«Выстрел»

Андрей Бондаренко Выстрел

Непревзойдённому Эдгару Аллану По, с уважением и сентиментальным восторгом…

«Когда показывают фантом, то не стоит это делать слишком долго: он может лопнуть, разрушив всё очарование…».

(Александр Первый, русский Император).

На улице моросит дождик. Холодный, нудный, противный и доставучий, каким и полагается быть дождю в первых числах октября месяца.

Дожди, они вечные и правдивые подсказчики, как, впрочем, и вещие сны. Я верю дождям и снам – как не верю самому себе…

В этом романе не будет глав, прологов, эпилогов и прочей, ничего не значащей ерунды. Только чистейший Поток сознания Автора (маленького такого – «автора», совсем бесполезного и никчемного…), несущийся с гор…. С каких ещё, собственно, гор? Да, с тех самых. С высоких таких, неприступных и загадочных, увенчанных белоснежными шапками вечных и мудрых снегов.

Для тех, кто понимает, конечно же…

Так же бесполезно угадывать и название города, где разворачиваются все описываемые ниже события и происшествия. И с датами я специально немного напутал. Вернее, очень даже и много…

Видите ли, уважаемые мои читатели, за этим повествованием (на первый взгляд невинным, скучным и несуразным), действительно стоят конкретные события, произошедшие – относительно недавно – в одном из крупных российских городов. А также конкретные, очень милые, славные и симпатичные люди. Вернее, уже – на сегодняшний день – обычные покойники. Молчаливые и, до безумия, беззащитные…

Кто-то ведь должен – рассказать правду? Воздать должное? Расставить все точки над «и» и над некоторыми другими буквами русского алфавита? Покарать, в конце-то концов, того, кого, безусловно, следует покарать?

И если это невозможно сделать по формальным человеческим законам, то пусть уж будет по неформальным, то бишь, по Божьим…

Поздняя ночь. В смысле, матёрая и закостенелая в своей первобытной дикости ночь, наполненная – до cамого края – незваной и предательской бессонницей. То ли неверный сон, то ли крепкая дрёма…. То ли болезненный бред, то ли самая натуральная и настоящая явь…

Телефонный звонок:

– Это я. Текст завершил, вычитал – в первом приближении – и отправил по электронке. Вам должно понравиться…

– Должно?

– Не обязательно. Но – понравится.

Рассвет. Первые лучи робкого, белёсо-жёлтого солнца.

Ответный телефонный звонок:

– Это я. Текст прочёл…. Поздравляю!

Вот так оно всё и было, если совсем коротко.

А потом прогремел – выстрел…

Выстрел, и громкий стук – от гвоздей, заколачиваемых в дубовый гроб с помощью молотков пьяных и грубых могильщиков…

Железных гвоздей? Бронзовых? Медных? Коротких? Длинных? Толстых? Тонких?

А оно – вам – надо?

То-то же!

Тогда заткнулись, вытерли слюни – об слюнявчики в бело-синий горошек…. Уже вытерли? Какие вы у меня молодцы! Ну, так и быть, слушайте….

Эта История…. Ну, да, История – с большой буквы – началась очень давно. Лет так сто пятьдесят тому назад. А, может, и все семь с половиной тысяч…

Какая разница? Ну, лично вам – какая?

Ясен пень, что никакой….

Короче говоря, все легкомысленные, гламурные и приторно-сладкие удовольствия отменяются! Раз и навсегда…

Почему? По неаппетитному капустному кочану, объеденному жирными и бесстыжими гусеницами!

Не будет ни розовых слюней – о неразделённой и несчастной любви. Ни пафосных рассказов – о невиданной и бескорыстной доблести…

Только боль, слёзы, стоны, кровь, страдания и остро-пахнущий человеческий кал…

Пардон, погорячился немного. Кала, как раз, и не будет.…А, если и будет, то так, невзначай, без всяких неприятных ощущений.

В смысле, мироощущений….

Да, и вообще, я пошутил. Потому как в нашей великой и могучей стране царит полная свобода – вкупе с самой натуральной демократией. Хочу шутить – шучу, находясь в своём законном праве, закреплённом в Конституции…

О любви, конечно же, будет речь.

Собственно, только о ней и будет….

Только – о разделённой. Зачем нам с вами – взрослым и всё понимающим людям – сдалась неразделённая любовь? Её и в повседневной жизни хватает – с избытком немалым…..

Разделённой – во всём многообразии этого философского понятия.

Для тех, кто понимает, конечно же.

И розовых слюней будет – ровно столько – сколько захотите…

Её звали – Анхелина Томпсон….

Впрочем, начнём по порядку. Ведь так, если я не ошибаюсь, принято в этом несовершенном мире?

Так и принято. И окружающий нас с вами мир – несовершенен…

Вначале был сон. Яркий такой, цветной, запоминающийся.

Впрочем, я почему-то уверен, что и финал этого необычного спектакля будет сыгран там же, на Заброшенных Крышах, между разномастных печных труб, обдуваемых всеми ветрами…

Боли не было. Наоборот, присутствовала некая лёгкость и расслабленность во всём организме. Свежий ветерок, воздух – как после короткого июльского дождя в русской деревне.

Пахло чем-то свежим и влажным, совсем чуть-чуть угадывался аромат полевого разнотравья.

– Нуте-с, сударь мой, – совсем рядом раздался негромкий, очень певучий голос. – Как говорит в своих нетленках великий и ужасный Саня Бушков: – «Открывайте глаза, голуба моя, ресницы-то – дрожат!».

Ник послушался и приоткрыл правый глаз, а через секунду и левый, ошалело таращась на говорящего. И было, право, чему удивляться: в двух шагах от него, на старом деревянном ящике, восседал здоровенный, серый в полосочку, котяра.

– Здравствуйте, милый юноша! – пропел-промурлыкал странный кот. – Разрешите представиться. Меня зовут – Кот.

– А меня – Ник, – автоматически ответил Ник, затравленно озираясь по сторонам. – Николай, Николаша, Коля…

– Да вы встаньте на ноги, любезный мой, освободитесь от рюкзака с парашютом, – подал Кот дельный совет. – Оглядитесь хорошенько, удовлетворите своё безмерное и праведное любопытство.

Ник поднялся на ноги, опираясь ладонью руки на какую-то узкую кирпичную стенку, и сбросил с плеч тяжёлый рюкзак.

«Так и есть, парашют, всё же, не раскрылся…. А я жив почему-то!» – пронеслось в голове.

Он внимательно оглянулся по сторонам, вокруг были только крыши: металлические и черепичные, гладкие и ребристые, явно новые и совсем ветхие – самых разнообразных цветов, оттенков и колеров. Сплошные такие крыши, тесно примыкающие друг к другу, без начала и конца…. А узкая кирпичная стенка оказалось гранью обычной дымоходной трубы, одной из многих тысяч таких же, беспорядочно торчащих тут и там.

Молодой человек посмотрел на небо. Увиденное оптимизма не добавило: на западе горел малиново-оранжевый закат, и половинка солнца уже скрылась за линией горизонта, а на востоке теплился нежный розово-алый рассвет, и другая солнечная половинка – явно, только что – показалась на свет Божий. Разномастные облака, дружно выстроившись по неровным кривым овалам, медленно плыли в противоположных направлениях. Причём, похоже, вокруг того самого места, где они с Котом и находились.

Ник недоверчиво потрогал руками лицо, плечи, колени, на всякий случай ущипнул себя за ляжку. Да нет, всё было нормально, и боль очень даже ощущалась. Короче говоря, вокруг была только реальная действительность, данная нам в объективных и субъективных ощущениях. Как любил выражаться Фридрих Энгельс – известный интеллектуал и оригинал.

«Но, всё же, чёрт побери, что это такое приключилось со мной? И где же это, собственно говоря, я нахожусь в данный момент?», – подумал Ник и резко обернулся к нежданному напарнику.

Кот, как выяснилось, всё понимал правильно и заговорил, не дожидаясь глупых и бестолковых вопросов:

– Это место так и называется – Заброшенные Крыши. По своей глубинной сути – обычная перевалочная станция: дальше можно проследовать в любых, порой самых невероятных направлениях. Даже, – Кот сделал многозначительную десятисекундную паузу, – даже и Назад…

– Следовательно, я – умер?

– Да ладно вам, сударь! – Кот недовольно и чуть презрительно улыбнулся в роскошные усы. – Полноте, милый друг. Что есть, с философской точки зрения, все эти глупые сентенции? Живой – мёртвый? Счастливый – несчастный? Весёлый – печальный? Настоящий – придуманный? Что, я вас спрашиваю?! Так, только глупые термины, наполненные бессовестной и наглой ложью…. Всё относительно в этом бренном и неверном мире. Относительно – ко Времени, прежде всего. Сегодня вы глупы, туповаты и ограничены: конкретную дурацкую аксиому принимаете за непреложную истину в последней инстанции. А завтра поумнели немного и – неожиданно для самого себя – поняли, что истин может быть несколько, или вовсе ни одной, к примеру…

– Отдаю должное вашему недюжинному и могучему интеллекту, уважаемый Кот, – произнёс Ник, в глубине души несказанно удивляясь собственному спокойствию. – Но изложенное вами мне мало что объясняет. По всем классическим законом школьной физики я должен был расшибиться в лепёшку: падение с двух с половиной тысяч метров, да с нераскрывшимся парашютом – дело очень серьёзное, знаете ли…. А я тут стою себе на крыше, с котами разговариваю. Может, это просто такой элементарный предсмертный бред? А?

Кот недоверчиво помотал ушастой головой, задумчиво прищурился и прошелестел едва слышно:

– А вы, милостивый государь, поведайте мне о ваших последних десяти-двенадцати минутах. О тех, которые имели место быть до вашего появления на Заброшенных Крышах. И, главное, о последних мгновениях.…Тогда, быть может, я и смогу сказать вам что-нибудь дельное. Может, даже, спрогнозировать чего на Будущее….

Мокрая, тщательно подстриженная трава аэродрома, принадлежащего частному Авиаклубу. Самолёт неуклюже оторвался от взлётной полосы и неровными толчками начал набирать высоту. В этот момент у Ника громко зазвонил мобильник.

Инструктор Петрович скорчил недовольную и грозную мину, но, всё же, разрешающе махнул рукой. Мол, давай, поговори, бродяга, я сегодня необычайно добрый…

– Да? – спросил Ник, нажимая на нужную кнопку.

– Здесь Заур! – оповестила трубка с лёгким кавказским акцентом. – Твоя обожаемая жёнушка у нас…. Вах, какая красивая девочка, просто – спелый персик! Три дня у тебя на всё. Хочешь получить свою женщину обратно? Рассчитайся полностью с долгом, будь мужчиной! Ещё сороковник баксов числится за тобой…. Всё ясно?

– Всё, – прошептал Ник.

Короткие гудки, отбой…..

«Похоже, действительно, всё», – решил он про себя. – «Где взять сорок тысяч долларов? Негде, сожрал всё проклятый дефолт. Слопал и не подавился…».

Ещё месяц назад Ник был богатым и вполне успешным человеком. Типичным, то бишь, среднестатистическим представителем хвалёного среднего класса…. А нынче? Нынче он – полный и безысходный банкрот, даже пришлось отписать в пользу неуступчивых кредиторов и пригородный коттедж, и две почти новые машины-иномарки, а долгов ещё оставалось – выше крыши местного небоскрёба, проценты по ним набегали ежедневно, без перерывов и выходных…

Денег не было совсем. Как вчерашнего правящего класса – после свершения сегодняшней успешной революции…. Вот, хотел Ник обратно сдать годовой абонент на прыжки с парашютом, чтобы получить на руки хоть немного наличности, да не согласились с этим в Авиаклубе. Мол, денег у самих нет, а прыгать хочешь – так это другое дело. Пожалуйста, просим! Пока керосин в самолётных баках не закончился…. Вот он и решил прыгнуть, раз всё равно уже приехал.

Любил Ник это дело, в смысле, прыжки с парашютом. Бездонное голубое небо над головой, домики крошечные проплывают внизу, свежий ветерок, воздух – как после июльского дождя в деревне: пахнет чем-то свежим и влажным, совсем чуть-чуть угадывается аромат полевого разнотравья…

– Всем приготовиться! – строго велел Петрович. – Начинаю обратный отсчёт: тридцать, двадцать девять, двадцать восемь, …, два, один, ноль! Первый – пошёл!

Голубой купол неба, восхитительное чувство свободного падения…

Тут, в считанные секунды, Ник и понял, что надо делать. Года полтора назад, когда денег было навалом, он застраховал свою жизнь в солидной зарубежной компании, причём, со страховой премией родственникам – в случае чего – более чем солидной…. Хватит, чтобы полностью рассчитаться с Зауром, и Машеньке ещё останется на безбедную и сытую жизнь. Нормально всё должно сойти. Какое такое самоубийство? Обычный и банальный несчастный случай, просто парашют не раскрылся. Дело насквозь житейское.

Рука разжалась, отпуская заветное кольцо…

– Вот и всё, – промолвил Ник. – Кольцо отпустил, и, такое впечатление, что сразу же оказался на этой крыше.

– На Крышах! – педантично поправил Кот. – И, пожалуйста, с большой буквы! А история ваша – совершенно обычна для наших мест: банальное самоубийство, но преследующее цели, безусловно, благородные. Знакомое, в общем-то, дело. Да уж, представьте! – Кот замолчал, словно бы вспоминая что-то по-настоящему важное.

Подождав секунд тридцать-сорок, Ник громко покашлял, привлекая к себе внимание:

– Извините, любезный Кот, но, всё же, объясните более внятно. Если вас, конечно, не затруднит…

– Всё дело в том, что кто-то из Главных Верхних, причём не обязательно, что и Сам, а просто кто-то из Них, засомневался в правильности вашего благородного поступка. Почему, спрашиваете, засомневался? Да кто же их, Умников, знает? Наверно, были важные и весьма значимые причины. Вот Они и решили сделать некую паузу в течение вашей Судьбы, заморозить ситуацию, так сказать…

– Но для чего заморозить, зачем?

– Бог его знает, – подчёркнуто лениво зевнул Кот. – Они же считают себя добрыми, могучими, справедливыми…. От того постоянно и сомневаются: так ли всё происходит в этом многогрешном Мире, не надо ли, случаем, переделать чего? Может, фортель с нераскрывшимся парашютом был насквозь глупым и напрасным? Вы, Николай, уверены, что ваша драгоценная супруга, действительно, несчастная пленница? Может, она претворялась? А на самом деле является сообщницей коварного и подлого Заура? Только не надо, ради Бога, смотреть на меня так гневно и рассержено! Если я неправ, то извините покорно! Котам простительно…. Скажу вам, шевалье, по большому секрету: очень часто жертвы, рождённые избыточным благородством, являются глупыми и неоправданными. И примеров тому – не счесть! Обмануть честного человека – легче лёгкого…. Безоглядное благородство, как говаривал один мой знакомый колумбийский философ, есть верх глупости человеческой. По крайней мере, так всегда бывает на практике…. Итак, теперь Они думать будут, а вы, мон шер, парьтесь на Крышах – хоть до заговенья морковкиного. Я вот, к примеру, лет триста пятьдесят, а то и все четыреста здесь прохлаждаюсь, с одним единственным перерывом, а Они всё думают, все обсуждают: – «Что делать с этим наглым животным?». А, может, и забыли совсем про меня? И правильно, я же просто – кот, а тут и всяких разных хватает, заслуженных и важных до тошноты. Наполеоны в ассортименте, Байроны, Есенины, блин! – Кот разошёлся уже не на шутку.

Помолчали. Ник задумчиво чесал в затылке, пытаясь переварить полученную информацию. Кот же рассержено и презрительно фыркал, разбрасывая вокруг себя яркие изумрудно-зелёные искры, злясь на неких Всесильных, ленивых и хронически забывчивых – по его частному мнению…

– Может, и свою историю расскажете? – вежливо попросил Ник. – Ну, если это удобно, конечно.

Кот, если так можно выразиться, легкомысленно передёрнул «плечами»:

– Да полноте! Какие ещё сантименты между своими? Здесь, если честно, больше и заняться-то толком нечем. Слоняешься, слушаешь, в свою очередь рассказываешь всякое, делишься впечатлениями, даёшь советы, утешаешь, сплетничаешь. Библиотеку, правда, лет так сто двадцать тому назад удалось «пробить» на заброшенном чердаке. Сходим как-нибудь, обязательно. А история моя проста и незамысловата…

Много лет тому назад (вы, люди, это время называете Средними Веками), проживал я в одном симпатичном замке – в качестве любимого котёнка графской дочери. Её звали – Мари. Славная такая девчушка: добрая, ласковая, улыбчивая, кудряшки светлые. Она меня любила, ну, и я, соответственно, души в ней не чаял. Хорошо жили, беззаботно так, радостно…

Потом началась жестокая война, враги окружили замок, образовалась полная блокада, наступил голод. Нам-то, котам, много ли надо? Тут мышку поймал, там, извините за неаппетитные подробности, десяток-другой мух слопал. А людям приходилось совсем плохо, умирали они – один за другим – десятками, сотнями. Тогда-то мне и пришлось спрятаться в глубокий подвал замка: от греха подальше, чтобы не съели в запарке….

Сижу это я у себя тихонечко, никого не трогаю, умываюсь. Тут графская жена, шатаясь от слабости, спускается по ступеням каменной лестницы. Матушка моей Мари, то есть.

– Маркиз! Маркиз! (это моё тогдашнее имя), – зовёт ласково.

А в руке, заведённой за спину, стилет держит острый.

«Вот оно даже как!», – думаю, продолжая умываться. – «Нашли дурака! Как же, выйду…. Фигу с конопляным маслом вам всем! Неблагодарные и двуличные твари!».

Заплакала тогда графиня.

– Что же теперь делать? – жалобно так причитает. – Умрёт ведь доченька моя от голода, совсем плоха стала, слабенькая, шатается на ветру. Только одна надежда и оставалась – котёнка отыскать…. Маркиз, Маркиз! Иди ко мне! Ради любви к Мари! Маркиз!

Кот замолчал, смахивая лапой с морды нежданную крохотную слезинку.

– Ну, а дальше? – заинтересованно спросил Ник.

– Что «ну»? – неожиданно обиделся Кот. – Баранки гну! Вышел, конечно же, пень ясный!

– Стало быть, – предположил Ник. – Вас сожрать изволили?

Кот неопределённо пошевелил усами:

– А вот это – спорный вопрос…. Весьма – спорный! Я ведь сразу сюда, на эти Крыши долбанные, и вышел. Как бы так оно получилось…

– Чего-то я не понимаю совсем. Но ведь самоубийства, по сути, и не было. За что же вас тогда поместили сюда?

– Причём здесь – самоубийство? – Кот опять пожал «плечами», на сей раз недоумённо. – На Крыши попадают те, э-э-э, личности и индивидуумы, с которыми непонятно, что делать дальше. В смысле, куда этих индивидуумов и личностей отправлять: в Ад или в Рай? Усекаете? Вот я, к примеру, с одной стороны, обыкновенный кот. Следовательно, вовсе ничего не достоин. Ну, совершенно ничего и даже чуть меньше…. А, с другой стороны, благородство проявил. Следовательно, и Душа – какая-никакая – но имеется у меня. Что теперь делать с этой Душой? А? Не подскажете? Вот и гадают местные Умники, спорят до хрипоты…

Ещё помолчали.

– А вот, – вспомнил Ник. – Вы говорили, что перерыв единственный – в процессе «крышной» жизни – был какой-то?

– Ах, это! – Кот небрежно, скорчив презрительную гримасу, отмахнулся правой передней лапой. – Фигня полная и глупая! Года через три после моего здесь появления, спускается с неба один халдей. Важный такой, с белоснежными крыльями за спиной. Поздоровался, значит, и втуляет мне, мол: – «Жертва твоя, дружок, совсем напрасная. Потому как Мари всё равно – через год с крошечным хвостиком – умерла от бубонной чумы. Поэтому мы с товарищами тут посовещались и решили, что тебя надо отправить Обратно. То бишь, в замок, находящийся в блокаде. Дабы ты сделал свой выбор заново, уже обладая полной и однозначной информацией…».

Кот опять задумался.

– Ну, и что же, вернули? – подождав полторы минуты, напомнил о своём существовании Ник.

– Не нукай, не запряг! – в очередной раз продемонстрировал непростой норов Кот. – Конечно же, вернули. Они здесь – надо отдать должное – никогда не шутят. Вернули…. А я опять к матушке Мари решил выйти, под стилет, то есть…. Потому, что очень любил свою маленькую хозяйку! Подарить ей целый год жизни – совсем и не мало! Я даже задумываться не стал. Взял – и вышел. На эти же Крыши занюханные…

– Да, это вы – молоток! – Ник посмотрел на Кота с не наигранным восхищением. – Прямо-таки сказка настоящая получается – про любовь и истинное благородство!

– Сказка? – негромко раздалось откуда-то cверху. – А что? И, правда, сказка. Тут одни такие сплошные сказки…. Сказки Заброшенных Крыш…

Вам, дорогие мои читатели, никогда не снились аналогичные сны? Напрасно. Ох, напрасно…. А вот мне – снятся регулярно и настойчиво. К чему бы это вдруг? Не подскажете? Только, ради Бога, не надо сейчас ничего говорить о психиатрах и прочих докторах. В том смысле, что ещё успеете – по мере прочтения данного опуса…

Кстати, о снах и о литературе…. Кто-то из Великих невзначай обмолвился, мол: – «Писать – в литературном понимании – следует всего лишь о трёх вещах. О детских мечтах, о пьяных бреднях, и о запомнившихся снах…». Мол, всё остальное – полная и окончательная ерунда. Надо понимать, что тоже – буковки, но не имеющие к литературе ни малейшего отношения. Так, мемуары, учебники, научные фолианты, пропагандистские опусы, жёлтая заказная пресса….

Я же предпочитаю – сугубо сны. Сны, любезные мои господа и дамы, это нечто! Многое говорящее мыслящему и не обделённому фантазией человеку…

Ладно, двигаемся – с Божьей помощью – дальше.

Ночь. Тихая, тёплая, безветренная. Полнолуние.

По просёлочной дороге идёт мужчина. Ему слегка за тридцать, светлые растрёпанные волосы, одет в дорогой и модный спортивный костюм, на ногах – фирменные кроссовки, в руках – обычный полиэтиленовый пакет с эмблемой известного футбольного клуба.

Куда он идёт? По большому счёту – с философской точки зрения – навстречу с полной и загадочной Неизвестностью, предначертанной кем-то Свыше…

Ночь. Тихая, тёплая, безветренная. Полнолуние.

В смысле – ночь, улица, фонарь, аптека…

Жена неожиданно разбудила и попросила сходить в дежурную аптеку при ближайшем Торговом Центре, мол: – «Коля, голова болит – просто безумно! Только, милый, за руль, пожалуйста, не садись. Ты же выпивал сегодня…».

– Ха-ха-ха, безумно…. Что она может знать про безумие? – обратился он к жёлтой и равнодушной Луне, круглой и всезнающей. – Хотя, наверное, кое-что знает. Я ведь ей сам рассказывал…. Немного…. Если про это можно рассказать что-либо понятное…. То есть, понятное – для нормального человека…. Уважаемая Луна, ничего, если я поговорю немного с вами? Неуютно, знаете ли, как-то. Ночь, полнолуние, тишина. Ещё эти сны одолевают – о Заброшенных Крышах…. К чему бы это? Вот я и говорю, что очень неуютно и тревожно на Душе. А когда общаешься с кем-то, то и комфортней становится. Так как, можно? Спасибо вам, прекрасная жёлтая дама…

Аптека – вместе с громкими людскими голосами и знакомыми ароматами – осталась далеко позади. Как, впрочем, и тусклый, скучно-печальный уличный фонарь. Весь человеческий мир остался где-то далеко позади. Причём, уже очень и очень давно. Наверное, с самого рождения…

Справа угрожающе вздыхала-стонала заброшенная стройка: четыре с половиной этажа монолитного бетона за некрашеным забором-штакетником, два-три ржавых, неуклюжих и беззащитных подъёмных крана-журавля, запах сырости и заброшенности, неяркие отблески одинокого костра.

«Это бомжи, наверно, разбили нехитрый ночной лагерь, ужинают», – предположил Ник. – «Они ведь тоже люди. Зачастую, вполне даже разумные, без видимых психических отклонений. Хотя, лично мне не доводилось общаться с ними…».

Слева загадочно молчало старинное кладбище, скупо отражая лунный свет от поверхности покосившихся могильных крестов, покрытых краской-серебрянкой. Кладбище, как кладбище, таких десятки тысяч разбросано по бескрайней России. Днём они милые и бесконечно уютные, в их тишине очень даже приятно предаваться философским размышлениям и светлым бескорыстным мечтаниям. Ночью же – тревожные и опасные, сулящие мутные душевные терзания и самые разнообразные неприятности…

Где-то глухо и угрожающе заухал ночной филин, нервный ветерок волнами пробежал по пыльному придорожному кустарнику.

– Филин кладбищенский, зря меня не пугай. Ждёт впереди солнечный Рай, – негромко, подбадривая сам себя, пропел Ник и через секунду-другую болезненно застонал: – Что же это? Почему? Снова начинается? Ведь уже больше шести лет приступы и припадки не посещали…. До коттеджного посёлка осталось-то всего нечего, километра два с половиной…. За что, Господи?

В голове тихонько постреливало. Мерзко так, глумливо, надоедливо и насмешливо. Приступ приближался неотвратимо и безысходно – как ежесуточный морской прилив, подчиняющийся воле могучей и безжалостной Луны.

Впереди – в тускло-жёлтом свете – виднелся алюминиевый навес стандартной автобусной остановки. Обхватив голову ладонями и слегка пошатываясь, он с трудом доковылял до навеса и неуклюже присел на обшарпанную скамью.

– Главное, не волнуйся, – посоветовал Ник самому себе. – Не в первый раз, братишка. Прорвёмся. Выдюжим. Может, на этот раз появится кто-нибудь симпатичный, добрый и безобидный…

В глубине души он, конечно же, знал, что чуда не произойдёт. Потому, что на этом свете чудес, вообще, не бывает. Не бывает? Безусловно, нет! За его тридцать с небольшим лет все Гости были исключительными уродами и извращенцами, мерзавцами и негодяями, падкими на кровь и убийства. Но как же хотелось надеяться, что именно сегодня пред ним предстанет благородный и отважный рыцарь, или же, к примеру, прекрасная сказочная принцесса. Добрая такая, славная, молоденькая, наивная, с огромными синими глазищами. Впрочем, он не стал бы возражать, если девичьи глаза будут тёмно-карими, ярко-зелёными, светло-серыми, чёрными…

Вскоре со стороны кладбища замелькал-затеплился одинокий огонёк, зазвучали голоса, причём, разговор вёлся на английском языке, вернее, на его американском диалекте.

– Стоило ли убивать старуху, сэр? – робко и заискивающе поинтересовался дребезжащий, явно простуженный фальцет. – Она же была слепая и глухая. Безобидная, в общем и целом…. У этих двух, которым вы изволили отрезать головы, рты были заклеены медицинским пластырем. Бабка, надо думать, и не заметила ничего…

– Фредди Крюгер никогда не оставляет следов! – пафосно и назидательно заявил звучный баритон. – Никогда и никаких! А безобидных свидетелей не бывает. Заруби, Мерфи, эту нехитрую истину на своём длинном и уродливом носу…. Ага, вон же она, девчонка! Держи её! Заходи слева!

Послышались характерные звуки, сопровождающие погоню, чьё-то злобное пыхтение.

– Зараза! – отчаянно взвыл фальцет. – Сэр, она укусила меня за палец!

– А-а-а! Помогите! Помогите! – взмолился детский тоненький голосок. – Дяденьки, не надо! А-а-а!

Вскоре все стихло, ещё через пару минут звучный баритон довольно объявил:

– Ещё одна голова! Растёт моя коллекция, растёт! – неожиданно насторожился: – Чу, что это? Слышишь, Мерфи? В садовой беседке кто-то есть, клянусь Святым Дунстаном! Подожди меня здесь…. Э, никаких перекуров, лентяй! Пройдись-ка вдоль дороги. Присмотрись к следам. Потом доложишь, что да как…

Зазвучали размеренные шаги, уверенно поднимающиеся по деревянным ступеням.

«Вот, у автобусной остановки уже образовалась лесенка. То бишь, автобусная остановка преобразовалась в садовую беседку», – обречённо подумал Ник. – «Значит, точно: припадок пожаловал. Давненько не встречались…. Ладно, будем выпутываться, не впервой…».

Высокий человек, облачённый в длинный брезентовый плащ, по которому медленно стекали крупные дождевые капли, водрузил на хрупкий столик антикварный масляный фонарь, разбрасывающий вокруг себя тускло-жёлтый свет. Тут же выяснилось, что на столешнице размещается пузатая бутылка тёмно-синего стекла и две низенькие серебряные чарки.

Мужчина солидно и многозначительно откашлялся, со стуком бросил на деревянный пол холщовый тяжёлый мешок, заполненный какими-то круглыми предметами, и небрежным движением откинул назад капюшон плаща.

«Длинные чёрные волосы, орлиный нос с чуть заметной горбинкой, пронзительные карие глаза с необычными зрачками, губы очень тонкие, злые и порочные. А в мешке, судя по всему, находятся отрезанные человеческие головы. Вон, из-под него уже бодро заструились кровавые ручейки», – отметил про себя Ник. – «Смотри-ка ты, а у них здесь дождик льёт – как из ведра…. Без разговора, очевидно, не обойтись. Придётся вспоминать подзабытые – без должной практики – навыки английской речи…».

– Ну, рассмотрел меня, полицейский пёс? – ласково поинтересовался обладатель злых и порочных губ. – Хорошо запомнил? Уже не забудешь? До самой смерти?

– Я вас таким себе и представлял, – холодно и внешне беззаботно ответил Ник. – И эти странные расширенные зрачки – с мигающей ярко-алой искоркой…

– Что? Ты хочешь сказать, что знаешь меня, морда белобрысая?

– Конечно. Вы же Фредди Крюгер, известный душегуб, законченный злодей и поганец, обожающий пить кровь маленьких детей и беззащитных женщин. Кстати, что вы, мистер Крюгер, думаете, относительно прогноза погоды на ближайшую неделю? На две-три-четыре? А выпить, часом, не хотите ли? Типа, с устатку? Вон, на столе бутылка и бокалы…. Только наливайте себе сами. Мне, видите ли, во время припадка не рекомендуется двигать руками. И, вообще, делать что-либо. Зато разрешается болтать, каламбурить и шутить. Но только на самые отвлечённые и невинные темы.

– Да что, чёрт побери, происходит?! Кто мне объяснит? – грозно взревел Крюгер. – Ты, незнакомец, издеваешься надо мной? Как народец обнаглел в последнее время! Совсем потерял всякий страх и стыд! Значит, не желаешь общаться по-хорошему? Ладно, наглец, поговорим по-плохому, с кровушкой…

Раздался резкий и громкий щелчок, из правого рукава плаща Фредди выдвинулись-выскочили длинные и тонкие лезвия, щедро испачканные чем-то тёмным.

– Очень мило, – презрительно улыбнулся Ник. – Прямо как в низкопробном американском кино…. Кстати, как вы относитесь к творчеству легендарного Андрея Тарковского? На мой скромный взгляд, чересчур уж заумно и вычурно…

Всё дальнейшее было абсолютно прогнозируемым и обычным: Фредди буйствовал, грязно ругался, трясся от бешенства, плевался во все сторону от бессильной злости, устрашающе потрясая страшными лезвиями, а Ник беззаботно трепался и ехидно отшучивался. На этот раз он решил поделиться с неожиданным собеседником своим веским мнением относительно творчества поэта и философа Саши Чёрного, а также дал развёрнутые и ёмкие комментарии по основным аспектам проблемы глобального потепления…

Минут через восемь-десять Крюгер окончательно выдохся, полностью успокоился, спрятал, весело усмехнувшись, свои несимпатичные лезвия в правый рукав плаща, а другой рукой бестрепетно наполнил серебряные чарки – до самых краёв – терпким напитком из тёмно-синей бутыли.

– За невероятные успехи и неожиданные удачи – в нашей трудной повседневной деятельности! – провозгласил Ник дежурный тост. – Чтобы наши безумные будни текли легко и приятно!

Они выпили, обменялись понимающими взглядами и распрощались. Навсегда? Кто знает. Окружающий нас мир никогда не славился предсказуемостью и простотой…. Фредди, дружелюбно подмигнув, накинул на лохматую голову капюшон плаща, ловко подхватил с пола тяжёлый холщовый мешок и, прогремев каблуками сапог по деревянным ступеням лесенки, покинул беседку…

Припадок отступал – как и всегда – медленно, вязко и болезненно: руки и ноги предательски подрагивали, по лицу и спине лесными гадюками ползли капли холодного пота, слегка подташнивало, мучительно хотелось пить. Он поискал глазами темно-синюю бутылку и два фужера, но, естественно, не обнаружил ничего похожего. Только картонный пакет из-под гадкой яблочной бормотухи, по какому-то досадному недоразумению именуемой «портвейном», валялся под ногами. А вот подозрительных луж – рядом с навесом остановки – хватало. Более того, в сторону старого кладбища вели две широкие тёмно-бордовые дорожки, навевающие безрадостные и откровенно тревожные мысли.

Ник, опираясь на спинку скамьи, с трудом поднялся на ноги, вышел на просёлочную дорогу и, устало подмигнув Луне, прошептал:

– Что, небесная старушка, опять пронесло? Вот так-то вот оно. А ты сомневалась, дурочка желтолицая…

Со стороны кладбища вновь замелькал одинокий тусклый огонёк, зазвучали голоса, причём разговор, на этот раз, вёлся сугубо на русском языке, вернее, на его полуматерном аналоге.

– За каким ты, мать твою, старуху прирезал, урод грёбаный, так тебя растак? – недовольно поинтересовался звучный баритон. – Она же слепой была, глухой, совсем неопасной…

– Да так, за компанию, – ворчливо ответил дребезжащий фальцет. – Чтобы под ногами не мешалась, карга старая…. Эге! Смотри, вон кто-то отсвечивает возле автобусной остановки. Может, того самого…. Подойдём, пощупаем малость? На предмет честной и братской продразвёрстки?

– Не стоит! – равнодушно возразил баритон. – Там обретается какой-то малохольный иностранец. Пока ты потрошил двух лохушек, да старуху отправлял на тот свет, я его импортные речи слушал минут десять. Даже выпил с ним портвейна – за дружбу между народами разных стран, континентов и разных цветов кожи…. Сумасшедший, коренной зуб даю. Или очень сильно обкуренный. Пусть уж живёт. Лучше этих зарубежных попугаев не трогать, себе дороже. Менты позорные, так их всех растак, потом понаедут, устроят серьёзную облаву. Так-то они глубоко копать – по поводу мёртвой бабули – не будут, спишут всё на обычную бытовуху, бомжей бесправных подтянут с ближайшей стройки…. А если иностранец будет числиться в пострадавших? Вот тогда-то опера будут искать по полной программе, землю станут рыть копытами. К иноземцам в России испокон веков привыкли относиться нежно и трепетно…. Не хочется мне нынче зону топтать. Не хочется! Почапали, благословясь, к машине. Хабар сбросим, оторвёмся на малине…

Ник достал из полиэтиленового пакета, украшенного эмблемой известного футбольного клуба, упаковку специального антиаллергенного анальгина, вскрыл, проглотил, не разжёвывая, плоскую белую таблетку и медленно пошёл по дороге, непроизвольно погружаясь в воспоминания.

Первый раз это случилось много лет назад, в средней группе детского сада. Он – вместе с десятком других беззаботных и милых карапузов – находился в игровой комнате. Разноцветные кубики, оловянные солдатики, пластмассовые машинки, деревянные лошадки. Негромкий смех, милые ссоры-перебранки: – «Коля Нестеров, отдай мне плюшевого мишку! Ты же обещал…».

Вдруг все дети – вместе с пожилой воспитательницей Полиной Петровной – пропали куда-то, а вместо них появились непонятные и подозрительные существа: кривоногие, бородатые, с очень злыми круглыми глазенками. Возглавляла крохотных бородачей худая и костистая старуха с огромной фиолетовой бородавкой на кончике носа, сжимающая в тёмных морщинистых ладонях черенок обыкновенной метлы для подметания улиц.

«Волшебные гномы из сказки!», – искренне обрадовался маленький Коля Нестеров и тут же засомневался: – «Но почему вместе с ними – баба-Яга? Она же плохая, некрасивая и злая…».

Баба-Яга незамедлительно оправдала (разрешила, подтвердила?) эти его сомнения: мерзко усмехнулась и, засунув два грязных пальца в беззубый рот, протяжно свистнула. Гномы, подчиняясь приказу, принялись дружно и исступлённо ломать игрушки: пластмассовые машинки они по-простому разбивали об стены, деревянных лошадок грубо пинали ногами, обутыми в громоздкие сапоги, а кукол и цветные кубики безжалостно грызли острыми, тёмно-коричневыми зубами. При этом бородачи громко ругались непонятными словами и щедро брызгали во все стороны зеленоватой слюной.

Коля был мальчиком тихим и добрым, но такого жуткого безобразия потерпеть не мог: крепко схватил за ноги деревянного Буратино и, обуреваемый самыми лучшими побуждениями, храбро вступил с наглецами в бескомпромиссную схватку…

Очнулся он уже в больнице. Белый потолок, белые стены, белые простыни, белая пустота в голове. Напротив – несчастные и беззащитные материнские глаза, испуганный шёпот:

– Что же ты наделал, сынок? Зачем? Почему?

Выяснилось, что он – без видимых на то веских причин – набросился на других детей и принялся их избивать деревянным Буратино. Досталось и воспитательнице Полине Петровне: острый и длинный нос куклы пробил ей насквозь ладонь правой руки. Вопли испуга, безостановочный горький плач, всеобщая паника, лужи крови на полу…. Набежала целая куча народа. Кольку – общими усилиями – крепко спеленали детсадовскими простынями по рукам и ногам и вызвали Скорую помощь, которая его и отвезла по прямому назначению, а именно, в психиатрическую больницу.

– Повышенная склонность к комплексным галлюцинациям, – обыденно объяснил родителям Ника старенький очкастый доктор Пал Палыч Сидоров, увлечённо строча что-то на первой странице толстой общей тетради. – Чем она, то есть, склонность, вызвана? Причин может быть великое множество. Например, генная предрасположенность, случайная инфекция, ещё неизвестная современной науке…. Впрочем, причины не очень-то и интересны. Гораздо важнее узнать, что является непосредственным катализатором данных галлюцинаций. Но, как мне кажется, это можно будет сделать только через некоторое количество прожитых лет. Сопоставляя и тщательно анализируя произошедшие – в обозримом будущем – события и факты…

– Доктор! – взмолился Колин отец. – Может, уже сейчас есть какие-то конкретные предположения?

Старичок – с лёгкой хитринкой во взоре – многознающе улыбнулся:

– Представьте себе, есть! Когда началась эта невероятная схватка, сопровождаемая громкими воплями, то в игровую комнату со второго этажа тут же спустились директор детского сада, его заместитель и две воспитательницы. Кроме избитых детишек и окровавленной Полины Петровны они обнаружили, что в подсобном помещении, примыкающим к игровой комнате, начинался пожар…. Да, да, самый настоящий пожар! Элементарное короткое замыкание, бывает. Причём, не так уж и редко…. Потушили пожар, конечно же. А ведь в кладовке хранилось много чего пожароопасного: старые ватные матрасы, альбомы для рисования, месячные запасы салфеток и туалетной бумаги, новогодние хлопушки и бенгальские огни…. Полина Петровна уже старенькая, плюсом у неё был сильнейший насморк, поэтому она вовремя и не почувствовала запаха гари. Короче говоря, если бы не данное шумное происшествие, спровоцированное вашим необычным сынишкой, всё могло бы закончиться очень даже печально. Ну, очень грустно…. Понимаете меня, уважаемые родители? Вполне возможно, что у мальчика чрезмерно развито чувство опасности. Ну, скажем, как у многих диких животных и птиц. Всем же известно, что кошки, собаки, ласточки и прочие слоны заранее чувствуют приходы волн цунами, извержения вулканов, землетрясения…

– Причём здесь ласточки, слоны и цунами? – опешила мать Ника. – И как всё это связано с коротким замыканием, безобразной дракой, потушенным пожаром и новогодними хлопушками?

– Никак не связано, – терпеливо продолжил доктор. – Просто, очевидно, тонкая психика вашего сына почувствовала – на уровне подсознания – что приближается смертельная опасность. Почувствовала и просигнализировала – как умеет. То есть, в виде комплексных галлюцинаций. Что тут хитрого и непонятного? На мой взгляд, все предельно стройно и логично.

– То есть, так теперь будет каждый раз? – забеспокоился Нестеров старший. – Тонкая и нежная психика будет что-то там чувствовать себе и бдительно сигнализировать, а наш сын – по этому поводу – продолжит бросаться на безвинных людей и молотить их – чем попало?

Пал Палыч неопределённо передёрнул худенькими плечами и поспешил успокоить:

– Зачем же сразу впадать в панику? Всё, так или иначе, поправимо…. Во-первых, мы вашего сына здесь подлечим – вдумчиво и без спешки. Месяца два-три. Понаблюдаем, возьмём необходимые анализы, протестируем, поколем разные успокаивающие препараты. Во-вторых, пропишем всяких таблеток и порошков – на послебольничный период. В-третьих, я и в дальнейшем буду за ним регулярно наблюдать, принимать и осматривать, скажем, раз в три месяца. Ну, и при первых же признаках недомогания…. В-четвёртых, я при выписке из больницы дам ему соответствующие инструкции поведенческого характера, соблюдая которые он без всяких проблем доживёт до глубокой старости…

С двумя-тремя месяцами доктор, естественно, обманул: без малого полгода провёл Ник в больничной палате, всю задницу медсёстры ему искололи, а анализы крови брали через два дня на третий. Ещё регулярно к нему в палату приводили разных солидных дядек в белых халатах. Дядьки надоедливо и назойливо задавали десятки бесконечно-глупых и тупых вопросов, а, получив чёткие ответы, восторженно качали головами и удивлённо округляли глаза.

А вот про инструкции Пал Палыч не забыл. Очень серьёзно глядя на маленького Кольку из-под толстых стёкол очков, он вдумчиво и старательно наставлял:

– Ты, мой милый, никогда не паникуй. Относись ко всему спокойно, с философской точки зрения, так сказать…

– Как это – с философской? – недоверчиво щурился Ник, с самого раннего детства не терпевший всяких неясностей и заумных недоговорённостей.

– Так это! Вот тебе список книжек, подлежащих внимательному прочтению, изучению и перевариванию…. Ах, да, ты же ещё читать не научился! Ничего, потом прочтёшь и переваришь. Жизнь, она же долгая…. Короче, если увидишь что-то необычное и тревожное, то тут же садись куда-нибудь и прячь руки. Понимаешь? Главное, чтобы во время припадка, сопровождающегося галлюцинациями, дел не наделать всяких. То есть, не причинить окружающим тебя людям никакого вреда. Вот, повредил ты руку добрейшей старушке Полине Петровне. Разве это хорошо? Конечно же, плохо! Если покалечишь в следующий раз ещё кого-нибудь, то могут упечь в больницу уже на долгие-долгие годы…. Так что, как только почувствуешь, что начинается припадок, так сразу же прячь руки. Повторяю, сразу же! Не рассуждая, не раздумывая и не сомневаясь…. А вот разговоры, наоборот, разговаривай. На самые разные отвлечённые темы. Например, про вчерашнюю дождливую погоду. Или про то, что видел утром по телевизору…. Во-первых, чтобы с ума не сойти по-настоящему. А, во-вторых, это может отвести реальную опасность в сторону. Окружающие тебя мужчины и женщины могут встревожиться, насторожиться, а это зачастую бывает очень полезным. Впрочем, ты ещё мал и многого не понимаешь. Ничего, я это буду повторять при каждой нашей следующей встрече. Ты – в конце концов – всё обязательно запомнишь и проникнешься…

Пал Палыч инструкции регулярно повторял, а Ник их старательно запоминал, проникался и скрупулёзно выполнял – при каждом припадке, которые посещали его по пять-шесть раз за год. Кто только не числился среди его необычных и странных Гостей! Карабас Барабас, трёхголовый Змей Горыныч, лохматые лешие, новозеландские людоеды, с головы до ног покрытые цветными татуировками, голодные волки, кровожадные тигры с длинными и острыми клыками. А когда он повзрослел, то и вампиры – во главе с самим графом Дракулой, и маньяк Чикатило – под ручку с бесноватым Адольфом Гитлером…. Много их было – всяких и разных: кровавых, злобных, жестоких, бессердечных. Иногда они возникали «на месте» конкретных людей, «подменяя» собой друзей, приятелей и совершенно незнакомых прохожих. Иногда – сами по себе, например, в абсолютно пустом помещении.

Причём, появление галлюцинаций вовсе не означало, что жизни Ника что-то угрожало именно в данный конкретный момент. Просто, когда потенциально-опасные объекты обнаруживались в прямой близости, то тонкая психика подростка (а потом и молодого человека) исправно и дисциплинированно сигнализировала ему об этом.

Например, обычный рейсовый автобус, к которому утром подходил мальчишка, крепко держась за мамину руку, вдруг «превращался» в огромного бурого волка, с аппетитом кусающего и глотающего всех встречных. Ник тут же тихонько дёргал маму за руку и просительно смотрел на неё огромными, полными ужаса глазами. Лидия Алексеевна недовольно вздыхала, но не спорила, они разворачивались и шли на трамвайную остановку. А потом становилось известно, что вечером того же дня именно этот автобус, к которому они предусмотрительно не стали подходить, на всём ходу врезался в стену кирпичного дома, погибло восемь человек. «Неожиданно отказали тормоза!», – неубедительно объяснял с телевизионного экрана взволнованный диктор. Отец и мать исподтишка посматривали на сына с уважительной опаской…

Или, вот уже в выпускном классе школы гулял Ник с девушкой по весеннему парку. Шли себе неторопливо по берёзовой аллее, болтали о всяком и разном, робко обнимались, неумело целовались. Всё как полагается…. Вдруг, молодой человек заметил, как из парусинового павильона, где продавались прохладительные напитки и мороженное, высовывается окровавленная морда здоровенного, буро-зелёного крокодила. Ник побледнел и потащил удивлённую девушку за рукав прочь из парка. А через три с половиной часа именно в том павильоне произошло двойное убийство…

Трудно было к таким нестандартным происшествиям относиться спокойно и адекватно. Но он всё выдержал, с ума не сошёл и вырос вполне приличным человеком: в меру добрым, в меру честным, в меру благородным. А всё потому, что всегда неукоснительно выполнял инструкции мудрого доктора Сидорова.

Более того, по достижении восемнадцати лет Николай Сергеевич Нестеров был признан абсолютно здоровым и два года безропотно отдал российской армии. В одной далёкой и беспокойной южной стране, в составе подразделения особого назначения, где очень ценились всякие необычные человеческие способности. А обострённое чувство опасности в военном деле – вещь ни чем незаменимая…

Впрочем, Ник не любил вспоминать об этом жизненном периоде. Очень не любил, вернее, терпеть не мог…. Главным образом потому, что тогда было очень трудно отделять объективную реальность от галлюцинаций: больно уж они были похожи друг на друга – страхолюдные смуглые рожи с глазами хладнокровных убийц.

Потом-то полковник Ануфриев ему подробно и доходчиво объяснил, чем настоящие моджахеды отличаются от виртуальных и фантомных. Всё постепенно наладилось: на галлюцинации Ник больше никакого внимания не обращал, а в настоящего врага исправно палил из автомата и ручного пулемёта. Ещё иногда швырял гранаты – и наступательные, и оборонительные. Только, всё равно, слишком много крови (самой натуральной!) было пролито за эти два года. Не хотелось вспоминать. С души воротило…

После армии он успешно (с красным дипломом) закончил юридический факультет Питерского Университета, но по специальности не отработал ни единого дня. Невесть откуда вынырнул полковник в запасе Иван Иванович Ануфриев, ставший – каким-то непостижимом образом – солидным и матёрым финансистом, да и определил Ника в свою банковскую структуру – начальником охраны депозитария, то есть, обычного хранилища самых разных материальных ценностей, только очень большого. Как же иначе? Человек, обострённо чувствующий приближение нешуточной опасности, обязательно должен работать охранником. Обязательно и всенепременно!

Правда, незадолго до защиты дипломного проекта галлюцинации перестали беспокоить Ника. Совсем перестали. Может, это так эффективно сработали таблетки нового поколения, предоставленные добрым и заботливым Пал Палычем. А, может, этому способствовала счастливая женитьба на Марии (Маняше, Марье, Марьяне, Маше, Матильде), его однокурснице, девице симпатичной, взбалмошной и совершенно непредсказуемой.

Как бы там ни было, но молодая семья остро нуждалась в денежных купюрах, и Ник не стал ставить Ануфриева в известность об утраченных способностях.

– Охраняй банковское хранилище самым обычным образом, – мудро советовала Маняша. – Существуют же видеокамеры, всякие подслушивающие устройства, инфракрасные излучатели, приборы ночного видения. Вон, весь Интернет забит шикарными предложениями. Пусть Иван Иванович раскошеливается – ради пользы дела…

Он и охранял – вдумчиво, тщательно и надёжно. За прошедшие шесть лет никаких неприятных казусов и сбоев в работе депозитария не наблюдалось, ни единой копейки из сейфов хранилища не пропало. Ануфриев был Ником доволен и на щедрые выплаты не скупился: молодая семья приобрела две новые иномарки и построила просторный коттедж на территории престижного охраняемого посёлка. Правда, на отшибе, в пятнадцати километрах от города.

– Ничего страшного! – и не думала расстраиваться Матильда, являвшаяся оптимисткой по жизни. – Зато здесь отличная экология и свежий воздух! Вот, надумаем с тобой – через годик-другой – обзавестись ребёнком…

Ник недоверчиво пожимал плечами и хмурился: эти разговоры про «через годик-другой» были ему знакомы до нудной зубной боли. То есть, на протяжении шести лет счастливой семейной жизни они никогда и не прекращались. Только ребёночком они так и не обзавелись. То одно мешало, то другое…

И вот – нежданно и незвано – галлюцинации вернулись.

– Вот же блин горелый! – Ник смачно сплюнул в темноту. – Не было печали. Просто уходило лето…

Дорога резко повернула в сторону, до высокого забора красного кирпича, ограждающего коттеджный городок от суеты и опасностей внешнего мира, оставалось метров двести пятьдесят.

За низким кустарником ракитника угрожающе затрещали сухие ветки под чьими-то тяжёлыми лапами.

«Снова приближается долбаный приступ?», – засомневался, останавливаясь, Ник. – «Или же там прячется кто-то реальный?

Он, обходя ракитник стороной, подобрал с земли толстую сучковатую палку.

– Гав! – рявкнуло неизвестное существо басом, и тёмное мускулистое тело метнулась в его сторону.

Янтарно-жёлтые круглые глаза-фары, белоснежные клыки, украшенные клочьями розоватой пены…

Гигантский пёс неожиданно замер в воздухе, упал – как подкошенный – на землю и жалобно завизжал.

Впрочем, уже через мгновенье собака бодро вскочила на лапы, вновь принялась угрожающе гавкать и хрипеть, натягивая до предела невидимую веревку. С верхней ветки дальней берёзы – шумно и грузно – взлетела потрёпанная чёрная ворона, недовольно каркая, заложила широкий круг и исчезла в ночном сумраке…

«Собака-то настоящая!», – облегчённо вздохнул Ник. – «Отличать галлюцинации от реальных объектов я ещё, слава Богу, не разучился. Только вот, собственно, какая разница? Галлюцинации, по крайней мере, не кусаются и не могут порвать на составные части…. Вот, оборвётся верёвка, что делать тогда? А? Такую здоровенную дурищу голыми руками не взять, несмотря, даже, на наличие соответствующих навыков…».

Пёс продолжал надрываться-заходиться в хриплом лае, и через полминуты был однозначно опознан: звали этого сторожевого бельгийца Вулканом, и он принадлежал Олегу Абрамовичу Быстрову – ближайшему соседу семейства Нестеровых по коттеджному посёлку.

И собака, и её хозяин Нику никогда не нравились, больно уж оба были скрытными и хмурыми. Олег раньше служил по прокурорскому ведомству, а нынче занимался каким-то скользким и непонятным бизнесом, был разведён и проживал в отнюдь немаленьком доме один. В смысле, с Вулканом, который гавкал и утробно рычал на всех подряд без разбора, а также безжалостно и умело душил всех котов и кошек, неосторожно появившихся у него на дороге. При этом бывший прокурор настырного пса никогда не останавливал и не ругал, только непонятно цокал языком и одобрительно качал головой.

– Три часа ночи, – непонимающе передёрнул плечами Ник. – Для чего, спрашивается, надо было здесь привязывать животное? Может, это такое наказание? Например, Вулкан изгрыз любимый ботинок Олега…

Махнув на прощанье лающему псу рукой, он пошёл по направлению к воротам в заборе, освещённым двумя яркими фонарями, на ходу доставая из кармана спортивных штанов связку ключей.

В голове снова глумливо и надоедливо защёлкало, тихонько заскрипели дверные петли, в воротах приоткрылась калитка, и из неё показался Дед Мороз. Конкретный такой Дед, в красном полушубке с меховой опушкой по воротнику и рукавам, в высоких чёрных валенках, с длинной снежно-белой бородой. Только ненастоящий, а галлюциногенный. В этом Ник ни на секунду не усомнился.

– Привет, Нестеров! – мерзко ухмыльнулся Дед Мороз, демонстрируя характерные острые клыки, измазанные чём-то ярко-алым. – Я и не предполагал, что ты будешь из наших. Знать, хорошо маскировался все эти годы, а сегодня не выдержал. Полнолуние, понятное дело! Тут кого угодно потянет на свежую кровушку…. О, да тебя уже можно поздравить: все кроссовки вымазаны в ней, в родимой! Шустёр ты, братец! Шустёр! Опередил меня, вот же…

– Погода нынче хорошая, – вскользь улыбнувшись, мягко сообщил Ник. – И завтра не будет сильных дождей, точно говорю.

– С чего ты это взял?

– Так вон, собака гавкает. Слышишь, как звонко и протяжно? А вот, если бы брехала глухо и коротко, то вот это, соответственно, было бы к затяжным дождям…. Последним гадом буду, проверено десять миллионов раз! Не, я говорю совершенно серьёзно: меня этим погодным премудростям обучал один сенегальский колдун. Дельный такой дядечка, знающий и опытный. Он в своё время окончил какой-то французский Университет, факультет естествознаний, кажется…

– Ладно, умник хренов, приятно было поболтать! – неожиданно загрустил вампир, загримированный под Деда Мороза. – Тороплюсь, надо любимую собачку отвязать. Ну, и поужинать плотно. Как же без этого? – многозначительно сверкнул клыками. – Бывай, коллега! Женушке привет передавай от меня! Пламенный такой, горячий…. Симпатичная тёлочка досталась тебе, фигуристая такая, длинноногая, ничего не скажешь. Даже завидно немного…. Ха-ха-ха!

– Бывай, коллега, – вяло отозвался Ник и, пройдя в распахнутую калитку, аккуратно прикрыл её.

Капли ледяного пота, медленно стекающие по лицу и спине, мелко подрагивающие руки и ноги. Он плавно развернулся на сто восемьдесят градусов, снова взялся за ручку калитки и осторожно – через узкую щель – выглянул наружу.

Вампир в красной шубе и чёрных высоких валенках бесследно исчез, а вместо него – метрах в тридцати-сорока от ворот – маячила широкоплечая удаляющаяся спина в тёмно-синей футболке. Вдали раздавался заливистый радостный лай, перемежаемый нежным и нетерпеливым поскуливанием. На востоке появилась тоненькая розовая нитка, говорящая о приближении рассвета.

«Соседушка Олежка Быстров пошёл отвязывать своего ненаглядного Вулкана», – понял Ник. – «Интересно, что он подумал обо мне? Наверное, офигел до полного и окончательного изумления…. Значит, у меня, всё же, был повторный приступ. С чего бы это вдруг? Там, возле автобусной остановки, я оказался случайным свидетелем серьёзного преступления. Возможно, тройного убийства. Так что, безусловно, присутствовала серьёзная опасность…. А сейчас в чём, собственно, дело?».

– Николай Сергеевич, что-то случилось? С вами всё в порядке? – поинтересовался обеспокоенный голос. – Вы себя хорошо чувствуете? Может, помочь? Проводить?

Ник обернулся и вымученно подмигнул подошедшему ночному сторожу-охраннику:

– Всё в порядке, Витёк, не беспокойся. Голова закружилась немного. Ничего страшного. Доковыляю уж как-нибудь. Спасибо за заботу…

В свете частых, в меру ярких фонарей он медленно добрёл до своего дома: аккуратного, обшитого светло-кремовым сайдингом, под тёмно-красной черепичной крышей.

На открытой веранде лениво тлел розовый огонёк сигареты, рядом с перилами смутно белела неясная фигура.

– Опять куришь, Марьяша? – недовольным голосом спросил Ник. – А ведь столько раз обещала бросить! Ведь, обещала? Тебе не стыдно, дорогая?

– Не стыдно! – ответил грубый и низкий голос, который уж никак не мог принадлежать молоденькой и симпатичной женщине. – Нам, природным оборотням-мутантам, чувство стыда неведомо…

Понимая, что припадок вернулся вновь, он подошёл к пузатой пластиковой бочке с дождевой водой, стоявшей под стоком крыши, и, громко фыркая, тщательно умылся.

«Надо тянуть время!», – прошелестело в голове. – «Может, приступ прекратится через минуту-другую? Ведь никакой опасности рядом нет…. Или, получается, есть?».

– Что за дурацкая и плебейская манера – умываться из бочки? – от души возмутился грубый голос, в котором прорезались ярко-выраженные гневные нотки. – Для чего тогда тебе ванная комната, урод припадочный? Давно голову не откусывали? Глаза не высасывали? Ногти не вырывали ржавыми плоскогубцами?

«Всё, пора срочно ложиться спать. Хватит на сегодня галлюцинаций и фантомов», – решил Ник. – «Может, утром всё вернётся в нормальное русло? В смысле, на круги своя? Как нас учат мудрые народные пословицы и поговорки – утро вечера всегда мудреней…».

Он, не развязывая шнурков, стащил с ног запачканные кроссовки, наспех обтёр их носовым платком, и, подумав немного, запихал обувь – вместе с платком – в мусорный бачок.

– Чем ты там грохаешь, ублюдок жизнерадостный? – утробно ухнуло с веранды. – Заканчивай там, юродивый! Где мои таблетки от головной боли, увалень белобрысый? Иди сюда немедленно! Поцелуй-ка свою молоденькую и трепетную жёнушку…. Ха-ха-ха!

Ник, собрав остатки воли в кулак, поднялся по короткой лесенке на веранду и вымученно улыбнулся:

– Привет, Маришка! Извини, что задержался. Так вот получилось…. Таблетки? Вот, пожалуйста, возьми. Ничего, что я вскрыл упаковку? Господи, Боже мой! – непроизвольно сделал полшага в сторону.

Навстречу ему надвигался австралийский кенгуру: ростом метра два с кепкой, мощные и мускулистые задние лапы, короткие передние, большая кожаная сумка на выпирающем вперёд животе. Только вот из костистых плеч млекопитающего высовывалась голова гигантской гусеницы: с чёрно-белыми глазами-блюдцами, покрытая неаппетитными жёлтыми жировыми складками и противными ярко-розовыми пупырышками.

– Поцелуй! – строго и непреклонно велела голова гусеницы, нагибаясь и противно вытягивая вперёд тонкие чёрные губы, обведённые широкой ярко-зелёной полосой. – Милый! Любимый! Как же я обожаю тебя!

Крепко прикрыв глаза, и отгоняя прочь желание – незамедлительно грохнуться в обморок – Ник торопливо и коротко прикоснулся губами к чему-то очень липкому и вязкому, после чего жалко и просительно забормотал:

– Дорогая! Я очень устал и смертельно хочу спать…. Извини, пожалуйста! Я пойду, ладно? Можно? Спасибо огромное…

Он, слегка покачиваясь, с трудом добрался до кухни-столовой, где располагался большой гостевой диван. Включил настенное бра, подложил под голову цилиндрический диванный валик и, уже засыпая, отметил краешком сознания, что на подоконнике лежит мужской носок. Незнакомый такой, серый в мелкую чёрную клеточку. А ещё ему показалось, что за окном промелькнула неясная, тревожная и недобрая серая тень.

«И, вообще, на ночь окна надо закрывать. Всегда, и зимой, и летом…», – сонно посоветовал смертельно усталый внутренний голос.

– Сказка? – негромко раздалось откуда-то сверху. – А что? И, правда, сказка. Тут одни такие сплошные сказки…. Сказки Заброшенных Крыш…

Испуганная стайка белых голубей неожиданно выпорхнула из-за неуклюжей старинной трубы светло-жёлтого кирпича. Разбившись на пары, птицы стремительно разлетелись в разные стороны.

– Что это было? – спросил Ник.

– Если вы про голос, то это просто местный Дневальный, – сладко позёвывая, ответил Кот. – Тут постоянно кто-нибудь наблюдает, надзирает, слушает, любопытствует, далее по списку…. А если про птичек этих гадких и наглых, то это шпионы тутошние, они же – сплетники и сплетницы. Мало того, что подслушают, так ещё потом разлетятся по Крышам, всем всё расскажут, перескажут, переиначат, добавят от себя – что было, и чего не было никогда…. Прямо не голуби благородные, а так, говорящие попугаи из субтропических джунглей. Срамота одна! Ни одних секретных переговоров не провести, право…. Поначалу, я даже ловить их пробовал. Кот я, или не кот, в конце-то концов? Бесполезно всё: подкрадёшься, прыгнешь, бэмц – носом об стенку невидимую. Больно-то как! Силовые поля, какие, защитные, что ли? Да и Бог с ними…. Послушайте, Ник, а что это мы друг другу всё «выкаем», словно гимназисточки добропорядочные и благовоспитанные? Были тут – проездом – несколько. До чего же нудные и манерные создания, доложу я вам! Умом можно тронуться…. Может, на «ты» перейдём?

Ник согласно закивал головой:

– Конечно, перейдём! Только вот, по такому случаю выпить полагается: за знакомство, за встречу, «на брудершафт» – так сказать…. Тут как с разными бытовыми мелочами, в смысле, выпить, закусить? С прочими ежедневными потребностями?

– С этим, как раз, всё и просто, – Кот ловко спрыгнул с деревянного ящика и упруго выгнул спину. – Живые организмы, обитающие на Заброшенных Крышах, в еде и жидкости не нуждаются. Следовательно, и в туалетах необходимости нет, что весьма удобно, согласитесь. Да и спать совсем необязательно…. Но, если имеется веский повод – устроить маленький дружеский пикничок, то можно у Верхних попросить – об одолжении невеликом. Бывает, что идут навстречу, были уже соответствующие прецеденты…. Кстати, и язык тут всеобщий, то бишь, каждый говорит на своём, но все друг друга прекрасно понимают. Тоже, на мой вкус, весьма недурное нововведение…

Кот встал на задние лапы, передними упершись всё в тот же деревянный ящик, задрал голову вверх и прокричал – звонко и пронзительно:

– Эй, многоуважаемый и мудрейший Дежурный Ангел! Приём-приём? Не будите ли столь любезны – предоставить нам с другом какую-никакую достойную выпивку-закуску? На ваше усмотрение, понятное дело…. Что за повод к посиделкам? А у нас праздник сегодня, или что-то вроде того. Познакомились, на «ты», опять же, перейти собираемся. А? Если что, я и отслужить могу! Приём-приём?

Секунд десять-двенадцать тишины…. Только негромко и нудно шелестел мелкий бытовой мусор, перекатываемый хулиганистым ветерком по Крышам.

Затем раздался тоненький хрустальный звон, и прямо из воздуха появился (возник, нарисовался, проявился?) Ангел – дюжий и широкоплечий мужичок с обветренным бородатым лицом, в белоснежных одеяниях, с небольшими аккуратными крыльями за спиной. В одной руке бородач сжимал обычный, светло-коричневый бумажный конверт, в другой – ручку большой плетёной корзины, из которой гордо высовывались горлышки трёх бутылок светло-зелёного стекла.

– Здравствуй, Кот! – вальяжно и покровительственно пророкотал Дежурный Ангел. – И тебе Ник, раб Божий, здравствовать, насколько это применительно к реалиям наших Заброшенных Крыш…

– Здрасте, – скромно промямлил Ник, ошеломлённый этим внезапным появлением.

Кот же отделался только лёгким и небрежным наклоном головы, словно бы демонстрируя повышенное самоуважение к своей непростой персоне.

Крылатый обладатель шикарной бороды поставил корзинку у ног Ника, а конверт протянул Коту:

– Просимое вами – доставлено! Ты, Кот, если не ошибаюсь, отслужить обещал? Вот и отслужи: передай это послание небезызвестной тебе Анхелине Томпсон, лично в руки. Да, не мешкая! Часа через три с половиной, не позже. Иначе, некоторые Упрямцы опять бучу успеют поднять…. Всех благ, благородные эсквайры[1]! – Ангел демонстративно посмотрел на свои массивные наручные часы, отдал Коту конверт и медленно – секунд за восемь-девять – растаял в воздухе…

– Хитрые какие! – презрительно прошипел Кот, недовольно вертя конверт в лапах. – Сами, видите ли, не могут. Тоже мне, неженки! Через три с половиной часа? Ну, конечно, у них же и часики имеются! А как бедному коту время определять? Тоже мне – Умники….

Ник, всё ещё прибывая в прострации от произошедшего, машинально заглянул в корзину. Её содержимое бодрости духа не прибавило: клетчатая бумажная одноразовая скатерть, цветные салфетки, стопка пластиковых стаканчиков, буханка загодя нарезанного чёрного хлеба, три плавленых сырка «Дружба», двухлитровая банка с маринованными огурцами, закрытая полиэтиленовой крышкой, десяток жаренных куриных бёдер в прозрачном пластиковом контейнере и три бутылки «Агдама»[2] – да, того самого, из славных восьмидесятых.

– Однако, блин горелый! – ошарашено пробормотал Ник себе под нос, бестолково расставляя на бумажной скатерти нехитрое угощение. – Сюрреализм какой-то, честное слово…

– Что-то не так? – забеспокоился Кот. – Обычно Они стараются всё по вкусу вновь прибывшего поставлять, своё доброе отношение, так сказать, демонстрируя. Что, в этот раз – обмишурились немного?

– Да, как тебе сказать, – неуверенно протянул Ник, ловко открывая одну за другой бутылки с портвейном. – Лет восемь-десять назад всё это, безусловно, считалось изысканными деликатесами, а нынче – как бы и нет…. Да ладно, дарёному коню в зубы не смотрят, чего уж там. Опять же, бурную молодость можно будет вспомнить…. Прошу вас, мой любезный друг, угощайтесь, чем Бог послал!

Кот взял в одну лапу пластиковый стаканчик с тёмно-коричневой подозрительной жидкостью, в другую – жаренную куриную лапу, и важно известил:

– Тогда-то всё понятно! Что для Них – восемь-десять лет? Так, миг один. Краткий и совсем ничего незначащий. Отстали чуть-чуть наши Умники от вкусов народонаселения. Ничего страшного и смертельного, бывает…. Давай, браток, за крепкую мужскую дружбу!

Выпив, Ник торопливо запихал в рот кусок сырка «Дружба», борясь с прогнозируемо пришедшей тошнотой. Кот же, слегка передёрнувшись, жадно впился острыми белоснежными зубами в куриное бедро, истекающее янтарными каплями жира.

– Вино – дрянь полная и страшная! – со знанием дела констатировал Кот. – А птичка жаренная хороша! Что это такое – куропатка, фазан, рябчик?

Ник, достав из банки огурец, аппетитно захрустел и с небольшой задержкой ответил:

– Это называется – «ножки Буша».

– Да? – аккуратно сложив на краю скатерти тщательно обглоданные косточки, Кот взял в лапы очередное бедро курицы. – Первый раз слышу, но отменно вкусно. Славные птицы – эти буши! Вот ещё…. Теперь, раз мы друзья, можешь меня называть настоящим именем – «Маркизом».

– Спасибо за оказанное доверие! – весело поблагодарил Ник. – У меня тоже много имён: Ник, Николай, Николаша, Коля, Колька…. Любое выбирай, какое приглянётся.

Вскоре бутылка опустела. Прежде чем браться за вторую, они решили сделать маленький перерыв. Ник достал из кармана куртки мятую пачку сигарет и зажигалку, закурил. Кот, после пятисекундных колебаний, от предложенной сигареты вежливо отказался.

– Хорошо-то как – вот так посидеть, выпить! – расслабленно произнёс Ник, задумчиво пуская табачные кольца в небо. – А вот, скажи-ка мне, друг Маркиз…. Чу, а это ещё что?

Откуда-то донеслись странные звуки: громкое шарканье – вперемешку с размеренными и неторопливыми ударами молотка по шляпке забиваемого гвоздя.

Порядком захмелевший Кот, важно покачав в воздухе пушистым и толстым хвостом, назидательно и пафосно поднял указательный коготь правой лапы вверх:

– О, это очень неординарный и нетипичный случай! Тебе, Николаша, будет интересно. Подожди, они уже близко, сейчас познакомлю.

Через минуту-другую из-за ближайшего скопления разномастных печных труб показалась странная парочка: высокий и худой, стройный – как пламя свечи – старик в древних стальных доспехах бережно вёл под ручку худенькую, низенькую и сморщенную старушку, одетую в пышное платье – фасона века эдак шестнадцатого-семнадцатого. Невольно создавалось впечатление, что эти пожилые люди только что сошли со страниц какого-нибудь рыцарского романа.

Длинные, седые, зачёсанные назад волосы мужчины очень эстетично развевались на ветру, тяжёлый и длинный меч – в кожаных ножнах с металлическими нашлёпками – равномерно постукивал по разномастной кровле Крыш. Хрупкая старушка неуклюже семенила рядом: на три шажка бабули приходился один шаг её рослого спутника…

«Действительно, очень необычная парочка!», – непроизвольно отметил про себя Ник. – «Визуально, оба немощны и стары, но угадывается в них – с первого взгляда – некая скрытая и очень серьёзная сила, спрятанная где-то там, внутри…».

Кот, до того времени небрежно и барственно развалившийся на краю бумажной скатерти, мгновенно вскочил на задние лапы и, уважительно шаркнув когтями по старой кровельной жести, уважительным баритоном произнёс:

– Позвольте вас представить друг другу, господа и дамы! Благородный рыцарь Айвенго, прекрасная леди Ровена, мистер Ник, эсквайр, он же – Николай Сергеевич Нестеров….

Ник, торопливо запихав потухший окурок в пустую бутылку из-под «Агдама», отвесил новым знакомым низкий изысканный поклон – как в тех голливудских фильмах про Рыцарские Времена, которые он смотрел когда-то, в бесконечно-далёком отрочестве. Словно бы не заметив этого жеста средневекового этикета, старик подошёл к Нику вплотную и поздоровался с ним за руку: то ещё получилось рукопожатие – крепкое, искреннее, настоящее.

– Оставьте эти официальные штучки, милый друг, – негромко прощебетала леди Ровена и ласково провела морщинистой ладонью по щеке Ника. – Мы с мужем уже знаем историю вашего появления на Заброшенных Крышах. Более того, искренне гордимся нашему знакомству. Мы рады, что истинное благородство живёт и поныне…

– Да, мы очень рады, – скупо улыбнувшись, подтвердил Айвенго. – Голуби уже обо всём доложили. В подробностях…. Хотите, мистер Ник, я прямо сейчас посвящу вас в рыцари? Если, конечно, некие – Там-Наверху – будут не против, – старик посмотрел на небо с явным неодобрением, словно бы ожидая подвоха. Или, наоборот, разрешения?

Небеса равнодушно промолчали в ответ.

– Уже неплохо! – криво усмехнулся Айвенго. – Сразу не отказали. Может, позже и разрешить изволят…

– Прошу садиться, дамы и господа! Прошу! Мы вам бесконечно рады! Николай, налей же нашим благородным гостям праздничного вина! – Кот вытащил – невесть откуда – два раскладных стульчика и смешно засуетился, усаживая на них стариков.

Честно говоря, эта идея показалась Нику отнюдь неблестящей. Предлагать благородным рыцарям и их легендарным жёнам российский «Агдам», изготовленный из подгнивших осенних яблок? Как-то, право, неудобно, мягко выражаясь…

– Что же! – высоко поднимая свой пластиковый стаканчик, торжественно провозгласил Айвенго. – За честь, доблесть и благородство! И за тех, для кого эти понятия и термины – не просто красивые и цветастые слова. Виват! Виват! Виват!

– Очень даже интересные и необычные нотки ощущаются в этом замечательном вине, – вежливо проворковала леди Ровена, только чуть-чуть пригубившая предложенный напиток.

Рыцарь Айвенго, напротив, осушив свой стаканчик единым махом, тут же побагровел, глухо крякнул, но отозвался об «Агдаме» весьма лестно:

– Узнаю, как же. Настоящий португальский портвейн! Доводилось – в своё время – пробовать. И в кабачках Лиссабона, и на благословенном острове Мадейра. А выдержка у напитка вполне достойная, чувствуется, что он несколько лет хранился в дубовом бочонке.

Светский разговор о завтрашней погоде и английской поэзии, о различных исторических коллизиях и творениях великого Шекспира, в перерывах – благородный «Агдам»…

– Извините меня, доблестный Айвенго, и вы, прекрасная леди Ровена! – не выдержал, наконец, Ник. – Но позвольте, всё же, поинтересоваться: как вы оказались на Заброшенных Крышах? С вашей-то безупречной репутацией, подтверждённой многочисленными романами, другими художественными произведениями, устными легендами, наконец? Как такое, вообще, могло произойти? Может, злобные наветы? Происки завистников?

– Да нет, всё по правде, – грустно вздохнул старик. – Всё по правде…. Помните, благородный Ник, у знаменитого Робина Гуда был такой закадычный приятель – отец Тук? Да, тот самый…. Грешил по мелочам, иногда выпивал лишнего. Ерунда, в общем и целом…. А потом, вскоре после нашей с леди Ровеной свадьбы, отправился я с некими достойными мужами в серьёзное плаванье по загадочным Южным морям. Через пару-тройку лет вернулся обратно, в старую добрую Англию, и написал несколько баллад, романсов и пару сонетов – о том славном путешествии…. Так, совершенно ничего особенного и оригинального. К примеру, послушайте вот эту скромную балладу, которая так и называется – «Баллада Странствий»:

Эхо – былых времён. Зов – тех далёких стран. Вновь – ветер перемен Бьёт – в наши паруса! Тени – прожитых лет Нам не дают – уснуть. Отблески – прошлых побед Наш – озаряют путь! Чаек – тоскливый крик Вслед – летит за кормой. Жизнь – это только миг. Нам не надо – другой. Клипер – поднял паруса. Все – словно бы – навсегда. И – голубая звезда Снова – слепит глаза. Сотни – ужасных бурь Где-то в засаде – сидят. Нынче у нас – июнь, Плаванье – до декабря. Месяц – и белый песок, Тёплый и нежный – такой Кошкой – лежит у ног. Ластиться – под рукой. В том кабачке – огни, И гитары – поют. Тропики – рай для любви. Может – останусь я тут? Вдруг – позабуду тебя, Завтра – встав по утру? Златом – пошло звеня, Я гарем – заведу? В трюм его – помещу, Вновь – поднять паруса! Отчего же – грущу? Отчего же – слеза? И – миллиарды звёзд Нежно так светят – вдали… Слушай – не надо слёз, Просто – меня позови. Ты позови – всерьёз, Через – шторма и года. Что мне – те полчища звёзд? Ты у меня – одна. Сон, вдруг, снится ещё. Первый снег – на полях, По полю мы – вдвоём Дружно шагаем. Зря Снился – под утро – тот сон Яркая – в небе заря, Чистый – совсем горизонт. Может – всё это – зря? Значит – всё решено: Вся команда – наверх! Рулевой – путь домой! Даст Бог – всем! Снова – знакомый причал. Кто там – стоит на краю Пирса? Не уж-то – Она? Та – что так нежно – люблю…

– А мне вот этот романс нравится очень-очень! – нетерпеливо вмешалась леди Ровена. – Слушайте, благородный Ник!

Старушка запела приятным и чистым фальцетом, правда, почти не попадая в ноты:

И вот, когда приходит ночь, То замолкают птицы в клетках. И дождик – на осенних ветках – Играет нам ноктюрн – о днях былых. О тех, что в даль умчались без возврата, Оставив нам из листьев – горы злата, И думы о делах Времён иных. И думы – о делах Времён – иных. Как мелко мы живём, помилуй Бог! Всё деньги и камения считаем, И главного – совсем не понимаем, Плачевный жизни подводя итог. Как мелко мы живём – помилуй Бог! А где-то там, в немыслимой дали, Плывут себе – Нежданному на встречу, Призрев вот этот скучный пыльный вечер, По голубым волнам – красавцы-корабли. Вот где-то там – в немыслимой – дали. И девушки, скромны и грациозны, На берегу – ждут капитанов тех. И молятся – за их Большой успех В делах – по-настоящему – серьёзных. Те девушки – скромны и грациозны… Победных труб – знакомые мотивы Конечно, очень скоро зазвучат, А циники – покорно замолчат, Когда домой вернуться пилигримы, Под музыки – победные мотивы… И вот теперь, когда приходит ночь, Я выпускаю своих птиц из клеток, И их несёт от сель – порывом ветра, От скуки и печали этой – прочь. Их ждёт таинственная ночь! Их ждёт – таинственная – ночь…

– Как вам, понравилось? – практически хором спросили старики, неуверенно и тревожно посматривая на слушателей.

Ник постарался быть максимально вежливым:

– Конечно же, понравилось! Очень и очень романтично! Такие стихи, баллады, романсы и сонеты непременно должны воспитывать в юношах любовь к приключениям, вдохновлять их на бескорыстные подвиги и благородные поступки. Лично я – в очередной раз – несказанно рад нашему знакомству…

– А вот там, Наверху, решили совсем по-другому, – ворчливо напомнил о своём существовании Кот. – Доблестный Айвенго все свои сочинения скрупулёзно записал на листах пергамента, да и отдал их отцу Туку, дабы означенный образованный монах, прочитав, потом дал непредвзятую оценку этим опусам…. А отец Тук оказался натуральной свиньёй! В том смысле, что жирным и абсолютно бесстыжим боровом, – от навалившегося праведного возмущения Кот неожиданно потерял дар речи и потерянно замолчал, ежесекундно фыркая и невежливо отплёвываясь…

– Бедняга Тук просто всё понял не совсем правильно, – миролюбиво произнёс Айвенго. – Он всегда был натурой увлекающейся, любил пофантазировать избыточно…. Короче говоря, начитался отец Тук моих стишков, да и отправился в дальние южные страны. А потом, неожиданно для всех, стал кровожадным и жестоким пиратом. Много за ним числится всяческих непотребств, и не сосчитать. Такой кровавый след тянется – не описать никакими словами. Конечно же, через некоторое время его поймали, судили, да, как и полагается, отрубили буйну голову…. А потом – по дороге в Ад – доставили на Высший Суд, где отец Тук и продемонстрировал те злосчастные пергаментные листы. И пояснил при этом, мол: – «Это рыцарь Айвенго виноват во всём! С этих его стишков она и началась – тяга к дальним морским путешествиям. А, в конечном итоге, и к пиратству бесшабашному…».

– Мы с Айвенго, – подхватила леди Ровена, – умерли через много лет после казни кровавого отца Тука. В один день, как и полагается. Правда, Айвенго, – старушка недовольно нахмурилась, – опередил меня на несколько часов, негодник такой…. Естественно, мы были уверены, что попадём прямиком в Небесный Рай. Как же иначе, когда позади столько лет безупречной жизни!? Размечтались, наивные…. Оказались на этих Заброшенных Крышах! На одной чаше весов – долгая безгрешная жизнь, полная благородных и богоугодных поступков. А на другой – служитель Святой Церкви, ставший, якобы из-за моего мужа, жестоким пиратом…. Ну, а я, как верная и любящая жена, была просто обязана разделить участь Айвенго. Муж и жена, они – сами знаете «кто» – одна…. Вот так неожиданно всё и обернулось. Уже многие века мы безвылазно находимся здесь, ожидая сами не зная чего…

– Позвольте, как же так! – Ник уже стал немного разбираться в здешней логике. – Но ведь вам обязаны были предложить – вернуться Назад. Дать реальную возможность – исправить ситуацию. Разве нет? – он вопросительно посмотрел на Кота.

Кот, позабыв о тонкостях этикета, отхлебнул «Агдама» прямо из бутылки, занюхал собственной лапой и охотно пояснил:

– Так всё и должно было произойти: переносится Душа доблестного рыцаря обратно, в тот самый момент, когда ставится последняя точка на последнем листе злосчастного пергамента, встаёт Айвенго из-за стола и, не раздумывая ни секунды, бросает сии документы в жаркое пламя камина…. Всё на этом! Ура! Разрешено досадное недоразумение! Добро пожаловать – в Рай! Но, не тут-то было.…Эти приснопамятные пергаментные листы фигурировал на Высшим Суде. Следовательно, является важнейшей уликой и подлежит хранению в Архивах – до Скончания Света…. А отправлять храброго рыцаря Айвенго и нежную леди Ровену в Прошлое без них – совсем бесполезно и глупо: ведь ничего при этом не изменится. Совсем ничего! Шарада такая, бессмысленная и неразрешимая…. Правда, лет двести с небольшим тому назад один судейский стряпчий – по пошлому недоразумению – залетал на наши Крыши. Так вот, он говорил, что эту проблему можно решить без особого труда: надо с нужных пергаментных листов снять копии, заверить их у Главного, ещё так у кого-то, дело и сладится, копия останется в Архиве, а подлинник отдадут доблестному Айвенго…

– Ага! – нахмурился старик. – Только ещё тот стряпчий советовал нанять хорошего адвоката, мол: – «Без пройдошистого и наглого адвоката ничего не получиться…». А где, спрашивается, взять такого? Негде!

– Это точно, негде, – подтвердил Кот. – Адвокатов на Заброшенных Крышах сроду не бывало. Скажу вам по большому секрету, и в Раю нет ни одного. Они все – прямым ходом, оптом и поодиночке – следуют в Котлы кипящие…. Что это ты, дружище Ник, так активно крутишь головой? Поверить не можешь? Точно тебе говорю – ни единого! Вообще-то, официально считается, что самый страшный и непростительный грех, мол, «гордыня»…. Но и в Раю, торжественно даю любимый коренной зуб, хватает всяких, не в меру гордых персон: в глубине Души человек может быть записным гордецом, но при этом регулярно совершать дела добрые, насквозь богоугодные. Так-то оно! А вот, «лицемерие»…. Это в Земном Мире к нему относятся излишне снисходительно и несерьёзно. А там, Наверху, давно уже просекли что почём, осознали нешуточную опасность. И все лицемеры в Котлы следуют напрямую, с кожей ободранной напрочь, без единого шанса на иной исход…. Так что, бедные адвокаты! Страшна и незавидна их участь…. Никогда, дружище Ник, не связывайся с адвокатской братией! Никогда!

Ещё минут через десять старики засобирались.

– Пора нам уже, друзья! – словно бы чего-то немного стыдясь и смущаясь, негромко произнёс Айвенго. – Мы направляемся в библиотеку, которую открыли благодаря уважаемому Коту. Каждый день там проводим по несколько часов, если так можно выразиться применительно к нашим благословенным Крышам. Изучаем разные юридические документы, сочиняем прошения, составляем многочисленные справки…

Короткое прощание, полное добрых взаимных слов и фраз, и вот уже странная парочка затерялась в многообразии печных труб. Только громкое шарканье, вперемешку с размеренными и неторопливыми ударами молотка по шляпке забиваемого гвоздя…

– Все мы – лишь маленькие и неразумные дети, заблудившиеся в бескрайней пустыне, – глубокомысленно изрёк Кот, на этот раз умело прикуривая предложенную Ником сигарету. – Чёрная беспросветная ночь. Ни единого огонька вокруг. Небо покрыто плотными серыми тучами. Луна и звёзды? Забудьте…. А впереди – сплошные засады и горести…

Проснулся он от тупой головной боли и нестерпимой колючей жажды. Сел на диване, нащупал босыми ступнями ног старенькие шлёпанцы, медленно провёл ладонью по лицу, осторожно помотал головой.

Вокруг было очень тихо и тревожно. На подоконнике ласково и нежно подрагивали утренние солнечные лучи, а вот незнакомый мужской носок (серый в мелкую чёрную клеточку), зафиксированный им ночью – на границе сна и яви – куда-то исчез.

«Почему, интересно, я спал в столовой? А где же Марьяша?», – удивился Ник, крепко обхватывая-обнимая ладонями пузатый стеклянный кувшин, наполненный кипятком.

Он пил долго и жадно, давясь и обливаясь. Допил жидкость до последней капли и в этот момент вспомнил всё, что с ним произошло. Всё, до мельчайших деталей. Вспомнил, глухо застонал и, с трудом перебирая неверными ногами, устремился по витой лестнице на второй этаж, зовя жалобным и чуть дрожащим голом:

– Мария! Марьяна! Машенька! Матильда!

Жена – растрёпанная, сонная, милая – торопливо выбежала из спальни, упёрлась ему в грудь острыми кулачками и заявила, неодобрительно и строго посвёркивая серыми – как балтийская морская гладь – глазами:

– Зачем же ты так поступаешь, Николай? Пошёл за лекарством, а вернулся пьяным в стельку…. А, может, и не пьяным? Накурился какой-то гадости? А, скорее всего, и то, и другое?! От тебя так противно воняло, когда ты лез со своими слюнявыми поцелуями…. Как же так, Коля? Я его ждала, волновалась, нервничала…

– У меня опять случился приступ, – смущённо глядя в сторону и виновато вздыхая, сообщил Ник.

Он механическим голосом, словно бы читая старательно заученный текст, рассказал жене о вчерашних видениях и фантомах. О жестоком и безжалостном Фредди Крюгере, с которым пил благородный ямайский ром, оказавшийся на поверку обыкновенной яблочной бормотухой. Об убитой неизвестной старушке и двух выпотрошенных лохушках. О голодном вампире, замаскированном под доброго Деда Мороза, и о соседе Олеге Быстрове с его бельгийской овчаркой. О кроссовках, щедро испачканных в крови, о чужом мужском носке на подоконнике, и о двухметровом кенгуру с головой гигантской гусеницы…

– Боже ты мой! – сострадательно охнула впечатлительная Мария. – Бедный ты мой, бедный! За что же тебе такое? Ведь шесть лет всё было в полном порядке, а теперь вот…. А как же знаменитые таблетки доктора Пал Палыча? Ты не забываешь их принимать?

– Регулярно и исправно глотаю, две штуки каждую неделю, строго по расписанию.

– Обязательно сегодня позвони ему и запишись на приём! Слышишь меня? Не забудешь? Обязательно!

– Я воль, мой генерал!

– Какой из меня генерал, – печально улыбнулась Марьяна. – Я же являюсь двухметровым кенгуру с непомерно мускулистыми задними лапами, кожаной сумкой на толстом пузе и головой гигантской гусеницы. Губы у меня узкие и чёрные, очень липкие и вязкие. А по всем подоконникам разбросаны клетчатые носки моих многочисленных любовников…

– Извини, милая, – в очередной раз смутился Ник. – Так мне показалось прошедшей ночью…. Ну, ты же понимаешь. Приступ…

– Конечно, понимаю, – заверила жена и лукаво предложила, в очередной раз демонстрируя свой легкомысленный и весёлый нрав: – Хочешь, прямо сейчас пройдём в нашу спальню, и я тебе наглядно докажу, что не имею к кенгуру и гусеницам ни малейшего отношения? Хотя, если напрячь фантазию и вспомнить разные зарубежные фильмы с эротическим подтекстом…

Но воспользоваться спальней они не успели: где-то за кирпичным высоким забором, окружающим коттеджный посёлок, противно и надсадно завыла милицейская сирена.

– Милый, ты вчера точно никого не убивал? – потерянным голосом спросила Мария, тревожным движением запахивая халатик на высокой груди.

– Ни кого. Кажется, никого, – не очень-то и уверенно ответил Ник. – По крайней мере, будем искренне надеяться на это…. Может, оденемся и приведём себя в порядок? Как говорится, чисто на всякий случай…. Я срочно позвоню Ануфриеву, посоветуюсь. А ты, пожалуйста, если вдруг заявятся незваные гости в погонах, займи их вежливыми и ничего незначащими разговорами.

– По улице идёт охранник Виктор в сопровождении двух милиционеров, – дисциплинированно доложила Маришка, стоящая возле тяжёлой портьеры, и обеспокоено посоветовала: – Коленька, ты поторопись! Они, кажется, поворачивают именно к нашему дому …

Через три-четыре минуты в прихожей раздался длинный мелодичный звонок, и Матильда, уже облачённая в элегантный деловой костюм, с безупречным макияжем на лице, тщательно причёсанная, зацокала высокими каблуками-шпильками по деревянным ступеням витой лестницы.

«И когда она только успела?», – восхитился про себя Ник, методично нажимая на нужные кнопки мобильного телефона.

Иван Иванович выслушал историю о ночных похождениях подчинённого (исключая эпизод с гибридом кенгуру и гусеницы) очень внимательно и внешне совершенно спокойно, после чего пообещал помочь:

– Первым делом срочно выясни, к какому районному отделению приписаны милиционеры, их звания и фамилии. Попроси, чтобы Мария запомнила. Если тебя менты прихватят с собой в ментовку, то пусть она мне тут же позвонит. Поможем, чем сможем…. Ты, Николай Сергеевич, зря не нервничай и береги себя! – в голосе начальника послышалось беспокойство, странным образом переплетённое с откровенным довольством.

«Что же, всё предельно ясно!», – подумал Ник, прикасаясь пальцем к красной кнопке отбоя. – «С одной стороны, ему лишние заморочки и непонятки совсем ни к чему. А, с другой, Ануфриев откровенно рад, что я не утратил способности остро реагировать на опасные и внештатные ситуации. То есть, не растерял важных профессиональных навыков, из-за которых меня, собственно, и брали на работу…».

– Николай, спустись, пожалуйста! – позвал снизу далёкий голос жены. – Тут к тебе пришли посетители! Из милиции!

Подчёркнуто неторопливо спускаясь по лестнице, он услышал обрывок разговора:

– Вообще-то, у нас, в уголовном розыске, оперативные сотрудники предпочитают ходить на работу в штатской одежде, – смущённо объяснял молодой, чем-то взволнованный голос, – Но ходят упорные слухи, что проверяющие из Москвы рыщут поблизости. А этих господ лучше не раздражать и не злить, себе дороже…

На веранде неуклюже топтались два милиционера, посматривая с не наигранным смущением на стройные ножки Матильды, далеко не полностью скрытые короткой светло-бордовой юбкой. У моложавого мента на плечах красовались погоны старшего лейтенанта, а под мышкой располагалась скромная папка из искусственной кожи. Второй – уже в годах – по званию был сержантом, а на его правом плече – стволом вниз – висел-болтался короткий автомат с откидным прикладом. Охранник же, судя по всему, решил благоразумно вернуться на свой пост.

– Приветствую вас, господа! Присаживайтесь! – вежливо поздоровался Ник, указывая рукой на пластиковые садовые стулья, окружавшие такой же пластиковый стол. Вопросительно посмотрел на жену: – Маша, почему же ты не предложишь нашим гостям кофе?

– Одну минуту, милый! – проворковала Мария, демонстративно вертя в длинных пальцах светлый картонный прямоугольник.

«Молодец! Уже успела разжиться у наших гостей визиткой», – удовлетворённо отметил внутренний голос.

Старший лейтенант был – по внешним данным – ровесником Ника, но явно находился не в своей тарелке, как же: навороченный коттеджный городок, женщина с такими потрясающими ногами идёт ему за кофе…. Поэтому Ник решил прийти служивому на помощь и спросил напрямик:

– Извините, вы, наверное, не просто так заглянули к нам? Случилось что-то важное и, э-э-э, неприятное?

– Вот именно! – обрадовался лейтенант. – Что вы можете сообщить нам по существу дела?

– Извините, какого дела?

– Ну, как же, кровавые следы ведут до самого вашего дома…

– Ах, следы! – облегчённо махнул Ник рукой. – Вчера ночью я ходил пешком в дежурную аптеку, у жены неожиданно разболелась голова. Нужное же, специальное лекарство осталось на работе, Мария Владимировна – аллергик. А я вечером выпил, знаете ли, немного виски, вот и не стал садиться за руль. Решил немного прогуляться, подышать свежим воздухом…. Когда возвращался обратно, то случайно наступил в большую кровавую лужу. Возле автобусной остановки. Той, что под алюминиевым навесом. А испачканные кроссовки я выбросил в мусорный бачок. Они лежат на самом верху, можете убедиться. Вот, собственно, и всё.

– То есть, когда вы шли к аптеке, то лужи не было? – зачем-то уточнил старший лейтенант. – А когда возвращались, то она появилась?

– Получается, что так. Да, пожалуй, именно так всё и было…

– А не видели ли вы ещё чего-нибудь подозрительного, странного и необычного? Может, слышали?

– За строительным забором горел маленький костёрок. Вонючий такой и очень дымный, – Ник задумчиво, изображая старательное копание в ячейках собственной памяти, наморщил лоб. – А со стороны старого кладбища доносились голоса. Только отдалённые, я ничего и не расслышал толком. Кажется, ругались, активно применяя матерные выражения, двое мужчин. Но точно утверждать этого я не могу, извините…

Появилась Мария – невообразимо прекрасная – с серебряным подносом в руках, расставила на столе три фарфоровых чашечки с дымящимся кофе и, мило улыбнувшись, протянула Нику упаковку с таблетками и трубку мобильного телефона:

– Милый, прими, пожалуйста, сразу две штуки. На всякий случай, для профилактики. А коробочку с лекарством положи в нагрудный карман рубашки. И телефон не забудь взять с собой.

– Мария Владимировна! – со стороны уличной дорожки раздался голос Витьки-охранника. – Вы, пожалуйста, не забудьте, что сегодня вечером в сторожке состоится общее собрание жителей нашего посёлка! Начальство велело всем напомнить…

– Спасибо! Мы придём! – прокричала в ответ Марьяна и, дежурно улыбнувшись гостям, походкой манекенщицы прошла в дом.

Он с благодарностью посмотрел вслед уходящей жене, достал из упаковки два светло-розовых кругляшка, проглотил, торопливо – в три приёма – запил горячим кофе с молоком.

– А в районе автобусной остановки вы, случайно, не встречались с человеком, разговаривающим на английском языке? – небрежно спросил старший лейтенант. – Возможно, с иностранцем?

В голове противно и глумливо защёлкало, но он уже и так понял, что надвигается нешуточная опасность.

– Нет, с иностранцами я прошлой ночью не встречался, – ответил Ник, болезненно прикрывая глаза ладонью. – Слышал, что вроде где-то вдали пели на английском языке. Подумал, что это работает автомобильная магнитола. То есть, что едет машина с приоткрытым окошком. Нынешняя молодёжь обожает так делать по ночам: откроют окошко, врубят приёмник на полную катушку и катят себе, красуясь перед окружающим их миром. Понтярщики дешёвые…

– Да, это действо мне знакомо, – согласно хмыкнул дребезжащий старческий голосок. – Эти шальные и самовлюблённые юнцы нынче просто несносны. В наше-то время молодёжь умели воспитывать. Умели! По субботам – розги, вымоченные в соляном растворе, по будням – крепкие подзатыльники и акцентированные зуботычины.

Тяжело вздохнув, Ник отнял ладонь от лица, широко раскрыл глаза и с облегчением отметил про себя: – «Могло быть значительно хуже. Значительно! Похоже, что ещё повезло…».

На месте старшего лейтенанта теперь располагался самый настоящий Дон Кихот: вислоусый, взлохмаченный, седой, в стальных, местами помятых латах. Только вот на острие длинного копья, которое крепко сжимал в своих жилистых руках пожилой идальго, красовалась отрубленная человеческая голова, когда-то принадлежавшая молоденькой и симпатичной блондинке. Голова плотоядно таращила на Ника огромные темно-синие глаза и злобно клацала белоснежными зубами.

Сержант же – совершенно логично и последовательно – превратился в Санчо Пансу: добродушного такого толстячка с бесконечно усталыми и мудрыми глазами. Лишь ожерелье, висевшее на его широкой груди, откровенно выбивалось из образа: большие и маленькие, розовые и бледные человеческие уши, густо покрытые капельками алой крови, были небрежно нанизаны на грубую волосяную верёвку.

– С нами поедешь, гнида подзаборная! – невежливо и враждебно заявил Санчо Панса. – Наденем на твою нежную аристократическую ножку классический «испанский сапожёк[3]», посмотрим, что ты, милок, тогда запоёшь! Иностранца он не видел, понимаешь! Ха-ха-ха! Вот же, здоров врать, душегубец бесстыжий…

– Хорошо, господа, поехали, – покладисто и невозмутимо согласился Ник и громко прокричал в сторону прихожей: – Маша, принеси мне, пожалуйста, тёмно-коричневую куртку!

Раздались звонкие шлепки босых ног, и на веранде появилась пышнотелая черноволосая барышня лет пятидесяти пяти – в костюме испанской цыганки Кармен, с большой кроваво-красной розой в разрезе сверх всякой меры откровенного декольте.

– Куда собрался-то, пропойца бессовестный? Нашёл себе новых друзей-собутыльников? – сварливо поинтересовалась толстуха и, заговорщицки подмигнув Дон Кихоту, доверительно сообщила: – Вы, благородные сеньоры, будьте с моим мужичком поосторожнее. Когда он трезвый, то и навозной мухи не обидит. А вот, когда в его длинный нос попадает хмельное, то сразу же превращается в самого натурального зверя: по малейшему поводу хватается за наваху[4]. Разного народа уже перерезал, и не сосчитать…. Вчера, к примеру, старуху безобидную – полностью слепую и глухую – отправил на тот свет. Просто так, потехи ради…. Напился мой благоверный – в компании со своим закадычным и сумасшедшим дружком Фредди Крюгером – ямайского рома до поросячьего визга, да и отбыл из родимого дома на поиск сомнительных и кровавых приключений…

«Всё это очень и очень странно», – подумал Ник, уже не прислушиваясь к болтовне разговорчивой и скандальной Кармен. – «Очень уж похоже на заранее спланированную акцию. Знать бы ещё, кто ее, собственно, спланировал и зачем…».

Очнулся он от непростых раздумий, только получив лёгкий подзатыльник.

– Чего сидишь-то, увалень белобрысый? – недобро посвёркивая чёрными и злыми глазами-колодцами, спросила Кармен. – Сам же просил, чтобы я принесла твой новый камзол, купленный на осенней столичной ярмарке. Давай, ленивый оболтус, поднимайся, отрывай свой тощий зад от стула. Я, так и быть, помогу тебе облачиться…. Одевайся и выметайся – вместе со своими новыми друзьями – на все четыре стороны!

Продевая руки в узкие рукава сальной и рваной куртки, которую противная толстуха почему-то именовала «камзолом», Ник – неожиданно для самого себя – поинтересовался:

– Сердечко моё алмазное! А не подскажешь ли – так, между делом – чей это мужской носок я намедни видел на подоконнике? Серый такой, в мелкую чёрную клеточку? Нет, ты, пожалуйста, не уходи от ответа, как вчера! Думаешь, отделаться дежурными смешками и шуточками? Нет, ты ответь, красотка! Не доводи до смертного греха! Забыла, что я – лучший в Испанском королевстве – боец на навахах? Напомнить?

Вокруг установилась вязкая и подозрительная тишина. В смысле, секунд на пять-шесть, не дольше…. Потом Дон Кихот и Санчо Панса принялись громко и нагло хохотать, а Кармен, разразившись длинными ругательствами на незнакомом, очень мелодичном языке, скрылась в доме.

Громко хлопнула входная дверь, синеглазая голова некогда симпатичной блондинки, надетая на остриё копья Дон Кихота, хриплым и развратным голосом недовольно спросила:

– Ну, чего сидим? Кого теперь ждём? Слышите, как кони нетерпеливо ржут за воротами замка? Зачем издеваться над бедными животными? Поехали уже, благородные господа!

– Поехали, – согласился Ник. – Я готов.

– Идите, ребятки, я вас догоню через пару минут, – известил, хитро улыбнувшись, Санчо Панса. – Только окровавленные башмаки достану из мусорной ямы…

Они, молча, шли по узкой и кривой улочке какого-то средневекового европейского города. Булыжная мостовая, древние серые и бурые стены, покрытые широкими и узкими трещинами, квадратные и круглые окошки, крохотные балконы кованого металла.

На одном из балконов стоял вчерашний Дед Мороз и невозмутимо дымил массивной фарфоровой трубкой.

– Привет, кровавый брат! – громко и радостно прокричал Дед Мороз, без всякого зазрения совести демонстрируя окружающим длинные вампирские клыки. – Много вчера загубил невинных и нежных душ? Небось, кровушки литров пять-шесть выдул?

– Привет, друг! – откликнулся Ник, стараясь быть максимально осторожным и корректным. – У меня всё неплохо. Без видимых серьёзных проблем. Чего и тебе желаю.

– А беззащитную бабушку за что зарезал вчера? – не унимался замаскированный вампир. – И не стыдно тебе, живодёру дикому?

– И вам доброго здоровья, уважаемый соседушка! Вечером, дай Бог, увидимся. Поговорим на всякие философские темы. Обсудим проблемы социальной несправедливости – во всём мире. Вскроем основные причины необузданной коррупции в нашей многострадальной России…

– Как же, увидимся. Как же, поговорим…. Рассмешил, чудак, право! Вечером ты, упырь, мутант и законченный подлец, уже будешь приплясывать на раскалённых Адских Сковородках. И, поделом! Не будешь убивать всех подряд – направо и налево…

За поворотом обнаружилась просторная чёрная карета (натуральный музейный экспонат!), в которую были запряжены четыре голенастые лошади: светло каурые и тёмно-гнедые – в редкий белый горох. Только вот, морды у лошадок были медвежьими, клыкастыми и страшно голодными.

– Отличные скакуны! Непревзойдённые! Резвые – до полной невозможности! Мигом домчат до моего поместья! – похвастался Дон Кихот. – Вот только, очень уж прожорливые, мать их так…. Каждая за сутки съедает по упитанному годовалому телёнку. А от кошатины и собачатины отказываются, привереды хреновы…

Мимо чёрной кареты, заметно прихрамывая и опираясь на чёрный же посох, проходил седовласый и однозначно благообразный старичок в приличных тёмных одеждах.

Светло-каурая лошадка неуловимым движением приблизилась вплотную к неосторожному прохожему, медвежья светло-каурая голова, нагло подмигнув невольным зрителям, громко и многозначительно щёлкнула крупными, слегка желтоватыми клыками-зубами…

– А, будьте вы все прокляты! – бросив на землю посох и убегая прочь со скоростью ветра, возопил старичок.

Из обрывков правого рукава его сюртука бил, нещадно пачкая стены ближайших средневековых домов, самый натуральный фонтан красно-коричневой крови.

– Красно-коричневая, это потому, что кровь – ближе к старости – всегда заметно ржавеет, – невозмутимо пояснил Санчо Панса. – Это только в юности она имеет благородный, нежно-алый цвет…

Дон Кихот ласково и нежно потрепал по загривку светло-каурой медвежьей головы, которая уже успела прожевать и успешно проглотить отгрызенную стариковскую руку, и, непонятно вздохнув, доходчиво объяснил:

– Вообще-то, Ласточка, она очень ласковая и безумно добрая. Просто молодая ещё, чрезмерно шустрая. Любит иногда похулиганить, пошутить, повеселиться…. Что, радость моя, проголодалась? Сейчас папочка тебя накормит! Сейчас-сейчас, подожди немного…

Седовласый идальго отошёл от шаловливой Ласточки в сторону – метра на два с половиной – и наклонил вниз копьё.

– Умираю безвинной и непорочной мученицей! – пафосно заявила голова некогда симпатичной блондинки и запела звонким фальцетом: – Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»! Пощады никто не желает…

Раздался громкий противный хруст и аппетитное чавканье…

В карете пахло хорошим трубочным табаком, неизвестной туалетной водой и почему-то – спелыми грецкими орехами.

– Вы не будите возражать, уважаемые и благодушные идальго, если я немного подремлю? – вежливо спросил Ник. – Не выспался, знаете ли, за всеми этими ночными происшествиями и приключениями…

– Дрыхни, тварь, дрыхни, – язвительно хохотнул Санчо Панса. – Когда тебе ещё придётся поспать вволю? Наверное, уже только на городском кладбище. Инквизиция нынче не жалует кровопийц и вампиров…

Ник благодарно кивнул головой, безвольно откинулся на мягкую бархатную спинку сиденья и, прикрыв глаза, погрузился в безрадостные размышления: – «Странно это всё. Странно, тревожно и исключительно непонятно…. Вчера вечером приключилось три припадка подряд. Достаточно сильных и неприятных припадка, причём, на протяжении часа с хвостиком. Плюсом четвёртый, утренний, совершенно неожиданный…. Правда, в одной очень южной и крайне беспокойной стране и не такое ещё бывало – до десятка приступов в течение суток. Но там-то это было насквозь понятным и оправданным: серьёзная война, большая кровь, вооружённые моджахеды тут и там…. Здесь же войны нет. А что – есть? Что-то ведь, наверняка, есть! Чей-то злонамеренный заговор? Коварный план? Коварный план – против меня лично? Да кому, собственно, я нужен?! Полный и безнадёжный бред! Обыкновенный цепной пёс – без особых возможностей и полномочий…. А, если рассуждать так: приступ возле старого кладбища – это одна тема, припадки в коттеджном посёлке – совершенно другая? Возле автобусной остановки было совершено, судя по случайно подслушанному разговору, тройное убийство. Я являлся потенциальным свидетелем, причём, возможно, единственным. Преступники же, как всем известно из многочисленных телевизионных сериалов, свидетелей своих преступлений терпеть не могут. Мало того, постоянно преследуют, заставляют молчать и, даже, иногда пытаются убить…. Вот, моя тонкая психика и отреагировала должным образом. Логично? Железобетонно, мать вашу! А вот почему галлюцинации так навалились – дружной стаей – в коттеджном посёлке? Может…. Может, что-то угрожает всему коттеджному городку в целом? Неизвестные террористы готовят взрыв? Просто намериваются швырнуть через высокий забор пару-тройку стеклянных банок, заполненных «коктейлем Молотова», после чего вспыхнет большой пожар? Вполне жизненная и правдоподобная версия, кто только не числится нашими с Машей соседями: бизнесмены средней руки, важные чиновники всех мастей, депутаты разных уровней и созывов, прочие скользкие и непрозрачные личности…. Так, это полностью меняет дело!».

Он втянул носом воздух: никаких тебе спелых грецких орехов и незнакомой туалетной воды – пахло болотной сыростью, дешёвыми сигаретами «Прима» и давно нестиранными мужскими носками.

«Похоже, что гадкий приступ миновал!», – радостно предположил Ник и открыл глаза.

Рядом с ним, поглядывая строго и неодобрительно, сидел пожилой сержант, от седых усов которого и исходил незабываемый аромат «Примы». Незабываемый потому, что за два года своей армейской службы Ник других табачных изделий и не видел. Полагалось – по тогдашнему воинскому уложению – каждому бойцу по четыре пачки «Примы» (сигарет овальных) на неделю. Независимо от того, курящий ты или нет.

Моложавый старший лейтенант располагался на переднем сиденье, рядом с белобрысым, совсем ещё молоденьким шофёром.

«Вот от этого пацана и воняет заскорузлыми носками», – подумалось не к месту. – «Мода такая у всех казённых водил – летом в машине напяливать на ноги домашние шлёпанцы».

– Старлей, останови-ка машину! – хрипло, с болезненным придыханием, попросил Ник. – Плохо мне…

Это было чистой правдой: как и всегда, когда заканчивался припадок, верхние и нижние конечности подрагивали мелкой дрожью, сердце бухало фабричным кузнечным молотом, противно подташнивало, а по лицу и спине обильно струился холодный пот.

– Василий, останови! – строго велел лейтенант. – Да не здесь, дуболом стоеросовый! Хотя бы метров сто пятьдесят проедь за автобусную остановку. Не будем экспертов и стажёров отвлекать от поисков. О, и машина шефа здесь! Ну-ну…. Тогда ещё накинь метров сто…

– Эк, оно вас прихватило! – посочувствовал седоусый сержант и непонятно посоветовал: – Никогда не надо пить яблочную бормотуху из картонных пакетов. Нет там никаких яблок, да и не было никогда. Только химия одна химическая, типа – фруктовые эссенции. Плюсом – всякие стабилизаторы, ароматизаторы, наполнители, загустители и красители…

«Почему-то всех молоденьких белобрысых шоферов, сидящих за баранками служебных авто, зовут Васьками», – усмехнулся про себя Ник. – «И всё они почему-то обожают нажимать на педали тормоза и газа сугубо подошвами домашних шлёпок…».

Машина (обычный, ничем неприметный милицейский УАЗик), остановился на пыльной обочине. Ник надавил на допотопную ручку, распахнул настежь заднюю дверцу и выбрался наружу.

Старший лейтенант тоже решил немного размять кости, ловко спрыгнул на землю и сладко потянулся, слаженно захрустев молодыми суставами, сухожилиями и хрящиками.

– Я отойду ненадолго в сторону. По малой нужде, – то ли сообщил, то ли попросил Ник. – А ещё мне надо сделать пару коротких телефонных звонков. Жене и моему лечащему врачу.

– Да, пожалуйста, Николай Сергеевич! На здоровье! – широко и беззаботно улыбнулся лейтенант. – Идите, писайте, звоните. Хоть жене, хоть Папе Римскому, хоть американскому президенту Клинтону. Вы же пока не арестованы, следовательно, и в гражданских правах не поражены…

Ник отошёл метров на пятнадцать-двадцать от дороги и неожиданно наткнулся на старенькую кладбищенскую ограду. Прошагал ещё пару десятков метров вдоль неё и, крепко обняв за ствол толстую корявую берёзу, всласть поблевал.

Вместе со светло-коричневыми остатками утреннего кофе, на белый свет выскочили из организма и два светло-розовых шарика.

«Странно, – вяло и безразлично подумал Ник. – «Пал Палыч уверял, что таблетки растворяются почти мгновенно. За минуты полторы, максимум за две. А эти шарики уменьшились только – дай Бог – на одну четверть, хотя времени прошло с момента приёма уже минут двадцать пять, если не больше. Наметилась очередная нестыковка?».

Отойдя от берёзы, он достал из кармана куртки мобильный телефон, набрал нужный номер.

Длинные гудки, щелчок, тишина.

– Маша?

– Она самая, – неохотно ответил ледяной голос.

– Что с твоим голосом?

– А каким он должен быть? – вопросом на вопрос ответила жена. – После того, как ты при посторонних закатил мне такую жуткую сцену ревности? Минут пять выспрашивал про чужой мужской носок. При этих тупых и наглых ментах, которые старательно прикрывали ладошками свои издевательские и сальные улыбочки. Улыбки-то они вежливо скрывали, но и на ноги мои стройные пялиться не забывали…. Представляю, как красочно они потом будут описывать – сослуживцам и случайным подружкам – эту незабываемую театральную мизансцену. Доморощенный отечественный Отелло, душащий несчастную Дездемону незнакомым мужским носком, случайно обнаруженным на подоконнике…

– У меня был припадок. Естественно, с галлюцинациями.

– Ты не врёшь?

– Ни капли! – горячо заверил Ник. – Лейтенант был печальным и усталым Дон Кихотом, с копьём, на котором была наколота говорящая человеческая голова. Сержант превратился в краснощёкого Санчо Пансу…

– А я? Опять прикинулась каким-нибудь страхолюдным мутантом?

– Ты была в образе цыганки Кармен. Только уже пожилой Кармен, лет так пятидесяти пяти от рождения.

– Вот спасибо, милый, уважил! – обиделась жена, но тут же смягчилась. – Хотя, это уже гораздо лучше, чем двухметровая гусеница-кенгуру. Кармен, в общем-то, героиня положительная…. Ой, что я несу?! Как ты сейчас чувствуешь себя, Коленька? Голова не кружится? Где ты вообще находишься? В милиции?

– Нет, мы остановились по дороге. Во-первых, меня тошнило…

– Бедненький!

– Во-вторых, мне надо было срочно позвонить тебе.

Он коротко и сжато рассказал жене о своих умозаключениях и подозрениях, в соответствии с которыми ей надлежало в срочном порядке покинуть коттеджный посёлок.

– Хорошо, дорогой, как скажешь, – покладисто согласилась Мария. – На работу я выезжаю только через полчаса, так что успею побросать в сумки твои и мои вещи. Самые необходимые, я имею в виду. Встретимся вечером у моей мамы. Она будет рада приютить нас на несколько дней…. Не смей так мерзко хмыкать! Мне показалось? Ну-ну…. Тебя ведь отпустят к вечеру? – спросила с плохо скрытой тревогой в голосе.

– Будем надеяться. Я – как выйду из милиции – тут же поймаю такси и поеду к доктору Пал Палычу. Всё ему расскажу, проконсультируюсь, попрошу совета. А уже от него отправлюсь к своей обожаемой тёще, а ты…

– Ой, совсем забыла! – перебила жена. – Вечером же состоится общее собрание жителей нашего посёлка. Охранник Виктор напоминал с утра…. Может, я после работы вернусь в городок, схожу на собрание, послушаю, проголосую – за что попросят, а уже потом поеду к маме?

– И думать забудь! – разозлился Ник. – А если именно во время этого собрания и случится что-то страшное? Взрыв? Пожар? Очень даже логично получается: – « Глупые и наивные жертвы самостоятельно сбились в кучу. Где моя мощная граната?»…. Скажешь, что я не прав?

– Наверное, прав. Может, тогда стоит предупредить и всех остальных жителей посёлка? Соседи, как-никак…

– Кто нам поверит, сама подумай? А вот насмешек придётся выслушать – несчётное количество. Кстати, ты позвонила Ануфриеву? Передала координаты ментов? Звания и фамилии?

– Обижаешь, начальник!

– Молодец, Маришка! – облегчённо вздохнул Ник. – Тогда собирай вещи и езжай на работу. Встретимся вечером, у любезной и бесконечно доброжелательной Аделаиды Макаровны…. Шучу, не обижайся!

Попрощавшись с женой, он нажал на сброс и тут же набрал другой знакомый номер.

– Я вас слушаю! – томно и слегка манерно известил мобильник.

– Привет, Веруня! – непроизвольно улыбнулся Ник, узнав – по характерным ноткам-интонациям – голосок восемнадцатилетней внучки доктора Пал Палыча. – Дедуля-то дома?

– Здравствуйте, дорогой Николай Сергеевич! – в голосе послышались насмешливые и игривые нотки. – Давненько вы к нам не заезжали. Давненько! Я уже успела соскучиться. Вы так мило и бесподобно краснеете, когда я вам строю глазки…

– Вера, прекращай! – взмолился Ник. – Не до шуток мне сегодня. Позови, пожалуйста, Пал Палыча.

– А нет его! – радостно и бесшабашно сообщила девушка. – С утра был, да весь вышел…

– Куда это?

– А я знаю? Позвонил какой-то особо важный пациент. Дедуля тут же засуетился, засобирался, схватил свой заветный саквояж, да и шасть за порог…. А у подъезда его уже ждала машина. Чёрный «Мерседес»! Знать, пациент будет не из бедных. Да, дедуля тот ещё ухарь! Ему совсем скоро восемьдесят пять стукнет, а туда же…. Обожает денежку срубить по лёгкому. А мобильного телефона у него никогда и не было. Вы же знаете, что наш милейший старичок – ужасный консерватор, не признающий современных достижений цивилизации в областях коммуникаций, эстрады, поп-музыки и прочих невинных развлечений…

– Вера, хочешь, я тебе подарю бутылку сладкого итальянского шампанского, а к ней в придачу – большую плитку французского шоколада? – душевно и вкрадчиво спросил Ник, зная по собственному опыту, что внучка доктора имеет устойчивую склонность к длиннющим и скучнейшим телефонным монологам. – Самого чёрного и самого горького шоколада на свете?

– Конечно, хочу, – тут же притихла девушка. – Что я должна для этого сделать?

– Две простейшие вещи. Во-первых, передать уважаемому Пал Палычу, когда объявится, что я его ищу. Пусть позвонит мне. Вернее, пусть позвонит мне сразу же, срочно, обязательно и не откладывая…. Понимаешь? А, во-вторых, я сейчас отключусь, а ты на меня за это не будешь обижаться. Лады?

– Лады, гы-гы-гы, – замогильным голосом ответила трубка и разразилась короткими тревожными гудками.

– Что это было, дорогие товарищи? – неуверенно спросил Ник у окружающего пространства. – Верочка так изысканно пошутила? Или утренний припадок напоминает о себе?

Окружающее пространство тупо и равнодушно промолчало в ответ.

– Николай Сергеевич! – раздалось со стороны дороги. – Вы там, часом, не уснули? Может, помочь чем?

– Уже иду! Через минуту! – громко ответил Ник, и тихонько пробормотал себе под нос: – Спать-то как хочется, чтоб его…

Старший лейтенант, прислоняясь тощим задом к пыльному капоту УАЗика, встретил его вежливой улыбкой, и, непринуждённо махнув рукой в сторону, спросил – как бы между делом:

– Никого из старых знакомых не встретили возле кладбища? Вон, кстати, и автобусная остановка, где вы вчера свои фирменные кроссовки запачкали так неосторожно…. Так как по поводу приятной и неожиданной встречи?

– Нет, не довелось, извините, – хмуро пожал плечами Ник, непроизвольно оглядываясь в сторону алюминиевого навеса, рядом с которым было припарковано несколько автомобилей. – А на кладбище вообще никого нет, полное и бесповоротное безлюдье. Только покойники лежат за оградой. Тихонечко так, сугубо молча…

– Вот-вот! – подхватил сержант, выходя из-за машины. – Именно там, за кладбищенской оградой оно и лежало. В смысле, мёртвое тело. Молчаливое такое и бездыханное.

– Одно тело? – глупо спросил Ник.

– А сколько, по-вашему, их должно быть? – насторожился сержант.

– Да нет, это я так просто…. То есть, совсем не в курсе….

– Как это – «совсем не в курсе»? – искренне возмутился лейтенант. – Мы же вам, гражданин Нестеров, подробно объяснили: про убитую старуху, про двух идиотов на стареньких «Жигулях», задержанных на посту ГАИ с полным багажником парной говядины, про их путанные, неоднозначные и бредовые показания…

«Так, надо срочно выпутываться!», – внутренне напрягся Ник. – «Дон Кихот и Санчо Панса говорили одно, а лейтенант с сержантом – в это же самое время – совершенно другое…».

Он коротко откашлялся, недоумённо покрутил головой, и смущённо забубнил:

– Понимаете, мужики, мне сейчас не до того…. Какие убитые старухи, старенькие «Жигули» и парная говядина? Вы ноги моей жены видели? Вот то-то же! А тут чужой мужской носок валяется на подоконнике…. Понимаете? Вот я вас слушал, слушал, головой кивал, а сам – только об одном и думал. Догадываетесь, наверное, о чём конкретно? Так что, извините! Не слышал я ничего – из того, что вы мне рассказывали. Ни единого словечка! Повторите ещё раз, пожалуйста, если вам не трудно. И не подумайте, что это я так неуклюже шучу…

После минутного молчания первым высказался сержант:

– Что ж, дело насквозь понятное и знакомое. Ревность, она всегда приходит внезапно, без предупреждения, все мозговые извилины заполняя собой. Тем более что спор про этот подозрительный носок мы, действительно, слышали.…Повторим, Лёня?

– Повторим! – понимающе усмехнулся старший лейтенант, и пояснил для Ника: – Ты, братец, не смотри, что на Агафоныче обыкновенные сержантские погоны. Он у нас раньше работал старшим следователем прокуратуры. Причём, в самой Москве белокаменной, что характерно. А потом всякие и разные вороватые гады – примерно полтора года тому назад – вышибли его оттуда. И из прокуратуры, и из Москвы. С такой тухлой и скорбной характеристикой…. С волчьим билетом, короче говоря.

– А мне без родимых органов никак нельзя, – робко и печально улыбнулся Агафоныч. – Я ведь, если честно, больше ничего не умею. Вот и «сержантю», пока возраст позволяет…. Ну что, поехали? По дороге, Николай Сергеевич, мы тебе всё и объясним – по второму кругу. Ехать нам до отделения минут пятнадцать-двадцать, как раз и уложимся.

Они уселись на прежние места, машина, надсадно и недовольно рыкнув, тронулась, и лейтенант Лёня приступил к рассказу:

– Итак, вчера ночью на посту ГАИ, в пятнадцати километрах отсюда, но в другую сторону, тамошние сотрудники остановили раздолбанные «Жигули». С чего, вдруг, остановили? Да, наверное, просто от серой скуки, чтобы скоротать время службы…. Смотрят, а у двоих сидящих в салоне мужичков на одежде имеются кровавые пятна. Понятное дело, вытащили обоих деятелей из салона, проверили документы, тщательно обыскали на предмет наличия оружия. Всё вроде в порядке. Тогда осмотрели салон автомобиля и багажник. На заднем сиденье обнаружили полиэтиленовые мешки с парной говядиной, да и багажник был забит – под самую завязку – аналогичным продуктом. Тогда гаишники потребовали у подозрительных мужиков сопровождающие документы: всякие там накладные, путевые листы, ветеринарные и гигиенические сертификаты…. Нет ничего! Тут один тамошний шустрый сержант – деревенский по происхождению – высмотрел на коровьей шкуре клеймо – «Фермерское пригородное хозяйство Пыжова А.А.». А это уже наша территория. Казус такой: вроде бы, фермерское хозяйство, а по всем документам входит в состав города…. Давай, Агафоныч, принимай эстафету!

– Доставили тех вшивых и подозрительных мясозаготовителей к нам, – с видимым удовольствием подхватил нить повествования седоусый экс следователь. – Допросили по уму, с применением психологического давления, они и раскололись. Вернее, выдвинули одну, весьма экзотическую версию…. Мол, ехали они по дороге, никого не трогали. К другу своему ехали, который живёт где-то на северо-западе области. Тут одному из них приспичило по малой нужде. Остановились они около автобусной остановки, глядь, а под кустиком лежат две свежезарезанные тёлки. То бишь, молодые упитанные коровы. А вокруг – ни души…. Посовещались тогда наши хозяйственные индивидуумы и решили, мол, не пропадать же добру. Машину по просеке отогнали в сторону от дороги. Потом оттащили туши животных к кладбищенской ограде. Метрах в ста пятидесяти от того места, где мы недавно останавливались. В багажнике «Жигулёнка – совершенно случайно, понятное дело – завалялся острый топорик. Один из мужичков – в прошлом (до отсидки на зоне) мясник – занялся разделкой. Второй же пошёл на дорогу: понаблюдать и послушать – всё ли спокойно вокруг. С собой прихватил – по его собственным словам – початый литровый пакет с дешёвым алкогольным пойлом…. Вдруг, слышит, что под алюминиевым навесом автобусной остановки кто-то громко разговаривает на английском языке. Подошёл, а там какой-то мутный иностранец: болтает сам с собой, руками размахивает во все стороны, глупо хихикает. То ли обкуренный до полной невозможности, то ли психически-ненормальный. В смысле, сумасшедший…. Этот второй – тот ещё пассажир, неоднократно судимый, битый-тёртый, клёванный-переклёванный…, короче говоря, совсем не робкого десятка – подошёл к иностранцу. Утверждает, что, мол, полноценного общения не получилось. Почему – не получилось? Обкуренный иностранец по-русски не знал ни единого слова. А наш любитель халявной говядины, соответственно, по-ихнему…. Но приветственными жестами обменялись и, мол, даже выпили яблочной бормотухи за вечную дружбу народов, после чего распрощались душевно, довольные друг другом. Ну, и ещё всякого задержанные рассказывают – три короба разного горячечного бреда…. Сейчас около места убийства кладбищенской нищенки работают опытные эксперты, к которым приданы – в качестве усиления – стажёры милицейской школы. Да и наш непосредственный начальник, подполковник Старко Сергей Андреевич, там же. Руководит и надзирает, как и полагается начальству…. Вот такая душевная история, гражданин Нестеров. Как она вам?

– Очень странная история, – дипломатично и расплывчато ответил Ник, а про себя подумал: – «Похоже, что краткий период обращения на «ты» завершился, едва начавшись. Хвалёная мужская солидарность сработала на короткий период, но не более того…».

Через минуту-другую он задал очередной, вполне даже логичный вопрос:

– Извините, старший лейтенант, но зачем мы следуем в ваше районное отделение?

– Как это зачем? – непритворно удивился тот. – А кровавые следы? Надо же взять с вас подробные и внятные объяснения, всё оформить, как полагается, запротоколировать, сдать кроссовки на экспертизу…

– Кроссовки – на экспертизу?

– На предмет определения природы крови, – важно и обстоятельно пояснил седоусый сержант. – В том плане, чья она. Коровья? Человеческая?

Ник успокоился. Во-первых, он был на сто пятьдесят процентов уверен, что кровь окажется коровьей. А, во-вторых, галлюцинации отсутствовали. Следовательно, ничего опасного – лично для него – не намечалось.

Он, вспомнив, что две утренние таблетки пропали даром, торопливо достал из нагрудного кармана блестящую упаковку, извлёк из пластикового гнезда очередной светло-розовый шарик, положил в рот и, не разжёвывая, проглотил.

Районное отделение – и снаружи и внутри – полностью соответствовало антуражу знаменитого телевизионного сериала «Улицы разбитых фонарей».

«Может, данный сериал тут и снимали?», – предположил Ник, героически борясь с подступающим сном.

Нудная и усыпляющая бумажная волокита заняла часа полтора. После её завершения Ник, широко зевая, достал из кармана куртки мобильный телефон и поинтересовался:

– Старлей, я уже могу вызывать такси?

– Такси? – зачем-то переспросил лейтенант Лёня. – Можно, конечно, и такси. Почему бы и нет? Тем более что лабораторным путём уже установлено: кровь на ваших кроссовках однозначно принадлежит тёлке, то бишь, молодой корове…. Но только потом, после проведения завершающего следственного мероприятия. Как говорится, закроем последнюю дурацкую версию и окончательно зачислим вас, дорогой Николай Сергеевич Нестеров, в разряд второстепенных свидетелей, – обернулся в сторону обшарпанной двери и весело скомандовал: – Агафоныч, заводи клоунов из бродячего цирка-шапито!

Зашедшая в кабинет парочка, за которой маячила невозмутимая физиономия пожилого сержанта, была приметно-комична: низенький и неуклюжий толстячок с бесконечно печальными, тёмно-карими восточными глазами был надёжно соединён наручниками с высоким и худым обладателем вислых запорожских усов.

«Опять эта нездоровая и надоедливая ассоциация: Дон Кихот – Санча Панса!», – автоматически отметил Ник. – «Только, в этом случае, ярко-выраженным лидером, безусловно, является Санча…».

Подтверждая это его смелое предположение, неуклюжий толстяк заблажил звучным – смутно-знакомым баритоном:

– Начальник, это он и есть! Точно – он! Любимый коренной зуб даю! Даже, два! Тот самый свихнувшийся иностранец, с которым я пил портвейн на автобусной остановке. Именно он потом и зарезал безвинную бабушку-старушку…. Ненавижу скользкого гада! – картинно замахнулся в сторону Ника пудовым волосатым кулаком.

– Отставить, задержанный Оганесян! – грозно рявкнул старший лейтенант и, уже официально-холодным голосом, уточнил. – Вы готовы подтвердить свои показания в письменном виде?

– Конечно же, начальник! Беспременно, со всем нашим пылом и великим удовольствием…

– А вы, задержанный Петренко?

– Так оно всё и было, – равнодушно и заторможено ответил вислоусый тип дребезжащим, смутно знакомым фальцетом. – Мы как раз мешки с говядиной укладывали в багажник машины. А тут – невдалеке – кто-то завопил придушенно и жалобно. Ну, как тот кот-ворюга, когда его поймали с поличным и шею сворачивают на сторону…. Мы тихонько-тихонько двинулись туда, на вопли, то есть. Любопытно стало – что да как. А там это иностранное чувырло старушку режет. Очень большим ножиком. В полнолуние всё хорошо видно, доходчиво…. Потом стало боязно. Все же знают, что с сумасшедшими лучше не связываться. Покусают, зарежут, расчленят, а им за это ничего и не будет. Так, только отправят на излечение в психушку, не более. А ещё через два-три годика отпустят обратно, на волю вольную. Те выпущенные, не долеченные до конца психи дождутся первого безоблачного полнолуния, и давай по новой – кусаться, резать и расчленять всех подряд, не ведая жалости…

– Петренко, говорите сугубо по делу! Что было дальше?

– А дальше мы осторожно, чтобы ветка случайно не хрустнула под ногой, отступили к машине. Сели в неё, закрылись, дрожа от страха, завели мотор, да и рванули – на полной скорости…. Почему этот кровавый упырь у вас, начальник, разгуливает без наручников? Бросится ещё, не дай Бог! Покусает, зарежет, расчленит…

Когда сержант вывел задержанных из кабинета, Ник, не дожидаясь вопросов лейтенанта, объявил:

– Я никогда не видел этих несимпатичных и насквозь лживых граждан. И ни с какими иностранцами не встречался прошлой ночью. Да и пожилую женщину не резал большим ножиком. Готов подтвердить свои слова на детекторе лжи. Более того, категорически настаиваю на этом! А показания двух этих, как вы сами недавно выразились, клоунов из бродячего цирка-шапито, не стоят и выеденного яйца…

– На чём вы, извините, настаиваете?

– На детекторе лжи!

– Ну, батенька, это вы загнули! – смешливо прыснул старший лейтенант. – Откуда, спрашивается, у нас – детектор лжи? Вы посмотрите на эти некрашеные стены и на облезлую мебель …. А вот необходимые причиндалы для снятия отпечатков пальцев, как раз, имеются.

– Зачем вам мои отпечатки? Они имеют какое-то отношение к вчерашнему убийству? Так ведь бабушку, вроде, и не душили…, – непонимающе усмехнулся Ник.

– Кто знает, кто знает…. Может, да. Может, и нет…. Только вот, имеет место быть одна закавыка. На картонном пакете из-под яблочного вина, найденном на автобусной остановке, имеются чёткие отпечатки пальцев двух людей. Один из них – задержанный Оганесян. А вот кто, интересно, второй? Вдруг, этого второго зовут – Нестеров Николай Сергеевич? Что скажете на это, уважаемый гражданин Нестеров?

– Если даже и так, то это абсолютно ничего не меняет, – Ник нервно и презрительно передёрнул плечами. – Распитие спиртных напитков на автобусной остановке? То есть, в общественном месте? Всего лишь мелкое административное нарушение, сопровождаемое копеечным штрафом…. Какое это имеет отношение к убийству? Никакого, ясен пень…

– Не скажите, милейший Николай Сергеевич! Не скажите…. Сегодня улика – всего лишь косвенная, а завтра, глядишь, уже прямая.… Опять же, вы – этими отпечатками – будете однозначно уличены во лжи. А если данное дело будет рассматривать суд присяжных? Тогда именно субъективные факторы могут выйти на первое место – со всеми вытекающими последствиями.

Ник почувствовал, что засыпает. Причём, засыпает – без единого шанса на достойное сопротивление. Сон, словно густой осенний туман, плотно и планомерно опутывал его беззащитное сознание, превращая в беспомощное огородное растение….

«Превращаясь в обычный топинамбур[5]», – любезно подсказал всесторонне развитый внутренний голос.

– Лёня, не подскажете, где тут у вас можно немного поспать? – с трудом выдавил из себя Ник, устало прикрывая глаза. – Сморило меня что-то…. Наверное, перенервничал, переволновался. Одно к другому. Незнакомый мужской носок на подоконнике, теперь вот подлые и сумасбродные наветы. Мол, хобби у меня такое – по ночам убивать немощных старушек, претворяясь иностранцем…

– Поможем, Николай Сергеевич, не сомневайтесь, – долетел откуда-то издалека уверенный голос старшего лейтенанта. – Сейчас вас ребята проводят в отдельную камеру, там коечка имеется – с мягким матрацем, простынкой и подушкой…. Агафоныч! Курточку обязательно снимите с клиента, чтобы, не дай Бог, не помялась. Ботинки стащите с ног, чтобы лишний раз не пачкать простыню…

Сон был каким-то вязким и медленным, наполненным приятной лёгкой истомой и ненавязчивыми успокаивающими картинками: зелёные поля, заполненные летним разнотравьем, чёрно-белые стрижи, мелькающие над берегом широкой и ленивой реки, абсолютно голая Мария, грациозно заходящая в светло-голубую речную воду…

– Так, помощнички фиговы! На всякий случай крепко держите руки и ноги, – донёсся сквозь сон властный и строгий женский голос. – Кузнецов, закатай-ка ему рукав рубашки на левой руке. Хватит, и так сойдёт! Кубика два, наверное, будет вполне достаточно. Вечером, если что, добавим…

Ник, почувствовав лёгкую боль от укола, напрягся, но уже через секунду расслабился, чувствуя, как по всему телу побежала приятная, мягкая и бесконечно тёплая волна…. Ещё мгновение, и он опять оказался на Заброшенных Крышах.

– Все мы – лишь маленькие и неразумные дети, заблудившиеся в бескрайней пустыне, – глубокомысленно изрёк Кот, на этот раз умело прикуривая предложенную Ником сигарету. – Чёрная беспросветная ночь. Ни единого огонька вокруг. Небо покрыто плотными серыми тучами. Луна и звёзды? Забудьте…. А впереди – сплошные засады и горести…

Ник тоже закурил, машинально отметив про себя, что количество сигарет в пачке не уменьшается.

«Видимо, очередной местный фокус какой-то», – подумал он и через полминуты небрежно поинтересовался:

– Кстати, Маркиз, друг мой, вы за этими дружескими посиделками о некой загадочной особе – по имени Анхелина Томпсон – не забыли? Думаю, что от отведённых уважаемым Ангелом трёх с половиной часов мало, что и осталось, минут сорок-пятьдесят, не больше.

Кот даже на месте подскочил – на добрые полметра.

– Как же это я так сплоховал? – забормотал извинительно. – Всё этот речистый Айвенго! Как начнёт травить бесконечные байки о своих легендарных подвигах, да баллады героические распевать, так и забываешь напрочь о делах насущных, в транс впадаешь – что тот глухарь по ранней весне. Как же, читали об этих экзотических птичках…. А сейчас, друг Ник, давай-ка я заскочу тебе на плечо – для ускорения и удобства предстоящего путешествия. Да и двинем, благословясь. Конверт с этим Небесным Посланием спрячь в карман, а по дороге я тебе всё об этом деле и расскажу подробно, заслушаешься…

Удобно устроившись на плече у приятеля, Кот скомандовал:

– Видишь вон там, на норд-осте, серую длинную трубу? Вот и чеши смело в том направлении! То бишь, прямо на неё, на серенькую. Она здесь одна такая…. Бог даст, не промажем!

Глядя то себе под ноги, то, сверяя правильность курса, на серую трубу, Ник упруго зашагал по Заброшенным Крышам. Буро-красная старинная черепица, металлические гладкие листы, нестерпимо блестевшие в лучах двух половинных солнц, серый рубероид, покрытый узорчатыми трещинами, снова черепица – на этот раз – красная, новёхонькая…

– Теперь можно и рассказ начать, – тихонько, по-домашнему уютно замурлыкал над его ухом Кот. – Значится, дело было так…

Эта история произошла лет сто тому назад, а, может, и все сто пятьдесят. Карибия тогда только-только обрела независимость. Стояла, жила-поживала на берегу тропического, лазурно-изумрудного моря большая деревушка. А, может, просто маленький посёлок, дававший приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей – пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами, закоренелым преступникам, скрывающимся от правосудия стран Большого Мира. Белые, вест-индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие – в буро-малиновую крапинку.…Та ещё публика, живущая весело, разгульно и беспутно. А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было – так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира « La Golondrina blanka[6]»?

И вот, представь себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты – высокая, стройная, фигуристая, молоденькая. Ухаживает в Миссии за больными и калеками, детишек индейских обучает английскому языку и математике, а в деревне появляется только по крайней необходимости – купить в местной галантерейной лавке ниток-иголок, да наведаться на почту.

Звали её – Анхелина Томпсон. И была она такая хрупкая, грустная и печальная, что, глядя на неё, даже у злобных и вечно голодных бродячих собак на глазах наворачивались крупные слёзы сочувствия. Ходили упорные слухи, что жених Анхелины трагически погиб где-то на северных золотоносных приисках, вот она от безысходной тоски и уехала служить Господу в далёкую католическую Миссию.

Но разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все оказывать мисс Томпсон различные знаки особого внимания – тропические цветы дарить охапками, через посыльных мальчишек-индейцев предлагать крупные золотые самородки. Но только не принимала она тех подарков и цветов, всё с посыльными возвращала обратно. Лопнуло тогда терпение у карибских бродяг. И однажды, уже под вечер, дружной толпой человек в шестьдесят-семьдесят пожаловали они к недотроге в гости.

Жила мисс Анхелина в скромной глинобитной хижине рядом с Миссией, и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы, неизвестные тогда в Карибии. Видимо, привезла с собой из Американских Штатов черенки. Вернее, роза была всего одна, остальные не прижились и со временем завяли.

Выдвинули пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный и жёсткий ультиматум: мол, либо она сама незамедлительно укажет на своего избранника, то есть, на мужчину, с которым согласна разделить брачное ложе, либо всё решит честный и непредвзятый жребий. Так ли, иначе, но свадьбе к заходу солнца быть!

Грустно и печально улыбнулась тогда Анхелина, и спокойно, не моргнув глазом, ответила, мол: – «Я, конечно, уступаю грубому насилию. А суженого выберу сама: сейчас срежу жёлтую розу и вручу её своему принцу…».

Радостно заволновались женихи, восторженно завопили – в предвкушении незабываемого свадебного спектакля.

А девушка взяла у ближайшего к ней примата острый кинжал, осторожно срезала единственную жёлтую розу, тщательно удалила все острые шипы с её стебля, и аккуратно воткнула – розу себе в причёску, кинжал – себе в сердце…

– Тут эту занимательную и, безусловно, поучительную историю заморозили на неопределенное время, – неожиданно прервал повествование Кот. – И оказалась наша прекрасная мисс Томпсон – в ту же самую секунду – прямо на Заброшенных Крышах. Цела и невредима, понятный хвост! Долго её судьбу решали тутошние Умники. Очень долго…. Решили, видимо. Не иначе, в конверте, принесённом Бородачом, и содержится данное судьбоносное решение.

– Как мне помнится, Маркиз, ты тогда возмущался нешутейно, мол: – «Сами, видите ли, не могут! Тоже мне, выискались трепетные неженки…». А, действительно, почему Дежурный Ангел самолично не вручил конверт мисс Анхелине? – Ник всегда любил порядок во всём, и вообще, уважал стройные логические построения, дающие ответы на самые заковыристые вопросы.

Кот, ловко почесав задней лапой свою «щёку», охотно пояснил:

– Они завсегда чувствуют – кто перед Ними. Помнишь, как этот крылатый Бородач с нами высокомерно разговаривал и презрительно тыкал? Это потому, что он точно знал: мы с тобой обыкновенные олухи и разгильдяи, вышедшие – без всяких конкретных целей и задач – погулять по Заброшенным Крышам. Чего с такими незначительными и никчемными персонами особо церемониться? А, вот, перед мисс Анхелиной теряется их высокородная Братия. Видимо, чувствуют, Умники Небесные, что она совсем другого полёта птица, и им совсем не ровня. В смысле, очень Высокого Полёта…. Извини, но не смогу объяснить лучше…. Кстати, вот и нужная труба. Всё, делаем привал!

– Привал, так привал, – Ник присел на корточки и помог своему усатому товарищу спуститься на «землю».

Упруго выгнул спину, Кот устало зевнул и, осторожно выглянув из-за серой трубы, сообщил:

– Ага, практически пришли, метров девяносто-сто всего-то и осталось. Вот, полюбуйся-ка на сказочную картинку.

Ник пристроился рядом. Действительно, открывшийся взору пейзаж был необычайно красив и эстетичен: аккуратная разноцветная палатка, а вокруг неё – сотни, а быть может, тысячи, разномастных кадок, вазонов, горшков и горшочков, заполненных великолепными жёлтыми розами. Легкий ветерок ненавязчиво и игриво принёс воистину неземные ароматы, несколько вздохов – и голова закружилась, закружилась…

Вокруг горшков и кадок ловко перемещалась высокая, очень стройная девушка с большой жестяной лейкой в руке, напевая что-то светлое и мелодичное, зовущее и завораживающее одновременно.

– Почему же мы остановились? – взволнованным шёпотом спросил Ник, не отрывая взгляда от необычной девушки. – Давай выйдем, а? Нам же надо торопиться, как Ангел велел…

– Успеем ещё! – легкомысленно отозвался Кот. – Давай-ка конверт. Ознакомимся, для начала, с его содержимым. Давай, давай! А то ведь так и не узнаем, что произошло на самом деле. Только и останется, что верить всяким сказкам и легендам…. А тут, как никак, первоисточник!

Кот непринуждённо вскрыл конверт, достал из него несколько тонких листов светло-розовой бумаги и погрузился в чтение. Ник покорно и терпеливо ждал, уже зная наверняка, что всякого рода понукания его новый дружок – абсолютно и однозначно – терпеть не может.

– Однако! – Кот неуловимым движением достал откуда-то из воздуха самые настоящие очки, ловко водрузил их на свою пушистую мордочку и с удвоенным вниманием принялся изучать Небесный документ.

Ник непонимающе помотал головой: – «То раскладные стулья появляются «из неоткуда», теперь вот – очки. Непрост этот кот – по имени Маркиз. Ох, непрост, бродяга усатый! Если он, конечно же, и на самом деле тот, за кого выдаёт себя …».

– Забавно и неординарно! – Кот, явно, был чем-то удивлён, причём, судя по внешним признакам, удивлён приятно. – Дай-ка, Николай, ещё одну сигаретку. Для ускорения умственного процесса, так сказать.

Прикурив, Кот со вкусом затянулся и продолжил:

– Представляешь, оказывается, что и нашим Умникам Небесным – ничто человеческое не чуждо! Выясняется, что иногда и Они отваживаются на решения, полные слюнявого гуманизма и истинной справедливости….

Анхелина Томсон – самоубийца, как не крути. Грешница страшная, в Аду ей гореть вечно…. А вот, на тебе, причислили к лику Святых! Ну, надо же! Невероятно и невозможно! Но в Небесном Документе всё чётко прописано. Без всяких разночтений и лицемерных двоякостей. Послушай – с того места, где я давеча остановился….

…А девушка взяла у ближайшего к ней примата острый кинжал, осторожно срезала единственную жёлтую розу, тщательно удалила все острые шипы с её стебля, и аккуратно воткнула – розу себе в причёску, кинжал – себе в сердце. И упала бездыханной…

Долго стояли бандерлоги над мёртвым девичьим телом, стояли и скорбно молчали. Потом похоронили девушку, а над её могилой поставили каменную часовню. Городок же нарекли – Сан-Анхелино. И стали все и повсюду – с искренним пылом и рвением – выращивать жёлтые розы.

А ещё через некоторое время, как-то сам собой, родился один милый и симпатичный обычай: когда мужчина хочет предложить девушке или женщине руку и сердце, то он ей дарит жёлтую розу. Если она согласна, то цветок принимает и бережно пристраивает в свою причёску. Вот здесь всё только и начинается….

Видимо, дух невинно убиенной Анхелины Томпсон так и не нашёл покоя, всё бродит по городку и его окрестностям, да и вмешивается, ни у кого не спрашивая на то разрешения, в дела любовные. Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные и сугубо меркантильные, то тут же раздаётся негромкий хлопок, и виновник впадает в самый натуральный летаргический сон. Нет, не навсегда, каждый раз по-разному, видимо, в зависимости от степени нечестности. Кто-то десять минут спит, а кто-то полтора месяца.

Ну, и с женщинами и девушками, которые принимают цветок без должных на то оснований, то есть, без настоящей и искренней любви, происходит то же самое.…Бывает, правда достаточно редко, что засыпают оба, и жених, и его потенциальная невеста. Одна брачующаяся пара полгода проспала. Потом несостоявшиеся супруги почти одновременно – с разницей в три часа – проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, рассмеялись по-доброму и стали закадычными друзьями.

А ещё иногда происходит следующий природный казус: девушка втыкает в свои волосы жёлтую розу, принесённую кавалером-ухажёром, а над Сан-Анхелино неожиданно загорается-вспыхивает яркая, многоцветная радуга. Это означает – по уверению знающих людей – что всё хорошо, и Святая Анхелина благословляет этот конкретный брак …

– Красивая история! – Ник не знал, что ещё и сказать.

– Требуется слегка уточнить, – не согласился его полосатый и дотошный напарник. – Получилась – очень красивая История…. Эй, там, Наверху! Приём-приём! – громко закричал Кот. – Спасибо Вам, на этот раз! Нормально придумали, молодцы!

– И думали совсем недолго, всего-то лет сто пятьдесят, – чуть слышно, себе под нос, пробормотал Ник, лукаво подмигивая Коту.

– Не стоит благодарностей! – равнодушно пророкотало с Небес. – Исполняйте порученное!

Девушка сама шла им навстречу. Тоненькое породистое лицо, белокурые волнистые волосы, наполовину скрытые капюшоном тёмно-синего плаща, и глаза – голубые, огромные, печальные. До чего же огромные, Боги мои! До чего же – печальные…

– Здравствуйте, Кот! Приветствую вас, благородный Ник! – будто морской прибой прошелестел мелкой галькой о прибрежный песок. – Вы мне принесли вести от Них? Давайте же скорей! Давайте! Я любое решение приму с искренней радостью и полной покорностью…

Анхелина взяла протянутые бумаги, пробежала по ним взглядом, перечитала несколько раз и подняла глаза на пришедших. До чего же огромные глаза, Боги мои! До чего же – счастливые…

– Прощайте, Кот! Прощайте, благородный Ник! – прошелестел морской прибой мелкой галькой о прибрежный песок. – Я готова, Господи! Пусть всё состоится! Пусть! Только о розах моих, пожалуйста, позаботьтесь…

Мгновенье, и прекрасная Анхелина Томпсон исчезла, растворившись в Небытие….

– Вот так-то оно, добрый мой Ник…, – печально и мудро вздохнул Кот. – Вот ещё, не успел тебе сказать. На могиле Святой Анхелины, в просторной часовне, поставили белоснежный камень, а на нём – выбили такое простенькое стихотворение:

Жёлтое солнце в её волосах. Утро над быстрой рекой. И о безумных и радостных снах Ветер поёт молодой. Жёлтое солнце в её волосах. Жаркий полуденный зной. И о мечтах, что сгорели в кострах, Ворон кричит надо мной. Синее море, жёлтый песок. Парус вдали – одинок. Ветер волну победить не смог, И загрустил, занемог. Жёлтая роза в её волосах. Кладбище. Звёздная ночь. И бригантина на всех парусах Мчится от берега прочь. Камень коварен. Камень жесток. И, словно в страшных снах, Маленький, хрупкий жёлтый цветок Плачет в её волосах…

– Красиво и справедливо, – печально, в унисон другу вздохнул Ник. – Бывает на этом свете всякое, чего и приснится никому – на этом конкретном свете – не может. Да и на всех прочих…. Никому и никогда, безвозвратно и навсегда…

Проснулся он от того, что кто-то вежливо и одновременно настойчиво тряс его за плечо.

– А? Что? – Ник сел на койке, торопливо провёл ладонью по лицу.

– Там начальство прибыло, – заговорщицки подмигнул ему сержант Агафоныч. – Вас требует в кабинет. В срочном порядке. Одевайтесь. Может, помочь с ботинками? – коротко кивнул головой в сторону младшего сержанта, стоящего рядом.

– Сам справлюсь, – пообещал Ник, а уже через две-три секунды понял, что это будет сделать очень непросто: левая рука, в сгиб локтя которой что-то вкололи, практически не сгибалась, пальцы шевелились с трудом.

А ещё в голове и в душе царила странная апатия: было на всё, абсолютно на всё, наплевать. Наплевать и забыть навсегда…

«Видимо, вкололи что-то психотропное, качественно парализующее волю», – между подозрительно-прямых извилин мозга проползла одинокая и равнодушная мысль. – «Одно только странно: почему до сих пор не появился Ануфриев? Марьяна же ему звонила…».

– Ладно, помогите уж, – отринув останки гордости, попросил Ник. – И с ботинками, и с курткой…

Перед выходом из камеры на его руках защёлкнули наручники.

– Начальство велело, – словно бы оправдываясь, сообщил Агафоныч.

Кабинет подполковника Старко разительно отличался от кабинета старшего лейтенанта Лёни: просторный, светлый, белый подвесной потолок с импортными светильниками, стены, обшитые тёмными дубовыми панелями, итальянская офисная мебель, над шикарным письменным столом – поясной портрет Президента в затейливой раме.

«Солидно и богато!», – мысленно констатировал Ник. – «Попахивает пошлым и самодовольным барством…».

Ник – по скупому знаку-кивку Агафоныча – устроился на стандартном табурете, стоящем в дальнем углу кабинета. Седоусый сержант – всё с тем же автоматом на плече – дисциплинированно замер в двух метрах. Лейтенант Лёня осторожно присел на самый край хрупкого стильного стула, положив перед собой на широкий стол скромный картонный скоросшиватель. Подполковник же, не обращая на вошедших никакого внимания, продолжал что-то сосредоточенно и увлечённо записывать золочёным «Паркером» в толстую тетрадь, низко склонив голову и выставив на всеобщее обозрение ярко-выраженные залысины.

Наконец, он вставил «Паркер» в гнездо специальной малахитовой подставки, захлопнул тетрадь, небрежно отодвинул её в сторону и начальственно вскинул голову вверх.

«А ведь я его уже где-то видел», – лениво подумал Ник. – «Или он просто здорово похож на кого-то из моих знакомых? Только вот, на кого конкретно? Определённо, напрашивается какая-то смутная ассоциация. Напрашивается, и тут же ускользает…».

Подполковник хмуро и вдумчиво посмотрел на посетителей, после чего желчно поинтересовался:

– Уже сняли у подозреваемого отпечатки пальцев?

– Не успели, – виноватым голосом доложил старший лейтенант. – Господину Нестерову неожиданно стало плохо, пришлось его поместить на койку. В смысле, на койку в камере. Его наша доктор осматривала, даже сделала общеукрепляющий профилактический укол.

– Ну, и ладно! Успеете ещё, – небрежно отмахнулся Старко. – А вот именовать этого блондинистого типа «господином», пожалуй, больше не стоит. Похоже, что он – на очень долгие годы – останется только «гражданином»…

Подполковник достал из-под стола новёхонький чёрный портфель (китайский ширпотреб, сработанный под «фирму») поставил на стол, раскрыл и вытащил из его недр полупрозрачный полиэтиленовый пакет с непонятным продолговатым предметом внутри.

– Неужели нашли орудие убийства? – совершенно по-детски восхитился сержант, он же – бывший старший следователь прокуратуры.

– Он, охламон столичный, ещё спрашивает! – надулся гигантским мыльным пузырём Старко. – Более того, я лично и обнаружил – в ста двадцати метрах от места преступления, в старой, наполовину обвалившейся траншее, заполненной дождевой водой. Вот так надо работать! Учитесь, салаги! Интересуетесь, что лежит в пакете? Отличный охотничий нож! Причём, очень приметный, с закреплённой на деревянной ручке латунной пластиной. А на пластине имеется чёткая гравировка: «Николаю Нестерову от верных друзей. На его тридцатилетие». Как вам это понравится?

Милиционеры ещё о чём-то переговаривались между собой, но Ник их больше не слушал. Противная и устойчивая апатия мешала правильно воспринимать действительность. Складывалось ощущение, что всё это происходит с кем-то другим, а он сам, Николай Нестеренко, является случайным сторонним наблюдателем – равнодушным и совершенно нелюбопытным.

Лишь одно обстоятельство интересовало его, но только слегка, так сказать, поверхностно: – «Обвинение в убийстве – дело очень серьёзное, плюсом нехилые улики множатся и накапливаются. А моя тонкая психика молчит и никак не реагирует на это. Где же они – хвалёные галлюцинации и неверные фантомы? Где все эти вампиры, монстры, убийцы, оборотни, кровососы и вурдалаки?»…

Кто-то вежливо подёргал его за рукав куртки, и голос сержанта Агофоныча строго велел:

– Подозреваемый, очнитесь! К вам обращаются! Приём-приём?

Ник отчаянно помотал головой, отгоняя прочь вязкое оцепенение, и встретился взглядами с подполковником. Глаза у Старко были странным: изучающими, внимательными, любопытными.

«Так смотрят на цирковых мартышек в розовых юбочках, умеющих кататься на двухколёсном велосипеде», – невесело хмыкнул внутренний голос.

– Ну, подозреваемый Нестеренко, будем подписывать явку с повинной? – проникновенно и ласково поинтересовался подполковник. – Улики-то неопровержимые, как не крути…. Ведь это, братец, твои отпечатки пальцев на винном пакете?

– Мои, конечно.

– Может, в пресс-хату тебя, несмышлёныша, определить? Рассказать, что там сделают с тобой за первые два часа пребывания? Нарисовать эпическую картину – масляными красками – в стиле доходчивого реализма?

– Не надо меня никуда определять, – апатично передёрнул плечами Ник. – Раз все улики на лицо, то передавайте дело в суд. Признательные показания? Извините, но я никогда не лгу. То есть, почти никогда…. Зачем же мне сейчас оговаривать самого себя? В общем-то, незачем…. Я просто могу письменно подтвердить, что точно не помню, что было прошлой ночью. Вернее, почти ничего…. Могу очень подробно описать все свои визуальные и слуховые галлюцинации, вызванные последствиями тяжёлого психического заболевания…. Вас устроит такой подход?

– Уже неплохо! – довольно хохотнул подполковник. – Старший лейтенант, оформите данное признание и снимите с подозреваемого гражданина Нестерова отпечатки пальцев. Пока только с пальцев рук. Ноги подождут до завтра…. Ха-ха-ха! Шутка такая. А потом мы сделаем так….

Довести начальственные инструкции до подчинённых Старко не успел: в коридоре раздался заполошный топот ног, зазвучали взволнованные – с нотками откровенной паники – голоса. Дверь приоткрылась, и в её проёме показалось испуганное лицо юного младшего сержанта, минут десять назад любезно помогавшего Нику надевать куртку и ботинки.

– Т-там это, – сильно заикаясь, доложил младший сержант, преданно округляя глаза. – Хозяин п-пожаловал. Уже под-д-днимается по л-лестнице. Какие будут п-приказания?

– Первым делом, надо срочно отконвоировать подозреваемого гражданина в камеру, – озабоченно нахмурился подполковник. – Лучше, в дальнюю, в полуподвал. Агафоныч, озаботься, пожалуйста. Ты же, Лёня, спрячь все документы по Нестерову. Подальше, в сейф патологоанатома.

– Зачем, Сергей Андреевич?

– Надо так, Лёня. Надо! Предчувствия у меня….

Предчувствия подполковника не обманули. Младший сержант, звонко и болезненно ойкнув, словно получив под зад крепкий пендаль, скрылся. Дверь широко распахнулась, и в кабинет вихрем ворвался низенький милицейский генерал: носатый, глазастый, с бесконечно-презрительной миной на щекастой физиономии.

«Натуральный Наполеон Бонапарт, только с усиками-ниточками», – вяло отметил Ник. – «Самодовольный такой типчик. Сатрап, бурбон и монстр – местного розлива. Впрочем, судя по живым и внимательным глазам, при этом далеко не дурак…».

– Общий привет, служивые! – бодро и сыто рыкнул генерал. – Все вон, бездельники! Разбежались по рабочим местам! Считаю до двух, потом открываю огонь на поражение…. Шутка такая, понятное дело. Гы-гы-гы! Старко и подозреваемый гражданин остаются, остальные свободны. Да, и все бумаги по делу Нестерова оставьте на столе. Все, я сказал! Если ещё есть что-нибудь – тащите…. Эй, Иваныч! Это и есть – твой человечек? Сонный он какой-то, будто с сильнейшего и хронического похмелья. Никак не тянет – на начальника охраны…

Из-за генеральской спины выглянул банкир Ануфриев, коротко улыбнулся и успокаивающе подмигнул.

«Иван Иванович», – заторможено обрадовался Ник. – «И выглядит как всегда, солидно и импозантно до полного восторга. За версту видно, что четверть века провёл в доблестных и жутко секретных органах. Рыцарь плаща и кинжала, мать их. Джеймс Бонд российского производства…».

Генерал барственно развалился в кожаном кресле, предупредительно освобождённом подполковником, небрежно полистал бумаги, подшитые в скоросшивателе лейтенанта Лёни, брезгливо скривился, по полированной столешнице отправил папку к Ануфриеву и, грозно нахмурив густые чёрные брови, вопросительно уставился на Старко:

– Ну, что ещё накопали, сыщики хреновы?

– Вот, стопроцентная улика! Козырная и решающая! – подполковник, самодовольно улыбаясь, указал пальцем на полупрозрачный полиэтиленовый пакет. – Охотничий нож с гравировкой имени и фамилия владельца. То бишь, искомого убийцы…

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался генерал. – Смотри-ка, и точно! «Николаю Нестеренко от верных друзей. На его тридцатилетие». Офигеть и не встать! Держи, Иван Иванович! – пакет заскользил по столешнице вслед за картонным скоросшивателем.

Ануфриев не стал рассматривать ножик, а демонстративно медленно открыл свой шикарный портфель настоящей крокодиловой кожи (не чета плебейскому портфельчику подполковника!) и невозмутимо отправил туда и картонный скоросшиватель, и полиэтиленовый пакет со стопроцентной козырной уликой.

– Позвольте! Как же так? – побледнев, опешил подполковник. – Ведь дело уже открыто…

– Молчать, гнида вальяжная! – приказал генерал и, демонстрируя серьёзность своих намерений, от души вмазал кулаком по столешнице. – Слоновий бивень тебе в одно неприглядное место! Как открыл, так и закроешь! Не маленький…. Не слышу ответа?! Звёздочки плечи жмут?

– Так точно! Слушаюсь! – Старко незамедлительно вытянулся в струнку. – Всё будет выполнено, господин генерал!

– То-то же! Ладно, подполковник, живи пока. Распорядись, чтобы с гражданина Нестерова сняли наручники….

«Сколько же Ануфриев заплатил генералу?», – задумался Ник. – «Ну, да, конечно же! Через несколько суток приезжают ювелиры из Южной Африки. В банковском депозитарии будет алмазов храниться – на многие миллионы долларов. В этой ситуации без проверенного начальника охраны никак нельзя…. Поэтому и галлюцинаций не было. Знать, в глубине души я был железобетонно уверен, что Иван Иванович придёт на помощь и вытащит из ментовского узилища…».

– Емельян Семёнович, господин генерал! – подал голос Старко. – Тут у нас образовалась ещё одна неприятность.

– Конкретно докладывай, районный! Не жуй сопли!

– Есть, не жевать! Задержали американскую подданную…

– Американскую? – неприятно удивился генерал. – Это вы погорячились, братцы! Неосторожность и тупость проявили, так сказать, мать вашу легкомысленную…. А за что, кстати, арестовали?

– В паспорте этой иностранки нет российской визы.

– Как так? Что ещё за хрень?

– Понятия не имею, Емельян Семёнович! Натуральная американская подданная. Зовут – Анхелина Томсон. А российская виза отсутствует…

– Доставить в кабинет эту непонятную особу! Я сам с ней буду говорить. В том плане, чтобы соблюсти высокую дипломатию. Наломать дров – дело нехитрое. Раз, два, и наломали…. Только при этом надо чётко знать меру. Вдруг, эти дрова – совсем и непростые? В том плане, что секретные и всё такое? – генерал многозначительно откашлялся, после чего выжидательно посмотрел на Ника и Ануфриева. – Всё, господа штатские, не смею вас больше задерживать! Всех благ и денег побольше! Заглядывайте, если нужда возникнет…. Например, когда толстые пачки зелёных американских купюр не будут помещаться в карманы. Гы-гы-гы! Шутка такая…

Ник, разминая затёкшие кисти освобождённых рук, размеренно шагал по коридору, отстав от Ануфриева метров на пять-шесть. На встречу ему – в сопровождении сержанта Агафоныча – шла молодая девушка. Высокая, очень стройная, одетая в строгий старомодный костюм: длинная, очень узкая юбка по щиколотку, белая блузка с пышным кружевным воротником, приталённый тёмно-синий жакет, отороченный кремово-рыжим мехом, крохотная шляпка с тёмной вуалью.

«Анхелина Томсон?», – от удивления Ник остановился. – «Да, это та самая девушка, из сна про Заброшенные Крыши! Как такое может быть? Или, очередная бредовая галлюцинация? Не разобрать – из-за этой вуали…».

– Удачи вам, благородный Ник! – произнесла девушка звучным и глубоким голосом на английском языке. – Только, ради Бога, всегда обходите стороной большие деньги, заработанные без труда, а так же всякие древние артефакты неизвестного происхождения. Всегда! Я вас тогда, на Заброшенных Крышах, не успела предупредить…. Прощайте! – торопливо прошла мимо.

– Вы знакомы с задержанной? – заволновался сержант Агафоныч.

– Знакомы! – состроив загадочную физиономию, акцентировано подтвердил Ник. – Советую отпустить эту милую и симпатичную барышню. В том смысле, если не хотите крупных и значимых неприятностей. Со стороны Небесных Сфер…. Так и передайте вашему генералу. Он производит впечатление умного человека и всё должен понять правильно…

В банкирском «Бентли» шофёр отсутствовал, и Иван Иванович лично уселся за руль.

«Намечается серьёзный разговор», – понял Ник.

Машина плавно тронулась с места, и Ануфриев непринуждённо поинтересовался:

– Куда тебя доставить, болезный?

– К Пал Палычу. Если, конечно, по дороге.

– По дороге. Ты, Николай Сергеевич, хорошенько поговори с доктором. Вдумчиво и неторопливо. Пилюлями разживись эффективными. Хотя…. Тебе сейчас лучше вовсе воздержаться от приёма таблеток.

– Это приказ?

– Приказ! – посуровел лицом Ануфриев. – Сегодня у нас вторник. В пятницу утром прилетают наши, пардон, южно-африканские ювелиры с грузом алмазов. До вечера проведём полную и тщательную экспертизу, оформим все нужные бумаги, запрём камушки – до понедельника – в банковском хранилище. Вместе с тобой, Сергеич, ясен пень…. А в понедельник все ценности передадим – по устоявшейся схеме – сотрудникам ГОХРАНа, как и предусмотрено контрактом.

– На субботу-воскресенье я останусь в хранилище один?

– Один, как и договаривались. Никому другому я не доверяю. Никому! Ну, и понятное дело, тревожные кнопки будут в твоём полном распоряжении. Если почувствуешь опасность, в смысле, увидишь всякую галлюциногенную хреновину, то нажмёшь. Понятно?

– Понятно. Значит, от таблеток, действительно, придётся отказаться. Ладно, поговорю с Пал Палычем на эту тему. Вдруг, возможны какие-либо компромиссные варианты…. А в выходные дни никаких посещений банковского хранилища не планируется?

– Планируется, – поморщившись, будто бы только что лизнул дольку кислого лимона, тяжело вздохнул банкир. – Любопытных высокопоставленных персон в нашей стране хватает…. Куда же без них, родимых? Так что, я тебе потом позвоню – ночью, понятное дело. С субботы на воскресенье. Позвоню и подойду – в сопровождении двух-трёх лиц обеих полов. Откроешь, запустишь, проведёшь развёрнутую познавательную экскурсию.…В смысле, наружную дверь (боковую, в правом крыле здания) я открою сам – ключами. Ты только предварительно отключишь сигнализацию. Дверь, естественно, с вечера пятницы будет опечатана и опломбирована, но у меня с собой будут необходимые пломбировочные причиндалы и нужная печать. На обратном пути всё восстановлю, как было, никто потом и не заметит…. Предпоследний замок на входе-выходе – непосредственно в хранилище – мы настроим на отпечатки пальцев твоей правой руки. Последний – на картинку радужной оболочки твоего левого глаза.

– Перебором попахивает….

– Ничуть не бывало! – ловко вертя баранку, возразил Ануфриев. – Кисть руки можно отрезать и от мёртвого тела, а потом – пальцами – приложить к нужному дисплею. А последний замок среагирует только на радужную оболочку твоего живого глаза. Понимаешь, живого!

– А кто же меня может убить? – искренне удивился Ник. – Вы, наверное, имеете в виду, что…

– Вот-вот! Допустим, что неизвестному злодею удалось спрятаться в недрах банковского хранилища. Я такое наблюдал в одном голливудском блокбастере…. Вылезет этот негодник из укрытия, например, из бронированного сейфа, тебя застрелит метким выстрелом в сердце, сгребёт южно-африканские алмазы и прочие ценности в пузатый кожаный саквояж, а наружу выбраться не сможет. А ты говоришь, мол, перебор…

Через несколько минут Ник, вспомнив о своём сне про Заброшенные Крыши, перевёл разговор в другое русло:

– Тут, Иван Иванович, про дефолт болтают. Мол, в самое ближайшее время доллар может одномоментно подорожать в несколько раз…

– Полная и беспочвенная ерунда! – презрительно фыркнул Ануфриев. – Вздорные слухи! Если что, то я бы знал. Позвонили бы из первопрестольной, предупредили бы – по старой памяти…. С чего это ты, Николай, забеспокоился? А, мне же докладывали, что ты решил заняться – в свободное от основной работы время – частным бизнесом. Если не ошибаюсь, вместе с Зауром Хаповым? То есть, на паях…. Что-то связанное с производственной недвижимостью?

– Ну, да. Инвестировали немного в один дельный и перспективный проект, связанный с возведением загородного складского комплекса. Взяли деньги в одном неофициальном финансовом фонде, вернее, в «сером» банке. В долларах, понятное дело, под минимальные проценты. Заур договаривался обо всём, бумаги готовил….

– Ну-ну! Чего ты тогда беспокоишься? Хапов раньше был очень толковым адвокатом. Специализировался на запутанных кредитно-денежных отношениях-разногласиях. Так что, в договорах займа должен разбираться лучше многих банкиров и финансовых менеджеров, вместе взятых.

– Адвокатом? – насторожился Ник, вспомнив предостережение Кота из странного сна. – Я и не знал…

– Теперь вот знай. Давно это было, в первые пять-шесть лет после старта горбачёвской Перестройки. Потом Заур недолго походил в обычных бандитах. Вовремя одумался и переквалифицировался в крутого специалиста по недвижимости…. Впрочем, ничего откровенно подлого за ним не замечалось. Дефолт? Выбрось, Сергеич, из головы эти глупые мысли! Думай, прежде всего, о деле и не отвлекайся на пустые и вздорные слухи…. У тебя ведь во время оформления заёмных документов галлюцинаций не было? А чего тогда волнуешься?

«Дело-то было четыре с половиной месяца назад!», – невесело усмехнулся про себя Ник. – «Тогда моя тонкая психика, наверное, ничего не чувствовала, а теперь вот сны снятся тревожные…».

«Бентли» остановился в ста пятидесяти метрах от подъезда, в котором проживал Пал Палыч.

– Ещё вот одно дело, Николай Сергеевич, – взгляд Ануфриева едва заметно вильнул в сторону. – Решил я окончательно покончить с банковским бизнесом и продать все свои акции. В Москву зовут. Сенатором от…, от одной отдалённой северной территории. Сам понимаешь, что от таких предложений, находясь в здравом уме, не отказываются….

– А как же я? – нахмурился Ник. – Мне теперь надо будет увольняться? Искать новую работу?

– Не надо. Ни увольняться, ни искать. В смысле, пока не надо…. Будущие владельцы банка – люди вполне адекватные, и массовой сменой персонала заниматься не будут. Поработаешь на них с полгодика, естественно, в старой должности и без уменьшения зарплаты. А потом я тебя переведу к себе, в белокаменную. Жильё, дачу и автомобиль предоставят, в деньгах поднимешься раза в полтора, свой тутошний коттедж сдашь в аренду. Маша? Не переживай, всё утрясём, поможем, обустроим…. Ты, кстати, в какой политической партии состоишь?

– Иван Иванович!

– Ах, да! У тебя же на этот счёт разработана собственная хитрая теория. Мол, видишь впереди толпу – обойди её стороной…

– А как же иначе? Любая толпа, она потенциально опасна. Вон, самолёты – во время международных авиасалонов – падают прямо на людей. Ночные клубы выгорают дотла вместе с посетителями…. Деление по религиозному принципу? Ага, как же! Слыхали про костры безжалостной Великой Инквизиции. И про Вальпургиеву ночь читали…. А политические партии, если вдуматься хорошенько, те же людские толпы, собранные кем-то умным и хитрым – неведомо для каких конечных целей. Раз, и революция произошла – с кровавыми последствиями. Два, и партийная чистка началась, только свежие могилки успевай заносить в толстенный кладбищенский реестр. А, можно, и не заносить, чтобы не оставлять лишних следов…

– Ладно-ладно, об этих делах после поговорим, уже в Москве…. Вот же, философ-нигилист доморощенный выискался на мою голову! Иди уже к своему знаменитому профессору, консультируйся…. Вечером обязательно перезвони и доложи – что да как. Потом выспись хорошенько, отдохни. На завтра даю тебе внеплановый выходной. В четверг же приезжай на работу с самого утра. Проверим всё, приготовимся к прибытию дорогих гостей…. Ну, бывай и будь здоров!

Ануфриев уехал, а Ник достал из кармана куртки мобильный телефон и позвонил Матильде: кратко рассказал о своём нежданном освобождении из узилища и согласовал некоторые детали предстоящего визита к обожаемой тёще. Завершил же он разговор следующей фразой, могущей показаться несведущему человеку полной абракадабру:

– Ахтунг[7]! Ке о, ке пас, ке но! Ке айн, ке но, ке мер!

– Думаешь? – засомневалась Мария. – Ладно, я учту.

Это был обычный военный сленг, вывезенный Ником из одной южной, очень беспокойной страны. Там у каждой боевой группы, планово и регулярно выходящей на диверсионные задания, имелся свой собственный разговорный шифр-код, хотя и составленный, исходя из общих ключевых положений. Зачем, спрашивается, нужен такой сленг? А, вдруг, часть группы попадёт в плен к противнику (например, при обычной облаве на рынке, когда задерживают – для выяснения личности – всех подозрительных) и будет размещена в тюремном помещении, заполненном всякими непонятными и скользкими личностями? Как в таком случае прикажете общаться между собой, не опасаясь быть понятыми коварными подсадными элементами? На каком языке? Вот, то-то же!

Попрощавшись с женой, Ник набрал домашний номер Пал Палыча.

– Лувр слушает! – известил прокуренный и густой женский голос, практически бас. – Чего молчим, лахудры драные и замусоленные? Соскучились по гильотине, мать вашу? Излагайте уже, так вас растак!

«Начинается очередной припадок?», – опасливо предположил про себя Ник, а вслух вежливо попросил:

– Позовите, пожалуйста, к аппарату Павла Павловича Сидорова. Или его внучку Веру.

– Ты что, Николаша, совсем офонарел? – возмутилась неизвестная пожилая женщина. – Это же я и есть, Верочка! В смысле, Верунчик-розанчик, красавица юная и сумасбродная…. Поднимайся скорее ко мне, мой нежный кавалер! Я уже вся горю от нетерпения и сладострастной истомы…. А бутылка итальянского шампанского и плитка французского шоколада? Самого чёрного и горького на свете? Свои обещания, легкомысленный шалопай, надо всегда сдерживать! Если обещанного нет, то даже не пущу на порог! Вот же, мужчины, вруны бессовестные! Как же они правы, бесконечные мексиканские и аргентинские телесериалы, так милые моему бедному сердечку…

– Вера, послушай! – Ник с трудом вклинился в самозабвенный женский монолог. – А дедушка уже вернулся?

– Шампанское и шоколад! – непреклонно и холодно потребовали в телефонной трубке. – Две бутылки и две плитки! Иначе разговора не будет! Пи-пи-пи, – издевательски запиликали короткие гудки.

– Вот же, чёрт побери! – от души выругался Ник и, тщательно оглядываясь по сторонам, отправился к ближайшему супермаркету.

Озирался он по весьма прозаичной причине: если прокуренный и грубый телефонный бас, который никак не мог принадлежать восемнадцатилетней Верочке, свидетельствовал о начале нового приступа, то необходимо было соблюдать максимальную осторожность.

Более того, следовало незамедлительно – в соответствии со строгими инструкциями старого доктора – сесть на лавочку, проглотить таблетку и немного передохнуть, ожидая, когда лекарство подействует, не вступая – по мере возможности – в разговоры с окружающими. После чего вызвать по мобильнику такси и следовать домой. Вернее, в данном конкретном случае, к любимой тёще Аделаиде Макаровне. По прибытию на стационарную базу рекомендовалось принять горячий душ, выпить грамм двести пятьдесят хорошего коньяка и завалится спать…. Но ему очень надо было переговорить с Пал Палычем, поэтому приходилось рисковать.

Но ничего подозрительного не происходило: обычная вечерняя городская улица, люди, спешащие по своим важным делам, машины, автобусы, троллейбусы, трамваи. Ник, дожидаясь зелёного сигнала светофора, достал из коробочки светло-розовую горошину и проглотил.

«Не стоит так увлекаться фармацевтикой», – подумалось. – «Это уже пятая пилюля за день. Плюсом, ментовская докторша вколола какую-то психотропную гадость…. Ей-то это зачем было надо? И на кого же так похож вальяжный подполковник Старко Сергей Андреевич, а? Впрочем, Бог с ним со всем! Сейчас самое главное – разжиться итальянским шампанским и французским шоколадом…».

Он успешно пересёк дорогу, вошёл, стараясь никого не задеть, в магазин, положил в пластмассовую корзинку – в затребованных количествах – шампанское и шоколад нужных стран-изготовителей и подошёл к кассе. Тут оно и началось….

Солидный и представительный мужчина, стоящий перед ним в очереди, в мгновение ока обернулся тощим горбатым медведем со свалявшейся грязно-бурой шерстью. На затылке косолапого красовалась цветастая узбекская тюбетейка, а медвежья корзинка оказалась заполненной – до самых краёв – какой-то тёмной тухлятиной, воняющей на весь торговый зал.

Ник непроизвольно прикрыл ладонью нос, посмотрел наверх, привлечённый неясными звуками, и обречённо застонал: по белым квадратным плитам потолка ползли, извиваясь и тесно переплетаясь между собой, гигантские тропические питоны и анаконды – пятнистые, полосатые, узорчатые. Змеи угрожающе шипели, плотоядно пучили круглые жёлтые глаза, и злобно шевелили – из стороны в сторону – длинными бледно-розовыми языками, раздвоенными на концах.

Сзади кто-то громко рычал, хрюкал и невежливо толкал в спину, но он старался не обращать на это ни малейшего внимания.

– Вы что там, уснули, молодой человек? – обратилась к нему рыженькая, совсем даже обычная кассирша средних лет. – Очередь задерживаете, уважаемый! Нет ли у вас денег помельче? Тогда поищите, пожалуйста, пятьдесят пять рублей. А, можно, побыстрей? Вы здесь не один, надо думать и о других покупателях…

– Он же обкуренный, сразу видно! – проворчал сзади недовольный старушечий голос. – Наркоманов развелось, плюнуть некуда! А вина накупил дорогущего, губа не дура…. Ну-ка, подозрительный гражданин, предъявите нам налоговую декларацию за прошедший год! Сейчас посмотрим, достойны ли вы пить импортное «Шампанское». Показывай декларацию, сволочь буржуйская! Иначе милицию позову…

Ник непроизвольно обернулся. На него грозно смотрела Маргарет Тетчер, она же – английская Железная Леди. Только облачённая в классический пиратский костюм – с массивным ржавым палашом на левом боку и с громоздкой деревянной правой ногой.

– Извините, миледи, – пробормотал Ник, отходя от кассы. – Я исправлюсь. Честное слово. В самое ближайшее время…

«Как всё странно и необычно!», – русским праздничным хороводом замелькали в голове тревожные и беспокойные мысли. – «Раньше, когда начинался припадок, то он затрагивал либо один конкретный объект, либо всех окружающих. В той, или в иной степени, понятное дело…. Но сейчас творится нечто совершенно непонятное. Маргарет Тетчер, горбатый медведь-шатун и, вместе с тем, совершенно нормальная рыженькая кассирша. А вон самый обычный уборщик-киргиз усердно орудует шваброй. Правда, рядом с ним ползёт светло-коричневая гремучая змея…. Что-то не так. Может, болезнь усугубляется? Эх, как не вовремя! Как раз перед приездом важной южно-африканской делегации! А Иван Иванович так рассчитывает на меня…. Надо как можно быстрей посоветоваться с доктором!».

Он – под удивлённые взгляды окружающих – перемахнул через светло-коричневую гремучую змею, потом через толстого дикобраза, украшенного ярко-фиолетовыми иглами, через тёмно-зелёную противопехотную мину, через тело смутно узнаваемой артистки, из окровавленной груди которой торчала позолоченная рукоять кинжала…

– Ничего, прорвёмся, – упрямо шептал Ник. – Светофор-то – самый обычный, без фантомных глупостей…. Ага, загорелся зелёный. Вперёд! Держимся вон за той странной парочкой: Пьеро под ручку с классической японской гейшей. Только кровавые лужи – на всякий случай – надо обходить стороной.

Дорогу он, всё же, перешёл, расслабился, смахнул со лба пот…. И тут же оказался под копытами кавалерии, выскочившей – не пойми откуда. Здоровенные такие кони – тёмно-гнедые, откормленные, гривастые, злые. А на них восседали усатые и широкоплечие гусары – в приметной (ментики, позументы, ташки, трензеля) форме Екатерининских времён, с обнажёнными шпагами в руках.

– Прочь с дороги, смерд! – гневно прокричал передовой всадник, единственный из всей компании одетый в тёмно-зелёный охотничий костюм, с чёрной шляпой-треуголкой на голове. – Пади! Пади! Зашибу!

Ник торопливо отшатнулся в сторону, но длинная задняя нога тёмно-гнедого коня потянулось следом, и чёрное круглое копыто с силой въехало в солнечное сплетение…

Дыхание тут же перехватило, в глазах потемнело, мысли беспокойно и заполошно – искривлёнными спиралями – заметались в голове: – «Что теперь делать? Звать на помощь? Просить, чтобы принесли воды? Или просто упасть на землю, притвориться мёртвым и ждать, что будет дальше?».

Постепенно дыхание полностью восстановилось, но ещё через несколько секунд начался противный лающий кашель, постепенно перешедший в банальную рвоту.

«Неудобно-то как!», – смущённо подумал Ник, согнувшись пополам. – «В центре города, рядом с пешеходным переходом…. Стыдоба, да и только! Вот и эта таблетка покинула мой бедный организм и пропала даром…».

– Дяденька! Извините! Мы нечаянно! – вразнобой зазвучали где-то рядом детские голоса. – Мы больше не будем! Честное слово…

– Может, вызвать «Скорую помощь»? – заботливо предложил невидимый старичок.

Послышался визг тормозов, рядом остановилась какая-то машина, послышались звуки, производимые торопливо убегающими детскими ногами.

Поборов, наконец-таки, рвотные спазмы, Ник выпрямился, ладонью смахнул с глаз мелкие слезинки и огляделся по сторонам. В сторону пыльного дворового кустарника улепётывала стайка ребятишек младшего школьного возраста, вооружённых пластмассовыми пистолетами и автоматами. Через дорогу бодро семенил, опираясь на неказистую тросточку, высокий костистый дедок со старомодной авоськой, заполненной пустыми бутылками, в руках. А впритирку с паребриком тротуара обнаружился уже знакомый милицейский УАЗик, из дверей которого выскочили старший лейтенант Лёня и сержант Агафоныч – под своими обычными человеческими личинами.

– Вот я вам! – старший лейтенант погрозил кулаком вслед убегающим подросткам. – Хулиганьё малолетнее! Осторожней надо быть! В следующий раз поймаю и отведу в отделение!

– Вам помочь, Николай Сергеевич? – заботливо поинтересовался Агафоныч, поправляя автомат с раскладным прикладом, висящий – стволом вниз – на левом плече. – Может, проводить куда? Хотите, мы вас подкинем до ближайшей поликлиники?

– Спасибо, не надо, – вежливо поблагодарил Ник, приветственно подмигнул шофёру Василию, выглядывающему из распахнутой настежь дверцы автомобиля, подобрал с земли свой полиэтиленовый пакет с покупками и, не оглядываясь, зашагал к подъезду Пал Палыча.

– Ерунда какая-то, – расстроено бормотал он себе под нос. – Галлюцинации приходят, через минуту резко пропадают, появляются снова…. Раньше-то всё происходило плавно, через продолжительные временные интервалы. Балаган бесплатный, честное слово…. А ещё – эта парочка ментов. Им-то что надо от меня? Следят по поручению подполковника Старко? Или, наоборот, опекают и оберегают от всяких неприятностей и опасностей? Зачем, спрашивается? Интересно, а в каком виде сейчас Верочка Сидорова предстанет передо мной? Судя по интонациям голоса в телефонной трубке, в облике стареющей женщины-вамп: накрашенная до невозможности, в высоких чёрных сапогах-ботфортах и короткой красной юбке, с чёрным хлыстом на длинной рукоятке в руках…. Ну, и понятное дело, без всякой меры откровенное декольте. Волосы? Безусловно, длинные, давно нечесаные тёмно-рыжие лохмы…

На этот раз он ошибся, внучка доктора была сама собой: колючий ёжик платиновых волос, потёртые синие джинсы, чёрная водолазка с глухим воротом, на бледном лице – ни малейших следов косметики. Более того, глаза девушки, обычно игривые и лукавые, были на удивление серьёзными и взволнованными.

Веруня стояла в проёме широко распахнутой квартирной двери и смотрела на Ника, поднимающегося по лестнице, с явным неодобрением и лёгкой досадой.

– Почему так долго, дядя Николай? – строго спросила девушка. – Я же вас просила по телефону, мол, побыстрей поднимайтесь, сразу же. Что с вами случилось? Встретили одноклассницу, с которой не виделись ужасно много лет? Случайно задремали на скамейке?

– Извини, Вера, но в кассе была очередь, – принялся неуклюже оправдываться Ник. – А я не могу – лезть без очереди. Другие могут, а вот у меня, почему-то, не получается, хоть убей. Смешно, конечно же…

– Стоп! Какая ещё – очередь в кассу?

– Самая обычная, которая в Универсаме…. Шампанское и шоколадки ведь надо было купить? Правда, одну плитку шоколада младшие школьники раздавили каблуками, когда играли в войнушку. Ничего, раздавленную я лично съем, не побрезгую.…Почему ты так смотришь на меня? Сама ведь говорила двадцать пять минут назад, мол: – «Без двух бутылок итальянского шампанского и горького французского шоколада даже на порог не пущу!». Говорила?

– Я?!

– Ну, не я же…

– У вас, наверное, припадок, дядя Николай! – догадалась девушка. – В смысле, приступ, как дедуля выражается…. А по телефону – в самый последний раз – я ничего не говорила про шампанское и горький шоколад. Даже не обмолвилась не единым словечком! Наоборот, попросила, чтобы вы как можно быстрее поднимались в квартиру.

– Что-то случилось?

– Пойдёмте на кухню! Я вас напою крепким кофе и всё расскажу…. Да не снимайте вы, ради Бога, ботинки. Проходите!

Веруня засыпала в турку молотого кофе, залила холодной водой, поставила медную ёмкость на плиту, зажгла газ и поделилась своими опасениями:

– Понимаете, дед уехал часов в одиннадцать утра и пообещал, что обязательно вернётся к обеду. Мол, полчетвёртого должен прийти на приём ещё один посетитель. Очень-очень важный и богатый до чёртиков. Но дедушка до сих пор так и не вернулся. А ведь уже начало девятого вечера…

– А посетитель?

– Конечно же, приходил! Солидный такой дядечка, слегка за пятьдесят, седовласый и импозантный. Упакованный до невозможности: швейцарские часы, на среднем пальце левой руки перстень белого золота с бриллиантом карата четыре…. Да, не в этом дело! Просто дедуля раньше никогда не опаздывал на такие важные встречи. Никогда! Я даже и не знаю, что теперь думать, – девушка сняла турку с огня и через серебряное ситечко налила благородно-коричневую жидкость в фарфоровую чашку, стоящую перед Ником. – Сахар кладите по вкусу, молоко, естественно, в молочнике…. Что будем делать?

В любой другой ситуации он, наверняка, посоветовал бы не волноваться раньше времени и ещё немного подождать. Но события текущего дня развивались уж больно динамично и непредсказуемо, поэтому Ник тут же позвонил Ануфриеву.

Иван Иванович, узнав об исчезновении доктора, заметно встревожился и пообещал помочь. А, именно, незамедлительно подключить к поискам шустрого милицейского генерала, так похожего на знаменитого Наполеона Бонапарта – только с усиками-нитями.

– Емельян Семёнович, он мужик, безусловно, дельный, только избыточно жадный до американских долларов, – тяжело вздохнул Ануфриев. – Кстати, номер чёрного «Мерседеса», на котором увезли Пал Палыча, случаем, не известен? Это плохо…. Ладно, пусть менты сами узнают, свидетелей опрашивают. Это же их работа. Правильно я говорю? Им же и платят за неё. В смысле, я буду платить…

Ник успокоил – как мог – Веруню, допил кофе, душевно поблагодарил и поднялся на ноги, собираясь уходить.

– Знаете, дядя Николай, кажется, я знаю того дядьку, который сидел за рулём «Мерседеса», – неожиданно известила девушка. – То есть, какие у него имя и фамилия – я не знаю. Просто видала этого типа несколько раз…

– А где видала?

– Первый раз в вашем с тётей Машей коттеджном посёлке. Помните, прошлым летом мы с дедулей приезжали к вам в гости с ночёвкой, привозили какие-то французские таблетки?

– Помню, конечно.

– Так вот, этот человек тогда гулял по дорожке со своей собакой. Здоровенная такая бельгийская овчарка, очень злобная, лаяла на всех встречных. Он её звал – Вулканом…

«Действительно, Олежка Быстров, соседушка мой, ездит именно на чёрном «Мерседесе». Вот же, блин коттеджный!», – мысленно сплюнул Ник. – «Олег-то здесь с какого бока? Ладно, пусть усатый генерал разбирается, отрабатывает денежки Иван Иваныча…».

Он достал из кармана мобильный телефон, собираясь поделиться с Ануфриевым свежей информацией, и автоматически уточнил:

– А где ты ещё видала этого собаковода? Сама сказала же, мол, видела его несколько раз.

– Ну, там…, – неожиданно замялась девушка. – Разве это так важно, дядя Коля? Может, пусть его?

– Где конкретно?

– В ресторане одном, месяца полтора назад. Он там был вместе с тётей Машей…

– Попрошу уточнить! – нахмурился Ник, предчувствуя недоброе и откладывая мобильник в сторону. – Раз уж сказала «А», то говори и «Б». Правило такое нерушимое.

– Есть такой кабачок с весьма приличной итальянской кухней, называется «Палермо». Меня туда пригласил очередной кавалер. Так, ничего особенного, третьекурсник Театральной Академии…. Мы с ним сидели в дальнем углу, отгороженном японской ширмой «в дырочку». Очень удобная вещица: тебя никто не видит, а ты – при желании – можешь наблюдать за доброй половиной зала. Получается такое весёлое и одновременно познавательное мероприятие…. Смотрю, тётя Маша появилась – в сопровождении этого собаковода, как вы выражаетесь. Они, когда обедали, то много смеялись и шутили. Потом музыка заиграла – медленная такая, томная, плавная. Они пошли танцевать. А в танце…, ну, это…. Они страстно целовались, вот! Ой, дядечка Николай, вы побледнели-то как! Наверное, я дура набитая, да? И напрасно вам это рассказала? Вы, пожалуйста, не расстраивайтесь и не переживайте! Может, это они просто так целовались? Ну, только по дружбе, например. И такое запросто случается в наше смутное время, как показывает практика…

– Ничего, Веруня, всё нормально. Я в полном порядке, – внешне невозмутимо заверил Ник. – Сейчас вызову такси и поеду к Аделаиде Макаровне. А ты мне обязательно звони, держи, что называется, в курсе. Кстати, я номер твоего телефона оставил Ануфриеву. И он может позвонить, и менты….

– А мне им говорить, что я знаю водителя чёрного «Мерседеса»?

– Расскажи, конечно же. Зачем скрывать? В смысле, расскажи про эпизод с выгулом собаки. А про ресторан «Палермо», пожалуй, не стоит. С данной шарадой я разберусь сам. По крайней мере, очень надеюсь на это….

Он ехал на такси к дому тёщи и рассуждал про себя, то есть, подводил некоторые промежуточные итоги по горячим следам последних, не очень-то и приятных событий: – «Всё сходится: забытый на подоконнике серый в клеточку мужской носок, теперь вот – ресторан. Да, Олег-гадина всегда на Марьяну посматривал с нескрываемым мужским интересом. Сволочь прокурорская! Кроме того, и Мария в последнее время стала вести себя как-то ни так…. Более уверенно, что ли. Словно бы окончательно осознав свою женскую привлекательность и неотразимость…. Следовательно, я нынче рогат. То есть, рогат – по утверждению Верочки Сидоровой. А зачем, собственно, ей врать? Незачем, в первом приближении…. Теперь ясно, почему галлюцинации неожиданно посетили меня в коттеджном городке. Вампир, загримированный под Деда Мороза, гигантский кенгуру с головой гусеницы…. Стоп, стоп! Это что же получается? От Олега и Матильды исходит – лично для меня – какая-то конкретная опасность? Им уже мало по-простому наставлять мне рога? Они задумали что-то другое? Но, что конкретно? Например, скоро предстоит развод – со всеми вытекающими…. Да, это вариант! Я ведь запросто могу – в пиковом раскладе, да от полной неожиданности – и психануть, и наделать разных глупостей. Вплоть до мордобоя с серьёзным кровопролитием и дальнейшей посадкой в тюрьму…. Вернее, мог бы. Теперь-то я в курсе. Так что, все нервные экзерсисы и психопатические действия, сопряжённые с насилием, отменяются…. Значит, моя тонкая психика – при таком положении вещей – уже достигла своей конечной цели, и все загадки с ребусами разгаданы? Ну-ка, проанализируем голые факты ещё раз…. Припадок около автобусной остановки – результат убийства беспомощной старухи негодяями Оганесяном и Петренко. Допустим. Приступы в коттеджном посёлке – сигнал о скором предстоящем разводе. Логично. Что ещё? Галлюцинации в Универсаме и рядом с ним. Да, это будет уже посложнее…. Ага, ведь там объявился – словно из-под земли – ментовский УАЗик. Получается, что неведомая и значимая опасность исходит и от старшего лейтенанта Лёни? И от сержанта Агафоныча? Или от их непосредственного начальника – вальяжного и барственного подполковника Старко? Чёрт их всех знает! Есть ещё дельные и стоящие версии? Маняша знает о приезде южно-африканских ювелиров и о многомиллионных ценностях, которые будут несколько суток находиться в хранилище банка Ануфриева…. Не, это уже бред. Полный, беспочвенный и окончательный! Хотя…. Ведь и Пал Палыч знал о южноафриканцах! У меня никогда не было от него секретов…. И где же теперь доктор? Вывод напрашивается сам собой. Его похитил Олег Абрамович Быстров! Следовательно? Следовательно, Олежка, узнав от своей любовницы, то бишь, от моей драгоценной супруги, о скором приезде ювелиров, очень сильно заинтересовался данным обстоятельством…. Но информации катастрофически не хватало. Тогда он выведал (от Матильды же, понятное дело!) что я с самого детства делюсь всем-всем с Палычем. Вот и выкрал старичка – на предмет сурового допроса с пристрастием…. Да, так далеко можно зайти. Вплоть до сумасшествия дома…».

Не доезжая до тёщиного дома метров сто с копейками, он рассчитался с таксистом, вылез из машины, купил в ларьке пачку сигарет, зажигалку, и закурил – впервые за последние три с половиной года. Зачем, спрашивается, закурил? Во-первых, чтобы слегка успокоить нервы. Сгладить, так сказать, излишние переживания…. Во-вторых, все два года армейской службы он дымил исправно. А тут повеяло полноценными боевыми действиями. Отчётливо так повеяло, серьёзно и непреложно. Вот организм – рефлекторно, надо думать – и попросил небольшую порцию никотина…

Около нужного подъезда был припаркован Машин «Форд», а рядом с ним обнаружился и его собственный «Опель».

– И как это, господа и дамы, прикажите понимать? – шёпотом удивился Ник, тихонько пиная носком ботинка передний скат «Опеля». – Кто его перегнал сюда? И, главное, зачем?

Впрочем, ничего подозрительного, и даже отдалённо похожего на галлюцинации, не наблюдалось. Значит, машина не была заминирована (с применением динамита, тротила, гексогена и нитроглицерина), что слегка успокаивало.

Поднимаясь на стареньком тихоходном лифте, Ник решил, что не будет устраивать жене жаркого скандала – с битьём столовой посуды и клятвенными обещаниями зарезать всех и вся – а в конце перепалки выбрасываться из окошка вниз головой. Наоборот, в его голове родилась гениальная, подкупающая своей неординарностью мысль – дать Матильде ещё один шанс. Мол, вдруг, всё же, произошло нелепое и досадное недоразумение? Чего только не бывает в нашей многотрудной и запутанной жизни…. А, именно, предполагалось устроить – якобы неверной – жене развёрнутый и дотошный секс-экзамен. Суть задуманного эксперимента сводилась к следующему: если у супруги завёлся любовник, то она в постели должна вести себя, э-э-э, по-другому, то есть, не как обычно. Например, без привычного искреннего азарта, или там – с лёгкой прохладцей и тщательно скрываемой брезгливостью….

– А что, разве это противоречит философской логике? То есть, логике с философским уклоном? – сам у себя спросил Ник. – По мне, метод как метод. Получше, чем пошлое битьё посуды и кровавые угрозы…. А там посмотрим! Глядишь, ещё чего-нибудь придумается – между делом, само по себе…

Войдя в квартиру Аделаиды Макаровны, Ник постарался вести себя максимально непринуждённо и беззаботно. Так они договаривались с Марией, потому что её мамаша была женщиной крайне любопытной и мнительной, способной превратить самый обычный семейный ужин в многочасовой и нудный допрос.

– Я правильно придумала – с твоей машиной? – звонко чмокая его в щёку, спросила жена. – Попросила сторожа Виктора из нашего посёлка, он её и пригнал. Примерно с час назад, за деньги, конечно. Тебе же завтра будут нужны колёса под попой, верно? Ну, молодец я? Признавайся!

– Молодец! Прямо-таки – королева предусмотрительности…

Всё было очень мило и в меру чопорно: сытный домашний ужин, долгое чаепитие с овсяным печеньем и сладкими плюшками, светские беседы о завтрашней погоде и о последних театральных премьерах….

Потом Ник ещё коротко поговорил по мобильной связи с Ануфриевым, позвонил и подбодрил Веруню. Пал Палыч, как и ожидалось, так и не нашёлся…. Наконец, часа через полтора, полностью исчерпав обязательную программу, Аделаида Макаровна милостиво отпустила дочку и зятя на заслуженный отдых:

– Идите, молодёжь, отдыхайте! Посуду я, так и быть, помою сама…. Марьяна, ты не забыла, где лежит чистое постельное бельё? Всё, спокойной ночи, ребятишки! Утром я вас разбужу….

Оказавшись с женой наедине, Ник тут же отключил мобильные телефоны – свой и жены – после чего без промедлений и сомнений приступил к выполнению своего коварного и нестандартного плана.

Матильда никакого удивления не выказала и активно подключилась к супружескому процессу, не давая ни малейшего повода заподозрить себя в чём-либо гадком и низком.

«Никаких признаков холодности, недовольства и брезгливости!» – радостно и облегчённо отметил минут через сорок пять Ник. – «Наоборот, всё происходит живее, непринуждённее и разнообразнее, чем обычно…. Может, это смена обстановки предаёт остроту ощущениям? Любопытная Аделаида Макаровна до сих пор шаркает подошвами тапок по коридорному полу туда-сюда, никак не может угомониться…».

Ещё через некоторое время он шёпотом озвучил на ухо жене имя человека, похитившего доктора Пал Палыча.

– Ну, надо же! – искренне, без малейшей тени наигранности, удивилась Матильда. – Зачем Олежке Быстрову это надо? Он, безусловно, человек очень неприятный, скрытный, хитрый, что называется – себе на уме.…Но, чтобы похищать людей? Что-то здесь ни так, помяни моё слово…. Может, записная вертихвостка Верочка что-то напутала? Молодая, невнимательная, легкомысленная, голова напрочь забита мыслями о кавалерах – сегодняшних и завтрашних…. Или Олег Абрамович, действительно, встречался с Пал Палычем, но к его исчезновению не имеет отношения? Говоришь, что милиция уже в курсе? Вот, пусть они и разбираются, раз им за это платят денежки…. Милый, ты что же, собрался спать? Даже и не мечтай, лентяй! По крайней мере, в течение ближайшего часа…

Утром его разбудила незабвенная Аделаида Макаровна.

– Николаша, вставай! Уже полдесятого! – ехидно пропела тёща через приоткрытую дверь. – Фу, как у вас тут пахнет! Натуральным развратом…. А ещё табачиной. Курили, наверное? Вот же, молодёжь пошла! Полночи безобразили, уснуть не давали. Мы – в своё время – вели себя куда как культурнее и интеллигентнее…. Кстати, ты, зятёк, один остаёшься в квартире, я ухожу в поликлинику. Завтрак на столе.

– Как – один? – подскочил на кровати Ник. – А где же Маша?

– Усвистала уже куда-то наша ласточка, ни свет, ни заря. Уже почти два часа, как тому назад…

Ник торопливо натянул штаны, накинул на торс футболку и вышел в коридор, понимая, что вчерашние странности не закончились – ведь жене на работу надо было только к десяти.

В прихожей Аделаида Макаровна старательно поправляла на голове – перед старинным овальным зеркалом – старомодную круглую шляпку.

– А куда уехала Маша? – спросил Ник хриплым со сна голос. – Может, она мне оставила записку?

– Мария – записку? Ха-ха, нашёл писательницу! Нет, ничего она тебе, Николаша, не оставляла. Встала, заперлась в ванной, позвонила кому-то. Три раза, – зачем-то уточнила тёща. – Потом быстро-быстро собралась, даже кофе толком не попила, так торопилась. Вырядилась в свою короткую бесстыжую юбку и откланялась…. Сказала, что ей надо в центр. Якобы, по срочному делу. Мол, намечаются важные переговоры с зарубежными партнёрами…. Отечественных мужиков ей, видите ли, уже мало! Легкомысленная вертихвостка! Впрочем, как и все нынешние девицы…

Дверь за тёщёй захлопнулась, звонко клацнула собачка замка.

«У меня же целый день свободен!», – вспомнил Ник. – «Надо провести его максимально полезно и эффективно, чтобы потом не было мучительно стыдно…. Стыдно – за что? За бесполезность и неэффективность, ясен пень! Итак, первым делом, надо установить, куда это уехала Матильда. А, вторым? Для начала, надо разобраться с первым…».

Ник набрал телефонный номер жены, в ответ на кухне громко зазвучала мелодия из знаменитого кинофильма «Крёстный отец». На краюшке обеденном столе обнаружилась знакомая светло-сиреневая трубка мобильника, щедро украшенная блестящими стразами.

«Наша Маришка забыла взять телефон с собой. В страшной спешке, надо думать…. Как-то это не похоже на неё. Совершенно не похоже! Ведь общеизвестно, что для современной молодой женщины мобильник – лучший друг, товарищ, брат, любовник и верный помощник…», – растерянно отметил внутренний голос. – «Забыла ли? Может, специально оставила, чтобы её не беспокоили и не отвлекали от неких сверхважных дел?».

Он направился к кухонному окну, но, не дойдя до него метра два-три, остановился: занавески на окне были раздвинуты в стороны. Казалось бы, ну, и что из того? Раздвинуты и раздвинуты. Какая разница?

– Не скажите, уважаемые господа и дамы! Не скажите…, – назидательно усмехнулся Ник. – Во время реальных боевых действий лучше не мелькать – лишний раз – в оконном проёме. А в дневное время – особенно…. Не то, чтобы у меня возникли какие-то предчувствия. Просто на душе как-то неспокойно. Неспокойно и чрезвычайно пакостно…

Пришлось вернуться в комнату, где они с Маришкой провели бурную и бесконечно счастливую ночь. Там одно из широких окон выходило на ту же сторону, что и кухонное, но было плотно задёрнуто тяжёлыми и непрозрачными портьерами-шторами.

Очень медленно и осторожно – миллиметр за миллиметром – Ник отодвинул пристенный край портьеры, через узкую щель внимательно, насколько это было возможно, оглядел двор и коротко выругался сквозь крепко стиснутые зубы:

– Маразм крепчал, мать его!

Во-первых, там, где был припаркован его светло-серебристый «Опель», теперь задумчиво шевелил длинными усищами огромный колорадский жук. Огромный, это в том смысле, что размером с «Опель», ну, ни как не меньше…. Жучара жизнерадостно отливал на утреннем солнышке всеми оттенками старинной бронзы, а вдоль его мощной спины тянулась широкая, идеально-ровная полоса-серебрянка.

«Знать, всё же, это он и есть, мой собственный автомобиль – раз наличествует серебристая полоска», – предположил Ник. – «Только, возможно, заминированный на этот раз. А, может, и нет…. В любом случае, теперь придётся искать другое средство передвижения. Более надёжное в плане элементарной безопасности…. И надо будет известить об этом милом сюрпризе Ивана Ивановича. Пусть он сообщит ментам, а те, в свою очередь, тщательно проверят «Опель» – на предмет серьёзных сапёрных заморочек…. Известить? Наверняка, мой мобильник нынче прослушивается. То есть, если автомобиль, действительно, заминирован, то и телефон поставлен на прослушку. Как же иначе? Основополагающие принципы успешных диверсионных мероприятий ещё никто не отменял…. Позвонить по Машиному мобильнику? Пожалуй, дрянная и никчемная идея. Не стоит впутывать любимую женщину в эти игрища с непонятными правилами. Кто их всех, уродов неизвестных, знает…».

Во-вторых, в глубине двора неторопливо прогуливались в обнимку две двухметровые чёрно-бурых гориллы, толкая перед собой вместительную детскую коляску небесно-голубого цвета. За спинами клыкастых обезьян располагались американские автоматические винтовки М-16, а из-за высокого бортика коляски ненавязчиво высовывалось нежно-розоватое слоновье ухо. Кроме того, за самодельным дворовым столиком трое индейцев-сиу – в боевой раскраске, с шикарными перьевыми уборами на головах – увлечённо стучали костяшками домино. В торец дальнего края столешницы были воткнуты три классических томагавка.

В-третьих, на крыше крыла дома – перпендикулярного к «тёщиной» его части – обнаружилась неприметная личность в тёмно-коричневом комбинезоне, которая запросто могла оказаться снайпером-киллером. При неизвестном типе в комбинезоне, правда, не наблюдалось ничего похожего на стрелковое оружие, но это абсолютно ни о чём не говорило. Сейчас винтовки в руках нет, а через секунду-другую она появилась и метко поразила намеченную цель…. Обычное, в общем, дело. Для тех, кто понимает, конечно…

Вместе с тем, по асфальтовым дорожкам перемещались и совершенно обычные люди: шустрые бабульки с хозяйственными сумками, юноши и девушки с портфелями и тубусами под мышками, разномастные стайки беззаботных детишек. А ещё из-за угла дома высовывался капот милицейского УАЗика, рядом с которым нервно покуривал старший лейтенант Лёня.

– Похоже, что обложили со всех сторон, – отходя от портьеры, сердито проворчал Ник. – Вот же, уроды фантомные! Одна засада, две? Собственно, без особой разницы. Сейчас главное – отыскать Маришку…. Ладно, будем переходить – по полной программе – на нелегальное положение. До завтрашнего утра, понятное дело…

Он прошёл в тёщину спальню и, немного подумав, приступил к кардинальной смене облика. Много чему тогда, во время диверсионной службы в одной беспокойной южной стране, его успели научить.

Первым делом Ник устроил вдумчивую ревизию многочисленным парикам Аделаиды Макаровны и, в конечном итоге, выбрал самый длинный и пышный – в мелких кудряшках, цвета воронова крыла. Нахлобучил на голову, с минуту повертелся перед зеркалами трёхстворчатого трюмо и довольно хмыкнул:

– Страхолюдно, конечно. Зато необычно и импозантно…

С верхней одеждой тоже особых проблем не возникло, благо тёща была женщиной рослой и костистой. Он отобрал широкую бежевую блузу с кружевным белым воротником и бесформенную тёмно-серую юбку длиной по щиколотку.

– А с косметикой скупиться не стоит, – решил Ник, открывая палехскую шкатулку с соответствующими причиндалами. – Будем создавать образ пятидесятилетней жизнерадостной вдовушки, ищущей нового спутника жизни. Такой вот бой-бабы. Помада нужна сугубо ядовито-розовая, тени с лёгкой прозеленью и, главное, румян на щёки – побольше…

Подбор обуви слегка затянулся, ступни ног у Аделаиды Макаровны оказались на удивление узкими, с очень низким подъёмом.

– Надо же, как оно всё непропорционально! – гневно возмущался Ник, с трудом снимая с ноги очередную туфлю. – Безразмерные и толстенные ручищи – как у матёрого деревенского молотобойца, и при этом такие элегантные, практически графские ступни. Вот и пойми всех этих женщин…. Что теперь прикажете делать? Не босиком же ковылять, привлекая к себе нездоровое всеобщее влияние?

Впрочем, удалось разрешить и эту трудность. В кухонной кладовке Ник отыскал подходящие летние сандалии покойного – уже лет семь как тому назад – тестя, и решил, что с белыми дамскими носками данная обувка будет смотреться вполне даже прилично.

Для завершения цельности образа он нацепил на нос стильные пляжные очки с тёмно-жёлтыми стёклами. Потом сложил в шикарную кожаную сумку, с которой Аделаида Макаровна ездила в разнообразные санатории, свою настоящую, то бишь, мужскую одежду, в боковые карманы сумки запихал кошелёк с деньгами, упаковку с заветными таблетками, карманный фонарик на батарейках и перочинный нож – швейцарский, с множеством лезвий и специальных насадок самого различного назначения. Чуть-чуть посомневавшись, бросил поверх одежды – на всякий случай – тёщин паспорт и права на вождение машины, обнаруженные на трюмо, в нагрудный карман блузки опустил ключи от её же «Жигулёнка», зажигалку, початую пачку сигарет и, тихонько притворив входную дверь, вышел на лестничную площадку.

Привычку – везде и всюду непроизвольно намечать запасные пути экстренного отхода – Ник приобрёл ещё за годы своей отнюдь непростой армейской службы. Плюсом, профессия охранника наложила свои специфические отпечатки…. Поэтому он уже давно, ещё несколько лет назад, посетил чердак тёщиного дома, тщательно облазил его и сделал нужные выводы.

Поднявшись на площадку последнего девятого этажа, Ник взобрался по хлипкой пожарной лесенке к люку, ключом от почтового ящика отомкнул солидный и надёжный – по внешнему виду – навесной замок и уже через полминуты оказался на чердаке. Опустив крышку люка на прежнее место, он, осторожно лавируя между кучами строительного мусора, которые, очевидно, появились здесь ещё во времёна завершения строительства дома, зашагал – сквозь серый, чуть подрагивающий полусумрак – направо. Примерно через сто пятьдесят метров повернул под прямым углом.

Тёщин дом был выстроен в виде гигантской буквы «П», поэтому Ник вскоре оказался в его правом торце (квартира Аделаиды Макаровны располагалась в середине горизонтальной «палочки» буквы), аккуратно и почти бесшумно выломал петли очередного люка, осторожно отодвинул его в сторону и по такой же ненадёжной металлической лесенке спустился на площадку девятого этажа. Там он отдышался, тщательно отряхнул с одежды чердачную пыль, вызвал лифт, спустился вниз и вышел на улицу.

Для июля месяца было достаточно прохладно – плюс тринадцать-четырнадцать градусов не более. По безрадостному небу лениво ползли серые рваные облака, северный промозглый ветерок напоминал о наличии в природе сентября месяца…

– А я-то, дура старая, вырядилась в тоненькую блузку, – присаживаясь на скамейку, сообщил Ник сизым голубям, беззаботно прогуливающимся по недавно подстриженной траве газона. – И зонтик оставила дома. Эх, голова пустая, садовая! Старость, она, как известно, совсем и не радость….

Он вытащил из пачки мятую сигарету, щёлкнув зажигалкой, прикурил и несуетливо огляделся по сторонам. Нет, никакой легкомысленной бравадой здесь и не пахло. Всё происходило в полном соответствии со строгими правилами и инструкциями, выстраивающими поведение нелегала на территории, занятой противником. Мудрые правила, во-первых, предписывали – в данной конкретной ситуации – ни в коем случае не суетиться и не торопиться, ибо резкие движения всегда режут глаз, непроизвольно привлекая внимание…. Привлекают внимание – кого? В том-то всё и дело, что чёрт те кого! То есть, всех подряд, без единого исключения.…Во-вторых, только обладая максимально-полной информацией о противнике (в том числе, и о потенциальном), нелегал имеет реальные шансы – долгое время оставаться нераскрытым. То бишь, может смело и однозначно надеяться на продление собственного жизненного цикла на достаточно протяжённый временной отрезок. В том смысле, что хотя бы до следующего утра. Хотя бы…

За прошедшее время во дворе произошли значительные и заметные с первого же взгляда перемены. Теперь – вместо диких индейцев-сиу – в домино резались самые обыкновенные заводские работяги, а вслед за небесно-голубой коляской чинно вышагивала ничем неприметная пара среднего возраста. А вот гигантский тёмно-бронзовый колорадский жук и милицейский автомобиль никаких внешних изменений не претерпели, только теперь возле УАЗика, заменив старшего лейтенанта Лёню, нервно покуривал неизменную «Приму» сержант Агафоныч.

«Вот оно даже как!», – смекнул Ник. – «Следовательно, «Опель», действительно, заминирован! А «индейцы-сиу» и «обезьяны» с детской коляской уже не опасны: видимо, у них имеется чёткое задание, не допускающее даже малейших импровизаций. А, именно, внимательно наблюдать за тёщиной парадной, не более. Только наблюдать…. Кстати, профессиональный облик всех этих деятелей-наблюдателей вызывает серьёзные нарекания и не выдерживает никакой критики. Работяги-доминошники больно уж чистенькие какие-то, чрезмерно опрятные, выбритые до синевы, подтянутые и жилистые. Эдакие сознательные комсомольцы из шестидесятых годов двадцатого века. Не пьют и не курят, занимаются спортом по выходным, регулярно посещают библиотеку, знакомясь с трудами классиков марксизма-ленинизма…. Да и больно уж пафосно и демонстративно громко они стучат по столешнице доминошными костяшками. А вот парочка счастливых родителей…. Определённо, они иностранцы! Почему? Это трудно объяснить, специфические ощущения, не более того. Но, всё же…. Иностранцы? О-го-го! Похоже, что наша непростая головоломка выходит на новый, уже международный уровень. Жаль, что не видно, как поживает на крыше дома наш потенциальный снайпер-киллер в тёмно-коричневом комбинезоне…. И, вообще, надо поторапливаться. Не хватало ещё нос к носу столкнуться с обожаемой тёщей. Аделаиды Макаровна – женщина очень наблюдательная и памятливая. Заметит неизвестную особу, нагло разгуливающую в её блузе и юбке (это не говоря уже про любимый парик воронова крыла), тут же устроит грандиозный скандал, а то и в драку кинется со всем пылом и усердием, не дожидаясь внятных объяснений…».

Он неторопливо поднялся со скамьи, повесил сумку на плечо, подошёл к урне и аккуратно отправил туда окурок. Потом развернулся и уверенной походкой двинулся к заасфальтированной площадке, где жители дома парковали машины.

Нрав у «Жигулёнка», видимо, был сродни характеру своей хозяйки. Машина долго фыркала и пыхтела, но ехать вперёд упорно и категорически отказывалась.

– Вот же, вредная и сволочная тварь! – не стерпев, выругался Ник и с силой ударил ладонями по рулю, отплетённому разноцветными пластиковыми нитями-проводками. – Дрянь упрямая!

«Тварь» и «дрянь» неожиданно ожила и без предупреждения бодро рванула вперёд…

– Ну, и характер! – возмущался Ник, отчаянно крутя баранку в разные стороны и судорожно ища подошвой ботинка педаль тормоза, которая оказалась сдвинутой – с привычного места – в сторону на добрые восемь-десять сантиметров. – Спасибо тебе, любимая тёщенька! Спасибо, родная! За дочку-вертихвостку, за автомобиль послушный…

К центру он решил двигаться по Кольцевой. Куда конкретно – к центру? Было несколько мест, где, в первую очередь, следовало искать Матильду: бутик дамских модных нарядов, где она трудилась Генеральным директором, салон красоты, солярий, парочка навороченных ресторанчиков, в которых у деловых людей, связанных с миром моды, было принято проводить переговоры, ещё кое-какие – по мелочам.…Так что, определённо, имелись реальные шансы – быстро отыскать легкомысленную супругу и устроить ей образцово-показательную головомойку. Или же – уберечь Маришку от возможных неприятностей? После истории с заминированным «Опелем» ситуация – в представлении Ника – заметно накалилась, обещая самые невероятные сценарии и варианты дальнейшего развития событий…

На Кольцевой было на удивление малолюдно, в смысле, «маломашинно».

Трезво оценив технические возможности тёщиного «Жигулёнка», Ник встал в крайний правый ряд и со скоростью шестьдесят пять километров в час покатил к югу. Ехал себе – в гордом одиночестве – и медленно прокручивал в голове события последних суток. Просто так прокручивал, без каких-либо особых надежд на успешное и гениальное решение, чисто – на всякий случай…

Раздался едва слышный скрип-скрежет и тут же сзади громко и настойчиво засигналила чья-то машина. Ещё не понимая, что происходит, Ник только непонимающе передёрнул плечами и автоматически прибавил газу. «Прибавил газу», это, конечно, сильно сказано: скорость автомобиля возросла километров на десять в час, на большее старенький «Жигуль» был просто-напросто не способен.

Его уверенно обошёл грязно-белый, явно не новый «Ауди», отчаянно сигналя, начал нагло и бесцеремонно прижимать к обочине. В зеркале заднего вида Ник заметил, что на хвосте «Жигулёнка», препятствуя уходу влево, цепко висит чёрная потрёпанная «Волга».

«Ничего не сделать, придётся останавливаться», – понял он. – «В обеих машинах находятся обыкновенные люди и, вообще, никаких галлюцинаций не наблюдается. Значит, я имею дело с банальными автоподставщиками. Неприятно, конечно. Но и не смертельно, в конце-то концов…».

«Жигули», «Ауди» и «Волга», затормозив, синхронно остановились. Видя, что пожилая неуклюжая тётка уже вылезла из машины, водитель «Волги», посчитав, что дело сделано, резко газанул и уехал дальше по трассе.

«Видимо, решил поискать других сладких лохов», – понимающе усмехнулся про себя Ник. – «Мол, здесь справятся и без него…».

Вообще-то, как советуют с телевизионных экранов мудрые и высоколобые эксперты по скользким делам, вылезать из машины – при сложившихся обстоятельствах – ни в коем случае нельзя. Мол, сразу же надо закрыть все окошки, зафиксировать все двери, вызвать по телефону гаишников и страхового инспектора, и до их приезда оставаться в автомобиле, никак не реагируя на крики и угрозы наглых жуликов.

Всё это, бесспорно, было так, за исключением одного важного нюанса. Гаишники, они совсем даже не идиоты. Сразу догадались бы, что перед ними совсем не та личность, фотографии которой вклеены в паспорт и автомобильные права милейшей Аделаиды Семёновны.

Короче говоря, Ник, недовольно закусив губу, заглушил мотор, ключ зажигания бросил в нагрудный карман блузки и, мысленно перекрестившись, вылез из «Жигулёнка». Жалко, конечно же, было терять драгоценное время, да ничего не поделаешь: объективная реальность, данная нам в ощущениях, штука упрямая…

Передние дверцы «Ауди» одновременно распахнулись, и на асфальт Кольцевой (на театральные подмостки?) выскочили – словно чёртики из табакерки – два классических «братка»: кожаные жилетки на голое тело, мускулистые ручищи в синих татуировках, золотые цепи, сытые морды, холодные рыбьи глаза, бритые затылки…

Один из обломов был облачён в чёрные, плотно облегающие кожаные джинсы, другой же, напротив, в легкомысленные цветастые шорты.

– Попала ты, бабуля! – радостно скалясь, объявили «шорты». – Баксов так на восемьсот-девятьсот. Как думаешь, Боб?

– Не, Макс, я конкретно не согласен с тобой, – в соответствии с заранее разработанным сценарием, подчёркнуто невозмутимо возразили «кожаные джинсы». – Тысяча двести, и никак не меньше! Чего молчишь, старушка пухлая моя?

– Требую незамедлительных и развёрнутых извинений! – непреклонно и желчно заявил Ник, находясь в образе бойкой Аделаиды Макаровны, никогда не лазавшей за колючим словцом в карман. – Хамы трамвайные подзаборные. Хряки колхозные откормленные. Мордовороты уродливые необразованные. Иосифа Сталина на вас, бандерлогов безмозглых, нет…. Ну, будем извиняться, голуби сизокрылые? Я жду!

– За что – извиняться? – искренне опешили «братки».

– Во-первых, за «бабулю». Во-вторых, за «старушку пухлую». Оцениваю моральный ущерб в пять тысяч долларов США и немедленно пишу заявление в Генеральную Прокуратуру. А также: в Хельсинскую ассоциацию бескорыстных правозащитников, в Брюссельский Высший Арбитраж, и, естественно, полномочному представителю Президента России по правам человека…. Впрочем, в случае принесения искренних и раболепных извинений, готова согласиться на три с половиной тысячи…. Итак, христопродавцы? Ваша очередь, излагайте…

– Совсем офигела, фря очкастая? – обиженно удивился Боб.

– Ты, мадам, лучше полюбуйся на царапину, что оставила на боку нашей «ласточки», – миролюбиво посоветовал Макс. – Длинная такая получилась, глубокая, извилистая.

– Сперва извинения и три тысячи долларов, а уже потом будем любоваться на вашу крохотную и смешную царапину…

– Да ты платить не хочешь, зараза говорливая? – наконец-таки, догадался медлительный Боб. – Так, быстро отдавай свой паспорт и ключи от «мыльницы»!

– Мой обожаемый зять трудится полковником МВД! Ясно? Вы, жлобы дешёвые, теперь с магаданской кичи лет десять не слезете. У самой тюремной параши жрать и спать будете. Все зубы потеряете – во время цинги зимней, кровавой…

– Бабка, за языком смотри!

– Серый волк тамбовский – «бабка» тебе, молокосос татуированный! Пархатый такой волчара, худой, туберкулёзный и блохастый…

Честно говоря, Ник ещё долго мог бы заниматься дешёвым трёпом, то бишь, играться «в тянучку». Причём, с большой вероятностью того, что «браткам» вся эта тягомотина быстро надоест и они, плюнув на прощанье, уедут по своим непростым и насквозь неправедным делам…. Но неожиданно в его голове шустрой мышкой пробежала разумная и очень своевременная мысль: – «Братец, а было бы совсем даже неплохо – сменить машину! Что значит – зачем? Вот, представь себе такую яркую и весьма правдоподобную картинку. Идёт это наша Аделаида Макаровна из поликлиники. Идёт, и как это и не странно, никого не трогает…. Глядь, а любимого «Жигуля» на месте-то и нет! Что она сделает в этом случае? Правильно, тут же наберёт «02» и заявит о наглом угоне любимого автотранспортного средства. Со всеми вытекающими последствиями, ясен пень…. Оно нам надо? А у этих автоподставщиков, наверняка, на «Ауди» повешены «левые», нигде не засвеченные номера. Что, согласись, гораздо безопаснее. Да и в милицию они, скорее всего, обращаться не будут…. Как тебе идея?».

Признав, что идея вполне здравая, Ник резко сблизился с «братками», неосторожно стоящими плечом к плечу, то есть, совершенно не страхуя друг друга. Удар, пируэт, удар, правка, пируэт, удар, правка. Секунд пятнадцать-двадцать ушло на всё про всё…

Он, повертев головой из стороны в сторону, мгновенно оглядел пустынное шоссе, подхватил бесчувственного Боба под мышки, негромко крякнув, перевалил тяжёлое тело через металлический отбойник и отправил вниз по крутому откосу – на неотвратимую встречу с придорожным кустарником. Через полминуты и Макс, вернее, его бренное тело, украшенное кожаной жилеткой и цветастыми шортами, повторило этот тернистый путь…

Прихватив с собой тёщину сумку, Ник осторожно, стараясь не упасть, спустился по дорожному откосу. Первым делом он оттащил тела «братков», всё ещё пребывающих без сознания (пульс присутствовал), в густые заросли ракитника и заботливо уложил на мягкий, светло-зелёный мох. Потом тщательно обыскал карманы незадачливых жуликов и отложил в сторону приглянувшиеся ему штучки: водительские права, заряженный пистолет ТТ и запасную обойму к нему, баллончик со слезоточивым перцовым газом, ключи от «Ауди». В качестве финального (полуфинального, четвертьфинального?) штриха, он переоделся в свою повседневную одежду, присев возле ближайшей чистой лужицы, старательно смыл с лица женскую косметику, а вещи дражайшей Аделаиды Макаровны рачительно и предусмотрительно сложил в сумку.

– Что же, первый акт спектакля отыгран на отлично, – для пущего порядка подбодрил он сам себя. – Приступаем к следующему…

Свернув в нужном месте с Кольцевой, Ник проехал километра два с половиной и остановился у старого некрашеного забора очередной заброшенной стройки: перед въездом в город необходимо было старательно и несуетливо подчистить «хвосты». То есть, ещё раз проверить адекватность своего внешнего вида, выбросить из салона машины разный подозрительный и ненужный хлам, пристроить в надёжное место «тэтэшку» и внести в чёрный список мобильника номер любимой тёщи – чтобы не досаждала регулярными жалобными рассказами об угоне неизвестными негодяями любимого «Жигулёнка».

На заднем сиденье он обнаружил вместительный полиэтиленовый пакет с нехитрым театральным гримом: короткий русый паричок, аккуратные накладные усы и бородка, всякие разные тюбики и скляночки.

«Очевидно, что наши автоподставщики тоже иногда маскировались», – сообщил смекалистый внутренний голос. – «Зачем? Ну, возможно, когда решали, что – сугубо ради разнообразия – надо ограбить какой-нибудь крохотный магазинчик, расположенный на трассе. Или, допустим, дальнюю бензозаправку…».

– Что же, маскировка, зачастую, бывает полезной, – одобрил Ник. – Если сменил машину, то почему бы и личину не сменить в очередной раз? Для полного комплекта и разнообразия…

Потратив на перевоплощение минут двенадцать-пятнадцать, он посмотрелся в автомобильное зеркальце и увиденным остался – в целом – доволен:

– Русые усы и бородка, а к ним в довесок чёрно-угольный кучерявый тёщин парик? Глупость, конечно, но смотрится…. А если вместе с этими дурацкими тёмно-жёлтыми очками? Просто отпад! Натуральный иностранец – а-ля Сальвадор Дали! Нет, не он…. Может, Элвис Пресли? Нет…. Впрочем, совсем и не важно – кто. В смысле, не важно, на кого из иностранных знаменитостей я теперь похож. Главное, что из себя – весь такой загадочный и офигительно эстетичный…

Первым делом Ник хотел заехать в Машин бутик, который, естественно, так и назывался – «Мария». А что такого? Скромненько и со вкусом…. Заехать и, если жены там не будет (конечно же, не будет!), поинтересоваться у персонала, мол: – «А где, девицы-красавицы, ваша уважаемая и неповторимая директриса?». Естественно, поинтересоваться – согласно теперешнему облику – на английском языке. А дальше действовать, уже исходя из полученного ответа…

Но, проезжая мимо ресторанчика «Палермо», того самого, где – по словам Верочки Сидоровой – Матильда страстно, в засос, целовалась с Олегом Быстровым, он заметил припаркованный на клиентской стоянке знакомый чёрный «Мерседес».

«Всё совпадает, блин!», – внутренне запаниковал Ник. – «Этот итальянский кабачок, как раз, и входит в перечень заведений, которые так любят посещать бизнесмены и бизнесвуменшы от высокой моды. Сейчас я войду туда и увижу, как…. Вернее, сперва почувствую, как из затылочных костей моего многострадального черепа на белый свет прорезаются молочные рожки. Ветвистые такие, симпатичные, узорчатые…

Он свернул в ближайший переулок, припарковал «Ауди» в удобном месте, запихал в карман брюк кошелёк с деньгами, выбрался на тротуар, захлопнул дверцу и, нажав на кнопку брелка, поставил машину на сигнализацию. А вот пистолета с собой – чтобы случайно не наделать непоправимых глупостей – брать не стал.

В первом, малом зале ресторана (в зале для некурящих посетителей) было прохладно, неуютно и пустынно. Ник – на английском языке – заказал у барной стойки литровый бокал пива и фисташковые орешки, расплатился и, тихонько напевая что-то из репертуара «Битлз», прошёл во второй зал.

«Ага!», – азартно зашелестел внутренний голос. – «По раннему времени суток занят только один столик, как раз за японской ширмой «в дырочку», про которую говорила Веруня. Видишь, над ней поднимаются две тоненькие табачные струйки?».

Ник занял самый дальний столик, машинально повертел перед собой хрустальную массивную пепельницу, достал из мятой пачки сигарету и стал обеспокоенно похлопывать по всем карманам, мол, зажигалку забыл где-то, голова садовая…

Он поднялся на ноги и неторопливо направился в сторону японской (или, всё же, китайской?) ширмы, разрисованной крылатыми золотыми драконами, жадно пожиравшими симпатичных серебряных змеек. Змеи печально улыбались и выжидательно посматривали на Ника огромными, небесно-голубыми глазищами. По дороге он заглянул в большое, во весь рост зеркало, поправил тёщин кудрявый парик и заговорщицки подмигнул собственному, офигительно эстетичному отражению.

Из-за экзотической ширмы раздавался только один голос, принадлежавший соседу по коттеджному городку.

– Надо быть крайне осторожными, – проникновенно и настойчиво вещал Быстров. – Возможна слежка…. И не надо так недоверчиво ухмыляться! Вот для чего, спрашивается, мы встречаемся сегодня в этом шикарном ресторане? Что, других, менее приметных забегаловок нет в городе?

«Интересное дело», – засомневался Ник. – «В прошлый раз Олежка был выряжен – в моём больном сознании-воображении, понятное дело – в костюм сказочного Деда Мороза, правда, с кривыми и окровавленными клыками. Следовательно, Матильда сейчас будет изображать из себя снежно-чистую и невинную Снегурочку?».

Он, предупредительно постучав костяшками пальцев по боковой деревянной планке ширмы, заглянул внутрь и, многозначительно помахав незажженной сигаретой, смущённо выдохнул:

– Сори![8]

– Чего надо, родной? – недовольно набычился Быстров, одетый в чёрный деловой костюм и белую рубашку – с безвкусным светло-салатным галстуком в мелкий синий горошек.

– Иностранец прикурить просит, – пояснил представительный мужчина восточной внешности и предупредительно щёлкнул массивной зажигалкой в позолочённом корпусе. – Прошу вас, мистер! Плиз[9]!

Ник торопливо прикурил и, пробормотав пару английских благодарственных фраз, вернулся к своему столику.

«Ура!», – неслышно для окружающих восторженно возопил внутренний голос. – «Нет в этой кабинке Матильды! Нет, чёрт побери! Значит, и ветвистые узорчатые рога отменяются! По крайней мере, на время…. Тогда, братец, может, пойдём отсюда? Поищем нашу обожаемую Марию Владимировну в другом месте?».

Появился молоденький сонный официант, небрежно сгрузил с подноса на столешницу литровый запотевший бокал и круглое блюдечко с фисташками, пожелав всех благ, удалился, нагло позёвывая на ходу.

«Не стоит, пожалуй, отказываться от свежего пива!», – после двухсекундных колебаний, решил Ник. – «Во-первых, это будет выглядеть крайне подозрительно. Во-вторых, пить очень хочется. В-третьих, когда ещё придётся отведать хорошего пивка?».

Он опустился на стильную дубовую табуретку, украшенную искусной резьбой, и воздал должное пенному напитку…

Неожиданно со стороны барной стойки раздался неясный шум, и смутно знакомый голос – с характерными милицейскими интонациями – строго поинтересовался:

– Этот тип сегодня здесь не появлялся? Ты, халдей недоделанный, внимательней смотри на фотографию. Внимательней, кому я говорю! Ну, появлялся? Сидит в дальнем углу, за японской ширмой? Ладно, тогда спасибо – за действенную помощь правоохранительным органам. Разбавляй своё пиво дальше….

Мимо столика Ника целеустремлённо и уверенно прошагал подполковник Старко – собственной персоной – в сопровождении двух хмуро-равнодушных среднестатистических сержантов, вооружённых стандартными короткоствольными автоматами.

– Быстров Олег Абрамович? – раздалось от экзотической ширмы через несколько секунд. – Вы задержаны! Попрошу встать и вытянуть руки вперёд! Поторопитесь, гражданин! – послышался характерный звук от защёлкиваемых на запястьях рук наручников…

– В чём я обвиняюсь? – возмущённо недоумевал Быстров, направляясь под конвоем бдительных сержантов к выходу.

– В похищении профессора Сидорова Павла Павловича, – охотно пояснил Старко. – Советую не отпираться, а начать незамедлительно сотрудничать со следствием. В дальнейшем суд непременно учтёт вашу добрую волю и искреннее раскаяние…. В противном случае помещу тебя, козла драного, в пресс-хату. Рассказать, что там сделают с тобой за первые два часа пребывания? Нарисовать эпическую картину – масляными красками – в стиле доходчивого реализма?

Выждав некоторое время и допив пиво, Ник вышел из кабачка на улицу, сел в «Ауди» и, проехав с полкилометра, припарковал автомобиль недалеко от бутика «Мария» – широко известного в узких кругах знатоков высокой дамской моды.

Но сразу вылезать из машины он не стал, а закурил очередную сигарету и приступил к наблюдениям за окружающим его миром – весьма подозрительным и крайне неверным. Логика этого поступка была проста и незамысловата – как латунный жетон для проезда в метро: – «Если неизвестные шпики-наблюдатели усиленно следили за домом матери Маришки, то почему бы им не следить и за местом её работы?».

Минут через пять-шесть невдалеке остановился хорошо знакомый «Бентли», широко распахнулась водительская дверь, и из авто неуклюже выбрался Ануфриев – с огромным букетом алых роз в руках. Обеспокоенно и неуверенно оглянувшись по сторонам, Иван Иванович торопливо зашагал по керамическим плиткам тротуара и вскоре скрылся за широкой стеклянной дверью «Марии».

«Дела-делишки, мать его!», – Ник недовольно подёргал «себя» за фальшивую русую бородку. – «Этот-то Джеймс Бонд русских кровей здесь с какого бока? Тоже ухлёстывает за моей Матильдой? Он всегда посматривал на неё, э-э-э, вежливо так, очень уважительно, с пиететом…. Вдруг, у меня над головой торчит ни одна пара ветвистых рогов, а целых две?».

Ануфриева не было достаточно долго, минут так пятнадцать-семнадцать.

«Что он там делает?», – нервничал про себя Ник. – «Может, уединился с Машей в какой-нибудь дальней подсобке, и – то самое? Всех поубиваю на фиг…».

Наконец, Иван Иванович, щурясь, словно сибирский кот, ненароком объевшийся свежей деревенской сметаной, вышел из бутика, поправил галстук и, уже никуда не торопясь и не оглядываясь по сторонам, подошёл к «Бентли», закурил, расслабленно и умиротворённо повздыхал минуту-другую, забрался в автомобиль и медленно уехал – по направлению к городской мэрии…

Ник уже собрался было покинуть машину и – по горячим следам – направиться в «Марию», чтобы однозначно прояснить сложившуюся несимпатичную ситуацию, но тут мимо «Ауди» проследовал облезлый двугорбый верблюд, на котором восседал Иосиф Виссарионович Сталин…. Да, тот самый, в тёмно-коричневом полувоенном френче, со старенькой трёхлинейкой за спиной.

«Может, стоит немного подождать?», – засомневался Ник. – «Не каждый ведь день Сталины разъезжают по городу на среднеазиатских верблюдах….».

Сталин прогнозируемо остановил верблюда возле входа в бутик, неуклюже соскользнул на тротуар, небрежно обмотал уздечку «корабля пустыни» вокруг фонарного столба и, достав из седельной сумки букет фиолетовых гладиолусов, важно проследовал в «Марию».

– И что теперь прикажете делать? – пробормотал Ник, не в силах больше молчать. – Уважаемый и всезнающий внутренний голос, я к вам обращаюсь. Почему вы молчите, словно идеологически-упёртый молодогвардеец на допросе в фашистском гестапо? Отзовитесь, пожалуйста…

Но голос, сука рваная, смущённо затихорился, играя в молчанку.

Впрочем, через две-три минуты Сталин, уже без цветочного букета, снова появился на улице. Разразившись – с характерным грузинским акцентом – длинной и заковыристой матерной тирадой, он сорвал с плеча трёхлинейку, старательно прицелился в чёрную жирную ворону, сидящую на ветке тополя, и пальнул…

Промазал, понятное дело. Ворона, возмущённо каркнув, заложила широкий круг и скрылась в глубине городских дворов. Иосиф Виссарионович ещё пару раз матюгнулся от всей широкой диктаторской души, вытащил из кармана галифе чёрную трубку и коробок со спичками, прикурив, отвязал верблюда, велел ему лечь, вольготно устроился между покатых светло-бежевых верблюжьих горбов и принялся нетерпеливо стучать каблуками чёрных, до блеска начищенных сапог по бокам несчастного животного.

Верблюд, издав утробный вопль, с трудом поднялся на ноги, смачно сплюнул – ядовито-зелёной слюной – на припаркованный рядом нежно-лазоревый «Ягуар», и неожиданно-быстро скрылся за ближайшим поворотом.

– Блин подгоревший, галлюциногенно-верблюжий! – раздражённо высказался Ник. – Ладно, пришла пора и мне посетить сиё гнездо порока и разврата…

Около стройного мёртвенно-бледного манекена, облачённого в совершенно невероятное иссиня-чёрное платье, щедро усеянное блестящими серебряными блёстками, о чём-то увлечённо и беззаботно щебетала стайка молоденьких продавщиц.

– Ола, мучачас![10] – непринуждённо приветствовал девиц Ник. – Бонжур, принцесс! – после чего, соответствующим жестом отозвав в сторону стройную и весьма сексапильную брюнетку, перешёл на язык туманного Альбиона:

– Меня зовут, э-э-э, Никас Томпсон. Я известный модельер из, э-э-э, Лондона. Владею собственную дизайнерскую студию и с десяток бутиков модной женской одежды…. Могу ли я встретиться с уважаемой Марией Нестеровой? Имею, знаете ли, расширенное деловое предложение о возможном взаимовыгодном сотрудничестве…

– Извините, мистер! – бойко зачастила девушка на вполне сносном английском. – Но Мария Владимировна сегодня ещё не приезжала. (У Ника с души тут же камень свалился тяжеленный булыжник, поросший ярко-красным мхом жгучей ревности). Позвонила рано утром. Сообщила, что поехала в аэропорт, встречает делегацию коллег из Токио. Это наши давние партнёры…. Думаю, что вы сможете встретиться с ней в бизнес-цетре при гостинице «Москва». Обычно именно там мы селим всех важных гостей, там же и проводятся деловые переговоры…. У вас есть номер мобильного телефона Марии Владимировны? Меня, кстати, Лизой зовут, то есть, Елизаветой. Как вашу английскую королеву, – улыбнулась откровенно игриво, с легко читаемым подтекстом.

– Имеется, – понимающе и важно кивнул головой (иссиня-черными кудряшками) Ник. – Большое вам спасибо, Лиза! Надеюсь, что мы ещё встретимся с вами – в более приятной и, э-э-э, приватной обстановке? Я тоже будут несказанно рад…. Сегодня вечером, в восемнадцать ноль-ноль? Почему бы и нет? Замётано! Позвольте задать вам ещё два маленьких, абсолютно невинных вопроса?

– Всё, что угодно, дорогой мистер Никас! – многозначительно пообещала общительная брюнетка, преданно заглядывая ему в глаза, вернее, в тёмно-жёлтые стёкла пляжных очков. – Спрашивайте! Постараюсь быть максимально откровенной и полезной…

– А вот эти прекрасные гладиолусы…, – он небрежно ткнул пальцем в букет, лежащий на одном из прилавков. – Я видел человека, который их принёс. Его лицо показалось мне знакомым…. Он, случайно, не имеет отношение к миру высокой моды? Не люблю, знаете ли, коллег-конкурентов. Коварные и гнусные интриги, чёрная зависть, грязные и беспочвенные сплетни…. Вы меня, конечно же, понимаете?

– Безусловно, понимаю! А вы очень прозорливы, мистер Никас. Такая потрясающая интуиция! Сразу догадались, что к чему…. Этот человек тоже хотел встретиться с мадам Нестеровой. Приехал на самом обыкновенном мопеде. Представляете? На мопеде! Представился именем – Франсуа Виньон. Сказал, что является известным европейским модельером и дизайнером женской верхней одежды. Мол, владеет во Франции целой сетью эксклюзивных бутиков…. Наша «Мария» нынче нарасхват!

«Это точно, нарасхват!» – Ник криво усмехнулся про себя и продолжил познавательную беседу:

– Вот ещё, милая и прекрасная Елизавета…. У меня есть один хороший русский приятель, Иван Ануфриев. Большой банкир и крупный бизнесмен. Он мне как-то рассказывал – по большому секрету – что в данном бутике работает дама его сердца…. Не подскажете, как зовут эту таинственную наяду? Просто любопытно, не более того…. Может, это вы, прелестница? Не перейду ли я дорогу своему русскому другу, оказывая вам, э-э-э, знаки повышенного внимания?

– Нет, не перейдёте! – пунцово покраснев, горячо заверила брюнетка. – У Ивана Ивановича – бурный роман с нашей Катериной, – чуть заметно кивнула головой в сторону высокой шатенки, надевавшей на длинную и стройную шею мёртвенно-бледного манекена разноцветные стеклянные бусы. – Так что, моё бедное маленькое сердечко – на сегодняшний вечер – совершенно свободно, – томно и чуть развратно прикрыла глаза.

Ник цветисто поблагодарил легкомысленную девицу, и, дежурно пообещав бутылку итальянского шампанского и плитку горького французского шоколада, плюсом – приятный и незабываемый вечер, покинул гостеприимную «Марию».

Он, стараясь не нарушать правил дорожного движения, ехал по улицам города к гостинице «Москва» и мысленно анализировал полученную информацию: – «Появление этого Франсуа Виньона – в облике незабвенного товарища Сталина – очень плохой знак! Следует ожидать – в самое ближайшее время – разнообразных каверз и неприятностей…. Иван Иванович? Что же, дело житейское, он уже полгода, как находится в официальном разводе. Сейчас у российской бизнес-политической элиты мода такая: менять пожилых толстых жён – на молоденьких и худющих моделей…. А Матильда-то, хороша, ничего не скажешь! В смысле, ничего доброго и хорошего…. Устроила из своего бутика притон настоящий, гнездо разврата, клуб знакомств, натуральное брачное агентство…. Ладно, потом поговорим! Только держись, жёнушка!».

Он мягко затормозил напротив парадного входа в гостиницу «Москва». То есть, примерно в семидесяти-восьмидесяти метрах от важного седобородого швейцара, замершего по стойке «смирно» рядов с широченными двустворчатыми дверьми, для чего-то выкрашенными в золотистый цвет.

«Не для «чего-то», а для дешёвых понтов», – беззвучно усмехнулся Ник. – «И не «гостиница», а – по-современному – шикарный пятизвездочный отель…. Что делать дальше? Идти искать зал для деловых переговоров и презентаций? Или, для начала, подробно потолковать с тутошним обслуживающим персоналом, раздав немного денежных знаков?».

Принять окончательного решения он не успел: седобородый швейцар предупредительно распахнул золотистые двери, и из гостиничного холла выпорхнула радостная, улыбающаяся до самых ушей Матильда – в окружении троих узкоглазых и желтолицых, одетых как природные английские денди господ. Один из них – самый молодой и высокий, со стильными позолоченными очками на жёлтой переносице – слегка приобнимал Марию за тонкую талию.

– Ещё и конюх с садовником? – зло удивился Ник. – Да, придётся, всё же, взяться за розги и батоги! Придётся, видит Бог….

Неожиданно со стороны Морского порта донеслись странные, громкие и отчётливые звуки:

– Бух! Бух! Бух!

Ник посмотрел направо и поморщился – словно бы от сильнейшей зубной боли:

– А эти ухари, интересно, что здесь забыли? Много-то как их, практически целая банда…

К гостинице «Москва» неотвратимо приближался – на весьма приличной скорости – классический верблюжий караван, состоящих из доброго десятка двух– и трёхгорбых животных. На переднем восседал Иосиф Сталин, он же – Франсуа Виньон, известный французский модельер и дизайнер женской верхней одежды. Да и другие всадники были узнаваемы: Лаврентий Берия, Лев Троцкий, Климент Ворошилов, Семён Будённый, Анастас Микоян, прочие легендарные герои Октябрьской революции и Гражданской войны. Одетые в военные френчи и комиссарские кожанки, вооружённые – кто во что горазд: маузеры, наганы, винтовки, автоматы, шашки, сабли, стрелецкие топорики на длинных рукоятях, драгунские палаши…

«Наверно, все тоже – поголовно – модельеры и дизайнеры», – ехидно предположил внутренний голос. – «Душ и судеб человеческих…».

Верблюды – неожиданно ловко и слаженно – устремились вверх по ступеням лестницы, ведущей от тротуара к парадным дверям отеля.

– Йо-хо! – отчаянно завопил Сталин. – Вперёд, товарищи! Круши их! Смерть жадным буржуинам! Да здравствует Мировая революция! Руби швейцару голову! В труху – японских империалистов, мать их!

Всё дальнейшее произошло в считанные секунды: легендарные революционные герои спешились и окружили выходящих из гостиницы, послышались глухие звуки ударов, резкие одиночные выстрелы.

– Умираю – ради светлых идеалов рыночной экономики! – пафосно известил седобородый швейцар. – Да здравствует великий Анатолий Чубайс! Рыжий идол русского капитализма!

Ник только успел, достав из автомобильного бардачка «тэтэшку», выскочить из машины, а бесстрашные революционеры уже вновь восседали на спинах облезлых «кораблей пустыни».

– Двигаемся в обход! – велел Сталин, через колени которого было переброшено бесчувственное тело Марии. – Погоню отсекать безжалостно, не боясь крови! Стрелять в буржуазных гнид и их подлых прихвостней на поражение!

Караван устремился вдоль фасада гостинице, сбивая – словно кегли в боулинге – случайных прохожих, оказавшихся на пути, намериваясь свернуть в неприметную улочку, связанную с другими запутанными цепочками дворов-колодцев.

– Не успеть! – отчаянно взвыл Ник, заводя «Ауди». – Затеряются, собаки бешенные…. Стрелять, или не стрелять? Вот в чём вопрос…

Всё получилось, как нельзя хуже: похитители успели первыми выехать на узкую улицу с односторонним движением. Причём, два ярко-пегих верблюда, замыкающих колонну, на которых располагались Клим Ворошилов и Семён Будённый, начали откровенно тормозить, давая своим революционным подельникам возможность оторваться от неожиданной погони и беспрепятственно скрыться.

Ник, сам не свой от злости, отчаянно засигналил, беспорядочно и яростно надавливая на клаксон. Приоткрыл окошко, и закричал – максимально грозно и доходчиво:

– В сторону, морды краснопузые! В сторону, мать вашу революционную! Постреляю всех! Так вас растак!

– Пострелял один такой, как же! Ха-ха-ха! Наглый мальчишка! – обернувшись, нагло ухмыльнулся Ворошилов, небрежно прицеливаясь в Ника из классического длинноствольного маузера. – Пшёл вон отсюда, морда припадочная, пока череп не продырявили…

– Вали, вали, парнишка! – поддержал закадычного соратника Будённый, грозно шевеля шикарными чёрными усищами, и многозначительно демонстрируя современную американскую гранату. – Сейчас вот колечко-то оторву и швырну. Бедные дворники потом всю неделю будут усердно соскабливать твои склизкие серые кишки со стен домов…. Ну, кому сказано, фраер ушастый?!

Прозвучал выстрел. Ник, не дожидаясь продолжения революционного банкета, то есть, многочисленных гранатных осколков, мгновенно свернул под ближайшую арку.

– Ничего, ничего, – шептал он себе под нос, сосредоточенно вертя баранку из стороны в сторону. – Сейчас мы срежем угол и выскочим на проспект. Держись, Машенька, держись, родная…

Поворот, ещё один, ещё, ещё, тупик…

«Всё, родной, не успеть!», – невозмутимо доложил внутренний голос. – «Умыкнули, неизвестные сволочи, нашу драгоценную Марию Владимировну! Умыкнули…. Впрочем, братец, ещё рано впадать в отчаяние и посыпать голову пеплом. Наверняка, они скоро перезвонят тебе. Перезвонят, и обозначат цену выкупа. Сам подумай, ну, зачем им нужна Матильда? Им ты нужен! Вернее, южно-африканские алмазы…. Потерпи немного, подожди…

Словно бы демонстрируя свою братскую солидарность с мудрым внутренним голосом, ожил мобильный телефон.

– Нестеров слушает! – сообщил Ник. – Говорите! Говорите же, пожалуйста, не молчите…

– Здравствуйте, Николай Сергеевич! – после короткой паузы произнёс мягкий и певучий голос, с едва заметным акцентом.

– Ответно приветствую вас, месье Виньон. Можете не тратить время на бесполезную прелюдию. Сразу переходите непосредственно к делу. Что конкретно требуется от меня?

– Ого! Да с вами приятно иметь дело! – восхитился собеседник. – Вот что значит, высококлассный профессионал! Ладно, будь по-вашему…. Для начала, нам надо встретиться и поговорить.

– Где и когда?

– Аптека, улица, фонарь…

– Простите, не понял, – насторожился Ник.

– Вы же позавчера ночью ходили, по просьбе дражайшей супруги, в аптеку? За лекарством от головной боли, если не ошибаюсь?

– Ходил. Значит, встречаемся у входа в аптеку? Или – под фонарём?

– Зачем же всё так упрощать, дорогой товарищ Нестеров? – хрипло хохот Франсуа Виньон голосом приснопамятного товарища Сталина. – В противоположном – относительно аптеки – крыле Торгового центра располагается ресторан «Джорджия». Очень хорошая грузинская кухня: сациви, лобио, бастурма, голубцы в виноградных листьях, седло молодого барашка, запечённое над углями, киндзмараули, хванкара, мукузани[11]…. Знаете, мой двоюродный дедушка – по материнской линии – был чистокровным грузином, родом из крохотного городка Поти.

– Я уже догадался об этом немаловажном обстоятельстве, – в свою очередь хмыкнул Ник.

– Даже так? – в сталинском голосе прорезались нотки плохо скрытого беспокойства. – Учту на будущее. Ваши способности, действительно, весьма неординарны…. Итак, как мы узнаем друг друга?

– Не беспокойтесь, я вас узнаю.

– Стоит ли быть таким излишне самоуверенным? Вы же, наверняка, загримированы? Я, знаете ли, тоже в полной мере владею этим высоким искусством…

– Мне это не помешает, – заверил Ник. – Итак, в какой временной период мы встречаемся с вами, шевалье?

– Через два часа – вас устроит? Не опоздаете?

– Я успею. Непременно.

– Что же, тогда – до скорой встречи…

Нажав на ярко-красную кнопку отбоя, Ник недовольно покрутил головой:

– Вот же, эти наивные иностранцы! Туповатые какие-то, право слово…. Они всегда были избыточно самоуверенными и заносчивыми. Взять, к примеру, того же Наполеона Бонапарта. Мол, Москва-то уже занята, следовательно, и война закончена – победоносно. Как это – только начинается? Вот же, дикость русская! Ничего не понимаю…. Похоже, мсье Виньону даже в голову не приходит, что мой мобильный может прослушиваться. Мол, в игре не бывает много заинтересованных участников. Бывает, милые мои, бывает! Это, знаете ли, Россия. Страна нежданных неожиданностей и абсолютно нелогичных сюрпризов…. Впрочем, мне это только на руку. Чем больше действующих игроков, тем больше вероятность, что они будут реально мешать друг другу, взаимно путаясь под ногами и нещадно сталкиваясь лбами…

Первым делом, Ник решил – в очередной раз – поработать над своим внешним обликом, пользуясь тем обстоятельством, что в дворе-колодце, завершившемся тупиком, было безлюдно, только вездесущие голуби неторопливо прогуливались-летали тут и там…

Он стащил с головы и убрал в сумку кудрявый чёрный тёщин парик, подумав, добавил туда же и тёмно-жёлтые пляжные очки. Достал из полиэтиленового пакета короткий русый паричок, пристроил по назначению, посмотрелся в автомобильное зеркальце и увиденным остался – более чем доволен, по-приятельски сообщив своему отражению:

– Вот же, казалось бы, мелкие и незначительные детали. А как меняют человека! Был, понимаешь, натуральный и классический интурист. Весь такой импозантный из себя, ухоженный гламурный. Бабник записной, патентованный и озабоченный – без всякой меры и элементарных ограничений…. Теперь же – вылитый Иван Сергеевич Тургенев! Великий русский философ и писатель…. А это ещё что такое?

В лобовом стекле «Ауди» наличествовала круглая дырочка. Маленькая такая, на удивление ровная и аккуратная.

– Не было её раньше, гадом буду! Я бы обязательно заметил…, – он, непонимающе передёрнув плечами, обернулся: – Ну, так и есть! Сзади имеется точно такая же…. Выходит, мерзкие «верблюжьи погонщики», действительно, стреляли? Бред какой-то! В центре города, среди бела дня? Обнаглели совсем – в натуре – ковбои зарубежные! Зарубежные ли? Вопрос вопросов…. Акцент ещё ни о чём не говорит. Ладно, будем, что называется, немного посмотреть…

К ресторану «Джорджия» Ник приехал за полчаса до назначенного времени. Поставил – для пущей страховки – «Ауди» к задним (техническим) дверям кабачка, занял самый удобный столик (без каких-либо соседей), из-за которого хорошо просматривался вход, вспомнив, что так и не успел толком позавтракать, заказал целую гору разных мясных холодных и горячих закусок и два литра светлого пива.

– Может быть, вина? – по-свойски подмигивая, предложил молоденький, показательно-общительный официант, выряженный во всё чёрно-белое, в лохматой (в невероятно-лохматой!) папахе на голове. – Самое настоящее, грузинское. Только вчера доставили из самого Тбилиси. Очень большим самолётом. Контрабанда, конечно же. Как же можно без этого?

– Без этого никак нельзя. Ни без контрабанды, ни без очень большого самолёта. Особенно, южным людям, – согласился Ник. – Платить таможенную пошлину? Зачем? Её же потом – в любом раскладе – разворуют ушлые российские чиновники. Наглые все такие из себя, жирные, надменные беспринципные и ужасно лицемерные. Члены партии «Единая Россия». Да и всех прочих партий, про которые Главный скажет. Любители молоденьких моделей-вешалок…. Только я – лично и полностью необратимо – привык к пиву. Такой вот пенный напиток, весьма способствующий – самым волшебным образом – раздумьям философской направленности…. Извини, брат, и не огорчайся! Скоро появится мой приятель. Унего двоюродный дедушка – чистокровный грузин родом из Поти. Вернее, был чистокровным грузином, пока не умер. Понимаешь, кацо, о чём я толкую? Так вот, он – в смысле, мой приятель – очень уважает всё грузинское. Еду, напитки, женщин. Хванкару там, киндзмараули…

Ник уже приступил к трапезе, с удовольствием прихлёбывая светлое пиво из высокого бокала, когда тоненько зазвенел дверной колокольчик, и в зал ресторана, насторожённо (видимо, по многолетней привычке) посматривая по сторонам, вошёл Владимир Владимирович Путин – в полевой демисезонной форме лётчика морской авиации: кожаная лётная куртка, меховые короткие унты, чёрная пилотка на умной голове.

«Надо думать, что господин Франсуа Виньон сменил грим, вот и его галлюциногенная сущность изменилась – самым кардинальным образом…. Может, в числе дальних предков нашего месье числятся и русские персоны? То бишь, русские персоны, посвятившие всю свою жизнь непростой работе в секретных государственных службах и органах?» – предположил Ник и активно замах правой рукой:

– Володя, Володенька! Греби сюда, дружище! Это же я – Николай!

Надо отдать должное: нервы у мсье Виньона оказались крепче толстенных корабельных канатов. Чуть заметно вздрогнув, он весело рассмеялся и, вежливо приподняв над головой чёрную пилотку, направился к столику Ника. Правда, проделал он всё это молча, видимо не хотел, чтобы его мягкий южный акцент становился всеобщим достоянием.

– Николай Сергеевич? – неуверенным шёпотом уточнил Путин и, дождавшись утвердительно кивка, продолжил уже вполголоса, душевно похлопав Ника по плечам: – Сколько лет, сколько зим, старина! Я так рад нашей неожиданной встрече…

– Присаживайся, Вова, присаживайся! – хлебосольно предложил Ник и прокричал в сторону барной стойки: – Эй, Гиви, лентяй хренов, тащи своё хвалёное вино!

Через полминуты примчался расторопный официант и, составляя с подноса кувшины с вином (один тёмно-бордового цвета, другой – благородного янтарного), восторженно зачастил:

– Вах, дорогой! Откуда ты узнал моё имя? Ты – настоящий провидец! Прямо как царь Соломон! Мир праху его и праху его пятистам прекрасных наложниц…. Я, как увидел тебя, уважаемый, сразу решил: нас посетил мудрый и необычный гость. Сто пятьдесят лет прожить тебе! Вот, всё как ты и просил: литр киндзмараули и литр хванкары…. И другу твоему, что родом из легендарного Поти, крепкого здоровья и мужской столетней – как минимум – неутомимости….

– Смотрю, уважаемый Николай Сергеевич, вы уже успели рассказать всему здешнему персоналу о моих кулинарных пристрастиях, – недовольно покривился Виньон, доставая из кармана какой-то неприметный маленький приборчик, посмотрел на крохотный экран и тут же успокоился, отложив прибор на край стола. – Впрочем, сейчас это совершенно неважно. То есть, не смертельно…. Обычно я посещаю данный трактирчик совсем под другой, э-э-э, личиной. Будем надеяться, что Гиви-пройдоха меня не узнал…. Вы, кстати, очень похожи на кого-то из русских писателей-классиков. На Гончарова, Лескова, Достоевского?

– На Тургенева, – услужливо подсказал Ник.

– Точно, на Ивана Сергеевича! Да, с выдержкой у вас – более чем…. Наши бурные аплодисменты!

– Простите?

– Ну, как же! – Путин наполнил свой бокал благородно-янтарной жидкостью, непринуждённо отхлебнул, одобрительно поцокал языком и пояснил: – Ведь, кажется, именно у вас, мон шер, недавно похитили любимую и обожаемую супругу? Я не ошибаюсь? Вот, видите…. А вы спокойны и невозмутимы – словно слон из джунглей в период сезона дождей. Я, право, нешуточно удивлён и восхищён…

– Ерунда! – небрежно отмахнулся Ник. – Нервничать и сомневаться, как меня учили в своё время, надо сугубо в мирное время. Во время же боевых действий все эмоции исключаются. Тупо, однозначно и навсегда. Если, конечно же, хочешь выиграть в схватке и остаться в живых – наварив при этом немного деньжат…

– Вас очень хорошо учили. В своё время. Про несовместимость расшатанных нервов и победоносных боевых действий…. Кстати, почему вы, если не секрет, называете меня Владимиром?

– Просто так, по мимолётным и ненавязчивым ощущениям. Без всякой задней мысли. Вам не нравится?

– Нравится. Просто всё это немного странно…. Видите ли, одного из моих двоюродных дедушек, действительно, звали Владимиром…. Да, Николай Сергеевич, вы воистину – необычный человек! Жаль, что мы работаем в разных упряжках….

– Может, сражаемся на разных сторонах уличной баррикады? – широко и радостно улыбнулся Ник, изображая полную расслабленность и идиотическую беззаботность. – Французу такое сравнение должно быть более близким и понятным.

– Француз, англичанин, русский, грузин…. Какая, собственно, разница? Национальные и этнические грани стираются с каждым прошедшим десятилетием. Баррикады? Бросьте, мой друг, не будьте излишне романтичны. Романтика расслабляет, не хуже пургена…. Вы, эсквайр, даже не улыбнулись? Видимо, я разучился весело шутить на русском языке…. Всё равно, никаких баррикад нет и в помине. Да, и не намечается…. Есть только вместительный повозки, на которых серьёзные ребятишки планируют вывезти некие драгоценности. Вы работаете на одних ребят, я, как это и не печально, на других, противоположных. Вот и все дела. Ничего личного…. Может, перейдём к делу?

– Перейдём. Что я должен сделать, чтобы вы освободили мою жену? Надеюсь, что она жива и невредима?

– Цела и невредима! – болезненно поморщился Путин-Виньон, демонстрируя указательный палец левой руки, заклеенный пластырем. – Очень шустрая девица. Ну, очень! Успела укусить меня, пока не подействовали пары хлороформа…. Не волнуйтесь, господин Нестеров, с ней не случится ничего плохого. Это, в первую очередь, не в наших интересах.

– Я смогу поговорить с ней по телефону?

– Безусловно. Только попозже. Во-первых, после того, как мы с вами договоримся обо всех деталях. Во-вторых, когда прекрасная мадам Мария проснётся. Думаю, – француз с русско-грузинскими корнями мельком бросил взгляд на циферблат наручных часов «Полёт», – это произойдёт минут через десять-пятнадцать…. Мы же с вами, Николай Сергеевич, успеем договориться за означенное время?

– Безусловно, договоримся. У нас с вами, просто напросто, нет другого выхода. В противном случае, милый мой Володя, извините, но мне придётся убить вас…

– Премного благодарен, милостивый государь! – совершенно по-детски надулся псевдо-Путин. – Впрочем, вы, скорее всего, правы. Другого выхода не существует…. Итак, от вас требуется следующее. В ближайшее воскресенье, в районе восьми часов вечера, к двери хранилища банка господина Ивана Ануфриева подойдёт наш человек. Вы, увидав его на экране монитора, откроете дверь. Вот, собственно, и всё. Сущая ерунда…

– Как будет выглядеть вас посланец?

– Трудно сказать. В том плане, что я не знаю, какие галлюцинации и фантомы вас посетят в тот конкретный момент. Ведь, судя по некоторым косвенным признакам, сейчас вы ассоциируете меня с Президентом России – господином Владимиром Путиным? Я ведь угадал?

– Откуда вы знаете? Я не про Путина, а про галлюцинации…. Это вы похитили Пал Палыча?

– Что вы сказали? – тут же напрягся собеседник. – Профессор Сидоров похищен? Я ничего не знал про это…. Нет-нет, это не мы! Даже и не думайте…. Вот же чёрт побери! Чего-то такого я и ожидал! Все эти важные и безупречные клиенты – такие суки. Как говорите вы, русские, рваные сучары. Позорные и наглые самки бешеной собаки! Никогда не доводят до сведения рядового исполнителя даже десяти процентов правдивой информации. Да, большие деньги портят даже самых честнейших – когда-то, в далёкой юности – людей…

Тоненько и настойчиво запиликал – гимном России – мобильный телефон, Путин, извинившись, достал из кармана лётной куртки громоздкую чёрную трубку, нажал на нужную кнопку и известил:

– Здесь первый! Докладывайте сжато и коротко! У вас – на всё – десять секунд!

Выслушав доклад, он нахмурился, запустив по высокому лбу сеть глубоких задумчивых морщин, спрятал мобильник обратно и неожиданно загрустил-задумался, подперев подбородок острыми кулачками.

С представителем неизвестных рваных и позорных сучар стала происходить странная метаморфоза: черты лица «поплыли» и слегка затуманились, более того, весь в целом Франсуа Виньон задрожал и сморщился, словно бы собираясь растаять в воздухе…

Ник, догадываясь о сути происходящего, плотно прикрыл глаза и чуть заметно потряс головой.

Через некоторое время он снова посмотрел на собеседника, всё так же пребывающего в состоянии глубочайшей задумчивости, и только с огромным трудом удержался от удивлённого восклицания: перед ним сидел уже совершенно другой человек. Рыхлое, заметно опухшее лицо, покрытое чёрными точками угрей, лохматые сальные волосы, старомодные, почти квадратные очки, мятый тёмно-коричневый костюм, дурацкий светло-салатный галстук, маленький, чуть заметный чёрный диск, закреплённый в левом ухе…

«Ничего общего с волевым, собранным и невероятно импозантным Владимиром Владимировичем!», – не преминул высказаться дотошный внутренний голос. – «Сейчас наш иностранный друг больше смахивает на преподавателя истории из заштатного провинциального вуза, или – на поэта-песенника, череда удач которого осталась в далёком и призрачном прошлом…. Впрочем, серые, избыточно холодные и внимательные глаза несколько выбиваются из образа. Да и эти щегольские усики «а-ля поручик царских времён» – явно лишние для заштатного преподавателя истории. Впрочем, как известно, на вкус и цвет товарищей нет…. Итак, галлюциногенный Путин бесследно испарился. Что это означает? Скорее всего, то, что данный соперник для нас, братец, больше не представляет серьёзной опасности. Почему? Видимо, случилось что-то незапланированное, о чём нашего липового модельера и известили по телефону. Некая внештатная и пиковая ситуация, путающая все планы, разработанные загодя…».

– Господин Виньон! – через полторы минуты мягко напомнил о своём существовании Ник. – Очнитесь от ваших тяжких раздумий! Эй, шевалье! Приём-приём…

– А, что? Простите, конечно…. Итак, вы откроете дверь хранилища, войдёт мой сотрудник, заберёт нужную вещь, на её место положит искусно сделанный муляж и уйдёт. Скажу сразу, что речь не идёт ни об алмазах, ни о прочих драгоценностях…. После этого вашей супруге будет возвращена долгожданная свобода.

– Имеется всего два вопроса, – Ник закурил сигарету, задумчиво посмотрел на её ярко-алый кончик. – Вернее, два сомнительных момента.

– Излагайте, я внимательно слушаю.

– Во-первых, закрыта будет не только дверь хранилища, но и все прочие двери банка, включая входные. Причём, большинство этих дверей, если не все, будут опломбированы, опечатаны и поставлены на сигнализацию….

На этот раз ожил мобильный телефон Ника.

– Привет, подчинённый! – бодро и оптимистично хохотнул в трубке голос Ивана Ивановича. – Да, ладно тебе! Не сопи так хмуро и многозначительно…. Я уже осведомлён, что твой аппарат прослушивается. Причём, несколькими, э-э-э, спецслужбами. Тремя, как минимум, не считая моей…. Ты, милок, молчи! Молчи себе в тряпочку и внимательно слушай меня…. Итак, всё пока идёт нормально. В пределах заданных норм гнилой паршивости. В том смысле, что серьёзных поводов для избыточного беспокойства нет. Греби себе дальше, но не забывай и про элементарную осторожность. За Марию, как мне тут любезно подсказывают коллеги, не беспокойся…. Ну, и завтра с утра жду тебя на работе. Дел накопилось важных и срочных – невпроворот…. Не опаздывай! Все, Роджер![12]

Ник нажал на кнопку отбоя и выжидательно посмотрел на Виньона:

– Итак, все двери будут находиться под сигнализацией…

– Это не ваша проблема! – нервно перебил его «поэт-песенник», череда удач которого осталась в далёком и призрачном прошлом. – Не забивайте себе голову ерундой. Ваша задача – открыть дверь хранилища. Открыть, не думая за других. Которые и сами с усами. В том плане, что уже давно – взрослые мальчики…. Что вас ещё смущает?

– Ведь вашему сотруднику надо будет ещё и обратно выйти, не так ли? Он вошёл, дверь автоматически закрылась…. Понимаете, о чём я толкую?

– Наверное, вам очень хочется остаться в живых…

– Как верно подмечено! – притворно восхитился Ник. – Итак, где неоспоримые и правдоподобные гарантии, что я в предстоящий воскресный вечер не отправлюсь к обожаемым праотцам? Ваш человечек (наверняка, опытный и умелый человечек), прихватив вожделенную тайную вещицу, может мне на прощанье и пулю влепить – из бесшумного пистолета – в левую половинку груди, понятное дело…. Итак?

– Радужная оболочка ваших наглых глаз, – вяло и равнодушно подсказал Виньон. – Живых глаз, естественно…. Займёте нужное место, например, за мраморной колонной. Откроете взглядом последний замок, вовремя спрячете голову…. Не мне вас учить, рейнджер. Вы мужчина шустрый, битый перебитый, штопанный перештопанный, хорошо обученный. Справитесь. Причём, без особых проблем…

– Хорошо, вопросы снимаются. А что будет потом?

– Потом? Во-первых, вашу жену отпустят на свободу. Клянусь честью! Во-вторых, подмену могут и не заметить. По крайней мере, в относительно ближайшее время…

– Если, всё же, заметят?

– Расскажете чистую, ничем не приукрашенную правду. Естественно, если захотите, – собеседник скучнел и прямо на глазах терял всяческий интерес к разговору. – Про меня, иностранного подлеца, прохиндея и шпиона. Про похищение прекрасной и трепетной Марии Владимировны…. Ведь в вашей демократической стране, как я помню, отменена средняя казнь? Получите пожизненное тюремное заключение, может, отделаетесь и двадцатью годами…. Что из того? Сбежите, конечно же. С вашими-то неординарными способностями…

Снова ожил-проснулся мобильный телефон.

– Да? – в сердце что-то кольнуло – тёплым, приятным и бесконечно ласковым уколом.

– Милый, Николаша, здравствуй! – зазвучал в трубке – прекраснейшей небесной музыкой – родной и ожидаемый голос. – Я удрала от них…

– Стоп! – Ник неимоверным усилием воли заглушил все эмоции, рвавшиеся наружу. – Слушай меня очень внимательно! Помнишь место, где мы познакомились с тобой?

– Помню, но…

– Не перебивай меня, пожалуйста! И не говори ничего лишнего! Не называй никаких названий улиц и всего прочего…. Итак, ты сможешь быстро и незаметно добраться до этого места? Отвечай чётко и коротко!

– Да, смогу.

– Делай это не торопясь, тщательно страхуясь от слежки. Встречаемся уже после заката солнца. Всё понятно?

– Понятно, только…

– Ахтунг! Ке бел, а ке, ке я, у ке, ке ди! Я в ке, гри ке, ке ме! Понятно?

– Ага, вроде бы…

– Мобильник трофейный?

– Так точно, господин генералиссимус!

– Срочно выброси и отбой! Я люблю тебя!

– Я тоже…, – короткие гудки…

Виньон, барственным жестом бросив на стол несколько мятых купюр, поднялся на ноги, обхватив ладонями кувшин с киндзмараули, давясь и обливаясь, выпил всё до дна.

– Напрасно вы так расстраиваетесь, мон шер, – добросердечно посоветовал Ник. – Оно того, право, не стоит. Если посмотреть с философской точки зрения…

– Стоит! – модельер-неудачник со стуком поставил пустой кувшин на скатерть. – Непрофессионализм и излишняя самоуверенность наказуемы. Причём, всегда. Так заведено ещё с древних времён. Не нами заведено, не нам и отменять…. Не поминайте лихом, коллега! – он, заметно сгорбившись и по-стариковски шаркая подошвами ботинок по керамическим плиткам пола, направился к выходу.

Прощально зазвенел-заныл колокольчик, ещё через десять-двенадцать секунд с улицы донёсся звук одиночного выстрела, послышались испуганные людские голоса, вокруг возбуждённо засуетились немногочисленные посетители ресторана и обслуживающий персонал во главе с толстым директором – по внешнему виду – чистокровным армянином.

Неторопливо допив пиво, Ник строго позвал официанта:

– Эй, Гиви! Подойди-ка ко мне! Быстрей, так тебя и растак, лентяя бесстыжего…. Что там произошло?

– Там такое, уважаемый! – принялся бестолково рассказывать молодой грузин. – Этот ваш приятель-товарищ, который так любит киндзмараули…. Ему, такое впечатление, снесло полчерепа. Крови натекло – ужас сколько! Мозги разбросало по всей округе – метров на пятнадцать…. Клянусь любимой старенькой мамой, не меньше, чем на пятнадцать!

– Остановись! Он сам застрелился?

– Нет, конечно же! Снайпер стрелял. По крайней мере, так люди говорят…. А сейчас туда подъехал армейский тёмно-зелёный фургончик. Из него вылезли амбалы – во всём чёрном, без опознавательных знаков. Обыскивают тело, достали из автомобиля стандартные носилки.

– А УАЗик ментовский там не крутился?

– Подъехал, как же! Старший лейтенант принялся было качать права, но один тип – с чёрной шапочкой-маской на голове – вытащил из кармана тёмно-бордовую корочку. Ну, после этого менты благоразумно спорить не стали, а сразу же отъехали в сторону.

– Молодец! – совершенно серьёзно похвалил официанта Ник, добавляя к деньгам покойного Виньона стодолларовую купюру. – Хватит, надеюсь? Теперь быстро заткнулся и проводил меня к запасному выходу! Давай, давай, шевели своими грузинскими помидорами! Время нынче дорого…

С Марией они познакомились – почти одиннадцать лет тому назад – в городском парке культуры и отдыха. Тогда это было очень людное и шумное место: карусели, качели, вечерние танцплощадки, шум, гам, смех, весёлые толпы беззаботной и легкомысленной молодёжи.

С тех пор – на постперестроечных волнах – утекло ужасно много мутной и откровенно грязной водицы. Качели и карусели ушлые деятели-чиновники уже давно сдали в металлолом, местные бомжующие личности – по зимним лютым холодам – растащили танцплощадки на дрова. Да и, вообще, нынче парк считался местом совсем небезопасным. Этаким обиталищем-логовом сексуальных маньяков и серийных убийц. Всё вокруг густо заросло сорняками (в основном – чертополохом и репейником), полуметровая трава уже много лет не встречалась с ножами газонокосилок, кусты и деревья не обрезались, пруды не очищались от грязно-зелёных водорослей, серой ряски и разнообразного бытового мусора.

Впрочем, за Маришку он был спокоен: обучил её в своё время некоторым приёмам рукопашного боя. В смысле, боевым приёмам, настоящим и действенным. Чтобы могла и оперативно вырубить врага-супостата, и убить – без лишнего шума – если появится такая срочная необходимость…

Оставалось всего одно важное дело: скрыться от всяких и разных надзирающих соглядатаев. Впрочем, это оказалось не так уж и сложно. Во-первых, времени до заката солнца оставалось ещё предостаточно. Во-вторых, Ник отменно знал родной город и все те козырные места, где можно было оторваться от навязчивой и надоедливой слежки. В-третьих, все моторизированные шпики (то бишь, служивый народ на автомобилях и мопедах) были ему видны, как на ладони.

– Розовый роллс-ройс с тремя драконьими головами, нагло высовывающимися сквозь специальные люки в автомобильной крыше, – принялся хладнокровно перечислять Ник. – Кабриолет, за рулём которого сидит Фидель Кастро – молодой ещё, с чёрной кучерявой бородой, перетянутый – во всех местах – пулемётными лентами. Всё? Ага, вон ещё сзади мелькает парочка знакомых трёхгорбых верблюдов…. Ерунда! По одному сбросим с хвоста…

Самыми упорными и настойчивыми, как и предполагалось, оказались тёмно-жёлтые «корабли пустыни», но и они затерялись где-то – в изысканной паутине проходных городских дворов.

Убедившись, что все преследователи безнадёжно отстали, он свернул на набережную реки. На западе медленно разгорался красно-багровый закат.

«К ветреному и дождливому утру!», – предположил интеллектуально развитый внутренний голос. – «До парка осталось километра четыре с половиной. Надо бы где-нибудь убить минут двадцать-тридцать…».

«Ауди» плавно притормозила около непрезентабельного цветочного киоска. Ник вылез из машины, не торопясь, выкурил сигарету, аккуратно выбросил окурок в бетонную урну и сообщил пожилой продавщице.

– Мне одну жёлтую розу!

– Одну?

– Да, одну! И обрежьте, пожалуйста, все шипы. А черенок сделайте коротким-коротким, сантиметров девять-десять, не длиннее. Решил вот, понимаете, проверить одну старинную карибскую легенду. Вернее, древнее поверье-примету…

Он, пристроив жёлтый цветок над приборным щитком, завёл мотор, но отъехать от цветочного ларька не успел: опять ожил-задёргался мобильный телефон.

– Дядя Николай! – донёсся из трубки взволнованный девичий голосок. – Это вы?

– Я, Веруня, я! Дедушка нашёлся?

– Да, нашёлся! Спасибо милиции и Ивану Ивановичу! Только вот…, – девушка горько и отчаянно зарыдала.

– Что с ним? Успокойся, перестань плакать и говори! Ну, пожалуйста…. Верочка, это очень важно!

– Я всё понимаю, сейчас. Подождите немного…. Его очень сильно избили. Наверное, даже пытали. Сотрясение головного мозга, сломанные рёбра, гематомы по всему телу, ожоги от сигарет…. Врачи говорят, что необходима срочная операция.

– В какой больнице находится Пал Палыч? Ты рядом? Уже общалась с ним? Что он рассказывает? Как себя чувствует? – Ник старался говорить спокойно и беспристрастно, чтобы случайно не усугубить нервно-истерического состояния собеседницы.

– Я не знаю, где я сейчас. Не знаю, честное слово! Вернее, это какая-то закрытая ведомственная больница. То ли ментовская, то ли фээсбэшная…. Меня сюда привёз подполковник Старко. На большом джипе-внедорожнике, очень красивом, цвета мокрого асфальта. Сам сидел за рулём…. Ой, о чём это я? Трубка ведь садится! Мне Николай Сергеевич, дедушка велел передать, чтобы вы таблетки принимали регулярно…

– Остановись, Веруня! – не выдержал Ник. – Какие ещё таблетки? Ты скажи, как чувствует себя Пал Палыч?

– Да, как вам сказать…. То приходит в себя, то опять впадает в беспамятство и бредит. Вот, когда он был в сознании, я ему и рассказала, что у вас опять начались припадки и приступы. Дедуля очень разволновался и велел вам обязательно пить таблетки, которые он передал при последней встрече. Ещё вот…. Вы, дядя Коля, мне должны подробно рассказать про эти…, про галлюцинации. Кого вы видите конкретно? Кто вам мерещится? Рассказывайте, пока мой телефон ещё работает, а я с утра всё передам деду. Он очень волнуется за вас…

Ник коротко рассказал девушке про Фредди Крюгера, Дон Кихота, Санчо Пансу, Деда Мороза, Сталина, Ворошилова, Будённого, Маргарет Тетчер, Пьеро и японскую гейшу…. На Владимире Владимировиче Путине разговор прервался, видимо, аккумулятор Верочкиного телефона разрядился окончательно.

Когда солнце на три четверти своего диаметра спряталось за линию горизонта, а до заветного места оставалось метров сто пятьдесят, то есть, повернуть за последний поворот, мобильный ожил вновь.

– Меня что же, все сегодня держат за молоденькую телефонистку? – возмутился Ник, остановил машину и дурашливо проблеял в трубку: – Девушка, это Смольный? Смольный? Приём-приём?

– Это Ануфриев, – ответил строгий и усталый голос. – Немедленно прекращай дурачиться. Я в курсе, что произошло возле ресторана «Джорджия». Звоню, что бы ты случайно не испугался.

– Не испугался – чего?

– Ну, повернёшь за последний поворот, увидишь незнакомую машину. Вдруг, испугаешься? Уедешь куда-нибудь в сторону, или, наоборот, начнёшь метко палить из пистолета. С тебя, ковбоя, станется…. Не могу же я на своём «Бентли» рассекать везде и всюду – безо всякого разбора? Вот и пришлось пересесть на неприметную «Мазду». Короче, заводись, поворачивай и паркуйся рядом…

Фары тёмно-синей новёхонькой «Мазды» светили уютным, бледно-жёлтым ближним светом, а у капота обнаружилась высокая и стройная фигура Ануфриева.

– Какими судьбами, Иван Иванович? – поинтересовался Ник, крепко пожимая ладонь начальника. – Хвостов за мной вроде не было…. Следовательно, ты знаешь про меня абсолютно всё? В том числе, и мельчайшие подробности личной жизни? Даже в курсе, что мы супругой познакомились именно в этом парке? Где, кстати, Маришка?

– Иначе и быть не могло, – по-дружески усмехнулся банкир. – Начальник охраны депозитария – фигура ключевая, отвечающая за колоссальные материальные ценности. Следовательно, я должен был знать о тебе, Николай Сергеевич, по максимуму. Ну, и знал, и знаю, понятное дело…. Где Мария Владимировна? Прячется где-то рядом, не иначе. Я её звал, да не выходит. Значит, старательно выполняет твои строгие инструкции…. Попробуй сам. Может, у тебя получится?

Ник развернулся лицом к ближайшим парковым зарослям, смутно чернеющим невдалеке, сложил ладони рупором и не очень-то и громко прокричал голодным степным кречетом-ягнятником. Через несколько секунд раздалось чуть слышное потрескивание осторожно раздвигаемых веток кустарника, по песку прошелестели лёгкие шаги, и в лучах автомобильных фар появилась Мария.

– Ничего себе! – зачарованно выдохнул Ник. – И ведь не галлюцинация…

– Да уж, – поддержал его Ануфриев. – Внешний вид мадам Нестеровой несколько, э-э-э, неожиданный. Стойкий солдатик Джейн – из известного голливудского фильма. Вылитая Деми Мур, знаменитая звезда американской киноиндустрии…

Матильда превзошла саму себя, однозначно доказав, что многое понимает в создании неотразимого женского образа. Полевая форма хаки, украшенная бурыми и тёмно-зелёными пятнами, идеально облегающая её ладную фигурку, небрежно закатанные рукава гимнастёрки, грубые ботинки с высокой шнуровкой, на высокой груди – короткоствольный автомат на коротком кожаном ремешке, переброшенном через стройную шею, в ладони правой руки – солидный чёрный пистолет, на голове – кепи с длинным козырьком «а-ля Сандино»…

– Милая, я ужасно рад и всё такое, – неуверенно и бестолково забубнил Ник, целуя жену в упругую смуглую щёку. – Но откуда это всё? Автомат, пистолет, форма…. Ещё вот армейский штык-нож в ножнах висит на левом боку. Не заметил его сразу…

– Обычные боевые трофеи, – откровенно рисуясь перед Ануфриевым, ответила Марьяна подчёркнуто-спокойным голосом. – Пришлось экстренно вырываться из плена, прихватила вот – на всякий пожарный случай. Тем более что ты, дорогой, приказал по телефону выбросить – из трофеев – только мобильник. Про другие вещи речи не было…

– Издеваешься? – зло прошипел Ник, пристально и подозрительно глядя жене в глаза – серые и спокойные, как Балтийское море во время полного и устойчивого штиля.

– Ничуть не бывало. А тебе ужасно идут эти милые усы и бородка…

– Молчать! Вот же, амазонка выискалась на мою голову! Сколько раз было говорено на эту тему…

– Разговаривайте потише, ребятушки, – недовольно морщась, попросил Иван Иванович. – Да и семейные отношения, горячие парни и девушки, выясняйте, пожалуйста, в другом месте и в другое время. Уже потом, когда всё закончится…. Мария Владимировна, расскажите, пожалуйста, о произошедших с вами событиях. В меру развёрнуто, в меру сжато.

– Слушаюсь, – Маришка образцово-показательно вытянулась в струнку. – Очнулась я в просторном и светлом помещении. Как учил супруг, – кивнула головой в сторону Ника, – вида не показала. Огляделась – сколько смогла – сквозь неплотно сжатые ресницы. Обычная комната-столовая, обставленная богато и современно. Кроме меня там были молодые мужчина и женщина, беседующие между собой на французском языке. Сугубо о земной плотской любви и о делах сердечных. Пошевелила руками-ногами: связаны крепко, от души, не порвать и не развязаться самостоятельно…. Как и полагается в таких случаях, разыграла классический припадок эпилепсии – с обильной рвотой, вывалившимся и прикушенным до крови языком, прочими достоверными атрибутами. Подействовало, развязали. Дальше всё просто и элементарно…. Нет, хладные трупы отсутствуют. Вырубила, связала, бережно сложила тела в ванную, как советуют – в аналогичных ситуациях – знающие и опытные люди. Обыскала – без суеты и спешки – помещение, нашла удобную одежду, оружие, документы (и свои, украденные вместе со мной, и чужие), ключи, в том числе и от автомобиля. Девица оказалась чуть похожей на меня. Ну, плюсом дополнительный грим-косметика-макияж…. Спустилась вниз, в подземном гараже обнаружила вполне приличную «Тойоту». Завела, приехала сюда, машину спрятала в дальней аллее парка. В назначенное время явилась на точку запланированной встречи. У меня всё. Доклад закончен.

– Где всё это случилось? – спросил Ник, с обожанием посматривая на супругу.

– На Каменном полуострове. Там нынче полно частных коттеджей – всяких и разных, скользких и непонятных.

– Молодец, Мария Владимировна, – скупо похвалил Ануфриев. – Ты не обидишься, если мы с твоим мужем отойдём в сторону и немного посекретничаем?

– Значит, не доверяете полностью?

– Не в этом дело. Просто существуют вещи, о которых знать полагается только тем, кому полагается знать. Понимаешь?

– Понимаю. Чего тут непонятного? Меньше знаешь – крепче спишь…. Погуляйте, храбрые и отважные мужчины. Подышите свежим воздухом, а я пока присмотрю за машинами.

– А вот этого – не надо, – тут же забеспокоился банкир. – В том смысле, что у меня тут по периметру расставлены опытные и надёжные сотрудники. Так что хватает, кому присматривать…. Мария Владимировна, лапушка, не в службу, а в дружбу: отдайте Николаю Сергеевичу автоматный рожок и пистолетную обойму. Мне так будет гораздо спокойней. За своих людей, в первую очередь.

– Подозреваю, что в карманах у непоседливой и шустрой мадам имеется и запасная пистолетная обойма, – проворчал Ник. – Даже две? Ну, милая, ты даёшь…

Первым делом, Ник подробно перерассказал свой разговор с покойным Франсуа Виньоном. Вторым – сообщил об освобождении доктора Пал Палыча.

– Да, дела наши скорбные, непонятные и запутанные, – задумчиво отреагировал Ануфриев. – Впрочем, чего-то похожего я и ожидал. Всё к этому и шло…. Про то, что нашли профессора Сидорова, я ничего не знал, был сосредоточен на других аспектах текущего процесса. Завтра обязательно свяжусь с генералом, постараюсь прояснить все детали освобождения…. Что же касается иностранных шпионов и их коварных происков…. Видимо, придётся, Николай, рассказать тебе некоторые подробности предстоящего визита южноафриканцев.

– Южно-американских ювелиров, – уточнил Ник.

– К сожалению, мой молодой друг, не ювелиров. К моему огромному сожалению…

– Кого же тогда?

– Кого, кого…. Того! Этой страшная государственная тайна. Впрочем, тайнами тебя не удивишь. Подписок о неразглашении ты давал – в своё время – несчитано. Готов дать ещё пару-тройку?

– Готов. Прямо сейчас надо подписывать?

– Тёмновато здесь. Завтра в офисе подпишешь, – белозубо улыбнулся Ануфриев. – Ладно, Николай Сергеевич, слушай…

– Семь с половиной месяцев назад в ЮАР скончался один богатый человек. Безумно и неприлично богатый. Его имя и национальность? Этого точно никто не знает…. Говоришь, что так не бывает? Верно, не бывает. Ни одна, так другая спецслужба должна всё знать. Должна, но только не в этом случае. Видимо, железобетонные и нерушимые правила для того и придумываются, чтобы их изредка нарушать…. Ладно, оставим философию на потеху беззаботным и безусым юношам…. Итак, в ЮАР скончался некий человек, у которого было множество имён. Их перечень – в виде столбика – вряд ли уместится на одном бумажном листе. Человек, разговаривающий на десятках языках этого мира – как на родном. Бесспорно, отважный и бесстрашный авантюрист, оказавший немало важнейших услуг практически всем крупным спецслужбам этого мира – без единого исключения…. Этот очень пожилой мужчина (назовём его, к примеру, мистер Грин) был, ко всему прочему, сказочно богат. Но, самое главное, он являлся коллекционером крупных алмазов, старинных картин, литературных раритетов, разных древностей, редкостей и знаменитых артефактов…. И вот, полтора месяца тому назад, когда было вскрыто завещание, неожиданно для всех выяснилось, что всё его движимое и недвижимое имущество завещано в пользу Правительства России.

– России? – недоверчиво переспросил Ник. – Коллизия, однако. С чего бы это вдруг такая акцентированная щедрость? Может, у почившего мистера Грина были русские корни?

– Вполне вероятно, – вяло передёрнул плечами Ануфриев. – Существует вполне правдоподобная версия, что он был внебрачным сыном Льва Троцкого. По крайней мере, некоторые важные артефакты перешли к мистеру Грину именно от этого одиозного владельца. Вот послушай, Николай, одну любопытную и запутанную историю, почерпанную мной в архивах НКВД-КГБ. В той их части, которая до сих пор закрыта для простых смертных…. В двадцатых-тридцатых годах двадцатого века при соответствующем Комиссариате Советского Союза существовал специальный отдел, сотрудники которого старательно изучали разные непонятные и странные природные явления, разгадывали исторические ребусы и головоломки, искали древние клады, ну, и тому подобное.… Возглавлял эту тайную службу Глеб Иванович Бокий, человек более чем заслуженный, старый чекист, пламенный большевик, личный выдвиженец самого товарища Ленина Владимира Ильича. Но, как это часто и бывает, разбаловался Глеб Иванович, поверил в свою полную безнаказанность и вседозволенность. Стал он казённые деньги – без всякого зазрения совести – спускать на ветер. На своей даче устроил самый натуральный вертеп – с непрекращающимися пьянками, оргиями и таким развратом, что сам Гришка Распутин обзавидовался бы, давясь похотливой слюной. Арестовали Бокия, конечно же, потом и расстреляли, как полагалось по тем непростым и строгим временам…. А вот его заместитель, Александр Барченко, человек учёный и интеллигентный, на допросах рассказал много чего любопытного. Оказывается, на Кольском полуострове одна из экспедиции Барченко (их было три: в 1922 году, в 1934 и в 1936-ом годах) обнаружила некие сверхважные раритеты. Только, как выяснилось во время следствия, все эти находки успешно, минуя Петроград-Ленинград, ушли за рубеж. Бокию, видите ли, постоянно требовались отнюдь не маленькие деньги – для поддержания весёлого образа жизни…. Но к тому времени, когда Барченко во всём признался и чистосердечно покаялся, Бокия уже пустили в расход, а вся их коммерция шла как раз именно через Глеба Ивановича. Товарищ Сталин показания Барченко прочитал внимательно, и очень заинтересовался одной сделанной находкой. Называется этот приметный артефакт – Чаша Святого Грааля, вещь интересная и неординарная. В своих записках Александр Барченко утверждает, что с её помощью он наблюдал за повседневным бытом неких монахов в отдалённых горах Тибета. Потом, как следует из протокола допроса, и Глеб Бокий в Чаше тоже увидел то, что давно и страстно мечтал увидеть. А, именно, созерцал подробности интимной жизнью известных советских актрис, певиц и балерин…. Спецслужбы рьяно занялись поисками Чаши. Тут и всплыло имя Льва Троцкого, к тому времени уже давно и успешно покинувшего СССР. Выяснилось, что Троцкий поддерживал с Бокием тёплые дружеские отношения и, даже, разрешал последнему пользоваться нелегальными государственными каналами, связывающими Советскую Россию со странами Запада. В мексиканское окружение Льва Давидовича – по тщательно разработанной легенде – внедрили толкового сотрудника. То есть, весьма симпатичную, сексапильную и сообразительную сотрудницу. Она и сообщила, что Чаша Святого Грааля находится у Троцкого, как, впрочем, и многие другие интересные и занятные вещицы…. А потом Льва Давидовича убили. Надо думать, что бестолково, суетливо и несогласованно. В те времена это случалось сплошь и рядом: все наперебой старались первыми угодить товарищу Сталину, не обращая внимания на целесообразность и различные местные нюансы…. После этого Чаша бесследно исчезла. Достоверно известно, что её дальнейшей судьбой, кроме Иосифа Виссарионовича, интересовались и Гитлер, и Борман, и Черчилль, и Рузвельт, и испанский генерал-диктатор Франко и более поздние известные политические деятели…. Но все их усилия были тщетны.

– Значит, все дело в этой таинственной и волшебной Чаше? – спросил Ник. – Все охотятся именно за ней?

– Совсем необязательно. В списках имущества, завещанного мистером Грином России, чего только не числится. Кто-то интересуется одной диковинкой, кто-то – другой. Так что, возможны самые изощрённые и запутанные варианты…. Всё, познавательная лекция закончена. Коротко резюмирую…. В пятницу – вместе с ценными предметами, вошедшими в завещание мистера Грина – пребывают адвокаты. Уточняю: команда ушлых и отвязанных адвокатов, как иностранных, так и отечественных, с которыми надо держать ухо востро и ждать разных заковыристых пакостей. Кстати, когда я говорю – «адвокаты», то имею в виду и всех прочих юристов…. Теперь-то понимаешь всю щекотливость нашего с тобой положения?

– Не очень, честно говоря. Почему бы этим южно-американским пройдохам не обратиться сразу в ГОХРАН? Прямо в аэропорту Шереметьево – в международной нейтральной зоне – составили и подписали соответствующие акты приёма-передачи, сложили все побрякушки и бумажки в специальные бронированные несгораемые ящики, опломбировали, опечатали, погрузили, под охраной батальона вооружённых до зубов охранников доставили – куда следует доставить. Делов-то, как говорится, на рыбью ногу…

– Не получится, – бесконечно печально вздохнул Ануфриев. – Все коллекции и сокровища усопшего мистера Грина хранятся в частном банке ЮАР. По тамошним законам частный южно-африканский банк не может вступать в финансово-денежные отношения с государственными финансовыми учреждениями и органами других стран. Тут ничего не попишешь, законы в Африке, как это и нестранно, принято соблюдать…. Следовательно, все ценности вначале должны быть переданы российскому частному банку, имеющему правильно оформленную государственную доверенность, и пролежать в его хранилищах не менее двух суток. А лиши потом – в ГОХРАН…. Думаешь, я сильно обрадовался и запрыгал на месте от неземного счастья, когда мне позвонили из Москвы и попросили об этой пустяковой – на их кремлёвский взгляд – услуге? И, ведь, не откажешь. Звонили-то с самого верха. С самого-самого…

Мыслительный процесс в голове Ника тут же активизировался: – «Сталин, Троцкий, Путин – все они фигурируют в этой истории. Кроме того, их фантомы присутствовали и в моих недавних галлюцинациях. Может, это неспроста? То есть, между отдельными фантомами и грубой реальностью существует чёткая, пусть и мистическая связь? Хотя, вряд ли…. Как же тогда прикажете трактовать появление Фредди Крюгера, Дон Кихота, Деда Мороза, медведей, обезьян, трёхголового дракона, индейцев племени сиу и среднеазиатских верблюдов?».

– Иван Иванович, а вот вы упоминали о неких литературных раритетах, принадлежавших нашему таинственному мистеру Грину, – на всякий случай и без особой надежды на интересный ответ спросил он. – Известно о чём-нибудь конкретном?

– Я списки видел только мельком, – равнодушно ответил Ануфриев. – Есть какое-то редкое издание сказок северных народов, атлас с изображениями разных животных – с пометками Дарвина на полях, личные архивы великого испанского писателя Сервантеса, письма Михаила Юрьевича Лермонтова. Ещё, кажется, имеется подлинный ежедневный дневник Фредди Крюгера. Да, того самого, известного лондонского душегуба…. У тебя, Сергеич, найдётся закурить? Что-то колотит меня нынче – от избыточных нервов…

После трёх-четырёх минут тишины, заполненной ароматным табачным дымом, Ник уточнил:

– Значит, в пятницу – с самого утра – мы будем заниматься приёмкой грузов, потом приедут высоколобые авторитетные эксперты, осмотрят ценности и составят акты приёма-передач?

– Не будет экспертов – в обычном понимании этого термина. То бишь, все необходимые ювелирные, научные и искусствоведческие экспертизы уже состоялись. В городе Йоханнесбурге, несколько дней назад. Всё уже упаковано и опломбировано…. К нам, как раз, и подъедут специалисты, понимающие в пломбах: в их подлинности, в различных нарушениях и дефектах, невидимых глазу обычного человеку.

– Моя задача на этот период?

– Во-первых, вволю полюбоваться на прибывшие железные ящики. Вдруг, какие-нибудь зарубежные жадные уроды и сволочи подложили в один из них мощную мину? С них станется. Мол, так не доставайся ты никому…. Почувствуешь?

– Надеюсь. Что ещё?

– Во-вторых, присмотреться к прибывшим адвокатам. На предмет выявления галлюцинаций, а, следовательно, и потенциальной опасности…

– С этим будут определённые сложности, – пессимистически передёрнул плечами Ник. – Мне тут недавно очень доходчиво и толково объяснили, что все адвокаты – без единого исключения – являются гадкими лицемерами и закоренелыми грешниками. Мол, в Райских кущах ни одного адвоката днём с огнём не сыщешь, а все они прямиком – оптом и в розницу – следует на раскаленные Адские сковородки.…Так что, Иван Иванович, подозреваю, что и эта южноафриканская, да и отечественная адвокатская братия будет выглядеть – для моей тонкой психики – натуральными монстрами, кровавыми уродами и реликтовыми чудищами.

– Пожалуй, согласен, – Ануфриев посмотрел на Ника уважительно, но, вместе с тем, и с долей лёгкого беспокойства. – Это я про адвокатов. Редкостные и беспринципные сволочи. Ладно, просто шепнёшь, кто из них – сугубо на твой взгляд – наиболее, э-э-э, страхолюдный. Дальше я разберусь уже сам…. И, в-третьих, внимательно приглядывай за всеми остальными: за банковскими служащими, за охранниками, за экспертами, за общей обстановкой…. Ну, и незамедлительно докладывай, если почувствуешь всякую нехорошую хрень. О мелких деталях уже поговорим завтра, что называется, непосредственно на объекте…

Понимая, что разговор подошёл к концу, Ник задал последний, уже давно мучавший его вопрос:

– Иван Иванович, а почему бы в данном случае не пойти обычным, уже многократно проторенным путём? Зачем же всё так усложнять?

– Что ты имеешь в виду? Поясни!

– Старую и добрую классику, конечно же. Допустим, в самом банковском хранилище мы разместим с десяток опытных, хорошо вооружённых бойцов. Перед дверью – ещё столько же…

– А ещё и в холле банка, и в гардеробе, и на улице, и на крыше, – подхватил Ануфриев. – Естественно, у каждой такой группы должен быть надёжный командир, скованный жёсткими и однозначными инструкциями. Обязательно надо разработать стройную и строгую систему секретных паролей, сменяемых каждые два часа, выделить надёжные каналы для связи охранников друг с другом и с внешним миром…. Что там ещё? Ага, ещё можно через сутки организовать смену команд на свежих сотрудников. Как же иначе? Усталый страж – плохой и невнимательный страж! Причём, все участники этого охранного спектакля должны обладать безупречной репутацией, пройдя через несколько сит тотальных и изощрённых проверок с использованием детектора лжи…. И ты говоришь, что это я усложняю? Наоборот, Николай Сергеевич, я всё упрощаю – кардинально и бесповоротно. Вот, смотри сам…. Итак, все имеющиеся двери закрыты на хитрые запоры, установлена надёжная многоуровневая сигнализация, а внутри – непосредственно на объекте – находится всего один человек. Но не просто «человек». А такой, которому я доверяю – как самому себе, а в некоторых специфических аспектах – даже больше. Человек, способный почувствовать опасность – причём, любую, даже малейшую – за версту. Молчишь? И правильно делаешь. Спорить с железобетонной логикой – дело напрасное, зряшное и бесперспективное.

«Особенно – с логикой непосредственного начальства!», – усмехнулся про себя Ник. – «Впрочем, посмотрим. Жирных цыплят, как известно, считают по поздней осени…».

Матильда, при их появлении, скорчила недовольную, но ужасно милую рожицу и, зябко передёрнув плечами, заявила:

– Вот же они, джентльмены фиговы! Ушли по своим делам и – за болтовнёй о спасении мира – совсем позабыли о бедной девушке…. Мёрзни здесь, понимаешь, скучай, дрожи в темноте от липкого и серого страха…

– Вас, Мария Владимировна, пожалуй, испугаешь, – восхищённо хмыкнул Ануфриев. – Кто испугает амазонку, тот и десяти минут не проживёт! Шутка такая, неуклюжая насквозь…. Немного замёрзли? Ничего, сейчас согреетесь, «Мазда» – машина тёплая. Разве я ещё не сообщил, что мы с вами меняемся автомобилями? Меняемся, так надо…. Вот вам ключи, документы, доверенность на управление от Аделаиды Макаровны.

– От мамы? На управление «Маздой»? – безмерно удивилась Марьяна. – У неё же обычный старенький «Жигулёнок»!

– Говорите тише, уважаемая Мария Валентиновна. Был «Жигулёнок» да весь вышел…. Вот, Николай Сергеевич сейчас расскажет.

– Коля?

– Понимаешь, пришлось утром позаимствовать тёщиного «мустанга». Сугубо по служебной необходимости, так как мой «Опель» был, э-э-э, слегка заминирован…

– Как это – заминирован? Кто это сделал? Те же ублюдки, которые меня похитили?

– Вполне может быть, – Ник вопросительно посмотрел на банкира. – А почему, Иван Иванович, вы сказали, что тёщин «Жигуль» – был? Я ведь его оставил на Кольцевой магистрали, в крайнем правом ряду, дверцу закрыл, ключи оставил в замке, чтобы у гаишников не возникло с ним никаких проблем…. Неужели, угнали?

– Почти. «Камаз» въехал в задок. Не то, чтобы на полном ходу, но вполне хватило. Водитель, кажется, задремал за рулём…. Короче говоря, дорогие супруги Нестеровы, до вас уважаемая Аделаида Макаровна дозвониться не могла, вот и принялась настойчиво приставать ко мне. А я человек очень занятой, привык все второстепенные дела решать влёт, вот и подарил ей «Мазду». Не обеднею, чай…. Вы потом только не забудьте передать ей машину. И привет от меня – искренний и горячий. А ещё я сообщил милейшей Аделаиде Макаровне, что её любимая доченька и обожаемый зятёк отбыли – дней на пять-семь – в незапланированную поездку в провинциальную Тмутаракань, где даже мобильная связь не работает. Вот, приходится – на старости лет – заниматься откровенным и наглым враньём…

– Кстати, а где нам ночевать с супругой? – забеспокоился Ник. – Домой ехать нельзя, к тёще – аналогично. В гостинице? Или отъехать от города километров на сорок-пятьдесят и снять номер в неприметном придорожном мотеле?

– Не стоит вам сейчас отсвечивать в людных местах, – отрицательно покачал головой Иван Иванович. – Переночуете в машине, не баре. В «Мазде» сидения откидываются, в багажнике найдёте отличный надувной финский матрац, карманный фонарик. Романтика голимая…

– В глубину парка загнать машину?

– Зачем же так рисковать? По парку нынче кто только не шастает: маньяки, насильники, психопаты, дезертиры, голодные менты…. Это я за их жизни и здоровье, собственно, и опасаюсь, ясен пень. Езжайте вдоль реки. Километров через двенадцать будет въезд на территорию бывшего яхт-клуба. Он сейчас не функционирует, но по-прежнему огорожен крепким и надёжным забором. Пару раз нажмёте на клаксон, сторож откроет ворота, он предупреждён о вашем возможном появлении. Смело въезжайте, ищите надёжное место для парковки, ночуйте, можете даже развести небольшой костёрок…. На заднем сиденье лежит полиэтиленовый пакет. Ничего особенного: хлеб, колбаска, сыр, фрукты, консервы всякие, бутылочка-другая неплохого вина. Так, а ваш автомат и два пистолета я – для пущей важности и надёжности – заберу с собой. Николай Сергеевич, я же сказал – два пистолета! Давай-ка сюда свою тэтэшку. Мирные же вещи – парики там, прочее, найденное в «Ауди» – я сложу вот в эту кожаную сумку, там ещё есть свободное место. Забирайте!

Ник аккуратно припарковал тёщину «Мазду» на речном берегу – в пяти-шести метрах от уреза воды – рядом со старой двухмачтовой яхтой, беззащитно лежавшей на правом боку.

– Красивая какая! Жалко её, лежит тут, гниёт, позабытая всеми, – всерьёз запечалилась Марьяна, поглаживая ладошкой корму яхты. – Смотри, столик со скамейками!

– Здесь, в былые спокойные времена, морские волки – в перерывах между дальними плаваниями – наверное, «забивали козла», – предположил Ник. – Бери-ка, дорогая моя, фонарик и полиэтиленовый пакет с припасами и организовывай скромный ужин. Костёр? Я думаю, что обойдёмся. Опытный боец никогда не будет наглеть сверх меры и неоправданно рисковать…. Я же немного прогуляюсь по окрестностям, осмотрюсь. А потом разложу сиденья, готовя ночное спальное ложе.

– Знаешь, милый, а ведь мы ещё никогда не занимались этим в машине! – многообещающе сообщила Маришка. – Даже как-то неприлично – сознаваться в таком вопиющем упущении! Надо срочно навёрстывать упущенное, а не то потом – лет так через тридцать-сорок – внуки засмеют. Причём, абсолютно заслуженно…. Только, обожаемый муж, ты сними, пожалуйста, этот тургеневский волосяной покров. В таком виде тебе ничего не обломиться. Ни-че-го! Я с посторонними мужчинами, если ты не знаешь, не занимаюсь интимными делами. Сугубо – с законным и любимым супругом…. А твой Иван Иванович – знатный шутник! Мол, хлеб, колбаска, бутылочка вина. Тут сплошные деликатесы: олений язык, красная икра, кальмары, оливки, фаршированные хамоном[13]…. А вино – настоящее «Шато де Андрэ»! Представляешь?

Эта ночь оказалась просто волшебной. Безумной, сумасшедшей, неземной, игривой, далее по списку…

Ранним утром они выбрались на речной берег – любоваться летним рассветом.

– Николаша, а придумай стихотворение! – неожиданно попросила Матильда, крепко прижимаясь к его плечу и неотрывно глядя в небо, туда, где робко теплилась тонкая полоска зари. – Про нашу любовь, про этот рассвет…

– Хорошо, – покладисто кивнул головой Ник. – Слушай:

Серые глаза моей любимой. За прозрачным, тоненьким стеклом – Звёзды в вальсе медленном, старинном Кружатся, сверкая серебром. Кружатся, и грустно пропадают В облаках слоистых серой мгле. Так снежинки крохотные тают На горячей девичьей руке. Тоненькая розовая нитка На востоке, в тёмных небесах, Теплится – как робкая улыбка На карминных, маленьких губах. Нежность волн зелёного прибоя, Нежность плеч под блузкой голубой. Песенку, рождённую весною, Напевает ветер молодой. А поёт он – о капризах светлых, О причудах, коим нет конца… Месяц в небе бледный, чуть заметный, Словно абрис милого лица. А над ним, без устали кружа, Словно убегая от погони, Носятся два маленьких стрижа – Тонкие, взлетающие брови. Имя нежное, что прочих всех нежней, Также как и я в тебя влюблённый, Просвистал бродяга-соловей, И замолк, тем звуком поражённый. Новый день спускается на землю. Тишина купается в реке. Не дыша, Вселенная вся внемлет Этому рассвету – о тебе…

Мария обернулась, её глаза были наполнены безграничным счастьем и сияли – куда там хвалёным алмазам из тайных кладовых ГОХРАНа. Она прильнула горячими и нежными губами к его жёстким и обветренным губам. Время, словно бы споткнувшись о невидимую преграду, остановилось и замерло…

А потом Ник вспомнил о своей вечерней задумке с жёлтой розой. Почему вспомнил? Просто он очень и очень серьёзно относился к своим странным снам – о неведомых Заброшенных Крышах. Словно бы предчувствуя, что эти сны – в самом ближайшем времени – окажут неизгладимое влияние на течение его Судьбы. Или, наоборот, его Судьба, ведомая непонятными Силами, устремится вслед за снами…

«Так она, то есть, роза, наверняка, так и осталась лежать на приборном щитке «Ауди», – недовольно прошелестел сонный внутренний голос. – «Хотя, быть может…».

Он достал из багажника «Мазды» кожаную сумку, поставил на землю, расстегнул молнию и радостно улыбнулся: жёлтая роза лежала на самом верху, поверх угольно-чёрного парика Аделаиды Макаровны.

– Какой же Иван Иванович у нас предусмотрительный и аккуратный! – по-доброму удивился Ник. – Впрочем, так бойцам невидимого фронта и положено. Взять, к примеру, незабвенного штандартенфюрера Штирлица, в смысле, Исаева Максима Максимовича. Если бы не его врождённая педантичность и отменная память, то вся та история могла бы завершиться печально до невозможности. Да и симпатичная радистка Кэт – вместе с грудным младенцем – погибла бы…. А роза-то совсем и не завяла! Смотрится так, как будто её срезали с клумбы минут семь-десять назад. Итак, что теперь? Кажется, я должен торжественно вручить Марьяне розу и попросить, чтобы она…

– Что ты там бормочешь себе под нос, увалень белобрысый? – непринуждённо и весело засмеялась жена. – Общаешься с речными духами, или читаешь утреннюю молитву?

– Что-то вроде того…. Я вчера купил тебе маленький подарок, да вот, за всеми этими хлопотами, отдать забыл.

– Подарок? Мне? Ну-ка, ну-ка, интересно…. Какая прелесть! Неземная красотища! – Мария бесконечно осторожно взяла цветок в ладони, оглядев со всех сторон, аккуратно, почти не дыша, воткнула короткий черенок розы в свои растрёпанные со сна чёрные волосы и, нежно посмотрев на Ника счастливыми серыми глазами, громко объявила: – Я люблю тебя! Немедленно обними и поцелуй!

А ещё через некоторый временной промежуток Матильда, указывая тоненьким пальчиком на восток, восторженно охнула:

– Коля! Посмотри на это чудо! Невероятно! Первый раз вижу такое!

Рядом с утренним, светло-жёлтым и откровенно ленивым солнышком на безоблачном небе пылала – семью классическими цветами – широкая, неправдоподобно яркая радуга.

– Это Анхелина Томпсон передаёт нам свой пламенный привет, – пояснил Ник. – А также благословляет на долгую и счастливую жизнь. Совместную, естественно, бок о бок, до гробовой доски. Сейчас, милая, я расскажу тебе, одну старинную, безумно красивую легенду.…Впрочем, очевидно, придётся на время отложить это увлекательное повествование. В сторону! Бежим! – крепко схватил жену за руку и потащил в сторону…

Водная речная гладь неожиданно, почти мгновенно, покрылась белым панцирем зимнего толстого льда, над которым порывистый северный ветерок нёс – широким фронтом, одну за другой – гривастые снежные волны. И, сквозь эти призрачно-белые волны, к берегу приближались две собачьи упряжки.

Забежав за ближайшее складское здание-развалюху, они остановились, прижавшись спинами к щербатой кирпичной стене.

– Что, собственно, происходит? – обеспокоенно выдохнула Марьяна. – Подумаешь, две алюминиевые моторные лодки проплывают мимо…. Ты, дорогой, не перестраховываешься, часом?

– Ни капли! В том смысле, что я-то вижу – совсем даже и не лодки. А, наоборот, собачьи упряжки – из бессмертных произведений великого Джека Лондона…

– Тогда другое дело! – покладисто согласилась жена. – Может, отбежим подальше от берега? Например, вон к тому низенькому бараку, обшитому подгнившими досками?

Ответить Ник не успел: совсем рядом прогремел сильный взрыв, пахнуло горящим бензином, значительно посветлело от поднявшегося в небо – за кирпичным зданием склада – высокого столба красно-алого пламени.

– Что это? – испуганно прошептала Маришка.

– Неизвестные ухари метко пальнули из армейского гранатомёта по «Мазде» твоей бесценной матушки, – любезно пояснил Ник, методично набивая карманы куртки подходящими по размеру булыжниками. – Видимо, невзлюбили за что-то непредсказуемые и злые автомобильные Боги нашу славную Аделаиду Макаровну….

– Что будем делать?

– Уходить, убегать, улепётывать! И чем быстрее, тем лучше…. Я же вчера, пока ты варганила праздничный ужин, тоже не валял дурака. Высмотрел в местном заборе тайный лаз. Запасной выход, так сказать…

Он отодвинул в сторону широкую доску, закреплённую только одним, верхним гвоздём, и внимательно оглядел дорогу, проходящую за забором яхт-клуба. Метрах в ста двадцати обнаружилась чёрная антикварная карета, запряжённая четвёркой тёмно-гнедых коней, на облучке которой невозмутимо дымил курительной трубкой человек, выряженный в старинный камзол, щедро отороченный многочисленными белыми и тёмно-фиолетовыми кружевами.

– Обычная машина, – легкомысленно хмыкнула Матильда. – Кажется, БМВ последней модели.

– В том то и дело, что – лично для меня – совсем и не машина…

– Понятно. Наши дальнейшие действия, товарищ командир?

– Вылезаем, встаём на четвереньки, опускаемся на землю и ползём по-пластунски вдоль дорожного полотна, благо придорожная канавка заросла высокой травой.

– Далеко ползти?

– Думаю, километра полтора-два. Потом свернём, – Ник обеспокоенно посмотрел на жену: – А ты, радость моя, документы прихватила с собой? Паспорт, права? Или оставила в машине?

– Обижаешь, начальник! – притворно возмутилась Матильда, насмешливо похлопывая по нагрудному карману пятнистой гимнастёрки. – Сам же учил, мол, опытный диверсант никогда не должен расставаться с важными документами. Желательно, даже тогда, когда занимается любовью…

Трава была не только высокой, но и очень пыльной, заполненной разнообразными колючками и репейником.

– А мусора-то сколько, мамочка моя, – шёпотом ворчала Матильда, ползущая рядом. – Окурки, бутылки, пустые банки из-под пива, даже использованные презервативы…. Вот же, Россия-матушка…

– Отставить – бормотать, – строго велел Ник. – Скоро будем проползать рядом с каретой.

– С какой ещё каретой? Шутка такая? Ага, всё поняла и незамедлительно заткнулась…

На дороге – как показалось, прямо над головами – тревожно и хрипло вздохнули лошади, а невидимый возница высказался – голосом актёра Михаила Боярского:

– Каналья! И какого рожна я тут, спрашивается, торчу? Ведь понятно же, что проклятые безбожники сгорели заживо. Вон, пламя бушует расчудесное! Поднимается почти до самых небес…. А совсем скоро заявятся легавые, во главе с самим Королевским Прокурором. Начнут задавать жёсткие вопросы, мол: – «Чего здесь делаешь, шевалье? Кого, морда, видел? Что, родной, слышал? Почему лошади подкованы испанскими подковами? А шикарная карета, часом, не краденая ли?». Заметут ещё под горячую руку. Потащат в Бастилию – на предмет выяснения личности…. А всё начальство заумное и сумасбродное, мать их всех! Сиди, мол, наблюдай…. За чем, собственно, наблюдай? За пожаром? Горит и горит себе, и тухнуть не собирается…

Ещё минут через пять-шесть Матильда опять заныла:

– Долго нам ещё осталось? Я вся изгваздалась – как пьяный ёжик в густом предрассветном тумане. Руке все исколола. Про испорченный маникюр лучше промолчу…. Куда мы, вообще, ползём? А? Сколько ещё будем изображать из себя беременных гусениц и старых речных черепах из кубанских плавней?

– Уже немного осталось, – утешил Ник. – Как я помню, на карте был изображён ручей, впадающий в реку в полутора километрах за яхт-клубом. Следовательно, под дорожным полотном должна быть проложена бетонная труба. Вот по ней мы и переберёмся через дорогу, а там уже и окончательно определимся с последующими мероприятиями…

Труба оказалась просторной, диаметром метра полтора, а обнаруженный ручеёк – несерьёзным и маловодным.

– Не ручей, а одно название, – Марьяна продолжала изображать из себя сварливую ворчунью. – А как здесь пахнет общественным туалетом! Задохнуться можно запросто! Миазмы гадкие, образно выражаясь…

– Тихо, боец, – зашипел Ник, осторожно выглядывая из трубы. – Тихо, кажется, образовалась очередная засада.

По голубому ласковому небу, закладывая широкий круг над бывшим (догорающим?) яхт-клубом, летел гигантский орёл.

«Может, южноамериканский кондор?», – задумчиво предположил внутренний голос. – «Или, к примеру, гриф-стервятник?».

– Обыкновенный вертолёт, – хладнокровно пожав плечами, прокомментировала Матильда. – Летит себе и летит. Бело-синий, красивенький такой, наверное, ментовский. Торопится к месту взрыва-пожара – на предмет составления протокола и поиска возможных обгоревших трупов. Чего нам его опасаться?

– Для тебя – ментовский вертолёт. Для меня – белохвостый орлан, – ёмко пояснил Ник. – Так что, сама понимаешь, не маленькая…

– Понимаю. Куда же нам деваться теперь?

– Под землю, больше некуда, – Ник небрежно показал пальцем на чугунную крышку канализационного люка, стыдливо высовывающуюся из пыльной травы. – Дождёмся, когда «птичка» вдоволь налетается и вернётся на базу, или приземлится около яхт-клуба, и, благословясь, полезем…. А пока по списочному составу диверсионной группы объявляется внеплановый перекур. Дымите, дорогие товарищи, спокойно и беззаботно…

С удовольствием затянувшись табачным дымом раз-другой, Марьяна поинтересовалась:

– Милый, а что происходит – в глобальном разрезе? Не, я понимаю, что всё это связано с приездом ваших южноафриканских ювелиров…. Меня же французы похитили – чтобы тебя шантажировать? Мол, ты должен был помочь им стибрить из банковского хранилища всякие легендарные драгоценности и прочие бесценные сокровища?

– Как-то так, надо думать. Угадала.

– И это, в общем, полностью понятно и логично…. Но полчаса назад нас, явно, хотели убить. Согласись, что никак иначе выстрел из армейского гранатомёта трактоваться и интерпретироваться не может. Я права?

– Пожалуй, права.

– Зачем же им тебя убивать? Какой в этом глубинный смысл? Где здесь заложена элементарная целесообразность?

– С этим, душа моя, как раз всё предельно ясно. Похоже, что на сегодняшний момент в Игру вовлечено избыточно много участников, имеющих кардинально противоположные планы и намерения, – Ник сильным щелчком отправил окурок далеко в сторону. – Одни хотят что-то, как ты выражаешься, стибрить. Другие этому препятствуют – изо всех сил…. Но, очень похоже, что существуют ещё и третьи. Этим неизвестным ребятишкам, судя по всему, надо, чтобы сорвалась вся сделка в целом.

– Как это?

– Допустим (только лишь на минутку!), что запланированное убийство состоялось. То бишь, мы с тобой, алмазная донна, сгорели заживо в «Мазде» и успешно переселились на Небеса. Что же дальше? Абсолютно ничего сверхсложного и экстраординарного…. Я в этом спектакле – фигура, безусловно, ключевая. Наверняка – в таком неприятном и скорбном раскладе – приезд южноафриканской делегации будет отменён. Или перенесён на неопределённое время.

– Да, ребус с полусырыми рыбными котлетами…, – задумчиво протянула Марьяна. – Получается, что вокруг нас – одни враги и предатели?

– Не скажи, дорогая! Не скажи…. Вот те типы, которые застрелили Франсуа Виньона. Они – кто? Друзья, враги? Вот и я не знаю…. Или возьмём старшего лейтенанта Лёню и сержанта Агафоныча. Сперва они – когда заявились к нам в облике Дон Кихота и Санчо Пансы – безусловно, числились во врагах. А возле дома Аделаиды Макаровны уже разгуливали в своём подлинном обличье…. Что это означает?

– Да, что означает?

– А то, что кто-то – облачённый нешуточной властью – поручил им присматривать за мной и ограждать от всевозможных каверз и неприятностей…

Зазвонил мобильный телефон.

– Я слушаю, – Ник мягко нажал на зелёную кнопку. – Говорите.

– Здравствуйте, дорогой товарищ Нестеров! – характерно картавя, заговорила трубка голосом Ленина. – Как там ваши дела драгоценные? Как себя чувствует хрустальная и бесподобная Мария Владимировна? Как прошла ночь – на автомобильных сиденьях? Надеюсь, что романтично, бурно и весьма продуктивно? Все участники мероприятия получили ожидаемое удовольствие?

– Спасибо за проявленное беспокойство, Владимир Ильич, – вежливо поблагодарил Ник. – Всё было незабываемо и чудесно…

– Николай, ты там, что ли, объелся белены? – неожиданно Ленина сменил Ануфриев. – Какой я тебе – Владимир Ильич, чёрт побери?! Шутки шутим дурацкие? Я тебя ещё раз спрашиваю: у вас всё в порядке? Прошла срочная информация, что на территории яхт-клуба бушует сильный пожар. Отвечай чётко и сжато, а то у меня туго со временем.

– Извините, Иван Иванович, извините! – заторопился Ник. – Всё более-менее нормально. Главное, что мы живы и никак не пострадали. В настоящий момент находимся в полной безопасности.

– Уже хорошо. Лишнего говорить не стоит. Сам, наверное, догадываешься почему…. Что у тебя ещё?

– Наверное, опоздаю в офис на пару-тройку часов.

– Хорошо, учту. Роджер.

Марьяна смотрела на него откровенно испуганно:

– Ануфриев говорил не своим голосом? Значит, он теперь нам тоже опасен? Может гранатомётчик из моторной лодки – это его человек?

– С чего это ты взяла?

– Логика простейшая, прямого действия, так сказать. Ануфриев не хочет участвовать в этом подозрительном южноафриканском шоу. Почему не хочет? Сомневается, опасается, мандражирует, чувствует нечто скользкое, перестраховывается, не хочет рисковать, не любит ходить по тонкому весеннему льду…. Продолжить перечисление?

– Достаточно.

– Спасибо, продолжаю. А тут из Москвы напрягают, мол, очень надо помочь Родине, мол, отольётся потом сторицей…. Как можно – без веских на то причин и оснований – отказывать кремлёвским всемогущим небожителям? Никак нельзя, ясен пень! Вдруг, якобы совершенно случайно, появляется шикарный и замечательный повод – отползти по-тихому в сторону: при весьма странных и загадочных обстоятельствах погибает (Тьфу, тьфу, тьфу, не дай Бог!) начальник охраны банковского депозитария. Необходимо всю операцию – до окончательного прояснения обстоятельств происшествия – срочно заморозить. А ещё лучше, дополнительно страхуясь и перестраховываясь, сменить банк получателя…. Мол, я бы и рад помочь любимой – до дрожи в коленях – Родине, да вот только внешние обстоятельства, которые всегда сильнее нас…. Извиняйте, добрые и славные дяденьки! В другой раз отслужим сполна, живота своего не жалея…. Как тебе такая версия?

– Вполне даже жизненная, – невесело улыбнулся Ник. – Но ленинский говорок звучал только в самом начале беседы. Потом-то Ануфриев разговаривал уже нормально, то есть, своим собственным голосом.

– Значит?

– Очевидно, что Иван Иванович только лишь подумывает над вариантом, который ты, речная королева русалок, так живописно и трепетно описала. Только лишь – подумывает…

– Утешил, что называется! – Матильда зло сплюнула в сторону. – Ещё, мол, не решил, добряк добрейший, убивать или не убивать.…Пришить, иль не пришить? Вот в чём вопрос…. А когда, спрашивается, решит? Может, через минуту? Может, через две? Цирк бесплатный и низкопробный! Кстати, – выглянула из трубы, – ментовский вертолёт-то, он же – белохвостый орлан, улетел. Спускаемся под землю? То бишь, в городскую канализацию, злачное царство фекалий, отбросов, вшей, микробов, вирусов и смертельно-опасных инфекций?

– Спускаемся. Я, кстати, прихватил с собой не только документы, но и карманный фонарик.

– Удивил! – презрительно фыркнула Марьяна. – И у меня фонарик лежит в кармане. Да и другие полезные вещи имеются в наличие…

Лесенка, ведущая в городской коллектор, оказалась ржавой, хлипкой и на удивление длинной.

– Ничего себе! – воскликнула Мария, ловко спрыгивая на бетонный пол и плавно водя включённым фонариком из стороны в сторону. – Метров на пятнадцать-семнадцать опустились под землю…. Да тут настоящие катакомбы! А где же бурлящие воды, так богатые разнообразными нечистотами? Я почему-то была уверена, что нам предстоит двигаться к намеченной цели по колено в неаппетитной и вонючей жидкости…. Кстати, а какая у нас, товарищ командир, намеченная цель?

– Отвечаю строго по порядку. То есть, по мере поступления вопросов, – усмехнулся Ник. – Слышишь, справа что-то гудит? Глухо так, едва слышно? Это они и есть, бурлящие сточные воды, несущиеся по бетонному желобу на встречу с речной прохладой и чистотой. По желобу – это потому, что уже две с половиной недели не было дождей. А вот когда дождевая вода через решётки уличных люков поступает в коллектор, вот тогда-то да…. Только держись! Видишь, на стене – белая неровная полоса? Это она и есть, граница максимального подъёма воды. Мы – в дождливую погоду – даже не по колено, а по пояс брели бы…. Спрашиваешь, куда? Конечно же, к железнодорожному вокзалу. Уехать тебе надо, дорогая. Причём, в срочном порядке и как можно дальше от нашего любимого города.

– А ты, начальник, спросил у меня? Может, я не хочу! Дела важные, опять же, имеются. Современный бизнес не терпит неоправданных пауз…

– Молчать, рядовая! – сердито рявкнул Ник. – Оправданные паузы, неоправданные паузы…. Моду взяла – спорить со старшим по званию! Совсем обнаглела и распустилась! На гауптвахте сгною! Подмороженную картошку будешь чистить тоннами! Сержантских лычек вовек не увидишь…. Куда это меня понесло, а? Явно, куда-то не туда…. Короче говоря, твой предстоящий отъезд даже не обсуждается. Так надо, и точка! Сегодня уедешь, а в ближайшую среду вернёшься. Вернёшься, а здесь уже всё успешно завершилось, вокруг лишь тишь, гладь, да Божья благодать. Раздача орденов, слонов, ценных призов и бесплатных путёвок в крутые и навороченные зарубежные санатории…. Только вот, куда же тебя, амазонку, отправить? Чтобы никто не догадался и, одновременно, не очень далеко?

– В Новгород, к двоюродной тётке Елизавете Петровне, – предложила Матильда. – Я её лет девять не видела, как раз со второго курса института. Давно уже приглашает, зовёт и обижается.

– Сгодится. То, что надо! – одобрил Ник. – И Новгород, и то, что тётка двоюродная, и девять лет горькой разлуки. Одним выстрелом прикончим целую кучу зайцев. Там тебя точно не будут искать.

– В Новгороде меня не будут искать? А здесь, значит, будут?

– Вполне вероятно.

– Но, зачем?

– Кто их всех, уродов озабоченных, знает! – Ник раздражённо и нервно поморщился. – Просто давно уже подмечено, что чем ближе начало Большой Игры, тем потенциальные Игроки всё больше нервничают. Нервничают и от того невольно творят самые невероятные глупости, нелогичные и несуразные до желудочных колик…. Ладно, прекращаем заниматься слюнявой лирикой. Подразделение, за мной!

Они шли по городскому коллектору уже минут сорок-пятьдесят, переходя из одного подземного коридора в другой, перепрыгивая через мутные ручьи и зловонные лужи. Время от времени Маришка, завидев очередную жирную крысу, принималась жалобно повизгивать и на чём свет ругать коварного Ивана Ивановича:

– Вот же, морда самодовольная! Отобрал, понимаешь, пистолет с автоматом…. А то я сейчас показала бы – этим мерзким грязно-бурым грызунам. Полетели бы клочки по закоулочкам! Коля, срочно дай мне пару камней, которые ты запихивал в карманы!

– Обойдёшься! – небрежно отмахивался Ник. – Камни – на наше ше единственное оружие. Их беречь надо для более серьёзных противников…

Наконец, он остановился возле очередной развилки подземного коридора, недоумённо лохматя волосы на затылке.

– Что, товарищ командир, никак заблудились? – ехидно поинтересовалась Матильда. – Разве такое может случиться с непревзойдённым суперменом, с рыцарем без страха и упрёка? Ай-яй-яй, какой несмываемый позор! Ладно, дорогой, ты не расстраивайся, я об этом невероятном казусе никому не расскажу. Честное благородное слово!

– Компаса-то у меня нет с собой, – принялся оправдываться Ник. – Солнца и звёзд тоже нигде не наблюдается. Тут кто угодно заблудится….

– Давай тогда выберемся наверх, определимся на местности и двинемся к железнодорожному вокзалу по земной поверхности. Или на своих двоих, или на общественном транспорте. Ещё можно поймать такси…. Вот дельная лесенка, к примеру. Чем она плоха? – Мария направила луч фонарика на понравившийся ей объект.

– Понимаешь, хотелось бы оказаться как можно ближе к вокзалу. Так мне подсказывает осторожный внутренний голос. Бороды-парики сгорели вместе с тёщиной «Маздой», так что не хочется избыточно светиться в городе. Наверняка, мою скромную персону (да и твою – приметную и симпатичную) разыскивает целая куча глазастого, специально обученного народа…. Общественным транспортом, говоришь? От нас с тобой, эльфийская сказочная фея, сейчас, скорее всего, так воняет, что шофёр автобуса, или там троллейбуса, грохнется в обморок, так и не успев нажать на педаль газа. А ещё по улицам бродят дозором бдительные и подозрительные милиционеры, они тоже не одобряют пешеходов с таким характерным амбре. Такси? Не, точно не пустят в салон, сумасшедших нынче мало…

– Интересно, что бы ты делал без меня, беспомощный мальчишка? – пафосно и победно поинтересовалась Матильда, доставая из кармана камуфляжных штанов маленький стеклянный флакончик. – Французские духи «Нина Ричи», мировой хит весенне-летнего сезона. Устроит, надеюсь, экселенц?

– Откуда дровишки?

– От верблюда, понятное дело. Вернее, от французских легкомысленных шпионов, разъезжающих по городу – с твоих слов – на облезлых среднеазиатских верблюдах.

– Мародёрствуем, значит, понемногу?

– Не удержалась, твоя правда, – слегка засмущалась Марьяна. – Так вот получилось. Бывает. Законы военного времени, опять же. Как там говорится? На войне – как на войне? Тем более что я в гости к французам не напрашивалась, знаете ли. Так что, они, недотёпы, виноваты сами…. Ну, подушимся немного и будем вылезать из подполья? Тогда подставляй ладошки, я капну чуть-чуть, потом самостоятельно обмажешься – физиономию, шею, одежду…

Ник выбрал самую приличную лесенку – широкую, с целыми, недавно покрашенными ступенями – и полез наверх, велев супруге:

– Жди меня здесь и без команды на лестницу не суйся. Если всё спокойно, то я свистну.

Сверху раздался громкое и яростное фырканье, сопровождаемое угрожающим ворчанием-урчанием. Ник задрал голову, подсвечивая себе фонариком. Под тёмным диском люка висел, уцепившись лапами за поперечные планки лестницы, здоровенный котяра: полосатый, с длинными острыми клыками, выпачканными в крови. Наглый кот бешено вращал круглыми зелёными глазищами и вполне даже отчётливо шипел:

– Пшёл вон, зараза! Здесь занято, козлина позорная! Пшёл!

– Сам козлина! – автоматически отреагировал Ник, но вступать в глупую перепалку с говорящим животным благоразумно не стал и без промедления спустился вниз.

– С кем это ты так грубо переругивался? Сам с собой? – заинтересованно спросила Марьяна.

– Да кот, там, понимаешь. Фырчит, шипит…

– Так прогони его. У тебя же карманы набиты камнями.

– Ты всё поняла неправильно, – печально вздохнул Ник. – Это непростой кот, а дикий, камышовый. Возможно, даже, что является детёнышем реликтового саблезубого тигра.

– Шутить изволим – над доверчивой и наивной девушкой?

– Ни капли! Просто данный котяра с окровавленными клыками – обычная галлюцинация. То бишь, это моя тонкая психика так предупреждает о возможной опасности.

– Например, о какой?

– Может, данный люк находится на городском проспекте с оживлённым движением. А, может, рядом бродит хмурый и злой милиционер, мучимый хроническим похмельем.

– Понятное дело, – Матильда посмотрела на Ника с нескрываемым восхищением и уважением. – Занятная штуковина, эта твоя тонкая психика. И очень полезная. Теперь-то я понимаю, почему Ануфриев доверяет тебе охранять такие ценности…. Пойдём искать другую лесенку, свободную от разной галлюциногенной пакости? Кстати, гражданин начальник, какие будут указания и инструкции – относительно поведения на поверхности? Я имею в виду, на период прорыва к железнодорожному вокзалу.

– На период прорыва? – переспросил Ник. – Это ты, подруга, верно подметила! Возможны, так сказать, разные непростые эксцессы. Вполне вероятно, что не обойдётся и без реальных боестолкновений…. Инструкции? Наипростейшие. Беспрекословно и мгновенно, не рассуждая, выполнять все мои приказы и указания. С полуслова понимать и тут же выполнять! Не будет у меня времени на подробные и развёрнутые объяснения…. Например, идёт нам навстречу парочка ничем неприметных, вполне даже приличных мужичков. А я, ни с того, ни с сего, вдруг набрасываюсь на них и начинаю безжалостно мутузить. Следовательно, увидел очередной фантом, сигнализирующий о реальной и смертельной опасности, и реагирую – должным образом. Понятно?

– Так точно! – браво откозыряла Маришка, поднеся узкую ладонь к козырьку сандинистской фуражки. – Всё понятно и доходчиво! Если ты начинаешь кого-то безжалостно мочить, то надо не зевать, а действенно помогать. Сиречь, старательно и усердно добивать всяких засранцев, злых негодяев и прочих супостатов.

– Лучше – в данном конкретном случае – не мешайся под ногами, а скромно отойди в сторонку, сядь на лавочку и дожидайся отдельной команды…

– Ну, тут уж как получиться! Ничего твёрдо обещать не могу…. Да и лавочки в городе – по нынешним смутным временам – большая редкость. Попробуй, ещё отыщи целую и не поломанную…. Что ещё, мой повелитель?

– Допустим, кругом всё спокойно и благостно: машины едут куда-то по своим делам, автобусы, трамваи, пешеходы и пешеходки неторопливо прогуливаются под ручку. Вдруг, я отдаю команду: – «Ходу!», и ныряю в ближайшую подворотню…. Ваши комментарии к ситуации, мадам Нестерова?

– Это значит, что ты, мон женераль, узрел нечто необычное. Какого-нибудь очередного кровавого диктатора, или не менее кровавого монстра. Например, гадкого и коварного графа Дракулу.

– Или увидел – вместо синего романтического троллейбуса – большого розового слона, цепляющегося за провода громадными ушами. Не важно – кого конкретно. Важно, что тут же надо – со всех ног – бежать, не отставая ни на шаг, следом за мной…

По самой обычной, ничем не приметной среднестатистической лесенке он, не встретив на пути никаких неожиданностей и неприятностей, поднялся к серому люку, чуть-чуть сдвинул его в сторону, прислушался: тишина, нарушаемая только звонкими и беззаботными птичьими трелями.

«Ишь ты, как пернатые расчирикались!», – отметил Ник. – «Знать, людей поблизости нет. Рискнуть, что ли?».

Он, надавив плечом, со скрипом и скрежетом отодвинул люк в сторону и высунул голову наружу.

«Старенький двор-колодец. Тихий, заброшенный, от души заросший травой и прочей разнообразной зеленью», – сообщил наблюдательный и невозмутимый внутренний голос. – «Похоже, что находится где-то в центре города, в старой его части. Значит, и до железнодорожного вокзала должно быть совсем недалеко…».

– Здравствуй, милок! – раздался скрипучий старческий голосок. – Чего это ты безобразишь тут? Птичек пугаешь наших? Нехорошо это, ей-ей! Птицы, они дети Божьи. У них даже крылья имеются, как и у ангелов…

Ник повернул голову направо – на колченогой и облезлой лавочке сидели древние-древние старик со старухой: седенькие такие, неухоженные, сами похожие на голодных и бесхозных воробьёв, испуганными стайками перепархивающих вокруг – с одной ветки тополя на другую. Как раз под этим, на половину засохшим тополем и была установлена хлипкая лавочка-скамейка.

«Может, это такие хитрые и необычные галлюцинации?», – недоверчиво засомневался Ник. – «Нет, конечно. Больно уж глаза у бабушки и дедушки добрые и ясные, светло-светло-голубые, почти белёсые. Выцвели, надо думать, от груза прожитых лет…. Всех нас это поджидает, как учил меня на Заброшенных Крышах мудрый и всезнающий Кот, мол: – «На закате долгой и многотрудной жизни, до самых краёв наполненной праведными трудами и благородными поступками, всегда приходит она, беспомощная и жалкая старость…». А ещё вот, очень хорошо говорила об этом любимая тётушка Тома Сойера, мол: – «Жизнь человеческая коротка и полна скорбей….»[14] Так что, пожалуй, этих симпатичных пожилых персонажей опасаться не стоит…».

– Эй, добрый молодец, очнись! – смущённо улыбаясь и неуверенно шамкая полностью беззубым ртом, обратилась к нему бабуля «Божий одуванчик». – Заснул, что ли? Это, наверное, подземный спёртый воздух так действует на изнеженную молодёжь…. Ты ремонтник, чай? Трубы меняете водопроводные? Что-то другое?

– Шпион он! – густым и неожиданно красивым басом сообщил дедок, обеспокоенно тряся остреньким подбородком, густо покрытым мелкой, совершенно седой щетиной. – Мощные мины, динамит и тротиловые шашки подкладывал под наш дом, не иначе…. Звони, Марьяна, в милицию, пока не поздно!

– Ты, Николаша, иногда такое скажешь – хоть стой, хоть падай! Прямо-таки и мины с динамитом и шашками? Посмотри, какой он симпатичный и пригожий! И на тебя – в далёкой молодости – очень уж похож…

– Есть немного, – присмотревшись, согласился старичок. – Нос картошкой, глаза наглые и самоуверенные не в меру…. Небось, все барышни молоденькие плачут и рыдают горькими слезами от его лихих проказ и наскоков.

– Не, не плачут! Он у нас однолюб, сразу видно…

«Бред какой-то! Совпадение имён. Я, видите ли, однолюб. Причём, симпатичный и пригожий молодец, похожий на этого старикана-воробья в далёкой молодости…», – возмутился про себя Ник, вылез из люка, выключил фонарик и запихал его в карман куртки, отряхнул колени от пыли и прокричал в подземную черноту:

– Матильда, вылезай! – после чего веско пояснил пожилой паре: – В районе проводится расширенная спецоперация! Дело сверхсекретное, особой государственной важности!

– Ну да, ну да! – радостно закудахтала бабка. – Я так сразу и подумала, что ты, милок, будешь из доблестных и секретных органов. Не иначе, ловите американских террористов? Или арабских?

– А почему ты не в форме? – недоверчиво прищурился дед. – Раз расширенная спецоперация, то должен быть в форме! Обязан! Я лично видел по телевизору!

– У меня напарница в форме, – успокоил приставучего старика Ник, подавая руку жене. – Сейчас продемонстрирую…

Из подземного проёма показалась Мария – во всей своей красе.

– Действительно, в форме! – восхищённо зацокал дедуля. – Какая красивая деваха! До чего же гладкая! А как на тебя, Марьяна, похожа! На молоденькую только, понятное дело…

– А что? И похожа! – тут же загордилась старушка. – Только волосы у меня были малость посветлее и подлиннее…. А так – один в один!

– Что тут у нас происходит? – шёпотом спросила Мария, неуверенно глядя на Ника. – Здравствуйте, уважаемые! – широко улыбнулась старикам.

– Вежливая, – непонятно вздохнула бабулька. – И тебе долгих и счастливых лет жизни, голубка белокрылая!

– Прими уверения – в нашем искреннем почтении! – высокопарно и чопорно заверил старичок. – Всегда рады вас видеть и всё такое прочее…

– Это наши тёзки, – грустно сообщил Ник. – Марьяна и Николай. Вот как бы оно так. Бывает…. Бывает на этом свете всякое, чего и присниться никому – на этом конкретном свете – не может. Да и на всех прочих. Никому и никогда, безвозвратно и навсегда…

– Смотри, как излагает! – непонятно чему обрадовался дедуля. – Как будто совсем недавно прогулялся по Заброшенным Крышам…

– Простите? – опешил Ник. – Но, что вы имеете в виду?

– Ничего я не имею, мальчик…. Так, обычный старческий маразм, бессмысленный и мутный. Не более того. Извини…. Вы же, молодёжь, куда-то торопились? Я не ошибаюсь? Так и идите, занимайтесь своими важными делами. Не теряйте времени на глупые беседы с древним хламом. Идите, идите…. Всех благ!

– Как уладите хлопоты, так и заглядывайте к нам на огонёк, – присоединилась к нему старушка. – Поболтаем вволю – о том, о сём. Чаёк погоняем, обязательно вприкуску с фигурными медовыми пряниками…. Мы будем ждать! Приходите!

Они, пройдя по длиннющей цепочке извилистых проходных дворов, вышли на тротуар узкой неприметной улицы.

– Ага! – обрадовался Ник. – Это же «Бульвар Красных Коммунаров»! Вообще-то, его нынче переименовали, кажется…. Во что только? Так сразу, с наскока, и не вспомнить…. А табличек на домах нет, видимо, денег на них не нашлось. Впрочем, нам это без разницы. Главное, что до вокзала совсем и не далеко, минут за пятнадцать-двадцать дошагаем. Вперёд?

– Николаша, а что это были за старики? – спросила Марьяна, не выпуская из своей ладошки его ладонь.

– Обычные старики. Симпатичные такие, занятные, правильные…

– Мы как-нибудь заглянем к ним в гости? Потом, когда закончится весь этот бредовый карнавал-маскарад?

– Обязательно заглянем, дорогая! – подтвердил Ник и добавил – уже не так уверенно: – Если это будет угодно Умникам.

– Каким ещё – умникам?

– Есть такие, есть…. Все умные из себя, справедливые, вечно сомневаются: – «А так ли всё происходит на этом Свете? Не надо ли изменить чего – в лучшую сторону? Переделать немного?». Я про них обязательно расскажу. Потом, когда ты вернёшься из Новгорода…

Улица была тиха и пустынна: так, лишь отдельные пешеходы да редкие легковые автомобили, лениво объезжающие разнокалиберные выбоины и трещины в старом асфальте.

Вдруг, с одной стороны что-то тревожно зацокало, а с другой надсадно и противно загудело, характерно пахнуло мазутными выхлопами.

– Ты слышишь что-нибудь подозрительное? – остановившись, спросил Ник.

– Не-а, абсолютно ничего такого! – весело и непринуждённо откликнулась Матильда. – Тишина, только птички поют и кошки мяукают.

– А отработанным мазутом пахнет?

– Только цветами…. И совсем немного – вон из того приоткрытого окошка – жареной речной рыбой. Всё, кажется…

– Сворачиваем в подворотню! – велел Ник. – Быстро! За мной!

Двор, второй, третий, улица, тупик, новые дворы, переулок…

– А мы, случаем, не заблудимся? – засомневалась Марьяна. – Незнакомое всё какое-то. Может, вернёмся назад?

Переулок впереди раздваивался, расходясь в разные стороны – узкими ответвлениями – под углом пятьдесят-шестьдесят градусов.

– Никогда не был в этом странном месте, даже и не слышал о таком. Хотя и был стопроцентно уверен, что знаю наш город как свои пять пальцев, – вынужден был признать Ник. – Знаешь что? Ты минут пять постой на этом перекрёстке. Просто стой, наблюдай, прислушивайся, перекуривай, размышляй. Если что, то сразу же кричи…. А я пробегусь по правому проходу, посмотрю что там дальше. Туда и сразу обратно. Стой здесь, жди и не скучай…

Он – бодрой и размеренной трусцой – побежал по старенькому асфальту, покрытому густой сетью частых трещин. Вокруг было абсолютно тихо, на встречу не попадалось ни машин, ни людей.

«Очень неприятное и странное место! Странное, и откровенно недоброе», – объявил осторожный внутренний голос. – «Ты уж, братец, того…. Остерегайся, пожалуйста!».

Поворот, второй, тупик….

– Вот же, чёрт побери! – выругался Ник и присел на корточки, чтобы немного отдышаться.

Перед глазами неожиданно замелькали – чёрно-белым нескончаемым калейдоскопом – тревожные образы: ржавые тюремные кандалы, толстые чугунные решётки на узких окошках, наглые рыжие крысы, неимоверно худые люди с измождёнными лицами, облачённые в полосатые тюремные робы. Противной сиреной – из документальных фильмов про войну – взвыло обострённое чувство опасности.

«Матильде угрожает опасность!», – понял Ник и, что было сил, побежал назад.

Впрочем, уже через полминуты он резко сбавил скорость, сосредоточившись, в первую очередь, на бесшумности перемещения, ибо даже молодому бойцу известно (вбивается – раз и навсегда – в Учебке), что излишний шум – в период активных боевых действий – главная причина преждевременной и глупой смерти.

Последние метры до перекрёстка он преодолевал максимально осторожно, короткими приставными шажочками, прижимаясь спиной к обшарпанной стене крайнего дома. Добрался, выглянув из-за угла, почувствовал, как правая рука – сама по себе – потянулась к карману, наполненному камнями.

В пятнадцати-семнадцати метрах от него разыгрывалась яркая театральная сценка под условным названием – «Арест комсомолки, партизанки, спортсменки и просто красавицы». Главные действующие лица: Матильда – в образе никарагуанского (сальвадорского?) повстанца, трое высоких и плечистых немцев в чёрной форме времён Великой Отечественной Войны, с отличительными значками службы «СС», и штатский господин в тёмно-рыжем кожаном плаще, очень похожий на Эрнста Калтенбруннера – в исполнении великого русского актёра Олега Павловича Табакова.

Калтенбруннер безразлично и меланхолично покуривал в сторонке. Двое эсесовцев старательно заламывали за спину руки Марии. А третий, безжалостно хлеща молодую женщину по щекам, спрашивал на классическом русско-немецком киношном сленге:

– Ты есть – радистка Кэт? Отвечать, куда подеваться резидент русской разведки?! Где он есть прятаться? Отвечать же, русишь кляйне швайн!

Ника – во время военной службы в одной далёкой и очень беспокойной южной стране – долго и старательно учили убивать людей (в смысле, подлых и бесчеловечных врагов) с помощью самых разнообразных подручных предметов и материалов. В том числе, и обычными придорожными камнями. Увесистый булыжник, брошенной меткой и верной рукой – оружие страшное и действенное, с весьма приличной «скорострельностью». Лишь бы «патронов» было в достатке…

Метая (швыряя?) камни он резко сблизился с противником. Началась рукопашная. Удар, блок, пирует, вертушка, блок, вертушка…

Это в обманных и замороченных голливудских фильмах сцены уличных драк могут длиться очень долго: минут по пять-шесть, иногда и дольше. На самом же деле, как показывает упрямая практика, на всё про всё уходит секунд двадцать-тридцать, иногда и меньше. Естественно, если одна из сторон имеет соответствующую профессиональную подготовку и на голову превосходит соперника.

Последним пал на потрескавшийся асфальт (то бишь, пошло вырубился) элегантный и импозантный Эрнст Калтенбруннер, получивший твёрдым каблуком ботинка в хрупкую височную кость.

– Всё, что ли? – довольно прохрипел Ник, оглядываясь по сторонам. – Тоже мне, вояки хреновы…

– Коля, сверху! – прокричала Марьяна.

А вот среагировать должным образом на это предупреждение Ник уже не успел: коварный и шустрый противник, спрыгнувший из окна второго этажа, оказался очень тяжёлым и сразу же сбил его с ног.

Борьба ещё продолжалась, но с минимальной надеждой на достойное завершение. Примерно через полминуты Ник уже беспомощно лежал на спине, намертво припечатанный к тротуару грузной тушей, а его горло безжалостно сжимали толстые, очень сильные пальцы.

Запасы кислорода в лёгких стремительно заканчивались. Перед глазами медленно и плавно расплывались-расходились широкие аквамариновые круги. На сознание неотвратимо опускалась угольно-чёрная шторка…

«Всё, пишите письма мелким почерком!», – решил на прощанье немного поюродствовать дурашливый внутренний голос. – «Заплачь обо мне, непутёвом, седенькая мать-старушка! Обливая горючими слезинками скромный и неприметный памятник: жестяную пирамидку, увенчанную маленькой красной звёздочкой…».

Неожиданно толстые пальцы разжались и исчезли без следа, в сморщенные и сухие лёгкие снова начал поступать живительный воздух, ещё через несколько секунд и обмякшее тяжеленное тело неизвестного врага отвалилось в сторону.

– Ёжик, ты умер? – ехидно поинтересовался заботливый женский голосок. – Если же ты живой, то почему от тебя так странно пахнет?

– Марьяна, прекрати, пожалуйста! – сердито попросил Ник, постепенно приводя дыхание в норму. – Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты начинаешь травить «солёные» анекдоты.

– Как скажешь, командир! – не стал спорить голосок. – Кстати, не хочешь ли попить? Я тут в сумке у одного из уродов обнаружила пол-литровую банку с пивом. Правда, оно тёмное, ты такое не уважаешь…. Что, согласен и на тёмное? Открывай тогда рот, ёжик! Пей, милый, пей…

Глотнув тёплого, с лёгкой горчинкой пива, Ник почувствовал, что силы медленно, но верно возвращаются. Он полежал на земле ещё несколько минут, допив пиво до последней капли, с трудом поднялся на ноги и удивлённо хмыкнул:

– А кинжал-то откуда взялся?

В полутора метрах от него на земле лежал широкоплечий грузный мужик, одетый в самую неприметную и обычную одежду, из затылка которого торчала чёрная рукоятка ножа.

– Ануфриев тогда велел, мол, отдавайте автомат и пистолеты, – криво улыбаясь и нервно подрагивая правой щекой, с которой ещё не сошли отпечатки пальцев злого «эсэсовца», сообщила Матильда. – Про холодное оружие он же ничего, вроде, не говорил? Ни единого словечка! Кинжал? Да ладно тебе, милый! Какой ещё кинжал? Самый обычный стилет, только очень красивый и, даже, элегантный. Не смогла сдержаться, прихватила из коттеджа французов вместе с духами…. Где прятала? Длинное лезвие упаковывается в специальный замшевый футлярчик, и – ручкой вверх – прячется за высокое голенище ботинка, под пятнистую штанину. Для дополнительной надёжности я стилет к щиколотке прихватила обычным медицинским пластырем …. Извини, любимый, я на пару-тройку минут отойду в сторону. Тошнит и мутит. Просто ужасно…. Не каждый день, всё же, приходится убивать людей…

Ник огляделся по сторонам. Из пяти лежащих тел сейчас только одно было одето в приметную чёрную эсэсовскую форму, все же остальные являлись ничем неприметными горожанами – «серые мышками», так сказать. Было даже не определить, кто из них – всего несколько минут назад – разгуливал в гордом образе Эрнста Калтенбруннера, то есть, Олега Павловича Табакова.

«Тот, который в эсэсовской форме, он до сих пор, наверное, опасен», – высказался внутренний голос. – «Остальные же четверо, похоже, уже нет. Поэтому и сбросили свои галлюциногенные личины. Выражаясь напрямую, без лицемерных обиняков, они безнадёжно и окончательно мертвы…. Это, братец, очень и очень плохо! Неаккуратно и топорно сработано…. И, самое гадкое, неизвестно, кто они все такие и чьи интересы отстаивали так старательно и усердно. Не дай Бог, если трудились на родимое государство! Тогда уже вовек не отмыться…. Обыскать карманы и изучить найденные там документы? Напрасный и бесполезный труд! Кто же из прожжённых и опытных профессионалов выходит на серьёзные операции с настоящими документами в карманах? Обязательно прихватывают с собой насквозь ложные и глупые бумаги, чтобы – в пиковом раскладе – пустить противника по неверному следу. Привести в чувство единственного раненого и допросить его – по жёсткой схеме? Времени, к сожалению, нет…».

Подошла, торопливо вытирая носовым платком губы и подбородок, Марьяна, спросила – спокойно и чуть устало:

– Что дальше, товарищ командир?

– Уходим! – Ник указал рукой налево. – И чем быстрее, тем лучше. Слышишь, как завывают милицейские сирены? Или это меня снова глючит?

– Завывают по-настоящему, без дураков…. Кстати, вот тебе «вальтер», запасная обойма к нему и дельный нож-выкидуха. Это, пока ты пивко беззаботно попивал, уютно возлежа на асфальте, я наскоро обшарила карманы нападавших персон. И себе, понятное дело, прихватила пистолет с ножиком…. Документы? Я даже смотреть не стала. Кто же из серьёзных и дельных людей, идя на дело, берёт с собой настоящие документы? Так, только лабуду всякую, чтобы недоумкам пыль пускать в глаза …

Сирены угрожающе завывали сразу со всех сторон, дворы беспорядочно и заполошно петляли, всё больше и больше напоминая собой непроходимый лабиринт.

«Совсем не удивлюсь, если сейчас из ближайшей тёмной подворотни выскочит, выпуская из ноздрей горячий паровозный пар, злой и кровожадный Минотавр», – подумал Ник. – «Впрочем, уже не удивлюсь и ничему другому…».

Матильда неожиданно споткнулась и беспомощно захромала.

– Господа Нестеровы! – раздалось из-под арки, где, как предполагал Ник, запросто мог прятаться в засаде древнегреческий Минотавр. – Не бойтесь, господа! Мы свои, и просто хотим помочь вам, бедолагам….

Он, мгновенно снимая пистолет с предохранителя, крепко прижался к недавно оштукатуренной ярко-жёлтой стене по одну сторону от арочного проёма, Матильда – по другую.

– Напрасно вы балуетесь с пистолетами. Напрасно, честное слово! – высокомерно-менторским тоном пожурил всё тот же строгий, как показалось, знакомый голос. – Мы вам искренне хотим помочь. Более того, даже просто обязаны – в соответствии с полученным однозначным приказом – это сделать…

– Кто приказ-то отдавал? – деловито поинтересовалась Маришка. – И кто это такие – «мы», искренне и безвозмездно желающие нам помочь? Не верю я, особенно в последнее время, всяким искренним благодетелям…

– Прошу отвечать конкретно, без прозрачных намёков и межведомственного тумана, – подключился Ник. – Со званьями, должностями и разноцветными корочками, если таковые имеете при себе…

После десятисекундного молчания, молодой, тоже явно знакомый голос деловито сообщил:

– План этой операции утверждён заместителем Министра Внутренних Дел России и согласован с соответствующими должностными лицами ФСБ и ГРУ. Вас, уважаемые рейнджеры, устраивает такой уровень? Или же реагируете только на подпись самого Президента? Решайте быстрей, минут через пять-семь тут будет целая куча непосвящённого служивого люда. Повяжут вас, как миленьких, со всеми вытекающими последствиями…

– Уровень вполне устраивает! – хмыкнул Ник. – А вы, судя по голосам, лейтенант Лёня и сержант Агафоныч?

– Они самые! – радостно откликнулся Агафоныч. – Прячьте, ребятишки, свои чёрные пистолеты. Давайте поговорим нормально, как мирные и взрослые люди, а? Только лишних вопросов – касаемо конкретных деталей операции – вы не задавайте. Всё равно не ответим, потому как приказ и строгая служебная тайна. Сами должны понимать, уже не маленькие…

Ник демонстративно-громко отщёлкнул предохранитель пистолета в холостое положение и убрал оружие в карман куртки. Убедившись, что Матильда повторила все его действия, он без колебаний шагнул под арку – с вытянутыми вперёд руками – и попросил:

– Вы, всё же, господа хорошие, корочки-то нам продемонстрируйте. Настоящие, естественно…

Лейтенант Лёня оказался майором из Центрального Управления МВД, а сержант Агафоныч и вовсе – подполковником ФСБ.

«А ведь было сказано, что и славное ГРУ в курсе данной операции», – вспомнил Ник. – Значит, должен наличествовать и третий клоун…. Так это же белобрысый шофёр Василий, понятное дело! Он и есть – ГРУ-шник, в звании капитана, надо думать…».

– Прошу вас, храбрые техасские ковбои! – майор Лёня указал рукой на короткую бетонную лесенку, спускающуюся к неприметной, чуть приоткрытой двери. – Надо поторапливаться, друзья!

Последним в подвальное помещение, освещённое тусклой светло-жёлтой лампочкой, зашёл подполковник Агафоныч, со стуком-скрежетом задвинул надёжный внутренний запор и скомандовал:

– Давай, Лёня, веди! Фонарик-то только у тебя. Как включишь, так я и погашу местный свет, чтобы лучи не пробивались под дверью, привлекая – тем самым – нездоровое внимание…

– Тоже мне, опытные профессионалы, блин секретный! – ворчливо заявила Марьяна. – Фонарик у них один на двоих, видите ли…. Что бы вы делали без нас, запасливых и предусмотрительных?

Они шли по тёмным, узким и местами захламлённым подвальным помещениям, переходя из одного в другое, минут десять-двенадцать. Наконец, майор Лёня отомкнул ключом ещё одну ничем неприметную дверь и вежливо посторонился:

– Проходите, господа и дамы! Я после вас…

Снова послышался скрежет ключа в замке, что-то негромко щёлкнуло, загорелись мощные лампы дневного света. Помещение оказалось просторным гаражом: парочка тёмно-зелёных «Фордов», старенькая, виды видавшая светло-бежевая «Волга», солидный чёрный «Мерседес» с «синими» ментовскими номерами.

– Ведомственная конюшня! – с гордостью подмигнул Агафоныч. – Сейчас посовещаемся, слегка почистим пёрышки, да и поедем по важным и неотложным делам…

– По каким конкретно делам? – въедливо уточнила Матильда. – И что означает сей милый термин – «почистим пёрышки»?

– Вы, Мария Владимировна, просто чудо чудное! – искренне восхитился подполковник ФСБ. – Вам бы у нас трудиться, в славных и незабвенных органах…

– А я совсем и не против! – смутить Маришку было чрезвычайно трудно. – Вот завершим успешно – совместными и дружными усилиями – операцию, утверждённую самим заместителем Министра МВД России, и обсудим это заманчивое предложение…. Но вы, господин заслуженный чекист, так и не ответили на мои вопросы. Итак?

– Э-э-э, – замялся Агафоныч. – А какие у вас, собственно, планы?

– Страшная военная тайна! Почему мы с мужем должны быть так легкомысленно доверчивы? Как нас учат толстые романы и длиннющие телевизионные сериалы – все спецслужбы этого лицемерного мира ужасно коварны и хитры. А ещё неизменно эгоистичны, и заботятся только о собственных, сугубо узковедомственных интересах….

– Дорогая, остановись! – прервал супругу Ник. – Этим людям можно доверять, я разбираюсь в таких вопросах…. Итак господа (или, всё же, товарищи?) офицеры, первым делом, нам надо добраться до железнодорожного вокзала и отправить не в меру шуструю и беспокойную Марию Владимировну в один, э-э-э, древний русский город. Кстати, – посмотрел на наручные часы, – до отправления нужного поезда остаётся часа полтора. Успеем?

– Безусловно! – утвердительно кивнул головой майор Лёня. – Продолжайте, Николай Сергеевич.

– А после вокзала мне необходимо проследовать на работу, то есть, в банк господина Ануфриева. Минуя, так сказать, различные гадкие тернии и тернистые гадости…. Поможете?

– Конечно. Как уже было сказано выше, помогать вам, Николай Сергеевич, является нашей прямой должностной обязанностью. Что мы, собственно, и делаем в последние дни…. Короче говоря, проедем прямо на территорию банка и, минуя все строгие пропускные посты, припаркуемся рядом с «Бентли» уважаемого Ивана Ивановича. Данный «Мерседес» включён в особый список.

– А что там с «пёрышками»? – напомнила о себе неутомимая Матильда.

Майор Леня указал пальцем на светло-коричневую дверь:

– Там находится душ, гардеробная комната с мужской и женской одеждой, а так же различная косметика и профессиональный театральный грим. Тщательно отмывайтесь после ваших непростых подземных путешествий, – брезгливо и чуть насмешливо подёргал крыльями носа, – Только помните, что времени у вас – минут тридцать-сорок, не больше. А я пока в темпе сгоняю за билетом, чтобы не проколоться случайно. Билет брать до Новгорода? Я всё понял правильно? Мария Владимировна, голубушка наша нежная! Вы пистолетик-то с ножичком – сдайте, пожалуйста, Агафонычу! Зачем вам в поезде – оружие? Маета одна с ним…

– Жалко, что у нас так мало времени, – огорчённо и одновременно игриво прошептала Марьяна. – Ничего не успеть толком…. Или, всё же, успеть?

Марию, загримированную под самодовольную, нагловатую и манерную блондинку, отвезли на железнодорожный вокзал и без всяких проблем отправили в Новгород. Подполковник Агафоныч даже вручил ей новый паспорт – на благозвучную фамилию Альтшулер.

– Это как же понимать? – недоуменно спросил Ник (тоже пребывающий в лёгком гриме), убедившись, что в новом паспорте вклеена фотография именно его супруги, а не просто похожей женщины. – Вы что же, братья служивые, заранее готовились?

– Серьёзные люди всё делают заранее! – заважничал Агафоныч, надуваясь от гордости радужным мыльным пузырём. – В моей конторе не держат легкомысленных и несерьёзных персон. В том плане, что их сразу же закатывают под свежий трёхслойный асфальт, имён и фамилий не спрашивая…. Шутка такая. Ха-ха-ха!

За несколько минут до отправления скорого поезда сентиментальная и трепетная Матильда предсказуемо расплакалась, а немного успокоившись и промокнув носовым платком слезинки, спросила:

– А как в эти дни мы с тобой, милый, будем поддерживать связь? В смысле, телефонную? Мне, наверное, надо будет – по приезду в Новгород – сразу же купить мобильник?

– Ни в коем случае! – поморщился Ник. – Ни к чему это. Все мои телефоны всё равно прослушиваются – всеми подряд. Зачем же рисковать лишний раз, и бездарно дарить неизвестному противнику ниточку-наводку? Давай, потерпим эти несколько суток? В том плане, что вовсе откажемся от телефонных разговоров, а? Потом пообщаемся вдоволь: после финального занавеса, когда всё уже будет позади. Не грусти, родная! Крепко целуемся ещё разочек и прощаемся…. Поезд уже трогается, быстро залезай на подножку! Ну, до скорой встречи!

«Мерседес» неторопливо ехал-петлял по улицам города в сторону банка Ануфриева. Майор Лёня, ни на что не отвлекаясь, дисциплинированно и сосредоточенно крутил баранку. Подполковник Агафоныч что-то торопливо и увлечённо – с помощью хитрого цифрового шифра – записывал шариковой ручкой в стандартном блокноте. А Ник рассуждал про себя: – «Получается, что эта парочка «бойцов невидимого фронта» была для меня изначально неопасна. М-да…. Почему же они тогда, в коттеджном городке, причём, не сразу, а в какой-то строго определённый момент «преобразовались» в Дон Кихота и Санчо Пансу? Почему, а? Кто мне объяснит? Кладбищенское молчание – было ему ответом…. Может, произошло нечто, спровоцировавшее галлюцинации? Кто-то по-настоящему опасный прошёл вблизи нашего с Машей коттеджа? Но, кто? Нет, не вспомнить….».

– Какие у нас планы на сегодня? – непринуждённо, якобы просто так, между делом, поинтересовался Ник.

– У нас? – удивился Агафоныч. – Нет, многоуважаемый и симпатичный Николай Сергеевич! Мы с вами, не смотря на последние знаковые события, гребём по течению (или против него?) в совершенно разных посудинах. Правда, эти плавсредства двигаются параллельными курсами, но это ещё ни о чём не говорит…

– Ни о чём?

– Только вот, не надо изображать из себя смертельно обиженную гимназистку младших классов. Не надо! Понятное дело, что мы с Лёней будем находиться рядом, помогать и охранять в меру скромных сил. Но, не более того…. Гребите себе, выполняя свои задачи, цели и служебные обязанности. Мы же будем выполнять – собственные…

– А белобрысый Васёк, доморощенный Шумахер? Представитель легендарного ГРУ?

– И он будет! Причём, со всем пылом горячей молодости, – негромко хохотнул майор Леня. – Как же без их братии в серьёзных-то делах? Всюду суют любопытные и ужасно длинные носы…. А вы, Николай Сергеевич, весьма занятный и сообразительный мужчина. Похоже, что в досье (толстом таком, килограмма на полтора-два) отражены далеко не все ваши необычайные особенности и недюжинные таланты…

«Мерседес» уже подъезжал к банку Ануфриева: высокий забор из тёмно-красного металлического (алюминиевого?) профиля, украшенный тремя рядами блестящей колючей проволоки и многочисленными видеокамерами.

Над тёмно-красным забором возвышались стены из стекла и бетона, а над стенами….

Ник наклонил голову, старательно вглядываясь через автомобильное стекло вверх, и непроизвольно приоткрыл рот от удивления.

– Что так такое? – притворно забеспокоился Агафоныч. – Подлые американские диверсанты, вооружённые мощными лазерными пушками, лезут в банк через овальную дыру в кровле крыши? Инопланетяне, оснащённые многометровыми фиолетовыми щупальцами, со скафандрами на крохотных треугольных головах, приземлились на карнизе, заставленном разноразмерными антеннами-блюдцами?

– Нет, ничего такого, чрезмерно экстраординарного, – Ник решил не вдаваться в подробности увиденного. – Просто есть чёткое и на редкость неприятное ощущение…, э-э-э, общей опасности и напряжённости…

А картинка, представшая перед его взором, действительно, была необычной, эстетически совершенной и, безусловно, опасной.

Над современными стенами массивного и приземистого здания банка высоко в небо взметались многочисленные чёрные башни, увенчанные длинными остроконечными шпилями. А над башнями и их шпилями планомерно кружила, временами распадаясь на отдельные крутые спирали, огромная стая иссиня-чёрных ворон.

«Башни, определённо, напоминают легендарный замок мага-злодея Саурона в Мордоре. В смысле, навороченные компьютерные декорации из зарубежного фильма «Властелин колец», – прокомментировал внутренний голос. – «Огромная воронья стая? А это уже взято из нашего, насквозь отечественного киношедевра. Называется – «Ночной дозор», режиссера Тимура по фамилии Бекман…, Бекмак…, нет, не выговорить…. Что это может означать? Безусловно, только одно. Банк уважаемого Ивана Ивановича – весь в целом, включая само здание, а также все его подвальные и чердачные помещения – является потенциально опасным. Надеюсь, не надо объяснять по каким причинам? Правильно, по целому комплексу железобетонных причин…. Поэтому над крышей здания и висит, э-э-э, тёмная аура, напоминая тебе, братец, об этой нешуточной опасности. Чтобы ты, драгоценный наш, лишний раз не расслаблялся и не зевал – сладко и беззаботно…. Вполне возможно, что эта долбанная общая аура будет негативно влиять и на твоё восприятие всего остального, находящегося как рядом с банком, так и внутри его помещений. Как конкретно будет влиять? Откуда же я знаю, сам подумай?! Скоро всё увидим. Очень скоро. Ты, главное, готовься…».

Внутренний голос, как и в подавляющем большинстве аналогичных жизненных случаев и ситуаций, не ошибся. Стоило «Мерседесу» въехать за первый полосатый шлагбаум, как внешность спутников Ника претерпела изменения. Нет, не кардинальные и устрашающие, но, всё же…

На моложавой физиономии майора Лёни – сама собой – появилась реденькая, совершенно седая бородёнка, его же деловой чёрный костюм сменился старинным, без всякой меры раззолочённым, тёмно-красным камзолом. А на голове подполковника Агафоныча – словно бы по мановению невидимой волшебной палочки – возник кудрявый, ярко-оранжевый парик, стильные же модельные ботинки «преобразовались» в ядовито-жёлтые ботфорты «а-ля шведский король Карл Двенадцатый».

– Леонид, мой сердечный друг! Возле раздвижных ворот притормози, выйди из машины и вставь в прорезь замка – на две-три секунды – пластиковый пропуск, – томным женским голосом подсказал Агафоныч. – Тот, который тёмно-зелёный…

«Вот же, аура, мать её!», – неприязненно подумал Ник. – «Теперь мне, как выражаются славные представители секретных спецслужб, выполнять служебные обязанности будет не в пример труднее. Впрочем, половинчатые галлюцинации не опасны, ясен пень. Так, побочное влияние общей ауры, не более того…. Опасны только галлюцинации полные и, так сказать, всеобъёмлющие. Остаётся сущая ерунда – безошибочно отличать одно от другого…».

Он достал из кармана упаковку с таблетками Пал Палыча, тяжело вздохнув, проглотил – поочерёдно – две.

– Что, Николай Сергеевич, плохо себя чувствуешь? Голова болит? – голосом незабвенного Михаила Горбачёва проявил заботу майор Лёня, усаживаясь обратно на шофёрское место и аккуратно захлопывая дверцу автомобиля. – Рекомендую выпить грамм шестьдесят-семьдесят хорошего коньячка. Надёжное и веками проверенное средство! У меня и фляжка имеется с собой. Так как? Усугубишь?

– Спасибо, не надо, – вяло отреагировал Ник. – Во-первых, алкоголь притупляет остроту восприятия действительности. Во-вторых, кто вас всех знает – с вашими фляжками, проверенными веками? Что там намешано на самом-то деле? Чего добавлено, якобы невзначай? Да вы и сами, правую ногу даю на отсечение, этого не знаете. Да и знать не можете…

– Обижаете, господин Нестеров! Впрочем, вам оно виднее – с таким-то послужным списком и полуторакилограммовым досье…. А почему, именно, правую ногу?

– Потому как – совсем без разницы. В том плане, что сами потребляйте ваш вкусный коньячок. Мы же гребём в разных лодках, хотя и параллельными курсами…

«Мерседес» плавно припарковался около банкирского «Бентли», из крыши – через открытый люк – которого торчала макушка ракеты «Земля-Земля». Тёмно-жёлтая такая макушка, серьёзная и конкретная. С характерными чёрными значками, обозначающими некий трехлопастной пропеллер, заключённый в ярко-красный треугольник. Чуть ниже треугольника красовалась цифра «2» – крупная, изумрудно-зелёная.

«С ядерным зарядом, надо думать», – мысленно усмехнулся Ник. – «А цифра «2», она-то что означает? Типа, две японские Хиросимы? Вот же, придумщики фиговы…. Или, это всё виртуальное? Типа, фантомы – кистями галлюциногенными – нарисовали, предварительно погружёнными в несуществующие краски?

Сунулся было один из охранников – молоденький весь такой из себя, худенький и прыщавый – проверять документы у вновь прибывших посетителей…. Сунулся и тут же торопливо убрался восвояси, подобострастно извиняясь, низко кланяясь и смущённо утирая трусливые слюни-сопли…

– Посетим уважаемого и авторитетного банкира И.И. Ануфриева? На предмет общей лояльности и трепетной любви к нашей великой Родине? – шутливо предложил майор Лёня, он же – по характерному голосу – легендарный Михаил Сергеевич Горбачёв, пламенный и незабвенный борец за мир во всём мире. – Вообще-то, говоря строго по совести, не доверяю я всем этим непрозрачным курвам: адвокатам там разным, прокурорам, банкирам, политиканам, толстощёким и сытым депутатам – всех уровней и созывов.…Если ты ничего реально-полезного не делаешь, а живёшь при этом припеваючи: квартиры, дачи, машины, жена-красавица, любовница-модель, дети – законные и незаконные – обучаются в Европах.…То это, собственно, что означает? Пулю в лобешник – означает! Сталина нет на вас, козлов порочных и жадных без всякой меры! Воруют, воруют, воруют…. И даже не стесняются при этом, мать их! Бюджеты самые различные (федеральные, республиканские, областные, районные, городские, поселковые) осваивают с жарким огоньком и замороченными придумками. Половина всех зарегистрированных в стране фирм – наглые однодневки…. Говорят, что Россия взяла на себя полноценные обязательства – «по предотвращению отмывания денежно-финансовых средств»? На хрена брала-то, родненькие? В нашей великой стране никто, никому и никому не задавал, не задаёт, да и, похоже, не собирается задавать лобовых вопросов, мол: – «Откуда бешеные баблосы, братишка? Дача-шале в Швейцарии, шикарная двухуровневая квартира в Англии, брильянты чистейшей воды – на тоненьких пальцах чернокожих любовниц? Отвечай, грязная самка собаки – со значком «Справедливая Россия» на лацкане кафтана боярского!»…. Типа, белокожие любовницы – уже откровенно дурной тон? Типа, без квартиры в Лондоне – уже никак нельзя? Ну, никак! Ну, нельзя…. Блин! Волей не волей, начинаешь вспоминать безвременно ушедшего от нас Эрнесто Че Гевару. Доброго здоровья ему – на высоких и вечных Небесах….

– Отставить – гнилую философскую лирику! – недовольно хмурясь, строго велел Агафоныч. – Заходим и работаем. Каждый по своему профилю, понятное дело…

Они вошли в холл, а пока ждали лифт, майор Лёня – тихонько и чуть обиженно – напевал себе под нос:

В небе солнечном и светлом Путь свой держат – облака. Вдаль уходят незаметно, И походка их – легка… Вдаль уходят – словно Боги, Босоноги и легки. Безо всяческой – дороги, Безо всяческой – любви… Без любви и без надежды, Без сомнений и причуд. Ветерок – слепой и нежный Нарисует – их маршрут… Нарисует, как и прежде, Всем тайфунам – вопреки. В край безудержной надежды, В край – немыслимой – любви… У меня – одна граната. Да патронов – полрожка. Знать, и мне пора, ребята, Уходить – на облака… И уйду, хоть прожил мало, Без особенных затей. Ждёт меня там Че Гевара, Миллион других друзей… Тех друзей, что без дороги, Вдаль – безвременно – ушли. Одинокие – как Боги, В край надежды и любви… Одинокие – как Боги, В край надежды и любви… В небе солнечном и светлом Путь свой держат – облака. Вдаль уходят незаметно. И походка их – легка… В небе солнечном и светлом. И походка их – легка…

– До чего же вы, менты, сентиментальные люди! – насмешливо удивился Агафоныч. – Чуть что не так, сразу же вспоминаете Че Гевару…. Честные менты, я имею в виду…. Мол, его-то лихие методы – они самые правильные и верные. Его бы – да в министры МВД нашей России! Вот тогда порядок в стране и наступил бы! Однозначный такой и окончательный. Ну, такой, который был при Иосифе Виссарионовиче…. Чтобы ему, морде желтоглазой, на Небесных сковородках приплясывалось веселее!

Ануфриев выглядел страшно усталым и замотанным по самое не могу: тяжелые, желтовато-серые мешки под глазами, испещрёнными частой сетью тоненьких, ярко-красных прожилков. А вместо рук у него торчали – из рукавов дорогущего пиджака – кривые турецкие ятаганы.

– О, почти вся пожарная команда в сборе! Что характерно, живые и здоровые, без грязно-кровавых бинтов и белоснежного гипса, – пессимистически ухмыльнулся Иван Иванович и любезно пояснил, недоверчиво косясь на Лёню с Агафонычем. – Вчера поздним вечером Москва рекомендовала этих секретных ухарей. Как, спрашиваешь, рекомендовала? А в качестве добрых ангелов-хранителей и всемогущих волшебников-магов, могущих решить любую, пусть даже и теоретически неразрешимую проблему, ясен пень…. Кроме этой сладкой парочки имеется ещё один. Белобрысый такой, хамоватый слегка…

– Васяткой кличут, – подсказал Ник. – Капитан ГРУ.

– Во, во, «грушник», мать его! Уже познакомился? И, как они тебе?

– Обычные среднестатистические рыцари плаща и кинжала. Не прибавить и не убивать…

– Это точно, что рыцари! Только вот, не понять, сколько не старайся, какого конкретного ордена, – на краткий миг развеселился Ануфриев, но уже через секунду-другую опять стал бесконечно серьёзным и хмуро велел офицерам спецслужб: – Господа хорошие, кончайте-ка бездельничать, поимейте совесть! Идите, идите, занимайтесь насущными делами! Присматривайтесь, прислушивайтесь, принюхивайтесь…. Короче говоря, отрабатывайте народный хлебушек, дармоеды. Мне потолковать надо с подчинённым. Как это – о чём потолковать? О делах наших скорбных, сиюминутных, секретных…. Всё, бойцы отважные и неподкупные, идите отсюда. Не отсвечивайте! А не то позвоню сейчас лично Владимиру Владимировичу и пошло нажалуюсь…

Когда майор и подполковник, недовольно вздыхая, покинули кабинет банкира, Ануфриев посмотрел на Ника – как-то странно и жалостливо – после чего предложил:

– Присаживайся, Николай Сергеевич! Присаживайся, дорогой, в ногах правды нет…. Закуривай, сейчас я тебя огорчать буду. Выливать на твою забубённую головушку, как принято выражаться в толстых книжках-романах, ушаты холоднющей водицы…

– Что-то случилось? – насторожился Ник.

– Случилось. Я ранним утром получил протоколы допроса Быстрова Олега Абрамовича, твоего соседа по коттеджному посёлку. Протоколы лежат в моём сейфе, если захочешь, то потом дам почитать, – Иван Иванович задумчиво замолчал.

– Ну, и?

– Не нукай, не запряг! – совсем, как говорящий Кот из сна про Заброшенные Крыши, обиделся Ануфриев. – Всё очень и очень серьёзно, Николай. Даже более чем серьёзно…

– Не томи, Иван Иванович, рассказывай! Выливай свой обещанный ушат, чего уж там…

Ануфриев ловко ухватился зубами за кончик толстой никарагуанской сигары, лежащей на краю письменного стола, резко чиркнул кривыми ятаганами друг о друга, прикурил он возникшей – на доли секунды – голубой искры и принялся доходчиво излагать:

– Олег Иванович на ночном допросе сообщил, что совершил похищение заслуженного профессора Сидорова Павла Павловича по просьбе Марии Владимировны Нестеровой, своей соседки по пригородному коттеджному посёлку, а по совместительству – многолетней любовницы.

– Что ты сказал? – опешил Ник.

– Только то, что ты слышал! Многолетней любовницы…

«Этого не может быть!», – жалобно заныл-захныкал ошарашенный внутренний голос. – «После всего, что было? Бред сивой кобылы в безоблачную лунную ночь! А как же жёлтая роза и яркая семицветная радуга на безоблачном утреннем небе? Получается, что это – элементарное совпадение? Обыкновенная, ничего незначащая случайность? И все эти древние легенды, поверья, сказки, саги, странные сны – полный и безумный бред? А вот мужской носок на подоконнике – серый такой, незнакомый, в мелкую чёрную клеточку – наоборот, является истиной в последней инстанции?»…

Из скорбной задумчивости его вывел голос Ануфриева. Вернее, губами шевелил сам Иван Иванович, а вот голос был женский. Создавалось странное впечатление, что первую часть каждой фразы говорила Маришка, а вторую – Веруня, внучка Пал Палыча.

– Итак, похищение господина Сидорова было организовано с целью получения дополнительной информации, – невозмутимо вещал Ануфриев-Матильда-Верочка. – Уточняю, для получения дополнительной информации о предстоящем приезде в наш город делегации южноафриканских ювелиров. Госпожа Нестерова – по словам Быстрова – считала, что ей не стоит проявлять избыточной настойчивости при общении со своим законным супругом на предмет его профессиональных секретов и тайн. Мол, данный супруг, то бишь, ты, Николай Сергеевич, очень скрытен и крайне подозрителен. А, кроме всего прочего, ещё и патологически честен, зараза такая…. Вот и было принято совместное взвешенное решение – выкрасть профессора Сидорова, допросить его, выпытать всякие важные нюансы…. Николай, ты как? Адекватен? Воспринимаешь информацию? Может, тебе набулькать коньяку? Ты кому-то ещё рассказывал про ювелиров? Вспоминай, родной…

– Коньячку не надо. Спасибо. Мне уже московские секретные службисты предлагали, – Ник по-честному попытался справиться с душащими его эмоциями. – А про южноафриканцев я рассказывал только Маришке и старому доктору. Больше никому, честное слово…. И то – только в самых общих чертах. Я ведь, если вы, Иван Иванович, не забыли, основные детали предстоящей операции узнал только вчерашним вечером. Это я имею в виду завещание мистера Грина – внебрачного сына Льва Троцкого, Чашу Святого Грааля, литературные редкости и всё такое прочее…

– Это правда! – как-то сразу успокоился Ануфриев и заговорил уже сугубо собственным голосом. – Надеюсь, что прошлой ночью ты, э-э-э, не разомлел окончательно от ласк супружеских? В том смысле, что не выложил прекрасной Марии Владимировне всё – как есть на самом деле? Без секретов и обиняков?

– Обижаете, Иван Иванович!

– Ну, ну. Верю, верю…. Протоколы-то будешь читать?

– Я бы предпочёл пообщаться с соседом лично, один на один, – хищно и холодно прищурился Ник. – Думаю, что так будет больше прока. Обещаю арестованного сильно не калечить. Ни физически, ни морально. Готов дать соответствующую подписку.

– Подписки-то, как раз, и не требуется, – опять помрачнел банкир, брезгливо выплёвывая окурок сигары в широкую никелированную пепельницу. – Мать их всех, козлов душных и драных! Профессионалы хреновы! Увольнять всех надо – без денежного выходного пособия, с волчьими билетами в прокуренных зубах…

– Неужто перестарались при жёстких допросах и забили неразговорчивого клиента до смерти?

– Если бы! Сбежал достославный господин Быстров из следственного изолятора. Сбежал! Его, гада нервного, уже на рассвете Митькой звали…. Зазевавшемуся охраннику наш милейший Олег Абрамович проломил башку, когда его переводили из одной камеры в другую, перемахнул – не пойми и как – через трёхметровый забор, оснащённый колючей проволокой под током, и растворился в предрассветном сумраке.…По крайней мере, так доложил по инстанции подполковник Старко Сергей Андреевич. Ничего, я ужо постараюсь, чтобы означенный Старко превратился – в ближайшее время – в запойного майора-неудачника, возглавляющего самое затрапезное районное УВД где-нибудь в Тамбовской области.

– Странно всё это, – задумчиво пробормотал Ник. – Хрень какая-то. Мутная и расплывчатая…

– Странно? Мутная хрень? – от полноты нахлынувших на него чувств банкир вскочил на ноги и бестолково замахал руками-ятаганами, безжалостно царапая и обдирая дорогущие пробковые обои со стен кабинета. – Это ты ещё всего не знаешь! Дополнительно выяснилось, что Олег Быстров – твой соседушка, бывший работник городской Прокуратуры – в молодости два с половиной года провёл в психушке. Сумасшедшим он был. Точнее выражаясь, сумасшедшим вампиром…

– Вампиром – это как?

– А вот так! Вообразил-возомнил себя, понимаешь, жестоким и кровавым графом Дракулой, бросался на людей и кусался от души. Одну молоденькую девицу, предварительно изнасиловав, загрыз до смерти. А потом, после двух с половиной лет принудительного лечения, Олег Абрамович неожиданно выздоровел, вследствие чего и был отпущен из сумасшедшего дома на все четыре стороны…. Побледнел? Испугался за жизнь драгоценной супруги? А вот это, братец, напрасно!

– Напрасно? – удивлённо переспросил Ник.

– Так следует из показаний гражданина Быстрова. Он клятвенно утверждает, что последние восемь месяцев снова является действующим вампиром. Более того, чистосердечно сознался, что за этот период убил четырёх молодых девушек. Цель убийств – человеческая кровь. Более того, Олег Абрамович письменно подтвердил, что тёплую девичью крове он пил не один, а вместе со своей верной напарницей-любовницей Марией Нестеровой, которая тоже является природным вампиром…, – Ануфриев неловко замолчал, посматривая на собеседника с плохо скрытым любопытством.

– Ещё что? – внешне безразлично спросил Ник.

– Тебе мало? Демонстрируешь недюжинную крепость нервов? Мол, не нервы, а стальные толстенные канаты? Что же, весьма похвально…. Ещё стало известно, что Быстров знаком с профессором Сидоровым. То есть, с самого детства являлся его постоянным пациентом – на предмет излечения от нездоровых вампирских наклонностей.

– А сам Пал Палыч, что говорит по этому поводу?

– Ничего он не говорит. Потому как пребывает в комме. Причём, никто из лечащих врачей не может чётко спрогнозировать, когда он покинет эту самую комму. В том смысле, когда злая и неуступчивая комма выпустит бедного профессора из своих крепких и цепких объятий…. Так как – по поводу коньячка? Если созрел, так давай, вздрогнем. Напиток в баре, рюмки на полке, нарезанный на дольки лимон в холодильнике…. Подожди чуть-чуть, я постелю на стол пару салфеток…

Аккуратно поставив пустую рюмку на салфетку, Ануфриев слегка поморщился, с видимым удовольствием понюхал дольку лимона, но кусать её не стал, положил обратно на блюдечко и очень внимательно посмотрел на Ника:

– Ну, рассказывай, рейнджер, куда подевал жёнушку?

– В Новгород отправил.

– Далековато, но ничего. Адрес давай!

– Арестовывать будете?

– Ещё чего не хватало! – рьяно возмутился банкир. – После утреннего побега Быстрова я уже не доверяю ментам. И раньше-то я им не особенно верил, а уж теперь и подавно…. Просто пошлю в Новгород парочку доверенных и смышленых людей. Пусть присматривают, наблюдают, слушают, снимают на видеокамеру, охраняют. Ты это, Николай…. Не расстраивайся раньше времени. Это я про показания Олега Абрамовича, мол, Мария – его многолетняя любовница-вампирша…. Это всё еще подлежит тщательной и кропотливой проверке. Причём, на абсолютно холодную и трезвую голову. Чего только не привидится сумасшедшему психу и маньяку? Хотя, ты, наверное, и сам всё понимаешь – в тысячу раз лучше меня…. Ладно, давай заниматься текущими делами. Иди в хранилище, начинай осмотр – по ранее утверждённой схеме. Вот тебе специальный мобильник. Он не прослушивается, его звонок контрольный. Подходишь к двери в хранилище, становишься перед камерой, открываешь адресную базу, звонишь по третьему номеру сверху. Кротов принимает твой звонок, смотрит на монитор и только после этого открывает дверь…. Всё ясно? Старый телефон? Не выбрасывай пока. Вдруг, Мария Владимировна захочет пообщаться с тобой, или Пал Палыч, всё же, придёт в себя…. Стой, стой! А подписки о неразглашении? Где-то здесь лежала прозрачная пластиковая папка. Тоненькая такая, с эмблемой лондонского «Арсенала[15]»…. Ага, нашёл! Присаживайся, уважаемый Николай Сергеевич, присаживайся! Внимательно читай, изучай, подписывай…. Да ты не торопись так! Работа, как известно, не волк, и в лес не убежит. Скорее всего…

Давно известно, что именно работа (которая «не волк»!) и является лучшим лекарством от тяжких дум и неприятных размышлений. Не то, чтобы стопроцентной панацеей, но, тем не менее…. Правда, работать-то было совсем и непросто – половинчатые галлюцинации мешали, заразы настырные и совершенно несимпатичные.

Вот Иришка, молоденькая секретарша Ануфриева – в светло-сиреневой мини-юбке, из-под которой торчали голые, ужасно кривые и волосатые ноги монгола-кавалериста – понесла куда-то широкий серебряный поднос, заставленный тарелочками с кусками ярко-красного, ещё дымящегося парного мяса. Следом за Иришкой торопливо прошагали два смутно узнаваемых – по фигурам – банковских клерка с рогатыми козлиными головами на плечах. Из правых дверей неожиданно выскочил самый натуральный кентавр, краснощёкая и жизнерадостная физиономия которого была – как две капли воды друг на друга – похожа на физиономию Петра Алексеевича, начальника кредитного отдела. Ну, и так далее…

А ещё все эти встречные и поперечные персоны (иначе, увы, и не скажешь!) вежливо – голосами чёрт знает кого – здоровались, интересовались самочувствием, прогнозом погоды на послезавтра и свежими новостями мирового футбола. С ними надо было разговаривать, мило и радостно улыбаться, приветливо кивать головой, крепко пожимать то, что они ему протягивали: руки, испачканные в крови, пыльные копыта, мокрые ласты, скользкие и длинные щупальца, покрытые противными и неприятными на ощупь пупырышками…

«Радуют всего две вещи!», – сообщил оптимистически настроенный внутренний голос. – «Не то, чтобы очень радуют, но и не огорчают, что – по нынешним смутным временам – уже немало. Во-первых, не было ни одного стопроцентного глюка…. Во-вторых, все разговоры, не смотря на чужие и непривычные голоса, велись сугубо по делу. Не было ни откровенной чуши, ни двусмысленных шуточек. Вокруг царит насквозь рабочая и деловая обстановка, обычная для рядового четверга…».

Сама процедура осмотра банковского хранилища, расположенного в подвальной части здания, не заняла много времени. В том плане, что Ник (то есть, его обострённая тонкая психика) тут же определил (нашёл, почувствовал, выявил?) два потенциально-опасных объекта, расположенных в разных помещениях хранилища.

В зале, где в аренду частным лицам сдавались – для хранения денег и прочих сокровищ-драгоценностей – банковские ячейки, он сразу же услышал (уловил?) странный шорох.

«Будто бы лесные змеи-гадюки сплетаются – непонятно где – в весенние брачные клубки», – задумчиво прошептал осторожный внутренний голос. – «Вот ещё одна достоверная и доходчивая ассоциация – подстанция по передачи электроэнергии, там тоже постоянно что-то шуршит и потрескивает…».

– Слышишь что-нибудь? – обратился Ник и Денису Котову, начальнику охранной смены.

– Абсолютно ничего! – нервно подёргав мохнатыми ушами, отрицательно покрутил лисьей головой Денис, отчего во все стороны незамедлительно полетели крохотные, ярко-рыжие блохи. – Полная тишина, как и положено по технологии хранения…. Принести итальянский шумомер, Николай Сергеевич? Я быстро, одна нога здесь, другая – уже в подсобке…

– Не стоит! – Ник принялся неторопливо и планомерно ощупывать ладонями рук дверцы ячеек-сейфов. – Ты, Дениска, лучше отойди в сторону, помолчи и не задавай глупых вопросов. Я потом, если будет надо, расскажу, что надо делать дальше…

Очень скоро он обнаружил ячейку, металлическая дверца которой на ощупь оказалась гораздо теплее остальных. Обойдя помещение по второму кругу, Ник спросил у Котова:

– Ты ведь, братец, если я не ошибаюсь, служил в ВДВ?

– Так точно!

– Десантники, как мне говорили, обожают – давать друг другу прозвища и клички. Тебя в армии, часом, не Лисом ли величали?

– Так точно, Лисом! А откуда вы знаете, Николай Сергеевич?

– Ответ прост, логичен и понятен: от верблюда! Значится так, Лис. Подготовь-ка мне все данные по ячейке за номером 342-А. Все-все. Кто её арендовал раньше? Кто снимает сейчас? Когда нынешний владелец посещал хранилище в последний раз? Отдельно – список всех посещений за две прошедшие недели, – подумав, изменил указания: – Нет, пожалуй, за прошедшие два месяца.

– Что ещё?

– Видеозаписи и чёткие фотографии арендаторов этой ячейки – сегодняшнего и предыдущего. Ставь соответствующие задачи перед подчинёнными и пошли в Старый зал…

Старый зал, действительно, был старым. Когда-то на месте здания банка Ануфриева стоял старинный дом, построенный ещё задолго до Октябрьской революции купцом первой гильдии Константином Кузнецовым. Причём, в подвале дома у рачительного и прижимистого купчины была оборудована серьёзная кладовая – для хранения всякого и разного добра, нажитого непростым купеческим трудом. Нажитого добра, по-видимому, было в достатке немалом, поэтому и кладовая занимала порядка четырёхсот пятидесяти квадратных метров. Потом сам дом стал понемногу рассыпаться от старости на отдельные составные части, и его, в конце концов, снесли, а земельный участок – вместе с крепчайшим фундаментом – выставили на закрытый аукцион, который Ануфриев успешно и выиграл. По-честному выиграл? Весьма сомнительно, весьма…. За большую взятку? Не смешите, пожалуйста! Скорее всего, просто позвонили из самой Москвы и напрямую, без обиняков, велели: – «Отдать означенную земельку нашему Ивану Ивановичу!». Спрашиваете, кто позвонил? Тот, кому, ясен пень, это и положено – по его должности высокой…

Итак, часть банковского здания была выстроена на старинном купеческом фундаменте. Естественно, что пригодилась и бывшая кладовая Константина Кузнецова. Её умело переоборудовали с применением самых современных технологий и считали – причём, совершенно заслуженно – одним из самых надёжных банковских хранилищ во всём городе. Толстенные стены, сложенные в царские времена с добавлением в известковый раствор яичных белков. А в них (то есть, в стены) было вмуровано (ещё при купце Кузнецове) семь бронированных несгораемых сейфов старинной работы. Только замки в антикварных сейфах предусмотрительно сменили на современные, в том числе, на цифровые швейцарские, имеющие какое-то невероятное количество степеней защиты.

Более того, Иван Иванович планировал, что именно в этих старинных сейфах и будут расположены наиболее ценные южноафриканские раритеты, сокровища и редкости.

– Что-то темновато здесь, – недовольно скривился Ник, входя в Старый зал.

– Всё как обычно, Николай Сергеевич! – заверил Котов-Лис. – Хотите, можем добавить ламп? Или поменять действующие на более мощные?

– Пока не надо. Что с видеокамерами?

– По штатному расписанию – девять работающих постоянно. Плюсом три резервные, инфракрасные, включаются автоматически, если будет отключен свет. Можно убедиться в центральной аппаратной. То есть, на центральном наблюдательном пункте. Пойдёмте?

– Обязательно сходим и убедимся! – пообещал Ник. – Но, только, попозже. А пока встань, пожалуйста, у двери и не мешай.

Он сразу почувствовал, что с крайним правым сейфом что-то не так. Что, собственно, не так? Трудно объяснить, практически невозможно. Просто ощущалось – на уровне подсознания – как из-за чёрной бронированной двери, украшенной многочисленными замками и не менее многочисленными позолоченными завитушками, исходят флюиды опасности. Невидимые и неосязаемые флюиды, но явственные и бесконечно тревожные, особенно, если крепко зажмурить глаза. А ещё и сквознячком чуть заметно тянуло от стального ящика, вмурованного в стену. Вернее, из отверстий его замков.

Ник болезненно помотал головой, снова закрыл глаза и полностью расслабился, словно бы пытаясь мысленно увидеть внутренности подозрительного сейфа.

Чернота, негромкий, угрожающий и тревожный скрип, тоненький лучик светло-жёлтого света, чёрная лохматая борода, глухой звериный рык, глумливый и довольный смех….

– Что находится внутри? – не открывая глаз, отрывисто спросил Ник.

– Ничего, Николай Сергеевич. То есть, только пустота. Мы всё вынесли в другую комнату, как и было приказано, ещё в понедельник. А ключи и шифры находятся у Ивана Ивановича, лично.

Поразмышляв над сложившейся ситуацией пару минут, Ник принял окончательное решение, достал из кармана новый мобильник и набрал номер Ануфриева:

– Я слушаю! – тут же откликнулся банкир. – Накопал что-нибудь серьёзное?

– Да, есть два нехороших объекта. Очень-очень нехороших…

– Что предлагаешь?

– Надо созывать совещание. Причём, экстренное и расширенное.

– Где, у меня в кабинете? Предложения по составу?

– Думаю, что сподручней и эффективней всего будет собраться в центральной аппаратной: всё расскажу и тут же покажу на экранах мониторов. По персональному составу предлагаю так: вы, я, московские ребятишки и Лис.

– Какой ещё Лис?

– Денис Кротов, Лис – его армейское прозвище.

– Лады…. Общий сбор – через двенадцать-пятнадцать минут. Надо же ещё разыскать наших доблестных коллег из спецслужб…

В центральной аппаратной он велел двум операторам – ребятам, безусловно, проверенным и надёжным, одетым – по случаю галлюциногенного периода – в парадную форму американских морских пехотинцев:

– Орлы, отправляйтесь-ка на внеочередной обеденный перерыв! В вахтенном журнале, понятное дело, сделайте соответствующие записи-отметки. Помещения банка не покидать ни в коем случае! На пост вернуться только по моему звонку! – вопросительно посмотрел на Кротова. – Что у нас по частной ячейке 342-А? Иди, Лис, поторопи своих сотрудников! Совсем скоро начнётся совещание…

Центральный наблюдательный пункт был оборудован по последнему слову науки и техники: порядка ста двадцати – больших и маленьких – мониторов, позволяющих наблюдать за всеми ключевыми объектами банка, видеомагнитофоны, навороченный звуковой пульт, к которому было подключено более трёхсот пятидесяти микрофонов, спрятанных везде и всюду. Главной же особенностью аппаратной являлось то, что она располагалась непосредственно на территории банковского хранилища. Это Ник так придумал, мол: – «Раз хранилище является глубинной сутью банка, его сердцем, образно выражаясь, то и центральный наблюдательный пункт должен непременно располагаться на его территории…». Иван Иванович некоторое время категорически возражал, мол, на Западе так не делают, но потом, всё же, согласился, признав логичность и целесообразность нестандартного предложения своего подчинённого.

Ник вскользь пробежался глазами по экранам мониторов, мысленно комментируя увиденное: – «Хранилище, один зал, второй, третий. Операционный зал, бухгалтерия, финансисты, кредитный отдел. Помещение для переговоров, помещение для переговоров с ВИП-клиентами, столовая для персонала, кафэшка для гостей…. И везде бродят всякие и разные персоналии и типажи. Необычные наполовину, смутно знакомые. Аура поганая, одно слово…».

Зазвонил мобильный телефон – старый, который остался ещё от прежней жизни.

– Николаша? – сквозь чуть слышимые длинные гудки прорезался характерный голос Владимира Вольфовича Жириновского. – Почему молчишь, подонок? По лагерям соскучился, образина позорная? А нет ли, часом, острого и устойчивого желания – помыть кирзовые сапоги в лазоревых водах благословенного Индийского океана? А? Я тут, понимаешь, формирую диверсионную команду из идейных добровольцев. Тебя, молодчик, записывать?

– Извините, но я сейчас очень занят! Перезвоните, пожалуйста, часа через полтора, – пробормотал скороговоркой Ник, нажимая на кнопку отбоя, и от души возмутился про себя: – «Как раз Жириновского мне нынче и не хватает! Для полного личного счастья…. И номер какой-то незнакомый, чтоб его! Ладно, подождёт миляга Владимир Вольфович, никуда не денется…. А, вообще, всё складывается очень нехорошо. Звуковые галлюцинации, они принципиально нераспознаваемы – в отличие от визуальных. То есть, только смысловой анализ услышанного может помочь…

Снова ожил мобильник – уже новый, недавно врученный высоким начальством.

– Николай, готов к совещанию? – поинтересовался голос Аллы Борисовны Пугачёвой. – Мы с ребятами-музыкантами уже идём к вам, – в трубке раздались короткие гудки…

«Это был Ануфриев, гадом буду!», – с успокаивающими нотками сообщил внутренний голос и тут же истерично запаниковал: – «Плохи наши дела, братец! Совсем плохи…. Как учил мудрый и опытный Пал Палыч, звуковые глюки, они многократно опаснее, чем обычные. Многократно…. Может, всё дело в таблетках, которые ты принимаешь? Они же очень медленно растворяются! Не забыл, родной? Может, их коварно подменили? Теоретически, такое вполне даже возможно…. Кто, спрашивается, подменил? Печальный и насквозь логичный ответ напрашивается сам собой…. Опять же, мужской незнакомый носок на подоконнике. Рассказ Верочки о страстных и долгих поцелуях в ресторане «Палермо». Собственноручные показания господина Олега Быстрова…».

Вскоре в помещении аппаратной собрались все приглашённые на экстренное совещание, включая белобрысого капитана ГРУ Василия. Причём, прибывшие товарищи-соратники имели совершенно нормальную и ничем непримечательную человеческую внешность – без каких-либо, галлюциногенных и фантомных признаков. Даже Денис Котов вновь стал обычным двадцатипятилетним, рыжеволосым и веснушчатым парнишкой, лишённым – на этот раз – лисьих треугольных ушей, густо покрытых шустрыми разноцветными блохами.

«Что же, данное рабочее совещание направлено сугубо в позитивную сторону, вот вся тревожная муть и растворилась без остатка», – предположил заметно повеселевший внутренний голос. – «И ещё один немаловажный и значимый момент: все собравшиеся здесь не желают, братец, твоей смерти. Мало того, им даже не приказывали тебя убивать. Тонкая психика в раз бы среагировала, без малейшего промедления…».

Когда все коллеги расселись по отведённым им местам, Ник спокойно и буднично объявил:

– Мной выявлено два потенциально-опасных объекта: арендованная банковская ячейка 342-А и большой старинный сейф, вмурованный в стену Старого зала, тот, который дальний от входной двери, с правой стороны. Ячейку вы можете наблюдать на экране монитора под номером восемнадцать, сейф – на двадцать пятом. Всем видно?

– Чем опасны эти объекты? – недоверчиво усмехнулся белобрысый капитан Василий. – Есть чёткая конкретика?

– В ячейке 342-А беспрестанно шевелятся гремучие змеи, активно занимающиеся весенними брачными игрищами. А из старинного бронированного сейфа слегка сквозит, – поморщился Ник. – Зачем задавать глупые и бесперспективные вопросы? Каждый должен заниматься своим делом. Я выявляю потенциальную опасность, вы же её старательно устраняете. Разве не так, уважаемые сподвижники?

– Всё верно! – Ануфриев звонко хлопнул ладонью по столу. – Почему Николай Сергеевич делает те, или иные далеко идущие выводы – совершенно неважно. Повторяю, неважно! Господин Нестеров является нашим самым авторитетным экспертом по разным опасностям и напастям, и его слова должны приниматься на веру, без всяких сомнений и колебаний. Всем ясно? Продолжай, Коля!

– Итак, банковская ячейка 342-А. Котов, осветите нам сложившуюся ситуацию!

Дениса, явно, что-то смущало. Он медленно поднялся на ноги и откровенно замялся, не зная, с чего начать. Заметив, что уши подчинённого начинают – прямо на глазах – обрастать тёмно-рыжим лисим мехом, Ник счёл необходимым ехидно поинтересоваться:

– Ты, дружок, в каком звании проходил службу в славных ВДВ?

– В звании старшего сержанта!

– Так что же ты, хренов старший сержант, сопли жуёшь зелёные? Забыл, как надо отвечать на вопросы офицеров, мать твою? Напомнить?!

– Никак нет! – Лис незамедлительно занял положение «смирно», а его уши опять стали человеческими, только бордово-красными. – Докладываю. Ячейка 342-А была арендована полтора года тому назад Председателем совета директоров корпорации ЮКОС!

– Михаилом Ходорковским? – насторожился Агафоныч и тут же стал похож на голодного матёрого волка, почуявшего вожделенную добычу. – Ничего не путаешь, любезный?

– Никак нет! Подпись господина Ходорковского стоит на договоре аренды! Правда, сам – лично – господин Председатель совета у нас не появлялся ни разу…. А к тексту договора были приложены четыре нотариально заверенные доверенности на разных российских и зарубежных граждан. Которые и пользовались – поочерёдно – означенной ячейкой…

– И, зарубежных? – удивлённо спросил-прорычал подполковник ФСБ, продемонстрировав (сугубо Нику) тёмно-жёлтые, местами обломанные медвежьи клыки. – Когда доверенные лица Михаила Ходорковского пользовались арендованной ячейкой в последний раз? Кто это конкретно был? Отвечать быстро, сжато и чётко!

– Позавчера. Американский гражданин Томас Мур, работник их Консульства. Имеет дипломатический иммунитет.

В помещении центрального наблюдательного пункта установилась полная, тягучая и очень неприятная тишина.

– Работник американского Консульства, понимаешь, – примерно через минуту первым не выдержал майор Лёня. – С дипломатами связываться – себе дороже…. Да и что такого страшного и ужасного может быть спрятано в этой ячейке? Она же маленькая. Крохотная совсем…. Хотя, с другой стороны, американцы – ребятишки жутко хитрые и ушлые. Подложат свинью – маленькую такую, с крохотным пятачком – оглянуться не успеешь. А нас всех потом – скопом – отправят на далёкую заполярную Чукотку: охранять диких северных оленей, внесённых в Красную книгу, от кровавых происков международных террористов…

– Буду звонить в Москву, – мрачно пообещал Ануфриев. – Пусть дают начальственную отмашку на потрошение ячейки. Зачем нам сдались лишние неприятности?

– Инициатива, она всегда наказуема, – едва слышно обронил Агафоныч, а все остальные с ним, молча покивав головами, согласились.

Нервно побарабанив подушечками пальцев по столешнице, Ануфриев вопросительно посмотрел на Ника:

– А чем тебе не приглянулся антикварный купеческий сейф? Тот, который самый дальний с правой стороны от дверей, самый большой? Я, вообще-то, планировал его использовать для хранения самого, э-э-э, ценного…. Более того, когда, э-э-э, некоторое время назад банк посещали, э-э-э, очень важные люди из Москвы, я именно этот сейф им и рекомендовал – как самый-самый надёжный в нашей стране. Даже как-то неудобно получается, однако…. Так что случилось-то, Николай Сергеевич?

– Надо его открывать и тщательно осматривать, – Ник нервно передёрнул плечами. – Но даже, если сходу мы не обнаружим внутри ничего опасного и заслуживающего внимания, я, всё равно, буду настаивать, чтобы данный сейф был немедленно опечатан и опломбирован.

– Зачем? Поясни!

– То есть, он не должен быть задействован при приёме южноафриканских ценных грузов. Пусть себе стоит – тщательно запертым, опечатанным, опломбированным и абсолютно пустым…. Потом, когда ГОХРАН заберёт всё, что ему положено забрать, мы займёмся этим бронированным сундуком уже серьёзно и вдумчиво: если надо, то и разберём его на отдельные составные части…. Денис, у тебя под рукой имеется укрупнённый план Старого зала?

– Сейчас, сейчас, – по-деловому засуетился Котов, прошёл к высокому угловому стеллажу, взобрался на стул и, достав с верхней полки толстенькую картонную папку, попросил: – Освободите, пожалуйста, место на столе! Лист плана достаточно большой….

Место оперативно освободили, план Старого зала старательно расстелили на столе и дружно, соприкасаясь головами, склонились над ним.

– В левую стену вмуровано три сейфа, – пояснял Денис, тыкая указательным пальцем. – Что располагается за стеной? Наша банковская служба по отбраковке и изъятию ветхих и испорченных купюр – в соответствии со строгими предписаниями Центрального Банка России…. В правую же стену «утоплено» ещё четыре сейфа. Здесь всё несколько сложнее. За этими тремя сейфами ровным счётом ничего нет, только естественные скальные породы. А вот, четвёртый, самый дальний от входа…. Здесь угол нашего банковского здания соприкасается с углом другого дома. Следовательно, их фундаменты, очевидно, вплотную примыкают друг к другу. Или же – в этом конкретном месте – фундамент, благодаря своей ширине, является «общим»….

– Этот соседний дом, часом, не городская ли Прокуратура? – обеспокоенно посмотрев на Ника, спросил Ануфриев.

– Она самая.

«Олежка Быстров, сука рваная вампирская, раньше трудился именно в Прокуратуре», – назойливо зашелестел внутренний голос. – «Может, здесь и кроется разгадка этой запутанной шарады? Хотя, вряд ли…. Что-то мне подсказывает, что в данном конкретном случае все обходные пути и простенькие решения – отменяются…».

Зазвучала знакомая мелодия из кинофильма «Ночной дозор», Иван Иванович недовольно заворчал:

– Что это такое? Я же просил отключить на время проведения совещания все телефоны! Вот же, дисциплина офицерская, так её растак…

– Извините! – майор Лёня торопливо достал из кармана пиджака тёмно-синий мобильник. – Все номера заблокировал, кроме одного…, – нажал на нужную кнопку и браво доложил в трубку: – Майор Стёпкин на связи! – после двухминутной паузы предупредительно забормотал: – Так точно, товарищ генерал! Вас понял, товарищ генерал! Обязательно доведу до сведений коллег…. Обязательно! Что, простите? Конечно же, с оглядкой и сугубо выборочно…. Да, постоянно буду на связи…

Майор, суетливо запихав мобильный телефон обратно в карман, задумчиво похмыкал, солидно откашлялся и сообщил:

– Установлены личности, э-э-э, нападавших сегодня утром на супругов Николая и Марию Нестеровых. Они же, очень похоже, причастны и к организации взрыва-пожара на территории бывшего яхт-клуба…

– Да не тяни ты, майор, кота за тощий хвост! – занервничал Агафоныч. – Не допрос же проводишь, в конце-то концов! Хоть на время позабудь о своих профессиональных ментовских замашках. Так его растак…

– Это были ребята из бригады Шамиля-младшего.

– Шамиля? – удивлённо выдохнул Агафоныч. – Это же правая рука самого Бориса Березовского!

Ануфриев резко поднялся из-за стола и объявил:

– Ну, всё! Мне этот бесплатный цирк-шапито надоел окончательно и бесповоротно! Французские шпионы, Ходорковский, Березовский…. Может, в длинной очереди стоят ещё и Гусинский с Абрамовичем? Короче говоря, я пошёл ругаться с Москвой! Не, понятное дело, «ругаться» – это я так, для красного словца, не более…. Но чёткие и однозначные инструкции затребую в обязательном порядке! В смысле, покорнейше и нижайше испрошу…. Итак, господа, совещание закончено! Прошу всех не ловить ртами ворон, а немедленно приступить к решению текущих задач…. Николай, бери Котова, следуйте с ним в хранилище, хорошенько осмотрите подозрительный купеческий сейф, потом заприте его, опечатайте, и зафиксируйте данный факт в журнале…. Короче говоря, сделайте всё – как полагается. Не мне вас учить. Вот тебе все ключи, листок с нужными шифрами. Только потом не забудь вернуть…

– Лис, у нас есть свечи? – обратился к Кротову Ник.

– Какие свечи?

– Восковые, понятное дело, а не противогеморройные.

– Найдём, не вопрос! В автономном НЗ, который имеется в подсобке на случай начала атомной войны. Или, к примеру, разрушительного природного катаклизма…

В гигантском бронированном сейфе, внутренний объём которого превышал двенадцать кубических метров, как и предполагалось, они ничего не нашли. То есть, совсем ничего, не считая серой пыли.

– Ещё в понедельник мы, как и приказывал Иван Иванович, вынесли наружу все стеллажи и ящики, отвинтили и сняли с внутренних стен все полки и крючья, – пояснял Котов. – Напрасно вы, Николай Сергеевич, беспокоитесь. Честное слово, напрасно! Знаете, какая здесь толщина стенок? Шесть сантиметров железа, двадцать пять сантиметров кварцевого песка, ещё шесть сантиметров железа. Очень надёжный и безопасный сейф…. Свеча? Вот, пожалуйста…

Ник – с горящей свечой в руке – очень-очень медленно, чтобы не создавать лишних воздушных потоков, прошёлся туда-сюда по внутреннему периметру сейфа.

– Ну, и как? – с нескрываемым любопытством спросил Лис. – Обнаружили что-нибудь необычное и подозрительное?

– А ты сам попробуй! – предложил Ник. – Бери свечу и – вперёд! Очень медленно иди и перемещай свечку вдоль внутренних швов сейфа. Иди и внимательно наблюдай за свечным пламенем.

Через пять-шесть минут Котов вылез наружу и, смущённо чеша пятернёй в затылке, сообщил:

– Да, что-то не того…. У задней стены – вдоль некоторых швов – пламя чуть заметно подрагивало. Неужели, действительно, какая-то подлянка? А, Николай Сергеевич?

– Потом разберёмся! Ты, дружок рыжий, вот что мне лучше скажи: можем мы оперативно оборудовать внутренность сейфа видеокамерой? Чтобы наблюдать снаружи, с центрального пункта? Самой обычной видеокамерой, не инфракрасной?

– Вы хотите наблюдать за внутренней чернотой сейфа? – удивился Лис. – Не вопрос! В принципе, возможно…. Оперативно удалим один из дверных замков, благо их здесь целых восемь штук. Одним больше, одним меньше…. Какая разница? Чтобы дырка не была избыточно большой и приметной, демонтируем вот этот, швейцарский. После этого вставим в получившееся отверстие видеокамеру с хорошим микрофоном, запустим провод в общую передающую схему, выделим – под это дело – один из запасных мониторов…. Без проблем!

– Тогда, давай, трудись! Чтобы уже через час-полтора всё было готово! – велел Ник и подмигнул майору Лёне, также присутствовавшему при осмотре подозрительного сейфа: – А ты, коллега, что думаешь по этому поводу?

– Мне один седенький университетский профессор – на ведомственных курсах повышения квалификации – рассказывал про такие нестандартные фокусы – невозмутимо известил майор. – Мол, дело было в Санкт-Петербурге, в 1908-1910 годах. Работала-трудилась тогда в российской столице одна неприметная компания, якобы австрийская. Занималась, естественно, различными сейфами и прочими бронированными штуковинами, оснащёнными надёжными замками. А специализировалась данная фирма, как это и нестранно, именно на крупногабаритных сейфах, которые по заказу клиентов встраивались в капитальные стены зданий…. Так вот. Через некоторое время начался, как выражается уважаемый Иван Иванович, самый натуральный цирк: из многих сейфов, вмурованных в толстенные стены, неожиданно стали пропадать деньги и ценности. Причём, абсолютно на ровном месте, без всяких взломов, медвежатников и хитрых отмычек. Открывает богатый индивидуум – высокородный граф, купец, лавочник, фабрикант или просто рядовой чиновник-взяточник – свой любимый сейф, чтобы в очередной раз пересчитать скопленное добро, душу, так сказать, согреть озябшую, а там и нет ничего…. Пусто! Ладно бы единичный случай: можно было бы списать на вороватых детей, жён, любовниц, горничных, лакеев…. Так нет же, десятки похожих – как однояйцовые близнецы друг на друга – ситуаций! И тогда один шустрый полицейский следователь по фамилии – как сейчас помню – Нестеров…. Надо же, какое неожиданное и знаковое совпадения! – уважительно посмотрел на Ника. – Так вот, тогда следователь по фамилии Нестеров догадался, что у австрийских сейфов было две дверцы. Одна, так сказать, «парадная». А вторая, соответственно, «чёрная», тайная, замаскированная под толстый, сплошной лист железа.…Эти необычные сейфы – в капитальных стенах домов – хитрые австрийцы располагали так, чтобы «чёрные» дверцы выходили бы в какое-нибудь хозяйственное помещение. Например, в вентиляционный колодец, или в дымоход – тогда почти все дома в Санкт-Петербурге в зимний период отапливались дровами и углём. Далее всё просто: выждав определённое время, мошенники ночами проникали в хозяйственные помещения зданий, без проблем открывали «чёрные» тайные дверцы и спокойно выгребали всё содержимое сейфов…. Всё просто и элегантно! Что, Николай Сергеевич, думаешь, что в данном случае мы столкнулись с чем-то похожим?

– Почему бы и нет? Этот сейф, Лёня, ещё дореволюционный. Так что, всё принципиально сходится, будем проверять твою смелую версию. Только потом, когда закончится эта запутанная южноафриканская эпопея…

Как-то совсем незаметно приблизился вечер, в животе противно заёкало от голода, навалилась нешуточная усталость, сопровождающаяся цепкой сонливостью.

«Где же мне сегодня прикажете ужинать и ночевать?», – задумался Ник. – «А ещё неплохо было бы напиться в стельку, чтобы в голову не лезли подлые и приставучие мысли о Матильде, о сумасшедшем вампире Олеге Быстрове и о неизвестном мужском носке – сером, в чёрную клеточку. Или о чёрном – в серую клеточку? Ладно, когда напьюсь, вот тогда и вспомню…».

– Эй, Сергеич! – позвали от дверей в хранилище. – Там Иван Иванович всех зовёт в свой кабинет, на заключительное совещание…

Ануфриев напоминал собой Северное море во время октябрьского антициклона: был бесконечно строг, спокоен и холоден.

– Я подробно переговорил с Москвой, – сообщил банкир. – Причём, по всем животрепещущим вопросам. Как вам известно, «Боинг» с южноамериканской делегацией пребывает в наш аэропорт завтра, в десять утра. Сообщаю самую свежую новость: с девяти ноль-ноль завтрашнего утра в городе вводится военное положение. Естественно, не во всём городе, а в овале, в который заключёны и аэропорт, и наш банк. Армейскими бронетранспортёрами будут перекрыты основные дорожные магистрали, временно остановлены все маршруты общественного транспорта, при патрулировании улиц будет задействовано три батальона ВДВ.

– Однако! – нервно присвистнул белобрысый капитан Василий. – Дела, как поётся в старинной строевой песне, разворачивались в марше…

– А вы, бойцы, что себе думали? – посуровел Ануфриев. – Мы тут шутки шутим? Дело находится под личным контролем самого, э-э-э…. Ну, вы, наверное, поняли меня? Ночевать будете на закрытом объекте Б/8 ФСБ, это совсем рядом с банком. Вот он знает, где это, – ткнул указательным пальцев в сторону Агафоныча. – Буква «Б» обозначает – «бытовой». То есть, на данном объекте имеются все условия для полноценного отдыха, включая финскую сауну, неплохую кухню и набор различных алкогольных напитков…. Однако, господа офицеры, попрошу не злоупотреблять! Завтра все должны прибыть в банк в восемь тридцать, без единой минуты опознания, готовые к труду и обороне, трезвые – как стёкла в Букингемском дворце…. Котов, можешь не радоваться, ты остаёшься в хранилище на ночное дежурство, подстрахуешь Карпина. Вопросы?

– А что с ячейкой 342-А? – спросил Ник. – Есть определённость?

– Хороший вопрос! Отвечаю…. Человек, которому поручено забрать содержимое этой ячейки, уже летит к нам. Будет в банке через пару-тройку часов…. А всех присутствующих я настоятельно прошу забыть об этом досадном инциденте. Понимаете? Забыть! Не было никакой банковской ячейки за номером 342-А. И человека по имени Томас Мур не было никогда…. От себя – по большому секрету – могу добавить, что Михаил Ходорковский уже арестован, а Борис Березовский объявлен в международный розыск. Продолжаю…. На объект Б/8 поедете на бронированной инкассаторской машине, она уже ждёт внизу. Ну, всех благ и спокойной ночи! Николай Сергеевич, задержись на минутку! А вы, морды служивые, без него не уезжайте…

Предчувствуя, что сейчас услышит очередную плохую новость, Ник машинально вытащил из мятой пачки сигарету.

– Не прикуривай, я тебе скажу пару слов и отпущу, – устало махнул рукой Иван Иванович. – Успеешь ещё сегодня накуриться. Выпьешь, а под чарочку-то курится – мама не горюй…. Ладно, слушай. Не появлялась твоя Мария в Новгороде!

– По адресу двоюродной тётки? – зачем-то уточнил Ник, чувствуя, как от пяток к сердцу начал подниматься ледяной холод. Кладбищенский такой, прощальный…

– Она вообще не доехала до Новгорода. До Новгорода Великого, как нынче принято выражаться…. Мои ребятки опросили проводницу вагона, в котором ехала Мария Владимировна. Тётка утверждает, что симпатичная и разговорчивая блондинка сошла примерно на полдороги. На какой станции? Проводница, к сожалению, точно не помнит. Так что, братец, сам понимаешь…. Думай теперь, размышляй, анализируй…. Для чего я тебе всё это рассказываю? Лучше – на мой вкус – мучится от определённости, чем от полной неизвестности…. Всё, иди, догоняй коллег-товарищей! И не забудь сегодня напиться. Хочешь – в стельку, хочешь – в зюзю…. Только, ради Бога, не буянь и не устраивай слюнявых истерик! Тебе ещё предстоит трое суток трудиться неустанно, на благо любимой Родины. В понедельник отоспишься на совесть, а со вторника уже и займешься – со всем пылом и усердием – личными непростыми делами. И я тебе помогу – чем смогу. Отпуск двухнедельный выпишу, к примеру. Деньжат подброшу…

Инкассаторская тяжёлая машина размеренно и важно двигалась по городским улицам. Офицеры спецслужб усердно развлекали друг друга пошлыми и бородатыми анекдотами, а Ник, вежливо подхихикивая, пытался хоть что-нибудь сделать с пустотой, царящей в голове. Вернее, с полным и окончательным вакуумом…. Не хотелось ни вспоминать о счастливом и безоблачном прошлом, ни рисовать в воспалённом воображении всякие и разные картинки – относительно будущей кровавой мести, ни…. Ничего не хотелось! Совершенно ничего! Даже – напиться до потери пульса…. Впрочем, выпить не помешало бы. Для начала, пусть и через силу, грамм сто пятьдесят. А дальше оно уже само по себе покатится, без рассуждений, сомнений и разрешений…

– Всё, господа хорошие, приехали! – через крохотное отверстие-форточку в задней стенке кабины объявил неприметный пожилой шофёр, с которым они так и не познакомились. – Доставил, как начальство и велело, к самому подъезду. Вылезайте, орлы!

Они, любезно пропуская друг друга вперёд, через узкую боковую дверцу выбрались на тротуар. Тут оно и началось…

– Всем лечь на асфальт! Руки за голову! Ноги раздвинуть в стороны! – из ближайшей арочной подворотни вынырнули три рослые фигуры в пятнистом камуфляже, с автоматами Калашникова наперевес. – Стреляем при малейшем неповиновении! Выполнять! Быстро!

Ник краем глаза заметил, как на грязный асфальт, пачкая шикарный деловой костюм и скорчив брезгливую физиономию, первым опустился майор Лёня и послушно сцепил на затылке ладони рук, выставив локти в стороны. Рядом с ним без промедлений пристроились Агафоныч и Василий. Агафоныч молча, а белобрысый капитан зло и безостановочно матерясь сквозь зубы.

А вот сам Ник не торопился выполнять строгие команды неизвестных «камуфляжников». Он чётко видел что это не галлюцинации, а самые обычные люди. Следовательно, его тонкая психика не считала их даже сколь-нибудь опасными. А раз так, то почему Нику надо было их бояться?

«Железная логика!», – одобрил отважный внутренний голос. – «Клоуны какие-то, не иначе. Ничего опасного…».

– Шофёра вытаскивайте из кабины! Быстрее! – велел подельникам самый высокий из нападавших типов и удивлённо уставился на Ника круглыми карими глазами (остальные детали его физиономии были надёжно скрыты стандартной чёрной шапочкой-маской): – А ты, сволочь штатская, почему стоишь? Глухой что ли? Лечь, кому я сказал!

– Пошёл на фиг, родной! – ласково и добродушно посоветовал Ник. – Целей будешь, дурачок малолетний…

– Что? – от неожиданности грозный «камуфляжник» подпустил в голосе откровенно-юношеского «петуха». – Пристрелю мерзкую гниду! Ложись, падла неторопливая! Больше повторять не буду…

– Из чего пристрелишь-то, родной? Из этого китайского пластика?

– Это совсем не пластик! – обиделся дылда, демонстративно щёлкая туда-сюда металлической планкой предохранителя. – Считаю до трёх и стреляю! Раз, два…

А вот товарищи дылды повели себя более чем странно: настороженно замерли возле инкассаторского автомобиля, даже и не пытаясь проникнуть в его кабину. Стояли и напряжённо ждали, что будет дальше, готовые в любую секунду задать стрекача.

Ник, печально вздохнув, отточенным пируэтом мгновенно сблизился с наглым здоровяком и, крутанув простенькую вертушку «а-ля Чак Норис», от души врезал толстой подошвой ботинка по грудной клетке противника. Верзила, со звоном выронив автомат на асфальт, тут же опустился на четвереньки и зашёлся в приступе громкого лающего кашля.

– Чего застыли соляными столбами?! – от души рявкнул Ник на двух других камуфляжных личностей. – Взяли своего приболевшего командира в охапку и ходу отсюда! Кому я сказал?! Ну?!

Грабители-неудачники не заставили просить себя дважды и, бормоча на ходу невнятные извинения, подхватили кашляющего здоровяка под мышки и уже через пару секунд скрылись всё в той же арочной подворотне, откуда недавно и появились.

Ник резко обернулся на шум, исходящий снизу.

– Фу, еле пистолет отобрал у Васьки-шалопая, – хрипло сообщил стоящий на коленях Агафоныч, демонстрируя стандартную «тэтэшку». – Так ему хотелось пальнуть в спину этим наглым ковбоям! Так хотелось…

– Всё инстинкт проклятый, мать его! – вставая на ноги, принялся оправдываться белобрысый капитан. – Точнее, рефлекс собаки Павлова в его насквозь армейской вариации. Видишь убегающего противника – и тут же указательный палец, зараза такая, непроизвольно, сам по себе, начинает искать спусковой курок…

– Смотрю, орлы, у вас опять всё нормально, – ехидно усмехнулся в полуоткрытое автомобильное окошко неприметный пожилой шофёр. – Тогда я поехал в гараж. Утром, как и договаривались, заскочу за вами. Спокойной ночи, господа хорошие! – машина завелась, тронулась с места и – размеренно и важно – уехала.

Майор Леня несуетливо нагнулся, подобрал автомат, оставленный сбежавшими грабителями и, внимательно осмотрев его, недоумённо покачал головой:

– Николай Сергеевич, а ведь ты ошибался! Никакого китайского пластика, по всем внешним признакам – самый обычный, металлический «калаш»…

– Про «металлический» я уже давно понял – по характерному звону, что раздался при падении данного предмета на асфальт, – невозмутимо откликнулся Ник. – Скорее всего, у всех автоматов, которыми были вооружены нападавшие «камуфляжники», сточены или рассверлены бойки ударных механизмов. Учебные пособия, надо полагать, не более того…

– Ну, ты, Сергеич, даёшь! Натуральный маг и чародей! – восторженно заявил Агафоныч. – А кто на нас нападал-то? Что ещё за мразь? Как мыслишь?

– Наверное, обыкновенная городская шпана допризывного возраста. Спёрли где-то учебные автоматы, годные только для разборки-сборки, да и отправились, понимаешь, на свободную охоту. Потрошить пьяных и беззащитных прохожих, то бишь. А тут, откуда не возьмись, подъезжает инкассаторская машина…. «Удача сама идёт к нам в руки!», – сгоряча решили глупые юнцы. Ошиблись, однако, салаги зелёные…

Секретный «фээсбэшный» объект Б\8 оказался маленькой уютной гостиницей, занимавшей двухэтажный флигель, пристроенный к торцу массивного зданию какого-то НИИ. Над единственной входной дверью висела скромная табличка с весьма доходчивым текстом – «Лаборатория по изучению мутационных болезней ядовитых змей».

– Отличенное название! – горячо одобрил капитан Василий. – Никто из настырных обывателей и близко не подойдет. Во-первых, «мутационные болезни». А, во-вторых, «ядовитые змеи»…. Просто блеск!

Агафоныч, приветливо подмигнув чёрному глазу видеокамеры, расположенной на высоте примерно трёх с половиной метров, набрал – на панели якобы обычного домофона – длинный цифровой код. Через полминуты тяжёлая, скорее всего бронированная дверь медленно приоткрылась.

Первый этаж «фээсбэшного гнёздышка» действительно напоминал заштатную и до тошноты занюханную научно-исследовательскую лабораторию: квадратный холл с обшарпанными и облезлыми стенами, стандартная металлическая вертушка на входе, сонный и помятый сторож пенсионного возраста, хлипкие колченогие стулья, давно немытый линолеум на неровном полу. Ну, и соответствующие предупреждающие плакаты здесь и там: «Осторожно, яды!», «Вход только по пропускам!», «Место охранника оборудовано тревожной кнопкой!».

А вот глаза у дедушки-охранника явно не соответствовали ерундовому лабораторному статусу: внимательные такие, умные, подозрительные и очень уж колючие…

– Мне уже позвонили по вашему поводу, – неприветливо известил старикан, обращаясь сугубо к Агафонычу. – Покажите, подполковник, вашим спутникам – где и что. Я уже распорядился насчёт сытного ужина, сауны и всего прочего…. Только попрошу вести себя культурно и прилично, безо всяких пьяных казусов и драчливых недоразумений. Потом лично проверю! Если выявлю и обнаружу что-либо гадкого и непозволительного, то сразу же звякну куда надо, – многозначительно ткнул указательным пальцем в давно некрашеный потолок.

– Степан Петрович, он у нас кадр суперзаслуженный, – поднимаясь по крутой и длинной лестнице, едва слышно шёптал Агафоныч. – В таком высоком звании вышел в отставку, что и вымолвить страшно…

На втором этаже флигеля всё было по высшему разряду: очень просторный общий холл-столовая с нехилым домашним кинотеатром на центральной стене и чёрным роялем в углу, четыре спальных номера, финская сауна, отличный тренажёрный зал.

– Сауна уже нагрелась до ста десяти градусов, ужин подадим минут через тридцать-сорок, пиво сами берите в холодильнике, – из-за приоткрытой двери, на которой была закреплена табличка «Хозяйственный блок», известил приятный женский голосок. – Ещё мы несколько берёзовых веников замочили в кипятке. Тазики стоят в предбаннике…. Считается, что в финской сауне веники не нужны. Мол, не полагаются по определению…. А нашим гостям нравится с вениками. Так что, учитывайте…

– Как пахнет здорово! Полный и окончательный отпад! – жадно задёргал крыльями носа майор Лёня. – Неужели, настоящий шашлык по-карски? Из седла молодого барашка? У меня аж слюнки потекли! И голос – такой аппетитный и завлекательный….

– Отставить пустые разговоры! – с нотками законной гордости хмыкнул Агафоныч. – Расходимся по одноместным номерам, раздеваемся, облачаемся в банные халаты и дружной толпой следуем в сауну…. Это приказ, бойцы! Начальство строго велело – отдохнуть качественно! Чтобы завтра впахивать с удвоенной энергией…

Войдя в отведённое ему помещение, Ник – по многолетней привычке – внимательно огляделся по сторонам.

«Уютно и мило. Не хуже, чем в пятизвёздочном европейском отеле!», – доложил внутренний голос. – «Только вот, наблюдается одна заметная нестыковочка. Прямо-таки, бросается в глаза…. Номер считается одноместным, но почему-то оснащён широкой двуспальной кроватью под шёлковым балдахином…. Ты, братец, главное, делай что-нибудь! Двигайся, общайся с народом, трави пошлые анекдоты, пей водку и прочий алкоголь…. Не стоит сейчас оставаться наедине со своими невесёлыми мыслями. Не стоит, честное слово…».

Он быстро разделся и, прихватив с собой безразмерный банный халат и стандартное махровое полотенце, отправился в жаркую сауну. Сидел там, потел, отчаянно хлестался распаренным – на совесть – берёзовым веником, потом отдыхал в предбаннике, попивал пивко, дежурно и вяло улыбаясь, обменивался шутками с коллегами, снова шёл в сауну, потел, отчаянно хлестался берёзовым веником…

После сауны состоялся ужин – с разнообразными холодными и горячими закусками и обилием различных спиртных напитков. Виски, джин, текила, ром, водка, классические коктейли – «Кровавая Мэри[16]» и «Северное сияние[17]». Снова – виски с текилой…

Голова Ника постепенно заполнялась глупыми и беззаботными мыслями, а вот сердце по-прежнему было сковано холодными арктическими льдами.

«Ничего, братец, прорвёмся!», – расслабленно нашептывал пьяненький внутренний голос. – «И это пройдёт, как учил нас мудрый и авторитетный царь Соломон…. При этом, правда, у легендарного царя было порядка пятниста молодых и симпатичных наложниц, не считая обычных жён. Причём, все эти особи женского пола неустанно охранялись бдительными евнухами. Да, Соломону-то было не в пример легче…. Зато в этой славной гостинице полностью отсутствуют гадкие фантомы и злобные галлюцинации! И визуальные, и слуховые! Следовательно, все персоны, окружающие нас с тобой, люди, безусловно, честные, благородные и добросердечные. Сотрудники спецслужб – добросердечные и благородные люди? Ха-ха-ха! Очень весёлая и смешная шутка…».

Потом молоденькие и симпатичные сотрудницы (официантки, горничные, массажистки, далее по списку?) объекта Б/8 подали шашлыки по-карски и запечённую на гриле речную форель. Ник на девиц старался не смотреть, даже не знал, сколько их было. Две, три, четыре? Какое это имело значение? В настоящий жизненный момент все особы женского пола ему были глубоко несимпатичны и неприятны. Все – без единого исключения! Без единого? Ну-ну…

«Может, дружок, хватит придуриваться и манерничать?!», – искренне возмутился пьяный в хлам, а потому и полностью бесхитростный, внутренний голос. – «Край правого глаза уже давно высмотрел, что барышень именно четыре штуки – по числу постояльцев. Как тебе вон та, рыженькая и длинноногая? По мне, так очень даже пикантная штучка. Очень даже! Ей, конечно же, далеко до нашей несравненной Матильды Владимировны. Конечно, далеко! Но тоже – очень даже ничего…. Начальство, опять же, строго и однозначно велело, мол, надо отдохнуть качественно, без дураков…».

В конце концов, обнаглевший до неприличия голос был послан – в очень грубой форме – далеко и надолго, обиделся, замолчал и спрятался – где-то в самых глубинных недрах Души…

«Фээсбэшные» барышни, впрочем, оказались очень хорошо обученными и чувствовали настроение потенциального клиента, что называется, с первого взгляда-вздоха. Две из них, хихикая многообещающе и в меру развратно, уселись на колени к Агафонычу и майору Лени, а две, печально – видимо, для приличия – повздыхав, через некоторое время скрылись за широкой дверью «Хозяйственного блока».

– Вздыхали потому, что остались без дополнительных премиальных, – насмешливым шёпотом предположил капитан Вася, неожиданно оказавшийся приверженцем крепких моральных устоев.

Вскоре предсказуемо начались медленные танцы-обжиманцы.

– А я очень хорошо танцую танго! – неожиданно объявил Агафоныч, не выпуская партнёршу из крепких объятий. – А ты, милашка?

– Всё, что угодно! – коротко и ёмко ответила рыженькая деваха, так приглянувшаяся пьяному внутреннему голосу Ника. – Танго, так танго. Как скажете, мон шер! Как скажете…

– Николай Сергеевич, будь другом! – вежливо попросил подполковник, кивая головой в сторону навороченного японского музыкального центра. – Поставь нам с наядой соответствующий музон. Там имеется кнопочка – «каталог». Позволяет искать новую музыку, не выключая старой…. По-английски, естественно, написан тот перечень. Разберёшь?

– Разберу! – пообещал Ник.

Он поднялся со своего места, подошёл, слегка пошатываясь, к музыкальному центру, нажал на кнопку «Стоп» и объявил, предупреждая возмущённые и недовольные вопли:

– Господа и дамы! Я вам сейчас танго – сбацаю на рояле. Ну, и спою, как смогу…. Надеюсь, вы не будете против? Музыка и слова собственные, придуманные час назад, во время посещения финской сауны…. Танго? Пожалуй. В том смысле, что танго можно танцевать практически под любую медленную и печальную музыку, рвущую Душу напополам…. Тут всё зависит от внутреннего мира партнёров, от их душевного настроя. От понимания того непреложного факта, что наша с вами жизнь – ужасно коротка и полна немыслимых скорбей…

Возражений, как и предполагалось, не последовало. Ник медленно прошёл к роялю, уселся на белый крутящийся стульчик, попробовал правой ногой ход латунной педали и, проиграв короткое вступление, запел – с чувством и своевременными смысловыми паузами:

Вновь – навалилась осень. Гуляют дожди – по проспекту.

Капли стучаться в стёкла – таинственной – чередой…

И, опавшие листья, унесённые ветром,

К нам возвратятся снежинками – ранней – зимой…

И, опавшие листья, унесённые ветром,

К нам возвратятся снежинками – ранней – зимой…

Вновь – навалилась осень. Сердце – в дождях – утонуло.

Нет у меня больше сердца, как в камине – огня…

Вера моя – пошатнулась, надежда – опять – обманула.

Любовь? Не смешите, любезные! Не смешите – меня…

Вера моя – пошатнулась, надежда – опять – обманула.

Любовь? Не смешите, любезные! Не смешите – меня…

Старый мобильник – умер. Что был так звонок – когда-то.

Пиво – уже не помощник, водочка – на столе…

И электронные письма – не доходят – до адресата,

Налету – умирая, тая – в полночной мгле…

И электронные письма – не доходят – до адресата,

Налету – умирая, тая – в полночной мгле…

И я уехал – к югу. В дальний и южный – город.

Где – белоснежные пляжи, да – зелёный прибой….

Где я – когда-то – был счастлив, где я – когда-то – был молод,

Где – под пыльными пальмами – мы целовались с тобой…

Где я – когда-то – был счастлив, где я – когда-то – был молод,

Где – под пыльными пальмами – мы целовались с тобой…

Древнее, древнее кладбище – за низким забором пляжа,

Низкий могильный холмик – тот, что в цветах – всегда…

Розы и незабудки, и хризантемы – даже,

А по лицу – так пошло – снова течёт вода…

Розы и незабудки, и хризантемы – даже,

А по лицу – так пошло – снова течёт вода…

Нет, не могу я – где море – так беззаботно сине,

Там, где старинное кладбище – тихо дремлет – во мгле…

Милая русская осень, добрая и чуть – дождливая…

Я уже возвращаюсь! Я – возвращаюсь – к тебе…

Милая русская осень, добрая и чуть – дождливая…

Я уже возвращаюсь! Я – возвращаюсь – к тебе…

Ник самозабвенно пел, а его внутренний голос – временами мудрый и отходчивый – надоедливо продолжал излагать свои нравоучительные сентенции: – «Что-то, братец, ты совсем захандрил. А ведь раньше слыл – среди друзей, родственников и знакомых – неисправимым и записным оптимистом…. Не рано ли прощаешься со своей Любовью? Веришь всяким и разным – скользким прохиндеям и сумасшедшим ублюдкам…. А чему нас учил в своих бессмертных произведениях великий Джек Лондон? «Человек непобеждён, пока его не победили!». Ну, кто там нас победил? Кто – конкретно? В том-то всё и дело, что таковых персон пока не имеется в наличии…. Не имеется! Следовательно – что? А то, что мы ещё непременно повоюем! То бишь, поборемся – до конца…».

Бурные аплодисменты, текила, шашлык по-карски, незабываемый коктейль «Смерть старого пирата[18]», форель, запечённая на гриле, сухое красное вино….

Через некоторое время Ник, прихватив с собой на две трети опустевшую бутыль виски и неразборчиво извинившись перед собутыльниками, отправился спать. Слегка пошатываясь, добрёл до своего номера, вошёл, захлопнул за собой дверь, упал на двуспальную кровать под шёлковым балдахином и, закрыв глаза, почувствовал, как медленно и неотвратимо погружается в тёмный омут…

Ему приснился гадкий и страшный сон: Мария и Олег Быстров поочерёдно, сменяя друг друга, жадно, со всхлипами, пьют кровь, хлещущую из сонной артерии молоденькой светловолосой девушки, а потом, небрежно обтерев губы, долго и разнузданно совокупляются…

Неимоверным усилием воли заставив себя проснуться, Ник сел на постели, c силой потряс головой, в темноте нашарил бутылку с виски, стоявшую на полу, жадно припал губами к горлышку и, давясь и обливаясь, допил благородный ячменный напиток до последней капли. После чего небрежно отбросил пустую бутыль в сторону, откинулся на матрас и…увидел перед собой лучистые глаза Анхелины Томпсон.

«Голубые, ясные, задумчивые, огромные, печальные…», – машинально принялся перечислять ошалевший внутренний голос. – « До чего же печальные, Боги мои! До чего же – печальные…».

Девушка выглядела точно так же, как и при их последней встрече в районном отделении милиции, где правил бал подполковник Старко Сергей Андреевич: светловолосая, высокая, очень стройная, длинная юбка по щиколотку, белая блузка с пышным кружевным воротником, приталённый тёмно-синий жакет, отороченный кремово-рыжим мехом. Отсутствовала только крохотная шляпка с тёмной вуалью.

– Как я рад видеть вас, Анхелина! – обрадовался Ник. – Знаете, вам так гораздо лучше – без этой дурацкой вуали…. Извините!

– Ничего, я и сама знаю про это, – мило и загадочно улыбнулась девушка. – Здравствуйте, благородный Ник! Я тоже рада нашей встрече.

– Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! А что это за чудесный и неземной аромат? Полевое разнотравье с лёгкой, чуть заметной горчинкой полыни, свежесть родниковой воды…. Или же – дождевой? Это что же, это…. Неужели, степь?

– Да, Николай, вы угадали. Или же просто знали – на уровне подсознания? Впрочем, неважно…. Мы сейчас, действительно, находимся в дикой южной степи. В первозданной рассветной дикой степи, где совсем недавно прошёл живительный дождь…. Хотя, свежесть «родниковой воды» – это временно. Чувствуете, как пышет в лицо горячим и спёртым воздухом? Скоро, очень скоро навалится зной – беспощадный, злой, жестокий, не ведающий жалости ко всему живому…. Ладно, оставим всевозможные природные и погодные явления в покое. Я хочу, Ник, дать вам маленькую, совсем крохотную подсказку. Вернее, пищу для неторопливых размышлений и несуетливых раздумий…. Вы как, не против? Очень хорошо! Тогда пройдёмте вон к тому высокому обрыву, полюбуемся на одно очень увлекательное и поучительное действо. Вот вам мощная подзорная труба, чтобы рассмотреть всё происходящее в мельчайших подробностях…

– А вы?

– Что – я?

– Подзорная труба-то одна…

– Ах, это! – неожиданно развеселилась девушка. – Я, мой милый и благородный Ник, не нуждаюсь в мощных оптических приборах. Как, впрочем, и во всех других…. Я, вообще, ни в чём не нуждаюсь. По определению…

Лето, знойное и беспощадное лето. Белёсое бездонное небо над головой, а в небе кружит бесконечная стая иссиня-чёрных ворон, знойный ветер невежливо и надоедливо царапает лицо. И это – только рассвет…. Что же будет дальше?

Два войска – стройными рядами – напряжённо замерли друг напротив друга: обнажённые мечи и сабли, длинные и короткие копья, луки, кольчуги, остроконечные шлемы, нестерпимо блестящие на солнце, разноцветные знамёна, вольготно развевающиеся на ветру.

Два всадника, почти одновременно отделившись от противостоящих воинских рядов, неторопливо и размеренно скачут навстречу друг другу, останавливаются, съехавшись посредине свободного пространства. Оба высокие и широкоплечие, в самом рассвете сил. Один – типичный представитель монголоидной расы, в жилах второго течёт весёлая турецкая кровь.

Турок презрительно и надменно смотрит на знамя, искусно закрепленное за спиной монгола: на тёмно-синем фоне изображён золотой крылатый дракон, изрыгающий нежно-алое пламя.

– Какая наглость, Тимур, думать, будто тебе одному принадлежит весь это прекрасный мир! – брезгливо кривится турок, невежливо тыча толстым указательным пальцем – с массивным золотым перстнем, в оправу которого вставлен огромный, красно-малиновый грубо огранённый рубин – в направлении дракона.

Монгол, многозначительно кивая головой в сторону турецких знамён, невозмутимо отвечает:

– Ещё большая наглость – думать, что тебе принадлежит Луна…

А потом была битва…

Нет, если внимательно проанализировать всё увиденное, то «битва» – весьма слабое, неверное и недостаточно точное определение для этого великого и, однозначно, неординарного События.

Сеча…. Кровавая и Безжалостная Сеча…. Рубка, Вакханалия, Бойня, Адская Преисподняя….

Беспрестанно звенели клинки, встречаясь с булатом других клинков. С глухим хрустом ломались толстые древки копий, пробивающих насквозь тела ненавистных врагов. Тоненько, словно бы жалуясь на что-то вопиюще несправедливое, свистели стрелы, жадно впиваясь в лица противников (стрела – прямо в глаз – обычное дело!), искажённые гримасами лютой ненависти и безграничной злобы. С громким треском лопались прочные стальные кольчуги, разлетаясь на тысячи крохотных полуколец. Кровь, крики, стоны, боль, запах неотвратимо приближающейся смерти….

Тоскливо и бесконечно горестно ржали – о своих сломанных стройных ногах – умирающие лошади. Утробно и страшно ревели раненые верблюды, из чьих горбов, насквозь пробитых десятками стрел и дротиков, хлестали целые фонтаны хрустально-чистой воды. С десяток неуклюжих громадных слонов, на спинах которых восседали невозмутимые желтолицые воины, проследовали куда-то, задумчиво покачивая серыми гигантскими ушами и сметая всё и вся на своём пути…

Кровь, стоны, пикирующая воронья стая, вой, вопли, предсмертные молитвы и причитания, кровь….

В какой-то момент сражения монгольские воины на правом фланге, не выдержав натиска мусульман, дрогнули и обратились в постыдное бегство. Лёгкая турецкая кавалерия, отчаянно и кровожадно визжа, неудержимо устремилась вперёд, настырно преследуя беспорядочно отступавшего противника.

И, вдруг, случилось нечто, чему и однозначного имени нет – на языке человеческом. Неожиданно – прямо из воздуха – возник огромный (как двадцать слонов, вместе взятых), златогривый Дракон, дунул ярко-оранжевым огнём-пламенем, который, впрочем, не причинил наступавшим какого-либо видимого вреда. Но турецкая конница, деморализованная этим событием (чудом, казусом, видением?), сразу же отхлынула на старые рубежи. Подошли свежие монгольские резервы, битва разгорелась с новой безудержной силой…

И только когда сонно-усталое солнце зависло-задремало над далёкой и призрачной линией горизонта, тёмные знамёна, украшенные серебряными полумесяцами, поникли, а потом беспорядочно упали на землю и были безжалостно втоптаны в грязь десятками тысяч лошадиных копыт. Со стороны, где размещались обозы разгромленной турецкой армии, раздались приглушённо-жалобные вопли насилуемых женщин…

Спектакль подошёл к своему логическому финалу, придуманному неизвестным и дальновидным Драматургом.

Медленно заходящее за далёкий горизонт багрово-красное, неправдоподобно большое и тяжёлое солнце, наглые иссиня-чёрные вороны, беспардонно кружащиеся над беззащитными трупами, нестерпимо-терпкий запах свернувшейся крови, тёмно-синие знамёна, украшенные золотыми крылатыми драконами, гордо реющие на ветру…

Неожиданно картинка пропала, словно бы Некто закрыл невидимой морщинистой ладонью окуляр подзорной трубы. Ник, бережно запихав бесполезную оптику во внутренний карман камзола (старинного и очень красивого камзола, сверх всякой меры расшитого серебряными и золотыми нитями), окинул широкую горную долину, располагавшуюся прямо под ним, невооружённым взглядом.

Тёмно-жёлтые песчаные барханы, редкие светло-зёлёные островки травы и кустарника, тоненькие нежно-голубые нити речек и ручьёв. Полное и безысходное безлюдье, ни малейших следов недавней кровавой Битвы, Сечи, Бойни, Вакханалии…

– Мы с вами просто заглянули в далёкое прошлое нашей весьма неоднозначной Планеты, – доходчиво пояснила Анхелина Томпсон. – Кажется, в пятнадцатый век, если я не ошибаюсь…. Вы, благородный и отважный Ник, конечно же, узнали двух главных героев этого знаменитого сражения, многократно и красочно описанного в толстых монографиях и фолиантах?

– Один из них, несомненно, Хромой Тимур, он же – Железный Хромец, знаменитый среднеазиатский полководец четырнадцатого-пятнадцатого веков. А вот, кто второй, честное слово, не знаю! Только одно не подлежит сомнению – он природный турок.

– Это был Баязид Молниеносный, легендарный турецкий эмир, личность достаточно известная. Впрочем, это сейчас неважно…. Нас интересует только фигура Аксак-Тимура, или Тамерлана – как его называли многочисленные враги. Вы заметили амулет, из которого «выскочил» «Дракон»? Вернее, фантом дракона, не более того…. Не заметили? Ай-яй-яй! Ладно, не грустите, мой легкомысленный рейнджер! Достаньте-ка из кармана подзорную трубу…. Нет, не так! Переверните, и загляните в её «большой глаз»…. Что видите?

– Две узкие трубочки на короткой серебряной цепочке, – после короткой паузы оповестил Ник. – А сама цепочка небрежно переброшена через толстую шею вашего достославного Тамерлана…

– Это знаменитый талисман Цо-Могул. Великий Аксак-Тимур в 1398 году взял штурмом легендарный индийский город Дели, где успешно разграбил дворец местного султана – прямого потомка династии Тоглукидов – в сокровищнице которого и хранился волшебный Цо-Могул. Обладатель этого талисмана, согласно древней легенде, в течение десяти лет являлся непобедимым воином и не мог проиграть ни одного сражения…. Что ещё видите, благородный Ник? Поделитесь, не жадничайте!

– Одна трубка ярко-жёлтая, идеально-гладкая, возможно, что и золотая. Вторая – серебристо-тусклая, покрытая незнакомыми, едва видимыми письменами…. Допустим, платиновая. Ерунда какая-то….

– Не торопитесь со скоропалительными выводами! – очень серьёзно посоветовала девушка. – Для начала подождём, что будет дальше…. Внимательно смотрите! Смотрите – и рассказывайте!

– Руки, туго затянутые в перчатки грубо-выделанной, грязно-бордовой кожи, усыпанной тусклыми бронзовыми заклёпками, уверенно стаскивают серебряную цепочку с жилистой шеи, неторопливо снимают с цепочки – одну за другой – трубки…. Вот, эти трубки – с громким щелчком – соединяются в единое и неразделимое целое. Рука в кожаной перчатке резко вытягивается – градусов под шестьдесят-семьдесят по отношению к линии горизонта. Хриплый и чуть язвительный голос что-то шепеляво нашептывает на неизвестном языке. С кончика талисмана в безоблачное небо срывается тонкий, но очень яркий – светло-голубой луч. Где-то вдали появляется жёлто-золотистый силуэт огнедышащего дракона (Дракона?)…. Всё закончилось, опять в окуляре – лишь сплошная и мёртвая чернота…

– Вот так и работает легендарный Цо-Могул…. Над чем так задумались, благородный Ник? Судя по характерному выражению глаз, вам смертельно хочется курить…. Правда, очень странное выражение – «смертельно хочется»? Закуривайте, закуривайте! Здесь – можно…. Сигареты? Поищите в правом кармане вашего – безумно модного – камзола. Там же, как мне подсказывают некоторые мяукающие личности, находится и вполне приличная зажигалка…

Минуты через две-три, отбросив в сторону короткий окурок, уже обжигающий пальцы, Ник спросил:

– Милая Анхелина, а зачем вы мне показали всё это? Ну, Тамерлана, Баязида Молниеносного? Верблюдов – с хрустально-чистыми фонтами воды, хлещущими во все стороны из их горбов? Типа, пробитых десятками вражеских стрел и дротиков? Зачем?

– Дело, собственно, и не в них. Не (ни?) в горбах верблюдов…

– А в чём тогда?

– Лишь в фантоме Дракона…. Если бы доверчивые турки знали, что он им совершенно не опасен, то они, непременно, продолжили бы своё победоносное наступление. Продолжили бы – со всеми вытекающими…. Тогда и сама Битва закончилась бы совсем по-другому. Да и вся История Человечества, наверняка, претерпела бы колоссальные изменения…. Всегда (повторяю – всегда!) надо стремиться к чёткому пониманию – что (или кто?) находится перед тобой. Дракон? Обманный фантом дракона? Настоящий и всесильный Дракон, претворяющийся безобидным фантомом крошечного и лживого дракончика?

Разбудил Ника зычный, хорошо поставленный голос, произнесший заветную фразу, оказывающую магическое воздействие на всех лиц мужского пола, служивших когда-либо в армейских рядах:

– Рота, подъём! Тревога! Подъём! Тревога!

Он мгновенно вскочил на ноги, и заполошно зашарив руками по прикроватной тумбочке, ища одежду, которую надлежало – в соответствии с отданными командами – максимально быстро напялить на себя. Сообразив, во-первых, что и так одет, а, во-вторых, что находится не в армейской казарме, а в комфортабельной ведомственной гостинице, Ник вопрошающе уставился на коварного шутника.

– Молодец, служивый! Всё понимаешь правильно! – скупо улыбнулся давешний пенсионер-охранник и, грозно нахмурившись, озвучил новую порцию чётких команд: – На водные процедуры и приём пищи отводится двадцать минут! Машина никого ждать не будет! Опоздавшие идут под трибунал! Алкоголь категорически запрещён! Уличённые в его употреблении расстреливаются на месте! Вопросы?

– Может, разрешите бокал пивка? Всего один? Маленький? Светлого и лёгкого? – на всякий случай спросил Ник и откровенно льстиво добавил: – Товарищ генерал…

– Обойдёшься, милок! – старик аккуратно поставил на журнальный столик гранёный стакан, наполненный до краёв светло-оранжевой жидкостью, и посоветовал: – Выпей вот зарубежной микстуры. Эх, хороша! Головную боль и сухость во рту снимает – как рукой – за полторы минуты. Рекомендую! Проверял на себе, без дураков. А ещё на коробке было написано, мол: – «Обогащено витамином С»…. Апельсинчиком пахнет немного. Не отравишься, чай…

Чуть смущённо поглядывая друг на друга, они загрузились в уже знакомую инкассаторскую машину.

– Как оно, бойцы? В смысле, орлы? Все живы и здоровы? – ехидно поинтересовался через крохотное отверстие-форточку неприметный пожилой шофёр. – Ну, и молодцы! Тогда поехали! Велено вам передать, чтобы по приезду сразу же следовали в кабинет к Хозяину. То есть, к Ивану Ивановичу, нашему всеобщему благодетелю…

Пока неуклюжий автомобиль следовал-перекатывался по неровным и извилистым городским улицам, голову Ника посетила тревожно-актуальная мысль. Точнее, сразу несколько – насквозь неприятно-деловых мыслей: – «А как же быть с графиком несения дежурства? Предполагается, что в банковском хранилище (да и во всём банке в целом) я буду находиться – с позднего вечера пятницы по раннее утро понедельника – в полном и беспросветном одиночестве. Очень мило и, как говорится в таких случаях: – «Спасибо за оказанное доверие, дорогие и драгоценные господа и товарищи!»…. А как же сон, интересное дело? Двое с половиной суток обходиться без него, родимого? Нереально, честно говоря…. Изредка делать часовые (двухчасовые?) перерывы на приём сонных процедур? И, тем самым, оставлять на это время банк и все ценности, хранящиеся в нём, без всяческого надзора? Нет, так тоже не годится…. Может, у Ивана Ивановича есть специальные хитрые таблетки, вызывающие тотальную бессонницу? Только на это и остаётся надеяться. В плане, уповать…».

Всё решилось гораздо проще. Впрочем, как хорошо известно всем мыслящим людям, термин «проще» – с философской точки – вещь изначально обманчивая и коварная. Недаром же существует гениальная народная поговорка-присказка: – «Простота – хуже воровства»? Ох, недаром…. Иногда это «проще» так всё меняет и запутывает, только держись! В смысле, суетливо и неустанно напрягай многострадальные мозги, переваривая это дурацкое – «проще»…

Крепко пожав всем прибывшим соратникам-сотрудникам руки и внимательно заглянув каждому в глаза, Ануфриев мельком взглянул на циферблат наручных часов и объявил:

– Вижу, что все хорошо отдохнули и отменно выспались! Даже на работу прибыли на пятнадцать минут раньше назначенного срока…. Значит, полностью готовы – к плодотворному труду и вдумчивой обороне? Орлы вы у меня! Коршуны степные! Тогда, пернатые вы мои, все разлетелись – согласно разработанному плану – по рабочим точкам. Разлетелись-разбежались и старательно готовимся к прибытию ценного груза и дорогих южноамериканских господ…. А ты, Николай Сергеевич, шагай в свой кабинет и знакомься с напарницей.

– С какой ещё напарницей? – опешил Ник. – Кто она такая? Откуда взялась? Зачем? Почему? Мы с вами не обговаривали такого варианта…

– Я тоже много чего и много с кем не обговаривал! – неожиданно разозлился банкир. – Но позвонили и всё объяснили. Хорошо так объяснили, чётко, ёмко и доходчиво. Доходчивей не бывает…. Откуда она, спрашиваешь, взялась? Из Москвы белокаменной, конечно! Откуда же ещё? Дорогая моя столица, золотая моя – Москва…. Зачем? А как ты думаешь обходиться без сна двое с половиной суток? На хитрых таблетка, которых у меня нет? Вот, то-то же…. И, вообще, иди к себе и знакомься! Напарница у тебя девушка шустрая, говорливая и общительная, в миг всё тебе объяснит…. А ещё при ней генерал имеется. Настоящий такой, патентованный. Б-р-р!…. Иди уже, гусар недоделанный, не отсвечивай здесь!

Ник уже подходил к лестнице, когда сзади позвали:

– Николай Сергеевич, подожди! – через полминуты его догнал белобрысый капитан Василий и, неожиданно покраснев, сообщил: – И я с тобой! Понимаешь, с одной знакомой барышней надо поздороваться. Практически, с невестой…

Рядом с дверью нужного кабинета обнаружилась невысокая и худенькая девица: с небрежно растрёпанной копной чёрных жёстких волос на голове, держащая в одной руке жестяную банку с краской, а в другой – видавшую виды кисточку. Девушка, которой с ходу, ориентируясь на некоторые особенности угловатой фигуры и мальчишеский затылок, можно было дать лет двадцать пять – двадцать шесть, одетая в потёртые голубые джинсы и клетчатую, красно-синюю рубашку-ковбойку, как раз завершала выводить на светло-зелёной двери кабинета крупные, ярко-красные буквы – «STOP, СПИД (AIDS)!!!».

«Первый глюк за утро?», – засомневался Ник. – «Иначе, как прикажете понимать эту насквозь идиотическую надпись? В прочем, белобрысый «грушник» только что гнусно и радостно хмыкнул. Следовательно, он тоже видит это форменное и нестандартное безобразие? Тогда, что здесь происходит, чёрт меня побери?».

– Милена! – радостно воскликнул капитан (в недалёком, уже прилично подзабытым прошлом – беззаботный шофёр занюханного милицейского УАЗика), и нежно, чуть слышно выдохнул: – Привет….

– Васенька, любимый! – развернувшись на сто восемьдесят градусов, восторженно и очень сексуально завизжала неизвестная барышня и, мельком взглянув на вновьприбывших, строго велела: – Николай Сергеевич, отвернитесь, пожалуйста! Будьте уж так любезны!

Ник, грязно и отчаянно матерясь про себя, отвернулся к свежевыкрашенной стене.

«Целуются, бесстыдники!», – неодобрительно высказался целомудренный внутренний голос. – «Причём, судя по характерным звукам, взасос.… Да, похоже, везде – куда нынче не плюнь – эти любовные штучки, обманные и внешне искренние …. Купидонов ласковых развелось! Мать их! Вот, значит, ради кого наш Васятка вчера отказался от ласк халявных, пусть и «фээсбэшных», прелестниц…».

Через некоторое время сзади установилась зыбкая тишина и звонкий, слегка запыхавшийся женский голосок разрешил:

– Оборачивайтесь, Николай Сергеевич! Оборачивайтесь! Уже можно. И, даже, нужно…

Ник покладисто выполнил команду: белобрысого Василия и след простыл, а черноволосая девица, как ни в чём и не бывало, старательно обводила издевательское объявление прямоугольной красной рамочкой и дотошно украшала буковки неоднозначного текста – симпатичными и заковыристыми завитушками.

– Меня зовут – Милена. Отчество и фамилию, извините, озвучивать не имею права, – не оборачиваясь, известила наглая дамочка. – Назначена к вам, Нестеров Николай Сергеевич, в напарники. То есть, в напарницы…. Кем конкретно назначена? Со временем, может быть, узнаете. А, может, и нет…. Хотя, и сейчас можете – запросто – догадаться. Это нехитрое действо не требует сверхъестественных умственных способностей…. Откуда я знаю вашу приметную личность? Листала – намедни – толстое личное дело, то бишь, ваше секретное досье, внимательно рассматривала цветные и чёрно-белые фотографии…. Молчите и хмуритесь? Наверное, сердитесь на меня, отвязанную и беспринципную стервочку? К примеру, за безнадёжно испорченную дверь? Напрасно, милостивый государь…. Честное слово, напрасно! Эта краска смывается самой обыкновенной водой – с добавлением капли нашатырного спирта. Уже в понедельник-вторник всё сотрёте без особых проблем. Или, к примеру, поручите льстивым и подобострастным подчинённым…. Всё ещё молчите? Демонстрируете недюжинную выдержку и потрясающее хладнокровие? Тоже – дело! Сама надпись? То есть, её содержание? Сегодня в банке господина Ануфриева будет шариться (бегать, прыгать, заглядывать во все двери – якобы, случайно) целая куча самого разнообразного народа. Будут (чёрной лесной гадюкой буду!) постоянно путать кабинеты, ломиться во все двери подряд. Короче говоря, нещадно беспокоить и мешать – плодотворно работать…. Оно нам с вами надо? А данная – вполне, на мой девичий взгляд, невинная надпись, как показывает многолетняя практика – распугивает в разные стороны всех зевак, оболтусов и бездельников даже лучше, чем классическая страшилка – «Осторожно, мины!». Проверенно многократно! Чёрной лесной гадюкой буду…

Понимая, что Ануфриев полностью прав, и эта черноволосая особа женского пола говорлива сверх всякой меры, Ник решил перехватить инициативу. Солидно и длинно откашлявшись в кулак, он предложил:

– Может, милая амазонка, нам стоит перейти на «ты»? А по этому вескому поводу, как и полагается между приличными и интеллигентными людьми, выпить на брудершафт? Можно и просто выпить, только чокнувшись, без жарких и затяжных поцелуев…. Как вам, милейшая Милена, такое невинное предложение? То бишь, скучнейшая и хрупкая перспектива?

Фокус удался на славу: самоуверенная барышня, сразу же позабыв о краске с кисточкой, обернулась и, заметно округлив глаза, удивлённо и непонимающе уставилась на Ника.

«Маленький и аккуратный нос, скупо покрытый светло-рыжими веснушками, чувственный рот, узкие скулы – с половинчатым монгольским подтекстом», – отметил наблюдательный внутренний голос. – «Симпатичная такая сударыня. В общем и целом, если не придираться по пустяковым мелочам и мелочным пустякам…. Только ещё, очевидно, и очень скандальная при этом. Отвязанная стервочка такая, как сама в том и призналась-повинилась…. И лет ей будет уже чуть за тридцать, чуть заметные морщинки у крыльев носа и у краешков губ выдают истинный возраст…».

– Твоё заманчивое предложение, Николай, принимается! – торжественно объявила черноволосая симпатяшка. – Рада нашему знакомству! Пошли в твой кабинет, боевой товарищ и брат…. Давай, открывай дверь. Не видишь, что у меня руки заняты всякой хренью? А с выпивкой нам надо поторопиться: не дай Бог, генерал-гнида – с минуты на минуту – объявится. Если застукает, то скандал закатит грандиозный, тварь лысая и скользкая. Настучит – по всем инстанциям сразу, включая Президента США, английскую королеву и Совет Безопасности ООН…

Войдя в собственный кабинет, Ник предусмотрительно запер дверь на задвижку и уверенно прошёл к мини-бару, вмонтированному в боковую поверхность письменного стола.

Здесь его ждал неожиданный и полный облом: дверца мини-бара не желала открываться, очевидно, кто-то очень умный и прозорливый заранее сменил цифровой (четырёхзначный) код замка.

– Вот же, злые и коварные суки! – от души возмутился Ник. – Никакой тебе свободы и демократии! Где же она? Обещанная вседозволенность и полная, ничем не ограниченная свобода – в частной жизни? Где, я вас спрашиваю, дамы и господа?! Для чего же тогда, на заре девяностых годов, мы приводили к власти Ельцына-раздолбая? Для чего?

– Сюда ваш Ануфриев заходил недавно. Славный такой, офигительно умопомрачительный и импозантный…. Посмотрел – строго так, мудро и взвешенно. Словно – Римский Папа. Пощёлкал какими-то кнопками, насмешливо подмигнул и ушёл, – непринуждённо нажаловалась Милена, после чего язвительно и ехидно усмехнулась: – Только я-то – сеньорита крайне предусмотрительная! И, кроме того, исключительно запасливая. Не говоря уже о том, что на удивленье умная, на редкость симпатичная и безумно сексапильная….

Девушка, заговорщицки подмигнув, достала из внутреннего кармана видавшей виды джинсовой куртки, висящей на спинке стула, плоскую фляжку из нержавейки.

– Рюмашки и стаканчики тоже остались в мини-баре? Непредусмотрительно это, мон шер! Вам, гардемарин, надо будет завести маленький тайничок, неизвестный начальству. Маленький, но – неизвестный…. Где и держать – на всякий пожарный случай – различные разности, полезные в повседневной бытовой жизни…. Ладно, мы люди не гордые, можем и из горла. В том смысле, что очень даже гордые. Даже – более чем! Без всякой меры.…Но, при этом, на удивление небрезгливые. Как это и нестранно, – ловко отвинтила маленькую крышечку и протянула фляжку Нику: – Давай, напарник, опохмелись! По данной мятой и, безусловно, благородной роже сразу видно, что весь вчерашний вечер и полночи ты – без всякого зазрения совести – предавался нехилым алкогольным возлияниям…

Коротко, по-гусарски, отсалютовав фляжкой новой знакомой, Ник провозгласил дежурный тост:

– Ну, за удачную и эффективную совместную деятельность! – после чего поднёс горлышко ёмкости ко рту и сделал несколько глотков.

Жидкость оказалась ароматной и на удивление забористой.

«Градусов пятьдесят-шестьдесят будет, никак не меньше! Кошмар какой-то невообразимый, если честно. Мать его так!», – решил Ник, старательно борясь с приступом внезапно подступившего кашля. – «Предупреждать же надо, шалава вредная и прожжённая! Вот же…»

– Тростниковый ром, – невозмутимо пояснила Милена. – Самый настоящий, без дураков. Мне недавно один, э-э-э, хороший знакомый привёз с Ямайки пару бутылок. Может, постучать по спине? Типа – по дружбе?

– Знакомого, случаем, не Васенькой зовут? – мстительно поинтересовался Ник, возвращая флягу.

– Василием кличут, – покладисто согласилась девушка. – Ну, за полное взаимопонимание и боевую дружбу! – в свою очередь воздала должное экзотическому напитку.

«Сильна, бикса черноволосая. Ох, сильна! Даже не поморщилась!», – уважительно констатировал внутренний голос. – «А напиток-то, в самом деле, хорош! В голове окончательно прояснилось, вдоль позвоночника побежала приятная, очень тёплая волна. Бесконечно – приятная…».

Убрав ёмкость с любимым напитком карибских пиратов обратно в карман джинсовой куртки, Милена посчитала нужным объясниться и расставить все (все?) точки над «и»:

– Мы с тобой, Коля, приходимся друг другу братом и сестричкой – по общему несчастью. Выражаясь точнее, коллегами по редкому и, без всяких оговорок, экзотическому заболеванию…. Напрасно ты так недоверчиво качаешь головой. Ой, напрасно! Небось, думал, что ты такой один – исключительный и неповторимый? Гордыня, как всем хорошо известно, самый страшный грех на свете…

– Как выяснилось, причём, совсем недавно, именно лицемерие является самым страшным грехом, – щепетильно поправил девушку Ник. – Источник, сообщивший мне эту бесспорную истину – весьма авторитетен. Весьма…. Авторитетнее не бывает.

– Да? Ладно, не буду спорить и поверю тебе, брат, на слово…. Итак, всем хорошо известно, что гордыня – второй по Небесной значимости – страшный грех. Так что, Николай, позабудь о своей исключительности и элитарности. Позабудь…. Наше с тобой заболевание, конечно же, очень редкое, но, всё же, встречается. В России, к примеру, насчитывается более двух с половиной десятков совершенно нормальных (с точки зрения официальной психиатрии) людей – разного пола и возраста – подверженных регулярным комплексным галлюцинациям. Естественно, что я сейчас говорю не о пошлых наркоманах, а, именно, о тех представителях человеческой расы, которые видят галлюцинации сугубо по велению собственного, совершенно здорового мозга. Если так, конечно, можно выразиться…. Ладно, завершаю короткий научно-познавательный доклад и плавно перехожу к своей скромной персоне…. Беззаботное детство и большую часть розовой юности я провела именно в нашем славном городе. Удивлён? Напрасно, ибо весь наш мир наполнен – до полной и нескончаемой невероятности – самыми невозможными совпадениями…. Вот, казалось бы, какая существует связь между великим полководцем четырнадцатого-пятнадцатого веков Тамерланом и знаменитым Тунгусским метеоритом? Ведь означенный метеорит упал на нашу планету примерно через пятьсот лет – после смерти Железного Хромца. А, совсем недавно, один молодой и, несомненно, гениальный учёный высказал смелую версию, что…. Извини, расскажу как-нибудь потом. История эта длинная и ужасно запутанная, а со временем у нас нынче туго. Совсем скоро прибудут дотошные зарубежные адвокаты и не менее обстоятельные отечественные эксперты по сохранности пломб…. Итак, долгие годы я являлась пациенткой профессора Сидорова. Непрост наш старенький Пал Палыч. Ох, непрост! Зараза седая, задумчивая…. Тебя, Николаша, он рекомендовал – кому следует – по военному профилю. Там-то Ануфриев-умница и положил на тебя глаз – со всеми вытекающими…. Меня же, с лёгкой руки профессора, определили на чисто-научную стезю. Успешно отучилась на психологическом факультете МГУ, и уже много лет после этого тружусь в одной исследовательской конторе, которая, в свою очередь, закреплена за соответствующей секретной структурой, то бишь, службой…. За какой конкретно? Не скажу. Государственная тайна…

«Подумаешь, третий бином Ньютона!», – расслабленно усмехнулся про себя Ник. – «Учитывая личность белобрысого Василия, можно без труда догадаться, что речь идёт о доблестном ГРУ. Ох, уж эти – служебные романы…».

Посчитав, что процедура знакомства завершена, Милена предложила заняться обсуждением текущих дел:

– Я уже знаю про банковскую ячейку за номером 342-А. Отличная работа, надо признать. Поздравляю! Как обстановка в целом? Что с рядовыми галлюцинациями? Не досаждают? В смысле, избыточно?

– Знаешь, я не наблюдал на территории банка полноценных, то есть, стопроцентных глюков. Так, только их отдельные элементы, вызванные, наверное, общей атмосферой потенциальной опасности. Негативной аурой, так сказать. У Ануфриева, например, сегодня – в моём воспалённом воображении – на голове красуется пышная белоснежная чалма, украшенная неправдоподобно огромным изумрудом. А твой ненаглядный Васятка был обут в заношенные крестьянские лапти, вымазанные – по самое не могу – свежим коровьим навозом. Ну, и так далее…. Я на такие вещи уже не обращаю внимания…

– Совершенно правильно, что не обращаешь! Частичные глюки, как нас учит соответствующий раздел аномальной психиатрии, совершенно не опасны. Вот у тебя, напарник – в моём воспалённом воображении – на затылке располагаются ветвистые оленьи рога…. Извини, кажется, я ляпнула что-то бестактное: ты так вздрогнул и побледнел…. Семейные досадные нестыковки? Извини, пожалуйста, ещё раз! Сейчас я достану заветную флягу…. Глотай, глотай! Раз такое дело, то можешь всё выпить…

Взбодрившись ямайским ромом, Ник рассказал и о «чужих» голосах, возникающих – время от времени – в телефонной трубке.

– А вот это – очень серьёзно! – озабоченно нахмурилась Милена. – Вернее, очень аномально и странно. Звуковые галлюцинации, не сопровождающиеся визуальными? Надо бы посоветоваться с Пал Палычем. Попробуй-ка дозвониться до него. Вдруг, он уже пришёл в сознание? Позвони, дружок, не откладывая…

Ник достал из кармана мобильник (старый), но набрать нужный номер не успел – телефон его опередил и разразился звонкой трелью.

«Может, это Марьяшка?», – ёкнуло глупое и доверчивое сердце. – «Сейчас всё объяснит, опровергнет, оправдается вчистую, а потом смертельно обидится – на гадкие и беспочвенные подозрения-обвинения…».

– Дядя Николай? – спросил утробно-замогильный, смутно знакомый мужской голос. – Это Веруня, внучка Пал Палыча…. Горе у нас горькое, – раздался плаксивый всхлип-стон. – Ночью умер дедуля. Совсем. От кровоизлияния в мозг…. Похороны в субботу, в восемнадцать ноль-ноль. В городском крематории, малый зелёный зал…. Ты, конечно же, придёшь?

– Извини, Верочка, но ничего не получиться, – презирая самого себя за беспомощность, смущённо забормотал Ник. – Работа, сама понимаешь. И отпроситься не получится, подведу хороших людей…. Прими самые искренние соболезнования….

– Запихай свои позорные и лицемерные соболезнования – в грязную конскую задницу! – незамедлительно последовала вполне предсказуемая реакция. – Как-нибудь обойдёмся без тебя, мудака неблагодарного! Дед для него, мерзавца законченного, столько сделал, а он…. Ладно, дядечка Колечка, прощай! После похорон я уезжаю. За границу. Навсегда! – в трубке торжествующе запели-заныли короткие злые гудки.

Настроение – и без того аховое – испортилось окончательно.

– Пал Палыч скончался? – расстроено спросила-выдохнула Милена.

– Да. Похороны в субботу вечером…

– Вот же, жизнь наша жестянка! И с хорошим человеком не попрощаться толком…. Сходим потом в колумбарий. На девять дней, или на сорок, это уж как получится. Если, конечно, сами – на тот момент – будем живы и не угодим в тюрягу. Не напрягайся, напарник, это я так, к слову. Типа – неуклюже пошутила…. Осталось что-нибудь во фляге? Давай допьём, то есть, помянем безвременно ушедшего от нас профессора Сидорова…

Допив тростниковый ром, они – как и полагается – перекурили, и Ник, чтобы сменить печальную тему, поинтересовался:

– А что это за генерал такой, о котором несколько раз заходила речь? Ануфриев, когда говорил о нём, как-то очень уж странно передёргивался – и лицом, и всеми прочими составными частями организма…

Милена громко и презрительно прыснула, словно бы вспомнив что-то безумно смешное-юморное:

– Генерал – это такое прозвище. Причём, именно «генерал», с маленькой буквы. Так как сей недалёкий и серенький муж не достоин большего…. Лет пять-шесть назад наш Семён Семёнович, действительно, был генералом – каких-то там жутко секретных и навороченных войск. Потом, как ты знаешь, наступило полное и хроническое безденежье, в славной российской армии начались повальные и беспощадные сокращения…. Тогда-то нашего дорогого и заслуженного господина Нечипорука и перебросили на другой фронт работы. А, именно, неустанно двигать вперёд научные исследования двойного и тройного, мягко выражаясь, назначения. Данный неприметный типус почему-то всегда считался весьма толковым организатором и крайне эффективным руководителем. Бред горячечный, между нами девочками-гимназисточками говоря…. Сегодня Семён Семёнович Нечипорук трудится заместителем Генерального директора моей жутко секретной научно-исследовательской конторы. Назначен и призван курировать общие аспекты деятельности. А также направлять, возглавлять, отчитывать и, главным образом, нещадно и регулярно трепать – всем подряд – нервы.…Извини, пропущу конкретные неаппетитные подробности, чтобы потом – всякие и разные – не обвинили бы меня в разглашении важных Государственных секретов и тайн…. Наш дорогой Семён Семёнович, помимо всего прочего, ещё и подозрителен – вне всякой разумной меры. Его любимые ежедневные занятия – подсматривать, подслушивать и вынюхивать. Гнида старая и мутная, если совсем коротко…. Жирная и лысая сволочь! Ни капли не удивлюсь, если он и сейчас где-нибудь прячется, приникнув своим уродливым и волосатым ухом к замочной скважине….

Многозначительно кивая большим пальцем правой руки на двухстворчатый шкаф для верхней одежды, Ник негромко кашлянул.

– Это как же прикажете понимать? – тут же напряглась девушка. – Ты хочешь сказать, что…, что…

– Только то, что в шкафу кто-то есть, – криво улыбнулся Ник. – Моя тонкая психика давно уже нашептывает, что там сидит крыса. Большая такая, жирная и очень прожорливая.

– У вас, уважаемый Николай Сергеевич, конечно, имеется при себе большой чёрный пистолет? – заговорщицки подмигнув, громко спросила Милена. – Так сделаете же из этого пластикового параллелепипеда решето! А ещё лучше – дуршлаг для промывки итальянских макарон…. Стреляйте смело, я вам разрешаю. Более того, умоляю!

Дверь шкафа незамедлительно распахнулась, и наружу вывалился низенький толстячок в неприметном деловом костюме, обладатель розовой лысины, седых моржовых усов и смертельно испуганных глаз – совершенно нераспознаваемого цвета.

– Не стрелять! – истошно завопил толстяк. – Отставить! Не стрелять! Я же свой, свой…. Ради Бога!

Ник вытянул руки вперёд, демонстрируя пустые ладони, а Милена, улыбаясь светло и лучезарно, приветливо защебетала:

– Семён Семёнович, обаятельный вы наш! Уж как мы рады! Так рады, что и словами не описать! Это в том плане, что и описаться можно – от такой нешуточной и неожиданной радости…. А мы тут общаемся с коллегой, обмениваемся мнения – относительно непростого текущего момента – как вы давеча и велели…

Ник тихонько отошёл к письменному столу и, оперативно спрятав лицо в высоком ворохе деловых бумаг, зашёлся в приступе гомерического бесшумного смеха.

– Отставить – болтать! – тщательно отряхнув колени, строго велел генерал, на удивление быстро пришедший в себя и надевший на сытую физиономию брезгливо-начальственную маску. – А на вас, гражданка, э-э-э, Милена, я буду вынужден подать руководству представление – о незамедлительном отчислении из нашего заведения.

– Попробуйте только, милейший Семён Семёнович! – елейным голоском предупредила девушка. – Тогда я буду вынуждена, в свою очередь, сообщить уважаемому руководству – о ваших наглых и разнузданных сексуальных домогательствах, а напарник подтвердит мои слова. Вы ведь, Николай Сергеевич, подтвердите?

– Безусловно, мадмуазель! – Ник, по-гусарски звонко щёлкнув каблуками, склонился в вежливом полупоклоне. – Извините, Семён Семёнович, но я очень негативно, то есть, без всякого почтения, отношусь к людям, которые постоянно подслушивают и подглядывают…

Нечипорук только презрительно отмахнулся:

– Молодо-зелено! Кому-то и подслушивать надо, и подглядывать, и вынюхивать…. Как обойтись без этих важных и непростых процедур? Как, я вас спрашиваю, любезные?! Обычная работа. Да, грязная слегка! Но и, безусловно, одновременно полезная…. Вы-то сами, орлы и орлицы, что будете делать в течение нескольких ближайших суток, а? Да, абсолютно то же самое! Подглядывать и подслушивать, только с использованием современных видеокамер и микрофонов. Чистоплюи выискались! Ха-ха-ха! Так вас всех растак…. Ладно, как я понял, знакомство состоялось, и полное взаимопонимание у вас, бродяги, достигнуто? Вот и ладушки! Хвалю! Сотрудница Милена, извольте оформить все необходимые бумаги, предусмотренные ведомственными инструкциями. Мол, всю полезную необходимую информацию от сотрудника Нестерова получила, встречный подробный инструктаж провела…. Лично проверю потом! Всё, работайте, алкоголики бесстыжие! Согласно утверждённому плану…. Я пошёл к Ивану Ивановичу – на генеральное и решительное совещание. Нестеров, отворите мне дверь! На ней щеколда заедает, я проверял…

Закрыв на задвижку дверь за Нечипоруком, Ник, предварительно отодвинув кипу деловых бумаг в сторону, уселся на письменный стол и хмуро сообщил:

– Опять была «телефонная» галлюцинация.

– Подожди, но как я поняла из услышанного, это звонила Верочка, внучка покойного Пал Палыча? Верно? – уточнила Милена, непонимающе передёрнув узкими плечами.

– Да, Верочка. Но только она разговаривала грубым мужским голосом, который показался мне смутно знакомым.

– А вот это уже интересно!

– Что именно – интересно?

– То, что голос говорящего показался тебе знакомым, – девушка взволнованно заходила по большой диагонали кабинета – мимо письменного стола – туда-сюда. – Как учил покойный профессор Сидоров, галлюцинации и фантомы всегда привязаны к чему-то конкретному, имеющему прямое отношение к происходящим событиям…. Понимаешь меня?

– Кажется, да, – Ник снова закурил. – В одной из моих недавних галлюцинаций я видел Льва Троцкого, а потом выяснилось, что наш южноафриканский мистер Грин приходится Троцкому внебрачным сыном. Ещё один пример из той же оперы. В какой-то момент, когда мне угрожала некая опасность, два милиционера, находящиеся рядом, «превратились» в Дон Кихота и Санчо Пансо. И что ты думаешь? Оказывается, что среди бесценных раритетов, которые вскоре доставят в наше банковское хранилище, находятся – среди прочего – и личные архивы великого испанского писателя Сервантеса. То есть, прослеживается чёткая и однозначная взаимосвязь между галлюциногенными фантомами и объективной реальностью, данною нам в ощущениях….

– Молодец, коллега, всё верно! – похвалила его Милена. – Значит, и телефонные голоса в твоём сознании (подсознании?) должны меняться сугубо по какому-то логичному и стройному принципу. По крайней мере, так запросто может быть. Согласен со мной?

– Согласен. Почему бы и нет? Жизненная и внешне вполне достоверная версия.

– Поэтому попытайся вспомнить, каким конкретно голосом разговаривала Верочка, когда сообщала тебе о смерти Пал Палыча. Вернее, кому из твоих знакомых принадлежит похожий голос? Знаешь, мне почему-то кажется, что это очень важно. В-первую очередь, важно для понимания глубинной сущности происходящего именно с тобой, как с конкретным человеческим индивидуумом…. Ты пока займись воспоминаниями, то бишь, покопайся старательно, не отлынивая, в бездонных недрах собственной памяти, а я буду изучать планы банковского хранилища. Вот, как раз, и нужная папка, судя по наклейке…

Милена, разложив на столе и на полу многочисленные листы с подробными чертежами, приступила к их изучению, а Ник принялся планомерно и методично ворошить закрома памяти. Минуты через три-четыре он радостно сообщил:

– Вспомнил!

– Ну, и?

– Это голос знаменитого Арнольда Шварценеггера! Вернее дублёра русских версий фильмов, с участием данного австрийского актёра…

– Тьфу, чтоб тебя! Похоже, что наш заход был холостым, – расстроилась напарница. – Версия оказалась насквозь ошибочной. Иди, Николаша, сюда, помоги мне разобраться в хитросплетениях хранилища. Похоже, что у вас знатно напутано с нумерацией. Ведь номера видеокамер на планах должны совпадать с номерами мониторов на центральном наблюдательном пункте? Однако я обнаружила два вопиющих несоответствия…

Пока Ник рассказывал напарнице о резервных видеокамерах и мониторах, которые на время включаются в работу, путая установленный планами порядок нумерации, его внутренний голос всё никак не мог угомониться и продолжал делиться умозаключениями: – «Послушай, братец, а ведь кто-то из твоих знакомых является ярым фанатом Арнольда Шварценеггера. Точно-точно! Кто конкретно? Вертится что-то на языке, но…. Нет, не могу вспомнить! А жаль…. Вот ещё одна нехилая странность. Не кажется ли тебе, что эта бесфамильная Милена очень здорово похожа на небезызвестную Анхелину Томпсон? Чем, спрашиваешь, похожа? Да, вопрос, что называется, непростой.…Одна весёлая, говорливая, насмешливая, черноволосая, кареглазая. Другая, наоборот, светленькая, синеглазая, печальная, задумчивая и молчаливая. Но, всё равно, ощущается что-то такое…. Может, элементарное родство нежных девичьих душ? Кстати, означенная Милена поздравила тебя – только с успехом по банковской ячейке 342-А. Получается, что она ничего не знает про подозрительный дореволюционный сейф, из которого исходят тёмные флюиды? Хотя, ничего странного в этом и нет, если хорошенько вдуматься…. Ячейка 342-А была арендована самим Михаилом Ходорковским, поэтому информация о ней сразу же ушла в Москву. Интересно, что они там обнаружили? Скорее всего, этого никогда не узнать. Да, и Бог с ним, не очень-то и хотелось, честно говоря. Политика – дама бесконечно грязная…. А за дореволюционным купеческим сейфом не числится громких имён. Чего тогда докладывать о нём? Достаточно просто закрыть и опечатать…».

– Милена, а ты знаешь легенду о жёлтой розе? – неожиданно для самого себя спросил Ник. – Ну, там ещё фигурирует яркая семицветная радуга, которая неожиданно вспыхивает в безоблачном небе?

– Н-нет, первый раз слышу, – не отрываясь от изучения чертежей, ответила девушка, и Ник почему-то сразу же понял, что она врёт…

На письменном столе нетерпеливо замигал разноцветными лампочками хитрый японский агрегат, коротко прогудел зуммер, и голос Ануфриева – по громкой связи – сообщил:

– Николай Сергеевич, они уже подъезжают – всей бандой…. Пройди, пожалуйста, в центральную аппаратную! Естественно, вместе с прекрасной и неповторимой Миленой. Когда выгонишь всех оттуда, то запри дверь и просигналь. Я после этого разблокирую в Переговорном зале все видеокамеры и микрофоны. Тщательно наблюдайте за всем происходящим, фиксируйте всякие странности и непонятки. С вашей профессиональной колокольни, понятное дело…. Слышишь меня?

– Слышу, уже идём! – ответил Ник, нажав на нужную кнопку агрегата.

У дверей центрального наблюдательного пункта их встретил улыбающийся до ушей «грушник» Вася, так объяснивший своё неожиданное появление:

– Мне поручено сопроводить ваших сотрудников, Николай Сергеевич, в помещение для отдыха.

– Проводить и запереть?

– Ага, угадали. Вплоть до отдельной начальственной команды, – ничуть не смутился белобрысый капитан, беззаботно посылая Милене воздушные поцелуи.

– Главное потом, когда южноафриканский спектакль закончится, а дорогие гости уберутся восвояси, не забудь выпустить моих подчинённых. Ещё, пожалуйста, не забудь и о кормёжке. Голод, как утверждают авторитетные источники, способствует возникновению нездорового любопытства, приводящего, в свою очередь, к различным незапланированным сюрпризам и коллизиям….

Ребята, находившиеся в аппаратной, встретили появление шефа (то есть, Ника) без всякого энтузиазма. Видимо, прослышали где-то, что, мол, в банк должны пожаловать некие бесконечно важные гости, и теперь изнывали от жгучего любопытства. А начальство, как всем известно, в неурочное время всегда появляется неспроста, принося с собой разнообразные подвохи и неприятные сюрпризы.

«У них же телевизор включён на местной программе!», – понятливо хмыкнул внутренний голос. – «Скорее всего, уже официально объявили о временном вводе в городе особого положения. Вот ребятишки и сопоставили – одно с другим. Сопоставили и сделали далеко идущие выводы…».

Ник извинительно улыбнулся и скомандовал:

– Бойцы, незамедлительно проследуйте в помещение для отдыха! Зачем и для чего? Вот этот дяденька-блондин, – указал на Василия, – вам всё подробно объяснит по дороге. Что кислые такие? Не расстраивайтесь, потом обо всём узнаете из газет. Особенно рекомендую «жёлтую» прессу, источник всех правдивых слухов и сплетен…. Бывают ли слухи и сплетни правдивыми? Безусловно! Если к этому заковыристому вопросу подходить с философской точки зрения…

Заперев за недовольными и расстроенными сотрудниками дверь, он позвонил Ануфриеву.

– Готов к подъёму театрального занавеса? – бодрым и жизнерадостным голосом поинтересовался банкир.

– Всегда готов! Как тот красногалстучный юный пионер из счастливого советского детства – отшутился Ник.

– Как тебе напарница?

– По высшему разряду!

– Это хорошо, – непонятно вздохнул Иван Иванович. – Ладно, сейчас разблокирую аппаратуру. Наблюдайте, соратники, сопоставляйте и анализируйте…

Загорелись экраны мониторов под номерами 3,4,5 и 6, демонстрируя Переговорный зал: гигантский прямоугольный стол с шикарной палисандровой столешницей, разнокалиберные бутылки с минеральной водой, хрустальные фужеры, несколько сервировочных столиков на колёсиках, заставленных всякой разностью, одинокая фигура Ануфриева в массивном антикварном кресле.

– Долгожданные гости ещё не прибыли, – лениво зевнула Милена, указывая пальцем на мониторы, где отображалась общая обстановка перед главным входом в банк. – Тишина, покой и полное безлюдье…. А ваш достославный Иван Иванович – хорош! Потрясающе держится, ни малейших признаков волнения на волевой и мужественной физиономии. Кремень-человек! Далеко пойдёт, если, конечно, не проколется где-нибудь…. Кстати, Николай, мы так с тобой и не обсудили график предстоящего мероприятия. Кто дежурит первым?

– Думаю, что будет справедливым, если мне достанутся ночные смены. Надо же проявлять мужскую галантность и предупредительность, или как? Согласна?

– Приходится признать, что мужской галантности в повседневной жизни катастрофически не хватает. А что с продолжительностью вахт?

– Предлагаю бдить по двенадцать часов. Сегодня, как сказал Ануфриев, банк закроется в двадцать два ноль-ноль. Причём, все наружные двери будут опломбированы и опечатаны. Следовательно, я тут же заступаю на боевое дежурство, а ты отправляешься спать. В десять утра происходит смена караула. Устраивает?

– Вполне.

«Очень хорошо всё сладилось! Просто замечательно!», – резюмировал внутренний голос. – «Во-первых, ночью (только вот какой из предстоящих трёх?) должен заявиться – в сопровождении неких высокопоставленных и любопытных персон – Ануфриев. На обычную экскурсию, по его же собственным словам. С необходимыми причиндалами для повторного – после завершения экскурсии – опломбирования и опечатывания боковой наружной двери в правом крыле здания…. Во-вторых, именно по ночам, как учат – в один голос – теория с практикой, и происходят всякие неприятные и насквозь негативные события. Милена, бесспорно, девица опытная, ушлая и внимательная. А, вдруг, как прошляпит опасность? Случайно, без всякой задней мысли? Всего-то минуту назад она так аппетитно и вкусно зевала, это что-то с чем-то…. Нет уж, пусть днём бдит, симпатяшка легкомысленная! Так оно гораздо спокойней и надёжней…».

Словно бы подтверждая правоту внутреннего голоса Ника, напарница разродилась новой порцией бесконечно-сладких зевков, демонстрируя при этом отличные белоснежные зубы без единой пломбы, и высказала неожиданное пожелание:

– Спиртным бы ещё разжиться…

– Зачем это? – насторожился Ник.

– Затем это! Чтобы отдыхалось эффективней и продуктивней, – насмешливо пояснила Милена. – Сколько здесь мониторов? Сто двадцать один, если я не ошибаюсь? Двенадцать часов кряду понаблюдаешь за их неподвижными картинками – волей неволей – зарябит-замелькает в глазах…. Потом сдашь смену, примешь душ, перекусишь, приляжешь на койку, закроешь глаза, мечтая о долгожданном сне. А фиг тебе – с вологодским сладко-сливочным маслом! Не уснуть: череда мониторных экранов так и мелькает перед глазами бесконечным калейдоскопом…. Снотворное? Не смеши меня, напарник! Не поможет! Да и вредно это – глотать таблетки по любому поводу. Может закончиться наркотическим привыканием и пошлой зависимостью…. А я терпеть не могу – быть зависимой! От кого, или от чего либо. Характер вот такой, по наследству достался от папы с мамой…. Короче говоря, лучший способ борьбы с мерзкой и противной бессонницей – это стаканчик-другой хорошего и, обязательно, забористого алкоголя. Многократно проверено! Чёрной лесной гадюкой буду! Выдержанное виски, ямайский ром, армянский коньячок тоже сгодится…. Ну, что будем делать, дружок галлюциногенный? Можно, как вариант, Ануфриева попросить, мол: – «Очень надо, добрый дяденька! Сугубо для пользы дела!». Можно напрячь Васятку. Он парнишка шустрый, расшибётся в доску – ради моих красивых глаз – но, непременно, расстарается…

– Не стоит лишний раз напрягать и нервировать занятых людей, – после минутного раздумья решил Ник. – Сами справимся, без посторонней помощи.

– И как, если не секрет?

– Не секрет. Когда останемся в банке одни, то я, первым делом, оставив тебя наблюдать за экранами мониторов, раскурочу свой письменный. То бишь, вскрою мини-бар, запертый хитрым и дальновидным Иваном Ивановичем. Там и виски имеются в наличии, и водочка русская, и неплохой греческий коньяк…

– И не жалко?

– Очень даже жалко. Очень! И напитков и поломанного стола. Хороший такой, удобный, итальянский…. Но на какие только жертвы не пойдёшь – ради пользы общего и благородного дела?

– О-па! Начинается! – неожиданно заволновалась Милена. – Едут, едут, гости дорогие!

Впрочем, скоро выяснилось, что девушка слегка поторопилась: это подъезжали совсем и не южноафриканские гости, а, так сказать, дополнительный обслуживающий персонал предстоящего мероприятия. На соответствующих мониторах бы видно, как к центральному входу в банк начали пребывать – дружной слаженной колонной – стандартные, тёмно-зелёные армейские «Уралы».

– Ага, вон и наши пацаны нарисовались! – обрадовалась Милена.

Действительно, из банковского здания – неторопливо и важно, с чувством собственного достоинства – вышли «наши пацаны»: Агафоныч, Лёня и Васятка.

– Марку держат! – со знанием дела прокомментировала напарница. – Выражаясь по-простому, колотят дешёвые и неаппетитные понты по понятиям…. Как же иначе? Они-то – бойцы невидимого фронта, рыцари плаща и кинжала, каста избранных, особы, приближённые к Кремлю, белая кость, голубая кровь…. А кто у нас прибывшие? Так, простые служаки, обычное армейское быдло…

– Ты что же, знакома не только с капитаном Василием, но и с майором Лёней, и с подполковником Агафонычем?

– А? Что? – тут же засмущалась Милена, поняв, что нечаянно сболтнула лишнего. – Да, знакома, вообще-то…. Так, слегка, шапочно…

«Однако, дела-делишки», – с лёгкой грустинкой подумал Ник. – «Похоже, что все вокруг заняты какими-то сложными играми. Всякими и разными. Крепко связанными между собой или, наоборот, полностью автономными. Кто-то из игроков выбывает безвозвратно: французы, Ходорковский, Березовский…. Но освободившиеся места сразу же занимаются новыми участниками, такими, как, например, наша загадочная Милена. И, скорее всего, списки играющих – в самое ближайшее время – ещё непременно и неоднократно пополнятся. Непременно и неоднократно! Причём, самыми неожиданными и одиозными персоналиями. Один я, словно последний лох чилийский, не играю, а тупо гребу в одиночестве – без карты и компаса – через коварный и бескрайний океан несбыточных надежд…».

Тем временем, из кабин «Уралов» торопливо выбрались офицеры в полевой светло-зелёной форме, украшенной серыми и бурыми пятнами.

Короткие доклады, двухминутное совещание, подполковник Агафоныч, начальственно размахивающий руками. Словом, абсолютно ничего интересного и заслуживающего внимания…

Вот уже зазвучали раскатистые команды, из-под тентов машин на землю начали десантироваться – словно спелые горошины из стручка – бравые солдатики, вооружённые короткоствольными автоматами: в чёрных бронежилетах поверх формы, с пятнистыми касками на головах. Служивые оперативно разбились на четыре группы. Первая равномерно рассредоточилась по внутренней территории. Вторая группа, самая многочисленная, браво проследовала за Агафонычем через центральный вход внутрь банка. Третью майор Лёня увёл к правому крылу. Четвёртую – капитан Василий – к левому. «Уралы», видимо, получив соответствующий приказ, согласованно завелись, загудели и организованно, дружной слаженной цепочкой, покинули банковский двор.

– Молодцы, уложились за шесть с половиной минут, – одобрила Милена. – Умеют, когда захотят.

– Ты, красавица, и в военных нормативах разбираешься? – Ник не удержался от лёгкой дружеской шпильки.

– Разбираюсь. Что толку скрывать? Я много в чём разбираюсь. Жизнь-зараза, понимаешь, заставила…

А минут через пятнадцать-семнадцать прибыла и основная колонна состоящая…. Черт те из чего состоящая!

– Что видишь, Николаша? – странным, слегка подрагивающим голосом спросила Милена. – Поделись впечатлениями с окружающими тебя боевыми товарищами, не держи в себе, милок…

– Чёрная восьмиколёсная «Чайка», украшенная белыми ангельскими крыльями, с кончиков которых капает ярко-алая кровь, – болезненно морщась, принялся перечислять Ник. – Раззолочённая карета, запряжённая четвёркой полинезийских варанов, ржавый бурый танк с белой фашисткой свастикой на боку, парочка лохматых мамонтов с саблезубыми тиграми на спинах, ультрамариновый лимузин-кабриолет, набитый под самую завязку римскими гладиаторами и гетерами…. Продолжать?

– Не стоит! У меня перед глазами – нечто аналогичное. В общих чертах понятное дело, с иными конкретными деталями и образами.

– Ваши объяснения, трепетная мадмуазель?

– На мой взгляд, отважный и гордый шевалье, всё достаточно тривиально и прозрачно. Аура проклятая, то бишь, мать её…. И доставленный груз, имеющий, безусловно, тёмно-серое прошлое, опасен – по целому комплексу признаков и причин. И сопровождающие его личности – те ещё типы и персоны. Отнюдь не Божьи ангелы, отнюдь…. Вот ни в чём неповинные транспортные средства и поменяли – самым кардинальным и причудливым образом – свой привычный облик. В нашем неформальном сознании, естественно…

– Твоя правда, коллега по заболеванию! – искренне согласился Ник. – Ангелами здесь и не пахнет…. Даже интересно, а кто появится из этих, как ты выражаешься, транспортных средств?

Список «появившихся» был ожидаемо-широк: обитатели Ада, классические пираты, новозеландские людоеды, клыкастые вампиры, просто личности откровенно бандитского и страхолюдного вида.…Впрочем, попадались и самые обычные люди: клерки, офицеры, длинноногие девицы-секретарши. Естественно, с лёгким налётом незначительной чертовщинки, не без этого: необычные детали туалетов, смешная и непривычная обувь, наличие холодного и огнестрельного оружия, прочее. Аура-злодейка, ничего не попишешь…

Запиликал мобильник.

– Николай? – спросил Ануфриев, сжимающий телефонную трубку на экране монитора под номером 3. – К вам идут представители вездесущих спецслужб: мент и «грушник». Открой им. Вы с Миленой сосредоточьтесь только на Переговорном зале, они же пусть наблюдают-надзирают за всем прочим…. У тебя всё нормально? Тогда – Роджер!

Посмотрев на экран монитора за номером 112, Ник открыл дверь и впустил в аппаратную майора Лёню и капитана Васю.

– Нашего Агафоныча назначили руководить всей погрузо-разгрузочной операцией! – с гордостью в голосе сообщил Василий.

– Отставить разговоры, не относящиеся к делу! – не оборачиваясь, велела Милена. – Рассаживайтесь и, молча, приступайте к наблюдениям. Ваши мониторы – все, кроме третьего, четвёртого, пятого и шестого. Голос разрешается подавать только в момент обнаружения странностей и потенциальных опасностей. Все вопросы отменяются! Работайте, орлы горные, работайте, – несильно ткнула Ника острым локотком в бок.

«Понятное дело, это она приказывает тебе, братец, не обсуждать при майоре и капитане чего-либо дельного, – принялся ёрничать и подкалывать вредный внутренний голос. – Именно что – приказывает! Интересно, а какое воинское звание у нашей милейшей Милены, а? Майор-то с капитаном её слушаются беспрекословно…. Или она насквозь штатская штучка, а всё дело в её фамилии, которую все тщательно скрывают? Чья-то дочка, внучка, жена, любовница? То бишь, имеет самое прямое и непосредственное отношение к власть предержащим?».

Переговорный зал начал постепенно заполняться, э-э-э, существами….

По одну длинную сторону стола расселись черти и бесенята, слегка разбавленные папуасами, вампирами и ведьмами. По другую – такие же бесы и чертенята, но вперемешку с лешими, водяными, домовыми и Бабами-ягами.

«Это, без всяких сомнений, адвокатская братия!», – непонятно чему обрадовался непредсказуемый внутренний голос. – «На той стороне, где мелькают-отсвечивают папуасы и вампиры, находятся иностранные адвокатишки и прочие юристы. На противоположной же, где явственно ощущается ярко-выраженный отечественный колорит, соответственно, наши, российские…».

С торцами стола тоже всё было просто. Под поясным портретом российского Президента разместились Ануфриев и два толстых свина – с депутатскими значками на лацканах дорогущих пиджаков. Напротив них наблюдались четыре неприметные личности в серых монашеских рясах.

«Монахи – это эксперты по сохранности пломб», – понял Ник и без подсказок мудрого внутреннего голоса.

Он быстро и цепко пробежался взглядом по другим мониторам: разгрузочные работы и транспортировка ценностей в банковское хранилище производились без видимых шероховатостей. Одни солдаты – визуально безоружные – усердно возились с бронированными ящиками и ящичками. Другие – с автоматами в руках – надзирали за первыми. Естественно, что и здесь, и там наблюдались черти, вампиры и лешие, внимательно и дотошно наблюдавшие за ходом процесса. Руководил же всем действом подполковник Агафоныч, возникавший то на одном мониторе, то на другом.

– Фигаро здесь, Фигаро там, – чуть слышно усмехнулся капитан Вася. – Зарабатывает полковничьи погоны, ясен пень, в гости не ходи…

Сами же переговоры протекали – на английском языке, естественно – совершенно обыденно и откровенно скучно. Юридическая заумная казуистика, утряска специфичных нюансов, согласование порядка осмотра пломб и их сверки со снимками, сделанными в Йоханнесбурге при пломбировании, окончательное утверждение форм Актов приёма-передачи….

Через три с половиной часа выяснилось, что девяносто девять процентов основных вопросов и проблем успешно разрешено, а все бронированные ёмкости размещены в хранилище банка.

– Уважаемые господа и дамы, предлагаю – перед началом процедуры окончательного оформления передаточных документов – сделать часовой обеденный перерыв, – поднявшись на ноги, объявил Ануфриев – Прошу вас всех пройти в наше скромное кафе и насладится блюдами русской кухни, известной на весь мир. Прошу, прошу! Не стесняйтесь…

Иван Иваныч отошёл от стола в сторону и, глядя прямо в чёрный глазок одной из видеокамер, сложил – на краткий миг – пальцы левой руки особым образом. Еще примерно через полминуты мониторы за номерами 3,4,5 и 6 медленно потухли.

– Господа офицеры! – обратился Ник к Лёне и Василию. – Меня и мадмуазель Милену начальство срочно требует на ковёр. Вы же, родимые, остаётесь на боевых постах…

– Как это – остаёмся? – непонимающе возмутился белобрысый капитан. – А как же обед? Лично у меня уже желудок сводит от голода, он сморщился и усох вдвое…. Мы так не договаривались, ёлы-палы!

– Бедненький! – Милена ласково и нежно погладила своего ухажёра (возлюбленного, мужа, любовника?) по рукаву пиджака. – Я обязательно попрошу, чтобы вам сюда доставили приличной еды. Побольше, понятное дело.

– И напитков! – дополнил ментовский майор. – Желательно бы – светлого пивка…

– Ну, специалисты по предчувствию серьёзных опасностей, жёстких неприятностей и подлых каверз, чем порадуете? – с места в карьер начал Ануфриев, буквально-таки впиваясь глазами в вошедших. – Выявлены ли, э-э-э…, конкретные гниды, которых необходимо срочно и безжалостно нейтрализовать?

– Знаете, Иван Иванович, похоже, что не выявлены, – переглянувшись с напарницей, ответил Ник. – Люди, прибывшие к нам вместе с южноафриканским грузом, конечно же, не свекольный белоснежный сахар, но…. Но самому грузу они не угрожают.

– Уверены?

– Вполне.

– И на чём основана эта ваша уверенность?

– Разрешите мне? – Милена, словно прилежная первоклассница, вскинула вверх правую руку, подперев её локоток ладошкой левой. – Спасибо за оказанное доверие, экселенц! Все адвокаты, как им и положено природой, являются записными уродами, идейными кровопийцами, лживыми пройдохами и лицемерными монстрами. Со своими преступными и страшными тайнами, а также целой кучей пожелтевших скелетов в многочисленных шкафах. Это – бесспорно.…Но все они – одинаковые – уроды, кровопийцы, пройдохи и монстры. Понимаете меня? Одинаковые! То есть, если кто-то из них был бы нам смертельно опасен (например, убийственно опасен для моей личной карьеры!), то он, в обязательном порядке, выделялся бы на общем фоне…. Но никто не выделяется! Следовательно, все присутствующие на данный момент в банке адвокаты – и зарубежные, и отечественные – для поступивших ценностей и раритетов не представляют серьёзной опасности. Или же…

– Или? – насторожился банкир.

– Остаётся только предположить, что все они являются отчаянными злоумышленниками. То есть, коварно объединились в единую банду, имеющую общую конечную цель. А, именно, подло спереть все сокровища, алмазы и коллекции покойного мистера Грина…. Что, согласитесь, слегка попахивает горячечным бредом.

– Соглашаюсь, попахивает. А что скажете про экспертов по пломбам?

– Обыкновенные серые мышки.

– Тоже никто не выделяется?

– Все на одно – неприметное – лицо…

После непродолжительного молчания Ануфриев, облегчённо вздохнув, подытожил:

– Что же, молодцы! Отлично поработали! Благодарю за службу! Обедайте, отдыхайте…. А после обеда незамедлительно приступайте к визуальному осмотру прибывшего груза. Ваши подписи на Актах приёма-передачи – первые. Прониклись? Поясняю. Если вы – оба – не подписали конкретную бумагу, то и все остальные члены комиссии эту бумажку даже не рассматривают. На каждый бронированный ящик – две ваши подписи. В смысле, по одной от каждого…. Вопросы?

– То есть, наши подписи означают, что…

– Что в ящике – за номером таким-то – мин нет. Пожелания?

– Иван Иванович, распорядитесь, пожалуйста, чтобы на центральный наблюдательный пост доставили продовольствие и различные напитки. Там капитан с майором голодные…. Да и мы с Николаем Сергеевичем пообедали бы в аппаратной, вместе с ребятами.

– Непременно распоряжусь, прямо сейчас, не откладывая. А вы, Милена, почему не хотите пообедать вместе со всеми в кафе? Столиков, вроде, хватает…. Ах, да! – звонко хлопнул ладонью по лбу. – Запамятовал, извините! Действительно, что приятного – в совместной трапезе с разными уродами, кровопийцами и монстрами?

– С бесенятами, лешими, ведьмами, дикарями-людоедами и вампирами, – добавил Ник.

– С акулами на костылях, живыми покойниками-зомби, престарелыми гарпиями и сумасшедшими циклопами, – невозмутимо продолжила перечень Милена. – Представляете, любезный Иван Иванович, какую пищу (в нашем с Николаем Сергеевичем воображении) предпочитают вкушать данные несимпатичные существа?

– Представляю, – зябко поёжился банкир. – Гадость страшная! Б-р-р!

После обеда началась скучнейшая и тягомотная рутина: визуальный осмотр многочисленной разноразмерной бронированной тары, краткие совещания с Миленой (чаще всего – на уровне молчаливых перемигиваний и скупых жестов), подписание соответствующих бумаг.

От многих ящиков и коробов, безусловно, исходили тревожные и чёрные флюиды. Сквозь тёмные крышки и бока иногда явственно мерещилась всякая гадость: человеческие кости и черепа, шипящие лесные гадюки, полусгнившие трупы степных сусликов и крыс, умерших от бубонной чумы…. Но всё это было достаточно несерьёзно, расплывчато и однообразно. По крайней мере, можно было однозначно и ответственно заявить: – «Проверено. Мин нет!».

Вслед за Ником и Миленой шли эксперты по пломбированию (они же – серые неприметные мышки на одно лицо, облачённые в сутаны католических монахов), вооружённые лупами, микроскопами и склянками с серной концентрированной кислотой. Эксперты нервно и недоверчиво суетились, постоянно споря и переругиваясь между собой, но, в конечном итоге, тоже ставили подписи-закорючки на предложенных им документах.

За экспертами следовали какие-то непонятные клерки, чьи автографы тоже должны были – в обязательном порядке – украсить приёмо-сдаточные Акты. За клерками – юристы (они же адвокаты), за юристами кто-то ещё – нужный, очень важный и, безусловно, полезный…

Уже ближе к вечеру весь поступивший груз Ником и Миленой – передовым звеном высокой приёмочной комиссии – был осмотрен и безоговорочно принят. Образовалось свободное время.

– Пошли в кафэшку, поужинаем, – предложила напарница. – Запас калорий надо регулярно и планомерно восстанавливать, не смотря ни на какие обстоятельства и препоны. Такая вот прописная истина, установленная…. Ну, не знаю, кем конкретно она установленная…. Но есть хочется – просто ужасно!

Почти все столики в банковском кафе были свободны. Только в дальнем углу беззаботно пировала разношерстная интернациональная компания юристов-адвокатов.

– Давай, сядем от них подальше, – брезгливо передёрнулась девушка. – Гнилью какой-то явственно несёт с той стороны. А ещё свернувшейся кровью и откровенной тухлятиной….

– Вон, за барной стойкой имеется симпатичная ниша со столиком, – указал рукой Ник. – Годится? Тогда приземляемся! Предлагаю следующий сценарий: ты сидишь и охраняешь козырное место, чтобы его не заняли всякие шустрые и наглые морды, а я пойду, разживусь едой и напитками. Чего ты желаешь?

– Тащи – чего попроще! Я совершенно равнодушна к модным разносолам и пошлой экзотике. Почему? Просто слегка недолюбливаю изжогу и внезапную диарею. В купе с ними очень трудно – полноценно и с пользой для дела – провести двенадцать часов перед ста двадцатью одним монитором…. Итак, меня на сто пятьдесят процентов устраивают: хорошо проваренные сосиски и сардельки, жареное мясо – безо всяких дурацкий специй и подлив…, пожалуй, что и всё…. Гарнир? Макароны или картошка. Впрочем, можно и вовсе без гарнира. Знаешь, один раз я умяла за двадцать минут – под интересный и живой разговор – тридцать три сосиски. Не веришь? Совершенно напрасно! Я девушка отменно честная и правдивая…. Напитки? Ну, ты уже знаешь мои нехитрые предпочтения. Нет ничего алкогольного? Тогда прихвати сока. Яблочного или вишнёвого, сильно не выпендриваясь…

В самом разгаре трапезы появился «грушник» Василий.

– На силу нашёл вас, провидцев! – облегчённо выдохнул белобрысый капитан, осторожно и нежно целуя Милену в смуглую щёку. – Вот, зашёл попрощаться и пожелать вам, друзья мои, удачи! Вынужден, не дожидаясь окончания данного увлекательного мероприятия, отбыть на выполнения особо важного и чрезвычайно секретного задания…, – неожиданно вильнул взглядом в сторону.

– Что такое? – насторожился Ник. – Какого ещё задания?

– Николай Сергеевич! Ну, что ты, право, как маленький маличик…. Я ведь уже сказал – чрезвычайно секретного! Существуют же, чёрт побери, служебные ведомственные тайны! Те, которые не подлежат разглашению. Особенно посторонним штатским…

– Милена, посодействуй, пожалуйста! – настойчиво попросил Ник. – Я чувствую…. Не могу объяснить: как, что и почему. Но уверен – на двести процентов – что это тайное задание Василия касается лично меня. Не могу – объяснить более внятно…. Но, помоги, пожалуйста…

– Васенька! – девушка грациозной кошкой выскользнула из-за стола, и, никого не стесняясь, крепко обхватила растерявшегося «грушника» за плечи и надолго приникла к его губам…

Когда жаркий поцелуй, всё же, завершился, размявший – словно тёплый детский пластилин – белобрысый капитан, смущённо откашлявшись, пробормотал:

– Так это, Николай Сергеевич…. Наши сотрудники выяснили, где скрывается твой сосед по коттеджному городку – Олег Абрамович Быстров. Ну, тот, который похитил покойного профессора Сидорова. Мне же руководство приказало – возглавить группу захвата. Вот, значит, и выезжаю в срочном порядке на объект…. Я пойду, лады? Пока, боевые товарищи! Милена, пять тысяч поцелуев – по возвращению…

Ник догнал Василия уже на лестничной площадке, схватил за рукав пиджака и, хмуро глядя в сторону, с трудом выдавил из себя:

– Капитан. Там, рядом с Быстровым, может находиться девушка. Красивая такая, симпатичная….

– Я в курсе, Николай Сергеевич. Начальство всё уже растолковало – подробно и доходчиво.

– Ты, браток, уж расстарайся, чтобы она не пострадала при захвате. Чтобы ни один волосок не упал с её головы…. Ты, пожалуйста, лично присмотри за этим…

Всё в этом мире – рано или поздно – заканчивается. Подошёл к абсолютно логичному завершению и этот долгий, нервный, дёрганный и очень утомительный день. Наступил вечер – пограничная полоса между бестолковой суетой дня и мудрым молчанием ночи.

Постепенно все – сотрудники, охранники, солдаты, офицеры, монахи в своих сутанах, ведьмы, вампиры, черти, бесенята и всякие прочие – покинули помещение банка. Противно заскрипели ключи в замочных скважинах, запели – на все голоса – короткие зуммеры, свидетельствующие, что тот или иной конкретный объект (комната, помещение, целый этаж) поставлен на надёжную сигнализацию.

Последним банк покидал (как капитан дальнего плавание – свой любимый и обожаемый корабль) Иван Иванович Ануфриев – в сопровождении незнакомого Нику верзилы-охранника.

– Центральный вход уже закрыт, опечатан и опломбирован. Мы выйдем через боковую дверь правого крыла. Через ту, которой в обычное мирное время пользуются инкассаторы, – сообщил банкир, входя в аппаратную и многозначительно подмигивая Нику. – Вы же, королевские гвардейцы, задраивайтесь в хранилище. Да, прямо при мне! Я лично удостоверюсь через пуленепробиваемое стекло, что загорелись все огоньки секретных замков и запоров, и только после этого отправлюсь домой. Причём, вместе со своей спокойной и почти чистой совестью…. Ещё раз – наверное, уже в сотый – повторю суть вашей профессиональной функции, то бишь, задания государственной важности. Неустанно бдить, внимательно наблюдать за мониторами и, в случае реальной опасности, немедленно нажать на тревожную кнопку…. Через пять-шесть минут после этого прибудет группа быстрого реагирования. Вернее, целая куча специально обученных групп. Желательно, конечно, чтобы этого не произошло, и открытие банка состоялось – в штатном режиме – в восемь ноль-ноль понедельника…. То есть, официально – для всех юридических и физических клиентов – будет считаться, что в понедельник у нас выходной. А в восемь ноль-ноль сюда заявятся представители доблестного ГОХРАНа. Впрочем, это уже совсем другая история и не наша головная боль…. Вот вам – чисто на всякий случай – по браунингу. Хорошие машинки: семизарядные, с минимальной отдачей, бельгийского производства. Стандартные милицейские дубинки и наручники у вас, как я вижу, имеются…. Собственно, и всё. Всё ли? Может, я что-то забыл? Ах, да…. Мне тут уважаемый и искренний Семён Семёнович Нечипорук на вас, гвардейцы, пошло настучал. Мол, пьяницы вы горькие и беспробудные, плюющие на все строжайшие запреты командования…

– Врёт всё, гнида лысая и краснощёкая! – Милена тут же ощетинилась, изображая из себя рассерженного африканского дикобраза. – Где бесспорные доказательства, а? Языком молоть все горазды…. Этот старый и вонючий павиан меня усиленно домогался – в сексуальном плане. А я ему надавала по наглым и шаловливым ладошкам. Вот, Семён Семёнович – от сильнейшей обиды – и возводит гадкий поклёп. Правда-правда, Иван-Иванович! Вы спросите у Николая Сергеевича, он был свидетелем этих гадких и полностью бессмысленных домогательств…

– Какой напор! Какая экспрессия! – восхищённо и чуть насмешливо прервал девушку Ануфриев. – Вашу бы энергия, прекрасная амазонка, да в мирных целях…. Похоже, что вы меня поняли насквозь неправильно. Попробую ещё раз…. Я вовсе не собирался, да и не собираюсь – читать высокоморальные и занудные нотации. Вы ребята уже взрослые, опытные, виды видавшие…. Более того, я и сам ужасно много лет отдал воинской службе. Поэтому прекрасно понимаю, что во время активных боевых действий без алкоголя не обойтись. Ну, ни как не обойтись! И усталость надо снимать, и воспоминания всякие ненужные глушить, и со стрессами эффективно бороться…. Короче говоря, в комнате отдыха, где кроме кровати имеется некое подобие кухни с холодильником, забитым – под самую завязку – разными вкусными и калорийными продуктами, я оставил полиэтиленовый пакет. В нём, отважные бойцы, вы найдёте светлое немецкое баночное пиво, русскую водочку, армянский коньячок и две бутылки настоящего ямайского рома, так любимого нашей уважаемой Миленой, – банкир выразительно посмотрел на Ника.

«Эге! Говоря про ямайский ром, Ануфриев сделал чёткий акцент, мол, так любимый нашей прекрасной Миленой…», – смекнул сообразительный внутренний голос. – «Следовательно, тебе, братец, надо сосредоточиться на других напитках. Может, в ром подмешано снотворное, может, и нет.… Какая, собственно, разница? К указаниям начальства всегда надо прислушиваться с немалым пиететом, не без этого…».

Милена осталась у мониторов, Ник же отправился провожать Ануфриева и приводить в действие замки и запоры дверей хранилища. Особенно два последних, нестандартных и хитрых замка. Один из которых был настроен на отпечатки его пальцев правой руки, а другой – на картинку радужной оболочки левого глаза…

Ник, завершив процедуру прощания-запирания, замер у специального дырчатого щитка, вмонтированного в пуленепробиваемое стекло, дожидаясь условных звуковых сигналов. Конечно же, можно было обойтись и без этих сигналов: в аппаратной вся текущая обстановка отражалась на большом – полтора метра на метр – экране дисплея, усыпанном разноцветными кружками, квадратами и треугольниками. Но надо было решить ещё одну задачу (головоломку, шараду, проблему?) морального плана: предупреждать напарницу о снотворном, которое, возможно, подмешено в ямайский ром? Или – не предупреждать?

« Я думаю, что не стоит», – не удержался от совета надоедливый внутренний голос. – «Милена, отнюдь, не маленькая и беззащитная девочка. Чувствуется, что у этой внешне хрупкой барышни столько скрытой внутренней силы – хватит на стандартный батальон «краповых беретов»…. Ты, братец, сразу же уловил скрытый подтекст в словах Ануфриева. А ей, спрашивается, кто мешал? Кстати, откуда взялась железобетонная уверенность, что Иван Иванович «семафорил» именно тебе, а не нашей бесфамильной и загадочной Милене? В этой непонятной, замороченной и откровенно галлюциногенной круговерти возможно абсолютно всё…».

Наконец, противно промяукал басовитый зуммер, сообщая о том, что на территории банка – за исключением хранилища – нет теплокровных существ. Ещё через полторы минуты раздался короткий мелодичный звонок, говорящий о том, что боковая дверь в правом крыле здания надёжно заперта и поставлена на сигнализацию.

Он прошёл в комнату отдыха и сложил в картонный тёмно-коричневый пакет нехитрый ночной набор-паёк: большой бутерброд с ветчиной и бужениной, несколько охотничьих подкопчённых сосисок, пластиковую упаковку йогурта и литровый пакет яблочно-грушевого сока. Подумав немного, запихал в карман куртки банку со светлым немецким пивом.

Задумчиво вздыхая, Ник вернулся в аппаратную, поставил пакет со снедью на крохотный журнальный столик, присел на вертящийся стул и, вяло скользя взглядом по экранам мониторов, завёл с напарницей разговор – только совсем не про ром и снотворное:

– Скажи-ка мне, уважаемая Милена, а нет ли у тебя устойчивого ощущения, что всё это, вместе взятое, – совершил правой рукой неопределённое круговое движение, – является какой-то подлой подставой?

– Запрашиваемого ощущения нет, – невозмутимо ответила девушка. – А у тебя, соответственно, имеется?

– Не а, не имеется.

– В чём же тогда дело?

– Ощущения ощущениями. Но ведь ещё существует и такая важная штуковина, как стройная логика, – невесело хмыкнул Ник. – И эта логика мне настойчиво вещает, что всё это как-то…

– Как-то – что?

– Как-то странно, нелогично, неаппетитно, несуразно…. Хотя, если допустить, что…

– Прекращай ныть, мямлить и тянуть бездомного кота за хвост! – нетерпеливо прикрикнула Милена. – Вот же, мужики пошли, мать вашу! Сплошные сомнения, душевные терзания, заумные философские бредни…. Так в чём дело, напарник?

– Да, понимаешь, внутренний голос, дрянь неугомонная, всё нашептывает и нашептывает, мол: – «Весь окружающий мир – затрапезный бродячий театр, а все мы – низкопробные арлекины, поражённые наследственной шизофренией и ранним маразмом…».

– Ёмкая и едкая метафора, одобряю! Вильяму Шекспиру она очень понравилась бы…. А где же конкретика, мой мнительный друг, товарищ и брат?

– Конкретика…. Конкретика заключается в том, что кто-то хочет спереть (украсть, стащить, слямзить) какую-то важную и очень дорогостоящую вещь, или, даже, несколько вещей сразу. Хочет, аж до дрожи в худеньких коленках. До холодной испарины и устойчивого недельного запора…. Хочет, а не может. В смысле, не может – напрямую, в открытую. Вот, вокруг и мутится какая-то поганка. Бледная такая, ядовитая и мутная…. Причём, таких вороватых и могущественных типов может быть несколько. И каждый из них играет в свою игру, по собственным правилам…. Можно, я спрошу по-простому, в лоб?

– Спрашивай, – Милена скучнела и мрачнела прямо на глазах.

– Что нашли в ячейке 342-А? Только, ради Бога, не ври, что не знаешь! Если это страшная государственная тайна, то так и скажи…. Так имеет обнаруженное в ячейке 342-А отношение к приезду южноафриканской делегации или нет? Что, так трудно ответить, боевая подруга?

Девушка плавно соскользнула с откидного стульчика, сладко потянулась, хрустнув всеми суставами, и мелодично проговорила-промурлыкала – как ни в чём не бывало:

– Поздно уже, однако. Двадцать два часа одиннадцать минут. Началась твоя смена, напарник…. Кстати, тут на экранах изредка мелькают глюки. Гномы всякие, вооружённые боевыми топорами, бешеные собаки с розовой пеной на острых клыках, голодные белые медведи. Аура, видимо, проснулась…. Я же пойду отдыхать: приму душ, выпью стаканчик-другой рома и беззаботно завалюсь спать. Подойду утром, в девять пятьдесят. Тебе ведь хватит десяти минут, чтобы сдать мне пост? Рассказать о происшествиях, если таковые будут? Если что – буди, не стесняйся…

Уже приоткрыв дверь, она обернулась на пол-оборота и чуть слышно бросила фразу:

– Да, особо секретная государственная тайна. Да, обнаруженное в ячейке имеет самое прямое отношение к происходящему. Как и многое другое…, – после чего заговорила уже в полный голос: – Кстати, Николай, не забудь вывести все микрофоны на полную слышимость. Визуальные картинки это, конечно же, превосходно, но иногда о присутствии коварного противника докладывают и самые обычные звуки…

Ночь, звенящая тишина, неподвижные картинки на экранах мониторов. Лишь изредка перед глазами ненадолго появлялись яркие фантомы, рождённые тёмной аурой опасности: гигантские змеи, злобные пираты с деревянными ногами, безголовые окровавленные солдаты, страхолюдные ведьмы, африканские львы…. Совершенно ничего странного и интересного, короче говоря…

Как-то совсем незаметно миновала полночь. Перед внутренним взором изредка мелькали обрывочные эпизоды-воспоминания, так или иначе связанные с Марией. Их давнее знакомство, первый робкий поцелуй, весёлая свадьба, путешествие в Таиланд, откровенно-эротические сценки – в самых различных интерьерах. Он гнал прочь эти навязчивые образы и видения, но они – упорно и настойчиво – возвращались вновь и вновь…

На сером циферблате электронных часов как раз бодро выскочили светло-зелёные цифры – 3:00, когда Ник услышал очень тихий, но отчётливый и явственный скрежет. Он напряжённо завертел головой и с удивлением понял, что угрожающие звуки исходят от монитора, экран которого был абсолютно чёрен.

«Там же показывается внутреннее пространство подозрительного купеческого сейфа!», – вспомнил Ник. – «Того самого, дореволюционного, который мы с Денисом Котовым вчера заперли и опечатали. Неужели – начинается?».

Правая рука непроизвольно дёрнулась по направлению к тревожной кнопке.

«Э-э, братец! Подожди, не торопись! Только, ради Бога, не пори горячку!», – проснулся внутренний голос, уже несколько часов пребывающий в сладкой и крепкой дрёме. – «Во-первых, сам звук ещё абсолютно ни о чём не говорит. Мало ли что? Голодная крыса, например…. Во-вторых, данный сейф девственно пуст и крепко заперт. Грабители с газовым автогеном, которые мечтают вскрыть дверь сейфа изнутри и таким необычным образом проникнуть в банковское хранилище? Полный и несмешной бред! Неудачная и плоская шутка…. Им и за сутки не управиться: до 1917 года умели делать исключительно крепкие и надёжные вещи…. И, в-третьих, тебе что же, совсем не любопытно? Совсем-совсем?».

– Конечно же, любопытно. И даже очень, – тихонько пробормотал Ник, машинально пряча руки за спину. – Действительно, чего бояться закрытого сейфа? Он же не кусается, в конце-то концов…

Скрежет прекратился, вернее, сменился тоненьким и нудным скрипом. Ещё мгновение, и экран монитора ожил: безысходную абсолютную черноту неожиданно прорезал острый жёлтый луч, постепенно превращаясь в серую простыню деревенского летнего кинотеатра, на фоне которой проявились две неясные, слегка вытянутые тени.

«Неизвестные и хитрые злоумышленники открыли вторую, тайную дверцу старинного сейфа и теперь включили мощный карманный фонарик, пытаясь разглядеть предполагаемую богатую добычу, – с нескрываемой издёвкой прокомментировал внутренний голос. – «Ха-ха-ха! Наивные и самоуверенные уроды! А ещё и беспримерно наглые, даже петли «чёрной» двери не удосужились толком смазать машинным маслом…. Что ж ты не смазал уключины маслом? А он всё молчал и в ответ улыбался. Я убью тебя, лодочник…».

Секунд через двадцать-тридцать «наивные и самоуверенные уроды», всё же, решились войти внутрь просторного сейфа.

– Итак, незваных гостей двое, – Ник, гася волнение, принялся тихонько нашептывать себе под нос, – Оба одеты в тёмную униформу, на головах тёмные же шапочки-маски. Один низенький и полный, другой выше примерно на полголовы, худощавого и спортивного телосложения. Вот, собственно, пока и вся информация…. Что дальше?

Низенький и полный, недоумённо повертев головой по сторонам, откровенно сознался – смутно знакомым голосом:

– Разрази меня гром небесный, но совершенно ничего не понимаю…

– А уж как я, милый мой Семён Семёнович, не понимаю, и словами не передать, – зло ухмыльнулся неизвестный визитёр спортивного телосложения. – Говорите, мол: – «Разрази меня гром?». Придётся, видимо, разразить! И не только тебя, клоуна жирного и несмешного, но и много ещё кого, мать вашу! Помощнички хреновы…

«Чёрт, а ведь низенький толстяк – это Нечипорук! Тот, который Семён Семёнович по прозвищу «генерал» – с маленькой буквы», – обомлел впечатлительный внутренний голос. – «А кто же у нас второй, а? Голос какой-то «телевизионный», слышимый чуть ли не каждые сутки в программе «Время»…. Точно! Что, блин несолёный, точно? Это же получается…. Именно так оно и получается: один из Руководителей нашей великой и могучей страны…. Вляпались, похоже, все! Качественно так и однозначно вляпались…. Отвертеться, списав незапланированный облом на ленивых и глупых смежников? Они – на нас, мы – на третьих, третьи – на первых? Ничего не получиться, дамы и господа! Всем, не смотря на высокие звания и былые заслуги, достанется – по полной программе…. А вот Магаданской области и прилегающим к ней северным территориям откровенно повезло. В самое ближайшее время туда будут отправлены – на тактическое и стратегическое усиление – опытнейшие работники центральных аппаратов МВД, ФСБ и ГРУ…».

Между тем, диалог внутри дореволюционного сейфа продолжился, обнажая всё новые запутки и непонятки.

– Что же теперь делать? – суетливо запаниковал Нечипорук, бестолково шаря лучом фонарика по пустоте. – Такая операция сорвалась! Ну, надо же! Столько лет мы готовились, готовились, а всё – коту под хвост…. Обидно-то как, Господи! Узнаю, кто виноват, закатаю под свежий асфальт!

– Безусловно, обидно, – хмуро поддержал Руководитель. – Меня Иван Иванович Ануфриев лично водил по банковскому хранилищу. Показывал, объяснял подробно. Мол: – «Этот приметный сейф, он самый надёжный в стране. Что там – в стране! Во всём мире! Именно в него мы и поместим самые ценные экспонаты из южноафриканской посылки: алмазы, Чашу Святого Грааля, инопланетные кристаллы, литературные архивы…». Ну, и где это всё? Где, я вас спрашиваю?! Мне по фиг – алмазы вместе с кристаллами! Да и на литераторов – плевать с высокой колокольни…. Но, Чаша? Здесь вовсе ничего нет! Кстати, любезный мой Семён Семёнович, по поводу виновных и горячего асфальта…. Вы же, если мне не изменяет память, несколько часов назад связывались по телефону с вашей хвалёной и непревзойдённой Миленой?

– Связывался. И она подтвердила, что всё идёт как надо. В соответствии с планом, так сказать.

– Расшифруйте, пожалуйста.

– Дык, это…. Напарник, мол, натуральный лох и пустозвон…

– Натуральный лох, говорите? А почему сейф тогда пуст, а? Пустозвон? Похоже, что это мы с вами – вместе с целой кучей служивого народа – жалкие идиоты и хронические дауны…. Ладно, проехали. Тщательно разбираться и окончательно выяснять отношения будем уже на берегу. Будем, будем…. Что у нас с запасными планами и вариантами?

– Готовы, как и полагается.

– Так и запускайте их в работу! Срочно! Шкуру спущу, мать его! И так сплошные огорчения…. Чаша и всё прочее – ладно. Обыграем по-другому…. А вот – Ануфриев? Я же был в нём полностью уверен, как в…. Как маленький ребёнок – в бородатом и добром Дедушке Морозе! Неужели он, то есть, Иван Иванович, так ничего и не понял? Или, наоборот, всё понял правильно и, убоявшись возможных последствий, специально вильнул в сторону? Будем разбираться! Да, нестыковочка, однако…. А я, наивный и доверчивый, прочил Ануфриева на место Спикера в Государственной Думе. Нет, не подходит – в любом раскладе! Потому как не обеспечил требуемого результата. Будем в срочном порядке искать ему достойную замену….

– Ивана отправим в расход? – по-деловому поинтересовался Нечипорук. – Автомобильная авария? Несчастный случай на охоте? Падение – по дружеской пьянке – с солидной высоты? Самоубийство – из-за неразделённой и несчастной любви?

– Типун тебе на язык, Семён Семёнович! – Руководитель возмущённо замахал руками. – Какие ещё аварии с несчастными случаями? Совсем свихнулся на старости лет? Прошли злые сталинские времена. Будем надеяться, что навсегда…. Определим Ануфриева в рядовые депутаты, или там в сенаторы. Пусть учится, набирается ума разума и делового опыта. Растёт, короче говоря, как политический деятель…

Фигуры гостей постепенно превратились в вытянутые тёмные тени. Жёлтый луч, вильнув на прощание, потух. Раздался противный скрип, сменившийся тихим скрежетом…

– Очень интересные пироги с котятами! – Ник кратко подвёл промежуточный итог. – Первая попытка кражи бесславно провалилась. Но чётко прозвучало, что, мол, имеются запасные планы и варианты, которые будут срочно «запускать» в работу…. Нажать на тревожную кнопку и всё подробно рассказать прибывшему Ануфриеву? Мол, пусть разбирается сам? А как тут, вообще, можно разобраться, когда – Руководитель? А? Нет, не катит…. Ага, у нас же ещё имеется Милена – «хвалёная и непревзойденная». Вот, пусть она и ломает голову, принимает всякие судьбоносные решения, просчитывает в уме все последствия данных решений, ну, и так далее…

На сером циферблате электронных часов бодро выскочили светло-зелёные цифры – 10:30.

«И где же прекрасная и отважная амазонка?», – въедливо возмутился внутренний голос. – «Обещалась прибыть ровно в девять пятьдесят, чтобы, мол, без спешки и суеты принять пост. Ну, и? Где она, спрашивается? Хотя, объяснение напрашивается само собой: в ямайский ром, действительно, было подмешено снотворное…. И что прикажете теперь делать? Идти её будить и бросить мониторы с микрофонами на произвол судьбы? Вот же, блин утренний и сонный! Эти женщины – один сплошной и ужасно запущенный геморрой замедленного действия…. Ладно, подождём ещё чуток. Тем более что банка с пивом ещё не откупорена…».

Потерявшаяся напарница появилась только без пяти одиннадцать, когда пиво – вприкуску с последней охотничьей сосиской – было уже успешно выпито.

– Извини меня, Николай! – проникновенно заныла Милена бесконечно виноватым голосом. – Проспала вот, бывает…. Прости, пожалуйста! Мне так стыдно! Это вчерашняя усталость виновата во всём. А ещё – ром ямайский…. Я за это отдежурю до одиннадцати вечера! А хочешь, и до двенадцати? Иди уже, иди! Кушай, отсыпайся! Я же вижу, что всё в полном порядке. Глюки по-прежнему мирные и добрые, ничего особенного и подозрительного…

«Не похоже, чтобы наша провинившаяся сеньорита сильно спешила и торопилась. Тщательно причёсана, умыта, мило улыбается, румянец играет на смуглых и упругих щёчках…. Ну-ну! Я почему-то уверен, что совсем скоро румянец – совместно с беззаботной улыбочкой – пропадёт бесследно, сменившись нервной бледностью…», – подумал Ник, а вслух объявил – подчёркнуто невозмутимым голосом:

– Знаешь, боевая подруга, а ведь ночью не обошлось без неприятных эксцессов и происшествий. Неизвестные злоумышленники пытались ограбить банковское хранилище. Причём, нацеливались на самые ценные экспонаты и раритеты…

– Шутить изволим? – неуверенно улыбнулась девушка. – Розыгрыш такой, да? Будто бы я наивная дурочка и не понимаю, что в случае реальной попытки ограбления, ты непременно нажал бы на тревожную кнопку, и здесь было бы не протолкнуться от прибывших спецназовцев, грозно размахивающих автоматами? Ничего у тебя, мон шер, не выгорит! Давай, выметайся в комнату отдыха! Не трать времени понапрасну…

– Как сказать, как сказать, – Ник насмешливо передёрнул плечами и небрежно указал пальцем на экран монитора, показывавшего пустоту дореволюционного сейфа. – Тебе этот, э-э-э, предмет, не кажется слегка странным?

– Кажется. Он более тёмный – по сравнению с остальными выключенными мониторами.

– А почему же не спросила?

– Да, как-то так, не успела…, – напарница легкомысленно усмехнулась, но её карие умные глаза уже были полны нешуточной тревоги. – Подумала, что аппарат недавно сгорел-сломался, вот поэтому и экран такой безысходно чёрный…

– Совсем и не поэтому, наивная и доверчивая мадмуазель! Сейчас я тебе включу ночную запись. Посмотришь, послушаешь, проанализируешь…. А я пока подожду с отдыхом, посижу здесь. Вдруг, у тебя – после просмотра – возникнут ко мне вопросы? А они непременно возникнут, обещаю…

Надо отдать Милене должное: плёнку, запечатлевшую визит неожиданных ночных гостей, она просмотрела внешне хладнокровно и абсолютно спокойно. Даже – по окончанию – не стала перематывать назад, чтобы изучить всё по второму разу. Только, тяжело вздохнув, обернулась и, посмотрев на напарника очень внимательно и уважительно, спросила – безо всякого неудовольствия и видимой досады:

– А почему этот сейф не был задействован для приёма южноафриканского груза? По каким причинам?

Ник подробно поведал про причины: рассказал о тёмных флюидах, исходивших от сейфа, о чуть подрагивающем пламени восковой свечи, о детективной истории 1908-10 годов, рассказанной памятливым милицейским майором Лёней.

– Всё – как всегда! – подвела Милена жирную черту. – Несогласованность, лёгкомыслие, головотяпство, не умение правильно оценить полученную информацию…. Как результат – полный провал тщательно разработанной операции. По крайней мере, её основного направления…. Получилось точь в точь по незабвенному Виктору Степановичу Черномырдину: – «Хотели как лучше, а получилось – как всегда!». Да, теперь всем генералам достанется на орехи, всем без исключения…. А ты, Николай Сергеевич, молодец! Настоящий профессионал и всё такое…. Готовь грудь для ордена! В том смысле, что старательно проверчивай дырочку в лацкане пиджака…. Иди уже, отдыхай! Горюшко ты моё, всевидящее и чуткое…. А за «натурального лоха и пустозвона» – извини! Была неправа, погорячилась немного…

Пожелав напарнице спокойного дежурства, Ник отправился в помещение для отдыха. Принял горячий десятиминутный душ, облачился в махровый безразмерный банный халат и прошёл на кухню. Там он оперативно приготовил яичницу: из шести яиц, с бужениной, ветчиной и свежими помидорами. Наделал вдоволь бутербродов с красной икрой и тресковой печенью. С аппетитом поел, выпив в процессе трапезы грамм двести пятьдесят водки и две банки светлого пива. В голове приятно и хмельно зашумело, вдоль позвоночника пробежала тёплая волна, нестерпимо захотелось спать.

Выкурив финальную сигарету, Ник старательно затушил окурок в стеклянной пепельнице и улёгся на одной из двух раскладушек, на той, что была безупречно заправлена – в отличие от второй, напоминавшей собой разворошённое воронье гнездо.

Сон пришёл сразу, как только его голова коснулась тощей подушки…

Старинный, массивный и слегка неуклюжий трёхмачтовый фрегат, чуть наклоняясь на левый борт, ходко шёл курсом прямо на малиновое вечернее солнце, неподвижно – как казалось – зависшее над линией горизонта. На двух передних мачтах корабля были подняты только нижние, светло-коричневые паруса, которые, звеня, выгибались крутыми дугами под напором устойчивого ветра. Третья же мачта была и вовсе голой, то есть, не обременённой ни единым парусом. На гребнях серых крутых волн отчаянно приплясывали мелкие белые «барашки».

«Судя по солнцу, фрегат идёт строго на запад», – решил Ник. – «А малое количество парусов говорит о том, что опытный капитан судна совершенно справедливо опасается ночного шторма».

Под центральной мачтой фрегата наличествовал раздвижной столик, плотно заставленный разномастными бутылками синего и зелёного стекла, оловянными чарками и стаканчиками, а также серебряными тарелками, наполненными крохотными пирожками, пирожными и прочими разномастными сладостями. Вокруг стола на складных и обычных стульях расположилась небольшая, но очень живописная и весёлая компания. Четверо мужчин – одетых в камзолы и мундиры старинного покроя, местами украшенные пышными белыми и фиолетово-лиловыми кружевами, со шпагами в ножнах на левых боках, в кудрявых париках – неторопливо и с явным удовольствием дымили деревянными и фарфоровыми курительными трубками. Две молодые и миловидные дамочки, одна – низенькая и полненькая шатенка, другая – высокая и очень стройная платиновая блондинка, облачённые в длинные и пышные платья, что-то пили – мелкими глотками – из фарфоровых чашечек, время от времени воздавая должное заварным пирожным, халве и мармеладу. Обнаружилась и старенькая испанская гитара, лежащая на бухте каната рядом с толстенной корабельной мачтой.

«Совершенно ничего хитрого!», – заявил самоуверенный и нагловатый внутренний голос. – «Очевидно, что совсем недавно завершился сытный и обильный ужин. А теперь благородные господа и дамы наслаждаются ликёрами, сладостями и хорошим табаком. Чувствуешь, братец, какой прямо-таки неземной, духовитый и сказочный запах? Это он и есть, аромат Далёких Стран! А путешественники, наверное, ещё и музицировать будут…. Какое это Время? Судя по одежде кавалеров и барышень, где-нибудь первая половина восемнадцатого века. Извини, но точнее сказать не могу…».

Очевидно, что господа и дамы продолжали старый спор-разговор, начавшийся ещё за ужином.

– И, всё же, ревность, уважаемые мои оппоненты, чувство гадкое и прескверное! – важно и авторитетно заявил широкоплечий кавалер, на голове которого красовался очень длинный и пышный, ярко-оранжевый парик. – В качестве веского доказательства привожу следующее стихотворение. Слушайте!

Лукавый взгляд из-под густых ресниц,

Удар – из-за угла.

Не мне тот взгляд предназначался!

И знаешь ты сама:

Сейчас умрут – те миллионы людей, зверей и птиц,

Который мог предназначаться тот взгляд из-под ресниц!

Послышались вежливые аплодисменты.

– Никогда не думала, дорогой, что ты так увлекаешься поэзией, – удивилась платиновая блондинка. – Рубака, армейская косточка, поклонник жёсткой воинской дисциплины, автор скучнейших Уставов и Уложений, и, вдруг, высокопарные рифмы? Я сплю и вижу призрачный сон, мои могущественные и насмешливые Боги? Грежу наяву? Впрочем, поговорим об этом подробнее потом, наедине…. Сейчас же мы рассуждаем о жгучей ревности, о её природе, о значимых плюсах и не менее значимых минусах…. Так вот, я не согласна с утверждением, что, мол: – «Ревность – гадкое и прескверное чувство». Категорически не согласна! Поэтому мы сейчас дружно попросим нашу обожаемую Гертруду, – кивнула головой в сторону полной шатенки, надкусывающей в этот момент крохотный эклер, – рассказать одну чудесную и увлекательную историю. А, именно, о том, как она вышла замуж за Людвига. Точнее о том, как они поженились – пятнадцать лет назад, на одном вечнозелёном тропическом острове. Герда, расскажи!

– Просим! Просим! – незамедлительно подключились остальные участники этой познавательной беседы.

– Только если Людвиг позволит, – шатенка лукава и откровенно кокетливо посмотрела на костистого и усатого верзилу, лицо которого украшали два длинных сизых шрама, а в мочке правого уха висела длинная золотая пиратская серьга – с грубо вставленным в её торце большим необработанным рубином. – Я женщина очень строгих и незыблемых правил! И без разрешения мужа никогда не скажу лишнего слова….

Собеседники весело рассмеялись, явно не веря в покорную молчаливость Гертруды, а усатый верзила с приметной серьгой в ухе лишь криво улыбнулся и смущённо пробормотал:

– Бог с тобой, Герда! Когда это ты – по поводу чего либо – спрашивала у меня разрешения? Если только лет эдак пятнадцать-шестнадцать назад, ещё до нашей свадьбы…

– Тогда слушайте, храбрые и любопытные путешественники!

– Знаете, мои дорогие друзья, эта история, которую я сейчас поведаю, стара, как и весь этот прекрасный мир, окружающий нас со всех сторон. Как это море, как вот это голубое и бездонное небо…. Маленькая рыбацкая деревушка, разместившаяся на морском берегу в тридцати пяти милях от датского столичного города Копенгагена. Тёмно-жёлтые низенькие дюны, ярко-зелёные высоченные сосны, розово-сиреневые корзинки цветущего вереска, рубиновая брусника, вызревающая по осени…. Домики-развалюхи с давно некрашеными стенами, покосившиеся плетёные заборы, тощие пятнистые чёрно-белые поросята, без отдыха снующие туда-сюда, старинные гнёзда аистов – на не менее старинных крышах. Древнее кладбище, где все таблички на могильных холмиках – без единого исключения – говорят о том, что здесь покоятся только храбрые моряки и рыбаки, да ещё их отцы, матери, верные жёны и малолетние дети…. И нет никакого выбора – всем родившимся в этой деревне! Рождение, море, море, море, море…, смерть…. Всё – на этом! Не знаю, как вам ещё объяснить…. Как это, вообще, можно объяснить?! Ты всего лишь родился, а уже всегда – днём и ночью – только и слышишь, что шум морского прибоя. Тебе всего год, а море – шумит, тебе исполнилось десять лет, а оно – шумит, ты умер – сто пятьдесят лет назад – а оно шумит…. Вот в такой рыбацкой деревушке мы с Людвигом и выросли. Морской прибой, повсюду – только рваные рыбацкие сети, вывешенные на просушку. Руки отцов – мозолистые и шершавые, руки матерей – красные и разбухшие от постоянного общения с соляным раствором. И деревенское кладбище…. Постоянно кто-то из мужчин тонул. Постоянно! Каждые две недели кого-то хоронили. Так заведено было много веков тому назад. Не нами заведено, не нам и переиначивать! Ладно, хватит уже о грустном…. Короче говоря, мы с Людвигом были соседями. Скорее всего, даже очень дальними родственниками: может, пятиюродными, может, шестиюродными братом и сестрой. В маленьких рыбацких деревушках, если тщательно разобраться, все друг другу родственники…. Людвиг меня старше на целых три с половиной года. Да, и что с того? Вместе росли, играли в доблестных виталийских[19] братьев, отважных путешественников, пиратов, в храбрых капитанов и их верных подруг.…Потом выросли, потихоньку начали хороводиться, даже серьёзно целоваться тайком. Всё однозначно и уверенно шло к весёлой сельской свадьбе, да и наши многочисленные родственники были только «за». И, вдруг, – Гертруда насмешливо нахмурилась, – некоторым молодым и не в меру горячим людям неожиданно взбрело в голову – поиграть в записного ревнивца…

– Ничего и не взбрело! – возмутился было Людвиг, но, заглянув жене в глаза, тут же смягчил тон: – Ну, наверное, взбрело. Молод был, невыдержан, избыточно горяч…. Можно, я тоже чуть расскажу? Спасибо…. Так вот. Мне тогда только что исполнилось полных восемнадцать лет. По нашим деревенским меркам – уже взрослый мужчина, обязанный и себе зарабатывать на жизнь, и в родительское гнездо приносить деньги, чтобы было, на что поднимать младших братишек и сестрёнок…. Я с одиннадцати лет отирался около кузни хромого Свена. Сперва просто подай-принеси, подержи-сбегай. Потом стал огонь разжигать в кузнечном горне, готовить нехитрые обеды-ужины для молотобойцев, благо они были ребятами добрыми и непривередливыми…. Если говорить совсем уж по-честному, то не грело меня это кузнечное дело! С самого малолетства грезил я о дальних морских путешествиях. Тропические вечнозелёные острова, покрытые яркими цветами, тонкий визг картечи, раны, слава, Южный Крест – прямо по курсу.… Ну, и об этом, как там его? О звонком ветре странствий! Только милашка Гертруда меня и удерживала на родимом берегу…. Ладно, продолжаю. К восемнадцати годам я стал полноправным кузнечным подмастерьем, мне хозяин уже много чего доверял по-настоящему серьёзного. Вот и в то безоблачное июньское утро…. Отправил меня хромой Свен в соседнюю деревню, которая была раза в два побольше нашей. Соответственно, и кузня там была поприличней и побогаче. Надо было – по записке моего хозяина – забрать там длинный прут какого-то хитрого сплава на медной основе. Иду себе, никого не трогаю, искренне радуюсь жизни, думаю о своей ненаглядной и симпатичной невесте. Кругом птички поют, бойкие кузнечики весело скачут под ногами, солнышко светит…. Взобрался я на пологий холм, с которого открывался отличный вид на соседскую деревню. Вернее, на новёхонький причал, к которому как раз подошла гребная шлюпка с двухмачтового корвета, вставшего на якоря в четверти мили от берега. Смотрю, среди встречающих – моя милая Герда. Удивился я немного: ни о чём таком она мне не говорила, не предупреждала. А сердечко учащённо так забилось, предчувствия нехорошие всякие поселились в нём…. Короче говоря, не стал я спускаться с того холма, а предусмотрительно залёг в густых кустиках цветущего вереска. Лежу себе, наблюдаю старательно. Вот шлюпка пристала, гребцы убрали вёсла, на дубовые доски причала стали вылезать люди, одетые в морскую королевскую форму. Один из них – очень высокий такой, стройный, широкоплечий, он мне сразу чем-то не понравился. Сразу…

– Это был мой двоюродный братишка, с которым я не виделась целых лет десять! – торопливо объяснила Гертруда и извинительно погладила мужа по руке: – Продолжай, дорогой, продолжай! Я, честное слово, не буду тебя больше перебивать. Честное слово!

Людвиг недоверчиво усмехнулся, пессимистично покрутил головой, но рассказ продолжил:

– Вот на шею этому высокому и широкоплечему красавчику, облачённому в парадную офицерскую морскую форму, моя наречённая невеста и бросилась…. Тут серая вязкая шторка и опустилась – и на мои глаза, да и на мой разум в целом. Поднялся я на ноги, да и пошёл – куда глядят глаза, старательно размазывая по лицу горючие слёзы и зелёные сопли…. А чтобы вы, уважаемые господа, делали бы на моём месте? Чтобы подумали? Небось, что королевский блестящий офицерик – нечета деревенскому увальню-кузнецу? Вот то-то же…. К утру я успешно притопал в город Копенгаген и нашёл морской порт. Долго ходил между разными фрегатами, бригами, корветами и бригантинами, всё пытался наняться юнгой и уйти в дальнее и долгое плавание. Ибо твёрдо и окончательно решил – навсегда покинуть хмурый и печальный датский берег, где проживают такие ветреные и вероломные особы, – с нежностью и обожанием посмотрел на свою полненькую супругу. – Но никому, как назло, юнги были не нужны! Вот такая неприятная закавыка образовалась…. Только на фрегате «Проныра» было вакантно место корабельного повара, кока – по-морскому. А старого кухаря зарезали – третьего дня – в пьяной кабацкой драке. Готовить, конечно же, я толком не умел, но больно уж хотелось уплыть. Нанялся, естественно, понятное дело…. Вечером того же дня мы и ушли – курсом на английский Плимут, к порту которого «Проныра» и был приписан. В первое же утро я получил с десяток крепких зуботычин и недобрых подзатыльников. Не, с капитаном, его помощником и штурманом не возникло никаких проблем. Я им приготовил отличную яичницу с беконом и солониной, бутерброды с малосолёной икрой камбалы и печенью трески. Ели и не жаловались, а за кофе даже похвалили, мол, получилось просто замечательно…. Боцман же, мужчина хмурый и серьёзный, велел на всю остальную команду наварить рисовой каши. Я и наварил – со всем усердием. А про то, что рисовую крупу перед готовкой надо тщательно промывать, я, естественно, не знал. Получился натуральный, очень скользкий и противный клейстер, ну, моряки и поучили меня немного – кулинарным морским секретам…. Ничего, со временем я научился очень даже неплохо готовить, за что и получил соответствующее прозвище – Датский Кок. А ещё я сдружился с пожилым помощником капитана. Стал старик меня потихоньку обучать всяким морским премудростям: когда и какие паруса поднимать, правильно пользоваться буссолью и астролябией, курс прокладывать по морской карте, обходить стороной коварные боковые течения, лавировать между острыми прибрежными рифами.…Так что, я уже через полгода мог сойти за очень неплохого штурмана. А потом «Проныра» был взят на абордаж пиратами…. Мы тогда перевозили портвейн в бочках – из португальского Синиша – в английский Лондон. Отошли от пиренейского берега миль на сто двадцать, тут и налетел сильнейший пятисуточный шторм, отнёс наш фрегат далеко на юго-запад, прямо на пиратскую эскадру Эдварда Теча – по прозвищу Чёрная Борода…. Пираты нашему появлению очень обрадовались: ещё бы, полторы тысячи пузатых дубовых бочек, наполненных отличным португальским портвейном! Прямо-таки – подарок Судьбы! Настоящий дар Небес! Нашего капитана, его помощника, штурмана, боцмана и несколько матросов разбойники хладнокровно пристрелили и выбросили в море, а остальным велели – под страхом лютой смерти – продолжать старательно выполнять свои судовые обязанности. Вот так я, пусть и не по своей воле, стал пиратом…. Сперва плавал простым камбузным кухарем, через некоторое время был произведён в боцманы – с одновременным исполнением функций штурмана, потом – в помощники капитана. Но и тогда все меня упорно величали по-прежнему – Датским Коком…. Очень мне не нравилось быть пиратом, вот только никак не предоставлялось удобного случая – сбежать обратно, в нормальный человеческий мир. «Проныра» на якоря становился сугубо в гавани городка Порт-Ройала, всемирного пиратского гнезда. Да и там за мной присматривали внимательно…. Герда, твоя очередь наступила, рассказывай!

Гертруда задумчиво прищурилась, мечтательно улыбнулась и – с видимым удовольствием – приняла эстафету:

– Через сутки после прибытия двоюродного брата выяснилось, что пропал мой любимый и обожаемый жених. Внезапно, никого не предупредив, без единого следа…. Уже потом кто-то из наших деревенских вспомнил, что видел Людвига в копенгагенском порту. Тогда-то я и догадалась обо всём…. Глупый записной ревнивец! – грозно и недовольно посмотрела на своего, тут же засмущавшегося мужа. – Надо же быть таким законченным дураком! Ладно, с тобой, ревнивым и нервным негодяем, мы побеседуем попозже.… Поехала я в морской порт, хорошенько порасспросила тамошних аборигенов, узнала про фрегат «Проныру», про далёкий английский Плимут. Делать нечего, пришлось и мне собираться на загадочный Туманный Альбион. Чтобы найти там некоторых неразумных недотёп и объяснить им – всё, как было на самом деле…. Но не получилось – сразу отправиться в Плимут. Ведь эта поездка стоила немалых денег. Устроилась я тогда обыкновенной прачкой, работала по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки – без выходных и праздников – позабыв про всякий отдых. Ещё вот колечко продала золотое, что осталось от матушки покойной…. Уж, как я его любила! Так любила, словами не передать! – Людвиг покаянно закашлялся, но чёрствая Герда не обратила на это обстоятельство ни малейшего внимания и невозмутимо продолжила: – Только через десять месяцев добралась я до Плимута. А непутёвого женишка уже и след простыл! Добрые люди рассказали мне, что, мол, фрегат «Проныра» уже и не торговое мирное судно, а самый натуральный пиратский корабль, плавающий под чёрным «Весёлым Роджером». Что было делать? Домой возвращаться и там, позабыв про Людвига, искать себе нового суженного? Или – утопиться от нешуточной досады, бросившись в солёные морские воды? Стою это я у дальнего причала и самозабвенно реву в три ручья…. Как раза мимо проходил молоденький и симпатичный кавалер – с длинной дворянской шпагой на левом боку. Остановился, утешил, вежливо расспросил. Я ему всё-всё и рассказала…. Кавалер мне тогда и говорит, мол: – «Не расстраивайтесь вы так, милая и красивая девушка, раньше времени! Может, ещё и жив ваш драгоценный жених. Пираты, как правило, хороших коков очень ценят и всемерно уважают, а на реях вешают только плохих, которые готовить совершенно не умеют и всё подряд бессовестно пересаливают…. А я – Том Ред, шкипер бригантины «Невеста ветра», как раз решил посетить те самые заманчивые и благословенные края. В смысле, лазурное Карибское море и тамошние вечнозелёные острова. Могу взять вас с собой. Тем более что и на моей «Невесте», как раз, должность кока вакантна…. Ну, как, красавица, поплыли?». Сперва-то я, понятное дело, долго не думая, отказалась наотрез. Как же иначе? Одна, в море, без всякой защиты, в окружении грубых и похотливых мужчин? Они же, наверняка, бедную и смазливую девушку сразу же и используют – по прямому назначению…. Кавалер всё понял про те мои трусливые сомнения, негромко рассмеялся, а потом тихонько поведал, что никакой он и не кавалер, а, наоборот, девица – по имени Мэри Ред[20], двадцати шести лет от роду. Вот так вот оно, братцы…. Почему она претворялась мужчиной? Понятное дело, что и тут виновата любовь. Нет, про это я не буду вам рассказывать, потому как – не моя тайна…. Если судьбе будет так угодно, и наши пути с Мэри пересекутся ещё раз, то сами у неё и поинтересуетесь. Одно только скажу: Мэри тогда очень нужны были деньги, чтобы выкупить из английской королевской темницы одного молодого, знатного и очень красивого человека…. Так вот, новая подружка умело обкорнала мне волосы, нарядила под обычного парнишку, отвела на бригантину, представила команде. Ну, и поплыли, благословясь! То есть, пошли, выражаясь по-морскому.…Уже в открытом море выяснилось, что и «Невеста ветра» – пиратское судно. Правда, не совсем обычное. Мэри и её команда грабили только французские торговые корабли. Почему – только французские? Наверное, об этом надо спросить у тогдашнего английского короля. А моей подруге, как уже было сказано выше, очень были нужны деньги…. Почти год мы плавали по разным тропическим морям и океаном, пока, наконец, «Невеста» не бросила якоря в гавани знаменитого Порт-Ройала, где, как раз, и отстаивался на мелком ремонте правого борта искомый мной «Проныра». Вот в местном, насквозь прокуренном кабачке, мы с Людвигом и встретились, он тогда уже ходил помощником капитана фрегата. Видали бы вы, господа и дамы, его глаза, когда он меня высмотрел! Я чуть не умерла от смеха…. Рассказала ему, естественно, всё про двоюродного брата, представила другое веское доказательство, свидетельствующее о моём высочайшем моральном облике…. Какое – веское доказательство? Нет поблизости детей? Хорошо, тогда скажу. Конечно же, свою девичью невинность, бережно сохранённую в таких, скажем прямо, непростых условиях…. Людвиг, увалень датский, иди-ка сюда! Думаю, что жаркий и долгий поцелуй будет достойной точкой в этой истории….

– Точкой? – солидно пророкотал обладатель двух шрамов на физиономии и классической пиратской серьги в мочке правого уха. – Нет, радость моя бесценная, это лишь запятая. Причём, одна из многих…. Эй, юнга-бездельник! Шампанского!

Поцелуй – жаркий и долгий, бурные аплодисменты, восторженные возгласы, пафосные и вычурные тосты…

Наконец, когда все остальные угомонились, мужчина в ярко-оранжевом парике взял в руки старенькую гитару и, скорчив многозначительную гримасу, торжественно произнёс:

– Официально извещаю о своём полном и безоговорочном поражении в этом поучительном споре! Признаю, что банальная ревность – зачастую – является чрезвычайно полезной. Полезной, в первую очередь, для формирования верного и единственно-правильного Жизненного Пути. Если бы не это досадное происшествие…. Я имею в виду неизвестного соперника, оказавшегося двоюродным братом невесты, то всё могло сложиться совсем по-другому. Людвиг сейчас был бы не легендарным и знаменитым капитаном фрегата «Король», чьё имя, то есть, чьи имена, известны на всех морях нашей прекрасной планеты, а обычным, ничем непримечательным деревенским кузнецом. А, Герда? Её нежные руки – без этой истории – были бы сейчас разбухшими и красными от постоянного общения с насыщенным соляным рыбацким раствором. Вы не будете против, любезные мои дамы и господа, если я спою короткую песенку, родившуюся считанные минуты назад? Навеянную, так сказать, рассказом славной супружеской четы Лаудрупов, то бишь, Людвига и Гертруды? Тогда слушайте, – кавалер осторожно тронул гитарные струны, взял несколько пробных аккордов и запел – приятным и звучным голосом:

Вечер. Очень тёплый. Звёздно-хмурый. Шепчет мне – о всяких разных странах… Над седой волною – чайки-дуры, Всё меня ругают – неустанно… Сороковник, мол, не за горами… А чего ты видел – в этом мире? Всё бумагу пачкаешь – словами, Пьянствуешь-живёшь в своей квартире… И о том, что не сложилось – вовсе, Всё жалеешь, на исходе лета… Раз в неделю – тупо ходишь в гости, В преферанс играешь – до рассвета… А ведь там – мы то видали сами, Острова тропические дремлют. Корабли – под всеми – парусами, К ним несутся, скуки не приемля… Звон железа, тонкий визг картечи, Абордаж, добыча, раны, слава… Ты наплюй – на этот тёплый вечер, И беги отсюда – неустанно…. И девчонки тонкие – печально… Жадными глазами – к горизонту…. О любви грустят – необычайно, Ждут своих героев – ночью чёрной… И ответил я – уговорили! Почему ты нет? Мне камни – в печень! Подошёл к ближайшей бригантине, Вышел капитан седой навстречу… Не нужны, случайно вам – матросы? Нужен кок? Да, я готов – и коком… Завтра уплываем? Без вопросов. Я готов порвать – свой тесный кокон… Лишь бы – острова, а там – девчонки… Лишь бы каждый день – как будто – новый… И глаза – стреляют из-под чёлки, Над дверями камбуза – подкова… Капитан, а может быть – сегодня? Якорный канат? Да я – зубами… Лишь бы побыстрей! Убрали сходни. И вперёд – под всеми парусами… А печаль уже – как льдинка – тает. Дремлет океан – ночной, глубокий… И по курсу прямо вырастает Южный Крест – обманчиво-далёкий…. И по курсу прямо – вырастает Южный Крест – обманчиво-далёкий….

«Отличная песенка!», – подумал Ник. – «И эти ребята с девчонками – в насквозь старомодных одеждах – просто замечательные! Поплавать бы вместе с ними на трёхмачтовом красавце-фрегате – по самым разным морям и океанам. Они, я и Мария…. Ничего другого и желать-то нельзя! В смысле, конечно же, можно. Но больно уж пошло и глупо…».

Подумал, и проснулся…

Электронные часы показывали полседьмого вечера. Было не рано, но и не поздно. Можно было подготовиться к предстоящей ночной смене без спешки и суеты.

– Интересно знать, а вот какой такой тайный и глубинный смысл заключён в этом необычном и ярком сне? – поинтересовался Ник у любопытного сизого голубя за оконным стеклом, беззаботно разгуливающего по узкому металлическому карнизу. – Может, это кто-то настойчиво, доходчиво и красочно пытается мне растолковать, что я ревную Матильду совершенно напрасно и беспочвенно, а? Мол, она мне искренне верна до гробовой доски и всё такое прочее? А как же тогда смущённый и правдоподобный рассказ Веруни о поцелуях взасос – в достославном ресторане «Палермо»? Собственноручные показания Олега Быстрова о счастливых буднях кровавых вампиров, безумно любящих друг дружку? А этот незнакомый и уже порядком надоевший мужской носок – серый в чёрную клеточку – найденный на подоконнике коттеджа?

«А кто, собственно, пытается растолковать-то?», – упрямо поинтересовался дотошный и настойчивый внутренний голос.

– Кто, кто. Дед Пихто…. Если бы я знал. Может, кто-нибудь из странных обитателей Заброшенных Крыш? Или из тех, Кто живёт чуть Повыше?

Полчаса он усердно, не отлынивая, позанимался общеукрепляющей (по Владимиру Семёновичу Высоцкому) гимнастикой: приседал, отжимался, выполнял наклоны и махи руками-ногами. Хорошенько пропотев, принял контрастный душ, потом приготовил поздний обед, он же – ранний ужин. Манерничать и привередничать, конечно же, не стал, ограничившись всё той же яичницей с разными мясными и овощными наполнителями, да классическими бутербродами. От алкоголя вообще решил отказаться. Вообще – отказаться? Ну, в том смысле, что ограничился одной единственной банкой светлого пива.

«А что, спрашивается, дальше?», – с нескрываемым подвохом поинтересовался любопытный внутренний голос, которому пол-литра пива, явно, показалось маловато.

– Дальше – только Вечность! – пессимистично ухмыльнулся Ник. – Она же, мать её, Тщета, Тлен и полное Забвение…

Без пятнадцати десять, собрав нехитрый ночной продуктовый набор, он дисциплинированно, даже и не думая о разрешённом Миленой часовом опоздании, отправился на центральный наблюдательный пункт.

– Выспался, шевалье? – не оборачиваясь, непринуждённо поинтересовалась напарница на звук открывающейся двери (или всё видела на экране соответствующего монитора?). – Как выражаются наши генералы: – «Готов к труду и обороне, боец?». Причём, все генералы, без разбора: «фээсбэшные», «грушные», ментовские, армейские, штабные, стройбатовские…

– Готов, – задумчиво вздохнув, согласился Ник. – Почему бы и нет? Я так понимаю, что во время твоего дежурства не произошло ничего страшного, непонятного и экстраординарного?

– Не-а! – широко и беззаботно зевнула Милена. – Как принято говорить в скучнейших голливудских мелодрамах: – «Всё было бесконечно спокойно и утомительно благостно…». Только глюки – под ручку с фантомами – продолжают нагло и непринуждённо разгуливать везде и всюду. Вон, экран сорок девятого монитора демонстрирует – конкретно моему воспалённому сознанию-воображению, понятное дело – Чебурашку с длинным окровавленным кинжалом, зажатым в правой лапе. А в тридцать третьем мониторе совсем ещё молоденький Че Гевара склонился над цветной картой, развёрнутой на столе. Видимо, разрабатывает хитрый план мгновенного захвата Гаваны. Аура, ничего не поделаешь…. Впрочем, тебе, Николаша, наверное, видится совсем другое?

– Это точно! В сорок девятом я вообще никого и ничего не наблюдаю, а в тридцать третьем парочка рыжебородых, бесстыжих и наглый гномов грязно пристаёт к визуально скромной и невинной Белоснежке…. Иди, красавица, отдыхай! Кстати, по третьей программе скоро начнётся какой-то жутко интересный зарубежный фильм, типа – премьера…. Вот чёрт, забыл, как называется! Ну, рекламу ещё крутили целую неделю напролёт. Мол, Главный герой – очень крутой, симпатичный и правильный, но окончательно разочарованный в женской любви и верности. А Главная героиня – совсем ещё молоденькая, очень капризная и чрезмерно взбалмошная, начитавшаяся модных дамских романов…

– И насмотревшаяся – по самое не могу – мексиканских слезливых сериалов и индийских мелодрам со счастливым финалом, – весело подхватила Милена, покидая крутящийся стул. – Как же, как же, в курсе. Очень хотела посмотреть. Ну, просто мечтала и вожделела! Спасибо, сменщик, что напомнил…. Пока! Счастливого дежурства!

– Подожди, – попросил Ник.

– Что?

– Ничего не хочешь мне сказать?

– Что тут скажешь, уважаемый товарищ по оружию? – коротко и печально улыбнулась девушка. – Большие Игры, они много чего подразумевают. В том числе, и расходный материал…. Это как было во время Великой Отечественной Войны: – «Данный городок (посёлок, деревня, хутор, безымянная высотка) должен быть взят к 23-му февраля, очередной годовщине создания Красной Армии. Должен, и жирная точка! Патронов и людей не жалеть!»…. Думаешь, с тех легендарных времён что-нибудь изменилось? Ни капли! Если Верхним что-то стукнуло в голову, знать, так тому и быть. Причём, любой ценой! Не считая патронов и прочего – расходного материала…

– Там – в купеческом сейфе – состоялся конкретный разговор. Мол, будут срочно запускать в действие запасные планы и варианты.

– Поверь, Николай Сергеевич, я ничего не знаю про это. Совсем ничего. Не знаю и сочувствую.

– Сочувствуешь?

– Естественно. Даже престарелой и безмозглой лошади должно быть понятно, что если и запланировано нечто – в плане очередной попытки, э-э-э, экспроприации – то это случится именно в ночное время. Строгие и вечные законы детективного жанра, ничего не поделаешь…. Так что, я пошла спать-отдыхать, а ты, мон шер, отдувайся здесь – за всё и про всё. В принципе, это полностью справедливо: настоящие мужчины, они просто обязаны – браться за самую тяжёлую, опасную и трудную работу. И, соответственно, потом отвечать – за некачественное и недолжное исполнение задания. Или там – приказа…. Ничего личного, старина! Романтические принципы и традиции, так сказать, не более…

– Злая ты у нас, – вяло подытожил Ник. – Как впрочем, и все остальные – молодые и симпатичные особы женского пола. Женщины, как мне когда-то давно поведал один мудрый армейский старшина, они только после тридцати пяти лет начинают добреть понемногу. И то – далеко не все…

– Всех благ! Кстати, я тут немного поработала с видео– и аудиозаписями. Не было никакого ночного визита. Не было! – Милена, лучезарно улыбнувшись, сделала ручкой и торопливо покинула помещение аппаратной, плотно и аккуратно прикрыв за собой дверь.

Ночь, тревога, ожидание.

Нет, не так.

Вязкая и медленная ночь, острая и безграничная тревога, нервное и болезненное ожидание…

Ожидание – чего? Всего и вся….

У тебя, уважаемый читатель, никогда не было такого ощущения, что ещё чуть-чуть – и произойдёт…. Произойдёт нечто, меняющее твою жизнь раз и навсегда? Не было? А – лично у меня – было. Причём, много-много раз…. Соответственно, из этого неосторожного высказывания можно сделать однозначный далеко идущий вывод, что автор данного текста менял-изменял свой Жизненный Путь многократно и кардинально…. Впрочем, разве это кому-то интересно? Получается, что нет. Я многократно писал подробные мемуары. Честные такие, не придуманные. Писал и предлагал крупным, средним и мелким российским издательствам…. Результат предсказуем. Мне нудно и подробно объясняли: что есть что – в нашей современной жизни, и чем же, в конечном итоге, интересуется сегодняшний уважаемый читатель. То бишь, тот читатель, который готов покупать книги за реальный деньги, а не скачивать – на халяву – тексты из гадкого Интернета. Вот те, которые готовы покупать за деньги, они – по мнению издательств – и есть настоящие Читатели, те, которые с большой буквы…

Впрочем, отвлёкся я что-то. Покорнейше извините, господа и дамы! Тем более что мы с вами неуклонно и планомерно приближаемся к Финалу этой необычной и неформатной Истории.

К Финалу? Если рассуждать формально и строго, то, пожалуй, да. А если подойти с философской и независимой точки зрения? Тогда – лишь к началу Истории следующей, не более того…

Итак.

Ночь, тревога, ожидание.

Без пяти минут три отчаянно и неожиданно громко (видимо, по причине всеобъемлющей и полной тишины вокруг), зазвенел (заорал, заверещал, взвыл) мобильник. Тот самый, врученный накануне предусмотрительным Иваном Ивановичем.

– Здесь Ануфриев, – известила трубка приятным мужским баритоном. – Как дела, Николай?

– Всё нормально, – осторожно ответил Ник, стараясь вспомнить, где он уже слышал этот приметный голос. – За время очередного дежурства никаких нештатных ситуаций не зафиксировано.

– Это хорошо. Что там напарница?

– Спит, наверное.

– Просто замечательно! Даже и не думай – будить и понапрасну беспокоить уставшую женщину, – мягко усмехнулся баритон и после короткой паузы напористо перешёл к делу. – Что же, Николай Сергеевич. Готовься, как мы с тобой и договаривались, к встрече гостей. Со мной будут ещё две персоны: одна мужского пола, а другая женского. Имён и фамилий называть не буду. Впрочем, ты их непременно узнаешь, хотя, и не сразу…. Помни, что это дело государственной важности! Ты же давал письменные указания о неразглашении? А? Не слышу ответа!

– Давал, Иван Иванович, давал…

– То-то же! Короче, когда мы подойдём к правому крылу, то снимешь с сигнализации боковую дверь, предназначенную – в мирное время – для инкассаторов. Вопросы, боец?

– А откуда…. Откуда вы появитесь? Через главные ворота?

– От среднеазиатского верблюда! – вальяжно хохотнул баритон. – Не задавай лишних и глупых вопросов, служивый! Откуда надо, оттуда и появимся…. Когда? Минут через семь-восемь. У тебя всё? Тогда – до скорой и тёплой встречи…. Роджер!

Ник, запихав телефон в карман куртки, задумчиво помассировал кончик носа, поморщился и, не отрывая взгляда от экрана монитора, показывающего нужную боковую дверь с прилегающей к ней территорией, принялся рассуждать в полголоса:

– Голос, безусловно, не Ивана Ивановича.…Впрочем, ничего необычного и странного – рядовой «телефонный» глюк. Уже проходили…. Другое настораживает слегка: половина фраз и интонаций, безусловно, свойственны Ануфриеву, а другая половина – как бы и нет…. Может, он просто немного разволновался от близости высоких и важных персон? В смысле, высоких не ростом, а своим кремлёвским статусом? Ладно, разберёмся, ждать осталось совсем недолго…

Наконец, около инкассаторской двери возникли три человеческие фигуры.

– Вот именно, что возникли! – Ник недовольно и озабоченно покачал головой. – Откуда? Не от ворот в заборе, это точно…. Значит, из-под земли? Почему бы и нет? На банковской территории полно всяких и разных чугунных люков…. Интересное дело! Никогда не слышал, чтобы кремлёвские небожители разгуливали по городским канализационным коллекторам. Впрочем, их право. У нас в стране, слава Богу, нынче свобода и демократия, как-никак…. А вот внешний вид посетителей, без всяких сомнений, полностью соответствует сегодняшним обстоятельствам. Аура, одно слово…

Первым к боковой двери подошёл слегка сутулый человек среднего роста, одетый в старомодный тёмно-коричневый плащ, с широкополой чёрной шляпой на голове.

«Длинные чёрные волосы, орлиный нос, пронзительные карие глаза, губы очень тонкие, злые и порочные», – скрупулёзно отметил хладнокровный внутренний голос. – «Эге! Это же Фредди Крюгер, известный душегуб и поганец! Неисповедимы пути твои, Господи!

Справа от легендарного и кровожадного английского злодея нетерпеливо переминался с ноги на ногу высокий малый в мешковатом костюме Пьеро. Слева меленькими шажками семенила классическая японская гейша. Лица Пьеро и гейши были густо намазаны белилами и частично скрыты под широкими чёрными полумасками.

– Глюки совершенно мирные, – задумчиво пробормотал Ник. – Не страшные, какие-то несерьёзные, похожие на актёров из провинциального ТЮЗа. Это означает, что всё взаправду, и никакой опасности нет? А Бог его знает, что это означает! Вон, рукава-то у всех троих знатно пропитаны кровью. Аж, капает на землю…. Надо будет – на всякий пожарный случай – присмотреться к дорогим гостям повнимательнее…

Раздался громкий щелчок и из правого рукава плаща Фредди выдвинулись длинные и тонкие лезвия, испачканные чем-то тёмным.

– Чего это он? – опешил Ник. – Собрался прирезать кого-нибудь?

Крюгер, виртуозно орудуя своими бритвами-ножами, освободил дверь от пломбы и от бумажной узкой полосы, украшенной круглой банковской печатью. Потом он ладонью левой, самой обыкновенной руки достал из кармана плаща связку ключей и пару минут повозился с замками, после чего убрал ключи обратно, а из другого кармана вытащил чёрный мобильник и ловко пощёлкал по его кнопкам кончиками правых лезвий.

– Да, слушаю внимательно! – тут же откликнулся Ник, поднося к уху ласково позвякивающий телефон.

– Встречай, бродяга! – преувеличенно бодро велел баритон. – Высокая Правительственная делегация прибыла для посещения вашего секретного объекта…. Расстелить – везде и всюду – красно-бордовые ковровые дорожки! Почётному караулу построиться! Ха-ха-ха! Эй, Николай, слышишь меня? Так вот…. Разблокируй и сними с сигнализации все остальные двери, имеющиеся на нашем пути к хранилищу. Да и само хранилище отмыкай – пальчиками и глазками – так сказать…

Глухой шум шагов, бойкий говорок, тихий женский смех.

«Они ещё и шутками балуются!», – то ли восхитился, то ли возмутился внутренний голос. – «Вот же, выдержка у ребятишек! Даже немного завидно, честное слово! А вместо нервов – стальные корабельные канаты…».

В банковское хранилище – через широкую, распахнутую настежь дверь – вошли долгожданные посетители. Первым появился Фредди Крюгер, за ним, сплетя руки «кренделем» и мило переговариваясь между собой, проследовали японская гейша и высоченный Пьеро.

– Приветствую, Николай Сергеевич! – избыточно радостно гаркнул Фредди, небрежно протягивая левую ладонь для рукопожатия. – Как твои дела, дружок? Небось, рад нашей плановой встрече?

Дверь хранилища, как и было предусмотрено её конструкцией, медленно закрылась за вошедшими, на специальном щитке снова загорелись-заплясали разноцветные лампочки, сигнализируя, что все секретных замки и запоры снова находятся в работе.

– Я очень и очень рад! – ответил Ник и молниеносно отпрыгнул в сторону, выхватывая из кармана браунинг и резко отщёлкивая пистолетный предохранитель в боевое положение…

Текущая задача, которую он поставил перед собой, заключалась в следующем: мгновенно сблизиться с парочкой Пьеро-гейша и метким ударом в нужную болевую точку, желательно не причинив серьёзных повреждений организму, отправить особу женского пола в нокаут. То бишь, во временное беспамятство.

«Это же, наверняка, наша Матильда!», – неслышно для окружающих вопил – как резаный – внутренний голос. – «Аккуратней, братец! Ради Бога, аккуратнее…».

Первый удар гейша ловко отразила, поставив вполне приличный блок. Но на это и был расчёт: первый удар – как и полагается у по-настоящему опытных бойцов – был сугубо отвлекающим. А вот второй успешно прилетел туда, куда и планировалось. Девица, болезненно согнувшись пополам, жалобно застонала и медленно сползла по стеночке.

Выполнив стандартный пируэт, Ник заметил, что и у Крюгера, и у Пьеро в руках появились пистолеты.

– Не стрелять! – строго велел Фредди, грозя Пьеро пальцем. – Его нельзя убивать. Тогда дверь хранилища не откроется. Эй, болезный! – обратился к Нику. – Тебе привиделось что-то нехорошее и страшное, да? Скушай, пожалуйста, таблеточку. Скушай, прошу! Всё сразу же пройдёт, подлые галлюцинации отступят во мглу…. А? Извинишься, поставишь пистолет на предохранитель. А потом мы поболтаем немного, как и положено между приличными и разумными людьми. Перетрём всё в мельчайших подробностях…. Как тебе такое предложение?

– Отличное предложение, Иван Иванович! – широко и блаженно улыбаясь, ответил Ник. – Сейчас, вот только, достану парочку таблеточек…

Он «ласточкой» бросился вперёд, перекувырнулся раз-другой, отчаянно нажимая при этом на спусковой курок браунинга. Нажимая до тех пор, пока пистолет не замолчал.

Ник неторопливо поднялся на ноги, рачительно опустил пистолет в карман куртки, потряс головой, морщась, потёр ладонями уши, слегка оглохшие от стрельбы.

– Что здесь происходит, чёрт меня побери?! – из коридора, ведущего в помещение центрального наблюдательного пункта, выскочила, насторожённо поводя стволом браунинга из стороны в сторону, Милена – сонная, растрёпанная, босая.

«В очень даже пикантной и сексуальной ночной сорочке», – не преминул сообщить наблюдательный внутренний голос. – «И, вообще, она, как выясняется, очень даже ничего – в человеческом и женском плане…».

– Нажми, пожалуйста, на тревожную кнопку, – подчёркнуто спокойно попросил Ник, подходя к Фредди Крюгеру, вернее к трупу пока неизвестного злоумышленника.

– Уже нажала!– возмущённо и хрипло выдохнула напарница. – За кого ты меня держишь? Лучше объясни – кто это такие!

– Не знаю, сейчас посмотрим…

Ник внимательно и насторожённо вгляделся в лицо покойника, удивлённо пожав плечами, осторожно прикоснулся подушечкой указательного пальца к орлиному носу Крюгера.

«Латексная резина!», – незамедлительно доложил беспристрастный внутренний голос. – «Значит, данный злодей перед началом операции напялил на свою подлую физиономию карнавальную маску…».

Крепко ухватившись ладонью за густые чёрные волосы на затылке Фредди, он сильно дёрнул рукой вверх. Парик – вместе с маской, к которой он и был приклеен – легко стащился с головы трупа.

– Опаньки, свят-свят! – Ник буквально-таки обалдел от удивления. – Какие люди, мать его!

– Кто это такой? – хмуро поинтересовалась Милена. – Морда очень уж вальяжная. Чрезмерным и наглым барством несёт за версту…. Часом, не депутат от правящей партии?

– Почти угадала. Рекомендую: подполковник милиции Старко Сергей Андреевич! Начальник отделения милиции одного из районов нашего славного города.

– Как же, слышала про такого деятеля. Это он сообщил, что обнаружено место пребывания сбежавшего Олега Абрамовича Быстрова, твоего драгоценного соседушки.

Тяжело вздохнув, Ник предположил:

– Тот второй, который одет в костюм Пьеро, наверное, и есть искомый Олежка Быстров.

– А кто у нас гейша?

– Надо думать, что моя неверная жёнушка Мария…

– Надо же! – жалостливо охнула Милена. – Как же так?

– Вот так, бывает…. Ты, боевая подруга, шла бы в комнату отдыха и оделась, что ли. А то через несколько минут сюда нагрянет с полсотни вооружённых и нервных мужиков, а тут такое…. В том плане, что полуголая и очень симпатичная молодая женщина.

– Ах, да, верно! Я побежала. Ты это…, ходи здесь поаккуратней, а то изгваздаешься в крови – по самое не могу…

Ник уверенно подошёл к длиннющему телу Пьеро, безвольной куклой застывшему на полу, и резким движением сорвал с лица мертвеца чёрную полумаску.

Сорвал и неподвижно застыл – словно небесным громом поражённый: Пьеро оказался вовсе и не Олегом Быстровым.

– Это же Витька, охранник из нашего коттеджного посёлка! – ошарашено сообщил Ник окружающей его реальности. – Вот же, блин банковский! Да с кремлёвским повидлом…

«Может, и гейша – совсем не Марьяшка?», – высказал безумную (безумную ли?) версию непредсказуемый внутренний голос. – «Это же всё меняет в корне! Меняет ли? Конечно, конечно, конечно! Миллион миллионов раз – меняет!».

Он, сломя голову, бросился к женщине, неподвижно сидящей у стены, бережно приподнял её поникшую голову, осторожно снял с лица чёрную полумаску, стащил с головы чёрный парик и восторженно – во весь голос – объявил:

– Веруня! Вот это сюрприз, так сюрприз!

Ник, решив, что лишняя осторожность не помешает, завёл руки девушки за спину и сковал их стандартными наручниками. И только после этого принялся размеренно похлопывать внучку покойного Пал Палыча по щекам, приговаривая:

– Верунчик-розанчик, очнись! Открывай глазоньки, красавица писаная! Это же я, добрый дядя Николаша…

«Значит, наша милая Мария Владимировна здесь не причём?», – продолжал навязчиво шелестеть в голове внутренний голос. – «Следовательно, она хорошая, и абсолютно ни в чём не виновата? Рановато делать такие оптимистические и далеко идущие выводы, рановато…. Может, она сейчас с Олежкой Быстровым? То бишь, беззаботно нежится в его вампирских жарких объятиях, предварительно напившись от пуза солёненькой человеческой кровушки?».

Длинные девичьи ресницы слегка затрепетали.

– Дядя Николаша? – чуть слышно прошептала Верочка, открыла глаза, непонимающе посмотрела на Ника и, безрезультатно подёргав руками, скованными за спиной, жалобно спросила: – Что, собственно, происходит? За что я арестована? За какие прегрешения?

– Пока ещё не арестована, – уточнил Ник. – Но скоро будешь. Обещаю!

– За что?

– За попытку ограбления банка господина Ануфриева.

– Я ни в чём не виновата! Клянусь всем святым! Это всё сторож Виктор и его родной дядя, подполковник милиции! Они мертвы? Вот же, незадача…. Дядя Коля, угости сигареткой!

«Это многое объясняет», – подумал Ник. – «Теперь ясно, на кого так болезненно реагировала в коттеджном городке моя тонкая психика. Стоило Витьке-охраннику пройти где-нибудь рядом, как тут же появлялись-возникали всякие Деды Морозы с окровавленными клыками, Дон Кихоты, Санчо Пансы, кенгуру-гусеницы и прожорливые лошади с медвежьими головами…. Можно также предположить – с большой долей вероятности – откуда у подполковника Старко взялся мой охотничий нож. Тот самый, с памятной гравировкой: – «Николаю Нестерову от друзей. На его тридцатилетие». Виктор, видимо, спёр втихаря, да и передал своему дядюшке. Теперь-то понятно, почему лицо подполковника – тогда, в районном отделении милиции – показалось мне определённо знакомым…».

Он вытащил из мятой пачки сигарету, прикурил, дал несколько раз затянуться Верочке.

– Спасибо, дядя Коля! – с удовольствием выдыхая табачный дым, искренне поблагодарила девушка. – Ты всегда был очень милым и добрым. Спасибо, я уже не хочу, докуривай сам…. Когда прибудет спецназ?

– Минуты через три-четыре-пять.

– Ладно, пока никого рядом нет, я всё расскажу. В смысле, как оно было на самом деле. Не для официального протокола, а лично для тебя, Николай Сергеевич Нестеров. Ну, рассказывать?

– Конечно же!

– Тогда внимательно слушай и не перебивай, – печально улыбнулась Верочка и – с ярко-выраженными нотками законной гордости в голосе – сообщила: – Это я придумала и спланировала всю операцию! И всё организовала – тоже я! Остальные так, были на пошлом подхвате. Грубая рабочая сила, плюсом советы и проработка мелких деталей…. Началось всё с того, что стала я прослушивать все разговоры своего дедули с пациентами. Для чего – прослушивать? Да так, чисто на всякий случай. Пациенты-то у деда были людьми куда как непростыми. Вдруг, да всплывёт – чего интересного…. Оно и всплыло! А, именно, про приезд южноафриканских ювелиров – вместе с крупной партией отборных алмазов. И почему ты, дядя Николаша, такой болтливый и неосторожный? Дальше всё было предельно просто. Просмотрела я внимательно список своих любовников, отобрала нужных и полезных, сопоставила их потенциальные возможности, склеила одно с другим…. Надо сказать, дядечка Колечка, что список этот очень длинный. Ну, очень! Жаль, что тебя в нём нет, это значительно упростило бы всё дело…. Как ты мило и трогательно покраснел! Эх, как же я завидую тёте Марии! Ладно, обойдёмся без слюнявых лирических отступлений…. Итак, отобрала я из длиннющего списка следующих приметных и потенциально-полезных персон: милицейского подполковника Старко, его племянника Виктора, Олежку Быстрова и милейшего Ивана Ивановича Ануфриева…. Что так удивлённо и очумело моргаешь, Николай Сергеевич? Разве банкиры, они какие-то особо морально-устойчивые мужички? Иван Иванович – тот ещё ходок! Очень большой любитель-ценитель молоденьких и смазливых дамочек-барышень. Особенно легкодоступных…. У Ануфриева, пока он без задних ног дрых-храпел после ударных и разнообразных любовных утех, я под шумок стащила связку ключей от банковских дверей. Оперативно сделала дубликаты, ключи вернула на место. Ну, ещё немного поработала с его записной книжкой – на предмет номеров некоторых телефонов…. А Витюша, он раньше вкалывал строителем, занимался разными подземными коммуникациями. Трудился, в том числе, и на этом объекте, то бишь, при возведении здания банка Ивана Ивановича. Знал все канализационные входы-выходы и коллекторы. А ещё он забрался – через открытое окно – в нужный коттедж, стащил охотничий нож с поздравительной гравировкой и подменил, дядя Коля, твои таблетки. Лечебные изъял, а на их место положил другие, способствующие возникновению слуховых и визуальных галлюцинаций…. Мужской носок на подоконнике? Тоже, конечно, Витькина работа! Зачем? Да просто так, из пошлой вредности и глупой зависти! Чтобы порушить вашу с тётей Машей любовь-морковь…. Роль подполковника Старко? Сперва я планировала повесить на тебя убийство старухи. Крепко так повесить. А потом, напичкав всякими хитрыми психотропными препаратами, шантажировать. Мол, поможешь нам ограбить банк, а мы закроем дело…. Выгорело бы дело, наверняка! Так нет же, припёрся этот низенький генерал и сорвал весь спектакль. Наполеон доморощенный, блин! Пришлось всё срочно переигрывать…. Олег выкрал дедушку. Да, чтобы допросить и полностью разговорить. Информация – великое дело! А ещё удалось прослушать – с помощью ментовской аппаратуры – все ваши телефонные разговоры с Ануфриевым…. Родилась оригинальная мысль: претвориться галлюцинациями, тем более что ты мне сам рассказал – какие конкретные видения-фантомы посещают тебя чаще всего. Это я про Фредди Крюгера…. Похоронили мы деда, приготовились, настроились, по канализации пробрались к банку, переоделись в маскарадные костюмы, Старко позвонил тебе, вылезли на поверхность…. Стоп! А почему ты сразу же начал стрелять? Как узнал, что мы – это мы?

Ник усмехнулся – совсем даже и невесело, с лёгкой горчинкой:

– Существует один эффективный способ, позволяющий безошибочно определять, кто перед тобой: галлюцинация-фантом или обычный человек, вырядившийся в необычные одежды.

– Как именно?

– По глазам. У человека они обычные, человеческие, с круглыми чёрными зрачками. А у глюков в зрачках постоянно вспыхивают-гаснут крохотные ярко-алые искорки. У вас, естественно, искорок не наблюдалось. Сразу же стало понятно, что передо мной подлые грабители в маскарадных костюмах…. Всё, как видишь, предельно просто.

– Дедуля знал об этой, э-э-э, характерной особенности?

– Естественно, знал. Но гаду Быстрову ничего не рассказал. Даже под пытками…. Почему? Наверное, потому, что Пал Палыч был честным и благородным человеком…. Верочка, а зачем ты мне всё это рассказала? Я ведь молчать не буду, доложу – кому следует…

Лицо девушки – ещё секунду-другую назад милое и симпатичное – перекосила злобная и корявая гримаса, превращая Веруню в безобразную и мохнатую старуху. Аккуратный маленький нос плавно и явственно вытянулся и сгорбился, а на его кончике – вдруг – появилась гигантская тёмно-бордовая бородавка, щедро обросшая толстыми и короткими, янтарно-рыжими шерстинками-волосками. В круглых глазах предсказуемо заплясали ярко-алые всполохи. Тонкие чёрные губы плотоядно приоткрылись, демонстрируя полностью беззубый рот. Противный старушечий голос – с глухим утробным придыханием – навязчиво зашипел:

– Спрашиваешь, зачем я, дурочка малолетняя, всё откровенно рассказала? Просто так, чтобы немного повеселиться напоследок…. Доложишь – кому надо? Господу Богу, что ли? Ха-ха-ха!

Неожиданно Баба Яга вытащила-выбросила из-за спины правую руку, в ладони которой находился маленький чёрный пистолет. Ник мгновенно отпрыгнул в сторону, пытаясь укрыться за ближайшей толсто-круглой мраморной колонной.

«Эх, ты, опытный и надёжный боец!», – успел напоследок высказаться внутренний голос. – «Нельзя же так недооценивать противника! Даже не обыскал толком, так тебя…».

Прогремел глухой и отрывистый выстрел, второй…

Правое плечо невзначай обожгло острой болью. Глухие выстрелы начали чередоваться с более звонкими.

«Милена подключилась», – понял Ник, улыбнулся и потерял сознание…

Первым, как всегда и бывает в таких ситуациях, вернулся слух:

Торопливые и беспорядочные шаги множества ног, обрывки коротких и тревожных фраз, одиночные брякающие звуки.

«Ага, кажется, я пришёл в себя», – понял Ник. – «Металлическое бряканье? Это автоматы болтаются на боках у служивого люда. Следовательно, в банк прибыли группы быстрого реагирования. Правое плечо – будто в корсете? Знать, уже и рану перевязали, шустрики опытные…

Он открыл глаза и встретился взглядами с всезнающими и мудрыми глазами подполковника Агафоныча.

– Оклемался, рейнджер? – непринуждённо и внешне спокойно поинтересовался «фээсбэшник». – Молоток! Знай наших! Ты, кстати, можешь писать левой рукой? В смысле, подписывать важные юридические документы?

– Могу.

– Вот тебе шариковая ручка, а вот и важные бумажки. Подписывай! На каждом листе, там, где проставлены – чёрным цветом – галочки…

Ник, не читая, поставил подпись на четырёх листах, плотно исписанных убористым почерком.

– Считается, что данный текст я – лично – начертал сугубо по твоей слезливой просьбе, – забирая бумаги, охотно пояснил Агафоныч. – Мол, у тебя после серьёзного ранения не работает правая рука. Ведь, действительно, не работает? То-то же, пацан зелёный! Хочешь, я тебя ознакомлю с содержанием подписанного?

– Не-а, – Ник вяло и равнодушно помотал головой. – Зачем мне это надо? Меньше знаешь – крепче спишь…

– А я, всё же, ознакомлю. Так, на всякий случай, коротенько…. Итак, ты – в соответствии с боевым расписанием – находился в центральной аппаратной, а Милена крепко спала. Неожиданно здание банка оказалось полностью обесточенным. Погас свет, потухли все экраны мониторов. Запахло природным газом. На какое-то время ты потерял сознание…. Потом пришёл в себя и услышал, как открывается дверь, отделяющая банковское хранилище от других помещений. Почему перестали работать все заветные и секретные замки и запоры? Загадка неразгаданная…. Ты, достав браунинг, бросился к двери. Из комнаты отдыха выбежала Милена и последовала за тобой. Неожиданно включился свет. Выяснилось, что в банковском хранилище находятся пятеро загримированных злоумышленников. Началась перестрелка…

– Подожди, не торопись! – попросил Ник. – Ты сказал – пятеро?

– Пятеро, пятеро! Фредди Крюгер, Пьеро, японская гейша, вампир и гестаповец. Итак, началась перестрелка…. Что дальше? Потом ты был серьёзно ранен в плечо и потерял сознание. Всё…

– Как – всё?

– Вот так, родной! Вы с напарницей честно, до последнего патрона, защищали банковское хранилище и все ценные сокровища, находящиеся в нём. Дрались – как натуральные львы, львицы и всё такое. Троих нападавших метко застрелили, но силы были заведомо неравны…. Вот, двое злодеев, вскрыв один из сейфов и прихватив всякие побрякушки, и скрылись в неизвестном направлении. Ты же помешать им уже не мог – по причине серьёзного ранения и полной потери сознания.

– Милена подтверждает эти показания?

– Милена…. Нет, не подтверждает! – тут же помрачнел Агафоныч. – Потому, как геройски погибла в перестрелке с противником…

– Не может быть!

– Может. Эта Верочка, внучка покойного доктора Пал Палыча, оказалась сущей фурией: наручники с рук умела снимать без ключа, стреляла – дай Бог каждому…. Кроме того обладала удивительной живучестью. С тремя серьёзными ранениями продолжала отстреливаться. То есть, сперва она притворилась мёртвой, а потом внезапно ожила и снова принялась палить – в белый Свет как в копеечку. Вот, одна из шальных пуль и прилетела нашей бедной Милене прямо в нежный девичий лоб…. Жалко девчонку! У них с Васяткой свадьба должна была состояться через две недели. Впрочем, она всё равно не состоялась бы…

– Почему это?

– Потому, что и Василий погиб. Ворвалась группа захвата в квартиру, где прятался Олег Абрамович Быстров, а тот, видимо со страху, колечко оторвал с гранаты. Ну, оно и рвануло…. Что ты так побледнел, Сергеич? Не было там твоей драгоценной Марии Владимировны. Не было! Честное слово! Её, вообще, если хочешь знать, сейчас – без сна и отдыха – разыскивает целая куча служивого народа. Это Иван Иванович подсуетился, отдав соответствующую команду.

– А почему я пристёгнут ремнями к носилкам? Мне же встать надо. Дела. Ты же понимаешь. Жена пропала. Надо искать…

– Чудак человек! – всерьёз удивился подполковник. – Какие ещё дела? У тебя, милок, очень и очень серьёзное ранение. Думаешь, что самостоятельно пришёл в сознание? Какая потрясающая наивность! Нет, дорогой мой, это врачиха – по приказу высокого начальства – вколола тебе в вену специальную гадость. Для того, чтобы ты смог подписать важные бумаги и выслушать мои подробные наставления и инструкции…. А сейчас попрошу – в больничку! Пожалуйте, так сказать, на излечении, народный герой! О, глаза закатываются…. Позовите доктора! Доктора сюда, бездельники!

Из больницы Ника выписали только через три с половиной недели, уже в разгар сентября месяца.

Мария так и не нашлась. По крайней мере, если даже и нашлась, то про это ничего не было известно: он, где-то через трое суток после прибытия в больницу, остался без связи с внешним миром. Один за другим перестали отвечать, словно бы исчезая и растворяясь в Небытие, телефоны (обычные и мобильные) друзей, родственников, приятелей и знакомых.

«Наверное, им всем сейчас не до меня», – решил Ник. – «По телевизору на днях объявили, что в России приключился дефолт. Вот народ, позабыв обо всём на свете, и мечется по городам и весям, спасая собственные, кровью и потом заработанные финансы…».

Ануфриеву же звонить он не решался. При расставании – на второй день пребывания Ника в больнице – банкир ненавязчиво попросил, отводя глаза в сторону, мол: – «В ближайшие два-три месяца мне, пожалуйста, не звони. Москва, сам понимаешь…. Наверняка, все телефоны будут прослушиваться. Сболтнёшь ещё чего лишнего – ненароком…».

Доступным оставался только телефон любимой тёщи, но от этого не было никакого толка. Аделаида Макаровна, беря трубку, тут же начинала – нудно и планомерно – обвинять непутёвого зятя во всех смертных грехах. В исчезновении единственной и обожаемой дочери, в том, что шалый «Камаз» проехался по её «Жигулёнку», в выстреле из гранатомета, который разнёс на составные части новёхонькую японскую «Мазду», подаренную добрейшим Иваном Ивановичем.…Когда же тёще надоедало изображать из себя принципиального и злого прокурора, то она начинала тоненько и жалостливо причитать: все её многолетние сбережения хранились в деревянных российских рублях и – после объявления дефолта – обесценились многократно и безвозвратно…

Смирившись с тем непростым фактом, что у больничных ворот его никто не собирается встречать, Ник вызвал по телефону такси и, душевно распрощавшись с медперсоналом, отправился домой.

Не доезжая метров сто пятьдесят до шлагбаума, перегораживающего въезд в коттеджный посёлок, он остановил машину, щедро расплатился с таксистом и дальше отправился пешком.

Стояли первые дни русского бабьего лета. Голубое безоблачное небо, полное безветрие. Одиночные, нежно-жёлтые листья берёз, печально шуршащие под ногами. Шустрые синички, весело перепархивающие между алыми гроздьями рябин.

«Если рябины по осени уродилась очень много, и она созрела раньше положенного срока, то это – к Дальней Дороге», – неожиданно для себя вспомнил Ник. – «Есть такая старинная народная примета…».

На проходной его остановил незнакомый молоденький охранник и потребовал документы. Ознакомившись с паспортом Ника, охранник ехидно улыбнулся и с откровенным злорадством сообщил:

– Вас, уважаемый Николай Сергеевич Нестеров, уже ждут! Давно уже…. Поторопитесь!

– Кто ждёт-то?

– Судебные приставы – слуги народные, неподкупные…

Судебных приставов было двое: пожилая очкастая дамочка, похожая, если бы не тёмно-синяя ведомственная форма, на среднестатистическую бухгалтершу, и молодой, очень высокий и широкоплечий мужик, чем-то неуловимо похожий (характерной формой черепа и волчьим взглядом?) на боксёра-тяжеловеса Николая Валуева.

– Приветствую вас, господа! – дежурно поздоровался Ник, недоумённо косясь на большой и яркий плакат, установленный на газоне перед крыльцом его собственного коттеджа. На плакате – печатными, крупными и ярко-красными буквами – было написано: – «Срочная продажа! SALE ! ». Ниже размещались зелёные цифры трёх длинных телефонных номеров.

«А газон-то как зарос, мамоньки мои!», – ни к селу, ни к городу запечалился несообразительный – после долгого пребывания в больнице – внутренний голос. – «Месяц, считай, его никто не стриг. Непорядок, однако…».

– Вы должны ознакомиться с решением городского суда! – непреклонно заявила очкастая приставша, многозначительно потрясая перед собой прозрачной пластиковой папкой. – Мы, гражданин Нестеров, ждём вас уже тридцать пять минут! Нехорошо это с вашей стороны – задерживать государственных служащих, находящихся при исполнении обязанностей…

– Извините, конечно. Исправлюсь и ознакомлюсь, – вежливо ответил Ник, в глубине души удивляясь собственному спокойствию. – Кстати, откуда вы, милейшие слуги закона, узнали, что я прибуду в коттеджный городок именно сегодня? И, именно, в районе полудня?

– Служебная тайна! – неприветливо отрезал здоровяк. – Мы ведь профессионалы, как-никак. И не лаптем дырявым хлебаем свои мясные щи…. Ну, будете читать текст?

– Стоит ли? Все эти юридические бумаги – без исключений – избыточно длинные и запутанные. Да и написаны всегда таким специфически-сложным языком, что рядовому обывателю их всё равно никогда не понять…. Вы, уважаемые, лучше, если вас это не затруднит, изложите мне самую суть. То бишь, что конкретно решил высокий и справедливый суд? На основании чего? Что требуется от меня лично? Вы, пожалуйста, растолкуйте мне – что к чему. Русским языком, так сказать. Без юридических заумностей и закавык. Буду бесконечно признателен…

Судебные приставы, постоянно и беспардонно перебивая друг друга, бойко и старательно изложили – суть. По мере их рассказа, в голове Ника сложилась следующая, насквозь безрадостная картинка.

Оказывается, что между гражданами России – Зауром Виссарионовичем Хаповым и Николаем Сергеевичем Нестеровым – был заключён некий Инвестиционный договор, согласно которому гражданин Хапов являлся Старшим партнёром, а гражданин Нестеров, соответственно, Младшим. Со всеми вытекающими из этого последствиями…. А, именно, Младший партнёр безоговорочно доверял Старшему – самостоятельно производить досрочные расчёты с некими Кредиторами. При этом Младший партнёр был обязан в течение трёх банковских дней – после совершения указанных досрочных расчётов – рассчитаться со Старшим партнёром…. Дальше всё было просто, ожидаемо и элегантно. За двое суток до объявления дефолта господин Хапов произвёл в адрес неких Кредиторов крупный финансовый платёж в долларах США, а через двое суток после объявления дефолта официально предъявил – в адрес господина Нестерова – требования о полной компенсации, согласно соответствующим пунктам Инвестиционного договора. Поскольку Младший партнёр свои финансовые обязательства – в течение трёх банковских дней – не выполнил, дело было передано в суд, который ещё через сутки и принял своё авторитетное и окончательное решение.

– Неделю назад все банковские рублёвые счета (счетов в валюте не выявлено) господина Нестерова Николая Сергеевича, и его законной супруги Нестеровой Марии Владимировны были арестованы, – важно вещал мордатый пристав, чем-то неуловимо похожий на боксёра-тяжеловеса Николая Валуева. – Денежных средств, находящихся на этих счетах, не хватило, чтобы полностью удовлетворить иск господина Хапова. Естественно, в долларовом эквиваленте, в пересчёте по сегодняшнему курсу…. Тогда городской суд, ещё раз вернувшись к рассмотрению этого дела, передал господину Хапову все права на владение движимым и недвижимым имуществом супругов Нестеровых. Включая права по различным договорам долевого участия, фьючерсных биржевых покупок и страхования….

«И – страхования!» – акцентировано подчеркнул внутренний голос. – «Вот и запахло Заброшенными Крышами. Явственно так и непреодолимо…».

– Гражданин Нестеров! – строгим и властным голосом обратилась к нему очкастая приставша. – Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь! В том, что ознакомлены с решениями суда…

Попросив представителей закона подождать несколько минут, Ник отошёл в сторону, достал из кармана мобильный телефон и, недовольно вздохнув, набрал номер Ануфриева. С одной стороны, банкир просил его не беспокоить, но, с другой, дело принимало больно уж неожиданный и пакостный оборот. Так что о сантиментах и вежливости, как решил Ник, можно было забыть на время.

Иван Иванович был сух, краток и однозначен. Послушав Ника секунд двенадцать-пятнадцать, он жёстко заявил – с характерными свинцовыми нотками в голосе:

– У ведь просил – не беспокоить меня месяца два-три? Просил? Ты что, Николай Сергеевич, совсем ничего не понимаешь? Прикидываешься малолетним дурачком? Я же сейчас в Москве. Понимаешь, в самой Москве?! А ты лезешь – с какими-то несусветными глупостями…. Хочешь мне всю карьеру загубить на корню? Сам разбирайся с Хаповым! Чай, не маленький…. Роджер! – короткие издевательские гудки в трубке…

– В этом и состоит жизненная проза, она же – изнанка, – негромко пробормотал Ник. – Золотое Руно добывается совместными усилиями. А достаётся оно – всегда и в любые Времена – одному конкретному персонажу. Который – сразу и навсегда – забывает о своих верных товарищах и соратниках. Более того, находясь в зените славы, тут же начинает писать героические мемуары, из которых следует, что все подвиги, приукрашенные и раздутые самым бессовестным образом, он совершил единолично, с самой минимальной помощью со стороны…

Подписав все предложенные бумаги, он сердечно распрощался с судебными приставами и покинул (навсегда?) коттеджный городок.

Ноги – сами по себе – зашагали по обочине асфальтовой дороги, и через некоторое время Ник с удивлением обнаружил, что стоит возле аллюминеевого навеса автобусной обстановки – того самого, где всё и началось. То есть, там, где состоялась его первая и, как выяснилось, судьбоносная встреча с кровавым душегубом Фредди Крюгером. Вокруг, как и тогда, не было ни души….

– Что же, всё логично, – понимающе вздохнул Ник, прошёл под навес и неловко уселся на обшарпанную скамью. – Теперь, если продолжать логическую цепочку, мне следует вызвать по телефону такси и ехать в Авиаклуб? А если Заур не позвонит? Может, тот дурацкий сон – про Заброшенные Крыши – был совсем и не вещим? И совета, как назло, спросить не у кого. Помог бы кто – по-настоящему умный – разобраться во всех этих навороченных хитросплетениях…

Словно бы откликаясь на призыв о помощи, успокаивающе затренькал мобильник.

– Да? – спросил Ник, нажимая на нужную кнопку.

– Здесь Заур! – оповестила трубка с лёгким кавказским акцентом. – Твоя обожаемая жёнушка у нас…. Вах, какая красивая девочка, просто – спелый персик! Три дня у тебя на всё. Хочешь получить свою женщину обратно? Рассчитайся полностью с долгом, будь мужчиной! Ещё сороковник баксов числится за тобой…. Всё ясно?

– Всё, – прошептал Ник.

Короткие гудки, отбой…

«Похоже, действительно, всё», – решил он про себя. – «По договору с одной известной американской страховой компанией – именно сорок тысяч долларов и полагается…. Кому, собственно, полагается? Теперь, в соответствии с решением справедливого суда, гражданину Хапову…. Итак, именно сорок тысяч долларов и полагается к получению – в случае моей безвременной смерти – Зауру Хапову. Чёрт! А в том сне – про Заброшенные Крыши – получалось, что и Марьяне отходили вполне приличные деньги на безбедную жизнь…. Да, кругом сплошные неточности и обманы! Ладно, хоть свободу Маришка обретёт, что уже немало. А на жизнь – сама заработает, она ведь у меня смышленая и трудолюбивая…».

Пока он размышлял, пальцы правой руки машинально, не дожидаясь команды со стороны головного мозга, нажали на нужные кнопки мобильника, и приятный женский голос сообщил-поинтересовался:

– Служба такси «Танго». Чем мы можем вам помочь?

Мокрая, тщательно подстриженная трава аэродрома, принадлежащего частному Авиаклубу. Самолёт неуклюже оторвался от взлётной полосы и неровными толчками начал набирать высоту.

Любил Ник это дело, в смысле, прыжки с парашютом. Бездонное голубое небо над головой, домики крошечные проплывают внизу, свежий ветерок, воздух – как после июльского дождя в деревне: пахнет чем-то свежим и влажным, совсем чуть-чуть угадывается аромат полевого разнотравья…

– Всем приготовиться! – велел инструктор Петрович. – Начинаю обратный отсчёт: тридцать, двадцать девять, двадцать восемь, …, два, один, ноль! Первый – пошёл!

Голубой купол неба, восхитительное чувство свободного падения…

«Нормально всё должно сойти», – шепнул про себя Ник. – «Какое такое самоубийство? Обычный несчастный случай, просто парашют не раскрылся…. Прощай, Машенька! Я люблю тебя!».

Рука разжалась, отпуская заветное кольцо…

Девушка взяла протянутые бумаги, внимательно пробежала по ним взглядом, раз, другой, подняла глаза на пришедших. До чего же счастливые глаза, Боги мои, до чего же – счастливые!

– Прощай, Кот! Прощайте, благородный Ник! – прошелестел нежный морской прибой – мелкой галькой о прибрежный песок. – Я готова, Господи! Пусть всё состоится! Только о розах моих позаботьтесь, пожалуйста!

Мгновенье, и прекрасная Анхелина Томпсон исчезла, растворившись в Небытие….

– Да, – печально вздохнул Ник. – Бывает на этом свете всякое, чего и приснится никому – на этом конкретном свете – не может. Да и на всех прочих. Никому и никогда, безвозвратно и навсегда…. Кстати, друг мой Маркиз, мадмуазель Анхелина просила – позаботиться о её жёлтых розах. Это она нас имела в виду?

– Слава Богу, что не нас! – Кот бодро и легкомысленно пошевелил густыми усами. – Не подумай только, что я записной лентяй, упрямо отлынивающий от любой работы. Или, к примеру, не люблю цветов…. Просто я терпеть не могу – быть привязанным к одному конкретному месту. Сиди, понимаешь, здесь, поливай без устали цветочки…. А как же путешествия? Встречи с интересными людьми? Разговоры всякие? Завлекательные и незабываемые истории? Заброшенные Крыши, они же без конца и без края. Что называется, гуляй – не хочу…. Кто будет ухаживать за розами? Верхние Умники уже подобрали достойную кандидатку. Я, правда, с ней лично не знаком. Но голуби рассказывали, что, мол, весьма достойная и очень симпатичная особа. Она на Крышах оказалась совсем недавно, чуть раньше, чем ты, старина. Примерно на пару суток, если мыслить дурацкими земными категориями…. Ага, слышишь звуки шагов? Заброшенные Крыши – ужасно гулкое место. Похоже, что кто-то направляется в нашу сторону…. Дружище Ник, ты же гораздо выше меня. Что там происходит?

По Крышам, ловко лавирую между многочисленными и разномастными дымовыми трубами, продвигались две крохотные фигурки: невысокий мужчина, длинноволосый, бородатый, облачённый в какие-то неаппетитные лохмотья, и очень стройная черноволосая женщина – в современном деловом брючном костюме. В чёрно-фиолетовом, приметном, смутно знакомом…

– Низенький, говоришь, длинноволосый, в тёмно-серых лохмотьях? – уточнил Кот. – Бородка характерная, неряшливым седым клинышком? Это, мой друг, король Лир…. Чему ты так удивился? В Земном мире принято считать, что, великий Вильям Шекспир писал – чёрт знает о чём. Здесь, мол, подслушал, там – прочёл старинный текст и бессовестно переиначил.…Если уж, говорить по-честному, то и все остальные – хороши. Только строят из себя, гордецы бесталанные, не пойми что. Шекспир им, видите ли, плох…. А сами-то что представляете собой? Если вы такие умные и крутые, то напишите что-нибудь достойное, переплюньте беднягу Вильяма…. Что, не пишется? Тогда и бухтеть – лишний раз – не надо…. Почему, спрашиваешь, достославный Лир оказался на наших Крышах? А нечего своих дочерей неразумных отправлять в Свободное Плавание, не озабочиваясь последствиями. А они были готовы к тому? Достаточно разумны и ответственны? А всякие скользкие прохиндеи, снующие и тут, и там? Думающие только о пошлом злате и безграничной Власти? Правильно его, самоуверенного мужлана, сюда определили. Правильно! Сугубо по делу. В том смысле, что по делам его…

Впрочем, Ник нравоучительных речей Кота почти не слышал. То есть, слышал, конечно же. То бишь, слуховыми рецепторами. Но – на уровне мыслительного процесса – не воспринимал. Совсем…

Та девушка – молодая, очень стройная, в чёрно-фиолетовом приметном брючном костюме.…Та девушка, вернее, молодая женщина…

«Это же – Мария!», – возопил внутренний голос.

– Мария! – крикнул Ник.

Крикнул – и побежал, понёсся, полетел – на встречу с той, которая…

Которая – все. Всё? ВСЁ…

– Ты? Как? Ты?

– Я! Я! Я!

Вот так оно всё и было, мои милые господа и дамы…. То, ради чего и разгорался весь этот сыр-бор. Только – ради этого….

Через некоторое время, разумно решив, что так можно зацеловаться до смерти (глупо, конечно, звучит – применительно к реалиям Заброшенных Крыш) он, пристально глядя в любимые глаза, спросил – занемевшими и слегка подрагивающими губами:

– Как ты оказалась здесь, моё сердечко? И Новгород…. Почему ты не поехала к тётке?

– Я и поехала к тётке. Только к другой, к троюродной, в Бологое…. Подумала, что так будет лучше и безопаснее. Что удастся всех окончательно запутать…

– Молодец! – мимолётно улыбнулся Ник. – Действительно, запутала. Причём, всех. Даже меня…. А что было потом?

– Через двое суток приехали эти…. Люди Заура, – Мария болезненно нахмурилась. – Подкараулили и набросились. Крепко связали. Запихали в багажник автомобиля. Отвезли куда-то. Куда? Я не знаю до сих пор. Какой-то маленький провинциальный городок…

– Они…. Эти козлы ничего не позволяли себе?

– Нет, милый, ничего такого. Наоборот, были предельно вежливы, корректны и предусмотрительны. У меня даже была своя комната с отдельным туалетом. Биотуалетом. Кормили хорошо, разговаривали только на «вы»…. А ещё в комнате находился старенький телевизор с тремя работающими программами. Из него я и узнала, что была осуществлена попытка ограбления банка Ануфриева, что ты ранен, но, слава Богу, не сильно…. А Веруня-то, Веруня! Никогда бы не подумала, что она способна на такое…. Как я оказалась на Крышах? По телевизору сказали, что, мол, в стране объявлен дефолт…. Ещё через несколько суток появился Заур и доходчиво объяснил, что существуют только два варианта дальнейшего развития событий. Либо меня долго и старательно насилуют, а потом убивают. Либо я покорно глотаю таблетку…

– Какую ещё таблетку?

– Маленькую такую, беленькую, – беззаботно и легкомысленно улыбнулась Марьяна. – Она мгновенно вызывает инфаркт. Или – инсульт? Не помню уже. Главное, что вскрытие констатирует естественную смерть…. Ты не забыл, что застраховал – в одной крупной и известной страховой американской компании – не только свою жизнь, но и мою? Так что, долго раздумывать я не стала, минуты три-четыре повздыхала-попечалилась и предложенную таблетку покорно скушала. Проглотила, запила любезно предложенным берёзовым соком (романтика сплошная!) и…. И в тот же момент оказалась на Заброшенных Крышах! Вот оно как. А я-то, дура дремучая, в Бога не верила…

Рядом раздалось вежливое и многозначительное покашливание. Ник обернулся и удивлённо хмыкнул. В шести-семи метрах от них – среди горшков и вазонов с шикарными жёлтыми розами – обнаружился богато накрытый стол. Серебряные блюда и тарелки, щедро заполненные самыми разнообразными горячими и холодными закусками. Разнокалиберные бутылки разноцветного стекла. Посередине стола красовалось длинное фарфоровое блюдо с молочным поросёнком, покрытым аппетитной, тёмно-золотистой корочкой. В глазницы запечённого на углях животного были вставлены крупные, бордово-фиолетовые виноградины. На отдельном сервировочном столике располагалось серебряное ведёрко, из которого высовывались горлышки трёх бутылок с «Шампанским». Два стула-кресла – с резными спинками, позолочёнными ножками и подлокотниками – были свободны. Ещё два занимали король Лир и Кот. Тёмно-серая хламида куда-то бесследно испарилась, и сейчас Лир был облачён в шикарный старомодный камзол, щедро отороченный – во всех местах – светло-лиловыми и тёмно-розовыми кружевами. Кот же, чьё кресло явно было изготовлено на заказ (под габариты сидящего) хвастливо выставлял на всеобщее обозрение ядовито-жёлтые ботфорты «а-ля Карл Двенадцатый» и короткую шпагу в позолоченный ножнах на бархатной, ярко-алой перевязи.

– Ох, как кстати! Ура! Ура! – радостно захлопала в ладоши впечатлительная и по-детски непосредственная Матильда. – Очень хочется кушать! Только вот – этот поросёнок…. Он так похож на маленького и беззащитного ребёночка. Жалко! Любезный, э-э-э, Кот, не найдётся ли на вашем достархане жареной куропатки? Желательно, не очень жирной? Вы же понимаете, что молодой и уважающей себя женщине необходимо следить за своей фигурой? В смысле, за её стройностью?

– Конечно же, понимаю, моя алмазная донна! – заверил Кот и вопросительно уставился на короля Лира. – Ну, и чего сидим, изображая из себя туповатого каменного истукана? Разодетого сверх всякой меры вкуса? Ждём отдельной команды, блин недопечённый, небесный? Кстати, меня вы, очаровательная Мария Владимировна, можете именовать просто и непритязательно, то бишь, Маркизом…

Лир, равнодушно морщась, небрежно щёлкнул пальцами правой руки, раздался тоненький хрустальный звон и над столом – метрах в двух от скатерти – возникло золотое блюдо с жареными куропатками, которое, плавно описав широкий полукруг, опустилось вниз, «приземлившись» напротив одного из пустующих стульев.

– Эй, дорогой Николай Сергеевич! – Кот изобразил на усатой мордочке безмерное удивление. – Ты что там, уснул? Сопроводи-ка даму своего глупого сердца за стол и открой, наконец-таки, «Шампанское»…

Ник, усадив – по всем правам этикета – Марию за стол, достал из серебряного ведёрка тяжёлую тёмно-зелёную бутылку и, аккуратно освобождая её горлышко от серебряной фольги, спросил – непонятно у кого:

– Интересно, а как на Заброшенных Крышах обстоит дело с функцией деторождения?

– Да, как обстоит? – заинтересованно поддержала Мария, – Просветите, любезный Маркиз! На правах здешнего старожила, так сказать…

– С самой функцией дело обстоит – как нельзя лучше, – с видимым удовольствием известил Кот.– По крайней мере, ничуть не хуже, чем в Земном мире. Иногда мне даже кажется, что здесь понатыкано так много труб именно для того, чтобы влюблённым было, где уединиться от нескромных глаз. А вот, непосредственно, собственно – с самим деторождением…. Не знаю, право! Не знаю…. При мне, то бишь, никто ещё не рожал. Да и не слышал я о таком, если честно. Не слышал, да и не читал в летописях…

– Таких прецедентов зафиксировано не было, – бесконечно важно, наставительно тыкая указательным пальцем правой руки вверх, дополнил король Лир. – Да и быть не могло! По определению…. Рожать детей на Заброшенных Крышах? Полная и откровенная чушь! Это, мои господа и дамы, совершенно невозможно!

– Невозможно? – переспросила Мария, глядя на Ника с бесконечной нежностью. – А мы, тем не менее, попробуем! Правда, дорогой?

– Попробуем! – веско пообещал Ник. – Старательно, многократно и разнообразно…

– Ничего у вас не получится! – практически хором, дружно заверили Кот и король Лир. – Это не предусмотрено правилами…

– Не предусмотрено правилами? – пророкотал откуда-то Сверху «шаляпинский» бас. – Строгие и нерушимые правила для того, собственно, и устанавливаются, чтобы их нарушать. Причём, нарушать – с искренним и несказанным удовольствием…. Для вас, Ник и Маша, делается исключение…. Почему бы и нет? Всем же хорошо известно, что настоящие, то есть, подлинные браки «заключаются на Небесах». Почему бы на Небесах и не родиться паре-тройке славных мальчуганов и девчонок? Анхелина Томпсон!

– Я здесь, мой Господин! – тут же откликнулся звонкий и одновременно – на удивление – нежный женский голосок. – Жду Ваших приказаний!

– Займись этим делом. Пусть всё пройдёт под твоим личным патронажем. Что делать дальше? В смысле, когда народятся означенные дети? Я распоряжусь отдельно. Потом…. Может быть…

Поздняя ночь. В смысле, матёрая и закостенелая в своей первобытной дикости ночь, наполненная – до самого края – незваной и предательской бессонницей. То ли неверный сон, то ли крепкая дрёма…. То ли болезненный бред, то ли самая натуральная и настоящая явь…

Телефонный звонок:

– Это я. Текст завершил, вычитал – в первом приближении – и отправил по электронке. Вам должно понравиться…

– Должно?

– Не обязательно. Но – понравится.

Рассвет. Первые лучи робкого, белёсо-жёлтого солнца.

Ответный телефонный звонок:

– Это я. Текст прочёл…. Поздравляю!

Вот так оно всё и было, если совсем коротко.

А потом прогремел – выстрел…

Отправив – для пущей сохранности – текст на адрес собственной электронной почты, я выключил ноутбук.

Набросил на плечи, не застёгивая, старую куртку, запер двери и пошёл…

Куда – пошёл? Туда, куда надо. Раздавать долги.

На улице моросил дождик. Холодный, нудный, противный и доставучий, каким и полагается быть дождю в первых числах октября месяца.

Дожди, они вечные и правдивые подсказчики, как и вещие сны. Я верю дождям и снам – как не верю самому себе…

Этот конкретный октябрьский дождь ненавязчиво шептал о том, что каждому должно достаться по делам его. Всенепременно, рано или поздно…. И если Небеса не торопятся платить по счетам, то Им обязательно надо помочь. Как же иначе, ребята? Дел-то у Верхних Умников – всегда невпроворот. Что-то забудут. Что-то не так поймут и интерпретируют – с далеко идущими, насквозь неправильными выводами. Или, наоборот, с полным и безыдейным бездействием. Так что – в любом раскладе – надо Им помогать. Надо…

Я доехал на первом утреннем троллейбусе (на синем троллейбусе!) до нужной улицы. Вошёл в подъезд неприметной пятиэтажной «хрущёвки», универсальной отмычкой отпер массивный навесной замок на непрезентабельной подвальной двери и неподвижно замер, невольно вслушиваясь в слова едва слышимой песни, долетавшей откуда-то сверху, наверное, с площадки второго этажа.

Сиреневый закат… И розовый рассвет. А в перерыве – ночь – сплошной ультрамарин. Ты – снова не пришла, А я – позвать – забыл… И ангел наш небесный, Он – мимо пролетел… Вновь – Мировое Зло? Иль – глупости – полёт? Не встретимся никак, уж множество веков… Быть может, мы живём На перепутье снов? Иль – множества миров? Что параллельны все? А за окном – пурга, А, может, лишь – метель…. И смятая постель – как снег – белым бела…. Ответь мне: а зачем – живёшь ты без меня? Ответь мне: а зачем – я без тебя живу? Сиреневый закат…. И розовый рассвет. А в перерыве – ночь – сплошной ультрамарин. Ты – снова не пришла, А я – позвать забыл… И ангел тихий наш Вновь мимо пролетел…

Пропетляв минут тридцать пять по запутанным коммуникациям городского коллектора, я подошёл к приметной ярко-синей вертикальной лесенке, оборудованной туннельной страховочной сеткой. Поднялся наверх, с трудом отодвинул плечом тяжёлый чугунный люк и оказался в подвале известного на весь город небоскрёба. Вошёл в помещение двухуровневого подземного гаража, вызвал лифт, поднялся на шестнадцатый (отнюдь не последний) этаж, и, используя всё ту же отмычку, оказался в раздевалке тренажёрного зала. Из собственного, арендованного на полгода шкафчика для переодеваний я извлёк загодя принесённое оружие и прошёл в правое туалетное помещение, из окон которого (из-за пластиковых гардин окон которого) открывался отличный вид на Сиреневый зал ресторана «Мистраль», расположенного на пятнадцатом этаже соседнего здания.

В Сиреневом зале ресторана – по раннему времени суток – было безлюдно. Только за одним из столиков, выстроившихся в ряд вдоль левой стены, поклеенной серебристо-серыми джутовыми обоями, с аппетитом завтракали, вяло переговариваясь между собой, двое мужчин среднего возраста. Солидные такие из себя мужички, одетые в шикарные импортные костюмы, со значками «Единой России» на лацканах модных пиджаков. Одного из них звали Зауром, другого, наоборот, Иваном Ивановичем.

Мужички выглядели донельзя довольными и счастливыми. Правдивыми и искренними. Правильными и идеальными. Без страха и упрёка. Рыцарями и безупречными джентльменами. Среднестатистическими «Героями нашего времени», короче говоря…

Выкурив на посошок мятую сигаретку и ещё раз – последний и решающий раз – мысленно подбив окончательные итоги, я тщательно прицелился и плавно потянул за спусковой крючок (курок?).

Прогремел выстрел.

Почему – всего один?

А зачем, мои отважные друзья и их трепетные подруги, стрелять дважды? Особенно, если пользуешься услугами армейского гранатомета последнего поколения?

Зачем?

Конец книги

Примечания

1

Эсквайр – в современном английском языке – синоним слова «джентльмен».

(обратно)

2

«Агдам» – сорт дешёвого портвейна российского производства.

(обратно)

3

«Испанский сапог» – разновидность средневековых пыток.

(обратно)

4

Наваха – испанский нож с выкидным лезвием.

(обратно)

5

Топинамбур – огородное растение, родственное картофелю.

(обратно)

6

Перевод с испанского языка – «белая ласточка».

(обратно)

7

Внимание! (перевод с немецкого языка)

(обратно)

8

Извините! (англ.).

(обратно)

9

Прошу! (англ.).

(обратно)

10

Здравствуйте, девушки! (исп.)

(обратно)

11

Перечисляются грузинские блюда и вина.

(обратно)

12

Роджер – сигнал, обозначающий завершение разговора (армейский сленг).

(обратно)

13

Хамон – испанский вяленый бекон из мяса дикой свиньи.

(обратно)

14

Имеется в виду роман Марка Твена «Приключения Тома Сойера».

(обратно)

15

«Арсенал» – футбольный английский клуб.

(обратно)

16

«Кровавая Мэри» – водка с томатным соком.

(обратно)

17

«Северное сияние» – водка с «Шампанским».

(обратно)

18

«Смерть старого пирата» – водка, ром и джин – в равных пропорциях.

(обратно)

19

Виталийские братья – пираты Балтийского и Северных морей (11-13 века).

(обратно)

20

Мэри Ред – реальная историческая фигура, в конце 17 – в начале 18 веков командовала небольшой пиратской эскадрой.

(обратно)

Оглавление

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте