«Арт-Кафе»

1703

Описание

Стало почти обычным, что в параллельный мир можно попасть через какой-нибудь проход. Врата, портал, шлюз… Но такой переход всегда личная трудность путешествующего субъекта. А если этот параллельный мир сливается с нашим? Если удалось размыть преграду между нашим миром и чужим, который от привычного нам мало в чем отличается? Но отличия есть, и разница эта оказывается весьма ощутимой. Вот тут-то и возникают сюрпризы.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Александр Лонс Арт-Кафе

Пролог

В холодную осеннюю субботу мы с подругой решили прогуляться по центру вечерней Москвы. Никакой особой цели при этом не намечалось, просто захотелось подышать воздухом. Октябрьская погода переменчива, и мы не рассчитали с одеждой. Сначала грелись в «Молодой Гвардии», где накупили разных умных и интересных книжек, а потомнеторопливо направились в сторону Кропоткинской, через Патриарший мост. На мосту сразу несколько человек фотографировали Храм в последних лучах закатного солнца, чуть в стороне экспансивно целовалась влюбленная парочка, компания молоденьких девушек весело шла в сторону Храма, а где-то играли Баха. Звучала Токката и фуга ре минор – наиболее известная «Токката и фуга» для органа.

«Если бы я вдруг почему-то замыслил преступление, – почему-то подумалось тогда, – то только под эту музыку».

Я старомоден? Какой уж есть.

– Извините, вы не знаете где здесь Берсеневская набережная? – спросила меня одна из симпатичных девчушек, идущих в сторону Храма. – Там еще кафе «Златоглазка»?

– Да. «Арт-кафе Златоглазка», – важно заявил я, посмотрев куда-то в направлении памятника Петру Первому.

Бронзовый монстр инфернальным силуэтом темнел на фоне вечернего неба. В свое время почти стометровый идол вызвал возбужденные дискуссии в разных столичных тусовках. Спорили как о неоднозначном наружном облике памятника, так и о сомнительной его ценности для народа. Фигура раздражала всех. Говорят, что скульптура вошла в рейтинг самых безобразных и уродливых монументов мира, заняв там почетное четвертое место. По слухам, первоначально изваяние делалось, как памятник Христофору Колумбу к юбилею открытия Америки, но и в Испании, и в странах Нового Света принимать истукана отказывались категорически. Тогда автор отпилил Колумбу голову, а на ее место приварил голову Петра Первого, затем приделал флаги с Андреевскими крестами и «подарил» администрации Москвы. Злые языки уверяли, что на самом верху скульптор планировал оборудовать вращающийся световой маяк, как на Эйфелевой башне, но потом передумал из-за нехватки средств.

– Точно! Арт-кафе! Так оно и называется! – обрадовались девицы.

– Вон там где-то ваше кафе, – я неопределенно махнул рукой в сторону набережной Москвы-реки. – Но как пройти не знаю, каждый раз с противоположной стороны пробирался, закоулками. Извините, что не помог.

Расстроенные девушки стали обращаться к кому-то еще с тем же самым вопросом. Но на Патриаршем мосту обычно ходят только туристы. Они и сами-то толком не в курсе, где тут Берсеневская набережная, и что там за арт-кафе.

Несмотря ни на что, я многое смог бы рассказать об том симпатичном местечке.

– Слушай, – обратился я к своей спутнице, – ты думаешь о том же, о чем и я?

– Дай угадаю. Тебе захотелось еще раз вспомнить ту историю? Да?

– Да, – кивнул я. – Но не было там никакой истории, скорее дурацкое приключение. Только вспоминать будем вместе и параллельно, ага? Может получиться интересно!

Повисла пауза. Моя спутница молча наблюдала закатное небо с силуэтами зданий и, казалось, совсем ушла в собственные мысли.

– Параллельно может совсем не получится, – вдруг сказала она через некоторое время, – я же буду вспоминать о своем, о девичьем, и вовсе необязательно, что выйдет параллельно и интересно, но… но я подумаю.

Часть первая

1. Много вопросов

Вообще-то я мужик спокойный, хоть и нервничаю иногда. Вот и тянет расслабиться. Случается, люблю посещать специализированные клубы и кафе, пусть не очень регулярно и не каждый день. Забавные места: там бывает интересно следить за посетителями в те недолгие периоды, когда я уже пришел, но еще не успел устать до соответствующей кондиции. Я просто наблюдаю. Мне нравится обстановка, интерьер и сама ситуация. Меня интересуют люди, которые, как правило, занимают сидения подле стоек и отсиживаются там на протяжении вечера. Они как на выставке. Если приглядеться повнимательнее, можно отметить несколько симпатичных лиц, коих окружающий интерьер интересует в самую последнюю очередь. Они заняты. Они рыщут плотоядными взглядами, присматривая обеспеченных джентльменов. Это те самые клубные девушки, что изо всех сил стремятся напоминать героинь Минаева. Раз в полчаса барышни устраивают дефиле по территории кафе и, проходя мимо перспективных столиков, подмигивают знакомым и ожидают приглашения от незнакомых.

Эта девушка выпадала из общей схемы. Крайне короткая стрижка, худощавая фигура, высокие скулы, короткий немного вздернутый нос. Лицом – вылитая Кейт Наута[1]. Видимо, она волновалась, поскольку нервно провела рукой по ежику своих осветленных до соломенного цвета волос.

Я давно заметил ее и лишь подыскивал подходящий момент для знакомства. Слишком уж тщательно эта девушка выказывала свою незаинтересованность в моей персоне. Почти каждый вечер я видел ее здесь. Она явно за мной наблюдала, причем постоянно и давно. А в тот раз, когда назойливое внимание со стороны этой особы стало по-настоящему напрягать, решил, что хватит. Пора: девушка пересела за столик. Я встал, пересек зал и подсел к своей знакомой незнакомке, благо пребывала она в гордом одиночестве. Она будто выскальзывала из окружающей действительности. Я осторожно присел рядом на стул, она скосила глаза в мою сторону таким небрежным движением, будто моя персона нарушила некую священную церемонию.

– Не возражаете? – осторожно осведомился я.

– Место не купленное, – подчеркнуто пренебрежительно ответила девушка. – Но разве спрашивают не перед тем, как садиться?

Похоже, она все-таки нервничала, или мне только показалось? Я внимательно наблюдал за ее руками: у нее были длинные тонкие пальцы, фарфоровидная кожа, сквозь которую просвечивали синие жилки. Ей, конечно, далеко до идеалов моих юношеских мечтаний, но если бы реальная женщина имела пропорции куклы Барби, она бы вообще не смогла ходить по Земле. По Луне разве что.

– Почему вы за мной следите? – снова спросил я.

– Кто? Я? – очень натурально удивилась она, слегка передернув плечиками. – Вы мне?

Когда я увидел ее впервые, она сидела за вишневым коктейлем. Рядом с ней в ту пору обретался какой-то невнятный парень, излишне усердно изображавший кавалера. Странное сочетание. Я тогда заказал себе джина и набрался до состояния абсолютного свинства, причем первый раз за очень-очень долгое время. Причины имелись: в ту пору я разводился с женой, уже повторно, с болью, с кровью, и настроение выдалось отвратительнейшее. С тех пор я часто видел здесь эту странную девушку. Она приходила в разных одеждах, с разнообразными прическами и макияжами, иногда с кем-то, но чаще – одна. Временами использовала очки, парики, иногда – цветные контактные линзы. Видимо старалась менять внешность. Сегодня она была подстрижена под «ежик», что удивительно подходило ее лицу. Но одежда! Странноватое платье до полу диссонировало с лицом и прической. Впрочем – ей шло всё.

– Вы мне?

– А то кому ж? Вам, конечно, – не очень деликатно подтвердил я. – Только не надо всего этого, хорошо? Прошу вас. Вы знаете, о чем я, и я, естественно, тоже знаю. А я знаю, что вы знаете, что я знаю. Тогда зачем нужен весь этот спектакль?

Ее пальцы двигались порывисто, но изящно, они складывали салфетки в треугольнички, потом откуда-то появлялась ручка, и эти недоделанные оригами покрывались мелким замысловатым узором из звездочек и снежинок. Среди них никогда не появлялось ни одного повтора.

– По-моему вы ошиблись, – небрежно бросила моя собеседница.

– Ну, такое уже крайне маловероятно, – возразил я уверенным тоном. – Я прихожу в это милое кафе почти каждый вечер, в одно и то же время потому, что люблю здесь обедать. Мне так удобно по ряду причин, которые в данный момент нам не важны и не должны быть интересны. А вот вы появляетесь почти всегда в то же время, что и я. В мое время. Обычно приходите чуть раньше или одновременно и следите за мной. Сначала я думал – показалось. Ну, мало ли! Но потом стал приглядываться и замечать, что вы регулярно меня проверяете. А если я встаю из-за стола, то вы как-то нервно реагируете. Причем стараетесь это скрыть, что уже странно. Вы меняете внешность, парики, одежду и общий стиль. Иногда вас кто-нибудь сопровождает, изображая партнера. С вами может быть парень или девушка, но бывает, что вы приходите сюда в одиночестве, и тогда вам случается отбиваться от всяких липучих приставал. Сначала вы незаметно провожали меня до дома, благо тут недалеко, но потом перестали. Видимо удостоверились, что я консервативен в своих маршрутах. Не думаю, что я привлек вас как самец. Это вряд ли. Скорее у вас ко мне чисто деловой интерес, а значит, сие должно меня как-то касаться. Причем напрямую.

– Так чего вы от меня хотите? – продолжала ерепениться девушка, холодно разглядывая меня своими большими серо-зелеными глазами. Красивые у нее оказались глаза, лучистые, с длинными загнутыми ресницами. Впрочем, все остальное тоже очень даже ничего. – Я сейчас позову охрану.

– Объяснений от вас хочу, разве непонятно? – немного раздражено сказал я. – Сильно желаю, можно сказать. Причем тут охрана? Вы – умная девушка, по лицу видно, а теперь тянете время, чтобы придумать достойную версию ответа. Странно, что она у вас не приготовлена заранее. Почему? А охрану вы не позовете, ведь я вам ничем не угрожаю, что вполне очевидно. Нет? Может, объясните происходящее?

После того, как я выдал эту фразу, повисла небольшая пауза. Небольшой передых, позволивший пораскинуть мозгами на вечные темы. Людиобычноне думают, что умные, красивые, добрые персонажи – или не живут в объективном мире, или не существовали вообще. Это же идеальная схема, абстракция, утопия! На самом-то деле люди в моей, вашей, да в чьей угодно действительности, разделяются на тех, кто нравится и тех, кто несимпатичен. Если вы видите сексапильную девушку, то сразу же воображаете, как она выглядит без одежды. Желая ей польстить, вы говорите «ты умная» вместо того, чтобы сказать – я согласен с тобой, «ты красивая» – вместо честных слов «я хочу с тобой переспать», ну и так далее в том же духе. Ваш мир по своей сути непредвзят, и вы не обязаны стараться творить его в своем сознании таким, как в какой-нибудь идеальной книжной схеме. Эта девушка мне определенно симпатична.

– Как много вопросов. Ну, хорошо, – наконец согласилась она. Вероятно, у нее просто не оказалось под рукой хорошего ответа, чтобы противопоставить моим аргументам. – Предположим, только предположим! Что я за вами наблюдаю. Вам-то что? Я не делаю вам ничего плохого, никоим образом не посягаю на ваш суверенитет и никак не осложняю вашу жизнь. Ни личную, ни общественную.

– Дело не в осложнениях. В этом случае у меня есть к кому обратиться, не вопрос. Просто я любопытен от природы, имеется у меня такой недостаток. Врожденный, вероятно.

Некоторое время она молчала, зачем-то внимательно глядя в мои глаза. У нее самой глаза смотрели изучающе и настороженно, а в глубине взгляда таилась какая-то сумасшедшинка, так высоко ценимая понимающими людьми.

– Только не говорите сейчас, – прервал я надоевшую паузу, – что я вам напоминаю старого школьного знакомого, с которым вы не виделись много лет и учились в параллельных классах.

– Не буду, – вдруг согласилась она, – я просто смотрю, и хочу понять, что вы за человек.

– А нафига понимать? – недовольно и грубовато спросил я. – Вам-то зачем?

– Дело в том, что о вас я знаю практически все. Причем, чем больше узнавала, тем более странным вы мне казались. И одновременно с этим, я не понимаю того, что мне действительно хотелось бы про вас узнать. Временами вы вообще напоминали какую-то мифическую и придуманную личность.

– Ну, знаете ли, – рассмеялся я. – Я же не принц Хаоса чтобы подозревать меня в чем-то сверхъестественном и нехорошем. И не сэр Макс, чтобы плевать ядовитой слюной и жить выдуманным персонажем.

– Хорошо, ваша взяла, – кивнула девушка, видимо приняв окончательное решение. – Сначала я расскажу о некоторых фактах,вам без сомнения известных даже лучше чем мне, а вы поведаете мне по секрету, что я должна была подумать. Кстати, по ходу событий объясню, чем вызван интерес к вашей личности. Интерес, кстати, сугубо академического свойства.

Она снова умолкла, а я тем временем заказал еще ананасового сока и по порции сливочного мороженного с шоколадной крошкой. Она вроде бы не возражала.

– Предположим, – вдруг опять заговорила девушка, – что вы живете как законченный циник. Ну, так жизнь повернулась, и звезды так встали. Предположили? Очень хорошо! Теперь допустим на секунду, что вы еще и представитель безнадежно непристойной профессии частного детектива. И не где-то там, в фэнтезийном мире Мартина Скотта[2], а в нашей Раше, более того, в городе Москве, где немалый цинизм есть обязательное условие существования. И как? Устраивает такая постановка проблемы? Ну, тогда вы меня точно поймете.

– Значитдело в том…

– Дело в том, – перебила она меня, – что я – детектив, и работаю в частном сыскном агентстве. Сначала работала на… ну, сейчас уже не столь уж важно, на кого именно. Соблюдать тайну клиента – моя святая обязанность, и тут без вариантов. Именно тогда я и собрала на вас очень полное досье. Я знаю вас почти так же хорошо, как близкого родственника: гдеживете и с кем, с кем встречаетесь, когда и где, сколько денег на ваших счетах, какие у вас предпочтения, какого цвета и фасона трусы вы носите и какой зубной пастой чистите зубы. Я знаю даже то, что в три года вы болели корью, в шестилетнем возрасте вас водили к логопеду, и кто были ваши школьные друзья, а кто – враги. Короче, я знаю о вас все. Но тот контракт давно уже закончился и сейчас я наблюдаю за вами исключительно из личных соображений.

– Вот как? – удивился я. – Значит, вы – частный детектив? И что же это за личные соображения?

– Вот так, – отрезала девушка, резко проигнорировав вопрос о соображениях. – Начнем с того, что вы, обычный офисный служащий, вдруг исчезаете, а потом вас случайно обнаруживают в какой-то больнице в коматозном состоянии. Позже вы приходите в себя, вам проводят курс лечения, вы выписываетесь через какое-то время, но ваша жизнь коренным образом меняется. Бросаете перспективную хорошо оплачиваемую работу и открываете свой магазин, который не приносит никаких доходов. Во всяком случае – официально. Во время кризиса! Как он там у вас назывался? «Необычные Подарки»? Спрашивается, откуда деньги и зачем вообще это всё, ведь дураку понятно, что вы рано или поздно прогорите и вылетите в трубу. Причем скорее рано, чем поздно. Подождите, я сначала скажу все, что меня беспокоит, а потом уже начнете свои объяснения. О’кей? Идем дальше. Откуда вообще у вас вдруг финансы на открытие собственного бутика? Обычно крутые бизнесмены дарят такие магазины своим любовницам или женам, чтобы те не дурели со скуки, а занимались чем-нибудь похожим на дело и повседневную работу. Иногда эти дамы учатся на платных отделениях дорогих университетов, обычно на психологов, и бывает, что владеют такими вот разными предприятиями. Доходов эти бизнесы не приносят в принципе, одни убытки, и существуют исключительно за счет состоятельного спонсора. В вашем же случае, такое не проходит, не получается – вы разведены, а богатой любовницы у вас нет и на альфонса тоже не похожи.

– Спасибо хоть на этом, – буркнул я под нос.

– Не стоило благодарности.

Пока я вслушивался в ее голос, то понял, что эта девушка мне безумно нравится. Мою собеседницу можно было назвать очаровательной, несмотря на явные попытки эту самую очаровательность скрыть и замаскировать. Но я всегда умел видеть женщин такими, как они есть, без антуража, которым они себя старательно облекают. Если рассуждать с классических позиций, то девушка красивой не была. Длинный рот, коротенький вздернутый носик с едва заметными веснушками (видимо, их безуспешно пытались извести), агрессивный взгляд слегка тронутых косметикой глаз, угловатая фигура с квадратными плечами. Но все-таки данное сочетание производило сокрушительный эффект. Или это у меня такой вкус?

– Действительно не стоило, – смущенно пробормотал я. – И вряд ли того заслуживало.

– Идем далее, – продолжала девушка, снова пропустив мою ремарку мимо ушей. – Почему-то вас нежно опекала национальная безопасность, причем не так уж долго. Тут я не ошибаюсь, поскольку и меня они тоже зацепили краем, и велели вас не трогать особо сильно. Но потом, сразу и вдруг, интерес к вашей личности был утрачен. Это как? Теперь – характер. После того, как вы угодили в больницу и провалялись там в коме, ваше мироощущение и система ценностей претерпели значительные изменения. Можно даже сказать – кардинальные.

– Еще бы, – уцепился я за брошенный спасательный круг. – Люди меняются после такого. Говорят – это как-то сказывается не только на восприятии окружающего мира, но и вообще на осознании всей реальности.

– Согласна, можно списать на медицину. Сначала вы были бабником, а потом стали примерным семьянином. Потом развелись… Почему, кстати? У вас же был удачный брак. Илитяжело вспоминать?

– Ну, почему же…

И я рассказал историю своего знакомства с Ольгой, немного упомянул о счастливых годах, проведенных вместе, и скупо поведал о нашем разрыве. Окончательном, на сей раз.

– …а потом, – заканчивал я свою короткую повесть, – она вдруг сказала: «я ухожу». Сказала так просто и обыденно, будто собиралась за хлебом или на работу. А всего за день до этого все казалось таким хорошим, что щемило где-то между ребер. В ответ я лишь повернул голову в ее сторону и буркнул: «угу». Она оделась и ушла. А назавтра я пришел в тогда еще свой магазин, и никто так и не заметил, что от меня ушла та самая женщина, которую я любил значительный кусок своей жизни. Потом эта женщина вывезла свои вещи, а мы больше не разговаривали и не встречались до самого развода.

– Ну… тогда – извините. Так вот, вы одиноки, но, тем не менее, время от времени встречаетесь с красивыми молодыми женщинами, и ничего интимного между вами сначала не происходит. Это притом, что с вашей сексуальностью все в полном порядке… Потом вы наверстываете упущенное, но с какой-то старомодной неторопливостью.

– Вы слишком добры, – ехидно сказал я, посмотрев поверх ее головы, туда, где раньше висела картина, но теперьнесохранилось даже следа.

– Короче говоря, – продолжала девушка, в очередной раз проигнорировав замечание, – возможны два варианта: либо вы большой искусник по части обмана, можно сказать – мастер, либо…

– Либо что? – перебил я.

– Либо вы действительно очень честный человек. Ну, очень, очень похожи вы на честного человека! Хотя, по нынешним временам, такую роскошь – быть честным – позволить себе могут совсем немногие. Однако ж у вас, похоже, это каким-то непонятным образом получается. Вполне возможно, что такое не всегда делает вашу жизнь легкой, и далеко не каждому ваша честность нравится, но друзья и близкие за это вас уважают и ценят.

Мы говорили какими-то вылизанными, взвешенными и отточенными фразами, будто герои мыльной оперы для домохозяек среднего возраста.

– Любопытный анализ! А откуда вы имеете сведения о таких тонкостях моего бытия? – изумленно перебил я. – Как об этом вообще можно узнать со стороны?

– Можно, – усмехнулась девушка. – Есть разные методы…

Тем временем кафе жило своей жизнью, а я привык сидеть в той части кафе, что уже считал своей, где погружался в разные безмятежные мысли. Люди приходили и уходили. Время шло, секунды складывались в минуты, напоминая своим ходом о вечности. И в эти минуты вечность наступала слишком быстро. А может наоборот – медленно? Хотя – кто может знать, что было там, в истинном мире, что за долгие годы мы привыкли называть своим?

2. Стелла о себе

Я устала. Накопилось нервное. С чего бы? Сама не пойму. Работа, скорее всего – больше нечего.

Принято считать, что профессия частного детектива интересна, увлекательна, очень романтична, причем окутана покровом таинственности. А все от кино и дурацких книжек про сыщиков. Вранье! Наша работа тяжела, грязна, нудна и малодоходна. К тому же опасна. Мало того, что почти постоянно приходится иметь дела со всякими малоприятными личностями, но и от вполне рядовых граждан редко когда встретишь должное понимание. Причем угроза исходит как от самих «объектов разработки», так и со стороны клиентов. Да, такое тоже встречается! Кроме того, напрягают правоохранительные органы, которые ну никак не желают видеть в нас своих коллег. Даже странно – почему бы? Казалось уж, коль скоро часть их работы мы берем на себя, делаем то, до чего у кого-то просто руки не доходят, так хоть спасибо могли бы сказать! Ага, щаз! К тому же, частные лица (мы таковые и есть) по закону просто не имеют права вмешиваться в следственный процесс.

Вот уж три года и три месяца, как я тружусь на этом поприще, поэтому знаю, о чем говорю. Да и вообще – быть детективом женщине, это совсем не то, что мужику. Намного тяжелее. Не поняли почему? А угадайте с трех раз! Вот, к примеру, приходится работать в наблюдении… сидишь и ждешь, а оторваться и отвлечься нельзя! Вдруг важное что упустишь? Вот и сидишь, бывало, как приклеенная в своей машине, и так – много часов! А если в это время приспичит, извините, пописать? Мужику – ему проще, ему все проще. Да и вообще мужики дольше терпеть могут. А если совсем кирдык, то взял и налил в бутылочку, которую потом выкинул куда-нибудь, как китайцы на рынке делают. А если нет бутылочки, то можно и так, в уголочке, или через трубочку, просунутую куда-нибудь подальше, коль не очень брезглив.

Но все это лирика и смешные мелочи.

Работа у меня сейчас – мегатухляк, как курилка в универе на пятом курсе. Ужас. От всего этого веет хандрой и сном. Кажется, у меня развивается «синдром картошки»: желаю возлежать где-нибудь в темном укромном месте, и чтобы меня никто не шевелил недели две, пока мозг не выдаст новые ростки с правильными мыслями.

Хорошо еще, что времена одиночек давно ушли в прошлое. Даже на тех редких индивидуалов, что декларируют работу соло, на самом деле всегда трудится команда помощников. Если желаете узнать как, почитайте хоть про Ниро Вульфа. В моем же случае дело обстоит вполне солидно – работаю я на основательную компанию, мощное детективное агентство, где корпоративные интересы идут сразу следом за интересами клиента. Я там мелкая сошка, но иногда бывает, что руковожу расследованием, когда дело поручено или досталось мне персонально. Непосредственно всем руководит наш шеф – начальник головного офиса. У нашей фирмы есть отделения во всех крупных городах, и некоторых не столь крупных, да и дела мы ведем по всей стране, по «ближнему зарубежью», а если того требуют обстоятельства – то и по дальнему.

Ввязаться меня угораздила пара обстоятельств. Во-первых, природная наивность с переходом на глупость, а во-вторых – надоевшее безденежье. Почему-то вдруг я решила, что частный сыск – прибыльное занятие. Видимо после безответственного просмотра соответствующих телесериалов и чтения надлежащих книжек. Говорю же – дура была!

Работаю, как уже говорила, не одна, а в компании, и компания эта называется «Эридания». Корпорация такая. Попала туда можно сказать чудом. Как-то раз, когда порвала со своим очередным бывшим любовником, срочно понадобилось искать работу, и уже тогда я вполне отдавала себе отчет, что с моим университетским дипломом (специальность – философия) нужно очень-очень постараться, чтобы отыскать себе достойное применение. Карьера госчиновника или офисного сидельца меня не устраивала категорически. Знаю, что это такое. Журналистика меня не интересовала, секретаршей становиться не хотелось, а до фотомодели я не дотягивала по внешним данным. Да и возраст уже не тот – туда надо лет с четырнадцати, а не с двадцати двух. Ни на что, особенно не надеясь, я разослала всюду, где только можно, свои резюме, и настроилась на долгие и бесполезные поиски. Предложения были, но все не то. Хотелось жизни, настоящей жизни, когда бешеное сердце бьется от восторга, от страха, от скорости – не важно. Когда руки трясутся, когда ком к горлу подступает, когда от волнения внутренности скручиваются в узел.

Долго ли, коротко ли, но ничего достойного и подходящего не появлялось на горизонте. Но, в конце концов, фортуна сжалилась надо мной, и вот – приглашение на собеседование. Интересное предложение! Помогла магистерская диссертация, все-таки какая-никакая, а ученая степень. Почему меня, абсолютно неопытную в этом деле, взяли на работу, даже при наличии «свободно конвертируемого» диплома, я поняла далеко не сразу. Ничего хорошегоне ожидала, и на половину вопросов ответила честно – не знаю!

На собеседовании в первую очередь спросили стрессоустойчива ли я, потом – о моем трудовом пути в этой жизни. В общем-то, мне было о чем рассказать, ведь днем-то я чересчур даже нормальная, вот и уравновешиваю себя ночными срывами. На меня явно хотели произвести впечатление, а я, в свою очередь, желала очаровать возможного нанимателя. Наше начальное общение было похоже на встречу двух близких родственников после долгой разлуки. Однако вскоре тон радостной встречи начал постепенно тускнеть.

Но об этом – после.

Если честно, то работать мне не привыкать. Сразу, как только поступила в универ, то трудилась постоянно. В самом начале рабочей деятельности вкалывала секретарем в деканате. Веселенькая оказалась должность! То дипломники толпой завалятся за справками на работу, то двоечники придут за направлениями на пересдачу… устала объяснять, что я не верблюд и справок этих не делаю. Приходишь в понедельник с утра на работу, думаешь отдохнуть от выходных, спокойно чайку попить, книжечку почитать, а тут люди какие-то непонятные косяками ходят, работать заставляют, а еще и декан ни свет ни заря припрется. Эти личности меня потом достали немыслимо, и в ту пору я возненавидела всех студентов планеты. Потом декан пытался меня совратить – старый пень, а все туда же! Студенток ему мало! Ушла работать в милицию и очень скоро невыносимо возненавидела всех ментов, которые оказались тоже не сахарные… А еще потом решила, чтоб не рассвирепеть на весь мир – надо закалить душу и искать себя совсем на другом поприще. И вот, при помощи тогдашнего бой-френда, устроилась менеджером по персоналу, причем занималась этим довольно-таки долго. Проводила с людьми собеседования, как при приеме, так и при увольнении. Ну, о-о-о-очень интересная работа оказалась. Каждый человек – своя отдельная история, со своими особенностями, характерами, амбициями. У каждого по-своему горит в глазах огонек, а у некоторых его вообще нет. Не соскучишься. Необходимо было всегда создать некую атмосферу общения, чтоб человеку было комфортно преподать себя как потенциального сотрудника. Улыбочка на лице, искренняя заинтересованность человеком, несмотря на то, кем он пришёл устраиваться – руководителем высшего звена или уборщицей. Поэтому много было и подводных камней – все свои эмоции и переживания, все свои проблемы приходилось оставлять дома, ибо по первому собеседованию у человека создается впечатление о фирме, да и ощущение собственной значимости.

Но только я рассталась с тем своим бой-френдом, как из фирмы пришлось уйти. По причинам вполне понятным.

Ну и вот, привыкла я, что в жизни всегда все сложно и с препятствиями, а тут сразу после собеседования меня взяли. Правда – с испытательным сроком, но что-то подсказывало – возьмут насовсем, я сумею, я справлюсь. Прорвусь, оправдаю надежды.

Впрочем, долгое время вообще не могла понять, почему меня приняли на работу в «Эриданию», если на половину заданных вопросов честно не знала ничего. Уже потом, когда испытательный срок завершился, и я вполне утвердилась в этой компании, спросила шефа напрямик – «прочему я, ведь плохо же отвечала и была совсем незнакома со спецификой?» Ответ прозвучал таким образом: «Вы работу искали? Искали. Работать хотели? Хотели. Ну и вот! Желание было видно, а если есть желание, то научиться можно всему и всегда».

Довольно скоро я втянулась, и хотя по прошествии нескольких месяцев уверенность в будущей карьере у меня слегка поблекла, поняла – мое! Я созрела для того, чтобы работать кем угодно – лишь бы в частном сыске. У меня есть твердое, хоть и банальное убеждение, что каждый человек (а женщина в особенности) должен получать удовольствие от своего труда. Человек, который трудится без удовольствия – всегда плохой работник, и толку от него мало, простите за элементарную истину.

Мне вовсе не стыдно признаться, что я нежно люблю книжонки вроде «Руководства для начинающих стерв». Далее следуют: «Стерва ведет переговоры», «Стерва в большом городе», «Моя любимая стерва» и разные другие подобные мануалы, в названии которых есть слово «стерва». Такие учебники годятся для всех тех женщин, кто нашел себя в этом мире, и для тех, кто еще пребывает в поиске. Женщина успевает преодолеть во много раз более тяжелый и трудный путь, чем ее коллега мужского пола. Путь разгромов и удач, проб и ошибок. Но при этом она выстаивает, не ломается, закаляется и в дальнейшем получает значительные преимущества. Эти книжки завораживают. Хотя и не до конца понимаю, почему, но так круто, что не оторваться. Видимо срабатывает стереотип: говори тупые банальные мысли и с тобой все будут согласны – сойдешь за умную.

Я сравнительно быстро уяснила еще одну азбучную истину. В нашей фирме в первую очередь ценили тех сотрудников, что приносили реальные деньги. Нашел перспективного клиента, заключил с ним выгодный контракт – респект тебе и хорошая оплата, а если сидишь и ждешь, чего начальство прикажет – грош цена в базарный день.

Но шеф! Шеф доводил меня иногда до состояния полной нестабильности. Он постоянно лез в мои дела, и если оказывалось потом, что была права я, он причислял к собственным заслугам, а если ошибалась – обвинял, естественно, меня одну. Впрочем, в глубине (или даже не в глубине) своей души он понимал, что от меня есть толк и великая польза, поэтому не выгонял. А в один прекрасный день подписал даже дополнение к контракту, из которого явствовало, что в случае моего увольнения по инициативе администрации, мне выплачивается вполне солидный «парашютный» бонус – увесистое выходное пособие.

3. Развратные феи

Первоначально кафе задумывалось как место встреч художников и прочих креативных молодых людей творческой богемы, отсюда и название – «Арт-кафе Златоглазка». Именно поэтому оформление поручили хорошему художнику, велев жестко связать стиль интерьера с названием. Но художник имел обо всем об этом свои собственные соображения и понимания, в результате на стенах появились отлично исполненные картины с изображениями голеньких фей со стрекозиными крылышками и золотыми тенями вокруг глаз. Некоторые рисунки смотрелись настолько эротично, что владельцы заведения повесили их в недоступных для обзора местах. Кое-какие картины сняли и куда-то унесли значительно позже открытия. Говорят, что изначально картин вообще было гораздо больше, но часть из них администрация отказалась покупать наотрез. Слишком уж велик был риск потерять лицензию из-за обвинений в распространении порнографии и растлении несовершеннолетних посетителей. Может поэтому, а возможно и нет, но основной замысел удался только частично: кафе медленно, но верно превращалось в место встреч девушек-лесбиянок и прочих лиц «нетрадиционной сексуальной ориентации». В итоге многие из присутствующих все чаще и чаще косились на меня неодобрительно и откровенно враждебно.

Несмотря ни на что, я даже не знаю, что может быть приятнее вечернего кафе. Нравится. Есть все же что-то притягательное в мягкой музыке, пластично навевающей сонные думы, спокойной чуть богемной атмосфере и благоухании ароматного кофе, в котором можно раствориться вместе со своей собеседницей. Золотистая шапочка пенки в чашечке. Некурящий зал. Чуткая, едва утомленная улыбка. Легкий взор. Полное отсутствие глубоких мыслей и свободная беседа. Не мой случай.

Убить всю ту душевную плавность можно без всяких затруднений: достаточно одного только взгляда на часы. Но я никогда не ношу часов, а в этом милом кафе настенных часов нет. Говорят, что вначале тут висели большие и стильные часики, но по многочисленным просьбам посетителей их сняли и теперь тут как в казино Лас-Вегаса – часов нет. Время портило настроение клиентам. Но, скорее всего, мне в ближайшем будущем придется искать другое место для обедов. Здесь становилось дорого и вообще некомфортно. А я люблю одиночество и стараюсь держаться подальше от шумной людской толпы. В тот вечер повезло – было тихо и немноголюдно. Несколько пар сидело за отдельными столиками, тихо разговаривая между собой. У задней стены помещения, взявшись за руки и каждую минуту с боязнью поглядывая в сторону входа, расположилась парочка любовников-геев. Двое молодых туристов, видимо – немцев, недоверчиво изучали меню, подозрительно косясь на названия знакомых блюд. Слишком уж они отличались от привычного исполнения.

– Есть разные методы, – пояснила девушка, сидящая за одним со мной столиком. – Например, самый банальный опрос соседей, прослушивание, перлюстрация переписки, наблюдение, проверка выброшенного вами мусора… Мне продолжить? Я думаю, и сами все прекрасно понимаете. Современный человек читает детективы, смотрит фильмы и получает отовсюду массу всевозможной информации на подобные темы.

– Что да, то да, – криво усмехнулся я. – Вы сто раз могли понатыкать у меня жучков, видеокамер, подключиться к моему интернету… Но ради чего, собственно? Зачем? Вы так и не объяснили. Ведь сейчас это у вас только хобби, я правильно понял? За работу со мной вам не платят, а такие игры стоят немалых денег. Да и время отнимает. Или я неправ?

– Ну, не совсем правы. Полупрофессиональное оборудование сейчас сравнительно дешево и легкодоступно, а в вашем случае, его вполне достаточно. Скажу больше, после того, как я прекратила с вами работать по заказу, я просто не стала снимать свои закладки.

– А ну, да, – сказал я, вертя в руках почти пустой уже бокал. – Мог бы и сам догадаться.

– Кроме того, я провела незаметно от вас серию проверок, обработала результаты и получила достаточно информативный профиль вашей личности. Схемы я показывать не стану, просто расскажу на словах. Получился интересный результат. Хотите послушать?

– Конечно, – кивнул я, и невольно снова взглянул на пустое место, где раньше висело удивительной красоты изображение двух развратных фей.

– У вас высокий уровень интеллекта, что помогает вам оказывать влияние на людей, но при этом основная часть вашего окружения убеждена, что вы самый настоящий мизантроп. Однако с таким мнением вряд ли согласятся ваши немногочисленные друзья, или те, кого вы считаете таковыми. Вы подозрительны, скептичны, ваше доверие трудно завоевать. Вы странный непредсказуемый человек и вас многие боятся. Если вы в плохом настроении, то к вам вообще лучше не подходить на расстояние взгляда. Слова справедливость, равноправие, человеколюбие – пустое место для вас, но слово дружба для вас святое. Вы относитесь к немногим людям, что умеют ценить дружбу. Вы способны понять чужую боль, но так же вы способны ее преумножить, сказав лишь слово. При этом, вы скромный и не агрессивный человек и очень не любите брать на себя ответственность. Вы любознательны, но вместе с тем недоверчивы, способны к притворству. Прекрасно видите изъяны, пороки и слабости других людей, кроме того, с большим трудом прощаете чужие ошибки и практически никогда не даете человеку второй шанс.

– Послушать вас, так я просто какой-то образец для подражания.

– Не вполне образец. Всякую просьбу о помощи вы воспринимаете с подозрением, пытаясь найти меркантильные резоны и неблаговидные устремления. Вы готовы беспокоиться, в первую очередь, о собственном спокойствии. Такое отношение к людям, вероятно, вызвано прежним, отрицательным опытом вашей жизни. Будучи достаточно спокойным по натуре человеком, вы порой начинаете проявлять агрессивность и готовы к нападкам на людей даже в тех ситуациях, которые легко разрешимы диалогом. Немалую роль так же могут играть и завышенные требования к себе лично, которые вы распространяете на окружающих вас людей. Продолжить?

– Да, прошу вас. Все выглядит очень похожим на правду.

– Пожалуйста, – охотно согласилась девушка. – При этом вы не встречаете понимания со стороны, чувствуете разочарование, обиду, уходите в себя, еще более ограничивая собственное общение. Мало кто знает, что у вас все же есть свой немногочисленный близкий круг, которых вы высоко цените, люди, по отношению к которым вы готовы на все. Очень тяжело переживаете потери близких людей. Еще надо добавить, что вы стремитесь упорным трудом внедрить в жизнь собственные планы, неохотно рассказываете о себе, вместе с тем жизненно активны, настойчивы и постоянны в достижении своих целей, причем успеха достигаете собственными силами.

– Сколько, однако, нового я узнал о себе! – сказал я, поймав маленькую паузу.

– И последнее. Вы – замкнутый человек. Конечно, не в полном смысле этого слова. Вы далеко не аутист. Вероятно, для вас очень много значит ваша комната, это та берлога и та крепость, куда у вас очень часто возникает желание залечь от проблем и забот окружающего мира. Скорее всего, вас удовлетворяет ваш нынешний образ жизни, вы мало подвержены депрессиям, вполне устойчивы к стрессам и неспособны к резким перепадам настроения.

– Интересно, – сдержано отреагировал я. Услышать во многом верную оценку собственной личности из уст практически незнакомого человека не всегда приятно, и я был слегка шокирован. – Вероятно, вы хорошо разбираетесь в людях. Или тут просто часть профессии?

– Есть такое дело. Вот за все это меня до сих пор и не уволили с работы, кстати. Этот ваш психологический профиль – очень похож на мой, если отвлечься от гендерной принадлежности. Последнее время я вообще немало интересного о себе узнала. Я успела снискать себе славу детектива-стервы. Оказывается, моему шефу прямым текстом говорили неоднократно: «Зачем вы с ней связались? Она же стерва». Шеф, с присущей ему деликатностью, передал мне этот разговор с собственными комментариями, при этом подмигивал и нехорошо усмехался. И я пока не очень-то пойму, почему, если учесть, что последнее время только и делаю, что работаю, как каторжная. Впрочем – ладно, мне совершенно не обидно. И даже приятно: раз что-то говорят, значит – знакомы и со мной, и с моими результатами. Лучше уж быть стервой, чем восторженной гламурной дурой. Черный пиар – всегда самый удачный.

– Да не такой уж и черный, если подумать, – задумчиво произнес я.

– В общем-то, да. Многие меня иначе как стервой и не называют никогда. Что-нибудь еще будем заказывать?

– Заказывать будем, – веско констатировал я, и добавил с поистине садистским удовольствием: – а знаете ли вы, что слово «стерва» в первозданном смысле обозначало труп околевшего домашнего животного? – слегка ехидным тоном сказал спросил я. Надо же было хоть чем-то отблагодарить за только что озвученный «психологический профиль». – Чаще всего – труп коровы? Это мертвечина, дохлятина, павшая скотина, как говорит словарь Даля. Так что я всегда с нескрываемым восторгом наблюдаю молодых девчушек, гордо именующих себя стервами.

– Это вы к чему?

В этот момент краем глаза я уловил какое-то движение и невольно повернулся в ту сторону. За два столика от нас неподвижно сидел человек и пристально разглядывал меня. Или девушку – с такого расстояния понять было трудно. Но во взгляде незнакомца сквозила такая неприязнь, такая ненависть, что делалось жутко. И хотя незнакомец был одет в обычный темный костюм весьма консервативного покроя, выглядел он скорее как бюрократ или вузовский преподаватель, нежели как московский обыватель, выбравший этот час для одинокого ужина. Что еще за тип? Естественно, что он заметил мое внимание к себе, но ничего не изменилось: мужик даже не удосужился отвести взгляд или изменить выражение лица.

– Извините, отвлекся, – слегка смутился я. – Даже не знаю к чему. Наверное, мне все-таки не стоило прямо так выставлять напоказ знание этимологии некоторых слов, как полагаете? Может, закажем что-нибудь покрепче?

– Нет настроения для покрепче, – как-то заморожено отреагировала девушка. – Так что? Расскажете о себе?

– Ладно, – согласился я после двухсекундной паузы, отодвигая на потом просьбу рассказать о себе. – Только возьму-ка я что-нибудь выпить. Для себя одного. Можно? Так, слегка. Напиваться не буду, а говорить станет легче. Не одобряете?

– С чего бы? Вовсе нет. Пейте на здоровье, главное – не теряйте над собой контроль.

В конце концов, мы оба взяли себе по рюмке мартини – моя собеседница неожиданно сдалась.

– Для начала, – сказал я, покрутив между пальцами коктейльную трубочку, – скажите, вас как зовут? Меня всегда угнетают безличные обращения к собеседнику. Тем более,что вы обо мне знаете все, а я о вас вообще ничего.

Сказав это, я припал к трубочке и высосал значительную часть содержимого рюмки.

– Стелла, – ответила девушка. – Пишется с двумя «л», если что.

– Будем знакомы,Стелла, – я слегка улыбнулся, маскируя вдруг возникшее ощущение дежа вю. А чтобы спрятать неловкость,отсалютовал рюмкой с остатками мартини. – А может, сначала расскажите о себе вы? Хоть в двух словах? А то мы в разных категориях, и я ощущаю себя некомфортно еще и от этого.

– Почему нет? Расскажу. Мне двадцать пять лет. Я – дипломированный философ, имею даже магистерскую степень по этой своей специальности. Удивлены? Меня всегда влекла именно психология общения, а философия в академическом понимании надоела. Но получать второе высшее, как сейчас очень модно, я считаю лишенным всякого смысла и значения. Если есть голова на плечах, то можно освоить все и так, а тратить время своей бесценной неповторимой жизни и сушить мозги для получения еще одной корочки – верх идиотизма. Ну, а если головы нет… то и так все понятно. Только глупые работодатели предпочитают тех, кто имеет два, три диплома… А у глупого работодателя работать тоже как-то глупо. Не находите? Надо просто выбрать себе ремесло и стать хорошим профессионалом… Потом я прошла собеседование в нашу фирму, меня туда приняли, и теперь я нечто вроде частного детектива. У меня даже соответствующее удостоверение имеется. Вот. Теперь – вы.

– Хорошо, только приведите мне хотя бы один аргумент в пользу необходимости повествовать вам о себе. Зачем мне это надо?

– Ну, хотя бы затем, чтобы я от вас потом отстала, сняла прослушку и рассказала, зачем вы мне нужны. Поверьте, моя история может оказаться не хуже вашей!

– Веский аргумент, – согласился я, подумав для вида секунд десять.

Если честно, я бы ей и так все рассказал: уж очень она мне нравилась.

– Значит так, – неоригинально начал я свое повествование. – Как-то раз, вызвал меня к себе мой бывший патрон… Да, эту историю я рассказывал всего дважды – один раз лечащему врачу, а второй раз – своей старинной знакомой. Причем второй раз случился в этом же кафе. Более того – за этим самым столиком. Мы, помнится, просидели тут почти весь день, так что полный рассказ получится долгим, и я никак не успею до закрытия. Если позволите – укороченную версию?

– Позволю, – улыбнулась она. – Если мне что-то станет неясным, или заинтересуют отдельные детали, я вас перебью и переспрошу, договорились?

– Хорошо. Так вот, – продолжил я, – вызвал меня как-то раз мой тогдашний начальник, да и говорит – принимайся за новую работу. Проект, мол, дорогой, ценный, и все мы должны благодарить высшие силы за его получение и свое в нем участие. Чего делать? Раз начальник велел, надо исполнять. Оказалось, что наша фирма тестирует один важный европейский продукт. Крупная разработка, и денег туда уже вбухали неимоверное количество. Называлось – «Проект Вильфиер». По сути, там была сетевая игра, где игрок действует против таких же, как он сам, игроков, управляя одним из героев. Вернее – живя его жизнью. Кроме вполне реальных людей там участвовали и компьютерные персонажи, отличить которых от управляемых живыми игроками казалось практически невозможным. Когда я немного вник в проблему, в первый момент сильно затосковал и захотел отказаться от участия. Но деваться было уже некуда и пришлось остаться в проекте. Я играл не один, а со множеством других, подключенных к своим компьютерам людей. Именно подключенным – на голову надевался специальный шлем, все чувства переносились в сюжет игры, а сам игрок терял всяческую связь с реальным миром. В этой игре не надо было ничего проходить и чего-то там достигать, там просто требовалось жить своей жизнью, правда – достаточно опасной и затейливой. Никакой магии, никакого колдовства – все, вроде бы естественно. Беда состояла в том, что компьютерные игрушки я не любил никогда: ни раньше, ни теперь и совсем в них не разбирался. То есть – абсолютно! Для начала я почитал легенду игры, но там все выглядело как-то просто и до отвращения буднично. Средневековый мир, но с некоторыми зачатками технического прогресса. Причем присутствовал некий закос под стимпанк[3] и разные проблемы в нем: то кто-то хочет захватить власть и устроить революцию, то убивали какого-нибудь короля, то опасность всеобщего восстания низших классов, то угроза дворцового переворота, то еще чего… В общем – ничего особенно оригинального там не происходило. На фоне всего этого – рыцарские турниры, дворцовые интриги, любовные приключения, яркие праздники, публичные казни. И в этом милом мире надлежало жить и работать. Чтобы выйти из игры, предстояло каждый раз совершать определенные действия, или просто дождаться окончания отведенного времени сеанса – больше чем на восемь часов подключиться было невозможно. Причем вся исходная природа плюс география – один в один слизана с реконструкций раннего триасового периода. Кстати эта книжонка с легендой до сих пор валяется где-то у меня. Хотите, дам почитать, не жалко…

Пока я говорил, мужик, что наблюдал за нами (или за кем-то одним из нас) подозвал официанта и что-то тихо тому сказал.

– Для подключения, – продолжал я свой рассказ, – использовали специальные компьютеры фирмы «Real Systems» и особые дивайсы к ним – Шлемы Реальных Возможностей (по-английски – «Helmet of Real Opportunities» сокращенно – HRO, или даже ХРО). Сами компьютеры при помощи оптоволокна соединялись в свою собственную сеть, может даже неподключенную интернету. Я так думаю потому, что мне ставили специальную тарелку на крышу и тянули от нее оптический кабель. При переходе в реальность Вильфиера, тело участника оставалось в каком-то странном состоянии, похожем на глубокий сон, летаргию или кому. Но если игрок по прошествии определенного времени не возвращался, то кома становилась вполне настоящей и могла закончиться смертью мозга. То же самое часто случалось и при внезапном снятии Шлема с головы. Причем сам игрок, его личность, сознание и полное впечатление о живом теле уже навсегда сохранялось в реальности Вильфиера. Еще до начала участия нашей фирмы проект был почти завершен, и проходил бета-тестирование на добровольных помощниках, у которых устанавливалось соответствующее оборудование. Когда началось масштабное бета-тестирование, то скоро выяснились интересные вещи. С людьми-участниками начинала происходить всякая разная чертовщина. У кого-то формировались разнообразные болезни, кто-то сходил с ума, а кое-кто просто исчезал. Считалось, что исчезнувшие тоже свихнулись, и в припадке безумия убегали и терялись в городе. Может – утратили память и стали бомжами, может – погибли потом под колесами машин. Мало ли неопознанных трупов сейчас находят? Были зафиксированы случаи, когда во время сеанса человек вставал, начинал ходить как автомат, снимал шлем, неосознанно выходил на улицу, а потом ничего не помнил. Но некоторые тестеры стали помирать прямо во время сеансов. Не все, конечно, но единичные случаи имелись. Среди бета-тестеров поползли слухи, а руководство проекта хотело ясности, что ничего опасного тут нет и быть не может.

Я перевел дух. Допил те остатки мартини, что еще сохранились в моей рюмке, а потом продолжил.

– Когда пришлось принять предложение шефа, – немного задумчиво сказал я, – то я ответственно погрузился в новую для себя работу и случайно выяснил, что модель мира, созданная в качестве игры для любителей виртуальных приключений, на самом деле оказалась шлюзом, переходом в иную реальность. В некий мир, существующий где-то и так, но не имеющий связи с нашим миром. А вот создатели этого квеста, сами того не подозревая, пробили окно в тот самый мир. Из-за невнимательности патрона в моем распоряжении оказалось два шлема HRO, которые я смог подключать параллельно. Я сразу сообразил, что, обладая таким мощным ресурсом, возникла возможность переправлять в Вильфиер кого угодно, любого желающего… Главное, только бы не осталось никаких следов и подозрений здесь, у нас. Видимо, к таким выводам пришел не я один, а еще кто-то, потому что неожиданно ко мне явился какой-то мужик и доходчиво дал понять, что выбора у меня нет. Мне предлагалось убирать нежелательных людей посредством переноса их в реальность Вильфиера, а каких именно – сообщали шифрованными сообщениями через Сеть. Поддержку, прикрытие и решение проблем гарантировали. Мне объяснили, что я или работаю на «контору», или мне обеспечивают несколько лет в местах не столь отдаленных за казенный счет. Человек обычно некрепок внутренне, и я согласился. За время сотрудничества я переправил в то «зазеркалье» примерно полсотни людей. Этим несчастным нечего было терять в нашем мире, более того – все они подумывали о самоубийстве, и неожиданная возможность сменить все, включая мир, казалась им довольно-таки заманчивой…

Я снова ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Все озвучивать не хотелось, поэтому редактировать приходилось прямо на ходу. Стало жарко. Не то от рассказываемой истории, не то от температуры воздуха, не то от эмоциональных затрат. Стелла ничего не говорила и не спрашивала, видимо ожидала продолжения.

– Как-то раз, – продолжил я, – совершив обычный переход в Вильфиер, я понял, что нечто изменилось. Кстати – там я был не просто абы кем, а Повелителем Королевства – нечто вроде канцлера. Но повелителем я был каким-то неполноценным: в результате разных политических интриг власть стремительно уходила из моих рук. Дверь моей спальни тогда кто-то высадил, а на пороге стоял растерянный слуга. Как постепенно выяснилось из его путанных объяснений, столичный бургомистр оказался убит. Его проткнули мечом на моей кровати, причем как бургомистр туда попал – неизвестно. Некоторое время назад в присутствии свидетелей у меня с этим бургомистром произошел крупный скандал. Бургомистр по-крупному воровал из городской казны, делал это нагло и практически открыто, и я пригрозил судом. Нашу стычку видели слуги, охранники, и еще несколько свидетелей, поэтому в городе отлично знали о наших скверных отношениях. Поэтому никто не усомнился в моей виновности, к тому же меч был из коллекции оружия с ближайшей стены. Никому даже в голову не пришло, что выглядит такое преступление довольно-таки подозрительно и странно. Мне пришлось скрываться, но повезло. Я познакомился с девушкой,знавшей о существовании некоего Мудреца, умевшего, по слухам, переправлять людей в иные миры. Терять мне тогда было нечего, и стал я собираться в долгий путь к этому мудрецу, ибо жил он в другом полушарии. Неожиданно встретил одного из своих прежних клиентов, который сразу меня опознал. Мы разговорились, и Хантер – так звали того клиента – предложил бизнес: если мне удастся вернуться,то я, при помощи оставшихся там его денег, организую обмен некоторых наших товаров на местные. Потом Хантер объяснил, как эти деньги получить уже здесь, в этом нашем мире. То, что мало стоит там, может очень хорошо пойти тут и наоборот, это если останется канал связи, конечно…

Теперь уже Стелла прерывала меня несколько раз, требуя уточнений и разъяснений отдельных эпизодов. Я послушно пояснял то, что мог, и что считал необходимым. За прошедшее время народу в кафе значительно прибавилось, стало довольно-таки неуютно и шумно, и лишь два неудобных столика остались незанятыми. Перед стойкой сидели молодые, но толстые и некрасивые девушки. Они лениво потягивали коктейли, мутно осматривая окружающее пространство. В воздухе остро ощущался крепкий запах чьих-то духов и легкий аромат сигаретного дыма. Несмотря на запрет, где-то кто-то курил.

– …Ну и вот, – завершал я свое повествование, – дальше вы всё должны знать и так. Что-то где-то произошло, и проект по-тихому прикрыли или совсем засекретили, точнее ничего выведать мне не удалось, хотя и пытался. Вяло пытался, ненастойчиво, но все равно мне убедительно дали понять, что лезу не в свое дело. А фирму, где тогда трудился, постиг рейдерский захват. К тому времени меня это уже мало беспокоило – уволился. Полученных от Хантера денег как раз хватило, чтобы открыть тот бутик, и развернуть свой бизнес. Совершенно невероятным образом канал связи с этим «Зазеркальем» остался, и стоило мне отправить туда каким-то непостижимым путем синтетический сапфир, фианит или рубин, назад я получал кучи весьма экзотического барахла. Эти предметы активно скупал некий деятель, но потом из-за кризиса спрос на такие товары закончился и пришлось закрыться. С тех пор работаю фрилансером. Вот.

– Да… – ответила она, – сложная у вас история. Тут осмыслить надо.

– Ну, вы же это самое и хотели? Осмыслить?

– Тоже верно. А я смотрю, в наше время фриланс стал очень даже популярным видом спорта. Компьютер и интернет имеет каждый, а способы заработка через этот самый интернет растут день ото дня. Если оказываюсь в какой-нибудь компании знакомых, то обязательно кто-то, да и окажется фрилансером…

Я снова бросил взгляд на тот столик, где сидел пристально разглядывающий нас человек с недобрым лицом. Но столик оказался пуст – незнакомец незаметно ушел.

– Скажите, – вдруг спросил я, – а тот господин в темном костюме, что сидел недалеко от нас, тоже был с вами? Слишком уж тяжело он за нами наблюдал.

– Какой господин? – Стелла сразу же посмотрела в направлении столика, где сидел неприятный тип. Значит, тоже засекла. – Там никого нет.

– Сейчас нет. Он уже ушел. А когда и как, заметить так и не удалось.

– Я не знаю о ком вы, – сказала девушка, и почему-то стало понятно – ложь. Все она видела. Но зачем было врать?

Какое-то время никто ничего не говорил, но обоим стало вдруг ясно – время пребывания в кафе закончилось и пора отсюда уходить. Она улыбнулась, одними уголками губ, а в глазах запрыгали бесенятки. Потом одним глотком допила свой кофе, сложила разрисованную салфетку, сунула в карман, затушила сигарету и повернулась ко мне:

– Пойдемте? – спросила она.

– Думаете, уже пора? – вопросительно сказал я, и только тогда понял, что фраза может пониматься двояко.

– Мой шеф, – вдруг произнесла Стелла, – любит говорить: «всему свое время» или «не форсируй события». Еще у него любимая фраза – «давайте решать задачи по мере их возникновения». Так что сегодня уже пора домой, хватит пить.

– А вот мой, давно уже бывший шеф обожал повторять: «не важно – что пить, не важно – где пить, важно – с кем пить!» Кстати – именно эти идеи и сгубили его потом… Можно, я вас все-таки провожу? Конечно, звучит очень банально и как-то глупо, но я просто должен был предложить.

– Почему ж банально? – удивилась Стелла. – Я бы очень обиделась, если бы вы меня бросили. И вовсе не глупо! Кстати: едем на метро: я не могу вести машину.

– Разрешите, я заплачý? Ну, пожалуйста! Все-таки прервал ваше одиночество, – как-то неуклюже оправдался я, когда расплачивался с официантом, – к тому же я сегодня тоже пешком, без машины.

4. Люди с содранной кожей

Если вы мужчина возрастом уже за тридцать, то вам повезло. Да и вообще – повезло. Почему? Вопрос чисто риторический, но существуют, как минимум, шесть основных причин, отчего лучше всего быть нормальным гетеросексуальным мужиком. Во-первых, ваши трусы стоят сто рублей за три штуки, а не тысячу за одну – экономия денег. Во-вторых, вам вовсе не обязательно брить то, что находится ниже шеи и все, что есть на вашем лице, всегда естественного цвета и формы – прямая выгода для здоровья. В-третьих, ни один из ваших товарищей не может довести вас до слез – сбережение сил. В-четвертых, вам не нужно каждую ночь засыпать рядом с чьей-то волосатой задницей – экономия эмоций. В-пятых, если вы холостяк, никто на работе не перестает рассказывать неприличный анекдот, когда вы входите в комнату – экономия времени. И, наконец, вам не нужно следить за сексуальной жизнью ваших друзей, а все ваши оргазмы настоящие. Шутка не нова, но справедлива.

Мы вышли на вечернюю улицу, залитую светом витрин, фонарей и рекламных экранов. Первый раз за сегодняшний вечер я посмотрел время на мобильном телефоне. Часов я не носил никогда по идейным соображениям – терпеть не могу, когда что-то нацеплено на мои руки.

– Может, куда-нибудь сходим? Нет? А то не хотелось бы вот так сразу расставаться. Вечер только начался, ну, я и подумал, что хорошо бы…

– Да-а-а-а… – задумчиво перебила Стелла, прекратив тем самым мои корявые пояснения. – Все-таки удивительная у вас история. Теперь мне почти все ясно про ваше поведение и некоторые странности вашей жизни. А что с этим рейдерским захватом?

«По-моему она не совсем искренна, – думал я, – нифига она мне не поверила, так только, сделала вид. Интересно для чего?»

– Хрен его знает, что с захватом, – говорил я тем временем. – Как я потом от кого-то слышал, сменили собственника. Потом пришли такие конкретные мужики вместе с ОМОНом и заняли здание, а еще потом поменяли всю сферу бизнеса. Что там теперь – я уже без всякого понятия. Типичный захват.

– А я вот позитивно отношусь к рейдерам, – вдруг заявила Стелла, развивая случайно возникшую тему. – Уж если они не станут восстановителями справедливости, то, как минимум, осуществят естественный и логичный ход событий. Если акционеры не могут защитить свой бизнес, его будут защищать другие, но уже в собственных интересах или в интересах своих заказчиков. Все логично и правильно: крепость, в которой люди живут, работают, получают зарплаты, обеспечивают семьи, должна быть прочной и защищенной. А раз прежние владельцы оказались чересчур хилыми для защиты своей собственности, то эта самая собственность просто обязана перейти под управление более хватких коммерсантов, которые внимательнее к бизнес-процессам. Бизнес не может быть мягкотелым и рассредоточенным, иначе он немедленно будет съеден более ловкими игроками.

– Подводите теоретическую базу под бандитский беспредел? То есть у вас вызывает уважение чья-то способность безнаказанно красть, грабить и какими-то затейливыми путями обманывать законы? – спросил я.

Неспешной походкой мы двигались в направлении станции метро. Не знаю, зачем я решил ее проводить? Но теперь мосты были сожжены, и я шел за ней, как привязанный. Прямо перед нами проехал внедорожник «Ford Escape», обдав нас мелкой пылью из слякотной грязи. Стелла кратко, но сочно выругалась.

– Речь совсем не о том, – лаконично возразила она, отряхивая свое длинное кожаное пальто. – А ваш рассказ безумно интересен, и мы еще поговорим на эту тему, мне надо все осмыслить.

– А о чем тогда говорить? Об этих рейдерах? Могу. Кстати – будьте аккуратнее в формулировках и отличайте хищников от паразитов. Одно дело – заполучить чужой бизнес с помощью деловых качеств, и совсем другое – подкупив чиновников, нотариуса или судью, или сделав предложение, от которого нельзя отказаться. У нас в стране термин «рейдер» получил совсем иной смысл, отличный от западного. У нас это тот, кто захватывает чужой бизнес нелегальными методами. Благородные воры полная хрень, когда дело доходит до тебя лично, и ничего кроме ненависти вызвать не может.

– Вы не совсем правы, – не соглашалась Стелла. – Разновидностей рейдерства три: белые, серые и черные рейдеры. Как и почти в любом другом бизнесе. А с «несправедливыми захватчиками» нам приходилось сталкиваться, и никакой ненависти они у меня не вызвали, было только желание победить схватку. Может, так оно в бизнесе и правильно, когда сильные побеждают более слабых? С сильными идет борьба на равных, вне зависимости от черного или белого окраса.

– Ага, понял. Типа – я перебежал дорогу перед трамваем и остался жив, значит, я бессмертен? А рейдерский захват – вообще такая классная штука. Захватят, например, музей, или старинную историческую усадьбу… Ну, не музей, так частную школу, больницу или центр детского творчества. Выселят всех, здание снесут и построят новый банк или – «торгово-развлекательный центр» с паркингом в подвале и борделем под крышей. А что, так и надо! Нафиг он кому-то нужен, этот музей, если старые собственники не могут удержать свое? А как удержишь, если власти города коррумпированы? Ах, да, их же более крепкие собственники подкупили, естественный отбор типа, все дела… Но, совсем забыл сказать, что в результате именно классического естественного отбора появились такие твари, как паразиты-глисты, живущие в чужих организмах и за чужой счет. Предки этих глистов были свободноживущими, сами ползали и себе пищу искали, а вот потомки постепенно сделались паразитами. В результате естественного отбора, повторяю. Утратили эти потомки почти всё: нервную, пищеварительную систему, мускулатуру и органы чувств, ибо не нужны им уже. Только одни органы размножения остались. Такие паразиты обычно доводят своего хозяина до гибели и сами подыхают вместе с ним. Вот я и боюсь, что эти «более хваткие игроки» в конце концов, когда продадут все, что еще можно продать, оставят после себя загаженную свалку. А сами или сдохнут, или свалят за бугор. И детей своих туда вывезут. А здесь не будет уже ни нефти, ни газа, ни лесов, ни чистой воды. Производства тоже не будет, поскольку некому станет производить. Те, кто еще что-то умел – вымрут, а молодые не научатся – негде учиться будет, да и не у кого. За границей? Те, кто там учился, назад обычно не возвращаются. А здесь останутся только горы мусора, потоки отходов, радиоактивные свалки и толпы озверелых люмпенов. Кстати – продавать место для захоронения отходов – тоже вполне недурной бизнес. Возможно, я ошибаюсь. Дай-то бог…

– Ну, знаете… Я тут недавно смотрела на финансовые показатели некоторых крупных заводов, попавших под контроль авторитетных бизнесменов – везде сплошь улучшение и появление стабильности, потому что нанимают там опытных и способных управленцев. Опыт общения с некоторыми сотрудниками таких предприятий подтверждает статистику.

– Хорошо, если так, – неопределенно заметил я. – Но фиг с ней, с этой темой, а то опять поругаемся.

– А мы разве ругались? Тогда – согласна на смену темы. Кстати – вам понравилось мое платье?

– Как вам сказать… не хочу врать. Нет. Не понравилось. Я люблю, когда девушка в линялых джинсах. Чтобы от пояса до колен – плотно пофигуре. В облипушку. А ниже колен – как получится, или вообще обрезанные. Что? Не одобряете?

– Почему не одобряю? Вполне! – удивилась Стелла. Она явно еще не протрезвела, что способствовало разговорчивости. – Я тоже очень люблю джинсы, между прочим, только вот сегодня так получилось. Платье мне самой не нравится, но было просто частью образа. А во всяких поездках, в командировках, в многодневных походах по гостям на новогодние встречи джинсам вообще нет замены. Один раз они меня даже спасли.

– Спасли? Джинсы? А как? Не расскажете? – попросил я, ожидая какую-нибудь историю в стиле «экшен».

– Почему? Могу и рассказать. Но это долго. Согласны? – с какой-то странной интонацией, повернувшись ко мнеспросила она. В ответ я кивнул. – Так вот, однажды поехала я со своим последним бывшим на дачу к друзьям. Есть у меня одна такая знакомая, зовут – Лариса, но о ней надо рассказать особо, чтобы вы поняли, кто она такое. Лариса – жена вполне небедного мужа, имеющего небольшую власть в некоторых областях своей специфической деятельности. Несмотря на свои двадцать четыре года, она сущий ребенок, всегда презирала книги, и взращивала самомнение на мультиках и мангах. Твердо верит в благосклонную к ней Высшую Силу, собственную непобедимость, ум и находчивость. Муж – друг моего тогдашнего бойфренда – первый и единственный мужчина в ее жизни. Он забрал ее из родительского дома в возрасте восемнадцати лет к себе, и Лариса продолжила беззаботно существовать, смотря аниме, думая про аниме, интересуясь только аниме, питаясь преимущественно чипсами и колой. Готовить не умела и не умеет категорически, причем даже не считает нужным учиться, ибо там, где она росла, почиталась пупом земли. Меня всегда мучил вопрос – откуда взялись столь нелепые амбиции? Сама по себе Лариса среднего роста, несколько костлява, плоскожопа, с нулевым размером груди и плохо выраженной талией. Ее муж до сих пор от нее без ума. Характер пакостный, капризный, одним словом – детский. Ко всему прочему, она всегда была невообразимой скрягой, прямо-таки,Скрудж в юбке. Мне с ней общаться не за чем, но иногда из разных соображений приходится. Однако после такого общения у меня возникало мерзкое ощущение зомбирования, будто мне удалили часть головного мозга, и я безвыходно отупела, деградировала до уровня начальной школьницы. В свое время Лариска пыталась подсадить меня на какую-то наркоту, но не вышло. Тут я кремень. Особенно после одного личного опыта – расскажу как-нибудь. Так вот, к этим-то нашим друзьям-знакомым нас угораздило поехать встречать очередной новый год…

Тем временем мы вылезли из метро на улицу где-то в Северном Бутове. Я рассеянно слушал истории про неведомую Ларису, временами поддакивал, изображал заинтересованность, не очень пока понимая, зачем вообще мне обо всем об этом надо знать. Мы бодро шли по темноватой, но хорошо очищенной от снега улице. Промозглый зимний вечер уверенно переходил в ночь, редкие фонари слабо освещали дорогу, проезжали машины, торопливо шли пешеходы, зябко кутаясь и стараясь спрятать лицо от порывов ветра. Хмель почти выветрился у меня из головы. Стелла закурила. Вдруг я обратил внимание на медленно приближающийся внедорожник со знакомыми номерами. Эту машину я уже замечал сегодня около кафе. Вот черт…

– …а дачка у них – это что-то! – продолжала рассказывать Стелла, не обращая никакого внимания на машину. – Такой вполне конкретный железобетонный домик с двумя полноценными этажами, балконом и чердаком, где оборудовали мансардную спальню для особо любимых гостей. И подвал еще, с гаражом, каменным полом и всякими полезными для комфорта техническими устройствами. Фактически – в доме четыре этажа. Только мы уснули, как вдруг без видимых причин, где-то в недрах дома громко что-то взорвалось. И вопль. Лариска заорала, как потерпевшая – решила спросонок, что на дом произошло нападение террористов…

– Что хоть взорвалось-то?

– Потом оказалось, что котел отопления.

Наконец мы подошли к стандартной панельной многоэтажке. Миновав кодовую железную дверь, прошли через небольшой холл и подступили к лифту.

– А что там вообще могло взорваться? – не понял я.

– Без понятия, – продолжала Стелла. – Мой тогдашний любовник мигом проснулся, мгновенно натянул джинсы, сунул себе в задний карман паспорт, напялил телогрейку, потом посмотрел на уже не спящую меня, прикидывая, как будет сбрасывать мою тушку в одеяле со второго этажа, сразу же оставил эту мысль и бегом спустился вниз. А меня оставил, зараза такая. Только джинсы меня и спасли тогда. На всё про всё у нас ушло секунд пятнадцать. Друзья даже хотели дать нам какую-нибудь медаль за скорость, но потом стало холодно и мы вместо медали грелись во все места.

– О-хос-с-с-спади… – эмоционально отреагировал я. – Ну а потом, потом? – изображал я заинтересованность.

– А потом, – продолжила Стелла, видимо не оценив должным образом мою реплику, – я уже с ним не встречалась как-то.

– Так почему котел-то взорвался?

– А хе-зе… Всех технических деталей не знаю, слышала только, что ларискин муж нанял какого-то мужика, одного такого писателя, чтоб тот жил на их даче в морозное время года и топил, как положено – дому почему-то вредно промерзать. Мужик и рад до смерти – Тверская область, тихо, мирно, пиши себе книжки, никто не мешает. Хотя, как я потом слышала – он мало чего написать успел – пил больше, да молодых баб из соседних деревень водил. Где находил только. Так вот, мужик этот послушно топил до самого нового года, пока вся наша компания не понаехала. А когда мы прибыли, он весь расслабился – решил, раз хозяин теперь на месте, то сам и будет следить за котлом. А хозяин полагал, что поскольку мужик нанят до весны, и ему уже уплочено, то продолжит следить, как и следил. Вот. В результате там что-то произошло по недосмотру, что-то нарушилось, котел и взорвался… А у вас есть что-нибудь из таких вот новогодних историй? Нечто интересное?

В этот момент пришел лифт, мы загрузились, и Стелла быстро нажала какую-то кнопку. Номера этажа я даже не разглядел.

– Ну, как вам сказать, интересное… – я уже закончил трезветь,и языком владел вполне сдержанно. – Однажды под новый год в компании друзей смотрели «Убить Билла» обе части. Я, как и все, немного выпил и лег спать на пол, когда ни одного свободного койко-места уже не обнаруживалось. А уснули мы часов, наверное, в шесть утра. И вот, перед самым рассветом, открываю я глаза – а кругом тишина и темно, как в анальном проходе представителя коренного населения Африки. Щупаю рукой, а сантиметрах в десяти сразу надо мной, прекрасно подогнанные доски. Справа потрогал – опять доски! «Заживо похоронили нелюди» – в панике спросонок решил я, и начал орать, биться как дельфин в сетях черноморских браконьеров. И что бы вы думали? Обычный советский шкаф, дощатый, старого заложения. Хозяин дачки как-то решил, что расточительство это – ставить шкафы на пол, а надо вешать их на стену, сантиметрах в тридцати от пола. Вот я под такой шкаф и закатился. Или задвинули, когда кому-то места оказалось мало. Потом все очень смеялись.

– Смешная история, – хихикнула Стелла. – Еще бывает весело, когда в разгар новогодней радости, взрослые начинают пить детский лимонад, а у детей в стаканчиках по ошибке оказывается водка…

– Не, до детей так и не дошло, – хмыкнул я, выходя из лифта. – Не было там детей, ни тогда, ни до, ни после.

– Кстати, мы пришли, – ожидаемо сказала девушка. – Вот моя квартира. Ну, вы заходите.

Чудесная однокомнатная квартирка Стеллы мне понравилась немедленно и необыкновенно. Сразу же ощущалось жилище свободного творческого человека не сильно замороченного на всякие бытовые глупости и мелкие житейские проблемы. На полу – плетеные циновки, потолок раскрашен как в фильме ужасов, а вместо потолочной люстры отовсюду светились небольшие лампочки. И рисунки. По стенам оказались развешаны листы с графикой. В основном – карандашом, но некоторые – черной тушью, или чем-то подобным. Графические работы завораживали, поражали меня своим количеством качеством исполнения. Филигранные по технике, они не давали отвести взгляд, заставляли любоваться и восхищаться фантазией и искусными руками автора. Портреты, пейзажи, интерьеры. Но тема просматривалась одна – нечто инфернально-сюрреалистичное с явной ориентацией на крутую психоделику. Но во всех рисунках чего-то не хватало.

– Это вы?

– Рисовала я, – уточнила Стелла.

– Слушайте, а ведь здорово! Вы – профи?

– Да я так…..

– Я просто подумал, что сделано очень профессионально. Тут я кое-то смыслю.

– Профи, – наставительно сказала Стелла, – это тот, кто этому учился и кто работает в данной области. А я ж говорю, что просто так рисую картинки.

– Хорошие картинки! А модель кто? И чем навеяно?

– Модель – сие уже в прошлом. Жизнью навеяно. А точнее – моими внутренними конфликтами, воспоминаниями и навязчивыми снами. Иногда такая гадость в душе накапливается, что нарисуешь нечто и легче сразу. Кстати – мой психолог посоветовал.

– Понимаю, – неубедительно кивнул я.

Но я действительно хорошо ее понимал, как мне тогда казалось. В свое время некий продвинутый психолог, пользовавший меня несколько лет назад, порекомендовал в качестве психологической разгрузки заняться чем-то вроде писательства. Помогло, но – затянуло.

Несколько минут я молча рассматривал работы Стеллы, и вдруг осознал, чего мне так не хватало в ее рисунках, и от всего этого почему-то впал в откровенность:

– У вас очень хорошие рисунки, мне нравятся. Только один совет, не обижайтесь, ладно? Вам надо немного подучить анатомию. Тогда будет еще лучше, уверяю вас.

– Ну, про нравится – вы мне потом расскажете. Но что конкретно я намудрила в анатомии? Просто, раз уж я нарисовала что-то не так, то не специально, а элементарно чего-то не вижу, поэтому нужно ткнуть пальцем в мои ошибки.

– Щас, скажу в первом приближении… Ну вот здесь скелетная мускулатура плечевого пояса немного не так и не туда крепится… запястные суставы немного не там… И по черепу еще. Голова всегда с черепа рисуется – намечается череп, а потом уже одевается плотью. Так? Вот здесь череп построен неточно. Ну и вообще человеческое тело рисуем со скелета. Потом к нему крепим мускулатуру, а еще потом – кожу. Если нужна кожа. И вообще, так же рисуем одетую фигуру: сначала намечаем скелет, потом мускулатуру, а еще потом облачаем в одежду. Когда-то давно, в позапрошлой жизни, я ходил в художественную школу. Рисовал немного, но с тех пор много чего прошло. Сейчас рисовать не могу, но что-то еще помню. Кстати – там я и приучился видеть женское тело так, как оно есть, без всех этих тряпок,наверченных в качестве одежды.

– А мужскую? – спросила Стелла.

– И мужскую тоже, но она для меня не очень интересна, знаете ли.

– Забавно! А за комплимент и за критику спасибо. В общем, есть куда совершенствоваться.

– А еще можно узнать про рисунки? – нервно спросил я. Что-то мешало мне задать этот вопрос.

– Спрашивайте, – кратко и напряженно разрешила Стелла, будто чего-то опасалась.

– А почему вот здесь… на вот этой работе… у вас все люди словно с содранной кожей? И они сплелись в клубок?

– Они и есть с содранной кожей. Только не спрашивайте меня почему, ладно? Не заставляйте лгать. Лучше скажите, отчего у вас сегодня было такое задумчиво-хмурое выражение лица? Из-за меня?

– Нет, вы тут ни при чем, – вспомнил я тему своего расстройства. – Перед тем, как идти в кафе вдруг узнал, что три дня назад умер человек, с которым я немного общался. Кстати – мой тезка. Нет, друзьями мы не были. Просто иногда общались. Он в московском центре трансплантологии ждал операции по пересадке сердца, но так и не дождался. Молодой совсем парень. Писал стихи, прозу… хорошие стихи, кстати. Он обратился как-то по поводу чисто литературных дел, я что-то ответил, и потом у нас была какая-то вялая переписка. Иногда я комментировал его интернетовский дневник. Но месяца два назад он перестал добавлять новые записи. В парне что-то сломалось. А сегодня я узнал подробности. Он очень тяжело умирал, и последние две его недели были похожи на ад. Странное ощущение, когда навсегда исчезает тот, с кем недавно общался и кого помнишь еще живым.

– Я вам сочувствую.

– Только давайте молча, а? Вы не знаете о ком я и не нужно ничего говорить.

Мы молча выпили, потом еще, и еще, а после как-то незаметно для меня оказались в одной постели.

Утро выдалось тяжелым. Особенно, если принять во внимание минувшую ночь и то, что утро началось в начале третьего пополудни. Первый вздох после пробуждения всегда сделать трудно, грань между сном и явью настолько зыбкая, что не сразу ее и ощутишь. На моих ладонях следы длинных ногтей, а в уголке рта – скопившаяся кровь из прокушенной губы. Мне ни плохо, ни хорошо, мне… по-другому. Как говорится – лучшая часть суток уже позади. Впрочем, я никогда не любил утро, разве что кофе спасает.

– Может, перейдем «на ты»? – спросила проснувшаяся Стелла. – А то выкать человеку, с которым активно спишь, по-моему, как-то противоестественно и странно. Похоже на какое-нибудь куртуазное извращение. Обычно к сексуальному партнеру хоть какие-то чувства да испытываешь, а перепихнулись, забыли и дальше побежали к светлому будущему – такое у нормальных людей все ж пока еще редкость.

– Давай, давно пора, – проворчал я. Интересно, почему девушка, проведя ночь с мужчиной, утром закрывается от него одеялом?

– Ты будешь ржать, но я была «на вы» с человеком, с которым спала почти полгода. Сначала было не до смены формата обращения, а потом как-то уж оба привыкли. Ну, а после расстались, как бы друзьями. Фу, жарко!

Стелла, наконец, скинула свое одеяло. На левой ноге, сантиметров на десять выше щиколотки, у девушки оказалась маленькая татуировка – игривый дракончик хитро смотрел одним глазом. Вторая татушка – небольшая ящерка – притаилась справа, внизу живота…

– Это бывает, – туманно согласился я, разглядывая ящерку, – когда как бы друзьями. А у тебя вчера был трудный день? Нет? Как-то устало выглядела. Сразу хотел спросить, но побоялся.

– Побоялся? Ну, ты загнул! – она перевернулась на живот и, как мне показалось, изучающее углубилась своим взглядом в мои глаза. – Чего боялся-то?

– Того. Что ты обидишься, и сразу же уйдешь. Или мы тихо и мирно «расстанемся как бы друзьями».

Стелла согнула ноги в коленях и синхронно начала двигать ступнями. Вверх-вниз, вверх-вниз. На левой голени ожила татуировка: небольшой дракончик в профиль язвительно улыбался, косясь одним глазом, и казалось, что он мне подмигивает.

– Ну, ты – змий! – Засмеялась девушка с татуировкой дракона, снова переворачиваясь на спину. – Но вообще-то все правильно. Я хотела выглядеть хорошо. Очень заметно было, да?

Когда она смеялась, ее глаза становились двумя щелочками, а когда удивлялась, они распахивались, и длинные ресницы почти касались кожи своими кончиками. Когда она увлекалась рассказами, ее пальцы выгибались под самыми немыслимыми углами. Позже она сказала, что научилась этому у меня. Вранье – я никогда так не мог и не умел.

– Нет, не заметно. Ну, может только самую малость, – слукавил я. – Чуть-чуть. Просто у меня глаз наметанный. Одно из немногих преимуществ возраста – способность видеть людей такими, как они есть на самом деле. Без макияжа.

– И без одежды? – захихикала Стелла. – Вообще-то думаю, что тяжело дружить с человеком, когда у тебя на него эрекция.

– У тебя хорошее внимание и неплохая память, – смущенно промямлил я.

– Издержки трудной профессии. А у тебя отросла неплохая щетина. – Стелла провела указательным пальчиком по моей щеке. – Ты еще вчера меня карябать начал, а сейчас вообще как щетка.

– Да, если вечером не побреюсь, то к ночи зарастаю уже, – сказал я с покаянной интонацией. – Это мой крест, и я его несу.

– Тоже мне, крестоносец! – съязвила девушка, как-то подозрительно и странно на меня поглядев. – Спал-то хоть хорошо? Судя по всему, даже не просыпался ни разу.

– Как убитый! – снова соврал я. – Считаешь, стоило бы проснуться? А ты как спала?

– Паршиво, вообще-то. Первый раз я проснулась оттого, что соседка этажом выше очень громко нравилась какому-то парню. Считается, что она живет одна, а мужики у нее временные и приходящие. Потом долго не могла заснуть, даже когда те уже затихли. Только я начала задремывать, разбудил звонок начальника. Часов в десять, по-моему. Неужели не слышал? Шеф у меня совсем охренел. Работала на него словно рабыня Изаура два месяца без выходных, а сегодня, когда хотела, наконец, обалденно выспаться, звонок с самого утра. Сняла трубку, а там вопрос шефским голосом: «Ты почему не на работе?» Ответила, что не робот же второй месяц вкалывать без перерыва. Спать я хочу. Кто бы посоветовал, как бороться с таким произволом? Может, какой секрет знаешь?

– Знаю, – важно заявил я, будто действительно знал, как решаются такие задачи. – Для начала записывай сверхурочные, фиксируй время, и подавай своему шефу с требованием оплаты по двойному тарифу.

– Не прокатит, не тот случай. Сразу вспомнят, что нужно было заявление с моей стороны, приказ о сверхурочных, прочая мутотень. Зато проблем наживу на собственную задницу – выше крыши. И потом – я ж в офисе сижу не от звонка до звонка, а только временами. Специфика работы.

– А я вот вообще увлекаюсь собиранием этих самых проблем. Как раз на свою задницу. Есть такое хобби. Вот и сейчас, чуют мои внутренние органы, что с тобой у меня будет то же самое.

– В плане? – как-то настороженно спросила она.

– В том плане, что примета такая имеется. Моя личная. Как познакомишься с красивой интересной девушкой – предстоят резкие изменения в собственном существовании. Так и ждешь будущего со страхом – чего там интересного приготовили богини судьбы для моей жизни?

Стелла хихикнула.

– Знаешь, – сказала она, – раньше, сколько себя помню, всегда жила в ожидании чего-то радикального от судьбы. Хотела мир без месячных и похмелья, и чтобы каждых трах заканчивался оргазмом!

Некоторое время я серьезно обдумывал услышанное заявление.

– Сочувствую, – вымолвил наконец я. – С последним, правда, у меня все нормально, а вот первые два пункта поддерживаю. Кстати – про похмелье. Если б его не было, то не имелось бы и приятной первой бутылки пива с утра, не существовало бы и банки холодной колы залпом, звонков тем,с кем пил и слов «пойдем похмелимся»! Так что всей душой только за оргазмы.

– Знаю, что все это утопия, – продолжила она мою мысль, причем моим же тоном. – Да и мужиков-козлов в плохую погоду никто не отменял. А также никто не отменял хронический недосып, вечную нехватку денег, наличие зимнего льда и скользкой обуви. Ты не против, если я закурю?

Я разрешающе кивнул. Кто я такой, чтобы быть против чего-то в чужом доме? Тогда она взяла с полочки початую пачку «Captain Black», изящным отработанным движением достала сигарету, прикурила от неведомо откуда возникшей зажигалки, а затем с явным наслаждением затянулась. Несколько секунд на ее лице блуждало сосредоточенно-блаженное выражение. Потом она выдохнула струйкой дыма и продолжила:

– Вот думала я все думала: быстрее бы лето, скорей бы Новый Год, скорей бы выходные. А сейчас заметила, что подгонять уже ничего не хочется. Наоборот – хочется, чтобы время тянулось как можно медленнее. А оно утекает, как мелкий сухой песок между пальцев. Я давно не жду лета, не желаю никакого нового года. Завтрашнего дня тоже уже не хочу.

– У меня абсолютно то же самое, – согласился я. – Та же тема, причем всю жизнь. Скорей бы то, скорей бы сё. Постоянно живешь в ожидании чего-то, живешь будущим, а надо научиться ценить не завтра, а сегодня. Этот миг, этот момент. Потому, что прошлое – оно уже прошло. Безвозвратно. Осталась только память, которая постоянно истончается, истаивая со временем. А будущее – еще не наступило, и даже если… Если! Для тебя оно и наступит, совсем неизвестно, каким оно будет, и будешь ли ты в этом будущем.

– Да, но вот сильная концентрация на «сейчас» тоже угнетает как-то. Будто оттягивает что-то. Интереса нет к будущему. Пропадает. А еще я не люблю праздники. Особенно те, что означают окончание какого-нибудь периода – дни рождения, новые годы, годовщины всякие. Это выглядит словно напоминание, что быстро уходит мое время. Словно песочные часы.

– О, прямо-таки мои мысли, будто сам сказал, – хмыкнул я. – В такие дни всеобщий или личный траур вообще-то должен быть, а никакие не праздники. Видимо я уже сложившийся мизантроп – совсем о людях не думаю. Да и главные положительные герои в книгах у меня вызывают раздражение, читать становится скучно и неинтересно. А это признак.

– Да ну-у-у-у… – протянула Стелла. – Мизантропия на мой взгляд – всего лишь высшая форма эгоизма. Пытаешься оправдаться и дать правдивые объяснения своему характеру? Может – косячок забьем? Ты как?

– Не, я – пас. Да и зачем это сейчас? – риторическим вопросом возразил я. – А крайняя форма эгоизма, по-моему, эгоцентризм, нет? Не суть. Но косячок все равно не хочу. Знаешь анекдот? Встречаются два пенсионера. Один другому говорит: «Да-а-а.., молодежь нынче бедно живет, бедно… Но зато весело! Смотрю на них, одну самокрутку впятером курят, а все всё равно смеются!»

Когда Стелла перестала хихикать, я спросил:

– Слушай, а эти твои прелестные татуировочки – это просто так, или..?

– Просто так или. Я не то чтобы очень люблю татуировки, но все-таки парочка на мне имеется. Сначала просто хотела скрыть шрам от аппендицита, а потом поняла, что это же так красиво, когда твоё тело украшает симпатичная картинка. Татушки для меня вовсе не навязчивая идея, просто считаю их видом искусства. Стильно и классно. Если только набито грамотно – в салоне и опытным специалистом. Конечно мое тело штука интересная, но если его немножко украсить, то, по-моему, будет только лучше! Когда мне делали вот эту на ноге, было безумно больно, и казалось, что мастер, впав в садистское настроение, хочет просверлить мне дырочку и вставить туда шнурок. Я тогда испытала какой-то извращенный кайф. Тату подчеркивает индивидуальность. А у тебя?

– Что – у меня? – не понял я.

– Все хотела спросить. Вот этот твой шрам – она дотронулась пальчиком до моего плеча. – Тут что? Шрамирование? Увлекался?

– А, это… – как можно беспечнее сказал я, потерев другой рукой рубец на плече. -Просто ожог, который я случайно получил, как мне объяснили в больнице, посредством автомобильной аварии. Кстати именно там я немного потерял память. Я так и не вспомнил ту самую аварию.

Рубец давно уже не болел, и из пунцового стал бледно-розовым. Временами он чесался к морозам или к дождю. Шрам отдаленно напоминал притаившегося к атаке паука.

– Просто шрам от ожога? Странно! Похоже на какое-то клеймо или художественное шрамирование. Знаешь, сейчас модно.

– Не знал, что модно. Мне вроде как приснилось, будто меня клеймили и сказали потом, что если я прижмусь лбом к этому шраму, то попаду назад. В мир Вильфиера, ну, я тебе про него уже рассказывал. Так вот, там такой специальный полезный мудрец меня и заклеймил.

– Да? И ты что, так и не пробовал?

– Нет, конечно! Чисто физически не смогу. Как же это надо извернуться, чтобы дотянуться лбом до плеча? Такое разве что какому-нибудь китайскому гимнасту под силу или крутому йогу. А я банально сломаю себе шею или вывихну плечо, что тоже не сахар. И потом, если попаду назад, то совсем не уверен, что оно мне надо. Такая вот философия.

– Слушай, философ, – вдруг сказала Стелла, – ты поесть сейчас не хочешь? А то я вот-вот озверею от голода.

– Озвереешь? – хитро спросил я. – Зверская Стелла! Вот было бы интересным приключением! К тому же философ тут у нас не я, а ты!

– Я тебе сейчас покажу зверскую Стеллу! А ну, быстро в душ!

– А если серьезно, – заявил я, выползая из постели, – то я тоже есть хочу, просто сил нет. У тебя не завалялось чего-нибудь в холодильнике? Случайно? А то мы вчера как-то не побеспокоились.

– Обижаешь! У меня всегда имеется аварийный резерв продуктов. Давай, пошевеливайся. Я сейчас.

Несмотря на явную молодость, Стелла не злоупотребляла всякими жаргонизмами, хоть и использовала их словарный запас. Скажу прямо – мне не всегда нравится, когда речь чрезмерно изобилует эвфемизмами, арготизмами и словами, крепко заимствованными из английского языка. Все эти анриал, найс, окей и далее по списку. Причем вовсе не обязательно изъясняться книжным стилем Серебряного века. Язык стремительно меняется, и многие жаргонизмы вместе с заимствованными выражениями встраиваются и в разговорную и в литературную речь. Есть, конечно, во всем этом определенный шарм и можно иногда пошутить, периодически вворачивая в речь выразительные словечки. Что бы не пытались мы этому противопоставить – «процесс пошел», и ваш покорный слуга – хорошее тому подтверждение. Но все же, все же… Слова «тусить», «хавать», «тачка», «днюха», «бухло» и иже с ними – тоже, на мой взгляд, из той группы, что следует категорически запретить еще в нежном детском возрасте. Это касается и уродования имен, посредством превращения Сергеев в «Серых», а Елен в «Ленух», ну, вы всё поняли. Каждый сам может дополнить, по собственному опыту.

Когда, наконец, я, свежевымытый и свежеодетый в оказавшийся в ванной халат, пришел на кухню, на меня вдруг напало сварливое и какое-то вздорное настроение, которое выродилось в монологи о жизни вообще и о моих персональных взглядах в частности. Сосущее чувство пустоты где-то в районе солнечного сплетения. То ли голод, то ли тоска. Причем стало совсем неясно, к чему бы собственно? Вроде как причин-то особых не наблюдалось, даже наоборот.

– …Иногда мне вот безумно хочется спросить некоторых своих собеседников, – занудно ворчал я, – кто ж вам несчастным, мозги-то так засрал, что вы теперь такие наглухо някнутые? Ведь раньше-то вполне адекватны были и вменяемы по вопросам бытия? Так не спросишь же, постесняешься. Да и бесполезно однако. Один в бога верит так сильно, что сам не понимает, в какого именно бога, другой, хоть и не верит, но сам себя «окрестил» в католики, третий вообще с катушек слетел и утратил способность адекватно воспринимать действительность… Список можно продолжать еще долго. Что ж такое делается-то? Может мне тоже в какие экзотические религии податься, дабы не выглядеть белой вороной на фоне всеобщей черноты? Вот уж не думал, что в начале двадцать первого века большинство из нас начнет впадать в какое-то дикое мракобесие! Причем, что интересно – когда я начинаю говорить о чем-то таком подобном, то сразу же возмущения со всех сторон – оскорбляешь, типа, чьи-либо религиозные чувства. Причем то, что мои атеистические чувства сплошь и рядом оскорбляют все кому не лень, в расчет как-то не принимается. Церковь вон недалеко от моего дома построили. А меня спросили? Опрос провели? Причем ладно бы хорошее архитектурное сооружение было, так нет же – колокольня совсем в другом стиле, и никак с самой церковью не сочетается. Будет теперь звонить по утрам в праздники, выспаться не давать.

– Чего это с тобой? Подумаешь церковь! А муэдзин если б вопил спозаранку, тебе так стало бы лучше? Не выспался что ли, или заболел? – с этими словами Стелла демонстративно приложила руку к моему лбу.

– Выспишься тут у тебя, как же, – с удовольствием пробурчал я. – Теперь вот ворчать изволю. У меня нынче вообще брюзгливое и склочное настроение. Магнитные бури, наверное, или кислорода в атмосфере стало недостаточно. А твои слова мне почему-то напомнили собственные старые мысли. Ты вот никогда не думала, что умные, красивые, добрые и одновременно положительные насквозь личности – или не существуют в объективном мире, или их не было вообще? Это же идеальная придуманная схема, абстракция, утопия! На самом деле персонажи в моей, твоей, да в чьей угодно действительности, разделяются на тех, кто нравится и тех, кто несимпатичен. Если я вижу сексапильную девушку, то сразу же воображаю, как она выглядит без одежды, а, желая ей польстить, говорю «ты умная» вместо того, чтобы сказать – «согласен с тобой». Или – «ты красивая», вместо – «хочу с тобой потрахаться», ну и так далее… А ночь была классной, спасибо. Ты – просто чудо!

– Ага, знаю. Просто сейчас период у меня такой паскудный выдался, и захотелось чего-то необыкновенного. Но ты не думай, что я по жизни такая шлюха.

– Не говори этого слова, не люблю. Это раньше именовали шлюхами и старались не пятнать свою репутацию, а теперь называют независимыми женщинами с активной жизненной позицией и восторгаются ими. Но что, неужели все так запущенно?

– Более чем, – угрюмо буркнула она. – А так… Иногда хочется в четыре утра получить эсэмэску, просто так, неважно, что там и от кого. А как иначе? Зато временами, когда именно такие эсэмэски приходят спозаранку, весь мир ненавидишь а отправителя убить хочется.

Некоторое время я обдумывал ее слова. Если, познакомившись с девушкой, вы в ту же ночь занялись сексом, подразумевается, что завтра расстанетесь и больше никогда не увидите друг друга. Но нет, так я теперь не хочу. Надо будет позвонить ей. Потом.

– Надо стараться жить цинично и с железной душой, – наконец веско заявил я. – Поначалу бывает трудно и тяжело, но полезно и помогает существовать.

– Алекс, есть уже такое дело. Но вот скажи, бывает же любовь нормальная – теплая, нежная, светлая, настоящая, а не съедающая сердце, и не удушающая рыданиями и слезами? Когда хочешь кого-то видеть, слышать, чувствовать? Когда он ради тебя горы свернет, ради одной твоей улыбки, ради твоего слова, а ты всегда ждёшь его, поддержишь и поймёшь. Или все мужики козлы, а бабы дуры?

– Про баб могу поспорить, по-моему, все-таки, далеко не все дуры. Вот ты, например. А мужики – да, все козлы. Все до единого. Это уж точно знаю, ибо сам мужик.

– Но бывает же, что и козлам достаются феи, а дурам – прекрасные принцы?

– Думаешь? Не верю я как-то в прекрасных фей. А вот про любовь в книжках читал, в кино смотрел, сказки о ней слышал. Но в реальной жизни как-то не обнаруживал.

– И всё?

– Всё, всё. Остальное – скучная проза бытия, правильный расчет и здоровые отношения. Иногда такое намного лучше, чем любовь, безотносительно к тому, бывает она или нет.

– Циник ты, – кратко резюмировала Стелла.

– Угу, циник конечно. Еще какой. А теперь добавь, что я зануда, мизантроп и про потребительское отношение к жизни что-нибудь присовокупи. Фигня все это. Лучше расскажи свою историю, обещала ведь.

– А, ну да. За мной должок, – задумчиво произнесла Стелла.

Я посмотрел в окно. А там, за окном, уже заканчивался короткий зимний день. Гасло небо, одно за другим зажигались окна в домах-новостройках, засияли фонари, автобусы важно проползали по улице, как налитые светом длинные аквариумы. На деревьях, фонарных столбах и фасадах магазинов засверкали новогодние гирлянды. Снега навалило, как никогда раньше. Деревья тонули в сугробах, пушистые шапки наросли на скамейках и столбиках заборов.

Интересно, а как тут летом? Не так давно тут еще были деревни и поля, разделенные небольшими перелесками. Вот бы переместиться в прошлое! Неплохо, наверное, было бы пожить в каком-нибудь малонаселенном пункте в средней российской полосе, где еще стоят бревенчатые, украшенные стародавними наличниками избы и смотрят с зеленого берега в воду малоподвижной речки. Летом там, в садах, зреют яблоки, а по улицам бродят козы, щиплют пыльные лопухи у заборов. Прокричат у кого-то во дворе петухи, и только изредка проезжает по улице одинокая машина, и снова тишина. Зимой пышный снег, запах дыма из печных труб, тропинка, протоптанная к колодцу, оранжевые гроздья рябины, покрытые белой изморозью.

Нет, невозможно. Я урбанист телом и душой, и подобная жизнь точно не для меня.

5. Стелла и вампиры

– Присаживайся, Стелла, есть важный разговор, – сказал мой шеф, сделав какое-то неопределенное движение вытянутой рукой, будто полоскал ею в воде, или наоборот, стряхивал с пальцев нечто жидко-неприятное. Наверное, данным жестом он просто приглашал меня садиться и предупреждал, чтоб я не сильно расслаблялась.

Я тихонько села на стул для единичных посетителей и приготовилась к неизбежному. Ничего особо хорошего от начальника сейчас не ожидалось. Или взбучку устроит за очередное затянутое, по его мнению, дело, или – что еще того хуже – новое задание поручит, будто мне прочих не достает. Шеф выглядел усталым, раздраженным, плохо выспавшимся и каким-то удрученным. Разглядывая его помятое лицо, подметила явные признаки переутомления и удивлялась, как только раньше их не замечала. Впрочем, в последнее время я старалась пореже смотреть в лицо своему начальнику. Да и настроение было паршивое. Еще не так давно произошло одно трагическое событие, подробности которого узнала только что, и все еще находилась под впечатлением. В нашем питерском филиале погибла целая группа. Группа Ивана, как ее все называли. Сначала я полагала, что тут неофициальное название: какой-то временный оперативный коллектив, какие всегда формируются у нас для работы по тому или иному контракту. Но оказалось, что там была постоянно действующая аналитическая бригада, занимавшаяся какими-то специальными вопросами, о которых никто ничего не говорил.

– Вся внимание, шеф, – сказала я как можно более проникновенным голосом. – Важный разговор?

Сейчас начальник даже не поморщился. Уже давно минуло время, когда босс обижался на слово – «шеф». Сначала пытался протестовать, потом просто кривил рожу, а теперь и вовсе привык, смирившись с неизбежным. В результате почти вся наша контора перешла на такое обращение к руководителю. Коротко и ясно.

– Хочешь кофе? – вдруг предложил мой начальник.

– Кофе? Нет, спасибо. А можно – простой воды? А то в горле совсем пересохло. От кондиционеров, наверно.

Шеф кивнул, и я сама себе налила из кулера воды в стаканчик. Надо чем-то занять руки и лицо: курить в здании конторы разрешалось только в курилке, а вот стакан с жидкостью – самое оно.

– Так вот, Стелла, относительно вампиров что думаешь?

Я чуть было не поперхнулась своей водой:

– Относительно кого? – спросила я резким голосом.

– Вампиров, вампиров, я не шучу. И перестань переспрашивать – слух у тебя совершенно в порядке, а у меня и дикция вполне четкая, и голос довольно-таки хорошо поставлен. Ну? Так что думаешь?

– Что ж тут можно думать, – замялась я, не зная чего и как сказать, но стакан на всякий случай поставила на стол. – Ничего такого, как бы, не думаю. Вампиры – благодатная тема для всяких писателей, художников, фотографов и киношников. Неисчерпаемый кладезь для разнообразных творческих работников и художественных натур… – лепила я, на ходу подбирая слова. – Вместе с вампирами идут оборотни и прочая нечисть, причем тема сейчас настолько популярно-избитая, что среди серьезных литераторов считается даже неприличным про это писать. Хотя – «пипл хавает», причем активно и смачно. Ну, а в реальной жизни есть такие южноамериканские летучие мышки – исключительно кровью питаются. Еще вроде бы даже существует некая болезнь, не помню, как она точно называется, но это когда не то железо перестает усваиваться, не то кровь как-то плохо образуется… Это про вампиров. Но тут я не специалист, надо в Википедии посмотреть. А почему, собственно, вас вдруг…

– Почему это так меня заинтересовало? – перебил шеф. – А вот взгляни, интересно, что ты подумаешь и что на это скажешь.

С этими словами шеф протянул мне несколько цветных фотографий удивительно скверного исполнения.

– Ну-у-у-у, шеф, – протянула я, рассматривая снимки, – качество так себе, освещение вообще дрянь, цветопередача хреновая, про композицию я уж и не говорю. «Горизонт завален», как пишут на разных блогах…

– Перестань ёрничать, – шеф, похоже, уже потерял терпение. – Не люблю. Тут не студийный фотошоп, а снимки милицейского эксперта. Он, конечно, не какой-нибудь модный фотохудожник, но дело свое вполне знает. Камера хорошая, и снимки без обработки. Перед тобой следственные документы, не произведения искусства.

До меня, наконец, дошло. На фотографиях были запечатлены разные люди в разнообразных позах и одеждах. Некоторые без всякой одежды. Все – молодые, в возрасте примерно от восемнадцати до двадцати пяти лет. Как девушки, так и парни, но первые явно преобладали. Объединяло их только две особенности: даже на фотках ясно видно, что все они мертвые, причем – мертвее не бывает. Кроме того, у трупов присутствовали небольшие ранки в области сонной артерии. Такие следы могли оставить чьи-то зубы, прокусившие шеи всем этим несчастным.

– Раз тут реальные снимки, то что мне сказать? – как можно более спокойным тоном произнесла я. – Некто спятил и вообразил себя последователем Графа Дракулы или им самим. Воплощением! А может и наоборот – кто-то решил поиграть и до такой степени заигрался, что окончательно потерял чувство действительности и ощущение реальности. С катушек слетел и стал маньяком и убийцей.

– Чувство действительности и ощущение реальности – это одно и то же, не увлекайся синонимикой. Вот и разберись, – раздраженным тоном заключил шеф, засовывая фотографии в какую-то черную папку без опознавательных признаков. – Времени у тебя – неделя. После гибели группы Ивана наш питерский филиал переживает не самые светлые времена, поэтому поедешь туда сама. Нет, даже не смотри на меня так: данных по делу получено предостаточно, но у наших коллег, – шеф слега выделил интонацией это слово, чтобы я сразу догадалась, о каких коллегах идет речь, – глаза слишком замылены и зашорены, поэтому им самим разобраться трудно. Сами-то они так не думают, как ты понимаешь, но если судить по результатам, дела у них идут как-то не очень. Вот досье, ознакомишься потом. Ищут, как ты и решила, серийного маньяка. Отпечатков нет, почерк не оформлен, объединяет только характер раны и молодой возраст жертв, поэтому особых причин разыскивать маньяка-одиночку нет. Кое-кто из родственников одного из погибших оказался достаточно обеспечен, чтобы обратиться к нам. Причем просил расследовать всю серию. Мне лично что-то подсказывает, что тут все же орудует один и тот же серийник… но могу и ошибаться. Придется поработать.

Поработать… Слушая шефа, внезапно подумалось, что практически все мои подруги и просто знакомые девушки вообще не работают. Абсолютно! Ну, кто-то сидит в декрете уже лет семь, кто-то вроде как и трудится, но по свободной программе, а кто вообще упивается жизнью на деньги мужа. Бывает, припрешь кого-то из них к стенке, да и потребуешь отклика – как дальше-то жить? А они в ответ: «Ну, как… по магазинам пройдись, по выставкам, на море съезди… в Турцию например, в Тунис… чего паришься-то?» Многие знакомые мужики, как это ни противоестественно, тоже нигде не работают – кто одной лишь творческой деятельностью живет, кто очень доходно в покер играет, а кто и вообще непонятно на что существует, видимо, манной небесной питается. Да, я люблю эту свою работу, увлекает, но почему, мне одной так не повезло? Ну почему? Я что, в муках должна добывать хлеб свой? Чтобы состариться и умереть от болезней, физического худосочия и морального истощения во цвете лет? Неужели нету другого выхода, и так будет вечно? Только не говорите мне, что надо визуализировать свое будущее, позитивно мыслить, притягивать деньги и радость. В гробу видала я такую американскую философию. А впрочем, моя кровь уже слишком отравлена сыскной деятельностью, не могу я теперь без этого драйва и будоражащего сознание постоянного напряжения сил.

Тут шеф сморщил лоб и изменил очертания губ.

– Но вообще-то, – заключил он, – дело отныне твое, вот и разбирайся. Через семь дней жду тебя с первыми соображениями на сей счет. Всё, действуй.

У меня отлегло от сердца. Первые соображения через неделю – совсем не то, что «времени у тебя неделя». Можно кое в чем и разобраться. Я встала, послушно взяла черную папку с досье и направилась к выходу из шефского кабинета.

– Шеф? – спросила я, уже у самых дверей.

– М-м-м? – вопросительно промычал мой начальник.

– Я вот про досье… тут почему-то нет нашего регистрационного номера, и непонятно, какого оно класса секретности.

– Никакого. Оно вообще не проходит по нашей картотеке. Клиент об этом особо просил, даже заплатил отдельно. Признаюсь, что это не в наших правилах, и грубейшее нарушение, но когда такой человек… обратился сам… короче – работай, и оригиналы никому не показывай, вообще никому. Из здания не выноси. А если надо будет кого-то с чем-то ознакомить, то сделай копии и представляй только их.

«Что за человек такой секретный, – думала я, – чтоб сам шеф, всегда свято блюдущий дух и букву наших корпоративных инструкций, пошел на сознательное нарушение? И даже не скрывает этого?»

А вслух спросила:

– Наш заказчик, разумеется, лицо анонимное и засекреченное?

– Ну, не то чтобы анонимное… но пока у тебя не возникнет крайняя необходимость, лучше не знать, кто он такой. Так будет для дела удобней, да и для тебя спокойней.

– А как же это? – я покрутила папкой, которую пока даже не открывала.

– Там, – шеф ткнул толстым пальцем в сторону досье, – только те сведения и данные, что не затрагивают нашего заказчика напрямую. Материалы частного характера хранятся только в моем сейфе. Но все равно – домой не уноси, запрещаю.

– А как я буду…

– …Тебе потребуется офис, у тебя же в конторе нет постоянного защищенного рабочего места? Вот и абонируй на время одну из наших комнат для работы с секретностью, все равно пустуют.

– Ясно.

– Еще вопросы? – как обычно спросил в заключение начальник.

– Пока вопросов нет, но боюсь, что очень скоро они появятся, – криво усмехнулась я. – Надбавку за секретность дадите?

– Еще чего! – буркнул шеф.

Просто удивительно, насколько важна моя работа, когда я на нее опаздываю, и насколько она маловажна, когда я прошу надбавку в зарплате. Не дает ведь, хоть и обещал!

– Я пошутила. Разрешите приступать?

– Приступай, – покровительственным тоном благословил меня шеф. – И еще одна просьба: в конторе пока не распространяйся об этом, хорошо? Стелла, я очень тебя прошу. В случае нарушения, сама понимаешь, репрессии последуют незамедлительно. Ну, удачи!

– Разрешите идти?

– Давно уже разрешил, иди уж…

Арендовать комнату для работы с секретными документами, «секретку», как ее у нас называли, оказалось просто – заявление, подтверждение шефа и ключики у меня. Ключи от входа, сейфа и еще чего-то, пока не поняла от чего именно. Этим сервисом – «секретками» – никто из наших почти не пользовался. Ну, в самом деле: выхода в интернет нет, связи нет, сидишь так, будто в бетонном гробу. Я сразу же потребовала туда компьютер, принтер, сканер и копир. Хоть комп и без интернета, но шеф разрешил, еще раз напомнив мне о приказе молчать и ничего никуда не выносить.

Здесь я еще никогда не была. Не доводилось – не возникало повода. Две комнаты для работы с секретными данными оказались оборудованы в соответствие с требованиями службы национальной безопасности: без таких помещений нам просто не выдали бы лицензию. Все строительные работы проводились под чутким руководством нашего собственного отдела безопасности, поэтому пресловутые помещения выдались на славу. По-моему проект этих комнат создавал какой-то параноик или жуткий перестраховщик, недалеко от параноика ушедший. Два абсолютно одинаковых помещения, без окон, без интернета и телефона, причем полностью экранированные от электромагнитного излучения – мобильник не работал. Вентиляция – узкая трубка для воздуха, отходящая от кондиционера с дворовой части здания: и таракан без спросу не пролез бы. Железная дверь с хитрым замком, сигнализация, стальной письменный стол, сейф, оргтехника, голые стены. Причем стены покрашены в какой-то крысиный серый цвет. Даже электророзетка тут непростая – питающее напряжение передавалось через специальный фильтр, исключающий передачу по электрическим проводам какого-либо дополнительного сигнала, кроме переменного тока в двести двадцать вольт.

Впрочем – все это досадные неудобства, а меня сейчас интересовало другое.

Содержимое переданного шефом досье расстроило и совсем не радовало. Там, помимо фотографий укушенных (не иначе – вампирами) были заключения судмедэкспертов и результаты каких-то анализов, которые я вообще не поняла. Из заключений следовало, что у всех погибших обнаружились раны сонной артерии, причем не просто раны, а похожие на следы зубов. Чьих именно зубов – почему-то не сообщалось. Следов кровотечения нет, зато у всех погибших практически полная кровопотеря. Как же получается? У каждого погибшего кто-то выпил все пять литров крови, положенных среднестатистическому гражданину? Что ж за вампир такой? Какой-то монстр, не иначе.

Или… впрочем, там будет видно.

Еще надо бы посмотреть и хорошо проверить сводки МВД. Может, там чего для меня полезное застряло? Вдруг кто-то убежал или выжил? Вот бы укусы выживших сравнить с ранами на трупах и свидетелей допросить! Впрочем, так везет только в сериалах про ментов и крутых баб, от скуки расследующих преступления, но игнорировать такую возможность тоже нельзя. Мало ли. Работа, конечно, еще та, но если искать по ключевым словам… может получиться не так уж и долго. Но все равно повозиться придется.

Приведения, вампиры, ведьмы, оборотни, тролли… сумасшедшие колдуны… кто там у нас еще в этом списке? А, эльфы, феи, орки и гоблины. Кого пропустила? Все эти мистическо-фентезийные персонажи мне уже давно надоели. Они и в кино, и в книгах, и на видео, и по телеку, даже в картинных галереях! Причем вампирам повезло больше всех, им достался особый почет и внимание. Теперь вот и шеф дело подбросил на вампирскую тему. Впрочем – работа есть работа, и никуда от этого не деться. Кушать тоже иногда хочется, поэтому я выругалась тихонько, и засела за новое дело.

Как я четко уразумела в результате чтения соответствующей литературы, все эти вампиры, призраки, гоблины, драконы, водяные, кикиморы, русалки… и иже с ними, коллективно именовались «нежитью» и официально в природе не существовали. То есть их относили или к народному фольклору, или к фентезийной мистике, если такая вообще существует, как жанр. Естественно, деяния их никто серьезно не изучал, хотя… вроде был какой-то институт в Академии Наук, но закрылся, не выдержав гнета Госкомимущества, рыночной экономики и гайдаровских реформ. Еще я прочитала, будто нечто подобное сохранилось в Белоруссии, там даже по слухам существуют соответствующие полусекретные государственные организации, профессионально охраняющие нежить от посягательств людей на нее саму и среду ее, нежити, обитания… Впрочем – все эти сведения подлежали ревизии, и пока приоритетными не являлись. Зато проверка милицейских сводок неожиданно принесла интересный улов. Скудный, правда, но все лучше, чем ничего. Нет, вампира с поличным никто не арестовывал, зато какая-то укушенная девица в милицию обращалась, и даже написала соответствующее заявление. Но потом вдруг заявление забрала, признавшись, что это ее сексуальный партнер «заигрался», а заявила она со злости, и теперь, когда первые эмоции прошли, никаких претензий она ни к кому не имеет. Ясен пень, от девушки просто откупились. Или нет? Сама превратилась в вампира? Поглядеть бы! Одна беда – история случилась не у нас, а в Питере, и ехать сейчас в Город-на-Неве мне ой как не хотелось! Судя по некоторым признакам, пострадавшая девушка не отличалась особым целомудрием, поэтому верить ей можно было с очень большими оговорками. Но что-то на интуитивном уровне подсказывало – надо проверить. На месте. Обязательно.

Интернет тоже не дал ничего полезного. Пока, во всяком случае.

Интернет тоже не дал ничего полезного. Пока, во вся-ком случае. Когда по запросу поисковика на слово «вампиры» вывалилось одиннадцать миллионов ответов, я сразу же загрустила. Хватило меня только на первые страницы:

«…в старорусской антиязыческой работе „Слово Святого Григория“ (написанной в XI-XII веке), заявляется, что русские язычники приносили жертвы вампирам…» [ru.wikipedia.org]

«…вампиры обладают силой десяти человек, они повелевают волками и летучими мышами, они гипнотизируют живых и лечат самые страшные раны. И да, и нет. Сила вампира возрастает со временем…» [chudesa.by.ru]

«…сходство между вампирами и оборотнями, заключается в способности вызывать грозу, насылать голод и эпидемии; в некоторых странах (Богемии, Китае) вампиры принимают способность принимать волчий облик…»

[m-a-s-o.narod.ru/nosferatu/vampire/vamp/vampires.html]

«Вы находитесь на странице под номером „1“ в подразделе Вампиры, в нем содержится 170 обоев на рабочий стол посвященные теме Вампиры, вы можете быстро скачать понравившуюся вам фотографию…» []

«Вампиры (1998). Жанр: Ужасы. Около 600 лет назад в результате неудачного опыта экзорцизма зло вселилось в тело священника. Так возник первый вампир…» [kinobanda.net]

«…кому верить? Кто-то говорит, что вампиры прекрасны до ужаса, что они губят людей своей красотой, а кто-то уверяет, что они уродливы, и что от одного их вида кровь стынет в жилах! Кому верить?» [kartinki.mindmix.ru]

И так далее в том же духе. Я совсем скисла и пока оставила Сеть в покое. До лучших времен. Если честно, то во всяких там вампиров и в прочие сверхъестественные штучки решительно не верю, хотя все мои подруги в той или иной степени подвержены таким влияниям. Кто больше, кто меньше, но все во что-то верят. Во что-то потустороннее и мистическое. Сама слышала много разных историй, даже что-то видела, но это, как всегда бывает в таких случаях, неопределенно, недостоверно и очень субъективно.

Отец как-то рассказывал, что его мама, следовательно – моя бабушка, еще в юные годы поехала погостить к родственникам в Петербург. Ленинград, тогда еще. Я уж и не помню, по какой причине, но поехала чуть ли не на все лето. Жили они на Крюковом канале, в двух шагах от Никольского собора. Возвращается она как-то домой, а поздно уже, темно, страшно. Вдруг встречает на набережной канала некоего человека в плаще и шляпе с широкими полями. Предложил проводить. Разговорились. Оказалось, что идти им по пути, он ей и рассказал, что жил в том же доме, и вот сегодня ему можно в последний раз посмотреть на детей. Бабушка в тот момент не придала значения его словам: ну мало ли чего посторонние говорят. Посмотреть, так посмотреть – его проблемы. Дошли до парадного, а незнакомец остался на улице. Она поднялась на ступеньки, обернулась и тут вдруг увидела, что попутчик как будто висит в воздухе или стоит на чем-то невидимом. Но что самое неприятное – на нее уставился. Она бросилась со всех ног домой, а наутро узнала от соседей, что как раз сорок дней назад утонул один из жильцов того дома. Тоже в плаще и широкополой шляпе ходил.

Другая мистическая история случилась как-то летом, на даче, со мною лично. Дело происходило в июне, жили мы там вдвоем с той же бабушкой. Погода выдалась дождливая, противная и на редкость гадостная. Сыро, скучно, льет почти постоянно. Хотели уже сбежать назад в город, и вот, как-то ночью проснулись от слабого стука в окно. Бабушка спрашивает: «Кто там?» – в ответ тишина. Думали – приснилось, но через несколько минут стук повторился. Она опять: «Кто там?». А за окном кто-то противно так захихикал и тихо сказал: «Да свои, свои…» Бабушка встала, выпустив вперед собак, и пошла смотреть – кто это? Жили у нас тогда два охранных ротвейлера. Никого не оказалось. Собаки метнулись наружу, в сторону окна, и немного не добежав до него, с визгом ринулись обратно в дом. Потом утром, когда она рассказала о стуках соседям, то услышала, что той ночью во многих домах было нечто подобное, а если у кого дома оставались кошки-собаки, то вели они себя примерно также. Мне тогда было лет десять, но я все отлично помню. С тех пор дачу не люблю и стараюсь больше чем на сутки там не задерживаться.

В Петербург ехать все-таки пришлось, чему я, в конце концов, была рада. Несмотря на все мое критическое отношение к Северной Столице, у меня, как и у многих москвичей, есть этакое обыкновение: хоть один раз в полгода бросить все дела, и поехать в Питер. «Лечиться Питером» – как любит говорить одна моя подруга. Отогреваться в его маленьких полутемных кафешках, говорить по душам со своими питерскими друзьями, которых я и вижу-то всего пару раз в году, но всенепременно считаю их полноценными и настоящими. Прогуливаться по питерским мостовым, доверяя им самые тонкие сокровенные свои желания и оставляя им свою призрачную мечту, надеясь, что именно они сохранят ее до будущего моего приезда и спрячут от безжалостной гонки огромной суматошной Москвы. Как глоток свежего воздуха для нового погружения в московский омут.

По ходу расследования, которое, если говорить честно, проводить не имела права, я встречалась с самыми разными людьми, вела многочисленные беседы, собрала горы ненужных данных. В Городе-на-Неве искала вампиров и тех, кто мог бы их заменить. В результате доработалась до того, что вампиры начали меня преследовать. Обычно во сне, но постепенно становилось мерещиться, что они присутствуют наяву. В метро, в троллейбусе, на улице и в соседнем гостиничном номере. Невский проспект, казалось, кишел вампирами. Не уступала ему и Лиговка. И это притом, что фильмы о вампирах я не люблю, книжки должного содержания не читаю, никогда в компьютерные игрушки соответствующей направленности не играю, да и ролевыми играми не увлекаюсь. На надлежащих сайтах тоже никогда не регистрировалась. Впрочем – последнее явно зря, это я поняла довольно быстро. Чтобы найти дополнительную информацию у, так сказать, людей знающих, отважилась покопаться на форуме .

Но не тут-то было! Форум ничего не показывал «гостям», то есть незарегистрированным посетителям со стороны. Как честная девушка, решила пройти официальную авторизацию. Я нажала линк «Регистрация» на главной странице форума, и тут же появилась соответствующая форма для заполнения. Больше всего удивил «свод правил» для участника. Начинался свод вступительным абзацем:

Данный свод правил не направлен на ограничение вас как личностей, а всего лишь даёт общее понятие о принятых нормах и желательном поведении на этом форуме, при исполнении которых, Вы, вполне возможно, заслужите уважение администрации и других участников форума. Администрация форумов понимает и обеспечивает соблюдение правил форумов согласно своему разумению, руководствуясь своими собственными представлениями о ценности конкретного участника для форума. Принимая участие в работе форума, участники выражают доверие его администрации в принятии любых решений, относящихся к интерпретации и соблюдению правил форума…

Далее следовал длиннющий текст из многих пунктов. Даже не могу представить, какой вампир смог бы дочитать его до конца.

Но стоило только ввести регистрационные данные и какое-то придуманное на ходу имя, как сразу же вывалилась записка: «Извините, это имя было запрещено к использованию. E-mail не совпадает». Какого черта? Почему это не совпадает? Почта моя, имя вполне оригинальное. Есть у меня такой почтовый адрес, что использую для разного треша. Может – занято уже? Снова повторила регистрацию, уже с иным адресом. «E-mail не совпадает. Вы не принимаете правил, установленных на форуме, поэтому не можете быть зарегистрированы» – ответил сайт. Но не на ту напали, и я попыталась вписать уже другой ник. На экране выскочило сообщение: «Общая ошибка. E-mail не совпадает». Почти час я потратила на подбор нового имени и электронного адреса. Результат тот же. Даже завела новый почтовый аккаунт, специально для такого случая, но эффект оставался нулевым. Может они почему-то заблокировали соединение из гостиницы? Надо будет проверить. Или я такая тупая, что не понимаю чего-нибудь или что-то не так делаю? Вроде никогда не жаловалась на дебильность, а тут – на тебе!

В результате мои усилия закончились тем, что я оставила бесплодные попытки.

Я искала вампиров, таких как Дракула и Лестат. Хотя бы намек на их реальность. Хотела их найти. Это же Питер, где им еще быть, если не здесь? И вот однажды, путешествуя по набережной Мойки, встретила девочку. Лет восемнадцать, черные волосы, эмоциональная. Я почувствовала линию крови, которая лежит между нами. Девушка зависима: шрамы на шее и на руках, но не как в кино, настоящие. Наверное, это было очень больно. Девушка несла холщевый чехол, в каких художники носят свои картины, а волосы перехвачены кожаным ремешком. Она шла, как во сне. Я посмотрела ей в глаза, сказала какую-то фразу и дала визитку, где был мой е-мейл. Через некоторое время она написала, что кое-кто хочет встретиться со мной, и определила место. «Только, – писала она, – не говорите с ним на две темы: об ангелах, демонах и его жене». Ну, что ж – у всех свои причуды, это мне было известно всегда. Я поехала. Тот, кто назначил встречу, оказался моложавым мужиком лет сорока, улыбчивым, жизнерадостным и на вампира совсем не похожим. Хотя, мало ли что бывает.

Вся эта вампирская сага почти не имела отношения ко всем дальнейшим событиям. О ней вообще можно было бы и не писать, но ее пример очень хорошо иллюстрирует мою жизнь в то время. Кроме того, именно благодаря той вампирской истории я познакомилась с Виктором. Виктор – бывший соотечественник, а ныне – француз, обеспечивал всякие разные галерейные и музейные дела, работал в каком-то парижском музее, а в Россию мотался регулярно – то выставку организовывать, то таможню проконсультировать, то еще за чем-то подобным. Как раз в то время он обретался в Питере.

Виктор весьма мне помог – представил нужным людям, накопал кое-какую информацию. Он уже был недавно и счастливо женат, но при этом сразу же принялся за мной ухаживать. Мне он тоже стал интересен, и мы начали встречаться. Но сначала у нас не было интима. Да, мы целовались, но до секса еще не доходило. Он показывал мне город, где я знаю, по-моему, каждый камень, а я, как бандерлог на Каа, смотрела только на него. Без влюбленности, без избыточного чувства, что он мой человек. Просто он был невероятно интересен, необычен, ненормален в хорошем понимании этого слова…

То, что должно было с нами произойти, случилось в моем номере гостиницы. Виктор оказался классным любовником, техничным и изощренным, но до любви там было, как до Луны. В предчувствии горячих слов я вспомнила свои прежние неудачные опыты и решилась на фальшивый мыльнооперный реверанс. Я прижала пальцем его губы и произнесла сентиментальную до отвращения фразу: «Нет, Виктор, не надо! Я боюсь полюбить тебя!» Я была тогда околдована им и рассчитывала на продолжительную связь без обязательств. Но он все испортил. «Если ты меня полюбишь, я не смогу ответить взаимностью», вдруг сказал он, посмотрев мне в глаза. Эта фраза и правдивый взгляд его глаз до сих пор преследуют меня в ночных кошмарах. Считаете меня девушкой легкого поведения? Ваше право.

Потом он звонил, звал гулять в ночь и смотреть город со всяких соборов. А я так и не выбралась. Работа жутко выматывала за день, и становилось уже ни до чего. Уехала с кучей впечатлений, из которых одним из самых ярких был он. Это при всех моих отговорках.

В Москву вернулась тогда, так ничего толком и не узнав. В результате толку было чуть – ни в чем не разобралась, картинка никак не складывалась, и я не знала, что мне теперь делать, и как оправдываться перед начальством. Но на другой день после моего возвращения шеф вдруг сообщил, что дело о вампирах в Петербурге у нас прекращено. Совсем. Заказчик отозвал свой заказ, уплатив по всем счетам, даже мои командировочные траты компенсировал. Почему – неведомо.

А уже в Москве, когда ехала от Ленинградского вокзала на метро, вдруг какой-то парень на моих глазах упал в обморок. Самое интересное, что заметила я его до того. Пока разглядывала пассажиров напротив, задержала на нем взгляд. Прикидывала сколько может быть ему лет, отмечала, что неплохо одет, чем-то похож на Джеймса Франко[4]. Смотрела на него, пока он меня не заметил. Вдруг лицо у него стало кое-то странное, будто в наушниках заиграла любимая песня, а в глазах появился невообразимый кайф! Но потом ноги его подкосились, и он упал навзничь. Секунды две народ не понимал, что происходит. Потом все мужчины, что были рядом, спохватились и подняли его. Парень пришел в себя, его усадили на сиденье, он тер глаза, смущался. Черт побери, а ведь кто знает, что с ним? Да и добрался ли он потом до дома? Как-то сама падала в обморок в метро: помню, предложили провести домой или вызвать врача. Может, и о нем кто-нибудь позаботился? А может он и есть тот самый вампир, что не получил вовремя своей порции свежей человеческой крови?

6. Теория без заговора

Мы сидели на кухне и завтракали. Стелла сварила кофе, поджарила гренки, наделала бутербродов и много чего еще. Здесь, на кухне, у нее все было почти так, как мне представлялось необходимым в уютном доме. Я еще больше зауважал эту красивую, милую и умную девушку, но в тот момент даже не догадывался, какие приключения меня ожидают в дальнейшем по ее милости.

У меня вечные проблемы с девушками – не выносят они моего характера, сбегают. Всякое бывало, конечно, но больше месяца редко кто выдерживал. А примерно раз в семь-восемь лет мне вообще приходилось менять свое окружение практически целиком. Люди начинали казаться скучными, малоподвижными, тяжелыми на подъем и на характер, в них больше не оставалось исходного драйва. Они обрастали своими проблемами, семьями, детьми и всяким ненужными жизненными ценностями. У них портились лица и фигуры, вместе с упругостью тел как будто что-то пропадало в их душах. Зачем только люди взрослеют? Года четыре назад я стал невольным свидетелем разрушения чужой, но хорошо знакомой жизни. Свою жизнь убивают медленно, тихо перетирая сухожилия. Наблюдать за развалом человека как личности зрелище не самое приятное, а я вот на протяжении всего этого времени смотрел, как медленно гибла моя подруга. Ужасало еще то, что помочь ей, я был уже не в силах. Она должна была сама разобраться во всем, однако делать такое нужно быстро, пока еще не пропало то, чего осталось уже так мало. В некоторых людях есть такой красивый огонек любви и счастья, в ней же был целый пожар, который угасал день за днем, и мне больно смотреть как такой молодой и жизнерадостный человек на моих глазах саморазрушается и умирает.

– А, ну да. За мной должок, – задумчиво произнесла Стелла. – Начнем с истоков. О моем детстве проще сказать, что прошло оно под знаменем непохожести. Непохожесть была тогда нашей семейной религией, и я не просто так использую этот красивый оборот. Маленькие католики в книжках не понимают, зачем ходить в церковь, они скучают на воскресных мессах. Они не хотят учить псалмы и делают это только потому, что так велят родители. Точно так же, приходилось отличаться мне: не было выбора. Когда я училась в младших классах, меня сажали за парту одну. Учительница три или четыре раза разбила мне нос корешком учебника. Почти все одноклассники меня ненавидели, а те, что послабее, еще и боялись. У меня была репутация гадкого утенка, и в ту пору мне еще недоставало ума. В старших классах я тоже сидела одна, но по иным причинам. Многие одноклассники положительно оценивали мои злые шутки – до тех пор, естественно, пока эти шутки не задевали их самих. Я заслужила некоторый авторитет, но не добилась популярности, да собственно и не стремилась к ней. Все учителя терпеть меня не могли. Благодаря моим усилиям учительницу истории уволили за невежество, антипрофессионализм и несоответствие. Зато меня любил завуч – он ничего не преподавал в нашем классе, но питал нежную склонность к несовершеннолетним девушкам, что помогло получить золотую медаль. Выпускные и поступление в универ как-то слились вместе в один непрерывный марафон. В универе же я вообще редко появлялась на занятиях. Когда же…

– Погоди, а как ты училась? – удивился я, поскольку воспоминания детства-юности вроде как не планировались. – Почему тебя не отчислили за хронические прогулы?

– Ты меня все время перебивать будешь? – возмутилась Стелла. – А то вообще замолкну. Так что, будешь слушать? Вот слушай. Я все-таки туда временами приходила, а перед сессией преподаватели чаще всего предлагали мне зачет или экзамен автоматом, с тайной надеждой впредь не видеть мою физиономию. Однако стабильно посещала лишь те пары, что вел декан, по совместительству – мой научный руководитель. Одногруппники до определенного момента меня любили, но затем, попользовавшись наиболее симпатичными, я перестала тратить силы на поддержание положительного образа, к тому же на однокашниках я всегда зарабатывала очень неплохие деньги. Регулярно писала кому-то контрольные, рефераты, курсовые, дипломные – полезные связи не вредили еще никому. Защита собственного диплома оказалась куда проще, чем написание тех чужих. Переход в магистратуру произошел как-то незаметно и естественно, зато магистерская писалась медленно, но это тоже давно позади. Впрочем, работа частного детектива несет в себе немало выгод. Всегда с людьми, все на бегу. Глупость клиентов немного раздражает, но будь они умны, я лишилась бы львиной доли своих гонораров. С личной жизнью получилось как-то стабильно-непостоянно. Примерно раз в полгода я меняю себе партнера. Заниматься сексом с существом, чей ай-кью меньше моего раза в полтора – напоминает какое-то уголовно-наказуемое извращение, поэтому приходится брать себе много дел и много работы. Сложнее с начальством. Я не жалуюсь. Именно здесь находится то место, откуда дуновение времени разнесет и далеко развеет семена зла, и у меня еще сохраняется шанс узреть Великую Жатву.

– А к чему столь эпический экскурс в биографию? – удивился я. – Ты говоришь как эстрадный декламатор.

– Ты хотел меня выслушать? Теперь терпи. Я давно уже заметила, что мое желание подружиться с кем-нибудь хорошим время от времени сменяется полнейшей апатией и неверием в то, что такое вообще возможно. Может ли вообще существовать человек, к которому я не буду придираться? Я выставляю немыслимое количество условий, выигрышных для себя, устраиваю какое-то посмешище. Проявляю, можно сказать, чуть больше эгоизма, чем нужно. И правда: я большая эгоистка, несмотря на всякие застойные мысли о любви, добрых феях и прекрасных принцах. Кто с такой захочет дружить? Даже сейчас, когда я рассказываю все это, я жду каких-то там комментариев с твоей стороны, что нет, ты не такая плохая, а эгоизм дело вполне нормальное, естественное и очень даже здоровое.

– А разве нет? – спросил я.

– Нет. К черту это. Все чушь. Чушь и ложь, вот что я тебе скажу.

– Значит ты – частный детектив, – задумчиво сказал я, чтобы направит разговор в более конкретное русло.

– И что с того? Тебя так сильно шокировало, что ты все время твердишь эту фразу?

– Всего только второй раз и сказал. Никогда не видел живого частного детектива.

– А мертвого видел? – вполне предсказуемо засмеялась Стелла.

– Нет, только в книжках про них читал и в кино смотрел.

– Вот и хорошо, – наставительно продолжила Стелла, стряхнув рукой с себя что-то невидимое. – Там, в кино, у моих коллег работа сильно увлекательнее и интереснее, чем в реале. Знаешь, кто наши основные клиенты?

– Погоди, попробую догадаться, – встрепенулся я. – Наверное, рогатые мужья, покинутые жены и отцы брошенных невест. Угадал?

– Почти правильно. Но неполно. Клиентами частного детектива, а если более точно – нашего агентства – обычно становятся люди, попавшие непростую жизненную ситуацию, самостоятельный выход из которой им не по силам. И наше агентство помогает в решении сложных и запутанных житейских проблем, сохраняя при этом время и нервы клиента. Естественно, что мы действуем конфиденциально, законно и оперативно. Мы оказываем услуги не только в Москве и области, но и в других регионах. Бывает, что и за рубежом. У нас в команде отличные профессионалы с большим опытом…

– А… – начал было я, но она не дала мне как следует раскрыть рта.

– …а области нашей деятельности самые разные. Прежде всего, поиск людей. Но мы занимаемся и розыском автомобилей, сбором информации о ком либо или о чем либо, частными расследованиями, фото и видеонаблюдением, используем детектор лжи, проводим проверку подлинности документов, проверку автомобилей на угон, выявляем супружескую неверность, определяем степень безопасности предприятия, проводим проверку помещений на шпионские закладки, устанавливаем человека по электронному адресу, осуществляем бизнес-разведку, проверку сделок с недвижимостью, проверку образа жизни детей. У нас бывают расследования преступлений в интернете, борьба с пиратством в Сети, вывод людей из сект…

– Даже так? Вы и с сектантами работаете?

– А ты думал? Сейчас это очень актуально, знаешь ли. У нас для этого свои религиоведы имеются. Короче – много всего. Но главная наша работа – скучный, рутинный сбор информации. Причем основная часть собранного материала никуда потом не идет, обычный информационный мусор.

– Но вы же, наверное, чем-то ограничены?

– Конечно. Нас сильно ограничивает закон и наши собственные инструкции. Например, частный детектив не имеет права самостоятельно расследовать серьезные преступления, такие как убийство. Мы можем только помогать ментам, если они нас попросят, но не имеем права вмешиваться в само следствие. Очень важно не влезать в интересы силовых структур. Милиции, госбезопасности, прокуратуры, армии, Следственного комитета. А то и лицензию недолго потерять. Мы не должны собирать сведения, связанные с личной жизнью граждан из простого любопытства или иных несущественных побуждений клиента. Только если есть веская причина – вероятность измены, например. Частный детектив не имеет права обследовать помещения и участки местности путем незаконного проникновения туда. Наконец, частный детектив не имеет права разглашать собранную информацию, использовать ее в каких-либо целях вопреки интересам своего клиента или в интересах третьих лиц. Ну, и естественно – лицензия, тот самый документ, без которого частный детектив вообще не имеет права работать.

– А цены у вас…

– Зачем тебе? Хочешь меня нанять? На самом деле в детективных делах называть расценки до рассмотрения конкретной ситуации не принято. Цену на услуги обычно определяют в предварительной беседе.

– Погоди, – вдруг запоздало сообразил я, и сразу же спросил, чтобы потом не забыть: – ты же говорила, что не имеешь право собирать сведения из простого любопытства. Однако за мной…

– Ну, да. Есть такой грех, следила. И что теперь? Донесешь на меня?

– Нет, конечно, – смущено буркнул я, – но ты мне так ничего и не объяснила. Нафиг я вообще тебе понадобился?

– Прервал меня, вот и не объяснила. Будешь дальше перебивать, я вообще никогда ничего не расскажу.

– Все! Молчу и внимательно слушаю! – демонстративно заявил я и карикатурно склонил голову.

– Так вот… Мои клиенты – люди любого возраста, различного общественного статуса и материального положения. Объединяет их только одно обстоятельство: существование проблемы, снять которую они могут лишь с моей профессиональной помощью. Ну, я уже говорила. Причем я одинаково серьезно подхожу ко всякой работе, будь то следствие по уголовному делу или семейные неурядицы. За время работы мною скоплен вполне конкретный опыт расследования всяких краж, запугиваний, поиск людей и имущества. Бывало, что мне приходилось спасать и главную ценность для каждого человека – жизнь. Звучит пафосно, и чванливо, но я действительно горжусь этими делами. Семьи тоже регулярно пытаюсь спасать, но тут, как правило, безуспешно. Обычно работа мною бывает сделана, и сделана хорошо, но люди всё равно разводятся. Если между супругами исчезает доверие – то всё, кранты, семья уже недолговечная, как треснутый стакан. И тут уже завязывается как бы заговор мужа против жены или наоборот. А иногда – не «или», а «и». Начинают они интриговать друг против друга… не жизнь, а сплошной триллер.

– Триллер какого рода? Они разные бывают.

– Слышал про теорию заговора? Вот так примерно, только в бытовом плане. Книжек начитались, фильмов насмотрелись, и видят теперь везде эту теорию, даже в собственных семейных дрязгах ее винят. Сейчас же на каждом шагу или фильм, или роман на эту тему.

– Правда что ли?

– Ну да. Люди очень ее любят, эту теорию. Смотрел такое кино с Мелом Гибсоном в главной роли? – я кивнул. – Вот после выхода фильма термин и стал популярен. Собственно, я вот о чем. Если по такой (или почти по такой) схеме, как я описала, выходит некий интеллектуальный продукт, хорошо и добротно сработанный, то он обречен на успех. Ну, конечно дрянь и халтуру можно сделать всегда. Все зависит от мастерства команды ремесленников, изготовивших сам продукт…

– О, точно! – я обрадовался, поймав знакомую тему. – Причем по-другому сейчас просто не издают. И не снимают. Мы как-то опять уклонились от темы, нет?

– Погоди… – задумчиво согласилась Стелла. – Вкратце, если взять общую схему любой такой истории, то там примерно так. Сначала где-то происходит некое преступление. На первый взгляд – ничего необычного: кого-нибудь убили. Или произошел несчастный случай, или естественная смерть. Как потом выясняется – замаскированное убийство. Иногда такое преступление выносится за рамки основного повествования, а до читателя или зрителя доходит только в разговорах и воспоминаниях персонажей. В силу тех или иных обстоятельств дело начинает расследовать необыкновенно проницательный Главный Герой. Он – молодой симпатичный мужчина лет тридцати, сразу же вызывает дружеское участие и доверие зрителя (читателя). Он совсем не обязательно профессиональный детектив (хотя – вовсе даже не исключено!), тут может быть кто угодно: рядовой полицейский, разведчик, контрразведчик, частный детектив, простой обыватель. Ученый. Довольно часто – писатель или журналист. В какой-то момент выясняется, что наиболее важные события в мире непосредственно связаны с деятельностью «тайного» правительства или, как минимум, очень мощной организации, с разветвленной сетью агентов. От расследования зависит многое, чересчур важные вещи поставлены на карту. Постепенно напряжение нарастает, вот уже возникает прямая угроза жизни Главного Героя и, наконец, угроза существованию государства или даже самой Цивилизации. Все зависит от проницательности, быстроты и ловкости Главного Героя, который постепенно начинает проявлять способности чуть ли не супермена. По ходу действия Главный Герой знакомится с очаровательной девушкой (молодой женщиной) с которой у него рано или поздно возникают близкие интимные отношения. Еще у Главного Героя обычно есть друг – чудаковатый, но симпатичный неумеха и неудачник, очкарик и интеллектуал. Он погибает ближе к концу сюжета, вызывая ответную скорбь Главного Героя, приобретенной по ходу дела подруги и, соответственно, самого читателя (зрителя). Но этот персонаж для сюжета необязателен, и в некоторых версиях может отсутствовать напрочь. Ближе к финалу Главный Герой сталкивается с исполнителями заговора лицом к лицу, и, казалось бы, ничто его уже не может спасти от неминуемой гибели, но в самый последний момент, когда смерть уже смотрит в глаза Главного Героя, ему приходят на выручку. Наконец, в финале всей истории, Главный Герой – избитый (часто – легкораненый), утомившийся, но все еще живой – побеждает. Теперь зло повержено, угроза гибели государства или цивилизации предотвращена, а очаровательная девушка (молодая женщина) обретает счастье в объятиях уставшего, но не потерявшего потенцию Главного Героя. Каждый год появляется множество книг и фильмов, скроенных по подобным шаблонам. Причем я не могу в чем-то кого-то упрекать: творят то, что кушает потребитель. Задача авторов – сделать вкусное блюдо. Эти творения просто обречены на успех.

– Уж не знаю, насколько такие блюда обречены на успех, беда только в том, что вкусно готовить бывает сложно, а вот несварение желудка вызвать – нефиг делать, пара пустяков.

– Ну, да, так оно и есть, – кисло сказала Стелла.

– Слушай, откуда ты все знаешь про такие подробности? – со смехом спросил я. – Вы что, и литературные дела расследуете?

– Погоди. Так вот, мы не будем тут трогать кино – это всегда результат труда очень большого коллектива. Бог с ним, с кином. Рассмотрим литературный роман. Еще с Александра Дюма книги стали писать совместно с кем-то. И вовсе неважно, что на обложке стоит только одно имя – часто работал коллектив, хоть бы из двух человек. А в наши дни, когда время одиночек давно в прошлом, «вкусные» романы обычно пишет бригада авторов. Обязанности распределены так: кто-то работает «фейсом» – обычно красивая женщина, импозантный мужчина или бледный тинэйджер – короче персонаж, которого показывают по телевизору, печатают фотографию на задней (иногда и на передней!) стороне обложки и смотрят на пресс-конференциях. Второй человек в команде – «райтер». Второй по порядку, но не по значимости. Иногда он совпадает с «фейсом», в таком случае, можно уже говорить, что свои литературные произведения он «пишет сам». Райтер задает сюжет, делает общий план по главам, указывая, где усилить экшен, где – отпустить, а где наоборот – подпустить лирики. Он же, райтер, дает задания своим помощникам – что написать, куда и сколько. Далее идут сами помощники райтера, иногда их еще неполиткорректно именуют «литературными неграми» и бывает их разное количество. Все делается по схеме. Например – схема такая. Один пишет, простой, как стенограмма, диалог. Второй – вставляет ремарки в прямые речи. Третий – делает отступления между прямыми речами. В результате посмотрим, как развирается текст. Сделаем это на примере некоего фрагмента, произвольно вырванного из тела несуществующего романа. Итак – входящие установка Райтера: «Б» – Борис – сотрудник Службы Безопасности, разыскивает серийного маньяка названного «Летающим Убийцей». Владеет компьютерными технологиями, техникой электронной слежки и профессиональной интуицией. Двадцать семь лет. «А» – Альбина – его постоянная любовница, студентка филологического факультета. Девятнадцать лет. Постоянно живет в квартире у Бориса и спит с ним в одной постели. Они вместе уже более года…

– А дальше? – заинтересованно перебил я.

– Дальше установки поступают помощникам, и первый помощник выдает примерно такой тест: А – «Я устала, и у меня болит голова. Давай не сегодня». Б – «Опять голова? Может, выпьешь таблеточку?» А – «Нет, не надо таблеток. Я лучше посплю». Б – «Хорошо, а я тогда посижу за компьютером. Ладно?»

– А помощников всегда три? – глупо спросил я, хотя отлично знал, что фиксированных цифр тут никогда не существует.

– Нет, но пусть будет три. Для удобства. Итак – второй помощник: «Я устала и у меня болит голова, – сказала Альбина несчастным голосом, схватившись правой рукой за лоб. – Давай не сегодня… – Хотя Борис и не мог видеть этого жеста, он молча кивнул». «Опять голова? – Недовольно переспросил Борис, не отрывая своего взгляда от монитора. – Может, выпьешь таблеточку?» «Нет, не надо таблеток, – отказалась Альбина, излишне поспешным тоном. – Я лучше посплю». «Хорошо, – сразу же согласился Борис, – а я тогда посижу за компьютером. Ладно?»

– А третий помощник…

– А третий помощник, – перебила Стелла, – доводит эпизод до ума, и у нас получается вот такой текст:

Борис сидел уже больше двух часов перед компьютером, раздраженно щелкая мышью по баннерам и ссылкам сайтов. День выдался тяжелый, и начальство недвусмысленно давало понять, что с отпуском опять придется повременить, пока не будет пойман «Летающий Убийца» – серийный маньяк, терроризировавший весь город. А у Бориса – никаких зацепок. Разве что случайный телефонный номер и обрывок той фотографии. Сзади подошла подруга Альбина и несколько минут молча следила за действиями своего парня.

– Я устала и у меня болит голова, – сказала Альбина несчастным голосом, схватившись правой рукой за свой лоб. – Давай не сегодня…

Хотя Борис и не мог видеть этого жеста, он молча кивнул. Сказав эту древнюю, как само человечество фразу, Альбина почти не лукавила. Естественно, голова у нее не болела, но сама мысль о сексе с Борисом сейчас вызывала отвращение. Вот уже около месяца как у нее был другой любовник – молодой бизнесмен с прекрасными мужскими качествами. Серго! От одной только мысли о нем у девушки пробегали мурашки по коже. Только с ним Альбина смогла узнать, что такое многократный оргазм, который раньше ей казался просто-напросто сказкой для взрослых. А Борис? С его коротким членом, вечным пыхтением, пятиминутной прокачкой и быстрым, как метеор, финалом раз в три дня строго по расписанию? Разве такое вообще можно сравнивать? Кроме раздражения, у Альбины не оставалось уже ничего. Однако как об этом сказать Борису? Ведь именно он давал ей, приехавшей из провинции девочке, постоянную жилплощадь и чувство защиты.

– Опять голова? – Недовольно переспросил Борис, не отрывая своего взгляда от монитора. – Может, выпьешь таблеточку?

То был уже третий случай за последний месяц, когда девушка отказывала ему в близости. Что-то не так.

«Может, у нее появился кто-то еще? – думал Борис. – Или она, правда, чем-то больна? Нет, не похоже. А эти ее постоянные отлучки, вечные отговорки ставшие уже системой? Все-таки придется наставить ей „жучков“ на одежду, и проследить пути по городу в течение рабочей недели».

– Нет, не надо таблеток, – отказалась Альбина, излишне поспешным тоном. – Я лучше посплю.

«Вот и славно, – подумала девушка. – Главное, чтобы без разборок и занудства, я этого всего терпеть не могу. Может Борис – латентный гей? Вот подруга рассказывала, что у геев у них постоянно так – кончают всегда быстро и мимолетно. Надо будет у Серго спросить, он все знает про секс, как профессор».

– Хорошо, – сразу же согласился Борис, – а я тогда посижу за компьютером. Ладно?

– Гы-гы! – грубо заржал я. – Ну а что было потом в этом твоем романе? Мне уже так понравилось!

7. Как писать роман

Тем временем день уже переходил в вечер. Начинало заметно темнеть, в доме напротив загорались окна, а из-за стены стал слышен голос соседского телевизора. С началом вечера у многочисленного телезрительского населения города наступает прайм-тайм. Люди смотрят свои любимые сериалы, передачи и шоу. Однако, по словам социологов, наблюдения в обычные рабочие дни показывают, что основной прайм-тайм наступает все-таки утром. Причем в это время радио имеет аудиторию даже большую, чем телеканалы.

– Ну а что было потом в этом твоем романе? – заржал я. – Мне уже так понравилось!

– Да ладно тебе прикалываться. Чего такой любопытный? Как бабки перед подъездом. Просто на этом примере, который придумала, можно сказать на ходу, видим, как работает бригада «помощников» во время создания романа. Потом «райтер» смотрит готовый материал, вносит коррективы и отсылает в издательство, прикинь? Роман готов, дело за корректором. Я далека от мысли, что так пишут все авторы и таким образом создаются все книги. Но такая схема существует и успешно функционирует. Как и теория заговора.

– Нет, ты все-таки скажи – откуда знаешь такие подробности? – снова повторил я свой вопрос.

– Был период, подрабатывала такой вот помощницей у одной известной литературной дамы, а вслед за тем расследовала некое литературное дело. Потом как-нибудь расскажу, когда можно будет. Пока рано еще.

– И ты тоже? Ты была «литературным негром»? Нет?

– Что значит – «ты тоже»? Да, была литературной негритянкой. А что? Только не спрашивай меня у кого, все равно не скажу – я подписку давала, пожизненную, и буду молчать.

– А твой рассказ напомнил мне одну вещь… Помнится, во времена моей юности, был такой малоприличный анекдот про то, как рассказ обрастал подробностями в советские времена? Ты его, наверное, тоже знаешь. Начинался так: «„А не испить ли нам кофею?“ – спросила графиня».

– Не, про такую графиню я не слышала. Расскажи потом. А я веду вот к чему. Что бы ты подумал, на моем месте, если б к тебе попало такое дело в действительности? Дело, будто написанное по этим самым литературным канонам теории заговора?

– Ну, я, наверное, решил бы, что надо мною кто-то толсто прикалывается, или некий начинающий литератор анонимно проводит пробу пера.

– Вот и у меня мелькнули те же самые мысли, но все оказалось взаправду.

– В смысле взаправду? – не понял я. – Проба пера?

– Нет, в прямом смысле. Прикинь: мне попадает реальное дело, словно списанное с такой вот схемы. И не поймешь – то ли меня кто-то неслабо разводит, то ли издевается, то ли случилось нечто действительно необыкновенное. Короче – как-то раз в нашу контору пришел клиент и принес книгу на английском языке, изданную в Америке. Как наиболее грамотную из находящихся рядом, позвали меня и попросили быстренько ознакомиться с этой книгой. На обложке – имя автора и цветной негатив какой-то иконы. Название – «Icon of Tsar Boris» – «Икона царя Бориса» по-русски. Автора не помню, ничего о нем не слышала, только то, что удалось нарыть про саму книгу. Имя ничего мне не говорило, и, как потом выяснилось, вообще никому ничего не говорило. Хоть книжка и написана по-английски, но моих скромных познаний хватило, чтобы понять суть. Там был детективный триллер, идея которого состояла в том, что ищут какую-то икону, в которой спрятан важнейший документ, имеющий значение, как для нашей церкви, так и для всего нашего государства… Клиент утверждал, что описаны реальные события, а икона существует в действительности и ее надо обязательно отыскать. В случае успеха, я, как основная исполнительница, прилучала кучу деньжищ, да и наше агентство не сталось бы в накладе. Но мне временно пришлось перестроить всю свою жизнь, которая превратилась во что-то нереальное, как в фильме про ту самую теорию заговора…

– Эта книжка у тебя сейчас есть? Нет наверно.

– А вот! Минуточку… – Стелла встала, подошла к своему столу и откуда-то из его недр достала красиво изданную книгу карманного формата в бумажной обложке. Так называемый «покетбук». – Вот смотри. Раритет, библиографическая редкость! Она прошла практически незамеченной.

– Почему? – не понял я, разглядывая книгу. – Ведь такие скандальные вещи обычно хорошо продаются. Бестселлер? Какая она легкая, хоть и толстая!

– Нет, не бестселлер. Небольшой тираж, малый интерес американских читателей, и еще – полное невнимание со стороны рекламы.

– На русский хоть перевели? – рассеянно интересовался я, листая книжку.

– Совсем недавно издали перевод, но с препонами, проблемами и купюрами. Знаешь, наверное, как у нас переводят. Там еще много чего случилось.

– Почему случилось? – в который уже раз спросил я. Похоже, в последнее время вопрос «почему?» стал самым применяемым в моей лексике.

– Видимо, кто-то кому-то убедительно рекомендовал. Могу только догадываться, кто именно. У меня есть и русское издание, я тебе дам потом почитать, если захочешь, конечно. Напомни только, а то я забуду.

– А причем тут те твои бабки перед подъездом?

– Бабки? А, ну да. Просто они всегда в курсе всего происходящего. Кто куда ходит, когда приходит, что делает. Кладезь информации! Хоть они и раздражают меня тем, что лезут в мою жизнь, в иных случаях я подобных бабок использую для сбора сведений. Жалко только, что сейчас их уже редко встречаешь на лавочках – все они по квартирам сидят, сериалы смотрят. Обычно я притворяюсь чьей-то знакомой или коллегой по работе. Родственницей иногда, неожиданно приехавшей из другого города. Короче – по обстоятельствам. Выдаю себя за всю такую уставшую, измученную, несчастную девушку, которой никак не удается встретить своего друга или родственника, живущего в этом подъезде. Было у меня одно такое дело. Собственно эти бабки и помогли мне выяснить, все про мой объект. Натолкнули на верную мысль. Оказалось, что объект проживает с сестрой близнецом, оба недавно вернулись из Америки, а до этого в квартире жили их родители, что не так давно погибли в автомобильной катастрофе. Согласно документам в жилконторе, объект проживал один. Я начала следить, и действительно – из квартиры выходил то он сам, то его сестра. Но их никогда не видели вместе. Потом, конечно, оказалась, что никакая не сестра, а он сам и есть, переодетый в женскую одежду и с женским макияжем. Причем так здорово у него все получалось, что даже я сначала не могла догадаться, и принимала его за настоящую девушку. А зарабатывал он себе на жизнь честным нелегким трудом – занимался элитной проституцией, что для парня, считающего себя девушкой-лесбиянкой, не так уж сложно. Его услуги стоили очень дорого и были весьма хорошо востребованы, прикинь? Если бы не бабки перед подъездом, я б никогда, наверное, не распутала этот клубок. Подлость, конечно, но при моей работе приходится. Ты представить себе не можешь, сколько полезной инфы можно вытянуть подобными расспросами. Потом, правда, добросердечные старушки часто пересказывают объекту наблюдения, что его искала некая девушка, но мне это уже неважно. Кстати, о девушках – ты обещал анекдот.

– Да? Какой? – как-то рассеяно спросил я, переваривая обрушившуюся на меня новую информацию.

– Про какую-то графиню, захотевшую кофе.

– А, ну да, был такой длинный-предлинный анекдот. Многосерийный почти. Приходит в редакцию толстого советского литературного журнала молодой начинающий писатель и говорит: «Вот, рассказ написал из жизни русского дворянства. Начинается так: „А не испить ли нам кофею? – спросила графиня. – Отнюдь нет, – ответил граф…“» Редактор перебивает: «Да, читал я вашу рукопись. Рассказ неплохой, но меня смущает, что у вас не показана нравственная деградация дворянского общества, его загнивание…» Автор уходит, через некоторое время возвращается с переделанным вариантом: «Теперь все исправил, начало будет звучать так: „А не испить ли нам кофею? – спросила графиня. – Отнюдь нет, – ответил граф, и поимел ее на подоконнике, стуча манжетами о стекло“». Редактор: «Вот, уже лучше! Очень правильно отражено моральное разложение аристократии. Только меня настораживает, что роль рабочего класса не отражена совершенно!» Автор удаляется, и спустя какое-то время приходит опять с выправленным рассказом: «А не испить ли нам кофею? – спросила графиня. – Отнюдь нет, – ответил граф, и поимел ее на подоконнике, стуча манжетами о стекло, а за стеной раздавались удары молота – там кузнец Порфирий ковал нечто железное». Редактор: «Отлично, и про аристократию, и про пролетариат. Но совсем не видно перспективы! Где взгляд в будущее?». Автор опять уходит, а когда возвращается, то приносит такой материал: «А не испить ли нам кофею? – спросила графиня. – Отнюдь нет, – ответил граф, и поимел ее на подоконнике, стуча манжетами о стекло, а за стеной раздавались удары молота – там кузнец Порфирий ковал нечто железное. Вдруг удары прекратились, и мощный волжский бас произнес: – Х… с ней, с работой! Завтра докуем!» Такой вот анекдотец. Еще бывали более сложные варианты: редактор потом еще требовал отобразить руководящую роль ленинской партии, общий кризис империализма и мечты Маркса вместе с Энгельсом.

Стелла нахмурилась, видимо силясь вникнуть в озвученную мною прозу. После небольшой паузы она вдруг произнесла:

– Чего-то не въехала. А в чем, собственно, фишка? Кстати – моя история так и не закончилась, боле того – она имеет к тебе самое прямое отношение. Знаешь, иногда бывает забавно смотреть со стороны, как у окружающих людей меняется жизнь. Одни замечают вокруг себя только детали, у других все переворачивается с ног на голову. Вот и вчера поняла в очередной раз насколько у меня все запущенно. Будто ничего нового уже не может быть, будто я, даже бездействуя, продолжаю ошибаться. Словно что-то измениться, если сделаю всё правильно. Только в классической модели мира абсолютное зло живет на окраинах, как правило, в лесу, а в современной модели зло в лесу не живет, оно туда ходит на шашлыки.

– Э-э-э-э… Ты к чему, собственно? Причем тут я? Почему – прямое отношение?

– Сейчас объясню. Был у меня такой приятель, – задумчиво повествовала Стелла. – Собственно, почему обязательно был? Он и сейчас есть. Француз, в каком-то парижском музее работает. Как-то не так давно приезжал недели на три. Он периодически ездит сюда по разным своим делам. Так вот, после одной такой поездки в Москву его словно подменили. Задумчивый стал какой-то, иногда как бы зависает, а как напьется, так начинает уверять, что ангелы живут среди нас, и никакие они не ангелы, а инопланетяне.

– Да, здорово мужика торкнуло, – хмыкнул я. – Он что-нибудь принимал или курил? Или сам рехнулся, своими силами?

– Не знаю, давно не общались. Последний раз летом, когда он был в Питере, а я ездила туда в командировку. Ну, немного переписывались после моей поездки.

– А что там про ангелов? Похоже, ты очень хорошо знаешь этого мужика.

– Про ангелов я его слушала, что называется, вполуха. Но у меня постепенно возникло какое-то нереальное ощущение, словно в универе на физре. Тогда злобная, толстая физручка, что часто нам показывала, как правильно прыгать через скакалку (отчего, как мы думали, спортзал и ремонтировался каждое лето) принимала зачет по пистолетикам. Интересно, ты кто-нибудь их сдавал? В общем, там такая фигня, когда нужно приседать на одной ноге, а вторую вытянуть перед собой. Я сдала, что называется «по очкам». Короче – об этих ангелах я ничего сказать не могу, но это внесло элемент мистики в мою, в общем-то, спокойную и размеренную жизнь. И вот меня вызвал шеф и поручил дело, от которого на версту какой-то потусторонней чертовщиной так и прет…

– Есть похожая легенда. Про ангелов… ну, не совсем похожая, но нечто общее имеется, я даже в каком-то кино видел… Про всякие безобразия, что эти персонажи устраивают на Земле. По-моему уже недавняя версия, этакая смесь библейских упоминаний, новомодных интерпретаций и мистической фантастики.

– Ты о чем? – спросила она, пару раз хлопнув своими длинными ресницами.

– Ну, как о чем. Существует известная легенда, что после того, как Бог создал человека, мятежный ангел по имени Люцифер сильно разобиделся, собрал единомышленников и устроил на небесах путч. Взбунтовавшиеся ангелы были расколошмачены божественным спецназом и навсегда вышвырнуты из рая, но отдельные падшие ангелы отшатнулись от Люцифера, предпочтя земную жизнь среди людских наслаждений. Они брали себе земных жен, от которых потом у них родились дети, обладающие силой ангелов и душами людей… У самих ангелов, вроде бы душ нет, почему-то. Да, а Люцифер был назначен главным боссом в Аду – в некоем специально созданном неприятном для существования пространстве.

– Знаю я эти легенды, но мой знакомый рассказывал не совсем так… Впрочем – там уже его головная боль, не моя. Я тогда особенно и не вслушивалась.

– А твой этот парижский знакомый, он какое производит впечатление? Адекватное?

– Адекватное чему? – переспросила Стелла.

– Ну, так, вообще. Адекватное обстановке? Как он сейчас? Пока еще не в психушке?

– Нормальный мужик вроде бы. Женился недавно на девушке своей мечты, которая чуть ли не вдвое моложе его. А что?

– Ничего. Ты французский знаешь?

– Знаю. Два слова… нет, три: «бонжур», что значит «добрый день», и «оревуар», что означает «до свиданья». «Дежавю» еще.

– А как же ты с ним общаешься?

– По-русски, естественно. Он вообще-то в России родился и жил лет до восемнадцати. А потом свалил, когда халява подвернулась. Ладно, ты есть-то будешь?

– Буду, – кивнул я. – А ты рассказывать будешь? А то пока только сплошные предисловия и разные многосерийные отступления. К тому же до сих пор так и не понял, причем тут я.

– А, ну вот. Кризис больно ударил по нашему бизнесу, денег стало мало, мы хватались за любое дело и старались выжать из него максимум прибыли. Кроме того, погибла при весьма странных обстоятельствах одна их наших групп, и до сих пор там много чего не ясно… А тут как раз шефу пришлось со скандалом отказаться от одного очень громкого расследования, мы пролетели мимо кучи бабла, поэтому и настроение в коллективе повисло соответствующее. Я, хоть и держалась всегда немного отстранено от корпоративной тусовки, но общее расположение духа проникло и мне. Поэтому-то мы без особых вопросов приняли в разработку темную историю, связанную с романом об иконе. Роман назывался «Икона царя Бориса», автор – Джон Уэйд.

– А почему от громкого дела отказались? – удивился я. – Понимаю, что не по предмету, но интересно же.

– Могу рассказать, но долго получится, опять отступление от темы, и ты снова будешь бухтеть.

– Расскажи, интересно все-таки. Я всегда полагал, что частные детективы берут любые дела, если это приносит доход.

– Нет, не любые. А дело там было про академика Пурдика.

– Кого? – не понял я. Имя этого академика мне ничего не говорило. – Какого еще Пурдика?

– Неужели не слышал? Ну, как же! Столько разговоров было, весь интернет гудел.

– Наверное, я сильно занят был в то время и как всегда что-то важное пропустил. Расскажешь?

– Почему нет? Есть такой Владислав Луцентович Пурдик. В наше время его называют не иначе как академик. Редко удается услышать, что он – академик не РАН, а РАЕУ – Российской академии естественных учений. А кроме РАЕУ он, по его собственным словам, еще много где академик. А в этой РАЕУ народ довольно-таки разный…

– Я в курсе, что такое РАЕУ, – кивнул я. – Там всяких мошенников и аферистов скопилось сколько угодно, и к науке вся эта тусовка имеет довольно-таки отдаленное отношение. Собрались люди, которым очень захотелось стать академиками, и выбрали друг друга в академики. Зарегистрировали общественную организацию под названием РАЕУ и с тех пор они сами для себя академики. Принимают туда, кого захотят и того, кто хорошо может за это заплатить. Или припугнет, как следует. Типа – «если вы откажетесь, они вас зарэжут. Шутка!»

– Ну, да, почти так оно и есть. Только самое забавное то, что в списках даже этой самой РАЕУ Пурдик почему-то не числится! Говорят, он сам себя назначил даже таким РАЕУским «академиком», но тут я не уверенна, поэтому ничего сказать не могу. Может, и ошибаюсь. Сейчас он величает себя гениальным ученым, современным российским Леонардо да Винчи. Кстати, в восьмидесятых годах он отсидел по полной программе восемь лет по уголовной статье. За мошенничество. Этот тип личности в литературе хорошо описан. Аферисты и авантюристы такого сорта находили клиентов во все времена у всех народов. Так вот, наш Пурдик «изобрел» много всякого разного гениального. Я не удивлюсь, если изготовление алмазов из праха покойных – тоже его «разработка». Как он делает свои «открытия»? А очень просто. Вбрасывает в прессу сенсацию. Например – изготовление барабанов Страдивари серийно! Берет с этого все, что можно взять, а потом переключается на другую задачу, в частности, объявляет об открытии века – производстве алмазов любой формы, цвета и размера! Срывает бабло, щедро делится с покровителями, истощает эту тему, и перескакивает на следующую. Скажем, изобретение чудодейственных фильтров для водки на основе некоего нового способа ректификации синтетического спирта! Очистки от всего – от любых вредных примесей, от нефти, изотопов и радиации, даже от вредных ионов и альдегидов.

– Гениально! – я просто восхитился такой простотой решения. – Но как такое ему удается?

– А вот так. Он просто хорошо, хоть и заочно, учился у блаженной памяти академика Лысенко, и неплохо освоил его приемы. Превзошел учителя. Пурдик сразу идет к власть предержащим, льстит им, лебезит и обещает немедленные результаты уже завтра. И ему дают деньги, много денег! Его бюджет превышает весь бюджет настоящей Академии наук! Но самое интересное, что соавтором своего «наиболее гениального» изобретения Владислав Луцентович вписал самого Жевакина – председателя Государственной Сравнительной Палаты, а в качестве очередного спонсора как-то привлек бывшего министра Короленко, который возглавляет сейчас корпорацию Госатомстройпроминвест.

– Ничего себе размах! Того самого Жевакина? И того самого Короленко?

– Ага, их самых, – согласилась Стелла. – Мне очень нравится любимая фразочка Жевакина – «Сравнительная палата – не место для сравнений!». Короче «открытие» было гениальным и беспроигрышным. При помощи политиков надавить на того, кого надо, срубить бабла, поделить и снова срубить. Опять поделить, не обидев себя, естественно. Ну, а тем, кому следует, шли реальные откаты. Знаешь, меня от всего этого уже даже не тошнит. Когда захочешь много подробностей обо всех этих «открытиях» – почитай на сайте, персонально посвященном лично Пурдику. Если не ошибаюсь, три дабл-ю, голденампула точка ру – там сайт его холдинга «Золотая ампула». Но все-таки приходится признать, что Пурдик – уникальная фигура и в прямом смысле выдающаяся. По-моему он давно затмил Сен-Жермена, Калиостро, даже нашего отечественного Григория Распутина перещеголял. Да и самого академика Лысенко за пояс заткнул. Того же еще Иосиф Виссарионыч сначала поддерживал, а потом уж Никитушка Сергеевич Хрущев. Но Лысенко хотя бы верил в тот бред, что нес, поскольку был абсолютно неграмотным мужиком от сохи, а Владислав Луцентович ни во что не верит – он просто собирает деньги, вот и ведет все эти игры. Результатом был громкий скандал в научных кругах, настоящие академики реанимировали давно и крепко спавшую комиссию по лженауке и отправили к этому Пурдику делегацию во главе с одним видным физиком, большой шишкой в настоящей академии наук. Так вот, шишка вместе со своей комиссией полностью признала правоту Владислава Луцентовича!

– Почему? – в который уже раз наивно удивился я. Поистине сегодня был благодатный день для новых открытий и свежих удивлений.

– Угадай с трех раз! А если кто из ученых особо борзым оказывался, не унимался долго, то звонили и откровенно угрожали физической расправой. Возможно все это случайные совпадения и досужие слухи, но на одного научного сотрудника, что этими вопросами сильно интересовался, в Петербурге напали и избили до смерти. Вот к нам и обратился серьезный представитель академических кругов с тем, чтобы провести частное расследование. Частное, но со сбором всех необходимых документов и доказательств, дабы потом можно было передать в прокуратуру или еще куда. В международный суд, например.

– Ну и?.. – привычно спросил я, прервав паузу.

– Ну и все, – грустно сказала Стелла. – Сначала дело взяли, а потом что-то произошло, и шеф отказался. Надо отдать ему должное – отказался он с большим достоинством и сохранением лица, но после этого мое уважение к шефу все равно сильно упало. Я просто уверена, что ему кто-то позвонил и популярно объяснил, почему этим делом заниматься не рекомендуется. Но тебе не кажется, что мы в очередной раз удалились от нашей первоначальной темы?

– Кажется, – смущенно признался я. История с поддельным академиком меня увлекла. – Так что там с этим романом? А то мы все время куда-то отвлекаемся.

– Так вот, с романом. Вдруг шеф попросил меня задержаться после планерки. Прямо как Мюллер Штирлица. Я задержалась, а когда мы остались одни, начальник повелел прибыть в его кабинет ровно к одиннадцати, и отпустил. Ну, я и пришла, как было велено. Обычно такое для шефа нехарактерно: он либо сразу все говорит, что ему надо, либо неожиданно звонит, велит все бросить и бежать к нему со всех ног. Слава Создателю такие экстренные вызовы случаются нечасто. Когда я вошла в кабинет к шефу, то кроме него там сидело еще двое. Наша секретарша Лилька – ну, ты ее должен помнить, вы же в больнице вместе лежали, и какой-то странный субъект. Высокий красивый солидный мужчина лет сорока, в костюме от Картье, а в туфлях и галстуке от Версаче, прикинь? С кейсом в руках и с бородой как у Энгельса. В таких вещах я разбираюсь.

– Что, в бородах как у Энгельса? – ляпнул я.

– Нет, – засмеялась девушка, – в костюмах. Кстати кейс у него тоже был непростой, такие только одна европейская компания делает. Бешеного бабла этот чемоданчик стоит.

– Случайно не «Business Case Maker»?

– Да. Откуда знаешь?

– Ничего я не знаю, просто где-то слышал, что есть такая фирма, и производит она самые крутые кейсы для дипломатов. Так что тот мужик?

– Так вот, этот мужик оказался особым посланником Московского представительства Единой Христианской Апостольской Церкви. Сокращенно – ЕХАЦ.

– Погоди… Про эту ЕХАЦ я недавно где-то слышал…

– Еще бы не слышал! Сейчас много о ней говорят. Модная вещь. Так вот, через этого посланника, неофициально конечно, данная организация обратилась в нашу фирму, дабы найти икону царя Бориса.

– Книжку эту? Роман? – не понял я. – А что ее искать-то?

– Нет, ты не понял, не книжку, а саму икону.

– Как это: саму икону? – удивился я. – Она что, где-то существует в реале? Это не литературный вымысел?

– То-то и оно, я же говорила. Или нет? Когда вышел роман, представители руководства ЕХАЦ обеспокоились не на шутку и приняли меры, чтобы связаться с автором. Им сейчас, как ты понимаешь, лишний скандал явно ни к чему. Но самого автора нет!

– Почему нет? Ухлопали что ли?

– Нет и все. Судя по всему – такого человека вообще никогда не существовало в природе. О нем никаких сведений. Похоже, это чей-то псевдоним, только вот чей, никто не знает.

– А издатели? Там же надо заключать договор, подписать всякие бумаги…

– То же самое. Все делалось через интернет. И переговоры, и контракты подписывались. Основная работа велась с литагентом этого автора.

– Что говорит литагент?

– Ничего полезного. Говорит, что самого автора в глаза не видел, даже голоса не слышал, только через интернет и общался. По аське и по е-мейлу. Кстати – хоть литагенты и не адвокаты, и не врачи, тем более – не священники, но тайны своих клиентов тоже берегут, будь здоров.

– Разве такое разрешено? Такая анонимность?

– Вообще-то нет, по-моему. Надо у юристов спросить. Контракт должен быть заключен с реальным лицом, но знаешь… если очень захочется, то можно все. А поскольку после выхода книги автор никак себя не проявлял, то и интереса к его личности никто не выказал.

– Странно как-то… Стоп! Но гонорар! Ведь кто-то же должен был получить деньги?

– Тоже выяснили, причем в первую очередь. Деньги за книгу так никто и не получил, и пока они лежат себе преспокойно на счете в каком-то банке.

– Нехилая сумма, наверное, накопилась, – задумчиво сказал я.

– Не думаю. Тиражи – так себе, даже по современным понятиям мелкие, а наши отечественные издатели сам знаешь – платят не так чтобы очень.

– Да уж, знаю. Примерно по пять-семь рублей за экземпляр, если не «кидают». Такое тоже случается.

– Короче – вот так. Тот человек – представитель Единой Христианской Апостольской Церкви, а звать его – отец Андрей, попросил нас взяться за это дело. Отыскать автора, найти икону и передать ему, то есть его Церкви. Кстати он просил называть его не «отец Андрей», а Андрей Александрович, когда он в мирской одежде и при разговорах по телефону. А вот когда в рясе, и фейс-ту-фейс, то тогда уж – отец Андрей.

– Да-а-а-а… – задумчиво протянул я, – оригинальный, видимо, священник.

– Более чем. Он оказался жутко образован. В свое время окончил МГИМО, потом семинарию и духовную академию в Штатах. Мы после разговорились, и он рассказал, что в совершенстве знает несколько языков – английский, французский и новогреческий. Кроме того, пару мертвых, плюс иврит и украинский. Часто везде разъезжает, имеет шенгенскую мультивизу. Кстати у этой ЕХАЦ отделения по всему миру, а учебные заведения в Европе и в Америке. Даже свои монастыри есть.

– Фигасе чего бывает! Откуда знаешь все эти детали? – спросил я недовольно-удивленным тоном. – Жулик, наверное, этот твой отец Андрей. Да и бабник к тому же.

– Ревнуешь меня, да? Ничего такого, зря ты так… Зато ты сам что-то уж очень много себе лишнего позволял. Не знаю как сейчас, а раньше уж точно. Собственно, это и вызвало непреходящий интерес к твоей личности с моей стороны. Вот смотри – это же твоя!

Стелла выложила передо мной потертую визитную карточку тематического БДСМ-клуба «Гуднайт». Мою собственную.

– Я все могу объяснить, – смущенно начал оправдываться я, – это связано с моей прошлой работой. В этом клубе я налаживал сервер. Дело долгое, хлопотное, на много дней, вот мне и выдали пропуск, чтобы проще стало ходить. А твоя история? Я внимательно слушаю.

Довольно долго Стелла рассказывала свою историю. Иногда я прерывал ее, задавая уточняющие вопросы, но чаще – просто молчал и слушал. Я слушал и никак не мог постичь, а какое собственно это имеет отношение ко мне? Причем тут я? В конце концов, она закончила, и снова повисла тягучая пауза.

– Вот с тех самых пор, – прервала молчание Стелла, – и посейчас я работаю по этому делу. Самое забавное, что по ходу событий я снова натолкнулась на ту твою визитку и подумала: что-то тут не так. А позже выяснилось, что фирма, где ты раньше работал, «Экспертные системы», тестировала программный продукт для этой самой ЕХАЦ. Слишком много совпадений, не находишь?

8. Стелла и профессор

Тогда, в Петербурге, Виктор снабдил меня еще кое-чем полезным: несколькими важными контактами. Разрешил на него ссылаться в разговорах и пояснил, что по его скромному мнению, основные концы этой иконной истории следует искать именно в Москве.

Первым пунктом у меня проходил Леонид Исаакович Шварц – заведующий кафедрой Московского Гуманитарно-Исторического Университета. Сокращенно – МосГИУ. Этого Шварца, профессора истории искусств, Виктор рекомендовал как большого и главного в России специалиста по древней иконе. О профессоре Шварце Виктор отзывался с очень большим пиететом, теплотой и придыханием, что было совсем не характерно для моего друга. Обычно Виктор не очень сильно жаловал московских специалистов.

Я позвонила.

– Слушаю, – ответил четкий и хорошо поставленный драматический баритон.

– Здравствуйте. Ваш телефон мне дал Виктор Карпов. Советовал обратиться именно к вам.

– Добрый день. Говорите, это Витя меня рекомендовал? Если встретите, привет ему передайте.

– Обязательно. Мне нужна консультация, профессионального характера, по вашей специальности. Виктор сказал, что никто не сможет оказать мне такую квалифицированную помощь, как вы.

– Консультация, какого плана? Дело в том, что я сейчас…

– Да, я знаю, Виктор меня предупреждал.

– Предупреждал даже? Хе-хе… О чем это интересно?

– Он объяснил, что вы сейчас очень заняты, как научной работой, так и учебным процессом.

– Учебным процессом? Интересно. А вы располагаете временем? Тогда сделаем так – завтра у меня в расписании окно. С одиннадцати тридцати и до двенадцати я буду относительно свободен. Обычно в это время ко мне приходят двоечники на пересдачу, но вы успеете. Только не опаздывайте, прошу вас. Вы на машине?

– Да, – кратко призналась я, и почему-то почувствовала себя неловко.

– Это плохо, попадете в пробку и опоздаете. Поезжайте на метро. У вас под рукой есть на чем записать? Хорошо, тогда пишите, как меня найти…

Все-таки я не последовала доброму мудрому совету – поехала на машине, но выехала с запасом, чтобы успеть, и, конечно же, попала в пробку. Злилась ужасно, что не было смысла тащиться в такую рань. Короче, выехала на встречку, хотела объехать немножко, и тут же почти влетела в лоб экипажу ДПС. Они прямо подскочили на сиденьях от неожиданности. Или от радости, скорее. Естественно, тут же вывалились из салона как яблоки в той рекламе. Я позвонила своему бывшему, объяснила в двух словах, а он и выдал – решай, мол, как хочешь, некогда мне, и отключился. Подошли менты.

– Документики ваши, будьте любезны. Куда ж так спешим? – выдал кто-то из них.

Ну, да, все стандартное, так и должно происходить.

– Вот, очень спешу, по работе зарез, – убито сказала я, и протянула права вместе со своим удостоверением частного сыщика. Иногда срабатывает, но редко. – Нервы не выдержали, сколько ж стоять-то можно?

– Ну, пройдите, присядьте, – сказали мне.

Пошла, села. Не села даже, а упала в салон ДПС-овской тачки – видно, кресла девятки поменяли на что-то много более симпатичное и мягкое, так что я почти лежала, а не сидела. А рядом полулежал такой вот приятный инспектор, глаза карие-карие, и добрые-добрые. Важный такой, с четырьмя звездочками на погоне. Открыл он свой ноут, и показал мне видео со словами:

– Это – вы?

– Номера не видно, – вяло произнесла я, – может и я, фары светят.

А у меня галогенки, слепят так, что ничего не разглядишь.

– Ничего себе! – возмутился он – А кто ж еще? – И показал, как я перескакиваю через две сплошные.

– Ну, да, да… Вроде, заехала немножко, – неохотно призналась я вялым голосом.

– Немножко? В соответствии со статьей… что там у нас? – ехидно спросил гаишник.

– Ну, да, знаю, лишение прав через суд. Я ж работать не смогу без машины! – взмолилась я. – Может, решить можно как-то в рабочем порядке, а? Без суда?

– Попробуйте, – согласился мент.

Тут у меня в голове что-то щелкнуло, и я на ходу решила сыграть дурочку:

– Мой бывший муж и тот мужчина, с которым я сейчас живу, извиняются за меня очень. Просят меня помиловать, если такое вообще возможно. Они у меня оба принципиальные, я даже права за себя честно сама получала, так что скандал мне дома уже обеспечен.

А мент посидел, так посидел несколько секунд и молча посмотрел на меня, потом на мои права, что из рук не выпускал. Не знал, как быть – вроде и хочется, и колется, и мама не велит. Короче, задумался. Потом вдруг произнес:

– Ну-у-у-у… что ж мне теперь с вами делать-то?

А мне тогда внутри так паршиво-паршиво стало, скверно так, на редкость гадостно, вот я ему от всей души, с горечью и ответила:

– Да не тревожьтесь вы так, гражданин капитан! За вас все мужик мой вечером сделает.

Милицейский капитан снова посмотрел на меня, потом глаза отвел, лицо у него покраснело, и стал он вдруг хохотать, я давно не видела, чтоб мужики так смеялись. Руками за лицо схватился, заикал, а из глаз слезы потекли. Отдал документы и вытолкал меня из машины, пока другой рукой слезы утирал:

– Уйдите вы с глаз моих! Всё, не могу больше… Идите с богом, чтоб я вас больше не видел. Теперь я вас никогда уже не забуду.

Ну, вот и все, в общем. Ушла я. Решила не умножать число сущностей сверх необходимого. Дальше до университета доехала уже без особых приключений, не опоздала даже. Веселье закончилось, начались трудовые будни.

Московский Гуманитарно-исторический Университет, как и некоторые другие столичные вузы, не имел компактного местоположения, а распадался на ряд филиалов раскиданных в разных местах огромного мегаполиса. Интересующий меня факультет прописался на юго-западе Москвы в обширном невысоком корпусе гуманитарных факультетов – здании вполне современного облика. По внешнему виду дом чем-то смахивал на здание ЦРУ в Лэнгли.

Профессор Шварц оказался добрым, дружелюбным и весёлым дядькой, внешне немного напоминающим Джорджа Клуни. Виктор предупреждал, что главные недостатки профессора в том, что он гордый и самовлюбленный собственник. Чего-то я такого не заметила, как ни старалась. Потом, когда мы познакомились лучше, я поняла, что профессор просто высоко ценил личное время и свою работу, имея на то полное право. Актер от природы, способный обвести вокруг пальца любого, причем очень аккуратно, он обожал рассказы о мистике и всяких прочих паранормальных явлениях. Такие байки его несказанно веселили. Вечное дитя, он обожал природу и любил животных, был очень любопытен, видимо – профессиональная черта характера. Часто заразительно смеялся, обладал великолепным чувством юмора и иногда не упускал случая пошутить над самим собой. Очень любил узнавать что-нибудь свеженькое, и явно получал удовольствие от бесед с новыми людьми.

Я показала профессору свою карточку частного сыщика. Профессор внимательно ее осмотрел, чуть слышно хмыкнул, но никак не прокомментировал своих впечатлений.

– Итак, чем могу?.. – по-старомодному, несколько церемонно спросил Шварц, возвращая мне удостоверение.

– Дело в том, Леонид Исаакович, что меня интересует одна икона…

– Она у вас с собой? – оживился профессор.

– Нет, к сожалению. Я ее только ищу, но представляю, как она должна выглядеть. Это – «Христос Пантократор». Возможно, византийского изготовления и вроде бы пятнадцатый век, но тут я могу ошибаться.

– А ваши поиски вызваны личными обстоятельствами, или служебной надобностью?

– Исключительно служебной. Я – наемный пролетарий, мне надо выполнять свою работу, поэтому я надеялась на вашу помощь.

– Пролетарии всех стран, соединяйтесь… Ну, как же, как же… Вы кто по специальности?

– Магистр философии.

– Понятно. В вас чувствуется некий философский склад ума. Хорошо, у меня есть немного времени и я вас внимательно выслушаю. Только с одним условием.

– Да? – насторожилась я. – При необходимости мы вполне можем заключить письменный контракт.

– Не беспокойтесь, денежная плата мне не нужна. Зато понадобится вся та информация, которую не теряю надежды у вас получить. А если у вас появятся какие-либо материальные находки, счел бы за честь с ними ознакомиться.

– Договорились. Сообщу обо всем, о чем пожелаете, если только это не будет противоречить закону и не повредит интересам клиента.

Профессор молча кивнул, и я конспективно рассказала о своей задаче, сообщив то, что было уже известно и то, что пыталась понять и найти.

– Интересно… – задумчиво произнес Шварц, когда я завершила изложение своей истории. – И крайне, крайне забавно…

– Что именно забавно? – не удержалась от вопроса. – Что вы имеете в виду?

– Совсем недавно почти с такой же просьбой ко мне приходил еще один человек. Обликом он напоминал Павла Третьякова – основателя знаменитой галереи…

– Бородатый такой, да? Высокий? В дорогом элегантном костюме? С тихим вкрадчивым голосом и манерами светского обольстителя?

– Не знаю уж, как там насчет обольстителя, меня он не обольщал, а все остальное совпадает.

– О, так это же священник какой-то там протестантской церкви!

– Да? Занятно, мне он представился как хранитель небольшого частного музея в Америке. Впрочем, одно другому… Хе-хе… Еще удивился, что ничего о таком музее не слышал, но потом подумал: музеев много, за всеми не уследишь.

– Так вы ему помогли? – мне очень не хотелось верить, что сейчас ошибусь в этом человеке. Шварц был мне симпатичен.

– Нет. Оказалось, что этот почтенный господин совершенно не разбирается ни в искусстве, ни в музейном деле. Не сечет фишку, как теперь изволят изъясняться мои студенты. Мне тогда это показалось крайне подозрительным, и я уклонился от дальнейшего общения с ним. Он искал икону «Христос Пантократор», судя по всему ту же самую, что и вы.

– Но я с вами абсолютно откровенна. Я тоже ни в чем не разбираюсь и мне действительно нужно найти эту икону. Вернее узнать, где она сейчас находится.

– А зачем, осмелюсь спросить?

– Я скажу, но это служебная тайна, и, разглашая ее вам, я совершаю преступление против своей конторы и своего клиента.

– Я разве похож на болтуна? – слегка обиделся профессор.

– Вы – нет, поэтому и расскажу. Тот господин в модном костюме – на самом деле священнослужитель Единой Христианской Апостольской Церкви и одновременно наш клиент. Ну, так мне его представили. Икону мы ищем для него, вернее – для его церкви. В иконе, якобы, спрятан некий важный для той церкви документ. Вроде бы он подтверждает легитимность и древность этой церкви. Это он нам так нам объяснил.

– Любопытно. Вы не очень торопитесь? – я отрицательно покачала головой. – Вот и хорошо. У меня есть несколько минут, и я расскажу вам, о чем собственно идет речь. Икона эта, Христос Пантократор, получила на Руси именование «Спаса Вседержителя». Прообразом ему послужила знаменитая икона из Екатерининского монастыря на Синае – одна из древнейших и известнейших икон Христа. Согласно канону в левой руке Христа – закрытое Евангелие, три пальца правой сложены таким образом, что два других – указательный и средний – направлены вверх. Наибольшее количество икон, фресок и мозаик этого типа создано именно в рамках данного канона и во многом подобно синайскому «Пантократору». Можно привести множество примеров: «Спас Вседержитель» первой половины тринадцатого века из Успенского собора в Ярославле, «Спас Елизаровский» середины четырнадцатого века из собора Трех Святителей Спасо-Елизаровского монастыря под Псковом, оплечный «Спас Златые Власы» начала тринадцатого века из Успенского собора Московского Кремля, «Спас Вседержитель» из Музея Андрея Рублева и многие другие. Поэтому вполне допустимо, что личная икона патриарха Иеремии вполне могла принадлежать к этому канону. Что касается книжки, которую вы упомянули, я, как это не странно звучит, ее читал. Принес кто-то из студентов. Надо сказать довольно любопытное получилось чтение…

Профессор говорил так, будто выступал с лекцией перед своими студентами. Вот что значит профессионал! Я – натура хоть и не очень впечатлительная, но все равно – слушала, разинув рот, куда, видимо, и ворвался ветер дальних странствий, напрочь снеся мою бедную крышу. Перебивать совершенно не хотелось, и речь профессора воспроизвести, увы, уже не способна, а ведь давно не школьница и даже не студентка уже.

– …Не стану повторять, – продолжал профессор Шварц, – что знание истории собственной страны должно помогать отличать ложь от истины. Это банально. Однако наперекор филистерским суждениям дилетантов, историю нельзя понять, ограничившись лишь чтением одной книжки. Пусть даже интересной и красиво изданной. Разных людей, с разумным видом, но совсем неразумно рассуждающих на тему истории можно встретить где угодно – от общественного транспорта до, извините, общественного сортира. Это притом, что кухонные разговоры о доказательстве теоремы Ферма слышны сильно реже, хотя история, как наука, работает с не менее строгими законами, чем та же математика. При теперешнем положении вещей я, к величайшему моему сожалению, не смогу принять личное участие в ваших поисках. И дело не только в сильном сомнении в честности помыслов вашего клиента. Но я глубоко убежден, что гипотетический артефакт, если он существует, представляет огромную научную и культурную ценность, являясь национальным достоянием. Естественно, если он будет обнаружен, то он должен пройти научную экспертизу. Поэтому договоримся так: если вы рассчитываете на содействие с моей стороны, то обо всех находках сначала сообщаете мне. Поймите меня правильно.

Мы еще немного поговорили, обменялись координатами и расстались: у профессора начиналась лекция, а мне пора было ехать в контору, при светлы очи шефа.

Стоя в очередной пробке, я обдумывала минувший разговор с профессором. Беседа оставила двоякое впечатление. С одной стороны – все хорошо и даже здорово. Я договорилась о сотрудничестве с одним из ведущих специалистов по русской иконе. А с другой – ничего конкретного я так и не узнала. Да, я получила несколько адресов, рекомендаций и разрешений при встречах ссылаться на самого Шварца, но что толку? Пока ощутимых прорывов не было.

Правда Шварц немого просветил меня на интересующую тему, и задал нужное направление работы для моей мысли, но все равно – будущая деятельность на этом поприще выглядела туманно и загадочно. Да и самой не мешало было кое-что почитать и кое в чем разобраться.

Вообще, исторической подоплеке я впоследствии отдала много своего времени. Мне всегда казалось странным, что такому важному периоду в жизни страны, как правлению Бориса Годунова в соответствующих книгах уделяется, по-моему, недостаточно интереса. А получению самостоятельности русской церковью внимания вообще мало. Казалось бы: приобретение автокефальности, установление патриаршества – событие второе по значимости после крещения Руси! А поди ж ты – в учебниках или вообще молчок, или пара слов. Даже в истории русской церкви об этом сказано как-то схематично и чрезмерно гладко. Складывалось впечатление, что кто-то что-то крупно не договаривал на эту тему.

9. Новолунье

Когда я, наконец, добрался до своего дома и с наслаждением разлегся на диване, наступила ночь. Глубокая и непроглядная. Еще вчера меня предупредили, что «завтра не будет Луны»: новолунье – что уж тут поделаешь. Все кругом затихло и замерло. Люди за стеной, да и вообще все соседи спали, наступила то редкое время суток, когда хотелось просто лежать и ни о чем не думать. Ни о чем важном.

В этом мире уже все делается так легко, что даже не надо ни о чем думать – кто-то давно уже размышляет за меня. У кого-то работа такая – думать за других. За меня с вами. Мы всё меньше и меньше загружаем свои мозги. Зачем? Ведь кто-то уже все просчитает за нас в телевизоре, в интернете, даже в газете, которую мы иногда вытаскиваем из почтового ящика, и вместо того, чтобы сразу выбросить, читаем и принимаем как откровение. Каждую статью про экономику, про мир, про войну. Кто-то уже решил, кто плохой, а кто хороший, и написал об этом в новостях. А мы жрем чужое мнение, не подумав, верно ли оно на самом деле. Все, что запомнилось с глубокого детства, так это то, что «газеты пишут правду», «радио не врет» и «телевизор не врет». А теперь еще и «новости в интернете не врут».

Я иду к заказчику, вкалываю весь день как пчела, иду домой, где обязательный интернет, «вкусная книга» и телевизор перед сном. Или перед сексом. Моя жизнь на выходных разбавляется алкоголем, который из меня делает еще более безмозглое и тупое существо, а потом я встречаюсь и говорю с другими такими же пчелами о вещах, которые сам же прочитал или услышал. С пчелами, которых по недоразумению называю друзьями. Мы сидим, пьем и болтаем обо всем на свете. В конце концов, радуемся, что мы говорим об одном и том же и не одиноки в суждениях, что навязал кто-то, кого мы никогда и нигде не видели и не увидим.

Наша жизнь проходит в тумане, наши ценности составлены из коктейля вранья, иллюзий и денег, сдобрены затертой мыслью, будто «семья прежде всего». Прежде всего? А какая разница, что прежде, а что потом, если всё сливается в сумму месячной зарплаты, которую мы тратим на себя, или на того, кто из нас эти деньги вытягивает словно вампир? Как выйти из этого круговорота? Из системы, которая забирает с самого рождения?

Лучше вообще ни о чем не думать. Так проще.

Из-за этого недуманья я довольно быстро провалился в настоящий сон.

Мне приснился кошмар, что весь мир пропал, и остался только маленький фрагмент моего дома с моей квартирой и мной в этой квартире. Я лежал в самом центре этого кусочка, а за его пределами – первозданный хаос и пустое ничто. Даже вакуума нет. Причем хаос этот медленно наступал, съедая миллиметр за миллиметром жалкий огрызок привычной реальности, в которой я пребывал один-одинешенек. А мой мир, его остатки, таяли, будто кусочек льда в стакане сока. От такого кошмара я проснулся, немедленно осознав, что никакой это не сон.

Из-за напавшего вдруг ужаса я закричал, но голоса не было. Звук умер, так и не родившись из моего горла. Тогда я схватил тапок и ударил им об пол. Полная тишина.

Не зная, что мне теперь делать, я встал, подошел к внешней двери и посмотрел в глазок. Ничего не увидел. Щелкнул выключателем – безрезультатно. Видимо отсутствовало электричество. Проводной телефон тоже молчал. Даже мобильник не проявлял привычных признаков жизни. Но свет вокруг меня все-таки имелся – какой-то рассеянный, невнятный, призрачный, без четкого источника. Казалось – светились понемногу все предметы: стены, двери, мебель, потолок, пол. Даже два вчера приготовленных на выброс полиэтиленовых пакета с мусором испускали слабое равномерное свечение.

Я осторожно отпер наружную дверь и выглянул. Лестницы не существовало. Еще частично сохранялся кафельный пол перед дверью, плиточки на площадке, а дальше, там, где обычно находился лифт, все обрывалось. Дверь к соседям выглядела так, будто ее рассекли вдоль, а дальнюю половинку сожрала пустота. Все остальное тоже будто срезали острым ножом, и за пределами ровной границы темным занавесом начиналось невообразимое ничто. Это последнее тихо наступало.

Как может выглядеть ничто? Правильно – никак не может. Нечему выглядеть.

Я вернулся в прихожую, взял оба мусорных мешка, вышел на площадку, которая, по-моему, еще немного сократилась, и зашвырнул пакеты в наступающий хаос. Ничего не произошло. Брошенные мною мешки спокойно исчезли, как только пересекли надвигавшуюся границу.

И тут вдруг накатило.

Все пространство вокруг стало каким-то тягучим и вязким, словно болотная тина. Я завяз в нем, как оса в густом меду. Изо всех сил кое-как переполз через порог, закрыл ставшую вдруг невероятно тяжелой дверь – почему-то тогда это казалось немыслимо важным – и потащился к дивану. На меня навалилась свинцовая усталость, даже думать сделалось тяжело. Единственной мыслью осталось желание упасть и забыть про все. Лишь бы лежать и ничего не знать. Я еле-еле дополз до дивана, взобрался на него и мгновенно ушел в сон.

Разбудила ворона. Она сидела прямо на ограждении балкона и нагло каркала в моем направлении, совсем не смущаясь возможностью неудовольствия с чьей-либо стороны. В тот момент для меня не было звука прекраснее ее голоса.

Все-таки сон?

За стеклом светился день, и низкое солнце заглядывало в окно. Значит – мир за пределами квартиры никуда не исчез? Даже не думал? А что было-то? Просто скверное безумное сновидение на дурную голову?

Я громко выругался. Голос мой прозвучал вполне заурядно, привычно и как всегда. Телефон работал, электричество тоже имелось. Я посмотрел в глазок входной двери. Площадка, лестница, все как обычно. Никаких неожиданностей.

Однако мусорные пакеты в прихожей отсутствовали. Наверно я их все-таки выкинул, а потом напрочь забыл.

Ничего съедобного в холодильнике не осталось, есть хотелось до чрезвычайности, и, еще раз, с наслаждением чертыхнувшись во весь голос, я стал собираться в поход к магазину.

Терпеть не могу ходить в магазин перед завтраком.

Я бережно открыл дверь. Площадка и лестница никуда не исчезли. Правда, один лифт не работал, а второй никак не удавалось поймать – или ремонтники ездят, или детишки балуются. В этом-то как раз ничего противоестественного не было: лифт у нас часто ломался или его отключали по какой-то неведомой причине. Махнув рукой на внутридомовой транспорт, я побежал вниз – лишнее упражнение никогда не повредит. Из-за дверей, мимо которых я пробегал, не доносилось никаких звуков: почти двенадцать, и люди либо ушли на разные работы, либо разбрелись по всяким своим делам. Грязные лестничные окна плохо пропускали изображение наружного мира – мыли их, наверное, года четыре назад. Одно окно оказалось приоткрытым, и ветер по-разбойничьи, с завыванием, дул в образовавшуюся щель.

Где-то на уровне третьего этажа неожиданный возглас прокатился эхом по гулкой лестнице.

– Ну что за свиньи! – Громко возмущалась какая-то тетка, похожая обликом на профессиональную уборщицу. Я подошел ближе, вопросительно посмотрев на нее. – Нет, вы только поглядите, молодой человек! Мало того, что мусорные пакеты в помойку для рекламы вечно кидают, так теперь уже и просто рассыпать стали! Сволочи! Совести у них нет! Совсем народ охамел!

Все еще неубранный мусор показался мне чем-то знакомым. Старый номер журнала «ОзорNick», испачканная и порванная коробка из-под пиццы, пластиковая бутылка с надписью «Кетчуп», красная обертка от сыра, сплющенные пакеты от сока, пакеты от хлеба, рекламные газеты… Черные обрывки полиэтилена валялись тут же. Все это добро оказалось раскиданным по лестничному маршу между первым и вторым этажом. Похоже на разбросанное содержимое пакетов, что еще вчера тихо и мирно ждали своей участи у меня в коридоре.

Вот вам и сон.

10. Стелла и версия событий

Я тогда изложила Алексу укороченную и отредактированную версию событий, поскольку история была еще та.

А было так.

Сразу же, как только шеф нас представил, Андрей Александрович пояснил суть происходящего. Сначала бородач был явно недоволен, что дело поручили двум каким-то фифам. Но шеф дал нам блестящие характеристики, даже не ожидала от него:

– Вот, Андрей Александрович, позвольте вам представить моих сотрудников. Именно с ними вам предстоит работать в ближайшее время, и именно они будут нести основную тяжесть расследования по вашему делу. Стелла Олеговна Петрушина…

– Можно просто Стелла, – встряла я.

– Стелла Олеговна Петрушина, – продолжил шеф,- один из лучших наших детективов. Не провалила ни одного дела, всегда, даже в самых трудных и запутанных случаях, находила правильные решения. Подвергалась смертельной опасности, шантажу, но всегда выходила победительницей. Вы не думайте – только с виду она такая хрупкая и молодая. У нее великолепный острый аналитический ум, блестящее образование, ученая степень по философии и ряд научных работ. Основная область научных интересов – «Принцип достаточного основания, как базис эмоционального убеждения». Умеет мастерски применять свои знания в повседневной работе и всегда видит оптимальные подходы и варианты действий.

Тут шеф сделал паузу, чтобы перевести дух, а все молчали, подавленные только что озвученной характеристикой. Я была поражена. Оказывается, шеф меня ценит! Никогда бы такого не заподозрила. Или только при посторонних рекламирует?

– А вот, – продолжил шеф, посмотрев на Лильку – свою секретаршу, – моя правая рука и по совместительству наш компьютерный гений – Лиля Кондратьева. Она заканчивает Высшую школу МВД, мастер восточных единоборств, в совершенстве владеет практикой оперативной работы. Не раз и не два она показала себя прекрасным профессионалом. Временами она попадала в сложные ситуации, требующие находчивости, быстрой реакции и нестандартного подхода, но неизменно выходила победительницей. Никто так не умеет извлекать информацию из чужих мозгов, как Лиля. В этом ей нет равных. Если искусство задавать вопросы доступно избранным, то она владеет им в совершенстве.

Во время всего этого монолога Лилька каменной фигурой смотрела перед собой. Ни один мускул не дрогнул у нее на лице. Я почему-то испугалась, что она сейчас прыснет от смеха и расхохочется. Но обошлось.

– Для меня высокая честь работать с такими перспективными сотрудниками, – церемонно сказал Андрей Александрович. Чувствовалось, что слова шефа произвели впечатление на переодетого священника.

Как потом язвила Лилька – у нас на фирме все сотрудники перспективные. Просто совсем не веселые у некоторых перспективы.

– К сути, – продолжил бородатый клиент. – Скажу сразу, Его Святейшество помнит и высоко ценит то дело по возвращению похищенного церковного архива, что вы так блестяще провели и завершили. Но на этот раз церковь будет работать с вами строго конфиденциально и анонимно. Официально ваш клиент – мой брат-близнец, как лицо сугубо приватное. Он мирянин, и не особенно в курсе моих дел, но я буду действовать от его имени с полного его согласия. Как вы понимаете, наша служба безопасности провела кое-какие действия, и некоторая информация уже имеется. Но – недостаточная, поэтому поручить вам основную работу по расследованию принял решение сам Святейший. Официально Церковь в это дело не вмешивается, хранит молчание и никак не комментирует происходящее. Такова воля Его Святейшества. Мы навели справки и выяснили, что ваша фирма пользуется высокой репутацией и славится надежностью, поэтому мы снова обратились к вам, но уже неофициально. Более того – плоть человеческая слаба и грешна…

Бородатый Андрей Александрович ненадолго замолчал, а мы соблюдали паузу, ожидая продолжения. Не знаю как остальные, но я ждала разъяснений по теме «плоть человеческая слаба и грешна», но комментариев не последовало. Наконец наш клиент сказал:

– Дабы упредить возможные вопросы и рассеять ненужные подозрения скажу сразу, что на мне монашеский сан, но согласно указанию Святейшего у меня особое служение. Я имею право носить мирскую одежду, появляться в светских местах, на мирских собраниях и, если угодно Всевышнему, вести себя как любой светский гражданин. Все это для пользы Церкви и во служение Господу нашему. Все материалы я передал вашему начальнику, – «монах» сделал легкий поклон в сторону шефа, – и дальнейшие инструкции получите уже от него….

Наконец переодетый монах ушел. Потом шеф отпустил Лильку. Думая, что про меня просто забыли, я встала и сделала движение к выходу.

– Стелла, задержитесь на минутку, – в последний момент сказал шеф, когда я уже почти вышла за дверь. Это начинало надоедать. – У меня пара вопросов к тебе.

– Да шеф? – немного нервно спросила я. Обращение «на ты» означало, что беседа будет носить неофициальный и доверительный характер.

– Присаживайся. Так… Ну, и что ты об этом обо всем думаешь?

– О чем? О нашем заказчике, или обо всем этом деле?

– Обо всем в комплексе, – как-то задумчиво вымолвил мой начальник.

– Если честно, то нужно максимально тщательно это расследовать, сделать все, от нас зависящее, и предоставить соответствующий счет за услуги. По-моему эти ребята небедные, и их нам сам бог послал.

– Грамотно излагаешь, – кивнул шеф. Я ожидала продолжения, но мой босс ничего не сказал, только молча смотрел куда-то в сторону окна. Наконец, я не выдержала:

– Разрешите еще спросить?

– Естественно, зачем еще я просил тебя задержаться? – повернулся ко мне мой босс. – Можно подумать, что запрети я все твои вопросы, ты станешь молчать.

– Вы не справедливы ко мне, шеф…

– Начальник должен быть несправедливым, – как-то сочно вымолвил босс. – Будь я справедлив, вы бы здесь уже не работали.

– Нашему клиенту… – замялась я, – в широком значении этого термина… ну, вы меня поняли, зачем им эта икона?

– А, да. Самое главное я не успел сказать, а этот симпатичный господин видимо решил, что вы все уже в курсе. Руководство нанявшей нас организации полагает, что в иконе спрятан некий документ, подтверждающий притязания ЕХАЦ на древность и легитимность.

– Как все туманно. По-моему тут что-то притянуто за уши. Вам так не кажется?

– Если честно, то сразу показалось. Но что я могу сказать? Есть клиент, причем – дрогой клиент, мы с ними уже работали и хорошо знаем их финансовое положение. Идея понятна? Дело мы приняли, поэтому будем трудиться. Давай-ка составь план мероприятий и покажи мне. Думаю, ты и так все прекрасно понимаешь, но все-таки покажи – не повредит.

Оставшаяся часть дня мне почти не запомнилась. Пока составляла планы, решала всякие текущие проблемы и снова составляла планы, как вести себя в данном конкретном случае, наступил вечер. А потом незаметно перешел в ночь. Дома оказалась только к началу первого.

От своего дома я не ожидала ничего, кроме пустой квартиры и почти полного холодильника. Впрочем – ничего иного мне тогда и не требовалось – впереди маячили полные свободы сутки, которые я намеревалась провести в приятных занятиях с чашкой кофе у своего компьютера. Рассчитывала разобраться в этом окололитературном деле, и времени вполне должно было хватить. В последние годы я любила эти поздние час-два перед сном: единственное свободное время суток. Даже рано утром доставали телефонные звонки, лишь ночью, часов после двенадцати, оставалась возможность побыть с собой.

Начать собиралась немедленно после ужина.

Ага, как же… Щаз!

То, что наш мир – несовершенен, известно всем, но мы вовсе не обязаны стараться представлять его таким, как в какой-нибудь идеальной схеме. Как писал когда-то Ремарк – «не надо бояться быть смешным. Впрочем, для этого требуется не только мужество, но и известная непринужденность». У меня явно всего этого в дефиците, да и в смешные ситуации попадаю регулярно. Или время от времени.

Телефон зазвенел в тот самый момент, когда я уже подносила ко рту стакан кефира. Интересно, можно ли назвать это ужином? В полпервого ночи? Видимо да, почему нет?

– Алло? – спросила я трубку, разглядывая табло. Номер не определился. – Слушаю!

– Стелла, – утвердительно сказал баритон, звучащий из телефона.

Голос был мне отлично знаком. Звонил мой бывший – моя прежняя любовь. Мы практически уже расстались, что произошло не самым приятным для обоих образом. Но до полного разрыва, несмотря на все старания, так и не дошло. Иногда виделись, и эти встречи постепенно начинали меня нервировать. Была в наших отношениях какая-то искусственность, неестественность и напряженность. Это утомляло. С раздражением скорчила рожу, подавив мучительное желание отключиться, но вместо этого как можно вежливее и спокойнее произнесла:

– Привет, как дела? – сказала я дежурную фразу. – Знаешь, мне сейчас безумно некогда, правда! Позвони лучше как-нибудь в другое время, хорошо? Но только вот не сегодня, о’кей?

– Привет-привет! Притворяешься, что вся занята чем-то суперважным? А ну – быстро ко мне! И бегом! Или я приеду к тебе?

– Ты о чем? – я в первый момент от такого напора несколько обалдела. Обычно перед приглашением следовал пространный разговор о жизни вообще и частных проблемах конкретно.

– Делаешь вид, что работаешь по ночам? – в его голосе звучали раззадоривающие нотки. – Или просто хочешь немного повыкобениваться? Я-то уж подумал, что давным-давно излечил тебя от стремлений сторониться тесного общения со мной. Почему-то верил, что все твои прежние фокусы далеко-далеко в прошлом и остались где-то позади. Только будь добра, не объясняй мне, что всей душой жаждешь швырнуть трубку, не дав мне возможности договорить. Выслушай меня сначала. Это все, что я сейчас от тебя требую.

– Требуешь? Я не делаю никакого вида, – недовольно возразила я, в полном отчаянии осмотрев свою кухню, как будто искал в ней черный ход. – Сейчас момент, правда, не вполне подходящий.

Я вдруг ощутила, как в внутри меня нарастает неконтролируемая волна протеста. Я ему что, специальная кукла для секса? Девочка по вызову?

– Конечно, ты же у нас железная леди! – судя по голосу, мой удаленный собеседник готов был рассмеяться. – Ты – крутой детектив, Шерлок Холмс в юбке. А может, все-таки собираешься что-нибудь поменять в своей жизни? Кстати – пора и уже можно! Вчера я много пил и пришел к выводу, что для человека, верящего в соответствие реальности своему восприятию, либо не видящего смысла верить во что-то иное, категорический императив Канта – единственная разумная мораль. Видишь, куда я веду свою мысль? В конце концов, все ведь только между нами, как говорится, кино только для взрослых…

– Сия реплика означает, что я не имею никакого права сказать тебе «нет»? – спросила я, поймав в своей интонации раздражение, с прорывающимися злобными нотками. – Предложение, от которого невозможно отказаться? Но женщинам в ответ на некоторые нескромные предложения мужчин отказывать позволено, не слышал о таком?

– Ты не поняла. Знаешь, кто-то однажды хорошо сказал, что женское тело – это храм, а количество прихожан определяет популярность веры. Я сегодня совсем не атеист.

– Ты опять за свое? – Мне вдруг стало обидно за себя. – Не надоело?

Мое ожесточение тем временем поднималось, как проснувшийся гейзер на Камчатке. Порой в современном мире найти хорошего любовника, оказывается гораздо труднее, чем влюбиться. Не всех, к сожалению, устраивает подход на свободные отношения, а уж добиться полного взаимоуважения при таком раскладе еще труднее. Хороший секс это как искусство, а умение трезво оценивать ситуацию – еще и дар. Но наше общество, каким бы продвинутым оно себя не считало, на деле оказывается не готовым к отношениям типа «free love». В итоге получается, что допустимым может быть либо секс на одну ночь, где один из партнеров почувствует себя или ущемленным, или неудовлетворенным, либо взаимный трах мозгов, так легко принимаемый многими за отношения, где каждый старается себе подчинить другого. Уныло все это как-то, и очень грустно…

– Боже мой, ну что ты плетешь? Когда вот так злишься, голос у тебя вдруг делается безумно сексуальным! – Тут он сам издал эротический вздох, дразня и заводя меня. – Наверное, у меня такой фетишизм! Ты когда-нибудь слышала со стороны, как говоришь сама?

Я в каком-то смущении отвела трубку подальше от уха, поглядела на нее, как на предложенное в гостях чужестранное экзотическое блюдо, что надобно непременно съесть, дабы не обидеть гостеприимных хозяев. Иногда я спрашивала себя: все те слова, что иногда произношу, это именно то, что слышит мой собеседник, или сама не понимаю, как и о чем говорю? С непредвзятостью самозваного врача-диагноста отметила, что мои пальцы, сжавшие телефон, побелели от усилия. Видимо – следствие стресса. Сделав глубокий вздох, попыталась расслабиться и снова прижала трубку к уху.

– …весь трясусь, как только мне стоит услышать твой голос, – продолжал давить на мозг скучным, занудным тоном мой бывший. – Слушай, а тебе сейчас не хочется увидеть, в чем я одет, и что делаю? Если не готова приехать, то может – ты зайдешь, наконец, в Скайп и запустишь свою веб-камеру? И тогда устроим небольшой сеанс?

Что ж за день-то такой сегодня такой, а? Да, я тупая ограниченная баба. Это правда, чего уж там, но мужики, которые давно в теме, ну какого ж хеника вы лезете? Неужели давно не понятно, что я не фея? Потом латаю нервы после образного раскатывания вас по асфальту, а вы обижаетесь. Уж очень напористо он меня соблазнял, и просто слышалось, как его дыхание становилось все более и более учащенным. Еще немного и не выдержу. Совсем озверею. Мужик – единственное животное, которое может заниматься сексом по интернету. Я прикрыла рукой трубку, сделала еще несколько глубоких вздохов, убрала руку и сказала:

– Слушай, радость моя, – как можно спокойнее и холоднее проговорила я, – у меня сегодня был сложный утомительный день, и я устала просто зверски. Сейчас еще уйма срочной работы на вечер, и как бы мне ни нравились наши маленькие игры, в настоящий момент ну никак не смогу составить тебе компанию. Мне очень жаль, но ничего не получится.

– В смысле – не получится? Ты о чем?

– Устала, вот о чем. Отвали! – грубо и недипломатично пояснила я. Недаром политики говорят, что дипломатия – это искусство насрать кому-нибудь в душу так, чтобы у объекта во рту остался легкий привкус лесных ягод. Никогда вот не умела быть дипломатом.

– Обожаю, когда ты грубишь! Знаешь, – снова заворковала трубка, – у тебя сейчас такой драматический голос, особенно когда ты сказал свое «устала»! И дико сексуальный! Аж прет всего! Ну почему мы расстались? После твоего ухода у меня вся жизнь пошла наперекосяк. Разреши снять с тебя нервное напряжение, а? Давай? Мне плохо без тебя. Поиграем в нашу любимую игру, расслабимся! Ты же понимаешь, что потом тебе станет только приятней. И работать будет легче. Ведь отлично знаешь, что тебе со мной лучше всего. Сейчас я твой, и для нас здесь нет ничего невозможного и ничего запретного. Сначала приеду к тебе, и мы начнем с того, что заведем самый развратный, самый похабный, самый горячий разговор, а потом…

Вот тут уже был явный перебор, это он зря так сказал. Здесь вся моя злость прорвала сдерживающие барьеры и вырвалась наружу неконтролируемым мутным потоком, как при наводнении в южной Европе. Мой бывший, упившийся до зелёных ящериц, не имел никакого основания звонить ночью своей бывшей мне, и допрашивать, почему я разрушила всю его жизнь. А он звонил. Правда – не более чем три раза за загул. Также он мог впадать в мою дверь и блаженно засыпать на коврике, но не чаще двух раз в год. Взамен он был должен по первому моему велению и по моему хотению во всякий момент приезжать с дрелью и отверткой, дабы выполнить нехитрую мужскую работу. Кстати, в понятие «нехитрой мужской работы» секс вовсе даже не входил.

– Слушай, отвянь, радость моя, – зло выговорила я. – Как-нибудь после, в другой раз, ладно? В другой раз.

– Погоди. Может ты…

– Достал, блин! – жестко перебила я и бросила трубку с такой силой, что аппарат рисковал разбиться или как-то по-другому испортиться.

Почти сразу телефон зазвонил снова, но я даже не шелохнулась, только зажмурила глаза с такой силой, что в темноте сомкнутых век появились светящиеся узоры. Почему-то вдруг вспомнилось, что этот эффект называется – фосфен. Когда, после установленного времени включился автоответчик, звонящий ничего не сказал – молча повесил трубку. Я с отвращением посмотрела на телефон, и скорчила ему рожу. Потом взяла мобильник, проверила заряд батарейки, и выключила совсем. Сегодня уже совсем не хотелось вспоминать собственного далеко еще не старого любовника.

– Вот ведь сучка, – со злостью прошипела я в пространство. – Похотливая вредная тварь. Я же работать сегодня больше уже не смогу, а вроде как собиралась.

Я почти рассталась с ним примерно год назад, а не встречалась около месяца. Он был чудесным, но не сложилось. Почему? Не знаю, просто надоело и все. Отношение изжили себя, и мы приелись друг другу. Это бывает, бывает со многими, и вот случилось с нами. А теперь надо успокоиться и взбодриться. Еще принять бы нужные таблетки, а я не могу. Побочное действие антидепрессантов – головные боли и бессонница. Побочное действие транквилизаторов – слабость, вялость и всеобщая лень моего организма. Если принять и то, и другое, то получим боль в башке вместе со сплошной организменной ленью. Ненавижу лень. Терпеть не могу это гребаное состояние. Не могу уже заставить себя что-то делать, а на улице холод собачий.

Так от всего этого устала, что не хотела уже ничего. Состояние – общая мизантропия. Как однажды коряво выразился один русский классик устами своего персонажа: «чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц».

Когда телефон позвонил опять, я не очень-то и удивилась: пришлось включить – ждала важного звонка, а позвонить могли как по мобильному, так и по домашнему телефону. Номер опять не определялся, но я почти не сомневалась, что опять звонит мой бывший.

– Привет, ты опять? – сказала вместо обычного своего «Алло?».

У меня сразу же возникло какое-то противное ощущение, что на сей раз звонок неким образом связан с делом, которое только что поручил шеф, с тем романом, будь он трижды неладен.

– Доброго здравия, – пробасила трубка густым мужским голосом. – Вы ждали звонка?

– Извините. Думала, что это один мой знакомый. Слушаю вас.

– Вы прочитали роман – «Икона царя Бориса»? – сразу же, без всякого предисловия, спросил бас.

– У меня его и нет даже. А надо читать? – недовольно переспросила я.

– Вам – обязательно. Есть где записать?

– Что записать-то? – не поняла я.

– Продиктую. Возьмите карандаш-бумагу.

Я нашла клочок бумаги и пишущую ручку.

– Да?

– Готовы? Записывайте. Завтра пойдете на улицу Садово-Каретная восемь, строение четыре, фирма – «Индивидуальные услуги», зал абонентных ящиков.

– Так и называется?

– Да. Зал абонентных ящиков, ящик номер сто девяносто три. Шифр – три, два, ноль, девять, четыре пять, восемь, один, ноль. Записали?

Ручка вдруг перестала писать, я ее зашвырнула в угол и судорожно нашарила на столе другую.

– Погодите… восемь, один, ноль. Записала.

– Прочитайте все, что записали, – повелел голос.

– Улица Садово-Каретная восемь, строение четыре, фирма – «Индивидуальные услуги», зал абонентных ящиков, номер – сто девяносто три. Шифр – три, два, ноль, девять, четыре, пять, восемь, один, ноль.

– Все верно. Там вы найдете книгу и необходимые пояснения. Вы поняли?

– Поняла. Извините, а с кем я говорю? Все это очень хорошо и даже интересно, но с какого перепугу я должна…

Но трубка уже издавала короткие гудки – неизвестный собеседник отсоединился.

На другой день я послушно отправилась по указанному адресу и, как это ни удивительно, нашла все там, где и сказал неизвестный телефонный собеседник. В толстом и плотном пакете, усиленном пузырчатым полиэтиленом, лежало четыре предмета: конверт с безымянным CD-диском, две книги и клочок бумаги в четвертушку листа.

Как потом выяснилось, на этом диске оказался нормальный PDF-файл с английским текстом, уже сверстанным для печати. Видимо – оригинал-макет американского издания. Каким образом он попал к нашему клиенту – неведомо.

Первой книгой оказалось англоязычное издание в мягкой обложке. Все тот же «Icon оf Tsar Boris»

Вторая книга представляла собой русский перевод «Иконы царя Бориса», Книжка оказалась хорошо издана, на недурной бумаге и под приятной обложкой. Дизайнер использовал оригинальное название на языке автора в качестве оформления. Темно-коричневый фон обложки пересекали крупные лиловые латинские литеры, занимавшие все свободное место – в три строки, с задника через корешок на лицевую сторону и выходили за формат так, что полностью прочитать оригинальное название – «icon of tsar boris» не представлялось возможным. По-русски имя автора и название было набрано небольшими белыми буквами шрифта Тахома. В качестве элемента оформления, маленьким квадратиком, дизайнер применил изображение какой-то иконы, переведенное в цветной негатив.

Уже позже мне стало известно, что с этим переводом сразу как-то не заладилось. Сначала «Икону царя Бориса» хотело выпустить издательство «ИЛ», но там как-то не сложилось, публикацию отсрочили, а потом и вообще заморозили. Вероятно, повлиял кризис, но я почему-то думаю, что некто влиятельный надавил на невидимые рычаги и издание запретили. Потом опять что-то произошло, и в результате перевод вышел в «Зарубежке» – московском книжном издательстве, специализировавшимся на нынешней заграничной прозе. Книга вышла в серии «Средство от тоски». Под лозунгом «солидный подход к несолидному жанру» в этой серии печатали самые современные бестселлеры лучших зарубежных мастеров детектива. Серию вел не кто иной, как известный беллетрист и литературовед, автор повестей и романов о проницательных российских сыщиках конца девятнадцатого столетия Георгий Габриашвилли, пишущий под псевдонимом – К. Ропоткин.

Записка была краткой:

Глубокоуважаемая Стелла!

Извините меня за эту маленькую мистификацию, но так будет лучше для дела, уверяю Вас. Я не обо всем мог говорить в присутствии Вашего начальника и Вашей коллеги, поэтому предлагаю встретиться и все обсудить в приватной обстановке.

Позвоните мне: +7 916 658 37 82

С уважением, искренне Ваш, Андрей Александрович

Все, вплоть до подписи, отпечатано на лазерном принтере, шрифт – таймс-италик, ничего необычного…

Ну, конечно, сразу же позвонила, куда бы делась? Трубку долго никто не брал, пока не закончилось время. Перезванивать не стала, надо – проклюнется сам. Так и получилось – минуты через четыре мобильник завибрировал. Высветился недавно набранный мною номер.

– Да? – с вопросительной ноткой сказала я.

– Здравствуйте, Стелла. Извините меня, но я не мог сразу говорить. Работа. Спасибо, что позвонили. Вы ознакомились с книгой?

– Ну, прочитала, но так, «по диагонали», – вяло сказала я.

– Это хорошо, значит теперь вы ближе к нашей проблеме. Как вы относитесь, к тому, чтобы поужинать вместе?

– А это не пойдет вразрез с вашим статусом?

– Я буду в мирской одежде, а грани преступать мы не будем, – кротко прояснил ситуацию Андрей Александрович, и мне вдруг почему-то стало стыдно за свою моральную испорченность. – Надо поговорить. По делу.

– Хорошо. Как вы относитесь к кафе «Гоблин»?

– Вполне. Там хорошая кухня.

– Тогда завтра вечером. Встретимся в метро, на Новокузнецкой. Ближайшая к эскалатору правая лавочка. Вас устроит?

– Очень хорошо, но можно послезавтра? Это вас не затруднит? Завтра буду немного занят.

– Договорились…

Уже дома вышла в интернет и нашла в Википедии:

Единая Христианская Апостольская Церковь (ЕХАЦ) основана Джоном Даунсом, в 1895 году в Североамериканских Соединенных Штатах. В дальнейшем судьба и жизнь ЕХАЦ тесно переплелась с судьбой Общества дисковидной Земли, их приверженцы практически совпадали, и поэтому трудно отделить одну организацию от другой. По заявлениям сторонников этих организаций, все правительства заключили мировой заговор с целью обмана людей. Члены Общества дисковидной Земли – организации, созданной в Англии и потом восстановленной в США, основываясь на буквальном толковании некоторых мест Ветхого Завета, отстаивают идею, согласно которой Земля имеет форму диска. Адепты этого учения многократно подвергались насмешкам, а ссылки на современных приверженцев дисковидной Земли зачастую служат в качестве эталона абсурдного догматизма и непризнания очевидного. У истоков Общества стоял английский изобретатель Сэмюэл Роуботэм, который в XIX веке пытался доказать, что Земля имеет плоскую форму. Его последователи основали Вселенское зететическое общество. В США идеи Роуботэма были с восторгом восприняты Джоном Даунсом, основавшим Единую Христианскую Апостольскую Церковь. В 1906 году главой Церкви стал заместитель Даунса – Уильям Гленн, принявший имя Уильяма Первого, который отстаивал и пропагандировал дисковидную форму Земли до самой своей смерти, последовавшей в 1944 году. В 1956 году Сэм Шенн возродил Всемирное общество под названием «Международное общество дисковидной Земли – Единая Христианская Апостольская Церковь» или, сокращенно – ЕХАЦ. По слухам, когда Сэму Шенну показали снимки из космоса и спросили, что он о них думает, тот ответил: «Ха! Не надо особой фантазии чтобы понять, как подобные фотографии могут одурачить простаков». На посту президента общества в 1971 году его сменил Чарли Джонс.

За три десятилетия председательства Джонса число сторонников общества значительно увеличилось: от нескольких членов до приблизительно трех тысяч человек из разных государств. Чарли Джонс умер в 2005 году, и в настоящий момент существование Международного общества дисковидной Земли по-прежнему неразрывно связано с ЕХАЦ. Единая Христианская Апостольская Церковь, официально поддерживающая доктрину дисковидной Земли, не только не прекратила своего существования, но напротив продолжает развиваться до сих пор, постоянно накапливая число сторонников и адептов. Сейчас Единую Христианскую Апостольскую Церковь возглавляет Патриарх – Его Святейшество Уильям IV, мирское имя которого держится в строжайшей тайне.

Общество, совместно и под эгидой ЕХАЦ издает книги, распространяет информационные бюллетени, листовки и тому подобную литературу, в которой отстаивает модель дисковидной Земли. Церковь имеет свой учебно-миссионерский центр в Нью-Йорке – Духовную Академию Единой Христианской Апостольской Церкви. В лице своих руководителей общество утверждает, что высадка человека на Луну была мистификацией, снятой в Голливуде по сценарию Артура Кларка режиссером Стэнли Кубриком.

Космология ЕХАЦ такова. Земля является плоским диском сорок тысяч километров в диаметре, с центром в районе Северного полюса. Гравитация возникает ввиду того, что весь мир движется вверх с ускорением 9,8 м/с2. Южного полюса нет вообще, а то, что нам кажется Антарктидой – всего лишь ледяная стена, опоясывающая Землю по краю. Все фотографии из космоса – фальшивки. Экватор – круг, равноудаленный от центра и от края Земли. Солнце и Луна кружатся над поверхностью Земли как раз над экватором. То же самое происходит и со звёздами. Расстояние между объектами между экватором и краем намного больше, чем это выглядит на глобусе, а тот факт, что перелёты между ними происходят быстрее, чем должно быть согласно карте дисковидной Земли, объясняется тем, что пилоты и вообще все авиаторы тоже замешаны в заговоре.

Ни фига ж себе! И с представителем этой мракобесной организации мне теперь предстоит работать! А как, скажите на милость?

Но все прошло на удивление удачно.

В назначенный вечер мы сидели в кафе «Гоблин» и поедали заказанный отцом Андреем ужин. Пока говорили только о еде и каких-то незначительных пустяках. Наконец, я не выдержала:

– Андрей Александрович, может вы, наконец, объясните по какому случаю праздник и посвятите в ваши грандиозные планы? Что вы за человек? Вы не похожи на священника, даже на актера играющего роль священника.

Мой собеседник грустно усмехнулся в бороду.

– Вообще-то, – сказал он, – я не обязан перед вами исповедоваться, но коль скоро нам предстоит работать вместе, скажу пару слов. Скажу один раз, и возвращаться к этой теме не станем. За свои сорок лет большую часть жизни я учился. Две школы, МГИМО, аспирантура, диссертация, сначала – кандидатская по международному праву, далее – докторская… Потом уж только семинария и академия. Еще до учебы у меня развилось какое-то органическое неприятие своих профессиональных кругов, своего рода возвращение на круги своя, к Богу. А когда понял, что мои знания, мой опыт и умения могут быть полезны на новом поприще, написал письмо самому Святейшему. Видите ли, наша церковь очень непростая организация, сложный организм, и надо быть «пчелкой», а не «мухой», чтобы видеть цветы, а не гниль и отхожие места. Не сразу, но мои идеи были встречены с пониманием и одобрением там, наверху. В результате я получил от Святейшего право на особое служение. И теперь вот тружусь во благо церкви по мере своих малых сил и скудных возможностей, помоги нам Господи.

Прослушав сей монолог, я даже не знала, что ответить. Ведь по существу он так ничего и не объяснил. Но совсем меня добили самые последние его слова.

– Мне тоже кажется, – аккуратно начала плести я, – что упомянутые вами люди более непосредственно и целостно воспринимают христианство, чем интеллигенция, но… Но скажите, почему именно ЕХАЦ? Не православие, не католицизм, а ваша сравнительно молодая малочисленная церковь с не такой уж и древней историей.

– Молодая, говорите? Ей уже две тысячи лет! Ведь раньше не существовало никакого разделения церквей. Была одна Единая Христианская Апостольская Церковь, установленная еще апостолами. Наша религия, как абсолютное и полное откровение божественной жизни в условиях человеческого существования, многократна и многостороння. Посему она во всей полноте не может осуществляться не только отдельными личностями, но и целыми эпохами и отдельными народами и нациями. Как таковая, она по-разному преломляется не только в зависимости от индивидуальных особенностей той или другой личности, но своеобразно воспринимается и осуществляется различными странами и народами, в зависимости от тех или иных особенностей национального уклада, жизни и быта. Вот почему еще с первых веков христианства Единая Христианская Апостольская Церковь в конкретной жизни разделялась на отдельные церковные области, самостоятельно управляющиеся и являвшиеся поместными церквами – частями единой церкви.

Когда он, наконец, замолк, я задала тот самый вопрос, что мучил меня уже давно.

– Да, но… и вы с вашим образованием, верите, что наша Земля плоская? И в то, что она создана всего шесть тысяч лет назад?

– Давайте не будем, – мягко остановил меня отец Андрей. – Вы не воцерковленный человек, и не берите на свою душу лишней тяжести, прошу вас. Поговорим лучше о нашем деле…

Мы просидели до позднего вечера. Домой поехала на метро, ибо машина моя снова оказалась вне удобного доступа, да и не люблю я ездить в такую погоду. Правда, подземка тоже не айс. На нашей линии вечно полно народу, до самого закрытия. В интервале между двадцатью двумя и двадцатью тремя наступает, по-моему, малый час пик. Как правило, в этот час в метро едут люди возрастом до тридцати. Обычно, это студенты, системные администраторы и рядовые сотрудники супермаркетов, торговых центров и просто крупных магазинов. Большинство из них – молодые женщины от двадцати двух до двадцати девяти лет, брюнетки с высшим образованием, незамужние, но имеющие постоянных партнеров. Вместе с ними по своим неведомым делам едут разные экономисты, бухгалтеры и другие представители офисных профессий. В это время в подземке самое значительное количество пассажиров, сошедших сюда, дабы избежать метрошных пробок в другое время суток. Четверть всех тех, кто находится тут в этот час, считают себя людьми обеспеченными. Читают «Мастера и Маргариту» Булгакова, «Налоговые схемы, за которые посадили Ходорковского» Родионова, «Бессонницу» Стивена Кинга, «Парфюмера» Зюскинда и «Удушье» Чака Поланика. Всё чаще и чаще держат в руках электронные книги – букридеры. Да, конкуренция медийных ресурсов сильна и агрессивна, интернет полон свободно доступных текстов, а права авторов и издателей попираются откровенно и бесцеремонно. С другой стороны – тут уж как посмотреть: библиотеки всегда у нас были бесплатными, и, читая текст библиотечной книги, потребитель ничего не давал ни автору, ни издателю, а одну и ту же книжку читало немало людей. Впрочем – мне-то что? Если раньше, когда выходил очередной роман моего любимого писателя, я сразу же бежала в книжный, оставляя там некую сумму кровно заработанных рублей, то теперь лезу на соответствующий сайт и скачиваю. Бесплатно.

«Интересно, – думала я тогда, – а у кого-нибудь из пассажиров метро сейчас есть с собой „Икона царя Бориса“ Джона Уэйда? Пусть даже в электронном варианте?»

11. Проспект Ветеранов

Итак – затяжные праздники почти закончились. Да здравствует работа. Почти две недели сплошного пьянства, обжорства и беспробудных сексуальных утех принесли всеобщую усталость, городские пожары, накопление цинизма, лишний вес и философские мысли. Несмотря на декларируемую властями антиалкогольную политику и рождественский пост, россияне отметили длинные праздники громадными количествами выпитого алкоголя. Говорят, за все веселые дни наши соотечественники употребили не менее полутора миллиардов литров всевозможных спиртных напитков. Не желая подвергать машину воздействию последствий, я поставил ее на прикол и отдал свое тело во власть общественного транспорта.

День выдался какой-то дурацкий – тяжелый, утомительный и бестолковый. Куча дел, а ничего из проделанного так и не удалось выполнить как следует и до конца. Бывают такие дни. Вот уже и последний гонорар почти съеден текущими и незапланированными расходами. Чья-то мудрость гласит, что период полураспада денежной массы равняется неделе и никак не зависит от первоначальной величины этой массы. Верно, черт побери.

Тем временем народ еще праздновал «Старый Новый год». Хотя почему – старый? Он вполне новый по ныне действующему в православной церкви календарю. Именно по этому календарю пять дней назад у нас отмечали рождество. Никто же не называл его «старым рождеством», хотя праздновали его двадцать пятого декабря по тому же самому календарю, что сейчас отмечают «Старый Новый год». Абсурд конечно, но всем привычный абсурд.

Я дремал в практически пустом морозном трамвае. Отопление не работало. Говорят, скоро трамваи вообще ликвидируют. Совсем. И это всеобщая практика, не только в Москве. Например, в Рязани трамвайное движение прекращено полностью, а вся инфраструктура будет в ближайшее время демонтирована, если уже не демонтирована. Убыточны и малоэффективны трамваи. В Питере они вон тоже дышат на ладан, новых линий нет, а старые чинят долго и больно. Это притом, что Петербург внесен в книгу рекордов Гинесса, как город с самыми протяженными трамвайными путями. Но и людям трамвай перестал нравиться, причем сразу по двум причинам – транспорт этот стал медленным и дискомфортным. Иногда – ненадежным и опасным. Но не только самих пассажиров раздражает нынешний трамвай. Жители домов, что рядом с путями, постоянно сетуют на шум и вибрацию. Кроме того, трамвай нервирует городских чиновников: глубоко убыточен, требует хронического внимания, затрат на ремонт, замену линий проводов и самих путей. Но наиболее крупная категория граждан, у которых трамвай вызывает настоящую ненависть – это мы, хозяева легковушек. Среди водителей со стажем, пожалуй, нет такого, который ни разу не порвал бы шину на рельсах. А кто из автовладельцев не чертыхался, проезжая трамвайные перекрестки?

Кроме еще одного пассажира – неподвижно сидящего в другом конце мужика – в салоне никого больше не было. Человек опустил голову на грудь и зарылся лицом в собственный ворот. За все время моего пути гражданин не проявил никаких признаков жизни. Возможно, мой попутчик крепко спал от усталости, или упился до состояния комы, или может, он давно умер от переохлаждения – я выяснять не пытался. Окна покрывал плотный слой белого матового льда, и только в небольшие протаявшие окошечки можно было разглядеть темную местность за окном. Сейчас одиннадцать вечера или ночи, если хотите. Дребезжание движения и пар изо рта. Это стало уже привычным для меня – ехать домой в столь поздний час. Читать я не мог – не хватало света, мерзли руки, да и не хотелось лезть за книгой. Всего-то четыре остановки – уж переживу как-нибудь, зато появилась возможность немного подумать. Как всегда мои мысли плавно уплывали, хватались друг за друга и уводили куда-то совсем далеко в сторону.

Спать хотелось просто фантастически. Очевидно, отвык уже от работы, вот и устал с непривычки. Может, уже замерзаю? Скоро выходить – моя остановка – «стация Ленинский проспект, южный выход». Не проспать бы.

Еще надо бы позвонить старым друзьям – у них сегодня дата свадьбы, нужно поздравить.

За последние десять лет я почти растерял всех своих друзей. Кто-то преждевременно умер, у кого-то поменялись жизненные приоритеты и внутренние убеждения, кто-то обрел просветление и ушел в крутую эзотерику, религию и мистицизм, а с кем-то прервал контакты без особых на то причин. Кое-кто перестал общаться сам, так и не прояснив ситуации. Настоящие друзья появляются только в детстве, юности и ранней молодости. Если не сохранить эту дружбу впоследствии, то новых, полноценных друзей уже не возникнет. Никогда. А дружба – это вообще-то нелегкий труд, требующий постоянных усилий. Поэтому надо стараться. Необходимо быть терпеливым, иногда даже снисходительным. Нужно отставлять в сторону личную гордыню и признавать иногда свои мнимые ошибки, часто прекрасно осознавая собственную правоту. Нужно уметь бросить все дела, забыть про срочные встречи, и, если кому-то из друзей понадобится помощь, быстро переключиться. Надо уметь заинтересованно слушать друга, рассказывающего про себя и молчать о себе любимом, если другу это сейчас не интересно. Необходимо развить внутреннее умение закрывать глаза на мелкие обиды, сделанные не со зла, научиться говорить другу правду, пусть и неприятную для него и временами вспоминать о своем друге. И друг, чтобы иметь честь быть им, обязан делать всё то же самое. Такова общая схема, которая зачастую не срабатывает. Вот друзья и пропадают. Дружба вообще сильно обесценилась за последнее время. Друзей заменили виртуальные интернет-френды.

Поток мыслей прервался: трамвай раскрыл свои двери – пора выходить.

Дальше – метро и домой.

На каком-то автопилоте я вышел из вагона, быстро проскочил мимо многочисленных торговых киосков, проследовал до наземного павильона метро стации «Ленинский проспект». Холодно. По современным московским меркам вечер выдался довольно ветреным и морозным, вовсю мела метель. Красное цифровое табло над входом сообщало интересующимся: «23:10 -25°C». Ни о чем конкретном не думая, прошел через турникеты, спустился на станцию, сел на скамеечку и с наслаждением расслабился. Здесь тепло. Поезда нет – в это время они ходят уже нечасто.

Кто-то не поленился подсчитать, что веселый человек в среднем улыбается полтора часа в день. Все остальное время либо испытывает безразличие, либо негатив. Либо спит в метро. Совсем тихо, исподволь, груз дня оказал свое предательское действие – я закрыл глаза, стараясь посидеть просто так и спокойно остановить внутренний мысленный монолог…

Как-то незаметно для себя заснул.

Мне приснилось нечто странное и непонятное. Вначале какое-то вступление, но столь туманное и разрозненное, что вспомнить нет никакой возможности. А в заключительной части сна стоял нестерпимо солнечный, чуть морозный зимний день и почему-то в Петербурге. Видимо накануне вечером мела вьюга и выше колена надула свежих сугробов, по которым я с трудом шел от универсама к супермаркету. Зачем? Не знаю. Еще и проблемы – надо разменять купюру в сто евро и купить какое-то приспособление для фотоаппарата, которое стоило тридцать евро семьдесят центов. А сдачи нет. Супермаркет оказался вовсе не тот, что сейчас, а времён конца советской власти. Продавщицы смотрелись сердито и по-советски: сонные, толстые, с грубо накрашенными губами, в неопрятных халатах, недовольные, будто отдавали мне свои деньги. Ничего там не купил и пробирался обратно через сугробы, солнце и мороз. Солнце слепило. Темных очков не было. По дороге набрел на невесть как взявшийся тут частный бревенчатый дом. Добротный, крепкий. У входа женщина в пуховом платке, ватнике и в валенках, широкой лопатой расчищала дорожку к двери. Вдруг из дома вышла молоденькая девушка, ее дочь. Девушке лет двадцать. Она с длинными ярко-рыжими непокрытыми волнистыми волосами, в красной куртке и в джинсах со стразами, а в тонких пальцах листок бумаги. Ее мама прекратила грести снег, восстановила дыхание, отобрала у дочери листок, прочитала и вдруг произнесла: «Фу, какая пошлость! Разве можно так писать: „Мой папа ушел от нас в день сурка“?» Дочь забрала листок и молча пошла назад в дом, видимо собралась редактировать, но тут же обернулась и сказала: «Ваши документики…»

– Ваши документики, гражданин!

Неказистый с виду милиционер с двумя маленькими звездочками поперек погона трогал меня резиновой дубинкой за плечо. Обычный мент, низкорослый и какой-то корявый. Привычный всегда послушно подчиняться представителям власти, я автоматически полез во внутренний карман, нащупал паспорт, извлек и протянул человеку в форме. Принимая из моих рук документ, блюститель порядка смотрел пустыми, оловянными, ничего не выражающими глазами прямо на меня. Потом он переключился на паспорт и начал его листать. Покуда служитель закона вникал в подробности моего документа, я вспоминал недавние события. Что ж там еще было-то?

– Москва, значит. А к нам надолго? – лейтенант вернул паспорт прямо в руки. Видимо принял за приезжего.

– А? В смысле? – спросил я, засовывая паспортную книжечку обратно в карман куртки.

– Надолго в Питер?

– Через пару дней назад, – ляпнул я, не думая ни о чем. Мыслей не было, голова – словно пустая бочка. – Это «Ленинский проспект»? – вырвался глупый вопрос.

– А вы куда едите? – вместо ответа спросил мент.

– Туда, – я махнул рукой в сторону метрошных часов. – Меня друзья должны ждать на соседней станции. – Самый безопасный ответ, подходит на все случаи жизни.

– Обратный билетик имеется?

– Куплю перед отъездом. Заранее приобретать – дурная примета, – говорило что-то моим голосом, но помимо моей воли. Ссылка на приметы – вполне полезный прием.

– Если надумаете задержаться, то пройдите регистрацию. Ваш поезд.

Вот она – остановка внутреннего монолога! Может он не вполне нормальный, этот мент? Как автомат, я вошел в вагон.

– Осторожно, двери закрываются, – изрек холодный, нордический, мужской голос из скрытых в стенах вагона динамиков.

Двери закрылись, и состав поехал. Я осмотрелся. Обычный, немного потрепанный жизнью вагон, нормальные люди внутри. Реклама на стенах… Стоп! Реклама! Какая-то она незнакомая, не такая какая-то. И… схема рядом. Схема метрополитена Санкт-Петербурга…

Они что, из Питера сюда пригнали состав? Или только один вагон? Не хватает своих что ли?

Пока я собирал в кучку сумбурные мысли, поезд остановился, двери раскрылись, и люди дружно принялись покидать салон, направляясь к выходу.

– Уважаемые пассажиры! Не забывайте свои вещи в вагонах электропоезда. Поезд прибыл на конечную станцию «Проспект ветеранов», – максимально отточенным тоном произнес голос вагонными динамиками.

Чего? Каких еще ветеранов?

Опустевший состав шумно уехал. Конечная станция. Черные квадратные колонны, будто нарезанные на пять поперечных кусочков. Размер «кусочков» уменьшался по направлению к полу, а разделяющие их полоски исполнены из незнакомого золотистого сплава. Низковатый потолок сложен из прямоугольных беленых балок с люминесцентными светильниками между ними, желто-серый мрамор стен по ту сторону пути. Пол из серого гранита с черными вставками и латунными полосками. Я перешел на другую сторону. На стене крупный рекламный плакат и надпись металлическими буками – «ПРОСПЕКТ ВЕТЕРАНОВ». Схема линии: «Девяткино», «Гражданский проспект», «Академическая»… Повернулся назад. На противоположной стене табличка – «Посадки нет». В самом конце перрона – пустая будка, по всей видимости, предназначенная для дежурного.

Я в Петербурге? Или еще сплю? Еще говорят так: «занимаю место в пространстве – значит, я есть!» – но это уже полный маразм. Бред и вынос мозга, как любила изрекать моя бывшая подруга из прошлой жизни. Нет, явь со сном никогда не перепутаешь. Наоборот – бывает, но явь всегда остается явью.

Так, спокойно. Сейчас главное – не психовать.

Часы около туннеля показывали – «23:18».

Ага. Это что-то похожее на старую новогоднюю комедию семидесятых годов. Возможно два варианта. Первый – по тем или иным причинам у меня случился сбой памяти, и я ни о чем не думая, в сумеречном состоянии души, поехал на вокзал, купил билет, прибыл в Питер, потом где-то ошивался целый день, а в одиннадцать с минутами ночи очутился в питерской подземке на одноименной станции. Медицине такие факты известны. Значит что? В трамвае я сидел где-то в одиннадцать, двенадцатого января. Значит сегодня – тринадцатое января, это как минимум. Вполне логично. Только почему я не хочу есть и вообще ничего не хочу? Даже в сортир? Вероятно, все, что требуется организму, было сделано, а в памяти не отложилось. Бывает.

Вариант второй – все было не так, а то, что я помню про сегодняшний вечер в Москве – ложная память, и на самом деле в это время почему-то поехал в Питер… Но я отлично помню, что пил с заказчиком в Москве! Под гипнозом, что ли? Или мозги заклинило? Ой беда… Нехорошо-то как…

Третий вариант… впрочем – нет, лучше не надо – вполне достаточно двух.

Кстати, а всякие личные вещи при мне? Вдруг кто-то обокрал, пока меня не пробудил внимательный заботливый милиционер?

Я похлопал себя по карманам и сразу нащупал там тощую пачку купюр, флешку, связку ключей, мобильник… Вроде бы на месте все.

Да вот, мобильник… Надо позвонить. Только бы не разрядился.

Вытащил телефон. Индикатор батареи показывал полную зарядку и дату: «12-ЯНВ». Наверное, дата слетела. Или была неверно установлена, а я забыл. Ладно, сейчас это не самое важное.

Ну, позвоню кому-нибудь, а потом-то что? Что скажу?

Звонить вдруг сразу же резко расхотелось, зато появилось желание срочно позаботиться о ночлеге. Чувствовал я себя неуютно и потерянно, словно эксгибиционист на нудистском пляже. Питерское метро уже скоро должно закрываться, оно только до двадцати четырех, а торчать всю ночь на вокзале показалось дрянной идеей, поэтому решил ехать в гостиницу. Есть в Питере такая полезная гостиница, где всегда имеются недорогие места. Особого комфорта не обещают, платный душ на этаже, но сортир и умывальник в каждом номере присутствуют. Что называется – «две звезды».

Скорее в поезд, вот как раз он и приехал.

– Осторожно, двери закрываются, – объявил этот поезд. – Следующая станция «Ленинский проспект».

Ну, совсем прямо московская фраза. Как-то неформатно, не по-питерски! Может, случилось нечто, чего не знаю, или так оно и положено?

Больше всего я боялся, что не успею до полуночи, а там – закроется ресепшен и меня не впустят. Хотя – вроде бы это круглосуточно? Или нет? Я не знал, поскольку ночами никогда в старые гостиницы не прописывался, а эта сохранилась с советских времен и во многом унаследовала прежние замашки.

Но все устроилось очень удачно – гостиница оказалась открыта, и свободные места тоже имелись. Как сомнамбула заполнил бланк, передал в окошечко, получив в ответ квиток и ключ, приделанный к деревянной груше с номером. Помню только, что в строке «Цель приезда» я написал: «осмотр памятников архитектуры». Потом поднялся в свой номер, разделся и мгновенно уснул.

На другое утро я очень удивился своему нахождению в гостинице. Все-таки был убежден внутри себя: вчерашнее приключение – просто сон. Бред. Бывают у меня такие сны, что от реальности почти не отличишь. Когда спишь, конечно. А иногда и после пробуждения сомнения сохраняются – вдруг все-таки не сон? А явь?

Потом, когда поутру спустился на ресепшен, то глубоко в мозгу еще оставалась слабенькая надежда, что сейчас увижу дату «14 января», а все мои прежние воспоминания окажутся ложными и ошибочными.

Не оказались. Календарь за стеклом услужливо сообщал, что «сегодня – 13 января, четверг». Таким образом, оставалось признать, что со времени моего входа на станцию московской подземки и до того момента, пока меня не пробудил заботливый милиционер, прошло всего-то восемь минут. За эти минуты я как раз успел спуститься по эскалатору, сесть на скамеечку, уснуть… А потом? Мгновенная телепортация? Нуль-транспортировка? Во сне? И я очутился на одноименной станции питерского метро?

Только почему я переместился во всей своей одежке, с паспортом и барахлом в карманах? И почему тогда без скамейки на которой сидел?

Не, лучше вообще об этом не думать, а то свихнусь.

Я сдал номер, и поехал на вокзал. По дороге пришлось позвонить очередному заказчику и сообщить, что заболел, а посему приду только завтра. Или в понедельник. Или – когда поправлюсь. Проблем не опасался, поскольку все знали, что дома у меня линейный телефон никогда не звонит, и по всем животрепещущим вопросам общались лишь по мобильнику.

Далее ничего непонятного не случилось. На московском вокзале без трудностей купил один билет на сегодняшний вечер – нашлось и для меня место в экспрессе.

Вообще-то зима не самое приятное время для прогулок, а по Петербургу в особенности, но тот январь выдался каким-то аномальным по снегу и морозной лютости. Я сходил в музей Ахматовой, который давно уже намеревался посетить, побывал еще в паре памятных для меня мест, перекусил в ближайшем кафе, и к шести часам прибыл на вокзал. Все упомянутые действия не давали мне возможности поразмыслить о странностях бытия.

А потом, после, когда я удобно устроился в кресле поезда, наступила реакция и я провалился в сон.

Мне привиделся странный и неспокойный сюжет. Мне снилось, что нахожусь в колоссальном, мерно, но верно летящем космическом корабле, капитан которого мертв еще с момента нашего старта. Высший командирский состав принимал какую-то синтетическую наркоту и занимался незаконным уголовно наказуемым сексом. Рядовая команда мертвецки пьяна, но все продолжали крепко нести вахту, как это и подобает превосходным вахтенным. Пассажиры курили гашиш, буйно веселились и придавались самому противоестественному разврату. Я тоже один из пассажиров, но занят был совсем не этим: заделывал щели, латал дыры, восстанавливал порванные кабели, ремонтировал компьютеры и раздавал спасательные скафандры, хотя сам был немного обморожен и уже ранен каким-то обломком. Для поддержания сил я пил кофе по-бедуински, которому меня кто-то когда-то научил. Я не знал, места, куда именно мы летели, не знал зачем, но очень надеялся, что по нашему курсу будет та самая планета, к которой так стремился всю свою жизнь. Я не мог бросить все и прекратить делать то, что делал, не хотел погибнуть, так и не узнав, нужный ли у нас курс. Я слышал, что на этом корабле имелись такие же, как и я, но видел их только мельком. Возможно, лишь благодаря нам корабль до сих пор уцелел, а не лопнул и не взорвался к чертовой матери, но наши деяния оставались разрозненными и хаотичными. Мы вряд ли когда-нибудь встретимся, чтобы скоординировать свои действия, ибо каждый стремился в собственную сторону, а куда летел сам корабль, не знал никто.

12. Сюжет для небольшого рассказа

Наутро по возвращении из Питера прошедшие переживания дали о себе знать целым букетом неприятных ощущений – я очнулся с головной болью, температурой и ознобом. Было больно глотать. В результате перенесенных событий и вправду заболел. Говорят, от стресса падает иммунитет, и всякая зараза цепляется, или просыпается своя «домашняя» инфекция.

Не люблю это дело – болеть. Ненавижу просто.

Весь хворый и несчастный, я позвонил Стелле. Она казалась сейчас единственным человеком, обладавшим способностью спокойно выслушать мою бредовую историю и тем самым спасти мне остатки рассудка.

– Привет, это я, – прохрипел я в трубку.

– Ты? Привет. А что у тебя с голосом?

– Заболел, как видишь. Похоже – грипп, а может – простуда.

– А еще что с тобой случилось?

Я пока решил не вдаваться в подробности своего отсутствия:

– Ездил тут на денек в Питер и простыл там самым бесчестным образом. Простудился или заразился. У них мороз сейчас – как на полюсе холода.

– У нас за окном тоже не вполне тропики. Зря ты так поступил. Ну, хочешь, я тебя пожалею?

– Ага, хочу. Это очень редко встречается ныне, когда вот так жалеют. А то когда я здоров и весел мои оставшиеся друзья любят меня за то, что со мной можно интересно поговорить и душевно провести время. А кое-кто способен получать совсем уж изысканное удовольствие от проекции на меня разнообразных своих личностных комплексов. Но когда я болен и несчастен, то не отличаюсь ни умом, ни сообразительностью. Сижу вот здесь в надежде, что кто-нибудь меня хоть чуть-чуть пожалеет, потому что я болеть не умею ни хрена, а такое счастье, конечно, никому не сдалось. Так и слышится в чужих разговорах: «Извини, мне не очень хочется тебя сейчас утешать».

– Вот ведь загнул! Зачем в Питер-то ездил? Точно заболел, раз занудно философствовать начал. У тебя словесная диарея – один из тяжелейших симптомов гриппа. А вообще – что тебя удивляет? Несчастливых людей нужно избегать. Вот и я избегаю тебя болящего.

– Думаешь, я не избегаю?

– Не уверена. Надо сторониться бомжей, неудачников, слабых, больных и сумасшедших. Бежать от тех, кто ненавидит этот мир, прозябает без любви и радости. Затыкать уши и, поскальзываясь на лужах едкой желчи, не слушая их скорбные стоны, бежать. Бежать и не оглядываться.

– Верно, увы, верно… – говорил я, думая о чем-то своем. – Но мне от этой мудрости – сама понимаешь…

– Точно, тебе нифига пользы. Если ты пока здоров и весь положителен – к тебе будут липнуть всякие разно несчастные. Позитивно настроенные люди очень притягивают таких. Но когда заболеешь сам – то все, финиш. Никого не дождешься.

– Вот я и позвонил, чтобы поплакаться и вызвать у тебя сожаление в свой адрес.

– Сожаление, – наставительно разъяснила Стелла, – это то, что высказывает американский президент, когда его солдаты в очередной раз разбомбят деревню мирных производителей опиума. А я высказываю сочувствие. Уяснил разницу?

– Уяснил, – буркнул я, хотя на самом деле ничего не понял.

– Я родилась в рубашке. Но в такой коротенькой, что ее принимают за жилетку и плачутся в нее. Так что не ты первый.

– А что еще остается делать им, всем этим несчастным, кроме как кому-то плакаться? – рассеянно спросил я, представив, как Стелла будет выглядеть в одной только коротенькой жилетке.

– Это я пока еще не решила. Вероятно – не делать ничего. Несчастья – это заразная вирусная болезнь, разносимая этими людьми. Нам хуже от них. Они вампиры. Они сосут наш позитив, потому что им не хватает своего. Им надо сказать правду в глаза, почему у них все так косо по жизни, а потом встать и уйти. Пусть исправляются.

– Мило, но довольно жестоко. Люди, все-таки.

– Жестоко, – охотно подтвердила Стелла. – Но есть жалость, а есть мудрость. Жалость: жалея, разбазариваешь себя и глотаешь чужой негатив. Оно тебе нужно? Мудрость: человеку плохо, и если ты в этом не виноват, то тебя это не должно касаться. Ты ничем не обязан этому человеку. Ты поможешь ему намного больше, если покажешь свой трезвый взгляд на мир и окружающую реальность. А не будешь сюсюкаться, истерить и жалеть.

– Я в настоящий момент слишком гуманист, чтобы мой больной простудный мозг мог осмыслить эту информацию. Температурю. Но я почему-то думаю, что находится немало таких, кто высказывает кому-то другому свой трезвый взгляд. А таких, кто побудет рядом и поддержит, несмотря ни на что, то есть не «настоящих лекарств», а «болеутоляющих» – мало. Они ведь тоже иногда нужны.

– Немного коряво сказал, но правильно, – согласилась Стелла. – Энергетическим вампирам тоже надо что-то кушать. Обмен веществ и энергий, мировой круговорот. Подозреваю, у тебя уже сложилось впечатление, что я жестокая и бессердечная сука? Не-а. Мысли мыслями, а на деле не всегда получается. Но да, я бываю иногда холодна. И слишком логична. А жалею только детей. Маленьких. Или от температуры впадающих в детство взрослых мужиков.

– Это ты про меня что ли? Нет? Ну, ведь эти энергетические вампиры на самом-то деле не вампиры. Почему бы не поделиться энергией, если у тебя ее много, а у ближнего, кто рядом – в дефиците? Да, ты не виновата в чужих проблемах и ничего никому не должна. Но как насчет бескорыстности и благотворения?

– Я как бы не спонсор. И не знаю, что такое бескорыстность и благотворение. Всегда кто-то о чем-то думает для себя, а творит только то благо, что полезно творящему. Особенно, и больше всего раздражает, когда уже переживешь все свои шторма и уже вполне себя держишь на плаву, а вот тут-то все и начинают лезть со своими «как дела». Вот и думаешь – сволочи, а где вы были неделю назад, когда я выбирала между бритвой и валокордином? Ладно. А теперь может, скажешь наконец, что с тобой случилось? Только не надо мне про грипп, ладно? Что еще с тобой приключилось? Я же вижу. Давай признавайся!

– Ты – эмпат по телефону? Ясновидящая Ванга? Как догадалась?

– Квалификация, – усмехнулась она в трубку. – Ну и?.. Я жду.

– Расскажу, только при личной встрече, ага? – мрачновато сказал я. – Это не телефонный разговор и тема сильно деликатная. Мне нужен твой трезвый взгляд на мир окружающей реальности. Крайне необходим. Приезжай, а? Не то свихнусь тут один.

– Даже так?

– Угу. Только так. Если не боишься гриппа – приезжай. Знаешь, где я живу? Вот.

– А ведь приеду! Заинтриговал.

– Давай, приезжай, только уговор – в психушку потом меня не сдавать. Я не буйный.

Заинтересованная моими намеками и недомолвками Стелла приехала минут через сорок. Для согреву мы вскрыли бутылку хорошего «католического» кагора и уговорили ее под мое повествование.

– У тебя никогда не бывает чувства, – начал я свой рассказ, – что ты вроде бы не спишь, а в тоже время не можешь воспринять реальность адекватно…

– Бывает, – кивнула девушка, – особенно при разговорах с клиентами. Часто ощущаю себя, как во сне. А уж прореагировать иногда хочется совсем неадекватно.

– Нет, я не про это… – вполне серьезно ответил я, – вот как будто кино смотришь… и никак не можешь понять о чем фильм… ну, не знаю как объяснить… как будто под кайфом что ли…

– Было. Однажды как-то сидела за компом больше суток почти неотрывно. Пришлось. А стоило выйти потом на улицу – все вокруг как в кино! Так странно показалось.

– А вот со мной произошла такая вещь. Сначала приснилось, будто мир вокруг исчез, а потом я попал в Питер…

Я рассказал ей все. Всю свою питерскую эпопею.

Обычно я никогда не рассказываю своих снов. То есть рассказываю иногда, только не сны, а всякие байки за сны выдаваемые. Это потому, что точно знаю – мой сон это только мое и для меня, а посему рассказывать его никому нельзя, запрещено и не положено. Но тут решил рассказать – вернее начать со своего сна. Такое казалось верным и правильным, да и не сон то был вовсе, а что-то другое, нечто непонятное и страшное, названия чему не знал и даже боялся узнать.

– Я не поняла, это что – сюжет для небольшого рассказа? – сказала Стелла, когда я закончил свою историю. – Хочешь послать на «Рваную грелку»[5]?

– Не веришь мне.

– Верю. А еще китайцы спят с открытыми глазами, остров Пасхи построили пришельцы со звезд, а на Тибете встречаются живые люди, которым исполнилось по пятьсот лет.

– Ты чего? Я ведь не вру, вот чек – в день, так сказать, перемещения, как раз покупал продукты в магазине. Обрати внимание на время, число и место.

– Ну, да, все верно… А где квиток из питерской гостиницы, где билет на поезд?

– Потерял, наверное, или выкинул по дороге, – неуверенно пробубнил я.

Тут она сделала небольшую паузу. А я, посчитав момент подходящим, тихо достал бутылку коньяка и две объемные рюмки и тоже молчал, ожидая ее более развернутой реакции. Но тщетно. Потом, будто приняв какое-то решение, сказал:

– Сейчас нам просто необходимо еще немного выпить кое-что покрепче кагора. Совсем чуть-чуть, для здоровья.

Как только рюмки оказались опорожнены, Стелла все-таки продолжила свои мысли.

– И что с того? Ну, чек. Ну, да, время, число и дата – все совпадает. Возможно и такое – ты после магазина поехал вечером на вокзал, часам к шести. Купил билет на «Сапсан» или еще на какой экспресс, может – на самолете летел, но факт в том, что в одиннадцать с чем-то ночи ты находился уже на питерской станции «Ленинский проспект». Билет потерял или выбросил. А дальше – все по твоему рассказу. Остальное – ложная память и прочие игры разума. Или еще так. Ты вообще никуда не ездил – добрался тогда домой и проспал попеременно с глюками целые сутки. Что вы там заваривали и пили у твоего заказчика? Что за африканскую траву? Не знаешь! А мало ли как она могла повлиять на твой непривычный российский мозг? Вот то-то и оно! Никакой мистики, никакой телепортации. Как тебе такой вариант?

– Это все объясняет, да? Хотя – можно в гостиницу позвонить и спросить. Умеешь ты убить в человеке сказку.

– Ага, давно мечтала вот какую-нибудь такую сказку голыми руками придушить. Если надо – то всегда обращайся. Но погоди, это еще не всё, игры разума способны и не на такое. Вот я тебе сейчас расскажу, что случилось со мной, когда еще в универе училась. Никому не рассказывала, ты первый. Тоже зимой дело было – не то две тысячи четвертый, не то уже две тысячи пятый год? Хэ-зэ… Помню только, что именно тогда я получила «пару» по зарубежке…

– Ты? По зарубежной литературе? – поразился я. Стелла всегда казалась мне знатоком в этом вопросе. – Как это тебя угораздило?

– Ну, так… препод рассказывал о романе Исигуро[6] «Остаток дня»: «Стивенс был профессиональным дворецким и считал, что личная жизнь несовместима с его профессией. Он всячески давил в себе стремление к женщинам и не принимал на работу красивых девушек. Но подсознательно Стивенс все же хотел нормальной жизни и давал волю своим чувствам. Кто помнит, что он делал по ночам, когда прокрадывался в библиотеку?» Я возьми и воскликни: «Ой-ой-ой-ой!» Препод строго так на меня взглянул, да и говорит: «Девушки, девушки стойте. Это же не Уэльбек[7], а Исигуро. Стивен в библиотеке читал по ночам сентиментальные стихотворения!» А я-то реально подумала, что он там дрочил!

– Все с вами ясно, юная леди, – засмеялся я. – Так что там про игры разума?

– Я не юная леди, я молодая девушка, если что. Так вот, тогда все слилось в один длинный-предлинный день. Я еще в Бирюлеве жила, поэтому вокруг всегда обитала куча старых знакомых. Уже тогда мы не особо часто видели друг дружку: всем некогда, у всех всё меньше общих интересов, но нам просто приятно было вместе. Всегда. Эти встречи становились редки уже в ту пору, хоть и жили мы в одном районе. Короче, понял да? Это сейчас я прекратила общение со своими прежними приятелями. Со всеми. С однокашниками контакты вообще закончились с самого диплома, хотя вот они все, никуда не делись, висят в интернете, но я даже не могу ничего интересного рассказать. Так получается. Их проблемы от меня теперь далеки, об универе остались только воспоминания. Иногда – хорошие, иногда – не очень. А вот с дворовыми друзьями всегда было о чем поговорить, что вспомнить, и понимание у нас почему-то долго сохранялось, причем школьных друзей у меня не имелось никогда. Я так сумбурно все объясняю, но не в этом суть… Холодно было, денег нет ни фига, есть нечего, отогревались пивом или еще чем покрепче. Так вот, после универа ехала домой, уже немного принявши. Около подъезда встретила своих старинных приятелей. Ну, и как всегда в таких случаях – бухло, бухло и пофиг, что на улице мороз как сейчас. А к вечеру кто-то отсыпал веселых таблеток, не скажу каких, до сих пор не знаю, что там было. Естественно, что таблеточки эти я запила пивком, и потом сижу пью… Специально никогда ничего не употребляла, а тут приняла какой-то дряни. Дальше – пробел – ничего не помню. Потом, сидя на лавке, орала, что падаю в бездну в кипящую лаву. Пыталась держаться, как мне казалось, за какую-то решетку. Кричала будто резаная. Блин, все так реально было, даже жар ощущался от лавы. Друзья потом проводили меня до дверей квартиры. Вот здесь надо бы насторожиться уже – никогда меня не провожали, в любом состоянии всегда сама добиралась до дому. В общем – дома я. Решила сделать яичницу. Четыре яйца, колбаса, ветчина, помидор, все как положено. Попробовала – чего-то не то. Не катит. Пошла мыться. Залезла в ванну, вдруг чувствую – на левой руке, у плеча, шевелится кто-то. Смотрю – а у меня, прямо под кожей, ползет какая-то многоножка – сантиметра четыре длиной, продолговатая извивающаяся. Противная такая. Я в панике. Что делать? Да и бритвы нормальной нигде нет. Тогда отломала пластмассовую защиту у одноразового станка и вытащила лезвие, а в это время многоножка подползла уже к сгибу локтя. Я – вжик бритвой – мимо, а тварь ползет дальше. Опять – вжик, опять мимо! А тварь все ползет! На пятый раз, у самого уже запястья прорезала правильно, и она вылез. Такая мерзкая оказалась, черная с щупальцами… Как сколопендра, фу! Пяткой ее раздавила и смыла водой. Спокойно замотала руку бинтом и пошла спать. А с утра, когда проснулась, то все поняла. Та яичница меня не впечатлила тем, что это оказались битые со скорлупой яйца, сырые, в миске. С ломтем колбасы, нерезаной ветчиной и целым помидором… В результате – пять порезов на руке, один у локтевого сустава, один у самого запястья, три между ними. Кроме последнего, у запястья, все порезы оказались слабенькие, только кожу чуть поцарапала, до вен не дошло. Хорошо хоть поперек резала, а не вдоль, а то бы кровью могла насмерть изойти.

– Про многоножку не понял: ты ее прямо на ощупь чувствовала что ли?

– Ну да, реально ползла под кожей, видела ее, – скучающим голосом произнесла Стелла.

– Да, жуткий глюк. Как говорится: шла Красная Шапочка по лесу с грибами, а потом не отличила бабушку от волка. Так и без уха проснуться можно, словно Ван Гог.

– Только там был не вполне глюк, – тоскливым голосом сказала Стелла.

– В плане? – в тему спросил я, не совсем понимая мысль своей подруги.

– В том плане, что обрывки этой твари утром в ванне нашла. Плохо их смыла, они и остались до утра.

– Погоди… ты хочешь сказать, что…

– Хочу сказать, – перебила она, – что в результате моей чисто умственной проблемы тварь действительно появилась у меня под кожей. Материализовалась, понял?

– Но… может, ты была раньше в каких-нибудь джунглях экваториальных стран, и подцепила там некую необыкновенно-экзотическую паразитарную дрянь… Эта многоножка в тебя внедрился в состоянии микроскопической личинки, потом росла, росла в глубинах твоего организма, а еще потом стала выбираться наружу…

– В каких еще джунглях экваториальных стран? Нигде я не была, кроме Питера, Москвы и их окрестностей. В Крыму, где я знаю все скалы и пляжи. В Анталии еще отдыхала, но это почти Крым, только что в Турции. Ну, в Израиле, в Испании, в Индии была, по северу Африки путешествовала, а больше – нигде.

– Фигасе! Была в Африке? В Индии? Ну, вот видишь! А в Африке где?

– В Тунисе, – кивнула Стелла. – Многие по первому разу боятся туда ехать, а потом уж строят из себя заядлых туристов и хамят по любому поводу. Только вот на Ближнем Востоке, в Индии и в том же Тунисе была не до, а после глюка с этой многоножкой… Слушай, а может, ты бессознательно всегда боялся потеряться или пропасть куда-то не туда? Ведь наши страхи иногда материализуются, а иногда приобретают свою противоположность. Так оно вот.

– Да? – спросил я, сразу даже не сообразив, что Стелла, скорее всего, надо мной просто издевается. – Не обращал внимания как-то.

– А вот зря не обращал! Игры разума – страшная вещь. Например, у меня часто бывает так, что неожиданно вспоминается что-то, а потом почти то же самое случается в реале.

– У меня тоже бывает, – обрадовался я, что услышал то, на что мог легко и внятно ответить. – Но этому эффекту можно дать вполне прозаическое и вполне материалистическое объяснение. Мы постоянно и всегда сталкиваемся с чем-то для себя новым: понятиями, фактами, изображениями. Когда ведешь активную интеллектуальную жизнь, так случается всегда. И вот если вдруг что-то повторилось с небольшим временном промежутком, то наш мозг сразу же это фиксирует и отмечает. Сознание так работает – за миллионы лет эволюции выработалась способность осознанно запоминать только существенное, а раз есть повтор – мозг считает, что это нечто важное, может потом понадобиться, надо запомнить.

– Это не то, – отмахнулась Стелла. – У меня иногда бывает такое… в боязни общения проявляется. Как-то раз, пережив похожий период, обнаружила, что мое желание подружиться с кем-нибудь хорошим время от времени сменяется полнейшей апатией и неверием в то, что такое вообще возможно даже теоретически. Может ли наличествовать в этом мире человек, к которому не буду придираться по всяким пустякам? А вот хрен тебе! Будь он хоть святым, выставлю немыслимое количество условий, выигрышных исключительно для себя, и устрою какое-то посмешище. Проявлю, возможно, чуть больше эгоизма, чем нужно, ведь я – эгоист до мозга костей, а кто захочет дружить с такой? Даже щас, когда я говорю это тебе, жду каких-то там комментариев от тебя, что нет-нет, ты не такая плохая, а эгоизм вполне нормально и даже очень здорово. Ну, что? А все это чушь. Чушь и ложь. Вот что я тебе скажу. К черту это.

Я смущенно молчал, пытаясь понять, какое отношение ко мне имеет ее монолог и что тут можно сказать вразумительного. Но Стелла мне помогла:

– Ладно, ты лучше скажи, у тебя есть что-нибудь перекусить? – без всякой связи с предыдущим разговором спросила девушка.

– Знаешь, боюсь, что нет, – я придал голосу извиняющейся тон. – Думал сегодня зайти в кулинарию, но заболел вот… Да и аппетит почему-то отсутствует.

– А приготовить есть из чего?

– Увы, – я старомодно развел руками. – У меня магейрокофобия.

– Чего-чего фобия? – удивилась Стелла, поднимая брови.

– Магейрокофобия – боязнь готовки, – пояснил я.

– Боязнь готовить еду? Лентяй! Фобия у него! А фобии на мытье посуды у тебя случайно нет? Фобия – это упорный навязчивый страх, не поддающийся разумному объяснению. А у тебя просто лень. Прощаю, на сей раз – больной все-таки, сейчас тебе можно. Благодари Бога, что я к тебе пришла. Кстати – у тебя найдется чистый махровый халат?

И вот тут я вдруг осознал одну элементарную истину, которую, казалось бы, знал всегда, только не давал отчета в этом своем знании. Бог все-таки существует. Тот самый Бог, что с большой буквы. Он есть, и главное тому доказательство – вера в Него многих и многих людей. Каждый верит для себя в своего Бога. И как неотделима от этих людей вера в Бога, так и Бог неотделим от своих людей и от их веры. Если бы со всеми верующими враз что-нибудь случилось, и все бы они вдруг исчезли, то вместе с ними исчез бы и Бог, потому, что где б ему тогда существовать? В ком жить? Именно поэтому образ Девы Марии проступает на стенах только в католических государствах, а священные цитаты санскритом могут появиться на неожиданных местах лишь в странах с индуистским населением.

13. Стелла и клуб

Одним из людей, с кем, по мнению Шварца, надлежало поговорить обязательно, был известный питерский эксперт по фальсификации старинных икон Орест Никифорович Мирский. Шварц отозвался о нем как-то неопределенно, но, по словам профессора, «Орест – очень умный, весьма знающий, но очень сложный человек, и если вы расположите его к себе, то он поможет вам встретиться с людьми из, так сказать, теневой стороны жизни». Работал и жил Орест Никифорович в Питере, куда я и поехала в который уже раз. Потратила неделю, и все без толку. Мирский не захотел разговаривать со мной, несмотря на рекомендации. Он не отказывался явно, но все время придумывал новые поводы и отговорки, постоянно куда-то уходил, даже если я его заставала, короче говоря – вел себя по-хамски. Плюнув на этого старого хлыща, вернулась в Москву.

Другим фигурантом из той же серии и по тому же делу оказался Гвен – меня как-то нанимали наблюдать за ним. В свое время он блестяще окончил Художественно-Графический факультет МосГИУ, но все бросил, уехав в Америку. Потом неожиданно вернулся и с тех пор обретался в Первопрестольной. Сейчас он подрабатывал в тематическом клубе «Схрон», малевал на заказ иконы и пописывал статейки для разных малоизвестных изданий и таблоидов. Настоящего имени Гвена не помню, хоть меня расстреляй. Звали его настолько обычно и банально, что никто не называл его подлинным именем. Просто Гвен и всё. И был этот Гвен настолько голубым, что голубее не бывает.

Гвен вернулся в Москву из Штатов потому, что тут у него оставалось то, чего не было в Америке – обширные знакомства. Здесь же он унаследовал квартиру родителей и расположился там, притворяясь, что с ним проживает родная сестра-близнец. Даже бабки перед подъездом поверили в эту мифическую сестру. Ближе к ночи он трансформировался в девушку и выходил на работу, но иногда, как например в тот вечер, устраивал себе выходные.

По специальности Гвен был иконописцем. Вообще-то он так набил руку в изготовлении копий старинных икон, что отличить на глаз его работы от подлинников казалось практически невозможным. Молодой художник хоть и хорошо зарабатывал «девочкой по вызову», но в тот период, о котором сейчас идет речь, поддерживал отношения с Корой – сорокалетней хозяйкой московской художественной галереи «Icons Drivers», где иногда выставлял свои работы. Галеристка всегда говорила, что мой приятель зря расходует свой талант и ему надо заняться чем-то более серьезным. Или переключиться на какую-нибудь иную направленность. Все почему-то думали, что как только Кора узнает, что Гвен на самом деле гей и более того – был проституткой, а сейчас трудится в гей-клубе, то немедленно его прогонит. В общем, мнение не лишено основания. Мой приятель боялся возможного разоблачения до судорог: не хотел терять богатую покровительницу. На этом я и решила сыграть, но когда мой старый знакомый узнал, что именно меня интересует, он как-то весь задергался, забеспокоился, загрустил и сделался малоразговорчив. С большим трудом, используя нажим и приемы из гестаповского арсенала, я, наконец, разговорила его, и он согласился на встречу.

Я подобрала Гвена у памятника Есенину и неторопливо поехала в сторону центра. Улицы были засыпаны белым, люди укутались в свои одежды так, что сделались похожими на колобков. Тех самых, что вели следствие. Черные скелеты деревьев из-под снежных шапок, художественная подсветка домов, пасмурное небо. Обычная в такое время пробка содействовала беседе. Почти сразу вспомнили прошлое, поговорили о настоящем. Ехать до места осталось минут, приблизительно, двадцать. Живое воображение настойчиво подсовывало картинки из старой минувшей жизни. Никогда не забуду, как мы познакомились с Гвеном, та еще была история.

Помню, тусили мы тогда всю ночь напролет. Клуб до утра, отчеты, потом запарка по работе, опять «отдых» в клубе, а еще потом я запивала все эти проблемы волшебным напитком. Энергетиком. Вкусно, как лимонадик. Что-то там еще окрыля-a-a-a-ет! И окрылялась я так до тех пор, пока не клюнул в задницу жареный петух, и организм не заявил свое жестокое: «всё, конец базару, не могу больше!» Я тогда была такой идиоткой, что вовсю окрыляла себя – следила за Гвеном. Сосала эту дрянь и полагала, что могу быть супервуменом. Думала, что можно не спать, не есть, а спасаться такой вот волшебной жидкостью. В жизни не забуду, как употребив в очередной раз этот вражий энергетик, минут через несколько у меня замельтешило в глазах, сердце затрепыхалось как сумасшедшее, началась одышка, и стало страшно не хватать воздуха. А еще ужас – панический, липкий, безобразный. Но я не пила до этого ничего алкогольного, наркоту не потребляла, травку не курила, да и приступами никакими не страдала. То есть – вообще! А сердце колотилось все быстрее, и вот я стала отключаться, проваливаться в какую-то пустоту, а последний момент поняла – всё, каюк. Game over. Вот тут-то меня и спас Гвен. Он случайно очутился рядом, оказал первую помощь (умел!) вызвал «неотложку» и меня откачали. Уже потом, после, врач все допытывался, какую такую дрянь я в себя закинула? А как узнал, что пила всего-навсего безалкогольный энергетик, сразу же сориентировался. С тех самых пор никогда не пью энергетики, да и вам не советую.

После того случая мы с Гвеном и подружились.

Воспоминания пронеслись, вызвав мимолетную улыбку. Поэтому сейчас рассчитывать на химию не приходилось, оставалось беречь силы, энергетически ценно питаться здоровой пищей и надеяться только на собственные природные ресурсы.

– Тебе нужен не я, – в конце концов выдавил из себя Гвен, когда я закончила свои объяснения про иконы. Вернее – ту отредактированную версию объяснений, что полагалось ему знать.

– А кто?

– Есть один такой тип. Он вообще-то из Питера и большая шишка в своем кругу, а у нас известен как Плеер. Но на меня не ссылаться, я тебе ничего не говорил.

– Как кто он у вас известен? – чуть было не расхохоталась я.

– Как Плеер. Это у него такой ник в нашей тусовке. Ну, погоняло такое. Сегодня какой день? – я сказала какой. – Ага, если ничего не путаю, он ныне обязательно будет в нашем клубе. Только тут я тебе не помощник. В клуб проведу, так уж и быть, а вот с Плеером знакомить не стану, даже рядом с тобой стоять не буду: мне моя репутация дорога. Да и здоровье еще понадобится.

– Но пардон, как узнаю этого твоего Плеера?

– Нет ничего проще – опишу его. Олдовый мужик, лет под шестьдесят, убедительная внешность, худощавый, рост под метр восемьдесят, абсолютно лысый, лицом похож на английского лорда, любит дорогие костюмы. Что еще? Всякие подробности типа цвета глаз не помню, ибо сам с ним близких дел не имел: он больше совсем молоденьких мальчиков любит, но кто ж их не любит?

Я промолчала, только неприлично хихикнула.

– Тебя что-то смущает? – тараторил в мое ухо Гвен. – Неужели у тебя такая неприязнь к нашему и без того несчастному брату?

– У меня? – возмутилась я. – С каких это пор?

Клуб, куда Гвен обещал меня провести, назывался «Схрон». Место довольно неприметное, скрытое от посторонних глаз стенами окружающих зданий – случайно вряд ли найдешь. Неоновая вывеска приглушенно-синего свечения. Случайному прохожему название ничего не говорило, зато выдавало с потрохами обилие модно вылизанных как бы мальчиков, стекавшихся со всех сторон и сбивавшихся в миниатюрные ватаги перед входом. Крепкая, так сказать, мужская дружба. Сюда собирались все: от тривиальных всем надоевших геев и резких лесбиянок, до созданий, без ясно сформулированной принадлежности к какому-то конкретному полу. Но, как это верно говорится у обывателей – чем богаты, тому и рады. На мой непросвещенный взгляд, правде надо смотреть в глаза: в Москве пидорасов больше всего, а толерантности к ним меньше. Питер, в этом отношении, значительно снисходительнее в смысле уважения человеческой величины. Впрочем, на то и Питер.

– Слушай, – с удивлением спросила я, когда мы подъехали к этому неприметному зданию, – а почему на фейсконтроле у вас тут дежурит девушка?

– О, это Рыжая Джинджер – местная лесбиянка и в определенной степени знаменитость. Уважаю! Да, и очень не советую с ней припираться и спорить, боком потом выйдет, поверь мне. Попытайся ей понравится, пригодится.

Джинджер не производила впечатления роковой женщины или идеальной машины для убийства – миловидная девочка своеобразной наружности, с изюминкой на знатока-любителя. Ярко-рыжие волосы, кожаная куртка, джинсы. Ссориться с ней мне совершенно не хотелось, неприятия или гадливости она не вызывала, и не из-за какого-то понятного в данных обстоятельствах страха, а из простого чувства уважения к нелегкому ее труду.

– Почему не советуешь? – спросила я.

– Есть причины, от которых лучше не отмахиваться: за входной дверью несколько человек охраны. Заметь, совсем не с новогодними подарками. Если что, они тебя так отмутузят, что мало не покажется. Причем сделают это превеликой радостью, и не посмотрят что ты девушка.

Я неопределенно хмыкнула, но ничего не сказала. Мы неторопливо выползли из машины, громко пискнула навороченная сигнализация, и мгновенно ожил маленький синий огонек на черной приборной панели. Гвен радостно бросился к своему многочисленному племени, излучая радость, позитив и взаимопонимание. Единственное, что я случайно, краешком уха, расслышала, находясь еще на неплохом расстоянии: «я здесь, и не надо букетов». Остальная часть фразы утонула в приветственном многоголосье. Какое чудное единство мужского коллектива! Любой начальник позавидует. Видно, Гвен – личность тут весьма знаменитая, уважаемая и всеми любимая.

– Девушка, а вы вообще-то знаете куда идете? – спросила меня Рыжая Джинджер. – Вы выглядите слишком натурально, могут возникнуть конфликты!

Вот еще! Придраться что ли не к чему? Не надо цеплять мое достоинство и дискриминировать натуралку.

– Образ у меня такой, натуральный – «стерва» называется!

– Сегодня дресс-код «розовая пантера», – со скучающим безразличием сообщила фейсконтрольщица, разглядывая почему-то мои ботинки. Очевидно, у нее свои мерила при отборе посетителей. – Вы не соответствуете.

– Джинджер, лапонька, – пришел мне на помощь Гвен, – пропусти ее, сделай одолжение. Ради меня! Человек в первый раз, посмотреть хочет, приобщиться к нашей культуре. Разве нельзя? Не отпугивай ее, нас и так-то не особо любят, ты же знаешь.

Рыжая Джинджер соизволила оторваться от моей ни в чем не примечательной обуви и, по-моему, взглянула на меня с интересом хищного тираннозавра, следящего за тупыми действиями травоядного трицератопса.

– Все, прошу прощения! – с этими словами Джинджер отступила в сторону. Воистину неисповедимы пути женщины. – Устраняюсь. Раз Гвен так за вас просит, то можете проходить. Желаю хорошо повеселиться в нашем заведении, чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы все-таки в гостях. Удачи!

Мы вошли.

«Схрон», как я уже писала, – специализированный гей-клуб, и это уже говорит о многом. Помимо бесплатного презерватива в обмен на входной билет, в каждой приватной кабинке опять же абсолютно имеется дармовая гель-смазка. А еще – стиль одежды. Это у них там, в Европах, перестали заморачиваться по поводу внешнего вида: даже в клуб могут пойти в том же самом, в чем ходят дома. Например, в приличное место вас вполне пустят в жеваных джинсах, старых кроссовках и застиранной майке, главное – улыбаться и излучать отличное настроение. У нас же правила дресс-кода значительно жестче. Чтобы пройти в хороший и известный клуб выглядеть надо дорого и породисто. От фейка лучше всего отречься сразу и навсегда. Купленная с лотка на рынке майка с надписью «addibas» во всю грудь, доверия не вызовет. Беспроигрышный вариант для девушек – вечернее, но не чересчур нарядное, платье выше колен, туфли или босоножки на каблуках. Если много танцевать, то лучше дизайнерские джинсы, красивый эксклюзивный топ и кеды – удобные, но впечатляющие, например, золотого цвета. Для всяких мелочей маленькая сумочка – с большой могут и не пропустить. Однако во что бы ни одеться, главное – испускать уверенность, что просто обязаны впустить: фейсконтрольщик это ощущает. И ни в коем случае не уговаривать и уж тем более не предлагать деньги. Если говорят «нет» – значит надо гордо уходить. Бывает, что окликнут и предложат пройти.

Обстановка клуба была балаганно-базарная, нереалистично-ярмарочная. Ощущения такие, будто я в цирке на первых рядах: глаза тут же разбежались в разные стороны. Пестрота и развязность клоунов, все краски ада. И еще. Поглазеть на представление, к моему удивлению, собралось немалое число девушек. И чего им тут ловить? Либо не оставляют призрачных надежд переформатировать ориентацию наиболее симпатичных геев, либо трафаретно пришли завести лучших друзей, либо проведать уже имеющихся. Либо сами они бесперспективные лесбиянки.

Гвен удалился в какую-то комнатку, а мне вдруг приспичило, и я стала искать клубный туалет. Классический вариант сортира тут отсутствовал напрочь: табличек «М» и «Ж» на дверях не висело принципиально. Схематичных мужских и женских силуэтов нигде тоже не было. Туалеты в гей-клубе совместные, ибо наличие девушек игнорировалось тут наиболее простым и примитивным способом. Обстановка назойливо напоминала фильм «7 кабинок»[8]: там, правда, туалет женский, но ходили туда почему-то исключительно мужики. Так и здесь, только наоборот: сортир мужской, а внутри одни бабы на первый взгляд. Или это так, для конспирации?

Слушая нелепые женские банальности, которые всегда витают в любом дамском коллективе, я тихо пристроилась к небольшой очереди. Да уж, местечко еще то. Я повертела головой и тут будто получила удар током. Вот это номер! В противоположном углу, уединившись с парочкой молодых парней, изнемогал страстью знакомый человек. Очень-очень знакомый. Орест Никифорыч Мирский собственной персоной. В розовом костюме и голубом галстуке. Умереть не встать! В полном шоке я наблюдала, как солидный доктор наук, эксперт с мировым именем, заноза в задницах у многих искусствоведческих умов, самозабвенно целовался одновременно сразу с двумя молодыми парнями, напрочь позабыв всё вокруг и оглашая туалетное пространство жаркими хрипловатыми стонами. И тут меня осенило! Вот же он, Плеер! Вот уж не думала, не гадала! Но все, попался, теперь уж свой золотой билетик я из рук не выпущу! Незаметно достала из сумочки маленький плоский фотик и бесшумно запечатлела эту идиллию. Несколько раз, с интервалом в пару секунд.

– Здравствуйте Орест Никифорыч! – громко сказала я, закрыв сумочку с фотиком.

Бедный Плеер стал похож на неуправляемый вибратор: затрепетал, запрыгал так, что любвеобильные геронтофилы отлетели в стороны. Он явно меня пока не узнал, он даже еще не понял, из чьих уст вылетело приветствие: народу в туалете все-таки много. Но Никифорыч отлично понимал, в каких деликатных обстоятельствах очутился.

– Орест Никифорыч, здравствуйте! – повторила я.

Теперь его растрепанный взгляд четко сфокусировался на мне. Узнал, сука! Да и как не узнать, если еще недавно чуть ли не неделю трахал мне мозг. Теперь хоть понятно, откуда такие садистские наклонности и изощренная неприязнь к девушкам.

– Извините, пожалуйста что отвлекаю, – как ни в чем не бывало продолжала я, – но для меня это вопрос жизни!

Надо отдать ему должное, Плеер удивительно быстро совладал с собой.

– Стелла? Здравствуйте. Клянусь Аполлоном, неожиданная встреча, я рад видеть вас здесь, в этом гнезде порока! У вас что-то случилось?

«Это у тебя случилось, старый хрен, – думала я тогда, – и ты об этом мучительно догадываешься. Ты, Никифорыч, теперь у меня на крючке!»

– Нет, нет, не волнуйтесь, Орест Никифорыч. Я только хотела уточнить, будут ли у вас приемные часы в ближайшее время? Мне по работе.

Тут он понял, наконец, откуда ветер дует. Ну, кто бы мог подумать, что за Никифорычем водятся такие вот грешки? Старый мужик, известный эксперт, которого благодаря несоизмеримым знаниям невозможно ни в чем переспорить, оказывается, как и все остальные люди, носит карнавальную маску. Днем он – черствый и застывший в своем упрямстве старикашка-всезнайка, непроницаемый в своей безукоризненности, ночью же – ярый факер и найтлайфер, опасный в своей похотливости. Сексуальный оборотень. Все люди, без каких-либо исключений, носят лживые маски. Носят, зная, что все прочие тоже прячут свои истинные лица, без украшений и без патетики. Люди лгут изо дня в день, на протяжении всей своей жизни, безропотно принимая ложь других. Эх, Никифорыч, Никифорыч, это ж полный пипец! С возрастом у людей меняется только стиль одежды и словарный запас, а прежние привычки сохраняются. И слава богу, поскольку этими самыми привычками я и собиралась воспользоваться в своих грязных и корыстных целях. Не улыбнись мне тогда фортуна – фиг бы нашла то, что искала.

– Приемные часы? – ошалело переспросил Никифорыч. – Да, разумеется, я же всегда готов… А вы, Стелла, если мне не изменяет память, не посещали мой офис в приемное время? И предварительной договоренности не было?

«Под дурачка решили закосить? – со злорадством думала я тогда. – Фу, а еще эксперт! Не получится, друг мой, не выйдет!»

– Посещала, причем именно в приемные часы. Пять дней подряд, да.

– Вот как? – Мирский прикинулся удивленным. – Значит…

– Значит, мне невообразимо посчастливилось, что я вас тут встретила. Повезло! Вы уж извините, не хотела я вас отрывать, но это ведь очень важно, а в ваш офис я приходила, и даже вас там видела, но вы со мной разговаривать не стали. Все заняты были, вам некогда, работы много. А у меня – тема непростая, драматическая ночь, времени почти нет, нервы не пределе.

– Стелла, а извините за вопрос, вы в теме? Ведь этот клуб крайне специализированное тематическое место, случайные люди сюда не попадают. Может, вы не совсем девушка, а транс?

Это я-то транс? Что за бред! Всего лишь неуклюжая попытка подстраховать себя, но ничего не выйдет, пойду ва-банк!

– В смысле, не транссексуалка ли я? Нет, конечно, Орест Никифорыч, я обычная анатомически правильная девушка, можете убедиться! Да и гетеросексуальна до мозга костей. А тут я со своим парнем. Мы так просто пришли, оттянуться, развеяться, снять напряжение после суровых трудовых будней, и на настоящих гомиков хотя бы одним глазком взглянуть.

Есть! Полный нокаут! Языком можно врезать не хуже, чем кулаком.

– Ой, простите меня, пожалуйста, – извинялась я, – наверное, сболтнула лишнее. У меня всегда так: сначала говорю, а потом думаю. Извините!

Считайте меня пошлой шантажисткой, мерзкой сволочью и негодяйкой, да кем угодно – мне наплевать. Моя цель оправдывала тогда любые средства. Моя цель – получить информацию, и проигнорировать мой намек он тогда просто не мог! Второго дубля не понадобилось. Но «Плеер» умел держать удар.

– Даже так? Вижу, к чему вы клоните, Стелла. Вы, как я погляжу, понимаете, в какое глупое положение меня поставили. Предлагаю заключить сделку: вы никому никогда и ничего не рассказываете о нынешней встрече, я же, в свою очередь, оказываю вам всемерное содействие и предоставляю необходимые данные. Согласны?

То, что я его сфотографировала, он, похоже, так и не заметил. Я всегда знала, любой эксперт трясется за свою репутацию. Репутация – нерукотворный памятник человеку, его постамент и его надгробная плита. Бытиё определяет сознание, данное нам в ощущении. Только так и никак иначе. Ситуация сложилась совсем немыслимая: Орест Никифорыч и Плеер из гей-клуба – одно лицо! На какой-то момент мне вдруг стало его жалко.

– Ну, зачем вы так, Орест Никифорыч? Всё я прекрасно понимаю, не без мозгов, и под одеяло к вам заглядывать не намереваюсь, не мое это дело. Мы договариваемся, и никто никогда не узнает про ваши экзотичные пристрастия.

Язык мой – друг мой! Когда надобно, во мне всегда может проснуться дар речистого Цицерона.

– Стелла, я, во всяком случае, рассчитываю, что мы друг друга поняли правильно. Вы когда будете в Питере? Заходите в понедельник ближе к шести, и мы спокойно обо всем поговорим. Только позвоните сначала.

– Спасибо за понимание, Орест Никифорыч. Я ни в коем случае вас не подведу!

Естественно я его не подвела, и «Плеер» должен был сыграть по моим нотам. «Уже во время следующей поездки в Петербург, старый хрен даст мне все, что в его силах и что я от него требую» – подумала я тогда.

Как наивны были мои мечты!

14. Философия мечты

У меня есть мечта. Прекрасная и недостижимая, как Священный Грааль и полное собрание стихов Мирры Жукотовской[9]. Я хочу дома камин. Настоящий. Хочу вьюжными зимними вечерами греть у него ноги, смотреть на пляшущее живое пламя и размышлять о суетности бытия. Но, во-первых, в обычной московской панельной многоэтажке подобные устройства неосуществимы по целому ряду причин. Во-вторых – дорогое это удовольствие. А в-третьих, намучаешься потом с топливом. Да и хранить дрова негде. Хочу камин. Но это наслаждение мне не светит в ближайшем будущем. Разве что какой-нибудь продюсер экранизирует мой роман, фильм побьет рекорды, а я получу крутой гонорар. Что, как легко догадаться, невозможно физически. А мечтать – еще никто никому не запретил.

После краха моих коммерческих начинаний, я стал стопроцентным фрилансером – безобидным, непристроенным и легкодоступным. Как всем известно, фрилансер – это свободный человек, не состоящий в штате ни одной фирмы. Его нанимают временно, по договору (или без оного) для исполнения конкретного заказа, но на постоянной основе он не трудится. Так чаще всего работают дизайнеры, художники, программисты и даже некоторые системные администраторы. Все те люди, чей труд надобится нечасто, и брать их на постоянную работу – дорого, нежелательно и проблемно. Впрочем, сами эти граждане тоже не очень-то и стремятся кому-то подчиняться. Но известно одно правило – всякий филансер ищет постоянную работу, а всякий постояннослужащий мечтает сделаться фрилансером. Если мы найдем слово «фрилансер» во всемогущей Википедии, то почерпнем оттуда, что «Lance» значит «копье» по-английски и, соответственно, хирургический ланцет – что-то вроде маленького такого копья. Википедия учит нас, что в первый раз термин free-lance появляется в романе Вальтера Скотта «Айвенго». Так называли рыцаря, что не служил никакому конкретному господину. Вольный копейщик. Ага, ищем по тексту в Google Book Search и… ничего найти не можем. Может – плохо искали? Но, похоже, вопрос о происхождении понятия так и остается без ответа. Впрочем – черт с ними, с фрилансерами, в конце концов, не так уж и важно, где там в «Айвенго» упоминаются эти «вольные копейщики».

Спросите – почему? Отчего любой офисный раб мужского пола мечтает об участи свободного фрилансера, а всякий «вольный копейщик» мечтает о постоянном месте несения службы? Все дело в парадоксах современной морали и разных предрассудках, определяющих общественный статус. Если мужчина не работает по постоянному месту – стало быть, он бездельник, лентяй и тунеядец, а если женщина – возможны варианты. Она или домохозяйка, или свободная творческая натура, или сидит с ребенком. Ну, или она просто может себе такое позволить. Если мужчина зарабатывает мало – он неудачник, а если много, то стоп! Никаких если! Если женщина зарабатывает много – она супервумен, а если мало, то у нее есть муж, или – постоянный любовник, или – это временно.

Короче – я по-прежнему жил на вольных хлебах. Вставал, когда считал нужным и ложился, когда того требовал организм, и такое положение вещей несмотря ни на что не престало мне нравиться. О той мистическо-идиотской истории я не то чтобы совсем забыл, просто задвинул в дальний угол памяти, как ненужную вещь, которую и выкинуть нельзя и использовать негде.

Прошло что-то около месяца. Январь закончился, наступил февраль с его обязательными снегопадами, метелями, перепадами температур, неожиданными оттепелями и внезапными злыми морозами. Время летело с неимоверной скоростью, вот уже и весна скоро… Куча дел, много неожиданно свалившейся работы, мозг на пределе своих возможностей, и я совсем не был убежден, что мне это нравится. Нет уверенности в завтрашнем дне: какое оно будет, это завтрашнее дно? Дьявол, как известно, в деталях.

Зима уже надоела, и хотелось тепла. Простого и человеческого.

Стелла почти переехала ко мне – привезла кучу своего барахла, пачку каких-то умных книжек, ноутбук. Но все-таки оставалась не всегда – временами она уходила в свою квартиру, когда ей требовалось уединение и спокойная тишина. Эти перерывы меня более чем устраивали, но наши отношения переходили в привычку, что начинало напрягать. Не хотелось крепко привязываться к кому-либо.

Хватит, пробовал.

Однажды Стелла пришла, когда я мирно сидел дома и набивал что-то на клавиатуре. Моя подруга была вся какая-то взбудораженная, взвинченная. Оказалось, у нее вышел спонтанный философский диспут на работе – там кто-то прослышал (видимо от начальства), что она дипломированный философ, и разговор ушел в плоскость реально далекую от первоначальной. И тут подвернулся повод поговорить на давным-давно интересующую тему.

– Знаешь, вот давно уже хотел у тебя спросить. Можно? Мне тут нужна твоя консультация…

– Я щас тебе окажу консультацию! – вызывающе сказала Стелла, прижавшись ко мне своим высоким бедром.

– Почему столь угрожающе? – подивился я, обнимая ее за ногу. – Раз ты у нас грамотный философ по образованию, хотел вот спросить…

– У меня тоже будет вопрос. Но ты первый. Ну и?..

– …вот и объясни мне, зачем это нужно в наше время, сейчас? Философия? Я понимаю раньше. Жила-была в древности такая философия, и произошли от нее все остальные науки. И стали эти науки жить-поживать своим умом, а прежняя философия сжалась и скукожилась, осталась почти не у дел, вот и пытается найти своему традиционному существованию какое-то достойное применение и объяснить то, что объяснить вообще невозможно. Да и не нужно, если честно. Есть разные науки, их же вполне достаточно! Именно они, в конце концов, создают все многообразие нашей жизни и формируют наше миропонимание. Вот и думаю – в современном-то мире философия зачем?

– Затем, – Стелла отстранилась, и обнимать стало уже нечего, – что наука не отвечает на многие вопросы. Удивительно, что при таком невежестве, ты так вступаешься за науку. Наука – всего лишь один из методов познания неведомого. Если хочешь – почитай учебник по философии.

– Наука, – разочарованно занудствовал я, – не один из методов, просто методы бывают научными и ненаучными. Например, накушаться «веселых таблеток» и увидеть потом другой мир, где вокруг тебя бегают розовые пони, питающиеся радугой и какающие бабочками[10] – тоже такой метод познания неведомого, но несколько ненаучный, знаешь ли. Если наука пока не может объяснить некоторые вещи, то религия, религиозная философия, да и философия вообще, просто неспособна ничего объяснить. Она и не пытается, кстати. Объяснение – «так создал Бог» – это просто-напросто завуалированный уход от ответа. А любимое философское понятие – «Aбсолют», как первоначальная причина всех явлений – не имеет реальной ценности, ибо вообще ничего не объясняет. Кстати, подмена анализа ссылками на авторитеты – старинный прием, но какой-то схоластический.

– Понятие Абсолюта – одно из важнейших в философии, – наставительно заявила Стелла.- И философия не может обойти религию стороной, ибо она так же одна из важнейших ее тем. Наряду с наукой.

– Но я все-таки так и не понял, для чего сейчас вообще нужна философия? Зачем? Разве что для самих философов. Для попов еще. По-моему без всего такого вполне можно обойтись. И если б философы вдруг сменили поле деятельности и куда-то ушли, то ничего не случилось бы. Наука останется наукой, религия – религией, а искусство – искусством. Сейчас философия – это такой-то пережиток прошлых времен.

– Если знания тебя не интересуют, – вдруг сердито сказала моя подруга, – философия действительно тебе не нужна. Многим вообще никакие знания ни к чему – лишь бы жрачка от пуза, телек работал, пиво в достатке и баба под боком.

– Знаешь, это уже резкость, а не ответ. Тебе не идет. Кстати, философия тоже не отвечает на многие вопросы…

– Ну, извини, – немного смягчилась моя собеседница. – Тут по работе на меня действительно по-хамски наезжали, настроение испортили, вот и вспылила. Да, мы не знаем многих ответов. Просто у философии и науки разные предметы изучения и различные подходы. Есть еще неклассическая философия. Например – экзистенциальная философия и ее разновидности, но много понять неспециалисту там трудно из-за полной нереальности предмета изучения. А сам экзистенциализм, как философское направление, вообще-то никогда не существовал и не существует…

– Что? – не вовремя спросил я.

– Ничего. Дай мне вот ту книжку. Вон там корешок торчит…

Я нашел среди принесенных Стеллой книжек искомую, и протянул девушке.

– Ага, эту… щас… – Стелла быстро пролистала несколько страниц и продолжила. – Ну, вот хотя бы это место: «Неклассическая философия конституирует предмет познания как характеризующийся онтологически заданной и имманентной релятивностью, а потому в принципе не могущий быть моделируемым посредством универсально дедуктивных линейных концептуальных схем…» Как тебе? Что-нибудь тут понял?

Вместо ответа я громко заржал.

– А все довольно-таки просто, – продолжила подруга, захлопывая книгу. – Даю перевод: предмет познания в неклассической философии по своей природе относителен и непостоянен, поэтому является непознаваемым посредством обычной логики. Вот и все. Я-то считаю, что пишущих подобные статейки таким вот, с позволения сказать, языком и стилем, надо, как минимум, помещать в закрытые учреждения, и при помощи шоковой терапии учить изъясняться по-русски нормальным современным языком. Это лечится. А то отдельные граждане возомнили себя Хайдеггерами, понимаешь ли, причем без четких на то оснований. Правило номер раз для философа: никогда, никогда в жизни не надо накручивать непонятные слова вокруг того, что можно сказать просто и доходчиво. Философия это тебе не поэзия, тут важно донести свою мысль в наиболее удобном для восприятия виде, отчетливо и ясно, без ненужной лапши вроде «имманентности» и «конституирования». Не изобретай сущностей сверх необходимого.

– Ладно, мир. Теперь – более-менее понятно, – сказал я, хотя мне ничего не было понятно. – А вообще – все от нашего ума проблемы. Человеческий разум работает так, что понять некоторые вещи не способен физически. Объяснить – может, разработать математическую модель – может, а вот понять – нет.

– А как ты тогда объяснишь свое питерское приключение? Это если физически?

– Ой… Ну, давай что ли попробую. Кстати – ты сама же мне это все уже объясняла, забыла уже? Ну, когда я потом заболел, и ты меня лечила, помнишь? Так вот, напоминаю: случилось нечто у меня с мозгами. Не знаю что. Может – сбой какой, может – последствия прошлой травмы, а может, плохо прореагировал на ту африканскую траву, что заказчик привез из Кении и угощал меня. Мы эту солому вместо чая заваривали и пили в тот день. Пошли глюки, ложная память возникла. А на самом-то деле было так. Ничего не помня, я поехал на вокзал, купил билет на экспресс, прибыл в Питер через четыре часа, и только в метро пришел в себя, где осознал свое присутствие благодаря сердобольному менту. Вот.

– И где же тогда билет? – ехидно спросила Стелла. – Только не говори, что потерял или выбросил.

– Потерял или выбросил, – засмеялся я, отгоняя вновь возникшее дежа вю, – а в памяти не отложилось.

– Это можно проверить по базе данных РЖД. Там обязаны сохраниться данные твоего паспорта. – Со знанием дела произнесла Стелла.

– Ну, я тебя умоляю! – пафосно возразил я прилипшей откуда-то фразой. – При некоторой ловкости и доле везения, билет до Питера можно купить так, без паспорта.

– Ладно, а как ты объяснишь мою историю? С червем?

– Могу и с червем. Кстати – заинтриговала! Ты напринимала тогда всякой гадости, и тоже пошли глюки со страшной силой. Эти ваши «веселые таблетки» про которые я только и могу догадываться, что они из себя. А когда ты мылась, на плечо упал с потолка таракан, или паук, или еще какое домашнее членистоногое, и поползло по руке. Ты его приняла за подкожную многоножку и стала резать бритвой. В конце концов, смахнула, раздавила и смыла в сток. Но не полностью, а потом, будучи уже в адекватном состоянии ума, бренные останки этого насекомого приняла за остатки глючной твари. Вряд ли ты сдавала их на исследование.

– Не сдавала, – как-то задумчиво произнесла Стелла. – Умеешь ты засорить мысль и зерно смутного сомнения заронить в чужую душу.

– Да уж, что-что, а таким талантом обладаю. Если надо – еще обращайся или душу какую предоставь для заронения сомнений. Теперь мы квиты.

– Кстати, – совсем некстати вспомнила Стелла, – ты, помнится, обещал мне книжку про этот свой «Проект Вильфиер». И где? И еще я хотела тебя спросить…

– Там был вообще-то не мой проект. А книжка вон, видишь? Вон она торчит! На полке. Тоненькая такая, глянцевая.

Стелла быстро нашла в моей свалке упомянутую книжку. Это была тощая «тетрадочка» в глянцевой обложке где-то страниц на сорок. Никакого названия у брошюрки не имелось, вместо него на черной блестящей поверхности был изображен дом из дикого камня с цилиндрической башней, увенчанной крышей, похожей на шляпку гриба и на тюрбан одновременно. На заднике обложки не было вообще ничего: ни информации, ни данных издателя, только черный глянец и все.

Стелла аккуратно открыла книжечку и углубилась в чтение, а я принялся молча наблюдать за своей подругой. Она явно выделялась из серой толпы, мне всегда нравились такие люди. Одежда настолько хорошо облекала ее фигуру, что не смотреть на нее было просто невозможно. Однако бессонная ночь и усталость дали о себе знать, я и не заметил, как задремал, а потом и вовсе уснул. Мне даже начал сниться какой-то несуразный сумбурный сон. Снилось, что я жарю яичницу с ветчиной, колбасой и многоножкой, а многоножка шкварчала, румянилась и вдруг стала подпрыгивать. Тут меня разбудил веселый смех моей подруги.

– Ты чего? – сонно спросил я.

– Да вот тут. Явно нужно – «пенитенциарная система» А написано что?

– Что? – переспросил я, проснувшись все еще не совсем окончательно.

– Надо пе-ни-тен-ци-ар-на-я, – по складам выговорила Стелла. – От слова «пенитенция» – раскаяние по латыни. А здесь написано – «пеницитарная», это от какого слова? «Пенис» что ли?

Я слегка хихикнул.

– Не заметил даже, дай посмотреть… действительно! Надо же! Я и внимания не обратил, когда читал, – я вернул Стелле черную книжечку. – А у вас что, в универе был латинский язык?

– Философия без латыни существовать не должна. Классиков надо читать в оригинале.

– В оригинале – это конечно хорошо, но не всем доступно, – высказался я, трогая Стеллу за коленку. Вместо философии верх все-таки взяла физиология.

– Так что ты хотела спросить? – изрек, наконец, я, когда все уже закончилось. Обычно в такие минуты на меня нападает болтливость.

– А, ну да, – спохватилась Стелла, будто и впрямь только что вспомнила. – Захожу тут к себе на ЖЖ-страничку и вижу, что некто послал запрос мне в друзья. Из любопытства смотрю на страницу запрашивающего и наблюдаю записки типа: «Люблю свою половинку» или «кисуля, мы вместе навсегда». Семейное положение не пустует, естественно. Притом, что нет никаких сообщений, зачем этот некто набивается ко мне в друзья? Для чего? Смысл тогда в чем?

– Ну-у-у-у, смысл! – важно заявил я. – Смысл далеко не всегда состоит в том, чтобы заключить брак или смачно перепихнуться. А может – ты его интересуешь как личность? Возможно, и вполне понятное желание накрутить счетчик количества друзей, или просто так, чтобы было. В запас.

– Вот этого «чтобы было» я и не понимаю, – грустно заметила Стелла. – Какое-то лицемерие получается и ханжество.

– Ну почему же обязательно лицемерие? Разве кому-то мешает нежно любить свою «кисулю» и одновременно со вкусом развлекаться на стороне? Большинство именно так и делает, а самоутверждение в совокупности с самовнушением тоже играют не самую последнюю роль. В этом случае такой человек как бы льстит себе: «ух, сколько у меня в друзьях симпатичных мордашек!»

– Однако! Самомнение и нынешнее время лишает веры в дружбу и просто переписку. Если кто-то меня добавляет себе в друзья, то мог бы написать, что желает интересного общения или еще чего подобного, а то добавил и молчок. Хотя вообще-то я не верю, что друзей нужно искать именно таким способом.

– Мало ли чего там, – возразил я. – Может стесняшка, или увидел фотки с информацией об интересах, а какие-то детали помешали написать записку. Испугался! Это тебе возможная версия подобного. Но версия вполне вероятная из-за особенностей современных юзеров. А из личного опыта скажу, что я в интернете познакомился со многими интересными для меня людьми. Друзей можно найти в самых невероятных местах, и твой ресурс тому не исключение. Но друзьями в полнм смысле их не назовешь… На мордашку с желанием заняться сексом я обычно не смотрел, потому что с этим всё у меня уныло хорошо, а новых приключений на свою задницу не ищу. Простое желание разнообразить мир новыми знакомствами – это вполне естественная потребность нормальных живых людей.

– Врешь, небось.

– Почему обязательно? – картинно удивился я. – Как мне тебя убедить? Может, надо сложить пальцы особым образом и сесть в изысканную позу? Не понимаю, что плохого в том, чтобы искать общения с новыми людьми? Это же свежие впечатления, эмоции, да и много чего другого. Однако твой пример показывает, что сейчас это мало кому нужно. У всех уже устоявшийся круг общения, и свободных мест нет, так сказать. Я очень хочу завести новые контакты. Не вижу в этом ничего криминального. Но опять-таки, ощущение, что людей с подобными мыслями как-то в дефиците.

– Да это – ладно. Я, собственно, вот что хотела узнать… – Слушай… а почему ты подошел ко мне тогда?

– Когда – «тогда»?

– Ты понял, о чем я, не прикидывайся.

– В кафе? Ну, как! Когда-то ведь надо было. А если честно, то ты мне показалась немного ненормальной. Сумасшедшей слегка. Так, самую малость. Кроме того, у меня в тот вечер было очень гадостное настроение, захотелось смены впечатлений, с кем-нибудь поцапаться или устроить маленький конфликт. Ты казалась вполне подходящим и перспективным кандидатом.

– Вот идиот! – сказала она, и больно ткнула меня пальцем в бок, куда-то между ребер.

– Ой! Ну, я бы не стал уж столь резко… Кстати, ты знаешь, что по происхождению слово «идиот» вполне благородно? Греческое «идиотия» означало вовсе не самую глубокую степень умственной неразвитости, а просто «невежество». На сленге византийского христианского духовенства этим термином обозначались миряне, люди не церковного, а государственного подчинения, соответственно – не достигшие «духовного просветления». А так как мирян тогда особо не уважали, то и слово снискало себе негативную окраску.

– Это ты к чему? – удивилась она.

– Так просто, вспомнилось, вечно занудствую не в тему. Надо что-то с собой делать.

– Надо, – кивнула Стелла. – Мужики, в массе своей, все-таки редкостные зануды и сволочи. Особенно один из них, тот самый, что изобрел моду на двухметровых грудастых блондинок. Я не отвечаю этим параметрам, поэтому эмпирически приходим к заключению, что все мужики – козлы. Ты не понял логики моих рассуждений?

– Не вполне, как-то, – буркнул я.

– Тогда это уже твои проблемы. Я, например, не доверяю людям, в которых нет хотя бы небольшой толики хулиганства. Без этого как-то не так. Недостоверно как-то.

– Ага, все по классику: «Если человек не пьет и не курит, то поневоле задумываешься – а не сволочь ли он?»

– Ну, да, да… Антон Палыч – гениален. Хороший человек должен иметь некие слабости. Мы всегда очень желаем порядка и закона, но применительно к кому угодно, только лишь не к нам любимым. Но я, будучи от природы наивной и верящей в лучшее и светлое, что скрывается в человеческой душе, надеюсь, что все к лучшему.

– Если уж ты наивная, то я тогда кто?

– Ты? – хитро переспросила она. – По-моему у тебя много каких-то комплексов, от которых ты почти избавился. Но следы-то остались. Кстати – почему так? Как найдешь внешне приличного мужика, так он оказывается или козлом, или дураком, или сволочью, или пидорасом?

– А кто я по твоей классификации? – почему-то заинтересовался я. Нет бы промолчать в тот раз. Будто за язык кто тянул.

– Ты? Только не обижайся. Что-то среднее между козлом и сволочью. Так почему?

– Вообще-то надо у социального психолога спросить, почему, – сказал я немного обиженным тоном: данная мне характеристика несколько напрягала. – Думаю, все от недоверия. Мы, мужики, часто недоверчивы. Оснований много, но обычно это всевозможные страхи и фобии. Ведь мы еще и жуткие трусы вдобавок, а причины опасений – слабости. У каждого из нас есть уязвимые места, и их немало, этих мест. Мы знаем о них всегда, тщательно скрываем и часто забываем, и нет желания сознаваться даже самим себе. Ведь как нас всегда дрессировали? Нельзя быть слабым, это плохо, это мужчины недостойно. И если женщин слабостям наоборот обучали («Ах, я всего лишь слабая женщина!»), что тоже не лучшая опора для характера человека, то нам с детских лет объясняли, что настоящий мужик свои ощущения выказывать не должен. Никогда. Если его поставили к стенке, то он издевается над расстрельной командой, а если любит, то обязательно страдая, но, не показывая открыто. Настоящий мужик, в народном представлении – мужественно-брутальный субъект с каменной мордой, запахом пота и многочисленными следами увечий на теле и лице. Он с одной и той же рожей грабит банк, занимается экстремальным сексом и рассказывает анекдоты. Все чувства у него где-то глубоко в мозгу, но и там они под замком, дабы, не приведи создатель, не вывалились наружу. Мужчина всегда прячет свои эмоции.

– Да? – она по привычке вскинула брови. – Тоже мне, открыл Америку. Но ты мне казался человеком творческим, что предполагает эмоциональность и самодостаточность. Тут не надо быть философом, чтобы понять столь банальную вещь.

– Как тебе сказать, творческим… – немного замялся я. – Это происходит немного от других корней. Творческий человек должен быть постоянно чем-то неудовлетворен. А счастливые люди, обычно не жаждут ни самовыражения, ни самореализации: для чего им это надо? Зачем? Они и так упакованы по полной программе. Всем довольны, всему рады. Лишь чем-то неудовлетворенная личность может создать нечто конкретное. Творчество – всего лишь вытаскивание из себя тех образов, что давят изнутри и мешают жить, а внешние впечатления – пища для этих образов. Если питаться каким-нибудь бредом, то и на выходе получается бред… Хотя иной раз и не поймешь, где бред, а где объективная реальность со своими образами.

– Ну, по-моему, это величайшее недоразумение всех времен и народов, – ораторствовала Стелла, – смотреть на некую мифическую «связь с реальностью», как на что-то объективное данное нам в ощущении. Никакой такой связи нет, да и не было никогда. Человеческое сознание – и есть та самая реальность, а сама реальность – всего только сознание этого самого человека. Сам человек, и все что он потребляет, видит, слышит и всячески ощущает, пока живет – вот она реальность. Справедливо и противоположное: реальность управляет человеком, если он не в состоянии управлять реальностью сам. А случаев, чтоб нормальный здоровый человек совсем не умел ничего менять и переделывать, еще не было. На то он и человек, кстати. Беда, вернее – вековая привычка – состоит в том, что бытует некий усредненный образ реальности как общепризнанного стандарта. Некая среднестатистическая величина образов мира в сознании многих людей. Но это уже не совсем реальность. Вернее – совсем не реальность. Потому что нету реальности кроме той, в какой обитаешь ты сам. Есть твой мир, каким бы бредом он не казался другим, и это для тебя все. А те личности, которые не могут принять это, всегда будут лишь трехмерными проекциями на четырехмерное пространство чужого мира. Да, я давно уже предпочитаю существовать в мире, сотворенном моим собственным разумом, и не собираюсь обитать в реальности, при создании которой принимала весьма слабое участие.

– Это философия чья? – забеспокоился я. Тема уходила куда-то в сторону, принимая нежелательный оборот. Меня такие разговоры всегда пугали и вгоняли в крутую тоску. Но по горькому опыту я знал, что пресекать тему сразу нехорошо и неполезно для будущего. Достаточно немного поддержать разговор, а потом утопить в ответах не к месту, и при первой возможности перевести стрелки на иную тему. – Какого-нибудь философа с труднопроизносимой фамилией? Какой-нибудь крутой плохозапоминаемый субъективный трансцендентальный идеализм?

– Не совсем, но типа того…

15. Кофе по-бедуински

…Она перевернулась, и мы продолжили уже в другой позе. Потом все, наконец, иссякло, и минут через двадцать, когда она уже спала, мне вдруг захотелось пойти в душ. Сна не было. Тихо поднялся, на цыпочках вышел из комнаты, и направился в сторону санузла. Когда я уже стоял под теплыми упругими струями и мылся, Стелла вдруг вошла в ванную.

– Ну, ты даешь! – сказала она улыбнувшись. У нее был сонный немного усталый вид, и она мило щурилась от яркого света.

– А что? Чего-нибудь не так?

– Все так. Вообще у нас с тобой первый раз такое, но ничего, понравилось. Можно к тебе?

– Заходи.

Она встала в ванну, взял с полочки гель и, налив его на руку стал меня мыть. Начала с шеи, потом провела ладонями по плечам, по груди, ниже… Я опять напрягся. Она это заметила и улыбнулась едва заметно. Но все, даже самое приятное, в результате приходит к своему естественному завершению.

– …я видела два сохранившихся чуда света, – рассказывала мне она о своих путешествиях по странам юга и востока, когда мы снова оказались на ее диване. – Пирамиду Хеопса и храмовый комплекс Каджурахо. Впрочем, Каджурахо в традиционные семь чудес никогда не входил. Короче – потом мы поехали в Тунис и там нам устроили экскурсию по Сахаре.

– А в Тунисе есть Сахара? – как-то бездумно, спросил я. В принципе после хорошего секса появляется чувство расслабленности и какого-то освобождения. Может именно поэтому некоторые люди говорят, что витают в облаках? И еще в таких случаях нужен хороший сон, только вот обычно не остается времени на этот самый сон.

– Ну, сдрас-с-сте! Весь юг Туниса – Сахара и есть. Кстати там проходили съемки первого фильма «Звездных войн». Дело было в окрестностях какого-то берберского поселения, и я ездила туда. Вообще, если бы не этот Тунис, то вся космическая эпопея получилась бы совершенно другой. Даже само название планеты Татуин – тунисского происхождения, если хочешь знать. Уж очень напоминает оно один из тамошних регионов – Татауин. А в песках Сахары до сих пор торчат остатки декораций, и это теперь туристический объект. Гладкая пустыня, а на ней кучкуется несколько домиков с круглыми крышами и стоящие рядом сооружения, что-то среднее между роботами и водокачками, прикинь? Эти железяки придавали всему поселку нереально фантастический вид. Я тебе фотки потом покажу. Но дорога туда – это полный пипец! Наш джип с каким-то надсадным ревом карабкался на высоченные барханы, потом буксовал, а затем, под вопли и причитания пассажиров, съезжал с почти отвесного склона вниз, чтобы снова лезть на новый бархан. У меня было только одно желание – выскочить из этой машины нафиг, пока она еще не перевернулась. Однако обошлось. Так вот, именно там меня обучили готовить кофе по-бедуински, он же кофе по-берберски.

Я вздрогнул. Это мне напомнило недавний сон и еще кофе по-мавритански, с которым у меня сразу же возникали болезненно-неприятные ассоциации и разные шизофренические воспоминания[11].

– Расскажешь рецепт? – попросил я, чтобы хоть что-то сказать, ибо новый рецепт кофе мне сейчас был нафиг не нужен. – Что, сами бедуины научили? Или берберы?

– Бедуины. Вот оригинальный рецепт, который мне любезно сообщили прямо там. Запоминай. Нужно взять две столовые ложки кофейных зерен арабика, чуть меньше стакана воды, кувшинчик с узким носиком – дхалле, или нечто подобное. Можно использовать джезву с длинным горлышком и крышкой, только нужно будет оставить небольшую щелочку для испарения воды. Кофейные зерна обжарить до светло-коричневого цвета, истолочь или смолоть довольно мелко, но ни в коем случае не в пыль. В идеале ручная мельница – самое оно. В кувшинчик или кофейник с длинным узким носиком налить воду и довести до кипения. Потом снять с огня, засыпать весь свежесмолотый кофе и перемешать. Затем надо накрыть кувшинчик крышкой, и зарыть на одну треть высоты в раскаленный песок и оставить так на восемнадцать – двадцать часов. Полученный густой, тягучий, ароматный напиток понемногу разливают в чашки, запивая каждый глоток чистой холодной водой. Пить его, по бедуинским обычаям, полагается неторопливо, наслаждаясь каждой каплей, каждым глотком.

– Где ж я тебе возьму дхалле с узким носиком и раскаленный песок на двадцать часов! Но это же, скорее всего, жутко вредно, такой кофе пить? Для сердца там или для желудка?

– Нет, почему же? Если не злоупотреблять, то вполне. А песок можно оставить нагретым на очень слабом огне или на электрической плитке. Главное – температуру нужную подобрать. Кстати, там же меня научили правильно и аккуратно курить гашиш, причем так, чтоб не вредно. Но только вот я до сих пор не смогла воспользоваться этими своими знаниями.

– А теперь жалеешь? – ехидно спросил я. – Нет?

– Да не особо, – хмыкнула Стелла. – Но тогда и там это выглядело как-то совсем иначе, чем в какой-нибудь занюханной московской квартире. Чисто и невинно, как небо над Сахарой. В Тунисе канабис курят практически везде, его даже можно купить в некоторых магазинах и на рынке. Из-под полы, конечно. Ну, про Египет и Марокко всем известно, что они там покуривают, а вот про Тунис я даже подумать не могла. Все-таки Магриб как-никак, согласись.

– А в чем разница-то? – наивно не понял я.

– Ну, как в чем! По словам нашего сахарского гида, в отличие от Марокко, употреблять канабиаты категорически нельзя и очень строго карается. За это дают максимальный срок – строжайше запрещено. Вообще преследуются любые виды наркотиков. Купить-то в принципе можно, но я не уверена, что получится у обычного туриста. Деньги, конечно, возьмут, но ничего не принесут. Вообще, обычным туристам, советуют не связываться даже если предложат покурить на халяву. Всех повяжут, да еще покажут пальцем, что сами же и привезли. А тюрьма в Тунисе – это вообще полный пиздец, лучше туда не попадать. Зато определить кто из арабов накуренный можно легко и просто – вечером, по красным глазам. Это точно не от усталости. Про гашиш еще можно спросить там, где продаются кальяны. Не напрямую конечно спросить, а типа так: а что любите в кальяне покурить? Что к нему посоветуете? Или типа того. В общем, на такие вопросы мне чаще всего советовали гашиш, прикинь?

– История многих красивых женщин полна некрасивых историй, – задумчиво вымолвил я старую и затертую до дыр мудрость. – Это как анекдот про того дизайнера, который фотошоп заменял водкой.

– Что за анекдот? – спросила Стелла. – Как любила говорить одна моя прежняя подруга по нику Amber – «бога бояться – во грех не входить!». Вообще-то совсем тупых людей, таких чтоб как пень, не так уж много, согласись. Но все при этом уверены, что глупых девушек полным-полно, чуть ли не все блондинки, в частности. Тем временем, я была близко знакома с массой неглупых блондинок, строящих из себя идиоток исключительно при общении с мужиками. Из удобства. Причем такое умеют делать лишь умные девушки, примитивная пробка не способна притворяться, и дура никогда не сумеет достоверно исполнить роль дуры. А вот мужчины… ведутся на это легко и всегда. Ведь все это делается только ради них, любимых, чтобы они себя лишний раз почувствовали интеллектуальными гениями, принцами на белых лошадях и крутыми супергероями. Работает, как ни странно, всегда и на все сто.

– Погоди, погоди…- я вяло изобразил удивление. – Да и вообще, все, что ты мне сейчас сказала, как-то не совсем вяжется с тем образом, что я себе представил, и со всем тем, что я успел узнать о тебе.

– Ну и правильно, что не вяжется. Я сама продолжительное время лишь наблюдала и училась – ну не умела я строить из себя дуру, просто противно было. Да ну в жопу, думала я, зачем изображать из себя беспомощную наивность? Я сильная и достаточно умная женщина, и одно это уже притягивает мужчин. Вместо того чтобы просить мужика постоянно помогать, сама решу свою проблему и мне не нужна эта дурацкая игра. Я, как правило, отталкивала от себя молодых неопытных пареньков, но притягивала именно тех, кто мне был нужен – бывалых мужчин. Но когда подросла, то смекнула, что к чему на самом деле и научилась. Это ж так забавно наблюдать, как на наши женские фразочки о полной нашей беззащитности, да еще сказанные тонким наивным голоском, вы так и бросаетесь помогать. Бусы, понимаешь, порвались, или, что еще банальней защелки сломались… и даже если электрика – то что, монтеров что ли на вас нет? Потом мило ухмыляетесь, как бы намекая, какие же неумехи и глупышки, а мы делаем вид, что верим вам. Верим, что вот эти цветы вы собрали на поле за городом, причем росли они там уже с биркой из магазина, что вы защищались от пятерых бандитов и так устали, и теперь вам надо полежать, а нам – вас накормить. Только вот при этом вы выглядите куда глупее нас.

– Так, – драматически вякнул я. – Интересный анализ. Как будто заготовка статьи для дамского журнала. Может, ты подрабатываешь эссеистом для какого-нибудь женского таблоида? Нет? По-моему, вполне справишься! Будешь вести колонку для гламурных девушек… Или уже?

– А что? – вздернув носик, сказала Стелла. – Я могу! Как в древности изрек некто мудрый – «шило в жопе и есть мой внутренний стержень». Постоянно убеждаюсь в справедливости цитаты.

– Конечно, можешь! Да, а какое место в этой твоей системе ценностей занимаю я?

– Ты? – переспросила девушка, посмотрев на меня пристально и одновременно лукаво. – Еще не поняла. Пока мне с тобой хорошо, но мы еще недостаточно долго знакомы.

– Это как – недостаточно долго? А сколько надо для достаточности?

– Полгода хотя бы, – с напускным холодом сказала Стелла.

– Полгода большой срок, – кивнул я. – Была у меня очень хорошая знакомая девушка с прошлой работы. Вот она уж точно не была дурой. Даже если б она изобразила такую – все равно не поверил бы никто. Сошлись мы на почве довольно жесткого и циничного стеба. Изводили и поддевали друг дружку на работе по-черному. Постоянно. Вернее, она все меня поддевала, ну и я не оставался в долгу, а поскольку я сам тот еще фрукт, то в результате мы подружились. Одно то, что я периодически пытался оставить ее в ресторане в уплату за обед, говорит о многом. Надо сказать, что девушка была ну очень остра на язычок. Потом я уволился, и мы не виделись сравнительно долго. Полгода примерно. А вот недавно вдруг пригласила она меня в гости, и… о боже! Я ее просто не узнал. Милая, добрая, просто кисонька и лапуля! Куда подевалась та язва, которую я так хорошо знал? Разговорились потом… оказалось все до банального просто – она завела себе подходящего парня. Полноценная личная жизнь превратила ее из мегеры в почти ангела. Так что личная жизнь очень полезна для здоровья! Особенно психического.

– Это, знаешь ли, вполне банальная и популярная истина. Но почему-то никто не наблюдает того, что ты тут расписываешь. Акстись и иди с миром добрый человек.

– Чего это ты меня посылаешь? Чем заслужил? Хотя – может ты и права. Тут как в спорте – надо стремится к победе, а сексуальный облик и драйв придут сами собой.

– Ты что, любишь спортивные передачи? – удивилась Стелла. – Я их даже и не смотрю как-то.

– Да как тебе сказать… – задумчиво вымолвил я, – никогда не смотрю ни футбол, ни хоккей… Как-то неинтересно мне наблюдать потных усталых мужиков в спортивной форме. Но иногда, редко, смотрю олимпийские передачи, когда те бывают. А вот женские виды спорта очень уважаю. Вчера, например, смотрел женский бильярд – весьма необычное зрелище. А недавно по спортивному каналу транслировали женский пляжный волейбол – это вообще супер.

– А ты – извращенец! На пляж с биноклем не ходишь?

– Зачем же с биноклем? – засмеялся я. – Там и так все поблизости. Кстати – телескопа у меня нет, хотя всегда мечтал купить. Коротенький, системы Максутова.

– Ага. А потом привинтить к нему веб-камеру с подключением к интернету?

– Ну, зачем же так-то уж кучеряво! Хотя, про веб-камеру мысль хорошая и вполне интересная. Надо взять на вооружение!

16. Стелла и сон

Когда я уже легла, наконец, спать, сна не было ни в одном глазу. Что, снова пить виски с колой, для засыпания? Нет, не хочу.

В результате попробовала снять напряжение без помощи алкоголя, а просто так, аутотренингом. Совершенно без проблем расслабилась с помощью счета. Делается так: c каждой цифрой ассоциируется какая-либо часть тела, и, называя ее, следует приказ расслабиться. В итоге на счет «десять» тело уже почти спало, а сознание – фиг! Полежав так какое-то время, стала расслабляться дальше, но тут тело стало реагировать незапланированным раздражением. Без каких-либо видимых причин начали чесаться руки, голова и вообще появлялась куча ощущений, нечасто понимаемых в дневной жизни. Причем не первый раз уже такая хрень! Давно уж мучаюсь догадкой, вдруг это некий защитный барьер, оберегающий душу от незапланированных странствий? Этакая реакция сознания на уровне рефлексов? Надеюсь, что не так. Впрочем, пока слишком мало наблюдений и данных, чтобы делать хоть какие-то личные выводы. Повторила еще раз, результат тот же, в итоге устала, и только было уснула, как тут же какой-то козел позвонил в дверь. Когда проснулась, мысленно послала эту скотину в преисподнюю, перевернулась на другой бок и опять заснула. Мне снилось что-то шизофреничное – психушка и лифты, едущие не вверх, а вбок, и на этих лифтах я ездила по все психбольнице, и никак не могла оказаться на нужном мне этаже…

Утром проснулась еще до будильника и блаженно потянулась на кровати. Спала как убитая, даже ни разу не проснулась за ночь, если не считать того шального звонка в дверь. Лениво зажмурив глаза, вытянула в разные стороны свои руки-ноги и тут же съежилась от дикого холода, из-за чего пришлось спрятать все свои конечности обратно под одеяло. Я что, когда курила перед сном то забыла закрыть окно? Черт! Почему ничего не помню? Только какие-то клочки, похожие на мигание дискотечных огней и эта идиотская песенка в голове: «Улетай, улетай, улетай! Не скучай…» Плюхнувшись обратно на кровать, обхватила голову двумя руками, судорожно вспоминая вчерашний день. И тут вспомнила, что так и не включила телефон – вырубала перед посещением этого гейского клуба. Открыла, ввела пин-код, и телефончик ожил. Почти сразу, как только мобильник окончательно пробудился, пошли эсэмэски.

Мамочки мои, сколько же всякого разного дерьма мне наприсылали за это время!

«Привет Стелла, давай дружить!» – эта фразочка уже просто достала. Скоро она будет преследовать меня в кошмарных снах и дневных глюках. Но это – ладно, еще на мобильник да и по емейлу с завидной систематичностью поступают сообщения такого типа. Или вот это: «Привет, милашка! Как насчет хорошего секса?». Раздражает ужасно. Мне это надо? Нет, по-моему. Но мне гораздо сильнее не нравится другое: откуда, спрашивается, эти отправители знают мое имя мой адрес и телефон? Дают мои знакомые? Находят в интернете? Юзают пиратские базы данных? Не знаю, но у меня, само собой, никто разрешения не спрашивал. Это выводит из себя и жутко бесит. Вдобавок допекали телефонные звонки. Это какая ж интересно, зараза, вытащила на всеобщее обозрение мои координаты? И где? Надо бы по интернету пробить, вдруг висят на каком-нибудь неприличном сайте? Пора менять симку и адреса.

С утра я делала все, как обычно: душ, кофе, сигарета. А потом началось. Что там вчера было-то? Поездки по Москве, вечером этот смешной гей-клуб, затем какая-то странная компания, мы гудим до утра, после снова чем-то заправляемся, я совсем напиваюсь и меня отвозят домой… а потом-то?

Провал. Но электронный календарь сообщал, что прошло больше двенадцати часов. Это я что, столько проспала? По идее, меня должен мучить зверский сушняк и просто обязана раскалываться голова. Но чудо – ничего такого не наблюдалось!

Махнув рукой на воспоминания, отправилась в ванную. Но только вышла из санузла, зазвенел мобильник.

– Алло? – вопросительно сказала я в черное тело моей «Моторолы».

– Это Гвен, привет. Ты куда пропала? Тут такое…

Далее Гвен, захлебываясь словами и торопливо глотая окончания, принялся что-то путано и сумбурно объяснять перепуганным голосом. До меня дошло только то, что в их тусовке новости распространяются мгновенно. Только вот характер этой новости я никак не могла ухватить.

– Погоди, погоди… – прервала я словоизлияния своего приятеля, – что-то я ничего не могу понять!

– Ты что, совсем ни новостей не смотришь ни интернет не читаешь?

– Некогда мне, – буркнула я, – по интернетам лазать, работать надо. Так что там стряслось такого, что ты звонишь мне чуть свет?

– Плеера убили, вчера в Питере! – наконец выпалил Гвен.

Постепенно путем более тщательного допроса я осознала следующее. Ореста Никифоровича убили почти сразу после его возвращения в Петербург. Как только Мирский вернулся экспрессом в Питер, то сразу же пересел в свою машину, припаркованную где-то во дворе около Московского вокзала, и поехал к себе на дачу. Судя по всему, он был один, но точных сведений об этом нигде не обнаружилось. Случайные свидетели запомнили только то, что около светофора, недалеко от буддийского храма, к машине подошел какой-то одетый во все черное неизвестный и дважды выстрелил прямо через стекло. Потом стрелявший бросил пистолет и скрылся в ночи.

На известном новостном сайте я прочитала потом:

В Петербурге убит начальник экспертного отдела таможенной службы, Орест Мирский. По информации правоохранительных органов, убийство шестидесятилетнего чиновника было совершено в пятницу около 23:55. Как установили оперативники, Мирский убит в собственном автомобиле «Тойота» двумя выстрелами в голову. Преступление было совершено около дома № 89 по Приморскому проспекту. По документам, найденным у погибшего, установили его личность и должность. Согласно данным следственного комитета при прокуратуре Санкт-Петербурга, в ходе осмотра тела погибшего было обнаружено порядка 180 тыс. руб., иконы 18 века, а также финансовые документы. На месте преступления найден пистолет со сбитым номером. В настоящее время проводятся следственные действия и оперативно-розыскные мероприятия, направленные на установление всех обстоятельств содеянного преступления и лиц, его совершивших. В соответствие с предварительной информацией, произошло заказное убийство, однако следствие рассматривает различные версии случившегося, сообщили в СКП. По данному факту следственным отделом СКП возбуждено уголовное дело по ч.1 ст.105 (убийство) и ч.1 ст.222 УК РФ (незаконный оборот оружия).

Таблоиды многократно потом переписывали это сообщение, иногда дополняя его собственными комментариями, некоторыми приложениями и измышлениями. Где-то проскочило сообщение, что по делу об убийстве проведена тщательная проверка, однако результаты следствия неизвестны, а круг подозреваемых не установлен. Так например газета «ПродавецЪ» в разделе происшествий сообщала следующее:

Как стало известно нашему корреспонденту, в кармане убитого оказалась членская карточка известного в определенных кругах московского клуба «Схрон». По нашим данным, погибший был завсегдатаем этого заведения, где регулярно играл на бильярде с друзьями. Судя по всему Мирский был хорошо знаком здешней тусовке под псевдонимом «Плеер». Во время своих поездок в Москву, Мирский был также постоянным посетителем нелегальных борделей и секс-клубов столицы России. Как писала газета «The Observer», 60-летний Орест Мирский, постоянный член многих научных обществ, стал первым российским чиновником, негласно обвиненным в контрабанде произведений искусства. С 1998 года Мирски трижды привлекался к ответственности за отказ сотрудничать с правоохранительными органами, но последствий эти эпизоды не имели.

Часть вторая

17. Обзор прессы

Люди со временем взрослеют. «Рано или поздно, так или иначе», как сказал Макс Фрай. Люди прекращают говорить чепуху, признаваться в собственной глупости и становятся скучными большими дядями и тетями с солидными взрослыми задачами. Их перестают волновать проблемы точного переступания через трещины на асфальте, их не интересуют правила поедания бутербродов, уже не беспокоят тайные шифры, секреты отыскания чужих тайников и прочих очень существенных вещей, беспокоивших в детстве. На смену детским проблемам приходят взрослые: где взять много денег, какую купить машину, как подсидеть начальника, каким методом совратить красивую блондинку… Мне вот похоже повезло, я хоть и повзрослел, но как-то не вполне полностью. Несмотря на большие и взрослые проблемы, глупости делать и говорить продолжаю. Да и признаюсь в них регулярно. И еще, как и в детстве, твердо уверен, что жизнь это жутко несправедливая штука.

Стелла ушла утром, пока я еще спал. Когда проснулся, на ее подушке лежала наскоро накарябанная записочка. Почерк у Стелы оказался летящий, с сильным наклоном вправо, совсем не женский.

Мне тут надо работать, и я тебя покидаю. Не насовсем, даже и не надейся! Пока, во всяком случае. Просто несколько дней буду отсутствовать: дела, зашиваюсь вся. Посмотри материалы по «Иконе царя Бориса», в интернет слазай, прошерсти там всё. Результаты сохрани, я посмотрю, как приеду, а то не успеваю сама. Потом отчитаешься. Чмок – чмоки!

Стелла

Странно – обычно сплю чутко, и уйти от меня незаметно – довольно-таки непростая задача. Но тут – ничего не почувствовал. «Звони»! Куда, интересно? Она же так и не оставила своего номера, и мы общались только через интернет. А я не спросил, идиот. Правда, мой телефон Стелла просто обязана знать, но мало ли что. Вдруг не позвонит? Кто ж ее поймет! Есть два способа постичь женскую логику, но ни один из них обычно не работает. Чисто автоматически перевернул записку. Ага, есть!

Мой телефон: +7 915 324 0З 62

Интересно, и где она сейчас? Мне просто захотелось узнать, куда она отправилась. Эта стройная умная девушка с суперкороткой прической, философическим складом ума и двумя симпатичными татушками. Она меня зацепила! Отношенья наши были очень сложны, представляя собой какую-то концептуальную смесь секса, влюбленности, дружбы и делового сотрудничества.

Кстати – чувствовал я себя вполне здоровым и абсолютно нормальным. Прежние страхи и аномальные явления хоть и не забылись (такое забыть вряд ли удастся) но смотрелись как-то отстраненно. Словно давнишние приключения, типа похода в Лунопарк или посещения крутого боевика со спецэффектами и трехмерным изображением.

Роман «Икона царя Бориса», который мне оставила почитать Стелла, был неплохо изданным небольшим, но толстеньким томом в твердой обложке с прошитыми страницами. Я засел за интернет и стал «гуглить» информацию. Нарыл немного, но кое-что было. Все-таки роман не прошел полностью незамеченным. Как это ни странно, его хорошо комментировали отдельные СМИ. Некоторые отечественные издания, в частности газеты «ПродавецЪ», «Мотивы и Доказательства», «Московский боголюбец», «Суверенная газета», «Древнейшая газета», а также журналы «Последствия» и «ОзорNick» с различными комментариями опубликовали кто полный перевод, кто отдельные цитаты из статьи влиятельного французского еженедельника «Le Liberte». Журнал «Последствия» привел полный перевод, где, кроме всего прочего, сообщалось:

…Рассуждая об идеологии русского государства времен Бориса Годунова, автор ставит достаточно популярный, но от этого не менее верный диагноз: в основе общественной жизни того времени лежал симбиоз отчаянного стремления к модернизации и ультраконсервативного мировоззрения. И как только этот симбиоз более-менее сформировался после полной узурпации власти князем Борисом – «Третий Рим» начал свое поступательное движение к неминуемой пропасти…

Я пропустил еще несколько абзацев до того момента, пока не пошел текст о ельцинском периоде в жизни России:

…Развитие линии сюжета протекает по популярной «трехходовой» литературной схеме. Эпизоды бандитской жизни: наезды, крышевания, тёрки с конкурентами, подкупы органов власти, вызволение «братков» из тюрьмы, визиты по злачным местам, закупки оружия, набор в банду новых членов. Похождения: подмена подделками произведений искусства в музеях, хищения икон и церковной утвари, выполнение просьб и заданий авторитетных людей, фальшивые экспертные заключения, разрешение конфликтных ситуаций с зарубежными заказчиками и высокими чинами из Москвы, перепродажа краденного и крупные манипуляции банковскими счетами. Все это, в свою очередь, устойчиво разбавлено сценами разборок написанными с невероятной жестокостью и натурализмом. Кстати, именно к отображению вооруженных стычек у критиков возник ряд вопросов. Эпизоды, вроде бы, описаны простым, даже скудным языком и, к тому же, неестественно-бездушным стилем. Что ж, сцены разборок и впрямь набросаны весьма схематично. Тем не менее, мы не ставим в вину автору неумение ярко и эффектно рисовать картины стычек банд. Скорее, наоборот – однообразие и бездушие в описании разборок – всего лишь прием, коим автор пытается подчеркнуть обыденность кровавой практики бандитов. А что, мол, долго расписывать? Да, прибыли, постреляли, попыряли друг друга ножичками, замочили кого надо, а потом, бросив трупы на усмотрение ментов, поехали в кабак пить водку, слушать блатной шансон и лапать продажных девок… Признав за автором право именно так представлять читателям жизнь российского криминала, мы, все-таки, должны заметить, что читатель может пропускать такие абзацы, интересуясь только выживаемостью персонажей, а это, безусловно, обедняет как сюжет, так и роман в целом…

Ближе к финалу статьи говорилось:

…Фантастическая составляющая романа заключается в том, что главный герой обладает плохо контролируемой способностью путешествовать во сне. Уснув в месте, обладающем какой-то особой энергетикой, герой просыпается потом в другом городе. А иногда и в ином времени, только там он не видит себя. Совершено не понятно для чего автору понадобилось вплетать в нормальный детективный триллер, еще и фантастическую подоплеку. На наш взгляд, книга бы только выиграла без такого несбыточного пассажа…

Любопытно, что и скандально знаменитая радиостанция «Отклик Столицы» тоже не миновала этот предмет. На ее сайте, где с подкупающей регулярностью вывешивались стенограммы всех бесед, тема оказалась хорошо затронута. Например, обсуждалась в разговоре ведущего Антона Гераклова со знаменитой журналистской, правозащитницей Калерией Староусадебской, известной в народе как «Чугунная леди», довольно своеобразно смотревшей как на текущую реальность, так и на российскую историю:

А. Гераклов: Добрый вечер. Пять часов вечера в российской столице. Это значит, что наступило время для программы «Личный Взгляд». Меня зовут Антон Гераклов. Сегодня я беседую с известным правозащитником, журналистом, Калерией Староусадебской. Здравствуйте, Калерия Марковна.

К. Староусадебская: Здравствуйте, Антон.

А. Гераклов: Калерия Марковна, а что вы скажете о вызвавшей столько споров книге «Икона царя Боиса» и о том, как она может повлиять на некоторые реалии нашей жизни?

К. Староусадебская: Никаких споров нет. Это где, у нас что ли споры? Кроме нескольких кургузых статеек в различных купленных властями желтых изданиях, я ничего не видела. Все эти статьи написаны по разнарядке. У нас нет больше свободной прессы, у нас государственная пропаганда, вернее, вся пресса принадлежит чекистской хунте.

А. Гераклов: Да, но в газете «Le Liberte»…

К. Староусадебская: Тоже желтая полуфашистская газетенка, хоть и выходит во Франции.

А. Гераклов: Простите, Калерия Марковна, но, по-моему, вы несправедливы!

К. Староусадебская: Подождите! В той книге, о чем идет речь? О времени Бориса Годунова и о наших днях, вот и давайте сначала уточним, что за события случились в России чуть больше четырехсот лет назад и как они откликнулись уже в наше время. Началось с того, что Годуновым для укрепления своего авторитета была выдвинута идея создания в России патриаршей кафедры. Слабый и несамостоятельный царь Федор Иоаннович, полностью находившийся под влиянием боярина Бориса, поддержал это предложение и обратился к восточным патриархам с просьбой учредить Московское патриаршество, назначив российского патриарха. Согласие Константинопольского патриарха после долгих и настырных переговоров было получено. Помогло тяжкое финансовое и политическое положение патриарха, исторически признаваемого «первым среди равных» восточных патриархов. Приехавшего в Москву за деньгами для уплаты дани Турции, Константинопольского патриарха Иеремию лишили свободы и, угрожая физической расправой, принудили основать здесь патриарший престол. Ставленник Бориса Годунова Митрополит Иов был назначен патриархом, против чего крайне резко возражал авторитетный в то время богослов Мелетий Пигас, ставший позднее Патриархом Александрийским. Мелетий убеждал, что действия патриарха Иеремии в Москве были обусловлены обманом, принуждением и хитростью со стороны русских. После кончины царя Федора новый патриарх Иов оказался во главе государства. Он-то и предложил Земскому собору сделать Бориса Годунова царем. Царствование Бориса отмечено начавшимся сближением с Западом. На Руси еще не существовало государя, который столь благоволил бы к иностранцам, как Годунов. Куда события повернули в дальнейшем – известно из истории: после смерти Царя Бориса возникла смута, а затем победил изоляционизм, и возможность была упущена. Вы со мной в чем-то не согласны или имеете свой взгляд на это?

А. Гераклов: Я здесь не располагаю личным взглядом, но догадываюсь, какие исторические параллели с современными событиями вы пытаетесь провести.

К. Староусадебская: Подождите, сейчас мы подойдем и ко вполне современным событиям… Да, но почему вы сами не располагаете личным взглядом? Надо щедро делиться со своими слушателями.

А. Гераклов: Это же Ваш личный взгляд, а не мой, делитесь, пожалуйста. А я всего лишь ведущий. Вы хотели затронуть вопрос о том, как книга может повлиять на сознание современного общества.

К. Староусадебская: Вообще-то – никак не может. Сейчас если что-то и читают, то лишь два вида книг: те, что попсово написаны, и те, что лежат в сортире. Сознание общества формирует телевидение, немного радио и, в какой-то степени, кино. Еще интернет. Взять хотя бы вас. Я полагаю, что такая формализация журналистов, что они уже и свои взгляды скрывают – это в интересах теперешнего российского истеблишмента, но никак не вашей радиостанции.

А. Гераклов: Так что же вы скажете конкретно о книге «Икона царя Боиса»?

К. Староусадебская: Читала я эту книжку. Что ж, популярный дешевенький детективчик, с псевдорусской закваской. Одно название чего стоит! Такой фальшивки еще свет не видывал! Годунов назван законным легитимным монархом! Про современные пассажи я вообще не стану говорить – сплошная пошлость и порнография. Типичный заказной триллер, не более того. А у Бориса Годунова никакой легитимности не имелось, поскольку президентские выборы, как в шестнадцатом, так и в начале семнадцатого века как-то не практиковались. Земские соборы не в счет. Но кому-то же надо было управлять этой страной, а старинные боярские фамилии не считали Бориса законным царем, несмотря на решение земского собора. И тут Годунов допустил тяжелую ошибку – ничем не закрепил свою легитимность. Более того, сразу, под горячую руку, стал осуществлять преобразования и реформы. У нас же любая перестройка обычно заканчиваются обратным процессом – отказом от этих самых реформ. Как у Хрущёва: сначала – Двадцатый съезд партии коммунистов, потом репрессии, расстрелы и лагеря. Знакомая ситуация. К сожалению, и у Александра Второго Освободителя началось с реформ, а закончилось виселицами. Конечно не по его вине, но следовало удержаться.

А. Гераклов: Но мы немного уклонились от темы. Роман «Икона царя Боиса»…

К. Староусадебская: Дешевая литературная поделка, сочиненная по заданию ФСБ!

А. Гераклов: Но книга была написана в Америке на английском языке…

К. Староусадебская: И что с того? Попсовые книжки сейчас пишут так, как это выгодно властям. И тогда было почти также – почитайте летописи. Взять хотя бы знаменитое убийство в Угличе. Я не знаю, был ли царевич Дмитрий убит по приказу Годунова, или правда напоролся на нож, истину уже не установить, но опротивевший всем Борис Годунов, стал потом топить, вешать, ссылать. Причем всем боярам раздавали особую молитву, дабы они читали ее перед сном за здравие царя. А если кто не хотел, на таких доносили слуги. То есть был организован специальный институт стукачей – сексотов: платных осведомителей. Это вам ничего не напоминает? То, что были сосланы и казнены очень многие несогласные с политикой царя – это исторический факт. Годунов, как Иван Грозный, как Сталин, везде видел заговоры и покушения. Вообще династия Годунова пала бы и без Григория Отрепьева, потому, как все только и мечтали, чтоб Борис куда-нибудь подевался. И тут, будто по заказу, объявился Самозванец Лжедмитрий.

А. Гераклов: А откуда же тогда на Руси взялись поляки? Ведь они…

К. Староусадебская: Подождите! Поляки были свитой на сто процентов русского боярского сына, действительно крупного реформатора, образованнейшего по тем временам человека – Григория Отрепьева, который под именем царевича Дмитрия пытался предложить Руси то, что она почти получила при Александре Втором Освободителе, три века спустя. Но и с этим не полезло. Русь отвергла реформы, как впоследствии отвергла и ельцинские. Русь отвергала реформы всегда, вот почему в свое время и произошел октябрьский переворот, устроенный коммунистами Ульянова. Все по той же причине. Потом – Гражданская Война – то же самое, что и Смутное Время. А горемычные поляки, которые оказались в ловушке, только и мечтали, как бы живыми ноги унести вон из России.

А. Гераклов: Да, но согласно истории произошла польская интервенция…

К. Староусадебская: Какой еще истории? Государственной что ли? Не существовало никакой польской интервенции, это все позднейшие выдумки. Поляки не играли тут никакой независимой роли, смута была чисто внутренним процессом. А чем потом дело кончилось известно хорошо. Выдвиженцем бояр-изоляционистов стал Михаил Романов, абсолютное ничтожество, непригодное не только править, но и ничему противиться. Ничтожество, неспособное к чему-либо новому. Этот царь был неспособен управлять страной и нуждался в умном соправителе, им-то и стал впоследствии его отец – патриарх Филарет. Но это уже позже. А в ту пору победили противники реформ, именно их ставленниками были Минин и Пожарский. Затем казаки ограбили поляков, мирно засевших в Москве, а еще заодно разграбили саму Москву и москвичей, тоже с полной отдачей сил и не слабеющим наслаждением. У поляков же имелась только одна проблема – как можно быстрее свалить отсюда и попасть домой в Польшу, но Иван Сусанин им в этом помешал. Далее возникла холодная война с Западом и изоляционизм вместе с отказом от всяческих реформ. Как следствие – жесточайший террор, когда даже малолетний сын Марины Мнишек и атамана Зарудского, не имевший никаких прав на русский престол, был на всякий случай повешен, что называется – «для ясности». Что касается самой Марины Мнишек, то если верить письмам русских послов польскому королю, она «умерла с тоски по своей воле», по другим же сведениям, коронованная русская царица была боярами убита. Говорят, что перед смертью она прокляла весь род Романовых, предсказав, что ни один из Романовых не умрет своей смертью, и что убийства будут длиться до тех пор, пока не исчезнет весь этот проклятый род.

А. Гераклов: За что же вы тогда боретесь Калерия Марковна? Если четыреста лет назад было то же самое что и сейчас, и мы все время двигаемся по замкнутому кругу?

К. Староусадебская: Я бьюсь за разрыв этого порочного круга.

А. Гераклов: Но он не разрывается уже четыре века подряд.

К. Староусадебская: Однако возможности были! Мы вполне могли покинуть этот круг. У России был выход в момент реформ Александра Второго, у России был выход, когда Николай Второй даровал свой Манифест и Россия начала медленно эволюционировать в сторону конституционной монархии, у России был выход в те пресловутые «лихие девяностые», счастливейшие годы нашей жизни…

А. Гераклов: К сожалению, наше время закончилось, спасибо большое. Журналист Калерия Марковна Староусадебская поделилась с вами своим личным взглядом. Итак, до скорой встречи, как я надеюсь, в этой студии радиостанции «Отклик Столицы». Меня зовут Антон Гераклов, всем спасибо, всего хорошего.

Из всех молодежных изданий «Икону царя Бориса» отметил только глянцевый журнал «ОзорNick». Он, возможно, и не заметил бы какую-то очередную переводную книжку, а просто решил «замутить» у себя модную тему. А может, кто-то просто заказал эту статью? Не знаю. Да оно и неважно. Статья была подписана некоей А. Righteous, обычно комментирующей окололитературные сплетни и «жареные» темы из мира богемы и искусства. В частности, эта Righteous писала:

…Идея мгновенной телепортации во сне, а также тема героя, заснувшего в одном городе и проснувшегося совсем в другом, представляется нам очень удачной, хоть и неоригинальной находкой. Все это уже вторично – подобные приемы неоднократно использовались различными авторами фантастических и мистических произведений. Так, например, в книгах современного отечественного фантаста Максима Свободина, книги которого стали культовыми для целого поколения, сходный прием используется неоднократно. Как известно, под псевдонимом «Максим Свободин» работает творческий тандем – супружеская чета – Светлана и Игорь Мартовы.

Ага. Телепортация во сне, говорите? Ну-ну. Что-то это мне напомнило, нечто недавнее, что хотелось задвинуть подальше в глубины памяти и пореже вытаскивать оттуда. Но наиболее полезные сведения отыскались в интернете, в «Живом Журнале» какого-то блоггера с ником Old-Lector по адресу: http://old-lector.livejournal.com. Судя по всему, автор давно забросил свой блог и не вел его уже года три.

Роман Джона Уэйда – «Икона царя Бориса» абсолютно незаслуженно прошел незамеченным для массового читателя. Оригинальное издание на английском языке – (John Wade – «Icon of Tsar Boris») фактически не привлекло внимания критиков и массмедиа из-за низкого тиража, некоторой специфики сюжета и общего падения моды на Россию. Свою роль сыграло и неудачное, на мой взгляд, оформление книги. Русскому переводу и вовсе не повезло. Ни одно из российских издательств не согласилось печатать роман, опасаясь проблем с властями и с Русской Православной Церковью. В результате авторизованный перевод вышел в прошлом году в известном издательстве «New Russian Book» смехотворным по нынешним временам тиражом – две тысячи экземпляров, что сразу же сделало издание библиографической редкостью. К тому же, по неизвестным причинам, издательство не анонсировало книгу, и мы не увидим ее названия ни в официальных издательских каталогах, ни на интернет-сайте издательства.

Три линии романа развиваются в эпоху Бориса Годунова, в наши дни, и в период президентства Бориса Ельцина. Такой прием не так уж и оригинален для авантюрной литературы. Все линии непосредственно связаны между собой, и перекликаются сюжетно. Книга представляет интерес еще и тем, что основана на реальных исторических документах, фактах и событиях, причем автор отлично владеет материалом. Мы не встретим здесь досадных промахов, вопиющего незнания и научной безграмотности, так характерной для многих беллетристов современности, решивших эксплуатировать научную и историческую тематику.

Первая, современная линия романа написана в жанре журналистского расследования, что роднит ее с творчеством Дэна Брауна, Джона Кейза и Фредерика Форсайта, впрочем, на этом сходство и ограничивается.

Молодой историк, Ричард Лорк, пишет монографию – «Развитие техники византийской иконы», которую хочет представить для получения докторской степени. В качестве базы для своих исследований он выбирает библиотеку и архив Антиохийского патриархата, куда получает допуск благодаря рекомендации своего дяди – священника Русской Зарубежной Православной церкви. В отделе пергаментов, молодой исследователь находит странную рукопись семнадцатого века, проходящую в реестре, как «Письмо неизвестного монаха», где подробно описывается технология изготовления красок, досок и материалов для православных икон. Ричарду Лорку это кажется странным, поскольку в ту эпоху профессиональные секреты иконописцев обычно не удостаивались чести быть зафиксированными на пергаменте. Лорк высказывает смелое предположение, что это маскировка, сделанная с целью спрятать какую-то более важную информацию. После проведения серии инструментальных исследований и экспертиз, внимание ученого привлекают едва заметные следы, не имеющие отношения к тексту. Современными методами удается восстановить написанный по-гречески текст, спрятанный между строк основного документа. Перевод повергает исследователя в шок – там говорится, что существует еще некий пергамент – письмо Константинопольского патриарха Иеремии II, спрятанный в толще доски иконы – «Христос Пантократор». Патриарх, в этом сокрытом от чужих глаз письме, будто бы отказывается от своих действий по предоставлению самостоятельности Русской Церкви, поскольку согласие было вырвано у него насильственным образом. Более того, судя по всему, в спрятанном письме Константинопольский патриарх отлучает от церкви нового русского патриарха и всех его приемников. Грамота, как сообщает неизвестный автор, написана в России, подписана самим Иеремией II и несколькими свидетелями, заверяющими ее подлинность, а для сохранности упрятана в личной иконе патриарха. Впоследствии патриарх вернулся на родину, но неожиданно умер, так и не успев огласить документ.

Желая поделиться своим потрясающим открытием, Лорк сообщает об этом своему дяде и некоторым близким друзьям, которые практически единодушно советуют ему воздержаться от публикации результатов изысканий и никому не сообщать содержание открывшегося текста. Их можно понять – документ, о котором говорится в восстановленном тексте, ставит под сомнение не только легитимность и правопреемственность Русской Православной Церкви и всех ее деяний, но и Русской Зарубежной Православной Церкви. Константинопольский патриархат, юрисдикция которого ранее распространялась на Русь, получает формальное основание претендовать на восстановление своей власти над Русской Церковью. Возникает масса юридических коллизий и экономических вопросов, множество людей сразу же становится заинтересовано в получении письма патриарха, и каждый из этих персонажей стремится опередить конкурентов и найти документ первым.

Однако Ричард Лорк игнорирует дружеские советы, и приступает к поискам, одновременно готовя публикацию научной статьи о своих находках. Над жизнью ученого нависает вполне реальная угроза, и вот тут-то и начинается триллер – практически сразу происходит несколько эпизодов, каждый из которых выглядит случайным, если бы не подозрительная закономерность происходящего. До самой последней страницы автор держит своего читателя в непрерывном напряжении, а читатель даже не догадывается, чем закончится эта история.

Хотя основной прием романа далеко не оригинален, однако сюжетные линии совершенно непредсказуемы. Впрочем – роман нужно читать, а не кратко пересказывать его содержание.

Сурово. Но рецензия, на мой взгляд, вполне качественная, хоть и не очень длинная. Кто ж ее написал интересно? Что еще за Old-Lector такой?

18. Письма

Фриланс надоел. Стало уже неинтересно и достало до жути, наскучила дерготня и ненормированный рабочий день, капризы клиентов и ненадежность заработка. На оклад хочу, на стабильность. Мечтаю осесть где-нибудь в офисе, спокойно получать неизменную зарплату и попивать кофеек в перерывах. Фриланс – работа круглосуточная, а мне хочется, возвращаясь домой, о работе больше не думать.

Как-то вдруг решив, что хорошо бы найти устойчивое и денежное место, я разослал всюду, куда только можно, собственные резюме. Ответили далеко не все, а на собеседование пригласили единичные фирмы. Кризис все еще давал о себе знать.

Но иногда приглашения все-таки приходили, поэтому с тех пор я ежедневно выгребал из своего почтового ящика кучу писем, и старался читать все, даже те, что поступали от незнакомого отправителя. В то утро вывалился ежедневный комплект сообщений, правда, сильно поредевший за последнее время и разбавленный спамом. Но, тем не менее, там все-таки находилось, что почитать.

Первым я открыл письмо с опросом. В свое время пришлось совершить маленькую глупость – не очень существенную, но все-таки. Подписался под какими-то социологическими анкетами, польстившись на халяву: обещали, что будут перечислять мне на телефон мелкие суммы за каждый такой опрос. Слаб человек. Слаб и корыстен, и это уже в его природе, в физиологии, сидит глубоко в генах. В результате иногда мне поступали письма с анкетами и какими-то вопросами в них.

Вот и сегодня опять то же самое.

Здравствуйте, Alex!

Вы получили это сообщение, так как предоставили свой e-mail адрес компании «Онлайн-Опрос» для участия в регулярных социологических опросах. Мы приглашаем Вас к участию в нашем новом исследовании. Ответы на вопросы в анкете займут не более тридцати минут Вашего времени. Если Вы заполните анкету полностью, мы компенсируем Ваше время и начислим премию сорок рублей на Ваш счет в личном кабинете участника. Ваша премия может быть перечислена на мобильный телефон или на интернет-кошелек. Нажмите сюда, чтобы перейти к анкете. Если эта ссылка не работает, Вы можете скопировать ее и вставить в поле адресов браузера. Обращаем Ваше внимание на то, что примерный срок проведения данного исследования составляет пять дней с момента получения Вами настоящего приглашения. Естественно, Ваше участие полностью добровольно. Если Вы не можете участвовать в этом исследовании, нажмите, пожалуйста, на этот линк.

Заранее благодарны, Исследовательская компания «Онлайн-Опрос».

Далее, после нажатия на соответствующий лик, я попал на саму анкету. Первая страница была весьма краткой:

Ваш пол: 1. мужской 2. женский

Выбрав мужской, я сразу же увидел вторую страницу, где требовали указать возраст, рост и вес, а потом оказался на странице такого содержания:

Какое из утверждений кажется Вам наиболее справедливым?

1. Диеты придумали фашисты.

2. Есть два способа понять женскую логику, но ни один из них не работает.

3. Любовь это парадоксальное состояние живого организма, заставляющее забыть о собственной заднице и думать о чужой.

4. Ни любящая женщина, ни интересная работа никогда не заменят полноценного отдыха от них.

5. В отношениях с женщинами фотошоп лучше заменять водкой.

Честно говоря, мне было совсем и глубоко пофигу, что там справедливо, а что нет, но все-таки я ткнул на третью строчку. После чего выскочило сообщение:

Спасибо за Ваше участие в опросе! Исследовательская компания «Онлайн-Опрос» благодарит Вас за сотрудничество.

Забавно. А сорок рублей-то мне начислили? Нет, судя по всему. Я же не ответил на всю анкету, слишком быстро меня оттуда вышибли. Видимо, не тот ответ выбрал или к неподходящей категории относился. Но это уж как-то не по моей вине. Или – по моей? Похоже, в этом «Онлайн-Опросе» сидят или очень веселые, или немного сумасшедшие люди, или кто-то решил подставить собственное начальство. А может, это я чего-то основополагающего не понимаю в этой жизни? Может что-то пропустил? Вдруг мне никакое утверждение верным не покажется? Почему нет подобного пункта? Или уже не существует таких людей, что против всех?

Второе послание пришло от администрации электронной почты, которой я пользовался, и было оно более чем конкретным:

Здравствуйте, Alex!

Если Вы используете «Нашу Почту», то хотим предупредить вас об опасности, которая вас может подстерегать. Если Вы уезжаете или просто не проверяете письма более трех месяцев, то ваш ящик может быть стерт согласно следующему пункту пользовательского соглашения: «Пользователь предупрежден, что „Наша Почта“ сохраняет за собой право прекратить поддержание адресов, с которых Пользователь не отправлял сообщений в течение трех месяцев. При этом информация, хранящаяся в почтовом ящике, уничтожается, а электронный адрес пользователя ликвидируется». Так произошло с одним из наших пользователей, у которого таким образом была уничтожена вся переписка с друзьями за шесть лет, включая фотографии. Крайне советуем Вам делать запасные копии ваших писем и быть осторожными при пользовании «Нашей Почтой»

С уважением, Администрация

Видимо этот пользователь, у которого «была уничтожена вся переписка с друзьями за шесть лет, включая фотографии» был полнейшим лохом. Кто ж хранит свои ценные фотки на внешнем сервере? Это все равно, что прятать семейный альбом в подъезде, в почтовом ящике. Хотя… мало ли что бывает.

Далее пришло что-то спамовое, явно из арсенала финансовых интернет-мошенников:

Sir, how are you? Have you received your money? And I know that by now you have not received your money even one cent. I really understand how you will feel but take heart. Meanwhile, the possibility of transferring of your funds again will determine as soon as I hear from you and let me give you directives on what to do in hitch-free receive of your payment.

Thanks for your understanding and cooperation.

Sincerely yours, Mrs. Mary Chiza[12]

Третье письмо мне прислала Стелла.

Привет! Совсем забыла тебе сказать, но сегодня вечером ничего не получится, т.к. я сразу после работы еду в Радонеж, а с самого утра буду совещаться с нашими заказчиками. Смогу выехать туда только к вечеру, так что ночевать придется в тамошней гостинице, и я понятия не имею, есть ли там инет. А завтра, как только вернусь, сразу же поеду в их московскую штаб-квартиру, и так каждый день. Вот такие дела. До самых выходных буду мотаться подобным образом, поэтому держись там, и в загул не уходи. Веди себя хорошо. Кстати, насчет твоей квартиры и нашего совместного в ней проживания. Мы с тобой вчера все проговорили, так что не расстраивайся. И обязательно реши вопрос с посещением собеседования – такие предложения грех пропускать. Иди обязательно, слышишь? Приятного отдыха и удачного собеседования! Если успеешь, то напиши мне о результатах – как там и что. Только не звони – буду занята.

Пока. Целую, С.

Стелла имела в виду давешний ответ на мое резюме – приглашение к собеседованию от фирмы «Черный Штиль». Название как-то напрягало, но, судя по отзывам на форумах в интернете, фирма считалась солидной, богатой и стабильной. Отказываться с моей стороны было бы действительно глупо. И я туда пошел. Все мои дела с «Черным Штилем» уложились в четыре дня. Желая порадовать свою подругу, я сел, и некоторое время щелкал по клавишам, создавая нечто вроде школьного сочинения на тему: «Как я поступал на работу».

Стелла, привет!

Как ты там? Еще в монашки не постриглась? :) Ты смотри, держись, а то твоя любовь к черному цвету сыграет неприятную шутку. Я такого не перенесу! Теперь по поводу того предложения. Ходил я тут на собеседование в «Черный Штиль» и произошло там много событий. Интересных и разных. Поскольку я претендовал на должность менеджера-консультанта в салон компьютерной техники, пробовались туда еще множество кандидатов. Все проходило весьма убедительно и солидно: ведущая – симпатичная джинсовая девочка – менеджер по персоналу, анкеты, презентация компании и остальная заурядная муть. Сначала меня жутко разозлило, что на немалую часть вопросов анкеты сначала принудили отвечать на сайте компании, где я разыскал вакансию и решил пройти онлайн-тест на профпригодность. Вообще, мне кажется бредом устраивать подобные тесты через интернет: даже при знаниях близких к нулю, всегда можно воспользоваться Гуглом. Короче – пришлось пройтись второй раз по той же самой анкете. Ведущая менеджерша отметила, что на вопросы о частных проблемах в прошлом отвечать должно искренне и от всего сердца, а то служба безопасности всё равно докопается, и если что не соответствует – пошлют без разговоров. Хорошо, написал правдиво, даже указал в соответствующей графе, что имею шрам на видном месте, типа плеча. Когда пошли вопросы, почему нанимаюсь именно сюда, где работал до этого – я очень грамотно провёл самопиар, ибо научен. А когда девочка объявила, что дресс-код обязателен, даже свитер и джинсы нельзя носить, я заметил, что у нее, например, свитер и джинсы, на что последовал стандартный ответ: «Ну, я же все-таки женщина!» Тут я не удержался да и озвучил свой вывод: «Я смотрю, у вас в компании процветает сексизм?» Ведущая посмотрела на меня как на полное дерьмо и чопорно так заявила, что никакого сексизма у них в компании нет и быть не может. Ибо не допускают.

Дальше проследовал технический тест на три десятка вопросов по цифровой технике, причем десять из них я прошел уже на сайте компании, так что с фантазией у них явные проблемы. Треть народа по результатам теста тут же отправили домой, в то время как я набрал наивысший бал среди присутствующих. Причём без всякой подготовки, так что им ничего не оставалось, как пригласить меня на следующий тур.

Со следующего дня начались собственно занятия, или тренинги, как там их по выпендрежному называли. Группа подобралась немалая, человек тридцать с гаком, естественно почти все мужики, только три девушки. Две – некрасивые и толстоватые крашенные блондинки, но зато одна вся из себя симпатичная, вроде как Сандра Балок[13], только молодая, худая и, соответственно, почти без сисек. Первый день оказался вводным, нам зачем-то продублировали сведения о компании, рассказали подробно обо всех организационных вопросах и отпустили с миром через два часа после начала.

На другой день состоялось занятие по стандартам компании и технике продаж. Вела его какая-то эффектная тренированная особа, запомнившаяся несравненным имиджем и безукоризненным стилем. Так вышло, что на сей раз девушка, похожая ликом на Сандру Балок, оказавшаяся почему-то Инной, села рядом со мной. В какой-то момент, не помню уж по какому поводу, я вполне литературно чертыхнулся, она внезапно спросила, верю ли я в бога? Я удивился, и дабы не пугать ее истиной сказал, что по натуре агностик, а верю в непознаваемый Высший Разум. Она как бы изумилась и вдруг: «А ты в какой-нибудь церкви состоишь? Нет? А хочешь сходить? В Единую Христианскую Апостольскую Церковь например? Там у них бывают концерты, классные группы выступают!» Тут я несказанно удивился и мы разговорились. Оказалось, у нее есть парень, крутой металлюга, который кроме всего прочего является прихожанином ЕХАЦ, поэтому она в курсе всех этих дел. Еще вроде как она собирается снимать квартиру в Москве, я же, хорошо помня, что сюда думает приехать твоя знакомая из Воронежа, стал обрабатывать Инну на предмет съёма квартиры на пару с другой девушкой. Инна никак не соглашалась, но на всякий случай записала мой телефон. Интересно, что пока мы болтали, все парни в аудитории сидели мрачные и какие-то насупленные. Половина смотрела в никуда, а другая половина завистливо косилась на весело болтающих нас. Мы оказались сбоку, как бы в проходе, мест на всех не хватило, поэтому я хорошо видел содержимое комнаты. Когда в очередной перерыв диктовал ей свой номер, некоторые мужики, проходящие мимо, даже пожали мне руку, присвистывая и нехорошо улыбаясь, будто я эту Инну прямо там на их глазах развел на волшебный и нетривиальный секс.

На третий день прошло занятие, посвященное собственно инженерным аспектам. Я приехал сильно раньше, так как не было пробок. Забавно, что ни на одно событие в «Черном Штиле» я к своему изумлению не опоздал. Приехав, застал Инну за вдумчивым переписыванием чего-то, судя по всему, важного. Я молча уселся рядом и решил провести небольшой социальный эксперимент. Ни с кем даже не поздоровавшись, воткнул в уши наушники и уперся в журнал, изображая занятость и отрешенность от происходящего. В тот день акцент делался на ноутбуки и прочие компьютеры. Вел его «тренер» – мужик, обладавший потрясающим чувством юмора. На некоторых фразочках вся аудитория ржала в голос, особенно почему-то я с Инной. Никогда не видел настолько циничного, но вместе с тем непошлого юмора, и мне вдруг стало дико завидно и захотелось научиться шутить так же, как он. Но – не судьба. Периодически я окидывал аудиторию взглядом и заметил любопытную вещь: окружающие парни оживленно общались, причём по странному стечению обстоятельств всё это безобразие было около «Сандры Балок», в то время как парни, которым повезло сидеть далеко от нее, по-прежнему насуплено смотрели в никуда. Не надо быть психологом, чтобы понять – каждый из общающихся пытался показаться интересным, веселым, чем-либо запомниться, заинтересовать, а Инна вроде как не замечала, что весь цирк из-за нее. На двух других девушек внимания не обращали совсем. Забавно.

Пока нам рассказывали о трендах, позиционировании, сегментации и прочих смешных вещах, я вяло что-то записывал, но когда приступили к краткому обзору технологий начинки компов, народ взялся напряжно морщить лбы и усиленно строчить, твой покорный слуга оказался единственным, кто не писал ничего. Только иногда я вылезал и поправлял «тренера», а когда тот задавал вопросы в зал, почти всегда верно отвечал опять-таки я один. Когда это требовалось, не более того. Сподвижники по обучению живо просекли, что сподобились оказаться с будущим техническим директором фирмы, и шепотом задавали мне разные вопросы. Но я молчал – делал морду ящиком предлагая ответить в перерыве. Собственно на том самом перерыве меня обступили, и я принялся втолковывать банальные истины. А когда перерыв закончился, «тренер» объявил, что моя анкета не выдержала проверки службы безопасности, и отныне я могу быть свободен.

Несколько человек, с кем я успел завязать общение, прощались со мной явно с непониманием и сожалением. Вот так не состоялась моя карьера в фирме «Черный Штиль». Хоть я и не их клиент, но они реально потеряли вполне приличного специалиста. Но моя потеря конечно больше, чем их – заело чувство обиды за бесперспективную жизнь и за потраченный бензин. На следующий день позвонила Инна и обрадовала, что ее тоже послали, причём, в отличие от меня, она даже не знает за что. Вот, собственно, и все.

Как там твои дела? Как труды на новом для тебя поприще? Извини за длинное письмо и приезжай, а то я давно уже скучаю. Алекс.

Ответ от Стеллы пришел на удивление быстро и оказался лаконичен до скупости:

Скучаешь давно или уже? Я тебе покажу Сандру Балок! А что на работу не взяли – сам виноват. Нечего было понты разводить – такого никто не любит. Дела у меня нормально.

Приеду послезавтра, С.

Напоследок я себе оставил какое-то странное послание, пришедшее под сабжектом: «Your help is highly needed» – ваша помощь крайне необходима. Несмотря на тему, сама эпистола была написана по-русски:

Дорогой Друг!

Световые морские маяки простояли до наших дней, и наша задача сохранить их для наших потомков. Сегодня современные спутниковые и радионавигационные системы снимают проблему безопасности мореплавания. Морские державы мира перевели световые маяки на автономный режим работы, а самые старые из них разрушены, проданы в частные руки или превращены в объекты туризма и развлечения. Оттого и возникает налет ностальгии и романтизма при виде старого светового маяка. С введением автоматической регулировки света на маяках в конце девяностых годов прошлого века с них были сняты посты дежурств, а здания, в которых прежде жили смотрители, заброшены и часто разрушаются. И вот неравнодушные люди из разных стран собрались вместе и начали искать решения, которые могли бы вернуть маяки к жизни. Так был создан международный Фонд «Save Lighthouses» – «Спасение маяков».

Проект негосударственный, чисто благотворительный и существует исключительно на добровольные пожертвования энтузиастов. Но даже если Вы не имеете лишних средств, одно только Ваше слово многое значит для нас. Подпишитесь на нашу рассылку, и уже этим Вы окажете нам большую помощь.

Сохраним световые маяки для потомков! Вступаем в международное добровольное общество «Спасение маяков»!

Дальше шла информация для вступления в само общество и отдельно – для гипотетических энтузиастов желающих внести добровольные денежные пожертвования. Да уж! Неистощима на выдумки мысль жуликов и интернет-мошенников! На всякий случай я прошел по линку. Рискованно, но что делать! Кто не пьет шампанского, тот пьет валокордин, как любил повторять один мой покойный приятель. На открывшемся сайте было не так уж много текста, но зато там оказались великолепные подборки фотографий морских побережий с маяками на них. Особенно впечатляли островки с маяками и маяки на скалах перед бурным морем. Я только так и не понял тогда – реальные это фотки или сделанные на какой-то крутой компьютерной программе? Похожи на настоящие, но уж слишком там все красиво! Глаз не оторвешь! Вдруг показалось, что нет ничего прекраснее, чем вот так, тихо и спокойно пожить в подобном месте. Годика два. При наличии всех удобств и полного комфорта, естественно.

Шутки ради я вступил в это общество: очень уж фотографии понравились. А что? Вносить деньги меня насильно никто не заставляет, а красивые картинки – пусть даже и компьютерного производства – очень даже люблю. Несмотря на всю дерьмовость облекающего нас человеческого мира, в нем достаточно явлений, достойных изумления, восхищения и восторга. Иногда это самые тривиальные вещи, и в обыкновенной каждодневной рутине всегда имеется место для настоящего чуда и полноценного таинства. Красивые картинки, например. Кто-то опять посчитает меня сварливым занудой, но что тут поделаешь – чужая душа потемки.

19. Окно во двор

В то утро я проснулся без всякой ощутимой причины. Просто так, и пробуждение оказалось удивительно приятным и радостным, и жизнь выглядела поразительно хорошо, что странно, обычно утро не люблю. Со стороны лоджии доносился негромкий приглушенный шум, совсем непохожий на обычные городские звуки. Что-то меня привлекало за окном, что-то необычное и особенное. Краем глаза заметил, что будто промелькнуло нечто крупное… или померещилось? Может, скинули чего-нибудь с верхних этажей? Такое у нас часто случается, вечно выкидывают всякую дрянь, однажды даже целого мужика выбросили. Я подошел к стеклянной преграде и посмотрел на свой пустой балкон, на его ограждение и чуть выше…

Ой!..

Вот дьявол…

Вместо заурядного пейзажа с панельными домами, магазином и редкими деревцами между разных машин, за стеклом раскинулось потрясающе красивое синее небо. И море. И прямой горизонт – ничего больше.

Словно зачарованный, я распахнул балконную дверь и вышел. Легкий бриз сразу же взъерошил мне волосы. Было тепло и хорошо, а воздух невероятно чист и пьяняще вкусен, им хотелось дышать и дышать, поэтому никак не получалось надышаться им. Я подошел вплотную к ограждению и глянул вниз. Там, далеко внизу, звучали и пенились волны. Чуждые моему взору белые буруны с шумом разбивались об огромные каменные глыбы, а я находился на чем-то подозрительно похожем на высокий маяк. Моей лоджии не было. Вместо этого я стоял на кольцевом балконе, по всей видимости, опоясывающем башню. Мое сознание было потрясено и оглушено одновременно. Я обернулся – сзади инородным телом по-прежнему торчали окно и открытая балконная дверь рядом, невероятным образом вделанная в серую, возведенную из прочного на вид материала стену маяка. Восторг, ужас и что-то еще создавали такой запутанный коктейль чувств и эмоций, что сейчас даже не могу четко описать свои ощущения. Никогда раньше не видел такого волшебного неба. Чистое и совершенно синее, оно соединялось с морем по четкой линии абсолютно пустого горизонта. Солнце располагалось вне видимости – я оказался с другой стороны маяка, который отбрасывал на морскую поверхность короткую тень. Не долго думая, пошел вдоль ограждения. Маяк представлял собой многогранную, почти круглую башню, где за каждым тупым углом находился кусок ровной стены, участок балкона и ничего более. Никаких окон, и вообще ничего лишнего. Скоро я вышел из тени, и сразу же опалило жаром. Ярко-белый раскаленный шар висел высоко над морем, а небо выглядело таким же чистым, как и с противоположной стороны маяка. Отсюда, с этой позиции хорошо просматривался весь остров, на краю которого стоял маяк. Островок оказался совсем крошечным, собственно это была практически плоская скала длиной метров сто, густо поросшая какой-то плотной зеленой растительностью и скальными кручами обрывавшаяся в океан. Почему-то я решил называть это море именно океаном. Кроме самого маяка, на другом конце островка светлела пристань, вернее – пустой бетонный причал с нарисованным на нем кругом, довольно широкий, вполне пригодный служить еще и вертолетной площадкой. Со стороны маяка в направлении пристани остров равномерно понижался так, что не такой уж высокий причал оказывался почти вровень с поверхностью острова. Вероятно, был высокий прилив. От пристани к маяку тянулась еле заметная тропка, практически скрытая в зарослях. Островок и море с пустым горизонтом. Вдалеке, над водой парили какие-то птицы.

Я пошел дальше, собираясь обогнуть маяк. За очередным углом оказалась дверь. Металлическая, очевидно из обычной ржавеющей стали, чуть шершавая от следов коррозии, без всякого намека на ручку, замок или скважину. Видимо открывалась и запиралась она изнутри. Я зачем-то стукнул по ней кулаком, и не рассчитал силу удара. Вы никогда не били кулаком об асфальт со всей силы? Или о стенку гранитной набережной? Если нет, то попробуйте. Незабываемые ощущения! Вот тогда было примерно так же. И тут вдруг осенило – если я очутился здесь, то совсем не обязательно, что смогу вернуться ко входу в свою квартиру. Возможно, что дороги домой уже нет, а так и застряну на этом балконе вокруг маяка, где только одна закрытая дверь и морской пейзаж вокруг. Постучать еще? Это можно всегда, но что если маяк автоматический, и его проверяют раз в полгода? Или дверь такая толстая, что мои усилия напрасны? Да и сам остров не выглядел сильно обжитым. Не пройдет и недели, как я тут просто-напросто околею от общего обезвоживания.

Со всех ног я кинулся к месту, откуда пришел.

Мое окно и раскрытая дверь не исчезли. Они никуда не делись, и в эту секунду не было счастливее человека в этом мире. Я влетел домой и бросился на диван. С моего места небо выглядело так же, если бы не грязное окно, которое собираюсь помыть еще с прошлого лета.

Меня охватила паника. Стараясь не отрывать взгляда от окна, взял трубку обычного городского телефона ничуть не сомневаясь, что он будет молчать. Услышав обычный гудок, и стараясь не вспугнуть чудо, позвонил Стелле.

«Возьми трубку, не исчезай, – молился я неведомо кому, – возьми трубку…»

– Привет, – ответил недовольный и хрипловато-сонный голос подруги. – Ты чего это в такую рань?

– А скока сейчас? – тупо переспросил я, сбитый с толку ее вопросом.

– Семь десять. У тебя что, время слетело? Я же предупредила, что приеду вечером, и просила зря не звонить. У меня работы по горло, а ты выспаться не даешь.

– Стелла, Стеллочка, умоляю тебя, только не вешай трубку! Пожалуйста!

– Ну, что еще?

– Приезжай, срочно приезжай! Только не спрашивай, ничего не спрашивай, приезжай ко мне. Сейчас приезжай, а то я свихнусь, и вечером ты увидишь уже кого-то другого, – сумбурно твердил я, панически боясь, что вот сейчас или Стелла бросит трубку, или исчезнет неведомо как сохранившаяся связь, или и то и другое вместе.

– Может, хватит голосить? Ты это что, вчера принял больше положенного? – недовольно буркнула Стелла. – Или еще чего похуже? Не пугай меня.

– Не пью, не ширяюсь, не курю и не хожу обдолбанный, ты же знаешь, – суматошно оправдывался я, не отрывая взгляда от моря и неба с горизонтом между ними. – Марки тоже не ем и грибочками не балуюсь. Приезжай, Стеллочка, сейчас не могу ничего объяснить, один дома, но если ты не увидишь то, что я тут вижу, то не перенесу наверно. У тебя же есть ключ? Открой сама, ладно! Только приезжай. Я не смогу подойти к двери.

Последняя фраза видимо проломила брешь в непробиваемом панцире подруги. Открывать дверь сам я боялся. Откуда-то появилась паническая мысль, что за дверью окажется не моя хорошо знакомая лестничная площадка, а тот самый балкон маяка, но только с противоположной стороны, и вместе со всей квартирой я окажусь в изоляции на черт знает какой высоте башни, одиноко торчащей где-то над океаном. Или над морем? В любом случае, мысль возникла, и показалось ужасной.

– Хорошо, щас приеду, только психовать прекрати, – недовольно сказала девушка и сразу же отключилась.

Зная по опыту, что больше часа Стелле не потребуется, я немного успокоился, пересел в кресло на роликах и, перебирая ногами, подъехал ближе к окну. Море и горизонт с небом за окном московского дома. Ничего более. Страшно до жути. И интересно. А вдруг Стелла приедет, и не откроет дверь? А если за этой дверью окажется пустота? Или вообще – стена? Или никакой двери не будет, а я так и останусь на этом неизвестно где торчащем маяке без всякой связи с миром? Кстати, о связи – а как мобильник, электричество, интернет?

Стараясь не отпускать взгляда от горизонта, я дотянулся до выключателя и врубил комп. Мой железный друг привычно заурчал, пискнул системным динамиком и пошел загружаться. Значит, электричество не исчезло. А интернет? Когда появился знакомый десктоп с россыпью разноцветных ярлычков, я ткнул в стилизованное изображение латинской буквы «е» и сразу же появилась страничка моего провайдера. Ну, слава Аллаху, значит связь существует. Чисто автоматически проверил почту (пришло несколько писем, одно от Стеллы, от вероятных заказчиков и спам) и вызвал свой блог. Потом почитал дневники друзей, написал несколько комментариев, зашел в аську…

Звонок в дверь заставил меня вспомнить, что происходит. Я добрался до входной двери и посмотрел в глазок. Стелла стояла на площадке и нервно теребила что-то в руках.

Я отодвинул засов и открыл.

– Ну? Горе мое? – в руках она держала связку ключей. – Как я отопру интересно, если у тебя дверь закрыта на задвижку?

– Ой! – только и сказал я. – Забыл!

– Вот тебе и ой. Что у тебя?

– Подойди к балкону и посмотри.

– Зачем? А из кухни посмотреть нельзя? А то мне сапоги снимать долго.

– Н-н-н-н-ет, лучше из комнаты… – промямлил я. – Так иди, ничего не надо снимать.

Я остался в прихожей, поскольку просто боялся сейчас находиться рядом с подругой. Стелла протопала каблучками по паркету, и ее шаги затихли. Я ждал.

– Ну? – донеся до меня ее голос. – Что я должна увидеть, по-твоему? То, что ты по собственной лени давно окна не мыл? Тут я и так в курсе.

– А море? – упавшим голосом спросил я.

– Ты о чем? У тебя что, машину угнали? Не вижу ее.

– Причем тут… – но я уже все понял и подошел к Стелле.

Мы стояли около балконной двери и смотрели во двор. Там вырисовывался хорошо вытоптанный газон, покрытый лишаями таящего грязного снега, магазин, от которого не торопясь отъезжал темно-синий фургон, и много машин, «хороших и разных», в основном оттенков цвета «серебристый металлик». Иномарки с редкими вкраплениями брендов отечественного автопрома. Чахлые деревца без всякого намека на зелень – весна только началась. Я молча разглядывал знакомый двор, и ничего не говорил. Стелла тоже молчала.

– Вон моя машина, просто поставил ее вчера не на то место, – упавшим голосом вымолвил я: кратковременная сказка закончилась. – Мой пятачок какой-то ушлепок занял…

– Так ради чего ты меня выдернул, скажи на милость? Я думала, случилось нечто страшное, специально не на машине, а на метро поехала, чтобы в пробку не попасть. Неслась к нему, как сумасшедшая, думала он помирает весь, а он сидит тут как миленький у своего компа и всякой херней страдает! Что с тобой? Почему такой бледный?

– Если скажу, – выдавил я из себя, – ты не поверишь.

– Все-таки попробуй, а там решим.

Я рассказал.

– Да… ну, ты даешь… если б я не знала тебя так хорошо, как знаю, то стопроцентно решила бы, что прикидываешься или просто врешь. Или нажрался какой-то галлюциногенной дряни. Ведь не было этого?

– Не было. Говорил уже.

– Помнишь, значит. Тоже хорошо. Не против, немного покурю? – спросила девушка, взявшись за ручку балконной двери.

– Все, что угодно, – печально сказал я.

Стелла, отпустила ручку, вернулась в прихожую, вытащила из кармана своей куртки пачку сигарет, вышла на балкон и с минуту курила, облокотившись на ограждение и стряхивая пепел вниз. Когда она курила, для нее не существовало ничего, кроме сигареты. Когда пила кофе – ничего кроме черного горячего напитка. Когда трахалась… в общем моя подруга всегда самозабвенно отдавалась исполняемому занятию. Потом она швырнула недокуренную сигарету куда-то в направлении моей машины, быстро нагнулась, как будто подбирая нечто с пола, и вошла в тепло квартиры. В ее руках оказалось огромное белое с черной полосой птичье перо, чуть ли не в полметра длинной. Никогда даже не видел таких огромных.

– Ух, замерзла-то как… Смотри, что у меня: лежало под самой дверью!

– Ни фига ж себе! Это что… было там?

– Я же говорю. Только что на балконе подобрала.

– По-моему, от какого-нибудь альбатроса, – неуверенно сказал я, разглядывая перо. – Но я же не орнитолог и, возможно, ошибаюсь…

– Вот и я тоже почему-то думаю, что не голубиное. У нас таких птичек не летает обычно. Ну-ка давай в интернете глянем…

И мы глянули. Сравнительно долго насиловали поисковики, шарили по разным сайтам орнитологического направления, но облик пера, или хотя бы его описание, так и не нашли. Зато на просторах интернета, набрели на один несложный тест, который решили быстренько пройти ради собственного удовольствия. Рассмотрев свои руки и ответив на ряд нехитрых вопросов, получили много информации о себе любимых, что вполне походила на истину. К тому же узнали кое-что, о чем только догадывались. Так может быть это просто совпадение? На всякий случай или на самом деле?

– Похоже, ты начинаешь попадать во «Внутреннюю Монголию», – очень веско резюмировала в конце концов Стелла. – Только делаешь это несколько неосознанно, сумбурно и крайне безалаберно. С этим надо срочно что-то делать, а то опять там завязнешь и совсем необязательно, что снова отыщется какой-то мудрец, что укажет верную дорогу домой.

– Хочешь сказать, что я схожу с ума? – спросил я, с сомнением посмотрев в глаза подруги. – А как же вот это перо? Оно кажется вполне реальным.

– Нет, ты меня не понял. «Внутренняя Монголия» – это не сон наяву и не галлюцинация. Это существует везде и нигде, проехать туда нельзя никак, войти невозможно, повидать нереально, а потрогать можно. Можно туда и попасть. Парадокс, абсурд? Только на первый взгляд. Тот, кто создал в своем разуме собственную «Внутреннюю Монголию» имеет абсолютную власть над ней, способен улучшать и дополнять ее любыми предметами по своему выбору. Таким образом, была создана одна из самых известных внутренних монголий – Матрица. Это все реально, и подлинно не только для тебя самого, но и для тех, с кем у тебя эмоциональный контакт и интеллектуальные связи.

– Так в чем же выход? – растерянно спросил я.

– Выходов много. Например – сделать этот внутренний мир внешним.

– Чего?

– Того! Что слышал! Это означает создать материальную действительность из духовной. В принципе, понятие «сотворить» справедливо также и для духовной действительности, той самой «Внутренней Монголии» но это уже относится к более глубокому знанию. Сейчас важно другое объяснение понятия – что-то из ничего. В конце концов, что реальнее – мир следствий или мир причин? По всей видимости, мир причин. Ведь если имеется следствие, то обязательно существует и причина, а вот причина совсем даже не обязательно приводит к какому-нибудь видимому следствию. А поскольку мы видим материальный мир, то обязательно существует и мир духовный. С другой стороны, у нас нет абсолютно никакой уверенности в том, что мир, который мы наблюдаем, на самом деле реален, и вполне возможно, что какой-то фактор создает у нас эту видимость. Мир духовный явно действителен, однако в сознании человека мир материальный воспринимается как настоящий, а духовный мир как нечто не очень реальное. Как это произошло? А вот так. Это и означает сотворить мир, создать у человека ощущение, чтобы мир, не действительный на самом деле, воспринимался им как реальная действительность. Поэтому древние мудрецы и сказали о создании мира – «что-то из ничего». По их мнению, Творец сделал так, что мир, который «ничто», ощущается нами как «что-то», и все мы всего лишь воплощения и отражения Творца. Понятно?

– Э-э-э-э-э… – протянул я, – чего-то совсем запутался. Такой субъективный идеализм, если короче? Надо бы все это осмыслить на свежую голову. Переварить и правильно понять.

– А чего тут понимать? В свое время самым нелепым из литературных персонажей я полагала Дон Кихота. Интуитивно-логический экстраверт, он с одной стороны поражает своей способностью с непостижимой быстротой понимать самую сущность вещей, а с другой – совершенно выпадает из реального мира. Менее всего Рыцарь Печального Образа нуждается в том, чтобы ему все раскладывали по полочкам, и делается чрезвычайно раздражительным, когда его принимают за тугодума. Из-за всего этого возникает тяжелейший внутренний конфликт, усугубляющий его безумие и, в конце концов, приводящий Человека из Ламанчи к гибели. А вот если бы он сумел реализовать свой внутренний мир, свою «Внутреннюю Монголию», то смог бы избежать множества неприятностей. Но вообще…

– Что?

– То. Хотелось бы пожить в таком месте. Как-то листая глянцевый женский журнал, наткнулась на статью про отдых на маяке. Это когда туристы снимают комнаты в домиках рядом с маяком. Там были такие фотки, просто офигительные! Прям заболела! По ходу вспомнились храбрые капитаны, искатели, конкистадоры, робинзоны, Белый Клык, Моби Дик, Чингачгук и прочие знаменитые сорвиголовы и искатели приключений. Как люди, так и звери. Эх! А сколько еще мог бы рассказать смотритель! Захватывающие морские истории о кораблекрушениях и таинственных подводных жителях, которых иногда видят среди волн или сидящими на камнях в тихие лунные ночи, о любви людей к русалкам и о мести, о богатствах затонувших кораблей. А ты? Неужели бы не хотел? Еще на маяке обязательно должен жить кто-то вроде домового, какой-нибудь Мумрик или Мумми-тролль. Кстати, у Туве Янссон в повести «Муми-папа и море» действительно был такой персонаж, который обитал в маяке. Не читал, нет? Его так и звали – Смотритель маяка. Он мог бы всю ночь рассказывать сказки – шотландские или скандинавские, курить трубку, смешить и пугать поочередно. Да и сам маяк пусть будет жизнерадостно-красного цвета. Но можно и любого.

День прошел за бесполезными поисками в глобальной сети и разговорами. А вечером, когда солнце уже скрылось за домами, мы спонтанно и оба сразу решили сходить в кино, в один из центральных кинотеатров. Хотелось развеяться, отвлечься и забыться. Давно слышали, что в прокат вышло продолжение молодежной комедии «Мальчики опять снизу». Что еще нужно для снятия стресса? Я побоялся вести машину – поехали на метро. Фильм считался рейтинговым, и особой надежды на свободные билеты не было, но нам повезло.

Кино началось, и в зале создалась атмосфера тепла и уюта. Комедия оказалась веселой, слегка туповатой, типично американской, с простым до неприличия сюжетом, но весьма и очень смешной. Множество приколов и уморительных ситуаций – зал просто ухахатывался со смеху. До конца продержались все. В результате стресс был ликвидирован, настроение поднято и ни капли сожаления, что сходили на этот фильм.

Сеанс закончился практически ночью, и нам захотелось немного прогуляться, а не нырять сразу же в мистическое нутро московского метро. Погода радовала, снег где-то убрали дворники, где-то он попросту стаял сам, и в результате улицы освободились от грязной ледяной каши. На Кузнецком мосту с одной стороны ехала молодая всадница на лошади, а с другой – сквозь стекла витрин длинноногие девушки лихо отплясывают на барной стойке. Там располагался бар «Гадкий Койот».

– Смотри, прям как в этом кино. Но все-таки немножко нереальная ситуация в этом фильме, не думаешь? – нарушил молчание я, разглядывая девушек за стеклом бара. – Но прикольно, мне понравилось.

– На то оно и кино, чтоб нереально было, – кивнула Стелла. – Знаешь, еще давно, после просмотра всяких голливудских фильмов возникла у меня мечта детства – заняться любовью на морском пляже. Чтоб теплый прибой, звезды и жаркие объятия любящего мужчины. Ну, поехали мы со вторым моим бывшим в Испанию, в Аликанте – там и пляжи приличные и вообще, все такое очень для моей мечты подходящее и удобное. Ну, подбила, значит, его на это дело, и пошли мы как-то гулять в ночь. Купили вина, фруктов, идем все из себя такие романтичные и влюбленные, болтаем, по сторонам смотрим. Нашли хорошее место, и давай мечту мою осуществлять. В процессе выяснилось что: жутко воняет гнилыми водорослями, ракушки в попу забиваются немилосердно, песок целоваться мешает и граждане отдыхающие везде шляются и норовят нас застукать. Апофигеем стал какой-то нетрезвый турист, который зашел в наше темное укромное местечко, нас не увидел и решил там отлить. И отлил в трех метрах от нас, как раз в тот самый момент, когда мой, тогда еще дорогой, был, так сказать, на пике страсти и не мог поставить грубияна на место. Так что жизнь и кино – две большие, знаешь ли, разницы…

Мы шли ни о чем особенном не думали и разговаривали о разных пустяках. Наконец несерьезные темы истощились, и мы замолкли. Мы шли дальше, стараясь не очень опоздать к закрытию метро. Все выглядело ночным и несбыточным. Московские улицы и дворы, московские переулки и подворотни, московские мосты и набережные… Ночные московские улицы всегда смотрятся немного задумчиво и вовсе не так, как днем. Ночная Москва – совсем другой город. Особенно когда приходится возвращаться с какого-нибудь позднего мероприятия, а в голову лезут дурные мысли. Всякие и разные.

А вокруг кипела ночная жизнь. Кто-то отдыхал, кто-то бездельничал, а кто-то работал. Общеизвестно, что человек может неотрывно смотреть на три вещи: на огонь, на текущую воду и на то, как работает другой человек. Идеальный вариант для наблюдения – пожар. Но до этого, слава богу, доходит редко. Еще люди любят смотреть в окно транспорта, часами следя за постоянно меняющимся пейзажем. Я где-то читал, что только проведший во тьме целую жизнь, может распознавать все нюансы и оттенки цвета ночи. Только мореплаватель, многие годы назад покинувший родную землю, может услышать песни сирен. Только узник, скинувший с себя кандалы, может ощутить весь вкус свободы. И только тот, кто всю свою жизнь прожил в мире сказок, достоин эту сказку понять. Отыщи себе ту единственную сказку, которой без колебания и раскаяния отдашь свое личное сознание.

Ну да, как же! Всегда об этом мечтал.

20. Стелла и ассоциативный ряд

Потом мы еще долго сидели на кухне у Алекса и пили пиво. За окном была уже глубокая ночь, но нам это только нравилось – все-таки мы оба «совы».

«Интересно, почему на пиве пишут, что чрезмерное его употребление вредит здоровью? – думала я, вертя в руках опустевшую бутылку. – Это ведь нелогично: чрезмерное употребление чего угодно вредит здоровью».

Тогда я так и не поняла, верю я в его сумасшедшую историю про маяк, или нет. Но перо… Хотя перо альбатроса – это как раз самое простое. Выпросил из какой-нибудь частной коллекции или из музея упер. А потом положил на балкон, чтобы я нашла. Но с другой стороны – чего ради? Зачем это ему? Для оригинальности что ли?

Я смотрела на своего друга и не могла понять – какого черта? Зачем мне все это сейчас нужно? Для чего? Иногда вот так смотришь, как ведут себя некоторые мужчины, и думаешь: «Откуда же вы этого всего набрались?» Впрочем – как откуда? Все оттуда! Сначала – одноразовое приключение. Секс в день первой встречи, который не подразумевает ни близкого знакомства, ни дальнейшего общения. Потом – просто встречи. Периодические занятия сексом, совместная еда и досуг. Партнеры уже знают основные факты биографии друг друга, но составляют пару только на время самих встреч. Всё, что происходит за рамками этих встреч, партнера не касается. Наконец – отношения. Подразумевается верность, совместное проведение праздников, знакомство с родственниками, вопросы вроде «ты где?» и по возможности честные ответы на них. Совместное проживание. Еще общий бюджет. Вот и все – от брака такой тип общения отличается только формально. Но довольно скоро мужчинам начинает хотеться чего-то этакого, необычного и странного. Они или идут на сторону или придумывают себе «хобби». Или начинают развесисто пудрить мозг своей партнерше.

– Сегодня утром я дома нашла вкладыш от презиков, которые мы с тобой тогда юзали, помнишь? – вдруг вспомнила я. – Смеялась минут пять: по-моему, это презики для детей. Там нарисован целый комикс, где главный герой такой забавный презик с рожицей. Он очень веселый, когда его надевают и очень грустный, когда вешают на прищепки или выкидывают в помойку. Не хватает только облачка такого сверху, с надписью: «Привет! Я презик!» Кстати, ненавижу эту модель, как данность. Не покупай больше, ладно? Мерзкие они какие-то. А еще ненавижу те, которые с пупырышками, потому что они напоминают мне терку. И еще мне кажется, что презервативы с пупырышками созданы для слепых и там что-то написано азбукой Брайля.

Я мела всякую чушь, не очень думая о содержании своих речей. Иногда не хватает по-настоящему умного собеседника, которому можно рассказать все, и не думать, как он на это отреагирует, и не потому, что последнему пофигу, а потому что человек тебя знает и понимает, значит, поймет и найдет подходящие ситуации слова.

– Презик наверное и не догадывался, что с ним будут делать, а так поначалу радовался… – отстраненно сказал Алекс. – Не понял только, что еще за облачко?

– Ну, облачко, как в комиксах прямые речи рисуют. Знаешь, ехала вчера на фирму – скучно, спать хочу, люди бесят, по моим ботикам ходят, в метро душно, только музыка в наушниках радует. Зашла женщина и слету села на то место, куда я вот-вот села б сама… Ну, думаю – фиг с ней, пусть сидит, мне двадцать пять, а не шестьдесят. А потом увидела у нее сирень в руках – наверное, оранжерейная или привезли откуда-то. Так вот, я всю оставшуюся дорогу стояла и искала пятилепестковый цветочек, настроение поднять. Потом нашла и вообще обрадовалась. А еще потом поняла, что оторвать его и съесть не смогу. Духу не хватит.

– Ты это, поосторожней в метро с незнакомыми тетками, – неожиданно серьезно сказал Алекс. – А то мало ли какие в метро путешествуют! Я вот так нахамил одной, а она, по-моему, колдуньей оказалась и напустила на меня порчу. Едва потом выпутался.

– А пофиг. Хочу, чтоб меня тоже заколдовали. Надоело все, пусть. Перемен хочу и странных неожиданностей. Мне очень нужно сознание, в котором я бы могла жить.

– Живи в моем, приглашаю.

– Спасибо, нет. Ты не годишься. Уже знаю, чем все это для меня кончится – просто напьюсь до одури, и просплю завтра до обеда. Надо бы завещать свое тело науке, пусть думают, что оно является уникальным. Говорят, что американцы намереваются снять генетическую карту музыканта Оззи Озборна[14], с целью выяснить, почему этот чувак ещё жив после столь многих лет алкоголизма и тяжелой наркомании.

– Ты это к чему? – удивленно спросил он. Историю с Оззи Озборном он явно не знал.

– Так просто, само собой вспомнилось… ассоциативный ряд!

– Лучше живи каждой минуткой и каждым мгновением, ни о чем таком не думая. Могу научить, если хочешь.

– Научить? Я, знаешь ли, люблю знакомиться с новыми необычными людьми сама и идти с ними рядом. Да, там попадаются и наркоманы, и негодяи, и неадекваты и просто психи. Это же, чёрт возьми, новые знания и новые впечатления. Но! Когда-то давно слепо пошла с одним человеком. В итоге он вытер об меня не только ноги, но и руки. Рада была, что получила тот жестокий урок. Научилась различать людей – тех, рядом с кем следует идти и тех, кого стоит избегать. Было дело – доверяла одному человеку, но меня обменяли на другую, такую же наивную. После этого узнала, что верить стоит далеко не всякому, и научилась видеть, когда люди лгут. Когда-то давно училась жизни у другого человека, а затем увидела, что он ненамного сильнее меня. Просто он умел лгать улыбкой и говорить правду вслух. Научилась улыбаться, когда больно и перестала обманывать саму себя. Потом привязалась к сильному человеку. Но он разорвал ниточки, связывающие нас, и оброс другими нитями, и в итоге запутался сам, а я поняла, что не стоит обрастать лишними связями и словами. Когда-то давно захотела просыпаться каждое утро рядом с красивым человеком, но у этого человека был другой человек в прошлом, которое он захотел сделать настоящим вновь. Так поняла, что мы не всегда нужны тем, в ком нуждаемся сами. Поэтому – иди к чёрту, слышишь? Чему ты хочешь научить меня, а?

– Ты что заранее готовила этот текст? Учила, как в школе?

– Да, а разве так незаметно? – хихикнула я. Почему-то моя способность спонтанно излагать мыли четко и внятно, всегда вызывает у собеседника недоверие, подозрения и оторопь. Не заготовка ли? А ну и ладно, пусть думает, что думает.

– Заметно, и даже очень… А если по делу, то мы часто любим тех, кто не любит нас. А нас любят те, кто нам уже не нужен. Почему?

– Не знаю. Наверное, бывают у жизни какие-то исключения. Или нет?

– В какой-то мере зависит от тебя. Я не стану таким исключением?

– Ты? Нет, ты не станешь.

– Чего-то ты сегодня какая-то грустная и печальная. Может – пойдем погуляем?

– Не хочу ничего. Надоело. Хочу сейчас покоя и тишины…

В результате мой друг снова очутился в миноре и долго рассматривал стакан, из которого пил, можно подумать, что не видел его никогда. Разговор почему-то перекинулся на Северную Столицу, где мы постоянно бывали, но имели прямо противоположные впечатления об этом городе, несмотря на мое перед ним преклонение.

– Всякий раз, уезжая в Питер, радуюсь, – говорил он мне, – люблю этот город, нравятся его люди. Зато каждый раз, возвращаясь в Москву, ощущаю, что я дома. Мне приятен бешеный ритм улиц, нагромождение стилей в фасадах домов, обилие разных людей, как хороших, так и не очень. Это мой дом.

– А я Питер вот иногда люблю до отчаяния, а иногда просто ненавижу, – задумчиво сказала я, доставая новую бутылку из холодильника. – Ветер все время, лета почти не бывает, менты какие-то не такие, вечно там что-то падает, даже бандиты и те хуже московских.

– Почему – что-то падает? – явно не понял он. Интересно, что против всего остального, что я озвучила, вроде как не возражал.

– Не знаю, почему. Иду как-то по улице, в центре, рядом с площадью, где памятник Сахарову стоит. Дома везде старые, сто лет без ремонта… вдруг – бац! Прямо напротив меня, на другой стороне улицы, шлепается вот такенный кусище лепнины! Падает на чью-то машину. На машине вмятина, кусище разбивается на множество мелких кусочков, сигнализация заверещала. А у меня рот раскрылся и не закрывается. Зато жильцы, глупые – кто тут же голову из окна высунул, кто на балкончик вышел, а кое-кто на улицу выбежал, и стоят прямо под тем местом, откуда кусок упал – с крыши. А там может все еле держится и еще отвалится! Вот и ходи так по центру города.

– Ну, это просто тебе так повезло. Редкий случай. Никогда ничего подобного…

– Да, редкий? Однажды, прямо передо мной упала бутылка, еще раз пролетел сброшенный сверху карниз, а еще раз прямо сзади грохнулся пустой деревянный ящик, в каких помидоры на рынке продают. И еще помидор прямо в голову попал, ими какой-то укурок из окна швырялся. Но не знаю, считается ли это. Ну, а уж зимой там вообще страшно – то сосулька на бóшку свалится, то снег, то лед… В общем, не ходи в Питере под окнами.

Потом мы чего-то ели и пили, а когда пить и жевать стало почти невозможно, разговор незаметно и неожиданно переместился на тему наших бывших. Он рассказал о своей разведенной жене, я про бывшего мужа. После того, как мы старательно перемыли им кости, впали в алкогольное самоуничижение и решили, что составляли, скорее всего, плохие пары. Не подходили своим бывшим физически.

– А какой, по-твоему, должна быть хорошая жена? – почему-то спросила я. – Что она должна уметь и делать?

– Ну-у-у-у… Во-первых – заранее знать мужнину точку зрения… А зачем тебе, собственно? Ты же женщина?

– Меня можно и за мужика считать, у меня работа мужицкая.

– Всех женщин можно за мужиков считать, они не визжат, когда брови себе выщипывают. А сама-то что думаешь?

– Ничего не думаю, я знаю. Как любил говорить мой бывший – хорошей жене главное выпускать мужа из дому с пустыми яйцами и полным желудком. Это в смысле – мужик должен быть вкусно накормленным и хорошо оттраханным.

Алекс громко и неприлично заржал. Меня просто бесила эта его манера.

– Когда я первый раз услышала от него это, – продолжила я, – думала сама уссусь со смеху. А ведь правда!

– Гениально! – совсем предсказуемо ответил Алекс. Судя по голосу, он уже порядочно набрался. Впрочем, я тоже была хороша. – Наверное твой бывший был большой приколист! А главное – как просто!

– Так ведь все гениальное просто. Ну, что? Пошли баиньки..?

Потом я часто просыпалась, мне снились сумбурные кошмары и разные нелепости. Под утро привиделся яркий, но неприятный сон. Я стояла с друзьями на станции в метро и ждала поезда. Везла с собой много всякого барахла – сумки, пакеты с какими-то вещами. Подходит поезд, люди из него выходят, входят, толчея, посадочная суматоха. Друзья быстро зашли в поезд, и он уехал, а я не успела. Осталась на платформе. Дождалась следующего, тоже не села, потом еще, и еще… И каждый раз я не успевала, а поезд уезжал, и я опять оставалась на станции. Простояла так несколько часов, пока вдруг не поняла, что я не успеваю из-за всего этого хлама и пакетов с сумками. Проснулась часа в четыре с четким осознанием того, что эти все вещи – не просто хлам, а тот мусор, что мешает мне жить дальше, и от этого всего надо избавиться. Это не шмотки в мешках и сумках, а все то ненужное, что давно стоит забыть и бросить, но я почему-то не могу и держусь обеими руками.

Вообще-то есть мнение, что нет ничего ужаснее, когда люди рассказывают кому-то свои сны. В корне неверно я считаю.

21. Утро не очень молодого человека

Безжалостное весеннее солнце пробудило меня чересчур рано. В его проблесках на краю постели крокодиловой кожей играл брошенный женский пояс, выключенный компьютер на столе ожидающе молчал, солнце отсвечивало от монитора, и это почему-то ужасно раздражало. Наверное, я прекрасно понимал – чем теплее будет становиться на улице, тем сильнее оное обстоятельство станет нервировать лично меня. Вставать не хотелось. Болели шейные позвонки, спина ныла от сна в неудобной позе, но вон там, на столе перо альбатроса с просторов океана, и почему-то по сравнению с ним, все остальное казалось малозначительно мелким и несущественным.

Пока еще хотелось спать, но через пару часов ситуация может измениться и остро захочется чего-нибудь другого, потом – третьего, а к вечеру все эти желания сольются и взаимно потом нейтрализуются в вечно сонное безразличие. Так каждый раз. Изменяется только само утро. И еще солнце.

Необходимо вставать и начинать этот день. Непонятно зачем и для чего, но хотелось бы только знать – для кого. Все-таки детали порой привлекают больше внимание, чем картинка в целом. Ну, или имеют больше значения. Для меня, по крайней мере.

– А вообще-то как ты тогда съездила? – спросил я Стеллу, которая в костюме Евы сидела перед увеличивающим зеркалом и изучающее разглядывала себя. Она так и не успела поведать мне о своих командировочных приключениях.

– Плохо, – недовольно ответила подруга, разглаживая воображаемые морщинки на лице. – По работе почти бесполезно. Ну, не совсем так, это я погорячилась, но результат вовсе не тот, на который рассчитывала. Думаю, зря только время потратила, да и вообще… Ну, город посмотрела, музеи местные, еще кое-что по мелочам. Чего молчишь?

– Да так, – вяло среагировал я. – Как-то раньше я в тебе такой порочной склонности к сантиментам не замечал. Чего-то не нравится мне твоя история про искусствоведа. Помнишь то свое письмо?

– А пофиг! Это тебе за шашни на семинарах «Черного Штиля». Слушай, свари нам кофе?

– Да? Сварю, только если рядом со мной посидишь. Ведь процесс варки не мешает вести интеллектуальную беседу?

– Не мешает, – согласилась Стелла. – Еще в детстве, будучи совсем еще ребенком, слышала фразу от родителей: «это мы дарим тебе сейчас, но это тебе в счет дня рождения!» А когда наступал этот день, то получался он какой-то неполный, урезанный. Родители это чувствовали, поэтому дарили «утешительный подарок» – что-нибудь недорогое, но заметное…

– Ты, собственно, к чему? – удивился я своему непониманию.

– А к тому, это тебе в счет компенсации за моральный ущерб. Все из-за того твоего письма про твое непринятие в «Черный Штиль» – большой дискомфорт ощущала и неприятно себя чувствовала. К тому же, сны мне там снились какие-то дурацкие и нелепые, но жутко прилипчивые. Слышал, что такое фантомные боли? Слышал, конечно. Когда у человека нет конечности, а она все равно болит. А у меня теперь бывают, как оказалось, фантомные сны. Сны, которые ощутила, но пока не увидела. Вместо моего сна приснился не тот, любой и ненужный. Зато осталось ощущение, что сон должен был быть о другом. Совсем о другом, и о чем-то важном…

Пока она рассказывала, мы перебрались на кухню, и я начал проводить все необходимые манипуляции для приготовления волшебного напитка. То, что сейчас делал, в народе именовалось «кофе по-турецки».

– …не могу рассказать сюжет, – продолжала меж тем Стелла, – но чувствую его. Ощущаю до последней грани эмоций, что он мне снился. Этот фантомный сон витает надо мной уже неделю… Такое будто в детстве, когда не пускали смотреть запретный фильм, а показывали вместо него другой, а сквозь двери все равно слышала отголоски того, желанного фильма. И тут также. Что-то не дает мне увидеть сон, который так упорно ко мне просится…

Кофе сварился, и я разлил его по чашечкам через ситечко – Стелла ненавидела кофейные крошки во рту. Хватило на четыре порции.

– Тебя это так напрягает? – спросил я, не вполне понимая, куда моя подруга ведет мысль. – Про что хоть сны? Расскажи какой-нибудь один из.

– Да ничего особенного. Как-то мне приснилось, будто тащила тяжелый старый холодильник к балкону, чтобы оттуда сбросить, прикинь? В другой раз приснилось, что ты пропал без вести, никто не знал, где ты и тебя все искали. А потом оказалось, что ты все время сидел дома, только прятался ото всех, потому что тебе все надоели, и всё достало. Думаю, это просто история с воспоминаниями, больше ничего. Очередная отрыжка усталого мозга или просто, не очень связанные кусочки воспоминаний.

– Да… А я, за редким исключением, не помню своих снов. Зачем?

– Сейчас объясню, зачем. Было со мной как-то: попыталась перечитывать Достоевского. Как героиня Раневской – «чтобы не скучать в троллэйбусе». Дело происходило в Крыму, троллейбус тащился долго, окружающие пейзажи я давно уже выучила наизусть, но и Достоевский меня задолбал. Это был, кажется «Идиот», в полном соответствии с сюжетом. Как мне попал этот знаменитый роман – история отдельная, стоит специального изложения. Короче – ничего, кроме «Идиота» читать тогда было нечего. Мало сказать, что чтение не пошло в прок, мне стало откровенно противно. Текстура неорганичная, персонажи искусственные, а по большому счету, безжизненные. И я бросила книгу. При непосредственном соприкосновении с его текстами, у меня зарождаются рвотные позывы. А вообще, конечно, знание истории интерпретации текста и статус автора влияют на читателя больше, чем сам текст. Если читать, например, Гераклита, не зная, кто он такой, возникнет стойкое ощущение, что читаем дебила. В этом смысле читать не надо вообще…

Стелла вдруг замолчала, тихо допивая свой кофе, а я смиренно ждал продолжения. Эта ее манера – затащить собеседника в какие-то словесные дебри, а потом кинуть там на произвол судьбы, иногда меня раздражала и жутко бесила.

– Так вот, была с тобой не вполне откровенна, – сказала наконец моя подруга после второй чашечки густого ароматного напитка. У Стеллы вид вдруг сделался решительный и упорный, как у прыгуна в воду.

– Знаю, история повторяется… – пробормотал я: снова возникли какие-то ассоциации с прошедшим временем. – А причем тут Достоевский с Гераклитом? Это была культурологическая вставка?

– Ты о чем? – Стелла вскинула брови и уставилась на меня, ожидая пояснений.

– Ладно, не обращай внимания. Ну и?.. Хочешь исправить несоответствие?

– А? – Стелла, похоже, уже передумала откровенничать со мной.

– Ну, как! – пояснил я, сам не зная о чем, как пели в старинной песне. – Моя откровенность за твою откровенность. Честный обмен информацией, можно? Нет?

– Нет. Не совсем обмен… мне-то от тебя ничего не надо… не смотри так, я не вру. Вернее – почти не вру.

– Разве такое бывает? Чтобы «почти не вру»? Это как быть почти беременной.

– Мы говорить будем или продолжим казуистику? – начала злиться Стелла. – Не надоело меня подкалывать?

– Только не сердись. Расскажи, конечно. Весь – сплошное внимание.

– Тогда слушай. Как-то лет несколько назад за мной волочился мужик из мечты – высокий такой, весьма соблазнительный и очень-очень обеспеченный. Смотрел «Секс в большом городе»? Вот как «Мужчина Моей Мечты», так примерно. Ухаживал, словно в американском кино: духи, цветы, конфеты. Даже брюлики – правда, маленькие-маленькие, как звездочки на небе. Но секса тогда еще не было. И вот, наконец, произошел тот самый критический момент, когда мы двинулись не в очередной ночной клубный ресторан, а к нему домой. Так вот, после трапезы с фруктами и шампанским, отправились мы в спальню, и стал он меня медленно так и глубокомысленно раздевать. Ну, думаю, будет нечто необыкновенное! Ты прикинь – огромная спальня, вся в зеркалах, а посередине совершенно круглая кровать с черными шелковыми простынями. Зеркальный потолок еще. В ту минуту, когда на мне ничего из одежды не осталось, он вдруг достал из-под кровати роликовые коньки. Надень, говорит, пожалуйста… Размер – точно по моей ноге! Я хихикнула пару раз, но как человек снисходительный, разносторонний и во всех отношениях продвинутый, к просьбе отнеслась с большим пониманием. Чужие слабости надо уважать. Надела, решив, что заниматься сексом на роликах еще никогда не доводилось. Ну и что ты думаешь? Занялись мы сексом? Ага, щаз! Он упросил меня покататься, а на резонный вопрос – где? здраво так ответил: «Ну, вот прямо здесь, кругами!». Это сейчас тебе смешно, а тогда в голове у меня вертелась только одна мысль: «Что ж дальше-то делать? Что-то надо! Он что, маньяк? Зачем кататься? Мы же тут одни – вдруг задушит, а потом на куски разрежет и раскидает в пакетиках по разным помойкам». И я каталась. Я, блин, по всему дому на этих роликах десятки километров проехала, правда, в основном, в спальне наворачивала, вокруг кровати. Ели честно, то все ждала, когда он заведется и накинется на меня. Это бы хоть логично выглядело. А он – даже не попытался, прикинь? Так – поцеловал разочек. Лежал и дрочил. Часа два спустя, когда данное занятие сильно мне надоело, я попросила отвезти меня домой. Он безропотно кивнул, подождал, пока я оденусь, и отвез. А еще потом звонил пару раз, уверял, что тогда была лучшая ночь в его жизни. Но я вот до сих пор думаю: а вдруг бы я не умела на роликах кататься, тогда что?

– Ролики хоть подарил?

– Нет, не подарил. Себе оставил. И брюлики потребовал назад.

– Да, забирать обратно любые подарки – это не комильфо… Но какой, однако, затейник! Мужики, знаешь ли, вообще создания своеобразные, – сказал я с отстраненной интонацией. – По себе знаю.

– Вряд ли знаешь, тебе далеко до того затейника. Но есть такое дело, встречаются среди вас любопытные экземпляры – любители разных экзотических удовольствий и причудливых наслаждений. А если быть объективной, так скажу: у некоторых баб тоже иногда такие завороты встречаются, что мама не горюй. И мы иногда с прибабахом бываем, что ж тут поделать.

– Да уж! Меня одна такая дама сердца связывала двумя толстыми и длинными веревками, причем столь крепко и качественно, что я сам не освободился бы никогда и ни при каких обстоятельствах. В полной панике тогда пребывал – ну, думаю, попал! Вот оставит так одного, и уйдет. Сдохну же – кричать бесполезно, там у нее звукоизоляция по стенам-полу-потолку… Она еще посетовала тогда, что кляпа нет, вот жалость! Один раз всего и было-то, а больше ничего подобного не случалось, слава богу. Не допускал.

– Да? – удивленно спросила Стелла. – Тебя тоже? Не понравилось, значит?

– Что значит – тоже? И тебя связывали?

– Нет, – засмеялась она, – но один приятель хвастался. Только ему, в отличие от тебя, происходящее оч-ч-ч-ч-ень даже пришлось по вкусу. Но это – ладно, относительно моей неоткровенности с тобой… Помнишь я рассказывала про этого священнослужителя из Единой Христианской Апостольской Церкви? Ну, нашего заказчика?

– Ну как же, как же! Это те сектанты, что до сих пор полагают, будто Земля имеет форму плоского диска? Разумеется, помню! А ты, нарушая свои служебные инструкции, рассказала мне про них. Кстати я слышал, что они считают своим пророком самого Терри Пратчетта![15] Там в иконе какой-то документ спрятан, и ты его искала.

– Да. Так вот, нашла я ту самую икону. Меня саму обманули. И не только меня, вообще всю нашу контору. Так сказать, ввели в заблуждение. Выяснила я это случайно. Стала копать, а как раскопала – тут же доложила своему шефу, что нам дали ложную и заведомо неполную информацию. Как только это стало известно, контракт автоматически утратил силу (там имелся соответствующий пункт) и теперь мы ничем не обязаны нашему бывшему заказчику. А сама икона преспокойно хранилась в Радонеже, и никто ее не скрывал. В ней был заделан пергамент с подробной инструкцией, как и каким образом можно попасть в другой параллельный мир… Там он зазывался преисподней. В свое время текс признали еретическим и хотели уничтожить, но какой-то монах высверлил в доске иконы отверстие, свернул пергамент в плотную трубочку и спрятал там. А всякие разговоры о политической подоплеке и финансовых притязаниях в случае открытия истины – это или для пущей важности, или так, для отвода глаз. Книга, на которую ссылался заказчик – эта «Икона Царя Бориса» – на самом деле просто литературное произведение, хотя что-то в ней и перекликалось с реальностью, но до сути там далеко. Иными словами автор действительно знал, что в некоей иконе шестнадцатого века спрятан некий очень важный документ. Всё! Остальное – вымысел, обычный псевдоисторический детектив.

– А откуда он это знал?

– Интересный вопрос, но я без понятия… Может случайно где-то что-то услышал, а потом книжек начитался по истории, и его вдруг поперло на творчество, как Толстого на Кавказе… Чего смеешься?

– Так, случайно вспомнил. Однажды в школе приятель как-то ляпнул: «Из всего, что написал Толстой, осилил только „Буратино“, да и то фильм. „Князь Серебряный“ – крутая вещь, но занудная, не дочитал. А вот „Войну и мир“ не читал и читать не буду. Скучно». На мой вопрос, какой Толстой имеется в виду, тот наивно ответил: «Ну, тот… который писатель и граф».

– Железная логика, главное – просто феноменальные познания в русской литературе. А к чему, собственно?..

– Не знаю, так просто. Видимо ассоциативный ряд, как у тебя. Связь с отечественной историей и литературным творчеством.

– Да, слушай, все забываю предупредить. Пока помню: если опять за балконом увидишь море или еще чего-то, чему быть там не положено, то не паникуй, не впадай в истерику, а выйди, захватив веревку.

– Веревку?

– Да, крепкую. Альпинистский шнур. Конец привяжи к батарее самозатягивающимся узлом, а потом, когда пойдешь, разматывай за собой. Из рук не выпускай. Веревка-то есть?

– Да нет вроде… зачем она мне? Я же не альпинист и не скалолаз и не связываю никого. Раньше был спелеологом, но это уже давно в минувшем, в позапрошлой жизни, и никакого снаряжения уже не сохранилось.

– Тогда куплю. Сам-то не соберешься никогда, знаю тебя. И еще. Всегда под рукой, в удобном месте, держи аварийный комплект.

– Что за комплект такой? Таблетки нитроглицерина и презервативы?

– Загранпаспорт и кредитную карту еще, – не поняла шутки Стелла. – Это самое основное. Международные права есть? – Я помотал головой. – Ну, раз нет, то и ладно. Но зря – полезная штука. Все это сложи в удобную упаковку и держи в легкодоступном месте, чтоб всегда под рукой. Если что – положи в карман и только тогда выходи в неизвестность. Понял? Это важно!

– Еще нужно кучку наличных долларов, а то как-то некомфортно будет. Кстати – о деньгах. Пошел тут по твоей, к слову сказать, рекомендации на фриланс ру, искать подработку переводчиком… Не сразу, разумеется, но нашел, причем сулили неплохой такой заработок. После тестового задания меня приняли и дали работу – перевести элементарный рассказик. Нормальный язык, несложные фразы. Ну, чего ж тут проще? На одном дыхании перевел с три десятка страниц. Получил ответ, что переведено очень добротно и качественно, даже лучше чем предвиделось, только нужно чуть-чуть поправить в одном месте, придать эффекта, яркости и колорита. Пофиг, отыскал подходящие синонимы, исправил, отправил… Написали, что очень понравилось, но все равно что-то не то, и надо бы какой-нибудь замысловатый оборот вставить. Хорошо, сделал, вставил, снова отправил… Короче – много раз вносил разные изменения в текст, причем изменения существенные. Прямо как в том анекдоте про графиню, захотевшую «кофею». В конце концов, получил письмо, в котором сообщали, что перевод просто супер! Только вышло так, что как-то оно уж не очень-то похоже стало на исходик, и не мог бы я сделать что-то среднее между первоначальным вариантом и этим. Бля! В конце концов, может быть я и несправедлив, но написал им буквально следующее: «да идите вы все в жопу и не трахайте мозг!». Естественно, что ни ответа, ни денег не начислили…

– И что, все так напрасно и безрезультатно? – спросила Стелла, явно думая о чем-то своем.

– Почему сразу безрезультатно. Не совсем. В одном издательстве предложили переводить японскую книжку, причем платят поглавно… Не так чтобы много зато стабильно. Я уже работаю, и деньги поступают. Странно, да?

– Ты что, японский знаешь?

– Нет, к сожалению, – засмеялся я. – Есть авторизованный английский перевод. Так вот, книга называется «Время грешников» какого-то Хикару Такахаси. Сюжет вполне стандартный, но меня зацепило! Хочешь, аннотацию тебе прочитаю?

– Хочу!

– Погоди, я сейчас… – я сбегал за рюкзаком, достал оттуда свой букридер и начал производить с ним соответствующие манипуляции. – Сейчас… где-то у меня была… а, вот, слушай. «Некий современный японский город. В городе происходят загадочные жестокие убийства. Убийцы – люди очень даже необычные, но полиция об этом вообще не подозревает. Не знают блюстители закона и о том, что в наше время существует магия, злые колдуны, опасные духи, а также готовые бороться с такими колдунами и духами люди. Последних представляют трое: женщина-волшебница в роли мозгового центра, студент – гений сыскного дела и мрачная готичная девочка-старшеклассница – главная ударная сила всего этого трио. Но, прежде всего это история человеческих взаимоотношений – в каждом убийце можно разглядеть человека и причины, побуждающие его встать на сторону Зла и причинять зло другим людям. Зачастую тут и одиночество, и страх, и желание уйти от житейских проблем. Несмотря на это, экшена и саспинса в книге более чем достаточно. Когда нужно драться – персонажи ожесточенно сражаются, а когда читать мораль – читают мораль. Все сбалансировано. Можно было бы упрекнуть автора в излишней патетике, но, по большому счету, пафоса в книге не так уж и много – просто показано серьезное отношение героев друг к другу и здесь почти нет пустых фраз. Каждая фраза нацелена в душу человека. В конце нам ясно дают понять, что все же это рассказ о любви, история отношений. Отношений, которые преодолевают все преграды и сомнения – наверное, это и есть чистая и бескорыстная любовь в японской манере».

– И как? – заинтересованно спросил Стелла. Идея книги ей явно понравилась. – Хорошо идет?

– Нормально вроде, за середину уже перевалил. Меня там больше всего развлекают описания сексуальных сцен в стиле дзен. Как-то с одной стороны просто описано, а с другой – очень сильно и ярко. Даже пришлось кое-что прочитать на эту тему.

– Погоди… Секс в стиле дзен – это как? Научишь потом? А то совсем не в теме. Для меня дзен – что-то типа «Великого Дао». В чем там основная мысль?

– Попытался понять, да, – обрадовался я. – Главная идея состоит в том, что секс священен. Ошеломительность дзэн-секса не в обещании научить испытывать супероргазм, а в его потенциальной возможности прочистить мозги, изменить взгляд на самих себя, на занятия любовью и на мир в целом… Дзэну вообще-то нельзя научить, можно указать лишь путь к просветлению. Это особое учение без священных текстов. Там вообще нет авторитета слов и письменных знаков, зато имеется прямая установка на реальность – передача от сердца к сердцу, и необходимость пробуждения души через осознание собственной природы и своей истинной сущности. Понимаешь, да? По представлениям учения дзен, существуют три коренных яда, из которых возникают все страдания и заблуждения. Первый – незнание собственной природы: затуманенность ума, тупость, замешательство, беспокойство. Второй – отвращение к «неприятному», представление о чём-то как о самостоятельном «зле», вообще жесткие взгляды. И, наконец, третий – привязанность к приятному, неутолимая жажда, цепляние за что-то… Поэтому пробуждению души способствуют: успокоение ума, освобождение от жёстких взглядов и избавление от привязанностей. На первый взгляд все это выглядит как одна из тех восточных концепций, которые не имеют практического смысла. Но истина дзэн лежит за пределами слов, часто в самой середине противоречия.

– Круто как-то. Надо осмыслить и переварить. Давай прямо сейчас начинай мне передачу от сердца к сердцу и приступай к пробуждению моей уникальной души.

– Да ну тебя! – фыркнул я. – Я же серьезно с тобой говорю, а ты все шуточками отделываешься.

– И я серьезно! Кстати, слушай, все хотела спросить, а тебя когда-нибудь палили при занятиях сексом? Если да, то кто, где и как? И каким интересно образом?

– Все-то тебе надо знать! А зачем, собственно?

– Ну, расскажи-и-и-и! – вдруг пристала моя подруга. Ее поистине кошачье любопытство иногда доставало, но я никогда ничего не мог ему противопоставить. – Чувствую же, что было что-то!

– Было конечно, – кивнул я. – А у кого ж не было? Как-то раз, в ранней юности, с одной девушкой в парке чпокались, а там дом недалеко, окнами прямо в этот парк, да и вообще место людное. Пойти было некуда, вот и мучались. Так вот, делаем мы свое дело, и вдруг она выдает: «блин, смотри – мужик какой-то в нашу сторону идет!». И действительно, идет вдоль забора дядька. Идет себе, а нас даже не замечает. На что отвечаю: «ладно, мужик, зато вон там два парня с балкона на нас уставились, и ничего». Хорошо хоть на видео не засняли, а ведь могли! Я вообще-то очень ценю честность и индивидуальность с положительством на моду и мнение окружающих. Помогает в жизни. Но иногда – случаются казусы. Еще как-то ночью в подъезде на лестничной площадке у нас дело было, а какой-то парень вышел мусор выкидывать. Это надо ж было видеть, какие глаза у него вылупились! Вовек не забуду.

– Нефиг мусор выносить по ночам! – хихикнула Стелла. – А у нас все происходило намного банальней, но опять же со вторым моим бывшим, мы тогда еще и женаты-то не были. Мы с моими родителями жили, своей квартиры у меня еще не имелось. И вот как-то раз приспичило нам в комнате на ковре, а родители не стучались никогда и молча входили в нашу комнату. В тот раз мамка вломилась. В общем, после того случая, стали стучаться. В другой раз отец пошел по магазинам, ну мы и решили пошалить в это время, причем в прихожей… Кто ж знал, что он так быстро вернется.

– А ты бы шпингалет привинтила на дверь, и все. Я, помнится, как стал к себе девушек приводить, так сразу…

– Погоди, ты про ту японскую книжку рассказывал… – почему-то вдруг вспомнила Стелла.

Эта ее манера перебивать на ходу и возвращаться к законченным темам разговора порой доставала. Иногда она перебивала на полуслове и начинала говорить что-то свое, вообще к моему рассказу не относящиеся, совершено не беспокоясь о собеседнике. Мне всегда в таких случаях хотелось вспылить и сказать резкость, но в последний момент что-то удерживало. Впрочем, если женщина умна – она знает, как не показывать этого, а если мужчина дурак – он не скрывает ничего.

– Какую именно? – я уже забыл, о чем речь.

– Ну, ту книжку, что сейчас переводишь. Эта их троица, что воевала со злом, как она называлась?

– А, ну да. Никак, по-моему, не называлась. Просто борцы со злом.

Я подошел к окну. Запоздалая весна захлестнула город. Прошел весенний дождь, тучи ушли куда-то на восток, выглянуло солнышко и заблестело на молодых мокрых листьях, это навевало разные посторонние думы.

А потом события стали разворачиваться так, что мне стало вообще не до инородных мыслей.

22. Спик рашен

Однажды, когда моя подруга в очередной раз укатила в какую-то свою загадочную командировку по делам фирмы, я вдруг решил принять здоровый образ жизни. Как новую религию. Приступить постановил с утренней пробежки, посему каждый вечер ставил будильник на шесть. Первые несколько дней я его даже не слышал. Но вот настал светлый миг, когда я начал находить в себе силы просыпаться и отключать его. Прогрессирую! Интересно, а когда я все-таки буду еще и бегать? Видимо, у меня застарелый весенний авитаминоз или прочая излишняя дребедень.

Очередное утро выдалось светлым и радостным. Я сначала не понимал – отчего такое хорошее настроение? К чему бы? Наконец сообразил: наступила настоящая, полноценная весна. Минуло несколько по-летнему теплых дней, на деревьях появились маленькие листочки, апрель разменял последнюю декаду, а синоптики заобещали резкое похолодание. С улицы долго неслось не то жалобное блеяние, не то какие-то стенания. Сначала не мог сообразить – что это? Оказалось, в день рождения Ленина сегодняшние пыонэры безуспешно пытались дудеть в горн. Прервалась связь поколений, утеряны секреты мастерства.

Впрочем, пятница удалась. Я доделал одну работенку, за которую обещали сразу же заплатить, причем вполне прилично и, судя по перечисленному авансу, кинуть вроде бы не должны. Я отослал готовую работу заказчику, побрился, сходил по магазинам, заплатил за интернет, за коммуналку и за телефон, и вполне довольный существованием вернулся домой.

В минуту помутнения разума я включил телевизор на какой-то федеральный канал, попал на новости, и посмотрел их от начала до конца. Расслабился. Минут восемь показывали президента, побывавшего в гостях у какого-то детского садика. Пока первое лицо государства строило вместе с детьми город из разноцветного конструктора лего, фоном вещали о финансировании дошкольных учреждений. Говорили что оно, финансирование, возросло в несколько раз. Иногда фоновый голос пропадал, и становилось слышно, как девочка с ангельским личиком, улыбаясь, рассказывала президенту, как надо правильно строить домик. Насмерть перепуганная директриса садика докладывала, что «поступило новое оборудование, и был произведен очень качественный ремонт». Следующие пять минут телевизор показывал президента уже в некоей городской школе, где он особенно интересовался оснащенным по последнему слову техники компьютерным классом. Рассказалось о возможности родителей, через установленные в классах веб-камеры, следить в онлайн-режиме за учебой собственных детей. Минуту сюжета посвятили учительнице химии, которая с серьезным видом объясняла, что ее, как специалиста, очень даже устраивает существующая система ЕГЭ. Президент согласился, что тестирование дело хорошее, но увы – не вполне идеальное. Сразу же после этих, несомненно, важных и позитивных сюжетов, телевидение показало совещание премьер-министра с какими-то крайне важными, но, к сожалению, неназванными чиновниками. Вокруг суетились многочисленные фотокорреспонденты, тон премьера был, как всегда, убедителен и подчеркнуто деловит. Чиновники что-то нервно записывали в свои блокноты. Премьер акцентировал внимание на регулирование демографической проблемы, что важнейшим фактором тут являются квартиры. Говорилось, что правительство должно усилить работу по обеспечению молодых семей новым комфортным жильем, что скоро начнут строить новые многоэтажные дома по всей стране, и что квартиры там будут даваться новым молодым семьям, на новых и очень-очень льготных условиях. Картинка показала несколько башенных кранов, поднимающих плиты и железобетонные балки. Видимо – для тех самых новых льготных домов. Весь эпизод с премьером занял приблизительно минут пять. Затем рассказали про первую в истории операцию по полной замене лица человеку, попавшему в аварию несколько лет назад. Новости закончились. Началась передача «Поле Чудес». В отличнейшем настроении и бодром расположении духа я отправился на кухню – пить чай.

Но осуществить столь приятное действие не удалось. Чая не оказалось в принципе – закончился. Более того – в холодильнике вообще не нашлось ничего более-менее съедобного.

От былого позитива не осталось следа. Я надел кроссовки, куртку, отпер дверь и вышел на лестницу.

Лестницы не было.

В отличие от того моего кошмарного сна, так похожего на явь, за дверью оказался не исчезающий серый мир, а знакомый веселый балкончик, опоясывающий маяк. Луч света над головой прорезал темноту этого мира, а у горизонта намечалась заря. Что тут сейчас, начало или конец ночи? Ранее утро или поздний вечер? Я так и не сориентировался со сторонами света в этой реальности. Как и в прошлый раз, легкий ветерок приятно ласкал лицо и шевелил волосы.

Сразу же вспомнились слова Стеллы. Не закрывая двери, я вернулся в квартиру, нашел свой «аварийный комплект», привязал конец альпинисткой веревки к вешалке в коридоре и отправился в неизвестность.

Разматывая за собой веревку, я двигался, как и раньше, вдоль ограждения балкона вокруг маяка. Аккуратно и медленно. Когда, по моим расчетам, прошел где-то с половину оборота, из-за тупого угла показалась железная дверь. Та самая, со следами коррозии. Тут раздался громкий звук, как у оборванной струны и громкий хлопок. Почему-то сразу догадался – мой проход сюда захлопнулся, и пути назад уже нет.

Ржавая дверь внезапно открылась, и оттуда возник какой-то загорелый малый без рубахи, но в линялых до белизны джинсовых шортах. В руке он держал мощный фонарь с рассеянным лучом, которым светил себе под ноги. Я вздрогнул. Парень был высок, широкоплеч, с загорелой и обветренной физиономией. Кое-как подстриженные короткие волосы никак не ассоциировались со словом «прическа»: они торчали в разные стороны и беспорядочно шевелились на ветру. Русая борода закрывала почти половину веселого лица, на котором иронично поблескивали прищуренные голубые глаза – частое сочетание для уроженцев северной Европы. На волосатой груди, на тонкой цепочке, висело какое-то мелкое изделие из серого металла. На ногах парень носил нечто похожее на парусиновые кеды с высокими голенищами и плотной шнуровкой.

– Хай! Ду ю спик инглиш? – неуверенно выдавил из себя я, придав голосу вопросительное звучание. Мне вдруг стало как-то не по себе и жутко стыдно за паршивое произношение. Страх не страх, но какой-то спазм перехватил горло.

– А ты что, русский что ли? – вдруг по-русски спросил мужик, еще более повеселев лицом. – Тогда будем спик рашен. Привет!

– Да, а ты? – обалдел я. – Тоже русский?

Только сейчас до меня дошло, что мужик видимо мне ровесник.

– Можно считать, тоже. Наполовину украинец, наполовину белорус. Ну, привет земляк! Давно живой русской речи не слышал! Только по Скайпу. Тебя как звать-то?

– Александром. – Мне сразу же стало ясно, что с этим парнем можно говорить «на ты» и без особых церемоний и этикетов. – А тебя?

– Иваном меня зовут, так что будем знакомы.

– Вообще-то, что происходит? – поспешно спросил я. – Мы где?

– Хороший, знаешь ли, вопрос. Вроде как на Земле, если сомневаешься. Это наиболее крупный маяк на данных широтах и один из самых больших в Южных Морях, – радостно рассказывал мне Иван. Похоже, он действительно сильно соскучился по живому общению. – Административно принадлежит Австралии, одно время был спорным с Новой Зеландией, но австралийцы победили… Слушай, давай спустимся к морю? Там есть отличное место на камнях – как раз для длинных разговоров.

– Да… понимаешь… – я показал на свою веревку, остаток мотка которой все еще держал в руке.

– А, это! Ты брось, твой путь уже закрылся, и веревка перерезана. Проверь!

Я дернул за веревку, и она легко подалась. Я автоматически намотал ее на клубок. Самый конец веревки действительно выглядел как отрезанный чем-то острым и точным.

– Вот видишь, – тихо сказал Иван. – Пути уже нет. Хочешь – убедись сам.

Я убедился. Обошел маяк по кольцевому балкону и снова вернулся к Ивану, но уже с другой стороны. Никаких следов моей двери не обнаружилось – одни только бетонные стены.

– Ну, вот, – удовлетворенно кивнул Иван. – Успокоился? Ты, земляк, вообще-то откуда будешь?

– Из Москвы, – почему-то извиняющимся тоном сказал я.

– А я из Питера. Пошли, поговорим. Все равно я обязан ввести тебя в курс дела.

Мы прошли в темноту за железной дверью. Там оказалась стальная винтовая лестница, гулко звучавшая под нашими шагами. Иван, светя фонариком, вывел меня наружу. Потом по какой-то едва заметной тропке осторожно провел к берегу: тропинка терялась среди жестких колючих зарослей цеплявших меня за штаны. Через пару минут мы вышли к морю. Небольшие крабы с разными по размеру клешнями что-то делали среди выброшенного на берег морского мусора, а некоторые из них застыли в угрожающих позах. В полосе света, у самых моих ног, оказался краб с огромной правой клешней и малюсенькой левой. При нашем проявлении краб привстал и поднял вверх большую раскрытую клешню, видимо надеясь вспугнуть меня. О гранитные глыбы шумно разбивались спокойные волны, и даже тьма здесь казалась не такой густой.

– Прошу садиться!

Иван осветил два огромных камня, что образовывали некое отдаленное подобие дивана. Когда стало понятно, что мы обосновались тут всерьез и надолго, разнорукие крабы дружно куда-то убежали. Пахло морем и солеными брызгами, хотелось расслабиться и ни о чем не думать. Таящая ночь казалась теплой и приятной. Чужие звезды еще сияли на светлеющем небе, и неожиданно для себя я узнал Южный Крест.

– Итак, – начал Иван голосом профессионального экскурсовода, – место сие называется островом Раскаяния. Кораллы тут уже не растут – холодно для них. Нефти нет, и ничего такого тоже нет, поэтому никто не живет. Да и земли мало – где тут жить? Высота маяка – семьдесят метров над уровнем воды в прилив. Построен еще в середине девятнадцатого века, и его задачей было помогать судам не натыкаться на остров и на рифы вокруг него. Предшественник мне рассказывал, что в особо ясные дни видно, как вдалеке проходят суда. Сам-то я только один раз видел какую-то яхту, я вообще редко на океан смотрю, времени нет. От гула волн, вначале по телу даже мурашки бежали, становилось жутко и тоскливо. Но это – временно, быстро привыкнешь. Береговая линия острова постоянно размывается и, если ничего не делать, то обрушивается в океан со скоростью почти метр в год.

– А этот маяк, он хоть крепко держится? – обалдело спросил я. Мне никак не удавалось отойти от шока, и говорил я как-то автоматически, не задумываясь. – В море не свалится?

– Сейчас уже нет, не свалится. Укреплен такими же гранитными глыбами. – Иван шлепнул рукой по камню, на котором сидел. – Вот. Раньше-то он далеко от берега стоял, а теперь почти у самой воды оказался… тает островок. Скоро один маяк и останется, и если его закроют, как большинство, то постепенно разрушится и волны размоют его развалины. Маяки уже практически никому тут не нужны – теперь же везде спутниковая навигация, радары и прочая умная техника. Этот тоже давно бы уж бросили, если б не международный проект «Save Lighthouses», в России его называют – «Спасение маяков». Кстати, о спасении. Когда постепенно начали укрепление береговой линии, то каждое лето привозили свежую партию гранитных глыб. Еще остался небольшой кусочек, и теперь ты их принимать будешь. Скала-то только на вид крепкая, а на самом деле – трухлявая, и волны размывают ее. Особенно после штормов заметно. Вот настанет зима, подует с юга, сам убедишься.

– Так что, значит, я тут надолго?

– А ты думал? Год, самое меньшее. Если кого-то удастся заманить раньше – то считай, что тебе крупно повезло. Твое счастье. А нет – так нет. Говорят, что примерно год ловушка отдыхает, и никто не попадается. А потом – снова открывается и начинает активно действовать, хотя – всякое случается. Работает она просто: звенит звонок, и это означает, что переход открылся, и пора встречать гостя. Откуда-то я всегда знал, кто ко мне пожаловал. Если пришелец был еще не готов или явно не подходил, то я просто его игнорировал. Я тихо сидел и ждал – что будет? Если он застревал тут, дурел от неожиданности и не мог вернуться сам, приходилось появляться и помогать. Если уходил, то и ладно – я вообще не показывался. Моим предшественником был американец из Техаса – я практически не понимал, что он говорит. Объяснились кое-как, почти на пальцах. Он ушел, а я остался. Уже два года и три месяца. Восемьсот двадцать два дня. Майкл, ну, предшественник мой, тут почти три года просидел. А его предшественник, вроде бы меньше года, тут не угадаешь. Майкл меня-то не сразу поймал. Ему первоначально какие-то бабы все попадались. Он бы может и рад женщину у себя оставить, хоть бы временно – совсем мужик озверел от одиночества, но невозможно это, запрет. Да не только бабы – и мужики в истерику почему-то сразу впадали, начинали орать, с ума сходить. Один шибко религиозным оказался, второй просто психанул. А согласие необходимо.

– А если я откажусь?

– Можешь, только не рекомендую этого. Знаешь почему? Вот смотри. Видел, какое тут место? Видел, какое здесь солнце? Это сейчас осень, а летом просто рай. Потом же всю жизнь жалеть будешь что от такой халявы отказался.

– Это летом. А зимой?

– Да, честно скажу – зимой – похолоднее. Но – тоже вполне кайфово. Холодный ветерок временами дует, а иногда и снег может упасть – но ненадолго, тает почти сразу. Больше трех лет тут мало кто сидит – редко надолго застревают. Только Майклу так повезло. Обычно года полтора – два. За это время – отдохнешь, здоровье поправишь, и мудрости наберешься. Ты же фрилансер? Вот и работай на здоровье! Смотри – к твоим услугам высокоскоростной интернет, жратва по твоему списку, раз в месяц из Лорд-Хоув-Айленда прилетает вертолет…

– Откуда прилетает? – не понял я.

– Из Лорд-Хоув-Айленд – ближайший аэропорт. Австралийцы, ну, местные, его как-то по-своему называют, никак не запомню как. Короче – присылаешь куратору список, прилетает вертолет и привозит на месяц продукты. Мусор увозит – экологию надо охранять. Живи себе на всем готовом! Быт вполне на уровне, все есть. В случае выхода из строя оборудования – доставят замену. Здесь два компьютера, если испортятся, то не оба же сразу. Да и если б сразу – каждый день ты обязан выходить на связь, и если не вышел – то уже одно это сигнал беды и к тебе вылетит вертолет. В крайнем случае – есть радио, уже анахронизм, как понимаешь. Если что форс-мажорное случится – то срочная эвакуация, но это только если случится. Врать и забывать не советую – если напрасно эвакуируют, то привезут тебя в Лорд-Хоув-Айленд, выяснят, что ничем не заболел, и выставят счет за напрасный вылет. Чем платить будешь? То-то! Вот и попадешь в местную тюрягу. Дорогу домой тоже никто не гарантирует, да и работой не обеспечит. А тюрьма – везде тюрьма, так что не советую. Зато здесь тебе будут платить и зачислять на счет вполне приличные деньги. С этого же счета ты и будешь заказывать себе еду на месяц. Тут большой холодильник, и вообще все современные удобства. Кстати – денег остается вполне прилично, поэтому можешь заказывать что угодно, для души, так сказать. Разве что девочек заказать не сможешь, даже за большие деньги. Категорический запрет.

– А вода? – мне все еще казалось, что я сплю. Только вот сон какой-то чрезмерно яркий. Неотличимый от реальности. – С водой-то тут как?

– Да, с пресной водой, знаешь ли, проблемы. Питьевая вода привозная, и покупается за свой счет. На месяц тебе положено шестьдесят литров, это так сказать, по умолчанию. Обычно хватает, хочешь – заказывай больше. Вертолет прилетает раз в месяц, по первым числам, если только не выходной. А если выходной – то в ближайший понедельник. Так, что тут еще… Мыться и купаться лучше в море, но зимой это уже бывает проблематично. Да, после купания в океане прими душ. Если доплатить, привезут воду для душа, но это считается дурным тоном – тут есть система сбора дождевой воды, и для технических целей хватает, как правило. Разберешься потом. В принципе, можно делать так: смешивать дождевую с океанической. Это даже полезно. А вот мыться чисто морской водой не советую, потом разъедает в разных местах, и кожа начинает болеть. Не у всех говорят, но у некоторых. У меня лично болела. Так, с этим вроде бы все…

– Слушай, а этот проект, это спасение маяков, вообще-то на какие деньги живет?

– Официально считается, что на добровольные пожертвования. Благотворительность, типа. Ну, смотри – на сайте зарегистрировано чуть ли не два миллиона человек со всего мира. Если хотя бы три процента этого народа оторвет жопы от кресел и перечислит по сотне баксов, то… Впрочем, тем, у кого имеются электронные кошельки, и жопы отрывать не понадобится. Но это официально, а как там на самом деле – тебе пока знать не положено.

– Круто.

– Так, теперь об устройстве маяка, – продолжил Иван свою лекцию. – Вниз и наружу винтовая лестница, это ты уже видел. Есть подвал, но он закрыт и там нет ничего интересного. Наверх, туда где лампа, лестница тоже винтовая, но с боле с крутыми ступенями. Там, на самом верху, открывается умопомрачительный вид на островок и океан, я тебе покажу потом. Тут, как поют в попсовых песнях, слова пусты – надо смотреть и все видеть самому. Для подачи светового сигнала используется лампа в тысячу люкс. На лампу не смотри – глаза можешь повредить. Все электричество идет от атомной батареи, хватает на все нужды. Что еще… Ты не бойся, там полная изоляция, никакая радиация не проходит. Счетчик радиации тут имеется, но от обычного этого вот гранита, – Иван хлопнул рукой по глыбе, на которой мы сидели, – и то больше излучения, чем от той батареи, даже если вплотную к корпусу приложить…

– Погоди, а…

– Что?

– А что подумают мои родственники и друзья? – вдруг спросил я то, что казалось не самым важным при возникшей ситуации.

– Ну, никаких родственников, положим, у тебя нет…

– Откуда знаешь?

– Оттуда! Ловушка цепляет лишь одиночек. Вот только не спрашивай меня почему, ладно? Я тебе все оставлю, всю информацию, ты сам своего координатора потом расспросишь обо всем. Он мне тоже объяснил, только я нифига из его объяснений не понял. Я же вообще-то кафедру беспозвоночных в Питере кончал, так что тут почти что на своем месте оказался. А вот с друзьями… Баба у тебя есть? Жены нет, это я знаю точно.

– Есть девушка… приходящая.

– Ага, если есть девушка, значит ты не «голубой», и это есть хорошо. А вот Майкл, ну, тот парень, что до меня тут сидел, так представь – его предшественник, блять, гомиком оказался! Майкл тогда еле отбился от того, не повезло мужику. Да, про твоих друзей и девушек. Тут уже готовая универсальная легенда припасена, на все случаи жизни годится. В двух словах байка звучит так: ты принял участие в международной программе «Save Lighthouses» – «Спасение маяков», так? В принципе в интернете есть даже такой сайт, только через него никто ничего не добьется – там вечно написано, что вакансий нет, и все места уже заняты. Но наш островок там имеется, правда – без координат. Интерактив с тутошним компом налажен, так что если захочешь, можешь свою фотку на сайт вывесить. Но это – необязательно, как сам захочешь. Так вот, по легенде, ты еще давно послал туда свои данные, но ни на что особенно не рассчитывал, и никому ничего не рассказывал, сглазить боялся. Такой вот суеверный. А когда выиграл конкурс на этот островок, то времени уже ни на что не оставалось, только и успевал, что собраться да уехать в аэропорт. Ты хотел с дороги позвонить, но у тебя не оказалось международного роуминга…

– У меня есть роуминг. А виза?

– Погоди… Неважно, скажешь, что не было роуминга. Думаешь, кто-нибудь помнит? Или скажи, что батарейка села. С визой то же самое – наврешь что-нибудь. Короче – позвонить не смог, только отсюда и связался. У тебя есть аська или скайп? Е-мэйл? Вообще-то с компьютерами ты как?

– Есть, конечно, о чем речь? И то и другое и третье. Френд-лента длинная. Да и с компьютерами я вполне свободно общаюсь, если что, и починить смогу.

– Вот и отлично. Выжди еще денька два, и пошли всем сообщения. Скажешь, что только что прибыл, устал весь, все-таки дорога не близкая, а потом поговоришь по-человечески. Тут есть съемная веб-камера на длинном проводе. Старье, правда, всего полтора мегапикселя, но работает вполне прилично. Мне все обещали с вай-фаем камеру прислать, но пока не прислали. Свои деньги тратить не хотел – нафиг надо? Может тебе пришлют. Еще имеется вполне качественная зеркалка и видеокамера, тоже проекту принадлежат, так что пользуйся, только не разбей – а то придется возмещать стоимость. Вообще за все оборудование, пострадавшее по твоей вине, сам будешь платить, со своего счета, так что аккуратнее тут… Так, об этом я предупредил, это я сказал… Если захочешь – покажешь своим друзьям живые пейзажи, но лучше по е-мэйлу пиши, на аську и скайп надежды нет. Говорят, видеокамеру можно к компу подключать, но я так и не разобрался, как именно. Сразу ничего не получилось, а потом и времени не было, да и не хотелось возиться как-то, так скачивал… Я вообще с видеотехникой – не очень. К сожалению – это место рассчитано только на одного, причем на одного мужика, никаких девушек не поместится. Люди уже пытались – никак не прокатывает. Я тоже пробовал свою сюда перетащить – ничего не вышло, фиг вам, называется. Она даже в Лорд-Хоув-Айленд прилетела, кучу бабла потратила на дорогу, а ко мне пробиться не смогла – не взяли ее на вертолет. Зато природа здесь…

– Слушай, а оружие тут наличествует?

– Нет, а для чего собственно? Это же мирный проект, да и нету тут никого. Ни зверей, ни людей. Впрочем, звери как раз присутствуют – крысы. У них с крабами вечная позиционная война с глубокоэшелонированной обороной, причем крысы побеждают, по-моему. Завезла какая-то добрая душа, после того, как открыли этот островок. Но оружие против них бессильно. А еще на суше живут птицы и беспозвоночные.

– А если какая-то яхта с пиратами причалит? Или просто с бандитами? Сейчас – обычное дело…

– Не, этого не бойся. Вокруг острова мели и рифы, сюда никакой пират не причалит, разве что в высокий прилив… Но этот островок в Проекте, я уже говорил. Поэтому лишь те, кто в этом проекте, только и могут на остров попадать. Кроме того – на современных электронных гугловских картах и снимках из космоса острова нет! Просто мелководная банка, подводная гора обозначена. Остров, вместе с маяком, присутствует только в старых атласах и на морских картах, которые с высоким разрешением, а на компьютерных его не найти, хотя информации о нем в интернете предостаточно. Не веришь – сам потом убедишься. Но это – потом, когда делать станет нечего. Опять же, не спрашивай меня – почему. Не знаю! Поэтому, кстати, твоя девушка пускай даже и не пытается к тебе приехать, а пусть ждет, если сможет… Моя не смогла… – Расстроенно заключил Иван.

– Сочувствую…

– Ладно, проехали. Теперь слухай самое главное. Обязанности твои будут состоять в следующем…

23. Стелла и следователь

Охотница стала дичью. Разговаривая со следователем, я устойчиво ловила на себе презрительные, и даже иронические взгляды. Тот не верил ни единому моему слову, и пытался закрепить правду в том виде, как она виделась ему.

– Должен предупредить вас об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний, – начал молодой подтянутый дознаватель.

– Насколько я знаю, лицо не подлежит уголовной ответственности за отказ от дачи показаний против себя самого, своего супруга или своих близких родственников.

– Какие вы все ученые стали.

– Учат нас, спасибо вашим коллегам, – съязвила я.

…И вот прошло много времени. Я потеряла ему счет, а следователь измаялся и устал. Ему явно надоело задавать одни и те же вопросы, на которые он не получал сколько-нибудь нужных ему ответов. Его покрасневшие глаза начинали слезиться, левое веко иногда подергивалось, а взгляд сделался совершенно безразличным и пустым. Но я не собиралась облегчать его участь. Не сама я сюда напросилась в такую рань, и не я должна ему помогать в этой бессмысленной карусели.

– …Так вы говорите, что передали Мирскому свою визитную карточку в клубе? – задал очередной вопрос следователь.

– Нет, я говорила, что свою карточку передала ему в Петербурге, в рабочем кабинете Мирского, – в который уже раз повторяла я. Сколько ему? Лет двадцать пять?

– Но вы сказали, что Мирский не принял вас?

– Не совсем так, – снова возражала я. – Я сказала, что он отказался разговаривать со мной. Но я с ним виделась мельком у него на работе, в его кабинете. Он уже уходил, поэтому времени для разговора у нас не было.

– Вы пришли в клуб «Схрон» чтобы застать там Мирского? – по второму кругу пошел этот экзекутор.

К каждому допросу необходима тщательная подготовка, включающая составление письменного плана ответов. Но черт его знает, что задумал этот инквизитор и какой у него у самого может быть план.

– Нет, я понятия не имела о том, что Мирский завсегдатай клуба гомосексуалистов. Об этом я вообще знать не знала.

– Вы – лесбиянка? – спросил следователь.

– Нет, натуралка, – недовольно ответила я. – Вас это так удивляет?

– Зачем вы пришли в клуб «Схрон»? – проигнорировал мой вопрос следователь.

– Я хотела посмотреть. Интересно…

Время шло против меня, и тут вдруг я поняла, что чуть было не сделала ошибку. Неисправимую ошибку! Мирский убит, а вдруг Гвен случайно узнал, что я должна встретиться с ним? Может, он сам все подстроил? Или кто-то из его приятелей? Он же такой, от него всего можно ожидать. Я должна, просто обязана как можно скорее выбраться отсюда. Кто знает, что на самом деле тут от меня надо?

– Почему вы замолчали? Вы собирались шантажировать Мирского? – в очередной раз спрашивал мой экзекутор. Интересно, а где он учился? И как? По-моему, учился он плохо. Или наоборот – очень хорошо и теперь эта новомодная форма ведения допроса? А может, он просто-напросто насмотрелся американских боевиков?

– Нет, – сразу же резко ответила я, – ничего я не собиралась.

А вот узнать бы, есть ли тут у них полиграф? Надо бы потребовать проверить меня на детекторе лжи. А то надоело уже – одни и те же вопросы только на разный лад. Или он надеется, что я собьюсь и забуду свои прежние ответы?

– Как вы относитесь к геям?

Вообще-то на допрос могут пригласить любого, и перед пациентом встает немало непростых задач – как повести себя, чтобы не сделалось еще хуже, ведь уже плохо, раз допрашивают. Во время допроса определять свою позицию и вырабатывать линию поведения уже поздно: обычно следователь, знает свое дело и может легко переиграть неподготовленного дилетанта. Был бы человек, а дело для него всегда найдется – гласит народная мудрость. От сумы и от тюрьмы… ну, вы все и так прекрасно знаете.

– К геям-то я нормально отношусь… у меня даже есть один такой друг – гей. Но я, извиняйте за грубоватую прямоту, пидорасов не люблю!

– Вы – подвержены гомофобии?

– Нет, не подвержена. Прошу прощения, а можно меня проверить на полиграфе? На детекторе лжи? Скрывать мне нечего, я с вами вполне откровенна, и так мы смогли бы сэкономить мое и ваше время. Много времени. А то не могу я больше, сил уже никаких нет.

– Вопрос так не стоит, – туманно среагировал на мою идею следователь. – Теперь ответьте, когда и в какое время вы последний раз видели Мирского?..

«Вот ведь зараза! – раздраженно думала я тогда, – не стоит у него, видите ли! А мне сиди тут и отвечай на одно и то же по сто раз!»

Долго ли, коротко ли, но все, в конце концов, заканчивается. Даже допросы у излишне занудных и туповатых следователей. Меня отпустили, и больше по этому делу не беспокоили. О том убийстве потом еще много чего писали, говорили по теленовостям и в «блогосфере», но постепенно все как-то забылось, и на первые полосы выползли всякие другие события. Но меня больше всего беспокоило то, что очередная ниточка, за которую я хотела потянуть, оказалась оборванной.

24. Рассказ Ивана

Остаток ночи и весь день Иван показывал мне мою будущую зону ответственности и проводил со мной разъяснительную беседу. Как он уже говорил, на маяке не было своей питьевой воды – ее приходилось привозить. Для технических и санитарно-гигиенических целей надлежало использовать дождевую, для чего наличествовали водосборные цистерны с хитрой системой улавливания дождя. Нагревание осуществлялось при помощи электричества, а сбор и очистка сточных вод происходили в полном соответствии с высокими экологическими стандартами. Собственная, питающаяся от атомных батарей, энергосеть маяка с напряжением в двести пятьдесят вольт, обеспечивала подключение почти любых электроприборов. Медицинская помощь, теоретически, могла быть предоставлена из блажащих мест, и в случае острой жизненной необходимости с базы должен прибыть вертолет.

– Дежурство, – назидательным тоном продолжил инструктировать Иван, – это единственная реальная работа смотрителя по маяку, извини за банальность. При выходе из строя лампы, поднимаешься наверх, в ламповый отсек, и меняешь на запасную, но сначала надо питание отключить. А вот зимой, когда штормит, нужно еще присматривать за территорией – чтобы не размыло. Если возникает опасность аварийной ситуации – то сразу же сообщать в Центр. Работенка необременительная, поэтому уж извини – без праздников и выходных. Маяк высотой семьдесят метров. А ежели считать с флюгером, так и все семьдесят два, но это – ладно. Говорят, он самый высокий в Южных морях, что неправда: в Сиднее недавно стометровый построили. А самый высокий в мире, кстати, в Японии – сто шесть метров, но сие к делу уже не относится. Еще немного истории. Официально маяк отмечен с девятьсот шестого года, но реально он гораздо старше. Например, линза Френеля на нем аж тыща восемьсот лохматого года выпуска. Маяк надстроили и перестроили в пятидесятых и ремонтировали в середине девяностых. Почему – непонятно. После того, как его зачем-то покрасили, стены из прочного железобетона начали облезать, и появились микротрещины, за ними тоже следи. Не то оттого, что стены перестали дышать, не то бетон оказался паршивый, короче – чтобы спасти башню, ее от самого чугунного основания и до верхнего балкона одели в стальной бандаж, а потом покрыли каким-то специальным составом. Лампа не шибко мощная, все дело в линзе. Стекло у маяка бесцветное, а период работы – секунда через пять. Если возникнут проблемы с маяком – сразу же сообщаешь в Центр… Кстати – они всё тебе там разобъяснят, пройдешь полный инструктаж по Скайпу, так что не пугайся. В свое время тут был домик смотрителя, но наступающее море его разрушило и сейчас только кусок фундамента можно разглядеть. Вон там, в зарослях еще видно. Потом, когда маяк надстраивали, то решили, что места тут все равно нет, а жилые помещения можно устроить в теле самой башни. В результате какой-то архитектор-новатор придумал, как уместить в железобетонной части маяка все жилые и технические помещения. И уместил! Вот с тех пор тут больше одного человека и не живет никогда, тут и одному-то тесно… Это что касается маяка, но есть еще работы по Проекту… Да, наверх, дальше верхнего балкончика снаружи не лазай, а то там перила хуевые.

– Нет, ты что! – содрогнулся я. – Неужто может такое желание у нормального человека возникнуть! Нет? Разве что после сильного перепоя, да на нетрезвую голову.

– Откуда я знаю? Мало ли! Но здесь сухой закон, так что про нетрезвую голову вообще можешь забыть. Да, и аккуратность – прежде всего. Все сам делаешь, никто за тобой убирать не станет – некому. Посудомоечной машины тоже нет – места мало, поэтому ручками мой. Знаешь старый-престарый анекдот, про мытье посуды? Но он же еще школьный! Ну, значит это оттого, что мы с тобой в разных школах учились. Значит так. Богатая английская семья собирается из своего замка переехать в южный приморский дом на лето. Но произошла заминка: прислуга уже отбыла, а семья задержалась, какие-то дела заставили. Поскольку мыть некому, каждый раз использовали новую посуду. Грязная скапливалась, наполняя замок зловонием. Тогда глава семьи так решил: кто первый заговорит, тот и будет посуду мыть. Все сидят злые, как черти, и молча обедают. Тут приехал на своем «Бентли» жених старшей дочери. Здоровается – тишина. Пытается завести беседу, но все молчат. Он опять что-то спрашивает, но никто ничего не отвечает. Тогда он, видя, что всем на него глубоко наплевать, втаскивает свою невесту прямо на стол и в присутствии всей семьи делает с ней то, что собирался сделать в первую брачную ночь. Все молча продолжают обедать. Тогда жених затаскивает на стол младшую дочь и делает то, что собирался сделать только через несколько месяцев после брака со старшей дочерью. Опять все молчат. Тогда жених делает с супругой лорда то, что вообще не собирался с ней делать. Реакция – та же… Тут он уходит, садится в свой «Бентли», но машина не заводится – замок засорился и надо ключ чем-нибудь смазать. Тогда жених возвращается и обращается к лорду: «Извините меня, сэр, но не найдется ли у вас какой-либо смазки или хотя бы вазелина?» «Нет!!! – тут же вскричал лорд. – Уж, лучше я посуду вымою!»

– Это ты к чему? – удивился я, когда кончил смеяться. – Надеюсь, ты не…

– Не! Это я к тому, что ситуация часто выглядит обманчиво, все зависит от конкретных обстоятельств, и правильного их понимания. Первый раз я тебя не пустил и домой отправил. Я дверь не открыл, а ты вернулся к себе. Ты тогда еще не был готов, ситуации понять не мог и правильно бы не среагировал. Рано было еще. А вот сейчас – дело другое.

– А ты-то как тут оказался? – задал я давно мучивший меня вопрос.

– Так же вот и оказался. Вышел из своей двери, а оказался тут. Кстати, когда я сюда попал, то не сильно-то и психовал. Я почти не удивился, вот как ты сейчас.

– А что, по мне так прямо сразу и заметно?

– А то! – уверенно заявил Иван. – Уж поверь! Мне тут такие кадры до тебя попадали, что только держись. Истерика – это еще самое легкое! И сознание теряли, и пытались бежать куда-то, и просто лишались дара речи. А ты – хоть бы что! Значит уже попадал во что-то похожее. Наш человек.

– А сколько до меня было таких вот неподходящих?

– Кроме тебя – пятеро. Две бабы и три мужика. Причем мужики оказывались самыми трусливыми. Один разревелся и в истерику впал, как ребенок, второй сознание потерял, а третий вообще чуть ума не лишился – едва шею не вывихнул. По сравнению с ними женщины – просто героини! Но я их сразу же назад отправлял, как тебя в первый раз. Почему-то женщинам тут быть не положено – запрет. Ну, я уже говорил.

– А ты-то, почему был готов к этим чудесам? Может, расскажешь?

– Почему не рассказать? Расскажу, время-то все равно пока есть… – Иван сделал паузу, будто вспоминал что-то, а я не торопил – зачем? Пауза – дело хорошее, особенно в данном положении.

Мы снова вышли наружу и прошли к береговым глыбам. Наконец, когда молчание стало сильно надоедать, мой новый приятель подал голос:

– Кто я? Типичный петербуржец. «Грибанал» для меня всего лишь топоним, за шоколадом я ездил на «Крупу», а за одеждой на «Апрашку». Прогуливал в музее, пока в универе учился, а фразы «на Ваське» и «на Болтах» никогда не вгоняли меня в ступор. Но вообще-то я неказистый на вид и едкий на язык тип, слишком умный для того, чтобы выглядеть приятным, поэтому трудно было жить. Некомфортно. Но пара верных друзей сохранялась у меня всегда, и вот однажды летом отправились мы на рыбалку. Люди они были занятые, семейные, уставшие от работы и бытовухи. Загрузились мы в очередной раз в мою «Ниву» и поехали. Дорога от Питера до места занимала обычно часа три-четыре, не больше, все зависело от погоды, пробок в самом городе и всяко-разных дорожных происшествий. А потом – целая озерно-речная сеть Карельского перешейка, включающая систему чистых озер, рек и проток, под общим названием «Вуокса». Красивейшая природа, отменный клев, и мало народу. Мы давно уже ездили в те места, и схема была отработана до мелочей: выезд вечером в пятницу, ночевка в палатке у костра, утренний лов, потом обед и возвращение домой. Оставались еще вечер субботы и целое воскресенье от weekend’а. Но в тот раз все как-то не заладилось, не сложилось и пошло кувырком. Мы уже подъезжали к нашему месту, как началась сильнейшая гроза. Никогда – ни до, ни после того случая я не видел таких гроз под Питером. Молнии сверкали вовсю, а один из ударов оказался столь близким и сильным, что это мгновение едва не стоило нам жизни. Плазменный столб с руку толщиной ударил в дорогу прямо перед машиной, а я, сидевший за рулем, временно ослеп и чуть не оглох. Потерял координацию и дернул руль. В результате машина слетела с дороги и врезалась правым бортом в толстую сосну. В итоге помяло крыло, дверь и разбило стекло. Короче – дорожная авария, впору эвакуатор с гаишниками вызывать. Я, с сидевшим спереди другом, отделался легким шоком и ссадинами, а вот третьему из нашей компании отлетевшим осколком рассекло кожу на лбу и, судя по всему, он тогда получил крепкое сотрясение мозга. Хорошо хоть глаза стеклами не порезало, а ведь могло. Когда мы вытаскивали его из машины, он уже не мог даже стоять – ноги подкашивались, лицо заливала кровь… Что делать? Машина явно накрылась, до ближайшей электрички несколько десятков километров, а с раненым, да еще в грозу, никак их не одолеть. Причем на дороге, как назло, никаких машин нет. Ни одной! Пусто! А еще отказали все мобильники. У меня потерял и не смог найти сеть, у раненого приятеля упал в лужу и немедленно сдох, а у второго друга просто вырубился без всякой ясности. Хорошо, хоть заметили неподалеку огонек – светилось окошко какого-то домика. Бросив машину, мы под руки подхватили пострадавшего и потащили к избушке, которая возвышалась на четырех сваях над маленьким тихим ручейком. В точности как у бабы-Яги, будто в сказке оказались. Поднялись мы по мокрым скользким ступенькам на высокое крыльцо, постучались, а дверь на стук открыла старая-престарая бабка – настоящая баба-Яга. И снова возникло у меня тогда чувство, что попали мы в какую-то сказку, только вот неясно пока – в добрую или не очень. Ничего не спросив, в полном молчании, бабка отошла в сторону, пропуская промокших и несчастных нас в дом. Это сейчас, когда все это я тебе рассказываю, то понимаю, конечно, что вся эта история смотрится как нагромождение несуразной дичи и сплошного бреда. Откуда появился там дом? Мы же никогда, ни до, ни после его там не видели, хотя знали те места вдоль и поперек! Но в тот момент нам было не до анализа ситуации – ничему не удивлялись. Избушка на курьих ножках? Очень хорошо! Огонек на столе в старинном кованом светильнике? Ну, и что? Наверное, это от грозы электричество вырубили. Хозяйка, не сказавшая нам ни единого слова? А может она немая. Да и вообще – мало ли чего, может просто неразговорчивая. Женщина накормила нас горячим и удивительно вкусным супом, промыла раненому лоб каким-то отваром, сделала компресс. Мы так устали, что только сказали спасибо, да и улеглись на полу на постеленные меховые шкуры. Заснули тут же, а утром пробудились уже под открытым небом. Сквозь деревья светило солнце, и только мокрая трава напоминала о давешней непогоде. Все прошло как сон, бред и галлюцинация. Гостеприимный дом вместе со старой хозяйкой исчез, а вместо него оказались обвалившиеся стены, сложенные из гранитных валунов. Мы тщательно исследовали те развалины. Все давно мертво. Вместо окон и дверей – пустые проемы, причем никаких признаков жизни. Судя по всему, то была старая водяная мельница, оставшаяся еще с тех времен, когда здесь жили финны. Потом, после долгих и жестоких боев советские войска изгнали финнов с родных мест, а еще потом эту землю присоединили к Ленинградской области. Там в свое время проходила Линия Маннергейма[16] и в тех местах вообще много разных руин, причем ничего диковинного в них нет. Но вот куда подевался дом, где мы ночевали? Не перенесли же нас сонных в новое место? Да и нету там сейчас никаких домов, и вообще домов нет, позже мы проверяли специально. Место нашли легко по той самой толстой сосне со следом от нашего столкновения, но никакого жилья на многие километры вокруг. И еще одна ненормальность. Утром выяснилось, что лоб нашего друга полностью зажил: oт раны осталась только узенькая беловатая полоска, да и та вскорости совсем исчезла. Машину мы завели, и вполне прилично доехали до дома, даже гайцы нас не тормозили за помятый бок. Вот такая история. Поэтому, когда в одно прекрасное утро я увидел эту винтовую лестницу, то почти не испугался. Удивился – да, это конечно. А как вышел наружу и узрел, что называется, своими грешными глазами небо, солнце и океан, то лишь обрадовался. Откуда-то я знал, что с голоду тут не пропаду, и все со мной будет, как положено.

– Классная у тебя история! – восхитился я нетривиальному рассказу. – Какой-то фильм напоминает. Кстати, а знаешь, откуда пошло выражение «избушка на курьих ножках»?

– Нет. И откуда? Мне кто-то говорил, что в старину избы строили на высоких еловых пнях, похожих на куриные ноги.

– Про пни – не слыхал, не знаю. Вообще-то избушка на курьих ножках к курам отношения вообще не имеет. Курьи – значит окуренные, пропитанные дымом. Из прокопченных бревен делали сваи, а обрабатывали дымом их для защиты от гниения. Такую технологию использовали в основном для построек на болотах и около воды. А уж потом, когда все давно забылось, чья-то светлая голова нарисовала вместо свай куриные лапы. Оттуда же – курная изба – понятие того же происхождения. Это изба, топившаяся по-черному, без дымохода… Знаешь, по-моему, ты и так прекрасно понимаешь, куда делся дом, и вообще, куда ты попал со своими друзьями. Просто боишься сказать вслух.

– Да не боюсь я, почему собственно? В прошлое мы попали, о чем тут рассуждать. Лет на тыщу назад… или даже больше. А местная колдунья спасла нашего друга, от верной смерти спасла. Без нее он бы точно погиб, я тогда прям чувствовал… Слушай, а с тобой тоже ведь случалось нечто подобное, иначе не попал бы сюда. Давай уж, признавайся, пока у нас время есть.

– А чего мне признаваться, – рассеяно ответил я, ощупывая рукой поверхность гранитной глыбы, на котором сидел, – была пара-тройка не вполне объяснимых случаев. Еще несколько лет назад один друг моих друзей озадачил широкую аудиторию вопросом – «а есть ли в Москве места, пользующиеся дурной славой?» Сначала сам вопрос показался мне на удивление легким. И не потому, что таких дурных мест я не знаю, а, наоборот – по той простой причине, что знаю я их предостаточно. Я даже целое эссе написал на эту тему. Проблема в другом. Что это за места такие? У кого они должны дурной славой пользоваться? У милиции? У молодежи? У бомжей? У «скорой помощи»? У народа? Так никакого такого народа давно уже нет. Есть различные группы людей и разные слои общества, что совершенно не контактируют друг с другом и никак не пересекаются ни во времени, ни в пространстве. У них разные приоритеты, интересы и места обитания. Извини, отвлекся на философию. Так вот, если мы возьмем узкую выборку: например – учащуюся молодежь, то тогда часть мест должна отпасть по определению – никто из выбранной нами группы там не засветится. А коль скоро люди мы занятые, отягощенные разнообразными делами и проблемами личного характера, то и будем сейчас из этого постулата исходить. Итак, нас должны интересовать места Москвы, пользующиеся дурной славой, но могущие привлечь молодых людей от четырнадцати до двадцати четырех лет включительно. Я даже стал сочинять список: Нескучный сад вечером, Чистые пруды ночью, Патриарший пруд, Ховринская больница… Когда количество пунктов перевалило за четвертый десяток, стало как-то странно. Я стер этот список на фиг. Длинный получился. Неудобный слишком. Можно было в качестве консультанта пригласить одного довольно известного в Рунете и сильно продвинутого в изучении Москвы юзера, но не думаю, что он был бы сильно доволен. Хотя он и мог помочь, как эксперт по Москве вообще и ее историческим местам в частности, но человек он занятой, вниманием сильно избалованный, и я бы никому не рекомендовал обращаться к нему без крайней необходимости. Да и в крайней тоже. Ответить он может очень лютой шуткой, а потом еще и выставит вас на всеобщее осмеяние, тем более что изучает он ту Москву, которую мы потеряли, а мне надо было ныне действующую, еще не потерянную. Поэтому список нехороших мест я забросил, а вспомнил историю только про одно такое место. Историю, произошедшую со мною лично…

– Ну и давай, наконец, свою историю, а то очень уж длинное предисловие у тебя получается, – проворчал Иван.

– Так вот, – проигнорировал я недовольство собеседника, – в Москве, у станции метро Калужская, есть один такой долгострой, находящийся в одинаково недоделанном состоянии уже лет, наверное, двадцать. Здание напоминает сейчас декорацию к заключительной части «Дневного дозора», когда Апокалипсис в Москве уже случился, но Мел Судьбы еще не сработал. Стен нет вообще, только полы – они же потолки, соединенные вертикальными столбами. Еще бетонные балки торчат горизонтально в стороны, что придает каркасу дома вполне сюрреалистический вид. Охрана практически отсутствует, а все, что там ценного можно было украсть, давным-давно уже украли, и любой человек имеет свободную возможность попасть на объект непосредственно с улицы. Как я потом выяснил, в милиции про это место хорошо знают. Известно, что оттуда регулярно вывозят трупы людей, а у ближайших жителей «объект» пользуется стабильной, но на редкость дурной репутацией. Мамаши никогда не отпускают туда детей, да и взрослые не появляются там без особой на то надобности. Такая надобность возникла у меня, когда я возвращался поздним вечером домой из одной очень приятной компании. Посидели мы весьма неплохо, было немало съедено и немало выпито. Почему я не остался в том обществе до утра, к теме рассказа сейчас не относится, и разглашению пока не подлежит. Может, потом и расскажу, если возникнет на то желание. Но – не сегодня. Так вот. Пройдя уже полпути до метро, я вдруг почувствовал, что выпитое в компании пиво, а главное – непривычная экзотическая еда сотворили злую шутку, и до дома я могу так и не дойти. Поскольку платные сортиры у метро закрывались сравнительно рано, и думать было нечего искать там помощи. А назад вернуться я не мог, да и по времени уже не успевал. Положение начинало казаться катастрофическим. Очень кстати, я как раз поравнялся с вышеупомянутой стройкой. Уже стемнело, небосвод окрасился цветом темной лазури – тем самым цветом, что бывает у чистого безоблачного неба только в начале лета, когда темное время суток сокращается, а на севере наступает череда «белых ночей». Появились первые самые яркие звезды, а стаи ворон бесшумно слетались куда-то в южном направлении. Загорелись фонари – проходившая рядом улица хорошо освещалась, но пространство за забором утопало во мраке. Каркас недостроенного дома фантастически выделялся на фоне почти ночного уже небосвода…

– Минуточку, – перебил меня Иван, – а как же ты пролез, если это охраняемая стройка? В таких местах всегда и обязательно бывает дядя-охранник и свора собак.

– А так вот и пролез – нашел какую-то дыру в заборе, пропихнулся на территорию стройки и стал искать спокойное удобное место, дабы покончить со своей интимной проблемой. Радикально. Еще с юности, собираясь в малознакомую компанию, я привык брать с собой гигиенический набор: небольшой рулончик туалетной бумаги, пачку презервативов и несколько других ценных предметов, надобность в которых могла возникнуть в незнакомом месте безотлагательно и вдруг. Как же я был рад тогда своей предусмотрительности! С тех пор набор почти не изменился, только место туалетной бумаги заняли две пачки бумажных платочков. Двор стройки, заваленный какими-то железобетонными блоками и густо заросший молодыми березками с бурьяном, вначале показался лишенным всяких признаков одушевленной жизни. Но стоило пройти по территории и шумно наткнуться на какой-то невидимый в сумерках предмет, как сразу послышался нестройный собачий лай, и откуда ни возьмись, выскочила целая стая ободранных дворняг – та самая свора собак, о которой ты говорил. Злобно лая, шавки почти окружили меня. Вспомнив свои институтские подвиги по части пробежек по пересеченной местности, я устремился только в одну свободную сторону – к скелету недостроенного дома. Кое-как перебравшись на первый этаж, я почему-то решил, что собаки дальше не побегут. Но ошибся. Собаки явно не считали каркас дома чем-то для себя запретным, поэтому весело бросились всей сворой. Что делать? Тут впереди я увидел какую-то железную лестницу, и полез по ней. Собакам такое оказалось не по силам, а пройти по находящимся в отдалении ступенькам они не догадывались. Я отдышался, закончил у стеночки все свои экстренные дела и решил отсидеться на втором этаже, пока собаки не уйдут. Сейчас я уже не помню, сколько времени тогда прошло. Сравнительно много. Собак слышно не было, все спокойно. Тогда я взял с пола небольшой кусочек бетона и кинул его вниз, куда-то во двор. Звук падения, и – тихо! Это меня ободрило, и я тихонько пошел в сторону обычной, бетонной лестницы, с надеждой, что собаки или ушли, или я от них убегу. Но тут вдруг со стороны лестницы послышались чьи-то шаги. Шаркающие, но уверенные и целенаправленные. А темно уже, свет только от удаленных фонарей да из окон домов, что через улицу. Шаги тем временем все ближе и ближе, причем явно в мою сторону направляются. Шаги громкие, неторопливые, и уверенные такие, словно человек четко знает, зачем и куда он идет, убежден в себе, но собирается сделать нечто неизбежное и обязательное. Сторож, наверное, или охранник какой. Я только и успел, что далеко отойти от следов своего пребывания, как шаги прекратились, а прямо мне в глаза ударил луч белого света. Луч скользнул по моей фигуре, а потом метнулся в сторону недавнего моего нахождения. Зажмурился я со всех сил, и тут такая злость меня взяла, такая тоска вперемешку со стыдом, что захотелось мне провалиться вниз, к собакам. Или еще дальше, за забор. От натуги аж в глазах появилась какая-то белая муть, так мне тошно стало. Вцепился со злости в бетонную стену за спиной, и чувствую, что стена-то вовсе не бетонная, а деревянная, из плохо обструганных досок. Когда я окончательно очухался, то оказалось что так оно и есть – за моей спиной деревянный забор той самой стройки, а стою я как раз за ее пределами. Вот так. Что это было? Телепортация? Выпадение памяти? Глюки? Я не знаю, но факт, как говорится, имел место. До сих пор я никому не рассказывал об этом, сам понимаешь почему.

Почему-то я решил тогда не рассказывать Ивану о моем странном путешествии в Петербург. Это когда уснул в московском метро, а проснулся в Питерском. Все-таки там оставался маленький, но повод для сомнения.

– Тоже занятная байка, – хмыкнул Иван, – но моя покруче будет. Кстати после того раза, когда пытались избушку найти, мы уже в те места рыбачить больше не ездили. Традиция умерла, друзья мои стали какими-то скучными и малоразговорчивыми, а потом их вообще не стало…

– Извини, – перебил я Ивана, – а то забуду спросить. Эта ваша ловушка на маяке, которая таких вот как я бедолаг ловит, как она открывалась? Когда? Случайно, что ли?

– Нет, совсем не случайно, должно сойтись и сработать множество факторов. Во-первых – человек обязан находиться в удобном месте, и чтоб Проекту подходил. Одинокий человек и без родственников. Во-вторых, давление. Атмосферное давление обязано точно совпадать с маяком и твоей квартирой – а то так шибанет, что не только окна и двери в квартире, сам вылетишь к чертовой матери. И в-третьих – время, чтобы этот человек, вот ты в частности, не спал, не ел, не сидел в сортире, а был готов выйти из двери или из окна, на худой конец… Только не спрашивай меня, как все это работает! Не знаю!.. Да, слушай – интересно, конечно с тобой поговорить, но мне уже пора. Заговорились мы.

Похоже, Иван сильно уже жалел о своей излишней откровенности с практически незнакомым человеком.

– Это как это – пора? Я думал отсюда только вертолетом можно…

– Собраться надо, а то не успею. Образцы упаковать, барахло свое уложить. До ночи прокопаюсь, а утром и вертолет прилетит – завтра же первое мая! А если продолжу болтать, то забуду половину. Да, совсем забыл тебя предупредить – о своем точном местонахождении друзьям не сообщай потом, не надо. Такого рода откровенность здесь не приветствуется. Пошли, поможешь собраться. А это – тебе! – Иван снял со своей шеи и отдал мне свой амулет из серого металла. – Теперь ты тут хозяин. Нацепи прямо сейчас и не снимай никогда, пока сам дела не сдашь.

25. Стелла и временно недоступный абонент

– …please call back later. Абонент временно недоступен, перезвоните позже. The subscriber is not available now, please call back later. Абонент временно недоступен, перезвоните позже. The subscriber is not available now, please call back later. Абонент временно недоступен…

Многим знакомо, как иногда жутко слышать эту неизменно повторяющуюся фразу. Наверное, эти слова стали эпиграфом не для одного графомана. Неведомая тетка специально изрекала ее, чтобы потом слушали миллионы таких как я людей. Но дикторша никогда бы не подумала, что ее голос будет приносить столько неприятных эмоций и досадных чувств.

То, что Алекс действительно пропал, я осознала не сразу. Куда он делся? Сбежал? Ушел в подполье? Зачем? Просто я привыкаю к людям. Придется повторить, что говорю неоднократно – при знакомстве всегда прошу не приручать меня к себе, однако, стараются изо всех сил, подключая все сотни цветных фантиков, со слащавыми словечками, все сладкие начинки поцелуев и теплоту солнца, для объятия. А после – пинок под зад. Просто не нужна. Сколько же мусора остается после того или иного человека…

Да ерунда это всё – он бы никогда не бросил свою берлогу. Надо будет заглянуть туда, посмотреть, что там да как.

Помню, что в то утро мне жутко не хотелось просыпаться. Да и вообще – с каждым днём хочется спать все дольше и дольше. Когда заканчивался сон, становилось грустно, ведь только во сне я могу жить так, как хочу и где хочу, только в этом чудесном мире сновидений я могу быть настоящей, не сдерживаться, не притворяться, а просто быть собой. Ну вот, представила это, и опять захотелось заснуть. Даже когда сняться кошмары, хочется смотреть их дальше, только не просыпаться, уже никакой мотивации жить в реальном мире. Заметила, что иногда путаю сны с реалом, не всегда могу определить, что реально, а что плод моей фантазии. Сны-то у меня дико реалистичные в плане ощущений.

В ночь на субботу я вообще спала плохо. Снились все мои бывшие, я с кем-то из них общалась, будто телепатически, причем очень ясно слышала голоса, как вдруг совершенно отчетливо раздался голос Алекса. Мы о чем-то болтали, его не видела, но только ощущала присутствие. В какой-то момент он сказал: «Я на острове, войди в Скайп и проверь почту». Тут он превратился в Ганешу в облике слоненка, а я – в маленькую девочку. Ганеша произнес: «Любовь не имеет расстояний и форм, ты только верь мне, и я никогда не пропаду», и стал играть с девочкой, катая ее на хоботе, а я за всем этим наблюдала уже со стороны. А совсем под утро приснилось какое-то театральное представление, в котором мне приходилось косвенно участвовать. Со мной был Алекс, еще некий потомок царской семьи, три вора, один из которых оказался просто голодным мальчишкой. Самым ярким местом во сне оказался какой-то парень с лицом Бреда Пита, который пристально на меня смотрел, а потом бросил в меня колоду карт. Одна карта прилипла к моему лбу. Я точно знаю, что там был червовый туз. Тот парень еще что-то мне объяснял, рассказал о значении карты, но я сейчас уже не помню, что именно он сказал. Вторую колоду он бросил в Алекса, и к нему прилипла бубновая девятка. «Это знак почты», – сказал парень с лицом Бреда Пита. Может это и неважно, но сон неприятный и почему-то не забылся после пробуждения. Я не знаю ни значения карт, ни смысла этого сна, ни причины того, почему он запомнился. Неприятно. Не хочу больше.

Когда утром я позвонила Алексу, его телефон не отозвался. Городской тоже не отвечал. Я включила компьютер, и вошла в Скайп – но и тут моего друга не оказалось, несмотря на сон.

Странное чувство возникло изнутри, откуда-то из недр сознания, будто произошло нечто важное, но очень нехорошее. Надо будет съездить к нему, только не сейчас, вечером. Я отмахнулась и забыла, и так куча дел на сегодня.

В ту субботу по работе пришлось отправиться на Московское фотобиеннале. Следила там за одним типом, но к делу это сейчас не относится. Там вообще-то много всего, что надо видеть, а рассказывать будет долго. Меня лично очень зацепила серия работ канадской фотохудожницы Дины Гольдштейн под названием «Fallen Princesses» – «Павшие принцессы». Вот они какие – настоящие истории сказочных героинь переживших окончание своих сказок. Со временем и без прикрас. Ведь обычно как? Сказочные истории, как правило, заканчиваются хорошо, свадьбой, и в сказках этих всегда все прекрасно и удивительно. Золушка натыкается на своего принца, Жасмин встречается с Алладином, лесорубы высвобождают Красную Шапочку с бабушкой из волчего живота… Ну, и так далее. Но вот что было потом, или что могло быть потом, об этом сказки обычно не говорят, а ведь там, прежде всего, действуют живые люди! После счастливого окончания сказки все может стать вовсе не так, как думали раньше и о том, что было потом, лукавые сказочники предпочитают умалчивать. Ведь после поражения Зла перед Добром, победы любви над сложными жизненными ситуациями начинается суровая проза жизни. Никто не знает, как поведет себя тот или иной персонаж, когда все у него будет хорошо. Муж Белоснежки может стать обычным лентяем и бездельником, которому зомбоящик и пиво будут увлекательнее, чем его красавица-жена и четверо его же собственных детей. А юная русалочка Ариэль теперь развлекает детвору в океанариуме, куда ее кто-то посадил. Золушке тоже может стать трудно справляться с обязанностями, возложенными на нее требованиями придворного этикета, поэтому она вполне может снимать стресс при помощи двойного виски. Очаровашке Белль из «Красавицы и чудовища» нелегко станет сберегать свою красоту после тридцати пяти лет, вот и вынуждена она чуть ли не каждый год ложиться на стол пластического хирурга. А ее муж – он же полноценное чудовище, и в порыве ревности может случайно наставить Белль синяков и ссадин. А в Багдаде, где совершаются действия мультфильма Алладин, вот уже многие годы идет война, и потому совсем неудивительно, что красавица Жасмин в настоящее время бегает где-то по барханам с автоматом и гранатометом, сражаясь с «борцами за демократию». У Красной Шапочки, после истории с Волком скорее всего нервы станут совсем ни к черту, поэтому она с пирожков постепенно пересядет на еще более калорийный фаст-фуд из Макдоналдса и растолстеет так, что даже Волк вряд ли на нее позарится. Да и Принц может и не дождаться, когда проснется его спящая красавица. Так и проведет остаток дней в доме престарелых, до последнего надеясь, что однажды его любимая проснется и откроет глаза.

Грустная красота реальной жизни. Чувствую себя сейчас так же, как персонаж Дины Гольдштейн. Только вот какой из них?

Но что меня особо зацепило, так это какие там были красотки! Не на картинках, естественно, а в реале, среди посетителей. Искусством, типа, интересуются. Ага, так я и поверила! Насрать им на это искусство. Мужиков они пришли клеить, разве не ясно? Или за компанию со своими притащились, чтобы совсем дурами не выглядеть.

Боже, какие они все холеные!

Я всегда завидовала девушкам, у которых все идеально-гладко и прилизано. Загар ровный, словно в фотошопе, эталонное соотношение груди, бедер, талии, роста и обхвата во всех местах. У таких всегда и везде плавная кожа, прическа – точно такая, как должна быть. Помада в тон одежды и одежда в тон фигуры, а фигуры везде столько, сколько нужно. Боже, даже обложки книжек, которые они читают, подходят к цвету их глаз или к фактуре сумочки! Эти девушки, просыпаясь с утра после пьянки, всегда выглядят чисто и невинно, причем даже с голубыми тенями они не похожи на затасканных шлюх. Сколько времени и труда они тратят на поддержание формы? Я не знаю, как можно выглядеть так неприлично хорошо, но это сильно напоминает мне какой-то странный вид искусства в современно извращенном смысле этого слова. С контактных альбомов одноклассниц смотрят на меня именно такие девушки – молоко и мед жизни. Все они из престижных вузов города, их головы не отягощены ничем кроме информации о выгодных распродажах, названий брендов и удачных замужествах. Я хочу выкрасть секреты их совершенства, а то получается прекрасно и несправедливо одновременно!

Надо же – суббота, а настроение совсем отвратное. Да и вообще жизнь – штука бессердечная, жестокая и очень несовершенная, очень. Сумасшедшая какая-то. Вот я – если я когда-нибудь настолько сойду с ума, что решу выйти замуж, то проколю себе крыло носа и поставлю туда очень красивое кольцо. Платиновое. Не люблю эти бирюльки в виде обручальных колец, пусть даже самых охренительных. Зато пирсинг никогда мне не мешал, а вот вся эта фигня в виде колец, цепочек и браслетов… Нет, я, конечно, могу носить их минут пять, не больше. А вообще замуж я не хочу, а если и буду устраивать замужество, то уж точно не в России. Тогда прокол носа для меня будет значить намного больше, чем просто прокол. Тем более, что жить я хочу в какой-нибудь азиатской стране с буддийской религией, там, где пропирсингованный нос верный признак устойчивого положения женщины.

Главным событием дня стало все-таки посещение квартиры Алекса. Несмотря на субботу, до жилища своего друга я добралась только к вечеру – занята была по работе. Но – все по порядку.

Вспомнила случай прошлогодним летом: ехали в одной маршрутке с какой-то незнакомой бабой. Рядом со мной, и сзади, оставалось много свободных мест. Я сидела впереди, слушала плеер. Вся такая мышь серая: темные очки скрывали отсутствие макияжа, отросшие корни, чёрная майка, шорты. И та баба…. вся из себя недоступно возвышенная… яркая, красивая такая. Прям как на Фотобиеннале! Эх, я тогда сразу же почувствовала себя ничтожеством и поняла, что мне такой никогда не стать, ни при каких моих попытках. Если нас поставить рядом, то я померкну и стану черно-белой.

Именно такую девицу я и увидела около двери квартиры Алекса. Когда я вышла из лифта, эта кукла звонила в его дверь.

– Вы к кому, девушка? – с вызовом спросила я. – Барби сразу же обернулась. Только меня увидела, как глаза стали, будто серебряные рубли. Укушу что ли? С идеальным телом, длинными волнистыми волосами, безупречной осанкой. Красивая длинноногая сука, мне до неё далеко.

– А вы соседка? – вместо ответа спросила «Барби»

– Я здесь живу, – как можно спокойнее заявила я. Я вообще становлюсь вежливой, милой, и доброй, когда хочу кому-нибудь оторвать голову.

– Ой, как хорошо-то! А вы мне не распишитесь? А то я уже третий раз прихожу, а никто не открывает. Письмо заказное, и мне нужно вручить непосредственно, да и оплату получить. Квитанцию подпишите, пожалуйста.

Я чиркнула на какой-то бумажке свою закорючку, заплатила сколько надо, взяла пакет из плотной белой бумаги, отперла своими ключами дверь и вошла. Кстати та девица подождала, убедилась, что у меня есть ключи и только после этого уехала на лифте.

Что еще за письмо?

Алекс пропал, это я осознала, наконец, окончательно и бесповоротно. Мои письма в инете оставались неоткрытыми, в аське его тоже не наблюдалось. Я пыталась до него дозвониться еще и еще, но его телефон не отвечал, и вообще не существовало никакой возможности установить с ним связь. Соседи по площадке не видели его уже сутки, и никто не знал, куда он вдруг запропостился.

Квартира его мне тогда не нравилась. Вся какая-то пустая, безжизненная, пыльная. Надо порядок тут, что ли навести, хотя бы пыль убрать и полы вымыть. Я была в ауте.

Конечно, случалось, что он куда-то исчезал. Но всегда предварительно звонил, а когда появлялся, обязательно просил прощения и дарил что-нибудь мелкое, но приятное. Цветочки, какие-нибудь симпатичные пустяки, разные мелочи. А сейчас я никак не могла понять, что произошло. «Наверное, что-то серьезное, ведь он никогда так молча не исчезал», – размышляла я. Натянув его любимый свитер, я вышла на балкон, посмотреть на месте ли его машина. На месте. Минута безумного страха, вихрь мыслей… Что теперь? Надо куда-то звонить, заявить или что? «Нет, не надо. Надо просто сидеть и тихо ждать», – подумала я тогда. Я дождусь, я справлюсь, ведь я сильная девочка.

У входной двери, к вешалке, привязан обрывок альпинистского шнура. Вернее – отрезок. Веревка будто чем-то ровно и гладко отсечена.

Недавно посмотрела фильм, не помню уж, как называется. Там компания придурков – студентов-медиков, стараясь одолеть скуку и хоть как-то себя занять, принимается энергично экспериментировать со всякими наркотическими веществами. В ходе опыта молодые люди натыкаются на некий загадочный препарат. Стремясь изведать свежий кайф, парни не особо думая, втыкают себе этот неизвестный наркотик. К сожалению, препарат обладает довольно-таки мерзопакостными побочными эффектами, из-за коих студентам приходится разрешать кучу возникших у них вопросов и проблем. Отдельные из этих проблем целиком реальны, прочие существуют лишь в больном сознании студентов. Будущие доктора принимаются один за другим погибать самым страшным и кошмарным манером. В то же время из семидесятых годов прошлого века в наше время диковинным образом перетаскивается пара серийных маньяков-убийц. Только в реале мне подобных ужастиков сейчас не хватало.

Заставила подойти себя к зеркалу и попыталась улыбнуться… Что-то не по душе мне эта рожа напротив! Пойду пройдусь что ли.

Я заперла квартиру, спустилась на лифте и вышла во двор. Прошла метров сто, но вдруг остановилась, взглянула на ночное небо, потом на окружающие дома, на мокрый асфальт… Ночная Москва, пустой тротуар и только желтые глаза пролетающих машин. «В желтоглазую ночь позови…» Предсказанное синоптиками похолодание все-таки наступило: промозглый дождь, плавно переходящий в мокрый снег и противный весенний ветер.

Кстати – то заказное письмо оказалось всего лишь очередным предложением страхового фонда, где Алекса агитировали сделать выгодные вложения.

26. Остров Раскаяния

Один на острове.

Помнится, еще с юношеского возраста я грезил о полной изоляции. Мечтал жить один на маяке, на крайнем Севере, или на Луне под куполом, под водой в капсуле, под землей, в доме без окон. И вот – сбылись мечты идиота! Я – один на острове, на маяке, посередине моря.

Здесь у меня мобильник не работал. Вернее – не было связи.

Иногда нападала паника. Вдруг – землетрясение? А вдруг – цунами? Не, ерунда – цунами тут редкость, да и землетрясения тоже.

Маяк на острове… Почти полная изоляция. Временами это напоминало мне классику английского криминального романа. Есть такая детективная книга: тоже маленький островок в море, и маяк на этом острове. Только тот клочок суши давно уже присмотрели для себя вполне богатые люди, стремящиеся в тишине и спокойствии отдохнуть от трудов праведных. Но однажды их покой грубо и безвкусно нарушают: на старинном маяке оказался труп одного из жителей островка – известного писателя. Некий многоопытный сыщик приступает к расследованию убийства и быстро выясняет, что покойного люто ненавидел буквально каждый из жителей островка. Однако прежде, чем проницательный детектив довершает опрос свидетелей, загадочный преступник наносит ответный удар… Короче – классический детективный сюжет.

Но я, если и писатель, то малоизвестный. Вернее – широко известный в очень узких кругах. Да и жителей тут никого кроме меня, так что угроз вроде бы осуществлять некому. И на том спасибо.

На маяке имелось постоянное подключение к интернету, а также радиостанция, посредством которой можно позвать на помощь или получить совет на канале безопасности. Тут же наличествовали шкафчики с принадлежностями для оказания первой помощи и вообще все, что нужно для спокойной и относительно комфортной жизни одинокого непритязательного в быту мужчины. На вопрос, а как тут решается проблема отсутствия сексуального партнера, я у своих «кураторов» получил ответ расплывчатый и невнятный. Но, судя по многочисленным закладкам в браузере интернета и по большому количеству порнофильмов в обоих компьютерах маяка, местные обитатели решали задачу исключительно подручными средствами.

Несмотря на то, что с электронных карт и гугловских снимков остров действительно удалили, во всемогущей Википедии я тогда прочитал:

Остров Раскаяния (Repentance Island) – крошечный, условно обитаемый островок на юге Тихого океана в Тасмановом море. Приблизительно сто метров в длину. Площадь острова – 0,01 км2. Координаты: 32°44'46" южной широты и 167°52'51" восточной долготы. Владение Австралии со статусом внешней территории. Остров представляет собой вершину подводной горы и находится примерно посередине между континентальным побережьем Австралии и Новой Зеландии. Случайно был открыт в 1790 году британским кораблем, под командованием лейтенанта Дэвидсона. Судно с заключенными на борту шло из Австралии на остров Норфолк и сбилось с пути. По просьбе находившегося на корабле священника, назван островом Раскаяния. Некоторое время считался спорным, но с 1937 года является частью австралийской внешней территории, а с 1969 года включен в состав национального парка острова Норфолк. Берега острова невысокие, но обрывистые. На острове нет мест, защищенных от штормов и ураганов. Постоянное население отсутствует. Климат субтропический, с заметными сезонными колебаниями. Остров сложен известковистыми доломитами, датируемыми поздним плейстоценом. Является местом гнездования нескольких видов морских птиц. На острове расположен действующий маяк, который светит белым проблесковым светом на расстоянии более 15 морских миль. Интересна история маяка. В 1856 году, Королевское Гидрографическое Общество заказало для маяка башню из артиллерийского чугуна. Чугунная башня и маячное оборудование были доставлены на остров 19 ноября 1858 г. и, по окончании монтажа 20 февраля 1859 года, маяк был пущен в эксплуатацию. Башня, первоначальной высотой в 30 м над уровнем моря, стала первой башней из чугуна, установленной в Южных морях. В последующие годы на маяке неоднократно менялись источники света и энергии, но чугунная основа башни сохранилась в неизменном виде и поныне. Во время Первой и Второй мировых войн маяк не пострадал: в 1914-1920 и в 1939-1945 годы он, как правило, включался только по приказу командования Королевского Военно-морского флота. После Первой мировой войны дополнительно к световому оборудованию установили радиомаяк, ветро- и дизель-электростанцию, станцию радионавигационной системы ближнего действия. В 1950 году башня была надстроена из железобетона до 70 метров…

Далее на страничке, посвященной моему острову, были еще какие-то совсем уж малоинтересные сведения, а потом сообщалось:

…В начале XIX века моряками в качестве провизии на Остров Раскаяния были завезены козы, которые полностью уничтожили естественную флору, а потом и сами погибли от голода. Где-то в это же время на острове появились крысы, очевидно тоже занесенные с кораблей. Крысы вместе с козами довольно быстро истребили не только всю местную растительность, но и практически всю наземную фауну острова. Ныне остров покрывают плотные заросли субтропических рудерантов, непригодных к поеданию как млекопитающими, так и многими беспозвоночными. Из-за разрушения естественной экологии острова нарушился природный баланс, и суша стала быстро отступать под напором волн, вследствие чего было принято решение о фиксации береговой линии. В настоящий момент заканчиваются работы по укреплению берега привозными гранитными глыбами. Периодически на острове пытаются гнездиться некоторые виды морских птиц, но их кладки неизменно уничтожаются крысами. В результате антропогенного воздействия на острове сформировался сравнительно простой вторичный биоценоз, полностью изолированный от остального наземного мира, что дает уникальную возможность для отработки разных методик и проведения ряда научных исследований и экологических тестов.

Кстати, после того, как я удивился этой статье Википедии и вскользь упомянул ее в разговоре по Скайпу, некая добрая душа почти сразу заметку из Сети стерла. Иными словами – меня хорошо прослушивали организаторы проекта, и даже не считали нужным это прослушивание скрывать.

Кроме того, окончательно выяснилось, что по Скайпу я могу разговаривать только с другими участниками проекта. Аська работала примерно так же. Да, они послушно выдавали полные списки моих контактов, но все эти люди будто бы коллективно отключились. Их значки неизменно оставались красными и неактивными. Проходила только электронная почта, да и то в один конец – от меня туда. Но получал ли ее тот, кому я писал? На сей счет у меня оставались большие сомнения.

Куда вообще скатился этот мир? Извините за пафосный и глупый вопрос, но процессы происходят действительно очень интересные. Мы даже не будем затрагивать таких животрепещущих тем, как всеобщее изменение климата, рост терроризма, глобализацию и умножение коллективного невежества. Что творится с человеческим сознанием? Риторический вопрос, да? Ну, в самом деле: школьная форма теперь продаётся в секс-шопе, а фаллоимитатор стал обязательным элементом обычных зубных щеток. Компьютеры вошли в каждый дом, а круглые отличники и золотые медалисты не в состоянии без ошибок заполнить даже нехитрую анкету. Существует тьма явлений, которые мы ни в силах не только понять, но даже и объяснить: НЛО, телепортация, передача «Дом-Два», круги на полях, выборы в Госдуму и прочие чудеса. НЛО я не видел, в телепатию не верю, хоть и участвовал, на выборы не хожу, «Дом-Два» не смотрю, но всё же сталкиваюсь с не менее загадочными вещами регулярно. Например, как можно одному и тому же человеку верить в «народные» приметы, вести семинары по квантовой физике, плясать голышом на Ивана Купалу и ходить в церковь на Пасху? Или почему отсутствие интернета на подмосковной даче воспринимается как некое вселенское зло, а регулярные протечки соседа сверху – как божья кара? Вопросов много, и ответов можно найти еще больше, только не говорите мне, что объяснения эти будут достоверны и убедительны. Почему, например, иногда руки так и бегают по клавиатуре, генерируя десятки страниц, и только дикий голод, опасность разрыва мочевого пузыря и прочие органические потребности принуждают оторваться от компьютера, а иногда, целыми днями невозможно заставить себя выдавить больше одной строчки? Это вдохновенье, муза или как? Причем временами перед глазами с необыкновенной яркостью возникают такие картины, что и Кэмерону не снились. Не могу понять, что это такое, но не теряю надежды найти человека умнее меня, который все знает и все объяснит. И не надо мне тут говорить про скорый конец света, апокалипсис за дверью, пришествие антихриста и душевный экзистенциализм, как философию личного существования – было, было, нечто подобное, и не один раз.

Настоящими хозяевами острова были крысы, и они начинали надоедать.

Может – завести себе кошку? Пусть ловит крыс. Или лучше обзавестись собакой? А то волей-неволей впадаешь в занудство. Но где с ней гулять? Не по колючкам же. Интересно, если кошку купить через интернет, то мне ее сюда привезут? Разрешат? Хотелось бы только, чтобы эта кошечка попалась не сильно буйной и с покладистым характером, вот только как определить, вменяемая она или нет? У одной моей бывшей подруги, к примеру, кошка сумасшедшая, она ест все подряд, царапается и носится по квартире как ошалелая.

Может, все же лучше собаку?

Вспомнился старый анекдот. Деревенская бабка вызвала телефонного мастера. Мастер приходит и говорит: «Что случилось?» Бабка: «Мне все жалуются, что я очень долго не подхожу к телефону. Многие не дожидаются и бросают трубку думая, что меня дома нет. Но я сразу к телефону подхожу! Ещё почему-то собака моя скулит всегда перед самым звонком. Она что, ясновидящая?» Мастер открыл распределительный щит, достал мобильник и позвонил бабке. Телефон зазвонил не сразу, а только после того, как собака заскулила. Покопавшись в проводах, мастер выяснил что: во-первых, собака привязана к заземлителю телефонного провода железными цепью и ошейником; во-вторых, заземлитель плохо присоединён к громоотводу, разрывая, тем самым, цепь; в-третьих, собака получала девяносто вольт при входящем звонке; в-четвертых, после нескольких ударов тока собака начинала скулить, и писалась, а увлажнённая собачьей мочой земля замыкала цепь, и телефон звонил.

Как-то раз, вдумчиво сидя в сортире, я вдруг осознал, что самые дельные мысли приходят в момент, когда под рукой нет ни ручки, ни карандаша, ни бумаги, чтобы эти мысли записать. Хотя, бумага-то есть, но писать на ней решительно невозможно – слишком мягкая. Да и нечем.

Может, начать вести дневник?

Один день сменялся другим, но ничего принципиально нового не происходило.

Сначала подъем, зарядка, умывание и завтрак. Потом обход и обычные работы по проекту. Далее – включение компьютера, проверка почты и написание отчета. Обед. Вечерний обход. Затем я снова садился за компьютер для завершения отчета и отправки его в Центр. Все ежедневные отчеты похожи один на другой как близнецы, но копировать текст из старого запрещалось категорически – специальная система следила за этим, а в случае нарушения следовал неизменный штраф. Если штрафы накапливались, они практически полностью съедали материальное вознаграждение, и я вполне мог утратить возможность что-нибудь заказывать для себя. Сверх стандартного пайка.

Когда дела заканчивались, я входил в Сеть. Что хорошо, доступ к интернету на острове был всегда, ограничения не в счет. С острова войти на свои аккаунты и в собственные блоги я не мог – как отрезало. Даже новые завести не получалось – удавалось только смотреть – связь выходила односторонней. Нормальный контакт существовал лишь с ресурсами проекта.

Блоги, журналы, дневники, социальные сети… А по сути – все одно и тоже, пустые пожиратели времени. Сейчас их развелось столько, что я уж и не знаю, сколько именно. Vkontakte – наш отечественный FaceBook, простой и удобный, как табуретка. Odnoklassniki – век бы эти рожи не видеть, но тоже можно много кого-нибудь отыскать и повеселиться через это. Помню, когда я еще работал в «Экспертных Системах», одна моя коллега выставляла там свои шутливые эротические фотки, так мы всей компанией ее искали и хохотали в голос.

Как не войдешь в интернет – куча разных фотографий.

Трэш-модели, милые эмочки, стильные мажоры, женоподобные хрупкие длинноволосые педики-андрогины, среднеполые девушки… Каких моделей сейчас не встретишь на широтах медийного пространства. Но, нередко, их связывает одно обще качество: кукольная рожица, безукоризненные пропорции, фарфоровая кожа и неестественно ярко-чистый цвет глаз. Магия фотошопа и макияжа, куда нынче без них. Недоступна и непонятна мне эта мода на все идеальное. Теперь я не пойму этого уже никогда. По-моему, намного привлекательнее выглядит человек, у которого есть что-то свое индивидуальное: морщинка на лбу, необычная форма губ, необычный разрез глаз, высокие скулы, выразительные брови, веснушки, ямочки на щеках… Лица нормальных живых людей можно разбирать часами, ухватывая каждую черту. Можно воображать, какой у них возможен характер, что за жизнь, какое хобби. Такие люди не выглядят куклами со стеклянными искусственными глазами.

Мне вдруг стал интересен один момент. Частенько вижу фотографии людей с крайне необычной внешностью: пирсинг, дреды, кислотный цвет волос, отсутствие бровей… В данном случае я говорю о тех, кто является непосредственными пользователями интернета. И вот вопрос: как они зарабатывают на жизнь? Где их взяли на работу с таким внешним видом и кто? Или же они пока что живут за счет родителей и случайного заработка? А может они фрилансеры, не привязанные ни к офису, ни к какому другому внешнему месту работы?

Короче – откуда у них деньги на все это?

Кому не трудно ответьте, интересно же. Очень любопытно. Хватает ли заработка на самостоятельное существование в таком облике? Случайно хорошо знаю одну девочку, всю в пирсинге и как раз в дредах. Ну, как она работает? Дреды и афрокосички плетет в салоне причесок – трудится стилистом. Стилисты, кстати, совсем не всегда педерасты. Есть и иные варианты. Иногда это просто романтики, но вот интересно, почему слова «романтик» и «пидор» вдруг неожиданно сделались синонимами? С какого времени? Это потому, что все романтики геи или наоборот? Вот любопытственно мне, ибо интересуюсь.

Последнее время я начал обращать внимание на то, как люди строят отношения. А вообще-то лучший выбор – тяжело лечиться от интернет-зависимости, а то затягивает нереально и все – феерический трындец. Эти вечные поиски истины, сокрытые в статусах интернет-блогов и социальных сетей, дурацкие смыслы в последних добавленных заметках-песнях-видео, глупые попытки толковать по-своему всякий шаг возлюбленного в он-лайн-пространстве – это же нечеловеческий маразм. Мало того, что любое событие можно объяснить кучей причин и результат всегда будет разным, так еще и возможность изъясняться оригинально, своими словами, молвить языком человечьим о том, что на самом деле чувствуешь. И вот эта дивная возможность быть если не оригинальным, то хотя бы свободным, она утрачивается. Меж тем по-прежнему верна кем-то когда-то сказанная фраза: «больше всего нас раздражают люди, совершающие ошибки, подобные нашим».

Еще анекдот. Встречаются две девушки: «Ну, как ты? Проблемы есть?» «У меня?! Да полная жопа!» «М-да… а кроме проблем с фигурой?»

Впрочем, я уже относительно редко сюда захожу, но каждый раз заходя, понимаю, что тут ничего не изменилось. Поисковики, сайты, блогосфера… Люди приходят и уходят, а атмосфера всё та же. Один только Живой Журнал чего стоит. Вечная помойка. Свалка. Кого-то что-то раздражает, у кого-то душевный стриптиз, кто-то пишет никому неинтересные записи и удивляется, что его не комментируют. Кстати, раздражение – это не есть хорошо, а если меня бесит, чего я сюда хожу? Отключил бы доступ в сеть часиков этак на двенадцать. Поработал, занялся полезной или какой еще деятельностью, навел порядок на месте своего обитания, а то раздражаюсь без толку и без всякой внутренней пользы. Мне это надо?

Зачастую день смотрителя маяка – это уже ночь. Именно ночью работает лампа и посылает кому-то там световой сигнал. Но когда выдавалось свободное время, я старался не упускать его зря. Временами хотелось низко опустить подушку, откинуть назад отросшие волосы, окутаться одеялом, закрыть глаза и слушать океан.

Но не всегда.

Иногда, в полнолуние, когда небо становилось притягательно-величественным, а Южный Крест ярко раздражал своей съехавшей в сторону центральной звездой, я начинал дурить. Я выходил на балкон и кричал на Луну. Орал во все горло, ругался самыми последними словами. Луне мои оскорбления были глубоко безразличны, но я получал некое временное отдохновение, начиная понимать волков, воющих в полнолуние. Или это только легенда, и волкам Луна так же безразлична, как и они сами Луне? Говорят, что в средние века в темных пятнах Луны какие-то люди различали фигуру Каина, несущего охапку хвороста. Почему Каина и именно хворост? Впрочем, Луна здесь была перевернута, и подобные ассоциации вряд ли у кого могли возникнуть.

Наблюдения за Луной я вел посредством бинокля «Никон» шестнадцать на пятьдесят, со штативом, что видимо был куплен и забыт кем-то из прежних «дежурных». Впрочем, я наблюдал те только за Луной. Проекту бинокль не принадлежал, а я посчитал бестактным уточнять происхождение оптики. Когда-то в детстве я увлекался астрономией и просто мечтал о телескопе или сильном бинокле, а тут вдруг такая халява, вот и вспомнил давнишнее хобби.

Все, казалось бы, способствовало моим наблюдениям: отсутствие городов, прекрасное южное небо и иллюминация не сильнее чем у нас в небольших деревнях. Очень прозрачный воздух и время года, позволяло увидеть на этой широте практически все более-менее интересные объекты. Особенно хорошо становилось тогда, когда выключался маяк. Но сказывались и факторы против. Это облачность, которая присутствовала в небольшом количестве почти всегда, периодически работающий все тот же маяк, а также большая насыщенность дневными событиями, что не позволило сидеть ночи на пролет. Два раза я просыпался утром до рассвета, но видел только затянутое слоистыми облаками небо, через которые призраками проглядывали наиболее яркие звезды.

Тем не менее, «сокровища» южного неба завораживали. Омега Центавра тут наблюдаема прямым невооруженным глазом без световой адаптации, даже когда поблизости работала лампа маяка. В бинокль мне как-то показалось, что она рассыпалась на множество искорок по краям, но в остальные разы наблюдался только туман. Галактика «Центавр А» тоже очень красива при наблюдениях в бинокль, хотя и не очень ярка. Было видно «размазанность» и неправильную форму объекта, но пылевую полосу разглядеть так и не удалось. Другая галактика на границе Центавра и Гидры, тоже была легко мною найдена, видно, что продолговатая, с более ярким центром. Еще я разыскал шаровое скопление на границе Гидры и Ворона – маленькое и тусклое. Альфа Центавра при наблюдении в этот бинокль распадалась на компоненты, зато темная туманность Угольный Мешок в Южном Кресте хорошо различалась даже невооруженным глазом, словно продолговатое затемнение на светлом фоне Млечного Пути. Вообще, если говорить о Млечном Пути отдельно – то это непередаваемая красотища! Он здесь пятнистый и очень яркий, несмотря на то, что в результате легкой засветки (все-таки рядом с маяком) небо было не лучшим, да и хорошая адаптация глаз к темноте отсутствовала. Особо шикарным Млечный Путь выглядел в бинокль. Яркие, иногда искрящиеся туманные «подушки» с темными провалами и уймой рассеянных скоплений. Очень красиво скопление расположенное в Волке, неподалеку от Альфы Центавра. Выглядело оно как маленькое сгущение Млечного Пути, а через туман проглядывает множество более ярких звезд.

Что-то меня в сторону потянуло, прошу прощения за столь долгий астрономический экскурс.

27. На исходе дня

Дни проходили за днями, сливались в недели, недели в месяцы, а мое присутствие на острове шло по установленному кем-то порядку. Первого числа каждого месяца неизменно прилетал вертолет, забирал мусор, привозил еду, воду и те немногие предметы, что я позволял себе заказывать. В один из дней, откуда ни возьмись, появился корабль вооруженный какими-то кранами и прочей строительно-погрузочной техникой. Не обращая на меня особого внимания и лихо управляя механизмами, суровые люди в одинаковых комбинезонах быстро разгрузили привезенные кораблем гранитные глыбы. При помощи строительных устройств, глыбы тщательно распределили по линии прибоя, после чего корабль ушел. Интересно, как он вообще прошел по мелководью? Укрепление острова завершилось.

Как-то вечером, когда ничто не предвещало бури, над морем разразилась гроза. Безудержная и страшная, какая только и бывает в южном полушарии. То там, то тут в море втыкались огромные, ветвистые, ослепительно-белые молнии. Я вышел на балкон и пытался фотографировать, но выходило плохо, и пришлось оставить попытки. Молнии били в воду, освещали всё небо и облака от которых исходил заряд. Гром грохотал так, что отдавалось в груди. Когда ударило в маяк, я счел за благо уйти внутрь, закрыв все окна и щели. Грохот был такой, что я едва не оглох.

Интернет в грозу работал плохо, и приходилось тихо заниматься чем-нибудь простым и незатейливым. Порядок наводить, книжку читать, былое вспоминать, смотреть на волны. В подобные ночи, когда читать уже не хотелось, небо оказывалось недоступным, а вид за окном надоедал до омерзения, на меня вдруг наползали ностальгические воспоминания. Они расширялись и раскручивались, неожиданно всплывали в памяти целые куски жизни, будто видеозаписи из прошлого. Почему-то чаще всего вспоминалось детство и моя бездарная работа в «Экспертных Системах», где я командовал небольшим коллективом из молодых сотрудников. Они солидно именовали меня «шеф» и бесплатно поили кофеем. Только здесь, на этом опостылевшем острове я, наконец, понял – именно тогда были счастливейшие годы моей жизни, а я не знал! Жизнь в ту пору казалась хоть и налаженной, но обывательски скучной.

Помню в какой-то вечер наша небольшая команда мирно пила капучино, празднуя практическое окончание очередного надоевшего проекта. Присутствовали: Машенька – наша офисная художница-блондинка и по совместительству офис-менеджер, Олег – программист и зануда, Павел – дизайнер-визуализатор и я, скромный босс всего этого безобразия. Разговор крутился вокруг примет, суеверий, параллельных миров и прочих современных верований. Еще, мы жаловались на погоду, и пили вполне приличный кофе, заедая его случайными бутербродами.

– Кстати, еще о плохой погоде, – нарушил я возникшую вдруг паузу. – Синоптики обещали грозу на сегодня. Первую в этом году. Настоящую и сильную.

– Ой, мальчики! – защебетала вдруг Машенька. – Что я вспомнила! Приспичило мне как-то в жуткую грозу пойти в магазин. Идти-то недолго, но лучше все-таки проехать на трамвае одну остановочку. И вот иду я по лужам, балансирую зонтиком, стараясь расположить его так, чтобы дождь мне за шиворот не капал. Иду вот и думаю: «А трамваи в грозу ходят? Они ж электрические!» Оказалось – ходят! И тут я вот плотно задумалась: а вообще, почему им разрешают в грозу ходить? Усы-корпус-рельсы – всё же там железное, идеальный путь для тока на мой взгляд…

– Трамваи? Они заземлены, нет? – рассеянно спросил Олег, явно думая о чем-то своем, внутреннем.

– Не, ну что значит, заземлены? – не поняла Машенька. – Вот троллейбусы заземлены – заканчиваются резиновыми колесами, а трамваи-то нет!

– Открою страшную тайну! – оживился Павел, явно почуяв новую тему для приложения собственных усилий. – Троллейбусы колесами начинаются!

– Ладно, – встрял я, когда эта сцена мне уже надоела. – Хорош над человеком измываться! Ну не помнит человек, что заряды распределяются по поверхности проводника. И что такое заземление человек забыл. Лучше мне вот скажите, что там еще про новые суеверия в двадцать первом веке? Никто ничего свеженького не вспомнил?

– Мне вот что любопытно, – сказал Павел, с умным видом почесывая свой подбородок, – как в головах у народа сочетаются компьютеры, интернет и так называемые «высокотехнологичные» суеверия? Это на фоне полной амнезии школьного курса физики? Да, и вообще со склонностью человечества придумывать всяческие приметы – появились ли какие-то околокомпьютерные суеверия?

– Это типа: если включить принтер левой рукой, то он будет весь день зажевывать бумагу? – уцепился я. – С древними суевериями про черную кошку и прочее – понятно, а кто-нибудь знает суеверия современные? Для нашей жизни? Мне вот тоже это интересно.

– Чего-то я таких и не припомню как-то… – с задумчивым и рассудительным видом произнесла Машенька, которая вовсе не обиделась на шуточки своих друзей. – А сам-то знаешь такие?

– Одно знаю, – кивнул я. – Как раз компьютерное суеверие. Я сам его создал, чем горжусь! Как-то раз на прежней моей работе секретарша нашего директора (а она была немного creasy на всю голову) спросила меня, какой кактус лучше поставить перед монитором для защиты от излучения? Я почесал репу, и ляпнул, что от кактуса сделается только хуже, а надобно поставить православную икону, но лучше приклеить ее на край монитора. А еще лучше – оклеить мелкими иконками монитор по периметру. И понеслось!..

– Что, как обоями все заклеили? – спросил Олег, явно не очень-то рассчитывая на ответ.

– А вот я бы так поступать не стала, – сказала Машенька, вытирая невидимую грязь на столе, – поскольку очень бережно отношусь к духовному сознанию людей. А на счет примет сама думала, что не верю в это, но когда мой бывший…

– Да, Машенька есть такое дело… – невежливо встрял Олег. – Вроде бы и не веришь, а стараешься избегать. И еще компьютерная примета – если на мышке много кнопок и она не катается, а на клавиатуре кнопки всего три, и она бегает по всему столу, то надо поменять их местами.

– Еще, говорят, нельзя любимому или любимой дарить часы, – вспомнила Машенька, не оценив всю красоту приметы про мышку. – Тоже к расставанию.

– Ты умная девушка, – буркнул Олег.

– Умная девушка – это та, которая признает, что она глупая, – парировала наша блондинка.

– Машенька, носки и носовые платки тоже нельзя дарить! Трусы еще! – вдруг вспомнил Павел. – Но совсем никогда не дари цветные презервативы, это очень вредно! Знаешь, такие подарочные наборы есть?

– А я своему дарила мужские носки и все остальное тоже дарила… И мы чуть было не расстались с ним…

– Машенька, ну вот тебе и подтверждение!

– Ужас, ужас… – совсем расстроилась Машенька, так и не поняв, что над ней снова начали подшучивать. – Как страшно жить! А я и то, и другое, и третье дарила и покупала, и пока пять лет вместе живем. А расставаться все равно придется, если только в один день не попадем на тот свет.

– Пять лет? – риторически переспросил Олег. – Я со своей первой расстался после шести, так что еще не все потеряно, не переживай. Она всегда была девушкой моей мечты, пока я не узнал мечту моей девушки.

– Ой! – Похоже не на шутку перепугалась Машенька. – Как вы думаете, может еще не поздно все подарки отобрать назад?

– Не, не поможет, – жестоко констатировал бездушный Павел. – Отбирать придется все: квартиру, машину, телевизор, компьютер еще… Тогда еще может быть и будет толк, но тоже вряд ли.

– Это примета такая, да? – оживился я. – Типа как в анекдоте «Вы знаете, как трудно потерять жену? – Знаю, практически невозможно!».

– Я вот смеяться не буду, – мрачно заявил Олег, поскольку его шутку про девушку мечты никто так и не оценил. – А то сразу после анекдота смеются лишь те типы, что заводятся только от обстановки всеобщего веселья. Даже не вникая в суть слов. Затем смеются те, кому надо выглядеть остроумными или умными. Потом приходит черед отчаявшихся понять смысл, после нескольких безуспешных попыток. И, наконец, последним смеется тот, кто понял все. Он-то и производит впечатление самого тупого.

– Ужасть… Скажите лучше, наоборот: хоть что-то еще можно дарить, без риска не соблюсти какую-нибудь примету? А? Есть такие вещи?

– Есть, Машенька, есть, – сказал я. – На мой взгляд, существуют и беспроигрышные варианты подарков. Стихи, песни… Еще себя можно кому-нибудь подарить. И, по-моему, это уже всё.

– Ну, ты у нас – тот еще подарочек! – засмеялась Машенька. – Хотя я тебя, поняла, конечно. Но стихи-песни – это из мира нематериального, а если говорить о вещах?

– Можно еще подарить какую-нить хитрую штучку… – задумчиво молвил Олег. – Или, какую-нить фишку… Еще хороший подарок – какая-нибудь вещица для души… плюс там тримпампульки всякие, фиговинки разные, забавные штуковины.

– Тебе не проще было бы сказать какую именно безделушку? – заинтересовалась Машенька. – А то я сегодня малость торможу, так что пока не въехала.

– А у женщин все должно быть сложно, вот поэтому они сначала говорят, а потом делают… – съязвил Павел. – А думать вообще забывают.

– Да ну блин, я же прикалываюсь! – почти обиделась Машенька. – Это как в старом каком-то анекдоте, когда мужики машину чинят и называют все исключительно хреновинами и фиговинами, и понимают же друг друга. Я не безделушки имела в виду… Ну, пошутила… Непонятно?

– Машенька, почему ж не понятно? Понятно! Я же тоже шутил, у меня сегодня просто настроение такое, – пошел на попятную Павел.

– А-а-а-а… Это я, значит, туплю… Весенний гиповитаминоз, не иначе, ага.

– Слушайте, – снова влез я, – уже все ясно, и давайте не будем усложнять подобными измышлениями такую прекрасную вещь, как мозг! Это я к тому, что, у меня есть мечта: завести себе такой полезный магазин «Необычные Подарки» и торговать там всякими прикольными хреновинами и фиговинами. Забавными штуковинами. Но осуществить ее вряд ли удастся из-за невозможности получения начального капитала. Зато может появиться реальная возможность полного разорения и конкретного попадания на бабки. Разве что обратиться к какой-нибудь суперкрутой колдунье с хрустальным шаром и черным котом… Да, кстати, а кто и как относится к такой простой примете как черная кошка на дороге?

– Это я знаю, – впал в воспоминания Олег. – Как-то летом в Сочах было дело. Что-то меня дернуло на подвиг, и пошел я на гору Ахун. Пешком. Приперся туда к самой ночи, когда жара уже спала, и наступил самый кайф. А обратно идти как? Дорогу я не помню, темно, но тут подвернулась местная молодежь. Разговорились мы, даже почти подружились, и в результате меня подвезла вниз машина с нетрезвым водителем за рулем. Не буду рассказывать, как он по темноте и по серпантину гнал, как чуть вниз не свалился. Не суть. Главное в том, что когда проезжали какую-то деревню, кошка дорогу перебежала. Водила, несмотря на сумрак и свое нетрезвое состояние, остановился, выскочил, и давай на эту кошку орать, чтоб она дорогу в обратную сторону перебежала, а кошка, как вы понимаете, дунула куда-то в сторону и растворилась в ночи. Мужик потом долго крестился и какие-то молитвы бормотал, даже протрезвел со страху. В общем, парень был в шоке: некоторые умники действительно, если кошка дорогу перебежит, дальше не идут, стоят на месте и ждут пока кто-нибудь другой пройдет и на себя все проклятие примет. Еще, я слышал, есть поверье, что можно пересечь траекторию кошки задним ходом, вроде бы ты в другую сторону шел, как будто она за тобой перебежала дорогу, а не перед. Я-то лично кошек люблю, и не боюсь их. А еще у меня часто летают над головой вороны и громко каркают. Причем они явно меня сопровождают, с дерева на дерево перелетают или на дома садятся. То есть я иду куда-то, а они меня провожают метров сто – двести и каркают заразы! И ведь не делал им ничего плохого. Гнезд не разорял, птенцов не обижал, из рогаток не стрелял…

– Помню в школе у нас, – вдруг вспомнил Павел, – была примета про таких ворон: если над тобой пролетит ворона, то обязательно нужно присесть, а не то потом двойку получишь. Девчонки, когда видели летящих крупных птиц, сразу же приседали как дурочки…

– Паш, а хочешь холодненького пивка? – вдруг перебила его Машенька.

– Спрашиваешь! – обрадовался Павел, хитро глядя на свою подружку.

– Я не спрашиваю, я издеваюсь, – сказала Машенька, – В рабочее время не положено, тебе вот и начальник подтвердит. Кстати, я знаю противоядие от черной кисоньки. Надо переходить, взявшись за что-то круглое, за пуговицу, например или за пивную крышку. Бутылка тоже сгодится. Если честно – применяю, хотя мне крайне редко попадаются черные кошки. Если есть возможность – постараюсь подождать, чтобы прошел кто-нить другой, кто не видел кису. А еще, мне всегда было интересно – только кошка плохой знак или кот тоже? Имеет ли значение пол животинки? А то если да – перебежит кот, а ты весь день зря мучишься, напрасно ждешь неприятностей. И тогда уж тоже – как определять пол на бегу этого самого кошкообразного?

– Если кот короткошерстный, и задницей к тебе повернется, то нет проблем с полом. Но вообще, вопрос важный! Мне вот тут недавно еще одну новую примету сообщили: в день получения зарплаты нельзя отдавать долги. – Сказал Олег. По-моему он на лету генерировал эти свои приметы.

– А еще я слышала, – почему-то вспомнила Машенька, продолжая кошачью тему, – что черный кот дома, наоборот, к счастью. У меня раньше жил черный-пречерный кот, без единого белого пятнышка. Котик домашний был, ласковый и на улице прохожим дорогу не перебегал. Умер от глубокой кошачьей старости: он еще до моего рождения появился в нашей семье… А приметы с котом… Сама-то я на всякие подобные вещи внимания хоть и обращаю, но считаю, что все сбывается, только тогда, когда в это веришь и этого ждешь. Или очень боишься. Причем независимо от того, хорошее или плохое. А еще я слышала, что рыжий кот в семье – к измене.

– Родине? – картинно удивился Павел, и громко чихнул.

– Что родине? – не поняла Машенька. – Моя подруга держала рыжего кота и разошлась со своим парнем вскоре после того, как переехала к нему и кота с собой привезла. О как!

– А вот подскажите к чему это: когда нос чешется, и чихаешь часто? – вдруг спросил Павел, и трубно высморкался в одноразовый платок. – Я не алерголик. Ни на кошек, ни на мышек, ни на офисную мебель не реагирую.

– Ну, хороший нос кулак за версту чует, это одна примета, а вторая, нос чешется к сильной пьянке, – засмеялся Олег. – У меня процентов на девяносто сбывается. А вот третьего дня мне тут сказали, что на кладбище фотографировать – тоже плохая примета. Приметы – они вообще, такие, что все к чему-нибудь скверному. Еще Марк Твен это заметил. Вот смотрите: рассыпалась соль – к ссоре. Рассыпался сахар – к миру. Уронил вилку – кто-то незваный придет. Уронил бутерброд – у кого-то руки не из того места растут. Уронил мыло – жди неприятностей. Птички низко летают – пойдет дождь. Коровы низко летают – пошли грибочки. Лопнуло зеркало – к беде. Лопнула молния на джинсах – к большому стыду, ну, или к маленькому. Лопнул презерватив – лучше бы лопнуло зеркало. Чешется нос – к пьянке, это я уже говорил. Чешется в паху – к врачу. Чешется задница – к приключениям… Если вам на праздник подарили четыре розы, это к похоронам, причем к вашим. Но ничего, попробуйте подняться из гроба и принять цветы. Если карета превращается в мышь, а извозчик в тыкву, это к новому редактору в журнале «Мурзилка». Если вы тихо материтесь, значит у вас простужено горло. А если тяжело и натужно пьется водка – жди ее обратно! А насчет того, когда чихаешь, то там целая серия примет, зависит от того натощак или нет, в какой день недели, еще что-то, сейчас уже и не припомню.

– М-м-мдя, хотя, скорее всего, если часто чихать – то это к простуде, к насморку или аллергия на пыльцу.

– Почему обязательно на пыльцу? – снова встрял Павел. – Еще говорят, что если кто-то что-то сказал и чихнул вслед за этим – значит, изрек истину. Это может означать, что ты говоришь и думаешь одну только правду. Кстати мы вот в пятницу с Машенькой сфотографировались вдвоем. Проверим на себе данное суеверие?

Весь офис прекрасно знал, что между Павлом и Машенькой, несмотря на наличие у обоих постоянных партнеров, существовали давние вялотекущие любовные отношения, постепенно сходящие на нет. Никто ничего не говорил явно и вслух, но поводов для шуток и полунамеков всегда было предостаточно.

– Не боишься? – хитро усмехнулся Олег, подмигивая Павлу. – А то уволят тебя из нашей компании, будешь знать! Или простудишься и заболеешь, это в лучшем случае.

– Поффдно батенька, поффдно! – прикалывался, притворно картавя, Павел и снова высморкался. – Я уже… Почти… Ну, может совсем чуть-чуть.

– А ты не думай об этом, – на полном серьезе вдруг сказала Машенька. – Все в твоей власти. Будешь бояться – страх трансформируется в грех, а грех – в реальность, а реальность – в болезнь. Если плюнешь – тогда все будет хорошо. Я тебе от всей души это желаю. Настоящему здоровью приметы не помеха. Это как с фотографированием.

– Мы с женой, – резюмировал я, – фотографировались до свадьбы на всех стадиях знакомства, и помногу раз. А после свадьбы так вообще, считай, постоянно. Вместе уже около семи лет, и разводиться вроде бы не собираемся.

– А ты по любви женился или по расчету? – почему-то спросила меня Машенька.

Я немного замялся, подбирая правильный ответ, а потом шутливо проворчал:

– По глупости!

Машенька немного помолчала, будто вспоминая что-то, и вдруг спросила:

– А вы знаете сказку о мертвой царевне и семи богатырях?

– Знаем, – нестройным хором ответили все.

– Тогда все равно расскажу. В некотором царстве, в удаленном тоталитарном государстве, жил-был царь-государь. А у царя существовала сексуальная гиперактивность, и женился он на фригидной анемичной женщине, которой такие проблемы были глубоко параллельны. Что делать – династический брак. Но не вынесла царица ежедневных неистовых любовных наслаждений и умерла вскорости после рождения дочери. А царь, желая найти себе более стойкую партнершу, отыскал сексуальную маньячку, возбуждающуюся даже от собственного отражения в зеркале. Царевна же унаследовала от покойной матери прирожденную сексуальную холодность, почему ее и нарекли Белоснежкой. Тем не менее, к ней посватался королевич Елисей, соблазнившийся хорошей партией и обильным приданым. Однако маньячка-мачеха приревновала отражение царевны в зеркале и приказала леснику-егерю отвести ее в охотхозяйство и зарезать там. Только егерь, с детства привыкший кромсать только беззащитных животных, вместо царевны поймал лису, убил, вырезал у нее сердце и принес в качестве доказательства. А царевна пошла сквозь лес и очутилась, в конце концов, в доме у семи богатырей. Богатыри оказались законченными гомиками, поэтому царевна могла жить у них в полной безопасности и на всем готовом. Но царица прознала, что падчерица жива-здорова и подослала к ней девку Чернавку, видимо, афроамериканку – свою верную партнершу-лесбиянку, чтобы та подбросила царевне ядовитое яблоко. Укусила Белоснежка яблоко, да и померла на месте, ибо отравлено было качественно. А королевич Елисей опоздал, как это всегда бывает в таких случаях, и нашел уже хладный труп в хрустальном гробу. По счастью, был королевич извращенцем-некрофилом и решил позаниматься сексом с мертвой царевной. От толчков и сотрясений отравленное яблоко вывалилось изо рта, и царевна ожила. Почему так произошло, оставим на совести автора, зато, когда королевич женился на Белоснежке, то убил мачеху и зажил с ними обеими вполне счастливо.

– Фу, Маша, где ты такую мерзость нашла? – картинно возмутился Павел. – Мы же едим!

– А это вам за приколы, подковырки и стеб. Будете знать потом!

– Но мы же по дружбе, не обижайся ты! – примирительно заявил Павел, – А все эти ваши приметы и суеверия – фигня все, и про кошку тоже фигня.

– Фигня-то фигня, – не унимался Олег, – но как это объяснить человеку убежденному и свято верящему в свою правоту?

– Фсё равно фигня, потому что фигня! – шепеляво захихикал Павел. – А вообще, самая несчастливая примета это когда черная кошка разобьет зеркало пустым ведром в пятницу тринадцатого.

– А вообще, – передразнил я Павла, посмотрев на таймер в нижнем углу соседнего монитора, – не оскорбляй чувства верующих и суеверующих. Это небезопасно!

– То же самое можно сказать и про неверующих, – буркнул Павел.

– У неверующих чувств меньше, их вообще почти нет, поэтому каждый обидеть может, причем безбоязненно, – снова съязвил я. – Ведь известно, что у любого верующего человека, абсолютно всякого, есть потаенные секреты, личные тайны, предания или непонятные истории, приключившиеся с ним вчера, этой весной или в глубокой молодости. И молчат люди об этих событиях только потому, чтобы не прослыть сумасшедшими или не получить клеймо врунов или фантазеров.

– Какой ты у нас умный, что дальше ехать некуда. Или просто циничный? – проворчал Олег. – А ведь когда-то выдавал себя за романтика.

– Нет ни одного романтика, – веско сказал я, тыкая пальцем Олегу в грудь, – который с возрастом не стал бы циником. Только вот этот цинизм, благоприобретенный в процессе старения, теперь воспринимается окружающими в качестве жизненной мудрости. Понял?

Олег понял, но промолчал. На том и порешили. Кофе давно уже выпили, а рабочий день все никак не заканчивался.

Вот тогда-то я для себя и уяснил то, что, наверное, знал давным-давно, только не мог внятно сформулировать. Наш мир, такой устойчивый и конкретный, всеми людьми воспринимается по-своему, и выглядит для всех совершенно по-разному.

Знал бы я, сколь примитивно-наивными были тогдашние мои взгляды. Как у той черной кошки из рассказа Олега. Кстати, мои кураторы ни кошку, ни собаку завести на маяке так и не разрешили, сколько я ни просил. Это будто бы могло нарушить хрупкую экологию острова. Ага, так я вам и поверил.

Мое пребывание на маяке закончилось неожиданно и вдруг. Однажды, когда я уже вполне приспособился к жизни на островке, и потерял счет дням, пришел сигнал. Я давным-давно забыл, как он должен звучать, поэтому в первый момент испугался. Вместо того, чтобы сидеть тихо и не рыпаться, как в свое время советовал мой предшественник, я сразу же выскочил на опоясывающий маяк балкон. Там навстречу мне шел, пошатываясь, до смерти перепуганный молодой человек лет двадцати – двадцати двух. Парень выглядел потрясенным до основания нервов, и казалось, сейчас потеряет остатки сознания. Думаю, что в свое время, я на его месте тоже смотрелся не лучшим образом.

– Вас ист дас? – парень еле слышно изрек известную всем фразу, сразу же практически определив свою национальную принадлежность. Немец? Австриец? Германоговорящий швейцарец? Хотя, какая нафиг разница?

– Ду ю спик инглиш? – вместо ответа с надеждой спросил я, поскольку язык Гёте и Моцарта изучал в очень средней школе, делал это лениво и все уже давно позабыл.

– О, йес! – обрадовался условный немец.

Кое-как мы разговорились. Звали его Йохим, фамилия – Берген, и он действительно оказался немцем из Гамбурга. Беседа получилась скупая, но чрезвычайно эмоциональная. Разговор наш пришлось бы воспроизводить в пересказе, ведь говорили мы на весьма плохом английском. Изъяснялись, скажем так. Диалог наш, как можно понять, был странен и коряв, ибо язык Черчилля и принца Уэльского ни для кого из нас родным не являлся, знали мы его с ошибками и говорили с чудовищными акцентами. Вряд ли житель туманного Альбиона понял бы тут хоть что-то. Зато Иохим объяснялся вполне для меня доходчиво, и даже мою речь, судя по всему, понимал прилично. Что, в общем-то, и требовалось. Лишь иногда он просил меня повторить некоторые слова и фразы.

Напоследок Иохим получил от меня тот самый амулет из серого металла, что в свое время на мою шею повесил Иван.

Возвращение домой запомнилось плохо и как-то конспективно. Урывками. Я выполнил все необходимые формальности, положенные по проекту и сдал дела. В назначенное время прилетел вертолет и забрал меня. Уже на борту мне выдали документы, паспорт на мое имя с визами трех государств, карточку Master Card, распечатки «электронных билетов» и тощую пачку американских долларов десятками. Как оказалось, лететь мне предстояло с двумя пересадками и в каждом аэропорту приходилось получать соответствующий посадочный документ. Только один эпизод не давал мне покоя. Помню, когда мы летели над морем, и островок с маяком еще даже и не собирался скрываться за горизонтом, как вдруг вертолет влетел в непроницаемую пелену тумана. Я был готов поклясться, что ни перед взлетом, ни во время полета никакого тумана и в помине не было. Однако на моих сопровождающих это не произвело сколько-нибудь заметного впечатления – все молчали, делая вид, что все оно так и надо. Видимо летчик ориентировался по приборам, потому, что ни солнца, ни неба, ни воды различить не удавалось – одно только молочно-белое пространство кругом. Из тумана мы выскочили неожиданно и вдруг, вокруг снова наблюдалось синее море, голубое небо и яркое солнце. Но никакого маяка позади, как я не всматривался, разглядеть так и не удалось.

Все дальнейшее прошло спокойно и безо всяких приключений. Вертолетом меня доставили в Лорд-Хоув-Айленд, где я почти сразу пересел на борт до Сиднея.

В сиднейском аэропорту оказалось шумно и бестолково, причем я так и не понял, зачем мне надо было иметь австралийскую визу: никто нигде, ни разу ее не спросил. Ну и ладно, все ж таки лучше так, чем наоборот. Я прошел к какой-то стойке и показал свои бумажки. Как выяснилось, ждать предстояло еще часов пять.

Возвращался я каким-то окружным путем через Дубай. Хорошо хоть не через Каир – был и такой рейс. Каирский аэропорт – это что-то. Как вспомню, так вздрогну – жуткая дыра. Никогда не забуду, как однажды летел оттуда с тургруппой. Один из наших перед выходом из отеля так крепко надрался, что практически утратил человеческий облик. Приставал к попутчикам с идиотскими вопросами, смеялся не по делу, курил где нельзя, а в аэропорту вдруг стал проверять документы у ожидающих вылета незнакомых пассажиров. Что интересно – они ему их показывали! А потом этот кадр начал приставать к стюардессам, хватал девушек за задницы (и это на Арабских Авиалиниях!), скандалил с соседями по креслам, несколько раз заставил пересаживаться какого-то китайца, короче – оттянулся парень по полной программе.

Дубайский аэропорт – это вам не Каирский, дубайский аэропорт один из лучших в мире, это сооружение двадцать второго века. Он огромен и подавляет своими размерами. Этот аэропорт – грандиозный человеческий муравейник, это дворец из стекла и бетона, колоссальное сооружение с разъезжающими по этажам автомобильчиками и плоскими эскалаторами, которым не видно конца и края. Внутри растут пальмы, сосны, еще какие-то экзотические деревья. Это город в городе, это Вавилон после столпотворения. Только в этом аэропорту я лицезрел сплошной поток людей всех рас, национальностей и религий, смешанный в одном месте. Рестораны, кафе-бары, медицинский центр, круглосуточный оздоровительный центр с бассейном, игровая площадка для детей, комната для молитв, химчистка, конференц- и бизнес центры… все для человека, все во имя его. Только плати, а цены на все – запредельные. Ждать пришлось еще дольше, чем в Сиднее – свой рейс до Домодедова я дожидался целый день. Двенадцать часов. Я даже хотел снять номер в местном отеле часов на восемь, чтобы хоть нормально выспаться, но там заломили цену в пятьсот долларов, и я решил, что даже при всей моей любви к комфорту, это будет как-то многовато. Впрочем – я не жалею.

Перед вылетом в Москву из Дубая я слегка принял на грудь, и на радостях забыл всю свою ручную кладь в здании аэропорта.

Злоупотребление алкоголем может заставить подумать, что вы умнее, чем окружающие. До того каирского попутчика из воспоминаний мне было конечно далеко, ведь вел я себя тихо и мирно, но багажа потом было жаль до слез – там остались памятные образцы с острова Раскаяния. У меня там были фотки, видеозаписи, сувениры с морского берега, засушенные колючки…

Домодедовский аэропорт пока единственный в Москве, что сертифицирован для приема самолетов «Айрбас А380», а именно на таком я и летел из Эмиратов. Но после Дубая, наше Домодедово воспринимать всерьез все-таки трудно: на том фоне отечественный аэропорт выглядел как сарай.

В общей сложности возвращение домой заняло более сорока шести часов – почти двое суток! Говорят, что сильно проще и быстрее лететь через Сингапур, но таких билетов на тот момент не оказалось, а мои провожатые сразу сказали, чтобы брал что дают, и не привередничал.

28. Стелла и когнитивный диссонанс

Настроение – дрянь. Заела мизантропия, ненавижу весь мир, особенно людей этого мира. Машина опять вне доступа, и это бесит невообразимо. К тому же сегодня мой день рождения: терпеть не могу этот день. Хотя, для кого-то дни рождения вещь может и полезная. Как уверяет статистика, чем больше их у человека, тем дольше он живет.

Техосмотр – дело неприятное, хлопотливое, неудобное, но крайне необходимое в нашей жизни. Одна из причин для трудностей – нужда ездить в метро, пока мою несчастную машинку лапают чужие грязные мужики в сервисном центре.

Не люблю метро, очень достают некоторые тамошние обитатели. Но особенно раздражает вонь. Отовсюду. По утрам изо рта воняет особенно ужасно. Чистка зубов на ночь не дает никакого эффекта. Встречал только одного человека, у которого изо рта вообще не пахло. Ненавижу ублюдков, которые при разговоре прямо таки обдают тебя запахом своей внутренней гнили. Или гнили зубов. А от стариков воняет всегда, будь то ухоженный старый извращенец, или среднестатический пенсионер. Жаль, что люди сами не замечают своего запаха.

Эти люди строят планы, ставят какие-то цели в жизни, хотя о каких целях может идти речь? Мелкие сиюминутные планы. Почти все люди стремятся к созданию «Близкого Круга» – постоянной группы людей, членами которой они являются. Численность такой группы неважна – она может состоять из двух людей, а может и из нескольких десятков человек. Но есть один важный момент – поведение «близких» должно быть предсказуемо, иными словами «близкими» они будут как раз настолько, насколько предсказуемо их поведение. Если друг начнет вести себя непредсказуемым образом, человек оказывается в пустоте – а для основной массы людей это состояние очень неприятно. Поэтому человек заранее должен быть готов остаться один. В конце концов, чем меньше близких людей, тем спокойнее жизнь.

Еду в метро, а тут всюду и на каждом шагу придурки, идиоты, сумасшедшие.

Если раньше, наткнувшись на кого-нибудь пешеходно идущего человека, громко говорящего вслух с неким невидимым собеседником, все сразу понимали – идет сумасшедший на всю голову и лучше держаться от такого подальше. Мало ли что. Теперь же, встретив гражданина, разговаривающего в полный голос с кем-то незримым, мы точно знаем – у него Bluetooth на мобильнике.

Поэтому если и вдруг, нам попадается некий человек, оживленно беседующий без видимого повода, не обращающий внимания на окружающих и ко всему параллельный, естественно думаем про блютуз. Или малозаметную гарнитуру. Но, приглядевшись, и не обнаружив никаких признаков дивайса, начинаем понимать: что-то здесь не так, чего-то не в порядке, и охватывает нас обидное чувство внутреннего дискомфорта.

Вот и я вчера, пока ехала домой на метро после встречи с друзьями, натолкнулась на такого же гражданина. Оказалась с ним рядом, в одном вагоне. Человек довольно живо разговаривал с неким неразличимым для прочих смертных собеседником. Гражданин временами смеялся, отпускал какие-то остроты и комментарии на, видимо, скрытые от посторонних слушателей реплики. Сначала я удивилась – мой мобильник на этой линии сеть не ловил, и уходил в режим ограниченного обслуживания. Но – мало ли! Может у дядьки такой оператор, что в метро свободно доступен? Или аппарат специально чувствительный? Или это только для меня МТС не работала? Впрочем, шум метро обычно мешал – не люблю я разговаривать в поезде. Неприятно. Однако этот дядька явно не тяготился посторонними звуками. Выглядел мужик странно, но до бомжа ему было еще далеко. Хорошо вычищенные ботинки, модная шляпа – такие носят только отдельные метросексуальные молодые люди и некоторые экстравагантные девушки. С этим со всем неприятно диссонировали мятые брюки и старая куртка, в каких лишь дачные пенсионеры прохаживаются по своему участку. Да и то стараются не вылезать в таком виде за калитку – неприлично. Общее впечатление дополняли длинные редкие полуседые патлы, хаотично выбивавшиеся из-под шляпы, и изжелта-бледное лицо мужика, иссеченное несколькими глубокими морщинами. Никакой гарнитуры, ни обычной, ни блютузовской в ушах не просматривалось.

Известно, что если у вас хороший элегантный костюм, модно подобранный со вкусом галстук, красивая рубашка, но при этом старые нечищеные ботинки и несвежий головной убор, то вы будете смотреться как бродяга. Если же мятый пиджак с жеванными брюками дополняется новой шикарной обувью, плюс стильная прическа и элегантная шляпа – вам скорее всего простят некоторую небрежность в одеждах. Но все имеет свои пределы, а объект моего наблюдения допустимые границы давно пересек.

Я вышла раньше этого странного человека, но встреча с ним зачем-то запомнилась, ядом воспоминаний отравила впечатления от приятного вечера. Странно, давно уже такого не случалось. Мне всегда было глубоко наплевать на тех, кого я ежедневно вижу в московской подземке. Разве, глубоко в детстве? Но то было настолько давно, что уж практически забылось. Сейчас мне такое как-то пофигу. А тот мужик отчего-то вызвал ощущение стойкой душевной неловкости, чувство неполноты жизни. Как это называется по-умному? Когнитивный диссонанс, дай бог памяти.

А потом вдруг позвонил Алекс…

29. Разговор на кухне

Дома ничего не изменилось, будто я и не исчезал на полгода. Даже пыли не накопилось – спасибо Стелле, респект ей и глубокое почтение.

Когда первая эйфория после возвращения постепенно пошла на убыль, я почувствовал какой-то вакуум в душе. Скоро это перешло во что-то похожее на хандру. А как-то утром, когда мы поедали немудрящий завтрак, на меня вдруг накатил неожиданно сильный приступ уныния. Еще со вчера мы думали, с перерывами, что делать дальше, и как мне теперь жить с полученным грузом. Задача казалась сложной. У меня не было работы, следовательно – личных средств к существованию, что угнетало еще больше.

Напротив сидела Стелла, и о чем-то эмоционально мне рассказывала. Слушая в пол-уха свою подругу, я вдруг подумал, что еще не так давно никогда не поверил бы, что, вернувшись домой, почти сразу впаду в серую депрессию. Смена климата, деятельности и образа жизни плохо сказалась на моем самочувствии.

Наконец я осознал, что уже скучаю по маяку. Как такое вообще возможно?

Обычно считается, что если мужчина с женщиной (парень с девушкой) может дружить, то как-то не по-настоящему и без всякого секса. А вот если секс был – то все, дружбе конец. Почему? Поговорка даже такая есть – «лучше хорошая дружба, чем плохой секс». Причем вариантов у поговорки несколько, в зависимости от цензурности слов и резкости смысла. Но идея понятна, да? Так вот, почему, после секса дружба обязательно должна заканчиваться? Что мешает продолжению дружбы? На самом-то деле вопрос не такой уж и глупый. Действительно – вот дружишь с каким-то человеком, дружишь, а иногда и спишь с ним. Спишь – как понимаете, не в смысле совместного сна, а в смысле совершения полового акта. Казалось бы – чего лучше? Ан нет! Во-первых, такие отношения дружбой уже как бы и не считаются, а называются «связью». Во-вторых, кто-то из двоих сразу же оказывается в зависимом положении. И дело вовсе не в латентных садистски-мазохистских наклонностях, а просто так выходит по жизни. Вот дружба и заменяется чем-то иным. Когда первая эйфория проходит, секс с этим человеком приедается, то ничего не остается, кроме воспоминаний. Иногда – приятных, иногда не очень, а зачастую и просто гадостных. А дружба – она тоже не вечна. Постепенно дружба истаивает как снег весной, и сам уже не заметил, как друг превратился в простую старинную приятельницу, о прошлом которой очень много знаешь, только вот знания эти никому нафиг не нужны.

Наша со Стеллой тривиальная «связь» постепенно перешла в дружбу, приправленную сексом. Ходят слухи, что мы неплохо смотримся вместе. Тут сработало мое отсутствие, недавнее сидение на маяке, и длинные ночные разговоры по Скайпу. После возвращения с маяка, я просто не мог наслушаться ее живым голосом, кроме того, у меня получалось заинтересованно слушать ее рассказы, живо реагируя на них. Обычно она повествовала о своих многочисленных подругах – разговоры на тему работы чаще всего оставались табу. Часть подруг проявилась во время моего отсутствия, и я их просто не знал.

– …Когда я с подругой ездила на Хеллоувинскую тусовку, – рассказывала Стелла, – произошел реальный прикол. Захожу в вагон метро, сажусь. Я вся из себя такая классная – в сиреневых колготках, сиреневых теплых гетрах, шортах, на голове – синие дреды, в ушах – звенящие серебряные серёжки, вокруг шеи – огромный черный шарф, которым я укутываюсь аж до носа, ну, ты его знаешь. Веселая картинка, но ничего такого блуднического или шлюшнического на мне не надето. Ну, может, шорты коротковаты и всё. Сижу. Вижу, что передо мной расположился дядя. То ли хасид, то ли кто-то похожий. Прикинь: мужик с длинной лопатообразной бородой и в черной шляпе с широкими полями, а читает какую-то книжку со странным шрифтом. Что-то вроде трости в руке держит. Я сижу и его разглядываю. Тут он поднимает глаза и замечает меня. Боже, каких только эмоций от вида меня я тогда не увидела! Тут было всё: и удивление, и страх, и интерес, и злоба. Пялился он на меня до самой своей станции, возникло ощущение, что он читает мои мысли. Кошмар! Как будто увидел, блин, над моей головой инфернальную воронку. Но самое интересное случилось, когда он встал и пошел к выходу на своей станции. Он встаёт и я понимаю, что это не трость в его руках, а огромный такой топор! Большой, полукруглый топор. Я в шоке, а мужик всё так же продолжал пялится на меня с этим топором. Пока не вышел он на своей станции, я никак не могла успокоиться. Что за персонаж? Но это был явно не костюм для Хеллоувина.

– Да, прикольный дядя, наверное, – задумчиво сказал я. – Испугалась его? Нет?

– Не то слово! Ты б его только увидел, сам бы испугался!..

Мы сидели у меня на кухне и ели пиццу и о чем-то болтали. Пицца оказалась с грибами, вполне ничего, но, на мой взгляд, излишне острая. Никогда не увлекался перцем. Я уже закончил рассказ о своих приключениях на маяке. Не знаю, поверила ли мне Стелла? Похоже, все-таки если и поверила, то лишь с многочисленными невысказанными оговорками.

– …тусовка уже совсем не та. У всех свой круг общения, друзья-знакомые, и свободных мест нет, так сказать, – продолжала тем временем Стелла, пока я смотрел во двор через кухонное окно. – Я вот всегда хочу найти новых знакомых или друзей. Не вижу в этом ничего криминального. Но опять-таки, ощущение, что людей с подобными мыслями нет. Может – я психически больна, но никто этого пока не замечает? Знаешь, однажды я как-то задумалась об иерархии приоритетов, выявленных в порядке телефонных номеров вызова наших экстренных служб: сначала сохранность имущества – «ноль-один», затем социальный покой и правопорядок – «ноль-два» и уже третьим номером здоровье людей – «ноль-три». Забавно, прикинь? Имущество – на первом месте!

Я глянул в окно. За время моего отсутствия во дворе мало что стало другим. Открылся магазин, листва на немногочисленных деревьях стала редкой и осенней, а октябрьская погода вполне соответствовала настроению.

– …Пока тебя не было, я летом выкинула весь свой плюшевый зоопарк, подаренный моими бывшими мужиками, в подтверждении отсутствия у них вкуса и наличии жадности. Остался только мой неприкосновенный мишка. А сейчас вдруг страшно захотелось снова много разных зверей.

– Лучше бы не выбросила, а отдала в ближайший детсад или детдом, – провочал я. – Ума не хватило?

– Это риторический вопрос? Я отдала большие и красивые дочке моей подруги, а остальные положила в подъезде. Кто-то забрал.

– О, был неправ, извини.

– Ничего, всё нормально.

Стелла все-таки обиделась, и замолчала. В какой-то момент, как мне показалось, темы иссякли, и повисшая пауза будет теперь всегда.

– Слушай, – вдруг сказал я, когда молчание начало утомлять, – что тут без меня происходило? Наверняка кроме твоих тусовок здесь было что-то важное, пока меня не было.

– Тут много чего происходило. Ты вообще-то что имеешь в виду?

– Только то, что касается лично тебя или меня. Но про себя, я вроде бы, и так все знаю.

– А… Ну… Тебя искали, звонили всякие… А меня дергали по разным пустяками и сложным личным проблемам.

– Каким проблемам? Приглашали в клуб на Хеллоуин?

– Не только. Тебе правда интересно? – я кивнул. – Тогда слушай. Подруга с мужем попали в аварию на скорости более ста километров в час. Машина в ноль, причем машина новая. Там почему-то потерялось управление и создалось такое впечатление, что задние колеса вышли вперед. Ну, короче, их крутило и било о разделительное заграждение посреди трассы. Еще повезло, что разделитель был, иначе бы на встречку вынесло. После того как они выбрались из машины, она позвонила своему отцу домой и сказала, что не волнуйся, мол, мы в аварию попали, но все живы и здоровы. А когда потом приехали домой, оказалось, что отец умер от инфаркта – так перенервничал из-за аварии. А еще потом страховая компания на них наезжала, что они специально себе аварию подстроили, чтобы страховку получить. Совсем эти страховщики охренели, они что думают – людям жить надоело?

– Жуть какая! Хоть страховку-то выплатят?

– Вроде да. А что тебя больше всего поразило, что им отказывала страховая компания?

– Нет, что она зачем-то отцу позвонила. Надо было потом сказать. Не позвони она тогда, он бы жив остался.

– Да как тебе сказать… С одной стороны звучит жестоко, но вариант заботы о стариках налицо.

– Ну, не знаю… – неопределенно пробурчал я.

Разговор на кухне. Интимный круг кухонных бесед. Здесь возможно практически все или, по крайней мере, мы создаем на время иллюзию такой возможности. Кухня – всего лишь легкая словесная зона, где один шаг от мата до витиеватых сакральных истин. Независимое от каких-либо ограничений пространство, разве что подчиненное наличию вменяемого посредника. Темы, плавно переходящие одна в другую, легкие и незначительные, как осенний туман или неожиданно интересные, затрагивающие самые отдаленные уголки нашей памяти. Кухонные разговоры и параллельные миры.

– А еще раньше, – продолжила Стелла, – мне другая подруга позвонила, с ней тоже случилось несчастье, но совсем иного плана.

– У той-то, что произошло? – для порядка спросил я.

– Муж у нее – тихий спокойный, немного занудный физик, а самое главное для него, чтоб не приставали и ни какими просьбами не дергали. А она – креативщик.

– О как! Настоящий креативщик? И чего же она креативит?

– Да, настоящий. Причем, как и по профессии, так и по характеру. Так вот, уговаривала она его сделать ремонт в квартире, а он, естественно, не хотел. В тот момент они тихо-мирно ужинали у себя на кухне, и пили вино. Ну, он от ремонта отказался, а она его хрясь стаканом по голове!

– Так. Она что, совсем в неадеквате оказалась? Разбила в кровь?

– Стакан о его голову разбился вдребезги и рассек лоб. Правда, она тоже пострадала – порезала палец об осколки. Потом совершенно пьяная и мало что соображая, взяла ключи от машины и отправилась на ней к своей матери, которая живет недалеко от меня. Протрезвев малость, вызвала меня на помощь в плане того, что ей теперь делать. Прикинь? Говорила, что ей очень стыдно, что никогда себе такого не могла представить, чтоб так обойтись со своим мужем. И как теперь ей домой возвращаться она не знает. При этом ее рассказ прерывался то на всхлипывания, то на смех, видать еще не до конца протрезвела.

– Вот страсти-то у вас! – сказал я, отрезая себе еще кусок пиццы. – Шекспир отдыхает! Так, а что ты?

– Ну, что я? – Стелла себе налила еще пива. – Придумала отмаз. Короче у нее был насморк, и она пила какие-то таблетки, я за это и зацепилась.

– Ага, влияние алкоголя? В сочетании с лекарствами? Гениально!

– Естественно, гениально! Я всегда говорю, что самый лучший способ защиты – нападение. Я ей сказала, что приезжай и начинай на него наезжать. Как он мог? Мало того, что напоил тебя на лекарства, так потом, в таком состоянии, еще и за руль пустил!

– Тебе надо было стать конфликтологом!

– Мне уже поздно, хотя моя профессия не так уж и далека от этой.

– Да уж! При твоей работе особые нервы надо иметь.

– Ну, короче результат моего совета был на лицо: муж сделал ремонт!

– Несчастный мужик! Мне его жалко.

– Почему это несчастный? Я бы сказала, что очень даже счастливый. В любом случае живет с женщиной, которую очень любит. А это сейчас большая редкость.

– Счастливый? – не понял я. – Ощутил себя виноватым до такой степени, что даже ремонт сделал!

– Это мелочи. Если он в принципе ее может выносить, то значит, он и от этого кайф ловит.

– Кстати, а это идея… – задумчиво сказал я, так и не решив – покупать такую пиццу еще, или не стоит.

– Он бы давно бы с ней развелся, если б не тащился от нее. Просто они настолько разные люди, что стороннему наблюдателю даже их манеру общения трудно выносить. А ее характер! Жуткая сумасбродность и бесконечная говорливость – хуже, чем у меня.

– У тебя не такая уж чтобы сильная говорливость.

– Да? А я думала наоборот. А он прикинь: мужик такой правильный, все делает так, как должно быть. Ну что в смысле – все по правилам. Например, он только сам моет посуду, так как она должна быть идеально чистой. Сам гладит рубашки, ибо никто лучше него это сделать не сможет. Вообще педант, и прикинь, такая жена, которая спокойно с ним едет в метро из театра, где предварительно напилась. Мы там все вместе были.

– Значит, она вполне спокойна за себя – мужчина надежный, обстоятельный, довезет в лучшем виде, под забором не бросит.

– Короче она меня и всех знакомых пригласила в театр отпраздновать там свой день рожденья – билеты за ее счет. Сначала мы там в скверике попраздновали, потом – в антракте. Потом опять в скверике. Причем вино они принесли в больших бутылках из-под колы.

– Какие умники!

– Ну, в общем, так: люди едут из театра, да еще и со дня рожденья одновременно, прикинь? Он – в парадном костюме, а она – в вечернем экстравагантном платье. При этом он достаточно экономный, поэтому поехали из театра на метро, не на такси. Он такой педант, выглаженный весь, а с ним совершенно в жопу пьяная баба, которая через пару станций достает пакетик и начинает в него громко блевать.

– Класс! – восхитился я, представив ситуацию. – В таком состоянии в метро могли и не пустить!

– Причем девушка креативная, не так чтобы красавица, но она всегда обращает на себя внимание. Волосы в ярко-рыжий цвет выкрашены, какой-нибудь невообразимый наряд, не молодежный, но очень стильный, и обычно яркие большие украшения.

– Да, со вкусом женщина, – сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

По большому счету, все кухонные разговоры сводятся к осознанию факта собственной несостоятельности, невозможности что-либо изменить. Чужую беду – руками разведу. Моя жизнь и чужая – две непересекающиеся параллельные прямые. Да и по большому счету все, что мы тут говорим – это тот же бокал алкоголического напитка, который сначала оживляет, а потом вгоняет в серую тоску.

– У меня проблема, – сказал я, когда моя девушка исчерпала резерв новостей, и готовых к окучиванию тем.

– Да? – Стелла вскинула не меня удивленный взгляд. – Я что-то не заметила.

– Это не та проблема, о которой говорят в рекламе средств от импотенции. На том острове со мной что-то произошло… Я там резко одичал и отощал на местных кормежках, – продолжал я жаловался несчастным голосом. – Да и работа способствовала суровому образу жизни. Кстати, надо бы найти моего предшественника, он же явно знает больше меня, да и проторчал на том маяке сильно дольше.

– Надо. А похудел – не потолстел, тебе на пользу. Хорошо выглядишь. Вот если бы разжирел и в дверь перестал пролезать, вот тогда точно возникла бы проблема. Знаешь, когда-то, когда я была на стажировке в Германии, то поправилась там за три месяца на пять кэгэ! Причем такая картина наблюдалась у всей нашей группы, а не только у меня. Устояли только двое, да и то влюбленная парочка…

– Стоп, ты была в Германии? А на стажировке, вы там что делали? Изучали философию Гегеля и Фейербаха на языке подлинника?

– Да не то, чтобы. Как правило, больше дурью маялись. Но и работали, конечно. В местном университете разбирали архивы, возвращенные из России. Их наши военные после Второй Мировой захватили в качестве «контрибуции», а что дальше делать с ними, никто не знал. И вот недавно вернули немцам, а мы вот помогали приводить в порядок. И зачем им все эти книги? Именно в Германии я поняла, что везде читают мало и обходятся минимальным набором слов. Особенно дети и молодежь. Наш сосед сверху, учитель из Канады, рассказывал о необычной форме работы с начальными школьниками – ночь в библиотеке. Вечером родители приводят детей, снабдив их едой и спальниками, и оставляют на ночь в читальном зале.

– По-моему, такая форма обучения только в начальной школе и возможна… А жили вы где? В какой-нибудь общаге?

– Не, квартиру снимали. Еще то, знаешь ли, жилище. Весело у нас тогда было, пел, плясал и громко трахался почти весь дом. В этом доме было всего три этажа и шесть квартир. Раньше там проживали какие-то аристократы, а потом район пошел по наклонной: пооткрывались злачные места и сомнительные магазины, а по улице начали дефилировать переодетые девушками гомосексуалисты. На первом этаже снимали жилплощадь проститутки из Украины и Белоруссии. Они зарабатывали в отеле Хилтон, который тоже недалеко, и менялись каждый месяц, пока не заканчивалась виза. Девушки были все элитные, почти модели, так как отель Хилтон, сам понимаешь, пятизвездный и говна бы не потерпел. Напротив них жили пенсионеры. Вот они-то, наверно, были единственными, кто не проявлял громкой сексуальной активности. Хотя, кто их знает – их же почти видно не было, в основном они обретались в своем загородном доме. На втором этаже жила я с подружкой. Обе молодые, красивые со всеми вытекающими последствиями. У меня тогда было аж целых три любовника, сейчас вот хватает только на тебя одного, да и то, чтоб не часто мелькал перед глазами. Напротив нас обитала парочка гламурных геев. Прикинь? С виду они выглядели почти нормально, и даже как бы интеллигентно. Наверху, над нами, проживал учитель из Канады, к которому каждую ночь таскались какие-то совсем молоденькие девушки с мальчиками и устраивали там веселые бурные оргии. Напротив них жил корейский шеф-повар из того же Хилтона с собакой-шпицем и со своей семейкой. Корейцы были баптистами, и по воскресеньям у них собиралась вся ихняя община, чтобы петь религиозные песни под гитару. Короче, дом стонал и охал, пел и плясал с самого утра и до позднего вечера, но у нас была одна неписаная установка: никакого громкого секса после двух ночи. Это правило не соблюдали только вышеупомянутые педики напротив. Они работали в каком-то ночном клубе, а потом под утро приводили к себе мужиков, прикинь? Между прочим, мужики все в классических костюмах, при галстуках, я в глазок подсматривала. И эти милые соседи, прежде чем заняться своим нетрадиционно ориентированным делом, играли со своими мужчинами в какие-то неприлично-ролевые игры: кудахтали, бегали в догонялки, прыгали на кроватях, мяукали и так далее в том же духе. Короче, жить было невыносимо, нам же на работу с утра! Однажды я не выдержала и вышла на кухню, (а там окошки напротив – дом был буквой «П») и начала по-русски отводить душу трехэтажным матом. Не даром же известный немецкий философ, богослов и психотерапевт Хеллингер советовал не копить раздражение. А один раз, когда мой сосед – совсем голый, но в женском лифчике, и его любовник в элегантном черном костюме громко целовались прямо на площадке, я совсем озверела. Тогда я открыла дверь и заорала, что они проклятые пидарасы, и если не прекратят, то я пожалуюсь хаусмастеру.

– А хаусмастер это кто? – спросил я для порядка.

– Хаусмастер это такой специальный полезный дядя, который выполняет мелкий ремонт в квартирах жильцов. Ну, слесарные дела там, сантехника, столярно-плотнические работы, все в таком роде. Поэтому-то хаусмастер очень популярный и уважаемый человек. Он же осуществляет связь с владельцем дома и вызывает, если надо, всякие разные муниципальные службы, если не может справиться сам. Кстати, хаусмастер – частый персонаж немецкого порно.

– Понятно. Так что ваши соседи? Прониклись?

– Прониклись. На следующий день они с извинениями принесли нам печенье (сами испекли) в знак примирения. Один из них сказал, что он хорват и понимает все, о чем я пытаюсь им сказать из своей кухни. Но мне вовсе не было стыдно, я даже обрадовалась, что не нужно переводить на немецкий все, что я говорила. Потом они ушли, а печенье мы есть не стали – выкинули. Мало ли что. Вскоре мы вернулись в Москву, а потом, через несколько лет, квартиру выкупила моя подруга, когда переехала туда на пэ эм жэ. Сейчас она живет там со своей бульдожкой, зато дом уже не тот. Теперь там жительствуют лишь порядочные люди, и только моя подруга да пенсионеры помнят былые веселые времена. По ночам стоит тишина, и даже корейцы сверху перестали устраивать песнопения. Если кто-то и трахается по ночам, то делает это пристойно и тихо. Под одеялом.

Я немного помолчал, не зная чего тут еще можно добавить внятного, а потом вдруг спросил:

– Знаешь знаменитую задачу про муху и два встречных поезда?

– Нет, а что? – спросила она без особого интереса.

– Ну, как же. Ее раньше любили задавать на всяких разных детских математических олимпиадах, пока задачка не попала в книгу «Математики шутят» и не стала общеизвестной. Значит так. Пара поездов, с расстояния в двести километров, несутся навстречу друг другу по одному пути со скоростью пятьдесят километров в час. В первый момент движения с ветрового стекла первого локомотива слетает муха и со скоростью семьдесят пять километров в час летит к другому поезду. Прилетев к нему, она сразу же летит обратно, затем опять летит ко второму локомотиву и так далее с той же неизменной скоростью. Для простоты ускорение при разгоне и торможении мухи учитывать не будем. Спрашивается, какой путь в результате пролетит муха до момента, когда оба поезда столкнутся и расплющат ее?

– Слушай, – недовольно проворчала она, – мне сейчас что-то лень думать на такие гнетущие темы.

– Раз лень, то не думай. Так вот, задачу можно решать двумя методами – сложным и простым. В первом варианте решения, принимая во внимание, что до своей дурацкой смерти муха успеет встретиться с каждым из поездов бесконечно много раз, придется найти сумму бесконечного ряда расстояний, преодоленных мухой от одного ветрового стекла до другого. Это вполне решаемо, но для получения ответа не обойтись без подсчетов на бумаге и некоторых затрат времени. К тому же надо знать высшую математику. Второе, решение можно легко проделать в уме: если поезда находятся на расстоянии двести километров и сближаются с суммарной скоростью сто километров, значит, они столкнутся через два часа. Все это время муха пребывает в полете, двигаясь со скоростью в семьдесят пять километров в час. Поэтому-то она и пролетит в итоге сто пятьдесят километров. Говорят, что когда приятель знаменитого математика Джона фон Неймана предложил эту задачу, то тот задумался лишь на секунду. «Ну, конечно же, сто пятьдесят! – сказал Нейман, – все очень просто». «Но как тебе удалось так быстро получить ответ? – удивился приятель. – Ты что, уже знал эту задачу?». «Нет, – ответил математик, – я просто просуммировал ряд».

– Забавный анекдот. И к чему это ты его мне рассказываешь?

– Просто то, что мы сейчас хотим сделать, можно осуществить двумя разными способами. Это я опять про поиск моего русского приятеля с маяка.

– Двумя способами? – не поняла Стелла. – Какими?

Тут я немного занервничал. Вообще, иногда у меня создается впечатление, что самые красивые и идеальные отношения возможны только с личностью, несуществующей в реальной жизни.

– Ну, как. Во-первых, можно просто прошерстить Сеть. Засесть за интернет, и произвести тщательную проверку по тем словам, что мне уже стали известны, пока я там на своем острове крыс гонял.

– Там был не твой остров. А во-вторых?

– А во-вторых, можно попытаться найти этого моего предшественника обычным способом. Он же из Петербурга, по его словам? Так вот, надо поехать в Питер, и разыскать его там.

– Поехать в Питер… Мысль неплохая, но как его найдешь? Ты же знаешь только имя, ну еще имена его приятелей, с кем он там рыбу ловил, и все. Хотя…

– Что? – встрепенулся я. Вдруг Стелла что-то придумала оригинальное?

– Кое-что он все-таки о себе рассказывал… Например где учился, когда, на каком факультете. Можно выявить всех Иванов, а их никогда не бывает много, и проверить по одному.

– Во, это уже дело, – кивнул я. – Ты сейчас очень занята, или нет?

– Ты же видишь, как я «занята». Сейчас я в отпуске. Сижу, вся тут бездельничаю и твои жалобы на судьбу слушаю, вместо того чтобы поехать к теплому синему морю.

– Считаешь, этого делать не следует? Слушать мои жалобы?

– Какой же ты все-таки зануда! Вот жаловаться на судьбу тебе точно не следует, но идеи мне нравятся. А для начала поедем в Питер искать этого твоего Ивана. Надеюсь, что твой предшественник никуда не свалил после возвращения домой… Кстати, эти способы вовсе не исключают один другого.

– Да, еще про жалобы. Пока не забыл. Тот мужик в кафе… и на внедорожнике… это он же был, да? Он кто? Случайно не знаешь?

– А, это. Я уж и забыла давно. В тот раз, когда ты подсел ко мне в кафе, я занервничала и подала сигнал тревоги. У меня была договоренность с одним из коллег – мы часто прикрывали друг друга. Чисто профессиональное, ничего личного. Так вот, он и «вел» нас до самого моего дома, а потом я послала сигнал, что всё в порядке. Вот и все дела. А ты постоянно помнил об этом, думал все время? Ночами не спал, всё размышлял, места себе не находил?

– Ну не то чтобы ночами… но иногда думал, да. Строил разные гипотезы на сей счет.

30. Предшественник

Отыскать Ивана в многомиллионном мегаполисе оказалось намного проще, чем я того ожидал. Когда мы встретились, то сначала он меня просто не узнал, потом удивился, а еще потом обрадовался. За время, пока мы не виделась, он изменился: загар пропал, борода исчезла, аккуратная стрижка сменила дикую шевелюру, но он по-прежнему был высок, широкоплеч, как и раньше сверкал довольной улыбкой в тридцать два зуба. Встретились мы у входа в некое учреждение без вывески, где работал Иван. Мы разговорились прямо посреди тротуара. Для обстоятельной беседы место явно не подходило: нас толкали прохожие, обдувал холодный осенний ветер и поливал дождь, все это как-то не способствовало общению. Кроме того, Иван куда-то торопился, и в результате мы договорились увидеться завтра в более спокойной обстановке.

Назавтра я уже неторопливо шел по аллее парка, зачарованно слушая своего собеседника. Иногда я вставлял отдельные реплики, но в основном молчал. Его удивительная история увлекла меня.

– …а началось все с того, – продолжал Иван свой рассказ, – что еще в шестидесятых годах один скандинавский физик сформулировал теорему, из которой явствовало, что наш мир это только одно из проявлений более сложного многовариантного мира… Слушай, у тебя вообще-то с физикой как? Слыхал про антропный принцип?

– Что-то такое слышал. Обычно такие темы конек моей девушки – она у меня дипломированный философ.

– Девушка-философ – это круто! Но всегда хорошо. Значит, ты тоже кое в чем должен кумекать. Так вот, существуют две главные разновидности этого принципа: слабый и сильный. Слабый антропный принцип просто говорит, что если вселенная состоит из частей с различными свойствами, то мы будем жить там, где наша жизнь возможна. Это кажется вполне бесспорным и естественным, неясно только, существуют ли во вселенной такие отличающиеся области. Если нет, то любое обсуждение изменений свойств частиц материи и их взаимодействий совершенно бессмысленно. Сильный антропный принцип утверждает, что вселенная должна была быть такой, чтоб в ней стало возможно наше существование. На первый взгляд, это утверждение не может быть справедливым, потому как человек, возникший через миллиарды лет после установления базовых свойств нашей вселенной, никак не могло повлиять на ее структуру и на свойства элементарных частиц в ней. Вариантом сильного принципа является антропный принцип участия, сформулированный некогда американским физиком-теоретиком Джоном Уилером: «Наблюдатели необходимы для обретения вселенной бытия». Антропный принцип участия означает, что вселенные без разумного наблюдателя не обретают статус реальности. Причина этого в том, что только наблюдатель в состоянии осуществить редукцию квантового состояния, переводящую ансамбль возможных состояний в одно, реальное.

– Вот последнюю фразу я нифига не понял, но это – ладно. Ты мне лучше скажи, причем тут твои и мои приключения?

– Сейчас, потерпи. Так вот, была выведена теорема, что при условии создания новой реальности с наблюдателем, она получает статус вселенной. Первоначально это казалось полным бредом, и никто серьезно не хотел все это обсуждать. Причем в качестве одного из следствий вытекало, что если некая параллельная реальность будет полностью совпадать с нашей, текущей, то эти реальности сольются воедино. А вот если отличия будут, но незначительные, переход – туда-сюда можно осуществлять почти незаметно, не прибегая к высоким энергиям и большим затратам. Что-то типа того. Уравнения теории настолько сложны, что физики большей частью оперируют только их приближёнными формами, что, как понимаешь, не ведет к точности результатов. Более того, часто складывается такая ситуация, что для решения этих уравнений нет готового метода. Несмотря на блестящий математический подход, работа никого особо тогда не заинтересовала, а сам автор занялся потом другими вещами…

Для разговора мы углубились в лесопарк Сосновка, что недалеко от Удельной. Стелла со мной не пошла, ссылаясь на экстренные дела – шеф достал ее даже в Питере и, несмотря на отпуск, загрузил какой-то срочной работой.

– Долго ли, коротко ли, – интонацией профессионального сказителя продолжал Иван, – но только по прошествии какого-то времени этой работой заинтересовался один склонный к эксцентрике мультимиллиардер. В молодости он был гениальным физиком, но сразу после университета унаследовал колоссальное состояние и ушел в бизнес. Вот он-то и заварил всю эту кашу, но ему и в страшном сне не могла привидеться истинная сила джинна, выпущенного из бутылки. Звали этого человека Джефри Корнел. Свое состояние он сделал на том, что заполучил кусок африканской земли, как потом выяснилось, битком набитый алмазами и редкими металлами. Это потом уж он активно торговал нефтью, недвижимостью и ценными бумагами, но главным его увлечением стала наука в довольно странном ее проявлении. Одним из первых его экспериментов непосредственно над всеобщей реальностью стал проект «Дисковидная Земля». Где-то в пятидесятых годах прошлого столетия в сознание группы людей была внедрена заведомо абсурдная история о некой организации, которая якобы существует уже более ста лет. Это было придуманное Корнелом «Общество дисковидной Земли». Подробнее посмотри в Википедии, там есть обширная статья на этот счет, причем излагается как раз та самая версия, что внедрил Корнел. Джефри Корнел, или Джеф, как назвали его в ближнем кругу, знал, что надо делать: он задал тщательно разработанную и внутренне непротиворечивую легенду о создании и истории этой организации. То был гениальный эксперимент. Эксперимент по творению альтернативной истории внедренной в нашу реальность. Самое забавное, что после того, как эксперимент прекратили, созданная таким образом организация, несмотря на всю нелепость своей идеологии, зажила собственной жизнью, сохранилась до наших дней и существует поныне! Дальше – больше. Джеф активно продолжил свои опыты над реальностью. Несмотря на абсолютную секретность, часть информации утекло в прессу, и с легкой руки журналистов результаты этих экспериментов стали называться «мифами Корнела». Сейчас мало что известно об этом, но многие результаты опытов Джефа просто сделались фактами нашей истории, и теперь их уже невозможно идентифицировать и отличить от настоящих событий. Косвенными уликами может служить отсутствие крупных артефактов – прямых доказательств после того или иного события. Например, если имеются документы, нам показывают фотографии и рассказы очевидцев о каком-то строительстве, но материальных следов самого строительства не сохранилось – это наводит на подозрения. То же самое можно говорить о других исторических фактах. Если какое-то событие известно только из литературы, то вполне возможно, что это не настоящий факт, а миф Корнела. Впрочем, Джеф умеет хранить тайны. Достоверно известен только еще один миф Корнела – это «Проект Бикини», что стал одним из первых «мифов Корнела». Так вот, по нашему делу. Корнел закачал деньги, нанял команду высококлассных, умно мыслящих специалистов, и все завертелось. Новый его проект был окончательно развернут еще несколько лет назад, и названия у проекта не возникло, даже кодового, что, на мой взгляд, весьма разумно. Просто «Проект». С большой буквы. Сначала умные головы все продумали, рассчитали и взвесили. Головным предприятием всего этого дела стал «Институт Параллельной Реальности» – название, как ты понимаешь, неофициальное. Как можно догадаться, о чем-то забыли, что-то не так поняли, но в результате все более-менее получилось. У одного африканского диктатора, демократично называющего себя президентом, был куплен здоровенный участок земли, и там началась стройка. По целому ряду причин основные узлы Проекта размещать лучше всего как можно ближе к экватору. Территорию огородили и никого чужого не пропускали, а среди местных аборигенов распустили слух, что там строят завод по производству особо точных компьютеров для тех, кто может их купить. Забавно, но со спутника практически ничего не видно – авторы проекта знали, как надо, и основные мощности расположили под поверхностью земли, скрыв тропическими зарослями и банановыми плантациями. На поверхности только взлетная полоса и нечто похожее на виллу среднего американского фермера – вот вам и весь Институт Параллельной Реальности. Современные системы связи позволяли в настоящем времени контактировать с остальным миром, а на хороший внутренний аэродром могли приземляться небольшие самолеты, даже реактивные. Ну и вот, заработал, наконец, Институт в полную силу. У него много дочерних проектов, работающих под разными масками. Один из них этот наш – «Спасение маяков», другой – твоя «Химера», а сколько там еще, сказать трудно. Поскольку ты уже оказывался в рамках проекта, ну, Проекта – с большой буквы и в широком понимании, то тебя зацепили еще раз. «Химеру» ты прошел вполне удачно. Провели парочку тестов и включили в Проект, перебросив на маяк. Так примерно…

Листья с деревьев уже сильно облетели и после вчерашнего дождя покрывали землю ровным ковром. Приятно пахло влагой, землей и осенью. В последние годы я полюбил осень, хотя раньше мне по душе было буйная летняя листва или весеннее половодье. Заходящее солнце делало цвета более яркими, представляя пейзажи необыкновенной красоты. Воздух заметно остыл, но дождя не было, а ветер с Залива до середины леса не добирался.

– …вообще-то параллельные миры были всегда, – продолжал свою лекцию Иван. – Первоначально в значении параллельных миров были психотропные вещества. Потом возникли книги. Люди отправлялись в эту альтернативную реальность надолго или навсегда. Кое-кого никакими силами нельзя было выдернуть из мира текстов, а кое-кто путал их с реальной жизнью. Лет сто назад появились фильмы. Но они уже по-настоящему убивали фантазию и ничего не могли изменить внутри себя. Не так давно возникли компьютерные игры. Главным различием данного новоиспеченного типа параллельных миров стало то, что тут уж сами участники могли сконструировать свою собственную параллельную реальность, а не идти за реальностью созданной кем-то другим. Еще потом – интерактивное телевидение, следом – настоящая виртуальная реальность… А теперь вот оказалось, что практически под боком у каждого есть целый Параллельный Мир, аналогичный Материальному, только где-то там, в недоступном для всех остальных месте. Здесь уже каждый может попросту создать себя сам. Кривые ноги заменить красивыми, убрать пару морщинок, сделать себе интересную фигуру, придумать имя, службу и даже пол. Здесь человек может стать собой или напротив, собой не быть, а стать, например, своим лучшим другом. И здесь не обязательно быть одним. Можно быть одновременно несколькими. А можно вообще не быть – принципиально не быть здесь – и это все равно можно расценить как личный ответ этому параллельному миру.

– Да-а-а-а… – только и смог выговорить я, когда мы вышли на небольшую площадь посреди парка с памятником военным летчикам – в годы войны здесь располагался фронтовой аэродром. – Сколько же бабла это все могло стоить? Откуда такие деньжищи, случайно не в курсе? Это же бюджет небольшой страны! Или – небольшой войны!

– Средней войны и средней страны, скажем так, – уточнил Иван, когда мы снова углубились в лес. – Про деньги я случайно в курсе. Получилось так, что ненароком я оказался ознакомлен с одним очень любопытным документом: мне в руки попал годовой финансовый отчет для совета директоров Проекта. Вернее – копия документа, но это уже мелочи. Только не спрашивай меня, как и что. Сам удивляюсь. Тут, по-моему, сработали два фактора – чья-то безалаберность, помноженная на чью-то ошибку. Так вот, случайно я оказался приобщен к тайне, и узнал, что весь этот финансовый мировой кризис…

– Только не говори, – перебил я Ивана, – что мировой финансовый кризис был спровоцирован Проектом.

– Скажу.

– Что, правда что ли?

– Ага, – кивнул Иван. – Причем сейчас уже можно об этом говорить вполне спокойно. Все равно никто не поверит. В лучшем случае сочтут сумасшедшим или фантазером. Теперь уразумел, откуда деньги?

– А зачем вообще все это кому-то было надо? Как я понял из твоего рассказа, все строго засекречено и скрыто от глаз.

– Ну, интересно же. Фундаментальные основы мироздания. Большой Адронный Коллайдер – зачем нужен? Вот и это за тем же. Только БАК – это открытый международный государственный проект со смешанным финансированием, а «Проект» – проект сугубо частный…

– Слушай, а все-таки – откуда ты про это знаешь?

– Хе-хе… оттуда, как говорили в одном шпионском боевике советских времен. Я был одним из разработчиков.

– Ты? Ты же биолог? Нет?

– Я, я. А что ты так удивился? Там были нужны и биологи, как раз моей специализации. Не скажу, что находился на первых ролях, не на вторых, и даже – не на третьих, но определенную роль сыграл, да. Я с тобой тогда не очень-то откровенничал – сам понимаешь, видел тебя в первый раз, и, как тогда думал, в последний.

– А почему ты… почему попал на маяк, а не сидишь где-нибудь в этом африканском институте за компьютером? Где он там? В Того что ли?

– Да как тебе сказать… Знаешь, есть такой метод допроса: человека крепко привязывают к стулу, фиксируют руки и ноги, чтобы они были неподвижны, и читают ему длинные стихи. Как вариант – крутят записи чтения стихов в исполнении авторов. Обычно допрашиваемый быстро «раскалывается» и во всем признается. Начинает давать показания. Международной комиссией по правам человека метод признан антигуманным и излишне жестоким, считается пыткой и запрещен к применению, как особо изуверский.

– Правда что ли? – удивился я. Слишком уж с умным видом говорил это Иван, к тому же услышанная информация о проекте все еще никак не «усваивалась» у меня в мозгу.

– Шучу, конечно. Что-то у тебя с чувством юмора совсем плохо стало. Тебе нужен витамин, чтобы мозги работали быстрее и лучше.

– Экстази, что ли?

– Ты – старый наркоман и извращенец! – засмеялся Иван. – Глицин тебе нужен, глицин!

– Да, – пробормотал я. – Как сказал наш ведущий фантаст: идеи витают в воздухе, но не ты один их ловишь сочком.

– Это ты сейчас о чем? – не понял меня Иван.

– О том. Так просто, забей… Но ты так и не рассказал – что с этим Проектом? Ты что, участвовал в разработке, а потом тебя сослали на маяк? Так? Или я чего-то неправильно понял?

– Правильно, правильно ты все понял. Почти так оно и было, только не сослали, а я сбежал туда сам…

В этот момент телефон у меня в кармане издал знакомую трель – звонила Стелла, решившая уточнить – где мы и можно ли ей прийти? Как скоро оказалось, она уже ехала в метро. Мы не возражали, и через полчаса моя подруга присоединилась к нашей компании. Я, нехотя, познакомил ее с Иваном, а он в укороченном варианте повторил ту историю, что я уже слышал. Не люблю я знакомить своих девушек с посторонними мужиками. Врожденный инстинкт протестует. В отношениях это один из самых сложных шагов, вечно торможу в такие моменты. Странно, ведь знаю, что никто никому ничего никогда не должен, но все равно парюсь.

Вдруг Иван спросил:

– Ребят, вы когда в Москву?

– Послезавтра, а что?

– Я – с вами, только вот пару дней за свой счет оформлю. Мне все равно надо ехать в ваши края, а тут лишний повод. Приютите на пару ночей?

– Нет проблем, – сделав над собой титаническое усилие, согласился я. Я сильно тогда надеялся, что интонации моего голоса не выдали настроения и мыслей. – Если только на кухне согласишься спать: у нас однушка.

– А, где наша не пропадала, в спальнике не замерзну. Тараканов нет? А то я их боюсь до смерти.

– Нет, все чисто, – вдруг сказала Стелла, все это время внимательно наблюдавшая за мной.

Дорога из Петербурга в Москву запомнилась мне как-то сумбурно, сбивчиво и урывками. Помню только, что приехали поздно, а как только втроем ввалились в мою квартирку, что-то наскоро поели и начали укладываться. Для Ивана я приготовил диванчик на кухне.

– Почитать на ночь дашь чего? – спросил Иван, разворачивая свой спальник. – Книжку какую-нибудь? Я же не взял с собой впопыхах, а без книги никак не усну – дурная привычка.

– Дам, погодь… как же ты на маяке жил?

Недолго думая, я всучил Ивану русский перевод «Иконы царя Бориса». Книжка так и валялась на самом виду.

– Попробуй вот эту. Занятная книжица.

– Ничего себе! – как-то уж очень серьезно сказал Иван, вертя книгу в руках. – Ты что, и об этом тоже знал? Откуда собственно?

– Что я знал? – переспросил я, не совсем поняв, что имеет в виду мой друг. – Это ты о чем?

– Так ты совсем, что ли, не в куре? – ожидаемо спросил Иван. – Фигасе, совпадение! Так не бывает! Но ты же читал эту книгу, да? Читал? Понимаешь, там имеется перевод некоего документа, древнего пергамента, где изложен любопытнейший текст. Помнишь? Это описание путешествия в ад и успешного возвращения назад какого-то святого отшельника. Помнишь?

– Я даже немного помню про этот кусок. Не наизусть, конечно, только то, что он там был. Мне тот текст показалось до жути занудным, и я его пропустил, честно говоря. Я думал, что тут просто-напросто очередной вариант пересказа мифа об Орфее и Эвридике. Только без Эвридики.

– И без Орфея. Нет, это не совсем так. Вернее – совсем не так. Впрочем, сам миф об Орфее тоже непонятно откуда возник. Мало ли что там было у них, в античности… Мы же не знаем ничего. Все не так просто. Дело в том, что если сделать поправку на древность и архаический язык, то описания в пергаменте самого ада и ощущений от этого путешественника точь-в-точь сходятся с ощущениями человека переходящего в параллельную реальность.

– Опять совпадение? – изумился я.

– В том-то и дело, что нет, – веско уточнил Иван. – Понимаешь, ряд мелочей не дает усомниться, что очерчены именно подлинные события настоящего путешествия в параллельную реальность. Кроме того, в оригинальном тексте был еще один кусок, почему-то выпавший при написании книги – там обрисованы приемы подготовки сознания к такому переходу. Вот этот-то текст и являлся самым главным. За ним шла настоящая охота…

– Прям как в «Клубе Дюма», в романе у Переса-Реверте, – задумчиво пробурчал я.

– Настоящая охота не то слово, – вдруг встряла Стелла, уже давно прислушавшаяся к нашему разговору. – А я-то думала все думала, почему столько тайн и секретов вокруг этой книжки? Какие-то сектанты за ней бегали, другие странные люди, даже правозащитные журналисты по радио обсуждали. Ведь со стороны – обычный фэнтезийный бред на основе псевдоисторическои детективной фабулы.

– А вы тоже как-то заинтересованы в этом деле?

– Можно сказать что да. Только как бы с другой стороны…

Кончилось тем, что проговорили мы до самого утра.

31. Стелла и три мужика

Я посмотрела на двух мужиков, сидящих рядом со мной, и вдруг подумала:

«А может сейчас случиться так, что буду я и сразу два мужика?»

Нет, наверное. Не может. У меня давно уже прошел тот романтический период, когда секс интересен только лишь ради самого секса. Да, было такое, чтобы я и два парня. Давно уже. Мой тогдашний бывший и его друг. В плане физиологическом понравилось, но на душе потом скверно, гадко стало. Уже утром бывший что-то почувствовал и начал с тревогой по-собачьи заглядывать мне в глаза, на что я его заверила, что он самый лучший, мой любимый и дорогой, после чего он вроде бы успокоился. На данный момент моей жизни секс сопровождается чувствами и никак иначе. А этим вообще все пофигу. Вот и сейчас – сидим и говорим о чем-то важном, а мужики, углубленные в собственные разговоры, похоже, меня совсем не замечают.

Я демонстративно отвернулась.

А потом, когда мы изрядно уже обалдевшие от бессонной ночи, все втроем пили чай у нас на кухне, я вдруг решилась:

– Слушайте, есть у меня один такой знакомый искусствовед… – как можно задумчивее произнесла я. – Вообще-то он в Париже живет, но сейчас ненадолго в России. Был, по крайней мере. Если еще не улетел, то можно поговорить лично. Он может многое знать про окончание той истории: я-то сама плохо овладела материалом.

Вообще-то я немного лукавила, и Виктор нам сейчас тут ничем бы не помог. Но во-первых, я его давно не видела, а тут появилась возможность, а во-вторых, посадить рядком троих мужиков показалось мне забавной идеей.

– Лично поговорить – это конечно хорошо, – пробубнил Алекс, – но можно и дистанционно. Это случайно не тот русский француз, о котором ты когда-то повествовала? Он еще клеился к тебе, нет?

– Ага, он самый. Почему это сразу – клеился?

– Так… из твоего рассказа показалось. А голова у него на месте? Варит еще? Ты, помнится, рассказывала, что он всяких там ангелов видел, даже разговаривал с ними…

– Он, если хочешь знать, нормальнее нас будет, – почему-то обиделась за своего друга я. – Понял? Он очень многое может знать. Только уговор – при встрече с ним никогда не упоминать того, что ты сейчас сказал. Обещаете? Вы оба? И еще – никаких разговоров о его жене, даже если он сам о ней упомянет. Эти темы – табу!

– Обещаю, куда денусь, – обязался Алекс. Иван тоже что-то буркнул в этом духе. – Но к чему это всё? И зачем?

– Не знаю, так надо. Меня саму предупреждали. Погоди… у меня же где-то есть его визитка, если найду, то можно позвонить на сотовый…

Сотовый… Я очень хорошо помню те времена, когда еще не имелось мобильных телефонов. Вернее – они имелись, но не у нас. Тогда все выглядело намного труднее, а потерять человека было легко и просто. Совсем не то, что теперь, когда с кем-то не видеться можно месяцами, а затем спокойно звонить и назначать встречу. А все встречи определялись тогда заблаговременно. В ту пору мы записывали адреса друг друга, чтобы потом всегда была возможность пойти к приятелю и позвать погулять. Или номера городских телефонов, чтобы позвонить. Зато сейчас вполне можно не иметь ни адресов друзей, ни квартирных телефонов, а встречаться где-нибудь в метро, или вообще там, где удобно. А ведь это открытая дорога к отступлению: хочешь начать новую жизнь, поменяй симку, а вместе с ней телефонный номер, и сразу же исчезни из жизни своих знакомых. Это не хорошо и не плохо, просто теперь все по-другому. А мобильники я ценю уже за то, что они позволяют слышать знакомый голос за сколько угодно километров от себя. Когда есть сотовая связь и работает мобильник.

Для вида я долго копалась, лазила по записнушкам, но потом «нашла» визитку «своего знакомого француза» в собственном органайзере, и легко дозвонилась. Виктор действительно еще был в Москве. Сначала он отказывался от встречи, ссылаясь на крайнюю занятость и скорый отъезд. Но когда услышал, что нас интересует, то, несмотря на загруженность, сразу же согласился встретиться и поговорить.

Виктор совсем не изменился. Он по-прежнему был моложавым на вид мужиком слегка за сорок. Как обычно подвижен, энергичен и на его физиономии словно приклеенная сияла улыбка. Судя по всему, это сначала дико раздражало моего бой-френда, но потом он, кажется, понял, что тут просто такое профессиональное качество. Необходимый инструмент для работы. Как только мы встретились глазами с Виктором, я сразу же успокоилась: можно не волноваться, он будет молчать. Мы почти незнакомы, мы «на Вы», и всегда имели чисто служебные контакты.

Мне не обидно. Просто вызывает негодование и злость, на данный момент. Может, накопилось, а может всё-таки досадно? Пока не определилась. Но одно знаю точно: теперь думаю только головой, от начала и до конца, пока не пойму, что человека можно пропустить через свои лёгкие. Главное, потом не задохнуться.

Я не придумала ничего лучшего, как позвать их всех в кафе. «Златоглазка» показалась мне тогда вполне хорошей идеей. Я позвонила и забила столик на четверых. Хоть и не ресторан, но такие штуки они практикуют.

Я оделась в светло-голубое, почти белое вечернее платье с открытой спиной, а короткая прическа и макияж «натюрель» завершили образ голливудской дивы на отдыхе – раскованной и находящейся в теплой компании. Я снова была блондинкой в тот вечер и могла все это позволить. Но вообще-то это платье терпеть не могу. Ни нагнуться, ни резко повернуться нельзя – сразу же сиськи норовят выскочить, а носить-то надо без бюстгальтера! Можно было бы, правда, использовать бюстье, но тогда получилось бы просто омерзительно.

Из-за дефицита мест мы попали в курящий зал.

Я уже давно не была в этом кафе, и тут кое-что изменилось. Переделали общий дизайн, установили сильные фонари, светившие откуда-то с уровня пола внутрь зала, убрали аквариум и заменили всю мебель. Стало как-то менее уютно и вообще по-другому.

Наконец «час икс» наступил, и появился Виктор. Я познакомила его с Алексом и Иваном. Мужчины церемонно раскланялись, но потом сразу же по обоюдному согласию перешли «на ты». Мужики сначала заказали мартини и колы, а потом пялились на мою спину.

– Сейчас все объясню, – начал Виктор, после того, как прослушал конспективные варианты наших историй. – Про икону царя Бориса, вернее – про тот роман – писал еще мой покойный отец, который был историком и большим специалистом в подобных вопросах. Кстати, Old-Lector – это именно его ник в Живом Журнале. Поэтому я, как тут у вас говорят – хорошо в теме. Так вот, оказалось, что предъявленный на экспертизу моим коллегам артефакт совсем даже не проходит по временным рамкам.

– Подделка? – удивился Иван.

– Не совсем. Пергамент – древний, а вот вложение сделано значительно позднее.

– Как? – спросила я.

– Очень просто. Взяли новую икону, просверлили в ней дырочку, и всунули свернутый в трубочку пергамент, и заткнули деревянной пробкой, чтоб со стороны было почти незаметно. Собственно мы имеем дело не с одним объектом, а с тремя – собственно икона, пергамент и деревянная пробка. Логично было бы предположить, что возраст пергамента, пробки и доски будет одинаков. Или только пробки и пергамента, а доска древнее. Но оказалось все наоборот – доска новая, а пергамент и пробка – старые.

– Как это?.. Ни фига ж себе!.. Почему?.. – почти одновременно сказали мы трое.

– Ну, доска, конечно не совсем новая, – усмехнулся Виктор, – она-то как раз вполне подходит ко временам Бориса Годунова, а вот пробка и пергамент – на тысячу лет старше. Причем как доска, так и затыкающий отверстие деревянный цилиндрик были сделаны из кипарисового дерева, только вот возраст разный. Теперь уже трудно сказать достоверно, что тогда произошло, но я понимаю так. Была некая вещь. Возможно – икона, возможно, что-то еще, но это было, скорее всего, нечто деревянное. Потом эту первоначальную вещь разломали, вынули свернутый в трубочку пергамент, вложили в новую икону с просверленным каналом соответствующего диаметра, и заткнули старой пробкой. Более того, в процессе выяснилось, что уже в наше время пробочку аккуратно извлекали, а потом вставили обратно. Видимо пергамент достали, сняли копию и поместили назад.

– Непонятно, – удивилась я. – Да и зачем пробку старую было использовать? Проще новую, из той же доски. Да и пергамент проще украсть, чем возиться, вытаскивать, потом запихивать обратно. Что-то не вяжется! Зачем такие сложности?

– Не знаю зачем, в этой истории много чего неясного, сейчас можно только гадать. Вероятно, сначала было так. Все это проделали на Руси, где в уже готовую икону прятали документ. Видимо, свободных кипарисовых деревяшек под рукой просто не оказалось. Причем проделавший эти операции мастер (а делал мастер – канал просверлен весьма тщательно) постарался, чтобы и доска, и затычка были из одного дерева. А уже совсем недавно кто-то нашел икону, извлек документ и скопировал его. Причем работал эксперт – все исполнено очень аккуратно.

– А почему тогда, на Руси, нельзя было использовать обломки той, предшествующей вещи? Старого контейнера для пергамента?

– Откуда ж я знаю? Вероятно – это так и останется тайной. Как бы там ни было, возраст определили вполне достоверно радиоуглеродным методом.

– Но погодите… – вдруг встряла я, раскуривая сигарету, – я читала, что недавно выяснилось, что метод крайне неточен или вообще неправилен. И потом – как можно определить раздельный возраст сразу нескольких предметов, много веков составлявших одно целое?

– Можно. Для определения возраста иконы радиоуглеродным методом нужно взять кусочек древесины из доски, на которой икона написана, и особым образом сжечь, переведя углерод в удобную для измерений форму. Затем этот образец помещают в специальный сосуд и измеряют содержание радиоактивного изотопа углерода. Це-четырнадцать. Дело в том, что этот изотоп постоянно образуется в атмосфере земли из азота, который обстреливается космическими лучами и превращается от этого в радиоактивный углерод. Этот углерод живет не так уж и долго – за двенадцать тысяч лет половина его атомов распадается, а продукты распада для нас совсем даже не важны. Таким образом, в атмосфере Земли концентрация це-четырнадцать всегда была постоянна, поскольку других серьезных источников этого изотопа на Земле не было. Но после начала ядерных испытаний, и особенно после Чернобыля, его стало гораздо больше… но сейчас не об этом. Так вот, пока дерево росло, оно усваивало радиоактивный углерод наравне с обычным, а когда засохло, то концентрация це-четырнадцать стала снижаться за счет распада. То же самое можно проделать и с красочным слоем, но тут аналогичная проблема – часть краски надо соскоблить и особым образом сжечь. Короче – чтобы определить возраст надо уничтожить фрагмент предмета…

– Но я же сама читала, – не отставала я, – что метод очень неточен, часто просто ошибочен и иногда дает совсем неверные результаты.

– Есть такое дело, пишут подобные вещи, – терпеливо, но серьезно объяснял Виктор, только глаза у него смеялись. – Не все тут столь однозначно. Как я уже говорил, измерение возраста радиоуглеродным методом возможно только тогда, когда соотношение изотопов в образце не нарушено за время существования. Определение возраста таких запачканных образцов может дать немалые ошибки, но за десятилетия прошедшие с момента создания метода был накоплен колоссальный практический опыт, как в обнаружении загрязнений, так и в очистке образцов. В настоящее время погрешности метода находится в пределах от семидесяти до трехсот лет. Ну, один из самых известных случаев применения радиоуглеродного анализа – исследование кусочков Туринской плащаницы, независимо проведенное в нескольких лабораториях одновременно слепым методом в восемьдесят восьмом году. Оказалось, что к новозаветным временам реликвия отношения не имеет. Радиоуглеродный метод позволил тогда датировать плащаницу периодом одиннадцатым – тринадцатым веком, то есть не старше крестовых проходов. Как правило, радиоуглеродный метод критикуется приверженцами «Хронографии» профессора… как же его, дай бог памяти? Ну, у вас, в Москве работает… не то Хроменко, не то Фраменко… Да знаете вы его, тот, что «открыл», будто Ассирия и Россия это одна и та же страна, а Александр Невский и Батый – один и тот же человек? Еще радиоуглеродный метод отрицают адепты креационизма и всяких других учений, не признанных нормальной наукой. Сторонники плоской Земли, например. Причем критики под сомнение ставят, как отдельные случаи применения метода, так и его теоретические основы в целом. Обычно такие критики опираются на самые ранние научные публикации, отражающие несовершенную методологию шестидесятых годов, плюс собственное непонимание основ метода процедур калибровки…

Я слушала, а Виктор все говорил и говорил. Говорил веско, доказательно, как он это умеет, но меня все-таки не убедил. Не верю я что-то этим изотопам. За сотни лет, что угодно может произойти, как потом определишь? А вот Хоменко верю. Он же гениальный математик, все просчитал, и на компьютере проверил. И не он один, там целая группа. Зато все эти древние историки сто раз могли ошибиться и перепутать все. Ведь это же очевидно, что источники, рассказывающие об одних и тех же событиях с различных точек зрения, традиционными историками принимались за сообщения о различных событиях, датировались разным временем и относились к различным георафическим регионам. Обычное дело. А традиция с тех пор так и тянет эти ошибки, переписываемые из книги в книгу.

– А как же профессор Хоменко и его «Хронография»? – не унималась я. – Я читала эту книгу, там все строго доказательно и вполне логично. Уж его-то трудно упрекнуть в непонимании и незнании?

– Почему это – трудно? Очень даже просто. К тому же профессор ваш хоть и математический гений, но крепко крейзи. С математиками такое, увы, случается иногда. Я встречался с ним лично. Мельком, правда, но на всю жизнь запомнилось. По-моему у дяденьки хорошо съехала крыша. Но это – ладно, тут уже к психиатру – я не специалист. Давайте вернемся лучше к нашим баранам. Сначала немного о себе. Виктором меня назвали в честь французского прадеда, которого я вообще никогда не видел. Родился я в Петербурге, где и жил до десяти лет, а потом мы переехали в Москву. Мама умерла, отец никогда и ничем меня не поддерживал, и я всего добивался самостоятельно, без всякой помощи с его стороны. Все воспитание приняла на себя моя бабушка, она-то собственно и взяла меня к себе в Москву. Бабушка пристрастила меня к гуманитарным наукам, помогала с французским, с историей, с литературой. После ее смерти я с полгода прожил один, а когда окончил школу, то подвернулась возможность продолжить обучение во Франции – помогло приличное знание языка. После окончания университета я удачно завершил образование и сейчас имею нормальную должность в Парижском Музее Современного Искусства. Специальность – история искусств. Сейчас мне грех жаловаться – я счастливо женат, а кроме основной работы в музее, читаю лекции в университете и занимаюсь литературным трудом. В Россию я прилетаю по делам сравнительно часто, обычно дня на два – на пять. Редко – на неделю. На большее у меня просто времени не хватает, причем всякий раз обнаруживаю, что в чем-то уже не разбираюсь, а что-то делать не умею. Каждый раз прошу кого-нибудь быть проводником, но здешние обстоятельства мне в основном знакомы.

Когда мне предложили активно поучаствовать в проекте «Три столицы», я сразу же загорелся. Разумеется, таких и подобных выставок было уже много, причем не только в России, но и во Франции. К слову сказать, в Москве, в том году, весной, уже проходила фотовыставка, что так и называлась: «Москва – Париж». В итоге, российские фотографы снимали Париж, французы – Москву, в результате только тех, кто оба эти города знал и любил, и заинтересовал этот проект. Рекламы почти не было, активности народ не проявлял, часто приходили случайные люди, и количество посетителей оставляло желать лучшего.

Вообще, мысль, конечно, далеко не нова. Идея организации общей выставки французского и российского искусства, привязанной к какому-то определенному временному интервалу, возникала и ранее. Еще, по-моему, при вполне советской власти что-то подобное уже проходило: в свое время выставка «Москва-Париж» привлекла массу народа, на вход в Музей имени Пушкина, где проходила выставка, люди выстаивали в длиннющих очередях, шли даже те, кто вообще далек от искусства. В современном исполнении готовилось нечто подобное, только выставлять планировалось не произведения начала двадцатого века, а вещи вполне современные, не старше двухтысячного года. Причем обязательно купленные тем или иным музеем и исполненные авторами из Парижа, Петербурга и Москвы. Французы немного побухтели, упирая на неравенство – почему, мол, с русской стороны два города, а с нашей только один? Предлагали добавить какой-нибудь еще, Лион, например, но, в конце концов, все утряслось, и дело пошло.

В нашем случае мы старались избежать прежних ошибок, к тому же покорял сам концепт, и где-то на задворках подсознания звучала забытая книга известного монархиста Василия Витальевича Шульгина – «Три столицы», написанная в двадцатых годах под впечатлением поездки в советскую Россию. Наш проект планировался в рамках Года Франции в России и финансировался из многих источников: что-то дали частные фонды, что-то – ЮНЕСКО, что-то даже подбросили официальные власти. В итоге выставка обещала стать интересной. В качестве основной площадки избрали Санкт-Петербург, где как раз открылся новый Музей Современного Искусства на Васильевском острове. Целью проекта был «свежий» взгляд на жизнь всех трех мегаполисов. Для экспозиции отобрали работы в жанре концептуального искусства, множество фотографий, живописных полотен, архитектурных макетов, скульптур и инсталляций. Было анонсировано несколько объемных компьютерных презентаций, видеопоказов и лекций, все-таки у нас уже третье тысячелетие.

Дел было невпроворот, я трудился, не покладая рук.

В ту пору произошел забавный эпизод, весь юмор которого удалось оценить лишь много позже, когда нервы успокоились и страсти улеглись. Собственно, история эта имеет прямое отношение к делу Стеллы. Есть такой хорошо известный в узких кругах парижский художник Жан-Пьер Бертье – бородатый, совершенно лысый тридцатилетний тип двухметрового роста. Честно говоря, как художник, он на мой скромный взгляд, не значит ничего особенного. Но, в силу ряда обстоятельств, Бертье оказался одним из участников проекта «Три столицы». Так вот, кроме всего прочего он представил свою новую инсталляцию – «Ванна под лентой». То была обычная детская ванночка обильно обмотанная скотчем. Из-за какой-то путаницы на таможне, контейнер с «Ванной» был маркирован не так, как требовалось, а когда ящик вскрыли, то вообще не разобрались в чем дело. В Питере в ту пору стояла поистине тропическая жара, что, в общем-то, совсем не характерно для «Северной Пальмиры». В некоторых помещениях музея кондиционеры еще не работали, временами становилось нечем дышать, и люди буквально падали с ног. Сначала монтажники использовали «Ванну» для охлаждения пивных бутылок и собственных буйных голов, а потом, когда устроители полезли в каталоги и не обнаружили одного экспоната, все встало на свои места. Рабочие очистили ванну от обрывков липкой ленты, отмыли ее и предъявили организаторам.

Назревал поистине международный скандал. Естественно, автор «Ванны» тут же обо всем узнал, и потребовал вернуть инсталляцию в первозданном виде, или же выплатить компенсацию вместе со страховкой. Зашевелились юристы, и сумма могла оказаться весьма внушительной. Но тут нам изрядно повезло. Вдруг выяснилось, что художник вместе со своим арт-агентом что-то крупно напутали при заполнении документов, в результате чего «Ванна» попала не туда, куда следовало. Таким образом, задача о пострадавшей стороне могла решаться по-разному, и мы подали свой иск, требуя компенсации затрат по «Ванне». Как тогда казалось, я неплохо знал Жан-Пьера Бертье, и мне были хорошо известны его вкусы. Я позвонил ему сам и предложил такой вариант: он снимает все свои претензии, а мы – оргкомитет выставки – отзываем встречный иск и устраиваем художнику приезд в Санкт-Петербург, чего сначала вроде как не планировалось. Поселяем в хорошем отеле и обеспечиваем экскурсии по достопримечательностям Петербурга. В противном случае возникнет судебное разбирательство, которое затянется надолго и неизвестно еще кто проиграет, и кто будет вынужден оплачивать судебные издержки. Жан-Пьер немного подумал, поговорил со своим агентом и согласился на мировую, тем более что в Питере он никогда раньше не бывал, а посетить мечтал.

Чтобы хоть как-то окупить его приезд, я уговорил художника дать пару пресс-конференций и три интервью для влиятельных питерских изданий. С моей стороны это потребовало многих усилий и лжи: требовалось уверить Жан-Пьера, что в России его будто бы хорошо знают, глубоко ценят и ждут, причем просто горят желанием пообщаться. Естественно в Питере, кроме тройки продвинутых арт-критиков, про Бертье никто и слыхом не слыхивал, и мне довелось изрядно попотеть. С организацией самой пресс-конференции пришлось тоже немного нахимичить: переводчиком я назначил себя, а журналистов пригласил только тех, что не знали языка. Сам Бертье изъясняться мог только по-французски, тексты вопросов и ответов я приготовил заранее, а приносить записывающую аппаратуру запретил, упирая на то, что это будет стоить отдельных денег.

Короче – скучать мне не давали.

Как скоро выяснилось, из всех достопримечательностей Серверной столицы России Жан-Пьера интересовало только два аспекта: места, где можно недорого снять малолетнюю проститутку и дешево купить марихуану. Прочие красоты Питера были художнику глубоко параллельны. Как только я устроил его в отеле, художник тут же стал у меня спрашивать, как тут можно вызвать продавщицу секс-услуг, лучше сразу двух, причем не простых, а особенных… Когда он поведал мне о своих сокровенных желаниях, я начал понимать, в какую бяку могу вляпаться. Бертье, кроме прочего, оказался не просто любителем юных девичьих прелестей, но еще большим фантазером и выдумщиком.

Я объяснил Бертье, что то, что он желает, в России, мягко говоря, не приветствуется и вполне может закончиться для него тюрьмой. Еще я напомнил свежую историю про мировую знаменитость, скандал с одним известным российским музыкантом, обвиненном в Таиланде в гомосексуальной педофилии и растлении несовершеннолетнего подростка. Я пояснил французу, что тут далеко не Таиланд, и на такие возможные шалости могут отреагировать весьма сурово. Пришлось еще раз напомнить художнику, что даже безобидные с его точки зрения проказы здесь вполне наказуемы. Жан-Пьер занервничал, стал оправдываться, объяснять, что я все понимаю превратно и неправильно. Для полноты картины я припугнул его возможным арестом и заключением со всякими клошарами да хулиганами, после чего удалился, пожелав спокойной ночи. На ресепшене на всякий случай я оставил номер своего телефона.

Остановился я у одной своей давней питерской знакомой, и уж совсем было расслабился, когда где-то часа в два ночи позвонил взволнованный портье и попросил срочно приехать. Я вызвал такси и рванул в гостиницу, где оставил озабоченного француза.

Оказалось, что Бертье во всем разобрался сам, и с чьей-то помощью вызвал двух платных девушек. Пока все действия и пожелания не выходили за рамки привычных для Питера сексуслуг, девушки терпели. Но дело закончилось тем, что одну из жриц любви художник до крови укусил за шею. Несмотря на то, что Жан-Пьер очень хорошо заплатил, девица устроила истерику, закатила скандал и убежала вместе со своей напарницей, оставив обалделого француза с носом. Сразу же они обратились к врачу, рану сфотографировали, обработали, но потом все просочилась в прессу.

В конце концов, чтобы уладить возникшие проблемы, мне пришлось активно бодрствовать до самого утра. Но все обошлось. Я, как мог, втолковал французу, что ему еще сильно повезло, а то бы он вступил в тесный контакт с телохранителями девушек. Бертье бил себя в грудь, уверяя, что произошло недоразумение, девушка неправильно все поняла, а он ничего не желал, кроме как заурядного платного секса. Видимо свою роль сыграло то обстоятельство, что он иностранец, уже внес щедрую плату, а бандиты просто не захотели лишнего шума. Бертье уехал во Францию, а когда выставка заканчивалась, то и я засобирался домой.

Не могу утверждать наверняка, но, по-моему, именно этот случай послужил катализатором той вампирской саги.

Из гостиницы я шел пешком. Настроение сформировалось довольно меланхоличное, желалось чего-нибудь положительного и праздничного, а вокруг и всюду одна дрянь – в торговых рядах, в подземных переходах, в метро, в барах и ресторанах. Сплошная гадость и гнусность. Народ в России невоспитан, малокультурен, бестактен и, самое печальное – хмур, сер и мрачен. Люди неприятны, тяжко завистливы и смотрят друг на друга с ярко сформулированным неуважением. Все это вырабатывает стойкое неприятие: дома, улицы, города. Страны, наконец. Если вся сфера комфорта ограничена своей малогабаритной хатой – у такой страны нет будущего. Впрочем, известно это давно, но помимо общего настроения есть ещё и климат. Это жесть, а не климат. Грязь – холодно, грязь – жарко. Это же полный беспредел. Ну, какой, скажите на милость, благоразумный Homosapiensбудет водиться в этих краях, если даже у всякого паспортизованного дебила есть возможность свалить в Средиземноморье? Куда-нибудь на Сицилию, где максимальная температура летом – двадцать шесть, а минимальная зимой градусов десять выше нуля, да и то в самые суровые зимы? Одно только это – мягкий морской климат – очень сильная мотивация к смене места обитания. Особенно если человеку занимателен он сам как личность и ему неважна внешняя социализация. Если человек живет в бунгале у самого синего моря и потягивает коктейль из соков со льдом, то чего еще хотеть? Можно читать и писать книжки, можно смотреть на закат, можно наслаждаться нежным утренним ветерком. Можно ласкать прелестную женщину с бронзовой бархатистой кожей. Можно устраивать пешеходные прогулки протяженностью в день вдоль по линии прибоя. Одному, или в очаровательной компании. А потом, сильно, но приятно утомленным, зарываться в шелк простыней и смотреть сны про чудесный Селефаис, город в долине Оот-Наргай за Танарианскими горами[17]. Можно предаваться грезам, сделав свою жизнь раем. Только вот беда – для этого нужно лет двадцать повкалывать «креативщиком» на редкоземельных рудниках, трудиться в офисах коммерческим директором или еще каким-нибудь иным презренным лицом, всучивая разным недоумкам сушеное дерьмо в качестве эксклюзивного продукта. Но ключевой вопрос жизни – а получится ли сохранить твердость и силу духа, не расплескав при этом свои жизненные ценности? Сберечь веру в грезы и не запачкать душу о хаос пятничных пьянок, осложненных бытовым блядством? Не получить раннего ожирения с последующим инфарктом, не стать преждевременным инвалидом от скоропостижного инсульта? Раньше, чем реализовать свою мечту? И, что самое главное, не прекратит ли эта мечта быть мечтой, не подменит ли ее другая: о развращающей власти, о длинном тяжелом джипе, о большом кабинете с модельной секретуткой в приемной?

Впрочем, извините меня, наболело, вот и отвлекся.

Как позже выяснилось, кто-то из молодежи решил приколоться – отсняли фотосессию, и выдали ее за снимки милицейского фотографа, а потом некто состряпал другие необходимые документы, и через знакомого мента, материал подкинули куда следует. Ребята были студентами-медиками, поэтому знали, что делали. Все эти акты экспертиз и протоколы осмотров оказались сплошной липой, но такой качественной и профессиональной, что ни у кого не возникло и тени сомнения в подлинности. Вопрос – «зачем?» так и повис в воздухе, исполнителей сначала не нашли, или не хотели искать. Всю эту историю засекретили и спрятали с глаз долой, оставив неясным, кто сделал все документы, свалив на одного единственного мента. Но делал явно кто-то свой, причем делал на совесть.

Конечно потом, со временем, все эти подробности всплыли наружу, и всех «шутников» даже пытались привлечь в уголовной ответственности. Мента того из органов выперли, его начальству закатили выговор, но история зажила своей собственной, отдельной жизнью. Пошли разговоры про вампиров, начались публикации в интернете, в желтых и бульварных газетках, и уже никакие опровержения со стороны милиции не работали, наоборот – слухи только росли и множились. В силу стечения обстоятельств, одна из платных девушек, из «фирмы» куда обращался Бертье, оказалась дочерью одного высокопоставленного чиновника. Причем она и проституцией-то занималась лишь исключительно ради острых ощущений, что называется – для души, а ее хозяйка понятия не имела, что за «девочка» у нее работает. Потом отец девушки поставил на уши все, что мог – от частного сыска до Интерпола, «фирму» эту прикрыли, владельцев посадили, а проституток разогнали по всей стране. Видимо в это время дело и попало к вашему шефу, Стелла. Дальше уже все знаете. А что касается истинного убийства, то да, одно действительно имело место. Когда слухи в городе достигли своего апогея, один покинутый брйфренд так заревновал бывшую подругу, что придушил ее, а потом решил спрятать свое преступление среди этой мнимой серии. Тоже мне, Отелло нашелся. Все искали маньяка, а оказалась обычное бытовое убийство. Кстати – милиция довольно быстро разобралась в чем там дело, незадачливого подражателя арестовали и посадили, но к тому моменту вы, Стелла, уже занимались другой проблемой…

– А Мирского кто убил? – не выдержала я.

– Не имею понятия. Киллер. Этот ваш Мирский всю Европу наводнил фальшивыми иконами идеального качества, поэтому всем встал как кость в горле. Когда информация о подделках начала выползать, коллекционеры хотели его чуть ли не линчевать. Кроме того, он назанимал денег у бандитов, а те долгов не прощают. Несмотря на немалые доходы Мирский всем был жутко должен, что и понятно при его-то пристрастиях. Поэтому нанять киллера могли и бандиты, и богатые коллекционеры. Да кто угодно.

32. Арт-кафе Златоглазка

Стелла медленно и грациозно поднялась из-за столика. Ее голая спина и короткие облондиненные волосы в сочетании с легким макияжем производили убийственный эффект. Мы все замолкли, разом утеряв дар речи и не зная, что еще можно сказать. Кроме того, рука девушки с дымящей сигаретой оказалась на одной прямой с моими глазами и сильным настенным светильником, в результате чего показалось, будто Стелла держала в руке нечто ярко-сияющее.

– Минуточку! – вдруг подал голос первым пришедший в себя Иван. – Но что-то тут у тебя концы с концами не вяжутся! Если все эти укушенные вампирами трупы были не настоящие, а инсценировка, то любой судменэксперт сразу бы заметил лажу! На фотках все должно быть видно, и загримированного живого человека с трупом не спутает даже студент-медик!..

– Погодите, дайте сказать. Я уже говорила, или нет? – встрепенулась Стелла, явно радуясь произведенному эффекту. – Фотки сразу мне тогда не понравились. Кругом темно, снято с плохой вспышкой, цветопередача нарушена. Там хрен чего разглядишь, зато раны на шеях были видны очень четко. Вообще-то при качественном гриме устроить такие нефиг делать. Но шеф так уверенно заявил – снимал эксперт, снимал эксперт! Я и повелась. Поэтому про экспертов и медиков ничего не знаю, что мне сказали, то и передаю. Кстати, потом досье у меня забрали, причем взяли специальную подписку, что материалов по этому делу у меня больше не осталось, а все рабочие копии уничтожены и стерты с электронных носителей. Вот.

– Короче, – заканчивал свой рассказ Виктор, – с тех пор прошло уже… черт знает сколько времени прошло, но слухи о вампирах поползли дальше. Зажили своей жизнью. Я же, в силу своих скромных возможностей, следил за этим увлекательным процессом, поскольку стоял у самых истоков. Мне просто-напросто интересно было, чем же все это закончится.

– С этим понятно, но я вообще-то вот что не понял: этот ваш Бертье, и вообще вся та псевдовампирская история… какое это имело отношение к нашей проблеме? – снова спросил Иван. – Почему вдруг столько внимания какому-то извращенцу?

– О, я же не объяснил, прошу прощения, – извинился Виктор – Отношение там самое непосредственное, прямое можно сказать. Как выяснилось, в Москве было налажено целое производство поддельных икон. Везде, где только можно, выискивались старые и древние куски древесины, из них соответствующим образом вырезались доски, искусственно старились с поверхности и отдавались в руки иконописцам. Представьте: где-то в Москве сносят или ремонтируют старый дом, например, восемнадцатого века. Чем старше, тем лучше. И сразу же туда спешит соответствующая бригада. Крепкие ребята выламывают подоконники, деревянные перекрытия, балки. Все это везут в мастерскую. Они и не скрывались даже, у них был официальный договор и разрешения на покупку «элементов строительного мусора». В мастерской готовые доски покрывались росписью, искусственно старились, и поступали в продажу как древние. Краски тоже делались по всем канонам, причем очень хитро: для того, чтобы радиоуглеродный анализ не показал молодость воска, который входил в состав краски, фальсификаторы использовали смесь современного воска и озокерита – горного воска. Для сбыта была налажена целая сеть в Европе, а через границу все это переправляли посредством международных перевозок, выставок, совместных проектов – всех тех мероприятий, при которых использовались удобные ящики. Поддельные иконы везли в двойных стенках контейнеров. Но не всегда – иногда вполне открыто, в наглую, снабжая вполне честными заключениями экспертов, что данные иконы являются копиями, и никакой исторической и художественной ценности не представляют. В частности, мой протеже – Бертье – тоже на этом руки грел, он, кстати, и от иска-то так легко отказался именно потому, что нашей Фемиды боялся до смерти, и ему совсем не улыбалось загреметь в российскую тюрьму. А ведь мог. Одним из главных фигурантов в деле был некто Орест Мирский – очень уважаемый петербургский эксперт. Он же, кстати, сразу готовил и параллельные заключения, совсем иного содержания, может, потому-то его и застрелили потом – знал чересчур много. В зависимости от ситуации употребляли или тот, или иной документ. Поэтому канал использовали как для вывоза настоящих икон под видом копий, так и копий, которые потом уже выдавали за подлинники. Именно таким образом и переправили кону «Христос Пантократор» в которой хранился древний манускрипт, а вместо настоящей иконы в иконостас установили такую хорошую копию, что только экспертиза могла отличить. Вот эту-то самую экспертизу я и обеспечил. У меня есть в Германии хорошие друзья в институте Макса Планка, у них самое современное оборудование и методики. Икону атрибутировали и провели все необходимые исследования. Самое трудное было сделать все тихо, не привлекая излишнего внимания. То, что там оказалось, я уже говорил. Потом ее тайком вернули назад – боялись скандала. К этому возвращению ваш покорный слуга имел самое непосредственное касательство, хоть никто его и не поблагодарил. А та копия сейчас в Париже, но где конкретно – не имею представления. Возможно, что кто-то ее продал за подлинник, не знаю. Короче – запутанная получилась история. Как вы понимаете, большинство этих подробностей стало мне известно совсем недавно.

Стелла молча слушала, по своему обыкновению разрисовывая бумажные салфетки, а мы с Иваном забрасывали француза многочисленными вопросами, но, в конце концов, ему это надоело, наш гость стал малоразговорчив, отвечать начал скупо, и все поняли – разговор выдыхается.

Тут инициативу снова взял Иван:

– Знаете, вообще-то я не хотел рассказывать о себе, не думал что придется. Видимо таковы мои рок и карма.

– Причем тут карма? Давай, не тяни! Почему обязательно придется? – нестройным хором удивились мы.

– Надо. Сейчас поймете. Если бы я не был таким уж упертым прагматиком, уверовал бы в предопределенность судьбы. История моя сначала очень банальна. Наукой я с детства интересовался, после школы поступил в университет, и быстро стал активно работать в студенческом научном обществе. Сначала я довольно долго разрывался между биологией и физикой, даже поступил на два факультета одновременно, но победила биология. В качестве объекта у меня были виноградные улитки, а изучал я у них нервную систему. Дело в том, что у этих созданий очень удобные для наблюдения нервные клетки. Крупные, хорошо различимые. Это и делает таких улиток излюбленным объектом для исследования нервной деятельности. Улитки эти – обоеполы, то есть каждая одновременно и самец, и самка, но для выведения потомства им все-таки необходим партнер. Когда приходит время, улитка ползет навстречу другой такой же, они встречаются, между ними происходит довольно-таки занятный ритуал, и они оплодотворяют друг друга. А потом, после определенного природой времени, каждая откладывает в землю мелкие круглые яички. Короче, где-то к третьему курсу наткнулся я на один любопытнейший эффект. Оказалось, что улитки эти в брачный период знают, куда ползти! Почему – неизвестно. Видят они очень плохо, и только на весьма небольшом расстоянии, обоняние у них тоже фиговое, слуха почти нет, а вот поди ж ты, ползут навстречу друг другу! Прямо телепатия какая-то. Сначала мой научный руководитель меня обсмеял, когда услышал про улиточную телепатию. Обвинил в шарлатанстве и чуть было не выгнал. А когда я набрал данных, обработал их соответствующим образом, то выявились вообще чудесные вещи. Тонкости и детали я рассказывать сейчас не буду, да они вам и неинтересны, скажу только, что написал я тогда статейку для университетского научного сборника, а шефа своего первым автором вписал, как всегда принято в этих случаях. Показал своему шефу, а он и говорит – чего это ты, мол, на одних каких-то евреев в списке литературы ссылаешься? Не надо мне такого, убери меня из авторов. Желание шефа – закон, я и убрал, мне-то что, жалко что ли? Стал я единственным автором статьи. Отправил я ту статью в сборник, да и забыл почти сразу. Так бы я и работал сейчас каким-нибудь голимым учителем в школе, но попала моя статья одному военному биофизику. С его легкой руки тему эту засекретили, а сборник из наших библиотек изъяли. Мне тоже кое-что перепало. Для начала меня перевели в Военно-Медицинскую Академию, а потом подчинили сразу Министерству Обороны. Есть там у них одна такая хитрая научно-исследовательская биологическая лаборатория, сокращенно – НИЛ-5. Почему – пять, я так и не понял до сих пор, только всех тамошних сотрудников именовали «ниловцами». Это только так называлось – «лаборатория», а на само деле – то был здоровенный секретный институт, с пропускной системой, кучей внутренней и внешней охраны и большим количеством вояк в штатском. Раньше Лаборатория вообще была могучим учреждением, с целой сетью полигонов, филиалов, отделов и секторов. Но после всех этих горбачевских перестроек и ельцинских конверсионных реформ оскудела она и потеряла многое. Особенно те отделы, что в других странах Эс-Эн-Гэ оказались. Разорило и подкосило Лабораторию это конечно сильно, почти насмерть, но кое-что все-таки еще сохранилось.

– Слушай, – прервал я, – эта лаборатория, она что…

– Погоди, потом вопросы. Так вот, долго ли, коротко ли работал я в этой Лаборатории, но кое-что уже получаться стало. Интересные, скажу я вам, результаты начали просматриваться. Если б так и дальше пошло, уж и кандидатскую диссертацию я бы давно защитил по той секретной теме. В голове у меня тогда были одни только наполеоновские планы. Как я сначала делаю кандидатскую, потом – докторскую, а потом, глядишь, и каким-нибудь секретным академиком стану. Но не сложилось – по приказу министра обороны сократили нашу лабораторию начисто. Под самую завязку. И совсем я бы остался без работы, но помогли друзья – устроили в одну занятную частную фирму, «Эридания» называется. Да, Стелла, я ваш бывший коллега. Частная розыскная контора. Моя работа там состояла в выявлении и пресечении незаконного вывоза и ввоза контрабандных животных. И наоборот – в организации законного ввоза-вывоза, если таковой кому-то вдруг необходим. Поиск нужных людей, договоренности, составление правильной документации, справки от ветеринаров, заключения экспертов. Ну, вы понимаете. Мое биологическое образование пригодилось, старые связи, знакомства, знание специфики. В конце концов, собралась нас целая небольшая группа, со мной во главе – я и мои старинные друзья, которых я перетащил к себе. Вы не поверите – зарабатывали мы для себя и для конторы вполне приличные бабки! Хорошо жили даже по питерским меркам. Я машину купил, по пятницам на рыбалку с друзьями ездил. Но вдруг все разом закончилось. Иду я как-то по Ваське, по Большому проспекту в сторону Василеостровской, и тут вдруг кто-то меня за штанину дергает. Оборачиваюсь, а прямо на асфальте сидит молодая девчонка, на вид лет шестнадцати, причем такая красавица, что глаз не оторвешь! Я совсем не педофил, даже и не думайте, но то было нечто невообразимое. Словно с обложки плейбойного журнала соскочила – грудь, попа, все при ней. «Помогите, – говорит, – молодой человек! Идти не могу! С другом поссорилась, он меня бросил, сам на машине уехал, а я ногу подвернула, невозможно ходить». Обычная, короче говоря, история. Парень я сильный, так что проблем поначалу не возникло. Ну, помог я, довез ее до дома, дотащил до дивана… а потом – она меня ручками своими обняла, к себе притянула, ну, сами понимаете. А когда дело свое я сделал, вдруг включается свет, и вижу я трех здоровенных амбалов с пушками в руках и не нашим произношением на устах. Пипец, думаю: сначала бить будут, а потом деньги вымогать. Оказалось – не все так просто! Тут они мне и объяснили, что происходит. Так мол, и так, друг, вляпался ты, говорят, в скверную историю. Девочка-то несовершеннолетняя, и не просто несовершеннолетняя, а дочерь очень непростого папаши! И папаша этот, как только узнает, что ты его юное дитятко ненаглядное изнасиловал (а ты изнасиловал, не изволь сомневаться: и экспертиза покажет, и потерпевшая подтвердит, и свидетели удостоверят), тебя не то чтобы в лагерную пыль, в лунный грунт обратят. Вообще, Виктор, я бы не удивился, если б оказалось, что подставившая меня девица это и есть та самая проститутка, которую твой Бертье укусил за шею. Меня плотно тогда обработали. «У тебя, – говорят, – теперь только два пути. В тюрьму, где тебя сначала „петухом“ сделают, а потом вообще сдохнешь, или к нам работать, под начало Пентагона. Есть правда еще один интересный вариант – идешь как убийца». «Какой еще убийца?» – возмутился я. «А такой, – говорят. – Все твои сотрудники, все трое, сегодня, два часа назад, найдены мертвыми, а убиты они выстрелами в висок из твоего травматического пистолета!» Вот такой мне был предложен выбор. Грамотные, мать их, все наши российские реалии им известны. Испугался я не на шутку. А потом удивился – это что ж, под крылышко Пентагона? В Америку? Зачем же тогда такие кучерявости с шантажом и убийствами разводить? Я бы и так с радостью согласился. Оказалось все совсем скверно. Как они объяснили, попаду я не в чистый университетский американский городок, а в какой-то подземный африканский бункер, откуда мне уж не выйти до конца дней своих. Так сразу мне и сказали, видимо, чтобы потом не очень-то сильно расстраивался. Как скоро выяснилось, не только одни российские биофизики в погонах студенческие сборники читают. Один американский, но бывший российский, физик-теоретик, увлекающийся биологией, тоже мою статью прочитал. Из-за ностальгии, видимо. Но вот беда (или счастье, кто теперь разберет?) жил он в таком вот чистеньком университетском городке, а в перерывах между лекциями работал на Пентагон.

Иван на некоторое время замолк, выпил колы, и прожевал пару крекеров. Мы же все присмирели и тихо ждали дальнейшего рассказа.

– Короче, – продолжил он, допив свою колу, – устроили мне побег из страны по всем правилам шпионской мысли. Меня отвезли в порт, и поместили в стандартный с виду транспортный контейнер, какие используются для перевозки всего разного. Но контейнер этот внутри был специально оборудован для перевозки людей. Там имелось все нужное для долгого и сравнительно комфортного проживания одного человека. Как в космическом корабле. Система жизнеобеспечения, туалет, мягкая обивка, диван, освещение, сигнал оповещения. Когда загоралось красное табло на потолке, то надо было замереть, тихо сидеть и не шевелиться. Значит – проверка. При открытии внешних дверей контейнера, все выглядело так, будто он доверху набит какими-то коробками, а на самом деле там просто была замаскированная дверь. Вот так и оказался я за пределами родного отечества. Всё контрабанду ловил, а в одночасье так повернулось, что и сам сделался контрабандой. А в Питере мне организовали мнимую смерть – устроили таким образом, что все выглядело похожим на мою трагическую гибель без сохранности трупа.

Иван снова замолчал, налил себе еще колы и начал втягивать через трубочку бурую пузырящуюся жидкость. Он явно наслаждался нашим вниманием.

– Африку я почти не увидел. Так, промелькнуло перед глазами что-то солнечно-жаркое и пыльное, и почти сразу я оказался в Институте Параллельной Реальности. Собственно на поверхности все выглядело как обычная миссионерская ферма. Чистенько, аккуратненько, только уровень охраны на подходах заставлял задуматься. Поселили меня в каких-то апартаментах без окон и выхода, но со всеми возможными удобствами. Там было все то, чего только может пожелать человек. Пару раз в неделю разрешалось вызвать девочку, для этого полагалось накануне сделать соответствующий заказ. В принципе, можно и чаще, но за отдельную плату. А девочки там просто супер – такие точеные негритяночки, что хоть на подиум посылай. Ни по-английски, ни по-русски они, правда, не бум-бум, но мне что с ними книжки читать? В случае проблем со здоровьем легко можно вызвать врача, но хвала высшим силам такой необходимости у меня не возникло. Но тюрьма – она и есть тюрьма: выйти нельзя, да и неба не видно. Немного времени мне дали на обустройство и адаптацию, а потом пошла сама работа. Задача моя состояла в экспертной оценке научных текстов и написании собственных заключений по этому поводу. Кроме того, надлежало просеивать интернет на предмет поиска новых идей и сообщений. Почему для этого надо было меня вывозить куда-то, а потом прятать под землей, я так и не понял. Мог и дома такую работу вести, перед своим компьютером. Так прошло где-то месяца три, и внезапно по какому-то недосмотру тамошней сетевой администрации получил я доступ к секретной документации Проекта. Любопытство, как известно, губит не только кошек, поэтому, невзирая на возможную опасность, я стал копаться в этих документах. Как только до меня дошло, и я всё понял, меня аж затошнило от страха. Мысль о том, что задумало руководство проекта, не давала мне уснуть, а регулярные упражнения с чернокожими гетерами хоть и отвлекали, но ненадолго. Вот тут-то я и стал обдумывать возможности побега. Выбраться самостоятельно нечего было и мечтать – во-первых, я не знал точно, где нахожусь, а во-вторых, даже убеги я за ворота Института, вся охрана Проекта, плюс полиция местного диктатора встала бы на мои поиски. Перспектива не впечатляла, но тут видимо просто повезло, или вмешались высшие силы.

В этот момент к нам подошла официантка и осведомилась, не будем ли мы против, если приглушат свет: начинается какая-то видеопрезентация. Мы не возражали.

– Наш Проект, – тем временем продолжал Иван тихим голосом, – был настолько грандиозен, что состоял из множества подпроектов, направлений и решений. Дело кончилось тем, что кто-то где-то начал подворовывать и проводить разные неизвестные руководству делишки. Липовые темы, пустые проекты (с маленькой буквы), безтоварные операции и увод денег на несуществующие оффшорные объекты. Знакомая ситуация, правда? Короче – возникла необходимость экспертной помощи службе внутренней безопасности Проекта. Кому-то я показался вполне приличной кандидатурой на такую должность, и меня внедрили в проект «Спасение маяков» – один из дочерних большого Проекта. Так я оказался на острове Раскаяния. Перебросили меня вполне традиционно для «Маяков» – как только вышел я за двери своего жилого блока, так сразу и оказался на маяке. Только в отличие от других тамошних «попаданцев» я знал куда и зачем иду. Местные кураторы обо мне ничего не знали, считали обычным смотрителем. Как и другие бедолаги, очутившиеся на острове посредством ловушки, я тихо мирно работал по теме, а сам собирал данные для руководства и параллельно обдумывал план побега. И тут снова повезло. Гроза застала меня на противоположной от маяка оконечности острова у вертолетной площадки. Основной разряд ударил в громоотвод маяка, а меня задел слабый, боковой. Если б молния оказалась посильнее, я бы с вами сейчас не разговаривал. Меня сначала оглушило, а потом временно онемела правая часть тела. Кое-как я добрался до маяка, связался с базой, вызвал помощь, и мне направили вертолет с врачом. К моменту прилета доктора я практически оправился от последствий поражения. Тут-то мне и пришла в голову мысль, имитировать амнезию и свалить оттуда. Как известно, поражения молнией далеко не всегда смертельны. Они могут оставаться без всяких последствий, или вызвать ряд расстройств, главным образом со стороны нервной системы. Мне повезло, я вообще везучий, поэтому оклемался и восстановился я удивительно быстро, обошлось без этих самых последствий. А так называемые фигуры молнии – красные ветвящиеся полосы на моей коже – не оставляли врачу сомнений в причинах травмы. Короче – я симулировал ретроградную амнезию, и вопрос о моем дальнейшем пребывании был решен. Эвакуировать и госпитализировать меня не стали, но первый же подходящий кандидат в приемники меня заменил. А дальше Алекс, ты и так все знаешь. Кстати – те образцы, что ты мне там помогал упаковывать, я так и не привез – пропали в Сиднее, в аэропорту! Я потом кучу времени и сил потратил, чтобы найти багаж – все без толку. Вы спросите, почему я вам сейчас тут все это рассказываю? Почему не опасаюсь за свою шкуру? А дело обстоит очень просто. Тот Проект сейчас пребывает в состоянии распада, агонизирует и гибнет. Или переходит на какой-то иной уровень существования. Отдельные его части еще живут своей прежней жизнью, но основная сердцевина мертва. Все сотрудники разбегаются, стараясь урвать как можно больше, и мои рассказы сейчас никого уже не волнуют. Дело в том, что пока ты, Алекс, сидел на маяке, шеф всего этого Проекта, тот самый отец-основатель миллиардер Джефри Корнел серьезно заболел. В свое время он не удосужился наладить руководство в случае своего выбывания из строя, а тут – раз и инсульт. И не просто инсульт, а геморрагический. Теперь наш шеф лежит овощем, со всех сторон подключенный к системе жизнеобеспечения, и вопрос о том, жив он или нет, имеет сугубо академическое значение. Собственно, мне можно было бы обойтись и без маяка, но кто ж знал? После впадения шефа Проекта в кому, меня и так бы отпустили, но как оттуда добираться, сложно сейчас даже представить. Хотя… черт их знает, могли и не отпустить. Пристрелили бы на месте, да и все – у аборигенов разговор короткий. Ну и вот, пока я сидел на маяке, стало мне известно про ту самую икону с пергаментом в ней. Первоначально искали икону по заданию Проекта, когда тот только набирал силу. Икону нашли, вскрыли, скопировали текст и вернули назад, а все сведения хранились в закрытом банке данных Проекта, куда я и залез. Но потом про все стало известно разным противоборствующим группам внутри Проекта, сектантам, бандитам и прочим милым людям. Подключились частные детективные агентства, и в деле оказалась замешана наша очаровательная Стелла. Так вот, только я вырвался, приехал в Россию, так сразу обратился куда следует. Был у меня там один знакомый, еще со времен Академии. Я ему все прямо и рассказал, думал – или просто прогонит, или за решетку отправит, или сумасшедшим посчитает. Впрочем, одно не исключало другого. Ан нет! Меня вежливо выслушали, по плечу похлопали, помогли документы восстановить, я же мертвым числился, даже на работу устроили, вы знаете куда. Причем ничего не запрещали, помалкивать не приказывали, то есть вообще ничего! Вот и подумалось мне тогда, что они, ну эти, которые из вертикали, все они прекрасно знают, даже возможно и сами как-то в теме участвуют и активно переделывают текущую реальность.

Наконец Иван прекратил свой рассказ, и какое-то время сидел молча, уставившись в пространство. Кола у него закончилась, и проходивший мимо официант отточенным движением подхватил и унес пустую бутылку. Стелла сосредоточенно рисовала снежинки на салфетках, Виктор тоже молчал, погруженный в свои глубокие думы.

А кафе существовало как бы само по себе, по неким собственным правилам и установкам. Какой-то странного облика художник презентовал напечатанный за собственный счет альбом, играла тихая музыка, а за окнами начинался дождь. Время в арт-кафе вообще проходит очень быстро. Казалось бы, пришли мы совсем недавно, что-то съели, что-то выпили, а вот уже и вечер наступил, и вроде как пора уходить. Есть такая компьютерная игра, она так и называется – «Кафе». Сюжет основан на том, что однажды некая юная леди из маленького провинциального городка вдруг решила открыть кафе. Эта новость приятно удивила жителей, и в первый же рабочий день началось столпотворение. От хлопот у главной героини чуть было не поехала крыша, ведь посетителей надо где-то рассадить, обслужить и, конечно же, не забыть предъявить им счет. С непривычки все это не так-то просто. А посетители валят и валят в новое кафе целыми компаниями. В игре было два режима: «Сюжетный» и «Бесконечный день». Надо выбрать какой-то один. Но вот выбор сделан, и первые посетители вот-вот нагрянут. С минуты на минуту. По-моему я давно уже предпочел «Бесконечный день», только не в игре, а в жизни. Режим, который все никак не подойдет к эндшпилю.

Виктор будто услышал мои мысли:

– Ну, что ж, все идет к эндшпилю, и мне уже пора, – сказал он, мельком улыбнулся мне и не торопясь, будто нехотя, встал из-за столика. – С вами конечно очень хорошо и интересно, век бы так сидел! Но – увы! Завтра утром на самолет, а хотелось бы еще собраться и немного выспаться.

– Погодите Виктор, – Иван словно проснулся от дремоты, – а кто же тогда автор этого неудавшегося бестселлера? Про икону царя Бориса?

– Не знаю… какая сейчас разница? Это, как говорится, осталось за кадром. Ну что ж… я, пожалуй, пойду. Только не провожайте меня ради бога, ладно? Я – не красная девица, а вам еще будет о чем тут поговорить. Спасибо всем, и счастливо оставаться. Если что – свяжитесь со мной обязательно, визитки мои у всех у вас есть. Удачи!

– Удачи, – сказал я с явным облегчением. Мне почему-то показалось, что этот излишне приятный француз никогда не уйдет из нашей жизни, а так в ней и останется. Откуда он, черт возьми, мог знать, что Стелла, занимались уже другим делом на момент прекращения официального следствия по питерским вампирам?

Мы попрощались с Виктором, и он быстро направился к выходу из кафе.

– Нормальный малый, – сказал Иван, когда француз скрылся за дверями кафе. – Ваш друг?

– Ее, – как можно спокойнее выговорил я, кивнув на Стеллу. – Я его первый раз сегодня увидел, а доселе совсем не знал.

– Я тоже не очень-то его знала, – почему-то с виноватой ноткой произнесла Стелла, – так, встречались пару раз по работе.

– Но мне почудилось… – начал было Иван, но я его быстренько перебил, сделав глазами знак, чтоб он молчал:

– Почудилось. Так что, теперь как будто бы все встало на свои места? Нет?

– Вроде того, – кивнул Иван, слегка растягивая гласные.

– Слушай, какая потрясая у тебя история! – наконец восхитился я. – Тебе книгу бы надо об этом написать, причем доскональную, со всеми подробностями и мелкими деталями. Или рано пока?

– Почему рано? В самый раз. Но какой из меня писатель? Да ну еще, делать мне больше нечего.

– А мне можно? – не удержался я. – Я тоже никакой не писатель, но это же расточительство, разбрасываться такими историями. Или боишься, что я тему испорчу?

– Да ради бога, пиши что хочешь. У вас же у всех теперь тоже есть мои координаты? Как-нибудь спишемся или созвонимся. Не пропадайте только, умоляю вас. А то смените симки, поменяете явки, а мне сообщить забудете. Знаем, плавали. Кстати – мне уже тоже пора. В начале первого поезд, а я еще барахло свое должен у вас забрать.

– Погоди, как поезд? – удивилась Стелла. – Ты разве сегодня уезжаешь? Я думала только завтра.

– По календарю – завтра, а фактически – через два с половиной часа. Обычная ошибка.

– Вот черт… а как же твои дела? – не понял я. Я действительно расстроился, думал, что у меня еще будет время поговорить с Иваном. Впрочем – какая разница? Теперь можно и по Скайпу.

– Дела? А я уже все сделал. Так что, пошли?

Примечания

1

Кейт Наута (Kate Nauta, р. 29.04.1982) – американская фотомодель, актриса и певица. Люк Бессон принял ее на роль бандитки Лолы в «Перевозчике-2», а также использовал две ее песни в саундтреке к этому фильму. (Здесь и далее – прим. автора.)

(обратно)

2

Мартин Скотт (Martin Scott, настоящая фамилия Millar, p. 1959) – британский фантаст. Особенно известен его фэнтезийный цикл о приключениях частного детектива Фракса – толстяка, весельчака и глубокого циника.

(обратно)

3

Стимпанк – направление фантастики, моделирующее альтернативный вариант развития человечества, при котором в совершенстве освоены только технологии механики, термодинамики и оптики, но без электричества.

(обратно)

4

Джеймс Эдвард Франко (англ. James Edward Franco, р. 19.04.1978, Пало-Альто, Калифорния, США) – американский актер, режиссер, сценарист, продюсер, художник. Стал широко известен по кинотрилогии «Человек-паук», где сыграл главную роль.

(обратно)

5

«Рваная грелка» – престижный российский литературный конкурс фантастических рассказов, проходящий в интернете на некоммерческой основе.

(обратно)

6

Кадзуо Исигуро (Kazuo Ishiguro, р. 8.11.1954) – британский писатель японского происхождения. По его роману «Остаток дня» снят фильм, имевший большой успех. В российском прокате – «На исходе дня».

(обратно)

7

Мишель Уэльбек (фр. Michel Houellebecq, настоящая фамилия Thomas; р. 26.02.1958) – французский писатель. Один из самых читаемых современных французских авторов. Известность пришла с выходом его первого романа «Расширение пространства борьбы» (1994), в котором главным объектом критики становится сексуальная свобода, что оборачивается, по мнению писателя, ловушкой для человека.

(обратно)

8

«7 кабинок» – российский фильм 2007 года. Приключенческая история, шпионские страсти, убийства и любовь на грани смерти. Все происходит в замкнутом пространстве ремонтируемого женского туалета в ночном клубе.

(обратно)

9

Мирра (Марина) Жукотовская – персонаж романа Макса Фрая «Ключ из желтого металла». Мирра сочиняла очень смешные и складные, но весьма неприличные стихи.

(обратно)

10

Алекс имеет в виду мультфильм по мотивам детской книги «Horton Hears a Who!» писателя и мультипликатора Доктора Сьюза. В оригинале так: «в моём мире живут только пони. Они питаются радугой и какают бабочками» Мультфильм повествует о слоне Хортоне, который как-то утром услышал едва заметный писк с пушинки на клевере. Оказалось, что на этой пушинке живет целый город – Кто-то-город (англ. Whoville), управляемый мэром Недом, у которого бесчисленное количество дочек и единственный сын – Йойо…

(обратно)

11

События изложены в романе «Химера».

(обратно)

12

Сэр, как вы? Получили ли вы деньги? Я и так знаю, что до сих пор денег вы не получали, даже одного цента. Я действительно понимаю, как вы себя чувствуете, но мужайтесь. Между тем, возможность перевода своих средств будет установлена вновь, как только я получу весточку от Вас, и Вы позвольте мне дать Вам указания о том, что сделать для свободного получения платежей. Спасибо за ваше понимание и сотрудничество. С уважением, г-жа Мэри Чайза

(обратно)

13

Сандра Балок (Sandra Bullock, р. 26.06.1964) – американская киноактриса, лауреат «Оскара».

(обратно)

14

Оззи Озборн (Ozzy Osbourne, настоящее имя John Michael Osbourne, р. 03.12.1948) – скандально известный британский вокалист, один из основателей и участник группы Black Sabbath, после ухода из которой начал сольную карьеру. Во всем мире продано более 75 миллионов его записей и более 30 миллионов в США.

(обратно)

15

Терри Пратчетт (Тerry Pratchett, р. 28.04.1948) – популярный английский фантаст. Суммарный тираж его книг более 50 миллионов экземпляров. Наибольшей известностью пользуется цикл про Плоский мир (англ. Discworld).

(обратно)

16

Линия Маннергейма – серия сложных оборонительных сооружений, созданных Финляндией в двадцатые – тридцатые годы двадцатого века для сдерживания военного наступления со стороны СССР.

(обратно)

17

Видимо Виктор является большим почитателем Говарда Лавкрафта.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Часть первая
  •   1. Много вопросов
  •   2. Стелла о себе
  •   3. Развратные феи
  •   4. Люди с содранной кожей
  •   5. Стелла и вампиры
  •   6. Теория без заговора
  •   7. Как писать роман
  •   8. Стелла и профессор
  •   9. Новолунье
  •   10. Стелла и версия событий
  •   11. Проспект Ветеранов
  •   12. Сюжет для небольшого рассказа
  •   13. Стелла и клуб
  •   14. Философия мечты
  •   15. Кофе по-бедуински
  •   16. Стелла и сон
  • Часть вторая
  •   17. Обзор прессы
  •   18. Письма
  •   19. Окно во двор
  •   20. Стелла и ассоциативный ряд
  •   21. Утро не очень молодого человека
  •   22. Спик рашен
  •   23. Стелла и следователь
  •   24. Рассказ Ивана
  •   25. Стелла и временно недоступный абонент
  •   26. Остров Раскаяния
  •   27. На исходе дня
  •   28. Стелла и когнитивный диссонанс
  •   29. Разговор на кухне
  •   30. Предшественник
  •   31. Стелла и три мужика
  •   32. Арт-кафе Златоглазка X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня
  • Регистрация
  • Забыли пароль?

    Комментарии к книге «Арт-Кафе», Александр Лонс

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!