«Кот играет с огнем»

Ширли Руссо МЕРФИ КОТ ИГРАЕТ С ОГНЁМ

Эта книга посвящается тем, кто хочет больше знать о своих кошках.

И кошкам, которым этого не нужно, потому что они и так всё о себе знают.

И конечно, коту Джо.

Глава 1

Ночная прохлада опустилась на окружавшие городок холмы. Рассыпанные по небосклону звезды сияли неровным светом, словно посылая на землю сигналы далеких и древних миров. Наверху, на открытом всем ветрам склоне, среди зелёных волн высокой пышной травы притаился маленький охотник. Его жёлтые глаза горели, усы и уши были плотно прижаты к гладкой голове. Он медленно продвигался вперед, сосредоточенно следя за мышью, которая робко высунулась из своего глубокого подземного убежища.

Кот был крупным и сильным; серая бархатная шкура обтягивала рельефные, без капли жира мышцы. Но красавцем его назвать было трудно. Из-за белого треугольника на носу его глаза казались посаженными слишком близко. Складывалось впечатление, что он смотрит на мир, неодобрительно сдвинув брови, будто не ожидая ничего хорошего.

Однако в его золотистых глазах сверкали искорки остроумия, а рот кривился в хитрой усмешке. Это внушало подозрение, что его интересы не ограничиваются банальной охотой на мышь, которой вскоре предстояло испытать остроту его зубов. Нет, этот серый кот видел мир иначе, чем его собратья.

Приникнув к земле, он старательно прятал белые лапы и грудь, чтобы их не было заметно среди зарослей темной травы. Он бы предпочел родиться целиком серым: это значительно упростило бы охоту. Однако в таких делах выбирать не приходится, и он смирился. В конце концов, ему очень шли аккуратные белые носочки и манишка.

Мышь сдвинулась чуть вперёд – на сантиметр, не больше пугливо всматриваясь в шевелящиеся тени. Она дрожала всем тельцем. Высунувшись из норы, мышка стала стрелять по сторонам черными глазками и при любом постороннем движении была готова мгновенно исчезнуть. Её чуткие уши подергивались, улавливая в шелесте ветра звуки, которые могли бы означать угрозу. Зверек мелко вздрагивал от привычного страха; каждая крошечная мышца была готова к стремительному бегству в тесное, но безопасное укрытие среди крепких корней.

Кот неотрывно смотрел на свою добычу. Горящие, как раскаленные угли, глаза светились голодом и жаждой крови. Он чувствовал отдающий плесенью запах мыши; его губы растянулись, приоткрывая блестящие резцы, розовый язык едва заметно двигался, словно пробуя на вкус соблазнительный аромат. Плечи подрагивали от предвкушения свежего деликатеса; кот то и дело облизывал нос, как будто уже успел отведать теплого и сочного мышиного мяса. Однако проклятый грызун выходить из укрытия не торопился. Джо стоило громадных усилий сохранять неподвижность.

Внизу раскинулся городок Молена-Пойнт, мирно спавший в этот предрассветный час. Небольшие коттеджи стояли среди громадных раскидистых дубов, преграждавших путь порывистым ветрам с океана. Защитой служили также окружавшие город холмы, к склонам которых лепились дома и магазинчики, словно котята к материнскому животу. В центре городка возвышалось здание суда с устремленной к темному небу башней, бледной и одинокой, словно могильный камень. Строение в средиземноморском стиле вмещало два зала заседаний, конторы всевозможных городских служб, а в дальнем крыле располагался департамент полиции. Судебный процесс, который после перерыва должен был возобновиться нынешним утром, вызывал у кота не только досаду, но и серьёзную озабоченность.

Уже несколько недель их тихий городок не говорил ни о чем ином, кроме смерти Джанет Жанно и пожаре, который стал причиной её гибели. Самые серьезные подозрения падали на молодого человека, которому и было предъявлено обвинение. Эти события повергли местных жителей в полное смятение и превратили обычно тихий городок в настоящий бедлам. Слухи и догадки так и кипели повсюду, в кафе и магазинах только это и обсуждали. Прогуливаясь по улицам и ловя обрывки разговоров, Джо больше ничего нового ни услышал. Хотя его собственный интерес основывался не столько на слухах, сколько на озабоченности личного характера.

Мышь снова шевельнулась, чуть подавшись вперёд из норы. Сантиметр, другой – храбро и неосмотрительно она вылезла из своего убежища в траве. Теперь она оказалась так близко к Джо, что ему пришлось стиснуть челюсти, чтобы удержаться от извечного Охотничьего рыка. Он почти распластался но земле и бесшумно скользил, не шевеля ни единой травинки. Всем своим существом он нацелился на аппетитную жертву.

Мышь замерла.

Джо тоже замер; его сердце колотилось от досады на допущенную неловкость.

Однако мышь его не заметила. Остановка была вызвана всего лишь желанием собраться перед броском через открытое место. Она сосредоточенно смотрела туда, где возле следующей травяной кочки среди зеленых стеблей исчезала крохотная тропинка шириной не более сантиметра. Мускулы Джо напряглись, губы растянулись в хищном оскале» жёлтые глаза блестели.

Мышь стремглав бросилась вперед к тропинке, и тут Джо рванул ей наперерез. Одним движением кривых, словно турецкие сабли, когтей он забросил мышь в пасть» Острые клыки пронзили извивающийся комочек. Жертва отчаянно сопротивлялась – но тщетно. Лишь одно апокалиптическое мгновение отделяло её от последней черты. Она взвизгнула, и тут кошачьи зубы сомкнулись, впиваясь глубже в сладкую живую плоть. Мышь ещё раз пискнули, дернулась и затихла.

Он склонился над ней, раздирая теплую тушку, высасывая ароматную горячую кровь и хрустя косточками, полными полезных минеральных солей. Содержимое маленького желудка его удивило. Обычно там обнаруживаются семена травы или ещё что-нибудь растительное. Однако на этот раз Джо был вознаграждён прекрасной закуской: в мышином желудке оказался сыр. «Камамбер», — подумал он. Не иначе как ей удалось заглянуть к кому-то на пикник или забраться и кухню одного из домов, что были рассыпаны по склону. Он также различил вкус анчоусов и даже черной икры. Джо усмехнулся. Прежде чем стать его добычей, мышка неплохо подкрепилась на вечеринке.

Какая ирония судьбы! В последний раз в Жизни мышь поужинала не как-нибудь, а на серебряном подносе. Собравшаяся на коктейль компания невольно устроила зверьку восхитительную трапезу, предоставив перед смертью возможность отведать роскошных деликатесов. Ухмыльнувшись, Джо вообразил попавшего в мышиный рай маленького грызуна, который теперь до скончания веков будет питаться воспоминаниями об анчоусах, белуге и камамбере.

Джо пытался есть неторопливо, наслаждаясь каждым кусочком – восхитительным вкусом крохотной печенки, ещё недавно бившегося сердечка, но мышь кончилась прежде, чем он успел замедлить темп.

Когда больше ничего, кроме хвоста, не осталось, он облизнулся и принялся умываться. Хвост он не ел никогда.

Потом кот замурлыкал басовито и удовлетворенно. Вот это жизнь – такая, какой она и должна быть. Долой сложность иной реальности, которая несколько месяцев назад так грубо посягнула на его обычные кошачьи радости. В данный момент ему вполне достаточно было оставаться просто котом. Церемонно вымыв лапы и щеки, он уставился в усыпанное звездами небо. Опьянённый безбрежностью ночи и неустанным коловращением вселенной, воодушевленный сочной питательной мышью, которая согревала его желудок, Джо наслаждался чудесным мигом бытия. Вот так, живым я здоровым, свободно странствовать по диким холмам и брать от земли всё, что захочется, — вероятно, это и есть кошачий рай.

Предрассветный ветер усилился, ероша шерсть, дразня и возбуждал. А сверху, из бескрайней небесной выси доносились крики козодоя, что кружил под звездами, время от времени ныряя вниз и заглатывая насекомых, неразличимых даже острым кошачьим глазом. Джо потянулся и зевнул.

Только одно могло сделать эту ночь ещё лучше, а его удовольствие ещё больше – присутствие таком же любителя ночной охоты, как он сам.

Облизнув усы, он приподнялся на задних лапах, оглядывая склон. Он всматривался и зелень палисадников, которые слабо освещались тусклым сиянием уличных фонарей, и ожидал, что среди теней мелькнет изящный силуэт маленькой кошки, стремительно бегущей вверх по склону среди раскидистых дубов.

Но тени оставались неподвижны. Он смотрел и смотрел, и разочарование Наполняло его. Дульси не появлялась. Возможно, она проспала. В последнее время её одолевали странные видения, от которых она просыпалась и начинала беспокойно бродить, разгоняя остатки сна.

Он уже собирался отвернуться, когда увидел далеко внизу между двух палисадников большое движущееся пятно. Он застыл, продолжая наблюдать»

Однако это была не Дульси: тень казалась слишком большой. Вскоре она исчезла. Возможно, это всего лишь кусты качались на ветру. Не видя ни единого признака приближения Дульси, кот сник, чувствуя себя одиноким и потерянным. Она почти всегда присоединялась к нему на охоте в такую чудесную ночь, когда ветер дул не слишком яростно, а небо, по её словам, напоминало черный шелк, усыпанный бриллиантами. Кот снова привстал и разочарованно обшарил взглядом узкие улицы, которые извивались и пропадали, и появлялись вновь, карабкаясь по зелёным склонам. Как бы занята она ни была, могла бы найти немного времени и составить ему компанию.

Ещё коту очень хотелось, чтобы во время предрассветной охоты его подруга не заговаривала о судебном процессе. «Я уже сыт по горло разговорами об этом проклятом деле» – подумал Джо. Последние несколько недель Дульси ничем иным не интересовалась. Казалось, она думать не может ни о чем, кроме пожара в студни Джанет Жанно и постигшей её ужасной смерти, а также о Робе Лейке, которого и обвинили в убийстве. Дульси была совершенно уверена в его невиновности. Более того, она твердо решила доказать свою правоту.

В день смерти Джанет, сразу после пожара, они направились вверх по склону, привлеченные активностью устремившихся туда полицейских машин. Расследование обещало быть серьезным. Спрятавшись неподалеку от пожарища, там, где земля не обжигала им лапы, кошки наблюдали, как полицейские работают в огороженном пространстве среди дымящих черных развалин. Дульси была одновременно испугана и зачарована. Они видели, как подъехали машины без опознавательных знаков, как судмедэксперты осмотрели тело Джанет. Но когда погибшую аккуратно опустили в специальный мешок Дульси отвернулась, дрожа.

А затем, когда за убийство Джанет арестовали Роба Лэйка Дульси, сгорая от любопытства, отправилась навестить его в тюрьме.

Кошка с интересом наблюдала за сидящим в одиночке Лэйком. Мало-помалу у них даже завязалась какая-то странная дружба. Дульси устраивалась у зарешеченного окна камеры а узник, словно исповедуясь, говорил с ней о произошедшем несчастье. Вскоре Дульси пришла к выводу, что Лэйк невиновен, и безоговорочно заняла его сторону.

«Странный он какой-то, этот Лэйк, — думал Джо. — Какой мужик будет изливать душу кошке, причем даже не своей собственной?»

Конечно, Дульси была обворожительна. Возможно, она смотрела на Лэйка тем же сияющим взглядом, которым легко покоряла сердца туристов; а очарованные владельцы магазинов охотно приглашали её зайти, забывая о привычных опасениях за свой товар.

«Значит, она состроила ему глазки, и он не устоял. Что ж, немудрено». Но позволить обвиняемому заморочить себе голову, купиться на уверения Лэйка в его невиновности было, по мнению Джо, глупо и опасно. Большое жюри не стало бы предъявлять Лэйку обвинение без веских на то оснований. В любом случае судебный процесс был заботой полиции, а не кошек.

Но Дульси так не считала.

«И главное, невозможно её переубедить. Она, словно отчаянный сыщик-любитель, будет продолжать всюду совать свой любопытный нос, пока не нарвется на неприятности».

Он зашипел в ночную пустоту и почесал блошиный укус. Она была всего лишь кошкой, маленькой кошкой, но полагала, что знает больше, чем все адвокаты и прокуроры вместе взятые. Считала себя проницательнее, чем двенадцать выбранных присяжных и сам судья штата. Маленькая полосатая нахалка, чью самоуверенность поднял бы на смех любой здравомыслящий сородич.

Джо не принимал во внимание то, что этим летом они уже расследовали вместе одно убийство и помогли полиции схватить преступника. Там было совсем другое дело.

Ниже по склону ветер раздувал траву, гнал по ней длинные волны, перекатывал их, подражая морю. Над головой, ловя ветер козодой внезапно и стремительно, словно потерпевший крушение самолет, спикировал вниз, прямо на кота. Джо не стал уворачиваться, хотя, будь это представитель иного, более агрессивного семейства ночных пернатых, возможно, ему пришлось бы срочно искать убежище. Но в последний момент птица свернула в сторону, проглотив на лету очередную мошку. Бедняга козодой питался исключительно насекомыми. Джо улыбнулся. Господь в своей непостижимой мудрости создал множество весьма странных существ.

Обернувшись, чтобы снова оглядеть холм, кот на мгновение застыл, а затем расплылся в улыбке. Вот и она. Действительно, стремглав пересекая лужайки, к нему приближалась быстрая тень, такая гибкая и грациозная, что его сердце учащенно забилось. Он жадно следил за каждым её движением. Вот она пролетела через улочку и исчезла в высокой траве. По траве пробежала рябь, отмечая этот скрытый от взоров стремительный бег.

Она вырвалась из зарослей уже гораздо дальше, проскочила последний цветник, ещё одну пустынную улицу, темной быстрой пулей ударила в заросли кустарника и стала взбираться всё выше и выше по крутому склону. На полпути к вершине холма она остановилась, приподнялась на задних лапах и замерла, оглядывая склон в поисках Джо. Сердце кота затрепетало.

Дульси увидела его. Несколько мгновений она стояла, приподнявшись на задних лапах и сложив передние на животе, затем снова бросилась вперед – то прыжками, то бегом. Когда она снова исчезла, верхушки травы дрогнули и закачались словно от порыва ветра.

Она вырвалась из травы буквально перед самым носом кота; мурлыча, наклонилась к нему – разгоряченная и взбудораженная пробежкой. Он чувствовал, как колотится её сердце. Взгляд изумрудных глаз ласкал его, кончик хвоста пританцовывал. Она пылко лизнула его в щёку. Уже несколько недель она представляла собой сгусток страсти; но это волнение было вызвано не любовью – хотя её любовь была ему известна, — а лихорадочной тревогой из-за произошедшего убийства. Отсюда и целеустремленность, горевшая в её зеленых глазах и неожиданные вспышки горячности.

Джо любил её такой – взволнованной, яркой и энергичной однако её поведение начинало беспокоить кота. Дульси посещала тюрьму слишком часто, слушала Роба Лэйка слишком внимательно – в общем, была поглощена дедом слишком сильно. Жизнь только-только наладилась, после того как они раскрыли убийство Сэмюэла Бекуайта. Но теперь смерть Джанет снова взбаламутила её. Страстность её увлечения захватывала и терзала кота, как собака кролика. Джо начинал задумываться: может ли жизнь с Дульси быть чем-то иным, кроме хаоса? О собственном недавнем и не менее горячем любопытстве он предпочитал не вспоминать.

Кроме того, Дульси была захвачена не столько самим убийством, сколько попыткой понять, что заставляет людей совершать такие преступления умышленно и даже с каким-то непостижимым удовольствием.

Преднамеренное убийство не укладывалось в кошачьем сознании, поскольку находилось за пределами жизненного опыта. Хладнокровно спланированное убийство абсолютно чуждо кошкам. Оно не имеет ничего общего с убийством для пропитания, выживания, тренировки охотничьих навыков или даже с инстинктом. С кошачьей точки зрения, смерть Джанет была бессмысленной. Абсурдной. И Дульси снова и снова тщилась понять подобное человеческое безрассудство. Пыталась найти ответ, который веками искали ученые, да так и не нашли.

Кто мог объяснить ей, что для маленькой кошки эта задача столь же непосильна, как попытка комара проглотить солнце?

Но Джо не мог долго сердиться на неё. Она была его любовью, его озорной зеленоглазой чаровницей. Вот и сейчас кошка прижалась к нему, одарив обезоруживающим взглядом. Он лизнул нежный персиковый мех на украшенной шоколадными полосками мордашке, облизал её ушки. Она приподняла шелковистую лапку и улыбнулась, а затем игриво шлепнулась на спину и принялась кататься по траве.

Но в следующую минуту Дульси уже была на ногах и, отпрыгнув в сторону, притворилась, что собирается убежать. А когда кот бросился за ней, она замерла, взглянув на него широко распахнутыми глазами, и ринулась прочь, легкая и быстрая как птичка, подхваченная порывом ветра. Он помчался за ней вверх по склону, проскакивая сквозь волны травы, продираясь сквозь заросли ракитника, — вверх, к гребню холма, забираясь все выше и выше. Наконец кошки достигли вершины я повалились наземь, чтобы отдышаться. Дульси лежала рядом с Джо – мягкая, теплая, нежная.

— Нужно было побегать, — сказала она. — Встряхнуться, чтобы избавиться от всех этих заморочек. Я вся зачерствела, пока сидела на карнизе над залом суда. Думала, меня удар хватит.

«Так не торчи там целый день», — подумал он, однако промолчал.

— А потом я то и дело засыпала, пока шли неинтересные моменты, хотя голуби все время болтали у меня над ухом. Да и эти судейские зануды не лучше – жужжат и жужжат, словно пчелы, а от бормотания обвинителя так в сон и клонило.

— Не нужно было тебе тратить на это весь день. — Джо больше не в силах был сдерживаться.

Дульси вскинула голову, округлив глаза.

— Оставался всего час до перерыва. Разве тебе не любопытно, что там происходило? — Взгляд изумрудных глаз был невозмутим. Она потерлась щекой о его плечо. — Лэйк не убивал её. Я клянусь тебе. Мы не можем допустить, чтобы его осудили.

— У тебя нет никаких оснований для такой уверенности. Ты не…

— Нет ни единой прямой улики. Говорю тебе, у них нет ничего, кроме косвенных доказательств. Этот детектив Мэррит толком и расследования-то не проводил. На самом деле обоснованной версии у него нет. — Она дернула ухом. — С другой стороны, чего ещё можно было от него ожидать? Харперу он никогда не нравился, капитан даже на работу брать его не хотел Мэррит – обычный назначенец, поставленный на должность из политических соображений. Могу поспорить, Харпер не хотел давать ему это дело. Тут наверняка не обошлось без вмешательства мэра. Мэррит так напыщенно держится на этом процессе. — Дульси почувствовала, что объясняет не слишком понятно. — И вообще, почему эти судебные заседания тянут так долго? Столько всяких мелких затруднений и миллион всевозможных правил!

— Они не торопятся и придерживаются правил, поскольку действуют осмотрительно и тщательно. — Он раздраженно поглядел на холмы за спиной у Дульси. — Они не спешат, поскольку следуют установленным процедурам и руководствуются фактами, а не интуицией.

Она зашипела и недовольно дёрнула хвостом.

— Ты мог бы попытаться смотреть на это дело непредвзято. Джо не ответил.

Однако в конце концов Дульси угомонилась и сладко зевнула ему в морду, отбросив на время разногласия. Лежа бок о бок на теплом бугре, они наблюдали, как просыпается городок. Зажегся свет в некоторых домах, и по всему городу начали вспыхивать огни, словно одновременно в сотнях домов сработала сигнализация. Небо побледнело, и вскоре поднимающийся ветер принес запах кофе, а затем жареных сосисок. Вдалеке послышался детский смех, залаяла собака.

Рассвет озарил холмы. Клубы тёмных туч побежали с океана к северу, возможно, неся с собой дождь. Может, тучи пронесёт мимо, намочит Сан-Франциско, а не их городок.

— Роб сейчас проснётся, ему просунут в окошко под решеткой завтрак на подносе, — сказала Дульси.

Джо вздохнул.

— Я нужна ему, — упрямо сказала кошка. — Он говорит со мной так, будто у него больше нет ни одного друга в этом мире. — Она лизнула кончик хвоста. — Возможно, ему легче разговаривать с бессловесным зверем. — Она лукаво улыбнулась. — Ну да, Роб ведь считает меня бессловесной. И зачем лгать кошке? Он же думает, что может рассказать мне все как на духу, я не пойму и не смогу повторить.

Джо ничего не сказал. У Дульси на все находится ответ. Невозможно переубедить её. Она увязла в деле о смерти Джанет Жанно всеми четырьмя лапами. Немного раньше тем же летом, ища подход к убийце Сэмюэла Бекуайта, они невольно оказались втянутыми в расследование, поскольку их собственным жизням угрожала опасность. Они оба стали свидетелями преступления, слышали звук удара по голове, видели, как Бекуайт упал, отчетливо разглядели нападавшего. А убийца каким-то образом узнал, что они могут сообщить о нем полиции. С того мгновения, когда этот человек увидел их, он понял, что кошки могут на него указать. И если бы он их поймал, он бы расправился с ними без промедления.

Кошки вынуждены были включиться в расследование смерти Бекуайта, поскольку на карту были поставлены их собственные жизни. Но убийство Джанет Жанно – совсем иное дело.

Дульси проникновенно посмотрела на приятеля. По мере того как становилось светлее, её черные зрачки медленно сужались, уступая место изумрудной радужке.

— Неужели тебе не хочется, чтобы понес наказание настоящий преступник? Тебе ведь правилась Джанет; Клайд одно время даже встречался с ней. Ты же не хочешь, чтобы её убийца остался на свободе и наслаждался жизнью, в то время как она мертва. — Она ткнулась носом в щеку Джо и лизнула его ухо. — Первым свидетелем сегодня утром должна выступить соседка Джанет, Элиза Трест. Мне очень хочется послушать, что она скажет. Ну же, Джо, пойдем со мной в суд.

Он только молча глядел на неё.

Дульси вздохнула и направилась вниз по склону, пробираясь через высокую траву.

Увещевания бесполезны, она всё равно сделает по-своему. Ворча, он потрусил следом за ней, удивленный и раздосадованный.

Но на полпути по склону она снова заговорила:

— Забыла тебе сказать: там внизу какой-то неизвестный пёс. Сейчас его не видно, однако он преследовал меня. Здоровенный такой.

— Я не видел никаких посторонних собак, когда поднимался. Только боксер и золотистый ретривер – две толстобокие плюшки.

Эти псы были вполне безобидны, они могли ради забавы погнаться за кошкой, но когтей боялись. Если никто из городских кошек не удосуживался научить собаку приличным манерам, этим занимались Джо и Дульси. Несколько раз у них были весьма увлекательные пробежки по холмам, хотя умная кошка никогда не позволит клацающим челюстям подобраться чересчур близко. Даже игривый, но забывшийся от азарта пёс может превратить невинную игру в кровавый поединок. А если собака почует вкус крови, она может растерзать жертву даже не успев сообразить, что делает.

— Это большой коричневый пёс, дворняга, — сказала Дульси. — Он держался поодаль, за кустами, однако наблюдал за мной и двигался следом. Возможно, он и не опасен. После того как мисс Трест даст показания, я собираюсь ещё разок сходить в сгоревшую студию Джанет. Но теперь я хочу попасть внутрь, даже если там по-прежнему всё оцеплено.

— Ты это серьезно?

— А почему бы и нет? Кто знает, что мне удастся найти.

— Да ладно тебе. Ты же сама видела, как полиция все досконально исследовала, осмотрела и сфотографировала. Мы там проторчали достаточно долго, чтобы в этом убедиться. Мне меньше всего хочется провести сегодняшний день на пепелище.

Обгоревший склон представлял собой адское испытание для кошачьих лап, а от едких испарений щипало в носу и слезились глаза. Разумеется, никакая охота среди этих головешек была невозможна – мелкая живность, что не погибла в огне, сбежала подальше и ещё долго не посмеет приблизиться к выжженной пустоши.

Пожар оставил на поросшем буйной зеленью склоне огромную проплешину диаметром более полукилометра. Семь окрестных домов сгорели дотла, и только два остались нетронутыми. Мертвые черные деревья стояли голыми, а запах гари был повсюду. Джо совсем не воодушевляло предложение пройтись по земле, усыпанной пеплом, битым стеклом и острыми искореженными кусками металла.

Но мысль о том, что Дульси отправится туда одна, была ещё нестерпимей. Он искоса взглянул на неё.

— Составь мне компанию – пробежимся до моего дома. Эх, вот бы мы нашли на пожарище что-нибудь стоящее.

Дульси одарила его обворожительной улыбкой, и они направились вниз сквозь пышные сады между уютными домиками, пересекая извилистые городские улицы. Они миновали небольшой парк, что тянулся вдоль шоссе №1; там дорога уходила в туннель на восемь кварталов, потом сворачивала, шла ещё два квартала к югу и упиралась в широкую аллею, разделявшую Морской проспект пополам. Тенистая и прохладная, она отмечала центр города и пролегала между магазинами до самого пляжа. Кот и кошка пробежали трусцой по пружинистому мягкому дерну; опавшие листья шуршали и разлетались под быстрыми лапами.

Магазины ещё не открылись, но Джо и Дульси чувствовали запах сырого мяса из лавки мясника и свежего хлеба и булочек с корицей – из булочной. Они с наслаждением втянули носами аромат свежей рыбы: неподалеку разгружали картонные коробки с лососем и палтусом. Грузчики увидели, что кошки остановились и смотрят, и зашикали на них, отгоняя подальше. Кошки зашипели в ответ, развернулись и удалились. Больше они не останавливались, пока не добежали до улицы, где жил Джо.

Там они расстались, на прощание коснувшись друг друга носами. Дульси потёрлась щекой об усы Джо.

— Я зайду к тебе попозже, — сказала она, сверкнув глазами.

Джо смотрел, как она, помахивая хвостом, бежит к зданию суда. Дульси двигалась легко, словно пританцовывая, а её изогнутые шоколадные полоски эффектно мелькали на фоне светлых стен магазинов и галерей.

Она взглянула на противоположную сторону улицы – в витрине книжного магазина были установлены часы. Семь тридцать. Она первой доберется до камеры, вскарабкается по высокому дубу до третьего этажа и снова устроится на карнизе залеченного окошка. Она будет наблюдать за Робом Лэйком, возможно, разделит с ним завтрак: ему нравилось скармливать кусочки сосисок и яичницы, просовывая их через решетку, побудет с ним, выслушает его стенания, а в девять начнется суд.

Повернув налево, к дому, Джо перебежал по газону на ту проспекта, что вела на север. Прикидывая расстояние до неторопливо двигавшихся машин, он вприпрыжку пересёк проезжую часть.

Ладно, если Дульси так приспичило разгадывать загадки, лучше уж заняться убийством Джанет Жанно, чем мучиться над удивительной тайной собственного происхождения. Этим летом с них уже хватило. Внезапно накрывшая их лавина совершенно не свойственных кошкам мыслей, а также способность к человеческой речи стали для них настоящим шоком. Когда Джо впервые опробовал свои потрясающие таланты, пришлось призвать на помощь хладнокровие и выдержку. Он был напуган, но старался сохранять самообладание. С Дульси было не так. Она бросилась в новую жизнь с диким азартом, торопясь воспользоваться открывшимися возможностями с истинно кошачьей страстью. Она хотела узнать о мире все и сразу. Пытаясь в одночасье постичь смысл вселенной, она сводила Джо с ума. Даже просмотр телепрограмм перестал быть непритязательным способом проведения досуга: Дульси готова была впитывать информацию безостановочно.

С самого детства Дульси смотрела телевизор вместе с хозяйкой. Уютно свернувшись на коленях Вильмы Гетц, она наслаждалась музыкой и мельканием изображений, а также непонятными, но чарующими голосами. Когда кошка начала понимать человеческую речь, она стала смотреть телепередачи уже специально, впитывая малейшие детали. Она чинно, словно прилежная ученица, сидела на коленях у Вильмы и поглощала новые знания с такой жадностью, словно всю жизнь ждала, когда ей представится случай учиться и делать открытия.

К счастью, у Вильмы был вкус и все подряд она не смотрела. Хотя и самой Дульси хватало сообразительности не строить представления о мире только на основе телепрограмм.

Миновав Морской проспект, Джо пробежал три квартала до дома – маленького белого коттеджа с палисадником, где он жил со своим другом и покровителем. Их с Клайдом домик, уютно расположившийся под раскидистыми дубами, был старым и порядком обветшавшим. Фундамент порос мхом, крыша позеленела и тоже кое-где покрылась мхом, а там, где в неё упирались ветви, требовалось закрепить отставшую дранку. Клайд всегда ужасно ворчал, когда нужно было поменять несколько полос дранки, хотя подпилить ветви, чтобы они не задирали крышу, ему и в голову не приходило. Да и вообще он не слишком заботился о состоянии жилья, разве что клочковатую траву на лужайке подстригал. Однако потрепанный временем домишко был обжитым, уютным и безопасным. Клайду Дэймену стукнуло тридцать восемь. Он был коренастым и темноволосым. Когда-то, ещё до встречи с Джо, он был женат. Клайд любил профессиональный бокс и вообще все соревновательные виды спорта. Он регулярно качал мышцы на тренажере, стоявшем в спальне для гостей. Нередко можно было увидеть, как он лежит, придавленный штангой, между потертым письменным столом и кроватью. Эта деятельность сопровождалась неизменным ворчанием и кряхтением. Клайд любил пиво и женщин, хотя в выборе женщин за последние два года он стал гораздо разборчивее. Джо никогда не мог понять, что женщины находят в Клайде, однако они постоянно появлялись в его доме, пили с ним пиво и готовили ему ужин.

Клайд выудил Джо из водосточной канавы, когда тот был ещё подростком; котёнок лежал там, умирая от жара, виной которому был сломанный и инфицированный хвост. Это случилось в Сан-Франциско, причём не в лучшей его части. Вообще, можно сказать, что Джо родился в несколько неудачном месте.

Клайд направлялся по своим делам, когда заметил котёнка, лежавшего в сточном желобе. Позднее он рассказывал, что Джо выглядел просто как комок мусора или дохлая крыса, но что-то заставило его резко затормозить.

Выбравшись из машины, Клайд склонился над Джо, потрогал его, затем осторожно ощупал, проверяя, нет ли переломов.

Обнаружив, что сломан только хвост, он отвёз котёнка к ветеринару, а затем домой, в свою маленькую квартирку на Саттер-стрит. Клайд ухаживал за Джо как за младенцем, постоянно воркуя над ним, лечил его, кормил с ложечки и давал лекарства. С тех пор они не расставались.

Год спустя они переехали из Сан-Франциско в Молена-Пойнт. Странная метаморфоза произошла с котом уже здесь. Клайд на удивление стойко выдержал этот удар.

Джо пробежал во всклокоченной траве, которая росла на пятачке веред домом (Клайд иносказательно называл это лужайкой), вспрыгнул на бетонные ступени, нырнул в кошачью дверку и по обыкновению поморщился, когда пластиковая створка хлопнула его по спине. «Люди даже до Луны добрались, — подумал Джо. — Неужели они не в силах изобрести более удобную конструкцию для кошачьей дверки? Или это просто не стоит в списке первоочередных задач?»

Кот пересёк гостиную и прошел в столовую, которой Клайд пользовался редко. Едва он открыл дверь на кухню, весь домашний зверинец ринулся к нему словно отряд камикадзе. Два больших пса гарцевали вокруг и наступали ему на лапы, ухмыляясь во всю ширь слюнявых пастей. Три кошки жеманно отряхивались и тыкались в него, изящно и бессмысленно помахивая хвостами.

Запах свежего кофе наполнял кухню. Судя по звукам Клайд находился в душе. Отогнав дружелюбных глупых псов, Джо запрыгнул на стол. Старый лабрадор и пожилой голден встали на задние лапы, не сводя с него глаз, затем снова принялись ходить взад-вперед, дожидаясь, пока Клайд выйдет из ванной и приготовит им завтрак. Кошки, просительно мяукая, вились вокруг ножек стола, как будто Джо мог открыть для них банки с едой. Они чрезвычайно почтительно относились к нему с тех пор, как обнаружили произошедшую с ним перемену.

Он бросил на них покровительственный взгляд и отвернулся. Им путь на стол был запрещен. И хотя они часто не слушались Клайда, Джо они подчинялись беспрекословно. Бедняжки так и не смогли понять, почему он так внезапно и пугающе изменился, но его авторитет в их глазах вырос неизмеримо. «Черт побери, я бы и сам хотел понять, почему это произошло со мной и Дульси», — думал Джо.

Джо и Дульси было известно, что их порода, похоже, берёт начало в глубине веков – в Египте и средневековых поселениях кельтов. Вильма с Клайдом провели весьма основательные исследования и пришли к впечатляющим и тревожным результатам. В городской библиотеке Молена-Пойнт они обнаружили упоминания об ирландских могильных курганах, где имелись особые двери, украшенные резными изображениями кошек. В египетской, итальянской и кельтской истории нашлись рассказы об исчезнувших людях и появившихся на их месте кошках. От этих историй у Джо возбужденно топорщились усы.

Ему очень нравились его новые способности, однако никакой нужды копаться в туманном прошлом он не видел. Что выросло, то выросло – говорящий кот, поумнее некоторых людей, сообразительный и одаренный. Преувеличивать не стоило. Но Дульси вообразила, что где-то существуют и другие их собратья. Кроме того, её очень интересовало, какие ещё таланты они могли бы в себе обнаружить. Сам Джо об этом предпочитал не размышлять.

Сейчас, забравшись на кухонный стол, он уселся на утреннюю газету и быстро прочитал. Вся первая полоса была посвящена процессу над Робом Лэйком. Что бы ни творилось в мире – голод, наводнение, война, стихийные и социальные бедствия с миллионами жертв, местную газету это не будет интересовать, пока присяжные не вынесут решение по делу Роба Лэйка.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ. ЭЙМС ТРЕБУЕТ ОТСРОЧКИ, ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ВЫЗЫВАЮТ СОМНЕНИЯ.

Сомнения, говорите? Ну-ну, неужто местным репортёрам больше писать не о чем?

«А если Дульси права? — подумал Джо обеспокоенно. — Что если Лэйк не убивал Джанет? Если она не перестанет лезть в это дело и решит найти настоящего преступника, то может пострадать и сама».

Несмотря на человеческое сознание, Дульси все-таки была кошкой. Маленькой и хрупкой кошкой. И вопиюще уязвимой. Если она будет суетиться слишком открыто, если не станет тщательно скрывать свои необыкновенные таланты, она нарвётся на серьезные неприятности. Один человек в Молена-Пойнт совсем недавно уже пытался убить их, узнав, что они не обычные кошки. Возможно, об этом знают и другие.

Тревожась за Дульси, надеясь, что она все же прислушается к голосу разума, Джо вздохнул и растянулся на газете.

«Но кто может её урезонить? Она будет гнуть свою линию, пока не пострадает сама – или пока не раскроет это проклятое убийство».

Глава 2

Городская тюрьма Молена-Пойнт находилась в узком переулке напротив зданий полиции и суда. Старое кирпичное здание давно пережило свои лучшие времена, однако по-прежнему оставалось мощным и надёжным. Капитану Харперу до сих пор удавалось пресечь все попытки отобрать и снести это здание. Расположение в непосредственной близости от участка и суда создавало дополнительные удобства: заключенных не приходилось перевозить на дальние расстояния. Однако недвижимость в центре города – весьма лакомый кусок для коммерсантов, и каждый год вопрос о тюрьме вызывал настоящие баталии. До сих пор Харперу удавалось стоять на своём. Позади здания полиции располагалась парковка, на которую выходила и задняя стена тюрьмы. Рядом высились раскидистые дубы, чьи узловатые ветви дотягивались до зарешеченных окошек арестантских камер.

На высоте третьего этажа на искривленной шишковатой ветке сидела Дульси и пристально вглядывалась в расположенное чуть поодаль окошко камеры, где томился Роб Лэйк. Две дюжины голубей, пачкая прутья, важно прогуливались по кирпичному карнизу. Они посматривали в сторону Дульси и безмозгло ворковали, твердо веря, что ни одной кошке не достать их на таком расстоянии. «Бестолковые существа, мозги с горошину. Неужто они не заметили, что я каждый день в течение недели перепрыгиваю эту пропасть?» – подумала она.

Подобравшись, она сосредоточила всё своё внимание на узком оконном уступе, припала к ветке, напружинилась, взмахнула хвостом и перелетела на окно. Голуби рванули вверх, так оглушительно захлопав крыльями, словно загромыхала приближающаяся гроза.

Дульси прошла по карнизу, петляя между пятнами голубиного помета, и приблизилась вплотную к окошку, которое было снабжено помимо толстой решётки ещё и проволочной сеткой. Столь надежная защита позабавила её. Макс Харпер не оставлял своим заключенным ни единого шанса. Внизу в полутёмной камере на незаправленной койке, ссутулившись и обхватив голову руками, сидел Роб; он не заметил появления гостьи. Заключённый не стремился привести себя в порядок после сна: его каштановые волосы топорщились во все стороны, щеки и подбородок покрылись щетиной, синяя тюремная роба измялась. Простыня и выцветшее потёртое одеяло были скомканы, подушка валялась на полу.

Роб Лэйк был молодым человеком приятной наружности, однако мягкие черты его лица могли показаться несколько безвольными и унылыми. Возможно, именно его слабость притягивала Дульси, вызывала жалость и заставляла вновь и вновь приходить сюда. «Джо утверждает, что всему виной мои материнские инстинкты», — подумала она. Казалось, Лэйк всегда был рад видеть её, словно кошка и впрямь была единственной его гостьей, не считая адвоката.

Да и кто бы мог испытывать теплые чувства к такому адвокату? Диона Барон, может, и была неплохим защитником, но обладала характером резким и неприветливым. От неё прямо-таки веяло холодом, а её неприятный, словно режущий голос вызывал у Дульси головную боль. Ей стоило немалых усилий выслушивать речи госпожи Барон в суде, подавляя ворочающуюся в глубине души неприязнь к этой женщине.

Взглянув на понурого Роба, Дульси тихонько мяукнула.

Он поднял голову и улыбнулся. Отчаяние, всего мгновение назад читавшееся на его лице, исчезло. Он поднялся, подошёл к окну, протянул руку и просунул пальцы сквозь сетку, чтобы приласкать кошку.

— Рад, что ты пришла. Плохо мне, киска. У меня было такое чувство, что эти стены сжимаются, норовя раздавить меня. Я аж испариной весь покрылся, — он оглядел кошку и протянул палец, чтобы почесать её за ушком. — Уж не знаю почему, киска, но с тобой мне всегда становится легче. Ты как-то умеешь снимать это ощущение загнанности в ловушку, — Он нахмурился и поскреб заросшую щеку. — Ещё один день в суде. Снова эти бесконечные расспросы. И ради чего? Они все думают, что это я убил её. — Молодой человек внимательно посмотрел на Дульси. — Почему ты приходишь сюда, кошка? Я тебе рад, конечно. Но, чёрт возьми, мне ведь даже угостить тебя нечем, кроме каких-то жалких крошек. А через эти железяки я и погладить тебя толком не могу. Что же тебя так тянет сюда киска? Моё тюремное амбре?

Он плотнее прижал ладонь к сетке, стараясь почувствовать тепло живого маленького тела. Дульси прислонилась к руке и потерлась щекой о холодный металл. Затем она несколько раз грациозно прошлась туда-сюда по узкому карнизу, испытующе глядя на узника. Обычно такой взгляд развязывал ему язык. Таким образом она добивалась, чтобы он рассказывал о своих чувствах к Джанет. Он поклялся, что не убивал её. А с чего бы ему лгать кошке?

Джо не исключал, что Роб мог быть патологическим лжецом, который скорее соврёт даже кошке, чем скажет правду. Может быть, он и себе лжёт. Или тренируется перед кошкой, чтобы отшлифовать свои показания перед очередным заседанием суда.

Но Джо был неправ. Роб Лэйк не убивал Джанет.

Дульси знала: Роб чувствует, что попал в ловушку, что загнан в эту тесную клетку той системой законов, которая должна была защищать его. По мере продвижения следствия Лэйк казался всё более подавленным. Словно весь мир ополчился против него, не оставляя ни единого шанса. Но по тому, как он говорил о Джанет, Дульси понимала, что он любил её и не мог причинить ей зла.

Смерть Джанет стала потрясением для всего городка. Молодая художница была ярким пятном в жизни Молена-Пойнт. Настоящая красавица с длинными светлыми волосами, точёной фигуркой и лёгкой походкой, веселая и скромная. При этом она совершенно не заботилась о своей внешности, никогда не пользовалась косметикой и одевалась обычно в старые потёртые джинсы, на которых нередко красовались пятна от краски или сварки. Из всей местной художественной братии Джанет была любимицей жителей Молена-Пойнт, и картины её также пользовались наибольшей любовью. Её крупные размашистые изображения продуваемых прибрежных бухточек, домиков, уткнувшихся в громадные холмы, которые подставляют свои крутые бока ветру, показались бы банальными, возьмись за такие виды другой художник, не столь одарённый. Но картины Джанет обладали удивительной магией и вызывающей трепет энергией. Дульси эти работы трогали до глубины души. Изменения, которым Джанет подвергала мир, превращая обычный кусочек реальности в нечто совершенно новое и чудесное, казалось, в точности отражали те перемены, что произошли в жизни самой Дульси, когда она, обыкновенная кошка, оказалась в мире невероятных возможностей, наделенная способностями, о которых никогда прежде не подозревала.

Ей не хватало Джанет, не хватало случайных встреч на улицах, её эпизодических визитов к Вильме, когда Джанет забегала ненадолго, чтобы выпить чашечку кофе и поболтать. В день пожара, когда тело унесли, Дульси пришла домой, забралась в темный уголок под диваном, свернулась тесным клубочком, уткнулась носом в свой бок и прикрылась хвостом. Никто, кроме Вильмы и Джо, не мог понять, как сильно может горевать кошка о человеке.

Вечером накануне гибели Джанет вернулась домой одна после бурных, насыщенных событиями выходных в Сан-Франциско, где проходило открытие ежегодной выставки в Музее де Янга; там она получила первый приз за живопись маслом и второй за скульптуру. Для любого художника это чрезвычайно знаменательное событие – получить две премии сразу на столь важной выставке. Это был вечер воскресенья. Джанет ушла с торжественного приёма около десяти и отправилась на юг вдоль побережья по единственной прямой дороге. Домой приехала около полуночи. Она загнала свой фургон в гараж, где располагалась и студия. Сама квартира находилась этажом ниже. Через несколько минут, по словам соседей, и квартире зажёгся свет. Полчаса спустя свет погас – вероятно, Джанет легла спать.

В понедельник утром она по привычке поднялась очень рано и к пяти уже была на ногах. Один из соседей, уходя на работу на пристань Бэйтаун, видел у неё в окнах свет. Должно быть, Джанет оделась, поднялась наверх и приготовила кофе уже в студии, как обычно и делала. В газетах писали, что у неё было очень напряжённое расписание на ближайшие дни – ей срочно требовалось закончить металлическую скульптуру, которую нужно было отправить заказчику на предстоящей неделе. Пожарные инспектора из окружного управления не смогли точно установить, когда взорвался баллон – в тот момент, когда Джанет повернула рукоятку, или же сначала возник пожар, который и привел к взрыву. Кусок металла угодил ей в голову.

Полиция Молена-Пойнт обнаружила множество масляных пятен на кислородном баллоне и шлангах. Это масло и могло стать причиной взрыва. Но Джанет убило не это.

В её крови обнаружили следы аспирина. У Джанет была жесточайшая аллергия на это лекарство, и даже маленькая доза могла привести к остановке дыхания. Следы аспирина нашли и на металле расплавленной кофеварки. Лекарства в сочетании с дымом было достаточно, чтобы оборвать жизнь Джанет. Возможно, последующий взрыв фургона помешал оглушённой и обессилевшей Джанет покинуть дом.

Обычно она не занималась сваркой, когда фургон стоял в гараже, однако на этот раз требовалось сделать лишь несколько последних штрихов. Когда пламя добралось до бензобака, последующий взрыв превратил студию в пылающий ад, разметав обломки по холму. Раздуваемый утренним ветром огонь распространился по склону, перекидываясь на дома и деревья, и выжег километровый коридор в южном направлении. Однако квартира Джанет, отделенная от студии бетонной плитой, почти не пострадала. Улики вскоре привели к Робу Лэйку. Его старый «Шевроле Субурбан» видели возле дома непосредственно перед пожаром, а на месте преступления обнаружились его отпечатки.

Дульси смотрела, как он меряет шагами камеру, возвращаясь к ней, протягивает руку и вновь удаляется. Он явно не мог найти себе место.

Джанет порвала с Робом примерно за год до смерти. Отношения у них не клеились. Расстались они, когда Лэйк завязал профессиональные отношения с бывшим мужем Джанет.

Бывший художественный критик Кендрик Мал, в настоящее время владелец галереи, сделал из Роба знаменитость, хотя работы Лэйка представляли собой не бог весть что. В Молена-Пойнт поговаривали, что Мал взял Роба в свою команду только для того, чтобы насолить Джанет. И кто бы посмел бросить в парня камень за то, что тот решил не упустить свой шанс? Мал считался большой шишкой в художественных кругах Калифорнии.

Мал устраивал для Лэйка персональные выставки, добивался публикаций в специализированных изданиях, размещал в них полноцветные анонсы на всю полосу. Вплоть до самого убийства Лэйк успешно продвигался по пути к славе. Теперь же его карьера была заморожена. На долю Роба приходилось внимание лишь охочих до сенсаций репортеров. За одну ночь его мир сжался до размеров тюремной камеры.

У Лэйка не было твердого алиби на ночь гибели Джанет: ни единого свидетеля его перемещений, начиная с того момента, как он покинул Сан-Франциско. После приёма в Музее де Янга он расстался с друзьями, вернулся в Молена-Пойнт около четырёх утра и лёг спать. Два свидетеля подтвердили, что он уехал из Сан-Франциско в начале третьего ночи. У Лэйка были ключи от студии Джанет и от её четырехлетнего фургона «Шевроле». Эти ключи остались у него с тех пор, когда он встречался с Джанет. Роб уверял, что сохранил их у себя из сентиментальных соображений и держал в ящике комода.

Впрочем, ещё один комплект ключей – тоже от мастерской и от машины – имелся у агента Джанет Сесили Аронсон. Одно время такие же ключи были и у Кендрика Мала. Однако на суде он заявил, что вернул свой комплект Джанет, не делая дубликатов.

Просунув пальцы сквозь решетку, Роб погладил Дульси.

— Знаешь, киска, у меня никогда не было дома животных. Я всегда смеялся над людьми, которые заводят собак или кошек. Мне казалось глупым, что собаки крутятся возле них, скуля и ласкаясь. Я думал, что животные в ломе приносят лишь прорву лишних забот. А кошек считал равнодушными и надменными существами, которые только пользуются человеком. Но ты не такая. — Лэйк внимательно посмотрел на неё. — Я же ничего не могу тебе дать, даже приласкать как следует. И всё-таки ты ко мне приходишь. Почему?

Дульси замурлыкала.

— Знаешь, иногда мне кажется, что и адвокату на меня совершенно наплевать. Я бы хотел… Да ладно, какого черта! Возможно, все эти адвокаты из одного теста. — Он немного помолчал, его взгляд был простодушным и каким-то мальчишеским. — Может, если бы я мог здесь рисовать… Если бы мне дали краски и холст, может, мне было бы легче. — Лэйк прижал раскрытые ладони к оконной сетке. — С другой стороны, что в этом толку? По правде говоря, я вообще не уверен, захочется ли мне писать картины, когда… если я выберусь отсюда.

Дульси удивлённо взглянула на него, но тут же принялась выкусывать свою лапу.

Он хмуро посмотрел на кошку.

— Я не то что Джанет, не настолько помешан на живописи, — он усмехнулся. — Это правда. Джанет искусство было необходимо, она просто не могла иначе. А я… у меня никогда не было столь сильной потребности… А с тех пор как она умерла, мне оно вообще до лампочки. — Лэйк опустил голову. — Я завидовал её таланту. Но, знаешь, я её не убивал, — он внимательно посмотрел на Дульси, словно ища поддержки. — Я надеюсь, что ты это знаешь. Мне кажется, ты вообще единственная, кто это знает. — Роб вдруг смутился, а затем рассмеялся. — Ох, у меня точно крыша едет, раз я кошке жалуюсь. Но, не знаю… — Он сдвинул брови и покачал головой. — У меня такое чувство, что тебе не всё равно. Как будто ты знаешь, что я не убивал.

Дульси замурлыкала громче, жалея, что не может поговорить с ним, утешить его.

«Вот это был бы номер! И полный провал. Конец и мне, и Джо».

— Даже когда Мал взял меня в свою галерею, сделал одним из своих, приближённым, я знал, что тягаться с Джанет мне не по силам. С самого начала я понимал, что Мал поступил так ей назло. Мне было стыдно, — тихо добавил он. — Но, видать, не настолько, чтобы остановить его. Я позволил Малу это сделать и не протестовал – кишка тонка оказалась. Мне хотелось прославиться, вот и всё. — Лэйк снова отвернулся и прошёлся по камере, а затем развернулся к Дульси так резко, что она дернулась и едва не свалилась с узкого карниза. — У меня не хватило совести остановить его! — закричал он. — Не хватило совести, чтобы победить свой проклятый эгоизм.

Кошка смотрела на Роба в упор, пока он не успокоился. Этому парню осталось немного до превращения в настоящего психа.

— Если бы я не позволил Малу сделать из меня знаменитость, не дал бы ему использовать себя и причинять Джанет боль, может, она осталась бы жива. Возможно, мы и не разошлись бы, были бы по сей день вместе. — Он сел на неприбранную койку и посмотрел на Дульси. — Может, мы и в ту ночь были бы вместе, и я смог бы предотвратить то, что случилось. — Он уныло поглядел на Дульси. — Я не убивал её. Но, быть может, она умерла из-за моей ошибки.

Дульси переполняла жалость к Робу, однако к ней примешивалась досада. С самого начала Лэйк вызывал у кошки сочувствие, но его полная беспомощность злила её. Похоже, парень уже сдался. Иногда он проявлял такое бессилие, что она спрашивала себя, стоит ли беспокоиться за него, если он сам махнул на всё рукой.

Возможно, всему виной были её неуправляемые материнские инстинкты, но одно она знала наверняка: Лэйк невиновен, он оказался здесь из-за бездарного расследования детектива Мэррита. Капитан Харпер не стал бы ни минуты держать Мэррита на службе, если бы мэр и городской совет не пригрозили ему увольнением. Дульси считала, что Харпер просто дожидается удобного момента, чтобы избавиться от Мэррита. Однако сделать это нужно было так, чтобы совету не к чему было придраться.

Что касается обвинителя – как знать, возможно, окружному прокурору требовалось признание вины.

На самом деле в невиновности Лэйка Дульси убеждали её сны. Ей трижды снился белый кот Джанет, он пытался сообщить о чём-то, показать нечто крайне важное.

До пожара они с Джо, охотясь на склоне холма, несколько раз замечали этого кота. Они мельком видели, как он выпрыгивал из окна студии, которое Джанет специально держала открытым. Впрочем, такое бывало нечасто. Дульси считала, что большую часть времени кот спал дома. Он был уже не молод.

После пожара команды волонтёров из Общества защиты животных при помощи местных жителей прочёсывали окрестные холмы в поисках разбежавшихся собак и кошек. Большинство зверей им удалось найти, однако белый кот Джанет как сквозь землю провалился. Джо сказал, что тот, возможно, погиб в огне; но никаких останков на пепелище не обнаружили. Смерть в огне ужасна, Дульси делалось нехорошо при одной мысли о такой кончине.

А неделю спустя этот кот начал ей сниться – белый, длинношёрстный, чрезвычайно элегантный, с глазами глубокого синего цвета. Сны были столь отчетливыми, что она даже видела жетон с отметкой о прививке от бешенства, прикрепленный к синему ошейнику, и маленькую медную табличку с именем Джанет. Каждый раз во сне он хотел, чтобы Дульси пошла за ним, оборачивался и смотрел на неё, помахивал хвостом и слегка подергивал ушами. Но каждый раз, пытаясь последовать за ним, кошка просыпалась.

Роб постоял, глядя сквозь решетчатую дверь в холл, затем вернулся к окну.

— Сегодня утром полиция собирается посетить дом Джанет. Они будут искать её дневник. Бог знает, кошка, что она там понаписала, что наговорила про меня.

Дульси удивленно уставилась на него. В ней заговорило любопытство. Прежде она ничего не слышала про дневник.

— Про дневник стало известно только вчера, о нём сообщила одна из свидетелей, такая худосочная старушенция. Она заявила, что в то утро видела мой «Субурбан» возле дома Джанет. А потом её снова вызвали, и она рассказала, что Джанет вела дневник.

Этой свидетельницей была Элиза Трест. Дульси полагала, что её вызовут для дачи показаний только сегодня утрам. Если бы Дульси об этом знала, задержалась бы накануне подольше.

— Эта женщина, Трест, приходила к Джанет убираться. Я её помню, вечно повсюду совала свой нос. Пронырливая склочная старая перечница. Она не могла видеть мою машину. Зачем ей врать-то было? Она утверждает, что Джанет держала свой дневник на полке в спальне, но я никогда его не видел. Если же дневник на самом деле существовал, готов поспорить, что старуха прочитала его весь до последнего слова, хотя это наверняка вогнало её в краску. — Он вздохнул. — Когда мы разошлись и я связался с Малом, представляю себе, что она про меня написала. Ладно, ничего не поделаешь. Но если копы найдут дневник, значит, слушание снова будет отложено. Иногда мне кажется, что эти отсрочки хуже, чем приговор, — они истощают, лишают сил. Но тебе-то что за дело? — внезапно вспылил он. — Какое до всего этого дело глупой кошке?

Дульси моргнула.

С ним такое случалось: ещё минуту назад он был сентиментален и нуждался в сочувствии, а потом вдруг приходил в ярость. Что ж, парень страдал и явно был напуган. А она – единственная, к кому он мог взывать. Дульси прищурилась, размышляя о дневнике и прикидывая, действительно ли эта улика поможет Робу Лэйку или только укрепит выдвинутые против него обвинения. Она гадала, как поступит детектив Мэррит, если найдет эти записи. А если бы дневник попал в руки Дионы Барон, и та сочла бы, что это поможет выиграть дело, она бы раструбила о личной жизни Джанет во всех газетах. Дульси полагала, что мисс Барон была решительно настроена выиграть дело, хотя на самого Роба Лэйка ей было наплевать.

Помахивая хвостом, Дульси продолжала размышлять. Она хотела увидеть дневник Джанет, взглянуть на него прежде, чем его найдёт полиция.

Она повернулась и посмотрела на полицейскую парковку: частные машины офицеров с запотевшими стеклами, влажные от утренней росы. Дневная смена ещё не пришла. Ещё не было восьми, когда Мэррит заявится на работу и, возможно, отправится прямо в дом Джанет искать дневник.

Она окинула Роба долгим взглядом на прощание и покинула его, перепрыгнув через пропасть глубиной в три этажа на дуб и распугав голубей. Приникая к ветвям и поглубже вонзая когти в кору дерева, она спустилась вниз и помчалась прочь.

Глава 3

Утреннее солнце разливалось по кухонному столу, приятно согревая шкуру Джо, который растянулся на свежей газете. Золотистый ретривер Барни и лабрадор Руби суетливо бродили взад-вперед в ожидании завтрака. Там же, съёжившись и приняв терпеливый вид, сидели голодные кошки. Джо бросил взгляд в широкое окно над кухонной раковиной. За стеклом промелькнула колибри и упорхнула прочь. На соседних крышах лежали косые лучи солнца, поднимавшегося над холмами и далекими горами. Услышав шаги Клайда в холле, кот с наслаждением потянулся и оставил на спортивной полосе длинные густые мазки земли и мокрой травы. Эта страница и без того уже была основательно заляпана следами грязных лап, так что местами трудно было разобрать текст.

Когда Клайд с пустой кофейной кружкой и белым лабораторным халатом в руках толкнул дверь кухни, собаки накинулись на него, виляя хвостами, а три кошки, непрерывно мурлыча, принялись подлизываться и увиваться вокруг его лодыжек. Клайд набросил халат на спинку стула и опустился на колени, лепеча всякие нежности и обнимая ласкающихся зверей, как будто не виделся с ними целую вечность. На нём были выцветшие джинсы и красная рубашка-поло, он был причёсан и чисто выбрит, даже щёки ещё были влажными. Впрочем, чёрные волосы, тщательно уложенные феном, уже через час будут напоминать о попытках юной белки построить первое в жизни гнездо. Он снова поднялся и расправил белоснежное облачение, чтобы на нём не оставалось ни единой морщинки. Накрахмаленный белый халат был явным выпендрёжем и прекрасно смотрелся бы на докторе. Клайд пристрастился носить его лишь недавно. Клайд Дэймен, Исцелитель Иностранных Моторов, врачеватель престарелых «Роллс-Ройсов» и «Мерседесов» Молена-Пойнт. И всю эту прорву халатов ему стирали и крахмалили в прачечной.

Клайд дал понять, что заметил присутствие Джо, мягко ткнул его в плечо и остановился, изучая отпечаток кошачьего тела, который украсил газетную полосу со спортивными новостями.

— Ну и учухался же ты! Неужели нельзя умываться, перед тем как войти в дом? И какого чёрта ты вечно укладываешься на спортивной странице? Чем тебе передовицы не нравятся? Ты сюда полдвора земли натащил.

— Почему это я должен лежать на передовице? Ты их не читаешь. А твоя жизнь была бы невыносимо скучна без моих маленьких дружеских приколов.

— Но кухонный стол был бы чище.

Клайд выразительно взглянул на кота и принялся открывать коробки с сухим кормом и банки с кошачьей и собачьей едой. Он наполнил пять отдельных плошек, поставил их на линолеум подальше друг от друга, чтобы предотвратить ненужные конфликты и обеспечить подобие мира между тремя кошками и двумя псами. Пока звери ели, он распахнул дверь на задний дворик, чтобы они могли прогуляться после завтрака. Затем Клайд налил себе кофе, вытащил из буфета коробку хлопьев, вытряхнул немного в глубокую миску и добавил молока. Каждое утро, наблюдая за его действиями, Джо задавался вопросом: что будет, если по рассеянности он вместо хлопьев насыплет себе сухого собачьего корма? А впрочем, добавить сахарку – и кто заметит?

Клайд поставил миску на стол.

— Ну, а тебе чего положить?

— Спасибо, я уже позавтракал.

— Представляю себе! Потроха с кровью. — Он отхлебнул кофе и потянулся к первой полосе газеты. — «Требование Дионы Барон о приостановке слушаний отклонено». Эти чёртовы адвокаты растянут процесс на веки вечные. — Он посмотрел на Джо. — Я полагаю, сегодня утром Дульси опять направилась в суд. Объясни мне, что её так туда тянет. — Почему она вбила себе в голову, что этот Лэйк невиновен?

Джо вздохнул и перекатился на другой бок, затем раздражённо сел и начал выкусывать блоху.

— Это всё её сны, — сказал он мрачно. — Ей снится белый кот Джанет. Я говорил тебе, она убеждена, что этот кот всё ещё жив и пытается что-то ей сообщить. — Джо облизнулся – Хотел бы я, чтобы спасатели этого кота нашли, живым или мёртвым. Может быть, тогда она перестанет видеть его во сне.

— Этот белый кот наверняка погиб. Не будь он мертв, он бы явился домой – во всяком случае к тому, что осталось от дома. И соседи бы его увидели.

Джо предпочитал думать, что кот жив, что Дульси во сне является живой кот, а не призрак.

Фотография белого кота была в газетах – репортёры старались обсосать все подробности жизни Джанет. Если бы кто-нибудь в Молена-Пойнт его увидел, его бы забрали домой, сообщили бы в приют для животных или позвонили в местную газету.

— Мне представляется любопытным, — сказал Джо, — что Беверли, сестра Джанет, совершенно не побеспокоилась об этом коте я даже не пыталась найти его.

— Кот погиб, — повторил Клайд.

— Возможно, — неохотно согласился Джо.

— Дульси совсем потеряла голову. Сам посуди, существуют же доказательства. «Субурбан» Лэйка видели в то утро на дорожке возле дома Джанет, а эту развалюху трудно с чем-либо перепутать. После того как Джанет с Робом разбежались. Лэйк стал таким мстительным, что она даже отказывалась разговаривать с ним. Тебе не кажется, что это могло окончательно свести его с ума? В наши дни убивают и за меньшее.

Джо фыркнул.

— Если бы ты убивал каждую из своих бывших подружек, то Молена-Пойнт наполовину опустел бы, — заявил кот, слизывая грязь с лапы. — Так или иначе, автомобиль – доказательство косвенное. Свидетель всего лишь сообщил, что он был похож на «Субурбан» Лэйка а таких старых «Шевроле» вокруг полно. Было ещё темно, много ли можно было разглядеть?

Клайд подсыпал сахару и миску с хлопьями.

— В любом случае большое жюри наверняка сочло, что улик для обвинения достаточно. Они бы не начали процесс на пустом месте.

Джо дёрнул плечом.

— Большое жюри считает, что он мог быть виновен. Дульси клянётся, что нет. И как прикажете её убеждать? Она и слушать не желает.

— Только потому, что она подружилась с Лэйком, околачиваясь в его камере, только потому, что Лэйк любит кошек…

— Она не заходит внутрь. Она наблюдает за ним с карниза его окошка, — прошипел кот. Он мог сам критиковать Дульси, но когда на неё наезжал Клайд, Джо зверел. — Она не считает, что Роб любит кошек, а лишь полагает, что он невиновен. И это не только потому, что Дульси слушает его излияния. — Судя по тону, он готов был защищаться решительно. — Она слышала и кое-что ещё.

— Например?

Джо снова пожал плечами.

— Вроде того, что там мог быть и другой свидетель, кто пока ещё не давал показаний.

— И кто ж так говорит?

— Да так, поговаривают.

— Да, это надежное доказательство. Городские слухи всегда…

— Возможно, это не просто слухи. Может, в этом что-то есть. Много чего можно разузнать, если болтаться возле магазинов и ресторанов.

Клайд перестал есть.

— Ну-ка уточни, что ты подразумеваешь под словом «болтаться»? Уж не за этим ли занятием я застукал вас сегодня утром, когда вы попрошайничали под столом у Молли? — он сурово уставился на Джо. — Вы снова таскались по магазинам и шныряли в кафешках? Ты что, не знаешь, что это нарушение закона о здравоохранении?

— Мы с Дульси совершенно здоровы. Мы ничего там не подцепим.

Клайд вздохнул.

— Вам обоим повезло, что вы живете в Молена-Пойнт. В любом другом городе владельцы магазинов тут же вызвали бы службу по отлову.

— Да ладно, брось. Я уже миллион раз это слышал. «Люди в Молена-Пойнт к вам добры, поэтому нужно относиться к ним столь же чутко, стараться вести себя достойно и помнить о приличиях. Молена-Пойнт – это кошачий рай. Вы двое даже не понимаете, как вам повезло». Ты мне твердишь это каждый раз, стоит только пожаловаться на какой-нибудь пустяк. «Живи ты в любом другом месте, Джо, у тебя не было бы и половины свобод и привилегий».

— Тебе стоило бы поверить. И лучше держись подальше от кафе и ресторанов.

— Я полагаю, мы говорили о процессе.

— Мы и говорили о процессе, — повысил голос Клайд. — А для Дульси, похоже, ничего не значит, что из чётырех подозреваемых Лэйк единственный, кого полиция арестовала и кому предъявила обвинение в убийстве? Ты-то не забыл, что у Лэйка был ключ от дома Джанет?

Джо слизнул со стола пролившееся молоко.

— Ну, был у него ключ. У Кендрика Мала тоже был. И у Сесили. В любом случае Джанет убил тот, кто знал о сварочном оборудовании, и Кендрик Мал попадает в эту компанию. Мал должен соображать в этом – он опекает четырёх скульпторов по металлу.

— Это не значит, что Кендрик разбирается в сварке. И вдобавок Мала уже допрашивали и отпустили.

— Кроме того, — сказал Джо, — все знают, что он ненавидел Джанет.

Действительно, в городе всем было известно, что Мал так и не простил Джанет за то, что она ушла от него.

— А как насчёт её сестрицы, Беверли? Судя по тому, как люди – включая тебя самого – отзываются о ней, тут стоит покопаться. Она совсем не любила Джанет, — Джо дернул ухом и тряхнул усами. — Нет, я бы не стал исключать Беверли.

— Это бессмысленно. Если бы Беверли убила Джанет, она не стала бы сжигать картины сестры. Беверли должна была унаследовать её работы, стоимость которых больше миллиона баксов. Зачем же ей сжигать такое состояние? А Сесили, зачем ей убивать Джанет? — продолжил Клайд после паузы. — Она зарабатывала кучу денег как агент Джанет. Теперь этот источник иссяк. Сесили продаст последние несколько полотен, возможно, за огромные деньги, но на этом конец. — Клайд уныло взглянул на Джо. — Не только Джанет, но и большинство её работ погибли. Всё, на что она надеялась, что любила, — всё пропало. Она как-то раз обмолвилась, что если не родит ребенка, то хотя бы картины будут жить после неё – мол, возможно, те, кто придет после неё, смогут по достоинству оценить то, что она когда-то видела и любила.

Джо промолчал. Он знал, что горожане нередко заглядывали в галерею Аронсон, чтобы постоять несколько минут у картин Джанет, словно это нехитрое удовольствие превращало обычный поход по магазинам в нечто особенное. Он замечал, как люди на улице махали Джанет рукой, а когда снова отворачивались, на их лицах играла затаенная улыбка, словно сам вид художницы согревал их. Смерть Джанет вызвала такую волну гнева, что некоторое время власти округа даже подумывали перенести слушания в другой, более беспристрастный город.

Прежде чем предъявить обвинение Лэйку, детектив Мэррит, полиция Молена-Пойнт и криминалисты округа потратили несколько недель, просеивая пепел и мелкий мусор на месте разрушенной студии, сортируя и фотографируя клочки сгоревшей одежды, разгребая куски почерневшего металла и дерева, укладывая обуглившиеся кусочки в пакеты для окружной лаборатории.

Столь же тщательно полиция прошлась и по квартире Джанет. Пожар пощадил её – так и не сумел преодолеть бетонную плиту, которая отделяла помещение от студии. Полицейские сняли отпечатки пальцев, сфотографировали и взяли образцы волокон буквально с каждого дюйма квартиры.

Клайд подсыпал себе в миску хлопьев и добавил ещё молока.

— Теперь представь на минутку, что этот Лэйк не убивал её.

— Ну, представил.

— Значит, убийца всё ещё на свободе, — Клайд пристально посмотрел на кота. — Вот так, Джо. И ты думаешь, ему понравится, что Дульси шныряет туда-сюда в поисках новых улик?

Джо осклабился.

— Что-то я тебя не вполне понимаю. Ты считаешь, что убийца Джанет испугается маленькой кошечки?

Клайд не ответил. Оба понимали, о чем он сейчас думал. Наконец Джо прекратил свою браваду и помрачнел.

— Ты полагаешь, кто-то помимо тебя и Вильмы знает про нас с Дульси, как знал Ли Уорк?

— Уорк кидался на вас как мясник на говяжью тушу. Почему так не может поступить ещё кто-нибудь?

— Но Уорк был чистой случайностью. Он же уэльсец и с детства наслушался всяких странных историй. Такого больше не произойдет. Сколько валлийцев может оказаться в Молена-Пойнт?

Клайд поднялся и налил себе ещё кофе.

— Я хочу сказать, что вы продолжаете совать носы не в своё дело и можете нарваться на неприятности.

«Вот и я о том же», — подумал Джо. Однако принимать сейчас сторону Клайда он вовсе не собирался. С деланным равнодушием он занялся маникюром: растопырил пальцы, выпустил когти и принялся тщательно вылизывать их, сплевывая комочки грязи на стол.

— Что, обязательно нужно умываться, когда не хочешь слушать? Всё-таки послушай меня, Джо. С тех пор как вы оказались втянутыми в убийство Сэмюэла Бекуайта, вы возомнили себя сыщиками, этакими Сэмами Спейдами! — Клайд сел и яростно запустил ложку в хлопья. — Неужели ты не понимаешь, что не кошачье дело – раскрывать убийства, что кошки…

Джо перепрыгнул со стола на раковину, повернулся спиной и угрюмо уставился в окно.

— А кто раскрыл убийство Бекуайта? Кто привел полицию в автомобильное агентство и к тайнику с деньгами?

— Полиция явилась туда, поскольку сообщили о выстрелах.

— Разумеется, сообщила о выстрелах, — Джо развернулся и пристально посмотрел на Клайда. — Этот псих едва не убил меня, пока копы добирались туда. А кто, по-твоему, подсмотрел как Уорк и Осборн меняют таблички с номерами на ворованных машинах? Кто, по-твоему, видел, как они вытащили деньги из машины и припрятали их? Кто заставил копов их найти?

— Я говорю только, что вы с Дульси…

Джо прижал уши и выпустил когти, не сводя с Клайда прищуренных желтых глаз.

Клайд отхлебнул кофе.

— Я знаю, что вы раскрыли убийство Бекуайта. Но это не значит, что нужно провести остаток жизни, пытаясь расследовать преступления, которые уже… которые… Почему вы не можете жить спокойно? Почему нельзя просто наслаждаться жизнью и бросить всё это? — Клайд поднялся и направился мыть посуду, едва не задев Джо. — Я понимаю, почему вы были заинтересованы в деле Бекуайта, — продолжил он. — Вы видели, как Уорк убил его. Но тут… Ни у тебя, ни у Дульси нет прямого интереса в расследовании смерти Джанет.

То же самое Джо говорил Дульси, но ему не хотелось выслушивать это от Клайда.

— Дульси знала её, и я тоже. Дульси обожает картину, которую Джанет продала Вильме: лежит, растянувшись на диване, и часами глазеет на неё.

Клайд поставил миску в сушку.

— Просто если Лэйк не убивал Джанет и если вы будете продолжать соваться в это дело, настоящий убийца найдёт вас, как это сделал Уорк. — Джо внимательно разглядывал когти на задней лапе. — О черт! С тобой без толку разговаривать. Вот когда Дульси сцапают в зале суда, тогда увидишь…

— Она не полезет в зал. Она подслушивает, сидя на карнизе. Этот карниз тянется по всей стене над верхними окнами. На дворе октябрь, погода чудесная. Все окна открыты. Дульси нужно всего лишь вскарабкаться на один из дубов позади здания, и вот, нате – пожалуйте в частную ложу, — Джо усмехнулся. — Это место ей приходится делить исключительно со стаей голубей. И первый день ей потребовалось два часа, чтобы очиститься от их помета. Вкус, говорит, мерзопакостный.

— А ты что ж не помог ей?

Джо холодно взглянул на Клайда.

— Не собираюсь я с неё голубиное дерьмо слизывать. Теперь она таскает с собой маленькое полотенце, чтобы сидеть на нём.

— Остроумно. А если кто-нибудь увидит, как она бежит с полотенцем по улице, тогда что? Заметит, как она лезет на дерево с ним в зубах или усаживается на этом чертовом полотенце на карнизе? Ты не думаешь, что это может вызвать интерес?

— Кошки часто ведут себя странно. Все знают, что кошки – существа загадочные. Почитай кошачьи журналы – там полно такой чепухи. Так или иначе, Дульси считает этот процесс чистым фарсом. И если она поначалу просто верила, что Лэйк невиновен, то теперь шаткие доказательства окончательно убедили её в этом.

Кот разлегся на прохладной кухонной плитке, которой была отделана столешница мойки, и принялся ловить лапой капельки воды из подтекающего крана.

Клайд хмуро посмотрел на Джо и потянулся через него, чтобы плотнее закрыть кран. Капель прекратилась.

— Что за шаткие доказательства?

— Например, отпечатки Лэйка в спальне Джанет. — Джо поднял голову и взглянул на Клайда. — Этот парень жил с ней шесть месяцев. Естественно, там полно его следов. А тебе не приходило в голову, что отпечатки каждой женщины, с которой ты встречался, разбросаны по твоей спальне?

— Не все побывали в моей постели.

— Назови хоть одну.

— Я не спал с Джанет. Мы с ней встречались, но не…

— Только потому, что она не хотела.

Клайд вздохнул.

— Ты ушёл от темы. Сразу после убийства Дульси ещё не была знакома с Лэйком, почему ей так приспичило помочь ему?

«Женская прихоть, кошачья прихоть, сны о белом коте, — кто знает, что двигало Дульси?» — подумал кот.

— Ты когда-нибудь слышал о правосудии и желал, чтобы оно совершилось?

— Брось.

Джо пригладил шершавым языком мех на груди.

— Дульси считает, что Лэйка подставили. Она думает, что эта улика – фальшивка, а за рулем автомобиля Лэйка возле дома Джанет был кто-то другой.

— Ты думаешь, полиция это не проверяла? Детектив Мэррит…

— Знаешь ведь, что капитан Харнер думает про Мэррита. Конечно, они проверяли, В том-то и дело: у них нет никаких доказательств, что это была машина Лэйка, у них нет её номера. — Кот сел, удовлетворённо разглядывая грязные следы на чистой плитке. — Свидетельница сообщила только, что это был старый темный «Субурбан», похожий на машину Лэйка. Что там могла разглядеть подслеповатая старуха?

Впрочем, при взгляде на Клайда коту стало стыдно продолжать спор. Он прекрасно знал, что причиной раздражения его друга была скорбь по Джанет. Джо прежде не случалось видеть, как страдает Клайд. Но теперь кот настраивал себя на более мягкое общение.

Клайд и Джанет были добрыми друзьями. Какое-то время они встречались довольно активно, а потом решили остаться просто друзьями: их встречи стали редкими, приятными и ни к чему не обязывающими.

Чувствуя раскаяние, непривычные сочувствие и нежность, Джо потерся ухом о руку Клайда.

— Джанет была особенной, — сказал он тихо, прижавшись мордой к костяшкам пальцев Клайда. — Необыкновенной женщиной.

Некоторое время оба молчали. Клайд рассеянно почесывал голову кота; оба думали о Джанет.

Поначалу, как только Джо осознал, что умеет разговаривать, ему стали неприятны обычные ласки. Они с Клайдом были теперь на равных. Кот стал рассматривать их отношения по-иному и не был уверен, вписываются ли в них такого рода нежности. Но затем принял решение: «Всё в порядке. Небольшая близость – это нормально».

Клайд тоже испытывал некоторую неловкость, поглаживая кота словно теперь это стало неприличным. Но они по-прежнему оставались друзьями, так ведь? Человек и кот, два старых неисправимых приятеля-холостяка.

Услышав тихое царапанье, донесшееся от входной двери, Джо вздрогнул, выпростал голову из-под руки Клайда и в упор посмотрел на него широко раскрытыми глазами.

— Надо идти.

Кот спрыгнул со столешницы и бегом пересёк гостиную.

Сквозь полупрозрачную кошачью дверку он увидел тень Дульси, которая ходила взад-вперед по крыльцу, и в каждом движении её изящной фигурки сквозило нетерпение. Он протолкнулся наружу и поморщился, почувствовав, как податливый пластик скользнул по его хребту.

«Доживи я хоть до ста лет, наверное, и тогда не привыкну к этой дурацкой конструкции», — подумал он.

Не успел он окончательно вылезти, Дульси, мурлыча, прижалась к нему. Её зелёные глаза были распахнуты так, что у него мурашки по спине побежали. Каждый раз, когда он смотрел на неё, его охватывала необычайная радость. Просто быть с ней рядом, просто знать, что они вместе, — это всё, чего он хотел от жизни.

— Что ты делаешь тут в такую рань? Элиза Трест уже дала показания?

Дульси была напряжена словно пружина и не могла стоять спокойно. Она всё время крутилась, вертелась и пританцовывала.

— Слушай, Джо, существует дневник. Джанет вела дневник. — Дульси снова прижалась к нему, зелёные глаза горели жаждой действия. — Миссис Трест выступала вчера после обеда, я уже тогда ушла. Она сообщила, что Джанет вела дневник. Роб рассказал мне об этом. Полиция намерена сегодня утром поехать туда и поискать его. — Она нетерпеливо дергала хвостом, переступая с ноги на ногу. Джо только смотрел на неё. — Ну же, пошли, пока туда полиция не добралась! — И Дульси вихрем слетела по ступенькам.

— Постой. — Кот уселся на крыльце, неподвижный как камень. — Ты собираешься стащить улику из-под носа у копов?

— Только посмотреть, — с невинным видом заявила Дульси. — Нам не обязательно забирать её.

Джо вздохнул.

— Клайд прав. Ты нарвёшься. Кроме того, они уже обыскивали квартиру. Почему же…

— Да ладно тебе, побежали.

Она развернулась, выскочила на пешеходную дорожку и помчалась. Персиковые лапки мелькали, едва касаясь бетонной поверхности.

Джо остался сидеть, глядя ей вслед. «Женские причуды! Мы же не сможем попасть к Джанет до приезда полицейских».

Чего доброго, Дульси решила проскочить непосредственно в дом, вынюхивая и высматривая улику прямо под ногами у полиции.

Похоже, она забыла, что они отказались от таких трюков после расследования убийства Бэкуайта. Они так часто крутились под ногами у Харпера, что тот не раз бросал на них недоуменные взгляды. Похоже, это её совсем не волнует.

«Дульси, ты сошла с ума, если решила, что мы снова по уши влезем в полицейское расследование».

Кошка остановилась на углу и оглянулась. Кот не двинулся с места. Она нетерпеливо примчалась назад, вспрыгнула на крыльцо и лизнула Джо в нос.

— Мы могли бы просто сходить туда и посмотреть. Если полиция там, мы уйдем. Представь, только представь, если Роб Лэйк будет приговорен и, может, даже казнен и при этом окажется невиновным, а мы не используем шанс и не поможем ему. Как ты себя тогда будешь чувствовать?

Джо окинул её долгим взглядом, а затем рассмеялся:

— А, ладно, какого чёрта! — он поднялся и пошёл за ней. — Кто сказал, что мы не сможем обхитрить пару копов?

И они помчались, мягко топая по тротуару. Летя за подругой, Джо втайне мечтал, чтобы у неё не было такого дара убеждения и она не была такой чертовски порывистой и страстной.

Однако эту-то страсть он в ней и любил.

Глава 4

Клайд стоял у окна в гостиной и смотрел, как кошки галопом неслись к Морскому проспекту. В других обстоятельствах он бы наверняка рассмеялся, глядя на обрубленный хвост бежавшего вприпрыжку кота и мощное мерное движение его крепкого тыла. Рядом с ним мчалась Дульси – легко, словно низко летящая птичка. Клайд с беспокойством наблюдал за ними. Их стремительный уход не выглядел обычным «пошли поохотимся». У него чуть сердце не остановилось при виде, как они пересекают проспект, совершая безумные маневры между автомобилями.

Благополучно добравшись до аллеи, разделявшей проспект пополам, они повернули на север. Двигаясь в кружевной тени деревьев, они направлялись прямо к холмам. И куда ещё они могли нестись так поспешно, как не к Джанет – к пепелищу, оставшемуся на месте её студии. В той стороне не было ничего, что могло бы привести их в такое возбуждение. Когда кошки отправлялись на охоту, они вышагивали, внимательно глядя по сторонам, впитывая звуки и запахи, действуя неторопливо, наверное, чтобы достичь нужной степени сосредоточенности.

Но теперь они были настолько воодушевлены, что летели в сторону холмов, словно две маленькие ракеты.

Они уже успели побывать в доме Джанет. Вернулись, перемазанные сажей, пытаясь скрыть неудовлетворение, которое сквозило в хитрых мордочках.

Клайд переживал, что они никак не хотят оставить это дело. Выйдя на крыльцо, он продолжал смотреть им вслед, пока кошки не скрылись из виду.

А что ещё ему оставалось – бежать за ними? Притащить их домой?

Жизнь была проще, когда Джо был обычным котом и не произносил ровным счётом ничего, кроме требовательного «мяу». Тогда ему хотелось лишь переловить всех птиц и перепробовать всех кошек в Молена-Пойнт. Порой Клайд мечтал вернуться в те дни, когда он по крайней мере мог хоть как-то контролировать серого кота.

Теперь же следовало признать, что Джо и Дульси уже не бессмысленные зверюшки, которыми можно командовать и требовать от них подчинения. Впрочем, они и не дети, чтобы руководить ими и направлять с тем расчётом, что в некотором отдаленном будущем они смогут действовать самостоятельно.

Эти двое уже сейчас действовали, но их мнению, совершенно нормально. Они были взрослыми членами своего удивительного племени: разумные существа со свободной волей. Хотя Клайд не осмеливался ломать голову над теми историческими совпадениями, что породили этих двух невероятных существ в кошачьем обличье. Сила, которую они унаследовали, витала вокруг них; дыхание мёртвых цивилизаций таинственной тенью ложилось на них, как призрачный отблеск. Если Клайд начинал размышлять об этом, его пробирала дрожь. Если он слишком надолго задумывался над этим, его начинали мучить тревожные сны, от которых он просыпался в холодном поту.

Но сколь бы волнующим ни было прошлое этих кошек, суть в том, что сейчас у Клайда почти нет влияния на Серого Джо. Он может спорить с котом, испытывая перед ним некий благоговейный страх, и вынужден по большей части позволять Джо принимать решения самостоятельно.

А кот, упиваясь новыми возможностями, становится всё более расчётливым и упрямым.

У Серого Джо была и собственная теория, объяснявшая происхождение новых талантов той психологической травмой, которую он получил, став свидетелем убийства Бекуайта. Якобы это событие и послужило пусковым механизмом для такой перемены, а пережитый шок встряхнул скрытое до поры умение, подобно тому как сильное потрясение может пробудить диабет или вызвать у гипертоника апоплексический удар.

Но в чём бы ни крылась причина этой перемены, новая сущность Джо тревожила их обоих. Клайду приходилось признать, что Джо удалось во многом разобраться и многому научиться. Он полагал, что этот процесс всё ещё продолжается. Что же до него самого, то жизнь с говорящим котом требовала всего понимания и самообладания, которые только мог проявить человек.

Вильма говорила практически то же самое: порой ей хочется, чтобы Дульси снова стала просто маленькой воровкой, таскающей соседские вещи. Вильма привыкла, что Дульси легко проскальзывала в окошки или управлялась с ручками незапертых дверей и шныряла по соседним домам, уволакивая оттуда чулки, шелковые пижамы и вышитые ночные рубашки.

Клайд познакомился в Вильмой, когда ему было восемь. Она поселилась в соседнем доме – высокая красивая блондинка, которая вскоре стала объектом его первой, ещё детской страсти. Его сердце разрывалось каждый раз, когда она уезжала из города учиться. Она была не только его первой любовью, но и другом – остроумная, терпеливая и добродушная яркая молодая женщина, которая умела бросать бейсбольный мяч и держать язык за зубами.

Теперь Вильма поседела, на лице появились морщинки, но она по-прежнему стройная, гибкая и подвижная. Они остались друзьями, даже когда Вильма закончила учебу, и ни разу не теряли друг друга из виду. Эти отношения пережили и неудачный брак Клайда, и её карьеру офицера по надзору за условно освобожденными – сначала в Сан-Франциско, затем в Денвере, где она работала в Федеральной службе по делам условно освобожденных. Вильма вышла в отставку пять лет назад и вскоре вернулась в Молена-Пойнт. Её возвращение они отпраздновали в «Виндборне» лобстерами и шампанским, сидя за столиком у окна и глядя, как волны накатывают на лежащие внизу скалы.

Стоя на крыльце и рассматривая улицу, где скрылись кошки, Клайд вдруг понял, что опоздал на работу. Может, пойти туда после обеда? Как давно он в последний раз позволял себе отдохнуть полдня! Никаких особых дел у него на это утро не намечалось. В памяти возникли слова Джанет, Клайд словно услышал её голос: «Дай ребятам самим поработать. Зачем наживать головную боль, затевая собственный бизнес, если ты не можешь прогулять денёк?» Она любила подбивать его на лёгкое безделье, хотя при этом и ей приходилось плевать на очень жесткое расписание по выполнению заказа на скульптуру. Запирая студию, Джанет вела себя так, словно у неё был выходной. В магазинчике деликатесов они набирали в корзинку всяких вкусностей и ехали на Выдрин След, где и проводили день: загорали, лазали по скалам, веселились и вытворяли всякие глупости.

Клайд сел на ступени, внезапно ощутив холод, пустоту и бессилие. Он как будто снова увидел Джанет: она смеялась над ним, и её синие глаза были такими живыми; вот она стоит на мокрых камнях Выдрина Следа, её светлые волосы развевает ветер, а у ног разбиваются волны. А вот сидит за столиком у Минди: неровное пламя свечи отбрасывает дрожащие тени на золотистые волосы, тонкое лицо, голую шею и плечи, открытые низким вырезом летнего платья.

Клайд видел сгоревшую студию, пожарные и полицейские машины, заполонившие улицы за её домом и перед ним.

Видел брезент, которым было накрыто её тело, лежавшее среди тлеющих головешек.

Они стали встречаться вскоре после того, как Джанет, изящная блондинка с чертовски соблазнительной улыбкой, ушла от Кендрика Мала. Ей было двадцать семь. Клайд и Джанет бродили по окрестностям, ходили в кино, купались, торчали целыми днями у аквариумов или отправлялись в Сан-Франциско только для того, чтобы сходить в зоопарк. Они оба не любили сидеть дома, и Джанет обожала животных. Однако на этом их общие интересы заканчивались. Её жизнь принадлежала миру искусства, а для него этот мир был совершенно чужим.

Клайду нравились картины Джанет, но его не интересовал этот мир с бесконечной чередой выставок, наград и журнальных обозрений; его не волновали окологалерейные слухи, которые так занимали Джанет. Она же была равнодушна к спорту и автомобилям. Она судила о машине по тому, сколько полотен или тонн металла в неё можно загрузить. Несмотря на то что Джанет была художницей, её не трогало, сколько искусства вложено в создание и разработку великолепного «Бугатти» или старинного «Роллс-Ройса». Однажды Клайд взял её на выставку автомобилей, но этим всё и кончилось. Она сказала, что у неё нет времени, чтобы целый день глазеть на механические секс-символы. Это была их единственная ссора, и Клайд так и не понял, почему она возникла из-за такого пустяка.

Несколько месяцев после их разрыва Джанет встречалась ещё с несколькими мужчинами, однако ни один из них не задержался надолго. Клайд и Джанет продолжали время от времени обедать вместе в перерывах между своими головокружительными романами. Джанет вообще тратила свою жизнь так охотно, будто считала, что запасов радости хватит на веки вечные.

Возможно, так оно и есть, если знать, где искать.

А возможно, тот, кто наслаждается жизнью столь расточительно, умирает раньше времени. Клайд устыдился этой мысли. Но он не мог отделаться от ощущения потери и чувствовал, как трепетна жизнь, которая может прерваться так внезапно от чьей-то преднамеренной жестокости; он осознавал, что Джанет больше не принадлежит этому миру, — и все эти переживания ошеломляли его и лишали сил.

В то утро, когда случился пожар, Клайд проснулся в половине шестого от завывания сирен. Комнату заполняли сполохи красного и грохот четырёх городских пожарных машин. Он бросился на кухню, чтобы выглянуть из окна, которое выходило на задворки, и остался там, наблюдая, как красные мигалки пожарных машин движутся вверх к пылающему склону, туда, где стоял дом Джанет; Клайд видел, как машины сбились в кучу, а за ними вслед пронеслась «скорая помощь». Несколько секунд Клайд смотрел, как языки пламени, подгоняемые ветром, расползаются в стороны, лижут сухие холмы, перекидываются на разбросанные по склону дома, ощупывая их стены и крыши. Он слышал вдалеке сухой треск мгновенно сгоревшего дерева и спустя мгновение бросился в спальню, чтобы натянуть на себя штаны, джемпер и ботинки.

Из-за боязни за животных Клайд подпёр заднюю дверь и оставил её открытой; ему совсем не хотелось, чтобы звери оказались в запертом доме, если огонь вдруг доберется и сюда. Где Джо, он не знал. Знал только, что кот охотился на тех холмах. Клайд схватил в гараже лопату и уже садился в машину, когда увидел Джо, наблюдавшего за пожаром с крыши дома. Он хотел сказать, чтобы кот держался подальше от холмов, но его родительские увещевания только разозлили бы кота и подтолкнули к прямо противоположным действиям. Поэтому Клайд отвернулся и направился к горящему холму, к дому Джанет.

Всё утро он работал среди добровольцев-спасателей, рубя просеки, чтобы не дать огню распространиться. Он пытался не думать о случившемся. Уже под вечер он вернулся домой в полном отчаянии: перед глазами неотступно маячило прикрытое полицейским брезентом тело Джанет.

Клайд поднялся со ступенек и вернулся в дом. Может, всё же пойти на работу? Он схватил белый халат, загнал зверей домой и опустился на колени, чтобы погладить кошек и обнять псов.

Однако, сев в машину, он не повернул на проспект к своей автомастерской. Вместо этого он пересек разделённую аллеей улицу и двинулся по городу. Сейчас Вильма наверняка дома: сегодня она должна появиться на работе не раньше часа дня. Может, у неё есть свежесваренный кофе, а может, она что-нибудь печёт. Клайда охватила смутная и неодолимая потребность в домашнем уюте, страстное желание уйти от одиночества, оказаться в тёплой знакомой кухне, полной аромата вкусной стряпни; ему невероятно хотелось вновь ощутить ту душевную безопасность, которую он испытывал когда-то в детстве.

Клайд заехал в химчистку, в бакалею, в аптеку: он тянул время, придумывая себе поручения. Затем сквозь лабиринт затененных эвкалиптами и раскидистыми дубами домов, магазинов и неприметных мотелей он двинулся в направлении Сан-Карлоса. В прохладном утреннем воздухе пахло морем. Тротуары были заполнены людьми, которые шли на работу, бегали трусцой, выгуливали собак. Туристов было немного; бродя по городу, они двигались нерешительно и выделялись из толпы яркими нарядами. Местные жители, напротив, предпочитали джинсы и поблёкшие футболки, или, если того требовала работа, лёгкую одежду спортивного покроя и приглушенных цветов.

Клайд говорил себе, что не виделся с Вильмой всю неделю, что неплохо было бы заскочить к ней на минутку. Однако глядя на её каменный дом под остроконечной крышей, он обратил особое внимание на дорожку перед домом, пытаясь высмотреть зелёный фургон и рыжую шевелюру.

Племянница Вильмы приехала из Сан-Франциско три недели назад – ещё одна разочарованная выпускница художественной школы, которая обнаружила, что не может заработать на жизнь выбранной профессией. Надо было отдать ей должное: на эти попытки Чарли отвела себе два года. Когда же она решила, что с неё достаточно и медлить больше нельзя, Чарли со свойственным ей упрямством окунулась в совершенно новое для себя дело.

Чарльстон Гетц представляла собой интересный экземпляр. Она была высокой и гибкой, как Вильма, но руки и суставы у неё были чересчур крупными для её изящной комплекции. Косметикой она не пользовалась. При её выразительных чертах и нежном цвете лица, которым отличаются все рыжеволосые, ей не было нужды подкрашиваться. Буйная огненная шевелюра, хоть и напоминала птичье гнездо, очень ей шла. Клайд не мог представить себе Чарли в парадной одежде, поскольку ни в чём другом, кроме джинсов, никогда её не видел.

Однако Чарли знала, как вести себя в хорошем ресторане. И, что ещё важнее, умела работать. Уже в день своего приезда в Молена-Пойнт она оформила документы на открытие собственного дела и купила подержанный фургон, на который ушли почти все её сбережения. К концу недели она обзавелась визитными карточками, поместила объявление в газете и наняла двух сотрудников. Начало работы её фирмы «Чистим-Чиним» было удачным и теперь, три недели спустя, она уже выполнила два заказа, ещё два были на очереди. Это только первый шаг, однако Чарли вкладывала всю душу в своё новое предприятие, оказавшееся вполне жизнеспособным. Городок отчаянно нуждался в тех услугах, которые она предлагала.

Обычно компании требуется года два, чтобы встать на ноги и начать приносить прибыль. Клайд считал, что у Чарли всё получится. Ей нравилась работа, нравилось вкалывать, наводя блеск в домах других людей, нравилось возвращать красоту поблёкшим и унылым вещам.

Свернув на улицу, где располагался дом Вильмы, и увидев стоящий у кромки тротуара старый зелёный фургон, Клайд воспрянул духом. Он припарковался рядом и улыбнулся, увидев обтянутые джинсами ноги Чарли, которые торчали из-под машины. Рядом стояли шесть канистр моторного масла, лежала воронка и ком тряпок. Похоже, эта колымага снова заставила её попотеть. Клайд тешил себя надеждой, что Чарли встречается с ним не только потому, что он хороший механик. Клайд вылез из машины и остановился, разглядывая испачканные спортивные туфли и голые ширококостные лодыжки Чарли.

Глава 5

Из-под древнего фургона, стоящего в полуметре от края дороги, торчали худые ноги в узких джинсах. Грязными теннисными туфлями Чарли упиралась в бровку тротуара – видимо, так ей было удобнее работать. Шесть нераспечатанных банок моторного масла стояли на тротуаре по соседству с грудой тряпок, приобретенных на ближайшей распродаже. Из почтения к изношенным и болтающимся кольцам в банках была «пятидесятка», масло достаточно густое, чтобы изношенные кольца могли его удержать. Менее вязкая жидкость проливалась насквозь, даже не касаясь поршней. Клайд остановился на тротуаре, разглядывая испачканные голые лодыжки. Из кухни долетал запах кофе. Клайд обернулся и увидел Вильму: она махала ему из окна, обрамленного разросшейся бугенвиллеей, которая взбиралась по каменной стене дома к остроконечной крыше.

Наклонные окна мансарды и эркеры придавали постройке дружелюбный и уютный вид. Поскольку дом тыльной частью упирался в склон холма, крылечки и парадного, и чёрного хода выходили в сад перед домом. Крыльцо, которое вело на кухню, располагалось под крутым скатом крыши, над передним был козырёк с окошком. Дом окружала не лужайка, а пышный английский сад, где соседствовали самые разные по цвету и фактуре растения: темно-зелёная живучка, светло-серый василек, оранжевые газании. Вильма учила Клайда этим названиям в надежде вдохновить его на разведение сада и возле его дома, но пока эти попытки оставались безуспешными. Ему совсем не нравилось ползать на четвереньках и копаться в грязи и земле.

Приглушенное ругательство вырвалось из-под фургона, ноги Чарли изменили положение, она немного выползла из под днища и принялась шарить рукой в поисках тряпки.

Клайд схватил один из лоскутов и вложил и её пальцы.

— Масло в глаз попало? — Опустившись на колено рядом с фургоном, он заглянул вниз.

Чарли приподняла голову с асфальта, прижимая к лицу тряпку. Рядом стояло ведро, куда капало густое грязное моторное масло.

— А ты почему не на работе? Сбежал от клиентов? Они решили, что ты их грабишь?

— Я думал, у тебя встреча с Беверли Жанно.

— Так и есть. Через тридцать минут я должна быть там. — Она отняла тряпку от лица, выбрала самый чистый уголок и снова приложила к глазу. — Мне, конечно, не стоило этим сейчас заниматься, но масло течет, а я не хочу больше подливать. Да ты и сам знаешь.

— Нет, не знаю. Все мои машины бегают на «тридцатке» и чистые как свисток. Продвигается ли работа у Хардера?

— Двое моих помощников сейчас там. — Чарли отшвырнула промасленную тряпицу, едва не задев Клайда по лицу. — Думала помыть эту колымагу, но времени не хватит.

— Какая разница? Или чистая лучше ржавеет?

Лёжа под машиной, Чарли наблюдала, как последние капли масла сочатся в ведро. Вкрутив пробку обратно в поддон картера, она выкарабкалась наружу и выволокла за собой ведро. Затем опустилась на колено, открыла новое масло, встала и засунула носик канистры в маслоналивную горловину.

— Тебе стоит поторопиться. Беверли Жанно не любит, когда помощь запаздывает.

— Ещё полно времени. Она производит впечатление, правда? Откуда ты её знаешь? Мне казалось, она жила в Сиэтле, а сюда приехала, только чтобы разобраться с недвижимостью.

— Я не знаю её, я знаю про неё. Джанет рассказывала. Чарли опустошила канистру, откупорила другую и опрокинула её в ненасытную утробу машины.

— Хочешь совета?

Чарли подняла глаза, Ярко-рыжие волосы поблескивали в солнечном свете, разбрасывая крошечные искры.

— Поехали со мной в мастерскую, возьмешь старый «Мерседес» шестьдесят первого года, он выглядит получше, чем этот агрегат, и ему нужно побегать,

— Ты такой заботливый,

— Вовсе нет. Всего лишь поддерживаю интересы частного предпринимательства – это укрепит твою репутацию. Беверли Жанно отличается невероятным снобизмом. А у меня не хватает времени ездить на этом автомобиле,

— И сколько с меня? Какой у тебя тариф?

— Что ж ты такая подозрительная-то! Ему действительно нужно прокатиться. Честное скаутское, без подвоха. Даже не попрошусь на обед, если ты сама не пригласишь.

Клайд смотрел, как Чарли открывает третью канистру масла. Он любовался её стройными ножками и аккуратной, затянутой в джинсы попкой. Ему нравилась Чарли, нравились её худенькое скуластое лицо и горящие зелёные глаза, нравилась её непокорность. Он разделял её недоверие к миру, в этом они были схожи.

Однако внешняя оболочка этого медноголового существа скрывала удивительную нежность и хрупкость. Клайд видел, с какой добротой и пониманием Чарли относилась к кошкам, как она играла с застенчивым соседским щенком, который обычно не доверял посторонним.

Ей пришлось перенести серьёзную встряску, когда она поняла, что впустую потратила четыре года в художественном колледже, не получив профессии, которая позволила бы зарабатывать на жизнь. Клайд считал, что ей удалось превосходно справиться с проблемой. Нынешним утром возле сгоревшей студии Чарли собиралась предложить Беверли Жанно свои услуги по расчистке пепелища и готова была приступить к работе, как только полиция разрешит войти в дом. Клайд считал, что разбирать сгоревшие головешки задача не из легких, хотя заказ обещал быть выгодным.

Когда Чарли повернулась к нему, Клайд смахнул сухие листья, прилипшие к её джемперу.

— Там придётся как следует поработать, чтобы расчистить всё это.

— Я не взялась бы за работу, с которой не смогу справиться, — раздраженно сказала Чарли, но потом смягчилась. — Мне придется пошевеливаться, ведь я могу рассчитывать только на Мэйвити Флауэрс и Джеймса Стампса. — Она убрала канистру и захлопнула капот. — Жаль, что не удалось найти никого получше, чем Стампс. Но и он сойдёт, пока я не отыщу кого-нибудь более надежного.

— Зато Мэйвити – настоящая находка.

— Мэйвити, конечно, уже в годах, но вкалывает она – будь здоров. Превосходно справится с уборкой, а может, и с покраской. А вот остальное – ремонт всякий – ей не под силу. Это уже моя работа. — Чарли подняла канистры. — Беверли очень спешит: хочет, чтобы работа была сделана немедленно, как только с дома снимут оцепление.

Чарли забросила канистры в контейнер, который стоял в фургоне. Зелёная краска на старом «Шевроле» окислилась, побледнела и растрескалась, покрывшись рябью мелких ржавых щербинок. Вмятая передняя решетка облезла, под ней тоже расползалась ржавчина.

Чарли окинула взглядом автомобиль, словно видела его впервые, а затем сравнила его со сверкающим красным «Паккардом-12» 1938 года, на котором приехал Клайд.

— Ты серьёзно насчет «Мерседеса»?

— Конечно.

Она усмехнулась.

— Я только вымоюсь и переоденусь. Ты заходи, Вильма на кухне.

Клайд пошел за Чарли, размышляя, почему Беверли Жанно так торопится разгрести то, что осталось от дома после пожара. Возможно, ей нужны деньги. Он слышал, что она собиралась заново отстроить верхний этаж и выставить дом на пролажу. Клайду казалось, что она могла бы с тем же успехом продать дом и в нынешнем состоянии, только прибравшись в нём хорошенько. И пусть покупатель сам думает, какая перестройка ему требуется. Клайд прошел на кухню и подсел к столу, где Вильма взбивала яичные белки в белую пену.

— «Пища ангелов», — сказала она.

Клайд подождал, пока из кофеварки перестанет капать, и налил себе чашку. Из кухни через столовую ему видна была гостиная где большую часть стены над камином занимал пейзаж Джанет. Это была крупная яркая живописная работа – вид на город сверху, с холма, множество красных крыш и буйной зелени. Частью оплаты за эту картину было то, что Вильма продумала и устроила для Джанет сад на склоне холма. Среди громадных декоративных камней она высадила маки, лилейник и «хрустальную травку», которые, как говорила Вильма, не боятся засухи. Она разбила этот сад, как только Джанет переехала в дом на холме.

Этот дом подходил ей как нельзя лучше. Джанет всё продумала и перестроила по своему замыслу. Короткая подъездная дорожка соединяла студию-гараж с улицей позади дома. Студия была достаточно просторной и вмещала художественную мастерскую и площадку для сварки. Всю восточную стену от пола до потолка занимали стеллажи для картин и скульптур. Оставалось место и для фургона, который можно было загнать внутрь, загрузить в него работы и отправиться на выставку. Вильму этот проект приводил в восторг, очень ей нравилась и расположенная этажом ниже квартира. Окна обоих этажей выходили на склоны холмов, среди которых раскинулся городок. Свой сад Вильма устроила внизу, между жилой частью дома и улицей.

Клайд наблюдал, как Вильма выбирает форму для кекса и наливает в неё тесто.

— А почему бы тебе не купить дом Джанет? Он тебе всегда нравился. И вам с Дульси он бы очень подошёл. Ты могла бы отстроить на месте студии новый этаж и сдавать его.

Вильма с удивлением посмотрела на Клайда.

— Я об этом думала. — Она поставила форму в духовку. — Но я бы чувствовала себя не очень уютно в доме, где погибла Джанет. — Она налила себе кофе и села. — Кроме того, он слишком далеко от центра, а мне хотелось бы жить поближе к работе. — Действительно, домик Вильмы находился всего в нескольких кварталах от библиотеки, где она работала консультантом, после того как вышла в отставку. — Мне нравиться бродить среди магазинов и галерей, нравится, что нужно пройти совсем немного, если мне вдруг захочется позавтракать или пообедать, нравится жить возле берега. А если бы я поселилась там, возвращаясь домой, мне пришлось бы идти в гору целую милю. И надо смотреть правде в глаза: придёт время, когда мне это будет уже не под силу.

— Такого не будет.

Клайд встал и налил себе ещё кофе. Ему не хотелось признавать, что Вильма стареет. Другой семьи, кроме неё, у Клайда не было. Его мать умерла от рака восемь лет назад, год спустя отец погиб в автокатастрофе на шоссе Санта-Аны. Клайд и Вильма были как брат с сестрой и всегда поддерживали друг друга.

— Я, конечно, пока работаю и много хожу пешком, но такое восхождение – чересчур для моих сосудов. Вдобавок я люблю свой сад. Крутой склон у дома Джанет мне не подходит. Тот садик, что я там сделала, — просто небольшое преображение ландшафта, ему не требуется особого ухода. Это не тот сад, в котором можно покопаться. Нет уж, мне и здесь хорошо. — Она усмехнулась. — У меня ушло много времени, чтобы перекопать всю эту лужайку и устроить клумбы для цветов. А теперь я просто хочу ими наслаждаться. Я могу возиться с цветами, а могу оставить их в покое – смотря по настроению. Я себе чуть все коленки не стерла, пока укладывала дёрн и выкладывала каменные дорожки. Да и Дульси этот сад очень любит. Ты же видел, как она катается среди цветов. — Вильма поставила на стол тарелку с тёплым шоколадным печеньем. Я очень скучаю, если она не приходит утром перекусить. В последнее время Дульси пристрастилась к молоку с кусочком пирога: всегда так завтракала, когда оказывалась в это время дома. А сегодня, когда я встала, её уже не было. Ох, лучше бы я так за неё не волновалась.

Клайд едва удержался, чтобы не проглотить полдюжины печений в один присест.

— Она заглядывала к нам через кошачью дверку часом в девять. Похоже, они отправились к Джанет.

— Уж лучше бы она по-прежнему изводила соседских собак, таскала бы соседские вещи, жила бы и радовалась. — Вильма посмотрела на Клайда тем растерянным взглядом, который в последнее время он видел слишком часто. — Но что сделаешь с этими кошками? Пусть они необыкновенные, эти двое, но всё равно они кошки. Такие же упрямые, с теми же кошачьими замашками, от которых с ума сойти можно.

Клайд тихо рыгнул.

Вильма попробовала печенье.

— Беверли Жанно встречается с Чарли у Джанет. Если она увидит эту парочку в квартире…

— Они будут держаться в стороне. Им пойдет на пользу, если их выгонят. Хотя я сомневаюсь, что они полезут в дом: Харпер заколотил сгоревшую дверь фанерой.

— Ты не боишься, что Беверли обидит их?

Эта мысль не приходила Клайду в голову. Он удивился и некоторое время обдумывал такую возможность.

— Не думаю, что она станет причинять какой-нибудь вред животным. А уж в присутствии Чарли тем более.

— Ну, если кошки захотят…

Они услышали, как Чарли прошла в холл.

Вильма беспокойно поднялась, отвернулась и принялась хлопотать у плиты. Нужно быть осторожнее. Ей было нелегко совладать со своими переживаниями из-за новых талантов Дульси. И гостья в доме, пусть и собственная племянница, делу не помогала. Когда приехала Чарли, Вильма только-только пришла в себя от новоявленных ораторских способностей Дульси. И теперь в присутствии Чарли она боялась, что скажет что-нибудь Дульси, а кошка в неудержимом порыве вдохновения ляпнет какое-нибудь язвительное замечание и выдаст себя.

Вильма разговаривала с Дульси ещё с тех пор, когда та была крошечным котенком. С кошками нужно говорить. Она всегда разговаривала со своими кошками. Когда Дульси могла ответить лишь тем, что терлась о хозяйкину лодыжку, мурлыкала или нежно мяукала, всё было проще. Но с тех пор как Дульси впервые ответила ей словами, жизнь у них обеих круто перевернулась.

Конечно, нельзя сказать, что теперь они вели какие-нибудь серьёзные разговоры. Так, болтали по-дружески, вот и всё.

«Тебя действительно беспокоит пылесос?» – только когда выдёргивает меня из крепкого сна. Если ты заранее разбудишь меня, будет лучше… Мне так нравится, когда простыни пахнут лавандой… Там осталось ещё немножко того вкусного консервированного тунца?..» – «Не хочешь посмотреть про Лесси?» – «Нет, Вильма. Мы обе знаем, что это глупое кино» – «Да, в хорошем вкусе тебе не откажешь. А как насчёт того, чтобы ещё раз посмотреть „Магнум“?» – «Вот „Магнум“ – это гораздо лучше. И, может, перекусим сардинками?»

Чарли влетела на кухню, переодевшись в чистые джинсы и светло-жёлтый джемпер. Волосы она повязала желтым шарфом, рыжие завитки у щёк уже успели из-под него выбиться, придав ей свежий и волнующий вид. Схватив целую горсть печеньиц, она обняла Вильму и ткнула Клайда в плечо: пора, мол, идти.

Вильма наблюдала из окна, как они садятся в «Паккард».

Нужно быть аккуратнее с Чарли. Несмотря на всю свою осторожность, она несколько раз перехватывала её чересчур пристальный взгляд на Дульси.

Вильма успокаивала себя, что это просто внимательный взгляд художника. У Чарли и в самом деле была манера, присущая художникам, — разглядывать человека или животное так, словно нужно запомнить все его черты и тени, почувствовать все косточки и мышцы, затвердить наизусть некий ритм линий.

Вильма надеялась, что только это и видит Чарли. Надеялась, что Чарли не замечает в маленькой пёстрой кошке то, чему лучше оставаться незамеченным.

Глава 6

Кошки неслись сквозь травяные волны вверх по склону холма, будто стараясь обогнать время. Крепкие спутанные стебли схлестывались у них над головами, напоминая штормящее море. Кошки мчались, не разбирая дороги, и ветер оглушал их. Добежав до вершины холма, они остановились и огляделись.

Оставшиеся далеко внизу дома выглядели игрушечными; на петляющих улочках не видно было ни одной полицейской машины, которая направлялась бы из города вверх по склону. Несмотря на высоту, с выбранного наблюдательного пункта не было видно улиц, между которыми располагался дом Джанет, — их загораживали обгоревшие холмы, поэтому нельзя было с уверенностью сказать, что возле дома ещё не стоит патрульный автомобиль. Порывы ветра теребили мех; кошки залегли и прижали уши, стараясь уберечь их от такой воздушной атаки.

Внезапно что-то зашевелилось в траве, громадный черный силуэт скользнул вверх – какой-то крупный зверь стремительно пробирался к ним. Когда он резко перешёл на бег, ветер донёс его запах.

Кошки взвились и бросились врассыпную – обоих сразу пёс преследовать не смог бы.

Он погнался за Дульси. Кошка чувствовала его жаркое дыхание за спиной, слышала клацанье зубов над своим хвостом. Он уже было настиг её, как вдруг Дульси услышала жуткий визг. Она обернулась и увидела Джо, который, изогнувшись дугой, вцепился зверюге в загривок. Пёс взвыл от ярости и боли, извернулся, чтобы схватить кота, и тут Дульси бросилась ему на голову, вонзила когти ему в уши и подбиралась к морде. Не видя ничего вокруг, пёс гарцевал и бесновался, пытаясь стряхнуть их. Дульси чувствовала запах его крови.

Неожиданно её начал разбирать смех, расхохотался и Джо. Пёс под ними стушевался и задрожал от страха. Ему никогда прежде не приходилось слышать кошачий смех.

Будучи не в силах стряхнуть или схватить их, пёс бросился в заросли ракитника в надежде ветками сковырнуть их со спины. Жёсткие ветки больно цепляли шкуру, царапали и хлестали маленьких всадников, которые приникли к своему скакуну, прижали уши и зажмурились.

— Пора! — заорал Джо.

Они сорвались и метнулись через тёмные колючие заросли, густые как плетеная корзина. Пёс рванул за ними, расталкивая ветки, петляя и сопя. Джо и Дульси забрались под полог спутанных ветвей и потихоньку отползали подальше; они дрожали, чувствуя себя перепуганными кроликами, на которых сами частенько охотились. Сделав паузу, они прислушались.

Пёс носился кругами, ища обидчиков.

Кошки промчались через колючий подлесок и снова припали к земле, стараясь услышать, ощутить колебания, которые передаёт земля. Может, пёс почует их и бросится в погоню, а может, и нет. Выйти на открытое пространство они не осмеливались. Напуганная Дульси понимала: это тот же пёс, который преследовал её между домами. Теперь он был охотником, а она – дичью, и это ощущение совсем ей не нравилось.

Пёс надолго затих, слышно было только легкое шуршание, словно он пытался вылизывать раны.

Затем Джо и Дульси услышали его нерешительные шаги. Приподняться и посмотреть они не смели.

Готовые броситься наутек, кошки слушали, как пёс, хрустя ветками, удаляется.

Он и впрямь уходил. Джо привстал, оглядываясь, затем рассмеялся, выбрался из кустов, разлегся на траве и улыбнулся Дульси.

— Ты здорова подрала его.

— И ты тоже.

Она приподнялась на задние лапы, чтобы посмотреть, как пёс ковыляет вниз по склону к домам, где, вероятно, ожидал найти более дружелюбный мир.

Кошки улеглись па продуваемой солнечной полянке. — Надо было остаться у него на спине, — сказал Джо. — Он бы привёз нас прямо к дому Джанет.

Дульси выплюнула остатки собачьей шерсти.

— Я вся пропахла псиной, даже во рту вкус псины.

Далеко внизу пёс остановился во дворе обшарпанного серого дома, окруженного покосившимся штакетником. С тыльной стороны дома размещалась пристройка с маленьким грязным окошком под скатом крыши.

Пёс вскинул лапу у забора, а затем начал кружиться, пытаясь лизнуть раненую спину и одновременно потереть лапами морду. Но через некоторое время он бросил это безнадежное дело, доплелся до края дороги и запрыгнул в кузов старого чёрного пикапа.

Эта машина появилась по соседству не так давно. Несколько недель назад Джо и Дульси заметили худого неопрятного мужчину, который поселился в пристройке и принёс туда два потёртых чемодана и несколько бумажных пакетом. Они наблюдали, как он передвигается в освещённой комнате и распаковывает вещи. Но тогда дворняги с ним не было.

— Может, собака оставалась в машине, — сказал Джо. — Или уже находилась в комнате. — Он озабоченно посмотрел на Дульси. — Этого пса нужно держать на привязи. — Джо лизнул её в ухо. — Бегая без присмотра, эта тварь нам всю охоту испортит.

— Может, он утихомирится ненадолго, ведь мы его подрали.

— Наверняка. Во всяком случае пока кровь не подсохнет.

Дульси улыбнулась и подставила солнцу другой бок. Однако зыбкий страх по-прежнему охватывал её, когда она думала о белом коте, который скитается где-то среди холмом, возможно, раненый. Если этот пёс доберётся до него…

Белый кот снова снился ей прошлой ночью, но Джо об этом она говорить не стала: эти сны его расстраивали. Серый Джо был настоящим здоровяком и мог справиться с бульдогом в десять раз крупнее себя, но некоторые вещи его пугали. Мысль о вещих снах выбивалась из привычного ряда его размышлений. Когда речь заходила о спиритизме, кот становился упрямым и вспыльчивым.

Однако сны Дульси были такими живыми, запахи в них настолько сильными, а звуки такими отчётливыми! В первых сновидениях, когда белый кот отбегал в ожидании, что она последует за ним, он исчезал раньше, чем она успевала это сделать. А в одном сне он оказался на поверхности воды, Океан был нарисован синим и зелёным, и кот погружался в нарисованные волны; постепенно краска бледнела и исчезала, пока не осталось ничего, кроме белого холста.

А прошлой ночью ей приснилось, что кот бредёт в сумерках, понурив голову, словно его тяготит невыразимая печаль. Он шёл среди россыпей маленьких белых костей, осторожно ступая, нерешительно поднимая каждую лапу и каждый раз замирая на миг. Это были кости животных, маленькие звериные черепа.

И вновь он исчез, когда Дульси попыталась пойти за ним. Он был как живой, от него даже исходил резкий запах, как от любого другого кота. Дульси очень хотелось рассказать этот сон Джо, но сейчас, когда они бежали бок о бок вверх по холму, она так ничего и не сказала. Вскоре они миновали буйные травяные заросли и теперь пробирались по вонючей черной проплешине, выжженной огнем.

Это был самый короткий путь к дому Джанет; кошки аккуратно передвигались по колючим углям, высматривая острые обломки, торчащие гвозди, рваные зазубренные куски металла и битое стекло, о которое легко было порезать лапы. Обойдя вокруг сгоревших развалин, они проползли под обглоданными огнем балками, которые накренились и торчали словно гигантские черные ребра.

Одиноко возвышавшаяся стена детской напоминала полуразобранную театральную декорацию. Розовые обои с рисованными кенгуру закоптились. Здесь же стояла сломанная детская кроватка: одна из реек треснула, краска обгорела и вздулась коричневыми пузырями. От промокшего матраса пахло плесенью, пружины и вата вылезли наружу. Обгоревшая табличка с номером машины лежала поверх горы битой посуды и покореженных столовых приборов; покоробленная металлическая раковина упёрлась в согнутое и почерневшее автомобильное колесо. Кошки пробежали между расплавленных, побелевших и сплющенных кастрюль, между кляксами расплавленного стекла, которое застыло причудливыми пузырями и напоминало артефакты, оставленные пришельцами из иных миров.

Запах сырого пепла оседал на кошачьих шкурах и оставлял неприятный привкус во рту. Они часто останавливались, чтобы очистить лапы, вылизать песок, который впивался в нежную кожу и застревал между когтями. Подушечки кошачьих лап – своеобразные и очень чувствительные датчики, важное дополнение к глазам и ушам. Эти подушечки мгновенно передают сообщения о мягком и остром, горячем и холодном. И песок для них был столь же неприятен, как песчинка в глазу.

Выше по склону стояли голые деревья, вытянувшиеся к небу словно в немой мольбе. Одинокий обугленный дымоход высился как старый, забытый всеми часовой на посту. Спалив крышу дома Джанет, огонь двинулся к югу и сровнял с землёй почти все здания внутри почти километровой полосы.

Однако восемь домов выше по склону пожар не повредил. Они стояли аккуратным и нетронутым рядком вдоль узкой улочки. И, странное дело, два ближайших к Джанет дома – один прямо над студией, другой через улицу – совсем не пострадали. Хотя сама студия выгорела дотла, расположенная под ней квартира осталась почти нетронутой: спасла бетонная плита, которая служила ей потолком, а студии – полом. Из почерневшей плиты вздымались к облакам три чёрные балки.

Сад под домом по большей части уцелел, хотя сочная зелень, засыпанная пеплом, поседела. Оранжевые и жёлтые цветы лилейника сверкали на фоне выжженной плеши.

Передняя стена квартиры Джанет была почти целиком стеклянной: пять громадных окон закоптились, но не разбились. Внутри за потемневшими стеклами висели длинные белые жалюзи; на четырёх окнах они были опущены и не давали взгляду проникнуть внутрь. Последнее широкое окно было закрыто не до конца: внизу оставалась щель, словно кто-то, обитающий там, не хотел, чтобы дом был полностью отгорожен от мира. При виде этого окна Дульси вздрогнула: ей показалось, будто некто внутри хотел солнечного света, хотел ещё немного полюбоваться видом с холма, поглядеть на городок, приютившийся внизу,

Полицейских автомобилей не было видно ни за домом, ни перед ним, не стояли они и на подъезде к гаражу. Маленькая боковая улочка за почерневшим пустырем тоже была пуста. Ни одной машины не припарковалось и возле нетронутого дома. Эта древняя закоптелая постройка странно смотрелась здесь, среди новых домов.

Вверх по склону шла лесенка. Примерно на полпути было крыльцо, которое вело к передней двери дома Джанет. Усыпанные углями и мелким мусором ступени кошки предпочли обойти стороной и взбежали по склону, поднимая тучи пепельной пыли. Пепел забился им в глаза и уши, а их шкуры загрубели: полоски на шубке Дульси были почти неразличимы, а белые отметины Джо сравнялись цветом с остальным мехом. Если бы им хотелось замаскироваться, лучше бы вряд ли удалось.

Обгоревший дуб лежал поперёк крыльца. Входная дверь была заколочена листом фанеры, а поверх неё крепилась желтая полицейская лента с предупреждением, что вход запрещен. За фанерой можно было разглядеть остатки двери, которая обуглилась и покоробилась. Дульси просунула лапу в щель и начала скрести обгоревшее дерево, выгребая наружу щепки. Она уже почти пролезла внутрь, когда Джо прошипел:

— Кто-то следит там, в доме напротив.

Дульси выбралась назад и сделала вид, что выискивает мышей. Из одинокого дома за пустырем, из-за отодвинутой тюлевой шторы, почти прижавшись лицом к стеклу, выглядывала женщина.

— Надеюсь, ей хорошо оттуда видно.

Дульси подождала, пока женщина отодвинется от окна, и снова принялась копать, раздирая обгоревшие деревяшки. Она успела проделать дыру шириной сантиметров пять, когда на боковую улицу въехал патрульный автомобиль.

Кошки попятились, когда он припарковался прямо под ними. Проскользнув вверх по холму на бетонную плиту, они устроились на краешке среди пепельных куч и увидели, как из машины выбрался полицейский. Детектив Мэррит был один. Он быстро поднялся по ступеням, неся фомку и молоток. Перечерченное морщинами лицо делало его старше, оно никак не вязалось с копной соломенных волос и поджарым мускулистым телом.

Металл заскрежетал по дереву, когда детектив начал вытаскивать гвозди, чтобы освободить проход. Прислонив два листа фанеры к стене, он отпер обгоревшую дверь и исчез в доме. Дульси двинулась за ним, но Джо цапнул её за плечо.

Она повернулась, сверкнув глазами:

— Ну что? Пошли? Ну же!

— Ты же не собираешься лезть ему прямо под ноги?

— Почему бы нет? Он всё равно не сообразит, что мы делаем.

— Подождём, пока он закончит.

— Нельзя. Мы не узнаем, нашёл ли он дневник. Если он сунет его в карман… — Дульси снова направилась вниз, но Джо живо преградил ей дорогу, толкнув её плечом в груду пепла и головешек.

Она зашипела и ударила его лапой, но он по-прежнему теснил её, глухо ворча и свирепо глядя жёлтыми глазами. Кошка неохотно подчинилась и замерла на полусогнутых лапах, прижав уши и раздражённо подергивая хвостом.

— Дульси, копы слишком часто видели нас во время расследования убийства Бекуайта. У капитана Харпера слишком много вопросов.

— И что?

— Подумай об этом. Мы и так заставили Харпера изрядно поволноваться. Он же коп, ему не положено верить по всякие непонятные и сверхъестественные вещи. Это его расстраивает. Поднажмешь ещё и выдашь себя.

Она повернулась к нему спиной, улеглась на покрытым пеплом краю крыши, свесившись и глядя мимо железного водостока на дверь внизу. Вид у неё был надутый.

Джо примирительно пробурчал:

— Мы ничего не сможем выяснить, если каждый раз будем попадаться полиции на глаза. Они просто почуют неладное и будут вышвыривать нас вон.

Она вздохнула.

Джо прилёг рядом.

— Нам удастся сделать гораздо больше, если мы не засветимся со своим любопытством. Так что особо не дергайся.

Она промолчала. Ей не хотелось признавать, что он прав.

— Мы нервируем Харпера, Дульси. Дай ему передышку. Джо придвинулся и лизнул Дульси в ухо. Так они и лежали, привалившись друг к другу, и дожидались, пока Мэррит уйдет и наступит их очередь обыскать дом. Они надеялись, что, если дневник всё ещё в доме, Мэррит, действуя по своему обыкновению небрежно, не заметит его.

Глава 7

Снизу из квартиры доносились глухие удары: похоже, детектив Мэррит открывал и закрывал дверцы шкафов. Потом послышалось громыхание посуды – вероятно, он передвигал тарелки, заглядывая за них. Затем донёсся металлический грохот, словно он ронял сковородки.

Дульси усмехнулась.

— Что-что, а порушить всё вокруг ему удается на славу. Она нетерпеливо перебирала лапами, затем поднялась и стала ходить туда-сюда, нервно ворочая ушками в разные стороны.

— Угомонись. Мэррит скоро уйдет.

— Если он обнаружит дневник, мы эти записи никогда не увидим.

— Он будет выпирать из его кармана. А какой у нас выбор? Пойти туда и выхватить дневник у него из рук?

Дульси прищурилась.

— Будь я одна, я бы кокетничала с ним, пока он не наклонился бы меня погладить. Схватила бы дневник и бросилась наутёк.

Дульси передёрнулась, отряхиваясь. Изогнувшись, она попыталась слизать пепел со шкуры, но это было противно: всё равно что есть из топки камина. Она выплюнула частички сажи. За грудами головешек, которые выгребла полиция, поперёк ведущей к дому дорожки лежала обугленная дверь гаража. Останки фургона Джанет полиция выволокла наружу.

— Интересно, есть ли в дневнике Джанет что-нибудь об открытии выставки, — задумчиво сказала Дульси. — Писала ли она там что-нибудь, когда вернулась домой из Сан-Франциско? После того, что рассказала её подруга Джина Кейл, было бы любопытно узнать, как сама Джанет описала эти выходные.

Подруга из Сан-Франциско сообщила, что Джанет приехала в город субботним утром примерно в семь часов, зарегистрировалась в «Снятом Франциске», оставила свой фургон на подземной стоянке, и они вместе позавтракали в ресторане гостиницы.

— Представь себе, — сказала Дульси, — завтрак в «Святом Франциске». Белые скатерти, хрустальные бокалы, чудесная еда, может, даже французские блинчики. И прекрасный номер в твоём распоряжении, а из окна виден весь город. Возможно, вечером расстилают кровать и кладут шоколадные конфеты на подушку…

Джо ткнулся носом ей в шею.

— Может, когда-нибудь мы придумаем, как это устроить.

Она от души рассмеялась.

— Конечно. И как на Луну слетать тоже.

Мисс Кейл рассказала суду, что они с Джанет всю субботу бродили по магазинам и пользовались только общественным транспортом. Решив перекусить, они прокатились на фуникулере до Рыбацкой набережной.

— Настоящие крабы, — сказала Дульси. — А может быть, омары под сливочным соусом.

Она изящно облизнулась розовым язычком.

— У меня складывается впечатление, что больше всего это дело интересует тебя с гастрономической точки зрения.

— Мечтать не вредно. Они наверняка чудесно провели время в тот уикенд.

Во второй половине дня подруги зашли в художественный салон, где Джанет купила масляные краски, четыре рулона холста и большое количество подрамников. Покупки доставили ей в гостиницу, где она дала посыльному ключи от своей машины и поручила переложить груз в фургон, стоявший в подземном гараже. По словам Джины, в тот вечер Джанет ужинала в компании самой Джины, её мужа и ещё одной пары, по заказу которой Джанет делала громадную скульптуру в виде рыбы выпрыгивающей из воды. Как раз эту работу и собиралась закончить художница в то роковое утро. Ужин проходил в индийском ресторане на улице Грант, куда они дошли пешком от гостиницы. Для обратного пути в «Святой Франциск» было заказано такси.

Нэнси и Тим Дункан были друзьями Джанет и Кендрика Мала до того, как те развелись. За ужином говорили в основном о скульптуре. Джанет намеревалась доставить её в Сан-Франциско в начале следующей недели. Дунканы были владельцами популярного в городе ресторана, для которого и приобреталось трёхметровое изваяние. Насколько было известно Джине, в ту ночь Джанет свой фургон со стоянки не забирала. После ужина она сослалась на усталость и сразу пошла в свой номер.

Джина сказала, что воскресенье они провели на этюдах в городе. Воскресным вечером должна была открыться выставка в Музее де Янга, и Джанет обедала с трёмя знакомыми художниками. Джины там не было. Она назвала их имена и сказала, что после ужина Джанет с друзьями на одной машине отправились прямо в Музей де Янга. Там Джанет получила две свои награды. С приема они ушли около десяти и поехали в «Святой Франциск». Джанет переоделась и рассчиталась, погрузила чемодан в машину и отправилась в Молена-Пойнт. Джина сказала, что видела Джанет перед отъездом. Эту часть её свидетельства подтвердили метрдотель и несколько служащих гостиницы. В этих показаниях не было ничего, что позволило бы заподозрить в чем-либо Джину или предположить, что Джанет испытывала хоть какое-то беспокойство за свою жизнь или опасалась возвращаться домой.

Дульси ещё раз попыталась отряхнуться от пепла, но вскоре отказалась от этой мысли. Звуки снизу поутихли, только изредка доносились отдельные стуки. Похоже, Мэррит перебрался в дальнюю часть дома.

— Мы можем прошмыгнуть сейчас, он нас не увидит.

— Копы видят всё.

— Он не коп, он жулик. Он не…

— Он коп, хороший или плохой – неважно. Уймись, дождёмся его ухода.

Дульси прохаживалась среди сгоревших обломков и раздражённо трогала лапкой кучки пепла, принюхиваясь к сгоревшим деревяшкам и покорёженному металлу. Полицейские уже осмотрели здесь каждый дюйм, упаковали каждую щепку, которая могла хоть чем-нибудь оказаться полезной; иногда они даже просеивали горелую труху через марлю. Сгоревшие газовые баллоны и шланги забрали. Дульси полагала, что их тоже отвезли в лабораторию. Местная газета писала, что в большей части своих расследований полиция Молена-Пойнт пользуется услугами окружной лаборатории. Со скульптуры прыгающей рыбы, сильно пострадавшей от пожара, сняли отпечатки пальцев; затем её увез на хранение агент Джанет. Полицейский фотограф отщёлкал не меньше дюжины пленок, должно быть, запечатлев всё, что было размером больше кошачьей шерстинки.

Дульси осторожно приблизилась к дыре в центре усыпанной мусором плиты, откуда лестница вела вниз, в квартиру. Ступени под слоем пепла и горелых ошметков были обуглены и поедены огнём; верх бетонной стены почернел. Нижняя часть лестницы осталась относительно нетронутой, дверь почти не закоптилась. Дульси уже обследовала пространство внизу и не обнаружила ничего интересного. Теперь же, когда она повернулась, чтобы отойти, что-то острое вонзилось ей в лапу, причинив резкую жгучую боль. Мяукнув, она затрясла пострадавшей конечностью.

Из подушечки торчала закопченная чертежная кнопка с клочком обгоревшего холста. Острие впилось глубоко, и, когда Дульси извлекла кнопку зубами, из ранки выступила кровь.

Дульси облизала лапку, разглядывая кнопку и сантиметровый обрывок полотна, — всё, что осталось от одной из картин Джанет, жалкие кусочки сгоревшей ткани и металла. Дульси сбросила их вниз и сиротливо прижалась к Джо, горюя по Джанет.

Этим летом Дульси впервые открыла для себя богатства человеческого мира: музыку, живопись, драматургию. Обнаружив галерею Аронсон, кошка пришла в такой восторг, что отправилась прямиком туда. В галерее были выставлены пейзажи Джанет – дюжина громадных полотен, таких же выразительных, как та картина, что висела в гостиной у Вильмы.

Народу в галерее было немного, но все были так увлечены созерцанием картин и разговорами с Сесили, что на Дульси никто не обратил внимания. Пробираясь среди угловатых перегородок, она старалась не попасться на глаза и неотрывно глядела на роскошные пейзажи, полные воздуха и ветра. Один из посетителей застал её за этим занятием: «Посмотрите на эту киску, она, оказывается, любительница искусства!» Остальные тоже обернулись, и галерея наполнилась хохотом. Дульси сбежала, напуганная и смущенная.

Долгое время кошка не решалась снова зайти в галерею, однако нередко запрыгивала на низкий подоконник и лежала там, притворяясь, что дремлет, а сама восхищённо разглядывала картины. Странно, эти полотна вызывали у Дульси такой же восторг, как вещи из яркого шёлка и бархата, которые она любила таскать из чужих домов. До нынешнего лета мелкое воровство было единственной её слабостью; кошка и представить себе не могла, что существует ещё что-нибудь столь же увлекательное и волнующее.

В своих воровских наклонностях Дульси была не одинока. У Вильмы хранилась целая подшивка статей о таком поведении кошек. Некоторые из них таскали вещи из своего же дома: авторучки, заколки для волос; другие предпочитали поживиться у соседей, как Дульси. Хозяева воришек утверждали, что подобные замашки их питомцев – признак более высокого интеллекта. Может, так оно и было. Но единственное, что наверняка знала Дульси, — с самого детства она питала страсть к вещам и поэтому воровала их. Ей не было ещё и шести месяцев, когда она самостоятельно выучилась подпрыгивать и срывать развешанные для просушки самые яркие и шелковистые вещички, даже если они были закреплены прищепками. Она выучилась открывать незапертые двери соседских домов и могла справиться практически с любой дверной ручкой. Забравшись в дом, Дульси прямиком направлялась в хозяйскую спальню, конечно, если в семье не было девочки-подростка, чья комната для кошки представляла ещё больший интерес. О, эти атласные ночные рубашечки, шелковые чулочки и маленькие кружевные лифчики! Унося добытые сокровища домой, Дульси прятала их под шкафом или диваном, ложилась на них и самозабвенно мурлыкала. Когда Вильма обнаруживала похищенное, Дульси ужасно огорчалась, но виду никогда не показывала.

Джо ткнул её носом.

— Он уходит. Дневника у него нет. Из карманов ничего не выпирает.

Действительно, форменная рубашка и брюки обтягивали тело Мэррита как вторая кожа.

Бум, бум, бум. Бетонная плита под кошачьими лапами задрожала – Мэррит приколачивал на место фанеру. Как только полицейский ушёл, кошки спорхнули вниз и снова принялись за начатый Дульси подкоп, выковыривая обугленные кусочки двери. Наконец Дульси скользнула в получившуюся дыру, поспешно втянув за собой хвост, хотя поблизости не было никого, кто мог бы в него вцепиться. Однако она всегда чувствовала себя невыносимо беспомощной, когда её хвост оставался незащищенным. У Джо с его коротким огрызком такой проблемы не было.

Несмотря на яркое солнце снаружи, большая часть комнаты была погружена во мрак. Лишь сквозь опущенные жалюзи пробивались полоски ослепительных лучей, подсвечивая «изморозь» из пепла и пыли, которая покрывала выложенный мексиканской плиткой пол. Большая гостиная, должно быть, раньше выглядела чрезвычайно элегантно, но дым и стекавшая сверху вода оставили грязные разводы на белом диване, белых кожаных стульях, белых стенах и белом ковре. Пол был очень холодным, но когда Джо ступил на толстый ковер, чтобы погреть лапы, он тут же отскочил: ковер был насквозь пропитан затхлой стоялой водой.

В пыли остались отпечатки ботинок Мэррита, они вели в кухню и обратно, к дивану и стульям – видимо, полицейский искал дневник под подушками и сиденьями. На стене, где до пожара висели картины Джанет, остались шесть белых прямоугольников; торчащие из стены крюки напоминали гигантских черных кузнечиков.

В газете писали, что картины были сняты и отправлены на хранение к агенту Джанет. Джо не слишком разбирался в искусстве, однако понимал рыночную стоимость этих полотен. По словам местной газеты, каждая из сорока шести картин, уничтоженных огнём, стоила от двадцати до тридцати тысяч долларов. Так что в целом выходила кругленькая сумма в миллион баксов.

Джо наблюдал, как Дульси обнюхала отсыревшие стулья и диван, потом запрыгнула на столешницу кухонной панели, чтобы заглянуть в шкафчики. На полу кухни стояли плошки с сухим кошачьим кормом и водой; и то, и другое покрылось грязной пеной пепла и пыли. Неудивительно, ведь после пожара к плошкам никто не прикасался. Да никто бы и не смог, поскольку у Джанет не было кошачьей дверки.

Дверь на лестницу, расположенная за кухней, тоже была забита, хотя, казалось, не пострадала от огня. Из-под двери просачивался запах отсыревших головешек и тянуло холодом. Дверь в дальней стене, за лестницей, была закрыта, но не заколочена. Глубоко вдавленные следы вели к этой двери, от них исходил отчетливый запах Мэррита – смесь гуталина и табачного дыма. Из щели под дверью сиял солнечный свет. Оттуда пахло уже не пеплом, а изысканными духами. Дульси принюхалась к сияющей солнцем полоске, затем подпрыгнула и уцепилась за круглую дверную ручку. Она извивалась и толкалась задними лапами; упершись в косяк, Дульси всё же сумела повернуть ручку. Дверь распахнулась, и поток слепящего солнечного света хлынул на кошек.

Глава 8

От неожиданной вспышки яркого света кошки зажмурились. Солнечные лучи простреливали верхушки деревьев и отражались от пылающих облаков. Джо и Дульси очутились на краю просторной, выложенной плиткой террасы, которая возвышалась над крутым склоном. Мебель здесь тоже была белой – плетёные стулья и столик. Обстановку дополняли книжные полки и кровать.

Вскоре кошачьи глаза привыкли к яркому свету. Выяснилось, что они оказались всё-таки не на террасе, а на пороге спальни Джанет: две стеклянные стены заполняли деревья и небо. Слева от широченного окна, среди целой стены книжных полок уютно приткнулась кровать Джанет. Смятые белые простыни, стеганое одеяло в ярких цветах наполовину сползло на пол, будто бы Джанет только что вылезла из постели и пошла на кухню варить кофе, — настолько сильно здесь ощущалось её присутствие. Голубой джемпер был наброшен на плетёный стул, здесь же висели джинсы и красная ветровка. Под стулом стояли легкие кроссовки – одна из них немного наступала на другую – в них были аккуратно вложены белые носочки. Дульси обнюхала одежду и вздрогнула. Должно быть, в этой самой одежде Джанет и приехала после открытия выставки в Музее де Янга. На следующее утро Джанет наверняка надела рабочую одежду: старые прожжённые джинсы, тяжёлые кожаные башмаки – наряд, которому нипочем случайная искра от сварки.

Три больших белых ковра, лежавших поверх плитки, — толстые, манящие и совершенно сухие – делали комнату ещё более уютной. Выпачканные в саже кошачьи лапы погрузились в густой ворс, оставляя грязные следы. Дульси присела, чтобы привести в порядок розовые подушечки, а Джо стоя впитывал проникавшее сквозь стекла солнечное тепло, остро ощущая присутствие погибшей хозяйки дома. Ощущение было настолько сильным, что у Джо защипало шкуру.

Под белым плетёным столиком лежал теннисный мячик, а к ножкам столика и стульев прилипли белые кошачьи волоски. Едва Джо учуял запах кота, непроизвольное ворчание заклокотало в его горле. Но запах был старый, слабый и выдохшийся.

Оставляя чёрные следы, Джо вскочил на кровать, а оттуда – на полки. Спохватившись, он тоже начисто вылизал подушечки лап. Согретая солнцем постель пахла женщиной, а ещё – легкими духами Джанет. Джо плюхнулся на кровать и, довольно урча, несколько раз перекатился с боку на бок.

Полки над кроватью располагались в небольшой нише. Нижняя полка, находившаяся на одном уровне с кроватью, была пуста. Джо привстал на задние лапы, чтобы рассмотреть книги, и прочитал на корешках имена писателей, которым отдавал предпочтение и Клайд: Касслер, Кунц, Стейнбек, Толкиен, Пастернак – интересный набор. Между ними втиснулись несколько альбомов с вырезками и фотографиями. Однако ничего похожего на дневник кот не заметил. Возможно, Джанет вела записи в одном из этих больших альбомов. Джо попытался подцепить когтями один из них, и в этот момент к нему присоединилась Дульси.

— Странно, что у неё нет туалетного столика. Где она держала ночной крем, салфетки для лица и будильник? У Вильмы, например, на столике возле кровати стоит коробочка с мятными конфетками. Очень хороши на ночь.

Вытащив альбом, они обнаружили газетные вырезки, аккуратно прикрепленные к страницам: статьи, посвященные работам Джанет и полученным ею наградам. В некоторых вырезках были фотографии самой Джанет, нечеткие и зернистые: она была снята рядом с картиной или скульптурой. Статья из «Лос-Анджелес Тайме» в четверть полосы, посвященная вручению ежегодной высшей награды Музея Лос-Анджелеса: и ещё одна статья из «Таймс» – целая полоса о персональной выставке в «Билтморе». Газеты Северной Калифорнии сообщали о награде на ежегодной выставке в Ричмонде, а пресса Сан-Франциско перечисляла премии, полученные в Рено, Сан-Диего и Сакраменто. Похоже, здесь были собраны публикации обо всех важнейших экспозициях, а также о персональных выставках Джанет, главным образом в самых знаменитых музеях.

— Ей удалось многого добиться, — сказал Джо. — А ведь это было нелегко. Она закончила учебу, работая сварщицей в Сан-Франциско, жила в дешёвой комнатушке в торговом районе. Поганое место. Я сам родился в переулке возле Миссии. Там я сломал хвост, там меня и подобрал Клайд. У Джанет поначалу даже мебели никакой не было, один мольберт; спала она на матрасе на полу, а вещи держала в картонных коробках.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Я дремал в гостиной, пока они с Клайдом пили пиво и слушали его коллекционные пластинки с записями сороковых годов, — усмехнулся Джо. — Она любила биг-бенды, как и Клайд.

Джо и сам любил эти вечера. Ему было уютно с Джанет. Задолго до обнаружения своих сверхкошачьих талантов, он разделял отличавшую Клайда и Джанет любовь к музыке. Немало кошек любят музыку и получают от неё удовольствие, но эти головокружительные ритмы сороковых, казалось, проникали прямо ему под шкуру, в самую глубину – туда, где рождался бархатистый рокот.

— Она единственная из женщин, с которыми встречался Клайд, не наезжала на него за то, что он не выбрасывает моё жуткое драное кресло из гостиной. Джанет называла его произведением искусства.

Обивку своего персонального кресла Джо давным-давно разодрал в клочья. Это место принадлежало ему и только ему: ни кошки, ни собаки, ни человек не имели права занять его.

Закончив учиться, Джанет переехала в Молена-Пойнт, в другую дешёвую комнату, и бралась за любую сварочную работу в доках, чтобы заработать на жизнь. Всё до гроша она тратила на краски и холсты, кислород, ацетилен и листовую сталь для своих скульптур. Она отправляла свои работы на всевозможные конкурсы в Калифорнии, но только спустя два года её признала галерея Аронсон. Тогда жизнь стала налаживаться, и Джанет смогла купить подержанную мебель и фургон, тоже неновый. Меньше чем через год после переезда в Молена-Пойнт она стала встречаться с Кендриком Малом. В то время он был художественным критиком в «Сан-Франциско Кроникл», а по выходным приезжал в Молена-Пойнт, где у него была квартира. Когда они поженились, Джанет переехала к нему, а свою прежнюю комнату стала использовать как студию. После свадьбы обзоры Мала, где речь шла о работах Джанет, были благосклонными, но, по понятным причинам, сдержанными. Когда же они развелись, Кендрик стал называть её картины дешевым хламом. Через несколько месяцев после развода Джанет стала встречаться с Клайдом. Джо полагал, что ей были необходимы более спокойные и простые отношения.

Джо вытащил с полки второй альбом, который оказался заполненным глянцевыми снимками двадцать на двадцать пять: рекламными фотографиями Джанет и её работ. На первом снимке она стояла спиной к пёстрому пейзажу, на котором каменный утёс был изображён снизу вверх, с уровня пенистых волн. В самом верху картины угадывались блестящие крыши на фоне тонкой полоски неба. Джанет стояла перед этим полотном, глядя прямо в камеру и лукаво улыбаясь. Её руки и спецовка были перемазаны в краске, а глаза полны энергии и жизни.

Дульси вздрогнула, поплотнее обернулась хвостом и оглядела комнату, где жила Джанет. Где она проснулась в то утро понедельника, не имея понятия, что всего спустя час будет мертва.

«Как же так, — подумала Дульси, — умрешь, и дальше – ничего?» С тех пор как погибла Джанет, этот вопрос постоянно беспокоил её.

В том же альбоме кошки нашли датированные снимки последних работ Джанет, а в конце обнаружилась фотография белого кота, цветной снимок двадцать на двадцать пять. Он сидел на голубой драпировке, ткань была старательно подобрана под цвет его глаз и голубого ошейника. У кота была длинная ухоженная шерсть, а хвост напоминал огромный пушистый плюмаж. Вид у него был умный и насторожённый, однако высокомерный и холодно-требовательный.

Были ещё совместные снимки кота и Джанет: на одном он сидел у неё на коленях, на другом лежал на её плече, полуприкрыв глаза.

— И всё-таки, может быть, он ещё жив? Возможно, ранен. Может быть, потому он и снится мне, что ему нужна наша помощь?

— Дульси, добровольные спасатели искали везде. Человек двадцать прочёсывали холмы. Тебе не кажется, что, останься он жив, его нашли бы? Даже раненый, он попытался бы вернуться домой.

— А вдруг он очень серьезно ранен? Или приходил домой и нашёл пепелище, а Джанет исчезла, нет её свежих следов? Должно быть, он ужаснулся. Он мог снова уйти, напуганный в растерянный. Его наверняка до смерти напугал пожар, и он теперь боится приближаться к дому.

— Неважно, насколько он испугался: если бы он был голоден, пошёл бы к соседям, по крайней мере попросил бы у них поесть.

— Но ведь я почему-то вижу его во сне, — Дульси в упор взглянула на Джо своими ясными зелёными глазами. — Это не просто так. У этих снов должна быть какая-то причина, они не могли возникнуть в моем сознании сами по себе. Прежде чем он явился мне во сне, я даже не знала толком, как он выглядит, ведь я видела его только издалека. Я не знала, что у него голубые глаза и что он носит голубой ошейник с медной бляшкой. — Дульси помолчала, не отводя глаз от Джо. — Откуда я всё это узнала?

— Может, ты всё же видела его разок вблизи, видела его ошейник, только забыла.

— Нет, не видела. Я бы точно запомнила.

Джо не ответил, и она не стала продолжать. Возможно, в 11 мужских генах есть нечто, не позволяющее размышлять о подобных загадках.

Остальную часть содержимого альбома составляли любительские снимки: Джанет на пикнике, на вечеринке; на нескольких фотографиях она была запечатлена рядом с пышно разодетой толстухой.

— Беверли, — сказала Дульси. — Должно быть, это и есть её сестрица Беверли. Именно так её описывала Вильма. Похожа на раскормленного мопса.

На трех фотографиях Джанет в купальнике стояла на каменистом берегу; были снимки, сделанные во время игры в бейсбол: на одном загорелая и улыбающаяся Джанет готова была подавать мяч, а на другом отбивала подачу.

Джо и Дульси вытащили с полок и просмотрели все большие альбомы в кожаных переплетах, их было столько, что они заняли всю кровать. Дневника не было. Дульси залезла под кровать, пол съехавшую простыню и стеганое одеяло, затем ещё раз проверила книжные полки, расталкивая носом беспорядочно стоявшие книги. Когда, балансируя на нижней полке, Дульси почувствовала, что та шатается, она спрыгнула на кровать и попыталась подсунуть лапу под неровно лежавшую доску.

Кошки принялись сдвигать полку, покачивая её и поддевая когтями. Наконец она подалась.

Внизу оказалось нечто вроде узкого ящика, где лежали коробка косметических салфеток, крем для лица, баночка крема для рук, два небольших альбома для эскизов, карандаши, ручки и маленькие настольные часы с крышкой. Из-под этой груды едва виднелась небольшая книжка в кожаной обложке.

Дульси нерешительно потрогала её лапой. К запаху кожи примешивался запах Джанет. Дульси ухватила книжку зубами, вытащила, положила на кровать и осторожно открыла.

Кошки переглянулись и заулыбались. Они таки нашли его, дневник Джанет.

Почерк у Джанет был мелкий и аккуратный. Она заполняла всю страничку, оставляя только узенькие поля. Строчки жались друг к другу так тесно, будто Джанет старательно экономила место, намереваясь пользоваться этой книжкой как можно дольше.

Половина дневника была пуста.

Джанет начала вести его ещё в художественной школе, но тогда это были лишь отрывочные заметки, главным образом беспорядочные записи о сценах и видах, которые она хотела бы нарисовать.

«Угол улиц Джонс и Ломбард, белое викторианское здание возвышается над магазинами…

Верхняя часть Каштановой улицы, когда штормовое небо низкое и тёмное, а Восточная бухта кажется такой близкой, будто её можно потрогать… Свет на Русском холме, когда солнце пробивается сквозь облака. Можно ли положить этот свет на холст?»

Несколько строчек касались переезда в Молена-Пойнт, здесь же указывались некоторые затраты на переезд. Целая страничка была посвящена поискам квартиры. Затем следовал перерыв по времени. Позже, во время бурного брака с Кендриком Малом, записи стали длиннее и наполнились болью. Это был настоящий калейдоскоп обид, которые причинял ей Мал: сарказм мужа по отношению к её работе ранил Джанет. Вдобавок он ей изменял. Эти записи не предназначались для посторонних глаз: Джанет изливала на бумагу свое мучительное разочарование в Кендрике и в конце концов написала о своём решении уйти от него. Отзывы о разводе были несдержанными и резкими, полными всё возрастающей ненависти.

Джо никогда не думал, что Джанет может быть такой злопамятной, однако она не забывала о нанесённых ей ранах, копя в душе гнев. Но разве можно винить её? Кендрик Мал – человек мстительный, безжалостный и хладнокровный. У Джо не было причин не верить Джанет, она бы не стала врать попусту. С Клайдом она почти не говорила про Мала.

В дневнике не было никакой системы: вперемешку шли записи о личной жизни, о сюжетах для картин, о том, где и когда выставлялись её работы, о призах и наградах; пёстрые фрагменты жизни смешались в единое целое, словно кусочки пазла. Кое-где попадались весьма нелестные отзывы о Беверли. Сёстры явно не ладили. За год до трагедии Беверли решила открыть галерею и забрать работы Джанет у Сесили. Это предложение отвергла сама Джанет. О её настроении свидетельствовала гневная жирная запись в дневнике. Только обиды, нанесенные Малом, были запечатлены на этих страничках с такой же неприкрытой яростью.

— Неужели они и вправду сёстры? Никаких родственных чувств они совершенно чужие друг другу. — Дульси недоуменно взглянула на Джо. — У меня было три сестры и два брата. Правда, я никогда больше их не видела, с тех пор как Вильма взяла меня к себе.

— Ты жалеешь, что она тебя взяла?

Дульси облизнулась, разглаживая усы.

— Если бы она меня не забрала, я бы наверняка умерла. Я была самой маленькой и хилой и меня всё время отталкивали от молока. И что такое быть по-настоящему сытой, я поняла только у Вильмы. Но мне всё-таки очень интересно, как это, когда есть кто-то похожий на тебя и тебе есть с кем поиграть.

— Так вот, наверное, почему ты воруешь. Просто у тебя было тяжёлое детство.

Дульси легонько шлёпнула его в ответ и вернулась к дневнику.

«У любого голова бы закружилась. Кендрик был самым авторитетным критиком в Северной Калифорнии, до того как ушёл из „Кроникл“ и открыл собственную галерею. Он может либо прославить Роба, либо напрочь перекрыть ему доступ в искусство. Конечно, Кендрик попросту использует его. Неужели Роб этого не понимает? Или он так рвётся сделать карьеру, что на всё остальное ему наплевать, в том числе на наши отношения? Я больше не могу и не хочу его видеть. Теперь, когда он принадлежит Кендрику, мне с ним перестало быть хорошо и спокойно».

Джо воздержался от комментария. Его замечания в адрес Роба Лэйка только сердили Дульси. Но и ей придется признать, что этот Лэйк не такой уж невинный агнец, как она себе представляет.

Среди самых поздних записей были строчки о миссис Бланкеншип, вероятно, соседке. Джанет считала её безвредной старушкой, которой нечем больше заняться, кроме как целыми днями наблюдать за другими из окна своей спальни.

«Её дочь передала мне, что той не нравятся мои занятия сваркой так близко от их дома; она считает это небезопасным, а яркие вспышки беспокоят её. Я поставила на окна прочные ставни и стала завешивать окно кухни. У бедной бабульки полно времени, с которым она не знает, что делать. Может, ей стоит завести собачку?»

— Та самая тётка, которую мы с тобой видели в окне, — сказала Дульси. — Её дом единственный смотрит прямо на студию.

Остальные дома были расположены гораздо выше и дальше, и скорее всего там никому не было дела до того, чем занималась Джанет. Но из дома напротив открывалась полная картина.

— Интересно, — пробормотала Дульси, — что видела эта старушка в то утро, когда случился пожар? Никаких свидетелей по фамилии Бланкеншип на слушаниях не было.

— Но ведь было пять часов утра. Зачем бабульке выглядывать в окно в такое время?

— Пожилые люди плохо спят, они могут проснуться когда угодно. Вильма иногда просыпается среди ночи и читает. А мне приходится закапываться в одеяло. — Её зелёные глаза округлились. — Наверно, я смогу это выяснить, если покручусь там некоторое время. Постараюсь подольститься к старушке.

— Почему бы и нет? У тебя получится. Заставь её довериться тебе. Скажи, что ты говорящая кошка и пришла взять у неё интервью. Что у тебя к ней несколько вопросов. Возможно, тебе удастся одолжить служебное удостоверение, тогда скажешь, что работаешь в местной газете.

— Я могу сделать вид, что потерялась. Такая несчастная голодная кошка. Старушки обожают подобные штучки.

Джо молча взглянул на неё.

— Стоит попробовать. Что в этом плохого?

— Не исключено, что эта бабка ненавидит кошек. Может, она даже травит их ядом.

— Если она ненавидит кошек, я сбегу. Если она подсыплет мне яда, я не буду есть. Ты что думаешь, я не унюхаю отраву?

— Ох, Дульси, иногда ты… — Джо вздохнул, но продолжать не стал. Какой в этом прок?

Она улыбнулась и вернулась к дневнику.

— Почему Джанет пишет, что Сесили восхитительно расчётлива? Что она…

Внезапный шум на улице спугнул их. Было слышно, как открывается дверь автомобиля. Они бросились к окну и выглянули на улицу.

У бровки тротуара остановился черный «Кадиллак». Водительская дверь была открыта, и тучная дама начала выбираться из-за рулевого колеса.

— Должно быть, это и есть Беверли Жанно. Что её сюда принесло?

— А что такого? Теперь это её дом. Ты же знаешь, дом Джанет оставила ей.

— Но полиция пока не сняла ленту. Мне кажется, никому не положено заходить сюда. Интересно, знает ли капитан Харпер, что она тут?

— Дульси, это её дом. Ты считаешь, что она не имеет права войти?

За «Кадиллаком» остановился старый кремовый «Мерседес». Дульси вытаращила глаза, её хвост задрожал от изумления. Показалась пламенеющая шевелюра водителя.

— Откуда у Чарли такая шикарная машина? Она же себе и лишней чашки кофе позволить не может!

— Это старый «Мерседес» Клайда, один из тех, что он восстановил. Наверное, он ей одолжил его. Старая тачка Чарли небось окончательно сдохла, она бы долго не протянула.

Пока Беверли выбиралась из «Кадиллака», Чарли уже успела выскочить из машины. Беверли была крупной дородной дамой с несколькими подбородками, широким носом картошкой и короткими каштановыми волосами, тщательно уложенными в мелкие волны. Она производила впечатление клиентки салона красоты двадцатых годов.

На ней было что-то длинное, струящееся и сочетающееся цвету – разнообразные оттенки розового и бордовой… Наряд завершали бордовые туфли на высоких шпильках и изящная сумочка того же цвета. Её неуместно роскошный костюм представлял резкий контраст с облегающими джинсами и блёкло-жёлтым джемпером Чарли. Две женщины отличались друг от друга, как пончик с джемом от обглоданного куриного крылышка. В руках у Чарли были планшет, столярный молоток и ломик.

Странная парочка начала подниматься по склону и исчезла из виду, повернув за угол дома. Дульси окинула взглядом разбросанные по кровати альбомы. Запихнуть их обратно на полки не было никакой возможности, на это потребовалась бы целая вечность. Она вспрыгнула на постель, задвинула крышку потайного ящика и спихнула дневник Джанет на пол; затем соскочила сама и затолкала его под кровать. Они с Джо нырнули следом, поглубже забравшись под полог свисавших простыней. В это время с крыльца донеслись шаги и приглушенные голоса, затем раздался металлический скрежет – Чарли вытаскивала гвозди, освобождая проход.

Послышались два глухих удара – Чарли поставила листы фанеры к стене; слегка звякнув, заворочался ключ в замке.

Каблуки Беверли зацокали по плиткам гостиной, кошки отодвинулись в дальний угол, втащили за собой дневник и подсунули его под спадающие складки одеяла. Удобно устроившись под одеялом возле кожаного переплета, Джо поймал себя на том, что внимательно прислушивается, и удивился собственному любопытству.

Впервые после смерти Джанет он ощутил такой сильный, хищный интерес к этому делу. Теперь он решительно намеревался выяснить, кто же на самом деле убил Джанет.

Возможно, причиной тому была внезапная и непроизвольная антипатия к Беверли.

А может быть, решение созрело из-за непреодолимого чувства, что Джанет всё ещё где-то рядом – её запах, её картины, её записи, её сокровенные переживания.

Глава 9

Придерживая юбку, Беверли шагнула на крыльцо, она старалась держаться подальше от сгоревшего дуба, который разнёс половину крыльца и перила. Беспомощно глядя на забитую фанерой дверь, она дожидалась, пока подойдет Чарли и освободит ей путь.

Чарли спрятала раздражённую усмешку и принялась вытаскивать гвозди, спрашивая себя, что было бы, реши Беверли попасть в дом без посторонней помощи. Она надеялась, что сумеет выполнить работу для этой женщины, не потеряв на полпути контроль над своими эмоциями. Их первая встреча три дня назад вышла весьма натянутой.

Поскольку Чарли пока не располагала собственным офисом, где можно было бы принять Беверли, она предложила встретиться за чашечкой кофе в кондитерской. Беверли согласилась, однако сразу дала понять, что встречу в подобном заведении не считает приемлемым способом ведения дел. Чарли не предполагала, что новая клиентка считает обсуждение ремонта и уборки в доме настолько приватным делом. Беверли с подозрением осмотрела всех посетителей за столиками на уютной крытой террасе кондитерской. Впрочем, когда подали заказ, она тут же переключилась на пирожные и в одно мгновение расправилась с абрикосовыми рогаликами.

Чарли вытащила последние гвозди, высвободила фанеру из-под полицейской ленты и прислонила листы к стене. Не обязательно симпатизировать Беверли Жанно, чтобы работать на неё, а это предложение на сегодняшний день было самым солидным, от такого грех отказываться. Пока они с Беверли шли по дому, Чарли наскоро прикидывала размеры наружного ущерба. Закопченную облицовку стен придётся драить основательно, под мощным давлением, а значит, нужно будет обезопасить окна. Придётся брать напрокат моечный аппарат. Купить такой Чарли пока не могла – увязла бы в долгах на целый год. Один только насос стоит больше тысячи, а моечная машина со специальным шлангом обойдется куда дороже. Всё вместе потянет на две, а то и три тысячи баксов.

Прибыль, которую должен принести Чарли нынешний заказ, могла серьезно продвинуть её на пути к покупке такого оборудования. Если, конечно, она не выйдет из себя и не плюнет на всё это. Чарли ощущала некоторую неловкость не только из-за чванливости Беверли. Ей не очень хотелось работать в доме, где была так жестоко убита Джанет. Чарли была её поклонницей, уже давно восхищалась её работами и не знала, сумеет ли справиться со своими чувствами, работая в этом доме.

Конечно, это ребячество. «А ты уже не ребенок», — твердила она себе. Все равно ни она и никто другой теперь не могли помочь Джанет.

Ещё учась в художественной школе, Чарли порой видела Джанет в компании знаменитых художников на открытиях выставок или на презентациях в музеях. Чарли никогда не могла набраться смелости и подойти к ней. Да и было ли дело Джанет Жанно до того, что какая-то долговязая студентка боготворит её и восторгается её работами?

Но теперь Чарли сожалела о своей нерешительности. До своего переезда в Молена-Пойнт она и предположить не могла, насколько простым человеком была Джанет. Возможно, слова восхищения, даже от студентки художественной школы, могли для неё кое-что значить.

Однако, когда Чарли рассказала Беверли при первой встрече, как она восхищалась Джанет, та в ответ лишь высокомерно хмыкнула, видимо, считая, что человек, занимающийся уборкой и ремонтом, не в состоянии отличить великолепные картины от воскресных комиксов. Теперь, проведя заказчицу в дом, Чарли спрашивала себя, способна ли сама Беверли оценить творчество сестры. Беверли подхватила юбку, перешагнула обгоревший порог и с отвращением фыркнула, вдохнув затхлый воздух.

А чего она ожидала, аромата лилии? Здесь был пожар, белые стены, белые ковры и мебель почернели от дыма, в доме пахло дымом и сыростью, и ещё – очень сильно – плесенью. Стены были покрыты грязными потёками от просочившейся сверху воды.

— Все продукты из шкафов и эту кошачью дрянь выкинуть – распорядилась Беверли, взглянув на запорошенные пеплом и пылью миски возле кухонной раковины. — Она держала кота, но я полагаю, он либо сдох, либо уже нашёл себе другое жилье. Холодильник хорошенько отмыть, столовую и кухонную посуду упаковать. Она пойдёт на благотворительность. Здесь всё равно не было ничего стоящего. Я хочу, чтобы дом был полностью освобождён, оставьте только мебель и ковры. Вычистите их как следует, чтобы я потом смогла их продать.

Беверли сделала паузу, словно желая убедиться, что Чарли всё поняла.

Чарли покорно записала распоряжения в блокнот, затем сняла ковры и вынесла их на крыльцо. Отжав воду, она развесила ковры на неповрежденной части перил. Потом надо отдать их в чистку – профессионалы выполнят эту работу лучше, чем она со своим взятым напрокат пароочистителем. Расправив ковры, Чарли взглянула вниз на холмы и залюбовалась открывающимся видом. Возможно, когда-нибудь и она сможет позволить себе такое жильё. Чарли спрашивала себя, куда мог деться кот, для которого предназначались мисочки с водой и кормом. Это наверняка тот самый кот, которого помогала искать Вильма. Она считала, что несчастный зверь погиб при пожаре, поскольку найти его так и не удалось.

Чарли задержалась на несколько минут в гостиной, осматривая закопчённые стены. Нужно будет основательно помыть их, прежде чем красить. Пол достаточно просто вымыть: этой мексиканской плитке всё нипочем.

— Я уже здесь, — повелительно окликнула её Беверли из соседней комнаты.

Чарли показала невидимой Беверли язык, а затем послушно прошла в спальню.

Эта комната тоже была большой и такой светлой, что у Чарли просто дух захватило. Здесь получилась бы превосходная студия, а ради такого вида на холмы она пошла бы на всё. Беверли стояла рядом с неубранной кроватью и просматривала гору альбомов, наваленную поверх смятых простыней. Постельное белье тоже было в пятнах сажи, но, приглядевшись, Чарли поняла, что это следы маленьких лап.

Значит, кот Джанет выжил и побывал в доме. По крайней мере какой-то кот здесь точно побывал. Наверно, пробрался через обугленную дыру под входной дверью. Беверли, похоже, следов не заметила или не придала им значения. На кота ей было наплевать.

Перед уходом, подумала Чарли, надо поставить свежую воду и еду, если удастся здесь что-нибудь найти. А плошки она засунет под крыльцо, чтобы не бросались в глаза Беверли.

— Я хочу, чтобы её одежда была сложена в коробки и отдана в благотворительный фонд. Никаких ценных украшений у Джанет не было, только дешёвки. Будьте любезны, взгляните на гардероб и комод прямо сейчас, чтобы знать, сколько ящиков понадобится. Я хочу, чтобы мне был представлен полный и подробный список всего имущества, он потребуется мне для налоговой службы.

Беверли бегло просмотрела альбомы, оставив их лежать беспорядочной грудой, и перешла к осмотру книжных полок – начала передвигать книги и заглядывать за них. Чарли внезапно стало интересно, имела ли Беверли право находиться здесь. Возможно, на неё, как и на всех остальных, по-прежнему распространялся запрет: пока не будет снято ограждение и не закончится судебный процесс, входить в дом нельзя.

Ящики комода оказались полупустыми. Не похоже, что оттуда забирали одежду, скорее всего, у Джанет было не так уж много вещей. Вероятно, она не испытывала необходимости в богатом гардеробе. Несколько пар джинсов и джемперы были аккуратно свернуты. Здесь же хранились нарядный свитер в специальном пластиковом пакете, дюжина пар носков, две пары колготок. Трусики Джанет предпочитала простые хлопчатобумажные, а бюстгальтеры явно недолюбливала – у неё был только один.

Деловитая Беверли оставила книжные полки, решительно переместилась к письменному столу и принялась выдвигать один за другим ящики, сосредоточенно перебирая их содержимое. Чарли взглянула на неё и открыла платяной шкаф. Он тоже оказался полупустым. Вернувшись из Сан-Франциско, Джанет, должно быть, не стала распаковывать вещи, а сразу легла спать. На верхней полке рядом со сложенным мешком для одежды лежал небольшой пустой чемоданчик. Вероятно, Джанет сняла одежду, которая сейчас висела на стуле, но была слишком утомлена и не стала убирать её. В шкафу висел большой прозрачный мешок, в котором хранились три наряда: бежевый шёлковый костюм, платье из ткани с набивным рисунком и вечернее платье с глубоким вырезом. Ещё две пары джинсов аккуратно висели рядом со второй ветровкой и несколькими хлопчатобумажными блузками. Другой одежды у Джанет не было. Чарли услышала, как Беверли взяла трубку телефона, набрала номер и попросила позвать капитана полиции Харпера.

Чарли прислушалась. Ей было интересно, как изменится этот властный тон, если Беверли попытается использовать его в разговоре с Харпером.

Чарли видела Макса Харпера только однажды, но слышала о нём от Клайда достаточно, чтобы понять: этот сдержанный поджарый человек не переносил, когда с ним говорили свысока. Впрочем, какой коп стал бы с этим мириться? Продолжая прислушиваться, Чарли вернулась к комоду и притворилась, что рассматривает джинсы и прочие пожитки.

Должно быть, Беверли, несмотря на свою грубость, всё же имела какие-то связи и влияние, поскольку буквально через несколько секунд Харпер подошёл к телефону

Хотя скорее всего дело не в связях, а в том, что Беверли сестра Джанет. И при известных обстоятельствах на неё тоже могли распространяться подозрения.

— Капитан Харпер, человек, которого вы направили обыскать дом, устроил невероятный беспорядок. Непонятно, зачем он это сделал. Без всякой видимой причины он повытаскивал все книги с полок и фактически захламил спальню.

Чарли не видела никакого хлама. Она представила, как удивлённо ползёт вверх бровь капитана полиции, как он попыхивает сигаретой, выслушивая гневную тираду Беверли.

— Что значит, никто не разрешал мне входить в дом? Это теперь мой дом! Вы, надеюсь, не забыли, что Джанет оставила его мне? Конечно, ваши полицейские правила распространяются на всех, но я не… — Беверли резко оборвала свою речь, несколько минут помолчала, а затем заявила: – Капитан Харпер, я прибыла сюда по делу, на законных основаниях. Смею заметить, что я не проживаю в Молена-Пойнт, и моё время здесь весьма ограниченно. Я приехала в дом, чтобы оценить внутренний ущерб и организовать необходимые работы по ремонту, который начнётся, как только вы разрешите доступ. Я уверена, вы осведомлены, что большая часть этого ущерба причинена офицерами полиции и пожарной командой. Мне предстоят внушительные затраты на приведение здания в порядок, и всё благодаря вашим служащим.

Снова последовало продолжительное молчание, затем Беверли возмущённо фыркнула и грохнула трубку на рычаг. Чарли притворилась, что всецело поглощена подсчётом коробок, которые потребуются для вещей. Она промерила шагами комнаты, соображая, сколько краски нужно заказать, затем спустилась к «Мерседесу», чтобы достать из сумки коробку с образцами цветов. Беверли требовалось полное соответствие нынешнему оттенку белого. Смешивание красок означало дополнительные и ненужные, по мнению Чарли, расходы, поскольку Беверли всё равно собиралась продавать дом. Тем более, раз она так торопилась.

«Но что в этом понимает простая уборщица?»

Возвращаясь в дом, Чарли мечтательно смотрела на здание, воображая, каково было бы поселиться в таком месте. Мастерскую наверху можно было бы перестроить, хватило бы места и для инструментов, и для строительных материалов. Возможно, осталась бы даже площадь для сдачи в аренду.

«Да, стоит только вытащить чековую книжку и отстегнуть полмиллиона, а то и больше – и дом мой». Недвижимость в Молена-Пойнт стоила безумных денег.

Придя в дом, Чарли просмотрела образцы красок. «Индийский бивень», «Густой миндаль», «Белый дикарь», «Зимний снег». «Нарцисс», Она выбрала «Светлую кость» и сравнила её с небольшим участком стены за диваном, который меньше других пострадал от дыма.

Чарли показала образец Беверли, но та лишь хмыкнула и потребовала показать ещё около дюжины цветов. В конце концов она тоже остановилась на «Светлой кости», но так, будто это была её собственная идеи. Через пару минут Беверли уже снова была в спальне. Чарли слышала, как она роется в комнате: открыла шкаф, передвинула вешалки, расстегнула молнию на чемоданчике и застегнула опять. Что бы ни разыскивала эта мадам, поиски успехом не увенчались.

Ладно, по крайней мере полиция знает, что она здесь. Если бы Харпер намеревался пресечь её шныряние по дому, он бы прислал патруль.

В кухонном шкафчике Чарли нашла коробку с сухим кормом и с десяток баночек изысканных кошачьих консервов. Чтобы не класть еду в стоявшие на полу миски и не провоцировать лишние вопросы, она выбрала из имевшейся посуды алюминиевую форму для пирога и щербатую китайскую чашку. Чарли наполнила чашку водой, насыпала сухой корм в форму и поставила их под крыльцо. Отсюда, с холма, в нескольких кварталах к югу был виден дом, в котором Чарли сейчас работала. Оттуда можно легко и быстро добраться к дому Джанет, чтобы поменять воду и подсыпать еды, если кот всё-таки вернется. Тогда станет ясно, что с ним, и Чарли сможет о нём позаботиться.

Вернувшись в спальню, она с изумлением взглянула на Беверли. Та раздраженно отвернулась от книжных полок, вид у неё был сердитый и разочарованный.

— Когда вы упакуете одежду Джанет, отошлите её немедленно в благотворительную организацию, а эти альбомы доставьте её агенту. В галерею Аронсон, на улицу Сан-Карлос.

Чарли молча кивнула.

— Любые эскизы, наброски, а также дневники должны быть переданы лично мне. Аккуратно упакуйте их в большую плоскую коробку. Рисунки постарайтесь не сворачивать. Всё, что нарисовано или написано рукой Джанет, должно поступить ко мне. Привезите коробку ко мне в мотель. Не оставляйте её в доме, когда приступите к работе. Постельные принадлежности и полотенца отправьте вместе с одеждой и посудой. Короче, отдайте на благотворительность всё, кроме альбомов, блокнотов, дневников и любых оставшихся рисунков. И, естественно, ковров и мебели, которые я собираюсь продать.

Принимая во внимание тот факт, что её сестра умерла так недавно и такой страшной смертью, Беверли Жанно являла собой образец поразительной силы духа. Чарли делала вид, что записывает, но в этом не было необходимости. Жесткие инструкции Беверли отпечатались в каждой клеточке её мозга.

— Вы, надеюсь, понимаете, что нельзя приступать к работе, пока полиция официально не снимет ограждение, — сказала Беверли. — Понятия не имею, сколько продлится этот суд. Но как только он закончится, сразу же принимайтесь за работу – начинайте в тот же день, когда откроют доступ. Я хочу, чтобы работа началась как можно скорее и была выполнена быстро. Гостиную вымыть и покрасить, снаружи дом отскрести, окна помыть. На месте студии убрать все следы пожара, чтобы там могли начать работу строители, двор вычистить. — Она перевела дух и оглядела Чарли. — Сколько времени на это потребуется? Надеюсь, не более двух-трех дней. Вы уверены, что располагаете достаточным количеством людей, чтобы справиться с этим заказом быстро? Если нет, скажите сразу.

— Моя команда начнёт работу в ту же минуту, когда полиция позволит нам войти в дом. Я составлю смету к сегодняшнему вечеру и перешлю её по факсу вам в мотель. Вас это устроит?

Ни одна ремонтная фирма так не работает: клиенты обычно ждут своей очереди. Да и сама Чарли не взялась бы за дело на таких условиях, без всякой записи и конкретной даты начала работ, если бы не была новичком на рынке.

Она не стала говорить заказчице, что лишь недавно начала свое дело, а Беверли и не спрашивала. Чарли ещё раз напомнила себе, что не стоит терять чувства юмора. Она молилась, чтобы удалось найти дополнительных людей для этой работы. Пятидесятилетняя уборщица, у которой не все дома, и разнорабочий с сомнительными навыками вряд ли сумеют с этим справиться.

Сидевшие под кроватью Джо и Дульси переглянулись. Осталось только одно место, которое Беверли не удосужилась осмотреть.

Каблуки резко и уверенно застучали по плитке. Беверли остановилась возле кровати, её туфли оказались совсем близко от носика Дульси. Толстые лодыжки в плотных светлых чулках, бордовые туфли на шпильках с широкими ремешками на подъёме. Заскрипели пружины и исчезла одна нога, затем вторая – Беверли встала коленями на кровать.

Она уже успела повытаскивать все книги. Теперь сухой скользящий звук наводил на мысль, что она шарит рукой по стене или по съёмной полке, где Джанет держала салфетки, часы и дневник. Пружины жалобно скрипели, когда Беверли перемещала свой немалый вес.

Загромыхала доска, закрывавшая ящик за кроватью. Беверли шумно втянула воздух. Ящик открылся.

Джо и Дульси слышали, как Беверли копается в содержимом, но вскоре она закрыла ящик и слезла с кровати.

Когда Беверли потянула простыни, Дульси ухватила дневник зубами, скользнула мимо неё и затаилась между съехавшим одеялом и стеной. А когда новая хозяйка дома, сдёрнув постельное белье, швырнула простыни и одеяло на ковер, кошки метнулись к встроенному платяному шкафу.

Они выглянули оттуда, готовые снова броситься бежать.

Но Беверли не обернулась и не увидела их. Она перетряхнула постель, бросила всё на ковер, отогнула матрас от стены и заглянула под него, оттопырив обтянутую фиолетовой юбкой попу, которая казалась похожей на гигантскую сливу. Наконец Беверли выпрямилась, отряхнула пыль с костюма и ни с чем вернулась в гостиную.

Джо и Дульси не покидали своего убежища, прислушиваясь к тому, как закрылась входная дверь, встал на место засов, и Чарли прибила назад фанеру.

Когда далеко внизу заработал мотор, кошки выбрались из шкафа, подбежали к окну и увидели, как Беверли отъезжает от дома. Чарли на ласково мурлычащем «Мерседесе» уехала следом за ней.

В квартире снова стало тихо и пусто.

Устроившись на ковре, кошки положили дневник перед собой и аккуратно раскрыли на последних исписанных страничках.

Здесь были заметки об открытии выставки в Музее де Янга – записи, которые Джанет сделала, вероятно, всего за несколько дней до смерти.

«Какая ирония судьбы, что Кендрик входит в правление музея, где мне вручат две награды! Если бы он был членом жюри, мои работы даже не стали бы вывешивать. Похоже, на этот раз он не имел права голоса. А решение о награждении приняли члены жюри, спасибо им».

Между страничками была вложена групповая фотография, сделанная за неделю до выставки. Рядом с фигурой Мала Джанет пририсовала сову, так похожую на её бывшего мужа, что Дульси покатилась со смеху. У неказистой птицы были опущенные плечи и крючковатый нос Мала, а глаза явно напоминали круглые очки без оправы, которые он носил.

На фотографии Мал, сняв пиджак, держал глиняную скульптуру. Манжеты его белой рубашки были подвернуты, приоткрывая дорогие на вид, тяжелые и вычурные часы.

Джо уставился на снимок.

— Какой мужик будет носить часы, украшенные амурчиками с торчащими наружу крылышками? Довольно претенциозно для человека, который по идее должен обладать художественным вкусом.

— Откуда ты знаешь, что такое художественный вкус?

— Да уж не от Клайда, можешь быть уверена. Последняя запись была сделана Джанет вечером накануне смерти. Совсем коротенькая: всего несколько слов, записанных перед сном.

«Чудесный вечер в Музее де Янга. Две премии. Восторг. Всё отлично. Кроме того, что К. был там».

Между следующими страничками лежали газетная статья о выставке, счёт из гостиницы, квитанция за газ и простой листочек бумаги с какими-то наспех записанными цифрами.

— Это могут быть цифры пробега, — сказал Джо. — Для налогового учёта. Она записала показания спидометра перед отъездом и по возвращении домой.

Начальная цифра была зачеркнута, а вместо неё карандашом вписана другая, на двести миль больше.

— Предположим, она сперва записала неправильные данные, а потом исправила: поставила триста, а нужно было пятьсот.

— Должно быть, она очень торопилась, — сказала Дульси. — А что нам делать с дневником? Мы же не можем позволить Беверли или полиции найти его здесь.

— Нам нужно отдать его в полицию, Дульси. Эта книжечка может стать важной уликой.

— Но здесь много очень личного. Джанет не захотела бы, чтобы это зачитывалось в суде.

— У нас нет выбора, это действительно улика. И здесь есть кое-что о Робе Лэйке.

Дульси положила лапу на страницу, покрытую мелким аккуратным почерком Джанет.

— А вдруг они решат читать это вслух в суде? Если газеты доберутся до дневника, они напечатают всё. Включая то, что Джанет писала про Кендрика Мала, — Дульси лизнула грудку, разглаживая мех. — Джанет вряд ли захотела бы, чтобы это стало достоянием общественности и было растиражировано во всех газетах.

— Дневник принадлежит полиции. Макс Харпер не позволит газетчикам его заполучить.

— А детектив Мэррит позволит и даже Харпера не спросит.

— Ты считаешь, что Харпер позволит делать что-то у себя за спиной?

— Мэррит уже завалил это расследование, так ведь?

Джо вздохнул.

— Ты и сама в этом не очень уверена, правда? Мы спрячем дневник до вечера, а потом решим, что делать.

Кот встал и отправился на кухню.

Открыв лапой дверцу нижнего шкафчика, он порыскал среди кастрюль и сковородок и обнаружил аккуратно свёрнутые в рулончик полиэтиленовые пакеты, торчавшие из пустой кофейной банки.

Хватило нескольких минут, чтобы упаковать дневник, теперь он был защищен от сырости и дождя. Кошки вытащили сверток из дома и спрятали под крыльцом, затолкав поглубже за посудины, которые Чарли оставила для белого кота.

— Очень мило с её стороны, — сказала Дульси. — Чарли, похоже, верит в существование белого кота.

— А я и не говорил, что я в него не верю. Просто я думаю… А, ладно. Может, он и впрямь появится и съест этот чёртов корм.

Дульси окинула Джо долгим изумрудным взглядом, а затем легонько подтолкнула.

— Ну что, пошли проведаем старушку Бланкеншип. Посмотрим, что там удастся выяснить.

Глава 10

— Втяни живот, у тебя должен быть голодный вид.

— Да втягиваю, втягиваю. Уже почти не дышу.

Ушки сникли, хвост безвольно повис и волочился по земле; вид у Дульси был одинокий и несчастный.

— Ага. Вот так-то лучше, наверняка вызовешь жалость. Выглядишь просто ужасно.

— Ну, спасибо.

— Голодная бродяжка, у которой нет никого в целом мире.

План состоял в том, что Дульси появится возле дома старушки одна, поскольку это была определённо сольная партия. Одна голодная жалкая кошечка растопит и самое ледяное сердце, а двое четвероногих бродяг производят впечатление заговорщиков или, по крайней мере, охотников. Кошки, если их двое, никогда не будут выглядеть совершенно беспомощными и брошенными и не вызовут такого сочувствия, как одна.

— Всё ещё смотрит, — сказал Джо, поглядев на старушку, — И даже если не заметила, как мы прятались в кустах, она уже видела нас вместе возле дома Джанет. ИI знает, что ты не одна. Не думаю, что наш план сработает.

— Сработает, — уверила его Дульси, разглядывая миссис Бланкеншип. Пухлая пожилая дама имела вид вполне располагающий: этакая бабушка, что подсматривает из-за занавески, прижавшись носом к стеклу. — Но прежде чем я сыграю полуголодную побирушку, нам нужен пролог, который добавит драматизма. Как насчёт небольшой потасовки. — Перед тем как смыться отсюда, ты меня слегка поколотишь.

Джо улыбнулся.

— Изобразим истошно вопящий клубок.

— Именно. Бедная киска, которую едва не разодрал в клочья здоровенный мерзкий хулиган.

— Это кто тут мерзкий? — Накинулся на неё Джо, пинками и шлепками выпихивая на лужайку. Дульси визжала и завывала. Джо бросился в атаку, и они выкатились из кустов, отчаянно мутузя друг друга, так что трава клочьями разлеталась в стороны. Однако их собственные шкурки оставались неповреждёнными, они ухитрились не нанеси друг другу ни одной царапины. Дульси так вопила, смешав в диком крещендо ужас и ярость, что с лёгкостью заглушила бы все пожарные сирены Мелена-Пойнт.

Озабоченное лицо миссис Бланкеншип на секунду прижалось к стеклу, затем окно со стуком распахнулось.

— Перестань! А ну перестань сию секунду! Оставь её!

Джо и Дульси обменялись для порядка ещё парой шлепков, и Дульси сбежала в кусты. Старушка снова прикрикнула на драчуна, и кот смылся, шипя и ворча.

Он остановился за кустом рододендрона, где его не было видно. «А я очень даже неплохой актер, наверняка не хуже Роберта Редфорда или Чарльза Бронсона». Джо представил себе, как расправляется с противниками, прыгая по несущимся под откос вагонам.

Миссис Бланкеншип высунулась в окно и поманила Дульси:

— Кис-кис! Бедная кисонька.

Она протянула руку, словно ожидала, что Дульси тут же примчится к ней. На миссис Бланкеншип был цветастый халат, седые волосы прихвачены плотной старомодной сеточкой.

Дульси выползла из своего укрытия и посмотрела вверх.

— Не бойся, иди сюда, кисонька. Бедная малышка!

Дульси жалостно мяукнула слабым дрожащим голоском.

— Бедняжечка. Иди сюда, киса. Тебе плохо? Этот вредный кот поранил тебя?

«Так, — подумал Джо, — по крайней мере бабка знает, как отличить кота от кошки: по широким плечам и толстой шее. Не обязательно видеть интимные летали, чтобы понять: перед тобой настоящий самец».

Он продолжал наблюдать за Дульси. Она медленно проковыляла через лужайку, застенчиво и осторожно подошла к окну. Она тоже не обделена актерским талантом, и вдвоём вполне потянули бы на Скарлетт и Ретта.

— Бедненькая, или сюда, к мамуле. Сумеешь запрыгнуть? Тебе очень больно, или ты все-таки сможешь забраться сюда? — старушка постучала пальцем по подоконнику.

Но Дульси легла на травку с робким и страдальческим видом. Повернувшись на спинку, она округлила глаза, придав им невыносимо тоскующее выражение, и сложила персиковые лапы на похудевшем от голода животике.

Сработало. Миссис Бланкеншип ещё больше высунулась из окна, прижавшись объёмистой грудью к подоконнику. Её тело под цветным халатом было круглым и мягким, а сам халат, мятый и поблекший от многочисленных стирок, висел мешком. У неё были тускло-карие глаза, а волосы не седые, а цвета старой, высохшей на солнце травы.

— Бедная малюточка. Ужасный кот напал! Иди сюда, лапочка, иди, милая. Я о тебе позабочусь.

Дульси всё ещё стеснялась и побаивалась.

— Я не могу к тебе спуститься, дорогая, меня Фрэнсис увидит, и её просто удар хватит. — Лицо старушки сердито и обиженно сморщилось. — Она не любит животных, она вообще толком никого не любит. Давай, киса, придётся тебе забраться сюда, на подоконник, если только ты можешь прыгать. О господи…

Дульси еще чуть-чуть попритворялась, размышляя о Фрэнсис и прикидывая: не лучше ли унести отсюда ноги, пока ещё есть такая возможность. Но всё-таки она встала и, прихрамывая, подошла к окну.

— Давай, малышка. Иди ко мне, лапуля, я тебя не обижу. Дульси постояла, глядя вверх, затем, собравшись с силами и духом, взлетела на подоконник и оказалась нос к носу с приветливой старушкой.

— Не бойся, кисонька, иди ко мне, я тебя осмотрю. Этот кот тебя не покалечил?

Морщины миссис Блашкеншип покрывал толстый слой пудры. Некогда карие глаза поблекли. У неё были пушок на лице и волоски в ушах.

Стоя на середине подоконника. Дульси позволила старушке погладить себя. Руки миссис Блакеншип были очень пухлым, очень морщинистыми, с толстыми темными венами, похожими на маленьких шустрых садовых змеек. Однако они были на удивление сильными.

И женщина знала, как гладить кошку. Она нежно почесала Дульси за ушками, затем протянула пальцы, чтобы Дульси могла потереться о них усами. Потом старушка легонько помассировала кошкину спинку; её сильные руки теребили шкуру как раз в нужных местах. После этого Дульси перестала стесняться, громко замурлыкала и спустилась с подоконника на туалетный столик, аккуратно ступая, чтобы не повредить уйму китайских фарфоровых зверюшек, фотографии в рамочках, пузырьки с лекарствами и полупустой стакан с соком. Она с трудом находила место, чтобы поставить лапу. Дульси надеялась, что все делает правильно. Надеялась, что старушка не окажется вдруг какой-нибудь серийной убийцей кошек.

Столик протирали от пыли, ничего не переставляя, так что вокруг каждой китайской собачки и бутылочки с каплями был виден толстый ободок грязи. Душная и слишком жаркая комната пропахла мазью от кашля. Миссис Бланкеншип не стала закрывать окно. Пожилая дама, казалось, понимала, что кошке нужно оставить путь для отступления, тогда она будет чувствовать себя смелее в незнакомом доме. Дульси улыбнулась, одарила старушку ослепительным зеленым взглядом и новым раскатом громкого мурлыканья.

— Вот так, кисонька, иди сюда, милая, — старушка похлопала по коленке. Когда Дульси добралась по столику до предложенных пухлых коленок, круглое сморщенное лицо миссис Бланкеншип расплылось в довольной улыбке. — Этот старый кот побил тебя? Дай-ка я посмотрю, киса. Дай мне взглянуть.

Пока старушка проводила осмотр, Дульси лежала расслабленно и покорно. Пальцы миссис Бланкеншип внимательно ощупывали кошачье тело в поисках ран, нанесенных котом. Она бубнила себе под нос что-то бессмысленное и успокаивающее – слова, которые, возможно, использовала когда-то для других кошек.

— Я не вижу ни одной царапины, киса. Никаких кровавых следов. — Старушка выглядела такой удивленной что, когда она дотронулась до плеча Дульси, кошка непроизвольно дернулась.

Миссис Бланкеншип осмотрела плечо Дульси и заявила:

— Нет никакой крови; может быть, синяк или два. И вообще ты прекрасно выглядишь, киска. Думаю, ты просто испугалась.

Старушка откинулась назад, устраиваясь поудобнее. Дульси продолжала лежать, свернувшись у неё на коленях и стараясь случайно не выпустить когти. Миссис Бланкеншип гладила её и подрёмывала; просыпалась, бубнила что-то себе под нос, затем снова погружалась в дремоту. Казалось, она очень довольна присутствием кошки у неё на коленях.

Но через некоторое время, прижатая к круглому животу миссис Бланкеншип, Дульси начала задыхаться. В комнате было невыносимо жарко, а запах мази вызывал у неё тошноту. Возможно, ей стояло отправить на это задание Джо.

Правда, нельзя сказать, чтобы он особенно рвался сюда. Нежное воркование и мирную дремоту миссис Бланкеншип внезапно прервала молодая темноволосая женщина, которая вошла в комнату, неся аккуратно сложенную стопку чистых простыней и полотенец.

Она остановилась посередине комнаты, уставилась на Дульси, затем на открытое окно,

— Мама, только не кошка! Что она тут делает?

— Она ранена, Фрэнсис. И голодна. Иди и принеси ей что-нибудь поесть.

— Мама, это бродяжка. Зачем было тащить бродячую кошку в дом? На ней наверняка полно блох. У неё может быть бешенство, глисты, что угодно. Зачем вы пустили её сюда?

— А куда ещё мне было деть раненую и голодную кошку, как не сюда? Бедняжке нужно поесть. Давай-ка принеси тот кусок мяса, что остался со вчерашнего вечера.

— Она не выглядит умирающей от голода. Больше напоминает настырную попрошайку.

Дульси приподняла мягкую лапку, одарила Фрэнсис невинной улыбкой и притворно-застенчивым взглядом зелёных глаз. Женщина посмотрела на неё в ответ, не меняя выражения лица.

«Вы тоже неплохо выглядите, мадам. Идите, выполняйте».

Фрэнсис Бланкеншип была холеной молодой женщиной с короткими тёмными превосходно уложенными волосами. На ней были отлично скроенные белые брюки поверх прозрачных чулок, розовая шелковая блузка и светлые мягкие туфли-лодочки, возможно от Гуччи. Дульси оглядела её с головы до ног, задержав взгляд на непроницаемом неулыбчивом лице. Дамочка, бесспорно, выглядела великолепно, однако симпатии не вызывала. Такая выбросила бы больную кошку под ледяной дождь и только посмеялась бы.

— Пойди принеси мясо, Френсис.

Вздохнув, Френсис вышла. Дульси посмотрела ей вслед, задаваясь вопросом: какую власть имеет старушка над этим каменным изваянием?

Она слышала, как Френсис возится на кухне. Открылся холодильник, затем застучал нож по кухонной доске. Через несколько минут Френсис вернулась, неся небольшую порцию нарезанного холодного мяса на бумажной салфетке. Дульси надеялась, что та не приправила его средством для мытья духовок или ещё какой-нибудь щелочью. Фрэнсис положила салфетку с угощением на пол и осталась стоять, с неожиданным интересом разглядывая Дульси.

— Дай мне эту салфетку, Френсис. Я сама покормлю её. Ты что, не могла принести тарелку?

Фрэнсис передала старушке салфетку. Сидя на коленях у миссис Бланкеншип, Дульси обнюхала стейк и почувствовала запах мяса, к которому примешивался каком то аромат – Вероятно, крема для рук самой Френсис. Старушка протянула кошке малюсенький ломтик роскошного сочного мяса.

«Тоже мне кусочек!» Дульси выхватила его из пальцев так, словно действительно умирала от голода. В один присест она расправилась со всей порцией, Фрэнсис наблюдая за ней с видом, который Дульси расценила как определенно возросшее внимание.

Стейк был отличный, мягкий и красный в середине. Похоже, у Бланкеншипов хороший мясник. Возможно, они даже ходили в тот же магазин, который частенько посещала и Вильма, – маленькую мясную ланку в начале Морского проспекта. Для полного удовольствия этой трапезе не хватало только уединения. Дульси не возражала против присутствия старушки, но пристальный взгляд Фрэнсис нервировал её. Когда она кончила есть, Фрэнсис скомкала салфетку, бросила в корзину для бумаг и благожелательно взглянула на Дульси.

— Я думаю, вы можете оставить эту кошку, мама, если это вас порадует,

Дульси с опаской посмотрела не женщину.

Но, может быть, Фрэнсис просто сочла, что небольшое развлечение старушке не повредят, Возможно, она была единственноё, кто ухаживал за старушкой и полагала, что если та будет проводить врем я в обществе кошки, то у самой Франс появится чуть больше свободы. Надеясь, что в этом дело, Дульси вернулась назад, к животу миссис Бланкеншип.

Она оставалась во владениях миссис Бланкеншип четыре дня, пропустив почти неделю слушаний в суде и страдая от нарастающей клаустрофобии в этом жарком, переполненном всякой всячиной доме. Четыре дня могут пролететь как один миг а могут тянуться бесконечно. Вскоре Дульси выяснила, что Френсис невестка миссис Бланкеншип. Первое, что она узнала о сыне старушки, Варни, когда он ввалился домой с работы в тот же вечер, что он не любит кошек.

Варни Бланкеншип был приземистым крепким парнем с волосами цвета соломы и на удивление сухой бледной кожей, напоминавшей старую пожелтевшую газету. Он работал в порту неподалеку, в компании по прокату прогулочных катеров, обслуживал и ремонтировал небольшие лодки. Он вернулся домой, пропахший потом, машинным маслом и бензином.

Варни был большим любителем поесть. Еду ему готовила Фрэнсис, сама при этом почти не ела. Пока Дульси находилась В доме, она ни разу не видела Варни с книжкой. Он читал только ежедневную газету, затем складывал её несколько раз и запихивал в стойку для журналов. В свободное время он сидел перед телевизором, ковырялся в гараже или смиренно вытирал пыль со старинной коллекции фарфора своей матери. Его ручищи были неуклюжими, но деятельными,

Весь дом был до отказа заполнен книжными шкафами, полочками и столами, и на каждой поверхности, на каждой полке, на столе и в шкафчике толпились фарфоровые зверюшки и другие безделушки. Обстановка фарфоровой лавки совсем не вязалась с обликом и характером Фрэнсис, и уж совсем странно смотрелся здесь Варни. И всё же он, казалось, смирился с необходимостью ухаживать за всем этим изобилием, двигался предельно осторожно и старательно смахивал пыль, напоминая неловкого слугу-переростка. Возможно, Фрзнсис и Варни переехали к его матери, поскольку не могли жить отдельно. Возможно, старушка завещала им этот дом при условии, что они будут заботиться о её коллекции. Кто знает? Вполне вероятно, что Варни раболепствовал из-за склонности его престарелой мамули – так он называл её – резко менять решения.

Каковы бы ни были отношения в семье Бланкеншип, в этом битком набитом доме Дульси всё чаще чувствовала себя как в западне. Она не осмеливалась никуда запрыгнуть, чтобы не потревожить сотни маленьких фарфоровых тварей. Она бродила по комнатам словно собака, обречённая держаться на полу. Дульси не могла даже потереться мордочкой о ножку стола, боясь, что малейшее неверное движение вызовет обвал, и горы китайских диковинок и фарфоровых статуэток рухнут на пол. Эти комнаты были кошмаром для любого пожарного и просто раем для охотника на мышей. Здесь было несметное множество укромных местечек, где могли прятаться мыши, их запах был сильным и явно свежим.

Но Дульси не хотела рисковать. Да и можно ли гоняться за мышами в этом лабиринте, не причиняя обстановке серьезного ущерба? Хорошо, что Джо здесь нет, он бы потерял терпение и разнес всё это вдребезги.

По вечерам, осторожно пробираясь по загроможденным комнатам и стараясь держаться подальше от Варни, Дульси пыталась подслушать каждый разговор или невзначай брошенное замечание. Но пока ничего о Джанет, об убийстве или пожаре она не услышала. До сих пор все монологи старушки сводились к ласковому лепету. Будет очень жаль, если её мучения окажутся напрасными.

Но мамуля, как и предполагала Дульси, действительно проводила весь день у окна. Она и впрямь просыпалась задолго до рассвета, натягивала халат и возвращалась к окну, к своему бескорыстному надзору за окрестностями. Дульси считала весьма вероятным, что старушка всё-таки видела что-то в то утро, когда произошёл пожар.

«Попытка не пытка. Стоит потерпеть ещё несколько дней удушья».

Варни говорил очень мало: в основном, что не потерпит кошку в кухне, когда ест, и в гостиной, когда смотрит новости Он мог внезапно начать швырять в неё чем попало: подушками, тапочками, тяжёлыми свернутыми газетами. Дульси решила, что, продолжав наблюдение, лучше оставить Варни в покое и держаться поближе к мамуле.

Однако в первый вечер, ещё до того, как он начал бросать в неё разные вещи, Дульси пошла за Варни в гараж. Там стоял старый пикап, с которым он возился, что-то там мудрил с двигателем. И машина, и гараж провоняли тухлой рыбой, за потолочные балки были заткнуты удочки. Дульси хотела запрыгнуть на крыло автомобиля, чтобы понять, чем Варни там занимается и могут ли они подружиться. Варни взглянул на неё. Кошка улеглась на пол и перекатилась на спинку, широко улыбаясь.

Варни наклонился и протянул к ней руку. На мгновение Дульси подумала, что победила.

Но затем увидела выражение его глаз.

Сделав сальто, она отскочила.

С тех пор Дульси держалась на расстоянии от Варни: тайком исследовала незнакомые пока части дома, проскальзывала под столы, забиралась в тёмные углы и под кровати, не обращая внимания на запах мышей. Дульси по-прежнему была уверена, что именно мамуля может ненароком сказать что-нибудь интересное, но старалась использовать все возможности.

Впрочем, забираясь под кресло Варни или в супружескую спальню, Дульси вела себя крайне осторожно. У неё было отчётливое ощущение, что Варни может, не раздумывая, пришибить кошку, а Фрэнсис будет только рада. Дульси находилась в доме исключительно под покровительством мамули, а также по какой-то эгоистичной причине, которая была у Фрэнсис. Дульси должна была выяснить, что знает мамуля, и намерена была остаться, пока не получит ответа.

Но в конце концов ключ к разгадке кошка получила совсем не от миссис Бланкеншип. Дульси, вероятно, так ничего бы и не узнала, если бы не любовь Варни к пиву и покеру.

Глава 11

"ВЛАДЕЛИЦА ГАЛЕРЕИ ДАЁТ ПОКАЗАНИЯ

Адвокат защиты Диона Барон сегодня вызвала ещё троих свидетелей по делу об убийстве художницы Джанет Жанно. Первой выступила Сесили Аронсон, владелица галереи в Молена-Пойнт, агент Джанет Жанно, понёсшая ущерб из-за трагической смерти художницы. Аронсон подтвердила, что отношения между мисс Жанно и обвиняемым Робом Лэйком были сложными. При перекрёстном допросе они сообщили суду, что мисс Жанно была огорчена тем, что у мистера Лэйка появились деловые связи с её бывшим мужем Кендриком Малом. Мисс Аронсон также заявила, что с момента смерти Джанет Жанно и пожара в её студии, который уничтожил большинство работ, оставшиеся холсты выросли в цене как минимум вдвое. Галерея Аронсон…"

Стоя в саду перед домом, Вильма пробежала глазами вступление к обширной статье. Материалы в местной газете становились всё скучнее. Большую часть статьи занимал очередной пересказ перипетий личной жизни Джанет; похоже, эту тему репортеры находили весьма занимательной. Им по службе полагалось не оставлять мертвецов в покое, во всяком случае пока из случившейся трагедии можно было выдоить хотя бы одну новую деталь. Вильма снова сложила газету, сунула её под мышку и наклонилась, чтобы сорвать несколько увядших цветков лилейника. Прохладный ветерок резвился в кроне дуба, шурша листьями. Над головой, над крышами соседских домов небо пламенело таким сияющим закатом, что Вильме захотелось оказаться на берегу, до которого было пять кварталов, чтобы насладиться в полной мере этой картиной – разливающимся по поверхности океана огнём. А как же обед, приготовлением которого она сейчас была занята? Нет уж, такое с ней уже случалось: до предела убавив огонь, она всего на несколько минуточек выходила на пляж – и возвращалась домой к сгоревшему ужину.

Вильма жалела, что Дульси нет дома. Она всегда огорчалась, когда её маленькая любимица пропадала больше чем на сутки. Несмотря на уверения Клайда, что с кошками всё в порядке, отсутствие Дульси её беспокоило. Клайд толком ничего не сказал, только что они в полнейшей безопасности. Отвернувшись от цветов, Вильма направилась к дому, прошла через кухню, где кипела в кастрюльке лапша, в столовую, чтобы ещё раз взглянуть на рисунки, оставленные племянницей на буфете.

Она обнаружила их, когда вернулась домой с работы, и с изумлением остановилась поглядеть на маленький вернисаж. Она и не знала, что Чарли рисовала её кошку, и не имела ни малейшего понятия, что её племянница обладает таким талантом изображать животных. До этого момента она считала художественные пробы Чарли весьма заурядными, вялыми и невыразительными. На протяжении многих лет она видела только унылые пейзажи, безликие и тусклые словно овсянка, или этюды, лишенные каких бы то ни было чувств. По мнению Вильмы, художественная стезя оказалась не лучшим применением способностей Чарли. Она вздохнула с облегчением, когда племянница бросила попытки добиться успеха как в области изящных искусств, так и в промышленной графике. Вильма полагала, что, распростившись с миром искусства, Чарли сможет выбрать для себя что-то гораздо более подходящее.

Но эти рисунки – совсем иное дело; они выполнены уверенной рукой мастера. Было совершенно очевидно, что их автор любит животных. Вильма недоумевала, почему раньше ей не приходилось видеть у Чарли ничего подобного – лишь пейзажи да банальные учебные работы. Но в этих рисунках сквозила настоящая любовь; они были живыми, смелыми и свидетельствовали об истинном восторге, который вызывала у автора маленькая пушистая модель.

Портреты Дульси были в натуральную величину, выполнены углем и красно-рыжей пастелью на грубой белой бумаге. Дульси была на них совершенно живой, такой же беззаботной и шаловливой, как в действительности. На одном из рисунков она лежала, растянувшись во всю длину, глядя вверх и улыбаясь; темные изогнутые полоски поблескивали, а выражение мордочки было смышленым и энергичным. На втором кошка подпрыгнула за мотыльком так легко и стремительно, что Вильма буквально физически ощутила невесомый полет сильного, натянутого как струна тела. Третий рисунок поймал момент, когда Дульси замерла на краю книжной полки, готовясь прыгнуть вниз, — лапки вместе, глаза распахнуты в игривом восторге.

Эти работы были выразительнее и гораздо профессиональнее, чем любые другие изображения животных, которые Вильме случалось когда-либо видеть. Чувствовалось, что художница отлично знакома с кошачьей анатомией; кости и мышцы были отчетливо видны под гладким мехом, а изящные и ловкие движения переданы сдержанно и точно. Эта кошка не была похожа на обычных слащаво-хорошеньких кисок. Нет, взгляду представал настоящий зверь, живой и загадочный.

Леонардо да Винчи утверждал, что даже самая маленькая кошка – настоящий шедевр. Рисунки Чарли уверенно подтверждали это. Вильме захотелось, чтобы Дульси поскорее увидела их.

Для обычной кошки эти рисунки были бы просто бумагой с темными разводами, от которой пахнет углем и закрепителем. Простой кошке рисунок ничего не говорит, ведь от него не исходит ни кошачий запах, ни тепло, ни движение. Обычный зверь неспособен распознать графическое изображение.

Обычная кошка опознает животных на телевизионном экране главным образом по звукам: собачьему лаю, пению птиц, а еще по особенностям движения: кошачья походка плавная, гибкая и знакомая, птицы же прыгают и хлопают крыльями. Большинство кошек способны видеть лишь такие движения. Вильма в этом не сомневалась, поскольку знала об этом от самой Дульси.

Но Дульси сумеет различить даже малейшие детали в собственных портретах и наверняка будет потрясена.

Вернувшись на кухню, Вильма бросила газету на стол и продолжила готовить обед. В её нарядной бело-голубой кухне было тепло от включенных конфорок, пахло чесноком, травами и вином, которым она сбрызгивала подрумянившееся жаркое. Сняв лапшу с огня, Вильма опрокинула её в дуршлаг, а затем вынула жаркое из духовки, выпустив целое облако восхитительно ароматного пара. Сбрызнув мясо, она снова закрыла его крышкой, переложила лапшу в подходящую кастрюльку, добавила масло и поставила в духовку, чтобы не остыла. Хорошо, когда можно пообедать в компании, и Вильма была довольна, что Чарли пока осталась жить у нее. Вильма долгое время наслаждалась одиночеством, но теперешняя перемена ей ужасно нравилась. Тем более что Чарли была единственным близким человеком, оставшимся после смерти младшего брата, отца Чарли. Были, правда, где-то на Западном побережье троюродные братья и сестры, но Вильма с ними почти не общалась. Так что племянница была ей почти как родная дочь. Вильма достала приборы и салфетки, собираясь разложить их попозже. Закат за окном стал ярче – сравнялся оттенком с красными цветами бугенвиллеи, которая росла за окнами с декоративными переплетами; он проникал в кухню, заливал багрянцем синюю столешницу и бросал розовый отблеск на бело-голубые обои с цветочным рисунком. Вильма поставила на стол соль и перец и снова вернулась в гостиную. Ей не хотелось оставлять рисунки без присмотра. Внезапно ей пришло в голову, что племянница напрасно растрачивает себя, начав свой нынешний бизнес. Почему она прятала эти работы? Чарли как-то раз упомянула, что анималистика не приносит прибыли. Возможно, она была права. Наверняка такие рисунки не находили признания у конкурсных комиссий; нужно было завоевывать признание каким-то другим способом, не так, как Джанет. Чарли говорила, что Джанет была по-настоящему талантлива, а она сама – нет. Вильма спрашивала себя, сколько в этом мнении было от узкого взгляда претенциозной художественной школы, которую посещала племянница.

Вильма вернулась на кухню и продолжила хлопоты. Она как раз рвала листья шпината и эндивия для салата, когда фургон Чарли подкатил к обочине и остановился ближе к соседнему дому, оставив за собой свободное место. Закат уже слегка потемнел и подернулся серым; такое буйство небесных красок очень любила Дульси. Вильма попыталась отогнать тревогу за непоседливую кошку: все равно от волнения никакого проку не было. По телефону Клайд сказал, что у Джо и Дульси всё в порядке.

— И где же они?

— У Джанет. Во всяком случае Джо там.

— А где Дульси?

— Она где-то поблизости, по словам Джо, собирает информацию.

— Что это значит? Опять что-то вынюхивает? Она не может… Эти наши звери…

— Джо говорит, волноваться не стоит. Действительно, что толку? Он даст мне знать, если что… Если они…

Вильма повесила трубку. Звонок взбудоражил её, но так ничего и не прояснил.

Встряхнув несколько раз баночку с соусом, она заправила салат и подошла к окну. По дорожке к дому плелась Чарли, взмокшая и раздраженная.

Сбросив куртку у входа, Чарли прошла через столовую в кухню и рухнула на стул. Рыжие волосы были влажными от пота и мелкими кудряшками завивались у лица; на намокшей рубашке красовались пятна белой краски и ржавчины.

— День не задался? — осторожно поинтересовалась Вильма.

Чарли потянулась к листику шпината.

— Да нет, всё не так уж плохо. Мэйвити сегодня отлично потрудилась. Она вообще хорошая работница и очень милый человек.

Мэйвити Флауэрс была школьной подругой Вильмы. Она стала подрабатывать уборщицей, когда маленькую пенсию, что осталась ей после смерти мужа, съели растущие цены. Мэйвити могла бы поправить финансовое положение, если бы продала свой домик в Молена-Пойнт и переехала в район подешевле, но она любила этот городок и предпочла остаться, хотя ради этого ей и пришлось драить чужие дома.

Чарли поднялась и достала из холодильника две бутылки пива.

— Охлажденные стаканы в морозильнике, — сказала Вильма. — Мне кажется, Мэйвити иногда бывает странной.

— А мы все нет, что ли? — Чарли вытащила подернутые изморозью стаканы, открыла бутылки и налила тёмный напиток аккуратно, чтобы не поднялась пена. — Мэйвити хорошо работает и не ворчит, не устраивает перекуры каждые пять минут, как Стампс. Думаю, этот Джеймс Стампс долго у меня не задержится.

Стампс пришёл по объявлению, которое Чарли поместила в газете. В Молена-Пойнт он появился всего за пару недель до этого. Сказал, что перебрался на побережье, поскольку в Салинасе для него чересчур сухо. Он снял комнату где-то в холмах, недалеко от дома Хансенов, там и работала сейчас Чарли – нужно было подготовить дом к приезду новых владельцев.

— Весь мелкий ремонт мы уже закончили. Поменяли петли в кухонном шкафу, заделали протекавшую крышу в гараже, поставили шпингалет на калитку. — Она вздохнула, откинулась на спинку и сделала большой глоток. — Мы с Мэйвити покрасили спальню, а Стампс установил полочки в шкафу.

— Похоже, день выдался насыщенный.

— Мне пришлось дважды одергивать Стампса, чтобы не курил в доме. А он: «Какая разница? Они всё равно въедут только через неделю». Я сказала, что запах остается в доме навсегда. Конечно, как ему почувствовать, когда он сам провонял этим дымом?

— А он что-нибудь еще сделал, кроме полочек?

— Только из-под палки. Почистил двор перед домом, подстриг лужайку и посадил новые цветы. Но боже мой, мне всё приходится ему детально разъяснять. «Джеймс, прежде чем сажать цветы, приготовь удобрение. Обращайся с цветами осторожно, не втыкай их как палки». И не то чтобы он был тупым, — продолжала Чарли. — Он довольно сообразительный парень, просто о работе совсем не думает. Кто знает, где его мысли бродят. Но уборка и ремонт явно не его конек. — Чарли лениво взглянула на газету. — Когда-нибудь я найду подходящих людей. А пока придётся нянчиться с ним. Я два раза просила его, чтобы он привязал своего пса. Этот зверь спит у него в пикапе. Наверное, люди, у которых Стампс снимает жилье, не хотят пускать собаку в дом. И я их не виню: этот пёс – настоящее чудовище. Я против того, чтобы он шлялся по дому и тряс шерстью на свежевыкрашенные стены.

— Мне казалось, ты любишь собак.

— Да я жду не дождусь возможности завести собаку, причём большую. Но не такую зверюгу, как этот дворняга. Я хочу нормального, чистого, воспитанного пса, который будет слушаться. А этот вообще неподдающийся. — Она усмехнулась. — Хорошо, что Стампс не обедает со мной и Мэйвити. Приятно хоть на время ланча от него избавиться. Но после обеда он опоздал на двадцать минут. А когда я заставила его задержаться на те же двадцать минут после работы, он взбесился. — Чарли допила пиво и встала. — Так, я в душ, а то от меня запах как в спортивной раздевалке.

Вильма ничего не сказала о рисунках. Она хотела дождаться Клайда, когда и сама Чарли освежится и не будет такой разгорячённой и сердитой. Чарли бывала вспыльчивой, и в плохом настроении любое высказывание могло быть понято неверно. Поэтому Вильма села и, неторопливо прихлебывая пиво, принялась дочитывать газетную передовицу и вторую, более пространную статью.

«Мисс Аронсон не смогла представить свидетелей, которые подтвердили бы её местопребывание ранним утром, когда погибла мисс Жанно. Она заявила, что была одна в своей квартире в Молена-Пойнт. Соседи засвидетельствовали) что в то утро у неё в гостиной и спальне горел свет, но никто не видел, чтобы её белый „Додж“ стоял возле дома. Мисс Аронсон сказала, что припарковала машину на боковой улице, поскольку перед домом не было места.

Она сообщила, что не покидала своей квартиры почти до семи часов утра, когда ей позвонили из полиции, известив о пожаре в мастерской Джанет и о том, что сама Джанет погибла. Мисс Аронсон сказала, что оделась и поехала прямо к дому Джанет. На допросе она признала, что у нее был комплект ключей от студии и квартиры Джанет. Владелица галереи утверждает, что ключи ей в свое время дала сама Джанет чтобы она могла самостоятельно забирать работы для выставок.

Вторым свидетелем стала сестра Джанет, Беверли Жанно, которая также подтвердила, что имеет такие ключи. Полиция утверждает, что в день убийства Джанет они до полудня не могли застать Беверли Жанно в ее доме в Сиэтле, хотя несколько раз звонили, чтобы сообщить о смерти сестры. Свидетельница заявила, что накануне плохо себя чувствовала и на ночь отключила телефон. Она сказала, что в то утро, когда случился пожар, проспала до 11.45. Узнав о трагедии, она сразу же заказала билет на ближайший рейс до Сан-Франциско, а оттуда на местный рейс до Молена-Пойнт, куда и прибыла в три часа пополудни.

На предстоящей неделе со своими показаниями должен выступить известный агент из Сан-Франциско, в прошлом художественный критик Кендрик Мал. Это имя хорошо известно в нашей стране. Мал одно время был мужем Джанет Жанно, а также являлся агентом обвиняемого. Приводим часть стенограммы сегодняшнего заседания суда…»

Вильма просматривала расшифровку стенограммы, когда в заднюю дверь постучался и вошел Клайд. Он был гладко выбрит и аккуратно причесан. Он него шел легкий запах «Королевского лайма»; несладкий бермудский аромат нравился Вильме; тяжелые и приторные запахи, которыми пользовалось большинство мужчин, она терпеть не могла. На Клайде была новая красная клетчатая рубашка. Нарядный вид лишь слегка портили складки, замявшиеся от хранения в магазинной упаковке. Клайд вытащил из холодильника пиво, отодвинул стул и хмуро уставился на газетные заголовки.

— Им что, больше писать не о чем?

— Удачный цвет. Не садись. Пойди сходи в столовую.

— А что такое? У нас официальный обед?

— Просто сходи туда.

Клайд с удивлением взглянул на Вильму и пошёл в столовую, держа в руке пиво.

Довольно долго он молчал, слышно было только тихое шарканье ботинок: он переходил с места на место, чтобы рассмотреть рисунки на разном расстоянии и под разными углами. Вернувшись в кухню, Клайд ухмыльнулся:

— Судя по вашим с Чарли пренебрежительным отзывам о её прежних работах, я думал, что она только зря потратила время в художественной школе.

— Так оно и было, — сказала Чарли, входя. На ней была светло-голубая футболка с надписью «Берегите мужчин» на груди, линялые джинсы и босоножки. Она подсушила волосы, которые теперь сияли, придавая голове сходство с закатным солнцем. — Надо было мне пойти учиться бизнесу. Или на инженера. У меня всегда было хорошо с математикой. Жалко, что я этого не сделала, уже бы специальность получила, например, гражданское строительство. А так – только четыре года и родительские деньги зря потратила.

Клайд покачал головой.

— Эти рисунки – сила! Чертовски хороши.

Чарли пожала плечами.

— Я люблю рисовать животных, но на жизнь этим не заработаешь.

Клайд приподнял бровь.

— Не надо себя недооценивать. И кто тебе такое сказал?

— Преподаватели кафедры живописи. Мои рисунки и вообще анималистика – дело коммерческое. В них нет смысла, и не стоит тратить на них время.

— Но ты же и в промышленной графике себя пробовала, — сказал Клайд. — У тебя и в том, и в другом степень бакалавра. А что говорили преподаватели промышленной графики?

Чарли посмотрела на него с кривой усмешкой.

— Что на рынке нет спроса на рисунки животных, это некоммерческий продукт. Что нужно использовать компьютер, понимать, что и как продается, разбираться в макетировании. Нужно быть настоящим профессионалом, ориентироваться в мире рекламы и пользоваться достижениями техники. А то что делаю я – просто хобби.

— Чушь, — заявил Клайд.

— Трудность ещё и в том, — добавила Чарли, — что коммерческое искусство мне до лампочки. — Она достала ещё одну бутылку пива из холодильника и принялась раскладывать столовые приборы, которые Вильма оставила лежать горкой посередине стола. Аккуратно сворачивая салфетки пополам она бросила на Клайда серьёзный взгляд. — Они знают, о чём говорят. Я и в самом деле могу рисовать для собственного удовольствия, а вот зарабатывать мне сейчас лучше уборкой и ремонтом. Да я, собственно, не против. — Она откинула волосы назад и усмехнулась. — По крайней мере я сама себе хозяйка, и никто меня не поучает, что и как делать.

Перегнувшись через стол, Чарли разложила приборы на три персоны и поставила свернутые салфетки. Заметив недовольный вид Клайда, она засмеялась:

— Мой преподаватель по рисунку сказал, что в свободное время я могу рисовать своих котят, если мне так хочется.

— Кем они, чёрт возьми, себя считают?

— Они, — сказала Вильма, — наши утонченные и многоуважаемые художественные критики, ниспосланы нам, чтобы нести понимание истинного искусства.

Клайд хмыкнул.

Вильма пристально взглянула на Чарли.

— Признаюсь, твои пейзажи мне не нравились. Но вот кошки – это просто здорово. И главное, они сделаны уверенно и мастерски. У тебя есть ещё?

— Несколько лошадей, — сказала Чарли. — Одна-две собаки. А кошёк ещё много: у всех моих друзей в Сан-Франциско есть кошки.

— Ты привезла их с собой?

— Они в камере хранения вместе с инструментами и всякой всячиной для уборки.

— А ты принесёшь их сюда? — терпеливо поинтересовалась Вильма. — Мне хотелось бы на них взглянуть.

Чарли пожала плечами и кивнула.

— Портреты Дульси можешь взять себе, если хочешь.

— Конечно, хочу. Дульси будет… увековечена, — Вильма запнулась, перехватила взгляд Клайда и почувствовала, как у неё запылали щеки. — Я их сейчас же заберу и закажу рамки.

Вильма встала и принялась хлопотать у раковины, повернувшись к Чарли спиной, а затем поспешила закончить последние приготовления к обеду: ещё раз проверила жаркое и взглянула на лапшу – убедиться, что она не остыла.

Придётся быть осмотрительнее, разговаривая с Чарли или в её присутствии.

И надо убрать рисунки, пока Дульси их не увидела. Малышка может быть не менее беспечной, чем сама Вильма. И если Дульси наткнётся на эти портреты без предварительной подготовки, она будет так польщена, что на радостях может совсем забыться и завопить от изумления и восторга. А если Чарли это услышит, объяснить происходящее будет довольно трудно.

Глава 12

В тот вечер в доме Бланкеншипов играли в покер. Фрэнсис рано подала ужин, состоявший из лапши быстрого приготовления и увядшего салата, затем она отправила мамулю спать. Вернувшись на кухню, она приготовила целую гору сандвичей с болонской колбасой и салями, протёрла столешницы и, естественно, убрала с кухонного стола фарфоровый зоопарк: солонку и перечницу в виде животных, сахарницу-поросёнка, молочник-коровку и горшок с папоротником. Варни швырнул на стол нераспечатанную колоду карт и ящичек с покерными фишками, затем проверил запас пива в холодильнике. Дульси наблюдала за этими приготовлениями, сидя в тёмном закутке между плитой и стеной.

Она бы, конечно, с гораздо большим удовольствием выскочила в открытое окошко прачечной или вернулась в комнату мамули, не дожидаясь, пока кухня заполнится громогласными шутками и сигаретным дымом. Она полагала, что Фрэнсис пойдёт отдыхать в свою уединённую часть дома, в нетронуто-белое убежище, которое Дульси успела обследовать сегодня утром.

Когда Фрэнсис ненадолго вышла за продуктами, Дульси впервые смогла поближе познакомиться с её кабинетом. Прежде ей удавалось лишь одним глазком взглянуть туда из холла. Определённо вход в эту комнату был запрещён как для мамули, так и для Варни – никого из них там видеть не хотели. Этим утром Дульси прошмыгнула туда и с интересом осмотрелась. Голые белые стены, простой белый письменный стол, на котором не было ничего, кроме компьютера. Белое рабочее кресло, белый рабочий столик с ящиками, низкие белые картотечные шкафчики. Идеальный порядок. Все поверхности абсолютно пусты, никаких фарфоровых зверей или невзрачных растений в горшках. Дульси запрыгнула на стол, прошлась взад-вперёд по скользкой крышке, задевая хвостом компьютер. Искушение устроить гонку за собственным хвостом на зеркально-гладкой поверхности было слишком велико, поэтому она резко обернулась, пытаясь ухватить его зубами, и кружилась до тех пор, пока, завалившись на бок, не рухнула на дубовый пол.

Затем Дульси опробовала белое кожаное компьютерное кресло и сочла его мягким и удобным. На одном из белых картотечных шкафчиков она обнаружила копировальный аппарат. Он был очень похож на тот, что стоял в библиотеке у Вильмы. Рядом располагался белый телефон современной модели, снабженный автоответчиком и факсом.

Факс до сих пор нервировал Дульси. И хотя она не раз наблюдала работу этого прибора в библиотеке, кошка так и не смогла привыкнуть к тому, что он неожиданно выплевывал страницы, которые вроде никто и не вкладывал, словно эти сообщения посылались никем из ниоткуда.

Но такое же чувство поначалу вызывал у нее и телефон: от страха её просто трясло. Когда Джо спихнул с рычага трубку, набрал номер и заговорил в маленькие дырочки микрофона, она чрезвычайно недоверчиво прислушалась к бестелесному голосу, который им ответил.

С копировальным аппаратом было проще. Она уже играла с копиром Вильмы: это устройство было более понятным. Если наступить лапой в песок, останется отпечаток. Если положить в ксерокс страничку, получишь точно такую же. Никаких невидимых потусторонних сил.

Даже компьютер казался ей более простым и предсказуемым. Нажимаешь клавиши К, О, Т и получаешь на экране КОТ. Дульси считала компьютер чем-то вроде усовершенствованной пишущей машинки. Но когда дело касалось модема, призраки возвращались.

У Фрэнсис был модем; Дульси подглядывала за ней из-за двери и видела, что та получала много страниц с помощью модема. Она редактировала полученную информацию, вносила изменения, расставляла знаки препинания и снова отправляла эти материалы неким загадочным анонимным адресатам.

Мамуля жаловалась, что Фрэнсис предпочитает её обществу компьютер, и говорила, что та печатает какие-то медицинские отчёты. Старушка имела ещё меньше представления о работе модема, чем сама Дульси. Кошка понятия не имела, зачем Фрэнсис занимается этой работой: ради заработка или чтобы иметь законный повод улизнуть от свекрови. Возможно, дело было и в том, и в другом. Но, какова бы ни была причина, Фрэнсис и в самом деле проводила в своём убежище большую часть дня. Впрочем, кто бы стал её за это винить? Любой изобрёл бы предлог, чтобы уйти от гнетущего хаоса, царившего в доме. Сама Дульси не могла найти ни единого места, которое не было бы похоже на ловушку.

Прошлой ночью, второй по счёту, которую Дульси провела в роли секретного агента, она проснулась возле старушки в приступе паники, брыкаясь, толкаясь и пытаясь освободиться. Ей приснилось, что тёмные стены наползают на неё, словно хотят раздавить. Рядом был белый кот, они вдвоём протискивались сквозь мокрые грязные стены, между которыми было слишком тесно и темно, и Дульси едва не сошла с ума от страха. Она проснулась и поняла, что старушка прижимает её к себе, пытаясь успокоить.

— Что ты, кисонька? Что за сон тебе приснился? Ты, наверное, гонялась за мышью. Или какой-нибудь злобный пёс бежал за тобой?

Дульси соскочила с коленей мамули и убежала, совершенно расстроенная.

Она провела в доме Бланкеншипов уже три дня, выискивая драгоценные сведения об убийстве Джанет. Но пока ей доставались лишь ночные кошмары, удушающие объятия мамули да окрики Варни.

Дульси старалась вести себя с мамулей предельно покладисто, покорно кушать стручковую фасоль, картофельное пюре и даже фруктовое желе – всё, чем потчевала её старушка со своего стола. Ей должно было льстить, что мамуля выделяла ей часть своей порции, несмотря на язвительные замечания Варни.

А сейчас даже этот темный закуток за плитой начинал нервировать её: кошка дрожала. Здесь было слишком тесно, слишком тепло и пахло застарелым жиром. Выглянув оттуда, Дульси видела, как Варни открыл пиво, постоял, поглядел в окно, прошёлся по кухне, открывая один за другим ящики и шкафчики, — вероятно, искал ещё какую-нибудь закуску. Ей ужасно хотелось оказаться сейчас рядом с Джо и побегать на свободе среди ночной прохлады и холмов. Приятнее всего было запрыгивать на мамулино окно и смотреть на противоположную сторону улицы. Если Джо сидел в окне Джанет и глядел на неё, Дульси сразу же чувствовала себя снова свободной и любимой, и ощущение тюрьмы рассеивалось.

Этим утром Джо, увидев её, встал, прижался к стеклу и широко улыбнулся, а затем снова исчез. Спустя минуту он вынырнул из-под обгоревшей двери, ухмыльнулся и, убедившись, что у Дульси всё в порядке, потрусил вверх по холму на охоту, хладнокровный и уверенный в себе. Дульси смотрела ему вслед, чувствуя горечь одиночества. Словно забыла, что именно она предложила нанести визит старой даме. Искушение отправиться вместе с Джо на охоту было велико; более того, ничто не мешало ей так поступить. В первый же вечер Фрэнсис открыла окошко в прачечной и защищающую его сетку, оставив щель шириной сантиметров пятнадцать. Это было сделано, скорее, не из чуткости, а для того, чтобы избавиться от необходимости впускать и выпускать кошку, а также чистить ящик с песком.

Но если бы она помчалась охотиться с Джо, стала бы шнырять туда-сюда между двумя домами, старушка могла бы проявить ненужное любопытство. А самой Дульси с каждым разом было бы всё труднее возвращаться. Нет уж, она пришла сюда за информацией и не уйдёт, пока её не добудет. Выбираясь на улицу, Дульси старалась не уходить далеко от дома и быстро возвращалась.

На третью ночь она была близка к помешательству от тоски: ей хотелось драть когтями мебель и раскачиваться на шторах.

Вчера, глядя из мамулиного окна, она заметила фургон Чарли, который остановился возле дома Джанет, Чарли опустилась на колени у крыльца и проверила кошачьи плошки Странно, но от этого Дульси тоже почувствовала себя одиноко.

Оглушительно захрустел целлофан, заскрипел картон – Варни открыл чипсы и солёные крендельки. Отправив в рот разом целую пригоршню, он начал жевать. Дульси замерла: на заднем крыльце послышались шаги, раздался громкий стук. Когда Варни пошёл открывать, Дульси услышала собачий лай. Она узнала этот мерзкий голос. Выскочив из-за плиты, кошка вспрыгнула на кухонную панель и прижалась к окну. У неё за спиной загромыхали два мужских голоса, обмениваясь шуточными приветствиями. В темноте Дульси не смогла разглядеть собаку, зато почувствовала запах. Это была та же тварь, что преследовала их с Джо, – пасть размером с медвежий капкан.

Дульси посмотрела на окна Джанет, но Джо там не увидела – за тёмным стеклом не маячили его белые отметины. Дульси молила, чтобы он не попался на пути этого зверя, чтобы он сейчас оставался в безопасности.

— Пошла вон отсюда! — Варни пихнул её, столкнув со столешницы; она со стуком свалилась на пол, ушибив все четыре лапы. — Фрэнсис, убери эту кошку.

Спасаясь бегством, Дульси выскочила в холл. Но, когда Варни повернулся к ней спиной, она вновь скользнула на кухню и спряталась за плитой. Она не хотела ничего пропустить. Варни мог сболтнуть своим друзьям что-нибудь такое, что не сказал бы матери или жене.

Откупорив пиво, мужчины сели за стол, вытянули ноги и принялись поедать крендельки. Судя по всему, они поджидали остальных. Дульси с интересом рассматривала вновь прибывшего. Варни звал его Стампсом. Это был тот самый Джеймс Стампс, что работал у Чарли. Племянница Вильмы так и описывала его: узкое лицо, худые опущенные плечи, длинные сальные каштановые волосы, клочковатая бородка того же цвета, длинные безвольные руки. И тот же хнычущий голос, который передразнивала Чарли.

И то же самое недовольство. Его отзывы о своей начальнице были отнюдь не лестными. Рыгнув, он вытянул длинные худые ноги и захрустел солёными крендельками.

— Не знаю, сколько я продержусь на этой работе.

— А что в ней сложного? Любой дурак справится. Ты как, ещё не уволился?

— Не уволился. Но не знаю, сколько я смогу выносить эту девицу. Только и знает, что цепляться к людям. Рыжие вообще стервы, да и кому понравится работать на бабу? Упёртая она, ты не поверишь; хуже, чем мой офицер по надзору, а он парень крутой. — Стампс рыгнул, поднеся пивную банку ко рту – звук получился гулким. — У этой рыжей бзик; едва увидит, требует, чтобы ты начинал работать сию же секунду. И даже не смей думать о том, чтобы уйти пораньше. Опаздываешь с обеда на пару минут – заставляет задерживаться вечером, и всё за те же деньги. Каждую долбаную минуту отрабатывать приходится.

Дульси за плитой усмехнулась. Жаль, что она не может пересказать это Чарли.

Вскоре Стампс заговорил о процессе.

— Эта агентша, что давала показания сегодня утром, ещё одна стерва. У нее были ключи от того дома, ты в курсе? И от машины тоже. — Скрестив ноги, Стампс раскачивался на стуле. — Такой сокрушенный вид на себя напустила, когда про ключи рассказывала. Но она ничего не знает. И сестра погибшей, эта Беверли Жанно, тоже давала показания.

— Ну и?

— Ну, там столько всего происходит, все выступают со своими показаниями. Нам лучше поживее с этим управиться.

— Я тебе говорил уже, Джеймс. Остынь. Пожадничаем – мордой в грязи окажемся.

— Но в этом нет смысла. Почему бы…

Пёс залился лаем, зарычал и переполошился – похоже, что-то его потревожило. Дульси почувствовала, как шерсть У неё на загривке встала дыбом, а сердце учащённо забилось. Где Джо?

Стампс, чертыхаясь, встал и вышел. Дульси хотелось выскочить за ним, но вскоре она услышала, как тот ругает пса.

Судя по звуку, зверь всё ещё оставался на крыльце. Стампс сердито что-то проворчал; низкий рык прорезал тишину за ним последовал удивленный взвизг. Кошка уже готова была юркнуть в открытую дверь, но тут Стампс вернулся.

— Привязал его к перилам. Не знаю, что ему там привиделось. Ничего там нет. Он не любит эту веревку; чуть не цапнул меня.

Дульси попятилась, прижимаясь к чуть теплой плите.

— Надо было его и в тот раз привязать, — отозвался Варна. — Этот чёртов пёс лаем разбудил старуху. Фрэнсис всё ещё настаивает, чтобы та пошла в полицию, а кто может заставить замолчать Фрэнсис?

— Вот ещё одна причина сделать то, что мы хотели, прежде чем эти бабы настучат копам. Покончим с этим и свалим. А если мы будем ждать…

— Я сказал, нет. Ты всё время лезешь на рожон и можешь провалить дело.

Стампс вскинул голову, прочистил горло и хлебнул пива.

— А как насчёт другого дела?

— Порядок. Записи ведёшь?

— Не понимаю, зачем всё это записывать. Я могу и запомнить.

— Пиши. Ты своё имя запомнить не можешь. Если мы точно рассчитаем время, сможем попасть во все семь мест за одно утро. По утрам никто не обращает внимания, что происходит на улице. Все слишком заняты: собираются на работу, провожают детей на автобус. Но нам надо составить чёткий график, иначе всё провалится. А если записи точны, то можно сорвать хороший куш. Дай мне взглянуть на список.

— Он у меня дома.

— Ну, ты умник. А если зайдёт кто-нибудь? Хозяин, например.

— Им нечего делать в моей комнате, я исправно плачу. Да эти придурки и не поймут, что означают мои записи. Но я всё пишу: когда народ уходит на работу, и всё остальное. Такая скучища бродить там с собакой каждое утро!

— Просто продолжай это делать, Джеймс, И смотри, не сболтни чего, когда придут Эд и Мелвин.

— Какого черта! Думаешь, я…

Пёс опять залаял; лай сменился повизгиванием, словно он напоролся лапой на что-то острое. На этот раз, когда Стампс распахнул дверь, Дульси шмыгнула за ним. Она замерла в темноте и огляделась. Джо нигде видно не было. Пёс оставался на крыльце; верёвка была намотана вокруг столба и зацепилась за собачье ухо – должно быть, чертовски неприятно. Стампс, оставшись в дверях, с недовольным видом отчитывал пса. Но прежде чем Дульси успела скользнуть назад в дом, Стампс развернулся и захлопнул дверь прямо перед её носом. Дульси отскочила. Пёс был не более чем в полутора метрах и без всякого предупреждения кинулся на неё. Она слетела с крыльца и бросилась бежать, содрогаясь от мысли, что он оборвет веревку.

Дульси в три прыжка добралась до улицы, а пёс – до конца веревки. Он дернул – бесполезно. Пока зверь, рыча, сражался с верёвкой, Дульси рванула через дорогу, к двери Джанет.

Джо как раз выходил из дома. Он улыбнулся и лизнул её в ухо:

— Я подумал, он до тебя добрался. Это тот пёс, что гнался за нами. Я учуял его даже отсюда.

— Это собака того самого Джеймса Стампса, который работает на Чарли. Он снимает комнату позади серого дома там, внизу.

Джо поглядел в сторону подножия холма.

— Интересно, что они тут делают?

— Играют в покер.

— А что ты выведала у старой дамы? Пошли, ужин готов. Джо скользнул под дверь, Дульси за ним. Как чудесно, что они снова вместе, только вдвоём. Она вдруг поняла, как соскучилась.

Придя на кухню, кот забрался на кухонную панель и с ухмылкой посмотрел вниз. Запрыгнув к нему, Дульси изумлённо взглянула на выставленный ужин. Джо устроил себе настоящий пир.

— Это ты всё для себя приготовил?

— Тебя дожидался. Или ты думаешь, что я сюда девчонок вожу?

Запаха других кошек в доме не было, она чувствовала только Джо.

— Ты сумел открыть холодильник?

— Просто потренировался в том, чему ты меня учила, — скромно сказал он. — Передние лапы на ручку, задними упереться в панель. Резко толкнуть и – вуаля! Извини, бри закончился. Он уже был староват, у меня даже отрыжка началась.

Джо нашёл кусок чеддера и упаковку сметаны – подкисшую, но всё ещё съедобную. Следы зубов на пластике показывали, где он снимал крышку. Ещё Джо раскопал пачку засохших крекеров. А рядом лежал тёплый, только что убитый бурундук.

Кошки принялись за ужин.

Дульси отгрызла кусок чеддера и обмакнула его в сметану.

— Беверли не возвращалась? А полиция?

— Нет. Вечером, после того как ты ушла, я принёс дневник сюда, ещё раз его прочитал и положил обратно. Думал, может, мы чего пропустили, какую-нибудь подсказку. Но ничего не обнаружил. Спал на кровати Джанет. Её одеяло мягкое и очень приятное.

— Никаких следов белого кота?

— Нет. А ты что узнала? Как наша старушка? Я наблюдал, как Варни приходит и уходит. Тот ещё фрукт. Я заглядывал в окошко гаража. Старый фургон весь провонял тухлой рыбой. Чем он там занимается?

Она пожала плечиком.

— Что-то чинит. Я вот думаю, не Варни ли с этим Джеймсом Стампсом убили Джанет.

Джо удивлённо уставился на неё.

— Они явно что-то задумали, и это что-то имеет отношение к убийству, — добавила Дульси, слизывая с усов сметану. — Не знаю, что именно, но они собираются нагреть на этом руки. Варни сказал: «Пожадничаем – окажемся мордой в грязи». Стампс сказал, что нужно поторопиться, пока мать Варни не настучала копам. Я же говорила тебе, она что-то знает.

Дульси носом подтолкнула кусочек бурундучьего мяса и положила его на крекер.

— Кстати, они замышляют и что-то ещё. У Стампса есть список. Судя по всему, там указано, когда люди дома и когда они уходят на работу.

— Собираются грабить?

— Похоже на то. Ранним утром. Варни сказал: «Покончим с этим и свалим».

— Ты думаешь, ограбления, если они задумали именно это, как-то связаны со смертью Джанет?

— Не знаю. Мне кажется, они – пара мелких жуликов, которые просто пользуются подвернувшейся возможностью. Я не думаю, что такие способны были убить Джанет.

Кошки разделили остатки бурундука. Дульси, изящно доев свой кусочек, сказала:

— Я хочу посмотреть на список Стампса.

— Если они задумали ограбления, полиция должна об этом узнать.

— Но мы не знаем, когда и где. Что толку сообщать в полицию, если нет точных фактов? Вот если бы нам удалось достать этот список… — Джо от подобного предложения был явно не в восторге, и она добавила: – В любом случае теперь я знаю, что мамуля что-то видела, но боится дать показания. Фрэнсис пытается её уговорить. И Варни опасается, что ей это удастся.

— Если Варни и в самом деле убил Джанет, почему Фрэнсис хочет, чтобы его мать свидетельствовала против него?

— Кто знает, чего действительно хочет Фрэнсис? Она не так проста, как кажется. — Дульси облизала усы и лапы. — Фрэнсис и мамуля по утрам пьют кофе на кухне. Когда Варни уходит на работу, они говорят свободнее. — Дульси слизнула капли крови и крошки печенья со столешницы. — По большей части они обсуждают родственников, которых у них больше, чем бездомных дворняг в приюте для животных. Но, может, мне и посчастливится услышать что-нибудь дельное. — Она задумчиво посмотрела на Джо. — Иначе я там скоро с ума сойду.

— Возможно, я сумею тебе помочь.

— Каким образом? — Дульси недоуменно взглянула на его хитрую физиономию. — Что ты задумал?

— Мне нужно ещё кое-что обмозговать. Просто будь готова.

Джо дернул ухом.

— Как я могу быть готова, если не знаю, что ты затеваешь?

— Не пропусти утренний кофе, — загадочно сказал он. Дульси озабоченно посмотрела на него.

— Пойду-ка я, пока они это чудовище не отвязали.

Джо выглянул в окно.

— Он всё ещё на крыльце, сидит под фонарем. Я вижу веревку. Эта бестолочь опять в ней запуталась.

Дульси подбежала к нему посмотреть. Пёс громадным чёрным кулем разочарованно привалился к перилам.

— Пусть помучается, — злорадно сказала Дульси и одарила Джо долгим влюбленным взглядом. — Спасибо за ужин. Это гораздо лучше, чем остатки мамулиной морковки.

— Береги себя. — Он лизнул её в ухо. — Я буду за тобой следить. И не забудь: утренний кофе.

Дульси чмокнула его в усы, спрыгнула на пол и выскользнула в дверь. Она проскочила в окошко прачечной Бланкеншипов, прежде чем пёс её заметил. Запоздало учуяв кошку, он с рычанием принялся дергать веревку. Дульси спрыгнула на пол и крадучись направилась через холл в сторону кухни, то и дело останавливаясь в темноте.

За время её отсутствия подошли ещё два игрока, кухня успела пропахнуть табаком и пивом и дрожала от громких голосов. Дульси поспешно миновала кухню и направилась в мамулину комнату. Никаких новых тайн она уже не услышит.

Глава 13

Как только Фрэнсис распахнула заднюю дверь, чтобы проветрить кухню от застоявшегося пивного духа и сигаретного дыма, Дульси выскочила и уселась на пороге. Вдыхая свежий утренний воздух, она как раз устраивалась поудобнее, когда Фрэнсис нетерпеливо подтолкнула её мыском.

— Давай выходи, чего уселась на самом проходе!

Дульси съежилась, приникнув к полу, затем перепрыгнула через ногу-обидчицу и вернулась на кухню. Уходить она не собиралась, этим утром ей не хотелось упускать ни единой детали происходящего. Какую бы хитрость ни замыслил Джо к завтраку мамули и Фрэнсис, она твёрдо намерена была оставаться тут, в самом центре событий.

Фрэнсис раздраженно вернулась к столу и принялась хлопотать, снова расставляя по местам солонку и перечницу, папоротник в горшке, сахарницу в виде поросёнка и молочник в виде коровы. Движения Фрэнсис были резкими, она явно была возбуждена. Возможно, её рассердили шумные картежники со своим покером. Дульси с интересом наблюдала за ней.

Прошлым вечером, когда Дульси спряталась за плитой, чтобы подслушать Варни и Стампса, Фрэнсис тоже подслушивала. Дульси так была увлечена разговором, что не обратила на неё внимания, думая, что та просто прошла мимо кухни.

Однако Фрэнсис не прошла, а осталась стоять в холле за дверью. Через некоторое время она вернулась в свой кабинет.

Теперь же, когда мамуля, шаркая мягкими шлепанцами, прибрела в кухню, Фрэнсис налила кофе и поставила кофейник на стол возле тарелки с вчерашним печеньем. Мамуля вздохнула и уселась в своё кресло. Кухня заполнилась запахом выпечки – восхитительным ароматом пирожков с персиковой начинкой, который шёл из духовки и вскоре полностью перекрыл затхлое амбре от вчерашней вечеринки. Дульси удовлетворенно принюхалась и вспрыгнула к мамуле на колени, готовясь слегка перекусить. Кто говорит, что кошки не любят сладкого просто плохо их знает.

Привалившись к пухлому животу и глядя, как мамуля откусывает печенье, Дульси прикрыла глаза, чтобы в них не попали крошки. Интересно: похоже, Фрэнсис совсем не мучают угрызения совести из-за того, что она пичкает старушку таким количеством сахара и жиров. Впрочем, возможно, у неё есть на то свои причины.

Дульси свернулась клубочком, лелея надежду, что мамуля не обольёт её горячим кофе. Старушка казалась этим утром раздражённой. Она жевала печенье, отхлебывала кофе, но почти ничего не говорила. Дульси начала подрёмывать, когда услышала слова Фрэнсис:

— Мама, вы всё-таки должны принять решение.

— Насчёт чего?

— Вы знаете, насчёт чего. Насчёт того, о чём я говорила вам за завтраком.

Дульси навострила уши. Значит, за время своего отсутствия она всё-таки что-то пропустила.

— Решение я приняла. И уже давно.

— Мама, всё, что вы пока делали, это уклонялись от действия. Вы знаете, что в этой ситуации нужно сделать.

— Не ходить в полицию.

— Вы должны пойти туда, мама. Вы же знаете, в полиции считают, что кто-то избегает свидетельских показаний. И они будут искать, пока не выяснят, кто этот свидетель.

— Чепуха. С чего они вдруг должны так считать?

— Я же вам говорила, это было в местных новостях. В семичасовом выпуске.

Мамуля выпрямилась в кресле, придавив Дульси к краю стола и заставив её сменить позу.

— Это только твои домыслы.

— Они считают, кто-то из соседей что-то видел в те выходные и не сообщил об этом.

— С какой стати им так думать?

— Я не знаю, мама. Я не знаю, откуда полиция получает информацию.

— Ерунда какая, — напряглась Мамуля. А потом осторожно добавила: – Или же это ты им сказала.

Коротко звякнул таймер, и Фрэнсис поднялась. Стоя у разогретой плиты, она вытащила противень с пышущими жаром пирогами и положила парочку на тарелку свекрови, видимо, совершенно не задумываясь, что такого количества калорий хватило бы и молодому гиппопотаму. Один пирожок она взяла себе, а остальные поставила возле окна остывать. Дульси заинтересовалась, достигнет ли этот аппетитный запах носа Джо, засевшего на другой стороне улицы. Фрэнсис вернулась на своё место и вновь наполнила чашки. Она отрезала от пирога кусочек и подцепила его вилкой.

— Если полиция выяснит, что вы что-то видели и не рассказали им, вам грозят неприятности.

Мамуля пыталась ухватить пирог пальцами, однако он был слишком горячим. Она перебрасывала его из руки в руку; в конце концов он разломился, капнув горячей персиковой начинкой на ухо Дульси.

Кошка послюнила лапу и потёрла обожжённое ухо. Да, в работе сыщика есть определенный риск. Она старательно облизала лапу, вызвав у мамули улыбку. Старушка подула на отломившуюся половину пирога, отщипнула маленький кусочек и протянула Дульси.

— Мама, вы кормите кошку, а потом той же рукой хватаетесь за свою еду. Вы же не знаете, какие у неё могут быть болезни!

Не обращая внимания на Фрэнсис, мамуля отломила кусочек пирога для себя и с жадностью его слопала, отдав оставшиеся крошки Дульси.

— Мама, вы никогда не слушаете. Ни про гигиену, ни про кошку, ни про полицию…

— Варни говорит, мне не нужно идти в полицию. Он считает, что мне совершенно не обязательно испытывать такое унижение в моём возрасте. Идти в полицейский участок, подвергаться перекрёстному допросу, а затем стоять перед всеми в суде. Я слишком старая и больная, чтобы появляться перед всеми этими людьми, моё слабое сердце этого просто не выдержит.

— Для вашего сердца, мама, будет гораздо хуже, если полиция вас попросту арестует.

— С чего бы им меня арестовывать?

Фрэнсис вздохнула.

— За сокрытие информации, — терпеливо объяснила она. Старуха фыркнула, крошки из её рта разлетелись во все стороны.

— Они ежедневно сажают людей за решётку и за меньшее, А вашему больному сердцу пребывание в камере явно не пойдет на пользу.

— Посадить старую женщину с больным сердцем в камеру? Не говори глупостей. Варни им такого ни за что не позволит,

— Варни не может…

Внезапный телефонный звонок заставил их вздрогнуть. Мамуля слегка подскочила, едва не столкнув Дульси, которая чуть не оцарапала её в попытке удержаться на месте. Кошка поспешно спрятала когти, глядя, как Фрэнсис подошла к телефону, взяла трубку и переставила аппарат на стол.

— Бланкеншип у телефона. — Её голос был холоден и официален.

Некоторое время Фрэнсис, нахмурившись, слушала, затем прикрыла рукой микрофон и долго смотрела на мамулю. Она было протянула старушке трубку, но потом, похоже, передумала.

Когда Фрэнсис снова заговорила, её голос был совершенно ледяным.

— Миссис Бланкеншип плохо себя чувствует. Я поговорю с ней. Могу я вам перезвонить? — Она дотянулась до блокнота и карандаша и быстро записала номер. Повторив его вслух, она повесила трубку и беспомощно посмотрела на мамулю: – Это адвокат. Я вас предупреждала. Он подключился к судебному процессу и хочет поговорить с вами.

— Не знаю я никаких адвокатов. И ни с кем говорить я не обязана.

— Придётся. Если он пришлет вам повестку в суд, у вас не будет выбора.

— Перезвони ему, — велела мамуля. — Скажи, что я слишком сильно больна. Он не может вызывать в суд старую больную женщину.

— Хотите – сами ему и скажите. Вот телефон, — Фрэнсис подтолкнула аппарат к старушке.

— Фрэнсис, сказать ему об этом должна ты. Я никому звонить не буду. Кто этот адвокат, как его звать? Что у него ко мне за дело?

Дульси почувствовала, как её лапы вжимаются в мамулину ногу.

— Я ничего о нем не знаю. Его зовут Грей, Джозеф Грей. Из «Грей, Стерн и Старбак». Мне эта фирма незнакома, но это ничего не значит. Он…

Прежде чем Дульси успела спохватиться, её когти впились в пухлую коленку. Мамуля взвизгнула и спихнула её на пол.

Дульси с покаянным видом заползла под стол, стараясь не хихикнуть. Адвокат Джозеф Грей. «Грей, Стерн и Старбак». Вот умора-то! Если бы не нужно было сдерживаться, она просто покатилась бы со смеху.

— Я лично никогда о таком не слышала, — сказала Мамуля. — Это всё твои выдумки. Зачем ты обманываешь старуху?

Фрэнсис поднялась, обошла вокруг стола, остановилась возле мамулиного кресла и приобняла её за плечи.

— Мама, этот телефонный звонок не мои выдумки. — Фрэнсис была бледна, её тонкое лицо осунулось. — Я говорила, надо было вам пойти в полицию.

Мамуля взглянула на неё, но промолчала.

Дульси, усмехаясь, сидела под столом. Джозеф Грей, адвокат. Джозеф Грей, Серый Джо, полномочный представитель кошачьего правосудия. Она живо представляла себе, как он сидит в окне в доме Джанет, помирая со смеху.

Фрэнсис выдвинула стул и села рядом с мамулей.

— Мама, нам придётся перезвонить ему. У нас нет выбора.

Дульси запрыгнула мамуле на колени, и тут старушка расплакалась, мелко подрагивая всем своим пухлым телом. О, это плохо, это совсем ни к чему. Бедняжка, похоже, совершенно раскисла. Не сводя глаз с перепуганного морщинистого лица, Дульси подняла лапку и дотронулась до старушкиной щеки.

Миссис Бланкеншип схватила её и крепко сжала в объятиях, зарывшись лицом в кошачий мех.

— Я не знаю, что мне делать, Фрэнсис. Скажи ему, что меня тут нет. Перезвони ему и скажи, что я в больнице.

— Он знает, что вы не в больнице. Мама, вам придется поговорить с ним.

— Всё равно уже слишком поздно. Они уже отдали этого молодого человека под суд, — упиралась мамуля. — Какая теперь разница, что я скажу? Нет, уже слишком поздно.

— Нет, мама. В том-то всё и дело. Если Роб Лэйк невиновен вы можете помочь ему. Вы не думали, что могли бы спасти его жизнь?

Фрэнсис поднялась, Принесла с подоконника тарелку с пирожками и поставила на стол так, чтобы Мамуля могла до них дотянуться.

— Без ваших показаний, мама, Роба Лэйка могут приговорить к смерти. А если он невиновен, его смерть будет на вашей совести.

— Но тот белый фургон мог принадлежать кому угодно. Я не знаю, был ли это точно фургон Джанет. Может, если я скажу про это полиции, то лишь всех запутаю.

— Полиция разберётся, это их работа. Не вам решать, мама, что суду стоит знать, а о чем лучше не сообщать. — Фрэнсис отхлебнула кофе. — Мама, поверьте мне. Чем раньше вы пойдёте в полицию, тем мягче суд к вам отнесётся. Вы просто скажите этому господину Грею, что вы видели. Скажите ему, что вы не уверены, был ли это фургон Джанет. Скажите ему, в какое время это было: в два часа ночи в субботу фургон въехал в гараж, и дверь за ним закрылась. И что в два тридцать он уехал снова.

— Он захочет прийти сюда, захочет, чтобы я подписала какие-нибудь бумаги. Захочет, чтобы я пошла в суд. А я уже сказала тебе, Фрэнсис, что мое сердце не выдержит этого.

— Мама, я объясню ему, что у вас больное сердце и поэтому вы боитесь выступать в суде. Я уверена, они как-нибудь сумеют всё устроить.

Дульси была так взволнована, что не могла усидеть спокойно. Она начала ёрзать, затем принялась умываться, пытаясь успокоиться. Она могла, конечно, иногда сердиться на Джо и упрекать его в отсутствии воображения, но сейчас… Этот ход был гениальным.

Мамуля ухватила пирожок и разломила его пухлыми пальцами.

— Лучше бы эта девица тут вообще не появлялась; я так и знала, что от неё будут неприятности. Ну кто, будучи в здравом уме, устроит сварочную мастерскую среди жилых домов, да ещё прямо над собственной квартирой? В большом городе такое наверняка не позволили бы. Она же всё время пыхала огнём, так что неудивительно… И эта пальба – бах, бах, бах – прямо артиллерийский обстрел целыми днями. Наверно, это такой домашний тир. Зачем только молодой женщине подобные штуки? Я не…

— Это была не стрельба, мама. Я вам говорила, это специальное устройство для вбивания металлических скобок. Такой большой пистолет, которым пользуются, например, в магазинах. Вы же знаете, она его использовала, чтобы натягивать холсты. Помните, она говорила, что от втыкания обычных кнопок у неё подолгу болят пальцы. Пожалуйста, мама. Я должна перезвонить этому адвокату.

— У тебя самой на столе есть штука для скрепок, Фрэнсис. И от неё совсем не такой звук. Ты знаешь, что я права. Эта ненормальная сожгла весь холм. Я всегда знала, что когда-нибудь так и произойдет. Что она спалит всю округу. Если бы не мои молитвы, чтобы Господь уберёг наш дом, мы бы тоже сгорели.

— Ой, мама, она не…

— Как бы то ни было, не спорь со мной. Я не буду этого делать. Не хочу впутываться.

— Но, мама, как вы не понимаете? Вы уже впутались, Если вы не дадите показаний, могут осудить не того человека.

Дульси съёжилась, боясь пошевелиться. Да, это утро оказалось полным сюрпризов.

Пистолет для скрепок. Джанет не пользовалась кнопками.

Тогда что это была за кнопка, которая воткнулась в её лапу? Кнопка с остатками сгоревшей деревяшки и клочком почерневшего холста? Откуда взялись эти кнопки, разбросанные под слоем пепла? Там их сотни, на многих остались кусочки ткани. Сотни кусочков картин…

От напряжения она почти перестала дышать. Мамуля удивленно посмотрела на неё. Дульси притворилась, что ловит блоху. Эти кнопки были не из картин Джанет, они были из других холстов.

Сгоревшие картины были не её. Картин Джанет во время пожара в студии не было.

— С вашим сердцем ничего не случится, мама, если вы просто поговорите с Джозефом Греем. Если я перезвоню, поговорите с ним? Он мог бы побеседовать с вами прямо здесь. И даже если вам пришлось бы пойти в суд, они бы устроили всё так, чтобы вам было полегче. Специальная машина, возможно, даже лимузин с шофером, Привезли бы и увезли, и ждать бы не пришлось. Готова поспорить, это не займет и сорока пяти минут. А на обратном пути мы бы поели мороженого.

— Перестань обращаться со мной как с малым ребенком, милочка. Кроме того, не одна я могла видеть этот фургон. Почему другие не пошли в полицию?

— Мама, было два часа утра.

— Это было субботней ночью. Молодежь гуляет допоздна.

— Наши соседи, мама, уже вышли из этого возраста. И в два часа ночи они спят.

— Ну да, и никого не волнует, что старая женщина не может уснуть. Никому дела нет до старухи, которая по ночам сидит в одиночестве. Все только и хотят, что выудить у неё какие-то сведения.

От волнения она так усердно гладила Дульси, что затрещали искры статического электричества, испугавшие их обеих.

— Перезвони ему, — сказала мамуля. — Скажи, что я не буду с ним разговаривать.

Фрэнсис набрала номер, но попала не туда. Это была не адвокатская контора, и там никто даже не слышал про Джо Грея.

Вид у Фрэнсис был озадаченный.

— Я знаю, что записала номер правильно. Вы же слышали, я повторила его вслух.

Действительно, Фрэнсис была не тем человеком, который мог ошибиться, записывая телефон. Когда она снова стала набирать номер, Дульси спрыгнула на пол, добежала до прачечной и выскочила в окошко.

Наконец-то она свободна! Кошка помчалась через двор прямо к дому Джанет. В окне появился Джо. Представитель кошачьего правосудия Джозеф Грей, навострив уши, ждал подругу, его белые отметины отчетливо виднелись за стеклом, а рот растянулся в зубастой ухмылке.

Глава 14

Бок о бок Джо и Дульси мчались по черному обожжённому холму вниз, в высокую зеленую траву, упиваясь неожиданной свободой. Четыре дня, которые Дульси провела в доме Бланкеншипов, едва не свели их с ума. Слетев вниз, они наконец остановились и со смехом повалились на землю. Дульси прыгала и гонялась за бабочками и насекомыми, которые стрекотали и суетились в раздуваемой ветром траве. Она носилась кругами, сбивая, распугивая и заставляя спасаться бегством тысячи малюсеньких существ, которые выводили тоненькие трели и жевали свои крошечные порции зелени.

— Интересно, сдалась ли мамуля, позволила ли она Фрэнсис позвонить в полицию, — Дульси усмехнулась. — И ещё: пыталась ли Фрэнсис перезвонить адвокату Джозефу Грею? — Она остановилась, помахивая хвостом. — Если тот фургон, что видела мамуля в ночь перед пожаром, принадлежал Джанет, что она там делала? Она уехала в Сан-Франциско в то утро. Зачем ей было возвращаться домой среди ночи? Грузить свои картины и везти их – куда? Если предполагалась какая-то выставка, её агент об этом сказала бы. — Кошка внимательно посмотрела на Джо. — Картины, сгоревшие при пожаре, принадлежали не Джанет, но тогда чьи они были?

— Могла она спрятать свои собственные картины, чтобы получить страховку?

— Джанет не стала бы этого делать. И никакой страховки не было. — Дульси прилегла и задумалась.

— Наверняка была страховка, — сказал Джо. — Эти картины стоили…

Дульси дернула ухом.

— Джанет не страховала свои работы.

— Это глупо. Почему? И откуда ты это знаешь?

— Страхование картин – удовольствие жутко дорогое. Она говорила Вильме, что это стоит почти столько же, сколько сами работы. Расценки были такими высокими, что она решила этого не делать. Сказала, что говорила с тремя страховыми агентами, и у всех тарифы оказались непомерно высокими. Вильма говорит, многие художники не пользуются страховкой.

— Но Вильма….

— Та картина, что у Вильмы, застрахована. Но это другое дело. — Она помолчала минутку, затем села, расширив глаза. — У Сесили Аронсон есть белый фургон. Помнишь? Она ставит его за галереей, рядом с грузовым выходом.

— Думаешь, Сесили взяла картины в два часа утра? Убила Джанет и забрала её картины, чтобы продать? Да ладно тебе Дульси. Зачем ей убивать Джанет? Джанет была её лучший художником, её выигрышным лотерейным билетом!

— Возможно, Джанет собиралась уйти от неё. Может быть, они поссорились. Если бы Джанет забрала все свои работы…

— Ты слишком много телесериалов смотришь. Если бы Сесили попыталась продать эти картины, если бы они появились на рынке, Макс Харпер моментально упёк бы её за решетку. И Беверли не могла их взять. Она и так наследует все работы сестры. — Джо лизнул лапу. — А если никакой страховки не было, то Беверли ничего и не выигрывает.

Кот куснул своё плечо, преследуя блоху. Несмотря на удивительные перемены в его жизни, он так и не смог избавиться от блох, а специальные аэрозоли он терпеть не мог.

— Возможно, Сесили было бы легче их продать, чем Беверли, — сказала Дульси. — В этом случае она бы получила все деньги, и не нужно было бы делиться с Беверли. После смерти Джанет, когда столько картин погибло, каждое полотно стоит целое состояние.

— У кого бы они ни оказались, любой может их продать. Беверли. Сесили. Кендрик Мал.

— Но у Мала есть алиби на всё то время, что он был в Сан-Франциско.

Мал обедал с друзьями и в субботу, и в воскресенье вечером, оставляя машину в гараже гостиницы. Мал жил в округе Марин за Золотыми Воротами. Он приехал в город в субботу после обеда и зарегистрировался в «Святом Франциске»; гостиница была полна художников и критиков. В городе Кендрик брал такси или ездил на машинах со своими друзьями.

Дульси нахмурилась.

— Я думаю, кто угодно мог позаимствовать фургон. Когда мы узнаем, кто был в нём, мы поймем, кто убил Джанет. Готова поспорить, что детектив Маррит не взял ни одной кнопки, ни одного клочка сгоревшего холста в качестве улики.

— Или, возможно, Мэррит взял кнопки, но не стал выяснять, как Джанет прикрепляла холсты. Если только кто-нибудь ему об этом не сказал. Могла ли это сделать Сесили?

— Если только хотела, чтобы об этом знала полиция. — Дульси изучала свои когти. — Придётся много звонить по телефону, обзванивать все конторы по аренде машин, чтобы выяснить, кто брал в ту ночь белый фургон.

— Дульси, полиция проверит все прокаты автомобилей, как только они узнают о фургоне и о пропавших картинах.

— Где можно было спрятать столько картин? — сказала Дульси задумчиво.

Джо сидел, внимательно разглядывая подругу.

— Ты решила искать эти холсты? Думаешь, мы найдем картины стоимостью в два миллиона долларов? Эти картины могут быть где угодно: в частном доме, в квартире, в другой галерее… Что ты намерена делать? Мотаться туда-сюда по побережью – может быть, на личном «БМВ» – и обыскивать склады?

Кошка ласково улыбнулась, скосив на него глаза.

— Мы можем проверить галерею Сесили.

— Конечно, так Сесили и будет держать эти громадные полотна прямо под носом у полицейских. Тебе не кажется, что капитану Харперу стоит узнать, что картины пропали, а не сгорели?

— Это займет всего несколько минут, просто прошмыгнём в галерею и посмотрим. Если мы их найдём, это будет не намёк капитану Харперу, а целая большая и подробная история. — Она усмехнулась, сияя изумрудными глазами. — Не запах кролика, а целый длинноухий деликатес. Мы проскочим в парадную дверь, перед тем как Сесили начнет закрывать галерею, и спрячемся.

Глаза Дульси вызывающе сверкнули, но разум и природная осторожность продолжали внушать Джо опасения.

— Если мы так сделаем и нас поймают, надеюсь, это будут полицейские, а не Сесили.

— А что такое? Она всё равно не поймёт, что мы там делаем. Кроме того, Сесили любит кошек.

В самых смелых представлениях Джо не мог вообразить себе, что Сесили любит кошек. Эта женщина внушала ему ужас и отвращение. С её звенящими браслетами, гремящими сережками, мотками громыхающих цепочек и ожерелий, с её развевающейся многослойной одеждой она напоминала ходячий модный магазин. Дульси глотала слюнки, глядя на дорогие ткани, которые носила Сесили, на заграничную материю ручной росписи, на её длинные, ручной вязки юбки; на ручной выделки босоножки или высокие изящные ботиночки, от которых пахло зверями, из чьей кожи они были сделаны. Тёмные волосы Сесили, закрученные причудливыми змейками, украшали заколки из серебра и драгоценных камней. Она была похожа, скорее, не на жительницу Молена-Пойнт, а на обитательницу квартала красных фонарей в Сан-Франциско; или напоминала экземпляр, сохранившийся со времен Салли Стенфорд [1] когда эта мадам была настоящей достопримечательностью города.

И тот факт, что Сесили, по словам Клайда, крепко знала свой интерес и могла в уме просчитать любую возможность обхода налогов, не прерывая при этом дружеской или деловой беседы, делало её ещё более пугающей.

— Она так одевается исключительно ради того, чтобы произвести впечатление на публику. Это часть имиджа её галереи, — Дульси протянула Джо мягкую лапу. — На самом деле она очень славная. Если даже она и поймает нас в галерее, то, вероятно, просто накормит ужином.

— Наверняка. С крысиным ядом.

Она изумлённо взглянула на Джо.

— Я часто бывала там в последнее время, и Сесили была ко мне очень добра, — продолжала Дульси и вдруг всполошилась: – Боже, мне кажется… Надеюсь, мы не найдём там картины. Надеюсь, она этого не делала. Я только хотела доказать невиновность Роба. Но она действительно была ко мне добра,

— Я не знал, что ты там бываешь.

— Я хожу туда уже несколько недель, иногда днём, когда суд устраивает перерыв на обед, просто послушать.

— Ты её подозреваешь?

— Нет, мне просто хочется узнать всё, что можно. В конце концов, она агент Джанет.

— И что ты узнала?

— Ничего – Она лизнула лапу. — За исключением того, что она обожает кошек. Но мне кажется, большинство людей из мира искусства любят кошек. На прошлой неделе она кормила меня маленькими бутербродиками, оставшимися после открытия выставки. Два раза она делилась со мной обедом; а ещё расстилала шерстяную шаль ручной вязки на столе, чтобы я могла на ней поспать.

— Если так пойдет дальше, Вильма может потерять свою компаньонку,

Дульси улыбнулась,

— Ни за что. В любом случае, если Сесили застанет нас в галерее, просто ляг на спинку, сложи кокетливо лапки и улыбайся.

— Конечно, я так и сделаю. А потом полосну её всеми когтями, когда она потянется, чтобы схватить меня.

Дульси отвернулась, негодующе фыркнув. Но через минуту сказала:

— Жаль, что мы так и не решили, как поступить с дневником Джанет.

— Дульси, это улика. Мы должны подсказать полиции, где его найти. Нам он уже ни к чему.

Она вздохнула. Джо придвинулся к ней и лизнул её в ухо.

— Этот дневник – дело капитана Харпера.

— Но эти записи такие личные… Теперь только они могут рассказать о Джанет да ещё её картины. — Дульси беспомощно посмотрела на Джо. — Почему произошла такая ужасная вещь, почему ей пришлось умереть?

— По крайней мере от Джанет остались её работы, и они по-прежнему будут доставлять удовольствие другим. Большинство людей даже этого после себя не оставляют.

— Мне кажется, — с некоторым удивлением начала она, трогая своей лапкой его лапу. Джо иногда тоже показывает слабые стороны, когда находит нужным. — Мне кажется, это лучше, чем жизнь бедной миссис Бланкеншип. Она не оставит миру ничего, кроме набитого фарфоровыми зверюшками дома.

Немного раньше, когда они с Джо уходили из дома Джанет, прячась в тени, чтобы мамуля не увидела их, Дульси взглянула на противоположную сторону улицы и увидела миссис Бланкеншип, которая сидела у окна, поджидая её.

— Жестоко убедить её в своей любви, а потом уйти. Теперь она почувствует одиночество ещё острее, чем прежде.

Джо потерся об неё усами.

— Можно найти ей кошку, обычную кошку, которая будет её любить. Может быть, котенка.

— Да. — Дульси просияла. — Кошечку, которая с ней останется, маленькую и симпатичную. А может быть, и котёнка. А возможно, того белого кота. Ему нужен будет дом, когда мы его найдём.

Джо не ответил. По его мнению, белый кот был давно уже мертв. Правда, если он погиб, тогда откуда эти странные сны? Или эти сны, как он надеялся, всего лишь плод живого воображения Дульси?

Кошки снова направились вниз, оглядывая холмы; не вынырнет ли оттуда злобный пёс Стампса? Дикая рожь и овес на открытых склонах были такими высокими и густыми, что этот зверюга легко мог подобраться незамеченным. Его не было видно ни на улицах внизу, среди садов и домиков, ни рядом с серым домом, ни возле старого чёрного пикапа, Дульси разглядывала ветхий домик, прищурившись, и её розовый ротик изогнулся в легкой улыбке.

— Ты чего? — спросил Джо.

— Мне кажется, у Стампса открыто окно.

Джо промолчал. Подобравшись поближе к тому месту, где стоял пикап, они увидели тень среди теней – пса, который спал в кузове.

Почувствовав взгляд, зверь открыл глаза, сел и отряхнулся. Он уставился на склон холма и то ли увидел их, то ли учуял, но внезапно взвился со своего места, прыгнул прямо на них… и отлетел назад – его не пустила цепь, которой он был привязан к бамперу.

Джо и Дульси вздохнули с облегчением, их сердца неистово колотились. Зверюга с грохотом рвался с цепи и дергал машину так яростно, что они испугались: а вдруг он оторвет бампер и, лязгая железом, кинется на них?

Но цепь выдержала. Бампер не поддался, видимо, был надежно прикручен.

— Пошли, — сказала Дульси. — Он не освободится. Если мы заберёмся внутрь и возьмем список, мы успеем обратно ещё до того, как эта тварь прекратит буянить.

— А с чего ты взяла, что хозяина нет дома? Его машина здесь. И почему он должен был оставить список дома?

— Прошлой ночью так и было. Сейчас он должен быть на работе. Чарли сказала, что если он снова будет отпрашиваться, она его уволит.

— Но почему он оставил машину и собаку?

— Чарли велела избавиться от пса, она его не терпит. Может, Стампсу просто некуда его деть, кроме как привязать к машине. А до работы он может и пешком дойти: тут всего несколько кварталов. Взгляни на окно, Джо, оно приоткрыто. Что тебе еще нужно? Это же настоящий пригласительный билет!

Джо усмехнулся.

— Дульси, иногда…

— Да мы мигом. Схватим лист и выскочим, даже не опоздаем домой к завтраку.

Джо помедлил, изучая обстановку, а затем серой молнией метнулся к дому. Миновав пикап и собаку, они проскочили прямо к открытому окну.

Глава 15

Лужайка на заднем дворе старого дома была порыжевшей и вытоптанной. Два помятых мусорных бака стояли, прислонившись к ступенькам рядом с осевшим некрашеным штакетником. Кошки скользнули сквозь заросли травы рядом с пристройкой и присели под окошком Стампса, а затем приподнялись на задних лапках, чтобы заглянуть внутрь.

Никакого движения за грязным стеклом они не заметили, только искривленные отражения холмов и деревьев. Кошки вскочили на подоконник и прижались к проволочной сетке, вглядываясь внутрь.

— Никого, — сказал Джо.

— Трудно сказать наверняка, тут такой беспорядок. Постель была не заправлена, простыни свисали с покрытого пятнами матраса. Большая часть одежды грудой валялась на полу. Можно было представить, как Стампс раздевается на ночь, бросая одежду где придётся. В открытом шкафу висели две рубашки и скучал одинокий ботинок. Банное полотенце свисало с дверной ручки. Изнутри чувствовался запах застарелого сигаретного дыма, псины и грязного белья. Наверное, Стампс впускал собаку в комнату, когда хозяин дома не видел. Сам пёс, оставшийся на улице, гремел цепью, лязгал зубами и завывал: его мозг размером с горошину сосредоточился на мечтах о кошачьем мясе. Сетка была надежно закреплена на окне.

Превратив когти в крохотные ножи, Дульси вспорола сетку так, что образовалась прореха сантиметров в пятнадцать. Джо протиснулся в эту дырку и навалился плечом на окно. Кошки скользнули внутрь и спрыгнули с подоконника на спинку обитого тканью кресла. От потёртой грязной обивки несло сальными волосами. Можно было представить, как Стампс просиживает в этом кресле весь вечер, курит и попивает пиво среди куч грязной одежды. Дульси сморщилась, опустила ушки и скосила глаза.

— Неужели ему трудно доехать до прачечной?

Открытый пакетик картофельных чипсов стоял на полу рядом с грязным ботинком. Смятые джинсы и футболки вываливались из открытого комода. А на самом комоде было полно всякой рухляди. Джо запрыгнул наверх и встретился со своим отражением, которое глянуло на него из-за пыльного стекла. Хлам, сваленный на комоде, представлял собой, судя по всему, содержимое карманов Стампса, которые он опустошал каждый вечер в течение долгого времени. Джо вообразил, как растет эта груда, переполняет комод, сыплется на пол и постепенно заполняет всю комнату. Джо осмотрелся. Вокруг были разбросаны полупустые спичечные коробки, разнокалиберные гвозди и винты, сломанный перочинный нож, грязные носовые платки, две смятые банки из-под пива, ржавые петли, листочки бумаги, складная открывалка, рваный шнурок и множество монеток разного достоинства. Он разворачивал лапой каждую сложенную бумажку, но большинство из них были квитанциями за бензин или чеками из магазинов. Некоторые из них были покрыты поспешными, почти неразборчивыми каракулями и содержали списки заказов строительного материала или сантехнического оборудования. В самом низу этой кучи лежали несколько смятых пакетиков от фаст-фуда и сплющенные, почти пустые сигаретные пачки.

— Думаешь, он стал бы оставлять список в этом мусоре? А что он держит в тумбочке?

Дульси, сморщив нос, обошла полную окурков пепельницу.

— Сальная бейсбольная кепка и носок с дыркой. Три конфетки, несколько полупустых сигаретных пачек, дешёвая книжка без обложки. Жуткий хлам. Что ещё можно ожидать от Стампса?

Дульси спрыгнула на пол и заглянула под матрас. Она как раз выуживала оттуда какие-то листочки, когда Джо тихо сказал;

— Иди посмотри.

Он неподвижно стоял, не сводя глаз с мятой белой бумажки. Дульси подскочила к нему.

Под гвоздями и монетами, под грудой квитанций, пакетов из «Макдональдса» и мятых бумажных платков лежал список Стампса. Джо разгладил мятую бумагу и заломы на тех местах, где она была сложена. Сидя бок о бок, они вглядывались в неразборчивый почерк.

Здесь были записаны адреса намеченных домов, сколько людей живет в каждом из них, время, когда оттуда уходят жильцы и как: идут ли пешком или пользуются машиной. Возможно, список был беспорядочным и трудным для чтения но информация Стампса была потрясающе подробна. Он отметил марку и модель каждой машины, а также наличие у хозяев гаража. Он записал, есть ли в этих домах дети и ходят ли они в школу, особо отметив тот факт, что школьный автобус останавливается на углу улиц Горный вид и Долинная в пять минут девятого. Он указал, есть ли в этих домах приходящая прислуга или садовник и в какие дни те появляются, а также есть ли в указанных домах собаки. Он перечислил, какие замки в дверях, какие окна, и есть ли признаки того, что в доме установлена сигнализация.

— Отлично. Беспорядочно, но исчерпывающе, — сказал Джо и стряхнул пыль с усов. — Жаль, что мы не можем взять его с собой. — В этот момент он заметил знакомый упрямый взгляд. — Дульси, если Стампс обнаружит пропажу, они откажутся от этого плана или изменят его. Нам придется выучить это наизусть. Каждый возьмёт по половине.

— Нам нужно сделать копию для капитана, одного анонимного звонка здесь мало. Тебе не кажется, что эти телефонные наводки нервируют Харпера?

— Конечно, нервируют. Просто с ума сводят. А ещё дают ему очень ценную информацию. А выбора у нас нет. Что ты собираешься сделать, перепечатать это?

— Лучше. Мы отнесём это в комнату Фрэнсис, это всего в нескольких кварталах. Пропустим через её копировальный аппарат и вернём оригинал, подсунем обратно под весь этот хлам.

— Разумеется, Френсис пригласит нас к себе воспользоваться её ксероксом. В конце концов, она же должна как-то платить тебе за утешение, которое ты даёшь мамуле.

Дульси зашипела на него и шлепнула по уху.

— Ты можешь отвлечь её. Упади с дерева или придумай ещё что-нибудь. Пока она будет занята наблюдением за тобой, я прошмыгну через окошко прачечной. Это не займет и минуты. Её ксерокс почти такой же, как у Вильмы.

— И она наверняка оставила окно открытым, думая, что ты вернёшься.

— Разумеется, она оставила окно открытым. Мамуля, наверное, так и сидит там, поджидая меня. Сейчас почти полдень, а я ушла в половине одиннадцатого. Я всегда возвращаюсь к обеду, поэтому она пристает к Фрэнсис, чтобы та держала окно открытым.

Джо взглянул на неё.

— Дульси, иногда…

Она нежно улыбнулась и ткнулась носом Джо в щёку. Сложив список по прежним сгибам, она аккуратно взяла его в зубы, вскочила на кресло и выскользнула через приоткрытое окно. Джо последовал за ней, поглядывая на собаку. Они промчались мимо пса; он взвыл, а кошки припустили вверх по холму.

— Может, он когда-нибудь удавится на этой цепи. — Джо бросил взгляд на подругу. — Ты обслюнявила листок.

Дульси зыркнула на него и побежала быстрее. Невозможно нести во рту бумагу и не намочить её. Кошка запрокинула голову, втянула слюну, но, несмотря на все её усилия, к тому времени, когда они добрались до дома Бланкеншип, бумага была влажной. Дульси была благодарна Стампсу за то, что он делал записи карандашом, а не водорастворимыми чернилами. Коричневый дом Бланкеншипов возвышался перед ними, простой и невзрачный. Они прошли через боковой двор, где раскидистая смоковница нависала над задним крыльцом.

У дерева они расстались. Дульси направилась к окну прачечной, а Джо вскарабкался на ветку. Устроившись как можно выше среди липких листьев инжира, он посмотрел вниз в окошко кухни. Джо увидел, что мамуля сидит у заставленного всякой всячиной стола и пьёт кофе. Фрэнсис стояла у плиты и, похоже, готовила обед. До Джо долетал запах консервированного овощного супа. Ему было слышно, что они разговаривают. Однако голоса были приглушены, и о чем разговор, разобрать не удавалось. Держась за тонкие веточки, он сделал глубокий вдох.

Джо набрал в лёгкие столько воздуха, что почувствовал себя шотландской волынкой, а затем выпустил его с жутким воем. Его вопли прозвучали на тихой улочке словно сирена. Он не орал так со времен своего отрочества, когда дрался за подружек на улицах Сан-Франциско. Он пел, пронзительно вопил и издавал невероятные трели, изобретательно импровизируя, горланил на пределе возможностей своей глотки. Ждать пришлось недолго: Фрэнсис выскочила из двери кухни.

Она скептически оглядела его и попыталась стряхнуть с дерева, а затем оглянулась, ища что-нибудь подходящее, чтобы в него кинуть. Джо завыл громче. Она схватила комок земли и швырнула в него. Цель была видна хорошо, но комок разлетелся, ударившись о ветку всего в нескольких сантиметрах ниже, Джо дернулся, но продолжал орать. В следующее мгновение задняя дверь распахнулась, и старая миссис Бланкеншип вывалилась из неё, вперевалку заковыляв вниз по ступеням.

— Ой, кисонька, моя бедная кошечка, моя кисонька застряла наверху. Ой, Фрэнсис, она…

Разобравшись, что это не её кисонька, мамуля уселась на ступеньки и, устроившись поудобнее, приготовилась смотреть занятное представление. Казалось, её в высшей степени развлекала ярость Фрэнсис, и Джо пришло в голову, что терпение Фрэнсис по отношению к бродячим кошкам, должно быть, на исходе.

Фрэнсис швырнула ещё один комок.

— Умолкни, глупая тварь! Заткнись, или я принесу ружье.

— Он напуган, Фрэнсис. Бедняжка не может спуститься.

— Мама, этот кот спустится, когда захочет.

— Тогда почему же он так кричит? Он явно боится.

Джо попытался принять испуганный вид, выдав ещё одну серию фальшивых стенаний, при этом не сводя глаз с Фрэнсис.

«Давай, Дульси, поторапливайся! Мне придется слинять отсюда, если Фрэнсис принесёт ружье».

Чтобы задержать внимание Фрэнсис, Джо притворился, что теряет равновесие. Когда он едва не рухнул с дерева, старушка завизжала, а Фрэнсис улыбнулась и снова швырнула в него землёй.

Как только Джо начал орать, Дульси проскочила в окно. Пробежав через холл в офис Фрэнсис, она забралась на шкафчик и нажала кнопку выключателя копировального аппарата.

Она надеялась, что там есть бумага, поскольку была не уверена, что сможет справиться со стопкой листов. Она очень обрадовалась, когда тихое жужжание аппарата наполнило комнату и никаких тревожных сигналов не появилось. Сколько времени ему нужно на разогрев? Такое ощущение, что зеленый сигнал готовности никогда не появится.

Наконец маленький глазок вспыхнул. Она подняла крышку, положила под неё лист и разгладила его лапой.

Опустив крышку, Дульси нажала кнопку и стала про себя читать кошачью молитву.

Машина зажужжала громче. Под крышкой проползло яркое пятно. В следующий момент копия вывалилась в лоток, и Дульси аккуратно выхватила её лапой. Джо всё ещё голосил, в доме его крики казались приглушенными. Ей показалось, что она слышит возгласы Фрэнсис.

Почерк Стампса на копии выглядел лучше, чем на оригинале. Масляные пятна и складки не отпечатались. Дульси забрала список из-под крышки и, пользуясь зубами и когтями, свернула его в трубочку вместе с чистым листом бумаги.

Ободряющие нахальные крики Джо стали громче. Дульси прихлопнула лапкой сверток, зажала его зубами и выключила аппарат.

Она уже почти добежала через холл до прачечной, когда на заднем крыльце послышались шаги и дверь распахнулась. Дульси метнулась в ванную, но оттуда выхода не было – окошко там открывали очень редко. Она рванула через холл в сторону прачечной, когда шаги доносились уже из кухни.

Увидев её, Фрэнсис застыла в проходе.

— Эта кошка… Что она утащила? — Фрэнсис бросилась вперед, пытаясь схватить Дульси. — У неё что-то во рту.

Видимо, она не верила своим глазам.

Дульси взлетела на подоконник и выскочила из дома.

— Эта чертова кошка что-то украла…

Дульси вывалилась во двор и зашуршала сухими листьями, не обращая внимания на крики Фрэнсис и грохот, с которым она закрывала окно. Убегая из дома, Дульси надеялась, что Джо увидит её и последует за ней. Но когда она добралась до дороги и нырнула под припаркованную соседскую машину, он всё ещё пел йодлем, сидя на дереве.

Глава 16

Косые лучи послеполуденного солнца заливали задний двор дома Дэймена, согревая шезлонг и Джо, который спал, развалившись на мягких подушках. Он не чувствовал, как легкий ветерок ласкает его мех. Спал так крепко, что выражение «по-кошачьи вздремнуть» никак ему не подходило. Спал как убитый, обмякший словно плюшевая детская игрушка. Он не слышал ни шелеста дубовых листьев, ни шума проезжавших по улице машин, ни сиплых криков над головой, где на заборе пританцовывали полдюжины жёлтых трясогузок, пытаясь поддразнить его. Не будь его сон таким глубоким, он бы непременно вскинулся от первого же назойливого крика и бросился в бесполезную атаку – просто так, для развлечения, чтобы насладиться видом разлетающихся глупых птиц. Но сегодняшние утренние приключения, когда они с Дульси влезли в комнату Стампса, и тот вдохновенный концерт, который устроил Джо на фиговом дереве у дома Бланкеншипов, выжали его силы до капли. Если бы кто-то решил убедиться в том, что кот всё-таки жив, ему пришлось бы низко склониться, чтобы уловить еле слышное посапывание.

Джо расстался с Дульси на Морском проспекте, постоял в тени аллеи, глядя, как она убегает в сторону здания суда с ксерокопией списка – белая бумажка торчала у неё в зубах. Она была похожа на чокнутую мамашу-кошку, повсюду таскающую своего ненаглядного котенка. Дульси направлялась прямо в полицейский участок Молена-Пойнт.

Оставалось только надеяться, что она доставит список Харперу незаметно. Когда Джо поинтересовался её планом, Дульси не сказала ничего определенного.

— Там повсюду копы. Как ты собираешься провернуть это?

— Соображу на месте, — пробубнила она, улыбаясь поверх бумажки, и побежала прочь.

Стампс так и не узнает, что список покидал его комнату. А что до маленьких дырочек в бумаге, то кому придет в голову, что это следы зубов? Наверняка к тому времени, когда Стампс вернется домой с работы, слюна Дульси уже испарится и листок высохнет.

Как только Дульси доставит список потенциальных жертв Стампса в полицию, она сможет с чистой совестью провести оставшийся день, наблюдая заседание суда.

Самому же Джо перспектива вздремнуть казалась гораздо более привлекательной. Он добрался до дома, умирая от голода, ввалился на кухню, перебудив весь домашний зоопарк, столкнул коробку сухого кошачьего корма с буфета и. жадно сожрал её содержимое. Он снова вышел через переднюю дверь – в кухне не было кошачьей дверки, поскольку Клайд следил, чтобы другие кошки не выходили без спроса на улицу. Две из них были уже старыми, их следовало держать в доме; а младшая беленькая была слишком труслива и не могла постоять за себя.

Подкрепившись сухой закуской, Джо проспал на заднем дворе до четырёх часов пополудни.

Проснулся он, снова умирая от голода. Тогда он вернулся в дом и позвонил Джолли. Когда двадцать минут спустя фирменный фургон подкатил к дому, Джо дал время мальчику-посыльному поставить заказ на крыльцо, как и было сказано по телефону, и уехать. С оплатой трудностей не было – всё записывалось на счёт Клайда. Когда окрестности дома опустели, Джо выскользнул наружу, убедился в отсутствии любопытных соседей, а затем утащил белый бумажный мешок на задворки дома и забрался вместе с ним в шезлонг.

Пообедав по-королевски, он оставил разбросанные обертки вокруг кресла и заснул с набитым брюхом, изредка рыгая громко и удовлетворенно.

Внезапно он был разбужен грубым пинком в бок.

Джо дернулся, удивился, затем обмяк. Сквозь ленивый прищур он различил штанины и вытянутую руку Клайда. Развалившись, кот плотнее прикрыл глаза.

Клайд ткнул его ещё раз, посильнее. Джо открыл один глаз негромко заворчал. Тени уже вытянулись, солнечный свет потускнел, его блеск стал слабее и мягче. Прохладный бриз шуршал в кронах деревьев над головой, пахло вечером. Джо раздраженно посмотрел на Клайда.

Тот не только успел прийти домой с работы; он уже принял душ и переоделся. Сейчас на Клайде был новый голубой велюровый спортивный костюм и кроссовки «Найки» новой модели. Джо открыл оба глаза и с любопытством уставился на него.

Клайд ткнул его ещё раз, это был уже прямой удар. Джо схватил пальцы обидчика и прикусил их. Клайд отдернул руку, что было ошибкой.

— Бог мой, Джо, отцепись от меня. Я просто хотел тебя приласкать. Что с тобой такое?

Джо отпустил пальцы.

— Ты меня не гладил, ты в меня тыкал.

— Я только хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. Ты лежал здесь как дохлый, как кусок старого меха, отбракованный даже благотворителями.

Джо сердито зыркнул на него.

— Я просто хотел узнать, будешь ли ты лосося на обед? — Клайд осмотрел свои пальцы. — Когда тебе в последний раз делали прививку от бешенства?

— Откуда мне знать? Это твоя забота – следить за такой ерундой. А от лосося, разумеется, не откажусь.

Клайд разглядывал свои укушенные руки, ища следы крови.

— Я даже кожу не повредил, а мог бы твои чертовы пальцы совсем откусить, если б захотел.

Клайд вздохнул, но промолчал.

— Ты выдернул меня из самого глубокого сна. Оздоровительного, успокаивающего, крайне необходимого сна. — Джо с хлюпаньем облизал лапу и помассировал потревоженное брюхо. — На случай, если ты забыл, котам нужно спать больше, чем людям. Коты нуждаются в самом высококачественном сне, они…

— Ладно тебе, Джо. Я же сказал, я извиняюсь. И вообще, я пришёл сюда не для того, чтобы слушать нотации.

Клайд окинул взглядом обертки из магазинчика Джолли, разбросанные под креслом. Он наклонился, поднял несколько из них и понюхал.

— Я думаю, лосось будет лишним, ты ведь уже пообедал.

— Это был всего лишь легкий перекус в середине дня. Я же сказал, что буду лосося.

Клайд присел на самый краешек кресла, поскольку Джо занимал три четверти пространства,

— Так это был легкий перекус? Интересно, Джо, видел ли ты мой счёт из этого магазина?

Джо уставился на него, широко раскрыв жёлтые глаза.

— С тех пор как ты выучился пользоваться телефоном, мой счёт у Джолли вырос до невероятных размеров. Он отнимает большую часть моего заработка и всё ради…

— Ладно тебе, Клайд, изредка небольшой ростбиф, несколько крекеров.

Клайд поднял обертку.

— А что это за черные пятна? Это что, икра? — Он перевёл взгляд на Джо. — Импортная икра, белужья, наверное. — Клайд воззрился на другую мятую бумажную обертку. — А эти розовые пятнышки? Неужели это один из лучших деликатесов Джолли, канадский копченый лосось?

— Они знают, как угодить клиенту, — Джо облизал усы. — Тебе стоит попробовать этого копчёного лосося, Джолли только что получил его из Сиэтла.

Тем временем Клайд поднял третью обертку и принюхался к маслянистым пятнам.

— А это тот самый французский бри?

— У Джорджа Джолли действительно отличный бри. Если его намазать на мягкую французскую булку, получится отлично. Говорят, бри хорош со свежими фруктами, но я предпочитаю….

Клайд внимательно посмотрел на Джо.

— А что, посыльный не удивляется, когда приносит все это и ему не открывают дверь? Что ты говоришь ему, когда звонишь?

— Я велю ему оставить заказ на крыльце. А что еще я ему должен сказать? Попросить просунуть заказ через кошачью дверку? Я могу с этим справиться и сам, хотя сегодня вечером я притащил пакет сюда. Здесь было так солнечно и хорошо. Я великолепно подкрепился.

— Значит, насколько я могу судить, это был твой ужин?

— Можно назвать это поздним полдником.

— А где Дульси? Как это ты с ней не поделился? Она любит копченую лососину и бри.

— Она собиралась провести вторую половину дня в суде. Сказала, что потом пойдет домой, побудет с Вильмой. Дульси свято чтит свои обязанности.

Клайд скомкал упаковки.

— Ты так хорошо выспался за день. Полагаю, у тебя серьёзные планы на ночь.

Джо пожал плечами.

— Может, поохотимся спозаранку, ничего выдающегося.

Джо вовсе не собирался рассказывать Клайду о своих намерениях. Предполагаемое вторжение в галерею Аронсон его не касалось. Он бы только расстроился.

Джо с интересом посмотрел на Клайда.

— А как насчёт тебя? Похоже, у тебя тоже большие планы. Новый спортивный костюм? Новые «Найки»? Точно новые, потому что всё ещё чистые. И ты только что подстригся. К чему бы это? Намечается прогулка с Чарльстон?

Клайд вытаращил глаза.

Джо наклонился и лизнул заднюю лапу.

— Простая дедукция, — скромно сказал он. — Я знаю, что Чарли любит гулять. Дульси говорит, что она уже изучила все окрестности и запомнила все названия улиц в нашем городе. Да ты и сам говорил мне, что она не любит шикарные рестораны и не торчит в барах. А свидание в кино – это для подростков. Следовательно, вы идете на прогулку, а затем поужинать на Рыбном рынке или в кондитерской.

— И зачем мне мучиться, планировать что-то? Стоит лишь спросить тебя, что я собираюсь делать, это гораздо проще. Джо приподнял белую лапу, выпустил когти и начал вылизывать нежную кожицу между пальцами. Клайд взглянул на часы и поднялся. Через несколько минут Джо услышал, как он открывает консервные банки на кухне, как цокают собачьи когти по кухонному полу, — значит обладатели демонстрируют павловский рефлекс на скрежетание консервного ножа, а три кошки просительно мяукают. Раздосадованный этой суетой, Джо поднялся, перепрыгнул на забор, а оттуда на эвкалипт. Там он устроился на своей любимой развилке и попытался снова уснуть.

Пока он устраивался и засыпал, задняя дверь распахнулась, и орава собак и кошек вывалилась в наступающий вечер. Глупые звери принялись играть, подбадривая себя бессмысленным дружеским лаем и ворчанием; кошки время от времени шипели. Джо забрался повыше.

Ему предстояло встретиться с Дульси только в половине девятого, поэтому следовало хорошенько отдохнуть и набраться сил. Потребуются быстрота и ловкость, чтобы проскользнуть в галерею незамеченными прямо перед закрытием, найти подходящее укрытие и дождаться, дока Сесили запрёт дверь и уйдёт домой. У Джо было какое-то нехорошее предчувствие насчёт сегодняшней ночи, но Дульси не собиралась отступать, пока они полностью не обшарят галерею.

Джо предполагал, что, если они не найдут картин Джанет в галерее, Дульси предложит обыскать и квартиру Сесили, и кто знает, что ещё.

Что им следовало сделать, разумеется, так это сообщить в полицию. Дать знать капитану Харперу о пропавших картинах, сделать один простой анонимный звонок, и пусть Харпер начнёт поиски.

Но попробуйте убедить в этом Дульси. Она вцепилась в эту идею всеми когтями и была настроена действовать своим путем, преследовать убийцу без посторонней помощи, словно какой-нибудь самоуверенный киношный сыщик.

И при этом Джо знал, что он несправедлив. Эта охота волновала и его собственную кровь. Он знал, что Дульси ведёт не столько эгоизм, сколько могучий охотничий инстинкт и всепоглощающее кошачье любопытство. Её страсть к преследованию убийцы была столь же естественной, как атака на юркого кролика.

Но теперь одного преступления ей уже было недостаточно. Теперь она увлеклась ещё и утренними ограблениями, которые планировал Стампс.

«Харпер должен быть в восторге. Зачем платить всем этим копам, когда у него есть мы?»

Но, если честно, собственное любопытство Джо подталкивало его не меньше. Да и какого черта? Вторжение в дом Стампса оказалось сущим пустяком, а ему всегда нравилось забираться на чужую территорию.

Так или иначе, у него не было выбора. Что он мог поделать, когда Дульси бросала на него ясный взгляд своих громадных зелёных глаз и протягивала мягкую лапку? Оставалось только расслабиться и развлечься вечерним налётом. Что могло случиться?

Глава 17

Сидя высоко на дереве, Дульси готовилась к прыжку; дубовая ветка подрагивала под её напряжёнными лапами. Дульси сгруппировалась, не сводя глаз с узкого карниза окошка над залом судебных заседаний. Пружинисто оттолкнувшись, она перелетела на карниз, распугав голубей, которые взвились в воздух, оглушительно захлопав крыльями.

Но, едва она достигла цели и вновь обрела равновесие, прижавшись к стеклу, голуби, кружась, прилетели обратно и рассыпались по ветвям, а самые смелые даже вернулись на кирпичный выступ и снова принялись расхаживать по нему, с туповатой бравадой косясь на Дульси. Не будь у неё сейчас более срочных дел, непременно прихватила бы одного из них на закуску.

Съежившись на узком карнизе, кошка заглянула внутрь и удивилась, что в зале темно, а окна закрыты. Лампы действительно не горели, длинные ряды скамеек из красного дерева были пусты; пустовали и ложа присяжных, и солидное кожаное кресло судьи. Погружённый в сумрак зал казался безжизненным, словно некая наглухо закупоренная капсула времени, которую полагается открыть лишь через тысячу лет.

Однако дело ещё наверняка не закончено.

Дульси вдруг представила, как присяжные признают Лэйка виновным и зачитывают суровый приговор, и её охватила паника.

Но для вынесения вердикта было слишком рано, ещё не все свидетели были вызваны. И подводить итоги ещё не время, за прошедшее часы присяжные даже посовещаться не успели бы. Озадаченная Дульси развернулась и перепрыгнула на дуб, снова разогнав бестолковых птиц.

Она уселась на ветке и принялась очищать птичий помет с лап. Второпях она забыла прихватить маленькое полотенце, оно так и торчало высоко на дереве, среди самых тонких веточек. Теперь нужно было срочно выяснить, почему закрыт суд.

Возможно, местная газета вышла сегодня пораньше, и из неё удастся что-нибудь узнать. Иногда, если случалось что-нибудь необычное, вечерний выпуск появлялся на улицах уже в середине дня. Дульси в последний раз с отвращением лизнула свою лапу, сползла вниз по шершавому стволу и направилась к почте, где находилась ближайшая газетная стойка, прикованная цепью к фонарному столбу.

Ладно, по крайней мере она доставила список Стампса, и теперь копия его «путеводителя» под надёжной охраной в штаб-квартире служителей закона. Дульси надеялась, что бумага попала к Харперу в целости и сохранности. Она поначалу раздумывала, не послать ли её капитану по факсу, прямым и безопасным путем. Однако для этого пришлось бы воспользоваться библиотечным аппаратом, дождавшись, пока никого не будет поблизости, а это почти невозможно. Кроме того, факс по-прежнему раздражал и пугал её.

Полицейский участок Молена-Пойнт занимал южное крыло здания, отделенного неширокой улочкой от тюрьмы, где сидел Роб Лэйк. Главный вход в участок находился со стороны улицы Линкольна. Вторая, внутренняя дверь соединяла отделение полиции непосредственно с той частью, где располагался суд. С задней стороны здания был ещё и третий выход – запертая металлическая дверь, которая вела на стоянку полицейских машин.

Дульси появилась там, когда новая смена уже давно заступила на дежурство. Огороженная стоянка была заполнена частными автомобилями сотрудников, здесь же парковались несколько патрульных машин. Вокруг не было ни души – ни полицейских на стоянке, ни прохожих на улице. Кирпичная стена тюрьмы на противоположной стороне была почти глухой, если не считать небольших окошек под потолком камер, из которых узники выглядывать не могли.

Дульси убедилась в отсутствии случайных свидетелей и подсунула листок под железную дверь, лелея надежду, что какой-нибудь полицейский, выходя из участка, не даст порыву ветра унести бумагу.

Сейчас, покидая здание суда, она оглядела переулок, ища глазами сложенный белый листок. Под дверью она его не увидела. Возможно, Харпер уже забрал его. Дульси хотела вернуться, чтобы убедиться в этом, и тут к зданию подъехала патрульная машина.

Поспешив прочь, кошка направилась к газетной стойке рядом с почтой. Обогнув улицу Долорес, она помчалась по теплому тротуару и пробежала один квартал к северу. День был пропитан запахами садовой зелени и океана; витрины магазинов пестрели дорогими товарами; окна галерей сияли разнообразными живописными полотнами всех стилей. Из «Швейцарского дома», кондитерской по соседству с почтой, пахло свежими рогаликами и только что сваренным кофе. Возле двери цвели розовые петунии в керамических горшках. Пробегая мимо, Дульси понюхала цветы, а затем подошла к газетной стойке.

Там было пусто. Странно, что отложенное заседание суда не показалось газете достойным дополнительных усилий. И даже если, вернувшись домой, она примется тыкать в кнопки телевизионного пульта, в это время дня никаких новостей не найдет, только «мыльные оперы». Каждый канал забит отупляющими мелодрамами, сценарии для которых пишут, судя по всему, пациенты клиник для нервнобольных.

Но дома, по крайней мере, наверняка найдется что-нибудь вкусненькое, чем можно подкрепиться в ожидании газеты. Вильма всегда оставляет для неё тарелку в холодильнике. Со времени мамулиного завтрака у Дульси во рту не было и маковой росинки, а сам завтрак состоял из противной овсянки. Ей, конечно, перепал и крошечный кусочек персикового пирожка, но больше начинки попало ей на ухо, чем в желудок. Дульси помчалась, уворачиваясь от встречных прохожих. Один раз она едва не столкнулась с пожилым мужчиной и его престарелой собакой, которые прогуливались на солнышке, а когда резко свернула за угол, её едва не размазал по тротуару летящий велосипед. Кошка успела отскочить; ездок резко вывернул руль, обругав её. Но вскоре она уже бежала по каменной дорожке среди клумб Вильмы. Скользнув через кошачью дверку, Дульси обежала весь дом, чтобы убедиться, что она одна. Чарли иногда ведет себя так тихо, что ни шорохом, ни звуком не выдаёт своего присутствия.

Дома никого не было. Комнаты были пусты и безмолвны. Однако, пробегая через столовую, она почувствовала специфический запах. Возможно, Чарли оставила свой этюдник на столе открытым.

На кухне, забравшись на тумбу, она открыла холодильник и тут же почувствовала запах свежих крабов. Прежде чем захлопнулась дверца, она схватила пластиковый лоток в зубы, спрыгнула вниз и поставила его на коврик.

Под прозрачной плёнкой в лоточке лежала щедрая порция свежего белого крабового мяса, а рядом – сырные печеньица её любимого сорта. Здесь же была небольшая горка особого овощного заливного от Джолли с изрядной толикой спаржи, как раз в её вкусе. На десерт Вильма оставила ей пластиковую чашку яичного крема, тоже приготовленного Джолли. Дульси ела медленно, наслаждаясь каждым кусочком и размышляя, почему судья Уэсли отложил слушание.

Может быть, мамуля всё-таки обратилась в полицию, может быть, заседание отложено именно из-за того, что она будет давать показания? А вдруг сведения, которые миссис Бланкеншип сообщила полиции, оказались настолько важными, что процесс пойдет совсем в другом направлении? За этими раздумьями Дульси покончила с основным блюдом, чисто вылизала тарелку и смахнула язычком с усов последний кусочек крабового мяса. Приступив к десерту, Дульси поняла, что следует позвонить капитану Харперу, что она не успокоится, пока не будет уверена, что он получил список. И почему она до сих пор так робеет перед телефоном? Это же совсем не трудно. Нужно лишь сбросить трубку с рычага и набрать номер.

Покончив с кремом, кошка отправилась в гостиную к телефону. Но, проходя через столовую, она снова почувствовала запах, который был не свойствен этой комнате, — запах угля, резинки и закрепителя.

Комнату для гостей Вильма предоставила в распоряжение Чарли, и та заполнила её в соответствии со своими вкусами и пристрастиями. Здесь лежали её альбомы для рисования мольберт, дубовый этюдник и большой дубовый ящик с красками. Вдоль мебели и стен были расставлены рисунки, стопки книг по искусству громоздились на каждой горизонтальной поверхности и на полу. Этот беспорядок был свидетельством истинных жизненных интересов Чарли и совсем не походил на застывший сонный хаос в доме Бланкеншипов. Может, Чарли Гетц и оставила мир искусства ради того, чтобы зарабатывать себе на жизнь, но её сердце всё ещё оставалось там.

И теперь в гостиной, чувствуя характерный запах, Дульси привстала на задние лапы и принюхалась к буфету, а затем вспрыгнула на него.

Приземляясь на полированную поверхность, она врезалась в большой рисунок, прислоненный к стене, и едва не сшибла его на пол. Чуть отступив, она остановилась, удерживая равновесие на самом краю буфета.

Там было три рисунка. Её сердце учащенно забилось. На всех трех была она сама. Портреты в натуральную величину, такие живые и похожие, что, казалось, вот-вот эти кошки сойдут с листа.

Рисунки были сделаны углем на шершавой белой бумаге. Когда только Чарли успела их выполнить? Дульси не могла припомнить, чтобы Чарли рисовала её. Кошка перепрыгнула на обеденный стол, чтобы рассмотреть портреты с более дальнего расстояния. Глядя на эти рисунки, Дульси словно смотрела в зеркало, однако эти отражения были гораздо более волнующими, чем зеркальные. Маленькая лесть Чарли вскружила кошке голову. Её хвост задергался из стороны в сторону, а по спинке пробежала волна приятного возбуждения.

Она и понятия не имела, что Чарли её рисует. Вообще, кто знал, что Чарли может так рисовать? И с таким-то талантом она прибирается в домах и прочищает водосточные трубы?

На радостях Дульси закрутилась веретеном, устроив на обеденном столе гонку за собственным хвостом. На мгновение она отдалась приступу самолюбования, вообразив, как её портреты висят в музеях и выставочных залах. Дульси уже так и видела своё изображение в полноцветных глянцевых журналах, посвященных искусству, — они хранились в библиотеке, в специальной стойке. Кошка представила газетные отклики о работах Чарли, в которых особо отмечалась красота маленькой натурщицы. Затем, подивившись собственному тщеславию, она спрыгнула со стола и направилась в гостиную. Её мысли всё ещё были прикованы к восхитительным рисункам Чарли, но следовало позаботиться о незаконченном деле. Запрыгнув на письменный стол, Дульси подступила к телефону. Джо проделывал такое неоднократно. Подняв лапу, она столкнула трубку с рычага. Негромкое жужжание немного испугало её. Она попятилась, затем подошла снова и набрала номер полицейского участка. Ожидая ответа диспетчера, она начала дрожать, её лапки вспотели. Дульси уже была готова отказаться от своей затеи, когда резкий женский голос ответил ей. Такой голос, очевидно, был специально натренирован для кратких ответов.

Собственный голос Дульси был таким неуверенным, что она едва сумела пролепетать имя Харпера. Дрожа всем телом, кошка ждала, пока капитан подойдет. Ждать пришлось долго. Должно быть, диспетчеру в её звонке что-то показалось странным; возможно, женщина подумала, что этот звонок просто розыгрыш. Дульси совсем было собралась разъединиться и спрыгнуть со стола, чтобы успокоиться, и тут Харпер взял трубку.

Дульси рассказала ему про листок, который она подсунула под заднюю дверь участка, и Харпер сообщил, что уже получил его. Она объяснила, что этот список был сделан Джеймсом Стампсом под руководством Варни Бланкеншипа, и дала координаты обоих мужчин. Правда, она не могла назвать номера домов, на которые ей просто не пришло в голову посмотреть. Назвала лишь улицы и описала оба дома – уродливый коричневый дом Бланкеншипов и старый серый дом с пристройкой сзади.

Она сказала Харперу, что Стампс каждое утро выгуливает свою собаку, запоминая, когда люди уходят на работу, а дети в школу. Дульси заявила, что не знает, когда эти двое запланировали ограбления, знает только то, что было в списке. И ещё: у Стампса есть судимость, но получил он срок условно. Это сильно заинтересовало Харпера. Он спросил, был ли Стампс осужден судом штата или федеральным, но она не знала. Капитан спросил, знакома ли она со Стампсом и как получила эту информацию. Дульси запаниковала и даже вытянула лапу, чтобы нажать на рычаг.

Однако ей хватило выдержки, чтобы сказать:

— Я не могу вам этого сообщить. Знайте только, что они наметили семь ограблений. Мне кажется… Я полагаю, вам потребуются свидетели, возможно, даже засада.

Дульси достаточно часто смотрела телевизор и знала: если у Харпера не будет свидетелей или серийных номеров украденных вещей, его люди не смогут обыскать комнату Стампса и дом Варни. Даже если бы похищенные предметы были там, Дульси полагала, что полиция не сможет войти без веской причины.

Она понимала, что хочет слишком многого, предлагая Харперу устраивать утренние засады, ведь еще ни одного ограбления не было совершено. Маловероятно, что он поступит так лишь по указанию неизвестного информатора. Сердце Дульси колотилось, она боялась, что провалила дело, и поэтому добавила:

— Там ведь очень богатые дома. Будет ужасно, если их все обокрадут в одно утро. Я не знаю, на какой машине они поедут. Возможно, на старом грузовике, который стоит у Варни в гараже, на нём можно много увезти.

Кошка так дрожала, что даже не смогла дождаться ответа. В панике она нажала рычаг и осталась сидеть рядом с трубкой, слушая гудки.

Затем, устыдившись собственного малодушия, она перепрыгнула на диван и свернулась плотным клубком на любимой голубой шали.

«Всё пропало. Я провалилась. Харпер не придаст этому значения. Мне не удалось убедить его».

Дульси размышляла о том, как бы она могла сказать всё то же самое, но совсем по-другому. Подумывала, не позвонить ли ему ещё раз, однако не тронулась с места, а только покрепче свернулась, полная отчаяния и разочарования в самой себе.

Как ей теперь сказать Джо о своей неудаче? О том, что она не сумела убедить Харпера и от страха даже не может как следует воспользоваться телефоном.

На охоте Дульси была совсем другой. Джо говорил, что она бесстрашна. Просто эти бестелесные голоса выводят её из себя. Чувствуя себя глупой и никчемной, она зажмурилась и прикрыла нос лапой.

Вскоре Дульси уснула крепким сном и вновь перенеслась в тот мир, где её поджидал белый кот.

Он стоял наверху, на вершине холма, и манил её, помахивая хвостом. На этот раз он не исчез, а повернулся и рысцой побежал прочь, а Дульси последовала за ним. В вышине среди холмов, где колышется буйная трава, кот обернулся и посмотрел на неё – голубые глаза сияли словно летнее небо. Позади него поднимались три небольших холмика, два из них были круглыми, а третий словно срезан гигантским ножом с одной стороны. Белый кот с надменным видом стоял перед этим странным холмом, его глаза яростно сверкали.

Подходя к нему, Дульси вдруг почувствовала, как сырой холод расползается под её лапами. Она внезапно оказалась в темноте, почувствовала холодную вонючую грязь, сочившуюся внизу. Они были в какой-то пещере или туннеле. Кругом царила темнота, а сверху как будто что-то давило.

Глухой удар вырвал её из сна. Она подскочила в ужасе, что это стены рушатся на неё.

Но тёмные стены исчезли, кошка снова оказалась в собственной гостиной, на той же голубой шали.

Взглянув в окно на изменившийся свет, Дульси поняла, что проспала несколько часов. Она зевнула и сделала ленивую попытку умыться. Она чувствовала головокружение и растерянность и никак не могла до конца проснуться. Ей пришло в голову, что разбудивший её шум, наверное, был вызван доставкой вечернего выпуска газеты, который почтальон бросил на дорожку перед домом.

Пытаясь собраться с мыслями, кошка побежала на кухню. Выбравшись из пластиковой дверки, Дульси увидела на тротуаре газету. Она сбежала по ступенькам, вытащила газету из клумбы, донесла до двери, проволочив по короткой лесенке, и пропихнула через кошачью дверку. И даже если бы это заметил кто-нибудь из соседей, с какой стати им было считать её поведение странным? Она всегда таскала домой какие-нибудь вещи, воровала одежду со всей округи и не только из домов, но и с крылечек, с веревок для сушки белья и из открытых машин.

Притащив газету в гостиную, Дульси положила её на мягкий ковер, толкнула носом и открыла на первой странице. Она быстро прочитала заметку, подергивая хвостом.

НЕОЖИДАННЫЙ СВИДЕТЕЛЬ В ДЕЛЕ ЛЭЙКА

Наблюдатели предсказывают, что неожиданный свидетель в процессе по делу Лэйка может дать столь важные показания, что судья Уэсли начнёт новый процесс. Неизвестный до сих пор свидетель должен выступить с показаниями на этой неделе. Ни адвокат защиты Диона Барон, ни окружной прокурор не намерены сообщать имя этого свидетеля. Они также отказались говорить о сути предстоящих показаний. Мисс Барон не смогла прокомментировать…

Дульси перекатилась на спину и расхохоталась.

«Мамуля всё-таки сделала это. Старушка действительно решилась. Наверно, она и впрямь испугалась внезапного вмешательства адвоката Джо Грея».

Дульси было интересно, видел ли Джо эту газету.

Статья была полна домыслов о личности нового свидетеля, а также приводились уже известные факты, просто для того, чтобы заполнить объём. Половину страницы занимали фотографии: нечеткое фото Роба Лэйка и большего размера портрет Джанет.

«Может, я и опростоволосилась с Харпером, но это дело провернуть нам удалось. И, возможно, мамулины показания помогут освободить Роба».

А может быть, после сегодняшней ночи появятся и новые улики. Возможно, им всё-таки удастся найти сорок шесть картин Джанет.

Дульси аккуратно свернула газету, проволокла её через кухню и вытолкнула за дверь. Ей не хотелось, чтобы Чарли, если вернется раньше Вильмы, удивилась, что вечерняя газета оказалась в доме. Протащив газету через сад, Дульси оставила её на первоначальном месте, затем быстренько вернулась в дом и снова свернулась калачиком на шали. Она еще немножко поспит, а затем встретится с Джо.

«Мамуля сделала это. Надеюсь, она не изменит своё решение и сохранит выдержку в последний момент».

Дульси улыбнулась и закрыла глаза.

Глава 18

Переулок, где находился магазинчик Джолли, был залит лунным светом. Лёгкий бриз скользил вдоль стен, играл листьями, отчего деревья в кадках слегка подрагивали, отбрасывая шевелящиеся тени; сияние кованого уличного фонаря смешивалось с лунным светом, омывая сложные переплеты магазинных витрин и отражаясь в радужных переливах цветных стекол. Мостовая под торопливыми кошачьими лапами еще хранила дневное тепло.

Они бежали в сосредоточенном молчании. Дульси являла собой комок нервов. Джо тоже был на взводе: ему хотелось мчаться вперед, куда-нибудь карабкаться и геройски сражаться. Они больше не могли терпеливо выжидать; их кошачьи души, их неуемная натура требовала действия. В такую ночь не до умеренности и дисциплины. Ветреный лунный свет манил их и властно гнал вперед. Их переполняли первобытная страсть, необузданная сила луны, тайны, что выплывают из растаявшего в небытии прошлого.

Как холмы, нависшие над ними: обычные при свете дня и опасные словно велд, непроходимые словно темные джунгли в лунном сиянии, так менялись и души этих кошек. Древние желания мчались вместе с ними, дурманили и неодолимо влекли к утраченным временам, где исчезали тени средневековья.

Дульси взглянула на Джо и отвела глаза, стараясь думать только о предстоящем деле. Замедлив шаг, они степенно пошли рядом. Выйдя из переулка и свернув на тротуар, кошки нацепили маски благовоспитанных, ласковых домашних питомцев. Потребовалось немало усилий, чтобы вновь прикинуться, обычными праздношатающимися бездельниками.

Они побродили вокруг декоративных деревьев и скамеек, старательно обнюхали стены магазинов, остановились, чтобы исследовать клочок бумаги, брошенный у кромки дороги. Проходя вдоль стоящих в ряд вазонов, рассеянно втянули запах цветов. Так они слонялись без видимой цели, делая вид, что им ровным счётом все равно, куда идти, однако постепенно кошки приблизились к владениям Сесили Аронсон, внимательно наблюдая за широкими аркерами и стеклянной дверью. Галерея Аронсон занимала четверть квартала и была самой престижной из пятидесяти выставочных залов Молена-Пойнт.

У кромки тротуара напротив широких низких окон Джо внимательно изучил один из четырёх вазонов, в которых росли усыпанные розовыми цветами олеандры, а затем подпрыгнул и разлегся возле ствола на тёплой земле. Дульси устроилась рядом на тротуаре. С притворно-скучающим видом кошки разглядывали ярко освещённый интерьер галереи. Лабиринт из множества стоящих под углом друг к другу белых стенок и неровные многоцветные отражения Дульси знала лучше, чем Джо. Мозаика соприкасающихся поверхностей, причудливая словно узор калейдоскопа, путаница многогранных стен создавали десятки белоснежных ниш, перетекающих одна в другую. В каждой из этих ниш была представлена только одна работа – так ювелир выкладывает каждый великолепный рубин или изумруд на отдельную бархатную подушечку. Посетители рассматривали каждый холст или акварель по отдельности. Но стоит только повернуться или сделать шаг – и вы погружаетесь в следующее творение. Снежно-белые стены так плавно переходили одна в другую, что посетителям казалось, будто они бродят по открытому и полному воздуха миру, при этом за каждым поворотом им неожиданно открывается новый и яркий вид.

А сейчас из глубины этого диковинного лабиринта медленно выплывали три фигуры, за которыми следовал эскорт причудливо изломанных теней. Похоже, это были последние посетители и сама хозяйка галереи. Сесили театрально продефилировала к двери; летящее, ниспадающее одеяние придавало ей почти эфемерный вид в сравнении с её степенными гостями. Мужчина среднего возраста был одет в светлые лёгкие брюки и спортивную куртку из натурального шёлка. Стройная элегантная дама была в гладком черном вечернем платье, блестящие чёрные волосы заколоты в пучок, громадные серебряные серьги раскачивались и поблескивали в свете ламп. Все трое остановились в дверях, обсуждая цены на картины. Притворяясь спящими, Дульси и Джо внимательно смотрели и слушали, готовые в любой момент, как только гости Сесил и отвернутся, прошмыгнуть внутрь. Похоже, эту пару не испугали названные Сесили суммы наличных, хотя этих денег хватило бы, чтобы содержать на самом изысканном рационе всё кошачье население Молена-Пойнт в течение следующего столетия. Одна из обсуждаемых картин принадлежала кисти Джанет. На стене галереи кошки видели это полотно – струи дождя обрушиваются на тёмные склоны холмов.

Наконец парочка вышла на улицу. Сесили вернулась в галерею, но, прежде чем дверь за ней закрылась, Джо и Дульси юркнули вслед. В поисках уголка потемнее они на полусогнутых лапах пробирались между зигзагообразными перегородками. Когда кошки высунулись из укрытия, они увидели Сесили, которая прошла в глубину зала, не подозревая о вторжении незваных гостей. В том углу, где они прятались, висела мрачная картина, представлявшая собой вертикальный вид на улицу Сан-Франциско. На вкус Дульси эта работа была чересчур суровой, а Джо она показалась и вовсе безобразной.

Хотя Дульси неплохо знала галерею, сейчас её охватило смятение. Терзаемая неуверенностью, она переходила из одной ниши в другую, ища подходящее место для укрытия. Сегодня вечером всё было иным: живые краски полотен казались приглушенными, а сами изображения обретали странные очертания в неверном свете ламп.

Было слышно, как Сесили подняла телефонную трубку, набрала номер и заказала на вечер столик на четверых в «Виндборне», самом роскошном ресторане Молена-Пойнт. Это немного отвлекло Дульси. На неё благотворно подействовали мысли о неспешной восхитительной трапезе за покрытым скатертью столом, который обслуживает официант в ливрее, а за стеклянной стеной, внизу, можно видеть набегающие на берег волны. Вот так, мечтая, она стала успокаиваться.

Затем кошка лизнула переднюю лапу и разгладила усы, готовясь к предстоящей работе.

Пока Джо и Дульси устраивались за перегородками, Сесили направилась к выходу. На плечах была накинута шаль, в руке позвякивали ключи. Она прошла мимо кошек, неся небольшой чемоданчик и сумочку на длинном тонком ремешке. У двери она остановилась, чтобы выключить свет.

Галерея погрузилась в сумрак, лишь от уличных фонарей проникал рассеянный свет. Прохладный ветерок влетел в открытую дверь и тут же утих, когда Сесили закрыла её.

Она заперла дверь на ключ и растворилась в сумерках; спустя несколько минут Джо и Дульси увидели, как мимо проехал её белый фургон, и поняли, что по пути в галерею пробежали мимо него; машина стояла в квартале отсюда.

Сесили уехала, галерея осталась в их полном распоряжении. Кошки выбрались из своего укрытия, прошлись по светлым лабиринтам, разглядывая каждую картину, каждую акварель под стеклом и без, отыскивая работы Джанет. Но, обойдя весь зал, они обнаружили только пять её картин; всё они были уже не новыми: Дульси видела их в галерее задолго до пожара. В полумраке краски померкли, жизненная энергия почти ушла из этих полотен. Различить можно было лишь темные и светлые пятна, словно картины превратились в черно-белые фотографические копии.

В глубине зала, позади рабочего стола Сесили, среди наклонных перегородок виднелись четыре закрытые двери. Кошки исследовали их все. Одна вела в туалет, где стоял сильный аромат хвойного освежителя воздуха, другая – в стенной шкаф, где среди пустых вешалок одиноко краснел шерстяной свитер. Третья дверь вела в кладовку, где хранили всё необходимое для уборки: щетку, швабру и всякие моющие средства в разнокалиберных бутылках. Четвертая дверь, что вела в хранилище, была приоткрыта; возможно, Сесили оставляла её так специально, чтобы помещение проветривалось.

В самой глубине галереи обнаружилась пятая дверь; широкая, обитая листовым железом, она выходила в переулок и была закрыта на засов и висячий замок. Джо с тревогой оглядел её.

Это препятствие было непреодолимо. А входную дверь Сесили заперла на ключ. Никакого иного выхода из галереи не было. Мысль о том, что они заперты, вызвала у него ощущение беспомощности, уже испытанное им в детстве в тупиках Сан-Франциско, куда его загоняли стаи бродячих собак или мерзкие уличные мальчишки.

Джо охватила дрожь, когда они с Дульси проникли в запасник.

— Ты сказала, тут нет окон?

— Ни одного. Если мы включим свет, с улицы его не будет видно. Выключатель там…

Она указала взглядом наверх и закрыла дверь лапой, чтобы свет не просочился наружу.

Джо сделал несколько напряженных шагов в указанном направлении, вгляделся в темноту и прыгнул.

Ему пришлось сделать три попытки, постепенно увеличивая высоту, пока он не достал-таки лапой до выключателя. Вспыхнули лампы: три ряда длинных флуоресцентных цилиндров сияли белым слепящим светом.

Четыре ряда открытых полок уходили вглубь хранилища; стенки отсеков, заполненных вертикально стоящими картинами, были сколочены из реек, что давало воздуху возможность проникать равномерно. Оказавшись в замкнутом пространстве, Джо почувствовал, как у него взмокли подушечки лап. В голове крутилась без устали одна и та же мысль: отсюда нет выхода, кроме этой двери; из самой галереи тоже не сбежать. А этот склад вообще похож на гроб. В душе он снова почувствовал себя четырехмесячным котенком, который сжимается от страха перед нападающими мальчишками и в панике скребет когтями стены, которые, кажется, готовы сдвинуться и раздавить его.

Джо отвернулся, чтобы Дульси не заметила его ужаса.

«Эй, возьми себя в лапы. Такое не к лицу настоящему мужчине». Однако подушечки его лап были влажными, вдобавок ему стало трудно дышать.

Его самообладания хватило, чтобы пройти с Дульси до конца по одному проходу и вернуться по соседнему, осматривая каждую картину в поисках тех, что принадлежали кисти Джанет. Им не под силу было снимать большие полотна с крюков, однако те картины, что стояли на полу, были отделены друг от друга специальными распорками. Джо раздвигал картины, а Дульси проскальзывала между ними и смотрела. Вскоре кошки почувствовали, что натерли лапы грубым льняным холстом, а кое-где и поцарапали, когда натыкались на торчавшую по краям проволоку. Они нашли только четыре картины Джанет, все без рам, на всех были использованы металлические скобы. Никаких кнопок. На двух полотнах были изображены улицы Молена-Пойнт, вид с какой-то высокой точки.

— С башни суда. — пояснила Дульси. — Вон там, внизу, где деревья с красными цветами и красные крыши – улица Монте-Верде. А на этой картине – гостиница Молена-Пойнт. Смотри, она нарисовала тут кошку: маленькая, чёрная, спит на крыше гостиницы. — Дульси вздохнула: – Тебе стоит как-нибудь подняться туда со мной, там так чудесно. Залезаешь по внешней лестнице на балкон второго этажа, затем по открытому коридору – и наверх. — Её глаза сияли. — Если толкнуть дверь башни, она откроется: её не запирают. Поднимаешься по лестнице на открытую площадку, потом прыгаешь на каменные перила. Оттуда виден весь город: холмы с одной стороны и океан – с другой. Ты можешь…

— Нам нужно торопиться. — Описания успокоительного открытого пространства не помогало: Джо позарез нужен был воздух. — Скоро обход.

Полицейские в Молена-Пойнт не только патрулировали узкие улицы, у них были ключи от большинства магазинов. Во время прогулок по ночным крышам Джо доводилось видеть офицеров в форме, входивших в рестораны и галереи; возможно, они слышали подозрительный шум или замечали необычный для этого времени свет. Полицейский департамент обеспечивал полную безопасность маленькому городку. В Сан-Франциско такого быть не могло.

Не найдя больше работ Джанет, кошки погасили свет и с усилием открыли дверь. Джо остановился посреди выставочного зала, медленно приходя в себя. Ему с трудом удалось унять сердцебиение. Рядом с ним сидела удрученная Дульси.

— Я была так уверена, что картины здесь.

Джо усердно вылизывался, успокаивая напряженные мышцы и растревоженные нервы. Он давно не чувствовал такой нервозности. Фраза «нервный как кот» приобрела для него неожиданное новое значение.

— Возможно, они на складе, одном из тех, что рядом с доками.

— Возможно. Там множество складов. Помнишь шумиху в газетах, когда их пытались превратить в рестораны и сувенирные лавочки? Эта история поставила крест на карьере прошлого мэра. Никто не хочет превращать Молена-Пойнт в коммерческий центр. — Дульси потёрлась мордочкой о плечо Джо. — Да, можно сходить к пристани и посмотреть. Сесили… — Она застыла, её глаза округлились. — Или в камере хранения. — Дульси уставилась на Джо глазами, чёрными как полированный обсидиан. — К северу от города есть хранилища. Чарли держит там свои инструменты, лестницы и всякую всячину для ремонта и уборки. Интересно, в боксе такого хранилища картины в большей безопасности, чем на складе? И ещё: поехала бы Сесили одна в два часа ночи в район складов?

— Если, конечно, картины у Сесили.

— Если они в хранилище, тогда должна быть какая-то квитанция. У Чарли есть такая, я видела её в комоде, засунута в чековую книжку.

— Ага, а ты просто случайно проходила мимо.

— На самом деле, я разглядывала её художественные альбомы. Она не против, если я брожу вокруг.

Пробежав через галерею, Дульси запрыгнула на стол Сесили и начала просматривать бумаги в стоявшем наверху ящике, а затем в небольшом лотке, засыпанном записками и открытками.

Дульси подцепила когтями ящик картотеки. Пока она рылась там, Джо обошел галерею по периметру, осматривая эркеры и надеясь, что одно из окон окажется открытым. Когда он вернулся, из ящика торчали только задние ноги и хвост.

— Заодно поищи запасной ключ от входной двери, — сказал он.

Дульси подняла голову и внимательно посмотрела на Джо. Должно быть, его детство действительно было ужасным. Он не переносил ощущения ловушки, хотя очень редко говорил об этом.

Ящик был заполнен папками, в которых лежали брошюры и рекламные проспекты персональных выставок, вырезки из газет и рецензии. В некоторых также хранились полноцветные оттиски статей из глянцевых журналов, посвященные работам того или иного художника. К каждой папке был прикреплен инвентарный список с перечислением названия, техники и размеров каждой картины, полученной галереей, дата получения, даты выставок, в которых она участвовала, а также информация о принятии или возврате работы. Здесь же были упоминания о полученных премиях и отзывы.

В списке также указывалась дата, когда картина была продана, её цена, имя и адрес покупателя. Все списки были написаны мелким аккуратным почерком. На букву «Ж» было три папки.

Папка Джанет содержала список её работ, принятых галереей, но все они поступили к Сесили несколько месяцев назад. Две трети картин были проданы. Дульси не обнаружила никаких признаков больших поступлений, впрочем, даты могли быть подделаны. А когда кошка поочередно открыла ящички поменьше, то нашла там лишь всякие канцелярские мелочи: степлер, ручки, наклейки, писчую бумагу и конверты. В одном из ящиков рядом с коробочками скрепок оказались россыпь браслетов и губная помада.

Дульси возвращала на место ресторанные счета, когда внезапно завыла сирена сигнализации. Она слетела со стола, столкнувшись с Джо. Звук сирены шёл волнами, приводя маленьких взломщиков в трепет.

Джо толкнул её назад, в темноту между окнами. У Дульси шерсть встала дыбом, а сердце учащённо забилось.

— Они пришлют патрульную машину, — сказал Джо. — Я искал путь к выходу и нечаянно пересёк луч.

Они замерли, прислушиваясь к нараставшему вою сирены, и Дульси развернулась в сторону хранилища.

— Нет, — зашипел Джо, — не туда, там даже нет окон. Давай сюда, под стол.

— Но…

На улице сверкнули огни, и полицейский автомобиль подкатил к тротуару. Двери машины распахнулись, оттуда выскочили двое полицейских, светя фонариками сквозь стекло, и кошки попятились под стол.

— Пригнись, — прошептала Дульси. — Твои белые отметины светятся как неон, спрячь лапы.

Джо нагнул голову и поджал лапы, превратившись в сплошной серый шар. Из переулка за галереей завыла вторая сирена.

— Если они нас увидят, — сказала Дульси, — постарайся принять дружелюбный вид.

— Ты думаешь, это забава.

— Успокойся, что они могут сделать? Если они станут светить прямо сюда, развернись и улыбайся. Представь себе, что ты здесь живешь, попытайся сыграть эту роль.

— Дульси, копы знают, что у Сесили в галерее нет кошек. Когда они откроют дверь, нужно смываться.

— Откуда им знать, что у неё нет кошек? А даже если и так, что с того? Они просто подумают, что нас заперли здесь случайно. А что им ещё думать? Что они будут делать, арестуют нас?

— Ты оставила открытым ящик стола.

— Ох… — она дернулась.

Джо схватил её зубами за шиворот:

— Тихо, нас увидят.

Она пожала плечами, широко раскрыв изумленные глаза:

— Чего ты боишься? — мягко спросила она.

Джо был готов драться, располосовать любую руку, которая к ним потянется: он действительно был испуган.

— Они подумают, что мы бродячие и вызовут «ловил».

У «ловил» из приюта для бродячих животных были клетки на замках. Поскольку Джо вырос в переулках Сан-Франциско, он гораздо больше знал об ужасах подобных приютов, чем Дульси, и гораздо больше боялся полиции. Кто мог справиться с тренированным полицейским? Любой коп владеет хитрыми приёмами и может схватить тебя за хвост и загривок, лишив возможности сопротивляться.

Что ж, этим двум копам предстоит испытать прочность его когтей, если они попытаются проделать этот трюк с ним.

— Они не сделают нам ничего плохого, — ласково сказала Дульси. — Мы же не преступники, мы просто безобидные кошки.

— Местные кошки не позволят запереть себя в магазине, У них для этого хватает ума. — Джо угрюмо посмотрел на неё. — Вернись к реальности, Дульси. То, что мы здесь, обязательно вызовет у них раздражение, а это означает, что мы окажемся в приюте. Думаешь, оттуда тебе позволят позвонить адвокату?

Джо не понимал, что с ним такое сегодня, почему он ведёт себя как слабак. Может, он заболел? Он впился когтями в ковёр, глядя, как два офицера подошли к входной двери. Пока их фонари обшаривали перегородки, его била дрожь, однако он пытался урезонить себя.

«Ну и пусть они нас увидят, Дульси права: подумаешь, большое дело. Мы не бродяги, мы респектабельные городские кошки. Люди нас знают и наверняка большинство полицейских тоже».

А если даже некоторые полицейские знают их слишком хорошо, так что с того? Хотя следует признать, у капитана Харпера и без того достаточно вопросов насчёт них, чтобы провоцировать его дополнительно.

Харпер действительно был чертовски подозрителен. А когда он начинал задавать вопросы Клайду, тот огорчался. А потом Клайд набрасывался на Джо.

«Нет уж, если мы собираемся соваться в дела полиции, играть в частных сыщиков и вертеться у копов под ногами, тогда секретность – наше лучше оружие, наше единственное оружие».

Лучи фонарей ползали по стенам и замирали, освещая картины. Затем пробежали по зигзагообразным стенкам и выхватили скульптуру, ненадолго задержались на бронзовой голове, скользнули по громадному морскому пейзажу и перескочили на стол, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от кошачьих носов.

Глава 19

Луч фонаря высветил стол и сосредоточился на приоткрытом ящике над головами Джо и Дульси. Полицейский подошёл ближе. Ноги в чёрных брюках и чёрные ботинки загородили весь обзор. От него пахло ваксой и ружейным маслом. Он стоял почти неподвижно и, судя по всему, изучал содержимое ящика стола. Кошки почти перестали дышать. Но в тёмных глазах Дульси блестели лукавые искорки любопытства. У неё был такой озорной вид, будто она готова выскочить из-под стола и начать заигрывать с офицером полиции. Джо строго уставился на подругу и сверлил взглядом, пока она не перестала ухмыляться и не забралась поглубже в темноту.

Наконец офицер отвернулся и направил луч фонаря на противоположную стену галереи. В два фонаря полицейские прощупали каждую тень, заглянули в каждую нишу. Как выяснилось, мир тесен. Лейтенант Бреннан и офицер Венделл присутствовали в автомобильном агентстве, когда капитан Харпер нашел там фальшивые деньги. Тогда Джо и Дульси, толкаясь под ногами у полиции, с величайшим удовлетворением наблюдали результат своих тайных усилий.

Бреннан был крупным парнем. Трудно сказать, что скрывала его облегающая форма – жир или мышцы. Венделл, наоборот, был худым, бледным и чересчур серьёзным. Джо не мог припомнить, случалось ли ему когда-нибудь видеть на этом узком лице улыбку.

Офицеры двинулись вглубь галереи, и стол погрузился во тьму. Дульси сменила позу, пытаясь немного расслабиться. Лучи фонариков выхватили по очереди дверь хранилища, три закрытые и обитую железом дверь.

Внезапно луч фонаря Бреннана метнулся назад, к столу Сесили, и нырнул под него. Яркий свет ударил в кошачьи морды. Слепящее пятно захватило их и не отпускало; они были похожи на мотыльков, которые не в силах оторваться от освещенного окна.

Увидев их, Бреннан опустил пистолет и рассмеялся.

— Кошки! Это всего лишь две кошки.

— Бог ты мой, — сказал Венделл. — Думаешь, тревогу подняли кошки?

— Сигнализация на уровне пола, любое движение приведёт сирену в действие. — Бреннан подошёл к столу, продолжая держаться спиной к стене и внимательно оглядывать помещение. Затем он наклонился и протянул руку.

— Выходите, вы двое. Давайте, вылезайте отсюда. — Он потянулся к Джо аккуратно, но властно.

Джо сердито заворчал. Бреннан отдернул руку,

— Ну ладно, не выходите. Как вас сюда занесло? Вы нездешние. Сесили не держит кошек. — Он поднялся. — Пусть остаются, может, потом сами выйдут.

Лейтенант двинулся прочь, затем оглянулся.

— Смотрите, не хулиганьте здесь.

Полицейские проверили висячий замок на обитой железом двери, поочередно открыли остальные, затем перешли в запасник. Там они включили свет и, прикрывая друг друга, обыскали все три узких прохода. Только убедившись, что всё чисто – нет ни посторонних людей, ни видимых признаков вторжения, кроме открытого ящика стола, копы вернулись, чтобы выпроводить кошек, но и тех под столом уже не было.

Джо и Дульси затаились в тёмном углу недалеко от выхода и в надежде сбежать выжидали, когда кто-нибудь из офицеров откроет дверь. Но, прежде чем они выскочили навстречу свободе, блуждающий луч Бреннана нашел их снова. Ослеплённый Джо заворчал. Дульси одарила Бреннана невинной улыбкой и нежным взглядом распахнутых глаз, а затем приподняла томно мягкую лапку – ну просто прелесть. Когда Бреннан наклонился, чтобы погладить её, только Джо, только другой кот, мог различить в глубине её зеленых глаз кошачье коварство.

За спиной у Бреннана Венделл нахмурился.

— А не те ли это двое, которые попадались нам у Бэкуайта? Те, что болтались вокруг, когда мы нашли фальшивые деньги?

— Вроде те же. Вот этот, серый, похож на кота Клайда Дэймена.

Венделл кивнул.

— Возможно, они забрели сюда, перед тем как мисс Аронсон заперла дверь, или когда кто-нибудь входил или выходил. А вот эта полосатая… Мне кажется, я видел похожую возле магазина готового платья на улице Долорес.

Бреннан пожал плечами.

— Сходи позвони Сесили Аронсон, там на столе есть телефон. Спроси, приедет ли она сюда, чтобы всё проверить, прежде чем мы закроем. Возьми носовой платок, чтобы не стереть какие-нибудь отпечатки.

Лейтенант снова наклонился и потянулся к Джо. Кот поднял лапу с выпущенными когтями, но удар наносить не стал. Он разглядывал полицейского и раздумывал.

«Глупый поступок, действительно глупый. Раскроем руку этому копу, и тебе гарантированы большие неприятности, задира».

Он втянул когти. Бреннан дотронулся до кошачьего уха осторожным, не внушающем угрозы движением. Он хотел погладить Джо по спине, когда крики с улицы заставили его обернуться и снова схватиться за револьвер. Стеклянная дверь загромыхала и задрожала под ударами кулаков.

— Что вы там делаете? Это мой кот! — Клайд забарабанил сильнее, и Джо испугался, что он разобьёт стекло. — Это мой кот, Бреннан, пусти меня!

Лейтенант поднялся, отпер дверь и включил свет. В дверях стояли Клайд и Чарли.

— Какого чёрта здесь творится? Опусти свой проклятый пистолет, Бреннан. Как мой кот – наши кошки – попали сюда?

Джо сидел, вытянувшись по струнке и навострив уши. Для него было большим облегчением видеть Клайда, но демонстрировать это он не собирался. Когда Клайд вошел в галерею,

Чарли остановилась в дверях, наблюдая за происходящим и с удивленной усмешкой переводя взгляд с полицейских на кошек и обратно. Пойманная с поличным на преднамеренном вторжении, Дульси взглянула на неё невинными глазами, а затем принялась умываться, словно вся эта суета вызывала у неё невыносимую скуку.

Клайд подхватил Джо на руки.

— Как, чёрт возьми, ты здесь очутился?

Джо холодно взглянул на него. Клайд держал кота чересчур крепко и испытующе смотрел ему в глаза. Затем перевёл взгляд на Дульси.

— Чем это вы здесь занимаетесь?

Но, судя по виду Клайда, знать это он не очень-то хотел.

— Они запустили сигнализацию, — объяснил Бреннан. — Она вон там, под окном. — Должно быть, они застряли здесь по ошибке. Ничего страшного не произошло.

Чарли опустилась на колени и подняла Дульси, обняв её как ребёнка. Кошка удобно устроилась у неё на плече и скосила глаза на Джо, откровенно забавляясь происходящим.

Бреннан убрал револьвер в кобуру.

— Сесили едет сюда, чтобы проверить, всё ли в порядке, — он кивнул в сторону открытого ящика стола. — Возможно, кто-то побывал здесь и ушёл. Наверное, у них были ключи, поскольку никаких признаков взлома нет.

Клайд уставился на открытый ящик, затем посмотрел на Джо. Он ничего не сказал, зато его взгляд был весьма красноречив. Клайд покрепче ухватил Джо за загривок, его кулак, казалось, пульсировал от злости.

— Извини, что они доставили неприятности, Бреннан, — сказал Клайд любезно. — Чёртовы кошки всегда лезут куда не просят.

Но, выйдя снова на улицу и хмуро взглянув Джо в глаза, он сказал:

— Какого дьявола вы там делали? Вы что, не можете не вмешиваться? И как мне теперь с тобой быть? Если я тебя выпущу, ты тут же попрёшься обратно. А я не собираюсь весь вечер нянчится с парой любопытных кошек. Я не знаю, почему вы не можете не лезть в неприятности. Не понимаю, почему нельзя вести себя более разумно.

Чарли удивлённо взглянула на Клайда.

— А ты не слишком близко принимаешь это к сердцу?

Клайд продолжал свирепо смотреть на кота.

Глядя на Джо и его хозяина, Чарли нахмурилась, словно чего-то не понимала.

— Мы можем отнести их к Вильме и запереть. Тогда нам удастся поужинать, я умираю от голода.

Усадив Дульси поудобнее и оглянувшись на Клайда, Чарли двинулась вверх по улице.

— Не стоит ожидать от кота предусмотрительности. Вряд ли он подумает о том, что произойдет, если он заберется в магазин. Откуда им было знать, что они не смогут выбраться?

Клайд не ответил. Джо понимал, о чём он думает. Самому Джо тоже хотелось кое-что сказать в ответ. Он терпеть не мог молчать. Со стороны Клайда было нечестно отчитывать Джо, когда тот не может ответить. Поэтому кот просто вонзил когти Клайду в плечо так, что у того перехватило дыхание.

Клайд попытался подсунуть палец под подушечки лап Джо и убрать причиняющие боль иголки. В этот момент светло-голубой «Мерседес» вывернул на улицу, и водитель помахал им рукой. Клайд тоже поднял руку в приветствии. Вероятно, это был один из его клиентов. Затем Клайд сжал лапы Джо, заставляя его втянуть когти и ослабить мертвую хватку, и снял кота с плеча. Этот зверь совсем отбился от рук. Интересно послушать, как он объяснит неурочный визит в галерею. Наверняка это имеет отношение к делу об убийстве. Клайду было известно непоколебимое пристрастие этой парочки к криминальным сюжетам.

Однако, чем бы эти двое ни занимались в галерее, нынешнее приключение никак не входило в вечерние планы Клайда. Полчаса назад они с Чарли гуляли, держась за руки, как дети, шутили, смеялись, обсуждали, где бы поужинать. Он не собирался закончить вечер, изображая бесплатное такси для кошек, которые склонны к противозаконным действиям.

Клайд и Чарли оставили машину у Вильмы, пока садилось солнце, прошли через городок до холмов, поднялись вверх мимо последних, далеко отстоящих друг от друга домов в сторону восточных гор, которые сияли золотом в медленно гаснущем свете заката. Они расположились среди громадных камней на крутом склоне холма, смотрели на распростертый внизу городок и любовались медленно гаснущим небом. Они смотрели, как в домах загорается свет, похожий на гирлянды праздничной иллюминация. Городок оживал, готовясь к вечеру. Откуда-то доносился запах горящего дерева. Дул прохладный ветерок, настроение Клайда и Чарли было умиротворенным и сентиментальным. Позже они неторопливо спустились с холмов и пошли назад через городок. Их безмятежность внезапно прервали полицейские сирены. Охваченные любопытством, они ускорили шаг и направились вслед за полицейскими автомобилями…

Сначала Чарли и Клайд увидели, как патрульная машина остановилась перед галереей. Затем в темном зале запорхали лучи фонариков. Пятна света внезапно остановились, выхватив из темноты двух кошек. Кошачьи глаза вспыхнули ярким отблеском. Джо и Дульси выглядели виноватыми, как любые двуногие воришки.

Клайд предположил, что своей бурной реакцией на это происшествие вызвал любопытство Чарли. Однако его страхи, похоже, были напрасны. Чарли, как и двое полицейских, не имела представления об истинной натуре этих кошек.

Джо поёрзал на плече у Клайда, занимая более удобное положение, и посмотрел на Дульси, которая свернулась на руках у Чарли, счастливая как птичка в гнезде. Кот спрятал когти, а затем даже потерся носом об ухо Клайда. Но тот сделал вид, что ничего не заметил. Иногда на Клайда нападало беспричинно кислое настроение.

— Мы забросим эту парочку домой и перекусим гамбургерами, — сказала Чарли. — Пять утра наступит уже совсем скоро. А завтра, без Стампса, придется вкалывать двенадцать часов, а то и больше. Но когда он вернётся со своей увеселительной прогулки, я его вышвырну.

Дульси подняла голову, навострила уши и повернулась у Чарли на плече, чтобы посмотреть на Джо. Её глаза округлились от любопытства.

— Успокойся, — сказала Чарли, поглаживая её. — Мы уже почти пришли. — Она взглянула на Клайда: – Ты решил, что делать с дневником Джанет?

Джо и Дульси встрепенулись. Чарли нахмурилась и перехватила Дульси поудобнее. Клайд посмотрел на Джо, покрепче прижал кота и чуть сощурился, видимо, поняв, в чём дело.

В ответ Джо невинно посмотрел на него. «Значит, ты нашёл дневник? И теперь знаешь, как он попал под крыльцо Джанет? Так неужели тебе непременно нужно строить из себя воплощенную добродетель?»

Но по крайней мере Клайд был настолько любезен, что соизволил донести до их ушей хоть какую-то информацию.

— Нам придется отдать книжку Харперу. Хорошо, что ты заезжала к Джанет после работы и оставляла еду для её кота. Нам повезло, что коробка с сухим кормом оказалась разорвана и пуста, а миска засунута под крыльцо. Иначе бы ты никогда не заметила этот пластиковый пакет.

— Я всё-таки не понимаю, зачем кому-то прятать её дневник таким образом. Почему его просто не украли? Если они намеревались это сделать, почему не забрали его с собой? — Чарли рассеянно гладила Дульси. — Должно быть, это собака Стампса съела весь корм. Никто другой не оставил бы таких огромных следов.

Чарли помолчала несколько секунд, а затем продолжила:

— Ты думаешь, Стампс забрал дневник из дома? Но зачем он ему, и зачем ему было там его оставлять? Я буду рада, когда избавлюсь от Стампса, он меня нервирует.

— Тебе сейчас слишком нужны помощники, чтобы увольнять Стампса только потому, что он берет выходной, а его пес на тебя рычит.

— Этот пёс рычал на Мэйвити уже с десяток раз. Если он укусит её или кого-нибудь еще на работе, мне придется отвечать в суде. А что если он укусит клиента? Мне кажется, Стампс подначивает эту тварь: он смеется, когда пес на меня рычит. Мэйвити это приводит в ужас. — Чарли вздохнула. — До сегодняшнего дня Стампса ещё можно было как-то выносить, но сегодня была последняя капля. Дождавшись конца рабочего дня, он заявил мне, что завтра берёт выходной, вот так, без предупреждения, а у меня нет времени искать кого-то ещё Он даже не потрудился соврать мне, что чувствует себя плохо; просто внезапно ему потребовалось срочно отправиться в Стоктон.

Джо взглянул на Дульси. Та, прижав уши, нервно била хвостом, её глаза горели.

Так вот оно что, завтра будет решающий день. Должен быть. День налета на семь домов на холме. Стампс берёт выходной, чтобы заняться своим настоящим делом. Джо облизнулся, не сводя глаз с Дульси. Она же взволнованно прижалась к Чарли, не находя себе места. Чарли опустила глаза, нахмурилась и снова начала гладить её.

— В чём дело, Дульси? Ничего страшного не происходит. Ты не испугалась в галерее, не испугалась полиции и их фонариков, а теперь вдруг… Что на тебя нашло?

Но Дульси напряглась не от страха, она просто была на взводе. Каждая её мышца подергивалась, а хвост и вовсе ходил ходуном. Маленькая пестрая кошка представляла собой настоящий сгусток энергии, готовой в любое мгновение вырваться наружу. Она горела охотничьей страстью сцапать этих двух взломщиков и увидеть, как свершится правосудие.

Глава 20

Машины, припаркованные у бордюра, в предрассветной тьме казались черными гиппопотамами. Их тела были покрыты росой, оставленной студеным дыханием ночи. Дорожка под кошачьими лапами была сырой и холодной. Лишь в одном из домов горел свет, большинство жителей все еще спали. Легкий бриз скользил по тротуару и дразнил Джо и Дульси, которые торопились вверх по улице. Они держались поближе к стоящим вдоль дороги машинам, чтобы в любое мгновение нырнуть под них, если из тьмы внезапно выскочит какой-нибудь злобный пес. Холод, исходящий от автомобилей, вызывал дрожь. Однако, поравнявшись с седаном «Шевроле», они неожиданно ощутили приветливое тепло. Усмехнувшись, кошки переглянулись и обнюхали заднее колесо.

Металл был сухим, и шина тоже, а колесо – таким горячим, что Джо, притронувшись носом к диску, отпрянул. От машины пахло выхлопными газами и свежим кофе. Кошки приподнялись на лапах, пытаясь заглянуть внутрь.

Тёмный салон казался пустым, однако они уловили слабый запах лосьона для бритья. Тогда они залезли в кусты возле оштукатуренного дома, откуда вид на окна «Шевроле» был лучше.

Внутри виднелись две фигуры – чёрные силуэты, замершие в темноте. Засада. Дульси улыбнулась и удовлетворенно замурлыкала. Капитан Харпер поверил ей. После её телефонного звонка он принял меры. В нескольких метрах от них офицеры Харпера сидели в своей неприметной машине, ожидая, пока Варни и Стампс приступят к делу.

По кошачьим расчётам, было примерно четверть шестого. Судя по записям, первые жильцы уйдут из дома в шесть пятнадцать, Джо и Дульси пересекли росистую лужайку и вскоре увидели остроконечную крышу первого отмеченного дома. Это было последнее здание на Кипарисовой улице, номер 3920, аккуратный белый домик. В двух окнах горел свет, вероятно, в спальне и ванной. Затем зажёгся и на кухне. Было слышно, как работает радио: диктор, похоже, читал утренний прогноз погоды. Потребность людей в прогнозах погоды всегда изумляла Джо и Дульси. Кошка может понять по запаху приближение дождя, почувствовать перемену ветра; любая кошка мгновенно узнает, когда меняется давление, просто по состоянию своих нервов. Высокое давление – бодрячок, низкое – дави ухо. Человеческая скудость чувств воистину достойна сожаления.

Подобравшись поближе к дому номер 3920, кошки услышали слабое гудение водопроводных труб, будто кто-то принимал душ. Они почувствовали запах кофе, потом яичницы, потом сигаретного дыма.

Судя по наблюдениям Стампса, Тим Хамри покинет дом минут через десять на белой «Тойоте». Его жена Джун должна уйти на пять или десять минут позже, у неё старый черный седан Форд». Детей у четы Хамри не было. Не было у них также ни собак, ни электронной сигнализации.

Кошки вошли в соседний двор, пробежали через клумбу с покрытыми росой хризантемами и вскарабкались по шпалере с розами на крышу, откуда могли беспрепятственно наблюдать предстоящую драму. С конька крыши им открылся ничем не нарушаемый вид на дом 3920 и ближайшую округу. Узкие улочки были освещены тусклыми фонарями, мягко сиявшими на каждом углу.

Свет в ванной Хамри погас, вскоре послышался стук вилок и ножей по тарелкам.

Пока Тим и Джун Хамри наслаждались завтраком, в четырех кварталах от их дома появилась одинокая фигура с громадной собакой – Стампс и чудовище.

— Зачем он взял с собой собаку? — спросила Дульси.

— Не знаю. Может быть, пёс стоит на шухере. Он достаточно громко лает. — Джо поднялся повыше по крутому скату, продолжая следить за Стампсом. — Они направляются прямо к машине с полицейскими. Пёс их раскусит.

— О нет. Это будет провал.

Кошки затаили дыхание.

Дёрнув поводок, пёс затормозил у «Шевроле» и повёл носом. Стампс выругался и потянул его дальше. Однако пёс, обнюхивая машину, зарычал так, что грозил перебудить все окрестности,

Дульси застонала. Это был конец. Стампс увидит копов и смоется.

Но нет, пёс уткнулся носом в дорожку. Он сопел и лаял, порываясь бежать вверх по склону и дергая Стампса. Его интересовали не люди Харпера, а след Джо и Дульси. Он тянул прямо к дому, на крыше которого сидели кошки.

Джо едва не рухнул от смеха, пришлось уцепиться когтями за дранку. Зверь протащил Стампса полквартала, прежде чем тот смог его остановить. Стампс выругался и хлестнул пса концом поводка. Зверь сжался и огрызнулся, однако подчинился и пошел у ноги на коротком поводке. Стампс повел его на противоположную сторону улицы, направляясь не к дому 3920, а к Варни.

В коричневом здании свет не горел. Жилище Бланкеншипов было погружено во тьму. Но едва Стампс приблизился, дверь гаража распахнулась. Он быстро вошел внутрь. Джо и Дульси услышали, как он что-то сказал псу, и увидели, как тот запрыгивает в кузов. Стампс прошел глубже, в сторону кабины и исчез из вида.

Кошки слышали, как дверь пикапа открылась и закрылась. Судя по шевелению за окном затемненного гаража, Варни смотрел на холм, следя за домом Хамри.

Грузовик стоял в темноте, без света. Эти двое, должно быть, ждали, пока Хамри уйдут на работу. Дульси зевнула и устроилась поудобнее на скате крыши. Предрассветное небо начало сереть, черные ветви деревьев проступили из тьмы. Вдали за черными холмами высокая гряда прибрежных гор выделялась темным силуэтом на стальном небе. Дверь гаража Хамри открылась. Появился хозяин дома в желтовато-коричневом костюме и черных ботинках. В освещенном гараже было отчетливо видно, как он сел в белую «Тойоту», затем послышался звук двигателя.

Водитель дал задний ход, оставив открытой дверь гаража, и направился вниз по холму; его фары выхватили из тьмы несколько припаркованных автомобилей и мазнули по окнам машины наблюдения. Стекла блеснули, но в салоне никого не было видно – видимо, полицейские пригнулись.

Джо разглядывал слабо освещенные улицы, спрашивая себя, не стоит ли где-нибудь второй автомобиль. Каждая тёмная безмолвная машина казалась совершенно пустой. Джо не мог различить ни единого движения внутри, не видно было и красных точек сигарет, впрочем, ни один коп не стал бы курить в засаде. Возможно, они жуют жевательную резинку и выплевывают ее в пластиковый стаканчик. Наверное, полицейские потягивали кофе, чтобы не замерзнуть, и зевали, наблюдая за домом 3920 и темным открытым гаражом Варни. Такое наблюдение, должно быть, похоже на охоту: дождись, пока добыча шевельнется, удостоверься, что зажал её в угол, — и хватай.

Из освещенного гаража Хамри послышался звук закрываемой двери. Появилась женщина в темном костюме, села в черный «Форд» и запустила мотор. Она дала ему поработать некоторое время на холостых оборотах, а затем вырулила из гаража.

На дорожке у дома она быстро вылезла из машины, вернулась, чтобы выключить свет и закрыть подъемную дверь. Любопытно: дверь у них не электрическая. Возможно, прежде они держали кошек, а автоматические двери для кошек – верная смерть. Как только Джун Хамри уехала и задние фары её автомобиля исчезли внизу, Варни завел мотор. Фары он включать не стал. Мотор захрипел, изрыгая белый дым. По-прежнему не зажигая фар, Варни выехал из гаража. Открытый проем кузова зиял черной дырой. Посередине кузова стоял пёс, пытаясь удержать равновесие. Его основательно качнуло, когда машина повернула и направилась вверх по улице.

Рядом с собакой стояли четыре пластиковых мешка для мусора, доверху наполненные и крепко завязанные.

— Что это за мешки? — Дульси пригнула голову к скату крыши и всмотрелась в темноту.

Грузовик двинулся вверх по холму. Притормозив возле дома 3920, он бесцеремонно, словно имел на это полное право, вкатился на подъездную дорожку, продолжая работать на холостых оборотах. Скорее всего злоумышленники вглядывались в окна, дабы убедиться, что дом действительно пуст. Варни прикрепил к борту грузовика написанную от руки табличку: «Спасите землю! Сдавайте мусор на переработку».

Кто бы заподозрил в чём-то дурном парней, которые тратят своё время на сбор вторсырья? Возможно, в этих мешках для пущего правдоподобия действительно лежали пивные банки. Крепнущий утренний бриз принес запах тухлой рыбы. Оглядывая улицу, Джо заметил вторую машину с полицейскими.

— Там через улицу, через три дома, старый универсал.

Дульси, прильнув к дранке, посмотрела в указанном направлении.

— Откуда ты знаешь? Я не вижу ни души.

— Я видел движение за стеклом, там тень промелькнула. Стампс вылез из грузовика, чтобы открыть гараж Хамри, и Варни въехал туда задним ходом. Оставив гаражную дверь открытой, двое мужчин исчезли внутри. Пёс по-прежнему торчал в кузове.

— Меня удивляет, что он остался здесь, — сказала Дульси. — Стампс не привязал его.

— Возможно, он не так бесполезен, как мы думали.

Кошки услышали тихий щелчок в гараже, а затем звук мягко закрывающейся двери. Спустя мгновение слабый свет заметался, словно одуревший светлячок, в окнах кухни, а затем исчез.

— Пошли, — сказала Дульси, — Там широкие подоконники. Мы можем заглянуть прямо внутрь.

— Подожди минутку, я видел свет фар внизу на холме, а потом он пропал.

Небо постепенно бледнело, дома приобретали очертания, кусты выделялись черными силуэтами. В машине наблюдения опять мелькнула какая-то тень, и снова воцарился покой. Кошачьи лапы и уши замерзли. Ранний завтрак, состоявший из свежеубитого кролика, который прекрасно согревал их в течение некоторого времени, начал проигрывать битву с холодом Взглянув в сторону дома Джанет, кошки увидели третий автомобиль, который двигался, не зажигая огней. Он остановился на улице ниже её дома под вереницей эвкалиптов с их низко висящими листьями.

Что-то блестящее мелькнуло в заднем окне и пропало В темном стекле отражались только кинжально острые листья. За этими отражениями можно было увидеть лишь слабый намёк на профиль водителя. Автомобиль остановился недалеко от второго отмеченного в списке Стампса дома, офицерам которые вели наблюдение, был хорошо виден оттуда задний двор этого здания.

— Харпер отлично всё устроил, — сказал Джо. — Три засады.

— Мне с трудом верится, что он сделал это из-за списка и телефонного звонка. Возможно, всё из-за того, что Стампс был освобожден условно.

— Кто знает? Может, и за Варни что-то числится.

— Я бы не удивилась. — Дульси облизнулась, изучая расположен всех трёх машин. — Им виден каждый из отмеченных домов.

Грабителям пришлось бы перемещаться вверх и вниз по склону, следуя индивидуальному расписанию каждого из домовладельцев. К моменту полного воплощения их замысла, если бы полиция не наблюдала за ними, уже совсем бы рассвело. И никто из соседей не стал бы возражать против их присутствия, увидев табличку Варни и посчитав, что альтруисты в старом грузовике собирают жестянки и газеты для переработки.

Но вот двери машины, стоявшей на улице недалеко от дома Джанет, беззвучно открылись. Оттуда выскочили два офицера и стали спускаться по холму во двор, расположенный позади второго дома.

— Они собираются их там арестовать, — сказала Дульси. — После второго ограбления.

— Возможно.

— Айда туда! Мне хочется посмотреть, как возьмут эту парочку.

— А вдруг они арестуют их здесь? Тогда мы всё пропустим. Если они уже здесь убедятся в краже, зачем им позволять Варни и Стампсу потрошить другой дом?

— Чтобы собрать больше доказательств. Спускайся. Если мы разделимся, один из нас наверняка увидит, чем закончится дело

Джо встревожено посмотрел на подругу.

— А ты останешься на крыше? Не будешь шнырять по окнам?

Она только улыбнулась.

— Послушай, Дульси, туда идти глупо.

— Ладно, так и быть, — недовольно сказала она.

Джо внимательно оглядел её.

— Я обещаю. — Кошка махнула хвостом и зашипела.

Джо заворчал, легонько шлепнул её и покинул крышу, спустившись по шпалере. Однако он продолжал беспокоиться за Дульси. Если она туда пойдет и если полиция будет действовать быстро, её просто могут там затоптать.

Но он не может нянчиться с Дульси. Кот помчался вниз по холму к дому Джанет, Возле дома второй жертвы он оглянулся и посмотрел туда, где оставалась Дульси. Да, она всё ещё была там. Он вздохнул с облегчением. На коньке крыши была видна небольшая темная выпуклость, маленькая горгулья на фоне бледного неба. Он двинулся дальше в сторону машины наблюдения.

Едва Джо скрылся во дворе второго дома, упомянутого в списке Стампса, Дульси подползла к краю крыши. Она забралась на водосток и принялась разглядывать дом Хамри, следя за порхающим лучом фонарика взломщиков за темными окнами. Эти двое не торопились, да и зачем? В их распоряжении было полчаса до того, как опустеет следующий дом. Луч фонаря перелетал с места на место, как пьяный мотылек. Дульси легко могла себе представить, как грабители выдвигают ящики и открывают дверцы шкафов, забирая небольшие ценные предметы, возможно, ювелирные изделия, оружие или наличные.

Тенистые кусты во дворе Хамри представляли собой превосходное укрытие. Кошка уже собиралась спуститься по шпалере, когда увидела в кустах на дальнем конце подъездной Дорожки скрюченную темную фигуру. Какой-то человек прятался там. Она пригнулась, продолжая наблюдать.

Человек был в тёмной одежде, но, когда он повернулся, Дульси заметила какой-то отблеск. Пистолет? Она напряжённо смотрела, не появится ли этот проблеск снова.

Предмет был круглый и очень блестящий. Возможно, объектив фотоаппарата, отразивший отсвет бледного неба. Человек привстал и крадучись переместился вперед. Должно быть он двигался беззвучно, поскольку пёс не повернулся. Зверь всё ещё стоял в грузовике, наблюдая за домом, словно прислушивался к звукам, которые производил его хозяин.

Из этих кустов полицейский может сделать отличный снимок грузовика или помещения гаража, когда там появятся взломщики.

Дульси размышляла: можно ли это счесть полицейской ловушкой? Но судья Уэсли и судья Сандерсов были старомодными и непоколебимыми служителями закона; их не так легко заставить снять обвинение. Если человек виновен, он виновен.

Наблюдая за фотографом, Дульси сползла по шпалере, пробежала через открытую лужайку во двор Хамри и нырнула в кусты. Она бесшумно остановилась всего в нескольких шагах от затаившегося полицейского.

С этой позиции ей были лучше видны гараж и дверь в дом, откуда доносились негромкие удары, как будто там перемещали тяжелые предметы. Она слышала, как Варни негромко выругался, затем внутренняя дверь открылась.

Двое мужчин вышли оттуда: Стампс нес телевизор, Варни держал под мышкой проигрыватель для компакт-дисков и две колонки. Напротив них, через дорожку, полицейский поднял свой фотоаппарат.

Сквозь объектив он проследил каждое движение, пока мужчины загружали машину. Тихое пощелкивание створок было почти не слышно за шепотом взломщиков и скрипом рессор. Они вернулись в дом и вышли со вторым телевизором, микроволновкой и несколькими картонными коробками, а также двумя пластиковыми мешками, в которых лежали непонятные, но явно тяжелые предметы. Продолжая наблюдение, Дульси выползла из кустов.

Пёс зарычал. Дульси застыла. Он метнулся с грузовика прямо на неё.

Однако его целью была не кошка, а фотограф. Пёс повалил его навзничь, фотоаппарат отлетел в сторону. Прежде чем полицейский успел откатиться, пёс бросился прямо на его лицо. Защищаясь, офицер ударил зверя и попытался закрыться руками, но пёс яростно нападал и готов был загрызть фотографа. Одним гигантским прыжком Дульси взлетела на спину псу и что было сил вонзила в него когти. Отчаянно работая когтями, она зацепила висячее ухо и едва не повисла на нем.

Пёс крутанулся, тряся головой. Он бросил полицейского и кинулся вперед, едва не схватив кошку. Дульси продолжала драть его когтями. Зубы пса скрежетали так близко, что она чувствовала его вонючее дыхание. Еще один поворот, и он её схватит. Полоснув пса по морде, Дульси соскочила с его спины и бросилась наутёк.

Она летела вверх по склону, а пёс мчался за ней. Послышался выкрик Стампса:

— А ну вернись сюда! Полезай обратно в грузовик. И крик Варни:

— Оставь эту чертову псину!

Пёс прибавил ходу.

«Зачем я это сделала? — Дульси в панике домчалась до кустов ежевики и нырнула под спутанные ветви. — Какого дьявола я там натворила? Слава Богу, меня живьём не сожрали. Этот коп мог бы пристрелить проклятого пса».

Правда, пёс сбил его с ног и едва не вцепился в горло, грозя разорвать артерии, так что полицейский свой пистолет и достать бы не успел.

Пёс полез в ежевику вслед за Дульси. Она выскочила из-под веток, он ломился следом. Зверь её не видел, но чувствовал запах. Она побежала, петляя как заяц.

Кусты кончились. Дульси замерла, чтобы отдышаться на краю открытого холма. Пёс уже был рядом, он пыхтел и озирался.

Выше не было ничего, кроме громадного пространства, покрытого низкорослой травой; ни домов, ни крепких деревьев, только редкие длинные и тонкие деревца.

Кошка ринулась вверх по холму, унося ноги, спасая свою жизнь.

Глава 21

Дульси неслась, едва касаясь лапами земли, стремительными прыжками взлетая над поблекшей травой. Страх гнал её вперед. Но и там никакого укрытия видно не было, только маленькие деревца высотой не больше кустарника. Пёс прибавил ходу, свирепо клацая зубами прямо над её хвостом. Внезапно кончик хвоста полоснуло болью. В отчаянии Дульси рванула вперед, к ближайшему молодому деревцу, с ужасом думая, выдержит ли оно её. Взлетев на тонкий ствол, кошка уцепилась за ветки.

Она оказалась лишь немного выше собачьей морды. Добежав до дерева, пёс уперся в него лапами. Дульси влезла чуть повыше. Дерево раскачивалось взад-вперед под собачьим весом, тонкий ствол сгибался, готовый в любую минуту сломаться. Кошка попыталась подняться еще, но ветки были слишком тонкими и не выдерживали её веса. Кора дерева оказалась слишком гладкой, а ствол слишком тонким, чтобы как следует за него ухватиться. Деревце угрожающе раскачивалось, громыхая сухими стручками, и запах эвкалипта разлетался по ветру. Внезапно пёс подпрыгнул, да так высоко, что почти достал Дульси. Зубы лязгнули и нескольких сантиметрах от её носа, а ей даже некуда было увернуться.

Дульси еще раз хорошенько полоснула его когтями. На собачьей морде выступила кровь, кровоточило и порванное ухо.

Оставаться здесь было нельзя, но и бежать тоже было некуда: кругом лишь поросший травой склон. Правда, выше по холму, метрах в пятнадцати, из склона торчала дренажная труба. Дульси могла видеть её открытую горловину, из которой сочилась скользкая жижа. Заглянуть глубже отсюда не получалось, видна была только круглая дыра, а чуть подальше – три небольших бугорка, заросших травой. Вероятно, они образовались из отвалов земли при прокладке трубы. Дульси легко пролезла бы в это отверстие, однако оно могло быть достаточно большим и для пса. А если она окажется внутри с этим зверем, следующим за ней по пятам… Перспектива не из приятных.

Впрочем, выбора не было. Дерево могло вот-вот сломаться или согнуться до самой земли под мощными толчками дворняги. Оценив расстояние, Дульси заняла стартовую позицию между тонких веточек, ища точку опоры и надеясь, что ей удастся прыгнуть достаточно далеко для успешного пятнадцатиметрового спринта.

Она замерла; каждый её мускул был туго натянут, а выбрасываемый в кровь адреналин заставлял сердце работать, как пневматический бур.

Дульси перелетела через голову пса, приземлилась и бросилась бежать. Пёс рванул следом и попытался достать её. Кошка увернулась, чиркнула когтями по его морде, сделала кувырок и снова рванула к трубе. Она была всего в нескольких сантиметрах от собаки и теперь мчалась, не оборачиваясь. Она скользнула в черноту и захлюпала по грязной жиже, содрогаясь от страха, что зверь протиснется за ней.

Наконец, когда она забралась достаточно далеко по узкому туннелю и уже не слышала своего преследователя, Дульси обернулась и посмотрела назад.

Конец трубы был закрыт. Пёс ухитрился просунуть внутрь голову и одну лапу и теперь пытался пропихнуть плечо. Однако размер трубы был неподходящим. Если он протиснется глубже, то наверняка просто застрянет. Усмехнувшись, Дульси потрусила вниз по трубе прямо к нему.

Появление кошки едва не свело его с ума. Он изо всех сил пытался влезть внутрь, из окровавленной пасти текла слюна глаза полыхали от ярости.

Дульси подбежала к нему, зашипела, и с оттяжкой саданула его до морде. Потекла кровь. Пёс попытался достать её, но безрезультатно, она отступила. Затем она развернулась, помахала хвостом у него перед носом и двинулась вглубь трубы.

Однако что-то её беспокоило. Некая промелькнувшая картина, запечатленная сознанием, настойчиво требовала осмысления. Перед внутренним взором Дульси предстали три небольших пригорка на фоне более высокого холма. Два из них были округлыми, а третий резко обрублен, словно гигантским топором.

Дульси вздрогнула. Захваченная непонятными образами, она села в грязь и уставилась во тьму, вспоминая картину из своего сна.

Всё было точно таким же: темный туннель, ощущение наваливающихся стен, которые угрожают раздавить. Даже липкий ил под ногами был тот же самый: разбухшая вонючая жижа, как и в том сне.

Судорожно вздохнув, Дульси осторожно двинулась дальше.

Опасливо ступая, плотно прижав уши и опустив хвост, она медленно шла по узкой трубе, содрогаясь от царившего здесь холода. А впереди что-то лежало. Что-то ждало её в черном пространстве туннеля и тянуло в темноту.

Далеко впереди, в грязи, лежало что-то светлое. Когда она это заметила, больше всего ей захотелось повернуться и убежать.

Но всё-таки она приблизилась, пытаясь понять, что явилось её глазам. Светлое пятно стало обретать очертания. Находка оставалась абсолютно неподвижной, просто белесое нечто, лежащее в грязи. Дульси почувствовала запах смерти. Она подошла ещё ближе.

Перед ней лежала небольшая горка костей. Тоненькие косточки, хрупкие останки.

Маленький скелет лежал на илистом наносе, скопившемся около камня. Кости были чисто обглоданы, конечности и ребра разбросаны. Похоже, здесь поработали крысы. Несколько клочков светлого меха прилипли к лопатке. Череп был совершенно голым. Судя по его очертаниям, огромным глазницам и короткой носовой впадине легко было понять, кому он принадлежал. Крошечные резцы и похожие на кинжалы клыки также свидетельствовали о том, что никакой ошибки быть не могло: останки принадлежали коту.

Дульси придвинулась, стараясь разглядеть маленький, почти скрытый илом предмет, приделанный к свободно болтающемуся ошейнику.

Ошейник торчал вверх, как обруч, окружая крошечные позвонки хрупкой шеи мертвого кота. Ошейник когда-то был синим, но теперь поблек и почти сравнялся цветом с окружающей грязью. На нём была маленькая медная табличка с тремя выгравированными словами, покрытыми илистым налётом. Дрожащей лапой Дульси стерла грязь. Она прочитала имена кота и его владелицы. Кошка уселась рядом со скелетом и принялась внимательно разглядывать еще один предмет, лежавший в липкой тине. Когда она наклонилась, её усы коснулись кошачьего черепа.

К ошейнику были прикреплены наручные часы.

Даже сквозь слой грязи можно было понять, какие они тяжелые и богато украшенные, увидеть часть корпуса, обрамленную двумя золотыми эмблемами, похожими на крылья летящей птицы. Дульси понюхала их и отступила, глядя на жалкие останки белого кота и последнее звено в разгадке смерти Джанет Жанно.

Кошка дрожала, но не от холода. Казалось, она совсем забыла про туннель, и слизистую грязь, и пса, который всё ещё пытался пробраться внутрь, чтобы расправиться с ней. Всё её внимание, все её мысли были прикованы к белому коту. Он привёл её сюда, дал ей последний ключ.

Однако белый кот не только стремился предоставить ей эту завершающую улику; явившись в её сон, он сказал ей гораздо больше. Он взывал к ней из-за последней черты, из неведомого чертога, который лежит за краем бытия, он говорил с ней. Белый кот являлся ей во сне как часть той непостижимой реальности, что закрыта для обычного глаза. Она на мгновение обрела возможность увидеть, что лежит за пределами смерти.

Дульси так увлеклась этими размышлениями, что не заметила, как в туннеле стало светлее. Обернувшись, она увидела, что горловина трубы пуста. Пёс всё-таки вылез оттуда и ушёл, а может, уселся снаружи, утирая окровавленную морду и поджидая её.

Чувствуя себя сильной, почти непобедимой, Дульси направилась к выходу. Выглянув из трубы, она внимательно осмотрела кусты и склон холма, а потом приподнялась на задние лапы, чтобы заглянуть за верхний край трубы.

Пёс исчез.

Дульси уселась у входа в трубу и погрузилась в раздумья Странно, что пес сдался так легко. Она почистилась, пригладила мех, размышляя о белом коте, о смерти Джанет и о часах принадлежавших Кендрику Малу. Это вычурное ювелирное изделие точь-в-точь походило на те часы, которые они видели на фотографии в газете.

Как часы оказались на ошейнике белого кота? Неужели их прикрепила туда Джанет, когда ей оставалось жить всего лишь несколько минут?

Фотография сделана всего за несколько дней до открытия выставки, и тогда эти часы были у Мала на руке. Потерял ли он их в то утро, когда произошел пожар? Ждал ли он в мастерской, когда Джанет поднимется наверх? Вошел ли он туда пока она готовилась к работе, раскладывала сварочное оборудование и заполняла кофеварку?

Или он побывал там раньше? Может, в предыдущий день и тогда потерял свои часы?

Дульси вылизывала раненый кончик хвоста, счищая засохшую кровь и успокаивая кожу там, где был выдран клочок меха. Она продолжала размышлять о часах Мала. Он бы не оставил их в студии Джанет преднамеренно, ему там нечего было делать.

Облизывая хвост, Дульси с удовлетворением выяснила, что ни один из его позвонков не поврежден. Повезло – а ведь могла бы потерять половину хвоста, как бедняга Джо. Хотя он, похоже, превосходно жил со своим обрубком и гордился им, словно был каким-то диковинным ретривером, этаким особенным охотничьим котом.

Что до неё самой, утрата хвоста была бы непоправимой потерей. Дульси чрезвычайно гордилась этим темным, цвета норки, шелковистый полосатым украшением. Еще до того как научилась говорить по-человечески, она использовала хвост для выражения своих чувств и мыслей наравне с глазами и ушами. Её репертуар танцев хвоста мог сообщить внимательному зрителю весь спектр кошачьих потребностей и чувств. Для Дульси была невыносима даже мысль о том, что столь элегантной и незаменимой части ее наряда мог быть нанесен ущерб.

Что ж, её драгоценный хвост был цел и невредим, рана оказалась всего лишь царапиной. Она заживет, а шерсть снова вырастет.

«Так это Мал убил её, — взволнованно рассуждала Дульси. — Последнее, что сделала Джанет на этой земле, — прикрепила часы Мала к ошейнику Бинки и каким-то образом прогнала кота, заставила его убежать из горящего здания».

Дульси вспомнила о белом коте, который после смерти стал являться ей во сне, показывая то, о чем она не могла узнать никаким иным образом, и внушая пьянящую надежду на то, что ее ждет что-то еще, иная жизнь после того, как оголятся ее собственные косточки. Обещание блаженства, как Вильма однажды ей читала, блаженства, совсем не похожего на обычное наслаждение. Великолепие иного света, света из другого измерения.

Она встала, выбралась из трубы на свежую зеленую травку и села в тонкой полоске солнечного ручейка, сбегавшего по склону у нее за спиной. Обернув себя хвостом, кошка сидела, созерцая то ниспадающие холмы, то загадочные небеса. Глубокая чистая радость будоражила ее, пульсировала и пела в ее душе.

Там-то и нашел её Джо, сидевшую со счастливым видом на солнышке и раскатисто мурлыкавшую.

Глава 22

В тёмной и склизкой водосточной трубе Джо, сидя рядом с Дульси, глядел на горстку костей, хрупкий белый череп, поблекший ошейник с металлической пластинкой и заляпанные грязью часы – часы Мала.

Долгое время он смотрел на всё это молча, а затем сказал:

— Жаль. На самом деле жаль, что их нельзя использовать как улику.

— Ничего подобного, — зелёные глаза Дульси сверкнули. — Почему нельзя? Как ещё они могли оказаться на ошейнике Бинки, если Джанет не прикрепила их сюда перед смертью, когда начался пожар, и не прогнала кота, когда уже сама не могла выбраться? Это доказывает, что пожар устроил Мал, иначе зачем…

— Но, Дульси…

— Если Мал похитил картины, он мог тогда же потерять часы. Он торопился и не заметил этого.

— Это лишь предположение.

— В то утро, в понедельник, Джанет нашла часы и поняла, что Мал побывал в ее доме. Она должна была заинтересоваться, что он делал в ее студии. Но, возможно, не заметила никакого вмешательства. Картины лежали на стеллажах. Очень легко было не заметить, что вместо скоб на них появились кнопки. Время было раннее, она хотела закончить изваяние рыбы и торопилась приступить к работе. Возможно, она сунула часы в карман, собираясь позже выяснить, что Малу там было нужно.

— Но даже если…

— Дай мне закончить. Джанет сделала себе кофе и выпила какое-то количество. Пока она стояла, осматривая скульптуру, у неё началась реакция на аспирин, который Мал подложил в кофеварку. Она не поняла, в чём дело. Возможно, она подумала, что просто не выспалась. Может быть, даже выпила ещё кофе, пытаясь взбодриться. Потом Джанет открыла газовые баллоны, чтобы начать работу. А в тот момент, когда она открыла кислородный баллон, раздался взрыв. Тогда она уже чувствовала себя плохо, у нее кружилась голова и плыло в глазах. А когда начался пожар, Бинки, наверное, от испуга бросился к ней.

— Но даже если все так и произошло, мы не можем…

— Она ослабела и едва сохраняла сознание. Возможно, она пыталась выбраться. Если Бинки прибежал к ней, наверняка он был в замешательстве и страшно испуган из-за пожара. Они остались верны друг другу.

— Дульси…

— Тогда она вспомнила про часы. Мал был здесь, и он виноват во взрыве. Ей было очень плохо, возможно, она пострадала еще и от взрыва. Джанет достала из кармана часы и прикрепила их на ошейник Бинки. Из последних сил она прогнала кота, и он выскочил в окно. — Дульси замолчала, наблюдая за реакцией Джо, затем приподняла лапку. — Вот так и могло все это произойти.

— Даже если так оно и было, мы не можем сообщить об этом полиции.

— Почему бы нет? Не вижу причины…

Джо положил свою белую лапу на её пеструю полосатую лапку.

— Откуда информатору знать, что улика находится в зарытой водосточной трубе на расстоянии почти пяти метров от входа? На такое расстояние человек ни влезть, ни заглянуть не смог бы.

— Но я… Мы же не можем передвинуть останки Бинки вместе с часами, мы же все испортим. — Она изогнулась и лизнула свое плечико. — Я бы могла сказать, что выгуливала своего пуделя, он сунулся в эту трубу и я…

— И ты – человек, не забывай – смогла отчетливо разглядеть в темноте на пятиметровом расстоянии эту горку костей?

— А может, у меня был фонарик? — Ну и что, ты увидела со своим фонариком эти косточки и решила, что это кот Дженет Жанно? Что к его ошейнику прикреплены часы, принадлежащие убийце? Между прочим, эти часы снаружи не видно. И как ты себе представляешь, эта пуделевладелица с помощью фонарика сумела прочитать надпись на табличке ошейника, которую тоже оттуда не видно? Конечно же она сразу догадалась, что это скелет пропавшего кота Джанет, Ты что, Дульси, не понимаешь? Мы никак не можем об этом рассказать Харперу.

— Но мы должны, Это единственное веское доказательство, что Роб не убивал Джанет.

Джо обернулся и взглянул на горловину трубы. В доводах Дульси был свой резон. Чем иначе можно было объяснить появление часов на кошачьем ошейнике?

— Возможно, — сказала Дульси, — если бы мы сумели найти пропавшие картины, на них обнаружились бы отпечатки Мала. Тогда, наверное, нам бы часы и не понадобились. Но всё-таки, если часы не столь важны, зачем Бинки привёл меня сюда?

Джо вовсе не хотелось говорить на эту тему. От мысли, что их направлял кот с того света, его бросало в дрожь. От таких мыслей Джо кубарем скатывался к умозаключениям чересчур тревожным и неприятным.

Дульси встала.

— Пошли на солнышко, а то мне дурно от этой грязи и вони и от вида бедняги Бинки.

Однако у выхода из трубы кошка замерла и опасливо выглянула наружу.

— Всё в порядке, — сказал Джо, подтолкнув её. — Он ушёл. Сейчас этот барбос уже в клетке под замком.

Джо растянулся на прогретой солнцем траве.

— Я надеялся, что один из полицейских его пристрелит, но такой удачи не случилось.

— А что вообще произошло? Ну-ка, давай, рассказывай.

— Только я забрался на эвкалипт возле машины с засадой, которая расположилась по второму адресу, как услышал на холме нечленораздельные крики. Сквозь ветки я увидел какую-то суету и решил, что у тебя возникли неприятности или вот-вот возникнут. И я бросился к дому Хамри. Когда я добрался туда, Варни сидел в машине и жал на акселератор, а Стампс бежал вверх по холму, пытаясь догнать собаку. Варни сорвался с места; похоже, он собирался бросить Стампса отдуваться за них обоих. Но еще две машины наблюдения были уже на ходу и моментально преградили ему пути к отступлению, встав поперек дороги в обоих концах улицы. Копы вытряхнули его из машины; представляешь, такой облом! Его заковали в наручники и заперли в полицейской машине, а трое полицейских помчались за Стампсом. Молодому фотографу здорово досталось, у него все лицо и горло в крови. Еще двое наложили ему повязки, пытаясь остановить кровотечение. Я там не стал маячить; почуял твой запах, запах этого пса и снова бросился бежать. Всю дорогу вверх по склону я чуял ваши следы, а еще запах крови. Я уже начал опасаться самого худшего, но все равно бежал по следу. А потом немного выше я увидел копов, которые отловили Стампса и как раз надевали на него наручники. Собаки нигде не было видно. Я уже почти добрался до них, стараясь не попадаться никому на глаза, когда они стали спускаться. Полицейские вели Стампса и волочили за ошейник дворнягу. Я слышал, как один из них проворчал что-то насчет блох и насчет того, чтобы посадить эту тварь в клетку для обследования. Они наверняка так и сделают, после того как он изувечил одного из их лучших сотрудников. У этого зверюги вся морда была в крови, и я подумал, что тебе конец. И чем выше по склону я взбирался, тем больше эта уверенность крепла. И вот я забираюсь еще на один пригорок и обнаруживаю тебя. Сидишь тут и мурлычешь на солнышке, словно тебе всё до лампочки.

Дульси улыбнулась и лизнула его в щеку.

— Значит, теперь все они за решеткой: Варни, Стампс, этот пёс.

Джо усмехнулся.

— Лихо ты управилась с этим дворнягой.

Она скромно улыбнулась, а затем испытующе посмотрела на Джо.

— Послушай, даже если мы найдём картины и удостоверимся, что их взял Мал, это не доказывает, что он убил Джанет. Только его часы, если там обнаружатся отпечатки Джанет, могли бы…

— Мал может сказать, что он отдал ей эти часы, например вечером во время приёма.

— Зачем ему было отдавать часы? Он же ненавидел Джанет.

Джо вздохнул.

— Бесполезно говорить об этом, все равно у нас нет возможности раздобыть для Харпера такую улику. Даже если мы её достанем, что капитан скажет в суде? Я, мол, случайно наткнулся на мертвого кота с этими часами на ошейнике, ненароком заглянув в дренажную трубу? И почему, если у Джанет хватило сил пристегнуть эти часы к ошейнику, она не смогла выбраться из горящей студии?

— Ты просто не хочешь понять, как могли развиваться события, — возмутилась Дульси.

— Я просто рассматриваю это дело с точки зрения полиции, с точки зрения адвоката. Джанет не была придавлена ничем тяжелым, переломов у нее тоже не было. Если она сумела нацепить часы на Бинки, почему не смогла выбраться, вылезти через окно?

— Не забывай: когда вспыхнул бензобак фургона, пожар превратился в адское пламя. — Дульси облизала лапу. — Джанет было дурно после аспирина, ее тошнило, она ослабела и из последних сил старалась не потерять сознание. По словам ее доктора, одного аспирина ей хватило бы, чтобы отдать концы. Она сумела только пошевелить руками, прицепить часы.

— Возможно, — с сомнением сказал Джо. — А с другой стороны, стала бы Джанет заниматься сваркой, когда Бинки находился в студии? Включила бы она горелку, если рядом находился кот? С его длинным мехом…

— Я полагаю, обычно она выпроваживала его, прежде чем начать работу. Может быть, приучила его выпрыгивать через открытое окно. Но в то утро кот не ушел и находился там, когда вспыхнул пожар. Джанет была не в себе, возможно, даже не поняла, что кот не ушёл, пока он не прибежал к ней после взрыва.

Дульси вздрогнула.

— Джанет отправила Бинки в безопасное место вместе с уликой. А Бинки… Бинки пришёл ко мне. И теперь, — тихо сказала она – мы должны помочь.

Утро набирало силу, солнце пригревало кошачьи спины.

— Если мы сможем найти картины, — продолжала Дульси, — тогда Харпер обратит внимание и на другие улики.

Джо взглянул на неё. Какая же она упрямая!

— И где нам искать эти картины? Тебе не приходило я голову, что Мал в ту же ночь мог увезти их назад я город?

— Он должен был торопиться, у него было всего несколько часов, чтобы смотаться сюда, подменить их, погрузить полотна Джанет, припрятать их где-нибудь и вернуться обратно в Сан-Франциско, в гостиницу. Сан-Франциско большой, — заметила Дульси. — Было ли у него время прятать их где-то в городе? Не забудь: он живет за много миль, в северной стороне, за мостом. — Она взглянула на Джо ясными зелёными глазами и продолжила: – Возможно, у него ушло бы меньше времени на то, чтобы спрятать картины в Молена-Пойнт,

— Ну да, прямо тут, у себя в квартире.

После развода с Джанет Мал сохранял за собой квартиру в кондоминиуме. Он пользовался этим жильем по выходным и, похоже, радовался, натыкаясь на бывшую супругу, тем более что ей эти встречи никакого удовольствия не доставляли.

— Если мы сможем проникнуть и его квартиру, — терпеливо разъяснила Дульси, — возможно, нам удастся отыскать квитанцию на складскую ячейку или что-нибудь в этом духе. Например, у Чарли на квитанции из хранилища написано её имя и номер отсека. Это городская камера хранения, там, на шоссе номер один. — Она ткнулась носом в шею Джо. — Мы можем попробовать. Забрались же мы в галерею, это оказалось совсем нетрудно. Можем залезть и к Малу.

Джо молча посмотрел на неё, затем встал и прошёлся вдоль зарытой в землю трубы. Он задержался на самом высоком из пригорков, насторожился и всмотрелся в невысокую насыпь, изучая, как она идёт по склону.

Внизу, у входа в трубу, Дульси продолжала греться на солнышке, с любопытством наблюдая за ним. Она не могла понять, что он задумал, зато почти воочию видела, как шевелятся мысли в хитром мозгу кота, который явно обдумывал какую-то безумную идею.

Стоя на взгорке, Джо улыбнулся.

— Иди вверх по трубе. Встань рядом с Бинки и вой – ори так, будто тебя чёрт щекочет.

— Что-что сделать?

— Пой, детка. Подними шум, вопи и завывай. Заливайся так же, как я возле дома Бланкеншипов.

Дульси недоуменно распахнула глаза и чуть наклонила голову. Потом улыбнулась и бегом скрылась в трубе.

Джо распластался на пригорке, прижался ухом к земле и прислушался.

Он услышал голос Дульси, причём даже громче, чем предполагал. Исходящие из-под земли жуткие завывания эхом отдавались в трубе и способны были, вероятно, пробудить даже усопшего Бинки. Ориентируясь по звуку, Джо прошёл до того места, где рельеф снова менялся, и насыпь упиралась в склон. На мгновение он замер и прислушался. Уточнив расположение источника звука, он принялся разгребать когтями траву, изобразив большой неровный крест.

Когда Дульси выбралась из туннеля и присоединилась к нему, Джо всё ещё собирал в траве небольшие камни и зубами перетаскивал их, выкладывая на выцарапанный в дерне крест. Она принялась помогать ему и утрамбовывать камни лапой поглубже в грунт.

Когда каменный иероглиф был закончен, они отправились вниз, чтобы нанести необъявленный визит в квартиру Кендрика Мала,

Глава 23

Квартира Кендрика Мала находилась на третьем, самом верхнем этаже кондоминиума – здания в средиземноморском стиле, находившегося в трёх кварталах от океана на западной стороне Молена-Пойнт. Здесь не было общей запирающейся двери, как опасался Джо. Это была открытая, широко раскинувшаяся постройка с палисадниками между выступающих корпусов. Возле белых оштукатуренных стен весь год цвели цветы, переливаясь оттенками оранжевого, красного и розового, а между ними до самой крыши возвышались шпалеры, увитые лианами бугенвиллеи с крупными красными цветами.

Каждая квартира первого этажа выходила на террасу, а стеклянные двери верхних этажей открывались на балконы, где стояли стулья из красного дерева и растения в горшках. Бугенвиллея доходила до самых перил балкона Мала, представляя собой отличный вертикальный путь, словно на заказ сделанный для любопытных кошек.

Осмотрев почтовые ящики в открытом, вымощенном плиткой дворике, Джо и Дульси направились к квартире 3С. Восхождение на балкон Мала было делом пустяковым. На окружающих балконах никого не было, в палисадниках тоже, поэтому никто их не заметил. В этот поздний послеполуденный час во всем здании, казалось, не было ни единого свидетеля.

Забравшись наверх, кошки увидели внизу, между зданиями, небольшую стоянку в окружении деревьев и цветов. Спрыгнув на балкон Мала, они попятились. Стеклянная дверь была широко открыта, изнутри доносилась тихая классическая музыка. В глубине светлой гостиной Мал сидел у громадного роскошного резного стола.

Он разговаривал по телефону. Из-за музыки разговора толком не было слышно, что-то насчёт доставки картины Похоже, он пытался договориться, на какое время подать машину.

Верхнее окно освещало комнату, пропуская каскад солнечного света к белым стенам и полированному дубовому полу, Обстановка в комнате представляла собой сочетание белой кожи и стали с добавлением нескольких темных резных антикварных столов и сундуков. Здесь же стояли полдюжины небольших декоративных деревьев в горшках. Подушки, разбросанные по длинному белому дивану, были обтянуты старинной яркой тканью. На полу лежал кирмановский ковер мягких оттенков красного и рыжего, словно отражение красных цветов бугенвиллей на балконе. На белоснежных стенах семь громадных живописных полотен создавали приятные глазу цветовые пятна. Разумеется, ни одно из них не принадлежало кисти Джанет. Не было здесь и работ Роба Лэйка.

Сквозь стекло кошки видели, как Мал повесил трубку и склонился над какими-то бумагами. В то мгновение, когда он отвернулся, чтобы вытащить папку из ящика стола, они скользнули внутрь, молниеносно скрылись за белым кожаным диваном и расположились в закутке между диваном и стеной. Оттуда кошки решили понаблюдать за бывшим мужем Джанет.

Мал был одет в безукоризненно выглаженные легкие брюки цвета слоновой кости и синюю шелковую рубашку. Но изысканный наряд, казалось, был слишком хорош для его кислой совиной физиономии и сутулых плеч, придававших ему еще большее сходство с этой птицей. Кошки ехидно переглянулись, развеселившись при виде его больших круглых очков. Даже нос Мала напоминал клюв. Дульси он показался таким смешным, что ей пришлось затаить дыхание, чтобы не рассмеяться. И хотя Мал был крупным и широкоплечим, он отнюдь не выглядел сильным. Его внушительная фигура казалась слепленной неряшливо, словно впопыхах. Мал производил такое впечатление, будто его оболочка внутри пуста – объём без силы, с хрупким и плохо скреплённым скелетом.

Кошки нетерпеливо ждали, пока Мал закончит работу. Наконец он поднялся и отправился на кухню. Они услышали, как дверь холодильника открылась и снова закрылась. Затем послышалось постукивание и позвякивание столовых приборов о тарелку. Дульси вспрыгнула на стол, а Джо скользнул за один из больших декоративных горшков, откуда мог наблюдать за Малом. Из своего убежища кот видел, как Кендрик сделал себе сандвич с мясом, достав тонкие ломтики из белой магазинной упаковки. Ржаной хлеб и говядина пахли так вкусно, что у Джо потекли слюнки. Но вскоре божественный аромат был перекрыт резким запахом горчицы. Джо никак не мог привыкнуть к дурацкой манере людей портить подобной гадостью отличное красное мясо.

Тем временем Дульси на столе перебирала лапкой содержимое настольного лотка и стопки бумаг, ища какие-нибудь записи об арендованной ячейке хранилища или месте на складе. Большинство бумаг оказались письмами, некоторые касались продажи картин. Она бегло просмотрела их, но не нашла ничего стоящего. Нигде не было упоминаний о каком-либо хранилище. Нигде, естественно, не упоминались и работы Джанет. Несколько кошачьих шерстинок пристали к бумаге, но тут уж ничего не поделаешь: никто не может усилием воли не линять. В качестве пресс-папье Мал использовал бюстик ребенка, а также кусок нефрита, большой и круглый как гусиное яйцо, и маленький бинокль. Их все очень трудно было сдвинуть, чтобы внимательно просмотреть лежащие под ними бумаги, и трудно вернуть на место. Дульси успела вернуть в прежнее положение бинокль и принялась сражаться с верхним ящиком стола, когда Джо негромко зашипел.

Кошка соскочила со стола, оставив ящик приоткрытым, и скользнула в темноту под столом. Стол у Мала был массивным, красного дерева, с круглыми резными ножками, между его боковинами и задней стенкой оставалось пространство сантиметров десять. Если будет нужно, она сможет протиснуться и туда.

Мал подошёл к столу, но садиться не стал, у него на ногах которые сейчас оказались в непосредственной близости от носа Дульси, были кремовые носки с рисунком в виде ромбов и мягкие кожаные шлёпанцы. Мал хмыкнул с некоторым удивлением, и Дульси услышала, как он задвигает ящик стола – тот самый, который ей с таким трудом удалось выдвинуть. Она услышала шуршание бумаги, словно хозяин что-то забирал со стола. Затем он повернулся и снова ушел на кухню. Послышался звук передвигаемого стула – наверное, сел за стол.

Дульси опять взялась за ящик.

Однако там оказались лишь канцтовары: карандаши, ручки, пластмассовая коробочка со скрепками и чековая книжка. Дульси вытащила её и открыла. Если даже Мал и обнаружит следы зубов на кожаной обложке, он вряд ли догадается об их происхождении.

Внутрь чековой книжки был вложен длинный тонкий блокнот. На его обложке Мал записал несколько телефонных номеров, какой-то адрес, а в левом нижнем углу обнаружились едва видные цифры, написанные карандашом: Л24 62 97. Сочетание показалось знакомым, это мог быть шифр замка. Во всяком случае похожий номер был у навесного замка Чарли.

Джо наверняка отпустил бы какое-нибудь замечание насчёт того, что Дульси роется в личных вещах Чарли. Но если даже сама Чарли не возражает, то на его выпады не стоит обращать внимание. А Чарли не ругалась, когда Дульси забиралась на её комод.

Разумеется, цифры на блокноте могли означать что угодно. Здесь не было ни названия хранилища, ни самого номера ячейки. Дульси дважды повторила про себя эту комбинацию, затем ещё раз. Было слышно, как Мал моет тарелку. Она обыскала другие ящики и заглянула под настольный коврик. Вернувшись под стол, она начала осматривать его снизу как заправский детектив, тут Джо снова зашипел, и послышалось мягкое шарканье тапочек. Скользнув под край стола, она притаилась за белым кожаным стулом. Музыка становилась всё громче и энергичнее, пока не стала почти военной. Стальные ножки стула были плохим укрытием, но искать другое было поздно. Может, Мал не посмотрит в её сторону? Прячась за холодным сверкающим металлом, Дульси обдумывала предстоящую задачу.

Им придётся заглянуть в каждое складское здание Молена-Пойнт, а попав туда, проверить комбинацию цифр с каждым замком. И как же им крутить все эти кодовые замки во всех камерах хранения, если они даже не могут до этих дурацких замков дотянуться? До сих пор Дульси не видела ни одной человеческой двери, задвижку которой она могла бы достать без труда.

Задача казалась неразрешимой. Не было никаких доказательств, что найденный номер был шифром замка, и никаких свидетельств того, что могло храниться за этим замком – возможно, ничего, кроме старой мебели или налоговых документов. Сколько таких складских комплексов было разбросано вокруг Молена-Пойнт? И сколько отдельных хранилищ в каждом из них?

Тут не поможет и телефонный звонок с вымышленной историей: «Это Кендрик Мал, я потерял номер своего отсека, а мне нужно переслать его своему другу…» Потому что наверняка Мал не стал бы резервировать камеру хранения на собственное имя. Когда Кендрик отвернулся, Дульси выскользнула из-под стула и устроилась за диваном рядом с Джо. Кот лежал, вытянувшись во всю длину, и дремал, словно ничто окружающее его не волновало. Дульси уселась рядом с ним, чувствуя себя подавленной.

Но когда музыка, лившаяся из проигрывателя, зазвучала громче, Дульси начала ерзать, и мысли закружились в её голове. Должен существовать более легкий способ найти нужный отсек хранилища.

Джо проснулся и уставился на подругу.

— Угомонись, — прошептал он. — Рано или поздно Мал должен будет уйти. Устраивайся поудобнее и поспи. Несколько часов, и мы прошерстим эту квартиру сверху донизу.

Кот перекатился на спину, закрыл глаза и заснул. Она смотрела на него, не веря своим глазам. От этих бесчувственных котов с ума можно сойти.

Однако Дульси всё-таки свернулась калачиком рядом с ним, стараясь придумать какой-нибудь план. Зазвучали мощные аккорды Стравинского. Кошка узнала мелодию поскольку слышала её дома. Всё ещё чувствовался запах мяса. И почему эти люди всегда всё портят горчицей?

Дульси слышала, как Мал несколько раз позвонил по телефону. Он заказал салат-латук, несколько замороженных завтраков, упаковку импортного пива и французский хлеб. Дважды позвонил в галерею в Сан-Франциско и поговорил с помощником; разговор касался каких-то продаж и налогов. Назначил встречу за обедом, перед заседанием местной художественной ассоциации. «Жар-птица» закончилась, и «Просветлённая ночь» Шенберга наконец убаюкала Дульси. Более знакомая музыка умиротворяла её, успокаивала взвинченные нервы. В пять часов Мал поставил пластинку с симфонией «Из Нового Света» и пошёл в душ. Дульси слышала звук льющейся воды. Затем из спальни послышался скрип выдвигаемых ящиков и громыхание платяных вешалок.

Пластинка закончилась, и Мал вернулся в гостиную. На нём были тёмные брюки, белая водолазка и замшевая спортивная куртка. Но даже в таком изысканном наряде Мал был похож на недовольную сову. Он выключил проигрыватель, закрыл дверь на балкон и вышел из квартиры. Джо проснулся в тот момент, когда Дульси промчалась к балкону и подпрыгнула, чтобы отодвинуть шпингалет замка.

Справившись с дверью, они выскочили на балкон, забрались на перила и посмотрели вниз. Кошки видели, как Мал пересёк автомобильную стоянку, сел в белый «БМВ» и уехал.

Холмы и горы за красными черепичными крышами домов золотились в послеполуденном солнце. Океана на западе и заходящего солнца отсюда видно не было, но справа вдалеке расплавленным золотом растекался залив. Вдоль залива протянулись пристани и склады.

— Мастерская Роба там, — сказала Дульси. — Готова поспорить: если у Мала был бинокль, он мог следить за Лэйком прямо отсюда.

— И что?

— Не знаю, но у меня какое-то странное чувство. — Дульси лежала на бетонном ограждении, легонько подбрасывая лапой цветок бугенвиллеи. — В то утро, когда случился пожар, Лэйк добрался до дома около четырёх. Так он заявил на суде. Он сказал, что допоздна задержался на вечеринке, приехал домой усталый и лег спать. Но затем около половины пятого его разбудил телефонный звонок. По словам Роба, он снял трубку, но говорить с ним не стали, поэтому он решил, что кто-то неправильно набрал номер.

— К чему ты клонишь?

Дульси лизнула лапу.

— Малу ничего не стоило завладеть ключами от машины Роба; например, когда художник разгружал в галерее картины. Взять их, выйти на несколько минут и сделать дубликаты.

Джо ждал, навострив уши.

— Допустим, Мал действительно взял картины. Он даже мог воспользоваться фургоном Джанет, забрав его со стоянки в «Святом Франциске» поздно вечером в субботу. Скажем, он приехал в Молена-Пойнт, открыл своим ключом её мастерскую, погрузил картины, спрятал их в отсеке хранилища…

— Если есть такой отсек.

Дульси нетерпеливо дёрнула ушками.

— Он спрятал картины и вернулся в Сан-Франциско в воскресенье на рассвете. Снова поставил ее машину в гараж…

— А как он мог поставить ее фургон на то же самое место, ведь на каждое из них есть свой талон?

— Он использовал свой собственный парковочный талон, на «БМВ». А потом, когда вернул под утро ее машину, получил другой талон, который пригодился ему, чтобы в воскресенье вечером забрать «БМВ». Но по пути он понял, что потерял свои часы. Он не мог развернуться и снова ехать в Молена-Пойнт: уже почти рассвело. А ему нужно было, чтобы его видели за завтраком в гостинице, это было частью его алиби.

— А потом, — подхватил Джо, — было уже светло, а Мал не хотел, чтобы кто-нибудь заметил, как он средь бела дня входит к Джанет в мастерскую. А в тот вечер, в воскресенье, открывалась выставка, и ему нужно было там присутствовать.

Мал заявил в суде, что после вернисажа не стал возвращаться в свой дом в Мельничной Долине, а отправился на квартиру в Молена-Пойнт, собираясь встретиться с двумя покупателями в понедельник утром. Оба покупателя, один из которых – известный коллекционер, подтвердили, что они действительно встречались с Малом в понедельник в первой половине дня.

Дульси спрыгнула с перил и стала ходить взад-вперёд по балкону,

— Должно быть, из-за часов Мал запаниковал. Он хотел вернуть их: был риск, что те найдут в студни Джанет. — Кошка улыбнулась и расправила усы. — Он добрался до своей квартиры уже после полуночи. Все его мысли были сосредоточены на часах. Может быть, он сидел здесь, на балконе, с биноклем и наблюдал за районом складов, дожидаясь, пока у Роба в мастерской загорится свет.

— Но когда свет зажёгся, — сказал Джо, — возможно, он всё жё не был до конца уверен, что это мастерская Лэйка. Поэтому воспользовался телефоном. Вот что это был за звонок.

— Да. Когда Роб ответил, Мал повесил трубку, сел в машину, поехал туда, взял «Субурбан» Лэйка и рванул к Джанет за часами.

Джо кивнул.

— Но Джанет уже встала, в студии горел свет, и он не посмел войти. Ему оставалось лишь надеяться, что часы будут уничтожены пожаром, расплавятся до неузнаваемости.

— А когда его часы не всплыли на процессе в качестве улики и никто не заявил, что видел, как он брал «Субурбан» или возвращал его, Мал решил, что он своего добился.

— Верно. Впрочем, всё это лишь предположения.

— Это не будет лишь предположениями, если мы найдем картины, — сказала Дульси.

Джо вздохнул.

— У тебя слишком буйное воображение. Это же всё равно что искать иголку в стоге сена. — Джо почесал блошиный укус, поднялся и пробежал по мягкому восточному ковру в сторону кухни, — Однако есть кое-что более срочное. Я не собираюсь обыскивать два, а то и три складских комплекса, все эти многокилометровые сооружения, на голодный желудок.

На кухне кошки оторвали половину от оставшегося куска жареного мяса, надеясь, что Мал не заметит, и с удовольствием слопали кусок камамбера, оставив подозрительно обкусанный ломоть. Они попытались по возможности выровнять сыр, старательно отщипывая маленькие кусочки по краю, потом вскрыли последний йогурт и спрятали пустую коробочку на дне мусорного ведра. Кто заподозрит, что кошки побывали в холодильнике? Подкрепившись, Джо и Дульси приступили к обыску, подобрав напоследок несколько выпавших шерстинок.

Они заглянули в кухонные шкафы, ящики комода, платяной шкаф и ночной столик, но ничего интересного не нашли. Однако, когда Дульси выволокла из-за ботинок Мала портфель, они поняли, что попали в точку.

В шкафу царил идеальный порядок. Висящая одежда была рассортирована по стилю и цвету при помощи замысловатой системы, специально разработанной для наилучшего использования пространства. На белых металлических полках-сетках внизу аккуратно выстроились двенадцать пар туфель и ботинок. Рядом стояла кожаная дорожная сумка, пара обуви для гольфа и небольшой металлический ящик с инструментами. В углу шкафа стояла дорогая на вид сумка для гольфа и почти метровой длины мощные болторезы. На нижней полке за ботинками лежал портфель. Кошки вытащили его, аккуратно отодвинув обувь.

Кодовый замок не был заперт. В портфеле обнаружилась пачка писем, а также стопка счетов и квитанций, скрепленные резинкой. Дульси стащила эластичный ободок, и они приступили к изучению бумаг.

— Не может быть, — сказал Джо, когда, дойдя до половины стопки, они нашли квитанцию из хранилища «Ржанка» на бокс номер К 20.

Дульси промолчала, только улыбнулась. Отсек был арендован четыре месяца назад, за годовую оплату в тысячу двести долларов.

Они сложили бумаги обратно в прежнем порядке, закрыли портфель и засунули за ботинки, идеально выровняв их, как это делал Мал. Спустя несколько минут они спустились по шпалере и направились к шоссе №1. Шифр замка был накрепко запечатлен в их смекалистых кошачьих мозгах.

Сгущался золотистый октябрьский вечер, небо подернулось полосками цвета индиго. Пробегая по Шестой улице и наслаждаясь теплом тротуарной плитки под лапами, кошки принюхивались к чудесным запахам свежескошенной травы, эвкалиптовых листьев и солёному йодистому аромату океана. Палитру дополняли дивные запахи домашней стряпни: жареной ветчины, расплавленного сыра и тушеного мяса. Перекус у Мала был всего лишь неплохой разминкой, но кто знает, есть ли что-нибудь съедобное в бетонном складском комплексе? Ведь неизвестно, сколько времени займут поиски. Кошки, как не раз указывал Джо Клайду, нуждаются в частых приемах пищи.

В заросшем саду кошки поймали скворца. Птица оказалась сытной, но жесткой, не то что мягкая, нежная плоть малиновки или голубя. Они торопливо закончили ужин, быстренько вылизались и побежали в опускающийся вечер.

Добравшись до туннеля, где шоссе №1 уходит под Шестую улицу, кошки повернули на север. Пробежав через узкую полоску садов, прыгая через цветочные клумбы и озираясь, не появится ли откуда нежданная собака, Джо уверенно смотрел вперёд; его жёлтые глаза горели. Дульси, поглядывая на него искоса, не могла удержаться от улыбки. Сейчас он был сама решительность, казалось, ничто не могло удержать их от проникновения в запертый бокс, даже если придется продираться когтями сквозь деревянную дверную плиту.

Там, где шоссе выходило из туннеля, метрах в трехстах впереди, уже показалась вывеска нужного складского комплекса. Красный неоновый свет был ярче, чем свежая кровь.

Они собирались проникнуть в хранилище перед закрытием, подождать, пока сторож запрет его и уйдет домой, оставив комплекс на их попечение. Дульси дрожала от предчувствия нового приключения. Сегодня ночью они действительно найдут нечто существенное. Если картины там, от обвинения в адрес Роба не останется камня на камне. Халтурное расследование детектива Мэррита, отсутствие у него серьёзных улик всем станет очевидно.

Сейчас она даже не думала о том, что их может постигнуть разочарование, что в боксе хранятся вовсе не картины Джанет, а что-нибудь иное; Дульси попросту отметала эту мысль как негодную. Она нутром чувствовала успех, была охвачена той же самой жаждой крови, тем же глубоким возбуждением, которое испытывала, когда мчалась среди холмов на вечернюю охоту. В эту ночь их непременно ждёт победа.

Глава 24

Хранилище представляло собой комплекс из двенадцати бетонных зданий, каждое не меньше тридцати метров в длину, с широкими проездами между ними. Крыши были крыты гофрированным металлом. Все сооружение было обнесено двухметровым забором, столбы и нижний край которого наглухо уходили в цементный фундамент. Постройка обладала очарованием концентрационного лагеря времен второй мировой войны: безжизненная, леденящая душу, она не оставляла ни малейшей надежды на побег.

Однако никаких узников здесь не было. Единственными видимыми живыми существами были кошки, которые мчались по широкому бетонному проулку в желтом сиянии дежурных ламп, расположенных с равными интервалами по карнизу здания. Они старались держаться подальше от центра проезда, где проходила забранная металлической решеткой двадцатисантиметровая канава, заполненная отбросами, клочками бумаги, грязными листьями и прочим мусором – например, заколками для волос и случайно потерянными ключами. Двери из гофрированного металла играли быстрыми бликами, вспыхивая в лучах резкого света. Некоторые из дверей были узкими, а некоторые широкими, как в двойных гаражах. Отсек К20 был примерно в середине последнего прохода. Часы показывали 8.15. Комплекс закрылся пятнадцать минут назад.

Чуть раньше, скользнув через открытые ворота, они спрягались за мусорными контейнерами и видели, как сторож вышел из своей конторы, запер её и направился к выходу. Контора занимала дальний конец здания, стоявшего вблизи ворот, свет там всё ещё горел. Кошки предположили, что машина сторожа припаркована за забором на улице – одна из тех, что стояли у тротуара перед соседним домом, где располагались магазины металлоизделий и прокат инструментов. Оба магазина были закрыты. Вскоре сторож появился и направился к воротам. Это был невысокий седоволосый старичок. Он закрыл соединенные цепью ворота изнутри, повесил замок и вернулся в контору. Покидать свой пост он явно не собирался. Старик вошел в маленькую контору, и вскоре лампы там погасли, зато зажегся свет в дальних помещениях. Донёсся звук телевизора – безошибочно узнаваемый «консервированный» смех комедийного телешоу.

— Он останется здесь на ночь, — сказала Дульси. — Мне не приходило в голову, что он может здесь жить. Но, возможно, телевизор забьёт шум.

— Вообще-то я не собираюсь производить никакого шума, — сказал Джо и потрусил вдоль здания, разглядывая номера.

Когда кошки обнаружили отсек К20 в здании рядом с задним забором, они обнаружили, что им потребуется вскрыть два замка.

Общая дверь вела в проход, куда выходили внутренние ячейки. Наружная дверь к боксам с К17 до К28 была заперта на кодовый замок. Возможно, он открывался с помощью найденного у Мала кода, а может, и нет. Скорее всего каждая отдельная дверь внутри была тоже заперта или на ключ, или на кодовый замок. Не меньшую сложность представлял собой замок на воротах. Видимо, у Мала был ключ от него, потому что он попал сюда в три часа утра; Кендрику пришлось вести себя очень тихо, загружая и разгружая картины, ведь старик сторож спал совсем рядом.

Кошки взглянули на висячий замок общей двери. Маленькие серебристые цифры были выгравированы на чёрном диске. Дульси напружинилась и подпрыгнула, пытаясь ухватиться за диск лапами. Однако из этого ничего не вышло.

Шесть раз она прыгала и падала. Нужно было повернуть диск обеими лапами, а для этого требовалось устойчивое положение: в прыжке это сделать невозможно. Она попыталась встать на спину Джо, но тогда ей нужны были обе лапы, а сохранить устойчивую позу, не опираясь на дверь, все равно не получаюсь.

— Прекрати топтаться. Ты что, не можешь стоять спокойно? Не можешь держать спину плоско?

— У мена спина не плоская. И я не смогу удержать тебя, если не буду шевелиться. Так у нас ничего не выйдет.

Дульси была страшно разочарована. Кошки – мастера в искусстве сохранять равновесие. Любой облезлый бродяга может аккуратно пробежать по самой тонкой перекладине забора. Однако, пытаясь удержаться на спине Джо, она чувствовала себя неуклюже словно двуногая собака.

В раздражении она начала ходить взад-вперед. Джо едва ли это заметил, поскольку внимательно глядел куда-то вверх под крышу.

— Там есть вентиляционное отверстие. — Кот пригнулся к земле и замер. — Возможно, я смогу пролезть через сетку.

Прежде чем Дульси успеха что-нибудь сказать, Джо взлетел вверх, словно его подбросило мощной пружиной, долетел до верха металлической двери и уцепился когтями за деревянную раму. Он повис на ней, извиваясь и пытаясь забраться повыше. Джо уже почти дотянулся до сетки маленького вентиляционного отверстия, когда сетка порвалась под его весом, и одним мощным рывком кот забрался внутрь. Застряв в квадратной дыре, наполовину снаружи, наполовину внутри, он отчаянно заработал задними ногами. Вскоре ему удалось вскарабкаться наверх, и он исчез внутри.

Дульси присела, поёрзала, набирая размах, и прыгнула вслед за Джо на край стены, но упала, оглушительно проскрежетав когтями по металлической двери. На мгновение она замерла, испугавшись, что сторож услышит её.

Дульси прыгала ещё дважды. На третьей попытке ей удалось допрыгнуть до края дыры, зацепиться когтями и, царапая раму, повиснуть на ней. Огромным усилием она пролезла-таки в вентиляционное отверстие, почувствовав, как рваные края сетки выдергивают клочки её меха.

Дульси оказалась в темноте прямо под металлической крышей. Спиной она чувствовала тепло: нагретая за день крыша отдавала свой жар. Верхняя честь боксов образовывала открытую решётку, уходящую вдаль. Единственными источниками света были вентиляционные отверстия: одно у Дульси за спиной и такое же – метрах в двенадцати от неё. Бокс, который находился прямо под ней, был заполнен мебелью, Дульси могла различать столы, стулья, пружинные матрасы и какие-то чемоданы. Она вгляделась в темноту, но Джо не увидела, Окликнуть его она не решилась, поэтому тихо мяукнула.

— Иди по стене. — Его голос звучал гулко. — Четвёртый отсек.

Кошка осторожно пробралась по верхнему краю стены, задевая свисавшую паутину. Второй бокс пропах отсыревшей одеждой и был заполнен грудой картонных коробок. На стене висели два велосипеда, а рядом отдельные части машин: бамперы, решетки, крышка капота. Третий отсек был пуст, оттуда исходил холод, пахнущий цементом. Дульси удивлялась, почему люди накапливают так много вещей, что им требуется арендовать специальные помещения для их хранения или же захламлять до ужаса свой собственный дом, как это делала мамуля.

С другой стороны, чему тут удивляться? Чем отличаются эти хранилища от её собственного ящика с крадеными кофточками, шелковыми чулками и кружевным бельем? Кто знает, возможно, будь она человеком, каждый её шкаф и комод был бы полон подобных вещей, а она сама превратилась бы в одержимую покупательницу, которая бездумно тащит домой всё, что только привлечёт внимание.

Заглянув в четвертый отсек, Дульси забыла о человеческих слабостях и своей собственной стяжательской струнке. Она наклонилась и уставилась вниз, затаив дыхание.

Отсек был заполнен картинами. Меньше чем в полуметре от нее выстроился целый ряд громадных холстов в деревянной подставке.

О, этот чудесный запах холста и высохших масляных красок! Дульси охватила дрожь, её сердце колотилось. Она протянула вниз лапу, чтобы потрогать неровные края. На всех картинах холст был закреплен скобами, Дульси не нашла ни одной кнопки.

Затем она заметила на полу под стойкой с картинами белые отметины Джо, остальное тонуло в темноте.

— Осторожнее, — сказал он, видя, что Дульси собирается спрыгнуть. — Тут…

Поздно. Она ударилась обо что-то твёрдое, выскочившее у неё из-под лап и рухнувшее на пол с оглушительным грохотом.

— Какие-то деревянные ящики, — подытожил Джо. — С тобой всё в порядке?

— Чёрт! Держу пари, что сторож это слышал.

— Возможно, и нет, он смотрит телевизор. Его комната на другом конце комплекса. Возможно, в этих ящиках скульптуры Джанет. Во всяком случае по звуку похоже на металл.

Шесть сколоченных из досок ящиков не имели никаких ярлыков, но были тяжёлыми и крепкими.

Дульси привстала, чтобы взглянуть на картины, а затем запрыгнула на стойку между ними и стала разглядывать большой пейзаж.

Да, это рука Джанет, характерная для неё манера. На холсте были изображены пристань в заливе, штормовое небо и разбивающиеся о берег волны. Дульси немного отодвинула картину, чтобы добраться до следующей, и осмотрела несущиеся по небу кучевые облака и красные крыши. Ей хотелось кричать от восторга и кувыркаться. Подвинув ещё несколько холстов, Дульси радовалась при виде деревьев на ветру, отблесков магазинных витрин, темных крыш под бурлящими облаками. Богатство красок меркло в темноте, но движения и резкие мазки, несомненно, выдавали работы Джанет.

Кошки насчитали сорок шесть картин.

— Значит, Стампс и Варни ничего не взяли, они все здесь. — Дульси нахмурилась. — Но, судя по их высказываниям, они должны были знать, где спрятаны холсты.

— Возможно, они собирались вернуться, когда всё утихнет, скажем, с болторезами.

— Почему они считали, что картины всё ещё здесь, ведь Мала не поймали, и он мог забрать их?

— Не знаю. Мне кажется, поэтому-то Стампс и сказал: «Заберем своё, пока можно, и смоемся». У Мала хватило смелости хранить картины чуть ли не на месте преступления.

— Возможно, он думал, что копам в последнюю очередь придёт в голову искать тут. Возможно…

— Тс-с-с. Слышишь? — Джо отодвинулся от двери.

Со стороны широкого прохода за общей дверью послышались шаги.

Загремел металл наружной двери. Джо и Дульси запрыгнули на один из деревянных ящиков, а оттуда – на стоящие вертикально картины, балансируя на шаткой опоре. Они собрались было прыгнуть на стенку, когда вспыхнул свет. Голая лампа на стене отсека почти ослепила их, а жёлтое сияние, омывавшее потолок, говорило, что свет зажегся во всех отсеках – видимо, от общего выключателя.

Шаги раздавались уже во внутреннем коридоре; кошки взлетели на стену и быстро двинулись вглубь здания сквозь яркий свет.

Позади них из холла послышался громкий голос сторожа:

— Выходите оттуда, вы находитесь здесь незаконно. — Его голос был резким и очень громким для такого тщедушного старика. Он забарабанил по дверям боксов. — Выходите сейчас же, или я позову полицейских. Вас не арестуют, если вы покинете помещение немедленно.

— Откуда он знает, что здесь кто-то есть? — прошептала Дульси. — Двери заперты снаружи.

— Пустые боксы не запирают.

— Но…

Кошки слышали, как сторож открыл один из отсеков, затем другой, слышали, как он громыхает висячими замками, и осторожно двинулись обратно.

— Сматываемся, — тихо сказала Дульси.

— Спокойно. Он уйдет через минуту. Если мы сейчас полезем через дырку…

— А если у него есть ключи?

— Он нас не увидит, ему для этого нужно влезть наверх. А пусть и увидит, что с того?

Дульси вздрогнула.

— Мы кошки, не забывай. Он просто выгонит нас. Я никогда не видел тебя такой нервной.

Она наклонилась к нему.

— Я никогда не была так напугана, даже не знаю, почему.

— Нервы, — безучастно отозвался Джо.

Пока кошки сидели на стене, свет погас, и шаги снова стали удаляться. Вновь загромыхала наружная дверь, и послышался щелчок навесного замка.

Снова оставшись одни в теплой темноте, кошки расслабились, наслаждаясь жаром, который исходил от крыши, и чувствуя, как их сердца начинают биться медленнее, а дыхание выравнивается.

— Он не стал терять времени, — сказал Джо.

Потянувшись, кот пробежал по верхней кромке стены, направляясь к вентиляционному отверстию. Там он остановился и прислушался. Дульси последовала за ним. Они слышали негромкое шуршание в проезде между зданиями: видимо, старик, шаркая, удалялся прочь. Затем наступила тишина, как будто сторож остановился.

— Он что-то задумал, — сказал Джо.

Дульси потянулась, чтобы выглянуть из отверстия, но Джо втащил её обратно.

— Ну, и у кого теперь сдают нервы?

— Говори тише. Он не ушёл, если, конечно, не снял башмаки и не пошел босиком. Придётся вылезать через отверстие на той стороне.

Внезапно откуда-то снизу донеслось шуршание автомобильных шин по бетону; машина мягко подкатила и остановилась между зданиями.

Мотор замолчал. Стало слышно, как подъехал второй автомобиль, донеслись щелчки полицейских раций.

— Он вызвал копов, — сказал Джо, не веря своим ушам, — Прежде чем идти сюда, он вызвал копов.

— Это всё из-за того, что я свалила ящик. Тогда он их и вызвал. Кто знает, как долго он стоял там и что он слышал.

Двери машин открылись, мужские голоса смешались с хрипом раций. Вновь загромыхала наружная дверь, и верхние лампы вспыхнули словно на допросе с пристрастием. Джо и Дульси быстро скользнули по кромке стены в сторону дальнего отверстия. Они слышали, как полицейские вошли в коридор: ботинки гулко стучали по бетонному полу.

— Полиция. Мотаем отсюда.

Распахивая двери, полицейские проверяли пустые боксы. Загремели замки, затем наступила тишина. Послышался негромкий голос.

— Здесь никого нет, сэр. Замки и засовы на месте. Похоже ничего не тронуто. Должно быть, вы.,

— Я слышал чей-то разговор. Я не выдумываю. Возможно их заперли снаружи. Может, кто-нибудь спит там взаперти..

— Если бы кого-нибудь там заперли, они бы помалкивали.

Шаги затихли, голоса тоже зазвучали слабее, однако свет всё ещё горел, и наружная дверь оставалась открытой. Кошки вслушивались в наступившее безмолвие, нарушаемое только резким кряканьем полицейской рации.

— Они чего-то ждут. Или что-то собираются делать, — сказал Джо.

Дульси уже двинулась было к дальнему отверстию, когда новый звук заставил их застыть. Что-то деревянное тащили по бетону. Затем что-то звякнуло. Кошки выглянули, чтобы узнать, в чём дело. В холле под ними сторож установил деревянную стремянку, и один из офицеров лез по ней вверх. Кошки попятились и бросились бежать к спасительному отверстию. Они притаились возле дыры, когда офицер поднялся до верха двери первого отсека. Склонив голову набок, он прижался лбом к балке и попытался заглянуть в первый бокс через небольшую щель, остававшуюся до крыши.

— В этом ничего интересного. Какая-то мебель и больше ничего.

Как только полицейский исчез снова, наверное, чтобы переставить лестницу, кошки проделали когтями дыру в сетке и пролезли сквозь неё. Замерев на краю, они вгляделись в бетонную дорожку с двухметровой высоты и прыгнули одновременно. Приземление было жестким: удар о твердую поверхность отозвался в каждой косточке. Они побежали вдоль забора и уже готовы были перебраться через ворота, когда Джо остановился и обернулся.

— Что такое? — Дульси остановилась, готовая к прыжку.

— Есть идея, — сказал он и помчался вокруг дальнего конца здания.

Дульси, недоумевающая и взволнованная, последовала за Джо по направлению к дорожке, где стояли патрульные машины. Она знала наверняка: когда Джо вот так молчит, в его голове зарождается какой-нибудь авантюрный план.

За углом здания Джо прислушался к полицейским рациям. Затем осторожно выглянул и посмотрел в сторону патрульных машин.

— Они всё ещё там, пошли.

Дульси поспешила за ним к машинам. Водительские двери были открыты, возможно, чтобы легче было добраться до раций.

Кошки скользнули под первую машину.

— Посматривай вокруг, — распорядился Джо, быстрой тенью шмыгнул в машину и забрался на водительское сиденье.

Дульси представила, как аккуратно он ступает среди рабочих блокнотов, перчаток и раций, затем услышала его тихий голос.

Когда Джо нажал кнопку связи, и помехи, и голоса затихли. Сейчас копы услышат его и выскочат. Дульси, дрожа, сидела под открытой дверью машины, готовая в любой момент зашипеть и в панике броситься наутек.

Внезапно в эфир ворвался резкий голос сторожа, громкий и решительный. Похоже, он рассказывал полицейским какую-то длинную и запутанную историю. В сторону машины никто из них даже не взглянул.

Джо умолк, выскочил быстрой тенью из патрульной машины, и они с Дульси стремглав помчались по проезду. Завернув за угол, кошки сели, устроились поудобнее возле стены и стали ждать.

Не прошло и десяти минут, как третий патрульный автомобиль остановился прямо возле того здания, где располагался бокс Мала. Из машины вылез капитан Харпер. Сейчас на нём была не форма, а джинсы и ковбойка. Его сопровождал экипированный по уставу детектив Мэррит с кислым выражением лица. Когда мужчины вошли в хранилище, Джо и Дульси подобрались вдоль стены поближе ко входу и уселись за громадной открытой дверью.

Удивление Харпера сменилось гневом. Он поднялся на стремянку, чтобы взглянуть собственными глазами. Кто из офицеров позвонил ему? Никто не признался. Тогда почему они не позвонили? Неужели никого не заинтересовали эти картины? Неужели никто даже не посмотрел на них? Зачем лестница, если не для осмотра боксов? По крайней мере две картины были видны очень хорошо. Никто не заинтересовался этими большими пейзажами? Неужели никто не опознал их?

Когда Харпер послал сторожа за длинной палкой, кошки спрятались под одну из полицейских машин. Маленький жилистый сторож пробежал мимо, вид у него был немного испуганный. Он быстро вернулся, неся двухметровый дверной наличник.

Кошки видели, как Харпер поднялся по лестнице и просунул шест в отверстие, чтобы передвинуть картины. Он аккуратно передвигал их по одной, рассматривая каждую, и вскоре в его голосе, всегда строгом и бесстрастном, зазвучали ноты волнения и ярости:

— Неужели никто из вас не увидел связи этого хранилища и убийства Джанет? Вы случайно не забыли, что слушания по делу о её смерти ещё не закончены? Вам не показалось странным, что столько её картин находится здесь? И не говорите мне, что никто из вас троих не узнал её работы после всей той проклятой шумихи, которую подняли газеты. Разве никто из вас не помнит показания Аронсон о том, что сохранилось очень мало картин?

Дульси и Джо переглянулись. Харпер явно закипал.

— Вы не подумали, когда увидели всё это, что по крайней мере стоит проверить содержимое бокса? Что вы вообще тут делали? И кто позвонил в участок, признавайтесь?

Никто из троих полицейских не ответил.

Харпер переключился на сторожа:

— Это вы воспользовались полицейским радио? Вы позвонили, когда ходили за лестницей?

Старик поклялся, что не делал этого. Харпер возразил: если никто из присутствующих не звонил, тогда кто его вызвал? Почему он вынужден полагаться на какого-то анонимного информатора и как, чёрт побери, тот сумел добраться до полицейского радио? Джо и Дульси чувствовали, что Харпер испытывал непреодолимое желание вернуться в участок и разобраться с этим недоразумением.

Когда капитан вцепился в сторожа, господина Лента, кошек охватило сочувствие к старику. Он сказал, что человека, который арендовал этот бокс, зовут Леонард Брилл. Господин Брилл оставил свой адрес в Сан-Франциско. По словам Лента, Брилл был чрезвычайно дружелюбен и приятен в общении. Несколько недель назад, когда кто-то вскрыл наружный замок комплекса, именно господин Брилл спас положение, оказавшись здесь вскоре после этого происшествия.

Один из офицеров вспомнил этот инцидент. Обнаружив срезанный замок, Лент позвонил в полицию, однако внутри комплекса всё вроде бы осталось нетронутым. Тогда подумали, что взлом просто не удался, возможно, грабитель так и не смог проникнуть внутрь и убежал при появлении сторожа.

— Тут и появился господин Брилл, — продолжал Лент. — Сразу после ухода полиции. Он видел полицейские машины и зашёл поинтересоваться, в чём дело. Было уже темно, большинство магазинов закрыто. Я не знал, куда мне пойти, чтобы раздобыть замок, а мне не хотелось на ночь оставлять ворота открытыми. У господина Брилла в машине был навесной замок, крепкий, совсем новый. Он сказал, я могу его взять. Я пообещал вернуть его, как только куплю новый, но он отказался, пояснив, что купил его для своего гаража в Санта-Барбаре, но затем передумал и решил поставить электрическую дверь, более надежную, как он сказал, а потом добавил, что всегда теряет ключи. — Лент рассмеялся. — Уж я-то знаю, каково терять ключи. Если бы я не пристегивал их к ремню, я бы точно все растерял. Со своим склерозом я, того гляди, даже имя своё забуду. Мне пришлось поспорить с господином Бриллом, прежде чем он позволил мне заплатить за замок. В конце концов, замок был совсем новый, запечатанный в пластиковый пакет, там даже лежала квитанция из магазина, так что, конечно, я ему заплатил. Руководство позже вернуло мне деньги. Очень милый человек этот господин Брилл, настоящий джентльмен.

Лент дал и описание Брилла: крупный, сутуловатый, немного похожий на сову, но элегантно одетый, в роскошной спортивной куртке из верблюжьей шерсти, и машина у него хорошая, какая-то красная спортивная модель.

— Наверняка взял напрокат, — пробормотал Джо.

Это объясняло наличие болторезов в шкафу Мала. Теперь было совершенно понятно, как в три часа утра Мал смог попасть в хранилище. Это действительно было парой пустяков поскольку, прежде чем дать Ленту «новый» замок, он аккуратно открыл запечатанную упаковку, сделал дубликат ключа а затем запечатал снова.

Мужчины замолчали, загромыхала лесенка. Кошки шмыгнули назад в проезд и устроились возле забора. Они слышали как хлопнули дверцы машин и первый автомобиль сорвался с места. В один прыжок кошки взвились вверх и повисли на решётке. Перебравшись через забор, они направились домой, при этом Дульси громко мурлыкала словно маленький спортивный автомобильчик, скользящий по улице.

— Я рада, что с картинами всё в порядке. Говорила же тебе: мы их найдем.

Джо коснулся её и лизнул в ухо.

— Если бы не ты, Мал наверняка смотался бы с ними. А кроме того, — добавил он, — Роба Лэйка могли бы поджарить за убийство Джанет.

Усмехнувшись, Джо побежал дальше сквозь ночь.

«А Клайд полагает, что нам незачем вмешиваться в расследование убийства, что мы должны гоняться за мышками или играть с дурацкими игрушками».

Ему не терпелось сказать пару слов Клайду.

Глава 25

Гриль-бар Морено был небольшим уединённым заведением, которое пряталось на одной из наименее приметных улочек Молена-Пойнт в двух кварталах от пляжа. Резную дубовую дверь слабо освещали два подвесных фонаря из цветного стекла; на полу лежал однотонный ковер, толстый и дорогой. Здесь играла ненавязчивая, спокойная и со вкусом подобранная музыка. Заходя к Морено, посетитель вскоре ощущал, как напряжение суматошного дня постепенно рассеивается; он обретал способность спокойно припомнить и оценить какие-то упущенные впопыхах мелочи. Здесь подавали отличное пиво и бочковый эль, превосходно помогавшие смягчить грубые стороны действительности.

Внутри царил уютный полумрак. Стены, отделанные золотистым дубом, были увешаны разнообразными гравюрами и репродукциями, на которых отражалась история Калифорнии времен первых испанских поселений и периода «золотой лихорадки». Макс Харпер в одиночестве сидел за большим столом в глубине зала, уютно устроившись на мягкой, обитой стеганой кожей скамье.

На нём была не полицейская форма, а потертые «Левис», скромные казаки и неяркая ковбойская рубашка. Этот простой неброский наряд как нельзя лучше подходил его внешности: Макс был высоким и худым, с бесстрастным загорелым и обветренным лицом. От него пахло чистыми и заботливо ухоженными лошадьми; в свободное время после обеда он разъезжал верхом по ближайшей долине, обеспечивая себе и своему буланому мерину необходимую физическую нагрузку. Он старался ездить дважды в неделю, но это не всегда удавалось.

Харпер курил уже третью сигарету и потягивал безалкогольное пиво «О'Дулс», когда в дверях появился Клайд. Он на минуту остановился у стойки, обменялся несколькими словами с хозяином и прошел вглубь зала. Когда он подсел к Харперу, появился официант с двумя экземплярами меню и пивом «Киллианз Ред»

Харпер не торопился делать заказ. Он взял меню и отослал официанта коротким кивком. Местечко он выбрал самое уединённое. Кроме Харпера и Клайда в этот ранний час у Морено сидели всего пять посетителей: трое в баре и пара туристов за таким же столом в другом конце зала. В обед народу прибавится, а часов в восемь зал уже будет полон.

Клайд выжидал, теребя пивную кружку и поглядывая на Харпера. Несмотря на умиротворяющую атмосферу зала, шеф полиции был явно взволнован: морщины, прорезавшие худое лицо, сложились в хмурую маску. Его плечи казались напряженными, будто ему с трудом удаётся усидеть на месте.

Харпер автоматически оглядел почти пустой зал и подвинулся ближе к стене. Обычно он держал себя в руках и не проявлял волнения ни при Клайде, ни при ком другом. И, разумеется, не стал бы делиться своими тревогами с другим полицейским. Вот с Милли он бы мог поделиться, у них не было тайн друг от друга. Два копа под одной крышей; у них в ходу были профессиональные разговоры, вспышки раздражения и грубый юмор, который был необходим для эмоционального выживания. Но Милли умерла, а ни с кем другим Харпер не мог разговаривать так легко.

Сегодня он уже успел рассказать Клайду о картинах Джанет, найденных в хранилище неподалеку от шоссе №1. И сейчас встретился с ним, пытаясь прояснить для себя некоторые детали, которые не давали ему покоя.

— Я не сказал тебе, как мы узнали о том, что картины заперты в одном из отсеков хранилища.

Клайд откинулся в кресле и отхлебнул пива.

— А разве там нет сторожа? Разве не он их обнаружил?

— Сторож сделал первый звонок и вызвал патрульную машину. Он услышал в одном из боксов шум, как будто упало что-то тяжелое. Но после приезда двух машин поступил ещё один сигнал, как раз насчёт картин. И на этот раз вызов был по патрульному радио.

Клайд выглядел удивленным, но продолжал прихлебывать пиво.

Харпер с интересом наблюдал за ним.

— Звонивший сказал диспетчеру, что там есть картины, на которые мне стоит взглянуть, что они имеют отношение к убийству Джанет. Сказал, что мне стоит поехать туда, чтобы посмотреть своими глазами. И добавил: самое главное, что этот отсек арендован Кендриком Малом.

Капитан затушил сигарету.

— Анонимный вызов по служебному радио. Определить, из какой машины он был сделан, невозможно, диспетчер не может сказать с уверенностью. Я переговорил с каждым из своих людей, кто в эту ночь был на дежурстве. — Харпер вертел в руках полупустую сигаретную пачку, сдирая с неё целлофан. — Никто в участке не признается в этом вызове, и никто не оставлял свой автомобиль без присмотра, кроме тех парней в хранилище. Но они были совсем рядом, буквально в трёх метрах, и здоровенная дверь хранилища была настежь открыта. Если бы кто-то появился рядом с машинами, они бы заметили.

— Похоже, кто-то из твоих людей врет, ведь кто-то всё-таки сделал этот вызов. Если только нельзя вклиниться в полицейскую линию с помощью какого-нибудь хитрого электронного устройства, как при прослушке.

— Да непохоже, по крайней мере это не тот случай. С какой стати?

— А не мог сторож прошмыгнуть к машинам, а потом соврать? Но зачем?

— Сторож ни при чём. Он лишь на несколько минут оставил моих парней, ходил за стремянкой. И я же тебе сказал, машины оставались в поле зрения. — Харпер смял целлофан и бросил его в пепельницу. — Когда мы снова заперли картины, мы обыскали все хранилище. Никого не обнаружили, ничего не повреждено. — Он покачал головой. — Я доверяю своим людям и не думаю, что кто-то из них станет мне врать. За исключением Мэррита, но с ним я уже разобрался. К тому же эти картины рушат все его расследование, зачем же ему подставляться?

— Ладно, — сказал Клайд, — кто бы это ни был, он оказал полиции большую услугу. А там надёжное место для картин?

— Мы повесили новые замки на обе двери и на ворота, огородили эту часть комплекса и поставили там пост. Для нас, конечно, неудобно отрывать от дел своего сотрудника, но он останется там, пока нанятый Сесили охранник не приступит к своим обязанностям; тогда можно будет перевезти полотна к ней. Сорок шесть картин стоимостью…

— …хорошо за миллион, — подхватил Клайд. — Но вы же вроде нашли остатки сгоревших холстов у Джанет в студии?

— Да, их там было множество и все прикреплены к подрамникам кнопками. Но теперь мы знаем, что Джанет пользовалась скобами. Вот как Мэррит провел расследование. Он и предположить не мог, что Мал подменил картины чьими-то чужими. Сесили полагает, что Мал мог воспользоваться студенческими работами, купить их по дешевке на распродаже в художественной школе. — Харпер улыбнулся. — Когда Джанет и Мал поженились, она действительно пользовалась кнопками. Только уйдя от мужа, она перешла на скобы: от кнопок болели пальцы. — Макс повертел в руках меню, затем отложил. — Но есть и кое-что ещё.

Клайд ждал, стараясь сохранять невозмутимость и не выдать нарастающей тревоги.

— Я говорил тебе: мы нашли часы Мала, и это будет ключевой уликой против него, — сказал Харпер.

— Ну да. И тогда ты мне сказал, что нам нужно поговорить.

Я думал… А что насчёт часов?

Харпер крутил в руках бутылку «О'Дулса», оставляя круглые следы на столе,

— Сегодня утром обвинитель изучил новую улику, а также взглянул на картины и поговорил о них с Сесили. Отпечатков Мала на холстах нет, наверняка он пользовался перчатками. Мы отправили его часы в лабораторию, а двое наших ищут фотографии Мала, на которых он был бы в этих часах. — Харпер стянул мокрую этикетку со своей бутылки пива. — А сегодня после обеда судья Уэсли снял обвинения против Лэйка. — Капитан положил этикетку на стол и разгладил её. — Похоже, мы добьемся от Мала признания. С него слетела надменность: за решёткой ему не нравится, и он нервничает, аж трясётся. Если Мал всё же признается, это будет заслугой нашего информатора.

Клайд боялся пошевелиться и пытался сохранить непроницаемое выражение лица.

— Этот-то информатор и беспокоит меня, — сказал Харпер. — Обычно осведомители не звонят нам сами по себе, без предварительной договоренности. Ты же знаешь: чтобы из человека получился хороший осведомитель, требуется время, а эта женщина… Я просто не знаю, что и думать.

Клайд поёрзал в кресле, усаживаясь поудобнее. Ему очень хотелось оказаться сейчас где-нибудь в другом месте.

— У неё тихий голос со странным, едва заметным саркастическим оттенком, — продолжил Харпер, отхлебнув пива. — Такая необычная мягкая манера речи и при этом отчетливые повелительные нотки. Её первые звонки не имели никакого отношения к процессу над Лэйком. Она звонила сказать, что подсунула под дверь участка листок, и дать кое-какие пояснения. Эта бумага как раз лежала у меня на столе, когда она позвонила. — Ногтем большого пальца Макс начал поджимать края прилипшей к столу мокрой пивной этикетки. — Именно благодаря этому списку мы арестовали двух взломщиков на Кипарисовой. Взяли прямо на месте преступления, у них добра краденого целый грузовик оказался: телевизоры, видео, кое-какой антиквариат, ювелирные украшения, лыжное снаряжение, шуба норковая. Список адресов, намеченный для налета, был составлен со всеми подробностями. Там указывалось, в котором часу хозяева уходят на работу, а дети в школу, марки автомобилей, время остановки школьного автобуса, вплоть до того, есть ли в семье собака. Однако там не значилось, в какой день должны были произойти ограбления. Звонившая женщина тоже этого не знала, но предложила выставить посты, причем заявила об этом весьма решительно, почти приказным тоном. Меня это так разозлило, что я едва не порвал список, — вид у Харпера был измученный, будто в помещении стояла жара. — Но позже она позвонила ещё раз, в тот же вечер. Назвала мне дату, добавив, что только что её узнала. — Харпер закурил сигарету и на время оставил в покое этикетку, которая к тому моменту приобрела форму длинного овала с утолщением с одной стороны. — Второй звонок был сделан примерно через час после всей этой суеты в галерее Сесили, когда кошки оказались там заперты.

Клайд усмехнулся:

— В тот вечер, когда там закрыли моего бестолкового кота. Ты говоришь, эта женщина звонила из галереи? Что, кошки забрались туда вместе с ней?

— Нет, этого я не говорю, — огрызнулся Харпер. Он затушил сигарету, покрутил в пальцах полупустую пачку, отложил её в сторону и снова принялся рассеянно ковырять этикетку. — Я вовсе не утверждаю этого, просто констатирую факты. — После небольшой паузы он продолжал: – А в тот же самый день после обеда объявился новый свидетель. Она видела белый фургон возле дома Джанет.

На глазах у Клайда пивная этикетка постепенно обретала новую форму: стараниями Харпера она теперь отдаленно напоминала чью-то неровную голову.

Харпер допил пиво, одним глотком осушив стакан.

— Знаешь, я в совпадения не верю. Однако весьма странно, что свидетельница, которая видела белый фургон, оказалась не кем иным, как мамашей одного из взломщиков.

Клайд нахмурился и покачал головой, словно пытаясь переварить услышанное. Нешуточным усилием воли ему удалось не расхохотаться. Несмотря на очевидное замешательство Харпера, это был лучший розыгрыш, который когда-либо устраивали его приятелю. И Клайд не произнес ни слова.

Однако Харпер ещё не рассказал про часы. Именно они по-настоящему смущали и беспокоили капитана полиции.

— Вчера позвонила эта осведомительница и спросила, удалось ли нам найти картины Джанет, Мне показалось, она была очень довольна, услышав утвердительный ответ. Она сказала: когда мы найдем часы Кендрика Мала, сможем закрыть дело. По её словам, часы находились в дренажной трубе что идет по склону холма, что нам нужно будет её откопать и разрезать, чтобы достать их. Женщина заявила; если мы аккуратно вскроем трубу, то не испортим улику и сможем её сфотографировать, прежде чем забрать. Она объяснила, что там есть знак, указывающий, где надо копать, — небольшая горка из камешков, выше по склону от горловины трубы. — Он сделал паузу и посмотрел на Клайда долгим взглядом. — Оказалось, эта труба находится прямо над ограбленным домом, всего в пятидесяти метрах от того места, где взяли Джеймса Стампса. Он погнался за своим псом вверх по склону. Этот пёс здорово подрал Томпсона. — Харпер усмехнулся. — Томпсон прятался в кустах, чтобы заснять этих двух жуликов, и пёс набросился на него. Мы отправили Томпсона в больницу, а пса – в приют на обследование. Уж не знаю, с кем ещё этот зверь успел поцапаться, но у него вся морда изодрана в кровь. Томпсон сомневается, что это его работа: длинные глубокие царапины на носу и ушах. — Харпер вылепил на бумажной голове два заостренных уха и продолжал мять этикетку, перейдя к лепке хвоста. — Никто, — сказал он, — не мог знать, что находится в этой трубе. В отверстие разглядеть ничего нельзя, даже с фонариком. Часы лежали метрах в пяти от дырки. Однако моя осведомительница знала о них. И где эти часы лежат, и чьи они. Она точно описала отметину – небольшая россыпь камней, вдавленных в землю в виде буквы X, и выдранная трава под ними.

— Очень странно, — сказал Клайд. — Просто удивительно, А может, она телепатка или что-то в этом духе?

— Ты же знаешь, я не верю во всю эту дребедень. Не так-то просто было добраться до этой трубы, и я ни на минуту не верил, что мы там что-нибудь найдем. Мне казалось, кто-то просто решил разыграть полицию.

— Тогда почему ты всё-таки полез туда?

— Шанс остаётся всегда. Лучше стать жертвой розыгрыша, чем упустить улику. Мы прорыли почти два метра, чтобы добраться до трубы, потом разрезали её ацетиленовой горелкой, убавив огонь до минимума. Мы вскрыли трубу примерно за полметра до кошачьего скелета.

Клайд вытер губы тыльной стороной ладони.

— На этом коте был ошейник с именем Джанет Жанно… Харпер помолчал, глядя на Клайда, и продолжил: – А к ошейнику были прикреплены часы Кендрика Мала.

Клайд покачал головой, силясь изобразить изумление. Перед этим ему пришлось полночи выслушивать хвастливый рассказ Джо об этих проклятых часах и о пропавших картинах.

— У нас есть фотографии, где Мал в этих часах; снимки сделаны за неделю до убийства Джанет. А есть снимок с открытия выставки, и там у него уже новый «Ролекс», Мы нашли местечко, где он этот «Ролекс» купил. Это в противоположной от «Святого Франциска» части города, крошечная лавчонка просто окошко в стене. Они продали эти часы как раз в день открытия. Покупатель соответствует описанию Мала. Расплатился наличными. — Харпер помолчал, пока официант ставил на стол пиво. Невысокий толстяк двигался быстро и бесшумно. — После ареста Мала мы обыскали его квартиру. Нашли болторезы, которыми он взломал замок складского комплекса. Нашли ключи от студии и фургона Джанет – за подкладкой дорожной сумки. А ещё – ключи от «Субурбана» Лэйка. Насколько мы представляем сейчас перемещения Мала, он привёз подменные картины в Молена-Пойнт заранее и поместил их в бокс. В субботу он зарегистрировался в «Святом Франциске» и поставил машину в подземный гараж. Той же ночью он, воспользовавшись собственным парковочным талоном, забрал фургон Джанет. Мал был в курсе, что она обедала с друзьями; возможно, он предположил, что это взамен традиционной вечеринки. Он едет в Молена-Пойнт, забирает поддельные картины, меняет их на полотна Джанет, что-то там мухлюет с кислородным вентилем и кидает аспирин в кофеварку. Картины Джанет он сгружает в бокс хранилища, а фургон отгоняет обратно в Сан-Франциско, ставит его на стоянку, а позднее пользуется этим талоном, чтобы забрать собственную машину. Ему нужно было поставить фургон Джанет на прежнее место. Возможно, Мал временно поставил туда собственную машину, чтобы зарезервировать эту площадку на время отсутствия фургона. Он посчитал, что Джанет вряд ли станет спускаться туда в столь поздний час, она не любила светские тусовки. — Харпер помолчал и продолжил: – Кто знает, когда он потерял свои часы? Мы полагаем, он хватился их лишь по возвращении в Сан-Франциско» а тогда было уже поздно разворачиваться и ехать обратно. Ему нужно было, чтобы его видели за завтраком в «Святом Франциске», в течение дня в городе и, разумеется, на открытии в субботу вечером. Но после открытия, в воскресенье вечером, он возвращается в Молена-Пойнт и, пока Лэйк спит, берёт его «Субурбан» и едет за своими часами.

— Но уже поздно, — подхватил Клайд, — Джанет поднялась в студию. Но неужели никто не видел, как он возился с фальшивыми картинами, никто не заметил его в хранилище?

— Сторож говорит, что за пару дней до этого двое мужчин ходили вдоль забора и что-то вынюхивали. Но ни их самих, ни их машину ему разглядеть толком не удалось. — Харпер открыл меню и пробежал его глазами. — В отсеке хранилища были ещё несколько скульптур, возможно, он перенёс их туда заблаговременно. Это ранние работы Джанет; по словам Сесили, Джанет они не очень нравились, и она оставила их Малу, когда уходила от него. Возможно, Мал решил, что теперь и они чего-то стоят. — Капитан закрыл меню. — Пожалуй, я возьму филе и картошку фри.

Клайд усмехнулся. Это было типично для Харпера: среднепрожаренное мясо и хрустящая картошка без салата.

— Странная история, Макс. Не знаю, что и думать. Макс подровнял контуры бумажной фигурки: поджатые лапы, изогнутый хвост.

— Информатор видел часы там, где их невозможно увидеть. Ночной сторож слышал голоса, но в хранилище никого не было. Вызов был сделан с полицейского радио, но никаких следов звонившего не обнаружено. Зато у нас есть положительный ответ по идентификации почерка на карточке хранилища и превосходный комплект отпечатков Мала на ней.

— Ну так что ж, вы распутали это дело, — сказал Клайд. — Мал за решёткой. У тебя железные доказательства. И ты говорил, Мэррит отстранен от дел и лишился поддержки мэра?

— Это уж точно.

— А теперь предстоит новый процесс. Похоже, ты в отличной форме.

— Этот сторож не мог слышать голоса.

— Значит, если там никого не было, старик привирает?

— Есть версия, что он сам шнырял по этим боксам, может высматривал, что плохо лежит. И когда он заглянул через стенку номера К20 или вскрыл замок, он увидел картины, опознал работы Джанет и решил, что лучше сообщить о них самому, чтобы не нарваться на неприятности. А эти голоса ему просто почудились.

— Хорошая версия.

— Но я на неё не куплюсь. Я знаю Лента много лет. Старик не станет воровать, даже если будет умирать от голода. Он очень расстроился из-за того шума, который счёл взломом. И это ещё не всё. Там есть вентиляционное отверстие. Так вот, сетчатый экран над этими отсеками был порван.

— Что за экран?

— Окошко размером десять на двадцать сантиметров.

— И что? Он слышит голоса через такое окошко и решает, что взломщики в одном из боксов?

Клайд полагал, что выбрал правильную тактику – косить под дурачка: это всё-таки лучше, чем врать. Хотя и это не доставляло ему никакого удовольствия.

— Сначала сторож во время обхода услышал глухой удар, как будто упало что-то тяжёлое. Он пошел на звук, остановился под вентиляционным отверстием и прислушался. Тут он и услышал голоса, но разобрать слова не смог. По его словам, один голос мужской, другой женский, и говорили они очень тихо. — Харпер помрачнел. — Это отверстие… Лент говорит, во время последнего обхода в тот же день вентиляционный экран был цел. Он якобы всегда заглядывает под свес крыши, чтобы убедиться, что нигде нет протечек. — Капитан сел поглубже в кресло и отхлебнул пива, продолжая наблюдать за Клайдом. — К разорванной сетке прилипли волоски: темно-серые, совсем короткие, несколько белых и светло-рыжих.

— И чьи же они?

— Кошачьи.

— Кошачьи? Я думал, у тебя есть ещё кто-то на подозрении, помимо Мала. Зачем кошкам лезть в хранилище? За мышами? Хорошо, что сказал, — я ничего не стану там держать. И как кошки… На какой высоте это отверстие?

Официант принял заказ, положил на стол приборы и салфетки, поставил приправы и еще одну плошку с жареным луком. Когда он ушел, Клайд и Харпер продолжали молча смотреть друг на друга.

Наконец Макс нарушил молчание:

— Милли как-то однажды, года за два до смерти, сказала мне: «Не связывайся со всякой чертовщиной, Макс. Тебе это не по зубам».

Жена Макса Милли в своё время занималась специальными расследованиями. Большую часть рабочего времени она изучала всякие странные сообщения от очевидцев, наблюдавших летающие тарелки и людей с непонятными психическими отклонениями, разговаривала с родственниками людей, якобы вернувшихся с того света. И порой она натыкалась на такие случаи, которые не подходили ни под какую категорию и не казались бредом сумасшедшего; это ее расстраивало.

— У меня от тех дел, с которыми она работала, просто мурашки бежали.

Полицейская подготовка не предполагает работы с необъяснимыми явлениями. Копы учатся запоминать каждый факт, видеть и учитывать мельчайшие детали, привыкают распознавать любое мошенничество за версту. Полицейский имеет дело исключительно с фактами и не ведется на всю эту сверхъестественную чепуху. Поэтому столкновение с необъяснимым может по-настоящему выбить его из душевного равновесия.

Харпер вытер мокрые круги на столе бумажной салфеткой и отлепил от дубовой поверхности уродца, получившегося из этикетки «О'Дулса».

— Теперь я понимаю, что чувствовала она. Как легко при определенных обстоятельствах слететь с катушек.

— Не вижу причины, почему тебе должна грозить подобная перспектива, — сказал Клайд. — Чёрт побери, Макс, радуйся тому, что есть. Дело завершено, доказательства надежные, чего тебе ещё надо!

Харпер скатал этикетку в шарик, бросил его в пепельницу и взглянул на официанта, который уже нёс их заказ.

Глава 26

В окружном приюте для животных воняло собачьими фекалиями, кошачьей мочой и мощным дезинфектантом. Дульси почувствовала этот запах задолго до того, как Вильма внесла её внутрь. Когда их машина подъехала к зданию и остановилась на гравийной дорожке, изнутри раздался басовитый лай и пронзительное тявканье, эта какофония оглушила Дульси.

Прямоугольное бетонное здание располагалось в пяти милях к югу от Молена-Пойнт, в уединении среди холмов, по соседству с водоочистительным сооружением. Здание было окружено небольшой аккуратно подстриженной лужайкой, за которой начинались заросли кустарника. Дульси никогда прежде не бывала в приютах для животных, и нельзя было сказать, что этот визит доставлял ей большую радость. Но сейчас, сидя на плече у Вильмы, она позволила внести себя внутрь.

Офис представлял собой маленькую комнату; цементные стены покрашены в какой-то тошнотворный бледно-зеленый цвет. Как только дверь закрылась, одуряющий лай стал затихать. Сидевшая за столом молодая грузная женщина, фигурой напоминавшая грушу, откинула назад темные волосы и выжидательно взглянула на Вильму, а затем протянула руки, чтобы освободить Вильму от ноши.

Вильма подалась назад, прижав Дульси к себе.

— Это не вам, я не собираюсь отдавать её. Мы… Я пришла взглянуть на ваших котят. Я принесла её сюда посмотреть, может быть, какой-нибудь из котят ей понравится. — Вильма улыбнулась. — Если уж заводить ей компаньона, нужно убедиться, что они сойдутся характерами.

Молодая служащая усмехнулась, словно ей не раз уже случалось покровительствовать выжившим из ума старикам. Когда она повела их вглубь здания, в помещение для кошек, за бетонной стеной снова взорвался собачий лай.

Женщина оставила их одних в кошачьей комнате среди проволочных клеток, но предупредила Вильму, чтобы та ни в коем случае но открывала дверцы клеток, при этом она окинула посетительницу строгим хозяйским взглядом, видимо, желая убедиться, что та намерена выполнить это распоряжение.

Брошеные котята и кошки ёжились на металлическом полу клеток. Некоторые из них выглядели не совсем здоровыми, некоторые были грязными, некоторые – очень худыми. Но в их клетках и ящиках было прибрано, там была пища и чистая вода. Дульси подумала, что больные, которые были изолированы в одном углу комнаты, наверняка получали какое-то лечение. Однако её удручал вид этих жалких беспомощных созданий. Сама она никогда не оказывалась в клетке, никогда не сталкивалась с тем, что пришлось испытать этим бродягам. И хотя здесь нечем было особенно гордиться, всё равно она была благодарна за это. Как-то раз, когда Джо назвал её оранжерейным цветком, она так врезала ему, что даже кровь пошла.

Дульси понимала, что котятам, сидящим в клетке, здесь лучше, поскольку их по крайней мере кормят, за ними ухаживают. Но видеть любую кошку в заточении ей было больно. Единственные бродяги, которых она знала, жили возле пристани под навесной дорожкой, идущей вдоль берега. Они питались остатками рыбы и тем, что им приносили люди, живущие по соседству. Местный ветеринар, её собственный доктор Фиретти, делал этим кошкам прививки. Их ловили, лечили и снова выпускали.

Вильма двигалась вдоль клеток, по-прежнему держа кошку на руках. Дульси не видела никого, похожего на них с Джо. Ни одна из кошек не выказала оживления под её оценивающим взглядом. Это были милые бездомные зверьки, бессловесные и испуганные.

И хотя они провели целый час в приюте, а Вильма разговаривала с котятами и хлопотала над ними. Дульси не нашла никого подходящего. Никто из них не казался достаточно уверенным здоровым, нахальным и сильным, чтобы подойти для её цели.

Покидая бездомных малышей, Дульси почувствовала как в душе у нее шевельнулось чувство вины. Она знала, что стоило ей захотеть. Вильма взяла бы домой одного или даже нескольких. Однако воспитание котят – серьезный труд, а Вильма не горела желанием нести ответственность еще за одну кошку. Да и сама Дульси вряд ли знала, что ждет ее впереди. Покидая приют, она молилась, чтобы нашелся кто-нибудь, способный полюбить этих несчастных. Вильма и Дульси вернулись в Молена-Пойнт и направились к доктору Фиретти. Там-то они и нашли нужного котенка.

Чёрно-белый малыш вместе с шестью братьями и сестрами был оставлен на ступеньках клиники. Чересчур часто нежеланные звери оказывались на попечении доктора Фиретти. Он ухитрялся находить дом невероятному числу сирот.

Он уже сделал котенку нужные прививки. Малыш был на удивление здоровый, крупный и сильный, с черными усами, крепкими лапами и большой головой. Этот котенок вырастет в большого мощного кота, который не даст себя в обиду Барни Бланкеншипу. К тому времени, как Барни выйдет из тюрьмы, котенку, наверное, исполнится уже два года, и он успешно сумеет за себя постоять.

Вместе с тем малыш был хорошеньким и добродушным, а когда Дульси лизнула его и прижала к себе, оказался восхитительно мягким. Она долгое время играла с котенком, дразнила его, проверяла, изучала. Её ужимки удивили доктора Фиретти, но он был человеком привычным. Он сказал, что никогда не перестанет изумляться поведению зверей.

Когда Дульси шлепнула котенка и толкнула его, он бросился на неё с ворчанием, фырканьем, оскаленными зубами и таким пылом, какого будет вполне достаточно, чтобы позаботиться о себе в доме Бланкеншипов. Дульси надеялась, что, когда кот вырастет, он останется ласковым, будет сидеть на коленях и не сбежит, оставив мамулю в одиночестве. Она сама удивилась той заботе, которую проявляла к старой миссис Бланкеншип.

От доктора Фиретти Вильма и Дульси поехали вверх по холму в сторону дома Бланкеншипов. Котенок сидел на пассажирском кресле рядом с Дульси, бодрый и внимательный, глядел широко раскрытыми восторженными глазами в окно на верхушки деревьев и небо и время от времени поднимал лапу, когда ветки касались машины.

Вильма остановилась в квартале от коричневого дома и осталась ждать в машине, а Дульси отправилась вниз по дорожке вместе со своим протеже. Казалось, он был немного напуган теплым ветром и свежими запахами, шевелящимися листьями и мягкой травой, однако держался рядом и не убегал. Хотя шестимесячные котята обычно глупы и непокорны, этот слушался Дульси беспрекословно. Он прыгал и скакал, но не убегал. Она привела малыша к обшарпанному дому прямо под окно мамули.

Запрыгнув на карниз, Дульси обнаружила, что окно открыто, словно всё это долгое время день за днем мамуля продолжала ждать её. Старушка дремала в своём кресле.

Дульси взглянула вниз на котенка и мяукнула.

Собрав все свои силы, он подпрыгнул, но упал. Попытался снова, затем принялся скрести стену. После третьей неудачной попытки Дульси спрыгнула вниз и ухватила его за загривок.

Котёнок был тяжелый. Она едва сумела подпрыгнуть с такой крупной ношей и неуклюже приземлилась на подоконник. Мамуля проснулась.

На её лице отразились радость, удивление, смятение. Она неуверенно уставилась на малыша.

Дульси подтолкнула котёнка к ней, заставив его перелезть через подоконник. Он удивленно взглянул на Дульси, затем шагнул в комнату, с трудом пробрался через заставленный стол, осторожно опуская свои большие лапы между бутылочками и фарфоровыми зверьками. Он остановился на краю стола, внимательно глядя старушке в лицо. Мамуля схватила его и прижала к цветастой груди, не сводя при этом глаз с Дульси.

— Я скучала по тебе, кисонька.

Старушка нахмурилась, блеклые старческие глаза были печальны. Не выпуская котенка, она потянулась к столу и начала рассеянно переставлять китайских зверюшек. Снова взглянув на Дульси, она сказала:

— Он не был таким хорошим сыном, как я надеялась, мой Варни. — Она покачала головой. — И не станет таким в тюрьме. Он просто обезумел, когда я пошла в полицию, когда я сделала то, что хотела Фрэнсис, что хотел тот адвокат. Варни просто сошел с ума. А затем, — сказала она грустно, — случилось еще и это, и его арестовали. — Мамуля вздохнула. — Мне кажется, киса, что я оказала Варни медвежью услугу. Правда, тот молодой человек, что сидел в тюрьме, он теперь свободен, этот Роб Лэйк; он ведь не сделал ничего плохого. Странно, как все обернулось. — Она прижимала к себе и гладила мурлычащего котенка, затем внимательно посмотрела на Дульси. — Ведь ты не останешься, правда, кисонька? Но ты принесла мне котеночка, который будет… Возможно, я нужна ему. — Миссис Бланкеншип посмотрела на Дульси, затем перевела взгляд на хорошенькую мордашку котенка. — Маленький черно-белый котеночек, черные усы и голубые глаза. — Она бесцеремонно перевернула котенка на спинку и заглянула ему между задних лап. — Маленький котик. Что ж, отлично. Он будет равным противником Варни, когда Варни выйдет. — Снова перевернув котенка, старушка обняла его и заглянула ему в глаза. — Я назову тебя Чаппи. У меня когда-то был кот по имени Чаппи, в честь Чарли Чаплина. Чаппи жил у меня пятнадцать лет. — Взглянув на Дульси, она продолжила: — Забавно, я так и не дала тебе имя, а, киска? Возможно, я знала, — её голос дрогнул, — возможно, я все это время знала, что ты пришла ненадолго. Но Чаппи… Чаппи пришел, чтобы остаться, не так ли? — Поглаживая котенка, мамуля склонила голову набок и поглядела на Дульси. — Странный поступок для кошки – принести мне другого котёнка, который займет её место. Но вообще-то кошки странные существа, не так ли, кисонька?

Протянув руку над столом, старушка легонько погладила Дульси.

Дульси подставила голову под ладонь миссис Бланкеншип и залилась долгим счастливым мурлыканьем. Она дала старушке приласкать себя, но затем отвернулась, выбралась на карниз, бросила на пожилую женщину прощальный взгляд и спрыгнула на лужайку.

И побежала. Домчавшись до машины Вильмы, она заскочила в открытую дверь.

Дульси не села на свое обычное место на пассажирском сиденье. Она забралась под руль, к Вильме на колени, и оставалась там всю дорогу до дома.

Глава 27

Оставив свой старый фургон перед галереей Аронсон, Чарли дошла пешком до магазинчика Джолли, чтобы забрать приготовленную корзину для пикника, которую Вильма заказала заблаговременно. Чарли любила эту лавочку деликатесов с её белеными гладкими стенами, полом, выложенным громадными плитками ручной работы, светлыми и гладкими, как яичная скорлупа, с прилавками, расписанными вручную цветочным орнаментом. Она любила этот запах смеси трав, специй и выпечки, столь изысканный, что, казалось, маленький кусочек рая выглядывает на улицу, затягивая в себя прохожих. Небольшие круглые столики, установленные перед окнами, были всегда заполнены посетителями, которые с удовольствием поглощали импортные мясные деликатесы Джолли, сыры, домашние булочки и восхитительные салаты.

Да и сам старый Джордж Джолли тоже очень нравился ей. Он всегда был веселым и казался в высшей степени удовлетворенным этим миром. Чарли представляла, как он спозаранку отправляется на своем старом грузовичке в Салинас, чтобы купить самые лучшие продукты, как он едет в какой-нибудь особенный оптовый магазин за чудесным мясом и сыром. Ей было любопытно, готовит ли он все это сам часа в три утра или поручает эту задачу одному из опытных помощников. Чарли знала, что Джолли сам запекает свиные окорока и говядину в большой отделанной кирпичом комнате позади основной кухни. Ей было любопытно, сознательно ли он стремится соответствовать своему имени, которое в переводе означает «весёлый», или же это всего лишь совпадение. Очень жаль, что хозяин деликатесной лавочки не мог угостить других людей долей своего оптимизма, что не подавал к столу радость жизни вместо греческого салата и пирога с лососиной.

Очень жаль, что Джордж Джолли не мог продать порцию-другую счастья Беверли Жанно. Этой грымзе оно пригодилось бы.

Когда Чарли уходила из галереи, Беверли была там. Она вошла, когда Чарли сидела в глубине помещения за карточным столиком и писала свои предложения, желая получить заказ на обслуживание галереи. Взглянув на окна, Чарли увидела, как Беверли входила: она на секунду остановилась перед стеклянной дверью, словно желая произвести большее впечатление. Затем прошла прямо к столу Сесили.

На Беверли был розовый костюм, по цвету напоминавший клубничное мороженое, розовые туфли; волосы тщательно уложены «марсельской волной». Разумеется, Беверли должна была явиться в галерею: Сесили теперь была ее агентом по продажам. И Сесили предстоит продать за баснословную цену последние работы Джанет.

Усевшись напротив хозяйки галереи, Беверли увидела в глубине зала Чарли и повелительно поманила ее рукой.

Вызванная словно служанка, Чарли остановилась возле стола и стала ждать, пока Беверли устроится поудобнее, поглубже усядется в кресло и аккуратно разместит свою розовую сумочку на коленях. Беверли не стала тратить время на обычные любезности.

— Ваша работа, мисс Гетц, всё ещё не может быть начата. Полиция пока не освободила дом. Я нахожу эту задержку неприемлемой. Однако, похоже, ничего с этим поделать нельзя.

Интересно, что она ожидала услышать? Что Чарли начнёт уборку нелегально по ночам?

— Теперь, когда это дело прекращено и предстоит новый судебный процесс, я понятия не имею, когда можно будет начать работу. — Она оглядела Чарли. — Но полагаю, когда полиция все-таки позволит мне войти, вы всё ещё намерены будете немедленно взяться за дело.

— Безусловно, — сказала Чарли, — в любое время.

Ей хотелось сказать этой дамочке, чтобы она подавилась своей чертовой работой. Беверли, казалось, совсем не волнует сам судебный процесс и то, что настоящий убийца Джанет будет наказан. Ей было безразлично, что невинный человек снова свободен. Какая невыносимая женщина! Как она могла быть сестрой Джанет?

— Как только вы позвоните, моя команда мигом будет на месте.

Разумеется, Чарли не собиралась ни единым намеком дать Беверли понять, что ее команда состояла из трех человек, включая её саму, а также то, что сейчас она потеряла треть своего персонала. Раз Джеймс Стампс оказался в тюрьме, придётся поднапрячься, чтобы найти помощь для качественного выполнения работы, да и вообще какого бы то ни было. Какая ирония – один человек составлял целую треть её войска!

Вернувшись за свой столик, Чарли заполнила для Сесили дубликат предложения о работе на еженедельное обслуживание и текущий ремонт галереи, вписав туда количество часов в неделю, которое она могла бы уделить Сесили, точный перечень предлагаемых работ, еженедельную плату и то, какие услуги будут оплачиваться отдельно. Она отчетливо слышала разговор за столом Сесили.

— Мне очень хотелось бы, чтобы картины перевезли из хранилища прямо сейчас. То место не кажется мне подходящим. Все эти ограничения крайне неудобны.

— Там есть новые мощные замки на дверях и воротах, — сказала Сесили. — Кроме того, там работает охранник. Как только доступ в хранилище будет открыт, как только полиция даст мне разрешение, работы Джанет будут привезены сюда. У меня в запаснике обшитая металлом дверь, пожарная сигнализация и полицейское наблюдение. Но, должна признаться, я несколько удивлена.

— Удивлены чему? — спросила Беверли, ощетинившись.

— Удивлена тому, что вы, похоже, не очень горюете по вашей умершей сестре.

Чарли наклонилась, чтобы скрыть улыбку. Беверли расправила плечи, розовая ткань опасно натянулась.

— Мы с Джанет не были близки, даже будучи детьми. Когда наши родители развелись, она осталась с отцом, а я с мамой. Мы редко виделись после этого, были на самом деле как чужие. Было бы лицемерием притворяться более расстроенной, чем есть на самом деле.

«Но всё же вы были родней, — подумала Чарли. — Вы были сестрами».

Она удивлялась, почему Джанет оставила всё, что имела, Беверли, если они не были близки. Но, возможно, Джанет иначе относилась к кровному родству и к семье.

— Я очень плохо знала Джанет, она была мне, скорее, просто знакомой, нежели сестрой. Мне очень жаль, что она умерла таком ужасной смертью и я действительно испытываю облегчение теперь, когда настоящий убийца оказался за решеткой. Я и не думала, что этот Роб Лэйк был способен кого-нибудь убить, однако решать тут не мне.

Чарли подписала бумагу и разорвала черновик, затем положила копию в белый конверт, молча оставила его на столе Сесили, чтобы не прерывать разговор, и направилась к Джолли.

Чарли забрала корзину с прилавка ярко освещенного магазинчика, с изумлением спрашивая себя, удастся ли ей унести всё это. Громадная плетеная корзина, покрытая салфеткой в красно-белую клетку, казалось, могла вместить столько провизии, что хватило бы на ужин для целой улицы.

Она подписала чек и перекинулась парой слов с Джолли. Проходя через переулок, Чарли заметила двух кошек, лопающих какие-то деликатесы из бумажной тарелочки, но это были не Дульси и Джо. Её удивляло и радовало, что Джолли подкармливает городских кошек. И не то чтобы кошки в Молена-Пойнт питались исключительно на дармовщинку, но они, должно быть, наслаждались этим особым угощением. Кроме того, переулок Джолли был своего рода кошачьим клубом.

Донеся корзину до фургона, стоявшего перед галереей, Чарли поставила её для надежности на пол, чтобы ничего не пролилось, и направилась к дому Клайда. Медленно проезжая через Морской проспект под кружевными тенями эвкалиптов, глубоко вдыхая их аромат, Чарли поняла, что чувствует себя в Молена-Пойнт действительно как дома, хотя прошло всего несколько недель после ее приезда. Ей казалось, что она прожила в этом городке всю свою жизнь. Молена-Пойнт подходил ей как нельзя лучше. Городок был достаточно большим и зажиточным, чтобы обеспечить её средствами к существованию и дать возможность развивать своё дело, но при этом он был уютным и дружелюбным.

Клайд ждал её на крыльце, на нём были потёртые джинсы и дутая красная куртка, серый кот переброшен через плечо. Чарли вылезла из машины и обошла её, кот внимательно смотрел на неё умным и оценивающим взглядом жёлтых глаз.

Она впервые видела, чтобы люди брали котов на пикник. Когда она вытащила провизию и пошла по дорожке, кот не сводил глаз с корзины, его нос подергивался, а взгляд был сосредоточен. Чарли решила, что для кота эти ароматы невыносимо соблазнительны.

Клайд забрал корзину и поставил на заднее сиденье своего громадного старинного «Паккарда». Они не спорили, какую машину брать, никому не захотелось бы ехать в её фургоне, набитом стремянками, щетками, ведрами и полупустыми банками краски. Клайд поставил корзину на пол возле заднего сиденья между двумя свернутыми одеялами. Кот дернулся вперед, собираясь соскочить с его плеча.

— Оставь закуску в покое, Джо. Это на потом.

Кот хитро скосил глаза на Клайда и запустил когти ему в плечо. Когда Чарли уселась на переднем пассажирском сиденье, Клайд бросил Джо к ней. Кот глянул на неё жёлтыми глазами и немедленно забрался на колени.

Устраиваясь поудобнее, он трижды повернулся вокруг своей оси, оттоптав ей ноги тяжёлыми лапами. Чарли была польщена такой честью. На самом деле она ожидала, что кот прыгнет назад и набросится на еду.

Когда Чарли его погладила, Джо расплылся в улыбке и удовлетворенно замурлыкал, словно какой-нибудь властитель, принимающий почести от своих подданных. Его поведение было высокомерным и властным. Этот кот, решила Чарли невероятно самодоволен.

Клайд вывел машину на улицу, развернулся на проспекте и повернул влево. Проехав два квартала, он подкатил на кратковременную стоянку перед библиотекой. Кружево из тени и света покрывало дорожки и украшало белые отштукатуренные стены библиотеки. Вильма торопливо вышла к ним, в руках она несла большую зелёную сумку, из которой торчали два пёстрых уха. Эти двое были помешаны на своих кошках.

Когда Вильма разместилась на заднем сиденье, Дульси приподнялась в сумке и с интересом высунулась, её зелёные глаза сияли, лапы перебирали ткань сумки словно от волнения.

Глядя на неё, Чарли почувствовала, что не только выбрала себе восхитительное место жительства, но и попала в какую-то Алисину страну чудес, в мир ухмыляющихся котов, где того и гляди окажешься на пикнике у Безумного Шляпника,

Они выехали по Морскому проспекту на шоссе №1 и повернули на юг. Старый «Паккард» Клайда привлекал любопытные взгляды. И горожане, и туристы оборачивались, чтобы посмотреть на роскошную старинную машину.

Они проехали по шоссе пять миль, а затем немного вглубь побережья, повернули на какую-то узкую грязную дорожку, которая вела через лесок, тенистый частокол молодых деревьев. Оставив машину в лесу, где дорога заканчивалась, дальше они пошли пешком, неся корзину и одеяла. Джо и Дульси снова удивили Чарли. Они бежали рядом, послушные словно пара собак. На узкой покрытой листьями траве в сумрачном лесу они пятеро представляли собой довольно странную процессию. Океана видно не было, однако они шли вперед на звук прибоя.

Лесок кончался лугом, раскинувшимся словно зеленая скатерть. Это бархатное поле резко заканчивалось метрах в пятистах впереди. Дальше ничего не было, только небо и вода. Из воды торчала громадная скала; было слышно, как мощно и ритмично бьются о неё волны.

Трава на лугу была сырая, и теннисные тапочки Чарли моментально промокли. Кошки отбежали, гоняясь друг за другом и останавливаясь, чтобы обнюхать кроличьи норы. Казалось, ни Клайд, ни Вильма не беспокоятся, что звери могут убежать. Чарли никогда не видела, чтобы кошки вели себя подобным образом. Трое людей прошли в красноречивом молчания до самой скалы. В трех метрах внизу волны пенились у отвесной скалы. У подножия утёса расстилался белый песчаный пляж, который тянулся до полоски тёмного сырого песка. Между этой полоской и скалой бурлил узкий поток воды, пенился и тёк дальше, чистый и прозрачный, как зелёное стекло. Они спустились со скалы и расстелили одеяла на тепдом песке. Кошка немедленно устроились на маленькой подстилке, выжидательно глада на корзину.

С одной стороны из нее торчала бутылка белого пино и лоток крошечных бутербродиков-канапе с гусиной печёнкой. Вильма налила вино в пластиковые стаканчики а разложила бутерброды. Она подняла бокалы за океан а друг за друга, а волны всё так же поднимались, и сталкивались, и снова разбивались, могучие и пенные.

Никто не говорил Чарли, что этот пикник был праздником, но ей пришло в голову, что так оно и было. Какой-то тайный праздник. Это не был секрет именно от неё, возможно, просто что-то очень личное.

Однако эта странная мысль.

И что-то здесь было ещё, какая-то тайна, которая витала вокруг Вильмы, Клайда и этих двух кошек.

Возможно, когда она поживет в Молена-Пойнт подольше, она сумеет понять, в чём тут дело, чтó Вильма и Клайд скрывают так тщательно. Чарли была уверена, что в этой тайне не было ничего пугающего. Скорее, тайна рождала чувство легкости. Возможно, это всё просто её фантазии, А может быть, то, что она узнает, восхитит её. Так или иначе, молчаливое празднование было замечательным. Чарли нравились люди, у которых есть секреты.

Странно было то, что кошки, казалось, тоже знают эту тайну, их глаза были полны какого-то хитрого кошачьего удовлетворения. У обоих был такой вид, будто они только что удачно поохотились. Такой вид бывает у кота, когда он притаскивает убитого кролика в гостиную и оставляет его на ковре – взгляд триумфатора, награждающего тебя бесценным даром.

Не переставая удивляться, Чарли помогла Вильме разложить закуски, приготовленные Джорджем Джолли. В отдельных коробочках лежал французский хлеб, всё ещё тёплый и большая порция лучшего тихоокеанского лосося Джолли, изумительно холодного. Разнообразные фрукты и большой кусок бри были комнатной температуры. Здесь же лежали пол-литра свежих сливок и две маленькие пластиковые чашки.

Вильма сначала организовала угощение для кошек, положив им понемножку всего, кроме фруктов. Зверьки принялись за пиршество, самодовольно улыбаясь. Можно ли представить себе более очаровательных существ, чем эти двое? Несмотря на самодовольство, зелёные глаза Дульси смеялись, а в жёлтом взгляде Джо сверкал вызов. Кто ещё из их собратьев может быть столь же восхитительным и загадочным?

Примечания

1

Салли Огенфорд (1899-1982) – самая известная в Сан-Франциско хозяйка борделей.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27 . .

Реклама на сайте