«Олимпиец»

2527

Описание

Недалеко от боевой станции найден старый боевой катер с мертвым пилотом. Событие неприятное, но ничего экстраординарного в нем нет подобные «летучие голландцы» – не редкость в космосе. Однако позже выясняется, что катер пропал двадцать пять лет назад, а пилот его погиб совсем недавно. Расследование поручено префекту по особо важным делам генетическому сыщику Корвину. Куда заведет его расследование в этот раз, какую роль в этом играет таинственная планета Олимп и чем грозит найденный катер с мертвым пилотом его родной планете, Корвину еще предстоит выяснить. А времени у него очень мало…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Роман Буревой Олимпиец

Пролог

По вечерам небо над болотами светилось зелено-голубым. На макушках древовидных папоротников огненной росой тлели огоньки. А потом из-за горизонта поднималась кроваво-красная луна Фатума, небо чернело.

После провала очередного наступления и заключения перемирия (командование утверждало, что на три недели, но никто из ветеранов не верил в столь длительную ремиссию) Вторая когорта XX Лацийского легиона устроила базу на старом капище.

«Капище» – название условное. В нагромождении каменных блоков легко угадывался фундамент и зачатки могучих стен, в глубине скрывались системы подземных ходов и складских помещений. Замысленное с размахом, строение бросили недостроенным, а не разрушенным. С первого взгляда даже неискушенный наблюдатель мог бы заметить, что каменные блоки пригнаны друг к другу идеально. Отсюда, видимо, и пошли таинственные рассказы о чужих и высших расах, о святилищах и жертвенниках, о похищенных людях и голосах в ночи.

Никто не знал, откуда взялись на Фатуме развалины. Парочка археологов, что крутилась на капище еще в самом начале военных действий, путая планы военных и поминутно мешая, провела серию анализов, после чего погрустнела – результаты говорили о том, что руинам этим не больше четырехсот лет, а значит, не может быть речи о том, что камни эти громоздила друг на друга древняя цивилизация. Получалось, кто-то из землян-колонистов присматривался к этой планете, когда еще ни Лацию, ни Неронии не было до нее дела. Колонизацию начали, но прекратили по неизвестной причине. Остались одинаковые каменные строения, прозванные пришедшими на Фатум легионерами капищами. Скорее всего, это были не святилища, а недостроенные военные базы или нулевые циклы заводов-автоматов. Но все же что-то иное, чуждое, во всех этих постройках угадывалось. Породившая их цивилизация была так же далека от нынешних земных эпигонов, как европейская культура от инков и ацтеков. Но даже этим «чужим землянам» Фатум по каким-то причинам не подошел.

«Да и что толку в этой планете?!» – дивился легионер Флакк, в который раз осматривая громадные идеально обработанные блоки.

Климат мерзкий, большая часть материка – нескончаемые болота. Полезных ископаемых – негусто. Есть нефть, но добывать ее стоит лишь в том случае, если на планете возникнет многолюдная колония. А пока легионеры от нечего делать переделывали боевых роботов-триариев в ходячие огнеметы. Теперь, ко всему прочему, небо почти постоянно затянуто черной пеленой – пожары охватили заросли древовидных хвощей и торфяники, так что без дыхательной маски с фильтром наружу лучше не соваться. Да и прежде не стоило этого делать: местные грибковые споры не слишком дружественны человеческим организмам: бывали случаи, когда у легионеров в госпитале обнаруживали трахею и бронхи напрочь забитыми белой дрянью, похожей на жидкую рисовую кашу.

Проклятая планета! К тому же фатумский воздух пригоден для дыхания, и значит, стаж легионера идет один к одному, как будто это обжитая колония вроде Островов Блаженных или – а.

В шутку кто-то стал именовать ее планетой-недоноском. Уж это точно: даже вокруг своей звезды Фатум делал оборот за три с половиной стандартных года. Дождливая зима сменялась не слишком жарким летом, из-за испарений местное солнце казалось сероватым и тусклым. Растения в большинстве своем – хвощи. Животные – различные амебы, гидры и прочая дрянь, особенно досаждали людям пиявки – сотни видов – от крошечных, не больше трех миллиметров, до огромных, с локоть длиной и толщиной в руку. Одни пиявки питались соком молодых хвощей, другие их пожирали. Но с появлением людей пиявки-хищники с радостью накинулись на человека. Они чуяли добычу за несколько километров, так что военные лагеря приходилось устраивать на скалах и окружать силовым куполом, защищаясь не только от врага, но и от кровососущей дряни. Ящерицы и змеи маскировались под пиявок, крупные пиявки старались походить на змей. Некоторые люди не выдерживали и начинали жечь плазмой все вокруг, лишь бы защититься от кишащих повсюду гадов.

Самыми удивительными местами на Фатуме были зеленые острова. Посреди болот встречались участки, где на поверхность выходили подземные воды. Удивительный состав этой воды не позволял органике гнить и разлагаться – хвощи росли здесь сотни лет и, достигая невероятных размеров, рушились в воду под собственной тяжестью. Но и в воде они лежали до тех пор, пока не иссякал источник. Стволы прогрызали пиявки и устраивали там свои инкубаторы – приятель Флакка, новичок, неосторожно наступил на такой лежащий в воде хвощ, проломил тонкую стенку, и нога его увязла в шевелящейся массе. Мигом твари облепили его с ног до головы. Парня спасли. Но домой, на Лаций, он вернулся практически без кожи.

Упавшие в эти воды мертвецы не разлагались, лежали будто живые в прозрачной воде, тем страшнее смотрелись на белой коже черные дыры, проделанные пиявками, да тонкие надрезы, оставленные челюстями водяных змей. Однажды Флакк видел целую центурию, недвижно лежащую на дне, в новеньком обмундировании, в полном вооружении, как будто легионеры легли в воду и уснули навсегда. Молодые чистые лица, отмытые до белизны погребальных масок, казались изваянными из голубоватого лацийского мрамора.

Через неделю, когда за погибшими вернулась похоронная команда, в воде остались только броня, оружие да металлические пряжки и значки.

По мере того как подземные воды растекались, смешиваясь с водой дождевой, флора вступала в свои права, упавшие растения начинали гнить, вода приобретала коричневый оттенок, появлялись трясины и торфяники. С воздуха зеленые острова можно было отличить сразу – по высоченным хвощам, синеватому цвету воды и удивительно яркой зелени, которая окружала подземные источники.

* * *

В стороне от основной казармы офицеры и легионеры-патриции оборудовали удобный и теплый бункер. Силовой купол – отличная вещь в смысле безопасности, но он не дает комфорта. Если всему легиону, а вместе с ним и Второй когорте придется застрять на Фатуме до весны (а дело к этому шло), то в удобной и теплой «земляночке» (как ее ласково называли легионеры) – зимовать куда удобнее, чем в казарме.

Тесный круг обитателей «земляночки» сложился в основном из патрициев, главным здесь был опцион Эмилий Павел, по его распоряжению Флакка допустили в число избранных на правах новенького.

В «земляночке» было почти уютно. По военным меркам бункер считался просторным, а стены, облицованные камнем, оставались сухими, даже когда начинался сезон дождей. Флакк устроился здесь почти с комфортом – во-первых, имелась печка рядом с походными койками – как только начнутся холода, обитатели будут топить печурку круглосуточно по очереди. Термопатроны интенданты забыли завезти – придется жечь сушеные древовидные хвощи – их склад оборудовали в соседнем помещении. Скорее всего, прежние обитатели использовали это подземелье как темницу – именно там центурион Ивар наткнулся на четыре скелета, скованных цепями. То ли несчастных умертвили в этом карцере, то ли заперли и оставили умирать. Келл (так его имя Маркелл сократили в казарме) утверждал, что их принесли в жертву. Но скелетами легионеров не напугаешь – кости погребли в болоте, могилу отметили камнем. Келл высек на камне: «Omnes una manet nox»[1]. – Гораций Келл был большим любителем латинских изречений. Он и над входом в бункер хотел выбить слова «Pro domo sua»[2], но успел изобразить одно «Pro», после чего сжег молекулярный резак и на этом опыты с местным камнем закончил.

Походные кровати, двойные одеяла, постельное белье, кухонный комбайн и запас консервов – о чем еще может мечтать легионер, готовясь к зимовке на неколонизированной планете, – разве что о хорошей бане. Ну, термы с бассейном на Фатуме не скоро появятся, это точно, а вот ванную комнату обитатели бункера оборудовали – опять же в одном из подземелий. Отыскали подходящий металлический корпус от автономного лазера, обмазали глиной, внизу соорудили топку. Что может быть лучше горячей ванны после путешествия по болотам? Только вечер, когда ты уже чистый, укутанный в халат, пошитый из упаковочной ткани, сидишь возле печурки, потягиваешь глинтвейн и травишь байки, время от времени подсовывая в печку расколотые пополам полые стебли хвоща. Глинтвейн варил Серв. Неведомо где он раздобыл бочонок красного вина, гвоздику и кардамон. Келл утверждал, что припасами Серв разжился у неров. А еще он утверждал, что война с Неронией идет за рынки сбыта дорогих вин, а из гигантских фатумских хвощей получаются прекрасные бочки. Самое интересное, что многие в эту очередную байку Келла поверили.

По вечерам даже сам центурион Ивар заглядывал в бункер. Роботов-триариев устроили тут же у блиндажа, перевели в спящий режим, усадили бочком друг к другу на сделанном из папоротников настиле, накрыли маскирующей пленкой. Глядя на неподвижных стальных солдат, так схожих очертаниями с людьми, трудно было отделаться от мысли, что там, под пленкой, лежат мертвые легионеры, которым под каким-то нелепым предлогом отказано в погребении.

Эмилий Павел был старше Флакка на семь лет, до войны он успел обзавестись семьей и в армии был с первых дней конфликта, побывал в таких переделках, откуда даже боевому роботу было не выбраться. О первых днях на Фатуме Эмилий Павел ничего не рассказывал. Однажды, когда зашел в «земляночке» разговор о начале войны, Павел ответил, что ничего почти не запомнил – только как шли они по горящим болотам и половина центурии провалилась в горящие торфяники, ресурс брони у всех был исчерпан, реактивные движки давно сдохли. Спасся лишь тот, кто сумел сохранить своего триария, – они выбрались на роботах, как на металлических конях.

– А что еще помнишь? – спросил Флакк. Он явно не поверил опциону: патриций не забывает ничего и никогда, на то и дарована ему родной планетой генетическая память.

– Что это третье перемирие с начала войны, – невозмутимо ответил Павел.

Первое перемирие было кратким, всего три с половиной дня. А потом опять началась мясорубка. Второго перемирия легионеры XX легиона даже не заметили – выбирались из очередной заварушки в болотах. Шли и радовались – чего это неры не стреляют, наверняка снаряды кончились. И лишь дойдя до своих, узнали – почему им так повезло.

Сам Флакк прибыл в легион уже после этого второго перемирия и сразу угодил в пекло. Неры с лацийцами дрались за какую-то скалу на болотах. Тогда больше всего его поразили не вспыхивающие под зарядами плазмы заросли хвощей, не встающий над болотами мерзкий белый пар, а вид собственных рук, внезапно покрывшихся густой черной шерстью. На самом деле была это вовсе не шерсть, а тысячи мелких пиявок, что впились в кожу, они шевелились, раздуваясь, наливаясь кровью. Келл, что примостился за каменной глыбой рядом, вытащил из нагрудного кармана баллончик и опрыскал Флакку руки. Пиявки мгновенно скукожились и осыпались в воду мертвыми стручками, оставив на коже тысячи проколов, из которых сочилась кровь.

А скала досталась лацийцам, неры неожиданно отступили.

В ночь после того боя командир когорты пристрелил из бластера двух легионеров-патрициев без всяких причин. По этому делу Флакка вызывали в штаб легиона, и его допрашивал прилетевший на планету следователь по особо важным делам Валерий Корвин. Допрашивал больше часа, задавал какие-то дурацкие вопросы насчет пиявок, Флакк взорвался и посоветовал молокососу самому отправиться в болота, лучше пешком, и на собственной шкуре испытать, каково там. (Молокосос, к слову, был куда старше самого легионера.) На что Корвин ответил спокойно: «Если понадобится, то непременно побываю», – и допрос закончился. На другой день Корвин явился в расположение Второй когорты, обратился к центуриону, что замещал арестованного военного трибуна, и потребовал, чтобы ему предоставили в сопровождающие легионера Флакка. Целый день они плутали в зарослях хвоща и папоротников на легком двухместном скутере и наконец выбрались к месту недавнего боя.

– Здесь мы уже ничего не найдем, – заметил Флакк. – Болота умеют хранить свои тайны.

– Слишком много тайн, – уточнил Корвин. – Мой вам совет, легионер, постарайтесь, насколько это возможно, никогда не оставаться на болотах ночью. Особенно в одиночку.

– А то появится собака Баскервилей и сожрет меня?! – расхохотался Флакк: его дед обожал Конан Дойля, не столько книги, сколько головидео, так что практически все сюжеты достались Флакку вместе с генетической памятью в наследство.

– Собак здесь нет, – совершенно серьезно ответил Корвин. – Но люди пропадают.

Однако мудрым советом Корвина им в тот раз пришлось пренебречь. Как назло, проклятый скутер сломался в самый неподходящий момент, на просьбу прислать спасательный бот из лагеря никто не ответил. Не работала ни дальняя, ни ближняя связь, сдохли личные комбраслеты. Следователю и его помощнику пришлось заночевать среди болот, на выжженном во время недавнего боя островке сухой земли. Спать они договорились по очереди, полночи один, вторую половину – другой. Флакку выпало дежурить первому. В назначенный час он разбудил Корвина и, завернувшись в защитную термопленку, улегся на землю. Проснулся легионер утром, когда давным-давно рассвело. Тусклое местное солнце светило ему в лицо, шуршали на ветру заросли молодых хвощей, и рядом никого не было.

Поначалу Флакк подумал, что горе-часовой заснул. Но, обойдя весь островок черной сухой земли, окруженный болотами, обнаружил, что остался один. У кромки воды стоял их испорченный скутер. Флакк автоматически стал вызывать по комбраслету базу и обнаружил, что браслет работает, ему тут же ответили и обещали выслать спасательный бот. Тогда Флакка осенило: он кинулся к скутеру. Двигатель завелся мгновенно, дальняя связь включилась без проблем. Более того, на дисплее отчетливо светилась зеленая точка – следователь Корвин был где-то неподалеку.

Флакк отыскал его спустя пятнадцать минут на соседних скалах, патриций спал, подложив под голову шлем, и его не разбудили ни шум подлетающего скутера, ни крик Флакка. Комбраслет на его руке, видимо, давно уже и безрезультатно пикал, вызывая владельца.

Когда Флакк подбежал к спящему, то увидел, что к щеке следователя присосалась здоровенная, сантиметров тридцать длиной, лиловая пиявка. Лиловая от высосанной крови.

На другой день Корвин улетел с Фатума, забрав с собой командира. С тех пор перед выходом на болота всем легионерам стали выдавать кругляшки зеленого пластыря и раз в неделю поить всех в обязательном порядке черной горькой микстурой.

– Сок из пиявок, – шутил Келл, и, как потом выяснил Флакк, парень был недалек от истины.

Третье перемирие застало Флакка в теплом блиндаже на старом капище под силовым куполом.

* * *

– Зачем за эту долбаную планету воевать? – бормотал Келл, потягивая глинтвейн. – Поделим ее пополам с Неронией, и все дела. Хвощей на всех хватит.

– Невозможно, – озвучил Флакк официальную версию. – Это ключ к дальнейшему освоению сектора.

– А нам нужен этот сектор? Силенок хватит? Мы и метрополию еще не обустроили как следует, не говоря о колониях, а все мечтаем о новых землях. Сколько мы положили народу на этих болотах? Хорошо, у пиявок нет разума, а то бы они свихнулись, пытаясь понять, зачем им в болота кидают столько дармовой жратвы. Или забыл, как десантировался? – съязвил Келл.

Да, десантирование Флакка и его центурии нельзя было назвать удачным. Почти все легионеры и боевые роботы погибли, кто уцелел, в одиночку добирался до своих по болотам. Флакк оказался в числе счастливчиков, не только сам спасся, но еще и притащил с собой освобожденную из плена девчонку. Как выяснилось уже в лагере, опциона связи из штаба легата, отделали ее неры по первое число.

Прежде, до этой войны, Флакк относился к нерам вполне доброжелательно. Ну выбрали земляне для своей планеты другую историческую реконструкцию, нежели Лацийцы, разве это так важно? Люди как люди. Как все.

Исповедуют, как религию, гедонизм, но это, как говорится, их проблемы. Если чревоугодие не мешает соседу, это не порок. И вдруг выяснилось, что гедонизм совсем не исключает садизма. Неры даже не допрашивали девчонку – для этого существуют более тонкие методы воздействия, чем нож или раскаленный прут. Кнехты просто глумились, развлекались, в силу своей убогой фантазии. Правда, у неров в армии в основном наемники, сами они не воюют. Но разве они не в ответе за действия тех, кого посылают в бой?

– Планета должна принадлежать кому-то одному. Иначе останется повод для вечного конфликта, – не сдавался Флакк. Не то чтобы ему нравилась эта версия. Отнюдь. Но как только он вспоминал изувеченную девчонку, так сразу начинал говорить суконным языком официального канала сената.

– А как же Старая Земля? – спросил Келл. – Там сотни разных систем и территорий.

– Старая Земля – это богадельня! – огрызнулся Флакк. – Приют для беспомощных граждан и огромное кладбище сгинувших цивилизаций. Недаром наши старики уезжают туда умирать.

– А кто мы? Новые цивилизации? – Переспорить Келла еще никому не удавалось. – Что нового мы создали, скажи? Только повторяем, как попугаи, старое…

– Конечно, мы – новые! – неожиданно подал голос Павел, хотя до этого делал вид, что дремлет на своей койке и очередная дискуссия подчиненных его не интересует.

– Но чем мы отличаемся от неров? Тем, что их реконструкторы взяли за основу Возрождение, а наши – Древний Рим? У нас эмблема – орел, а у них – совершенный человек Леонардо да Винчи! – все больше распалялся Маркелл, он вообще был заводной, спорить кидался по любому поводу.

Флакк ожидал, что Эмилий Павел продолжит спор, но тот вновь накрылся одеялом с головой, предоставляя другим чесать языки.

– Мы мыслим по-разному. У нас – Республика, сложная юридическая система и чувство долга, у них – император, гедонизм и наемные убийцы браво, – продолжил отстаивать свою точку зрения Флакк, видя, что от Павла словесной помощи не дождешься. Не то что в бою.

– Если чем мы и отличаемся, – не унимался Келл, – так это тем, что у наших патрициев есть генетическая память. Все остальное только форма, которую в любой момент можно отбросить.

– Орк! Отбросить! Все переделать! Ну конечно! Сразу видно, что у человека отец избирался народным трибуном, – хмыкнул Флакк.

– А у тебя дядя заседает в сенате, а отец командует линкором «Сципион Африканский» – это тоже сразу видно, – парировал Келл.

– Видно одно: мы слишком давно бездельничаем, – опять подал голос из-под одеяла Эмилий Павел. – Образ мыслей можно отбросить лишь с головой.

– Меняю: две головы на одну мысль! – засмеялся Келл.

Флакк в деталях запомнил этот разговор, потому что это был их последний вечер в блиндаже.

В тот вечер Серв где-то разжился бобами и принялся варить густую похлебку с грудинкой, но не в кухонном комбайне, а в котелке, на печурке, рассчитывая угостить друзей настоящей бобовой похлебкой с дымком и специями. Варил он долго, печь давным-давно раскалилась докрасна, но почему-то проклятые бобы никак не желали развариваться. Время от времени Серв подносил ложку к губам, старательно дул, пробовал варево и всякий раз морщился.

– Может, это какие-то местные бобы? – предположил Келл.

Серв предъявил свою добычу, обычный мешок для продуктов, на котором значилось: «Бобы, 50 кг, собственность армии Лация».

Мешок достался им полный: Серв его лично вскрыл.

– Есть все равно придется, – меланхолично заметил Келл, – мы же туда две упаковки грудинки вбухали.

Он отобрал у кашевара ложку и попробовал:

– Странный, однако, супчик…

Потом стал пробовать Павел. Съел три ложки, поморщился. Флакк тоже разжевал пару бобов, после чего ложка вернулась к Серву.

Повар-самозванец еще полчаса колдовал над кастрюлей, потом опять приступил к дегустации.

Так и слопали легионеры в конце концов весь суп из недоваренных бобов. А потом кинулись в латрины, закуток у границы купола, отгороженный каменной стеночкой. Там было три удобных стульчака, и торф насыпан, чтобы отбить запах. Но в этот раз торф не помог – вонь стояла жуткая. К утру обитатели бункера истребили все содержимое аптечки и лежали на походных койках пластом, поднимаясь лишь для того, чтобы посетить латрины. Один Флакк был на ногах (хотя «учреждение» все же посетил не единожды) – он с младых лет питал отвращение к бобовому супу и съел лишь пару ложек, предпочтя на ужин пищевые таблетки и сухари.

Утром центурион Ивар вызвал к себе Павла и приказал отвезти всех любителей бобовой похлебки в госпиталь легиона. Ехать было недалеко, к тому же в тыл, лету чуть больше часа на скутере. Но так уж вышло, что покидать когорту было плохой приметой – уедешь, не вернешься. Даже когда Павлу прострелили обе ноги, он в госпиталь не поехал, Ивар привез медика с хирургическим автоматом, тот сделал операцию прямо в бункере. Две недели Павел по территории лагеря ползал на самодельных салазках с гидроприводом, будто робот недоделанный, лишь бы в центурии своей остаться.

Но в этот раз Ивар был неумолим – в госпиталь, и точка.

«Мне игры в героизм ни к чему», – заявил центурион. Опасался он грибковой и амебной дряни, которую можно с легкостью подцепить на болотах, – болезни выкашивали легионеров во время этой кампании не хуже лазера и плазмы. На всякий случай велено было взять с собой немного бобов для анализа.

Поездка в госпиталь не предвещала неприятностей: на фронте было затишье, очередное перемирие, пока генералы наверху (в прямом смысле, ибо встречи происходили на орбите Фатума) пытались договориться о разделе планеты.

После неудачной попытки Лация прорвать фронт и захватить несколько высот на севере, боевые действия прекратились. Неры больше не получали подкреплений, но и Лацию неоткуда было взять свежие силы. Правда, транспорты с боеприпасами и продовольствием прилетали. Но ни людей, ни даже роботов-триариев взамен выбывших метрополия не давала. Ситуация патовая. Ни один из противников не хотел уступать, но и ни один не мог победить.

* * *

– Чтобы посрать, на болотах не будем останавливаться, – предупредил Павел. – Всем надеть подгузники, по две пары, чтобы до госпиталя дотянуть. Броненагрудники оставить в лагере, надеть только шлемы.

– Подгузники вместо броненагрудников, – хмыкнул Келл.

– Отставить разговорчики! Без брони обойдемся. Оружие взять! – приказал Павел. – Но лишь бластеры и по две гранаты на каждого. И еще по два реактивных движка от бронников. Если в болото угодим, они нас из трясины вытянут.

Приказ оставить броненагрудники легионерам не понравился. Бронник – отличная вещь, зеркальное напыление защищает от бластеров, аморфная сталь – от обычных пуль и осколков. Только от плазменных зарядов не защитит, потому как терморегуляторы слабые. Движки дают усиление мышцам вдвое, а в максимальном режиме втрое. Правда, питания усилителю хватает на полчаса, но в бою зачастую этого достаточно. Однако приказ есть приказ, скутер пятиместный, а ехали они всемером, вторую машину Ивар дать наотрез отказался. Передвижение в тыл не сулило особых опасностей. Разве что пиявки. Но от них броня не защитит.

Пока страдающие животом в последний раз посещали латрины, пока легионеры из соседнего отделения готовили скутер для поездки (для облегчения машины пришлось снять вторую пушку со скутера и оставить на складе три бочонка с автономными лазерами), Флакк решил побриться. Он всегда брился, отправляясь на задание, если позволяло время, – была у него такая примета. Говорят, неры делают себе эпиляцию, чтобы бороды не росли. Но у лацийцев подобное не принято – уж если решили они жить как истые римляне, то не к лицу им бабские ухищрения неров.

Флакк укрепил зеркальце на каменном выступе в «ванной комнате», но только выдавил немного крема для бритья, как зеркало неизвестно почему сорвалось с уступа. Флакк подставил ладонь, пытаясь поймать зеркальце, но стеклянный квадратик чудесным образом миновал его руку, спикировал на пол и раскололся на две аккуратные половинки, хотя в голограмме было указано, что зеркало небьющееся. С минуту Флакк недоуменно смотрел на осколки, потом поднял обе половинки и положил каждую в нагрудные кармашки камуфляжа.

После чего отправился на склад, взял бутыли с чертовой кожей и принес «поносной команде».

– Раздевайтесь! Облейте спину и грудь! – приказал, как будто был командиром. – Чертова кожа, это, конечно, не броня, но от легких лазеров и от пуль защитит. И весит немного.

Гель, твердея, становился прочнее стали и отражал не хуже стекла, но отскребать его с тела было мучением. По инструкции гель должен был наноситься на голое тело, под белье и камуфляж.

– Ты разве нам отец-командир? – усомнился Маркелл. – Павел командует, а не ты.

– У меня предчувствие. Вы знаете, что такое предчувствие патриция?!

– Не буду я обливаться этой дрянью, – буркнул Аврелий. – У меня грудь волосатая. Не то что у вас, пацанов!

– Отставить разговоры! Нанести чертову кожу! – приказал Эмилий Павел, подходя к ним.

К предчувствиям Флакка он отнесся всерьез, ибо сам был патрицием, и подобные прозрения уже не раз спасали его на болотах.

* * *

Выехали они утром, хотя и не слишком рано. Для осени Фатума день был теплым – плюс десять по Цельсию. Тучи разошлись, весело проглядывало местное солнце. Этому солнцу так и не придумали официального названия – а под каким номером оно числилось в звездных атласах, Флакк никогда не интересовался. Легионеры именовали меж собой звезду Фатума Фатумзой. Не имеет значения номер звезды, под которой тебя прикончат и оставят гнить в болоте.

– Осенью здесь все же не так дерьмово, – заметил Аврелий. – Другое дело весна, когда у пиявок начинается период размножения, и лето. Они отращивают крылья и роятся в воздухе, как комары. На скутерах нельзя летать низко над болотами – пиявки и змеи выпрыгивают из воды на метр, а то и больше и норовят вцепиться в добычу. Одни разбиваются о корпус, другие присасываются к бронестеклу, и только его откроешь, как тут же перепрыгивают на тебя.

– Гадючник, одним словом, – пробормотал Флакк, занимая место в скутере позади Аврелия, который умудрился «опоноситься» последним – явился в блиндаж, когда остальные уже сидели в латринах, и, на свою беду, подчистил котелок до блеска.

– Что? Какая еще соль? – поинтересовался Аврелий.

Он был туговат на одно ухо (следствие не старости, а контузии). Глухоту эту непременно вылечат – но потом, в мирное время, на родной планете. Сейчас некогда обращать внимание на подобные мелочи.

– Бери направление строго на юг, – приказал водителю Павел и выложил на приборную панель планшетку с картой. Рядом положил бумажный блокнот и вечную ручку.

Если судить по данным спутниковой разведки, сейчас в этом секторе никого не было. Вообще никого. Ни одного подразделения, ни одного легионера или десантника-нера.

Через полчаса после того, как они покинули базу, Павел, посмотрев на планшетку, обнаружил, что их скутер, поначалу обозначенный веселенькой зеленой точкой, двигавшейся в заданном направлении, теперь почему-то с карты исчез. Горели зелеными контурами лишь два объекта – силовой купол их когорты и лагерь легиона, куда они направлялись.

Что за хрень! Не иначе неры включили какую-то глушилку. А если так, то карта эта превратилась в примитивную обманку. Возможно, неры устроили очередной рейд противнику в тыл, несмотря на объявленное перемирие. А тут нате, лацци, практически без оружия, без брони и все в дерьме.

– Нас сожрал Рок, – сказал Аврелий, скосив глаза на карту.

Хуже всего чувствовал себя Серв. Он так напробовался своей похлебки, что понос у него сделался кровавым. Несмотря на две пары подгузников, брюки легионера промокли насквозь – из кишечника хлестала кровь с дерьмом. Фельдшер, отправляя их в путь, надел Серву на руку две манжеты с голубой кровью и две – с физраствором, надеясь, что этого хватит на дорогу. У них еще была упаковка манжет с физраствором – на всех. Лучше других себя чувствовал Флакк – с остальными он ехал скорее для проверки, чем для лечения.

Вонь в скутере была невыносимая – волей-неволей пришлось поднять верхнее бронестекло.

Сразу за лагерем на холме с бывшим капищем шли густые заросли низкорослых хвощей. В их зелени легко могли укрыться как отдельная машина, так и солидный десант. Громоздкий скутер, выжимая с трудом двадцать километров в час, утюжил низкорослые хвощи, стебли крошились и падали в ржавую воду.

«Надо было выкинуть и вторую пушку. Все равно мы в таком виде ни от кого не отобьемся, будь у нас хоть десять орудий, – подумал Флакк. – Зато могли бы доехать чуток быстрее».

Он держал на коленях бутыли с фильтрованной водой – страдавшим от поноса легионерам все время хотелось пить. На душе было скверно, и ласковый блеск осеннего солнца не успокаивал. Откуда-то тянуло дымом, хотя ни огня, ни дыма нигде не было видно.

– Что мы забыли в этих зарослях! – пробормотал сидевший за спиной Павла Келл. – Зачем мы вообще поперлись в этот идиотский госпиталь. Остались бы в бункере. Я бы сделал отвар из серых хвощей – от поноса это первое дело.

– Заткнись, Келл, – отозвался Флакк. – Чего ворчать? Приказано в госпиталь, значит, в госпиталь…

Заросли хвоща разошлись, перед легионерами открылась ровная болотина, по бокам окаймленная щеткой ржаво-коричневых стволов, вдали возвышались отдельно стоящие гигантские «деревья». Залитое водой огромное пространство украшали зеленые, поросшие мхом кочки. На нежной зелени кровавыми каплями поблескивали в солнечных лучах налитые ягоды местной клюквы.

– Да тут можно целый мешок набрать! – мечтательно воскликнул Каплун, прозванный так за близко посаженные ярко-желтые птичьи глаза. – Говорят, местная клюква отлично помогает от поноса. Давайте соберем, а…

– Мы не затем здесь, – одернул Павел. – Авр, гони прямиком на юг. Ориентиром – вон тот холм впереди.

Холм этот чем-то отличался от местного пейзажа – это Флакк заметил сразу. Во-первых, холм был слишком темным, во-вторых, на его поверхности выделялись правильно очерченные овалы.

– Это, похоже, не холм, а корабль, – предположил Флакк.

– Откуда здесь корабль? – изумился Каплун. – Такой корабль…

– Не наш точно, – продолжил Флакк суммировать наблюдения. – И на нерский не похож. Они ничего подобного не делают, все больше на живые корабли надеются. Но эта штука в три раза больше любого анимала. Наши корабли такого класса на планеты с атмосферой вообще не садятся.

Флакку было восемнадцать, и в кораблях он разбирался не благодаря собственному опыту, а лишь используя сведения генетической памяти предков. Его отец командовал линкором «Сципион Африканский» еще до появления на свет наследника.

– Чужие, – осипшим то ли от страха, то ли от жажды голосом сказал Келл.

Павел и сам подумал о чужих, но вслух не сказал – уж больно дико выглядело такое предположение. В последнее время говорили о чужих все кому не лень. Мечтали, придумывали подробности встречи, порталы Галанета в красках представляли грядущее. Почему-то все были уверены: если появятся чужие, то войне конец. Но встреча так и не состоялась, до сих пор ни одной разумной формы на планетах не встретили. Если не считать «русалок» Дышащего океана на Китеже. Но их разумность всегда ставили под сомнение.

– Они же, почитай, сели у нас под носом. Почему мы не засекли их? Тут никаких приборов не надо. Чисто визуально можно было узреть такую махину, – сказал Келл.

Сканеры скутера тихо шелестели, пытаясь зафиксировать таинственный холм-корабль. Но опять ничего не могли обнаружить. Впереди, если верить данным компа, были только хвощи, папоротники и скалы. И никакого корабля.

– Если это действительно звездолет чужих, то неров вокруг должно быть не меньше, чем этой треклятой клюквы, – сказал Келл почему-то шепотом.

– Надо подобраться ближе, – оставил его замечание без внимания Павел. – А то улетят и отбросят хвост…

«Отбросить хвост» – это означало: не пользуясь Звездным экспрессом, совершат прыжок через гиперпространство. Выследить корабль в этом случае невозможно.

– Какое – подобраться. Нам в госпиталь надо! Мы – полная срань, все в дерьме. У меня кожа сползает с задницы и со всех прочих мест ниже пояса! – возмутился Келл. – А Серв вообще помирает.

Серву в самом деле было плохо. Он то терял сознание, то приходил в себя и бормотал какой-то бред. Медицинский браслет на его руке светился красным.

– Отставить! Не сворачиваем. В госпиталь! – приказал опцион, отбросив безумный план рейда к кораблю.

– Не люблю я этот сектор, – признался Флакк.

Сказал он это как-то буднично, будто нужно было всего лишь обождать, когда минуют они это болото и доберутся до лагеря.

– Я тоже, – отозвался Павел. – Но на экране неров не видно.

Да, на экране не горело ни единого значка, хотя из зарослей древовидных хвощей на границе поля вынырнули три скутера неров и тут же двинулись лацийцам наперерез. Тяжелый скутер шел в центре. За тупое рыло и две пушки по бокам корпуса его прозвали «быком». «Быка» сопровождали два легких маневренных бота. По самым скромным подсчетам, на трех скутерах должно было находиться человек пятнадцать десантников, не меньше.

– Влипли, – без всяких эмоций сказал Флакк. – Надо поворачивать.

– Корыто перегружено, – отозвался Павел. – Не оторваться.

Если бы сканеры работали, они бы в автоматическом режиме передали на базу изображение, и можно было бы рассчитывать на помощь. Но сейчас была надежда только на себя.

– Нас прикончат, – пробормотал Каплун. Его вдруг всего затрясло.

И тут со странным холмом впереди что-то произошло. Он оделся серебристой пеленой, задрожал пустынным маревом миража и исчез.

По зарослям хвощей пошла волна, сметая все на своем пути.

– Поворачивай! – заорал Павел. – Вектор перпендикулярно волне.

Аврелий вывернул руль до отказа. Появилась слабая надежда, что волна, поднятая стартовавшим кораблем, поднимет их и понесет, как лихого серфера, подальше от неров.

– Нас утопит! – запаниковал Каплун.

– Седлаем волну! – вопил Павел.

Машину опрокинуло на бок, борт скутера чиркнул по ржавой воде, срезал несколько кочек, в лицо Павлу брызнули ягоды клюквы и ошметки влажного мха. Он запоздало опустил щиток боевого шлема. Потом сумел ухватиться левой рукой за руль и помог Аврелию выровнять тяжелый скутер.

Все, не сговариваясь, оглянулись. Никакой волны не было. Она так и не дошла до открытого места. На границе поляны полоса древовидных хвощей не шелохнулась, и было теперь не понять, что же творится там, в зарослях, где еще недавно громоздился чудовищный корабль.

Неры, тоже изрядно переполошившиеся, теперь выравнивали свои машины. Гонки по волнам не состоялись.

– Держи ближе к зарослям! – приказал Павел Аврелию.

Опять тот слишком резко повернул скутер. Они едва не перевернулись. Но это их и спасло – столб воды и пара поднялся там, где только что был их неповоротливый драндулет, – неры сделали первый выстрел.

Взвыл, захлебываясь, перегруженный движок. Легионеров вдавило в кресла. У Серва откинулась голова. Он сипел, во рту у него булькало, будто парень решил прополоскать горло.

– Обычными снарядами бьют, лазерные экономят, – заметил Келл.

Новый столб воды поднялся перед самым носом скутера, машина брыкнула кормой, как норовистая лошадь, встала вертикально, легионеры посыпались в разные стороны. Флакк сделал в воздухе сальто и упал животом на мшистую кочку, головой плюхнулся в ржавую воду.

«Кажется, цел», – удивился патриций и приподнялся.

Серв плавал тут же рядом, лицом в воде. Камуфляж у него на спине вздулся пузырем. Несчастный любитель стряпни больше не шевелился. Рядом с головой Серва лопнуло несколько воздушных пузырьков. Душа-анима удалилась от тела. Чуть в стороне Келл сидел по пояс в воде и отфыркивался. Павел волочил за собой Каплуна. Тот нелепо бил по воде руками, будто учился плавать. Один из парней застрял в раздолбанном скутере. А вот Аврелий выбрался.

– К зарослям! – крикнул Павел своим.

Мертвого Серва оставили плавать в воде. Остальные, вздымая фонтаны воды, двинулись к частоколу рыжих хвощей. Но в этих хвощах не было надежды укрыться – заросли, слишком низкорослые и хрупкие, ломались под напором человеческих тел, обозначая дорогу, которой уходили беглецы. Да и можно ли было назвать это бегством? Легионеры брели по пояс в воде, ломая стебли. Вода была холодной. Далеко так не уйти.

Тяжелый скутер неров подошел ближе и стал бить по зарослям из лазерной пушки. Красные лучи вспарывали заросли, поджигая макушки хвощей, но огонь быстро гас – пропитанные влагой стволы не горели. Отставший от остальных Каплун вдруг повернулся и побежал в сторону. По нему сделали пару выстрелов, но тут же перевели огонь назад, на основную группу.

– Что будем делать? – спросил Аврелий. – Давайте рассредоточимся…

Павел снял шлем, ополоснул ржавой водой лицо, отшвырнул норовящую присосаться к шее пиявку.

– В атаку пойдем, – сказал так, будто это было дело решенное.

– В атаку? – изумился Флакк.

Павел ткнул пальцем в просвет в зарослях.

– Видите тот скутер, что подошел ближе всех. В нем четверо. Неры атаки не ожидают. Думают, обложили нас, как волков. А мы повернем назад, захватим машину и удерем к нашим. Хоть броненагрудники мы и оставили, но реактивные патроны на поясе есть у каждого. Хватит на один прыжок. Чертова кожа нас защитит.

– Нам задницы пожгут и ноги отрежут! – предрек Аврелий.

Однако никто больше не спорил. Предложение Павла выглядело авантюрой. Но авантюрой осуществимой.

Тяжелый скутер вновь прошелся лазерным лучом по зарослям. Шарил наугад. Пугал. Надеялся, что легионеры струсят и сдадутся. Только сдаваться в плен нерам никто не собирался. Все помнили изувеченную девчонку, которую освободил Флакк. Впрочем, с мужчинами, судя по рассказам тех, кому удалось вырваться, неры обращались не лучше.

– Итак, несемся вперед. По пути выстреливаем из подствольников по гранате. Бьем по дальнему легкому скутеру и «быку». Ближайший скутер захватываем. Флакк берет на себя пушку с легкого скутера, – кратко изложил план действий Павел.

– А что дальше? – спросил Флакк.

– Рукопашная.

Все трое ничего не ответили Павлу, лишь молча кивнули.

Они практически одновременно врубили реактивные патроны и ринулись назад, к нерам. Им повезло. Один из ботов застыл как раз на границе зарослей. Гранаты «быку» особого вреда не причинили, зато второй маленький скутер почти сразу же загорелся и плюхнулся на воду, зарывшись в заросли хвоща носом. Десантники-неры стали выпрыгивать из горящей машины. Все это Флакк видел краем глаза. Когда он включил патроны на поясе, реактивная тяга подняла его из воды и понесла к цели. Рядом мчался Келл. Аврелий – чуть позади. Замешкавшийся нер пытался развернуть пушку на корме и поразить несущихся на него легионеров, но не успел. Флакк выстрелил дважды и почти сразу же запрыгнул в скутер. Дальше пошла нелепая возня и тычки. Флакку удалось сбить шлем с головы одного из неров. Но он и сам потерял бронешлем. Нер ухватил его за руку с зажатым в пальцах бластером, он тоже вцепился противнику в руку. Силы оказались равны. В крошечном пространстве скутера было не развернуться. Флакк ничего не придумал умнее, как вцепиться зубами в нос противнику. Тот завизжал и разжал пальцы. Флакк повернул кисть и сумел выстрелить в ногу неру. Тот стал заваливаться на бок. И тут Флакк ощутил у виска горячий ствол чужого бластера.

Он рванулся и упал в воду. Здесь было мелко, и он погрузился в холодную жижу по грудь. Обернулся. Увидел, как нер поднял руку, прицеливаясь. Флакк зажмурился. Но ничего не почувствовал. Значит, мгновенная смерть… Но почему так холодно… вода вокруг, крики… Он открыл глаза. Камуфляж на груди дымился. Но боли ожога он не чувствовал. Чертова кожа выдержала. Или это зеркало? Тот осколок разбитого зеркала в кармашке?

Атакованный скутер тем временем медленно дрейфовал к зарослям. Флакк хотел кинуться следом, но лишь слабо плеснул руками по воде. Все вокруг было красным – небо, заросли и вода… Над хвощами вспух алый шар взрыва. «Это кровь. Кровь заливает глаза», – сообразил он наконец. Значит, все же первый выстрел его задел. Он ощутил, как колыхнулась вокруг него вода. И его накрыло с головой. А сверху пронесся огненный смерч, освещая болото до самого нутра.

Голова раскалывалась от боли, глаз нестерпимо жгло. Казалось, в глазницу кто-то засунул термопатрон и поджег.

«Наверное, от этой болотной воды», – подумал Флакк.

Он огляделся. Где же все? Неужели погибли? Келл, Аврелий, Павел, все…

Неров поблизости тоже не было видно. Даже «бык» исчез. Остались только два разбитых бота. И все же Флакк не мог избавиться от ощущения, что кто-то за ним наблюдает из зарослей. Но напрасно он смывал кровь с лица и пытался разглядеть уцелевшим глазом таинственного наблюдателя – вокруг были только вода, хвощи и искореженные кораблики неров.

Что же делать? Если на карте по-прежнему нет никаких сигналов, помощь не придет. Надо двигать к своим. Назад. На базу. Флакк дотащился до ближайшего островка сухой земли. Сухая она была относительно. Но твердой – вроде бы. Здесь Флакк вытащил из нагрудного кармана пузырек с герметиком и облил висок и глазницу. Потом включил тревожный сигнал на комбраслете. Но он и сам понимал – бесполезняк все это. База их не слышит по той же самой причине, по какой спутник не видел их скутер и машины неров. А что за причина такая – неведомо. Ладно, пусть технари разбираются. Флакк пока только легионер.

И тут он увидел на соседней кочке Келла. Странно… за миг до этого Флакку казалось, что там никого не было. Хотя поручиться он точно не мог. Келл лежал на спине, глядя в небо и время от времени моргая. Рядом на воде детским корабликом плавал гермошлем. Флакк спустился в воду и добрался до Келла. Тот повернул голову. Взгляд его не мог сосредоточиться на лице Флакка, как будто Келл что-то спешно пытался отыскать, но никак не мог.

– Больно… очень больно… – прошептал Келл.

Флакк отыскал в нагрудном кармашке камуфляжа инъектор, всадил в шею Келлу – повыше чертовой кожи.

– Пить хочешь? – Флакк отстегнул от пояса флягу с чистой водой.

– Хочу…

Флакк вылил в рот Келлу немного воды – но тот проглотить не мог, вода полилась обратно сквозь сомкнутые губы.

– Тебе лучше? – задал глупый вопрос Флакк.

– Лучше… – бесцветным голосом отозвался Келл.

Это было его последнее слово и последний вздох.

Флакк обшарил соседние кочки и воду – нашел всех своих, и все они были мертвы. Флакк стащил тела в одно место и, оставив их в мелкой воде, накидал сверху стебли хвощей. И ушел.

Надо было возвращаться на базу.

Насколько Флакк помнил карту, их скутер успел отойти от капища километров на пятнадцать, не больше. Спору нет, по болоту быстро не побегаешь. Но если взять немного на запад, можно выбраться на твердую почву.

Флакк надеялся, что стычка с нерами оказалась случайностью, и перемирие еще действует.

Он вновь отстегнул от пояса флягу, сделал глоток, завинтил крышку, повесил флягу обратно на пояс и соскользнул в болотную воду.

Когда он вернулся с подмогой, начинало смеркаться. Свой тайник с мертвецами он отыскал без труда. Хвощи лежали, как прежде, в воде и на кочках. Но тел под ними не было.

Книга I «Летучий голландец»

Глава 1 Бал у консула

Ежегодный бал в честь основания Нового Рима на планете Лаций давался во дворце консула 21 апреля по местному календарю, в день основания Рима на Старой Земле. Хотя, если свериться с Новыми Анналами, то на самом деле колония на Лации была основана вовсе не в апреле, и даже не весной, а осенью, когда капитан звездолета «Геродот» понял, что стартовать разбитому кораблю не удастся, и уцелевший экипаж обречен зимовать на планете и ждать помощи от только что основанной колонии на Неронии (тогда ее просто именовали Прима, а Лаций назывался Второй колонией Земли). Благословенные времена, когда еще не было соперничества и вражды, все мечтали о единой Земной федерации, взаимовыручке и Великом содружестве. Никто не думал, что мечты так скоро превратятся в дым в смысле самом прямом.

Что соответствовало действительности, так это то, что первое поселение Лация основали на месте нынешней столицы, на холме, который потом нарекли Палатинским. Несколько сборных домиков окружили импровизированной стеной, в пещере поблизости устроили склад и убежище на всякий непредвиденный случай. Из жизненных форм на планете обнаружили только бактерии. Но, учитывая давление атмосферы, силу тяжести, среднегодовую температуру, наличие магнитного поля и огромного океана, планета казалась очень перспективной. Питаясь пищевыми таблетками, строили планы терраформирования и втихаря завидовали колонии Прима, которой достался мир с кислородной атмосферой, с роскошной флорой и безобидной фауной.

Но вряд ли кто-нибудь из гостей консула, поднимаясь по голубоватым мраморным ступеням дворцовой лестницы, вспоминал историю освоения планеты. Куда важнее было верить, что они – истинные римляне, и Город их ни в чем не уступает подлинному Риму на Старой Земле в период его давнего расцвета. Здесь тоже мрамор повсюду, медные решетки, колонны дорические и коринфские, позолота, подкрашенные киноварью фронтоны, золоченая черепица на крышах, кипарисы и пинии (земные саженцы отлично себя чувствовали на Лации).

В этот вечер представители всех патрицианских родов Лация съезжались во дворец на Палатине. На торжественное шествие по мраморным ступеням к сияющему золотом дворцу собирались поглядеть тысячи зевак. Любопытные приезжали даже с других планет-колоний, и за сутки, а то и двое, занимали места на боковых лестницах. Устроители празднеств специально раскатывали здесь ковровые дорожки с воздушной подкладкой, чтобы зеваки могли с удобствами дожидаться начала шествия.

Апрельский день выдался на редкость жарким, так что наверняка вечером дамы появятся без накидок и шалей, в открытых вечерних платьях, а мужчины наденут легкие мундиры, в тогах прибудут лишь старики, потому как вслед за пиршеством во дворце начнутся танцы. Когда стемнеет, начнется традиционный салют, будут палить с кораблей на Тибре, эскадра во главе с белоснежным красавцем-крейсером уже встала на рейде напротив Палатина. Так что лучше всего смотреть на фейерверки со ступеней дворцовой лестницы.

Пока гости еще не появились, зеваки занимались тем, что обсуждали предстоящее празднество.

– Я хочу поглядеть на Валерию. Она душка! Слышала ее речь в сенате насчет привилегий? «Лаций требует перемен!» Один из консулов должен быть плебеем! Вот это да! Пора! – рассуждала сидящая у самой балюстрады девушка в светлых шортах и красном топике. – Орк! Бывает же, что так человеку везет: брат уступил ей место в сенате, сама красавица, муж обалденный. Эх, Белка, почему мы с тобой такие непрушные!

– Мне везет, – ответила Белка, девушка лет двадцати трех, прозванная так за свои волосы – у основания пепельные, а по концам рыжие. – Надо просто самой ковать свою судьбу. Как Валерия. Ее хотели выдать за этого урода Фабия. А она устроила тому ссылку на Петру и выскочила за красавца Друза. Вот и бери с нее пример, Аглая. Действуй как она.

– Ты бы так смогла?

– Я – нет. Потому сижу здесь за загородкой и глазею на патрициев, а не наоборот.

– Орк! Было бы забавно, если бы они глазели на нас! – нарочито громко расхохоталась Аглая.

– Смотрите! Смотрите! Приехало первое авто! – закричал рядом с ними парнишка в широкополой соломенной шляпе.

В этот вечер (опять же по традиции) приглашенные во дворец прибывали в наземных авто, оставляя флайеры на стоянке у подножия холма.

Первым из машины вышел мужчина лет сорока с суровым загорелым лицом, не слишком высокий, но крепко сбитый, в белом мундире с двумя пурпурными полосами по борту. За ним появилась женщина, на вид лет тридцати, но на самом деле наверняка старше, стройная, с тонкими чертами лица, в черном платье, складки которого переливались, становясь то серебристыми, то золотыми.

– Ах, мне бы такое платье! – простонала Аглая.

– Это легат Флакк с женой Илоной, – прокомментировала Белка, наводя на идущих глазок справочника-идентификатора.

– Легат! Он уже легат, а не военный трибун! – Аглая всплеснула руками. – Ну почему я не там, на лестнице, вместе с ним!

– Он же стар. Сколько ему? Сорок? Или больше?

– Ерунда! Мне всегда нравились Флакки. На них как будто оттиснуто тавро: «Сделано в Риме!» Брутальность-напор-смелость!

– Если тебе так нравятся Флакки, выйди замуж за его дядюшку-сенатора! Вон он шествует вместе с братом! Не теряйся!

Вслед за легатом с супругой по лестнице поднимались два старика в умело задрапированных тогах. Один в простой белой, другой в сенаторской – с широкой пурпурной полосой. Внешне старики были очень похожи, практически на одно лицо, обоим было уже хорошо за семьдесят, но держались они бодро. Тот, что явился в простой белой тоге, когда-то командовал линкором «Сципион Африканский» в чине легата, но, выйдя в отставку, больше никогда не надевал мундир, хотя имел на это право. Его брат воевал очень давно, в молодости (тогда случилась очередная война с Колесницей Фаэтона), потом как старший в роду Валериев Флакков занял место в сенате. С тех пор он изрядно поднаторел в словесных битвах.

– Сенатор Флакк недавно овдовел, – сообщила Белка, которая была в курсе всех великосветских новостей. – И хотя в таком возрасте патрициям жениться не положено, все равно ты можешь попробовать его окрутить. Как говорит твоя обожаемая Валерия, «Лаций требует перемен».

– Ты что, с ума сошла? – прошипела Аглая. – Он же стар, как Галактика! И к тому же патриций! Представляешь, что унаследуют мои дети вместе с его генетической памятью.

– Да они все тут патриции, – напомнила Белка.

– Нет, нет, не все, плебеи тоже есть, вон идет префект Норика! – вмешался в их разговор парень в широкополой шляпе. – Технополис Норик – плебейская вотчина. Аве Норик! Ур-ра!

– Аве! Аве! – прокатилось по ступеням.

– Префект Корвин с супругой! – объявил тем временем глашатай, когда подъехало очередное авто.

Молодой человек невысокого роста, в белом мундире с пурпурным воротником и широкой полосой на груди шел под руку с черноволосой девушкой в роскошном платье покроя более чем смелого – руки, шея брюнетки и практически вся спина оставались открытыми.

– Корвин привез жену с Петры и добился для нее лацийского гражданства, – сообщила Белка, заглядывая в раскрывшееся перед ней окно справочника.

– Она не с Петры, а с Колесницы Фаэтона, – уточнил всезнающий сосед. – Обычно колесничим не дают римское гражданство, а ей дали. Просто она жила на Петре какое-то время.

– И ничего в ней особенного, – фыркнула Аглая.

– Корвин не хотел жениться на девушке с Лация. Ведь он знает все их тайны! – Белка внимательно оглядела молодого человека с невыразительным загорелым лицом и темными не слишком коротко остриженными волосами. – Как-то он странно держит голову, как будто боится ее уронить.

Как и полагалось по протоколу, префект Корвин остановился на первой площадке и поднял руку. В этот момент любой мог прислать ему сообщение на комбраслет – доступ был открыт.

– Написала, что его люблю! – сообщила Белка.

– Кого? Корвина? Зачем? – не поняла Аглая.

– Просто так. Думаю, ему мало кто подобное пишет, не то что твоему обожаемому Друзу. Вот я и написала. Любому патрицию это приятно.

Почти сразу вслед за префектом Корвином прибыла его сестра сенатор Валерия в сопровождении мужа.

Едва они появились на лестнице, как толпа разразилась приветственными воплями. Валерия, смуглая, темноволосая красавица, которая и после естественных родов сохранила практически идеальную фигуру, выбрала для этого вечера платье из серебристого шелка. В глубине складок ткань отливала розовым. На первый взгляд платье казалось очень простым – прямой силуэт, открытые плечи, треугольное декольте. Но мастер собрал складки с плеч и бедер на животе и скрепил ткань крупной брошью из платины с бриллиантами и сапфирами, превратив простой фасон в изысканный.

Ее муж префект боевой станции Ливий Друз был в черно-синей форме префекта фабрума, то есть инженерных войск, если от римских терминов перейти к общепринятым. Эти двое могли служить прекрасными прототипами для компьютерного виджа. Они как-то удивительно дополняли друг друга: у Лери были смуглая кожа, черные волосы и янтарные глаза львицы. У ее мужа, напротив, кожа матово-бледная, почти не тронутая загаром, каштановые кудри слегка золотились в лучах подсветки, высокий лоб, нос с горбинкой и упрямый подбородок делали его лицо прекрасным образцом для медалей. Когда пара остановилась на площадке и Друз поднял руку, приветствуя зрителей, в воздухе расцвели золотые и алые фейерверки, они лопались и осыпали патрициев иллюзорными малиновыми сердечками и такими же иллюзорными алыми розами. Впрочем, Валерия и Друз в самом деле были в этот момент героями виджа – с прибытия первого гостя церемония на Палатинском холме транслировалась незамедлительно в Галанет, и каждый зритель без труда мог встроить себя в происходящее – оказаться не за мраморной балюстрадой в толпе, а на лестнице, рядом с сенатором Валерией или легатом Флакком.

Белка не удержалась, послала Друзу целое облачко алых сердец.

– А для меня хотя бы одно? Неужели ничего не осталось? – раздался рядом насмешливый голос.

Белка отшатнулась – так неслышно подошел к ней патриций в белом мундире опциона. Внешность его была привлекательной и отталкивающей одновременно. Что в этом лице было подлинным, а что сотворено умелым пластическим дизайнером, сразу и не скажешь. Пожалуй, зеленые глаза с вертикальными зрачками были точно поддельными.

– Для вас – самое большое, – не растерялась Белка. – Только оно черного цвета. Устроит?

– Черное сердце? Ну нет! Пошлите его послу Неронии – эти гедонисты обожают черный цвет. Что касается меня, то я прибыл без дамы. Не соизволите пойти со мной на праздник? – спросил патриций.

Белка хотела навести на него идентификатор справочника, но патриций перехватил ее руку:

– Говорите «да» или «нет», пока не знаете, кто я. Владея всей информацией, невозможно принять решение. Только неосведомленность вынуждает нас действовать.

– Но у меня нет вечернего платья, – резонно заметила Белка.

– Это не проблема! Любезный! – обратился патриций к одному из служителей, что стоял у балюстрады, отделявшей центральную лестницу от боковой, где толпились любопытные, – принесите для дамы наряд из запасных.

Во дворце всегда держали сотни вечерних платьев – на случай, если кто-то из дам испортит свой наряд или просто захочет переодеться. Или на такой уже совершенно непредвиденный случай, как выбор спутницы из толпы.

Служитель взмахнул рукой, считывая с Белки встроенным в комбраслет сканером размеры, и скрылся в ближайшей двери, ведущей в подсобные помещения дворца.

– Белка! Ну ты и везучая! – простонала Аглая.

Это была мечта любой девушки на лестнице – чтобы одинокий патриций выбрал ее и увел на бал в Палатинский дворец. Были красавицы, что каждый раз год за годом тщательно готовились к подобному повороту событий – тратили состояния на пластические коррекции, заказывали немыслимые платья, делали прически, чтобы превратить себя в неотразимых красоток. Но Белка! Ничем не приметная Белка с ее нелепыми серо-рыжими волосами! Кто бы мог подумать, что патриций выберет именно ее.

– Не стоит так переживать, моя милая! – улыбнулся неизвестный красавец Аглае. Улыбка у него была ехидная, злая. – Я все равно никогда ни на ком не женюсь. Это лишь приключение на один вечер. Даже не уверен, что оно закончится постелью.

– На постель и не рассчитывайте! – дерзко ответила Белка.

При этом Аглая зашипела на нее:

– Дура!

Тем временем служитель вернулся держа в руках платье из серого с оранжевым шифона и остроносые туфельки.

– Оно в цвет ваших волос и непременно подойдет, – он протянул платье Белке с поклоном.

Девушка сбросила майку и бриджи, оставшись в одном белье. Платье было простого покроя, и она надела его как обычную тунику.

– Поспешим, – сказал патриций, протягивая руку своей спутнице. – В буфете уже начали разливать вина. Стоит выпить по бокалу до обеда.

Когда Белка просунула руку под локоть своего спутника и уже сделала два или три шага по лестнице, ступая осторожно, как по воде, ибо каблуки новых туфелек были высоты необыкновенной, Аглая наконец догадалась навести идентификатор справочника, оставленного подругой, на экстравагантного патриция.

– Да это же Сулла! – ахнула она так громко, что Белка услышала.

– Зная мое имя, вы бы не согласились, не так ли? – спросил Луций Корнелий Сулла насмешливо.

– Напротив, меня всегда интересовали люди, подобные вам, – дерзко ответила Белка.

– Почему же? Можно узнать?

– Вы похожи на окраинные миры, которые я изучаю.

* * *

«Умный человек – это тот, кто умело использует чужие находки», – любили повторять на Лации.

Ну что ж, если следовать этому определению, то граждане Лация, несомненно, были умны. Они многое взяли из прошлого, но при этом изменили так, как их это устраивало. Как и в Древнем Риме, на Лации выбирали двух высших правителей – двух консулов. Как и в прошлом, один из них оставался дома (то есть на родной планете), а второй находился либо на одной из колоний, либо командовал флотом метрополии. Власть нельзя сосредотачивать в одних руках – этому принципу следовали неизменно. Правда, консулов выбирали не на год, как в Риме античном, а на пять стандартных лет. Но и масштабы Республики нынче были другими.

Консул Аппий Клавдий Цек встречал гостей в просторном атрии Палатинского дворца. Шестнадцать колонн черного мрамора с серебристыми прожилками, увенчанные золочеными капителями, поддерживали потолок. Прорезь наверху была имитированной – сейчас, поздним вечером, когда звезда Фидес уже опустилась за холмы за рекой, в прямоугольнике наверху сияло яркое голубое небо, и в атрий лился казавшийся естественным солнечный свет.

Аппию Клавдию было за пятьдесят. Он не проходил омоложения и выглядел на свой возраст, то есть человеком уже пожившим, почти старым. Одетый в пурпурную тогу, он, встречая гостей, каждого называл по имени и для каждого находил несколько приятных слов. Разумеется, в ухе у него находился электронный номенклатор, который подсказывал консулу нужные сведения. Впрочем, многих Аппий Клавдий знал и помнил без всяких подсказок. Но без номенклатора на подобных празднествах никак не обойтись – сотни приглашенных, и каждый (или почти каждый) с женой (супругом) или просто приятелем или подружкой. Были среди гостей не только патриции, но и плебеи – из тех, кто занимал высокое положение, – префект Норика и префект космической разведки Герод Аттик прибыли одними из первых. Послы других колоний-реконструкций также присутствовали, к тому же с помощниками, а некоторые, как посол Неронии, – с многочисленной свитой.

Едва Валерия и ее муж отошли от консула, как рядом с ними очутился посол Неронии, граф Чеано. Высокий, худощавый, в черном, расшитом золотом мундире, в узких брюках и лакированных сапожках с символическими золотыми шпорами, он церемонно поклонился и поцеловал Валерии руку.

– Я могу с вами поговорить, сенатор Валерия? – поинтересовался граф Чеано.

– Это деловой разговор? – Лери капризно улыбнулась, давая понять, что в этот вечер говорить о делах ей совсем не хочется, она намерена отдыхать и веселиться напропалую.

– Вас это смущает? Я слышал, вы умеете сочетать дела и отдых, – улыбнулся Чеано.

– Надеюсь, разговор будет не слишком длинный.

– Я готов беседовать с вами хоть десять часов подряд, – попытался подольститься посол.

– Попробуйте уменьшить это время как минимум раз в сто, – посоветовала ему Валерия. – Тогда я вас выслушаю, и мы не опоздаем к столу. Консул этого терпеть не может.

– Попробую уложиться. Но хочу вас предупредить, что разговор конфиденциальный.

– И не подумаю оставлять с вами свою жену! – Друз, всегда недолюбливавший неров, сделал шаг вперед, заслоняя жену.

– Я не настолько наивен, чтобы думать, будто жена не разболтает мужу любую тайну. Не собираюсь от вас ничего скрывать, совершенный муж. Мудрость патрициев поможет вам оценить, что делать с информацией, которую я сообщу. – Нер явно хотел задеть Друза: практически всем был известно, что Друз сделался патрицием благодаря браку с Лери. Но своей цели он не достиг – потому что на самом деле Друз обладал генетической памятью от рождения, правда, незаконно. Но об этом знали только трое: он сам, его жена и ее брат Корвин.

Так что в ответ Друз лишь презрительно усмехнулся: нет ничего слаще тайного превосходства.

– Лучше выйдем из общего зала в боковую экседру, – предложил Друз. – Там пока мало народу.

– Так о чем же речь? – спросила Валерия, когда они остановились у фонтана.

– Всего несколько слов, – заверил посол Неронии. – Мы теперь не воюем, не так ли?

– Насколько я помню, да, – изобразила некоторое раздумье Валерия.

– Но раньше воевали. Например, двадцать пять лет назад.

– Да, было дело. Никак не могли поделить планету Фатум. Но, кажется, тот конфликт был исчерпан после того, как мы уступили протекторат над планетой третьему лицу? Или у нас все еще сохранились претензии друг к другу? Напомните мне, если так.

– Дело не в претензиях… – граф Чеано помедлил. – Видите ли, недавно мы обнаружили анимала, пропавшего двадцать пять лет назад во время небезызвестного конфликта. И вот спустя столько лет он объявился в секторе Неронии, выпрыгнул из гиперпространства возле одной из наших баз. Живой корабль находился в стадии агонии. Его буквально разорвало пополам. Но мозг корабля уцелел, посему часть информации сохранилась. Наши криминалисты точно установили, что анимал был атакован три года назад. И, судя по характеру ранений и уцелевшим записям, атакован вашими кораблями. Ему кое-как удалось залатать свои раны и удрать. Но крайнее истощение не позволило несчастный корабль спасти. Император хочет направить ноту Лацию.

– Вы меня предупреждаете? Не могу сказать, что не оценила вашу любезность, но мне кажется, тут нужны разъяснения.

– Я попросил императора пока не предпринимать никаких шагов. Хотя бы потому, что недавно именно благодаря Лацию мы сумели предотвратить вторжение Колесницы Фаэтона в наш сектор. Я надеюсь (хотелось бы сказать «я уверен», но пока не могу), что Лаций не причастен к исчезновению анимала. Вы попросту не могли держать его столько лет на одной из своих баз незаметно. А вот попытаться уничтожить при встрече три года назад очень даже могли. Но только зачем?

– Почему вы завели этот разговор?

– Думаю, вам интересно будет это услышать, – граф Чеано поклонился. – До того, как Нерония направит вам ноту. Быть может, вы воспользуетесь моей информацией.

– Надеетесь, что мы сообщим вам что-то интересное в ответ? – спросил Друз без обиняков.

– Разве вам нечего сказать?

Друз запнулся и сказал:

– Нет.

Он никогда не умел врать.

Чеано еще раз поклонился и отошел.

– У нас случилось что-то подобное? – спросила Валерия. – Мы тоже что-нибудь нашли из того, что потеряли? Просто так этот черный лис не стал бы заводить разговор. Особенно в твоем присутствии.

– Думаю, этот парень отлично информирован.

– Зачем он все это сказал? Зачем? Зачем? – Лери не понимала сути происходящего и в раздражении притоптывала ножкой. – У меня есть только одно объяснение, совершенно безумное: этот человек в самом деле хотел нас предупредить.

– Лери, может быть, отложим этот разговор и вернемся в главный зал?

– Я хочу знать, на что намекал Чеано. Будь краток, и мы не опоздаем на обед.

– Мы нашли лацийский катер с мертвым пилотом. Этот катер тоже пропал двадцать пять лет назад, как и анимал Неронии. Герод Аттик потребовал засекретить объект, пока мы не выясним все обстоятельства.

– Я уверена, граф Чеано знает о находке, несмотря на все усилия нашей дерьмовой космической разведки. Иначе он не толковал бы про агонизирующего анимала, вместо того чтобы пить аперитив.

– К тому же видео этой агонии есть в Галанете. От неронийских галанетчиков трудно что-нибудь скрыть. Он выдал нам с таинственным видом открытую информацию.

– Надеюсь, репортеров сейчас нет во дворце.

– Не уверен. Хотя с ними пытаются бороться, но так же безуспешно, как и с жучками.

– Тогда прекратим разговор. Все равно нам не удастся выяснить, что черному лису от нас было нужно.

Лери взяла мужа под руку, и они направились в столовую.

* * *

– Давай поднимемся на обзорную площадку, – предложила Верджи, когда они с Корвином очутились в атрии дворца. – Я хочу посмотреть на Город с высоты.

– Это лучше делать с Капитолийского холма, – заметил Марк. – Но и с Палатина открывается прекрасный вид.

Они прошли в лифт. Кабина с зеркальными стеклами медленно повлекла молодых супругов наверх. Пока лифт поднимается или опускается, можно поцеловаться. На большее не хватит времени. Верджи и Корвин поцеловались.

Марк давно заметил, что, оказавшись в шумной компании или на официальном приеме, Верджи непременно пытается где-то укрыться. Уроженка Колесницы, не просто плебейка, но еще и беглянка с другой планеты, вышедшая замуж за патриция Лация, она была на этом празднике чужачкой вдвойне. Марк и его близкие – вот все, кого Верджи здесь знала. Ее родина Колесница столетиями была заклятым врагом Лация. Случалось, эти два мира заключали перемирие, но никогда не становились союзниками. Находиться среди патрициев, каждый из которых помнил десятки, а то и сотни сражений с ее родиной, было для Верджи невыносимо. Иногда ей казалось, что именно уникальная память патрициев раз за разом раздувает уже начинающее гаснуть пламя вражды, ибо ни забывать, ни прощать патриции не умеют.

Из лифта они вышли на открытую террасу, обращенную к форуму. Звезда Фидес уже зашла, но подсветку еще не включили. На несколько минут расположенный в низине форум погрузился во тьму, лишь ярко горела золотом все еще освещенная черепица на крышах храмов на Капитолии.

Верджи облокотилась на балюстраду и несколько минут любовалась Городом.

– Говорят, на подлинном форуме одни лишь обломки, – сказал Верджи. – Не боишься, что Новый Рим через годы превратится в уродливое кладбище прежней мощи?

– Не исключено. Но очень бы не хотелось до этого дожить, – Корвин хотел превратить ее слова в шутку, но не сумел.

Странно, но в последние три дня он испытывал смутное беспокойство – предчувствие беды не отпускало его и с каждым часом все усиливалось.

В этот миг внизу вспыхнула подсветка, одела призрачным голубым плетением колонны и скульптуры, высветила портики базилик и храмов.

Верджи наклонилась еще ниже, будто хотела соскользнуть, слететь вниз, на озаренный голубыми огнями форум. Корвин невольно ухватил ее за руку.

– У нас в усадьбе была высокая башня. Я любила забираться и смотреть на окрестные поля внизу. Ровные квадраты, всегда распаханные в шахматном порядке.

«Почему не параллельно?» – спрашивала я. «В этом есть смысл, надо предотвратить эрозию почвы», – мне говорили. Но мне всегда хотелось, чтобы поля были расчерчены параллельно. По единому замыслу… Опять смысл… Вот дурацкое слово! Всегда ли в наших поступках есть смысл? Или мы просто не знаем причин? В чем причина, что одни любят Рим, а другие бредят Наполеоном? Ведь все мы родом с Земли. Ты видел Новый Париж с высоты?

– Да, конечно. Но только не я, а мой дед-дипломат. Однако я помню…

– Неважно, – перебила его Верджи, она все время его перебивала. – Мы… то есть колесничие построили Эйфелеву башню в два раза выше, чем на Старой Земле. Новый Париж грандиозен. Ваш Рим… то есть Новый Рим кажется после Парижа провинциальным. На Лации слишком точно следуют принятой реконструкции. Как будто, возродив форум или Больший цирк, вы на самом деле превратитесь в римлян.

– Ну… и что ты хочешь мне сказать? – спросил Корвин с улыбкой.

– Я же говорю. Ты не слушаешь?

– Это – вступление. Ты попросила сюда подняться, чтобы поговорить о важном. Тайна, которую нельзя поведать дома, – Марк улыбнулся. Верджи обожала действовать ничего не объясняя, просто вела за собой. А потом могла огорошить каким-нибудь сомнительным сюрпризом. Она все время делала ему подарки, сюрпризы, целая кладовка в их доме была завалена ненужными вещами.

– Там, среди приглашенных, посол Колесницы Фаэтона! – В голосе Верджи послышалась тревога. Нет, не тревога – страх.

– Ну конечно! Послы других систем всегда присутствуют на этом приеме. Извини, забыл предупредить.

– Я встречалась с ним два дня назад.

– Что?! – Корвин невольно стиснул ее запястье. – Зачем?

– Он сам попросил о встрече. Мы виделись на представлении в Большом цирке. Он сказал… – Верджи набрала побольше воздуха в легкие и выдохнула: – Он предложил мне подать прошение на имя императора Колесницы. Написать просьбу о помиловании и просить разрешения вернуться.

– Граф Гарве просил тебя вернуться?

– Нет! Он как раз не просил, а говорил так, будто я его об этом умоляла, а он, так и быть, снизошел к моей просьбе. Представляешь какой бред! И зачем мне это нужно?! А? – Она задрожала – то ли от холода, то ли от клокотавшей внутри ярости.

– Ни за чем! – Корвин обнял ее за плечи. – Вопрос – что нужно ему.

– Меня приговорили к смерти на Колеснице за измену. А теперь посол обещает помилование и смягченный приговор. Десять лет каторги! Представляешь какая милость! Я чуть не прослезилась от умиления! – Верджи ненатурально расхохоталась. Смех вперемешку с дрожью.

Корвин даже не улыбнулся. Напротив, на лице его появилось сосредоточенное выражение, как будто он к чему-то прислушивался. К голосу, слышному только ему. Наконец Марк слегка кивнул, будто соглашался с невидимым собеседником, и спросил:

– Что еще сказал посол?

– Дословно? – Верджи задрала подбородок и произнесла, передразнивая манеру посла Колесницы Фаэтона: – «Так будет лучше для вас!» Что это значит? Они мне угрожают?

– Пустое. Колесница не может достать ни тебя, ни меня на Лации, разве что прикажет меня убить, а киллером назначит тебя. Надеюсь, ты не собираешься этого делать? Или собираешься? – Марк театрально нахмурил брови.

– Марк! Марк! Что ты такое говоришь! – Она обняла его, но почти сразу отстранилась. – Я их ненавижу! Ты даже не представляешь, как умеют колесничие шантажировать, как обожают приказывать, как любят давить на тех, кто слаб, чтобы вконец унизить и заставить… Она вытянула руку и сжала кулак так, что костяшки пальцев побелели. Похоже, ей было совсем не до шуток.

– Я двенадцать лет провел на Колеснице, – напомнил Марк. – Посол еще что-нибудь сказал?

– Ничего.

– Вот как?

– Ну, я в лицо ему выпалила, что он идиот! Ты не представляешь, с каким удовольствием я это сделала!

Корвин на минуту задумался.

– Гарве совсем не идиот, Верджи. И этот разговор затеян не просто так. Ты должна подойти к послу здесь, на празднике…

– Ни за что!

– Ты должна подойти к послу, – мягко повторил Корвин, – и сказать: «Я согласна подать прошение. Но как долго будут его рассматривать? Я бы хотела прежде родить ребенка для моего мужа и после этого вернуться на Колесницу».

– Марк! Зачем это? Я же не собираюсь возвращаться. Десять лет каторги вместо любимого мужа и жизни на прекрасной планете… Или ты решил меня выдать? Ну, тогда я тебя точно убью! – Угроза в ее голосе прозвучала совсем нешуточная. Она с силой стиснула ему руку.

– Верджи, прекрати! Как ты не понимаешь: мне нужно знать, что он ответит.

– А… – задумчиво протянула Верджи и хитро прищурилась. – А потом я могу сказать ему какую-нибудь гадость?

– Лучше этого не делать.

– Но я все равно скажу.

* * *

– Говорят, на Неронии пиршества бывают совершенно безумные, – вздохнула Белка, осматривая длинный стол.

Белый с золотом фарфор, хрусталь и серебряная посуда. Роскошь, но роскошь отнюдь не чрезмерная, скорее сдержанная. Белка была даже чуточку разочарована, если честно.

– Безумства оставим колониям – пусть они пытаются обрести новое, ибо не помнят прошлого, – Сулла коснулся руки своей спутницы. – Лаций же ищет наслаждения в многократных повторениях, когда каждый следующий пир похож на предыдущий, но непременно чуть-чуть отличается. Наслаждение в повторении однажды найденного совершенства. Все дело в нюансах. Выпячивать богатство аристократам ни к чему. Нам достаточно сознания, что мы повелеваем мирами.

– Я была на пирушке коллегии историков два месяца назад. Там стол был не меньшей длины. И посуда почти такая же, как здесь, – фарфор с золотом и серебряные приборы… – Белка сделала паузу. – И их речи походили на твои.

– Уверен, и блюда подавали почти такие же, какие мы попробуем сегодня, – улыбнулся Сулла. – Моя бабка была историком. Это ее слова. Мне лично всегда хотелось сказать по поводу нашего прошлого совсем другие слова. Но против генетической памяти не попрешь.

– А как же сенатор Валерия? Она все время говорит о переменах.

– Валерии Корвины хранят в памяти лишь историю чужих преступлений. Невольно захочется чего-нибудь новенького.

– А вы? Что еще вы храните в памяти?

– Я должен представиться наконец, не так ли? – Он сделал вид, что позабыл про выкрик Аглаи. И еще сделал вид, что не услышал последнего вопроса Белки. – Луций Корнелий Сулла. Патриций, который поклялся, что его генетическая память не достанется никому. Вы обо мне наверняка слышали.

– Я тоже должна представиться. Дебора Кальв. Вы обо мне ничего не знаете.

– Кальв… Ваш отец писал сценарии виджей, так ведь?

– Ого, вы таки вспомнили. Неужели? Среди тысяч сценаристов запомнить одного…

– А вы сами? Чем занимаетесь? – Похоже, патрицию не улыбалось обсуждать весь вечер достоинства Кальвовых творений.

– Я – только что закончила университет, специальность – окраинные миры, – похвасталась Белка. – Должна выбрать, куда отправиться на практику. Есть десятки планет, которые влачат жалкое существование, где люди в среднем живут не больше тридцати, а мы просто не вспоминаем о них…

– У окраин есть одно преимущество, которое мы утратили навсегда.

– Какое?

– Открытая граница. Им есть куда двигаться.

Сулла слушал свою избранницу и одновременно наблюдал за консулом. Прежде чем войти в зал, Аппий Клавдий остановился в дверях и перемолвился несколькими словами с Корвином и его супругой. Со стороны могло показаться, что префект по особо важным делам представляет консулу свою жену. Но Сулла знал, что Корвин представил Верджи консулу еще в самом начале праздника. Теперь же префект что-то сказал консулу и направился к своему месту, ведя под руку Верджи. Сидеть Корвин должен был напротив своего подчиненного опциона Суллы. Консул тоже направился к столу. И вид у него был, мягко говоря, встревоженный.

– Двигаться стоит лишь в двух направлениях – к столу или к постели. – Сулла усадил свою даму и занял место сам. При этом Дебора оказалась напротив Верджи.

«Жене Корвина так же точно неловко здесь находиться, как и мне, мы – окраинные миры этого праздника», – подумала Белка и улыбнулась жене префекта.

Верджи улыбнулась в ответ. Достаточно надменно.

«Э, нет, между нами еще рано ставить знак равенства», – хмыкнула про себя Белка.

Консул, заняв место во главе стола, поднял традиционный тост:

– За Вечный город!

В ответ грянуло:

– За Лаций!

Сулла перегнулся через стол и чокнулся с начальником. При этом их комбраслеты соединились на миг, и вся нужная информация перетекла в браслет Суллы.

– Три месяца, – сказал Корвин.

Обед длился почти два часа.

* * *

– Тебе не скучно? – поинтересовался Сулла у легата Флакка, кивая в сторону чинно разбившихся на группы стариков. Аристократы помоложе направились в игровые залы. Немногочисленные юнцы скучали, ожидая танцев и салюта. – Как я понимаю, в твоей памяти, как и в моей, застряла как минимум сотня подобных вечеринок. Один и тот же зал, одни и те же наряды. Даже разговоры, похожие друг на друга.

– Женщины разные, – не очень уверенно заметил Флакк.

– Женщины! Неужели патриция можно чем-то удивить в этом плане? Послушай, есть предложение. Поскольку мы уже отобедали, произнесли тосты и выслушали все, что надо выслушать, и то, что слушать ни под каким видом не стоит, теперь можно с чистой совестью сбежать в какое-нибудь укромное местечко и там повеселиться.

– Сулла, ты не женат. А я приглашен на этот праздник с супругой! – напомнил Флакк. – Сам посуди, сбегать с женой – не слишком интересное занятие.

– Прихвати какую-нибудь девчонку у входа. Как я. Тебе пора встряхнуться. Ты же космический легионер!

– Легат космических легионеров.

– Тем более тебе стоит взбодриться. Мы, патриции, рождаемся стариками, зато к старости становимся молодыми. Я молодею с каждым днем. А ты?

– Допустим… – Флакк заколебался. – Допустим, я это сделаю. Куда мы можем отправиться? В ближайший бар? В ночной клуб? Смешно. За нами тут же увяжется толпа галанетчиков и начнет передавать в виртуалку отчет о наших похождениях. Как мы пьем, целуемся, посещаем вомиториум и там блюем… разве можно устраивать вакханалии под прицелом десятка вирт-камер?

– Мы могли бы отправиться на Острова Блаженных, – задумчиво проговорил Сулла. – Прекрасная планета, и никто ни за кем не следит.

– Я планирую сбежать с пирушки, но не от жены. Или ты хочешь, чтобы я развелся?

– О нет, я отношусь с почтением к узам брака. Чужим. Посему предаюсь Венериным удовольствиям только с незамужними плебейками. Правда, потом выяснялось пару раз, что это были как раз замужние патрицианки. Но это, как говорится, дело их генетической памяти.

Сулла обвел глазами зал, прикидывая, что бы можно было такое устроить. И тут взгляд его остановился на Друзе. Префект инженерных войск, выпив несколько бокалов фалерна, был уже достаточно весел – он стоял в обнимку с двумя женщинами. Одной, правда, являлась его жена Лери, но вторую, стройную загорелую блондинку, Сулла видел впервые. Правда, она кого-то напоминала. Значит, патрицианка – их лица при встрече всегда кажутся знакомыми, если юнцы похожи на своих родителей, чьи лица навсегда засели в генетической памяти. Друз целовал в щеку то одну женщину, то другую и шептал по очереди каждой на ушко комплименты. Обе смеялись.

– Отлично! У нас есть одно укромное местечко! – Сулла похлопал легата по плечу. – Боевая станция префекта Друза.

– Боевая станция? – переспросил Флакк. – Никогда не слышал, чтобы вакханалии устраивали в подобном месте.

– Ну, во-первых, ее так и не поставили на боевое дежурство. Пока что это всего лишь огромный лайнер на орбите, нашпигованный сложнейшей техникой.

– С плазменными излучателями, способными поджарить вражеский флот.

– Орк! Я не собираюсь никого поджаривать. Но мысль, что это возможно, возбуждает, не находишь? Я слышал, на станции отличные каюты, лучшие ретрансляторы Галанета и удобная банька с гидромассажем. Берем ящик фалерна, корзину закуски и отправляемся. Только найди себе молоденькую и сговорчивую спутницу.

– Одна незадача: у нас нет ключика от входной двери.

– Он есть у Друза. Прихватим парня с собой.

– Сенатор Валерия ни за что не отпустит мужа одного.

Сулла покосился на смуглянку Лери. В этот момент красавица-сенатор смеялась над очередной шуткой мужа.

– А мы и не будем от нее скрываться. Она поедет с нами. Видел ли ты этакие огоньки у нее в глазах? Я почти уверен: она всю жизнь мечтала о чем-то подобном. Пусть Друз прихватит обеих красоток. Они устроят любовь втроем.

– Жена меня убьет.

– Флакк! Флакк! Твоя супруга – очаровательная женщина, но не для подобных увеселений. Соври ей, скажи, что тебя вызывают на учения. На боевую станцию. Ты скажешь ей правду. Почти.

– Корвина берем?

– Это еще зачем? Я не собираюсь веселиться под присмотром начальника. Итак, ты ищешь себе спутницу, я – уговариваю Друза и его дам, и мы отправляемся.

Сулла немедля направился к префекту и его спутницам.

Флакк постоял с минуту, наблюдая, как дерзкий патриций подбивает префекта и женщин принять участие в авантюре. Флакк был готов побиться об заклад, что ни Друз, ни его жена, ни блондинка не устоят. Этот мерзавец мог бы совратить кого угодно, даже весталку.

На то, чтобы уговорить этих троих, понадобилось три минуты от силы. Во всяком случае, именно спустя три минуты Друз согласно кивнул и, повернувшись к Флакку, поднял руку с очередным бокалом.

Легат покачал головой, то ли сокрушаясь, то ли восхищаясь, и направился к своей жене – объяснять, почему должен немедленно покинуть прием у консула.

Вызов по комбраслету он сделал выйдя из дворца.

* * *

– Куда мы отправляемся? – спросила Белка, когда они с Суллой уже выбрались из толпы, по-прежнему окружавшей дворец плотным кольцом.

После теплого воздуха зала приемов девушке в легком платье показалось прохладно. И еще показалось, что людей стало больше. И немудрено: фейерверк должен был вот-вот начаться. На кораблях эскадры включили подсветку. В темном небе мелькали разноцветные голограммы. Там разыгрывали какой-то исторический сюжет, разумеется, древнеримский.

– На космодром. Мы покидаем планету. Головокружительное космическое путешествие – что может быть лучше! – воскликнул Сулла восторженно. Пожалуй, восторг был чуть-чуть фальшивый.

– Летим на Острова Блаженных?

– Нет, на боевую станцию Лация. В милой компании легата Флакка, красавца Друза, его жены и еще двух очаровательных женщин.

Белка растерялась. Возможно, Сулла планировал поразить ее размахом предстоящей авантюры. Но Белке мысль устроить свидание на боевой станции да еще в такой компании не показалась столь уж замечательной.

– Может быть, полетим туда в другой раз? А сейчас нам вполне подойдет какой-нибудь бар.

– Нет, для первого свидания подходит только боевая станция, милочка. Уверяю тебя, ты не пожалеешь.

Белка потупилась. Приключение начинало выглядеть уж слишком головокружительно. Если честно, то девушка попросту струсила.

– Там хоть гравигенераторы работают? – проговорила она жалобно. – А то меня в невесомости тошнит.

– Гравигенераторы самые лучшие, – заверил ее Сулла. – Баня и гидромассаж. В иллюминаторе – звездное небо. Эту ночь ты запомнишь на всю жизнь. Гляди-ка, Флакк уже ждет нас возле своего флайера. Неужели он планирует отправиться на свиданку на семейной машине? Вот чудак!

Однако Флакк был не так наивен. Флайер принадлежал не легату, а темнокожей девушке лет двадцати в белой шелковой блузе и белых брюках. Девушка была стройной, но не казалась хрупкой. Сулла отметил отличную мускулатуру, высокий рост и отточенность движений. Наверняка девчонка либо уже служит легионером, либо учится в школе легионеров.

Ай да Флакк!

– Это Асти, – представил Флакк свою спутницу именем наверняка вымышленным.

– И что ты сказал своей супруге? – поинтересовался Сулла.

– Правду. Что я лечу на боевую станцию весело провести время, – засмеялся Флакк.

В этот момент из толпы наконец выбрались Друз и его спутницы. Валерия где-то раздобыла черную накидку с капюшоном, скрывшую ее великолепный наряд, а блондинка попросту избавилась от своего платья до полу и переоделась в серебристый обтягивающий тело комбинезон.

– Это Клио, – представил блондинку Друз.

– Орк! Так это… – начал было Флакк.

– Пожалуйста, без имен, – попросила Клио.

«Если она переоделась во дворце, значит, она там и живет», – сообразила Белка и изо всей силы вцепилась в локоть Суллы. Она, скромная дочь сценариста, была из другого мира. Правда, окончила университет с отличием. Но какое это имело значение для вечеринки?

Неожиданно патриций повернулся, обнял Белку за талию и впился губами в ее губы. Произошло это настолько неожиданно, что Белка в первый миг растерялась, а потом изо всей силы оттолкнула патриция. Несколько галанетчиков тут же принялись снимать эту сцену.

* * *

Легкий пассажирский планетолет, украшенный золотым римским орлом и пурпурной полосой, стартовал с консульской площадки космодрома и теперь приближался к новой боевой станции Лация.

Друз вел планетолет и острил напропалую, Флакк, сидевший рядом с ним, либо отмалчивался, либо вежливо улыбался.

Зато Сулла не испытывал и тени смущения. Он расположился сзади, в окружении женщин, и норовил то включить на кресле амортизаторы одной, то поправить изголовье другой, то показать данные искина третьей. Он был почтителен с Валерией, фамильярен с Белкой, игрив с Клио и всякий раз выказывал притворный испуг, обращаясь к Асти.

– Ты бы мог спокойно лететь на станцию один в окружении этих дам, – заметил Флакк. – Мы тебе не нужны. Балласт.

– Еще как нужны! – заверил его Сулла. – И не надо на меня злиться и ревновать. Обещаю, через час ты будешь мной восхищаться.

– Давайте облетим нашу красавицу, прежде чем причалить, – предложил Друз и, не дожидаясь ответа, направил планетолет вокруг станции. – Сделаем пару кругов вокруг моей ненаглядной. Хороша, правда?

Друз говорил о своем творении, как о женщине. Даже любимую жену он бы не стал так расхваливать. А тут буквально надувался от гордости, любуясь огромным шаром, ослепительно белым в лучах звезды Фидес, с тонкими щупальцами причалов и острыми иглами передатчиков дальней связи. Синие блики силовых полей призрачными шапками накрывали полюса станции.

Консоли плазменных пушек были убраны, так что станция выглядела почти безобидно.

– Как только люди построили такое! – прошептала Белка. – Это же божественная мощь!

Друз, польщенный, расплылся в улыбке.

– Особенно если учесть, сколько денег из бюджета Лация на нее угрохано, – поддакнул Сулла.

– Могу вас заверить, деньги потрачены не зря, – принялся защищаться Друз. – Учтите, она не только отвечает за безопасность Лация, но и может заменить управляющую станцию Звездного экспресса. И если надо – заблокировать весь Звездный экспресс, – продолжал пятиминутку хвастовства Друз.

– Насколько я помню, по международному соглашению, ни одна из планет не имеет права блокировать Звездный экспресс, – картинно нахмурила брови Лери. – Или Лаций уже не соблюдает межпланетное право?

– Разумеется, ты говоришь верно, как всегда. Кто спорит! Блокировать не имеет права. Но нигде не оговорено, что нельзя подобную технологию разрабатывать. На крайний случай, – вывернулся Друз.

– Надеюсь, ни Нерония, ни Колесница Фаэтона не пронюхают про твои разработки, – улыбнулась Лери.

– Это строго секретно, – поспешно заверил Друз.

– Послушайте, мы летим отдыхать и веселиться, пошлем Орку в пасть все эти разговоры о политике! – воскликнула Клио.

– Это лучшая станция во всей Галактике, – не мог остановиться Друз. – Станции Колесницы устарели еще лет сорок назад, да и у неров попросту нет денег на модернизацию.

– У неров нет денег? – не поверила Лери. – Лучше скажи, они жмотничают.

– У Неронии три станции, – напомнил Флакк.

– Одна из них практически превращена в руины. Две другие не модернизировались уже лет двадцать. И все они завязаны на живые корабли Неронии. Моя же, – Друз выделил невольно местоимение «моя», – совершенно уникальна, ей не нужен флот поддержки.

– Совсем не нужен? – усомнился Флакк.

– Ну разве что… небольшой… для защиты от мелких истребителей-ос, если накроются силовые поля.

– Да, после того как силовые поля сожрут в три минуты весь запас энергии. Сейчас у тебя генераторы работают на холостом ходу и все равно сжирают немало энергии, – заметил Флакк.

– Я приказал включить их к нашему прибытию.

– Ага, то есть обычно ты их даже в холостом режиме не включаешь! – хмыкнул Флакк. – Не просветишь нас, сколько мегаватт-часов ты выкинул впустую за одну минуту?

– Хорошо, давай причалим, и ты покажешь нам станцию изнутри, – решила прекратить их пикировку Лери. – И ты сможешь выключить силовые поля. – Сенатор Валерия умела сочетать авантюризм с практичностью. – Мы все уже в восхищении.

– На главный причал, – отдал Друз приказ искину. Префект был явно обижен замечаниями гостей и не пытался этого скрыть.

Прозрачный обруч управления на лбу префекта изменил цвет. Легкий планетолет, повинуясь приказу, тут же направился к станции.

– Всего у нас двадцать стыковочных узлов, можем принять на главном причале даже крейсер, – рассказывал Друз, пока планетолет сближался со станцией. – Следящие системы могут просканировать корпус корабля и определить, есть ли внутри живые формы жизни, в том числе и люди, и какое оружие находится на борту.

– И что ты будешь делать, если обнаружишь на борту корабля оружие?

– Если это не наш боевой корабль, уничтожу… или помещу в силовой кокон. Как поместил найденный недавно катер. Орк!.. Я же…

– Болтун! – фыркнула Лери.

Планетолет скользнул в прорезь главного причала. Тут же опустились входные ворота, а к двери планетолета присосалась прозрачная кишка переходного шлюза.

– Легкие кораблики лучше не держать снаружи, у них нет силового поля и любой камешек или мусор… – Друз замолчал, сообразив, что подобные азы его спутникам и самим известны.

Давление уравнялось, и они перешли на пассажирскую палубу станции. Здесь их встретил помощник Друза, немолодой человек в черно-синей форме инженерных войск.

– Энний, никого не пускать в атрий и прилегающие каюты! – приказал Друз. – Ну, как вам моя станция? – повернулся префект к своим спутникам.

– Пока что я вижу только коридор, – заметила Лери. – Ничего особенного. Коридор как коридор.

Они миновали три шлюза. Громадные двери, украшенные головами Цербера, открываясь, превращались в шесть острых клыков. Изображения Цербера были помещены с двух сторон, так что, оборачиваясь, вновь прибывший видел за собой закрытые двери и три морды стража Аида с горящими глазами. Как будто человек пожаловал в Подземное царство, а не попал на небо. Наконец Друз и его друзья очутились в лифте. Зеркальные панели отражали нарядных и внезапно притихших гостей. Флакк отметил, что Друз страдает манией величия отнюдь не в легкой форме: кабина лифта была в точности скопирована с той, что поднимала гостей на смотровую площадку Палатинского дворца.

– Обратите внимание, на станции отличная гравитация, никаких колебаний поля, три независимых генератора, и сила тяжести равная лацийской, – продолжал свою экскурсию Друз.

Двери лифта открылись.

– А вот и наш атрий! – объявил с гордостью префект станции.

В самом деле, было чем гордиться! Просторное помещение, в которое выходили десятки дверей, украшали шесть изящных белых колонн под мрамор. Вверху – прямоугольное окно, имитирующее звездное небо. Под потолком висела голограммная карта сектора Лация. Вокруг зеркального стола буквой «П» стояли диваны, которые одним нажатием кнопки можно было переделать в широкие ложа. Здесь можно было провести вечер за чашей фалерна на древнеримский манер.

– Отличная станция, – подтвердил Флакк. – Надо полагать, отделка атрия стоила не меньше, чем все боевое оснащение.

– Цезарь велел богато украшать оружие своих солдат – дабы римляне не теряли в бою мечей и щитов, – напомнил Друз.

– Ах, ну да, конечно. Шикарный атрий – залог нашей боеспособности, такой обидно будет потерять, не так ли, префект, – Флакк рассмеялся. – Каюты такие же роскошные?

– Хочешь посмотреть?

– Пусть каюты оценят дамы, – отозвался Флакк, – я предпочитаю осматривать ионные и плазменные пушки.

Женщины тем временем уже распаковали коробки с едой и наполнили бокалы фалерном. Гостьи шушукались и поглядывали на мужчин. Сулла уселся на диван в обнимку с Белкой. Скованность первых минут прошла.

– Итак… – сказал Друз. – Выпьем за успех нашей экспедиции и за новую станцию!

Все осушили бокалы. Друз поцеловался сначала с женой, потом с Клио.

– А теперь, – перехватил инициативу Сулла, воспользовавшись паузой, – приступим к делу. Вакханалия на время отменяется.

– Ч-что? – Друз спешно оторвался от губ Клио. – А зачем же мы сюда завалились? Я… – Префект растерянно умолк, сообразив, что его самым бессовестным образом провели.

Флакк усмехнулся. Он с самого начала подозревал какой-то подвох. Но какой именно – догадаться не сумел.

– Наше отбытие и рассказы о предстоящей вакханалии – простенькая маскировка, – охотно объяснил Сулла. – Никто не должен знать, чем мы будем заниматься на станции.

– Что же ты нам приготовил? – язвительно спросил Друз, не скрывая разочарования.

Лери улыбнулась, налила в бокал воды и протянула мужу.

– Сейчас объясню, – охотно ответил Сулла. – Мы должны в срочном порядке определить, что за хрень обнаружил в космосе Друз и подвесил к одному из причалов станции. Это личное задание консула. Как только выполним, можем веселиться. Если останется время. И если нам захочется после этого петь и плясать и предаваться Венериным удовольствиям. Друз, расскажи, будь добр, как тебя угораздило выловить эту дрянь из космоса?

– Это лацийский катер, а не дрянь! – обиделся префект фабрума. – Четыре дня назад он очутился рядом со станцией и стал подавать сигнал бедствия. Сигнал устаревший, но наш, лацийский. Мы послали запрос. Нам никто не ответил. Сканирование показало, что это наш катер типа «Калипсо», их уже не выпускают двадцать лет, что на корабле есть оружие, криогенная капсула и тело внутри. Но, судя по показателям, пилот умер. Мы захватили с помощью манипуляторов катер и пристыковали к одному из причалов. Потом двое моих техников в скафандрах вошли внутрь и…

– И?

– Камера оказалась расколота, а человек мертв. Медик станции заявил, что он умер недавно. Возможно, всего несколько дней назад.

– Дальше.

– Судя по всему, этот катер пропал больше двадцати лет назад во время войны с Неронией за планету Фатум. А капсула на катере может поддерживать тело в анабиозе не более трех лет. Вышла, мягко говоря, нестыковка.

– Интересно, – пробормотал Флакк.

– Нашелся катер с мертвым пилотом! Такое случается сплошь и рядом, – пожал плечами Друз. – Зачем весь этот сыр-бор, таинственное отбытие на станцию и…

– Нашелся катер? – перебил его Сулла. От прежнего игривого тона беспутного повесы не осталось и следа. – Префект Друз, это не детская игрушка, которую потерял чужой малыш, а ты нашел. Эта штука где-то болталась двадцать пять лет. К счастью, ты не затащил этот катер внутрь станции, он по-прежнему висит на причале, как я успел убедиться во время облета станции.

– Ну да, согласно инструкции неопознанный объект должен оставаться снаружи… – Друз окончательно растерялся. Он ожидал похвал, восторгов и веселья. А тут его отчитывали как мальчишку, да еще в присутствии жены.

– Он иногда соблюдает инструкции, – похвалила мужа Лери. – Правда, редко.

– А тело? – спросил Сулла.

– Оно в морге станции. В полностью герметичной капсуле. Его поместили в капсулу, прежде чем доставить на станцию. Мой медик отослал образцы тканей погибшего в генетическую лабораторию на планете. Кажется, я не сделал ни одной ошибки, так почему… – Друз повысил голос.

– Что внутри этого катера, мы не знаем, – перебил его Сулла. – Флакк, я хочу, чтобы ты посмотрел на этого парня в морге.

– Зачем мне на него смотреть? Я не врач.

– Если верить его армейскому жетону, он служил с тобой двадцать пять лет назад на планете Фатум. Ты должен его помнить. Опцион Луций Эмилий Павел. Это имя тебе что-то говорит?

– Чушь! Опциона не может быть на этом корабле.

– Но ты служил с ним? – настаивал Сулла.

– Да, я его знал. Он был опционом космических легионеров, а не пилотом боевых кораблей. Погиб на планете и не мог болтаться в космосе четверть века.

– Он точно погиб? Его тело нашли? – упорствовал Сулла. – Эмилий Павел – патриций, к тому же космический легионер, значит, благодаря генетической памяти мог пилотировать катер. Кажется, ты тоже воевал в космосе, Флакк.

– Я видел его мертвым на болотах Фатума. Как и других. Правда, все тела исчезли…

– Что значит – исчезли?

– То и значит. Похоронная команда их не нашла, хотя я точно указал место, где они лежали. Не осталось ни тел, ни оружия. Могу тебя заверить, на Фатуме и не такое случалось.

– Значит, в этом вопросе нет никакой ясности, – подвел итог Сулла.

Флакк с сомнением покачал головой:

– Невероятно! Мы ехали в госпиталь. Семь человек. А в живых остались двое. Я и Каплун. Это прозвище. Имени я его не помню, потому что никогда и не знал.

– Клио – судмедэксперт, она немедленно проведет анализ извлеченного тела, – отдал распоряжение Сулла. – Со всеми предосторожностями.

– Значит, вместо кают-компании, ты приглашаешь нас в морг? – уточнил Флакк.

– Только тебя и Клио. У остальных будут другие развлечения. Друз, ты еще раз просканируешь катер, я попробую определить, хотя бы приблизительно, из какого сектора пожаловал этот корабль, после чего ты, Белка, – повернулся Сулла к своей спутнице, – дашь описание окраинного мира, из которого прибыл к нам мертвый гость. Валерия, ты проверишь открытые каналы Неронии и выяснишь, что известно о пропавшем и вновь нашедшемся анимале Неронии. Кажется, у них там много всего навешано в Галанете. Ты ведь специалист по нерам.

– Значит, вакханалия отменяется? – разочарованно спросила Асти.

Она – единственная, кто оказался на борту станции случайно. Вернее, почти случайно.

– Откладывается, – уточнил Сулла. – У тебя, Асти, тоже задание. Следить за боевым периметром.

– Уточнить периметр! – потребовала Асти.

– Атрий и каюты. Сюда никто не должен входить.

Глава 2 Нерония

Роберт обожал сумрак. Не просто сумрак. А сумрак в вишневых тонах – вишневые шторы на окнах, стекла так же тонированные густо-розовым, чтобы свет дневной и свет фонарей сочился вишневым соком в его убежище.

Вишневый цвет напыления стен, толстенный ковер на полу – с коричнево-красным узором. Мебель тоже вся – под вишню, алые бокалы венецианского стекла – высоченные, так что дух захватывает, только глянешь на их изящные, как застывшие тягучие капли, ножки. Вино в такой бокал наливаешь из черной бутыли, присыпанной седой пылью. Наверняка этот благородный налет фальшивый. Но Роберт не может позволить себе настоящее вино. Ветеранская пенсия не так уж велика даже на Неронии. Так что, отирая о пурпурную обивку дивана фальшивую пыль погреба, бывший десантник вынужден простить вину сомнительную кисловатость.

Голопроектор в комнате Роберта день и ночь передает длящийся уже много дней карнавал. Бесконечное шествие под однообразный мотив, заунывный и возбуждающий одновременно. Девушки, все как одна загорелые, с гладкими оливковыми телами, одинаково длинноногие, с одинаково упругими налитыми грудями – без одежды, если не считать брызги напыленной краски, в босоножках на высоченных каблуках, с головами, увенчанными фальшивыми страусовыми перьями, с огромными крыльями бабочек и в белых полумасках. Они вытанцовывают изумительный по отточенности движений танец. За обнаженными красотками следует кордебалет – растения, бабочки, цветы кружатся в вихре, их сменяют огромные леопарды, с улыбчивыми добродушными мордами, окрасом и повадками неотличимые от настоящих, зато раза в три больше. Время от времени какой-нибудь игрушечный зверь облизывает длинным розовым языком плечо приглянувшейся красотки. На гравиплатформах парят обнаженные девушки, опять же чуть спрыснутые краской и украшенные фальшивыми перьями и блестками бижутерии, меж ними порхают райские птицы и колибри размером с настоящего кондора.

Головидео сопровождается не только объемным звуком, но и потоком ароматов – терпкий запах горящих благовоний, приторный – парфюмерии, резкий – пота наполняют комнату.

Наблюдать за шествием можно было с утра до вечера и с вечера до утра, время от времени подливая в алый бокал вино из бутыли. Во время открытия карнавала в императорской ложе появился сам император Неронии в сопровождении свиты. Соседние ложи заняли самые могущественные люди планеты: военачальники во главе с генералом Фредерико, члены Совета Пятисот, аристократы, по совместительству владеющие самыми прибыльными предприятиями метрополии и ее колоний. Глядя на этих холеных, роскошно одетых мужчин и женщин, Роберт Дэвис чувствовал себя униженным.

Просмотрев открытие карнавала, Роберт напился, а потом, пьяный, принялся звонить в министерство обороны и требовать связи с генералом Фредерико, повторяя через каждое слово: «Он мне должен заплатить». За что именно должен заплатить Фредерико, Роберт объяснять не стал.

Так и не получив связи с главнокомандующим, Роберт свалился под стол и заснул. А проснувшись утром, увидел, что голопроектор работает и карнавал продолжается. А в сущности, почему праздник должен остановиться? Потому что ветерану войны Роберту Дэвису очень плохо? Потому что он ненавидит весь мир и генерала Фредерико лично? Чушь, конечно.

Но ничего, они за все ответят, когда явятся чужие. И прежде всего за беспечность, за то, что не прислушались к словам десантника Роберта Л. Дэвиса, не уничтожили планету Фатум к чертовой матери, как советовал им ветеран.

Глядя на карнавальное буйство фантазии и красок, Роберт провел перед голопроектором весь день, медленно погружаясь в состояние транса.

Вечером он поднялся с дивана, накинул поверх белья длинный, до пят, балахон вишневого цвета, накрыл голову капюшоном, сунул ноги в удобные сандалии, ключ от двери повесил на витой шнурок от завязки капюшона и покинул свое убежище. Он выходил на улицу только по вечерам.

Его лицо, исполосованное шрамами, плохо зажившими, безобразно-алыми, выглядело ужасней и причудливей любой маски. Дело в том, что Роберт входил в шесть процентов населения, кому не помогает регенерация. Восстановленная кожа и мышцы тут же начинали организмом отторгаться. Пришлось пользоваться старыми методами – пересаживать кожу, выращивать искусственные органы – десятки операций, постоянная угроза отторжения и каждодневные уколы давно превратили бывшего десантника в инвалида. Больше всего он ненавидел свое обезображенное лицо – почему-то на лбу и щеках кожа не приживалась, и шрамы навсегда обезобразили когда-то в общем-то симпатичную физиономию. Именно поэтому Роберт боялся покидать свою квартирку: в мире, где так ценится красота, где все женщины привлекательны и изящны, а мужчины – брутально-мужественны, он казался нелепой пародией на человека.

Людской поток медленно катился вдоль тротуара. Все двигались в центр – туда, где в очередной раз бушевал карнавал. Встречные улыбались друг другу. Но Роберт не мог улыбаться в ответ. Он уже больше двадцати лет не улыбался. Его мрачный вид и уродливое лицо вызывали недоумение, кто-то в растерянности оглядывался, темноволосая женщина тронула Роберта за балахон и приглашающе улыбнулась. В ответ Роберт натянул капюшон как можно ниже. Он пошел быстрее, стараясь держаться ближе к стене. Надо было всего лишь обойти дом и свернуть за угол. Там в таверне «Старый десантник» его всегда ждут.

– Неужели в самом деле чужие? – спросил рядом голос.

Роберт вздрогнул и остановился. Судя по всему, вопрос задала девушка с выкрашенными в голубой цвет волосами. Парень, к которому она обращалась, смотрел куда-то наверх. Роберт тоже задрал голову. Но увидел только несколько огромных рекламных голограмм.

– Нет-нет, – сказала девушка, заметив, что Роберт рассматривает небо. – Отсюда не увидишь. Они где-то возле разрушенной боевой станции «Тразея Пет». Их пасут анималы. Во всяком случае, так объявили в новостях.

– Это не чужие, это останки наших кораблей, – сказал парень.

– Чушь собачья! Как они могли попасть в наш сектор, а? Выпали из подпространства, как из дырявой сумки? Это чужие. Их разведчики.

Роберт нащупал стену дома и привалился к ней спиной. А ведь он предупреждал. Сколько раз он говорил! Сколько твердил! Но его никто не слышал.

– Вам нехорошо? – спросила девушка, в то время как ее спутник продолжал таращиться в небо.

– Нет, все в порядке. Просто я долго болел. А теперь вышел прогуляться. Ноги не держат.

– У вас отличная маска! Просто ужас какая страшная! Я обожаю такие, – поведала девушка. – Не терплю этих слащавых бабочек-козочек.

Ну конечно же! Сейчас карнавал! Как же он сам не додумался! Невольно бывший десантник расправил плечи. Пусть считают его лицо жуткой маской.

– Куда вы идете? – продолжала щебетать девушка.

– В таверну «Старый десантник».

– Давайте я вас доведу. Если вы на голосовании дадите мне высший балл.

– Каком голосовании?

– На карнавальном шествии. Хочу танцевать соло. Я – Илио! Прилеплю свою голограмму вам вот сюда. – Она коснулась пальчиком его груди. – Вы не против?

– Но вы же одеты. Как я могу оценить…

– Это ерунда! – Илио повернула пряжку на пояске, в тот же миг вся одежда сделалась прозрачной. Вся, кроме упомянутого пояска. – Ну как? Проголосуете?

– Непременно.

– Отлично! У меня еще один голос! – Она наградила Роберта поцелуем. – Идемте, я отправлю вас прямиком в пасть нашему разъяренному «Десантнику».

Идти было всего несколько шагов. Роберт и сам удивился – почему он не смог сделать эти несколько шагов, а стоял и пугливо озирался по сторонам, беспомощно нащупывая пальцами стену. Теперь, когда Илио ввела его в уютное помещение с чистенькими столиками и огромной голограммной панорамой киношного сражения космических кораблей, он лишь недоуменно затряс головой, досадуя на себя за нелепую робость.

– Помните, вы обещали мне голос! – прощебетала на прощание Илио.

Посетителей в таверне было немного, возле стойки расположилась какая-то парочка, да в углу спал изрядно набравшийся посетитель. Девушка с парнем были завсегдатаями таверны, они кивнули Роберту, когда он вошел, и вернулись к своей выпивке. Бармен налил ветерану первый стакан, как всегда, бесплатно. Вслед за Робертом в таверну вошел незнакомец – невысокий, похожий на подростка человек, изящный и тонкий, в песочного цвета костюме и алой рубашке. На согнутой руке он нес черную мантию, подбитую натуральным мехом. Такие мантии полагались только членам Совета Пятисот. Однако подобные господа никогда не заглядывали в эту скромную таверну.

– Антонио Брунелли, – представился вошедший. – Рад, что вы откликнулись на мою просьбу, Роберт! – Брунелли протянул десантнику узкую ладонь.

Рядом с Робертом он казался учеником шестого или седьмого класса.

– Какая, к черту, просьба? Вы о чем?

– Встретиться здесь, в этой таверне. Или вы забыли?

Роберт в растерянности потер лоб. Может быть, в самом деле был вызов по комбраслету, а он забыл? Странно… странно, что ему кто-то звонил. И странно, что он забыл об этом.

– Вы точно член Совета Пятисот? – зачем-то спросил Роберт.

Приглядевшись, он заметил тонкую сетку морщин в уголках глаз и седые пряди в светлых непокорных мальчишеских вихрах. Просто внешность Антонио, курносый нос, круглые голубые глаза, вихры, юношеский овал лица и, главное, восторженно-улыбчивое выражение навсегда превратили его в невзрослеющего подростка. На самом деле лет ему было никак не меньше сорока.

– Я уже пять лет в Совете. Присядем! – Антонио указал на столик в углу.

Роберт сел. Тут же автоматический бармен поставил перед ними граненые стаканы с янтарной жидкостью. Брунелли взял свой стакан, но пить не стал, Роберт сделал глоток.

– Мне нужно, чтобы вы рассказали о вашем последнем задании на планете Фатум, – Антонио наконец поднес стакан к губам.

– Я все описал в Галанете… и с некоторых пор… вообще не люблю говорить… хотя… могу… – против воли слова вдруг полились сами собой.

«Напиток?! – мелькнула мысль. – А, впрочем, неважно, я хочу это рассказать… Хочу, и все…»

– Мне и моим ребятам поручили отправиться на болота посмотреть, что за корабль там опустился. Со спутника его не засекли. Видел его один наш разведчик издалека в обычную оптику. Там, на Фатуме, почти везде болота. Если не скалистые горы, то непременно болота, хвощи кругом толще нашего кедра, дожди льют, не жарко и не холодно. А так… Тепловато. Мерзкая дыра этот Фатум. Мы взяли три скутера и отправились. Один тяжелый, два легких. Заросли всюду, вода ржавая, вонь от горящих хвощей… – Роберт помолчал, провел ладонью по лицу. – Я увидел эту махину внезапно. Над болотами висел туман. А потом пелену разорвало. Вот тогда и увидел его. Корабль был почему-то не белого цвета, как большинство космических кораблей, а лилового. И в корпусе светились желтые огни.

– Вы смогли идентифицировать корабль?

– Нет, – покачал головой Роберт. – Я никогда таких не видел. Я в тот миг подумал: чужие. Но вот что зацепило: на планшетке не было этого корабля. И о том, что лацци приближаются, на карте тоже ничего не было. Ни одного тревожного огонька. Как будто наши спутники на орбите сдохли. Мы увидели лацци, когда они выползли из хвощей. Началась драка. Они швырнули в нас гранаты, меня выбросило из скутера и контузило. Последнее, что я помню, – шлепнулся в воду. Попытался выбраться. Еще подумал: если потеряю сознание в воде, то непременно утону, выполз на какую-то кочку и отрубился. У меня был сломан позвоночник. Как потом выяснили. И еще я обгорел. Почти сто процентов кожи обгорело.

– Что дальше?

– Дальше то, во что никто либо не верит, либо согласно кивает, как идиоту. Я очнулся. Но только не на болоте, а на скалах. Я лежал на камнях, на какой-то площадке, откуда была видна лишь вершина скалы и небо, светило солнце, и я не чувствовал боли. Вообще ничего не чувствовал. Только глаза почему-то резало, как от очень яркого света, хотя на Фатуме солнце не жаркое и всегда какой-то мутный свет. Рядом со мной сидели двое. Не свои и не лацци. Я это сразу понял.

– Как они выглядели?

– Как люди. Сотканные из света. Когда один из них заговорил, лицо его сделалось нормальным, а все остальное тело светилось. Но не это было главное… Главное началось потом. – Роберт замолчал и уставился на Антонио.

– Что же вы замолчали? Рассказывайте.

Но вместо этого Роберт стал подниматься из-за стола, опираясь на кулаки и нависая над собеседником.

– Что вам нужно? – прохрипел. – Зачем вы пришли… Антонио поднял руку в недоуменном жесте, дернул кистью. Роберт нелепо моргнул и рухнул грудью на стол. Голова его, отделенная от тела, покатилась по полу.

Брунелли схватил со спинки стула мантию, накинул на плечи и выскочил из таверны.

– Это был браво? – спросила девушка у своего спутника.

– Вряд ли. У него мантия Совета Пятисот.

– Ерунда. Мех поддельный. Это был браво, киллер-судья. – Она повернулась к бармену: – Почему вы не сообщили, что браво приводит в исполнение приговор и собирается устроить здесь казнь? За что они казнили Страшилу Бобби?

Бармен не ответил – он непрерывно нажимал тревожную кнопку на панели управления баром.

– Какая казнь? О чем вы? Меня не предупредили.

– Значит, это не браво. Произошло убийство! – Девушка вынула из ожерелья зеленый камень. – Надеюсь, запись окажется четкой. Ну и где эти чертовы полицейские? Прибудут они когда-нибудь или нет?!

Глава 3 Боевая станция Лация

Спустя три часа «участники вакханалии» вновь собрались в атрии. От прежнего их бесшабашного настроения не осталось и следа. Хмель выветрился, а вместе с ним и веселье. Все выглядели уставшими и мрачными. Один Сулла, кажется, был неутомим и весел. Со стороны могло показаться, что происходящее его забавляет.

– Итак, кто первым возьмет слово? – спросил помощник префекта по особо важным делам, кладя перед собой пентаценовую планшетку и собираясь записывать. – Не бойтесь, я не кусаюсь.

– Давайте я попробую, – предложила Клио. – Итак, я провела анализ найденного тела. Этому парню биологически около двадцати с небольшим. Версия, что он погиб двадцать пять лет назад, не подтверждается. Крио-камера работала практически до последнего момента. Если этот человек воевал вместе с Флакком на планете Фатум, ему должно быть лет сорок. Но это не так.

– Можно предположить, что он летел с субсветовой скоростью и… – подала голос Белка. И сама удивилась своей смелости.

К ее удивлению, Сулла не одернул ее, а благожелательно улыбнулся.

– Катер может прыгать сквозь гиперпространство, но не разгоняться до световой, – возразил Друз. – Можно, конечно, сэкономить месяц-другой на временном парадоксе. Но не четверть века.

– Флакк, теперь ты, – повернулся к легату Сулла.

– Я тоже осмотрел мертвеца. Он выглядит как опцион Эмилий Павел. Он командовал отделением на Фатуме. Мы с Павлом ехали в госпиталь, как я уже говорил, по дороге у нас в тылу напоролись на неров, пятеро погибли. Я был ранен, как-то выбрался из болота и побрел назад к базе. Когда наши вернулись на место стычки, тел не нашли. Ни наших, ни неров. Невероятно! – воскликнул Флакк с неожиданной яростью. – Я столько лет считал, что они все мертвы. И вот теперь увидел одного из них в морге. Возможно, они были в плену. Их можно было спасти. Мы должны были их спасти!

– Почему вы ехали в госпиталь? – перебил Сулла.

– Из-за бобов. – Флакк усмехнулся и покачал головой. – Ну да, из-за бобов. Какая-то сволочь посеяла вместо обычных касторовые бобы. В семенном фонде напутали с семенами. Девать их было некуда в таком количестве. Но шла война. И этот горе-фермер продал все свои бобы армейским закупщикам. Это добро поставили нам на базу. Повара, правда, быстро разобрались что к чему, и касторовую дрянь попросту выкинули со склада. Ну а наш уникальный добытчик Серв притащил мешок в блиндаж. Сварил похлебку, нас накормил до отвала. Это установили потом, уже после трагической поездки в госпиталь.

– Но если вы ехали в госпиталь, то почему столкнулись с нерами? – продолжал свой допрос Сулла.

– На войне всегда неразбериха. Даже когда ты обвешан амуницией на миллион кредов. Но в тот день, пожалуй, бардака было больше обычного. Во-первых, спутниковая служба слежения показывала, что сектор чист, и не фиксировала ни наших передвижений, ни скутеров неров. Во-вторых, было перемирие, и неры не должны были оказаться в этом секторе. Но они появились. И в третьих, я видел вдали корабль… который опять же не фиксировался на спутниковой карте.

– Галлюцинации? – спросила Клио. – Споры фатумских грибков нередко вызывают галлюцинации и расстройство зрения.

– Галлюцинация открыла огонь и нанесла раны?

– Вы могли перестрелять друг друга, надышавшись спорами, – не собиралась уступать Клио.

– Я же сказал: тел не было, даже фрагментов, а вот сгоревший скутер неров плавал, полузатопленный, в воде. Мы притащили скутер на базу. Это не галлюцинация.

– Что скажешь насчет тела в морге? – Сулла что-то отметил на своей планшетке.

– Эмилий Павел точь-в-точь такой, каким я его запомнил. Вот только… у него были залеченные ранения на ногах. Он отказался ехать в госпиталь и лечился на базе. Я сам видел безобразные шрамы. В последнем бою ему опять же досталось.

– Никаких следов регенерации или шрамов на ногах, – заявила Клио. – В регенерированных тканях должны быть так называемые гены ящерицы, без них регенерация невозможна.

– Что с анализом генетического кода? – спросил Сулла.

– Его делают. Скоро получим результаты. Мы взяли образцы и дали запрос в генетический банк. Пока что нам ответили, что не могут идентифицировать материал, – сообщила Клио.

– Эмилий Павел – патриций. Такого не может быть! – возмутился Флакк.

– Ну что ж, первые результаты нашего расследования впечатляют, – заметил Сулла. – Прежде всего тем, что не дают ни одного толкового ответа на поставленный вопрос. Теперь о найденном катере. Нам с Друзом удалось установить, что именно этот катер можно разглядеть на записи сражения, что теперь Нерония вывесила в Галанете. Сектор, где произошло сражение, известен. Это окраинный мир, где вокруг Красного гиганта вращаются несколько мертвых планет. В этом секторе нет нуль-порталов и нет колоний. Там никогда не строили военных баз. – Сулла указал звезду на голограмме звездного неба.

– В соседней системе есть колония Крайняя Фула, воистину край света, – объявила Белка и глянула на остальных – оцените, какая я умница!

– Это мы учтем. Теперь, что касается Неронии и ее погибшего живого корабля-анимала… – повернулся Сулла к Валерии.

– Нерония не делает секрета из своих находок. Они нашли не одного, а несколько пропавших анималов. Но только один оказался живым. Корабль был сильно изуродован, практически не жизнеспособен. Поскольку на Неронии не принято утаивать информацию, то записи, уцелевшие в памяти анимала, тут же поместили в Галанете. Я переписала их сюда, – Валерия продемонстрировала инфокапсулу. – Это бой трех анималов с нашими кораблями. Все анималы исчезли примерно двадцать пять лет назад. Наши корабли – которые удалось идентифицировать на записи – в различное время – от двадцати пяти лет до десяти. Как уже было сказано, на записи виден тот самый катер, что теперь находится у нашего причала. Это предварительный анализ. Эксперты смогут сказать куда больше, когда детально разберутся с записью.

Участники «вакханалии» переглянулись.

– По-моему, нам надо поставить в известность главу космической разведки Герода Аттика, – сказал наконец Флакк.

Никто его не поддержал, но и не возразил. Просто потому, что не знал, что именно докладывать: пока собранные сведения выглядели абсурдно.

В тишине особенно громко прозвучал зуммер экспресс-почты.

– Пришло сообщение от экспертов, – сказал Сулла, просмотрев запись. – Переданный в лабораторию генетический код действительно принадлежит Эмилию Павлу. Анализ клеток указал, что человек был выращен в ускоренном режиме – то есть создан почти что взрослым. Сразу.

– С патрициями такого не бывает, – заметила Клио.

– Это не патриций, а клон. У него есть неизвестные модифицированные гены, – уточнил Сулла. – Наши генетики попытаются разобраться, зачем эта модернизация понадобилась.

Внезапно Друз вскочил и принялся расхаживать по атрию взад и вперед.

– Я не понимаю, к чему вообще вся эта спешка, таинственность, расследование? – спросил он раздраженно. – Разве префект по особо важным делам Корвин не мог просто начать дело и…

– Дело в том, что есть еще одна странная информация – в дополнение ко всем прочим странным, – прервал его Сулла. – Перед началом празднества было получено сообщение: взорван один из планетоидов с военной базой Китежа. На месте взрыва образовался прокол в гиперпространство.

Друз вцепился пальцами в спинку дивана, словно пытаясь усидеть на месте.

– И что? – Флакк, кажется, не собирался придавать этому особого значения. – Наши отношения с Китежем отвратительны. Не война, но настороженная враждебность, это точно. Взрыв на базе Китежа нас никак не касается.

– В Галанете промелькнуло сообщение, что три месяца назад китежане нашли лацийский катер с мертвым экипажем и сделали запрос в ведомство Герода Аттика, – поведал Сулла. – А теперь ни катера, ни планетоида нет. Вообще ничего нет. Пустота. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, что наши находки связаны. И, поскольку в нашем деле все загадочно и абсурдно, я рискну предположить, что этот чертов катер, что висит на причале станции, тоже может взорваться.

Почти минуту все молчали. Версия Суллы казалась вполне убедительной.

– Кто нам подложил свинью? – спросил наконец Флакк.

– Этого мы пока не знаем.

Неожиданно Друз выругался и бегом покинул атрий.

* * *

Марку Валерию Корвину пришлось пробыть на празднике во дворце до самого его окончания. Он старался быть вежливым со всеми, говорить комплименты дамам и шутить с мужчинами. Он пробыл минут пятнадцать в зале для игры, потом отправился в танцевальный зал. Но трудно веселиться, когда ты не отдыхаешь, а притворяешься, а на самом деле лихорадочно соображаешь, как организовать следствие, но при этом скрыть информацию от Неронии и Колесницы. К счастью, когда у тебя в помощниках такой человек, как Сулла, нетрудно спешный отъезд нескольких важных персон представить как безрассудную проделку молодых негодников. Репутация Суллы очень этому способствовала. Особенно удался спектакль, устроенный патрицием на лестнице с выбором спутницы и переодеванием. Кто бы мог подумать, что девушку пригласили лишь потому, что она окончила университет по специальности окраинные миры.

Уже за полночь Корвин получил сообщение, что собранная в спешном порядке группа прибыла на станцию и приступила к работе. Сулла полагал, что никаких сообщений не будет до утра, и просил префекта не беспокоить его новыми вызовами. Корвин с супругой отбыли из дворца, когда занимался рассвет. Толпа перед дворцом разошлась, но повсюду стояли закутанные в непромокаемые плащи вигилы.

Верджи слегка покачивалась (она явно перебрала фалерна), и Марк поддерживал молодую жену под руку.

– Консул очарователен, – бормотала Верджи. – Все патриции очаровательны, хотя и ненавидят меня. А посол Колесницы идиот. Он сказал… знаешь, что он мне сказал… что он бы на моем месте выбрал десять лет каторги на Колеснице. Скажи, он не идиот?

– Дорогая, он отнюдь не идиот, – все тем же мягким тоном отвечал Корвин.

Как только они вышли из дворца, префект включил систему глушения, так что никто их разговор подслушать не мог.

– Почему ты думаешь, что он не идиот? – тряхнула головой Верджи. – Я думаю, что он жуткий кретин.

– Долго объяснять, – Марк усадил супругу на пассажирское сиденье флайера. – Жаль, что я не могу с ним встретиться.

– Он тоже сказал, что ему жаль, – призналась Верджи.

– А теперь домой.

– Да, да, домой. У нас есть дом. Это же з-замеча-тельно! Знаешь, наша «Итака» мне напоминает отцовское поместье. Внешне – совсем не похоже. Но все равно напоминает. Мы с братьями там играли. Я – за русских. А они – за наполеоновских офицеров. У нас была площадка, обсаженная туями, там мы разыгрывали Бородино. – Она вдруг всхлипнула.

– Верджи! – Марк к ней повернулся.

– После смерти отца поместье конфисковали. Сказали – за долги.

– А мой отец погиб еще до моего рождения. Его уничтожило в неисправном нуль-портале. Не осталось даже горсти пепла для погребения. В нашей фамильной гробнице ему устроили кенотаф.

– Зато у тебя есть сестра, зять, племянник, куча дальней родни. Флакк, к примеру.

– И ты, Верджи.

– Да, я… а у меня есть только ты. Только ты…

* * *

Марк заснул часов в шесть утра, заснул, как провалился в пропасть, – вернее, в очередной сон-подсказку, на них так щедра генетическая память патрициев. Снилось ему, что он (в шкуре деда, которому тогда было лет двадцать, не больше) на непригодной для жизни планете, покрытой песком, с разряженной атмосферой и огромным солнцем, неподвижно висящим у горизонта. За его спиной какая-то база, несколько сборных домиков, справа нагроможденные друг на друга камни, что-то вроде крепостной стены, уложенной наскоро без старания и искусства. Возле ангара грудой свалены кубы замерзшего углекислого газа. Их привезли сюда для какого-то эксперимента.

К базе идет человек в сером скафандре и черной безобразной маске, залепленной герметиком. Скафандр человеку велик. Идущий машет руками, делает знаки. «Я сдаюсь! Воды! Глоток воды!» – кричит человек.

«В укрытие!» – шепчет голос предков.

– На землю! – кричит Марк (вернее, дед Марка) и падает на песок.

Кто-то следует его примеру, кто-то прыгает в тень каменной стены. Марк вытаскивает бластер из кобуры и стреляет в идущего. Тот почему-то не падает, стоит, пошатываясь, а потом превращается в фонтан белого огня. Марк ощущает, как волна жара накрывает его, не выдерживает термоизоляция скафандра, плавится на спине и плечах. Марк тыкается щитком гермошлема в песок. Все, конец… Сейчас скафандр расплавится и… И тут ощущает как что-то падает на него – похоже, что камни, но камни какие-то легкие. Он поднимает голову и видит, как робот-триарий кидает на него кубы замерзшего углекислого газа, они тут же испаряются, повсюду танцуют белые струйки газа.

«Этот человек взорвал сам себя. Он готов был умереть, лишь бы умерли мы…» – думает Марк, разглядывая оплавленный песок.

Сон прервался. Раздался требовательный вызов комустройства. Жаль! Что-то важное было еще потом. Что-то такое, что Марку надо было вспомнить обязательно, а он не успел.

Корвин хлопнул в ладоши, и шторы на окнах разошлись. Солнечный свет хлынул в комнату.

Загорелое тело Верджи на белых простынях выглядело ослепительно. Во сне она почему-то всегда сбрасывала одеяло. Они поженились три месяца назад, но Марк еще не мог привыкнуть к тому, что просыпается по утрам не один.

– Что случилось, дорогой? Неужели убийцы не могут подождать до утра? – пробормотала Верджи сквозь сон.

Корвин взглянул на возникшую в воздухе голограмму.

– Убийцы могут, а мой зять – нет. Спи, дорогая.

– Да, да, я сплю. Только не забывай, что в выходные ты обещал поехать на море и…

– Я помню.

Корвин накинул халат и вышел из спальни на террасу.

С тех пор как фамильная усадьба «Итака» перешла полностью в его владение, Марк многое изменил во внутренних помещениях, переоборудовал свой кабинет и библиотеку, но терраса осталась прежней – какой он увидел ее в первый раз, вернувшись домой после двенадцати лет рабства на Колеснице Фаэтона. И хотя потом терраса – как и вся усадьба – пострадала во время пожара, ее восстановили в прежнем виде, с мраморной балюстрадой и статуей Марка Валерия, основателя их рода, в нише. На мраморной руке предка сидел бронзовый ворон, символ их рода.

Освещенный утренними лучами звезды Фидес сад казался воистину волшебным. Что может сравниться с садом, когда на его дорожки падают сквозь влажную от росы листву косые лучи восходящего солнца?

Корвин придвинул плетеное кресло к балюстраде и сел. Включил стационарную связь. Изображение префекта станции возникло на фоне балюстрады.

– В чем дело, Друз? Опять поссорился с моей сестренкой?

– Ссора затянулась, – ответил Друз, кривя губы. – Тебе придется нас мирить.

Хотя Друз пользовался защищенным каналом, говорить в открытую, что произошло, он не решился.

– Думаешь, я могу вас помирить?

– Кто же еще? Ты знаешь, какой у нее характер!

– Где встретимся? У меня? – спросил Корвин.

– Я уговорил Валерию поехать в гости к сенатору Манлию Торквату. Он нас помирит. В шесть вечера мы прибудем. Извести кого надо. Нам нужна помощь. Сулла тоже будет.

«Неужели все так серьезно?» – с тоской подумал Корвин.

Впрочем, что дело серьезно, он понял еще на балу. Когда Верджи подошла к нему после разговора с послом и, склонив голову ему на плечо, прошептала:

– Посол сказал, что о рождении ребенка не может быть и речи. Я должна покинуть планету в течение ближайших трех месяцев, после этого предложение теряет силу. Он опять вел себя так, будто оказывал мне огромную милость.

Пока Верджи говорила, посол Колесницы внимательно за ними наблюдал. Этот человек все рассчитал: и то, что Верджи откажется покинуть Лаций, и то, что передаст мужу разговор с колесничим слово в слово.

– Посол сказал, что очень рискует, делая мне это предложение, – шепнула Верджи. – Но он всегда испытывал симпатию к Лацию.

«Конечно, рискует! Еще бы! Ведь он предупреждает Лаций, своего врага, о близкой угрозе! Он даже называет срок. Весь вопрос, от кого эта угроза исходит!»

* * *

Каюта Друза была отделана не хуже, чем атрий станции. Трапециевидное помещение расширялось в сторону панорамного окна. Небо (не голограммное, а настоящее), бархатно-черное, с россыпью звезд и синей долькой наполовину освещенной управляющей станцией Звездного экспресса глядело в три огромных окна, что занимали всю наружную, самую длинную стену. Роскошные диваны, стол из настоящего дерева в центре. Каюта не делилась на несколько помещений – это была одна спальня-гостиная-кабинет.

Первым делом Лери закрыла ставни, небо исчезло, и сразу ощущение пространства и бесконечности сменилось замкнутостью военного бункера.

– Дорогая, давай поговорим! – На губах Друза застыла фальшивая улыбка. Лери невольно огляделась. Так может улыбаться человек, которого жена застала в спальне в объятиях любовницы.

Но Друз был одет, и любовницы рядом не наблюдалось.

– Может быть, пригласим сюда Клио? Кажется, ты собирался устроить любовь втроем? – спросила Лери. Но шутка получилась не игривой, а грубоватой.

Друз опустился на кресло, сцепил руки в замок. Взгляд его сделался взглядом несчастного провинившегося пса, который не рассчитывает на прощение.

– Лери, ты должна уехать вместе с нашим малышом на Острова Блаженных, – предложил он севшим голосом.

– Вот как? Ты что-то утаил от других, Лу, – она уселась рядом с ним, провела ладонью по его щеке. – Что именно, дорогой? – Таким тоном мог бы разговаривать следователь с подозреваемым.

– У нас никогда не было тайн друг от друга, Лери, не так ли?

– Ну конечно, милый, мы все делали сообща. Во все передряги попадали вместе. Правда, обычно еще во всех наших приключениях принимал участие Марк – в той или иной мере. Хотя, по сути, он и сейчас тоже участвует. На расстоянии.

Лери изобразила улыбку, как бы всем своим видом показывая: «Говори, не бойся, милый, я тебя не съем».

– Дело в том, что… – Друз откашлялся. – Я думаю, что этот треклятый катер… Может угробить нашу планету.

– Ты ничего не сказал об этом Сулле.

– Это всего лишь догадка. У меня нет доказательств.

– Так что же ты утаил, дорогой?

– Один факт… Про бомбу.

– Ну да, Сулла предположил… – Лери запнулась. – Разве наши саперы не могут разминировать бомбу за три месяца? За что им тогда платят деньги? Или у них дрожат руки с перепою?

– Это не простое оружие, Лери. Это замаскированная под корабль хронобомба.

Лери почувствовала, что у нее вспотели ладони, а во рту пересохло.

– Ты не ошибся? – спросила она наигранно бодро. – Ты ведь часто ошибаешься… так ведь?

– Я не ошибся. У меня есть подозрение, что бомба очень мощная. И спастись… тем, кто попадет под удар, не удастся. Не исключено, что наша планета вообще исчезнет. Или так пострадает, что на ней прекратится жизнь.

– Но ведь этот катер не так велик.

– Дело не в размере. Принцип устройства – вот что главное.

У Лери мелькнула надежда, слабая, тусклая надежда:

– Скажи, что ты это выдумал, чтобы меня напугать.

Вид у Друза в этот момент был самый нелепый. Он шевельнул губами.

Лери внезапно успокоилась, во всяком случае внешне, и спросила тихим севшим голосом:

– Так почему ты решил, что это хронобомба, к тому же такая мощная?

– Когда-то в Норике лет сорок велись работы по созданию подобного оружия, но после двух-трех испытаний на астероидах отказались от этой затеи – риск был очень велик. Я понял, что нам подсунули, когда догадался установить, из чего сделан прочный корпус катера. Это сплав G-7, который специально создали для экспериментальных образцов. Сплав этот используют в технополисе. Но не при строительстве кораблей. Тогда я просканировал катер, убрал на вирт-модели все перегородки и получил схему хронобомбы. Три контура. Три спирали времени, усиливающие друг друга. Кто видел их хоть раз, узнает сразу. Они так же узнаваемы, как модель атома или схема Солнечной системы.

– Когда она сработает?

– Я же сказал: не знаю. Может быть, через три месяца. Может быть, завтра.

– Что будет с Лацием?

– Тоже сказать не могу.

– Но зачем понадобился пилот? Для маскировки?

– Наверное. Чтобы мы приняли корабль как родной и ничего не заподозрили.

– То есть корабль взорвется, когда окажется на Лации?

– Нет, не то. Он может взорваться и в космосе. Я не знаю всех параметров…

– Но это же наш, лацийский, корабль!

– Нет, дорогая, это копия нашего корабля. Как пилот – копия нашего легионера. Внутрь встроена адская начинка. Если это чужие… извини, безумная версия… но, если это чужие, возможно, они просто скопировали найденный корабль и вставили туда бомбу.

– Зачем?

– Что-то вроде мины на дороге цивилизаций. Кто нашел, тому не повезло.

Лери задумалась. Несколько минут они сидели молча.

– Пояс шахида, – сказала она тихо.

– Что?

– На Старой Земле когда-то люди взрывали друг друга, привязывая к телу пояса со взрывчаткой. Примерно так взорвал себя один нер во время войны за Дубль-Марс. Я помню об этом памятью деда. Теперь этот пояс привязан к нашей планете.

– Через полчаса мы возвращаемся на Лаций. На вилле у Манлия Торквата совещание. Будет консул. Я должен лететь. Уже связался с Марком.

– Ты хоть знаешь, что нам делать с этим подарочком чужих?

– Понятия не имею.

– Его нельзя куда-нибудь отправить? – с надеждой в голосе спросила Лери.

– Нет.

– Почему?

– Долго объяснять… – Он запнулся, набрал побольше воздуха и выпалил: – Лери, ты должна улететь. Ты и наш малыш. До утра есть время – никто не знает о результате сканирования, нет паники, и есть свободные места на стартующем утром звездном лайнере. Через неделю ты окажешься на Островах Блаженных.

– Друз, по-моему, ты забыл, что мы – патриции. Мы не можем сбежать, как шайка жуликов, воспользовавшись инсайдеровской информацией.

– Я остаюсь! – гордо объявил Друз. – И вообще, я мог бы тебе ничего не говорить…

– Во-первых, я не кусок мяса, который можно загрузить на корабль, я имею право принять решение сама, – напомнила мужу Лери. – Во-вторых, я знаю про взрыв планетоида. Твое предложение уехать лишь подтверждает гипотезу, что наш случай из той же серии. В-третьих… – Ее глаза сверкнули мрачным огнем. И Друз не мог сказать, что в них – решимость, ненависть или презрение. Или все вместе. – Даже если будет решение об эвакуации детей, и Лу покинет планету, я останусь.

– Ты хочешь поставить нашего сына в общую очередь? – изумился Друз.

– Лаций – одна семья.

– Это старые байки, Лери! – отмахнулся Друз. – Вот увидишь, как только объявят об этой дурацкой бомбе, все кинутся к кораблям, помчатся наперегонки, позабыв, кто патриций, а кто плебей.

– Не говори ничего больше!

– Но…

– Ни слова!

– Совещание только вечером! – сделал последнюю попытку настоять на своем Друз. – Тебе совершенно необязательно туда ехать. На космодроме пересядешь на звездный лайнер. Лери, я сойду с ума, если ты останешься. – Он сжал ее руки с такой силой, что она вскрикнула. – Что мне сделать, чтобы ты мне поверила? А?

– Консул в ближайшее время все узнает. Подобное бегство – позор.

– И что? Вы останетесь жить. Подлость ради спасения ребенка – не подлость.

– Прекратим этот разговор. Я не сбегу. Да, кстати, милый… – ее голос сделался ледяным. – Надеюсь, ты не забронировал для нас места на этом звездном лайнере? Только не лги, дорогой.

– Забронировал, – выдохнул Друз.

– У тебя есть пять минут, чтобы отказаться. – Она высвободила руки из его ладоней. – И будем считать, что этого разговора никогда не было.

Глава 4 Катер на орбите

Никто так и не смог установить, почему первое поколение колонистов Лация обзавелось генетической памятью, а для всех остальных, прибывших на планету спустя несколько лет, этот дар оказался недоступен. Возможно, именно это преимущество первых поселенцев породило в чьей-то голове желание сравнить себя с патрициями Древнего Рима. Дальше – больше. Возникла Республика, а вместе с нею – народное собрание и сенат. Город тоже основали на реке, названной Тибром, и столица получила название Новый Рим. Поначалу это походило на игру, все эти тоги, титулатура, латинские термины, базилики и термы, привезенные со Старой Земли саженцы кипарисов и оливковых деревьев. Но проходили годы, и затеянная поселенцами игра стала неотъемлемой частью жизни. Колонисты других миров не отставали. На Китеже возникла Россия девятнадцатого века, на Колеснице Фаэтона – наполеоновская Франция. Планета Цинн стала моделью Древнего Китая, японская планета Ямато следовала пути бусидо. А потом появились теоретики реконструкции истории, обосновали необходимость процесса. То, что первые колонисты делали порой в шутку, дурачась, их потомки возвели в ранг неприкасаемой святыни. Земляне не могут жить без прошлого, оно часть их жизни, лишь оно дает ни с чем не сравнимое чувство многомирья, без которого человек ощущает свою ущербность. Как флоре и фауне необходимо видовое разнообразие, так человечеству нужны различные культуры, непохожие цивилизации и многочисленные языки.

Будущее, которое стремится в прошлое. Что это? Дань традициям или страх перемен? Подобные вопросы задавали, но ответов не находили. «Сделав шаг вперед, хочется тут же вернуться назад» – этот тезис стал девизом реконструкторов. Это можно было бы счесть просто внешней формой, данью традициям, искупительной жертвой на алтарь истории: не думайте, мы все те же, несмотря на то что замкнули нуль-порталы в кольцо и построили Звездный экспресс, оборудовали дальнюю связь, размножаемся в основном в пробирках и выращиваем клонов. Просто старые истины отныне подаются в новой упаковке.

Но была одна особенность в этой игре, которую нельзя было назвать капризом или выдумкой: это генетическая память патрициев. Способность одних и неспособность других проводила черту, которую нельзя было игнорировать и назвать условной. Если ты патриций, то твоя жизнь так сильно отличается от жизни других людей, что начинаешь думать невольно: стоят ли все эти запреты странного дара, которым наградили тебя предки? Помня в подробностях все, что совершили предыдущие поколения за минувшие десятки и сотни лет, невольно копируешь чужое прошлое. Обычаи отцов – не просто след на твоей жизни, а выжженное неуничтожимое тавро. Консерватизм в поведении неизбежен, возможность любых перемен и реформ воспринимается почти как трагедия. Для всех прочих патриции на одно лицо – не по внешности, но по характеру. Их называют стародумами и тугодумами, высмеивают их обычай прислушиваться к голосу предков. Но плебеи могут смеяться сколько угодно – генетическая память дает патрициям неоспоримые преимущества. Одно время даже возникла теория, что на Лации родилась новая раса. Но теорию эту очень быстро отвергли и постарались забыть: патриции оказались достаточно умны, чтобы понять – немногочисленная группа слишком уязвима, чтобы объявить войну за выживание плебеям.

Патриции, прежде всего, дилетанты, они не учатся, а вспоминают. Весь процесс образования сводится к умению выстроить в определенном порядке полученные в наследство знания, автоматически получать к ним доступ. Этакий личный Галанет, быстродействие которого зависит от удачной поисковой программы. Патриций даже не может выбрать себе профессию: его преимущество – накопленные знания предков, которые он умеет вовремя применить. Ни с чем не сравнимое чувство, сродни эвристическому озарению, когда голос прежних поколений начинает звучать в мозгу.

* * *

Небо было затянуто тучами, низко висящими над землей и обещающими теплый весенний дождь. Порывами налетал ветер, ломал на деревьях ветки. Обычная весна. Их прошло уже пятьсот тридцать, с тех пор как на Новом Тибре основали Новый Рим.

«Последняя весна?» – Корвин спешно отогнал эту мысль.

На западе ветер разогнал тучи, и проглянуло чистое небо – ярко-оранжевое, будто залитое огнем.

На площадке уже находилось два десятка флайеров. Корпус одного из них был пурпурным.

– Консул прибыл, – сообщил легионер в черно-серой форме, приветствуя Корвина и Суллу.

Марк покосился на своего помощника. Сулла выглядел безмятежным.

«Неужели парень ни капельки не трусит?» – подивился Марк.

Сам он чувствовал себя неуютно, с тех пор как Сулла, прибыв на планету с боевой станции, сообщил о гипотезе катера-бомбы.

«Будем надеяться, раз эта штука не сработала до сих пор, она потерпит еще немного, – попытался успокоить себя Корвин. – Хорошо тем, кто верит в посмертную жизнь. К тому же они могут надеяться, что жаркая молитва заставит Бога вмешаться. А мы можем надеяться только на себя. И еще на память предков».

– Оставьте комбраслеты в атрии, – попросил адъютант.

«Хотят исключить любую утечку информации, – сообразил Марк. – Опасаются паники».

Паника рано или поздно начнется. Можно лишь отсрочить момент, когда хваленый порядок Лация превратится в хаос. Какое бы решение ни принял сенат, наверняка большинству оно не понравится. Потому что в данной ситуации спастись может только меньшинство.

Адъютант провел префекта Корвина и его помощника в большую залу – помещение длинное и узкое, повторяющее по форме расположенный в центре стол. Кроме стола и стульев да голограммы звездного неба вдоль короткой стены, здесь ничего не было – даже окон. Дверь была одна-единственная – через которую они вошли. Манлий Торкват (как и его отец и дед) всегда страдал паранойей и засекречивал все на свете, даже меню собственного ужина.

Вокруг длинного стола уже собрались почти все участники совещания. Во главе, как и положено, установили курульный стул для консула Аппия Клавдия. По правую руку от правителя Лация сидел молодой человек с желтоватым болезненным лицом и черными длинными волосами до плеч. Его узкие серые глаза смотрели пристально и одновременно насмешливо. Луций Сергий Катилина возглавлял корпорацию по строительству и реконструкции космических кораблей. У Марка возникла слабая надежда: возможно, этот парень может подсказать, что делать с найденным катером. Все-таки он более узкий специалист, чем Друз, который, спору нет, технический гений, но еще и потрясающий оболтус. Рядом с Катилиной занял место сенатор Валерий Флакк. Где-нибудь на Неронии его бы назвали спикером парламента, а на Лации он именовался принцепсом, то есть первым в сенате. Рядом со стариком находился его племянник легат Флакк, с которым Марк состоял в дальнем родстве. Эх, если бы все можно было решить доблестью, как в очень давние времена, Флакк был бы незаменим.

Хозяин усадьбы сенатор Торкват, глава сенатского комитета по безопасности, расположился в торце стола, как раз напротив консула. Торквату было лет шестьдесят пять, высокого роста, массивный, с квадратной головой и широченными плечами, внешне он напоминал пса бойцовой породы, готового любого противника разорвать на части. Но если его отец и дед славились непреклонностью, то нынешний Торкват не умел выдерживать длительную осаду и мог сдаться неожиданно даже слабому противнику, если тот умело блефовал. Еще Торкват славился своими консервативными взглядами.

«Самое неудачное сочетание в данный момент, – подумал Корвин. – Куда лучше, если бы комитет возглавлял кто-то другой, например Флакк».

Но репутация предков обеспечила Манлию Торквату голоса в сенате.

Префект Норика, загорелый, бодрый и потянутый человек с копной густых, начинающих седеть волос, несомненно был самым влиятельным плебеем Лация. При этом никто не знал его подлинного имени, его безлично именовали «префект Норика», глава техноцентра планеты. В разговоре к нему обращались «доминус N». В одном можно было быть уверенным: сегодня префект Норика показывал свое истинное лицо, поскольку все имитаторы вирт-масок у него отобрали бдительные адъютанты.

Корвин уселся в предназначенное ему кресло и оказался напротив главы косморазведки Герода Аттика.

В соседнем кресле наискось от Корвина сидел помощник Герода, молодой человек в форме центуриона космической разведки. На столе перед Геродом лежала тонкая черная папка. В остальном стол был девственно чист. Полированное дерево сверкало.

– Мы кого-то ждем? – Марк покосился на пустующие кресла рядом.

– Сенатора Валерию и префекта фабрума Друза, – ответил Герод Аттик таким тоном, будто Марк был виноват в их задержке.

«Или он подозревает, что эти двое сбежали?» – Эта мысль показалась Марку не такой уж нелепой.

Во всяком случае, он бы не стал их осуждать… да, не стал бы. Он бы сам так не поступил. Но Лери… ей он готов был простить это бегство.

Марк почти физически ощутил, что атмосфера в кабинете становится все более тягостной. Консул все чаще поглядывал в его сторону, а Герод, тот вообще не сводил взгляда.

– Может быть, начнем? – спросил Сулла. – Я постараюсь ответить на вопросы вместо префекта фабрума.

Корвин был почти уверен, что Лери и Друза, а главное их сына, уже нет на планете. Видимо, так считали и остальные.

Но когда консул уже собирался открыть совещание, дверь отворилась, вошли Лери и Друз. Лери выглядела великолепно – тщательно причесанная, в белой с красной каймой столе, как и положено женщине-сенатору. Чуть-чуть бледная, пожалуй, но бледность ей всегда очень шла, придавая ее смуглой от природы коже изумительный матовый оттенок. А вот у Друза был вид усталый, даже измученный, он смотрел в пол и, приветствуя собравшихся, не поднял головы.

«Что он такое натворил? – встревожился Марк. – Неужели умудрился запустить эту чертову бомбу? Он любит без спросу нажимать ненужные кнопочки».

Лери уселась рядом с братом. Друз расположился подле супруги.

– Начинайте, префект, – обратился консул, но не к Корвину или Сулле, как ожидал Марк, а к Героду Аттику.

Герод раскрыл свою черную папку. Внутри лежал лишь один листок. Шрифт был мелкий и занимал чуть больше половины страницы.

Глава космической разведки Герод Аттик обожал играть в кошки-мышки со всеми, но с патрициями эти фокусы не проходили. Они помнили – точно так вели себя его дед и отец. Пусть Герод Аттик – плебей, и у него не могло быть генетической памяти патрициев, зато он не просто походил на своего отца и деда, он был их точной копией. Когда дед Герода Аттика после гибели жены не захотел жениться вновь и иметь детей, он попросту вырастил вместо сына своего клона. И хотя этот новый Герод (в более распространенной транскрипции других миров – Ирод) женился, он в свою очередь обзавелся в качестве наследника собственным клоном. Так в этом плебейском роду появилась уникальная традиция раз за разом копировать самого себя, не допуская чужие гены в тело наследника.

– У меня есть расшифровка записи, полученной с уцелевшего анимала. Не тот видж, что помещен в Галанете, а полная, полученная непосредственно от неров, – каким образом полученная, Герод уточнять не стал.

Префект разведки повернул голову в сторону голограммы звездного неба, и она ожила. Слева выплыло изображение красного шара. Раздувшаяся умирающая звезда. Ничего, кроме мутных далеких звезд и этого пухлого красного шара, на изображении не было. Но вот что-то мелькнуло, потом медленно выплыл искореженный взрывом осколок, из него паутиной тянулись какие-то потроха корабельной начинки, кабели шевелились щупальцами осьминога. Когда обломок повернулся, Корвин сумел разобрать название: «Валерий Корвин». Он вздрогнул. Оказывается, один из кораблей носил его родовое имя.

– Как интересно! – воскликнул Герод, заглядывая в свой листок. – Это же корабль вашего двоюродного дяди, префект Корвин.

Новый осколок возник на экране, в этот раз почти весь корпус катера уцелел, в носовой части корабля даже тлели огни, а вот корму со скачковым приводом и дюзами срезало напрочь.

– Насколько мы можем судить, это запись какого-то сражения между нашими кораблями и тремя анималами, сделанная живым кораблем Неронии три года назад, – сказал Герод.

– Но эти звездолеты исчезли во время войны с Неронией, – сказала Лери. Потом наклонилась к брату и добавила: – В Галанете точно такой же видж. Герод просто набивает себе цену.

Остальные молчали. Теперь на экране возник мертвый анимал. Развороченные внутренности живого корабля напоминали желе рубинового цвета. Замерзшая кровь и ошметки плоти свисали из рваных ран причудливой бахромой.

– Орк! Что это за кладбище? – вскликнул сенатор Валерий Флакк. Он всегда славился эмоциональностью. И в двадцать, и в семьдесят был одинаково вспыльчив и нетерпелив.

– Пейзаж после битвы, – Герод говорил совершенно буднично. Будто речь шла о незначительных неполадках на какой-нибудь автоматической станции. – Координаты системы мы смогли отследить.

И тут произошло что-то невероятное, на месте одного из катеров возникла черная воронка. Вращаясь, она начала расширяться, засасывая обломки кораблей. Запись длилась всего секунду или чуть больше. Но Корвину показалось, что тьма навалилась на него и засасывает в свое пустое жерло. Первобытный Хаос глянул своим мертвым глазом из небытия. Корвин невольно отшатнулся. Услышал, как рядом вскрикнула Лери, а Друз помянул Орка. Орка в самом деле самое время было помянуть – ведь эта тварь, по поверьям римлян, пожирала тела мертвых, оставляя в подземном мире лишь беззащитные души, похожие на белых полупрозрачных насекомых.

Корвин не сразу сообразил, что про бледных прозрачных насекомых шепчет ему голос предков.

Изображение давно погасло, возникло вновь – на голограмме мирно поблескивали звезды – никаких кораблей и воронки, – а люди сидели неподвижно, оцепенев. Друз же вскочил и подался вперед, как будто хотел прыгнуть внутрь голограммы.

– Впечатляет, – сказал наконец легат Флакк.

– Анимал совершил так называемый мысленный перенос, – прокомментировал Герод Аттик, – потому и спасся.

– Ч-что это было? – спросил Торкват.

– Прокол в гипер, – сказал Друз и уселся на место. – Удивительно, что анимал успел совершить скачок.

– Их что, всех затянуло туда? – Торкват не хотел верить собственным глазам.

– Конечно, – отозвался Герод, а Друз утверждающе кивнул.

– А это настоящая запись? Не виртуалка? – Торкват подозрительно прищурился.

– Реал, – заверил Герод.

– Я бы хотел посмотреть еще раз, – сказал Корвин.

– Не прониклись моментом? – спросил Герод.

– Самое начало. В замедленном режиме. Хочу уточнить один эпизод. До того как выплыл первый осколок.

Герод включил запись. Опять возник перед собравшимися Красный гигант, что-то мелькнуло вдали.

– Вот это! – сказал Корвин. – Что там?

– Слишком далеко. Какой-то астероид или… – прокомментировал Герод.

– Это не астероид, – перебил его Корвин. – Это корабль.

Герод принялся давать увеличение и наводить резкость. Крошечное пятно превратилось в белое прозрачное насекомое.

– Это не наш и не нер, – сказал Корвин.

– И не колесничий, – добавил Флакк.

– Чужой? – спросил Торкват.

– Нет, так с ходу нам не определить, – Герод вернул изображение к первоначальному масштабу. – Я прикажу моим людям идентифицировать этот объект. Если он так важен для вас, префект Корвин.

– Очень важен, – отозвался Марк.

– Этот корабль… его тоже затянуло в дыру гипера? – спросила Лери.

Кажется, она только теперь пришла в себя. Марк заметил, что Друз коснулся ее руки, но тут же убрал ладонь.

«Из-за чего они поссорились? Лери не дуется по пустякам», – подумал Корвин.

– Вероятно, – отозвался Герод.

– Наши корабли сражались с анималами, – консул вернулся к прежней теме. – Мы что, ведем войну с Неронией и сами не знаем об этом? – Похоже, Клавдий растерялся на миг, но постарался взять себя в руки. – Полагаю, Неронии об этом известно не больше нашего.

– Корабли, останки которых мы видим, пропали все примерно в одно и то же время, как верно заметила сенатор Валерия, – двадцать пять лет назад во время войны с Неронией, – заявил Герод. – Напоминаю, что Лаций постоянно несет потери, как будто где-то идет затяжной военный конфликт, но при этом официально мы ни с кем не воюем.

Он демонстративно постучал пальцами по лежащему перед ним листку.

Тут же молодой человек в форме центуриона разведки поднялся, достал из-под стола кейс, извлек заранее приготовленные подшивки по десять страниц, обошел стол и положил перед каждым из присутствующих заготовленный отчет.

Марк перелистал пару страниц. По данным космической разведки выходило, что лацийский флот теряет корабли постоянно. За последний год исчезло столько же кораблей, что и в год войны с Колесницей Фаэтона.

Все отличие в том, что теперь это были сплошь мелкие корабли – боевые катера или легкие эсминцы.

– Как я понимаю, сестренка, в Галанете концовки записи и взрыва не было? – спросил Марк, наклоняясь к Лери. – Мы все не особенно любим нашего Ирода, но он не даром ест свой хлеб.

– Орк! Мне все это не нравится! – проговорил Торкват. – Постоянные диверсии, неизвестно кем устроенные. Пора бы дать мерзавцам по рукам!

– Есть какие-то соображения? – спросил консул.

Он не обращался ни к кому лично. Но Корвин решил, что вопрос задан непосредственно ему. Возможно, консул надеялся, что префект по особо важным делам вспомнит что-нибудь подобное из практики отца, деда или прадеда. Но нет, никто из них, похоже, не сталкивался с подобным. Предки молчали. Да и странно было надеяться – это ведь не уголовное дело.

– Тайный противник ведет против Лация тайную войну, – предположил легат Флакк. – Нам попросту надо найти его.

– Еще один факт стоит принять во внимание, – вновь заговорил Герод. – На мой запрос Нерония предоставила данные, согласно которым ее флот также понес ощутимые потери. Они, в отличие от нас, теряли анималов.

– Империя Колесницы? – назвал предполагаемого врага консул.

Версия не отличалась оригинальностью: Лаций находился с Колесницей Фаэтона в перманентной вражде. Вопрос был не в том, есть или нет конфронтация с Колесницей, а каков ее накал.

– Не исключено, – сдержанно кивнул Герод. – На мой запрос колесничие ответили, что не нападали на наши корабли. Нерония также получила похожий ответ на свою ноту. Нам, кстати, тоже прислали ноту…

– Оставим в стороне обмен дипломатическими любезностями, – оборвал его консул. – Мы не поскупились на претензии в ответ. И все-таки, – консул нахмурился, – вина колесничих – это лишь догадки или есть улики? Есть доказательства, что диверсии совершает Колесница Фаэтона?

– Лишь косвенные.

– Тогда это необязательно колесничие, – вынес вердикт консул.

– Положение Лация сейчас нестабильное: экономический кризис на Петре, политический – на Психее, – подал голос сенатор Флакк. – На самом Лации – перманентный конфликт патрициев и плебеев. Неурядицы с управлением Звездного экспресса, с корпорацией-планетой Женевой. Систему лихорадит. Менее всего сейчас нам хотелось бы воевать с Колесницей. А вы, вместо того чтобы искать решение, ищете врага.

– Теперь выслушаем префекта Друза, – пожалуй, слишком громко сказал консул, неожиданно обрывая обсуждение просмотренной голограммы.

Друз вздрогнул и поднялся. Прочистил горло.

– Катер… – Он снова прочистил горло. – Найденный лацийский катер, что сейчас в карантине на причале станции, – это хронобомба. Есть версия, что точно такая же бомба уничтожила планетоид китежан. А что касается нашей… то есть… той, что у нас…

Друз вытащил из нагрудного кармана световое перо и направил его на голограммный экран.

«Надеюсь, это не плазменная граната, которые так любит носить с собой мой родственничек», – усмехнулся про себя Марк.

На экране возник боевой катер в разрезе. Модель, повинуясь перу Друза, повернулась, исчезли переборки, часть надстроек, и перед сидящими возник хищный силуэт неведомого устройства.

– Как вы видите, это классический спиральный хроноконтур. Вернее, три контура, упакованные друг в друга.

– Может быть, вы ошибаетесь… и это ваши фантазии? – спросил Торкват.

– Я дважды проверил. У нас установлена специальная программа.

– Друз не ошибается, – сказал Сулла. – Это классический тройной хроноконтур. – Предки Суллы занимались физикой и химией, так что он неплохо разбирался в теориях, созданных до его рождения, а модель хроноконтура была разработана полвека назад.

– Хроноконтур – неверное название, – напомнил префект Норика. – Это ведь не мифическая машина времени, а всего лишь устройство для пробивки каналов в гиперпространство. Нам пришлось отказаться от проекта из-за непредсказуемости процесса. В момент запуска системы она имеет обыкновение соединяться намертво с ближайшими материальными объектами и утаскивать их с собой в гипер, превращая в атомную пыль. Одно время мы планировали с помощью этих устройств клепать новые нуль-порталы. Но потом отказались от этой мысли. Каналы можно пробивать только вдали от планет и даже – астероидов. Согласитесь, пользы от них в таком случае не много. Еще никому не удалось создать стабильную временную спираль.

– Никому из лацийских ученых, – уточнил Катилина. Как истинный инженер-практик, он считал ученых-теоретиков своими главными врагами и в основном – дармоедами. – Мы не можем ручаться за других.

То, что теоретики практически все были плебеями, работавшими в симбиозе с электронными монстрами Норика, в то время как многие патриции были прекрасными конструкторами и технологами, лишь усиливало глухую вражду.

– Это утверждение можно проверить? – обратился консул к префекту Норика.

– Системы сканирования разработаны одной из наших научных инсул. Не думаю, что тут наличествует ошибка, – ответил префект. – Но я прикажу…

– Надеюсь, никто из твоих ребят не полезет на заминированный катер? – перебил его Друз.

– Они не безумцы, – отвечал префект.

– То есть, если этот ваш катер… это устройство включилось, то в момент срабатывания оно утащит с собой и всю станцию? – спросил консул.

– Скорее всего, и Лаций заодно, – помрачнел Друз. – Три синхронизированных контура усилят эффект на порядок.

– Устройство включилось? – повернулся к зятю Корвин.

– Думаю, что да.

– С чего вы взяли? – вспылил Торкват.

– Мне подсказала моя патрицианская интуиция.

– Вы патриций только благодаря браку с нашей обожаемой Валерией, – хмыкнул Торкват. – По происхождению вы плебей, совершенный муж.

– Значит, мне подсказала моя плебейская интуиция, – огрызнулся Друз. – Корпус катера разогревается. Думаю, система включилась, как только мы пристыковали катер к станции.

– Так давайте отрежем его вместе с консолью и пошлем в Тартар, – предложил Торкват.

Друз хотел ответить, но его опередил префект Норика:

– Ничего не выйдет! Теперь эти два объекта – единое целое. Чем дальше мы ушлем катер, тем больше материи он утянет с собой. Это парадокс гипера.

– Ничего не понимаю… – пожал плечами Торкват.

– Ну, некоторые не понимают даже парадокса времени и пространства Минковского, – съязвил Друз.

– Прекратите пикировку! – повысила голос Лери.

– Скорее всего, мы даже не сможем никуда отослать катер, – проговорил Друз задумчиво, похоже было, что он рассуждает вслух. – Это все равно что попытаться оторвать у себя голыми руками кусок кожи на руке. Вам удастся немного оттянуть ее, и только. Но при этом кожа останется частью вашего тела…

– А как же анимал? Он же сумел удрать с места взрыва.

– Его должно было разорвать пополам.

– Посол Неронии примерно так и описал его повреждения, – напомнила Валерия.

– Если пристыковать к станции штук пять анималов, – продолжал фантазировать Друз, не обращая ни на кого внимания, так что сидящему вдали Торквату казалось, что префект фабрума бормочет что-то вроде «бу-бу-бу», – и они бы вместе совершили мысленный перенос… Для анималов это гарантированная смерть. И у нас нет пяти анималов. У нас нет ни одного.

Воцарилось молчание. Судя по всему, поле боя осталось за префектом боевой станции, но нельзя сказать, чтобы он был этому рад.

– Есть еще один интересный фактик, который нам стоит учесть, – подал голос Сулла. – Видите ли… там недалеко от пустынного сектора есть одна звездочка под названием Тефия и при ней планетка Крайняя Фула. На этой планетке довольно-таки давно была основана колония. Предки наши чуть-чуть не рассчитали, ездить в это поместье оказалось дороговато, возить оттуда титан – планета богата титаном – себе дороже. Вот колония и захирела. Не повезло моему прадеду получить эту планету под опеку.

– Твой род – патрон Крайней Фулы, – уточнил консул.

– Был до недавнего времени. Но лет десять назад эти ребята вообразили, что я им уделяю мало внимания, а клиентские пожертвования слишком велики. И они мило так сообщили: «Мы не желаем больше быть вашими клиентами, Луций Корнелий Сулла».

– Это их право, – подал реплику сенатор Флакк.

– Твоя история имеет отношение к нашему вопросу? – вспылил сенатор Флакк.

– Еще какое! – хмыкнул Сулла. – Мне продолжать? – повернулся он к консулу.

Тот кивнул.

– Итак, у моих клиентов было право послать меня подальше, что они и сделали. Но не стали от этого счастливее. Представьте, спустя каких-то семь лет на их планете произошла катастрофа. Нечто неизвестного происхождения так рвануло, что от одного из двух поселков не осталось и следа.

– Что за взрыв? – оживился Друз.

– Точно не знаю – ведь и мои бывшие клиенты не выяснили, что там у них приключилось. Но двенадцать тысяч поселенцев отправились в гости к Танату в один день. Ну и еще несколько тысяч в течение месяца.

– Ты злорадствуешь? – спросил Герод.

– Нисколько! Я не так порочен, чтобы плясать от радости в подобных случаях. На помощь пострадавшим Лаций отправил транспорт «Красного Креста» и два корабля со спасателями. Так вот, беспилотный транспорт они приняли, а спасателей завернули. Тогда мало кто обратил внимание на этот случай…

– Гибель нескольких тысяч человек… – начал было консул.

– У которых не было патрона, – бесцеремонно перебил его Сулла. – Ребята подзабыли, что патрон – это не поставщик сухого молока или пищевых таблеток, а страховка на подобные случаи. Если некому бить себя в грудь и напоминать каждые полчаса, что где-то в Галактике погибли двенадцать тысяч человек, о них забудут к следующему выпуску новостей. Так вот, мне было жаль глупых моих подопечных, и я попытался выяснить, что же случилось с бывшими клиентами. Кое-что мне удалось. Хотя обитатели Крайней Фулы отказались от покровительства, они продолжали регулярно сообщать мне, что происходит у них на планете. Есть такая программа, она автоматически пересылает информацию от клиентов к патрону. Когда обитатели Крайней Фулы отказались от моей помощи, они забыли эту программку удалить, информация до сих пор идет ко мне, с задержкой на десять стандартных дней – ровно столько нужно для прохождения сигнала.

Сулла обвел сидевших за столом насмешливым взглядом. Возможно, все происходящее его забавляло.

– Этот мерзавец даже не заикнулся о своей Крайней Фуле, когда мы были на боевой станции, – шепнул Друз Корвину за спиной Лери.

– Недаром все его ненавидят, – ответил так же шепотом Корвин. – Я бы хотел посмотреть эту информацию, – сказало он громко. – Думаю, она любопытна.

– Я уже посмотрел! – отозвался Сулла. – И кое-что обнаружил – не забывайте, что мои предки довольно долго читали сообщения с этой планеты, так что моему голосу предков было что сообщить.

– И что же сообщил твой голос предков, – Марк и не пытался скрыть охватившую его злость.

– Место это пустынное, корабли там как гражданские, так и военные – редкость. Военные действия в моем закутке никогда не велись – во всяком случае, за время наблюдений моего деда, отца и моих собственных.

– Разве военные не патрулируют окраины? Там нечего охранять? – спросила Лери.

– Военные корабли рыскают не там, где надо что-то охранять, а там, где надо что-то делить. Так вот, перехожу к главному блюду…

«Давно бы пора», – мысленно съехидничал Марк.

– Из записей следует, что незадолго до взрыва на планету опустился военный лацийский катер, – голос Суллы зазвучал почти торжественно. – Один мертвый пилот. Минимум боевого снаряжения. Три года назад, понимаете? Та схватка, видж которой мы тут посмотрели, тоже проходила три года назад. Не забывайте, что от Красного гиганта до Тефии – один прыжок.

– Что особенного было в катере? Мы не так уж редко находим корабли с мертвым экипажем.

– Имя пилота. Луций Эмилий Павел. Не странно ли?

– Еще один, – выдохнул Корвин.

– Луций Эмилий считался погибшим. Почему никто не сообщил семье?

– Семье сообщили. Я лично с ними связался. Мне ответили, что это какой-то сбой программы, устаревшее оборудование и прочие отговорки. Если честно, я решил точно так же.

– Та-ак… Мы можем установить, какое именно взрывное устройство было на катере? – вновь вступил в разговор консул.

– О природе взрыва и его мощности у меня есть только самые приблизительные сведения. Но я знаю точно – катер опустили на планету и его перевезли во Второй поселок. После чего поселка не стало.

Префект Норика откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза – наверняка общался с вживленным в тело и соединенным с мозгом процессором. Даже отключенные от сети ученые Норика не могли обходиться без электронной поддержки.

– То есть взрыв не такой уж и мощный. Если катер взорвется в космосе, Лацию ничто не угрожает, – решил сенатор Торкват. – Мы лишимся только боевой станции.

– Только! Вы сказали «только»! – возмутился Друз. – Моя станция может защитить планету от огромного флота.

– Может защитить только тридцать два процента поверхности Лация, – уточнил Катилина. – Да и то не полностью.

– Станция будет уничтожена, а с планеты сдерет всю кору, я уже рассчитал, – огрызнулся Друз. – Контуры подогнаны идеально.

– На Крайней Фуле не мог включиться хроноконтур, – вмешался в разговор префект Норика, закончив консультацию с электронным альтер эго. – В этом случае – теоретически рассчитано – должен происходить прокол в гипер, планету просто бы уничтожило. В нашем пространстве от нее остались бы одни осколки.

– Значит, там была не хронобомба, – предположил Катилина.

– Подождите! – затряс головой Друз и предостерегающе поднял палец. – Никто не станет придумывать две системы самоликвидации. Это слишком дорого и неудобно. Возможно, было два режима…

– Все равно – хронобомбу не могли взорвать на планете, – возразил префект Норика. – Даже небольшой прокол утянул бы всю материю в гипер.

– Значит, они как-то обезвредили бомбу и произошел обычный взрыв – это единственное объяснение, – сказал Катилина. – И мы должны узнать, как они это сделали. Один поселок – это не вся планета.

– Сколько времени прошло от момента посадки катера до взрыва на Крайней Фуле? – спросил легат Флакк.

– Сто стандартных дней, – сообщил Сулла.

– А если точнее?

– Сто стандартных суток минута в минуту.

– Через сто дней взорвался найденный катер на планетоиде китежан, – напомнила Лери. – И там был прокол в гипер. Все осколки утянуло в дыру.

«О трех месяцах предупреждал посол Колесницы, – отметил про себя Марк. – Все сходится. Сто дней – о, эти наполеоновские символы! – указывают на причастность Колесницы». Он уже не сомневался, откуда прислан несущий смерть подарок. Но как колесничие могли придумать такое? С другой стороны… если бы на Лации сорок лет назад не заморозили работы над хроноконтуром, неизвестно, до чего могли додуматься в технополисе.

– Найденный катер пятые сутки висит у нас в карантине, – напомнил легат Флакк. – Значит, у нас осталось девяносто пять стандартных суток на решение проблемы.

– Теоретики за сорок лет ничего не могли придумать, – напомнил не без ехидства Друз.

– Наш план действий? – спросил консул.

– Прежде всего подтвердить или опровергнуть гипотезу Друза, – сказал префект Норика.

– Допустим, гипотеза верна. Что дальше?

– Начать эвакуацию, – предложил сенатор Флакк: – Наследники патрицианских родов, затем эмбриональные оплодотворенные клетки плебеев, информационные материалы – ничего больше за отпущенное время с планеты мы вывезти не сможем, учитывая, что должны все переправить на Звездном экспрессе в другую звездную систему. И при этом от взрыва может пострадать сам Звездный экспресс.

– То есть наши дети выживут, а плебеи погибнут? – уточнила Лери. – Не думаю, что эта программа действий осуществима. Плебеи попросту перекроют нам доступ к космодромам. Это, во-вторых. А во-первых, патриции вне Лация не имеют никакого преимущества перед плебеями. Только родившись на Лации, патриции получают генетическую память. Без Лация мы равны, сенатор Флакк, кажется, вы об этом забыли. Так что у меня другое предложение – вывезти максимальное количество эмбрионов – как патрициев, так и плебеев, так чтобы каждый житель Лация мог оставить наследника, плюс забрать генетический материал у детей и взрослых и также переправить в другой сектор – хотя бы на Психею. Информацию мы попросту можем передать кодированными сигналами дальней связи в информационные центры Психеи и Островов Блаженных.

– Мы можем запросить корабли у других планет, – сказал сенатор Флакк. – У наших колоний и даже у Неронии. В этом случае нам удастся эвакуировать значительную часть населения.

– Процентов десять, – предположила Лери.

– Возможно, пятнадцать, – сенатор Флакк всегда был оптимистом.

– Прежде всего, мы должны помнить, что другие миры не будут нам помогать, – сказал консул. – Нерония постарается захватить Психею. Колесница нацелится на Острова Блаженных. Мы должны сохранить флот и использовать его для охраны уцелевших колоний. Мы не имеем права потерять ни одного боевого корабля. Сенатор Валерия права. Создадим Ноев ковчег Лация…

– Чужая реконструкция! – фыркнул Торкват.

– Но потоп был всеобщим! – возразил Аппий Клавдий. – Может быть, те глиняные человечки, от которых пошло человечество в нашей мифологии, – всего лишь искусственно выращенные клоны? Ладно, не стоит обсуждать мифологию и идеологию. Весь военный флот мы должны вывести из сектора Лация – на Психею и Острова Блаженных, чтобы защитить наши колонии и обиталище наших будущих детей. Я предупрежу консула Горация. А теперь подумаем, как спасти нашу планету. Без Лация наш Ноев ковчег будет очень трудно отстоять. Особенно если пострадают колонии на Петре и на Лации II. Мы должны сделать все, чтобы выращенные искусственно дети не превратились в рабов на заводах окраинных миров.

– Если мы получили подарок чужих, то остальные миры просто затаятся, опасаясь… – начала Лери.

– Нет, они испугаются, только когда над ними занесут топор, до этой поры ни Нерония, ни Колесница, ни Китеж не усомнятся в своем могуществе, – заметил Герод Аттик.

– Нужна экспедиция на Крайнюю Фулу, – сказал Корвин. – Надо выяснить, что там произошло. Взрыв одного поселка, который к тому же за сто дней можно эвакуировать, – не самая большая трагедия. Возможно, удастся нейтрализовать эту чертову бомбу, и мы уцелеем.

– У нас очень мало времени. Три месяца – это дорога туда и обратно, если задействовать Звездный экспресс, – заметил консул. – У вас практически не останется времени, чтобы что-то предпринять.

– Ну, во-первых, нам надо полтора месяца на дорогу туда, а обратно – десять дней на передачу информации. Во-вторых… – Корвин посмотрел на Катилину. – Мне почему-то кажется, что Луций Сергий присутствует здесь не случайно, и он сможет подыскать нам легкий крейсер, который преодолеет расстояние до Крайней Фулы гораздо быстрее.

– Лучше взять яхту. Чем меньше корабль, тем быстрее он мчится по кольцу порталов, – напомнил Катилина.

– Нам нужен военный корабль с достаточной огневой мощью, – сказал Сулла. – Или вы забыли, что мои бывшие клиенты ни с кем не хотят общаться? Хорошие плазменные пушки – очень весомый аргумент в планетарной беседе. Плюс корабль должен иметь защитное поле – у них там сохранилась пара допотопных ионных пукалок. Я бы не хотел испытывать на прочность обшивку звездолета.

– Вы попросту хотите сбежать, – ляпнул Торкват.

– Да как вы смеете! – Корвин вскочил. Кровь бросилась ему в лицо.

– Уж если бы я куда и сбежал, то на Острова Блаженных, – заявил Сулла. – Еще неизвестно, что лучше – быстрая смерть или жизнь на краю света? Мне это напоминает вечное изгнание…

– Катилина, ваше мнение по этому поводу? – пресек разглагольствования Суллы консул.

– У меня есть эсминец, который доберется до Крайней Фулы за двадцать пять стандартных дней. Возможно, даже быстрее, если мы снимем с него часть вооружения. Взять можно будет команду и не более десяти космолегионеров, учитывая, что придется все же тащить с собой оружие и боеприпасы.

– Сколько времени вам надо на переоборудование корабля?

– Максимум – шесть дней. Но, думаю, можно справиться быстрее.

– Дурацкая затея, она ничего не даст, – пробурчал Торкват.

– Но мы ничего и не теряем, – заметил консул.

– Этот старт покажет, что с планеты можно удрать, – не сдавался Торкват. Он всегда славился своей твердолобостью.

– Нам придется посылать и другие корабли – подготовить Психею и Острова Блаженных к приему ковчегов, – напомнил консул. – Плюс сами ковчеги с экипажем. Скорее всего, это будут десятки небольших кораблей. Мы не обязаны сообщать, кто и куда направился с секретной миссией. Дел у нас будет невпроворот…

– Да мы и не заметим, как наступит конец света! – фыркнул Сулла. – Вот только я не уверен, что сенат примет наш благородный план с Ноевым ковчегом. Неужели ни один аристократ не захочет удрать с планеты, пока мы отправляем эмбрионы на Психею и на Острова Блаженных? Неужели никто не перекупит яхту, чтобы на ней улизнуть? Ни один сенатор не запишется стюардом на ковчег? А стоит так поступить одному, как другие решат: чем мы хуже?!

– Завтра же сенатом будет введено чрезвычайное положение, и все космические корабли поступят в распоряжение Республики. Пусть вас, Сулла, не тревожат элементарные технические вопросы, – ответил консул.

– Я как раз сейчас вспомнил, что имею право заседать в сенате. Просто никогда этого не делал. Но завтра могу прийти на заседание.

– У вас другая задача. Вы с Корвином летите на Крайнюю Фулу.

– Мы покинем планету, когда другим это будет делать запрещено? – уточнил Марк.

– Ради спасения Лация.

Разумеется, консул прав: кому-то надо отправиться на край света и выяснить, что же произошло в маргинальной колонии. Но в данном случае слово «надо» прозвучало как насмешка.

«Верджи!» – Марк почувствовал нестерпимую боль и стиснул зубы так, что свело челюсти.

– Быть может, это вообще последнее заседание сената, – не унимался тем временем Сулла. Видимо, происходящее казалось ему забавным. – Я должен там присутствовать. Просто посмотреть…

– На что смотреть? – вскочил со своего места сенатор Флакк. Старика трясло.

– На страх в глазах сильных мира сего, – Сулла был невозмутим. – Что может быть забавнее этого страха?!

– Дешевый лицедей! Ты хоть понимаешь, что происходит? – возмутился принцепс.

– Конечно! Мы наконец-то встретили чужих!

– Подождите! Еще один вопрос! – прекратил нелепый спор Герод Аттик. – Если в этом секторе ведется тайная война, кто поручится, что таинственный враг не уничтожит наш эсминец, как только он окажется вблизи планеты? Может быть, именно поэтому поселенцы велели спасателям удалиться?

– Транспортный корабль долетел беспрепятственно, – напомнил Сулла.

– Там нет никаких серьезных военных действий, – подал голос легат Флакк. – Была таинственная стычка три года назад. Невероятно, чтобы диверсии происходили всегда в одном месте.

– Надо полагать, вы летите вместе с Корвином, – уточнил консул, глянув на легата. – Отряд подберете сами. Сулла…

– Я приду на заседание сената в сенаторской тоге, все как положено, никаких выходок и выкриков с места, обещаю! – заверил опцион.

– Вы как бывший патрон этой планеты должны тоже лететь.

– Ну, так я и думал, придется тащиться куда-то на край света, чтобы сдохнуть.

Все сделали вид, что не слышали последней реплики.

– Друз, ваша задача, во-первых, обеспечить, чтобы на этот катер никто больше не заходил…

– Я уже установил вокруг силовые ловушки. Накрыть катер целиком колпаком побоялся. Вдруг это изменит параметры системы и спровоцирует срабатывание устройства.

– Очень хорошо, – кивнул консул. – Продолжайте изучение бомбы. Создайте группу из технополиса Норика. Префект… – повернулся консул к префекту Норика.

– Да, я понял. Все специалисты по гиперпространству и хроноэффектам в распоряжении префекта Друза.

– Берите кого сочтете нужным, – продолжал консул. – Надеюсь, нам удастся разгадать, как обезвредить эту мерзость, до того как Корвин достигнет Крайней Фулы. Сенатор Валерия, – обратился консул к молодой женщине. – Постарайтесь добыть всю информацию о взрыве планетоида китежан. Прежде всего, о мощности взрыва. У вас и префекта Корвина, кажется, остались на Китеже друзья.

– Я уже обратилась к ним, – ответила Лери.

– Кто нам подсунул эту бомбу? Нерония? – спросил сенатор Торкват. – Уверен, что эта подлость не обошлась без неров.

– Надо изучить найденные останки пилота, – сказала Лери. – Как мы уже знаем, это клон. Но для того, чтобы создать клона, надо иметь исходный материал. Вопрос: как этот материал был получен, если подлинный Эмилий Павел погиб. Может быть, это ключ ко всему, – предложила Лери.

– Тело исчезло с планеты Фатум, – напомнил легат Флакк. – И мы не знаем, к кому оно попало – к нерам, или к кому-то другому, кого мы условно можем именовать чужими.

– Это Нерония! За Фатум мы воевали с Неронией! – воскликнул Торкват и поглядел на остальных свысока: о чем еще спорить, господа?!

– Префект Корвин, – обратился консул к Марку. – Вы возглавляете экспедицию. Не рискуйте без необходимости. Вы уже не раз распутывали планетарные заговоры – на Психее, на Китеже, даже на боевой станции Неронии. Никто лучше вас не справится с поставленной задачей.

– А я предлагаю, – возвысил голос Торкват, – призвать в наш сектор «Сципиона Африканского» и жахнуть по катеру и станции из главного калибра.

Все замерли на миг с открытыми ртами. Потом префект Норика громко расхохотался. Ему тут же принялся вторить Сулла, затем стал давиться смехом Друз и, наконец, рассмеялся Катилина. Корвин и Валерия переглянулись.

– Итак, мы обсудили все вопросы, – откашлялся консул. Кажется, он был единственным, кто сумел подавить улыбку. – Теперь я должен сделать одно предупреждение всем участникам экспедиции…

* * *

Марк сидел на террасе и курил. Когда Верджи видела его курящим, у нее всякий раз начиналась противная внутренняя дрожь. Потому как курил Марк не табак, а специальные сигареты патрициев, так называемые «трубочки памяти», их аромат помогал вызывать из прошлого предков нужные эпизоды, не дожидаясь сновидческого прозрения. Марк курил и грезил, разговаривать с ним в такие минуты запрещалось, чтобы не оборвать увиденный эпизод на половине, и это очень походило на наркотический транс. В такие минуты Верджи казалось, что она тоже прозревает, видит бывшее, но не с нею, а с кем-то другим.

После вдыхания аромата мемористических сигарет Верджи непременно снились странные сны – на редкость яркие и логичные, и это была всегда одна и та же история из далекого прошлого Старой Земли. Как будто некто из прошлого прислал ей письмо, и теперь Верджи его вновь и вновь перечитывала, порой против собственной воли. Раз за разом она видела себя юной московской барышней, влюбленной во французского офицера. Их история, сентиментальная и трагическая, походила на обычный дамский роман, кои сочинялись и сочиняются в немыслимых количествах. Но Верджи удалось раскопать в Галанете архив земного семейства, в котором история эта рассказывалась подробно и почти точь-в-точь так же, как грезилось Верджи в ее снах. Кто и зачем посылал ей раз за разом это странное видение, она так и не поняла. Она просто сверила историю московской барышни со своей и нашла кое-какие совпадения. Весьма несходные в деталях истории их повторялись в главном: как москвичка и ее француз Арман, так и Верджи с Марком были детьми враждующих миров, и любовь требовала этой враждой пренебречь как чем-то незначительным и нелепым. Что они и сделали, ни на миг не задумываясь и не сомневаясь друг в друге. Теперь вновь Верджи все ставила на одну карту, то есть на Марка. Он сделался для нее всем – родиной и смыслом жизни. Она ревновала и оберегала его, хранила как драгоценный талисман, в глубине души сознавая, что излишним вниманием и опекой может разрушить их чувства, но ничего поделать с собой не могла. Мир вокруг тускнел и сужался, когда рядом не было Марка.

Когда Корвин тряхнул головой и загасил трубочку в серебряной пепельнице, Верджи поставила перед ним на столик поднос с кофейником, чашками и бутербродами на тарелке. Она любила приносить Марку кофе или что-нибудь из закусок – он всегда так искренне радовался, когда ему оказывали маленькие знаки внимания. Совсем как ребенок.

Вот и сейчас он взглянул на нее так, будто она преподнесла ему бесценное сокровище, а не кофе и бутерброды, схватил ее руку, поцеловал, потом последовал поцелуй в губы. Но тут же Марк резко отстранился, давая понять: сейчас не время. Улыбнулся, но как-то натянуто, фальшиво. Она всегда чувствовала его притворство – уж кого-кого, а ее он обмануть не мог.

– Поручили новое дело? – Верджи бросила фразу как пробный шар, лишь бы начать разговор.

– Новое дело?.. Ну да… вроде того, – он сделал глоток и отставил чашку. – Отличный кофе, спасибо.

– Я слышала по информканалу: какая-то угроза извне. Что-то совершенно невероятное… – Она махнула рукой, будто пыталась отогнать неугодную новостную голограмму. – Возможен взрыв огромной мощности на орбите в ближайшие три месяца. Запрещены все полеты гражданских звездолетов. Что это значит?

– Не исключено, что Лацию осталось существовать три месяца, если уж говорить начистоту, а не намеками информканалов.

– О чем ты?

Он без лишних подробностей рассказал ей о совещании у Герода Аттика и о найденном катере. Верджи слушала внимательно, не перебивая, лишь все больше и больше сжималась в комок, хотя это казалось невозможным. В самом деле, кто мог придумать такую подлянку! Верджи бежала с Колесницы, едва не погибла, и вдруг, когда она здесь, на Лации, рядом с любимым человеком, обретенный с таким трудом мир рушится.

– Зачем тогда какие-то уголовные дела, расследования? Еще ради торжества Юстиции казните какого-нибудь приговоренного. Как глупо! Вообще глупо сейчас что-то делать. Три месяца! – Она не могла понять, что делать с этим смехотворным остатком. – Что ты намерен предпринять?

Он неопределенно передернул плечами.

– Поедем завтра на море. Как собирались. Сделаем вид, что ничто не может изменить наши планы и наши чувства! – Верджи такое решение показалось самым правильным. – Будем просто любить друг друга три месяца.

– Я бы с радостью… Но не могу. Через три дня улетаю с планеты. Это новое задание. Мое задание. Я сделаю все, чтобы отменить апокалипсис, – он понял, что невольно сбился на пафосный тон, и замолчал.

– Куда летишь, если не секрет?

– Какие секреты от тебя? Есть такая планета Крайняя Фула, может быть, ты о ней слышала?

– Нет, – Верджи улыбнулась и перевела дыхание. Известие о полете походило на выигрыш в лотерею. – Полетим вместе? Мы же не будем ни на минуту разлучаться в нынешних обстоятельствах. Правда?

Марк вдруг скривился, как от боли:

– Верджи, я не могу взять тебя с собой.

– Ну, привет! Ты не забыл, что я прошла подготовку петрийского наемника. И, кажется, неплохо себя зарекомендовала! – Верджи схватила супруга за руку, будто собиралась немедленно устроить соревнования по армрестлингу.

– Тут дело не в твоей подготовке или способностях… – Корвин аккуратно высвободил ладонь и постучал пальцами по горячему кофейнику, давая понять, что заниматься армрестлингом на таком столе глупо. – Мне запретили брать тебя с собой.

– Кто запретил?! – вознегодовала Верджи.

– Консул.

– Ах, вот как! Ну конечно! Я же уроженка Колесницы! И мне по-прежнему не доверяют. Это же сволочизм! Мы не можем разлучаться! Мы…

– Верджи… дело не в том, что ты с Колесницы, а в том, что ты – моя жена. Никто из членов экипажа не должен брать с собой близких родственников. Флакк не имеет права взять своего сына или жену. Я – жену или сестру.

– Не поняла!

– Наша экспедиция не должна выглядеть как попытка спасти избранных. Мы просто летим выполнять задание.

Верджи зажмурилась и закусила губу и так сидела несколько минут.

– Мы что, заложники? – спросила она наконец.

– Нет, конечно.

– А похоже, – она попыталась улыбнуться, все еще не открывая глаз. – Подло ведь, ты не находишь?

– Страшно. Не подло.

– А по мне так подло! – Она сорвалась на крик. – Ты улетаешь! Я остаюсь!

– Верджи, посмотри на происходящее со стороны. Если я возьму тебя с собой, как это будет выглядеть, а? Почему тогда другие не имеют права погрузиться на свои яхты и удрать, бросив миллионы прочих на планете?

– Мне плевать, – сказала она тихо. – Я не могу без тебя.

– Ну о чем ты! Да я сам…

– Ты надолго летишь?

– Пока не знаю. Возможно, на все три месяца – почти.

Вновь повисла тягостная липкая тишина. Где-то в саду журчала вода в фонтане да заливался совершенно неуместно, выводя свои трели, соловей – Лаций жил заемной флорой и фауной.

Только сейчас под соловьиное пение Марк осознал, что означает его отлет.

– Я вернусь. Хотя бы в последний день, но вернусь. Я не брошу тебя здесь одну. Клянусь памятью предков.

– Ну нет! – Она покачала головой. – Уж это точно глупо.

Она налила себе кофе, сделала глоток, Корвин молчал.

– Я могу отправиться на Острова Блаженных? – спросила зачем-то, хотя знала ответ заранее.

Он отрицательно покачал головой.

– Подло-то как… – Верджи отставила чашку таким жестом, как будто в ней был не кофе, а яд.

– Я найду спасение. Или Друз. Или кто-то еще. Мы все спасемся.

Верджи несколько раз кивнула. Чисто механическое движение. Она явно не верила ни его словам, ни его фальшивой запальчивости.

Она вдруг съежилась в плетеном кресле, как будто ей стало холодно, обхватила руками колени:

– Как же мне жить здесь без тебя?

– Сейчас главное – избежать паники, – сказал Марк.

– Сталь по стеклу! – фыркнула она.

– Что?

– Твои слова – как сталь по стеклу. Так же противно внутри.

– О чем ты?

Верджи вдруг выпрямилась, подалась вперед, к нему. В ее глазах была злость и не было слез.

– Все это ерунда, Марк. Зачем эти благородные сопли? Ну, несколько дней все будут изображать из себя героев, организовывать эвакуацию, произносить красивые речи. А потом кто-нибудь сорвется. Кто-нибудь ведь обязательно сорвется. Все не могут быть благородными. И тогда наступит хаос. Консул прикажет расстреливать беглецов или сбивать корабли за незаконные взлеты. Но все равно найдутся такие, кто сумеет прорваться за кордон и покинуть планету. Начнутся подкупы, обманы, затем пойдет вранье. Ложь лишает смысла любое благородство. Одни будут корчить из себя патриотов, другие в это время спасать свою шкуру за счет несчастных «героев». И в это «счастливое» время ты оставляешь меня и Лери на планете в качестве заложников и отправляешься искать мифическое спасение неведомо где.

Корвин несколько раз демонстративно хлопнул в ладоши:

– Прекрасная речь, но речь дочери Колесницы. Речь человека, за которого все решают другие. Ты забыла о себе и своей силе, Верджи. Ты ведь никогда не была слабой и покорной.

– И что же должна делать сильная Верджи, пока ты ищешь пути к спасению? – В ее голосе послышалась неприкрытая издевка, но Марк сделал вид, что ничего не заметил.

– Во-первых, я попрошу Лери с сыном переехать в наше поместье, в винных подвалах «Итаки» вам лучше всего укрыться на время. Я оставлю здесь охрану… Жена Флакка с младшим сыном тоже должна переехать. Ты как хозяйка отвечаешь за их безопасность.

– Ага, сидеть и ждать, пока ты нас спасешь! Больше всего на свете я ненавижу сидеть и ждать, пока кто-нибудь что-нибудь сделает. Я всегда делаю все сама. А что я могу сейчас сделать? Что?

– Я не предлагаю тебе ждать, – заверил ее Корвин. – Я надеюсь, что ты будешь действовать.

– Кстати, а посольства других планет? Их вы тоже возьмете в заложники?

– Они могут улететь. Как и другие инопланетники. Но граждан других миров практически нет на Лации, за исключением тех, кто сменил гражданство.

– За исключением таких, как я. Теперь я понимаю, почему посол предлагал мне каторгу в качестве приза. Значит, он знает про бомбу на орбите. Он хотел меня спасти. Я могу согласиться…

– Ты серьезно?

– Это шанс вырваться с планеты. Потом я сбегу. Как тебе мой план? – Она рассмеялась.

– Мы спасем Лаций, – повторил он снова.

– Марк, – сказала Верджи тихо и торжественно. – Я умираю. А ты со мной прощаешься.

Он содрогнулся. Ибо тут же в памяти всплыли смерти близких, тех, кого потеряли отец и дед. Смерть первой жены отца, матери Лери. Верджи на нее так похожа. Марк вдруг вспомнил, что мать Лери умерла внезапно и в суете. Никто не думал, что она умирает, они собирались в поездку на Острова Блаженных, не успевали на звездный лайнер, спорили, что взять с собой. А потом она вдруг поднесла руки к голове и упала. Отец стоял рядом, ошеломленный. Потом, когда приехали медики и констатировали, что все кончено, он вдруг осознал, что не успел сказать ей перед смертью, что любит ее, просто не успел, и все.

В следующий миг они очутились на полу террасы, они не предавались Венериным удовольствиям, но лишь обнимали и целовали друг друга и повторяли раз за разом: «люблю».

* * *

– Марк, ты стоишь или сидишь? – спросил по коммику Сулла.

– Вообще-то лежу, – признался Марк, потому что в этот момент лежал на кровати, а Верджи пристроилась рядом. Они так лежали с час, перейдя с террасы в спальню, и ни о чем не говорили.

– Очень хор-р-рошо. Тогда ты не упадешь и не треснешься своей благородной головой об пол, когда услышишь то, что я тебе сообщу.

– Что еще? Новая напасть? Эпидемия? Бунт?

– Теперь все возможно. В Галанете на десятках порталах висит сообщение, что у нас на орбите хронобомба. Когда она сработает, на месте Лация будет дыра в гиперпространство и больше ничего. Там приводится даже расчет выделенной энергии по трехконтурной схеме. Очень убедительно, как наследник технарей, могу тебя заверить, к расчетам не подкопаешься.

«Трехконтурная схема… А это-то откуда?!» – У Корвина буквально отвисла челюсть. Понадобилось меньше суток, чтобы информацию, которую так тщательно охраняли, самым бессовестным образом слили в Галанет. Кто это сделал? Зачем? Неужели среди тех немногих избранных, допущенных на заседание, нашелся предатель? Кто? Корвин мысленно перечислил имена, но никого не посмел обвинить. Почему-то несколько секунд подозревал Герода Аттика – сама должность начальника контрразведки подразумевала беспринципность. Возможно, Герод счел, что население необходимо запугать и тем самым мобилизовать силы на борьбу за спасение… Но все же десяти секунд хватило, чтобы эту версию отбросить. Остальных подозревать Корвин не мог ни при каких обстоятельствах. Да, Друз шалопай, но он – идеалист, а не предатель, Сулла – мерзавец, но опять же не предатель. Консул Аппий Клавдий? Просто смешно!

– Что скажешь? – поинтересовался Сулла. В голосе его звучало плохо скрытое торжество. Мерзавец наслаждался ситуацией.

– Консулу надо выступить с заявлением, – Марк отделался дежурной фразой.

Он в самом деле был ошеломлен. Надеялся, что несколько дней у них есть, для того чтобы подготовить сообщение о ситуации, проверить все данные, проанализировать, подтвердить или опровергнуть гипотезы. К тому же необходимо было сохранить хотя бы часть активов Лация в межпланетных фондах. Теперь же за лацийские счета никто не даст ни гроша. Их наверняка заморозят.

– Аппий уже выступил, обещает, что Друз придумает, как нейтрализовать эту штуку, а ты поможешь.

– Сенат заседает? – спросил Марк.

– Конечно. Я как раз оттуда. Ор страшный. Ребята готовы убить друг друга. Больше всех орет Торкват. А что орет – непонятно. Его вина, надо полагать, в том, что инфу слили.

– И что? Что-то решили по поводу эвакуации?

Марк вдруг понадеялся, что патрициям можно будет все же улететь. И Лери улетит вместе со своим малышом. А вместе с ними Верджи. Несправедливое решение, но такое желанное.

– Похоже, пройдет предложение твоей сестрички. Старики постановили, что они останутся в Новом Риме. Как когда-то сенаторы во время нашествия галлов оделись в тоги и уселись в атриях своих домов умирать. Если бы не реконструкция, мы бы не знали, как себя вести, не так ли? – В голосе Суллы, как всегда, звучала издевка.

– Возможно, – без всякой иронии ответил Корвин. – Сулла, надо выяснить, откуда пришло сообщение, кто слил инфу.

– Уже ищут. У нас в префектуре целый отдел рыщет по Галанету. Герод Аттик тоже старается. Но пока безрезультатно. Все сделано грамотно, хвосты обрублены. Думаю, это дохлый номер, лучше не искать.

– Пусть префект Главк допросит участников совещания.

– Всех? – ехидно переспросил Сулла.

– Всех.

– И тебя в том числе?

– И меня.

– И консула?

– Его тоже. И тебя – не забудь свое имя поставить в список.

– Да уж конечно, первым номером, – заверил Сулла.

– И еще… у меня к тебе поручение.

– Ты мне уже дал одно.

– Я дал поручение префекту Главку. А ты сделай вот что… проверь записи с Фулы между взрывом и отказом принять корабль со спасателями. Что произошло между этими двумя событиями? Что-то ведь должно было произойти, чтобы пострадавшие не пустили спасателей даже на орбиту.

– Если бы я был идеалистом, то сказал бы: они переживали за спасателей. После взрыва хронобомбы идет опасное тета-излучение и плюс заражение, подобное радиоактивной пыли. Называется…

– Чушь собачья! Пострадавшие в таких ситуациях не думают о спасателях. Что-то должно было произойти.

* * *

Сулла перезвонил через два часа:

– А ведь ты был прав, совершенный муж! – Если Сулла обращался к Корвину столь официально, значит, начальник его в самом деле уел. – Есть масса любопытных сообщений. Во-первых, на планете был торговый транспорт лацийской компании «Вега», но он стартовал после взрыва, а вместе с ним и два катера сопровождения. Нигде потом ни сам грузовик, ни катера не объявились.

– Это не то. Они удрали со страху, экипаж умер в полете, корабли погибли или болтаются где-то «летучими голландцами». Что еще? Ведь было что-то еще?

– Ну да, ты, как всегда, прав. За неделю до того, как фульчане послали подальше спасателей, на планету опустился еще один лацийский катер также класса «Калипсо» с единственным пилотом.

– И что дальше?

– А дальше – никаких сообщений. Абсолютно никаких.

– Катер не покидал планету?

– Я же сказал: никаких сообщений.

– М-да… а вот это уже интересно.

* * *

Двое суток после возвращения на Лаций со станции Белка провела на военной базе, где ее долго и нудно инструктировали, как и что отныне она должна делать, что дозволено, а что нет и что она может говорить, а о чем не имеет права заикаться. Выходило, что отныне ей придется молчать и даже слова «да» и «нет» произносить в исключительных случаях. Когда же ее наконец выпустили за ворота базы, взяв десятки подписок о неразглашении, девушка поняла, что ее самым бессовестным образом надули. Сенат уже провозгласил известную формулу «Пусть консулы следят, чтобы Республика ни в чем не понесла ущерба», что означало введение чрезвычайного положения. Одновременно с этой многообещающей (то есть сулящей множественные беды) формулировкой стало известно, что к боевой станции на орбите пристыковано взрывное устройство, способное уничтожить планету, и в ближайшее время с Лация будет вывозиться только генетический материал и эмбрионы. Биржа рухнула в одночасье, креды обесценились, межпланетные платежи не проходили. Кто и как справлялся с грянувшим экономическим хаосом, Белка не задумывалась, она заглянула в ближайший магазинчик, где ее платежная карта оказалась аннулирована. Впрочем, карта ей мало бы помогла: все полки оказались пустыми. Зачем народ запасался продуктами, если жить оставалось всего три месяца, а Лаций обладал продуктовыми запасами на три стандартных года, понять было нельзя.

Хозяин, мужчина лет пятидесяти, извинительно улыбнулся, потом шепнул:

– Погодите.

И удалился в подсобное помещение. Через минуту явился с коробкой, на которой красовалась голограмма туалетной бумаги.

– Здесь сок и кое-что из еды, – сказал опять же шепотом и добавил едва слышно: – Если что понадобится, до наступления комендантского часа… заходите. – И хозяин многозначительно подмигнул, давая понять, что это небольшой аванс, за остальное придется платить натурой.

Белка не сказал ни да ни нет. Как назло в холодильнике у нее было сейчас хоть шаром покати. Надо было как-то перебиться день-два, пока не выдадут карточки и не начнется скудная и размеренная жизнь военного времени. Однако, кроме этого досадного случая, ничто не напоминало о введении чрезвычайного положения: римляне соблюдали спокойствие, никто никуда не спешил, только многоголосица включенных на полную мощность информационных каналов казалась странной в их обычно тихом районе. Из-за угла медленно выехала наземная машина вигилов, возле Белки машина остановилась, выглянул молодой вигил в защитном шлеме с поднятым щитком:

– Нет никаких претензий, домна?

– Все нормально, – ответила Белка.

– Если что, вызывайте нас, вигилы не спят. – Он козырнул ей, потом, на мгновение скрывшись в окошке, выглянул вновь и протянул упаковку пищевых таблеток. – Вигилы не спят, домна. Мы никому не позволим безобразничать!

Белка улыбнулась, почувствовала, что на глаза сами собой навернулись слезы. Какая-то дурацкая мелочь, и вот, плачет… Она хотела открыть коробку, чтобы отдарить молодого вигила, но тот запротестовал:

– Нет-нет, домна! Ничего не нужно. Считайте, что вы сделали ответный подарок. Вигилы не спят!

И машина умчалась.

Девушка жила на верхнем этаже инсулы, дом был крайним в районе, окна крошечной квартирки выходили на сады Лукулла, кроны деревьев достигали пятого этажа, а с лоджии шестого Белка по утрам и вечерам любовалась садами.

Белка поднялась к себе на внешнем лифте, вывалила содержимое пакета на стол. Хозяин оказался не слишком щедр: два литра сока в пленочном пузыре, упаковка печенья с перцем, несколько листков колбасы, два крупных апельсина. И все. Добавив к дарам лавочника презент вигила, можно было просуществовать дня три. Оставалось надеяться, что власти не будут тянуть с карточками. Во всяком случае, орущий в соседней квартире информканал сообщал каждый час, что на каждую платежную карточку поступит теперь нормативный коэффициент покупок, и через тридцать часов карточки разблокируют.

Белка проверила электричество и водопровод. Все работало. Можно надеяться, что последние три месяца жизни она проведет в относительном комфорте. А, учитывая введение карточной системы, сохранит фигуру идеальной. Хотя какая разница – умирать толстой или худой? Хотя в Древнем Риме считалось, что умирать надо свободным, и потому, по обычаю, любимых рабов перед смертью отпускали на свободу, не скупясь платить при этом специальный налог на освобождение. Налог на свободу – смерть?

Да, умирать надо красивым и свободным… А жить?

Белка налила себе стакан сока и вышла на лоджию.

– Белка, ты у себя? – донеслось снизу.

Это Аглая, подружка-студентка, с которой они расстались на лестнице Палатина.

– Не уверена, но вроде бы, – отозвалась Белка.

– Ну как, повеселилась?

– Вроде того.

– Не слышу радости в голосе.

– А ты, похоже, счастлива.

– Угу.

Белка перегнулась через перила.

Аглая, тоже держась за решетку, выглядывала. В свободной руке у нее развевалось нечто оранжево-желтое. Похожее на языки пламени. И еще на розы, что расцветают в июне возле их дома. Белка еще увидит их цветение.

– Слушай, сегодня вечеринка в универе. Пойдем! – Аглая взмахнула платьем как знаменем.

– Даже не знаю.

– Спускайся, поболтаем!

– Сока хочешь?

– Не откажусь.

Белка прихватила пакет сока, отперла решетку и спустилась по лестнице к подружке.

Маленькая квартирка вечной студентки была завалена тряпьем. Часть коробок еще даже не была распакована.

– Я, как только пошли слухи об этом страшилище на орбите, кинулась на рынок, ну и накупила тряпок, все креды истратила, а у меня там было тысяч сорок.

– Ты серьезно?

– Ну да… теперь все равно они мне не нужны, да и пропали бы. А так хоть душу отвела.

– Когда ты все это будешь носить? – Белка окинула критическим взглядом Аглаину добычу.

– Орк! В самом деле, зачем мне столько? Хочешь, что-нибудь подарю? У нас же один размер.

– Я возьму брюки и блузку, – решила Белка.

– Обе пары, если хочешь! – Аглая покатилась со смеху. – Я лично в универ больше ни ногой. Только вечером, на вечеринки. На пляж, на пляж, на пляж! Так что купальники я тебе не отдам. Знаешь, в происходящем есть своя прелесть – не придется решать, какую профессию выбрать.

Аглая третий год подряд не могла определиться, какое занятие ей по душе, и маялась на первом курсе. Ну что ж, теперь она так навсегда и останется первокурсницей.

– Эх, если бы я знала перед праздником, что так получится, истратила бы все креды и… – Аглая вздохнула. – Так, где ты была, расскажи?

– Да так, немного покатались.

– И все? – изумилась Аглая.

– Ну да.

– Бедненькая. Так поедешь на вечеринку в универ? Повеселимся!

– А давай! Я только душ приму…

Схватив пакеты с одеждой, Белка помчалась к себе.

– Ого! Наш специалист с добычей! Успела побывать на рынке после того, как тебя выпустили! – Сулла сидел за столиком на лоджии и допивал единственный оставшийся пакет сока. Загорелый, в белом летнем костюме, он выглядел как щеголь, собравшийся на прогулку.

Белка растерялась: меньше всего она ожидала, что странное знакомство с патрицием продлится после «вакханалии» на боевой станции. Но если честно, то появлению Суллы она несказанно обрадовалась: одному в такое время быть попросту опасно, несмотря на то что «вигилы не спят!»

– Отличный вид, – Сулла оглядел зеленое великолепие внизу. – Никогда не думал, что в центре Города можно найти такой роскошный чердачок. Какие у тебя планы?

– На сегодняшний вечер?

– На оставшуюся жизнь, милочка.

– Если честно, не знаю. Наверное, правительство мне предложит…

– Ерунда. Предложат рыть убежища, чтобы чем-то занять население и отрабатывать нехитрую кормежку. – Он сделал значительную паузу, громко прохрустел печеньем и спросил: – Не хочешь покинуть планету?

– Но это невозможно, – пожала плечами Белка. – Зачем же говорить…

– Для большинства – да, – оборвал ее Сулла. – Но я отправляюсь в сверхсекретную экспедицию на Крайнюю Фулу. И мне нужен специалист по окраинным мирам. Предлагаю кандидатуру Деборы Кальв. В последний раз она неплохо справилась.

Белка могла бы подумать, что Сулла блефует, стараясь произвести на девушку впечатление, если бы не недавнее путешествие на боевую станцию и странная «вакханалия», во время которой Белка все время просидела подсоединившись к сети Галанета и выискивая нужную информацию.

Два поцелуя по дороге на станцию и один – во время прощания не в счет.

– Вам наверняка нужен самый лучший специалист, – предположила Белка.

– Мне все равно. Все, что нужно знать про этот окраинный мир, я и так знаю. Ты будешь мне помогать, рыскать по Галанету. Справишься.

– Но, возможно, какой-нибудь профессор…

– Милая моя, зачем мне в экспедицию усатый профессор? Сама посуди! Уж если мне разрешили покинуть планету, то никаких профессоров, даже самых-самых я с собой не повезу.

– Значит, мы будем любовниками? – догадалась Белка.

– А ты сомневалась? Или ты собиралась оставшиеся три месяца жизни поститься?

– Думаете, все так безнадежно? – Происходящее казалось Белке розыгрышем.

Мир вокруг блистал как прежде: теплый весенний вечер, отчаянное щебетание птиц в саду, закатный свет на оранжевой стене дома, и только громкий голос комментатора за стеной вносил диссонанс в идиллическую картинку.

– Я уверена, что мы найдем решение, – без всякой уверенности в голосе произнесла Белка.

– Ну так ищи! Что я тебе и предлагаю! – воскликнул Сулла. – Сидеть на заднице и надеяться, что кто-то сделает что-то за тебя – самое глупое занятие на свете.

– Но почему вы решили, что ответ там, на этой забытой всеми планете?! – запротестовала Белка.

– Это тайна! – Сулла поднес палец к губам.

– Тебе подсказали это предки?

– Может быть. Всегда надо помнить, что на Лации тихие голоса предков звучат так же громко, как выкрики живых.

Он бесцеремонно схватил Белку за руку, усадил на колени и поцеловал.

– Крошка, я уговариваю тебя уже лишних три минуты.

– Нас могут увидеть… – Впрочем, Белка не слишком сопротивлялась.

– Ерунда, звереныш, сегодня вечером Венериным удовольствиям предаются все на этой планете – от семи до семидесяти. Отныне приличия отменяются.

– Неужели три месяца вакханалий? – недоверчиво хмыкнула Белка, отвечая на поцелуй наглеца-ухажера.

– Лаций ждет три месяца рытья убежищ днем и три месяца самых буйных Венериных удовольствий ночью. А когда мы вернемся с победой, на этой планете народится столько бастардов, появится столько неучтенных малышей, наделенных генетической памятью, что сенат сойдет с ума, это я тебе обещаю.

– Но ведь у патрициев есть принципы…

– Были, дорогая. В этот вечер от них все отказываются. Как я.

– Разве у тебя были какие-то принципы? – не поверила Белка.

– Конечно! Я дал себе слово – не предаваться Венериным удовольствиям на Лации. И вот именно сейчас, в эту минуту, я свой зарок нарушаю.

– Я могу позвать на помощь… вызвать вигилов… – пролепетала Белка между поцелуями.

– Нет, звереныш, ты никого не позовешь.

* * *

– Ваши полномочия, – консульский курьер протянул Марку запечатанную коробку с управляющей голограммой.

Пурпурный фон, римские золотые орлы на всех гранях. Ну, вот и все. Четыре дня суеты, ругани, бессонницы позади, эсминец подготовлен, список экспедиции утвержден. Корвин небрежным жестом сгреб со стола бумаги, инфокапсулы и пентаценовые планшетки. Что не успели сделать, уже не успели навсегда. Корвину остался последний вечер, который он мог провести дома с женой. Утром его ждали на военной базе.

Напоследок Марк связался с ведомством Герода:

– Удалось установить…

– Ты насчет неопознанного объекта? – перебил его префект космической разведки.

– Насчет неопознанного корабля.

– Это не нер и не колесничий.

– Чужой?

– Не исключено.

– А что-нибудь наверняка ты можешь сказать?

– Могу. Его затянуло в гипер, как и других. Кроме единственного анимала, который успел сбежать.

Корвин отключил связь. Негусто, мягко говоря. Герод подтвердил лишь то, что Марк и так знал с того момента, как посмотрел запись.

В кабинет префекта заглянул Флакк, заметил пурпурный кубик на внезапно опустевшем столе.

– Все? – спросил легат. – Ты уже его распечатал?

– Распечатаю завтра на космодроме перед отлетом. А ты не уходи, присаживайся, – Корвин указал на кресло, куда свалилась часть бумаг. – Для космического легионера окраинные миры – почти родные места. Ты ведь когда-то бывал в этом секторе?

– Много лет назад, – Флакк уселся в кресло, смахнув бумаги дальше – под стол.

– Удивительно, что на такой неприветливой планете вообще появились поселенцы – вдали от обжитых звездных систем, не связанные ни с кем торговыми и военными союзами.

Флакк в ответ лишь пожал плечами: что ж тут странного! Было время, когда человечество надеялось заселить всю Галактику, захватить каждую планету, даже если это лишенный жизни и атмосферы булыжник. Людям казалось – им по плечу любую мертвечину превратить в цветущий сад. Никто не считался ни с затраченными силами, ни с расстояниями. Кому-то повезло, и их поселения оказались рядом со Звездным экспрессом. А чья-то планета превратилась в Крайнюю Фулу, то бишь край света. Просто так вышло, и все. Захиревшая колония медленно погружалась во мрак отчаяния. Замкнувшись, она старалась отгородиться от остального мира: успешные и богатые миры вызывали только ненависть. Мизантропия – что-то вроде наркотика, помогает, чтобы заглушить грызущее душу отчаяние, забыть о собственном бессилии. Нередко подобные настроения культивируются местными властями. Обреченные миры вдруг начинают яростно ненавидеть метрополию и погружаются в бесполезные мечты о ее гибели. Бесполезные? Похоже, в этот раз мечты изгоев могли неожиданно сбыться.

– И как обычно Лаций поступает с такими мирами, как Крайняя Фула? – поинтересовался Корвин.

– Есть два решения, и оба простые, – Флакк позволил себе улыбнуться. – Случай первый: если планета представляет для Лация интерес, мы высаживаем на ее поверхности космический десант, захватываем главные базы, после чего нейтрализуем правящую верхушку.

– Убиваем? – уточнил Корвин. – Это же незаконно.

– Нейтрализуем. Поступаем по обстоятельствам. Чаще всего – стираем полностью память. После этого в течение двух-трех недель наводим порядок и сажаем своего корректора. Потом планете возвращается самоуправление. Есть отработанная процедура, обычно срабатывает.

– Правовая сторона этой акции – введение чрезвычайного положения на территории колонии, не так ли?

– Именно.

– А если планета не интересует Лаций?

– Тогда мы прерываем контакт. Обычно демонтируем направленную дальнюю связь, чтобы не расходовать зря энергию и средства. Для колонии наступают года изоляции и борьбы за выживание.

Марк внутренне содрогнулся. Это походило на заключение в одиночке. Только в одиночку сажали целую планету.

– Что обычно происходит с такими мирами?

– Они деградируют и погибают довольно быстро. Но некоторым удается существовать в полудиком состоянии десятки лет. Однако назад в содружество Звездного экспресса вернуться никому не удалось.

– Значит, с этой Крайней Фулой именно так и поступили?

– Они сами выбрали свой путь, отказавшись от патроната и от помощи.

– Винят во всем Лаций, – предположил Марк. – Я бы сказал даже – ненавидят.

– Ну да, нас встретят без особой радости после периода изоляции. Правда, у них сохранилась направленная дальняя связь. Возможно, они не пустили к себе спасателей, чтобы не лишиться передатчика. Но с другой стороны, энергию для него все это время колонисты добывали сами, значит, не хотели полностью утратить контакт с метрополией. На что-то надеялись. Это надо учесть. Скорее всего, разбираться в этих нюансах у нас не будет времени, будем действовать силой. Им волей-неволей придется нас принять.

– Других планов действия нет? – Марку не нравилась перспектива захвата колонии. Он не любил агрессию и ненавидел порабощение. Все, что корнями уходило к слову «раб», вызывало в нем ярость. Даже если подобные действия оправдывались целесообразностью.

– У нас есть еще законсервированная база на соседней планете. Условия там еще хуже, чем на Крайней Фуле, – минус сто двадцать средняя температура и почти полное отсутствие атмосферы, но использовать этот мертвый булыжник под базу можно, – продолжал свой обстоятельный рассказ Флакк.

– Будем иметь в виду этот вариант.

– Я бы предпочел силовую акцию. Сенат ввел чрезвычайное положение в метрополии и на всех колониях. Мы можем попросту их уничтожить.

В ответ Марк лишь молча кивнул, давая понять, что принял слова легата к сведению.

Наступила тягостная пауза.

– Как поживает юная супруга? – спросил Флакк. – Понимаю, теперь мало у кого веселое настроение. Разве что наркотики и вино…

– Она держится нормально, – отрезал Марк. – Ты же знаешь, у нас остался лишь сегодняшний вечер и ночь, – Марк вдруг понял, что говорит какие-то плоские стандартные фразы. Никто из предков не мог ему подсказать, как вести себя в нынешней ситуации, никто из них не переживал такое.

– Как отнеслась Верджи к тому, что ты улетаешь?

Марк нахмурился:

– Давай лучше поговорим об утечке информации. Я дал поручение префекту Главку задействовать группу экспертов и выяснить, кто слил в Галанет секретные данные о хронобомбе.

– Меня уже допросили, – сказал Флакк.

– Ты кого-то подозреваешь?

– Нет… Разве что твой Сулла решил напоследок повеселиться.

– Это не он, – заверил Марк.

– Тогда не знаю. Знаешь, я не силен в поисках предателей.

– Я хочу, чтобы твоя жена и сын переехали в «Итаку» после нашего отлета. У нас прекрасные винные подвалы, вырубленные в скалах.

– Это не спасет.

– Кто знает! Бомба не на планете. К тому же боевая станция может ослабить силу взрыва. Как – еще не знаю. Будем надеяться, что в технополисе что-то придумают, и нас не затянет в гипер.

– Хорошо. Я принимаю приглашение.

Разговор все время тормозился, как будто в зубья шестеренки попадала металлическая стружка.

«Он явился сказать о чем-то важном и почему-то не говорит, – нашептывал Корвину голос предков. – Что он скрывает?»

– Как успехи наследника Луция? – спросил Корвин, решив сменить тему.

– Проходит стажировку на «Сципионе Африканском».

– Не слишком ли рано? Он же еще ребенок.

– В самый раз. Он уже закончил настройку генетической памяти. Теперь пора приобретать свой личный опыт. С тех пор как «Сципионом» командовал мой отец, многое изменилось. Для патрициев приобретать самостоятельно знания – самое трудное. Они привыкли все получать от предков: поместья, привилегии и математические формулы, – в голосе Флакка неожиданно послышался сарказм.

– Во всяком случае, он служит вдали от Лация – «Сципион Африканский» сейчас в секторе Психеи. Линкор мы постараемся сохранить в первую очередь.

Раздался вызов комбраслета. Флакк просмотрел текстовую информацию и нахмурился.

– В чем дело? – встревожился Марк. Хотя именно этого и ждал – неожиданного вызова комбраслета. И мучительного выражения лица. И…

– Консул отменяет мое участие в экспедиции. Я остаюсь на Лации. С тобой летит военный трибун. Сын погибшего на Фатуме Эмилия Павла, клон его отца нашли на обоих катерах. Он сядет на ваш корабль на пересадочной базе Звездного экспресса. Окраинные миры трибун знает так же хорошо, как и я. А может, и лучше. Учитывая, что все Эмилии Павлы – космические легионеры и наместники новых колоний.

– Но почему ты не можешь лететь?

– Какие-то соображения консула: я назначен военным комендантом Лация. Боюсь, мне придется наводить порядок и сдерживать панику.

– Ты сам отказался, сам! – воскликнул Марк. Все ясно: легат попросту не желал никуда улетать, когда его жена и младший сын оставались на планете. Он предпочел разделить их судьбу.

– Мою миссию ничуть не хуже исполнит трибун Эмилий Павел! – отрезал Флакк.

– Но ты сам обратился к консулу! Ты его попросил о замене. И ничего не сказал мне!

– Ты не можешь отказаться от полета. Даже если бы захотел.

Марк обхватил голову руками и застыл. Он ощущал себя предателем и одновременно преданным.

«Но ведь я и не пытался… Я даже не пытался… Но я все исправлю. Возьму с собой Верджи, чего бы мне это ни стоило, – решил Марк. – В конце концов, все имеют право на три месяца счастья. Почему только я и Верджи должны отказаться даже от этой малости? Мы вернемся на Лаций до конца срока. Мы будем как все. Но эти три месяца мы проведем вместе».

План созрел мгновенно: он как глава экспедиции мог взять на борт любой груз. Ящик для законсервированного андроида отлично подойдет для транспортировки человека. Никто не будет знать, что Верджи на борту. Он спрячет ее в своей каюте. Они будут вместе. Она бросила ради него Колесницу, он наплюет на все заветы Лация – счет будет равным.

Префект распечатал пурпурный куб с присланной консулом голограммой. Это были его полномочия – отныне он официально возглавляет экспедицию на Крайнюю Фулу и одновременно является полномочным послом планеты Лаций на всех мирах без исключения.

В его распоряжение поступает эсминец «Марк Валерий Корвин».

Что это? Неудачная шутка? Или очередное напоминание о долге? Марк сначала рассмеялся, потом выругался. Странное ощущение – как будто он должен был управлять самим собой.

* * *

Сулла явился на космодром невыспавшийся, с покрасневшими глазами. Обряженный в полевую форму, он как всегда выглядел элегантно и меньше всего походил на младшего офицера, которого направляют на смертельно опасное задание. В одной руке он нес солидный вещмешок, в другой – белую тогу, упакованную в прозрачный футляр. За ним, в полевом хамелеоновом камуфляже, семенила Белка. Уж кто-кто, а она была сама простоватость, и если Сулла нес вещмешок как некую награду или приз, то она тащила серую уродливую грушу багажа как приговоренный крест.

– Что это? – изумился Корвин, уставившись на прозрачный пакет с тогой. – Ты собираешься расхаживать на дикой планете в этом? – непередаваемая интонация – смесь изумления и недоумения плюс малая толика насмешки.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Сулла. – Я – бывший патрон этих ребят. Должен выглядеть представительно. Устрою прием, выслушаю жалобы бывших клиентов, так, кажется, назывались в Риме попрошайки, что таскались всюду за богатыми и влиятельными аристократами?

– Именно так, а утренние приемы назывались салютациями! – сказал Корвин. – Ты прекрасно знаешь, кто такие клиенты и что такое салютации. Или тебе нравится разыгрывать дурачка?

Корвин покосился на Белку. Она стояла чуть в стороне и выглядела несчастной, как будто ее вели на казнь, а не предлагали шанс на спасение. Разумеется, Марк как глава экспедиции отлично знал, что Дебора Кальв включена в состав экспедиции, и навел о ней все необходимые справки. Но сейчас он очень умело разыграл изумление, сделав вид, что не ожидал увидеть девушку на корабле:

– Считаешь, что эта милашка – лучший специалист по окраинным мирам?

– Несомненно, самый лучший. Она меня вдохновляет. Неужели ты не взял с собой Верджи? Нет? Ну ты и придурок.

Корвин покраснел и бросил бешеный взгляд на своего помощника:

– Прекрати, – процедил сквозь зубы.

– Ах да, нам запретили брать с собой родственников. Но я плюю на запреты, когда они идиотские. Все равно, несмотря на трескучие фразы, патриции вместе с чадами и домочадцами утекут с планеты, как песок сквозь пальцы, останутся идейные дурачки вроде твоей сестры да нищие плебеи. Поскольку богатые плебеи тоже сбегут. Я бы на твоем месте непременно прихватил с собой Верджи. Если, конечно, на пересадочной базе ты не собираешься подобрать себе симпатичную красотку. Надеюсь, тебя снабдили облигациями Китежа и Неронии на предъявителя в отделениях Межгалактбанка на пересадочных станциях. Если нет – нам будет нечем расплатиться в кафе, не говоря об оплате топлива для корабля, погрузки и парковки.

– Сулла, твой цинизм невыносим! – Корвин почувствовал, как кровь прихлынула к щекам. Ему вдруг почудилось, что Сулла разгадал его план.

– Да нет, все нормально. Вот, к примеру, Белка – почему она должна умереть, а мы – выжить? Мы ведь тоже утекающий сквозь пальцы песок, пусть и утекающий законно. Все спасают свою шкуру, и ничего, никто не умер от мук совести. Тем более… – Сулла гаденько подмигнул. – Если Лаций погибнет, то твоя генетическая память умрет вместе с тобой. Как и моя. А раз нет вечной памяти, то все позволено. Разве не так?

В эту минуту Корвин опять позавидовал Флакку. И еще Сулле – его презрению к условностям – если он делает подлости, то делает с легкой душой. А у Марка такой камень на душе, что не вздохнуть.

* * *

Корвин направил ящик с андроидом под номером двенадцать в свою каюту. Погрузка на корабль уже закончилась, эсминец заправляли топливом. В коридорах от грузового сектора до своей каюты Корвин никого не встретил – что и немудрено: звездолет собирался стартовать с минимальным экипажем. Марк запер дверь на кодовый замок и открыл ящик андроида.

Внутри было пусто.

Что за черт! Они же обговорили все детали плана! Верджи согласилась. Ее не могли остановить. Но почему?.. Секунду или две он смотрел на пустой ящик, не веря, что тот в самом деле пуст, потом тронул нужный узор комбраслета.

Она почти сразу же ответила. Изображение не включила.

– Верджи!..– Он задохнулся.

– Марк, дорогой, так будет лучше, – ее голос звучал почти весело.

– Но почему?!

– Так будет лучше, – повторила она и отключила связь.

Он хотел кинуться в город, отыскать ее, уже в открытую провести на корабль… Но до старта оставалось два часа, и покинуть корабль Корвин уже не мог. Все участники экспедиции были на борту, вигилы оцепили космопорт.

Ее взяли в заложники – как и полагала Верджи с самого начала, – чтобы Марк из кожи вон вылез, но добыл для Лация спасение.

Он снова схватился за комбраслет:

– Верджи! Тебя удерживают силой? Скажи только – да или нет? И я примчусь, я убью их… – юношеское бахвальство, но он верил в то, что говорил.

– Нет. Никакой силы.

– Тогда в чем дело?

– Я буду ждать тебя, дорогой.

И связь вновь отключилась.

Глава 5 Пересадочная база

Предоставленный Корвину для полета эсминец выглядел угрожающе разве что рядом с катерами, которые должны были сопровождать эсминец до пересадочной базы Звездного экспресса. На самом деле кораблик был совсем не велик – по меркам военного флота. Что-то среднее между боевым кораблем и удобной мишенью для врага. Вооружен (значит, есть причина для нападения), но слишком мал, чтобы дать отпор. Пригоден для взятия на абордаж транспортных судов с бесполезной охраной да еще для того, чтобы представлять на окраинах метрополию, – он должен был выглядеть внушительно на посадочной площадке затрапезного космодрома.

Команду довели до минимума: капитан, два помощника, один из которых по совместительству судовой врач, старший механик, механик и еще легат Флакк отобрал десять космических легионеров, которыми должен будет командовать Эмилий Павел. То есть именно такой корабль и такая команда, какую стоило бы взять для войны неведомо с кем и незнамо где.

Командовал кораблем плебей Сульпиций Сир. Пятидесятилетний космический волк, веселый балагур и насмешник. С Суллой они тут же обменялись десятком пошлых острот и остались друг другом довольны.

– Не вешать носа, префект! – Сир похлопал Корвина по плечу, когда Марк занял свое кресло в рубке перед стартом. – Мы еще не в черной дыре! Задница, не спорю, но у любого военного таких ситуаций в каждом полете выше скачкового привода. И каждый раз приходится выгребать вопреки предсказаниям тупого искина. Верь мне, никуда наша драгоценная планета не денется. Мы найдем спасение. Верь мне, а я буду верить тебе.

– Хотелось бы верить, но не верится, – кисло улыбнулся Марк.

– А другие верят. Посмотри – какая вокруг безмятежность: космопорт пуст, никто не пытается прорваться сквозь кордон и драпануть с планеты.

Марк и сам заметил, что окружающие вели себя на удивление спокойно. Возможно, просто не успели еще уразуметь, что на самом деле происходит. Если тот, кто слил информацию в Галанет, надеялся вызвать панику, то он ошибся. Все вели себя так, как будто предсказанная гибель – просто неприятное событие, которое надо пережить и жить дальше. Пережить собственную смерть…

Кстати, Главк так пока и не сумел вычислить, чьих это рук дело.

* * *

По Звездному экспрессу до тупикового нуль-портала эсминец летел налегке – взяв только часть топлива и боеприпасов. Путешествие по кольцу давало огромный выигрыш в скорости. Вслед за эсминцем с Лация должны были стартовать катера сопровождения и грузовой корабль. На последней пересадочной базе при выходе в боковой канал на эсминец загрузят доставленные транспортным звездолетом оборудование и андроидов. Здесь же их команду должен был пополнить военный трибун Луций Эмилий Павел. Эсминец полетит дальше в одиночестве, чтобы ускорить полет в тупиковой ветке.

Звездный экспресс переносит небольшие корабли со скоростью почти невероятной. Чем меньше масса, тем меньше времени займет путешествие по большой петле. Всю петлю легкая яхта может пролететь за двенадцать стандартных дней, не считая задержек на узловых станциях. В тупиковой ветви движение замедляется, там счет идет уже не на дни, а на недели. Но когда нет порталов, а есть только космос и корабль с ним наедине, то даже самый быстрый военный корабль тратит на каждый разгон и прыжок солидное время.

Путешествие в замкнутом пространстве – занятие невеселое, особенно когда размышляешь о грядущей гибели. Единственное доступное развлечение – это скабрезные шуточки Суллы за обедом. Попытки анализировать набранный материал – перед их отлетом весь отдел забивал информацию в инфокапсулы – ничего не давали. Напрасно Марк перебирал отчеты о взрывах планетолетов, станций, крупных кораблей, которые хоть отдаленно могли напоминать взрывы хронобомб. Эти события отнесены были к одной категории катастроф. К другой причислили пропажи военных кораблей. В третьем блоке – все «летучие голландцы» с мертвым экипажем. Но что толку анализировать и сравнивать, пока не разработан приемлемый алгоритм? Никакой связи между отдельными случаями Марк нащупать не мог. Промаявшись с набранным материалом двадцать четыре стандартных часа, Корвин неожиданно для себя вставил в записывающее устройство пустую инфокапсулу и стал наговаривать воспоминания из генетической памяти. Вообще говоря, занятие это было запретным. Каждый патриций Лация, наделенный генетической памятью, обладал только ему доступными тайными знаниями, и записывать их на технических носителях запрещалось. Память или передавалась генетически, или попросту терялась. Каждый ребенок из патрицианского рода в возрасте пяти-шести лет проходил проверку, унаследовал ли он генетическую память предков или родился плебеем.

Подобные записи, как незаконные шпаргалки, могли испортить чистоту тестирования. К тому же толку от них практически не было – объем воспоминаний каждого патриция мог занять десятки, а то и сотни капсул. Пытаться отыскать в сделанных записях нужную информацию – все равно что рыться в Галанете, используя поисковые программы. Из двухсот ссылок может пригодиться одна или две. В то время как генетическая память предков в нужную минуту непременно даст единственно верную подсказку. Механизм этого феномена так и не был изучен. Кто-то сравнивал это умение с чтением слов по первым и последним буквам – что набито в середине, практически не имеет значения. Но удачное сравнение не объясняло сути. Существовали только некие правила – как получить драгоценную память предков и как ее сохранить в течение всей жизни. Во-первых, один из родителей должен быть непременно патрицием, во-вторых – ребенок должен быть зачат естественным путем на Лации, выношен также естественно и тоже на родной планете и здесь же рожден. После этого он может жить где угодно – генетическая память даруется патрицию в день его рождения. А вот стереть ее не так уж трудно – гораздо легче, чем простую. Есть немало препаратов, в том числе и «сыворотка правды», которые стирают воспоминания предков начисто, и восстановить их после этого уже ничто не сможет.

Но имеет ли теперь какое-то значение, что Марк Валерий Корвин нарушает неписаный кодекс патрициев? Быть может, скоро не станет ни Лация, ни патрициев, ни плебеев, и генетическая память исчезнет навсегда.

«К черту все запреты! В Тартар их – навсегда!» – раз за разом повторял Корвин и не сразу сообразил, что его постоянная ругань записывается в инфокапсулы вместе с информацией. А когда сообразил, то привел ругательства в систему – каждое проклятие служило рубрикой в его записях.

События прежних времен – когда Лаций только осваивался, представали перед Корвином как в дымке, нечетко, размыто, воистину миф и предание. Джон Хантон и Александр Мальков, создатели теории реконструкции, выглядели уже не как живые люди, а казались фигурами воистину легендарными. Когда Мальков увидел скалы, что теснились над зеленоватыми водами широкой реки, будто бы он воскликнул в восторге: «Здесь будет Новый Рим!» И Хантон, этот звездный Рем, поддакнул: «Ну конечно же, Рим!» Мальков прицепил обломок металлической фермы к вездеходу и этим обломком, как плугом, провел борозду священного померия, обозначив границы будущего города. Хантон не стал перепрыгивать через борозду и осквернять труды нового Ромула, так что у ворот Города отныне они стояли вдвоем – Ромул и Рем звездной эпохи. Не братья, но побратимы, они поселились на Палатинском холме в сборном домике вместе с женами, вокруг теснились хижины новоявленных колонистов – бывших механиков и космических легионеров. А форум, как и в том, Древнем Риме, поначалу служил базарной площадью. Войны с сабинянами не случилось по той простой причине, что на планете не было сабинян. Но была война с Империей Колесницы – ее корабли атаковали Лаций в тридцать пятый год от основания Нового Рима. Тогда уже родилось второе поколение детей, наделенных генетической памятью. Это было в год консульства Марка Валерия Корвина, первого из их рода.

Основание Нового Рима, создание сената, кодификация законов. Первые столкновения с Империей Колесницы. Постройка Звездного экспресса, почти мгновенные перемещения по кольцу порталов. Возвышение Неронии. Союз с Китежем. Создание колоний и освоение новых планет – все это звучало куда лучше, нежели уничтожение Карфагена или разграбление Эпира в земной истории.

Хотя нельзя сказать, что все выглядело так уж благостно. На планетах, живущих в культурной традиции Рима, почти сразу же появилось рабство. С ним боролись, старались ограничить законами и в метрополии довольно быстро упразднили, но в колониях его постоянно практиковали. С другой стороны, на планете Китеж, взявшей за основу Россию девятнадцатого века, поначалу крепостных не было, они появились сами собой в подводных городах. Реконструкция воскрешает пороки системы, которая взята за основу. Но не всегда. Иногда пороки бывают заемные. Пример – Колесница Фаэтона. Реконструированная наполеоновская Франция породила экономику, которая держалась на рабском труде. Хотя в реальной истории Франции ничего подобного не было. Может быть, здесь сработала революционная формула: «Исходя из абсолютной свободы, прихожу к абсолютному рабству?»

Марк отложил инфокапсулу и задумался.

Зачем я это делаю? Ведь существуют официальные Анналы, давным-давно написанные, сотни раз перепроверенные, всем известные. Их копии имеются в каждой колонии. Они не сгинут. Что я могу добавить к уже известным фактам? Тот факт, что в первой войне с Колесницей Фаэтона мы были разбиты в пух и прах, и даже признали себя колонией Империи? Колесничие забрали у нас все боевые корабли и запретили строить новые. Десять лет позора, а потом взорвался один из нуль-порталов, и планеты оказались на четверть века отрезанными друг от друга. Вот тут-то и пригодилась генетическая память наших деток – они помнили то, чему учили в школах и университетах их отцов. Они построили новый «Детский» флот и, как только порталы удалось восстановить, рванули в сектор звезды Фаэтон. Колесница была повержена одним ударом, тысячи пленников освобождены и привезены на Лаций. А вскоре стало ясно, что наша капризная планета дарует генетическую память далеко не всем.

Да, существуют официальные Анналы, они почти правдивы. Но это «почти» таит в себе столько лжи.

К примеру, дело Спурия – одно из первых дел далекого пра-пра-пра… деда. В Анналах Спурий объявлен заговорщиком, покусившимся на власть патрициев, но только Корвинам известно, что бедняга Спурий искренне хотел помочь людям. Теперь этому почему-то никто не верит. Разумеется, Спурий был тщеславен, обожал, чтобы его благодарили, льстили в глаза, лебезили. Но этого ему хватало с избытком. Спурий никогда не рвался к власти. Пожалуй, он даже ее избегал, отказывался становиться кандидатом на должность, даже когда ему предлагали. Он отбил у пиратов корабль, груженный продуктами, и, вместо того чтобы продать добычу на бирже, практически все раздал жителям Нового Рима. Спурия убили, и род его был проклят лишь потому, что патрициям показалось, что его благодеяния могут пошатнуть их тогда еще нетвердую власть.

«Просто так обычный человек не может совершать подобные поступки» – вот и все доказательство его вины.

Так что получается, что частная история лишь местами совпадает с общепринятой. Неужели Марк Валерий Корвин так тщеславен, что вознамерился изменить раз и навсегда утвержденные Анналы? Или патриции так привыкли к бессмертию, которое дарует генетическая память, что не могут не думать о посмертной жизни? И он готов создать иллюзию бессмертия в виде этих инфокапсул, мемуаров их рода.

«Если я пишу эту историю, – мысленно вынес вердикт Корвин, – значит, я не верю, что Лаций спасется. Да, я могу погибнуть, но все это помнят Лери и ее сын. Они спасутся, если я их не подведу».

Корвин вынул из кобуры бластер и разбил рукоятью хрупкие инфокапсулы с записями.

* * *

Несмотря на введение чрезвычайного положения, Новый Рим жил обычной жизнью. Быть может, более праздной, чем обычно. Теперь и днем, и ночью улицы были запружены народом, и каждую полночь за Тибром устраивали фейерверки. Со своего балкона посол Колесницы Фаэтона в темноте наблюдал, как Лаций прощается с еще одним ушедшим днем.

Ночи вдруг сделались необыкновенно короткими, город шумел и веселился до третьей стражи, а каждое утро начиналось с включения на полную мощность новостных информканалов. Комментаторы наперебой уверяли, что делается все для ликвидации опасности, и просили сохранять спокойствие. За городом рыли убежища, бурильные автоматы работали непрерывно, то и дело земля содрогалась от взрывов. Со временем всем стало казаться, что ничего страшного не случится.

«Неужели они на что-то надеются?» – дивился граф Гарве, просматривая новостные сводки.

– Вас спрашивает какая-то женщина, господин посол! – сообщил секретарь через комустройство.

– Я никого не принимаю, – отозвался Гарве.

Оказалось, на Лации проживало не так уж мало колесничих, которые теперь были не прочь покинуть планету. И – что самое интересное – все они сохранили гражданство Колесницы Фаэтона. Как им удалось это сделать, посол понятия не имел – ведь Лаций очень строго следил за тем, чтобы на метрополии селились только римские граждане. И вдруг – тысячи колесничих стали требовать эвакуировать их с планеты. В распоряжении Гарве было только два дипломатических звездолета, а на просьбу допустить на планету пассажирский лайнер Колесницы консул Аппий Клавдий вежливо, но твердо отказал.

– Это супруга префекта по особо важным делам Марка Валерия Корвина. Верджиния, – уточнил секретарь.

– Вот как? – Гарве потер пальцами лоб, изображая задумчивость.

На самом деле он был растерян: его разговор с Верджи накануне праздника и затем встреча во дворце консула на Палатине не подразумевали никакого продолжения, посол попросту сделал предупреждение: в завуалированной форме попытался сообщить, что Лацию осталось существовать максимум три месяца. Этот поступок даже по самым снисходительным меркам походил на предательство, но Гарве невыносимо было хранить в себе тайну и просто молчать, наблюдая за агонией мира, который он так нежно (пусть и тайно) любил.

Зачем эта женщина явилась теперь? Неужели не понимает, каков риск? Она ведь самым примитивным образом подставляет его?!

Но попросту отослать ее было бы тем более подозрительно: мало ли действительных и бывших граждан ломится в кабинет посла, умоляя о спасении? Пусть шпионы считают, что Верджи тоже явилась за помощью, что она надеется на прощение.

– Проводи ее в мой кабинет, – буркнул посол в комустройство.

Гарве отключил Галанет, оперся локтями о столешницу роскошного стола из мореного дуба, сплел пальцы в замок. Что сказать этой женщине? Отчитать ее? Или выслушать, а потом сделать вид, что никакого разговора прежде не было?

«А зачем? Зачем мне юлить и бояться? – задал сам себе вопрос Гарве и не нашел ответа. – Чего я страшусь, если все уже решено?»

Верджи вошла. Черная дерзкая челка, облитая объемным лаком, свешивалась на глаза, на губах – лиловая помада. Одета она была изысканно: платье без рукавов в широкую поперечную полоску (черная, фиолетовая, сиреневая, все разной ширины), стянутое широким черным поясом. Два золотых массивных браслета (оба коммики или один фальшивый?), золотой кулон с крупным изумрудом на груди. Золотые босоножки на высоченных каблуках. Она без приглашения уселась в кресло, положила ногу на ногу.

– Я принимаю ваше предложение, посол, – заявила Верджи с таким видом, будто оказывала милость Гарве.

Носок ее золотой туфельки подрагивал. Отличный наряд для каторжанки, ничего не скажешь.

– Какое предложение? – Гарве вздернул брови в фальшивом удивлении.

– О возвращении на Колесницу. Вы обещали отмену смертного приговора, не так ли?

– Но не полное помилование, – напомнил посол.

– Я знаю. Не смерть, так ведь?

– У вас нет детей?

– Нет… есть племянник, – если Верджи и удивилась такому повороту разговора, то постаралась не подать виду.

– Тогда возьмите для него игрушку. Купил и только потом вспомнил, что мне она ни к чему.

Он достал из ящика и поставил перед собой игрушку-анимашку. Ящерица вертелась на куске янтаря и отбрасывала свой хвост, который тут же вырастал. Посол пододвинул игрушку поближе к Верджи и откинулся в кресле. Верджи выключила анимацию и спрятала ящерку в сумку. Странный подарок. Совсем не детская игрушка. Зачем Гарве ее купил? Его единственный сын погиб пять лет назад. Неужели посол все еще покупает для него игрушки?

– Вас ждет десять лет каторги. Или вы позабыли об этой маленькой детали? – поинтересовался колесничий.

– Когда есть выбор – смерть или десять лет каторги, мало кто выберет смерть. Не так ли? – Верджи улыбнулась.

– Я бы выбрал предсказанную смерть, – жестко заметил Гарве. – Если вы рассчитываете сбежать из тюрьмы, то жестоко ошибаетесь. У вас это не получится, при всей вашей ловкости. Десять лет каторги выдержать не так-то просто, особенно молодой и красивой женщине. У нас нет отдельных женских тюрем, это вы знаете?

– Я помню о мощи Империи Колесницы.

– О мощи Империи Колесницы всегда следует помнить. Я хочу вам сказать еще одну вещь, дорогая домна Корвин… Я могу вас так называть, вашим новым именем?

– Как хотите! – Она по-прежнему держалась королевой и ничуть не заискивала, умоляя о милости.

«А ведь она изгнанница, беженка! Мерд! Неужели это воздух Лация так на нее подействовал? И на меня тоже?» – размышлял посол.

Он знал, что их разговоры записываются, но с введением чрезвычайного положения дальняя связь с Колесницей была прервана. Так что все записи на инфокапсулах доставят дипломатические корабли. Когда еще их разберут и проанализируют! И будет ли это кто-то делать вообще!

– Так вот, дорогая Верджи. Неужели вы не верите в вашего супруга и его друзей? В то, что они спасут планету?

– Вы-то верите, что им удастся обезвредить Хронобомбу?

– Я? – Последовала очень даже ощутимая пауза. – Нет, в это я не верю.

Потом он подался вперед и пригласил Верджи сделать то же самое.

– Я не улечу с планеты, – сказал Гарве шепотом.

– Что? – уже по-настоящему изумилась Верджи.

– Я остаюсь на Лации до конца. Вы поняли?

Верджи медленно кивнула.

Посол вновь откинулся в кресле, улыбнулся с таким видом, будто решился сделать важное признание.

– Чудесное платье. Купили недавно? Я слышал, женщины сметают с прилавков наряды, надеясь напоследок пощеголять в шикарных платьях. Нет больше нужды копить на образование, загородную виллу или поездку на Острова Блаженных. Бери, что доступно… Так вот… – Гарве поднял руку, делая знак, что перебивать его не следует. – Я бы на вашем месте покупал совсем другие вещи.

– Саван? Погребальные носилки? – Верджи улыбнулась. – Думаю, все это мне ни к чему. Погребение будет бесплатным.

– У меня к вам просьба: больше ко мне не приходите! – неожиданно повысил голос Гарве. – Все, что мог и даже чего не мог, я уже сказал.

– Но я могу выбрать каторгу? – спросила она таким тоном, будто интересовалась: «Могу я купить вон то платьице»?

– Можете. Дипломатический корабль улетает через шесть дней. Если придете в крайнем случае послезавтра и напишете прошение о помиловании, вас переправят на Колесницу в цепях. Нравится перспектива?

– Не особенно, – призналась Верджи.

– Я бы на вашем месте поступил иначе. Я бы… – Гарве постучал пальцами по столешнице. – Я бы явился в посольство после.

* * *

Выйдя из посольства Колесницы Фаэтона, Верджи направилась пешком к рынкам Траяна. Она могла бы без труда взять мобиль для поездки – благо на вертикальных стоянках они висели гроздьями – в основном почему-то одноместные, как будто в условиях надвигающейся катастрофы жителям столицы предлагали разъединиться. Но Верджи неспешно шагала по тротуару – день был чудный, до назначенной встречи – масса времени. К тому же ей хотелось подумать. Хотя думать было в общем-то не о чем. Слово «после» было слишком уж понятным. Грядет катастрофа. Но не глобальная, не провал в какую-то там неведомую дыру, а такая, в которой вполне можно выжить. Вопрос в другом: почему посол сливал эту информацию изгнаннице? Из лучших побуждений? Или устраивал очередную дезу? Подавал Лацию надежду, которой у него на самом деле не было?

Еще издали Верджи заметила толпу у входа на рынок. Вигилы наводили порядок среди жаждущих проникнуть в торговые ряды. Толкотни не наблюдалось, как не было криков и ссор, наоборот, люди разговаривали почти весело, шутили, слышался смех, женщины демонстрировали друг другу рекламные голограммы нарядов и спорили о фасонах платьев. Очередь продвигалась довольно быстро. С отменой кредов и обесцениванием счетов расплатиться можно было только продуктовыми карточками. Многие женщины меняли масло или сахар на наряды и духи.

Верджи с минуту или две полюбовалась на толпу, прикидывая, стоит ли пытаться проникнуть внутрь, потом засмеялась, развернулась на каблуках и направилась к ближайшему кафе. Если не считать этой толпы у входа на рынок, то жизнь Нового Рима внешне ничуть не изменилась. Разве что офис турагентства, предлагавшего полеты на Острова Блаженных, был закрыт. «Извините, – значилось на табличке у двери, – полеты временно отменены». Какой-то остряк прилепил рядом мигающую голограммку-граффити: «До конца света».

Верджи вошла в кафе. Почти все столики были заняты, нашлось единственное место в дальнем углу, откуда не видно было улицы. Верджи отодвинула стул и села, небрежно опершись одной рукой о спинку стула и положив ногу на ногу. По головидео показывали берег моря. Пляж был полон людей. Голос за кадром сообщал, что, несмотря на введение чрезвычайного положения, скоростной поезд к Тирренскому морю отправляется каждый стандартный час. Что делать, когда осталось так мало времени? Остается только одно: жить не замечая смерти. То есть как мы всегда и живем.

Если бы Марк остался на планете, они бы тоже поехали на море и превратили последние дни в непрерывный медовый месяц. Мысль о Марке вызвала тупую боль и ощущение пустоты. Как будто Верджи оказалась внезапно на краю и вот-вот могла сорваться вниз, в никуда. Он обещал вернуться. Сдержит ли он слово или обманет? Глупый вопрос. Что бы он ни выбрал – боль будет почти невыносима. Не вернется, останется жив – отравит ядом предательства ее чувства. Вернется – значит, погибнет вместе со всеми. Верджи не знала, о чем думать больнее.

А ведь она почти сбежала вместе с ним. Вещи были собраны, приготовлен легкий защитный комбинезон и баллон с кислородом – на случай, если Марк не сразу извлечет ее из ящика андроида. Она вышла в атрий – оставить в домовом компьютере сообщение управляющему и краткие распоряжения. И в этот момент приехала Лери.

«Знаешь, я решила, что должна в этот час побыть с тобой, – сказала красавица-золовка. – Давай выпьем кофе и немного поболтаем на террасе».

Сказать «нет» у Верджи не повернулся язык.

«Давай», – ответила она и вызвала андроида с кухни.

Женщины уселись на террасе, Лери заняла кресло, в котором обычно сидел Марк.

«Это только на первый взгляд запрет консула кажется таким чудовищным, – сказала Лери. – Мы должны верить в победу, как всегда верили римляне. Мы не можем проиграть, даже если первый удар выглядит как катастрофа. Эта экспедиция – не попытка спастись бегством, а именно – путь к победе».

«Кто тебя прислал? – спросила Верджи охрипшим голосом. – Кто? Герод Аттик?»

«Консул, – Лери взяла чашечку из рук андроида, сделала глоток. – У каждого бывают минуты слабости и неверия. И в такую минуту надо, чтобы рядом кто-то был».

«А если я сейчас встану и уйду?» – спросила Верджи.

«Значит, ты готова отдать за три месяца всю свою будущую жизнь. Свою и Марка».

«У нас нет будущей жизни».

«Есть».

Верджи вскочила, будто собираясь бежать, но тут же поняла, что никуда не поедет: тайный план Марка раскрыт, ее попросту остановят на космодроме. Она только опозорит его и себя. Тогда она разрыдалась, горько, по-детски, неожиданно для себя самой, она-то считала, что давно разучилась плакать. Лери кинулась к ней. Так они стояли, обнявшись, пока не позвонил Марк…

– Кофе за счет заведения, домна, – мужчина средних лет в идеально белой рубашке и черных узких брюках поставил на стеклянный столик изящную фарфоровую чашку. – Кого-нибудь ждете?

– Что?..– Верджи очнулась. – Да, жду… Но этот человек будет пить что-нибудь покрепче кофе.

Хозяин понял намек и отошел, окинув плотоядным взглядом изящную фигурку молодой женщины. Теперь все жаждут предаться Венериным удовольствиям. На всякий случай Верджи коснулась золотого браслета на левой руке. Крошечный индикатор вспыхнул зеленым и тут же погас – батарея парализатора была полностью заряжена.

Лучше всего запереться в подвалах «Итаки» и не выходить. Но интуиция подсказывала Верджи – этот путь ложный.

Она успела сделать глоток, когда напротив нее плюхнулся крепко сбитый человек в летнем костюме. Гражданская одежда не могла никого обмануть: этот парень мог быть только военным или вигилом.

– Главк, – сказала Верджи, глядя куда-то мимо префекта неспящих. – Кажется, вы следите за спросом в магазинах? Это правда, что женщины как сумасшедшие кинулись покупать тряпки и украшения?

– Сущая правда, – улыбнулся вигил.

– А саваны и гробы? Благовония для храмов? Жертвенники?

– Тут продажи возросли, но ненамного. Учтите, оплачивается все продуктовыми талонами. Кто отдаст хлеб в обмен на саван?

– Думаю, таких людей не так уж мало, – Верджи горько улыбнулась. – Надо сделать одну вещь… проверить… что закупает посольство Колесницы. Они расплачиваются межгалактическими облигациями.

– Колесничие эвакуируются, закупают тару, упаковочный материал, изоляционную пену.

– Проверьте внимательно, Главк. Очень внимательно. Посол сказал мне одну странную вещь. Якобы он остается на Лации до конца. Вас это не удивляет? Почему он не собирается покидать планету? Хотя… его сын погиб пять лет назад, жена умерла год назад. Может быть, он в самом деле хочет умереть?

– Странное заявление, – Главк покачал головой. – Есть другие соображения, кроме самоубийства?

– Пока не знаю. Но подозреваю, что он – скрытый враг Колесницы. Странно, да… Великая могучая империя. А предают ее чаще, чем Лаций и даже Неронию.

– Почему вы думаете, что он – предатель? У вас есть основания?

– Основания есть у графа Гарве. Его единственный сын погиб во время одной идиотской операции. Я никогда не видела, чтобы кто-то так любил своего сына, как он. Даже мой отец… – голос Верджи дрогнул. – Даже мой отец не любил моих братьев так. На Колеснице почему-то думают, что потерять отца или сына на полях сражений – великая радость. И, что самое странное, немало несчастных, кто повторяет этот бред вполне искренне. Но мне почему-то кажется, что Гарве не из их числа. Разумеется, никогда прежде он ни о чем таком не заикался, иначе его не отправили бы на Лаций послом.

– Значит, он вам намекнул, что остается? – уточнил Главк.

– Он не намекал, он сказал об этом открытым текстом. Намекнул он на что-то другое. – Верджи вытащила из сумки игрушку. – Он подарил мне ящерицу-анимашку. Сказал, что для моего племянника. На что он намекал? А?

– Я могу ее взять? – Главк полагал, что внутри скорее всего записана информация.

– Берите. До введения чрезвычайного положения она стоила два креда. Посол купил ее накануне.

Внезапно коммик Главка разразился истошным сигналом.

– В чем дело?

– Беспорядки на форуме, – сказал Главк, поднимаясь. – Кто-то пустил слух, что патриции покидают планету тайком.

– А это не так?

– Это не так, – отрезал префект вигилов.

Она смотрела ему вслед. Верджи не сказала префекту главного. Не передала последнюю фразу – о том, что посол приглашал ее зайти в посольство «после». Уж слишком все это звучало невероятно. И почему, даже если Лаций уцелеет после взрыва хронобомбы, Верджи должна являться к послу Колесницы?

* * *

Последняя станция Звездного экспресса, островок цивилизации. Здесь экспедиция Марка задержится для перегрузки топлива и оборудования с прилетевшего следом за эсминцем грузовика. А дальше – полет в тупиковом канале и встреча с враждебно настроенным окраинным миром. Все рассчитано по минутам, пока что они не отстают от графика.

– Эмилий Павел, совершенный муж! Прибыл в ваше распоряжение!

Молодой человек в форме военного трибуна космических легионеров взмахнул рукой, приветствуя Марка.

– Давно на станции? – спросил Корвин.

– Сорок два стандартных часа.

– Вас кто-то сопровождает?

– Я прибыл один.

Павел был высок, широкоплеч, с длинными обезьяньими руками. Загорелое до черноты лицо и очень светлые, какие-то белые глаза. На своего отца, которого Корвин помнил по Фатуму, молодой офицер походил мало. По всей видимости, парень прошел биокоррекцию, хотя подобное у патрициев было не в чести.

Марк не стал выяснять, где провел сорок два часа военный трибун, просто сказал:

– Приступайте к своим обязанностям. Вас ждут ваши подчиненные. Десять легионеров.

– Не слишком большое соединение.

– Каждый из них стоит пяти, – заверил Корвин.

* * *

Сулла развалился на койке в своей каюте. Лежал с закрытыми глазами и что-то мурлыкал, какую-то одну музыкальную фразу, как будто пытался вспомнить продолжение, но никак не мог.

Белка лежала рядом, тоже с закрытыми глазами. Через нейрошунт она была присоединена к Галанету и сейчас бродила в информационных порталах, выискивая информацию по окраинным мирам, пропавшим кораблям и катастрофам невнятной этиологии. Иногда Сулла завидовал этой способности плебеев получать новую информацию. В конце концов, технические новинки уравняют плебеев и патрициев. Если, конечно, Лаций уцелеет.

Оба они были нагими и укрыты пестрым пледом, имитирующим леопардовую шкуру.

Внезапно Сулла перестал мурлыкать и сказал:

– Посмотри, чьи акции котируются выше. Каких концернов?

– Хочешь малость поиграть на бирже? – хмыкнула Белка.

– Да так… Пришла в голову одна мыслишка.

На то, чтобы выяснить курсы акций, понадобилось минут десять.

– Представь, нам стоит скупить акции Колесницы, – объявила Белка. – Если мы не хотим на старости лет остаться нищими.

Она хмыкнула: с некоторых пор слово «старость» сделалось кощунственным.

– Я бы предпочел акции Неронии. Как-то эта гедонистическая реконструкция мне ближе по духу. – Сулла на миг задумался. – Если Лаций исчезнет, Колесница и Нерония тут же сцепятся друг с другом.

– Ты ставишь на Неронию?

– Именно.

– Почему?

– Нерония мне больше нравится.

– Тогда скупай акции Неронии, а я займусь биржевыми индексами компаний Колесницы.

– Отличный план, но есть одна загвоздка.

– Какая?

– На моем счету осталось всего двести двадцать пять кредов – покидая Лаций, я продал карточки в обмен на облигации неров. Но, как видишь, получил не так много.

– У меня чуть больше сорока, – призналась Белка. – Я почти все свои карточки подарила.

– Как же ты собиралась скупать акции?

– Если честно, то не знаю.

– Значит, нас ждет нищая старость.

Они расхохотались одновременно.

* * *

Пока оборудование перегружали, следователь Марк решил в последний раз прогуляться по развлекательным заведениям станции. Он даже не знал, хотелось ли ему веселиться. Надраться до чертиков и все забыть. Сбежать с корабля, тайком вернуться на Лаций, спасти Верджи, Лери и ее малыша… Друза… Кого еще? Список можно продолжать до бесконечности. В общем, всех, кого сумеет, и удрать на планету Венеция. Или на Острова Блаженных. И плевать на все. На проклятое слово «долг» плевать. Но он знал, что так не поступит. Просто не может так поступить. И это «не может» вызывало бешеную ярость и отчаяние.

Марк заказал бокал фалерна и уселся за столик в полутемном баре. Смаковал дорогое вино и поверх бокала наблюдал за жующими и пьющими. Вокруг смеялись, о чем-то спорили. В углу целовались – он видел блик на голой розовой коленке девушки. Человек пять за соседним столиком отмечали, похоже, день рождения. Именинник опрокидывал рюмку за рюмкой и ложкой черпал из хрустального корытца черную икру. Время от времени он вставал и, прижимая руки к груди, театрально раскланивался. Похоже, никого на пересадочной станции не волновало, что пройдет совсем немного времени, и Лаций исчезнет. Никто не обращал внимания на человека в лацийской форме префекта, хотя известно, что эта планета существует последние недели и дни. Или они не знают? Или такова природа человека – двуногому без перьев глубоко плевать, что рядом кто-то умирает. Его волнует лишь собственная жизнь, жизнь близких и дорогих ему людей. Живые идут дальше. Тридцать миллиардов идут дальше, в то время как три миллиарда жителей Лация умрут. И что? В самом деле, в этот день, который ты оставляешь за собой, один миллион умрет. Тебя это волнует? Ведь нет же, нет… Миллион чужаков значат меньше, чем тот, единственный, кого ты любишь.

Верджи.

Мысли были тягучие, как вино. Похоже, Марк захмелел.

– Могли бы вы уделить мне полчаса для приватной беседы?

Корвин повернул голову. За его столик уселся холеный тип в черной форме неронийского офицера, подтянутый, с отличной выправкой, невысокого роста, похожий на мальчишку, хотя сразу было видно, что человек этот далеко не молод.

– Антонио Брунелли, член Совета Пятисот, – представился человек с Неронии.

«Я бы страдал, если бы Нерония погибала? – спросил себя Марк. – Не знаю. Но я за нее сражался… Смешно».

– Не могу сказать, что я рад! – Марк сделал неопределенный жест. – Хотите немного позлорадствовать? – Он подивился, как нелепо стали растягиваться слова, будто их выговаривали чужие губы.

«Я так захмелел?» – сам себя спросил Марк.

За головой Брунелли металлическим нимбом поблескивал круг иллюминатора станции. Голограммного экрана в окне не было, яркие звезды вспыхивали неоном на черном небе. Космическое захолустье во всей красе.

– Ничуть. Я слышал о хронобомбе, которую вы подцепили, как дурную болезнь, почти ниоткуда, – нер полагал, что игривый тон подходит для данной беседы лучше всего.

Корвин был иного мнения.

– Почему вы решили, что я буду обсуждать с вами этот вопрос? – Марк подумал, что недавние мысли должны были показаться человеку с Неронии смешными, и это его разозлило.

– К сожалению, вы видите во мне врага, – констатировал Брунелли. – Но я уверен, что сейчас Нерония и Лаций союзники.

– Уже заключено соглашение? – спросил Корвин. – Официальное?

– Официально – нет. И это в принципе неважно. Настало время импровизаций.

Марк усмехнулся:

– Нелепо проверять ваши данные по Галанету – вы же там все уже подчистили, не так ли?

– Я – действительно Антонио Брунелли, член Совета Пятисот! – Нер протянул руку, демонстрируя голотатушку на запястье.

– Откуда я знаю, что означает этот знак?! – пожал плечами Корвин. – Вы – мастера мистификаций. Говорите «нет», когда хотите сказать «да». И ваши браво не носят никаких знаков, хотя весь остальной мир считает иначе.

– Я – не браво.

– Может быть, да, а может быть, и нет. Ну хорошо, я сделаю вид, что вам верю.

– Отныне мы союзники, совершенный муж, – доверительно шепнул Брунелли. – Наши корабли – и не только анималы – тоже пропадали бесследно. Просто исчезали – и все.

– Что вы хотите от меня? Информацию? У меня ничего нет. Ни единого бита. Впрочем, то, что у меня нет информации, – тоже информация. Если, конечно, я не лгу. Но этого как раз я вам не скажу. Так ч-что с-сами решайте, лгу я или нет! – У Марка уже вовсю заплетался язык.

– Вы не лжете. У вас абсолютно ничего нет. Кроме смутных подозрений и случая на Крайней Фуле три года назад. Вы рассчитываете выжать максимум возможного из минимума доступного. Я собрал немало информации о секторе, в котором происходило сражение ваших кораблей с нашими анималами. Это сектор Красного гиганта. Хочу, чтобы вы взяли меня с собой.

– Вы мне не нужны! – мотнул головой Корвин. – Сами посудите, зачем мне брать с собой шпиона?

– Дело сложное. У вас времени мало. И вы ни с чем подобным еще не сталкивались. Вы не знаете, что три года назад анималам был отдан строжайший приказ: не вступать в контакт с вашим флотом. Отступать. Не провоцировать конфликт. То, что анимал способен удрать из любой точки пространства, пользуясь мысленным переносом, вам известно на личном опыте, не так ли?

Марку ничего не оставалось, как кивнуть.

– Так что теперь у вас должен сам собою возникнуть вопрос: почему живые корабли, вместо того чтобы уклониться от контакта в этой никому не интересной дыре, вступили в сражение? – Нер понизил голос и наклонился к самому уху Корвина: – Память предков вам не поможет.

– Вы – агент, посланный сорвать нашу экспедицию, – выдвинул свою версию Корвин.

Спору нет, Лаций иногда заключал союз с Неронией. Но в данном случае Марк предпочел бы этого не делать.

– Вы еще не знаете последних новостей.

– И каковы же они?

Неужели Лация больше нет? Сердце Корвина замерло, потом заколотилось как сумасшедшее.

– В секторе Неронии найдено несколько пропавших анималов. Все корабли мертвы и безжалостно изувечены. Разорваны на куски. Где-то идет скрытая война. Против вашего и нашего мира. У нас общий враг. В памяти одного из живых кораблей сохранилась информация.

– Я видел головидео в Галанете, – поспешно сказал Марк.

– Прокол в гипер, не так ли? Черная воронка. Представляете, что произойдет с планетой, если рядом устроить такой прокол? Рядом по космическим меркам. Например, на расстоянии примерно в несколько десятков тысяч километров над поверхностью?

Корвин изучающе оглядел нера в форме космической гвардии – элитных войск, в которых служат уроженцы гедонистической планеты. Обычно неры избегают военной службы, предпочитая использовать наемников с колоний как из своего мира, так и из чужих реконструкций. Этот тип, несомненно, был добровольцем. Один их немногих, кто служит ради идеи. Фанатик гедонизма – звучит неплохо.

Марк усмехнулся.

– Мы летели сюда в форсированном режиме, – сказал префект, – а как вы могли сюда попасть за столь короткий срок? Не подскажете, Брунелли?

– Я сюда не попадал. Я здесь нахожусь довольно давно.

– Еще скажите, что вы действуете по собственной инициативе, – Корвин недоверчиво покачал головой.

– Нет, разумеется. Со мной связались, сообщили о вашем прибытии и предложили присоединиться к экспедиции. Это все, что Нерония может сейчас предпринять ради спасения Лация.

– Какая щедрость! Вы просто хотите втереться ко мне в доверие, а потом уничтожить нашу экспедицию – вот моя версия. Не получится! – Корвин повел пальцем из стороны в сторону перед носом Брунелли.

Тот остался невозмутим.

– Глупо. Вашу экспедицию при желании уничтожить достаточно просто – загнать в тупиковый канал вслед за вами десяток транспортников. Канал слабенький, наступит перегрузка, и вы будете тащиться до места назначения полгода. Все время, отпущенное на решение проблемы, выйдет. Не так ли?

– Вы мне угрожаете? – Корвин поднялся. Ноги противно подгибались. Префекту пришлось опереться о край стола.

Брунелли остался сидеть с невозмутимым видом. Марку показалось, что нер едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– Ни в коей мере, – голос Брунелли зазвучал вкрадчиво. – Просто объясняю, что ваши подозрения бессмысленны. И как вы уязвимы. Вам нужна охрана, о которой вы не позаботились.

– А кто помешает сделать подобный трюк, когда я приму вас на борт?

– Анималы Неронии, они прибудут в этот сектор через два стандартных часа и займутся охраной входа в портал. У вас ведь нет под рукой хорошего фрегата, не так ли, префект Корвин?

– Звездный экспресс и порталы охраняет корпорация Женева…

– Не сейчас.

Марк понял, что в данной ситуации лацийцы выглядели идиотами. Ну да, они просто не успевали прислать солидный корабль для охраны портала, эсминец, грузовик и катера сопровождения примчались сюда лишь благодаря своим малым размерам и практически полному отсутствию вооружения. Анималы перемещаются гораздо быстрее. И флот Неронии был ближе. Несколько катеров могли защитить канал от нападения пиратов, но не от живого корабля. Да, сейчас глупо надеяться на прежние договоры. Кого теперь волнует, что перекрывать входы в порталы, уходящие от кольца, запрещено! Нельзя рассчитывать на старые правила и законы, если вот-вот один из самых могущественных миров перестанет существовать. Экономический кризис уже начался, но, когда Лаций провалится в дыру гипера, уцелевшие примутся за дележ остатков. Вспыхнут локальные войны, единый мир тут же распадется на несколько островов, чтобы собраться много лет спустя в совершенно иной конфигурации. Корвин увидел это так отчетливо, что почудилось ему – заговорил голос предков. Но нет, то было его собственное прозрение.

– Наш корабль и так перегружен. Один лишний человек – замедление полета на день или два. А мы, как вы уже знаете, торопимся, – стал отговариваться Корвин, понимая, что вынужден будет уступить. Во всяком случае, он вновь опустился на стул.

– Вы можете взять на одного андроида меньше. Вес тот же. Пищевые таблетки весят немного, а вода проходит круг регенерации.

– Вы хотите первыми добраться до таинственного оружия и завладеть им.

Корвин ожидал, что нер начнет отпираться. Но тот и не подумал.

– Возможно, это будет следующий шаг. Но пока главное для нас – обезвредить оружие, природы которого мы не знаем. Понять, как можно остановить механизм. Никто не застрахован от повторения… – Нер запнулся, подбирая нужное слово: – …Инцидента. Вопрос, кто продержится дольше на пару дней, не имеет значения.

«Парень темнит, – раздался голос предков. – Но, думаю, помощь он предлагает искренне. Если посудить, ты им не очень-то нужен. На Крайнюю Фулу они могли отправиться без тебя и прибыть туда раньше, а канал заблокировать».

– Сообщите мне что-то такое, чего я не знаю.

– Хорошо. В памяти погибшего анимала уцелела еще одна запись.

Брунелли пододвинул к себе стоявший в углу голопроектор, вставил инфашку. Перед глазами Марка развернулась знакомая картина: пять лацийских кораблей против трех анималов. Запись велась с одного из живых кораблей. Бой (а вернее, уничтожение лацийских звездолетов) длился не более десяти минут. В этот раз в конце не было никакого взрыва. Все три анимала уцелели, зато от лацийских кораблей остались обломки. «Марк Валерий Корвин», – прочел Марк на проплывшем мимо осколке. Тот же самый крейсер. Его уничтожили снова. И опять – вдали, смутный силуэт. Не планета, нет, чей-то корабль… И все же эпизод был другой.

– Этот бой происходил раньше того, что можно увидеть в Галанете? – Марк облизнул губы и вновь потянулся к бокалу, но передумал и отдернул руку.

– Да, примерно за год до того, – подтвердил Брунелли.

– Я могу взять запись себе?

– Если мы договорились.

«Силуэт корабля, – шепнул голос предков. – Здесь он гораздо четче. Его можно идентифицировать».

«Было глупо бросать пять лацийских кораблей в бой с тремя анималами, они были обречены», – не унимался голос предков.

«А кто их бросил – вот в чем вопрос!» «Заткнитесь! – мысленно воскликнул Марк. – Вы же мешаете! Я понял, все понял, а вы меня сбили!» «Не стоило налегать на фалерн…» «Молчать!» – Он стиснул голову руками.

– У меня есть еще одно соблазнительное предложение. По вашему профилю непосредственно, – добавил нер.

– Расследование убийства? – глухо спросил Марк.

Брунелли кивнул:

– Убийство произошло не здесь. На Неронии. Но я уверен, это как-то связано с нашим делом.

Корвин ненатурально расхохотался. Взмахнул рукой, неловко смахнул со стола бокал с недопитым вином.

– Я не полечу на Неронию искать преступника… Знаете, мне сейчас не до этого как-то.

– Я и не предлагаю, – мягко отвечал Брунелли. – Вы будете вести расследование на расстоянии. Сначала выслушайте меня. Это займет всего несколько минут. Убитый – Роберт Дэвис, сорока трех лет, бывший десантник, ныне в отставке по инвалидности. И… – Брунелли сделал паузу.

– И… – дурачась, подхватил Марк.

– Он воевал на Фатуме. Именно тогда, когда пропали ваши легионеры. Кажется, тело одного из них вы недавно обнаружили.

– Мы никого не находили и… – попытался отпереться Марк.

– Я знаю, вы засекретили информацию. Но это именно так – вы нашли тело Эмилия Павла.

«Орк! – мысленно выругался Корвин. – Ну конечно! Этот парень встретил на станции военного трибуна, подпоил его или вколол что-то и выудил нужную инфу… но откуда он мог знать, что именно Эмилий Павел владеет этой информацией? Впрочем, плевать… неронийские шпионы – одни из самых лучших. Зато наши – полное дерьмо».

– Допустим, вы сверили факты. О том, что Эмилий Павел погиб на Фатуме, вам известно, в этом нет ничего секретного. Теперь убили Дэвиса. Что в этом загадочного? – Марк постарался изобразить недоумение.

– В совпадениях. Убийство происходит как раз в тот момент, когда в секторе Неронии находят останки пропавших анималов. Китеж теряет свой планетоид, а вы находите катер с мертвым пилотом, которого убили много лет назад.

– Вы передадите мне информацию по делу об убийстве Роберта Дэвиса?

– Непременно. Все, что имею.

– И пошлете запросы на Неронию? Если понадобится?

– Конечно. Правда, мы не успеем получить ответы.

– Получим на обратном пути.

– Все, что вы захотите узнать, вы узнаете. И даже то, что знать не хотите.

– Хорошо, вы полетите со мной. Но учтите, на эсминце, как и на планете, у вас не будет свободы действий. Вы не сможете взять с собой оружие. Согласны на эти условия? – Корвин подозвал жестом официанта-андроида и заказал еще бокал.

– Мне все понятно. Только на вашем месте, Корвин… я бы либо доверился чужаку, либо не брал его вовсе.

Марк пропустил слова нера мимо ушей. Вернее, сделал вид, что пропустил.

– И еще одно условие. Последнее и самое важное! – Корвин поднял палец. – Вы будете мне советовать, но не указывать. Форму вашу оставьте на станции. Переоденьтесь во что-нибудь нейтральное.

– Вы не хотите говорить остальным, что везете с собой нера?

– Сообщу о вашем присутствии кому сочту нужным. Кому именно – вам знать необязательно. Отныне вы – житель колонии, отсюда ваш акцент и манеры. Кстати, как я вас должен представить? Не как Брунелли, разумеется. Придумайте себе какое-нибудь имя. И не забудьте на него откликаться.

– Карл Реджер. Подойдет?

– Вполне. Вы с Психеи или с Петры?

– С Островов Блаженных.

– Я представлю вас как еще одного специалиста по окраинным мирам, якобы вы облазили все закоулки, пытаясь отыскать на окраинах следы присутствия чужих, – Марк подмигнул собеседнику как истинный заговорщик.

Реджер едва заметно напрягся, и тогда Корвин догадался, что попал в самую точку, что самозваный помощник был в самом деле специалистом по чужим.

«Опаньки, приехали!» – воскликнул в мозгу Марка какой-то очень древний предок, потому что ни он сам, ни его отец и дед никогда так не выражались.

Корвин поднялся, аккуратно положил в нагрудный карман полученную инфашку в футляре, после чего, пошатываясь, вышел из бара. Но направился не на корабль, а в дипломатический сектор пересадочной станции.

Клерк, скучавший в стеклянной кабинке, с удивлением уставился на молодого человека в форме префекта Лация, который, пошатываясь, тыкал пальцем в коммуникатор кабинки.

– Я нетрезв, но это неважно, – пробормотал Корвин, заметив усмешку на губах клерка, которая, к слову сказать, тут же исчезла. – Я полномочный посол планеты Лаций. – Перед глазами клерка возникла пурпурная голограмма, украшенная золотым орлом. – Мне нужны сообщения, которые прошли по открытым каналам три года назад. Розыск преступника с требованием не давать ему приюта ни в одном из миров.

– Три года назад? – переспросил клерк.

– Плюс еще полгода, – кивнул Марк. – Пришлите информацию мне на открытый канал. Это важно и сверхсрочно. Не отговаривайтесь занятостью. Вы поняли?

Клерк вежливо наклонил голову:

– Из какого мира вы ищете преступника?

– Из любого! Помните: запрос на всегалактический розыск и отказ в убежище!

– Таких запросов не так уж и мало за полгода…

– Пришлите мне все!

* * *

– Марк!

Корвин повернул голову. Она была как чугун. Чужая. Неподъемная. Ну надо же так нажраться фалерном. Идиот! На пороге каюты кто-то стоял, кажется, Сулла. Сколько же Марк проспал? Час? Два? Впрочем, неважно.

– Что? Погрузка закончена? Можно лететь? – Корвин отыскал пластырь-релаксант в аптечке и прилепил на руку.

Картинка тут же начала проясняться. Ну да, это Сулла. И вид у него, как бы это сказать, странный… Тоже перебрал фалерна?

– Почти закончена… Правда, возле станции теперь торчит троица анималов. Если они нас не пропустят…

– Они нас пропустят, – заверил Корвин. – Что-нибудь еще?

Сулла замялся:

– Белка сбежала.

– Как сбежала? Куда?

– На пассажирском лайнере.

– Чьем?

– Формально – Звездного экспресса, что подряжаются для всех перевозить грузы и пассажиров. Нейтральный борт. Берет любого. Лишь бы платил креды.

– Ты идиот… – простонал Корвин. – Совсем затрахал девчонку.

– Она говорила, что ей нравится.

– Идиот, – повторил Корвин.

Сулла плюхнулся в кресло и закрыл дверь. В каюте царил полумрак – горел лишь тусклый матовый плафон под потолком. Сулла сидел опустив голову.

– Откуда у нее креды на билет? – спросил Корвин.

– Я занял немного у одного, у другого… всего пять сотен.

– Зачем?

– Была одна идейка.

– И отдал девчонке?

Сулла пожал плечами, давая понять, что вопрос излишний.

– Что будем делать? – спросил Сулла.

– Она что-нибудь взяла с собой?

– Только личные вещи. Ну и деньги.

– А, ну да… И всю инфу, которую удалось добыть. Ладно, все, что мы состряпали, будут расхлебывать другие. Отправь по закрытому каналу сообщение Героду. Надеюсь, у него найдется агент если не на самом лайнере, то хотя бы на следующей станции Экспресса, чтобы перехватить девчонку.

– Знаешь, у меня есть на редкость правдоподобное объяснение. Никакой она не агент. Просто испугалась и решила поселиться на безопасной планете.

– У нее есть на это средства?

– У нее есть билет, молодость и университетское образование.

– Ты ее выгораживаешь или в самом деле так считаешь?

В ответ Сулла пожал плечами.

– Ладно, обойдемся без девчонки, я тут на станции встретил одного специалиста по окраинным мирам. Он полетит с нами. Карл Реджер… Кстати, ты уверен, что Белка сбежала? Может быть, ее похитили? Капитан! – вызвал Корвин по внутренней связи Сульпиция Сира. – Поищи сканером маячок Деборы Кальв. Она где-то на станции, ты ее засечешь.

– Она села на лайнер…

– Посмотрим-посмотрим, – промурлыкал Марк – голова прояснилась.

Теперь Марк был уверен, что Белка со станции не улетала.

Сулла кинулся вон из каюты. Марк блаженно вытянулся на койке. Но насладиться покоем ему удалось лишь минут десять, после чего раздался вызов внутренней связи:

– Ты был прав! – сообщил капитан. – Она здесь, на станции! В районе складов. На вызов не откликается. Но маячок в норме.

– Ну так пусть Эмилий Павел и его ребята отыщут ее.

– Охрана станции запрещает нашим ребятам проходить в складскую зону.

Марк нахмурился.

Потом вызвал по комустройству Карла Реджера:

– Реджер!

– Я через десять минут приду на корабль…

– Отставить. Нужно провернуть одно дело на станции. У меня похитили члена экспедиции, Дебору Кальв, специалиста по окраинным мирам. Сканер сообщает, что она на складах. Моих легионеров станционная охрана туда не пускает. Говорят, у тебя есть знакомства среди начальства этого гадючника. Можешь подсуетиться?

Поскольку неры разместили вблизи станции трех анималов, было глупо полагать, что Реджеру может в чем-то отказать местное начальство.

– Конечно! – радостно подтвердил фальшивый Реджер. – Считай, что разрешение у вас уже есть. Твои ребята могут отправляться.

– Будь добр, сначала прибудь на корабль.

Марк предпочел бы иметь нера подле себя в момент операции по освобождению.

– Через десять минут буду!

Обещание нерониец сдержал. Прибыл через десять минут, а еще через пять начальник пересадочной станции сообщил, что лацийские легионеры могут пройти на склады.

«Все это очень напоминает ловушку», – шепнул голос предков.

«Это не ловушка. Это глупая интрижка».

Еще через полчаса плачущую Белку доставили на борт. Никто не оказывал сопротивления, никто не пытался даже помешать: девушку нашли в одном из контейнеров, связанную, с расцарапанной щекой и синяком под глазом. И еще она лишилась комбраслета, легкого парализатора и всех кредов, которые Сулла занял у кого только мог. Если верить рассказу Белки, двое станционников – этих ублюдков-призраков, что живут на станциях годами, прячась в служебных помещениях и на складах, подкараулили Белку в одном из переходов, избили, отобрали деньги и вещи и связали. Рассказ выглядел правдоподобно. За исключением одного – почему на корабле не прозвучал сигнал тревоги, когда злоумышленники сорвали с руки девушки браслет? Ответ был прост: Белка заблокировала коммик, чтобы ей не помешали сесть на пассажирский лайнер.

На всякий случай Марк велел просканировать девчонку, но ничего не удалось найти – ни подозрительных жучков, ни устройств, вживленных под кожу или в мышцы. Похоже, если какая-то опасность и была, то она таилась у девчонки в мозгу. Рассказывать о причине побега она категорически отказалась, только всхлипывала и мотала головой.

– Не расстраивайся, – Марк похлопал девушку по руке. – Никто тебя ни в чем не обвиняет. Я пришлю к тебе Суллу, пусть он тебя утешит.

– Нет! – закричала Белка. – Нет! Ни за что! Не желаю видеть этого насильника!

Примерно что-то подобное он и предполагал.

Глава 6 Окраинные миры

Дальнейший полет по боковому коридору гипера был рутинным и очень скучным.

У всех членов экипажа были задания, но никто ничем практически не занимался. Собирались в кают-компании, травили байки или отсиживались в своих каютах, погружаясь в виртуалку. Карл Реджер оказался приятным собеседником. Зато Эмилий Павел был человеком сумрачным и неразговорчивым. Его мрачность временами граничила с хамством, с первых минут военный трибун дал понять, что не собирается немедленно делиться воспоминаниями из своей генетической сокровищницы. Единственное, что он подтвердил, так это то, что помнит памятью предков о Крайней Фуле, базе на соседней планете и о секторе Красного гиганта. Но воспоминания озвучит «на месте», то есть сам будет решать – стоит ли сообщать информацию префекту по особо важным делам или нет.

Сулла как всегда говорил пошлости, острил, но порой запирался в своей каюте и часами не выходил. Корвин нарочно проверил его каналы – Сулла не пытался при этом ни с кем связаться по дальней связи или бродить по Галанету. Корвин даже стал подозревать, что причина подобной меланхолии – странное поведение Белки. Дело в том, что после похищения Белка потребовала себе отдельную каюту и у Суллы больше не появлялась. Более того – она яростно пресекала все попытки со стороны Суллы хотя бы поболтать, не то что поцеловаться. Чем сильнее она его отталкивала, тем настойчивее делался Сулла. Но все его усилия ни к чему не приводили. Однажды он даже попытался вломиться в каюту к девчонке силой, но Эмилий Павел мигом успокоил бузотера и посадил под арест в собственной каюте.

Когда Марк заглянул к своему помощнику, тот был пьян, плакал горючими слезами и говорил, что девчонку обработали гипнобластером.

– Она видеть меня не хочет. Когда я до нее дотрагиваюсь, она съеживается, как будто я слизняк или жаба.

– Разве не ты сам в этом виноват?

– Я? – Сулла хотел продолжить, но Марк предостерегающе поднял руку:

– Ты выдумал историю, будто твой дед изнасиловал мать этой девочки.

– Но дед в самом деле…

– Да, он преступник, а ты помнишь все его «подвиги». Но та девочка – вовсе не мать Деборы Кальв. Ты соврал Белке, утверждая, что влюбился в нее только из-за этого совпадения.

– Откуда ты знаешь, что я ей сказал?!

– Сложил два и два, получилось четыре. Она обозвала тебя насильником и отказывается видеть, ты собрал деньги, перепрограммировал ее комбраслет, а потом «открыл правду» о своих чувствах. Ты попросту захотел, чтобы она сбежала и спаслась, для чего угостил ее коктейлем из правды и выдумки. Будто бы в твоей генетической памяти сохранился образ ее матери, когда та была еще девчонкой. Удар получился таким сильным, что малышка пустилась в бега. Так все было?

Сулла кивнул:

– Да, все так… Только я забыл про призраков-стан-ционников. Даже сотня-другая кредов – соблазнительная добыча для этих пауков.

– Зачем ты это сделал?

– На Крайней Фуле люди мрут как мухи и практически не рожают детей.

– Я знаю. Видел отчеты. Мы все рискуем. И мы все хотим спасти тех, кого любим.

– Что мне делать? – спросил Сулла.

– Я поговорю с Белкой и скажу… – Марк сделал паузу. – Я скажу ей правду. Что ты всего-навсего хотел ее спасти. И что даже благородные поступки в твоем исполнении выглядят как подлость.

– Спасибо… Знаешь, я после старта тайком забрался в твою каюту и обыскал ее. Думал, ты все же вывез с планеты Верджи. Оказалось, что нет. Ты меня удивил. Я-то был уверен…

Сулла вопросительно глянул на Корвина. Видимо, ожидал ответного признания.

– У меня есть версия… – добавил Сулла.

– Не стоит ее озвучивать, – оборвал его Марк.

* * *

Реджер явился в каюту Корвина условным утром.

Префект лежал на койке, заложив руки за голову. Стереосистема исполняла что-то из классики. На столике и кровати валялись растрепанные пачки распечаток. Судя по всему, дело Дэвиса префект Корвин изучил основательно.

– Я просмотрел ваши материалы по этому делу, – Марк сбросил с одеяла пачку распечаток. – Странно, что Дэвисом занялись так поздно. Он завалил порталы Галанета своими рассказами о контакте с чужими.

– Мало ли подобных сообщений, особенно если у бывшего военного поехал Капитолий, – кажется, так говорят на Лации, – заметил Реджер.

– Но вам хорошо было известно, что какой-то контакт был. Неопознанный корабль, непонятной природы взрыв. Эти сообщения не подвергались сомнению.

– Можно подумать, ваша космическая разведка придала значение этому эпизоду! – съязвил Реджер-Брунелли.

– Мы решили, что это замаскированный корабль-разведчик, – выдал первую попавшуюся версию Корвин. Что на самом деле решили службы разведки, он не имел представления.

Скорее всего, ведомство Герода Аттика даже не разработало подходящей версии.

– Мы считали, что личного контакта не было. Но если поверить Дэвису… если поверить, – повторил Марк, – что это не бред, то на Фатуме земные колонии в самом деле в первый раз столкнулись с чужим разумом. Одно меня смущает… Роберт Дэвис утверждал, что у него брали какие-то образцы тканей. Якобы над ним проводились медицинские опыты. Так вот… почти все психи, что болтают о контактах с пришельцами, непременно расскажут вам, как злобные чужаки занимались с ними сексом и брали образцы тканей.

– Дэвис был тяжело ранен. Его нашли через три дня после стычки. Все раны оказались обработаны и заклеены искусственной кожей. Сам он накачан лекарствами.

– Вполне земными, стоит уточнить, – усмехнулся Марк, ткнув в один из листков распечатанного текста. – Как вы думаете, много ли чужие понимают в нашей медицине и нашей физиологии?

– Значит, вы считаете, что это не чужие?

– Вы сказали мне, что убийца явился к Дэвису под вашим именем.

– Именно так. А на самом деле это бывший браво, наемный убийца-профессионал, изгнанный из гильдии за нарушение устава.

– Несчастного Дэвиса убили спустя столько лет после его службы на Фатуме, хотя к своим рассказам о чужих ему нечего было добавить. И все же его убили… Возникает вопрос – почему? У него не было денег, важных знакомств, он не владел секретной информацией. И все же кому-то он стал мешать. Именно так – стал мешать, а не мешал все это время. То есть получается, что его нанял кто-то из неров, и все слухи об инопланетном вмешательстве – очередной блеф… Кстати, есть соображения, почему именно под вашим именем явился браво к Дэвису?

– Меня не было в тот момент на планете.

– И только?

– Другие версии не приходят в голову.

– И все же, причина убийства – информация. Дэвис владел какой-то информацией. Спрашивается – какой? Что нового он мог сообщить, если сидел дома и практически никуда не выходил – только смотрел головидео? На самом деле ответ очень прост, Брунелли. Значит, он что-то увидел по головидео, что-то такое, что представляло опасность для синьора X. И этот синьор X узнал об этом. Как узнал и кто этот господин, мне неведомо. Но у меня есть подсказка. Этот человек вас ненавидит. Поэтому вас и подставили. Ненавидит заочно? Вряд ли… Я бы мог предположить заочную ненависть в мире фанатиков. Но Нерония – планета гедонистическая. У вас не убивают за идею. Так ведь?

– Вроде бы так, – осторожно кивнул Брунелли.

– Значит, тот, кто хотел бросить на вас тень, знает вас лично. И вы очень ему насолили. Вспомните ваших врагов, Брунелли. Надеюсь, их немного, и вы сможете отыскать среди них убийцу. Этого убийцу незадолго до смерти Дэвиса показывали по головидео. Дэвис когда-то пересекался с ним, Дэвис знает о нем что-то такое, что разглашению не подлежит. Дэвис служил только на Фатуме, значит, это дело связано с Фатумом. Человек, которого Дэвис увидел по головидео, там побывал. Вот вам три точки. Три точки, которые определяют плоскость верного ответа. Вы – из службы безопасности. И значит, дело попахивает изменой. Нужны еще подсказки?..

Брунелли отрицательно покачал головой и шагнул в угол, где стоял аппарат дальней связи, но остановился, сообразил, что в этом случае его информация перестанет быть тайной. Нер улыбнулся и покачал головой:

– Вы – маг и чародей. Неужели все так просто?

– Вы зациклились на чужих. А надо было подумать о головидео.

– И что теперь?

– Теперь мы позавтракаем. Капитан обещает к завтрашнему вечеру доставить нас на Крайнюю Фулу.

– Префект Корвин, я ваш должник и…

– Похоже, вы уже вычислили своего врага? – улыбнулся Марк.

– Я смогу конфиденциально воспользоваться дальней связью?

– Вы не скажете о своих подозрениях?

– Мои подозрения – внутренние дела Неронии, могу вас заверить.

– Можете воспользоваться дальней связью. Но только в моем присутствии. Или молчите вплоть до вашего возвращения.

– Это дело не может терпеть… – Брунелли колебался. – Хорошо, я согласен. Но вы должны мне дать слово, что никто больше не будет посвящен в это дело. Во всяком случае, до нашего возвращения с Крайней Фулы.

– Вы просите о невозможном.

– Я не думал, что получу такой ответ, – Брунелли запнулся. – Когда вы узнаете, о чем идет речь, то сами согласитесь, что разглашению это не подлежит.

* * *

Перед выходом на орбиту Крайней Фулы Марку приснился странный сон. Это не было обычное видение из тех, что демонстрирует патрицию генетическая память предков, какой-нибудь эпизод из прошлого, служащий развернутой подсказкой к событиям нынешним.

Сон был из нынешнего времени. Марку снилось, что он тайком возвращается на Лаций на каком-то огромном военном корабле, совершенно пустом, без экипажа и пассажиров, нападает на охрану в космопорте и является в свою усадьбу. Усадьба такая же пустынная, как и корабль. Марк мечется сначала по комнатам, потом по подвалам «Итаки», зовет Верджи и Лери и обещает им спасение. Но на его призыв никто не откликается. Мертвая тягучая тишина таится в полутемных подвалах, в недвижном летнем, но каком-то мертвом воздухе.

Марк проснулся в холодном поту. Главное, что его поразило в этом сне, так это его реализм. Разумеется, он не мог силой прорваться сквозь охрану космопорта. Такое никому не под силу. И в то же время сон выглядел на редкость достоверным. Но самое главное было в другом: была ли в увиденном скрытая подсказка или это просто самый обычный сон?

* * *

Капитан срочно вызвал префекта Корвина и его помощника в рубку. Когда Марк вошел, то сразу понял – что-то изменилось. Ну да, конечно! Иллюминаторы были закрыты снаружи непрозрачными экранами, и теперь вирт-камеры демонстрировали наблюдаемую картинку.

Капитан жестом пригласил Корвина и Суллу сесть. Сам расположился напротив.

– Эсминцу лучше остаться на орбите, – сказал капитан.

Марк и Сулла переглянулись.

– В чем дело?

– Я запустил десятки зондов, чтобы проверить атмосферу и поверхность в районе космодрома, уцелевшего поселка и развалин Второго. Так вот… мы засекли слабое тета-излучение и наличие вещества, которое в обиходе называют «Пыль веков». И то и другое чрезвычайно опасно для живых организмов. Я тут же начал производство реагента – нейтрализатора «Пыли». От тета-излучения защищает любой непрозрачный материал. А вот «Пыль» уничтожает практически все. Устойчив к ней, прежде всего, титан, да и то при невысоких температурах. К счастью, климат на Фуле прохладный. Сейчас в районе космодрома минус пятнадцать по Цельсию.

– Что-то подобное мы ожидали встретить, – сказал Сулла. – Тета-излучение и «Пыль веков» – побочные продукты срабатывания хронобомбы. Недаром для нас приготовили вездеход из титана и специальные вирт-камеры. Значит, мы нашли то, что искали.

– Мы не будем садиться на планету, – рассудил Корвин. – Возьмем челнок, загрузим туда вездеход и все необходимое. Со мной отправятся трое. Капитан останется на корабле, легионеров привести в состояние боевой готовности и держать наготове второй челнок.

– Нам что-то угрожает в этой дыре? – подивился Сир.

– Военный космический корабль – средство передвижения. На краю света всегда есть желающие этот край покинуть, – ответил Корвин. – Нам угрожают не военные силы, а угонщики.

Судя по последним данным, на этой жалкой планете проживает около сотни поселенцев. Не такими силами захватывать космический эсминец. Но лучше предпринять все меры предосторожности, чтобы не остаться здесь навсегда.

* * *

Все окраинные миры похожи друг на друга. Первое, что видит космический путешественник, сходя с трапа челнока, – это огромное (непременно) поле космодрома, засыпанное песком и мусором, с наклонной башней недостроенного генератора гравитационного поля, с жалкими полуразвалившимися ангарами вдалеке. Если атмосфера пригодна для дыхания, то на кромке поля непременно торчат чахлые местные растения вперемежку с земными не менее чахлыми тополями. В их жидкой тени ржавеют конусы стандартных блоков, небо пеленает антенная паутина, а еще дальше – синеют горы или холмы – на выбор. Повсюду разлито ощущение пустоты и забытости, от которого дрожит воздух.

Если воздух непригоден для дыхания, тогда вы увидите, опять же на фоне гор и холмов, несколько жалких серых куполов жизнеобеспечения, похожих на огромные несъедобные грибы. Построенные лет сто пятьдесят назад, когда земные колонии грезили о своих базах на каждой планете, когда Галактика мнилась обычной многоквартирной инсулой, где в каждом окне вечерами непременно должен гореть свет, купола захирели, не вступив в пору расцвета. Вечер давно наступил, а большинство окон так и остались черны. Более того, вот-вот должен был погаснуть один из самых ярких светильников.

Так или примерно так думал Корвин, глядя на грязно-серые грибы куполов вдали, рассматривая новый мир на голограмме, присланной вирт-камерой на искин челнока. Датчики внешней среды сообщали, что давление на планете одна и две десятых атмосферы, углекислота, азот, немного метана и полное отсутствие кислорода. Температура – минус пятнадцать по Цельсию, тета-излучение слабое – достаточно ввести затемнение на щиток гермошлема, плюс слабый уровень заражения «Пылью веков» – то есть надо выходить в скафандре высокой защиты. В общем, ничего симпатичного – разве что давление и сила тяжести близка к земной. Видимо, за это Фулу и выбрали для базы – не было нужды расхаживать в тяжелых скафандрах – достаточно защитного комбинезона и дыхательной маски, если покидаешь купол.

Перед посадкой челнока эсминец и наземные службы планеты препирались не менее часа, и только угроза разнести, к чертям собачьим, весь поселок заставила колонистов дать добро на посадку одного челнока. Не слишком обещающее начало сотрудничества. Но Марк и не надеялся, что их встретят с распростертыми объятиями.

После посадки пришло сообщение с просьбой не покидать челнок, пока не прибудет таможенный контроль.

– Что они собираются контролировать? – изумился Марк. – Не привезли ли мы наркотики или черную оспу? Какая, к черту, таможня в этой дыре?!

– Властители окраинных миров обожают надувать щеки, – заметил Сулла. – Весь их поселок – это три перезрелых купола, а они воображают, что построили Новый Рим.

– Поселок сильно изменился, с тех пор как ты здесь побывал? – обратился Корвин к Эмилию Павлу.

– Обветшал, – военный трибун, как всегда, был лаконичен.

– Отнесемся к их требованию с уважением и подождем таможню, – предложил Сулла. – Наплевать им в морду мы еще успеем.

«А ведь эту планету вполне можно было обустроить, – подумал Корвин. – Силенок не хватило. Как на Фатуме…»

Человечество надорвалось, не рассчитав силы. Слишком много жизней положило на дрязги и бессмысленные, но кровопролитные конфликты. Единственная новая колония, которую удалось основать за последние годы новым римлянам, – это Психея, которую Лаций незаконно отнял у Неронии. В свою очередь Колесница Фаэтона сумела прирастить свою Империю лишь одной новой землей – а, добычей, отнятой у Лация. Нерония аннексировала у Колесницы несколько астероидов. Практически никаких подвижек, вместо освоения планет – передел старого и грызня за добычу. Это сильно напоминало пляску дикарей вокруг костра, на котором они зажаривают последнего быка, не подозревая, что после этого питаться будет нечем.

«Преждевременный пессимизм», – Марк тряхнул головой.

Никогда ни о чем подобном он прежде не думал. Ему поручали дела – он распутывал. Он анализировал жизнь и обычаи в различных мирах, но лишь затем, чтобы вникнуть в психологию колонистов и понять особенности иной реконструкции истории, иного менталитета, незнакомых обычаев. Теперь же, глядя на груды мусора у кромки поля, присыпанные ржавым мелким песком, он понимал, что эта Ультима Фула – действительно край света.

* * *

Никто из таможенников так и не появился, зато спустя тридцать стандартных минут пришло сообщение: лацийцы могут покинуть челнок.

Префект Корвин, военный трибун Эмилий Павел, Сулла и Реджер, облаченные в скафандры, приготовились к выходу. Корвин решил взять Реджера с собой на планету – лучше всего держать нера все время перед глазами. К появлению «второго специалиста по окраинным мирам» остальные члены экипажа отнеслись с равнодушием: любой человек из колоний был просто нужным специалистом, а не беженцем с Лация, оставившим на планете самых дорогих ему людей. Один только Сулла не поверил наскоро созданной легенде: «С какой это он, интересно, колонии, если у него акцент нера, правда, старательно замаскированный». Но Марк не стал посвящать Суллу в тайну нового члена команды. Единственный, кому было сообщено, кто такой Реджер, был Эмилий Павел. Корвин счел, что отвечающий за безопасность военный трибун должен знать, что на борту находится человек с Неронии. «Забавно», – только и сказал Павел.

Из грузового отсека робот-погрузчик выкатил четырехместный вездеход. Наконец двери шлюза отворились, и лацийцы ступили на поверхность планеты.

Вымерли конунги, что здесь царили когда-то, Их корабли у чужих берегов затонули, Грозно безлюдье вокруг, и молчаньем объята.

Ultima Thule

Процитировал явно кто-то из очень давних предков стихотворение Брюсова.

К чему этот патетический тон? Совершенно не к месту. Конунги никогда не правили этим миром.

* * *

Судя по тому, как подвывали амортизаторы вездехода, поле космодрома никогда не ремонтировали и время от времени использовали в качестве полигона. Наружные вирт-камеры передавали изображение на экран, заменявший вездеходу лобовое стекло.

У кромки поля Марк разглядел старую ободранную машину, лишенную стекол, с одной титановой рамой, время от времени подававшую сигнал синим маячком – чтобы ее заметили и не перепутали с другим металлическим хламом, что валялся повсюду. Эмилий Павел подрулил к реликту лацийского машиностроения почти вплотную. Тогда из вездехода, по-утиному переваливаясь, выбрался человек в потрепанном легком скафандре, во многих местах, особенно на локтях и коленях, заляпанном рыжими пятнами герметика. За темным стеклом гермошлема разглядеть лицо было нельзя. На месте водителя антикварного кара сидел еще один колонист в видавшем виды скафандре.

– Староста Максим Краб, – услышал Марк хриплый голос в шлемофоне. – Добро пожаловать на Ультиму Фулу.

Голос был знакомый – судя по всему, именно с Максимом Крабом вел переговоры капитан перед посадкой, но тогда говоривший представился главой таможни. Краб мог назваться кем угодно, хоть президентом, – площадь подвластных земель позволяла именовать его так без всякой издевки.

Видимо, он полагал, что гости выйдут из машины, но никто не пожелал этого сделать.

– Скорее! – сказал Краб. – Идет буря. Видите? – Он махнул в сторону горизонта. Там, скрывая пологие холмы, кипело коричневым и серым песчаное варево. – Езжайте за нами.

Староста заскочил на подножку кара, и машина, подпрыгивая куда сильнее, чем новенький лацийский вездеход, направилась к шлюзовой камере. Марк отметил про себя, что все три купола поселка абсолютно темны, контуры обозначались лишь красными габаритными огоньками. То ли внутри не было освещения, то ли окна попросту заделаны намертво. Вернее, скорее всего, второе предположение, учитывая наличие тета-излучения. Насколько можно было судить по куполу, который быстро приближался, поселок был не так уж и мал. Во всяком случае, строился он с расчетом на несколько тысяч обитателей.

Огромные двери шлюза были рассчитаны на технику куда более мощную, нежели жалкий кар старосты. Впрочем, размеры, похоже, были их единственным достоинством. Вездеход старосты остановился перед входом, огромные металлические створки дернулись в конвульсиях и снова с лязгом закрылись. Корвин посмотрел на экран камеры обратного вида. Стена кипящего песка уже закрыла космодром. Челнок исчез из поля зрения, как будто его никогда и не было. А двери все лязгали, не желая открываться. Староста совершал перед ними какой-то дурацкий ритуал, опуская и поднимая голову.

– Может быть, откроем их вручную? – спросил Марк.

– Все в порядке, – отозвался староста, сгибаясь в низком поклоне перед входом. – Они захлопнулись трижды, теперь точно откроются.

Как ни странно, староста оказался прав, стальные челюсти на счет «четыре» разжались, открывая просторное нутро шлюза.

Водитель старосты загнал кар внутрь, следом въехали лацийцы на вездеходе. Они так торопились, что едва не влепились в бок остановившейся машинке фульчан. Закрылись двери с первого раза, что можно было считать достижением, если судить по радостному восклицанию водителя.

– Это первый шлюз. Врата планеты, – пояснил староста с гордостью. – Здесь нет тета-излучения, можете проверить.

Лацийцы вышли из вездехода.

Марк огляделся. В просторной шлюзовой камере можно было разглядеть еще два кара и огромный тягач, которым никто не пользовался очень давно. Песчаная буря докатилась до купола, осатанелый ветер бросал песок и камни в стальные двери, выстреливал снаряды песка в стены купола.

– Вы не слишком любите передвигаться, – заметил Сулла.

– У нас все под рукой, – отозвался староста. – А теперь я попрошу вас отдать мне ваше оружие – парализаторы и бластеры.

– Мы имеем право носить оружие на всех подконтрольных юрисдикции Лация мирах, – отчеканил Корвин, в его голосе мгновенно появились металлические нотки – именно так разговаривал с чужаками его дед, и эти заимствованные интонации иногда очень выручали Марка.

– Но только не в нашем поселке. У нас слишком маленькое пространство. И слишком тонкий купол – разрядом из бластера его ничего не стоит пробить.

– Не рассказывайте байки – пробить купол из ручного бластера невозможно, не говоря о парализаторе, – парировал Корвин.

– Местное законодательство в области порядка имеет приоритет… – настаивал староста.

– Только не в нашем случае, – Корвин усилил нажим. – Я – префект по особо важным делам, и у меня особые полномочия сената.

В данном случае он решил не сообщать о введении чрезвычайного положения на Лации. Кто знает, может быть, этот мир – единственный, где еще не проведали о грозящей Новому Риму катастрофе.

– Я не пущу вас в поселок с оружием!

– Мы войдем без разрешения, – вмешался в разговор Эмилий Павел, который тем временем успел запереть вездеход и присоединиться к остальным. – Не уверен, что в этом случае купол останется неповрежденным.

– Вы рискнете жизнями всех колонистов ради того, чтобы настоять на глупой привилегии.

– Это – не глупая привилегия! – одернул старосту Корвин. – И жизнями людей рискуете вы, выдвигая нелепые требования. Мы не собираемся вмешиваться в ваши дела. Все что нам нужно – это информация. Чем быстрее мы получим то, что ищем, тем быстрее покинем вашу планету.

Староста опустил голову. Марк заметил, что на макушке его гермошлема нарисован красный кружок.

Видимо, староста намеренно пометил шлем, чтобы никто, кроме него, не брал его вещи.

«Планета, где нельзя просто так выйти из дома, наверняка очень похожа на тюрьму. А ее староста – на надзирателя», – прозвучал в мозгу голос предков.

Или эта мысль принадлежала самому Марку?

С некоторых пор он перестал разделять подсказки генетической памяти и собственные суждения.

– Хорошо, оставьте оружие при себе, – уступил Краб. И по тому, как задрожал от негодования его голос, сделавшись неожиданно пронзительным и тонким, стало ясно, что уступка далась Крабу нелегко. Давным-давно в колонии ему никто не говорил «нет».

Итак, маленькая битва за оружие была выиграна, и ее не стоило считать такой уж незначительной.

Второй шлюз оказался неудобным и тесным – вшестером они едва поместились. Было слышно, как всхлипывают на четыре голоса нагнетатели воздуха.

– Все наши колонисты собрались в главном помещении, чтобы вас приветствовать, – рассказывал староста, пока они ожидали в шлюзе допуска в основное помещение. – Мы в последние месяцы редко выходим наружу. Все три купола связаны рукавами. В третьем куполе у нас оранжерея. В прошлом году мы прекратили строительство четвертого купола – он нам просто не нужен… ну вот, мы можем войти внутрь! – воскликнул Краб с облегчением, когда загорелся зеленый индикатор.

Внутренние двери оказались почти исправными, они лишь один раз дернулись, прежде чем открыться. Но оказались прибывшие не в главном зале, а снова в узком и тесном помещении. Сверху на них обрушились потоки серой пены.

– «После выхода на поверхность дезинфекция скафандров в течение тридцати минут», – пробормотал водитель отрывок инструкции.

Марк изнывал от нетерпения, стоя под потоками реагента.

«Если Лаций уцелеет, нас ждет подобная жизнь», – мелькнула противная мысль.

Настроение еще больше испортилось, хотя полчаса назад это казалось невозможным.

Наконец поток пены иссяк, и распахнулись двери в зал. Староста шагнул за порог шлюза и первым снял шлем скафандра.

Как выяснилось, Краб был еще не стар по нынешним меркам – на вид ему было пятьдесят, не больше. Среднего роста, узкоплечий, он казался физически слабым, а серая кожа с красноватыми прожилками говорила о болезненности. Вряд ли староста Крайней Фулы доживет до ста лет – стандартного среднего возраста жителя Лация.

– Приветствую вас, жители края земли… – начал Марк и осекся.

Перед ним в большой круглой зале собрались не больше сотни мужчин и женщин среднего возраста в одинаковых серых комбинезонах, с серыми невыразительными лицами. Среди них было лишь двое детей – девочка лет пяти и мальчик – чуть постарше. Дети были так же серолицы, как и взрослые. У стены, скрестив руки на груди, расположились восемь человек – высокие, широкоплечие, но такие же вялые, блеклые, как и другие. Выправкой и сложением парни походили на космических легионеров.

«Хотелось бы узнать, как они попали в поселок», – подумал Корвин.

Серые стены купола были чуть светлее одежды колонистов, выделялись двери и леерное ограждение, выкрашенные в оранжевый цвет, да еще несущие конструкции купола выпирали серебристыми ребрами на фоне матовых небьющихся стекол. Впрочем, окна все были слепые – заделанные снаружи щитами. Марк не сразу понял, что же кроме окон еще такого странного в этом помещении, потом догадался – здесь нигде не было управляющих голограмм. Похоже, двери либо не открывались вовсе, либо открывал их кто-то избранный. Или эти ребята запирались на примитивные механические замки?

– Приветствую вас, префект Корвин, – низкорослый лысоватый мужчина шагнул навстречу гостям с Лация. Голос его дребезжал и срывался, в груди надсадно хрипело. – Мы рады, что метрополия наконец решила заняться нашими делами и прислала делегацию, чтобы решить дела… Заботами нашего любимого старосты Краба наша планета расцветает день ото дня… Мы благодарны… – Он замолчал на полуслове и уставился в одну точку.

Сулла тем временем по третьему разу прогонял программу анализатора, пытаясь выявить вредные примеси или вирусы в атмосфере купола, но все индикаторы горели зелеными или желто-зелеными огоньками. Прибор сообщал, что показатели в пределах нормы. «Пыль веков» отсутствовала, как и тета-излучение. Марк медленно, будто нехотя, снял шлем скафандра и в тот же миг ощутил себя слабым и уязвимым.

Ему показалось, что вместе с воздухом он глотнул отравы. Какой именно – он пока не знал.

– Решить дела, – повторил Корвин.

– Ну да, возродить нашу замечательную планету, – опомнился оратор и растянул бесцветные губы в улыбке.

– Ну ты и влип, парень, – хмыкнул Сулла в спину Корвину. – Они решили, что ты прибыл, чтобы заняться терраформированием этой дыры.

– Мы рассмотрим проблему на месте, – заявил Корвин тоном всемогущего патрона, которого бедняги-клиенты умоляют о помощи. – Если вы, конечно, в этот раз решите воспользоваться помощью метрополии.

О том, что метрополия сама на грани гибели, Марк распространяться не стал.

– Нам не нужна помощь, – прошипел староста, и шипение это явно относилось к колонисту, осмелившемуся вылезти со своей просьбой.

– Мы обсудим этот вопрос завтра, – Марк сделал вид, что не заметил нелепого инцидента. – А теперь нам бы хотелось пройти в комнаты, где мы будем жить, – к тому же от него не укрылось, что Эмилий Павел на несколько секунд задержал взгляд на одном из громил у стены. – Я и мои спутники устали с дороги.

– Мы приготовили для вас самые лучшие ячейки, – сообщил староста. Голос его сделался подобострастен до липкости. Судя по всему, он вздохнул с облегчением, когда краткая встреча «дорогих гостей» с местным населением завершилась.

Толпа расступилась, и староста провел гостей к лифту.

– Господин Корвин… префект Корвин! – метнулся к префекту скрюченный человечек с остатками жидких желтых волос, висящих вдоль запавших щек. – Я обожаю нашего старосту Краба… его все обожают… все молятся на него…

– Оставьте в покое наших гостей, Хатор. Вы слышали, наши гости устали и хотят отдохнуть, – одернул подлизу Краб.

Скрюченная фигурка натолкнулась на вытянутую руку старосты и отпрянула. Будто по невидимому сигналу, люди стали расходиться, не выказывая никакого интереса к прибывшим с Лация, хотя не видели чужаков уже несколько лет. Уходили тихо, просачиваясь в боковые двери, как вода уходит в песок.

Вода в песок, мнимое спасение.

«У них самые обычные механические ключи», – отметил про себя Марк.

– Пожалуйте в лифт, – староста настойчиво подтолкнул Корвина к прозрачной кабине. – На среднем уровне расположены самые комфортабельные ячейки. – Он взмахнул руками, видимо подражая какому-то древнему рекламному виджу.

Средний уровень выглядел чуть почище. Лампы тут горели ярче, покрытие стен, судя по всему, недавно обновили, а металлический пол тускло блестел. Впечатление портил запах затхлой болотной воды, который ощущался вполне явственно.

– Четыре ячейки, рядом друг с другом, – сказал староста, открывая по очереди двери и вручая каждому «дорогому гостю» титановый ключ.

Каюта Марка оказалась крайней, староста лично открыл дверь и вошел в комнату первым.

– Но здесь нет окон, – заметил префект, оглядывая крошечное помещение, больше похожее на камеру.

Кровать примыкала к стене, стены пестрели квадратиками встроенных шкафов, даже обычных стульев в ячейке не было – только откидные. Сразу видно, что в куполе на всем экономили. Зато имелись туалет, раковина с краном и душевая – что считалось необыкновенной роскошью, как тут же пояснил староста. Марк включил воду, чтобы умыться, но вместо воды потекла какая-то серая пена. Корвин тронул пену пальцем, понюхал. Пена ничем не пахла, но все равно выглядела гадостно, умываться сразу расхотелось. Судя по всему, фульчане, не скупясь, добавляют в воду нейтрализатор «Пыли веков».

– Вода проходит круг регенерации, и мы ее дезинфицируем, – полез объяснять староста. – Плюс специальный раствор. Мыться нужно утром и вечером… Впрочем, тут на стене висит инструкция. Сообщите вашим людям, чтобы соблюдали правила неукоснительно.

«Видимо, время от времени внутрь попадает „Пыль веков“», – отметил про себя Корвин.

– А окна? – Марк не любил помещения без окон.

– В наружных ячейках, тех, где есть… то есть были окна, никто не живет, – объяснил староста. – Со времени гибели Второго поселка мы все переселились на внутренний круг. Окна заделали.

– Там многие погибли, в этом поселке? – спросил Марк.

– Двенадцать тысяч… Разве вы не знаете? – удивился Краб.

– Знаю. Я спрашиваю, многие ли погибли после взрыва? – Корвин сделал вид, что с самого начала ставил вопрос именно так.

Он опустился на койку и жестом пригласил старосту присесть на откидной стул.

– Я не готов к этому разговору, – поджал губы староста.

– Послушайте, Краб, у вас есть записи о катастрофе? Ну и вообще материалы о колонии. Надеюсь, они не погибли?

– Официальный архив утерян. Он был во Втором поселке, – староста помолчал, прикидывая, что можно сообщить следователю, а что попытаться утаить. Сообщить стоило как можно больше – тогда гости уберутся назад и не будут мешать, – видимо так или примерно так размышлял староста. – Но у меня сохранился мой личный дневник. Я записывал местные новости довольно подробно. Люблю во всем порядок. Порядок – залог спасения! – Староста повысил голос, послышались патетические нотки. Привычка выступать перед непритязательной публикой маленькой колонии въелась в кровь.

– Передайте мне эти записи, и как можно скорее.

– Вы хотите их уничтожить?

– Мне нужно их изучить. Выяснить, что послужило причиной взрыва.

– Я сделаю для вас копию со своего дневника.

Краб поднялся, давая понять, что на сегодня разговор окончен. С противным наждачным скрипом закрылась дверь ячейки.

Корвин через комбраслет тут же связался с кораблем:

– Капитан! Срочно! Сканируйте внешнюю среду непрерывно. Запустите зонды, сканируйте территорию в радиусе пяти километров от космодрома. Всю информацию передавать мне. Пользуйтесь защищенным каналом. Мне нужны данные о заражении территории «Пылью веков» и уровне тета-излучения.

Глава 7 Наварх Корнелий

Крейсер «Марк Фурий Камилл» должен был патрулировать сектор пустынного космоса. Перспективных планет здесь не было, только газовые гиганты или лишенные атмосферы безжизненные замершие булыжники, даже базу флота пришлось оборудовать на мертвом астероиде, зато здесь находилось несколько удобных порталов гиперпространства. Осваивать их пока никто не собирался, но с учетом на перспективу Лаций держал эти точки под своим крылом, то есть под крылом своего Второго периферийного флота. Командовал этим флотом наварх Корнелий, решением сената навечно сосланный в сектор за прегрешения старые и недавние. В распоряжении наварха был крейсер и несколько развалюх-эсминцев да два десятка катеров, которые лишь изредка покидали причалы базы. Служба на редкость скучная, при одном взгляде на информационную сводку искина корабля у наварха сводило скулы и рука сама тянулась к бутылке с фалерном или ко фляге с напитком покрепче. Так что в информационные сводки наварх старался не заглядывать, а, проснувшись, первым делом, еще не покинув койки, делал пару глотков из фляги, где держал недоступный на Лации коньяк «Наполеон». Даже в такой дыре есть свои преимущества – никто не обвинит тебя в контрабанде напитка, произведенного на Колеснице Фаэтона.

За завтраком наварх наливал себе бокал фалерна, нередко два. За обедом никто не считал бокалы.

Три бокала он осушал непременно, а четвертый и пятый, если ему не мешали.

В этот раз четвертый бокал он выпить не успел.

– Вы видели сообщения с Лация, наварх? – спросил молоденький, две недели как прибывший на крейсер центурион, когда наварх указал стюарду в четвертый раз на бутылку.

– Мне насрать на все новости с Лация, юный Помпоний, – хмыкнул наварх, пробуя суп и одобрительно кивая.

Похоже, что отныне его интересовало только меню и прибытие нового грузовика, на котором родня наварха всякий раз присылала деликатесы для своего изгнанного навечно родича.

– И прекратите стучать ложкой. Терпеть этого не могу. А то будете обедать у себя в каюте, – как мальчишке, сделал наварх замечание центуриону.

– Через два с небольшим месяца Лация не станет, – сказал Помпоний.

Он даже не заметил, что постукивает по столу серебряной ложкой.

– Что значит не станет? – Наварх причмокнул, как будто пробовал эту новость на вкус.

– Так вы не смотрели информсообщения? – Помпоний окинул обескураженным взглядом кают-компанию.

Он был здесь вроде бы лишним. Среди корабельных офицеров единственный центурион космических легионеров. Без подчиненных, к слову сказать. Потому как сослан на три года в дальний космос за неосторожное убийство собрата-офицера. Нелепая драка в таверне, и – пожалуйста, карьера загублена, и он должен торчать на этом допотопном корабле в компании таких же неудачников под началом наварха, у которого никогда не будет шанса вернуться домой. За что приговорили к пожизненному командованию крейсером в этом пустынном углу наварха, никто из офицеров никогда не обсуждал, а Помпоний не спрашивал.

– А кто-нибудь смотрел? – спросил Помпоний почти шепотом.

– Разрешите доложить, наварх? – обратился к Корнелию немолодой старпом, оказавшийся на крейсере за банальное расхищение имущества.

Он мог бы давно уже вернуться – срок его изгнания истек, но по какой-то причине ему нравилось здесь, и он не собирался никуда возвращаться. Да и не ждал его никто в метрополии.

– Докладывай, – наварх сам наполнил бокал фалерном.

– На орбите Лация висит хронобомба, и похоже, никто не знает, как ее отключить. Планете каюк, и все такое…

Старпом посмотрел на наварха и замолк.

Корнелий, почернев лицом, стал подниматься, опираясь на кулаки, глаза его вылезали из орбит и наливались кровью:

– Что вы болтаете, уроды, какая, на хрен, хронобомба… да я вас самих так отбомблю…

Помпоний тоже вскочил.

– Трехконтурная бомба. Мощности хватит, чтобы уничтожить всю планету, – почему-то не устрашившись наварха, доложил центурион.

Наварх швырнул в Помпония бокал, но мальчишка успел уклониться, и дорогой бокал зеленого хрусталя разбился о стену. Наварх безобразно выругался, хотел грохнуть стулом об пол, но тот был закреплен и мог лишь передвигаться в направляющих. Тогда наварх рванулся к двери, пулей вылетел из кают-компании. Все офицеры остались сидеть.

– Хороший вопрос: что будем делать мы, если Лация не станет? – Стармех помешал ложкой давно остывший суп.

– Насколько я понял, – подал голос старпом, – консул Гораций находится в районе сектора Психеи. Если Лация не станет, мы автоматически перейдем под его командование.

– Господа! – рявкнул наварх, врываясь вновь в кают-компанию. – Мы возвращаемся на Лаций! Немедленно! Максимальная скорость! Топливо не экономить! Рассчитать наикратчайший курс! Готовиться к прыжку в гипер! Изгнание закончилось, господа!

Глава 8 Второй поселок

Староста не обманул Корвина: не прошло и получаса после их разговора, как Максим Краб принес инфокапсулу со своим дневником. Фактически это была пространная, многословная, замусоренная излишними подробностями автобиография.

Марк слушал ее три часа и сделал для себя сухую выжимку из невнятных рассуждений старосты.

Максим Краб родился на Ультиме Фуле шестьдесят пять лет назад. Сын переселенцев, заложивших космодром и город, он провел детство под чарующие рассказы о грядущем могуществе. Могущество это казалось вполне достижимым, стоило только посмотреть на огромные купола Второго поселка, на крытую автостраду, соединившую два центра планеты, и на огромный технополис, третью ячейку грядущего города, отпочковавшуюся от Второго поселка. И хотя расчеты показывали, что на колонизацию всей планеты (если она будет продолжаться прежними темпами) понадобится как минимум два столетия, обитатели Крайней Фулы верили, что благоденствие достижимо. По заключению ученых, планета подлежала терраформированию, а это значит, впереди ожидалось благоденствие. Они, как боги, создавали свой мир, населяя его растениями и животными. К тому же у фульчан в радиусе многих световых лет не было соперников, и они могли развиваться, рассчитывая лишь на свои силы, ни от кого не завися. Колонисты жили дружно, заботились о мелочах, не обращая внимания на глобальные проблемы Галактики. На Крайней Фуле пьяный дебош считался страшным преступлением, убийств не случалось уже более десяти лет. И вдруг однажды вечером на месте Второго поселка разверзся черный провал, и ничего не осталось от великолепных куполов. Технополис также оказался разрушен, хотя от него и сохранился один купол. Пострадал генератор гравитационного поля, который монтировали в технополисе и вот-вот должны были установить на космодроме. А это означало, что садиться и взлетать с планеты могли по-прежнему практически только военные корабли или звездолеты-спасатели и разведчики. Правда, космодром уцелел, как и Первый поселок. Но люди, которые в момент взрыва находились во внешних ячейках уцелевших куполов Первого, умерли в течение года. Поселенцы слали один призыв о помощи за другим, и их услышали. Прилет беспилотного транспортника был тому подтверждением. Но это все, что они получили от метрополии. Ни один человек за три стандартных года не посетил их несчастную планету.

Так выглядел отчет Краба, снабженный его собственными комментариями.

В этом рассказе были три особенности, которые Корвин тут же отметил.

Особенность первая: судя по описанию, в поселке произошел взрыв отнюдь не хронобомбы, иначе образовался бы прокол в гиперпространство. Прокола в гипер не было. А вот последствия хроновзрыва – тета-излучение и «Пыль веков» – наличествовали.

Правда, Марк плохо разбирался в физике нуль-пространства и парадоксах гипера, так что выяснение этого вопроса он решил перепоручить Сулле, худо-бедно, предки патриция занимались наукой, и хотя бы теорию физики гипера Сулла должен был знать.

Особенность вторая: катер взорвался не через три месяца после того, как сел на планету, а через несколько дней.

Особенность третья: Крайняя Фула сама отказалась от помощи метрополии, а из рассказа старосты следовало, что несчастную планету бросили на произвол судьбы. Скорее всего, староста примитивно врал. Оставалось узнать – зачем?

– Сулла! – связался Марк по комбраслету с помощником. – Загляни ко мне в клетку, обсудим меню на завтра.

Аристократ явился. Уселся на откидной стул, как на жердочку.

– М-да, не хотелось бы мне жить в этой дыре всю жизнь. А тебе? – подвел итоги своих наблюдений Сулла.

– Завтра я отправлюсь на корабль забрать оборудование, – сказал Марк.

– Что-нибудь удалось узнать? – спросил Сулла.

– Весь купол был заражен «Пылью веков», но теперь сканеры ее не фиксируют. Колонисты постоянно проходят санобработку. Староста сделал для меня копию со своего дневника, но я уверен, кое-что он оставил про запас в своей каморке.

– В одном ты ошибаешься: староста живет отнюдь не в каморке. У него целый сектор площадью примерно в десять таких ячеек, где обитают он, его жена и дети.

– Забавно, – хмыкнул Марк. – Я-то думал, в таких условиях волей-неволей приходится быть на равных с остальными. И к тому же эти двое – его дети? Единственные дети.

– Получается, что так.

– Значит, все остальные дети умерли, а новые не рождаются или они рождаются и умирают.

– Дети рождаются. Мертвыми, – сказал Сулла.

– У Краба есть личная охрана?

– Я не заметил.

Ситуация казалась по меньшей мере странной. Как староста мог заставить маленькую колонию подчиняться в подобных условиях? На чем держалась власть этого местного царька? Возможно, те восемь молодцов, что стояли у стены, играли в Первом поселке роль цепных псов. Но если они и охраняли колонию, то отнюдь не были личными телохранителями Максима Краба. Марку даже показалось, что восьмерка держалась от лидера колонии на расстоянии. Сам староста, по всей видимости, не обладал никакими особенными способностями. Возможно, у него было оружие – недаром он так яростно настаивал на том, чтобы гости разоружились. Но все равно происходящее выглядело как-то неестественно, театрально. Как будто староста Краб один сохранил волю к жизни, а все остальные ее утратили.

– Еще один вопрос, Луций… – если Корвин обращался к своему помощнику по имени, это не сулило ничего хорошего. – Почему ты соврал насчет трех месяцев?

– Чтобы было больше совпадений.

– Луций!

– Интуиция подсказывала мне, что здесь ключ к отгадке. Мне нужно было заставить консула организовать экспедицию.

– Разве мало было сказать про остаточное излучение и «Пыль веков»?

– Как раз про это они ничего не сообщали.

– А погибший пилот? Его точно звали Эмилий Павел? Здесь ты не присочинил?

– Насчет пилота я не соврал. И про тот второй катер, что сел на планете, – тоже правда.

– Всю информацию, которую удастся узнать, немедленно скидывать мне на браслет.

– Так точно…

– Я не закончил! – резко оборвал его Корвин. – Тебе поручение. Раздобыть гермошлем старосты.

– Что?

– Гермошлем старосты. Я сегодня вечером устрою небольшую бузу. Отвлекающий маневр и одновременно разведывательная вылазка. Ты в это время должен украсть шлем.

– Абсурд какой-то!

– Здесь все абсурдно. И чем ближе смерть – тем абсурднее.

* * *

Эмилий Павел открыл дверь ячейки прежде, чем колонист постучал. Перед военным трибуном был один из той восьмерки, что держалась особняком. Ростом под два метра, с широченными плечами, вблизи парень казался изможденным – запавшие щеки, дряблая кожа, покрасневшие глаза. На вид ему было лет сорок, но, скорее всего, он был куда моложе.

– Разрешите?

– Входите, легионер Турм, – Эмилий Павел посторонился, пропуская легионера внутрь.

В и без того тесной комнатушке стало не повернуться – Эмилий Павел габаритами не уступал Турму.

– Вы меня знаете? – удивился гость. – Откуда?..

– Помню памятью отца, легионер Турм.

– Вот уж не думал, что встречу патриция в этой дыре.

– Выпить хотите?

– Не откажусь. У нас тут не особенно широкий выбор выпивки. Кое-кто гонит самогон из всякой дряни. Травятся. А рюмку хорошей водки или виски можно получить только у Краба.

Эмилий Павел налил себе и Турму по рюмке водки, разорвал пакетик с солеными сухариками.

– Ну, будем! – Турм опрокинул рюмку. – Хороша, зараза! Знаете, чего мне больше всего хочется? – доверительно признался Турм. – Груздей соленых. Чес-слово. Я ведь из гиперборейских районов Лация. У нас рыжики да грузди соленые бочками продаются, – Турм аж причмокнул, вспоминая. – А мы тут уже три года как кукуем… С того момента, как накрылся Второй поселок, оказались мы в полной заднице, трибун.

– Как вы сюда прибыли, легионер?

– Сопровождал транспорт в составе Двенадцатой отдельной когорты. Район неспокойный. Здесь в прошлом пропало несколько кораблей. Торговцы грешили на пиратов, вот и послали корабль сопровождения с охраной. Видимо, полагали, пираты пойдут на абордаж, и тут мы их всех покрошим.

– Эти амбалы, что стояли в ряд, служили вместе с тобой?

– Да, все, кроме одного. Один – местный, из охраны космопорта, к нашим прибился.

– Тот, что пожиже, – предположил Эмилий Павел.

– Да, тот, что пожиже.

– Что вы тут делаете, Турм?

– Работаем, как все. В основном чиним купола, следим за энергоблоками и канализацией.

– Следите за порядком?

Турм хмыкнул:

– В этом практически нет необходимости. Здесь и так все ходят по струнке. Боятся даже чихнуть. Пару месяцев назад мои легионеры устроили драчку – просто потому, что сводило скулы от этой скуки, так остальные разбежались, забились в клетки и сидели до утра, тряслись от страха. Парни измордовали друг друга и разошлись. А через два дня один из них умер… – Турм явно что-то недоговаривал, но Павел не стал выяснять – что именно.

– Разве вы не получали приказ вернуться в метрополию?

– Приказ вернуться? Не понял, трибун. Мы три года не получали ни единого приказа. Я командую ребятами, и мы подчиняемся старосте. Никаких приказов из метрополии. О нас забыли, трибун. О нас все забыли.

– Быть такого не может! Вы сообщили, где находитесь?

– Так точно. Сразу же после взрыва.

– Какой получили приказ?

– Действовать по обстановке. Но как действовать, если у нас нет ни одного корабля, и вообще ничего нет, кроме трех куполов, соединенных в этот жалкий поселок?

– А где корабль, на котором вы сюда прибыли? Где тот дурацкий транспорт, что вы сопровождали? – Эмилия Павла оставило его обычное спокойствие. Метрополия могла не интересоваться мятежной колонией, но командование не имело права забыть о своих легионерах.

– Хороший вопрос. Транспорт удрал.

– Что?

– Нас опередили. На другой день после взрыва Второго поселка несколько местных ребят угнали транспортный корабль и слиняли с планеты.

– Отлично! А на что были вы? Разве никто не охранял транспорт?

– Четверо наших охраняли. Они тоже свалили. И прихватили с собой оба катера сопровождения.

– Это измена! – Эмилий Павел глянул на легионера исподлобья.

– Ну, возможно, они решили, что лучше податься к пиратам, что торчат тут где-то неподалеку, чем подыхать на этой Крайней Фуле, – пожал плечами Турм.

– Их имена, Турм.

– Зачем?

– Если их встречу, то лично казню каждого за измену! – Эмилий Павел мог совершенно спокойно грозить всеми немыслимыми карами, потому что догадывался, что ни транспорт, ни катера сопровождения не сумели никуда прибыть.

Турм замялся:

– Может быть, Лаций уже не тот, трибун… вернее, не так… метрополия… это хорошо, конечно… но многие всю жизнь проводят в колониях. Какое нам дело до всех этих игр в римлян? Нам лишь бы платили кредиты, и все такое… А тут люди мерли как мухи…

– Ты – гражданин Лация, Турм!

– Что толку? На Лации у меня нет ни дома, ни семьи. Сестра живет на Психее. Брат – на Петре. Я надеялся выслужить кое-что в легионе. Потом прикинул – к пятидесяти годам набираются крохи. У меня тут женщина. Я бы забрал ее на хорошую планету, вроде Психеи. А то здесь, в этом треклятом поселке, рождаются только мертвые дети. А моя женщина хочет ребенка…

Эмилий Павел молчал. Он не знал, что возразить Турму. Слова, что звучали так убедительно на Лации, вдруг потеряли смысл на планете, где появлялись на свет только мертворожденные дети. Говорить о долге и чести людям в сером, чьи лица не выражали даже любопытства, было нелепо.

Эмилий Павел вновь наполнил рюмки. Выпили две подряд молча.

– Кому ты подчиняешься, Турм?

– Старосте Крабу.

– Отныне ты подчиняешься мне, легионер! – заявил Эмилий Павел. – Я прикажу – будешь действовать.

– Так точно… А что потом? Вы улетите, а меня оставят здесь. И староста отыграется на моей шкуре.

– Ты давал присягу, легионер Турм. И срок ее не истек!

– Так точно.

– Я не брошу тебя и остальных. Не брошу никого. Мы пришлем транспорт за теми, кто захочет покинуть колонию. Слово патриция.

– И мы с Лией сможем поселиться на Лации?

– Сможете. Теперь скажи, ты видел катер, послуживший причиной взрыва.

– Видел.

– А экипаж? Тело погибшего пилота? Кто пилотировал катер? – Как ни пытался военный трибун сохранить спокойствие, легионер заметил, что его новый командир весь напрягся.

– Ваш отец, трибун.

– Опцион Луций Эмилий Павел?

– Так точно.

– Тебе сказали… или ты его видел?

– Видел.

Павел нащупал откидной стул, опустил сиденье и сел.

– Разрешите идти? – спросил Турм.

Трибун поднял руку, давая понять, что больше не задерживает легионера.

– Не забудьте вымыться на ночь. Эта серая дрянь, конечно, очень портит воду и пахнет мерзко, но она очищает отлично, – сказал Турм. – Иначе мы бы давно здесь сдохли.

– Заражение после взрыва?

– Вроде того.

– Радиация?

– Нет. Что-то другое.

Эмилий Павел последовал совету, вымылся серой мерзкой пеной вместо воды и вытерся белым мягким полотенцем, на котором значилось: «Собственность „Красного Креста“. Не для продажи».

* * *

Когда в куполе наступила полночь по местному времени, Марк покинул свою ячейку. Он заранее облачился в защитный костюм – не скафандр, но вполне пригодная одежка, чтобы сопротивляться небольшой дозе радиации, тета-излучения и прочей мерзости, которую можно обнаружить в забытых помещениях станции. Марк не собирался покидать купол, всего лишь планировал осмотреть внешнее кольцо ячеек.

Коридор, соединявший внешнее жилое кольцо с внутренним, был закрыт на самый обычный замок, который Марк без труда пережег с помощью лучемета. Внутри царила тьма, маска не позволяла ощутить запахи, но наверняка пахло как в старом склепе, где давно уже не хоронят, но где мертвым кажется все – даже время. Марк содрогнулся и не сразу сообразил, что над ухом гундосит сирена: включилась сигнализация. Значит, Краб уже знает, что гости нарушили запрет. И пусть знает. Марк посмотрел на экранчик анализатора среды. Индикатор «Пыли веков» горел зеленым – заражения не было. Никаких вредных примесей или излучения. Маловато кислорода. Много пыли. Как в любом чулане, который много лет не проветривали. Марк быстро пошел по внешнему коридору. Повсюду лежала толстым слоем пыль. Двери ячеек были полуоткрыты. Заваленные хламом, с искореженными переборками, комнаты выглядели так, будто эту часть купола покинули как минимум полвека назад. Марк заглянул в одну из ячеек. Кровать из блестящего металла не поддалась напору времени, а вот матрас и одеяло превратились в лохмотья. Пластиковая ваза на металлическом столике потемнела и покрылась черными пятнами. Краска на стенах и потолке висела струпьями. Краска на стенах напротив окон. Тогда как боковые стены выглядели вполне прилично. Сейчас все окна были наглухо заделаны.

Микрофоны, вмонтированные в гермошлем, улавливали самый слабый звук, так что Марк издалека услышал шаги.

Корвин затаился, ожидая, когда преследователь приблизится. Но тот не торопился: едва Марк замер, как смолкли все остальные звуки. Человек выжидал…

Марк развернулся и понесся назад.

– Не двигаться! Бросить оружие! – взорвался крик в шлемофоне.

Человек, выскочивший из-за поворота, целился ему в грудь из парализатора. Пришлось остановиться и поднять руки. Охранник подошел, он был выше Марка на полголовы, и ступал он теперь так, что металлический пол громыхал под его башмаками.

Охранник протянул руку, чтобы отстегнуть кобуру с бластером, и тут же отлетел в сторону, впечатался в переборку ячейки и с треском ее проломил. Серый прах хлынул сверху на упавшего парня. Марк подскочил и ударил ногой в тяжелом ботинке в живот. Еще добавил. Парень лежал неподвижно. Он был в таком же сером костюме, как и Марк, на лице – защитная маска. Марк обмотал его руки и ноги молекулярной нитью, прежде чем парень пришел в себя. Когда тот дернулся и безуспешно попытался встать, Марк вытащил бластер и прижал ствол ко лбу нападавшего:

– Кто ты? Что тебе нужно?

– Этот сектор под запретом.

– Кто тебя послал?

– Я услышал сирену. Сегодня я слежу за безопасностью в куполе.

– Ты знаешь, кто я?

– Префект Корвин.

– И ты вздумал мне угрожать?!

– Это – запретная зона. Вы убьете всех нас.

– Почему?

Вопрос обескуражил парня:

– Не знаю, что здесь такое. Но люди умирают в этих коридорах через несколько часов. Это – запретная зона, – повторил охранник.

– С каких пор?

– Со времени взрыва Второго поселка.

– С какого времени сюда никто не ходит?

– Точно не знаю. Знаю – запрещено.

Марк выпрямился и шагнул назад в коридор. Здесь его ждали еще двое. Зрачок бластера уставился ему в грудь. За спинами здоровенных охранников в защитных комбинезонах стоял староста Краб:

– Префект Корвин, вы подвергли обитателей купола смертельной опасности лишь из-за своего упрямства. Немедленно покиньте запретную зону.

– Там лежит ваш приятель! – Корвин небрежно кивнул в сторону разгромленной жилой ячейки.

– Не беспокойтесь, мы позаботимся об охраннике, – заверил Краб. – Вы обещали мне не идти против наших порядков, а вместо этого…

– Я собираю информацию, и вы не имеете права мне мешать!

– Не ценой наших жизней, префект! – Голос старосты сорвался на визг.

– Но там нет никакого излу…

– Молчать! – В этом вопле Краба был не только приказ, но и отчаяние. И мольба.

Корвина вывели, почти выволокли из внешнего круга и провели в специально оборудованный бокс, здесь на него сначала обрушились потоки мерзкой серой пены, похожей на ту, что текла из крана, потом охранники приказали снять защитный скафандр, шлем и ботинки и все бросить в титановый ящик. Его спутники проделали то же самое. После чего всем выдали белье и обработанные вонючим составом комбинезоны.

Как бы случайно, в конце концов в боксе остались только Корвин и староста.

– Вы можете объяснить, что там произошло, в этих коридорах внешнего круга? – спросил Марк.

– Нет, – отрезал староста. – Этого никто не знает. И вы не узнаете. Оставьте все как есть.

– Я должен во всем разобраться.

– Вы нас убьете. Всех. Мы выработали правила поведения, которые позволяют нам жить. Вы их пытаетесь разрушить. Но я этого не допущу.

– Если судить по тому, что я увидел, во внешнем кольце минуло как минимум лет пятьдесят, в то время как во внутреннем – только три года. Так?

– Возможно… – уклончиво ответил Краб. – Идите спать. И без сопровождения охраны не ходите по базе.

Когда Марк вышел из бокса, то заметил, что один из парней принялся вставлять новый замок в дверь внешнего круга.

* * *

Нельзя сказать, чтобы вылазка удалась. Шум Марк устроил и отвлек внимание, а вот образец ткани из внешнего круга добыть не сумел. У него в багаже среди прочей клади имелся отличный прибор, способный дать ответ на многие вопросы, например: сколько лет обломку или лоскутку.

Корвин предполагал, что по каким-то причинам время во внешнем круге купола течет быстрее, чем во внутреннем. Гораздо быстрее. Ни о чем подобном прежде не слышали ни в техноцентре Норика, ни в их ведомстве. Префект техноцентра утверждал, что термин «хронобомба» условный, но Марк, похоже, только что видел собственными глазами результаты действия настоящей хронобомбы, адской машины, которая может сжигать время, как сжигают дрова или нефть.

Однако все же ночной рейд стоило считать успешным: когда Корвин вернулся в свою каюту, у кровати стоял небольшой контейнер. Марк открыл его с помощью условного кода, записанного в комбраслете. Внутри лежал гермошлем старосты с красным кружком на макушке. Их пропуск на вход и выход из купола.

«Орк! Я забыл еще про одну странность! – Марк захлопнул контейнер. – Староста Краб выглядит неважно, как и все в этом поселке. Но на вид ему пятьдесят, не больше, а на самом деле – шестьдесят пять. Остальные кажутся стариками уже в тридцать. Вот это действительно странно! Неужели тета-излучение молодит его, в то время как всех других старит?»

* * *

Ночью Марку снились уроки по ядерной физике. Он пытался нарисовать схему урановой бомбы. Он знал, как должна выглядеть конструкция, но не мог почему-то начертить отдельные узлы. Рука дрожала, линии выходили кривыми.

– Плохо, Марк, плохо, – повторяла учительница, склоняясь к его плечу. – Все зависит от технологии, от точности изготовления каждой части. Иначе ты не получишь нужной мощности взрыва…

– Может быть, мне не нужна цепная реакция? – пожал плечами Марк.

Корвин проснулся тяжело дыша и глядя широко распахнутыми глазами в темноту.

Друз был прав, а префект Норика ошибался. Хронобомбу можно взорвать на планете.

Глава 9 Утро

Обитатели купола питались все вместе в небольшой и тесной столовой на втором уровне. Когда Марк явился в столовую утром, все население маленькой колонии было в сборе. Староста Краб, его жена и дети сидели за отдельным столиком, остальные – за большим, стоящим буквой «П». С краю заняли места восемь здоровенных парней. Одного, с перевязанной головой, Марк узнал по повязке. Эти парни были все будто на одно лицо. Такими схожими бывают клоны. Но эти не были клонами, их уравнял купол. И опять никто не пытался заговорить с новичками, ни одного вопроса или просто приветствия не прозвучало.

Сулла и Эмилий Павел пришли в столовую на минуту раньше, чем Корвин. Реджер явился одновременно с Марком. Корвин обменялся рукопожатиями со всеми, всякий раз касаясь своим комбраслетом браслета подчиненных и скачивая информацию.

– Чем они тут кормят? – Марк с сомнением посмотрел на бурду в желтом, неизвестно из чего сделанном стаканчике.

– Ничего не ешьте… – шепнул Реджер так, что со стороны могло показаться, что он улыбнулся всем и сказал: «Привет!»

– В чем дело?

– Не пейте! – снова мило улыбнулся Реджер.

– «Мы должны мыться утром и вечером, утром и вечером с ног до головы, с головы до ног», – бубнили сидящие рядом с ними колонисты, как молитву перед обедом. – «Мыться нужно каждый раз после посещения нежилых помещений…» – молитва, судя по всему, была не такой уж краткой.

– А вы приняли душ? – спросил Корвин. – Тем, кто пренебрег инструкциями, придется срочно помыться. – Он размешал кашу в миске. И ложка, и миска были титановыми. А каша… На нее лучше было не смотреть.

– Думаю, они готовят пищу с добавкой той серой пены, что у них течет из кранов, – предположил Сулла. – Моются не только снаружи, но и изнутри. Надо полагать, на вкус все отвратно. Одно радует: староста ест ту же самую бурду, что и мы. Просто ему подносят первому. Так что, если он отравится, у нас будет шанс спастись и успеть выблевать завтрак ради спасения жизни.

– Сделаем вид, что мы едим и пьем! – продолжал фальшиво улыбаться Реджер. – У нас есть пищевые таблетки и вода в бутылях.

– Вы не доверяете старосте? – спросил Корвин.

– А вы доверяете? Мы – угроза его власти, помните об этом.

– Может быть, он считает эту бурду деликатесом, – предположил Марк. – Все относительно.

– Я видел, как металлический бачок набили едой и унесли из столовой, – шепнул Эмилий Павел.

– Для кого? – Марк постарался незаметно сосчитать присутствующих. – По-моему, здесь все, кто нас встречал вчера вечером.

– Судя по надписи, для госпиталя. Насколько я помню, больные на костылях нас не приветствовали.

– У них есть госпиталь? – спросил Реджер.

– Скорее всего, у них даже есть врач, – хмыкнул Сулла. – Правда, неведомо какой квалификации. Может быть – самоучка.

– В госпитале немало больных, если учесть размеры бачка, – сказал Эмилий Павел.

Марк, зажмурившись, сделал вид, что залпом выпил напиток под названием «чай». На самом деле он поднес к губам пустой стаканчик, оставленный одним из колонистов.

– У нас есть друзья среди колонистов? – спросил Марк, вертя в руках пустой стаканчик из-под пойла.

– Я тут со многими познакомился, – похвастался Сулла. – Развил с утра бурную деятельность… кидался к каждому встречному и напоминал, что я – их бывший патрон и готов немедленно возобновить свою деятельность, то есть выслушать жалобы и просьбы бывших клиентов и принять меры и всех их спасти и осчастливить. Или, в крайнем случае, обеспечить богатые похороны.

– Они потекли к тебе толпой? – не поверил Корвин.

– Нет, конечно. Но с парочкой удалось поговорить. Помните Хантора? Льстец иногда закладывает хозяина из подобострастия – старая истина. Вот Хантор и сообщил мне, что моих милостей ему не нужно – он и так счастлив, староста Краб достает все необходимое – инструменты и лекарства, деликатесы и витамины, запчасти – в общем, все, в чем нуждается поселок. Оказывается, они тут благоденствуют.

– Откуда Краб все это берет? У него есть волшебная палочка? – поинтересовался Корвин.

– Откуда – Хантор не сообщил. Но берет. Вообще, они тут странно живут – ни камер слежения, ни управляющих голограмм, только механические замки и металлические ключи от дверей. Сигнализация самая примитивная.

– Я в этом убедился, – поддакнул Корвин. – Хронобомба отбросила их в прошлое в самом прямом смысле слова.

– Тут недалеко имеется база пиратов, – сказал Павел. – Наверняка Краб обменивает титан на часть добычи пиратов. Эта планета богата титаном.

– Значит, у колонистов сохранилась парочка заводов-автоматов, – подал голос Сулла. – Вряд ли пираты просто берут готовую руду.

– Тогда возникает вопрос, почему пираты попросту не захватили планету? – спросил Корвин.

– На планете люди мрут как мухи. Пираты не идиоты.

– Я имею в виду – до взрыва.

– Наверняка у них есть более удобное место для своей Тортуги, – продолжал разглагольствовать Сулла. – Здесь у них производственная база.

– Вы что-нибудь обнаружили? – спросил нер, пристально глядя на Корвина.

– Пока ничего, – сказал почти правду префект по особо важным делам. Потом повернулся к своему помощнику: – Сулла, сделай вид, что тебе сплохело после этой еды, и отправляйся в госпиталь.

– Лечиться?!

– Нет! Знакомиться с эскулапом и его подопечными.

* * *

Где находится госпиталь, Сулле указал все тот же Хантор. Он лично привел бывшего патрона в непригодный для занятий спортивный зал, где оборудовали что-то среднее между госпиталем и домом престарелых. Здесь, на паркете бывшей баскетбольной площадки, стояли кровати вплотную одна к другой. Под одинаковыми серыми одеялами лежали неподвижно тела. Старики? Или просто больные?

– Староста о нас заботится, – блеял над ухом Хантор. – У нас отличная больница. А что с вами приключилось, можно узнать?

– Да так, ерунда… Я снял перчатку, когда был снаружи… и вот теперь на руке… – Сулла вынул из кармана руку, на коже рдела безобразная язва, которую он довольно ловко изобразил с помощью герметика и мерзкой каши из местной столовки.

Хантор ничего не сказал в ответ. Он попросту исчез. Испарился.

Сулла прошелся вдоль коек и остановился, раздумывая, говорит ли ему этот больничный спортивный зал о чем-нибудь, кроме того, что колония находится в упадке и доживает последние дни.

Человек на крайней койке зашевелился и попытался сесть.

Это был мужчина, еще нестарый, но его череп напрочь лишился волос (отсутствовали даже брови и ресницы), желтоватую кожу густо обсыпало старческой гречкой, на левом виске багровела язва, расползаясь безобразной кляксой от темени к уху и скуле. Серая туника висела на его плечах мешком – мужчина был страшно худ.

– Я вас прежде не видел, – сказал мужчина и закашлялся.

– Луций Сулла, – представился патриций, – прилетел с Лация, чтобы вам помочь.

– Значит, все-таки корабль пришел, – мужчина изобразил что-то вроде улыбки.

Остальные больные лежали не шевелясь, как будто уже неживые, никого из медперсонала не было видно. Сулла уселся на край кровати, но не слишком близко к больному.

– Как тебя зовут, приятель? – спросил он фамильярно.

– Тит… Просто Тит… – Больной подался вперед, опираясь одной рукой о плоскую серую, всю в пятнах, подушку. – Послушайте, заберите нас отсюда!

– Хотите эвакуироваться?

Тит кивнул:

– Я еще могу спастись. Они – нет, – кивок в сторону соседних коек. – Но у меня есть шанс.

– У вас эпидемия? – Сулла нахмурился.

Сам Сулла тщательно проверил атмосферу купола и тоже ничего опасного внутри не нашел.

– Это незаразно, – Тит попытался улыбнуться, и Сулла увидел розовые десны младенца – во рту больного не осталось ни одного зуба. – Последствия взрыва.

– Что за взрыв? Никто ничего сказать не может…

– Я могу, – перебил Тит. – Но обещайте, что заберете меня отсюда.

Сулла огляделся.

Тит заметил его жест, усмехнулся:

– Не бойтесь, нас не могут подслушать. Староста сюда редко заглядывает.

– Я непременно помогу, приятель. Слово патриция. – Сулла не стал уточнять, что редко держит слово. – Но я должен быть уверен, что ваша болезнь незаразна. Я не могу везти больных на Лаций.

«Если он к тому времени будет еще существовать», – мысленно добавил помощник Корвина, выдавая своей лжи индульгенцию. К счастью, до сих пор не изобрели жучков, которые слышат мысли.

– Говорю вам: это последствия взрыва. И это незаразно. Просто нужно пройти санобработку.

– Только слова. А мне нужны факты. Проверенные.

– Я – медик… – пробормотал больной. – Но сам исцелиться не могу. Был взрыв… нет, не взрыв. А просто скачок на сто или двести лет. Все, что могло портиться от времени, мгновенно разрушилось. Живое умерло и сгнило, металл пошел трещинами, как будто проработал много-много лет, пластик скукожился… уцелел лишь титан. Наша планета богата титаном.

«Да, так могла бы выглядеть хроноаномалия, – подумал Сулла, – мгновенный скачок на сто или двести лет. Но ученые давно доказали, что ничего подобного существовать не может. Или может?»

– А прочнейшие стекла корпусов? Уж им-то время без разницы.

– Состарились сталь и пластик оконных рам.

– А люди?

– Многие заболели. Я вам сказал, что все люди во Втором поселке погибли?

– Нет. – Сулла не стал уточнять, что и так это знает.

– Так вот, все погибли. Мгновенно. А потом и у нас в поселке люди стали стареть. Все по-разному. Кого взрыв застал на дороге подле Второго поселка, умерли в тот же день. Те кто был дальше – протянули от несколько дней до месяца. За месяц их тела состарились на пятьдесят лет. В ячейках, что были обращены окнами ко Второму поселку, люди сначала ничего не заметили. Но потом они стали быстро уставать, их лица избороздили морщины. Я сделал анализ на биологический возраст клеток. Молодые превратились в стариков. Старики стали умирать. Понятие «взрыв» в данном случае, конечно, условное. Взбесилось время.

– Итак, хроноаномалия во Втором поселке! – ловко изобразил недоумение Сулла. – Неужели же Крайняя Фула владела неизвестной технологией…

– Нет-нет, – перебил Тит. – Откуда у нас подобная вещь? Правду вам никто не откроет. Кто знал – тот умер. Но у меня есть гипотеза… Только дайте слово, что ничего не скажете старосте. Он не должен знать, иначе…

– Он так опасен, этот ваш староста Краб?

– Дайте слово! – почти закричал Тит.

– Хорошо, ваш Краб ничего не узнает. Итак, гипотеза…

– За неделю до взрыва на наш космодром опустился военный катер.

– Чей?

– Лацийский. Пилот был мертв. У него имелся жетон, по которому мы определили его имя. Опцион Луций Эмилий Павел, XX легион.

Сулла понимающе кивнул – в этом сообщении для него не было ничего нового.

– И еще… на корабле находился законсервированный образец его генетического материала. Так называемая кодовая таблетка.

– Ключ в виде генетического кода?

– Именно. Наши технари решили, что с его помощью мы получим доступ к начинке катера, забрали ключ и увезли катер во Второй поселок.

– Видимо, ключ не подошел, – хмыкнул Сулла.

– Тут нет ничего смешного.

– Я не смеюсь, клянусь Лацием! И это… все?

– Нет. Не все. Через два месяца, незадолго до появления транспортника «Красного Креста» к нам прибыл еще один катер. Точно такой же.

– И вы позволили ему сесть? После уничтожения Второго поселка? – искренне изумился Сулла.

– Он не спрашивал разрешения. Мы даже не видели, как он садился. Катер вдруг очутился на космодроме, и пилот потребовал связи с командованием.

– Пилот был жив? – Сулла затаил дыхание.

– Ну да. Я его видел. И даже узнал. Это был опять же Луций Эмилий Павел. Точно такой же, как тот, мертвый.

– Что же с ним стало, с тем, который оказался живым? – спросил патриций, понизив голос, чтобы не выдать своего волнения.

– Его привезли в поселок. В наш.

– Этот парень здесь? В вашем куполе?

– Да.

– Где?

– В секторе старосты. Краб его прячет.

– Зачем?

– Не знаю.

– Сколько раз ты его видел?

– Всего два раза. Сразу после прилета. Потом через месяц. И все. Очень молодой человек. Лет двадцать, не больше. Но ведет он себя как опытный человек. И повадки у него были странные, – торопливо, понизив голос, заговорил Тит, будто только теперь осознал, насколько сильно рискует. – Он говорил очень тихо. И чем тише – тем более угрожающе. Двигался почти бесшумно. Был вкрадчив. Во всем. Он был… как царь… или бог…

«Похож на патриция», – отметил про себя помощник префекта по особо важным делам.

– Староста потом что-нибудь говорил о своем пленнике… или квартиранте, уж не знаю, как его и назвать?

– Сам – ни разу. Я однажды спросил его, как поживает этот человек, может быть, его надо осмотреть – все-таки он провел в анабиозе немало времени, а камера была не самой лучшей. На это Краб ответил – парень в порядке. И велел мне молчать. Больше я на эту тему не заговаривал. Хотя уверен, что осмотреть пилота просто необходимо. Но Краб его не выпускает. А в колонии никто против Краба не пойдет – тем более ради незнакомца. И я не пойду.

– У тебя есть его генетический образец?

– Этот второй Павел не позволял мне взять образец ткани. Но я все же умудрился это сделать. Учтите, все это я говорю вам – первому.

– Благодарю за доверие, – усмехнулся Сулла. – А где корабль, на котором прилетел этот парень?

– Корабль?

– Ну да, катер, ведь он прибыл на катере?

Тит задумался:

– Если честно… не знаю. Не думал об этом. Наружу я никогда не выхожу.

– Будь добр, передай мне контейнер с генетическим образцом пилота.

Тит поколебался, но просьбу выполнил. Образец находился в так называемом генетическом жетоне.

– А ты не знаешь, генетический код погибшего пилота и этого, живого, совпадал полностью?

– Не знаю… ничего сказать не могу. Во-первых, тот образец сгинул во Втором поселке. А во-вторых, у меня для этого нет оборудования.

– Ну что ж, твоя помощь неоценима, Тит. Кстати, ты не просветишь меня насчет устройства жизни вашей колонии?

– Если смогу.

– Сможешь. Мои вопросы просты. Насколько я знаю, на колониях Лация республиканские порядки. Власть выбирается – на всех уровнях. И, как я понимаю, старосту Краба жители должны были избрать сами.

– Так и было, – Тит усмехнулся, обнажая по-детски голые десны. – Мы избрали его старостой Первого поселка. Он неплохо справлялся. То есть даже хорошо справлялся, а потом случилась катастрофа. Нас осталось слишком мало, чтобы что-то предпринимать и менять. Краб предложил не проводить выборы, а просто оставить его на этом посту. Все согласились – у нас не было иной кандидатуры.

– Вы не пытались протестовать?

– Н-нет… Зачем? Мы ничего не хотели менять. Староста нас устраивал. Никого не притеснял. В первый момент нам казалось, что эти порядки временные – до тех пор пока не придет помощь от метрополии. Но месяц проходил за месяцем, никто не прилетал. О нас забыли.

– Получается, вы по доброй воле оказались в рабстве у этого вашего Краба, – в голосе Суллы мелькнуло презрение.

– Добрая воля попавших в беду поселенцев – это звучит, по меньшей мере, смешно, – заметил врач. – Нашей первейшей задачей было выжить, а не добиваться соблюдения буквы и духа лацийских законов.

– Одно другому не мешает.

Сулла мог бы рассказать Титу, что Крайняя Фула отказалась от помощи спасателей, и, скорее своего, от имени колонистов это сделал староста. Но патриций лишь спросил:

– У вас ведь есть аппарат дальней связи.

– Ну да, аппарат стоит у Краба в секторе. Наверное, мы слишком сосредоточились на ожидании помощи извне, – очень тихо заметил Тит.

– Неужели ни разу никто не протестовал…

– Был один случай. Двое парней решили отремонтировать один из транспортных катеров и отправиться за помощью. Так вот, староста им запретил.

– Они послушались? – недоверчиво хмыкнул Сулла.

– Нет. Их казнили… публично.

– Ого. Хочешь сказать, что их осудили на смерть?

– Да. Осудили.

– Разве по римским законам осужденный на смерть не может апеллировать к народу? То есть именно к вам, ко всем поселенцам?

– Они апеллировали… Но мы… мы… мы проголосовали за смерть. Я видел, я точно видел: почти все подняли руки. А потом, потом все отказывались и говорили, что они не поднимали рук. Никто. Все отреклись.

– Может быть, они находились под гипнозом?

– Я не заметил.

– Твои рассказы с каждой минутой становятся все чуднее и чуднее. Если верить тебе, то этот ваш староста Краб контролирует в поселке все – от белья под комбинезонами до мыслей в голове.

– Именно так… Вот только – не всегда. Я точно знаю, что каждый день примерно с четырех дня до семи по местному времени он недоступен.

– Что значит – недоступен?

– С ним нельзя связаться. Информация к нему не поступает. И он никогда не выходит из своего сектора в это время.

– У него тихий час? – усмехнулся Сулла.

– Что-то вроде того. У меня есть одно подозрение… – Тит заколебался.

– Какое же?

– В это время он проходит какую-то обязательную медицинскую процедуру.

– Но если ты врач, то обязан знать.

– Да, конечно… – Тит опять заколебался. Но отступать было поздно – он уже и так выболтал слишком много.

– Он обращался к тебе с чем-нибудь подобным? – продолжал давить на несчастного Сулла.

– Он взял у меня ванну и аппаратуру для регенерации.

– А раствор?

– Нет, раствор не брал.

– Мне нужна схема внешнего круга станции. Того круга, что теперь полностью закрыт, – просьба была довольно нелепой. Не у врача надо было искать подобные данные. Но если их разговор подслушивают, пусть Краб воображает, что главную тайну лацийцы решили искать в закрытых комнатах купола.

– Зачем? – Тит растерялся. Он тоже сообразил, что вопрос не по адресу.

– Мы же прибыли расследовать этот взрыв, Тит! – с наигранной укоризной воскликнул Сулла.

– Ах, ну да, конечно.

– И ты наш единственный союзник. Мне нужно знать, что где находилось, сколько человек там было и кто погиб. У тебя есть записи?

– Н-нет…

– Можешь достать?

– Н-не знаю.

– Ты уж постарайся. Но будь осторожен. И еще: ты ничего не говорил мне, Тит. Запомни. Я приходил к тебе за препаратом от головной боли.

– Я понял, доминус… Но вы поможете нам, ведь так? Вы – наш патрон.

– Бывший патрон, – уточнил Сулла.

– Почему – бывший? – Тит растерянно моргнул.

– Вы ведь отказались от патроната.

– Это не я… то есть большинство проголосовало за отказ. Но не я. Сейчас нам нужен патрон как никогда. Просто необходим. Мы погибаем. Вернитесь к нам. Нам нужен хозяин, повелитель…

Сулла лишь покачал головой: неувязка получается – от патроната эти ребята отказались десять лет назад, вряд ли тогда староста Краб имел неограниченную власть в поселке. Но за три года колонисты так привыкли к своему положению, что теперь во всем винят своего властителя. Если быть точнее: одни за все винят, другие благодарят – тоже за все.

Тит молитвенно сложил руки. Он обращался к патрицию, как к божеству. Хотя это божество вряд ли подходило на роль благодетеля. Стоило только глянуть в желтые, искусственно измененные глаза, приметить ехидную усмешку на губах, и сразу становилось ясно, что милосердие и сопереживание этому человеку чужды.

Но Тит ничего этого не замечал. Он жаждал спасения, ему необходима была помощь, и в эту минуту он готов был поверить в милосердие кого угодно, даже Суллы. А может быть, он разглядел что-то за обманчивой внешностью? Что-то, позволявшее надеяться, что просьба будет услышана надменным патроном?

– Приказ не выпускать этого лацийца из госпиталя! – прогремел у них за спиной голос старосты.

Сулла оглянулся. Староста в сопровождении аж сразу четырех амбалов перегораживал выход.

«Ну вот, легок на помине! – усмехнулся Сулла. – А еще говорят, что староста редко посещает госпиталь!»

– А в чем, собственно, дело? – спросил он насмешливо.

– Вы сняли перчатку снаружи, и у вас на коже…

– Ах, это? – Сулла вынул руку из кармана и демонстративно содрал нашлепку из герметика. – Это небольшой маскарад. Всего лишь. Я знаю, что такое «Пыль веков», не хуже вашего. И я не самоубийца.

– Тит, осмотрите его руку! Немедленно!

Эскулап взял своими тонкими, почти прозрачными пальцами руку Суллы.

– Кожа чуть-чуть покраснела…

– Не может быть. Он весь должен… – Староста осекся.

– Это от герметика, который был наклеен на голую кожу. Если бы «Пыль веков» попала на кожу вчера, доминус Сулла лишился бы руки и был бы сейчас при смерти.

– Что?

– Он бы лишился руки.

– Я не о том. Как ты его назвал? Доминус? Господин?

– Он наш бывший патрон…

– Молчать! – Староста покраснел. – Вон отсюда… опцион Сулла!

– У меня разболелся живот! – Сулла вспомнил о первоначальной версии, придуманной для посещения госпиталя Корвином.

– Вон! – рявкнул староста. Ярость его выглядела фальшивой. – И если вдруг появятся настоящие язвы, немедленно к врачу! А то придумали все кому не лень нарушать инструкции! Один гуляет там, где запрещено, другой… – Староста опять осекся и еще больше побагровел. – Вон! И чтобы я вас не видел до вечера!

Неожиданно Сулла вскрикнул, схватился руками за живот и присел на корточки.

– Что с вами, доминус? – кинулся к нему Тит.

– Н-ничего, уже лучше… – Сулла медленно распрямился. – Мерзкая еда… Н-не привык. Прошло… Я приму пару таблеток, и все пройдет.

– Все – пройдет, – повторил Тит и в ужасе глянул на старосту.

Тот ничего не сказал, стоял отвернувшись.

Но Сулла видел его отражение в начищенном баке с водой – кажется, единственной сверкающей вещи в этой мерзкой больничке.

Староста улыбался.

* * *

Марк отыскал легионера Турма в мастерских. Тот изготовлял новую глухую ставню для купола. Турм в защитном комбинезоне и стареньких, видавших виды очках работал на универсальном станке, какие на Лации уже не использовали лет двести, а может быть, и больше. Причем работал в ручном режиме. Гнездо для управляющей голограммы зияло пустотой.

– После взрыва вы все окна закрыли ставнями, – сказал Корвин, рассматривая заготовку, которую Турм собирался превратить в корпус подшипника. – Трудная работа.

– Не легкая. Мы на примитивном «пауке» облазали весь корпус, заделывая окна снаружи. А потом еще полгода красили стекла изнутри.

– Где вы брали материалы?

– Нам прислали несколько грузовиков-автоматов. Они прибывают до сих пор примерно раз в месяц. Иначе бы мы тут давно сдохли.

– «Красный Крест»?

– Бес их знает…

– Трибун рассказал мне, что у вас угнали транспорт и два катера после взрыва.

– Сволочи! – подтвердил Турм.

– А почему вы не пытались бежать на том катере, что приземлился через два месяца у вас на Фуле?

– Что? Два месяца? Нет, прошло почти три, когда вновь опустился «Калипсо». Или все-таки два? Не помню. Знаю только, он будто не с небес спустился, а возник из-под земли. Мы хотели его сразу взорвать, но ионная пушка не сработала. Тогда у нас большинство компов вышло из строя. А может быть, и все… Орк!

– В чем дело?

– Да так… Только теперь подумал, что их нарочно долбанули.

– Так что с тем катером?

– А ничего. Его сволокли в уцелевший купол технополиса. Улететь на нем невозможно. Нет ключа.

– Вы не можете разблокировать систему управления?

– Один раз попытался. Задачка мне не по зубам. Система настроена на генокод пилота.

– Но у вас есть тело пилота.

– Тело? Ошибаетесь, у меня нет тела, совершенный муж, нет даже клочка от этого проклятого тела.

Корвин хотел еще что-то спросить, но тут раздался вызов комбраслета. Вызывал начальника Сулла.

– По-моему, нам пора вернуться на корабль за оборудованием! – сказал опцион.

Голос его слегка дрожал от возбуждения. Значит, сумел выяснить что-то важное.

– Сейчас! – отозвался Корвин. – А кроме вас никто не пытался завладеть кораблем и покинуть планету?

– Нет… а кто бы мог это сделать?

– Староста, например.

– Староста? Ну… он ездит в технополис время от времени. Я видел. Но он ни разу не пытался вывести катер из купола.

– Ездит в технополис? Но ведь это так опасно – выходить на поверхность.

– Ну, не знаю… Может быть, он каждый день стоит под душем из реагента по три часа. У него в комнатах есть отдельная установка.

– Вы занимались обустройством покоев старосты?

– Ну да, а кто же еще?

* * *

Корвин облачился в защитный скафандр и принес точно такой же своему помощнику.

– Одевайся, мы отправляемся на корабль, – сообщил префект опциону. – Надо забрать оборудование для полной санобработки. Нам нужен раствор посильнее этой серой пены. Капитан уже все приготовил. Но придется повозиться с погрузкой ящиков. И не забудь на лицо напялить маску, на глаза – специальные фильтры. Это лучше чем переводить щиток в непрозрачный режим.

«Повозиться…» – значит, речь идет еще о каком-то деле, и Корвин не хочет распространяться о предстоящем здесь, в куполе.

– На обед мы уже не успеем. Потом Краб заляжет в спячку. Ты знаешь про спячку? – спросил Сулла. – С четырех до семи староста недоступен.

Корвин сделал неопределенный жест, который можно было трактовать как «да» и «нет» одновременно.

Сулла наконец облачился в скафандр, и лацийцы направились в гараж. Тут выяснилось, что их не собираются отпускать из купола без сопровождения. Двое здоровенных парней из восьмерки легионеров, облаченные в легкие скафандры, поджидали лацийцев у вездехода.

– Староста Краб поручил нам сопровождать вас повсюду за пределами поселка, префект Корвин, – послышался в шлемофоне хриплый голос одного из парней.

Сквозь стекло гермошлема Корвин не сумел рассмотреть их лица – они были закрыты черными масками. Вместо глаз и рта – черные выпуклые нашлепки.

– Будете нас провожать на собственный корабль? – удивился Корвин.

– Вы собираетесь на корабль? – встревожились охранники – у обоих вопрос вырвался почти одновременно.

– А куда еще мы можем направляться? – почти искренне изумился Корвин.

– Мы торопимся, – сказал Сулла. – Нужно забрать оборудование. Так что, даже если бы мы захотели, не смогли бы взять вас в наш вездеход – нам нужно место для ящиков.

– На корабль не заходите. Пусть роботы погрузят оборудование на челнок, – посоветовал охранник. – Иначе придется делать полную санобработку корабля.

– Именно робот все и погрузит, – заверил Корвин.

Он занял водительское место, Сулла уселся рядом. Охранники отправились назад – ко второму шлюзу. «Ох и влетит им от старосты», – мысленно ухмыльнулся Сулла.

– Куда мы едем на самом деле? – спросил он по каналу защищенной связи, когда они выехали из древних ворот главного купола.

– Первым делом – на корабль. Отвезем добытый тобой образец генетического кода. Пусть наш медик сравнит его с образцом мертвого Эмилия Павла, который прибыл на Лаций.

* * *

Поверхность Фулы встретила лацийцев маленькими торнадо черного праха. Они гуляли среди серого песка и рассыпались, столкнувшись с развалинами какого-нибудь ангара.

Марк сделал круг, проехал по краю космодрома и повернул к челноку.

За ними никто не ехал.

– На челноке стартуешь один, – сказал Марк, открывая шлюз. – Отдашь образец ткани и заберешь трех легионеров. Пока ты посещал госпиталь, я связался с капитаном и… попросил помощи, – признался Корвин.

– В каком смысле – помощи?

– В смысле – военной. Зачем, как ты думаешь, мы тащили с собой легионеров?

– Мы что, будем штурмовать купол?

– Если понадобится. Но надеюсь, обойдемся без этого.

– А ты? Что собираешься делать ты?

– Отправлюсь в технополис.

– Ничего себе! И что ты там забыл? Хочешь лишиться руки или ноги? Или еще чего-нибудь более важного?

– Староста Краб ездит туда время от времени. «Зачем?» – задал я себе вопрос. Оттуда ничего нельзя привезти, вряд ли он добывает там свои волшебные дары.

– Волшебные дары – это заныканные грузы «Красного Креста», – фыркнул Сулла. – Ты же видел надписи на полотенцах и зубной щетке в своей ячейке.

– Он что-то там хранит – это единственное правдоподобное объяснение. Вопрос – что именно.

– И ради ответа на этот вопрос ты готов рискнуть жизнью?

– В технополисе спрятан катер, который прибыл незадолго до транспорта «Красного Креста». Именно из-за этого катера Краб отказался от помощи Лация. Видимо, именно что-то на этом катере позволяет старосте Крабу оставаться старостой.

– А может быть, ему в этом помогает пилот?

– Что?

– Уцелевший пилот с этого катера. Он до сих пор находится в апартаментах Краба.

– Живой?

– В первые дни был живой. Потом – не знаю. Его давно никто не видел.

– Тем более я должен найти катер. Счастливого пути!

И Марк нырнул обратно в вездеход.

«Глупо, – шепнул голос предков. – Не стоило разделяться!»

* * *

После песчаной бури, что бушевала накануне, дорога к технополису едва угадывалась.

Уцелевший купол быстро надвигался – технополис находился гораздо ближе к Первому поселку, чем сгинувший Второй. Марк остановил вездеход у шлюза. Небо над куполом было темно-серым и каким-то застывшим. Будто Корвин смотрел не на реальный мир, а на неподвижную голограмму. Близи стало видно, что поверхность купола покрыта чем-то вроде слоя серого поролона. Скорее всего, застывшая пена нейтрализатора. Слева от входа сохранилась почти нетронутой кабина внешнего лифта, которой давным-давно никто не пользовался. Пушистый прах осыпал ее черным «снегом», но кое-где наслоения отвалились, и на солнце тускло поблескивали стекла и обшивка кабины. Стекла покрылись сетью трещин, как лицо старика – сетью морщин.

Марк глянул наверх. Теперь он отчетливо различил, что вся поверхность густо заткана тончайшей паутиной, она серебрилась и блестела в лучах Тефии, и кое-где в ее узлах собрались горсти черного пепла. «Паутина кажется тонкой отсюда, снизу. На самом деле она довольно солидная… Что ж за паук ее здесь соткал?»

Индикатор «Пыли веков» мигал красным. Сколько лет жизни отнимет эта поездка? Год? Два? Десять?

Ну что ж, пора забраться внутрь.

Против воли у Марка клацнули зубы, а все тело покрылось мурашками – неосязаемая невидимая сила, готовая убить мгновенно, таилась где-то рядом.

Корвин извлек из контейнера украденный Суллой гермошлем старосты.

Должно сработать. О том, что шлем – это ключ к входным дверям, Марк подумал в тот миг, когда староста принялся кланяться у входа. На Крайней Фуле не осталось управляющих голограмм. Все примитивненько, сделано на скорую руку. Да и зачем? От кого прятаться? Эти безвольные серые личности ни на что не способны. Староста просто наклоняет голову и посылает приказ – дверям открыться, людям – повиноваться.

Корвин выбрался из вездехода и направился к шлюзу.

Префект не ошибся – система сработала. Как только Марк повернул украденный шлем к стальным дверям, они открылись. Света внутри не было – пришлось включить мощный фонарь. Луч запрыгал по полу и стенам.

В огромном помещении царил такой же беспорядок, как и во внешнем круге жилого купола. С той лишь разницей, что посередине застыл катер типа «Калипсо». Новенький, совершенно не поврежденный.

Дверь корабля была закрыта, но открылась, как только Марк повернул шлем красным кружком к катеру.

«В сторону!» – закричал голос предков.

Марк прыгнул.

На том месте, где он только что стоял, подняв облако пыли и громыхая обрывком сползающей с бока цепи, валялся металлический цилиндр килограммов под сто. Самая обычная механическая ловушка. В духе фараонов. Чтобы никто, кроме Краба, не мог приблизиться к катеру.

Чертыхнувшись, Марк поднялся.

Дверь катера была по-прежнему открыта.

«Будем надеяться, что внутри староста поленился устроить ловушку», – подумал Марк и ступил на корабль.

Глава 10 Тайный друг или враг?

Даже в простой блузе и светлых летних брюках Лери выглядела сногсшибательно. Верджи облачилась в черный комбинезон. На запястьях – золотые комбраслеты – она носила два с недавних пор.

Верджи спускалась по широкой лестнице в подвал «Итаки» первой, держа в руке вечный фонарь, хотя Лери знала эти подвалы куда лучше. Но сестра префекта не хотела уязвлять новую хозяйку. Отныне она в доме своего отца – только гостья. Огромный сводчатый подвал, заставленный бочками с вином, служил когда-то ей местом для игры. К сожалению, она играла одна – младший брат провел детство вдали от родных пенат.

– Вина здесь хватит на долгие годы, можно пьянствовать и устраивать вакханалии, – заметила Лери, поглаживая дубовую бочку. – А у нас осталось меньше месяца.

– Здесь нас никто не услышит? – спросила Верджи.

– Надеюсь, что нет. Мой отец когда-то оборудовал полностью изолированное помещение в том конце! – Лери взяла Верджи за руку и направила свет фонаря на дверь в дальней стене подвала. – Там мы можем немного посплетничать.

Верджи кивнула и направилась прямиком к металлической двери.

– Подожди! – окликнула ее Лери. – Возьмем с собой бутылку. Нелепо сидеть в винном подвале и не пропустить по стаканчику.

Она сняла с полки изрядно запылившуюся бутылку и всучила Верджи поднос с бокалами. Верджи заметила, что на полке уже немало пустых ячеек. Видимо, это было любимое вино ее золовки.

Помещение за дверью оказалось совершенно пустым, Верджи пришлось поставить поднос на пол.

– Здесь явно не хватает стола и удобных кресел! – заметила Лери, откупоривая бутылку. Они чокнулись и выпили. – Чудный вкус, не правда ли? Это вино разливали по бутылкам в год, когда родился Марк. Тогда на Лации стояла жуткая жара, и урожай винограда удался на славу.

Верджи кивнула, давая понять, что оценила вино.

– Лери, посольство Колесницы закупает через подставных лиц в огромных количествах продукты и медикаменты. Как ты думаешь, если бы они действительно собирались уезжать, то стали бы это делать?

– Вряд ли. Но возможно, они надеются, что взрыв будет не таким уж и сильным? – предположила Лери, вновь наполняя бокалы.

– Они не надеются, они в этом уверены.

– Значит, Лаций не погибнет?! Нам устроили экономический кризис и лишили активов и… – Лери ощутила глухую ярость, вспомнив, сколько Лаций потерял за время кризиса. Подобный фокус был в стиле Неронии. Но речь шла о Колеснице.

– Значит, никакого взрыва? Жизнь продолжается! – со смехом воскликнула Верджи, чокаясь с золовкой.

– Но откуда колесничие знают, что именно произойдет?

– Ха! Я тоже задавала себе этот вопрос и пока не нашла на него ответа.

– Неужели фальшивый катер подсунула нам Колесница? – с сомнением покачала головой Лери.—

Если колесничие научились управлять временем, всем придется туго.

– Знаешь, что сказал мне посол Колесницы?

– Разумеется, не знаю, – хмыкнула Лери.

– Он сказал: «Придете ко мне „после“».

– После взрыва?

– Нет, просто «после». Хотелось бы знать – после чего?

– Думаю… – Лери сделала паузу. – Взрыв все же затронет планету. Надо строить убежища.

– Может быть, может быть, – задумчиво проговорила Верджи. – Но только я не думаю, что на территории посольства есть приличный подвал вроде этого.

Лери огляделась:

– Надо привезти сюда кровати, стулья, воду и продукты и перевезти сюда Илону с сыном и моего малыша. Как можно скорее!

* * *

Марк загрузил находку на заднее сиденье маленького вездехода, предварительно облив серой пеной кожух прибора. Потом вылил на себя всю пену, что имелась в бутылях на заднем сиденье.

«Я играю со смертью!» – подумал Марк, заливая забрало шлема так, что почти ничего уже не видел.

Он нырнул на место водителя и подавил отчаянное желание врубить максимальную скорость.

Внезапно его начала бить крупная дрожь. Автоматическая аптечка скафандра тут же впрыснула под лопатку успокоительное.

«Ерунда! Краб не умер, и я не умру. А эта штука мне в этом поможет».

Внезапно он расхохотался.

– Представляю, какая будет рожа у Краба, когда он узнает, что его ограбили!

Дрожь прошла. Сделалось почти легко и весело. Отъехав от купола, вездеход тут же прибавил ходу. Новая машинка пожирала расстояние, урча от удовольствия.

Как ни странно, но Корвину удалось открыть двери первого шлюза почти сразу. Видимо, староста попросту устроил спектакль, чтобы сбить вновь прибывших с толку. Но зря он воображал себя хитрецом – его неуклюжий маневр лишь позволил Корвину понять, что служит ключом от двери. Охранников внизу уже не было – они справедливо рассудили, что лацийцы вернутся не скоро, и ушли. Необходимая процедура под стандартным душем, после чего Корвин содрал с себя обезображенный потеками реагента скафандр. В нескольких местах материал скафандра скукожился и сделался ломким и хрупким. Так что скафандр пришлось выбросить в один из титановых ящиков, стоявших в углу. В другой пустой титановый ящик Марк загрузил находку из технополиса.

В этот момент прибыли Сулла и вместе с ним три легионера. Марк без труда открыл им двери шлюза.

* * *

В главном зале их встретили Эмилий Павел и легионер Турм.

– Один из охранников хотел воспрепятствовать вашему возвращению, но я сумел его убедить, – сообщил военный трибун.

О том, как именно пришлось его убеждать, красноречиво свидетельствовали кровавый след на сером покрытии и распухшая губа военного трибуна.

Кроме этих двоих, в зале никого не было. Поначалу. А потом из бокового коридора выскочил Хантор, уставился на лацийцев и замер.

– Вы… вернулись? – спросил он растерянно. И хотел уже вновь улизнуть.

Но не получилось. Кто-то вытолкнул его назад в главный зал. Это был Реджер:

– Вам не показалось подозрительным, господа, что староста нас не слишком ограничивал… главное, не мешал нам общаться со своими телохранителями?

Корвин и Сулла переглянулись.

– Староста не переживал лишь потому, что считал нас живыми мертвецами, – продолжал Реджер, удерживая Хантора за шкирку и награждая ощутимыми тычками. – Вообще-то вам, верно, неизвестно, что «Пыль веков» легко растворяется в воде. Пара глотков такого «чая», и вы за два-три часа превращаетесь в древнего старца. Вот почему люди в поселке боятся пикнуть – никому не хочется состариться к ужину, позавтракав в столовой вместе с Крабом. К счастью, меня предупредили, чтобы мы ничего не ели за завтраком. Потому как милашка Хантор подлил нам немного раствора за завтраком из титановой бутылочки.

– Пластик бы растворился… – заметил Марк.

– Пластик стаканчиков. Да, чай, видимо, был ни при чем. А вот миски были из титана. Может быть, поэтому каша выглядела так отвратительно?

– Я не… – пикнул Хантор.

Договорить он не успел – в конвульсиях рухнул к ногам Реджера.

– Всего лишь парализатор. Максимальный разряд. Парень, конечно, не в форме и может умереть. Но зато гарантия двух часов отключки.

– Староста уверен, что отравил вас за завтраком? – изумился Турм.

– Ну да, я же сказал, в меню входило немного «Пыли веков» в кашу, – кивнул Реджер.

– А потому небольшой спектакль, который я перед ним разыграл, удался на славу, – похвастался Сулла. – Я хватался за живот и корчился на полу. А староста, довольный, улыбался. Он был уверен, что я загибаюсь от старости.

Павел передернул плечами, давая понять, что ни секунды не верит в этот треп.

– А я сделал вид, что меня тошнит, когда разговаривал с женой Краба, – добавил Реджер.

– Орк! Вы серьезно? – спросил Павел.

– Серьезнее некуда, – заверил Корвин.

Вместе с вновь прибывшими легионерами и Турмом их было теперь восемь. Затащив бездвижного Хантора в ячейку Реджера и там заперев, совещание устроили в коридоре – в крохотной комнатушке попросту было не поместиться.

– Помнится, тогда на вилле Торквата Друз сказал, что не может быть двух разных систем самоуничтожения, – начал Корвин. – Сказал, что должно быть два режима. Но его высмеяли.

– Высмеял префект Норика, – напомнил Сулла.

– Остальные сделали умный вид, как будто что-то понимали в этом вопросе. Но Друз оказался прав. Все исходили из предположения, что три хроноконтура должны усиливать эффект. И никто не подумал, что их можно настроить так, чтобы они гасили друг друга. Да, на первый взгляд, такая бомба кажется никчемной – она не делает проколов в гипер и создает кучу проблем. Есть такой термин «грязная» бомба в ядерной физике. Это когда во время взрыва нет цепной реакции, но огромные площади засыпает радиоактивная пыль. Так и здесь, в зависимости от настройки контуров мы получаем либо прокол в гипер и уничтожение планеты, либо «грязную» хронобомбу. Именно такая дрянь и уничтожила Второй поселок. Действует она совсем не так, как мы полагали. Никакого прокола в гипер, только смертельно опасное излучение огромной мощности и распыление не менее опасного порошка, который образуется в момент взрыва.

– Как ты догадался?

– По аналогии.

– Почему префект Норика не догадался… как ты? – не унимался Сулла.

– Потому что «грязная» радиоактивная бомба – оружие террористов, мой прадед занимался нейтрализацией подобных «презентов». К науке это не имеет отношения.

– Но если все так, как ты говоришь, то катер, пристыкованный к станции на орбите Лация, не уничтожит нашу планету! – воскликнул Эмилий Павел.

– Мы этого не знаем. Смотря как отрегулированы хроноконтуры. Усиливают эффект или ослабляют друг друга.

– Тогда зачем… – начал было Эмилий Павел и осекся. – Кто-то хочет уничтожить только станцию?

– Возможно. Уничтожить боевую станцию, лишить нашу планету защиты и одновременно – устроить дезу, посеять панику и… облучить часть населения, чтобы они умерли в течение нескольких дней. Весь замысел мне неизвестен. Но многое уже ясно.

– Надо срочно сообщить об этом на Лаций, – Эмилий Павел сжал кулаки.

Предположение, что хотят уничтожить именно боевую станцию, а не все планету, подразумевало лишь одно – вторжение. Кто его планирует – неизвестно. Но произойдет оно в ближайшее время. Если уже не началось!

– Наши дальнейшие действия? – спросил Павел.

– Немедленно захватить апартаменты Краба и добраться до того мерзавца, что живет у него в комнатах уже три года, – сказал Корвин как о чем-то само собой разумеющемся. – У нас есть три часа – когда староста впадает в дневную спячку. И время уже пошло.

– Кто прячется в комнатах Краба? – уточнил Павел. – Чужой?

– Не исключено, но маловероятно. Одно точно: именно он причастен к взрыву и заражению планеты. И к тому, что люди до сих пор болеют и умирают. А также по его наущению Краб отказался от помощи метрополии.

– Ты уверен? – Павел не успевал «переваривать» гипотезы префекта.

– Абсолютно. Кстати, а где сейчас остальные колонисты? Тоже спят?

– Половина работает в мастерских, – доложил Павел. – Остальные попрятались в своих клетушках. Они, как звери, чуют опасность.

– Надо взять под свой контроль систему регенерации воздуха. Иначе местные могут нас отравить из преданности хозяину, – сказал Корвин.

– В компрессорной наш человек, – о подобных «мелочах» Павел позаботился заранее. – Один из бывших легионеров, приятель Турма.

– Мы можем положиться на бывших легионеров?

– Вполне. Я пообещал им всем возвращение на Лаций.

– Все равно, направьте туда одного из наших ребят. Итак, действуем. Осталось чуть больше двух часов.

– Знаешь, это очень верная мысль – взять поселок под контроль, – заметил Сулла. – Хотя бы потому, что, возможно, это наш будущий дом на многие и многие годы.

Будущий дом… Сулла озвучил мысль, которую гнал от себя Корвин: несмотря на все успехи, до сих пор не исключено, что возвращаться им будет некуда.

* * *

В дальнейших действиях главная надежда лацийцев была на помощь перебежчика Турма. Однако они явно переоценили этого парня. На вопрос, как попасть в апартаменты старосты, Турм лишь хмыкнул:

– Ничего не выйдет. Против Краба у вас ничего не выйдет. Гарантирую.

– Он что – патриций и бывший боец спецназа? – удивился Сулла.

– Он – круче. Один из наших однажды с ним сцепился. Краб задушил его голыми руками. Уж не знаю, как у него такое получилось. Но – получилось. А когда подрались наши парни, он раскидал их, как говорится, одной левой.

– После ускоренной регенерации такой эффект суперсилы – дело обычное, – заметил Корвин. – Эмилий Павел и наши легионеры в броне с усилителями с ним справятся, не волнуйся. И не думаю, что он особенно силен в это время. Нам известно, что Краб устраивает какие-то процедуры до семи часов.

– Это все знают. Но как раз в это время его сектор заблокирован. Мы с Гаем пытались дважды туда пролезть, – признался Турм. – И оба раза безрезультатно.

– Попробуем в третий, – сказал Павел.

– Сулла, а как ты раздобыл шлем Краба?

– Выменял у его сынишки на пару инфашек с играми.

– Мог бы и ключ попросить.

– Мог бы… но не было больше игрушек. К тому же, как сообщил мне парнишка, дверь запирается изнутри на запор без всяких ключей. Элементарная задвижка.

– Дверь заперта изнутри, – Турм задумался. – В случае неудачи у нас будет корабль, чтобы удрать. Ведь так?

– Конечно.

– И я улечу с вами? Я и моя девчонка?

– Как обещано.

– Идем, я покажу вам место, где есть шанс пробраться в сектор Краба.

– Твой приятель Гай нам поможет? – спросил Павел.

– Нет. Гай по ту сторону Стикса.

* * *

Предложенный Турмом план оказался довольно прост: бывший легионер предлагал проникнуть в купол снаружи. Он вполне законно ползал по поверхности на своем ремонтном «пауке». Содрать ставни – не такая уж сложная задача. Переборки между секторами тоже пробить несложно. Другое дело – наружные стены! Турм и Гай дважды пробовали это сделать, но ничего не вышло.

– Чем же вы работали? – поинтересовался Павел, выслушав рассказ легионера.

– Молекулярным резаком.

– Ручным?

– Конечно.

– О да… это как раз подходящее оборудование для такого дела!

– Хм… а ты думаешь, у нас есть серьезное оборудование? Его Краб держит в своем секторе. У нас – маломощные резаки для технических нужд.

– Ничего, теперь попробуем плазменный резак. Думаю, он подойдет для вскрытия этой консервной банки, – заверил Павел.

– Плазменный резак! – мечтательно воскликнул Турм. – Да мы в три счета ее разрежем.

– Не в три счета, а за семь минут, – уточнил Сулла. – Если включить на максимум. Но откуда у нас плазменный резак?

– Из того ящика, на котором было написано: «медицинское оборудование», – сообщил Павел.

* * *

Павел и Турм надели легкие скафандры и, погрузившись в «паука», выбрались через ремонтный шлюз. Титановый «паук» передвигался по куполу с легкостью его земного тезки. К тому же повсюду для страховки была натянута титановая паутина.

«Паук» не только легко стыковался с любым из окон, но и сам служил двухместным переходным шлюзом. Турм указал на плане окно, через которое они должны были проникнуть внутрь. Если верить рассказу Турма, эта комнатка походила на изолированную от прочих кладовую. В соседнем помещении находились три регенерационные ванны. Дальше шла спальня Краба.

На то, чтобы вынуть одну из панелей, понадобилось, как и предсказывал Сулла, семь минут. После чего трибун с легионером вошли внутрь.

Далее они уже без всяких предосторожностей выжгли переборку между внутренним и внешним кругом.

Турм не ошибся. Помещение, куда они попали, в самом деле походило на кладовую: сложенные штабелями ящики, какие-то приборы. И в центре закрытая прозрачной крышкой камера. Павел первым делом глянул сквозь стекло наверху, в мутном застывшем составе едва угадывался абрис человеческого тела, длинные волосы, закрытые глаза. Что-то было не так. Павел глянул на показания индикаторов. Вряд ли человек внутри был жив.

– Куда теперь? – спросил Павел, разглядывая две одинаковые двери, ведущие из кладовки.

– Пойдешь направо – убитым быть, а налево… – хмыкнул Турм.

Они двинулись налево. Павел толкнул дверь – она оказалась заперта. Он выжег замок резаком.

* * *

Пикник они устроили вшестером: Лери, Верджи, Илона и малыши – наследник Ливия Друза малыш Лу и второй сын легата Флакка Гай с нянькой. Женщины оставили детей с нянькой, а сами отправились прогуляться по заросшему парку. Для Верджи, привыкшей к суровой природе Колесницы, летнее великолепие Лация всегда казалось удивительным. Кудри винограда, обвивавшие белые столбы, синеющие горы вдали, серебристые оливы, пышные цветущие рододендроны, водопад, струящийся меж красных камней в синее озеро, – все казалось созданным для вирта, а не для реальной жизни.

После купания Верджи разлеглась на песке и принялась смотреть в небо. Перистые облака соткали кружевной узор в вышине, а ниже, ослепительно белые, плыли облака кучевые.

Хорошо-то как…

– Ящерица! Ящерица! – выкрикнул юный звонкий голос, и к озерку выскочили двое – загорелый паренек в шортах и с ним девчонка в коротенькой до неприличия тунике.

– Осторожнее! – суетилась девчонка. – За хвост ее только не бери… а то отбросит и удерет.

– Да знаю! Не мельтеши тут! – солидно пробасил мальчишка.

И они скрылись за полосой давно не стриженных туй.

– Отбросить хвост, – задумчиво повторила Верджи.

– Хвост… какой хвост? – пробормотала сквозь дрему Лери.

После купания она загорала нагой, только поблескивал золотой комбраслет на запястье.

– Я говорю, выражение такое есть у военного флота – «отбросить хвост», – сказала Верджи, покусывая травинку. – Это значит…

– Ну да, знаю, – отозвалась Лери и перевернулась со спины на живот. – Отец его часто повторял. Это когда флот тайком совершает прыжки в гипере, не пользуясь Звездным экспрессом.

– Мне посол Колесницы игрушечную ящерицу подарил, – выдохнула Верджи. – А ящерицы, ведь они…

– Что ж ты молчала! – вскинулась Лери.

Женщины уставились друг на друга. Подсказка? Неужели?

– Да откуда я знала! – закричала в ответ Верджи. – Я сказала Главку про ящерицу, а он никак не отреагировал!

– Почему ты не сказала Героду?

– А Герод бы догадался?

– Не знаю.

– Какая же я дура! Ведь это так просто!

И тут пронзительно взвыл комбраслет: сенатора Валерию экстренно вызывали по каналу защищенной связи.

Глава 11 Пиратская база

Эскулап не ошибся: староста Краб каждый день принимал регенерационную ванну. В соседней комнате было оборудовано три емкости: для самого Краба, для жены и детей – ребята купались в эликсире жизни вдвоем.

Серая пена в ваннах старосты и его семейства на первый взгляд напоминала ту жижу, что обычно лилась из кранов поселка, но только на первый взгляд. Главное же отличие было в том, что в эту пену добавлялся состав из генератора «Калипсо». Так что у старосты и его семьи был шанс прожить еще лет сорок, тогда как остальные колонисты могли рассчитывать лет на десять, не больше. Что после смерти своих «подданных» собирался делать Краб, было загадкой.

Староста Краб погрузился в серую пену с головой – наружу торчала лишь дыхательная трубка. Заметив, что в комнату вошли, он всплыл.

– Я же велел… – начал он гневно и осекся, узнав Павла. – Как вы сюда попали?

– Вошел.

– Я запретил… – Староста начал подниматься из ванны, но рука соскользнула, и Краб плюхнулся обратно в жижу.

Павел посмотрел на установленные рядом с лоханью приборы. До окончания очередного курса регенерации осталось пятнадцать минут. Ему очень хотелось выдернуть все семейство из их тазиков и нагишом выгнать в общий зал, отдать на растерзание медленно умирающим колонистам. Одна загвоздка: никто этих избранных терзать не собирался.

– Как вы смеете! – донесся из соседней лохани женский голос.

– Спокойствие, мадам! – повернулся к ней Павел. – Заканчивайте процедуру и помалкивайте.

Женщина покорно замолчала и даже цыкнула на всплывших на поверхность деток. Турм медленно обошел все три лохани, держа бластер на изготовку.

– Легионер Турм! – окликнул его Павел.

– А они неплохо здесь устроились, – скривил губы Турм.

– Уберите его… пожалуйста… – прошептала женщина. – Здесь дети…

– У Лии было два выкидыша, – сказал Турм.

И вдруг повернувшись, наискось прорезал боевым бластером переборку внешнего круга. В щель серым облачком поплыл затхлый воздух из запертого коридора.

С визгом из ванны выпрыгнула женщина. Нагая, роняя на ходу густые хлопья налипшей пены, она кинулась к соседней лохани, вытащила за руку сначала девчонку, потом мальчугана и, причитая, шлепая босыми пятками, побежала в соседнюю комнату.

– Ваша доля отравы, господа! – хмыкнул Турм.

Краб тяжело перевалился через бортик, сплевывая попавший в рот раствор. Павел хотел отобрать у Турма бластер, но тот уже опустил оружие:

– Все нормально. Я должен был выпустить пар. Лучше в стену. Чем в живых.

– Охраняйте их! – приказал Павел. – Не дайте ни с кем связаться.

– Вот так всегда, только позволь всякому сброду вооружиться, – пробормотал староста, когда они уже очутились в соседней комнате. – Вся процедура насмарку.

Он закутался в махровую простыню и уселся на откидной стул. Босые ноги, все еще покрытые пеной регенерационного раствора, мелко дрожали. Жена и дети забрались в кровать под одеяло с головой.

Павел прошел к входной двери, отодвинул щеколду и раскрыл массивные створки. Похоже, это был бронированный шлюз с военного крейсера. Резаком такой точно было не взять – только гранатой.

Сулла и Корвин, дожидавшиеся в коридоре, тут же вошли.

– Как староста?

– Ругается.

– А его гость?

– Он там! – Павел указал на дверь, ведущую в странную кладовку.

Корвин почти бегом кинулся туда. Глянул на приборы.

– Это камера анабиоза! – Он хотел поменять настройки сам, потом передумал. – Сулла, вы говорили, на станции есть медик?

– Ну да, Тит!

– Срочно приведи его. Этот человек мне нужен живым!

Сулла в недоумении бросил взгляд на камеру и вышел.

– Старосту хорошо охраняют? – спросил Корвин.

– Там Турм.

– Пусть не спускает с этого Краба глаз!

Тит появился на удивление быстро. Видимо, был начеку. Уж неведомо, к чему он только готовился, – возможно, репетировал спектакль «Как я удивлен, что наши дорогие гости отравились „Пылью веков“!»

– Вы можете вывести этого человека из анабиоза?

Тит склонился над приборами, потом отрицательно покачал головой:

– Тело его живо, а мозг мертв. Это попросту большой холодильник.

– Не бойтесь старосты…

– Я не боюсь… то есть, может быть, и боюсь… но я говорю правду. Ничего нельзя сделать.

Марк стиснул кулаки. Они опоздали.

– Павел, вы можете вызвать медика с нашего корабля? – спросил Корвин.

– Могу.

– Ну так вызовите!

– Кто это? – спросил Сулла, склоняясь над крышкой и разглядывая недвижного человека внутри. – Похож на Эмилия Павла.

– Артур ЭП, – сказал Корвин.

Корвин развернулся и направился в спальню к старосте.

«Вы мерзавец, Краб!» – хотел он объявить с порога.

Но получил кулаком в лицо и отключился.

* * *

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на кровати в своей комнатушке в поселке. Рядом никого не было. Он кинулся к двери. Та была закрыта… Неужели Турм их предал и перешел на сторону старосты? И этот чертов Краб! Он в самом деле оказался сильнее любого легионера!

Выходило, что староста их перехитрил! Почему бы и нет? Сумел же Краб три года держать поселок в кулаке! Он запихал пленника в камеру анабиоза, агрегат спрятал в технополисе и привозил немного реагента, чтобы выжить самому и спасти жену и деток. Он отказался от помощи метрополии. Он…

Дверь отворилась. На пороге стоял Сулла:

– Наш медик прибыл с корабля и хочет тебя осмотреть. Боится, что ты вот-вот отдашь концы.

В ячейку тут же протиснулся судовой врач.

– Что случилось? – спросил Марк, пока эскулап прилаживал ему на руку манжету медицинского тестера.

– Староста выстрелил в тебя из парализатора, – сообщил Сулла, – предварительно разоружив Турма. Силен оказался мужик. Этот состав из его ванночки творит чудеса. Правда, после процедуры сила быстро идет на убыль.

– Где теперь Краб?

– Заперт у себя. Население требует его немедленного освобождения. Угрожают взяться за оружие, а нас, злобных агрессоров, перебить.

– У них есть оружие? – усомнился Марк.

– Молчите! – приказал медик.

С минуту он следил за показаниями прибора.

– Все жизненные функции в норме. Но мне не нравится одна вещь…

– Что именно?

– Биологически вам около сорока. Хотя внешне вы не постарели. Разве что волосы…

– Что?

– Много седины.

«Там, в куполе технополиса, когда шлепнулась эта дура сверху… я мог порвать скафандр», – подумал Марк.

– А что Турм? – спросил он у Суллы.

– Погиб.

– Думаю, префект, вам надо срочно воспользоваться агрегатом, привезенным с «Калипсо», – вмешался в разговор медик. – Иначе старение ускорится.

* * *

Покои старосты охраняли легионеры с эсминца.

«Успеем мы покинуть это проклятое место или все умрем здесь? – подумал Марк. – К счастью, я успел отправить на Лаций мои соображения насчет бомбы и генокод Артура ЭПа. Все, что мог, я сделал. Успел… Теперь должны успеть они».

Староста держался молодцом. Как будто он был героем и благодетелем, а не преступником и подлецом. Забавно, но обреченные им на смерть люди тоже считали его героем.

– Мне стоило большого труда сохранить в секрете, что здесь произошло! – начал он тут же заготовленную речь, едва Корвин вошел в его комнату. – Думаете, я просто так не принимал корабли? Я боялся, что эту гадость разнесут по другим планетам, эти треклятые семена смерти. Но и своим людям я не мог сказать, с чем они имеют дело. Иначе началась бы паника. Я сообщил о хронобомбе, изолировал внешний круг и никого не пускал во Второй поселок.

– Вы должны были сообщить на Лаций, что произошло. «Пыль веков» можно нейтрализовать, но не такими доморощенными способами, которыми пользуетесь вы.

– Вы видели его? – спросил Краб.

– Имеете в виду вашего гостя? Вы же его убили. Мы видели только труп, который вы поместили в камеру анабиоза.

– Мерзавец это заслужил. Я не мог давать ему полную регенерацию, иначе мы не смогли бы с ним справиться. Я поддерживал в нем жизнь, но немного не рассчитал… он умер… Уже давно.

– Как раз тогда, когда мы прибыли в поселок! – насмешливо подсказал Корвин.

– Вы не представляете, что сделал этот человек!

– Не волнуйтесь, очень хорошо представляю.

– И что теперь?

– Мы улетаем. Предположительно завтра. Лия, вдова Турма, летит с нами. Тело Артура мы заберем с собой.

Краб не ответил. Он уселся в кресло и принял величественную позу. Почему-то такие люди, как Краб, считают, что величественная поза искупает все грехи.

– Вас будут судить! – предрек Корвин.

– Разберитесь лучше со своими делами на Лации! – Краб постарался стать еще более величественным. – Вашей планете осталось не так много… Не так ли? – И в голосе его послышалось плохо скрытое торжество.

Оказывается, он был не так уж плохо осведомлен. Быть может даже, он знал о том, что уготовано Лацию, уже давно, три года назад, еще в тот день, когда Артур ЭП совершил посадку на Крайней Фуле. Знал, но не воспрепятствовал.

– Вас будут судить! – повторил Марк.

– Очень хорошо! – усмехнулся Краб. – Любой суд меня признает невиновным.

– Я забыл вам сказать, Краб, вас мы забираем с собой тоже.

Марк отступил, пропуская в комнату легионеров.

– В чем меня обвиняют? – завопил Краб.

– В покушении на префекта по особо важным делам и в убийстве легионера Турма. Может быть, вы были не в курсе, но Турм находился на службе Лация.

Краб только скрипнул зубами, когда легионеры его скрутили: сверхсила, полученная в камере регенерации, уже исчезла.

* * *

К отлету готовились срочно, но без суеты. Корвин собрал обитателей поселка и объявил, что все желающие будут вскоре вывезены с Крайней Фулы присланным с Лация кораблем. Кто хочет остаться – останется. Но прежде придется провести полную дезактивацию куполов. Но все это произойдет не раньше чем через полгода. Найдутся ли у Лация средства на это сверхдорогое мероприятие, Корвин не уточнил. Сможет ли Лаций вообще помочь кому-нибудь спустя полгода…

Колонисты Первого поселка выслушали Корвина безучастно. Возмущения по поводу ареста Краба больше никто не высказывал. Желание улететь изъявила только подруга Турма Лия. Но ее и так было решено взять с собой – в награду за оказанную Турмом помощь. Неблагодарность считалась на Лации преступлением, ничуть не меньшим, чем трусость. Поначалу, правда, хотел покинуть колонию местный эскулап, но его упросили остаться, пока не пришлют смену: без единственного медика поселенцам грозила гибель. К тому же Корвин назначил Тита новым старостой колонии. В условиях чрезвычайного положения выборы отменялись. Благодаря агрегату с «Калипсо» у Тита и остальных был шанс дождаться спасательной экспедиции.

Старосту отправили на эсминец специальным рейсом челнока и заперли в отдельной каюте, ключ от которой имелся только у капитана да еще у Корвина. Староста то надменно молчал, то принимался проклинать «наглых агрессоров».

– Его стоило отвезти нагишом во Второй поселок и там бросить, – сказала Лия Корвину. – Вы бы видели, сколько детей умерло в нашем куполе, пока этот тип плескался в своей ванне.

– Правители редко думают об умирающих детях, – ответил Марк. – Если население не заставляет власть имущих о них подумать. Вы все отдали на милость Крабу, даже жизни своих детей.

– Бунт был бы лучше?

– Бунт? Разве речь идет о бунте?

* * *

Когда лацийцы вернулись на корабль и прошли полную дезактивацию, Белка вызвала Суллу по комбраслету и попросила зайти к ней в каюту.

Неужели простила?

Она, не колеблясь, открыла ему дверь, но попытку обнять ее тут же пресекла.

– Мы – чужие, – заявила поспешно.

– Я или ты? – попытался отделаться шуткой Сулла.

– Оба. Просто у меня есть интересная инфа, – сказала Белка. – И я хочу, чтобы ты первый все узнал.

– Какая же? – Сулла вновь попробовал ее обнять.

– Прекрати!

– Неужели тебе удалось откопать нечто важное? – снисходительно хмыкнул патриций, и в его глазах зажглись опасные огоньки: он был уверен, что секретная инфа – просто предлог для примирения.

– Как ты угадал! Здесь есть незарегистрированный канал подпространства. Разумеется, не Звездный экспресс, но вполне приличная каверна. По нему можно быстро домчаться, угадай, куда?

– Куда, дорогая моя любительница твердых орешков?

– На Олимп, мой дерзкий. На планету Олимп. Для того чтобы вернуться как можно быстрее домой, мы можем воспользоваться этой каверной.

– Отлично… Чем быстрее мы вернемся, тем лучше. Ведь мы возвращаемся с победой.

– Знаешь, с этой планетой все не так просто, – задумчиво проговорила Белка. – Тебе что-то известно об этом окраинном мире?

– Окраинный мир? Вот уж никогда не думал, что планета, входящая в систему Звездного экспресса, считается окраинным миром.

– На ней нельзя пребывать дольше четырех дней. Это ты знаешь?

– Слышал. А почему ты вообще заинтересовалась Олимпом? – В глазах Суллы на миг вспыхнуло подозрение.

– Как только обнаружилась каверна, я стала просматривать все, что есть в Галанете про этот Олимп. Так вот, там небольшое население избранных, и эти избранные бессмертны, как истинные олимпийцы.

– Да знаю я это все. Какое это отношение имеет к нам? К нашей миссии и к нашим проблемам? На мой взгляд – никакого.

«Совсем никакого, – усмехнулся про себя Сулла. – Если не учитывать, что у нас на борту тело человека с Олимпа. Человека ли? И знает ли Белка, кто такой Артур ЭП?»

– Ну, не знаю… Есть еще одна особенность. Весьма пикантная. – Белка сделала паузу. – Эти бессмертные люди, и женщины, и мужчины, стерильны.

– То есть не могут иметь детей.

– Именно. У тебя не возникает никаких вопросов?

– Какие вопросы, дорогая? Они бессмертны, зачем им дети? Я, к примеру, тоже не хочу детей.

– Убыль населения все равно есть. Они живут вечно… да, они не старятся и не болеют. Но они погибают – в авариях и в военных конфликтах. А население растет. Если на планете не может быть эмигрантов, то как получилось, что за сто лет население Олимпа увеличилось вдвое?

– Откуда ты знаешь?

– Я – специалист по окраинным мирам. На Олимпе есть представительства иных планет, которые иногда передают официальную информацию. Так вот, это вполне официальная инфа – население Олимпа возросло за сто лет вдвое. Итак, откуда они берут новичков? Многие предполагают, что они занимаются клонированием.

– Мне без разницы! – Сулла все же обнял и поцеловал Белку.

Та отпрянула, прикрыла губы рукой:

– Луций, я же сказала: между нами все кончено.

– Моя дорогая, с женщинами никогда нельзя соглашаться, – хмыкнул Сулла и снова привлек ее к себе.

– Скоро старт, – напомнила Белка.

– Еще не начали отсчет времени. Мы успеем.

* * *

До старта с орбиты оставалось всего два часа, когда прозвучал экстренный вызов из медицинского блока.

«Что еще?! Заражение „Пылью веков“?!» – Марк кинулся в лабораторию со всех ног.

– Префект! – обратился к Корвину второй помощник, выполнявший по совместительству обязанности врача. – Я протестировал образец ткани Артура ЭПа и сравнил его с подлинным кодом Эмилия Павла и тканями найденного на катере возле Лация мертвого пилота.

– И что? – Марк перевел дыхание. Грудная клетка ходила ходуном, сердце билось, как сумасшедшее.

«Неужели я все еще продолжаю стареть?» – с отчаянием подумал Марк.

– Присланный вами образец – это ткань клона, но клона куда более близкого, чем тот, которого мы нашли мертвым на катере возле Лация. К тому же у нас есть подозрение… – Врач запнулся. – Безумное, на первый взгляд.

– Говорите, – повторил Марк.

– Мертвый пилот на нашем корабле – клон клона. Он копирует его в точности плюс есть небольшая добавка.

– Клон второго порядка?

– Видимо. Кажется, вы не удивлены?

– Нет. Ну что ж… Мы уже отправили генетический код Артура ЭПа на Лаций. Теперь перешлите им еще и это сообщение.

– Зачем?

– Это ключ к системе управления катером. И поторопитесь. Скоро старт.

Он повернулся, чтобы выйти из каюты медика. И тут впервые увидел себя в зеркале. Врач солгал: даже внешне было заметно, что Марку уже далеко не двадцать. В темных волосах отчетливо пробивалась седина.

* * *

– Вы уже задали курс, капитан? – спросил Корвин, усаживаясь в кресло главы экспедиции.

На обзорном экране звездолета уже не было видно Крайней Фулы – только звезды. Иллюминаторы вновь сделались прозрачными. Проклятая планета осталась далеко-далеко. Марк надеялся, что навсегда. Проклятие! Как можно жить в этом отравленном мире и не пытаться из него вырваться!

«А может быть, они его любят? – спросил голос предков. – Не исключено, что Лаций станет таким же. Быть может, то, что ты видел на Фуле, – это будущее Лация? Ты его бросишь?!»

– Курс проложен, – ответил капитан, и Марк очнулся:

– На Лаций?

– Куда же еще?

– Курс придется изменить, мы летим на Олимп.

Сульпиций Сир на миг оторвался от управляющей голограммы, бросил на префекта косой взгляд. Не шутит ли? Право слово, разгон – нелучшее время для шуток.

– Нас ждут на Лации, – возразил капитан. – Вы же сами сказали: будет вторжение, каждый военный корабль, даже такой как наш, – на счету!

– Вторжение, которое мы не можем предотвратить, – уточнил Корвин. – Но для Лация мы сможем сделать кое-что еще…

– Но…

– Курс на Олимп. Это приказ. Хотя до самого Олимпа наш эсминец, разумеется, не доберется. Мне придется сделать пересадку.

Как ни странно, но капитан больше спорить не стал, слова «это приказ» подействовали на него словно заклинание.

Когда курс на Олимп через найденный канал гипера был проложен, Корвин ушел к себе в каюту и лег ничком на кровать. Он ни минуты не сомневался в принятом решении. Но как тяжело было на душе – не вздохнуть. Его обвинят в измене – в случае неудачи, и в случае удачи – тоже. В первом варианте обвинителей просто физически будет меньше. Но Корвин может сделать куда больше, чем бессмысленно погибнуть. И неважно, что о нем будут болтать, – это ведь не имеет значения. Неважно даже, если его приговорят к изгнанию. Все неважно. Но почему тогда так тяжело? Быть может, это груз фальшивых лет давит на плечи?

Эпилог

– Итак, пока мы летим… как я понял, не домой, – усмехнулся Сулла, – ты можешь рассказать мне, как ты со всем этим разобрался?

Они сидели в кают-компании, потягивая фалерн. За время экспедиции на Крайнюю Фулу Сулла ничуть не изменился. А вот Марк… Префект старался не смотреть в зеркало.

– Было не так уж и сложно, – заверил Корвин.

– Уж конечно.

– Ну, в принципе… – Он запнулся, прикидывая, что можно открыть помощнику, а что оставить непроясненным. – Та запись, что мы видели у консула. На ней я заметил размытое пятно, которое все приняли за астероид. Однако я был уверен, что это корабль. К тому же странным показалось само сражение. Ведь Лацийские корабли были обречены. Зачем они ввязались в драку, а не сдались?

– Анималам?

– Войны в этот момент не было. Экипаж почти сразу же вернулся бы домой. Я задал себе вопрос: «Что их заставило драться?» И что за таинственный корабль вдалеке? Наблюдатель? За чем же он наблюдает? Потом Реджер показал мне еще одну запись.

– Он ведь нер, этот твой Реджер?

– Ну да. И на данный момент наш союзник. Так вот. На второй записи было то же самое: пять наших кораблей, три анимала, наблюдатель вдали. Наши опять погибли. Только в конце не было взрыва. И та запись по времени была сделана раньше.

– Орк… Ведь это…

– Игра. Кто-то играл нашими кораблями, кто-то – анималами. И тот, кто играл за нас, – проигрался. В пух и прах. И в ярости смахнул фигуры с доски. То есть взорвал хронобомбу и всех уничтожил – обломки наших кораблей, анимала и наблюдателя. За такое по любым меркам по головке не погладят. Но этого типа не изолировали. Корабли с хронобомбами появились вновь. Это могло означать лишь одно – преступник бежал. Потом я вспомнил твой рассказ о том, что на Фуле сел еще один катер незадолго до прибытия наших спасателей. Орк! Значит, этого парня так припекло, что он решил укрыться на месте преступления. То есть на Крайней Фуле, на сожженной им самим планете, рассудив, что там его не будут искать. Значит, он объявлен в розыск. Еще на пересадочной базе я отправился в дипслужбу станции и попросил сообщения о розыске преступников. Мне дали список. Я довольно быстро нашел этого человека, его голограмму, его приметы. Не было одного, что всегда указывается в таких случаях. Генетического кода. Тогда я сообразил, что это и есть код доступа. И нам надо отправляться на Крайнюю Фулу и искать ключ.

– Картина не совсем ясна, – заметил Сулла.

– Недостающие фрагменты получим на Олимпе.

– Но Краб… ты оставишь его безнаказанным?

– Не волнуйся, от правосудия он не уйдет.

– А если что-то пойдет не так… Корвин задумался:

– Ты помнишь Грацию Фабию?

– Конечно. Она отказалась от патрицианства и живет вместе с мужем-плебеем на Психее.

– И у нее… есть один знакомый браво в отставке. Тоже, как ни странно, нашел убежище на Психее.

– Какое совпадение! Браво! Неронийский судья-палач.

– Грация кое-чем мне обязана. И Лацию тоже. Так что она не откажется заплатить этому браво, чтобы правосудие осуществилось. В любом случае.

– После того как рухнет мир, закон все равно свершится, – перефразировал Сулла известную средневековую поговорку, которую почему-то все время пытались приписать римлянам. – Но зачем нам Олимп, скажи на милость? Там нельзя найти убежища?

– Нужно продолжить игру.

Интермедия

Майор Алан Фредерико вернулся на Неронию гражданским рейсом. Прихрамывая (военный госпиталь не всегда качественно делал регенерацию), он двинулся к стоянке флайеров, опираясь на футляр игрушечного меча, как на трость. Меч он только что купил в киоске, запоздало вспомнив, что пятилетнему сыну надо непременно привезти подарок, даже если ты возвращаешься из военного госпиталя. О подарке жене он вспомнил чуть раньше, и дешевенькое ожерелье из золотых и платиновых бусин в псевдосафьяновом футляре лежало у него в левом кармане мундира.

– С возвращением, ветеран! – улыбнулась ему круглолицая девушка на таможне и не стала даже сканировать нехитрый багаж, выброшенный на транспортер автоматом.

– Во имя императора, – чуть с задержкой (почти незаметной) пробормотал Фредерико.

Жена и сын уже забросали его голограммами приветствий – яркими сердечками, кошечками и собачками. Если честно, он бы предпочел, чтобы его не встречали. Он даже не был уверен, что узнает их в толпе. Но никакой толпы на стоянке флайеров не наблюдалось, и женщина с ребенком была всего одна – черноволосая Жанна и пятилетний кудрявый малыш. Почти такой же, как и на объемном фото, с глазами как черные виноградины, с алыми чуть приоткрытыми губами – цвет, который бывает только у детских губ и который не может имитировать ни одна помада. На женщине было бело-желтое платье, на малыше – белый трикотажный костюмчик. Они могли служить прекрасным прообразом плаката «Вернись домой, ветеран!». И он вернулся… Весь вопрос – в каком виде.

Женщина что-то шепнула малышу на ухо и слегка подтолкнула в спину. Но карапуз испугался и спрятался за мать: он не узнал отца, которого не видел три года.

Алан помахал им рукой. Жена помахала в ответ, подхватила Алана-младшего на руки и побежала навстречу. Алан-старший тоже хотел побежать, но забыл про больную ногу, про дурацкий меч, споткнулся и неловко растянулся на гладком покрытии стоянки. Чертыхаясь, он поднялся – как раз к тому моменту, когда Жанна оказалась рядом.

– Ал!

Он обнял женщину и ребенка и прижал к себе – так сильно, что Жанна вскрикнула, а малыш заплакал. Майор не обратил внимания ни на вскрик, ни на плач – стоял и впитывал запах ее духов и запах малыша – молочный сладкий запах детства. Неужели на свете существуют такие запахи? Удивительно…

Наконец он разжал пальцы и сказал тихо:

– Прости…

Она поцеловала его в губы – конфетный запах ароматизированного дыхания и помады.

– Я приготовила во флайере твое любимое вино и виноград. Я поведу машину, а ты…

Он хотел отдать малышу меч, но потом понял, что Ал-младший даже не поднимет футляр с игрушкой.

– Не самый лучший подарок, да? – Майор усмехнулся. – Я почему-то решил, что парень уже большой.

– Я – большой, – донесся снизу рассерженный голос маленького Ала.

Жанна забрала футляр с мечом, Ал-старший обнял ее за талию одной рукой, второй взял горячую влажную ладошку малыша. Они двинулись к флайеру.

«Я должен быть счастлив, – подумал Алан Фредерико. – Но так ли это? Что я буду делать? Неужели я сделаю то, что задумал?»

Тогда на космодроме он в это не верил.

Книга 2 Четыре дня на Олимпе

Глава 1 Снова боевая станция Лация

– Лери… – Друз разлепил глаза. – Как ты здесь очутилась?

Друз перевернулся на постели и протер руками лицо. Это сон или явь? Лери стояла перед ним, облаченная в легкий боевой скафандр, две кобуры, симметрично пристегнутые к широкому поясу, предназначались для легкого бластера и молекулярного резака. Гермошлем супруга-сенатор уже сняла и положила на стол.

«Почему никто не предупредил?» – изумился Друз.

Но Лери на него уже не смотрела, взгляд ее уперся в женщину на кровати. Женщина спала рядом с Друзом, и спала обнаженной. Любовнице было лет тридцать, и она, разумеется, ни в какое сравнение не шла с красавицей Лери.

– Кто это? – спросила Лери с плохо скрытым бешенством.

– Ирина… Ири… она техник станции… – Друз снова принялся тереть лицо. – Я вчера устал, как последняя скотина, – он замолк, понимая, что его оправдания звучат не слишком убедительно.

Ири тоже проснулась и уставилась на жену префекта с нагловатой ухмылкой.

– Брысь отсюда, – крикнула Лери ей, как нашкодившей кошке.

– Это еще почему?! – Ири попыталась быть нагловатой. – Я служу на базе и…

– Вон! – Лери швырнула в женщину какой-то тряпкой. – Быстро! Или я пущу в ход бластер.

Красная точка лазерного прицела тут же уперлась в обнаженную грудь разлучницы.

– Стреляю я хорошо – все мои предки-патриции тому порукой, – предупредила Лери. – И мне не впервой убивать.

Угроза подействовала. Женщина подхватила тряпки и пулей вылетела из каюты.

– Лери, это глупость, конечно… кроме тебя… но бластером грозить глупо, – пробормотал Друз, нашаривая тем временем брошенный рядом с кроватью рабочий комбинезон. – Надеюсь, в меня ты не собираешься палить!

– Слушай, прекрати зудеть, – оборвала его Лери. – Времени у нас в обрез. И некогда тратить его на объяснения. Сцену ревности я устрою тебе, когда все кончится. И уж тогда – держись! Запри дверь!

Друз заметил, что супруга уже убрала бластер и уселась за стол как ни в чем не бывало. Во всяком случае, была надежда, что в него она стрелять не станет.

Друз натянул комбинезон, закрыл дверь и вернулся к столу.

– Понимаешь, малыш… – начал он опять с оправданий и даже сделал попытку обнять жену и поцеловать, но она его оттолкнула.

– Марк прислал инструкции, как справиться с бомбой на орбите. Теперь все зависит от твоей расторопности. – Лери положила на стол инфашку. – Здесь информация и чертежи титанового кожуха, который тебе должны доставить через два дня. Ты же пока должен все приготовить для того, чтобы упаковать этот чертов катер в титановую оболочку.

– Титан против хронобомбы? – недоверчиво скривил губы Друз. – Я же сказал, эта штука утянет за собой всю планету.

– Лу, все зависит от настройки контуров. Есть гипотеза, что это «грязная» хронобомба. Во время взрыва не будет никакого прокола в гипер, а только тета-из-лучение и «Пыль веков».

– «Пыль веков»… – повторил Друз.

– Она получается во время работы хроноконтуров со сдвигом по фазе.

– Кто тебе это сказал?

– Это в докладе Корвина. Изучила, пока летела на станцию.

– А ведь точно… эта дрянь получалась, когда силы взрыва не хватало для прокола в гипер. «Пыль» уничтожает буквально все! Одна из причин, почему работу над хроноконтурами приостановили. Конвенция земных колоний запретила «Пыль» производить и хранить, не то что применять. Значит, ее можно получать… В самом деле… Но мы… Орк! Идиоты!

Лери сделала вид, что не заметила его экспрессивных выкриков:

– Так вот, после срабатывания устройства на станцию посыплется эта мерзость, станция выйдет из строя, планета потеряет почти всю свою защиту. Лаций не погибнет, но пострадает от обломков твоего детища. К тому же у нас нет сейчас в этом секторе флота. Есть только станция, но она придет в негодность за считаные часы. Да и флот пострадает, если эта мерзость разлетится по орбите.

Друз сидел напротив Лери, окаменев.

– Вторжение? – прошептал он одними губами.

– Что ты нашел в этой девке, а? – спросила Лери и грохнула кулаком по столу. Подпрыгнули пустые стаканы. Бутылка из-под фалерна упала на пол и покатилась по ковру.

– Ничего… просто подумал… в общем-то и не думал… Прости…

– Не прощу. Никогда ни за что не прощу. Делай что нужно. Прежде всего, ты должен выяснить, действительно ли катер настроен на «грязный» взрыв. А если нет, перенастрой. Лучше «грязная» бомба, чем прокол в гипер, как ты сам понимаешь. После этого постарайся отключить хроноконтуры с помощью присланной Марком программы. И постарайся не повредить корпус этой проклятой посудины. Иначе мы с тобой умрем. И все обитатели станции – тоже. Да и станции самой не станет.

– Орк! Неужели все так просто?! – покачал головой Друз.

– Ты говоришь – просто? – усмехнулась Лери. – Могу тебя заверить, дорогой мой мерзавец, Марку было совсем не просто установить истину и выяснить, как протестировать устройство. Кстати, ключом доступа к пульту управления является модернизированный генетический код Эмилия Павла.

– Код мертвого пилота?

– Нет. Код того, кто все это придумал и устроил. А код мертвого пилота запустит взрывное устройство.

– Если произойдет взрыв, кожух не спасет. Взорвется двигатель катера и пробьет кожух, и… все равно «Пыль» достигнет станции.

– Поэтому, повторяю, будь осторожен. Крайняя Фула засыпана этим чертовым порошком.

– Кто? – с трудом выдавил Друз. – Кто стоит за этим?

– Не знаю. Марк не сообщил. Но думаю, это не чужие. Ответ мы скоро получим. Когда начнется вторжение.

– Лери… Там, на этой планете, куда отправился Марк, там, получается, все заражено? – Друз исподлобья глянул на жену.

Знала она этот взгляд, виноватый и одновременно растерянный. Когда Друз хотел сообщить что-то очень плохое, он всегда смотрел именно так.

– Похоже, – сказала она неохотно.

– Лери, в этом случае Марк мог тоже… Лери молчала.

– Этот порошок заставляет людей стареть почти мгновенно.

– Я знаю! – Лери хлопнула ладонью по столу. – Но Лаций уцелеет. Цель катера – наша база. Но если мы нейтрализуем бомбу и спасем станцию, то сможем защитить Лаций от вторжения.

Друз задумался. В военной тактике и стратегии он никогда не был силен. Другое дело – техника. И здесь он сразу усмотрел неувязку.

– Но если кто-то начнет переправлять по Звездному экспрессу корабли, нам тут же сообщат по дальней связи, мы хотя бы успеем подготовиться. Что-нибудь слышно?

– Нет. И не будет никаких сообщений, – заявила Лери.

– Почему?

– Посмотри, как спланирована операция: многоходовая, тщательно подготовленная, бомба, которая служит одновременно для дезинформации. Кто же разрушит это прекрасное здание, запихав армаду в Звездный экспресс? Смеешься? Корабли давно стоят наготове. Зачем, как ты думаешь, понадобились эти сто дней… символическая цифра, не правда ли? Наполеоновское число.

– Чтобы подвести флот, минуя Звездный экспресс?

– Конечно, – Лери против воли торжествующе улыбнулась. – Как только мы клюнули на приманку, армада отправилась в поход. По кольцу порталов беспечно скользили пассажирские лайнеры, а к нам в тишине космоса подкрадывался враг. И у меня есть подозрение, что надо ждать в скором времени встречи с колесничими.

– Колесница? Это дело рук Колесницы? – Друз стиснул кулаки.

– Полагаю, что да. Во всяком случае, их посольству кое-что известно. Они не собираются покидать планету. Они выжидают. Так сказала Верджи. Да и другие агенты доносят то же самое. Герод уверен, что это Колесница Фаэтона.

– И что дальше?

– Наземная операция. Они попросту захватят планету, как пираты берут корабль на абордаж.

Друз вскочил:

– Орк! Но почему мы так попались? Как дети? Почему?

– Умело проведенная дезинформация, – пояснила Лери. – Все ждали контакта с чужими. И мы его дождались. Якобы. Отрицательный мерзкий контакт с чужими. Мы заглотили наживку. Но не было никакого контакта, не было никаких чужих, это все наши, человеческие подлости.

– Надо вызвать флот из сектора Психеи. Если они воспользуются Звездным экспрессом, то успеют опередить корабли Колесницы. Сенат должен отдать приказ.

– Сенат уже отдал приказ. И его отослали по секретной связи. Но они не успеют, Лу, никак не успеют. Сейчас нам надо хотя бы сохранить станцию. И громогласно объявить о том, что станция цела. Быть может, это остановит вторжение. Мерзавцы поймут, что голыми руками нас взять не удастся, и одумаются. Повернут назад. Ведь еще можно повернуть назад и сделать вид, что ничего не было.

Друз несколько мгновений смотрел на Лери, потом отрицательно покачал головой:

– Если бы Колесницей правила женщина, она бы так и поступила. Увидев, что дельце сорвалось, изобразила бы полное неведение, корабли тихонько исчезли бы в омуте гипера, и все остались бы чистенькими и довольными собой. Но Колесницей правит мужчина. И он не привык отступать. Половина его задумки оказалась успешной – флота у нас нет. Во второй раз на такую уловку никто больше не попадется. А столько сил и средств уже затрачено! Значит, придется нападать и драться. Главное ведь ввязаться в драку, как говаривал их любимый Наполеон, а там посмотрим… Лери нажала кнопку вызова:

– Завтрак на двоих в каюту префекта.

– Ты вернешься на планету? – спросил Друз.

– Нет! На Лации наверняка есть шпионы колесничих… Мой визит на станцию никого не должен встревожить. Прибыла супруга проведать любимого муженька. Я не могу так быстро вернуться, ты понимаешь. Никто не должен нам помешать спасти станцию. Время для заявлений еще не наступило.

– Что дальше? – Друз попробовал обнять жену, но она отстранилась.

– Сначала мы вместе позавтракаем, а потом ты займешься катером, а я буду налаживать плазменные пушки. Мой планетолет загружен снарядами. Пилот, прилетевший со мной, по совместительству наладчик. Ведь станция так и не поставлена на боевое дежурство.

– Ири ничего не значит для меня, – заверил Друз.

– Я знаю, – отозвалась Лери. – Но плазменные пушки очень много могут сделать для Лация.

* * *

Боевая тревога раздалась, как только эсминец вышел из первого гиперпрыжка.

– Надеть скафандры! Занять амарт-кресла! – гремело в динамике. – Герметизация помещений. Герметизация скафандров.

Искин корабля повторял приказы в автоматическом режиме.

Марк плюхнулся в кресло. Справа уже сидел капитан. Слева занял место Сулла. В рубку искин корабля передавал картинку происходящего за бортом. Если верить картинке – хотя очень не хотелось этого делать, – на них прямиком двигался крейсер. И судя по силуэту корабля, крейсер принадлежал колесничим.

– Как ты думаешь, они нас сразу уничтожат или прежде предложат сдаться? – спросил Сулла.

Марк не ответил. Стиснув зубы, он смотрел на наплывающий из черноты космоса боевой звездолет. Трехцветные голограммы вспыхивали и гасли на носу корабля. Орк! Колесничие его все-таки достали! Спустя столько лет… Хотя… говорят, они ловят беглых рабов спустя двадцать и тридцать лет – у них нет срока давности, они не прощают непокорность никому и никогда. Если капитан решит сдаться, Марка вернут на Колесницу и превратят в раба. Или сразу расстреляют? Повесят?

Над правым бортом крейсера вспыхнуло ослепительно-белым.

– Похоже, они решили нас обстрелять, – предположил Сулла.

– Закрой щиток, – услышал Марк в шлемофоне голос капитана. – Ребята настроены серьезно.

Марк не шелохнулся. Может быть, закипание в крови азота – это самая простая смерть?

Синее марево силового поля вокруг эсминца дрогнуло.

– Это предупредительный выстрел, – сказал Марк и присосался к трубке с водой – во рту вдруг мгновенно сделалось сухо.

– Префект Корвин, – раздался голос капитана. – Они предлагают нам сдаться.

– У нас есть шанс удрать или уцелеть в драке? – спросил Марк, стискивая подлокотники кресла.

– Ни единого. Мы даже не может совершить таран, чтобы погубить их крейсер, – их поле нас отбросит, как мячик.

– Залп из всех батарей?

– Мы могли бы поджарить их плазмой, но они не дураки, держатся достаточно далеко. Не достать. А лазеры их поле нейтрализует в два счета.

– Сколько времени они нам дали?

– Пять минут. И они почти истекли.

– Ответьте, что мы сдаемся, – сказал Марк.

Он смотрел на крейсер, не отрывая взгляда. Ну вот и все. Они сдадутся. Но только не он. Как глупо… лучше бы он остался дома… понял бы и на Лации, что все это деза… он бы сумел… не было нужды тащиться на край света. Или все же это было необходимо? Конечно, необходимо. Ключ от катера, генетический код пилота, он все же нашел. А значит, не зря отправился в путь.

– Они требуют прекратить разгон, разгерметизировать внутренние помещения и заблокировать пушки. Потом всем погрузиться на аварийный бот, – монотонным голосом капитан перечислял условия сдачи.

– Выполняйте, – сказал Марк.

В мозгу вертелись какие-то бредовые мысли: стереть свое имя из списка команды, забраться в ящик для андроида и остаться на пустом корабле, отправить корабль в гипер… Все планы невыполнимы, но Марк готов был выброситься на аварийном плоту в космос, лишь бы не сделаться пленником Колесницы.

– Искин сообщает, что ваш скафандр разгерметизирован, префект, – сказал капитан. – Опустите щиток. Иначе я не дам команду на погрузку в спасательный бот.

Марк стиснул зубы. Ну что ж… Это можно сделать и в спасательном боте. Он подчинился. Погасло силовое поле эсминца. По тому, как рванул желудок к горлу, стало ясно, что первым делом капитан выключил гравигенератор и двигатели. Теперь в амортизационных креслах их удерживали ремни безопасности. Незакрепленный стаканчик, оставляя в воздухе цепочку капель, отправился в полет.

А потом картинка на экране пошла рябью и с крейсером стало твориться что-то странное, он стал растекаться, плавиться, исчезать…

– М-а-арк! – завопил Сулла.

Корвин тоже заорал. Крейсер на голограмме превратился в пухлый белый шар. Шар все рос, выстреливая фонтаны желтого, белого и алого, иногда разбавляя синими струйками это буйство уничтожения. Из огненного шара, как из огромной матки, вывалился изуродованный обломок и, отброшенный силой инерции, полетел в их сторону.

– Эт-то мы? – спросил Сулла.

– Похоже, они сами подорвались, – отозвался Корвин.

Желудок ухнул вниз, куда-то ближе к коленям, – Сир вновь включил двигатели, и, кажется, на максимум. Следом эсминец окутала синяя сфера силового поля – осколки взорвавшегося крейсера могли уничтожить незащищенный лацийский корабль не хуже плазменных пушек. Теперь поле бесилось, отбрасывая обломки.

– Хотел бы я знать, кто же наш спаситель, – пробормотал Марк, переводя дыхание. – И какую плату он потребует за спасение.

– Кажется, я знаю, кто нам помог, – отозвался капитан. – Они идут параллельным курсом.

– Кому вы послали сигнал о помощи? – спросил Корвин, досадуя, что сам не догадался обеспечить безопасность их возвращения. – Олимпийцам?

– Нет, конечно. Это пиратский корабль.

* * *

Пиратская база обосновалась на одной из мертвых планеток, что вращалась на дальней орбите вокруг Желтой звезды. Мертвый осколок был вдоль и поперек прорыт норами, и обитавшие здесь люди годами не видели не только солнца, но и звезд.

С борта корабля Корвин разглядел только камень, уродливый, покрытый серо-черными буграми, будто каменный планетоид был болен тяжелой болезнью. Только камень – ни причалов, ни посадочных площадок, никаких следов космической базы. Когда эсминец подлетел, в одной из черных впадин раскрылся портал, и наружу выдвинулся стыковочный шлюз. Корвин и Сулла прошли в тесную грязную кабинку с мутными стеклами, сквозь которые ничего нельзя было разглядеть, эсминец тут же отстыковался и ушел патрулировать окрестное пространство, а Марк и его спутники, миновав два пограничных тамбура, таких же ободранных и грязных, как и приемная кабина, прошли в небольшой коридор.

Туннели переходов показались Марку знакомыми. Как будто он уже побывал здесь когда-то. Память патриция – сплошное дежавю, и главное – уметь понять, что же ты видишь на самом деле и где и когда ты сталкивался с чем-то подобным. В данном случае Корвин довольно быстро разобрался что к чему.

«Гораций Коклес», – отчетливо прозвучал в мозгу голос предков.

Ну да! Никакого сомнения – Марк и его спутники шли по коридору крейсера «Гораций Коклес», погибшего около сотни лет назад. Ни с чем нельзя спутать эти мощные конструкции переборок и стилизованных римских орлов на стенах. Но, миновав пятую по счету переборку (шлюз был попросту выломан и сверху заляпан изоляционной пеной), Корвин очутился совсем в другом помещении – перед ним был коридор гражданского лайнера – с многочисленными иллюминаторами и пластиковыми поручнями вдоль стен. За иллюминаторами можно было разглядеть серо-коричневый камень планетоида. Потом, миновав очередной неработающий шлюз, Корвин попал в коридор эсминца. После первой смены декораций сделалось ясно: в червоточины туннелей пираты вмонтировали модули погибших кораблей, соединив их друг с другом примитивными переходами. Все корабли были лацийские. На многих из них доводилось в свое время бывать деду и прадеду Корвина. Такое впечатление, что теперь Марк шел по кладбищу, на котором тела умерших не захоронили, а выставили напоказ.

Через боковой коридор они вышли на базарную площадь, построенную из обломков трюмов грузовых звездолетов. Пиратская колония не разменивалась на создание искусственных небес, разведение искусственной зелени или другие попытки облагородить окружающее пространство. Клетушки торговцев лепились одна подле другой, там и сям сновали подъемники, с потолка свешивались наполненные органической дрянью коконы, с которых то и дело вниз капала липкая жидкость. Груды мусора в углах. Года два как минимум никто не ворошил эти залежи, крысиные семейства устроили там точно такие же норы, какие прорыли люди в недрах планетоида, новый мусор лениво вывозился, но, видимо, эти авгиевы конюшни никому не приходило в голову вычистить до дна.

– Корвин! Дружище! Давненько не виделись! – обнял префекта человек в грязном, обляпанном желтыми пятнами герметика комбинезоне. – Есть что предложить на продажу?

– Привет, Харви. Далий здесь или в походе? – Корвин похлопал старого приятеля отца по плечу. Похлопал снисходительно, как и положено аристократу обращаться с торговцем краденым, – ты поседел и стал почему-то ниже ростом.

Харви был тайным информатором отца много лет назад. С тех пор он действительно поседел, ссутулился и растолстел.

– Здесь старый развратник, торчит в своей берлоге. Я отдал ему двух девочек из захваченного транспорта, а он ни хрена не заплатил. Сказал – потом сочтемся. Сука он, – негромко и зло выругался Харви.

Неведомо как, но тем временем местная торговка умудрилась всучить Сулле наладонник устаревшей модели, набор инфокапсул и какие-то бусы из желтого камня. Взамен Сулле пришлось отдать один из своих бластеров.

– Приходи еще, красавчик, обслужу по первой категории! – проорала красотка на всю базарную площадь.

– Идем! – Корвин ухватил помощника за руку и оттащил от лотка, заваленного флаконами и пузырьками с непонятными голограммами. – А то не успеешь оглянуться, как тебя разденут догола.

Они нырнули в один из боковых коридоров. Корвин впереди, Сулла чуть сзади. Тут же чья-то рука ухватила помощника префекта за локоть.

– Не хотите наняться на «Бесстрашный»? Два процента добычи плюс сто кредов аванса.

– В другой раз! – Сулла постарался как можно быстрее освободиться от цепких пальцев, но это было не так-то просто.

– Патронат олимпийцев гарантирован, – прошептал задушевный голос.

– Я уже завербовался, – соврал Сулла.

– Ну и дурак, – донеслось из темноты, следом потянуло сквозняком, лязгнула злобными челюстями стальная дверь.

Сулла поспешно отскочил в сторону – как раз вовремя, иначе ловкие пальцы стащили бы у него молекулярный резак, висевший на поясе.

Как выяснилось, пройти к Далию оказалось не так-то легко: дорогу в конце коридора заслонили два амбала в черной броне, покрытой многочисленными ожогами. Скорее всего, следы выстрелов были умело сымитированы, чтобы ни у кого не возникло сомнения в опытности стоявших на страже. За их спинами Корвин увидел шлюзовую дверь, сияющую платиновым блеском, украшенную накладкой опять же в виде римского орла, – перед ними был модуль «Сципиона Африканского», но не нынешнего флагмана Звездного флота Лация, а его предшественника, пришедшего в негодность около сотни лет назад. Помнится, тот «Сципион» разоружили, а корпус – якобы – распилили на куски и оставили на безжизненной планете. Теперь Корвин узнал – на какой.

Одно время предполагалось, что пираты попросту не могут существовать в их мире, напичканном системами слежения. А вот поди ж ты – существуют и чувствуют себя прекрасно.

Корвин попросил Суллу держаться в стороне, а сам принялся убеждать охрану. Однако, похоже, парни были слепы и глухи. Сулла даже оглянулся, прикидывая, нельзя ли где-нибудь присесть, как в приемной высокого государственного чиновника, дожидаясь, когда у высокопоставленного господина освободится минутка, но в этот момент шлюзовая дверь открылась.

– Пусть заходят! – раздался голос в динамике.

– Оба? – уточнил охранник.

– Оба!

– У них оружие.

– Ничего страшного.

Помещение, в которое их пропустили, мало напоминало рубку погибшего линкора. В центре просторной комнаты с гладкими серыми стенами и плавающими в воздухе светильниками стояло круглое ложе хозяина. Кроме этого ложа и грозди голограммных экранов, в комнате ничего не было. Когда гости вошли, дверь за их спиной слилась с остальными стенами. Существовали ли в этой норе другие выходы, сказать было трудно.

Далий выглядел довольно странно: на вид он был молод и хорош собой, но что-то подсказывало Марку, что перед ним человек не просто старый, а древний. Манерная мягкость движений, брезгливый излом губ, глаза холодные и неживые – казалось, этого человека мало что интересовало и уже ничто не могло удивить.

– Итак, по какому неприятному делу прибыли, господа? – спросил Далий, поигрывая шаром управляющей сферы, как мячом.

Корвин без всякого приглашения уселся на пол. Впрочем, сидел он так недолго: пол почти тут же поднялся и образовал адаптивный стул. Сулла последовал его примеру, но для него из пола стул не пожелал появиться.

– Приятных дел не бывает, – продолжал Далий. – Из-за того, что их надо кому-то делать. Либо самому, либо заставлять других. И то и другое утомительно, не правда ли?

– Мы собираемся на Олимп, – сказал Корвин.

– Вас ждут на Олимпе? Неужели?

– У нас есть для них информация. Я послал запрос. Стандартный срок, четыре дня…

– Тогда какое мне до этого дело?

– Что вы знаете об олимпийцах? – спросил Корвин.

– Они стараются не ворошить наше гнездо, – поведал Далий. – А мы никогда не трогаем олимпийцев. Они всесильны, как настоящие боги, а у богов лучше не становиться на пути – это старая истина. Пусть играются, пусть уничтожают миры или создают новые – это их забавляет.

– Они не боги, – возразил Марк.

– Я сказал «как». Меня не волнует их суть. Главное – их могущество, они могут уничтожить мою базу одним пальцем. Значит, я не буду их задирать или пытаться объяснить им, что они неправы. И не думай, что дешевые провокации заставят меня ляпнуть что-то не то или поступить опрометчиво. Олимпийцы очень обидчивы, об этом надо помнить, если имеешь с ними дело.

– Нам известно про игры в секторе Красного гиганта. Олимпийцы захватывают лацийские корабли и устраивают игрушечные сражения, в которых льется настоящая кровь.

– Они играют копиями. Настоящие корабли обычно ни на что не годны. Так же как и их экипажи. Сражаются и умирают клоны.

– По нашему законодательству клоны приравнены к людям. Это же не роботы, в конце концов! К тому же корабли Неронии – анималы. Олимпийцы тоже создают их копии? – усмехнулся Марк.

– Ну нет… этим олимпийцы не занимаются. Слишком хлопотно. Анималы настоящие.

– Им удается управлять анималами?

– Думаешь, я скажу – как они это делают? – передернул плечами Далий. – И не подумаю.

«Жратва, мой друг, жратва. За миску похлебки после нескольких месяцев голодания даже живой корабль согласится подставить шею под ярмо», – шепнул голос предков.

– Их заставляли сражаться и умирать, как гладиаторов! – воскликнул Корвин.

– Тебя как наследника Рима это должно вдохновлять. Гладиаторские сражения. Разве вы не пробовали устраивать нечто подобное у себя?

– Это больше походило на соревнования. В Новом Риме проходили бескровные бои. И потом они не пользовались успехом.

– Потому и не пользовались, что были бескровными. Мне лично нет дела, чем заняты олимпийцы, – лишь бы это не касалось меня и моих интересов. Анималы – порождение Неронии. Неужели тебя волнует судьба этих уродов? – холодно улыбнулся Далий. – Или беспокоят вопросы гуманизма? – Он вновь улыбнулся.

Видимо, слово «гуманизм» очень его смешило.

«Стервятники, – подумал Корвин. – Они кормятся тем, что найдут на поле битвы. Здесь, на своей базе, они ожидают, пока небожители натешатся вдосталь, разыгрывая „потешные бои“, а потом являются на поле боя мародеры, подбирают все ненужное и тащат в норы. Эти обломки кораблей, возможно, ненастоящие. Они просто скопированы ради потехи олимпийцев».

– Мне необходимо попасть на Олимп, – сказал Корвин сухо. – Ваша база оказалась у меня на пути. Так что именно у вас мне придется раздобыть гражданский звездолет для полета.

– На Олимпе нельзя находиться дольше четырех стандартных суток, только уроженцы Олимпа, так сказать природные олимпийцы, могут жить на этой планете.

– Я знаю об этом. Постараюсь уложиться в четыре дня со своей миссией.

– У тебя есть корабль, почему бы не полететь на нем?

– Это боевой корабль, эсминец, уж его точно не подпустят к Олимпу.

– Учти, тебе позволят взять лишь одного спутника.

– Большего мне и не нужно.

– И ты должен хорошо заплатить. А что ты можешь мне предложить? Учитывая, что с вашей планеты полным ходом идет эвакуация?

– Никакой эвакуации нет, это только слухи. И вам заплатят, не волнуйтесь. У Лация хватит средств, чтобы купить одного пирата. Акции Неронии вас устроят?

Упоминание о бумагах Неронии сразу сделало Далия сговорчивее. У пирата вспыхнули глаза.

– Звездолет класса «Алконост» подойдет? – спросил Далий.

– Это звездолет китежан, насколько я знаю. Вы их тоже захватываете?

– Если обращаешься к пирату, не стоит спрашивать, где он взял корабль. Ты попадешь на Олимп. Но потом не жалуйся… И помни – через четыре дня ты должен с планеты свалить.

Как только Марк покинул каюту Далия, его комбраслет разразился гневным сигналом вызова. Связи требовал капитан Сульпиций Сир.

– Что стряслось? – спросил Корвин.

– Только что пришло сообщение: флот Колесницы объявился в секторе Лация.

– Кажется, мы успели вовремя ударить по рукам, – хмыкнул Сулла.

Глава 2 Простое задание

Первым делом вокруг боевой станции Друз велел установить десятки индикаторов, которые должны были среагировать даже на микроскопические утечки «Пыли веков».

К счастью, еще до запрета этой дряни технополис запасся тысячами индикаторов, и все зонды в дальнем космосе оснащались датчиками «Пыли». Многие техники даже не знали, для чего служат эти зеленые трубочки, которыми они непременно оснащали каждый стандартный зонд. Военные синтезаторы изготовили несколько сотен литров нейтрализатора «Пыли» и обещали произвести еще пару тонн – на всякий случай. Если все же взрыв произойдет и «Пыль веков» достигнет планеты.

Самым сложным будет войти на катер и проверить, на какой режим настроены хроноконтуры. Друз мог бы поручить это кому-нибудь из группы технополиса, но, поколебавшись, не стал никому перепоручать задание. Если он не справится, то никто не справится, это точно. Но сначала надо было надеть на присланный подарочек кожух.

Присланная конструкция повергла техников в шок: она была громоздкой и неуклюжей, а спец, что разрабатывал чертежи, был либо шизофреником, либо пил беспробудно. На самом деле конструкторы пили только кофе, и все дело было в дефиците времени – ребятам из технополиса некогда было вылизывать конструкцию, и они сляпали то, что отвечало техническому заданию, из того, что нашлось под рукой, не заботясь о внешнем виде и эргономике своего детища. Единственное, что они предусмотрели, – так это возможность быстро заварить швы, когда обе части контейнера будут собраны и установлены на катер.

Один из конструкторов сопровождал титанового монстра на станцию. Никогда прежде конструктор из технополиса не покидал планету, а для экономии места лететь ему пришлось на грузовике без искусственной гравитации. И теперь на станции, где гравитация уже была, он не выпускал из рук гигиенического пакета и чередовал пояснения с попытками опорожнить и без того пустой желудок.

– Вы хотите поставить разгонные двигатели на кожух? – изумился техник, выслушав Друза. – Вы смеетесь? – Его и без того вытянутое лицо скривилось, будто он собирался в очередной раз блевать. – До какой скорости вы собираетесь разгонять эту штуку?

– Мне не нужен прыжок в гипер, – отозвался Друз. – Просто ускорение, два g достаточно. И капсула не одна, а четыре, по штуке на каждую грань кожуха. Как только на нашего сумасшедшего наденут смирительную рубашку, мы прицепим капсулы и отправим презент, присланный неведомым «доброжелателем», в затяжной полет. Без всяких прыжков, самый тупой полет.

– Лишь бы эта штука не начала вращаться.

– И еще: на днище нужен небольшой движок, чтобы оттащить сюрприз на безопасное расстояние и только после этого врубить капсулы.

– Куда мы ее направим?

Друз на миг задумался:

– Я бы направил ее к звезде Фидес. Но поскольку вероятность того, что «Пыль веков» может как-то повлиять на наше солнце, не равна нулю, а составляет миллиардные доли процента, то отправим ее в пустынный космос с дальним прицелом на черную дыру. Надеюсь, черной дыре эта штука не страшна.

– Я ничего не знаю про черные дыры, – сморщился техник. – Я лишь отвечаю за герметичность кожуха.

Друз повертел объемную вирт-модель, прикидывая, куда именно можно поставить капсулы. В который раз поразился уродству металлического кожуха. Он был прирожденный технарь, по его убеждению, любая удачная конструкция непременно должна выглядеть красиво. Техническое уродство вызывало у него болезненное чувство. Даже если учитывать, что созерцать данную вещь ему предстояло всего несколько часов.

* * *

После того как доставили кожух, на боевую станцию прибыл военный трибун Скрибоний, человек, которому консул поручил командование боевой станцией в случае сражения. Префект Друз мог любой механизм заставить повиноваться, но в военной стратегии и тактике он понимал весьма мало, то есть практически ничего.

Вместе с трибуном прилетели три десятка пилотов.

– А где их корабли? – спросила Лери, рассматривая нашивки прибывших. В основном это были не слишком молодые люди, патриции, из тех, кто избрал своим поприщем какое-нибудь мирное дело, но чьи родители когда-то управляли боевыми планетолетами. В своей новенькой форме они выглядели довольно нелепо, как всегда выглядит ополчение в первые дни войны. – Разве у нас есть боевые корабли?

– Представь, стоят в ангаре, – сообщил Энний. – Когда прежнюю станцию демонтировали, военные катера с нее переместили на наш склад. Так что у нас есть эскадра прикрытия.

«Смертники, – подумала Лери, наблюдая за неуклюжими и неспешными движениями ополченцев. – С другой стороны, они – патриции. И планетолеты со старой станции им знакомы. То есть они будут смотреться в небе не так уж и плохо. Вопрос в другом – что они смогут сделать с современными кораблями колесничих?»

– Мы просто зарядим старые пушки новыми снарядами с плазмой, – ответил Скрибоний на мысленный вопрос Лери. – Должно получиться неплохо.

– На один наш выстрел они ответят тремя, – напомнила Лери.

– Мы выстрелим первыми, – заверил Скрибоний.

* * *

Прежде всего нужно было надеть кожух из двух половин и не стронуть катер с места на причале, после чего заварить стыковочный шов. Как ни странно, все прошло почти без накладок. В кожухе напротив входного шлюза катера было оставлено отверстие для того, чтобы внутрь мог протиснуться лишь один человек в скафандре. Забраться в проклятый катер должен был Друз самолично. Потом, когда префект проверит настройки контуров и выберется назад, в это отверстие зальют амортизационный гель и заварят крышку.

– Все готово, префект, – сказал Энний. – Можете начинать. Расчетное время на операцию двадцать семь минут. Если вы не выберетесь за это время, внутрь зальют гель и заварят крышку.

Скафандр высшей защиты покрыли сверху еще каким-то составом, Друз даже не стал спрашивать – каким. Так же как и не спросил, что вколол ему в вену прибывший на станцию вместе с технарем медик. С собой Друз взял небольшой контейнер с дополнительным энергоблоком и инфокапсулы с программами для тестирования настройки хроноконтуров и для отключения системы, а также ключ с генетическим кодом Артура ЭПа. Всю инфу любезно прислал Корвин. Если следователь по особо важным делам ошибся или какой-то части программы добыть не сумел, то из своего небольшого путешествия Друз уже не вернется. При одной мысли о том, что ему предстоит, префекта бросило в жар.

Где Лери? Почему она его не провожает? Злится? Ах да, она в рубке управления. Сидит за пультом. Держит все под контролем. Ну что ж, тогда в путь…

«В последний путь, быть может», – усмехнулся про себя Друз.

Энний подогнал к причалу двухместный открытый скутер.

«Катафалк прибыл», – Друз уже не замечал, что бормочет эти нелепые фразы вслух, и, значит, по внутренней связи его слышат на станции. Упакованный в контейнер катер выглядел как болезненный нарост на прекрасном и совершенном теле станции. Открытый люк, черный провал. Движок и капсулы присоединены, цистерна с гелем висит тут же рядом на причале. Рядом два техника в скафандрах ждут наготове со сварочным аппаратом. Друз выбрался из катера и ухватился за край открытого люка. Внутри была тьма.

«Я не могу туда… я не вернусь…»

Липкий ужас на миг поглотил его с головой, до обморока. Он пришел в себя лишь после того, как аптечка автоматически впрыснула ему в кровь успокоительное.

Далее он действовал как в бреду. Или во сне. Миновал зазор между кожухом и входным люком. Открыл люк, проник в рубку катера. Светились аварийные индикаторы. Он включил панель. Скользнул взглядом по обозначениям. Нужная панель была справа сверху. Не исключено, что Корвин ошибся и присланный код запустит взрывное устройство. Не думать об этом. Корвин не мог ошибиться.

Друз вызвал голограмму, ввел присланный Марком код и снял блокировку. Контуры были настроены со сдвигом по фазе. Самопоглощение, выработка тета-из-лучения и «Пыли веков». Значит, катер должен был уничтожить только станцию, а потом – начнется вторжение. Друз ничего не говорил, знал, что изображение с укрепленной на шлеме вирт-камеры тут же транслируется в рубку станции.

– Перенастройка не нужна, – сказал он и не узнал собственного голоса. – Отключаю систему.

Он потянулся к управляющей голограмме. Мерзавцы классно устроили ловушку. Если бы кто-то попытался отключить бомбу, не имея кода доступа, то просто перенастроил бы систему на синхронизирующий режим. Тогда – полный улет. А что, если перенастроить контуры и отправить катер в подарок… кому? Колеснице? Неронии? Кто их враг? Или – на Лаций. Уничтожить то, что любишь больше всего. Бред… Перебрал успокоительного. Друз ввел отключающую программу. Испытание закончилось. Испытание могуществом. Никогда не смей… не испытывай себя. Не пройдешь. Не дорос…

Катер слегка качнулся. В чем дело? Неужели время вышло? Друз вцепился пальцами в край приборной панели. Пальцы в перчатках выглядели нелепо, смешно. Что происходит? Начали заливать гель? Да, конечно, заливают гель и задраивают люк. Они не выпустят его наружу. Слишком рискованно. Да, слишком. «Пыль веков…» И отсутствие кислорода. Двойная смерть. Ради трех миллиардов пожертвовать одной жизнью. Почему бы и нет? Какое кому дело, что эта жертва необязательна?

– Лери!

Нет ответа. Ревность… она готова его убить. Она хладнокровно отдаст приказ. Она…

Его бросило в жар, пот струями бежал по коже.

– Почему ты там застрял? Друз, в чем дело? – раздался неожиданно голос Лери. Она кричала? Или это только показалось? – Почему не отвечаешь? Осталось четыре минуты.

– Все в порядке… перенервничал… извини. У вас все готово?

– Конечно! Ждем только тебя. Вылезай. Или ты забыл про контрольное время?

Он оставил блок питания внутри, подключил к нему несколько вирт-камер. Осторожно выбрался наружу. Гель не заливали. Ему показалось. К счастью, расстояние до люка было всего в два шага. Он преодолел его и вывалился наружу. Энний на скутере очутился рядом, помог взобраться на сиденье.

Друз увидел, как две фигуры в скафандрах начали заливать внутрь кожуха гель. Рядом на фале болталась крышка люка, которую наварят сверху. Она, видимо, и ударила по корпусу. Хорошо, что это произошло, когда он отключил систему, а не минутой или двумя раньше. Теперь проклятый катер будет бултыхаться внутри кожуха, как младенец внутри матки. Но Друз не мог избавиться от чувства, что он все еще там, внутри, и ему только кажется, что он спасен.

Он закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Он не видел, как заделали отверстие и отделили катер вместе с кожухом и частью консоли от станции и как нелепый контейнер поплыл в сторону, влекомый прилепленным к днищу двигателем. Очнулся будто ото сна, когда услышал в шлемофоне радостные крики: персонал станции вопил от радости. Катер удалялся, и через десять минут должны были включиться разгонные капсулы.

– Все отлично, – прокричал Энний в шлемофон. – Мы дали ему хорошего пинка под зад. Датчики «Пыли веков» не реагируют. Все чисто.

«Почему я так устал? – подивился Друз. – Не могу двинуть ни рукой, ни ногой».

Он скосил глаза и увидел, что весь скафандр покрыт крошечными изломами трещин.

«Нет!» – заорало что-то отчаянно у него в мозгу.

– Нет, – прошептали отчетливо губы.

Из скутера на причале ему помогли выбраться и под руки повели на санобработку. Он не мог переставлять ноги – его попросту волокли. Сначала обливали нейтрализатором в скафандре, потом он снял и скафандр, и белье, стоял голый под потоками серой пены.

«Бесполезно… – билось в мозгу. – Но там же не было „Пыли веков“, там было… внутри было… раз система включилась… внутри тета-излучение. Снаружи наши приборы его не фиксируют, оно только внутри. Пока. Интерференция. Все благостно… когда-то так было… не помню где. Искали гамма-излучение, никто не проверял на альфа… все умерли… и не поняли, почему такая роскошная растительность вокруг».

Он смотрел на дряблые старческие руки, на синеватую кожу с прожилками вен… выпавшие седые пряди волос крутились в потоке серой пены… Ноги не держали, он опустился на пол.

Потом двое в защитных скафандрах опять подняли его и повезли на носилках в соседнее помещение. Он почувствовал, что его снимают с носилок и опускают в жидкость, густую, тепловатую.

«Регенерационная камера», – догадался Друз.

За свою жизнь он проходил не раз и не два подобные процедуры. Двое в белых защитных комбинезонах подсоединяли приборы, всаживали в кожу и вены хоботки инъекторов, на миг в зеркальной поверхности медицинского агрегата Друз увидел свое отражение – лишенная волос голова с потемневшей кожей, запавшие щеки, ввалившиеся глаза. То был живой мертвец. Потом он ощутил во рту противный резиновый вкус загубника и погрузился в раствор с головой.

«Ну вот и все, приятель… ты-то думал, впереди еще длинная-длинная жизнь, а она – фьють и кончилась… а впрочем… обещали три месяца… они уже прошли… Все надеялись на чудо… оно случилось… не для тебя… Лери знала… с самого начала… А ты? Разве ты не знал? Ты просто не позволил себе об этом думать…»

Он почувствовал, что засыпает… Или умирает… Странное умиротворение в душе, блаженная расслабленность во всем теле…

«Я так и не узнаю, чем все это закончилось», – царапнула досадливая мысль, прежде чем он погрузился в забытье.

* * *

Консул Аппий Клавдий вызвал к себе сначала Герода Аттика, потом легата Флакка, которому было поручено командование всеми войсками Лация. Прибыли они почти одновременно. Однако Герод опередил Флакка на несколько минут. Когда легат вошел, Аппий Клавдий расхаживал взад и вперед по кабинету, Герод сидел за столом с видом самым невозмутимым. Час назад консул объявил мобилизацию.

– Посольство Колесницы через подставных лиц пыталось скупить в торговых центрах андроидов. Из самых простых. Плюс закупали плазменные батареи… – услышал Флакк часть доклада префекта космической разведки.

– То есть? – Консул остановился и через плечо глянул на вошедшего легата Флакка.

– Из них легко сделать ходячие мины. В назначенный момент несколько сотен андроидов подорвутся в нужных местах. Мы с вероятностью в девяносто девять процентов можем сказать, что грядет война с Колесницей.

– Вы можете рассказать, более или менее ясно, каков их план? – Аппий повернулся к Героду так резко, что на миг потерял равновесие и ухватился за край стола.

«Аппий слишком устал. Как патриций, он боится принимать стимуляторы, чтобы не повредить память», – механически отметил про себя Флакк.

Он был моложе Аппия на десять лет, но чувствовал себя выжатым как лимон.

– Первую часть плана они уже осуществили: лишили нас с помощью ловко устроенной дезы защиты флота. Второй шаг – уничтожение станции – оказался более сложным и, надеюсь, невыполнимым. До начала вторжения они планировали повредить станцию взрывом, остальное должна была завершить «Пыль веков». Часть ее непременно попала бы на планету. Мы бы занялись дезактивацией и войной с роботами, а колесничие – высадкой десанта и захватом городов и военных баз.

– Как колесничие могли овладеть такой технологией?

– Нам неизвестно. Не будем пока ломать голову над ненужными вопросами. Наша проблема – флот, – сказал Флакк. – Мы увели флот, чтобы его сохранить. То есть сейчас планета беззащитна. Есть истребители на космодромах, есть самолеты для защиты атмосферы, но это крохи. Есть несколько кораблей в районе Петры, сторожевики возле Волчицы и Лация II. Но основные наши силы торчат в секторе Психеи. Во главе со «Сципионом Африканским». Противнику ничего не стоит переправить не такую уж большую армию и захватить Лаций, сердце нашей системы. Разумеется, пока мы думали, что планета вот-вот исчезнет, нам и в голову не могло прийти, что кто-то планирует вторжение.

Флакк не стал напоминать, что идея увести флот принадлежала лично консулу. Оставалось надеяться, что снова Клавдий не ошибется так жестоко!

– Если мы сохраним станцию, – консул вопросительно посмотрел на Герода, – разве это не изменит расклад сил?!

– Как только станцию разминируют, я сообщу об этом, – пообещал тот. – Следующий ход за Колесницей – если они уведут флот, значит, вторжения не будет. Если не остановятся, мы будем драться.

– Насколько я знаю, Друз еще не разминировал бомбу, – напомнил консул.

– Друз нас никогда не подводил, – заверил Флакк. – К тому же флот колесничих еще не появился. Если мы спасем станцию, у нас есть шанс разойтись миром.

– Значит, все это была мистификация колесничих! – в ярости воскликнул Аппий Клавдий. – А мы повели себя как идиоты! Вообразили, что напали чужие, соорудили ковчеги, отправили эмбрионы на Психею.

– Надо немедленно призвать флот! – сказал Герод Аттик.

– Приказ отдан. Но если колесничие не отменят вторжение, они не успеют, – возразил Флакк. – Если мы не сможем отбиться, флот не будет вступать в бой и отойдет к Петре.

– Почему?! – Герод вскочил. – Что за дурацкий приказ!

– Мы никогда не планировали, что наш флот будет захватывать планеты, – пояснил Флакк. – Наши корабли нацелены на войну в космосе. Они могут прикрыть планету, но не могут взять ее штурмом. В принципе ни один флот: ни наш, ни Неронии, ни Колесницы – не обладает достаточной мощью, чтобы захватить хорошо укрепленную планету. Потому и понадобилась эта деза.

– Мы постараемся сохранить Петру, – сказал Клавдий. – Чтобы консул Гораций заключил хоть какой-то сносный мир.

– У Колесницы всегда была лучшая среди новых миров разведка, – напомнил Герод. – У нас – самая худшая. Рано или поздно мы должны были погореть на этом. Мы обречены. Даже если Друз сохранит станцию, она не сможет прикрыть всю поверхность Лация.

– Мы будем сражаться, как всегда сражались римляне, – веря, что победим. И победим, – сказал Флакк.

– Будем реалистами! – одернул его консул. – Лозунгами не воюют.

– Во-первых, станция может перемещаться. Во-вторых, у нас есть корабли, – неожиданно Флакк улыбнулся.

– Где? – почти одновременно спросили Клавдий и Герод.

– На самой планете. Наши резервы. В ангарах военных баз полно старых кораблей. Вы же знаете эти присказки патрициев: нельзя уничтожать старое оружие, оно может пригодиться. По количеству единиц наш флот наверняка не уступит флоту вторжения.

– А экипажи?

– Найдем на Лации. Патриции помнят, как воевали их отцы на этих кораблях лет двадцать пять назад во время схватки с Неронией. Мы поступили правильно, не начав эвакуацию. Я уже отдал приказ включить системы подготовки кораблей.

– Мы отправим в бой детей? Мы… – Аппий Клавдий задохнулся. – Это невозможно.

– Воевать будут все. Просто патрициям придется драться в космосе. Остальным – на планете.

– Колесничим удастся прорваться?

– Несомненно. Колесничие планировали уничтожить станцию. Потом планировали, что начнется эвакуация, паника, возможно, гражданский мятеж. Ни то, ни другое, ни третье не случилось. Значит, у нас есть шанс.

– Делать вид, что ничего не происходит, поздно, – сказал консул. – Надо формировать легионы.

– Н-да… легионы. Их размажут в первый же день, а вернее час, – буркнул Герод Аттик. – Мы зальем планету кровью. Ну, нам не привыкать. Канны – это наше все.

– Что вы предлагает, Флакк? – Клавдий передернулся, но сделал вид, что не слышал реплики Герода.

– На планете есть сотни неактивизированных защитных комплексов. Мы пустим их в дело. Перебазируем в места вероятной высадки.

– Колесничие не идиоты, они произведут разведку и тут же сменят места высадки, – хмыкнул Герод.

– Вот и отлично. Время работает на нас. Чем дольше они будут корректировать планы, тем лучше. Флот успеет прийти нам на помощь. К тому же система планетарной защиты будет пытаться достать их корабли с Лация. Никто не снимал наши комплексы с дежурства. И станция…

– Друз не всемогущ!..– одернул Герод.

– Петрийские наемники! – перебил Флакк. – Они-то успеют прибыть. Если, конечно, мы обратимся к ним немедленно.

– Наемники! О да! – Герод презрительно выпятил губы.

– Почему бы и нет? Они прекрасно воюют, – заметил консул. – Есть только одна проблема – чем мы им заплатим? В нынешней финансовой ситуации никто не берет виртуальные креды.

– У нас есть недвижимость на Петре, – напомнил Флакк. – Лаций может предложить расплатиться своей долей акций в компаниях по строительству куполов или акциями поселков и заводов. Надо срочно связаться с их генералом Моргенштерном.

– Дельная мысль, – одобрительно кивнул консул. – Нас сейчас здесь трое, надеюсь, что завтра утром это предложение не будет уже висеть в Галанете, и нам удастся сохранить его в тайне хотя бы на пару суток.

– В прошлый раз не было никакой утечки информации, – заявил Герод. – О хронобомбе сообщил тот, кто устроил провокацию. Слив организовали сами колесничие. Это было частью их плана.

– Может быть, вооружить андроидов? – спросил консул. – Мы можем их перепрограммировать…

– Не получится, – заявил Флакк. – Мы просто завалим наши поля и дороги искусственно выращенным мясом. Андроиды – не боевые роботы, даже если мы сумеем им вбить в мозги, что надо взять в руки оружие. Все дело в том, для чего ты создан.

Консул нехотя кивнул, соглашаясь.

– Ненужные жертвы… – сказал он так, будто речь шла о людях.

Неожиданно раздался экстренный вызов. Консул включил связь с секретарем:

– В чем дело?

– Вас вызывает наварх Корнелий, – сообщил секретарь.

– Он же отправлен в изгнание. Навечно.

– Так точно, консул! – отозвался Корнелий. Его голограммное изображение возникло над блюдцем дальней связи. – Но дело в том, что два с половиной месяца назад я узнал, что Лацию крышка… И вот подумал… Уж коли родной планете крышка, то я могу вернуться и провести парочку последних дней дома. Сенат должен проявить милосердие и разрешить мне сдохнуть вместе со всеми.

– На чем вы летите? На Звездном экспрессе?

– Какой, к черту, Экспресс! Меня туда ни одна собака не пустит. На своем крейсере. На «Камилле»! Я оставлю корабль возле Петры, а сам пересяду на катер. Дайте мне допуск.

– Никаких катеров, наварх. Выводите крейсер на орбиту Лация. У вас есть корабли сопровождения?

– Нет, конечно. Только крейсер и экипаж. Мелочевка вся осталась на базе.

– Вооружение?

– Разумеется, на крейсере. Полный боекомплект. Уж не боитесь ли вы, что я могу открыть огонь по наземным целям?

– Мы ждем с минуты на минуту атаки колесничих.

– Орк! Похоже, я вовремя вернулся. – Наварх расхохотался. – Мое изгнание в самом деле закончилось.

– Мы дадим вам сопровождение, – пообещал консул. – Несколько старых эсминцев и катеров.

– Против целого флота Колесницы? Всю жизнь об этом мечтал! – снова расхохотался наварх.

* * *

Лери сидела за пультом управления и переводила взгляд с одной картинки на другую.

Катер продолжал удаляться. В расчетное время вспыхнули синим разгонные капсулы, и крошечная титановая коробочка почти мгновенно превратилась на голограмме в точку. Датчики «Пыли» по-прежнему не реагировали. Марк и Друз сделали свою работу идеально.

– Кажется, удалось, – шепотом сказала Лери.

– Сиятельная, Друз в реанимационной камере, командование кораблем перешло к военному трибуну Скрибонию, – сообщил Энний. – Я беру на себя обслуживание оборудования.

– Очень хорошо, – бесцветным голосом отвечала Лери.

– Ваш муж…

– Ничего не говорите.

– Вы не хотите знать, что с ним?

– Медики сделали все, что могли?

– Да…

– Это все, что мне нужно знать.

И тут взвыла сирена тревоги.

– В чем дело? Катер взорвался? – бросился к приборам Энний.

– Военные корабли противника. Колесничие на границе сектора Лация, – докладывал искин корабля. – Сто двенадцать единиц, общий тоннаж, вооружение… Ожидаемое время подхода – семь часов.

– А, добро пожаловать! Мы вас встретим, ребята! – хмыкнула Лери.

Как ни странно, но это сообщение ее нисколько не испугало. Она была уверена, что обычные заряды – плазму и лазеры – станция без труда выдержит. А о том, чтобы плазменные и ионные пушки задали колесничим жару, Лери уже позаботилась.

«Жареный бекон на завтрак, господа, я сейчас вам его подам. С аппетитной румяной корочкой. Вы захлебнетесь слюной, господа…»

Она не замечала, что по щекам ее градом катятся слезы.

* * *

Когда Корвин вошел в каюту Реджера, тот полулежал в койке и занят был просмотром последних сообщений Галанета. Во всяком случае, он хотел, чтобы Корвин считал именно так. Чем на самом деле занимался тайный агент Неронии, Корвин представления не имел. В каюте было три независимых наблюдательных камеры, но все записи с них (Корвин просмотрел записи инфокапсул, перед тем как навестить Брунелли) продемонстрировали самый обычный белый шум. Нер как-то сумел стереть все записи. Скрывал ли что-то нерониец или делал вид, что скрывает, определить было невозможно.

Марк уселся возле койки. На выдвижном столике сиротливо лежали друг подле друга упаковка питательных таблеток и бутылка с водой.

– Как самочувствие? – спросил Корвин.

Нер наконец оставил свои поиски в Галанете и закрыл портал. Он все же где-то «угостился» частицами «Пыли веков» и, хотя доза была небольшой, чувствовал он себя неважно. Кожа сделалась пепельной, волосы – седыми. Похоже, он постарел еще больше, чем Марк.

– Неплохо. Надеюсь, мы скоро доберемся до Звездного экспресса. Мечтаю о нашей клинике, регенерационной камере и полной очистке организма от всякой дряни.

– Каковы ваши планы? – спросил Корвин.

– Я же сказал: вернуться на родную планету.

– Наш корабль довезет вас до пересадочной станции Звездного экспресса. Дальше вы полетите самостоятельно.

– А вы?

– У меня особые планы. Через несколько часов я покину корабль. Но прежде обсудим одно дело. Догадываетесь, о чем пойдет разговор?

– Почти догадываюсь.

– Ну что ж, тогда не будем ходить вокруг да около. Поговорим начистоту. Колесница вот-вот нападет на Лаций. Нерония должна нам помочь. В ваших интересах, чтобы Лаций устоял. Если моя планета погибнет, Колесница сожрет Неронию и не подавится. Вас не спасут даже анималы.

– Почему вы решили, что имеете дело с Колесницей? Хронобомбу создали олимпийцы.

– У меня достоверная информация. Я даже могу с вами поделиться кое-какими фактами.

– Для дипломата вы работаете слишком грубо.

– Зачем нужны тонкости, если речь идет об очевидном.

– Очевидном? Корвин… Все далеко не так очевидно, как вы думаете. На арене есть еще один игрок, которого вы не учли.

– Олимп?

– Именно.

– Они играют.

– Что?

– Они устраивают потешные бои копиями наших кораблей и вашими анималами. Пилотируют их корабли клоны олимпийцев, созданные, чтобы умирать на потеху своим господам. Так что мы можем считать, что Олимп нейтрален. В какой-то степени.

– А хронобомбы?

– Это создание Артура ЭПа. Отмщение за проигрыш. Символический удар кулаком по столу. В масштабах Галактики.

– Постараюсь убедить в этом императора, – сдержанно пообещал Брунелли. – И благодарю за то, что посадите меня на Звездный экспресс. Могли бы бросить на пиратской базе.

– Можете не благодарить. Эмилий Павел так торопится домой, что вытрясет из вас по дороге все кишки.

* * *

«Алконост» – новенький четырехместный пассажирский корабль, подогнал к эсминцу доверенный человек Далия. Корвин отдал за него большую часть предоставленных сенатом средств. Погрузка происходила в авральном режиме. Эмилий Павел торопился нырнуть в портал и мчаться на Лаций. Да и Корвин не собирался задерживаться подле пиратской базы.

Лететь на Олимп они должны были вдвоем с Суллой.

– Мы опять должны расстаться? – спросила Белка, наблюдая за тем, как ее любовник спешно пакует вещи.

– На время. Я лечу на Олимп… – признался Сулла. – А ты…

– На Лаций?

– Только до пересадочной станции Звездного экспресса. Я договорился: там капитан нас высадит и помчится дальше. А ты будешь ждать меня.

– Но почему на станции… ведь вы сказали, что бомбу теперь нетрудно нейтрализовать…

– На Лации сейчас ад. Или вот-вот начнется. Тебе там делать нечего.

– Что?

– Вторжение, Белка, вторжение.

– Чье?

– Мы полагаем, что колесничих. И у нас нет флота. Но Лаций просто так никогда не сдастся и не подпишет капитуляцию, пока не уложит несколько миллионов… – Сулла взял ее руки в свои, заглянул в глаза. – Ты понимаешь?

– Я вернусь на Лаций, – заявила Белка.

– Не дури. Ты не космический десантник, чтобы мчаться назад, как Павел.

– А ты? Почему ты не возвращаешься? Ведь ты патриций и можешь сражаться!

– У меня есть дела поважнее.

– Поважнее? – передразнила она. – Что может быть сейчас важнее возвращения? Или… Ты – трус, Луций?

– Я? Как ты хорошо обо мне думаешь! Впрочем, неважно, трус я или нет. Я всего лишь выполняю приказы шефа. А шеф приказывает мне сесть в звездолет «Алконост» и отправляться с ним на новое задание.

– Трус! – в ярости выкрикнула Белка. Слезы обожгли глаза. Она стиснула кулачки, будто собиралась броситься в драку. Но не бросилась. Вместо этого упала в кресло и разразилась слезами.

– Ну хорошо, хорошо, я – трус… Ты поэтому плачешь?

– На Лации ненавидят трусов. И я тебя ненавижу! – выдохнула Белка.

– Сколько угодно. Мне нравится, когда меня ненавидят. Тем жарче потом любят.

Она плюнула в него. Вернее, попыталась плюнуть, но во рту так пересохло, что плевок получился чисто символический, больше похожий на шипение. Однако Сулла поднял руку и стер этот символический плевок со щеки.

– Послушай моего совета – не возвращайся на Лаций. Как ты не понимаешь, дуреха! Я все время пытаюсь тебя спасти! А в ответ лишь плевки и оскорбления.

Сулла надел гермошлем и, прежде чем опустить щиток, подмигнул Белке:

– Еще увидимся, детка. Ты бросишься мне на шею. Но не факт, что я тебя прощу.

Глава 3 Лаций и лацийцы

Вызов комбраслета пиликал уже с минуту, когда Ивар соизволил наконец проснуться. Первым делом комбраслет сообщил, что сейчас – три часа ночи по местному времени. Потом – что Ивара вызывает мобилизационный центр и ответить надо немедленно.

Ивар чертыхнулся и сел на кровати. Супруга что-то пробурчала и перевернулась на другой бок.

Ивар посмотрел на нее с завистью, коснулся нужного узора на комбраслете и сказал:

– Подтверждаю вызов.

– Центурион в отставке Ивар, вам надлежит прибыть на седьмую базу с броней и полным вооружением до 6-00 по местному времени, – голос был женский, живой или синтезированный, Ивар понять не успел – связь уже прервалась.

Отставники обязаны были хранить броню и оружие дома в специальном сейфе. Открывать его без приказа по собственной воле запрещалось. Дверь не была заблокирована, но в обычное время на сейфе загорался красный огонек и тревожный сигнал поступал в военное ведомство.

Первым делом Ивар решил, что все еще спит. Почти автоматически он поднялся, побрел к сейфу, но передумал, зашел в латрины, после этого в ванную, потом на кухню. Прихватив бутылку минеральной воды, он наконец отправился к сейфу, приложил палец к идентификационному экранчику и уставился на индикатор. Индикатор тут же вспыхнул зеленым. Ивар поперхнулся водой и уставился на чертов сейф, как завороженный, наблюдая, как поворачивается дверца, открывая доступ к оружию и броне. Последний раз он извлекал оружие на учениях два года назад. А в боевых условиях пользовался и броней, и бластером на Фатуме четверть века назад. Ивар вытащил все, что было внутри, нахлобучил на голову шлем и, держа в охапке черный панцирь боевой брони, ручной бластер, связку гранат и запасные батареи, все еще в трусах и босиком навис над спящей женой и выкрикнул:

– Ада!

Женщина открыла глаза, моргнула… И завизжала как резаная.

– Тихо, тихо, это я, я… – Ивар с грохотом обрушил на пол свои военные сокровища.

– Ты зачем… ты это… – забормотала супруга и стала медленно отползать к изголовью кровати, натягивая на себя одеяло.

– Да ты успокойся. Все нормально… только бред какой-то… очередной бред… – бормоча, Ивар нагнулся, отыскал среди брошенного оружия бутылку с минералкой и протянул жене: – Выпей пока.

Ада последовала его совету и сделала большой глоток, после чего громко икнула.

– Пришел приказ о мобилизации, – сказал центурион. – Я должен прибыть к шести утра на базу.

– В чем дело? Они же сказали, что мы просто умрем, исчезнем, и все, – Ада еще отхлебнула воды. – Зачем тогда база?..

– Получается, все не так просто. Знаешь, я несилен во всех этих играх власть имущих. Мне приказывают – я иду. И пусть они будут прокляты, если приняли неверное решение.

Ивар сел рядом с женой на кровать.

– Может, в сенате придумали, что с этой штукой делать? Они там головастые и памятливые. Кто знает, может быть, уже такое случалось когда-то?

– Наверняка что-то придумали, – с радостью согласилась Ада. – Мы не слушали вечерние новости. Может, что-то сказали?..

– Ну и отлично! – Ивар улыбнулся.

Известие о том, что Лаций обречен и планета погибнет через три месяца, в их семье восприняли стоически. Семья Ивара была плебейской, сам он в молодости закончил военное училище и отслужил в армии восемь лет, после войны за Фатум вышел в отставку и с тех пор работал в туристическом бюро, которое досталось ему в наследство от тестя. Жизнь его обещала быть скучной и счастливой. Если бы… да, если бы весь мир не перевернулся вверх тормашками.

Трое их детей давно выросли и уехали на колонии: дочери устроились на Психее, сын – на Петре. В конце концов – умереть вместе и безболезненно – не такая страшная вещь, рассуждали они с супругой вечерами, сидя на террасе и наблюдая, как их сосед Квинт с помощью двух строительных роботов превращает свой сад в пустыню, выкапывая на месте бассейна огромный бункер.

Хотя все межпланетные рейсы были отменены, и на Острова Блаженных никто больше не мог улететь, Ивар продолжал каждодневно работать в своем бюро: отправлял пассажирские прогулочные лайнеры по Тирренскому морю, посылал прогулочные флайеры на горные озера или в роскошные отели Капри. Ивар попросту не мог бросить работу: люди имели право в последний раз посмотреть на свою прекрасную планету, которая должна была исчезнуть. Иногда по вечерам они приглашал трудягу-соседа вместе с женой и малышкой-дочерью и по-семейному устраивали маленькую пирушку с вином и жареным поросенком: поросята стоили неимоверно дешево, никто на Лации не собирался больше откармливать свиней.

– Что мне делать? – спросила Ада растерянно и покосилась на шкаф, где висели ее бальное платье и мундир мужа, приготовленные для последнего дня.

Ивар на миг задумался:

– То, что очевидно. Ты сейчас поможешь мне собраться… я заберу флайер, а ты…. Бери-ка остатки наших припасов, и я отведу тебя к соседям.

– К соседям?

– Ну да.

Ивар приказал компьютеру поднять жалюзи на окнах. Потом сам лично распахнул раму. Стояла тихая летняя ночь. Где-то вдали на горе мерцали красные и голубые огоньки. Кажется, прежде гора ночью выглядела абсолютно черной. Во всяком случае, так казалось Ивару во время последней вечеринки.

– Сдается мне, что не зря соседи вырыли этот бункер. Стоило им помочь.

В соседском доме все окна светились желтым: сосед обычно не опускал на ночь жалюзи. Там тоже поднялись: на занавесках мелькали тени.

– Ну и отлично, нам не придется их будить.

Ивар вытащил из ящика комода аккуратно сложенное белье и надел, потом натянул новенький трехслойный камуфляж и принялся облачаться в броню. В этот момент в проеме окна обозначилась чья-то лохматая голова. Ада ойкнула, Ивар схватился за бластер, позабыв, что тот не заряжен.

– Да это же я, Квинт! – узнал Ивар голос соседа. – Смотрю, у вас тут тоже срочные сборы…

– Залезай в окно! – предложил Ивар и подал соседу руку.

Тот был в белье и камуфляже, но еще без брони. Впрочем, в этом случае Ивар, несмотря на недюжинную силу, вряд ли втащил бы парня в окно.

– Получил приказ о мобилизации? – спросил Квинт, глядя на груду вооружения на полу возле кровати.

– А ты?

– И я. Жена продукты собирает. Я вот о чем… Может, твоя Ада вместе с моей и малышом в бункере спрячутся? Все же веселее, не так страшно и…

– Спасибо за приглашение, – Ивар посмотрел на жену.

– У меня есть вода и продукты и… медикаменты и… – всполошилась Ада. – Вы новости слушали?

– Я получил приказ о мобилизации и сразу же включил информканал. Только что сообщили: катер на орбите нейтрализован.

– Интересно, – сказал Ивар с таким видом, будто что-то понимал в этих сообщениях.

– Думаешь, не все еще кончено? – спросил Квинт.

– Похоже на то, – кивнул Ивар. – Ты где воевал?

– Если признаться честно, то нигде. Но мой отец, патриций, воевал на Фатуме, командовал когортой XX легиона, пока… – Квинт запнулся, глянул на Ивара виновато. – Пока не отравился какой-то дрянью на болотах и в бреду не застрелил двух легионеров, приняв их за неров.

– Я когда-то служил под его началом, – сказал Ивар. – Префект Корвин, отец нынешнего, тогда быстро разобрался с этим делом.

– Мне по ночам все время снятся те болота, – признался Квинт. – Как будто я что-то должен завершить. Но я не знаю – что.

– А мне никогда не снится Фатум, – сказал Ивар. – К счастью.

* * *

Старый Флакк, отец нынешнего командующего планетарными вооруженными силами, втиснулся в боевую броню с трудом. Регуляторы пришлось поставить на максимум, и все равно бывший командир «Сципиона Африканского» не мог свободно вдохнуть. Его старший брат сенатор (старше на полтора года) смотрел на приготовления ветерана с усмешкой. Когда-то за глаза подчиненные именовали командира линкора Юпитером – за изысканность манер и легкую ироничность разговора, за естественную властность, никогда не переходящую в примитивную грубость. За последние годы легат в отставке располнел, но не утратил своего обаяния, четкости мышления и твердости в голосе.

– Свою не хочешь примерить? – обратился «Юпитер» к брату-сенатору, вставляя батарею в ручной бластер.

– Я уж как-нибудь так, налегке. Мне хватит одного гермошлема.

Он демонстративно опустил щиток. Камуфляж, в который обрядился сенатор, разумеется, тоже давал защиту, но она не шла ни в какое сравнение с броней.

Флакк вздохнул, окидывая взглядом дом в последний раз. Что-то подсказывало ему, что сюда он больше не вернется.

– Опустить жалюзи! – отдал он приказ управляющему домом компу, как будто командовал: «В атаку».

Противопожарные жалюзи вряд ли спасут в случае прямого попадания. Но если плазменная граната разорвется на соседнем участке, жалюзи могут помочь. Еще могут помочь автоматы-пожарные, установленные на крыше дома. Все, что могли, они предусмотрели. Все, что могли…

Старики вышли во двор. Двухместный флайер, снабженный камуфляжной пленкой невидимости, ожидал их во дворе.

«Юпитер» проверил сообщения на системе связи флайера. Поморщился. О том, когда начнется вторжение, по-прежнему не было никаких данных.

– Ну что там? – спросил сенатор.

– Сообщение, что бомба ликвидирована и ожидается вторжение. Предположительно – колесничих.

– Орк! Я уже начинаю думать, что победы можно добиться за счет одной ловко подсунутой дезы, – заметил сенатор.

– Затраты на хорошую дезу сравнимы с затратами на хорошую армию, – отозвался «Юпитер».

Вокруг ничто пока не свидетельствовало о надвигающейся опасности: горели огнями рекламные вывески, цепочкой вдоль дороги скользили огоньки машин, направлявшихся к столице. Но флайер с двумя стариками летел в противоположном направлении.

– Маскировочная сеть не может всего скрыть, – ткнул в голограммное изображение пальцем «Юпитер». – Слишком большой расход энергии. Как только противник появится на орбите, он заметит, сразу скажет: «Э, глядите, чего это они тут жарят!»

– Но они пока не появились? – спросил с надеждой сенатор.

– Пока нет.

Через пятнадцать минут их флайер сел на посадочной площадке военной базы.

Легионер, встречавший флайер, лениво взмахнул рукой, приветствуя двух отставников, решивших тряхнуть стариной, и повел их к низенькому зданию, что располагалось недалеко от площадки. Парень еще не мог оценить, какая опасность им грозит. Этого никто не мог оценить.

Около склада суетились андроиды – погрузчики вытягивали один за другим модули с законсервированными роботами-триариями. Несколько программистов, расположившись под тентом из маскировочной сети, активировали роботов. Пока что в строй было введено лишь десять бойцов. Какой-то легионер, видимо недоучившийся курсант, налаживал систему связи с одним из роботов.

– Есть вести огонь на поражение, – бубнил триарий и раз за разом вскидывал металлическую руку, в которой не было оружия.

– Они же должны сражаться в паре с человеком, – заметил бывший командир «Сципиона». – Машина – дура, а человек слаб, но вместе они хоть куда, так говорили в мое время. Ну и где их напарники?

– Мы придадим каждому курсанта, – поднял голову наладчик и крутанул в руке управляющую голограмму. Триарий крутанулся следом и навел на стариков металлическую руку без оружия.

– У нас есть тысячи не задействованных триариев на складах, – буркнул «Юпитер». – Где мы возьмем для них напарников?

– На базу уже прибыли отпускники, ветераны и космические легионеры в отставке, – отозвался наладчик и с сомнением посмотрел на ящик, в котором лежали положенные триарию бластеры и гранаты.

«Юпитер» не ответил, лишь раздраженно хмыкнул. Ему прекрасно было известно, что на Лации существовало лишь два полноценных легиона плюс два легиона резерва. То есть четыре боеспособных легиона. Все остальное будет сметено первым ударом.

– И нечего суетиться под клиентом… – закончил вслух нерадостные размышления легат в отставке, распахивая дверь в кабинет командира базы. Навстречу ему поднялся человек лет на пять моложе «Юпитера», но куда более подтянутый.

– У наших программистов есть гениальный план, легат Валерий Флакк! – бодрым тоном объявил командир базы. – Вам приказано принять под свое командование когорту…

– У вас тут целая когорта? – хмыкнул бывший командир «Сципиона».

– Когорта триариев. Всех их настроят на вас, легат. Это можно быстро и легко сделать. У вас опыт командования огромным кораблем. Думаю, с когортой роботов вы справитесь.

– Примерно что-то такое я и предполагал, – «Юпитер» плюхнулся в кресло. – Сколько их будет?

– Шестьсот триариев.

– Чего так мало? Могли бы сразу дать мне целый легион. В конце концов – какая разница? Шесть сотен триариев или шесть тысяч?

* * *

Валентин завидовал парням и девицам, что с утра пораньше отправлялись на море, игнорируя учебу и работу. Какая, Орк ее задери, работа, если живешь последние дни. Но технополис есть технополис, ученые все еще надеялись выключить хронобомбу в самый последний момент. Не спят, держатся на таблетках и уколах, шеф вон открыто инъектор носит на запястье. Но времени нет, возможности что-то испытать нет. Компьютер на катере непонятной системы, программное обеспечение – тоже. Как за три месяца узнать, какими программами пользуются чужие?

Решение последнего дня придумали – то есть, когда останется два или три дня, попросту отстыковать катер от станции, погрузить в чрево грузовика и отправить в скачковом режиме прыгать по Галактике. Минус решения – вероятность того, что станцию и планету засосет в дыру – девяносто девять процентов. То есть грузовик и первого прыжка совершить не успеет, как появится рядом с Лацием дыра в гипере. Каких размеров дыра? Валентин уже замаялся с расчетами. Да и какое имеет значение, будет ли гробик по размеру тела или придется ножки подрубать?

Надо бы с Мирой отправиться на море, поплескаться, и плевать на расчеты. Он вдруг погрузился в волны и поплыл… в воде перед ним плавала огромная синяя станция. Мимо, взбивая белую пену, промчался легкий катер, набитый туристами… просто катер…

– Ты спишь? – кто-то толкнул Валентина в плечо.

– Что? – Он открыл глаза и обнаружил, что в самом деле задремал, и его разбудила лаборантка Мира, пухленькая, рыжеволосая, белозубая.

Сквозь плотные жалюзи на окнах не было видно, светло снаружи или нет. Если верить часам, то было три часа ночи. Трое суток Валентин не уходил из лаборатории. Мира тоже. Они учились вместе, вместе попали в техноцентр. Работали у Прима в лаборатории. Иногда предавались Венериным удовольствиям. Не потому что особо нравились друг другу – просто некогда было искать кого-то другого. Мира – симпатичная девчонка, к тому же Валентину всегда нравились полные девушки. И он обожал рыжий цвет волос.

– Хочешь кофе?

Не дожидаясь ответа, она налила ему чашку до краев.

– Знаешь, я предложила закоротить два контура друг на друга, – сказала Мира, пододвигая Валентину коробку питательных таблеток и вазочку с печеньем – никакой другой еды в лаборатории не осталось. – Бомбу полностью нейтрализовать не сможем, но ослабим втрое.

– И что ответил шеф?

– Сказал, в этом что-то есть. Стоит попробовать.

– Что мы получаем в этом случае? – Валентин быстро поменял параметры программы. – Сейчас «Минерва», умница, все нам рассчитает.

«Минерву», свой личный искин, он обожал как женщину, и Мира иногда его ревновала.

– А знаешь, наш Прим, он вообще-то неплохой человек, только зануда. Зря мы на него обижаемся, да?

– Ну вроде того, – Валентин не отрывал взгляда от разворачивающейся в воздухе картинки. – А ты права, крошка, в этом случае планета, может быть, и уцелеет… Он посмотрел на столбцы цифр рядом с картинкой. – Но жизнь на ней исчезнет полностью.

– Печально.

Мира подалась вперед и накрутила на палец вьющийся локон из шапки Валентиновых кудрей.

– У тебя восхитительные волосы…

Он не успел ответить, запикал комбраслет.

– Срочный вызов, – сообщил Валентин.

– У меня тоже, – Мира потянулся к своему браслету и пребольно дернула Валентина за волосы.

– Меня вызывают в седьмой сектор, в блок программирования триариев, – сказал Валентин с удивлением.

– Меня тоже, – будто нимфа Эхо, отозвалась Мира.

– И что мы там забыли… – Валентин потянулся к голограмме и включил военный канал. – Вот это да! – Он присвистнул.

– В чем дело?

– Ты видишь? – Он ткнул в индикатор – красный цвет угрозы тотального уничтожения сменился бледно-оранжевым.

– И что это значит? – спросила Мира.

– Угроза вторжения… понимаешь?

– Нет.

Кто-то толкнул дверь снаружи, просунул голову и выкрикнул:

– Катер разминирован, только что передали!

– Как это? – спросила Мира.

Но тот, кто заглянул к ним, не ответил, помчался дальше.

– Ну, теперь поняла? – снисходительно протянул Валентин. – Кто-то решил нашу задачку. Катера больше нет на орбите.

– Вот сволочи! – разозлилась Мира. – Мы тут не спали столько ночей, работали… могли бы сказать…

– Ты не рада?

– Рада, конечно… А зачем триарии?

– Вторжение. Ну да, вторжение…

– Чужих?

Валентин не ответил. Потому что в этот момент подумал (впрочем, не одному ему пришла в голову эта мысль): «А флот?»

Глава 4 Олимп

– По-моему, было лучше не соваться на эту планету, – Сулла в который раз глянул в иллюминатор «Алконоста», как будто мог увидеть таким образом разрешающий сигнал для посадки. – Неужели ты рассчитываешь, Марк, что к нашим словам кто-то из небожителей отнесется серьезно?

– К моим словам, – поправил подчиненного Корвин. – Я – префект по особо важным делам, и к тому же полномочный посол своей планеты. Почему кто-то должен относиться к моим словам несерьезно?

– Думаю, они понимают, что наша планетка…

– Это ничего не меняет! – перебил его Корвин. – Я – Марк Валерий Корвин, патриций, представляю систему планет Лаций. Все! – Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.

Отдача рванула тело вверх, но ремни безопасности удержали. Гравигенераторы были выключены – они ждали, когда пересадочная база планетарного лифта даст разрешение на стыковку.

– Черт… я боюсь до колик в животе, – хмыкнул Сулла. – А тебе хоть бы хны. Неужели ни чуточки не трусишь?

– Нет! – покачал головой Корвин. – Не вижу причины.

– Корабль класса «Алконост» номер 72 дробь 3, вам разрешается стыковка у пятого причала. Внимание! После стыковки и открытия шлюзов будет включена искусственная гравитация. Как поняли, – ожила база планетарного лифта.

– Вас понял, – отозвался Сулла, выполнявший в данном полете роль не только помощника при «полномочном и представительном после Лация», но еще и роль пилота. – Пятый причал. Искусственная гравитация.

– Начинайте маневр, – отозвалась пересадочная база приятным женским голосом.

Сулла внутренне сморщился: не потому, что стыковка с базой казалась ему чем-то особенно сложным: стыковался он с подобными устройствами, и не раз. А потому, что вся затея с попыткой явиться на Олимп казалась, по меньшей мере, безумной. Олимпийцы с некоторых пор воображали себя высшими существами и как истинно высшие существа интересы и желания низших ни в грош не ставили. Куда лучше было обойти эту планету стороной. Что ни говори, выяснить причину взрыва на Крайней Фуле им удалось, мертвый Артур ЭП снабдил их кодами доступа к системе, информация передана на Лаций. Можно было бы, не прощаясь, удалиться. Так ведь нет, Корвин почему-то решил явиться и спросить в лоб: а почему вы решили нам подгадить, господа?!

* * *

– Ада Сол, сержант таможенной службы. Ваш багаж? – Девушка в бело-синей форме с голограммным значком на груди очаровательно улыбнулась. Марк почему-то подумал, что Ада никогда не спускается на планету, живет здесь на базе планетарного лифта, встречает командированных, и так день за днем. Копит кредиты, мечтает поселиться на «хорошей» колонии. Мечтает давно – недаром в уголках глаз собрались гусиные лапки морщинок. Да и улыбка кажется вымученной. – Позвольте взглянуть.

– Вот. – Корвин положил на пластиковый столик черный кейс. В прорезь любезно был вставлен электронный ключ.

– Простите, и это все?

Корвин кивнул.

Девушка открыла кейс. Внутри – россыпь желтых кругляшков, похожих на старинные деньги. Это и были деньги. Электронные ключи. На каждом – свой счет.

– И все? – вновь спросила Ада Сол.

– У меня в кейсе миллион кредитов. И вы спрашиваете: это все? – пожал плечами Корвин. Он блефовал, на самом деле средства доступны были лишь на двух ключах, остальные превратились в пшик почти три месяца назад. – Или у вас на планете нельзя купить зубную щетку с автоматическим вбрызгивателем пасты, белую сорочку и носки?

– У нас на планете можно купить все, – обиделась Ада. – Если вам понадобится тога, вам предложат тогу, – проявила завидную осведомленность о реконструкции Лация сержант таможни.

– Ну и прекрасно. Зачем тащить через карантин вещи и обременять вас лишней работой? – пожал плечами Корвин. – Я с уважением отношусь к любому труду, особенно к труду такого прелестного таможенника.

– А что везете вы? – Ада сделала вид, что пропустила комплимент Корвина мимо ушей, и повернулась к Сулле. Уголки ее губ невольно дрогнули в улыбке.

– Вот! – Сулла выложил перед Адой кобуру с «Фараоном» и две запасные батареи. – Имею право носить оружие как телохранитель посла.

В телохранители он произвел себя самолично. Только что.

Ада кивнула, тронула объемную голограмму перед собой пальчиком. Вновь кивнула.

– Ваш бластер зарегистрирован, – сообщила она. – Позвольте нанести метку.

Сулла глянул на Корвина. Тот милостливо кивнул. Удивительно, откуда только появилась эта спесь, надменно выпяченные губы, снисходительные кивки, небрежные манеры. Перед Суллой был совершенно иной человек.

«Орк! – догадался он внезапно. – Его дед или прадед служил послом. Ну, теперь выбрался из архива и решил немного поиграть, вспомнить прошлую жизнь. И потомка поучить уму-разуму».

Предки самого Суллы никогда не служили в дипкор-пусе. А жаль!

– Ну конечно, маркируйте, – Сулла хмыкнул. – Надеюсь, мне не придется из него стрелять.

Девушка нанесла идентификационную метку на рукоять и ствол лучемета, после чего с милой улыбкой вернула оружие патрицию.

– Ваши личные вещи?

Сулла водрузил объемистую сумку на столик. Щелкнула застежка. Рубашки, носки, трусы, упаковки галет – все было вперемешку.

– Боюсь, я должна арестовать вашу сумку, – сообщила Ада Сол. – И отправить ее на карантин. Продукты ввозить на Олимп не разрешается.

– А как же мои носки? – изобразил растерянность Сулла.

– Купите новые. На Олимпе можно купить все. Надеюсь, ваш патрон ссудит вас парой сотен кредитов на расходы из своего миллиона.

– Мои любимые носки! Какая жалость! – Сулла подался вперед и будто невзначай коснулся своим комбраслетом браслета на запястье сержанта.

Они миновали специальную арку – сверхчувствительный индикатор «Пыли веков». Если бы не постоянные процедуры и реагент из генератора «Калипсо», Марк ни за что не прошел бы сквозь эти врата.

«Забавно, – подумал он, – олимпийцы рассыпают эту гадость в других мирах, но сами боятся ее до колик».

* * *

Через пятнадцать минут они уже заняли кабинку планетарного лифта. Корвин мысленно отметил, что конструкция лифта почти точно такая же, как и на Лации, даже дизайн кабинки схожий. Как будто и ту и другую систему конструировал один и тот же человек.

Посол и его «телохранитель» расположились друг против друга.

– На что ты надеешься? – спросил Сулла. – Что у этих ребят пробудится совесть и они тут же сообщат тебе, где раскидали по Галактике «Пыль веков»? В лучшем случае они просто посмеются над тобой.

– Ты же слышал: они играют в игры. И Лаций – всего лишь одна из их ставок. Планета служит им разменной пешкой, у олимпийцев полное отсутствие нравственных тормозов.

– Сильный непременно вообразит, что может вершить судьбы слабых. Так было всегда и так будет. Мы никак не можем на них надавить.

– Не можем, – согласился Марк. – Но я просто скажу им «пожалуйста».

– У нас четверо суток. Интересно, спуск в лифте входит в ограничение по времени?

– Этого нам не сообщили. Значит, по умолчанию, входит. Ведь нам не захочется проверять, так это или нет.

Браслет на запястье Суллы дзинькнул, в воздухе закрутилась новостная голограмма.

– В секторе Лация появился флот колесничих, – сообщил Сулла. – Новостной канал нашей очаровательной таможенницы сообщает, что более ста кораблей.

– А что боевая станция? Ее удалось сохранить?

– Пока об этом ничего не говорится. Сказано только, что флот колесничих вот-вот атакует планету. Все счета Лация официально заморожены – даже в облигациях Неронии или Колесницы. Все выжидают: удастся отбиться или нас схарчат. Какого хрена мы забыли на Олимпе? А…

– А? – спросил Марк.

– Можно было бы отправиться на Неронию. И выпросить там помощь Я не понимаю, что ты здесь собираешься делать?

– Скажу – «пожалуйста».

– Ты неубедительно просишь… У тебя – ни шанса. Глянь-ка! – Сулла указал на человека, зависшего на страховочном тросе за окном кабины.

Прикрепившись к тросу, тот скользил вниз параллельно лифту. Сулла готов был побиться об заклад, что олимпиец рассматривает их, изучает, глядя сквозь щиток легкого скафандра.

– Что ему нужно? – спросил Марк. Ему все больше и больше не нравилось это сопровождение.

Вспомнились развлечения в аквапарке на Островах Блаженных. Уж там-то он не ожидал недружественных действий. А здесь?

Сулла поднялся и проверил запоры на дверях кабины. Марк тем временем проинспектировал запасные баллоны с воздухом. После этих нехитрых действий Сулла сел и демонстративно положил на колени бластер. В ответ человек вытащил какую-то трубочку из рюкзака. На гранатомет эта штука явно не тянула. Человек поднял руку… И на стекле появились алые буквы. «Встречаемся в двенадцать по местному времени в Арго!» – гласила надпись.

Человек на тросе кивнул, подтверждая послание, и заскользил вниз, опережая кабину лифта.

Буквы тем временем стекали алыми кляксами по стеклу.

– Нас не спросят, что это за надпись снаружи? – поинтересовался Сулла.

– Скажем, что нас встретил демонстрант и написал: «Римляне, убирайтесь домой!»

– В Тартар этого психа! Лучше посмотри, какой внизу пейзаж! – Сулла приник к прозрачной стенке, не залитой краской.

Облаков не было, и материк внизу был виден как на ладони. Зеленые пространства – леса и долины, розовые горные пики, освещенные утренним солнцем, сверкали на фоне темно-голубого неба. Воистину зрелище, достойное очей олимпийцев.

В центре острова сияло платиновым блеском белое блюдо мегаполиса. Именно сюда, к центру мегаполиса, тянулся планетарный лифт. Корвин не мог оторвать взгляда – никто из его предков не бывал на Олимпе, и Марк, как истый патриций, охотился за новыми впечатлениями. Ни с чем не сравнимое удовольствие – видеть еще никогда не виданное.

* * *

Корвин ожидал, что на посадочной площадке будет пустынно и тихо. Как же иначе – на планете можно пробыть всего лишь четыре дня – много ли найдется желающих делать столь кратковременные визиты?

И ошибся.

На космодроме было не протолкнуться – одни прибывали, другие спешили улететь – задержка грозила смертью. Технический персонал как будто нарочно суетился и все время путался под ногами. Служба безопасности даже не обратила внимания на лацийцев, справедливо полагая, что на базе планетарного лифта гостей проверили, и этого достаточно. Никто не спросил, почему их кабинка залита красной краской. Планетарный лифт привозил не так уж много народу – в основном на планету садились челноки-антигравы, Олимпу требовался подвоз постоянных грузов – дорогой древесины, диковинных животных, редких металлов и драгоценных камней – планета импортировала предметы роскоши, но почти ничего не вывозила – эту скупую информацию Марк сумел выкачать из Галанета, пока они были в пути.

Город-порт разросся вокруг космодрома огромной опухолью. Прибывавшие с грузами экспедиторы, менеджеры, рекламные и торговые агенты не тратили лишние часы на путешествия – они отправлялись в конторы и офисы в получасе полета на флайере, чтобы заключить торговые сделки и разрешить конфликты. Мало кто из гостей пересекал границу города. Другие планеты обходились на Олимпе своими представителями из местных – нелепо присылать посла на четыре дня. То есть послы прибывали с кратковременными визитами, наделенные полномочиями, как ныне Корвин, но постоянно интересы других держав представляли местные юристы, их в шутку именовали жрецами олимпийцев. Они отправляли в другие миры скупые официальные сообщения, передавали олимпийцам присланные ноты, на которые жители замкнутой планеты обычно не спешили давать ответы, а если давали, то это походило на высокомерные насмешки.

Вот и сейчас в небольшом терминале для дипломатов Корвина и его спутника встретил юрист-олимпиец. Он представлял интересы Лация уже более века и, по-видимому, не был особенно обременен своей работой. Лацийцы именовали его за глаза Посейдоном за длинные седые кудри, увенчанные коммутативным обручем с тремя зубцами, – браслеты на Олимпе были не в чести. На самом деле его звали Генрих ЛО. Посейдон слегка поклонился в ответ на приветствия лацийцев.

– Слышал, у вас очередная заварушка с Колесницей? – поинтересовался Посейдон.

– Да, они прислали флот, узнав, что наш находится в секторе Психеи. Думаю, решили оказать военную помощь, – отозвался Корвин. Ни один мускул на его лице не дрогнул, пока он произносил этот бред.

– Вы серьезно? – растерялся на миг Посейдон.

– Конечно.

– Да ладно! – Олимпиец махнул рукой. – Решили меня разыграть? Ха-ха! Ценю хорошую шутку. Но спешу вам сообщить, что искать помощи на Олимпе бесполезно. Мы соблюдаем нейтралитет в любых военных конфликтах.

– У вас такой мощный военный флот?

– Мы умеем договариваться.

– Может быть, прежде вы отвезете меня в представительство, и там мы поговорим, вместо того чтобы торчать в терминале под носом службы наблюдения? – спросил все тем же ледяным тоном Корвин.

– Неужели вы думаете, в представительстве нет следящих систем? – хмыкнул Посейдон.

Судя по всему, ледяная вежливость патриция его не смущала.

– Во всяком случае, так нам обещали. Я не верю обещаниям, но мы сделаем вид, что верим.

Посейдон несколько раз моргнул, пытаясь осмыслить сказанное.

– Идемте, я вас отвезу на своем каре, тащиться на площадку флайеров совершенно ни к чему, – предложил посредник. – Через пятнадцать минут будем в нашем офисе.

Кар оказался довольно приличной машинкой, заправленной эршеллом. Широкие трехъярусные трассы разбегались из космопорта во все стороны радиально. Судя по всему, жители столицы предпочитали наземный транспорт.

– Так на что вы надеетесь? – спросил Генрих-Посейдон, когда они выехали со стоянки. – Мы можем теперь говорить откровенно – я включил на каре изоляционное покрытие, глушащее внешние помехи.

– Я не могу проверить, включено оно или нет. Но думаю, вам стоит опасаться чужих ушей больше, чем мне.

– Почему?

– Мне нужна встреча с Говерноном, – заявил Корвин, оставив вопрос Посейдона без ответа.

– Что, с этим выскочкой? Он – самый неудачный арбитр игр, могу вас заверить.

– Меня не волнует его квалификация. Хочу поболтать с ним немного о жизни. Вы можете устроить встречу? – Взгляд Корвина скользил по фасадам небоскребов.

Окна отсвечивали глубокой фальшивой синевой. Цвет покрытия был либо золотой, либо белый. Даже затемненные стекла кара не могли погасить этот блеск.

– Откуда вы вообще знаете про Говернона? – пожал плечами Генрих.

Марк улыбнулся. Не станет же он сообщать, что этим именем был подписан приказ на розыск Артура ЭПа, прошедший по дипканалам три года назад. Олимпийцам знать все на свете совсем необязательно.

«Арго» – проплыла надпись на одном из небоскребов.

Почти сразу после этого кар свернул на круговую магистраль.

– Погодите! – Генрих внимательно посмотрел на Корвина. – Ну конечно же! Говернон ВК. И вы похожи. Очень.

– Этого не может быть, – сухо ответил Корвин.

– Почему же не может? Я не сказал – копия. Я сказал – похожи. И вы почти ровесники.

«Нет, не может быть… Нет!» – едва не закричал Корвин, но сдержался.

– Вот наш офис! – Посейдон указал на особняк, такой же золотой и блестящий, как и все прочие строения вокруг. – При офисе есть гостиница. И вы можете там пожить.

* * *

Девушка-андроид, ничем не отличимая от человека, разве что синим стилизованным номером на щеке, похожим на старинную татуировку, провела гостей с Лация в их покои.

Максимум функциональных удобств, минимум вещей. В номере был общий холл, две спальни с ваннами и отдельный сервисный узел дальней связи.

– Зачем тебе этот Говернон? – поинтересовался Сулла, располагаясь на адаптивном диване в холле.

– Он маг и чародей. Ты же знаешь.

– Ты серьезно?

– Сулла, мы на Олимпе, здесь не то что говорить опасно, а даже думать. Ни о чем меня не спрашивай, прошу тебя. Кстати, ты видел надпись «Арго»?

– Приметил, – кивнул Сулла.

– Нам стоит там перекусить, прежде чем я отправлюсь к Говернону.

– Смотри, будь осторожен, а то он втравит тебя в какую-нибудь игру. Говори «нет», прежде чем олимпиец задаст вопрос, – посоветовал Сулла.

«ЭП – Эмилий Павел, ВК – Валерий Корвин, олимпийцы помнят, кому обязаны своим существованием», – подумал Марк, оглядывая себя в зеркале.

Сейчас он выглядел лет на сорок с небольшим. Примерно так, наверное, должен был выглядеть его отец. Старение замедлилось, но двадцать лет жизни он потерял.

* * *

Они позавтракали в ресторане «Арго», завтрак оказался великолепным: ароматный кофе, сливки, свежие круассаны, паштет из дичи, салат. Все выглядело натуральным, видимо, олимпийцы избегали имитаций, во всяком случае в пище. И вправду, к чему стремиться к бессмертию, если питаешься пищевыми таблетками?

После завтрака Корвин ушел, а Сулла остался ждать встречи с таинственным олимпийцем. Патриций был уверен, что его пасут, но, как ни исхитрялся, не мог заметить слежки. Оставалось надеяться, что о безопасности позаботится бессмертный, назначивший встречу. Все равно чужаку за несколько часов не разобраться во всех хитростях местных порядков.

Олимпиец появился в назначенное время – минута в минуту – высокий человек в длинном черном плаще с капюшоном вошел в стеклянные двери.

– Я – Роберт ЛД, – представился олимпиец.

Он откинул капюшон с лица и уселся за стол. Выглядел он, как и все на этой планете, молодо. На вид лет двадцать пять, не больше. Его коротко остриженные белые волосы контрастировали со смуглой кожей.

– Вы с Лация, я не ошибся? – спросил Роберт со странной фамилией ЛД.

– О да. Я сросся с этой дурацкой планетой. Живу, маюсь. А тут решил немного попутешествовать.

– Я с Неронии, – сказал Роберт. – Но мы не враги на данном этапе.

– Не пудри мне мозги, парень. На Олимпе чужак может провести лишь четыре дня. А потом ему конец. И не говори, что ты прилетел только вчера. Вряд ли ты стал бы заниматься прыжками в атмосфере в таком случае и назначать чужакам встречу.

– Судя по возрасту, тебе не довелось воевать на Фатуме, – заметил Роберт, ничуть не обидевшись на фамильярный тон и грубоватые фразы Суллы.

– К счастью, нет. Тот конфликт случился двадцать пять лет назад. Я лично вообще не воевал. Я лишь помню, как это делали другие. И эти воспоминания меня не приводят в восторг.

– Твой отец там побывал? – спросил Роберт с надеждой.

– Тоже нет.

– Я там был. Вернее, был тот, чье тело я ношу.

– Что тебе нужно от меня?

– Вы побывали на Крайней Фуле, так? И видели проигравшего?

Сулла помедлил, потом кивнул.

– Зачем он тебе?

– Артур приговорен к смерти.

– Мы знаем, что он объявлен в розыск.

– Я бы не хотел оказаться на месте Артура, – признался Роберт. – Он продулся в пух и прах, но это никого не развеселило. Артур потерял почти весь флот, и даже не стал подбирать останки. Они теперь болтаются в космосе, их будут вылавливать сотни и тысячи лет. Черт! Когда ты бессмертен, в определенный миг становится лень прибирать за собой. Вообще ничего не хочется. Только спрашиваешь себя: «К чему мне это?» Прежние игры давно наскучили. Но он не мог остановиться и взял кредит на новую партию… Он создал шесть одноместных боевых катеров и один – для собственных нужд, внешне сходный с остальными. Так называемый «пастух» или «наблюдатель».

– Класса «Калипсо»?

– Именно. Со стороны это могло показаться забавным. Шесть одноместных катеров – что они способны устроить, тогда как другие воюют с помощью крейсеров и эсминцев, не говоря об анималах. Но он встроил в каждый из катеров по три хроноконтура, а ключом сделал свой генетический код.

Сулла кивнул. Пока что в информации Роберта было не так уж много нового.

– Первый катер он взорвал во время потешного боя, уничтожив всех игроков. Удалось спастись лишь одному анималу. Впрочем, спастись – не совсем верно. Живой корабль разорвало пополам. Но он умудрился удрать, пока остальных засасывало в воронку гипера.

«Запись боя, которая появилась в Галанете, ее демонстрировали на заседании у консула».

– Остальные?

– Погодите! Один из катеров оказался на Крайней Фуле. Скорее всего, он не предназначался для немедленного введения в действие. Но пилотировавший его клон по какой-то причине погиб. А фульчане сдуру попытались залезть внутрь корпуса, взорвали катер и практически уничтожили свою колонию.

– Ты так подробно рассказываешь об этой истории. С чего бы это?

– Я расследовал это дело. Мы с вами коллеги. Итак. Первый взрыв оказался мощнее, чем рассчитывал Артур, погибли не только игровые корабли, но и корабль наблюдателя с тремя олимпийцами на борту. Арбитр игр Говернон ВП доложил обо всем Совету Двенадцати, олимпийцев и Артура приговорили к смерти. Он бежал. И не просто бежал, а прихватил с собой оставшиеся корабли смерти. Почему-то у него возникла идея отправиться на Колесницу и за обещание убежища отдать в руки колесничих свои игрушки. Сказано – сделано. Они даже разработали план господства и начали его осуществлять. Но Артур поссорился с колесничими и бежал на «пастухе», оставив в распоряжении «союзников» два катера.

– Что было дальше, я уже знаю. Один катер они взорвали на планетоиде китежан, создав новый прокол в гипер.

– И получили возможность подобраться к Китежу помимо Звездного экспресса.

– А второй они прислали в наш сектор. Чтобы уничтожить станцию.

– Или всю планету, это как повезет. Я искал Артура все эти три года. Но подумать не мог, что он укрылся на Крайней Фуле, на этой вымороченной планете.

– На его «пастухе» был генератор нейтрализатора «Пыли веков». Артур вошел в сговор со старостой, поделился с ним возможностью не просто сохранить жизнь, а продлить ее на годы и годы…

– В таких кошмарных условиях?

– Главное – властвовать.

– Идиотизм.

– Кто спорит! Но Краб мечтал о возвышении своей планеты и ненавидел Лаций. Патологически ненавидел. В таком случае лучше погибнуть и уничтожить всех, кто вокруг тебя, лишь бы не дать тому, кого ненавидишь, возвыситься. Уж не знаю, на что он надеялся. Наверное, Артур поведал ему, что Лаций вот-вот будет уничтожен, и это согревало сердце Краба.

– Ладно, оставим Краба в покое. У нас теперь новая игра.

Не сразу смысл сказанного начал доходить до Суллы.

– Новая игра? – переспросил он. – И на что вы играете в этот раз?

– Вопрос не на что. А чем.

– Чем… – повторил Сулла, и в тот миг все грехи его предков, о которых он помнил с самого детства и которые его так мучили, показались смешными и нелепыми проделками подростка. – Вы ведете расследование тайком, не так ли? Видимо, Совету Двенадцати лучше не знать обо всем этом. И вам нужен генетический код Артура ЭПа. Ключ к оставшимся двум катерам.

– Что?

– Ну, вы же сами сказали – шесть боевых катеров. А мы знаем только о четырех. Где-то находятся еще два. И вы, по-видимому, знаете – где. И это не Лаций или Нерония…

– Неважно! – перебил его Роберт ЛД. – Мне в самом деле нужен генокод Артура. А взамен…

– Взамен?

– Мы изменим ход игры.

– Вам это под силу?

– В какой-то мере. У меня есть пара бонусных очков.

– Это много или мало?

– Возможно, вам этого будет достаточно.

* * *

Машиной Корвина управлял автомат. Надо было лишь ввести координаты пункта назначения и условия путешествия: обычный или скоростной режим, открытые окна или герметичный салон, после чего можно устроиться в адаптивном кресле и предаться размышлениям.

Корвин выбрал обычный режим и открытый салон. Пусть времени не так уж и много, но стоит посмотреть, как живут бессмертные.

«Разве ты и сам не бессмертный? – спросил голос предков. – Что такое бессмертие? Всего лишь память о том, что с тобой было».

«А моя личность? Она ведь погибает…» – мысленно возразил Корвин.

«Считай, что ты просто обновляешься с каждым циклом».

«А смерть?»

«Считай ее неприятным эпизодом».

«Яд, который отравит любую бесконечность. Бессмертные живут на этой планете. И они не ведают, что такое – бояться смерти».

«Разве они счастливы?»

* * *

За границами припортового города начался шикарный пригород: даже на Островах Блаженных не увидишь ничего подобного. Каждый особняк выглядел дворцом. Причем дворцом, который построили совсем недавно. Этот свежий блеск красок, безупречная белизна колонн, синие, как горные озера, стекла говорили о немыслимой роскоши и дороговизне. Именно в таких дворцах и должны обитать бессмертные.

По белой, сахарно-белой дороге машина бесшумно подъехала к воротам одного из особняков. Ворота были уже распахнуты, машина сделала круг вокруг мраморного фонтана и остановилась.

Корвин вступил на мощенный мрамором двор и ощутил легкую пустоту внутри.

«Неужели я так волнуюсь?» – подивился он сам себе.

Пока ехал, казалось, что предстоящая встреча будет просто неприятной – но никак не волнующей. И вдруг его всего трясет, и он никак не может сладить с этой дрожью.

Управляющий домом компьютер открыл перед ним двери, Марк миновал холл, затем – небольшую гостиную.

– Я жду вас в кабинете, – раздался откуда-то сверху голос.

Дверь из настоящего неронийского дуба отворилась сама.

Марк остановился на пороге. Человек у окна стоял к нему спиной.

– Значит, ты все-таки нашел меня, Марк, – стоявший у окна человек повернулся.

Он выглядел лишь немного моложе нынешнего Марка, высокий, атлетически сложенный, с правильными чертами лица и темными прямыми волосами. Здесь, на Олимпе, его именовали Говернон, ВК. Валерий Корвин. Но у Марка язык не поворачивался так именовать этого человека даже в мыслях.

– Вечной весны, как говорят на Олимпе, – Марк слегка поклонился, стараясь держаться с Говерноном, как и с Посейдоном, – вежливо и холодно.

С Говерноном это сделать было гораздо труднее.

«Это всего лишь оживший портрет», – сказал он сам себе.

– Не расскажешь, как ты это сделал? – Говернон улыбнулся. Немного фальшиво. – Как догадался?

– Нет, не расскажу. Во всяком случае, пока.

– Чего ты хочешь? Что тебе нужно?

– Чтобы ты остановил вторжение колесничих на Лаций, – как ни старался Корвин, произнести эту фразу совершенно бесстрастно не получилось. Голос предательски дрогнул.

– Я не могу. Я не играю за Лаций.

Марк медленно приблизился:

– Я знаю, что ты – не мой отец. Просто кто-то очень похожий. Возможно, неотличимый. Во всяком случае, таким мне возвращает тебя память предков.

Человек у окна поморщился и покачал головой:

– Марк, давай уточним. Я в самом деле не твой отец. Даже не полная копия. Я просто похож.

– Ты – клон… – В голосе Марка не прозвучало вопроса.

В жизни он никогда не видел отца, но память предков сохранила его образ именно таким – образ молодого, уверенного в себе человека. В генетической памяти отец остался отражением в зеркале – и потому отца Марк считал как бы частью себя. Больше чем любой другой патриций. Ибо другие видели своих отцов состарившимися и живыми, а для Марка другого изображения попросту не сохранилось. И вдруг отражение в зеркале ожило.

– Я – его клон, в генокод которого вживлен ген бессмертия, – пояснил олимпиец. – Его память переписана в мой мозг. Видишь, как все просто.

– А он? Мой отец? Он где? – Во рту так пересохло, что Марк с трудом смог выдавить эти вопросы, хотя с того момента, как услышал возглас Генриха, готовился его задать.

– Он умер. Ты же знаешь, на Олимпе можно находиться только четыре дня.

– То есть он не погиб тогда в портале? Вы убили его?

Марк не помнил, как опустился в кресло. Был какой-то провал – перед глазами все поплыло. А потом он обнаружил, что сидит в кресле и тупо смотрит прямо перед собой.

– Вы его убили, – повторил он.

– Когда его нашли, он был так искалечен, что жизнь в его теле поддерживали приборы. Мы попросту не могли никуда его переправить с Олимпа. Не успевали. Мы не убиваем никого, Марк. Если человек может жить дальше, мы его отпускаем. Как отпустили Роберта Дэвиса с Неронии. Его бессмертный клон живет на Олимпе, а Роберт – по-прежнему на Неронии.

– Нет, – глухо выдохнул Марк.

– Что – нет?

– Роберт уже не живет. Роберт Дэвис убит тайным агентом недружественной державы.

– Это не олимпийцы, – заявил Говернон. – Мы выше этого.

– Скажи, Лаций для тебя хоть что-то значит?

– Я помню о нем, – отозвался бессмертный клон.

– Тогда попробуй спасти нашу планету.

– Каким образом?

Опять Марка поразила бесстрастность собеседника.

– Не знаю. Ты же – бессмертный. И почти всемогущий. Как бог. Вы играете чужими жизнями. Например, ты можешь пригрозить превратить – а в пустыню, а можешь пригрозить уничтожить Колесницу. Одно твое слово заставит трепетать всю планету.

– Мы не занимаемся подобными вещами. То, что сделал Артур, – преступление. И его приговорили к смерти.

– Этого никто не знает.

– Таковы условия игры: никто не пользуется Хронобомбами и «Пылью веков».

– Тогда почему катер, начиненный этой мерзостью, оказался на орбите нашей планеты?!

– Его туда притащили колесничие. Шустрые ребята. Думаю, они выиграют игру. А вместе с ними те, кто за них играет.

– А колесничие не подумали, что, взорвав бомбу с «Пылью веков» на орбите, они заразят этой дрянью свой флот?

– У них есть нейтрализаторы. Вы тоже можете их применить, спасая корабли и планету. Но только не станцию. Станция будет уничтожена практически мгновенно. Как Второй поселок на Крайней Фуле.

– Вы должны заставить колесничих отступить.

– Не слишком ли о многом ты просишь?

– Я – сын того, чей облик ты позаимствовал. Думаю, для тебя это ничего не значит. Но еще думаю, что ты захочешь сохранить некоторые тайны олимпийцев.

– Это не так уж и трудно, – заметил Говернон. – Стоит задержать тебя здесь чуть дольше четырех дней, и все произойдет само собой.

– Не совсем так. Информация хранится в Галанете на закрытом портале. В случае моей смерти она будет разослана по всем мирам. Уцелеет Лаций или нет – мне неведомо. Но Китеж и Нерония наверняка заинтересуются моим сообщением. Или ты думал, я взойду на Олимп, не прихватив страховочную систему?

– Ты говоришь о благородстве, о чувствах и начинаешь примитивный шантаж, – заметил арбитр игр.

– Это не шантаж, это предупреждение. И прошу я всего лишь о том, чтобы вы убрали за собой свой же собственный мусор. Пусть вам и скучно заниматься подобными мелочами.

– Разве ты сам не нашел метлу?

«К счастью, это не мой отец», – подумал Марк.

– Вам наскучило похищать корабли и устраивать сражения из дубликатов. И вы решили сыграть живыми людьми. Заставить целые системы сражаться друг с другом. Кто играет за Колесницу? – Марка вдруг охватило бешенство. Он уже не замечал, что повысил голос, что последнюю фразу выкрикнул в лицо бессмертному.

– Успокойся! Даже если ты доберешься до игрока, это никак не поможет твоей планете, – пожал плечами Говернон.

– А кто играет за Лаций? Ты?

– Я же сказал, что нет.

– Так вы все здесь клоны? – Марк постарался, чтобы его голос звучал так же равнодушно, как и голос Говернона.

– Наши тела клонированы и модернизированы. Поэтому мы бессмертны. Некоторые живут уже тысячи лет, другие молоды, как я. Обычное тело невозможно обессмертить. Бессмертным можно только родиться.

– Вы клоны…

Говернон отрицательно покачал головой:

– Мы создаем новых олимпийцев иначе. В конечном итоге технология появления на свет имеет значение только для патрициев Лация, не так ли? Среди вас давным-давно живут клоны, и вы относитесь к этому как к само собой разумеющемуся.

«Высшие материи сейчас не имеют значения, – вдруг прозвучал голос предков. – Ты решаешь практическую задачу – как спасти родную планету. Только и всего. Не имеет значения, кто победит в споре».

– Мне нужно встретиться с тем, кто играет за Колесницу. Или с тем, кто отвечает за Лаций. Ты можешь мне в этом помочь?

– Зачем мне тебе помогать?

– Возможно, это развеет твою скуку на несколько часов. Или даже дней. Есть шанс, что ты придумаешь новую игру… Твоими действиями как арбитра игр недовольны.

Говернон помолчал.

– Моя скука не так ужасна. Пока. А вот те, кто прожил три сотни лет, – о да, они невероятно страдают. – Он снова помолчал. – Хорошо, идем, я познакомлю тебя с тем, кто играет за Лаций.

* * *

Они миновали сад и уселись в легкий двухместный флайер.

Мир внизу казался игрушечным, милым сердцу садом. Беседки, ротонды, дворцы. Или в обратном порядке – неважно.

«Я бы не хотел здесь жить, – подумал Марк, – даже если бы мне взамен предложили бессмертие… А хочу ли я бессмертия? Вопрос ведь не так стоит. Я не хочу смерти. А вечность меня пугает не меньше… ни то ни другое. Тогда что?»

Флайер опустился на площадку подле бассейна с изумрудной водой. На просторном ложе в одних шортах лежал загорелый юноша и играл несколькими управляющими голограммами.

– Андрей! – окликнул его Говернон.

Юноша обернулся.

– А, привет! – бросил небрежно и вновь вернулся к голограммам.

Марк остолбенел. Он увидел себя, но себя такого, каким бы он стал, если бы не пришлось ему носить рабский ошейник, – высоким, широкоплечим, с надменным лицом и снисходительным презрением во взгляде.

Или презрение и надменность – это совсем не его, это уже истинно олимпийское?

– Это твой… источник, – сказал Говернон, представляя Марка.

– Угм, я понял, – отозвался Андрей, продолжая перекидывать кусочки из одной голограммы в другую. – А почему он такой старый?

Потом он отпихнул их подальше к беседке и легко вскочил на ноги.

– Похоже, я все просрал, – сообщил он со смехом. – Да и как обороняться, если эти козлы услали к черту весь свой флот? Ну и пусть сражаются в секторе Психеи! Недотепы.

Марк сразу сообразил, что речь идет о Лации. Понял, но поверить в это не мог.

– Так ты играешь за Лаций! – только и сумел выдохнуть он.

– Ну да… Я думал – выиграю. Флот, колонии, экономические ресурсы, Лаций был фаворитом. А в результате мы все теряем не начиная сражения.

– Если ты играешь за нас, то почему не подсказал, что найденный катер – всего лишь деза?

– Явное вмешательство недопустимо. Я и так подкидывал подсказку за подсказкой, а вы все тупили. Я же даже посла Колесницы перекупил, чтобы он работал на вас. И что? Что в результате, я спрашиваю? Хорошо еще, что я не залез в долги, как Артур.

– Я разгадал природу подложенной бомбы. Уверен, ее смогут нейтрализовать. Мы сохраним боевую станцию и…

– Слишком поздно! – отмахнулся Андрей. – Даже если вы сохраните боевую станцию, вы не сможете прикрыть с ее помощью всю планету. Нужен флот, а флота у вас нет.

– С кем ты играешь? – спросил Марк.

– Какое это имеет значение? – отмахнулся Андрей. – Я же сказал: все ресурсы на нуле. Гейм овер.

– Пусть твой противник просто прекратит игру.

– Что? – Андрей посмотрел на Марка как на идиота.

– Если твой противник прекратит игру, колесничие остановятся? Что будет?

– Да ничего не будет. Они уже получили все, что им нужно для вторжения. Эта игра дальше идет на автомате. Можно начинать новую, не дожидаясь, когда колесничие оккупируют планету. Вы проиграли при любом раскладе.

– Олимпийцы ничего уже не могут изменить? – спросил Марк.

– Если бы я мог, думаешь, я бы сдался? – пожал плечами Андрей.

Марк зарычал в бешенстве и бросился на своего красавца-двойника.

Удар в солнечное сплетение был неожиданным, Андрей сложился пополам. Удар ногой сбросил его в бассейн.

– Сволочь! Да как ты осмелился поставить на кон нашу планету?!

Андрей выплыл с другой стороны бассейна, ухватился за бортик. Отплевываясь, пытался восстановить дыхание:

– Ты что, спятил? Что тебе надо? Я просто играл…

– Ты убил всех, кого я люблю!

Марк обежал бассейн и хотел припечатать ботинком пальцы Андрея, что вцепились в бортик. Но парень оказался проворным – оттолкнувшись ногами от стенки, он отплыл на несколько метров.

– Хорошо плаваешь? – спросил с издевкой. – Если хорошо – догони.

– Молодые олимпийцы так же глупы, как обычные мальчишки или девчонки, – заметил Говернон со снисходительной улыбкой.

– Тогда обратимся к мудрым, – предложил Марк.

– Они не будут с тобой разговаривать, – покачал головой Говернон. – А если соизволят, то может стать еще хуже.

– Почему?

– Им самим захочется сыграть во что-нибудь этакое. И уж поверь: они-то не оставят тебе никакой лазейки.

– А сейчас она есть?

В ответ Говернон пожал плечами.

Марк нахмурился.

– Значит, ты хочешь начать новую игру? – спросил он у Андрея.

Двойник уже выбрался из бассейна, сбросил мокрые шорты и теперь растирался белоснежным полотенцем.

– У тебя есть интересный сценарий? – спросил он. Похоже, олимпиец уже нисколько не сердился. Возможность развлечься заставила его обо всем забыть.

– У меня есть интересное соображение, – сказал Марк. – И соображение это таково. Миров не так уж и много: Лаций, Китеж, Нерония, Колесница. Есть еще Цинн, Женева и несколько слабых колоний, которых не хватит даже на пару дней забавы, если стравить их друг с другом. Если Колесница захватит Лаций, останется сыграть всего один тур – кто кого: Нерония или Колесница. А там уже в самом деле конец игры. Я думаю, тебе как проигравшему не позволят сыграть этот последний великолепный тур. Найдутся другие желающие. Что будешь делать дальше? Копировать уцелевшие корабли и биться где-нибудь на окраинах космоса с другим спятившим от скуки олимпийцем?

– Ну да, раз я проиграл, мне не дадут сразиться в финале.

– Так выиграй. И финала не будет.

– Ты что, тупой? Я проиграл. Сто раз тебе повторять? – Андрей бросил полотенце в утилизатор и закутался в ярко-синий взявшийся неведомо откуда халат.

– Ты проиграл, – согласился Марк. – Но мы еще не проиграли.

* * *

– Нам иногда приходится «нейтрализовывать» последствия игры, – объяснил Говернон. – Для этого мы используем «Пыль веков» – чтобы стереть все без следа. Но в данном случае Артур создал катера с хронобомбами для войны. Думаю, на Совете олимпийцев я предложу запретить использование «Пыли». Мы найдем другие средства очистки космоса.

– Лучше поздно… как говорится.

– Здесь недалеко есть небольшой ресторанчик, – сказал Говернон. – Можно там посидеть и поговорить.

Ресторанчик оказался восхитительным. Обслуживали его только андроиды. Гостям предлагали отдельные кабинеты с видом на озеро. Берег был обрывистый. Внизу лежало блюдце синей воды. Белые скалы противоположного берега поросли крошечными сосенками. Из пасти горы срывалась пенистая струя водопада. Играла радуга.

Столик, застланный белой скатертью (полная иллюзия, что льняная и крахмальная), спинки стульев из черного дерева. Андроид принес вино, минеральную воду и салаты. Странно было думать, что где-то идет война, затеянная бессмертными от скуки.

– У нас на Фатуме была своя база. Мы брали образцы тканей и выращивали копии людей, которые воевали и умирали на болотах. Мы сканировали их личности – живых и умирающих, – Говернон говорил обо всем этом как об интересных, но не слишком значительных мелочах.

– Ты говоришь «мы». Значит, ты отождествляешь себя с олимпийцами?

– А с кем же еще? Я же бессмертен, как они.

– Почему бы тебе не отождествлять себя по-прежнему с Лацием?

– Лаций слишком далеко от Олимпа. Расстояния в нашей жизни играют непоследнюю роль, поверь мне.

– Как вы разрешили ему играть за нашу планету? – спросил Марк.

– Я не думал, что речь идет о вторжении. Он должен был всего лишь следить за своей родиной. Видишь ли, обычно олимпийцы создают клон взрослого человека и заодно переписывают память оригинала. Ребенку нечего делать среди олимпийцев. Испытание могуществом – одно из самых страшных.

«Он воплотил мое неосуществленное желание – вырастить сына», – шепнул голос предков, и в этот раз в нем отдельно прозвучал голос отца, которого Марк никогда не видел.

– А попытка захватить Неронию – это была предыдущая игра?

Говернон усмехнулся и покачал головой:

– Кто мог подумать, что Лаций встанет на сторону Неронии! Кое-кто потерял немало кредов из-за твоих действий.

– Я не удивлюсь, если ненависть Китежа к Лацию – тоже чья-то умело разыгранная карта.

– Воображаешь, что нащупал все тайные нити? – В голосе Говернона опять скользнуло презрительное снисхождение. – Не думай, что за каждым твоим шагом следят. Вы нас интересуете время от времени.

– Вы играете планетами и целыми звездными содружествами, как куклами.

– Это всего лишь масштаб. Масштаб пространства и масштаб времени. Вместе с бессмертием приходит осознание того, что можешь потратить десять или двадцать лет на какую-нибудь ерунду. Не надо никуда спешить. Все еще можно успеть.

– Думаете, вы – боги?

– Мы в этом не сомневаемся.

– Кто играет за Неронию? – спросил Марк.

– Какое это имеет значение? Игра окончена. Ты же слышал.

– Для Андрея. Но Нерония не пострадала. Если она поможет Лацию…

– Марк, ты требуешь невозможного. Мы не можем нарушать реальный ход вещей. Нерония никогда не встанет на сторону Лация. Во всяком случае, в данной ситуации, когда ей придется жертвовать своими людьми, деньгами и флотом ради того, чтобы сохранить на звездной карте планету врага.

– В моей экспедиции был нер, он предполагал, что туша одного из отправленных в сектор Неронии анималов начинена «Пылью веков». Это так?

– Не думаю.

– Но играющий за Неронию может сделать вид, что эта информация истинная.

– Думаешь, у них нет состава нейтрализатора? И потом, это блеф.

– Но почему бы нам не поблефовать? Разве блеф запрещен в ваших играх? Так кто играет за Неронию?

– Роберт ЛД.

Клон космодесантника, убитого на Неронии.

– Ну что ж, и на том спасибо.

– Я намерен сделать тебе еще один подарок: два отличных нейтрализатора «Пыли веков», они по габаритам в десять раз меньше ваших, потребляют энергии куда меньше и дают стопроцентную гарантию.

– Стопроцентную гарантию никто не дает.

– Тогда девяносто девять и девять в периоде. Тебя устроит?

– Вполне.

– Судя по тому, как ты выглядишь, лет двадцать ты потерял на Крайней Фуле, – заметил Говернон. Как всегда, небрежно.

– Вы можете сохранять молодость. Но не возвращать ее, – покачал головой Корвин.

– Ты уверен? – Говернон улыбнулся. – Помнишь сказку о живой и мертвой воде?

– Живой воды нет.

– Живой нет, – согласился Говернон.

Они долго молчали. Уже принесли десерт, когда Марк наконец сказал:

– Я тоже сделаю вам подарок. Предлагаю новое занятие. Не игру. Почему бы вам не отправиться на Крайнюю Фулу и не прибрать там за собой: вычистить планету от «Пыли веков», устроить нормальное водоснабжение и вылечить несчастных поселенцев от той отравы, что они глотали в течение трех лет по вашей милости.

– Думаешь, это интересно? – с сомнением спросил Говернон.

– Не знаю. Но когда планеты Звездного экспресса сообща подадут на вас в суд с требованием компенсировать понесенные убытки, может быть, вам кое-что зачтется в этом случае.

– Лаций собирается судиться с Олимпом? Устроить процесс против богов?

– Почему бы и нет? У нас на планете Женева есть Галактический суд… Преступления против человечности по-прежнему подлежат его юрисдикции.

Говернон расхохотался:

– Знаешь, буду ждать процесса с нетерпением. Надеюсь позабавиться.

– Займитесь Крайней Фулой, Говернон. И это не просьба.

– Да, я понял… Знаешь, мне нравится твоя дерзость. Андрей – он совершенно другой, избалованный, капризный, никчемный. Не побоюсь этого слова. А ты… Жаль, что вас нельзя поменять местами.

– Ответьте еще на один вопрос, – Марк помедлил. – Где вы взяли материал, чтобы создать Андрея?

– На – а. Я побывал там, когда тебе исполнилось четыре с половиной года. Фактически я вырастил Андрея как собственного сына.

– Моя мать тоже здесь? – спросил Марк внезапно охрипшим голосом. – Вернее – ее бессмертная копия.

– С чего ты взял?

– Но ведь вы видели ее… там, на – а! Вы видели ее! – Марк задохнулся. – И вы знали, что скоро начнется вторжение. Вы рассчитывали, что я погибну. И она – тоже.

– Марк, я не знал про вторжение. И… я не копировал твою мать. Извини, но мне нравятся другие женщины.

«Как мать Лери», – шепнул голос предков.

«Заткнись!» – огрызнулся Марк. Его душили слезы.

* * *

Насколько клоны похожи на оригиналы? Насколько Говернон – его отец, бывший префект Валерий Корвин? Насколько юный игрок Андрей ВК, самовлюбленный и надменный, похож на него, нынешнего Марка? И есть ли доля вины самого Марка в том, что произошло?

– Ты лежишь, Марк? – начал свою любимую присказку Сулла, приоткрывая дверь в спальню Марка.

– Я лежу. В чем дело? Чем ты еще меня хочешь порадовать?

– Новая информация в Галанете, – голос помощника звучал на редкость вкрадчиво. Это значит, он собирается сообщить очередную гадость.

– И что там?

Марк почувствовал, что внутри у него все похолодело, – то, что собирался сообщить Сулла, должно быть чудовищно.

– Утверждают, что именно ты устроил всю эту провокацию в пользу Колесницы. Ты и твоя милая женушка. Вы – агенты колесничих.

– Неужели кто-то поверит в этот бред? – Корвин даже удивился, насколько спокойно прозвучал его голос. Чего-то подобного он ожидал с самого начала олимпийской игры.

– Думаю, уже поверили. Доказательства кажутся неопровержимыми. Все сходится, Марк. Ты улетел с планеты, потом каким-то таинственным образом узнал, как именно разминировать катер, и сообщил инфу на Лаций. Так ведут себя двойные агенты.

– Но я же послал предупреждение! Я помог спасти станцию… И может быть, всю планету.

– Но ты не вернулся на Лаций. Вместо этого отправился зачем-то на Олимп.

– Но я…

– Друз заявил, что и сам бы мог решить задачу, что давно догадался, в чем дело.

– Он не мог этого заявить! Он попросту не успел бы это сделать!

– Не мог, но заявил. Это сообщение висит в Галанете.

– Все это деза колесничих! – Корвин вскочил.

На всякий случай Сулла отступил на шаг:

– Марк, не кричи! Хочешь знать мое мнение?

– Ну…

– Я вернусь на пересадочную станцию, заберу Белку и отправляюсь на Венецию. На Лаций я не вернусь. Что и тебе советую сделать.

– Я не могу бросить Лаций и Верджи, сестру и Друза. Кстати, Белка сказала, что возвращается на Лаций.

– Как же! Никуда она не полетела. Сидит на базе, как я ей велел, – Сулла снисходительно хмыкнул.

– Но я вернусь.

– Марк, тебя казнят.

– На Лации не казнят.

– В мирное время. Сейчас идет война. Любой трибунал приговорит тебя к смерти за измену.

«Ну вот и благодарность, – усмехнулся про себя Марк. – Ты же этого хотел!»

– Я обещал Верджи вернуться, и я сдержу слово.

– Надеюсь, у Верджи хватило ума укрыться в посольстве Колесницы. А если нет… Боюсь, вы уже не встретитесь.

Глава 5 Вторжение

Являться на призывной пункт, чтобы оказаться в ополчении, было совсем необязательно. Достаточно было зайти в портал системы обороны и оставить заявление со своими данными, медицинским тестом и номером комбраслета.

Так Верджи и поступила. Подтверждение пришло через несколько минут: «Вы включены в резерв».

Если честно, то Верджи не знала, зачем она это сделала. Лаций не был ее домом, она здесь чужачка, приемыш, жена патриция, но не патрицианка и никогда ею не станет. Марк поручил ей сбор сведений и заботу об «Итаке» и ее обитателях. А ей не сидится на месте, она хочет сбежать, действовать, а не ждать.

Разумеется, она могла обратиться лично к командующему лацийскими силами легату Флакку и через него подыскать себе теплое местечко. Содействовать своим не считалось зазорным на Лации (как когда-то в Древнем Риме). Но Верджи всегда подобное претило. Их семья гордилась принципами. Ее отец отказывался ходатайствовать за сыновей, считал, что те должны пробиваться сами. Какая наивность! Если бы отец умел немного хитрить, ее братья не погибли бы и…

«Зачем гадать, что было бы, если…» – одернула себя Верджи.

Она сама поступала всегда именно так. Ей было тошно просить кого-то о покровительстве. Ей казалось, что сил у нее более чем достаточно. Наверное, она ошибалась.

* * *

Сержант таможенной службы видел на Лации петрийцев впервые.

О них рассказывали легенды, и во все этих историях петрийские наемники выглядели чудовищами. Они служили кому ни попадя, убивали не задумываясь. Каждый из них был садистом со сдвинутой психикой. Ни один бывший петрийский наемник (сержант таможенной службы это очень хорошо помнил) еще не получил право жить на Лации.

И вот они высаживаются в космопорте, как будто прибыли к себе домой, волокут огромные пакеты в рюкзаках-антигравах, цепочка грузов на платформах следует за ними, они смеются, шутят, никакой армейщины, вытягивания во фрунт, поедания начальства глазами. Как будто головорезы прибыли на отдых. Даже форма на них не армейская, а какие-то серо-голубые балахоны, шлемы с прозрачными щитками, тоже бли-кующие фиолетово-синим.

«Орк! Они же прибыли в режиме невидимости», – догадался таможенник.

– Полковник Даву, – представился командир наемников.

– Ваш транспорт – последний, который мы принимаем, – сообщил сержант-таможенник, козыряя полковнику. – Ваша задача – как можно быстрее покинуть плавучий остров и перебросить своих людей и технику на материк. После того как вы покинете космодром, мы демонтируем вышки гравигенераторов.

– Черт. Вы их взорвете?

– Нет, просто демонтируем.

– А-а-а… – разочарованно протянул командир наемников. – Я бы с удовольствием рванул эту штуку. Никогда еще не доводилось. – И, повернувшись к своим офицерам, что выстроились у него за спиной, приказал: – Переправляемся на материк. Шевелись!

– Так эти штуки нельзя будет взорвать? – спросил верзила-сержант, демонстративно выставив на миг из-под балахона руку с нашивками.

– Как-нибудь в другой раз, Рудгер, – отозвался полковник.

– Я проиграл двадцать кредов.

– И еще ты оштрафован на сотню за демаскировку! – сообщил полковник.

* * *

Верджи получила назначение через три часа после того, как информканалы сообщили о том, что флот Колесницы появился в секторе Лация. То есть еще до рассвета. Она уже уверилась, что ей откажут (для уроженки Колесницы, пускай беженки и бунтарки, желание сражаться с колесничими выглядело более чем подозрительно). Но, как ни странно, повестка пришла по Галанету. Верджи надлежало прибыть в расположение Седьмого легиона ополчения. Это говорило лишь об одном: положение отчаянное, Лаций готов поставить под ружье любого, как говорили римляне в древности, – дело дошло до триариев.

Собираться надо немедленно и выезжать через час как минимум. Еще неизвестно, сколько придется добираться в нынешних условиях до места назначения. Комендантский час, патрули вигилов и военной полиции на дорогах не способствовали быстроте передвижения.

Впрочем, собираться ей незачем – все вещи уже приготовлены и уложены. Новенький камуфляж и броня подобраны (одежда Марка и его вещи подходили Верджи идеально). Осталось только попрощаться.

Верджи постучала в дверь спальни Илоны. Жена Флакка обосновалась вместе с сыном и маленьким Друзом в одном из отсеков подвала и называла этот закуток спальней. В соседнем отсеке разместился управляющий Табий с женой и сыном. Еще один отсек заняли фермерские жены с маленькими детьми.

Илона открыла дверь; вечный фонарик, стилизованный под старинный римский масляный светильник, служил ночником и давал немного теплого желтого света. Малыш Друз спал, а вот маленький Флакк проснулся и ни за что не хотел снова засыпать, хныкал и колобродил. Илона держала его на руках.

– Я уезжаю, – сказала Верджи. – Лери на станции у Друза. Теперь в поместье распоряжаешься ты.

– Но как же… Марк сказал… – растерялась Илона.

– Управляющий знает все здесь гораздо лучше. Я надеялась, что вернется Лери и возьмет все на себя, но она, судя по всему, застряла на станции. Так что теперь «Итака» в твоем распоряжении. Наверняка, как только начнется наземная операция, явятся люди проситься в подвалы. Управляющий Табий уже приготовил для них одеяла и надувные матрасы, есть запас воды и переносные латрины. Вентиляция работает, но с едой туговато. Еду пусть приносят с собой. Или придется пить вино и запивать водой… – Верджи внезапно задохнулась, будто споткнулась на бегу. – В общем, ты справишься.

Илона ухватила ее за руку, маленький Флакк тоже протянул к ней руки.

– Верджи, ты уходишь из-за этих дурацких обвинений?

– Каких обвинений? В чем?

– Это все сплетни Галанета… Поверь.

– Да о чем ты?

– Тебя и Марка обвиняют… будто бы вы – агенты колесничих. Конечно, это бред. И презумпция невиновности…

– Это не имеет значения.

– Верджи, тебе совершенно… – начала было Илона.

– Мое место не здесь, – отрезала Верджи.

«Думаю, мне вообще нигде нет места. Я просто притворялась, что обрела дом. Мое место рядом с Марком, где бы он ни был. Но его здесь нет. Значит, и мне пора уходить».

И она закинула на плечи вещевой мешок. Он вдруг оказался невероятно тяжел.

* * *

Седьмой легион ополчения занимал позиции возле Норика. Для Верджи нашлось место лишь в грузовом флайере, да и то обещали подбросить лишь до границы района, а дальше предстояло добираться самой. Сидеть пришлось в неудобном жестком кресле у стены, тогда как почти все пространство флайера занимали контейнеры с оборудованием. Везли андроидов, если судить по маркировке груза. Видимо, их тоже собирались бросить в бой с помощью небольших ухищрений программистов техноцентра. Повара и домашняя прислуга – страшная сила, надо полагать.

«Презумпция невиновности – отличная вещь. Меня обвиняют в шпионаже и разрешают воевать за Лаций. На Колеснице меня бы давно расстреляли. Впрочем, есть шанс, что лацийцы еще успеют это сделать».

Верджи кое-как устроилась в кресле, завернулась в плед и заснула. Ей снилось, что они с Марком плещутся в аквапарке на Островах Блаженных. Потом они оказались в казино. Верджи все время выигрывала, а Марк почему-то злился.

Верджи проснулась, только когда флайер опустился на стоянку. Аквапарк на Островах Блаженных! О Боже, попадут ли они туда еще хоть раз… хоть раз в жизни. Неужели все уже позади? Вся жизнь – позади? «Нет, не верю! Так нечестно!» – хотелось закричать во все горло.

Утро было прохладным и пасмурным. Тучи висели почти над самой землей, сеял мелкий дождь. Камуфляж тут же перешел в режим для сырой погоды. Влага скатывалась с ткани, как со стекла.

На стоянке флайеров царила суета и неразбериха. Было не понять, кто зачем и куда торопится, кто отдает приказы и можно ли вообще выяснить, что происходит. Десятки андроидов куда-то спешили, автокары везли тележки с грузами, там и здесь вспыхивали информационные и управляющие голограммы. Немолодые люди, мужчины и женщины, в новеньком камуфляже сидели на складных стульях под навесом и ожидали отправки. С навесов стекали струи воды.

– Хорошо, что дождь, – сказал, проходя мимо, какой-то сутулый парень в хамелеоновом камуфляже. – Колесничим труднее отыскать цели.

«Ополчение? Мне с ними?» – Верджи критически оглядела этих совершенно цивильных людей. Присоединяться к ним почему-то категорически не хотелось. Ей показалось, что она ощущает противный запах, будто от этих людей исходил запах смерти.

«Они все погибнут», – подумала Верджи, и комок подкатил к горлу.

Она огляделась. По дороге сплошным потоком тащились платформы антигравов, везли технику и цистерны с эршеллом, если судить по синим треугольникам на цистернах. Весь Лаций снялся и перемещался куда-то. Кто-то делал вид, что понимает суть происходящего, кто-то просто пытался укрыться от дождя и немного поспать.

Возле развернутого недавно сборного склада грудой был свален какой-то ненужный хлам.

«Наверное, только машина может разобраться в этом бардаке», – подумала Верджи.

И тут же заметила голограмму: «Диспетчер».

В маленькой зеленой палатке несколько женщин орали, перекрикивая друг друга, в коммики, голограммы управления налезали друг на друга. Какой-то мужчина средних лет (в чине легата с новенькими значками отличия, значит, только что произведен), отгороженный от общего шума и гама прозрачной стенкой, разговаривал по комбраслету. Внезапно стена сделалась непрозрачной, пошла рябью. Ага, легат вспомнил о секретности. Похвально.

– У меня назначение! – Верджи просунула голову сквозь голограмму и протянула ближайшей женщине руку с направлением.

Верджи даже не поняла, взглянула ли диспетчер на ее пластиковую карту.

– Вам туда! – Женщина-лейтенант указала на стоявший отдельно отряд в серой непривычной форме, в броне и в полном вооружении, как будто они немедленно готовились вступить в бой.

– Но это же петрийские наемники! – удивилась Верджи.

– Так точно. Вы приписаны к Десятой центурии отдельной петрийской когорты вместе с другими ополченцами Седьмого легиона.

«Ха! – мысленно усмехнулась Верджи. – Что ни говори, а Лаций не принял меня за свою. Петрийцы – чужаки, Лаций никогда не считал их своими и отдавал внаем кому ни попадя. А Десятая центурия – наверняка для слабаков».

Ну что ж, петрийцы так петрийцы! Шлепая прямиком по лужам, Верджи направилась к наемникам, на ходу прикидывая, кто командует этими бравыми ребятами. Накидки невидимости скрывали знаки отличия. Судя по всему, вот тот коренастый мужчина средних лет.

Командир (похоже, Верджи не ошиблась) взглянул на Верджи без всякой приязни.

– Десятая центурия? – хмыкнул он, взяв предписание. – У меня всего четыре центурии. На Лации что, считать разучились? Пойдешь в Четвертую. Эй, Ви! – окликнул он худого парнишку в боевой броне и почему-то без камуфляжа. – Принимай под свое крыло нового бойца! Он только для тебя подойдет. Никто другой из наших его худым телом в бою не прикроется.

– Слушаюсь! – козырнул лениво наемник и дернул Верджи за рукав. – За мной!

Верджи огляделась:

– Мне сказали, что я приписана вместе с другими… Ей не особо нравилась перспектива оказаться одной в компании этих головорезов.

– У нас ты первая и единственная, – был ответ. – И мы через пять минут улетаем.

Глава 6 Игра продолжается

Боевая тревога раздалась на Лации, когда в столице метрополии, Новом Риме, была ночь, и флот колесничих выпрыгнул на границу их сектора. Ожидалось, что к утру они появятся на орбите. Но они совершили прыжок и исчезли. Ни утром, в расчетное время, ни после полудня они не появились. Затеплилась надежда, что колесничие поняли, что станция уцелела, диверсия не удалась, и отступили. Но надежды Лация не сбылись: колесничие не повернули назад, они вышли на орбиту, когда в Новом Риме наступил вечер. Задержка объяснялась довольно просто: колесничие не хотели попасть под удар станции и скорректировали свои планы. Однако и на станции не теряли времени даром. Зная, откуда будут совершать последний прыжок колесничие, учитывая расположение пересадочной станции Звездного экспресса и каверны гипера в секторе, Энний примерно рассчитал, где может появиться флот, и направил туда станцию. И не ошибся. Возможности для маневра у колесничих почти не было.

Флот нельзя было назвать таким уж мощным – главную его силу составляли матка штурмовиков, линкор, который, правда, не мог сравниться по мощности со «Сципионом Африканским», и три крейсера. Но что толку рассуждать о мощности «Сципиона», если его на данный момент не было в секторе Лация. А носитель штурмовиков, на сленге военных именуемый «кошелкой», мог выплюнуть на орбиту не менее сотни штурмовиков. К тому же за крейсерами следовал рой эсминцев и несколько грузовых кораблей под охраной шакалов-истребителей. Эскадра вышла из гиперпространства в завидном порядке. Наверняка они построились перед последним прыжком, чтобы как можно быстрее вступить в бой.

В рубке станции было темно, лишь светились плавающие голограммы управления, а за светофильтрами иллюминаторов бесился и полыхал космос.

Лери, сидевшая в рубке, наблюдала, как разворачиваются корабли колесничих в попытке перестроиться под носом у станции. Военный трибун Скрибоний занял место, на котором обычно сидел Друз.

Штаб Скрибония – три пожилых патриция, все в чине префектов – колдовал над голограммой сектора.

Будто молния пробежала по борту ближайшего крейсера – колесничие открыли огонь. Синие и зеленые вспышки чередовались с ослепительно-белыми. Издали это выглядело безобидно, вызывая новогодние ассоциации. Первое января, день, в который нужно делать то, что ты любишь. Лери не любила войну. А кто ее на самом деле любит? Не игрушки, не симуляторы, а истинную войну, которая на самом деле – один сплошной ужас.

Защитные поля станции плясали, картинка рябила. Во рту появилась сухость, в ушах – противный звон. Гравитационное поле начало чуть-чуть вибрировать – станция работала на пределе возможностей.

– «Кошелку» нам не пробить, – услышала Лери будто издалека голос Скрибония. – Подождем, пока они отправят на штурм планетолеты, тогда и сожжем их. Беритесь за линкоры и крейсеры. Первая палуба…

– Ну все, началось, – прошептала Лери.

* * *

Боевая станция из голубовато-зеленой вдруг сделалась ослепительно-оранжевой, как будто превратилась на миг в зловещую звезду, оранжевое облако выплюнуло извилистый протуберанец. Истребители, попавшие под удар оранжевого хлыста, вспыхивали белыми точками и исчезали. А хлыст, ударив в борт крейсера, рассек его пополам. Огонь, охвативший внутренности корабля, на миг осветил его изнутри, так что весь корпус тут же начал светиться. Еще один протуберанец устремился к линкору. Тот пытался уйти из сектора поражения, но не успел. Огненный хлыст срезал кораблю колесничих хвост.

Но одна станция не могла справиться с целым флотом. Два уцелевших крейсера, заняв позиции, принялись наносить по станции удары с двух сторон, пытаясь пробить защиту. Более мелкие корабли нырнули под прикрытие матки. Скрибоний даже не стал тратить энергию, пытаясь пробить защитное поле «кошелки».

Защищаясь от ударов крейсеров, станция не могла перемещаться, и колесничие получили возможность перестроиться и уйти из-под удара лацийской махины. Правда, станция успела сжечь еще один крейсер, но после этого практически все силы колесничих оказались вне зоны ее досягаемости.

Однако, выйдя из-под удара станции, флот колесничих оказался в зоне досягаемости Северной военной базы. Ракеты, выпущенные из наземных шахт, поразили один из эсминцев и задели второй линкор. Напрасно сновали вокруг спасательные шлюпки – подобрать с эсминца удалось лишь несколько катапультировавшихся десантников из тех, что сумели первыми улизнуть с поврежденного корабля. Остальным не повезло – они не добрались даже до спасательных капсул, когда эсминец превратился в пылающий факел. Все закончилось двумя взрывами – белые огромные пузыри вспухли там, где еще недавно находился эсминец. В вечном безмолвии космоса – бесшумное уничтожение.

Еще один залп ракет с Северной базы уничтожил несколько штурмовиков, покинувших палубы матки. Но это не могло остановить вторжение. Десантные корабли распределялись по орбите, готовясь отстрелить тысячи мушинок-ботов и начать высадку. И хотя по плану предполагалось, что к началу наземной операции Лаций прекратит сопротивление, вносить коррективы было уже поздно.

Навстречу кораблям Колесницы устремились корабли лацийцев во главе с крейсером «Марк Фурий Камилл». И пусть корабли сопровождения устарели двадцать лет назад, крейсер был кораблем современным.

– Мне позволили вернуться, господа! – Наварх щурился, глядя, как на голограмме вспыхивают и гаснут катера и эсминцы колесничих. – Как раз вовремя, господа…

* * *

Командующий космическим флотом Неронии генерал Алан Фредерико прибыл на загородную виллу императора поздним вечером. Почти все здания были погружены в темноту, лишь в одном павильоне светились окна. Камердинер в неудобном синем камзоле, шелковых белых панталонах и белых чулках, в замшевых туфлях с огромными пряжками, по-старчески шаркая, повел генерала к маленькому павильону, в котором еще не спали. Нигде не было заметно охраны, лишь два черных дога лежали возле садовой скамейки, один из них поднял голову и проводил взглядом внимательных умных глаз посетителя, но собаки даже не сделали попытки подняться. Эти генетически модернизированные псы попросту знали генерала Фредерико «в лицо» и потому так равнодушно отнеслись к его появлению.

Камердинер открыл стеклянную дверь перед генералом, пропустил гостя и запер дверь. Внутри павильон – один огромный холл – напоминал скорее художественную студию модного дизайнера, нежели кабинет императора. Низкие, едва возвышающиеся над полом адаптивные диваны, голограммные экраны повсюду, стойки искинов в углу, в основном переведенные в спящий режим, синяя голограмма включенного Галанета – ко всему этому не хватало в качестве дополнения роскошной златокудрой куртизанки, запаха травки и бутылки кьянти.

Император был один, он курил (самый обычный табак) и пил кофе. На мозаичной столешнице стоял поднос с кофейником, сахарницей и двумя чистыми чашками.

«Значит, он ждет еще кого-то», – отметил про себя генерал.

На императоре была просторная мантия из плотной синей ткани, отороченная белым мехом с черными фальшивыми хвостиками горностая. Мантия столь просторная, что наружу выглядывали только кисти рук, белые, немного дряблые, ухоженные, привыкшие касаться управляющих голограмм. И только. Более тяжкого труда они давно не ведали. Мягкое белое лицо с хрящеватым носом и маленьким пухлым ртом, обрамленным мягкой бородкой, чьи завитки переплетались с вьющимися длинными волосами, очень подошло бы домашнему учителю. Только глаза, выпуклые и угольно-черные, вовсе не были глазами доброго учителя, который улыбается, даже если журит ребятишек.

– Присаживайтесь, генерал. Наливайте кофе сами, – император небрежно тряхнул ладонью, что должно было означать приглашение.

– Ваше величество! – Генерал уселся на неудобный низкий диван. Вся его адаптивность заключалась в том, что диван еще больше расплылся под тяжестью тела, так что генералу показалось, что он сидит на полу, а коленями почти касается подбородка. Налить кофе в таком положении оказалось делом довольно трудным. Как и пить его.

– Я прочел ваш доклад, генерал. – Император положил сигарету в пепельницу и теперь наблюдал за тонкой струйкой дыма не гаснущей сигареты. – Префект Корвин – довольно странная личность, вы не находите?

– В чем его странность, можно уточнить?

– Этот лацийский аристократ вырос на Колеснице. Насколько я знаю, он должен заниматься уголовными делами, вместо этого он постоянно вмешивается в политические конфликты. И всегда – или почти всегда при этом – эти истории касаются Колесницы Фаэтона. Теперь он просит помощи неронийского флота, чтобы справиться с агрессией Колесницы.

– Префект Корвин – сейчас полномочный посол, так что он имеет право делать такие заявления…

Император поморщился:

– В чью пользу, Фредерико? На кого он работает? О чьей выгоде печется? Вот вопросы, которые возникают в первую очередь. И я хотел бы знать на них ответы.

– В обмен он предлагает формулу нейтрализатора «Пыли веков».

– Не слишком много, учитывая, что наши ученые эту формулу давно знают. А мы рискуем увязнуть в конфликте, который нам совершенно не нужен.

– Лаций спас нашу боевую станцию. И возможно, всю нашу систему, – напомнил генерал.

– Опять же в этом был замешан Корвин. Не слишком ли много берет на себя этот человек? Может быть, лучше стоит подумать, что нам даст победа Колесницы?

Фредерико не успел ответить. Дверь в павильон открылась, и в зал вошел тонкий изящный человечек в черном кителе и в черных обтягивающих брюках.

– Майор Д.,– представил его император. Именно так, одной буквой, без имени или фамилии.

К какой именно службе принадлежал майор, император уточнять не стал. Черный, лишенный знаков мундир мало что мог поведать, но давал повод предположить, что перед Фредерико секретник – не бог весть какая догадка.

Что удивило Фредерико, так это то, что майор Д. без всякого приглашения налил себе кофе из серебряного кофейника и уселся на один из адаптивных пуфов. Фредерико пожалел, что не поступил так же: пуф был гораздо удобнее дивана. Так что майор оказался сидящим выше не только командующего звездным флотом, но и самого императора.

– Расскажите нам о деле Роберта Дэвиса, майор, – кивнул юноше император, не выказав ни малейшего неудовольствия по поводу бесцеремонности гостя.

Фредерико пригляделся к странному майору внимательнее. Черные вьющиеся волосы шапкой, лицо, будто выточенное из слоновой кости, синие глаза, изящная фигура, не менее изящные движения.

«Красавец, – отметил про себя генерал и тут же поправил себя: – Красавица».

Теперь он не сомневался, что перед ним женщина, правда, в ее внешности и манерах было что-то мальчишеское, но это очень ей шло. И еще Фредерико не сомневался, что майор Д. принадлежит к императорской семье.

Девушка отставила чашку с недопитым кофе, взяла сигарету императора и затянулась.

– Некто Роберт Дэвис служил на Фатуме во время нашей войны с Лацием. Был ранен и после возвращения рассказывал всем, не забывая засылать материалы в Галанет, что повстречался с чужими. Пришельцы оказали ему медицинскую помощь и взяли у него образцы тканей. После чего отпустили. Но, что самое забавное, Дэвис клялся, что видел среди пришельцев покойного императора Неронии. Десантника сочли сумасшедшим, никто не придавал значения его сообщениям в Галанете. До тех пор пока Роберт Дэвис не погиб.

Майор Д. сделала эффектную паузу и затушила в пепельнице сигарету.

Генерал слегка кивнул, давая понять, что слышал про это убийство. Странное, во-первых, из-за отсутствия мотивов, во-вторых – из-за того, что в убийстве поначалу обвинили члена Совета Пятисот Антонио Брунелли, но спустя буквально два или три часа выяснили, что Брунелли в этот момент вообще не было на планете, и убийство совершил загримированный под аристократа-нера двойник.

– Все это можно найти в Галанете, – подтвердил Фредерико.

– Дэвис был всего лишь сумасшедшим? – поинтересовался император.

– Нет, ваше величество, – майор Д. обращалась к императору, но при этом смотрела на генерала. – Сумасшедшего никто бы не стал убивать. Несчастный десантник сделал слишком скоропалительные выводы. Те, кого он принял за чужих, на самом деле – всего лишь бессмертные, жители Олимпа. Одно время они посещали Фатум и другие колонии. Да и сейчас инкогнито появляются там и здесь. Наша разведка иногда их отслеживает. Надеюсь, вы знаете про Олимп достаточно много, Фредерико?

Генерал ожидал этого вопроса, но нельзя сказать, чтобы он ему понравился.

– Об этой планете вообще мало кто знает.

– Да, генерал… И все же нам удалось установить, что Дэвис встречался на Фатуме отнюдь не с чужими, а именно с олимпийцами. Они оказали ему медицинскую помощь и взяли образцы его тканей.

– Зачем? Если олимпийцы – люди, – пожал плечами Фредерико, – зачем им ткани нашего солдата?

– Олимпийцы – не люди. Они – клоны, бессмертные клоны обычных людей, – уточнила майор Д. – Это вам должно быть известно.

– Никогда об этом не слышал, – заявил Фредерико.

– Они этим часто занимаются… то есть берут ткани и выращивают клонов, – усмехнулась умненькая красотка. – Вы ведь тоже воевали на Фатуме, Фредерико?

– Во-первых, я не воевал там. Наш контингент составлял около двухсот тысяч. Вы всех проверили?

– Нет, только тех, кто лично знаком с Антонио Брунелли.

– При чем здесь Брунелли?

– Вы же слышали, что убийца был под него загримирован. Странный выбор прикрытия, не так ли?

– На что вы намекаете?

– Я не намекаю, я утверждаю. Что вы убили Дэвиса, генерал.

– Какая чушь! – Фредерико повысил голос в присутствии самого императора. Но как иначе он мог отреагировать на подобное обвинение?!

– У нас есть доказательства. Образцы ваших тканей, генерал. Вы – не человек. Вы – бессмертный с Олимпа. И Дэвис узнал вас, когда увидел на головидео. Более того, он понял, что вы остались таким, каким были на Фатуме. Нисколько не изменились за двадцать пять лет.

– Я же сказал, что не был на Фатуме, – он попытался придать голосу легкую иронию.

– Были. Просто вы постарались стереть этот факт из своей биографии. Вернее, из биографии того, чье тело вы клонировали, а самого убили. Три месяца вы провели в госпитале – якобы после ранения, а потом вернулись на Неронию. Через пять лет после вашего возвращения умерла ваша жена. Она ведь могла заметить, что вы не меняетесь – совершенно. Потом вы провели пять лет в армии на Венеции. Хороший грим вас немного состарил – ведь сын, это не жена, его можно держать на определенном расстоянии. Ваш юный сын сделал неплохую карьеру. Вы постарались услать его подальше пять лет назад. Зачем вам понадобилось все это? А? К чему маскарад? Молчите? Я отвечу. На Неронию не так трудно въехать и поселиться где-нибудь в столице. Другое дело – получить власть. Тут надо иметь стартовый капитал и принадлежать к элите. Людей с улицы, иммигрантов не жалуют при дворе. Вы хотели захватить власть над Неронией? Стать ее бессмертным императором? Только не делайте резких движений… И помните, что оружие вам успели подменить, пока вы шли сюда. У вас в кобуре всего лишь лазерная указка.

– Какой-то бред, – пробормотал Фредерико.

– Так зачем вам понадобилась Нерония? – настаивала майор Д.

– Как глупо, – прошептал Фредерико. – У вас ничего нет на меня.

– Есть ваш ген бессмертия.

– Он скоро перестанет работать, если я не вернусь на Олимп. Мне надоел Олимп… Но, по мере того как я делал карьеру, мне и ваша планета порядком надоела. Если честно, я хотел бежать и оставить все как есть.

– Что же вам помешало?

– Игра.

– Игра? – Майор Д. сделала вид, что удивлена.

– На Олимпе шла крупная игра, каждый ставил на определенную планету. Мой друг поставил целое состояние на Неронию. Я был его тайным оружием и обещал помощь. Мы должны были победить, но запутались в реальной политике… Остальные игроки действовали более грубо, делая ставку на захват либо на уничтожение планет. Даже я не мог помочь Роберту.

– Роберту?

– Ну да, клон Роберта Дэвиса играет за Неронию. Я всего лишь уничтожил форму, по которой была отлита новая личность. Мы предпочитаем брать материал от обреченных доноров. Однако новый Дэвис почему-то решил сохранить своему донору жизнь.

– А теперь фальшивый Роберт просит вас помочь Лацию, не так ли?

– Нет, друг просит остановить игру. Лацию просит помочь префект Корвин.

– Забавно, – сказала майор Д, – именно сведения Корвина помогли вас разоблачить.

– Этого я не знал. Что со мной будет?

Император смотрел в упор на Фредерико, и генерал не мог понять, что в этом взгляде, ненависть или просто равнодушие?

– Странная вещь, Фредерико. Вы – один из моих лучших генералов. Вы успешны, вы сражались за Неронию. И вы преступник. Вы убивали, вы, возможно, планировали мое убийство. Я должен вас арестовать и казнить за измену. Но я не могу этого сделать. Если Колесница узнает, кто вы на самом деле, это будет сокрушительный удар по нашей системе.

– К чему вы клоните, ваше величество?

– Я сохраню вам жизнь, но после окончания конфликта Лация и Колесницы вы подадите в отставку и покинете планету.

– Вы мне доверяете?

– Нет, конечно. Но теперь вам не позволят убить меня и захватить власть. И вы, надеюсь, сделаете все, чтобы Нерония выиграла. Хотя бы потому, что сами хотите выиграть.

– Вы очень рискуете, ваше величество. Поскольку не знаете, на что способны олимпийцы.

– Надо полагать, на любую подлость. Один из анималов в самом деле начинен «Пылью веков»?

– Нет, конечно. Но со страху кто-то может начать потрошить мертвый корабль. Или приказать отослать куда-нибудь флот.

– Мы не можем допустить уничтожения Лация, – заявил император.

Майор Д. поднялась и уселась на диван рядом с Фредерико. Ее бедро касалось его бедра. Теперь она молчала. Вопросы задавал император:

– Почему вы решили помочь врагам?

– Все дело в равновесии. Если Лаций погибнет, нарушится равновесие. Последствия кризиса непредсказуемы. Гибель Лация в момент создания колоний не нанесла бы серьезного ущерба. Но сейчас все так завязано в единый узел, что исчезновение Лация окажется фатальным прежде всего для нас.

– Для нас? Для Олимпа?

– Я имею в виду – для Неронии.

– Что ты можешь предложить, Фредерико?

– Анималы пользуются мысленным переносом. Они могут прибыть к Лацию быстрее, чем «Сципион Африканский» и остальной флот из сектора Психеи. Они будут там через несколько стандартных часов.

– Каковы силы Колесницы сейчас в секторе?

– Не слишком велики. Лаций сопротивляется. Однако колесничие могут перебросить дополнительные корабли. Есть вероятность термоядерного удара по планете. Если не нанести новый сокрушительный удар по флоту колесничих, Лаций обречен. По моим примерным подсчетам достаточно трех десятков анималов.

– Не слишком ли щедро? – усомнился император. – Или ты играешь за Лаций? Ушлешь наши живые корабли на верную гибель? Спасешь Лаций, но погубишь или ослабишь Неронию?

– Лучше пятьдесят, – Фредерико сделал вид, что не заметил обвинительной тирады императора. – Тогда мы получим превосходство в силах. Но нужно, чтобы Лаций поддержал наши корабли легкими катерами. На это можно рассчитывать?

– Майор Д.,– обратился император к девушке. – Генерал Фредерико уполномочен оказать помощь Лацию. Вы же… не должны спускать с него глаз. Следите за каждым его шагом. Если этот человек сыграет верно, Нерония возвысится, Лаций и Колесница утратят могущество. Можете идти, Фредерико.

Генерал поднялся (учитывая нелепость дивана, довольно ловко), поклонился императору и направился к двери. Майор Д. направилась за ним.

У двери генерал обернулся:

– А вы не хотите вернуться на Олимп, ваше величество?

– Глупая провокация, Фредерико. Олимпийцы пытались подменить моего отца. Так что я внимательно слежу за вашей планетой, генерал.

– Вы – отец и сын в одном лице. У императора на самом деле никогда не было детей. Был смертный клон, который играл роль сына, потом вы его заменили.

– Не порите чушь, генерал.

– Смертный казнил бы меня. Только олимпиец мог сохранить мне жизнь. Ради игры.

Фредерико поклонился и вышел.

* * *

Подземный бункер управления был оборудован в горах. Бункер создали довольно давно – около сотни лет назад, когда всерьез рассматривалась возможность вторжения. В те годы один из консулов, страдавший манией преследования в легкой форме, пророчил новое вторжение с неистовостью Пифии и выбил средства на переоборудование командных бункеров и укрытий гражданской обороны, а также на систему узко-направленной связи. Поначалу сенат не давал ему средств ни в какую – тогда консул обратился к народу и потребовал прямого голосования граждан. Плебисцит через Галанет дал ему карт-бланш и миллиарды кредов. Потом за свою щедрость граждане попрекали себя лет десять, а безумного консула – и того дольше.

Теперь консул Аппий Клавдий, осматривая бункер, в который раз мысленно благодарил фанатизм и упрямство своего предшественника. Во всяком случае, теперь у консула был приличный командный центр и несколько запасных, связь со всеми штабами и надежда выдержать первый удар.

Помещение было просторным, совершенно автономным, здесь можно было продержаться несколько месяцев, не выходя на поверхность. Осматривая ряды кресел вдоль стены, черные, установленные друг на друга блоки позитронных компьютеров, консул даже позволил себе улыбнуться.

В центре висел голубой шар – голограммная модель Лация. Вокруг, обозначенная чуть более бледным и более зеленым цветом, колыхалась атмосфера. За ее чертой уже светились красные сигнальные точки – прибывший флот колесничих. И одна ярко-желтая, дружественная – боевая станция Друза. Потом консул разглядел еще одну желтую точку – крейсер наварха. А вот катера и легкие истребители в таком масштабе увидеть было невозможно.

В атмосфере к северо-востоку от столицы перемигивались крошеные ярко-алые искры – это шли в атаку вражеские штурмовики.

«Мне это что-то напоминает… ах да… игрушку, которую я подарил сыну на день рождения… только та была меньше. И у меня больше нет сыновей… В эту игру я играю один… Я один и весь Лаций… Но это хорошо, что у меня нет сыновей… я не боюсь за них… какие-то ненужные мысли… – Консул посмотрел на Флакка. Тот рассматривал голограмму Лация и что-то говорил начальнику штаба. Говорил тихо, чтобы не мешать консулу. – У легата маленький сын на планете. И в данном случае я не завидую Флакку».

– Какова их цель? – спросил консул. – Если они хотят захватить Лаций незараженным, с более или менее пригодной атмосферой, с флорой и фауной и чистыми океанами, они не будут применять термоядерное оружие. Пройдутся плазменными зарядами, выбросят десант и попробуют взять под контроль стратегические объекты.

– А если их цель – просто уничтожить Лаций, а потом захватить колонии? – спросил легат Флакк.

– Тогда они настроили бы хроноконтур иначе, – отозвался консул.

Приблизившись, он включил увеличение одного из участков в районе боевой станции. Пока все было не так уж и плохо. Станция держалась. Один из тяжелых крейсеров колесничих успел развалиться на куски, и они, пылая, дрейфовали в сторону планеты. Их собьют зенитки, если обломки не сгорят в атмосфере.

– Им нужна планета. Колесничие высадят десант и попробуют подчинить нас, – похоже, консул опять зациклился на единственном варианте.

– Да, так все и будет. До подхода нашего флота. Или пока потери не станут невосполнимыми. Тогда… Тогда они могут ударить по Лацию термоядерным зарядом, чтобы остаться победителями в драке, – сказал Флакк.

– Мы должны это предотвратить.

– Хотелось бы, – Флакк сделал паузу. – Уверен, что они не будут перебрасывать на планету сверхтяжелую технику. Они знают, что у нас мало войск и защита метрополии в основном – боевая станция и флот. Станцию они рассчитывали уничтожить, флот – и сейчас в секторе Психеи. У них на борту – легкая техника, несколько соединений тяжелой бронетехники и гвардия. Мы бросим против них боевых роботов. Всех, что есть на заводах Норика и на складах. Сейчас у них не так уж много десанта – если судить по размеру и типу кораблей. Но на подходе вторая волна. Наша главная задача – установить зону высадки.

– Наверняка они будут штурмовать северное полушарие, чтобы захватить Новый Рим и техноцентр в Норике, – сказал консул.

– Но при этом не исключено, что они попытаются заполучить плацдарм на юге. Оттуда можно было бы с помощью наших же транспортников перебросить десант.

– Мы не можем защищать оба полушария! – заявил консул.

– Северное пусть защищает станция. А юг… Там у нас есть учебный центр.

– В этом тренировочном лагере двадцать тысяч солдат и офицеров, – напомнил консул. – Не слишком густо.

– Все же лучше чем ничего!

В этот момент начальник штаба повернулся в их сторону:

– Колесничие только что нанесли удар по военной базе на севере. Термоядерный удар.

Консулу показалось, что перед глазами темнеет. Слева такая нестерпимая боль. И ноги… ноги почему-то не держат. Кто-то подскочил сбоку, ощутимо кольнуло в плечо.

Его личный врач и по совместительству – секретарь. Из патрициев. Тоже из Клавдиев. Дальний родственник. Мы все – родня. Одна семья.

Медик помог Аппию опуститься в кресло.

– Это ультиматум, – сказал Флакк. – Хотел бы я знать, сколько времени они нам дали.

* * *

Даже лишенная космического флота, планета может выставить немало войск в свою защиту. Стратегия и тактика римлян не менялась многие годы.

Легкая пехота, велиты, когда-то вооруженные пращами парнишки без доспехов, теперь – простенькие роботы из аморфной стали, вооруженные плазмометами. Как только раздался сигнал боевой тревоги, посланный консулом и подтвержденный командующим наземными силами, они рядами вышли из подземных бункеров и заняли указанные позиции. Вместе с сигналом пришла архивированная программа на данную операцию. Велитами не управляют – их нажатием кнопки посылают в пекло. Если велит выдержал десять минут боя – это прекрасно, если сжег десантный бот – считай, все подразделение оправдало себя. Они берут числом и скоростью. Автомат-истребитель будет щелкать их как семечки, но они не так глупы, как кажутся, – в случае опасности могут затаиться – ненадолго, на пару минут, потом выскочить и плюнуть плазмой в противника. Минус – они иногда путают своих и чужих, лезут в атаку на второстепенные объекты, но нет смысла корректировать им программы – лучше послать в бой новую партию велитов, если, конечно, у командующего есть резервы.

Потом наступит очередь гастатов. Это живые люди, граждане Лация, в отличие от стальных велитов-робо-тов. Обряженные в защитную броню так, что ни один сантиметр кожи не остается открытым, внешне они походят на роботов. У всех у них вживленные в мозг информационные чипы, они не оглядывают поле боя в бинокль, они видят перед глазами компьютерный план местности. Затаившись в укрытии, они ведут огонь с помощью манипулятора-автомата, перемещаются в брюхе бронированного вездехода или на быстрых скутерах. Наружные экзоскелеты легко могут удвоить и даже утроить их силы, нейростимуляторы ускорят реакции – ведь гастаты (как, впрочем, и принципы) – всего лишь ополченцы, которых натаскивают раз в пять лет в течение трех месяцев на военных базах планеты и никогда не отправляют воевать в другие миры. Это армия Лация, солдаты которой, в отличие от космических легионеров, могут ни разу за всю свою жизнь не побывать в настоящем бою. Космические легионеры называют их дилетантами, но любое ополчение всегда состоит из дилетантов. Гастаты воюют небольшими отрядами – одна или две центурии, не больше, при поддержке сложной техники и артиллерии. Они никогда не дерутся насмерть. Если противник упирается и оказывает сопротивление, гастаты тут же уступают поле боя другим.

Принципы – воины-индивидуалисты. Подразделение управленцев находится в бункере. Они никогда не нажимают на спусковые крючки – их пальцы привычны к клавишам, кнопкам, управляющим голограммами или просто боевым сферам, которые так удобно сжимать в пальцах. В их головах – нейрошунты, перед их глазами – схемы поля боя, на котором они не бывали ни разу в жизни. За сотни метров, за десятки километров от них движутся их стальные дублеры. Повинуясь приказам, стальные копии припадают к земле, ловят на мушку противника, ведут огонь, берут высоту или отступают. У каждого принципа свой стальной двойник, и каждый часами тренировался на симуляторе. Гастаты и принципы – всегда плебеи. Нейрошунты и чипы не вживляют патрициям. Если погибнет один стальной боец, принцип отбросит изувеченный корпус, отсоединит шунт и подсоединит другой, от заранее подготовленного, налаженного бойца. Если, конечно, такой найдется в запасе. Тут главное, чтобы противник не захватил бункер с управленцами, тогда один посредственный десантник врага уничтожит целое подразделение, посему линию принципов всегда охраняют триарии.

Триарии – последняя линия обороны, они действуют в симбиозе робот – человек – там, где человеку не хватит силы и защиты брони, пройдет робот, где роботу не хватит сообразительности, будет действовать человек. Триарии-люди зачастую патриции. Тут ставка делается на интуицию, робот-триарий и сам обладает достаточно сложным мозгом, нет нужды отдавать ему простые приказы, он ориентируется в боевой обстановке. Триарии – последний рубеж боевой пехоты Лация. Если дело дойдет до триариев – значит, отступать уже некуда. Но именно триариев а данный момент не могла в нужных количествах выставить оборона Лация. Роботы были, не было людей. Потому что люди-триарии в большинстве своем космические легионеры.

* * *

Малыш Флакк, младший сын легата Флакка, расположился на полу огромного подвала «Итаки». Он еще недавно встал на ножки и только-только делал первые шаги, но уже вовсю играл в солдатики. Игрушки были большие и целиковые – чтобы ребенок не мог запихать их в рот и проглотить. Маленькому Флакку приходилось двигать их по полу двумя руками, хотя легионеры, всадники и велиты были совсем не тяжелыми. Сейчас малыш Флакк устанавливал легионеров Сципиона Африканского. Мать почти сразу догадалась, что он собирается разыграть сражение при Илипе, которое состоялось когда-то на Старой Земле между армией карфагенян и римскими войсками под командованием молодого Сципиона. Малыш выудил эти сведения из генетической памяти – в том виде, в каком еще его прапрапрадед почерпнул из книг, и теперь готовился применить на практике – то есть на полу винного подвала в свете искусственных ламп.

Игрушки эти принес ему управляющий Табий – в них в детстве играл погибший в нуль-портале отец нынешнего Корвина, и они хранились в кладовке, как раз здесь, в подвале. Маленький Ливий Друз, до этого мирно сидевший в кроватке и занимавшийся своей погремушкой, возмущенно захныкал и потянулся ручонками к воинам Газдрубала. Видимо, у него были свои соображения насчет битвы при Илипе, ведь он помнил, как этими солдатиками играл его дед по матери. Вообще, к Сципиону Африканскому относились на Лации почти как к божеству, каждый хорошо образованный человек, неважно был он плебеем или патрицием, мог рассказать о всех битвах более или менее подробно, но сражения Испанской кампании были особо любимы.

У Газдрубала, сына Гискона, было около семидесяти тысяч пехоты и четыре тысячи кавалерии, в том числе – великолепная нумидийская конница под командованием царевича Масиниссы, и тридцать два слона.

Среди игрушек маленький Флакк отыскал именно тридцать два боевых слона, не больше и не меньше. А вот конников и пехотинцев карфагенских было не более семи с небольшим сотен. Пехота карфагенян была в белых туниках с красной каймой, в белых шлемах из жил, украшенных красными гребнями. В такие же туники были наряжены и ливийские всадники. Темнокожие нумидийцы сражались на лошадях без удил и стремян, точь-в-точь американские индейцы Дикого Запада. Правда, что такое Дикий Запад, маленький Флакк еще не успел вспомнить. Возможно даже, его предки ничего не знали про Дикий Запад, молодую колонию со столицей Нью-Нью-Вашингтон где-то в секторе Неронии.

Ливийская пехота была ядром карфагенской армии Испании, вокруг которой формировались войска местной испанской пехоты, подразделения более слабые и куда менее дисциплинированные.

Сципион мог выставить против карфагенян сорок пять тысяч пехоты и три тысячи кавалерии. Среди игрушек римских пеших воинов было около пятисот. То есть каждая игрушка шла за одну центурию. Римляне тоже разнились – около половины игрушек изображали хорошо вооруженных и вымуштрованных бойцов, остальные – вооруженных пусть и сходно с легионерами, но без должной выправки солдат, набранных из союзников.

Сципион Африканский разбил лагерь возле Илипы.

Для этого этапа игры среди игрушек россыпью лежали кусочки возведенных из кольев стен, сторожевые башни, ворота. Ров в каменном полу было не сделать, его пришлось обозначить голубой шелковой лентой, а вот валом служили скатанные одеяла и пледы.

Маленький Друз оставил погремушки и восторженным взглядом следил за подготовкой к сражению.

Пунийцы от своего лагеря возле винной бочки направились к краю равнины, то есть к центру подвала, и здесь построились, как было принято: ливийские копьеносцы – лучшие пехотинцы карфагенян, разместились в центре, кавалерия и слоны заняли позицию на флангах, здесь же построились испанцы. Сципион в ответ стал разворачивать свою армию, поставив римлян в центре, а союзников – на флангах. Всадники Сципиона должны были построиться напротив кавалерии противника.

Обе армии стояли неподвижно и смотрели друг на друга, когда пришла мать и увела малыша Флакка умываться и спать.

– Солдаты должны вернуться в лагерь! Они должны вернуться в лагерь! – кричал малыш Флакк, но мать была неумолима, и солдатам так и пришлось стоять всю ночь на занятых позициях.

* * *

Когорту наемников загрузили в многоместные флайеры и отправили дальше на северо-восток. Во флайере наконец можно было снять покровы невидимости.

Верджи уселась рядом с мальчишкой по имени Ви. У парня были сержантские нашивки и крашенные в синий цвет короткие, торчащие во все стороны волосы: шлем, как только они погрузились, парень снял и положил на колени. Верджи последовала его примеру.

– Куда мы летим? – поинтересовался Ви.

– Приказ – охранять подходы к Норику, – отозвался здоровяк с нашивками лейтенанта. – Если дойдет до драки, то Норик колесничие постараются захапать в первую очередь. С воздуха техноцентр прикроют силовые поля. Ну и зенитки понатыканы, где только можно. Так что с воздуха его не взять. Стоит ожидать наземной атаки. У них там есть несколько военных постов, но это так, для успокоения совести. Их разметелят в три секунды.

– Вот дерьмо! – хмыкнул сержант. – Я – Ви-псих, как ты слышал, – добавил парнишка.

– А я Верджи, рядовой ополчения.

– Ты когда-нибудь воевал, парень? – с сомнением оглядел новенькую броню и гермошлем лейтенант.

– Не доводилось. И я не парень.

– Я тоже, – призналась Ви.

Женщины переглянулись и прыснули от смеха.

– Вот черт! За какие такие достоинства тебя направили к нам? – спросила Ви.

– Поскольку всю армию услали в сектор Психеи, образовалась куча вакантных мест в пехоте! – Верджи показалось, что она с этой девчонкой давным-давно знакома.

– Ты хоть стрелять умеешь? – с сомнением поглядела на красивые ухоженные руки Верджи наемница.

– Доводилось. Просто я уже почти год прохлаждаюсь…

– А-а… ну теперь-то будет горячо.

– Это точно.

Не сговариваясь, они принялись смотреть вниз, на проплывавшие под брюхом флайера сады и виллы. Домики выглядели как игрушечные – нарядные, ухоженные. В этом районе селились в основном плебеи, что работали в Норике. Римскому стилю в архитектуре мало кто следовал – строили стандартные трехэтажные коттеджи с двускатными крышами и мансардами. Многие, правда, не забывали про портик с колоннами у входа, ротонды в саду и римские фонтаны.

– Чудно, да… – фыркнула Ви. – После петрийской серятины и космических клеток для житья даже не верится, что можно блаженствовать в подобном домике с кучей ребятишек и мужиком в придачу. Какой идиот решил воевать в этом раю?

– Какой-то идиот попросту решил взять рай штурмом, – отозвалась Верджи.

– Жаль, если такая красота сгорит, – вздохнула Ви. – А у тебя тоже есть домик?

– Да, я последнее время жила недалеко от Нового Рима.

– Ну, там все наверняка выжгут, – «обнадежила» Ви. – Дети есть?

Верджи отрицательно мотнула головой.

– А парень?

– Он во флоте.

– Вот так всегда. Когда мужик нужен, его никогда нет рядом.

– Что значит – нет рядом? – поинтересовался наемник с загорелым скуластым лицом и выдающейся вперед нижней челюстью. – А я?

– Это Рудгер! – представила Ви-псих брутального парня. – Хороший боец, псих, как и я. Садист. Больше, чем я.

– Люблю кровь, – признался Рудгер. – Я от нее тащусь.

Флайер опустился на посадочную площадку в центре поселка.

Наемники горохом высыпались из летучек и рассредоточились, заняв позиции. Тем временем из четвертого флайера на автоматах-платформах выгружались ящики с боеприпасами и оборудованием.

– Четвертая центурия! – гаркнул лейтенант. – Занимаем приготовленные для нас позиции. Прикрываем указанный сектор до подхода основных лацийских сил. Как только будет получен сигнал тревоги, использовать узконаправленную связь. Считайте, что спутника уже нет. Задача ясна?

– Так точно! – рявкнули наемники в ответ.

– Хрен знает что! – пробормотала Ви, труся по желтенькой ровной дороге мимо живой ограды и разноцветных нарядных вилл. – Основные лацийские силы! Что это значит?

– Думаю, консул вызвал флот из сектора Психеи, – отозвалась Верджи.

– А, ну да, тогда мы спасены, то есть все кончено! – хмыкнула Ви. – Нас тут изжарят по три раза, пока они подоспеют.

– Центурия, стой! – гаркнул лейтенант.

– Никак прибыли? – Ви скосила глаза, пытаясь определить, где им держать оборону. Вокруг ничего не было – только ровный холм, покрытый идеальным зеленым газоном, и на вершине одинокая пиния.

Неожиданно в зеленой траве появилась черная нора. Потом еще одна – в другом месте.

– Гляньте-ка, нам уже окопы отрыли! – кивнул здоровяк-наемник на черное пятно. – И даже маскировки не пожалели. Ну надо же! Каждый окоп прикрывать сеткой полной невидимости – с ума сойти! Креды римлянам девать некуда – это точно.

Когда Верджи и Ви нырнули в нору, то увидели, что траншея черным безобразным шрамом рассекает милую лужайку на холме. Из-за маскировки ее не было видно снаружи, так же как и зелено-серые кишки пеноткани, набитые песком и уложенные в брустверы. Только изнутри можно было разглядеть сооруженные по всем правилам боевые точки. На посту торчал робот-триарий. Маскировочная ткань не мешала вести наблюдение из окопа, зато снаружи и укрепления, и роботов, и людей могли обнаружить лишь специальные сканеры.

– Интересно, кто нам отрыл эти шикарные траншеи? Неужели богатенькие жители коттеджей взялись за лопаты? – поинтересовалась Ви.

– Думаю, андроиды постарались, – сообщила Верджи. – Наверняка рыли окопы всю ночь.

Укрепления охраняло отделение из двенадцати подростков-молокососов. У каждого имелся свой робот-триарий. Машина зверская, если уметь ею управлять.

– М-да… Бойцы хоть куда, – заметила Ви-псих. – Сколько им? Четырнадцать? Пятнадцать? Надеюсь, они знают, как перезаряжать батареи у бластеров.

– Это патриции, – сообщила Верджи. – Они помнят, как воевали их отцы и деды. Да им в общем-то и необязательно выползать из окопов. Главное – отдать нужную команду триарию.

– Отлично! А для нас триариев не приготовили? – поинтересовалась Ви-псих. И сама ответила на свой вопрос: – Вряд ли…

– Хорош трепаться! – одернул ее лейтенант. – Задача – охранять вон тот куб на холме. Держать линию обороны. Ясно и понятно.

Ви-псих и Верджи разом повернулись.

Строение, которое вверили их заботам, на первый взгляд казалось ничем не примечательным – просто бетонный огромный куб с безобразными надстройками и нашлепками. Сейчас на этом здании суетились человечки – снимали ненужное оборудование и проделывали дыры в стенах. Рядом высились два строительных крана-антиграва.

– Похоже, технари из Норика в последний момент решили что-то срочно достроить, – заметила Верджи.

– На мой взгляд, они скорее ломают, – уточнила Ви.

Они расположились в одном из окопов, который заканчивался заглубленным в землю блиндажом. Здесь же находилось прикрытое бетонным колпаком зарядное устройство триариев, но роботы уже опустошили его складские ячейки, так что не было опасности, что эта дура рванет в случае попадания в нее снаряда.

– Давай отправим мальчишек в блиндаж, – предложила Ви. – Пусть сидят и не высовываются, играются со своими триариями.

– Они не согласятся, – отозвалась Верджи. – Они же крутые. Им кажется, что они уже воевали – как их деды и их отцы.

«День уже прошел. Быть может, сегодня штурм не начнется!» – подумала Верджи, глядя, как пылает небо на западе.

И будто в ответ на ее мольбу на щитке шлема вспыхнул красный тревожный сигнал.

– Началось! – фыркнула Ви-псих. – Все, спутниковая связь накрылась, надо полагать. Ты успела проститься со своим парнем?

– Давно.

– Умная девочка, – похвалила новую подругу Ви.

Из блиндажа выскочил командир ополчения. Судя по знакам отличия, в чине центуриона. Наверняка давно в запасе, воевал, скорее всего, лет двадцать назад.

Пригибаясь, он побежал по кишке окопа. Женщины проводили его глазами. Следом за центурионом из блиндажа появился долговязый мальчишка-связист с «ульем» в руках. Едва парень приоткрыл крышку, как наружу тут же устремились киберы-разведчики, каждый не больше пчелы. Они разлетелись серым клином и исчезли.

– Включить узконаправленную связь! – прозвучало в шлемофоне.

– Есть, включить! – хмыкнула Ви и подмигнула Верджи. – Что еще мы можем включить, если все остальное вырубилось? А?

Они деловито проверили зарядку бластеров, каждая вложила по гранате в подствольник. Ви заметила, что Верджи действует чуть замедленно, как будто сначала ждет команду к действию, а потом проверяет: правильно ли у меня получается.

– Ты что, закачала инфу через шунт? – спросила Ви.

– Так все ополченцы сделали… кто из плебеев… – отозвалась Верджи. – Патриции и так все знают, что делать. А мы – как роботы-триарии.

Ви-псих стукнула кулаком по броне:

– От лазера и пули эта штука защитит. Он плазменной гранаты и огнемета – нет. Изжаришься в три секунды. Ты не триарий, детка. Ты – заготовка для крематория.

– Я умею драться! – процедила Верджи сквозь зубы. – И я не наивная девочка, как ты считаешь.

– Да ладно… Ха… у тебя такой странный акцент. И знаешь, примерно такой я уже слышала. Это акцент колесничих, правда, почти незаметный. Такой акцент был у одного парня с Лация. Валерий Корвин. Ты с ним не знакома?

От неожиданности Верджи вздрогнула.

– Корвин? – переспросила тихо. – Ты его знаешь?

– Однажды воевали вместе. Плюс один перепихон во время отдыха. Считай, почти что ничего. Так ты его знаешь?

– Встречала. На балу у консула, – ответила Верджи еще тише.

– Как он поживает? Где сейчас?

– Его нет на планете.

– Да? А мне казалось, он из тех, кто всегда в самой гуще.

Тем временем центурион уже прибежал обратно, присел рядом с женщинами, перевел дыхание.

– Центурион Ивар, – представился ветеран. – Воевал когда-то на Фатуме, до недавних пор – владелец туристического бюро. Ну а теперь тут с вами и этими мальчишками держу оборону, – он достал маленькую плоскую флягу, протянул Ви. Та сделала глоток, передала Верджи.

Та отрицательно мотнула головой.

– Пей, дура! – прикрикнула на нее Ви. – Это стимулятор! Эликсир храбрости. Может, слышала? Перед первым боем его всегда дают. Действует как минимум двадцать четыре часа. Одно время в броне стояли автоматы, чуть что, так без спросу кололи всякую хрень. Ну, их быстро все поломали и выкинули в Тартар. У нас есть аптечки. Но там блокировка – чтобы не делали из нас зомбаков, либо сам включаешь, либо на автомате, если потеря сознания и прочие радости.

Верджи сделала глоток и вернула флягу. Ивар тоже приложился.

– Как думаешь, нас скоро атакуют? – спросила Верджи.

– Пока все тихо, – отозвался центурион. – Может быть, нас тут не будут трогать еще сутки. А может быть, через час тут начнется ад. Все зависит от того, когда вон та штука вступит в бой.

Он махнул рукой в сторону серого бетонного куба. Краны-антигравы уже исчезли. Да и сам куб как будто исчез. На его месте появилось что-то похожее на конус голубого тумана – куб закрыли маскировочной сетью, но из-за большого объема не удалось добиться полной невидимости.

– Что это? – почему-то шепотом спросила Верджи.

– Учебная боевая станция.

– Что? – Верджи не поверила своим ушам.

– Там внутри боевая станция, – повторил центурион. – Не летающая, конечно, а действующий макет для тестирования оружия. Так вот… оружие на ней настоящее. И плазменные пушки, и лазерные. Своими орудиями эта штука может прикрыть не только Норик, но и весь район практически до самого побережья. Сами понимаете, по мелким целям она стрелять не будет. Но планетолеты и десантные посудины может сбивать за милую душу. Как только она нащупает подходящую цель и плюнет в первый раз, ее постараются уничтожить. Слева и справа от нас зенитки-автоматы, они прикроют станцию с воздуха. А вот от десанта противника станцию будем защищать мы.

– Дерьмо! – сказала Ви-псих.

– Впереди первая линия обороны – легкие роботы-автоматы, велиты то есть. Они встретят атакующих, но их хватит максимум на полчаса боя. Не думаю, что тех, кто затеял вторжение, остановят велиты. Так что лучше рассчитывать, что они продержатся десять минут, это куда реальнее.

– Потом пойдут гастаты и принципы? – хмыкнула Верджи. Она кое-что слышал про римскую тактику.

– Нет. В нашем случае ни гастатов, ни принципов нет. Потом сразу триарии. То есть мы и эти мальчишки с боевыми роботами.

Уже стемнело. Тем более эффектно смотрелась струя белого огня, что ударила из бетонного куба в низко висящие облака. Потом снова и снова. Через минуту станция извергала огонь непрерывно. В ответ – ничего. Ви и Верджи вместе с центурионом смотрели в небо, не мигая, до рези в глазах. Столбцы значков, бегущие справа на прозрачном щитке шлема, сообщали, что противника рядом нет. Складывалось впечатление, что станция проводит учебные стрельбы.

– Цели далеко. Пока, – выдохнул наконец Ивар.

– Надолго ее хватит? – спросила Ви.

– Боеприпасов и плазмы? Думаю, лет на пять. Бьют по планетолетам, – пояснил центурион. – Сейчас посыплются.

И в самом деле, там и здесь в небе вспыхивали огни – будто где-то очень высоко, за облаками, вопреки природным законам бушевала гроза. А потом из облаков стали падать черные и чадящие обломки, похожие на мертвых птиц. Они падали далеко от их позиций, один угодил прямехонько в белую виллу, и она исчезла, только серое облако дыма вспухло там, где мгновение назад красовалось нарядное здание.

– Э-эх, что творят-то! Мне на такую виллу за всю жизнь не заработать, – вздохнула Ви.

* * *

Командный пункт, госпиталь и укрытие устроили в огромной полой трубе гравигенератора. Трубу двенадцать часов назад привезли из Норика и положили в один из окопов. Прочность корпуса и его теплоизоляция гарантировали защиту от плазменных зарядов, стеклоброня защищала от лазеров. Труба была метра четыре в диаметре, длиной – метров пятьдесят. Межэтажные люки, приваренные с двух сторон, служили дверьми. Кто-то догадался навесить их по две штуки с каждой стороны.

Центурион Ивар, побывавший в командном пункте, был не в восторге.

– Если что, девчонки, меня туда не надо перемещать. Эта труба как большая ловушка. Если двери заклинит, все, кто внутри, сдохнут за несколько часов. Потому что вентиляции в гравигенераторах не бывает. Есть система охлаждения, а вентиляции нет.

– Но для этого надо, чтобы двери заварило плазмой с двух сторон.

– А ты думаешь, это сложно сделать? Как только они поймут, находится командный пункт где, именно так и поступят. Предпочитаю смерть на свежем воздухе. Кстати, не хотите перекусить?

– Пищевые таблетки? – презрительно фыркнула Ви. – У нас их навалом.

– Ну да! Как же! Копченый окорок и бутылка фалерна. Ну так как?

– Нельзя отказываться, когда центурион угощает! – хмыкнула Ви.

* * *

Ответный удар не заставил себя ждать. Планетолеты колесничих выныривали один за другим из низко висящих облаков, мгновенные белые вспышки – и окруженные садами виллы превращались одна за другой в огненные шары. Пламя плясало окрест, пожирая дома и деревья. Зенитки лупили в ответ прямо в облака. Станция, выдвинув на подвесных турелях несколько плазменных пушек, добавила огоньку от себя. Роботы-триарии имели при себе по две ракеты-веспы, но тратить их на сомнительные цели пока не собирались. Умные машины ожидали более подходящие цели.

Верджи включила защиту брони на максимум. На лицевом щитке плясали столбики цифр – она не всматривалась. Приказ прежний – оборонять подходы к боевой станции от пехоты противника. Но противник, тот, с которым можно было сладить при помощи ручного оружия, пока не появлялся. Ви попыталась уснуть, свернувшись на дне окопа.

– Во сне лучше всего пережидать обстрел, – заверила она.

Верджи улеглась рядом. Судя по тому, как вздрагивала земля, автоматические зенитки били по спускающимся на планету десантным ботам не переставая. Задача пушек-автоматов проста: расстрелять блок снарядов по вражеской цели и переместиться. Осуществить дозарядку и снова открыть огонь. Потом теоретически они должны занять новые позиции и подать сигнал на перезарядку. Но обычно их уничтожают прежде.

Верджи закрыла глаза. Как ей показалось – на минутку.

– Всем укрыться в трубе! Немедленно! – тут же прозвучал в шлемофоне приказ.

Ви-псих и Верджи побежали, пригибаясь, по окопу. На своих постах остались только четыре триария. Роботы попросту зароются в землю, выставив термоустойчивые датчики. Даже для их корпуса из аморфной стали попадание плазменной гранаты смертельно. А вот сменными датчиками можно пожертвовать.

Девчонки заскочили в трубу гравигенератора последними. Рудгер запер за ними импровизированные двери. Верджи огляделась: наемники и ополченцы вперемешку сидели на полу. На обзорных экранах вспыхивали белые разрывы и один за другим исчезали нарядные домики и сады. Ивар, несмотря на прежние заверения, находился тут же. Старый служака каким-то образом сумел не только опередить девчонок, но и прихватить с собой окорок и бутылку.

– Если что, вырежем двери плазмой, – шепнул он.

Верджи опустилась на пол, Ви-псих подле нее. Рудгер остался стоять у дверей.

– Как ты думаешь, ядерными не будут бить? – спросила Верджи.

– Откуда мне знать? – огрызнулась Ви.

По тому как стала подниматься температура в трубе, было ясно, что колесничие не жалеют плазменных зарядов. И это несмотря на теплозащиту гравигенератора! Один из экранов все время барахлил – то вспыхивал ослепительно белым, то становился черным и безжизненным.

Верджи обхватила колени руками, опустила голову. Ее вдруг потянуло в сон, тело сделалось вялым. Пот катился по спине, по лицу: охладители брони не справлялись.

– Нас тут зажарят, – пробормотала Верджи.

– Сейчас закончат, – заверила ее Ви. – Их преимущество в быстроте. Они не будут долго возюкаться. Немного постреляют и пойдут на прорыв! Помнят – наш флот их размажет на орбите, если они не сумеют высадиться.

– Один из роботов вышел из строя, прямое попадание… – донесся будто издалека голос связиста.

– Обстрел кончился, но снаружи температура свыше ста градусов. Броня долго не выдержит, – сообщил лейтенант наемников.

– Включить пенотушители.

Как предусмотрительно! Подвезти из Норика пожарные цистерны. Они стояли тут же в трубе, и, как только обстрел прекратился, их выкатили наружу, принялись поливать траншеи возле выходов. За пару минут, пока двери были открыты, волна жара хлынула в трубу. Сделалось совершенно невыносимо.

– Через десять минут уже можно будет выйти наружу, – заверил их Ивар.

Десять минут. Странно, Верджи почему-то не боялась. Сердце только бухало, да во рту было сухо. Симптомы страха. Но в голове – полный порядок. Никакой паники. Да и с мыслями что-то странное. Вообще никаких мыслей. Пустота.

Звякнул сигнал, ворота снова открылись.

Увязая в густой серой пене по колено, как в болоте, Верджи побежала к своему окопчику. Взгляд равнодушно фиксировал обстановку.

По одну сторону от дороги вообще ничего не осталось – ни домов, ни деревьев, ничего, лишь колебалось оранжевое марево. По другую – уцелело несколько обломков стены. И тоже вставало зарево – до неба. В воздухе танцевали странные серые бабочки. Не сразу Верджи сообразила, что снаряд угодил, скорее всего, в хранилище бумажных книг.

В небе тем временем шел бой, но отсюда, с земли, планетолеты и самолеты казались нестрашными игрушками. Время от времени кто-нибудь из них вспыхивал и рушился на землю.

Если верить зеленым цифрам на щитке шлема, звезда Фидес уже встала, и начался новый день.

– Бронемашины! – указала на серую точку на сером фоне Ви-псих.

При высокой температуре камуфляжная пленка попросту испарялась, так что колесничие не потрудились замаскировать свои машины, но и лацийцы уже не могли скрыть свое присутствие в этом районе.

Первую машину поджег триарий. Одно точное попадание – и от бронированного жука колесничих остался только исковерканный панцирь.

– Жги их! – взвизгнула Ви-псих, плазменная граната из подствольника ушла к цели. – Стреляй! Что ты стоишь!

Верджи прицелилась. На экране щитка цель выглядела неестественно близко – рукой можно достать.

– Привет, – шепнула Верджи и выстрелила.

– Колеса… – Ви-псих толкнула ее локтем.

Верджи и сама уже заметила десантников в броне.

Они двигались огромными прыжками и казались роботами. На самом деле это были люди в броне с реактивными движками.

Щиток шлема услужливо обвел световым кружком наиболее вероятную цель. Верджи послушно нажала на спуск. Десантник уже включил движки для нового прыжка, и, когда луч угодил ему в шлем, обезглавленный обрубок пошел кувыркаться в воздухе.

– Ви! Всем в укрытие! – раздался в шлемофоне приказ лейтенанта.

В укрытие? Верджи растерянно огляделась. Они с Ви забились в какую-то яму. Почти в тот же момент в окоп спрыгнули сразу несколько роботов. Спрыгнули и тут же рванули дальше – наверх.

«Это же наши!»

Верджи невольно высунулась из укрытия.

– Куда! – вцепилась в ее плечо Ви-псих.

Сотни роботов-триариев цепью, не скрываясь, шли в атаку. Людей рядом не было видно.

Верджи залюбовалась, глядя как идут в бой машины для убийства из аморфной стали. Они были воплощением агрессии, символом беспощадности и мощи. После очередного прыжка в момент приземления каждый непременно посылал плазменную гранату к намеченной цели. Казалось, их ничто и никто не сможет остановить.

* * *

Что было дальше, Верджи помнила плохо. Ей казалось, бой длился несколько часов. На самом деле наверняка речь шла о минутах. Последнее, что она помнила, – это белая вспышка и ощущение нестерпимого жара. Потом она потеряла сознание. К счастью, защита брони справилась, и аптечка вовремя впрыснула лекарства в кровь.

Когда она пришла в себя, то обнаружила, что полулежит на дне окопа, рядом, уткнувшись ей головой в живот, лежит Ви. Судя по индикатору на шлеме, Ви-псих была жива.

– Девчонки, вы как, еще дышите? – спросил Ивар.

Откуда он выполз, Верджи не поняла. Как будто из-под земли. Ветеран оказался живучим.

– Дышим, – сказала Ви, не поднимая головы. – Нас не так-то просто прикончить.

– Похоже, мы отбились.

– Это временно, – «обнадежила» Ви-псих. – Опять скоро попрут.

– Надо бруствер укрепить, а то и укрыться не за чем.

– Чем укреплять-то? – не поняла Верджи.

– Трупами. Мы на Фатуме так всегда делали.

Фатум был его палочкой-выручалочкой. Если надо было найти решение, он тут же вспоминал Фатум. Они стали укладывать тела друг на друга. Мальчишки-патриции вперемешку с наемниками. Бруствер подперли разбитым роботом-триарием. Поднять машину даже втроем они бы не смогли. Другое дело убитые мальчишки – они были легкие, как дети, броня их была тяжелее. Но броня Верджи компенсировала вес брони убитых. Так что Верджи поднимала тела в одиночку. Один из убитых лицом был похож на Марка. Такой же темноволосый, с правильными чертами лица. А вон тот скуластый, как легат Флакк. Патриции, они все родня.

«Это мои нерожденные дети», – думала Верджи.

Из страшного бруствера нелепо свисала рука. Верджи подняла ее. Она опять откинулась, панибратски легла на плечо, будто мертвец хотел приласкать девицу. Тонкие пальцы музыканта с овальными ногтями, под которыми застыла кровь вперемешку с землей. Верджи прилепила руку к телу убитого скотчем.

– Жарко. Трупы скоро протухнут и начнут вонять. На Фатуме, лежа в болотной воде, они хотя бы не гнили, – сказал Ивар.

– Эй, жрать хотите? – донесся откуда-то сверху голос.

Они оглянулись. Не скрываясь, к их окопчику подошел кашевар, спустил в яму контейнер с едой и горячим чаем.

– Это что, на всю центурию? – спросила Ви.

– Я послал сначала роботов, но они не могут сориентироваться в этом хаосе, пришлось топать самому. Если судить по данным моего шлема, – сообщил кашевар, – колесничих рядом нет.

Верджи глянула на небо. Смеркалось.

– Как ты думаешь, Ви, они будут атаковать ночью? – спросила она.

– Если они закрепились на каком-то плацдарме, то вряд ли.

Где-то на востоке небо то и дело озаряли яркие вспышки. Там еще шел бой.

* * *

Утром, даже не позавтракав, маленький Флакк вернулся к своим солдатам. Он тут же отдал приказ Газдрубалу возвращаться в свой лагерь. Видя это, Сципион поступил точно так же.

Перед боем надо дать солдатам отдохнуть (пока он завтракает, размазывая кашу по тарелке и животу), а потом спешно строить армию вновь – в прежнем порядке. Но разве можно отдохнуть за полчаса, если ты провел всю ночь на ногах? Разумеется, у уставших солдат не было никакой охоты сражаться. Им оставалось только стоять друг напротив друга и ждать, пока зайдет солнце. Маленький Друз громко выражал неудовольствие – ему хотелось посмотреть битву. Наблюдать, как противники неподвижно стоят друг против друга, было неинтересно. Однако и в этот раз малыш Флакк вернул солдат в лагерь – первыми ушли с поля карфагеняне, затем римляне отправились в свой лагерь.

Любому патрицию известно, что на построение такой армии требуется несколько часов. Маленький Флакк разбил римский лагерь по всем правилам боевого искусства – по строгому плану, с дорогами между рядами палаток. В эти палатки уходили легионеры отдыхать. Выйдя из ворот лагеря, римляне выстраивались в три колонны – гастаты, принципы и триарии. Чтобы выдвинуть их из лагеря и выстроить в боевой порядок на равнине, требовалось столько усилий! И делалось все так медленно. К тому же кавалерия и легкая пехота должны были умело прикрывать колонну во время построения. После того как маленький Флакк выстраивал все игрушки, он так уставал, что у него уже пропадало желание сражаться.

Вечером он только провел консилиум со своими офицерами и предупредил, что главный бой будет завтра. Офицеры – как и положено истинно римским офицерам – выслушали приказы своего командующего молча, ничего не обсуждая. Главное, нужно было запомнить придуманные на завтра маневры.

* * *

– Неужели уцелели? – изумился лейтенант, уже в темноте появившись в окопе. – Здесь среди трупаков вам делать нечего. Сзади есть неплохая позиция у разрушенного фундамента. Виллу снесло, к чертям собачьим, но фундамент как у командного блиндажа. Бегите туда и не высовывайтесь, пока не прикажу.

Верджи и Ви включили на шлемах ночное видение. В зеленом свете развалины казались декорациями вирт-игры.

Ви шла впереди, потом Верджи, Ивар тащился в арьергарде.

«И это все, что осталась от нашей Отдельной когорты? Или кто-то еще уцелел?»

Фундамент они отыскали без труда. Лейтенант оказался прав. Руины выглядели внушительно. Был еще спуск в подвал. Его, правда, завалило обломками, но, если их разобрать, можно закрепиться основательно.

Втроем они уселись за каменным выступом.

Рядом кто-то то ли всхлипнул, то ли застонал.

– Кто здесь?

В ответ вновь послышался тихий скулеж. Прибор ночного видения высветил зеленым силуэт. Огромная псина распласталась возле фундамента на земле, будто хотела с нею слиться. Жалобные почти человечьи глаза умоляюще смотрели на Верджи. Собака мелко-мелко тряслась. Верджи присела на корточки рядом с нею, потом улеглась, обхватила псину за шею.

– Мы выживем… я обещаю тебе, мы выживем, – процедила она сквозь зубы. – Я возьму тебя домой, мы вернемся в «Итаку».

* * *

Как и обещал малыш Флакк, на следующий день он позволил Сципиону и его армии вступить в бой.

Юный Флакк спешно позавтракал и позвал на помощь маму – та помогла вывести солдат из палаток, пока малыш отправлял свою кавалерию и легкую пехоту атаковать пикеты карфагенян. После этого наследник Флакков принялся строить основную колонну, но в этот раз изменил ее порядок, как это когда-то сделал молодой Сципион. Теперь, когда войска развернутся в боевой порядок, союзники римлян должны будут занять позицию в центре, а лучшие бойцы легионов встать на флангах. К полудню малыш наконец выстроил свою армию.

Газдрубал принял вызов и выстроил свою армию в том же порядке, что и в предыдущие дни.

Всадники и легкая пехота карфагенян первыми схлестнулись с римскими всадниками. Начало сражения маленький Друз приветствовал громким воплем из своей кроватки. Не могло быть и речи о том, чтобы улечься спать. Луций Друз жаждал видеть победу римлян!

Наконец выступила главная армия пунийцев, она развернулась в линию у края равнины-подвала. Солдаты Сципиона теперь стояли совсем недалеко от винной бочки, и Газдрубал наконец смог разглядеть, что римские легионы расположились не в центре, как обычно, а на флангах, напротив ненадежных испанцев. При этом лучшие пехотинцы Газдрубала оказались на позициях напротив союзников римлян. Разумеется, увидев это, карфагенский полководец растерялся, о чем маленький Флакк тут же сообщил Сципиону. Бедняга Газдрубал! Он уже не мог перестроить своих солдат, тем более что мама позвала «главнокомандующего» обедать. К этому времени малыш Друз уже сладко спал, так и не дождавшись окончания сражения.

Волей-неволей наступило затишье, как нередко бывало в битвах той давней эпохи. Ни Сципион, ни Газдрубал не начинали атаку, их воины стояли неподвижно, дожидаясь пока малыш Флакк поест и потом поспит два часа, – ни одна война не может отменить тихий час в детской.

* * *

Тем временем в подземном бункере отец спящего малыша легат Флакк рассматривал голограммную сферу Лация со все возрастающим изумлением. Разведданные, которые передавали в центр воздушные и наземные роботы-разведчики, давали картину совершенно невероятную.

Неожиданно легат Флакк в ярости ударил по столу кулаком:

– Прекратить! Картинка фальшивая, они врубились в наши информсети. Найти прорыв, выслать людей-разведчиков! Живо! Отключить старых разведчиков, дать новый канал связи…

На это ушло несколько драгоценных минут, наконец появилась новая картинка. Итак, колесничие уже на планете, северо-восточная база и один из космодромов заняты. Но на время боевые действия прекратились. То ли колесничие выдохлись, то ли ожидали подкреплений.

Рой легких боевых лацийских флайеров, поднятый в воздух, кружил над Новым Римом. И это все, что Рим мог противопоставить планетолетам Колесницы. Спортивные флайеры! Как фальшивые цели!

Дерьмо! Какое же все дерьмо!

– Усилить защиту Норика! И столицы!

Орк! Какие примитивные приказы! И какие предсказуемые к тому же! Ведь колесничие именно этого и ожидают – что Лаций будет защищать именно технополис и столицу.

Крейсер наварха Корнелия погиб в неравном бою, те жалкие крохи, что удалось дать ему в помощь – устаревшие катера и эсминцы, – сгорели вместе с ним. Станция Друза уцелела, но колесничие просто вышли из-под ее удара. Теперь она висела над Новым Римом, защищая столицу от прямого удара. Если колесничие хотели штурмовать столицу с поверхности планеты, высаживаться им придется далеко от цели.

И вдруг на голограмме вспыхнули одна за другой яркие желтые точки. Легат Флакк не поверил глазам. Что это? Целый флот? Откуда? Живые корабли Неронии! Анималы. Им-то что понадобилось на орбите Лация?!

Почти сразу же ожила связь.

– Консул! Корабли Неронии на нашей стороне! Они просят наземные системы идентифицировать их как дружественные объекты и запрашивают данные на наши корабли на орбите, – это трибун Скрибоний со станции Друза.

– На орбите только боевая станция. Наших кораблей нет, – ответил легат.

– Сообщите по системам связи – прекратить обстрел кораблей на орбите. Пусть анималы гонят колесничих к боевой станции. Приказ ясен, Скрибоний?

– Чего уж тут… сейчас анималы порвут колеса на части.

* * *

Проснувшись и выпив полстакана сока, малыш Флакк не спешил начать битву – кавалерия и легкая пехота затеяли небольшие стычки, но, как только их начинали теснить, тут же отступали под прикрытие тяжелой пехоты.

Наследник Флакков ждал, когда проснется Друз. Наконец сынишка Лери после смены подгузников, насосавшись молока из бутылочки, смог из кроватки наблюдать за сражением.

Тогда с помощью маленького Флакка Сципион отвел свою кавалерию и велитов на фланги и тут же снова принялся наступать. Испанцы в центре двигались медленно (тут все ж пришлось попросить маму двигать фигуры), в то время как малыш Флакк лично маневрировал флангами. Сам Сципион в великолепных анатомических доспехах, в плаще-палудаментуме восседал на гнедом скакуне, командуя правым крылом, а Луций Марций (тоже в доспехах, на вороной кобыле) и пропретор Марк Юний Силан (на кобыле каурой масти) руководили левым флангом. Офицеры Сципиона знали, что должны делать.

Манипулы Сципиона на флангах шагали сохраняя четкое построение в три колонны. (О, это построение! С ним пришлось повозиться.) Три колонны легионеров приблизились к врагу куда быстрее, чем медлительные союзники в центре. Построенные в классические три шеренги: гастаты в первом ряду, принципы за ними, а триарии, как всегда, – в последней, самой надежной шеренге. Построение римлян было длиннее построения карфагенян, римские велиты и конница легко охватили противника с флангов.

Газдрубал и вся армия карфагенян, как зачарованные, наблюдали за приближением римских колонн. Свинцовые заряды пращников и дротики римских всадников заставили слонов драпать, как огромных зайцев, давя своих и сея панику. Затем римские легионы пошли на испанцев, союзников пунийцев, на флангах. Ряды сшиблись с грохотом, на который только способны были игрушечные фигуры. Рычание, крики, хрипение – все звуки изображал малыш Флакк, не забывая звенеть сталью о сталь. Довольно долго испанцы сдерживали натиск римских легионов, но шаг за шагом их теснили назад. Римляне оказались сильнее и выносливее, прежде всего, потому, что за римлян Флакк бился правой рукой, а для пунийцев у него была левая рука, та, что гораздо слабее. К тому же он все время вводил в бой свежие силы – сначала принципов, потом триариев.

А потом на флангах началось беспорядочное бегство, тогда как в центре ничего важного не происходило (хотя мама старательно подыгрывала сыну и изображала бой пехотинцев). Римские союзники вскоре попросту остановились, но и пунийцы не могли ничего сделать с противником и прийти на помощь своим флангам. Когда фланги карфагенян побежали, центр тоже ударился в панику и кинулся в отступление.

Винный подвал огласили радостные вопли Флакка и Друза.

Газдрубал, разумеется, попробовал остановить бегущих. Он даже сумел собрать своих солдат возле винной бочки и заново построить их перед лагерем, прежде чем римляне оказались рядом. Малыш Флакк не успевал двигать и тех и других солдат. Поэтому легионерам Сципиона пришлось остановиться. Когда мальчуган кое-как разобрался с пунийцами, римляне вновь пошли в наступление, наскоро созданный фронт дрогнул, и пунийцы тут же пустились в бегство, пытаясь укрыться в своем лагере.

Тут разразилась гроза – молнии сверкали (очень пригодился многофункциональный вечный фонарик), гремел гром (гром изображала мама, к восторгу обоих малышей). Газдрубал окончательно пал духом и пустился в бегство. Его союзники дезертировали и попросту упали на каменные плиты пола.

Рим победил.

* * *

Когда Верджи открыла глаза, собака сидела рядом с нею и лизала руку. Ни Ви-психа, ни Ивара рядом не было. Впрочем, ничего разглядеть вокруг толком не удавалось – над разрушенным поселком висел туман. Влажный воздух смешался с гарью, образовав мерзкий, сизого оттенка смог. Прожектора напрасно шарили по небу, пытаясь нащупать противника. Где-то впереди рокотало – уныло и однообразно, будто огромная кошка затаилась в тумане и теперь, довольная, мурлыкала.

Очень хотелось есть. Пить – еще больше. Верджи показалось, что она слышит, как где-то рядом журчит вода. Верджи поползла на звук. И скоро увидела торчащий из фундамента обломок водопроводной трубы. Вода выливалась из нее толчками.

Верджи подползла к трубе и стала пить. Потом отыскала в кармашке камуфляжа упаковку пищевых таблеток и закинула парочку в рот. Две оставшиеся отдала собаке. Та в порыве благодарности вновь облизала Верджи всю руку.

– Ну что, где наши хваленые триарии? – спросила Верджи.

Она поднялась и направилась к оставленным окопам. Собака не пошла за ней. Сидела, замерев, и смотрела вслед.

– Эй, песик, ну чего ты? – Верджи свистнула.

Собака не двинулась с места.

«Не надо туда идти, – подумала Верджи. – Не знаю почему, но не стоит. Надо повернуть назад».

Но она не повернула.

* * *

От базилики через дорогу остался один стальной каркас – бетон попросту исчез. Призрачное здание едва угадывалось в молоке тумана. Триарий из аморфной стали сидел привалившись к бетонной плите. Его манипуляторы покоились на прикладе лучемета. В подствольнике уже не осталось гранат, да и зарядная батарея была почти на нуле. Все четыре пары глаз робота были закрыты. Со стороны казалось, что триарий спит. Внезапно глаза его открылись. Кто-то двигался, полз по земле. Как казалось ползущему – бесшумно. Красный луч лазера коснулся шлема человека. Человек заметил боевого робота и поднял голову:

– Я – Верджи. Пароль «три столетия».

– Пароль старый, – отозвался триарий. – Идентификатор определен.

Верджи поняла, что глупо было называть пароль – робот и так уже ее идентифицировал.

Она подползла и уселась рядом с триарием.

– Ты наших видел? – спросила проводя руками по поясу, как будто надеялась обнаружить новую связку термогранат.

– Из людей никого. На пять часов лежит корпус триария.

– Кто-то идет на помощь? С тобой связывались?

– Пятнадцать минут сорок секунд назад связь была. Помощь обещали, но не уточнили, когда она прибудет.

Верджи вдруг поднялась во весь рост и выглянула из-за бетонной плиты. Прямо перед собой она увидела какую-то черную изуродованную взрывом громаду. Не сразу сообразила, что это тяжелый танк, лишенный башни. Сорванная башня с исковерканным орудием валялась дальше, справа, там, где когда-то (еще вчера) стояла прекрасная белостенная вилла с крытой красной черепицей крышей. Теперь это была груда обломков, на которых, раскинув руки, лежал боевой робот-триарий с пробитой грудью.

Больше из-за тумана разглядеть ничего было нельзя.

Но Верджи показалось, что в тумане она различает языки огня. Что горело – руины жилого здания или бронетранспортер, сказать трудно.

– Там убитый робот, – сообщила она.

Именно так – убитый робот. Недвижный, он так походил на человека!

– Я знаю, – отозвался триарий.

– А что с боекомплектом? У него… ну, у того, убитого, у него что-то осталось? – Она знала, что с роботом надо говорить лаконично, но не получалось. Впрочем, триарий, похоже, ее понимал.

– Две зарядные батареи и три гранаты, – сообщил робот.

– Можно туда сползать. Все лучше, чем ничего.

– Вероятность успешного завершения операции меньше десяти процентов, – предрек триарий.

– Без батарей кирдык, – отозвалась Верджи.

– У меня есть три выстрела. Я тебя прикрою.

– Тогда я побежала.

Триарий не возражал: его мозг давно перешел в нештатный режим. Обычно он включался перед переходом в режим «поражение» и «самоликвидация». Красная зона искина. Триарий, как и весь Лаций, был в красной зоне.

Верджи выскользнула из прикрытия и помчалась. Броня, как экзоскелет, усиливала ее движения. Несколько секунд – и она подле робота. Схватила батареи и гранаты. И назад. Никто не стрелял. Ни свои, ни чужие. Может, и нет уже никого?

– Пришло сообщение, – сказал робот, когда Верджи плюхнулась рядом. – Новый канал связи. Колесничих в радиусе пяти километров нет. Велено занять линию обороны севернее на три километра.

Робот забрал гранаты и батареи. От обиды Верджи чуть не заплакала.

– Приказ – мы присоединяемся к Шестому легиону.

Триарий на планшетке с картой зажег зеленую точку – место, где они находились сейчас. Точка медленно переместилась на север.

– Приказ на передислокацию.

– Как тебя звать? – спросила Верджи у робота, как у человека.

– Макс… – отозвался триарий.

* * *

Они миновали разрушенный поселок и вышли в долину. Поля были усеяны десантными ботами. Одни были целехоньки – значит, сумели удачно приземлиться и выплюнуть на планету свой груз, другие, искореженные и обгорелые, подбитые еще во время посадки, оставили вокруг себя выжженные круги, как печати смерти. Небо было затянуто черным едким дымом. Верджи опередила триария и первой добралась до неповрежденного бота. Внутри, как она и полагала, никого не было.

Девушка вытащила планшетку с картой, прикинула расстояние до Норика. Судя по всему, опасаясь заградительного огня, десантные боты выбросили слишком далеко от цели.

Следующий бот был разбит, но не слишком сильно. Если судить по повреждениям, у него отказали амортизаторы и, возможно, парашюты, и его исковеркало во время посадки. Внутри в амортизационных креслах остались сидеть четверо погибших десантников. Брать их оружие было бесполезно – нужен код доступа, чтобы стрелять из оружия противника. А вот зарядные батареи могли пригодиться. Верджи набила ими свою сумку. Батареи подходили к любому лазеру, как к боевому, так и к гражданской установке. Да здравствует взаимозаменяемость, господа!

В грузовом отсеке бота так и остались сложенными трубы плазмометов. Колесничие практически не используют роботов – разве что самодвижущиеся орудия-автоматы. Но эти неуклюжие машины трудно сравнить с лацийскими боевыми роботами-триариями.

– Помоги… вдруг прошептал кто-то рядом.

Верджи оглянулась. В углу бота сидел парнишка-колесничий, шлем он снял и положил рядом. Дышал он часто и через силу, по тому как недвижно и неуклюже были вытянуты его ноги, можно было предположить, что парня парализовало.

– Сейчас! – Верджи достала из сумки запасную аптечку и всадила лошадиную дозу морфина в ногу раненого там, где камуфляж был порван.

Несколько секунд Верджи смотрела на раненого, тот прикрыл глаза и, казалось, уснул. Потом слабая улыбка озарила ее чумазое лицо. Парень был ее ровесником – или чуть старше – красивый брюнет с прямым носом и пухлыми чувственными губами. Он был очень похож на ее старшего брата. Она тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, расстегнула на убитом сначала бронежилет, потом ворот формы. Идентификационный жетон был на месте. Если солдат погибает, жетон его тут же дезактивируется. Но когда-то брат показал Верджи, как можно заблокировать жетон мертвого, чтобы он послужил живому, – гвардейцы так делают сплошь и рядом, чтобы можно было брать чужое оружие. После операции «блокировка» Верджи разрезала нить жетона молекулярным резаком и кинулась к сложенным в грузовом отсеке плазмометам. Жетон должен был служить идентификатором для подобных штучек. Так и есть. Зеленые столбики индикаторов тут же загорелись, как только она провела жетоном перед считывающим устройством.

– Макс, топай сюда! – приказала она роботу-три-арию.

Тот послушно подошел.

– Оружие чужое, – предупредил робот.

– Мы можем его взять.

– Нет. Оборонительные системы идентифицируют нас как врагов.

– Придется эти штуки здесь бросить?

– Да. Можно взять только батареи для бластеров. Идем!

Он повернулся и двинулся прямиком через поле.

Верджи тоже повернулась, но что-то заставило ее замереть на месте, а потом оглянуться. На экране неповрежденного бота горел сигнал связи. Уходя, десантники забыли отключить сигнал. Какая оплошность! По нему, как по нити Ариадны, можно добраться до корабля на орбите. Верджи глянула на эмблему. «Маршал Мюрат»! Матка штурмовиков. «Кошелка»! Ее практически не уничтожить. Вот только если забраться ей в брюхо… Но для этого диверсанта должны принять за своего. Жетон убитого ей поможет. Надо только выжечь лацийский идентификатор. Она сообщит, что везет раненых, – этим объяснит свое возвращение. Закидает в бот трупы и помчится на орбиту. Трупы или раненые – этого никто не определит. Она возьмет жетон, не будет поднимать щиток гермошлема – скажет, в кабине разгерметизация. Сама она не служила в армии колесничих, но ее братья служили, для идентификации своих на всех ботах стоит защита – у всех колесничих есть определенные общие части кода, которые хранятся в памяти искина. И эта часть есть у Верджи.

Что еще? Ах да… как можно больше плазмометов. Хорошо бы что-то помощнее. Но вот что? Да сам разгонный блок бота. Если снять предохранитель, он превратится в отличное взрывное устройство. Надо только… как-то сообщить триарию, что она летит на корабль колесничих. Или… взять Макса с собой? Почему бы и нет? Одна загвоздка – как объяснить роботу, что они превращаются в диверсионную группу?

Или, может быть, у робота есть на этот случай специальная программа?

Раненого парня она оттащила подальше от бота, чтобы его не задело при старте. О том, что очень скоро она уничтожит тысячи таких парней, Верджи в тот момент даже не подумала. «Мюрат» в эту минуту был для нее просто воплощением злобы и агрессии Колесницы.

* * *

Лери не верила своим глазам: живые корабли Неронии атаковали флот колесничих. Неужели? Но почему? Почему они решили прийти на помощь Лацию? Один за другим анималы уничтожали корабли колесничих.

Только «кошелка» была им пока не по зубам. Но, расправившись с более мелкими целями, живые корабли рассчитывали стаей накинуться на более крупную добычу. Но и колесничие не собирались сдаваться. Главный калибр огромного корабля мог одним выстрелом уничтожить анимала. То один, то другой неронийский корабль разлетался на куски – весь космос вокруг был завален мертвым мясом.

Анималы отступили.

Лери стиснула кулаки: боевая станция ничем не могла помочь: «кошелка» была вне досягаемости станционных пушек, картину боя передавали зонды-шпионы. Если колесничие продержатся до второй волны атакующих и получат подкрепление (возможно, соизмеримое с первым флотом), то Лацию придется туго. Правда, есть надежда, что подоспеет лацийских флот. Но потери…

И вдруг борт «кошелки» вздулся огромным флюсом, и наружу ударило белое пламя.

– Орк! – только и выдохнула Лери.

– Похоже, они сами подорвались, – заметил Скрибоний.

Разумеется, один взрыв не мог уничтожить «Мюрата», но анималы стаей разъяренных псов накинулись на поврежденный корабль колесничих, как на раненого зверя.

– Ну все, им конец! – самодовольно выдохнул Скрибоний. – Можно открывать шампанское.

Глава 7 Возвращение

Прежде чем сесть на запасном космодроме, Корвин сделал виток вокруг Лация. Планета выглядела ужасно – черное выжженное пятно на месте военной базы на севере (вместе с базой ракета уничтожила целый район), помигивающие красным облака радиоактивной пыли и зоны заражения, уничтоженные города и поселки, взорванные гравитаторы на основном космодроме, горящие до сих пор степи и леса. «Алконосту» приходилось все время уворачиваться – обломки кораблей – своих и чужих – образовали мусорный пояс на орбите. Да, чистильщикам будет чем заняться в ближайшую пару лет.

Анималы сгруппировались вокруг боевой станции Друза. Марк насчитал их около двух десятков с небольшим. Значит, Нерония прислала три братства (или, может быть, четыре, смотря какие были потери) на помощь своему вечному врагу.

«Я кое-что сумел сделать для Лация, – улыбнулся про себя Марк. – Хотя об этом никто и не знает… но будут знать мои будущие дети. И этого достаточно».

Несколько лацийских кораблей из флота, что прибыл из сектора Психеи (когда драка уже закончилась), совершали витки вокруг планеты, собирая данные о потерях (зондам-разведчикам в этой мусорной куче делать было нечего) и подбирая самые большие обломки, падение которых грозило новыми катастрофами. Основные лацийские силы во главе со «Сципионом Африканским» пока находились в районе Петры.

Корвин запросил разрешение на посадку.

– Ждите в очереди, – сообщили с земли. – Вне очереди мы сажаем грузовые транспорты с Петры, Лация II и с Психеи.

Марк попытался связаться сначала с Верджи, потом с Лери. Ни та ни другая не откликнулась. Даже сенаторский браслет Лери молчал.

«Ну конечно! Колесничие первым делом уничтожили спутники связи. Действует только аварийная узконаправленная связь. Будем надеяться, что с ними все в порядке, сидят сейчас в подвалах „Итаки“ все вместе и нянькают малышей».

Он сам не поверил этой идиллической картинке. Нет, Лери не будет отсиживаться в такое время. Она – авантюристка. А Верджи?..

– Лаций, у меня срочный груз на борту! Нейтрализатор «Пыли веков»! Если есть пострадавшие от тета-излучения или «Пыли», им необходимо пройти курс реабилитации. Наше оборудование не подходит! Вы меня поняли?

На всякий случай Марк повторил послание.

Ему ответили:

– Префект Корвин, разрешаем посадку. Десятый сектор космодрома. Даем траекторию…

* * *

Космодром был забит под завязку. В зале ожидания было не протолкнуться: все друг с другом ругались, размахивали руками. Ни указателей, ни голограмм. Какой-то загорелый обнаженный до пояса здоровяк вручную толкал самодельную тележку, нагруженную коробками.

На колонне выше человеческого роста было приклеено объявление:

«Информация о гражданах Лация вывешена в Галанете.

Пока доступна только в текстовом режиме.

Комнаты 7, 8, 9 северного коридора».

Марк на всякий случай коснулся узора комбраслета, но услышал лишь рассерженный писк.

Он свернул в указанный коридор. Как ни странно, очереди в указанные комнаты не было.

Кто-то выжег на двери лазерным резаком кривые пляшущие буквы:

«Не верю».

Марк вошел. Компьютерный экран – самый обычный, не голограмма, показывал меню: «Граждане Лация, граждане колоний, петрийские наемники». На столе лежало световое перо, блокнот с отрывными листками и самая обычная ручка. Показалось, что мир Лация отбросили на несколько сотен лет назад. В каком-то смысле хронобомба все же сработала. Корвин выбрал список «Граждане Лация» и набрал номер идентификатора Верджи. И ее имя.

Когда высветилась информация, все перед глазами поплыло. Тьма была короткой и слепящей – бывают моменты, когда тьма может слепить.

Когда он очнулся, то увидел, что программа выкинула его обратно на главное меню. Он хотел снова вызвать список граждан Лация и узнать, что с Лери, но передумал и коснулся световым пером списка петрийских наемников.

Сержанта Ви он отыскал почти сразу. Ви-псих находилась в центральном римском госпитале.

Судьбы легата Флакка и Друза Марк выяснять не стал.

Когда открыл дверь, то увидел, что какой-то парень в форме колониального ополчения (наверняка прилетел с Психеи) читает надпись на двери.

– Списки наверняка неточные, – сказал парень, глянув на посеревшее лицо Корвина.

* * *

Дороги были запружены грузовыми наземными фурами какого-то допотопного вида – откуда только они вылезли? Из-под земли, что ли? Найти свободный флайер на стоянке оказалось невозможным. Но какая-то женщина, увидев офицера в форме префекта, выкинула из багажного отделения коробки, пересадила своего малыша назад и уступила место рядом с водителем Марку. Пока они ехали, Марк тупо смотрел по сторонам, фиксируя потери не только боевые, но и экономические. Он был как будто во сне и очнулся только у главного входа в больницу. Больничные корпуса уцелели. А вот медицинский университет, находившийся напротив, смело начисто – теперь на его месте зияла черная воронка.

«Будем надеяться, что студентов там не было», – подумал Марк.

В регистратуре творилось такое же столпотворение, как и на космодроме, однако Марк довольно быстро отыскал свободного регистратора.

– Сержант Ви из петрийских наемников? – уточил он. – Уже выписалась, нам нужны места для более тяжелых. Знаете гостиницу «Синий спрут»? Гостиница в двухстах метрах отсюда. Мы отправляем туда легкораненых, там есть врач и медицинский пост.

Марк двинулся туда пешком. Но до гостиницы не дошел – увидел Ви в небольшом сквере на скамейке. Он ее сразу узнал, хотя выглядела она ужасно: выкрашенные в синий цвет волосы почти полностью обгорели. На щеке – нашлепка герметика. Вместо формы – больничная распашонка. У ног ее лежала собака. На скамейке рядом – упаковка от синтетического бифштекса. Надо полагать, наемница и собака разделили бифштекс по-братски.

– Ви? – окликнул Марк.

Она подняла голову.

– Ты-ы? – изумленно протянула она. – Вот уж не думала, что встретимся.

Они обнялись. От Ви пахло лекарствами и дымом. Пес поднялся на задние лапы и попытался лизнуть Марка в лицо.

– Что с тобой? Мне казалось, ты был совсем мальчишкой… А сейчас…

– Где Верджи? – спросил он, стискивая пальцы, будто хотел ее задушить. – Где она?

– Так это была твоя девчонка?

– Моя жена.

– Знаешь, все вышло так нелепо…

– Орк! Где она?

– Нам велели отойти. И мы ее просто потеряли. Стали вызывать – она не отвечает. Сигнала датчика нет. Сообщения какие-то безумные. Кто-то сказал, что в небе анималы, и вообще все кончено. Мы заняли поселок. Ни одного сожженного домика, все как новенькое. И ни души. Жители попрятались в убежища. Ну, я скинула броню и решила искупаться. Бассейн… теплая вода… И тут свалился этот обломок их чертовой «кошелки».

– Матка штурмовиков, – механически уточнил Корвин.

– Ну да. Он самый. Упал… туда, где были наши позиции. Черт! Лейтенант и Рудгер! От них ничего не осталось. И от нашей брони и…

– А Верджи?

– Я же сказала, мы потеряли ее во время маневра.

– Так, может быть, она жива?

– Марк! Ее идентификатор не откликался. Ее уже нет… наверняка.

Он не поверил. Уж слишком нелепо звучал рассказ Ви.

– Ты меня разыгрываешь? Так? Она здесь, в гостинице. Да? Я знаю, она жива.

– Марк… Ее нет здесь.

Он кинулся к гостинице. В какой-то нелепой надежде, что Верджи там, внутри, среди легкораненых.

Он будет ее искать, пока не найдет. Ведь никто не видел ее мертвой.

Эпилог

– Осторожней, говорю тебе! Орк! Не форсируй режим! Видишь, сигнал постоянный. Значит, капсула герметична и человек дышит.

Елена говорила с таким убеждением, что Метелл и сам невольно уверился, что спасательная капсула, выброшенная с палубы испепеленной анималами «кошелки», несет внутри живое тело. С тех пор как все иллюминаторы боевой станции озарились ослепительным белым светом, а затем почернели, закрытые спасительными экранами, прошло четыре дня.

Спасательному катеру «A-XVIII» надлежало перехватить летящие осколки и первым делом выловить «черные ящики» «Мюрата» и спасательные капсулы экипажа.

Елена и Метелл успели уже поймать три таких капсулы, но управляющие чипы всякий раз сигнализировали, что человек внутри спасательного кокона мертв. Что, в принципе, было не так уж и странно, учитывая силу взрыва и то, сколько прошло времени. С других катеров также сообщали, что выловленные ими капсулы не подают признаков жизни. И вот наконец один из чипов сигнализировал, что внутри спасательного кокона человек еще дышит. Капсула по размерам была больше обычной. Возможно, там внутри двое? Но тогда один из этой пары уже мертв.

– Я его вытащу! – заявила Елена, подводя клешню наружного манипулятора к оплавленному серому в рыжих пятнах кокону.

Спасательный катер – крошечная посудина. Грузовой отсек его мал, а рубка вообще микроскопическая, кресла пилотов притиснуты друг к дружке так, что кажется, они сидят на одном сиденье. Тем более что золотая эмблема орла на спинке одна. Правое крыло осеняет кресло первого пилота, левое – второго. В шутку пилотов так и называют: «правокрыл» и «левокрыл». Поворачиваясь в кресле, Метелл всякий раз задевал Елену. Поначалу она подозревала в этом умысел, потом поняла, что широкоплечий Метелл просто-напросто не помещается в своем узеньком полукресле.

Смотровые иллюминаторы катера напоминали три узкие щели. «Трехглазым» называла катер Елена, а Метелл любил шутить, что отверстие, которое он когда-то проковырял в спальню старшей сестры, было куда шире.

Елена то щурилась, то кусала губы, пытаясь вцепиться манипулятором во вращающуюся капсулу. Вот-вот… сейчас… но вновь и вновь захват соскальзывал. Наконец металлические пальцы защелкнулись на каком-то обломке, который во время взрыва буквально впился в спасательный кокон. Елена перевела дыхание и откинулась в кресле. И тут же въехала Метеллу локтем в бок. Метелл понимающе хмыкнул, расценив ее тычок как знак торжества, хотя на самом деле она просто позабыла, что один из подлокотников у них общий.

Пока «левокрыл» был занят капсулой, Метелл отбивался от обломков, что норовили угодить либо в катер, либо перебить «руку» манипулятора. Можно было вообразить, что даже после гибели своего флагмана колесничие продолжали атаковать Лаций. В реальном бою Метеллу еще не доводилось ни разу защищаться от чьих-либо атак: все бои он выиграл на симуляторе в Академии, и выиграл блестяще. Сейчас осколки вспыхивали и исчезали на нужном расстоянии, ни один не повредил обшивку спасательного катера и не задел капсулу, которую манипулятор наконец подтащил к раскрытому шлюзу.

И тут на голограмме вспыхнул красный конус.

– Черный ящик! – ахнул Метелл.

– Не для нас, – огрызнулась Елена, даже не повернув головы в сторону «правокрыла».

Метелл и сам видел, что черный ящик «кошелки» налетит на силовые экраны боевой станции, прежде чем их катер сумеет добраться до крошечного осколка. А красный конус на экране призывно мигал, да еще в кабине катера раздался противный писклявый звук: черный ящик, по мысли командования, в этот миг был первоочередной задачей. После спасательной капсулы, разумеется.

– «Семнадцатый»! – крикнул Метелл, в отчаянии глядя, как красный конус удаляется от их катера с неимоверной быстротой. – Перехватите черный ящик. Мы заняты спасением человека.

– Понял, Метелл. Сейчас подцеплю эту рыбку.

В овале левого иллюминатора Метелл увидел, как «Семнадцатый» нырнул вслед за добычей прямо в поток разновеликих осколков. Все они, не долетая до катера, вспыхивали и плавились, а «Семнадцатый» кувыркался, прыгал то вверх, то вниз, уворачиваясь от крупных частей звездного монстра, и распылял своим слабеньким защитным полем частицы поменьше. Метелл невольно залюбовался. Да, это тебе не стоя на месте отбиваться от всякого хлама. Это действительно высший класс…

Спасательная капсула тем временем была уже загнана в шлюз, а манипулятор, сложенный втрое, убран в корпус катера. Через четыре минуты выуженная из космоса капсула автоматически будет переправлена в медицинский блок, где уже покоятся три точно такие же, не подающие, однако, признаков жизни. Жив человек внутри или нет? Метелл покосился на «левокрыла».

– «Восемнадцатый», подтвердите погрузку спасательной капсулы.

Метелл не сразу сообразил, что его вызывает боевая станция. Вернее, судя по мутной голограмме, что прыгала и рябила прямо перед его лицом, вызывал военный трибун Скрибоний.

– Подтверждаю! – кивнул Метелл и в этот миг увидел, как на экране его компа красный конус и желтое блюдце катера слились. – «Семнадцатый» поймал черный ящик! – выкрикнул он.

– Молод… – начал было Скрибоний и осекся.

Потому что в этот миг заметил – как заметил это и Метелл, – как на крошечный диск «Семнадцатого» надвигается бесформенная громада, бывшая когда-то бортовым ускорителем «кошелки». Быстроходному спасательному катеру ничего не стоило увернуться от неповоротливой уродины, если бы… Да, если бы катер мчался в открытом пространстве. А сейчас он был зажат между чудовищным осколком и силовыми экранами станции и успеть проскочить в эту щель у него не было ни малейшего шанса.

– Затемнение, – приказал упавшим голосом Метелл, не дожидаясь, пока экраны озарятся ослепительной вспышкой.

– Кто был на «Семнадцатом»? – спросила Елена.

Она не надеялась на ответ, но Метелл сказал:

– Вибий и Гирций. Почему они не заметили этого осколка?! Почему?

* * *

– Еще два парня погибли, – сказал Скрибоний, опускаясь в кресло. – Им было по семнадцать… все же память патрициев не всегда заменяет реальный опыт.

Корвин, который сидел позади него в кресле техника, не ответил.

Он вообще практически все время молчал – с того момента, как явился на станцию, как будто надеялся здесь найти пропавшую Верджи.

Когда Лери при встрече обняла брата и принялась утешать, он лишь сказал:

– Мне нужен кто-то из них живым.

Лери не сразу поняла, что он говорит о колесничих.

– Кто-то живой, чтобы обменять на Верджи, – уточнил Марк.

– Думаешь, она у них в плену? – осторожно спросила Лери.

– Уверен, – заявил Марк.

Но спасательные катера находили только погибших.

И вот наконец сообщение: выловили капсулу с живым колесничим.

– «Восемнадцатый» сейчас перегрузит его в медицинский блок. Они нашли три трупа и одного живого.

– Префект! Тут такое дело, – раздался по внутренней связи голос хирурга. – Этот спасенный в одной капсуле с роботом запитал систему обеспечения от энергоблока робота, потому и уцелел.

– Робот? – переспросил Марк, оживившись. – Но колесничие не используют роботов.

– Ну да… это наш робот-триарий.

– А человек? – Марк стал подниматься, вцепившись в поручни кресла.

– Если судить по жетону, это Альфред Дебро, сержант. Но если глаза меня не обманывают, это молодая женщина.

– Что?..

Марк сорвался и кинулся в медицинский блок.

* * *

Марк сидел в кресле за прозрачной перегородкой медицинского блока боевой станции и смотрел, как хирург-робот, управляемый медиком, вскрывает спасательную капсулу. Красные и зеленые вспышки, подрагивая, демонстрировали на голограмме работу сердца и мозга.

Хирург, глядя на голограмму, оставался бесстрастен. Как будто то, что он сейчас видел, было какой-то заурядной процедурой. К примеру, осмотром перед вылетом или… Только лицо его, и прежде имевшее сероватый оттенок, теперь сделалось пепельным. И сразу стало видно, как стар этот человек. Кости выперли под пергаментной кожей, глаза запали, и заострился нос. А губы сомкнулись в тонкую нить. Столь тонкую, что рот, казалось, исчез с лица. Хирурга звали Луций Валерий Корвин, и он доводился Марку двоюродным дедом.

Красные и зеленые точки метнулись, исчезли, но тут же появились вновь. Это означало, что спасательная камера вскрыта. Марк увидел профиль женщины. Сколько раз по ночам, приподнявшись на локте, в мерцающем свете ночного светильника видел он этот профиль с прямым носом, высоким лбом и твердым, упрямым и одновременно маленьким подбородком. Сейчас это лицо было абсолютно белым, и лишь на щеке алело пятно, будто Танат, этот всемогущий бог смерти, оттиснул на лице Верджи свое тавро.

Марк приник к прозрачной перегородке. Ладони уперлись в прочнейшее псевдостекло и тут же сделались влажными. Он видел, как опадают чешуйки покрытия спасательной капсулы под молекулярными резаками. С девушки аккуратно сняли броню, потом хирург срезал одежду. Наконец все тело было освобождено. Нигде видимых повреждений. Хирургический робот, производивший вскрытие капсулы, уступил место своему собрату. Выкрашенная в светло-зеленый цвет умная машина замерла, вскинув вверх манипуляторы и ожидая, что укажет ей хирург-человек. А человек на миг задумался, вновь скользнул взглядом по голограмме из пляшущих зеленых и красных огоньков. Губы его чуть дрогнули (впрочем, никто, даже Марк, не заметил этого секундного замешательства). В следующий миг решительным жестом хирург надел управляющий шлем и произнес:

– Полное сканирование.

А первый робот в соседнем блоке уже вскрывал вторую из спасательных капсул. Управляющий чип сообщал, что человек внутри мертв. Так оно и было. Обломки костей, обрывки мышц и внутренностей смешались в единую темно-красную пульпу. Глядеть на эту кашу без тошноты мог лишь механический хирург.

* * *

Марк тяжело вздохнул, набирая в легкие воздух, и вошел в реанимационную камеру. Защитная пленка покрывала его с ног до головы, пленка столь тонкая, что ее почти на замечаешь, лишь кажется порой, что на лицо налипла осенняя паутина, и невольно хочется ее смахнуть.

Верджи вытянулась на ложе в неестественной напряженной позе. Будто она ожидала нападения и не знала, с какой стороны последует атака. Десятки датчиков, напоминающих коричневые личинки, облепили ее тело. Но глаза ее были открыты. И глаза улыбались.

– Ты жива… – Он протянул руку и коснулся ее плеча. – Прости, не могу тебя обнять.

– Как я выгляжу? – спросила Верджи. – Со стороны наверняка кажется, что меня пожирают муравьи. За сколько часов они могут сожрать человека?

– Верджи… – У Марка дрогнул голос, что совершенно недопустимо для префекта по особо важным делам. – Врач сказал, что скоро ты будешь здорова, как прежде. Ты отделалась парой ушибов и…

– Где я? – перебила его Верджи.

– На боевой станции.

– Как я здесь оказалась?

– Ты не помнишь?

– Помню вечер… ты сказал, что улетаешь на три месяца, – Верджи нахмурилась. – Что Лаций будет уничтожен.

– Была атака колесничих, но мы отбились, – Марк улыбнулся.

– И что теперь?

– Будем жить.

Верджи раздавила в пальцах хрупкий датчик и села на ложе.

– Теперь ты можешь меня обнять.

Что Марк и сделал.

– Но как я очутилась на станции? – прошептала Верджи между поцелуями. – Я ничего-ничего не помню.

– Видимо, Лери привезла тебя сюда.

– Но я не помню.

– Ничего страшного…

Врач оказался прав – им удалось стереть последние воспоминания Верджи. Ей совершенно не нужно помнить, что именно она взорвала «Мюрата». И знать это никому тоже не нужно.

«Но это будут знать наши дети… – подумал Марк. – Свою память я не могу стереть!»

* * *

Мужчина с длинными седыми волосами расставлял на полу виллы игрушечных римских солдат. Если бы не седые волосы, на вид ему можно было бы дать лет тридцать пять – сорок. И хотя у него иногда начинали дрожать руки, было видно, что на самом деле он совсем не стар.

– Битва при Заме, – сказал отец малышу по секрету. – Сегодня пусть будет битва при Заме. – Правда, мама велела заняться стеной! – Мужчина поднял руку, указывая на пустое пространство – от стен гостиной уцелела лишь одна стена. Так что можно считать, что отец и его маленький сын находились на открытой террасе. – А может быть, ну их в Тартар, эти стены? У нас здесь будет терраса.

– Вот как? – спросила женщина в легком сером комбинезоне. – Я выношу мусор, а вы…

– У нас здесь будет терраса! – радостно объявил глава семейства.

– Друз, у нас уже есть целых три террасы. И всего одна комната! Не слишком много, – Лери уперла руки в бока.

– Мне вполне хватит одной комнаты. Знаешь, я столько времени провожу в регенерационной камере, что отныне я терпеть не могу закрытые пространства. Да здравствуют террасы!

– Ура! – крикнул малыш.

– Дорогой! Тебе пора спать! – сказала Лери и взяла малыша на руки.

Маленький Луций заревел в голос – он явно не желал покидать террасу.

– Ему нужен братик или сестричка, – вздохнул Друз, – но боюсь, он – единственная наша надежда.

Лери улыбнулась сквозь внезапно нахлынувшие слезы. Несмотря на сопротивление малыша, она унесла его в единственную комнату, служившую спальней.

Потому что отцу надо было отправляться в «камеру» – проходить ежедневную регенерацию, чтобы к следующему утру не состариться и не умереть. А так он может еще продержаться на нынешнем уровне с десяток годков.

Правда, Марк, побывавший на Фатуме (эта планета теперь находилась под протекторатом Олимпа), привез несколько кубометров подземных фатумских вод. Мертвая вода, возвращающая молодость.

Надо было всего лишь три или четыре раза принять ванну с этой водой.

Но Друз все никак не мог решиться.

Правда, он заметил, что седина из волос Корвина исчезла, и сам префект стал выглядеть опять на двадцать с небольшим, тогда как в день возвращения на Лаций ему можно было дать все сорок.

Наверное, надо все же решиться…

Примечания

1

Всех ожидает одна и та же ночь (лат.)

(обратно)

2

В защиту своего дома (лат.)

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Книга I . «Летучий голландец»
  •   Глава 1 . Бал у консула
  •   Глава 2 . Нерония
  •   Глава 3 . Боевая станция Лация
  •   Глава 4 . Катер на орбите
  •   Глава 5 . Пересадочная база
  •   Глава 6 . Окраинные миры
  •   Глава 7 . Наварх Корнелий
  •   Глава 8 . Второй поселок
  •   Глава 9 . Утро
  •   Глава 10 . Тайный друг или враг?
  •   Глава 11 . Пиратская база
  •   Эпилог
  •   Интермедия
  • Книга 2 . Четыре дня на Олимпе
  •   Глава 1 . Снова боевая станция Лация
  •   Глава 2 . Простое задание
  •   Глава 3 . Лаций и лацийцы
  •   Глава 4 . Олимп
  •   Глава 5 . Вторжение
  •   Глава 6 . Игра продолжается
  •   Глава 7 . Возвращение
  •   Эпилог . . .
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Олимпиец», Роман Буревой

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!