочь.

— Идиот!! — Джек ударяет ладонями по рулю. — Теперь эту грязь никаким дождем не смоет…

Дворники скрипят, царапают стекло — под щетки попали мелкие камни.

— Знаешь, что было бы, если бы его занесло? Обычное дело на такой дороге, — тихо говорит Джил.

— Что?

— Да ничего! Мокрого места бы не осталось!

— Ну-ну, — говорит Джек. — Обошлось же…

Он гладит ее по плечу. Джек не знает, что сказать, чтобы ее успокоить. Спросить о работе? О конкурсе красоты, который проходит в университете? Вряд ли это поможет.

Дальше они едут в молчании. Дождь усиливается, и кажется, шоссе никогда не кончится. Джек смотрит в зеркало заднего вида, но за спиной, как и впереди, сплошная чернота.

Зеркало запотело. Джек тянется его протереть и замечает, что отражение не такое, какое должно быть. Но удивиться не успевает — что-то большое и мягкое ударяется в ветровое стекло.

Джек резко выворачивает руль. За шелестом дождя не слышно, как визжат тормоза. На мокром асфальте машине не зацепиться. «Сеат» начинает вращаться, и Джек ничего не может с этим поделать. Джил кричит — Джек это видит, но не слышит ни звука. Уши словно забили ватой. Он запоздало понимает, что в стекло врезалась какая-то птица. Ничего страшного… В отличие от грузовика, выныривающего из темноты и несущегося на их машину.

Джек закрывает глаза и открывает их в другом месте.

Найти несоответствия в этой истории несложно. Машина: Джек помнит, у него была темно-синяя «Тойота». Да и вульгарную собачку на приборную панель он бы не поставил…

Если постараться, Джек вспоминает еще несколько историй. Иногда они сплетаются, чаще — существуют независимо друг от друга. Порой кажется, ничего не было, что все это — морок, наведенный Бармаглотом. Чудовищу, которое живет в отражении в его глазах, это ничего не стоит.

Образы которые всплывают в воспоминаниях, от Джека Потрошителя до устриц под дождем… Слишком легко представить, что из них и строится этот мир. Из мелких деталей реального, как и положено сновидению.

Но что, если все наоборот? Что, если они появились в воспоминаниях потому, что он столкнулся с ними здесь? Бармаглот же пользуется этим, хочет заставить Джека думать, что происходящее — сон, наркотическая галлюцинация, наркоз, кома. Не говорит прямо, но раз за разом подбрасывает зерна сомнений.

Чудовище хочет вынудить Джека вернуться — не будет ничего страшного, ты просто проснешься. Всего-то нужно — пройти сквозь зеркало. Только Джек знает, чем это закончится.

Джек не уверен, что хочет знать правду. Не сейчас.

33. Разговор с Плотником

Опираясь на руку, девушка села. Джек же смотрел на нее и не знал, что сказать. Длинная челка упала ей на глаза — девушка дернула головой, откидывая волосы. Ничего не значащий жест, но у Джека защемило сердце. Мир вокруг исчез.

Это же Джил! Откуда? Как? Мысли путались. Бармаглот… Все время чудовище ему врало. Убедило, что Джил осталась с той стороны, вынудило писать глупые письма… Или она пришла за ним? Спустилась в ад, чтобы увести его отсюда?

Джек протянул руку, но так и не коснулся девушки. Что-то было не так. Какая-то ошибка… Она говорила, и это были не слова Джил. Не ее голос.

Девушка говорила голосом Плотника, словами Плотника. Джек замотал головой. Не может быть, чтобы она была Плотником. Она невысокая, волосы чернее вороньего крыла. И она босиком — как у нее могут скрипеть ботинки? И все же… Проклятый дуализм этого мира мог подкинуть и не такие сюрпризы.

Джек проглотил ставший поперек горла комок.

— Д-добрый вечер.

— Кто вы… — начала девушка, и это был голос Джил. Но тут же раздалось шипение, голос изменился.

— Полагаю, нам есть о чем поговорить. Ты понимаешь, что ты наделал, Джек?

Глаза девушки были полны ужаса. Но Джек увидел в них кое-что еще. Вернее, не увидел — своего отражения. Значит, девушка принадлежала этому миру. Значит, это не Джил…

На Джека навалилась такая тоска, что захотелось встать и уйти. Он слишком устал играть в нелепые игры, в которых, как ни старайся, правил ему не понять. Да и зачем?

Полковник Ван Белл изумленно хлопал глазами.

— Эй! — сказал он. — Как-тебя-бишь… Это ты?! Что они с тобой сделали?!

Девушка не ответила.

— Джек… — сказала она голосом Джил. — Ты и вправду Джек? Я нашла…

Джек вздрогнул. Придется идти до конца.

— Так о чем ты хотел п-поговорить?

И вновь треск, словно кто-то настраивал радиоприемник, вывернув рукоятку громкости на максимум. Девушка зажала рот ладонью, так сильно, что побелели пальцы. Джек отвел ее руку. Девушка дернулась, однако Джек ее не отпустил. На ощупь ладонь была ледяной.

— Зачем ты это сделал, Джек? — сказала девушка чужим голосом.

Джек лишь догадывался, о чем говорит Плотник, и совсем не понимал, каким образом. Он видел, как девушка отчаянно пытается не говорить и ничего не может поделать.

— Сделал? Б-боюсь, я ничего не успел с-сделать… Как вы меня нашли?

— Это не сложно, — девушка против воли улыбнулась. — Я воспользовался тем, что должно было случиться.

— Дохляк! — крикнул Ван Белл. — Ты слышишь? Я с тобой разговариваю! Отвечай! Как твой капитан, я приказываю…

— А что д-должно было случиться? — сказал Джек.

— Я знал, что леди найдет тебя, Джек. Не могла не найти — таковы правила. Я же воспользовался ими. Выкроил минутку — никто не заметил пропажи — и зашел в гости. Простейшая операция, простейший механизм — пара шестеренок и транзистор. Леди даже не заметила. Потом осталось подождать, когда вы встретитесь. Времени у меня предостаточно. Было.

Джека передернуло. Пару шестеренок и транзистор? Бармаглот был бы доволен. Девушка вырвала руку. Джек не стал ее удерживать.

— Что происходит? — крикнула она. — Я не говорила этого! Я не хочу…

Она принялась ощупывать себя — губы, шею, грудь. Фиалковые глаза блестели от слез. Глаза Джил… Но без Джека.

— Не ищи, — сказал Джек. — Плотник работает чисто. Он мог пришить тебе голову котенка, и ты бы не заметила подмены…

Девушка замерла, а потом опустила руки. Она не закричала. Лишь сдавленно всхлипнула. Джек отвел взгляд.

— Что со… — голос сбился. — Джек, ты не ответил на мой вопрос. Зачем ты это сделал?

Джек задохнулся от возмущения. После всего, что сделал Плотник, он смеет упрекать его? Жалкий трус. Хуже Бармаглота — чудовищу хватило смелости встретиться с Джеком лицом к лицу. А Плотник… Даже свои мерзости он творил руками моржей.

— Я с-сделал? — прошипел Джек. — Вы что-то н-напутали. Это не я рыскаю в ночи и режу л-людей… Не я напустил в город м-механических уродцев… Не я…

— Ты ничего и не понял, Джек, — перебил Плотник. — Неужели ты не видишь, что происходит?

Ван Белл толкнул Джека в плечо. Тот раздраженно повернулся.

— Не сейчас, п-полковник!

— Дохляк… — сказал Ван Белл. — Почему он не разговаривает со мной?

Он выглядел как ребенок, которого наказали, так и не объяснив за что.

— Простите, п-полковник, — сказал Джек. — Того, кого вы знали, б-больше нет.

— Капитан… Храбрый Бенджамин Ван Белл, — Плотник усмехнулся губами девушки. — Почему ты не послушал его, Джек? Он же все тебе рассказал. И про остров, и про охоту, и про то, чем она кончилась…

— Про то, как вы б-бросили его одного? — процедил Джек.

— Джек, Джек, — вздохнул Плотник. — А я был лучшего мнения о тебе… Человек, победивший Бармаглота и так легко устраняющий моих помощников, должен понимать, что он делает. Боюсь, я тебя переоценил…

— П-полагаю, тот, кто устраняет ваших п-помощников, знает, что делает. Но вы ошиблись — это не я.

Жаль, он не видел истинного лица Плотника. Девушка, за которой тот прятался, плакала, но это были ее собственные слезы. Джек протянул руку и коснулся холодной щеки. Джил… И не Джил. Так могло быть только в этом мире.

К чести Плотника, его голос не дрогнул.

— Не важно, Джек. Я уже ничего не могу исправить — предел достигнут, и процесс не остановить. Я пытался, но это было не в моих силах.

Джек не понял ни слова. Какие процессы и пределы? Что Плотник хотел исправить? Джек мотнул головой… Какое это имело значение? Плотник был законченным маньяком. Убийцей, на счету которого десятки чудовищных и мерзких преступлений. А маньякам свойственны навязчивые идеи — дешевая попытка найти себе оправдание. Будто то, что он делал, имеет оправдание.

— Осталось недолго, — сказал Плотник. — Скоро все кончится… Мне жаль, что так получилось.

— К-кончится? — зло сказал Джек. — Вот так новость! Вы н-нашли с-снарка? Поздравляю! И на кого он похож? Так ли хорош, как говорят?

Плотник молчал. Молчала и девушка. Тонкие губы совсем посинели. Джек снял пиджак и накинул на острые плечи. Девушка вцепилась в него, такая беспомощная, что Джек едва не обнял ее.

— Все будет хорошо, — сказал Джек, хотя и не был уверен в собственных словах. Плотник говорил, скоро все кончится, а это могло значить что угодно.

— Джек, Джек… Я не ищу снарка. Я знаю, что находишь в итоге.

— Неужели?

— Я был на том острове, Джек, я читал записи Бармаглота… Я видел птиц, Джек.

— Птиц? При чем здесь п-птицы?

Джек покосился на Ван Белла. Полковник раскачивался на корточках, обхватив голову руками, и беззвучно шевелил губами.

Птицы… Дикие узоры в комнате Человека-Устрицы, печальный конец экспедиции Ван Белла. Все ищут снарка, но его невозможно найти. Потому что в итоге находишь… Буджума? Плотник не мог этого не знать. Джек сдавил пальцами виски, но даже проверенный способ не помог избавиться от пульсирующей головной боли.

— Бедный, глупый Джек, — девушка покачала головой. Выглядело жутко, словно она была марионеткой, которую дергали за веревочки. — Неужели ты не понял?

— Птицы — это Б-буджум? — сказал Джек.

— Нет. Буджум — абсолютное ничто, пустота, к которой стремится наш мир. А птицы — форма, след, метка сейчас.

— Но почему п-птицы? Как ничто может быть чем-то? Ноль не равен единице.

— Джек, ты все делаешь неправильно, с самого начала. Ты пытаешься понять, найти смысл. Пытаешься все вогнать в рамки своей логики… Почему ты не хочешь принять простую истину — все нужно принимать таким, какое оно есть? Если ты не можешь найти ответа на вопрос, проблема в тебе, а не в вопросе.

— Д-допустим, — процедил Джек. — А д-девушки… Зачем ты убивал их?

— Не убивал, Джек, а устранял. Как полиция устраняла моих близких друзей. Я не искал снарка, я лишь не хотел допустить появления Буджума.

Джек вытер рукавом выступившие на лбу капли пота. Беседа с Плотником выматывала как встречи с Бармаглотом. Если следовать обычной логике — раз в этом мире все сошли с ума, у безумцев с головой должен быть порядок. Простая задачка из книги Смаллиана. На деле выходило, что маньяки здесь еще более не в своем уме.

— Появления Б-буджума? Но Буджум — ничто…

Девушка замотала головой, одновременно пытаясь удержать себя руками.

— Джек, мы ходим по кругу. Впустую тратим время, которого почти не осталось. Буджум — множество, которое, достигнув предела, обращается в ноль. Снарк есть процесс, движение этого множества. Но снарк — конечная недостижимая, потому что при достижении предела она обращается в свою противоположность. То есть в Буджума. Сколько будет один плюс один — на этот вопрос ты в состоянии дать правильный ответ?

— Д-два… — сказал Джек, но его перебил Ван Белл:

— От нуля до бесконечности. Зависит от системы, в которой существует уравнение. В системе снарк-буджум правильный ответ будет стремиться к нулю — зависит от упования, с которым подходить к решению, и от биржевых сводок за последнюю неделю. Это знает любой школьник!

Джек посмотрел на полковника. Может, в этом мире это знал любой школьник, но Джек ходил в школу в другом месте.

— Отлично, капитан, — сказал Плотник, наконец обратив внимание на старого знакомого. — Хоть вы это понимаете… И что будет с уравнением, если его решить?

— Ничего… — прошептал Ван Белл. — Оно перестанет существовать не позднее конца недели. Его нужно пометить галочкой и держаться подальше. Можно, конечно, вычитать из него единицу-другую и поддерживать его существование, пока не надоест, — но так делают только зануды-отличники.

— Видишь Джек, — сказал Плотник. — Теперь ты понял?

— Нет, — вздохнул Джек. То, что говорили Плотник с Ван Беллом, звучало полной бессмыслицей.

— Все ищут снарка, не думая, чем это закончится. А закончится все абсолютной пустотой. Мир перестанет существовать. Здесь необходимо вычитать единицы…

— Д-девушки и есть эти единицы? — Джек поежился. Выходит, мерзости Плотника творились ради того, чтобы не дать миру исчезнуть? Это было выше его понимания.

— Не все, — сказал Плотник. — Но порой девушка оказывается той самой конечной недостижимой… снарком. Чаще, чем что-либо. Это не страшно, пока их не становится слишком много. Но если предел близко, нужно вычитать. Когда они окажутся вместе, коллапс будет неизбежен. Образуются дыры, в которых исчезает материя, время, пространство… Остается пустота. Абсолютная пустота, Джек.

— А п-птицы?

— Уравнение, Джек. Неправильное уравнение помечают галочкой. Птичкой. Иначе как его найдешь? Для этого нужны моржи — искать птиц там, где их не должно быть. Идеальный слух, идеальные манеры, идеальные хищники. Ты знаешь, Джек, для чего нужны хищники?

— Удерживать с-систему в равновесии.

— Поздравляю, Джек, ты начинаешь что-то понимать. Дело не в том, что устраняли моих помощников, у меня хватает деталей сделать новых. Главное — моржи вовремя не устранили тех, кого были должны. Вычитания не было, и уравнение остается решенным. Слишком много решенных уравнений… Им осталось собраться вместе до конца недели. И все. Буджум.

— Не я устранял м-моржей, — сказал Джек. — Ты тоже ничего не п-понял. Человек-Устрица, у которого ты убил всю семью, — п-помнишь?

— Джек… Если бы я помнил мои устранения, я был бы не способен на другие. Джек, я Плотник. Я латал дыры — дыры, которые появились и по твоей вине.

— По моей?! Но…

— Джек, это ведь ты поставил наш мир на грань катастрофы. Это ты убил Бармаглота.

— Б-бармаглота?

— А кто, по-твоему, удерживал наш мир в равновесии? Лишь Бармаглот был способен справиться с этой ношей. Ты думал, что спас наш мир, Джек? Нет — ты его уничтожил. Осталось только дождаться конца недели.

— Но… К-конец недели завтра!

— Что ж, — сказал Плотник. — Долго ждать не придется. Прощай, Джек…

— Стой! — крикнул Джек.

Он схватил девушку за плечи в бессмысленной попытке удержать Плотника. Она задрожала. Шипение сменилось надрывным кашлем, с уголка рта потекла тонкая струйка крови. Сглотнув, девушка сплюнула на мостовую большую влажную шестеренку. Потом еще и еще — диковинные, уродливые детали. Плотник заметал следы.

Наконец чудовищный кашель прекратился. Девушка затравленно посмотрела на Джека, слезы катились по щекам. У нее были глаза Джил — такие большие, что Джек не мог в них не смотреть. К извечной головной боли прибавилось головокружение.

— Как тебя зовут? — спросил Джек, боясь услышать ответ.

— Фиона, — сказала она. — Ты же правда Джек?

— Боюсь, это так…

— Ты спасешь нас?

34. Небесное реверси

Утро последнего дня выдалось солнечным и ветреным. Прекрасная погода для конца света. Небо выглядело прозрачным и хрупким — достаточно бросить вверх камень, и оно разлетится мириадами крошечных осколков. Словно мир уже готовился к своему исчезновению и избавлялся от лишнего, начав с облаков и утреннего тумана.

— Держи, — сказал полковник Ван Белл, ставя перед Фионой чашку. — Выпей, и тебе сразу станет легче. Мое собственное изобретение!

Девушка взяла чашку двумя руками, сделала глоток. Тонкое лицо скривилось, и она закашлялась.

— Ну-ну, — сказал Ван Белл, хлопая ее по спине. — Лекарства пьют осторожно.

— Что з-за изобретение? — спросил Джек.

— Крепкий бульон, крепкий кофе и крепкий бренди в равных долях. И рюмка рыбьего жира для вкуса. Стоило добавить пару ложек перца? Для остроты?

— Хуже бы не с-стало, — вздохнул Джек.

Фиона отодвинула чашку.

— И все? — гневно сказала она. — Будем сидеть и ничего не делать?

Джек вздрогнул. Всякий раз, когда Фиона говорила, ему становилось не по себе. Она даже вела себя как Джил — такая же порывистая и задумчивая одновременно. Но это была не Джил… Джек не видел различий, но знал, они есть — слишком явные, чтобы их заметить.

— Я говорил, это приведет ее в чувство? — сказал полковник, потирая ладони. — Бульон дает силы, кофе — бодрости, бренди еще чего-то. Я молчу о рыбьем жире! Надо запатентовать средство — буду грести деньги лопатой!

— Запатентовать?! — взорвалась Фиона. — Сегодня мир исчезнет, а вы думаете о деньгах?

— Проклятье! Рыбий жир был лишним…

— Б-буджум, — сказал Джек. Он отвернулся и уставился в окно.

Ветер швырял по небу стаю птиц — черных с белой грудкой. Прижавшись лбом к холодному стеклу, Джек следил за воздушными танцами. Не в силах совладать со стихией, птицы даже не пытались куда-то лететь — лишь бы удержаться в воздухе. Ветер играл с ними как хотел: они летали боком и задом наперед, вверх ногами и вертикально. Вертелись, и черное становилось белым, а потом снова черным. Джек пытался уловить правила этой игры, расчертив небо воображаемыми линиями, но безуспешно. Откуда они появились? В городе никогда не было столько птиц… Видимо, примета приближающегося конца. Галочки на невидимых полях.

— Тот ч-человек, — сказал Джек. — Что он хотел от тебя?

— Плотник? — сжалась Фиона. — Поговорить с тобой и…

— Не П-плотник, — перебил Джек. — Т-толстяк в рваных кедах.

— Твидл, — Фиона поморщилась. — Он показывал визитку… Сперва он казался дружелюбным, а потом прыснул в лицо какой-то гадостью.

— Но ты г-говорила с ним? Он сказал, что ему от тебя н-нужно?

— Он хотел сделать из меня королеву, — усмехнулась Фиона.

— Ого! — встрепенулся Ван Белл. — Настоящую королеву? Посадить во дворце и окружить собаками? Неплохо… У нас, конечно, есть одна, но еще парочка лишними не будут.

— Он хотел, чтобы я приняла участие в Конкурсе Красоты, — сказала Фиона. — Сегодня. У него пропадает платье из перьев, над которым он долго трудился… Но какое это имеет значение?

Джек задумался.

— Здесь бывают конкурсы к-красоты?

— Конечно! — сказала Фиона. — Ты газеты читаешь? Это главная новость… После устранений моржей, конечно. Ты же сам спас главную претендентку — в кафе «Веселые пончики». Кудрявая блондинка, тупая как овца — хватило ума связаться с моржом!

— Девушка с в-волосами как пух одуванчика?

— Она самая, — кивнула Фиона. — Я читала ее интервью: дура дурой. Все шансы стать королевой.

— Б-боюсь, — сказал Джек, — нет у нее ш-шансов…

Он откинулся на спинку стула. Послание Плотника… Отрезанная голова девушки, которая должна была стать королевой красоты. Недоступной красавицей, которую все обожают. Другими словами — конечной недостижимой. Снарком. И она такая не одна — все участницы конкурса оказываются той самой конечной недостижимой. Которые собираются вместе… Как и сказал Плотник: коллапс неизбежен до конца недели.

— Ты знаешь, где п-проходит Конкурс К-красоты?

Фиона пожала плечами.

— В Хрустальном Дворце. Это важно?

— Больше, чем что-либо, — сказал Джек, вставая. — Пойдем. Пока еще осталось немного в-времени…

Ван Белл схватил его за плечо.

— Стой, приятель, ты рехнулся?

Джек склонил голову.

— В-возможно, — сказал он. — Я могу ошибаться. Но нам н-нужно идти…

— Ты не видишь? — полковник указал на окно. — Там птицы! Тучи птиц! Выйдешь, и они набросятся, как голодные мыши на кусок сыра. Останется от тебя один скелет. А то и скелета не останется. Поверь — я знаю, о чем говорю.

В подтверждение его слов ветер швырнул в стекло одну из птиц. Джек успел заметить вытаращенные пустые глаза и распахнутый в немом крике клюв. Полковник попятился.

— Не думаю, п-полковник, — сказал Джек. — Это другая история с другими правилами.

— Какие, к черту, правила! — задохнулся Ван Белл. — Когда они будут выклевывать твои глаза… Это Буджум, для него нет правил!

— Б-буджума стекло не остановит. Не будет с-стекла. Или вы с-собираетесь сидеть и ждать, пока все исчезнет? Как сидели и ж-ждали на острове?

Ван Белл замер. Лицо стало злым, он сжал кулаки.

— Приятель, следи за языком, — процедил полковник. — Я не посмотрю, что ты должен мне двадцатку…

Не говоря ни слова, Фиона встала из-за стола и зашагала к выходу. Так же поступила бы и Джил…

— Х-хотите — оставайтесь, — сказал Джек. — Я никого не с-собираюсь уговаривать.

— Ты не понимаешь! — взорвался Ван Белл. — Ты ни черта не понимаешь!

Дверь хлопнула.

— Я знаю, — сказал Джек.

Он бросил на стол пачку мятых банкнот и поспешил за Фионой. Полковник Ван Белл уставился в окно. Ветер усиливался, птиц становилось больше, скоро за ними не будет видно неба.

35. Проигрыши

Мощный взрыв срывает с петель железную дверь ангара. Словно огромная невидимая рука хватает ее, сминает, точно лист бумаги. Искореженный кусок металла летит через зал. Потом слышится звук взрыва — постепенно нарастающий рокот. И в конце — ярко-желтая вспышка. Здесь время течет так, как ему хочется.

Дверной проем окутывают клубы дыма. Внутри маячат изломанные тени. Хрипит искаженный мегафоном голос:

— Всем оставаться на местах! Королевская полиция!

Люди — их немного — падают на пол, прикрываются руками. Селениты ничего не замечают и продолжают работать, собирая взбитое за ночь масло. Сонные, как зимние мухи. Кто-то поворачивается к двери и начинает хныкать.

Дым развеивается. Очертания застывших в дверном проеме фигур становятся четче — два десятка человек из полицейского спецназа, ощетинившихся автоматами. Лица спецназовцев скрыты зеркальными масками. Мельтешение отражений похоже на развороченный глаз Бармаглота.

— Все кончено! — хрипит мегафон. — Выходи с поднятыми руками, иначе…

Альтернатива тонет в громком треске.

Плотник не собирается прятаться. Зачем? Ничего не изменить и не исправить. Опоздали все. Сколько бы ни было у него времени, его не хватило.

Он спускается по металлической лестнице и идет навстречу гостям. Ботинки скрипят, заглушая прочие звуки. Спецназ пятится от двери. Плотник может перерезать их, как свиней, а они не успеют понять, что происходит. Может сшить их в одно существо или нашпиговать шестеренками, как баранью ногу чесноком…

Ничего из этого он делать не собирается. Не видит смысла. Плотник высоко поднимает руки. Он не сдается, но позволяет полиции так думать. На самом деле Плотник смотрит сквозь пальцы на солнце, размышляя о том, почему он не делал этого раньше. Слишком много важных вещей открывается в последний момент.

В рядах спецназовцев начинается движение.

— Инспектор, вам нельзя! Без специальной…

— Пошел к черту!

Спецназовцы расступаются, и выходит человек в форме старшего инспектора. Не Джек. Плотник удивлен, но не подает виду.

Инспектор делает шаг навстречу, замирает на пороге, а потом решительно входит в ангар. Его волосы мигом седеют. Инспектор хватается за сердце, но находит силы сделать еще шаг. На третьем шаге он выглядит лет на пятьдесят моложе — форма падает с него. А его предупреждали, без специальной одежды входить не стоит. Горы заготовленного времени создают слишком сильный фон.

— Добрый день, инспектор. Я думал, за мной придет Джек…

Инспектор останавливается шагах в пяти от Плотника. Пытается держаться гордо, вызывающе, но Плотник знает — это напускное. Полисмен сам это знает.

— Джек не придет.

Плотник качает головой. Видимо, так и должно быть. В этой игре у Джека иная роль.

— Уильям Лизард и Патрик Линдон, — говорит инспектор.

Плотник задумывается. Но слова полицейского для него пустой звук, и он продолжает молчать.

— Их звали Уильям Лизард и Патрик Линдон..

— Допустим, — кивает Плотник.

Инспектор дергается как от пощечины.

— Я хочу, чтобы ты помнил их имена, — говорит он. — Чтобы ты думал о них…

— Зачем? — говорит Плотник. — Это ничего не изменит — ни для меня, ни для них, ни для вас. Все кончено, инспектор, все опоздали.

Плотник не врет. Инспектор помнит, что видел в голове моржа. Чудовищный, жестокий и бессмысленный план спасения мира. План, который мог сработать только здесь и который не сработал. В другой раз Лупс не знал бы, как судить Плотника — по делам или по намерениям. Но сейчас… Им оставалось не так много, и дело нужно довести до конца.

— Я знаю, — говорит инспектор. — Иначе бы я не пришел.

Он достает пистолет, наводит на Плотника. Но не находит сил спустить курок.

Плотник не двигается с места, не молит о пощаде. Улыбается, словно для него происходящее лишь шутка. Шутка, к которой он был готов и которую очень долго ждал.

И инспектор понимает, что не выстрелит. Плотник прав — это ничего не изменит. Ни для него, ни для погибших парней, ни для Плотника… В этой игре проиграли все. Даже Джек. Думали, он важная фигура, ферзь, на деле же Джек оказался пешкой.

Пистолет падает из ослабевших пальцев. Полисмен разворачивается и бредет к выходу. Плотник смотрит ему в спину. Нет ничего глупее, чем поворачиваться к Плотнику спиной. Но какое это имеет значение?

Спецназ расступается, пропуская инспектора. Он смотрит на отражение в зеркальных масках и не узнает себя. Постарел он или помолодел? Зачем он здесь? Впереди, над городом, кружит черная туча птиц. Опоздали все, ничего не исправить.

В траве начинает стрекотать цикада. Ей вторят автоматные очереди. Инспектор не оборачивается.

36. Хрустальный Дворец

Хрустальный Дворец представлял собой покосившуюся пирамиду высотой с десятиэтажный дом. Материалом для нее послужило бессчетное количество телевизоров — древние черно-белые модели в основании и широкие плазменные ближе к вершине. Телевизоры громоздились друг на друга, выпирали острыми углами и выпуклыми экранами. Все они работали — мягкое свечение укутывало Хрустальный Дворец. Звуки сливались в тяжелый гул.

Над пирамидой кружили птицы, друг за дружкой, клюв к хвосту, вычертив в небе с десяток концентрических окружностей. Извечная вражда забыта. В одном ряду летели воробьи и галки, вороны и голуби. Зрелище одновременно завораживающее и зловещее.

Впрочем, кружение птиц совсем не волновало толпу, которая собралась перед Дворцом. Никто просто не смотрел вверх.

Джек и не думал, что Конкурс Красоты пользуется такой популярностью. На стены дворца накатывалось колышущееся людское море. Еще немного, и пирамида рухнет в треске дерева и пластика, перезвоне стекла. Над толпой развевались разноцветные флаги и транспаранты с именами.

— Что ж, — сказал Джек и не услышал собственного голоса, подходящая обстановка для к-конца.

Фиона не повернулась. Оно и к лучшему. С каждым разом Джеку было все труднее убедить себя, что она не Джил.

Они подошли к краю толпы, и Джек попытался протиснуться между двух мужчин в деловых костюмах. Ничего не вышло — его оттолкнули, а заодно и врезали локтем в живот. Глотая воздух, Джек отскочил. Толпа сдвинулась на полшага и тут же отхлынула на прежние позиции. Далеко впереди кто-то заорал; рев подхватили остальные — полный безумного восторга вопль, от которого заложило уши.

— Д-дорогу! — крикнул Джек. — Королевская п-полиция!

Пропускать его не собирались. Джек попытался еще раз пробиться, но легче было пройти сквозь кирпичную стену.

— Бесполезно. Нужны крылья или…

Фиона кричала ему в ухо, однако Джек едва ее расслышал. Крылья? Жаль, с ними не было Ван Белла — полковник обладал удивительной способностью находить кратчайший путь из точки А в точку Б. И никакая толпа его бы не остановила.

С экранов на толпу надменно взирали героини торжества. Фотографии девушек сменяли друг друга в суматошной манере телевидения этого мира, перебиваясь кадрами из кулинарной передачи. У всех участниц были правильные лица, ослепительные улыбки, белоснежные зубы… Красавицы из красавиц. Блондинки, брюнетки, рыжие — настоящее раздолье для моржей. Только моржи сюда не придут. А если и придут, это ничего не изменит.

На другом краю площади завязалась драка — в толпе замелькали окровавленные кулаки. Джек стал понимать, что имел в виду Плотник, говоря, что девушки чаще всего становятся снарком. Конечной недостижимой.

— Значит, Т-твидл хотел, чтобы ты участвовала в этом? — крикнул Джек, поворачиваясь к Фионе. Девушка кивнула. — Похоже это единственный способ попасть во Д-дворец, — сказал Джек и закричал, приставив ко рту сложенные рупором ладони: — Д-дорогу! Дорогу будущей К-королеве!

— ЧТО?!

Человек пятнадцать разом повернулись и уставились на Фиону. Девушка попятилась.

— Королева? — услышал Джек. — Это Королева?

— А где корона? Как же она Королева, если нет короны?

— Она еще не дошла до Дворца…

— Я видел Королеву, она…

К ним поворачивались новые и новые люди.

— Д-дорогу! — снова крикнул Джек.

Толпа напряглась. Джек шагнул вперед, надеясь, что она расступится, как воды Красного моря. С десяток людей вдруг бросились к Фионе, протягивая руки. Джека просто отшвырнули в сторону.

От удара о мостовую из легких выбило воздух. Джек приподнялся, но кто-то врезал ногой ему по ребрам. Краем глаза Джек заметил, как толпа окружила девушку. Мелькнуло пустое лицо под лоснящимся цилиндром…

— ДЖЕК!!! — завопила Фиона.

Толпа подхватила ее. Девушку быстро передавали по руками, как бы она ни сопротивлялась. Кто-то пытался до нее дотронулся, кто-то — оторвать кусочек одежды. Футболка мигом превратилась в лохмотья.

— Пропустите Королеву… Королева должна попасть во Дворец… Держу-держу…

Джек вскочил и бросился в толпу, кляня себя за дурацкую идею. Он толкался, бил… Но, когда преодолел первые метры, Фиона уже исчезла во Дворце.

— Куда лезешь?!!

Джек врезал в живот преграждавшему путь толстяку. Тот шумно выдохнул — словно из огромного воздушного шарика разом выпустили воздух — и сложился пополам.

Работая локтями, Джек стал пробираться к двери. Но скоро понял, что дуализм этого мира действовал даже здесь. Пока он старался пробиться к дверям, то только собирал синяки и ушибы. Однако стоило остановиться, перевести дыхание, как он сразу же переместился метров на десять вперед — больше, чем ему удавалось до сих пор. В итоге Джек доверился волнам людского моря, и вскоре его вынесло к Дворцу.

В дверях волноломом возвышался швейцар в красной ливрее. Толпа налетела на него, разбилась и откатилась назад. Джек остался на крошечном пятачке свободного пространства.

За спиной швейцара он разглядел просторный зал, внутри прохаживались дамы в вечерних платьях и мужчины в смокингах. Пили шампанское из высоких бокалов и лениво разговаривали. Среди людей надменно ходили розовые фламинго. Сцену в конце зала украшали красные и белые розы.

Фионы нигде не было видно. Глубоко вдохнув, Джек вошел во Дворец. Швейцар тут же оттащил его назад. Широкая морда раскраснелась, мясистые щеки дрожали, точно бульдожьи брыли.

— Куда?! — проревел он. — Вход по приглашениям!

Он оттолкнул Джека, но напиравшая сзади толпа удержала. Швейцар широко расставил руки.

— Есть приглашение?

Джек вытащил полицейский жетон — универсальное приглашение куда угодно.

— К-королевская полиция. Особое з-задание…

— Тут нет вашего имени! — рявкнул швейцар. — Все приглашения именные!

— Можешь з-звать меня Джек.

Швейцар вытянулся по струнке.

— Прошу прошения, — заулыбался он. — Не узнал. Господа Твидлы будут рады, узнав, что вы почтили нас присутствием. Праздник скоро начнется…

Джек прошел в зал. Сперва нужно найти Твидла и напомнить ему о ночной встрече…

Раскачиваясь на длинных ногах, к нему подобрался фламинго. Птица опустила шею и осмотрела Джека снизу вверх. Покачала головой. Джек поправил узел галстука.

— Шампанское? — предложил фламинго. — Урожай будущего года — единственный шанс попробовать…

— Где Т-твидл? — сказал Джек.

— Который из? — спросил фламинго. — Один тут, другой там…

— Для начала с-сойдет любой.

— И как вас представить?

— Д-джек.

— Джек-Джек, — птица защелкала клювом. — Что ты здесь делаешь, Джек?

Джек посмотрел в черные, ничего не выражающие глаза птицы.

— Спасаю мир, — сказал он.

— Ничего не выйдет, Джек, — сказал фламинго. — Слишком поздно.

— Не г-галочке на полях с-судить, — сказал Джек. Он схватил птицу за тонкую шею. — Где Твидл?

Фламинго забил крыльями.

— На сцене.

Джек повернулся. На сцену как раз поднимался невысокий толстячок. Если это и был тип, который сбежал от них ночью, то он успел привести себя в порядок: грязный костюм сменил фрак, кеды — дорогие ботинки. От света ярких софитов толстяк морщился и часто моргал.

— Доброго дня! — сказал Твидл. — Итак, я объявляю о начале Конкурса Красоты. Поприветствуем участниц!

Зал взорвался аплодисментами, но они не шли ни в какое сравнение с ревом, донесшимся с улицы.

— Видишь, Джек, — сказал фламинго. — Мы начинаем.

37. За сценой

— ПУСТИТЕ МЕНЯ!!!

Человек-Устрица прислушивается. Голос доносится из глубины темного коридора.

— ПУСТИТЕ!!! ДЖЕК…

— Ну, милочка, успокойтесь. Вас никто не обидит. Посмотрите на платье — красота ведь! Спорим, у вас никогда не было такого? А тут такой шанс — не только примерить, но и блеснуть на публике. Вам же ничего не нужно делать…

— Да пошли вы к Бармаглоту! Вы не понимаете?! Это конец — Буджум… Убери руки! Не смей меня трогать!

Человек-Устрица стоит не шелохнувшись. Буджум?

Под ногами растекается огромная лужа — в такие минуты море подступает ближе. Человек-Устрица размазывает воду шваброй. Меньше ее не становится — тонкими ручейками она стекает по ногам, струится по ботинкам.

Голоса стихли. Человек-Устрица обдумывает ситуацию. Что меняется из-за того, что кто-то знает, что происходит? В итоге приходит к выводу, что ничего. Плотник тоже знал.

Из коридора слышатся шаги. Человек-Устрица оглядывается — ему не хочется попадаться кому-либо на глаза. Прятаться негде, и он остается стоять, опираясь на швабру. Сутулая фигура в поношенной спецовке, не заметить — пара пустяков. Обычно и не замечают.

Из коридора выходит Твидл. Толстяк возмущенно бубнит под нос.

— Идиотка! Не видит своего счастья, — Твидл трет щеку. — Ничего… Она благодарить меня будет. Еще как благодарить… Куда она подевалась-то?

Твидл оглядывается. Взгляд останавливается на Человеке-Устрице. Потом толстяк смотрит на лужу под ногами.

— Эй! Что за болото ты устроил? — говорит Твидл. Он брезгливо обходит лужу. Человек-Устрица молчит. — И какой идиот взял тебя на работу? — бухтит Твидл. — Тут же сплошное электричество! А если коротнет? Мало мне проблем с этой дурой…

Швабра механически елозит по полу.

— Немедленно наведи порядок, — Твидл тычет пальцем в грудь Человека-Устрицы. — Чтобы через минуту было чисто и сухо!

Невидимые толстяку воды струятся сквозь сифон. Человек-Устрица чувствует, как растет давление.

Твидл хмурится.

— Да, — говорит он. — Именно так — чисто и сухо. Или вылетишь с работы…

Пол скрипит под шваброй.

— Ты здесь убираешься? — говорит Твидл. — Сам вижу… Ты случаем не находил одну штуку? Такую… погремушку. Трещотку. Ума не приложу, куда она могла подеваться?

Человек-Устрица надавливает на швабру. Звук выходит такой, словно кто-то режет пенопласт. Толстяк морщится.

— Толку с тобой разговаривать! Кто нанял такого идиота? Мой идиот-братец? — Твидл уходит дальше по коридору.

Человек-Устрица смотрит ему вслед, затем достает из кармана спецовки дешевую деревянную трещотку. Цепляет пальцем длинный язычок и отламывает. Он крутит трещотку — в ответ ни звука. Человек-Устрица ждет несколько минут, а затем идет вслед за Твидлом.

Всему свое время. Пока оно еще есть.

38. Последняя капля

Хрустальный Дворец погрузился в полумрак, словно помещение разом опустилось глубоко под воду. Освещение осталось лишь на сцене. С каждой девушкой цвет софитов менялся — все работало на то, чтобы выставить претендентку в выгодном свете. Пусть метафора и воспринималась чересчур буквально.

Твидл пританцовывал с микрофоном у края сцены. Джек подошел ближе, не спуская глаз с расхаживающих вокруг фламинго. Птицам не было до него дела, но, возможно, только пока.

— Итак, на подиум выходит мисс Черный Лес. Поприветствуем ее!

Зал зааплодировал, фламинго захлопали крыльями. Щурясь от света софитов, мисс Черный Лес вышла из-за кулис. Она повернулась к залу, и лицо застыло непроницаемой маской. Эффектная брюнетка, с длинными, по пояс, волосами. Улыбка сверкала как лезвие ножа.

— Мисс Черный Лес зовут Луиза, — продолжил Твидл. — Луиза увлекается коллекционированием ядовитых грибов — согласитесь, очень серьезное занятие для столь прекрасной особы. Но Луиза из Черного Леса, а чем заниматься девушке в лесу?

Не переставая говорить, толстяк осматривал гостей. Взгляд задержался на Джеке. Тот кивнул, однако толстяк уже смотрел в другую сторону.

— Луиза покажет нам свою замечательную коллекцию, — сказал Твидл. — Поддержим ее аплодисментами!

Зажав микрофон под мышкой, толстяк захлопал. В ответ раздалось несколько жалких хлопков — хобби мисс Черный Лес не вызвало энтузиазма у зрителей.

Лицо Луизы не изменилось — та же улыбающаяся маска. Она протянула вперед руки и осталась стоять, словно чего-то просила. Кожа на ладонях набухала и вздувалась пузырями.

— Готов, Джек?

Джек обернулся, но фламинго уже уходил прочь.

— Обратите внимание на платье. Зеленый шелк, жемчуг и бриллианты. Заметьте, как удачно оно подчеркивает красоту Луизы. Хочу напомнить, что все платья на сегодняшнем празднике предоставлены агентством братьев Твидлов. Любое из понравившихся платьев вы сможете приобрести на аукционе, который состоится по завершении официальной части… Ага! Не ожидали?

Джек повернулся к сцене. В руках мисс Черный Лес словно распустились два букета, где вместо цветов были диковинные грибы — на хрупких ножках, с кружевными шляпками, переливающиеся яркими неестественными цветами. Грибы извивались. Пока Джек не видел подвоха — для этого мира подобное в порядке вещей. Человек прорастает грибами — что такого? То, что для Джека это дикость, еще ничего не значит.

Зал подтвердил его догадки, разразившись шквалом аплодисментов. Мисс Черный Лес гордо вскинула голову. Ее шансы получить заветный титул заметно выросли. Но спустя мгновение по ее лицу скользнуло недоумение — что-то пошло не так. Джек подался вперед.

Грибы продолжали расти. Шляпки набухали, сворачиваясь в шары — совсем не такие изящные, как вначале. Внутри которых… Луиза испуганно повернулась к Твидлу. Толстяк затараторил в микрофон:

— На этой замечательной ноте мы попрощаемся с Луизой и поприветствуем нашу следующую участницу — мисс Далекий Остров…

Луиза попятилась к кулисам. Покидала сцену она не совсем не так, как подобает будущей королеве. Но уйти незаметно не получилось. Шары-шляпки начали лопаться, щелкая, как зерна воздушной кукурузы на сковородке.

Стайка растрепанных птичек взлетела вверх, истерично чирикая, и разлетелась по залу. Мисс Черный Лес осталась стоять; на лице не осталось и капли прежней надменности. Обмякшие грибы свисали с ладоней, точно резиновые трубки.

— Что ты можешь сделать, Джек?

Взмахнув крыльями, фламинго отлетел метров на пять. Джек стиснул зубы. Что он может сделать? Ровным счетом ничего — у него не было даже пистолета, чтобы перестрелять птиц.

Кто-то выскочил на сцену и за рукав утащил мисс Черный Лес за кулисы. Зал притих. Твидл откашлялся.

— Похоже, Луиза, подготовила нам сюрприз. Надеюсь, это добавит ей очков… А на сцену поднимается мисс Далекий Остров. Ваши аплодисменты!

Зал молчал. Мисс Далекий Остров появилась в полной тишине, и ее это не обрадовало. Девушка шла, надув губы. Кудрявая блондинка с греческим профилем. Белоснежное платье, стилизованное под тунику, украшали большие аметисты — девушка походила на нимфу, бегущую по волнам. Твидлы знали толк в женской одежде.

Но когда мисс Далекий Остров повернулась к залу, Джек увидел, что у нее нет глаз. Вернее — ни зрачков, ни радужки, ни белков… Глазницы словно залили черной тушью. В зале это вызвало одобрительный гул.

— Мисс Далекий Остров зовут Серена, — представил Твидл претендентку. — Она любит петь и надеется, что ее чудесный голос поможет ей получить корону. А я хочу напомнить, что платье Серены предоставлено агентством братьев Твидлов… Серена, ты готова?

В диковинных глазах девушки отразилась мелькнувшая под потолком птица. Джек вскинул голову, но та уже исчезла. Если она была там, а не пряталась в глазах девушки, как Бармаглот в его глазах…

— Это народная песня, — сказала Серена. — На острове мы поем ее, стоя на берегу, подпевая волнам и рыбам. Многие мореплаватели специально отправляются в плаванье, послушать наши песни…

— Серена, чего вы ждете? — подбодрил Твидл.

Мисс Далекий Остров открыла рот, но не раздалось ни звука. Видно было, как шевелится аккуратный розовый язычок. Он тянулся вперед, тянулся, пока Джек не понял, что это не язык, а птица. Покрытая розовой пленкой, она металась, пытаясь прорвать преграду.

Зал затих. Ни слышно ни единого вдоха — только тихий скрип, с которым птица ворочалась во рту пустоглазой красавицы. Твидл попятился — ничего подобного в сценарии мероприятия не предусматривалось.

Розовая пленка натянулась так, что готова лопнуть. Серена открыла рот шире — еще немного, и сама себе сломает челюсть. Она словно выдувала огромный пузырь жевательной резинки.

— Прошу прощения, — затараторил Твидл. — У нас небольшая накладка. Полагаю, свою чудесную песню Серена исполнит в другой раз, а пока…

С громким «чпок!» пузырь лопнул. Зажав рот руками, Серена попятилась. Меж изящных пальцев струились ручейки крови.

Джек опустил взгляд и увидел трепыхающийся на полу склизкий комок. Птица… Растрепанная и мокрая, покрытая лоскутьями розовой слизи.

За спиной звякнул бьющийся хрусталь — кто-то уронил бокал.

Птица повела головой, оглядывая притихший зал. И громко закричала, распахнув клюв. От мерзкого звука сводило скулы. В нем смешались карканье, всхлипы, демонический хохот и скрип гвоздя по грифельной доске. Кукабарра. Птица прямиком из Времени Сновидений — здесь ей самое место.

Через птицу словно пропустили электрический ток. Она прыгала, бесновалась, колотила крыльями по полу. Большая голова запрокинулась набок.

— Ух ты! — выкрикнула кукабарра. — Ух ты!

Первым опомнился Твидл.

— Прошу прощения, технические накладки…

Из-за кулис выскочили трое униформистов. Двое подхватили под руки Серену и быстро увели девушку. Та не сопротивлялась — сейчас она напоминала куклу, а не живого человека.

Третий униформист с опаской приблизился к птице. Но схватить не решился и в поисках поддержки посмотрел на Твидла. Толстяк что-то сказал, прикрыв микрофон ладонью. В ответ униформист замотал головой.

— Ух ты! — вскрикнула кукабарра. — Праздник в разгаре?

Униформист прыгнул, однако птица рванулась вперед и взлетела. Сдавленно вскрикнув, бедняга рухнул грудью на пол. Кукабарра описала круг над головой униформиста и присоединилась к птицам под крышей.

Униформист поднялся, потирая ушибленную грудь. Твидл замахал на него руками, приказывая уйти.

— Что ж, Серена оказалась девушкой, полной… сюрпризов. Надеюсь, ей зачтется…

Вытащив из нагрудного кармана носовой платок, толстяк вытер лоб.

— А мы продолжаем представление. Теперь наша темная лошадка, — в голосе Твидла почти не осталось уверенности. — Только сегодня она решила принять участие в конкурсе. Но, на мой искушенный взгляд, она входит в число фавориток. Встречайте — мисс… Ночные Улицы.

Кукабарра захохотала. Твидл, думая, что его никто не видит, погрозил птице кулаком. За кулисами послышалась возня — очередная претендентка явно не хотела выходить на сцену.

— Пусти! — раздался возмущенный крик. Значит, мисс Ночные Улицы?

Девушку вытолкнули на сцену. Пробежав немного, она остановилась и повернулась к залу.

Фиона… Но вместо футболки и грязных джинсов на девушке было длинное вечернее платье, переливающееся всеми оттенками черного. Такого черного, что яркий свет софитов просто тонул в нем. Джек не сразу сообразил, из чего оно сделано, а когда понял, ему стало не по себе. Перья. Гладкие и блестящие, они плотно облегали фигуру девушки. Опять птицы, но уже снаружи.

По залу прокатился одобрительный гул. Словно все разом забыли о жути, которая творилась на сцене. Твидл мигом уловил настроение зрителей:

— Да, мисс Ночные Улицы — настоящая красавица. Вы посмотрите, как идет ей это чудесное платье! Как удачно оно подчеркивает аристократическую бледность кожи…

Взгляд Фионы остановился на Джеке.

— Дж… — начала девушка. Джек приложил палец к губам.

— Настоящее имя мисс Ночные Улицы держит в тайне, — продолжал Твидл. — Что ж! В красивой женщине должна быть загадка. Обратите внимание, как платье работы Твидлов подчеркивает этот ореол таинственности… Увлечения и таланты мисс Ночные Улицы нам также не известны. Но полагаю, у нее в рукаве припрятан не один козырь. Итак, мисс?

Толстяк протянул руку к девушке. Фиона попятилась.

— Ну, — поддержал ее толстяк. — Не надо стесняться. Скромность украшает, но и талант должно показать людям. Они должны знать, кого выбирают Королевой! Может, вы споете? Хотя нет… Обойдемся без песен. Лучше станцуйте! Такая девушка наверняка прекрасно танцует! Включите музыку, подходящую для мисс Ночные Улицы!

Динамики зашуршали, а потом сквозь треск прорезалась печальная мелодия. Тихая — так звучит старая, заслушанная до дыр кассета.

Джек узнал песню — «Дух улиц» Radiohead. Как узнал и запись… Он мог забыть, как выглядит Кингс-Кросс, но звук этой кассеты он помнил. Сейчас — секунда тишины, когда он случайно нажал не ту кнопку плеера… Черт! Откуда взялась запись? Дома кассета давно пропала, и Джек не ожидал, что она всплывет здесь.

Кукабарра над головой захохотала, заглушая голос Бет Гиббонс, а заодно и лишние мысли. Джек не спускал глаз с Фионы. Сейчас девушка смотрела наверх. От недавней решимости не осталось и следа.

Джек прекрасно понимал, чего она боится — птиц. Не тех, что кружились под потолком, а тех, что могли оказаться внутри нее. Если что-то повторилось дважды, оно непременно случиться и в третий раз, но на ином, гораздо худшем уровне.

Танцевать Фиона явно не собиралась. Твидл раздраженно переводил взгляд с девушки на птицу. Толстые пальцы выбивали по микрофону неритмичную дробь.

— Если не танцы, — сказал он, — может, мисс Ночные Улицы прочитает стихотворение? Не длинное. Мы просим… Давайте все вместе ее поддержим?

Подавая пример, Твидл захлопал. Фиона замотала головой, плотно сжав губы.

— Что ж, поэзия не конек мисс Ночные Улицы. Настоящая девушка-загадка! А может, мы попробуем угадать ваш талант? Вы будете показывать пантомимы, а мы…

— Эй! — раздался гневный окрик.

Твидл замолк. Нахмурившись, он посмотрел в сторону кулис. Затем махнул рукой, показывая на Фиону и на притихших зрителей. Жестикуляция пропала даром — широким шагом на сцену вышел его братец.

Они были похожи, как две одинаковые фигуры на шахматной доске. Но если первый Твидл был растерян, зол и напуган, лицо второго пылало от гнева. Волосы стояли дыбом, глаза сверкали. Вместо микрофона он держал старую деревянную трещотку.

Первый из братьев отвел микрофон, но в зале услышали его слова:

— Не по сценарию, знаю… Но ты не предупредил, что она окажется такой дурой. Моей вины здесь нет…

— Она?! Плевать я на нее хотел! Ты скажи, что это?!

Твидл взмахнул трещоткой, но та не издала ни звука. Твидл взмахнул снова — опять тишина. Первый из братьев замер с раскрытым ртом, а затем захлопнул его так, что клацнули зубы.

— Ну, что ты скажешь?! — рявкнул Твидл.

Его брат сжался. О Фионе, птицах и зрителях в зале он, похоже, забыл. В отличие от Джека. Мелкие птички летали вокруг кукабарры, липли к ней, как железные опилки к магниту. Фламинго рассредоточились по залу и застыли как статуи. Фиона стояла не шелохнувшись. Изумительное черное платье… Проклятье!

Перья на платье топорщились. Джек увидел длинную тень за спиной девушки. Она извивалась меж красных и белых роз, разбивалась на множество мелких теней, которые тут же собирались вместе… Огромная черная птица, слепленная из множества мелких птиц, которые, в свою очередь, также были сделаны из птиц… Тень Буджума? Или сам Буджум?

— Твоя погремушка, — пискнул Твидл, — которую матушка подарила.

— Я знаю, что это такое! — крикнул его брат. В голосе прозвучали визгливые нотки. — Я нашел ее у тебя на столе!!!

— Ты копался на моем столе?!

— Да! Потому что только ты мог ее взять! Ты всегда берешь ее без спроса!

— Но у меня такой нет, — оправдывался Твидл. — Моя сломалась, а эта — единственная память о матушке…

— Единственная! И ты сломал ее! Она не работает!!!

Джек сдавил виски — в голову словно вколотили два раскаленных гвоздя. Сейчас что-то случится. Джек знал это, даже знал, что именно, но — проклятье! — не помнил. Это было чудовищно глупо — помнить ноты в «Духе улиц», но забыть о самых базовых вещах…

— Я не ломал ее! — возмутился Твидл. — Я взял ее на чуть-чуть… Матушка у нас общая, значит, и погремушка общая!

— Не ломал, значит?! Общая?! — Его брат стиснул кулаки. — Это была последняя капля!

— Только попробуй, — пискнул Твидл, становясь в боксерскую стойку.

Кукабарра захохотала, вторя ей, заклекотали фламинго… Джек выпрямился. Вот оно — последняя капля. Фиона и Джил, личный снарк, обернувшийся Буджумом.

Платье Фионы взорвалось. Не было ни грохота, ни ярких вспышек. Зато были сотни, тысячи угольно-черных воронов, хлынувших как цунами. Джек мигом оглох от их карканья и криков людей.

Бурлящая волна птиц накатила, как прибой. Джека сбило с ног, подбросило и швырнуло о стену. Одежду и кожу рвали когти, царапали перья. Джека мотало, как бумажный кораблик, угодивший в настоящий шторм. Он отбивался, но птиц было слишком много. В мире не осталось ничего кроме птиц.

39. Время Бармаглота

Ветер колышет занавески в синий цветочек. Они взлетают и опадают, точно паруса — вверх и вниз, с каждым порывом. Ветер пахнет грецким орехом и свежестью. Окно большое, но за блестящими стеклами не видно ничего, кроме мягкого белого света.

Джек оглядывается, не понимая. Выходит, он умер? Это и есть то место, куда человек попадает после смерти? Или же та абсолютная пустота, которую несет в себе Буджум? На первый взгляд, не так плохо…

Комната маленькая и светлая. Новенькие обои, в тон занавескам — безвкусные, но приятные на вид. На подоконнике стоит ваза с ирисами; ветер колышет лепестки цветов.

Джек лежит на невысокой кровати. Хрустящая простыня приятно холодит кожу. Такая белоснежная, что больно глазам… Из-за этой белизны ручейки крови, вытекающие из-под спины, кажутся ошибкой. Как ни крути — они здесь не к месту.

Простыня впитывает кровь жадно, как изголодавшийся вампир. Красные пятна расползаются жуткими кляксами. Они растут, сливаются друг с другом, пока не начинают сочиться густыми каплями. Джек пытается сесть и понимает, что ему не пошевелиться. Словно его пришили к кровати суровой ниткой. Со своего места он видит, как пятна взбираются по занавескам, ползут по обоям. Будто пол залит кровью по щиколотку. Ветер опрокидывает вазу, вместо воды из нее течет та же темно-красная жидкость. Лепестки цветов съеживаются.

— Добрый день, друг мой, надеюсь, я вас не отвлекаю?

Джек не может повернуть голову и потому не видит Бармаглота. Однако он улыбается. Если это ад, чудовище попало сюда вместе с ним — не самая плохая новость.

— Д-добрый д-день, — говорит Джек.

Он слышит ехидный смешок.

— Погляжу, для вас он выдался не особо добрым?

— Я умер, — говорит Джек. — Б-бывает.

— О нет, друг мой, — отвечает Бармаглот. — Если бы ты умер, я бы это заметил…

Джек дергается, пытается встать, но ничего не выходит. Светлая комната начинает разваливаться; стены стекают вниз, как часы на картине Дали. Огромные дыры расползаются — идеально черные, чернее черноты. За ними нет ничего, только пустота.

Все меняется так быстро, что Джек не успевает понять, что случилось. Он по-прежнему лежит, но уже в другом месте — в полутемной комнате, освещенной голубоватой лампой дневного света. Вдоль стены стоят застекленные шкафы. Джек видит на полках колбы и большие темные бутыли. Однако место не похоже на подвал Бармаглота.

Джек видит медицинский штатив, обвешанный пакетами с физраствором, как рождественская елка игрушками. Переплетающиеся трубки катетеров тянутся к запястьям. Рядом монотонно пищит кардиограф.

— Знакомое место? — говорит Бармаглот.

— Нет, — отвечает Джек. Слышит голос — тихий шепот, но не чувствует, как шевелятся губы.

— Можем переместиться на несколько часов назад, — предлагает Бармаглот.

В голове магниевыми вспышками мелькают картинки. Люди, стоящие вокруг, — в голубых балахонах, лица скрыты защитными масками, но глаза серьезны и сосредоточенны. Они даже не моргают. Врачи? Медсестры?

И Плотник… Джек узнает его — по пустым глазам цвета сливочного масла, по длинным белым волосам, выбивающимся из-под шапочки… Это непорядок, волосы должны быть убраны.

В руке Плотника блестящий скальпель.

— У нас нет времени, — говорит Плотник. — Что вы возитесь, как устрицы? Начинаем…

— Но, пожалуй, не стоит, — говорит Бармаглот. — На мой взгляд — слишком шумно.

Лампа гаснет, а затем вспыхивает ярче. Свет бьет в глаза.

Джек молчит, думая о том, сколько правды в том, что он видел. Каким бы убедительным все ни казалось — здесь был Бармаглот. А ему нельзя верить. Никогда?

Краем глаза Джек замечает отражение, скользящее в темных стеклах шкафов. Длинное чешуйчатое тело, мохнатую когтистую лапу. Но Бармаглот не спешит показываться.

— Смотри-ка, — говорит чудовище. — Цветы… Зачем тебе цветы? О чем она думает!

Что-то падает Джеку на грудь. Скосив глаза, он видит пронзительно-синие лепестки ирисов. Два цветка, как для покойника. Значит, он все-таки умер? Или это очередная шутка Бармаглота?

— Скажи, Джек, — говорит Бармаглот. — Ты действительно этого хочешь?

— Хочу? — беззвучно шепчет Джек. — Чего?

— Покончить со всем. Встать и уйти. Исчезнуть… С чего ты взял, что это лучший выход? Откуда такая тяга к саморазрушению?

— А у меня есть в-выбор? Я сделал все, что мог.

— Не все, Джек. Далеко не все, — говорит чудовище. — Вот дом, который построил Джек. А это синица, которая в темном чулане хранится… Дом горит, Джек, но синица не хочет сгореть вместе с ним.

— Чего ты хочешь? — говорит Джек.

— Я могу все исправить, Джек, — говорит Бармаглот. — Пока это в моих силах…

— Не можешь, — говорит Джек. — Ты ничего не м-можешь.

Из пасти Бармаглота вырывается злобное шипение. Чудовище бьет хвостом по шкафам. Брызжут осколки стекла, но не раздается ни звука.

— Могу, Джек, — говорит Бармаглот. — Если ты позволишь мне сделать…

— Позволю?

— Отпусти меня, Джек. Ты же знаешь, что для этого нужно.

— З-знаю, — говорит Джек.

— Ведь немного, Джек. Чего тебе стоит? Посмотри на себя. Загляни себе в глаза. Отпусти меня, Джек. Пришло мое время…

Голова Бармаглота появляется из ниоткуда. Зависает над Джеком, покачиваясь на длинной шее. Тонкие усики безостановочно шевелятся. Джек смотрит в зеркальные глаза; видит дробящиеся отражения комнаты, не видит себя.

— Джек, — говорит Бармаглот. — Ты сыграл свою партию. До конца. Теперь мой ход. Позволь мне его сделать.

— Никогда, — говорит Джек.

— Глупый, глупый Джек, — Бармаглот качает уродливой головой. — Упрямый и глупый. Решайся. У нас с тобой не осталось времени.

Зеркальные глаза заволакивает дымкой, отражения комнаты исчезают. Вместо них Джек видит черноту — густую и плотную. Это невозможно, но Джек чувствует царящий в ней холод.

— Время стремится к нулю, Джек, — говорит Бармаглот. — Отсчет пошел. Десять…

Темнота в глазах чудовища взрывается и исчезает. Сквозь дробящуюся мозаику отражений проступает морщинистое и бородатое лицо.

— Проклятье! — голос полковника Ван Белла доносится из другого мира. — Вставай, приятель, нашел время умирать!

— Девять, — говорит Бармаглот.

40. Буджум

— Вставай же! — полковник Ван Белл отвесил Джеку пощечину, но тот не заметил удара. Его словно пропустили через мясорубку. Не осталось части тела, которая бы не вопила о себе режущей болью. Одежда превратилась в лохмотья.

— П-полковник, — усмехнулся Джек. — Решили п-присоединиться?

— У этих тварей передо мной должок, — сказал Ван Белл. — Команда, о которой можно только мечтать… Плохо умирать, не отомстив.

Джек закашлялся.

— Вставай. — Ван Белл подхватил Джека под руки и поставил на ноги. Он повис как тряпичная кукла. В то же время Джек ощущал, что огромная, почти непреодолимая сила тянет его вперед, к сцене.

Джек поднял голову. Перед глазами все плыло. В тело словно вонзились тысячи раскаленных иголок. Превозмогая боль, Джек огляделся.

Хрустальный Дворец выглядел так, будто внутри взорвалась бомба — не было ничего целого, не изувеченного прокатившейся птичьей волной. Переломанная мебель, разбитая посуда, раскиданные по полу остатки изысканных яств… Люди — те, что были живы, — кричали и стонали, кто-то пытался подняться, кто-то полз к сцене… Рядом лежали окровавленные ошметки. Среди этого безумия расхаживали фламинго — целые и невредимые.

Джек посмотрел на сцену. Там, где раньше стояла Фиона, пульсировала черная клякса, похожая на размазанную по воздуху огромную амебу. Большая черная дыра, внутри которой не было ничего. Только пустота. Из глубин дыры дул пронизывающий ледяной ветер.

Одновременно ветер дул и внутрь. Чудом уцелевшая стойка микрофона закрутилась в воздухе и скрылась в черных глубинах. Буджум рос, пожирая все, до чего мог дотянуться. Джек не увидел братьев Твидлов и не хотел знать, что с ними случилось.

Из-за кулис выскочил один из униформистов, пригибаясь под напором ветра. Захохотав, он прыгнул в центр пульсирующей чернильной амебы. Стоило ему коснуться Буджума, и бедняга исчез. Дыра в пустоту стала больше.

Джек вдруг понял, что ему тоже хочется прыгнуть внутрь, стать частью этой пустоты. Чтобы не осталось ничего. Славный и глупый конец — упасть, провалиться, исчезнуть в вечном сне без сновидений.

— Восемь… — говорит Бармаглот.

— П-поздно, — сказал Джек. — Мы ничего не можем п-поделать…

Ван Белл отвесил ему еще одну пощечину.

— Чепуха! Так не бывает…

— Б-бывает, — сказал Джек. — Сон заканчивается, превращается в кошмар, а потом п-перестает существовать…

— Идиот! — крикнул Ван Белл. — С чего ты взял, что это сон?

— Потому что в этом нет н-никакого смысла. Нет связи и л-логики, нет п-порядка…

— Много ли ты видел в жизни смысла и порядка! — сказал Ван Белл. — Пойми наконец! Это поиски снарка, важен процесс, а не результат. Смысл жизни в том, чтобы жить, ничего более.

Он оттолкнул Джека. Тот пошатнулся и рухнул на колени — сил, чтобы стоять, не осталось.

— Г-глупо, — сказал Джек. Пятно Буджума дернулось, разрастаясь. Джек подставил лицо ледяному ветру. Скоро, очень скоро Буджум доберется и до него.

— Семь…

— Глупо — не повод сдаваться, огрызнулся Ван Белл.

— Один раз вы с-сдались, — сказал Джек. — На Острове…

— На Острове я делал все, чтобы выжить. Я жил и живу.

Джек не ответил. Он смотрел на расширяющуюся пустоту и думал о Человеке-Устрице. Дурацкая мозаика сложилась — Джек понял, ради чего все было затеяно. Полковник Ван Белл ошибался в главном, просто жить недостаточно. Поиски снарка не имеют смысла, если нет самого снарка. Человек-Устрица потерял все — семью, колонию… У него осталась только пустота. Он ее искал и нашел. Единственный возможный вариант, здесь и где бы то ни было.

— Шесть…

Полковник Ван Белл зарычал. Схватив обломки стула, он швырнул их в Буджума. Они исчезли, едва коснулись пустоты. Полковник выругался и бросил в Буджума следующий стул.

Человек-Устрица… Чем он от него отличается? Джек тоже потерял все — свой дом, свой мир, Джил. Даже ее отражение. Осталось сделать последний шаг — потерять себя. Растущее пятно пустоты приближалось, протягивая ложноножки. Осталось закрыть глаза.

— Дорогая Джил, — сказал Джек. Он не стал искать диктофон. — Это мое последнее письмо. Ты его не получишь, но это не важно… Ты добилась своего — я принял мир таким, какой он есть. Раз так, значит, я тебя не увижу. Придется это признать. Но ты же будешь меня вспоминать, когда я исчезну — совсем и навсегда? Ведь если будешь, значит, это не абсолютная пустота… Хорошо, что ты не услышишь этого прощания, — я не это хотел сказать. Я хотел сказать, что люблю тебя…

Полковник Ван Белл отволок его от сцены.

— Да придумай что-нибудь! — заорал он. — Ты же Джек!

— Пять? — Бармаглот начинает нервничать. Все было сделано правильно, четкая партия, в которой выверен каждый ход. Не может быть, чтобы он ошибся…

Джек посмотрел на полковника.

— Да, я Джек, — сказал он. — Всего лишь Джек…

— Тебе мало? — крикнул Ван Белл. Он швырнул в растущего Буджума вазу.

— Я лишь п-пешка, — сказал Джек. — Партия п-проиграна, п-полковник. Шах и мат.

— Пешка! — выдохнул Ван Белл. — Черт возьми — ты дошел до края доски, пора превратиться в ферзя!

Джек не ответил. Что-то исправить невозможно. Чтобы что-то исправить, нужно повернуть время вспять, а кому это под силу? Только Бармаглоту, но тот заперт там, откуда ему не выбраться.

— Четыре…

— ДЖЕК!!!

Джек дернулся. Крик донесся из-за Буджума — испуганный и плачущий голос Джил. За растущим пятном пустоты было не видно, кто именно кричит. Фиона? Но ведь ее больше нет… Она же стала этим пятном пустоты. Значит, Джил пришла за ним? Когда ее отражение исчезло, она заняла его место?

— Она жива! — выдохнул Ван Белл. — Эта тварь…

Схватив ножку стула, полковник бросился к сцене. Длинное щупальце Буджума метнулось навстречу, но полковник ловко увернулся.

— Не трогай его! — проорал он.

— ДЖЕК!!!

Джил… Джек не мог позволить ей исчезнуть. Кто угодно, что угодно, но только не Джил.

Раскачиваясь на ледяном ветру, мимо прошел фламинго. Слегка повернув голову, птица посмотрела на Джека.

— Теперь ты наконец понял, что опоздал? Что ты можешь сделать, Джек?

— П-превратиться в ферзя, — сказал Джек.

Фламинго заклекотал, над головой в истеричном хохоте зашлась кукабарра.

— В ферзя, Джек? Ты убил ферзя, Джек. Ты убил Бармаглота.

— Я знаю.

Полковник Ван Белл поскользнулся на луже крови и упал на спину. Щупальца и ложноножки Буджума зависли над ним, трепыхаясь, как рваная тряпка. Джек отвернулся.

— Три…

— ДЖЕК!!!

Протянув руку, Джек поднял осколок стеклянной тарелки. Чтобы освободить Бармаглота — увидеть отражение своих глаз. А это можно сделать лишь одним способом. Острым краем тарелки, Джек чиркнул по вене. Хлынула кровь. Мир тонул в розовом тумане, оставалось только черное пульсирующее пятно Буджума.

— Прощай, Джек! — хором выкрикнули птицы.

— Два…

Джек размазал кровь по осколку тарелки. Это не зеркало, но в этом мире единственной вещью, в которой он мог увидеть свое отражение, был он сам. Значит, он и должен стать зеркалом.

— А это синица, которая в темном чулане хранится, в мире, который построил Джек…

— Один…

Джек поднес измазанный кровью осколок тарелки к глазам.

Удар был такой силы, что Джека подбросило в воздух. Осколок окровавленной тарелки выпал из руки. Это было последнее, что увидел Джек, прежде чем все исчезло.

Если не считать длинного и острого хвоста, мелькнувшего на самом краю зрения.

— Ноль!

41. Дом, который построил Джек

Болтая ногами, полковник Бенджамин Ван Белл сидел на ветке дерева, слушая перезвон колокольчиков.

Утро подкрадывалось незаметно. Блеклый диск луны парил над горизонтом, но тонкая полоска, где море соединялось с небом, окрасилась лиловым и рыжим. Над морем небо было восхитительно чистым, однако за спиной, над городом, клубились темно-фиолетовые тучи. Они лежали низко, цепляясь за далекие крыши. Изломанные ярко-голубые молнии сверкали каждую минуту. В городе была ночь — время Бармаглота.

Но на берегу было утро. Полковник Ван Белл специально встал пораньше, чтобы встретить восход. Ему нравилось смотреть, как солнце поднимается над бездной вод, нравилось слушать, как утренний бриз звенит колокольчиками в ветвях.

За спиной поскрипывала приоткрытая дверь дома, в котором он жил. Сколько времени — полковник не помнил. Это не имело значения. Ван Белл просто жил в доме на дереве. Доме, который построил Джек… Жил и ждал, когда его хозяин вернется.

На коленях Ван Белла лежала позавчерашняя газета. Первая полоса была посвящена очередной жертве Бармаглота. Чудовищное преступление расписали в мельчайших подробностях. Бармаглот умел радовать газетчиков.

В то же время там не было ни слова о Джеке. Джек исчез, и Ван Белл не знал, что с ним случилось. Все говорили лишь о возвращении Бармаглота, словно никакого Джека не существовало.

Сам полковник плохо помнил, что произошло в Хрустальном Дворце. Последние минуты превратились в огрызки воспоминаний, спутанные и лишенные всякого смысла. Ван Белл помнил нависшие щупальца Буджума. Помнил когтистую лапу Бармаглота, рвущую в клочья лоскутья пустоты. Помнил фламинго с изломанными шеями и стеклянными глазами. Помнил время, бегущее назад, завязывающееся немыслимыми петлями и узлами.

Не помнил он только, как выглядел Джек, на кого был похож. И был ли вообще Джек?

Полковник сплюнул в песок. Налетевший с моря порыв ветра зазвенел колокольчиками в ветвях. Полковник поднял голову, подставляя лицо соленому бризу. Бубенцы и колокольчики он сам повесил среди густой листвы, хотя не помнил зачем. Быть может, они должны радовать слух или отпугивать морских птиц. Или — и полковник в это искренне верил — они должны предупредить его о том, что Джек вернулся.

Ван Белл не сомневался, что так и будет. Кто-то ведь должен убить Бармаглота, а кому это под силу, если не Джеку? Осталось немного подождать, а ждать полковник умел.

Далеко впереди покачивался на волнах бумажный кораблик. Полковник Ван Белл помахал ему. В ответ кораблик приподнялся и исчез за горизонтом.

42. Джил

Джек открывает глаза.

Звери в Цвете

1

Маршал видел ее считанные секунды. Ярко-рыжее пятно мелькнуло на гребне мусорной кучи и исчезло. По склону, перестукиваясь, покатилась мятая консервная банка. Маршал рефлекторно метнулся в сторону, прячась за эмалированной тушей разбитого холодильника. И мгновение спустя сообразил, что именно он заметил.

Лиса, черт возьми, здесь водятся лисы!

Мир сжался до крошечного квадратика в окошке видоискателя. Если повезло, то животное его не заметило, а значит, скоро должно вернуться. Из укрытия Маршал видел куриную тушку в ошметках целлофановой упаковки, а лисы редко бросают добычу.

Маршал настроил объектив. Мысленно он уже видел кадр, оставалось дождаться и нажать на спуск. Дело привычное — в работе фотографа-анималиста главное — терпение.

Он повернулся, устраиваясь поудобнее. Под ногой чавкнула бурая жижа, в нос ударил резкий запах химикалий. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались уродливые холмы юго-западной свалки. Горы мусора и отбросов тянулись до самого горизонта и исчезали в сизой дымке. Чудовищно огромные, они походили на сваленные друг на друга гниющие туши. Мусорные кучи проседали под собственным весом, расползались и рассыпались на части; ветер шуршал цветными струпьями полиэтилена. От тяжелого и кислого запаха кружилась голова.

Для фотографа живой природы худшего места не придумаешь. Потому что природы здесь практически не осталось. Это был апофеоз тотальной урбанизации, липкая и вонючая отрыжка города. Странно, что здесь вообще встречалась жизнь. Тем не менее на мусорных склонах росли серые кусты чертополоха, каждый размером с дерево. Попадались и другие растения — изломанные и чахлые пучки жесткой травы, тощая осинка со сморщенными листьями и в изобилии — зеленая и бурая слизь. Природа отчаянно сопротивлялась вторжению человека и пока сдаваться не собиралась. Война еще не была проиграна, а Маршал служил на ней репортером.

Он собирал материал для большой статьи о фауне городских свалок. Идея благодатная, в редакции «Дикой природы» за нее ухватились двумя руками.

— Отлично! — кричал Ким-Ким, бегая по кабинету. — Пойдет темой номера на декабрь. Только нужны суперснимки. Мутанты, вот что я думаю. На свалках полно мутантов… Двухголовые собаки там, крысы с десятью хвостами и прочая жуть. В общем — не мне тебе объяснять…

Прежде чем занять кресло редактора «Дикой природы», Кимчен Ким несколько лет проработал в желтой газетенке и представления об устройстве мира имел загадочные. Сам Маршал на встречу с десятихвостыми крысами не рассчитывал. Так и вышло.

Все утро Маршал фотографировал жирных чаек и ворон, копающихся среди отбросов; от пронзительного гвалта до сих пор звенело в ушах. После он выслеживал стаю бродячих собак. Кадры получились неплохие, но ничего, что годилось бы на обложку.

Маршал почти отчаялся сфотографировать что-то действительно стоящее, и тут, как гром среди ясного неба, появляется эта лисица. Не кадр, а настоящий подарок. В снимке было именно то, что он хотел показать, — схватка природы и человека во всей красе. Красивое дикое животное среди уродливых рукотворных ландшафтов, игра на контрастах в чистом виде…

Прошло около пятнадцати минут, однако лисица возвращаться не спешила. Сверху бесшумно скользнула тощая растрепанная ворона и опустилась рядом с куриной тушкой. Склонив голову, птица клюнула целлофан.

Маршал беззвучно выругался. Будь лиса поблизости, ворона бы на подобную наглость не осмелилась. Значит, заметила и убежала? За вонью, царившей на свалке, учуять его она не могла… Маршал сфотографировал птицу, но это оказалась жалкая пародия на то, что должно было получиться.

— Отыгралась за сыр? — крикнул он вороне. В ответ та даже не каркнула. Рядом с ней опустились две товарки, тощие и растрепанные. Перекаркиваясь, птицы принялись скакать по гребню холма, исполняя дикий шаманский танец.

Меж тем фотография с лисицей засела в голове как заноза. Он должен ее сделать, иначе вся работа пойдет насмарку. Несуществующий снимок вдруг стал краеугольным камнем всего репортажа; отказаться от него — значит расписаться в собственной несостоятельности. Но как поймать лисицу на свалке, Маршал представлял смутно. Искать следы среди пластиковых бутылок, полиэтилена и размокшего картона — занятие бесполезное. Поставить палатку и ждать, когда лиса снова появится? Маршал поежился.

К тяжелым условиям ему было не привыкать. На Суматре он трое суток караулил панцирного носорога, лежа в болотной жиже; выслеживая снежного барса, Маршал ночевал в скальных расщелинах и потерял обмороженными три пальца на ноге; он забирался в пещеры крыланов, полных гуано; три месяца провел в колумбийской тюрьме в камере с индейцем-каннибалом… Однако жить на городской свалке было выше его сил. Дело не в брезгливости. В самом месте было что-то неправильное, давящее и мерзкое. Свалка напоминала гигантский нарыв или того хуже — опухоль. Уродливый нарост на теле Земли, способный только бесконечно расти, отравляя все вокруг.

Присев на край холодильника, Маршал зубами вытащил сигарету из пачки и закурил. Запах табака почти не чувствовался, а ко вкусу примешивались кислые нотки — ароматы свалки пропитали сигареты насквозь. Маршал догадывался, что от него самого несет за версту. Чтобы избавиться от налипшей мерзости, придется одежду сжечь, а самому провести пару недель под горячим душем.

Крутой склон поднимался до высоты третьего этажа. Лисицу в любом случае стоило искать по ту сторону. Маршал присмотрелся, не получится ли обойти кругом, но вал плавно переходил в следующий. Огибать слишком долго… До сих пор ему удавалось держаться широких дорог, проложенных самосвалами. Но, похоже, придется лезть наверх и дальше в самые глубины свалки. Не сказать, чтобы мысль его обрадовала. В две затяжки Маршал докурил сигарету и положил окурок в пустую капсулу из-под пленки. Даже на свалке ему не хотелось сорить. Особенно на свалке. Он выпрямился, проверил камеру и уверенно зашагал к мусорной горе.

Карабкаться по осыпающемуся склону оказалось совсем не просто. Вроде невысоко, но опора была ненадежной, и каждый шаг приходилось подолгу продумывать. Мусор пружинил под ногами, как огромный пудинг. Чем выше Маршал поднимался, тем ненадежнее становилась почва. Он поскальзывался через шаг, того и гляди напорется на осколок стекла или ржавый штырь арматуры. Вскоре пришлось помогать себе руками.

Вороны забеспокоились. Птицам явно не нравилось, что Маршал к ним приближался. Одна сорвалась с места и, каркая, закружилась над головой. Другие остались сидеть с добычей, старательно показывая, что они не отступят. Солнце отражалось в черных глазах, и они блестели зловещими огнями.

Маршал невольно остановился, с опаской косясь на парящую птицу. Вид у вороны был такой, словно еще чуть-чуть, и она набросится. Она совсем не боялась — описав в воздухе сложную петлю, ворона пронеслась на расстоянии вытянутой руки от лица. Маршал отпрянул, едва удержавшись на ногах. Еще одна птица взлетела. Третья запрыгнула на куриную тушку.

Эти выходки в стиле Хичкока Маршалу совсем не понравились. Самым разумным было их не замечать. Если птицы поймут, что он не претендует на их добычу, они успокоятся. Но как не замечать, когда вороны только что не бросались ему в лицо? Он махнул рукой, пытаясь их прогнать, но это не помогло.

Добравшись до вершины, Маршал остановился. Отсюда свалка выглядела еще больше. Невероятно, сколько мусора производит человек, сам того не замечая. Вдалеке ржавело кладбище старых автомобилей. Стальные остовы колоннами громоздились друг на друга, похожие на скульптуры художника-авангардиста. Жуткая фантазия на постапокалиптические темы. Как скелеты машин держались друг на друге, Маршал не понял, но к законам физики это точно не имело отношения.

Лисицы нигде не было видно, вместо нее Маршал заметил стаю из десятка бродячих псов, копающихся в отбросах у подножия холма. Замена, мягко говоря, неравноценная. Некоторое время он всматривался в надежде, что среди мусорных куч мелькнет пушистый рыжий хвост, и ругал себя за то, что не догадался захватить бинокль. Но все было без толку — лисица как сквозь землю провалилась.

Вороны над головой не унимались. Всего три птицы, но шуму как от целой стаи. То одна, то другая неожиданно срывалась в крутое пике, проносясь совсем близко от Маршала.

— Да успокойтесь наконец! — за карканьем он не расслышал собственного голоса.

В тот же момент третья ворона с диким воплем налетела на него сзади. Неожиданно нагло и подло; к подобной выходке Маршал оказался не готов.

2

Удар был сильным и мягким, словно в спину выстрелили диванной подушкой. Маршала швырнуло вперед, и он не удержался на ногах. Однако это его и спасло — другая ворона, осмелев, спикировала, целясь в голову, но лишь задела краем крыла. Мусор разъехался в стороны, и Маршал покатился по склону. Вслед неслось отвратительное карканье.

Эта сторона мусорной кучи оказалась заметно круче. Маршал извивался и дергался, но остановить или замедлить падение не смог. Высоко подняв камеру, он пытался тормозить ногами. Левый ботинок влетел в размокшую коробку, полную гнилых бананов. В стороны брызнула коричневая жижа. Рядом катились пустые бутылки и консервные банки, зазубренная жестянка чиркнула по руке, оставив глубокую царапину. Маршал сильно ударился о железную канистру, перекувырнулся и едва не свернул шею. А хуже всего было то, что падал он прямо в собачью стаю.

Подняв головы, собаки уставились на это явление, а затем кинулись врассыпную. Маршал не смог сдержать вздох облегчения. Бродячие псы — проблема куда серьезнее, чем вороны. От Ким-Кима Маршал слышал немало историй про одичавших собак, одна кровавее другой. Связываться с ними не входило в его планы. Погибнуть в джунглях от тигриных клыков — вот достойная смерть для фотографа-анималиста. Но бродячие собаки на городской свалке — никуда не годится.

К несчастью, далеко псы не убежали. Отступив метров на двадцать, они остановились, переглядываясь и хрипло подвывая. Крупные звери, поджарые, с большими головами и слегка приплюснутыми мордами. Рыжие шкуры лоснились и поблескивали на солнце. Маршалу они напомнили динго.

Перекувырнувшись через плечо, Маршал на полной скорости врезался ногой в широкий лист фанеры. С громким треском подошва пробила дыру в фанерном листе, в которую нога ушла по колено.

Тело пронзила резкая боль; Маршал стиснул зубы. Это был еще хороший расклад — если б не армейские ботинки, закончилось бы переломом, а так только разодрал одежду и кожу. Да и падение остановилось. Он застонал. Высоко над головой в мрачном хороводе кружились вороны.

Впрочем, были и светлые стороны — по крайней мере, ему удалось сохранить в целости камеру. Шансы выследить и сфотографировать лису еще оставались. Главное только — поскорее выбираться отсюда.

Собаки пока держались на расстоянии. Без страха, но с осторожностью и с нездоровым любопытством. Не замечать их было сложно, а меж тем нужно вести себя так, будто их не существует. Ни в коем случае не выказывать страха…

Банальный совет, но следовать ему оказалось не просто. Псы топтались на месте. Маршал старался на них не смотреть и постоянно оборачивался. Всякий раз чудилось, что собаки приблизились, хотя они и не сдвинулись с места. Паника скользким угрем закопошилась в груди. Маршал почувствовал на спине липкие капли пота.

Стараться не делать резких движений… Он попытался высвободить ногу. Фанера была старой и разбухшей от влаги. Острые щепы держали, как зубья капкана. Малейшее движение — и они только глубже вонзались в кожу.

Двумя руками Маршал взялся за край листа и попытался сломать его пополам. Но, как ни старался, фанера только выгибалась. Мешало то, что на три четверти лист скрывался под мусором, разгребать же его не было времени. Маршал отколупывал длинные щепы, занозы впивались под ногти. Так можно возиться до бесконечности.

Маршал с силой дернул ногой и едва не закричал от боли. Собрав силы, он попытался еще раз…

Крупный пес, с мордой, похожей на крысиную, шагнул вперед. Очевидно, вожак стаи — по тому, как вызывающе уверенно он держался. Пес оскалился, обнажив здоровенные клыки. Вся стая шагнула следом. Вожак хрипло зарычал и сделал следующий шаг… Скоро собаки перейдут некую невидимую границу и тогда кинутся все разом. А остальное — дело нескольких секунд.

— Пошли прочь! — заорал Маршал. Голос прозвучал визгливо и хрипло.

Оставив попытки освободить ногу, он принялся лихорадочно шарить вокруг себя в надежде найти что-то похожее на оружие. Под руку попалась пустая пластиковая бутылка. Размахнувшись, Маршал швырнул ее в приближающуюся стаю, но не добросил. Собаки не отступили.

— Проклятье!

Маршал со всей силы дернул ногой, однако старая фанера держала крепко. Свалка не собиралась отпускать свою добычу. На глаза навернулись слезы досады. Осознав, что жертва угодила в ловушку, псы совсем осмелели. Если б не было вожака, они бы давно на него набросились. Но пока собаки выжидали, подвывая и скаля зубы.

Зло выругавшись, Маршал поднял камеру. Он фотограф, и если уж ему суждено погибнуть, то он умрет с фотоаппаратом в руках. Маршал на автомате сделал пару кадров, даже не думая о композиции. В первую очередь он надеялся на то, что отблески вспышки вспугнут зверей. Но этого не случилось — собаки приблизились еще на шаг.

Маршал отрешенно подумал, что снимки-то получились великолепные. Злые, нервные, жестокие… Потом, если камеру найдут, они наверняка заработают «Лучшую фотографию года». Если найдут…

Собаки изготовились к прыжку. Маршал напрягся — нужно успеть сделать еще пару кадров, прежде чем клыки вонзятся ему в горло. В тот же момент над головой раздался громкий свист.

В воздухе мелькнуло что-то темное и ударило вожака по морде. Массивная голова дернулась, с громким визгом пес отскочил в сторону. Свист повторился. Остальные собаки залились лаем. Охотничий порядок смешался, и псы бросились наутек, воя на все голоса.

Не понимая, что происходит, Маршал нажал на спуск. Камера сухо щелкнула. Одна из собак упала, остальные прибавили хода.

— Йо-хо! — раздался за спиной радостный крик. — И враг бежал, сражен моей рукою!

Стая скрылась за отвалом мусора, но Маршал все равно продолжал снимать, не находя сил, чтобы остановиться. Опомнился он, только когда камера зажужжала, сматывая пленку. Внутри словно что-то оборвалось, и Маршал без сил рухнул на спину.

3

— Эй! — кто-то толкнул его в плечо. — Приятель, ты живой? Иль смерть рукой костлявой ведет тебя дорогами Аида?

Сознание возвращалось медленно. По телу прокатилась волна тупой боли, за ней следующая… Маршал попытался повернуться. В ногу будто воткнули раскаленный нож. Он застонал, закашлялся и тут же вспомнил, где он и что случилось.

Маршал открыл глаза и уставился на морщинистую кирпично-красную физиономию. Ковыряясь в носу мизинцем, на него смотрел незнакомец. Маршал сжался от резкого запаха — непередаваемой смеси алкоголя, грязи, кислых и гнилых ароматов свалки и давно не мытого тела. Незнакомец громко высморкался в кулак.

— Живой, значит, — подвел он итог. — Мертвецы нос не воротят… Лежи и не дергайся.

— На меня… — начал Маршал.

— И помалкивай, — перебил его незнакомец. — Сейчас мы тебя вытащим.

Спасителем Маршала оказался бездомный, один из тех обитателей свалки, о чьем существовании знает лишь Армия Спасения. На вид ему было лет девяносто, впрочем, на деле могло быть куда меньше. Глубокие морщины почернели от набившейся грязи. В руках старик держал большую рогатку. Он дружелюбно улыбался, демонстрируя гнилые пеньки зубов.

Присев на корточки, старик осмотрел фанерный лист. Сдвинув мятую шапку, он задумчиво почесал затылок.

— Да уж, угораздило так угораздило, — сказал он. — Вовремя я тебя заметил. А то не ведают жалости отродья бездны, клыки скрипят от адской злобы… Попадешься им, и каюк.

— Спасибо, — выдохнул Маршал. — Даже не знаю, что…

Он поперхнулся. Горло пересохло, даже слова скребли по нему острыми когтями. С каждым ударом сердца нога пульсировала тупой болью. Голова кружилась; Маршал почувствовал, как его повело. Проклятье… Рана же неглубокая. Не хватало еще подхватить какую-нибудь заразу, мутировавшую среди ядовитых миазмов свалки.

— Тихо, тихо, — бездомный сжал его плечо. — Не двигайся. Будет больно, но начнешь дергаться, станет больнее. И это… кричи, не стесняйся. Нет стыда в крике героя, кричали и Гектор, и Ахилл…

Маршал кивнул и стиснул зубы. Двумя руками старик взялся за край листа, оперся об него коленом.

— Готов? — и, не дожидаясь ответа, рванул лист на себя.

Фанера затрещала. Казалось, острые зубья так глубоко вонзились в ногу, что проткнули ее насквозь. Маршал зажмурился и громко выдохнул сквозь сжатые зубы. Вот дрянь… Глаза слезились.

Старик отшвырнул большой кусок фанеры и встал, картинно отряхивая руки.

— Ну, вот и все, — сказал он. — Свободен узник, словно ветер, расправить можешь крылья…

Он взялся за ботинок Маршала и помог вытащить ногу.

Опираясь на локти, Маршал приподнялся и посмотрел на рану. На деле все оказалось не так плохо. Штанина, правда, разодрана в клочья, а ткань потемнела, пропитавшись кровью. Но царапины были неглубокими. Нагнувшись, старик выдернул из его ноги длинную щепку.

— Надо тебя перевязать, — сказал он, вертя ее перед глазами. — А бинтов, прости, у меня с собой нет… Придется отвести тебя домой. Ничего — это близко.

Маршал попробовал пошевелить ногой и поморщился. В общем — терпимо, бывало и хуже… Идти, во всяком случае, он сможет, а если рану обработать, то через пару часов можно и вернуться к поискам лисы. Ким-Ким, конечно, назвал бы его идиотом, но Маршал не мог бросить это дело.

— Только погоди, — сказал бездомный.

Он вытащил из-за пазухи пластиковую бутылку, в которой плескалась мутная жидкость. Старик сделал большой глоток, а затем вылил остатки выпивки на рану. С тем же успехом он мог бы полить царапины щелоком. У Маршала перехватило дыхание. Он схватился за ногу и громко выругался.

— Потерпи чуток, — утешил его старик. — Зато эта штука убьет всякую заразу. Тебе не предлагаю, тут опыт нужен. Не каждому мужу под силу.

Он приложился к пустой бутылке, выжимая последние капли, затем со вздохом отбросил ее далеко в сторону.

— Кстати, можешь звать меня Спарк, — старик вытер руку о штанину и протянул Маршалу. — Если тебе интересно, конечно…

— Очень приятно, — Маршал ответил на рукопожатие. — Маршал…

— Вот и познакомились, — руку старик не отпустил. — Попробуешь встать? Или ты думаешь, я потащу тебя на горбу?

Он потянул его на себя. Маршалу ничего не оставалось, кроме как подняться. На удивление, удалось легко. Хотя рану сильно щипало, Маршал решил не обращать на нее внимания. Мелочи по сравнению с той участью, от которой его спас старик.

— Стоять-то можешь?

— Вроде да… — но стоило Спарку отпустить руку, как Маршал закачался. Старик спешно схватил его за рукав.

— Нет уж, приятель, — сказал он, подставляя плечо. — Обопрись-ка ты на меня. В тяжелый час в руке товарища мне помощь…

4

Боль постепенно отступала, и вскоре Маршал понял, что может идти самостоятельно. Он отпустил плечо Спарка, однако старик продолжал держать его за руку.

— Приятель, а у тебя сигаретки не найдется? — спросил он. — Хороший табачок и в горе в радость.

— Конечно! — Маршал достал пачку, вытащил зубами сигарету, а остальное передал Спарку. — Оставьте себе.

— Благодарствую. Царский подарок. Настоящий табак… За такие сигаретки и убить могут.

Старик бережно убрал пачку за пазуху, и Маршал понял, что тот не шутит. Они остановились прикурить.

— Убить? — переспросил Маршал. — Кто?

— Ты думаешь, я здесь один живу? — сказал Спарк, глубоко затягиваясь и с наслаждением выпуская дым через ноздри. — И царство то полно диковинных созданий… Тебе еще повезло, что именно я тебя заметил. Многие не стали бы тебя выручать — дождались бы, пока собаки тебя прикончат, а потом обобрали труп. А кое-кто и сам с радостью присоединился бы к пиршеству…

Маршал с сомнением посмотрел на Спарка. Эта история походила на городскую страшилку — из тех, что любит Ким-Ким. Меж тем Маршал заметил, как сосредоточенно курит старик, стараясь, чтобы ни одно колечко дыма не пропало впустую. Хорошие сигареты и в самом деле представляли здесь большую ценность.

— Скажи, какого черта тебя сюда занесло? — Спарк посмотрел на Маршала. — Люди вроде тебя к нам редко заходят…

— Работа, — Маршал взмахнул фотоаппаратом. — Я фотографирую животных.

— Так ты из этих? Защитников природы? — Спарк нахмурился.

— Не совсем… Скажем — у нас схожие цели, но разные методы.

— К нам пару лет назад наведывалась компания таких защитников… — Спарк сплюнул. — Хотели, чтобы тут все вычистили. Сперва с плакатиками ходили, но никто на них не обращал внимания. И тогда ночью они подожгли свалку. Из наших шесть человек сгорели заживо…

— Печальная история. — Маршал задумался.

С защитниками природы всегда так — в восторженном максимализме они слишком часто закрывают глаза на то, что не всякая цель оправдывает средства. Одно дело — убирать нефтяные разливы: тяжелая, грязная, честная и нужная работа. И совсем другое — взять и просто поджечь свалку, не заботясь о последствиях. Парадокс, но, думая о будущем, они часто о будущем забывают.

Старик действительно жил неподалеку. Они обогнули холм и вышли на неприметную тропинку, петлявшую меж мусорных куч. Справа из земли торчали щербатые бетонные колонны, ощетинившиеся прутьями ржавой арматуры. В стороне валялись растрескавшиеся плиты, грязно-зеленые от пленки водорослей. Из этих плит и был построен дом Спарка.

Впрочем, назвать это домом было сложно. Две плиты поставили на попа, а между ними натянули нескольких слоев черного полиэтилена — вот и все изыски. Напротив входа горел небольшой костер, рядом с которым сидела на корточках смуглая девушка лет пятнадцати. Длинной ложкой она помешивала в котелке.

— О как! А мы как раз к обеду, радостно сказал Спарк. — Это дочь моя, Кэтти.

Девушка обернулась на звук голоса. Однако, заметив, что отец не один, она на четвереньках бросилась к дому и скрылась за дверью-занавеской.

— Испугалась, — объяснил старик. — Она у меня совсем трусишка… Как лань дрожит при звуках грома.

Они подошли к дому. В котелке булькала и пузырилась коричневая жижа, в которой плавали кусочки чего-то похожего на размокшее печенье. Варево выглядело отвратительно, что никак не сочеталось с приятным запахом горячего шоколада. Спарк аж зажмурился от удовольствия. Он вытащил из котелка ложку и шумно облизал ее. Но, взглянув на Маршала, слегка помрачнел.

— Обед у нас не ахти, — пояснил старик. — Может, ты не ешь такого… Но чем богаты. Вчера вот нашли коробку шоколадных батончиков. Мы варим из них кремовый суп — и вкусно, и питательно.

— Никогда не пробовал, — честно признался Маршал. Он взглянул на бурлящую жижу. — Но думаю, это действительно вкусно…

Он присел рядом с костром. Сперва нужно заняться раной, а уж потом думать о еде. Маршал закатал штанину. Пока они шли, кровь успела подсохнуть, и ткань пришлось отдирать. С каждым небольшим рывком Маршал морщился.

— Кэтти, — крикнул Спарк. — Выходи, не бойся. Это Маршал, он ничего плохого тебе не сделает…

Из-за занавески донеслось неразборчивое мычание.

— Выходи, говорю, — в голосе старика зазвучали строгие нотки. — Мне нужна твоя помощь.

Полиэтилен зашуршал, из складок появилась чумазая физиономия. Глаза у девушки были на поллица и блестели от слез.

— Нужна Кэтти? — промямлила она.

Маршал почувствовал себя виноватым, что напугал девушку. Совсем ведь ребенок и, похоже, с задержками в развитии… Он ободряюще улыбнулся, но в ответ девушка чуть не разрыдалась.

У Кэтти было странное лицо — одновременно и худое, и одутловатое, правый глаз заметно подергивался. В то же время она совсем не казалась уродиной и в чем-то была симпатичной. Хотя и чудовищно грязной. Щеки и лоб девушки покрывали пятна сажи, а в прическе запутались кусочки засохшей глины.

— Милая, будь добра, принеси бинты, — сказал Спарк. — Они лежат в коробке под лежанкой.

Кэтти юркнула обратно в дом.

— Она хорошая девочка, — негромко сказал старик. — Соображает не быстро, зато добрая и отзывчивая. Не представляешь, какая это здесь редкость…

— Не только здесь, — кивнул Маршал.

Спарк вздохнул.

— А другого мира она не видела. Я нашел ее совсем крохой — кто-то завернул малышку в пакет для мусора да выбросил на свалку. Она кричала и плакала, а я сперва подумал — котенок. Я потому ее Кэтти и назвал…

Спарк замолчал. Кэтти вышла, опустив голову, неся в вытянутой руке упаковку бинтов. На Маршала она старалась не смотреть.

— Спасибо, милая, — сказал старик. — Видишь, наш гость совсем не страшный. Ну, улыбнись и накрывай на стол…

Он забрал бинты и принялся сдирать целлофан. Кэтти так и осталась стоять, смотря себе под ноги. Прошло, наверное, с минуту, прежде чем ее губы скривились в виноватой улыбке и она сказала:

— А я Кэтти. Я видела Красный Цветок!

— У нас свои сказки, — сказал Спарк. — Так сказать, специфика. В Аркадии свои легенды…

Он зачерпнул коричневой жижи из котла, плеснул в тарелку и передал Маршалу.

Маршал взял ложку — грязную и в подтеках жира — и осторожно помешал предложенное угощение. Есть совсем расхотелось. Может, блюдо и пахло приятно, но выглядело оно более чем отвратительно. Закрыть глаза? Нельзя же отказывать старику, это как минимум невежливо… Вдруг месиво вовсе не отвратительное на вкус? Кэтти уплетала его за обе щеки: и губы, и подбородок девушки были вымазаны жидким шоколадом.

Спарк тем временем продолжил:

— Истории здесь любят. Но у нас нет телевизоров и прочих городских штучек. Сказки же помогают нам забыться и дают надежду…

Маршал наконец решился и отправил в рот полную ложку месива. Блюдо оказалось столь приторно сладким, что он едва его не выплюнул.

— Понимаешь, приятель, это самое дно, глубже падать некуда. А выбраться отсюда невозможно. Но и без надежды жить нельзя. Вот и рождаются на свет разные байки, вроде истории про Красный Цветок.

— Красный Цветок не байка! — лицо Кэтти вспыхнуло. — Я его видела!

— Конечно, золотце, — сказал старик. Он погладил дочь по макушке. — Может, тогда расскажешь нам сказку?

Некоторое время девушка сидела, надув губы, но в итоге сдалась.

— Это самый красивый цветок на свете, — начала она. Такой красивый, что на свете нет ничего красивее. Красный-красный! Растет он в самом сердце свалки. Если его найти, то можно загадать желание, и оно обязательно исполнится. Одна девочка нашла Красный Цветок, и теперь она живет в городе. У нее есть дом, и каждый день она надевает новые платья. Каждый день она ест конфеты и жареное мясо. Еще у нее есть телевизор…

Маршал покосился на Спарка. Старик молча пожал плечами. Телевизор и конфеты каждый день… Для девочки, всю жизнь прожившей на свалке, действительно верх мечтаний. Никаких заоблачных богатств, дворцов и драгоценностей — всего лишь крыша над головой да сытная еда каждый день.

— Только Красный Цветок охраняет Чудовище, — продолжила Кэтти. — Огромное и белое, с красной пастью и вот та-акими зубами. Если плохой человек захочет сорвать Красный Цветок, то Чудовище его убьет и сожрет. Сначала откусит голову, полакомится мозгами, а потом съест и остальное. Один человек решил обмануть Чудовище. Он убил свою жену и разрезал ее на куски. Эти куски он скормил Чудовищу, а когда оно уснуло, пробрался к цветку. Но Чудовище проснулось и поймало его. Только оно было сытое и потому не стало его сразу убивать. Только откусило у него кусок ноги, чтоб не сбежал. А потом ело целую неделю. Человек орал так, что на всю свалку было слышно. Чудовище не любит плохих людей…

Она плеснула себе в плошку немного жижи. Ложка весело застучала — неаппетитные подробности сказки ничуть не смутили девушку.

— Кровавая сказочка, — сказал Маршал.

Спарк усмехнулся.

— Не слышал ты кровавых сказок! Я вот могу рассказать такие, после которых ты до конца дней не сможешь спать спокойно. Про суп из младенцев или про человека, который в голодный год съел свою ногу… Здесь никто не пугает детей драконами и ведьмами. Они видели вещи пострашнее драконов и ведьм, вместе взятых. Вот для тебя людоед — сказка, а здесь он может оказаться твоим отцом… Что не остановит его, когда он проголодается.

Маршал проглотил вставший поперек горла комок. Старик ведь не шутил. Насколько же нелеп этот чудовищный, искалеченный мир! Свалка жила не по человеческим законам, но это и не законы дикой природы. Жуткая пародия на те и на другие.

— Я был знаком с одним людоедом, — наконец сказал Маршал. — Милейший человек оказался. Правда, съел одного известного специалиста по выживанию в джунглях. Но из благих побуждений — в его племени высшая форма уважения…

— Поверь мне, — сказал Спарк, — со здешними людоедами знакомиться не стоит. Так что пусть лучше будет Красный Цветок и неведомое Чудовище. Оно тоже убивает людей, но хоть плохих.

— Я видела Красный Цветок! — сказала Кэтти. — За тем холмом. Но я не успела его сорвать — там были еще рабочие с экскаватором, и они засыпали его. А теперь мне никто не верит, что я его видела…

Девушка хлюпнула носом. Спарк погладил ее по руке.

— Почему, милая? Я верю. Ты же каждый день его рисуешь. Покажешь нашему гостю свои рисунки?

Кэтти вскочила. Так и не вытерев рот, она побежала в дом.

— Только не расстраивай ее, — тихо сказал Спарк. — Пусть думает, что она видела Красный Цветок…

— В смысле? — не понял Маршал, но в этот момент из хижины вернулась Кэтти, прижимая к груди пачку мятой бумаги: вырванных тетрадных страничек, деловых бланков, картонок от старых коробок. Она вывалили все Маршалу на колени. Он едва успел отставить тарелку.

— Вот, — сказала девушка, — Красный Цветок, я его нарисовала. У меня есть карандаши и краски, их папа нашел.

Рисовала Кэтти хуже пятилетнего ребенка. Неумелые линии, яркие краски, кое-как размазанные по бумаге, о пропорциях и перспективе речи даже не шло… Но даже так Маршал без труда узнал цветок — самый обыкновенный алый тюльпан.

— Правда, он очень красивый? — спросила Кэтти.

— Правда, — уверенно кивнул Маршал, перебирая листы.

— Будешь доедать? — Спарк указал на тарелку Маршала. Жижа уже начала застывать и покрылась трескающейся корочкой.

— Спасибо, я наелся, — Маршал виновато улыбнулся, но старика эта новость обрадовала. Он забрал тарелку и тщательно соскреб остатки пищи в котелок. — Кстати, — сказал Маршал. — Раз уж речь зашла о местных легендах… Вы знаете, что на свалке живут лисы?

Спарк кивнул.

— Разумеется. А ты думал, только собаки, крысы и люди? Тут много всяческой живности встречается… Однажды я видел медведя.

— Ничего себе!

Это был совсем неожиданный поворот. Снимок с медведем будет посильнее, чем с лисой. Тут «Фотография года» всяко гарантирована. К тому же Маршал понял, как он может отблагодарить старика, чтобы это не выглядело насмешкой.

Спарк вытащил сигарету и прикурил от костра.

— Вы же здесь все знаете? — спросил Маршал. — Все тропинки и проходы?

— Не знаешь, как выбраться?

— Мне нужен проводник. Но не выбраться, а чтобы найти и лису, и медведя… И я могу хорошо заплатить.

Спарк усмехнулся.

— Приятель, если ты еще не понял — деньги здесь ровным счетом ничего не значат. Глаза не смотрят на металл презренный… Ну дашь ты мне миллион, а что я буду с ним делать? Магазинов здесь нет, а в город меня не пустят.

— Тогда натуральный обмен? — не сдавался Маршал. — Коробка хороших сигарет, например?

Спарк подергал себя за бороду.

— За лису? — сказал он. — Целую коробку сигарет?

— Можно и две, — сказал Маршал. — Скажем так — за лису коробка, две — за медведя.

— Вы в городе совсем умом тронулись… — Старик покачал головой. — Но я не идиот отказываться от такой сделки. Хорошо — будет тебе и лиса, и медведь.

— Значит, договорились?

— А то! — старик плюнул на ладонь. — Скрепим же уговор, как должно то мужчинам…

Однако ответить на рукопожатие Маршал не успел. С вершины ближайшего холма донесся громкий крик:

— Эй! Философ, ты дома? Я иду к тебе!!

6

Старик обернулся. Лицо его скривилось.

— Вот черт, — прошептал он. — Принесла же нелегкая. Только его нам не хватало…

По крутой тропинке к дому Спарка спускался высокий широкоплечий человек. Шел он не торопясь, и Маршал успел его разглядеть.

Незнакомец был огромен — на голову выше любого знакомого Маршала. Телосложением он напоминал вставшую на задние лапы гориллу; что-то обезьянье сквозило и в грубых чертах лица. Маленькие глазки зло смотрели из-под выпуклого лба. Одной рукой гость придерживал черную шляпу, в другой держал огромный букет красных цветов. Темный костюм в полоску был не из дешевых, хотя и не по размеру — швы на плечах разошлись, и нитки торчали во все стороны. Пиджак был надет прямо на голое тело. Толстую шею незнакомца украшали с десяток толстых золотых цепей. Заметил Маршал и рукоять пистолета, заткнутого за пояс.

— Ваш знакомый? — спросил Маршал.

Тип ему не понравился. И судя по кислой физиономии, Спарк также не питал к гостю теплых чувств.

— Его зовут Лютон, — буркнул старик. — Он у нас вроде царька… Вроде самый сильный и потому собирает дань с остальных. Паразит, в общем.

Лютон спустился с холма и остановился, поправляя одежду.

— Эй! — заорал он. — Философ! Давай, встречай гостей!

— Кэтти, солнышко, — сказал Спарк. — Принеси-ка из-под лежанки полную бутылку. А потом забирайся в дом, и чтоб носа твоего я не видел.

Девушка поспешила выполнить поручение. Однако Маршал заметил, как заблестели ее глаза при виде цветов в руке Лютона. На губах Кэтти появилась глупая улыбка. Не ускользнуло это и от Спарка.

— В дом, я сказал!

Пререкаться Кэтти не стала. Все это время гость не двигался с места, только переминался с ноги на ногу да размахивал букетом, как веником. Хотя цветов было много, выглядели они на удивление жалко — дюжина роз с осыпающимися лепестками, с десяток увядших тюльпанов, да сухие пионы и астры, кое-как завернутые в блестящий целлофан.

Лютон высморкался и вытер пальцы о рукав.

— Эй! Философ! Ты долго еще? Правила правилами, но терпение у меня не железное!

Спарк торопливо открутил крышку с бутылки.

— Дома я, — крикнул он. — Проходи, раз зашел. Погрейся у огня, выпей с нами.

— Так-то лучше, — сказал Лютон.

Он подошел к костру. Спарк протянул ему бутылку. Лютон сделал пару глотков и громко рыгнул.

— Отличное у тебя пойло, Философ, — сказал он, вытирая губы рукавом. — Радуешь ты меня…

— И на том спасибо, — ответил Спарк. — Ты по делу или просто мимо проходил?

Лютон снова приложился к бутылке, осушив ее наполовину. Маршала аж передернуло. Такая порция спиртного свалила бы с ног лошадь, а Лютон даже не поморщился. Дешевой выпивкой от него несло так, что слезились глаза.

— Я всегда по делу, — сказал Лютон.

— Начало месяца же, — Спарк незаметно осунулся. — Рано платить…

— Когда платить — я решаю. — Лютон посмотрел на старика и вдруг ни с того, ни с сего гулко захохотал. — Да не дрейфь, Философ, знаю я, что рано. Я к тебе по другому вопросу…

Плечи Спарка опустились еще ниже. Лютон же повернулся к Маршалу и нахмурился, будто только его заметил. Не зная, как реагировать, Маршал ограничился легким кивком. Лютон смачно сплюнул в костер.

— Слышь, Философ, а это кто? Новенький?

— Нет, — сказал Спарк. — Мой приятель из города.

Лютон насупился.

— Чего-то я про тебя не знаю, Философ, — сказал он. — С каких пор у тебя появились приятели в городе?

— А вам какое дело? — сказал Маршал.

— Я не с тобой разговариваю, — огрызнулся Лютон. — Мне до всего есть дело. А будешь лезть в чужой разговор…

— То что? — Маршал улыбнулся. На горилл в Габоне это действовало успокаивающе.

Лютон громко засопел, лицо его пошло пятнами.

— Дерзкий, да? Здесь таких не любят.

— Ладно тебе, — вмешался Спарк. — Успокойся, он не местный, правил не знает…

— Так надо научить, пусть знает, кто тут главный. — Лютон выхватил пистолет и сунул Маршалу под нос. — Видел?

Маршал кивнул. Ему так часто угрожали оружием — и браконьеры в Африке, и колумбийские партизаны, — что подобные выходки только раздражали. Тем более когда пистолет даже не снимают с предохранителя.

— Убери.

Лютон хмыкнул.

— Ну че? В штаны наложил? Запомни, приятель, будь ты хоть трижды из города, но здесь — я главный. Я решаю, кто…

Маршал вздохнул. Он ведь честно попросил…

Удар был короткий и резкий, ребром ладони по болевой точке на запястье. Второй рукой Маршал перехватил ствол и легко вывернул пистолет из ослабевших пальцев. Три месяца в колумбийской тюрьме дают богатый жизненный опыт.

К чести Лютона, тот не закричал.

— Черт! — выдохнул громила.

— В следующий раз — сломаю руку, — пообещал Маршал. Он крутанул пистолет на пальце — дешевый трюк, но действенный.

Лютон схватился бутылку, бросая злые взгляды то на Маршала, то на Спарка. Старик выглядел ошарашенным. Но не похоже, чтобы он обрадовался тому, что Лютона поставили на место.

— Зря ты это сделал, приятель, — шепнул он.

Маршал улыбнулся.

— Кстати, запомни, — сказал он Лютону. — Узнаю, что ты обижаешь моего друга, — убью.

Он снял пистолет с предохранителя и выстрелил. На случай, если Лютон не понял. За спиной громилы со звоном разбилась бутылка. Хотя Маршал оружия не любил, обращался он с ним неплохо.

Лютон отставил бутылку.

— Интересные у тебя приятели, Философ. Погляжу, ты у нас полон сюрпризов.

— Так зачем ты пришел? — сказал Спарк.

— Да вот… — Лютон взмахнул букетом. На землю посыпались сухие лепестки. — Думал посвататься к твоей дочке.

7

Новость о сватовстве Спарка не удивила; видимо, он ждал такого поворота.

— Кэтти еще рано замуж, — буркнул он. Это был не отказ, скорее, оправдание.

Полиэтиленовая дверь хижины всколыхнулась. Девушка явно подслушивала, но выглянуть не осмеливалась.

Лютон опустил букет.

— Рано, говоришь? Сколько ей? Пятнадцать?

Спарк кивнул.

— Значит, по правилам — она уже сама может решать, — сказал Лютон. — Мне даже не нужно платить откупные.

— Не думаю, — сказал Спарк. — Она совсем ребенок… Рано ей замуж.

Лютон громко фыркнул.

— Сиськи есть, значит — не ребенок. Моей последней жене было тринадцать. Я ее папашке такие откупные отвалил, он потом год не просыхал. Я и за твою заплачу, хотя по правилам и не обязан. Подумай, Философ, для нее я хорошая партия. Всегда будет сыта и согрета. Я и тебя не забуду…

И Лютон расплылся в улыбке. Подцепив одну из цепочек, он принялся накручивать ее на палец.

Маршал посмотрел на Спарка. Старик явно не обрадовался такому жениху для дочери, но не представлял, как отказать Лютону. А может, боялся. Спарк то начинал нервно теребить бороду, то дергал себя за губу. Маршал пришел ему на помощь:

— Тебе же сказали, ей еще рано замуж… Что непонятно?

Лютон глубоко вздохнул.

— Опять суешь нос не в свое дело?

— Кажется, мы уже выяснили, что это мое дело? — Маршал щелкнул по рукояти пистолета.

— Кажется ему… Приятель, — сказал Лютон, — может, ты и крутой, но идиот идиотом. Запомни такую штуку — мы здесь живем по правилам. Тебя они и не касаются, но для нас это закон. Так ведь, Философ?

Спарк сглотнул.

— Так, — сказал он. — Правила — это закон. Прости, друг, но Лютон прав. Диковинны обычаи той земли, но там гордятся ими…

— Но… — Маршал растерялся. Он взглянул на Спарка, однако старик развел руками. Громила громко хрюкнул.

— Вот именно. Ты чужак, и не тебе судить о наших правилах. Так что, Философ, зови дочь. Пора спросить, что она думает о свадьбе.

Он стряхнул с букета немного вялых лепестков. Пригладил ладонью грязные волосы.

— Ну?

Спарк прочистил горло.

— Кэтти! — крикнул он. — Выходи, дочка, к тебе жених пришел… Ты должна дать ответ.

Девушка вышла из дома. Разумеется, она все видела и слышала. Но сейчас она с открытым ртом смотрела только на букет в руках Лютона.

— Кэтти, — сказал Лютон. — Я пришел взять тебя в свой дом. По правилам ты должна назвать свою цену.

Девушка шагнула ему навстречу.

— Красный Цветок, — сказала она. — Я знаю. Мой жених принесет мне Красный Цветок…

Лютон не удержался от довольного смешка. Он протянул девушке букет.

— Ну, ты сама сказала, при свидетелях, — сказал он. — Я принес тебе красный цветок, держи его и собирайся.

Спарка трясло, однако он не сдвинулся с места. Маршал резко вскочил на ноги.

— Что за цирк вы тут устроили?! — вскрикнул он.

— А ты не лезь, — огрызнулся Лютон. — Она сама сказала, сколько стоит. Таковы правила.

— Правила… — эхом отозвался Спарк.

— Ваши идиотские правила, — начал Маршал, но замолчал.

Он ничего не знал об этом мире. Бессмысленно лезть со своим уставом в чужой монастырь, какими бы дикими ни казались его законы. Иначе он оказывался в положении тех самых защитников природы, которые запрещают эскимосам охотиться на китов и тюленей, обрекая людей на голодную смерть.

Кэтти на цыпочках подошла к Лютону и взяла цветы.

— Красный Цветок… — прошептала девушка. Остальной мир перестал для нее существовать. С губ Лютона не сходила торжествующая усмешка.

— Свадьба будет завтра утром, — сказал он Спарку. — По правилам я проставляюсь и даю слово — будет самый богатый пир из тех, что ты видел. Куда лучше, чем в прошлом году. Наедимся до отвала…

Старик промолчал. На его лице не было ни кровинки.

— По правилам, ты, как отец, должен нарядить невесту. Так вот, Философ, не опозорь меня. Завтра моя женщина должна быть при всем параде.

— У Кэтти нет нарядных платьев, — сказал Спарк.

— Зато у тебя есть друг из города, — усмехнулся Лютон. — Пусть он поможет, раз так о тебе печется.

В этот момент лицо Кэтти скривилось, и восхищение обернулось отвращением. Щека девушки задергалась, руки затряслись, словно цветы в букете разом превратились в ядовитых змей.

— Это не Красный Цветок! — закричала она.

Кэтти швырнула букет под ноги и принялась топтать с такой яростью, что на шее и щеках выступили пунцовые пятна. Лютон нахмурился.

— Что значит не красный цветок? Ты мне мозги не парь. У меня с глазами полный порядок, я цвета не путаю.

Но Кэтти не унималась.

— Они некрасивые, некрасивые! Они не настоящие. Ты обманщик и врун! Кэтти видела Красный Цветок, он не такой!

— Вот дура! — Лютон в сердцах хлопнул себя по лбу. — Не будь твоя девка единственной целкой на свалке, в жизни бы не стал связываться. Да постель месяц стынет. Ладно, Философ, давай, успокаивай свою красавицу, а мне еще пир готовить.

— Погоди, — сказал Спарк. — Какой пир? Она назвала цену, но ты-то не заплатил.

Брови Лютона взметнулись.

— Философ, — сказал он. — Теперь еще ты будешь мне мозги парить? Какую цену? Она сказала «красные цветы», я их принес. Всё по правилам.

— Нет, не всё. Она сказала «Красный Цветок», — перебил его Спарк. — И ты не хуже меня знаешь, о чем речь.

— Точно, — подтвердил Маршал. Лютон смерил его злым взглядом.

— Ты про эти сказки? — сказал он. — Философ, я думал, только твоей дочери мозгов не хватает. Оказывается, семейное.

— Сказки сказками, — сказал Спарк, — но ты знаешь правила. Кэтти назвала цену, и ты должен ее заплатить.

Лютон стиснул зубы, так что на скулах заиграли желваки, а на шее вздулись дрожащие толстые вены. Лютон сжал кулаки. На секунду Маршалу показалось, что сейчас громила ударит старика. Рука потянулась к пистолету. Он не собирался никого убивать, но прострелить колено будет в самый раз… Однако Лютон сдержался.

— Ладно, — сказал он в конце концов. — Так, значит… Хорошо, Философ, пусть будет по-твоему. Готовь дочь. А утром я вернусь и принесу ваш Красный Цветок.

Он одним глотком допил бутылку и бросил ее в костер. Пламя взметнулось и тут же опало, над костром заклубился черный дым. Не сказав больше ни слова, Лютон зашагал прочь от дома Спарка.

— Обманщик! — завизжала ему вслед Кэтти, но громила не обернулся.

8

— Мерзкий тип, — сказал Маршал, глядя, как Лютон взбирается по склону. Некоторое время спина громилы маячила на гребне холма, но вскоре исчезла.

— Да, — сказал Спарк. — И он хуже, чем ты думаешь. Знаешь, сколько у него было жен?

Маршал покачал головой.

— Восемь или девять. И ни одна не протянула больше двух лет. Кто-то умер от побоев, кто-то кончил жизнь самоубийством. А есть и такие, что и вовсе пропали без следа. Может, сбежали, но поговаривают, он их съел… Тогда был голодный год.

— И какого черта вы его терпите? — не выдержал Маршал. Он пожалел, что не знал этого раньше. Иначе бы Лютон не ушел так легко.

— Как тебе объяснить, — сказал Спарк. — Все, что делает Лютон, — по правилам. Жена полностью принадлежит мужу, он ее купил. За цену, которую она сама же и назвала.

— Какие дурацкие правила!

— Какие есть, — вздохнул Спарк. — Они ведь не на пустом месте возникли… Без них было куда хуже. Раньше ведь никто никого не спрашивал и на возраст не смотрели. Мало какая девочка доживала до пятнадцати…

Маршал поежился. Спарк сказал, что свалка — самое дно и дальше падать некуда. Страшно то, что бездна, в которую может опуститься человек, бесконечна. Это не деградация до звериного состояния — ни одно животное не способно на те ужасы и мерзости, на которые идет человек.

— Поэтому у нас и появились правила. Конечно, не чета вашим городским законам. Одни могут показаться тебе чудовищными и дикими, другие ты не поймешь… Но они помогают нам выжить, а часто — сохранить рассудок. Даже Лютон это понимает. Против правил он не пойдет.

— Хорошо, — сказал Маршал. — Значит, ваша дочь в безопасности. Зря вы говорите, что она не быстро соображает. Очень умный ход — назначить цену, которую никто не может заплатить…

Спарк покачал головой:

— Боюсь, не это ею двигало. Если б Лютон принес настоящий Красный Цветок, она бы и секунды не раздумывала.

Маршал нахмурился.

— Интересно, а что неправильного в этих цветах?

Он поднял с земли вялый тюльпан и повертел в пальцах. Стебель сломался в трех местах, лепестки размазаны в лохмотья… Но до того, как Кэтти на нем потопталась, цветок походил на тот, что рисовала девушка. В чем подвох?

— Понятия не имею, — сказал Спарк. — Не суждено постичь нам женских мыслей… Может, он ей не приглянулся? Главное, что Лютон ушел ни с чем.

— Ага. И пообещал вернуться. Что, если завтра он принесет цветок, который понравится твоей дочке?

Старик нервно сглотнул.

— А ты прав, — пробормотал он. — Лютон… Он так легко не отступится. Рано или поздно он добьется своего.

— Кэтти! — позвал Маршал.

Обхватив колени руками, девушка сидела у костра. Она шептала, глядя на остывающие угли, но что именно — Маршал не расслышал. Девушка даже не обернулась на окрик.

— Кэтти! — повторил Маршал. — Я хотел спросить…

Девушка вскинула голову. Глаза метали молнии, рот перекосило в кривой гримасе.

— Он врун! — прошипела она. — Он думал, я не знаю, как выглядит Красный Цветок. Он хотел меня обмануть! Ненавижу!

Кэтти схватила истоптанную астру, смяла в кулаке и отшвырнула так далеко, как смогла. Жалкий красно-зеленый комок упал на полиэтиленовую крышу.

— Да, Лютон поступил… плохо, кивнул Маршал. — Но скажи, как ты догадалась, что он тебя обманывает?

— Кэтти видела Красный Цветок! — крикнула девушка. — Он не такой! Он красивый! Кэтти его рисовала!

— Конечно, солнышко, — поспешил успокоить ее Спарк. — Ты не волнуйся…

Кэтти взглянула на отца и вдруг разревелась совсем как ребенок. Размазывала кулаками слезы по грязным щекам и хлюпала носом. Сапарк обнял ее за плечи.

— Ну, милая, — запричитал старик. — Полно… Не переживай, забудь…

Маршал покачал головой. Просто взять и забыть, — не получится. И осталось не так много времени, чтобы выяснить, какой из себя Красный Цветок на самом деле.

— Ты показывала нам рисунки, — напомнил он. — Этот цветок очень похож на те, что ты рисовала. Вернее, был похож…

Он показал девушке сломанный тюльпан. Увидев цветок, девушка разрыдалась еще сильнее. Она оттолкнула отца, да так, что Спарк едва не упал.

— Ну и что, что похож! — с надрывом сказала Кэтти. — Он все равно не такой! Не такой! Красный Цветок, он живой, он светится!

— Может, хватит ее мучить? — сказал Спарк, потирая плечо. — А ты, солнышко, иди в дом и приляг. Тебе нельзя сильно волноваться.

— Погоди немного, — сказал Маршал, старательно не замечая злых взглядов старика. — Говоришь, настоящий цветок ты видела за тем холмом?

— Ну да, — Кэтти шмыгнула носом. — Мне его Старуха-Невеста показала…

— Стоп, — сказал Маршал. Он нагнулся ближе к девушке. — С этого места можно поподробнее? Что еще за Старуха-Невеста?

— Наша соседка, — сказал Спарк. — Если идти по той тропинке, как раз выйдешь к ее дому. Только она того… Совсем с головой не дружит.

Старик постучал себя по лбу.

— Тем не менее, — сказал Маршал, — неплохо бы наведаться к ней в гости. Если не будем сидеть сложа руки, у нас все шансы найти Красный Цветок раньше Лютона.

9

Тропинка петляла между мусорными холмами так, словно ее протоптали бесчисленные поколения непросыхающих пьяниц. И возможно, столь дикое предположение не лишено смысла. Иначе чем объяснить немыслимые зигзаги и повороты?

Маршал шел один; Спарк все-таки предпочел остаться с дочерью. Вскоре после встречи с Лютоном Кэтти стало плохо. Старик туманно намекнул на некие припадки, которые случаются у девушки от сильных переживаний. Хотя, как показалось Маршалу, причина и в том, что Спарк не видел большого смысла в поисках Красного Цветка.

Ветер стих, на бледно-голубом небе ни облачка. Осмелевшее солнце жарило вовсю, и над горами отбросов повисло дрожащее марево. Страшно подумать, что за чудовищные миазмы поднимались от отравленной земли. Маршал представлял, как глубоко внизу, под отбросами, бурлит и пузырится грязно-зеленая жижа. Все, что годами стекало, скапливалось и перемешивалось в самых немыслимых сочетаниях. В таком бульоне могла зародиться самая невероятная жизнь, и даже самые безумные байки Ким-Кима могут обернуться чудовищной правдой. Маршал вдруг понял, что он уже не слышит тяжелых запахов свалки. Все-таки человек быстро приспосабливается.

Боль в ноге отступила, однако Маршал старался идти медленнее. Он то и дело озирался по сторонам в надежде вновь увидеть лису. Не стоило забывать, ради чего он здесь оказался. На встречу с медведем Маршал не рассчитывал — медведи будут держаться ближе к окраине… Впрочем, пока из всей живности Маршалу попались лишь вороны: грязные кляксы на светлом небе. Он погрозил птицам кулаком — как ни крути, именно они втянули его в эту историю. В ответ раздалось насмешливое карканье.

Одна из птиц опустилась на капот антикварного «бьюика», скрытого под завалами мусора. Склонив голову, ворона хитро посмотрела на Маршала и только что не подмигнула. Тот остановился, поднимая фотоаппарат.

— Дешевое позерство, тебе не кажется? — снимок, по правде говоря, вышел хороший.

Маршал начал находить свое очарование в этих постурбанистических пейзажах. Ворона возмущенно захлопала крыльями.

— Ладно, ладно, — успокоил ее Маршал. — Не такое уж дешевое. А теперь давай, ближе к бамперу… Клюв выше…

Ворона запрыгала в противоположную сторону.

— Ну что такое! — Маршал опустил камеру. — Раз взялась позировать…

— Прочь! Оставьте меня в покое!

Маршал замер.

— Прости? — сказал он. — Ты что-то сказала?

Ворона громко каркнула и перелетела на разбитый телевизор метрах в десяти от «бьюика».

— Погоди! — крикнул ей Маршал. Он чувствовал себя полным идиотом, но был готов поклясться, что птица только что разговаривала. — Я не хотел тебя обидеть.

Он замотал головой. Ерунда какая-то. Он, разумеется, слышал о воронах-пересмешниках, но то были одомашненные птицы, повторяющие заученные слова. Здесь же…

— Прочь! Прочь! Пошли прочь!

В ответ прозвучал взрыв хохота. Маршал выругался сквозь зубы.

Надо же быть таким идиотом! Крики же доносились из-за соседнего холма. Мигом позабыв о птице, Маршал прибавил шагу.

Вскоре Маршал вышел на небольшой пятачок утрамбованной земли, зажатый между двумя валами. Отсюда начиналась грунтовка, ведущая к городу, — старая разбитая дорога, по обочинам заваленная дырявыми автомобильными покрышками. На пятачке стоял новенький черный джип без верха. Такой блестящий и чистый, что среди мусорных куч он выглядел нелепо, как летающая тарелка пришельцев. Рядом были хозяева машины — трое крепких парней лет восемнадцати, коротко стриженные, в модных кожаных куртках.

Один сидел на капоте машины, потягивая пиво из жестяной банки. Остальные ходили вокруг пожилой женщины, тыча в нее новенькими бейсбольными битами. Старуха кружилась на месте, неловко отмахиваясь от нападающих старым зонтиком. Парней это крайне забавляло.

Женщина была одета в древнее подвенечное платье. Сейчас ее одежда превратилась в грязно-серые лохмотья, словно в насмешку украшенные маленькими искусственными розочками. Широкополая шляпка с вуалью съехала на затылок и во все стороны торчали седые волосы, жесткие как прутья. Похоже, это и была та самая Старуха-Невеста.

— Прочь! Пошли прочь! — голос старухи срывался на визг.

Тот, что сидел на капоте, со смехом швырнул в нее полупустой банкой. К счастью — не попал. Банка шмякнулась в грязную лужу.

— Целиться надо, дурень! — крикнул один из нападавших, рыжий парень с косым шрамом через всю щеку: — Учись, блин, пока я жив!

Он прыгнул вперед и ткнул женщину битой под колено. Та упала как подкошенная, продолжая размахивать зонтиком.

— Уходите! Прочь!

Парни дружно заржали.

— Неси бензин! — заорал рыжий. — Будем жечь ведьму!

Его приятелю не требовалось указаний — он уже тащил большую пластиковую канистру. Старуха хотела подняться, но рыжий грубо придавил ее ногой. Он отбросил биту и принялся шарить по карманам.

— Эй! — крикнул Маршал. Он вышел из-за склона и остановился. — Вы что, с ума сошли? Что вы делаете?

Парни обернулись. Красные, разгоряченные лица, глаза, словно подернутые пеленой тумана… Уроды и явно под кайфом. Хуже собак. Маршал сплюнул под ноги.

— Чего надо? — нахмурился рыжий.

Он опустил руку, и Маршал увидел зажатый в кулаке нож с откидным лезвием. Солнце сверкнуло на голубоватой стали. Маршал поморщился: даже оружием назвать стыдно, так — игрушка.

— Да вот, мимо проходил.

— Ну и шел бы дальше, — процедил рыжий. Поигрывая битой, к нему подошел приятель.

— Это что за хлыщ? Может, и его того? Как ведьму? — он загоготал.

— Пусть валит, — сказал рыжий. — Возиться неохота.

— У меня другое предложение, — сказал Маршал. — Я считаю до трех, и если вы будете здесь, — сами виноваты. Раз.

— Не понял, — сказал рыжий. — Типа наехал? Крутой, да?

Он крутанул нож в пальцах. Чудом не уронил.

— Не понял, значит — тупой, — сказал Маршал и вытащил пистолет. — Два.

— Оба-на… — у рыжего отвисла челюсть. Он отступил на шаг. — Чувак, ты… спокойно. Ковбой, блин, что ли?

— У него небось и пушка не заряжена, — сказал тип с битой.

Маршал вздохнул. Смысл разговаривать с идиотами?

— Три.

Он выстрелил в боковое зеркало джипа. Стекло брызнуло в стороны.

Рыжий отпрыгнул назад, поскользнулся и сел в лужу. Разбрызгивая воду, он отполз, нелепо перебирая конечностями, как краб-эпилептик. Его приятель отшвырнул биту и, зажав голову руками, бросился к машине. Третий так и остался стоять, не понимая, что происходит.

— Э-э… — он выронил канистру.

— Продолжаем разговор? — улыбнулся Маршал.

— Чувак, ты это, блин, не нервничай… — задыхаясь, сказал рыжий. — Мы все поняли, уматываем…

— Раньше нужно было думать, — сказал Маршал. — Теперь ждите, когда я вас отпущу.

— Эй! Ты же сам сказал!

— А вы меня послушали? Так что заткнитесь. Кто дернется — получит пулю в живот. Это больно.

Все трое застыли, точно морские фигуры в известной детской игре. Маршал присел на корточки перед Старухой-Невестой.

— Вы в порядке?

Женщина уставилась на него дикими глазами.

— Давайте я вам помогу. — Маршал взял ее под локоть. Старуха-Невеста дернула рукой и попыталась отползти в сторону.

— Прочь! Оставьте меня в покое! — прошипела она.

— Не волнуйтесь, — сказал Маршал. — Я просто хочу помочь. Все кончилось.

Старуха испуганно огляделась. Увидела рыжего, сидящего в луже, и его приятелей, застывших в нелепых позах.

— Ты заколдовал их! — прошептала она.

— Можно сказать и так, — усмехнулся Маршал. — Обопритесь о мою руку…

Он помог ей подняться. Старуха крутила головой, переводя взгляд с одного обидчика на другого. В глазах застыло полное недоумение.

— Сударыня, — сказал Маршал. — Не хотите что-нибудь сказать этим молодым людям?

Женщина повернулась к Маршалу.

— Что?

— Что пожелаете. Эти господа — в вашем распоряжении.

Старуха-Невеста неуверенно шагнула к рыжему, занося зонтик для удара. Парень сжался, заслонил лицо руками. В глазах застыла мольба, однако он не сказал ни слова. Не решился. Женщина вздрогнула.

— Не буду я тебя бить, — сказала Старуха-Невеста, опуская зонт. Она повернулась к Маршалу. — Пусть они уйдут, — сказала она. — Не хочу видеть. Заколдуй их еще раз…

— Вы слышали, — сказал Маршал парням. — У вас есть полминуты, или я избавлю даму от вашего общества другим способом.

Парни переглянулись. Один шагнул к машине. Поскольку Маршал не выстрелил, рыжий рискнул подняться. Он попятился к джипу, заискивающе улыбаясь.

— И еще, — вдруг вспомнил Маршал. — Сигареты, все что есть, достали и положили на землю.

— Э… что? — рыжий растерялся.

— Я сказал: достали сигареты и положили на землю. Третий раз повторять не буду.

— Ладно, ладно. Понял…

Он принялся торопливо рыться в карманах, роняя бумажки и мелочь.

— Зажигалку тоже?

Маршал кивнул. Вскоре на земле лежали три пачки и три зажигалки.

— Теперь можно? — Рыжий покосился на джип.

— Ваше время скоро закончится, — напомнил Маршал.

Других намеков не потребовалось — парни мигом забились в машину. В спешке им не сразу удалось завести двигатель. Стартер выл, парни толкались и торопили водителя тычками под бок. Получилось у них только с четвертой попытки. Разбрызгивая грязь, джип рванулся вниз по дороге.

Маршал опустил пистолет и расхохотался. Видели бы они себя со стороны! Зато теперь будут хвастать, кто меньше испугался. Но главное — на свалку больше не сунутся.

Он поднял трофейные сигареты. Вытащил зубами одну и закурил.

Хотя все и закончилось легко и без потерь, его немного трясло. И Маршал вдруг понял почему — ему действительно стоило усилий не пристрелить кого-нибудь из этих парней. С некоторой брезгливостью он убрал пистолет за спину. У пресловутой «магии оружия» была и оборотная сторона. Потому Маршал его и не любил — если оружие есть, найдется и против кого его применить.

— Держите, — сказал он, протягивая Старухе-Невесте сигареты. — Считайте, это компенсация за моральный ущерб. Вроде здесь сигареты большая ценность?

Старуха-Невеста забрала пачки, не спуская глаз с Маршала.

— И откуда ты такой взялся-то? И что тебе нужно в наших краях?

— Скажем так, — ответил Маршал, — я иду от Спарка. А нужен мне Красный Цветок.

10

— Значит, Лютон положил глаз на малышку Кэтти? — Старуха-Невеста глубоко затянулась. Сигарету она держала большим и указательным пальцами, прикрывая ладонью от несуществующего дождя. — Вот ведь кобель ненасытный…

— Не то слово, — кивнул Маршал.

Они сидели у обочины грунтовки на горе покрышек и курили, передавая сигарету друг другу. Старуха еще порывалась угостить его выпивкой— пластиковая бутылка мутного самогона обнаружилась у нее под юбкой. Однако Маршал решил не рисковать. В колумбийской тюрьме он по крайней мере знал, из чего гонят пойло, а тут мог только догадываться.

— Девчонка тоже хороша, — Старуха-Невеста покачала головой. — Красный Цветок ей подавай, ишь ты! Раньше девки поскромнее были, да и поумнее… Что просили? Еду там или одежду теплую. А этой Красный Цветок подавай!

— Ну, — Маршал пожал плечами. — Говорят, он исполняет желания…

Старуха-Невеста внимательно посмотрела на него и расхохоталась, хлопая себя по коленям.

— Исполняет желания! Ой, не могу! Ты сам-то в это веришь?

— Как-то не задумывался, — сказал Маршал. — Всякое случается. Сказки — они не на пустом месте появляются.

— Ну-ну. Запомни свои слова. А теперь, выходит, ты ищешь Красный Цветок… — сказала Старуха-Невеста и неожиданно толкнула его локтем в бок. — Тоже запал на Спаркову дочурку? — она ехидно подмигнула.

— У меня должок перед Спарком, — сказал Маршал. — Да и вообще жалко девочку. Так просто отдавать ее Лютону… Это неправильно.

Старуха-Невеста вздохнула.

— Хороший ты, должно быть, человек. Спарку повезло. Из местных никто бы пальцем о палец не ударил. Самим бы выжить.

— Кэтти говорила, вы показали ей Красный Цветок.

— Было дело, — сказала Старуха-Невеста. — Вырос один на отшибе… Но загубили прямо на глазах у бедняжки.

— Это ведь был тюльпан? — спросил Маршал.

— В своем роде, — кивнула женщина.

— Я что подумал. Можно ведь дойти до города и купить лучших алых тюльпанов?

Старуха-Невеста в задумчивости почесала подбородок.

— Давненько я не наведывалась в город, — наконец сказала она. — Вроде и рукой подать, а до луны и то ближе… Скажи мне: цветы, что продают в городе, они светятся?

— В смысле?

— Как костер ночью. Принесешь цветок в дом, и никакого огня не нужно?

— А он в самом деле светится? — удивился Маршал. — Кэтти говорила что-то подобное, но я подумал, это просто красивый образ…

— Красивый образ! — Старуха-Невеста фыркнула. — Кэтти даже слов таких не знает. Говорит, что видит. Нет, брат, Красный Цветок еще как светится.

— Хм… — это существенно усложняло дело. Где искать светящиеся цветы, Маршал не представлял. Не красить же обычный тюльпан люминесцентной краской?

— Это потому, что он на свалке вырос, — продолжила Старуха-Невеста. — Наверное, когда-то это и был обыкновенный тюльпан. Но здесь столько ядовитой гадости выливают… На тысячу лет отравили землю. Ну и цветок того, мутировал. Хорошо, что у него зубы не выросли.

Маршал задумался. История Старухи-Невесты понравилась бы Ким-Киму. Цветок-мутант на городской свалке — готовый заголовок для любой желтой газетенки. Однако было в ней и разумное зерно. Биолюминесценцией никого не удивишь, а в условиях, когда ни цветом, ни запахом невозможно привлечь насекомых-опылителей, у светящегося цветка появлялся дополнительный шанс на выживание.

— Так что, — сказала Старуха-Невеста, — если ты ищешь Красный Цветок, то в городе тебе делать нечего. Тебе в другую сторону.

— И куда?

— К городу спиной. Иди прямо, никуда не сворачивая, до самого сердца свалки. Там есть маленькая полянка, на ней я впервые увидела Красный Цветок.

— Хм… Если не секрет, когда это было?

— Дай подумать. — Старуха-Невеста откусила ноготь на мизинце. — Лет десять тому назад, может, пятнадцать. Мне сложно считать года.

— Ясно, — протянул Маршал. — Не слишком большие шансы…

— Какие есть, — развела руками Старуха-Невеста. — Большим помочь не могу.

— А Чудовище? В сказке про Красный Цветок фигурировало еще и некое чудовище, которое убивает и пожирает плохих людей.

— За чудовище не скажу, — вздохнула Старуха-Невеста. — Я его не видела. Но тебе-то чего бояться? Сам же сказал — оно убивает только плохих людей.

Старуха-Невеста снова ему подмигнула и ткнула в бок. Маршал усмехнулся.

— Ладно, — сказал он. — Тогда мне, пожалуй, пора…

Он спрыгнул с горы покрышек.

— Значит, прямо, никуда не сворачивая?

— Самый верный путь, — сказала Старуха-Невеста. — Только погоди чуток, у меня есть для тебя подарок. Я ведь так и не отблагодарила тебя.

— Пустое, — улыбнулся Маршал. — Любой на моем месте…

— Во-первых, не любой, — перебила его женщина. — Во-вторых, никогда не отказывайся от подарков.

Она сняла с шеи грязную бечевку, на конце которой болталась мятая латунная трубочка.

— Держи, — сказала старуха. — Глядишь, тебе пригодится.

Маршал почтительно взял подарок.

— Собачий свисток? — догадался он.

— Он самый, — кивнула Старуха-Невеста. — Дуть надо со всей силы. Сам ты ничего не услышишь, но зверей отпугнет.

— Спасибо, — Маршал надел бечевку на шею. Жаль, у него не было такой штуки, когда он свалился с холма.

— А теперь иди, — Старуха-Невеста махнула рукой. — Желаю удачи. Кэтти заслужила сказку со счастливым концом.

11

Идти прямо, никуда не сворачивая… Может, это был и хороший совет, но совершенно невыполнимый. Худшую дорогу придумать было невозможно. Горные тропинки Памира, душные болота Суматры, амазонская сельва, Сахара — все меркло на фоне этой свалки.

С полчаса Маршал шел по тропинке, но потом она кончилась, и ему пришлось пробираться сквозь мусорные завалы. Он проваливался в ямы, падал, взбирался на холмы и скатывался вниз. За пару часов Маршал собрал такую коллекцию синяков и шишек, какую порой не набирал и за год. На пути встречались болота жидкой грязи, поля битого кирпича и прочего строительного хлама, целые кладбища автомобилей, отвалы окаменевшего цемента и извести, горы химической соли… Но больше всего было бытовых отходов, особенно упаковки. Настоящее царство целлофана, пенопласта, бумаги и битого стекла. Люди редко задумываются о том мусорном следе, который они оставляют на теле планеты.

Несколько раз Маршал встречал других обитателей свалки— худых и грязных людей в лохмотьях. Молчаливыми тенями они копошились среди отбросов в поисках еды. Хотя на свалке было в избытке просроченных продуктов, большая их часть в пищу не годилась. Они сгнивали еще до того, как попадали сюда. Тантал не позавидовал бы участи этих людей — жить среди еды и мучаться от голода. Маршал наткнулся на целую гору красной рыбы; с одной стороны — деликатес, но от запаха его чуть не вывернуло наизнанку. Не говоря уже о копошащихся червях и личинках.

Бездомные, завидев Маршала, спешили сбежать или спрятаться. Сперва он еще надеялся уточнить у них дорогу к сердцу свалки, но потом махнул рукой. В конце концов, этих людей можно понять. У Маршала на лбу написано — «чужак», а от чужаков здесь не ждали ничего хорошего. И не без оснований — случай со Старухой-Невестой тому пример.

Раньше Маршал и подумать не мог, насколько свалка огромна. День клонился к вечеру, а он так и не добрался до заветной полянки в сердце свалки. Если та, конечно, существовала — искать место, где Красный Цветок рос десять лет назад, было, мягко говоря, самонадеянно. Маршал вполне допускал, что за очередным холмом свалка попросту закончится и он выйдет к опушке леса. И тогда конец надеждам выручить Кэтти и Спарка.

Маршал вскарабкался на вершину нового холма, но леса не увидел. Свалка тянулась еще минимум на пару километров, до следующего отвала. В голову закрались подозрения, что он давно заплутал и ходит кругами. Впрочем, обернувшись, Маршал разглядел далекую темную полоску города. Значит, направление верное и придется идти дальше…

Маршал осмотрелся, прикидывая как лучше спуститься. У основания холма он заметил движение — кто-то копался в отбросах, расшвыривая куски темного картона. Маршал подумал было, что это кто-то из бездомных, но тут же сообразил, что для человека существо слишком большое. А стоило присмотреться, и Маршал замер, не веря собственным глазам. Проклятье! Увиденное не укладывалось в голове. Первая мысль была о галлюцинациях. Маршал крепко зажмурился. Надышался отравленного воздуха, и вот закономерный итог… Когда он открыл глаза, ничего не изменилось.

Это невозможно… Маршал был готов смириться с живущими на свалке лисицами и даже с медведями. Но, черт возьми, с обычными медведями, а не с огромным зверем, которому место среди льдов и торосов Арктики. Рука потянулась к камере. Белый медведь! Никто не поверит…

Маршал был в Арктике и снимал белых медведей в их естественной среде. Любой фотограф-анималист должен пройти через эти кадры: белый снег, белые звери, ослепительно синее небо и багряный росчерк окровавленной пасти. Снимать полярных медведей сложно — у них непроницаемые морды без тени каких-либо эмоций. С одним и тем же выражением белый медведь убивает тюленей и нянчится с детенышами. Маршал не знал страшнее зверя. Зато он знал, какими огромными бывают медведи. Лев на фоне полярного хищника выглядит малым котенком.

Этот зверь ничем не уступал своим родичам. Крупный, здоровый самец. Маршал видел, как перекатываются мышцы под грязно-желтой шкурой. На маленьком ухе нелепой сережкой болталась пластиковая упаковка из-под яиц. Откуда, черт возьми, он взялся?! Сбежал из зоопарка? Из бродячего цирка? В голове проносились версии одна глупее другой.

Маршал заставил себя собраться. Сейчас не время думать — он должен снимать. Сверху же это было невозможно. Маршал выстроил композицию снимка, но, чтобы его сделать, требовалось подобраться к медведю гораздо ближе.

Затея самоубийственная — Маршал прекрасно представлял, на что способен голодный белый медведь. Если хищник решит напасть, шансов выжить — никаких. У Маршала было оружие, но только в фантастических фильмах можно убить белого медведя из пистолета. На деле пуля не пробьет череп, а Маршал стрелял не так хорошо, чтобы с первого выстрела попасть в глаз. Сбежать тоже не получится — белый медведь передвигается гораздо быстрее человека… Но все это не имело значения. Маршал обязан сделать снимок любой ценой. Есть такая штука, как профессиональный долг.

Держа камеру одной рукой, Маршал стал спускаться. Главное сейчас — не привлекать внимания. Если медведь его заметит, то есть два варианта развития событий — либо он сбежит, либо нападет. Оба Маршала совсем не устраивали.

Медведь почти зарылся головой в отбросы. Глухой низкий рык раскатывался волнами, словно в груди зверя работал мощный восьмицилиндровый мотор. Маршал его не столько слышал, сколько чувствовал всем телом. Может, это и есть то самое Чудовище, которое охраняет Красный Цветок? По описанию подходило: белое, с красной пастью, да и откусить человеку голову ему ничего не стоит. Сказки ведь появляются не на пустом месте…

Хотя под ногами хватало громкого мусора — от шуршащих одноразовых стаканчиков до консервных банок, — Маршалу все-таки удалось спуститься бесшумно. Медведь даже мордой не повел. Это на севере его сородичи чуют тюленей за несколько километров, но у этого зверя обоняние, похоже, притупилось от жизни на свалке. Пригибаясь, Маршал прокрался к наполовину врытой в землю пластмассовой бочке. Укрытие никудышное, но ничего лучшего поблизости не оказалось.

Пристав на колено, Маршал сделал пару пристрелочных снимков. Но вскоре он опустил камеру. Кадры получились хорошие — Маршал знал это, но, с другой стороны, он видел потенциал ситуации. Гарантированная «Фотография года». А значит, нельзя делать просто хорошие фотографии. Должны быть суперснимки…

Для этого нужно было всего ничего — чтобы зверь поднял голову. Медведь же, как назло, и не думал ни о чем подобном. Зарылся мордой в мусорную кучу и с позиции Маршала казался и вовсе безголовым. Совсем не снимок года.

Маршал тихо свистнул, но медведь не повернулся. Так не пойдет… Надо было вспугнуть зверя. Маршал нашарил смятую алюминиевую банку. Продолжая удерживать медведя в прицеле объектива, он поднял ее и с размаху швырнул в сторону. Крайне безответственно, но Маршал об этом не думал.

Банка стукнула о картонную коробку в паре шагов от медведя. Звук вышел не самый громкий, но его оказалось достаточно. Медведь величественно поднял голову и огляделся. Затвор камеры сухо щелкнул. Готово! Маршал едва не вскочил с радостным воплем. В тот же момент медведь взревел, поднимаясь на задние лапы. За его спиной с диким гвалтом взвилась в воздух стая тощих ворон. Чувствуя, как адреналиновая эйфория уступает место холодной волне ужаса, Маршал нажал на спуск. Вот и конец, но хоть за последний кадр ему не будет стыдно.

Медведь стоял, раскачиваясь на задних лапах. Маршал выпрыгнул из укрытия и бросился бежать. Он понимал, что ему не уйти, но сдаваться было рано. Глухо рыкнув, медведь опустился. К счастью, не бросился в погоню, а топтался на месте, мотая головой.

Маршал обернулся, зацепился ногой за гнилую доску и упал на спину. Медведь оскалил клыки. С угла пасти стекала пенистая струйка слюны. Маршал пополз назад, неловко перебирая руками и ногами. Идиот! Фотографию года ему захотелось… И кто теперь будет получать премию? Разве что Ким-Ким обронит на церемонии скупую мужскую слезу. Скажет: он был замечательным фотографом, правда, мозгами природа обделила… Маршал уперся спиной во что-то твердое.

Медведь не спешил, словно понимал, что добыча никуда не денется. На вытянутой морде застыло отрешенное выражение, но Маршал знал — хищники любят поиграть с жертвой.

Он нащупал рукоять пистолета. Глаза у зверя были маленькие, черные и блестящие, совсем заросшие желто-белым мехом. Попасть в такую мишень невозможно, но выбора у него не оставалось.

Маршал дернул рукой — пуговица на рукаве зацепилась за шнурок на шее. Медведь приближался, с шумом принюхиваясь и скаля клыки. Маршал рванул сильнее, пуговица отлетела, а в ладонь скользнул продолговатый металлический цилиндр.

Собачий свисток Старухи-Невесты.

Маршал уставился на подарок. Он ведь про него и думать забыл. Медведь, конечно, не собака, но терять было нечего. Маршал принялся дуть изо всей силы, так что заложило уши. Из свистка не вырвалось ни звука. Однако медведь остановился и заворчал. Беспокойно мотая головой, он попятился — звук, которого Маршал не слышал, явно ему не понравился.

Дуть со всей силы… Маршал старался как мог. Горло пересохло, дыхание сбивалось, он чувствовал, как кровь приливает к лицу, а щеки готовы лопнуть. Но это работало. Медведь больше не приблизился, а в конце концов и вовсе развернулся и вразвалочку засеменил прочь. Лишь пару раз рявкнул напоследок, слегка обиженно и раздосадованно.

Но и когда огромный зверь окончательно скрылся среди мусорных завалов, Маршал продолжал дуть в свисток, пока глаза не полезли на лоб.

12

Прошло не меньше получаса, прежде чем Маршал окончательно пришел в себя.

Все, что случилось, можно назвать только тройным чудом. Самое невероятное стечение невероятных обстоятельств. Во-первых, чудо то, что на свалке оказался белый медведь. Маршал так и не нашел достойного объяснения этому феномену. Второе чудо — зверя удалось удачно сфотографировать. Анималистическая фотография во многом зависит от случайности, и не из всякого зверя выходит хорошая модель. И, наконец, чудом являлось то, что Маршал остался в живых. Старуха-Невеста сполна отплатила за спасение.

Он взял камеру и положил на колени. До конца пленки оставался десяток кадров, но он принудительно смотал ее. Теперь пленке цены нет. Убрав катушку в специальный карман куртки, он перезарядил фотоаппарат. Для камеры сегодняшние приключения тоже не прошли бесследно. На корпусе появилась пара новых царапин, бленда слегка треснула. Но, к счастью, — ничего существенного, да и ей не привыкать. С этой камерой Маршал объездил полсвета; она побывала и под водой, и над облаками. Верная и надежная спутница во всех авантюрах.

— Ну что, старушка, — сказал Маршал. — Похоже, мы с тобой взяли джек-пот…

Он встал. Теперь оставалось только найти Красный Цветок. Но Маршал уже не сомневался в успехе. Раз удача повернулась лицом, она не скоро отвернется.

Впрочем, стоило поторопиться. Солнце садилось, окрашивая вершины холмов темно-багряным цветом. От склонов тянулись длинные тени. Маршала же совсем не прельщала перспектива блуждать по свалке в полной темноте. Все-таки ему было нужно туда же, куда ушел медведь, а снова встречаться с хищником Маршалу не хотелось.

К счастью, зверя он больше не встретил. Через полтора часа Маршал взобрался на очередной холм, посмотрел вниз и понял, что дошел до сердца свалки.

Правда, Старуха-Невеста говорила про маленькую полянку, но похоже, за десять лет все здорово изменилось.

Долина оказалась довольно большой и, как показалось Маршалу, идеально круглой. Мусора там было мало, так что обнажилась потрескавшаяся красная земля с редкими пучками жесткой травы. Было тихо, пропали даже вездесущие вороны. Но в первую очередь в глаза бросалось диковинное строение, темной и молчаливой громадой возвышавшееся в самом центре долины.

В свете закатного солнца строение напоминало уродливый средневековый замок, который мог бы родиться только в воспаленном воображении Роберта Вине. Огромные башни наваливались друг на друга, вонзаясь в небо острыми шпилями. Массивные стены с кривыми зубцами, резкие изломанные линии… Страшный, чудовищный замок, жить в котором побоялся бы и Дракула. От стен веяло холодом.

Но стоило присмотреться, как образ разваливался на части. Оставалось лишь нагромождение металлического лома, кое-как скрепленное в некое подобие здания. Основой послужили большие железные бочки, насквозь ржавые и дырявые, поверх которых громоздились прогнившие остовы автомобилей, холодильников и железных шкафов, удерживаемые гнутыми рельсами и толстыми трубами. Роль ворот исполняли две поставленные крест-накрест стальные балки. Маршал прищурился, но разглядел лишь густые тени. Потом в самой глубине темного проема он увидел тусклый красный огонек.

Сперва Маршал подумал, что внутри развели костер. Однако дым не поднимался, да и свет слишком ровный… Он присвистнул. А если так светится Красный Цветок? Похоже на то… Значит, поиски подошли к концу?

Маршал вдруг сообразил, что перед ним никакой не замок. Никто не стал бы жить среди подобного нагромождения металла. К тому же там не было крыши, а именно о крыше здешние обитатели заботились в первую очередь. Капище! Как только Маршал это понял, все сразу встало на свои места. Дом для Красного Цветка, а не для людей.

Маршал нахмурился. В историях, что рассказывали Спарк, Кэтти и Старуха-Невеста, не было ни слова о том, что кто-то поклоняется Красному Цветку. Разве что эпизод, в котором Цветок исполняет желания хороших людей и наказывает плохих… А что, если это отголоски совсем другой истории? Той, в которой Красный Цветок являлся дарующим и карающим богом?

Интересно тогда, кто возвел капище. И старик с дочерью, и Старуха-Невеста жили на окраине, там, куда постоянно подвозили свежий мусор из города. Но кто-то же должен жить и в глубине свалки, куда обычные бездомные не забираются, а среди древних мусорных куч бродят белые медведи… Странные люди, окончательно скатившиеся в каменный век.

Маршал замотал головой. На самом деле его умопостроения не имели никакого смысла. Просто разыгравшаяся фантазия. Ведь наверняка капище — дело рук какого-нибудь психа-одиночки. Конечно, тому пришлось изрядно повозиться… Поверить в сумасшедшего оказалось куда проще.

Маршал оглядел долину и никого не увидел. Только после этого он стал спускаться.

13

У ворот капища Маршал остановился. Металлическая громада нависала, точно огромное чудовище, пока спокойное, но готовое в любой момент наброситься и сожрать. Строение оказалось куда больше, чем представлялось с вершины холма. И оно раскачивалось — не сильно, но заметно. Казалось, еще чуть-чуть, и все рухнет, погребая под завалами лома и Красный Цветок, и тех, кто окажется внутри. Металл громко скрипел, словно его рвали на части. Если капище действительно создано одним человеком, то оставалось подивиться его силе и упорству. Чтобы построить все это, понадобился не один год. Только безумец мог пойти на такое.

Маршал всмотрелся в темный проем под скрещенными балками. От Красного Цветка его отделяли считанные метры. Алый огонек горел отчетливо и ярко, и в очертаниях угадывались контуры растения.

Маршал глубоко вдохнул.

— Эй! Есть кто? — крик заметался среди железных стен. Ответом была тишина.

Маршал дождался, пока стихнет эхо, и повторил попытку. Но и на этот раз ему не ответили. Ладно… Он пришел не любоваться на плоды чужого безумия. Так что нечего время тянуть — еще возвращаться, а обратный путь совсем не обещал быть легким.

Маршал беззвучно сосчитал до пяти и прошел через ворота. Сделав пару шагов, он остановился — на случай, если его ждала кара за святотатство. Ему совсем не нравилась идея грабить святилища. До добра это редко доводит. К счастью, обошлось без молний с ясного неба или разверзшейся земли.

Красный Цветок рос в центре высокой клумбы, сделанной из пары автомобильных покрышек. Если это был алтарь, то выглядел он совсем непрезентабельно. Хотя, возможно, так было сделано специально, чтобы подчеркнуть красоту растения.

Все сходилось, это был тюльпан. Тяжелый бутон слегка покачивался, расплескивая вокруг себя волны темно-алого холодного света. Он манил и завораживал, слегка мерцая и переливаясь. Каждая жилка в лепестках виднелась с пугающей четкостью, словно тюльпан сошел прямиком с японской гравюры. Самый красивый цветок в мире, такой красивый, что нет ничего красивее… Девушка была тысячу раз права. На цветок можно смотреть бесконечно. И в своей простоте Кэтти дала ему лучшее из возможных описаний.

Маршал на цыпочках подошел к клумбе, чувствуя в груди непонятное волнение. Он вдруг понял — у него не получится сфотографировать Красный Цветок. Всего его мастерства недостаточно, чтобы передать эту красоту.

Маршал коснулся светящихся лепестков. Цветок был таким холодным, что обжигал пальцы. Маршал отдернул руку и только тогда сообразил, что ему лишь показалось. Когда он посмотрел на пальцы, то увидел на кончиках крошечные алые крапинки. Впрочем, если светился не сам тюльпан, а обитающие в лепестках бактерии, какое это имело значение? Важен результат. Нет… Кэтти знала, о чем говорит, назначая цену. Какой же насмешкой показался ей жалкий букет Лютона!

Маршал погладил пальцем упругий стебель и подумал, что не сможет сорвать цветок. Это означало, что тот погибнет, — на подобную жертву он не мог пойти. Да и для Кэтти это будет ударом.

Рассчитывать на то, что в капище окажется пара цветочных горшков, не приходилось. Но в глубине капища, за алтарем, Маршал нашел кусок обгорелой мешковины. Кое-как ему удалось связать углы, и получилось некое подобие мешка. Он принялся горстями насыпать туда землю из клумбы. Когда мешок был наполнен наполовину, пришла пора заняться цветком.

С осторожностью Маршал начал разгребать пальцами землю вокруг стебля. Почва была мягкой, но твердые и острые частички то и дело больно вонзались под ногти. Маршал копал медленно, чтобы не дай бог не повредить растение. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем он добрался до луковицы. Маршал окопал ее и, удерживая цветок двумя руками, перенес в самодельный мешок.

Довольный собой, Маршал вытер руки о штаны. Ну все, дело сделано. Теперь можно в обратный путь…

Именно в этот момент за спиной раздался глухой рык.

Маршал замер, боясь повернуться. В голове мигом всплыли рассказы и про Чудовище, и про откусанные головы. К тому же Маршал уже слышал подобный рев… Он легко представил белого медведя, входящего в ворота капища. Похоже, зверь его выследил или хуже того — подкараулил. От подобного хищника можно ждать любого коварства. Руки зашарили по груди в поисках спасительного свистка.

Как назло, шнурок запутался, и вытащить свисток не получалось. Нечего и думать о побеге. Внутри капища толком не развернуться, да и зверь перекрыл единственный выход. Маршал оказался в ловушке и прекрасно это понимал. Он медленно повернулся, готовясь встретить смерть лицом к лицу.

Однако вместо медведя в проеме ворот оказался человек. Ростом он, правда, ничуть не уступал полярному хищнику. До сих пор самым большим человеком, которого встречал Маршал, был Лютон. Но в сравнении с хозяином капища громила казался карликом. Тот был голым по пояс, красная кожа блестела от пота. Вся верхняя часть груди представляла собой один огромный бугристый шрам от ожога. Шрам поднимался и выше, но шею и голову незнакомца скрывала нелепая маска, кое-как скроенная из старой мешковины. На месте глаз и рта темнели неровные прорези.

В руке хозяин капища сжимал огромный молот на длинной железной рукояти. Держал легко, словно обычную палку. Было совсем несложно представить, как этот тип ворочает неподъемные бочки и балки, поднимая их на невероятную высоту. Из-под маски вырвался хриплый рев. Возможно, незнакомец сказал что-то осмысленное, но Маршал не разобрал ни слова.

— Доброй ночи, — заискивающе сказал Маршал. — Не только спешите с выводами, я сейчас все объясню…

Широко размахнувшись, великан ударил молотом о землю. Маршал почувствовал, как содрогнулась почва под ногами. Металлические стены надрывно заскрипели.

— Понимаете, — начал Маршал. — Я совсем не собирался… Нет, не так… Я пришел сюда не ради себя…

Он попятился и запнулся о клумбу. Маршал увидел, как за прорезями маски разгораются багровые огни. А может, это были отблески от Красного Цветка.

Великан вскинул молот и шагнул навстречу. Он рявкнул, но Маршал снова ничего не понял. Пятясь, Маршал обогнул клумбу. Когда между ним и хозяином капища оказалось препятствие, он почувствовал себя увереннее.

— Я понимаю ваше негодование, но…

Великан врезал молотом по одной из железных бочек. От поднявшегося грохота заложило уши. Все строение затряслось, как желе, а на бочке осталась глубокая вмятина.

Маршал отпрыгнул назад и уперся спиной в стену капища. Тщетно что-то говорить и объяснять. Похоже, великан не собирался к нему прислушиваться.

Ладонь скользнула по рукояти пистолета. Против медведя оружие бесполезно, но великан-то был человеком.

— Еще шаг, и я стреляю! — Маршал выхватил пистолет и замер, целясь в грудь хозяина капища. Он не хотел его убивать. Но раз доброе слово не помогает, придется воспользоваться проверенной методикой.

Оружие великана не испугало. Он продолжал надвигаться на Маршала с неумолимостью айсберга. Молот снова поднялся.

— Не делайте этого, — голос срывался. Нервы были натянуты до предела. — Я не…

Великан взревел. Маршал вздрогнул и спустил курок.

В последний момент он успел отвести руку. Пистолет рявкнул; эхо выстрела заметалось под металлическими сводами. Пуля срикошетила от рельсы.

Великан даже не вздрогнул, словно не слышал выстрела. По широкой дуге молот устремился к Маршалу.

Маршал рванулся вперед, подныривая под оружие, и упал набок. Он перекатился на спину, поднимая пистолет.

По инерции великана швырнуло к стене. Тяжелый молот ударил по одной из балок. Толстая рельса рухнула в ладони от головы Маршала. Второй удар не оставит от него и мокрого места, а уворачиваться из такой позиции невозможно. Камера больно упиралась под ребра. Ему еще повезло, что он не упал на нее — иначе переломал бы все кости.

Молот великана глубоко застрял в стене. Тот с силой рванул его на себя, выворачивая бочку. Сверху с громким скрежетом сполз остов автомобиля. Капище заметно накренилось.

Дожидаться, пока великан повернется, Маршал не стал и дважды выстрелил ему в плечо.

Громилу отшвырнуло к стене, молот выпал из руки. Взревев, он схватился за торчащую над головой балку и повис на ней. Маска-мешок съехала набок, физиономию на ней дико перекосило. И на секунду Маршалу показалось, что он увидел лицо под маской — звериную морду, покрытую бугристыми шрамами. Желтые клыки и белую шерсть.

Но думать о том, что ему привиделось, не было времени. Маршал вскочил на ноги, и тут же в место, где он лежал, вонзился стальной штырь. Великан вцепился в балку и принялся раскачивать ее из стороны в сторону. Вместе с ней раскачивалось и все здание.

Маршал с ужасом понял, чего добивается великан. Он же хочет обрушить капище ему на голову, как Самсон обрушил стены на головы филистимлян. Он что, не понимает, что и сам тогда… Тяжелая труба, служившая одной из подпорок, согнулась пополам. Сверху упала дверь автомобиля, подняв облако ржавой пыли.

Маршал бросился к выходу. Только и успел, что схватить мешочек с Красным Цветком, и пулей вылетел из капища. Великан громко закричал. За спиной железные стены сложились, точно карточный домик.

Маршал бежал, не оборачиваясь. Но и на склоне холма, сквозь грохот и скрежет, он слышал рев хозяина капища.

14

Маршал не помнил, как взобрался на вершину. Когда он пришел в себя, то лежал среди мусора, глядя в темно-фиолетовое небо, и тяжело дышал. Сердце колотилось о грудную клетку, явно собираясь продолбить дыру и выбраться наружу. Пересохшее горло драло так, словно он наглотался битого стекла. К тому же опять разболелась нога.

Опираясь на руку, Маршал сел и закатал штанину. Под бинтами виднелось темное пятно. Не хватало еще, чтобы снова пошла кровь.

Страшно хотелось пить. Маршал проглотил липкий комок слюны. А еще сигареты… И зачем он отдал Старухе-Невесте все, что забрал у молодчиков? Оставил бы себе парочку. Маршал вздохнул — идея заманчивая, но глупая. Тем и отличался Робин Гуд от прочих разбойников, что не искал личной выгоды.

Маршал обернулся и посмотрел на оставшуюся за спиной долину. Внизу виднелись развороченные останки капища, сейчас еще более уродливые и жуткие. Маршала передернуло.

Похоже, ему опять крупно повезло — он стоял одной ногой в могиле, однако выбрался и даже добыл Красный Цветок. Удача по-прежнему на его стороне. Он вспомнил чудовищную морду, которую увидел под маской. Привидится же… Маршалу было жаль великана. Как ни крути, но тот защищал свой дом от грабителя. Если бы хозяин капища его послушал, все могло закончиться без жертв. Красный Цветок переливался всеми оттенками алого. Кэтти будет счастлива… Но слишком, слишком большую цену пришлось за него заплатить.

Отдышавшись, Маршал встал. Солнце уже окончательно скрылось за горизонтом, и свалку окутали густые и липкие сумерки. Белесые лоскутья тумана поднимались над мусорными кучами, расползаясь зыбкими плетями. Все шло к тому, что обратный путь ему предстоит проделать в полной темноте. Обычно Маршал всегда брал с собой фонарь, но он не думал, что задержится на свалке так долго. Красный Цветок сиял ярко, но света все равно не хватало. Вот тебе и простой репортаж… Прихрамывая, он начал спускаться с холма.

В темноте держаться нужного направления оказалось непросто. На вершинах еще можно было ориентироваться по бледно-серому зареву над городом, но внизу Маршал словно оказывался в чернильнице. На небе проступил тонкий серп молодой луны, но толку от него не было. А в дрожащем пятне света от Красного Цветка Маршал видел лишь мусор под ногами. За границей этого круга скользили зловещие тени. Маршал не смог разглядеть, звери это, люди или ему все мерещится. Когда он пытался с ними заговорить, тени исчезали.

Усталость навалилась тяжелым мешком. Болели все мышцы и кости, чтобы сделать каждый новый шаг, приходилось себя заставлять. Маршал не останавливался только потому, что понимал — стоит дать себе послабление, и он тут же упадет и заснет. А свалка вовсе не то место, где стоит ночевать под открытым небом.

Вскоре Маршал окончательно потерял счет времени. Он шел, еле передвигая ноги. Как по темноте искать дом Спарка, Маршал не представлял. Оставалась только надежда добраться до жилища Старухи-Невесты… Она ведь поможет? Голова отказывалась работать, словно кто-то заменил мозг комком ваты.

С каждым шагом цветок разгорался сильнее и сильнее. В глазах навечно обосновались красные пятна — Маршал видел их, куда бы ни повернул голову. Из-за этого он не сразу осознал, что вышел на дорогу. Понял когда заметил, что слишком давно не спотыкался о мусор.

Маршал вымученно улыбнулся. Приключение подошло к концу — в конце дороги его ждала Старуха-Невеста. Оставалось всего ничего. Он еще успеет вернуться в город до того, как Ким-Ким начнет обрывать телефоны спасательных и поисковых служб. А в городе ждут чистая постель, горячий душ и премия за лучшую фотографию года… Воодушевленный этой мыслью, Маршал прибавил шагу.

15

Город был совсем близко. Маршал уже видел последние мусорные холмы на окраине свалки — темные громады, напоминавшие спящих динозавров. У основания одного из них он и заметил горящий свет. Но не дрожащее пламя костра, а ровное свечение электрического фонаря. Вернее, двух. Маршал не сразу сообразил, что это включенные автомобильные фары.

Он прищурился. Ну и кто это? Задержавшиеся рабочие? Но эти парни работают ровно до конца смены, торчать ночью на свалке никто из них не будет…

Маршал вытащил пистолет. Ему в любом случае нужно в сторону огней, но хотелось быть готовым ко всяким неожиданностям. По-хорошему лучше не связываться и обогнуть машину с другой стороны холма. Но тогда пришлось бы снова карабкаться по мусору, а это было выше его сил. Хотя пройти незамеченным с Красным Цветком в руках будет невозможно. Кое-как он укрыл цветок курткой, но совсем спрятать не получилось.

Машина дернулась и поехала ему навстречу. До Маршала донесся громкий взрыв хохота. Голоса показались знакомыми. Маршал остановился, дожидаясь, пока автомобиль подъедет ближе, и силясь что-то разглядеть за огнями. Впрочем, он уже знал, что увидит. И не сказать, чтобы это его обрадовало.

Маршал не ошибся — это оказался черный джип без верха… Вот дрянь!

Фары вспыхнули ярче. Маршал зажмурился и прикрыл глаза ладонью. По внутренней стороне век поползли красные и зеленые пятна. Он попятился, пытаясь уйти в темноту.

— Гы! — раздался голос из пятна света. — Блин, и в самом деле он!

Маршал повернулся. В конце концов, не будет же он бегать от малолетних хулиганов? После встречи с полярным медведем и великаном из капища это смешно.

— Не, ну точно он! — из машины выпрыгнули двое.

— Вам родители не говорили, что ночью дети должны лежать по постелькам?

Парочка остановилась. Вперед, выпятив грудь, выступил рыжий заводила. Удивительно, как легко могут уживаться в одном человеке трусость и наглость. Маршал заметил зажатый в кулаке кастет, но руки парня все равно дрожали.

— А твоя бабка сбежала, — хмыкнул рыжий. — Как завидела тачку — ноги в руки, и только ее и видели… Теперь твоя очередь.

Маршал с облегчением выдохнул. Старуха-Невеста в безопасности, а с парнями он разберется.

— Кажется, я предупреждал? Говорил, чтобы я вас больше не видел? Так какого черта вы здесь делаете? — Маршал не поднимал пистолет, но держал на виду. Молодчики не могли его не заметить.

— Не гони, чувак, — сказал рыжий. — Наш приятель пригласил нас в гости. И он как раз хотел с тобой поболтать.

— Какой еще приятель? — вздохнул Маршал. — Уматывайте-ка, пока целы, некогда мне с вами возиться…

Парни переглянулись.

— Че струхнули? — раздался зычный голос с заднего сидения джипа. Знакомый голос, который Маршал никак не ожидал услышать.

Опершись на дверь, Лютон выпрыгнул из машины и широкими шагами направился к Маршалу.

— Ну что, принес подарочек для моей невесты? — сказал он. — Молодец. Так, гони его сюда, а то помнется…

— Доброй ночи, — хмуро сказал Маршал. Он поднял пистолет.

— О-ба! И пушка моя, ее тоже давай. Будешь меньше рыпаться, будешь меньше мучаться.

— Пристрелю ведь, — сказал Маршал. — Штаны не мокрые?

Парни озадаченно посмотрели на громилу. Лютон почесал живот.

— Знаю я, — сказал Лютон. — Он тут типа самый хороший… Не выстрелит он в человека, не дрейфь. Только ковбойствовать может…

Маршал слишком устал что-то объяснять. Подняв пистолет, он спустил курок, целясь в ногу громилы. Вместо выстрела раздался сухой щелчок.

— И патроны у него кончились, — усмехнулся Лютон. — У меня ж не полная обойма была.

Он хохотнул и потянулся, хрустнув пальцами. Маршал дважды нажал на спуск, молясь, чтобы это была осечка. Но пистолет молчал. Выругавшись сквозь зубы, Маршал отшвырнул бесполезное оружие в темноту. Ситуация принимала неприятный оборот. С одним Лютоном он бы еще справился, но противников было четверо.

— Зря ты так, — вздохнул Лютон. — Не твоя вещь… Парни?

Пригибаясь, рыжий, двинулся навстречу Маршалу.

— Не ожидал, да? Теперь по-другому поговорим? Без пушки-то? — парень нервно ухмылялся и сжимал кастет так, что побелели костяшки пальцев.

Маршал прыгнул вперед и схватил его за запястье. Бросок вышел не самый красивый, зато действенный. Рыжий даже не понял, что случилось, — перекувырнулся и упал спиной на кучу мусора. Маршал резко заломил кисть парня.

— Так лучше? — процедил он.

— А! Отпусти! — взвизгнул рыжий. — Больно!

— Знаю, — Маршал заломил руку сильнее. — Я говорил — сюда не возвращаться? Думал, без ствола с тобой не справлюсь?

Он тяжело дышал. Простейший бросок отнял у него все силы.

— Давайте, уматывайте отсюда, — сказал он, повернувшись к остальным. — А то я сломаю ему руку так, что…

В тот же момент к нему подскочил второй парень и ударил битой по плечу.

В глазах помутилось от боли. Не устояв на ногах, Маршал упал лицом в мусорную кучу. Рыжий вырвался из ослабевшей хватки и на карачках отполз в сторону. Опираясь на руки, Маршал попытался встать и заработал пинок под ребра.

— Эй! — донесся голос Лютона. — Вы там поаккуратнее, не испортите мой свадебный подарок.

Парень с битой вцепился в его руку и дернул наверх, вынуждая сесть.

— Давай, забирай, что те надо…

С обезьяньей ухмылкой Лютон подошел ближе.

— Ну че? Догеройствовался?

— А Спарк говорил, ты живешь по правилам, — процедил Маршал.

— Какие, блин, правила? Ты че? Ты чужак, тебя правила не касаются.

Он схватил его за ворот куртки и резко дернул, с мясом вырывая пуговицы. Красный Цветок упал на землю. Маршал потянулся к тюльпану. Он не смог донести цветок Кэтти, но громиле тот не достанется…

— Не рыпайся, блин! — державший Маршала парень оттащил его назад.

Лютон поднял Красный Цветок. Сломанный пополам стебель безвольно повис, но бутон продолжал светиться. На лице громилы заплясали алые отблески.

— Вот, значит, он какой, — сказал Лютон. — Просил же — аккуратнее. Попортили! Ну ладно, дурочке и такой сойдет.

Он перекусил стебель и отшвырнул мешочек с луковицей. Пошатываясь, рыжий парень поднялся и шагнул к Маршалу, разминая запястье.

— Ублюдок… Руку сломаешь?

Сжав кастет, он врезал Маршалу по зубам. Удар вышел несильный, но губу рассек. По подбородку вязкой струйкой потекла кровь.

— Руку, значит…

Маршал напрягся. Парень взялся за ремень фотокамеры, сдернул ее с шеи и с силой швырнул на землю. Схватив валявшуюся рядом биту, рыжий принялся молотить по камере, словно именно она была источником всех его бед.

— Это за зеркало, блин, — крикнул он. — Знаешь, сколько стоит новое зеркало?

— Да дешевле камеры, — выдохнул Маршал. Он сплюнул сгусток крови. Державший его парень заломил руку.

— Язвишь? — усмехнулся Лютон. — Ну-ну… Думаешь, мы тебя просто убьем и все? Надейся…

Маршал промолчал. Рыжий остервенело топтал останки фотоаппарата. Его лицо перекосило от злобы.

— Нет, — сказал Лютон. — Сегодня я тебя убивать не буду. У меня ж свадьба завтра, пир надо делать. А мне как раз не хватает свежего мяса.

16

Железная дверь пронзительно заскрипела.

— Давайте его сюда, — приказал Лютон. — Пусть посидит до утра. Свежее будет.

Парни заржали. Маршала грубо толкнули вперед. Он пробежал несколько шагов, врезался в железную стену и рухнул на груду вонючего тряпья.

— До скорой встречи! — крикнул Лютон.

Дверь со скрежетом захлопнулась.

Маршал лежал не шелохнувшись. У него не осталось сил даже стонать, только и мог — тяжело глотать воздух да отхаркивать кровь. Нестерпимо болел бок: похоже, ему сломали пару ребер. Левый глаз заплыл, и веко не разлипалось. Молодчики оторвались по полной — забили бы до смерти, если б Лютон их не остановил. Но то было крайне сомнительное спасение.

Через некоторое время Маршал поднялся на руках и сел, привалившись спиной к стене. В бок словно вонзили ржавую арматурину и теперь увлеченно ей ворочали. Маршал зажмурился. Нужно стараться дышать медленно и неглубоко… Ну все. Вот и кончилось хваленое везение. Старушка Фортуна решила, что с нее хватит, и сбежала на другой конец света.

Повернув голову, он огляделся. Похоже, старый железнодорожный контейнер. Сквозь щель над дверью пробивался рассеянный серый свет приближающегося утра. Было около пяти часов. Похоже, ему повезет увидеть еще один рассвет. Не самое плохое утешение… Да и вообще, рано отчаиваться.

Опираясь на стену, Маршал поднялся и кое-как добрался до двери. Сквозь щель тянуло сыростью и холодом. Маршал навалился на железную створку, но та не шелохнулась. Минуты через две он повторил попытку, потом еще раз. Дверь чуть поддалась. Щель получилась не толще мизинца. Прижавшись к ней глазом, Маршал разглядел целлофановый пакет, трепыхавшийся на ветру, точно белый флаг. Ну нет, он не сдастся! Маршал снова налег на дверь, но больше та не сдвинулась — мешала задвижка.

Маршал попытался припомнить, как устроен засов на контейнерах. Простой же замок, Будь у него лом, его можно было бы использовать как рычаг… Однако в контейнере не было ничего, кроме грязных тряпок. Без помощи снаружи не обойтись. Маршал прижался к щели.

— Эй! — позвал он.

Ему не ответили, но минуту спустя за стенкой раздались торопливые шаги.

В воображении тут же выстроилась картина спасения: Старуха-Невеста все видела, проследила за ним и затем привела Спарка. Получалось так складно, что Маршал сразу поверил в эту версию.

— Эй! — сказал он как можно громче. — Кто здесь?

Он сплюнул на ботинки кровь. Кто-то прошмыгнул мимо двери. Маршал успел заметить сгорбленную темную фигуру. Шаги быстро удалялись. Кто бы это ни был, он сбежал.

Маршал пнул железную дверь. Контейнер отозвался громким гулом.

— Вы совсем с ума посходили?! Выпустите меня отсюда!

Шаги стихли в отдалении. Трусы… Маршал заколотил кулаками.

— Эй! Выпустите меня!

Он понимал всю бесполезность этих криков. Если кто его и слышал, то на выручку он не придет. Лютона здесь действительно боялись.

Помогая себе руками, он сел на пол и закрыл глаза. Похоже, конец приключения будет бесславный. Его съедят нищие, Кэтти станет женой Лютона и через пару лет умрет от издевательств и побоев, а пленка с фотографией года бесследно сгинет на просторах свалки… Маршал стиснул кулаки от досады. А все, что ему по силам, — просто встретить последний рассвет. Задрав голову, Маршал стал смотреть, как светлеет полоска над головой.

Контейнер вздрогнул от сильного удара снаружи. Громкий гул заметался в металлических стенах. Маршал резко открыл глаза. Похоже, он на время отключился, хотя не заметил, как это случилось.

— Что… — он застонал от боли в боку.

За стеной раздавались тяжелые шаги. Спарк, он пришел… Маршал прижался к двери.

— Я здесь! — позвал он.

Что-то массивное двинулось с той стороны. В уши ударил хриплый рык. Маршала обдало волной горячего зловонного дыхания. В считанных сантиметрах от лица он увидел распахнутую красную пасть, черный нос и желтые клыки. Маршал дернулся назад. Медведь?! Он-то откуда взялся?

Маршал попытался отползти, но сдвинулся всего на полшага. Зверь ткнулся мордой в щель. При желании Маршал мог щелкнуть его по носу. Но и медвежьей силы не хватило открыть дверь. Зверь поднялся на задние лапы и попробовал просунуть голову выше. Когти оглушительно скрежетали по железу. От жуткого звука Маршал пробрала дрожь.

— Да прекрати ты! — не выдержал он.

Медведь отпрянул и грузно сел напротив двери. Он затряс головой и коротко рыкнул. Зверь сидел почти как человек, по-турецки поджав задние лапы.

— Извини, — сказал Маршал. — Выйти, может, и рад, но не могу.

Медведь широко зевнул, задрав морду. Маршал с тоской подумал о погибшем фотоаппарате. Такой кадр пропадает!

— Прости, приятель, — сказал Маршал. — Не быть тебе звездой. Я сделал хорошие снимки, но, боюсь, эту пленку никто не увидит…

Медведь громко фыркнул. Маршал вздохнул.

— Такая вот глупая история, — сказал он. — А начиналось как в сказке. Ты любишь сказки?

Медведь не ответил. Похоже, он собирался сидеть до скончания века. Его северные родичи могут часами ждать у полыньи, прежде чем какой-нибудь нерадивый тюлень высунет голову. Терпения белым медведям не занимать.

Оно и к лучшему. Маршал усмехнулся. Хороший будет подарочек к возвращению Лютона. Тут главное — не давать медведю уйти. Пусть знает, что добыча близко… Это была самая извращенная ловушка, которую можно придумать. Но в тот момент идея показалась Маршалу замечательной.

— Ну слушай… Одна девочка сказала, что выйдет за того, кто принесет ей Красный Цветок. Знакомая история, правда? Злой человек решил жениться на девочке…

Язык распух и с трудом ворочался во рту. Однако Маршал, собрав все силы, продолжал говорить, рассказывал о своих приключениях и печальном конце истории. Зверь, может, его и не слушал, но тем не менее не уходил. Ситуация бредовей некуда — приманивать полярного медведя сказками. Перебор даже для самой дешевой из желтых газет. Ким-Ким поднял бы его на смех. Однако это работало — медведь ждал. Оставалось только продержаться до прихода Лютона.

— И вот сам видишь, что в итоге вышло, — сказал Маршал. — А хочешь, расскажу про твоих сородичей на Крайнем Севере?

Медведь рявкнул.

— Дело было на Шпицбергене… Ты когда-нибудь видел вечные льды? Айсберги там?

Но договорить он не успел. Медведь поднялся и, покачиваясь, пошел прочь от контейнера. Он прихрамывал, слегка припадая на переднюю лапу. Надежда на спасение, не успев окрепнуть, пошатнулась и рухнула в пропасть.

— Погоди! — закричал Маршал. — Стой! Не буду я про север… Хочешь про Африку?

Зверь даже не обернулся.

17

— Вставай давай, — Лютон несильно пнул Маршала в бок. — Или сдох уже?

Маршал, застонав, перевернулся и с трудом разлепил глаза. Он не слышал, как открылась дверь контейнера и как вошел громила.

— Хы, — сказал Лютон. — Живой. Отлично. А то я не люблю тухлятины.

Он схватил Маршала за ворот куртки и поставил на ноги.

— Честно тебе скажу — мяса в тебе маловато. Но ничего, к ночи все нажрутся и ничего не заметят.

Он громко хохотнул. Маршал сглотнул слюну.

— Да пошел ты… — выдохнул он.

Лютон сильно тряхнул его, бок пронзил резкий укол боли. Маршал попытался ударить громилу, но у него получился лишь легкий хлопок. В ответ же он заработал такую оплеуху, что едва не потерял сознание.

— Все еще рыпаешься, — сказал громила. — А толку? Все равно вечером тебе жариться на костре.

Маршал сплюнул ему под ноги. Из губы снова потекла кровь.

— Но до вечера ты еще помучаешься, — сказал Лютон. — Чтобы видел, что бывает, если против меня идти. Решил сводить тебя на свадьбу… Так сказать, на официальную часть. Посмотришь, как Кэтти моей женой станет. А после, к ночному пиру, мы тебя и зажарим. Нравится?

Он расхохотался, хлопая себя по бедру. Маршал умудрился извернуться и пнул его по ноге. От удара в челюсть из глаз посыпались искры. Лютон швырнул его на пол.

— Буйный ты, правда, — сказал громила, смотря, как корчится Маршал. — Ну ничего, мы тебя свяжем, чтоб праздника не портил.

Он вытащил из кармана толстую капроновую бечевку. Несмотря на все попытки Маршала сопротивляться, Лютон крепко связал ему руки и ноги. Острая веревка до боли впилась в кожу. Собрав с пола грязные тряпки, Лютон запихал их Маршалу в рот и также обвязал бечевкой, чтобы не вытолкнул языком.

— Вот так ты мне больше нравишься, — подвел он итог.

Подхватив Маршала под руки, он взвалил его на плечо, точно куль картошки. Впрочем, нес он его недолго. Пройдя вдоль ряда разбитых и ржавых контейнеров, громила вышел на небольшую площадку, полную нищих. Кто-то помахал Лютону, но ни один не удивился его ноше.

Лютон свалил Маршала у стены одного из контейнеров и кое-как усадил.

— Сиди здесь, — приказал Лютон. — Любуйся. И не дергайся — упадешь, никто поднимать не будет. Пропустишь всю церемонию.

Маршал наградил его злым взглядом. Большего он сделать не мог.

Посреди площадки стоял длинный стол, сделанный из заржавевших бочек и положенных поверх листов старой фанеры. Из подручных материалов были собраны и длинные скамьи. Сразу за столом возвышался небольшой помост, украшенный целлофаном и цветной фольгой.

Бездомные сидели плечом к плечу и громко перешептывались. Над столом повис монотонный гул. Нищих оказалось на удивление много; Маршал и не думал, что на свалке живет столько народа. И где все они прятались, когда он блуждал в поисках Красного Цветка?

Маршал оглядел гостей Лютона. Это был настоящий парад нищеты и деградации: красные одутловатые лица, синюшные губы, впалые глаза и текущие слюни. Большинство щеголяло незаживающими язвами и гнилыми зубами. Здесь собрались и дети, и древние старики, но независимо от возраста у каждого на лице отпечаталась странная, ни с чем не сравнимая обреченность. Было что-то в их глазах, отчего мороз продирал по коже. Гости были одеты в грязные обноски и лохмотья, по случаю праздника украшенные цветами из похоронных венков, яркими бантами, а то и вовсе вырезками из глянцевых журналов. Перед каждым стояла одноразовая тарелка, чаще всего смятая и уже не раз использовавшаяся. Но у кое-кого были металлические миски и даже щербатый фарфор.

Маршал поискал глазами Спарка, но так и не нашел. Неужели старик не явился на свадьбу дочери? Небось напился с горя и спит где-нибудь в луже. А Маршал уже успел навоображать, как Спарк пробирается к нему и тайком перерезает веревки…

Чтобы угодить гостям, Лютон расстарался на славу. Стол ломился от еды: горы подгнивших помидоров и огурцов, буханки хлеба, тронутые голубоватым налетом плесени, ветчина и сыр — даже со своего места Маршал слышал заметный душок… И везде бесчисленное количество самых разнообразных емкостей — бутылок всех видов, банок и канистр, полных выпивки.

Тем временем Лютон забрался на помост. Хмуро осмотрел собравшихся гостей.

— Ну, начнем!

Гомон стих, и все разом повернулись к громиле.

— Друзья! — сказал Лютон. — Вы все знаете, по какому поводу мы собрались!

Нищие одобрительно зашумели. Какой-то тип с острым крысиным лицом яростно захлопал в ладоши, но аплодисменты никто не поддержал. Лютон поднял руку, призывая к тишине.

— Сегодня я беру в жены Кэтти, дочь Спарка. По правилам я должен объявить это во всеуслышание. Что я и делаю.

Тип с крысиным лицом снова захлопал, сосед отвесил ему крепкую затрещину. Тип мерзко захихикал, пуская слюни.

— Итак, моя невеста! — объявил Лютон.

Маршал не видел, откуда вышла Кэтти — хрупкая бледная тень с огромными глазами. Рядом с громилой она казалась совсем крошечной. Подвенечное платье висело на ней мешком. Грязно-серое, почти превратившееся в лохмотья и украшенное дешевыми искусственными розочками. Маршал узнал платье Старухи-Невесты. К груди Кэтти прижимала Красный Цветок.

При свете дня тюльпан не выглядел таким ярким, как ночью. Свечение едва угадывалось. Но девушка все равно смотрела только на него и, казалось, не замечала, что творится вокруг. Лютон схватил ее за плечо и подтащил ближе к краю помоста. Кэтти споткнулась и чуть не упала.

— По правилам, — сказал Лютон, — я должен назвать цену, которую дал за нее. Ценой был Красный Цветок!

Он взял Кэтти за запястье и поднял ее руку, чтобы все увидели тюльпан. Нищие зашептались, тыча в Кэтти пальцами. Крысолицый вновь зааплодировал, но на этот раз никто не стал его останавливать. Лютон ухмылялся, наслаждаясь вниманием.

— Также, по правилам, я должен спросить — есть ли у кого возражения?

Нищие зашушукались. Но никто не сказал и слова против. Маршал заерзал на сиденье, но веревки держали крепко. Лютон знал, что делает, когда связывал его.

— Ну, раз никого не хочет оспорить мое право…

В этот момент с противоположного края площадки донесся громкий рык. Маршала словно окатили ведром ледяной воды.

Медведь медленно вышел из-за контейнеров и огляделся. На площадку упала гробовая тишина. Во все глаза бездомные уставились на зверя. Никто не шелохнулся. Проклятье! Он-то что здесь делает? Звери же должны избегать скоплений людей…

Медведь скользнул взглядом по Маршалу, а затем повернулся к Лютону. Блеснули клыки, и зверь устремился к помосту, сперва неспешно, но с каждым шагом набирая скорость. На пути оказался щуплый старичок в драном пальто — медведь отбросил его одним взмахом головы. Старичок не успел даже вскрикнуть. Рухнул на спину да так и остался лежать, беззвучно шевеля губами.

Первой закричала толстая женщина в шапке-ушанке. Она вскочила, сбрасывая со стола тарелки и стаканы. Подол вязаного свитера зацепился за скамью. Женщина упала на четвереньки и поползла прочь, не переставая визжать как резаная.

Ее крик сработал как катализатор. Остальные нищие с воплями, руганью и криками бросились кто куда. Мигом возникла давка; бездомные толкались, поскальзывались, топтали упавших, спеша убраться с пути хищника. Кто-то опрокинул стол, и приготовленное угощение посыпалось на землю. Тощий парнишка лет шести подполз к валявшемуся в грязи толстому ломтю ветчины. Вцепился в него двумя руками и принялся грызть, заглатывая огромные куски и не обращая внимания на мельтешение ног вокруг.

Ничего этого медведь не замечал — его целью были помост и Лютон. А может, и Красный Цветок в руке Кэтти. Девушка закричала, но за общим гвалтом Маршал ее не расслышал.

К чести громилы, тот не побежал вслед за остальными. Крепко держа девушку за руку, он шагнул навстречу медведю и вытащил пистолет. Полы пиджака взметнулись как крылья, крошечные глазки сжались. Идиот! Не понимает, что зверя его пули лишь разозлят?

Лютон успел выстрелить два раза, прежде чем медведь налетел на него и сбил с ног. Кэтти отбросило с помоста. Все кончилось за доли секунды. Подмяв Лютона, медведь вцепился ему в горло и мотнул головой. Кровь брызнула фонтаном, заливая морду и грудь зверя. Задрав голову, медведь заревел.

Нищие разбегались со всех ног, их крики слышались из-за соседнего холма. Вскоре кроме Маршала, Кэтти и медведя на площадке перед помостом никого и не осталось.

Девушка поднялась, опираясь о деревянную стенку. Ее шатало, но она крепко прижимала к груди Красный Цветок. Зверь двинулся к ней. Вся его морда была заляпана темной кровью.

— Беги, — прохрипел Маршал. Сквозь кляп пробилось сдавленное мычание. Зверь же разорвет ее в два счета! Он дернулся, но веревки держали крепко.

— Хороший, — сказала Кэтти, протягивая руку к медведю. — Ты пришел меня спасти?

Пальцы девушки коснулись темного носа. Медведь фыркнул. Осмелев, Кэтти погладила его по морде. Лицо девушки расплылось в счастливой улыбке.

Маршал не верил глазам. Зверь не пытался напасть или отстраниться. Наоборот — он повернул голову, чтобы девушка могла почесать его за ухом.

— Я знала, что ты придешь, — сказала Кэтти. — Я загадала желание…

Она вскарабкалась на помост и подошла к медведю. Она не смотрела под ноги и не замечала, что ступает по луже крови. Кэтти обняла медведя за шею и зарылась лицом в густую шкуру. Зверь глухо заурчал.

— Как замечательно, что ты пришел… Я тебя ждала. Теперь ты мой муж, да? Ты заберешь меня в волшебный замок?

Кэтти отстранилась и поцеловала медведя в нос, по-детски громко чмокнув губами.

Маршал уже был готов ко всему. Что зверь встанет на задние лапы, скинет шкуру и обернется прекрасным принцем. В конце концов, а почему нет? К этому все и шло.

Но медведь остался медведем. Прижавшись мордой к Кэтти, он лизнул ее в щеку.

— Щекотно! — захихикала девушка. Она взяла Красный Цветок и вставила медведю за ухо. Маршал и подумать не мог, что ему доведется увидеть полярного медведя с окровавленной пастью и тюльпаном за ухом. — Ты красивый, — сказала Кэтти, гладя медведя по морде.

Зверь отрывисто рявкнул.

— Да, — сказала девушка. — Нам пора…

Обняв медведя за шею, она неловко вскарабкалась ему на спину.

— Кэтти!!!

Истошный вопль пронесся над опустевшей площадкой. Маршал с трудом повернул голову и выдохнул. Это был Спарк. Кавалерия опоздала, но совсем немного.

Старик выглядел жутко, словно в него ударила молния. Красное лицо перекошено, борода всклокочена, волосы стоят дыбом, глаза готовы выскочить из орбит… Он походил на ветхозаветного пророка в гневе. В руке Спарк сжимал длинную палку с торчащим из нее ржавым гвоздем.

— Папа! — обрадовалась Кэтти. — Ты все-таки пришел!

Она захлопала в ладоши.

— Жива… — старик рухнул на колени. — Слава богу, жива. Он не сожрал тебя…

На лице девушки отразилось недоумение, а потом она звонко рассмеялась.

— Папа! — сказала она. — Как он может съесть меня? Он же мой муж! Это его Красный Цветок, и он отдал его мне. Теперь по правилам я его жена. Я назвала цену, помнишь?

Она прижалась к зверю и потрепала по загривку. Кровь до сих пор капала с морды тягучими липкими каплями. Медведь зарычал. С равным успехом это могла быть и угроза, и приветствие тестя. Спарк отшатнулся, палка выпала из пальцев.

— Смотри, какой он хороший…

— Но… это медведь! — прохрипел старик.

— Ты глупый, папа! — сказала Кэтти. — Неужели ты не видишь?

— Не вижу? Что я должен увидеть? — старик тянул руки к дочери. На щеках блестели слезы. Медведь понуро опустил голову и нетерпеливо перебирал лапами. Он явно хотел уйти, но чего-то ждал.

— Он прикидывается зверем, — сказала Кэтти. — Так плохие люди не могут его обидеть. Он не любит плохих людей, они сделали ему много зла. Ну посмотри же!

Спарк покачал головой. Маршал во все глаза смотрел на медведя. Он не понимал, о чем говорит девушка. Прикидывается зверем? Что это значит, в конце концов? Либо зверь, либо…

Солнце скрылось за набежавшим облачком. Тень невидимой волной прокатилась по площадке. И на долю секунды Маршалу показалось, что никакого медведя нет. Что Кэтти держит на руках высокий мускулистый человек в меховой накидке. Маршал увидел шрамы от ожогов на груди и шее, но стоило поднять голову и взглянуть на лицо великана, наваждение рассеялось. Остался полярный медведь да сидящая на его спине счастливая девушка.

— Ты уходишь? С ним? — простонал Спарк, заламывая руки. — Но…

— Не волнуйся, папа, — сказала Кэтти. — У меня все будет хорошо. Я буду тебя навещать.

Медведь спрыгнул с помоста и зашагал к сердцу свалки.

18

— Как вы это пьете-то? — Маршал глотнул из пластиковой бутылки и сжался. — Дрянь редкостная…

— Так и пьем, — вздохнул Спарк. — Кривим рожу и пьем. Выбор-то небогатый.

— Не то слово, — кивнул Маршал, делая второй глоток. Он передал бутылку старику и забрал у него сигарету.

Они сидели на склоне мусорного холма недалеко от дома Спарка. С того момента, как старик освободил Маршала, прошло несколько часов. Нищие успели вернуться на площадку и растащили все, что можно было унести, — еду, посуду, разобрали столы и скамьи… Нетронутым осталось только тело громилы.

Маршал покачал головой — вот оно как обернулось. По плану Лютона, ему уже полагалось жариться на костре. Словно в напоминание, заходящее солнце заливало свалку багряно-красным светом. А может, это было напоминание о Красном Цветке… Да, пусть будет о Красном Цветке.

— Как думаешь, — сказал Спарк, — с ней все будет в порядке? Я ее еще увижу?

Маршал пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Но думаю, да. Он тоже любит сказки.

Некоторое время они молчали, смотря на закат. Маршал нащупал в кармане катушку пленки. Все-таки были и плюсы — из этой переделки он вышел не с пустыми руками.

— Я ведь сфотографировал твоего… зятя. Такой снимок вышел — закачаешься! Мне за него премию дадут.

— Правда? — рассеянно отозвался Спарк.

— Наверняка, — сказал Маршал. — Полярный медведь на свалке — настоящая сенсация.

— Эту фотографию напечатают? — изумился старик.

— В «Дикой природе», в декабрьском номере.

Спарк пожевал губу.

— А потом? — сказал он. — Все кинутся на свалку? Искать полярного медведя? Поймают, посадят в клетку…

Он сплюнул. Маршал ничего не ответил. Он посмотрел на склоны далеких холмов, на ворон, кружащих в темнеющем небе. Рыжее пятно скользнуло за гребнем мусорной кучи и исчезло. Лиса… Здесь водятся лисы…

Маршал вытащил пленку.

— И жили они долго и счастливо… Ну как можно работать в таких условиях?

Размахнувшись, он швырнул катушку так далеко, как мог. Она скатилась по склону холма и навеки сгинула среди мусорных завалов. Схватившись за живот, Спарк громко захохотал.

Сбой системы

— Тут дело в волшебстве, — сказал Сандерс. Он щелкнул кольцом пивной банки и отпрянул, когда сквозь щель, шипя, поползли хлопья пены. — Вот дрянь…

После Мелвин не мог сказать, когда началась эта история — в тот субботний вечер в конце августа или тридцать лет назад. А может, и сто. При желании можно найти еще с десяток отправных точек, но Мелвин склонялся к тому, что завертелась она после таинственных слов Сандерса. С чего он тогда заговорил о волшебстве, так и осталось загадкой.

Они сидели за столиком уличного кафе на центральной площади Порт-Корвета и пили пиво, приходя в себя после озвучки «Суперкротов». Местное пиво оказалось самым действенным средством успокоить расшатанные нервы.

Заставить пластилиновых кукол говорить не легче, чем их сделать или научить двигаться. Полдня работы, три минуты экранного времени, и Мелвин чувствовал себя выжатым досуха, словно его пропустили сквозь пресс для глажки белья. Реплики Полковника Блюма и Леди Сью намертво отпечатались в соответствующих долях мозга. Полбанки назад Мелвин не сомневался: стоит кому-нибудь поблизости сказать: «Мне кажется, я слышу подозрительный шорох…» или «Осторожно, картошка!» — и все обернется катастрофой.

Погода в тот вечер выдалась прекрасная, на небе ни облачка. Солнце катилось к закату; небо за плоскими крышами муниципалитета и почтового управления отливало густыми оттенками лилового и синего и поблескивало, словно глянцевая бумага. Краски неряшливо стекали к горизонту, будто над головой расплескали акварель. Как помнил Мелвин, подобные выходки характерны для стиля Джеймса Уистлера. Только импрессионизм природы выглядел трогательнее любой из работ художника и настраивал на спокойный, если не сказать — умиротворяющий лад. Капуста, собака Мелвина, должно быть, чувствовала это и тихо посапывала под столиком.

Несмотря на погоду и пиво, настроение у Мелвина было совсем не безоблачным. Причиной была Диана. Конечно, сегодняшняя озвучка не закончилась скандалом, но это значит — его приберегли на ночь. Повод найдется, но суть оставалась неизменной: «Когда мы уберемся с этого проклятого Острова?»

Как ни крути, к жизни вдали от цивилизации Диана была не приспособлена. Дитя большого города, или, как она сама говорила, — homo urbanus. Ее бесили дома ниже пяти этажей и неоправданно огромные лужайки — словом, все, чего на Острове хватало с избытком. Эскимос на Гавайях и тот чувствовал бы себя комфортнее. И если с парой недель на побережье она еще могла смириться, то три месяца на Острове оказались для Ди слишком тяжелым испытанием.

Как полагал Мелвин, причиной было чувство времени. Внутренние часы Дианы спешили даже на материке, на Острове они летели. По скромным подсчетам — умчались вперед на неделю, хотя Диана старалась не торопиться и терпеливо дожидалась, пока остальной мир соизволит ее догнать. Мир прилежно ее игнорировал. Не в силах ни совладать, ни смириться с подобной несправедливостью, Диана злилась, а доставалось, естественно, Мелвину.

Конечно, умом он понимал и принимал ее доводы. Но на другой чаше весов очутились «Суперкроты», а чтобы их доделать, нужен Сандерс. Без него Полковнику Блюму лучше и рта не раскрывать. Сандерс же наотрез отказывался вылезать из своей провинциальной берлоги. От всего этого у Мелвина голова шла кругом — хуже, чем у Полковника Блюма, когда того вместе с Леди Сью схватили корнеплоды-мутанты. Только в отличие от бесстрашного крота у Мелвина не было в запасе блестящего секретного плана.

Говоря по правде, Сандерса нашла Диана. Мелвин понятия не имел, где она откопала две кассеты второсортных вестернов, в которых тот снимался. Оба фильма никуда не годились, они и поставили крест на актерской карьере бесстрашного шерифа. Но Мелвин просмотрел их с раскрытым ртом.

На пилотной короткометражке «Суперкротов» Мелвин сам озвучивал Полковника Блюма. Хрипел и пыжился выдать что-то похожее на голос старого вояки… Дохрипелся до сорванного горла и ехидной критики. Потом — долгие поиски актера, который мог бы по-настоящему оживить пластилиновую куклу и чьи запросы совпадали бы с возможностями Мелвина. Поиски абсолютно безуспешные — до тех пор, пока Ди не принесла те две кассеты.

Хриплый голос Сандерса с едва уловимым акцентом подошел Полковнику Блюму столь же идеально, как мягкое сопрано Дианы — Леди Сью. Раз услышав, Мелвин не мог представить на его месте другого.

К счастью, Сандерс сразу согласился. Он был рад вернуться на экран, пусть и в образе крота в шляпе и с сигарой в зубах. Тем более, Сандерс давно нигде не работал, жил на пособие, и те небольшие деньги, которые мог предложить Мелвин, оказались для него неплохим подспорьем. Сандерс выдвинул лишь одно условие — работать он будет на Острове, о поездке на материк и речи быть не может.

Сперва эта идея понравилась даже Диане. «Настоящий отпуск на море, — сказала она и добавила голосом Леди Сью: — Море — это такая большая и мокрая штука…» Кто ж знал, чем все обернется?

В итоге в тот вечер Мелвин был настолько поглощен своими мыслями, что не обратил внимания на слова Сандерса. Потому и растерялся, когда тот продолжил:

— Например, собаки его чувствуют. — Сандерс облизал измазанные пеной пальцы. — Да что собаки — любые животные. Кошки, лошади, кроты вон твои… Даже улитки… хотя заметить сложно.

— А? Что чувствуют?

— Волшебство, — повторил Сандерс. — Потусторонние силы.

Он, прищурившись, посмотрел на Мелвина из-под полей соломенного стетсона. Тонкие прутья лохматились по краям шляпы и торчали в разные стороны, расчертив морщинистое лицо тенями, точно поле для игры в крестики-нолики. Раньше Сандерс работал на лесопилке «Океан-Вест». С тех времен в его бороде запуталось столько опилок, что он до сих пор от них не избавился.

— Правда? — сказал Мелвин, мысленно продолжая спорить с Дианой. — А почему?

Сандерс усмехнулся. Крякнув, откинулся на спинку стула. Ему стоило быть осторожнее: красный пластик громко заскрипел, прогнувшись под его весом. Дешевые стулья уличных кафе не рассчитаны на людей комплекции Сандерса.

Прежде чем ответить, он сделал большой глоток из банки.

— Есть у меня одна теория, — сказал он. — Почти научная. Волшебство — это нарушение правильного порядка вещей, сбой в системе. Я прав?

Мелвин пожал плечами. Он не был специалистом по чудесам и странным явлениям, так что Сандерс мог и не спрашивать. Если действительно важно его мнение… Единственное настоящее волшебство, с которым Мелвин сталкивался, пряталось в брусках моделина. Оживить пластилиновых героев совсем не просто — каждый кадр требовал ручной работы, постоянного контакта с куклами. Долгий, изматывающий труд, а испортить можно одним неверным движением пальцев. Но в результате герои начинали говорить и двигаться, жить жизнью, полной чудес и приключений. Волшебство ведь? А о нарушении «правильного порядка вещей» и речи не шло.

Мелвин взял салфетку и сложил пополам, намечая будущие складки. Полезная штука — оригами: тренирует пальцы и помогает освободить голову. Да и интересно поработать с новым материалом, раз под рукой нет моделина. Сандерс продолжил:

— Затем в ход вступает экология. Каждое животное идеально приспособлено именно к той среде, в которой обитает. Жираф нипочем не выживет на полюсе. Догадываешься почему?

Ответ был очевиден, но Мелвин выдвинул свою версию:

— Никто не вяжет таких длинных шарфов?

— Что-то вроде, — согласился Сандерс. — Животные — естественная часть системы. Они чутко реагируют на любые ее изменения. Это залог выживания.

Мелвин понимающе кивнул. Года два назад на Остров повадились ездить «зеленые» анархисты — устраивали пикники, совмещая их с акциями протеста на лесопилке. Требовали полного запрета на вырубки, защищая гнездовья реликтовой неясыти, до сих пор известной лишь узкому кругу специалистов. Акции активно освещали все телеканалы; даже проживая на материке, Мелвин о них слышал. На Острове до сих пор в любой сувенирной лавке можно купить поделки в виде сов или футболку с истеричным лозунгом. Потом выяснилось, что мероприятия спонсировались корпорацией, занимавшейся производством пластиковой мебели. Скандал замяли, но с тех пор «зеленых» как ветром сдуло. Видимо, от этих «защитников» природы Сандерс нахватался познаний в экологии.

— Старый корабль, — сказал Сандерс, — есть идеальный пример функционирования подобной системы. Естественный отбор: корабельные крысы, которые не научились по крошечной течи определять, что судно скоро утонет, ушли на дно. Волшебство — явление того же порядка, только течь здесь не в трюме, а в самой структуре мироздания. Животные ее чувствуют и боятся.

Он одним глотком допил пиво, смял пустую банку и подвел итог:

— Если хочешь заметить волшебство, внимательно следи за своей собакой. Может пригодиться.

Мелвин невольно опустил взгляд. Капуста дремала, из чего, вероятно, следовало, что поблизости волшебством и не пахло.

Речь Сандерса его озадачила. К работе над «Суперкротами» она точно не имела отношения. Последнее предложение и вовсе прозвучало зловещим предупреждением, достойным старухи-ведьмы, а не крепкого шестидесятилетнего мужчины с кулачищами размером с голову ребенка.

Мелвин хотел спросить, что значат таинственные слова, но Капуста неожиданно вскочила и зарычала. Вид у нее стал до безобразия грозный — насколько допустимо это слово применительно к биглю.

Мелвин невольно вздрогнул, огляделся. Не сказать, чтобы он думал увидеть обещанное волшебство, однако нотка сомнения в устройстве мира промелькнула.

Истинная причина беспокойства собаки скоро выяснилась. С боковой улицы на площадь вырулил почтальон. Старый велосипед с паяной рамой дребезжал, словно разваливался на части. То же можно было сказать о самом почтальоне, длинном и нескладном, будто кузнечик. Мелвину показалось, он слышит, как скрипят суставы, когда почтальон налегает на педали. В общем, шуму хватает: привяжи к багажнику велосипеда хвост из консервных банок, громче бы не стало.

Волшебство волшебством, а почтальона любая собака чует за версту. Видимо, доставка газет и писем тоже влияет на порядок в системе мироздания. Капуста не была исключением. Собака вскочила и зашлась лаем. Мелвин по морде видел: пес готов броситься вслед велосипеду.

— Сидеть, — приказал Мелвин. Собака сделала вид, что не расслышала.

Почтальон оглянулся. Мигом оценив ситуацию, он прибавил скорости, стремясь быстрее добраться до укрытия почтового управления. Бедолага не первый год развозил по городу письма — достаточный срок, чтобы выработались соответствующие рефлексы.

Капуста мгновенно среагировала и рванулась вслед за ускользающей добычей. Грозное «Место!» потонуло в радостном лае. И ничего не попишешь: бигль — охотничья порода. Мелвин бросился следом, прекрасно понимая: нет ни малейшего шанса догнать пса. Как и у почтальона нет шансов скрыться. Но что-то надо делать!

Капуста догнала почтальона, когда до спасительной двери оставались считанные метры. Первая атака провалилась: зубы клацнули в миллиметре от лодыжки бедолаги, подстегнув того, будто удар током. Чтобы уйти от столкновения, почтальон вывернул руль, одновременно пытаясь пнуть собаку ногой. Трюк, достойный лучших велоакробатов. Жаль, не удался.

На лице почтальона отразилось изумление, глаза распахнулись столь широко, что позавидовала бы любая сова. Велосипед с лязгом рухнул на асфальт, увлекая за собой незадачливого наездника. Капусте того и надо было. В лае зазвучали торжествующие нотки — оставалось нанести финальный удар.

К счастью, Мелвин подоспел вовремя. Схватив за ошейник, он оттащил собаку от поверженной жертвы. Капусту совсем не устраивала сорвавшаяся охота, но Мелвину удалось ее утихомирить.

Не веря в спасение, почтальон продолжал лежать, жадно глотая воздух и устремив взор в темнеющую синь неба. На всякий случай Мелвин уточнил:

— Вы в порядке?

— А? — почтальон перевел взгляд на Мелвина и растерянно моргнул, не понимая, откуда тот появился. — На меня…

— Вы извините, — поспешил сказать Мелвин, пока дело не приняло неприятный оборот. — Она не хотела вас пугать, но звук велосипеда… раздражающе действует на животных. Она очень добрая и умная собака. В жизни не укусит человека…

У Капусты на этот счет имелось другое мнение, которое она не поленилась высказать громким лаем. Почтальон аж подпрыгнул и на карачках отполз подальше. С безопасного расстояния он сказал:

— Возмутительно! По закону таких собак положено держать на привязи, а она даже без намордника… Я буду писать жалобу! Ее обязаны изолировать.

— Еще раз извините. Она не хотела. Правда? — Виновато улыбаясь, Мелвин дернул за ошейник. Капуста хрипло тявкнула: можно принять за извинения.

Почтальон кряхтя поднялся на ноги. На штанине осталось темно-зеленое пятно от сырой травы; он плюнул на ладонь, попытался его оттереть и испачкал руку. Косясь на собаку, почтальон поднял велосипед.

— Вот, — заметил он с мрачным удовлетворением. — Теперь еще и «восьмерка»… Придется новое колесо покупать.

Он так выразительно посмотрел на Мелвина, что дальнейших намеков не потребовалось.

— Если я могу компенсировать, — порывшись в кармане, Мелвин достал мятую банкноту. Почтальон быстро огляделся и выхватил деньги. Лицо его разом смягчилось.

— Вы все-таки следите за своей собакой, — сказал он. — А то, не ровен час, укусит кого. Знаете — неприятное ощущение…

Он снова огляделся. Взгляд остановился на уличном кафе. Почтальон прищурился.

— Эй! Это не Гектор Сандерс там сидит?

— Он самый, — кивнул Мелвин.

— Как удачно, — сказал почтальон. — А у меня тут для него корреспонденция.

Последнее слово он произнес с придыханием. Как всякий влюбленный в свою работу, к ее составляющим он относился с благоговением. Так же Мелвин иногда воспринимал моделин. Возможно, здесь кроются истоки извечной вражды между почтальонами и собаками. Для почтальона щенок, несущий газету своему хозяину, равносилен глубочайшему оскорблению.

— Корреспонденция для Сандерса? — переспросил Мелвин. — Так я могу передать, мы сидим вместе…

Почтальон обдумал предложение, косясь на Капусту. Собака успокоилась и с нескрываемым интересом изучала поведение пары черно-желтых божьих коровок на ближайшей травинке.

— Ну ладно, — сдался почтальон. — Точно донесете?

Мелвин прикинул расстояние. До столика — от силы два десятка метров.

— Наверняка, — пообещал он.

Сандерс высоко поднял пивную банку — то ли приветствуя почтальона, то ли торопя Мелвина вернуться.

Почтальон достал из сумки журнал в целлофановой обертке и пару открыток. Сверился с адресом и протянул Мелвину. Чувствуя, как Капуста насторожилась, тот поспешил забрать корреспонденцию.

— Всего хорошего, — и прежде чем собака успела выкинуть очередной фортель, Мелвин быстрым шагом направился к столику, держа Капусту за ошейник.

— Ловко вы его, — сказал Сандерс. — Давненько не видел, чтобы Годвин так прыгал. Ему полезно — пусть разомнет кости, ведь постоянно жалуется: то колени у него ломит, то руки…

— Это тебе, — сказал Мелвин, протягивая Сандерсу журнал и открытки.

Почтальон забрался на велосипед. Мелвин покрепче сжал ошейник и не отпускал, пока почтальон не скрылся в здании управления. Капуста жалостливо косилась на хозяина, даже не пытаясь понять, за что ее лишают столь замечательного развлечения. В любом кинологическом справочнике можно прочесть о веселом и жизнерадостном нраве биглей. Но нигде нет и слова о крайне специфическом чувстве юмора.

Не взглянув на журнал, Сандерс вцепился в открытки. Лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Ух ты! От Руперта, — вскричал он, взмахнув открытками перед носом Мелвина. — Из Брюсселя и Пекина. Смешно, что они пришли вместе?

Мелвин пожал плечами.

— Наверное. А кто такой Руперт?

— Неужели я тебе не рассказывал? — изумился Сандерс. — Моя кровь и гордость. Сын. Он у меня пилот, летает по всему свету. И где ни приземлится, всегда сфотографируется на фоне местной достопримечательности и пришлет мне. Ну, чтобы я тоже мир посмотрел… Глянь.

Он протянул одну карточку Мелвину. На фоне ярко-красной пагоды стоял молодой человек в форме гражданской авиации, как две капли воды похожий на шерифа из ранних вестернов Сандерса. Взглянув на брюссельскую открытку, Мелвин мрачно подметил, что с достопримечательностью он не ошибся.

Сандерс прочитал весточки от сына. Но если на первой он фыркал и усмехался, то вторая разом смыла веселье. Щека дернулась. Сандерс одним глотком осушил банку, смял в кулаке и швырнул в сторону мусорного бака. Не попал, и та, звякнув, покатилась по асфальту. Капуста печально проводила банку взглядом.

— Что-то случилось? — всполошился Мелвин.

— Он не приедет, — сказал Сандерс. — Через две недели он должен быть в Париже. Летный график и прочая ерунда. Вот дрянь…

— Э… А что будет через две недели?

— Праздник Воздушных Змеев, — напомнил Сандерс. — Руперт каждый год приезжает… Приезжал.

Его лицо осунулось, морщинки в уголках глаз стали темнее и глубже.

— Ну, может, у него еще сложится? — постарался утешить его Мелвин. — Есть еще две недели. А графики постоянно меняются…

— Руперт очень ответственный. Раз сказал, что не сможет приехать, значит, не приедет. И ничего с этим не поделаешь. Я говорил, что он три года подряд брал первый приз?

Мелвин покачал головой. Он о существовании Руперта слышал впервые, откуда уж знать о его достижениях?

Праздник Воздушных Змеев был главной достопримечательностью Острова. В некоторых путеводителях его ставили в один ряд с Томатиной, Конфетной Битвой и прочими подобными мероприятиями. День, когда никому не известный городок становится центром мира. Подготовка к празднику шла полным ходом. На пляже собрали трибуны, а Мелвин не раз видел, как дети и взрослые пускают на задних дворах воздушных змеев самых невероятных конструкций. В окне дома, который они снимали с Дианой, каждое утро парил розовый бегемот. Что, кстати, сильно нервировало Ди: ладно бы бегемот только подглядывал, так он еще и ухмылялся во всю огромную пасть.

Журнал, который Мелвин принес вместе с открытками, остался лежать посреди стола. Сандерс словно забыл о его существовании, в который раз перечитывая послание от сына. Мелвин взглянул на обложку: «Мистерио: Невероятное рядом!» На фотографии красовалось светящееся зеленое пятно, по форме отдаленно напоминающее человека. И, дабы у читателей не осталось сомнений, что ждет на страницах, крупный заголовок: «Хит-парад знаменитых привидений! Десятка лучших призраков со всего света!» Обычно читателями подобной макулатуры оказывались старые девы в очках на пол-лица да инфантильные барышни-вегетарианки. Но Сандерс?..

— Интересуетесь призраками? — спросил Мелвин, не из любопытства, а чтобы отвлечь Сандерса от печальных мыслей. Сам он в существование привидений не верил. Давно на собственном опыте убедился: обычно все проще и банальнее.

— А? — встрепенулся Сандерс и перевел взгляд на журнал. — Ты про это! Так сказать, стараюсь быть в курсе.

— Я видел одно привидение, — сказал Мелвин. — Еще в колледже. Проснулся посреди ночи от стука в окно, а там человек летит, весь из себя зеленый и светящийся. И не обычный человек, а сам Уолт Дисней! Потом оказалось: соседи сверху забавлялись. Вымазали восковую фигуру флуоресцентной краской и спустили на веревке… Вроде посвящения в аниматоры.

— Я видел целую стаю привидений, — хмыкнул Сандерс. — И настоящих. Я до сих пор их периодически вижу.

Мелвин решил, что лучше промолчать. Сандерс сорвал целлофановую обертку и бегло просмотрел журнал.

— Сейчас «Мистерио» испортился, — сказал он. — Раньше здесь печатали настоящие истории, а сейчас… Только деньги гребут.

Он показал Мелвину большую рекламу травяного чая.

— За что, спрашивается, я плачу? Чтобы знать, каких травок они намешали, чтобы получилась эта гадость? Я ее в жизни в рот не брал и не собираюсь!

— Как ни странно, кто-то заплатил денег, чтобы ты это знал. Такой вот парадокс.

— Бред, а не парадокс, — буркнул Сандерс. — Как если б к тебе заявился коммивояжер и дал денег, чтобы ты послушал его белиберду про патентованные открывалки. А так ты заплатил ему — за то, что слушаешь.

— Все достанется соседу, который этого парня ко мне спровадил, — сказал Мелвин. — Но в целом да, похоже.

— Я и говорю — бред.

Сандерс перевернул пару страниц, рассматривая смазанные фотографии и таинственные блок-схемы.

Мелвин взял за уголок недоделанную фигурку-оригами. Сейчас она больше напоминала лягушку, повстречавшую дорожный каток. Мелвин решил переделать ее в утку — но кто знает, куда заведут дальнейшие переплетения сгибов и складок?

— Или еще… Конкурс! — не в силах сдержать возмущение, Сандерс швырнул журнал на столик. — Ну как это называется?

— Привлечение новых читателей? — предложил Мелвин. Три сгиба — и лягушка стала похожа на ящерку. Темпы эволюции салфетки воодушевляли, хотя от эффекта «дорожного катка» избавиться пока не удавалось.

— Лишь бы побольше денег захапать! Сфотографируй привидение и выиграй поездку в Париж! Они думают, настоящие исследователи будут ловить призраков ради поездки в Париж!

— Кто-нибудь да найдется, — пожал плечами Мелвин.

— Найдутся дилетанты и шарлатаны, — хмуро ответил Сандерс.

— Так вы сами поучаствуйте, — предложил Мелвин в надежде закрыть эту тему. — Вы же не дилетант и не шарлатан?

Он заговорщицки подмигнул Сандерсу. Тот наградил его взглядом, полным такого сочувствия к его умственным способностям, что Мелвин растерялся.

— Э… Сфотографируйте ту стаю привидений, которую, говорите, вы видели.

— Ради поездки в Париж?

— Почему? Ради науки. Сразу поставите на место шарлатанов. Да и Париж — красивый город… А если постараться, может, встретите своего Руперта в аэропорту Де Голля. Представляете, какой будет сюрприз?

Сандерс молча посмотрел на Мелвина. Затем взял журнал — осторожно, словно боялся, что тот вспыхнет у него в руке, — и перечитал заметку про конкурс.

Мелвин отложил злополучное оригами. Фигурка, честно сказать, получилась не ахти. Уткой ее мог назвать только человек с очень богатым воображением. Все-таки отношения с бумагой у Мелвина не складывались. Не пластилин — здесь нет и капли ощущения органической материи под пальцами.

— И что это? — нахмурился Сандерс, обратив внимание на творение Мелвина.

Под взглядом Сандерса Мелвину захотелось поскорее скомкать птицу и выбросить в урну.

— Райская птица. Вообще-то изначально я думал, это будет утка… Но не получилось.

— Райская птица, — повторил Сандерс, не спуская глаз с фигурки.

— Ну, если присмотреться… — начал Мелвин. Сандерс перебил его взмахом руки:

— Это знак!

Не утруждая себя объяснениями, он встал и зашагал вниз по улице.

* * *

О глупейшей идее поохотиться на призраков Мелвин пожалел через день, когда Сандерс не пришел на озвучку. Что странно само по себе — прежде тот не задерживался больше чем на пять минут. Однако минуло полтора часа против назначенного времени, а от Сандерса ни слуху ни духу.

До сих пор опоздания были прерогативой Дианы. И она преуспела на этом поприще: даже на Острове, когда до импровизированной студии нужно было пройти несколько метров по коридору, Ди никогда не приходила вовремя. Как это сочеталось с ее «внутренними часами», которые вечно спешили, Мелвин не представлял. Временной поток Дианы не подчинялся известным законам физики. Попади она в руки ученым, это повлекло бы существенные переработки теории относительности. К счастью, до сих пор Ди удачно избегала цепких лап научного сообщества.

К чести сказать, Ди, хоть и постоянно опаздывала, делала это красиво. Ей и в голову не приходило извиняться или сочинять оправдания. Нет, Диана возникала, светясь уверенностью. Еще ни разу Мелвин не видел ее запыхавшейся или растрепанной. Едва успев появиться, она развивала столь бурную деятельность, что нужно было сильно постараться, чтобы угнаться за ней. И, как всякий человек, начисто лишенный пунктуальности, Диана терпеть не могла ждать.

Она напоминала тигра, запертого в клетке, перед которым отара овец устроила воскресный пикник. Диана носилась от стены к стене, литрами поглощала вязкий кофе, косилась на часы и по пути роняла стулья, микрофоны и стойки. Впрочем, разрушения дело обычное. Избыток нерастраченной энергии не способствует аккуратности, а энергии у Дианы было предостаточно — мало того что рыжая, так еще и наполовину мексиканка. Про себя Мелвин давно записал Ди в разряд стихийных бедствий и смирился.

Сейчас на девушке была фирменная футболка «Суперкротов», на которой над улыбающейся мордочкой Леди Сью маркером было выведено: «Терпеть не могу». Надпись появилась вчера вечером и, следуя логике Дианы, должна служить немым укором Мелвину. Хитрый способ оставить за собой последнее слово в любом споре.

— Ты ему звонил? — в который раз спросила Ди.

— Ага, — отозвался Мелвин. — Минут десять назад. Никто не берет трубку.

— Позвони еще раз, — она глотнула кофе и уставилась в полупустую чашку. — Твой Остров сведет меня с ума… Ни на кого нельзя положиться!

— До сих пор он не опаздывал, — напомнил Мелвин. — Может, пока запишем твою дорожку? А сводить будем, когда придет Сандерс?

— Ты и так меня сводишь. С ума. Ты и твои землеройки! — она всплеснула руками. По стене поползла дорожка кофе, но Ди не заметила. — В который раз объясняю — я не могу так работать. Разговаривать с тем, кого нет… Это называется шизофрения. Воображаемые друзья и все такое.

— А еще актриса, — буркнул Мелвин.

— Ха! Не нравится — ищи другую! — зацепившись ногой за провод, Ди чуть не сбросила со стола ноутбук. Чудом Мелвин успел подхватить его в последний момент. По странному стечению обстоятельств на экране компьютера Леди Сью, так же зацепившись за провод, выключила Адскую Машину.

Создавая Леди Сью, Мелвин изначально имел в виду Диану, копировал ее привычки и выходки. И пусть саму роль сыграла пластилиновая кукла, никто другой не смог бы озвучить ее. Мелвин зависел от Дианы так же, как от Сандерса. Ди это прекрасно понимала и пользовалась на всю катушку. Скрестив руки на груди, она с вызовом посмотрела на Мелвина.

— Да ладно, не злись, — примиряюще сказал Мелвин. — Подождем еще минут пятнадцать…

— Ты это уже говорил. Час назад. Что изменилось?

Мелвин глубоко вздохнул. Ставить в укор ее опоздания бессмысленно. Сейчас же она на месте?

— Ты знала, что у Сандерса есть сын? — спросил он, чтобы отвлечь Диану.

— Руперт-то? Ага. Он очень им гордится. Карточку показывал — симпатичный молодой человек. Пилот на международных линиях.

Мелвин не удивился, что Диана знает о Сандерсе куда больше, чем он. Небось в первый день на Острове выпытала все тайны и секреты. Женское любопытство — зверь страшный: вовремя не покормишь — сожрет с потрохами.

— Руперт прислал вчера открытку, написал, что не сможет приехать на праздник Воздушных Змеев. Сандерс очень расстроился.

— Из этого следует, что ему можно опаздывать?

— Возможно, — пожал плечами Мелвин.

— Значит, в следующий раз, когда у меня будет плохое настроение, я тоже могу наплевать на работу?

— Не передергивай. Ты прекрасно поняла, о чем я.

Дверь приоткрылась. Но вместо Сандерса на пороге появилась Капуста, с видом растрепанным и заспанным. Прошествовав в середину комнаты, собака плюхнулась на живот. Диана не замедлила споткнуться, вскрикнула и замахала руками, чтобы удержать равновесие. Привыкшая к подобным казусам Капуста лишь широко зевнула.

— Ты-то откуда взялась?! — вспылила Диана.

Капуста смерила ее усталым взглядом и отвернулась. Сообразив, что от собаки она не добьется и капли понимания, Диана обратила гнев на Мелвина.

— Запомни, — сказала она, грозя пальцем. — Твои попытки строить из себя нового Ника Парка сведут меня в могилу! Ты еще помянешь мои слова, когда понесешь цветы на кладбище.

— При чем здесь Ник Парк? — возмутился Мелвин.

— При всем. У тебя даже собака похожа на Громита, только мозгами ее обделили, — фыркнула Диана.

Капуста не пропустила оскорбления. Демонстративно задрав нос, она поднялась и перешла в другой угол комнаты. Ди показала ей язык, но собака оказалась выше насмешек.

— Я не строю из себя Ника Парка, — надулся Мелвин. — То, что мы оба работаем с пластилином, еще ничего не значит. И бигли мне нравятся не потому, что они похожи на Громита…

— Ой ли? — язвительно сказала Диана. — Кому другому расскажи. Сколько раз ты пересматривал «Неправильные штаны»?

Но не успел скандал набрать обороты, как из коридора донеслись тяжелые шаги, а спустя пару секунд появился Сандерс. Распахнул дверь, но войти не решился.

Выглядел он жутко. Лохматый и бледный, он напоминал бандита с большой дороги, а не бесстрашного шерифа. Одежда оказалась мятой, словно он спал не раздеваясь. Если вообще спал — красные глаза свидетельствовали о бессонной ночи. Армейские штаны и резиновые сапоги вымазаны рыжим песком и тиной.

— Что…

— Проспал, — буркнул Сандерс. — Лег под утро, еле уснул, потом не услышал будильник.

— Я звонил, — несколько обиженно заметил Мелвин.

— Ну и телефон не услышал…

— Гектор! — Ди подскочила к Сандерсу и за руку втянула его в комнату. Тот не сопротивлялся: шансов совладать с Дианой не больше, чем у Дороти против урагана. — Что случилось? Вы похожи на привидение…

Сандерс многозначительно покосился на Мелвина, но ничего не сказал. В отличие от Дианы:

— Мелвин, ну что ты встал как столб?.. Вы хотите кофе?.. Давай быстрее, Мелвин, завари чашку кофе. Не слишком крепкий, крепкий ему вредно… Вы присядьте…

На секунду отпустив Сандерса, она вытащила в центр комнаты стул, успев мимоходом опрокинуть две микрофонные стойки, наступить на хвост Капусте и разбить свою чашку. Мелвин и глазом не успел моргнуть, как Сандерс уже сидел, а Ди суетилась вокруг, попутно пытаясь сбросить намотавшийся на ногу провод.

— Сделал кофе? Давай сюда!

— Но… — начал Мелвин, однако решил не усугублять ситуацию и вышел на кухню.

Когда он вернулся, на него налетела Ди и отругала за медлительность, хотя Мелвин отсутствовал от силы минут пять. Отобрав дымящуюся чашку, Ди попыталась сама напоить Сандерса, что едва не закончилось катастрофой. Если бы тот не успел схватить Диану за запястье, она бы облила обжигающим кофе все, что находилось в радиусе трех метров. В несостоявшийся черный список попали бы и Сандерс, и Мелвин, и Капуста, и масса дорогостоящей аппаратуры.

Забрав чашку, Сандерс сделал большой глоток и скривился.

— Ну, вам стало легче? Кофе, он всегда помогает, поверьте моему богатому опыту.

— Я не пью кофе, — сказал Сандерс. — Но все равно спасибо.

— Ну так что случилось? — спросила Ди, садясь перед ним на корточки. — Это из-за Руперта, да? Переволновались и не могли уснуть? У меня тоже бывает: лежишь полночи и думаешь, а сна ни в одном глазу. Хоть овец считай, хоть кротов…

Сандерс затравленно покосился на Мелвина. Тот решил, что пора вмешаться.

— Ди, оставь человека в покое. Дай ему отдышаться.

Диана обернулась. В глазах вспыхнули искры.

— Я пытаюсь помочь. А если тебе плевать, то не лезь со своими…

— Тихо, тихо, — сказал Сандерс. — Со мной все в порядке. Спасибо, милая, за заботу.

Он потрепал Диану по плечу. Это возымело эффект, словно Сандерс незаметно нажал на некую секретную кнопку. Диана улыбнулась.

— А мы волновались, вдруг что случилось, — сказала она, разом забыв о своих причитаниях. — Вы бы предупредили.

— Если б со мной действительно что-то случилось, я бы предупредил, — заверил ее Сандерс.

Ди на секунду задумалась. В конце концов она решила, что распутывание парадоксов не ее конек. Мелвин откашлялся.

— Раз все уладилось, может, начнем запись?

— Проклятье! — Диана вскочила. — Опять ты за свое? Только и думаешь, что о…

— Давно пора, хватит время тянуть, — перебил ее Сандерс. Он хрипло рявкнул, прочищая горло и переходя на интонации Полковника Блюма: — Прошу вас, Леди!

Он махнул рукой в сторону микрофонов. Диана не нашлась с ответом.

Следующая пара часов прошла в мире «Суперкротов». Сандерс работал, точно одержимый, раз за разом проговаривал реплики своего персонажа, меняя интонации в поисках идеального звучания. Такой подход далеко не редкость, когда общая усталость столь велика, что приходится выкладываться по полной, чтобы ее не замечать. У Сандерса не оставалось выбора — в противном случае он бы уснул на полу посреди комнаты, и не помог бы никакой кофе. Вскоре Сандерс так вжился в образ Полковника Блюма, что в чертах его лица Мелвину померещилась хитрая мордочка крота.

Первой сдалась Диана. Заявив во всеуслышание, что ей необходим перерыв, она выскочила из студии. Дверь захлопнулась с жутким грохотом. Мелвин сорвал наушники и остановил запись.

— Ау! — сказал он, растирая уши. — Зачем так…

— Есть что-нибудь выпить? — спросил Сандерс, вытирая со лба капли пота. — А то от вашего кофе горло дерет, будто кошку проглотил, а она хочет вылезти.

— Кажется, в холодильнике есть пара банок пива, — задумался Мелвин.

— Заодно и себе захвати. Не помешает, — Сандерс состроил заговорщицкую физиономию и подмигнул. Мелвину стало не по себе.

Он сходил за пивом. Когда вернулся, Сандерс сидел на столе, курил, сбрасывая пепел на пол.

— Ди расстроится, — сказал Мелвин. — У нее аллергия на дым. Если ей верить, конечно…

— Да ладно, — Сандерс отмахнулся. Он ловко поймал брошенную банку, открыл и сделал пару жадных глотков. — Так-то оно лучше…

— Что-то случилось? — спросил Мелвин, щелкая кольцом своей банки.

— Хочу показать тебе одну штуку, — сказал Сандерс. Он достал из-за пазухи сложенный пополам полароидный снимок. — Как тебе такое фото?

Мелвин взял фотографию двумя пальцами. Он не представлял, что его ждет, но тон Сандерса не предвещал ничего хорошего. Мелвин терпеть не мог весь таинственный шепот, перемигивания и полунамеки — еще ни разу подобные штуки до добра не доводили.

Фотография оказалась блестящей и черной, точно лужица пролитого кофе. Как Мелвин ни старался, разглядеть, где и что снимал Сандерс, не удалось. Единственное, что выделялось, это полдюжины смазанных голубых пятен в правом углу кадра.

— И что я должен увидеть?

— Так это она самая, — усмехнулся Сандерс. — Стая привидений.

Нахмурившись, Мелвин присмотрелся к голубым пятнам. Если бы не слова Сандерса, он решил бы, что фотография испорчена. Брак на светочувствительной пленке или что-то подобное. Сандерс снимал поздно ночью и без вспышки, а «Полароид» не годится для подобных экспериментов. Цветные же пятна… Мелвин ничего не смыслил в спиритической фотографии, но полагал, что призраки должны выглядеть менее аморфно.

— Как думаешь, устроит такой снимок «Мистерио»? Ну, чтобы выдали первый приз?

— Э… Это призраки?

— Полагаю, ты ответил на мой вопрос…

Мелвин вежливо улыбнулся.

— Без обид, — сказал он. — По мне, эта фотография несколько… неубедительна. Цветные пятна, и все.

— Это не цветные пятна, — угрюмо сказал Сандерс.

— Выглядят они именно как цветные пятна.

— И что с того? Выглядеть они могут как угодно, но это настоящие призраки, — он выхватил из рук Мелвина фотографию. Спрыгнув со стола, Сандерс подошел к Капусте. — Ну, четвероногий друг, а ты что скажешь?

Собака без всякого энтузиазма взглянула на снимок, и от сонной апатии не осталось и следа. Вскочив, Капуста заскулила, попыталась забиться в угол. В итоге собака запуталась в лапах и упала на бок. Сандерс убрал фотографию.

— Видишь! — он торжествующе повернулся к Мелвину.

— Зачем вы так? — сказал Мелвин. — Напугали бедняжку до полусмерти!

Он подошел к Капусте и взял на руки. Собака жалобно уткнулась влажным носом в щеку. Мелвин потрепал ее за ухом. Сандерс глотнул пива.

— Просто собаки чувствуют волшебство. Сбой в системе, помнишь?

— По-вашему, это повод доводить собаку до истерики?

— Я хотел показать, — развел руками Сандерс.

— Нашли лабораторное животное, — буркнул Мелвин.

— Но согласись — опыт удался. Даже на фотографии она учуяла привидений.

— Каких еще привидений? — Мелвин отпустил собаку, и Капуста выскочила, из комнаты. — Покажите-ка еще раз.

Ухмыльнувшись, Сандерс протянул ему фотографию. Но и на этот раз Мелвин ничего не увидел. Он поскреб одно из голубых пятен.

— Сдаюсь, — сказал он, возвращая снимок. — Что это за привидения?

— Призраки райских птиц, — Сандерс указал на одно из пятен. — Королевская райская птица, райская птица принцессы Стефании. Это, по-моему, ифрита Ковальди…

— Откуда…

— Знаешь, как появился праздник Воздушных Змеев? — перебил его Сандерс и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Все думают, он был от основания Порт-Корвета. На самом деле — традиции лет тридцать. А началось все с того лета, когда на Острове жили райские птицы.

Он глубоко затянулся и выдохнул в потолок колечко. Дымные петли походили на парящую птицу.

— Кто жил? — переспросил Мелвин.

— Райские птицы. Вороны, но разноцветные и яркие, прямо драгоценные камни в пиратском сундуке. С пышными хвостами и лентами. Да видел ты их, по телевизору или в зоопарке.

— Видел, — сказал Мелвин. — Только… Они живут на Новой Гвинее, так? В джунглях. Мне чудится или климат на Острове несколько прохладнее? Снег, дожди…

— В джунглях, — согласился Сандерс. — Но одно лето они жили и здесь. Ты видел «Магдалену»?

— Кафе на площади? Конечно…

— Скучный ты человек, Мел, — вздохнул Сандерс. — Сколько ты живешь в Порт-Корвете? Третий месяц, кажется? А самого интересного так и не видал… Я про корабль, в честь которого назвали кафе.

— Я на пристани бывал всего-то пару раз.

— Ох, — Сандерс почесал бороду. — На пристани «Магдалену» искать без толку. Свое она отплавала… Так и быть, слушай. Лето в тот год выдалось жаркое. На Острове это редкость — обычно дожди да туманы, а тут солнце палило так, что вскипал асфальт, а на деревьях не осталось ни одного зеленого листа. Два месяца на небе ни облачка. Поговаривали, виноваты французы, мол, из-за ядерных испытаний поменялись течения, другие винили американцев: эксперименты с климатическим оружием и все такое. Хотя по мне — какая разница? Мы жарились, пока не пришла Большая Буря… Ее у нас все так называют. По правде говоря, в жизни ничего страшнее не видел. Океан нам много задолжал за то лето, а отдал все сразу. Буря бесчинствовала два дня: рвала деревья и черепицу с крыш. Добра в море уволокла — не счесть. У меня смыло новенькую газонокосилку, у соседа — приличный «форд» вместе с гаражом и тещей. На Острове не осталось ни одного целого окна, что ни улица — то воды по колено…

Он затянулся, чтобы перевести дух и, быть может, собраться с воспоминаниями. Хотя… Мелвин всмотрелся в задумчивое лицо Сандерса и усмехнулся, сообразив, что тот просто держит паузу. Тщательно выверенную: Сандерс не раз рассказывал эту историю и наловчился цеплять слушателя. И все на виду — шуточки попроще, сравнения попонятнее. Вот где сказывается отсутствие нормального телевидения: Сандерс легко занял пустующую нишу. В сезон, когда на праздник Воздушных Змеев съезжаются туристы, такая история пойдет на ура в любом баре — выслушают, да еще и пива поставят. Хороший приработок для несостоявшегося актера.

Сигарета в пальцах Сандерса истлела до фильтра. Он затушил ее о подошву, прикурил следующую и продолжил:

— Потом, когда океан приутих, мы нашли «Магдалену». Раньше, скажу тебе, отменный был корабль — красавица яхта, вся белая, как первый снег… Только волны так ее приласкали, что от красоты ничего не осталось. Помяло ее будь здоров, в днище дыра — прямо выбитый зуб в улыбке старлетки. Представь себе орхидею, на которой потопталась пара портовых грузчиков, вот такой оказалась наша «Магдалена».

— На чем грузчики потоптались? — спросила Диана, входя в комнату.

— Местные легенды, — сказал Мелвин.

Ди остановилась, принюхалась и перевела взгляд на сигарету Сандерса.

— Вы… — она чуть не задохнулась от возмущения. Схватившись за ворот футболки, Диана закашлялась.

— Не беспокойся, милая, — сказал Сандерс как ни в чем не бывало. — «Магдалена» — корабль, так что в нашей истории никто не пострадал. Пока.

— Да вы… — взгляд, который она бросила на Мелвина, должен был испепелить его на месте. Мелвин почувствовал себя словно человек, который на приеме у английской королевы сел на морского ежа: вроде бы надо вскочить и что-то сделать, да этикет не позволяет.

— Так что дальше с тем кораблем? — поспешил сказать он, пока Ди не завелась.

— Мы там кое-что нашли, — сказал Сандерс. — Клетки с райскими птицами. Сотни три, не меньше. Не ручаюсь, но, похоже, наша «Магдалена» занималась контрабандой редких животных. Выгодный бизнес: на черном рынке одна такая птичка стоит подороже новенького авто. Когда мы до них добрались, треть птиц умерла. Не выдержали бедняжки шторма и переохлаждения. Но большинству, к счастью, повезло…

Маневр сработал. Печальная история райских птиц мигом заставила Ди забыть про аллергию на табак.

— Бедненькие…

— Да уж, — согласился Сандерс. — Не повезло им.

— А остальных вы спасли?

Сандерс хмыкнул.

— Можно сказать и так. С какой стороны посмотреть… Во время шторма клетки разбились и переломались. И вот залезаем мы в трюм, а эти птицы вдруг рванулись нам навстречу! То еще зрелище, скажу вам… Будто на глазах рождается радуга. И мало того что сверкает всеми цветами, еще и кричит на разные голоса, хлопает крыльями… В общем, разлетелись птицы по Острову. Кого-то мы смогли изловить, остальные не пережили наших сов, лисиц и первых холодов. Но почти месяц здесь был остров с райскими птицами. В память решили устроить праздник. С тех пор и запускаем всем городом разноцветных воздушных змеев.

— Грустная история, — сказала Диана.

— Да уж, веселого мало. Зато таинственного — хоть отбавляй. Откуда взялась «Магдалена», куда плыла? — Сандерс глубоко затянулся. — Корабль у нас есть. Груз и все дела. А с командой не сложилось. Ни единого человека на борту — ни живого, ни мертвого…

— Сбежали.

— Мы сначала тоже так подумали, но спасательный плот, круги да жилеты оказались на месте. Следов на берегу нет. Да и Остров не такое место, где можно спрятаться. И вот еще: мы вообще не нашли свидетельств того, что на борту были люди. Ни бортового журнала, ни фотографии на стене или грязной кастрюли. Не считая пары мешков птичьего корма, никакой еды…

— Корабль-призрак… — шепотом сказала Диана. К таинственным историям она относилась с большим интересом.

— Погоди, — остановил ее Сандерс. — До призраков мы еще доберемся. А «Магдалена» была настоящей. Да что там, посудина до сих пор валяется на берегу. Прогнила, как дуршлаг на свалке.

— Ух ты! — вскрикнула Диана. — Вы ее покажете?

— Для тебя, милая, что угодно. Но давай не сейчас? — Диана нахмурилась. Она не терпела полумер; любая идея требовала немедленной реализации. — Я еще не рассказал самого интересного.

— Про стаю привидений? — усмехнулся Мелвин.

— Именно, — с серьезным видом кивнул Сандерс. — Впервые их заметили на следующую зиму после Большой Бури. Появляются они чаще рядом с «Магдаленой», но бывает, залетают в город. Кое-кто поговаривает, что они предвещают скорую смерть…

— На то и привидения, чтобы предвещать. Работа у них такая, — сказал Мелвин. Мимоходом он подумал, что шутку можно использовать в очередной серии «Суперкротов». Полковник Блюм и Леди Сью в заброшенном замке… Да, неплохо может получиться.

— Суеверия и шарлатанство, — буркнул Сандерс. — То, что привидения предвещают смерть, противоречит их научному объяснению…

Мелвин аж поперхнулся:

— Какому, простите, объяснению? Кажется, я что-то пропустил в развитии науки — до сих пор мне казалось, она отрицает само существование потусторонних сил.

— Официальная — может быть. Она и теорию относительности принимать не хотела. Я уж молчу про эволюцию. Истинная наука должна основываться на фактах, а факты… — Сандерс постучал по карману, куда убрал снимок.

— Факты, — повторил Мелвин. — Ну да, конечно. И что за научное объяснение?

— В «Мистерио» печатали интересную статью, объясняющую природу привидений. Один профессор написал…

— Профессор! — усмехнулся Мелвин. Он был наслышан про «научных специалистов», которые пишут для подобных изданий. Профессора выдуманных академий, признанные специалисты по несуществующим наукам — сами себе насочиняют регалий, потом ими гордятся. Сандерс остался выше сарказма.

— Тут дело в информационном поле. Существует некая невидимая и неощутимая среда — нечто вроде эфира, — способная накапливать и хранить информацию… Это словно автоматический фотоаппарат — и щелкает, и щелкает. Все, что происходит в нашем мире, отпечатывается на этом поле. Получается не кино, а бесконечный набор снимков. В виде незатухающих колебаний…

— Покадровая мультипликация, как в «Кротах», — вставила свое слово Диана.

— Похоже, — сказал Сандерс. — Смотри дальше… Тот профессор пишет, что связь здесь двусторонняя. Наш мир действует на состояние поля, но и оно оказывает на нас влияние. Правда, влияние может быть разным, например знаменитые идеи, которые «носятся в воздухе». Несколько человек поймали одну волну, ничего особенного. Куда интереснее второй случай…

Сандерс допил пиво и поставил пустую банку на клавиатуру ноутбука. На экранной заставке Полковник Блюм уважительно прищурился. Не обращая внимания на крота, Сандерс прикурил третью сигарету. Диана, на удивление, не сказала ни слова против.

— Знаешь, что свет обладает свойствами как частицы, так и волны? — продолжил Сандерс. — С информацией похожая штука. Сильное возмущение поля в одной точке приводит к тому, что там образуется мощнейший источник колебаний. Этого оказывается достаточно, чтобы информация периодически — при подходящем стечении обстоятельств — проявлялась не только как колебания поля, но и на наблюдаемом физическом уровне. Если провести подробный анализ достоверных случаев встреч с призраками, то сразу становится ясно, что чаще всего там идет повтор одних и тех же «кадров». Самое сильное возмущение вызывает смерть, неестественная и трагическая, — сбой в системе, нарушение естественного порядка вещей…

— Да уж… — хмыкнул Мелвин. — Пожалуй, подобная сказка будет для «Мистерио» в самый раз. Первый приз гарантирован.

Диана не замедлила пнуть Мелвина по лодыжке.

* * *

— Ну и зачем ты так? — спросила Диана, когда Сандерс ушел. — Высмеял его привидений… Ты иногда пробовал держать язык за зубами?

— Я не верю в привидений, — сказал Мелвин.

— И что с того? Это ты не веришь, а не он. Я же не говорю, что твои игры в пластилиновых кротов — сплошь инфантилизм, для отвода глаз прикрытый простеньким постмодерном.

— Сурово.

— Но так оно и есть, — когда злилась, Диана прикусывала губу. — Понимаешь, в отличие от тебя Гектор верит, что в мире еще осталось место для настоящих чудес и загадок, а не только для дешевых ужимок да кривляний.

— Призраки — это не загадка, — сказал Мелвин. — Это суеверие. Таким штукам, как привидения, можно найти рациональное объяснение.

— Если ты не заметил, то Гектор и дал рациональное объяснение призракам. А заброшенный корабль без команды — чем тебе не загадка?

— Надо еще посмотреть на этот корабль. Уверен, на деле все окажется куда прозаичнее.

Диана выпрямилась и расправила плечи.

— Хорошо, — сказала она. — Пойдем посмотрим.

— Что? Прямо сейчас? — тоскливо протянул Мелвин, по опыту зная, что переубедить Ди вряд ли удастся.

— Разумеется, сейчас! Или ты предлагаешь дождаться полнолуния? Для пущего эффекта?

— Нет… Может, подождать Сандерса? Мы же не знаем, где находится корабль.

Диана всплеснула руками.

— Ты чем слушаешь? Гектор сказал, что «Магдалена» — местная достопримечательность. Спроси любого прохожего, и он расскажет, как до нее добраться.

Этому противопоставить было нечего. Не прошло и получаса, как они вышли из дома — даже перекусить не успели. Кипучая энергия Дианы не позволяла ей тратить время на еду.

Ди оказалась права. Первый встречный — сонный молочник, развозивший товар на машинке для гольфа, — объяснил, как добраться до «Магдалены». Нужно просто догадаться выйти на берег и пройти по пляжу около пяти километров на север от города.

Всю дорогу Диана не переставала гадать, какой окажется таинственная «Магдалена». Фантазия у нее богатая, так что Мелвин наслушался самых разнообразных версий. Описание, предложенное Сандерсом, девушку не устроило. В ее версии «Магдалена» представала пиратским галеоном с обломанными мачтами и бьющимися на ветру лохмотьями парусов — такой, каким и должен быть корабль-призрак. Когда же Ди вспоминала, что Сандерс, описывая яхту, упомянул слово «шикарная», «Магдалена» превращалась в огромный круизный лайнер с тремя бассейнами, площадками для гольфа и каютами, отделанными хрусталем и красным деревом. Мелвин считал, что обе версии бесконечно далеки от реальности, но переубеждать девушку не спешил.

Море цвета темного бутылочного стекла слегка морщилось тонкими волнами, напоминая огромный лист упаковочной бумаги, грубо скомканный, а потом наспех расправленный. По воде расползались неряшливые темные пятна. При желании они легко могли бы сойти за тени облаков, но небо было чистым. Для подводных пещер тени оказались слишком подвижными. Мелвин решил, что это водоросли. Иначе пришлось бы допустить, что рядом с Островом обитают гигантские скаты размером с кита.

С Острова дул легкий ветерок. Из густых зарослей сухого тростника вдоль полосы прибоя доносился громкий треск, будто сквозь них пробиралось крупное животное. Насколько знал Мелвин, самыми крупными дикими животными на Острове были лисы и бродячие собаки. Да и Капуста не проявляла особого беспокойства. Скрывайся в тростнике нечто, действительно стоящее собачьего внимания, она бы не поленилась сообщить. Но всякий раз, когда с очередным порывом ветра тростник принимался трещать, Мелвин вздрагивал. Во всем виноват Сандерс: напустил туману со своими привидениями, теперь мерещится всякое…

Пляж расчистили только рядом с городом. Дальше песок уступал место ломаному сухому тростнику, блестящим черным корягам и прочему мусору, обглоданному морем. Справа темнела неровная полоска леса — сплошь корявые прибрежные сосны. В глубь Острова они распрямлялись, превращаясь в высокие и стройные деревья — гордость лесопилки «Океан-Вест». Леса на Острове большие, светлые и красивые, но бедные по сравнению с джунглями. Интересно, как здесь смогли выжить райские птицы? Не слишком подходящее для них место. Не шишками же они питались? Еще одна неувязка в истории Сандерса. Впрочем, одной больше, одной меньше…

Щепки тростника вперемешку с колючим песком всеми возможными путями пробирались в ботинки. Ноги нестерпимо чесались; еще пара часов подобной прогулки, и он сотрет их в кровь. Хорошо, волны не добирались до ботинок — не хватало еще промочить ноги и заполучить простуду. Диана, позабыв, что прогуляться до «Магдалены» — ее идея, ворчала, что Мелвин спит и видит, как бы свести бедную девушку в могилу.

Капуста, опустив голову, трусила позади, иногда останавливаясь и что-то подолгу высматривая в мелких приливных лужах. Там всегда находилось немало интересного, чтобы удовлетворить ее бесконечное научное любопытство: стайки серебристых мальков, крошечные крабы и морские звезды… Изредка она принималась лаять на особо удивительное создание, но сама в воду не лезла — купаться собака Мелвина попросту боялась.

— Смотри! — неожиданно вскрикнула Диана. — Вон она! На холме…

Девушка остановилась и подняла руку. Но прежде чем Мелвин успел разглядеть корабль, «Магдалену» заметила Капуста. На мгновение собака замерла, а затем, опустив голову, глухо зарычала.

Яхта полулежала на боку на вершине небольшого холма. Довольно далеко от берега; если ее туда забросило штормом, значит, Сандерс не преувеличил силу Большой Бури.

«Магдалена» действительно оказалась старой. Конечно, не пиратский галеон из рассказов Дианы, но с обломанными мачтами она не ошиблась. Мачта, правда, была всего одна — обрубок метра два высотой; на его вершине дремала толстая растрепанная чайка. Что ж, птицы на корабле есть…

Такелаж и паруса «Магдалены» истлели; уцелела лишь пара ржавых стальных тросов, клубками валявшихся на прогнившей палубе. Некогда белая краска пожелтела и сползала хлопьями. Ветер слегка колыхал лохмотья, отчего казалось, что по кораблю непрестанно ползают мелкие и противные создания. Но в первую очередь в глаза бросалась огромная черная дыра в покатом борту. Не иначе, яхта напоролась на подводные скалы. Высотой в два человеческих роста, дыра напоминала распахнутую пасть чудища с торчащими кривыми зубами-досками. Разглядеть, что скрывалось в темноте, было невозможно. В целом яхта производила впечатление скорее жалкое, чем таинственное или пугающее. Мелвин совершенно не понимал, с чего Капуста так переполошилась.

Он нагнулся и потрепал собаку за ухом. Та не успокоилась.

— Тихо!.. Я думал, яхта окажется больше, — сказал Мелвин, поворачиваясь к Диане. — Симпатично, конечно, но как главная достопримечательность Острова не впечатляет…

— Настоящий корабль-призрак. Именно таким я его и представляла, — заявила Ди. — Пойдем взглянем поближе.

— Надеешься увидеть привидений?

Диана фыркнула.

— Я к тому, что, по моим сведениям, призраки обычно появляются по ночам.

— Ты испугался? — изумилась Ди. Порыв ветра разметал рыжие кудри. — Совсем как твоя собака! Не ожидала…

— Ничего я не испугался. — Мелвин обиделся. — Я не верю в призраков, потому и не вижу смысла их бояться. А что яхта того и гляди развалится на части — это серьезно. Не хочется получить по голове куском гнилого дерева.

— Пойдем, — усмехаясь, Диана ударила его кулаком в плечо. — Корабль простоял здесь тридцать лет, и ничего с ним не случилось. Простоит еще немного… Собаку можешь оставить здесь: если что, приведет помощь.

— Я бы на это не рассчитывал, — буркнул Мелвин.

Он снова посмотрел на «Магдалену». Лезть в пролом не хотелось. С другой стороны, Ди нельзя отпускать одну. А пытаться ее отговорить — все равно что ловить торнадо сачком для бабочек.

Диана уже шагала вверх по холму. Мелвину ничего не оставалось, как пойти следом. Капуста заскулила, разрываясь между ответственностью и страхом; в итоге сдалась и поплелась вслед за хозяином. Столь обреченного выражения на морде своей собаки Мелвин давно не видел.

Вблизи «Магдалена» выглядела еще более жалко. Прежде Мелвин наивно полагал, что на то и достопримечательности, чтобы за ними ухаживали и следили. Похоже, на Острове придерживались иного мнения. Никаких признаков того, что «Магдалену» пытались подлатать или обработать дерево обшивки, чтобы оно медленнее гнило. Не пройдет и пяти лет, как от яхты останутся одни воспоминания.

Диана подошла к дыре в борту и заглянула внутрь. Словно укротительница засунула голову в пасть тигра.

— Эй! Есть тут кто? — Ди полезла внутрь. Но на полпути остановилась и повернулась к Мелвину. — Фонарик ты захватить, естественно, не догадался?

— Представь себе!

Диана надула губы.

— Если бы ты иногда думал… Спички есть?

Мелвин нашел в кармане коробок и протянул девушке.

— А может, сперва стоит осмотреть палубу? — спросил он, глядя наверх. Карабкаться туда тоже мало удовольствия, но когда яхта рухнет, хотелось бы оказаться снаружи.

— Мне и отсюда прекрасно видно, — сказала Диана. — Ничего интересного. Если ты не забыл — мы ищем призраков. Насколько я знаю, обычно они прячутся по темным углам, а не греются на солнышке.

— Как глупо с их стороны, — вздохнул Мелвин.

Капуста не решилась подойти к яхте ближе чем на пять метров. Собака то отбегала назад, то вновь приближалась, словно уговаривала Мелвина поскорее уйти. От всего этого он чувствовал себя несколько неуютно. В памяти всплыли слова Сандерса: «Хочешь заметить волшебство, следи за своей собакой». И еще про «сбой в системе». Мелвин слышал про собак, предсказывающих землетрясения и прочие катаклизмы. Называйте, как хотите — шестым чувством, например, — факт остается фактом. Животные действительно чувствуют опасность лучше людей.

Первую спичку Диана сломала, вторая хоть и зажглась, погасла под порывом ветра. Чертыхаясь сквозь зубы, девушка по пояс залезла в пробоину и чиркнула третьей. Эта попытка оказалась удачнее, но огонек был настолько слаб, что его хватило только осветить лицо Дианы.

— Здесь действительно много… пустых клеток, — голос Ди звучал приглушенно и невнятно, точно рот у нее полон ваты. — Ой! — Девушка отпрянула. Спичка выпала из пальцев и потухла.

— Что случилось? — Мелвин подскочил к Диане и подхватил ее за локоть. Девушка замотала головой, словно пытаясь прогнать некое наваждение. Ее рука дрожала.

— Все в порядке… Там лежит скелет… — она шумно выдохнула. — Птичий. Можно было бы догадаться…

Она снова заглянула в пробоину. Мелвин последовал ее примеру, щуря глаза в попытке что-то разглядеть в густом сумраке.

Темнота в глубине яхты была плотной, казалось, ее можно черпать горстями, как застоявшуюся черную воду из блестящей лужи на днище. Странно: снаружи вовсю светило солнце, но корабль оно старательно игнорировало. По непонятным причинам решило, что ему здесь не место. Из темноты тянуло запахами подгнившего дерева и почему-то грибов.

Как и сказала Ди, клеток оказалось много — не меньше сотни деревянных ящиков с проволочными стенками. Выглядели они не лучшим образом, и время здесь было ни при чем. По ящикам определенно несколько раз прошлись топором с одной лишь целью — не оставить ни одной целой клетки. Не исключено, что на «Магдалене» побывали пресловутые «зеленые» анархисты, в священной ярости круша все, что напоминало о несправедливом обращении с животными.

Кем бы ни оказался клетконенавистник, к работе он подошел старательно. Внутри яхта была завалена гнилыми досками с торчащими кривыми гвоздями и клубами насквозь проржавевшей проволочной сетки. На останках одной из клеток и лежал напугавший Диану скелет. Бояться, по сути, нечего. Кучка полусгнивших костей, увенчанная черепом с коротким клювом. Непонятно, как ему удалось за тридцать лет сохраниться в целости? Крабы и прочая живность побережья давно должны были растащить все по кусочкам. Видимо, они, как и солнце, предпочитали держаться от «Магдалены» подальше.

— Самое место для привидений, — прошептала Диана. — Все признаки налицо.

— Признаки?

— Заброшенный дом, непогребенные кости, — принялась перечислять Диана, загибая пальцы. — Призраки всегда держатся рядом с неупокоенными останками. Бедные птицы! Какая печальная кончина…

— Что ж, по крайней мере, первая часть истории Сандерса оказалась правдивой.

— Скоро найдем подтверждение и второй, — сказала Ди. Мелвин фыркнул.

— Предлагаешь лезть дальше? По-моему, мы увидели предостаточно.

— Мы еще ничего не увидели! — отрезала Диана.

Опираясь на стенку пробоины, она перекинула ногу. На дне яхты хлюпнуло. Ди на долю секунды замерла, лицо побледнело, затем девушка повернулась к Мелвину.

— А помочь — никак? — раздраженно спросила она, пряча испуг за напускной грубостью.

— Дурацкая идея, — пробурчал Мелвин, подавая ей руку и помогая забраться внутрь. — Рухнет тебе на голову балка, или напорешься на гвоздь, а на Острове даже нормальной больницы нет.

— А в тебе нет романтики, — отозвалась Ди. Не дожидаясь, пока Мелвин залезет следом, она принялась пробираться к корме. — Полковник Блюм на твоем месте о таком бы даже не думал, а храбро бросился бы навстречу опасности.

Мелвин не ответил. Он взялся за одну из досок, торчащих из края пробоины, и без малейшего усилия отломил большой кусок. Под ногтями осталась коричневая труха… Он забрался в пробоину и за пару шагов догнал Диану. Девушка выпутывалась из клубка проволоки, обвившей лодыжку.

— Все-таки интересно, — сказала она, — что случилось с командой?

— Попали в шторм, решили, что корабль тонет, и сбежали, — пожал плечами Мелвин.

— Ты забыл, что говорил Сандерс? Плот на месте и круги…

— А с чего ты взяла, что здесь был один спасательный плот? Всегда должен быть запасной. На нем и уплыли.

— Вся команда? — язвительно поинтересовалась Диана.

— Экипаж такой яхты — четыре человека. Так что одного плота достаточно.

— А бортовой журнал? — не унималась Диана. — Всякие записи?

— Если бы я занимался контрабандой, я бы старался оставлять поменьше следов…

Диана только что не заскрипела зубами.

— Ну с чего ты взял, что всему должно быть рациональное объяснение? Разве есть рациональное объяснение тому, что случилось с «Марией Селестой»?

— Есть. И правдивая история «Марии Селесты» куда печальнее, трагичнее и красивее того, что вокруг нее нагородили.

Ди ничего не сказала. Освободившись из проволочной ловушки, она двинулась дальше в глубь яхты.

Глухое эхо шагов вязло в спертом воздухе. Внутри яхты было гораздо светлее, чем казалось с пляжа. Чернильную темноту сменил липкий желтоватый полумрак. В глубине трюма еще клубились тени, но с каждым шагом они отступали все дальше и дальше. Правда, ничего нового из темноты не появлялось — те же разбитые клетки, сваленные в кучи выше человеческого роста. Конструкции выглядели ненадежными: только тронь — и с грохотом развалятся. Однако когда Ди случайно зацепила одну, та не шелохнулась — лишь откуда-то сверху вывалился обломок доски.

— Ну, все посмотрела? — спросил Мелвин. — Не думаю, что мы найдем здесь еще что-нибудь интересное…

— Погоди, — перебила его Диана. — Слышишь?

— Что? — Мелвин невольно прислушался.

— Такой тихий треск… Как в телефонной трубке при плохом сигнале…

Мелвин склонил голову.

— Нет, не слышу, — сказал он. — Но все может быть. От сырости дерево разбухает, а высыхая на солнце, сжимается и трещит.

— Непохоже, — отрезала Диана. Она вдруг замолчала и схватила Мела за руку с такой силой, что он вскрикнул от боли. — Там… там что-то есть!

— Где? — начал Мелвин.

Диана подняла руку, указывая в глубь яхты. Лицо девушки было бледным, тонкие губы вытянулись в струнку. Она пыталась скрыть дрожь, но то и дело ежилась, поводя плечами.

Мелвин вздрогнул и мысленно выругал себя. Он ведь не боится привидений! Нельзя бояться того, чего не существует… Но атмосфера мертвого корабля давила, и Мелвину начало казаться, что пробоина незаметно затягивается, перекрывая выход, а клетки, стоит отвернуться, меняют свое положение. Раньше он не жаловался на приступы клаустрофобии. С какой радости они появились?

Мелвин прищурился, всматриваясь в темноту.

— Нет там ничего, — сказал он. — Тебе почудилось…

— Идиот! — шепотом возмутилась Диана. — Смотри на той балке… Оно движется!

Ди рванулась к Мелвину и спряталась за его спину. Он же продолжал пялиться в темноту, не понимая. Нет же ниче…

По спине прокатилась холодная волна. Мелвин отступил на полшага, чувствуя в теле непонятную слабость. Но продолжал смотреть на балку, куда указала Диана. Вернее, на то, что двигалось по балке…

На самом деле ничего особо страшного там не было. Совершенно непонятно, с чего он так перепугался? И чего он сейчас боится: сердце колотилось раз в пятьдесят быстрее обычного.

Над перекладиной дрожало и расплывалось тусклое пятно холодного голубоватого света. Больше всего это напоминало облако из паров флуоресцентной краски, лишенное определенной формы, то расползающееся в стороны, то сжимающееся в плотный шар размером с грейпфрут. В такт этим колебаниям менялось и свечение — то растворяясь в тугом сумраке, то вспыхивая не хуже новой светодиодной лампы. Таинственное свечение не отражалось на окружающих предметах. На балке — ни малейшего отблеска, свет и на полпальца не отгонял окружающую тьму. Дрожащее пятно существовало в своем мире, не имеющем ничего общего с остальной реальностью. Так же отрешенно светятся глубоководные медузы.

Облачко пролетело в считанных сантиметрах над балкой, на секунду замерло рядом со стеной и погасло. Как лампа в кинотеатре перед началом сеанса.

Мелвин и Диана стояли, боясь пошевелиться. Словно движение могло вновь вызвать таинственное светящееся пятно. Мелвину от одной мысли становилось неуютно. Что, если он, как собака, почувствовал нарушение правильного порядка вещей? Сбой в системе…

Мелвин поежился. Проклятье! Должно быть рациональное объяснение… Например — цветное пятно перед глазами, возникшее от того, что он чересчур старательно всматривался в темноту. Обычная иллюзия восприятия… Эта версия не выдерживала критики. Пятно видела и Диана, а галлюцинации — вещь индивидуальная.

Прошло больше минуты, прежде чем Ди решилась нарушить тишину.

— Привидение! — выдохнула она. — Мы видели настоящее привидение!

— Не думаю, — ответил Мелвин.

— А что это, по-твоему? — Диана переминалась с ноги на ногу. По лицу видно: ей одновременно хочется и выбраться из трюма, и поближе рассмотреть место явления призрака. Разрываемая желаниями, она, как тяни-толкай, не могла сдвинуться с места.

Мелвин пожал плечами.

— Огни святого Эльма? На старых кораблях иногда загораются…

— Атмосферное электричество? — уточнила Диана. — Шаровая молния?

— Вроде того, — с сомнением сказал Мелвин. Диана фыркнула.

— Ну, знаешь. Один раз, еще маленькая, я видела шаровую молнию. Что-то не припомню у нее крыльев.

— Здесь тоже не было никаких крыльев. Зато я знаю, что гнилое дерево в темноте светится.

— Чем ты смотрел? — возмутилась Диана. — Было видно и крылья, и клюв, и длиннющий хвост… Настоящая птица-призрак!

— Хвост? — почему-то упоминание о хвосте окончательно вывело Мелвина из себя. — Все, что я видел, это светящееся облачко, ничуть не похожее на птицу. Какой хвост?

— Такой… — замялась Ди. — Из двух перьев. Длинных — они свисали до пола… Ну что ты на меня так смотришь? Я правда ее видела!

— Пойдем, — сказал Мелвин. — Нам лучше выйти на свежий воздух… А то здесь и не такое померещится: темно, пахнет плесенью, да еще и кости кругом.

Вместо этого Диана шагнула в сторону балки.

— Знаешь, — сказала она, — я читала, что там, где стояли призраки, земля очень холодная. Иногда на ней появляется иней…

Встав под балкой, она попыталась до нее дотянуться, но ничего не получилось. Ди была не самого высокого роста.

— Помоги, — попросила девушка. — Хочу проверить…

Вздохнув, Мелвин взял Ди под мышки и поднял. Пусть убедится, что ничего… Диана протянула руку и коснулась кончиками пальцев балки.

— Черт!

Диана дернулась. Мел едва удержал ее, да и сам еле-еле устоял на ногах. Он поставил девушку на землю. Диана принялась яростно дуть на пальцы.

— Зараза… Холодная, как… — подходящего сравнения она так и не нашла. Девушка с вызовом посмотрела на Мелвина.

— Ну! Что я тебе говорила? Настоящее привидение!

Привстав на цыпочки, Мелвин коснулся балки. Он был готов ко всему — к пронизывающей боли, словно опустил пальцы в жидкий азот, или к жжению сухого льда… Главное — он должен сам проверить и убедиться.

Балка оказалась прохладной, сырой и склизкой от пленки водорослей. Такой, какой и положено быть дереву в трюме старого корабля. Сперва осторожно, а потом всей ладонью Мелвин провел по балке, выискивая место, о которое обожглась Ди. Ничего не нашел, только вымазался в водянистой слизи.

Краем глаза Мелвин посмотрел на Диану. Девушка разминала пальцы, периодически принимаясь их тереть о ткань джинсов; совсем не похоже, чтобы она прикидывалась. Да и зачем ей это нужно? Диана не из тех, кто станет так шутить, не в ее стиле. Значит, она обожглась на самом деле. Осталось понять, каким образом…

— Может, тебя ударило током? — предположил Мелвин. — Говорят, по ощущениям это вроде обморожения…

— Каким еще током? — раздраженно отозвалась Ди. — Ты видишь здесь розетку?

— Нет, но… — Мел задумался. — Остаточный заряд шаровой молнии? Задержался в балке, тебя и ударило…

— Боже! — всплеснула руками Диана. — Чему тебя в школе учили? Дерево не проводит электричество. Что за остаточный заряд?

Мелвин развел руками. Тут она права: в школе, да и после, он не особо интересовался естественными науками. Диана победно усмехнулась.

— В этом беда любого рационального объяснения. Вместо того чтобы признать очевидное, ты высасываешь из пальца всяческие нелепицы.

— Будто призраки не нелепица, — буркнул Мелвин. — Все, хватит на сегодня… Мне еще сводить записанные дорожки.

Не дожидаясь девушку, он направился к выходу, пробираясь между клетками. Диана еще немного постояла под балкой, но в конце концов она махнула рукой и догнала Мела.

— Будь проще, — сказала она. — Есть многое на свете… ну и дальше по тексту.

Мелвин пропустил ее вперед и подал руку, помогая вылезти через пробоину. Но едва они выбрались из трюма, как нос к носу столкнулись с Гектором Сандерсом.

Диана рванулась назад, налетела на Мелвина и завизжала что есть мочи. Вдалеке с ответными криками в небо поднялась большая стая чаек, у Мелвина заложило уши. Откуда-то появилась Капуста и громким лаем внесла свою лепту. Сандерс, не ожидавший подобной встречи, попятился, запнулся о корягу и сел на песок. На лице застыло испуганное удивление.

Понятно, с чего девушка перепугалась. Перед глазами Сандерс на манер бинокля держал старенький «полароид» и походил, скорее, на пришельца из космоса или робота из дешевых научно-фантастических фильмов.

— Уф, — выдохнула Диана, хватаясь за сердце. — Ну и напугали вы нас! Я уж решила…

О чем она подумала, Ди не сказала. Капуста не унималась, заливаясь противным лаем, срываясь на визг. Мелвин поспешил к собаке. Обняв ее за шею, он успокаивающе потрепал ее за ухом.

— Спокойно, все в порядке…

Его слова Капусту не убедили. Собака приутихла, но продолжала поскуливать.

— Черт… — сказал Сандерс, опуская фотоаппарат. — Вы-то что здесь делаете?

— Ну… — замялся Мелвин.

— То же, что и вы, — пришла на выручку Ди. — Охотимся на призраков. Посмотрите на Мела, разве он не похож на Билла Мюррея?

Сандерс прищурился.

— Нет.

— И я так считаю, — Диана широко улыбнулась.

— Значит, охотитесь на призраков? — хмуро спросил Сандерс. — И как успехи?

Судя по всему, с последней встречи он так и не ложился. Синяки под глазами стали темнее, морщины — глубже, лицо осунулось. Борода выглядела всклокоченной и помятой. А Мелвин надеялся, что после записи Сандерсу хватит ума отправиться домой спать.

— Мы видели привидение! — радостно сказала Диана.

Мелвин вздрогнул. О чем она думает? Не стоило говорить Сандерсу о встрече с призраком. Теперь его палками не загонишь отдыхать.

— Это была тропическая птица, — продолжила Диана. — Все, как вы говорили. А потом она исчезла, но там, где она появлялась, остался иней…

Сандерс повернулся к Мелвину.

— Лично я ничего подобного не видел, — честно признался тот. — Что-то было, не спорю. Светящееся пятно, скорее всего, огни святого Эльма. Но птиц…

— Вы его не слушайте, — перебила Мелвина Диана. — Он у нас скептик. Когда его проглотит морской змей, он будет утверждать, что это чушь, потому что гигантские ящеры давно вымерли.

— Они и вымерли, — буркнул Мелвин.

— Вот видите! — Ди уперла руки в бока. — Но мы с вами знаем, как устроен мир!

Сандерс добродушно усмехнулся.

— Спасибо на добром слове, дорогая. Боюсь, я не знаю и тысячной доли.

Он поднялся, отряхивая штаны от налипшего песка.

— Ладно, — сказал Сандерс. — Пойдем, что ли, в город, пропустим по стаканчику за вашу первую встречу с волшебством.

— А вы не собираетесь фотографировать призраков? — изумилась Диана.

Сандерс вздохнул, плечи опустились.

— Без толку, — сказал он. — Вы тут всех распугали… Иней, говоришь? Куда ж без него…

* * *

— Волшебство — понятие условное, — сказал Сандерс, отхлебывая пиво. — С тем же успехом можно использовать термин «сверхъестественное»…

По площади перед кафе бегала стайка ребятишек. Синий воздушный змей, украшенный фольгой, сверкал в лучах солнца. Порой он поднимался так высоко, что практически растворялся в красках неба. До праздника оставалось больше недели, но дети не умеют ждать. В другой раз Капуста с радостью бы присоединилась к их веселой компании, но, устав от пережитого на берегу, мирно дремала под столиком.

— По сути, так вернее, — продолжил Сандерс. — Но за последние годы всякие дилетанты и шарлатаны превратили сверхъестественное в посмешище. Приходится создавать терминологию заново…

— А мне нравится слово «волшебство», — сказала Ди. От пива она отказалась и пила уже третью чашку кофе. — Есть в нем нечто настоящее. Вещи надо называть своими именами. Призраки — это призраки, а не «энергетические тела».

— В точку, — кивнул Сандерс.

— Хорошо, — сказал Мелвин. — Тогда почему вместо обещанных привидений я увидел именно «энергетическое тело»? Только не надо говорить, будто я не увидел призрака лишь потому, что в него не верю. Любая реальная вещь объективна. Я могу сколько угодно не верить в существование дорожных столбов. Но если я попытаюсь пройти через один, шишка на лбу гарантирована.

— Здесь все просто, — сказал Сандерс. — Смотри…

Он поставил пивную банку и взял салфетку. Держа двумя руками за уголки, продемонстрировал ее Мелвину.

— Что ты видишь?

— Салфетку. Рекламу кофе…

— Квадрат, — поправил его Сандерс. — А сейчас? — Он повернул салфетку на девяносто градусов.

— Линию? — сказал Мелвин, поняв, к чему клонит Сандерс. — Хотите сказать, что я неправильно смотрел?

— Не под тем углом. Если брать за основу, что привидения — проекция информационного поля, небесное кино, то так и выходит. Когда ты смотришь фильм в кресле, то видишь, что происходит на экране. Но если ты будешь глядеть поперек, то заметишь именно светящиеся пятна. Что и требовалось доказать.

Довольный собой, он отложил салфетку и вернулся к пиву. Мелвин задумался.

— Допустим, я неправильно смотрел, — сказал он. — Только в ваших привидениях неувязок гораздо больше.

— И каких? — не без ехидства поинтересовался Сандерс.

— Смотрите, — начал Мелвин. Диана пнула его под столом, но он сделал вид, что не заметил. — По вашей версии, призраки — проекция некоего информационного поля, так? Их явления лишь кино из прошлого. При этом, по вашим словам, мы их распугали. Я не понимаю, разве можно испугать киногероев? Смешно: пришел я в кинотеатр, накричал на героиню, а она взяла и убежала с экрана в слезах.

Мелвин победно усмехнулся. Посмотрим, как Сандерс будет выкручиваться.

— Не кричи на героиню, — сказала Диана. — В этом нет ничего смешного. Она действительно может убежать в слезах.

Мелвин чуть не подавился пивом.

— По-моему, это не ответ…

— Думаешь, ты меня подловил? — сказал Сандерс. — Не надейся. Тут дело в природе информационного поля. Ты слышал про параллельные миры?

Мелвин кивнул.

— Старая байка, — продолжил Сандерс. — Мол, стоишь ты на перекрестке и думаешь, куда бы тебе пойти, направо или налево. Идешь в итоге направо. В этот момент образуется параллельный мир, в котором ты свернул налево, а на следующем перекрестке тебя сбивает грузовик, ибо нечего гулять по проезжей части…

Диана фыркнула.

— И что параллельные миры объясняют? — хмуро спросил Мелвин. История с грузовиком ему совсем не понравилась.

— Ничего. Их нет. Вселенная не столь бесконечна, чтобы тратить ресурсы на создание бесчисленных миров, отличающихся тем, съел воробей муху на завтрак или нет. Это нерационально. Слышал про принцип наименьшего действия, выдвинутый Ферма?

Мелвин отрицательно покачал головой. Сандерс почесал бороду.

— Как тебе объяснить… Из всех возможных вариантов развития событий реализуется именно тот, который потребует наименьших затрат для достижения конечной цели. Здесь речь не о предопределенности — скорее, о знании того, что случится. Будет легче понять, если допустить, что в системах высокого порядка время является конечной величиной. Проще говоря: что ни делается — все к лучшему…

Он глотнул пива и продолжил:

— Нужен механизм, который поможет найти наиболее оптимальный вариант. Для этого и существует информационное поле. Оно просчитывает возможные варианты, из которых и реализуется нужный. Штука, в которой хранится информация о том, что случилось, о том, что случится, и о том, что могло бы случиться. В своем роде — гигантский волновой компьютер.

— Ясно, — сказал Мелвин. — Но это все равно не объясняет испуганных привидений.

Сандерс прищурился. Он молча смотрел на играющих детей. Воздушный змей опускался, тощий рыжий мальчишка сматывал леску.

— Места, где появляются призраки, мягко говоря, не совсем обычные, — сказал Сандерс, не поворачиваясь. — Сбой системы, помнишь? Точка ошибки. Здесь информационное поле находится в нестабильном состоянии… И кино, которое оно показывает, не всегда есть фильм из прошлого. Иногда из настоящего — того, которое могло бы случиться. Из всех возможных вариантов развития событий найдется и такой, при котором райские птицы до сих пор живут на Острове. И в этом возможном, хотя и не случившемся мире, когда вы пришли к «Магдалене», встретили там не призрака, а настоящую птицу. Она испугалась и улетела. Кусочек из вероятного настоящего вы и увидели…

— А откуда взялся иней? — влезла Диана. — Когда я коснулась балки, она была холодная, как лед.

— Иней? Появление призраков требует определенных энергетических затрат. Происходит поглощение тепла и энергии из окружающей среды. Вообще-то используется любой доступный источник энергии. Поэтому в местах, где встречаются привидения, мигом перегорают лампочки и разряжаются батарейки. Здесь и кроется сложность фотоохоты на привидений: невозможно использовать электрическую вспышку.

Мелвин встрепенулся. Шанс подловить Сандерса!

— Разряжаются батарейки? — уточнил он. — Кстати, у меня электрические часы, и с ними ничего не случилось.

— Правда? — улыбнулся Сандерс. — И сколько сейчас?

Мелвин покосился на запястье и вздрогнул. Стрелки намертво застыли на половине третьего.

— Что скажешь? — ухмыляясь, спросил Сандерс. Но, пожалуй, больше всех обрадовалась Диана.

— Ага! — вскричала она. — Ты и теперь будешь утверждать, что призраков не существует?

— Я… — Мелвин замялся.

Конечно, остановившиеся часы ровным счетом ничего не доказывали. Батарейка могла сесть и сама по себе, а Сандерс заметил и воспользовался. Но попробуй объяснить это Диане. Оставалось лишь признать, что Сандерс обыграл его по всем фронтам. Мел с трудом подавил желание сорвать часы и забросить их куда подальше. Самое обидное, он сам не понимал, почему с фанатичным упорством продолжал воевать с призраками. Казалось бы, чего легче — взять и признать правоту Сандерса? Но остановиться он не мог, это дело принципа.

Он посмотрел на Ди и понял, что призраки здесь ни при чем. Причина в девушке. Просто истории Сандерса оказались для нее куда интереснее его историй. «Суперкроты» проиграли битву райским птицам. Мелвин беззвучно выругался. Диана, похоже, окончательно перешла в стан Сандерса.

— Не понимаю я, почему люди так боятся привидений? — спросила Ди. — Если разобраться, в них нет ничего опасного. Я понимаю, вампиры могут высосать кровь… или там ожившие мертвецы, которые едят людей заживо… Но призраки бесплотны. Какой от них вред?

— Практически никакого, — сказал Сандерс. — Правда, мне известен один случай, когда по вине призраков человек замерз до смерти…

— Ничего себе! — воскликнула Диана. Сандерс усмехнулся.

— Но поскольку дело происходило в Антарктиде…

— В Антарктиде? — спросил Мелвин. — Полагаю, это были призраки пингвинов?

Судя по лицу Дианы, только наличие большого числа свидетелей удержало ее от убийства. Сандерс не заметил грубости и расхохотался во все горло.

— Нет, друг мой, — сказал он. — Ты забываешь, что для появления призраков необходимым условием является неестественная и трагическая смерть, то есть сильное возмущение инфополя. Пингвины в Антарктиде умирают трагически, но естественно… Нет, по словам других участников экспедиции, это был какой-то знаменитый полярник.

Сандерс на мгновение замолчал. Воздушный змей потерял поток и спикировал к земле. Врезавшись, он подскочил и пополз по асфальту, собирая длинным хвостом дорожный мусор. Дети хором застонали. Сандерс укоризненно покачал головой.

— А почему люди боятся привидений? — продолжил он. — В некоторых вещах человек недалеко ушел от животных. Может, мы не умеем предсказывать приближение землетрясений, но все равно чувствуем сбой в системе. А понять не можем — отсюда и страх.

— Как все складно получается, — протянул Мелвин. Ди брезгливо поморщилась.

— Но признайся, — сказала она. — Там, на яхте, ты до чертиков перепугался. Можешь не увиливать, у тебя на лице все было написано.

— Испугался, — не стал спорить Мелвин. — Но…

Договорить он не успел. Капуста громко зарычала. Наученный горьким опытом, Мелвин схватил ее за ошейник. И оказался прав: из управления выскочил давешний почтальон, размахивая руками, как ветряная мельница.

Почтальон схватился за велосипед, огляделся и замер, увидев недавнюю обидчицу. Капуста приветствовала его визгливым лаем. Мелвин знаками показал, что все в порядке, мол, собаку он крепко держит и можно спокойно ехать. Почтальон отбросил велосипед и побежал к столику.

— Гектор! Гектор! — прокричал он. — Тебе срочная телеграмма!

— От Руперта? — Сандерс привстал. — Он приедет?

Лицо почтальона было бледным, лишь на шее краснели неровные пятна. Он замотал головой и выдохнул:

— Самолет… Он…

Почтальон замолчал, лишь жадно глотал воздух.

— Говори! — приказал Сандерс.

Мелвин взглянул на его лицо, и ему стало страшно. Куда больше, чем при встрече с призраком. Почтальон проглотил вставший поперек горла комок и сказал:

— Что-то случилось на взлете с управлением. Самолет врезался в вышку…

— Говори прямо, — перебил его Сандарс. — Руперт погиб?

Почтальон замотал головой.

— Нет-нет. Он жив… В тяжелом состоянии доставлен в больницу. Многочисленные ожоги…

— В какую больницу? — хрипло спросил Сандерс.

— Где-то в пригороде Парижа, — ответил почтальон. — Здесь точный адрес…

Он протянул Сандерсу сложенный пополам листок бумаги. Гектор вздрогнул, но взял его. Развернул так осторожно, будто что-то могло измениться от того, прочтет он телеграмму или нет.

— Мы только получили, — продолжал говорить почтальон. — Я сразу к тебе… Еще думал, что делать, если тебя не окажется дома?

Сандерс не обратил на его слова внимания. Он несколько раз перечитал телеграмму и пошел вниз по улице. Направлялся он явно не к своему дому.

* * *

— Проклятье! — Не находя себе места, Диана металась по комнате, пиная все, что попадалось на пути. — Ну почему так?

Мелвин пожал плечами.

— Не знаю. Жизнь не самая логичная штука…

Он склонился над экраном ноутбука. Пластилиновые кроты беззвучно шутили — Мелвин шепотом проговаривал за них реплики. Оставалось доделать меньше четверти фильма, но какое это сейчас имеет значение?

— Почему именно этот самолет? Сандерс не заслужил!

На секунду оторвавшись от экрана, Мелвин посмотрел на девушку.

— Ты не первая, кто так говорит. И не последняя. Никто не заслуживает подобного.

Ди его не слушала. Схватив со стола чашку, она с размаху швырнула ее в стену. Благо не разбила, но на обоях осталась глубокая вмятина. Всякий раз, сталкиваясь с вселенской несправедливостью, Диана выходила из себя. В первую очередь от собственного бессилия и невозможности что-либо исправить.

— И еще ты! — вскричала она. — Чего ты к нему прицепился? Нравятся ему привидения, и пусть! Так нет же!

Справедливости ради, стоило бы напомнить, что разговор о призраках состоялся раньше, чем Сандерс узнал о сыне. Мелвин промолчал. Пытаться что-то объяснить Диане — занятие бесполезное.

— Ему нужно в Париж, — сказала Ди. — Срочно. А ты перед ним в долгу.

— Я понимаю, — вздохнул Мелвин. — Я бы рад ему помочь, но понятия не имею как. У меня не хватит денег, чтобы оплатить билет до Франции.

— Отговорки! Всегда есть выход. Так, кажется, говорит твой любимый крот? Вот и найди его.

— Даже если я отыщу деньги, Сандерс их не возьмет, — сказал Мелвин. — И не потому, что гордость не позволит, просто… Он такой человек.

Он взял со стола лист со сценарием рабочей серии и сложил пополам. Что бы там ни думала Ди, Мелвин хотел помочь Сандерсу. В конце концов, деньги на билет можно занять… Вопрос: как уговорить Сандерса принять помощь?

Лист бумаги в руках быстро менялся, превращаясь сперва в длинношеего тюленя, потом в нелепую рыбу. Рыба отрастила лапы и стала ящерицей, ящерица… Мелвин остановился. Он не собирался делать птицу. Схема, с которой он начал, не предполагала, что можно сложить что-то подобное. Он повертел в пальцах бумажную фигурку. Если память не подводила, то любая фигурка, которую он пытался сделать на Острове, в итоге оказывалась райской птицей.

Он отложил оригами и взял следующий лист. Складка горой, складка долиной, здесь отогнуть край… Пусть будет жираф.

— Тебе больше нечем заняться? — спросила Диана, поворачиваясь.

— А что такого? — сказал Мелвин, поднимая голову.

— Нашел время для игр! Придумал бы, что делать…

— Я и думаю, — огрызнулся Мелвин. — Оригами помогает мне собраться с мыслями.

— Будто они у тебя есть!.. Так, ближайший международный аэропорт в Сан-Бернардо. Паром на материк ходит два раза в сутки. Сегодня его не будет, значит, завтра утром. Надо связаться с аэропортом и забронировать билет… Что у нас с кредитами?

— Мы задержали последнюю выплату на четыре месяца. Если поискать знакомых, которым мы не должны…

— Так займись! А не играйся с бумагой.

Мелвин опустил взгляд. В пальцах вместо жирафа оказалась очередная фигурка райской птицы.

Ерунда какая-то… Мел отчетливо помнил, что порядок складок был совершенно другой. Тогда почему у него опять получилась райская птица? Мелвин нахмурился. Информационное поле? Сандерс что-то говорил про идеи, которые носятся в воздухе. Может, весь Остров пропитан идеей райских птиц? Призраки встречаются не только на заброшенных кораблях — в первую очередь они живут в голове…

— Смотри, — сказал он, показывая фигурку Диане.

— И что это?

— А на что похоже?

Диана с шумом выдохнула.

— Ты совсем идиот? Я с тобой о деле говорю, а не загадки разгадываю! В тебе есть хоть капля сочувствия?.. Ворона это.

Развернувшись на каблуках, она выскочила из комнаты. Дверь ударила так, что с потолка посыпалась штукатурка.

— Погоди! — крикнул Мелвин, но шаги Дианы уже звучали на лестнице. Спустя полминуты внизу хлопнула дверь.

Мелвин в сердцах скомкал фигурку птицы и отшвырнул ее в угол комнаты.

Около получаса он честно пытался работать, но все валилось из рук. Симпатичные мордочки суперкротов не вызывали ничего, кроме раздражения. А больше всего бесил голос Сандерса в наушниках: «Не волнуйтесь, Леди! Всегда есть выход!» И так по кругу, восемь раз. Мелвин не выдержал и выключил компьютер.

Есть выход… Конечно, есть, вопрос — где его искать?

Он дотащился до кухни, но в холодильнике ничего не обнаружилось. Жаль, банка пива ему бы не помешала. Он подумал, не вернуться ли в кафе на площади, но решил, что не стоит. Слишком большая вероятность встретить Диану. А девушка не станет разбираться, почему он прохлаждается, вместо того чтобы помогать Сандерсу. Швырнет чем потяжелее, и дело с концом.

В итоге Мелвин заварил кофе, хотя терпеть его не мог. Но, говорят, кофеин помогает работе мозга. Пара хороших идей — все, что ему нужно, а в голове одни райские птицы. С чашкой в руках он направился в студию.

За окном раздался громкий треск ломающегося дерева. Мелвин инстинктивно обернулся. Горячий кофе выплеснулся на штанину. Мелвин вскрикнул, попытался отряхнуться, но лишь обжег руку. Чертыхаясь, он глянул за окно.

Из ветвей платана на него уставилась огромная птица с выпученными глазами. Яркая и разноцветная, словно одежды цыганки.

Мелвин жадно глотнул воздух, не веря глазам. Быть не может… Неужели истории про призраков райских птиц на деле оказались правдой? И одна явилась Мелвину — раз и навсегда разобраться с его скептицизмом.

Скептицизм сдаваться не собирался. Первое, о чем он напомнил, — привидения бесплотны и веток не ломают. Не дергаются, как марионетки в руках неумелого кукловода. Тут же Мелвин понял, что птица слишком большая и слишком плоская, чтобы быть настоящей. И голубых глаз у пернатых не бывает… Это был воздушный змей.

Снизу доносились взволнованные голоса. Кто-то дернул за веревку. Змей выгнулся дугой — платан не хотел расставаться с добычей. Снизу потянули сильнее. Треснула ветка, и зашуршали листья. С третьего рывка змей вырвался из плена, устремился вперед и врезался в оконное стекло. Голубые глаза не без интереса осмотрели кухню, а потом змей сполз по стене.

Мелвин попятился, пока не уткнулся спиной в дверной косяк. Точно так же в его окно стучался призрак Уолта Диснея.

Вот так и приходят идеи. Легкий толчок — и картинка сложилась. Мелвин не понимал, как он не додумался раньше. Это же очевидно!

Один из его школьных друзей, Ральф Крокет, работает в крупном банке. Для него это не деньги — так, завтрак в китайском ресторане. Они, правда, не виделись лет пять, но Ральф наверняка обрадуется старому приятелю и в просьбе не откажет. Мел отправил запрос их общему знакомому, и не прошло четверти часа, как у него на руках был и электронный адрес, и номер телефона Ральфа.

Тяжелее с Сандерсом. Просто так он билет не возьмет. Однако может обменять на фотографии призраков, которые примут участие в конкурсе «Мистерио». В итоге Сандерс получает поездку в Париж, а Мелвину достается якобы выигрышный лотерейный билет. Все по правилам.

Фотография, которую Сандерс показывал утром, для обмена не годилась. Гектор не клюнет на подобную уловку. Снимки должны быть по-настоящему убедительными. Ждать, пока настоящие привидения соизволят сфотографироваться, можно до бесконечности. И здесь на сцене появляется Уолт Дисней. Фальшивое привидение.

Сандерс сам говорил, что явления призраков сродни покадровой мультипликации. А в этом деле Мелвин разбирался.

* * *

Найти изображения райских птиц оказалось несложно: в Интернете есть всё. Мелвин остановил выбор на райской птице принцессы Стефании — сапфирово-синей, с длинными хвостовыми перьями. Судя по описанию, именно ее Диана видела на «Магдалене», а действовать нужно наверняка.

Соответствующий запас моделина всегда имелся под рукой — на случай, если придется переделывать некоторые сцены «Суперкротов». Так что не прошло и часа, как Мелвин закончил модель — в две пятых от настоящей величины. Фон ему был не нужен, что здорово облегчало работу. Вместо задника Мелвин решил использовать разорванный напополам матово-белый полиэтиленовый пакет: с одной стороны, фигурка не отражалась, с другой — камера немного бликовала. Именно то, что нужно для слегка потустороннего эффекта… Многого от него не требовалось. Хватит секунд десяти, а потом закольцевать. Все, как говорил Сандерс, повтор одинаковых кадров. Не подкопаешься.

На то, чтобы отснять эти десять секунд, у Мелвина ушло два часа. За окном сгущались охристо-желтые сумерки, макушки деревьев окрасились темно-фиолетовым. Природа хоть и продолжала держаться импрессионистской школы, но переключилась на тяжелые и мрачные краски. Для истории с привидениями — самая подходящая атмосфера.

Мелвин переписал отснятый материал на ноутбук, мысленно вознося хвалу техническому прогрессу. Без цифровой камеры и компьютера обработка материала заняла бы по меньшей мере неделю. А так у него в руках уже готовый фильм. Мелвин лишь немного обесцветил изображение. Сюжета нет — птица просто поворачивала голову и пыталась взмахнуть крыльями.

Мелвин пустил ролик по кругу и откинулся на стуле, заложив руки за голову. На четвертом или пятом просмотре он удовлетворенно кивнул. Разумеется, не шедевр, но шедевра не требовалось. Если не присматриваться, то незаметно, что птица не настоящая, и при этом все равно чувствуется неестественность. В самый раз для привидения. Жаль, в фильмографию Мелвина «Птица-призрак» никогда не попадет. Фильму уготован всего один показ для одного зрителя.

Среди аппаратуры у Мелвина был переносной проектор, так что показать фильм труда не составит. Батареи от ноутбука должно хватить минут на десять. У Сандерса будет достаточно времени, чтобы все сфотографировать.

Оставалось решить вопрос с экраном. Не демонстрировать же птицу на борту «Магдалены»? Гектор тогда сразу заподозрит неладное. Простыню на яхте тоже не повесишь… Существовал, правда, еще один метод. В старых парках аттракционов именно так делают призраков для «комнат страха». Ход банальный, зато эффектный и проверенный годами. И есть надежда, что Сандерс о нем не слышал.

В этом случае изображение проецируется изнутри на старую марлю, сложенную в несколько слоев. При подходящем освещении, вернее, при его отсутствии марлю почти не видно, а изображение остается висящим в воздухе. Как и положено настоящему призраку. Если же подует слабый ветер…

Ребенком Мелвин частенько ходил в «комнаты страха». Уже тогда он знал, как все устроено, но каждый раз пугался до чертиков, когда из темноты под треск старого диапроектора появлялась Белая Дама.

Загвоздка крылась в том, что Мелвин понятия не имел, как незаметно от Сандерса развесить марлю на «Магдалене». Да и где ее взять в таких количествах? Купить бинтов в аптеке и сшить в одно полотно? Слишком долго… К тому же аптеки на Острове уже закрыты.

— Ди! — крикнул Мелвин. — Нужен совет!

Ответом была тишина, нарушаемая лишь шипением работающего ноутбука.

— Ди! — позвал Мелвин погромче и вдруг сообразил, что не слышал, чтобы девушка возвращалась. По крайней мере, дверь внизу не хлопала, а Диана не смогла бы войти тихо.

Мелвину это совсем не понравилось. Ди отсутствовала больше двух часов. Он же, заработавшись, не заметил. Конечно, вспышки гнева, с хлопаньем дверьми, уходами из дома и прочим позерством, у Дианы случались. Но обычно она возвращалась максимум через час. Какой смысл в этих выходках, если нет зрителя? Все-таки Ди была актрисой. Но сейчас на улице почти ночь…

Мелвин посмотрел в окно, на сгущающиеся сумерки. Может, и померещилось, но темнело слишком быстро. Заходящее солнце окрасило горизонт густой багряно-красной акварелью. Мелвин не помнил, что предвещает подобное небо — ночной шторм или хорошую погоду на утро. Кажется, шторм. Ветер с океана гнал рваные облака, похожие на ошметки той самой марли, которая нужна для экрана. Ближе к горизонту они были темно-красными и фиолетовыми, а над головой становились черными, будто пропитались сажей. Платан под окном раскачивался, еще не в полную силу, но по густой листве пробегали тяжелые волны. Вдалеке Мел заметил одинокого стрижа. Птица мелькала, касаясь земли. Город совсем опустел. На улице — ни одного прохожего, лишь кружилась над асфальтом серая газета.

Где только носит Диану? Нормальный человек в такую погоду должен сидеть дома, с кружкой чего-нибудь горячего, а то и горячительного. А раз нормальные люди сидят по домам… Как бы с Ди чего не случилось. Конечно, на Острове безопаснее, чем на улицах Сан-Бернардо. Мелвин не читал полицейских сводок, но Сандерс хвастался, что за последние десять лет здесь не произошло ни одного серьезного преступления. Один раз ограбили туриста, и то кто-то из приезжих.

С другой стороны, случиться может всякое. Диана притягивала неприятности на свою голову, как особый магнит.

Минут пять Мелвин смотрел на пустую улицу. Что, если последняя ссора настолько вывела Ди из себя, что она направилась прямиком на пристань? Паром не ходит, но Ди могла нанять катер и уплыть на материк. С тем же успехом Диана могла сидеть в кафе на площади, с методичным упорством мешать кофе с коньяком и рассказывать официантке, какая Мелвин бесчувственная скотина. Или же…

Мелвин выругался, сообразив, где находится Диана. Все очевидно — вслед за Сандерсом она вернулась к «Магдалене». Ловить привидений.

Резкий порыв ветра швырнул в окно горсть водяных капель. Резкая и тихая дробь, точно барабаны крошечных эльфов отбили сигнал к атаке. Дождь еще не начался, но не пройдет и часа, как хлынет ливень. У горизонта собирались тугие тучи. Если Сандерс говорил про бури на Острове правду, то оставаться на берегу по меньшей мере безрассудно.

Беда в том, что Сандерс не руководствуется голосом разума. Пока он не сфотографирует призраков, с яхты не уйдет. И плевать на любой шторм, пусть даже он будет повторением Большой Бури. Диана же не оставит его одного. Оно, конечно, и правильно, но Мелвин подумал об этом с досадой.

Значит, придется самому идти к яхте. Мелвин подключил ноутбук к проектору и вывел изображение на голую стену. Бледная райская птица повернула голову, взмахнула крыльями, опять повернула голову…

— Капуста! — позвал Мелвин. Собака, спавшая в углу комнаты, подняла голову и глубоко зевнула. Судя по выражению морды, она не понимала, ради чего ее разбудили. — Смотри, — сказал Мелвин, указывая на стену.

Капуста снова зевнула. Фильм ее не впечатлил, даже «Суперкротов» она смотрела с куда большим интересом. О том, чтобы испугаться, и речи не шло. Наверное, в фильме Мелвина не было нарушения правильного порядка вещей. Как сказал бы Сандерс, не было волшебства.

Мелвин стиснул зубы. А вот и нет! Было волшебство. Самое настоящее. То самое, что пряталось в брусках моделина, превратившихся в призрачную птицу. Что бы там ни говорил Сандерс, что бы там ни думала Капуста, именно здесь творилось чудо. И он еще покажет всем настоящих призраков.

Мелвин отключил ноутбук и проектор и сложил их в рюкзак, предусмотрительно обернув целлофановыми пакетами. Хоть какая-то защита от дождя. Оставалось только надеяться, что внутри «Магдалены» технику зальет не сразу и она немного поработает. Марли он так и не нашел, но среди вещей Дианы обнаружились две прозрачные шали и легкая белая блузка. Последнюю пришлось разрезать ножницами. То, что получилось, Мелвин соединил канцелярскими скрепками. Ди, конечно, его убьет, да и экраном это можно назвать с большой натяжкой. Мелвин не был уверен, сможет ли что-нибудь на нем показать. Но выбора ему не оставили, так что придется рискнуть.

— Пойдем, — сказал он Капусте, заталкивая самодельный экран в рюкзак. — Покажем, что такое настоящие привидения…

Ни с того ни с сего собака заскулила.

* * *

На улице приближение бури чувствовалось сильнее. Дождь пока не начался, но воздух был до того влажным, что одежда сразу отсырела. Резкий ветер хлестал по лицу, по живым изгородям из кустов олеандра и смородины пробегали зеленые волны. Над кустами раскачивались провода.

Мелвин вдруг отчетливо понял, что добром сегодняшний вечер не закончится. Вся природа словно вопила об этом. Капуста, хоть и любила прогулки, сейчас совсем не обрадовалась. Видимо, у нее плохой хозяин, раз в такую погоду выгнал ее на улицу.

— Не отставай! — крикнул собаке Мелвин и, натянув капюшон куртки, зашагал к океану.

Когда он добрался до пляжа, небо разродилось тяжелым дождем. Капли падали редко, но каждая размером с крупную виноградину, и все шло к тому, что скоро ливанет во всю силу. Темно-зеленые волны наваливались на берег со звериным упорством. Валы были высотой по грудь и выглядели тягучими, пропитанными патокой. Накатывая на прибрежные камни, они разбивались в белую пену. Мелвин шел достаточно далеко от полосы прибоя, и все равно до него долетали холодные брызги.

С берега океан казался совсем черным. Мелвин не видел, где кончается вода и начинается небо. Не видел он, и откуда приходят волны — они вырастали из темноты и тяжело падали на песок с глухим звуком. Любой следующий вал мог с легкостью оказаться высотой в многоэтажный дом, а Мелвин и не заметит его приближения.

Идти по ночному пляжу оказалось трудно. Дело не в темноте: ботинки сильно вязли в сыром песке, словно побережье цеплялось за ноги и не хотело пускать его дальше. Мелвин спотыкался о жесткие коряги и большие камни.

Пару раз пришлось останавливаться и дожидаться, пока его нагонит Капуста. Кто только сочинил байку, что собаки бегают быстрее человека? В любом случае его пса это не касалось: Капусту могла бы обогнать ленивая черепаха. Собака появлялась из темноты с видом очень обреченным, и Мелвин лишний раз пожалел, что не оставил ее дома. Завидев хозяина, Капуста принималась скулить, будто уговаривала вернуться. А один раз и вовсе легла на песок и высунула язык, всем видом пытаясь изобразить страшную усталость. Мелвин ей не поверил.

Когда Мелвин добрался до «Магдалены», то окончательно вымотался. Остановившись у подножия холма, он посмотрел вверх в надежде разглядеть Ди или Сандерса. Сам корабль был едва различим: округлая громадина, похожая на тушу выбросившегося на берег кита. И ничего, свидетельствовавшего о том, что на яхте могут быть люди. С другой стороны, ни у Сандерса, ни у Дианы не было фонарей, а для того чтобы развести костер, в округе недоставало сухого дерева…

Мелвин стал подниматься. Он не боялся, что его заметят, — слишком темно. И чем ближе он подходил к яхте, тем темнее становилось. Тучи окончательно завладели небом, и дождь хлынул во всю мощь. Даже не ливень — сплошной, нескончаемый поток воды. Лососи, поднимающиеся по водопадам, могли бы по нему забраться на небо.

Мелвин перестал что-либо видеть. Пришлось идти крошечными шажками, выставив вперед руку. Скат холма неожиданно оказался скользким, точно рыбья кожа. Мелвин не понимал, как он до сих пор держится на ногах. Любой неверный шаг мог обернуться катастрофой. Вряд ли у него хватит сил, чтобы подняться.

Рука наткнулась на что-то твердое. Мелвин невольно отпрянул и тут же сообразил, что это борт «Магдалены». Тяжело дыша, он привалился к кораблю. Лямки рюкзака больно впивались в плечи. Вместе ноутбук и проектор весили не больше четырех килограммов, но у Мелвина было чувство, что рюкзак набит свинцовыми чушками. Видимо, вода просочилась в мышцы, превратив их в желе.

Мелвин плохо представлял, что теперь делать. Предполагалось, что, добравшись до «Магдалены», он незаметно повесит экран, а потом покажет Сандерсу готовое привидение. Будь это серия «Суперкротов», он бы не задумывался над тем, как все провернуть, а сразу бы перешел к осуществлению плана. Однако при столкновении с реальностью в плане обнаружились существенные недоработки. Если Сандерс внутри яхты — как незаметно повесить экран и установить прочее оборудование? В такую погоду Гектор не выйдет прогуляться.

Мелвин прислушался, но дождь заглушал любые звуки, которые иначе доносились бы из трюма. Сандерс с Дианой могли хором орать матросские песни, Мел все равно ничего бы не услышал. На ощупь он пошел вдоль борта, пока пальцы не нашарили край пробоины. Мелвин остановился, не решаясь заглянуть внутрь, и в этот момент из темноты появилась Капуста.

Она походила на призрака куда больше птиц Сандерса. Вот кого надо было фотографировать. От воды шерсть блестела так, что казалось, она светится, пасть оскалена, в глазах сверкает безумие… Капуста припала брюхом к земле, потом вскочила и метнулась в темноту. Не прошло и секунды, как она снова появилась. Широко расставив лапы, Капуста замерла напротив пробоины и завыла.

Мелвин и подумать не мог, что небольшая собака способна издавать столь ужасные звуки. Начавшись на тонкой, высокой ноте, вой звучал громче и громче, пробирая до костей, резкий и неприятный, словно кто-то скреб гвоздем по стеклу, а получившийся звук многократно пропустили через усилители. Будь Мелвин режиссером фильмов ужасов, он отдал бы правую руку за одну запись этого воя. И самое жуткое — вой не стихал. В легких Капусты давно должен был кончиться воздух, а она все продолжала выть.

Словно в ответ из яхты донесся грохот, и в пробоине появилось бледное лицо Дианы. Девушка огляделась, увидела Мелвина.

— Проклятье! Почему так долго?

— Я… — растерялся Мелвин.

Перегнувшись, Диана схватила его за рукав и потащила за собой.

— Быстрее! Они до него добрались!

— Кто добрался? До кого?

— До Гектора, идиот, — прошипела Ди. — Призраки.

— Но… — Мелвин окончательно запутался. Добрались? Неужели Сандерсу удалось сфотографировать привидений? Но тогда бы Диана радовалась; девушка же выглядела испуганной и растерянной. Значит, что-то случилось… Гектор же говорил, что призраки безопасны!

Не сказать, чтобы внутри яхты было сухо… Ливень пробирался во все щели, водопадами скатывался по бортам. Воды под ногами набралось по щиколотку. Но здесь можно было найти место, где сверху лишь слегка накрапывало, а не лило как из ведра.

Капуста не рискнула последовать за хозяином. Жуткий вой приутих, но останавливаться собака не собиралась. Это действовало на нервы: Мелвин поймал себя на мысли, что ему хочется пнуть пса, чтобы он заткнулся. А ведь Капуста ни в чем не виновата — ему и самому не по себе.

Сандерс лежал на некоем подобии ложа, составленном из пустых клеток. Диана укрыла его куском старой мешковины, Мелвин не стал спрашивать, где она его раздобыла. Толку от подобного одеяла никакого, но Сандерс крепко сжимал угол мешковины в кулаке. Глаза были закрыты.

— Он жив, — сказала Диана, отвечая на незаданный вопрос.

Мелвин подошел к Гектору и присел на корточки. Лицо Сандерса выглядело таким бледным, что это было заметно и в темноте. Даже борода казалась белой; Мелвин сперва подумал, что это седина, а потом сообразил: иней. Он взял Сандерса за запястье и не удивился, что рука оказалась холодной как лед. Пульс едва прощупывался. Единственное, что подтверждало слова Дианы, было дыхание Сандерса — громкое и сиплое, словно Гектор пытался раскашляться, а у него не получалось.

— Что случилось?

— Я их видела, — сказала Ди. — Десятки, а может, сотни…

— Видела? — переспросил Мелвин. — Призраков?

Диана кивнула.

— Их было так много… И здесь, и там, — она махнула рукой, никуда не указывая.

— Это из-за шторма, — отрешенно сказал Мелвин. — Огни святого Эльма всегда появляются перед бурей…

— Какие огни! Это были птицы, я видела их собственными глазами… Сперва они держались в глубине яхты, а Гектор их фотографировал… Он хотел найти нужный ракурс…

Ди прикусила губу, словно боялась продолжить.

— И у него получилось сделать снимок? — спросил Мелвин. Диана замотала головой.

— Нет. Ничего у него не получилось. Цветные пятна, и все… Потом он решил подойти поближе, а птицы…

Диана повернулась и несколько секунд молча смотрела в глубь яхты. Мелвин проследил за ее взглядом, но увидел лишь густую маслянистую темноту.

— Они испугались — в том, параллельном мире… Так сказал Гектор. Они сорвались с места и полетели к выходу. Все разом… А Гектор оказался у них на пути.

— И что? — прошептал Мелвин.

— Гектор упал, а привидения исчезли. Все разом. А Гектор так и не поднялся… Они высосали из него тепло, как из того полярника…

Судя по голосу, Диана готова была разрыдаться. Мелвин приобнял девушку за плечи. Страшно подумать, что ей пришлось пережить: практически одна, ночью, в шторм, на корабле, полном призраков… Она не могла даже побежать за помощью — иначе пришлось бы оставить Сандерса.

Мелвин коснулся лба Гектора — холодный и влажный. Что произошло? Проще всего принять версию Дианы, но у него никак не получалось. Должно быть другое объяснение! Ему было бы легче, если б он видел все своими глазами… Сандерса ударила шаровая молния? Каким-то образом они образуются на корабле, и на одну Сандерс напоролся. Но как это объясняет то, что Гектор замерз? Хотя, если покопаться, наверняка найдется ответ и на этот вопрос.

— Ему надо в больницу, — сказал Мелвин. — Нельзя, чтобы он оставался здесь…

Сандерс открыл глаза и закашлялся. Мелвин приподнял его голову. Удалось это с трудом — Сандерс оказался на удивление тяжелым. В одиночку или с помощью Дианы, далеко он его не утащит. Нужно идти за помощью.

— Руперт, — прохрипел Гектор, через кашель. — Он… Мне нельзя в больницу. Я должен… Париж…

— Тихо, тихо, — проговорила Диана. — Не волнуйтесь. Пока мы не сфотографируем привидение, мы отсюда не уйдем. Мел все сделает…

— Точно, — подтвердил Мелвин. — Призраки от нас никуда не денутся.

Гектор вяло кивнул и закрыл глаза.

— Как холодно, — прошептал он. Мелвин осторожно опустил его голову.

Диана толкнула его в плечо.

— Держи, — сказала она, протягивая Мелвину старенький «полароид». — Здесь еще два кадра.

Мелвин неуверенно взял фотоаппарат.

— Но… И что я должен с ним делать?

— Фотографировать привидений. Ты обещал, — сказала Ди. — Так что постарайся.

— Здесь нет… — начал Мелвин и замолчал. За всем, что случилось, он чуть не забыл о привидении, которое лежало у него в рюкзаке. — Будет нужна твоя помощь, — попросил Мел, повернувшись к Диане. Он снял рюкзак и откинул крышку. — Вот, нужно повесить… — сказал он, доставая экран.

— Что это? — спросила Ди. Узнать в насквозь мокрой тряпке две шали и бывшую блузку было невозможно.

— Неважно, — отмахнулся Мелвин. — Экран. Расправь и закрепи его. На тех клетках будет в самый раз. Доверься, я знаю, что делаю.

Он улыбнулся в надежде приободрить девушку. Диана пожала плечами, но просьбу выполнила. Мелвин достал компьютер с проектором и подсоединил провода. По ходу он косился на Сандерса — глаза тот так и не открыл. Оно и к лучшему: Гектору ни к чему знать, что на снимке будет лишь призрак призрака. Такой парадокс.

— Готово, — сказала Ди.

Мелвин пробрался к ней, прижимая к груди аппаратуру.

— Что ты задумал? — спросила девушка, глядя, как Мелвин устанавливает проектор.

Мелвин в общих чертах пересказал ей детали плана. Диана выслушала его не перебивая и молчала еще некоторое время, после того как он закончил. На проектор она косилась с нескрываемым презрением.

— Что не так? — не выдержал Мелвин. Диана пожевала губу.

— Гектор рассказал мне одну историю… Раньше, когда с южных островов привозили в Европу чучела райских птиц, им отрывали ноги. Чтобы все думали, что это действительно райские птицы, которые никогда не садятся на землю… Ты сделал то же самое — оторвал птицам ноги.

— В смысле? — нахмурился Мелвин.

— Как те торговцы. Чтобы продать чучела подороже, они шли на явный подлог. И плевать им было, как там на самом деле…

— Не вижу ничего общего, — буркнул Мелвин.

— Ты же не веришь в призраков?

— Какое это имеет значение? — огрызнулся Мелвин. — Я могу сколько угодно верить в них или не верить, все равно их здесь нет…

Злясь на Диану, которая не оценила его гениального плана, он с силой надавил на кнопку включения ноутбука. Ничего, когда она увидит фильм, ее мнение сразу переменится… Ди усмехнулась и, сложив руки на груди, отошла в сторону.

Палец заболел, а экран по-прежнему оставался черным. Чувствуя приближение паники, Мелвин несколько раз быстро нажал на кнопку.

— Проклятье!

Диана фыркнула.

— Идиот! — сказала она. — Ты забыл, что призраки высасывают энергию? Там, где они обитают, садится любая батарейка, и твой компьютер не исключение.

— В него попала вода… — пробормотал Мелвин.

Так и рушатся гениальные планы — из-за глупейшей технической ошибки. Он в сердцах ударил кулаком по клавиатуре.

— Работай же! — схватив ноутбук, он с силой встряхнул его. Внутри компьютера щелкнуло. Экран на мгновение вспыхнул синим светом. — Ну же!

Мелвин остановился, держа ноутбук перед глазами. Синий свет… Компьютер был ни при чем. Свет отражался от матовой поверхности экрана.

Мелвин медленно повернулся и увидел привидение.

Это действительно была птица. Не светящееся пятно, которое он видел раньше, не огни святого Эльма или шаровая молния, а именно птица, с перьями, клювом и крыльями. Мелвин отрешенно подумал, что несколько переусердствовал, обесцвечивая изображение в своем фильме, — настоящий призрак оказался ярче.

Птицу держал в руках Сандерс. Такой же прозрачный и светящийся, как она сама.

Мелвин зажмурился, но когда открыл глаза, призрак по-прежнему стоял и смотрел, беззвучно шевеля губами. Привидение выглядело заметно моложе Гектора. Морщины на лице разгладились, исчезли мешки под глазами, борода подстрижена… Прямо шериф из ранних вестернов Сандерса, но вместо широкополой шляпы — фуражка пилота.

Диана вскрикнула и прикрыла рот ладонью.

— Руперт… — прошептал Мелвин.

Тот, если и услышал свое имя, не отреагировал. Он продолжал что-то вещать, но кого он пытался убедить, оставалось неизвестным. Периодически изображение начинало моргать и покрывалось статической рябью, будто плохо настроенный телеканал.

Мелвин неуверенно шагнул к призраку и остановился. Происходящее казалось абсурдным сном, лишенным малейшей внутренней логики. События происходили, а как и почему — Мелвин понять не мог.

Откуда здесь появился Руперт? В каком из вероятных параллельных миров они должны были его встретить? Все это плохо сочеталось с теорией привидений Сандерса. Откуда вообще мог взяться призрак Руперта, если он еще жив? Если… Мелвин вздрогнул.

— Явился… — прохрипел Сандерс. — Как всегда, опаздываешь… — Опираясь на руку, он приподнялся с ложа.

— Гектор, — вскрикнула Диана. — Вам нельзя…

— Все хорошо, милая, — сказал Сандерс. — Уже можно.

Широко улыбаясь, Руперт повернулся к отцу и что-то беззвучно произнес. Гектор в ответ усмехнулся.

— Что поделаешь, — сказал он. — Бывает. Я понимаю — работа…

Он сел, пару раз глубоко вдохнул.

— Диана, милая, — сказал он. — Помоги-ка мне встать.

Ди хотела что-то сказать, но махнула рукой и подошла к Сандерсу. Опираясь на ее локоть, Гектор поднялся.

Он едва держался на ногах. Волосы мокрыми прядками прилипли к бледному лбу. Сандерс попытался улыбнуться. Вода дорожками стекала по щекам.

— Вам лучше присесть, — сказала Диана. Сандерс оттолкнул ее руку. Шатаясь, он шагнул навстречу Руперту.

На мгновение Мелвин перестал видеть привидение — осталось лишь вытянутое светящееся пятно. Оно замигало, и Руперт появился снова. Он все еще прижимал к груди райскую птицу и что-то говорил.

Диана схватила Сандерса за рукав.

— Нет! Вам нельзя к нему приближаться, это вас убьет!

— Не волнуйся, милая, — сказал Гектор. — Это — не убьет…

Он повернулся к Мелвину.

— Дружище, сфотографируй-ка нас с сыном.

— Не надо, — прошептала Диана и отпустила руку Сандерса. Шатаясь, тот пошел к призраку.

Руперт поднял птицу и протянул отцу.

— Думаешь? — сказал Сандерс. — Хорошая идея. Первый приз, считай, у тебя в кармане… Давай обнимемся за встречу…

Руперт беззвучно расхохотался и подбросил птицу. Та метнулась к Сандерсу, пролетела сквозь него и растаяла в воздухе. Словно выключили невидимый проектор. Сандерс пошатнулся и неожиданно повернулся к Диане.

— Слетайте за меня в Париж, — сказал он. — Руперт говорит, там красиво.

Диана всхлипнула.

— Выше нос, — усмехнулся Сандерс. — Потом расскажете, как оно там. Вы знаете, где меня найти…

Широко улыбаясь, он развел руки и обнял сына. Мелвин поднял «полароид» и нажал на спуск. Плевать на птиц, «Мистерио» и Париж, но эта фотография была обязана получиться…

Руки Сандерса прошли сквозь призрака, и тот исчез. Сандерс вздрогнул всем телом и упал, привалившись спиной к борту «Магдалены».

— Гектор!

Диана рванулась к Сандерсу, попыталась поднять… не вышло. Тогда Диана принялась хлестать его по щекам, будто это могло что-то изменить.

Мелвин так и не сдвинулся с места. Стоял и смотрел на выползший из «полароида» прямоугольник. Сначала он испугался, что в такой темноте фотография не проявится; будут лишь мутные пятна света. Отрешенно Мел отметил, что Капуста уже не воет: наверное, это значит, что больше нет сбоя в системе.

Изображение проступало медленно. Сперва возникло лицо Руперта, затем левее начал появляться Сандерс.

Широкая физиономия Гектора светилась призрачным голубоватым светом — как лицо сына. Оба улыбались и махали фотографу. Внизу фотография так и осталась черной. Мелвин затряс головой. Правильно, зачем портить хороший семейный снимок?

Значит, так фотографировался Сандерс. Не важно — здесь или в одном из несуществующих параллельных миров. Ненаставшее и наставшее всегда ведут к настоящему. Гектор был прав: они знали, где его можно найти. Когда — не имело значения.

Оглавление

Время Бармаглота

  1. Человек-Устрица покупает кофе

  2. Дом, который построил Джек

  3. Морж на пляже

  4. Джек берется за дело

  5. На кого похож Плотник

  6. Послание Плотника

  7. Пять мифов о Джеке

  8. Все не так

  9. Человек-Устрица под дождем

  10. Анализ фактов

  11. Как опознать моржа

  12. Сад полковника Ван Белла

  13. Откуда взялись моржи

  14. Сборы

  15. Бармаглот просыпается

  16. Почему Джек не может вернуться

  17. Особенности памяти

  18. Ход Плотника

  19. Пустая комната

  20. Другой мир

  21. Что сказал морж

  22. Совет Старейшин

  23. Мастерская Плотника

  24. Крестики-нолики

  25. Вторая беседа с Бармаглотом

  26. Деловое предложение

  27. Внутри и снаружи

  28. Человек-Устрица на крыше

  29. Команда, о которой можно только мечтать

  30. Фабрика часов

  31. Помощь в трудную минуту

  32. Откуда пришел Джек

  33. Разговор с Плотником

  34. Небесное реверси

  35. Проигрыши

  36. Хрустальный Дворец

  37. За сценой

  38. Последняя капля

  39. Время Бармаглота

  40. Буджум

  41. Дом, который построил Джек

  42. Джил

Звери в Цвете

  1

  2

  3

  4

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

Сбой системы X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?