«Плюс на минус»

Ольга Громыко, Андрей Уланов Плюс на минус

Все описанные в книге события, места, названия учреждений и действующие лица вымышлены или изменены, все совпадения случайны. За упомянутые в тексте торговые марки мы ни от кого ничего не получили, но, если будут давать, — возьмем!

Старательно благодарю:

Бориса Седова за «мягкое напоминание» некоторых особенностей ручных гранат; Александра Москальца за все-все-все и некоторых участников ВИФ2ne за «обработку напильником» вертолета Ми-8. А самая огромная благодарность, разумеется, моему замечательному соавтору Ольге Громыко! Это было незабываемо!

Андрей Уланов

Благословенны будьте, нижеупомянутые:

Яна Бойченко, Марина Гилева и Анна Полянская — за вычитку и замечания; Надежда Бобкова — за ценные медицинские консультации; капитан милиции Андрей Филлипюк — за почти нераскрытие служебной информации; J: морс — за песню «Не умирай!».

А ты, соавтор, выпей яду!

Ольга Громыко

Сцеживай — выпью!

Андрей Уланов

Раз

Рыжий город, теплый вечер. Солнце трогает за плечи. Тихо шепчет листопад. Я иду тебе навстречу. Я всю жизнь мечтал, что встречу Этот ясный синий взгляд. Мы с тобой — две половинки Богом порванной картинки — То ли в шутку, то ль со зла. Но сошлись на миг тропинки, И удача без заминки Нас лицом к лицу свела. Улыбнешься — я отвечу. За мгновенье — и на вечность — Мы б друг друга обрели… …Мы с тобою шли навстречу. Мы так ждали этой встречи… Не узнали — и прошли.

Глава 1

Я не феминистка. Просто до сих пор мне попадались исключительно идиоты.

Л.

Пуля может и мимо просвистеть, а измена — всегда точно в сердце.

С.

Бывший подкараулил меня у подъезда, серым волком выскочив из зарослей жухлой сентябрьской сирени.

— Леночка!

Я впервые пожалела, что в моей замшевой сумочке умещаются только кошелек, косметичка и два удостоверения, а не кирпич на три кило. Как приложила бы с размаху — только ноги бы из кустов торчать и остались!

— Милая, нам надо обязательно поговорить!

— Я тебя внимательно слушаю, — ледяным тоном заверила я, набирая код на подъездном замке. Дверь одобрительно запиликала и открылась. Бывший сделал робкую попытку подхватить меня под локоть, но я брезгливо дернула плечом и начала быстро подниматься по лестнице.

— Дорогая, ну нельзя же так… — плаксиво начал Вадим, семеня следом. — Ты мне даже ничего объяснить не дала — наорала, вещи с балкона выкинула, и вообще…

— Как это не дала? — делано изумилась я. — Ты же успел пролепетать: «Ой, а мы тебя не ждали…» Это прекрасно все объяснило!

— Леночка, ты меня неправильно поняла! — завел старую пластинку бывший. — Подслушивать под дверью неинформативно, мало ли о ком могла идти речь!

— Вадим, — устало перебила я, остановившись на площадке третьего этажа, — ведерко с шампанским и обнаженную девицу на моем любимом диване я бы тебе еще простила. Но двое пьянчуг, три бутылки водки и вобла, чешую от которой я до сих пор выметаю из всех углов, — это уже перебор. Вас даже подслушивать не надо было, я минут пять в дверях стояла, а ты все языком своим поганым трепал, как ты «круто устроился». И вообще — думаешь, одному тебе нужна «нехило зашибающая дурында с квартирой, машиной и минской пропиской»?

— Леночка, я был пьян и даже не помню, что нес! К тому же я знаю, что у тебя сейчас никого нет, — опрометчиво выложил Вадим свой главный козырь, — так почему бы не начать все сначала?

— Со склеротичным алкоголиком?

— Зайка, это было в первый и последний раз!

— Вот именно, — подтвердила я, отпирая дверь. — Потому что больше мы не увидимся!

Вадим наконец понял, что золотая рыбка не собирается по второму кругу чинить ему корыто, и пошел ва-банк: заключил меня в объятия и вломился в квартиру. Похоже, он собирался опрокинуть меня на диван и покрыть слюнявыми, то есть страстными, поцелуями, надеясь оживить угасшие чувства (тоже мне, некромант нашелся!), но увы: среди подушек уже возлежал мускулистый пепельноволосый мужчина с чертовски красивой и еще более самоуверенной физиономией.

— Ну?! — лениво поинтересовался он.

Таким тоном мог бы протянуть «Му?!» племенной бык фермера, на чье поле случайно забрел колхозный бычок-задохлик.

— Вадим, это Федя, — мстительно сказала я. — Федя, это Вадим. Давай ты просто выкинешь его с балкона, а то у соседки за стенкой маленький ребенок спит?

— Как скажешь, крошка, — на удивление интеллигентным голосом согласился «качок» и начал вставать — нет, воздвигаться над диваном всеми бицепсами, трицепсами и прочей мышечной массой.

Вадим позевал отпавшей челюстью, попятился и, спотыкаясь, вылетел из квартиры, хлопнув дверью, чтобы дать себе пять секунд форы, пока конкурент будет ее открывать (или, скорее, выбивать с разбегу).

Я убедилась, что замок защелкнулся, и накинула еще и цепочку.

— А я тебе сразу говорил: он брачный аферист, — нравоучительно заметил «качок», укладываясь обратно.

— Федь, ну не надо, а? — Я бросила сумочку в угол под вешалкой, рядом с туфлями, на ходу стянула куртку и выпуталась из мини-юбки. — Ты мой халат не видел?

— На стиральной машине, — с легким неодобрением сообщил мужчина и, когда я уже дошла до ванной, мстительно добавил: — Валялся. Я его в шкаф повесил.

Чертыхнувшись, я пошла обратно.

В квартире умопомрачительно вкусно и возмутительно калорийно пахло едой. Я, не удержавшись, в обход ванной наведалась на кухню. За нереально-чистой дверцей духовки (как будто газ там вообще никогда не зажигали) просматривался жареный гусь, на столе стояли глубокая миска с овощным салатом и стакан свежевыжатого яблочного сока.

— Федь, спасибо! — крикнула я в приоткрытую дверь.

— Спасибом сыт не будешь, — ворчливым, но довольным голосом откликнулся красавчик.

Я открыла холодильник, зубами отодрала уголок у пакета со сметаной и честно, «с верхом», наполнила стоящую у порога мисочку.

«Бычара» испарился, оставив после себя сизый клуб не то дыма, не то шерсти, который шустро подкатился к миске и уткнулся в нее остренькой, напоминающей ежиную мордочкой. Сливки Федька любил больше, но и со сметаной состоял в очень теплых отношениях.

Интересно, почему домовые сами не могут полакомиться хозяйским добром — только если их угощают, причем от чистого сердца?

Переодевшись в любимый клетчатый халатик (немножко рваный, но критиков в семейных трусах тут, слава богу, уже нет!), я блаженно развалилась в кресле напротив телевизора, расставив на подлокотниках тарелки с яствами (называть их едой было кощунством). Федька вспрыгнул ко мне на колени и разлегся там уже в виде серого, лохматого и почти невесомого кота с шикарными белыми усищами.

— Забудь, — сыто промурлыкал он, подставляя мне щеку. — Найдем тебе др-р-ругого, получше!

Я почесала его за ухом, под подбородком. Урчание стало громче и басистей: «Хор-р-рошего, кр-р-расивого…»

— Мор-р-рдатого, — передразнила я. — Да ну их всех, Федька! Давай лучше какую-нибудь фантастику по видику посмотрим, посмеемся…

— Кстати, тебе Серафим звонил, — огорошил меня домовой. — Всего полчаса назад.

— Чего хотел? — осторожно поинтересовалась я.

Ответить Федька не успел — телефон снова запиликал.

— Алло?

— Это квартира Коробковой Елены Викторовны? — официально прорычала трубка.

— Вы не туда попали, — обреченно соврала я.

— Леночка, как тебе не стыдно обманывать начальство! — Голос Серафима Петровича загремел, кажется, из обеих мембран. — Я же тебя сразу узнал! Ты почему мобилку не берешь?

Потому что нарочно дома ее оставила, чтобы никто меня достать не мог.

— А если узнали — зачем спрашивали?

Шеф предпочел проигнорировать провокационный вопрос.

— Елена Викторовна, я хочу вас видеть!

Я злобно воткнула вилку обратно в гусиную ногу.

— Возьмите в третьем слева ящике мое личное дело. Там на первой странице большая цветная фотография.

— Леночка, не дури. Приезжай на работу.

— Но я же с нее только что вернулась! — возмутилась я. — Отчет у вас на столе, ведомость в бухгалтерии, кофе может сварить и Софья Павловна.

— Она сегодня пораньше отпросилась, — машинально возразил шеф. Пожилая секретарша обычно сидела в учреждении до последнего, каковым неизменно оказывался Серафим Петрович. — Стоп, стоп, не морочь мне голову! Какой кофе?! Леночка, у меня к тебе дело. Важное и серьезное.

— Ну? — Мало того, что на субботнее дежурство уговорили, так еще норовят вместо сокращенного дня удлиненный подсунуть!

— Я же сказал: важное, — многозначительно повторил шеф. — Надо поговорить с глазу на глаз.

— А может, все-таки с уха на ухо? — взмолилась я. — У меня тут стиральная машина работает, суп варится (наглая ложь, я терпеть не могу готовить; если бы не Федька, так бы на одних сосисках и сидела. В грязных джинсах)… И вообще, у меня сейчас ПМС, меня нельзя трогать!

Шеф замолчал, посопел и неуверенно (видно, слышал что-то такое от жены) поинтересовался:

— Это как?

— Паршивое Мужененавистническое Состояние! — Я щелкнула пультом, выключая телевизор. И так уже ясно, что придется ехать. Только и остается поворчать для самоутверждения.

— Леночка, — голос шефа стал вкрадчив и тих, что удивительным образом прибавило ему если не обаяния, то убедительности, — если через полча… нет, через двадцать минут ты не будешь у меня в кабинете, то твой ПМС будет расшифровываться иначе!

— Это как? — помимо воли заинтересовалась я.

— Последствия Мучительной Смерти! Живо!!!

Я ждал ее у подъезда.

«Я ухожу, — сказал парнишка ей сквозь грусть, — Но ненадолго, ты жди меня, и я вернусь».

Эту песню часто играл Коля-контрактник из Забайкалья.

Он, как и ты, свою девчонку провожал, Дарил цветы и на гитаре ей играл.

Чипсы кончились уж полчаса как. Наверное. Я покупал их в киоске — сто метров до угла дома и сразу за ним. Дощатая будка, где на одной стене в правом нижнем углу среди прочих «математических формул» из икс, игрек и йот наличествовало также одно коряво вырезанное уравнение: «С» плюс «Л» равно «груша на палочке». «С» означало Саня, «Л» — Люба, ну а груша по замыслу художника должна была являть сердце, пронзенное стрелой.

Надпись по-прежнему имелась — за два года киоск так и не удосужились подкрасить. И Саня был… как-то сумев не заполучить в сердце свинцовый подарок… и Люба была… только вот с любовью вышла осечка. Или, говоря иначе, сдохла любовь. Как дешевая батарейка. Видимо, такая же хреновая была…

Ну и плевать. Главное — водка в бутылке пока еще оставалась. И песня… что рефреном звучала в ушах без всякого плеера.

Песня… Коля говорил, что ей уже больше тридцати лет…

Развеет ветер над Даманским сизый дым. Девчонка та давно встречается с другим. Девчонка та, что обещала: «Подожду…»

Темно-красный «бумер» остановился точно напротив подъезда. Дверца открылась не сразу — ну как же, поцелуй на прощанье — эт почти святое. Лишь полминуты спустя мимо меня процокали каблучки.

Разумеется, она и не подумала вглядеться чуть повнимательнее в разлегшегося на траве алкаша в мятой камуфле. Больно надо…

Зато я смотрел — как она напоследок оборачивается, машет тому, в машине, и наконец исчезает за глухо лязгнувшей дверью. Потом неторопливо встал, подхватил бутылку, покачиваясь, обошел «бумер» спереди. Наклонился к щели между стеклом и крышей, из которой поднималась тонкая сизая полоска дыма, и старательно дыхнул. Увы — сидевший за рулем бугай не полыхнул синим спиртовым пламенем, а всего лишь брезгливо скривился. И чего, спрашивается? Ведь я не какую-то там бормотуху пил, а вполне себе «Кристалл»…

— Чё надо?!

— Братан… угости сигареткой, а!

«Братан» перекривился еще больше, однако все же опустил стекло и протянул мне даже не пачку, а — ух ты! — раскрытый портсигар.

— О, спасибо! — Я попытался сграбастать сразу три сигареты, но промахнулся и цапнул всего две, после чего сделал два шага назад, под фонарь, и, поднеся ладонь поближе, принялся внимательно разглядывать трофеи. Тонкие, светло-коричневые, с золотым ободком… да уж, это вам не «Прима». Небось, «Данхилл» какой-нибудь. Наверняка дорогие как сволочи, рассеянно подумал я, а затем уронил сигаретины и старательно растер их каблуком по асфальту.

— Эй, ты чё?!

Вне машины «братан» выглядел еще бугаистее — на полголовы выше меня, на полплеча шире, а видневшейся в складках шеи золотой цепью можно было бы слона к конуре приковать.

— Х… делаешь?!

— Так я эта… не курю, — соврал я, смахивая жухлый лист с рукава насквозь провонявшей табаком камуфляжки.

— Чё-о-о?! — От удивления у «братана» вывалилась изо рта его собственная недокуренная сигарета. — А х… просил?

— Просто так, — ухмыльнулся я.

— Ну б… ты чё, больной?!

— Ага. Контуженный. Могу справку из госпиталя показать.

— А справку про инвалидность не хошь зара…

И в этот момент нашу так увлекательно складывающуюся беседу прервало мерзкое пиликанье. Раздавалось оно из моего кармана — теткин, блин, подарочек, еще вчера хотел о стену раскокать, да так и забыл.

— Обожди! — буркнул я, пытаясь выудить чертов мобильник из-под заполнившего карман хлама. Получалось неважно, так что пришлось вначале доставать все, что лежало сверху, а затем и телефон. — Контроль на связи!

— Александр, ты где шляешься?! — Голос в трубке прямо-таки кипел праведным возмущением, так что я на всякий случай отодвинул телефон подальше от уха: ну его, техника нынче продвинутая, вдруг и в самом деле обожжет.

— Почему «шляюсь»? Тут я.

— Тут? Где еще «тут»? Ты что делаешь?!

— Стою, — сообщил я и, чуть подумав, добавил: — Здесь. Эй, ты куда?!

Последняя фраза предназначалась «братану», который с неожиданным для его габаритов проворством нырнул в машину, и, прежде чем до конца захлопнулась дверца, «бумер», яростно газанув, сорвался с места.

В первый момент я даже и не сообразил, чем вызвана эта стремительная ретирада.

— Александр!

— Это я не вам, теть Маш, — сказал я. — Это тут… был… один.

И снова привычно подкинул вверх ребристую округлую штуковину — ту самую, мешавшую мне вытащить мобильник… Ручная, оборонительная… в общем, самая абнакновенная, как говорится, граната.

— Лови такси, и чтоб через десять минут стоял перед кабинетом Серафим Петровича! — неожиданно спокойно приказала трубка. — Понял?

— Так точно, — браво отрапортовал я. — Только, теть Маш, на такси я за десять минут не доеду. Разрешите борт вызвать…

— Какой еще борт? — непонимающе переспросил телефон.

— Ну, вертолет, — пояснил я. — «Ми-двадцатьчетверку». А то время позднее, пробки…

— Александр! — В голосе тетки явственно прозвучал испуг, плавно переходящий в ужас, будто я собрался не подлететь к офису Серафим Петровича на манер волшебника из песенки, а вызвать на вышеуказанный адрес бомбово-штурмовой удар. — Твои шуточки… Хватай такси и чтоб через десять, нет, уже девять, минут был на месте!

И отключилась, не дав мне сказать, что я, вообще-то, ничуть не шутил.

Ну и ладно.

В кабинет Серафим Петровича я вошел — без стука, если не считать таковым грохот каблуков об пол, — не через девять и не через десять, а через двадцать одну минуту. Промаршировал на середину комнаты, развернулся к столу, рявкнул — так, что у самого едва уши не заложило: «Сержант Топляков для прохождения службы ПРИБЫЛ!!!» — и замер, с вожделением косясь на массивное кожаное кресло для посетителей. Упасть бы в него да ноги вытянуть…

— О-очень хорошо, — озадаченно пробормотало мое будущее командование. — Ты вот что… подожди чуть-чуть в коридоре, хорошо? Я тебя позову.

Ну и на фига, спрашивается, нужно было спешить?

— СЛУШАЮСЬ!!! — В этот раз получилось еще лучше. Не только оконные стекла, но и вода в аквариуме вздрогнула.

— РАЗРЕШИТЕ ИДТИ?!

— И-иди-иди…

В коридоре, разумеется, шикарных кресел не было и в помине — лишь в углу возле входа жалобно притулилась к стене тройка откидных деревянных сидений, помнящих, судя по виду, еще советские времена. Осторожно — а ну как раритет возьмет да и развалится на отдельные досочки — я примостился на одном из них, закрыл глаза, вытянул ноги… и об них тут же кто-то споткнулся!

— Смотри, куда копыта ставишь!

— Смотри, куда копыта тянешь!

«Кто-то» на поверку оказался встрепанной теткой лет эдак… нет, пожалуй, все-таки девицей… лет эдак неопределенно двадцати с небольшим.

— Фу-у-у-ты… ну и запашок… — брезгливо прищурилась она. — Хоть бы зажевал чем…

Вместо ответа я медленно прошелся по ней взглядом сверху вниз, остановился в районе «ниже мини-юбки» и старательно заулыбался.

— Чего уставился?!

— У тебя ноги волосатые.

— Что-о-о-о? — Девица вылупилась на меня, как морской окунь в витрине гастронома. — Да я… да ты…

— Елена Викторовна! — прокашлялся динамик над входом в начальственный кабинет. — Заходите, пожалуйста.

Жаль, жаль. Такой приятный скандал наклевывался.

— Ну погоди, я сейчас охрану вызову, и она тебя в окошко выкинет! — пиная дверь, зловеще пообещала девица.

— Ты первая вылетишь! — буркнул я и закрыл глаза.

— Серафим Петрович! — трагическим шепотом возопила я с порога. — У вас там сидит какое-то чмо…

— А, так вы уже познакомились? — просиял шеф.

— С кем? — насторожилась я.

— Ну как же? Это Саня, твой новый напарник!

Видимо, в цвете моего лица произошли некие пугающие изменения, ибо шеф с несвойственной ему галантностью выскочил из-за стола, подхватил меня под руку и препроводил к стулу.

— Леночка! — умоляюще зашептал он, так косясь на дверь, словно та представляла собой одно огромное ухо. — Выручай! Это Машин племянник, месяц как из Чечни, после контузии…

Марья Сергеевна была второй женой Серафима Павловича, согласившейся на его руку, сердце и язву желудка уже в бальзаковском возрасте. Нового мужа и детей от первого брака она строила как заправский прапорщик, что, впрочем, шло им только на пользу: шеф перестал носить кошмарные клетчатые пиджаки, курить дешевые папиросы и питаться химически чистой растворимой лапшой. Правда, немного полысел.

— Заметно, — без энтузиазма подтвердила я, хлебнув услужливо поданной водички.

— Видишь ли, у парня сейчас жизненный кризис, депрессия…

— Вижу. — Пьяное хамло в приемной вызывало у меня исключительно братоубийственные чувства.

— Надо помочь ему адаптироваться к нормальной жизни, нормальным людям…

Я уставилась на шефа, как баран на Бранденбургские ворота.

— Серафим Петрович, да я сама понятия не имею, что это такое! Пусть на завод какой-нибудь адаптируется или к фирмачам, запчастями торговать…

— Так сопьется же за считаные месяцы! — горестно вздохнул начальник. — Девушки у него нет, боевые друзья, кто уцелел, в России остались, а до службы задушевных приятелей и не было. Марки не собирает, в походы не ходит, спортом не увлекается. На что ему зарплату тратить? Только водка и остается!

— Пусть книгу напишет, это сейчас модно.

— Леночка! — С отчаяния начальник прибег к недозволенному, но неизменно эффективному приему, и в его голосе зазвенела сталь. — Ты меня знаешь!

— Знаю, — хмуро подтвердила я. — В гневе вы смешны, тьфу, страшны.

— Никакой премии!

— Ага.

— И сверхурочных!

— Ага.

— И вообще, я тебя… того… — Начальник кашлянул и потупился.

— Ой, неужели?! — фальшиво восхитилась я.

— Уволю! — выдавил-таки затравленный шеф. М-да, если уж до этого дошло, дела и впрямь плохи, надо идти на попятный.

— А вдруг ему у нас не понравится? — сменила я тему.

— Так постарайся, чтобы понравилось! — воспрянул духом начальник. — В конце концов, ты не глазированные сырки фасуешь, есть чем парня заинтересовать!

— Ага, подсчет поголовья упырей на квадратный километр пригородной лесополосы с точностью до ноль целых семь десятых — безумно увлекательное занятие!

— Зато оригинальное! — оживленно подхватил Серафим Петрович. — Самое то, чтобы отвлечься от серой реальности и понять, что жизнь — это не только война и водка!

— Ой, а в ней есть что-то еще?!

— Да что с тобой сегодня? — изумился шеф. — Ты же у нас всегда была такой веселой, милой, отзывчивой и… Леночка! Куда ты смотришь? Ноги свои разглядываешь, что ли?

— Вот еще! — Я поспешно отвела взгляд от зеркального шкафа за спиной шефа. Неправда, сквозь колготки ничего не видно! — И не надо мне льстить, я от этого только еще больше зверею. Такое ощущение, будто вы меня дурочкой считаете.

— Что ты, что ты! — неискренне открестился начальник, торопливо роясь в стопке бумаг. — Ну походи с ним на объекты недельку-другую, тебе что, сложно? А там Павлик из отпуска вернется, может, Саня к нему уйдет… в смысле, в напарники! Тут как раз подходящее дельце наклюнулось, простенькое, про русалочек…

— Серафим Петрович, это начальственный произвол! Да, мне сложно! Он же в хлам бу… нетрезвый! Куда его сейчас тащить?!

— Ну выпил немного, с кем не бывает. Ничего, на свежем воздухе быстро оклемается. — Шеф, больше не слушая возражений, всучил мне стандартную папочку-скоросшиватель. Сквозь прозрачное окошко сиротливо просвечивала единственная бумажка: рукописное заявление с резолюцией «Разобраться». К тому моменту как папка уйдет в канцелярию, застежки будут едва сходиться от распирающей ее макулатуры: протоколов, отчетов, договоров и счетов-фактур. — Иди, позови его!

Не знаю, кем там Серафим Петрович меня в действительности считал, но чувствовала я себя законченной блондинкой. Ну почему у меня никогда не хватает духу стукнуть по столу, развернуться и уйти?! У меня, между прочим, высшее экономическое образование, а я в этой дыре на полторы копеечные ставки торчу! Как пробка в унитазном бачке…

Приоткрыв дверь, я боязливо выглянула в приемную. Мужик… Са-а-а-а-аня, тьфу… сидел в том же кресле, по-прежнему вытянув ноги во всю немалую длину и скрестив руки на груди. Из новенького добавились опущенная на грудь голова и легкий храп. Запах перегара волнами бился в оконные стекла. В десятиметровой комнате ему было откровенно тесно.

Я потопталась на месте. Кашлянула. Никакого эффекта.

Умоляюще оглянулась на Серафима Петровича, но тот, воспользовавшись паузой, уже увлеченно спорил с кем-то по мобильному.

Стиснув зубы, я поскребла по сусекам с решимостью и брезгливо потыкала в «напарника» пальцем.

Мужик тут же открыл красные не то с недосыпа, не то с перепоя глаза и уставился на меня таким недобрым, звериным взглядом, что я попятилась, споткнулась о порог и чуть не упала.

По небритому лицу с впалыми щеками медленно растеклась паскудная ухмылка.

— Что? — хрипло поинтересовался он. — Уже соскучилась?

«Психушка по тебе соскучилась», — мрачно подумала я, внимательнее приглядываясь к «напарнику». Похоже, жертва войны и алкоголя считала, что если тряпка пестрая сама по себе, то второй слой пятен будет незаметен. К тому же он, кажется, в этой камуфляжке и спал, причем на лавочке в парке. И волосы у него были грязные. Короткие, черные и сальные.

Мягко говоря, не мой типаж.

Жестко: если бы я его ночью в пустынном переулке встретила — так бы на шпильках драпанула, что в кроссовках бы не догнали.

— Так вы… э-э-э… Саня? Очень приятно познакомиться, — сказала я, соорудив исключительно лошадиную улыбку. Нарочно отрабатываю ее перед зеркалом, дабы предъявлять неприятным типам.

— Ыгы. — Мужик откашлялся и смачно харкнул под корень любимому софьпавловскому фикусу. Тоже, видать, не один час тренировался.

У меня так и зачесались руки двинуть ему в правый глаз для симметрии — под левым синяк уже имелся.

— Вот и отлично, — бодренько сказал Серафим Петрович, делая вид, что не замечает наших трогательно-солидарных взглядов. — Леночка, мы сейчас с Саней немножко побеседуем, по-родственному, а ты его уже на практике в курс дела введешь, ладно?

«Черта с два, вот только дверь за вами закроется — драпану отсюда без оглядки, к гусю и Федьке!»

Дверь закрылась. Я мрачно плюхнулась в освободившееся кресло. Подумала и тоже вытянула ноги.

— Ты что себе позволяешь, а?!

Наверное, Серафим Петрович искренне полагал, что выглядит сейчас… ну, почти страшно. Внушительно.

Будь на его месте чич с автоматом, я б, может, и подумал — пугаться мне или нет. А так…

Вдобавок зверски хотелось спать.

— Позволяю?! — нарочито тупо переспросил я. — Где?!

— Не где, а что!

Я икнул.

— Умывальник у вас где?

В ответе я почти не сомневался, бил наверняка. Вряд ли искусно закамуфлированная под стену дверь справа от шкафа вела в хранилище секретных документов или подпольный игорный притон. Особенно с учетом поступившей из достоверных — от тетки! — источников развединформации о наличии у Серафим Петровича неладов с кишечником.

Впрочем, ответ ответом, но пока что и вопрос застал моего будущего шефа врасплох.

— Умывальник… — озадаченно повторил он. — А-а… зачем тебе?

В последний момент я сумел поймать за хвост уже готовую слететь с языка фразу: «А чтоб в него, а не на ковер блевануть!» и, скромно потупившись, почти что нормальным тоном произнес: — Чтобы умыться.

— Ну хорошо.

Я не разглядел, что именно нажал или повернул у себя в столе мой будущий командир — поименовать мужа тети Маши, как полагается, дядей язык у меня не поворачивался даже мысленно. Но произведенный эффект был в точности такой, как в культовой советской комедии, — под мелодичное дзиньканье дверца распахнулась настежь, явив миру ослепительное сияние хорошо выдраенного санузла.

— Только быстро.

Ага, щас.

Мыть голову в умывальнике — дело неблагодарное. Если, конечно, это не специальная штуковина с вырезом из парикмахерской… и прилагающейся к ней молоденькой симпатичной парикмахершей. Впрочем, сошло и так — по крайней мере, пять минут спустя отразившееся в зеркале лицо понравилось мне куда больше, чем допомывочная харя.

— Ну, так уже лучше, — подтвердил мои наблюдения Серафим Петрович. — Хоть на человека стал похож, а то, прости господи, форменным упырем глядел. Если б еще переоделся…

— Так сойдет, — буркнул я, падая в кресло и принимаясь рыться в кармане.

— Мои возьми. — Сигаретная пачка с неожиданно противным скрипом скользнула вдоль стола. — А то еще и кабинет провоняешь своей гадостью, как позавчера кухню…

— Так уж и провонял, — усмехнулся я. С точки зрения тетки, «Давыдофф-лайтс» Серафим Петровича был ничем не лучше моего «Честерфилда». Другое дело, если скурить полпачки за час… но позавчера меня опять начало трясти…

— С комендантом общежития уже созвонились, — почему-то во множественном числе сообщил теткин муж, хотя у меня не было и тени сомнения в том, что звонил он сам. — Вот ордер… к нему напишешь заявление и получишь комнату… — Недовысказанное «и наконец-то свалишь из моей квартиры» дымным клубом повисло в воздухе.

— Что, неужто я вас так уж допек? Вроде бы и старался пореже на глаза попадаться…

— Да уж… — пробурчал Серафим Петрович. — Два дня бродишь неизвестно где, на третий являешься… а Маша все это время печенку мне поедом грызет: «Ах, куда там Саня мой запропал опять, ах, не приключилось ли с ним чего…»

— Поздновато спохватилась…

Упрек на самом деле был несправедлив — я сам не писал тетке о своем настоящем месте службы, почти все два года успешно пудря мозги байками о «точке» посреди Забайкалья, — благо в рассказах Коли-контрактника экзотических подробностей могло бы хватить не на полтора коротеньких письма в месяц, а на полноценный роман. Может, правда бы и вовсе не открылась — не приди в башку какой-то дуре из полевого госпиталя идея выслать извещение «ближайшему родственнику».

— Александр! — начал Серафим Петрович, приподымаясь над столом. Должно быть, прочих его верноподданных, типа давешней Леночки, подобный начальственный рык заставлял вытягиваться по стойке «смирно» и преданно жевать отца-командира выпученными на пол-лица глазищами. Но поскольку я по-прежнему сидел в кресле и уделял большую часть внимания сигаретине, грозный босс поник, опал и куда менее начальственно промямлил: — В конце концов, ты сам создаешь себе уйму проблем.

— Опять? — сморщился я. — Серафим Петрович, ну, хоть вы эту песню не начинайте. «Ах, если бы ты не вылетел с третьего курса, ах, если бы ты хотя бы взял белорусское гражданство!» Надоело, б…! Вот здесь уже, — я резко ткнул ребром ладони под подбородок, — эти причитания! В чем я еще виноват, а?! Не скажете?! Что у отцовской «Волги» тормоза в тот день не проверил?!

— Ну зачем же так…

В последний миг я все же сдержался и бросил окурок в пепельницу, пощадив сверкающую лакировку стола.

— Затем… затем, что ничего не просил. Ни тогда, в семнадцать, ни сейчас. И если б теть Маша сказала: а вали-ка ты, племяш, на все четыре…

— Ты прекрасно знаешь, что Маша так сказать не могла. Она действительно заботится о тебе, Александр, и…

— И никак не может взять в толк, что я о себе могу теперь и сам позаботиться!

— Потому что по тебе это не очень-то заметно!

Очередной — пятый или шестой за последние две недели — разговор на повышенных тонах, едва начавшись, уже изрядно мне наскучил. Тем более что было совершенно ясно: во-первых, никаких новых аргументов не прозвучит, а во-вторых, ни хрена мы друг друга не понимаем. И даже не пытаемся, что характерно, — не хотим.

Потому что лично мне глубоко по… барабану проблемы в частности и мировоззрение в общем конторского сидельца по гос-чего-то-там-охране… К слову, только сейчас я запоздало сообразил, что даже не удосужился запомнить название своей новой работы, не говоря уж о том, чтобы выяснить: а чем, собственно, мне предстоит на ней заниматься.

А понять меня Серафим Петрович попросту не сможет. Он-то не вглядывался до рези в глазах в темень леса… сквозь амбразуру блокпоста. Не привык смотреть под ноги, ожидая растяжку…

…не видел, что делает с человеком удачный выстрел «шмеля»…

…и не пытался зажать разорванную осколком артерию, чувствуя, как с каждой секундой из-под твоих пальцев утекает жизнь лучшего друга.

И слава богу, что не сможет. Таких, как я, должно быть как можно меньше! Вернее, таких, как я, быть вообще не должно!

— Короче. — Я потянулся за еще одной сигаретой. — Чего мне сейчас делать? Ехать с этой… Леночкой?

— Еленой Викторовной! — строго произнес Серафим Петрович. — Для тебя она — Елена Викторовна!

Я еле успела поджать ноги, как дверь распахнулась. Звукоизоляция у нее была отличная: ни голосов, ни шагов я не слышала, а крючиться у замочной скважины посчитала ниже своего достоинства.

Саня заметно посвежел — в прямом смысле слова. С мокрых волос капало на плечи, как будто Серафим Петрович хорошенько помакал его головой в унитаз (по крайней мере, мне было приятно так думать). Запах, правда, никуда не делся.

— Что ж, Елена Викторовна, — преувеличенно бодро сказал шеф, — принимай молодого бойца под свое командование. Обижать не смей, но и спуску не давай!

Саню перекосило. Серафим понял, что шутка не удалась, и, не дожидаясь, пока «родственничек» выкинет что-нибудь еще, захлопнул дверь кабинета, как устрица раковину.

«Боец» с кривой гримасой показал ей средний палец.

Я подобралась, готовясь к очередной перепалке, но, к моему огромному облегчению, пальцем Санин протест и ограничился.

— Ну пошли, — буркнул он, разворачиваясь к выходу. И с непонятной мне мстительностью добавил: — Леночка.

Если ты думаешь, что я в ответ стану называть тебя «Санечкой»… Я повторила его жест ему же в спину.

Мой вишневый «Фольксваген-гольф» сиротливо стоял прямо у крыльца: все нормальные сотрудники давно разъехались по домам, а Серафим Петрович жил в десяти минутах ходьбы и заводить машину «для престижа» не желал. Если шефу требовалось срочно куда-то съездить, он вызывал «Волгу» из гаража головного учреждения, Госнежконтроля.

Приветственно пикнув «гольфику» брелком, я уселась за руль. Обожаю свою машинку: маленькая, удобная, послушная, и — главное! — меня в ней совершенно не укачивает, в то время как из шикарной «мицубиси» подруги уже через пять минут хочется выпрыгнуть прямо на ходу.

Саня открыл вторую дверцу с видом осетра, которого пытаются упихать в баночку для шпрот. Пришлось откатить кресло до упора, чтобы пассажир не упирался коленями в бардачок или подбородок.

Устроившись, напарник снова скрестил руки на груди и отвернулся к окну. Ну и слава богу, я тоже не горела желанием с ним общаться. Серафим Петрович уже пару раз навязывал мне стажеров; не сказать, чтобы я была от этого в восторге (им что ни поручи — почти все самой переделывать приходится, одна морока), но они хотя бы были вменяемыми! Называли Еленой Викторовной, смотрели как на гуру, жадно ловя каждое слово. И за шоколадкой в ларек их можно было запросто отправить…

Саня как-то подозрительно рыгнул. Хоть бы его не стошнило прямо в салоне. Я поскорее покрутила ручку, опуская боковое стекло.

— А куда мы едем? — равнодушно поинтересовался «напарник» уже на площади Победы, куда я вырулила автоматически, по направлению к своему дому.

Хороший вопрос. Не будь я так взбудоражена, вначале бы изучила документы. На худой конец, попросила стажера — нормального стажера! — зачитать мне их вслух.

Я представила, как Саня по складам озвучивает заявление хриплым испитым голосом, через слово перемежая рвущимися с языка «неопределенными артиклями», и резко тормознула машину возле автобусной остановки. Вытащила из папки заявление, глянула на «шапку»…

— Блин!

Саня впервые покосился на меня с интересом.

«Русалочки»! Я-то думала, шеф нас на Комсомольское озеро отправил, ну, в худшем случае на Цнянку. Нет, извольте тащиться на Минское море, огромное водохранилище за кольцевой дорогой!

Я мысленно досчитала до пятнадцати, борясь с желанием уткнуться лбом в руль и застонать. Это же полчаса до берега, а потом столько же трястись по ухабам объездной до условного места! Обратно уже по темноте придется. Целый час… ночью… с этим… лучше я прямо там и утоплюсь!

Ну Серафим!!! Я резко газанула и крутанула руль вбок, посылая машину через двойную разделительную линию. Все равно площадь пустая, хоть небольшой крюк срежу.

Увы, «санитары дорог» не дремали: не успела я отъехать и ста метров, как за спиной послышался гневный свист.

Я с ненавистью ударила по тормозам. Да что же сегодня за день такой!

Гаишник неторопливо, вразвалочку подошел к машине, помахивая жезлом, как сытый кот хвостом.

— Сержант Остромухов, — четко представился он, облокотившись на окошко. — Ваши документы?

Я торопливо потянулась к бардачку. И с чего я взяла, что это самое удобное место для хранения бумаг?! Чтобы выудить оттуда права, пришлось почти лечь к Сане на колени.

— Помог бы даме, что ли, — шутливо упрекнул гаишник.

Колено под моим локтем вздрогнуло.

— Как девок тормозить, они герои, — зло бросил Саня в пустоту, — а как Басайку ловить, так прямиком до Буденновска. Крыса тыловая…

С гаишника мигом сдуло все благодушие.

— А ну, выходи! — потребовал он, отступая от окошка и заводя руку к кобуре.

Саня начал вылезать из машины. Делал он это нарочито медленно — и к лучшему, ибо я чувствовала, что, пожелай он хлопнуть дверцей, осыплется не только боковое стекло, но и лобовое.

— А теперь повтори, что сказал!

Я в тихой панике вжалась в спинку кресла. «Я не с ним! И вообще понятия не имею, как он оказался в моей машине!»

— Со слухом проблемы? Я сказал, такие герои, как ты, только баб тормозить и умеют! Пузо нажрал, — Санин палец ткнулся в форменную рубашку, которая и впрямь заметно нависала над ремнем, — а случись вместо меня душара? Он же тебе твою палку-махалку пять раз в задницу вколотит, пока ты до кобуры дотянешься! Или ты думаешь, что война — это там, далеко, и тебе до нее дела нет? Ну, думаешь?!

— Что я думаю, не твое дело, — далеко не так уверенно огрызнулся гаишник.

— Не мое?! — все больше распалялся Саня. — А хочешь, моим станет?! Хочешь, я тебе прямо щас проверку на профнепригодность устрою?! Ну?! Ты вообще из своего ПМ-а хоть раз в год стреляешь?! Или он у тебя заместо пивной открывашки!? Вон знак висит, — Саня махнул рукой в сторону болтавшегося над дорогой жестяного круга, — как раз мишень «четыре». С какого раза попадешь, а?! Давай проверим?!

— Совсем сдурел, — отступая на шаг, пробормотал гаишник. — Там же дома…

— Вот! — скривился Саня. — «Дома кругом». Боишься из пекаля лишний раз пальнуть… А дать тебе автомат — и на блокпост, в ночную?! В первую же минуту обделаешься… Да ну, — махнул он рукой, — говорить с тобой… все равно ни хрена не поймешь.

Саня развернулся, сел обратно в машину и коротко бросил:

— Поехали!

Я послушно газанула. Бедный гаишник так смотрел нам вслед, что у меня уши от стыда дымились. Ну какое отношение может иметь к Чечне мирный белорусский постовой?! Да я теперь эту площадь за три квартала объезжать буду!

Мы уже мчались по кольцевой, когда Саня неожиданно, все так же глядя в окно, сказал:

— Не люблю я их. Поймали мы как-то одного… Ну ехали мимо, увидели, как он чича пропускает. Тормознули, взяли за грудь… а у него в разгрузке два кармана из-под рожков, набиты почти доверху… и не копейками, понятное дело.

— И что? — с содроганием уточнила я, хотя догадывалась, что ответ мне не понравится.

— Что… Заставили жрать. Не все, правда… Полкармана он сожрал, потом давиться начал, посинел весь…

Если раньше Саня просто вызывал у меня неприязнь, то теперь начал откровенно пугать.

Дальше мы ехали в гробовом молчании.

Леночка не пыталась ни о чем меня расспрашивать, и это было хорошо — сквозняк выдул из моей нечесаной башки остатки градусов, и я даже начал испытывать нечто… ну, положим, не стыд, но что-то вроде легкого сожаления. Минский мент и впрямь являл собой не самую подходящую мишень для моего нетрезвого пафоса. Ему ведь наверняка и в кошмарном сне не снился противник страшнее пьяного водителя на асфальтоукладчике. Как и студенту истфака БГУ, который, выбрав «модную» тему для курсовой работы о первом «покорителе Кавказа», генерале Ермолове («еще в чеченской земле приступил я к построению крепости, которая по положению своему, стесняя жителей во владении лучшими землями, названа Грозною»), вовсе не думал, что всего через год с небольшим заполучит «экскурсию» по всем этим историческим достопримечательностям… за счет МО РФ.

Ну что сказать — знания пригодились. Мои «лекции» про то, как бывший начштаба Кутузова и его последователи усмиряли непокорный Кавказ, шли, что называется, «на ура»: из соседних рот люди «приобщиться к науке» приходили. Темы, правда, разнообразием не блистали: этот аул сожгли в 1826-м, вон этот спалил Бакланов — ага, тот самый, что под «черепом и костьми» в бой ходил! — в 1854-м. И заканчивалось все, как правило, вердиктом слушателей: а с этими гадами иначе и нельзя!

Я, в общем, был согласен. Про гуманность и прочую фигню хорошо рассуждается в университетских аудиториях, но первый же разрыв мины живо напоминает: обезьяном человек пробыл куда больше, нежели двуногим сапиенсом. А тот, кто шибко умный, много думает и при этом не штабной офицер — такие на войне долго… не задерживаются. Я вот умничать перестал быстро — и задержался.

Только теперь пора, блин, как-то возвращаться в цивильное общество… в смысле, в цивилизованное. Где думают, как дожить до зарплаты, а не до рассвета, где ценностью являются шмотки, машины, квартиры, а не патроны в недорасстрелянном рожке. Где тоже, случается, стреляют и даже убивают — но куда чаще попадают в ДТП, травятся паленой водярой или даже вскрывают себе вены из-за «несчастной любви к красивому мальчику из третьего подъезда»…

Я искоса глянул на Леночку. Ну эта фифа явно не из тех, кто из-за какой-то там любви с крыши сиганет. «Хорошо упакованная» блондинка, с тачкой, — хахали вокруг нее наверняка штабелями складируются. Странно даже, чего она позабыла в серафимовской конторе? Не нашла получше? Или впрямь видит свое призвание в… э… Я второй раз за вечер мучительно попытался вспомнить хотя бы наименование своей новой работы. Что-то насчет охраны… или контроля?

Это уже начинало казаться смешным. К тому же до меня внезапно дошло, что я так и не озаботился спросить: какое такое дело нам предстоит? Вернее, так — до сих пор мне как-то само собой разумеющимся казалось: раз контора с «охраной» в названии берет к себе бывшего вояку, то и работа ему предстоит насквозь соответствующая. Однако Леночка меньше всего походила как на двухметрового вертухая, так и на сторожевую грымзу — сидела одна такая на входе в женскую общагу, как вспомню, до сих пор кисло делается.

Конечно, внешность еще ни о чем толком не говорит, и вполне запросто может выйти так, что дома у Леночки пылится в шкафу диплом КМС по стрельбе из положения лежа, полусидя, ну и так далее… и вообще, при наличии желания фифа скрутит меня в рогалик одним движением бровей. Может — но верится слабо. Да и папочка, что вручил ей Серафим Петрович, в моем понимании как-то больше увязывалась с какой-нибудь ревизионной проверкой и прочими бухгалтерскими штучками.

Только вот что ж эта за ревизия, для которой требуется на ночь глядя ехать… Кстати, о! А куда мы едем-то… хотя бы?

Вроде бы, припомнил я, Леночке был даже задан соответствующий вопрос, после которого выяснилось, что моя новая шефиня также не чурается русского нецензурного. Но слово из четырех букв вряд ли было адресом. Разве что это было общепринятым «для своих» шифрованным обозначением какого-то из подведомственных Серафимовой конторе объектов — типа: а чтоб никто не догадался.

И находится этот самый объект на букву «Б» где-то за городом — прикинул я, глядя на оставшуюся позади кольцевую. Ну-ка, ну-ка… чего ж у нас в той стороне интересного? Подскажи-ка, товарищ Память…

Товарищ Память, глупо улыбаясь и виновато разводя руками, сознаваться не желала, упорно настаивая, что в направлении нашего движения ничего такого уж интересного нет. Кроме разве что водохранилища. Но какого хрена… Объем запасенных водных кубометров пересчитывать будем, что ли? Угу, в темноте — а ночь сегодня будет отменно темная: небо все в тучах, ни звезд, ни луны.

Чуть поразмыслив, я решил, что тащимся мы все же не на Минское море, а куда-нибудь в «рядом с ним». В конце концов, здешние места я и раньше знал не так чтобы очень, а за два последних года еще и понастроить могли всего и всяко разного.

Этот оптимистичный вывод пришелся мне по душе, и я, решив обождать с дальнейшими вопросами, откинулся на подголовник и зажмурился.

…за каковое действие был незамедлительно вознагражден ласковым постукиванием по макушке. Непосредственной причиной стука была крыша «гольфика», а посредственной — то, что Леночка, ничтоже сумняшеся, как писали про эдакие выходки наши прадеды, съехала с шоссе на… тоже дорогу. Глядя на мелькающие в свете фар буераки, я решил, что блондинка за рулем вообразила себя водителем бээмпэшки или хотя бы «хаммера».

Е…! Мадам думает, что сможет проскакать по этим колдобинам на своем задохлике? Мадам большая оптимистка? Ну-ну…

Я начал было разевать рот, дабы предупредить: случ-что, вытаскивать это творение сумрачного тевтонского гения из белорусских ям будет кто угодно, кроме Сани Топлякова. Но очередной ухаб вернул нижнюю челюсть на место, едва не оставив меня без половины языка, и я живо передумал говорить, решив придержать радостную весть до… ай, блин! Да кто ж так водит!

Пародия на Кэмел-трофи продолжалась минут двадцать, если не больше, — и от близкого знакомства с моим обедом салон Леночкиной «машины боевой» уберегло только отсутствие этого самого обеда. Наконец «гольфик» остановился, и я кое-как выпал из его нутра на свежий ночной воздух — даже не на четвереньки, к собственному вялому удивлению.

— Ну вот, — с каким-то недоступным в моем полутошнотворном состоянии значением процедила Леночка. — Приехали.

— Вижу, — выдохнул я, — что приехали.

Больше видеть было нечего, хотя до темноты оставалось еще минимум полчаса. В конечной точке нашего путешествия имелось водохранилище, одна штука, и его берег — в таком же количестве. А чего здесь не наблюдалось, так это складов, домов, ангаров и прочих подлежащих охране строений — до будки караульной собаки включительно.

В первый момент я решил, что фифа попросту заблудилась. И теперь кому-то — скорее всего мне — придется разыскивать какого-нибудь местного Сусанина, могущего с точностью до стороны света указать направление на ближайший центр цивилизации. Но, поразмыслив, эту версию пришлось отставить — во-первых, зарево вечернего города просматривалось четко. Во-вторых, позади «гольфика» имелась колея, а вернуться по собственным следам — подвиг вполне посильный даже для блондинки.

Ну а, в-третьих, Леночка отнюдь не выглядела заплутавшей. Выйдя из машины, она достала из сумочки щетку и занялась прической, растрепавшейся за время ралли.

— Ай!

— Чего случилось?

— Зацепилась… — буркнула фифа, яростно дергая запущенной в волосы рукой.

Вглядевшись, я понял, что прядь блондинистых волос защемилась в завитке массивного кольца, — и не в лом этот кастет на пальце тягать? — и недолго думая выдернул из чехла на поясе нож.

— Свободна.

— Рехнулся?! — вместо благодарности прошипела Леночка. — Чуть палец не отрезал!

— Так ведь, — я пожал плечами, — не отрезал.

Фифа подозрительно изучила несколько застрявших в кольце волосин (что, думала — налысо тебя обрил?) и нашла-таки, к чему придраться.

— Ага, зато фамильную драгоценность поцарапал!

— Ну-ка покажи, заценю размер ущерба, — усмехнулся я.

— Обойдешься.

Подарив мне очередной неприязненный взгляд, девушка подошла к краю воды, порылась в сумочке, вытащила какую-то тускло блеснувшую фигню, поднесла к губам и… свистнула!

От неожиданности я чуть не выронил зажигалку.

— Ты чего?!

— Вызываю, — коротко и непонятно сообщила шефиня.

На всякий случай я огляделся еще раз. Вода. Берег. Мы двое. Минск на горизонте.

— Кого?!

— Подлодку агента 007! — зло бросила Леночка. — В самом деле, ну кому еще я могу свистеть в девять вечера на берегу водохранилища?!

— Лен… — Я сглотнул. Ладно, так уж и быть: — Елена Викторовна, я серьезно.

— А если серьезно, то зачем дурацкие вопросы задаешь? — огрызнулась блондинка. — Русалкам сигналю, кому же еще.

— Я ж попросил серь… — обиженно начал я… и услышал плеск.

Со дна кольцом поднялся десяток крупных пузырей, и я убрала свисток (он же нежчастотный модулятор) в сумочку. Раньше их делали неслышимыми для человеческого уха, но после инцидента с тещей одного из недобросовестных инспекторов (длительное воздействие потусторонних волн вызывает у людей безотчетную панику и желание убраться куда подальше) прибор усовершенствовали. Благодаря чему я чувствовала себя исключительно глупо, особенно когда приходилось свистеть в центре города. Еще и Саня этот издевается, придурок…

Пузыри достигли поверхности, но лопаться не стали, зависли под ней, как теннисные мячики. Покачались, успокоились и начали кружиться по часовой стрелке, все убыстряя ход. В центре круга появилась впадина, углубляющаяся с каждым оборотом.

В озере заплескалась, запрыгала рыба. Сначала мелочь — как будто чья-то щедрая рука горстями подбрасывала в воздух серебряные копейки, — затем темные одиночки-окуньки, плоские подлещики, верткая, трепещущаяся плотва. Двухметровая щука с видом балерины-пенсионерки исполнила корявое сальто и бревном грохнула обратно. Вода пошла рябью, камыши трясло — не чета осинам, в ушах нарастал тоненький писк-звон, а потом дотянувшаяся до дна воронка вывернулась наизнанку и взорвалась брызгами, сквозь пелену которых проступил женский силуэт, прекрасный, загадочный и манящий… теоретически. Смотреть на эту ерунду я, разумеется, не стала, посвятив свободную минутку более тщательному изучению заявления. Точнее, коллективной жалобы.

«Начальнику Госнежохраны Минского областного управления Госнежконтроля.

Мы, нижеподписавшиеся нежжильцы Заславского водохранилища (также именуемого Минским морем), вынуждены с прискорбием сообщить, что наш водоем (входящий в конвенционный список 1990 г.) стал объектом гнусных посягательств любителей ролевых игр (т. н. „ролевиков“).

Так, 4-го числа сего месяца многочисленная группа „ролевиков“ (прим. 50 (пятьдесят) человек) вторглась в пределы нашего местообитания и приступила к обустройству т. н. „полигона“ для своих асоциальных игрищ, что выразилось в рубке деревьев, кустов, выкосу камышей, постройке временных сооружений, загрязнении территории бытовыми отходами, взмучивании воды и нарушении общественного спокойствия, особенно в ночное время. Чем и занимается по сей день.

Настоятельно просим Вас принять безотлагательные меры по наведению порядка в подведомственном Вам регионе.

Также просим рассмотреть вопрос по возмещению ущерба, как морального, так и материального, путем организации для „ролевиков“ принудительных общественных работ в прибрежной зоне.

В дополнение к вышеизложенному сообщаем, что копия данного обращения направлена непосредственно в Госнежконтроль, Затопчуку М.Р.

С уважением …».

За спиной охнул Саня, и я, обернувшись, с изумлением увидела, как из его пальцев выпадает недокуренная сигарета. Ну теперь-то что с ним такое?! Дымом поперхнулся?

Хлопать «напарника» по спине было не самым актуальным и, подозреваю, неблагодарным делом. Как только на берег перестали сыпаться капли, я, брезгливо переступая шишки и корни, подошла к воде.

— Елена Коробкова, инспектор по нежохране. — Я протянула русалке развернутое удостоверение. Та едва удостоила его взглядом, ехидно заметив:

— А я уж думала — этот… как его… «Речной дозор, всем выйти из воды!»

— Речной дозор — это ОСВОД, — с каменным лицом возразила я, складывая «корку». Шпильки туфель проваливались в песок, приходилось стоять на цыпочках, изо всех сил стараясь не шататься. — А я официальное лицо, так что попрошу без ерничанья.

И, обернувшись к Сане, пояснила:

— Русалки не любят женщин.

— Как я их понимаю! — деревянным голосом поддакнул тот, продолжая таращиться на водяницу. Надеюсь, хотя бы к ней он не станет цепляться, что она, дескать, в омуте отсиживалась, пока он «там» кровь проливал?!

Я тоже не питала к водяницам теплых чувств — наглые, склочные и насквозь фальшивые. Особенно эта: волосы гривой, губки бантиком, бюст размера «два арбуза», хвост — мечта завсегдатая пивнухи.

— Ну наконец-то прочухались! — с визгливой интонацией базарной торговки напустилась на меня русалка, мигом растеряв все очарование. — А мы уж думали: эти бандюганы все озеро испоганят, а ваша контора и не почешется! Где ж вы целую неделю шлялись-то, а? Заявление еще во вторник отправлено было, заказным письмом, у нас квитанция имеется! Мы на вас жалобу в Госнежконтроль напишем! Четвертую! Чтоб вас всех там премии полишали!

— По существу, пожалуйста, — холодно перебила я. — Где находится вышеозначенный ролевой полигон?

— Да вон там, за излучиной, напротив острова! Досюда дымом воняет! А у нас, между прочим, сезонный нерест на хвосте! Вот вам, мужчина, приятно было бы, если бы в такой пикантный момент на вашем потолке кикиморы гулянку устроили? А то и пивными бутылками швыряться начали?!

— Разберемся, — с отвращением пообещала я и, прежде чем Саня успел вставить свои пять патронов, схватила его за рукав и потянула прочь.

— И припугните их там как следует! — мстительно крикнула нам вслед водяница. — Чтоб неповадно было!

— Разберемся…

Что ж, «дельце» действительно несложное. Есть шанс управиться до темноты. С ролевиками у меня обычно проблем не возникало: в основном это были ребята двенадцати-двадцати лет, веселые и интеллигентные. При виде инспекторши они смущались, будто их застукали за чем-то неприличным, и покорно соглашались поиграть в другом месте. Даже мусор за собой до последнего фантика убирали.

Саня волокся за мной как-то уж больно покорно, словно пришибленный.

— Лен… а что это было-то?

— Что — «что»?

— Ну все: и тетка с хвостом, и селедки… Эт голограмма? Или просто кукла надувная?

Я поняла, что рано обрадовалась.

— Так, — остановившись, обреченно сказала я. — Серафим Петрович тебе что, ничего не объяснил?

— Ну… типа того…

Мне захотелось швырнуть папку на землю и от души… высказать свое недовольство в глубоко нецензурной форме. Похоже, подлый шеф решил провести с племянничком сеанс шокотерапии, а мне отвел роль бумажного пакета, надутого и лопнутого под ухом у пациента!

— Это русалка, она же водяница речная, — наконец сказала я, не придумав ничего умнее. — Настоящая. Понравилась?

— Так себе, — пожал плечами Саня. Взгляд у него по-прежнему был какой-то стеклянный. — Фигуристая баба.

— Это она ради тебя расстаралась, — буркнула я. — Русалки принимают облик, наиболее подходящий для соблазнения и утопления объекта. Женщинам они обычно являются в виде скрюченной уродливой старухи, которой надо показать сорочий череп, блин на собачьем молоке…

Парень ошалело уставился на мою сумочку.

— …или удостоверение инспектора по нежохране, — отмела я его дурацкие домыслы.

— Ну-ка покажь!

Я скрипнула зубами, но «корку» достала. «Напарник» долго таращился на вклеенную в нее фотографию (ну да, не очень удачная — на ней я смахиваю на жертву базедовой болезни, сидящую напротив вентилятора), потом перевернул и посмотрел на обложку.

— И чего это такое?

О боже. Серафим совсем ума лишился.

— Буквы, — как можно ласковее сказала я. — Их читают.

— Да уж, блин, догадываюсь, что не грызут! — обозлился мужик. — Ты нормально объяснить можешь? Как контора-то называется?

— Госнежохрана, одно из подразделений Госнежконтроля.

Саня нахмурился и пошевелил губами, пытаясь в уме расшифровать аббревиатуру.

— А по-человечески?

— Государственная охрана нежити.

— Тогда почему не Госохренеж? А, понял…

— Мы оберегаем миролюбивую нежить. — Я выдернула у него удостоверение. — Разбираем жалобы, предотвращаем конфликты, ведем статистику численности, плотно сотрудничаем с экологами… Короче, вроде соцзащиты для видовых меньшинств.

— Интере-э-эсная у тебя работа, — задумчиво протянул Саня и после короткой паузы со значением добавил: — У нас.

Я пожала плечами. Работа как работа. Это первые полгода интересно: о-о-о, я русалку видел! С привидением фотографировался (ерунда, что оно на пленке не проявляется!). А потом — рутина: бумажки, отчеты, ругань с нашими и вашими…

— На обратной дороге поговорим, — отрезала я, двигаясь дальше. — Надо вначале с ролевиками разобраться. То есть это я разбираться буду, а ты в сторонке постоишь и послушаешь, понял?

— Ладно, — легко согласился Саня, тоже, видимо, нуждаясь во времени на «подумать».

Лагерей у ролевиков оказалось два — на противоположных краях прибрежной поляны. В центре каждого горел высоченный костер, от ближайшего доносился гитарный перебор и вторящие ему голоса. Пели хорошо, так что я пошла туда.

— Остановись, неурочный путник! — окликнул меня мелодичный голосок откуда-то сверху. Я задрала голову. В развилке дуба, метрах в трех над землей, сидела худенькая длинноволосая девушка в зеленом бархатном камзоле и точила меч перочинным ножиком. У подножия дерева светлым пятном лежала осиновая щепа.

Разглядев незнакомую женщину в деловом костюме, дриада (эльфийка, кикимора?) смутилась и спрятала нож за спину.

— Ой, вы из местных?

— Ага, — хмуро подтвердила я. — Поганки на уху собираю. Кто тут у вас за главного?

— А, это вам к мастеру. — Девушка белкой спрыгнула с дерева. — Вон он, в белой мантии, возле самой высокой палатки! Давайте провожу.

Когда я подошла к костру, пение смолкло. На меня подозрительно уставились двадцать пар глаз, а усато-бородато-волосатый парень в расшитой блестками хламиде прервал разговор с другом и вопросительно поднял брови.

Я прижала папочку к груди, как щит перед битвой.

— Простите, это вы… э-э-э… мастер?

— Да, я властитель сего дивного края, светлый эльф Игуариан, — величаво подтвердил парень. — Чего ты хочешь от меня, смертная женщина?

— А по паспорту? — уточнила я, демонстративно пропуская вторую часть фразы мимо ушей.

— Ну Игорь, — сменил тон ролевик и, подумав, добавил: — Аркадьевич. А что? Вы кто такая?

Я предъявила вторую из своих «корок», публичную, с серебряным тиснением «Природоохранная служба».

— А-а-а, опять лесники пожаловали, — невесть чему обрадовался Игорь. — Нет уж, ребята, больше вы меня на дешевый развод не купите — я заранее выяснил: тут не заповедная зона, можно и костры жечь, и купаться. Так что идите добывайте себе на водку в другом месте!

Вот черт. То бишь эльф.

— Теперь я имею право выписать вам штраф уже за оскорбление должностного лица, — ледяным тоном сообщила я. — Но не буду. Зато предлагаю быстренько выкопать свои священные мэллорны, то бишь собрать палатки и перенести их на три километра от побережья водохранилища.

Ролевики возмущенно загомонили.

— А корабль? — с обидой выкрикнула девчонка лет пятнадцати.

— Какой еще корабль?

— Союзный гномо-эльфийский флагман «Ласточка»! Зря мы его, что ли, полдня строили?!

Я глянула в указанном направлении и оторопела: возле камышей колыхался на волнах огромный неряшливый плот из бурелома. Двое парней как раз пытались установить на нем мачту с броским красно-золотым флагом, третий, в костюме мага, потрошил ящик с петардами, раскладывая их по кучкам. Ой-ёй… тут не то что русалкам — всем окрестным зайцам от таких «заклинаний» на месяц желание отобьет!

Компания грохнула хохотом. Вид у меня, наверное, и впрямь был забавный, потому что Игорь почти сочувственно поинтересовался:

— Девушка, скажите честно: чего вы к нам прицепились?

— У русалок сейчас нерест, их тревожить нельзя, — мрачно сказала я.

— Очень смешно, — снова разозлился мастер. — Вы что, за идиотов нас держите? Думаете, раз мы фантастику любим, так нам любую байку скормить можно?! Да мы тут почти все с высшим образованием, даже один кандидат наук — вон он, гнома отыгрывает!

Сидящий на пеньке «гном» пил пиво из жестяной банки, настороженно прислушиваясь к нашему разговору. Из-под самодельных кожаных штанов виднелись стоптанные кроссовки.

— Так что отвяжитесь от нас со своими дурацкими бумажками, дайте людям спокойно провести отпуск на природе!

— Если бы «спокойно», я бы вам слова не сказала!

— Повторяю для особо тупых: никуда мы отсюда не уйдем, — угрожающе повысил голос парень, для усиления эффекта ткнув меня пальцем в центр папки. — А вот вам советую поспешить: через пять минут из горных пещер вылезут тролли-людоеды. Я ясно выражаюсь?

— Вполне. — Я не трусиха, но когда в тебе всего сто шестьдесят один сантиметр росту и пятьдесят килограмм весу, чувствуешь себя тем ежиком из анекдота: «Я самый сильный, смелый, ловкий… только уж больно легкий!» — Но учтите…

Я хотела сказать, что, когда мы вернемся, «троллям» придется беседовать уже с милицией, но не успела.

Из-за моей спины тоже кое-кто вылез.

— Тролли, говоришь? — ласково спросил я. — Ню-ню.

Эльф попал. Он еще не подозревал об этом, но светлый эльф Игуан-как-его-там и все эти ролевики крупно попали. На Саню Топлякова. Потому как сейчас мне срочно требовалось на что-то переключить мозги. Желательно на что-нибудь простенькое, обыденное… морду кому набить, к примеру.

Удивительно, но мысль, что фонтан из рыбы и появившаяся следом помесь Памелы Андерсон с треской каким-то хитрым образом организованы спецом для меня — типа проверка нового сотрудника на психологическую устойчивость, — мысль эта потрепыхалась в голове от силы пару секунд, а затем сгинула без следа. Я поверил, нет, не так — я знал, что русалка настоящая. Хрен пойми откуда, но знал.

Да уж. Идешь так себе и вдруг — бац! — мешком по башке. Ай да Серафим Петрович… Ай да Леночка… инспектор по нежохране. Ай да…

— Численность бандформирования известна? И чем вооружены?

— А-а… — У властителя дивного края, похоже, возникли трудности с артикуляцией. — Одиннадцать чел… то есть троллей. С дубинами.

Я мысленно добавил оное количество к уже посчитанным «силам противника». Двадцать у этого костра, примерно столько же на другом конце поляны, с дюжину бродит по лагерю, да еще эти… тролли. Шесть десятков рыл, в смысле, ролевиков — не самый вдохновляющий на великие свершения итог. Даже с учетом того, что треть вражьих полчищ принадлежала к слабому полу.

— Не, ну это ж несерьезно, — разочарованно протянул я. — Вот если бы со «стингерами»…

— Послушай…те, вы. — Светлый эльф совершенно по-человечески скрипнул зубами. — Для дурацких шуток…

— Между прочим, разговор про троллей начал ты, — перебил я. — Ну да ладно. Поговорим без шуток, всерьез. Заповедной зоны тут и впрямь нет… официально.

— А неофициально, значит, есть.

— Владыка, да что ты с ними разговариваешь? — не выдержал мужик в кольчуге, сделанной, судя по блеску и лязгу, из консервных банок. — Они ж просто бабок по-легкому срубить хотят, только не знают, к чему бы придраться!

— Слышь, ты… — Я осекся, глубоко вздохнул и вновь напялил на лицо ласковый оскал. — Ну зачем же так грубо-то, а? Прям не эльфы, а эти… орки. Да если б начать искать, к чему придраться… — Я огляделся. — Вон, к примеру, ящик с потенциально взрывчатыми веществами стоит ближе пяти метров к источнику открытого пламени.

Всего ящиков с характерными желтыми иероглифами на боках наличествовало три, из них один уже наполовину разобранный. Не иначе гномо-эльфийский союз планировал отметить свою победу салютом круче, чем на Новый год и 9 Мая разом.

Покосившись в сторону ящика, властитель дивного края смущенно потупился, а вот мужик в кольчуге, наоборот, радостно заухмылялся.

— А тебе-то какое дело, а? — не обращая внимания на громко-шепотное «Коль, ну что ты все время лезешь…» стоящей радом с ним девицы, вызывающе произнес он. — Вы ж эта… «природоохрана», а не пожарники.

Я мотнул головой.

— Не угадал. Природоохрана — это вон она. — Я ткнул пальцем за спину, где на манер народа из пьесы вовсю безмолвствовала Леночка. — А я — специалист по взрывчатым веществам!

Сзади придушенно охнули. Спереди типчик в кольчуге озадаченно нахмурился.

— Чё, и документ соответствующий имеется? — осведомился он на полтона ниже своего предыдущего высказывания.

— А то.

— И посмотреть на него можно?

— Нужно. Только для начала, — я повысил голос, — устрою-ка я вам небольшую проверку… на профнепригодность. Ну-ка… кто из присутствующих может перечислить основные характеристики гранаты Ф-1?

Судя по вытянувшимся лицам присутствующих, никто из них не был готов к подобному «экзамену». Чему я незамедлительно удивился.

— Неужели проблемы даже с таким элементарным вопросом? Ну же… — Неторопливо вытряхнув из пачки последнюю сигаретину, я наклонился к костру, выбирая подходящий сук. — Даю минуту на размышление.

— Что ты делаешь?! — Мое непосредственное командование наконец-то вышло из ступора.

— Работаю, — не оборачиваясь, шепотом отозвался я. — А вы, Елена Викторовна, шли бы себе… хотя бы до края поляны. А лучше — сразу до машины. Я туда подойду скоро… как закончу.

— Послушай…

— Идите, идите, Елена Викторовна, — пропел я и уже нормальным тоном осведомился: — Ну, минута прошла, какие будут озвучены мнения по вопросу?

— Это которая «лимонка»? Ну ребристая такая, весит полкило.

— Вроде больше, — неуверенно поправил кто-то.

— Не, я не понял! — Это заявление, как я и ожидал, последовало от Коли. — Что это еще за экзамен?!

— Я же сказал: на профнепригодность!

— Да какого…

И тут Коля осекся и, выпучив глаза, принялся с ужасом глядеть, как из моего кармана появляется предмет обсуждения — причем вытаскиваю я гранату одним пальцем… за кольцо.

— Значица, так, — начал я, — запоминайте, а лучше записывайте. Ручная осколочная граната Ф-1 весит шестьсот грамм, имеет корпус из сталистого чугуна и оснащается запалом УЗРГМ, который обычно горит четыре секунды… — я сделал паузу, — но иногда и три. Ф-1 относится к гранатам оборонительного типа, применять ее можно только из укрытия. И вот их-то, — я повысил голос, — у вас и не видно!

К концу лекции состав ее слушателей претерпел изменения — трое парней и одна девушка, видимо, лучше остальных представлявшие себе возможности «лимонки» в руках психа, сначала попятились, а выйдя за пределы светового круга, перешли на бег. Благоразумные люди, приятно с такими дело иметь. К сожалению, среди ролевиков они составляли явное меньшинство.

— Так ведь, — очень жалобно протянул властитель дивного края, — мы не собирались… гранатами.

Я оглянулся. Удивительно, но Леночка все же последовала моему совету и сейчас была почти у края опушки — то есть почти в безопасности. Очень хорошо — бегать на таких шпильках, как у нее, должно быть, сущее мучение.

— Может, вы и не собирались, — сочувственно вздохнул я, — а кое-кто собрался.

И кинул гранату в костер.

Это был самый рискованный момент в моем плане. Во-первых, какой-нибудь идиот-ролевик мог настолько войти в героический образ, что попытался бы вытащить «лимонку» из огня.

Во-вторых, они могли начать меня бить.

К счастью, обошлось без первого и без второго. Несколько человек с воплем шарахнулись во тьму, но остальные просто тупо стояли, пялясь на ребристый предмет в костре. На какой-то миг я даже их пожалел — с такой-то убогой реакцией…

— Фигня, — дрожащим голосом произнес один из парней. — Наверняка она не настоящая.

— Конечно-конечно, — поддакнул я, отбрасывая полыхающий сук. Поскольку взгляды благодарных зрителей были прикованы либо ко мне, либо к гранате, за траекторией его полета никто не проследил… А зря! Я перешагнул через костер и вытянулся на земле, вдоль служившего эльфам скамейкой бревна. — Вот секунд через пятнадцать корпус прогреется, и тогда все убедятся, какая она «ненастоящая». Метров на двести вокруг. Так что настоятельно советую не залегать, а убегать… подальше в лес.

И, вцепившись в воротник, рывком натянул куртку на голову.

Судя по донесшемуся топоту, кого-то мой пример вдохновил. Но далеко не всех. Часть ролевиков так и продолжала стоять — пока не грохнуло!

Думаю, большинство людей в жизни хоть раз да видели, как взрывается салютная ракета. Огромный шар из разноцветных искр и, спустя некоторое время, хлопок, от которого дрожат стекла и в радиусе квартала воют сигнализации наперебой с перепуганными псами. Ну а теперь представьте, что эдакое чудо китайской пиротехники срабатывает не в сотне метров над вами, а всего лишь в пяти.

Бум — нет, не так, — БУММ! — вышел на славу. По идее, ящик должно было разворотить к чертям собачьим, но роли это уже не играло — те самые «разноцветные искры», пытаясь разлететься, обязаны были обеспечить близнецам сработавшей ракеты недолгую, но яркую «жизнь». Что, собственно, и произошло. БАБАХ! Бум! А ведь второй ящик стоял неподалеку… ШАРАХ!!!

Что-то с диким воем просвистело над головой. Затем где-то в метре за бревном загрохотала петарда, и я с трудом задавил порыв сменить позицию — настолько это было похоже на автоматную очередь. И хорошо, что задавил — очередное шипение, БУХ! и по куртке что-то забарабанило. К счастью, этим «что-то» оказались всего лишь комья земли… БАММ!

В следующий момент в бревно врезались две ракеты. Одна срикошетила вверх и с оглушающим треском лопнула метрах в двадцати над землей, а вот вторая, должно быть, попыталась подкопаться под бревно… не успела. Но бумкнуло так, что и колоду, и меня подкинуло на добрых полметра.

Затем разрывы стали звучать потише — то ли я оглох, то ли большие ракеты кончились, — но при этом слились в сплошную канонаду. Основной источник грохота, как я прикинул, находился где-то в районе второго ящика. Похоже, в нем были петарды, огненные фонтаны и прочая пиротехническая мелочь… которую сейчас расшвыривало по всей поляне. Не, определенно фейерверк удался. Со стороны бы на это посмотреть, но и «изнутри», думаю, нашлось кому оценить по достоинству. БАБАХ! Нет, не все ракеты кончились…

Семью минутами позже я решился выглянуть из-за бревна. Открывшееся зрелище воистину радовало глаз сотрудника Госнежохраны: густой дым, сквозь который виднелись три огненных фонтана — ни фига ж себе заряд у этих штук, удивился я! — два догорающих костра, еще пара-тройка чего-то горящего… в общем, хороший, добротный послебоевой пейзаж — и ни одного ролевика! Красота! Я носком ботинка выкатил из костра свою учебную любимицу и подумал, что работа инспектора определенно начинает мне нравиться.

Правда, судя по доносящимся сквозь звон в ушах голосам, идти через лес сейчас не стоило. Да я и не собирался — ведь к моим услугам был союзный гномо-эльфийский флагман «Ласточка». Действительно, не зря ж они его строили!

Угу. Как вы яхту назовете… Сооруженный ролевиками плот явно мечтал именоваться не какой-то пошлой птицей, а «Ослом». И старательно делал все, дабы соответствовать именно этому животному. На то, чтобы преодолеть пару километров, отделявших место встречи с русалкой от лагеря ролевиков, у меня ушло добрых полчаса, и, когда я вернулся на берег, ни блондинистой фифы, ни ее суперджипа там не было.

Глава 2

Лучший друг женщины — стенной шкаф!

Л.

Я скорее поверю в искусственный интеллект, чем в женский.

С.

Под утро мне приснился Серафим Петрович.

— Ну что же ты, Леночка? — с горечью сказал он. — Я же просил…

«Даже во сне от него покоя нет», — тоскливо подумала я, открывая глаза. Хорошо, хоть на работу сегодня не надо… Телефон, телефон скорее отключить!

Порывисто свесившись с дивана, я потянулась к стоящему на ковре аппарату, потеряла равновесие и бухнулась на пол — вместе с одеялом. У соседей снизу заскрипела, качаясь, люстра.

Уфф… успела. Лучше я с бешеным бультерьером буду на объекты ходить, чем с этим Саней!

Вчера я была так зла на Серафима Петровича, что даже не стала ему звонить. Его родственничек эту кашу заварил — ему перед шефом и объясняться! Что он там творил — страшно вспомнить, ролевики наверняка уже настрочили по жалобе в милицию и природоохрану, а самые разобиженные и отнесли. В понедельник объяснительную придется писать… Ну и пусть! Я там такого напишу, что шеф передо мной на коленях стоять будет, прощение вымаливая! Цистерной молока за вредность не отделается!

И все-таки на совести было как-то неспокойно.

Серафиму Петровичу вряд ли понравится, что я отвезла его племянника в пригородную глухомань и там бросила, как слабовольный мужик из сказки «Морозко» — родную дочку. Конечно, сентябрь еще не зима, даже в коварном белорусском климате. Замерзнуть Саня не должен, в худшем случае заблудится и умрет с голоду…

Я поскорее отогнала эту мысль. Ерунда, пройдется вдоль берега до какого-нибудь санатория, а оттуда на автобусе. К тому же, судя по Сане, ему в лесу самое место. Будет в дикой природе на одного йети больше.

Как бы это узнать, вернулся он домой или нет? Может, позвонить? Хотя трубку наверняка снимет Марья Сергеевна…

Тяжкие думы не помешали мне почистить зубы, принять душ и выйти на кухню. Чай уже стоял на столе, тонко нарезанный батон лежал в застеленной салфеткой корзинке, ветчина и сыр — на тарелке рядом. Федька сидел на краю табуретки и, болтая когтистыми лапками, смотрел новости по маленькому телевизору под потолком. Комментатор преувеличенно бодро, как у постели безнадежно больного, вещал об успешной битве с урожаем, который терпел сокрушительное поражение от наших комбайнов.

Я открыла масленку, поскребла ножом по инеистой поверхности и раздраженно зашипела.

— Сама его вчера зачем-то в морозилку засунула, — не преминул упрекнуть Федька.

Закусив губу, я отколупала кусочек масла, наколола на кончик лезвия и окунула в курившийся над чашкой парок. На работе в моих отчетах ревизор карандаша не подточит, но дома я почему-то становлюсь ужасно рассеянной: то пустой чайник на конфорку поставлю, то ключи от входной двери «на видное место» положу, а Федька потом полдня их по однокомнатной квартире ищет. Он же ехидно уверяет, что рай населен душами безвинно сожженных мною котлет.

Картинка на экране сменилась.

— А теперь — криминальная хроника, — радостно сообщила хорошенькая дикторша, уступая место энергичному молодому человеку с микрофоном, позирующему камере на фоне леса. — Сегодня ночью на берегу Заславского водохранилища было найдено тело молодого мужчины с неопровержимыми признаками насильственной смерти. Прибывшая на место оперативно-следственная группа обнаружила…

Изображение дергалось и прыгало, словно оператор кругами бегал по поляне, спасаясь от недовольных съемкой милиционеров. В кадр попадали то угрюмые, сбившиеся в кучки ролевики, то кусок неба, то вытянутые ноги в кроссовках — вероятно, того самого тела.

Позабытое масло плюхнулось в чай. Я растерянно попыталась поддеть его ложечкой, но быстро бросила это гиблое дело, поглощенная разворачивающимися на экране событиями.

— Главный подозреваемый — нигде не работающий Александр Топляков, — упоенно вещал репортер, смакуя горячую новость. — По словам очевидцев, накануне вечером…

Очевидцы говорили охотно и обильно. Им понадобилось полночи, чтобы снова собраться на поляне, обменяться впечатлениями и залить хмельными эльфийскими медами горечь утраты магического арсенала. Тем не менее игровое настроение было безнадежно испорчено, и с рассветом ролевики засобирались по домам. Тут-то и выяснилось, что к поруганному очагу вернулись не все…

По телевизору крупным планом показали черно-белую, еще доармейскую фотографию Сани, на которой он был вполне ничего, симпатичный. Даже улыбался, что в свете вышеизложенного казалось издевательским оскалом.

— …судя по характеру, количеству и силе нанесенных ударов, убийца находился в состоянии аффекта…

Я словно воочию увидела, как Саня с яростью берсерка догоняет улепетывающего «гнома», сбивает с ног, вырывает секиру, с хрустом втыкает и проворачивает…

— …по предварительным данным, орудием убийства послужил длинный кусок дерева, который сейчас пытаются найти…

Воображение быстренько подправило картинку: Саня голыми руками отламывает сук от ближайшего дуба и с рычанием обрушивает ее…

— Лен, ты чего? — опасливо поинтересовался Федька. Я с изумлением поглядела на насаженное на вилку и уже порядком обгрызенное масло. Оказывается, гадкий вкус во рту возник не только на нервной почве…

Милиция наконец-то изловила назойливого корреспондента, и камера снова показала студию.

— Мы будем держать вас в курсе расследования, — доверительно улыбаясь, пообещала дикторша. — А теперь — прогноз погоды…

Я без сопротивления отдала Федьке вилку. Мамочка родная, я ведь тоже там была! А кроме главных подозреваемых есть еще и второстепенные!

И тут в дверь позвонили.

— Ну что, спать?

Я отрицательно мотнул головой.

— Поеду. Кофе только булькну, чтобы по дороге не отрубаться.

— Ну смотри. — Серега, зевая, потянулся, встал. — А то б я постелил на диване…

— Не. Поеду. Тетка и так хай подымет.

— О'кей. — Серый зевнул снова. — А я упаду.

— Давай.

Серега, моргая и пошатываясь, убрел в комнату. Я же залил кипятком коричневую бурду а-ля «кофе растворимый» и, ожидая, пока температура получившегося месива опустится с нестерпимо-обжигающего до просто горячего, принялся играться с пультом от долбоящика. Если верить часам, вот-вот должен был начаться утренний выпуск новостей, а мне было интересно: ляпнут там чего-нибудь про вчерашний салют на берегу водохранилища…

…да так и застыл, глядя на собственную черно-белую рожу.

Мать-мать-мать! А ведь не поленись я вчера тащиться на другой конец города — показывали б меня сейчас «вживую»… и «в клеточку». Хорошо — дуракам на этом свете везет… до поры, но везет!

«Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел, был сильный мороз». Вот уж не предполагал, зубря за школьной партой эти классические строки, что сам стану их героем. С зимой, правда, вышла накладка, но зато лес наличествовал в изобилии.

И ведь сам дурак. Не рискнул идти на остановку автобуса — я неплохо представлял, где она, но также сознавал, что к ней могла ломануться часть ролевиков, а башка у меня после фейерверка была не в том состоянии, чтобы сводить знакомство с троллями-людоедами из горных пещер… с дубьем. Лучше уж марш-броском по лесу — чай, не «зеленка» под Шали, растяжек на тропах не предвидится, а заблудиться в паре километров от Минска не сумел бы и немецко-фашистский оккупант.

Угу, ага. Мин в здешнем лесу и впрямь не имелось — зато базировавшиеся в прибрежных камышах двукрылые вампиры, дай им волю, могли бы сгрызть свою жертву не хуже амазонских пираний. Как ни отмахивался, через полкилометра все лицо горело, словно я попытался бриться утюгом. Хорошо, трасса оказалась почти рядом. Вскоре я уже сидел в кабине попутной фуры и, опустив стекло, с наслаждением подставлял стремительно распухающую морду под встречный ветерок.

Подкинули меня до Веснянки. Не совсем подходяще, дом теть Маши находился, считай, на противоположной стороне города. Верных три пересадки, а поскольку транспорт уже ходил по-ночному, то попасть домой мне светило часам к четырем — что автоматически влекло за собой очередную нотацию на тему… выслушивать которую не хотелось просто категорически. Я выудил из кармана мобилку — черт, батарея на последнем издыхании, ну, авось да хватит! — и, покопавшись в памяти, всего лишь со второй попытки угодил куда хотел.

— Але…

— Левашов, — я постарался как можно ближе к оригиналу сымитировать грозный рык нашего замдекана, — вы почему до сих пор анализы в деканат не сдали?!

— Викентий Павлович?! — изумленно проблеяла трубка. — Но… какие… тьфу ты, черт! Саня?!

— Он самый!

— Ох, слушай, мне тут Кирилл Дерин позавчера звонил, сказал, что ты вернулся… типа, чуть ли не из Чечни! Чё, правда?!

— Было дело.

— Ох, ма-ать… Слушай, а ты щас где?

— Ну, — я прищурился, пытаясь в свете полудохлого уличного фонаря разобрать название улицы на табличке, — если мне память совсем не отшибло, а ты свою конуру не сменил… то в трех кварталах.

— Круто, слушай! Завалишься в гости?!

— А то!

И я завалился, и мы до утра просидели на Серегиной кухне — благо завтрашний день в календаре значился выходным. За два года новостей у него набралось изрядно, да и мне было чего порассказать. А под утро…

— Санек!

— А?! — Опомнившись, я отрубил звук посреди увлекательного повествования дикторши о том, что, по имеющимся данным, разыскиваемый преступник вооружен до зубов и потому очень, ну очень-очень опасен.

— Будешь уходить — дверь захлопни.

— Угу.

Первая мысль была: а вот хрен я сейчас куда уйду. Вторая: а вот хрен я тут останусь. Номер моего звонильника уже наверняка в ментовке, и вытрясти данные, кому я звонил, — вопрос нескольких часов. И даже если не вытрясут, все равно на друга Серегу выйдут быстро.

Нет, прятаться-ныкаться нужно там, где искать меня будут в последнюю очередь. А посему безоговорочно вычеркиваются родственники-друзья-знакомые-одноклассники-одногруппники-коллеги-по… СТОП!

В комнату я прокрался на цыпочках — впрочем, храпящего Серегу не разбудил бы и топот врывающегося в квартиру ОМОНа. Друг даже не вырубил комп — по монитору, лениво дрыгая плавниками, ползала сине-красная лупоглазая рыбина скринсейвера.

Осторожно присев на край стула, я шевельнул мышкой. Рыбина, обиженно моргнув, сгинула в недрах ЭЛТ, а взамен появилось нечто тошнотворно-зеленое. Текстура то ли от Дума, то ли еще от какого шутера — чувство эстетики у Левашова было местами странное. Но меня сейчас интересовали не потеки цвета соплей, а россыпь иконок в углу. Которая ж из них… ага, вот!

Этой базой адресов Серега мне хвастался нынешней ночью, и я точно знал, что нужный мне человек в ней имеется: сам пробивал шутки ради… только вот запомнить не удосужился. Ну-ка…

Воровато покосившись на хозяина квартиры — хорошо спит, сразу видно: устал человек от трудов праведных во имя светлого капиталистического будущего, — я осторожно, едва касаясь пальцем клавы, набрал: КОРОБКОВА Е.В. И — Еnter!

Комп у Сереги был хороший, новый и жужжал в раздумьях он всего пару секунд, после чего выдал адрес моей пока еще начальницы: улица Осипенко, дом 25, квартира 72. Повезло — в том смысле, что Леночка в минской базе оказалась существом уникальным.

А еще — что жила она всего в часе ходьбы от Серегиного дома.

Напоследок я «позаимствовал» старый левашовский рюкзак — хоть и драный, он сумел вместить куртку с рубашкой. Описание моей одежды наверняка уже вовсю тиражируют, но хватать каждого утреннего бегуна в майке, надеюсь, менты не додумаются. Проще, конечно, было бы спереть одежду, но Серега был на добрую голову ниже меня и чертовски не любил свободно-спортивный стиль, так что из его гардероба на меня налезли б разве что семейные трусы.

Час ходьбы равен двадцати минутам бега. Правда, взмок я насквозь вовсе не от бега — дикий выброс адреналина мне обеспечил мелькнувший на дальнем конце улицы ментовский «луноход». Вообще, народ уже начал понемногу выползать на улицы, но всерьез меня удостоил вниманием только полусонный терьер, лениво тащивший за собой еще более сонного пацана лет одиннадцати. Не знаю, с какого бодуна, но, когда я пробегал мимо них, пес вдруг резко проснулся и облаял меня с такой яростью, словно увидал злейшего врага своей собачьей жизни. Скотина короткошерстная…

Леночка жила в хрущобе, строители которой явно не планировали, что их детище переживет объявленную лысым кукурузником дату прихода коммунизма. Однако вместо коммунизма к советским людям пришла олимпиада, а дом получил отсрочку от сноса… действовавшую и по сей день.

Зато подъездная дверь с кодовым замком блистала новизной во всех смыслах — так что нечего было и надеяться угадать код по степени потертости кнопок. Я начал было приглядываться к водосточной трубе — и тут углядел на стене возле двери мелкие черные цифирьки. Пим-пим-пим-пом-бжжж! Ура! Да здравствует старческий склероз и несмываемые маркеры. Теперь бы застать Леночку дома…

— Кто там?

— Это я! — Голос у меня после пробежки был лет на десять старше обычного. — Откройте, Елена Викторовна…

— Какие еще «это я» с утра в воскре… — Приоткрыв дверь на пару сантиметров, Леночка разглядела, что за «я» ходят в гости по утрам, и, охнув, немедленно попыталась захлопнуть дверь обратно — но я уже входил.

Жалобно тренькнула цепочка. Дальше включились рефлексы — рывок в сторону, чтобы не маячить на фоне проема, вдоль стены к входу в комнату… рука хватанула воздух там, где обычно находилось цевье автомата, я опомнился — и захлопнул наконец входную дверь.

— В квартире еще кто-нибудь есть?

— К-к-кот… — как-то неуверенно вякнула фифа.

— Из людей?!

— Из людей — никого! — Скривившись, Леночка демонстративно потерла красную полоску на лбу.

— Хорошо… — Я сделал глубокий вдох, пытаясь хоть немного унять бешеный стук в груди. — Пошли в комнату.

— Нет.

Раз-два-три-четыре-пять, спокойствие, только спокойствие…

— Ладно, будем торчать в прихожей, — согласился я. — Новости смотрела?!

— Только что.

— Так вот — я этого не делал!

— Этого — чего?

— Не убивал я этого козла!

Ответный взгляд Леночки не хуже слов сообщил мне, что степень ее доверия ко мне в данный момент составляет примерно ноль целых фиг десятых.

— Ты зачем ко мне пришел?!

— Некуда больше. И не к кому. Ты — единственная, кто может мне помочь!

— Интересно, чем же?

— Блин, ну ты же была там, на той поляне! — не выдержал я. — Видела, что никого из этих долбаных ролевиков я и пальцем не тронул!

— А, ну да, — медленно кивнула Леночка. — Была. А кроме меня там еще были пятьдесят человек — и все они сейчас в телевизоре дружно рассказывают, что убийца их товарища именно ты!

— Пошли в комнату.

— Никуда я не пойду! — отрезала блондинка. — А вот ты…

В этот момент мне окончательно надоело стоять в прихожей. Я шагнул вперед, сцапал запястье фифы и потащил ее за собой.

Первые три шага по коридору Леночка, видимо, опешив от моей наглости, протащилась сравнительно легко. Но, едва перешагнув порог комнаты, завизжала и свободной рукой попыталась — чертовски неумело — заехать мне по уху. Перехватив ее кулачок, я слегка сжал пальцы, чтоб неповадно было, и толкнул свою добычу на диван.

— Еще раз, по буквам. Я. Не. Убивал. Этого. Козла. — И после короткой паузы неожиданно для себя добавил: — А вот насчет тебя не уверен.

— Ты что?! — На этот раз визг был куда более злобным. — МЕНЯ подозреваешь?!

Я открыл рот, чтобы сообщить Леночке о том, что подозреваю сейчас всех и каждого, и в этот миг в дверь позвонили!

Сане я ничуть не доверяла, но объяснять милиции, что «он сам пришел», мне совершенно не хотелось. Пусть она его где-нибудь в другом месте ловит!

— В шкаф! — прорычала я, подскакивая к оному и рывком отодвигая зеркальную дверцу.

Впечатленный моим перекошенным лицом, мужик беспрекословно позволил упихать себя между дубленкой и шелковой комбинацией поросячьего цвета, подаренной бывшим (в нетипичном приступе щедрости: наверное, ему самому на халяву досталась). Мерзкая тряпка тут же соскользнула с вешалки Сане на голову, но распутывать их было некогда.

— И чтоб ни звука! — Яростно дернула я створку обратно и побежала открывать. В прихожей на секунду замешкалась, прикидывая, не надеть ли тапочки для солидности — по квартире я даже зимой хожу босиком, — но у порога стояли только плюшевые «зайчики» с волочащимися по полу ушами.

Плюнув на имидж, я отщелкнула замок и второй раз за утро получила дверью по лбу.

— Простите, — бросил ввалившийся в квартиру мужчина, причем по его тону было ясно, что раскаивается он ничуть не больше Сани.

Я всегда относилась к правоохранительным органам с симпатией и уважением. Правда, до сих пор мои контакты с этим славным учреждением ограничивались просмотром сериала «Улицы разбитых фонарей» да вызовами участкового дяди Пети, когда жившие сверху алкоголики устраивали совсем уж разудалый праздник жизни.

Прятать в шкафу убийцу в розыске мне еще ни разу не доводилось.

— Оперуполномоченный Наумов, — представился гость и, не снимая ботинок, по-хозяйски прошел в комнату.

В отличие от дяди Пети, щупленького пожилого милиционера с тихим голосом, которого даже хулиганы стыдились обижать, оперуполномоченный не понравился мне с первого взгляда. И дело было вовсе не в потном свалявшемся свитере, надетом под новый кожаный пиджак. Я как будто очутилась в одной клетке с тигром, который еще не определился, кто перед ним: долгожданный обед или низкокалорийная швабра уборщика.

— Елена Викторовна Коробкова? — для проформы уточнил тигр, то есть Наумов.

— Да, паспорт показать?

— Не надо, — отрезал оперативник с таким видом, словно в прокуратуре на меня уже давным-давно заведено личное дело с номерными фотографиями в профиль и анфас. — Полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь?

— Конечно, — ляпнула я. — В смысле, новости смотрела.

— Новости… — с отвращением повторил тот. — Ладно, начнем по порядку. — Милиционер раскрыл блокнот и щелкнул кнопкой автоматической ручки. — Как давно вы знакомы с Александром Топляковым?

— Меньше суток.

— В каких вы отношениях?

— Вы что, шутите? Я с ним всего-то пару часов общалась!

Причем хватило по горло.

— И какое у вас о нем сложилось впечатление?

— Плохое, — мстительно сказала я. — По-моему, ему еще лечиться и лечиться, причем под пристальным врачебным наблюдением.

— Вы недалеки от истины. — Оперативник продолжал буравить меня взглядом. — Топляков серьезно болен. У него сорвана психика, он неадекватно воспринимает реальность и не контролирует свои поступки, как наркоман во время ломки. Вы ведь не стали бы заступаться за наркомана, правда?

Вся моя решимость куда-то испарилась. Дико захотелось ткнуть пальцем в шкаф и пулей вылететь из квартиры… но тут я вспомнила о гранате. Вдруг у Сани еще одна есть?! Причем — откровенный идиотизм! — первой в голову пришла мысль о восьмистах сорока долларах, которые я копила на ремонт, храня в меховой шапке на верхней полке шкафа. Я представила, как они ошметками разлетаются по комнате (мысль об ошметках собственных почему-то волновала меня куда меньше), и поспешно сцепила пальцы.

— Ну… наверное. Вообще-то у меня нет знакомых наркоманов.

— Как я вам завидую, — фальшиво улыбнулся оперативник. — А я вот часто имел… имею с ними дело, пренеприятные типы. Но доза хотя бы на короткий срок делает их безопасными для общества, в то время как друзьям Топлякова приходится сидеть на мине круглосуточно. Он, не задумываясь, убьет и вас — если вы повысите на него голос, замахнетесь или просто неожиданно подойдете со спины, дотронетесь…

Допрос принимал какой-то странный оборот. Появилось гадкое чувство, что меня пытаются загипнотизировать, сквозь доверительный тон собеседника прорывались издевательские нотки.

— Ой, зачем вы меня так пугаете?! — пролепетала я, прячась от серьезного разговора за образом хрупкой глупенькой блондинки. — Вы думаете, он захочет мне отомстить и придет сюда?! Какой ужас…

— Что вы, Елена Викторовна, не пугаю — предупреждаю! Как говорится: кто предупрежден, тот… — Наумов зачем-то закрыл блокнот, медленно-медленно, чтобы не шуршать, переложил его на диван и потянулся к кобуре. — А сочувствовать таким Топляковым не стоит. Война далеко не всех ломает, она как рентгеновский аппарат: червоточины в людях выявляет. Может, он туда и пошел, чтобы в живых человечков из автомата пострелять…

Мама родная! Оперативник, конечно же, заметил, как я нервничаю и кошусь на шкаф. Наумов уверен, что Саня где-то в квартире, и нарочно его провоцирует! Надеется, что тот сорвется и…

В шкафу чихнули.

Я так остолбенела от ужаса, что даже зажмуриться не смогла.

— А ну, выходи, сволочь! — Наумов сделал на зеркало охотничью стойку с пистолетом. — Руки вверх, и чтобы я их видел!

Створка медленно, с дребезжанием отъехала в сторону. Прямо за ней, по-турецки скрестив ноги, сидел голый бритоголовый «браток», в синеву расписанный татуировками вроде «не забуду мать родную», грудастой тетки (видимо, той самой матери), пауков, волков и прочего животного мира. Выглядели они так, словно не шибко умелый, но старательный художник намалевал их шариковой ручкой, а потом поплевал и растер.

— Слышь, начальник, — забормотал мужик, послушно поднимая руки, — ты, того, не надо! Давай по-хорошему договоримся — я ж так, чисто в гости! И вообще, она сама предложила…

Наумов выругался и опустил пистолет.

— Ты кто такой?

— Ну… эта… типа сосед… за сахаром зашел.

— Скажи еще, за нафталином! — Оперативник матюгнулся.

Я сидела ни жива, ни мертва. Федька, конечно, изумительно скопировал жильца из квартиры напротив, но вдруг Наумову придет в голову попросить у него документы?! Конечно, «идущий на дело» любовник вряд ли станет брать их с собой, однако милиционер может предложить ему пройти в «свою» квартиру. Настоящий Ванек (Иван Сергеевич, бизнес-рэкетир, две судимости) в это время обычно прогуливал пса-боксера — задиристого, дурного, как пробка, и даже внешне чем-то смахивающего на хозяина. Если они столкнутся в коридоре…

— Вали отсюда. — Оперативник указующе ткнул пистолетом и спрятал его в кобуру. — У нас с гражданкой Коробковой серьезный разговор.

— Понял! — Просиявший браток схватил первое, что под руку попалось — мой злосчастный пеньюар, — под его прикрытием выкарабкался из шкафа, старательно задвинул за собой створку, улепетнул в прихожую и громко хлопнул входной дверью. К счастью, раздосадованный опер больше на него не смотрел — Федька, по обычаю домовых, не мог переступить порога квартиры.

— Так у нас все-таки разговор — или мне тоже вещи на выход собирать? — «Крушение личной жизни» придало мне смелости.

— Разговор, — нехотя признал Наумов, возвращаясь к блокноту и ручке. — Но знайте, Елена Викторовна: если бы не показания вашего начальника — к которым, впрочем, у меня нет особого доверия, — то не я бы к вам, а вы к нам приехали! Ваше учреждение уже давно вызывает у нас подозрения!

— Это какие? — Об истинных функциях Госнежконтроля знал весьма ограниченный круг лиц, для остальных он расшифровывался как Государственный контроль за недвижимостью и жильем, подведомственная Минстройархитектуры контора. Собственно наш отдел якобы занимался охраной памятников старины.

— Да вот такие! — загадочно припугнул оперативник. — Вы там давно работаете?

— Четыре года.

— И на хорошем счету у начальства, верно?

— Пока не выгоняют, — осторожно сказала я.

— И даже стажеров поручают?

— Ну поручали пару раз…

— То есть на вчерашний день опыт работы с ними у вас уже имелся?

От вопроса веяло каким-то подвохом.

— А что?

— Да или нет?

— Ну… да, — рискнула я.

— Тогда почему вы допустили подобное поведение Топлякова?

— А что я могла сделать? — возмутилась я. — На ботинке у него повиснуть?

— А раньше? Свидетели сообщают, что от напавшего на них инспектора сильно пахло алкоголем. Почему вы не доложили начальнику, что ваш напарник пьян?

— Да Серафим Петрович сам это видел! Он мне Са… Александра таким и подсунул!

— То есть вы утверждаете, — оперативник быстро строчил в блокноте, — что ваш начальник знал, что его родственник неадекватен, и тем не менее поручил ему важное задание?

— Самое обычное, — вступилась я за Серафима. Шеф у меня, конечно, тот еще самодур, но человек он хороший, добрый и даже мягкий — вон тетя Маша не только вьет из него веревки, но и плетет из них макраме. — И ничего подобного я не утверждаю. Между прочим, сантехники еще в худшем состоянии по вызовам ходят!

— Но они же гранаты в унитазы не бросают, — здраво заметил Наумов.

Я не нашлась, что на это возразить.

Задав еще с десяток столь же дурацких вопросов (не замечала ли я чего-нибудь странного в поведении самого Серафима Петровича, какой у нас в Госнежохране распорядок дня, что я могу сказать об уборщице тете Мане) и тщательно законспектировав ответы, Наумов развернул блокнот ко мне.

— Подпишите.

— Зачем? Мы же просто беседовали.

— А вы хотите, чтобы я к вам с ордером пришел?

— Не буду подписывать, — заупрямилась «блондинка», — у меня стресс, мало ли чего я там наговорила! Кстати, дайте почитаю…

Блокнот тут же выскользнул у меня из-под носа.

— Я с вами еще не прощаюсь, — зловеще предупредил оперативник, наконец-то поднимаясь с дивана.

— До свидания, — вежливо сказала я, проводив его до двери (а потом еще в глазок убедившись, что он утопал вниз по лестнице).

Черт знает что. Я потерла гудящий не то от шишек, не то от мысленной работы лоб. Чего он от меня хотел-то? Не представляю, чем может помочь расследованию эта «беседа».

— Вечно мне с твоими хахалями разбираться, — ворчливо забубнил Федька, серой крысой вспрыгивая на хозяйское плечо. — Ты бы им график составляла, что ли… или встроенный шкаф на четыре створки купила, а то он мне всю спину своими костылями отпинал!

Я вернулась в комнату и сердито хлопнула ладонью по зеркалу:

— Вылезай!

После продолжительной возни в недрах — кажется, там упало что-то еще — створка отодвинулась и из шкафа показались две моли и Саня. Говорящая крыса (Федька продолжал нудно бухтеть мне в ухо, щекочась усами) его определенно впечатлила.

— А… это…

— Домовой.

— Тоже настоящий?

Федька презрительно фыркнул и исчез.

Увы, Саня его примеру не последовал. Напротив: шлепнулся в мое любимое, оно же единственное, кресло, небрежно выкинув оттуда плюшевого зайца.

— Странный какой-то этот мент! — задумчиво изрек он. — И разговор у вас был странный. Хрень какая-то, проще говоря.

— А ты у нас, значит, специалист по ведению допросов, — съязвила я.

— Ну. — Отвернувшись, мужик шмыгнул носом. — Не спец, но… было дело под Аргуном. Попался нам один… я-то на подхвате стоял, а допрос Гестаповец вел… сержант-контрактник, его из ментов за это самое и выперли… злоупотребление служебным, ну и рукоприкладство, само собой. Так он этого чича за полчаса, как орех… расколол и выпотрошил наизнанку… а этот — странный. Лен, ты хоть на корочки его глянула?

— Нет.

— Почему-то я так и думал, — пробормотал Саня. — Не, точно, странный опер… Лен, у тебя курево есть?

Я молча сходила в прихожую и вытащила из сумочки початую пачку «Vogue» с ментолом. Вообще-то я не курю, но в чадящей компании мне приятнее вдыхать свой дым, чем чужой, вот и купила дамские сигареты специально для таких случаев. За полгода всего штук семь развела.

— Ты бы мне еще леденец пососать предложила, — буркнул мужик, но пачку взял. Тонкая сигаретина казалась соломинкой в его пальцах. Сейчас, по крайней мере, он не пытался давить мне на психику, убеждая в своей невиновности, словно Дездемона в какой-нибудь авангардной постановке шекспировской пьесы, где в конце концов задушили чахленького Отелло.

Может, он покурит, успокоится и уйдет, а?!

Саня затянулся так, что сигарета разом обуглилась на четверть.

— А пожевать чего-нибудь найдется?

Пришлось, скрипя зубами, идти уже на кухню. Я зло распахнула холодильник, осмотрелась. Переводить моего гуся на ЭТО! Ладно, пусть подавится, лишь бы отвязался. Но разогревать не буду, вот еще! Я выгребла с боковых полочек кетчуп, майонез и пару помидоров. Еще там стоял початый пакет мюсли, но мужчины такого, кажется, не едят… Поднос я не нашла, хотя точно знала, что где-то он есть. Пришлось составить все на разделочную доску. Вот поест — и скажу ему, чтобы выметался! Нет, лучше просто уходил, а то мало ли как он отреагирует…

…Когда я вернулась в комнату, Саня спал. Прямо в кресле, свесив руку с дымящейся сигаретой. Я хотела ее вытащить, чтобы не прожег пеплом ковер, но вспомнила слова Наумова и побоялась трогать психа. Вместо этого тихонечко подставила под окурок блюдце и пошла в ванную бессильно ругаться под шум воды.

Глава 3

Надо признать, от мужчин тоже порой бывает польза. К сожалению, больше трех минут эта пора длится редко.

Л.

Дуракам везет, а вот я умным уродился.

С.

— Под ноги смотреть, епить вашу! Жить надоело?!

Голос взводного доносился как сквозь вату. Мы вышли на рассвете, а теперь солнце в зените, хренова небесная сковородка, хоть бы каким облачком ее прикрыло! Из-под каски прям ручьи текут, броник раскалился, а на правом плече — автомат, а на левом — «шмель». Не, парни, я сдохну, ей-же-ей, это просто пушной зверек, еще пару шагов — и сдохну.

Я сорвал с пояса флягу, раза два жадно глотнул — апельсиновый сок, правда, вкус у него был какой-то странный, ну да халяве в зубы не смотрят.

— Лысый, куда отстал?!

Сержант-пулеметчик пробормотал в ответ что-то матерное, но шагу прибавил.

Знать бы, сколько еще идти? Но карты нет даже у Паши, он ведь не офицер, а «и.о.» из контрактников. Впрочем, дело Паша знает, в отличие от своего предшественника, летехи из «пиджаков». Тот как штатским лохом был, так и остался…

Мы шли вверх по склону горы, настоящая «зеленка» осталась внизу, а здесь был лишь какой-то паршивый кустарник… и тут впереди грохнуло.

— А-а, б…!

— К бою!

Я рванулся вперед — и едва не споткнулся о Севку Клевцова. Он лежал на спине, бушлат на левом плече изодран и весь потемнел. Черт-черт-черт… так, сначала промедол, потом…

— Санек… — на губах раненого светло-красная пена, з-зараза, неужели легкое задето? — Не было ведь растяжки…

— Заткнись, придурок! — Я рванул зубами обертку индпакета.

— Я же смотрел…

Вокруг — и впереди — уже вовсю лаяли автоматы. Глухо хлопнул разрыв — послабее, чем первый, видать, подствольник. «Духи» засели выше по склону, их было несколько десятков… пулеметная очередь разлохматила куст рядом со мной, только листья брызнули… глухо прокашлял «шмель», и пулемет замолчал.

— …не было…

Жгут я затянул как можно выше. Затем ножом вспорол бушлат на боку, где стремительно расползалось еще одно темное пятно, и едва не взвыл, увидев, что натворил здесь осколок. Вот гадство-то… и хлещет почем зря. Да где же эта артерия?!

— Как он!?

Я не успел заметить, как Паша оказался рядом с нами.

— Хреново.

— Вижу… дыру залепил?

— Черта с два там залепишь… я пережать пытаюсь.

— Давай, держи, — кивнул Паша и, отвернувшись, заорал в рацию: — Ну где вы там?! А?! Какие, на хрен, «дыни»? Что значит: «огурцы» не добивают?! А?! Да мне по хрену, что батарею не передвинули! У меня уже два «трехсотых»! А?! Когда, епить?! Когда нас всех тут положат на х…?!

— Санек…

Я не отвечал — я давил изо всех сил, но все равно кровь упругими толчками выбивалась из-под пальцев.

— Слышь… мой… забери… потом.

Правой рукой Севка потянулся к шее. Схватился за шнурок, начал его вытягивать — медленно, по сантиметру.

— Да не дергайся ты! — рявкнул я.

— Забери… пусть будет… память…

— Пошел ты…

Земля под коленями ощутимо содрогнулась. Я поднял голову — и увидел, как выше по склону один за другим вымахивают дымно-бурые фонтаны.

А потом вдруг понял, что больше не чувствую горячих толчков под ладонью.

И заорал!

— Ты чего?!

Видок у Леночки был еще тот: бледная, глаза на пол-лица. Впрочем, если наяву я орал хотя бы вполовину, как мне снилось… удивительно, как у нее волосы дыбом не встали. За окном уже горели фонари, спина затекла, башка была чугунная, но спать больше не хотелось.

— Извини, — буркнул я, украдкой косясь на правую ладонь. Угу, холодное, липкое — только не кровь, а всего-навсего пот. — Сон… приснился.

— Ты, — испуг Леночки быстро сменился злостью, — таблетки пить не пробовал? Говорят, некоторым помогает.

— Угу, — мрачно кивнул я. — А еще можно поселиться в доме, где хорошая звукоизоляция и мягкие стены. Тоже, говорят… помогает.

— Охотно верю, — произнесла Леночка тоном, явно намекавшим, что помянутый дом, по ее мнению, будет вполне подходящим жилищем для некоего Сани Топлякова.

— Душ у тебя где?

— Рядом с туалетом. Полотенце для гостей на сушилке, мыло бери любое, но если посмеешь тронуть мою зубную щетку, то…

— То что?

— Сильно пожалеешь.

Это сказала не Леночка. Подпрыгнув чуть ли не до потолка, я обернулся и увидел в углу огромного серого… кота.

— Ч-ч-ч-ч…

— Так его, Федька! — мстительно пискнула Леночка.

Пару секунд я лихорадочно прикидывал: крыша уехала совсем, или я попросту еще не проснулся. Вариант номер один был куда более правдоподобным… но тут котяра превратился в татуированного братка, и я наконец вспомнил.

— А-а… тьфу ты… крыса говорящая! Ну блин…

— Сам ты крыс, да?!

Обиженный домовой сменил облик братка на нечто бородатое, горбоносое, в натовской камуфле и зеленой бандане… в следующий миг я уже лежал на полу, а еще через миг в чича летело первое, что подвернулось под руку, — блюдце. Повезло — сервант оказался чуть левее.

— Ну точно — больной! — резюмировал домовой, вновь обернувшись котярой. — Прав был опер. Эх, жаль, не сдали мы тебя…

— Дурак ты, Федор, — вздохнул я и принялся осторожно, по частям отлеплять себя от ковра. — И шутки у тебя дурацкие.

Домовой пренебрежительно махнул хвостом.

Леночка в наш диалог предпочла не вмешиваться. На всякий случай я оставил дверь в ванную приоткрытой, но, как ни старался, ничего членораздельного разобрать сквозь плеск воды так и не удалось: хозяева квартиры переругивались тихим злым шепотом. Затем ругань прекратилась — как я понял, со счетом один-один в пользу Леночки, потому что поле боя осталось именно за ней, разобиженный же Федька удалился на кухню, где принялся нарочито громко звенеть посудой в мойке и греметь дверцами.

Вернувшись, я обнаружил, что кроме домового из комнаты исчезли осколки блюдца. Зато на столике перед креслом обнаружилась еда: шмат распрозверски, до судорог челюстей, аппетитно пахнущего жареного мяса, сожрать которое хотелось из одного лишь инстинкта самосохранения — чтобы слюнями не захлебнуться. Захлебываться мне не хотелось, а вот есть — как раз наоборот.

— Жапить есть чем?

— Водки в этом доме нет ни капли! — Леночка, скрестив на груди руки, наблюдала за мной из угла. — Ненавижу спиртное… и тех, кто его употребляет.

Врет, почему-то решил я, вгрызаясь в ножку, — кажется, это была гусятина. Не может быть, чтобы в квартире даже ликерчика какого-нибудь не отыскалось.

Сейчас, впрочем, это было неважно: голова мне требовалась в рабочем состоянии.

— «Запить» и «водка» — это не тождественные понятия. По крайней мере, для меня.

Леночка удивленно моргнула. Видимо, «тождественные понятия» настолько не совпадали с уже сложившимся у нее образом Сани Топлякова, что полученного шока хватило на поход до кухни и возвращение со стаканом яблочного сока.

— Подойдет?

— Гу, спсибо, — прочавкал я. — В новстях шо нов грили?

— Ничего нового, — отрезала Леночка и тут же с любопытством спросила: — А у тебя действительно медаль есть?

— Угу, — кивнул я. — Валяется где-то у тетки. В госпитале под раздачу слонов попал… Замком группировки приперся — с кучей журналюг, само собой, заботу о раненых героях демонстрировать. Ну и мне досталось… «Станислав с мечами», на, и отвяжись…

В орденах царских времен блондинка «фишку не рубила», и моя попытка сострить осталась неоцененной.

— Еда как? — сухо поинтересовалась она минутой позже.

— Оч вкусно!

— Федьке спасибо скажешь. — Леночка пожала плечами. Ну и зачем тогда было спрашивать? — Когда будешь мимо кухни на выход маршировать.

Ах вот, значит, как!

Тяжело вздохнув — правда, вздох едва не перешел в отрыжку, — я положил недогрызенную кость на тарелку.

— Выгоняешь, значит.

— Выгоняю! — с вызовом подтвердила Леночка.

— А я-то надеялся, ты роль Бабы-яги до конца доиграешь.

— То есть? — не поняла она.

— Ну я же вроде как в сказку попал, — мотнув головой в сторону кухни, откуда продолжал доноситься звон посуды, криво усмехнулся я. — Как там у классика: домовые, лешие, души забубенные… А в сказках Баба-яга всегда Ивана-царевича кормит, поит, в баньке парит, спать укладывает, а потом еще на вопросы отвечает и меч-кладенец в котомку сует.

— Царевич из тебя, как из… — Леночка замялась, подыскивая достойный эпитет, — как из…

— Как из мышьяка приправа! — донеслось с кухни.

— И потом, — выставив перед собой руку, Леночка принялась загибать пальцы. — Я выспаться тебе дала, в ванну пустила, еду-питье поставила… программа-минимум налицо! Может, хватит с меня на сегодня добрых дел?!

— Лен, послушай…

— Короче, — блондинка сверкнула глазами, как изображающий коршуна воробей, — или ты выметаешься по-хорошему, или…

— Два слова сказать можно? — негромко спросил я.

— Два — можно. Но не три!

— Я не убивал того мужика.

— Это я уже слышала утром. Придумай что-нибудь поновее.

— Лена…

— Елена Викторовна!

— Лена-Елена… — Спокойно, Саня, только без нервов, злость сейчас тебе меньше всего нужна в качестве советчика. — Давай вместе подумаем.

— Давай не будем… вместе. Давай ты просто встанешь, оденешься и уйдешь!

Конструктивный диалог у нас определенно не налаживался.

— Блин, дай мне сказать… спокойно! — не выдержал я. — Два слова… если я не убивал… Ты мне не веришь, ладно, фиг с тобой, предположи просто: если не я, то кто?!

— Кто угодно, — фыркнула блондинка. — Любой из ролевиков… ну, практически любой, — поправилась она. — Или случайно оказавшийся в лесу маньяк. Или тролль. Или конь в пальто. Доволен?

— А что, тролли тоже реально существуют?

— Понятия не имею, — досадливо отмахнулась Леночка. — Может, и существуют где-нибудь в Скандинавии, откуда-то ведь легенды пошли. Но в наших архивах подобная разновидность нежити не фиксировалась.

— Кстати, — этот вопрос занозой сидел во мне со вчерашнего вечера, — почему нежитью занимается какая-то задрипанная госконтора с десятком сотрудников, а не КГБ или армия?!

— Э-э-э… очень не хочется тебя разочаровывать, но… потому что никому эта нежить на фиг не нужна. Уж слишком непредсказуема и капризна, чтобы на нее полагаться. — Голос у Леночки стал размеренный и чуток нудноватый — наверное, не раз уже это новичкам втирала. — Сотрудничать с людьми она соглашается, только если это приносит ей какую-то выгоду, упрашивать и приказывать бесполезно. Вспомни сказки и старинные заговоры: нежить можно обмануть, на время запереть, изгнать из дома или человека, но не убить. Так что доставить ей неприятности мы можем, но не такие серьезные, чтобы заставить повиноваться. А ждать нежить умеет, может даже через сто лет вернуться и отомстить — не обидчику, так потомкам. Вот и приходится договариваться полюбовно: мы вас не трогаем, а вы к нам не лезете.

— А исследовать ее на предмет получения… чего-нибудь?

— Тут тоже все не так просто. На данном этапе развития науки это невозможно. Ни один прибор не может определить природу их способностей и уж тем более воспроизвести. Это… стыдно признаться, магия. Она просто есть, и все. Человеческим — в смысле, известным нам — законам и силам она не подчиняется.

— Ну а как же колдуны всякие, ведьмы?

— Угу, ты еще шаманов вспомни, — презрительно предложила блондинка. — За все время изучения паранормальных явлений не было выявлено ни одного достоверного случая магических способностей у человека. Даже в 90-е годы, расцвет всяких там экстрасенсов вроде Кашпировского. Гипноз — да, порча — туда-сюда, зависит от объекта, предвидение — сколько угодно, но это совсем другое, односторонняя связь: повлиять на события ты никак не можешь. Так что до магии мы пока не доросли, инопланетные технологии и то более перспективны.

Ё-моё-о-о…

— Что, и ЭТИ, — я ткнул пальцем в потолок, — тоже существуют?

— Понятия не имею, — с той же брезгливой интонацией повторила Леночка. Разговор, и раньше не шибко дружеский, заметно ей надоел. — По крайней мере, меня к ним с инспекцией посадочных площадок и замером тарелочных выхлопов не посылали. Но мало ли у нас в стране задрипанных контор…

— И кто в госверхушке вас финансирует?

— Ну… много кто. Тот же КГБ, экологи, церковь…

— Чего?!

— А ты представляешь, что начнется, если люди узнают: лешие есть и водяные, и домовые, и черт знает что еще, — но при этом чхали они на этот достойный институт? Куча народу в язычество ударится, как после перестройки — в православие.

— Ясно, — убито кивнул я, хотя на самом деле все стало лишь намного запутанней.

— Ты поел? — агрессивно напомнила блондинка.

Учитывая, что на тарелке остались лишь кости, вопрос был то ли риторический, то ли издевательский.

— Угу.

— Тогда одевайся, забирай свой рюкзак и выметайся! — решительно скомандовала фифа.

— Ну и куда я ночью пойду?

— А вот это, — на миг голос Леночки дрогнул, но затем вновь набрал стали в обертоны, — не мои проблемы! Куда хочешь, туда и вали. Хоть обратно в Россию!

— Ну хорошо. — Встав, я прошлепал в ванную… и тут же из нее вылетел. — Эй, а вещички-то мои где?

— В стирке, — донеслось из-за кухонной двери.

— Чё-о? — Я ошарашенно уставился на стиральную машину, ласково помигивающую мне числом 53. Пока я возвращал отвисшую челюсть на место, число сменилось на 52.

— Федь, в самом деле, ты чего? — удивленно спросила Леночка. — Нашел на кого порошок переводить.

— По привычке, — опустив мордочку, смущенно пробормотал домовой.

— Эй, а карманы…

— Кошелек на подоконнике, мобилка заряжается, — Федька махнул лапкой в сторону табуретки у стены. — Она там чего-то странное мигает…

— Она мигает, что я сим-карточку сломал, — сказал я. — Чтобы не сигналила кому не надо. Надо будет другую где-нить раздобыть…

— А-а, — пискнул домовой и, развернувшись к хозяйке, затараторил: — Лен, да ты не волнуйся, оно сейчас постирается, а я утюжком за десять минут просушу…

— Нет уж! — выдохнула девушка. — Еще час его терпеть я не согласная!

— А я не согласный в одном полотенце уходить.

— Значит, голышом вылетишь! — угрожающе прошипела фифа.

— Второй голый мужик за день? — хмыкнул я. — Что соседи-то подумают.

Леночка скрипнула зубами.

— Так, — процедила она, — в шкафу справа, три нижние полки… я туда тряпки своего бывшего свалила. Выбираешь, надеваешь и убираешься наконец-то из моего дома! — На последних словах она едва не сорвалась на визг.

Разжиться новой одеждой — в моем нынешнем положении — это было, что называется, предложение, от которого нельзя отказаться. Правда, Леночкин бывший, похоже, был чуть ниже меня ростом и малость пошире, но разница была не настолько явной, чтобы с первого взгляда классифицировать мой новый костюм как одежду с чужого плеча.

Провожать меня фифа не стала — в прихожую вышел только Федька. Некоторое время он молча глядел, как я шнурую ботинки, а затем шагнул вперед.

— Вот, — негромко произнес он, кладя на пол мой кошелек и телефон. — Лена сказала, чтобы я карточку Яны вставил, — это хозяйкина подруга из Германии, она в Минске наездами, раз в полгода бывает…

— Ну… — выпрямившись, я глянул в зеркало. Рожа… Та еще рожа: небритый, прическа — две коровы с разных сторон лизали… Ладно, сойдет. — Передай, — я повысил голос, — Елене Викторовне мое глубочайшее спасибо… за все хорошее.

— Скатертью дорога! — донеслось в ответ из комнаты.

Избавившись от Сани, я чуть не разрыдалась от счастья. Поскорее распахнула оба окна, выгоняя сигаретный дым, обежала квартиру, чтобы убедиться: да, я наконец-то одна! В ванне еще стоял пар до потолка, под резиновым ковриком хлюпало, зеркало запотело. Резко, неправильно пахло парфюмом. Я постояла, подумала и гнусно захихикала: Саня вымыл голову грейпфрутовым гелем для борьбы с целлюлитом, цапнув с полочки первый попавшийся флакон. Хорошо еще, что мимо крема-депилятора промахнулся.

Впрочем, разгладить пару-тройку лишних извилин ему не помешает.

Я сорвала с вешалки мокрое полотенце и брезгливо бросила его в бачок для грязного белья. Просидеть весь день на диване с книжкой — то еще удовольствие. То есть я, конечно, люблю читать — но не вздрагивая от каждого шевеления спящего Сани, боясь лишний раз прокрасться мимо него на кухню или в туалет!

И я никогда раньше не слышала, чтобы человек так вопил. Словно его заживо резали…

После проветривания в комнате стало холодно и как-то жутковато. Не помог даже включенный телевизор.

— Федь, ты где?

В углу фыркнуло, мазнуло стену тенью, но домовой так и не появился. На лекцию о бесполезной нежити, что ли, обиделся? Так исключения только подтверждают правила! И ведь не выманишь его теперь: чем больше подлизываться будешь, тем дольше кочевряжиться станет. Придется ждать, пока сам на мировую не пойдет.

Я покрутила массивное кольцо на среднем пальце. Серебро почернело от времени, но почистить его как будто означало стереть память о бабушке, от которой оно мне досталось. Ничего, и так красивое, старинное, с вычурной чеканкой, почти целиком закрывающее фалангу. Очень удобно теребить, когда нервничаешь или размышляешь.

Вообще-то у меня есть три проверенных средства от плохого настроения: с ветерком погонять на верном «гольфике», пройтись по магазинам или съесть плитку молочного шоколада. В данный момент мне требовалась ударная доза антидепрессанта, поэтому я быстренько натянула джинсы и водолазку, спустилась к машине и помчалась в гипермаркет — самый дальний, за кольцевой дорогой.

Шел уже десятый час, в угольном небе клубились буроватые тучи, но я любила ездить в темноте, особенно по пустынным дорогам. Как будто по дикому лесу с фарами-глазами встречных хищников. Я даже не поленилась сделать крюк, чтобы прокатиться через частный сектор. Как все-таки приятно быть блондинкой: не надо думать о какой-то там подвеске, которая якобы разболтается от прыжков по колдобинам, и дергаться от каждого чиха мотора. Машина для того и создана, чтобы ездить там, где ноги спотыкаются! Не понимаю, почему большинство мужчин делают из нее какое-то божество, которому истово поклоняются и приносят жертвы запчастями, а если бы могли, то вообще поселили бы в супружеской спальне, выгнав жену на коврик в прихожей. Причем чем капризнее, уродливее и ржавее развалюха, тем больше ей почета. С женами, увы, все наоборот…

На огромной площади перед гипермаркетом было пустынно, только блестели в свете фар брошенные коляски, которые приходилось объезжать, как столбики на автодроме. Я подъехала к самому входу, встроившись в жиденький рядок машин таких же полуночников. Заглушила мотор и наконец заметила, как подпрыгивает и мигает на соседнем сиденье мобильник в режиме вибрации.

Я долго смотрела на определившийся номер. Потом все-таки нажала кнопку.

— Да, Серафим Петрович?

— Леночка… — Голос у начальника был непривычно бесцветный.

— Что-то случилось, Серафим Петрович? — Я обругала себя последней идиоткой. — В смысле, что-то еще?

— Да куда там «еще», — невесело хмыкнул шеф. — Ты уж прости меня, старого дурака… не думал, не гадал, что такая ерунда выйдет…

— Ничего, все нормально, — через силу соврала я. Похоже, Серафиму и без моих истерик крепко досталось — вдруг он там уже вторую упаковку валидола доедает?! Ходи потом к нему на кладбище с венками… — А вы там как?

— Маша очень волнуется, — помявшись, признался шеф. — Ты не думай, Саня — он хороший…

Расслышав мое скептическое сопение, Серафим поспешно добавил:

— Я понимаю — у тебя-то не было возможности узнать его поближе…

Я чуть не ляпнула, что сегодня у меня этой возможности было хоть отбавляй, но в последний момент прикусила язык — Санина паранойя насчет телефонов оказалась заразной.

— На самом деле, — продолжал тем временем шеф, — он действительно неплохой парень. Просто невезучий. Матери лишился еще при рождении… а едва семнадцать стукнуло, так еще и без отца остался. Маша его тогда к себе забрала… он здесь школу закончил, в университет поступил, на истфак…

— А как же он тогда в Чечню угодил? — не поняла я.

— По глупости, — печально вздохнул Серафим Петрович. — На третьем уже курсе был… сошелся с какой-то девушкой… Ну ты же понимаешь: молодо-зелено, любовь-морковь, ветер в голове, долгие прогулки при луне и серенады под окном…

Рассказывает, будто старушенции какой-то, обиженно подумала я. Словно у меня эти «молодо-зелено» и ветер в голове уже далеко позади.

— …в общем, завалил сессию. Можно было бы поправить, академ взять, еще как-нибудь, но характер… Бросил все, уехал в Россию — «определиться с судьбой», а там — повестка. Так и определился…

— Да уж, повезло, — неискренне поддакнула я. — То есть я хотела сказать, не повезло.

— А девушка та ему даже одного письма не написала. — Шеф снова вздохнул. — Он у Маши просил узнать, думал, случилось что-то. Ну Маша позвонила, а та… вся из себя в удивлении: мол, и думать уже о нем забыла. — Серафим Петрович вздохнул в третий раз. — Так вот. Ему и в школе…

— Серафим Петрович, хотите, я в понедельник пораньше на работу приеду, и поговорим? — перебила я. Мне сейчас для полного катарсиса только трагической повести о Санином детстве не хватало!

— Не приедешь, Лен.

Теперь уже мне захотелось валидольчика.

— Я что, уволена?!

— Нет. — Шеф натужно сглотнул и пояснил: — Я. А контору прикрыли до выяснения обстоятельств. Вот такие пироги…

И сбросил звонок.

Я еще немного посидела с трубкой возле уха, тупо глядя на покачивающийся перед стеклом дезодорант-елочку. А ведь Серафиму всего три года до пенсии по выслуге оставалось, он грозился тут же дачу купить и закопаться в нее на зависть всем кротам…

Нет, срочно в магазин!

Внутри было жарко и малолюдно, у касс стояло всего по два-три человека. Из невидимых динамиков доносилась заунывная электронная музыка, от звуков которой даже привидение в тоске повесилось бы на люстре. Видимо, таким нехитрым способом персонал выпроваживал из торгового зала поздних покупателей — гипермаркет работал до последнего клиента, и ожидать его исхода до рассвета никому не хотелось.

Стараясь не обращать на музыку внимания, я побрела вдоль стеллажей. Так, Федька вроде говорил, что мука закончилась… и вон какие-то новые мюсли появились, надо попробовать, тем более что от домового я завтрака вряд ли дождусь, а гуся ЭТОТ сожрал, и куда только поместилось, худой ведь, как оглобля…

Нет, ну неужели он действительно думал, что я стану ему помогать? Каким образом, спрашивается? Вообще-то могла бы и спросить, конечно…

Молоденькая девушка в кепке и переднике обслуги выложила на полку новую партию макарон, но не успела отойти и трех шагов, как хрустящие пакеты один за другим посыпались на пол.

— Опять! — чуть не заплакала девушка, возвращаясь и нагибаясь. Сверху на нее тут же ухнула еще одна упаковка.

Продолжая рассматривать ценники, я на ощупь достала «корку» и показала непокорным макаронам.

В пакетах виновато пискнуло, и осыпь прекратилась.

Тетя Маша, видите ли, волнуется… мне-то что с того? Нормальные люди только радуются, когда у начальства проблемы…

Я задержалась перед огромным мутным аквариумом с живой рыбой. За прилавком отдела маялась скучающая продавщица, бдя, не попытается ли кто выловить товар голыми руками и за пазухой вынести мимо кассы. Я рассеянно постучала по стеклу ногтем. «Еще и издевается!» — с немым укором уставился на меня «карп отборный, 3,500».

Может, Саня действительно не виноват? Меня ж не убил… «Тоже мне, аргумент!» — обозлилась я на себя. «Просто так» ничего не бывает, если бы он прилично себя вел, никто бы его сейчас не ис…

Возле уха что-то негромко свистнуло, и в стенке аквариума появилась маленькая дырочка. Которая в мгновение ока обросла частой сетью трещин, и огромная, на несколько сот литров посудина словно взорвалась изнутри. Крошево стекла и воды пенным фонтаном хлынуло на пол. Продавщица с визгом закрылась руками, но поскольку стояла она в каком-то полуметре от аквариума, помогло это мало. Мне повезло больше — буквально за секунду до аварии я попятилась, пропуская толстую напористую тетку, так что окатило только туфли и обрызгало джинсы. Зато тетке моя вежливость вышла боком…

По залу разбежалась круговая волна, карпы воспарили на ней подобно серфингистам и со стуком заскакали по полу на тридцать метров окрест. «Лыпка, лыпка!» — радостно завопил двухлетний ребенок, подпрыгивая на сиденье покупательской коляски-паровозика. Мамаша его восторга не разделяла, пароходик смотрелся бы тут уместнее.

К луже со всех сторон спешили охранники, продавцы и уборщики. Рыба докувыркалась уже до касс, и оттуда доносились удивленные возгласы (вовремя заметивших) и ругань (сначала наступивших).

Я быстренько ретировалась в соседний ряд — не дай бог, решат, что это я так удачно тюкнула по какой-то критической точке! — и углубилась в отдел женской одежды. Нервно покопалась в контейнере со скидочными маечками… и тут только до меня дошло, ЧТО это было.

Попятившись к примерочной кабинке, я задернула плотную шторку, села на корточки (может, вообще лечь — вдруг в следующий раз из пулемета пройдутся?!) и трясущимися руками раскрыла мобильник. Как же позвонить с него 02?! Код города надо набирать или просто две цифры? А может, для мобильных телефонов у милиции есть специальный номер? Я попробовала и так, и эдак — не соединили. Ах, черт, это просто сеть пропала, в гипере вообще связь плохая. Поводив мобилкой по кабинке, я словила минимальный «квадратик», но тыкаться в кнопки уже не стала: первый шок прошел, и я начала рассуждать более-менее здраво. Ну хорошо, и что я им скажу? Точнее, что они мне скажут? «Гражданка, прекратите истерику, обратитесь к охране гипермаркета или приезжайте к нам в участок»? Ага, тут же по всему магазину камеры развешены! Никто в здравом уме не решится здесь на преступление — не согласовав его с теми, кто сидит за пультом. А «к нам» еще доехать надо! Фильмы ужасов, где героиня испуганно цокает каблучками по безлюдной парковке, а за ней по стене крадется черная зловещая тень с кривым ножом, живо перестали казаться мне такими уж дурацкими.

Я лихорадочно пролистала телефонную книгу. Родители отпадают сразу, Вадима давно пора отсюда стереть, Вера за мной на другой конец города точно не поедет, хоть и клялась в вечной дружбе, Олег в командировке, Надька в декрете… я уставилась на последнюю строчку. А почему бы и нет?! Учитывая, что все неприятности начались именно с его появления…

Вызов пошел, на экране замигала мультипликационная антенна. Хоть бы он опять не отключил телефон!

— Але?

— Са-а-ань, — провыла я под аккомпанемент зубов, — в меня стреляли!

На том конце так долго молчали, что я не на шутку испугалась — не услышать бы в ответ гудки.

— Ты где? — наконец спросил мужик. В трубке потрескивало, доносились обрывки голосов и музыки.

— В гипермаркете у Мирошниченко… в примерочной кабинке возле женского отдела…

— Стой там. Щас буду. — Саня дал отбой.

Всю глубину сотворенного мной идиотизма я начал осознавать лишь на остановке.

Не, ну, в самом деле — нашел, к кому сунуться… контуженный! А ведь если б утром чуток пошевелил мозгой, мог бы сообразить, что Леночка не простой свидетель, а ключевой, и бумажкой «явиться для дачи показаний» не отделается. Блин, приди тот опер на пять минут раньше, мы б с ним у подъезда нос к носу столкнулись.

А еще — если, опять же, подумать — удивительно, что Лена меня не сдала с потрохами. Не друг, не брат, не сват — сослуживец без году неделя, вдобавок разыскиваемый убивец. Другая небось весь мировой антитеррор вызвонила б, пока я у нее в кресле дрых.

Ну да ладно. Повезло дураку второй раз, конкретно так повезло — но дальше на везение уповать не стоит. Дальше надо действовать по-умному.

Вариантов же дальнейших действий лично я видел аж три штуки.

Первый был самым легким — добровольно явиться в ментовку и понадеяться, что хоть и неродная для меня, но все равно доблестная белорусская милиция поверит в мою невиновность и «дружным кагалом», как любил говорить сержант Тележкин, бросится на розыски настоящего убийцы. На данный момент путь этот мне категорически не нравился: я, может, местами и дурак, но не идиот. А поверить в то, что менты будут чего-то там копать, уже имея такого роскошного подозреваемого… не, ребята. Фантастика в соседнем отделе — а здесь у нас жизненная трагедия… пополам с народными белорусскими сказками, блин.

Вариант второй — малость посложнее первого. Плюнуть на все и слинять. Границы между Россией и Беларусью, считай, нет, а искать меня… ну, может, и будут, но фиг ли толку с тех поисков? Зайдет Саня Топляков в ростовский госпиталь,[1] а выйдет… ну, кто из детдомовцев у них на леднике подходящий будет, тот и выйдет. И — на контракт, а там уже война все спишет.

Этот путь был тоже прост, но нравился мне ничуть не больше первого. Отступить здесь и сейчас, а потом всю оставшуюся жизнь в бегах, в чужой шкуре? Не-е-е… лучше уж один раз помереть, чем так вот — каждую секунду.

Ну а третий, последний вариант — остаться здесь и самому докопаться до истины. Недостаток его был в том, что меня зовут не Шварценеггер и даже не Брюс Уиллис… да и Минск мало похож на Голливуд. А в реальной жизни, как я уже успел понять, те, кто решает поиграть в героев, живут оч-чень недолго — так было на войне, так будет и здесь.

Окончательно я пока ничего не надумал. Вернее, надумал, что сейчас мне по-любому надо закопаться в нору, благо таковая имелась в наличии. Отсидеться там денек-другой, пока у охотников не пройдет первый, самый яростный азарт, а дальше… дальше будет видно.

К этому выводу я пришел, уже сев, точнее, втиснувшись в автобус. Несмотря на выходной день и поздний час — или как раз поэтому, — народу в нем было много. Оно и к лучшему: больше будут думать, как бы вдох сделать, а не к морде соседа приглядываться.

Правда, остановки через четыре, когда у меня в кармане задергался мобильник, я обнаружил, что вытаскивать его в тесноте тоже не ахти как удобно, и мысленно помянул друзей-знакомых Леночкиной подруги, упорно пытающихся дозвониться ей на минский номер.

— Але?

— Са-а-ань, — жалобно всхлипнула трубка, — в меня стре-е-е-еляли!

Ну здрасте. Приехали.

Кому и зачем нужно было палить в фифу, я вообразить не мог при всем желании. Приманить меня таким способом? Но я ведь полчаса как вышел из ее квартиры, а шторы у Леночки — так, одно название, для хорошей оптики их, считай, нет… и что это за шум на заднем фоне?

— Ты вообще где?

Девушка ответила. Судя по ее голосу, дурацкой шуткой звонок не был.

Час от часу не легче. Устраивать покушение там, где постоянно толпа народу и тьма камер слежения? Хрень какая-то…

— Стой там, — скомандовал я. — Щас буду.

«Щас» растянулось на сорок семь минут. Уходить далеко от кабинки я боялась, безвылазно сидеть в ней было подозрительно. К тому моменту как из-за пирамиды памперсов вынырнул Саня, я успела перемерить все имеющиеся в продаже куртки, от тридцать восьмого до шестидесятого размера включительно. Продавщицы смотрели странно и пару раз подходили с вопросом: «Вам что-нибудь посоветовать?» Но спрашивать, имеются ли у них на складе бронежилеты, я постеснялась. Девушки натянуто улыбались и кивали, продолжая крутиться поблизости.

— Ну чё тут у тебя случилось?

По телефону и на расстоянии Саня нравился мне как-то гораздо больше. Или не нравился гораздо меньше, но отступать было поздно. Я робко взялась за его протянутую руку и на ходу, трагическим шепотом, принялась ябедничать на специализирующегося по Леночкам киллера. Продавщицы смотрели нам вслед с неописуемым облегчением.

В зале уже навели порядок — воду вытерли, стекло подмели, карпов переловили. В рыбном отделе никого не было, свет в витринах потушен. Черный скелет аквариума имел скорбный, издалека бросающийся в глаза вид.

— Тут? — коротко поинтересовался мужик.

— Да, я стояла вон там, у края стеллажа, а потом меня толкнули, я отступила, вдруг как свистнуло — и в стекле появилась дырочка. Вот такая. — Я сложила пальцы колечком и показала.

— А пулю не успела рассмотреть? — Саню моя импульсивная жестикуляция только позабавила.

— Тебе смешно, — обиделась я, — а меня чуть не убили!

— Нашла чем хвастаться… Пошли на кассу, — велел он, подбрасывая ко мне в корзинку бутылку с холодным чаем «Nestle».

— Да ну ее, давай все бросим, выйдем через вертушку! — Мне было уже не до покупок, выбраться бы поскорее из магазина.

— Там охранник стоит, а у них профессиональная память на лица. Он мог меня по ящику видеть.

Я только сейчас сообразила, как рисковал Саня, согласившись за мной приехать. К тому же тогда он еще не знал, что именно произошло, — ведь после выстрела здесь вполне могла кишеть милиция.

— Сань… — пристыженно начала я.

— Леночка! Какая встреча! Что ты тут де…

— Когда ж ты оставишь меня в покое, в конце-то концов?! — Вот уж по кому я совершенно не скучала! В гипермаркете Вадим чувствовал себя куда увереннее, чем с глазу на глаз с «конкурентом». К тому же в руке он сжимал почти пустую бутылку с джин-тоником.

— И от кого я это слышу?! — патетически возопил бывший, выставляя бутылку вперед, как крест животворящий. — Неблагодарная женщина, я ведь тебя на руках носил! Пылинки сдувал! А ты уже через полгода после нашего расставания приволокла в квартиру какого-то… — Вадим присмотрелся. — Погоди… Это ж другой мужик! А тот где?!

— Я его убил, — хмуро сказал Саня. — И съел. Из ревности. А ты кто такой?

Бывший поймал его взгляд и мигом скис. Даже градус в крови не помог.

— Ну… это… старый друг! Ладно, Леночка, пока, мне пора бежать…

И действительно — как драпанул!

— Кто это был? — удивленно повторил Саня, поворачиваясь ко мне.

— Да так… придурок один. — Я сердито вывалила покупки на ленту транспортера. Мой спаситель (или губитель?!) замолчал, чтобы не привлекать лишнего внимания. Пока я расплачивалась, Саня покидал все в пакет и пошел к выходу, мне пришлось догонять его чуть ли не бегом.

Похоже, в Леночку пальнули из пистолета с глушаком. Хотя вполне могло быть и чего-то помощнее, типа ВСС-ки, которую мне как-то дал «на подержать» омоновец с соседнего блокпоста. Нет, навряд ли… проходы между стеллажами узкие, даже со сложенным прикладом тут фига с два развернешься. То ли дело пекаль: развернул коробку с детскими хрустяшками — все, хрен кто сбоку разглядит, чего ты на полке копаешься, а камер наблюдения над ближайшим проходом нет, лишь над соседним одна, и то в другую сторону повернута. И еще: такой вот промах в горизонтали очень похож на «сдергивание» — типичная ошибка неопытного пистолетчика. Сам, помню, парился, обойму за обоймой в «молоко» сажал, пока военрук Степан Палыч, светлая ему память, не выдрессировал.

Забавно было бы взглянуть на пулю, которая почти наверняка осталась где-то на дне, но копаться в осколках нам бы никто не позволил, а привлекать внимание местной охраны мне сейчас хотелось меньше всего. А больше всего — убраться подальше… пока безымянный киллер не решил, что в магазине осталось достаточно мало народу для повторной попытки. Глупость, но факт: откуда-то из глубины подсознания у меня все четче вызревало то ли чувство, то ли ощущение, что стрелявший по-прежнему где-то рядом, а на войне я научился своим ощущениям доверять.

Впрочем, из магазина мы выбрались без происшествий, если не считать дурацкого столкновения Леночки с каким-то хмырем — очень может быть, что тем самым, чью одежду я «приватизировал» взамен постиранной домовым. Мужик был неплохо поддат, но мой намек понял и слинял, что называется, «со свистом».

Над стоянкой желтела пара ламп — именно так, потому что уже за три-четыре шага их свет сливался в одно неясное пятно. В общем, такое освещение меня устраивало: сквозь обычный прицел видно уже хреново, а ночной еще в засветках. А вот остальное… С одной стороны в темноте угадывался забор местного рынка. С другой, как мне подсказывала память, раскинулось колхозное поле, за которым начинался лес — и, судя по тотальному отсутствию огоньков с той стороны, память меня не подводила. Если киллер и в самом деле здесь, то к его услугам открытое стрельбище и до фига путей отхода, а у нас вся надежда, что пулю ветром снесет.

Обошлось.

— Надеюсь, подложить в машину бомбу они не успели, — как бы между прочим заметил я, первым делом привычно откатывая сиденье назад.

— Кто?! — вскинулась Леночка.

— Они. — Я захлопнул дверцу, скрутил крышку бутылки и многозначительно булькнул чаем. — Темные силы.

Девушка, стиснув зубы, прошипела сквозь них что-то явно нелестное для меня и, выкрутив руль, с места газанула так, что я едва не забрызгал «Нестле» себя и полсалона заодно.

— Ну и куда ты рулишь?

— Как куда? В милицию, разумеется!

— Без меня! — Я взялся за ручку двери, и Леночка, испугавшись, что я выскочу прямо на ходу, затормозила еще резче, чем стартовала. Чай метнулся в другую сторону, но я уже успел прихлопнуть его крышкой.

— Сань, шутки кончились! Меня убить хотели!

— А меня, думаешь, в милиции вежливо попросят в коридоре подождать? — язвительно спросил я. — Пока ты показания давать будешь. А хошь, угадаю, что тебе скажет оперуполномоченный Наумов? «Помните, Елена Викторовна, не далее как сегодня утром я предупреждал вас о возможной угрозе со стороны Топлякова? Похоже, в тот раз вы не восприняли мои слова достаточно серьезно…»

— И что? — продолжала хорохориться Леночка. — Ну не восприняла. Раскаиваюсь и прошу выделить мне охрану!

Я откинулся на подголовник и закрыл глаза.

— Все равно, в милицию тебе ехать поздно. Представь: ой, вы знаете, я тут ходила по гипермаркету, и в меня, кажется, выстрелили, но я потом еще час погуляла и решила все-таки к вам приехать?

— Вот еще, — возмутилась фифа, — ты что, совсем за блондинку меня держишь? Уж найду чего им сказать.

— Ты и есть блондинка, — не открывая глаз, бросил я.

А затем открыл и посмотрел на нее. Внимательно. Так, словно увидел ее в первый раз.

Блондинка, ага. Прежде стянутые в «конский хвост» (вернее, «хвостик») волосы рассыпались по плечам, в прорывах длинной косой челки испуганно поблескивают глаза — какие они там у нее, голубые, что ли? Сейчас не поймешь — зрачки на всю радужку. В черной водолазке, бледная, сжавшаяся в комочек, Леночка казалась еще более миниатюрной и хрупкой.

А ведь если она и старше меня, то на пару лет, не больше.

— Лен, — негромко сказал я, — пойми… по фигу, что ты им скажешь. Начнут проверять твои слова, допросят магазинных, просмотрят записи с камер… и начнут задавать вопросы уже тебе. Про меня. Ты очень жаждешь из свидетельниц в пособницы переквалифицироваться?

— А разве я еще не уже? — затравленно огрызнулась Леночка, переключая скорость и выруливая со стоянки.

— Вот-вот. — Я зевнул. — Так… стоп… а куда мы теперь едем?!

— Ну… домой, — сделала вторую попытку девушка. И снова не угадала.

— Только не домой! — решительно сказал я. — Лен, ау, очнись! Хочешь опять под пулю подставиться?! Киллер, если он не полный идиот, тоже ведь будет считать, что квартира — это единственное место, где ты гарантированно появишься вновь!

Машину снова мотнуло взад-вперед. Я отчаялся нормально попить и сунул бутылку обратно в пакет.

— Ты думаешь?!

— Я — думаю! — буркнул я. — В отличие от.

Кажется, до девушки только сейчас начало доходить, что волна неприятностей захлестнула не одного Саню Топлякова, но и некую Елену Викторовну Коробкову. А возможно, и не только их.

Лишь бы не расплакалась, тоскливо подумал я. Ненавижу, когда женщина плачет в моем присутствии: сразу начинаю чувствовать себя жутко виноватым.

Обошлось. Минут пять блондинка молча грызла губу, вглядываясь в ночную темень перед капотом. А затем тряхнула головой и развернулась ко мне.

— Ладно, сдаюсь. Выкладывай свой план!

Я кивнул. Неохотно — план-то у меня был, но последняя его редакция участия Леночки не предусматривала. Ну да ладно.

— Был у меня сокурсник… Миша Гонтарь. Собственно, не был — он и сейчас есть, живет, здравствует и работает на солнечном Кипре, годовой контракт, чики-пики, родителей к себе вызвал. А в Белоруссии у них остались квартира и… — я сделал многозначительную паузу, — загородный дом. Мы там студентами шашлыки жарили, так что дорогу я помню. Сейчас осень, сезон отпусков давно тю-тю, в понедельник дачный поселок выметает подчистую… Короче говоря, для таких мышей, как мы, нора вполне подходящая.

Девушка, неуверенно кивнув-согласившись, взялась за руль и вдруг, повернувшись ко мне, жалобно протянула:

— Са-а-ань… а давай все-таки сначала домой заедем?

Кажется, я начал догадываться, почему ее хотят убить. И занял очередь.

— Зачем?!

— У меня даже куртки нет — я ж думала, что только в магазин и обратно! И в кошельке всего десять тысяч осталось!

М-да, у меня вообще полторы…

— Ладно, — нехотя согласился я. — Заскочим на пять сек.

Свет на лестничной площадке традиционно не горел, пришлось искать скважину на ощупь. Я повернула ключ и замерла в нерешительности.

— Слушай, ты не мог бы…

Если кто и подстерегал меня за дверью с занесенным топором, то поспешно выбросился из открытого окна. Саня прошелся по квартире, пиная двери и хлопая по выключателям.

— Чисто, заходи.

Так, в первую очередь — деньги. На них, если что, можно купить все остальное. Потом — белье, свитер, косметичка с ходовыми лекарствами типа анальгина и но-шпы… косметика из ванной… зонтик из коридора…

Саня наблюдал за моими метаниями, рассеянно поедая мюсли, прямо щепотью из пакета. Кривился, но жевал. Видно, сверхполезная смесь орехов и хлопьев вызывала у него ностальгические воспоминания о сухом пайке.

— Бери не больше, чем сможешь унести, — напомнил он. — Я за тобой торбы таскать не буду.

— Сама знаю, — уязвленно огрызнулась я. Серафим часто отправлял меня в командировки в область, и я успела убедиться, что все необходимые человеку вещи прекрасно умещаются в небольшой спортивной сумке. И то половина остается нераспакованной.

Федька мучился-крепился, но в конце концов не выдержал.

— Куда это ты на ночь глядя? — ворчливо осведомился он из-под шкафа.

Я объяснила. Коротко и эмоционально.

Домовичок тут же выкатился на середину комнаты.

— Ну кто ж так собирается?! Покидала-покидала, паспорт на дно, шампунь на майку, а если протечет, а доставать как? Иди отсюда, сам все упакую! И обувку какую-нибудь подбери — не бросать же тебя, косорукую…

— Откуда он у тебя такой… домовитый? — поинтересовался Саня.

— Федька? — Я с облегчением выпустила полусобранную сумку. Теперь, по крайней мере, не придется терзаться всю дорогу — забыла я зубную щетку или нет. — Из приюта для нежити. Я его вообще-то на передержку взяла, но как-то прижился… В Зеленом Луге частный сектор сносят, дома старые, почти в каждом домовые водятся, а верящих в них людей почти не осталось, не говоря уж о ритуале перевоза в новую квартиру… Вот нам и приходится куда-то их пристраивать. Хотя большинство почему-то отказываются, остаются ждать бульдозера…

— А потом куда?

— Никуда. Когда умирает дом, умирает и домовой, — сухо сообщила я. — Это единственная нежить, неразрывно связанная с человеком и бескорыстно ему помогающая. Федь, кроссовка пойдет? — крикнула я в направлении кухни, откуда доносилось деловитое бренчание полок холодильника: домовой паковал снедь, чтобы врагу не досталась.

— Пойдет, — подумав, согласился Федька. — Только в полиэтилен не заворачивай.

— На кой она вам? — удивился мужик.

— Домовой не может покинуть дом самостоятельно, — раздраженно пояснила я, роясь в шкафу. — Его можно только унести, в хозяйской разношенной обуви.

Желательно в лично сплетенных лаптях, но не могу же я неделю ходить в них на работу!

— Кроссовки ты лучше надень, — угрюмо велел Саня, носком ботинка подпихивая ко мне вторую «найку». — А с собой крейсер возьми.

— Чего? — опешила я. — А! Дурак, эти туфли лодочками называются.

— Лодочки — это тридцать пять и меньше. А у тебя тут настоящие эсминцы… типа «Эрли берк».

— Я всего-то тридцать седьмой ношу, нормальный женский размер!

— Ладно, типа «семерка-у». Шевелись давай!

Федька волоком притащил с кухни набитую авоську и вопросительно уставился на меня. Я вздохнула, демонстративно положила туфлю на пороге и заунывно, чувствуя себя полной идиоткой, затянула положенный наговор: — Домовой-батюшка, запечный хозяин, пойдем со мной в новый дом…

— Ну ты бы еще в нее плюнула, — неодобрительно буркнул Федька, но в туфлю юркнул.

Я запихала ее в сумку и застегнула молнию.

— Все, я готова. А куда мы поедем?

— Увидишь. — Саня «торбу» все-таки взял, вскинул на плечо. — Как только «хвост» сбросим.

— Зеркальце дай.

— Зачем? — подозрительно спросила Лена, на всякий случай прижав к груди сумочку, видимо, таившую в замшевых потрохах затребованный мной предмет.

Я устало вздохнул. Не знаю, как справлялся с фифой Серафим Петрович… по мне, так любой нормальный командир, заполучивший Леночку в подчиненные, максимум через неделю совершил бы либо убийство, либо самоубийство. Выдержавший же месяц — убийство в особо жестокой форме, с отягощающими… ну и так далее.

— Днище осмотрю.

— Бомбу искать будешь? — Вздрогнув, блондинка принялась лихорадочно перерывать сумочку. — Вот… пудреница подойдет?

— Сгодится.

На самом деле в бомбу под капотом я не верил. Добыть-то ее несложно — с полигона летунов, считай, каждый месяц утаскивают пяток неразорвавшихся ракет. Взять какую-нибудь С-8КОМ — почти кило популярного в народе гексогена плюс готовая насечка, — и даже в бронированном по самые фары «мерине» вряд ли уцелеет живое существо крупнее хомячка. Только надо установить правильно и при этом не подорваться самому — таких умельцев найти куда сложнее, чем лопухов, «сдергивающих» пистолет при выстреле. Хорошая мина, она, как Восток, — дело тонкое, нервных пальцев не любит…

А вот «маячок» особых навыков не требует — прилепил на днище, а потом остается только глядеть на экранчик. Сущая ерунда при нынешнем развитии мобильно-связного дела, как мог бы сказать гражданин О. Бендер, случись ему дожить до сбытия мечты гражданина Корейко.

Конечно, для заглядывания под «гольфик» куда лучше подошел бы фонарик, но в гипермаркете я об этом не подумал, а в квартире у Лены попросту забыл. Впрочем, будь у нее фонарик, не тыкалась бы ключами, как слепой котенок в пузо мамы-кошки.

— Только не разбей.

— Угу, постараюсь.

Нет, даже с зеркалом ни фига не видно. Чертыхнувшись про себя, я опустился на колени — гуд бай, пижонские штаны, белыми вам уже не бывать! — и обполз машину, ощупывая днище правой рукой. Это что за хня?! Я колупнул подозрительный комок. А, просто грязь…

— Нашел что-нибудь? — с тревогой осведомились переминавшиеся рядом кроссовки.

— Угу… — промычал я, не став уточнять состав находки. — Нашел… что там чисто.

Это было не совсем так — вернее, совсем не так, и рукав пиджачка служил наглядным тому подтверждением.

— Капот подыми.

Детальное изучение потеков масла наводило на мысль, что данным самодвижущимся агрегатом владеет блондинка — вывод и так очевидный. Хоть я и не великий автомеханик, но все же…

— Здесь тоже порядок, — констатировал я, опуская крышку. Перестарался — несчастный «гольфик» аж подпрыгнул. — Можешь заводить.

— Уверен? — недоверчиво переспросила Леночка.

— На все сто! — соврал я, плюхаясь рядом. Объяснение, что полную уверенность в таком деле может дать лишь саперно-следственная бригада после разборки машины на очень отдельные винтики, — такое объяснение было бы сейчас явно не в тему. — Заводи мотор и выруливай.

Леночка, на свою беду, оказалась слишком проницательной, чтобы проникнуться моей фальшивой уверенностью. По крайней мере, ключ она провернула с обреченным видом президента, нажимающего красную кнопку.

Мотор чихнул, прокашлялся и заурчал. Девушка шумно выдохнула.

— Куда ехать?

— Для начала вырули на Орловскую, — велел я, — и езжай по ней. Особо не гони, шестьдесят держи, и хватит.

— А потом?

— А потом я скажу куда! — рыкнул я чуть резче, чем стоило.

— Не ори на меня! — огрызнулась Леночка.

— А ты дурацких вопросов не задавай, — угрюмо посоветовал я. — Лучше за дорогой следи.

Судя по кошачьему прищуру блондинки, следующим вертевшимся у нее на языке вопросом было: «Не поторопились ли врачи выписывать меня из госпиталя?» Однако Лена — очко в ее пользу — эмоции свои сдержала и даже с места тронулась не рывком, как в прошлый раз, а вполне плавно.

Как я и ожидал, в воскресную ночь Орловская была практически пуста. За пять минут нас обогнал всего десяток машин, в основном грузовых. Плюс фургончик «скорой» и тройка байкеров — без глушителей на мотоциклах, шлемов на головах и намека на тормоза внутри черепушек.

Напряжение тем не менее нарастало.

— Видишь? — почему-то шепотом спросила Леночка и, не дождавшись моего кивка, ткнула ногтем в стекло заднего вида. — По-моему, это они!

— По-моему, тоже. — Ошибиться было сложно, потому что сейчас позади «гольфика» виднелась лишь одна пара фар. И, насколько мне казалось, маячили эти фары едва ли не с момента нашего выезда со двора. Метрах в трехстах позади, не приближаясь, — а ведь новые, ксеноновые. Вряд ли поставлены на какой-нибудь издыхающий «запор», для которого и полсотни в час — все равно что первая космическая.

— Сейчас убедимся точно. — Мы уже проехали Сурганова и свернули на Черного. — А ну давай влево по Толбухина!

— Ты что, там же одностороннее движение! А вдруг навстречу машина?!

— Значит, на тротуар заедешь!

— А вдруг навстречу пешеход?!

— Ничего, перепрыгнет! — начал терять терпение я.

— Нет, я так не могу! — возопила обескураженная фифа. — Хочешь — сам за руль садись!

— Могу и сесть!

Об этих запальчивых словах я пожалел сразу, но было поздно — Леночка притерла «гольфик» к обочине, бодренько обежала машину и, распахнув мою дверцу, ткнула пальцем в освободившееся водительское кресло:

— Давай!

Если дама о чем-то настойчиво просит, заставлять ее повторять просьбу — моветон. Собственно, напомнил я себе, переползая на соседнее сиденье, сам же этого и хотел. Тем паче что коробка-автомат, а значит — всего две педали, разобраться с которыми особого труда не представляет. Рычажок на «drive» — и вперед!

Мы тронулись. Правда, по сравнению с предпоследними и последними стартами этот сдвиг с места явно заслуживал отдельной награды: мы двинулись не плавно и даже не резким скачком, а целой серией рывков.

— Эй, — с тревогой спросила Лена, — а ты руль когда последний раз видел?

— Руль — давно! — Мимо пронеслась встречная фура. Следующая виднелась далеко, и я решился: нажал на тормоз, принялся быстро-быстро перехватывать баранку — и, к собственному восторгу, сумел-таки при развороте не улететь с шоссе. — А вот штурвал БМП — недавно!

И это было чистейшей правдой. Ну если не вдаваться в подробности о том, что мехводом я побыл всего два месяца, заменяя больного, и маршрут в эти два месяца был донельзя однообразным. Менялись лишь направления: капонир-окоп или окоп-капонир, а вот расстояние было величиной постоянной и равнялось четырнадцати метрам.

— Чувствуется! — процедила Леночка.

— То ли еще будет! — «ободряюще» заметил я.

В этот момент мы как раз проносились мимо подозрительной тачки. Дальний свет ее водитель и не подумал выключить, поэтому разглядеть сквозь ослепительные потоки удалось немного. Вроде бы мужчина… на черной, сравнительно новой «боевой машине воров».

Я покосился на зеркальце, и подозрения мигом превратились в твердую уверенность: «бумер» повторил только что проделанный мной маневр, наплевав на сплошную разделительную линию кусочками грязи и жженой резины из-под колес.

Ах, так?! Значит, играем в открытую?! Ну ладно — поиграем. Благо как раз мои знакомые места недалеко.

С Толбухина я свернул на Кнорина и следующие десять минут вовсю развлекался, петляя по улочкам, а порой и со свистом проносясь сквозь проходной двор. «Бумер» не отставал, более того — теперь, когда сомнений не было, его водила без труда сократил дистанцию до сотни метров.

— Ты, — развернулся я к Леночке, — хорошо пристегнута?

— Да.

Вид у фифы был весьма несчастный. Видимо, за последние минуты она уже не раз мысленно говорила своему автомобильчику «прощай»! То ли еще будет, ой-ой-ой…

На всякий случай я отодрал правую руку от руля и сам несколько раз дернул за ремень пассажирского сиденья.

— Ай!

Ремень был натянут хорошо, туго… и проходил удачно, между грудями… второй размер, приятная такая упругость и никакого бюстгальтера… ох, на фиг, на фиг сейчас эти мысли!

— Держись!

— Я сейчас кому-то так подержусь! — взвизгнула Леночка, но договорить не успела. Лучи фар «гольфика» высветили край обрыва, черноту за ним… а затем неторопливо начали опускаться вниз.

— Ой! Ой! Ой!

Четыре года назад я почти каждый день поднимался и спускался по этой лестнице. Тогда мне казалось, что ступеньки — маленькие, угол склона — тридцать градусов максимум, да и сама лестница не такая уж длинная. Сейчас же, летя вниз внутри обезумевшей жестянки, я был ничуть не меньше уверен в том, что лестница протянулась на добрый километр, наклон уж точно не меньше пятидесяти градусов, ну а следующая ступенька непременно подбросит зад «гольфа» так, что мы кувыркнемся через нос.

— Ой! Ой!

Чертова лестница все никак не заканчивалась, и, когда в конце концов чудо все же свершилось, я с трудом в него поверил. «Гольфик» выровнялся; опомнившись, я крутанул руль, выжал газ… мы метнулись вдоль улицы, влетели под арку между домами, затормозили… я вырубил зажигание и, выпрыгнув из машины, принялся осторожно, вдоль стены, подкрадываться к выезду на улицу.

«Бумер» стоял на краю склона, его водитель — черный силуэт на ослепляющем фоне ксеноновых прожекторов, — пригнувшись и уперев руки в колени, внимательно разглядывал ступеньки лихо преодоленной нами лестницы. Похоже, увиденное его не впечатлило — а может, наоборот, впечатлило, — но, постояв минуты две, он выпрямился и отошел от края. Затем до нас донеслись хлопок дверцы и басовитое гудение мотора, вскоре растворившееся в ночи.

— Думаешь, уехал? — услышал я испуганный шепот сзади. Рука сама дернулась ответить, и от перелома носа Леночку спас только ее мелкий рост.

— Ты чего?! — охнула она, с удивительной прытью отскакивая назад.

— А не фиг подкрадываться, — досадливо окрысился я. — Уехал, уехал. И нам надо скорей отсюда уматывать, пока менты не нагрянули.

За домами уже действительно подвывала приближающаяся сирена.

— Только давай дальше я поведу, а? — Леночкин голос жалобно дрогнул.

Я кивнул, чувствуя себя тщательно выжатым лимоном — сил не оставалось даже на разговоры.

Наверное, Леночка испытывала схожие ощущения, потому что следующую фразу я от нее услышал уже за городом.

— А знаешь, Сань… я бы никогда в жизни не решилась съехать с той лестницы.

— Знаешь, Лен, — в тон ей отозвался я, — если бы я знал, на что это будет похоже… тоже бы не решился.

Оставшуюся часть пути мы проделали без особых происшествий — если не считать того, что я умудрился пропустить нужный съезд с магистрали. В результате мы потратили целый час, пытаясь вначале сообразить, куда нас занесло, а потом — как из этой задницы выбраться.

Вторая попытка угадать нужную дорогу оказалась более удачной. Слева мелькнул длинный колхозный коровник, справа — заиленный пруд, и через полкилометра мы под триумфальный плеск лужи въехали в деревню. За два года колдобины на ее единственной улице ничуть не изменились.

Когда по обе стороны дороги встал лес, Леночка занервничала.

— Ну теперь-то мы правильно едем? У меня бензина всего на пятьдесят километров осталось!

— Не бойся, хватит. — Дачи должны были вот-вот показаться из-за пригорка, и я, не удержавшись, зловеще добавил: — Но впритык.

Леночка совсем скисла.

— Давай, заворачивай влево, — скомандовал я пять минут спустя. — Теперь вправо… стоп. Погоди, ворота открою.

Оставив опешившую блондинку переваривать информацию о счастливом окончании пути, я вылез из машины, развел высокие скрипучие створки и осмотрелся. Как я и ожидал, в бревенчатом двухэтажном домике не светилось ни одного окошка, а на огороженном сеткой участке в девять соток царило запустение. Похоже, сюда в этом году вообще не ездили.

LSO[2] из меня не очень, но активным рукомашеством мне удалось заманить «гольфик» под гостеприимные своды ветхого сарайчика без дверей, где уже стоял проржавевший скелет «москвича» на кирпичных подпорках.

— Какой кошмарный день, — картинно упав на руль, простонала Леночка. — Сил больше нет… засыпаю… то есть умираю… закопайте меня прямо здесь…

— Вообще-то в доме имеется кровать, — вкрадчиво сообщил я. — Тебя донести?

— Сама дойду! — отрезала «умирающая», резво — и откуда только силы взялись? — выпрыгивая из машины. — И учти, спать на этой кровати я буду одна!

— Да я и не претендую, — усмехнулся я, подходя к двери дома с универсальной отмычкой всех времен и народов — прихваченной в сарайчике фомкой. — У меня этой ночью и так есть с чем по… заняться половой жизнью.

Замок жалобно хрустнул и зазвенел по крыльцу.

Оскорбленная — не то моим хамством, не то самим фактом отказа — Леночка с гордо поднятой головой удалилась в указанном мною направлении: вверх по лестнице и налево. Ну или направо, там были две жилые комнаты.

Я сплюнул ей вслед и пошел доставать из машины сумки.

Глава 4

На мужчинах природа не то отдыхает, не то издевается…

Л.

С женщинами как с минами — чуть ошибся, и сразу взрываются!

С.

Не знаю, во сколько лег Саня (и ложился ли вообще), но, когда я проснулась и спустилась на первый, хозяйственный, этаж, за запертой дверью ванной уже шумела вода. Пришлось умываться и чистить зубы над кухонной раковиной.

Следы мужского присутствия виднелись буквально повсюду. В пепельнице скопилось столько окурков, словно мужчина забавы ради поджигал сигареты и укладывал их тлеть на край стола; простой курильщик от такого количества откинул бы копыта на пару с пресловутой лошадью. На табуретке, в тусклой россыпи металлической пыли, лежала гнутая ножовка — так вот что за мерзкие звуки полночи не давали мне заснуть! — а под ней, в куче уже деревянных опилок, валялся обрезок какой-то стальной трубки. На подоконнике стояла пустая бутылка из-под «Nestle», увенчанная грязным носком. Его собрата я аккуратно, ногтем мизинца спихнула с края раковины.

Господи, чем же он тут занимался?!

Мне тоже не удалось толком отдохнуть: в доме было полно мышей, которые хоть и не пытались заживо меня обглодать, но устроили психическую атаку, скребясь и пища во всех щелях. Настоящий кот быстро навел бы тут порядок, но Федька относился к своим запечным соседям более трепетно. Он, правда, поймал пару штук и выпустил в окошко, однако они тут же вернулись с подкреплением, и я цыкнула на домового, чтобы перестал хлопать форточкой.

К тому же я долго не могла решить, что делать с дверью. Запереть? А вдруг в окно влезет убийца и Саня не сможет прийти ко мне на помощь?! Оставить открытой? А кто тогда спасет меня от Сани?! В итоге я все-таки предпочла позор смерти, но душевного равновесия это не прибавило.

Плюс ко всему (и минус к настроению), в дачном домишке было сыро и холодно, найденных пледов еле-еле хватило продержаться до восхода солнца.

Я проверила плиту — газ есть, шипит. Значит, можно выпить чего-нибудь горячего, на худой конец просто кипяточка.

Порывшись в шкафчиках, я отыскала банку с молотым кофе — подвыдохшимся, но вполне приличным. На той же полке стояли мятая турка и жестяная коробка с кусковым сахаром. Ну хоть в чем-то повезло…

Я уже переливала напиток в кружку, когда мое блаженное одиночество закончилось.

Трезвый, гладко выбритый и расчесанный Саня так резко отличался от предыдущего варианта, что я вздрогнула от неожиданности — на кухню как будто вошел незнакомый мужик. Да какой там мужик! До меня внезапно дошло, что если Саню выгнали с третьего курса, плюс два года службы, то сейчас ему всего двадцать один — двадцать два. Причем выглядел он еще моложе.

— А мне что-нибудь осталось? — Голос был тот же, низкий и хрипловатый, как у сорокалетнего. И взгляд: постоянно сосредоточенный и настороженный, словно в ожидании подвоха от любого из окружающих предметов.

— Бери, я еще сделаю, — широким жестом предложила я, тщетно пытаясь понять, что за резкий химический запах сопровождает каждое Санино движение. Не то бензин, не то ацетон, мерзость редкостная.

— Угу, — парень сцапал кружку за ручку и с ходу отхлебнул. — Спасибо.

— Не за что, — покривила душой я. Кофе был моим единственным кулинарным талантом — Федька презирал «эту заморскую бурду» и принципиально не касался турки.

Лохматый кот, незаметно образовавшийся на верху шкафчика, неодобрительно чихнул.

— А тебе никто и не предлагает. — Я снова подожгла газ. — И вообще, мог бы нормальный завтрак приготовить.

— К твоему сведению, — Федька сердито вильнул хвостом, — я домовой, а не домработница.

— То есть ты еще дуешься?

Кот демонстративно задрал заднюю лапу и начал вылизываться. Я в несколько натянутом молчании доварила кофе и уселась напротив Сани. Тот как раз прикуривал очередную сигарету и, спохватившись, вопросительно глянул на меня из-за прикрывающей огонек ладони:

— Не возражаешь?

Я пожала плечами. Как будто, если я возражу, он ее потушит!

Саня откинулся на спинку стула, с удовольствием затянулся и пыхнул дымом.

— Ну что, теперь-то с тобой можно нормально поговорить?

— Попробуй, — осторожно предложила я, утыкаясь в кружку.

— Лен, ты мне доверяешь?

Вопрос бы сложный, кофе горячий. В чем-то я Сане, конечно, доверяла. Например, если бы мне понадобилось довести до ручки какого-нибудь врага, то у меня не возникло бы и тени сомнений, с кем его познакомить. С другой стороны, при всей своей… контузии на кровожадного маньяка Топляков не похож. Так, обычный психопат — но под эту марку треть Минска пересажать можно. Если не половину.

— Пожалуй, — наконец сказала я, справедливо полагая, что полностью знакомить Саню с ходом моих мыслей не стоит.

— Давай тогда прикинем, чем нам сейчас заняться.

Я поперхнулась и бухнула кружку на стол.

— В смысле?!

Парень недоуменно посмотрел на меня и пояснил:

— Ну мы же хотим найти настоящего убийцу, верно?

— Погоди-погоди. — Я протестующе выставила вперед ладони. — Лично я ничего подобного не хочу! Мы от него и так еле удрали. И вообще — пусть его милиция ищет!

— Она и ищет. Нас. Ты что, до конца жизни на этой «фазенде» жить собралась? — Саня глянул в окно на поросшую бурьяном картофельную гряду и с сарказмом добавил: — На натуральном хозяйстве.

Федька как бы между прочим мурлыкнул:

— А в подвале двадцать шесть трехлитровых банок с маринованными огурцами стоит…

Перспектива просидеть взаперти с Саней до весны на диете из огурцов показалась мне немногим лучше вражеской пули.

— И как ты его, спрашивается, будешь искать? Объявление в газету дашь?

— Проведем собственное расследование, — воодушевленно сообщил тот. Я подумала, что если бы убийца увидел нездоровый блеск Саниных глаз, то немедля сдался бы сам, а то и убился с разбегу о стену. — С чего там его в детективах начинают?

— С осмотра места преступления, — на свою беду ляпнула я.

— Отлично! — Саня затушил сигарету и поднялся. — Поехали на Минское.

— Ни за что! — отчеканила я.

— Тогда давай ключи от машины, — не стал спорить парень.

Я потянулась к карману — но тут меня осенило, что в этом случае я останусь на даче одна. Федька не в счет, домовой никогда не поднимет руку на человека — только голову морочить и может.

Да и Саня в одиночку такого наворотит, что если с утра нам грозила тюремная камера, то к вечеру уголовных статей наберется на электрический стул с последующим четвертованием. К тому же на водохранилище сейчас относительно безопасно — милиция уже уехала, а убийц тянет на место преступления только в бульварных детективах.

— Хорошо-хорошо, поеду! Дай только кофе допить.

Саня удивленно хмыкнул и наконец-то оставил меня в покое. Натянул носки, наполнил освободившуюся бутыль водой из-под крана и отошел к двери, застыв у косяка с таким видом, словно не меня ждал, а в засаде сидел.

Ничего не попишешь, пришлось в темпе опустошать кружку и собираться. Очень надеюсь, что милиция все-таки разрабатывает и другие версии, потому что Санино предложение поиграть в доктора Ватсона (с напарником Мориарти вместо Холмса) по-прежнему казалась мне чистой воды безумием.

Дачный сезон подходил к концу, и разноцветные зады «отдыхающих» уже не оживляли грядочный пейзаж. Правда, вдали виднелся дымок и пахло горящим мусором, но ни звуков, ни голосов оттуда не доносилось.

— Погоди-ка. — Саня, оставляя за собой почти тракторную колею, протопал по бурьяну к середине огорода, установил там бутылку и вернулся к крыльцу.

— Что ты делаешь?

— Сейчас мы кое-что испытаем… — Санина ухмылка мне совершенно не понравилась — и не зря. Продолжая довольно скалиться, он нырнул в сарайчик и почти сразу же вышел обратно, держа в левой руке несколько разноцветных цилиндриков, а в правой — жутковатого вида…

— Это что, ружье?!

— Было ружье. — Парень с громким щелчком преломил убийственный агрегат и принялся запихивать в него патрон. — Стало — обрез. Вернее, щас мы проверим, чего с ним стало!

— Только без ме… — поспешно начала я, пятясь обратно к дому.

— Уши заткни! — перебил меня Саня, вскидывая обрез. — Грохоту будет…

Грохоту — было! Но меня куда больше потряс извергнутый обрезом факел — добрых полметра пламени, ясно различимых даже при свете дня. Несчастная бутылка буквально взорвалась, разлетевшись облаком брызг, а на огороде позади нее легла полоса скошенного бурьяна.

— Здорово, а?!

Я с трудом расслышала обращенные ко мне слова — в ушах гремел колокольный звон, которому аккомпанировали все собаки округи.

— Надеюсь, ты эту штуку с собой не потащишь?!

— А зачем я тогда, по-твоему, три часа вкалывал, как ежик? — удивленно глянул на меня Саня, вытаскивая дымящуюся гильзу и вгоняя на ее место новый патрон. — Давай, заводи свой драндулет!

Выдирать у психа заряженный обрез меня совершенно не тянуло. Я повернулась к сарайчику… и поняла, чем Саня занимался вторую половину ночи.

Он красил мою машину.

— Что, нравится? — гордо поинтересовался парень.

Ну если сдавленный хрип может служить утвердительным ответом…

Моя машина!!! Мой элегантный сочно-вишневый «фольксваген» превратился в нечто болотно-серое, тусклое и как будто понурившееся от стыда! Опознала я его только по «елочке»-дезодоранту за стеклом, буйно зазеленевшей на новом фоне.

— Ты что наделал, придурок?! — Я кинулась к машине. О, боже… Нет — О, БОЖЕ!!! Из автосервиса Саню вышибли бы еще быстрей, чем из нежохраны: по краям стекла виднелись следы от скотча, на крыше — от малярной кисти, на дверце проступал сквозь краску попавший под раздачу березовый листик… — Она же пять тысяч стоит, я только в прошлом месяце по кредиту рассчиталась!

— Ну вот убьют тебя, и наследникам радость будет, — тоже обиделся-обозлился парень. — Кто ж в засвеченной тачке по городу раскатывает?

— Но красить-то ее зачем было?! Все равно первый же гаишник по номе… — Я осеклась, ибо о номерах Саня тоже позаботился. Судя по пятнам ржавчины — снял с «Москвича».

В машину мы забрались мрачные, как черти в Рождество, и тут же демонстративно отвернулись в разные стороны. Сане-то ничего, а мне пришлось выруливать с участка наполовину вслепую, смяв правым бортом куст смородины и свернув прислоненную к воротам жердь. В салоне невыносимо воняло краской — той самой, бензиново-ацетоновой, причем с открытым окном еще сильнее.

Оголодавших за выходные гаишников на кольцевой было натыкано немерено, но перекрашенный фольксваген выглядел до того убого, что ни у одного милиционера на него палка не поднялась. Хотя у них и повода не было: так аккуратно я не водила машину даже на экзамене в ГАИ. За что была вознаграждена матерным бибиканьем обгоняющих нас машин. Когда водители замечали за рулем блондинку, раздражение на их лицах сменялось неподдельным сочувствием — причем в адрес Сани.

Прекрасно. Просто превосходно! Сначала без работы осталась, потом из собственной квартиры выгнали, а теперь еще и машину хоть на помойку выбрось!

Я угрюмо шмыгнула носом. Нет, плакать я не буду. Я вообще никогда не плачу — этим все равно ничего не изменишь, так какой тогда смысл? Тем более перед Саней: чхал он небось на женские слезы. Ишь, сидит с таким видом, словно его гордость за проделанную работу распирает!

Странное дело: хотя для сна мне удалось выкроить неполных два часа, никаких позывов к «подавить подушку» дальше я не чувствовал. Скорее наоборот, ощущал себя бодрым и свежим. Уж не знаю, была ли в этом заслуга Леночкиного кофе, утреннего душа — бр-р, холодного! — или запаха краски, пропитавшего меня, казалось, до костного мозга… Впрочем, от краски я бы наверняка маялся очугунением башки. А так даже подумать получалось. Почти без помех, Лена явно настроилась оплакивать судьбу — нет, не свою, а бе-едного, несчастного перекрашенного «гольфика». Вот ведь… блондинка. Тут в ней самой вовсю пытаются дырок понавертеть в несовместимых с жизнью количествах, а она из-за всякой фигни мается. Ай-ай-ай, мой любимый цвет… прокисшего бабушкиного варенья, он так подходил к маникюру!

Оставалось лишь надеяться, что за время пути дурная обида из Ленкиной башки хотя бы частично выветрится — на месте преступления инспектор по нежохране Коробкова требовалась мне в рабочем состоянии.

Пока же я ду-у-умал, вернее, додумывал вчерашние мысли: тупая монотонная работа вроде отпиливания ствола у «тулки» или покраски авто хороша, по крайней мере тем, что оставляет голову свободной. Можно поразмыслить, если есть над чем. А мне — есть.

До вчерашнего Леночкиного звонка я был процентов на девяносто уверен, что меня ловко подставили в обычную «бытовуху». Кто-то — возможно, не в одиночку — давно и конкретно точил зуб на гнома от науки. И когда вдруг этот «кто-то» узрел возможность не просто угрохать недруга, но еще и свалить все на встречного психа, — он использовал шанс на все сто. Расклад почти беспроигрышный: свидетелей нет, отпечатков на орудии преступления тоже, по всей видимости, — иначе бы не гулять мне в главных подозреваемых — ну, а мотивы… Да какие, спрашивается, нужны мотивы контуженному? Мне ж, типа, человека убить — это как сто грамм залпом.

Только вот пальба в гипермаркете в данную схему не лезла категорически. Пистолет с глушаком, пусть даже ПМ или ТТ с какой-нибудь самопальной насадкой, это уже не бытовуха. Это серьезно и по российским понятиям, а уж по меркам почти советской Беларуси, где КГБ по-прежнему стережет покой и все остальное…

И — «хвост». Хоть и доморощенный — нормальную ментовскую облаву я черта с два бы стряхнул. Да что там: нормальную слежку с десятком сменных машин я б, во-первых, вряд ли заметил, ну, а во-вторых, десяток машин мог бы нас и перехватить.

Стрельба и слежка на «бытовуху» походили мало. Разве что на очень крутую «бытовуху» — но крутым все же легче и привычней тупо пригласить специалиста, чем самолично устраивать нанайские пляски. Вдобавок ни в одну из выстраиваемых мной схем не ложился факт, что стреляли в Леночку. Следить — понятно, но убивать, да еще столь провоцирующим интерес органов способом… что-то тут не складывается.

— Лен, а у тебя злейшие враги есть?

Ответа я дождался минут через пять, как раз когда уже почти потерял надежду его получить, а заодно и найти в опустевшей пачке сигарету.

— Да! — процедила блондинка, одарив меня при этом взглядом, весьма далеким от сестринской любви. — Есть… один.

Более детально я уточнять не стал — мы как раз подъезжали к давешней поляне.

Сейчас, при свете дня, масштабы учиненной мной диверсии были видны куда лучше, чем ночью да еще сквозь дым. Зрелище, которое лично у меня вызывало двойственное, вернее, тройственное чувство. На первом плане была, разумеется, Гордость: «Ох, ни фига ж себе я учинил! Да тут небось небу жарко стало!» Следом, отставая на шаг, маршировал Стыд под кумачовым транспарантом: «Ну и наломал же я дров… дровей и прочего валежника!» Третьим осторожно, бочком, подходило Благоразумие с заготовленной укоризненной нотацией: «Опять… опять едва башки не лишился, и, заметь, снова по совершеннейшей глупости!»

Пожалуй, только прошедший накануне дождь уберег окрестности от хорошего лесного пожара: судя по дырам в кронах деревьев, они приняли на себя изрядную часть ракет. Да уж… понятно, с чего ролевики в ужасе разбежались по всему лесу. Когда в паре метров над твоей башкой раздается «большой бабах», а затем сверху обрушиваются листья, кора, ветки, ну и целый вагон искр — в такой вот обстановке ноги зачастую начинают принимать решение сами, не тратя время на консультации с головой.

Я неторопливо прошелся по поляне, то и дело подергивая плечом — висящий под камуфляжкой обрез с непривычки давил на лопатку… Ага, вот и мое любимое бревно.

Размеры воронки, что выкопала под ним шальная ракета, впечатляли — непонятно, куда только Минторг смотрит, позволяя свободно торговать этим китайским барахлом?

Интереса ради я попробовал найти хоть один отпечаток собственных ботинок. И нашел — у самого берега. В прочих местах пасшееся стадо мамонтов перепахало своими копытами все и вся вдоль и поперек.

Леночка тенью волочилась за мной.

— Са-а-ань, — неуверенно протянула она. — А ты и в самом деле разбираешься во всех этих следопытских делах?

— Есть немного.

Ротный учил нас, что называется, «туго», а наглядные примеры нам почти каждую ночь в изобилии поставляла вольная Ичкерия, с наступлением рассвета снова перекрашивающаяся в почти мирную Чечню. Первые разы, конечно, я не замечал практически ничего, но потихоньку-полегоньку… действительно начал даже при случайно брошенном взгляде фиксировать в памяти детали, причем детали нужные. К примеру, обрывки бинтов: там, в «зеленке», они означали хорошее попадание, после которого у перестреливающихся с нами духов появлялся еще один раненый, что по части хлопот порой хуже убитого. Ну и, соответственно: куча гильз винтовочного калибра — это позиция пулеметчика. Вот ведь надоеда! Третий раз его прищучить пытаемся и — как вода сквозь пальцы…

Там, в «зеленке», следов было не так уж и много. Здесь же… грех жаловаться. Укатано как после финального матча Бразилия-Франция, только заасфальтировать осталось.

Обойдя лагерь по периметру, я сунулся по самой широкой из свежепротоптанных дорожек, но, ступив пару шагов, почувствовал запах и понял. Блин, нет, чтобы прикопать… удобрения.

Зато вторая тропа вела куда-то в глубь леса, и, судя по ширине образовавшейся просеки, это были как раз последствия паломничества к телу.

Тут даже не требовалось особо проявлять «следопытские способности» — по такому следу и ребенок мог бы пройти. Я вглядывался в землю скорее по привычке — пока моя спутница не выдержала:

— Сань, что ты там высматриваешь?

— Растяжки, — рассеянно ответил я. — Ну мины противопехотные…

— Сань, это пригородный лес! Откуда тут взяться минам?! Ай! — Лена споткнулась о сосновый корень и попыталась упасть в заросли волчьих ягод.

— Здесь, — я помог ей удержаться на ногах, — уже взялся труп.

«Народная тропа» обрывалась на очередной поляне — здесь следы широким веером расходились в стороны. Занятно — насколько я помнил телепередачу, где заочно поучаствовал, тело нашли на достаточно густо заросшем участке. Что же тогда они забыли на этой опушке? Пастбище очередное нашли, что ли?

Позади все еще продолжали обиженно сопеть. Блин, занять бы ее чем-нибудь полезным… или хотя бы просто занять.

— Лен, для ускорения процесса, — не оборачиваясь, попросил я, — пройдись по дальнему краю поляны и глянь, нет ли там вытоптанного шоссе, вроде того, по которому мы сюда пришли.

— Ага, как мне, так сразу дальний, — привычно заворчала Леночка.

Ох уж эти женщины…

— Хорошо-хорошо, тебе — ближний.

Впрочем, я даже не успел дойти до «своего» края — навстречу мне из-за деревьев выплыл дедок, что называется, типично деревенского облика: донельзя расхоженные кирзачи, брезентовый плащ, когда-то зеленый, а сейчас просто цвета потертости, седая клочковатая бороденка. Довершала облик фетровая охотничья шляпа с лихо воткнутым сорочьим пером и прыгающая вокруг хозяина черная собачонка «дворянской» породы.

— Ищешь чего, милок? — ласково поинтересовался он.

— Ищу, — не стал отрицать я. — Тут у вас, говорят, убили кой-кого…

— Вовсе не кой-кого! — живо возразил дед. — А етого… Толкина минского. Тут, недалеча…

— Место показать можете?

— А зачем тебе? — с подозрением уставился на меня дед.

Вот ведь… тоже мне, народный дружинник.

— Мы с коллегой, — я махнул рукой в сторону Леночки, — журналисты из «Вечернего Минска». Репортаж хотим сделать, а для этого снимки места преступления нужны. Если захотите, — добавил я, — можем заодно и у вас интервью взять.

— С фотографией? — требовательно осведомился дедок.

— Во всю полосу, — пообещал я, прикидывая, не удастся ли выдать мобилку за фотокамеру последней модели.

— Ох, так чего ж мы, мил-человек, стоим-то, — засуетился дедок. — Пойдем, пойдем, я ж говорю, тут эта, недалеча совсем…

Я дернулся было позвать Лену, но дедок уже почти скрылся в лесу. Я припустил за ним, на ходу решив, что девушку можно будет выкричать и потом, раз уж нужное место рядом с полян…

— Сань, стреляй в него!!!

Это был даже не рефлекс. Обрез словно бы сам по себе прыгнул мне в руку, оглушительно рявкнул, бешеным конем лягнулся в плечо — и в брезентовом пальто появилась кучная россыпь дырок.

Картинка странным образом сместилась: мне казалось, что до кривой березы на том конце прогалины осталось шагов двадцать, и вдруг она скакнула мне навстречу, как в компьютерной игре на «тормозящем» компе.

Собачонка поперхнулась последним тявком и превратилась в рыжего облезлого зайца, смущенно чихнувшего и припавшего к земле. Травяной ковер, только что путавшийся в ногах, осел и раскололся тропинками. На обнажившейся кочке подпирали друг друга шляпками два здоровенных боровика, а перед моей левой ногой скалил в листве зубы волчий капкан.

— Хулиганы!!! — удивительно бодро для решета завопил дедок. — Нежохраны на вас нету!

В первый момент я решил, что он просто-напросто нацепил невесть откуда добытый броник. Принялся лихорадочно заталкивать в обрез новые патроны… и замер, осознав, что, будь у деда под плащом даже линкорная бронеплита, — дуплет 20-го калибра в любом случае должен был сбить его с ног. А он — стоял!

— Есть! — Запыхавшаяся Леночка подбежала к нам и сунула дедку «корку». — И-и-инспектор Коробкова… уф!

— Ой, а я думал — охотник, — в свою очередь смутился тот. — Идет, понимаешь, под ноги таращится, обрез за спиной… я и решил — имущество свое высматривает. Дай, думаю, подсоблю малек… Ты рот-то закрой, мужик, — желудок застудишь!

Судя по тому, как деловито Саня приступил к осмотру местности, я заключила, что в следах он разбирается, и немножко успокоилась. Может, чего и найдет. На меня-то — я сразу предупредила! — полагаться бесполезно.

Для виду поворошив траву кроссовкой, я бросила это гиблое дело и повернулась к водохранилищу. Ветра почти не было, но вода шла сплошной темной рябью, скрывающей бурлившие на глубине страсти. Интересно, сколько сейчас времени?

Я вытащила из кармана мобилку, но от нажатия на кнопку экран не засветился. Ах да, Саня же еще в гипермаркете приказал мне его выключить… Параноик несчастный! Теперь придется ждать, пока телефон прожует пин-код и подгрузит базу данных.

В камышах бурно заплескалось, брызги взлетели выше макушек. Вот бы поглядеть, что там, под рябью…

Оживший мобильник жуком загудел и заворочался в руке. Я рассеянно, продолжая смотреть на воду, поднесла его к уху.

— Да? Алё-о?

Из трубки доносились только треск и далекие подвывания, словно я держала в руке морскую ракушку. Что за ерунда? Я, нахмурившись, отодвинула телефон и посмотрела на экран. «Невозможно определить номер».

Мне стало жутковато, и я поскорее дала отбой.

— Саня… Ах ты зараза!!!

Местный леший давно стоял у нас на учете как злостный хулиган. Только по прошлому году за ним числилось семь переломов ног споткнувшихся прохожих, пять уводов сельскохозяйственных животных, четырнадцать упадов в овраг, три украда охотничьих ружей, сто пятнадцать заблудов, а также семнадцать отравлений поганками, подсунутыми доверчивым грибникам. Из-за него тут все лето бригада экологов работала, пытаясь выяснить, что за странные мутации произошли с прежде безвредными сыроежками.

Так что, когда я увидела его рядом с завороженно переставляющим ноги Саней, мне стало дурно.

— Стой, гад! — что есть мочи заорала я, кидаясь вдогонку. И, поскольку никакого эффекта это не произвело, с отчаяния ляпнула: — Саня, стреляй в него!

Докричаться до парня я не надеялась: замороченный лешим человек может часами кружить вокруг одной елки и орать до хрипоты — ни он, ни его не услышат даже в пяти метрах. Но пакостная нежить хотя бы поймет, что я ее раскусила, и шутки кончились!

Обрез бухнул, как царь-пушка.

На один жуткий миг мне показалось, что я обозналась, спутав с лешим случайного грибника, чьи внутренности сейчас красиво развесятся по елкам… но дробь прошила его как трухлявый пенек, даже не заставив пошатнуться.

Когда я, не чуя под собой ног, подбежала к Сане, там уже вовсю кипели страсти.

— Стрелок, ептыть! Да в меня со времен Великой Отечественной, когда я немцев по оврагам водил… — продолжал разоряться леший, ощупывая дырки в пальто.

— А поляков ты по болотам не водил? — мрачно осведомился Саня, забрасывая обрез за спину.

Леший польщенно захихикал.

— Сань, ну действительно: зачем ты в него пальнул?! — С одной стороны, так ему и надо, давно руки чесались, с другой — обрезы не входят в перечень «средств налаживания дружеских, доверительных отношений с нежобъектами» из должностной инструкции…

— Ты ж сама приказала! — изумленно уставился на меня парень.

— Я просто его напугать хотела! Это было… образное выражение!

— Слышь, ты, литераторша! — взбеленился Саня. — Когда мне говорят «стреляй», я стреляю, а не в образах твоих дебильных разбираюсь! Усекла?!

— Усекла! Псих!

— Дура!

— Так я пошел? — с надеждой уточнил леший, уже навострившись шмыгнуть в кусты.

— Стоять! — хором рявкнули мы, разворачиваясь к нему.

— Я тебе сейчас штраф выпишу, — с чувством пообещала я. — За покушение на инспектора при исполнении!

— А я контрольный в башку добавлю! — добавил Саня и пнул капкан носком ботинка. Стальные челюсти с лязганьем сомкнулись, железяка подскочила чуть ли не на полметра, звякнув привязанной к дереву цепью.

— Моя территория, — изобразил оскорбленную невинность леший, — что хочу, то и ворочу. В рамках конвенции, между прочим!

— А трактор где?

— Какой трактор? — неубедительно удивился «нежобъект».

— МТЗ82МК! Который в среду с опушки у горохового поля пропал! Тебя с президентским указом о саботажниках уборочного процесса ознакомили?!

— Да мне ваш трактор даром не нужен, чтоб ему сквозь землю провалиться! — скороговоркой отперся леший, из чего я заключила, что искать технику следует где-нибудь в болоте.

— Хорош мухоморы на уши вешать! — перебил Саня, демонстративно поправляя ремень обреза. — Обещал место убийства показать? Ну так веди, и без фокусов! А то у меня разговор простой: шаг вправо, шаг влево — побег, прыжок на месте… Давай, шагай!

Леший смерил его оценивающим, загадочным взглядом, от которого лично у меня вспотели ладони, кивнул, свистом подозвал зайца и углубился в лес. Саня двинулся за ним, уже куда осторожней и чуть ссутулившись. Без автомата, камуфляжки и соответствующей росписи на лице ему было явно неуютно.

Я вздохнула, покачала головой и, стянув куртку, демонстративно вывернула ее наизнанку и снова надела.

— Не доверяешь, девица? — обиженно спросил леший.

— Действую по инструкции, — отрезала я. — Ничего личного.

— Э-э-э… Лен…

— Иди давай, — сердито велела я. Надо бы все-таки завести лапти, их удобнее с ноги на ногу переодевать. Хотя теоретически и куртки должно хватить.

Топать пришлось минут десять — то ли мы так медленно шли, то ли ролевик быстро бежал. Леший не подвел: эту прибрежную полянку я уже видела по телевизору, к тому же ее ограждала полосатая лента, натянутая между деревьями на высоте примерно метра.

Увы, перед испещрявшими землю следами спасовала бы даже розыскная собака. Поляну вытоптали подчистую — сначала нашедшие тело ролевики, потом милиция, а там и зеваки из соседних деревень подтянулись. Причем один из них привел с собой стадо коз (овец?), чьи отпечатки копыт были единственно четкими и пригодными для дактилоскопии.

— Что же здесь произошло-то, а? — вслух подумал Саня.

— Что, что… Убил он его! — ворчливо откликнулся леший. — Ох, жуть была… Тот как заорет, а этот как кинется, да по уху, да ногами, да сверху…

— Ты это видел?! — От потрясения мы с Саней снова спелись.

— А как же, — охотно сообщил леший. — С начала до конца! И как сук выламывал, и куда потом драпал…

— Кто?! — Парень сцапал болтливую нежить за грудки.

— Да из этих же, ряженых. — «Дедок» беззаботно поболтал в воздухе ногами, и стало видно, что стопы у него вывернуты пятками вперед и оторочены клочьями моха.

— Как он выглядел?!

Леший торжественно поднял вверх сучковатый палец и с чувством проскрипел:

— Каковому подойдет, тот и виновен!

После чего исчез в вихре листьев и мелкой черной пыли.

Прочихался и проморгался Саня только минут через пять. Проматюгался — через десять, причем почти без повторов. Простой землей тут вряд ли ограничилось, шкодливый хозяин леса наверняка подмешал к ней едкой пыльцы или грибных спор.

— Что, получил? — ядовито осведомилась я. — Я же тебе говорила: силой от нежити ничего не добьешься, только разозлишь. Слыхал пословицу «не буди лихо, пока оно тихо»? Она на подписании первого союзного договора родилась. Лихо, кстати, в этом лесу тоже водится, так что громко орать не советую.

На стажеров эта невинная фраза обычно действовала угнетающе, но в данном случае я скорее чувствовала себя обязанной предупредить лихо, что по округе бродит Саня.

— Прапорщика Усачева бы с этим дедком познакомить. — Парень помотал головой, вытряхивая из волос остатки сора. — Тогда я бы посмотрел, чего можно добиться, а чего нельзя. Ладно, леший с ним… с лешим. Главное, менты теперь от меня отцепятся.

— Ссылаться следователю на нежить?! — фыркнула я. — Ты в своем… ну хоть каком-нибудь уме?

— Здрасьте! — возмутился Саня. — Охранять лешего, значит, надо, а в его существование верить — не обязательно?

— Не в этом дело. Нежить обожает врать — не со зла, просто ей так интереснее. Поэтому ее показания могут использоваться только в качестве косвенных улик. Да и как ты лешего в суд затащишь?

Парень приуныл и чихнул еще раз.

— А что это он ляпнул напоследок?

— Понятия не имею. — Я огляделась, но с исчезновением лешего поляна ничуть не изменилась. Странно, я могла поклясться, что он задумал какую-нибудь пакость вроде второго капкана… — Ой, Сань, смотри!

На земле между нами лежал сапог. Высокий, почти до колена, с острым загнутым вверх носом и гладкой кожаной подошвой, подшитой суровой ниткой.

Парень наклонился и осторожно поднял его за краешек голенища. С сапога закапало, отчетливо запахло тиной и соляркой.

— Может, леший его имел в виду?

— Думаешь, это сапог убийцы? — отшатнулась я.

— Похоже на то. Леший говорил, что убитого пинали ногами, — значит, на обуви убийцы должна была остаться кровь. — Саня повертел сапог перед глазами, однако едкая болотная вода напрочь смыла с кожи все следы злодеяния. — Вот он поскорей от них и избавился.

— А от меня-то ему зачем избавляться? — нервно поинтересовалась я.

— Хороший вопрос, — фыркнул парень. — Что ж ты у старичка-то не спросила? Он бы нам еще каких обносков подкинул.

— Я не спрашиваю, а посоветоваться хочу!

Сане это польстило, и он перестал ерничать.

— Может, во время разговора с ролевиками ты увидела что-нибудь лишнее? — предположил парень. — И он решил убрать свидетеля.

В таком случае убийца был еще более контуженным, чем Саня, а такое я представляла с трудом.

— Что, например? Я даже лицо мастера, с которым пять минут ругалась, толком не запомнила — темновато уже было. К тому же на поляне человек двадцать стояло — ему теперь что, всех по списку убивать?

— Может, он кустами крался, а ты в ту сторону смотрела?

— Сань, мало ли кто там куда крался! Вдруг у него просто от эльфийского супа-концентрата живот прихватило?!

— И ты никого из них не узнала? — продолжал упрямо гнуть свою линию парень.

— Говорю же тебе — нет!

— Блин, ты бы хоть попыталась вспомнить! Он-то тебя… — Саня заметил телефон, который я все это время продолжала машинально сжимать в руке. — Ты что, кому-то звонила?!

— Не твое дело, — огрызнулась я, задетая его агрессивным тоном. — Мой телефон, кому хочу, тому и звоню!

— Дай сюда!

Ничего я давать, разумеется, не собиралась, но Саня был сильнее. Через две секунды моя рука оказалась заломленной за спину, а мобилка закувыркалась в воздухе и почти без плеска канула в воду метрах в двадцати от берега.

— Нет у тебя больше телефона! — откомментировал парень ее полет и, чуть ослабив захват, скомандовал: — К машине, живо!

На водительское место меня пихнули так, что я чуть не вылетела с противоположной стороны «гольфика».

— Ты что себе…

Мокрый сапог шлепнулся на заднее сиденье, прямо на велюровую обивку.

— Заткнись и рули!

Глаза и голос у Сани были такие бешеные, что возмущаться я не посмела. Пока современной женщине не доведется столкнуться с разъяренным мужчиной, она даже не представляет, насколько он сильнее нее. А еще говорят: феминизм, эмансипация…

Парня отпустило, только когда мы выехали на шоссе: он откинулся на спинку кресла и разжал побелевшие кулаки.

Но теперь уже трясло меня.

Мобилка стала последней каплей, переполнившей ночной горшок наших с Саней отношений. Ну кому надо отслеживать мой телефон?! Я ж не подозреваемая, в худшем случае — свидетельница. Да и то: ролевики подтвердят, что я удрала из лагеря даже раньше них. Правда, Вадим видел нас с Саней в гипермаркете, но у моего бывшего неважная память на лица, тем более на фотографии в каких-то там новостях. Нет, решено: надо как-нибудь избавиться от Сани. Не с помощью сука, конечно, — возьму машину, когда параноик заснет, и рвану в город, в родную милицию. Пусть она меня бережет, как обещала. Теперь, когда я знала, что убийца — обычный ролевик, страх перед ним почти пропал. Позвоню Серафиму, доложу о разговоре с лешим, пусть копнет по своим каналам… а я пока дома под охраной посижу, могу даже в участке у дяди Пети…

Меня охватил такой столбняк, что если бы дорога внезапно вильнула, то я спрямила бы ее сквозь дерево. К счастью, шоссе было прямым, как стрела, и по нему навстречу нам летел черный бумер с тонированными стеклами. Лобовое блестело на солнце, как облитое маслом.

Я не запомнила его номера ночью и не стала глядеть теперь, но у меня не возникло и тени сомнений, кто сидит за рулем. Только и оставалось беспомощно наблюдать за его приближением, ожидая чего угодно — от выстрела в упор, из базуки в том числе, до лобового столкновения.

Машины со свистом разминулись. Не столь впечатлительный Саня тут же обернулся и проследил за удаляющимся «бумером».

— К озеру завернул, — злорадно сообщил он. — Мобильник твой ловить.

Черный гроб давно скрылся из виду, а моя душа продолжала сидеть между педалями газа и тормоза, чтобы хотя бы в ней не наделали дырок.

Откуда у «обычного ролевика» такие связи?! Сомневаюсь, что в центральный офис сотовой службы можно запросто зайти с улицы и, подкупив операторшу шоколадкой, упросить ее отследить телефончик «гулящей жены» или «любимой девушки, которой хочется сделать сюрприз».

И откуда у простого оперативника такая машина? Теща на Новый год подарила?! Тут уже спецслужбами пахнет, а то и… профессиональным киллером. Если бы Саня не перекрасил машину…

Вся моя бравада испарилась, как тот леший. От убийцы такого уровня меня не спасет даже камера одиночного заключения! А единственное мужское плечо, которое могло защитить меня от вражьей пули, в данный момент находилось на расстоянии тридцати сантиметров, но ни малейшего желания служить бруствером не изъявляло. Саня небось сейчас тоже прикидывал, как бы от меня избавиться… и правильно делал!

— Сань, я не звонила, — дрогнувшим голосом призналась я. — Он сам, я решила — не туда попали… и номер не определился…

— Зато ты определилась, — уже спокойно (по крайней мере, очень стараясь) сказал парень. — Вообще нельзя было включать.

— Но я же только на минутку, время посмотреть! Мог бы просто выключить, выкидывать-то зачем…

— А ты выеживайся побольше, — с досадой проворчал Саня, — еще и тебя выкину, как Стенька Разин ту княжну… тоже небось достала его по самый… челн расписной. Надо будет и мне свой поменять, — озабоченно добавил он.

— Челн?! — О господи, только смены пола нам в качестве маскировки не хватало! Я сейчас была в таком взвинченном состоянии, что ожидала от Сани чего угодно — даже просьбы поассистировать ему в этой операции.

— Тьфу на тебя! Мобильник. Вроде у аппаратов тоже свой номер есть, — пояснил Саня. — Может, и врут… но лучше подстраховаться. Слушай, — вспомнив, оживился он. — А зачем ты переодевалась?

Я спохватилась, что до их пор сижу в вывернутой куртке.

— Подстраховалась от лешачьих штучек.

Саня недоверчиво оглядел мой нелепый наряд.

— А это помогает?

— Еще как. Слабое место нежити — подверженность безусловным рефлексам, сформировавшимся еще на заре человечества. А поскольку физического тела у нее нет, эти процессы протекают на психическом уровне. — Я покосилась на парня: не слишком ли заумно излагаю, но, кажется, Серафим Петрович не соврал про вуз. Вообще-то просвещать Саню должны были на трехмесячных курсах по подготовке инспекторов, однако импровизированная лекция на хорошо знакомую тему помогала мне успокоиться. — Оттуда и пошли все эти заговоры-наговоры-ритуалы, заставляющие нежить поступать определенным образом. Ни один упырь не перешагнет начерченный вокруг костра круг, ни один леший не сможет запутать в лесу человека в вывернутой одежде или ступающего задом наперед. Нам этого не понять, а для них — норма нежизни. Уж на что мой Федька образованный, и то ничего с собой поделать не может. Это как молоточком по колену тюкнуть: как ни крепись, а нога дернется.

— И много ты таких фишек знаешь?

— По паре на каждый вид нежити. Договор договором, но проверить инспектора на вшивость она любит. Как, впрочем, и уличная шпана — участкового. Тут главное — не нервничать и не дать себя спровоцировать.

Саня озадаченно примолк — видно, не ожидал, что работа в нашей конторе потребует от него таких титанических усилий.

А мне внезапно подумалось, что неспроста он услышал мой крик на поляне.

Нежконтроль — не то место, куда любящие папеньки протаскивают великовозрастных оболтусов, с которыми потом мучается весь коллектив: делать они ничего не умеют и не хотят, а за зарплатой первыми прибегают. Отбор в инспекторы был очень строгий и с протекцией никоим образом не связанный.

Во-первых, кандидат должен был обладать легкими медиумическими способностями, «чувством подвоха», как шутил шеф. Их не купишь и не подделаешь, хотя вообще-то они есть у доброй половины женщин и трети мужчин.

Ну и, во-вторых, получить одобрение нежити, что наглухо закрывало дверь «блатным». По какому принципу нас отбирали, непонятно, но с неугодным ей инспектором нежить наотрез отказывалась общаться, так что Серафиму Петровичу приходилось из кожи вон лезть, чтобы обеспечить контору кадрами. Ко мне он вообще подошел на рынке и, оторвав от жизненно важного выбора между синим и черным свитером, поинтересовался, не нужна ли мне интересная работа. На что получил мое честное мнение о вконец обнаглевших маньяках и пожелание дальней извилистой дороги.

Маньяк оказался настойчив, вручил мне визитную карточку и предложил зайти в четверг для собеседования. Я рассмотрела ее уже дома, вытряхивая карманы над мусоркой. Белорусский герб в углу картонки и приставка «Гос-» так меня изумили, что я рискнула отправиться по указанному адресу, прихватив зачетку (я тогда еще училась), паспорт и — на всякий случай — газовый баллончик. Беседа получилась короткая и дурацкая: какие у меня цели в жизни, люблю ли я фантастику, как отношусь к президенту… Через пять минут со мной вежливо попрощались, пообещали перезвонить и выставили под дождь.

«Ну и ладно, — думала я, злобно тюкая каблучками по стремительно углубляющимся лужам. — Все равно я до четвертого курса не собиралась на заочное отделение уходить, чисто из любопытства съездила…»

Туфли промокли насквозь, утром у меня прорезался зверский насморк, поэтому к работе я смогла приступить только через неделю. Как раз успела перевод с дневного оформить.

Так что, если бы у Сани не было нужных задатков, Серафим Петрович просто позвонил бы знакомому прорабу и попросил устроить племянника в строительную бригаду каким-нибудь цементомешателем или кирпичеукладчиком. Но шеф, видно, надеялся, что способный племянничек со временем пообвыкнет, пообтешется… лет эдак через двадцать, с весенне-осенними обострениями!

— Сань, а куда мы едем-то? — Я сбросила скорость у развилки.

Парень осмотрелся и неуверенно ткнул пальцем влево.

— Назад, на дачу. Надо все хорошенько обмозговать.

Я вздохнула и свернула вправо. С заблудами Саня и без лешего прекрасно справлялся.

Глава 5

Сапоги — это не роскошь, а средство передвижения.

С.

При должном старании даже из мужчины можно сделать человека.

Л.

Чертов сапог всю дорогу вертелся у меня в голове. Точнее, это я его там вертел, так и эдак. Ну, леший, ну, скотина… «Ничего, — зло подумал я, — попадешься ты мне как-нибудь на узенькой тропинке! Фейерверка тебе, видать, не хватило? Ничего, мы можем и покруче. Будет еще в твоем лесу праздник… Хэллоуин имени Варфоломеевской ночи. Я тебе устрою! Я тебе такой „Apocalypse Now“ организую, что Фы Фы Коппола в своем Голливуде от зависти позеленеет, как трава по весне!»

Месть сладка, и мне стоило немалых усилий прогнать соблазнительное видение идущих на лес «су-двадцатьчетвертых». Видел я один раз, как они работают, хватило: километрах в трех от сопки перекуривали — и все равно земля из-под задницы улетела, а «грибок» поднялся такой, что Лешка Мельников с перепугу чего-то про атом бормотать начал…

— Эй, ты куда рулишь?! — спохватился я.

— На заправку, — тоном оскорбленной невинности отозвалась Леночка. — Или ты думаешь, что машина будет на воде из-под крана ездить? Стрелка уже почти на нуле стоит.

— А предупредить? — отгибая светозащитный козырек, буркнул я. — Наверняка ж здесь камеры понатыканы.

— Ага, и подслушивающие устройства в заправочных пистолетах, — выкручивая руль, пробормотала фифа. — А ботинки у тебя сигналы в космос не подают?

— Подают, — согласился я. — И черные «бумеры» мне постоянно мерещатся — тоже, видно, из-за контузии.

Упоминание о «хвосте» заставило девушку вздрогнуть и затормозить прямо на въезде.

— Са-ань… бензин ведь и в самом деле кончается.

— Заезжай и заправляйся!

Нет, определенно женщины — это существа с другой планеты. Или даже из другой галактики. Вроде бы на одном языке говорим, но думаем при этом абсолютно по-разному.

Леночка аккуратно притерла машину к заправочному автомату, открыла дверь — и почесала в противоположную от кассы сторону.

— Стоять! Ты это куда?

— К банкомату, — спокойно сообщила эта… блондинка. — Деньги с карточки снять, у меня наличных даже на десять литров не хватит.

Нет, надо было ее все-таки утопить!

— Леночка, солнышко мое блондинистое, — вкрадчиво поинтересовался я. — Может, ты сразу ментам позвонишь, чтобы им время сэкономить?

— Не поня… Ой! — Девушка испуганно уставилась на коварный банкомат. — Карточка! Точно, она же именная…

— Отберу сумку! — пообещал я. — И даже копаться в ней не буду, так прямиком в костер и отправлю!

Правда, способным выполнить обещание я себя в данный момент не ощущал — фифа прижала сумочку к животу, явно приготовившись защищать ее до последней капли крови — причем не своей, а покусившегося на святыню.

— Сань, но…

— Иди к кассе, заплати за пять литров, заправь машину и поехали отсюда на фиг!

Подействовало. Я понаблюдал, как прыгают цифирьки на табло колонки, затем, спохватившись, откачнулся назад.

— Залила, — наклонившись к окну, отрапортовала Леночка. — Что дальше?

«Надо ее еще выдрессировать честь отдавать», — одобрительно подумал я, но фифа тут же все испортила, сварливо добавив:

— Только учти: через сорок минут езды снова придется заправку искать.

— А баксы ты с собой брала?

— Пару сотен.

— Тогда давай к ближайшему обменнику, — велел я. — Для сдачи валюты паспорт вроде бы не нужен… Или за два года что-то изменилось?

— Нет. — Лена села, завела мотор и медленно вырулила со стоянки.

— Только не в банк, — предупредил я. — Найди какой-нибудь мелкий пункт типа уличного вагончика.

— Сама знаю, — надменно отрезала фифа. Ох, какие мы внезапно умные стали…

Через несколько минут «гольфик» притормозил у небольшого универсама, над дверью которого висела бело-зеленая табличка «Обмен валют». Леночка отстегнула ремень безопасности и вопросительно поглядела на меня.

— Из продуктов что-нибудь прикупить?

Хороший вопрос. Учитывая, что на завтрак был голый кофе…

— Ничего! — твердо сказал я. — Деньги надо экономить, неизвестно, что там дальше будет. С едой-то как-нибудь выкрутимся, чай, не в пустыню едем… А вот что нам реально нужно, — добавил я, — так это мыло, ершик, пластырь, туалетную бумагу и три… нет, лучше четыре пачки презервативов.

— И все? — Кажется, Леночка приняла мои последние слова за очередное покушение на свою сомнительную честь. А в чем мне, спрашивается, патроны хранить? В одном кармане отсыреть могут.

— Все.

— А веревка не нужна? — с какой-то странной интонацией поинтересовалась девушка.

Я пожал плечами.

— Ну если считаешь, что надо… хотя, стоп, вчера в сарае видел. Моток бечевки точно и, кажется, бельевой тоже. Так что если потребуется… Ах, да, — вспомнил я, — газет купи обязательно.

— Каких именно?

— Свежих. И побольше.

— Хорошо, — на удивление покладисто произнесла Леночка. — Сейчас все будет.

«Сейчас» растянулось минут на пятнадцать. Еще почти сорок минут — я попытался убить их путем просмотра газет, но желудок решительно высказался против — ушло на дозаправку и дорогу к нашей берлоге. В итоге, выйдя из «гольфика» и полюбовавшись на осенне-тусклое солнце, я уныло констатировал: считай, утро — ёк, а всех достижений — сапог из болота.

Именно его я спустя полчаса торжественно водрузил в центр кухонного стола — предварительно подстелив газетку и еще более предварительно убедившись, что ничего интересующего оная газетка не содержит.

— Ну что скажешь?

— Скажу, что запах просто убийственный! — наморщила носик Лена. — В машине он так жутко не вонял.

Факт, легко поддающийся объяснению, если вспомнить, что передние боковые стекла были опущены до упора — частично из-за неистребимого амбре краски, частично из-за собственно сапога.

— Во-во, — поддержал хозяйку серый кот с подоконника. — Тащат в дом всякую мерзость, а потом еще и удивляются!

— Чему? — хором спросили мы с Леной.

— Что в этом самом доме невесть что твориться начинает! — гордо вскинув голову и хвост, отчеканил домовой.

Со стороны это выглядело довольно комично, и я с трудом сдержал усмешку — Леночкин домовой, как я уже успел понять, был существом обидчивым.

— Ценное мнение, Федор. Но все-таки не мог бы ты сказать про этот, — я кивнул на сапог, — предмет что-либо конкретное? Тебе твое нежчутье ничего не подсказывает?

— Грязный он. — Судя по тону, этот факт ужасно раздражал домового. Припомнив царство чистоты и порядка в квартире на Осипенко, поначалу списанное мной на маниакальную страсть хозяйки, я догадался, что Федька воспринимает столь антисанитарную вещь как личное оскорбление.

— Ага. И все?

— Сорок пятого размера.

Недоверчиво хмыкнув, я стянул ботинок и поставил его рядом с трофеем.

— У тебя что, тоже сорок пятый? — Леночка рискнула принести свой нос в жертву эксперимента и на шаг приблизилась к столу.

— Да.

— А это точно не твой сапог?

— Лен, если это шутка, то глупее просто не придумать! — раздраженно бросил я.

— Извини, вырвалось. Федь, — девушка обернулась к подоконнику, — а еще что-нибудь?

— Очень грязный. — Кот фыркнул, сел и принялся умываться лапкой. — Где вы его взяли-то?

— Это нам леший подкинул, — сообщила Леночка. — В качестве улики.

— Леший? — удивленно перепросил Федька. — А я-то думал… Да, этот наподкидывает, хоть улик, хоть улиток, хоть клещей в портки. А вы, я погляжу, и рады-радешеньки, — ворчливо добавил он. — Говорю же: тащат в дом всякую гадость, ну прямо дети малые.

— Федь, — устало вздохнула Лена, — ты б не ворчал, а лучше посоветовал что-нибудь дельное.

— А что я могу посоветовать? — удивился домовой. — Я в обуви только из дому в дом путешествую. Вон напротив тебя умник по сапогам сидит.

— С чего ты взял? — удивился я.

— Потому что служивый, — голосом занудного учителя начал Федька. — А на службе государевой все в сапогах ходют.

— Угу, — в тон ему кивнул я. — Но ты, милок, времена малость попутал. На дворе нонеча не двадцатый век, а двадцать первый, на троне — не царь-батюшка богоизбранный, а президент демократический. Так что кирзачи я в армии и часу не проносил, даже в учебке сразу берцы нам выдали — уж не знаю, с чего на интенданта благодать снизошла.

— Во как, — удивленно протянул домовой. — Балуют вас, значит.

Я только зубами скрипнул. Балуют… Тебя бы на этот курорт.

Впрочем, домовому как сказочному существу призыв не грозил, да и что б он делал в армии, с его-то запросами? Такого разве что в дальний гарнизон — улучшать бытовые условия личного состава. Вот давешний леший с его «немцами по оврагам» и волчьим капканом — он мог бы и пригодиться. Сбросить его вместо резиновой бомбы…

— Вы только не подеритесь. — Судя по небольшой запинке, первоначальный вариант фразы Леночки должен был звучать: «Ты его только не убей вот прям щас!» — Лучше давайте вместе подумаем, что с этим сапогом дальше делать?

— Что-что. — Федька, опасно подавшись вперед, прищурился и прыгнул. Я едва сдержал желание отшатнуться от стола — хлипкий, а тут с размаху такая туша, проломит ведь на фиг! — однако на стол шлепнулась уже крыса. Шустро обежав сапог, она встала на задние лапки, а передними… ну да, зажала нос.

— Помыть его надо, — прогнусавил домовой. — Пока дом насквозь этой гадостью не просмердел.

— В самом деле, Сань, — подхватила Леночка. — Может, ты его сначала отмоешь, а потом уже дальше будем думать? Мне этот запах всю дедукцию отбивает!

— Помыть?! — поразился я. — Люди, вы чего… то есть вы чего?! Это ж улика, там же следы крови могли остаться, да и вообще. Я тут голову ломаю, как бы его до лаборатории в нетронутом виде сохранить, а вы — помыть!

— И как ты его экспертам-криминалистам представишь? — ехидно поинтересовалась девушка. — Здравствуйте, дяденьки, мне тут в лесу нечистая сила улику вручила, посмотрите, пожалуйста, вдруг на ней какие-нибудь следы имеются?

— Ну-у… Можно его анонимной бандеролью отправить. Типа, от доброжелателя: нашел в болоте возле места убийства, прошу разобраться…

— А почтальонше, которая его упаковывать будет, скажем, что мы хотим послать земляку горсть тины с родного болота?

— Ну-у… — Контраргументов я с ходу не нашел, зато вспомнил, что лучший способ атаки — нападение, и повысил голос: — А ты, значит, хочешь вот так запросто избавиться от важного вещественного доказательства? После того как я его с таким трудом добыл?

— Я много от чего хочу избавиться, — устало произнесла Лена. — И от «кого» — тоже.

Сейчас заплачет, подумал я. Или нет? В прошлый раз плакать не стала.

И в этот — тоже.

— Сань, ну подумай сам…

— Ладно, — сдался я. — Мойте.

— Федь…

— Вот еще! — Крыс брезгливо дернул мордочкой. — И не подумаю! Его леший держал. От этих, лесных, только и жди всяких пакостей!

— Лен, похоже, тебе придется за мочалку браться.

Блондинка отчаянно замотала головой и дезертировала к двери.

— Нет, я не могу! Вдруг там все-таки кровь осталась?

— Надо же, какие мы нежные, — зло сказал я, кидая сапог в раковину. — Ручки боимся замарать, командовать-то оно приятнее…

— Давай я лучше что-нибудь другое сделаю, — заискивающе предложила девушка. — Кофе, например, сварю.

— Ты лучше вот что, — кофе я хотел, и даже очень, но поймать Леночку на слове было важнее, — возьми пока газеты, просмотри в них объявления насчет продажи мобилок и подбери из них вариантов десять. Справишься?

Момент был, мягко говоря, скользкий — потому что субсидировать покупку придется Лене, хотя поводом к смене аппарата служила, по большому счету, лишь моя обостренная паранойя. Но перед сапогом финансовые потери меркли — девушку из кухни как ветром сдуло.

Опыта отстирки сапог у меня не имелось, поэтому я просто подставил его под открытый кран, наполнил до верха, хорошенько взболтнул и перевернул. Толстая зеленая струя ударила в раковину, забрызгав пол и стенку. Воодушевленный успехом, я повторил маневр. Плеснуло еще громче и щедрее, водичка оказалась уже посветлее. Федька горестно всхлипнул и удрал из кухни, дабы избавить себя от варварского зрелища и моего победного насвистывания — музыкального слуха я лишен, зато всегда готов компенсировать громкостью и чувством исполнения.

Лена вернулась, когда я уже набивал отдраенный сапог мятой газетой. Сложенный вдвое газетный лист был сунут мне в лицо с таким победным видом, словно чернильные рамочки вокруг избранных объявлений представляли не меньшую ценность, чем сверхсекретная карта минского ПВО.

— Вот! Десять вариантов, как ты и просил!

— Зачитай вслух, а? — попросил я. — У меня сейчас руки, гм, немного заняты. И, если можно, с пояснениями, почему выбран именно этот аппарат.

Обзор новинок сотовой телефонии занял у Лены минут пять, не меньше. Правда, внимательно я прослушал описание лишь первых четырех мобил — этого вполне хватило, чтобы понять: стоящую рядом со мной блондинку при покупке телефона больше всего интересует вопрос: «Как я буду с ним выглядеть?!»

Именно так. Все выбранные ею звонилки были маленькими раскладушками серебристого или темно-красного цвета. Как у невинно убиенного, то есть перекрашенного мной, «гольфика», сообразил я. Интересно, это у нее любимый оттенок, или она «по старой памяти» хочет, чтобы с машиной сочеталось?

— И за которым из них мы поедем?

— Мы поедем, — вытянув шею, я заглянул через Леночкино плечо — и ткнул пальцем в одно из первых объявлений на странице, — вот за этой «нокией».

— Но ведь она же страшная! — возмутилась девушка.

— Зато дешевая и неубиваемая, — сказал я. — А в случае чего ею самой кого тюкнуть можно. Для нас — самое то.

Вырвавшийся у фифы стон являл собой нечто среднее между приветствием гладиаторов и бычьим вздохом: «Идущие на убой приветствуют тебя…»

— А потом?

— Потом… — Я полюбовался плодом своих усилий и поставил его сохнуть на подоконник. — Потом мы, вернее, ты позвонишь одному человечку и договоришься с ним о встрече, как можно более скорой. Если от него мы не узнаем имя сапожника, я на ужин эту подметку без соли жрать буду!

— А он согласится? — недоверчиво спросила Лена. — И что это вообще за человечек?

— Он — согласится! — уверенно сказал я. — Мы с ним учились вместе, пока… ты песенку жуликов из «Буратино» помнишь? «…На дурака не нужен нож…»

— «…ему с три короба наврешь…» — В отличие от меня, у Лены голос был. Хороший, звонкий — наверняка она еще и на гитаре умеет, почему-то решил я.

— Она самая.

— Хочешь сказать, твой сокурсник — дурак?

— Нет. — Я медленно покачал головой. — Дурак — это про меня. А Васька — просто гнида!

Санин знакомый жил в типовом двенадцатиэтажном доме по улице Некрасова. Домофона в подъезде не было, одной головной болью меньше. Увы, это была наименьшая из оных, и когда заглотивший нас лифт пошел считать этажи, мое сердце трусливо осталось внизу, а может, и провалилось в подвал.

— Сань, а откуда твой сокурсник может знать про сапоги? Он ролевик?

— Типа того. Два года назад ездил на игры, щас не знаю. Может, и на этой был, но я его не заметил.

Створки открылись. Саня первым шагнул в лифтовый закуток между лестницей и коридором с квартирами, осторожно приоткрыл дверь последнего, выглянул и кивком подозвал меня.

— Вон та. — Парень ткнул пальцем в железную дверь, обитую серым дерматином. На этаже было пусто и тихо, пахло борщом и хранящейся в ящиках картошкой. — Иди, звони!

— Сань, а вдруг он, — неожиданно осенило меня, — и есть убийца?!

— Хорошо бы, — ощерился Саня. — Тут мы его и положим!

— Да-а, а вдруг он — меня?!

— Ленка, не дури, — поморщился напарник. — Не станет же он тебя на пороге мочить.

— Ты уверен? — Я представила забрызганные кровью стены коридорчика и свои вытянутые ноги, рывком втягивающиеся в квартиру.

— Уверен! — Кажется, Сане жутко хотелось подпихнуть меня в спину, но он боялся, что я начну визжать и цепляться за косяк. — Даже я бы не стал.

Да уж, весомый аргумент. Я сделала пару шагов и снова застыла.

— Сань, поклянись, что ты его не убьешь!

— А, чтоб тебя… — зарычал парень, но, видя, что я начинаю пятиться на прежнюю позицию, заставил себя выдавить: — Ладно, клянусь.

— Полным текстом! — Работа с изворотливой нежитью научила меня педантичности.

— Клянусь, что не убью… Но в больнице он об этом очень пожалеет!

По-хорошему, надо было бы заставить Саню назвать свое полное ФИО, потом ФИО предполагаемой жертвы, сегодняшнее число, срок действия клятвы, оговорить, что именно подразумевается под «не убивать», на основании этого составить договор, подписать обеими сторонами и заверить у нотариуса… но у меня были серьезные опасения, что в таком случае я стану трупом еще у лифта.

Я на негнущихся ногах доковыляла до бронированного логова убийцы. Боязливо оглянулась на Саню, показавшего мне кулак, и обреченно вдавила черную кнопку. По ту сторону двери приглушенно запиликало, напомнив мне о чудном светлом детстве. В данный момент мне очень хотелось в него впасть, кубарем рванув вниз по лестнице.

Особенно когда дверь открылась и я увидела высокого широкоплечего парня в драной тельняшке, кожаном переднике и спортивных штанах, вполне способного убить меня одним щелбаном. Или плевком — если рукой не дотянется.

Тем не менее у меня отлегло от сердца: в тапках хозяина квартиры наш сапог болтался бы даже обложенный ватой. Пятидесятый размер, не иначе.

— Еще раз здравствуйте, — бойко затараторила я, — мы с вами созванивались час назад по поводу…

Дальнейших объяснений не понадобилось: судя по круглым от ужаса глазам, «друг» меня уже не видел и не слышал.

— Здорово, Васек. — Высунувшийся из-за косяка Саня по-хозяйски переступил порог, осмотрелся и, словно спохватившись, добавил: — Мы зайдем, ага?

Васек истово закивал.

— Мы ненадолго, — просачиваясь мимо него вслед за напарником, виновато пробормотала я. — У нас просто вопрос один…

Квартира оказалась двушкой. Одна комната была закрыта (Саня туда заглянул и равнодушно захлопнул дверь снова), во второй завывала что-то волыночно-этническое дорогая стереосистема. На стенах висело столько металлолома — различные мечи, ножи, щиты и даже арбалет, — что возникало ощущение, будто находишься в оружейном магазине. Пол был завален разнокалиберными железяками, покореженными и не очень, звеньями цепей и грязными скомканными тряпками, как будто посреди комнаты взорвали рыцарские доспехи (возможно, даже вместе с владельцем). Передвигаться по комнате следовало по извилистым тропинкам, ведущим к шкафу, кровати и окну.

— Васек, а ты чего застыл, как жена Лота? — окликнул хозяина Саня. — Проходи, садись, чувствуй себя, хе-хе, как дома.

Бедолага-сокурсник помешкал еще пару секунд, явно борясь с желанием выскочить за порог и припустить к ближайшему отделению милиции с криками: «Помогите, убивают!» Судя по тому, что в итоге Васек все же закрыл дверь и прошел в комнату, он понял, что обогнать Саню не сможет.

— Ты не стой, ты садись. — Напарник подтолкнул ногой стоявшую в центре комнаты табуретку. Сложенная на ней кольчуга обрушилась на пол с таким грохотом, что подскочили не только мы с Васей, но и весь дом.

— Чего тебе надо? — с вызовом произнес Васек, но при этом так покорно уселся на «предложенный» табурет, что эффект смазался. — Ты зачем пришел?

— Правильный вопрос звучит: «Чего тебе надобно, старче?» — наставительно сказал Саня. — Или: «Почто, боярин, пожаловал?» Мы ж с тобой историки, хоть и недоделанные.

— Ты зачем пришел? — упрямо повторил Васек.

— Да вот, — криво усмехнулся Саня, — шел мимо, решил дружка-сокурсника навестить, узнать, как жизнь молодая. Она ведь у тебя неплохо, как я погляжу, складывается. Все деньги куешь?

— Тебе-то какое дело?

— Вопросом на вопрос отвечать невежливо, тебе этого в детстве разве не говорили? Хотя, — задумчиво сказал напарник, — тебе в детстве много чего не говорили. Например, что на выездной практике ценные археологические находки надо с радостными воплями сдавать старшим коллегам, а не утаивать с целью последующей перепродажи.

— Кто бы говорил, — угрюмо проворчал Васек. — Мою рожу, по крайней мере, в новостях каждый час не показывают с эпитетами «особо опасный» и тэ дэ.

— Его подставили, — сама не знаю зачем вмешалась я.

Оба экс-истфаковца уставились на меня с одинаковым изумлением.

— Это еще кто такая? — подозрительно осведомился Санин сокурсник.

— Это со мной, — «объяснил» парень. — Звать Леной, то есть Еленой Викторовной. Елена Викторовна, достаньте, пожалуйста, наш любимый сапог — пусть Василий Алибабаевич…

— Николаевич! — ревниво поправил Васек.

— …посмотрит на него, — закончил напарник. — Вдруг у него на этот счет какие-нибудь светлые воспоминания прорежутся.

Если таковые воспоминания с Саниным «другом» и приключились, то делиться ими с гостями он не спешил.

— Ну и чего это?

— Узнаешь? — Саня обвинительно тряхнул уликой перед носом сокурсника, словно предлагая ему опознать сапог по нюху.

— Нет, — отшатнувшись, мотнул головой Васек. — А что, должен?

— Вась, а Вась, — укоризненно вздохнул напарник. — Ведь с тобой по-хорошему… пока, а ты моей доброты ну совсем не ценишь.

— Я обувью не занимаюсь! — повысил голос «дружок». — Глядите, ну! — Он махнул рукой в строну верстака с заготовками. — Хоть одну сандалию видите? Я кузнец, а не сапожник!

— Ты спекулянт хренов! — перебил его Саня. — Кузнец… ага, три раза. Будто я не знаю, кто для тебя заготовки кует! И вон ту, — он обвиняюще ткнул пальцем в какую-то кривую железку на стене, — саблю… польскую, середины восемнадцатого века, тоже, скажешь, этими вот ручонками отковал?

Со стороны это выглядело почти забавно: сжавшийся на табуретке здоровяк с бицепсами в три обхвата и орущий на него щуплый паренек.

— Короче, — чуть остыв, сказал Саня. — Сапог, ежу понятно, соорудил не ты. Но наверняка знаешь, кто в ролевой тусовке эти ходули тачает.

— С чего это?

— Васек, не юли…

— Да чё «Васек», «Васек», заладил тут… Говорю, мое дело простое, железное: мечи, кольчужки там, доспех кому подогнать, типа того! Ну и знаю я только тех, кто по железу работает, а всякие там сапожники-портные мне как зайцу стоп-сигнал!

— Неправильный ответ, Васек. Вспоминай лучше.

— Да е…

— И не выражайся при даме.

Хозяин квартиры, уже глубоко хватанувший воздуха для продолжительной и вряд ли печатной речи, на миг замер с открытым ртом, затем изобразил руками нечто вроде дирижерских па, пытаясь хотя бы жестами передать свои эмоции. А затем шумно выдохнул и обмяк на табуретке, словно сдувшийся шарик.

— Топляк, ну, честное пионерское, знать я не знаю, кто там эти сапоги мастрячит!

— Значит, будем искать средство для освежения памяти, — сказал Саня. — Твоей. Ну-ка, чего у нас тут развешано… тэк, этот кортик явный новодел, хреновый к тому же, а вот это…

— Не трожь!

— Сидеть! — не оборачиваясь, рыкнул Саня. Будь на месте Васька злющая овчарка — и та бы, наверное, послушалась. Сокурснику только и осталось уныло проскулить:

— Ножны попортишь, гад…

— Ничё, у меня руки чистые, — усмехнулся парень, снимая с настенного ковра нечто черное, лаково блестевшее. — Хорошее танто. — Щелкнув чем-то, он выдвинул лезвие примерно наполовину и осторожно коснулся ногтем. — И сталь неплохая. Неужели Япония? Или все же Испания?

— Не угадал, — с презрением буркнул Васек. — Златоуст.

— Во как, — без особого удивления протянул Саня. — Ну и почем же нынче танто по-русски?

— Нипочем. Это демонстрационный образец, не продается.

— Васек, а спорим, я этот самурайский ножик сейчас голыми руками сломаю? Или нет, спорим, что вон той кувалдой я его с одного удара перешибу?

— С ума сошел?! Повесь где взял! — «Друг» снова заерзал на табуретке.

— Вась… — Улыбка Сани показалась мне ничуть не менее хищной, чем синеватая полоска стали в его руке. — Сдается мне, ты, старче, упорно кой-чего не понимаешь. Да, я не убивал твоего дружка, но… я, Васек, всего месяц назад с войны вернулся. С очень поганой войны. Ты вот железками балуешься… а ты хоть раз в жизни кому-нибудь горло резал? А? Даже не человеку… ты хоть свинью пробовал зарезать?!

— Ты ж знаешь, — бледнея, пробормотал Васек, — меня от крови сразу мутит.

— Знаю, — без выражения подтвердил Саня. — Крови ты боишься. Кто сапог делал?

— Ё-о, опять ты с этим сапогом… положь нож!

— Ты не дергайся, не дергайся. — Ухмылка Сани стала откровенно издевательской. — Я его не ломать буду, а точить. Спорим, если хорошо наточить, Вась, ты даже не почувствуешь, как тебе ухо…

— Ну все, Топляк! Ты меня доста… — Здоровяк осекся, зачарованно глядя в две большие круглые дыры… стволов обреза.

— Мозги вышибу! — вкрадчиво пообещал Саня.

— Саш, ты чего… не надо, Саш…

— Чей сапог?! Последний раз по-доброму спрашиваю!

— Да не знаю я! — плачуще взвыл Василий. — Хоть ты меня на тыщу кусочков разрежь, все равно ни один кусочек тебе ни черта не скажет.

— Тыщу — не тыщу… — Стволы неторопливо обозрели его с головы до ног. — Васек, тебе какие пальцы больше жалко — на правом копыте или на левом?

— Ты не выстрелишь!

— Уверен? Пол у тебя подходящий, доски, рикошетить не будет. Пять, четыре, три…

Я зажмурилась.

— Стой!

— Вспомнил, склеротик?

— Вспомнил… епть, ты его хлопнешь, а меня ж потом наверняка за соучастие притянут!

— Ты не о потом беспокойся, а о здесь и сейчас, — посоветовал Саня. — Ну, Орех Николаевич, будешь колоться?

— Буду, — обреченно подтвердил тот.

— Лен, — окликнул Саня, не отводя обреза, — на столе мобилка валяется… будь так добра, дай ее Васе.

— Зачем?

— Затем, Васек, — ласково сказал напарник. В средние века ему бы цены не было, испанская инквизиция нарадоваться б не могла на такого сотрудника, — что ты сейчас будешь названивать своим друзьям-ролевикам. На предмет ценной сапожной информации.

Поиски нужного номера много времени не заняли — уж больно «друг» хотел от нас отделаться.

— Але, — Васек с тоской покосился на стоящую среди хлама пивную банку, но вставать с табуретки не рискнул, сглотнул всухую. — Толик?

— Ага, — жизнерадостно отозвалась трубка — не только Саня, но и я от двери услышала. — Приветствую тебя, алчный кузнец из Туманного Бульбиона! Какая печаль привела ко мне твой бестелесный глас?

Я зажала рот, чтобы не прыснуть со смеху. Васек из зеленоватого стал пунцовым.

— Слышь, Толян, мне щас не до шуток! Тут один знакомый, — «кузнец» покосился на ласково улыбавшегося ему Саню, — поговорить с тобой хочет. Насчет сапог.

— Так пусть подъезжает, — безмятежно предложил ролевик. — Где-то через часик, я сейчас не дома. А чего ты такой сердитый? Кувалду на ногу уронил?

— Типа того, — буркнул Васек и отсоединился. — Ну что, доволен?

— Адрес пиши. — Саня подобрал с пола клочок бумаги почище, разгладил и сунул «другу».

— Сам пиши, я продиктую!

— Графологической экспертизы боишься? — понимающе хмыкнул напарник. — Нет уж, пиши. А то соврешь и будешь потом оправдываться, что это я ослышался. Или ты хочешь, чтобы мы через час вернулись?

Окончательно сломленный Васек трясущейся рукой накарябал пару строк, и Саня, пробежавшись по ним взглядом, одобрительно кивнул и сунул добычу в карман.

— Где у тебя туалет?

— Вон там, — озадаченно показал «кузнец». — А тебе зачем?

— Тебе, Васек, тебе. Не оставлять же тебя после такого в жи… (сокурсник снова сменил цвет — на белоснежный) на свободе. Ты ж сразу в милицию названивать начнешь.

— Сань, за кого ты меня принимаешь?! — неубедительно возмутился тот, однако неумолимый тычок обрезом заставил его перейти в более тесное, зато и более пригодное для сидения помещение.

— А скотч у тебя есть? — поинтересовался Саня, самолично захлопнув за «другом» дверь.

— Зачем? — гулко и подозрительно осведомились из туалета.

— Гранату к косяку приклею. А кольцо на дверную ручку надену.

Васек начал бессильно ругаться, обещая много чего интересного «как только он отсюда выберется», однако не только не попытался обрести свободу прямо сейчас, но еще и заперся изнутри.

Скотч Саня нашел и даже с треском оторвал полоску, но доставать свой любимый боеприпас не стал — просто подпер дверь табуреткой.

— Пошли, Лен, — скомандовал парень и, напоследок оглядевшись, заметил лежащую на тумбочке в прихожей фотокамеру. — О, профессиональная цацка… самое то. Вась, ты не возражаешь, если мы с твоей щелкалкой недельку поиграемся?

— Чего?! Не трожь! Положи на место, сволочь, это папина! — снова оживился туалет.

— На нужды следствия, — нравоучительно сказал Саня. — Будем считать, что мы с тобой в расчете за тот крест из Беловежской. Кстати, у тебя парабеллума нет? Маузера на худой конец…

— Был бы — я б тебя уже давно пристрелил, гада! — рыдающим голосом выпалил Васек.

— Не врет, — с сожалением констатировал Саня. — Ну ладно, приятно было свидеться…

В туалете яростно взревел слив.

— Са-а-ань, — только в машине подала голос Леночка, — может, не надо было про гранату?

— Ничего, — злорадно отмахнулся я, — пусть отдохнет от трудов неправедных. И вообще, без еды человек может прожить месяц, а воды у него навалом.

Девушка продолжала тоскливо вздыхать, и я с досадой добавил:

— Да кончай ты из-за этого подонка переживать! Его уже вечером, на крайняк утром папаша выпустит, когда со смены вернется.

— Откуда ты знаешь? Вдруг он за два года умер или в отдельную квартиру переехал?

— Ага, умер, а шмотки в прихожей на светлую память висят? Фотик опять же…

— Все равно, — упрямо сказала Леночка. — Нельзя так с живыми людьми!

— Ты ж сама мне запретила его убивать, — иронично напомнил я. — Лен, это не человек.

— А кто?

— Гнида он. Паразит. Таких даже не убивают — давят.

— Давят?

— Угу. — С пятой попытки добыв — трением, не иначе — из китайской зажигалки сноп искр, я жадно затянулся. — Когда ногтем, а когда и танком.

— Это шутка? — неуверенно уточнила девушка.

— Нет.

Мы затормозили на светофоре — и стоящий впереди фургон сердито рыкнул движком, окутав «гольфик» облаком солярной вони. Я закрыл глаза — и солнечный ярко-желто-красный осенний город пропал, отдалился, зыбкой серой тенью повиснув где-то на краю сознания. А взамен из памяти выплыли низкие свинцовые тучи, хруст под подошвой — то ли прихваченная ночным холодом грязь, то ли стекло из развалины, меньше суток назад бывшей чьим-то домом. Бээмпэшка пофыркивает за оградой, автомат наготове, но сегодня мы идем в полный рост, не пригибаясь. Бой был вчера, когда под вечер банду загнали в селение. Вчера, когда, сдуру сунувшись за ними, мы потеряли шестерых только убитыми… отошли, замкнув кольцо, и подтянувшаяся наконец-то батарея самоходок принялась за свою работу — «перемешивать небо с землей», как, ухмыляясь до ушей, проорал нам чумазый пушкарь. Они стреляли неторопливо, прямой наводкой, благо местность позволяла — пологий холм, все селение как на ладони, но при этом дистанция три кэмэ, даже ПТУРом хрен достанешь. Ближе к утру те, кто еще оставался в живых, попытались прорваться, но напоролись сначала на пулемет, а затем, рванувшись в сторону, — на минное поле… Короче, если кто и ушел, значит, аллах ему крылья к ногам приделал. А с рассветом пошел снег, первый в этом году…

— Был у нас в соседнем батальоне один такой, — не открывая глаз, тихо сказал я. — Как-то раз после боя шел он… пьяный, успел уже принять «для снятия стресса»… и пристроился отлить… за танком, а мехвод как раз решил на пару метров назад сдать.

— И… и что потом было?

— А что могло быть? — отозвался я. — В танке зеркальца заднего вида нет, конструкцией не предусмотрено. Тем паче, свидетели, пять человек, все как один показали: шел зигзагом, шатался, запашок… обматерил их в пять этажей.

Пальцы обожгло — буквально несколькими затяжками я умудрился скурить сигаретину до фильтра.

— А то, — щелчком отправляя «бычок» за окно, договорил я, — что товарищ… гнида с офицерскими погонами… за неделю до этого двух человек на смерть послал, а еще раньше из конфиската налево толкнул… И не один ствол, больше… так слухи к делу не пришьешь.

— Но ведь это там, на войне, — запальчиво возразила фифа. — А Василий…

— Ваське просто случая не представлялось! — зло сказал я. — Развернуться во всей красе. А так… После второго курса мы с ним на практике вместе были. Копали… ну и наткнулись как-то на траншею немецкую, а там — тела… В смысле, уже давно скелеты, фрицы и наши вперемежку. Их тогда не похоронил никто — наверное, драка была лютая, кто в живых остался, тем уже не до мертвых было, — ну и шеф наш сказал: «Ребята, давайте пару дней потратим не в зачет». Мы, понятно, согласились. И в этой самой траншее, среди прочего, нашли орден «Железный крест», первой степени… Да уж, запомнилась эта цацка. Мне ее почистить дали… и Васек тут как тут нарисовался: типа, дай, я почищу, заодно рассмотрю хорошенько, давно, мол, хотел. Ну я и отдал… дурак. На следующий день шеф меня спрашивает — где? Я на Васю, а Васек, тварь, глазами хлопает и удивленно так: «Я ж тебе вчера еще отдал, вечером, у костра! Неужели не помнишь? Ну ты, конечно, уже хороший был весь из себя, веселый такой…»

— И ему поверили?

— Поверили, — с досадой сказал я. — Он же, гад, знал, по какому месту бить. Я неделей раньше на таких же костровых посиделках ножик перочинный задевал и всем про это уши прожужжал. А где одно, там и второе.

— А ты точно уверен…

— Уверен, Лен, уверен! Именно потому, что после ножика уже осторожничал, а не залпом хлестал! Не возвращал он мне крест, вообще в тот вечер к нашему костру не подходил! Просто взял и зажилил, гнида! Меня подставил, а ему — полсотни бакинских в карман!

— Ясно, — задумчиво протянула Леночка. — И что, так ему все и сошло?

— В тот раз — сошло! Только аппетит, он, как известно, приходит, а Вася покушать любит. В следующем году — меня уже не было, рассказали — из палатки шефа одна вещица пропала. Когда хватились да стали разбираться — вспомнил кто-то, как мальчик Вася в ту палатку нырял, а потом до кустиков бежал, курточку старательно придерживая. Сходили в те кустики, поискали, да и нашли… заявление от мальчика Васи, что забирает он документы из славного БГУ, не желает больше в его стенах гранит науки грызть.

Несколько минут Леночка молча переваривала услышанное, вновь заговорив только на перекрестке возле универмага «Полесье», где мы уткнулись в очередной светофор.

— Сань, — неуверенно сказала она, — я все понимаю, но… знаешь, там, в квартире, мне показалось… Или не показалось? Ты ведь и в самом деле готов был выстрелить?

— А ты как думала? Оружие в руки берут за тем, чтобы из него стрелять.

— Ты еще не настрелялся?

— Я… — Блин, подумал я, ну вот как ей объяснить, где слова взять? Я ж просто студент-недоучка, не писатель сякой-нибудь. — Похоже, что нет. Как только глаза урода видят… морального, так пальцы сразу начинают спуск искать.

— Да уж, — искоса глянула девушка, — с такими рефлексами остается лишь удивляться: как это тебя подставили прежде, чем ты на самом деле кого-нибудь угробил.

— Ну палку-то не перегибай! Ты из меня прямо суперманьяка делаешь…

— В зеркало посмотри!

Леночка выпалила эту фразу залпом, на одном дыхании, словно команду, и я, даже не успев толком ее воспринять, уставился в зеркальце заднего вида. Секунд на двадцать — улочка позади «гольфика» была девственно чиста, и за возможный «хвост» могла сойти разве что неторопливо шествующая поперек разметки бабка с клюкой.

— И где?

— Что «где»?

— «Хвост» где? — с трудом удержался я от рявканья.

— «Хвост»?! — Девушка испуганно дернула головой, словно пытаясь одновременно посмотреть и назад, и на боковые зеркальца. — Какой?!

— Который ты высматривать велела.

— Я?! Ну да, велела. Посмотреть в зеркало. На себя.

К этому времени я уже и сам догадался, что «приказ» был всего-навсего намеком. Вот как, значит… маньяк. Ну ладно, боевая подруга. Раз ты обо мне такого «хорошего» мнения, бум стараться оправдывать возложенное доверие.

— Долго еще?

— Где-то в этом районе, я его неважно знаю — надо будет у местных поспрашивать. — С этими словами Леночка резко выкрутила руль, ловко притирая «гольфик» позади огромного, вытянувшегося чуть ли не на квартал автопоезда. — Но! Прежде чем продолжим, я хочу с тобой кое о чем договориться!

— Ну?

— Во-первых, — решительно сказала фифа, — ты идешь без обреза!

— Как скажешь. — Это требование я предвидел и уже заранее прикинул, что тут устраивать с фифой спор бессмысленно: аргументов слушать не будет, а вот психануть — запросто! Впрочем, стоило признать, что и аргументы были в стиле: трудно жить в деревне без нагана…

— И без гранаты!

— Хорошо. Но учти, если что пойдет не так…

— Буду винить только себя, — отрезала девушка. — Будь уверен.

Угу, как же, подумал я, дождешься…

— Второе: в этот раз разговор веду я!

— А я что делаю?

— Старательно прячешь свою разыскиваемую физиономию за фотокамерой! А еще лучше — тихо сидишь в машине. Хотя, — с большим сомнением добавила фифа, — не знаю, стоит ли тебя без присмотра оставлять.

— Вот за физиономию можешь не беспокоиться, — усмехнулся я. — Ты ведь не думаешь, что я собрался просто так идти?

— Не думаю, — согласно кивнула Лена и сразу же пояснила: — Я давно уже не думаю, какой очередной глупости стоит от кое-кого ждать.

— Ну почему сразу глупости? — немного (блондинки больше не заслуживают) обиделся я. — Ты ведь даже не знаешь, что я придумал.

— А ты расскажи!

— Ладно. На самом деле, — сказал я, — идея у меня простая, как и все гениальное. Берутся две полоски купленного тобой пластыря и крест-накрест лепятся на щеку.

— И что?

— И все.

— Знаешь, Сань, — медленно произнесла Лена. — Может, тебе эта идея и кажется гениальной, но, по-моему — идиотизм полный. С таким украшением на лице ты лишь одного добьешься: каждый встречный будет пытаться твою рожу получше разглядеть.

— Не рожу, — возразил я, — а пластырь. В том-то и соль, что взгляд будет притягивать одна-единственная деталь!

— Соль в том, что притянутый взгляд тебе сейчас нужен, как зайцу стоп-сигнал! — отрезала фифа. — Ты б еще лоб этим пластырем обмотал, — хихикая, добавила она. — Как будто у тебя там свежий шрам от трепанации черепа. Или нет, еще лучше: презерватив на голову натянул. Мимо такого уж точно никто не пройдет!

— А что, есть лучшие идеи?

— Да!

— И какие же?

— Погоди, сейчас сформулирую…

Леночка побарабанила пальцами по рулю, огляделась и просияла:

— Мини-рынок видишь?

— Напротив которого мы стоим? — ехидно уточнил я. — Нет, не вижу!

— Значит, пойдешь на звук, — отрезала девушка. — Или на запах. Вот деньги, — мне на колени спланировали несколько купюр, — купишь себе кепку и солнечные очки.

— Солнечные очки осенью?! — И она еще мою идею идиотской обозвала! — Может, мне заодно купить шляпу, плащ и повесить на грудь табличку «Я — шпион»?

— Кепка, солнечные очки и камера, — наставительно произнесла фифа, — вместе органично дополняют образ фотографа. Корреспондентка и фотограф, что может быть естественней?

С закосом под репортеров Леночка попала в точку — для того, собственно, я и позаимствовал у Васька камеру. Однако мысль о черных очках моментально вызывала у меня в памяти обложки плохих советских детективов.

— Парочка сыщиков-самоучек. — Теперь настал мой черед хихикать.

— Почему бы и нет, — прикинув, согласилась Леночка. — У журналистов могут удостоверения спросить, а частные детективы у нас обычно без лицензии работают — уж больно муторно регистрироваться и с налоговой потом разбираться. Ну хоть какая-то умная мысль у тебя проскочила!

Похвала была сомнительной, потому что мне самому эта идея казалась исключительно дурацкой.

— Ага, так он все каким-то левым сыскарям и выложит! Нам ведь нужно, — с нажимом произнес я, — не просто мило поболтать о сапожных нуждах минской ролевой тусовки, а выбить из него…

— Бить, — перебила меня Леночка, — ты никого не будешь!

— Я фигурально выразился. В смысле, добыть конкретно нужную информацию.

— Что-то, — прищурилась девушка, — слабо верится в твое «фигурально».

— Васька я хоть пальцем тронул?

— Нет, всего-навсего запугал до судорог, ограбил и оставил запертым в туалете! Саня, это совсем не смешно. Для меня, по крайней мере.

— Для меня — тоже.

— Тогда пообещай, что не будешь вмешиваться в мой разговор с сапожником! — сразу же потребовала фифа.

— Угу, а если он будет молчать, как партизан в гестапо?

— А если ты сразу вылезешь со своими гестаповскими повадками, он тут же начнет орать, чтобы милицию вызвали. Это у Васи твоего рыльце в пушку, а сапожник запросто может оказаться честным человеком.

Похоже, Леночка настроилась на долгий спор — только вот мне спорить с ней не хотелось совершенно. Смысл? Если она и впрямь окажется такой великой убалтывательницей, какой себя мнит, это будет здорово. Ну а если нет… я и без обреза много чего могу.

— Ну хорошо. — Я взялся за пристежной ремень. — А с тобой чего будем делать? Ведь сапожник запросто мог быть на той поляне.

— За меня не переживай, — загадочно мурлыкнула девушка. — Увидишь… когда вернешься.

— Н-ну-ну…

Уложился я минут в семь. Пришлось только чуток поругаться с «кепочной» теткой, классической немецкой фрау по виду и столь же типичной торговкой с одесского привоза по манерам. Тетка отчего-то возжелала («Ну загляните в зеркало, молодой человек, вам же так идеть!») непременно снабдить меня кожаным блином типа «гиви-аэродром». Лишь после двадцатого или двадцать второго по счету объяснения, что именно мне нужно, «фрау» сдалась и выудила из-под прилавка черную бейсболку.

Уже на выходе я заметил продуктовый ларек и вспомнил, что мы со вчерашнего вечера почти ничего не ели — не до того было. Мне-то не привыкать, а вот Ленку, наверное, надо чем-то подкормить. Я уставился на прилавок, гадая, что из представленного там будет сочтено фифой подходящей едой. Фигура у нее хорошая, даже очень, небось сидит на всяких там диетах… Хотя по холодильнику в ее квартире не заметно.

— Вам чего, мужчина? — надоели продавщице мои муки выбора.

— Фисташков, пожалуйста. И…

Фисташки Леночка точно не будет, подумал я, это для блондинок нехарактерный корм. Может, чипсов каких ей взять? Или зефир?

— …и скажите, а девушки у вас чаще всего что покупают?

— Девушки у меня редко покупают, — белозубо сверкнула продавщица, — а вот для девушек молодые люди чаще всего покупают конфеты. Например, «Рафаэлло», или «Идеал» тоже часто берут. Попробуете?

— В другой раз, — решительно сказал я, мысленно добавив: когда нулей на ценнике будет меньше, чем денег в кармане. — А сейчас…

Все женщины любят шоколад, припомнил я, причем почему-то горький.

— Дайте просто шоколадку.

— Которую?

— А какие есть?

— Все на витрине перед вами, мужчина, весь товар налицо.

Сдачи оставалось не так уж много, но и шоколадные плитки по части цен были куда демократичнее конфетных коробок.

— Так что будете?

Себе бы я купил молочную с орехами, но раз уж решил угодить даме, пришлось ломать глаза, пытаясь разглядеть среди полутора десятков плиток шоколад с самым высоким содержанием какао. Ну да ладно — будет Ленке приятный сюрприз.

Кепку я одобрила. Очки Саня мог бы выбрать и поэлегантнее, в этих он напоминал агента ФБР из голливудских боевиков — но, по крайней мере, не преступника в бегах.

Отдавая мне копеечную (то есть рублевую, но смысл тот же) сдачу, парень мялся и отводил глаза. Надо же, сотню баксов рыбам на корм пустить ему не стыдно, пять тысяч перекрасить — тоже, а наличные еще будят в душе какие-то человеческие чувства. Впрочем, на скопленные с таким трудом доллары я махнула рукой еще утром. Точнее, печально помахала им на прощание, смирившись с полным крахом своей жизни и имущества…

Сама я распустила и начесала волосы, чтобы топорщились на манер ушей выставочного пуделя, намазалась броской лиловой помадой вместо обычной светло-кирпичной и жирно подвела глаза карандашом. Вместо делового костюма на мне сейчас были все те же черная водолазка, джинсы и куцая кожаная курточка, в которых я выглядела на три года моложе и на пять — легкомысленнее. Ролевик в жизни меня не узнает!

Увы, несмотря на 99,9-процентную уверенность, сердце трепыхалось как бешеное. К тому же жутко хотелось есть. Особенно при виде Сани, который методично щелкал фисташки, по-братски распределяя шелуху между пригоршней и машинным ковриком. Я тоже обожала соленые орешки, но клянчить их у парня было стыдно, а этот гад и не подумал предложить. Только и оставалось мрачно провожать взглядом каждое ядрышко — горькое прессованное какао меня ничуть не вдохновляло. Даже если Саня души в нем не чает, это вовсе не значит, что мне можно подсовывать всякую пакость. Шоколад я ела только молочный — причем после обеда, а не вместо. Лучше уж поголодаю до вечера, а там авось Федька сменит гнев на милость…

Искать нужный дом пришлось долго: улица петляла, за третьим номером почему-то сразу шел девятнадцатый, а опрашиваемые из окна прохожие как будто нарочно съехались в этот квартал из других районов, а то и городов, чтобы недоуменно развести передо мной руками. Так что когда мы совершенно случайно наткнулись на здание с цифрой 7, ликование по этому поводу перевесило страх перед предстоящей авантюрой.

Дверь нам открыл молодой улыбчивый парень. Вот уж кто даже в спортивном костюме был похож на эльфа: щуплый, невысокий, с длинными песочными волосами и миндалевидным разрезом лукавых глаз. По Минскому морю я его не помнила.

— Анатолий. — Паренек без колебаний протянул Сане ладонь. Уф-ф, не узнал…

— Вадим, — буркнул тот, отвечая на рукопожатие. Ну надо ж было из всех мужских имен выбрать именно это! Впрочем, его я точно не забуду и не оговорюсь.

— Люба, — представилась я всегда нравившимся мне именем, и Саня почему-то вздрогнул. — Мы от Василия.

— Странно… — Толик отступил на шаг и нарочито оглядел меня еще раз, перепугав до полусмерти. — От Васька обычно ничего хорошего не ждешь, а тут такая очаровательная девушка!

Я вымученно улыбнулась.

— Да вы заходите. — Паренек беспечно бросил дверь нараспашку и повел нас в комнату. Порядка тут было побольше, чем у «кузнеца», хотя хлама столько же — выручал самодельный дощатый стеллаж под потолок. Резковато, но вкусно пахло выделанной кожей, на компьютерном столе лежала неровная стопка пестрых книжек, меховая обрезь и недошитый ботинок с болтающейся на толстой нитке иглой. Кажется, нам повезло: Васек сдал не первого вспомнившегося ролевика, а местного «мануфактурщика». Если этот бот тачал и не он, то наверняка должен знать конкурента.

Саня дверь закрыл и даже заботливо защелкнул. Если бы Толик знал моего напарника получше, этот звук показался бы ему исключительно зловещим.

С нахрапа тыкать сапожнику в лицо его продукцией было, разумеется, нельзя. Хотя Сане, судя по выразительному покашливанию в мою сторону, очень хотелось.

Хозяин согнал с дивана рыжую, даже не соизволившую пошевелиться при виде гостей кошку, чисто символически отряхнул ладонью покрывало и предложил устраиваться поудобнее. Я присела с краешку, Саня вообще остался стоять рядом, только отступил к стенке, чтобы держать в поле зрения дверь и окна. Сам Толик плюхнулся в вертящееся кресло возле компьютера.

— Вы не похожи на любителей ролевых игр, — прозорливо заметил он, избавив меня от необходимости как-то начинать разговор.

— А на частных детективов? — О том, что мы являемся одновременно и заказчиками, и следователями, я скромно умолчала.

— Ого! — восхищенно присвистнул паренек. — А разве у нас в Беларуси они есть?

— Теперь есть, — с нечаянно вырвавшимся вздохом подтвердила я. — Мы ведем независимое расследование гибели… э-э-э… (с ходу вспомнить прозвучавшую в новостях фамилию я не смогла) вашего знакомого.

К счастью, знакомые у Толика погибали не так часто.

— Валеры? Дело! — обрадовался он. — А то от этих ментов толку ноль, убийцу даже по горячим следам поймать не смогли — а ведь такой приметный мужик, его засечь раз плюнуть.

Саня за моей спиной как-то подозрительно пыхтел и переминался с ноги на ногу, но голоса — вот уж что у него действительно было приметным — не подавал.

— Вы бы видели его рожу! — воодушевленно продолжал Толик. — Натуральный гоблин: морда синяя, опухшая, буркалы красные, дергаются, как у припадочного…

Пыхтение стало громче.

— А вы там кого отыгрывали? — поспешно перебила я.

— Тролля, — изумил меня эльфовидный Толик. — Который в детстве драконьим гриппом переболел. Жутко страшное и вообще-то смертельное заболевание, но проезжему знахарю удалось спасти меня с помощью настойки из пурпурных мухоморов.

«И их действие до сих пор сказывается», — выразительно сообщали Санины брови, поднявшиеся над очками.

— А что вы тогда во вражеском лагере делали? — удивилась я, постепенно входя во вкус следствия. Оказывается, если представить, что мы собираем информацию по очередной поступившей в Госнежохрану жалобе, ничего сложного и нового тут нет. Мне ведь приходилось разговаривать не только с нежитью, но и с обидевшими ее (либо, напротив, обиженными ею) людьми, исподволь направляя разговор в нужное русло. Если старушки с удовольствием рассуждали о мистике, дотошно следуя самым нелепым указаниям инспектора, то для скептической молодежи приходилось выдумывать более реалистичные объяснения. Так что школа вранья и его распознавания у меня была отменная!

— Пиво пил, — честно сказал «тролль». — То есть вересковый эль с вечнозеленых холмов Эриадора. Эльфы вообще жмоты, но я копченого леща с собой принес…

— Из вечносинего моря вокруг Нуменора? — Когда-то я тоже зачитывалась Толкиеном. Пока не ознакомилась с брошюрой «Сверхъестественные существа среднеевропейской полосы, классификация и повадки».

— Что-то в этом роде, — улыбнулся Толик. — Слушайте, а чего там расследовать-то? Убийца ж известен.

— Есть подозрение, что у него был сообщник в лагере, — многозначительно сказала я. — И все было спланировано заранее.

— А что, может быть! — невероятно воодушевился паренек. — То-то я смотрю: Валерка весь вечер насупленный ходит, под нос что-то бурчит… Я разок переспросил, а он меня в Мордор за кипяточком послал.

Мы с Саней переглянулись, явно подумав одно и то же. Похоже, накануне смерти «гном» с кем-то горячо поспорил — противник давно ушел, а аргументы и эмоции остались, не давая Валере покоя.

— А при вас он ни с кем не ругался?

— Не-а, — мотнул головой Толик. — Да я его и не видел почти, мы своей компанией в палатке сидели, а Валерка с Игорем и магами заклинания чиповали… ну, согласовывали.

— Он тоже мастером был?

— Официально — нет, но они вроде как друзья детства, постоянно советовались. Вы бы лучше с Игорем поговорили…

— Адрес-телефон дадите? — жадно поинтересовалась я.

— Нету, — с искренним сожалением развел руками сапожник. — Мы только по электронной почте общались. Ира вроде говорила, что он в третьем роддоме работает, но я туда, гы, ни разу не попадал… Хотите, ее координаты дам?

— Давайте, — на всякий случай согласилась я. Будет лишняя ниточка. — А с самим Валерием вы были хорошо знакомы?

— Так-сяк, встречались пару раз на играх, — пожал плечами Толик, листая записную книжечку. — Он на химфаке в БГУ лекции читал, а у меня еще студенческая преподофобия не прошла. Мужик как мужик, байки здорово травил, девчонки к нему так и липли… Вот, переписывайте. А вы с милицией совсем не сотрудничаете? — воспользовавшись паузой, поинтересовался паренек. — Как она к вам относится?

— Плохо, — честно сказала я. — Что нас весьма расстраивает.

— Да уж, к вашему бы рвению да их возможности — базы данных, осведомителей, аппаратуру там всякую… — по-своему истолковал мой ответ «тролль». — В два счета б это дело распутали.

— Зато у нас есть важная улика. — Я внимательно наблюдала за лицом парня, но там отразилось только боязливое любопытство.

— Какая?

— Вот! — Я забрала у Сани пакет, подошла к столу и торжественно поставила сапог возле клавиатуры. Кошка, все это время злобно буравившая меня взглядом со второй полки стеллажа, тут же прыгнула обратно на диван и разлеглась в прежней позе. — Узнаете?

Толик благоговейно, с видом эксперта-антиквара, взял улику в руки, повертел, пригляделся — и внезапно захохотал. Причем не картинным карканьем разоблаченного злодея, а от всей души, как будто я рассказала ему неприличный, но ужасно смешной анекдот.

— Я щас этому юмористу… — угрожающе зашипел подтянувшийся к нам Саня, но я осаживающе ткнула его локтем. Напарник тут же дал мне сдачи по ягодице, но это было все-таки лучше очередного явления «гоблина».

— Ну и что тут такого веселого? — с досадой спросила я.

— Ой, не могу… Ну вы даете! — Паренек трясущейся рукой вытер выступившие слезы. — Сыщики, мля! Это ж мой собственный сапог, я его еще прошлым летом в болоте утопил…

— Прошлым? — недоверчиво уточнила я.

— Ага, — подтвердил «тролль», продолжая подхихикивать, — увяз выше колена, перепугался, дернулся — нога из сапога и вылетела. Еще дешево отделался: местные потом рассказали, что два года назад в том же месте пьяный мужик утонул…

Наши угрюмые взгляды наконец призвали сапожника к серьезности.

— Во, гляньте. — Он взялся за подметку, дернул — и так старательно отреставрированный Саней сапог с треском раззявил нос. — Тут дратва уже гнилая совсем, на ноге он бы через пять минут расползся — кто ж такое на трехдневную игру наденет?! Не, ребята, промахнулись вы… как в детективах пишут: пошли по следу ложного сапога, гы-гы! К тому же у меня алиби есть — я в другую сторону бежал, с двумя девчонками, и к костру мы вместе с ними вернулись.

— Вот блин! — вырвалось у напарника, что мало отличалось от моих мыслей — причем в цензурную сторону.

— Может, вам чайку заварить? — сердобольно поинтересовался Толик, впечатленный нашими физиономиями.

Я покосилась на Саню. Тот энергично качнул подбородком на выход.

— Нет, мы уже выяснили, что хотели. Спасибо, вы оказали неоценимую услугу Гос… следствию.

Толик вернул сапог и проводил нас до двери.

— Обращайтесь, если что, — радушно предложил он. — Кстати, вам игровая обувь не нужна? Я всякую делаю — и ботинки, и котурны, и имитацию копыта…

— Слышь, Лен, последняя модель должна тебе пойти.

— Нет, спасибо, — отрезала я, делая вид, что не расслышала Саниного шепота. — Я как-то фабричную предпочитаю.

— Ну все равно — вот моя визитка, — не расстроился Толик. — Вдруг кто из знакомых заинтересуется.

Я сунула картонку в сумочку, чтобы он отвязался, и вежливо распрощалась. Тут как раз и вызванный Саней лифт приехал.

Пока бы беседовали с сапожником, погода на улице испортилась, натянуло туч, и двор почти обезлюдел. Только молодые мамаши с колясками самоотверженно оздоровляли своих чад горьким осенним воздухом.

Проходя мимо мусорного бака, напарник шваркнул туда злосчастную «улику» прямо с пакетом. Да так, что контейнер затрясся.

Я вспомнила, как Саня носился с этим сапогом, с каким лицом его стирал, как трепетно прижимал к груди в машине… и у меня задрожали плечи.

— Сань… не расстраивайся… — еще кое-как выдавила я. — Мы… это… у-у-у-у-у-у… — И поскорее спрятала лицо в ладонях.

Сердитый и растерянный парень топтался рядом.

— Ленка… Лен… ты чего? Кончай истерику!

— Я не плачу-у-у-у… Я ржу-у-у…

Несколько секунд Саня недоуменно хлопал глазами, а потом, совершенно неожиданно для меня, присоединился. Наверное, со стороны это выглядело забавно: стоящая посреди двора и невесть с чего веселящаяся парочка. Тем более что начал накрапывать дождик, прибивая к земле рыжую листву, и даже голуби попрятались под карнизами.

Видимо, смех у меня был все-таки отчасти нервный, потому что после него я впервые за этот день почувствовала себя живым человеком.

— Сань, я есть хочу, — решительно сказала я, приглаживая мокрые волосы. — Давай хоть по булочке в гастрономе купим, а то я сейчас в этом баке в поисках очистков копаться начну.

— Что ж ты шоколадку не съела? — удивился парень.

— А вот шоколадке твоей, — я распахнула дверцу машины, — рядом с сапогом самое место!

Глава 6

Хочешь запороть какое-нибудь дело — поручи его мужчине!

Л.

Если собрался просить о чем-то женщину, то лучше сразу делай сам!

С.

Ленкино желание поесть в общем совпадало с моим — с той поправкой, что я хотел жрать. Правда, еще пару минут мы с ней препирались на тему, в котором из народно-питательных заведений нам безопаснее отобедать. Я настаивал на Макдоналдсе, мотивируя свой выбор толпой, в которой, как общеизвестно, легче затеряться, — упоминать про низкие цены было как-то не с руки, поскольку платить в любом случае пришлось бы даме. Лена же данный вариант категорически отвергала — по причине шума, гама, очередей и той самой толпы, где, по ее мнению, могли найтись и внимательные зрители криминальной хроники.

В итоге мы сошлись на кафешке, вернее, уличной ее части — хоть большой красный зонт над столиком был паршивой защитой от осеннего ветерка, но зато любопытные соседи отсутствовали как явление. Ну а когда передо мной оказалась тарелка, в которой среди горки картошки-фри — двойная порция, не иначе — призывно маячили округлости жареных колбасок, я и вовсе забыл о погоде… да и обо всем остальном тоже. Разве что чавкать старался потише.

К разговору о делах мы смогли приступить минут через десять, утолив первый, второй и частично третий голод.

— Сань, ну а теперь-то что? — не выдержала Леночка. Надо же, такая фитюлька, а пайку смолола быстрее меня. Наверное, если бы кафешку пришлось искать дольше четверти часа, она бы и от меня кусок отгрызла…

— Теперь будем соображать, с чего начать. — Я мрачно ткнул вилкой в последнюю картофелину. — Потому что предыдущий путь завел нас в тупик.

— Сам виноват, — тут же нашла фифа крайнего. — Нечего было с лешим ругаться!

Насчет лесовика у меня уже появились кой-какие мысли, но делиться ими с блондинкой я пока не собирался.

— Да забудь ты про этого хмыря, а? — поморщившись, попросил я. — Думаю, нам стоит копнуть покойника.

— Ты что, собираешься ехать на кладбище и выкапывать труп убитого? — ужаснулась Лена и тут же сама себе возразила: — Он же, по-моему, еще в морге! Или это ты в смысле оттуда его выкрасть?!

Живо представив картину: полночь, темная пустынная улица и двое за тайной переноской черного полиэтиленового мешка, — я с трудом удержал на месте челюсть.

— Вообще-то я имел в виду, что нужно побольше узнать о покойном. В особенности — о том, кто мог активно желать его таковым сделать.

Леночка задумчиво поболтала ложечкой в осевшем капуччино, словно надеясь взбить его обратно.

— Но нам даже неизвестно, как его фамилия и где он живет… жил то есть.

Я запоздало сообразил, что эту информацию почти наверняка можно было получить у сапожника. Хотя сыщики, не знающие фамилии объекта расследования, больше похожи на персонажей плохого анекдота.

— Значит, будем исходить из «известно». Кстати, что нам известно-то?

— Игорь назвал его кандидатом наук, — припомнила Леночка. — А Толик говорил, что он где-то преподавал… на биофаке, что ли… Если бы ты купил нормальную мобилку, там был бы встроенный диктофон!

— А мы б остались без гроша в кармане, — хмыкнул я. — Память надо развивать. На химфаке он лекции читал, а звать — Валерий. И я как-то не думаю, что среди тамошних преподов Валерии буйными стадами бродят. Расписание лекций глянуть, вот уже и фамилия будет. А заодно и узнаем, кого и когда ловить и допрашивать.

— В расписании только инициалы пишут, — резонно возразила девушка. — А то и без них. Кстати, с каких это пор мертвецов стали вставлять в учебный график?!

— Ну значит… — Я осекся и начал расплываться в злорадной ухмылке. — Значит, просто подойдешь к деканату и посмотришь, кто там в черной рамочке на дверях приклеен. Спорим, уже повесили?

— Допустим, — признала Леночка, — а дальше? Адреса, куда венки присылать, там точно не будет.

— Обойдется покойный без нашего венка. — Я залпом допил сок. — Меня сейчас куда больше занимает расписание лекций. Догадываешься почему?

— Нет, — пожала плечами девушка, даже не попытавшись подумать.

— Потому что студенты о преподах знают если не все, то почти все, — объяснил я. — От тыщи глаз и ушей фиг чего скроешь, а слухи в общаге распространяются быстрее скорости света.

— Хм… — Скепсис на Леночкином лице сменился легкой заинтересованностью. — Можно попробовать.

— Пробовать будешь суп у плиты. А тут надо сделать!

— Вот кричать на меня не надо, — поморщилась блондинка. — Я все-таки не солдат в казарме. Хочешь, чтобы я в университет поехала, так и скажи.

— Ладно, говорю: хочу, чтобы ты поехала на химфак и попыталась вынюхать там, — я на миг задумался, пытаясь сообразить, какие сведения будут для нас наиболее ценными, — максимум информации о покойном.

— Смерть от скромности тебе точно не грозит, — уверенно констатировала фифа. — Удивляюсь, как это ты имя убийцы не потребовал, на бумажке с голубой каемочкой.

— Не смешно. — Я вытер пальцы и, смяв салфетку в тугой комок, метнул в урну возле входа. — Лен, если не пойдешь, так и скажи, не делай проблему на пустом, считай, месте. Мне в разведку сползать — дело привычное.

Произнося эти слова, я немного кривил душой — в том смысле, что Леночкин отказ проблему создавал изрядную. Нет, конечно, я бы мог и сам полазать-понюхать. Однако, во-первых, существовал риск наткнуться на кого-нибудь из ролевиков, причем «кого-нибудь» с более цепкой памятью на лица, чем у Толика-сапожника. Во-вторых же, геофак, на котором училась моя первая Люба-Любовь, и химфак БГУ находятся в соседних зданиях — из чего следовало, что шанс наткнуться на старых знакомых Сани Топлякова неприятно высок.

Ну а, в-третьих, я уже успел придумать для себя отдельное задание, в список необходимых условий которого входил «гольфик» и чем-то занятая Леночка.

— Да пойду я, пойду, — вздохнула фифа.

Я с трудом удержался от индейского победного вопля.

— Отлично. Тогда «забьем стрелку», и через час… или лучше через полтора я тебя подхвачу.

— Эй, ты что, куда-то ехать собрался? — не на шутку перепугалась девушка. — У тебя хоть права есть?

Права у меня, как ни странно, имелись (трехлетней давности, однако вполне действительные) и даже при себе. Хотя при нынешних обстоятельствах еще неизвестно, что лучше: предъявлять их или попытаться скормить гаишникам сказку про белого и очень склеротичного бычка, забывшего дома все документы.

— Лен, не волнуйся, по лестницам я кататься не собираюсь. Хочешь, сейчас до универа за руль сяду — проверишь?

— Непременно, — кивнула ничуть не убежденная Леночка. — И будь уверен: если мне твоя манера водить не понравится…

— …запрешь меня в багажнике.

— …выставлю из машины, запру ее, и будешь все полтора часа вокруг бегать, — договорила фифа. — И я так и не услышала, куда ты собрался!

— Знакомого хочу навестить. Думаю, нет, уверен: он сможет кое-что рассказать.

— Ага, — скептически хмыкнула девушка. — Видела я, как ты знакомых навещаешь…

— Нет, ну что ты? — почти искренне возмутился я. — С этим другом я буду разговаривать совсем иначе!

Всю дорогу до универа Лена сидела, будто неопытный йог на гвоздях. Впрочем, я и сам не рвался играть в Шумахера: под вечер уличное движение заметно усилилось. Тише едешь, дальше будешь… от места, куда едешь, любил добавлять отец, и, вспомнив эту его присказку, я еще больше убавил скорость, заставив грязно-белый субару позади нас разразиться серией гудков и миганий.

— Ты чего?

— Ничего.

Щелкнув поворотником, я выкрутил руль, в последний момент запоздало испугавшись, что снесу зеркало о стену. На мое счастье, «гольфик» был проворнее, чем казалось, — ноздреватый камень благополучно скользнул мимо.

— Ну как?

— Так-сяк, — в тон мне отозвалась фифа. — Сань, ну зачем ты в руль так вцепляешься? Это ведь не спасательный круг — от того, что крепче стиснешь, машина ровнее катиться не будет.

— По-моему, вполне ровно ехал.

— А по-моему — по синусоиде! — ехидно возразила девушка. — То в одну сторону заносит, то в другую.

Похоже, тоскливо подумал я, весь мой великий замысел накрывается медным тазиком. Вот же ж… послал Серафим напарницу! Скажи уж прямо: жалко тачку давать в чужие руки!

Чувства по адресу Лены я сейчас питал довольно разнообразные, и, должно быть, что-то на моем лице отразилось.

— Сань, — на удивление спокойным тоном произнесла фифа. — Тебе действительно надо по делу съездить?

— Угу, — кивнул я, на сей раз воздержавшись от язвительного комментария. — По делу.

— Хорошо, — Лена распахнула дверь. — Тогда жди меня на этом же месте через час.

— Через полтора, — быстро напомнил я. — Вот… сейчас почти полседьмого, и ровно в восемь я тут буду как штык. И, Лен…

— Что еще?

— Дай, пожалуйста, — я произвел в уме короткий подсчет, уменьшил получившийся результат вдвое, поколебался еще секунду и удвоил обратно, — тыщ пятьдесят.

— Зачем?

— На дело. — Я постарался, чтобы эти слова звучали как можно искреннее. В общем, они и были чистейшей правдой, вот только узнай или хотя бы заподозри инспектор Коробкова, что именно я задумал, ох и шуму бы поднялось.

Леночка молча полезла в сумочку, покопалась в ней и так же молча протянула мне веер разноцветных бумажек. Я сложил их вдвое и, не считая, сунул в задний карман брюк.

— Спасибо.

— Не за что, — сухо сказала девушка. — Что-нибудь еще?

Я мотнул головой.

— Тогда до встречи. — Блондинка сноровисто выскользнула из машины.

— Постой! Лен… — на миг я замялся, — ни пуха, ни пера тебе!

— К черту! — бросила та через плечо.

— Почти угадала, — задумчиво пробормотал я, глядя на удаляющуюся куртку. — Буквально чуть-чуть адресом ошиблась.

Саня оказался прав — фотография покойного преподавателя, распечатанная на матричном принтере (из-за чего вид у нее был исключительно скорбный), висела даже не у деканата, а на стенде в холле. Валерий Дмитриевич Кожевников, безвременно ушедший от нас в возрасте двадцати девяти лет, — невосполнимая потеря для друзей, родных и науки… Я бегло проглядела некролог до конца, но ничего стоящего детективного внимания не обнаружила. Видимо, текст слепили по образцу, хранившемуся на факультете со времен его основания. На полу, в казенном железном ведре с инвентарным номером, стояла целая охапка цветов — гвоздики, астры, георгины, розы, лилии и даже длиннющая ветка орхидеи. Кажется, покойный действительно пользовался народной любовью…

В середине одного букета я углядела белый уголок и, нагнувшись якобы поправить цветы вытащила свернутую квадратиком бумажку. «Прости меня». Очень интересно. Нет бы написать: «Прости, что пришлось тебя убить», фамилия, домашний адрес. И голубая каемочка, как Саня заказывал. Хотя, может статься, это всего лишь послание раскаявшейся студентки, изрядно попившей из преподавателя кровушки, но так и не сумевшей сдать ему зачет.

Тем не менее я запасливо спрятала бумажку в карман и, чтобы не привлекать внимания скучающего в стеклянной будке вахтера, поднялась на первый этаж. Где ж тут у них деканат, и под каким бы предлогом мне туда внедриться и выспросить, какому курсу преподавал злосчастный кандидат наук? Как назло, лекции не то окончились, не то начались, и в коридоре никого не было. Впрочем, в дальнем его конце мелькали какие-то тени, и я нерешительно двинулась туда.

— Ой, извините… — Выходящая из туалета девушка чуть не сбила меня с ног. Я рассеянно кивнула, посторонилась, и тут она радостно завопила мне в спину: — Ленка?! Ты что здесь делаешь?

Я так и подпрыгнула. Эффектная длинноволосая брюнетка в мини-юбке, бритой шубке до пупа и замшевых сапожках до колена оказалась не то что моей знакомой — соседкой по родительскому дому и школьной парте. Просто увидеть ее тут я никак не ожидала.

— А ты? — Насколько я помнила, год назад Наташка с отличием закончила иняз и устроилась в какое-то посольство переводчицей, чем кичилась непомерно, отдалившись от старых друзей. Впрочем, позвонить и поздравить с днем рождения она никогда не забывала, полагая, что бесполезных знакомств не бывает.

— Да ну тебя! — хохотнула подруга, кокетливо махнув ухоженной рукой с длиннющими ногтями. — Я к Светке в гости пришла, помнишь ее? Ну из параллельного класса, на год младше нас, Анина сестра?

Я и Аню-то не помнила, но кивнула. Иначе Наташка не отцепится, пока в подробностях не опишет мне обеих сестер и места, где мы могли пересекаться. По части таких деталей память у нее была уникальная.

— Она лаборантка на здешней кафедре, — продолжала трещать подруга, «незаметно» присматриваясь к моему лицу. Я тоже любила дорогую косметику и умело ею пользовалась, однако под жалостливым взглядом Наташки почувствовала себя деревенщиной, впервые приехавшей в столицу. К макияжу самой брюнетки не придрался бы даже профессиональный визажист… или штукатур. — И заодно духами приторговывает, французскими, от самих производителей, сегодня как раз новую коллекцию представляет. Ой, слушай, а пошли со мной? Заодно поболтаем, столько ж не виделись… или ты спешишь?

Духи мне были совершенно не нужны, к тому же я терпеть не могла говорливых распространителей, способных втюхать тебе кастрюлю за сто долларов, отличающуюся от продающейся в ближайшем хозяйственном только формой ручки, «идеально приспособленной к вашей ладони». Ну и втрое большей ценой, разумеется.

— Знаешь, Наташ… — Но тут мне подумалось, что лаборанты знают о преподавателях даже больше студентов. — Давай! Я тоже… знакомого навещала, но уже освободилась.

— Ну расскажи, как ты? — Подруга с дурацким хихиканьем подхватила меня под локоть, увлекая вперед. — Все в той же госконторе?

— Нет, в другой, — подстраховалась я, хоть и знала, что Наташка использует телевизор только в качестве окна в мир мексиканских сериалов. Перипетии интриг между Хуанами-Мариями исторгали из нее обильную женскую слезу, в то время как собственных кавалеров брюнетка держала на скупом пайке обещаний, выжимая до последней конфетки и меняя, как перчатки.

— И что, хорошо платят? — первым делом поинтересовалась подруга.

— Нормально…

— Зато, наверное, коллектив прекрасный? — с фальшивым восторгом предположила Наташка, оценив уже мои простенькие джинсы и заляпанные дачной землей кроссовки.

— Изумительный, — с чувством сказала я. — А у тебя как дела?

— Ох, не спрашивай! — скорчила печальную гримаску подруга и тут же воодушевленно затараторила: — Представляешь, познакомилась с таким…

Как назло, лифт не работал, и пришлось слушать Наташкину болтовню целых шесть пролетов. Причем у нее даже дыхание ни разу не перехватило. Вот уж кому стоило родиться блондинкой!

— Кажется, эта. — Подруга сверила номер аудитории с записанным на бумажке. — Тук-тук! Свет, ты там?

Изнутри ответили что-то утвердительное, и Наташка распахнула дверь во всю ширь.

Открывшаяся мне картина живо напомнила книгу Патрика Зюскинда «Парфюмер» — про психа, способного на убийство ради приглянувшегося ему запаха. За преподавательским столом, сдвинув стулья, сидели аж шесть маньячек, от студенческого до предпенсионного возраста, которые с упоением наркоманов нюхали тонкие бумажные полоски, по кругу брызгались из флакончиков с пробниками и старательно терли ароматизированные страницы каталогов. В комнате стоял запах взорвавшегося химзавода, из соображений конспирации (ни один шпион не должен пронюхать, что в нашей прекрасной стране произошло ЧП такого масштаба!) обрызганного смесью «Тройного» одеколона и «Шанель № 5». Дамы уже успели притерпеться к этому убийственному коктейлю, я же с тоской уставилась на пожарный стенд с висящим в центре противогазом. Баллон с нейтрализующей пеной тоже бы не помешал, но разгильдяи-химики приколотили его под самым потолком, даже со стула не достать.

Я наконец вспомнила Светку — пухлую крашеную блондинку с крупными чертами лица и таким же самомнением, — а та узнала меня. Пришлось изобразить бурную радость от встречи: «сколько лет, сколько зим!» (прекрасно прожила бы без тебя вдвое дольше) — «ах, ты почти не изменилась!» (только постарела и подурнела). Остальные дамы едва обратили на меня внимание — только потеснились, давая место, и свалили передо мной уже отсмотренные каталоги и обнюханные флаконы.

Пришлось приобщаться. Я наугад открыла первую цветную брошюру. «Природный аромат со свежими нотами красных яблок и горячим сердцем из можжевельника вдохновит мужчин, способных смело выражать свои чувства. Ощутите мгновение чистоты чувств и эмоций!» А чего только мгновение-то? Я перелистнула страницу. «Соблазнительный и мужественный аромат с легкими нотами цитрусов, лаванды и пачули будоражит воображение. Наносится на пульсирующие участки тела». Последняя фраза действительно взбудоражила мое воображение. Интересно, кто сочиняет этот бред?!

— Ой, Лен, а вот эти прямо как для тебя созданы!

Прежде чем я успела увернуться, мне в висок пшикнули из ядовито-зеленого флакона. Запах был сладкий до одури, таких я даже в школе избегала.

— «…ощутите тягу к авантюрам и приключениям!» — с выражением зачитала Наташка. — Ну как?

— Изумительно, — криво улыбнулась я. — Именно этого мне сейчас и не хватает!

— Есть фасовка по пять, двадцать и сто миллилитров, — оживилась Светка. — Последняя самая выгодная, всего семьдесят девять долларов…

— Спасибо, я еще подумаю. — Я отгородилась от подруги каталогом и действительно задумалась — как бы поделикатнее начать расспросы о постигшей нас утрате.

— Девочки, посоветуйте — эти или эти? — жалобно поинтересовалась сухощавая женщина в очках, исключительно кандидатского вида. — Мне оба нравятся, но что муж скажет…

Дамы снова авторитетно зашевелили носами.

— В синем флаконе оригинальнее…

— А мне с ванилью как-то больше…

— Попробуй еще вон те, они похожи, но более терпкие…

— Лен, а ты как считаешь? — Наташка сунула мне под нос два разноцветных колпачка. — Какой мужчине больше понравится?

— Даже и не знаю, — тактично сказала я, потому что лично мне не нравились оба. — Это у самого мужчины спросить надо. У вас на кафедре хоть один есть?

— Ох, бедный Валера, как же нам его не хватает, — заглотнула приманку самая молоденькая девчушка. — Он-то ни разу с подарками не промахивался, что духи, что белье — идеально подходило…

При упоминании имени покойного дамы дружно завздыхали и застонали.

— Да, вот уж кто понимал толк в женской красоте…

— Каждую мелочь замечал…

— Такой молодой, такой одаренный…

— А как его студенты обожали…

Об усопшем положено либо хорошо, либо ничего, но тут дамы перестарались. Можно было подумать, что на химфаке восемь лет обитал замаскированный ангел, и только с его возвращением на небеса коллеги поняли, кого они лишились.

Когда поток стенаний иссяк и потянулась минута молчания, толстая тетка бальзаковского возраста вытащила из кармана платочек и картинно промокнула уголки глаз.

— Помяните мое слово: это Игорь его сглазил.

— Лидия Михайловна! — тут же напустились на нее остальные химички. — Хватит мистику разводить! Уже десять раз обсудили: это простое совпадение, мало ли что у человека с языка сорвалось…

— Смотря у кого, — с достоинством возразила толстуха. — От этого сектанта всего можно ожидать!

— Не сектанта, а ролевика! — со знанием дела бросилась на защиту Игоря девчушка. — Это игра такая — ну, как раньше под Рождество колядовать ходили или на демонстрации майские.

— На демонстрациях мы флагами махали, а не мечами, — парировала дама. — И песен про Сатану уж точно не пели!

— Лидия Михайловна! — безнадежно простонала лаборантка. — Ну сколько можно повторять: не про Сатану, а про Саурона! И, если на то пошло, чем ваш Ленин лучше?

— Ну милочка, ты и сравнила, — фыркнула толстуха. — Он, по крайней мере, существовал! И умный был мужик, между прочим…

— А что этот Игорь сделал? — снова вмешалась я, видя, что разговор сворачивает с нужной мне дороги.

— Да так, местные сплетни, — отмахнулась Светка, — тебе неинтересно будет.

Я задумчиво понюхала еще один пробничек. Тоже не ахти, но хотя бы не такие приторные, можно будет кому-нибудь подарить.

— Как это местные, если про убийство даже в новостях показали? Ну пожа-а-алуйста, расскажи! А я пока решу — брать или нет?

Светкины глаза алчно заблестели.

…Игоря на кафедре хорошо знали — он действительно был закадычным другом Валерия. Профессиональный эльф частенько забегал к оному в гости, выдергивая с лекций и отвлекая звонками посреди планерок, за что его тихо ненавидели, но ради Валерия Дмитриевича терпели. Если кандидат химических наук был человеком приветливым и добродушным, то вспыльчивый Игорь пару раз нахамил совестившей его Лидии Михайловне, чем окончательно настроил против себя «бабское царство» друга.

Так что, когда Валерий начал увиваться вокруг смазливенькой студентки Ирочки, Игоревой невесты, коллеги только тихо злорадствовали, прикрывая химика от праведного эльфийского гнева. Даже интеллигентная Лидия Михайловна, нацепив улыбку гиены, врала Игорю в глаза, что Валерий, увы, уже час назад ушел домой — в то время как пять минут назад самолично вручила ему ключи от лаборантской.

Я насторожила уши. Толик дал нам телефон какой-то Иры — может, это она и есть?

К сожалению, в прошлую среду Игорю каким-то образом удалось застукать влюбленную парочку на горячем. Шум поднялся такой, словно эльф гонялся за изменщиками по всему кабинету, пытаясь их забодать, но путался развесистыми рогами в мебели. Потом дверь распахнулась, чуть не сбив Лидию Михайловну с ног, и в коридор выскочила полуодетая, растрепанная и красная как мак Ирочка. Не поздоровавшись, студентка кинулась наутек, а Игорь с порога заорал ей в спину, что свадьба отменяется, потому что такой… падшей женщины свет не видел. Когда помятый, но вполне живой Валера виновато попытался успокоить приятеля, тот напустился уже на него. Мол, нет у меня больше друга, а тебе, врагу, желаю издохнуть страшной смертью, и как можно быстрее… Саданул кулаком по двери, развернулся и ушел.

— Я ж говорю: проклял он его! — встряла неугомонная толстуха.

— Лидия Михайловна!!! Если б от проклятий так запросто помирали, у нас бы после каждой сессии преподавательский состав обновлялся!

— Ирка весь день с мокрыми глазами ходит, — злорадно добавила Света. — Целый куст роз приволокла, дура…

Из роз я, кажется, записку и вытащила. Но на полигоне Валера и Игорь мирно сидели у одного костра, хоть и не в лучшем настроении. Была ли на игре Ирина? Может, за четыре дня друзья успели прийти к выводу, что все беды от женщин, послать ее к черту и помириться?

Духи пришлось купить, но информация того стоила.

— Наташ, а сколько времени?

— Начало девятого… ой, девочки, мне уже пора!

— Мне тоже. — Я подскочила даже раньше подруги. Нервировать Саню чревато, вдруг он вообразит, что со мной что-то случилось, и отправится на поиски с обрезом наперевес?

Но волновалась я напрасно. В смысле, по этому поводу.

«Фольксвагена» во дворе не было.

— Что, угнали?! — испуганно спросила Наташка, глянув на мое вытянувшееся лицо.

— Н-н-нет, — пробормотала я, взяв себя в руки. Спокойно, Лена, пятнадцать минут еще не повод для паники… — За мной знакомый обещал заехать.

— Давай я тебя подкину, — без особой охоты предложила подруга.

— Спасибо, не надо. Я лучше его подожду, а то обидится.

— Ладно, тогда до встречи. Звони! — Мы с Наташкой символически чмокнулись в щечки, и подруга поцокала каблучками к припаркованной в переулке машине.

…Спустя час я наконец сочла повод для паники достаточным. В здании факультета погасли почти все окна, а в соседних домах, напротив, зажглись. За это время к одиноко зябнущей под фонарем блондинке подошло несколько прохожих: двое — спросить дорогу, трое — попросить прикурить, и один — прицениться. Пришлось ретироваться в тень, где было еще холоднее и страшнее. Ну где же носит этого контуженного гада?!

Интересно — коль уж выяснилось, что русалки, домовые и лешие вполне себе существуют, какая еще хре… нежить значится в списке? Соловей-разбойник? Змей Горыныч? А может, и рогато-копытный также имеет вполне материальный… нематериальный облик, чем черт не шутит? «Надо будет спросить у Ленки», — выруливая на проселок, озабоченно подумал я и почти сразу же рассмеялся. Толку мне сейчас с подобных знаний, разве что на суде под психа закосить. Хотя стоит ли? Сменить нары на уютную белую палату — нет уж, к черту такие альтернативы!

Колхоз «Щедрая нива» выглядел так (даром что находился вблизи столицы), словно на календаре не третье тысячелетие, а расцвет эпохи застоя. Образцово-показательный расцвет — тут и там сквозь заборы проглядывали жигуленки. Тишь да гладь, да божья благодать, нарушаемая только далеким тарахтением и мычанием. Для полной лепоты не хватает лишь кумачового транспаранта над главной улицей, с лозунгом типа: «Догоним и перегоним фермеров Оклахомщины!» Судя по троице аборигенов (которых я чудом объехал, не снеся при этом ползабора), деловито прущих огромные мешки, фермерам было кого бояться.

Окончательно же я убедился в этом, подъехав к ангару для сельхозтехники. Даже внутрь заходить не пришлось — от распахнутых настежь дверей за десять метров тянуло сивушным духом. С соответствующим звуковым сопровождением.

— А-а я мии-и-ла-а-ва у-у-у-зна-а-аю-у-у, аф-аф, а-а-а па-а-а па-а-хо-о-дке-е-е…

Любителей хорового завывания было четверо: белобрысый парень примерно моих лет, в выгоревшей почти до белизны джинсовой куртке, мужик в когда-то синем, а теперь масляно-черном комбезе, дедок с козлиной бороденкой и шавка «дворянской» породы.

— А-а-а он но-о-оси-и-ит, аф-аф, но-о-сии-и-т брю-у-уки-и-и да-а-а га-а-али-и-ифе-е-е…

Рисковать здоровьем, слушая куплет до конца, я не стал и, вдохнув поглубже, рявкнул на весь ангар:

— Здорово, мужики!

Четверка певцов дружно уставилась на меня, видимо, пытаясь сосчитать и понять, откуда к ним на вечеринку нагрянула толпа народу. Длилось это секунд десять, затем мужик в комбезе взмахнул рукой, снеся при этом собачонку на добрый метр, и, требовательно хлопнув по насиженному ею газетному листу, хрипло выдохнул:

— Садись!

Не сказать, что мне очень хотелось выполнять этот приказ. Слишком уж хорошо я представлял, что последует дальше. Тут, что называется, к гадалке не ходи — до краев наполненный стакан возник передо мной еще до того, как я подогнул под себя ноги.

— Пей!

Трудно поверить, но на вкус пойло было еще гаже, чем на запах. Вдобавок ничего похожего на закуску в пределах видимости не имелось.

— Ыгкхыг.

Продышаться мне удалось через полминуты. Чуть позже вернулся и дар речи.

— Хы-хы-ы… чего празднуем-то?

— Не празднуем, — одернул меня дедок. — А поминаем.

— И кого же?

— Его! — кратко ответствовал парень, тыча пальцем в доску перед собой.

В первый момент я ничего не понял — на доске наличествовала лишь бутыль и стаканы. Затем до меня дошло: доска была уложена поперек тракторной покрышки.

— Разбили?

— Угнали! — Парень стиснул кулаки. — На минуту, б… оставил… за кустом присесть. Выхожу — трактора нет! У-у-у, падлы… Плесни еще, Иваныч!

— Главное ж, — мужик в комбезе ловко набулькал безутешному трактористу очередные «наркомовские», — и следов нет! До леса колея идет, а дальше — как сквозь землю провалился! Каким хреном… вертолетом, что ль, подцепили?

— А я те говорю, Иваныч, — дедок яростно взмахнул непонятно когда и откуда взявшейся вилкой с крохотным огурчиком, — ето все пришельцы, гады зеленые, воду своими щупальцами мутят. Токо на чуть отвернешься, они тут как тут! Вот и Серегин трактор уперли, для музею своего. Им-то просто — в тарелку летучую всосал и поминай, как звали. Фють — и уже на Центавре своей.

— Да отвянь ты со своими пришельцами, дед! — Парень зажал нос и одним движением опорожнил стакан. — У-х-х! Нету их!

Я только хмыкнул. После знакомства с нежохраной меня б ничуть не удивило появление в ангаре хоть инопланетян, хоть агента Смита.

— Да как же нет?! — фальцетом взвизгнул дед. — Когда я их самолично видел! На огороде Митрофанихи! Я, значит, сидю, ну, лежу, тут эта красная опускается, а из нее, что твои тараканы, — они, зеленые!

— Змеи! — увесисто буркнул Иваныч. — Раз зеленые, то змеи.

— Тьфу на тебя! Я ж в тот вечер и не брал-то, почитай, ни капельки.

— Я скорее в НЛО поверю, — сосредоточенно глядя куда-то в пространство между дедом и собачонкой, процедил тракторист. — Иваныч… еще!

— В самом деле, Фома Лукич, ты уж это, леща-то урежь.

— Ну была, была капелюсечка, — скороговоркой признался дед. — Так ведь я с полбутылки да в новолуние завсегда чертей зрю, обрати внимание — синих. А тут — эти, зеленые.

— Дед… у-у-у-уймись.

— Тебе чего надо? — В первый момент я даже не поверил, что источником вопроса был Иваныч, — слишком уж он трезво звучал.

— Мне бы бензину.

— Вертаешься на шоссе, а там пять кэмэ в одну сторону или семь в другую, — категорично махнул рукой мужик. — Верно говорю, Машка?

— Аф-аф!

— Мне б бочонок.

— Да хуть цистерну. Дизельные мы.

В принципе, солярка для моих целей тоже годилась — хотя с бензином вышло бы много лучше. Но прежде чем я успел сообщить об этом, в разговор вновь встрял Фома Лукич.

— А бензинчик-то есть, — хитро щурясь, выдал он. — И аккурат в бочонке, прям на заказ.

— Дед, ты чё? Откуда? — изумились и одновременно оскорбились односельчане — как это они не в курсе.

— А от председателева «козла». Дегаев-то нонеча все на своем «ниппоне»…

— «Ниссане»! — перебил деда Серега. — «Ниссан», епить его, «патруль». Иваныч… еще!

— …а «козел», значица, в гараже стоит, и бензинчик при нем, — торжествующе закончил Фома Лукич.

— Ну ты вспомнил, дед! — разохались остальные. — Тому бензину годов хрен знает сколько. Его ж потому и не прут, что протух. Октановое число — слыхал про такого зверя? Лямпортный мотор, — Иваныч мотнул головой в сторону видневшегося в проеме «гольфика», — на раз угробит.

— А мне как раз и не в бак, — сказал я. — На дачу, для растопки. Гореть этот бензин еще не разучился?

— Гореть-то, пожалуй, что и горит.

— Так сможете достать? — уточнил я.

— Сможем, — уверенно кивнул Иваныч, — с чего б не смочь. А скоко дашь?

— Тридцать тыщ.

— Иди дальше! — разочарованно присвистнул дедок.

— Ну сорок.

— Другой разговор, — оживились мужики. — Пошли!

Сэкономленной десятке я радовался недолго. Ровно до момента, как мы с Иванычем опытным путем выяснили, что в багажник «гольфика» бочонок «нэ лэзэ». Пришлось закупать брезент — за испорченные задние сиденья, уверен, Ленка пришибла б меня на месте. Заодно уж я прихватил рабочие перчатки, чему изрядно порадовался спустя десять минут и пятнадцать километров — снаружи бочонок изрядно проржавел, и катить его голыми руками значило бы остаться без ладоней.

Катить, впрочем, пришлось недалеко. Установив бочонок точно в центр поляны, я сел сверху — не очень удобно, металлический край ощутимо врезался в бедро — вытер со лба трудовой пот и заорал на весь лес:

— Ау-у! Эй-гей-гей!

Больше всего я опасался, что на мои вопли выбежит какой-нибудь шальной грибник или, того хуже, лесник — разумной причины для сидения посреди леса на бочке с бензином у меня не было. Такой причины, как я подозревал, не существовало в природе.

— Ау-у-у!

— Ну чего шумишь-то, мил-человек, чего надрываешься-то? И так уж всех белок распугал, а все орет и…

— Здорово, дедушка! — Я улыбнулся, хотя, подозреваю, со стороны моя улыбка походила на пиратский стяг. Или вывеску «Не подходи, убьет!». — Не ждал? Не ждал, вижу… ты рот-то закрой — желудок застудишь!

— Да я так, мимо проходил, — опомнившись, суетливо забубнил старикан в брезентовом плаще с кучной россыпью дыр, одновременно пятясь назад. — Слышу, кричат, дай, думаю, гляну, мож, помочь кому надо. А у вас-то и в порядочке все, так я пойду себе…

— Стоять!

Леший замер.

— Нет, не там. Здесь, — я ткнул пальцем в кочку перед собой, — стоять.

— А это еще почему я должен стоять? — с вызовом осведомился леший. — Мне, промежду прочим…

— Подойди сюда, кому сказано!

Оглянувшись на кусты, старикан осторожно — бочком, мелкими шажками да еще по спирали — начал подбираться ко мне, готовый в любой момент отпрыгнуть и раствориться среди деревьев.

— Ходют, понимаешь, всякие, — ворчливо бормотал он, — шумят, покоя не дают… Ужо я жалобу напишу, ох и накатаю…

Леший успел обойти вокруг два раза, когда заглушка наконец поддалась, и по поляне разлился резкий запах.

На старичка он оказал поистине волшебное действие.

— Ты что в мой лес приволок?! — гневно заорал он, вмиг очутившись рядом со мной. — Да это ж… это ж…

— А ты чего нам подсунул?!

— Знать ничего не знаю! Убирайся отсель вон!

— Ах не знаешь. — Я спрыгнул на землю и, схватившись за край, чуть наклонил бочонок.

— Ты что делаешь?! Нет, чего творишь?!

— Не догадываешься? Лес твой собираюсь подпалить к свиньям собачьим!

— Не-е-е-т!

Леший завизжал так, что уши мне словно пробками забило. Видать, проняло, злорадно подумал я. А то «не можем ничем угрожать, не можем ничем угрожать!». Еще как можем — если хорошенько подумать.

Ход моих размышлений был довольно прост и базировался на Леночкином рассказе о домовых. Если Федькины сородичи так привязаны к конкретным постройкам, то почему бы лешему не питать аналогичных чувств к «своему» лесу?

— Что, не нравится перспектива?

— Нарушение конвенции! Жаловаться буду!

— Ах конвенция…

Глючность китайской зажигалки оказалась неожиданно кстати: при каждом щелчке леший судорожно втягивал башку в плечи.

— Ну а про фальшивые улики в конвенции что записано? — вкрадчиво спросил я. — А?

— Так ведь я эта, — развел руками леший. — От чистого сердца, помочь хотел.

— Помочь?! Ты невинного человека под монастырь чуть не подвел!

— А пусть не ломает деревья почем зря! — выпалил старикашка. — Еле выходил ту осинку…

— Осинку?!

— Молоденькое совсем деревце, а он — дубину ломать…

— Ах вот оно что. Дубина… И ты из-за какой-то хреновой палки сначала его в болоте утопить попытался, а потом под статью подвести? Ну все, друг осин, прощайся со своим лесом!

— Эй, эй, полегче! — возопил леший. — Я тебе щас правильный сапог вынесу!

— Я тебе дам сапог, скотина! Говори, кто убийца!

— А я знаю?!

— Знаешь!

В этом я был уверен процентов на девяносто. Леший не просто подкинул нам свою улику — он еще и позаботился о том, чтобы возле тела не осталось следов настоящего убийцы, явно рассчитывая выставить в этой роли неугодного лично ему ролевика. Конечно, настоящая экспертиза в два счета бы определила, что сапог пробыл в болоте почти год, но тупая нежить вряд ли задумывалась о подобных мелочах.

— Ну!

Леший застыл с открытым ртом, завороженно глядя, как я наклоняю бочонок. Вот прозрачная жидкость выплеснулась из отверстия, перетекла через край…

— Будешь говорить?!

— Буду, — обреченно всхлипнул старичок и почти без паузы зачастил: — Высокий, статный, одеянье будто парчовое, глазищи огнем пышут…

— Стоп! — оборвал я лешего. — Давай без фольклорных элементов.

— А я, промежду прочим, сам — фольклорный алимент!

— Хочешь без леса остаться, алимент? — Я вновь качнул бочонком.

Леший отчаянно замотал головой.

— Тогда по порядку. Рост?

— Говорю ж, высокий.

— Высокий — это сколько? Метр восемьдесят, девяносто, два?

— Непривычный я к метрам, — отперся леший. — Вершок знаю, аршин знаю, сажень… во, маховая сажень в нем была.

— Ладно хоть не косая, — хмыкнул я. — Дальше. Волосы какого цвета?

— Борода у него была. И усищи — во! — почему-то радостно заявил старичок, показывая при этом пальцами нечто вроде усиков ефрейтора Шикльгрубера.

— Угу, — насколько мне помнилось, бородой и усами щеголяла большая часть сидевших в тот злополучный вечер у костра. — А цвет?

— Темно было, — виновато вздохнул леший. — Ну и цвет — темный.

То есть от брюнета до шатена. По крайней мере, подумал я, альбиносов можно вычесть. А то «глазищи»…

— Ну а еще чего-нибудь ты запомнил?

— Все как на духу выложил, — снова зачастил старикашка, — что видел, то и говорю, а сочинять-то мне не с руки, ты сам потом обижаться будешь…

На этот раз я наклонил бочонок резко, почти к самой земле и также резко выпрямил.

— Игорем его звать! — Леший верещал так, словно каждая падающая на землю капля иголкой вонзалась ему в задницу. — Тот, убиенный, только крикнуть и успел: «Игорь, ты чего?!» А больше ничего знать не знаю, ведать не ведаю, жаловаться буду, найду на вас управу…

— Замолкни! — повелительно рыкнул я. — Дай подумать.

Разумеется, среди ролевиков на Игоря мог откликаться хоть каждый второй — но чем дольше я размышлял, тем крепче становилась уверенность, что спутником незадачливого химика в ту ночь был не кто иной, как светлый эльф Игуариан.

— Убери бочонок, а? — совершенно по-человечески заканючил «фольклорный алимент». — Лес-то… не виноват…

— Без тебя разберусь, кто в чем виноват, — буркнул я, нащупывая в кармане заглушку. — Не сбрехнул бы тогда, не имел бы проблем сейчас.

— Да я ж по привычке…

— «По привычке»… Ты учти, — сурово произнес я, — в третий раз я никого звать не буду. Просто возьму и пролечу над твоей деляночкой на «кукурузнике» с пестицидами.

— Да я, — леший всплеснул руками, — да чтобы я…

— Да не суетись ты так, — заваливая бочонок на бок, проворчал я. — И вообще… пока свободен.

— От спасибушки, так я побежал, а если что, завсегда… — зачастил дедок, пятясь к кустам.

— Стой! — В последний момент я вспомнил об еще одной проблеме — хоть и не задевающей лично меня, но раз уж я взялся строить этого народного вредителя по стойке «смирно»…

— Трактор на фига угнал?

— А он того, свояченицу мою переехал, — пожаловался леший. — Идет она себе по дорожке к колхозу, никого не трогает, месяцем любуется, а он из-за угла ка-ак выедет.

— Какую еще свояченицу?

— Дак это, — леший ненатурально всхлипнул, — Смерть Коровью. Ее в «Щедрой ниве» уже заждались, с таким-то комбикормом…

— А. Ну-ну, — с умным видом поддакнул я, не нашарив в памяти сведений о данном мифологическом существе. — Короче… через неделю чтобы трактор был на месте.

— Никак невозможно, — заюлил старикашка, отводя глаза. — Его болотник небось уже…

— Не волнует! — отрезал я. — Трактор — вернешь! Срок — неделя! Проверю стопудово, и если… Ну ты меня понял.

Через полтора часа, когда я уже была готова не просто лезть на стенку от страха, а бегать по ней кругами, крашеный «гольф» с самым невинным видом въехал во дворик, остановился посредине и пару раз мигнул фарами. Машина была целая и даже почти чистая — по крайней мере, без пятен крови от сбитых пешеходов и прилипшего к капоту гаишника. Саня открыл дверцу и неспешно вылез, уступая мне водительское место.

— Ну узнала что-нибудь? — как ни в чем не бывало осведомился он.

За следующие три минуты напарник тоже много чего узнал — о себе лично. Я бы и дальше рассказывала, за полтора часа у меня скопилась куча изумительных метафор, но тут терпение Сани лопнуло, он бесцеремонно сгреб меня в охапку и затолкал в машину.

— Нашла время скандалить… Подумаешь, опоздал немножко.

— Немножко?! Ты на часы когда последний раз смотрел? — Я резко провернула ключ зажигания, представляя, что это воткнутый в Санину спину нож.

Напарник с таким интересом ознакомился с машинным табло, что я поняла: впервые с момента нашего расставания.

— Ух ты-ы… Ну так делом же был занят, а не по бабам шлялся! — тут же нашел отговорку он.

— Каким еще делом?!

— Приедем — расскажу, — сдержанно пообещал Саня — не то назло мне, не то опасаясь, что тогда ему уж точно не поздоровится. Господи, что ж он еще напортачил?!

Скандалить во время вождения было опасно, машина начинала дергаться и выползать за дозволенные шестьдесят, поэтому я сосредоточилась на дороге и молчаливом презрении. Которое Саня, как и все эти сволочи мужики, принял за капитуляцию и расслабился.

— Чем это от тебя несет? — удивленно спросил он.

— Чарующим ароматом, пронимающим до самого сердца, — мрачно буркнула я.

— На «черемуху» похоже.

— Разве? — удивилась я, крутя головой в попытке учуять исходящий от волос запах. Тщетно: за время презентации обоняние мне отбило напрочь. — Вроде ж было «нежное сочетание гиацинта и нарцисса с легким шлейфом сирени».

— Может, и «сирень», один фиг, — согласился напарник. — Они оба слезу на раз вышибают. Помню, как-то брызнули мне в рожу из такого баллончика…

— А тебя только так пронять и можно! — с досадой перебила я, наконец сообразив, что он имеет в виду.

— Ну-у… в глаз я тому брызгателю заехать успел. Так что слез из него как бы не больше выкапало. — Было видно, что сии воспоминания Сане весьма приятны и он не прочь поделиться ими в подробностях, но я снова замкнулась, демонстративно глядя в темную даль.

В километре от дач мы притормозили, и напарник наворовал на колхозном поле… то есть насобирал дикой кукурузы. Она, правда, уже немного переспела, но была все-таки помягче зубов, а большего от нее и не требовалось. Дома Саня тут же запихал добычу в кастрюлю, щедро посолил и поставил вариться, а я занялась основным блюдом — макаронами, купленными в тот злосчастный вечер в гипере.

Как назло, сегодня у меня все валилось из рук: сначала пакет порвался не по шву, а поперек, и половина макарон просыпалась мимо кастрюли, затем я прозевала момент закипания, и на свежеубранную плиту хлынула плотная белая пена, затушив газ, который потом долго не желал поджигаться… В том, что макароны оказались дрянными и разварились в слизь, моей вины не было, но в свете предыдущих кулинарных диверсий оправдываться было бесполезно.

Кото-Федька критически фыркал со шкафчика. Саня молча пыхал сигаретой, не сводя с меня тяжелого взгляда, что было еще хуже. Выражение лица напарника поменялось только при виде тарелки, раздраженно брякнутой перед ним на стол.

— А кетчупа нет? — со вздохом поинтересовался он, ковырнув экзотическое блюдо вилкой.

— Можешь шоколадку сверху покрошить, — мстительно прошипела я.

— Ты мне ее до смерти вспоминать будешь? — обиделся Саня, принимаясь за еду. — Которая от такой кормежки вот-вот…

— Тебя что-то не устраивает? — с вызовом поинтересовалась я.

Но, оказывается, парень имел в виду вовсе не качество готовки.

— Мяса бы, — мечтательно протянул он.

Я не сразу поняла намек, и только когда он уточнил: «На уток нынче сезон», — решительно заявила:

— На охоту ты не пойдешь!

— Почему?!

— Потому что с тебя станется подстреленного колхозника за ногу притащить! Да, и рыбу на гранату тоже ловить не смей! Деревня ж под боком, мигом народ набежит.

На Санином лице появилось странное задумчивое выражение.

— Ты меня понял? — на всякий случай уточнила я. — Чтобы не смел палить во что ни попадя!

— Понял, — отмахнулся парень. — Расскажи лучше про химфак. Ты со студентами поговорила?

— Нет, зато… — Я выложила парфюмерно-следственную историю. Саня, к моему возмущению, слушал довольно рассеянно, оживившись только при упоминании ссоры между Игорем и Валерой.

— Ага, вот и мотив. Все сходится!

— Но это же еще не значит, что он убийца! — скорее из чувства противоречия возразила я. Мне самой очень хотелось, чтобы с разоблачением Игоря наши мытарства закончились. — Вчера поругались, сегодня помирились, на игре ж они общались как ни в чем не бывало.

— Он-он. — Саня, покрутившись у плиты, выловил из кастрюли недоваренный початок и начал с шипением перебрасывать его с ладони на ладонь. — Мне леший рассказал.

— Так это ты к нему ездил? — Меня кольнуло недоброе предчувствие. — Зачем?

— Поговорить, — закидывая кукурузу обратно, невозмутимо сказал парень. — Тет-а-тет, в спокойной, располагающей к взаимной откровенности обстановке…

Я недоверчиво хмыкнула.

— Нет, в самом деле. — Саня, прищурившись, выудил следующий початок — на мой взгляд, еще сырее предыдущего. — Знаешь, поговорка есть такая: добрым словом и револьвером можно добиться куда большего, чем просто добрым словом.

— Но ты ведь сам видел, что на обрез твой ему чихать!

— Верно. Поэтому я взял не обрез, а бочку с бензином…

Съеденные мною макароны разделились на две части — одна подкатила к горлу, а вторая рванулась в противоположную сторону, так саданув под ложечку, что у меня перехватило дыхание.

— Ты… ты… соображаешь, что ты наделал?!

— Да, — гордо сказал Саня. — Раздобыл бесценную следственную информацию. Учись!

Увы, на курсах меня учили немножко другому. А именно: никогда, ни при каких условиях нельзя вступать с нежитью в открытый конфликт! Что бы ни происходило — инспектор должен сохранять ледяное спокойствие, максимум — вежливо и аргументированно возражать, иначе проблем потом не оберется не только он, но и весь Госнежконтроль.

Это я Сане и сообщила. В далеко не лекционной форме, с применением не использованных возле химфака метафор, эпитетов, сравнений, образов и подробной психологической характеристики одного субъекта…

— Лен, может, хватит, а? — поинтересовался оный, на сей раз вытерпев целых семь минут.

— Хватит?! Нет уж, это я буду решать, кому и чего хватит! И вообще, — осеклась я, — чего ты сидишь как ни в чем не бывало?!

— А что я должен делать? — неподдельно изумился Саня.

— Слушать и раскаиваться!

— Так я и того… это самое, — прочавкал парень, вгрызаясь в кукурузину.

— Что-то не заметно!

— Фо, на кофени фтать?

— Как вариант!

— Лен, — прожевав, уже серьезно сказал Саня, — а теперь ты меня послушай. Я не спорю, что в нежити этой, как говорится, ни ухом ни рылом. Зато у меня иной опыт имеется — из Чечни. И вот он-то мне подсказывает, что вежливость и все такое — это дело хорошее, нужное, но прежде ты должен показать одну простую вещь. Силу. А иначе все без толку.

— Можно подумать, сейчас толк будет! Спорим, леший снова тебе соврал?

— Ну-у, — протянул напарник. — Во-первых, его слова неплохо совпадают с твоими данными. А во-вторых… впрочем, это неважно.

— Нет уж, давай, выкладывай! — потребовала я, хотя успела убедиться, что выражение «хуже уже все равно не будет» в отношении Сани не работает.

— Во-вторых, — с видимой неохотой признался парень, — я пообещал, что если он и в этот раз обманет, я снова вернусь в лес. Только никаких вопросов задавать не буду, а просто спалю все… к лешему!

Спорить мне расхотелось. Надо признать, Саня умел быть убедительным.

Самое обидное: Федька безоговорочно принял его сторону. Домовой недолюбливал «дикую» нежить вообще, и леших в частности: между лесным и избяным хозяином издревле были натянутые отношения, как между волком и собакой; первый только и думал, как бы сманить в чащу любовно пестуемую вторым скотину. Коров и овец у меня, допустим, не было, но, как говорится, «неприятный осадок остался».

— Пр-р-равильно, давно пор-р-ра было его пристр-р-рунить, — одобрительно проурчал кот, спрыгивая на пол и с задранным хвостом шествуя к плите. — Тебе, Саня, чайку завар-р-рить?

— Можно, — согласился парень, торжествующе покосившись на меня. Нет уж, моего одобрения ты не дождешься! Молча доев макароны, я развернула вчерашнюю газету и, найдя бойко написанную статью о заграничном туризме, углубилась в чтение.

Тем временем мужская солидарность продолжала шириться и крепчать.

Федька подсел к столу напротив Сани и, подперев щеку лапкой, доверительно бубнил-жаловался:

— …в прежние времена никто и помыслить не мог, чтобы баба на казенную службу ходила! Позорище. Вместо посиделок с куделью у нее телевизор, вместо печки — центральное отопление, вместо кабанчика на откорме — сосиски из гастронома… Стыдно кому сказать: кулебяку печь не умеет!

— Угу, — поддерживал разговор парень, сосредоточенно прихлебывая дымящийся чай.

— …а как я у нее поселился, и вовсе обленилась. Хоть бы стакан за собой когда помыла. Вещи вечно разбросаны, цветы не политы… Деловая женщина, вишь ты! Работу свою ругает, мол, «рутина», а сама с нее не вылезает…

— Угу…

Надо же, чем-то он Федьке приглянулся. Обычно домовой очень неохотно показывался людям — даже моим коллегам, не говоря уж о простых гостях. Вадим его за три года так ни разу и не увидел. Только очень удивлялся, откуда вдруг на его штанах взялось сметанное пятно, а на новой рубашке — прожженная сигаретой дырка. Не удивлюсь, если Федька ему еще и в котлеты плевал из вредности. А тут, ишь ты: сам чаем угощает!

— …даже за стол не усадить — все на диван, к книжкам таскает! А мне потом крошки из него выметай, с тараканами воюй…

Тоже мне, Кутузов. Плинтуса гелем «Комбат» один раз намазал — и никаких проблем. Я же его в хозяйственном и покупала.

— Угу…

— Федь, может, хватит? — не выдержала я. — Сане это неинтересно.

— Твой Саня не немой, надоем — сам скажет, — отбрил Федька.

— Как раз-таки — НЕ МОЙ!

Домовой, не удостоив меня ответом, снова повернулся к парню и емко заключил:

— Короче, нет в доме мужика — вот баба и распоясалась!

Пришлось демонстративно бросить газету на стол, встать и хлопнуть кухонной дверью. Лучше б я кикимору завела, предлагали ж в приюте…

— Чего это она, а? — удивился я. — И кукурузы не дождалась?

— Характер показывает, — с усмешкой мурлыкнул домовой. — Она у меня такая, характерная.

— Угу, — кивнул я. И в очередной раз порадовался, что хватило ума не волочь бочку с собой, а на полдороге к Минску «заначить» в подходящей куче бурелома. — Это что да, то да. Характерная… блондинка.

Наверху грохнула дверь.

— Еще чайку, Сань?

— Да хватит, пожалуй, — с сожалением сказал я. Чай Федька заварил отменный. И непонятно где взятый, запоздало сообразил я, ведь мы ничего из продуктов не привозили, а хозяйские запасы ограничивались початой банкой кофе.

— Федь, а заварку ты где взял?

— Нашел, когда убирал. — Домовой махнул хвостом в сторону шкафчика.

— Серьезно? — Насколько я помнил, ни Мишка, ни его родители чай не жаловали.

Вместо ответа домовой спрыгнул со стола — и через пару секунд взлетел обратно, ловко придерживая лапой чайную пачку.

— Смотри сам.

— Смотрю, — ошарашенно выдохнул я, глядя на надпись «Краснодарский чай» и выцветший, но вполне еще различимый штамп «годен до 09.1982». — Федь, но, блин… как?! Это же не «Пуэр» какой-нибудь, тут за двадцать лет вообще труха должна была остаться!

— Кому труха, — гордо произнес домовой, — а кому дунул-плюнул, и снова отличный продукт.

— Да уж… — Я почесал затылок. — Тебя бы на продсклад СКВО с этим дунул-плюнул, через неделю стал бы главным героем-орденоносцем Российской армии.

— Нечего мне там делать! — с возмущением отрезал Федька. — Я — потомственный домовой, а по складам да лабазам пусть складские шарятся! Скажешь тоже…

— Федь, да ты чего? Я ж пошутил.

— Шуточки, — чуть смягчившись, фыркнул домовой. — Ты вон волосом черен, да я ж тебя «фараоновым племенем» не кличу.

«Племенем» Федька почему-то выговорил с ударением на втором слоге, из-за чего слово прозвучало почти как «пельмень». Я живо представил классического Тутанхамона Хеопсовича, налегающего на полную миску пельменей — само собой, под беленькую, — и, не сдержавшись, прыснул.

— Ладно, Федь, извини. Я ж не в курсе ваших родственных или каких уж там взаимоотношений, вот и ляпнул сгоряча. Ты уж не серчай…

— Ничего-ничего. — Домовой дернул ухом. — Лена вон тоже поначалу изрядно путалась, межевика от луговика отличить не могла. Зато сейчас — только взгляд мельком бросит. Ты, Сань, не тушуйся, главное — зерно правильное в тебе имеется…

Имевшееся во мне зерно, вернее, зерна — кукурузные — отреагировали на это замечание Федьки утробным бурчаньем.

— …а опыт со временем придет, это дело неизбежное.

— Угу, — согласно кивнул я, поднимаясь из-за стола. — Дембель неизбежен, как крах капитализма. Федь, посуду не приберешь?

— Сделаю, не переживай. А ты, — настороженно спросил домовой, глядя, как я накидываю камуфляжку, — куда собрался-то? Темень ведь на дворе.

Воровато глянув по сторонам, я поманил Федьку и, наклонившись, прошептал:

— Лошадь пойду красть! Белую.

Домовой едва не выронил блюдце.

— Зачем?

— В рамках плана по нарушению психологической устойчивости противника, — сказал я. — Ты представь: утро, звон будильника, убивец наш открывает глаза, а у него за окном — белая лошадь! Он же после такого зрелища сам в милицию поскачет как подкованный.

— А если у него этаж верхний?

— Все учтено могучим ураганом! — заверил я. — Для доставки на верхние этажи будет использован кран, а если не удастся — то воздушные шарики. Второе даже лучше, — я взмахнул руками, словно распахивая невидимое окно, — белый конь под разноцветными воздушными шариками — это будет даже не пьяный бред, а нечто абстракционистско-психоделическое. И еще музычку соответствующую на полную громкость врубить, «Полет валькирий» или там «Лунную сонату» — да у любого крыша поедет!

— Ну я даже не знаю, — растерянно произнес домовой. — Как-то оно странно звучит.

— Все будет супер, вот увидишь! — пообещал я, выскакивая из кухоньки, и, едва захлопнув дверь, согнулся пополам в беззвучном приступе с таким трудом удержанного хохота. Ох-хо-хой… вот ведь понесло, ну и понесло! Причем вроде бы и без всякой уважительной причины. Разве что общая странность ситуации сыграла: сижу, пью чай… и беседую с домовым. Ум-то уже свыкся, а вот подсознание пробило на «хи-хи».

Надеюсь, когда я вернусь, Федор на меня не сильно разобидится за этот розыгрыш.

Самое забавное, что насчет «общей идеи» своего ночного рейда я почти не соврал. Так, преувеличил… немного.

На улице было хорошо, что для данной конкретной ситуации означало: ветер воет, небо в тучах, в воздухе носится какая-то мелкая мокрень. Проще говоря, погодка из разряда «добрый хозяин собаку не выгонит» — а именно это мне и требовалось. Самая охотничья погодка. И пусть фифа мне чего-то там позапрещала, но так ведь охоты — они разные бывают.

Год назад… ну да, год без малого, в конце октября… Паша, Коля-Волк, я и Лысый — молчаливый двухметровый парнишка из-под Калуги, ПК в его лапищах выглядел детской игрушкой, — точно в такую же отменно дрянную погодку шли через лес к околице соседнего с нашим блокпостом села. Нас тогда обстреливали пять ночей подряд, и когда в последний раз по бээмпэшке шарахнули сразу из трех гранатометов, взводный, длинно и затейливо выматерив чичей и их родню до седьмого колена, заявил, что с этими пострелушками надо завязывать.

Судя по следам, чичей было немного, человек десять, и особыми тактическими вывертами они себя не утруждали: короткий — один-два рожка — огневой налет, и затем отступить, раствориться в «зеленке», пока мы спросонья пытаемся замочить деревья вокруг. И — домой, в теплую постель, типа, на сегодня войны довольно, пусть глупые федералы, дрожа от страха, мозолят глаза о ночную темень.

А наш расчет был простой — на лень и наглость. Эти ребята так уверовали в собственную безнаказанность, что даже не особо путали следы. Мы же, как нормальные герои, потопали в обход, вышли к околице, прикопались. И когда чичи, выйдя из леса, пошли через поле — ударили кинжальным!

Сейчас, похоже, трагедия повторялась в виде фарса. С той разницей, что автомата у меня не было. Даже обрез я решил не брать. Во-первых, чтобы Ленка не получила лишний повод повозмущаться, а во-вторых, оружие — штука провоцирующая. И если с обычным воришкой еще могут начать переговорный процесс типа: «а ну, стой, зараза!», то при виде обреза могут и пальнуть. Или я могу пальнуть — рефлексы-то никуда не делись. Лучше уж так, с голыми руками… ну, почти голыми: нож-то я взял. Трофейный, неказистый с виду, но сталь что надо, я им пару раз гвозди на спор перерубал, а уж сколько банок вскрыл… и хоть бы хны, ни выщербин, ни даже царапины на лезвии.

С другой стороны, в роли основного противника нынешней ночью выступали не злые чечены, а злые собаки. Которые, впрочем, как и нормальные люди, предпочитали в этакую осеннюю хреномуть сидеть по конурам, а не облаивать случайных прохожих. И это хорошо, это правильно, да и вообще темнота — лучший друг молодого бойц… а-а-а, б…! Ну какой, спрашивается, хрен вырыл канаву прямо посреди дороги?! Глубокую, с отвесными стенками, а самое главное — наполовину заполненную водой! З-зараза… поймаю, утоплю!

Из канавы я выбрался только с четвертой попытки, грязный, мокрый, злой как черт, и остаток пути до деревни бежал в темпе бодрого козла, чтобы хоть как-то согреться. А добежав — с разбегу махнул через первый же забор!

Секундой позже в разрыве между тучами сверкнул узкий серпик луны, и я увидел, как сильно мне повезло. Буквально в шаге от моего места приземления во дворе имелась яма, да еще какая! По сравнению с этим котлованом давешняя канава нервно курила в сторонке. Ухни я в нее — сидел бы по пояс в грязи с шансами выбраться самостоятельно примерно как в зиндане.

Справа лязгнула цепь, глухо заворчали. Я мигом принял стойку «пьяного медведя» — колени и руки растопырены, распахнутая пасть готовится издать страшный рев — но местная собака Баскервилей, похоже, сочла свой долг исполненным. Ну и ладно.

Кроме ямы и собственно дома в огороженном пространстве имелось, насколько я мог различить, штук восемь разнокалиберных построек. Если же вычесть конуру и туалет типа сортир, то интересующих меня оставалось шесть — и ни на одной из них не было большой неоновой рекламы «Птичник» или «Свинарник». Кудахтанья с хрюканьем тоже не доносилось, а потому я решил тупо начать с ближайшего сарая. Подошел, дернул за ручку… полюбовался на новенький, маслянисто поблескивающий замок. Вот ведь недоверчивый народ пошел — в собственном дворе, с собакой и все равно запирают. Интересно, что ж у них там? Может, чего вкусное, причем в готовом виде?

Сунувшись носом к щели, я старательно принюхался — и явственно уловил аромат чего-то мясо-копчено-колбасного. Запах сработал не хуже допинга: уже через пару секунд я оказался на крыше, отодрал кусок рубероида… и с оглушительным треском провалился внутрь! Да блин, что за ночь такая!

Впрочем, упал я мягко, на сено, — хоть немного хорошего в этой жизни. Ногой, правда, что-то задел… или кого-то… небольшого, продолговатого, стремительно прыснувшего прочь. Вот те на, неужели все-таки к хрюшкам попал?

— Эй, кто здесь?

Вопрос был конечно же дурацкий и потому остался без ответа — даже в виде хрю-хрю или бе-бе. Чертыхнувшись, я выудил из кармана зажигалку, щелкнул…

— Умишка лишился? — шикнула на меня темень откуда-то сзади. — Туши немедля!

Принимая во внимание сено вокруг, команда была разумная и своевременная. Впрочем, китайская дрянь привычно фыркнула снопом искр, после чего погасла сама по себе.

Я медленно, стараясь не издавать ни одного лишнего звука, спрятал ее в карман, после чего так же плавно и аккуратно достал нож.

— Эй?

— Тиха.

Ну тиха так тиха, подумал я, как скажешь. Сказывало, по моим прикидкам, находилось прямо за левым плечом, не дальше метра. Если резко крутануться, есть хороший шанс достать.

— Кажись, пронесло, — ворчливо сообщила темнота. — Ну ты, паря, прям елефант какой.

— А ты кто?

— Не видишь, что ли? — обиженно булькнуло из мрака. — Банник!

Секунд пять я тщетно пытался сообразить, по каким признакам в полной темноте можно уверенно назвать профессию собеседника. Затем в мозгах что-то щелкнуло и выдало на-гора строку из энциклопедии «Мiфы Бацькаучшыны»: «гэта злы дух, які выглядам нагадвае Вадзянiка».

— Ты ножик-то убери, — вкрадчиво предложила темень. — Опасный он у тебя.

— А если ты банник, — подумав, я все-таки решил последовать второму совету и спрятал нож, — то какого ле… тьфу, чего ты в сарае делаешь?

— Чего-чего… — темнота печально вздохнула. — Ямищу во дворе видал?

— Угу.

— Вот на ентом самом месте моя банька-то и стояла. Покуда, — в голоске банника явственно послышалась злоба, — в запрошлом годе старшой Огребайко к дружку в Москву не съездил. А как возвернулся, загорелось ему: хочу, грит, банный комплекс, чтоб и баня, и ета, как ее, сауна, и бассейн для девок… срамота, в обчем. Ну и разломали мою баню.

— В запрошлом годе? — уточнил я.

— А то ж, — всхлипнул банник. — Ломать не строить, раз-два и на дрова. Ну а потом как начали считать: на фундамент вынь да положь, на отделку вынь да положь… а-а-а.

Глаза понемногу приспособились к внутрисарайному мраку, и я сумел разглядеть… ну, не собеседника, но хотя бы смутный контур чего-то небольшого и волосато-косматого.

— Ну а что, других бань в деревне нет?

— Есть, как не быть. — Банник снова всхлипнул. — Токо в допрежние времена больше было, а как почал народец ванны в дома ставить… а нам-то в дома ходу нетути. Вот и ютимся кто где. Иех, а ведь прежде овинных и за родню-то не считали.

— Сочувствую.

— Да чего уж там… — Судя по неясному движению в полумраке, банник махнул ручонкой. — Ну а ты, инспектор, по каковскому делу пожаловал?

— А с чего ты взял, что я — инспектор?

— Обижаешь, — заметно повеселевшим тоном отозвался тот, — глаза-то у меня есть, и в скудоумии пока не замечен. Чего ж мне инспектора-то не признать.

Леший проболтался, скотина, мрачно подумал я. Точняк он, больше и некому. Наверняка на всю область растрезвонил.

— Ну допустим.

— Али подсобить чем надо?

— Вообще-то не… — начал я и осекся, вспомнив, с какой интонацией поминал банник хозяина дома. Собственно, почему бы и нет?

— Мне бы дичи!

— Дичи? — удивился «злы дух».

— Мясного чего-нибудь, — пояснил я.

— А-а-а… — протянул банник, — так бы и говорил. Мясного — это запросто. Айда за мной, выберешь кого пожирнее!

Я уже засыпала, когда топочущий как слон и такой же довольный собой Саня вломился в комнату, потрясая грязным рюкзаком, и без предупреждения (радостный вопль: «Ленка, живем!» не в счет) вывалил ко мне на постель его содержимое.

С визгом скатившись на пол, я боязливо выглянула из-за края кровати, однако страшный мохнатый предмет не шевелился.

— Что это?!

— Заяц, — гордо сообщил Саня, поднимая тушку за задние лапы. Снизу печально болтались длинные уши.

— Откуда?!

— Как это откуда? С охоты.

— Я же запретила тебе стрелять! — Я присмотрелась внимательнее. — Кстати, где дырка от пули?!

— Так я и не стрелял — догнал и прикладом ахнул, — осклабился Саня. Ему бы еще леопардовую шкуру вместо рубашки, каменный топор на пояс, и в грудь себя кулаками поколотить!

— А почему он черно-белый?

— Осень же, линяет, — не моргнув глазом, соврал парень. — Летняя шерсть еще до конца не облезла, а зимняя уже растет.

— Саня, кончай мне мозги пудрить! — не выдержала я. — Это же кролик! Породистый, между прочим, голландский! Ты что, думаешь, я никогда в деревне не была?!

— Что, правда, голландский? — Саня с интересом уставился на жертву своего белкового голода. — Далеко же он забежал…

— Пошел вон отсюда! — Я подхватила стоящую возле кровати кроссовку и в сердцах запустила ею в «добытчика».

— Эй, ты что, сбрендила? — Парень ловко отбил его «зайцем» и попятился.

— Я сказала: проваливай! — Вторая кроссовка ударилась в поспешно захлопнутую дверь.

— Вегетарианка хренова! — досадливо выкрикнул Саня уже из-за нее. — Чтоб тебе до конца жизни макаронами питаться!

— Ах так?! — Распаленная, я выскочила в коридор, но от мерзавца там остался только топот ботинок по ступенькам.

Я подобрала кроссовки и вернулась в постель. Нет, Саня определенно задался целью свести меня с ума! А вдруг бы его там убили? А вдруг бы он кого-нибудь убил? А вдруг бы, пока его не было, пришел Игорь и убил меня?! Последний вариант нравился мне меньше всего. Знала бы — купила бы этому придурку кольцо кровянки в магазине! Деньги ему, видите ли, экономить приспичило… Нашел на чем — на нервах моих!

Усталость пересилила злость, и дальше я ругалась уже во сне. Причем даже там на Саню управы не было, особенно когда он раздобыл где-то танк и отправился на нем на штурм зоомагазина «Природа», а я пыталась остановить его, вцепившись в танк сзади и упираясь ногами…

Ночка выдалась вдвое студеней вчерашней, и вскоре я проснулась уже от озноба, чувствуя себя геологом, зазимовавшим в Арктике. Минут пятнадцать я еще упрямо сжималась в комок и куталась в пледы, пока окончательно не потеряла надежду дожить до далекого полярного рассвета. Надо пойти поискать что-нибудь теплое, а заодно и чайку вскипятить.

Я откинула пледы и поняла, что до сих пор геолог сидел в палатке, а у выхода его терпеливо караулил хищный зверь песец. Нет уж, все свое берем с собой, и чужое тоже! Завернувшись в одно из покрывал и сунув ноги в расшнурованные кроссовки — ай, кто там на меня смотреть будет! — я пошлепала к двери.

Смотреть, увы, было кому. Уже спустившись до середины лестницы, я заметила на кухне свет и услышала шаги. Вот черт, Саня еще не спит… Встречаться с ним мне совершенно не хотелось, но жажда тепла пересилила. Тоже, наверное, замерз, злорадно подумала я… и застыла на пороге, не веря своим глазам.

Если бы этот мародер пожирал кролика сырым, даже вместе со шкурой, ему и то не удалось бы так меня изумить.

Саня готовил. Не просто жарил мясо на немытой сковородке (фирменное блюдо большинства мужчин), не пытался запечь его на вилке прямо над конфоркой (они на это тоже способны, своими глазами видела!), а именно изготавливал, уверенно мешая ложкой булькающий в кастрюльке соус — с какой-то зеленью, кусочками морковки и Федька знает с чем еще.

Запах в кухне стоял умопомрачительный.

— Кофе сваришь? — не оборачиваясь, вполне мирно спросил парень.

— Ага, — ошеломленно согласилась я и пошла к шкафчику за банкой. Господи, он еще и посуду за собой помыл… ночной кошмар паршивых хозяек, похуже танка…

На кухне было на порядок теплее, а возле плиты и вовсе жарко. Я сбросила плед и с наслаждением расправила затекшие плечи.

— Лен, а кто такая Коровья Смерть? — неожиданно поинтересовался Саня.

— Персонификация болезней крупного рогатого скота, — рассеянно отозвалась я, потряхивая туркой над огнем.

Напарник на минутку примолк, не то делая какие-то выводы, не то мучительно пытаясь понять, что я вообще сказала.

— А ее машиной задавить можно?

— Нет, конечно… помять разве что. Саня!!! Ты что, еще и с Коровьей Смертью поцапался?!

— Не-а, не я. — Судя по равнодушному тону, парень не врал, и у меня отлегло от сердца. — Ленк, ты что — над каждой нежитью так трясешься?

— Балда… я за тебя испугалась! — Злобная, мстительная и несговорчивая Коровья Смерть по нашему ведомству не проходила — ею занимался сам Госнежконтроль совместно с санэпидемстанцией.

— Да ну, — пренебрежительно фыркнул Саня. — Я же не корова.

— Ага — всего лишь козел! Вот свалишься с ящуром или сибирской язвой, а в автомобильной аптечке у меня только зеленка, анальгин и клизма на сто миллилитров!

Парень уронил ложку в соус и, чертыхаясь, пошел к раковине за другой. Заодно и руки лишний раз помыл — старательно намыливая, хе-хе.

— Ее бы в Минобороны, — буркнул он. — Или лучше сразу в Америку, авиапочтой. А то ходит тут… биологическое оружие. Вот пронюхают западные журналюги и покатят на Батьку за разработку новых видов оружия массового поражения в обход всех договоров. Инспектора ООН понаедут, дивизий эдак пять-шесть… Кстати, — вскинулся Саня, — а как вообще эта зараза с вашей конвенцией согласуется?

— Под пункт об охране не подпадает — да и нет у нее постоянного места жительства, это сезонная, бродячая нежить. Ее разгулы происходят в основном по человеческой вине: прививки скоту вовремя не сделали, антисанитарные условия, плохое питание… Так что лучше просто с ней не связываться.

— А если я ее действительно встречу — чего делать?

— Ну… это смотря чего она делать будет. Если просто мимо пройдет — скатертью дорога, надо только начальству поскорее доложить. Если подвезти попросит, вежливо отказать и, главное, не подать виду, что узнал, а то накинется. Вот тогда уж…

— Что?

— Сказать ей… пару ласковых, — неохотно призналась я.

— Каких?

Практики у меня было негусто, но на квалификационных курсах от будущих инспекторов требовали, чтобы предложение на половину машинописной страницы отлетало у нас от зубов — даже если разбудить посреди ночи.

Я набрала побольше воздуха и скороговоркой выдала все три этажа с чердачком.

Саня утопил вторую ложку.

— Ты хоть на четверть понимаешь, чего говоришь? — ошарашенно спросил он.

— На четверть — да, — с достоинством ответила я. — А больше и не надо, главное — эмоции. Между прочим, исконно народный способ, во всех мифологических справочниках упомянут.

— Ну тогда я за того тракториста спокоен, — пробормотал парень. — Думаю, он Коровьей Смерти такое выдал, что она сама до сих пор таблетки горстями глотает… И все равно, — мотнув головой, упрямо добавил Саня, — матюги матюгами, а придавить тоже не помешает.

Я решила поберечь нервы и не уточнять, что и кого он имеет в виду. К тому же кофе как раз сварился.

Напарник тоже выключил конфорку и полез в шкафчик за тарелками.

— Сань… а что это ты вдруг? — робко поинтересовалась я, кивнув на кастрюлю.

— В смысле — «что»? — удивленно оглянулся он.

— Ну готовкой среди ночи занялся… да еще такой…

Саня замялся.

— Захотелось вот, — не глядя на меня, произнес он. — Взял и сготовил. Что, плохо вышло?

— Да нет, хорошо, — торопливо возразила я. — Просто… странно.

— А чего странного-то? Что мужик за плиту встал? По мне, так нормально.

Мне стало еще любопытнее.

— Если бы, — с нарочитым сожалением вздохнула я. — Для меня нормально, что мужчину за порог кухни тортом не заманишь, веником не загонишь…

«…как и меня», — мысленно закончила я.

— Ну не знаю. Мне готовить нравится. Хотя до армии я на теткиных завтраках-обедах тоже не сильно-то к плите рвался, — признался Саня. — А вот как познакомился с товарищем Сухпаем… блин, как вспомню, до сих пор во рту кисло делается.

— Так ты в армии готовить научился? — удивилась я.

— Ага. Кулинарный техникум имени 5-й роты. Правда, с мясом свежим неважно было, разве что какая скотина на минное поле забредет. Помню, — мечтательно произнес он, — когда около Сунжи стояли… В ней рыба кишит, каждый день ухи — от пуза жрали. Черепах, опять же, на супчик пустить. Ну а змеи жареные — это вообще деликатес первый сорт. Хочешь, приготовлю как-нибудь?

— Слушай, — я с подозрением поглядела в тарелку, — а тут точно только кролик?

— Точно, — серьезно заверил меня Саня. — Ну зелени еще всякой в огороде надергал… впотьмах с зажигалкой, мозоль на пальце посадил…

— Да ты прямо герой, — с искренним уважением заметила я. — Хоть вторую медаль давай — за ночную разведку, захват военнопленного и боевое ранение.

— Знаешь, Лен, — с грустной усмешкой сказал парень, — эта медаль была бы заслуженней первой. Наехать на фугас большого ума не надо, к тому же и за рулем-то не я сидел.

— А по-моему, ты ее уже тем заслужил, что вообще туда поехал. — Я осторожно попробовала кроличье рагу. Ум-м-м… Если Саня и покрошил туда подвернувшуюся в бурьяне гадюку, то это пошло блюду только на пользу. — Из моих одноклассников только двоим «откосить» не удалось… хоть уж им-то Чечни бояться нечего было.

— Да ну. — Саня погрустнел еще больше. — Поехал один такой… Как на авто по лестнице, помнишь? Знал бы, в жисть не решился. Так и тут. Дурак был, вот и решил доказать, мол, чего-то стою. Ну и доказал — только кому и зачем?

Парень уставился на наколотый на вилку кусок мяса, как будто тот, в отличие от меня, мог дать ему внятный ответ.

— Ладно, это дело прошлое… Ты про себя лучше чего-нибудь расскажи. А то даже странно как-то: считай, боевые напарники, а я о тебе ничего толком не знаю.

Санина просьба поставила меня в тупик. Что ему рассказать-то? О матклассе и законченной на одни пятерки школе? Об учебе в институте и веселых студенческих гулянках, с которых домашняя девочка Леночка уходила в десять часов вечера, чтобы не волновать маму? О родителях, всю жизнь проработавших технологами на заводе «Атлант»? Об умершей от рака бабушке, оставившей мне квартиру, фамильное кольцо и острое чувство стыда — последние годы я так редко ее навещала?.. О первом, который напыщенно предложил мне остаться друзьями, или последнем, чьи рубашки так красиво порхали над двором, — я нарочно, с мстительным удовлетворением, вышвыривала их по одной? Этого Сане уж точно знать не стоит.

— А что тебя интересует?

— Ты на гитаре играть умеешь?

— Нет, — растерялась я. — Только стихи пишу.

— Серьезно? — удивился парень. — Ну почитай чего-нибудь.

— Тебе?! — с неподдельным ужасом вырвалось у меня, и доверительная атмосфера лопнула, как мыльный пузырь. Саня резко помрачнел и отвернулся; даже в кухне, кажется, похолодало.

Вот идиотка! Я же совсем не то имела в виду… Ну не умею я стихи декламировать, путаюсь и запинаюсь. К тому же побывавший на войне, повидавший смерть и настоящие страдания парень наверняка высмеет мои «девичье-романтичные бредни», как выразился Вадим, когда я сдуру решила устроить ему литературный вечер при свечах…

— Сань…

— Ладно, замнем, — перебил он меня. — Не хочешь, значит, не хочешь, и точка! Давай лучше план на завтра прикинем.

— Давай, — с облегчением согласилась я. — Может, я с утречка позвоню этой Ире и выдурю у нее адрес Игоря?

— Как вариант, — кивнул Саня. — А что ты ей скажешь?

Я задумалась. Нет, сыщики тут не годятся — если это та самая горе-студентка, она не захочет распространяться о своей двуличной жизни.

— Представлюсь корреспонденткой… ну, допустим, «Комсомольской правды». Совру, что старая знакомая Толика, хочу написать статью о ролевом движении в Беларуси, и попрошу свести меня с известным мастером Игорем.

— Надеюсь, — пробормотал Саня, — она не разругалась с этим «эльфом» до такой степени, что стерла на фиг телефон и забыла дорогу к дому.

— Ну тогда ты ей попозже позвонишь и скажешь, что он должен тебе пять штук баксов, которые нужны уже к вечеру, — нашлась я.

— А чё, — голос у Сани вдруг стал раза в два противнее обычного, — мне этот лох, в натуре, не пять, а десять штук должен! Так? — уже нормальным тоном спросил он.

— Ага, — рассмеялась я. — Она тебе не только адрес даст, но и до подъезда за ручку доведет, чтоб, не дай бог, не заблудился!

Саня начал смеяться почти одновременно со мной.

— Во-во. Еще цепь от сарая желтой краской покрасить — и на шею, для колорита. Ну и там на пальцы пару гаек.

Продолжая хихикать, он встал и потащил тарелки в раковину.

— Ладно. План объявляю принятым, детальную разработку будем проводить завтра, уже после звонка. Вопросы у гарнизона есть?

— Есть. Сань, большущее тебе спасибо за ужин, но… давай ты больше не будешь по чужим сараям лазить, а? — взмолилась я.

— Хорошо, по сараям — не буду. А насчет других построек, — быстро добавил напарник, прежде чем я успела вставить хоть слово, — будем смотреть на текущую производственную необходимость. Еще вопросы? Нет? Тогда пресс-конференция окончена, всем спасибо, все свободны и могут идти спать к себе на второй этаж.

Я замялась.

— Сань, там так холодно… где бы еще парочку одеял достать?

— А грелку не хочешь? — деловито поинтересовался парень.

— Какую? — настороженно уточнила я, прикидывая, не собирается ли он предложить в этом качестве себя.

— Самопальную, — усмехнулся Саня. — Горячей воды в бутылку из-под минералки залить, на полночи ноги в тепле.

— Давай, — обрадовалась я. — А бутылка у нас есть?

— В подвале целый мешок стоит, дачники народ запасливый. Принести?

— Две… нет, три штуки!

Глава 7

Любовь — это как выстрел в голову: ослепительная вспышка, и мозги уже не работают.

С.

Этим мужикам только одно и нужно! Женщинам, впрочем, тоже…

Л.

Дорога была хуже, чем никакая — Урал подпрыгивал, не успев толком приземлиться с прошлого скачка. Но водила упорно давил на газ, определенно решив: от полета кувырком через кювет его сберегут Господь Бог или Аллах, а от шальной очереди — только скорость.

Я-то, дурень, надеялся, что в машине будет хотя бы теплее. Ага, три раза — справа от кабины в тенте зияла прореха. Зимний ветер хлестал в нее, как вода в «Титаник», жалил колючими снежинками, явно собираясь превратить в ледышки всех набившихся в кузов. Псы войны, блин, — шавки дворовые, черные от усталости и грязи, голодные, продрогшие до костей… за котелок горячего супа или пять минут сна любому глотку перегрызем.

Только бы не уснуть. Каких-то полчаса езды, и мы уже на базе, и можно будет расслабиться, а задремлешь сейчас — и взводный тебе отвесит по полной программе, живо станешь бодреньким огурчиком… Не спать, твою мать, не спать!

…но глаза уже закрылись, отяжелевшая голова пошла вниз, я выронил автомат, и он беззвучно отлетел к борту, а когда попытался его поднять, пальцы хватанули пустоту… Ну все…

— А?! Чего?! Где?!

Автомата под рукой не было — как, впрочем, и в комнате. Вместо него имелся Федька, с перепугу шарахнувшийся в угол.

— Трясу тебя, трясу, — опасливо косясь, сообщил домовой, — а ты все не просыпаешься и не просыпаешься. Уж и одеялы с тебя стянул…

— Я хоть не орал?

— Бормотал только.

— И то хорошо.

— Федь, кончай возиться с этим засоней! — донесся из кухни веселый Ленкин голос. — Давай лучше на него ведро выльем.

— О, неблагода-а-а-арная! — Подкативший к горлу зевок не дал мне выдержать гамлетовский пафос. — Накормил ее, а-а-а-богрел, а она — ведро! Змея, как есть змея. Кобра очкастая то есть…

— …гадюка подколодная, — договорила за меня фифа, заглядывая в комнату. — Экс-чемпионка Беларуси по ядовитым плевкам. Короче, герой, хорош стонать и дрыхнуть: я уже душ принять успела, кофе стынет, и вообще, дел на сегодня у нас вагон и маленькая тележка, а времени уже пол-одиннадцатого.

— Сколько?! — Остатки сна махом вымело из моей головы. — А какого леш… тьфу, в смысле, фиг ли вы меня не будили?

— Я Федьку полчаса назад послала, — принялась оправдываться Лена. — И потом, ты вчера про время ничего не сказал.

— Ну а самой подумать? Прикинь: пока до города доедем, пока Ире позвоним…

— Сначала денег на счет надо закинуть, — быстро вставила фифа. — Вчера мне уже пиликнуло, что кредит на исходе.

— Тем более. — Я оглядел комнату, пытаясь сообразить, куда задевался второй ботинок. — Ну чего стоишь? Мужика в трусах, майке и одном носке давно не видела?

— Сань, от дерганья твоего, — Леночка аккуратно выпихнула ногой из коридора разыскиваемую обувь, — быстрее не будет. Одевайся, допьем кофе и спокойно поедем. Кстати, — обернулась она, — это ты вчера догадался в дождь оставить машину снаружи?

— Ну я. А что не так?

— Вообще-то, — задумчиво сказала девушка, — я поблагодарить хотела. Потому что сама не сообразила, зато «гольфик» дождем вымыло.

— А-а… — смущенно протянул я, — да не за что. В смысле, извини.

Фифа гордо вскинула носик и прошествовала на кухню. Я почесал затылок, но никаких умных мыслей оттуда не вычесалось — если не считать таковой пригрезившийся рык взводного: «Х… расселись, а ну, попрыгали в темпе вальса!»

Именно в этом темпе я и принялся действовать: умылся, сиречь плеснул на морду водой и полюбовался на двухдневную щетину, оделся, залпом выдул безнадежно холодный кофе и поскакал к машине, около которой нетерпеливо переминалась Лена. Пятнадцать минут на все про все — чи я не герой? Да я сейчас горы одним локтем… и вообще, жизнь прекрасна и удивительна.

Или, по крайней мере, иногда бывает таковой, уныло резюмировал я сорока минутами позже, глядя, как напарница в третий раз пытается дозвониться до Иры.

— Ну что?

— Ничего! — расстроенно буркнула Лена. — «Абонент временно недоступен».

— Блин, наверняка ведь подзарядить забыла, дура рассеянная!

— Сань, ну что ты сразу так? — напустилась на меня женская солидарность в лице ближайшей особы слабого пола. — Во-первых, у человека горе, а во-вторых, может быть тысяча причин. Она могла, к примеру, разбить свой мобильник, попасть с ним под ливень, забыть его где-нибудь…

— …подзарядить! — перебил я. — Лен, хватит. Лучше позвони в справочную и узнай у них телефон третьего роддома.

Дозвонилась девушка только с пятой попытки, зато нужный номер продиктовали почти без паузы — видимо, предыдущие звонки в справочную были сделаны толпой готовящихся к старту мамаш.

— Сань, а давай в роддом ты будешь звонить?

— Угу, — хмыкнул я, — голосище у меня ну охренительно похож на писк беременной мамаши. Лен, не валяй дурака, звони.

— Ну ладно. — Фифа бросила на меня очередной тоскливый взгляд и, прищурившись, выстучала ногтем мизинца номер.

— Приемное отделение, — откликнулся на гудки отрывистый и недовольный женский голос.

— Скажите, пожалуйста, Игорь Аркадьевич сегодня работает?

— До обеда.

— А где его можно найти?

— Третий этаж, отделение патологии беременности. — Тетка, не дожидаясь Ленкиного спасиба, бросила трубку.

Все прошло так гладко, что даже не верилось.

Девушка вернула мне телефон, теплый и влажный от дрожащей ладошки.

— Ну вот, — преувеличенно бодро сказала она. — А ты переживал.

— Я переживал?!

— Ну не я же.

— А… у… ну ладно, я! — выдавил я, решив, что в интересах педагогики сейчас важнее Ленкина уверенность в себе, чем мое ущемленное достоинство. — Поехали его брать.

— Что, прямо в роддоме?

— Нет, — подумав, с сожалением признал я. — Беременным теткам на такое смотреть вредно.

— А что ты с ним собрался делать?!

— Я же сказал: в больнице — ничего. Будем ловить гада на выходе. Затолкаем в машину и свозим… на дачные шашлычки.

Я ожидал от блондинистого филиала ООН очередной вспышки возмущения, но на убийцу ее пацифизма не хватило.

Вспышка приключилась со мной, когда мы подъехали к больнице. Беглый осмотр места предстоящей операции по захвату выявил, что условия для проведения оной нельзя назвать иначе как отвратительными. Из четырех стен роддома двери наличествовали в трех: вход в приемное и служебный вход с одной стороны, широкое крыльцо с другой, а также какая-то не классифицируемая, но вполне используемая дверь с третьей. Прочие больничные корпуса, обступившие роддом, в зародыше давили мысль, что два человека способны проконтролировать все пути отхода противника и при этом не привлечь к себе чье-нибудь нездоровое внимание.

— Девушка, можно, я матом разговаривать начну? — озвучил я итог своих размышлений. — Нет? Ну тогда, мягко говоря, почти не выражаясь, это хрен раскидистый. Так мы его целую неделю можем караулить.

— И что же делать?

— Ну-у… мы, например, можем попытаться узнать, в каком именно кабинете заседает наш Игорек, и взять под контроль ближайшие выходы.

— Хорошая мысль, — кивнула Лена и тут же возразила: — Ну а если у него кабинет окнами во двор, а домой он едет на трамвае, то…

— …то выйдет он через дальнюю дверь. Обратно хрен.

Некоторое время в «гольфике» царила тишина с привкусом удрученности. Затем Лена пробормотала себе под нос что-то вроде: «плибунсбылвт…»

— Что?

— Ничего, — отмахнулась девушка, — мысли вслух.

— А можно мыслить не просто вслух, но и разборчиво? — попросил я.

— Да я просто подумала… будь у нас второй мобильник, один человек мог бы караулить Игоря возле кабинета и затем сказать второму, к которой из лестниц тот пошел.

— Угу, — тоскливо кивнул я. — Только проблема в том, что данный человек будет выделяться среди врачей и берем…

И тут меня осенило!

— Ленка! — проникновенно выдохнул я. — Ты — гений! Я, правда, тоже, но это не суть важно. Простая загадка: как спрятать белую ворону среди обычных?

— Покрасить ее в черный цвет, — автоматически отозвалась девушка. — Но… Эй, только не говори, что мне придется беременеть!

— Лен, понарошку! Берется обыкновенная подушка, запихивается тебе под свитер…

— А давай я тебе тоже чего-нибудь куда-нибудь запихну?

— В другой раз, хорошо? Так вот, запихивается подушка, сверху все это прикрывается халатиком вроде этого. — Я показал на вход, где, нервно зыркая по сторонам, дымили три пузатые девицы в балахонах цвета «умри все живое!». Четвертая, обмякнув, висела на шее растерянного парнишки в кожанке. — И — вуаля! — к нашим услугам настоящая, закоренелая, можно сказать, беременная. Лучшая маскировка, никто на тебя и не оглянется лишний раз.

— А Игорь?

— Игорь тебя видел в сумерках, — напомнил я, — в деловом костюме и всего пару минут. Считаешь, он сумел чего-то запомнить… особенно после всего, что потом началось?

— Да-а, и кто же в меня тогда в гипере стрелял?

«Кто угодно», — едва не брякнул я, но сдержался.

— Лен, в любом случае: очередь пузатых баб перед его кабинетом — это последнее место на Земле, где он тебя ожидает увидеть.

— Ну допустим, — неохотно согласилась Лена. — Но все равно второго мобильника у нас нет.

— Значит, придется где-то раздобыть, — сказал я. — Всего-то… постой! Блин, вот что значит дети электронной цивилизации! Ты-то еще ладно, но я… двести метров дистанции, на фига, спрашивается, нужен этот звонильник! Тут же любой паршивый уоки-токи запросто возьмет!

— Уоки… — наморщила лоб фифа. — Это рации такие маленькие, правильно? Моему двоюродному племяннику такой набор подарили. Только, — добавила она, — там даже в соседней комнате ничего разобрать нельзя было, треск, и все.

— Я ж не говорю, что мы в игрушечный побежим, — усмехнулся я. — Нам бы чего-нибудь классом повыше. Охранников из гипера помнишь? У них вот приличные аппараты. Ну и у ментов, хотя для наших целей их бандуры оверкилл,[3] нам такая мощность без надобности, лучше компактные, чтобы в карман без проблем пряталось.

— И что, — недоверчиво спросила Лена, — их можно просто купить? Без всякого разрешения и так далее?

— Понятия не имею, — признался я. — Кажется, какая-то бумажка нужна. В любом случае, я не знаю, где их можно купить, зато знаю, у кого их можно взять напрокат.

— Надеюсь, — ледяным тоном осведомилась фифа, — не у Василия?

— У его полной противоположности! — «успокоил» я Лену. — Михалыч — это просто святой человек, второго такого альтруиста и бессребреника днем с фонарем не сыщешь.

— А этот святой человек тебя в милицию не сдаст? Движимый, разумеется, исключительно альтруистскими побуждениями.

— Лен, поверь, я знаю, что делаю, — сказал я. — Михалыч вообще, что называется, не совсем от мира сего. Радиолюбитель с двадцатипятилетним стажем, кроме своих ламп и катодов с гетеродинами ничего толком не замечает. Другой бы на его месте давно фирму забабахал, руки-то у него золотые, голова так и вовсе платина высшей пробы. А он сидит себе в конурке, ремонтами пробавляется и сутки напролет с такими же психами по всему миру треплется. У него скорее сегодняшний уровень Амазонки узнать можно, чем погоду в Минске.

— Ну смотри. — Лена провернула ключ и, ловко развернув «гольфик», покатила к выезду с территории больницы. — Я бы не рисковала.

— Риска нет! — уверенно произнес я. — Улица Розы Люксембург, пять минут — и я спускаюсь уже при рациях. Если хочешь, можем поспорить на шоколадку.

— Нет уж, хватит с меня вчерашней!

Я предложил еще пару альтернативных вариантов, но Лена спорить решительно не захотела. И зря, как выяснилось, потому что спустился вниз я не через пять, а через десять минут — в нагрузку к двум «кенвудам» радиоманьяк прочитал мне длинную лекцию об их достоинствах, тэтэха и тэпэ.

Разумеется, Лена за эти лишние минуты успела нафантазировать невесть что — вслух она этого не сказала, но устремленный на меня взгляд был достаточно красноречив. Молча забралась в машину и подняла стекло с моей стороны, едва я собрался закурить. Впрочем, я бы все равно не успел — следующий пункт нашего вояжа обнаружился буквально на соседней улице.

Магазинчик был маленький и разнообразием выбора не баловал — пять-шесть кроватных подушек, не сильно отличавшихся по размеру и качеству, и диванный валик, который мы забраковали сразу.

— Во, эта подойдет. — Я вытянул с полки самую дешевую, в какие-то цветочки.

— А по-моему, великовата.

— Нормально, — успокоил я Лену, — если кто привяжется, говори, что ждешь тройню. Померь — она под водолазкой поместится?

— Что, прямо здесь? — Леночка с ужасом уставилась в окно-витрину, возле которой мы стояли.

— Ну зайди в примерочную, — разрешил я.

Девушка сделала несколько шагов в сторону кабинки с бархатной занавеской и нерешительно оглянулась на меня.

— Са-а-ань…

Я, наверное, помирать стану — мне это ее «Са-а-ань» чудиться будет.

— Чего?

— Пошли со мной, а?

— Чего-о-о?

— Размечтался, — сердито засопела девушка, — снаружи постоишь! А то я боюсь одна…

— Ну да, — ехидно заметил я. — Зайдешь — а из-под коврика убийца с вилкой наголо!

— Почему с вилкой? — опешила Леночка.

— Убьет и проглотит, чтобы следов не оставлять.

— Ну Са-а-ань… — безнадежно захныкала фифа, переминаясь на месте.

— Ладно, — сдался я. — Идем, посторожу тебя.

Занавеску в примерочную девушка задернула не до конца — то ли случайно, то ли нарочно, дабы я смог узреть появление коварного киллера. Впрочем, в щель виднелся только уголок зеркала и край Леночки.

— Смотри, — через пару минут позвала она.

Прекрасно все поместилось, тоненькая черная ткань легко растягивалась. Нижние углы подушки Леночка заправила в джинсы, верхние упихала в глубь набивки, чтобы не выпирали.

— Отлично, — сказал я. — Берем.

— Кошмар, — хмуро поддакнула девушка. — Я похожа на корову!

Учитывая Леночкины размеры — скорее на овечку или хрюшку, но я рассудил, что беременных женщин лучше не злить.

— Ну как, подошло? — с дежурной улыбкой поинтересовалась проходившая мимо продавщица. Увидев, что именно примеряет фифа, тетка выронила стопку пластиковых вешалок, шумно раскатившихся по полу.

— Это нам врачи посоветовали, — сказал я в надежде сгладить произведенный Ленкой эффект. — Мы ребенка планируем… надо потренироваться.

Чек продавщица выбила и подушку упаковала, но взгляд у нее так нормальным и не сделался.

Следующим номером был выбор халатика. Леночка, едва зайдя в отдел, бросилась к шикарному пляжному халату с тиграми.

— Ой, я такой уже полгода ищу! Сань, посмотри, мне идет?

Шло, и даже очень, но сейчас мне было не до того.

— Ты хочешь в ЭТОМ в роддом пойти?!

— Нет, — с сожалением признала фифа, вешая халатик обратно, — и тут же снова схватилась за него со словами: — Я его «на потом» возьму.

— Ленка! — Я с боем отобрал у нее полосатую тряпку, взамен недрогнувшей рукой вытянув из пестрого ряда отечественное изделие, примерещившееся дизайнеру не иначе как под утро первого января. — До «потом» тебе еще дожить надо!

Девушка потрясенно уставилась на протянутого ей монстра — широченного, веселенькой багрово-синей расцветочки, с запахом на три оборота и рукавами до подола.

— Ты что, я это не надену!

— Почему? По-моему, для больницы самое то.

— Вот сам в нем туда и иди!

— Чтоб меня сразу же в Академию наук замели? — хмыкнул я. — Сколько там Нобелевский комитет пообещал за поимку первого беременного мужика — миллион долларов? Небось, хотят втихую его пристукнуть, чтобы не создавал прецедента, а то вы быстренько переложите на нас и эту обязанность.

— Нет уж! — возмущенно парировала Леночка. — Доверять вам такое ответственное дело? Да мы лучше роботов подождем.

Я попытался представить себе беременного робота и содрогнулся.

— Лен, перестань. Ты ж Игоря не соблазнять идешь, а выслеживать. Значит, выделяться среди пациенток — хоть и в лучшую сторону — тебе ни в коем случае нельзя!

— Правда в лучшую? — подозрительно, ожидая очередной издевки, уставилась на меня девушка.

— Правда-правда. И вообще, тебя никакой шмоткой не испортить, — подпустил лести я.

Ленка со вздохом взяла у меня халат.

— Как только выйду из больницы — тут же выброшу его в мусорку! — мрачно пообещала она.

— Да хоть облей бензином и сожги, — обрадовался я и быстренько, пока не передумала, потащил девушку к кассе.

С тапками, вопреки моим опасениям, проблем не возникло — розовые пластиковые шлепки вполне устроили нас обоих. Нагруженные покупками (точнее, нагруженный я и сердито пыхтящая Леночка), мы вернулись к машине.

— И что дальше?

— Дальше, — мне стоило значительных усилий положить пакеты на заднее сиденье, а не швырнуть с маху, — я сажусь за руль. А ты плюхаешься назад и, пока мы едем к больнице, стараешься придать себе облик, — в последний момент определение «бабы-яги» все же осталось на языке — среднестатистической беременной. Ну волосы уложи в стиле «взрыв на макаронной фабрике»… мне, что ли, тебя учить?

— Да, тебе! — огрызнулась Лена. — Потому что я всю жизнь училась выглядеть красивой женщиной, а не… беременной.

— Лен, для меня ты в любом виде красивая, — попытался утешить я фифу, но в ответ получил злобный взгляд и подушку. К счастью, подобной опции немецкие автостроители не предусмотрели — сверток с нашим будущим «потомством» застрял между подголовниками.

— Еще одно слово — и ты все-таки пойдешь в роддом вместо меня! — пригрозила Лена.

— Ша, уже курю, в смысле, уже молчу.

Недовольное ворчание на заднем сиденье — собственное имя мне удалось различить, а вот эпитеты были менее узнаваемы — длилось примерно полсигаретины. Затем девушка умолкла, видимо, увлекшись процессом, а еще через полторы «дымовые палочки» вполне мирным тоном осведомилась: — Ну как?

— Супер! — выдохнул я, глядя на жуткого вида образину в зеркальце заднего вида. — То, что надо. Хотя… косметику тоже сотри.

— Ну Са-ань…

— Беременным бабам носить макияж не положено! — отрезал я. — Выйдешь, накрасишься заново, а пока сотри на фиг.

Совсем на фиг не получилось, но, поглядев на результат Ленкиных усилий, я решил, что вышло даже к лучшему, — размазавшаяся тушь трансформировалась в живописные синяки под глазами.

— Рацию не забыла? — напоследок поинтересовался Саня. Водил он, надо признать, все лучше и в проходную вписался достаточно уверенно, подкатив меня к служебному входу роддома.

Я выразительно хлопнула по оттопыренному карману халата.

— Ладно, иди, — разрешил парень, выглянув в открытое окно и тут же спрятавшись обратно: по двору шла пожилая врачиха, подозрительно покосившаяся в нашу сторону. — И на рожон не лезь, поняла? Старайся ему вообще на глаза не попадаться.

— Кто бы говорил! — Я с трудом, еле сгибаясь в талии, выбралась из машины. Лучше бы дверь открыл и руку подал, «тренирующийся папаша».

Саня тут же отъехал, мигнув мне фарами на прощание. Я немножко постояла на крыльце, собираясь с духом, потом распахнула тяжелую пружинную дверь — и наткнулась на непреодолимую преграду в виде старенькой нянечки, моющей лестницу длинной и разлапистой шваброй. Обойти ее можно было только по перилам.

— Что, — ворчливо поинтересовалась у меня бабка, размеренно шлепая тряпкой по ступеньками, — курить выходила?

— Нет, — растерялась я, — так, воздухом подышать.

— Ага, подышать, — презрительно фыркнула нянечка, — а от халата за метр табачищем разит. И не стыдно тебе ребеночка травить? Сама-то в зеркало посмотрись: зубы желтые, волосы тусклые, круги под глазами…

— Да я вообще не курю! — обиделась я. Убить этого Саню мало: мало того, что чучело из меня сделал, так еще и обдымил за время пути, как пасечник улей. — Это… муж надышал.

— Так воспитывать надо мужа-то, — чуток смягчилась нянечка. — Ох, молодежь, всему вас учить надо! Притворись, будто сознание от дыма теряешь, брошюрку о вреде курения в туалет подбрось… Он за сигарету — а ты халатик с плечика спусти, подмигни игриво, чтоб отвлекся…

Что-то в этом было: при виде такого зрелища сигарета у Сани изо рта точно бы выпала.

— Иди уж… болезная. — Бабка посторонилась, задрала швабру, как знамя министерства здравоохранения, и стала перематывать тряпку.

Я по привычке двинулась вверх быстрым уверенным шагом, но не тут-то было. Несмотря на заправленную в джинсы водолазку и пояс халатика, появилось ощущение, что от прыжков по ступенькам проклятая подушка вот-вот вывалится или сползет. Пришлось резко замедлиться и придержать ее руками — что, как вскоре выяснилось, выглядело весьма натуралистично.

На лестничной площадке третьего этаже стояло человек десять, будущие мамы и посетители. Кто-то оживленно болтал, кто-то ругался, одна молоденькая девочка тихо плакала, облокотившись на перила. Дверь постоянно хлопала, пропуская врачей и пациенток. Фальшивый живот, как шапка-невидимка, отражал равнодушно скользящие по мне взгляды, да и вообще я не слишком выбивалась из «коллектива». Такого кошмарного халата, впрочем, все равно ни у кого не было…

В само отделение посторонним вход воспрещался — видимо, из опасения, что тогда там вообще будет не протолкнуться. На третьем этаже находились не только палаты, но и диагностические кабинеты, к которым направляли пациенток со всего роддома. По коридору толпой расхаживали студенты, с надеждой поглядывая на ждущих приема женщин — вдруг какая-нибудь внезапно начнет рожать, и они радостно приобщатся к этому процессу?

В конце коридора я обнаружила туалет и, воровато оглядевшись, юркнула туда. К счастью, все три кабинки пустовали, так что наспех придуманная легенда о разговоре с подушкой, то есть с будущим ребенком, не потребовалась.

Саня отозвался сразу, стоило мне включиться на «прием»:

— Контроль на связи! Как слышимость?

— Зверская! — прошипела я. — Будешь и дальше так орать, вся больница сбежится.

— Ну извини, — прохрипела рация. — Я ж к нашим армейским кирпичам привык, а там хоть в рупор ори, все равно ни фига толком не разобрать. Лады, связь кончаю!

Я спрятала рацию и с сожалением покинула воняющее хлоркой, но самое безопасное место на этаже.

Для ускорения поисков можно было позаглядывать во все двери, извиняясь и ретируясь прежде, чем сидящие там врачи успеют ко мне присмотреться, но я решила не рисковать. Если Игорь где-то там, он сам рано или поздно выйдет.

Так что я заняла стратегическую позицию в середине коридора, под сенью фикуса, где стояло несколько стульев. Больничная атмосфера нервировала сама по себе, и изобразить снедаемую тревогой и унынием пациентку не стоило мне никаких усилий. В платных клиниках хотя бы телевизор под потолком висел, здесь же единственным ярким пятном был жизнерадостный плакат в розовых тонах: будущая мать, любовно поддерживающая руками живот, заинтересованно приложивший к нему ухо ребенок лет пяти и надпись сверху: «Беременность — естественное состояние женщины». Выходит, до сих пор я пребывала в неестественном?!

— Вы в УЗИ-кабинет? — поинтересовалась у меня женщина в синем махровом халате, туго обтягивающем огромный живот. Впрочем, она и в целом была не мелкая, эдакая деревенская бабища с рябым простоватым лицом.

— Нет, вон в тот. — Я наугад ткнула пальцем в конец коридора. — Жду, пока врач придет.

— Ух, как удачно, — обрадовалась «коллега по счастью», медленно, как с полным подносом хрусталя, усаживаясь рядом. — А то у них обычно такая очередь… там давно зашли?

— Пару минут назад, — припомнила я.

Будущая мамаша засопела еще одобрительнее. Повертелась, скучающе поглазела на плакат и снова обратилась ко мне:

— Это у вас первый?

«Нет, пробный!»

— Да.

В глазах собеседницы появился хищный блеск.

— И как?

— Что — как? — не поняла я.

— Ну беременность? Сколько у вас уже недель?

Я лихорадочно попыталась перевести девять месяцев в недели, чтобы случайно не оказаться на десятом, а то и одиннадцатом, потом плюнула и смухлевала:

— Еще три осталось.

— Ишь, какой у вас животик аккуратненький! — залюбовалась тетка. — Зуб даю — пацан будет! Ох, я тоже так мальчишечку хочу, вот бы свезло… и имя уже выбрала — Александр. Правда, красивое?

— Правда. — Я подумала, что Александром моего сына будут звать только через мой труп. Хотя нет: я даже в завещании напишу, чтобы не смели так осквернять мою память!

— А можно потрогать?

Прежде чем я успела возразить, тетка потыкала в подушку пальцем.

— Ой, какой мягкий! — невесть чему восхитилась она. — А у меня все тонус да тонус, еле мешок с картошкой поднимаю. Приходится мужа звать, чтоб на спину вскинул. Вот, легла подлечиться на недельку, потом-то некогда будет: капусту надо вырубать, буряки теребить… Скажите, — тетка понизила голос до интимного шепота, грохотавшего на десять метров, — а как вы боретесь с запорами?

Я залилась краской.

— Ну… вообще-то…

— Я вот сливы целый день кушаю, — похвасталась беременная и тут же извлекла из целлофанового кулечка еще парочку. Одну целиком запихнула в рот, вторую предложила мне. — Хотите?

— Нет-нет, спасибо, — испуганно помотала головой я.

— Зря, лучшее средство, и никакой химии. — Тетка энергично задвигала челюстями. — А отеки у вас есть?

— Н-н-нет. — Я почему-то почувствовала себя ущербной.

— А у меня во какие! — Беременная тут же задрала ногу и с гордостью продемонстрировала опухшую лодыжку. — И растяжки на бедрах появились, просто ужас. Говорят, есть такой импортный крем — дорогущий, правда…

Собственно говоря, собеседник тетке был не нужен. Только слушатель, в роли которого с тем же успехом выступил бы фикус, безмолвно качающий листьями.

За следующие пятнадцать минут я узнала, что:

— беременным нельзя стричь ногти, красить волосы, шить, вязать, переступать веревки и глядеть на покойников;

— женскую консультацию придумали дьявол на пару с социальной службой, которая не выплачивает пособие без справки о постановке на учет у гинеколога в двенадцать недель;

— врачи только и думают, как бы уморить бедных беременных своими обследованиями, обескровить анализами и отравить таблетками, а одну теткину знакомую, очень приличную женщину, на приеме у окулиста вообще заразили гонореей — больше этой гадости неоткуда было взяться;

— и вообще, рожать лучше дома на грядке, тьфу, в ванне с теплой водой, в привычной обстановке, хорошем настроении и компании мужа, но наша захолустная медицина, в отличие от западной, этого почему-то не одобряет.

Я представила эту сцену — ванна, орущая благим матом роженица, бодренько бултыхающийся младенец и муж, без чувств лежащий в луже рядом, — и ощутила отчетливую схватку в области селезенки.

Тут к нам присоединилась еще одна беременная — с виду нормальная, тщательно за собой следящая, даже при макияже и маникюре… но стоило ей услышать волшебное слово «изжога», как аристократичное лицо маниакально оживилось, и дамочка с упоением подхватила эстафету. Благодаря высшему образованию и широкому кругозору описания ночных страданий выходили у нее на порядок краше и натуралистичнее. Складывалось впечатление, что беременные женщины изнемогают от всех известных человечеству болезней, причем, в отличие от приснопамятного Джерома К. Джерома, включая родильную горячку. И получают от этого невероятное удовольствие.

Из УЗИ-кабинета наконец вышла пациентка (судя по дружеской болтовне с врачихой, проводившей ее до двери, они пили там кофе), и тетка в синем халате, на полуслове оборвав страстный монолог о кесаревом сечении, наконец избавила нас от своего общества. Когда аристократка с надеждой поглядела на меня, я не выдержала и удрала от нее в дальний конец коридора.

Я была беременной меньше часа, но это «естественное состояние» успело надоесть мне до чертиков.

Так, где же Игорь? Пока что я вообще не заметила среди врачей ни одного мужчины. Правда, два кабинета за это время ни разу не открывались — возможно, убийца заперся там, дабы без помех обдумать очередной злодейский план. На ближайшем ко мне висела какая-то табличка, и я подошла ее прочитать. «Шаркова Н.В., педиатр». Нет, этот вариант отпада…

Я отвернулась и онемела.

Ко мне быстрым шагом, будучи уже в каких-то трех метрах, приближался убийца.

Он! Точно он!!! Буйны кудри Игорь связал в хвостик и упрятал под салатовую медицинскую шапочку, но усы и козлиная бородка никуда не делись. Без эльфийского наряда смотрелись они, кстати, вполне современно и стильно.

— Вы ко мне? — равнодушно поинтересовался убийца, едва скользнув взглядом по «пациентке».

Я безмолвно помотала головой. Игорь с видом «ну и слава богу» отпер кабинет, нырнул внутрь и гулко захлопнул дверь. Попятившись к ближайшему стулу, я рухнула на него, дрожащими руками вытащила из кармана рацию и обнаружила, что она до сих пор включена на «передачу».

Стоило мне исправить эту оплошность, как на передатчике замигал огонек вызова.

— Какого х…?! — злобно рявкнул на меня Саня. — Две кнопки запомнить не можешь? Уходи оттуда, немедленно!

Последнее слово было лишним: я сорвалась с места, как подброшенная пружиной, помчавшись по коридору таким галопом, словно боялась не успеть добежать до родзала.

— Женщина, вы куда?! — окликнула меня высунувшаяся с поста медсестра, но я только поддала жару. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда!

Я кубарем скатилась с лестницы, на ходу срывая халат и выдирая из-под водолазки подушку. Не глядя отшвырнула его в сторону, споткнулась и чуть не отправилась на тот свет без посторонней помощи. Чудом успела вцепиться в перила, отделавшись ушибленным коленом и ободранной щиколоткой.

Пролетом ниже мелькнули дикие глаза нянечки со шваброй, и я, исполнив балетное па на мокром мраморе, вывалилась на холодный уличный воздух. Вообще-то под нацеленным в спину пистолетом полагается бежать зигзагами, но для этого требовалась несколько большая практика и лучшая спортивная форма. Я и так очень старалась.

Если бы Саня не открыл дверь мне навстречу, я бы, наверное, сиганула в машину через открытое окно — лишь бы побыстрее.

— ОН ТАМ!!! — надрывно объявила я, дрожащими руками пристегивая ремень безопасности.

— Игорь? — возмутительно спокойно уточнил парень. — Он за тобой гонится, что ли?

— Нет… не знаю… поехали скорей отсюда!

— Ленка! — Саня грубо тряхнул меня за плечи. Хорошо хоть пощечину не залепил, в глазах у него читалось именно это желание. — Какое «поехали», мы ж и хотели его найти.

Я нервно оглянулась на служебный вход, возле которого по-прежнему не было ни души. Видимо, персонал больницы рассудил, что такая резвая беременная в их помощи не нуждается.

— Он там, на третьем этаже! Я его видела!

— Это я уже понял, — терпеливо сказал парень. — Он тебя узнал?

— Нет, но…

— Хорошо. А я засек его машину. Вон та. — Саня показал на темно-синие «жигули», припаркованные на служебной стоянке в больничном дворике. — Выезд тут только один, так что никуда он теперь от нас не денется.

— А «бумер» где?

— Мне-то откуда знать? Вернись и спроси.

— Так что, я зря изображала из себя беременное пугало?! — разозлилась я, окончательно придя в себя.

— Кто ж мог знать, что Игорь в больницу на машине ездит и куда-то среди рабочего дня сорвется, — пожал плечами напарник. — Он как раз мимо меня проехал, я хорошо его рассмотрел. Хотел сразу тебя отозвать, но ты ж рацию зачем-то отключила.

— Я нечаянно… — Мне стало совестно за свою дурацкую панику и бегство. Трусиха несчастная, Саня меня теперь наверняка презирает!

— Узнала еще что-нибудь интересное? — не подавая виду, спросил парень.

— Да. Я никогда не решусь завести ребенка! — похоронным тоном объявила я, откидываясь на спинку сиденья.

Саня искоса глянул на меня.

— Не зарекайся. — Он сделал паузу и, криво усмехнувшись, добавил: — Небось, в пятом классе ты и замуж не хотела.

— Я и сейчас не хочу, — возмутилась я.

— Молодец, — одобрил парень, — все равно тебя никто не возьмет.

— Можно подумать, за тебя кто-то выйдет!

— Ага, — неожиданно согласился Саня. — Ну и правильно. Не фиг дуракам размножаться.

С напарницей, подумал я, мне определенно повезло. Так вот запросто сходить на разведку, считай, к смерти в зубы, не каждый мужик решится. А тут — девушка.

Понятное дело, я не стал говорить вслух, что, пока ждал ее, скурил не только полпачки, но и энное число нервных клеток. Воображение, блин… под конец я уже нафантазировал целый международный заговор врачей-убийц по торговле органами, плацентой и некрещеными младенцами, за попытку разоблачения которого и поплатился Валера. Теперь и Ленку… и фиг ли, что в роддоме народу полно, — прыснул каким-нибудь наркозом, и все. Будущая мать сознание потеряла, обычное дело, а теперь ее срочно в операционную, на стол…

Наверное, не доносись из рации сквозь потрескивание и свист едва различимый голосок — слов я не мог разобрать, но говорила явно Ленка, причем спокойно, — не выдержал бы и помчался выручать!

— Сань, — тихонько позвала девушка. — Ты прости, что я с рацией так сглупила.

— Ладно, не бери в голову. Может, оно и к лучшему вышло.

— Ага, «к лучшему»… Кинулась наутек, как курица безголовая…

— Лен, перестань. — Я вдруг сообразил, что тяну лапу взъерошить ей волосы. Жест, подсмотренный — и тут же привязавшийся — у прапорщика Димыча. Хорошо, не ляпнул заодно его же сакраментальное: «Не ссы, молодой, у меня еще ствол не раскалился!»

Отдергивать руку было уже поздно и глупо, поэтому я сделал вид, что с самого начала собирался обнять девушку за плечи. Удивительно, но Лена вовсе не разразилась возмущенным воплем.

— В самом деле, считаешь, ничего страшного? — доверчиво переспросила она.

— Конечно, — соврал я. — Так я хоть отчасти обстановку контролировал, а то… — Не договорив, я подался вперед, вглядываясь в показавшегося из дверей роддома… ну да, Игоря.

— Вот он!

— Может, я за руль? — с неменьшим азартом предложила девушка.

— Давай!

Обегая «гольфик», мы едва не сшиблись лбами. К счастью, «жигуль» врача в этот момент был заслонен фургончиком «скорой», а то Игорь вполне мог заинтересоваться нашими танцами вокруг капота.

— Старайся не слишком к нему приближаться, — торопливо зашептал я, одновременно пытаясь вспомнить: что еще знаю про слежку на автомашинах. Знаний выходило с гулькин хвост, да и те из грошовых детективов. — Но и далеко тоже не отпускай. И следи, чтобы между ним и тобой была минимум одна машина.

— А если других машин на дороге не будет? Черт!

Последнее восклицание Леночки относилось к «гольфу», точнее, к мотору: на поворот ключа зажигания он среагировал лишь слабым чихом. Я тоже шепотом выдал по адресу чертовой техники пару «ласкательных местоимений» — Игорь уже выруливал со стоянки, — после чего мотор со второй попытки завелся, что называется с пол-оборота. Видимо, крепкого слова боялась не только отечественная нежить, но и забугорная техника.

Как оказалось — или показалось, — слежка за автомобилем не такое уж сложное занятие. Особенно, когда в роли жертвы выступают «жигули», тоскующие по капремонту движка: на одном перекрестке, неосторожно увеличив дистанцию, мы не потеряли подопечного, исключительно благодаря облаку сизого дыма. Похоже, что светлоэльфийский владыка и в реальной жизни недолюбливал всякие механические штучки, а те отвечали ему взаимностью.

Впрочем, игра в плохой детектив продлилась недолго. Минут через пятнадцать Игорь притер «жигуль» к тротуару, вышел и, прежде чем я успел обрадоваться, исчез в дверях, вывеска над которыми заставила меня скрежетнуть зубами. Клуб «Танцующий пони» — только этого нам для полного счастья не хватало!

— Блин! — разочарованно выдохнул я. — Ну и сколько нам тут сидеть?! Он ведь запросто может в этой норе до следующего утра колбаситься!

— Не думаю, что после смены ему захочется долго сидеть в клубе, — возразила уже немного успокоившаяся Леночка. — К тому же ты сам говорил: он не в настроении.

— Угу. Только один ле… тьфу, черт знает, как он это свое отсутствующее настроение поднимает: может, пляшет половецкие пляски до упаду… или телок снимает.

— Ну и что ты предлагаешь? Брать клуб штурмом?

— Нет, — раздраженно ответил я, — позвонить и сказать: слюшай, я у вас в гардероб такой хароший бомба забыл, да!

Я и в самом деле сгоряча рассматривал этот вариант, но почти сразу понял, что ни к чему положительному это ни приведет, — «Танцующий пони» не последний в Минске клуб, и, раз Игорь твердо вознамерился гульнуть, помешать этому вряд ли удастся.

— Значит, будем сидеть и ждать, — подвела итог Леночка и, отстегнув ремень безопасности, поудобнее устроилась в кресле, подавая пример.

Я зевнул и тоскливо покосился на приборную панель. Видеопроигрывателя в «гольфике» не было предусмотрено, мысль же о нескольких часах прослушки радио вызывала тошноту сама по себе.

— Лен, может, за кроссвордом в киоск сбегаешь, а?

Девушка покосилась на синюю будку «Белсоюзпечати» в двухстах метрах от машины и еще плотнее вжалась в сиденье.

— Спасибо, я сегодня уже набегалась.

— Ну наше дело предложить, — с досадой сказал я. Мне-то было не лень, только на остаток «бензиновых» денег я еще вчера накупил сигарет, а на пару завалявшихся в кармане купюр можно было купить разве что обрывок туалетной бумаги.

Лена промолчала, демонстративно глядя на дверь клуба. Я помаялся пару минут и, так и не придумав ничего умного, полез за сигаретами. Девушка метнула на меня какой-то странный взгляд, и я, вспомнив о фисташках, на всякий случай предложил ей пачку:

— Хочешь?

Ленка надулась еще больше:

— Нет. И тебе не советую.

— Здоровье бережешь? — желчно усмехнулся я, окутываясь дымом. — Ну-ну.

Фифа закашлялась и поскорее опустила стекло со своей стороны.

— Правда, Сань, чего ты постоянно куришь? У тебя на чистый воздух аллергия, что ли?

— Хочется, вот и курю! — нарочито грубо буркнул я. — И вообще… Сто лет назад Холмс кокаином баловался, а героин вообще изобрели в Германии как средство от кашля, во всех аптеках лежал.

— Так, может, тебе еще и за шприцом сбегать? — вкрадчиво предложила Леночка.

— Лучше за снотворным, — усмехнулся я. — И спать по очереди. Блин, кто бы знал, как я не люблю в засадах сидеть. Ждешь, ждешь, ждешь, три раза перегорел, а так ни хрена и не происходит. А ты еще, — я аккуратно стряхнул в пепельницу сизый столбик, — последней радости лишить хочешь.

— А что, часто сидеть приходилось? — заинтересовалась девушка.

— Летом — часто, — сказал я. — Если «зеленку» даже не пытаться контролировать, а тупо сидеть, рано или поздно хвост поджарят… вместе с головой. Вот и приходилось… ну а там, сама понимаешь, не то что закурить — шевельнуться лишний раз стремно.

— А зимой?

— Зимой проще. Когда снег, чичи по селениям расползаются, ну и по базам в горах. Леса голые, следы с воздуха на раз обнаруживаются… Не, зимой они воевать не любят, невыгодно.

Ленка замолчала. Выглядела она при этом немного… ну да, подавленной. Надо бы ее расшевелить как-то, подумал я, на фиг мне загруженная по уши напарница.

— Зато, когда в засаде лежишь, пофантазировать можно вволю. Я вот мечтал, что вернусь… ну, понятное дело, отгуляю, а потом выберусь куда-нибудь на тихое озеро, расставлю удочки, костерок разложу, шалашик… Правда, — смущенно добавил я, — рыбу ловить я ни фига не умею…

— А чего там уметь-то? — неожиданно авторитетно возразила Леночка. — Возьми что-нибудь попроще — пару телескопок без катушек, крючки — пятерку там или шестерку, леску ноль-два — кило свободно выдержит, — и лучше венгерскую, наша быстро истирается. С донками в незнакомом месте лучше не связываться, надоест зацепы распутывать. Одолжи лучше у кого-нибудь резиновую лодку, вдоль камышей пройтись — там обычно самый клев, особенно если накануне приваду разбросать, пшенку распаренную или комбикорм. А ловить уже на червя, только его у берега черта лысого накопаешь, надо с собой везти, а еще лучше отборного мотыля купить, ну и опарыша до кучи…

Наверное, стук моей отвисшей челюсти был слышен за полквартала.

— Ни фига себе! Ты у нас что, заслуженная рыболовша Белоруссии?

— Да нет, — смутилась Леночка. — Так… увлекаюсь.

— Не прибедняйся… «Увлекаюсь»! Шпаришь, как настоящий профи. Это у меня всех познаний — взять палку подлинней и закинуть подальше.

Честно говоря, фифа и удочка — эти два понятия как-то плохо совмещались у меня в голове. По идее, таких ухоженных блондиночек одна лишь мысль о комарах, грязи и — вах, ужас! — живой рыбе должна была ввергать в шок и трепет. Конечно, за последние дни я успел понять, что Лена не совсем стандартный представитель данной породы, но все же… Не, пока не увижу, не поверю.

— Ну вот, — неожиданно разозлилась девушка, азартный огонек в глазах потух, — так и знала, что смеяться будешь! Вад… мой бывший тоже говорил, что лучшая рыбалка — это наливай да пей, даже «палок» брать не надо.

— Лен, ты чего? — опешил я. — Почему «смеяться»? Я, наоборот, завидую… с удовольствием бы с тобой на рыбалку съездил. А «бывший» твой — козел, каких мало!

Выпалив последнюю фразу, я запоздало сообразил, что Лена вполне может до сих пор питать к этому Ваду самые нежные чувства, и мои слова только подольют масла в огонь.

Меня спасла распахнувшаяся дверь клуба. Мы дружно насторожились, однако оттуда вышли двое ребят лет шестнадцати, неспешно потопавшие вниз по улице.

— А у тебя самого какое-нибудь хобби есть? — успокоившись, спросила девушка.

— Ну-у… даже не знаю. Раньше моделизмом увлекался, танки-самолеты всякие клеил… полкомнаты этими пылесборниками забил. А как отец погиб… даже и не вспоминается ничего такого. Ну разве что историю одновременно и за работу, и за увлечение посчитать.

— А я в истории совершенно не разбираюсь, — огорченно призналась Леночка. — Она для меня в школе самым трудным предметом была. То есть пока слушаешь или читаешь — интересно, но держать в голове все даты-имена…

— Будешь смеяться, — улыбнулся я, — но на даты-имена у меня память тоже всегда сбоила. А вот всяческие примеры людского идиотизма запоминал на «ура».

— Например? — заинтересовалась Леночка.

— Ну например, есть замечательная история о том, как в сорок втором году американцы высаживались на острове Кыска, в западной части Алеутской гряды. Все было, как говорится, по правилам: пятнадцать обстрелов с моря, сотня авианалетов, потом с кораблей пошел тридцатитысячный десант… — я сделал многозначительную паузу, — который и обнаружил, что весь японский гарнизон составляют шесть голодных дворняг. Остальные японцы смылись еще две недели назад. Правда, — добавил я, — прежде чем это выяснить, янки в перестрелке между разведгруппами положили человек двадцать.

Девушка неуверенно хихикнула. «Действительно, сдалась блондинкам эта военная история», — с досадой подумал я, но тут Леночка развернулась ко мне, обхватила руками подголовник, прижалась к нему щекой и с детским любопытством попросила:

— Расскажи еще что-нибудь, а? У тебя здорово получается.

Поколебавшись секунд пять, я решил не уходить от военно-морской тематики — все-таки образы бравых моряков с кортиками наперевес обычно кажутся женщинам куда романтичнее ковыляющей по уши в грязи пехоты.

— Ладно, слушай. Давным-давно, а конкретно — в позапрошлом веке — одна маленькая, но гордая латиноамериканская держава решила обзавестись кораблем новомодного тогда класса мониторов. Название этого корабля отечественные историки переводят в меру собственной стеснительности: кто пишет «Гуаскар», кто «Уаскар», но на самом деле кораблик был назван перуанцами в честь последнего инки милым русскому слуху именем «Хуаскар»…

Не знаю, насколько складно получилось у меня пересказать историю самого боевого кораблика перуанского флота, но, если на описании боя с «Шахом» и «Аметистом» Лена изредка хихикала, то геройски-безумный абордаж капитана Пратта выдавил из фифы вполне натуральный всхлип, как, впрочем, и финал сражения с двумя чилийскими «сундуками».

— …и с тех самых пор в строю перуанского флота всегда числится корабль «Адмирал Грау», ну а у чилийцев, соответственно, плавает «Капитан Пратт». Сам же «Хуаскар» тихо-мирно дожидается своего двухсотлетия в роли плавучего музея.

Леночка затянула паузу настолько, что я уже почти заподозрил фифу в умении спать с открытыми глазами.

— И что, — то ли восторженно, то ли недоверчиво спросила она. — Это и в самом деле все так и было?

— В точности, — подтвердил я. — Понимаешь, вторая половина девятнадцатого века — это период массового крышесноса в мозгах у кораблестроителей. Сотни лет люди, понимаешь, потихоньку доводили до совершенства деревянные парусники, а тут: бах! — паровая машина, бах! — бомбические орудия, бах! — броня. Прежде корабли служили десятилетиями, только бы доски подгнившие вовремя на тимберовках меняли. А тут иной раз получалось, что новенький весь из себя крейсер, а то и линкор, не успев сойти на воду, вдруг оказывается устаревшим. Веселое, в общем, было времечко.

— Веселое, — неожиданно печально отозвалась Лена. — А я про это ничегошеньки не знаю. И вообще линкор от крейсера не отличу.

— Ну для Белоруссии это не самое актуальное умение, — фыркнул я. — В здешних морях крупнее мониторов отродясь ничего не бултыхалось. Причем речных мониторов, по сравнению с которыми тот же «Хуаскар» выглядит сущим монст… Игорь!

Врач уже садился в машину. Ленка нервно схватилась за ключ зажигания: до угла было всего ничего, а за углом имелся перекресток. Задержись мы со стартом — и Игорь запросто мог бы от нас оторваться.

К счастью, «гольфик» не подвел, и уже через десяток минут мы получили возможность лицезреть, как наш подозреваемый бодро вбегает в подъезд панельной двенадцатиэтажки.

— И что теперь? — спросила Лена.

— Ну… можно пойти стучаться по квартирам. Например, под видом адвентистов каких-нибудь. Заехать к ним в церковь, набрать кипу журналов на халяву…

— Что-то не похож ты на адвентиста, — покосившись на меня, скептически заявила фифа. — Не соответствуешь заявленному образу.

— А какому соответствую? — мрачно спросил я.

— Охранник или даже спецназовец какой-нибудь, — не задумываясь, ответила девушка. — Зеркальные очки, камуфляж… их такими по телику и показывают.

— Угу… — Настоящих «спецов» я видал всего пару раз, да и то мельком, однако подобной приметы не заметил. — Выходит, значит, эдакий супермен…

И тут меня, что называется, торкнуло!

— Лен… у тебя служебная «корочка» с собой?

— Да, в сумочке, — кивнула напарница и тут же с подозрением спросила: — А зачем тебе?

— Смотри прямо, — скомандовал я вместо ответа. — Кого видишь?

— Подъезд, машины, дорожку…

— Я спросил «кого», а не что.

— Дети в песочнице, мамашка с коляской, молодая-жизнью-замордованная, — нараспев завела Леночка, — бабки на скамейке… это ты их собрался моим удостоверением пугать?

— Именно, — довольно кивнул я. — Ты только глянь, как они по сторонам зыркают. Мимо этих церберов на пенсии мышь не проскочит, а уж поделиться информацией они завсегда рады.

— Ну не знаю, — неуверенно сказала Лена. — А если какая-нибудь старушка повъедливей захочет твое «удостоверение» поближе рассмотреть?

— Настоящие спецагенты документ дважды не показывают! — гордо отчеканил я.

— О-о-ох… Ну хорошо, попробуй.

Пробы прошли, что называется, под бурные аплодисменты приемной комиссии. Думаю, можно было сработать даже и без фицияльного вида «корочки». Фраза: «Служб опасности, млад-лейт Волынников (пауза), а скажите, гражданки, знаете ли вы, кто проживает в данном подъезде?» подействовала на, казалось бы, мирно греющихся на солнышке бабушек не хуже, чем золотой ключик Буратино — на дверь в каморке папы Карло. За следующие пять минут я узнал, что третий подъезд являет собой настоящее гнездо вредителей, шпионов, диверсантов, буржуинов, самогонщиков и прочих явно предосудительных личностей, к числу коих принадлежат все проживающие в нем, за исключением Антонины Петровны и ее ближайшей родни. В частности:

— обитающий на первом этаже инженер Петров на самом деле никакой не Иванов, а Касымов и при этом регулярно получает в почтовый ящик письма из Израиля:

— на втором этаже по вторникам, четвергам и пятницам с двух часов по сорок минут играють на пианине, непонятно к чему, но совершенно точно — не к добру!

— семейство алкоголиков с третьего разводит клопов, от набегов которых периодически страдает весь дом, а участковый ну совсем ничего не желает предпринимать!

— фирмач с четвертого этажу недавно сменил джип на «мерин», хотя за неделю перед этим во всеуслышание плакался, что задавлен пошлинами, — не иначе, гад, продал Родину мелким оптом;

— стиляга с пятого этажа (тут я навострил уши) не далее как неделю назад испытывал в гараже лук с прикладом и в ходе испытаний пробил насквозь дубовую корягу — явно решил в киллеры податься на почве недовольства врачебной зарплатой;

— на шестом…

— на седьмом…

На девятом этаже я не выдержал и, от лица службы поблагодарив граждан за проявленную бдительность, развернулся к «гольфику».

— А блондином-то вам лучше было, — добросердечно сообщила в спину самая зоркая бабка. — Зря перекрасились.

— Учту, — смущенно кашлянул я.

Пока лифт ехал вверх, Саня снял камуфляжку и сунул мне в руки, а висящий под мышкой обрез заправил за спину — так, что спереди осталась видна только ременная петля.

— Звонить буду я, тебя он может узнать.

У меня отлегло от сердца — с одной стороны, и подкатило к горлу — с другой.

— А мне что делать?

— Постоишь у лифта.

— Са-а-ань…

— Если что — беги вниз со всех ног.

— К Ваську ж и Толику мы вместе ходили!

— Сравнила штабных писарей с боевиком! Лена… — парень отвел глаза, — не фиг тебе подставляться. Я ж себя не прощу, если он тебя на моих глазах пристрелит.

Лифт открылся, прерывая наш спор. Убеждать Саню было поздно, идти с ним назло, переругиваясь и перетягивая обрез, — глупо.

Я, затаив дыхание, наблюдала, как парень подходит к двери, подозрительно оглядывается на меня, успокаивается, тянется к кнопке звонка…

Воздух в легких кончился, дверь так и не открылась. Я перенабрала, Саня перезвонил — с тем же результатом. Через пару минут, когда стало ясно, что Игорь предпочел честному бою осадное положение, я присоединилась к «штурмовому отряду». Из-за двери не доносилось ни звука, в глазок тоже вроде бы никто не смотрел.

— Может, он нас в окно увидел?

— Блин, — Саня в сердцах пнул дверь ногой, — гранатомет бы сюда, сделать этому уроду проходную стенку!

«А почему бы и нет? — с безоглядной отвагой камикадзе подумалось мне. — Гулять так гулять!»

— Пошли! — Я схватила напарника за рукав и поволокла обратно к лифтам.

— Куда?!

— За угол, чтобы нас с лестницы не увидели.

— Зачем?

Что мне в Сане нравилось: он ворчал, но шел. Хоть к примерочной ради моего спокойствия, хоть в гипермаркет под бандитскую пулю…

Мы остановились в закутке возле мусоропровода, спугнув жирную серую крысу, кинувшуюся наутек вдоль стены. Раньше я боялась их до визга, но после знакомства с Федькой перестала даже вздрагивать, а то и рассеянно здоровалась.

— Вот! — Я торжествующе помахала перед Саниным носом вытащенным из сумочки модулятором.

Парень, разумеется, все равно ничего не понял.

— Что, русалки и по канализационным трубам плавают?

В шахте мусоропровода как раз что-то загрохотало и ухнуло вниз.

— Это универсальный свисток, — пояснила я. — Его слышит вся нежить, просто каждый вид откликается на определенный звуковой код. Есть еще сигнал общего сбора — если надо провести совещание насчет благоустройства территории, собрать информацию о правонарушении или вынести общественное порицание.

— И кого ты хочешь позвать?

Я как раз приступила к выведению замысловатой трели, и только сердито покосилась на Саню: мол, не отвлекай. Звук гулко разнесся по коридору, покатился вниз по лестнице, но без этого было не обойтись. Надеюсь, соседи Игоря спишут свист на мальчишечьи шалости, а сам он уже в курсе, что к нему явились незваные гости.

Парень поморщился.

— А потише нельзя?

Я помотала головой.

— Гранатометом, думаешь, тише было бы? Ага, вот и он!

Дверца мусоропровода с лязганьем откинулась, и оттуда повалил густой дым, сопровождавшийся замогильным хохотом, звоном цепей и запахом помоев (это уже по вине самой шахты).

Саня среагировал моментально — одной рукой резко задвинул меня к себе за спину, при этом чувствительно приложив о стену, а второй выхватил обрез.

— Сань, прекрати! — взвыла я, пытаясь отпихнуть его в сторону, — но с тем же успехом можно было упираться в стелу на площади Победы. — Вот ду-у-урень…

Парень ну очень неохотно посторонился, и я наконец-то смогла предъявить удостоверение огромному, от пола до потолка, черепу, соткавшемуся из дымных клубов. Хохот сменился смущенным покашливанием, дым посветлел и ужался до классического лоскута а-ля простыня с провалами глаз и рта.

— Инспектор Коробкова, — отчеканила я. — С кем имею честь?

— Посмертная сущность Вячеслава Михайловича Потапова, — торопливо представился призрак. Визит незнакомого инспектора, да еще в компании стажера, здорово его напугал. Видать, принял за внеплановую проверку, а совесть нечиста.

— А-а-а-а, Славик! — обрадовалась я. Про этого пакостника я была наслышана, хоть он и проходил по чужому участку. — Ты-то нам и нужен.

— Для чего это? — подозрительно осведомился дух, как-то уж больно пристально разглядывая Саню. Телевизор призраки смотреть любили, даже сами частенько включали, пока хозяева спят или на работе.

— Открой нам четвертое измерение, а? Очень надо в 47-ю квартиру попасть.

Повеселевший призрак перекувырнулся и дематериализовался до глаз, которые увеличились до размеров блюдец и загорелись багровым огнем. Одно время Славик развлекался, являясь в таком виде доморощенной секте сатанистов, — чем доводил их до фанатичного экстаза. В итоге у бедных ребят окончательно поехала крыша, и они приволокли в ритуальный подвал из-под картошки девицу (предположительно непорочную) для жертвоприношения, дабы «их Повелитель возродился во плоти и всем показал». Тут уж призрак не на шутку перетрухнул и помчался в Госнежконтроль с повинной. Сатанистов повязали, рыдающую (не то от радости, не то от разочарования) девицу вернули родителям, Славик несколько месяцев вел себя тише могилы ниже гроба, но сейчас, по слухам, снова начал пошаливать.

— А ордер у тебя есть, блондиночка? — ехидно осведомился он.

— Вообще-то нет…

— На нет и измерения нет. — Призрак развел глазами и окончательно исчез. Саня, только-только переставший страстно стискивать обрез, вздрогнул и матюгнулся.

— Он что, правда, это может?

— Конечно, это же привидение. Как, по-твоему, они сквозь стены ходят? Славик! — Второй раз дуть в свисток я не стала — от любопытного духа теперь захочешь, не отвяжешься. Наверняка затаился где-то рядышком. — Тебе что, трудно?

— Трудно, противно и незаконно! — загробно ухнуло откуда-то с потолка. Мы задрали головы, безуспешно пытаясь разглядеть источник голоса.

— Вот и отлично — как раз в твоем вкусе.

— Да за кого ты меня принимаешь? — оскорбился Славик. — Да ни в жисть!

— А в смерть?

— А допуск на полтергейст дашь?

— Дам. — Я колебалась не больше трех секунд. После всего, что с нами приключилось, должностное злоупотребление (карающееся штрафом до десяти минимальных зарплат и выговором с занесением в личное дело) казалось невинной детской шалостью.

— Чудненько! — Славик снова проявился целиком, на сей раз в своем истинном виде: довольно-таки невзрачный мужичонка в семейных трусах и полосатой майке навыпуск — что чаще всего при жизни носил. — Так с тобой можно иметь дело, крошка! А мне-то говорили: буквоедка, канцелярская крыса… Ждите тут, сейчас все организуем.

— Ты ж говорила, что нежить людям не помогает? — изумился Саня.

— Нет, я говорила, что такая помощь — себе дороже. Завтра вся минская община призраков, а там и Госнежконтроль будут в курсе, что продажная инспектор Коробкова с маньяком-убийцей Топляковым вломились в квартиру к добропорядочному, всеми уважаемому эльфу Игорю Аркадьевичу…

— А почему только завтра?

— Потому что вначале Славик захочет использовать свой допуск, — мрачно сказала я, представляя, к каким последствиям это приведет.

— А чего это такое?

— Видишь ли, в жилых помещениях призраки имеют право являться своим родственникам (не чаще двух раз в квартал); лицам, умирающим по причине болезни, возраста, травмы или готовящимся осуществить акт суицида; лицам младше трех и старше семидесяти лет; домашним животным и растениям; лицам, находящимся в состоянии сильного алкогольного или наркотического опьянения, получившим тяжелую черепно-мозговую травму или признанным психически неполноценными; преступным элементам, проникшим в вышеозначенное помещение со злым умыслом. Под «явлением» подразумеваются визуальные и акустические эффекты, а также перемещение предметов весом до ста грамм. Запугивание людей, нарушение порядка, а также нанесение материального ущерба на сумму свыше ноль-три минимальной зарплаты квалифицируется как злостный полтергейст…

— Ленка, — Саня неожиданно ухмыльнулся и положил руку мне на плечо, — не дрейфь.

— С чего ты взял? — неубедительно возмутилась я.

— Шпаришь наизусть целыми параграфами. Не трусь, говорю, щас мы Игоря возьмем, и все на этом кончится.

— Что-то не верится, — вздохнула я. — Короче, когда Славик помер, — доказать, что любящая супруга нарочно угостила его бледной поганкой под водочку, не удалось, — вдова очень быстро утешилась в объятиях любовника, с которым и живет припеваючи до сих пор. Что призрака жутко бесит, но из-за конвенции он ничего не может им сделать.

— И ты сейчас…

— Ага, — обреченно подтвердила я. — Спустила его с цепи. Конечно, до инфаркта их Славик доводить не станет, не такой уж он злодей, но погоняет изрядно. А если он там телевизор разобьет или золотые сережки в унитаз спустит, возмещать мне придется…

— Все, готово! — Призрак выскочил из пола между нами и, довольный произведенным эффектом (нет, таблетки Сане уже не помогут — тут уколы нужны!), закружил под потолком. — Два на два метра, разгоняетесь — и справа от косяка!

— Что, прямо в стенку? — изумился парень.

— Ага. — Я, невзирая на разочарованный стон призрака, подошла и потрогала ее пальцем. Бетон как бетон. — Только не в эту. Славик!!!

— Ну оговорился, с кем не бывает, — поскучнел тот. — Слева.

Рука по запястье ушла в стену. Я ничего не ощутила, но кожа мигом покрылась мурашками и на сердце будто кошки заскребли.

— Квитанцию-то выпиши, — напомнил призрак.

— Когда выйдем, — непреклонно отрезала я. — Вдруг ты ход не вперед, а вниз проделал?

— Обижаешь, инспекторша! — неискренне возмутился Славик. — Все чин по чину, принимай работу!

— Да уж приму. — Я зажмурилась и решительно шагнула вперед. Какая там типовая толщина стены — двадцать, сорок сантиметров?

Когда я открыла глаза, то обнаружила, что, во-первых, перестраховалась и почти утыкаюсь носом и противоположную стенку прихожей, а во-вторых, нахожусь в квартире убийцы, который уже три дня мечтает стать серийным.

Всерьез запаниковать я не успела: рядом возник Саня.

— Иди назад, — прошипел он, обводя прихожую взглядом и обрезом. Я честно попыталась, но тут-то и таился почуянный мною подвох: Славик сделал проход односторонним.

Напарник злобно на меня зыркнул, видимо, решив, что я нарочно это подстроила, и, сделав мне знак стоять на месте, отправился на обыск квартиры.

— Ну и где этот … …?! — выругался он пару минут спустя. — Неужели заметил «хвост» и подвалом удрал?

— А может, это не его квартира? — Я подошла к Сане и огляделась. Обставлена двушка была простенько, но со вкусом: импортная техника, новая стильная мебель, на полу паркет — довольно чистый. Ни фотографий, ни ролевых причиндалов, фантастика занимает в книжном шкафу всего три полки.

— Я тогда этим старухам… — с интонациями Раскольникова начал Саня, и тут раздался скрежет ключа в замке.

На сей раз мы поняли друг друга без слов: я присела за креслом, парень беззвучно метнулся к двери, и когда она открылась, в лоб вошедшему приветственно уставился обрез.

Побледневший Игорь уронил яйца — все три штуки, куриные, за которыми, видать, ходил к соседям одалживаться. Судя по домашним тапочкам и спортивному костюму, гостей он не ждал.

— Надо же, какие эльфы и без конвоя, — радостно пропел Саня. — А чего в дверях стоим, как неродной? — добавил он, пригласительно качнув обрезом.

Не уважить такую душевную просьбу Игорь не посмел. Он загипнотизированно шагнул вперед, поскользнулся на яичной луже и с грохотом рухнул на спину.

— Стоять! — гаркнул Саня уже на меня. — Знаем эти штучки. Сам подымется, не калека… пока.

Я и не собиралась подавать упавшему руку, но барахтающийся на полу человек не был той опасностью, от которой следует прятаться за креслами — а то и под. Хотя, учитывая, что Валеру он убил простым суком…

— Вставай давай, — скомандовал Саня. — И проходи в комнату, только медленно, и упаси тебя господь от резких движений. Я человек нервный, а спуск у обреза — мягкий.

Игорь кое-как поднялся и, скособочившись вправо, похромал к дивану.

— Лен, закрой дверь! — отрывисто бросил Саня, проходя в комнату следом за врачом. — А потом встань здесь, у порога.

— Зачем?

— Чтобы директрису мне не перекрывать, в смысле, козла этого.

Я ничего не поняла, но послушалась. На несколько минут в комнате воцарилась тишина: все приглядывались ко всем, и самый неутешительный вывод получился у Игоря.

— Что вам от меня надо? — поинтересовался он, неубедительно пытаясь изобразить праведный гнев высоким дрожащим голосом. — Тоже убить хотите?

— «Тоже»? — повторил Саня. — Нет уж, милый друг, не «тоже». Потому как нам каяться не в чем, мы за твоим признанием сюда пришли. Добровольным и чистосердечным.

— В чем?! — Даже если врач репетировал эту фразу с момента убийства, все равно в нем пропадал великий актер. Сыграть такое искреннее изумление…

— Во гад, а? — восхитился напарник. — Игорек, ладно бы перед ментами — но с нами-то чего ваньку валять?

— Девушка, — «эльф» с отчаянием уставился на меня, — может, вы мне объясните: что этот псих от меня хочет?

Кажется, от страха у Игоря действительно отключилось логическое мышление, поэтому я ангельским голосочком сказала:

— Того же, что и я, — признания в убийстве Валерия Кожевникова.

— Что-о-о?!

— Память заело? — повысил голос Саня. — Хочешь сказать, не помнишь, как с другом Валерой из лагеря вашего драпал?! — О причине драпа мой напарник благоразумно не стал напоминать. — И что потом было, тоже не помнишь?

— Нет!

— Врет, — уверенно сказала я.

— Я не убивал Валерку! — Как ни странно, это прозвучало намного искреннее. — Мы ж лучшими друзьями были, что нам какая-то баба! Я ему на следующий же день позвонил, предложил мировую… ну, дулись еще друг на друга чуток — Ирка на ролевку явилась, скандал закатила, настроение испоганила… но все уладилось, честное слово!

— Ага-ага, — кивнул Саня. — Верю… что свидетели все это подтвердят. И в то, что ты сам звонил и мирился напоказ, — тоже верю. Но вот какая забавная штука, Игорек: у нас тоже свидетель нашелся, с той самой полянки. Так что лучше вспоминай по-хорошему, что у вас в ту ночь приключилось.

— Да не помню я! — криком души вырвалось у Игоря. — Меня, как первая петарда рванула, будто перещелкнуло: темень, деревья мелькают, в груди саднит, вопит кто-то… опомнился, только когда все стихло. Еле-еле назад к лагерю выбрел, ребята говорят, меня часа три где-то носило. Эльфийский плащ посеял, да так, что милиция с собакой не нашла…

— А что ты еще посеял, кроме плаща и памяти? — издевательски осведомился Саня. — Может, сапог?

Игорь стушевался еще больше.

— А чего сапог? Ну забыл переодеть, с кем не бывает? Из-под плаща-то не видно, никто из ребят и не заметил…

— Что — не заметил? — насторожилась я.

— Ну что я в цивильной обуви по полигону хожу… и вроде ж надевал ролевые, но тут как раз Ирка в палатку вломилась, и я, наверное машинально, опять ботинки натянул…

— А с ролевыми что?

— Пропали куда-то. Мы в такой суматохе собирались, что до сих пор созваниваемся: кто что посеял или чужое в рюкзаке обнаружил…

— Наверное? — осклабился Саня. — А вот я не наверно, а точно помню, как ты в сапожках у костра стоял. Или ты в палатку зашел перед тем, как от ракет смываться? А, Игорек? Я вот думаю, если друзей твоих поспрашивать, они тоже эти сапожки припомнят.

Страх в глазах «эльфа» перерос в ужас, и уже не перед нами. Но при этом во мне все больше крепла уверенность, что Игорь — не тот безликий кошмар в «бумере», от которого мы бегаем уже три дня. То есть в чем-то он определенно замешан, но на жестокого расчетливого киллера не тянет.

— А где вы были позавчера вечером, часов эдак в десять-одиннадцать? — вежливо спросила я. — Или тоже не помните?

— Это в воскресенье, что ли? — с трудом сообразил Игорь. — На дежурстве, суточном. Я всю ночь в кабинете просп… просидел, медсестры подтвердят!

— Ты и сегодня дежурил, — презрительно напомнил Саня, — а сам где-то катался перед концом смены.

— Так я ж у заведующей отпросился и Сонечку со второго уговорил за моим этажом присмотреть! А ночью я единственный врач на весь роддом, мне даже на минуту отлучиться нельзя — вдруг экстренные роды или операция?

— Ладно, роддом отставим… пока. — Санин тон намекал, что «пока» будет не очень долгим. — Так что с сапогами-то, товарищ всеэльфийский царь? Все еще дыра в памяти?

— Но я действительно не помню! — простонал Игорь.

— Послушай ты, гнида. — Напарник не кричал, но его звенящий от ярости шепот был пострашнее иного вопля. — Знаешь, как в Чечне лечат амнезию вроде твоей?

Если Игорь и не знал, то живо нафантазировал.

— Вы не посмеете! Я в милицию буду жаловаться! — понес он уже полную чушь.

— Сань, — вмешалась я, — а может, у него действительно провал в памяти? На нервной почве?

Врач энергично закивал.

— Да-да, медицине известно много подобных случаев!

— Может, — развила мысль я, — его не запугивать, а лечить нужно?

— Так я ж того, — парень качнул обрезом, — это самое и делаю. Шокотерапия пополам с ножеукалыванием называется.

Я тяжко вздохнула. Боюсь, сейчас Саня пристрелит уже меня… но за четыре года работы в Госнежохране я привыкла доверять своему чутью больше, чем глазам и фактам.

— Сань, он не врет.

— Слушайте, слушайте ее! — снова вмешался Игорь. — Исключительно умная девушка.

— Я и слушаю! — рыкнул на него мой напарник. — Ладно, щас подберем тебе щадящий метод лечения… из народной, блин, медицины. Как насчет прогулки по лесам боевой славы, а, товарищ эльф? Понюхаете цветочки, с местными жи… то есть обитателями пообщаетесь. Авось на поправку пойдете.

— Вы ведь тоже заинтересованы в установлении истины и торжестве справедливости, верно? — вкрадчиво уточнила я.

— А… э-э-э… ну да. — Игорь понял, что убивать его прямо сейчас не будут, и, вытащив из кармана скомканный платок, нервно промокнул потный лоб.

— Тогда, — подхватила я, — вам действительно стоит поехать с нами. Исключительно добровольно и без постороннего принуждения.

— Покуда по-хорошему предлагаем, — «поддакнул» Саня, поудобнее перехватив обрез.

— Переодеться-то хоть можно? — обреченно спросил Игорь, оттягивая и разглядывая заляпанные желтком штанины.

— Валяй, — неохотно разрешил напарник. — Только в темпе.

Врач засуетился у шкафа, то и дело роняя вещи, путаясь в рукавах, пуговицах и шнурках. Я, закусив губу, сосредоточенно глядела в пол.

— Ну теперь-то что?! — досадливо буркнул Саня, видно, так и не простивший моего «предательства».

— Н-ничего, — соврала я. Червячок сомнения не унимался, превратившись в настоящего цепня. Что-то мы упустили… Что-то неправильно сделали — или делаем?

— Собрался? Хорошо. — Напарник, все еще продолжая держать Игоря на мушке, медленно отступил в коридор. — Иди вперед. И если попробуешь рыпнуться — пеняй на себя.

— Саня! — шикнула я на него. — Ты что, так мимо бабок и пойдешь?

— Я что, на идиота похож? — злобным шепотом отозвался парень, нарываясь на утвердительный ответ. — Выйдем из лифта — спрячу!

Славика, к моему огромному изумлению, на лестничной площадке не было. Странно, формально-то он уговор выполнил: в квартиру провел, а что дверь изнутри можно открыть только ключом — наши проблемы. Призрак был вправе потребовать обещанную квитанцию, но раз не дождался — пусть сам теперь меня ищет. Окликать его я не стала.

Мы без помех спустились на первый этаж. Саня, как и обещал, спрятал обрез — с видом «недалеко и ненадолго», отбившим у Игоря желание геройствовать. На выходе из подъезда он боязливо оглянулся на моего спутника, запнулся о кусок кирпича, которым жильцы при надобности подпирали дверь, и чуть не упал еще раз. Я поравнялась с ним, поймав ненавидящий взгляд… и тут меня ударило в спину, швырнуло на землю и несколько раз по ней перекатило — в обнимку с чем-то большим и тяжеленным.

Саня!!! Вот придурок, ну что на него опять нашло?! Игорь вовсе не соби…

Чавкнуло, хрустнуло, запоздало окатило пришедшим сверху воем — и прозрачная гильотина вдрызг разбилась о приподъездные плиты. Наискось перерубленное тело несколько раз дрыгнулось в луже крови и осколков и затихло, слепо тараща глаза.

— А говорил — бессмертный эльф, бессмертный эльф… — ошеломленно пробормотал Саня, разжимая руки.

Я приподняла голову и солидарно завизжала.

Я так и не понял, что заставило меня вскинуть башку. Явно не звук — жуткий, рвущий воздух взвой пришел позже. Скорее я просто каким-то шестым, седьмым и так далее чувством засек чужой, полный злобы и ярости взгляд… оглянулся, увидел наверху мгновенный высверк и, даже не успев толком ничего понять, прыгнул, сбив с ног Ленку, перекатился…

Едва различимая тень перечеркнула Игоря — и, ударившись о бетон, взорвалась блестящим облаком. Развалило чисто, такого я и на войне не видел — был человек, стали две половинки.

Все произошло так внезапно и стремительно, что в какой-то момент я, что называется, «затормозил», тупо уставившись на то, что совсем недавно было нашим главным подозреваемым.

К счастью, Ленкин визг мигом вывел меня из ступора. Когда пару секунд спустя бабки фальцетами затянули на подпевках, я был уже на ногах и волок девушку к машине.

— Ключи давай!

— А?!

Ждать, пока Лена опомнится и начнет осмысленно реагировать, было явно некогда. Поэтому я просто выдернул связку из кармана ее джинсов, вырубил сигналку, втолкнул напарницу внутрь, прыгнул за руль…

…и перевел дух лишь через десять минут.

За все это время девушка не произнесла ни звука. Ни истерики, ни слез — но лучше бы психовала.

— Ленка, ты в порядке?

— Да.

— Точно?

— Точно. — Лицо у девушки было белое, как мел, глаза стеклянные.

Я отлепил правую руку от руля и ободряюще стиснул безвольную Ленкину ладошку. Ледяная. Не, так дело не пойдет! Срочно надо… Блин, чего ж мне надо-то?! Мимо промелькнул аптечный киоск. Удар по тормозам — «гольфик» отозвался на подобный стиль вождения протестующим визгом, ехавший следом джип — куда более оглушительным гудком. Плевать — так же лихо, рывком преодолев две полосы, я притерся к тротуару и задумался.

Хрень для приведения в чувство продают без рецепта — по крайней мере, четыре года назад, когда я в фойе ресторана пытался «вернуть в божеский вид» свою не рассчитавшую сил подругу, в соседней аптеке мне эту пахучую дрянь дали без проблем. Проблемой тогда стало то, что против смеси шампанского и виски нашатырь оказался слабоват… Кстати! Я перевел взгляд с зеленого креста на синее мерцание гастрономовской вывески.

— Лен, денег дай!

— Зачем тебе… — Не договорив, девушка вяло махнула рукой и полезла в сумочку.

— Сиди в машине, не вздумай выходить!

— Только не уходи надолго, — тихо попросила Лена. — Мне… холодно.

— Я бегом. Одна нога здесь, другая… тоже здесь.

В винном отделе, разумеется, выстроилась километровая очередь, причем наряду с забулдыгами в ней маячили вполне приличные дамочки — спасибо умной личности, переместившей к алкоголю холодильник с мороженым и спички.

Разумеется, изображать вежливого покупателя я не собирался. Во-первых, не дождавшись меня, через пару минут Лена в своем нынешнем состоянии могла бы утворить неизвестно что, а во-вторых, милиция уже наверняка приступила к опросу свидетелей, то есть бдительных бабулек — и с минуты на минуту объявит какой-нибудь «невод» или «перехват» автомашины болотного цвета.

— Две «зубровки» дайте!

— Эй, ты куды без очереди?! — заволновались позади. — Ишь, полез…

— В рыло даю без очереди! — не оборачиваясь, рявкнул я так, что задрожали стекла в прилавке. — Кто желающий, два шага из строя!

Желающих не нашлось.

Остаток дороги я помню смутно — в память врезалось лишь то, что после каждого взгляда на Ленку я сильнее жал на газ… пока наконец перед фарами не вырос знакомый забор.

Девушка, обычно первой выскакивающая из машины, продолжала сидеть, отрешенно уставившись в бардачок, пока я, обойдя «гольфик», не распахнул дверцу с ее стороны.

— Лен! — позвал я.

Ноль внимания. Подействовал только сильный рывок за плечо, но и после него Ленка двигалась вяло-замедленно, будто во сне. Классический болевой, тьфу, то есть боевой шок — и видал не раз, и сам таким вот столбиком стоял.

У крыльца девушка словно проснулась и, вздрогнув, прижалась ко мне, испуганно шаря взглядом по крыше.

— Сань, а там точно никого нет?

— Точно! — Я постарался рыкнуть как можно убедительнее, но в результате девушка шарахнулась уже от меня.

— А в доме?

— В доме Федька. Пошли внутрь скорее, — скомандовал я, — нечего на открытой местности торчать!

Домовой действительно встретил нас у порога, пригляделся к растрепанной, пришибленной, измазанной кровью хозяйке и испуганно всплеснул лапками.

— Батюшки, что ж там у вас стряслось?!

Ленку передернуло, и отвечать пришлось мне:

— Труп у нас стрясся! Располовиненный.

— Ой, ужас-то… — заохал Федька, помогая девушке стянуть куртку. — Кого ж это так угораздило?

— Убийцу нашего, — мрачно отозвался я. — Эльф который.

— Вы… его… — Домовой судорожно сглотнул. — Пилой, что ли?

Леночка икнула, зажала рот ладонями и помчалась к туалету.

— Блин, Федь, ну ты думай, чего несешь! — разозлился я. — Мы что, по-твоему, серийные маньяки?! На него кто-то стекло с многоэтажки скинул — здоровенное, из окна на лестничной клетке.

— Так объяснять надо нормально! — обиделся домовой, с тревогой прислушиваясь к маскировочному шуму бачка. — Тоже мне мужик — довел хозяйку до ручки… унитазной, еще и ругается.

— Я довел?! Блин, я ее целой довел! А не в виде двух половинок! — Я уже и сам начал психовать, не хватало еще выслушивать упреки от домового! — Короче, Федь! Закусь на стол, и… и на пару часов сгинь-пропади куда-нибудь, чтобы ни слуху, ни духу! У меня тут сеанс экстренной терапии будет, посторонним вход воспрещен.

— Как посуду мыть, так я не посторонний, — сердито зашипел Федька, превращаясь во вздыбленного кота с выпущенными когтями. — Раскомау-у-ундовался…

— Ну тогда просто брысь! — Я сделал вид, что хочу поддать ему ногой под зад. Кот подскочил, как ошпаренный, и дал деру.

Пошарив по кастрюлям, я сервировал стол вчерашней кукурузой, хлебной краюхой и парой кружек. Кажется, рюмки в домике тоже были, но где, с ходу вспомнить я не смог.

Леночка наконец вернулась на кухню (а то я уж начал прикидывать, как бы потактичнее добыть ее из туалета), подошла к посудному шкафчику, но, вместо того чтоб его открыть, начала размеренно стучаться о дверцу головой.

— Помогает? — осторожно спросил я.

— Отвлекает…

Ну ладно. Я свинтил крышку с бутылки, набулькал в кружки.

— Давай, угощайся.

Ленка косо глянула на стол.

— Не буду.

— Почему?

— Алкоголем свои проблемы решают только слабые люди.

Угу, а сильные — стенкой.

— Ну тогда, — я криво усмехнулся и поднял кружку, — выпей со мной за компанию.

— Сань…

— Ты меня уважаешь?

— О, господи… — Девушка наконец прекратила терзать лоб и мебель, сгребла, не присаживаясь, кружку и залпом выпила. — Доволен? Кхе… кхе-кхе-кхе… что это за гадость?!

— Лекарство. Оно вкусным не бывает по определению.

— Это — лекарство?! — Блондиночке все-таки пришлось сесть, чтобы отдышаться.

— Для тебя сейчас — да! — Я одним глотком выхлестал свою кружку и скривился: «настойка горькая», блин, чем, спрашивается, думал? Нет, чтобы «Фронтовую» взять или «Офицера», классные же водяры.

— И для меня — тоже!

— Да уж видела я, как оно тебе «помогает»! — Ну вот, Леночка уже начала немного напоминать себя прежнюю.

— Это когда?

— Когда ты мои ноги волосатыми обозвал!

Мне потребовалось чуть ли не полминуты, чтобы выудить из памяти нужное воспоминание.

— В первый наш вечер, что ли? Тю, нашла что вспомнить! И потом, я тогда пьяным не был — так, слегка…

— Ага, слегка! Я тебя перепугалась до жути!

— Что, неужто такой страшный был? — удивился я.

— Не то слово! — Ленка нервно хихикнула. — Я решила: в контору какой-то бомж забрел, в тепле погреться…

— Да уж, — фыркнул я. — Ладно, не буду вспоминать, чего я про тебя тогда подумал.

— Нет, говори, раз начал! — запальчиво потребовала девушка.

— Ну, — замялся я, — подумал: вот пошла очередная блонди, ноги от ушей, мозги от лягушки… Лен, я в тот момент о бабах вообще был не сильно хорошего мнения.

— А теперь?

— Теперь сильно лучшего, — усмехнулся я. — Думаю, что дуры не все блондинки, а лишь некоторые. И вот за это давай по второй!

Эх, надо было просто потихоньку подлить — а так девушка вспомнила об истинном «поводе» нашей пьянки.

— Сань! — С Леночки разом слетело неестественное веселье, губы задрожали. — Что нам теперь делать?

— Сначала выпить! — решительно сказал я, но потом поглядел на девушку, поставил кружку обратно на стол, подтащил свой стул ближе к Ленкиному и обнял ее за плечи. — А потом… потом видно будет. Ты, главное, помни: я с тобой.

Лена вяло попыталась высвободиться — и вдруг сама подалась навстречу, уткнувшись лицом в мою грудь.

— Сань, я не истеричка, честное слово! — сбивчиво забормотала она. — И вида крови не боюсь, и покойников видела, и даже куриц пару раз зарубать пришлось… Но это… это же кошмар какой-то! У меня его мертвое лицо до сих пор перед глазами стоит, я моргнуть лишний раз боюсь! И… я ведь тоже могла… там…

Она не плакала, нет — но, уткнувшись подбородком в ее пушистую макушку, я вдруг отчетливо понял, что мне очень сильно, до боли в сердце жаль эту маленькую хрупкую девушку. Быть мишенью, ходить под смертью, рисковать — это мужская работа, и там, на войне, я к ней привык. А Лена… (Поймаю гада, с неожиданной яростью подумал я, убью на фиг!)

— Лен, все нормально! — (Ну да, подумал я, какое, на фиг, нормально!) — Успокойся, все будет хорошо. Я с тобой, вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. А сейчас давай выпьем еще по порции лекарства доброго доктора Айбо… тьфу, Топлякова и пойдем наверх баиньки.

— Ага. — Доверчиво кивнув, девушка взяла кружку, отпила — дробный стук зубов о стекло наверняка был слышен и на соседних участках — и снова закашлялась.

— Нет, все, ох не могу, не буду…

— И не надо, — проявил я великодушие, прикинув, что на пустой желудок Ленке должно хватить и одной кружки. Вон уже язык слегка заплетается и глаза осоловелые. — Сейчас я тебя наверх провожу… Нет, пожалуй, все-таки отнесу.

Сказать это было куда проще, чем сделать. Правда, обхватившая мою шею девушка оказалась неожиданно легкой, зато ведущая на второй этаж лестница так же внезапно стала узкой, крутой и вдобавок раскачивающейся, словно какой-нибудь штормтрап в разгар бури. Пару раз я едва не улетел спиной назад, но каким-то чудом все же вышел из гибельных кренов и благополучно дотащил свою уже почти спящую принцессу до кровати.

— Вот. Отоспимся, а утром…

— Сань, — неожиданно ясным голосом произнесла Лена. — Не уходи. Пожалуйста. Мне плохо, мне очень плохо, трясет всю, холодно, а когда ты рядом, — тонкая рука медленно скользнула по моей щеке, — мне спокойнее, правда. Ты… надежный. Просто ляг рядом, обними…

— Ну… хорошо.

Едва я вытянулся рядом, как Лена вцепилась в меня, уткнулась носом в плечо, закопалась… а потом на миг выглянула, и я понял, что она вот-вот заплачет и… и надо что-то сделать!

Это получилось как-то самой собой, просто и… естественно. Лена обняла меня за шею, я — совершенно автоматически — сделал то же… а затем наши губы соприкоснулись, а весь остальной мир разлетелся вдребезги и со свистом понесся куда-то прочь!

…помню, как мы торопливо срывали друг с друга ставшие помехой тряпки. Наверняка было бы проще и быстрее, чтобы каждый разделся сам, но это означало бы — оторваться хоть на мгновение, перестать касаться, чувствовать… и мы путались в непривычных пуговицах-застежках, не переставая при этом искать того, второго, губами — так, словно каждый поцелуй был одновременно последним… и первым.

— Лена…

В следующий миг она закусила губу — и прижалась, приникла всем телом, и каждая выпуклость-вогнутость оказалась именно там, где надо, словно мы были частями какого-то сложного знака, типа инь-ян, и вот наконец сошлись, соприкоснулись… вошли друг в друга и слились. Две такие разные половинки, внезапно ставшие одним целым.

Она была такой маленькой — словно котенок, свернувшийся на груди у хозяина. Теплый, пушистый, уютный. И одновременно — очень большой, потому что я, как ни старался, не мог коснуться ее всю, везде и сразу. Мою девушку… мою женщину… любимую…

— Да-да-да-да-да-а-а-а…

Это было похоже на бой. Не киношный, с рваньем тельняшки, а тот, реальный, смертный— когда встаешь молча, ведь лишь одно в голове и некогда отвлекаться на вопли… просто ты выкладываешься весь, без остатка. Так, что становится уже все равно, жив ты или убит.

Потом… кажется, потом, уж не знаю как, мы упали с кровати. К счастью, Лена была на мне, сверху… и осталась там… да так, что в какой-то миг я подумал: вот щас пробьем на фиг пол и свалимся… Федьке на голову.

Еще потом… мы снова оказались на кровати, не помню как. Помню, что я уже начал уставать. А вот Ленка — нет! Впрочем, и я быстро осознал всю глубину своего падения, тьфу, заблуждения, и мы снова приступили к изучению друг друга — только теперь уже более вдумчиво, не торопясь… первые секунд пятнадцать, а затем снова будто сорвались с цепей.

— Лена-а-а-а-а…

Ты очень красивая… особенно, когда улыбаешься… твоя улыбка — это как маленькое солнышко, золотой луч, прорвавшийся сквозь осеннюю серость обыденности. Мое маленькое солнце…

…я очень-очень постараюсь, чтобы твоя улыбка…

Накатило, захлестнуло, и я исчез, и она — тоже, не осталось меня-ее, а только «мы».

…Я хочу быть с тобой, всегда. Нет, не так: я хочу быть тобой — всегда!

И хрен кто нас разлучит.

Я лежала возле спящего Сани, смотрела в темноту и пыталась понять, что это было.

Нет, в моей жизни, конечно же, были мужчины и до него. Целых двое, что позволяло мне гордо говорить о них во множественном числе. Они исправно ухаживали за мной по несколько месяцев, безуспешно пытаясь испортить мою фигуру тоннами шоколада и превратить квартиру в филиал ботанического сада, знакомились и знакомили с родителями, водили в рестораны, кино и на вечеринки к друзьям, обещали звезды с неба и смущенно просили подождать у круглосуточной аптеки. Короче, все было исключительно пристойно, не отягощая мою совесть муками, подобными сегодняшним.

Кошмар какой-то! Тихий ужас! Что это на меня нашло?! И нечего пенять на алкоголь, я моментально протрезвела от первого же Саниного поцелуя. Вот так, очертя голову, кинуться в объятия почти незнакомого мужчины, который к тому же мне абсолютно не нравится! Ну хорошо, просто не нравится… Ладно, нравится, но совсем чуть-чуть! Я всего лишь нуждалась в утешении, а он подло этим воспользовался! Причем два раза! Дура я, ду-у-ура, прос… продажная женщина! Нет, хуже — те делают ЭТО за деньги, а не повинуясь секундному… э-э-э… часовому импульсу! А что будет утром?! Я же ему в глаза посмотреть не смогу! И себе не смогу, и маме родной, и подругам!

Серый кот беззвучно вскочил на комод напротив кровати, вопросительно сощурил желтые глаза.

Я осторожно высвободила руку из-под одеяла и показала Федьке кулак с оттопыренным большим пальцем.

— Проволоку-то экономь, ага?

— В смысле «экономь»? — не поднимая головы, ворчу я. — Мы, блин, растяжки вешаем или шары на елку? Как Пашка мне показывал, так и кручу.

— Не знаю, чего тебе взводный показывал, — раздраженно говорит Серега, — но моток этот последний, так что учитывай.

— Угу.

Судя по голосу, Серега здорово нервничает. Да и мне самому, если честно, тоже не по себе. А все из-за этого клятого тумана — видимости метров на семь-десять от силы, вдобавок он еще и звуки скрадывает.

— Ну скоро ты?

— Щас…

Я заканчиваю привязывать свободный конец проволоки к чеке. Ставлю на землю — грунт мягкий, остро заточенный колышек легко протыкает дерн, уходя вниз. Да, пожалуй, самое то — есть небольшой провис, ну так он и должен быть. Еще вот листиков понакидаем, и готов очередной сюрпризец для того, кто, гуляя по тропам в «зеленке», будет невнимательно смотреть под ноги.

Когда зеленый ребристый корпус гранаты окончательно исчезает под желто-красным опадом, я выпрямляюсь, и как раз в этот момент из тумана впереди беззвучно проявляются темные фигуры. Одна, две, три… пятеро! Бороды, камуфло чужой расцветки… Б…!

Они тоже не ждали этой встречи, первый миг — это взаимная оторопь. Но мой «калаш» на плече, а Серега — вот придурок! — когда привязывал свой конец проволоки, закинул автомат на спину и так и не достал обратно. А их стволы были наготове, и когда чичи понимают, они дружно начинают скалиться улыбками.

…! …! …!

Прыгнуть? За дерево? Патрон у меня дослан, предохранителем щелкнуть и… но рядом из деревьев лишь хлипкая осинка, от пяти автоматов за ней даже мышь не укроется. …, Серега, ну куда ж ты смотрел!

Решение вспыхивает неожиданно и ослепительно ярко, будто сигналка посреди ночи. Я опускаю глаза…

… и что есть сил бью ногой по растяжке.

Только вот бить приходится с неудобной левой. Нога скользит, я с размаху опрокидываюсь на спину и, глядя на ворох взметнувшихся листьев рядом, вижу, что промахнулся. Слишком хорошо замаскировал. А ударил по касательной, задев лишь проволоку, и граната, вместо того чтобы улететь к чичам, по-прежнему торчит здесь… но уже без чеки.

…!

Чичи явно не поняли, в чем дело, и мое время еще не кончилось — запал эфки горит четыре секунды, целая вечность. Схватить, бросить…

Я знаю, я точно знаю, что нужно сделать, но мышцы словно окаменели, не шевельнуть рукой… не могу… не могу! …!

За окном уже светало, однако вставать с петухами мы вроде не собирались, поэтому неурочная побудка меня не обрадовала. Да еще такая.

В прошлый раз было то же самое — спящий Саня начал мотать головой, дыхание становилось все более частым и хриплым, глаза быстро подергивались под закрытыми веками. Потом парень стиснул кулаки и подтянул их к груди, заскрипел зубами, забормотал что-то невнятное, изредка прорывающееся отрывистыми, на удивление четкими матерными словами. Еще минута-другая — и он заорет дурным голосом, забьется, будто в эпилептическом припадке… и проснется с таким искаженным лицом, словно в его расширенных зрачках еще отражается заглянувшая в них смерть.

— Сань… — приподнявшись на локте, растерянно окликнула я. — Ты чего? Может, не надо, а?

Он меня не услышал. Ушел так далеко, что даже за плечо трясти бесполезно — это я уже тоже знала.

— Ну и что мне теперь с тобой делать?

Я робко коснулась черных встрепанных волос, пахнущих сигаретным дымом, неуклюже погладила. Потом, решившись, осторожно подсунула руку под его голову, притянула к себе, уткнулась лбом и зашептала:

— Сань, успокойся, все хорошо… ты не там, ты здесь, со мной — хоть у нас тут тоже дела не сахар, но все равно, наверное, лучше… честное слово, тебе это просто снится, все уже давно закончилось… ну, пожалуйста, тихо, тш-ш-ш-ш…

Болезненно тянущиеся секунды перемешались с дыханием, раздробились ударами сердца. Вдох-выдох, сначала в такт с ним, потом со мной, ровнее, ровнее… пока единственным звуком в комнате не остался мой шепот.

Санино лицо разгладилось, кулаки разжались. Парень глубоко вздохнул, перевернулся на бок и еще теснее прижался ко мне, для верности положив сверху руку. Кажется, он даже не проснулся — и уж тем более не понял, что ему привиделся кошмар.

Я замолчала, недоверчиво глядя на мирно посапывающего Саню. Нет, вроде все. Пронесло. Или у него не всегда до крика доходит, и я напрасно волновалась? Вот проснулся бы и услышал, что я тут за чушь несла…

Смутившись, я попыталась высвободиться, но парень ревниво закинул на меня еще и ногу. Вот влипла… Только и оставалось поскорее выбросить из головы все мысли и снова заснуть.

Два

Посиди со мной — просто так, без пошлого… В мраке за спиной вьются тени прошлого. Лица, имена смертью в память врезаны… Нынче ты одна мостик мой над бездною. Дым от сигарет — крепкой и ментоловой. Тусклой лампы свет высеребрил головы… Мне не нужно слов и не нужно жалости. Я к боям готов, я привык к усталости. Ввек не заслужить мне покой упущенный, Научиться б жить не былым, а будущим. …Полночь. Ветра шум плещется над крышами. Посиди, прошу, — просто меня выслушай…

Глава 8

Лично я совершенно не жалею, что люди не летают, как птицы!

Л.

Страшнее обезьяны с гранатой только блондинка с обрезом!

С.

Я не сразу понял, отчего проснулся. Вроде все как всегда: кровать, плед… ну и стены с потолком — но при этом изнутри грызет странное тоскливое чувство. Словно потерял что-то важное и вдобавок позабыл — что.

Дурацкое ощущение.

Перекатившись на живот, я зарылся лицом в подушку — и та вдруг отозвалась тонким, как женский волос, ароматом. То ли шампунь, то ли духи…

Лена!

В пыльное окно уже вовсю пыталось достучаться бледное осеннее солнышко. Блин, это ж сколько я продрых-то? Отрубился на раз, будто прикладом по затылку оприходовали. А главное — действительно выспался, до кончика ногтя, на все сто. Подобный подвиг мне последний раз удавался черт-те когда, так что и не помню. Обычно же уже часов через пять-шесть меня выдергивало из кошмарно-кровавого забытья и хорошо, если не заодно с половиной квартала. Мышцы узлом, нервы струной… а тут приткнулся к теплому женскому боку и задрых, словно младенец. Не, прав был наш батальонный Гиппократ, когда говорил, что для снятия постбоевого стресса ничего лучше «наркомовских» ста грамм и секса человечество так и не придумало. Да… он-то был прав, а вот я идиот! Снял один такой… стресс! Воспользовался шоковым состоянием, напоил и… бли-и-ин, чего теперь делать-то?! Попробуй теперь доказать… доказать, что это была вспышка не просто желания, а намного большего.

Сев на кровать, я схватился за голову. Очень хотелось взвыть так, чтобы волки в Беловежской пуще услыхали и отозвались. Еще можно было по стене лобешником постучать, по вчерашнему Леночкиному методу. Как там она сказала? «Отвлекает»?

Отвлечься мне бы сейчас не помешало. Чем дольше я пытался представить, что сейчас может думать обо мне Леночка, тем хреновее становилось на душе. И уж точно я не представлял, как вести себя дальше. Предложить руку и сердце — а оно ей надо? Сделать вид, что ничего не было?

Так ничего и не надумав, я спустился на кухню, застав там картину без масла «Лена и Макароны: единство и борьба противоположностей». На шкафчике привычно маячил серый кот — на сей раз он снизошел до ворчливых советов, так что плита осталась чистой. Кастрюлю, впрочем, все равно покрывали белые потеки.

Девушка подняла голову и настороженно, исподлобья поглядела на меня.

Саниного появления я ждала с замиранием сердца, злобно уговаривая себя не валять дурака. В конце концов, мне не шестнадцать лет, чтобы с лету вообразить: «Ах, вот оно, большее, светлое и на всю жизнь!» Да и вообще, минувшая ночь вспоминалась с трудом, стыдом, хоть и — позор, позор! — удовольствием. Ох, вот бы узнать, что думает о ней Саня… да и обо мне заодно. Только бы не начал объясняться и извиняться — это вообще финиш будет!

Вот и дождалась.

— Доброе утро, — небрежно бросил парень, усаживаясь за стол. — У нас пожрать что-нибудь есть?

В глаза он мне при этом старался не смотреть.

Ага. Значит, вот оно как… Ну и ладно. Проехали и забыли. Даже и лучше. С кем не бывает: перенервничали, выпили и очутились в одной постели. Вон сколько баек про корпоративные вечеринки ходит. И вообще, мужчины относятся к сексу куда проще: он для них не результат знакомства, а в лучшем случае повод. Самцы, что с них взять, инстинкты размножения из всех дыр лезут. Сане же после двух лет воздержания сгодилась бы даже стокилограммовая Софья Павловна…

Короче, я с трудом подавила жгучее разочарование и спокойно ответила:

— Макароны только что закипели, а кофе через минуту будет.

— Ага. — Парень порылся в карманах и начал распечатывать очередную пачку сигарет. — Отлично.

Терапевт хренов… Гинеколог на полставки!!!

— …через минуту будет, — с такой яростью огрызнулась девушка, что я окончательно стушевался и полез за куревом. — Слушай, если собрался дымить, так хотя бы не в мою сторону!

Определенно Ленку сегодня раздражало любое мое действие, если вообще не само присутствие. Нет, я, конечно, знал, что бабы — существа переменчивые, но чтоб настолько…

— Может, мне на крыльцо выйти? Так я могу.

— Вот и вышел бы! — бросила девушка таким тоном, что продолжать диалог мне как-то резко расхотелось. Я подхватил камуфляжку и вышел, напоследок хлопнув дверью и, судя по грохоту за ней, уронив табуретку.

На крыльце был холод, ветер и мелкий дождь — но после злой, как три мегеры, Леночки даже такая погода казалась вполне себе ласковым осенним утром.

Понять бы, что ее так раздраконило, тоскливо подумал я. Явно ведь: за вчера злится… ну а что «не так» было? Фиг поймешь. Сообразить, чего хочет женщина, — это ба-альшой опыт нужен, а у меня с этим ба-альшие только проблемы. Зато у фифы, зло подумал я, наверняка мужиков было немерено, и я в ее «модельном ряду» на шестисотый «мерин» вряд ли тяну — а вот на 412-й — запросто. Размечтался, идиот… мало тебя мордой в грязь макали. Все бабы одинаковые!

Я уже прикуривал третью, когда дверь скрипнула и на крыльцо вышла Леночка. С двумя дымящимися кружками. Прислонилась к косяку, отхлебнула из одной, отрешенно медитируя на каркас теплицы в лохмотьях полиэтилена, потом, словно вспомнив, протянула мне вторую:

— На, пей, пока не остыл.

— Спасибо, — растерянно булькнул я.

Кружка была обжигающе горячая — я едва не выронил ее, дожидаясь, пока девушка уберет пальцы и можно будет перехватить за ручку.

— И… Лен… вообще спасибо. За все.

Девушка снова уставилась на огород, покусывая нижнюю губу. Прочитать что-либо по ее лицу было невозможно.

— Слушай, Сань… — неуверенным, подрагивающим голосом начала она, и тут до нас донесся трагический вопль Федьки:

— Лена, макароны!!!

Напарница, охнув и оплескав крыльцо кофе, кинулась в дом. Я щелчком отбросил недокуренную сигарету и пошел следом — не торопясь, потому как в битве за макароны моя помощь могла разве что усугубить результат. Впрочем, когда я появился на кухне, усугублять было уже нечего — только оттирать и отскребать.

— Ну во-о-от… — тоскливо вздохнула девушка, выключая уже ненужный газ.

— Да ну их на фиг, не бери в голову, — торопливо сказал я. — В городе перекусим.

— А мы туда поедем? — В Леночкиных глазах мелькнул вчерашний ужас.

— Предлагаешь здесь до Нового года сидеть? — удивился я. — Сейчас план составим — и за дело!

Увы, девушка упорно не желала разделять мой оптимизм.

— Но Игорь же погиб.

— Зато мы живы, — возразил я. — И будем жить… если в страусов играть не начнем. Лен, лучший способ обороны — нападение, ты уж мне поверь!

— На кого?!

— На тех, кто за всем этим стоит, — решительно сказал я.

— А стоит ли? Ну упало стекло… рабочие уронили… — Видно было, что Ленка и сама в это не верит.

— Фигню-то не пори! — поморщился я. — Не было там никаких рабочих… а был кто-то, кто попытался нас угробить.

Девушка присела за стол и задумчиво побарабанила пальцами по кружке с остатками кофе.

— А ты не видел, откуда оно вылетело? Ну стекло это?

— Толком не успел, — признался я, подбирая с пола табуретку и усаживаясь напротив Лены. — То ли чердак, то ли последний лестничный пролет.

— Уж слишком все притянуто за уши, — скривилась напарница, и я с радостью отметил, что к ней возвращается способность логически мыслить, не отвлекаясь на лишние эмоции. — Вот если бы «кто-то» на нас тачку с кирпичами опрокинул… Не представляю, как он мог рассчитать скорость падения стекла с такой высоты, тем более прицелиться. Оно же плоское, запросто могло развернуться и спланировать.

— Ну, положим, я тоже не представляю, но… — Я замялся. — Лен, может, это глупо прозвучит, но из-под этой хрени я тебя выдернуть успел лишь потому, что затылком опасность почуял. Никакая это не случайность была — метили именно в нас. И почти что попали.

— У меня тоже какое-то нехорошее предчувствие возникло, еще в квартире у Игоря, — призналась Леночка. — Но как этот «стекольщик» нас нашел?

— Думаю, он попросту просчитал нас. В смысле, что мы выйдем на «эльфа». Ну и устроил засаду…

«…в которую мы и вляпались со всей дури», — мысленно закончил я.

— Получается — он знает, что мы его ищем? — Девушка поежилась и пугливо оглянулась на окно.

— Знает, — кивнул я. — А вот мы понятия не имеем, кто это и какого хрена ему нужно. Хотя, — поправился я, — на вторую часть вопроса ответ, похоже, есть — угробить нас ему нужно. И, Лен, чтобы этого не произошло, нам срочно надо свою контригру строить.

— На чем? — уныло спросила девушка. — Со смертью Игоря у нас ни единой зацепки не осталось…

Она была права на все сто, но признавать это я не собирался — ибо не фиг опускать ниже плинтуса моральный дух подразделения.

— Должны быть! Уверен… Просто мы их почему-то не замечаем. Давай по новой: что изменилось со смертью Валерия?

Леночка сгорбилась над кружкой, словно надеясь высмотреть ответ в кофейной гуще.

— Ну… на кафедре химфака появилась вакансия… судя по тому, что я там видела, — малопривлекательная. Загадочная Ирина лишилась любовника и сама куда-то пропала. Ты в розыске… меня пытаются убить… контору закрыли…

— Как — закрыли? — удивился я. — Ты мне ничего не говорила!

— Да, мне Серафим звонил… Петрович, — поспешно добавила девушка, видать, побоявшись оскорбить мои дальнеродственные чувства. — Сказал, что уволен, а сотрудники распущены «до выяснения».

— Ты серьезно?!

Напарница удрученно кивнула.

— А кто ж нежить пасти будет?

— Ой, — Леночка безнадежно махнула рукой, — у Госнежохраны не так уж много работы было, на весь Минск девяти инспекторов хватало. Видно, сверху решили, что недельку-другую без нас обойдутся.

— Ну а ты сама как считаешь? — опасливо спросил я. — Обойдутся?

Федька незаметно вполз к Ленке на колени, пристроил любопытную мордочку на краю стола. Девушка начала машинально почесывать «котика» за ухом.

— Думаю, да. Ну молока больше скиснет… грибники по лесу лишний час погуляют. К тому же сам Госнежконтроль никуда не делся, раскидают своим сотрудником по полставочки…

— Все равно что-то не складывается. — Я потер щеки в надежде хоть как-то стимулировать приток умных мыслей в голову — и едва не зашипел, уколов ладони о щетину. — С чего бы всю контору закрывать? Отстранили бы Серафима, и дело с концом. А так… Лен, слушай, ты не в курсе — может, вы дорогу кому перебежали?

— Погоди-ка… — Девушка нахмурилась. — Что-то мне шеф говорил… Вроде бы кто-то хотел купить наше здание. То есть землю, на которой оно стоит, сама пятиэтажка на ладан дышит, ее давно уже сносить пора. Но Серафим Петрович в хороших отношениях с мэром, у них неофициальный договор был — пока шеф на пенсию не уйдет, здание трогать не будут. Нет, новое-то помещение нам бы выделили, но на краю города, да и сам переезд на три пожара потянет…

— Во как? — удивился я. — Интересна-а. Лен, а ты не в курсе, сколько такая сделка завесит?

— Смотря что на этой земле строить. Если жилой дом — одна сумма, а вот если торговый центр…

— Центр, — решительно сказал я. — Берем по максимуму.

— Точно не знаю, но много. — Девушка с тоской поглядела на обглоданный кукурузный початок, торчащий из мусорки. — Мне знакомый рассказывал, что проще «Формулу-1» выиграть, чем тендер на такую постройку.

Я почесал затылок. «Много», по меркам нынешней Беларуси, насколько я понимал, было делом сильно растяжимым — от десяти штук и до десяти лимонов «зелени». Положим, если не зарываться и взять средний вариант… могут начать за плюс-минус лимон зелени класть трупы штабелями? Легко, подсказал кто-то внутри меня и хищно улыбнулся.

— Слушай, — медленно произнес я, — а как бы про это дело подробностей нарыть?

— Так позвони дяде и спроси!

— Угу, скажешь тоже. Может, сразу в прокуратуру звякнуть? Он же сейчас «член семьи врага народа», у него наверняка не то что телефон — труба от унитаза на прослушке стоит.

— Ну я могу Лешке Жердецкому позвонить, — неуверенно предложила Лена. — Это мой бывший одноклассник, он в горисполкоме работает. Только…

— Только что? — с подозрением спросил я.

— Он жуткий бабник, — со вздохом призналась девушка. — С ним общаться невозможно: он каждое слово за намек принимает! Его даже учительницы боялись лишний раз к доске вызывать…

— Ну так и хорошо, — радостно заявил я. — Ты и намекни!

Леночка злобно сверкнула на меня глазами.

— Конечно, — процедила она. — Я же такая… со всеми подряд…

— Лен, ты чего? — растерялся я. — При чем тут «я такая»? Ежу понятно, что ты вовсе не «такая»… И я ж тебя не на шпионско-постельную миссию засылаю. «Намекни» значит «намекни», ничего более… а если товарищ захочет это самое «более», переводи стрелки на меня, и можешь быть уверена — персонаж будет удовлетворен целиком и полностью.

Девушка недоверчиво фыркнула, потом, видимо, представила эту сцену и улыбнулась.

— Ладно, позвоню.

— Договорились, — быстро сказал я и, пока Лена в очередной раз не решила сменить милость на гнев, полез за телефоном. Увы, мобилки в моих карманах упорно не желали держаться на плаву, и вначале пришлось выложить на стол прочие полезные вещи.

— ЧТО ЭТО?! — отшатнулась девушка, чуть не опрокинув стул. Потревоженный Федька сгинул, чтобы мгновением позже появиться на шкафчике — глаза вытаращены, хвост трубой.

— Граната, — честно сказал я. — Лен, да ты не пугайся, она ж ручная, тьфу, в смысле — безопасная. Привычка у меня такая — гранату в кармане таскать.

«Хотя бы учебную», — про себя добавил я.

— У тебя их что, по всем карманам напихано?!

— Не, ну что ты! — возмутился я. — Чай, не Терминатор, мне и одной хватает. — И, пока девушка собиралась с силами для очередной возмущенной тирады, быстро-быстро попятился к двери. — Лен, ты вот что: позвони, а я пока схожу побреюсь, а то зарос как баобаб, ладненько?

Саня подло дезертировал с кухни, оставив меня наедине с гранатой, венчавшей кучу хлама: неизменная пачка сигарет, зажигалка, жвачка, леденцы от кашля, какие-то ключи, скомканная, истрепанная до бахромы фотография… Я опасливо потянула ее за уголок, развернула. Любительский полароидный снимок: девушка, шаловливо посылающая воздушный поцелуй. «Красивая», — с досадой подумала я и смяла фотографию обратно. А это что? Ты глянь, действительно — водительские права! Смешной он тут какой, совсем мальчишка…

Саня что-то уронил в ванну, и я, опомнившись, отдернула руку. Надо звонить, а то вернется и будет ругаться, что ничего не сделано. Ох, как же не хочется… этот Лешка еще на прошлогодней встрече выпускников достал меня по самое не могу. Не отвязался, пока я не записала его номер в блокнотик.

Серый пудель, умильно повиливая хвостом, уже сидел у моих ног, держа в зубах сумочку.

— Федь, а может, ты позвонишь? — с надеждой спросила я. — Ты ж умеешь голоса подделывать!

— Здгр-р-расьте! — гавкнул пес. — Что я ему скажу-то? Я ж его не знаю.

— Так я тебе расскажу.

— Лена, не мор-р-рочь нам головы.

— «Нам»? — проворчала я, про себя признавая его правоту. — А кто утром ябедничал, что домовых в этой хате не уважают?

— А сама-то? — чмыхнул носом пудель. — Полчаса р-р-распиналась, какие все мужики сволочи, а потом кофе на крылечко понесла…

— Так обиды же личные, а дело общее! — нашлась я.

— Вот и я о том! Звони давай.

Я с обреченным вздохом вытряхнула сумочку на стол. Кучка вышла не намного больше Саниной: документы, расческа, кошелек, жизненно необходимый минимум — с полкило — косметики. Кстати, давно пора обновить маникюр или хотя бы стереть лак, потому что облезлые ногти хуже ненакрашенных.

Телефон А. Жердецкого нашелся на страничке с буквой «М» (видно, в тот момент у меня в голове вертелся соответственный эпитет). Набрав номер, я плечом прижала мобилку к уху и, намочив ватку в растворителе, занялась наведением порядка.

— Алло, это Алексей? Привет.

— Здравствуй, солнышко! — томно проворковала трубка. — Как поживаешь?

— Нормально… Леш, у тебя есть свободная минутка?

— Сколько угодно, крошка! — Одноклассник помолчал, посопел и осторожно уточнил: — А кто это?

— Лена… (пауза в трубке продолжалась) …Коробкова.

— Леночка! — возрадовался Лешка. — А я уж думаю — чего ты так долго не звонишь?

— Дела, — туманно сказала я. С какой бы стороны к нему подступиться? Если спрошу в лоб, насторожится и начнет расспрашивать, зачем мне это надо…

Пришлось, скрепя зубы, воспользоваться Саниным советом.

— Лешк, пожалей меня, — капризно попросила я. Получилось весьма достоверно, потому что как раз в этот момент я обнаружила глубокий надлом на одном из ногтей.

— А что случилось? — с готовностью откликнулся мужчина.

Я потрогала ноготь и всхлипнула:

— Меня уволили… Вот сижу дома, ни одна из подруг трубку не берет, поплакаться некому…

— Ой, бедненькая, как я тебе сочувствую, — фальшиво засюсюкал Лешка. — А где ты работала?

Вопрос на засыпку. Вся нежохрана прекрасно умещалась на первом-втором этажах, третий и четвертый занимала другая государственная контора (настолько захудалая, что ее сотрудники приходили на работу только накануне праздников, чтобы отметить их своим «дружным» коллективом), а пятый снимали под офисы мелкие фирмы. Клиентов у них было еще меньше, чем работников этажом ниже, зато налоговая и ОБЭП заезжали чуть ли не каждый день.

— В ООО «Домовичок», — упал мой взгляд на пуделя. Какая разница, эти фирмочки менялись так часто, что даже таблички на двери заказывать не успевали.

— И за что же с тобой так?

— Ни за что… сказали, здание сносить будут, а нового юридического адреса шеф еще не подыскал. Соврали, наверное, гады, — просто повод для увольнения придумали!

— Ну это можно запросто выяснить, — расцвел Лешка.

— Как?

— Кисонька, я ж в горисполкоме работаю, забыла? — хохотнул мужчина. — Хочешь, пробью это здание по нашей базе?

— Ой, правда? Тебе не сложно?

— Красавица, да я горы сверну за твой лазурный взгляд! — Лешкиным голосом можно было смазывать сковородку.

— Буду тебе очень благодарна, — с придыханием заверила я.

Воодушевленный мужчина записал адрес конторы и пообещал перезвонить через десять минут. Я с облегчением отложила трубку и вплотную занялась ногтями: дочистила, подпилила, смазала питательным лосьоном и приступила к самому ответственному — собственно покраске.

Закончив с левой рукой, я растопырила пальцы, ожидая, пока лак подсохнет. Со смесью опаски и любопытства уставилась на гранату. И не боится же Саня ее в кармане таскать…

Я легонько коснулась ребристого бока кончиком кисточки, оставив ярко-розовое пятнышко. Ничего, не взорвалась. Надо стереть, пока Саня не заметил…

И тут наконец-то раздался телефонный звонок.

— Леночка, привет еще раз! В общем, узнал я, — затарахтел в трубке довольный Лешкин голос. — Можешь идти скандалить с шефами, бить им окна, ломать офисную технику…

— А поконкретнее? — Я рассеянно сделала еще мазок.

— Здание в ближайших планах на снос не стоит.

Я подавила разочарованный возглас. Снова пустышка…

— Хотя, — добавил Лешка, на которого в присутствии дам всегда нападала жуткая болтливость, — мне коллега по секрету сказал, что одной крупной фирме загорелось на том месте паркинг построить, так они у мэра под дверями днюют и ночуют. Особенно сейчас, когда с одной из сидящих в здании госконтор какая-то грязная история приключилась. Так что, может, и выбьют для себя этот участок. Но твои шефы знать об этом никак не могли!

— А что за фирма? Может, мне к ним на работу попроситься? — шутливо поинтересовалась я.

— Без проблем, — заверил одноклассник. — Я ее директора знаю, у нас коттеджи рядом.

— Ой, у тебя и коттедж есть? Как интересно! А где?

— В поселке за Боровлянами. — Лешка, кажется, уже подпрыгивал на стуле от нетерпения. — Хочешь, я за тобой вечерком заеду? Свожу, покажу, познакомлю… шампусика за встречу примем.

«Спасибо, я вчера уже водочки приняла!»

— Ой, даже и не знаю… Не хочется тебя напрягать… Давай я лучше сама приеду, расскажи только куда.

Жердецкий доверчиво описал дорогу вплоть до последней колдобины. Заодно мне удалось вытянуть из него, как выглядит особняк соседа-фирмача.

— Так я тебя сегодня жду? — требовательно уточнил Лешка в конце.

— Жди, — разрешила я, еле удерживаясь от ехидного хихиканья.

Я как раз вешала трубку, когда вернулся Саня. Мытый и бритый, но какой-то недовольный. Я проследила за его взглядом и ойкнула: оказывается, за время разговора я машинально расписала всю гранату в шашечки.

— Извини, увлеклась… — виновато пролепетала я. — Хочешь, я ее растворителем ототру?

Саня молча сгреб злосчастную гранату. Предупредить его, что лак еще влажный, я не успела. Впрочем, он и сам это очень быстро обнаружил.

— Слушай, я тут с Лешкой поговорила, — поспешила я сменить тему. — И вот что он мне рассказал…

Ехать предстояло в коттеджный поселок вдоль Логойского тракта, по которому мы третий день катались в Минск, так что завтрак в городском кафе отменялся. Предложить напарнику потратить лишний час-полтора и съездить нормально поесть ни один из нас не решился — утренняя неловкость хоть и сгладилась, но никуда не делась.

Вместо этого мы притормозили возле деревенского «супермаркета» в здании обычной избы. Отправившаяся туда на разведку Лена вернулась с победным видом и кульком, торжественно уроненным на мои колени.

— И это все? — только и смог удивленно вопросить я, ознакомившись с внутренностями кулька. — Знаешь, улыбалась ты примерно на торт с шампанским, а вовсе не на бутылку минералки, батон и палку копченой колбасы.

— Не нравится — не ешь! — парировала девушка, выхватывая у меня батон и жадно в него вгрызаясь. — И вообще, где мое «спасибо»? Я, значит, тащила…

— Ага, надорвалась. — Еще на дне пакета лежало несколько пачек растворимой лапши (видимо, Ленка рассудила, что с ними ей повезет больше) и пара банок тушенки. Я закинул все это на заднее сиденье. — Вот если бы ты меня с передовой на своем горбу вытащила…

— Разве что по частям, — обиделась девушка. — Женщинам по трудовому законодательству больше семи килограмм поднимать нельзя!

Лично я сомневался, что щуплая блондиночка подымет даже пять, но уж больно хотелось ее поддразнить.

— Ладно, не дуйся. Давай лучше местами махнемся.

— Это еще зачем?

— Чтобы ты поесть могла спокойно, — объяснил я. — Не отвлекаясь на дорогу.

— Вот еще, — фыркнула девушка. — У меня скорее от твоего вождения кусок в горле застрянет!

Прежде чем я успел хоть чего-то возразить, «гольфик» уже сорвался с места. Если Ленке и неудобно было рулить одной рукой, то она упрямо не подавала виду. С обкусанным батоном вид у девушки был забавный, как у белочки, которой вместо лесного ореха дали кокос. Мне вдруг жутко захотелось коснуться ее волос… прижать к себе, обнять… поцеловать, сказать… не знаю только что. Но это, похоже, означало нарваться на повторение утренней сцены — с той лишь разницей, что выходить мне придется не из дома, а из мчащегося по грунтовке «гольфика».

Поэтому я так и остался сидеть с колбасой — думаю, у меня вид со стороны тоже был исключительно дурацкий.

— Здесь?

— Кажется, да, — неуверенно сказала напарница. — По крайней мере, по Лешкиному описанию. Вот его хоромы, а напротив та самая дача.

«Та самая», по моим прикидкам, занимала впятеро больше территории, чем «хоромы», а уж бабла в нее вбухали и вовсе… раз эдак в немерено.

Правда, прикидки эти были сделаны за пару секунд — когда мы переваливали через бугор на въезде в поселок. Сейчас же нашим взорам была доступна лишь бетонная ограда, выглядевшая как линия Маннергейма и Великая Китайская стена вместе взятые. Метра два с хвостиком, камеры на столбах… проводов сигналки не видать, но это, скорее всего, значит лишь, что сигналка беспроводная. Лазер-мазер какой-нибудь или инфракрасная хрень.

— Доезжай до ворот и сворачивай влево, к забору твоего Лешки, — скомандовал я.

— А потом?

— А потом будем долго и мучительно менять колесо.

— У меня запаска дырявая, — смущенно призналась Леночка. — Я как раз на той неделе колесо пробила, а в автосервис съездить некогда было…

— Значит, просто снимем это и поставим обратно, — хмыкнул я.

— А ты уверен, что сможешь правильно его привинтить? — с большим сомнением уточнила девушка, видимо, меряя по себе.

Я пожал плечами.

— Не-а. Но это даже к лучшему — будет повод постучаться, попросить чего: стакан воды или там ключ на шестнадцать.

— А если они нас узнают, на трех колесах станем удирать?!

— Нет, на четырех… ногах. Только, — скептически добавил я, — не верю я в это. Вертухаи на воротах и сыщики-киллеры — это разные команды, пусть даже у одного босса в подчинении. Скорее всего, здешние бугаи про нас слыхом не слыхивали.

На самом деле бросать «гольфик» я собирался только в случае появления из-за ворот танка — или хотя бы БМП. У меня имелся обрез, патроны, учебная граната и свежий боевой опыт, в наличии аналога которого у здешних частных вохровцев я глубоко сомневался.

Леночка с обреченным видом припарковала машину в указанном месте и заглушила мотор.

— Может, мы лучше что-нибудь под капотом чинить будем? Или вообще в багажнике?

— Давай, — охотно согласился я. — С капотом даже проще — можно стоять и разглядывать его с обреченным видом. Сможешь изобразить вселенскую печаль напополам с глубокой растерянностью?

— Кажется, это уже мое естественное состояние, — огрызнулась девушка, вылезая из машины.

Пока Леночка воевала с капотом — первая попытка открыть его закончилась звонким ударом и еще более громким «Ай!» — я занялся багажником. Точнее — розыском в нем хоть чего-то, могущего сойти за инструмент.

«Чего-то» нашлось в количестве небольшого серо-желтого чемоданчика. Утащив его к переднему колесу, я отжал защелки — и уставился на содержимое ничуть не менее тоскливо, чем Лена. Бли-ин… ну и для чего все эти штуки?

— Лен, а инструкции к нему, — я кивнул на чемоданчик, — не прилагалось?

— К нему вообще-то руки должны прилагаться, — саркастически сказала девушка. — Нормальные, а не из задницы. Зато я знаю, как дворники снимаются. Можем их поменять, с места на место.

— Угу, — мрачно кивнул я. — И зеркальца протереть. Кто вообще из нас двоих автовладелец?

— А кто из нас двоих мужик?

На этот аргумент у меня достойного ответа не нашлось — если не считать таковым угрюмое сопение и ныряние под капот.

В принципе, я более-менее представлял тамошние внутренности — в смысле, мог без подсказки найти мотор и даже отличить аккумулятор от карбюратора. Но вот подробности устройства враждебной техники оставались для меня тайной за семью печатями. Да-а, сержант, это вам не гусеницы у взводной бээмпэшки перетягивать.

— Только ничего там не трогай! — трагично прошипела Леночка над моим плечом. — Давай я тебе отвертку дам, и ты ею просто вон по той железяке постучишь. Обычно срабатывает.

— В смысле?

— Ну мне никогда дольше пяти минут так стоять не приходилось — обязательно кто-нибудь рядом притормозит и помощь предложит.

— Слушай, давай ты сама постучишь, — раздраженно сказал я. — А я посмотрю, поучусь.

— И постучу. — С этими словами Лена поудобнее перехватила отвертку и согнулась над мотором.

Отступив назад и полюбовавшись джинсами в обтяжку… оч-чень аппетитных округлостей, я решил, что «метод блондинки» не так уж глуп. На такое зрелище и впрямь остановятся — если есть кому. В здешнем сонном царстве с проезжими все-таки не очень.

И тут ворота, напротив которых мы стояли, дрогнули и начали медленно раскрываться.

— Ложись!

— Чего?

Я в этот момент был уже около задней дверцы и тянул из-под куртки обрез.

— Падай, говорю! — И, поймав жалобный взгляд на придорожную грязь, уже спокойнее добавил: — Ну хоть присядь.

Все же для выпуска группы захвата ворота открывались ну очень тормознуто. На всякий случай я крутанул башкой — вдруг это всего лишь отвлекающий маневр? — и, не обнаружив подкрадывающихся-выпрыгивающих-из-под-земли-спускающихся-из-бесшумного-конвертоплана ниндзей с синоби-гатанами наперевес, почти успокоился. Когда же из ворот характерной развалочкой «особей, приближенных к телу Самого» выплыл браток с квадратной шеей, я успокоился окончательно и встал.

— Проблемы типа? — лениво поинтересовался охранник.

— Типа ага, — отозвался я. — С двиглом. То нормально фырчит, а то вдруг так: трыр-трыр-хрясь, трыр-трыр-хрясь, а потом опять нормально.

— Ну дык по нашим колдо-обинам еще и не так зафырчит, — хохотнул браток. — Наш вон, — охранник махнул рукой в сторону особняка, — третьего дня решил на своем «мерине» через поле напрямик срезать и ка-ак въехал. Трактором еле вытянули.

— На «мерседесе», что ли?

— Дык… не на лимузине, понятно, на джипаке, но все равно — встал намертво. Вона красуется, третий от ворот.

— Угу.

Лично мое внимание на стоянке за въездом привлек не заляпанный по самую крышу ML, а вполне чистенький «бумер». Разумеется, «боевых машин воров» по Беларуси катается до фига и еще столько же. Но вот черных «пятерок» с номером, начинающимся на 27, вроде той, что мчалась навстречу нам после злосчастного звонка Леночке, — навряд ли больше одной.

— Масло-то проверил?

— Ну я…

— Я только на позапрошлой неделе в сервис заезжала, — пришла мне на выручку Лена. — Там и масло долили, тосол… в общем, полное ТО.

— А-а, так это типа твоя тачка, — заухмылялся браток. — Понятненько. А свечи глядели?

— Да я вот как раз думаю…

— Чё тут думать, вертеть надо. Ключ дай.

— Ключ… — Я в замешательстве оглянулся на чемоданчик. Охранник, уже обошедший к этому моменту «гольфик», проследил за моим взглядом — и заржал.

— Ну вы, блин, даете, как генерал из телика говорит! Этим, что ли, чинить собрались? Круто. Много я чего видал, то чтобы набором электрика — машину…

— Лен, — мне даже не пришлось особо напрягаться, изображая удивление, — откуда он у тебя взялся-то?

— Бывший приволок, — блондинка дернула плечиком, — так и осталось. Я в него и не заглядывала ни разу.

— Типа, как и под капот? — Продолжая хихикать, браток отцепил с пояса рацию и щелкнул клавишей.

— Леха? Ну я типа угадал, тут, гы-гы, авария. Скажи Витьке, пусть из рабочей машины набор инструментов приволочет, он там в багажнике, сверху. Окажу гуманитарную техпомощь, гы! Что? Лады, ну давай.

Я тем временем продолжал изучать пространство за воротами. Пространства было много — видимо, здешний босс любил то ли гольф, то ли стрельбу по тарелочкам. А двухэтажный, утыканный зубцами и островерхими башенками в неоготическом стиле особняк был явно сооружен «по мотивам» родового логова каких-нибудь Гогенцоллернов.

— Ну типа вот, — довольно произнес охранник. — Ща разберемся с вашей тачкой.

«Ремонт» в итоге занял пять минут и заключался в последовательном вывинчивании свечей и регулировании зазора. Судя по ехидному хмыканью, которым охранник встречал каждую вытащенную свечу, в этой операции «гольфик» нуждался уже давно.

Лена тоже пришла к аналогичному выводу — километрах в полутора за поселком.

— А ведь и в самом деле мотор начал ровнее гудеть, — удивленно заметила она. — Да и тише.

— В следующий раз, — усмехнулся я, — ты вместо автосервиса езжай прямиком сюда. Тут, как видишь, люди добрые, отзывчивые… и движок проверят, и тормоза…

— Вообще-то, — обиженно вставила Лена, — мог бы и сам хоть раз под капот заглянуть.

— Угу. С набором электромонтера?

— А что, на даче подходящих инструментов нет?

— Может, и есть, не знаю, — торопливо соврал я. — Лен, ты лучше по делу чего скажи. БМВ разглядела?

— Разглядела. — Девушка поежилась. — Думаешь, тот самый?

— Первые две цифры совпадают. Так что, похоже, мы попали куда нужно.

— И что же нам теперь делать?

— Значица так, — начал я. — Лично я этот коттедж типа замок средневековый без поддержки батареи САУ штурмовать решительно не желаю.

— И слава богу! — вырвалось у Леночки. — Сань, зачем все усложнять? Давай просто позвоним у ворот и попросим хозяина о встрече.

— Ты в загробную жизнь веришь? — ехидно вопросил я. — Хотя… да, ты не веришь, ты с ней работаешь. Лен, если серьезно… позвоним, попросим, он согласится — а где гарантии, что нас после этого кто-нибудь увидит, кроме твоих коллег по работе с привидениями?

— Но мы же его разоблачили! — возмутилась девушка. — Надо пригрозить ему, что если он нас хоть пальцем тронет, то милиция получит неопровержимые доказательства его преступлений!

Я расхохотался.

— Лен-Лен, ты чего, женских детективов на ночь перечитала? Какие угрозы, о чем ты? Пять минут работы напильником по зубам — и он узнает все и про «доказательства», и про конфеты, которые ты в третьем классе из портфеля соседки по парте своровала.

Ленкина рука рефлекторно дернулась ко рту.

— А за таким забором нас запросто на фарш покрошат и собакам скормят — даже соседи ничего не заподозрят, — для усиления эффекта добавил я.

— С вертолета могут увидеть, тут аэроклуб рядом, — неуверенно возразила девушка.

— Скажи еще — со спутника-шпиона, — ухмыльнулся я. — Или… стоп! Ну-ка, повтори — чего сказала? Насчет вертолета и аэроклуба?

— Ну вон там же за лесом Боровая, — несколько удивленно пояснила Леночка. — Где старые самолеты и вертолеты восстанавливают, всякие шоу и гонки устраивают. У меня знакомый ездил туда парашютным спортом заниматься, на первом же самостоятельном прыжке сломал ногу в трех местах и год потом хвастался, как это круто.

— Что круто? — не понял я. — Ногу сломать?

— Нет, «ощутить себя гордой птицей, купающейся в воздушных потоках», — передразнила знакомого девушка. — Вон, кстати, еще парочка летит!

От кружащего высоко в небе вертолета отделились две черные точки. Потом, с большим запозданием, третья — видимо, любитель экстремальных ощущений долго боролся с выпихивающим его инструктором… а может, и победил, что-то парашют никак не появляется… нет, раскрыл все-таки.

Я зачарованно проследил за его спуском.

— Ленка… ты гений. Кроме шуток. Ты, считай, купила нам по путевке класса люкс, экскурсия по средневековым замкам минских мафиози.

— Ты что, предлагаешь на парашютах туда спрыгнуть? — ужаснулась напарница.

— Во-первых, не на парашютах, а с парашютами, а во-вторых, зачем такие сложности? Нам и вертолета хватит.

Девушка недоуменно захлопала глазами.

— В смысле?

— Видела лужайку перед замком? — задал я встречный вопрос. — Это ж готовая площадка. Прилетим, сядем, зададим пару вопросов нужному человечку и улетим обратно. Просто, быстро и безопасно — особенно если мы объясним дяде, что у меня в кармане радиопульт, а в вертолете — тонна взрывчатки, так что, если пойдут эксцессы, взлетим уже все.

— Очень смешно, — фыркнула Леночка… а потом вдруг сообразила, что я не шучу. — Ты что, с ума сошел?! Какой вертолет, кто тебе его даст?

— Никто, — подтвердил я. — Поэтому мы и спрашивать никого не будем.

Девушка ошалело помотала головой.

— Не-е-ет, — категорично протянула она. — К Боровой я тебя и на километр не подпущу!

— Лен…

— НЕТ!

— Ну…

— Я сказала: нет, нет и нет! Ни за что, с меня танка хватило!

— Какого танка? — опешил я. Что-то у Ленки совсем худо с нервами: уже заговариваться начала! — А что, тут где-то рядом и танкодром есть?

Это, пожалуй, было бы даже лучше аэроклуба. Конечно, имейся выбор, я вообще предпочел бы привычную бээмпэшку. Но, во-первых, где имеются танки, там обычно и другая бронетехника водится, а во-вторых, танки «в случае чего» просто застывают на месте, а не валятся с небес.

Девушка замолчала… секунд на пять, пока набирала воздух. А затем выдала такую тираду, что я совершенно определенно понял: сейчас мне лучше тихонечко посмотреть в окошко.

Когда стемнело, мы поужинали и отправились угонять вертолет.

Санина идея по-прежнему не вызывала у меня ни малейшего энтузиазма. Ну ладно еще машину угнать! То есть не ладно, машину я тоже никогда не угоняла и не собираюсь, но это хотя бы в рамках криминального приличия! К тому же есть разница — милиция по тебе стреляет или ПВО! И как только я позволила себя уговорить?!

Вообще-то Саня ничего не говорил — деловито собрал вещи, проверил обрез, распихал по карманам патроны и пошел к машине.

— Гвоздем заводить будешь? — саркастически поинтересовалась я, на всякий случай проверяя карман — там ли ключи.

— Ага, — буркнул парень и, не оборачиваясь, продемонстрировал мне какую-то ржавую загогулину.

— Саня, не смей!!! — взвыла я и, бросив недопитый кофе, помчалась следом. А то ведь действительно возьмет да всунет эту дрянь в скважину, он же у нас мастер — совать чего куда ни попадя!

До поворота на Боровую мы доехали молча, но когда слева открылось раздольное взлетно-посадочное поле, залитое лунным светом, я поняла, что Саня не передумает, и начала нервно ерзать на сиденье. Парень, напротив, подобрался и сосредоточился, изучая местность. Лицо неуловимо изменилось, окаменело, и мне почему-то жутко захотелось пересесть на заднее сиденье — хоть бы и из водительского кресла.

Видимо, Саня это почувствовал.

— Лен, да не вибрируй ты, — с нарочитой небрежностью произнес он. — Вот увидишь, все пройдет на ура!

— Не сомневаюсь. — Мне красочно представился наряд милиции, бегущий к нам именно с этим кличем.

— Давай, рули во-он к тому леску, — показал Саня. — От него пойдем пехом. Ноги разомнешь перед полетом, хи-хи. Заодно и за кустик сбегаешь… Кроме шуток, дело полезное!

Я молча свернула с асфальта на узенький проселок, проехала метров сто и остановилась. Погасила фары, и ночь проглотила машину вместе с нами. «Может, подождать Саню здесь?» — мелькнула подленькая мыслишка.

— Может, здесь меня подождешь? — неожиданно предложил парень. — Ты не думай, я пойму.

— Вот еще! — Я решительно распахнула дверцу. — Сам в свои кустики иди.

Мы вернулись к асфальтовой дороге и двинулись вдоль нее в тени деревьев. Я еле успевала за Саней. Хорошо хоть по-пластунски ползти не заставил, веточками там всякими маскироваться, лицо грязью мазать…

Поиски не затянулись: летная техника стояла с краю поля, вертолеты вперемешку с самолетами. Чуть поодаль виднелись какие-то ангары, сарайчики и сторожевая вышка.

Саня прямиком направился к машинам, комментируя при этом чуть ли не на все поле:

— Блин, прямо как в музей попал. Ми-2, Ми-4… Лен, гляди, вон Миг-19-й стоит. Обалдеть, это ж раритет — его в диких буржуиниях с руками бы оторвали. Он во Вьетнаме летал, прикинь? Янкесы за каждый паршивый штык-нож тех времен дерутся, а тут — целый самолет. Ну или почти целый… один фиг, миллионеру-ветерану перед особняком поставить, чтобы друзья-конкуренты от зависти передохли.

— Са-а-аня! — отчаянно простонала я. — Ты меня на экскурсию сюда привез, что ли?!

— А? — недоуменно переспросил парень. — Нет, извини… это меня переклинило. Щас… вон Ми-восьмые стоят, выберем, в каком горючки после дневных полетов осталось побольше, — и ка-ак полетим!

В Санины злодейские планы ворвался пронзительный свист, и из-под крыла ближайшего самолета вынырнул крепенький дедок сторожевого вида.

— А ну стоять! Руки вверх, ворье проклятое! Сейчас как перестреляю вас всех к такой-то матери!

Я с тоской вспомнила о кустиках — в руке сторож держал здоровенный, почти как Санин обрез, пистолет.

К моему изумлению, парень искренне расхохотался.

— Может, нам тебе еще на одну линию встать, а, дед? Нашел кого ракетницей пугать!

— А вот возьму да пальну! — надулся сторож.

Саня с досадой сплюнул.

— Слышь, дед… пошли, поговорим.

— Да я вам… — Договорить аэроклубный цербер не успел, потому что подшагнувший к нему парень как-то по-особому выкрутил руку с ракетницей — та упала на траву, а сторож взвыл.

— Я же четко сказал — пошли.

— Са-а-ань…

— Жди здесь!

Прошло минут десять, за которые я почти созрела до самостоятельного угона вертолета, лишь бы отсюда убраться. Потом Саня вернулся. Один.

— Что ты с ним сделал?!

— Ничего, — коротко бросил напарник, но, посмотрев на меня, криво ухмыльнулся и снизошел до пояснения: — Завел в вагончик и запер, а перед тем шнур из телефона выдрал.

«Вот мы и стали настоящими уголовниками», — обреченно подумала я. А Саня, уже напрочь выбросив из головы несчастного сторожа, порыскал между вертолетами и радостно заорал:

— Ленка, у них даже Ми-24 есть!

— И что? — Я подошла к напарнику.

— Как — что?! Да это же… А! — Саня махнул рукой. — Короче, вот его мы, родимого, и возьмем!

Вид у выбранного парнем вертолета был внушительный: хищно вытянутая серая махина в темных камуфляжных кляксах, напоминавшая стрекозу со свернутой набок головой, — пузырей-кабин в нем было две, одна над другой.

— А как ты его откроешь? Тоже гвоздем?

— Зачем гвоздем? — Усмехнувшись, Саня дернул за край — и часть пузыря откинулась вверх. — Это ж не машина, которую любой дурак угнать норовит. Вот, залезай сюда… штурманом будешь. Только, — строго добавил он, — не вздумай ничего трогать. Управление на «двадцатьчетверке» дублировано, заденешь мне шаг-газ, и ку-ку.

— Ай! (Напарник неожиданно ухватил меня за талию и подсадил в кабину) А как он хоть выглядит? — Я огляделась. Мама дорогая… Такое ощущение, будто я оказалась в часовом магазине: все утыкано циферблатами, возле каждого какие-то штыречки, рычаги, ручки, а напротив кресла даже маленький экран.

Саню это тоже впечатлило.

— От же, — бормотал он, озадаченно глядя на приборную панель. — Понавтыкали… ого… блин, а это еще что за хрень?

С каждой такой репликой мне становилось все тоскливей.

— Ладно, полезу наверх, гляну, чего там, — решил напарник. — А ты куда лапу тянешь?! Сказал же, ничего не трогай!

— Да никуда я не тянулась! Куртку просто поправила!

— Знаю я тебя! — Саня исчез, не дав сказать, что если бы он меня действительно знал, то не обижал по всякой ерунде. Вот возьму сейчас нарочно и ткну в какую-нибудь кнопочку… а вдруг винт заработает?! Я на всякий случай скрестила руки на груди и поджала ноги.

Напарник тем временем вскарабкался в верхний «пузырь» и закопошился там, как мышь в консервной банке. Я, конечно, не шибко разбиралась в самолетах, но сомневалась, что пилотская кабина сильно отличается от штурманской и в ней установлены только руль и три педали.

Судя по доносящимся до меня комментариям, разница-таки была. Причем в худшую сторону.

Наконец Саня спрыгнул на землю, грязно выругался и скомандовал:

— Вылезаем отсюда.

— И едем домой? — с надеждой спросила я.

— Нет, пересаживаемся на Ми-8!

— Нет уж, я тебя лучше здесь подожду! — вспылила я. — А когда наиграешься в вертолетики, пойдем красть велосипед сторожа!

— Лен, перестань, — примирительно сказал напарник. — Нашла время…

— А сам-то?!

— Ну и я хорош, — сознался Саня. — Раскатал губу на «крокодила». Один фиг, подвески у него нет, а тушей пугать, так «восьмерка» куда внушительней.

— Сань, — я угрожающе наставила на него палец, — поклянись, что хотя бы ее ты водить умеешь!

— А что мне за это будет? — ехидно поинтересовался парень.

— А что ты хочешь?

— Стихи мне свои покажешь? Хоть парочку.

Вот прицепился! И запомнил же…

— Хоть парочку парочек, — опрометчиво пообещала я. — Я их даже специально для тебя сочиню!

— Скажи еще — про меня, — усмехнулся Саня.

— И для тебя, и про тебя, и даже будто бы от тебя — будешь друзьям врать, что сам написал!

— Ну гляди — ловлю на слове, — хитро прищурился напарник.

— Поклянись сначала, потом лови.

— Вах, кланусь, да! Лен… если бы ты с утра не психовала и нормально меня выслушала… «восьмерку» я подниму. У меня сосед был, дядь Павел, — вылитый Мимино, только хохол. У него своих детей не было, с женой там что-то… и он меня часто с собой брал, я еще пацаном был. И управление доверял, и даже приземлиться… один раз. Я пока в «двадцатьчетвертом» сидел и матюгался, — вполголоса добавил Саня, — память малехо проснулась, так что в Ми-8 нормально все будет.

— Свежо предание… — проворчала я, но позволила парню ссадить себя на землю.

Второй вертолет понравился мне гораздо больше — здесь пилотские кресла стояли рядом, и сидеть рядом с Саней, как в «гольфике», было не в пример спокойнее. Да и сам напарник повел себя куда увереннее, с ходу начав щелкать какими-то рычажками и кнопочками.

— Какое все красивое, — хрипло напел он, — какое все знакомое… так, запуск — от бортовых, высотомер… (щелчок ногтем по циферблату)… есть высотомер. Пристегивайся, Лен… нет, не сюда, тут бортмех сидит, а ты штурманом будешь, я ж сказал. Щас мы с тобой полетаем!

— А где парашюты? — повертевшись на продавленном скрипучем сиденье, настороженно уточнила я.

— Парашюты вертолетчикам не положены! — все с той же нахальной уверенностью заявил Саня.

— Почему?

— Потому что, — оскалился он, — винтам по фиг, крошить тебя на фарш с парашютом или без!

Час от часу не легче.

— А как же эти, экстремалы, не крошатся?

— Экстремалы прыгают, когда вертолет на большей высоте летит, — возразил напарник. — А мы низко пойдем, там хоть десятью парашютами обвешайся, один хрен раскрыться не успеют. Но ты не боись! — фальшиво подбодрил он. — Чуть что, сядем на авторотации.

— Авто-что?!

— Авторотации, — повторил Саня и тоном тише добавил: — Если будет чему садиться.

— Ну все, с меня хватит! — Я схватилась за пристежной ремень, но тут над моей головой что-то звучно прочихалось — и взвыло.

— Поздно! — проорал сквозь шум парень. — Сиди спокойно!

Выполнить этот приказ удалось бы разве что испытательному манекену… да и тот пришлось бы примотать скотчем к сиденью.

— И уши надень!

— Что?! Какие уши?

— Гарнитуру! (Я скорее догадалась о смысле произносимых напарником слов, чем расслышала его.) Чтоб не орать!!! Вон, на крючке! Хочешь чего сказать — жмешь кнопку на ручке.

Я торопливо нацепила холодные кругляши.

— Взлетать будем с разбегом! — объявил Саня. — Так надежнее.

Вертолет двинулся на соседнюю машину. Напарник побледнел, выругался и вернул рычаг на место.

— Ладно. Будем взлетать с места.

Гул сменил тональность, машина затряслась. Мне показалось, что винт сейчас соскочит со штыря и улетит вверх самостоятельно, но тут вертолет неожиданно мягко оторвался от земли — и его нос немедленно повело влево. Саня судорожно впился в ручку управления… вертолет накренился вправо и полетел боком — так, что лопасти ближайшего соседа промелькнули буквально в сантиметре от нашей кабины. Еще чуть-чуть — и мы бы прошлись по полю импровизированным культиватором, но тут парню удалось худо-бедно справиться с управлением и выровнять машину.

— А?! — торжествующе заорал он. — Летим!

— Саня!!!

Там, куда нас так весело несло, чернела стена леса.

— Сейчас, сейчас… а, блин, как же оно было… Во!

Вертолет затормозил и качнулся обратно, словно испугавшись развевающейся на крайней сосенке тряпки. Несколько секунд повисел на месте и начал медленно, а затем все быстрее крутиться влево.

— Сань, что ты делаешь?

— Высоту набираю!

— А почему так странно?

— Потому что!

Метод штопора сработал: когда кабина сделала очередной оборот, леса перед ней я не обнаружила — только бескрайнее ночное небо. Вновь накренившись, вертолет начал выписывать круг над полем, и я вдруг поняла, что эти крохотные модельки внизу — те самые огромные машины…

— Саня! Ты же говорил, что полетим низко!

— Ну говорил… только сквозь деревья вертолеты не летают!

— Да они вон где остались! — Возле «моделек» стояли «игрушечные» елочки.

— Так я с запасом взял… В какой стороне этот хренов поселок? Лен, глянь, дорога не видна?

Может, и видна, да только перед глазами у меня все поплыло — вертолет без предупреждения скакнул вниз-вверх.

— Са-а-ань… меня сейчас, кажется…

— Блистер открыть? — «заботливо» осведомился напарник. — Не, кроме шуток… лучше в салон беги, а то закоротишь на фиг пульт, и все, кранты. О! Вон он — поселок!

— Точно? — Мой желудок наконец вернулся на место — точнее, осторожно присел с краешку, готовый, чуть что, снова вскочить.

— По крайней мере, это не Минск.

— С таким пилотом всего ожидать можно! Хоть Логойска, хоть Бобруйска… — Я заставила себя присмотреться внимательнее. Нет, кажется, Саня направил вертолет в нужную сторону: впереди, вдоль обсаженной фонарями трассы, теснились одно-двухэтажные домики. Боровляны остались сбоку и сзади, там ночных огней было куда больше.

— А почему мы зигзагом летим?

— Хочешь, дам порулить?! — огрызнулся напарник.

Я как раз успела прийти к выводу, что если водить вертолет может любой идиот (чем он сейчас и занимается), то у меня всяко получится не хуже.

Машину резко швырнуло вбок.

— …! — взвыл Саня, одной рукой продолжая цепляться за рычаг, а второй пытаясь дотянуться до меня и сделать что-то определенно нехорошее. Вертолет раскачивался все сильнее, как подвешенный на тросе.

— Ты же сам предложил! — Я выпустила штурманский рычаг и ответно треснула Саню кулаком по запястью.

— …, … и … в …!

В переводе на человеческий язык это означало: «Извини, напарница, между нами возникло прискорбное недопонимание».

Следующие пять минут парню удавалось вести вертолет относительно ровно, и я старательно молчала, боясь спугнуть удачу. Но когда поселок оказался прямо под нами, я снова рискнула вмешаться.

— Сань, а как мы нужный дом узнаем?

— А глаза на что? — огрызнулся тот.

— Так ведь сверху все совсем по-другому. И темно… Вот если бы у вертолета фары были, как у автомобиля…

— Молодец, штурман! — радостно заорал парень. Ну совершенно невозможный тип — то матерится, то смотрит с неподдельным восхищением! — А я-то, дурак, забыл…

Потянувшись, он переключил очередной рычажок. За бортом что-то громыхнуло.

— Нет, не то… ага!

Откуда-то снизу ударил сноп ослепительно-белого света. Подозреваю, что со стороны мы теперь здорово напоминали летающую тарелку с телепортационным лучом, на бреющем полете охотящуюся за беззащитными землянами.

— Саня! А фар ближнего света тут нет?!

— Да нормально! — отмахнулся напарник. — Смотри, как все сразу видно стало!

— Ты бы еще атомную бомбу вниз сбросил — вообще бы день наступил! Ой, замок, вон он, вот он!

— Точно?!

— Сам посмотри! Балкончики, башенки… ой, там люди во дворе, костер горит… А-А-А!

Вертолет заложил крутой вираж и пошел на снижение.

— Я сказала — посмотри, а не… И-И-И!

Вертолет пронесся над коттеджем, едва не снеся хвостом одну из башенок.

— Ну щас я им устрою психическую атаку! Эх, не догадался Вагнера захватить, чтобы из всех колонок… — Саня лихо развернулся… затем развернулся чуть менее лихо, пытаясь скомпенсировать ошибку первого разворота.

На этот раз мы пролетели мимо «замка» примерно на уровне второго этажа.

— Тормози, врежемся!!!

Вертолет подпрыгнул, словно пришпоренный конь, и бетонная стена, навстречу которой мы мчались, провалилась вниз. Страшно представить, что было бы, если бы наш бизнесмен не страдал манией величия и удовлетворился стандартными шестью сотками.

— Спокойно! Не первым так вторым заходом сядем.

На сей раз Саня озаботился хоть каким-то планированием: поднялся чуть повыше и начал свое фирменное вращательно-спускательное движение. Даже при свете прожектора было видно, как жмутся к земле декоративные кустики, в ужасе сбрасывая листву. Костра уже давно и след простыл.

Я съежилась в кресле в ожидании толчка, но его все не было — вертолет упрямо висел в пяти метрах над землей.

— Саня, почему мы не садимся?!

— Потому что висим!

— Как?

— Молча, блин! Пустая «вертушка», мощности до фига… а у земли эффект «подушки» срабатывает.

— Так, может, мотор выключить?

— И кувыркнуться пузом кверху? — оскалился напарник. — Знаешь, как вертолетчики говорят: лучше потерять невесту, чем обороты несущего винта!

— А что тогда делать?

— Не… — Саня, не договорив, оборвал фразу. — Сейчас… сядем, никуда не денемся. Бог троицу любит.

Третий заход оказался самым жутким — вертолет замотало, словно подхваченный игривым осенним ветерком лист, перед кабиной мелькали то земля, то звезды.

— Са-а-аня-а-а…

— Класс, а?! — с безумным восторгом заорал напарник. — Смотри, Ленка, запоминай: это называется посадка с ходу с доворотом по курсу!

Надо же — а выглядит как обыкновенная катастрофа!

Но тут обе турбины, обиженно взвыв напоследок, смолкли. Остался только свист рассекаемого лопастями воздуха.

— Ну вот, — бодро, как ни в чем не бывало объявил Саня. — Я же говорил: сядем!

Мне захотелось его удавить, но после пережитого не было сил даже поднять руки.

Я долго возился с ремнями, оттягивая вставание из кресла. И не потому, что было страшно вылезать, — после такого полета я был готов встретиться хоть с дюжиной олигархов и танковым полком их охраны. Просто силы вдруг как-то резко взяли и закончились — напряжение спало, стержень выдернули. Умом я понимал, что этот безумный полет был даже не половиной дела, да вот руки-ноги упрямо шептали — думай что хочешь, а мы тут еще полежим, потрясемся…

Но я сделал, я сумел… и даже не особенно пугался там, наверху, — некогда было пугаться. Там была лишь веселая злость против непокорной стальной птицы — дать ей почувствовать слабину значило в тот же самый миг навернуться с высоты. Но я справился, я сделал это… Блин, какой же я идиот.

— Лен, ты как? Живая?

Девушка так на меня посмотрела, что оптимистичного ответа ждать не стоило. Приличного — тоже.

— Ладно, сиди тут. Сам разберусь. — Я хотел добавить: «Чуть что — взлетай!», но вовремя прикусил язык.

Снаружи меня ждал хорошо организованный хаос. Похоже, господа фирмачи в «ожидании» нашего прилета баловались шашлычками — и сейчас все яства, а также мангалы, какие-то бумажки, пластиковая посуда, плетеные стулья и прочее было тщательно перемешано с золой от костра и самими аборигенами, опасливо жавшимися кто к забору, кто к замку.

— Э-эй, хозяин дома?

От общей кучи отделился мужчина лет сорока, в светло-сером костюме, безуспешно пытающийся прикрыться ладонью от ослепительно-яркого вертолетного луча.

— Прожектор-то выключите, — раздраженно потребовал он. — Глаза слепит.

— Так сойдет, — отрезал я. — Это вы — директор фирмы «Минскградстрой»?

— Допустим, — нехотя кивнул мужчина. — А в чем дело?

— Да вот, увидеться с вами захотелось, пообщаться душевно, — ощерился я.

— В смысле, поговорить? — осторожно уточнил бизнесмен, так косясь на вертолет, словно ожидая, что оттуда вот-вот посыплются боевики с автоматами.

— Нет, блин, домик заказать! Небольшой, типа вашего, только с балкончиком для посадки.

Собеседник не оценил моего сарказма.

— Могу я для начала взглянуть на ваши документы? В частности, ордер, дающий вам право на визит в подобном стиле.

Я показушно похлопал себя по карманам.

— Вот горе-то, ордер я дома в туалете забыл!

— Тогда и разговора не будет, — заметно повеселел бизнесмен. — А будет иск за незаконное вторжение, повлекшее за собой материальный ущерб.

На мой неискушенный взгляд, ущерб ограничивался недожаренными шашлыками, которыми так соблазнительно пахло от засеянных ими клумб, что у меня потекли слюнки. Но придраться, при желании, можно к чему угодно, хоть к помятой траве… так что надо быстренько поставить зарвавшегося фирмача на место.

— Нет уж, — медленно произнес я, — поговорить со мной вам все-таки придется. Причем здесь и сейчас.

— Можно узнать, почему в этом вы так уверены?

Люди на полянке зашевелились: охранники наконец вспомнили о своих обязанностях и начали осторожно выдвигаться вперед, беря нас с вертолетом в кольцо, гости — отползать в тень, как тараканы.

— По двум причинам. И вот первая. — Я вытащил из кармана «лимонку», над которой, точнее, над обдиранием с оной Леночкиных творческих порывов трудился половину сегодняшнего вечера. Остатки лака, правда, кое-где все же поблескивали.

Народное движение снова прекратилось.

— Сильный аргумент, — спокойно произнес бизнесмен. — Вторая причина, надо полагать, выдержана в том же стиле?

— Угу, — кивнул я и продемонстрировал фирмачу «кенвуд». — Видите эту рацию? Стоит нажать кнопку — и за моей спиной, в грузовом отсеке, сработает некое устройство, обложенное со всех сторон примерно двумя тоннами аммиачной селитры. Все, разумеется, жутко самопальное, но лично я оцениваю наши шансы взлететь сообща как весьма хорошие.

— Понятно. — Бизнесмен развернулся и коротко скомандовал кому-то из жавшихся позади челядинцев: — Стулья нам.

Замковая прислуга прошла хорошую школу дрессировки. Не прошло и минуты, как в нескольких метрах от нас возник накрытый столик — видимо, кое-что после нашего приземления таки уцелело, либо мясо тишком подняли, обмахнули и положили обратно на тарелки. Впрочем, ни есть, ни пить в этой компании я все равно не собирался.

Заодно челядь произвела кое-какую уборку территории — кое-какую, потому что из всего мусора внимание уделялось только бумагам. Один такой лист, прибившийся к моей ноге, я интереса ради поднял и попытался проглядеть, но сразу же увяз в «результатах аудиторской проверки за второй квартал, показавших…»

— Кажется, это ваше?

Фирмач, изменившись в лице, нервно выхватил у меня бумажку, скомкал и сунул в карман.

— Итак, о чем вы желаете со мной побеседовать?

— Ну для начала я бы хотел узнать, какого хре…

— Стоп, — поднял руку бизнесмен. — Послушайте, э-э… молодой человек, раз уж вы вынудили меня к этому разговору, то извольте хотя бы вести его в приемлемом тоне.

— Какой собеседник, такой и тон, — сухо сказал я. — Ладно, как вас прикажете именовать?

— А вы, — с легким удивлением спросил фирмач, — даже не удосужились узнать имя человека, на голову которому свалились? Занятно… что ж, извольте: меня зовут Филлипюк Андрей Данилович. Председатель совета директоров ЗАО «Гомель-инвест», член совета директоров банка «Проект»… Также, — усмехнулся бизнесмен, — имеется с десяток титулов помельче. В общем, «владелец заводов, газет, пароходов», как это принято было говорить раньше.

— Очень приятно, — буркнул я. Представляться самому не очень хотелось, но я решил все-таки поиграть в светскую беседу. — Топляков Александр, бывший сержант…

— …и Коробкова Елена Викторовна, инспектор Госнежохраны, — раздался звонкий голос за моей спиной. — Вашими стараниями — тоже бывшая.

Я с восхищением оглянулся на Леночку. В свете прожектора девушка казалась особенно маленькой и хрупкой, но тем не менее вид у нее был весьма решительный. Вот это боевая подруга, с ней хоть к черту на рога можно!

«Ну все, теперь нам точно конец», — обреченно подумала я и приготовилась к смерти.

— Леночка?! — изумленно ахнул кто-то из темноты.

Девушка злорадно улыбнулась и грациозно присела на торопливо подсунутый обслугой стул.

— Добрый вечер, Лешенька, — пропела она, — ты не волнуйся, я помню, что ты меня в гости звал. Сейчас мы тут с Андреем Даниловичем поговорим и к тебе перелетим!

Ответа не последовало — видимо, приглашение отменялось.

— Погодите, — нахмурился бизнесмен. — Топляков… Коробкова…

— Ой, блин, это ж те электрики, что днем машину у соседских ворот чинили! — «подсказал» шефу мужик в черной куртке. Приглядевшись, я опознал в нем давешнего братка с задатками автомеханика. — Ну вы даете, так классно придурков отыграли! Я и то купился…

— Ага, — мрачно поддакнул я, — неделю репетировали.

— Витя, не встревай! Так вы те самые инспектора из Госнежохраны?! — Уважения в голосе Андрея Даниловича ощутимо прибавилось, а название нашей конторы он вообще произнес чуть ли не с благоговейным придыханием.

— Ну да. — Я глянул на Ленку, но девушка так же озадаченно пожала плечами.

— Шеф, может…

— Нет, — спокойно отрезал бизнесмен. — Лучше приведи сюда Наумова, пусть он сам все господам… кхм… инспекторам объясняет. А заодно и мне.

— Хотите сказать, что вы сами ни сном, ни духом? — съязвил я.

— Совершенно верно, — невозмутимо подтвердил бизнесмен. — Александр, подумайте сами: я же не обязан вникать в мелкие детали всех проектов, которые ведет моя фирма.

— Мелкие? — Я повысил голос. — Два трупа для вас — «мелкие детали»?!

Филлипюк, криво усмехнувшись, промолчал.

Несколько минут мы молча сверлили друг друга взглядами. Мне все больше хотелось пить, но прикоснуться к услужливо наполненному обслугой стакану я так и не рискнул. Во-первых, мало ли чего они туда умудрились подмешать, во-вторых, трясущийся в руке пластик вряд ли добавит нам очков.

— Э-э… звали, Андрей Данилович? — На полянке появилось новое, красное даже в темноте лицо — видно, наш визит застал его в бане.

— Ну здравствуйте, товарищ оперуполномоченный! — Я наконец вспомнил, где слышал эту фамилию, а заодно и голос — через дверцу Ленкиного шкафа.

— З-здравствуйте, Александр Андреевич, — с запинкой отозвался тот, непонимающе косясь на бизнесмена. Судя по мстительной Леночкиной полуулыбке, наедине с ней он выглядел куда увереннее.

Сейчас роли поменялись.

— Сделайте одолжение, — тон Филлипюка был весьма далек от просительного, — отчитайтесь перед нами по делу, над которым вы сейчас работаете.

— Но, Андрей Данилович, — удивленно вытаращился на него Наумов, — если вы о проекте строительства паркинга, то ведь еще вчера решили, что все, замораживаем и откладываем до лучших времен…

— А позавчера? — вкрадчиво спросил я.

— Э-э…

— Давайте уж с самого начала, Наумов, — посоветовал бизнесмен. — Чтобы раз и навсегда прояснить эту неприятную ситуацию.

— Ну если с начала, — совсем сник опер, — то месяц назад шеф поручил мне собрать максимум сведений о вашей конт… то есть о Госнежохране. Желательно — компрометирующих.

— Для чего? — быстро спросила Лена.

Наумов снова заколебался.

— Рассказывайте, — устало приказал фирмач. — Ничего сверхтайного тут нет.

— Так для чего? — поторопил я.

— Чтобы доказать, что здание Госнежохраны впустую занимает перспективное место в центре города, и уговорить мэра подписать приказ о переезде учреждения и сносе строения. Я связался со своими прежними коллегами в минском УВД…

— Прежними? — На этот раз Наумова перебил я. — Так ты не опер?

— Бывший, — ответил за того Андрей Данилович. — И нынешний сотрудник ЧОПа «Цербер-плюс», контрольный пакет акций которого… короче говоря, это часть моей службы безопасности.

— Информации, — продолжил липовый оперуполномоченный, — мне удалось собрать немного… я бы сказал, на удивление мало. Сейчас-то я понимаю, что стоило бы придать этому больше внимания и уже тогда насторожиться, но все имеющиеся у нас сведения говорили о том, что это третьеразрядная контора, которая держится на плаву только благодаря причуде мэра. Так что я сдал шефу подробный отчет и забыл об этом деле… Ну еще попросил знакомых держать меня в курсе, если эта Госнежохрана вдруг где-нибудь засветится. Собственно, мы так про разгон ролевиков и узнали — мой бывший стажер в бригаде, он и позвонил, а тогда уж…

— Узнали? — иронично уточнил я.

— Ну да. Погодите, — вытаращился теперь уже на меня бывший опер. — Вы что, меня… то есть нас подозреваете в убийстве этого ролевика?

— А что, не должен? — насмешливо спросил я. — Qui prodest,[4] как говорили в таких случаях римляне.

— Но как?! Как, по-вашему, мы бы сумели это организовать? Во-первых, это надо было знать, что вы поедете разбираться с этими ролевиками…

— Тоже мне, проблема, — фыркнул я. — Пара «жучков» к Серафиму в кабинет — и вы в курсе всех тамошних дел.

— Ерунда какая, — так убедительно возмутился Наумов, что я понял: «жучки» у дяди в кабинете были. — А к вам в голову, скажете, мы тоже какую-нибудь микросхему запихали? Без вашего «пиротехнического шоу» убийство было бы невозможно… по крайней мере, невозможно было бы приплести к нему вас, а через вас — Госнежохрану! Кто и как мог предвидеть такой поворот событий?

— Успешная импровизация, — неуверенно возразил я. — Если слежка была, то сообразили, как можно подставить.

— Да бросьте, вы же сами понимаете, что это чушь. Если б мы хотели кого-то подставить, то впутали б качественно. А не так, чтобы милиция уже на третий день следствия перекинула вас из главных подозреваемых чуть ли не в потерпевших.

В первый момент я решил, что ослышался.

— Как?! И кого ж они тогда подозревают?

— А это уж ВАМ виднее, — угодливо, без малейшей издевки, развел руками Наумов. — А-а-а, это вы меня проверяете, да? В таком случае на данный момент официальная причина убийства Валерия Кожевникова — личная месть. Покойный, как выяснилось в ходе расследования, был весьма падок на слабый пол, а при таких раскладах… там ребята уже замаялись проверять его бывших пассий, причем каждая вторая уверена, что «Валерочку» грохнули именно из-за нее, единственной и неповторимой. Да вы ж сами эту версию отрабатывали, — вдруг почти выкрикнул он, — потому и к врачу приехали.

— Которого тоже убили, — ехидно напомнила Леночка.

— Ну там-то у вас алиби железобетонное! Хотя, — развеселившись, добавил Наумов, — ребята из уголовки на вас, конечно, матерятся почем зря. Они-то не в курсе, что вы из серьезного учреждения, думают: пара любителей-лоботрясов под ногами суетится.

— А вы что думаете?

— А что мы можем думать? — пожал плечами «опер». — Наше дело маленькое: как только оттуда позвонили — сразу же отработали «полный назад».

Мы с Леночкой озадаченно переглянулись.

— Чего-чего? Откуда — оттуда?

— Да-да, разумеется, полная секретность! — торопливо закивал Наумов. — Собственно, я не понимаю, зачем потребовалось это шоу с вертолетом… могли бы и к себе вызвать. Хотя, конечно, — поспешно добавил он, — я в вашу специфику не лезу, надо — значит, надо.

Мы тоже ничего не понимали, но дальнейшие расспросы вызвали бы подозрения и испортили грозную репутацию загадочных «тех».

— А за мной вы зачем охотились? — с вызовом поинтересовалась Леночка. — То с пистолетом, то со стеклом…

— Чего? — Наумов и Филлипюк изумленно переглянулись. — Барышня, зачем нам вас убивать? Мы ж не бандиты какие-то. Просто немного за вами проследили, в ваших же интересах — вдруг этот… то есть ваш друг действительно оказался бы маньяком и вас похитил?

— Просто? ПРОСТО?! Так, выходит, я лишилась мобилки, испоганила машину, сплю в мышатнике и питаюсь макаронами «просто» из-за вашей дурацкой слежки?! — прошипела Леночка, и я увидел, как в голубых глазах белокурого ангелочка разгорается адское пламя. — Саня! Дай мне обрез.

— Зачем?!

— Где он у тебя?! — Девушка, не обращая внимания на слабое сопротивление (ну не драться же с ней на виду у только-только укрощенного фирмача?!), уже распахнула на мне камуфляжку и вцепилась в оружие обеими руками.

— Ленка, он заряженный! — попытался напугать ее я. — Щас как пальнет мне в бок!

— Ничего, перезаряжу!

Я услышал отчетливый треск ремня и понял, что недооценивал могучих белорусских женщин.

— Пусти, кому сказал! — И выронил рацию.

В следующую секунду на полянке не осталось ни одного стоящего человека. Даже Андрей Данилович с удивительным для штатского проворством опрокинулся на землю вместе со стулом, а вслед за ним и я. Чертовы рефлексы!!!

По крайней мере, Леночку это отрезвило.

— Извините, — смущенно пробормотала она, вжимаясь в спинку стула.

Я подобрал рацию, и мы с Андреем Даниловичем вернулись за стол, усиленно, но безуспешно делая вид, что ничего особенного не произошло. На заднем плане медленно поднималась смущенная охрана; гости так рисковать не спешили.

— Со своей стороны, — подвел итог Филлипюк, — могу заверить, что если ваше руководство считает, что наши действия причинили… ущерб, мы готовы к диалогу по поводу его компенсации. И в подобных, — он указал на вертолет за моей спиной, — «намеках» нет абсолютно никакой надобности.

— Что ж, — фальшиво-радостно произнес я, — раз мы обо всем договорились, можно и прощаться. Приятно было с вами познакомиться, Андрей Данилович, надеюсь, не в последний раз видимся.

— Вы уже улетаете? — Странно, но в голосе бизнесмена вместо радости сквозила паника.

— А что, хотите пригласить нас на ужин?

— Н-нет, просто, — Андрей Данилович вздрогнул, — вы, гм, так экспрессивно комментировали процесс посадки…

Я вспомнил неудачную попытку включить фары, сопровождавшуюся странным грохотом за бортом, и мысленно обругал себя последними словами.

— Что, боитесь — на голову вам рухнем?

Судя по виду фирмача, как раз такого исхода он и опасался, но озвучить это не решался. Леночка тоже не торопилась подниматься со стула, глядя на вертолет с невыразимым ужасом.

Честно признаться, я был с ними согласен. Хотя успешный полет досюда и внушил мне кое-какую уверенность в своих пилотских способностях, я все же ясно понимал, что успех этот был чудом, причем в степени «офигеть, так не бывает!».

— Ладно, — насмешливо сказал я, — так уж и быть, второй раз вас пугать не будем. Пусть кто-нибудь подкинет нас до аэроклуба… ну и заодно там освободит сторожа, вынесет ему благодарность от лица… наших и скажет, где можно забрать вертолет.

— Конечно-конечно! Вот он, — повеселевший Филлипюк махнул рукой в сторону почтительно замершего Наумова, — отвезет. Только… э-э-э… может, вы вначале все-таки обезвредите свое взрывное устройство?

— А, ну это просто, — рассмеялся я. — Крекс, фекс, пекс… готово!

— Хороший блеф, — с нервным смешком прокомментировал бизнесмен. — Да, еще… Надеюсь, в ближайшее время все эти недоразумения благополучно разрешатся… для вас, — с нажимом уточнил он. — И если в итоге вы все же останетесь без работы… (Я с удивлением увидел, как Андрей Данилович протягивает мне черный с золотом прямоугольник)… я даже не буду интересоваться послужным списком — вы и без того проявили себя достаточно ярко.

— Подумаю, — соврал я, вставая и подавая Леночке руку. — Всего хорошего.

Наумов уже ждал нас возле «бумера», вытянувшись в струнку около распахнутой задней дверцы.

— Куда едем?

— К повороту на аэроклуб, — опередила меня девушка. — А дальше уж мы сами.

— Без проблем, — кивнул бывший следак. — Садитесь, домчу с ветерком.

Не знаю, как Лену, а лично меня всю обратную дорогу не покидало ощущение сюрности происходящего. Окончательно же моя вера в реальность пошатнулась, когда «бумер» притормозил у кромки леса, за которой прятался наш гольфик.

— Елена Викторовна, — помявшись, заговорил Наумов. — Я понимаю, что вы навряд ли питаете ко мне сколь-нибудь добрые чувства…

— Правильно понимаете, — злорадно подтвердила Лена.

— Я могу извиниться, — пылко заверил ее бывший опер. — То есть готов принести вам самые глубочайшие и искренние извинения…

— Короче, — не выдержал я. — Чего вам надо?

— Хотел узнать, нет ли в вашей конторе вакансий, — опустив глаза, пробормотал Наумов. — Понимаю, звучит нелепо… Но если бы вы знали, как мне надоело пахать на этих толстосумов! Да, деньги… не бешеные, но приличные. Только человеком себя уже не чувствуешь…

— Угу, — мрачно сказал я. — Сейчас разрыдаюсь от умиления.

— Саня, перестань, — одернула меня Лена. — Вот. — Порывшись в сумочке, напарница протянула Наумову белый прямоугольник. — Обратитесь к Серафиму Петровичу… и не забудьте упомянуть, что вы от нас.

— Спасибо, Елена Викторовна! — Похоже, не сиди мы в машине, Наумов бы сейчас «пал ниц». — Огромное спасибо! Честное слово, вы…

— Пока не за что, — оборвала его восторги Лена. — Поскольку обещать, как вы понимаете, я ничего не могу. Позвоните, попробуйте.

— Да-да, конечно… — истово закивал Наумов, глядя на визитку так, словно это был пропуск от райских врат или хотя бы чек со знаком $ и семью нулями перед запятой. Ё-моё, за кого ж он нас принимает?! — Вот… и мою на всякий случай возьмите!

Лена не глядя сунула ее в карман и подчеркнуто казенным тоном объявила:

— Что ж, всего доброго!

Мы выбрались из машины и с видом бесстрашных секретных агентов исчезли во мраке (точнее, спрятались за ближайшими кустами, молча пронаблюдав, как черный «бумер» срывается с места и свет его фар теряется вдали).

— Лен, — спросил я уже в «гольфике», — а на фига?

— Решила, пусть Серафим Петрович хоть так узнает, что мы пока живы и здоровы, — каким-то странным тоном отозвалась девушка.

— А-а… — протянул я. — Умница, мне и в голову не пришло. А чего стоим?

— Задумалась. — Напарница мотнула головой, стряхивая оцепенение, и, врубив мотор, принялась разворачиваться.

— О чем?

— Сань, ты им поверил? — Даже при тусклом свечении приборной доски было видно, как блестят у Леночки глаза и полыхают щеки. Я снова невольно ею залюбовался.

Первый мыслью было заявить: нет! Ежу понятно, что фирмачи отрицали бы свою вину при любом раскладе, будь даже на каждом из них по кладбищу невинноубиенных. Но какой-то дурацкий внутренний червяк назойливо бормотал: не врали, не врали, не соврали…

— Поверил, — сдавшись, сказал я. — Хоть и глаза у них хитрющие, и наверняка потом попытаются какую-нибудь пакость подстроить, а — верю. Не их работа.

— Я тоже, — со вздохом признала Леночка. — Сань, выходит… ты теперь спокойно можешь пойти в милицию? Раз тебя больше ни в чем не обвиняют?

— Может, и не обвиняют, — фыркнул я. — Но вот засадить, чисто для профилактики, вполне способны. К тому же Наумов как раз мог соврать, чтобы я, дурак, сам голову в петлю сунул. Удивляюсь еще, что он тишком ОМОН не вызвал, пока мы с его шефом базарили.

— ОМОН?! Ну ты даешь! — Девушка слегка истерически расхохоталась. — Ты рожи его гостей видел?

— Рожи как рожи, — проворчал я. — Вытянутые.

— И ты никого не узнал?! Да их же в новостях постоянно показывают! Тот, лысый, что возле Наумова стоял, — в налоговой работает, толстый с усиками — заместитель министра, не помню только какого.

— Ну и что?

— Сань, это же госчиновники! Им не положено заниматься бизнесом, тем более коррупцией, у Батьки с этим строго — за взятку в сто баксов на три года посадить могут.

— Так ведь криминал еще доказать надо. Может, у них дружеская вечеринка была?

— А бумаги, которые мы им по всему участку развеяли? Я видела, даже по ту сторону забора валялись. Нет, они там явно что-то замышляли, а мы им всю малину испортили! ОМОНа только для полного счастья не хватало. — Леночка снова начала подхихикивать, а потом как-то сразу сникла и жалобно простонала: — Сань, я чувствую себя полной дурой!

— Да ладно, — хмуро сказал я. — Оба хороши. Как он ту бумажку хватанул… блин, знал бы, сам ОМОН вызвал.

— Зачем?!

— Если они все-таки врали, то им бы после такого налета резко стало не до нас. А если нет… ну, просто помог бы Батьке в священной борьбе с коррупцией.

Леночка, не разделяя моего патриотизма, следила за дорогой, снова начав покусывать губу.

— Сань… что ж нам теперь-то делать?

— Не знаю, — после долгой паузы сказал я. — Сейчас — не знаю.

И куда более уверенным тоном добавил:

— А когда не знаешь — спать надо! Утро вечера мудренее, на свежую голову все и обсудим.

Я и правда так считал, да только несвежая голова упорно не желала отключаться, раз за разом, словно зацикленный видик, прокручивая в уме события этой ночи. Кончилось это тем, что, когда мы заехали на уже почти ставший родным дачный участок, я не вылез из машины, а расхохотался, надрывным смехом выплескивая напряг мышц и нервов.

— Сань, ты чего? — испуганно отшатнулась девушка.

— Я… я идиот, Лен! Там, в вертолете… АП-34Б… автопилот… руку протянуть и включить… забыл, напрочь! И чуть обоих не угробил, кретин эдакий!

— Да успокойся ты! — сердито шикнула напарница. — Не разбились же… чего сейчас вспоминать, душу травить.

— Верно, не разбились… блин, какой же я чудак на букву «м»…

— Ну и сиди тут, страдай, — вконец разозлилась Ленка, распахивая дверцу. — А я действительно спать пойду.

— Лен… — Я осекся, глядя на стремительно удаляющуюся курточку. — Я хотел сказать: пару сигарет выкурю, нервы малехо в порядок соберу и поднимусь к тебе, — прошептал я в ночную тишину.

Несмотря на гудящую голову, заснуть никак не удавалось. В конце концов я не выдержала и села на кровати, досадливо глядя в окно, на зависшую над лесом луну. Из-за плывущих поперек нее облачков казалось, будто наш домик мягко, как на куриных лапках, бредет неведомо куда. Сколько прошло времени — час, два? Или всего минут сорок? Как же плохо без мобилки…

Саня по лестнице не поднимался — ступеньки у нее скрипучие, я бы услышала даже сквозь дремоту.

Как к нему относиться, я по-прежнему понятия не имела. С одной стороны, напарник недвусмысленно дал понять, что нас связывают только обстоятельства… ну, может, дружба — но не более.

С другой — мне безумно хотелось, чтобы сейчас он был здесь, со мной. Нет, я ничего не боялась: после вертолета мне озеро Нарочь было по колено. И в постели я сегодня не мерзла, Федька расстарался насчет грелок. Мысль о сексе вызывала дрожь, но не любовную, а нервную — какая тут страсть, когда руки-ноги от усталости отваливаются!

Зачем он мне тогда, а? Правильно — совершенно незачем!

…И тишина внизу — ни шагов, ни шума воды, ни бряцанья кастрюль…

Хоть ты нервный шок симулируй… нет, это еще по дороге надо было. Впрочем, бывает же и такой, отсроченный!

Ох, все равно ведь не усну. Я нашарила ногами кроссовки, приоткрыла дверь, выглянула. Ну конечно — внизу горит свет. Совру, что пить захотела…

Объяснения не понадобились.

Саня сидел за столом, отрешенно уставившись в стену, как на экран невидимого мне телевизора. В воздухе можно было повесить не то что топор — кузнечную кувалду.

— Сань?

Он вздрогнул, сыпанув пеплом на скатерть.

— А… это ты. — И глубоко затянулся.

— Ты чего спать не идешь? — Я подошла к окну, отдернула занавеску и распахнула форточку. Дым потек наружу, как из трубы бабы-ежкиной печки, в которой старая карга только что спалила очередного Иванушку.

— Да так… задумался. — Саня загасил окурок и тут же потянул из пачки следующую сигарету.

— О чем?

— О разном, — буркнул парень. — Не бери в голову, я скоро приду… в смысле, поднимусь к себе.

Ну вот, Леночка, радуйся — тебе прямым текстом сказали, что в твоих услугах не нуждаются.

Но что-то не давало мне так просто развернуться и уйти. Тусклая лампа под потолком слегка покачивалась, шевеля разбросанные на полу тени, по крыше голодным волком бродил ветер.

— Можно, я с тобой посижу?

— Зачем? — настороженно зыркнул на меня парень.

— Покурить захотелось…

Саня удивленно пожал плечами:

— Сиди.

Не успела я спохватиться, что мои ментоловые остались в сумке наверху, как в кармане что-то шелохнулось, и испуганно сунувшаяся туда рука наткнулась на длинную жесткую пачечку. Сам домовой не показывался, тоже почуяв что-то неладное.

«Спасибо, Федь».

Я неловко вытащила тонкую сигаретку, чуть не сломав у фильтра. Саня щелкнул зажигалкой.

— Я думал, ты не куришь.

— Курю. Когда очень хорошо… и когда не очень.

Пару минут мы молча любовались то вспыхивающими, то притухающими кончиками сигарет. Смешивающийся дым лениво тянулся к окну.

— Сань, расскажи мне что-нибудь.

— Не то настроение.

— Тогда думай вслух. Я хочу послушать твой голос. — Парень вытаращился на меня еще изумленнее, и я виновато добавила: — Тишина тут… плохая.

— Лен, — Саня невесело улыбнулся, — мне самому-то от моих мыслей крышу сносит. Оно тебе надо? Да и не поймешь ты ничего.

— Я попробую. Честно.

И я неожиданно взял и начал рассказывать — словно вырывая из себя, из памяти, кусок за куском…

…про то, как в Моздоке, в аэропорту, впервые увидел «груз 200»…

…про первого раненого, подорвавшегося на мине в нескольких шагах от меня…

…как бээмпэшка из нашего батальона попала в засаду на шоссе — когда мы примчались, она уже догорала, и те, кто в ней был… или рядом, тоже в луже вяло полыхающей соляры… некоторых я знал по именам, а некоторых — не помнил даже лиц…

…про первый бой — бестолковую шальную стычку в зеленке, когда мы опомнились, лишь расстреляв по три-четыре магазина, а чичи под эту пальбу давно уже растворились в лесу…

…и о черном снеге, падавшем вперемежку с хлопьями сажи…

…как снайпер подстрелил Юрку, мы стояли рядом, вот как сейчас, с тобой, а он вдруг запрокинул голову и стал оседать, так бывает — кто-то на долю миллиметра сдвинул прицел, и смерть проходит рядом, забирая другого. А ты остаешься и никогда, слышишь, Лен, никогда не получишь ответа на вопрос: почему его, а не меня?!

…и как Пашка-взводный, услышав, что я собрался подавать на «контракт», что я собрался остаться и мстить за ребят, — как он отвел меня в сторону от костра и умело, зло набил морду, популярно-матерно разъясняя при этом, что за погибших я теперь должен жить…

…и как я шел по Москве и смотрел — на дорогие авто, на сверкающие витрины, на девчонок в ярких летних платьицах… словно попал на другую планету… ну да так оно и было.

А Леночка просто молча слушала и курила — и я был чертовски благодарен ей за это.

Я слушала Саню и думала: боже мой, какой я была идиоткой прошлой ночью… нет, не тогда… а потом, когда лежала и злилась, что он меня разбудил, и боялась к нему прикоснуться… потому что сейчас мне было жутко даже его слушать, не то что каждую ночь переживать это заново.

Но я заставляла себя не отводить глаз, не позволять себе ни сочувственных, ни испуганных, но равно фальшивых ахов, и сигарета в пальцах действительно здорово помогала… А в голове вертелся, сам собой складываясь, обещанный Сане стих; руки так и чесались схватить карандаш и поскорее записать звенящие строчки, пока они не выветрились вместе с дымом…

И только когда парень уткнулся взглядом в стол, а ободренные тишиной тени снова начали выползать из углов, я негромко спросила:

— Сань, а когда ты был… ну, там… ты хотел вернуться?

— Вернуться? — криво усмехнулся он. — Сильно неподходящее слово. Выбраться из ада — уже лучше. Но по большей части я хотел просто остаться в живых. Дотянуть… дожить. Не до дембеля — хотя бы до рассвета. Знаешь, Лен, это иногда чертовски много значит: суметь дожить до рассвета. Ну и вот… вернулся. Только иногда… особенно по ночам… часто… мне кажется, что вернулось лишь тело, а душа — душа по-прежнему там. Ад, Ленка, он так просто не отпускает.

Я мягко накрыла его ладонь своей.

— Так возвращайся, Сань. Я очень тебя жду.

Парень забычковал сигарету, точнее — размазал ее по пепельнице, до того его трясло.

— Ждала уже одна такая…

Но ладонь не убрал.

Глава 9

Кажется, что твои дела хуже некуда? Заведи мужчину — а потом избавься от него!

Л.

Женщина подумает одно, скажет другое, сделает третье и обвинит тебя в четвертом!

С.

Сегодня я проснулся первым — Леночка еще спала, доверчиво пристроив голову у меня на груди. Нет, после ночного разговора сил у нас осталось только на подняться в комнату и, не раздеваясь, рухнуть на кровать… Но чем дольше я смотрел на Лену, тем отчетливее понимал: никого ближе нее у меня на этом свете нет… да никогда и не было.

Я бы лежал так сколько угодно, но девушка, видно, ощутила мое изменившееся дыхание, шевельнулась, приподняла голову и сонно поинтересовалась:

— Ммм?

Встрепанная, заспанная блондиночка была такой трогательной и родной, что я без раздумий привлек ее к себе и поцеловал.

— Ммм… — одобрила Леночка, и мне стало совсем хорошо. — Ой, Сань, а сколько времени?

— Часов десять, а то и одиннадцать, — неуверенно сказал я. Хмурое осеннее утро, помноженное на пыльное оконце, создавали в комнате романтичную полутьму. — С тобой всегда так хорошо спится… Слушай, а я тебе самой спать не мешаю? Не ору во сне?

Леночка почему-то отвела глаза, но твердо сказала:

— Нет, не мешаешь.

— Это повезло… тьфу, в смысле, хорошо.

Девушка смутилась еще больше.

— Ну по крайней мере, ты теплый, — философски заметила она. — И к утру не остываешь.

— Да уж, — хмыкнул я, — грелка из меня подходящая…

…раз в постели ни на что больше не сгодился, мысленно закончил я.

Кажется, вышло это чуток резковато — Леночка удивленно на меня посмотрела и, отстранившись, сменила тему:

— Сань, мы ж собирались утром обсудить, что делать дальше.

Блин, мысленно выругался я, и кто, спрашивается, меня за язык тянул? Подыграл бы, ляпнул чего игривое… а так сам всю малину испортил.

— Конечно. Вот прям щас и устроим разбор полетов, раз все в сборе.

— Нет уж, полет я даже вспоминать не хочу, — насмешливо фыркнула девушка. — Давай сразу перейдем к разговору с директором фирмы.

— Угу, — согласился я. — Вчера мы вроде сошлись, что сей тип не врал. Ты как, за ночь мнение не поменяла?

Девушка серьезно подумала и покачала головой:

— Нет. Вот только за кого он нас принял?

— За каких-то суперпуперагентов минского разлива. — Я мысленно примерил на себя фрак Роджера Мура и улыбку Шона Коннери. — Ударный отряд Госнежохраны, спецназ нервно курит в сторонке…

— …гадая, что курили мы, — поддакнула Леночка. — Погоди-погоди… а ведь ударный отряд у нас действительно есть! То есть у собственно Госнежконтроля — под кураторством КГБ, между прочим.

— Что, серьезно? — поразился я. — Ну блин… развелось же нынче спецназов… Интересно, чем ваши занимаются? Привидений сачками ловят или за упырями с кольями бегают?

— Нет, они больше на случай всяких ЧП — например, если какой-нибудь пьянчуга водяного раздраконит и срочно понадобится приречную деревню на недельку отселить, пока конфликт не уладится… Коровья Смерть та же. А если упыря колом, он на тебя такую жалобу настрочит, что лучше бы настоящей крови попил…

— Ну а мы-то им с чего сдались? — хмыкнул я. — Или меня за очередное ЧП посчитали?

Лена тактично умолчала о своей солидарности с КГБ, сразу спросив:

— Тогда почему они на нашей стороне… вроде бы?

— Понятия не имею, — признался я. — Хотя… Лен, а может, они просто на Филлипюка из-за конторы наехали? Вот он и решил, что мы типа инспекция?

— Может… — Девушка в раздумье запустила пальцы в волосы, взлохматив их окончательно. — Как все-таки диктофона не хватает… У меня сложилось впечатление, что Андрея Даниловича предупреждали именно насчет нас, да и фамилии он с ходу вспомнил. К тому же мне кажется, что КГБ не стал бы размениваться до звонков какому-то фирмачу, им проще решить эту проблему на уровне мэра или МВД…

— Ну фамилии — это как раз элементарно, мой милый Ватсон, — я постарался как можно точнее скопировать интонацию Ливанова, — я ж герой популярной телепередачи, не забыла? Да и о тебе ему наверняка докладывали. — А насчет «куда проще»… Лен, прикинь, если ты Филлипюка вычислила за пять минут с одного звонка, то гэбэшникам это вообще так… только трубку поднять. Может, им как раз показалось, что пинка выгоднее дать сразу заказчику, чем на «шестерок» из мэрии гавкать.

— Но ведь это не решит проблему: одного бизнесмена шугануть — другой тут же прибежит, кусок-то лакомый!

— А вот это вряд ли, — подумав, уверенно сказал я. — Дурные слухи быстро разлетаются.

— Ладно, — сдалась девушка, — допустим. Контора ни при чем, ты тоже, убийство Валеры — случайное совпадение, меньше по бабам бегать надо. Но кто же тогда так упорно пытается свести в могилу меня?!

— Ленка… — пораженно протянул я, садясь в постели. — А ведь это идея, и какая! Может, вся эта бодяга заварилась не из-за Валеры — а из-за тебя?!

— Чего?!

— Ну смотри, — начал я. — В гипере стреляли в тебя. Стеклом… в принципе, тоже могли в тебя целить — не покатись мы в обнимку, лежала б и ты рядом с эльфом…

…Да и я запросто мог там же улечься.

Девушка продолжала смотреть на меня, как на сумасшедшего.

— Сань, я что — похожа на старуху-миллионершу? Или на тайную главу мафии?

— Ты можешь быть похожа на наследницу миллионерши, — буркнул я, начиная понемногу злиться. — И вообще… не нравится, предложи что умное сама!

— Скажи еще, что я на Валеру похожа и его в темноте со мной перепутали!

— Не, это уже перебор, — признал я и сразу же упрямо добавил: — Только началось-то все с твоей поездки к русалкам!

— И что?! Я туда по пять раз за месяц езжу.

— Ну так попытайся вспомнить, чем этот визит отличался от других!

— Психом на соседнем сиденье! — Девушка тоже села и сердито завернулась в одеяло.

— Блин, так, может, это я все и устроил?! Валерия затоптал, потом в тебя из рогатки с глушителем пальнул, потом раздвоился и стекло кинул… — Я осекся, неожиданно сообразив, что и в самом деле начинаю вести себя… в соответствии с Леночкиным диагнозом.

— Лен… а серьезно — было что-то новое в тот раз?

— Если и было, то ты его с блеском затмил, — обиженно проворчала девушка, но все-таки соизволила призадуматься. — Да нет, день как день — разве что субботник. Я до обеда в конторе с бумагами сидела, потом в Веснянку съездила, там опивень[5] увлекся: поминки тещи в недельную гулянку растянулись, соседи начали жалобы писать… Вернулась уже в шесть, уставшая, как собака, еще и Вадим настроение испортил. Потом Серафим Петрович позвонил…

Что-то в ее словах меня царапнуло… «вернулась»… «еще и Вадим»…

— Какой Вадим?

— Ну мой бывший, — нехотя пояснила девушка. — Да ты его видел, он ко мне потом в гипере цеплялся, пьянь несчастная…

— В гипере… — медленно повторил я. — Ага. В тот самый вечер, когда в тебя чуть пулю не всадили? А какого хрена он там делал, ты, случаем, не в курсе?

— Не знаю, — растерялась Леночка. — Он вообще-то на другом конце города квартиру снимает… Может, проводку проверял? Это ж его объект был.

Я вспомнил валявшийся в «гольфике» чемоданчик.

— Он что, электрик?

— Ну да… высшей квалификации, кстати, он и с электроникой работает.

— Супер! — Я хлопнул по коленям. — Просто класс! Лен, а хочешь, подскажу, что твой бывший должен знать, как свои пять пальцев? Не щелкает, нет? Мертвые зоны камер наблюдения!

— И что с того? — продолжала слабо сопротивляться девушка. — Зачем ему было в меня стрелять? У него и пистолета-то нет!

Но меня уже, что называется, понесло.

— Лен, пушку достать — фигня вопрос, было бы желание, глушак на нее соорудить он и сам сумеет, если вправду мастер. А зачем… ты вот сказала, он тебе настроение отравил? Ну-ка, поведай подробности!

— Было бы что рассказывать, — нахохлилась Леночка. — Ну разошлись мы с ним… еще весной. Погулял, опомнился и прибежал назад проситься… да поздно.

Я тем временем пытался вспомнить этого самого Вадима. Увы, в момент нашей единственной встречи голова у меня была занята совсем другим, и случайному пьяному хмырю внимания почти не досталось. Кстати, пьяному ли? Бутылка и запах — это еще не кровяной тест, а отыграть поддатого можно и без диплома театрального училища.

Как же он выглядел-то? Плюгавый… черт, даже и зацепиться не за что, с досадой подумал я. Ни тебе гордого профиля, ни бицепсов в три ведра объемом… и что Ленка в нем нашла?

— Слушай, а взревновать он тебя не мог? — спросил я. — Типа: так не доставайся же ты никому!

— О гос-с-споди… Сань, мы же не в Мексике живем! Чтобы Вадим решился убить человека, тем более женщину? Бред!

— Я бы убил, — чистосердечно брякнул я и, заметив испуганный Леночкин взгляд, поспешно уточнил: — Ну не из-за ревности — я ж не псих, — а вообще. Когда парню, с которым из одного котелка хлебал, в башку подарочек на девять грамм прилетает, да так, что мозги по всему борту… тут уж по фиг, мужик или баба.

— Но я-то ему ничего не сделала! Ну… разве что выгнала с треском, когда поняла, что ему от меня нужна только минская прописка, бесплатная кормежка и… — Лена смутилась. — Короче, это точно не он.

— А по-моему, очень даже реальный вариант. Может, у него на твою квартиру-прописку какая-нибудь важная сделка подвязана была? Вот он и озверел.

— Сань, ты просто не знаешь Вадима, он трус ужасный. Мы с ним как-то с последнего киносеанса возвращались, вдруг выходят из-за угла трое подвыпивших мужиков и, мерзко хихикая, просят прикурить. Так Вадим сразу часы начал снимать, причем с меня. — Лена поморщилась.

— И что?

— Да ничего… Взяли, померили по очереди… Нет, говорят, не наш фасончик, забирайте обратно! Оказалось — нормальные ребята, программисты, с юбилея шефа возвращаются. Все трое курящие, а тут, как на грех, один зажигалку в ресторане забыл, у второго сломалась, а у третьего газ кончился, так они идут и не знают, смеяться или плакать.

— Ну пример хороший, — задумчиво сказал я, — но не в тему. Или, наоборот, в тему. Если твой бывший попал на хороший «счетчик», он из страха за свою шкуру не то что одну женщину — сотню старушек настругает.

— По-моему, ты просто ревнуешь!

Такого скачка женской логики я от Леночки не ожидал.

— Я?! Да с чего?!

— С того самого! — Девушка отодвинулась от меня еще дальше. — Я за Вадима ручаюсь, понятно? Ну так и ты будь добр оставить его в покое!

— Я-то могу кого угодно в покое оставить, — буркнул я. — А вот убийца — навряд ли.

Напарница упрямо тряхнула головой:

— Отлично, давай тогда думать, кто это может быть… кроме Вадима!

Ленкино упрямство начинало вызывать у меня глухое — пока еще — раздражение. Слишком уж хорошей с моей точки зрения кандидатурой на роль киллера выглядел Вадим, чтобы так вот запросто списывать его со счета — тем паче, что внятных аргументов «против» Леночка так и не привела. Женская интуиция, она, конечно, великая сила… но лучше бы с ее помощью погоду предсказывать, а не убийцу вычислять!

Я сделал над собой титаническое усилие и примирительно предложил:

— А может, все-таки сначала проверим Вадима и уже потом с чистой совестью вычеркнем его из списка?

— То есть моего слова тебе недостаточно?!

— Да! — решительно сказал я. — Потому что, блин, я не хочу «твое слово» на могильной плите выцарапывать! Знаешь, нагляделся на таких вот… уверенных! Ай, да на фиг броник надевать, тяжелый, зараза, лучше бегом до ручья сгоняю, по бегущему снайпер мажет. Не ха-чу!

Ленка отвернулась к окну, минутку помолчала и ворчливо сказала:

— По четвергам Вадим в первую смену работает, по вызовам ходит. До пяти часов его искать бесполезно.

— А после? — быстро спросил я.

— Домой, наверное, пойдет… или меня убивать, — съязвила девушка. — С двухметровым стеклом под мышкой и топором в рюкзаке!

— Замечательно! Тогда давай устроим дружескую встречу и посмотрим — входит ли топор в его новый инструментальный набор?

— Точно дружескую? — подозрительно уточнила Леночка. — Саня, если ты Вадима хоть пальцем тронешь, то я сама тебя убью, понял?!

Меня бы кто так яростно защищал, тоскливо подумал я. А ведь это не Вадим ее из-под стекла вытолкнул…

— Договорились. Пальцем не трону… и всем остальным — тоже.

— Ох… Сань, ты как хочешь, но это — пустая трата времени! — не преминула напоследок уколоть девушка. — Еще и до пяти ждать, по даче слоняться…

Я задумался.

— Лен… а давай в кино сходим? Или в театр? Ну или что там в культурный досуг входит? Проведем день как люди, а?

Напарница ошарашенно уставилась на меня, явно не веря своим ушам:

— В театр?! Сань, у тебя температуры точно нет? То ты из машины лишний раз выглянуть боишься, то в людном зале полтора часа сидеть собираешься! И там же милиция в вестибюле постоянно дежурит…

— Ну… — Сказать было нечего, идея и впрямь дурацкая. Хотел как лучше, а вышло как всегда. — Лен…

Более светлых мыслей на тему «как бы развлечь даму и вообще подлизаться» в голове не наблюдалось. Копошилось лишь апокрифичное «давайте хоть кота пивом обольем».

Леночка внимательно поглядела на меня… и вдруг рассмеялась.

— Балда ты, Сань!

— Почему? — удивился и даже как-то обиделся я.

— Потому… С тобой никакого театра не надо! Ну что, встаем?

— Встаем, — подтвердил я и опрокинул ее обратно на постель.

До нашего знакомства Вадим жил в Малиновке, снимая квартиру у какого-то родственника — достаточно близкого, чтобы тот не опасался за сохранность меблировки, но достаточно дальнего, чтобы без зазрения совести брать деньги за аренду. Вполне по-божески, однако бывший за глаза призывал на его голову такие жуткие кары, что, узнай о них этот «мелочный, корыстный сын собаки женского пола», назад ни за что бы не пустил.

Конечно, за эти полгода Вадим мог и сменить квартиру — но очень сомневаюсь. Он тоже умел считать денежки, а другого такого выгодного варианта нипочем бы не нашел.

Ох, как же мне не хотелось с ним встречаться… Но если Сане что-то в башку втемяшится, то проще дать ему перебеситься, чем пытаться переубедить. На вертолете он теперь, хе-хе, летать вряд ли будет, как и по лестницам кататься… Беда в том, что воображение у него уж слишком богатое, ему еще что-нибудь столь же гениальное придумать — раз плюнуть!

Сам напарник был полон энтузиазма и энергии, как горный козел, удравший из зоопарка.

— Так, Ленка, ты будешь стоять вот тут, — деловито скомандовал он, указывая на вход в подъезд. — А я — внутри, у батареи, чуть что — мигом выскочу.

Саня наклонился, подобрал обломок кирпича и для верности подпер им дверь.

— А может, ты лучше в мусорный бак спрячешься? — вкрадчиво предложила я. — Прикопаешься там для маскировки…

— Давай уж сразу в канализацию. — Парень кивнул на чугунную крышку в паре метров от подъезда. — Только, чур, отстирывать потом ты будешь.

— Вот еще! Я тебя целиком в стиральную машину запихну — в режиме «очень грязное белье», с кипячением…

Саня ухмыльнулся:

— Ладно, не буду рядом с тобой светиться, — и шагнул в подъезд.

— Постой! — Я рванулась следом. — А мне что — так тут столбом и стоять? Может, Вадим только через час придет!

— Ну сделай вид, будто собаку выгуливаешь.

— И где же она?!

— Вот и подзывай — вдруг прибежит?

— Дай хоть на мобилке поиграю!

Саня порылся в карманах.

— На. Только не включай.

— А как же…

— Лен, какие на фиг игры? — осадил меня напарник. — Твоя боевая задача: сканировать местность на все триста шестьдесят градусов. Видимость создай — и ладно.

Я постояла, повертела в руке увесистый телефон. Стало как-то не по себе — не из-за Вадима, вот еще! — но тихий пустынный дворик производил гнетущее впечатление. Я на всякий случай отступила под козырек подъезда — мало ли, вдруг сверху еще что-нибудь свалится.

— Сань…

— Чего? — недоуменно высунулся тот из-за двери.

Хоть бы поцеловал напоследок… в смысле, для поднятия боевого духа!

— Ничего, — досадливо буркнула я. — Прячься.

…Или сказал что-нибудь хорошее…

— Ага. — Саня нырнул обратно. Мне захотелось запустить ему вслед мобилкой.

Честно говоря, мне очень хотелось сказать Ленке чего-нибудь ободряющее… ну или хотя бы поцеловать. Но я сильно подозревал, что при малейшем эдаком поползновении в меня полетит сначала мобилка, а следом чугунный люк от канализации.

Ну и ладно, подумал я, оглядывая подъезд. Так себе местечко… надписи на стенах, преимущественно трехбуквенные, замусоренный пол и резкий кошаче-крысиный запах. Сиживал я и покомфортней — помню, на один секрет мы приволокли в окопчик роскошное кожаное кресло от подорвавшегося на мине «лексуса» — ну так мне здесь не шесть часов куковать. В конце концов, напарнице всего-то нужно обменяться десятком слов со своим бывшим — относительно которого я уже стал понемногу заражаться Ленкиной уверенностью. А если что: вот он я, рядом, в щель пасу, и фиг он у меня пистолет успеет вытянуть! Электрик… подумаешь… мы таких по утрам, вместо булочек для кофе… и самого кофе.

Додумать я не успел.

Напарнику удалось-таки меня настропалить — когда между домами показался Вадим, я вздрогнула и прижалась спиной к косяку. Впрочем, пугаться тут было нечего, даже наоборот: вид у бывшего был унылый и усталый, спина ссутулена, голова опущена. Еще шаг — и мне пришлось бы посторониться, пропуская его в подъезд.

— Кхм…

Саня этот… ему бы фантастические романы писать! «Убийца» растерялся так, что выронил чемоданчик.

— Леночка? — недоверчиво переспросил он не то у меня, не то у своих глаз. — Леночка! Ты вернулась?!

Ох… вот этого я и боялась.

— Нет, Вадим, стой… — Я выставила вперед руки, не давая себя обнять. — Мне просто…

Можно было соврать, что я пришла за фотоальбомом, случайно попавшим под раздачу и выкинутым вместе с рубашками, но мне так хотелось скорее покончить с этим делом, что я напрямик спросила:

— Вад, ты хочешь меня убить?

— Леночка… — опешил бывший. — Тебя? Убить?! Что это тебе в голову взбрело?! Я же тебя люблю… как… как…

— Трансформаторную будку? — скептически подсказала я, видя, что Вадим лихорадочно шарит взглядом по двору в поисках столь же достойного обожания предмета.

— Как звезду вечернюю! Светлую, чистую и удивительную! Ты — самое прекрасное, что когда-либо случалось в моей жизни…

Опаньки… Я за последние полгода от него столько комплиментов не слышала. Ну-ка, ну-ка…

— Леночка, — торопливо продолжал Вадим, опасаясь, что я снова его перебью, — я понимаю, что поступил с тобой подло, сам себя до сих пор простить не могу. Понимаешь, мы с ребятами собрались — ты не думай, это не какие-то алкаши, а друзья с работы! — отметили премию, ну и стали о бабах трепаться, хвастаться. Один заначку от жены в электрощите прячет, она жутко тока боится, другой раз в неделю «в командировку» к любовнице ездит… вот и я сдуру… выделаться решил… мол, моя мне вообще не указ, завидуйте…

— И что — позавидовали?

— Так ведь тут как раз ты пришла… — В голосе Вадима проскользнула досада, но он мигом исправился: — Леночка, ну что я должен сделать, чтобы ты смилостивилась? Хочешь — прямо сейчас соберем вещи и махнем на недельку в Сочи, а? Там сейчас бархатный сезон, тепло, солнышко… Черт с ней, с работой, пусть увольняют! Вспомни, как хорошо нам было вместе…

— Помню, — со вздохом подтвердила я. Действительно хорошо — первые три месяца, пока Вадим не решил, что хватит с меня романтики, никуда уже не денусь. — Но, Вад…

— Это из-за твоего нового парня, да? — «понимающе» перебил меня бывший. — Того, придурошного, что я в гипере видел? Лен, но ведь ты его не любишь!

Первая мысль была: ну, сейчас ты огребешь за «придурошного». Но почти сразу же она была погашена следующей: Лен, скажи ему! Ну же! Скажи… мне скажи!

Я прикусила губу. Чувства, которые я испытывала к Сане, действительно не имели ничего общего с любовью…

— Ну посмотри мне в глаза и возрази: нет, люблю! — прицепился мужчина.

… или до сих пор я принимала за любовь что-то другое.

— Вад, отстань.

Делать мне нечего — душу перед тобой раскрывать!

— Вот видишь?! Тебе просто понадобилось сильное мужское плечо, хоть кто-то — так почему не я? — с жаром продолжал бывший. — Нет, я все понимаю, это твоя личная жизнь, я не собираюсь тебе мешать или — упаси бог! — убивать… Но, может быть, еще не поздно… если тебе надо время, чтобы с ним разойтись, — я подожду! Мне без тебя так плохо…

Тут Вадим точно не врал — выглядел он неважно. Под глазами мешки, лицо осунувшееся, с лихорадочным румянцем.

— Ты что — простудился?

— Голова что-то болит, — вяло пожаловался бывший. — И спать постоянно хочется, позавчера после работы как рухнул на диван, так еле утром по будильнику поднялся. Лен, ну зайди хоть на полчасика — попьем кофе, поговорим по душам… клянусь, я не буду к тебе приставать! Даже намекать не буду! А?

Я внезапно ощутила, что злость на бывшего, точившая меня все эти месяцы, бесследно испарилась. Мне подумалось, что Вадим не такой уж и плохой человек, — ну да, слабовольный, трусливый, жадный и недалекий… но другие вон с худшими до совместного надгробия живут, и ничего. Зато вся техника работала, мусорное ведро изредка выносилось, и не приходилось из-за капающего крана в ЖЭС звонить, а потом сантехника полдня ждать (и не факт, что дождаться)…

Но снисходительная жалость — не то чувство, на котором стоит строить отношения с мужчинами.

— Знаешь, Вадим, я, пожалуй, пойду, — тихо, но твердо сказала я. — Извини. Может, как-нибудь в другой раз.

— Ну Леночка, миленькая! — отчаянно взмолился бывший. — Умоляю тебя, не уходи! Ты же не можешь так вот просто развернуться…

В этот момент Лена именно что развернулась, и Вадим, дернувшись вперед, схватил ее за руку.

— Ай! Вад, мне бо-о-ольно! — Девушка с перекошенным лицом начала оседать на землю.

— Где второй?

Голос у бывшего резко изменился, из блеющего став холодно-властным, но вдумываться не было времени — я уже вылетел из подъезда.

— Отпусти ее!

Полностью выполнять мой приказ Вадим не стал, однако нажим ослабил — Леночка прекратила визжать и принялась жадно заглатывать воздух. Похоже, бывший неплохо разбирался не только в электропроводке, но и в нервных узлах.

— А вот и второй.

— Отпусти ее, …!

Разжав наконец пальцы, Вадим неторопливо повернулся ко мне… и я нажал спуск!

Это было чудовищной глупостью. Окажись бывший ни при чем… да и окажись он киллером, шанс доказать это на суде был ноль целых фиг десятых. Но я выстрелил, не раздумывая, и лишь долей секунды позже мозг оформил переданный пальцам приказ в четкую мысль: лицо человека, глядящего в два жерла двадцатого калибра, таким довольным не бывает! А я еще не успел отвыкнуть, что на любую странность нужно реагировать пулей.

И все равно опоздал.

Картечный сноп впустую рванул воздух. Затем обрез улетел куда-то высоко вверх, а я — к стене дома, о которую меня и размазало тонким слоем.

— Я-то их по всему Минску обыскался, — сам себе посетовал бывший, приближаясь ко мне. — А они тут, легки на помине…

— Ленка, беги! Беги, дура! А-а-а-гр-р-р…

Попытка взять Вадима на прием даже не провалилась — я просто не успел разглядеть, как он преодолел два последних шага, ну а мигом позже мою шею сдавило стальной гарротой.

Ну и тварь…

Вначале я даже не особенно испугался. Решил в Отелло поиграть, гнида? Н-на! Нравится, когда пальцы ломают? Я тебе… Блин, второй палец, а ему хоть бы хны… это, кажись, пи…

Хватка на горле внезапно ослабла — всего лишь на миг, но мне хватило и этого проблеска. Оставив бесполезную затею с выламыванием пальцев, я выдернул нож и почти наугад — в глазах уже темнело — ткнул перед собой.

Вадим всхрапнул и сдавил меня еще сильнее. Свет померк окончательно.

…Когда зрение вернулось, я с удивлением обнаружил, что чертей вокруг не наблюдается, равно как и котлов с серой. Со спины меня по-прежнему подпирал дом, в руке я сжимал нож, а напротив меня топтался Вадим, с ошалелым видом разглядывая окровавленную ладонь. Чуть поодаль соляным столбом застыла Леночка.

Неужели только лапу гаду порезал, вяло подумал я, а затем разглядел темное, медленно расширяющееся пятно с левой стороны бежевой куртки. Не только… но все равно фигово — нож скользнул вдоль, оставив длинную, кровавую, но малоопасную царапину.

— Т-ты чего… — Голос у него дрожал, но сейчас был похож на прежний куда больше. — З-за что?!

Вадим не просто схватил меня за запястье, а так стиснул его клещами-пальцами, что руку прострелило до самого плеча, отключив от прочего тела. Я даже заорать не сразу смогла, настолько это оказалось больно и неожиданно.

Напарник что-то выкрикнул, но мне было не до того, а когда интерес к миру за пределами руки вернулся, Саня с Вадимом уже намертво сцепились — причем бывший не только не отставал, но и, похоже, лидировал!

Наверное, надо было звать на помощь, бежать в милицию или на манер голубя мира броситься между дерущимися (и, вероятнее всего, получить по шее с двух сторон). Увы, вместо этого я поступила исключительно по-блондиночьи: размахнулась здоровой рукой и, особо даже не целясь, метнула-таки в них мобилку.

К моему изумлению («тренировки» смятой бумагой по мусорной корзине оптимизма не внушали), попала она точнехонько бывшему в висок. Голова Вадима дернулась, бывший послал мне яростный взгляд, а секундой позже охнул и отлепился от Сани.

Напарник, надрывно кашляя, привалился к стене, и я с ужасом заметила у него в руке нож, испачканный кровью, — а потом и ее источник.

— Саня!!! — завизжала я, сама толком не зная, что имею в виду: то ли «А-А-А, какой кошмар, ты его убил!», то ли «И-И-И, чего ты стоишь — добивай его скорее!»

Наверное, все-таки второе, потому что Вадим не торопился падать на землю и биться в конвульсиях.

— З-за что?! — Лицо у него было такое ошарашенное, что я даже на миг поверила, будто здесь произошло какое-то недоразумение.

Тут Саня наконец опомнился и пошел на Вадима, полубеззвучным, но удивительно доходчивым хрипом излагая, что именно его не устроило. Бывший попятился, бараном таращась на окровавленное лезвие… а потом свирепо оскалился, развернулся и бросился наутек…

…вверх по стенке! Точнее, по балконам, ловко цепляясь за их края, уступы, а где их не было — и за декоративную каменную крошку! Преодолев пять этажей со скоростью и легкостью обезьяны, он пинком выбил стекло и скрылся в своей квартире.

Вадим!!! Который до того боялся высоты, что оттаскивал меня даже от перил мостика через Цнянку!

— Он чего, в цирковом раньше учился? — ошарашенно прохрипел я.

— Нет… насколько мне известно. — Судя по Леночкиному лицу, напарница как раз размышляла на тему: а известно ли ей о Вадиме что-либо вообще.

— Скалолаз, блин… скалолазковый. — Нагнувшись, я подобрал обрез, а заодно и мобилку. Древняя «труба» перенесла свое нетрадиционное применение без последствий, в очередной раз подтвердив, что гордое звание «кирпич» заслужено ею не только за вес и габариты.

— Подняться бы, поговорить с ним по душам, да времени…

— Саня!!!

Ленкин визг опоздал — углядев перед собой до боли знакомый земляной фонтанчик, я без раздумий отпрыгнул в сторону, и вторая пуля Вадима тоже прошла мимо.

— В укрытие! К балкону!

Еще одна пуля глухо стукнула об асфальт справа от меня. Ленкин бывший явно считал меня приоритетной целью, но попасть с левой — не зря все-таки я ему два пальца сломал! — с пятого этажа, по скачущей на манер зайца мишени… задача, мягко говоря, нетривиальная.

— Беги, …!

Девушка наконец вышла из ступора и рванула — да так, что под балконом оказалась чуть ли не раньше меня.

— Зеркало дай! — потребовал я, пытаясь выбить из обреза застрявшую, как назло, гильзу. — Ну!

— Зачем? — машинально поинтересовалась Леночка, но, увидев выражение моего лица, торопливо полезла в сумочку.

— Спасибо, — буркнул я. — На, подержи, только за спуск не вздумай дернуть.

«Свет мой зеркальце», осторожно высунутое из-под балкона, показало, что в окне Вадима уже нет. Где ж ты, зараза? Ага, уже на балконе… ишь как перегнулся, башкой вертит — высматривает, с какой стороны мы побежим. Ну жди-жди…

— Ну вот чего… — Слова приходилось выталкивать из горла через силу, словно сухие каштаны. — Давай взад обрез, и, как только я высунусь, что есть духу несешься к правому углу.

— Но левый же ближе!

— Верно. И Вадик твой это тоже знает. Только сейчас главная задача — до соседнего балконного ряда добежать, дальше уже по фиг. Уяснила?

— Да, — кивнула Лена и тут же вскинулась: — Сань, а как же ты?

— А я, — отозвался я, становясь лицом к дому и упирая ногу в стену, — поиграю в чертика из табакерки.

— Сань, может…

— Без «может»! Лен… мне говорить охренительно больно… давай, пошла на старт! Раз, два…

На счет «два» я спружинил от стены, мячиком вылетел из-под балкона и пальнул из обоих стволов.

Картечный дуплет с визгом выбил из балкона целое облако бетонной крошки… а еще через полсекунды над перилами вновь замаячила знакомая харя. Любоваться на нее я, понятное дело, не стал и под бодрящее хлоп-хлоп-хлоп вприпрыжку бросился следом за Ленкой.

Догнать ее я сумел лишь за углом — под обстрелом у напарницы прорезался талант спринтера.

— Он тебя не убил! — облегченно охнула она.

— Я его тоже, — отмахнулся я. — Быстрый… как я высунулся, сразу за перила назад спрятался. Зато потом, когда я побежал, остаток обоймы по мне выпустил чуть ли не очередью.

Судя по взгляду Леночки, она считала меня то ли супергероем, то ли настолько полным отморозком, что даже пули отскакивают.

— Быстрый, — повторил я, — но косой. Давай к машине!

Через пять минут я уже гнала «гольфик» по проспекту Дзержинского, не уставая благодарить интуицию, заставившую припарковать машину возле «глухой» стены дома, — окна Вадимовой квартиры выходили на две стороны, он бы как раз успел перезарядить пистолет (господи, где ж он его взял?!) и пострелять по нам уже из кухонного окошка.

Саня задумчиво глядел в боковое окно, постукивая пальцами по колену, но начинать разговор не торопился. Может, злится, что утром я не хотела его даже слушать, а Вадим-то и впрямь оказался маньяком, чуть не убившим нас обоих?! Черт, до сих пор не верится… А ведь я прожила с этим мужчиной два года и была уверена, что знаю его вдоль и поперек, вплоть до количества пломб в зубах!

Кажется, я и впрямь кругом виновата… если бы отнеслась к Саниной версии серьезнее и не подпускала Вадима так близко… не стояла столбом под пулями… да и вообще можно было вести себя похитрее, не так откровенно его провоцировать…

— Сань, все в порядке? — робко поинтересовалась я.

— Ага. — Парень болезненно поморщился.

— Он тебя не ранил? — еще больше испугалась я.

— Нет. Но шея, блин… как будто на фиг открутил. И дышать до сих пор трудно.

Моя рука тоже никак не желала приходить в норму — вроде бы и слушалась, но меня не оставляло ощущение, что она в любой момент снова может отказать, повиснув плетью. Однако Сане было гораздо хуже — на шее у него проступили иссиня-черные отпечатки, да и вообще она заметно припухла, хоть бы совсем горло отеком не пережало…

— Так поехали скорей в больницу!

— Давай уж сразу на кладбище, а? — огрызнулся парень. — Или, думаешь, вокруг меня роту охраны поставят, защищать от этого… прыгуна по балконам?

— Можем просто в поликлинику на пять минут заскочить, пусть тебя хоть врач осмотрит! — Я так распереживалась, что даже простила ему откровенно агрессивный тон. — А то вдруг мне тебя вскоре действительно придется на кладбище везти?

— Ну и что мы этому врачу скажем? — криво усмехнулся Саня. — Пыталась задушить в порыве ревности? Брось, Лен… давай лучше обмозгуем обстановку и прикинем, чего дальше делать.

— А ты точно не умрешь? — Дурацкий вопрос, но меня он сейчас волновал сильнее всего, а больше спросить было не у кого.

— Честное октябрятское, — фыркнул напарник. — В пионерию я уже не поспел, но звездочку мне прикололи честь по чести. Не, Лен, серьезно, — добавил он, глянув на мое несчастное лицо. — Отпускает потихоньку.

Ну по крайней мере, мне удалось его развеселить. Хотя у меня самой по-прежнему тигры на сердце скребли.

— Сань, как ты думаешь — что там сейчас творится?

Парень осторожно потрогал шею.

— Ясно, что — менты вовсю шуруют. Наверняка жильцы им все провода пообрывали — мол, международные террористы перестрелку на гаубицах устроили, спасите-помогите!

— А Вадим?

— Вадик твой уже далеко, тут без вариантов. — Саня кашлянул и снова скривился. — Болит, блин… где он себе такие пальцы накачал, не в курсе?

— Нет… разве что сразу после нашего разрыва купил себе абонемент в тренажерный зал — раньше он даже крышку с банки скрутить не мог, ножом подковыривал… — Тут мне в голову пришла мысль, от которой захотелось взвыть и провалиться сквозь сиденье. Выходит, Саня тут вообще ни при чем, это все из-за меня! Не он испортил мне жизнь — а я втравила его в эту дурацкую историю со стрельбой, расследованием, скрыванием от милиции и дохлыми кроликами! «Помогла», называется, «адаптироваться»! Еще и обвиняла постоянно, подкалывала…

— Сань… Ты меня ненавидишь?! — со всхлипом вырвалось у меня.

— Чего?!

Я начала сбивчиво объяснять. Парень внимательно слушал… примерно с полминуты. А затем откинулся на подголовник и расхохотался.

— Лен, ну ты даешь, — утирая слезы, выдавил он. — Прям не человек, а комплекс… мобильный такой. Скажешь, гнома этого, донжуана недоделанного, тоже из-за тебя пришили? Началось-то все с него! Ну а кроме шуток, — разом посерьезнев, добавил он, — когда ты мне из гипера тогда звонила… Короче, у меня выбор был, и я его сделал. И ни секунды не жалею. Все, тема «твоей великой вины» закрыта, забита, закопана и зарыта! Попробуешь еще посопливить в том же стиле — дам в глаз, чтобы для слез был реальный повод, а не фигня! Поняла?!

— Ага, — с невероятным облегчением подтвердила я. Честное слово: если бы не руль, кинулась бы Сане на шею… хотя нет, еще одной повисшей на ней маньячки он точно не перенесет!

— Ну а раз «ага», — в голосе парня вновь зазвучали командные нотки, — давай сосредоточимся на проблеме: где мы твоего Шимпанзяна в следующий раз ловить будем?

Честно говоря, мне и этого раза хватило выше крыши.

— Чтобы он тебя додушил, а меня дострелил?!

— Просто кто-то лопухнулся и забил на предварительную подготовку к бою, — жестко сказал Саня. — Только не куксись опять… я не тебя имею в виду, по крайней мере, не только и не столько тебя. Сам дурак первостатейный. Но найти его надо, причем первыми, а иначе он нас отыщет.

Про милицию я уже решила не заикаться. Если она даже нас поймать не смогла…

— Сань, я понятия не имею, где его искать. Особенно теперь… — Я вспомнила лицо Вадима в тот момент, когда он стискивал мою руку, и в запястье снова кольнуло. — Какой тут «счетчик», какая ревность — по-моему, у него просто крыша поехала! Не может нормальный человек так себя вести!

— Нормальный человек, — усмехнулся я, — в первую очередь, на пятый этаж залезть со сломанными пальцами не сможет! Хотя… — я вспомнил парня, уверявшего, что сумел увернуться от очереди, потому что «пули очень медленно летели, так, лениво-лениво», — у людей в аффекте и психов, говорят, очень странные способности порой наружу вылезают. А наркотой он не баловался?

Впрочем, версия насчет дури тоже была так себе — если нечувствительность к боли она так-сяк объясняла, то резкую смену «имиджа» и скорость реакции… разве что Вадик по уши накачался не обычной дрянью, а какой-то разновидностью допинга.

— Нет… но у меня вообще ощущение, что это какой-то другой Вадим! — выпалила девушка. — То есть пока я просто с ним разговаривала, все было нормально, а потом его будто подменили…

— Инопланетяне? — ехидно осведомился я. — Ну-ну… а чего тогда наш пришелец из-за пустяковой царапины драпанул? Побоялся, что скоро вместо красной крови зеленая потечет, и вся маскировка прахом?

Вопрос на самом деле был весьма занятный. Вадик на тот момент выигрывал бой за явным преимуществом: обрез он выбил, а сломать мою финку — задача куда более простая, чем продемонстрированный им скоростной альпинизм. Даже если ломать в трех местах и заодно с рукой.

— Не знаю… — Ленка наконец спохватилась, что злобное многоголосое бибиканье относится к нашему «гольфику», задумавшемуся на светофоре вместе с горе-водительшей. — Мне показалось, что он не столько испугался, сколько растерялся… или удивился. Ненадолго, правда, но… Сань, тут что-то нечисто!

— Ага, — фыркнул я. — И что, поедем к психиатру консультироваться? Так ему надо будет всю предысторию выложить, а она у нас такая, что санитаров начнут вызванивать еще на первой главе — это к гадалке не ходи!

— Ну почему же? — оживилась Лена. — Как раз к гадалке нам сходить не помешает!

— Чего-о-о? — Думаю, стукни меня напарница скалкой, большего эффекта ей бы добиться все равно не удалось.

— К внештатному консультанту Госнежохраны, если тебе так спокойнее, — пояснила девушка. — Мы к ней часто обращаемся, если какая-нибудь чертовщина приключается, — она и гадалка, и медиум, да и вообще очень… хм… оригинальная дама. Конечно, четкого и однозначного ответа от нее ждать не стоит, но, может, на какую дельную мысль натолкнет?

— Ну-ну… — выдавил я. Не то чтобы мне очень нравилась идея ехать неизвестно к кому, но любопытство было сильнее. — Только… кхе-хее… Только, чур, если твоя гадалка не поможет, следующим пунктом программы будет мой знакомый уфолог, кха-кхе-кхи…

По дороге Ленка притормозила у гастронома и, напоследок окинув меня тревожным взглядом, велела «сидеть тут, не волноваться и никуда не выходить, я быстро».

— Дышать-то хоть можно?

— Дыши, — серьезно разрешила девушка. — Глубоко и ровно. Если что — рация у меня в сумочке!

Проводив ее взглядом, я тут же опустил стекло, рассудив, что блондинкиного «быстро» мне как раз хватит, чтобы без помех выкурить сигарету.

Оказалось — даже две, хорошенько проветрить машину и принять невинный вид.

Прежде чем закинуть пакет на заднее сиденье, девушка порылась в нем и сунула мне увесистый синий брикетик.

— Что это? — Доверчиво протянутую руку обожгло холодом: Ленкин дар оказался двухсотпятидесятиграммовой упаковкой «Семейного пломбира». — И на кой он мне?

— Ну извини, ледяных компрессов в кулинарии не продают, — обиженно ощетинилась девушка. — Приложи к шее, а то смотреть на тебя страшно!

В первый момент холодное прикосновение и в самом деле было приятно. Но уже через пару минут внешний слой мороженого подтаял, а кончики пальцев, наоборот, закоченели. Поразмыслив, я надорвал упаковку и принялся обгрызать брикет.

— Сань, ты что делаешь?!

— Прикладываю, как ты и велела. — Я слизнул потекшую по пальцам жижу. — Вот, сверху постудил, теперь изнутри.

— Слушай, по-моему, тебе вовсе не так уж плохо! — возмутилась Леночка.

— А я тебе о чем твержу?

— Симулянт!

— Да ты сама себе невесть что напридумывала!

— Еще бы — ты же хрипишь, как на последнем издыхании! И вообще… дай укусить!

— Сань, ты только не пугайся, — извиняясь, предупредила я, протягивая руку к звонку. — Маринка, она… ну, Маринка…

— И? — не понял парень. — Что я, Марин не видел?

— Э-э-э… таких — вряд ли.

Впрочем, я зря переживала. Сегодня наш внештатный консультант выглядела почти прилично: зеленоватое лицо с пятнами синей туши и опухшими щелочками глаз, черные спутанные волосы свисают ниже пояса (причем со всех сторон), на правой щеке — красный отпечаток игрушечного протектора (вообще-то бисерного браслета). Высокая болезненно-худая фигура была облачена в запахивающийся халат до щиколоток, китайский, с вышитыми переливчатым шелком драконами. У ног разнопарными тапками увивались две кошки, черная грациозная Фальшь и жирный рыже-полосатый Феня, которого перед приходом клиентов запирали в спальне, чтобы он не портил гадалкин имидж. Кот философски дрых там по несколько часов кряду и толстел еще больше.

— Ле-э-энка, — хриплым голосом умирающей с похмелья алкоголички простонала гадалка, — ты что, с ума сошла — в такую рань? Еще даже восьми вечера нет…

— Дело, — серьезно сказала я. — Срочное. Личное. Надо.

В таком состоянии Маринка воспринимала только короткие четкие тезисы. И то понадобилось полторы минуты, чтобы до нее дошло.

— Тогда иди мне бурды навари, — велела она. — В двойной дозе. А я в ванную.

И пошла, нащупывая руками стенки и шаркая ногами.

— Она чего — колется? — шепотом поинтересовался Саня.

— Нет, — фыркнула я, — просто по ночам работает. Сейчас вчерашнюю косметику смоет, причешется и будет как новенькая.

На кухне у Маринки царил такой же хаос, как и на лице. Я уверенно залезла в морозилку и вытащила початую пачку кофе, завернутую в несколько слоев целлофана. Искать турку было бесполезно, и я вытащила из мойки более-менее подходящую по размерам кастрюльку. Кошки тут же радостно заорали и запрыгали, я принюхалась и поспешно поставила ее обратно. Нашла другую, не вызывающую у зверья собственнического интереса.

«Новенькая» Марина напоминала студентку, изнуренную сессией, — клетчатая рубашка, потертые джинсы, небрежно перехваченные бархатной резинкой волосы, слегка цыганские черты смуглого лица. Основным источником ее дохода были, как и положено, доверчивые граждане, желавшие узнать светлое будущее, благодаря чему в квартире гадалки не переводился хороший кофе: накануне сеанса Маринка вскользь упоминала, что чем дороже гуща, тем достовернее результат. Хотя ей конечно же все равно, на чем гадать, сейчас пачечку «Ячменного колоса» распечатает… Что? У вас совершенно случайно кирпичик «Carte Noire» в сумочке завалялся? Да не стоит, и так все получится! Не волнуйтесь, я же профессионал… Ну ладно, желание клиента — закон!

Забирать початую пачку почти все стеснялись.

— Лена, ты мерзавка, — объявила Марина, плюхаясь на табуретку. — Мало того, что я полночи на твою фотографию ухлопала, двум богатым истеричкам отказала, так ты еще и живьем мне покоя не даешь.

— Ну зато теперь ты точно знаешь, что я жива, — пошутила я.

— Не-а, — серьезно возразила девушка. — Я в печали. У меня депрессия и кризис. Жгу карты, ухожу в дворники…

Поскольку я слышала это от Маринки через раз, верилось слабо.

— Из-за чего?

Гадалка протянула тонкую руку и задумчиво пощупала мою щеку.

— Теплая, — заключила она. — Значит, действительно живая. Жалко…

Спросонья Маринка была совершенно невозможным человеком, витающим в иной реальности, подразумевающей телепатическое общение и безграничное терпение.

— А что ты по фотке узнала?

— Ничего. Я к вам вообще не смогла прорваться.

— К нам? — насторожилась я. — В смысле?

— Ну к тебе и этому… — Девушка рассеянно повела кистью в сторону Сани. — Обе фотографии — холодные, аж ладони больно…

— Погоди, так ты под заказ гадала? А кто просил?

— Серафим, конечно. С тетей Машей под ручку. Выпили тут все запасы валерьянки и заштукатурили пустырником, коты под столом с ума сходили.

Я бы тоже не отказалась от десятка-другого капелек. Марина была великолепным специалистом, на моей памяти она еще ни разу не промахивалась с фотографиями пропавших людей. Хоть и очень не любила этим заниматься, уверяя, что после каждого такого сеанса у нее появляется новый седой волос.

— Марин, а что это может означать? В твоей практике такое бывало?

— Бывало, — рассеянно сказала гадалка, насыпая в кофе пять ложечек сахара, — по мне, было проще вылить его в почти пустую сахарницу. — Вас, инспекторов, вообще сложно «зацепить», будто коконом окружены. А тут еще какие-то потусторонние завихрения добавились…

Марина хаотично помахала ложечкой возле своего виска, что ей весьма шло.

— Но Серафиму я на всякий случай сказала, что вы померли, — брякнула она.

— Зачем?!

— Не люблю напрасно обнадеживать. Зато сколько радости потом будет!

Если шеф от такого заявленьица сам в ящик не сыграет.

Так, стоп! Я-то Серафиму Петровичу зачем понадобилась?! В воскресенье вечером мы с ним вполне мирно поговорили, контора с понедельника не работает, живу я одна и в любой момент могу сорваться куда угодно, хоть на ту же рыбалку в Браслав. Родители в мою жизнь давно не вмешиваются, мы перезваниваемся только по праздникам. Так что хватились бы меня хорошо если через неделю.

— Сань, может, все-таки ему позвонишь?

— Да надо бы, — неохотно согласился парень. — Раз уж такая бодяга. Выйдем, с дороги звякну.

— Все еще опасаешься, что запеленгуют?

— Не опасаются, — резко сказал Саня, — только дураки да покойники. И вообще, Лен, мы для чего сюда пришли? О Серафиме я мог и на улице поволноваться.

Гадалка сонно прихлебывала кофе, не обращая на нас ни малейшего внимания.

— Мариночка, а проведи нам сеанс? — заискивающе попросила я, тронув ее за рукав.

— Сейчас?! — очнулась девушка. — Ты что, моей смерти хочешь?

— Нет, своей не хочу. Ну пожалуйста! А я тебе тортик куплю.

— Тортик… — фыркнула гадалка. — Скажи еще — булочку с повидлом!

С Госнежохраной Марина сотрудничала скорее ради забавы — как и с милицией. Официальная стоимость «консультации» была такой мизерной, что инспектора и следователи, вынужденные просить у гадалки помощи, чувствовали себя очень неловко, стараясь приплюсовать хоть шоколадку.

— Марин, я могу и заплатить, не вопрос. Сколько ты обычно с клиентов берешь?

— Придумала тоже… — проворчала девушка. — А что ты хочешь узнать?

«Все!»

— Один мой… знакомый как-то странно себя ведет, — осторожно начала я, прикидывая, как бы попонятнее и в то же время поуклончивее обрисовать Маринке ситуацию.

— «Как-то странно», — передразнил меня Саня. — Угу, а Минское море — это у нас «как-то типа лужа».

— Рассказывай тогда сам! — обиделась я.

— Нет уж, — сразу пошел на попятную напарник — Ты про Вадима больше знаешь.

— Тогда не перебивай!

— А ты объясняй толково, тогда и перебивать не буду.

— Может, я дальше спать пойду? — с надеждой спросила гадалка. — А вы тут пока договоритесь и на ноутбуке мне все наберете, проснусь — прочитаю…

— Нет-нет, — торопливо возразила я. А то она ведь действительно пойдет и заснет как ни в чем не бывало! — Сейчас… с мыслями соберусь… В общем, это началось еще в субботу…

К концу моего рассказа Маринка начала машинально сплетать и расплетать пальцы, что было обнадеживающим признаком.

— Что ж, на истеричную дамочку, которой в каждом чихе мерещится знак свыше, ты не похожа, — уже совершенно бодрым, деловым тоном заключила она. — Пошли в зал!

Мы похватали кружки и перебрались в просторную комнату, единственной мебелью в которой был круглый стол с шестью задвинутыми под него стульями. Стены, потолок и ламинированный пол Маринка собственноручно разрисовала таинственными, ни на что не похожими загогулинами, на которые ушло три банки черной акриловой краски и море вдохновения. Из-за открытого окна в зале было холодно и сыровато.

— Ленка, задерни шторы.

Я послушно свела плотные велюровые полотнища, и в комнате воцарилась синеватая темнота. В потолок было вмонтировано несколько лампочек, но работать гадалка предпочитала при живом огне.

— Обычные ставить? — уточнила она, вытаскивая из подсвечников вчерашние огарки.

— Да, пожалуйста. — От ароматических, а тем паче палочек с благовониями меня начинало мутить. — Сань, садись. Нет, лучше напротив меня, для симметрии. — Я уже немножко поднаторела в таких делах. Пойти, что ли, к Маринке в ассистентки, если из Госнежохраны все-таки выгонят?

Девушка сгрузила со стола (прямо на пол) все лишнее — несколько яблочных огрызков, книжку с карандашной закладкой, пустую чашку и несколько скомканных фантиков.

— Лен, у тебя фотка Вадима есть?

Я огорченно покачала головой. Дома-то лежит пара штук, но кто ж знал…

— А вещь какая-нибудь? Что-нибудь мелкое, завалявшееся в сумочке? Например, зажигалка, пуговица…

— …трусы семейные? — хихикнул напарник, упорно не желавший всерьез относиться к гадательным таинствам.

— Саня!!!

— А чего, у меня один раз сокурсник на стол преподу вместе с конспектами трусы из сумки вывалил. Женские, которые без попы…

— Может, запрем его в спальне? — флегматично предложила Марина. Гадалка считала свое внимание слишком драгоценной вещью, чтобы распылять его на несколько человек, и обращалась исключительно к заказчику сеанса — сколько бы народу он с собой ни притащил. Остальные могли хоть на головах стоять, но из разряда мебели так и не выходили.

— Только вместе с Леной, — мгновенно среагировал парень. — И будет у тебя спокойная рабочая, никем не нарушаемая атмосфера.

— Боюсь, Марин, его вначале оглушить придется и скотчем сверху донизу обмотать, — тяжко вздохнула я.

Саня самодовольно оскалился.

— Хм… — Маринка отпила из кружки и поставила ее между свечами. — Нет, я могу, конечно, и так раскинуть… Но хотелось бы какую-нибудь зацепку. А твоей расческой он не причесывался? В платок не сморкался? Подойдет любая вещь, с которой он был в тесном контакте, желательно недавно…

— Вот. — Саня выложил на стол нож, лезвие которого покрывали темные разводы. — Контакт был — теснее не придумаешь, ну вот буквально только что, даже протереть не успел.

— Сойдет, — невозмутимо сказала Маринка. — Ну, как будем гадать? — Девушка поставила локти на столешницу, соединила кончики пальцев и задумчиво уставилась на рассыпанные по бархату карты. — На суженого-ряженого?

— Свят-свят… — отшатнулась я. — Еще чего не хватало…

— Тогда просто судьбу гляну, — решила Марина, одним плавным движением сгребая «инвентарь» в ровнехонькую стопочку. Сосредоточенно поводила ею над ножом, потом перетасовала со скоростью счетной машинки, раскидала по неодинаковым кучкам и начала быстро-быстро переворачивать туда-обратно, раскладывать полосками, крестами, веерами, снова смешивать, пренебрежительно отбрасывая некоторые в сторону…

— И чего? — не выдержал напарник.

Марина, прервавшись, вопросительно глянула на меня:

— Напудрить?

— Нет-нет, продолжай, мы подождем. Сань, пусть она закончит, а потом расскажет, что получилось. Это и быстрее, и…

— Мозги чище будут. Понял.

Несколько минут тишину нарушало только шуршание карт, урчание трущегося о мои ноги Фени и Маринино хмыканье всех мастей — от одобрительного до скептического.

— Интересно, — наконец заключила гадалка. — У твоего Вадима большие проблемы. Я бы даже сказала, огромные: опасное знакомство, потеря всего имущества, и, кажется, он вообще при смерти…

— Как и мы? — насмешливо уточнил Саня.

— Нет, вы просто в слепой зоне с равновероятным исходом, а тут явная могила.

— Так, может, подождем, пока он сам помрет? — еще более ехидно предложил напарник. — От старости, гы-гы…

— Марин, а поточнее? Что именно с ним происходит?

— Ну дорогая моя, — гадалка развела руками, — я ж не система спутникового наблюдения! По картам можно узнать только направление развития событий, казенный дом там или долгий путь… а кто и куда именно его пошлет, я без понятия. Ну разве что пол «кого надо опасаться» могу определить.

— И кого?

— В том-то и дело, что никого. Фатальное стечение обстоятельств, ни одного конкретного лица.

— А нас ты в расклад вставляла?

— Да, но это почти ничего не дало. Червовая дама и пиковый валет вертятся поблизости, но решающим фактором не являются, я дважды перепроверила. Даже наоборот: от вас Вадиму может прийти помощь.

Саня едва слышно пробурчал что-то вроде «ага, щас…»

— Что-что? — подозрительно переспросила я.

— Ничего.

— Я же слышала!

— Интересная штучка, — неожиданно сказала Марина, и мы, отвлекшись от выяснения отношений, поняли, что гадалка смотрит на нож. — Можно? — Девушка взяла нож в руки, повертела. Потом зачем-то закрыла глаза, продолжая медленно ощупывать обмотанную изолентой рукоятку. — А ты знаешь… Ого!

Свечные огоньки внезапно метнулись и потухли, под столом обрызганными углями зашипели коты, и из темноты совсем рядом со мной донеслось сдавленное рычание:

— ЛЕНКА, Я ТЕБЯ УБЬЮ!!!

Почти сразу же раздался жуткий грохот, пронзительный вопль оскорбленного в лучших чувствах кота, придушенный вскрик Марины, глухой удар об пол и мой визг — совершенно независимо от меня.

Где тут выключатель, я с перепугу не вспомнила и, подскочив к окну, со всей дури дернула за штору, наполовину ее оборвав. Комнату не то чтобы залило светом — какой там в семь вечера свет! — но слабенько так осияло, дав разглядеть исключительно дикую картинку: стол опрокинут на бок, вокруг согласно задрали ножки стулья, карты осенними листья рассыпались по ламинату, а посреди этого бедлама…

Саня, как настоящий мужчина, был сверху, держа Маринку за руки и придавливая к полу всем телом, — что здорово смахивало на изнасилование в той стадии, когда жертва уже решила расслабиться и попытаться получить удовольствие.

— О господи, — ошеломленно пробормотала я. — Стоило свету на секунду погаснуть, как ты кинулся мне изменять?!

— Я тебя спасать кинулся! — огрызнулся напарник.

— На Марину?!

— А я знал, Марина она или нет?

— А кем ей еще быть?!

— Не скажи, — неожиданно возразила гадалка, даже под Саней умудрявшаяся сохранять профессиональную невозмутимость. — Ребята, вы влипли.

— Пока что влип вот он! — рявкнула я в совершенно растерянных и расстроенных чувствах. — И вообще, ты почему до сих пор на ней лежишь?!

— Мягко, вот и лежу, — огрызнулся парень, но поднялся.

— А девушку назад поставить? — вкрадчиво поинтересовалась Марина.

— Сначала я хочу твердо знать, что буду поднимать именно девушку, — набычившись, заявил Саня. — Ну в смысле, что ты — это действительно ты, а не неизвестно кто.

— Сань, как тебе не стыдно?!

— Правильный подход, — одобрила гадалка, сама легко вскакивая на ноги. — Но за меня можете не опасаться, я же медиум…

— А чего ж ты тогда Ленке угрожала? — проворчал напарник, по-прежнему не сводя с Марины недоверчивого взгляда.

— Угрожала, и охотно повторю: убью заразу! — Девушка повернулась к мне: — Ты же шторы задергивала — неужели не видела, что форточка открыта?

— Видела… но подумала, что так и надо, — смутилась я.

— Чтобы тяга для свечек была? — иронично поинтересовалась Марина. — Или духи предков без помех залетали? А ну, живо наводите порядок, обормоты!

Саня попытался поднять стол и удивленно присвистнул:

— Ни фига себе… как же это я его?

— Сила есть — ума не надо, — проворчала я, но сжалилась и вместе с ним налегла на мореный дуб. А потом уже напарнику пришлось придвигать стул к окну и вешать штору (к счастью, просто вылетевшую из зажимов на карнизе) — я не дотягивалась.

Когда мы вернулись на кухню, Маринка сидела за столом, увлеченно листая какую-то книгу. Рядом стояла неровная стопка из еще десятка.

— Ну что? — затаив дыхание, поинтересовалась я.

Гадалка величественно помахала мне в сторону плиты.

— Ну Мари-и-ин! — заныла я, покорно берясь за кастрюльку. — Хоть намекни, а то я же с любопытства помру!

— А я помру от жажды, если ты заслушаешься и кофе убежит на конфорку. — Девушка непреклонно перелистнула страницу. — Вари-вари, не отвлекайся.

Ох, а ведь раньше я считала это занятие отличной релаксацией! А сейчас ко мне в голову даже закралась кощунственная мысль, что растворимый кофе тоже имеет право на существование…

— Ладно, вот тебе заключение специалиста, — смилостивилась гадалка, получив свою кружку. — Можешь даже напечатать, заверить, провести через бухгалтерию и подшить к делу. Да, и сядь на всякий случай. Судя по всему, мы имеем дело с классическим случаем одержимости: изменение поведения, неадекватность, сверхспособности…

— Но… — опешила я, — Марин, это невозможно! Я всех минских двоедушников наперечет знаю, а они меня. Он при виде инспектора должен был честь отдать, а не из пистолета палить! И конвенцией запрещено использование людей с нанесением ущерба их здоровью — а ты бы видела, в какую развалину Вадим превратился буквально за три дня…

— Женевской конвенцией тоже много чего запрещено, — проворчал Саня.

— Лен, я же говорю — классическим, — подчеркнула консультант. — А не тем, к которым ты привыкла. Это одержимость бесом, а не двоедушие.

— Замечательно, — с видом закипающего чайника процедил сквозь зубы напарник. — А теперь, пожалуйста, милые девушки — ну или кто-нибудь, — разъясните тупому мне, о чем вы спорите?

— Давай потом, а? — отмахнулась я. — Марин, но это же ЧП регионального масштаба! Надо срочно звонить в Госнежконтроль, ставить их в известность…

— А давай сейчас! — с непонятной агрессией настаивал парень. Нашел время! У меня и так голова кругом…

— Сань, отстань, не до тебя!

В следующий миг Саня с маху грохнул по столу кулаком с зажатым в нем ножом, заставив меня подскочить на стуле.

— Мне еще чего сделать, чтобы всем резко стало до меня? — яростно прошипел он. — Блин, Ленка, я тут вообще кто, твой напарник или ножка от табуретки?!

Я ошеломленно уставилась на него. Ножка?! Ну уж нет, в голове роем завертелись куда менее лестные эпитеты!

— Боже, — откинувшись на спинку стула, блаженно пробормотала Марина, — как хорошо, что я все-таки заставила ее вначале сварить кофе…

Атмосфера резко разрядилась, словно вырвавшаяся из тучи молния вильнула к громоотводу и ушла по нему в землю.

— Мне, знаешь ли, — уже нормальным, даже немного смущенным тоном добавил напарник, — тоже немного хочется понимать, что за чертовщина происходит.

— Иногда — при определенных обстоятельствах — нежить способна вселяться в людей, — сдержанно пояснила я. — Чаще ради забавы, на несколько секунд, подбивая человека на опрометчивые поступки: пакет с водой с двенадцатого этажа сбросить или скамейку с надписью «Окрашено!» потрогать. Такие случаи мы даже не отслеживаем: поди разбери, где там нежпакостник, а где обычная дурость…

— Или с «мухой» по пьяной лавочке поиграть, — поддакнул Саня. — Такой идиотизм даже нежити не по плечу.

— Бывает и более длительный контакт, когда душа покойного не желает ни отлетать, ни становиться призраком, а пытается захватить чужое тело. Порой ей удается договориться с «законным владельцем» полюбовно, и тогда мы имеем двоедушника, которого вполне устраивает дружеский голос в голове — всегда есть с кем побеседовать и посоветоваться…

— Угу. А потом внутренний голос говорит: «Блин, как же я ошибся». Я-то думал, что это шизофренией называется…

— Сань, если ты такой умный, может, сам себе все расскажешь?! — Мне тоже захотелось стукнуть кулаком, причем не по столу.

— Молчу-молчу, — поднял ладони парень.

— А порой договориться не удается, и тогда инспектору Госнежохраны приходится выступать в роли средневекового знахаря, долго и нудно упрашивая захватчика отправиться восвояси. Маринка, кстати, может сознательно впустить в себя дух умершего, чтобы он пообщался через нее с родными — но она четко разграничивает свое и чужое, выкидывая его при первых же признаках угрозы.

— Беса я бы тем более сразу распознала, — авторитетно подтвердила девушка. — Поэтому он меня за километр обходить будет!

— А дух и бес — это что, две большие разницы? — удивленно спросил Саня.

— Еще бы! Ведь любая нежить когда-то была житью, человеком. Пусть очень давно и сама этого порой не помнит, но у нас осталось что-то общее, и мы вполне можем поладить. А бес — существо совсем иной, враждебной людям природы, только и думающий, как бы причинить нам какую-нибудь пакость. Более того — ему по силам навредить даже нежити, поэтому она его боится и ненавидит. Теперь доволен?!

— Доволен, — мрачно кивнул Саня. — То есть нас угораздило связаться не с обычной чертовщиной, а с отборной, гвардейской. Ладно… тогда следующий вопрос: в каком сортире эту тварь можно замочить?

— В сортире не получится, — задумчиво сказала консультант. — Хотя, если герметично заварить крышку бачка и выточить из осины пробку для дырки, в которую вставляется труба…

По-моему, Маринка неправильно выбрала профессию. Ей бы вести рубрику «Оч. умелые ручки» в передаче «Пока все дома» на ОРТ, увлеченно рассказывая и показывая зрителям, как из пластиковых бутылок, баночек из-под сметаны и прочего бытового мусора можно легко и просто собрать ядерный реактор.

— Она хочет сказать, что беса невозможно уничтожить, — перевела я. — Только изгнать из человека и запечатать в замкнутом пространстве.

— Угу. Значит, в бутылку, на Байконур и в зонд какой-нибудь — бороздить просторы Вселенной! — нервно хихикнул напарник.

— Отлично — план составлен, можно действовать! — «восхитилась» я. — На вертолете мы уже покатались, теперь еще и ракету освоим! Бутылка… Там специальный артефакт нужен, не обязательно даже пустотелый, это метафора… кажется.

Честно говоря, на инспекторских курсах о бесах едва упоминали: во-первых, в наших краях они не встречались уже больше трех сотен лет, во-вторых, воевать с ними в обязанности Госнежохраны не входило. И все равно — могла бы догадаться, идиотка!

— А где можно достать такой артефакт? — не унимался Саня.

— Это как раз не проблема, — отозвалась Марина прежде, чем я успела сказать, что нашим лучшим (и единственным!) вкладом в поимку беса будет звонок в Госнежконтроль. — Ты его вертишь в руках последние пять минут.

Напарник выронил нож, как будто тот внезапно превратился в тарантула, и мы оба уставились на него со священным ужасом.

— Могу даже предположить, — безжалостно продолжала гадалка, — что именно из него ваш бес и вылез. Обычным ножом вы бы его так не напугали.

— Откуда он у тебя? — почему-то шепотом спросила я.

— Оттуда, — скривился парень. — Трофейный, я с убитого чича снял. Глянулся… у них обычно кынджал, да, сунешь за пояс, ниже… то есть до колен болтается. А тут вдруг смотрю: классическая финка, хороший такой рабочий ножик.

Марина наклонилась и преспокойно подняла нож.

— А ручку изолентой ты обмотал — или так и было?

— Я обмотал, но так и было, — быстро ответил Саня. — Ну то есть оно и было замотано, а я перемотал. Там чеканка, на морозе кожа бы только так клеилась…

— Глянем? — риторически спросила консультант, подковыривая ногтем краешек ленты. Через минуту она сброшенной змеиной шкуркой лежала на полу, и рукоятка предстала перед нами во всей красе: тускло поблескивающий металл с поразительно тонким и изящным узором — сплетающиеся листья, цветы, птицы…

— Сань, это серебро?!

— Нет, — уверенно сказал тот, — уж поверь недоделанному историку. Я на раскопах всякого серебра навидался. А с чего тебе это в голову пришло?

Чтоб я сама знала… какая-то смутная ассоциация…

Марина повернула нож, и в торце рукоятки обнаружилась прорезь, сантиметра полтора-два в длину и чуть поменьше в ширину.

— Постой-ка! — Я поспешно схватилась за средний палец правой руки, как будто испугавшись, что он сорвется с места и убежит вместе с моей догадкой.

— Ага, а вот и крышка от нашего бачка. — Девушка взяла у меня кольцо и попыталась ребром вставить его в прорезь. Ничего не вышло — оно оказалось на какой-то волос толще отверстия.

— Дай сюда. — Саня нетерпеливо выхватил у нее оба предмета, заглянул в щель на ноже. — Э-э-э, да там внутри тоже чеканка! Прям резьба в гайке… Ну-ка, ну-ка…

Парень начал медленно, буквально по миллиметру, вращать прижатое к щели кольцо — и через треть оборота оно внезапно провалилось внутрь до середины. В рукоятке что-то щелкнуло, и, когда Саня, отчаявшись пропихнуть кольцо глубже, попытался вытащить его обратно, оно даже не шелохнулось. Теперь никто бы не догадался, что эта широкая дужка для ремешка — съемная.

— Ясно, — удовлетворенно сказала Маринка. — Не простой артефакт, а бинарный. Значит, так оно и произошло…

— Что?!

— Освобождение беса. Кольцо встретилось с ножом — и вуаля!

— Марин, ты же сама только что изоленту смотала!

— А это не обязательно. Для пробуждения беса вам достаточно было соприкоснуться частями артефакта.

— Но мы и не касались! Ох… — Я увидела на ободке косую царапину и разом вспомнила, откуда она там появилась. — Сань… тогда, на Минском море…

— Ах ты …! Простите, девушки, вырвалось… Ленка, ты-то где эту дрянь взяла?!

— Это не дрянь, — с большим сомнением возразила я, — оно в нашей семье уж несколько поколений хранится, еще от прапрабабушки. И что, бес все время там сидел?!

— Думаю, да, — пожала плечами Марина. — А то и последнюю тысячу лет. Впрочем, надо еще по справочникам посмотреть, а то и в базу Госнежконтроля залезть. Вы бы разъединили их пока на всякий случай…

— А больше там никто не сидит? — опасливо спросил Саня. — А то дерну за колечко, а оно ка-ак рванет…

— Это вряд ли. Но лучше не дергай, а то сломаешь, и вообще худо будет. Покрути, что ли, тайную кнопку поищи.

— Ладно… — неуверенно глядя на нож, протянул напарник. — А ты пока дальше разъясняй. Мы, значит, беса освободили, а он нас типа в благодарность убивать кинулся?

— Нет, типа из соображений безопасности, — возразила консультант. — Чтобы вы его назад не заточили, да и вообще не помешало бы этот артефакт уничтожить.

— Что ж он нас тогда на месте не придушил?

— Потому что сама по себе эта тварь бесплотна и ни на что не способна, вначале ей надо вселиться в человека, подчинить его своей воле…

— Ну так вселился бы в меня, я б с Ленкой быстренько управился. А потом педаль в пол — и вперед, к водяному в гости!

— Может, бес решил, что с инспекторами, как и с гадалками, шутки плохи, — предположила Марина, — лучше выбрать какого-нибудь ло… в смысле, не разбирающегося в проблеме человека. Давайте, вспоминайте, с кем вы сразу после этого встретились?

— С русалкой.

— Отпадает, в нежить бес не вселится.

Напарник неожиданно охнул, нож снова щелкнул и выпустил кольцо.

— Ты что сделал?

— Не помню… кажется, просто расшатать пытался…

— Ты его точно не сломал?!

Саня сдуру вставил кольцо обратно, и оно опять застряло.

— Ну по крайней мере, теперь мы знаем, что теоретически оно достается, — философски заметила Марина. — Вспомнила, Лен?

— Потом ко мне девушка какая-то подошла, ролевичка.

— Вы соприкасались?

— Нет, просто поговорили… а это важно?

— Да, нужен физический контакт.

— Точно! — вмешался напарник. — Игорь, покойничек… помнишь, он в тебя пальцем тыкал?! Вот тогда он рассеянным склерозом и заразился!

— А как же бес потом оказался в Вадиме?

— Фиг его знает… может, в троллейбусе плечами пихнулись?

— Именно с моим бывшим?! Сколько у нас в Минске жителей по последней переписи — миллион?

— Слушай, а это так уж важно? — досадливо перебил Саня. — Надо думать, как загнать беса обратно, а не маршрутный лист у него спрашивать!

— Надо, — подтвердила я. — Марина, где у тебя телефон?

— Ты это кому звонить собралась? — тут же вскинулся напарник.

— Для начала — Серафиму Петровичу. — Благо его домашний номер я помнила наизусть, он частенько высвечивался на моем определителе — шеф любил порулить сотрудниками и вечерком с дивана.

— Угу, все ясно, — с мрачным видом кивнул Саня. — Так вот, для начала, да и для конца тоже: ТЫ НИКУДА НЕ ЗВОНИШЬ!

— Почему это? — Я встала с твердым намерением отправиться на поиски телефонной полочки, но Саня оказался быстрее. Ему даже не пришлось толкать меня — я плюхнулась обратно на стул от одного лишь выражения его лица.

— Ленка, ты чего? — звенящим шепотом осведомился парень. — В самом деле не понимаешь? Эта тварь, бес ваш… он ведь в ком угодно может быть, так? Хоть в Вадиме твоем… хоть в Серафиме. Или ты по запаху из трубки бесноватость определять умеешь?

— Так ведь Серафим Петрович тоже инспектор, — неуверенно возразила я.

— А тетя Маша? А водитель ментовоза, который за нами пришлют? А гаишник, который «вдруг» решит его тормознуть?

— Сань, но надо же что-то делать!

— Сначала надо спокойно все обдумать! — отрезал парень. — А не лупить трассерами в белый свет, как в копеечку.

— Давайте так, — решительно сказала девушка, отставляя пустую кружку. — Я сейчас пойду в книгах покопаюсь, может, успею в библиотеку до закрытия съездить и ночью вам позвоню. А вы пока договоритесь хотя бы между собой, ладно?

— Попробуем, — нехотя согласилась я. — Марин, громадное тебе спасибо! И… это… извини моего… э-э-э… напарника.

— Да ничего, — девушка заговорщически подмигнула, — мне даже понравилось! Завидую.

— Было бы чему… — пробормотала я, выхватывая у Сани триумфально поднятое кольцо.

Три

Завтра в бой нам по первому снегу — В грязь сбивать, расшивать алым шелком… …Я вернусь к тебе — где бы я не был, Ты дождись меня — сколько б ни шел я… Воздух взвоет, земля в небо брызнет, Дымный ветер наполнится сталью… …Я храню тебя — в сердце и письмах, Ты люби меня — кем бы ни стал я… Горсть жетонов чужих на ладони И кошмаров ночных крик безгласный… …Встреть, заплачь, обними — чтоб я понял, Что в аду уцелел не напрасно…

Глава 10

У каждой проблемы существуют два пути решения: правильный и женский.

С.

Если бы женщины были в два раза умнее мужчин, человечество давно бы вымерло. К счастью, мы умнее раз в пять.

Л.

По дороге на дачу мое настроение как будто находилось в прямой зависимости не то от расстояния до Минска, не то от света за стеклом «гольфика». Говоря проще — когда мы остановились перед знакомыми воротами, снаружи была уже полная темнота, а на душе у меня было еще мрачнее. Там даже фары не светили.

Дело было в Лене. В какой-то момент я попросту перестал ее понимать. Может, и не начинал никогда, а лишь создал для себя иллюзию этого понимания. В какой-то миг… когда мне показалось, что между нами возникло нечто большее, чем желание забыться в объятиях друг друга.

Но если мне все же не показалось — то какого хрена Ленка сегодня делала все, чтобы разубедить меня в обратном?! В разговоре с Вадимом… и потом, у этой гадалки? Да, блин, сделал глупость… впрочем, глупость ли? Марина ведь сама потом сказала, что на ее месте запросто мог быть неизвестно кто — а откуда мне знать, что в медиумов бесы не вселяются? Так нет же, надулась и до сих пор… за всю дорогу полтора слова.

Проще всего было, наверное, тупо взять и спросить ее. В лоб… Но я боялся. Даже сейчас остатки той иллюзии были слишком важны для меня. И поэтому я успокоил свою совесть мыслью, что спрошу, непременно спрошу — но сначала-то надо поговорить о более важных делах.

Вот идиот, а?!

По пути «домой» я обдулась ветерком из приоткрытого окошка и почти успокоилась. Теперь мы, по крайней мере, знали, кто наш враг, и гнетущее чувство неопределенности сменилось упрямой решимостью. Нет, гоняться за бесом я вовсе не собиралась! Но Саня был прав: торопиться не стоило, посмотрим, что Маринка накопает. А там уж будем думать, кому можно без опасений довериться.

Я покосилась на парня, и с нахлынувшим умилением подумала: как мне все-таки с ним повезло! Ведь нож мог попасть к кому угодно, тому же Вадиму — а тот нипочем не стал бы меня от пуль прикрывать, еще и за спиной бы спрятался…

А как он на Маринке эффектно лежал… Я прикусила губу, сдерживая смешок. Мне даже захотелось остановить машину и безо всяких объяснений перелезть к Сане на колени, обнять, прижаться… Но парень был какой-то мрачный — может, опять шея разболелась? — и я не стала приставать к нему с телячьими нежностями.

— Ну какие у нас планы на вечер? — жизнерадостно поинтересовалась напарница, выходя из машины.

— Совместить ужин с обедом, — угрюмо отозвался я.

— И всё-ё-ё? — разочарованно протянула Леночка.

— А ты чего хотела? — огрызнулся я.

Девушка уставилась на меня со смесью непонимания и обиды и едко сказала:

— Дальнейшие планы обсудить.

Меня едва не пробило на очередную резкость, но вслух я все же сумел выдать холодно-спокойное:

— Хорошо. Поужинаем и обсудим.

Дальнейший обмен колкостями, к счастью, прервала высунувшаяся из-за двери мордочка домового.

— Ну наконец-то! — радостно запищал он. — А я-то уж испереживался прямо… днем, как уехали, на меня вдруг такая недобрая маета напала… места себе сыскать не мог. Давайте, рассказывайте скорей!

— А ты нам картошечки с луком поджаришь? — лукаво прищурилась Ленка. — Я купила пару килограмм, вон там, у Сани в пакете.

— Конечно, как же… еще спрашиваешь, — зачастил Федька. — Да вы проходите, раздевайтесь, чайник уже на плите — как машину заслышал, так его и поставил.

Вот из него жена бы получилась что надо, неожиданно подумал я. Когда разберемся с этой бодягой, попрошу… пусть родича какого порекомендует. Если, конечно, будет из кого выбирать — желающих поселиться с контуженным и среди домовых наверняка не толпы.

Лена, слегка озадаченная столь легкой победой, сняла куртку и отправилась в ванную, а я прямиком поплелся на кухню, к чаю.

Хотя мне сейчас хотелось вовсе не чая.

Домовой уже вовсю колдовал над картошкой — ведро наполнялось быстро, словно водой из-под крана, — и при этом выразительно косился в мою сторону.

— Сейчас Лена придет, — не выдержал я после шестого по счету просительного взгляда. — Она картошку хотела, она и расскажет.

— А ты что, не будешь? — всполошился домовой. — Ты не приболел, часом? Или стряслось чего?

— Лена все расскажет, — повторил я. — А пока… скоро там чайник?

— Минут пять, — виновато сказал домовой, повернув ухо в сторону пузатого реликта советской эпохи. — Я ж доверху налил… хочешь, выплесну половину? Потом еще раз поставлю.

— Да ладно уж, подожду.

— Федь, на меня не заваривай, я кофе буду. — Благоухающая чем-то вкусно-ароматным Лена прошествовала по кухне, упала на стул напротив и с блаженным «ох-х» вытянула ноги.

— На ночь глядя? — неодобрительно зафыркал домовой.

— Иначе я прямо сейчас усну, — возразила блондинка, наглядно зевнув.

— Так я бы бодрящий такой, с травками…

— Федор, да оставь ты ее, — не выдержал я. — Хочет кофе, пусть себе…

— А ты не хочешь? — удивилась Ленка. — Как там твоя шея, кстати?

— В порядке, — соврал я. На самом деле ныло еще очень даже ощутимо, но терпеть очередной раунд показной заботы о раненом герое я совершенно не желал. — А твоего кофе я у Маринки нахлебался по уши.

Ленка сделала вид, будто ничего не поняла, и, обиженно передернув плечиками, отошла к плите. Федька, опустив лапку с ножом, недоуменно переводил взгляд с меня на хозяйку.

— Да что ж там такое приключилось-то? — вырвалось у него. — Вернулись сами не свои, будто подменил вас кто!

Девушка вздрогнула, просыпав на пол с пол-ложки кофе.

— Нас, к счастью, — нет. А вот Вадима…

Я не стал вмешиваться, хотя пару-тройку раз очень хотелось — по Ленкиным словам выходило, что во время нашей «дружеской» встречи я вел себя то как идиот, то как полный отморозок. А рассыпаемые щедрой рукой эпитеты вроде «отважно», «мужественно» — ну да, еще не хватало, чтобы я себя женственно повел! — «героически» и так далее это самое впечатление лишь усугубляли.

К тому моменту как Лена закончила рассказ, на столе уже стояла чашка с чаем и две тарелки с аппетитно дымящейся картошкой.

— Вот оно значит как… — Федька уже в обличье кота уселся на подоконнике, задумчиво шевельнул свисающим с края хвостом. — Бес… давненько их в наших краях не было, дед мой и то ни одного не видал — пугал только малышню байками про энтих злодеев… Они ведь не только человека — нежить могут со свету свести, навсегда упокоить. Леший небось перетрухнул до седины, когда одержимого в своем лесу увидал. На что угодно согласился — и следы запутать-замести, и молчать, как пенек, лишь бы бес его не тронул…

— Да и Славик при его приближении удрал куда подальше, — припомнила Ленка. — Или ты думаешь…

— Мог, — вздохнул домовой. — Призраки-то народец болтливый, а огласка бесу ни к чему…

— С лешим я еще раз поговорю тет-а-тет, — мстительно пообещал я. — Он же, тварь эдакая, выходит, с самого начала нам в глаза врал! Ну дедуля…

— Сань, ты его и так уже достал, — прохрумкала Лена. — У нас сейчас другая головная боль.

— Угу. Федь, — обернулся я к домовому, — а что ты еще про бесов знаешь?

— Да, почитай, и ничего. — Кот удрученно лизнул лапу. — Почуять беса в человеке я не могу, покуда он сам этого не захочет. Сделать ему что-нибудь — тоже…

— А то, что Вадик по стенам с переломанными пальцами прыгал не хуже Тарзана? Тоже бесовская сила?

— Воля, а не сила. Бесу человека жалеть резона нет, одного уморит — загонит, как лошадь, — в другого переселится.

— И Вадима он уже почти загнал, — печально заключила девушка. — Потому Маринка ему скорую смерть и нагадала…

— Лен, ты же помнишь: она сказала — «фатальное стечение обстоятельств».

— А еще она сказала, что с нашей стороны Вадиму может прийти помощь! — запальчиво возразила девушка. — Это я тоже помню.

Опять двадцать пять, зло подумал я. Блин, кем она нас числит, Чипом и Дейлом?

— Помощь… — проворчал парень. — Пристрелить, чтобы не мучился, вот и…

— Сань, ты вообще соображаешь, что говоришь?! А если бы на его месте оказался ты — или я? — Сказать по правде, к одержимому Вадиму я испытывала скорее не жалость, а стыд за ее отсутствие, но напарник меня уже достал! — Только и знаешь, что из обреза своего палить во все, что движется!

— Блин, может, мне прям щас харакири сделать?! — взорвался тот. — Пока я твоего драгоценного Вадика еще раз нечаянно не порезал?

— Сань, ты чего? — растерялась я. — Я просто…

Внутри меня все кипело, и я с огромным трудом сдерживался, чтобы не послать Ленку так, чтобы словарного запаса для отпугивания нежити ей потом бы хватило лет на десять работы без отпусков и выходных. Но пока еще клапаны в башке держались, и пар стравливался по чуть-чуть.

— Лен, ты просто ведешь себя как дура, — с нажимом произнес я. — Уж извини за прямоту… но, блин, хоть попробуй головой-то подумать!

— Я этим и занимаюсь, — огрызнулась девушка, — только она у меня, уж извини, здоровая!

— На контузию намекаешь? — Я криво усмехнулся, хотя внутри словно лопнула натянутая струна… возле самого сердца. — Ну-ну… а сама ты в детстве точно не падала? Высокий подоконник, ступеньки в подъезде…

Блондинка залилась краской — видно, имелся в ее биографии такой эпизод, но предавать его огласке она не собиралась.

— Нет, не на контузию, — медовым голоском пропела она. — Сомневаюсь, что она могла навредить уже имеющемуся… интеллекту.

Я открыл было рот, чтобы напомнить про свое хоть и неоконченное, но все же высшее образование, но в этот момент в разговор неожиданно вмешался Федька.

Он прыгнул на стол и зашипел. На словах это звучит не страшно, но когда прямо перед тобой здоровенный котяра — уши прижаты, хвостяра трубой! — скалит клыки… это привлекает внимание.

— Да вы что, в самом деле с ума подходили?! Смотреть же страшно, того и гляди разлаетесь вконец!

— А ты не смотри, — мрачно буркнул я.

— Лучше скажи, — поддержала Ленка, метнув на меня уничижительный взгляд, — можно ли изгнать беса, не навредив Вадиму?

— Ну… — Федька пригладил шерсть и виновато покосился в мою сторону. — Дед говорил, что вроде бы есть способ…

— Вот! — торжествующе прищурилась блондинка. — А какой?

— Лен, я ж не заклинатель, — отвернулся домовой уже от хозяйки. — Вроде как пить бесноватому что-то давали, кровь отворяли…

— Ну кровь — это мы запросто…

— Погоди, — перебила меня Ленка, — помнишь, когда ты Вадима царапнул? Он снова на мгновение стал самим собой!

— И что теперь, мне каждую секунду ему под ребра нож совать? — язвительно поинтересовался я. — Типа проверим, кто раньше сдохнет: он от множественных ножевых, или я от перелома шеи?

— Так раньше у тебя один нож был, — вдохновенно продолжала девушка, — а сейчас — вместе с кольцом! Может, если ткнуть Вадима объединенным артефактом… легонько, куда не очень жалко…

Мне было совершенно не жалко Вадима «в целом», ну а уж если выбирать, я бы отчекрыжил то, без чего жить можно, а любить — уже нельзя.

— Угу — между ног, например…

Ленка так треснула кружкой об стол, что в побелевших пальцах осталась отколовшаяся ручка.

— Саня, ты не просто дурак, — отчеканила она, — ты полный, безмозглый, законченный кретин!

— А ты, б… — Я осекся. Нет, рука, слава богу, не дрогнула. Это была всего лишь мысль хлестнуть наотмашь, чтобы заткнулась… но, епть, она меня таки достала!

— Знаешь, что… — Слова не шли, с трудом продираясь сквозь враз пересохшее горло. — Знаешь, что… Леночка… ты уж прости, что я о тебе хорошо подумал…

Не договорив, я встал из-за стола, развернулся… за спиной жалобно пискнул домовой, но мне было не до него. Только без нервов… ага, как же — тут канаты стальные нужны вместо нервов. Ну ладно.

— Ты что делаешь?! — испуганно вскинулась Лена.

— Картошку запивать буду, — огрызнулся я, снимая со шкафа бутылки — одну с плещущимся на донышке позавчерашним остатком и вторую, закупоренную.

— Саня, не смей! Я тебе запрещаю!

— Да пошла ты… — Я демонстративно вскинул початую бутылку «зубровки» и в два глотка опорожнил ее.

— Ну конечно, — срывающимся голосом выпалила фифа, так резко вскакивая с места, что табуретка грохнула об пол. — Только глаза залить и осталось! Замечательно! Ты и без беса прекрасно себя угробишь, всего-то месяц-другой подождать осталось… а потом заберет труповозка откуда-нибудь из-под забора!

Ленка пронеслась мимо меня, на прощанье так саданув дверью, что от косяка по всему периметру пыхнуло пылью.

Я остался стоять посреди кухни, тупо вглядываясь в пожелтевшую клеенку: веселенькие пестрые цветочки, из-под которых в паре мест проглядывали еще более желтые газеты…

…за которыми только что скрылась…

…мечта?

…надежда?

…любовь?

…Лена…

— У меня аж по лапам дрожь прошла, — жалобно сообщил Федька, уже успевший вскарабкаться на шкафчик. — Давно ее такой не видел.

— Давно? — бездумно повторил я.

— Ага. С того дня, как… — Домовой замолк, тревожно косясь на потолок.

— Не хочешь говорить?

— Ну Сань… пойми, она ж мне все-таки хозяйка, а за глаза сплетничать как-то и не…

— Тогда замолкни! — буркнул я, падая на табуретку. Выставил на стол перед собой бутылку… вытряхнул из кармана полупустую пачку и закурил.

— Сань, я…

— Нишкни!

Федька обиженно фыркнул и куда-то пропал — то ли обернулся чем-то мелким и потому невидимым снизу, то ли просто сделался невидимым. Мне, впрочем, было плевать — главное, что замолк. Я хотел тишины…

…и ненавидел ее больше всего на свете.

Тонкая сизая лента медленно уносилась к потолку и свивалась там в облако-клубок. Время замерло, словно удар двери расколол его на манер брошенных об асфальт часов — бах, и пружинки-шестеренки в стороны брызнули! Лишь в приспособленной под пепельницу чашке неторопливо самозарождались окурки. Два… три… пять…

Тишина.

Я сидел и вспоминал, как Лена вчера ночью спустилась вниз. И слушал, не скрипнет ли рассохшееся дерево.

И подбирал слова — мне нужно было, чтобы она обязательно поняла… ведь она может… ведь мне… неужели мне все только показалось?! Неужели это был всего-навсего сон, обернувшийся очередным кошмаром?!

Я должен был сказать так много. Только б она захотела выслушать, понять — и простить!

Потом сигареты кончились, а скрип так и не раздался.

И тогда я сграбастал со стола непочатую бутылку — и швырнул ее в стену.

Поговорили, называется…

Я постояла у окна, жадно вдыхая тянущийся от рамы сквознячок, и мне страшно захотелось курить. Вот ерунда… Эдак я скоро и к бутылке начну прикладываться… точнее, продолжу. Нет, Ленка, держи себя в руках… а руки уже сами рылись в сумочке в поисках сигарет.

Последнее слово осталось за мной, но никакого торжества по этому поводу я не испытывала. Я вообще не собиралась ругаться с Саней, так почему же меня будто черт за язык тянул? Ведь прекрасно понимала, что у него сегодня был тяжелый день, что он в который раз спас меня от верной смерти… а вместо благодарности…

Проклятое кольцо словно жгло кожу, и я, раздраженно скрутив его с пальца, положила на подоконник. Знала бы — никогда бы не надела, пусть бы валялось в шкатулке вместе со всяким памятным хламом…

Пальцу полегчало, зато душа разболелась еще сильнее.

Какая разница, кто начал этот дурацкий спор и кто виноват, — неужели два взрослых человека не могут спокойно поговорить и во всем разобраться?! В конце концов, я же женщина, я же умнее… мудрее хотя бы. Вот сейчас докурю… третью… и спущусь вниз, и прямо скажу: «Сань, а давай мириться? Мы оба устали, мы оба нервничаем… но зачем же срываться друг на друге? Ведь на самом деле я очень за тебя переживаю… и мне больно и страшно видеть, как ты сам себя медленно убиваешь… не сердись на меня, пожалуйста». Могу даже… ну, не на колени встать, а на пол возле его стула сесть — безотказный способ, на раз обезоруживающий мужчин.

И тут в кухне раздался звон стекла и глухая ругань. Слов я не разобрала, но по интонации было ясно, что это не случайно упавшая со стола чашка. Саня, наверное, все-таки выпил ту бутылку и запустил ею в стену…

Ой, нет… к пьяному я не пойду ни за какие коврижки. Даже дверь, наверное, стоит запереть. Вряд ли он сейчас способен воспринимать логические аргументы, только еще больше накрутится…

Пусть уж успокоится, выспится… а утром…

Я села на кровать и обхватила голову руками.

До утра была целая вечность.

Вверху щелкнул замок.

На какой-то миг я вдруг подумал — а может, она тоже ждала?! Так же сидела, глядя перед собой, вслушивалась в каждый шорох… и надеялась, что вот-вот, еще секунда, и старая лестница заскрипит, и откроется дверь, я войду и опущусь на колени… или просто сяду рядом, обниму, прижму и пообещаю никогда больше не отпускать!

Но эта мысль длилась лишь мгновение, а затем накатило глухое отчаянье — до темноты в глазах и зубовного скрежета.

Вот и все. Игра сыграна, точка поставлена.

А потом схлынула и тьма, оставив после себя звенящую пустоту. И все вновь стало просто, понятно и легко, и даже совсем не больно — потому что какая, на фиг, боль, когда нечем ее чувствовать? И обиды тоже не было — на что может обижаться пустое место?

На самом деле быть пустотой хорошо. Когда ты никто и звать никак, ты никому не нужен — но и тебе на весь остальной мир плевать с вершины Джомолунгмы.

Я живо представил, как очередная группа альпинистов вскарабкивается на самый высокий в мире валун и обнаруживает там бешено хохочущего и плюющегося в бездну типа в грязной камуфле. Йети, блин… и мать его алмасты. Отпустите меня в Гималаи, а не то прямо здесь кого-нибудь урою. Не, в самом деле, а? Податься в наемники к индусам — они вроде в тех местах с паками вечно на ножах, им люди с опытом горной войны пригодятся, даже с таким куцым, как мой. И на экипировке небось не экономят.

Мне вспомнилась витрина — характерная московская кричаще-яркая витрина магазина спорттоваров, перед которой распускал слюни свежеиспеченный дембель. А-а… курточка… а-а-а… легкие треки… и ценники — это уже было у-у-у, и дальше сплошной мат.

Эх… вот что бы такое хорошее сделать, чтобы всем плохо стало?!

И закурить нечего… а так хочется.

Я потряс чашку-пепельницу в глупой надежде выискать хоть один бычок, не скуренный до половины фильтра. Потом с еще более жалкой надеждой принялся рыться в карманах куртки: вдруг случилось чудо и в кармане или за подкладкой отыщется сбежавшая из пачки сигаретина. В итоге на столе выросла горка хлама: мобильник, граната, ключи… вплоть до пожелтевшего «дирола», пары метрошных жетонов и просто бумажной трухи.

— Фе-э-эдь. Отзовись, а?

— Чего тебе? — недружелюбно мурлыкнуло из пустого вроде бы угла.

— У тебя табачку не сыщется?

— Вот уж чего не держу! — Кот вышел из стены, плюхнулся на хвост и принялся умываться. — Гадость первостатейная, а вы ею травитесь…

— А давай сэкономишь здоровье хозяйки? — подначил я. — Сможешь пачку из сумки приволочь?

— Воровать не буду! — с видом оскорбленной невинности мяукнул домовой.

— Ну ладно… — Я вздохнул. — Кофе небось тоже не сваришь?

— Чайник поставлю, дальше сам.

— Валяй.

Кофе в моем нынешнем состоянии был, наверное, не самой лучшей идеей — но мысль о сне вызывала еще большее отвращение. Сейчас я хотел не спать — выть, стучать головой по стене, мчаться сквозь ночь по шоссе: педаль в пол, и только дикий визг, когда бешено несущаяся тачка чудом вписывается в поворот…

…домчаться туда, где идет бой, где враг — реален и в него можно высадить полный рожок, а потом добраться до горла в рукопашке…

…что угодно — лишь бы заполнить пустоту внутри!

Жалобно скрипнула пластмасса. Глянув, я с удивлением обнаружил, что незаметно для себя сграбастал со стола «нокию» и сейчас чуть не раздавил ее на фиг.

А чайник все не закипал, и, чтобы убить хоть время, раз уж не подворачивается никто получше, я включил мобилку и попытался добраться до игрушек — но вместо этого угодил в телефонную книгу, зачем-то принялся просматривать ее…

…и застыл, когда на экранчик выползло «Ленкин хахаль»!

Та-ак…

— Эй, ты куда? — окликнул меня домовой. — Сейчас уже будет…

— Пойду во двор… покурю… — брякнул я первое, что пришло на ум.

С учетом того, что прежняя пачка — и даже не одна — была преспокойно скурена на кухне, а новому куреву взяться как бы неоткуда, отмазка прозвучала на редкость дебильно. Но пока домовой собрался ответить, я уже выскочил на крыльцо.

Здесь было холодно… наверное. Впрочем, сейчас мне по фигу был ветер, мелкий дождь… я пер напролом по заросшим грядкам, чуть ли не в голос споря сам с собой, — то еще зрелище, хорошо, зрителей не наблюдалось.

А хоть бы и были… какого хрена? Сколько раз мной так вот вместо тряпки должны вытереть ноги? Эти бабы… они могут думать лишь о себе, а я? Так и буду стоять с разинутым ртом перед витриной, пока за спиной в шикарных тачках будут со свистом проноситься круто упакованные Леночки?

Не-е-ет уж! Пришла пора и на моей улице праздник устроить.

Только бы это был тот самый Вадик. Только бы он не оказался таким же параноиком и не вырубил мобилку. Только бы…

— Але?

Голос был странный, не похожий ни на блеянье «нормального» Вадима, ни на высокомерный тон Вадика «преображенного». Блин… вот будет фокус, если это какой-то другой хахаль… и вообще не этой Ленки. Тогда хрен мне, а не решение всех проблем в одном флаконе! А-а, была не была!

— Бок не болит, скалолаз?

Трубка молчала. Секунда, две… положим, разбуди меня среди ночи подобный звонок, я бы тоже замешкался с ответом, пытаясь вначале сообразить, что к чему и какого лешего хочет идиот-собеседник, а затем — набирая воздух для матерной тирады. Но…

— Зачем ты позвонил?

Есть контакт! И голос теперь куда больше стал походить на Вадима-2!

— Дело есть.

— Чего ты хочешь?

— Поговорить! — твердо сказал я. — А то днем у нас базар не сложился, потому что один дерганый попер, как бешеный лось. Зря, зря, совсем не по понятиям. Не, я понимаю, что ты хрен знает сколько срок мотал, да еще в кольце усиленного режима, но блин…

— Я все равно тебя найду, — буднично пообещал «Вадим».

— Ну найдешь, а дальше? Опять начнешь плакаться: «А за что, ой, больно!»…

— Этого не будет, — холодно сообщила трубка. — Прежнего хозяина больше нет, я контролирую это тело полностью. Ты умрешь быстро.

— Фу, блин, какой ты кровожадный, — поморщился я. — А я-то думал, хоть по телефону поговорим нормально, по-деловому…

— Чего ты хочешь? — снова спросил бес.

Вот, подумал я, внутренне сжавшись, словно перед прыжком в ледяную воду. Самый главный момент. Если не выгорит… второго такого шанса не будет, стопроцентно.

— Двести штук! — выпалил я.

В трубке молчали.

— Эй, ты там не уснул?

— Ты хочешь двести… тысяч… — «Вадим» выговорил эту фразу медленно, словно на чужом языке и при этом не будучи уверен в точном значении произносимого.

— Ага, и совсем не рублей! — радостно подтвердил я. — Двести штук баксов, наликом. Взамен получаешь нож и колечко в полное свое. Хошь в сейф прячь, хошь в Ородруин кидай.

— Мне нужны эти предметы, — все так же замедленно-задумчиво произнес «Вадим».

— А мне нужно бабло! — заржал я. — Токо его у тебя щас нет, верно?

— Я… достану.

— Кто бы сомневался, мужик. Из-под земли достанешь, а?

— Мне… нужна гарантия.

— Честное благородное слово! Шучу, не дергайся. Короче, делаем так — я подъеду куда скажешь, вручу тебе кольцо. С этого момента идет отсчет. У тебя два дня… так что ищи работенку, где платят по сто штук в сутки… Потом опять встречаемся, меняем бабки на режик. Типа так. Устраивает?

— Я… — Бес замолк секунд на пять. — Согласен.

— А попробуешь меня кинуть, — с угрозой произнес я, — или там душить опять ринешься… учти, нож уйдет прямиком в нежконтроль! Как думаешь, найдут они, чего к нему присобачить? Я так думаю, что могут и сыскать.

— Не надо. — Судя по скорости ответа, бес верил в подобную перспективу куда больше меня. — Я не собираюсь тебя душить. Не собираюсь обманывать. Мне выгодно договориться.

— Мне тоже, а то б фиг звонил, верно? Тебе вещички, мне бабки — каждый получает свое, и расходимся, взаимно довольные друг дружкой.

— Когда сможешь приехать? — деловито спросил «Вадим».

— Да хоть прямо сейчас.

Только не прямо, а с заездом в одно место, мысленно договорил я. Раз уж пошла такая пьянка… это недолго, считай, по пути. Просто не всякие вещи можно было тащить в дом к дяде.

— Но! Учти следующее: я тебе, козлу, тоже не верю! Поэтому: встречаемся в месте, где ты не сможешь свои финты крутить. Чего-то типа длинного коридора, ты в одном конце, я в другом. И пистолет кладешь первым ты…

— Надо подумать…

— Только быстро. У меня кредит не резиновый, я не миллионер… пока.

— Хорошо. Слушай…

Я выслушал, а затем заставил его еще раз повторить адрес и описание места встречи. Потом бес отключился, а я минуты две стоял рядом с крыльцом, дыша так, словно только что в одиночку разгрузил… ну, к примеру, броневик с золотом. Двести тыщ баксов… интересно, сколько это в золотых кило? Блин. Или надо было все-таки просить сразу пол-лимона? Такой шанс… «Вадиму» на самом деле ведь не суть важно, где двести, там и пятьсот, а мне как раз наоборот. Перезвонить, что ли? А может, пусть сначала двести штук принесет, а потом «обрадовать» его, типа я тут немного подумал и передумал?

И тут запищала мобилка.

— Контроль на связи!

— У меня есть дополнительное условие. — В голосе «Вадима» определенно добавилось надменности. — Женщина.

— В смысле? — На самом деле я сразу понял, к чему он клонит, но мысль эта мне настолько не понравилась…

— Елена. Я хочу получить и ее.

— А ты не обнаглел, приятель?

— Или я получаю Елену, или сделка отменяется, — холодно сказал бес. — Выбирай.

— А зачем она тебе?

— Ее род слишком долго держал меня в заточении. Пришло время мести.

Ответил я не сразу. Все-таки это условие было… слишком… хотя — какого черта?!

— Хорошо. Но тогда и цена меняется. Пятьсот штук за комплект.

— Ты получишь их… — И гудки в трубке.

Я постоял еще с минуту и вернулся в дом.

— Федька!

Поначалу я хотел приказать ему достать нужную мне вещь, но вовремя вспомнил давешний отказ своровать курево.

— Лестницу починить можешь?! В смысле, сделать, чтобы не скрипела хоть пять минут?!

— Могу, а зачем…

— Сделай!

Все-таки правильно взятый командный тон — великое дело. Человек — ну или домовой — еще не успел толком осознать полученный приказ, а ноги уже подбросили своего хозяина и дружно понесли его к месту выполнения работы.

Обезвреженную лестницу я преодолел в четыре прыжка. Затаив дыхание, прижался ухом к двери. Царившая за ней тишина, в принципе, могла значить много чего, но я понадеялся, что Лена все же спит, а не молча лежит на кровати, рисуя еще одну победную звездочку на макияже.

Замок открылся на раз, одним движением лезвия. Спрятав нож, я осторожно приоткрыл дверь, заглянул и не смог сдержать довольной улыбки — блондинка спала, наискось разметавшись по кровати. Тэкс, где у нас колечко, на пальчике? Фигли… тихонько выматерившись, я оглядел комнату и обнаружил искомый предмет мирно возлежащим на подоконнике. А теперь, в темпе вальса — вниз!

У подножия лестницы удрученно переминался с лапы на лапу домовой, запоздало сообразивший, что стал моим сообщником в заговоре против любимой хозяйки. При виде меня он скорчил совсем жалобную мордочку, но мне сейчас было не до сантиментов. Я сел на нижнюю ступеньку, наклонился и четко, старательно выговаривая каждое слово, произнес:

— Федор, мотай на ус! Пункт раз: ты НЕ говоришь Лене, куда я поехал! И пункт ДВА — ты НЕ выпускаешь Лену из дома хотя бы до рассвета!

Меня разбудил удаляющийся гул мотора. «Что за придурок гоняет по дачам среди ночи?!», сонно подумала я, перевернулась на другой бок… и внезапно сообразила, что ближайший представитель этого славного племени обитает в соседней комнате. Да и шум двигателя показался странно знакомым.

— Саня! — Я, позабыв про холод, босиком подскочила к окну.

Ну точно, «гольфика» возле сарая не было. Еще и ворота нараспашку оставил.

Я торопливо огляделась, сгребла со стола рацию, потыкалась в кнопки.

Санин «кенвуд» жалобно отозвался с нижнего этажа. Ну за что мне это наказание?!

Я машинально схватилась за палец… после секундного замешательства перевела взгляд на подоконник… Ах ты…!!! Но как?!

Схватив куртку и сумку в охапку, я сбежала по лестнице — никого, разумеется, в кухне не обнаружив. Хотя свет горел, и сигаретный дым еще не успел рассосаться по щелям. Сильно пахло водкой, у стены вольготно раскинулась лужа, темная из-за набрякших досок и присыпанная, как льдом, крупными прозрачными осколками.

Я наклонилась, подобрала стеклянное горлышко. Запечатанное… Выходит, Саня больше не пил?! Сидел тут, курил, что-то себе думал… и надумал.

— Федька!

Кот в тот же миг возник на подоконнике, смущенно повиливая хвостом.

— Куда его понесло?!

— Мне-то откуда знать? — неубедительно забормотал домовой. — Может, покататься решил, голову проветрить…

— Федь, ты что — с крыши рухнул?! Ты кому врать пытаешься?

Под моим взглядом кот съежился до крысы.

— Не скажу. Я слово дал.

Я в сердцах швырнула в него горлышком, но домовой, разумеется, исчез раньше, чем я замахнулась. Клянчить и ругаться было бесполезно: если у Федьки удавалось выцыганить какое-нибудь обещание, он выполнял его безукоризненно.

И тут я заметила лежащую в углу подоконника мобилку. Саня даже ее не взял?! Почему? Может, действительно выскочил на несколько минут… Чуток поуспокоившись, я взяла ее в руки, потыкалась в кнопки. Навигация оказалась простой, я без труда отыскала «входящие звонки». Нет, Маринка не звонила… или этот параноик удалил весь список? Я ради проверки залезла в «Исходящие» — и оцепенела.

Вот зараза! Чтоб он тебя убил — будешь знать!

Черт!!! Черт-черт-черт…

Где моя сумочка? Где блокнот?! И почему она не берет трубку, ведь прошло уже целых три гудка! Четыре… ПЯТЬ…

— Ы? — Гадалка что-то жевала. Судя по раздраженному чавканью — мало для этого пригодное.

— Марин, ну что?!

— Фа, фаф фас зафанфиваю, фафела уфе фам ффанить…

— Чего?!

Марина натужно сглотнула.

— Как раз закончила, говорю. Значит, слушай. Именно про эту пару нож — кольцо я ничего не нашла, но в принципе работы разобралась. Бинарные артефакты бывают двух типов: «замки» и «бутылки», разница в активном состоянии — первые удерживают беса, когда части артефакта разобщены, вторые — когда совмещены… у вас «замок», получается…

— А откуда они вообще берутся? Кто их делает?

— Сейчас — никто, а раньше — тогдашний Госнежконтроль, заклинатели на пару с нежитью. Но воспользоваться артефактом может любой человек — и «замок», и «бутылка» представляют собой нечто вроде водоворота нежпространства, который сам затягивает беса, надо только к нему притронуться… соответственно, «замок» в этот момент должен быть с ключом, «бутылка» без пробочки…

— Это мы и сами догадались!

— Молодцы, — равнодушно, как будто и не ожидала от нас иного, похвалила Маринка. — Так, что бы тебе еще рассказать? Вселиться бес может далеко не в каждого, люди волевые, с характером и твердыми моральными принципами ему не подходят — заставить человека делать то, о чем тот даже мысль гонит, бес не в силах. Зато чем вспыльчивее, глупее и бесхребетнее человек, тем проще им управлять. В Игоре он потому надолго и не задержался: использовал его злость и обиду на Валеру, заставив убить оного — полагаю, просто ради бесовской забавы или отметив освобождение, — но полный контроль над врачом так и не обрел. Иначе вышел бы на тебя и через Игоря. А вот Вадим, кажется, подошел бесу идеально…

— Марин, а с ним вообще можно в одиночку справиться? — Как я ни старалась, в голосе проскользнули панические нотки.

— Справлялись же раньше как-то. Кстати, наши предки относились к этим тварям с куда меньшим пиететом: в литературе неоднократно упоминается, что бес «хоць дужы i лоукi, але разам з тым крыху дурнаваты, бо чалавечых думак нiколi адгадаць не можа. Таму, калi толькi чалавек хiтры, дасцiпны, ен зауседы з легкасцью можа его ашукаць». — Консультант как-то странно помолчала и осторожно уточнила: — Лен, ты все про Вадима думаешь?

— В смысле? — не сразу сообразила я. — А… Нет, Марин, тут другая проблема… куда серьезнее…

— Хорошо, — облегченно вздохнула гадалка, — потому что у меня для тебя плохая новость.

Такое ощущение, будто кто-то пустил слух, что я их коллекционирую!

— Какая?

— Я между делом снова погадала на Вадима.

— И?!

— Боюсь, вы опоздали. Карты уверяют, что он мертв.

Стыдно признаться, но падать на колени и рвать на себе волосы от горя я даже не подумала. Однако известие действительно оказалось пренеприятным.

— То есть бес сейчас в ком-то другом?!

— Не обязательно. Возможно, он просто разрушил сущность Вадима, став единоличным хозяином тела. Так что если беса и удастся изгнать, остаток жизни твой бывший проведет в психбольнице. Наверное, гуманнее было бы… нет, я, конечно, могу ошибаться…

…но я почему-то тебе верю. И хватит об этом!

— Марин, — перебила я, — а почему тот, кто заключил беса в кольцо и нож, не постарался навсегда от них избавиться? Ну например, выкинуть в море или закопать на десятиметровой глубине…

— А, интересный вопрос, — обрадовалась консультант. — Я им тоже задалась, не поленилась даже прошерстить базу Госнежконтроля… если что, скажу, что пароль мне в вещем сне явился, фиг докажут. Оказывается, у этих предметов непременно должен быть хозяин. Бесхозную вещь бес рано или поздно подточит изнутри и вырвется на свободу, а вот если она кому-то принадлежит, то это накладывает отпечаток и на заключенную в ней нежить. Мол, мой хлев, значит, и кобыла в нем моя, так что пусть стоит и не дергается.

— Но как-то же он должен был подстраховаться от того, что владельцы кольца и ножа встретятся!

— Он и подстраховался. — Консультант зашуршала страницами. Видно, сделала какие-то выписки или распечатки. — Ага. Ты слышала о мертвых и живых вещах?

— Чего?

— Не слышала, — заключила Марина. — Так вот. Ты, наверное, замечала, что некоторые предметы — это может быть что угодно: игрушка, перочинный нож, определенная карта из колоды — сопровождают тебя повсюду? Они постоянно попадаются на глаза, сколько бы других вещей тебя ни окружало, их невозможно потерять, хотя они могут надолго куда-то пропасть, а потом обнаружиться на самом видном месте?

— Ну… пожалуй. — Были у меня такие маникюрные ножнички, я их раз десять оплакивала, а потом они снова откуда-то всплывали.

— Так вот, эти вещи — живые. Они сами подбирают себе хозяев и служат им до смерти — или пока те как-то их не обидят. Вот и заклинатель попытался найти парочку таких вещиц, причем до того враждебных друг другу, чтобы они не могли ужиться в одном доме — а заодно и ссорили своих хозяев, не давая им сойтись слишком близко. Да и вообще… Ох, точно, как же я сразу не заметила! У кого ж им еще быть?! Идеальные кандидатуры! Черное и белое, война и мир, ночь и день, плюс и минус…

— Так почему же мы тогда сошлись-то?! — вырвалось у меня.

Марина от души рассмеялась.

— Да потому что судьба сильнее каких-то там артефактов! Вы до того разные, что просто созданы друг для друга!

— Глупость какая! — вырвалось у меня.

— Конечно, глупость, — легко согласилась гадалка, — что ты до сих пор этого не поняла! Если бы не эти дурацкие куски металла, вы бы давно уже…

Спорить с ней не было ни времени, ни настроения.

— Маринка… — в груди у меня стало холодно-холодно, — а что, если нож и кольцо окажутся в одних руках?

— Сейчас, погоди… что-то я такое записывала… а, вот, в самом конце. Заклинателю необходимо как можно быстрее избавиться от одной из частей артефакта, иначе его начинают преследовать несчастья…

— Какие?

— Тут не сказано… гравюра только символическая — человек, окруженный оскаленными мордами… ух ты, со змеями вместо языков!.. а за плечами у него скелет с косой. Эй, Лен? Ты там? Что…

Пометавшись по кухне, как по клетке — что делать? куда бежать? за что хвататься?! — я заставила себя усесться на стул и закурить сигарету, чтобы сосредоточиться хотя бы на ней. А там, глядишь, и какие-нибудь мысли к крохотному островку спокойствия прибьются.

Так, машину Саня забрал. Поехал вроде бы в сторону Минска. Домой к Вадиму? Нет, бес вряд ли вернулся туда после вечерней заварухи, и где он сейчас, только ему и известно. Может, — я нервно хихикнула, — позвонить и спросить?

Позвонить…

Я завертелась на табуретке, лихорадочно шаря по карманам.

Уф… не выпала!!! Вот она, темно-синяя визиточка охранной фирмы, и один из указанных внизу номеров подчеркнут гелевой ручкой. Его-то мы и наберем…

— Алло? — быстро и раздраженно отозвался Наумов. Похоже, он не спал, но мой звонок все равно пришелся некстати: я расслышала затухающий скрип кровати, и капризный женский голос на заднем плане раздраженно поинтересовался, какого черта «гадкий пупсик» не догадался выключить телефон. — Что за коз…

— Это инспектор Коробкова, — как можно суровее отчеканила я.

— Да, Елена Викторовна, слушаю! — Приветливости по ту сторону сети заметно прибавилось. Замолчала и дама — видно, ей состроили жуткую рожу или показали кулак.

— Мне нужна ваша помощь.

— А что случилось?

«Родина в опасности!» — чуть не брякнула я, но вовремя одернула себя, что Наумов все-таки не идиот и мигом сообразит, что над ним издеваются.

— Необходимо срочно выяснить, где в данный момент находится абонент … — Я наизусть отбарабанила номер Вадимова мобильника.

— Но…

— По некоторым причинам я не могу лично позвонить в… («интересно, кто эти мобилки отслеживает?!») соответствующую структуру, — многозначительно сказала я. — Это слишком секретная операция. Надеюсь, мы можем на вас положиться?

— Ну…

— Считайте это испытательным заданием.

— Видите ли…

— Обещаем вашим источникам информации полную конфиденциальность.

— Хорошо, — сдался Наумов, — я прямо сейчас свяжусь с ними и отзвоню.

Я стоически выдержала целых две минуты. Потом сигарета догорела, и я, скомкав опустевшую пачку, снова закружила по кухне на поводке прикованного к мобилке взгляда — я нарочно оставила ее на столе, чтобы не поддаваться соблазну теребить опера каждые тридцать секунд. А вдруг Вадим тоже держит телефон выключенным? Но Саня же ему как-то дозвонился… Или просто номер набрал, а я тут напридумывала невесть чего?!

Я снова вцепилась в «нокию». Нет, время разговора — 3:17. О чем они могли так долго говорить?!

Тут мобилка запищала, и я от неожиданности выпустила ее из рук. Какое счастье, что Саня настоял на приобретении этого монстра! Ускакав на другой конец кухни, она не только не разбилась, но даже звонить не перестала — разве что тембр стал какой-то обиженный.

— Да?!

— Узнал, — отрапортовал Наумов слегка смущенным голосом. — Но…

— ЧТО?!

— В том месте связь неважная, хоть и центр. Помехи какие-то идут, ребята могут гарантировать точность только до ста метров…

На такую удачу я даже не рассчитывала!

— Где?!

— Квадрат Осипенко-Шевченко-Каховская.

Знакомый адрес… Да там же рядом мой собственный дом стоит! Стоп, а почему — рядом?! Район тихий, квартира пустует, а если хозяйка и рискнет в нее вернуться — тем бесу лучше… Неужели бывший, так его растак, потихоньку сделал дубликаты ключей — еще когда мы жили вместе и у него была личная связка? Ее-то я отобрала, и больше Вадим моего порога не переступал, Федька тут же бы доложил.

— Родина вас не забу… То есть выношу вам благодарность от лица нашей организации! — поправилась я.

— А…

— Спасибо, до свидания! — Я сбросила звонок и затолкала мобилку в карман джинсов. Жутко неудобно, зато всегда под по… рукой.

— Лен, ты куда? — испуганно пискнул невидимый домовой.

— Прогуляюсь! — огрызнулась я, нервными рывками застегивая куртку.

— Эй, не так быстро! — На пороге, в последний момент перегородив мне дорогу, возник ощеренный овчар, цветом и размерами смахивающий на ездового волка Ивана-царевича. — Я Сане обещал…

— Чего?! — опешила я. — Какому-такому Сане? Кто тут в доме хозяин?!

— Ты хозяйка, Лен, — виновато тявкнул Федя. — А хозяин мне велел…

— Ах ты, предатель!!!

— Ну Лена-а-а, — заскулил овчар, виляя хвостом, — давай по-хорошему, а?

— Давай. Уйди с дороги!

— Он же с меня голову снимет!

— А я — шкуру, заживо!

Пес задумался, потом решительно тряхнул лобастой башкой, поустойчивее расставил лапы и весьма достоверно зарычал.

Я на мгновение прикрыла глаза. Извини, Федь, ты не оставил мне выбора… даже если никогда меня не простишь.

— Инспектор Коробкова, — отчеканила я, символически взмахивая «коркой», — немедленно освободите проход!

Овчар попятился от неожиданности, зашелся в остервенелом лае и разлетелся клочьями серой пыли. Заслонившись рукой, я выскочила на крыльцо. Ну и куда теперь? Дачный поселок — это вам не Минск с ночной подсветкой зданий. Первобытная темень пахла сырой палой листвой, в деревне за лесом выли собаки. То есть они занимались этим каждую ночь, но сегодня выходило особенно зловеще. Хоть бы окошко где светилось… Я наугад пошла влево по дороге, пока не уткнулась в лес. А теперь куда? Может, прямо в деревню? Минут за сорок доберусь… если ноги на колдобинах не переломаю.

Я с тоской поглядела вперед, и тут мне наконец улыбнулась удача: перед угловым домом стояла машина, светлым пятном выделяясь в ночи. Я подбежала к ней и облегченно выдохнула: новенький «опель», в салоне предостерегающе подмигивает синенький огонек сигнализации. Вряд ли ее рассчитывают услышать из Минска.

Участок был маленький, соток шесть, по периметру неубедительно обтянутый проволокой в три ряда, верхний на уровне моего пояса. Зато ворота — метра два высотой, с треугольными пиками сверху. Как и большинство дачных стройматериалов, их, похоже, где-то спер… то есть раздобыли по случаю. В центре участка стоял дом — двухэтажный, блочный, на окнах решетки.

Вопить в сложенные рупором ладони я постеснялась. «Неубедительная» проволока оказалась колючей и хищно вгрызлась в мои джинсы, еле удалось отцепиться. Взбежав на высокое крыльцо, я постучалась в дом, второй рукой пытаясь на ощупь выяснить нанесенный штанинам ущерб.

Дверь распахнулась неожиданно, без предварительного зажигания света и ктотаманья, застигнув меня в несколько двусмысленной позе. Я поспешно выпрямилась, и мне в глаза ударил луч карманного фонарика.

— В чем дело? — раздраженно спросил заспанный мужик в байковом спортивном костюме, похоже, заменявшем ему пижаму. Дачник был в том возрасте, когда уже начинают получать удовольствие от копания в земле, но еще не торопятся сойти в нее окончательно. Комплекция «сам себе трактор» идеально соответствовала подобному времяпрепровождению.

— Я вон в том доме… живу. — Я неопределенно махнула рукой назад и без паузы выпалила: — Пожалуйста, отвезите меня в Минск! Ну хотя бы до кольцевой!

Мужик так оторопел, что вместо самого логичного: «А чего это я вас должен возить?» у него вырвалось:

— Зачем?!

— У меня… муж пропал, — ляпнула я первое пришедшее в голову.

— Ну и что? — В глазах дачника читалось неприкрытое одобрение Саниному поступку.

— Нет, вы не понимаете! — Я нервно приплясывала на месте, словно прибежала проситься не в машину, а в дачный туалет. — С ним случилось что-то плохое! Или вот-вот случится, я уверена!

— Слышь, соседка, — мужик зевнул, уже под конец этого долгого и трудоемкого процесса вспомнив, что не помешало бы прикрыть рот ладонью, — а до утра ну никак не потерпишь? Мне к восьми самому на работу надо…

— Нет!!! Сейчас… — Я лихорадочно порылась в сумочке, выгребла ворох — сколько было — купюр (рубли вперемешку с долларами) и протянула соседу. — Вот…

Мужик уставился на них с таким видом, словно прикидывал, как ловчей меня придушить и на какой грядке закопать для лучшей урожайности клубники.

— Ладно, — наконец выдавил он, — одеться-то хоть дай, ненормальная.

Я радостно закивала, хотя дачник захлопнул дверь у меня перед носом, оставив мерзнуть на крыльце.

За то время, пока он собирался, можно было снарядить в дорогу кругосветную экспедицию. Я уже вся извелась, заподозрив, что он там рухнул на кровать и уснул дальше, приняв меня за ночной кошмар.

Наконец «сосед» вернулся (особых изменений в его внешности я не заметила, разве что куртку накинул), молча махнул мне на машину и пошел открывать ворота.

— Куда тебя везти? — поинтересовался он уже на повороте возле деревни.

— Э-э-э… до кольцевой же договорились, — перетрухнула я. Окончательно проснувшийся мужик то и дело кидал на меня косые взгляды, которые можно было толковать по-всякому.

«Сосед» поморщился.

— Да чего там, подброшу до места, раз уж все равно выехал. — И хмуро добавил: — Вот бы моя жена так за меня волновалась… а то ведь помру на той даче — только через неделю спохватится, что мусор никто не выносит.

— Тогда… тогда… — Если подъехать к самому дому, бес может заметить меня раньше, чем я — Саню. — У поворота на бульвар Шевченко!

— С какой стороны?

— С любой!

Водитель удивленно хмыкнул, но допытываться не стал.

Через полчаса — мелькающие за окном огни хоть немножко отвлекали от жутких мыслей — «опель» затормозил возле кинотеатра «Киев». Вдоль бульвара горели фонари, но высокие раскидистые деревья приглушали их до тусклого, едва достигающего земли сияния, а прогуливался по ней сейчас только ветер.

— Здесь — пойдет?

— Да! Вот, возьмите… — Я дернула за ручку двери, но та оказалась заблокированной.

— Погоди! — Мужик вытащил из стопки несколько купюр, остальные протянул обратно. — На кой мне столько, во, только за бензин взял… Мы ж соседи, авось и вы мне когда поможете.

— Спасибо! — Деньги сейчас волновали меня меньше всего, но я послушно сунула их обратно в карман.

Блокиратор щелкнул, и я оказалась на свободе.

Глазеть, куда я пойду, «сосед» не стал — сразу развернулся и поехал назад. Я спохватилась, что даже не спросила, как его зовут. «Если найду Саню до того, как с ним что-нибудь случится, — отчаянно пообещала я, — то приеду весной к этому мужику и вскопаю ему весь огород на полметра! Хоть совочком!! Хоть пластиковым!!!»

Я остановил машину в сотне метров от назначенного места — подъехать ближе не получалось. Вылез, потянулся, обошел «гольфик» и достал из багажника ватник. Кажется, его скомуниздил еще дед Мишани чуть ли не в год полета Гагарина и чуть ли не с Байконура. Реликвия, блин… хорошо, что сразу в сарае не надел, подумал я, а то б как пить дать спарился. Зато сейчас, после теплого машинного нутра в ночную холодрыгу, — самое то. Ну а что вата из дыр белеет ну совершенно не в стиле «от Кардена», так и встреча у меня не в Букингемском дворце. Да и не с королевой… даже не с герцогом, хотя вполне может быть, что по части древности рода мой новый «друг» любую нынешнюю династию за пояс заткнет.

А вот и он, легок на помине.

— Эй, — я пока что не стал протискиваться сквозь дыру в заборе, только голову просунул, — ты какого хрена вылез? Договорились же — в подвале!

Вместо ответа «Вадим» осветил фонариком лежащий на крыльце пистолет, помедлил и с размаху пнул его — судя по треску в кустарнике, оружие улетело метров на пятнадцать. Затем бес положил фонарик на землю, развернулся и скрылся в дверном проеме.

— Тоже мне, взял моду, — зло пробормотал я. — Ногами… чинить небось хрен возьмется.

В какой-то момент даже мелькнула мысль: подобрать, но тут же исчезла — больно колюче выглядели заросли. Да и потом, если «Вадим» решит все-таки сыграть по-своему, даже картечный дуплет подарит не так уж много шансов — из пукалки же я навряд ли успею пальнуть больше двух раз.

На самом деле это был всего лишь приступ малодушия — «вживую» увидев черный зев подъезда, я очень ясно понял: войдя в него, запросто могу не выйти обратно. И червячок сомнения тут же зашебуршился, принялся нашептывать: ведь и вправду, зачем так рисковать, можно и через подвальное окно переговорить… а можно поступить еще проще — развернуться и уйти! И никто про меня слова худого не скажет.

Это был всего лишь приступ, и длился он секунд пять, не больше. Я подобрал фонарик, мазнул светом по ведущей вниз лестнице — раздался тоненький писк, и серая тень выпрыгнула из луча. Вниз, направо, мимо клетей-кладовок, а потом налево, сказал по телефону бес. Там будет небольшой зал, в нем он и будет ждать.

И он действительно там был.

Присев, я умостил фонарик на груде мусора рядом с входом, нацелив его на середину зала. А затем аккуратно положил перед ним обрез.

— Как договаривались.

— Ты задержался.

— Ну извини, — буркнул я. — Пришлось свернуть ненадолго. За ключом.

— Ключом?

Ну да. При этом пропустил нужный знак и битых полчаса ползал по ночному лесу, пытаясь сообразить, как же вышло так, что приметную елочку спилили, не оставив даже пенька. Хорошо, что в итоге все же сообразил и вернулся к правильному «крутому повороту», а то бы до сих пытался отрыть заначку…

— От квартиры, — пояснил я. — Где деньги будут лежать.

— Сначала я хочу получить обещанное мне.

— Все будет как договаривались. Но учти: если бабок не найдешь, ножик ты хрен отыщешь.

— Кольцо… — хрипло напомнил бес. — Я жду!

— Мужик, — злорадно хихикнул я, — ты, типа, даешь. Тыщу лет ждал, что тебе лишняя минута.

Шутку юмора «Вадим» не оценил, с низким рычанием качнувшись вперед.

— Да лана, не дергайся, — торопливо пробормотал я. — Щас, хлам из кармана повыгребу… на дно, блин, завалилось.

Я и в самом деле торопился, попросту вышвыривая содержимое кармана себе под ноги. Так, зажигалка… один хрен почти пустая… пачка из-под сигарет, пустая без почти… граната… а-а, черт, вот ее ронять я вовсе не планировал!

— Все в игрушки играешься? — Бес, видимо, решил, что настал его черед ехидничать. Да, все верно — тогда, у озера, он уже был свободен и видел мою шуточку с лимонкой.

— Ну так. — Наклонившись, я подобрал свою любимую игрушку с бетона. — Вот, лови свою предоплату! Колечко всевластья, блин…

И бросил его — изо всех сил.

Нормальный человек в такой ситуации — ночью, в подвале, куда и днем-то свет едва долазит, — наверняка хватанул бы только воздух. Бес же поймал кольцо нарочито легко — как бейсболист высшей лиги ловит «типа крученую» подачу новичка.

И на то, чтобы осознать: кольцо НЕ ТО, у него ушла доля секунды, не больше.

Но и этого хватило.

Гранату я метнул следом за кольцом, с расчетом, чтобы она ударилась в стену за спиной «Вадима». Это была новая эргээнка, и лишних секунд она твари не оставила.

Я долго, напряженно наблюдала за темными окнами своей квартиры — сначала из-за угла соседнего дома, потом из-за трансформаторной будки в центре двора, подобравшись к ней кружным путем под прикрытием кустов и лавочек.

Ничего. Ни огонька, ни движения, ни звука.

Ситуация была идиотская, и как ее изменить, я понятия не имела. Подняться наверх и открыть дверь своими ключами? И что мне это даст, кроме пули в лоб? Разве что вечный покой — вместо предынфарктного состояния.

Можно, конечно, и не открывать — просто послушать у замочной скважины. Но это, боюсь, один черт: из моего окна подъезд виден как на ладони, тем более возле него стоит фонарь. Кошка мимо не пробежит.

Я глянула на мобилку — прошло уже минут сорок. Теперь я отставала от Сани почти на полтора часа, он мог давным-давно пересечься с бесом (с каким результатом, я старалась не думать) и уйти отсюда. Позвоню-ка еще раз Наумову, попрошу повторить пеленг…

И тут со стороны двадцать девятого дома донесся громкий хлопок, похожий на звук взорвавшейся петарды. Вот только огненная ракета в небо не стрельнула, да и раздавшийся вслед за тем крик — слабый, смазанный, но явный — не имел ничего общего с ликующими воплями развлекающихся подростков…

Грохнуло здорово — должно быть, замкнутость помещения изрядно усилила эффект. На несколько мгновений я вырубился. А когда очнулся — лежал на спине, припорошенный бетонной крошкой с исчерканного осколками потолка.

Получилось! Я произнес это вслух, выдохнул едва слышно — или заорал в голос, не знаю. Вышло… не зря битый час накручивал себя, втискиваясь, вдавливаясь в шкуру подонка — так, чтобы эта тварь поверила! И я сумел, сыграл… и взял главный приз в этой игре!

Потом пришла боль.

Старый ватник свою роль сыграл, тут жаловаться было грех — сквозь него меня достало осколка два-три, не больше. Правое плечо, бок и, кажется, живот. Вот ноги посекло качественней, и по башке слева чего-то прилетело… блин, надеюсь, по касательной. Я попытался приподняться на локте, охнул… не, жить буду — но плохо и недолго. Если только минут через двадцать ангелы на «скорой» за мной не прикатят. Полежать бы спокойно, подождать… только сначала требовалось закончить начатое.

На бок я сумел перевернуться лишь со второй попытки — как раз вовремя, чтобы в луче укатившегося к стене фонарика разглядеть поднимающегося на ноги «Вадима».

Нет, эргээнка не подвела — Леночкиному бывшему досталось, что называется, по полной. Пока он пытался встать — неловкими, дерганными, словно у плохой марионетки, движениями, я увидел превращенную в кровавые лохмотья спину и месиво на месте затылка. С такими ранами даже слоны не живут, но сила проклятой твари пока еще заставляла двигаться изодранное сталью тело.

Пока… но в любой миг ей это могло надоесть, и тогда…

— Слышь ты, м…к! — Только бы привлечь его внимание, только бы он не вздумал удрать на поиски нового вместилища! — Круто я тебя купил, а?! Скоко ты в колечке-то сидел? Десять веков? Двадцать? А ума так и не набрался… как был козлом, так им и будешь до конца времен.

— Твой конец, — с каждым движением губ из «Вадима» выталкивало кровавую пену, и это жуткое бульканье с трудом удавалось разобрать, — придет сейчас.

— Типа мне пугаться, да? — Долго хохотать не вышло, смех так и норовил перейти в вой. Чтобы хоть как-то дать выход рвущемуся наружу воплю: «Бо-о-ольно!», я принялся излагать бесу свои теории насчет его и моего конца, а заодно и все прочие мысли на тему извращенно-половой жизни потусторонних тварей.

Испытанный метод Госнежохраны не подвел и на этот раз — яростно булькнув, «Вадим» шагнул вперед и упал. На миг я и в самом деле испугался, что бесу все-таки надоест возиться с трупом, однако тварь почти сразу же начала подниматься. Видимо, какие-то из моих догадок оказались близки к истине — а то б с чего ему так злиться.

— Убью, убью, убью…

— И съем! Лапы еще вытяни, урод! Тоже мне… реквизит из дешевого ужастика, зомби недоделанный! Не, ну как я тебя купил, роскошно просто. Хорошо быть сдвинутым на гранатах психом, а? Безобидным таким… типа все ж знают, что контуженный ветеран учебку в кармане таскает… а что в лесу под елочкой настоящая была прикопана, это секрет фирмы, ха-ха. Не, ну какой чуркой безмозглой надо быть, чтобы поверить, будто Саня Топляков так вот запросто…

Договорить я не успел. «Вадим» подошел вплотную, и вот теперь я взвыл, потому что сдерживаться больше не было сил — все они ушли на один-единственный рывок. А еще через миг я заорал в два раза громче, потому что сбитый подсечкой бес рухнул как раз на мои ноги — а-а-а, сука, какого ж хрена ты такой тяжелый! — придавив их словно бетонной плитой.

— Убью!

— Сдохни!

Нож вошел удивительно легко, словно я ударил не человека, а подтаявшего снеговика. «Вадим» мотнул головой — выпавшее из паза кольцо тихо звякнуло на полу — выгнулся, вновь упал на бок, замер! И это было последнее, что я увидел.

Прошла, наверное, вечность — не меньше минуты, — прежде чем багровая пелена перед глазами распалась на лоскуты. Беглый переучет конечностей показал, что все по-прежнему на месте, но попытка взгромоздиться на колени закончилась весьма болезненным упадением — нормально работать соглашалась только левая рука. Опираясь на нее, я кое-как обполз вокруг Вадима, выдернул нож, аккуратно спрятал его и начал кашлять.

Это называлось — вот и приплыли. От взрыва, оказывается, начала тлеть наваленная в углу подвала груда мусора. Пламени видно пока не было, но дыму набралось уже изрядно, причем гадского — явно горел пластик или чего-то столь же паршивое.

Откашлявшись, я уже не рискнул ползти обратно, а попросту перетащился через труп и подобрал кольцо — холодное, словно его только что щедро полили жидким азотом и, кажется, потяжелевшее. Надеюсь, еще на тыщу лет этой тюряги для беса хватит, ну а потом… видно будет.

С кольцом пришлось возиться долго, но риск был слишком велик — если придуркам из больницы… да чего уж там, из морга придет в голову светлая идея сложить вместе личные вещи покойника и лезвие вновь коснется… Додумывать эту мысль я не стал, сосредоточившись на более важной задаче: пока наконец не решил, что теперь хренов артефакт можно снять с меня, лишь отрезав палец.

Затем я закрыл глаза. Один фиг, из-за дыма уже почти ничего не было видно, зато жгло их — будто кислотой плеснули. Вообще, хотелось прилечь и отдохнуть, ведь главная работа была выполнена, но то ли переизбыток глупости, то ли неожиданно прорезавшийся мазохизм заставили бренную тушку ползти дальше, к выходу.

Я прополз метра три. Очнулся, пополз дальше… наткнулся на стену. Долго пытался вспомнить, в каком направлении должен быть выход… так и не сумел и наугад выбрал правую сторону. Еще пара-тройка метров, очередной хлоп об пол… ничего, все фигня, двигаемся дальше… не-спать-не-спать-не-спать.

Я и не спал. С удовольствием бы уснул, но шило в заднице не давало. Левую руку вперед, подтащить остальное тело, отдышаться. Левую руку вперед, подтянуться, отдышаться, свернуться-прокашляться. Левую руку вперед, потерять сознание, очнуться, левую руку вперед…

В первый момент, ощутив под пальцами что-то тряпично-липко-влажное, я вообще не понял, в чем дело. Провел вдоль… нащупал лицо… глаза давно уже ни фига не видели, но вряд ли в этом подвале валялось такое уж множество трупов.

Конечно, могло быть и так, что Вадим встал, обогнал меня и вновь улегся в той же самой позе, — но в чудеса мне верилось слабо. Версия про кретина, сумевшего незаметно для себя развернуться и приползти обратно, выглядела куда более убедительной.

Да и в любом случае сил у меня уже не осталось.

Надеюсь, Лена меня простит.

И — все у нее будет хорошо.

Двадцать девятый дом не любили ни милиция, ни я. Наш райончик вообще был стареньким, хрущевской застройки: пятиэтажки без лифта, мусоропровода и гарантии, что если я выйду на балкон, то лифтом не поработает он — причем скоростным. Сейчас, правда, домики начали потихоньку реставрировать, сделав из трех или четырех настоящие картинки: белоснежные стены, ярко-алые крыши, надстройки-мансарды с большими окнами. Но двадцать девятый дом капремонту не подлежал: его боковую стену перечеркивала здоровенная, все шире расползающаяся трещина. Так что власти отселили из него жильцов, поставили вокруг здания дощатую ограду и напрочь о нем забыли — на радость бомжам, как живым, так и не очень.

Вообще-то двадцать девятый проходил по другому участку, но грех не воспользоваться добротой коллеги и, позвонив эдак часиков в девять вечера, жалобно взмолиться: «Леночка, солнышко, подойди к клоповнику, а? Там наши клиенты опять общественный порядок нарушают…» Коллега отзывчиво скрипела зубами, но признавала, что перейти двор действительно легче и быстрее, чем тащиться в Центральный район из Чижовки. Нежить использовала заброшенный дом как гостиницу-общежитие, а то и проводила там конвенты по обмену опытом, сопровождавшиеся такими скрипами и скрежетами, словно здание вот-вот рухнет. Я подозревала, что оно и держится-то лишь благодаря мешам[6] — треснувшая стена с каждым днем выглядела все зловещее.

Поэтому удивляться какой-то там петарде мне бы не стоило… однако сердце так защемило, что я без колебаний оставила будку и, плюнув на конспирацию, напрямки побежала через двор.

Калитка в заборе была наглухо заколочена, но я знала, что чуть подальше есть небольшая, доски на три, дыра, за которую шла яростная борьба между ЖЭСом и несознательными гражданами, восстанавливающими статус-кво чуть ли не через пятнадцать минут после ухода плотника.

Дом неприветливо уставился на меня пустыми глазницами оконных проемов — стекла частью растащили хозяйственные соседи, частью повыбивали мальчишки. Неосвещенные подъезды казались голодными ртами. Все вроде бы спокойно… разве что из ближайшего подвального окошка, скорее даже отдушины двадцать на тридцать сантиметров, струится дым. Не очень сильный, но заметный. Может, какие-нибудь бродяги костер жгут, греются? Случайного пожара нежить бы не допустила.

Я присела на корточки и попыталась заглянуть внутрь, но с тем же успехом можно было сунуть голову в ведро. Глухая темень и воняет не то жженой пластмассой, не то… В подвале что-то ворохнулось, заставив меня поспешно отшатнуться. Из дыма вынырнула черная кошкообразная тварь размером со спаниеля и, злобно чихая, бросилась наутек.

— Стоять! Госнежохрана! — машинально рявкнула я, но меша поджал хвост и припустил еще быстрее.

Что ж там могло случиться?!

Рядом со мной тюкнулся в асфальт кусочек бетона. Я покосилась на угрожающе нависающий над головой балкон и перебралась вправо от окошка.

Дым усилился, как будто с той стороны на него махнули полотенцем. Неужели все-таки пожар? Надо бы звякнуть 01 на всякий случай… как вдруг из глубин подвала донеся глухой стон, смяв все мои мысли в комок и закинув куда-то во тьму.

Попасть в подвал можно было из первого или третьего подъезда, возле которого я как раз сидела. Низкое сырое подземелье наподобие Критского лабиринта в исполнении труб и кладовок тянулось под всем домом, но за год регулярных визитов я так хорошо его изучила, что, наверное, не заплутала бы даже с завязанными глазами. Однако соваться туда без фонаря не рискнула бы и днем: пол был завален мусором, а выставленные вперед руки могли уткнуться во что угодно — от доски с ржавыми гвоздями до пьяного бомжа.

Господи, что я делаю?!

Уличного света хватило только до подвальной двери. Когда я дернула за болтавшуюся скобу, наружу вырвался клуб едкого дыма и несколько крыс, промчавшихся прямо по моим кроссовкам. Даже первой ступеньки не видать… Я щелкнула зажигалкой, поводила рукой из стороны в сторону. Слишком резко — язычок пламени трепыхнулся и погас. Щелкнула еще раз. Хорошо, что я купила кнопочную, а не кремниевую, с которой так мучился Саня… Выставив подачу газа на максимум, я спустилась по лестнице и после некоторого колебания свернула вправо, двинувшись вдоль дома. Узкий коридор был полностью задымлен, но не до такой степени, чтобы с хрипом хвататься за горло. Куда большую проблему представляла окончательно упавшая видимость — идти приходилось по стеночке, а пол нашаривать ногами, чтобы ежесекундно не наклоняться к нему с зажигалкой.

В глазах и носу щипало все сильнее. По обеим сторонам коридора тянулись кладовочки, одни запертые, другие вообще с выломанными дверцами. Но хуже всего были просто открытые: я подспудно ожидала, что стоит мне коснуться загородившей дорогу створки, как из-за нее кто-нибудь выскочит. И я ему определенно не обрадуюсь.

Зажигалка ощутимо раскалилась, пришлось отпустить палец и помотать рукой, остужая и пластик, и обожженную кожу. Но вместо ожидаемой кромешной тьмы впереди и слева замаячил свет — нехороший, багровый. Видно, там-то и горело. Прислушавшись, я различила даже потрескивание пламени, а еще — какой-то странный, зарождающийся в стенах скрип, как если бы дом был деревом и мог покачиваться на ветру.

Сунув зажигалку в карман, я крадучись добралась до поворота и осторожно из-за него выглянула. Мама родная… Центр подвала выглядел так, словно в нем рванула граната: горело сразу в десятке мест, и хлам на полу, и распотрошенная обмотка тянущихся под потолком труб. Здесь дыма было еще больше, да такого едкого, что я не сдержала кашель. Поспешно закрыла рот ладонью, огляделась — но, кажется, кроме меня здесь никого не было.

Живого — никого.

А неподвижно лежащий между двумя кострами предмет напоминал тряпичный мешок.

Я впилась зубами в кулак, чтобы не закричать. Лена-Лена-Лена… не сейчас… надо отпустить стенку и подойти… на негнущихся ногах, едва удерживая равновесие… наклониться… тронуть за плечо, потянуть…

Ох!

Никогда бы не подумала, что испытаю такую жгучую радость при виде мертвого Вадима. Слава богу!!! Значит, Саня…

…и заметила чуть подальше еще одно тело.

Не вцепись она аккурат в рану на боку — черта с два бы я очнулся!

— Б-б-б…

— Саня, ты жив?!

Нет, хотел сказать я, умер и в раю. Ведь ты не можешь быть здесь, не должна — любимая, мой белокурый ангел… Лена-Леночка…

Потом в глазах еще немного посветлело, и я понял, что на райские кущи задымленный подвал не тянет.

— Б-больно, блин! Отпусти…

Разумеется, девушка и не подумала меня послушать.

— Что с тобой случилось?!

— Лен… все нормально.

— Нормально?!

— Да… с бесом все…

Рядом с нами что-то гулко ухнуло, подняв целую тучу пыли. Кусок штукатурки… здоровый…

— Хрен с ним — с тобой что?!

— Я тоже… почти в порядке, кха-кха-кха… Лен?

— ЧТО?!

— Беги отсюда!

Девушка на миг отстранилась — разобрать выражение ее лица сквозь дымовое марево мне не удалось, — а потом решительно вцепилась в мой ватник.

— А раз в порядке — тогда вставай!

— Уходи живо, дура! Оба сдохнем. Ну же… …! И мать твою растак! Ленка! Вали на хрен! …! Да, …, я тебя сейчас сам урою, если не уйдешь!

Были бы силы… ох, я б тебя так пнул… пулей бы из этого подвала улетела!

— Ага, — задумчиво сказала Леночка. — Ну что ж…

И… легла рядом со мной, прямо в кровь и мусор.

— Эй, ты чего?!

— И жили они долго и счастливо… — пробормотала девушка, уставившись в потолок. — И умерли в один день… Сань, я тебя не брошу.

Дом гулко застонал, одна из труб обломилась у выходящего из стены основания и с грохотом уронила конец на пол.

Лена закрыла глаза и прикусила губу, но даже не шелохнулась. Вот же послал господь блондинку в любимые женщины, тоскливо подумал я. Ведь в самом деле не уйдет…

— … хрен с тобой… помоги ватник содрать!

Девушка тут же вскочила и начала трясущимися руками расстегивать на мне пуговицы.

— Все… давай, приподнимись немного…

— Сейчас… — В следующую секунду в руках у Лены остался изорванный осколками ватник, а орущий во весь голос от боли Саня Топляков снова оказался на полу.

— Ой, Сань, прости, пожалуйста… — не на шутку перепугалась девушка.

— Ничего… — через силу прохрипел я.

Без ватника и с опорой на Леночку я даже сумел встать. Правда, первый же шаг аукнулся в ногах очередной волной боли — но это можно было терпеть… а-а-а-а!

— Русалочка…

— Что? — растерянно переспросила девушка, видно, решив, что я начал заговариваться.

— Русалочка, блин… она ведь как по ножам ходила?

— Сань… а где нож?!

— При мне, не волнуйся. И кольцо тоже.

— Ты их разнял?

Вместо ответа я зашелся в очередном приступе кашля — да так, что мы едва не свалились.

— Сами…

— Чего?! Саня, не молчи! И давай ноги переставляй, чуть-чуть уже осталось!

— Сами, говорю, развалились, — вяло пробормотал я, а затем Лена почему-то споткнулась, и мы все-таки упали.

Это было чертовски обидно… еще бы немного… и потом…

…я так и не сказал…

… что я ее…

… люблю.

Мы упали у самой лестницы. Нет, я не спотыкалась — просто не выдержала Саниного веса, целиком переложившегося на мои плечи.

— Сань?! — испуганно окликнула я, еще толком не разобравшись, не переломала ли ног сама.

Ну точно — потерял сознание! Гос-с-с-споди… а впереди самое трудное…

Десять ступенек. Вверх.

Позади загрохотало, ощутимо пихнуло в спину воздухом. Что будет следующим — балконы? Крыша? Потолок над нашими головами? Испуганная бесом и пожаром нежить разбежалась без оглядки, и больше ничто не держало дом на этом свете.

Всего десять ступенек, Леночка. ВСЕГО, а не АЖ.

Санина камуфляжка была липкой и мокрой насквозь. Я попробовала ухватить парня под мышки, но так приходилось держать на весу чуть ли не половину его тяжеленного тела. Лучше просто за воротник, хоть бы он выдержал…

Вначале было еще ничего — пока я не затащила Саню на лестницу полностью. Теперь почти все мои силы уходили только на то, чтобы не дать ему скатиться вниз, а на жалкий остаток я рывками пыталась подтянуть его хоть на пару сантиметров за раз.

Лучше бы меня по балконам лазить заставили…

На восьмой ступеньке оказалась глубокая выщербина, носок кроссовки клюнул воздух, и я почувствовала, что заваливаюсь вперед. Страшное видение кульбита через голову, а пуще того — мысль, что ПРИДЕТСЯ НАЧИНАТЬ ВСЕ СНАЧАЛА, добавили мне адреналина не хуже, чем Вадиму — засевший внутри бес. Я не только сумела отшатнуться назад, но и нечеловеческим усилием втянула парня еще на одну ступеньку. Последний рывок… и еще последний… Санино тело наконец-то перестало тянуть вниз, перевалившись животом через верхнюю ступеньку.

Не успела я обрадоваться, как почувствовала, что сейчас у меня внутри что-то порвется. Разжать руки я еще успела, ноги подогнулись сами. Дикая боль в спине настигла меня уже на полу, в глазах потемнело. Я судорожно хватанула ртом горького дымного воздуха и надрывно раскашлялась.

Все, больше не могу. Хоть убейте, не могу, мне бы самой как-нибудь подняться.

— Саня! — Я отчаянно потеребила его за окровавленную камуфляжку. — Санечка, любимый, ну, пожалуйста…

И поняла, что он не дышит.

— Сань…

У меня не осталось сил даже заплакать.

Рассыпающийся дом стонал, как человек. Вверху что-то трескалось, проламывалось, осыпалось, барабанило в перекрытия. По ступенькам лавиной текли обломки цемента и штукатурки.

Ты сам не оставил мне выбора, слышишь?! Тебе уже все равно, а я безумно хочу жить. Ходить на работу, пить чай из любимой кружки со львенком, гулять на закате вдоль Минского моря, завести себе нормального — да, нормального! — парня и забыть эту неделю, как страшный сон…

Сейчас я встану, развернусь к тебе спиной, выйду на улицу, окликну кого-нибудь из прохожих мужчин… Они сильные, они смелые, они помогут измученной испуганной девушке… Ты бы непременно помог…

Пальцы сами стиснулись на воротнике камуфляжки.

Мы умрем здесь вместе. Нас откопают только через трое суток — или вообще недель, когда у городских властей наконец дойдут руки разобрать невесть с чего рухнувшую развалюху…

Боль в спине вернулась, тянуще отдалась в животе — мол, я же предупреждала. Но мне было плевать. Я уже целую вечность лежала под обломками, а какая-то незнакомая растрепанная женщина, спотыкаясь и всхлипывая, еще пыталась спорить с судьбой и здравым смыслом…

…За порогом к нам тут же подскочили двое плечистых мужиков в темно-серой форме (что это спецназовцы, я поняла лишь после того, как заехала одному из них локтем в живот), отодрали меня от Сани и поволокли прочь. Кажется, я орала. Или визжала, не знаю, потому что рвущий горло звук утонул в громоподобном реве и грохоте, а через мгновение нас накрыло пылевой волной, и дальше я могла только кашлять.

Двадцать девятого дома не стало.

За рухнувшим куском забора нас ожидала встреча на высшем уровне: милиция, пожарные, Госнежконтроль. Красные и синие отблески мигалок плясали по стенам и деревьям, как на дискотеке. В соседних домах светились почти все окна.

— Елена Викторовна, вы в порядке?! — встревоженно поинтересовались за моей спиной.

— Саня!!!

Но «скорая помощь», осатанело воя, уже выруливала со двора, и я бессильно обвисла в чьих-то руках.

* * *

Я согласилась осмысленно взглянуть на следователя Госнежконтроля, только когда он собственным здоровьем поклялся, что Саню увезли в больницу, а не в морг. И что сейчас ему делают операцию, а не вскрытие, — хотя дела, честно говоря, очень плохи и врачи пока ничего не обещают…

Как раз это виноватое «не обещают» меня убедило. Если бы следователь начал жизнерадостно уверять — дескать, ничего страшного, помажут Саню йодом, и будет как новенький, — я бы вцепилась ногтями в его лживую рожу.

А так — есть еще на что надеяться.

Никакой потребности выговориться я не ощущала, но доброжелательная настойчивость следователя сделала свое дело. Попутно и я получила ответы на некоторые вопросы, хотя задавала их скорее машинально, чем действительно желая что-то узнать. Больше всего мне сейчас хотелось раствориться в воздухе, как привидению, чтобы ничего не видеть, не слышать и не чувствовать. А главное — не думать.

Поднятая телевизионщиками шумиха сыграла только во вред следствию: Александр Топляков как в воду канул, зачем-то прихватив с собой меня. Хотя его «кандидатура» на роль убийцы отпала практически сразу же: как Наумов и говорил, милиция активно разрабатывала версию убийства из ревности, быстро выйдя на Игоря. Улик против него, кроме показаний коллег Валеры, не было, и оперативникам пришлось изрядно потрудиться, составляя список контактов врача до и сразу после убийства.

«Засветился» там, кстати, и Вадим — он пересекся с Игорем в больнице, куда его вызвали чинить закоротившую средь ночи проводку. ЧП пришлось как раз на дежурство «эльфа», а мой бывший никогда не отличался сдержанностью и, заметив, что врач как-то мрачен, попытался его «развеселить», поделившись своим горем: «Прикинь, инспекторша в какой-то паршивой Госнежохране, а самомнения, как у Мисс Вселенной!» Усталый, погруженный в свои мысли Игорь пропустил треп электрика мимо ушей, зато бес небось заскакал от радости и тут же сменил «оболочку».

При разговоре присутствовала медсестра, она-то и пересказала его следователю. А потом добавила, что болтливый электрик приходил и во вторник, уже после отъезда Игоря с работы. История про сбежавшую беременную, мигом разлетевшаяся по роддому, так его впечатлила, что он бросил все свои приборы-инструменты и тоже куда-то умчался.

«Сдал» же нас — и одновременно спас… Славик, который при виде выламывающего стекло беса драпанул прямиком в Госнежконтроль, поставив его на уши. Нас немедленно объявили в розыск как особо ценных свидетелей, за моим домом установили скрытое наблюдение, и стоило мне объявиться у подъезда, как агент тут же вызвал группу захвата, а заодно и «скорую».

Единственное, о чем Госнежконтроль до последнего пребывал в неведении, — личность одержимого. Славику, разумеется, Вадим документов не показывал, а фоторобот почти не помог — внешность у моего бывшего была самая заурядная. Перестрелку возле дома бывшего хоть и удалось связать с нами (нашлись глазастые свидетели), но владелец квартиры, как на грех, уехал отдыхать куда-то на юга, не удосужившись предварительно сообщить милиции, кому сдал жилплощадь.

Так что если бы не глупая случайность в виде нас с Саней…

— Ну, пожалуй, все на сегодня, — заключил следователь. — Мы, конечно, еще обязательно побеседуем, вам придется дать официальные показания, но предварительная карти…

— Где моя машина? — устало перебила я.

— Вот там, за домом стоит. Но вы не волнуйтесь, за ней присмотрят, а в больницу я вас на служебной отвезу…

— Я не в больницу. — Что мне там делать? В операционную меня все равно не пустят, а сидеть под ее дверью — нет, в таком виде меня прогонят и оттуда! — повторяя свой рассказ рыдающей тете Маше и бледному, осунувшемуся Серафиму, я не смогу, окончательно сойду с ума…

— А куда?!

— Домой.

— Так ведь… — Мужчина недоуменно оглянулся на двадцать пятый дом.

— Я к нам домой.

— Но, Елена Викторовна, вам тоже не помешает показаться врачу! — Заботливый тон следователя намекал, что не только хирургу.

— Вы имеете право меня задержать?

— Нет, но…

— Тогда до свидания.

— Елена Викторовна, ну куда вы в таком состоянии поедете?! — не терял надежды образумить меня мужчина. — У вас нервный шок, возможно, вы даже ранены, просто пока этого не чувствуете…

…Я хочу домой…

Догонять и останавливать меня действительно никто не стал.

* * *

Я долго стояла в ванной, опершись руками об умывальник и глядя на отражение в зеркале — но не узнавая этого серого, страшного, осунувшегося лица.

Наверное, мне действительно нужно было в больницу. И чудо, что я не попала туда уже в качестве жертвы автокатастрофы: машину я вела абы как, уделяя дороге внимание, только когда встречные машины начинали яростно сигналить.

Но как-то доехала.

— Лен… — Домовой робко замер в дверях.

— Все плохо, Федь.

— Лен, я…

— Сделай мне чайку, а?

— Конечно, — с запинкой согласился Федька и исчез.

Подставленные под холодную струю ладони уже закоченели, а стекающая с них вода по-прежнему казалась мне розоватой.

— Леночка, пошли, я все приготовил… — жалобно запищал домовой, дергая меня за штанину.

— Ага. — Я напоследок плеснула водой в лицо и завернула кран.

Без Сани на даче было тихо, пусто и пронзительно-холодно. Но на столе по-прежнему лежала его рация, в чашке — окурки… Как будто он просто вышел и скоро вернется. Надо только немножко посидеть, подождать…

Руки согрелись о чашку с чаем, а вслед за ними и я начала понемногу оттаивать, даже сумела более-менее связно и спокойно рассказать Федьке о событиях этой ночи. Вот только мышцы болели все сильнее, особенно спины, а с ними и голова за компанию.

Но это была такая ерунда…

Саня, МОЙ Саня сейчас боролся со смертью, а я только и могла сжимать за него кулаки. Ну еще звонить в больницу через каждые десять минут. Иногда — огромным усилием воли — через пятнадцать.

Задерганная дежурная монотонно отвечала, что состояние больного без изменений, в сознание он пока не приходил.

В полпятого мне сообщили, что Александру Топлякову стало немного хуже. Но повода для паники нет, ему вкололи какое-то лекарство и поставили еще одну капельницу, утром его осмотрит лучший хирург Минска, которого специально ради этого вызвали из отпуска…

Больше я не звонила. Просто сидела за кухонным столом — по правую руку телефон, по левую стакан с остывшим горьким чаем, посредине замусоленная книга — и тупо ждала.

— Иди спать, страдалица, — безнадежно нудил Федька. — Все равно ничего не высидишь.

— Что-то не хочется, — отмахивалась я, для вида перелистывая страницу — мне не удавалось сосредоточиться даже на буквах, не говоря уж о сюжете.

Есть такая компьютерная игра, пошаговая стратегия. Можно дотошно проходить ее ход за ходом, вручную очищая каждый сектор от затаившихся в нем врагов, а можно сберечь нервы и просто промотать игровое время вперед. Вот только компьютер — штука бездушная. Он не знает, что ты чувствуешь иррациональную, дурацкую ответственность за двумерных человечков, он не станет прятать их за нарисованными деревьями, двигая вперед короткими перебежками. Он просто посчитает: двое против троих, столько-то вооружения, столько-то аптечек. Расставит соответствующие коэффициенты и вычтет наших из ваших. Все логично, все правильно… убийственно точно.

Я страшно боялась проматывать эту ночь.

Казалось, стоит мне только заснуть, и затрезвонит телефон. И голос дежурной будет не сдержанно-раздраженным, а соболезнующим, и секунды перестанут растягиваться в ломкие карамельные нити, хрустя на зубах… и уже не надо будет таращиться на двенадцать кнопок в три ряда, единица и тройка полустертые… И вообще ничего не надо…

— Ну хоть поплачь тогда, — неожиданно предложил домовой. — Все легче станет.

— Федя, отцепись. Со мной уже все нормально, правда.

Серый овчар тяжело вздохнул и клубком свернулся у моих ног.

Без четверти шесть я сдалась. Аккуратно, как стеклянную, закрыла книгу, так и не узнав, о чем она. Отнесла кружку на кухню, вымыла — под изумленным Федькиным взглядом — и убрала в шкафчик.

Поднялась в спальню, разделась, щелкнула выключателем. Как курком. Сердце противно екнуло, я опустилась на кровать, нашарила край одеяла. Медленно-медленно, стараясь не дышать, вытянула ноги, откинулась на подушку, еще хранившую Санин запах, закрыла глаза, расслабилась…

И почти сразу же раздался звонок.

«Не бери! — отчаянно взмолился внутренний голос. — Не бери, не надо, это не туда попали, пусть надежда останется с тобой хотя бы до пробуждения…»

Трубка была холодной, как лед.

— Алло?

Звук набатом отразился в прижатом к уху динамике.

Все. Конец.

— Привет, — с трудом пробился сквозь помехи на линии слабый хрипловатый голос. — Ты меня еще ждешь?

Я стиснула трубку обеими руками и заплакала.

Четыре

Обещания надо выполнять!

Все устаканится, все сложится, Судьба повозку тронет в путь, И мы — такие невозможные — В пути притремся как-нибудь. Все утрясется, перемелется У совершенно разных нас — Ведь плюс и плюс вовек не склеятся, А плюс и минус — в добрый час! Мы побунтуем для приличия, На подлость сетуя богов, На непомерное количество Объединивших нас врагов. А после — стерпится и слюбится, Оставив нас гадать вдали, Как раньше в серых дней распутице Мы друг без друга жить могли…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Ольга Громыко

Как мы писали «Плюс на минус»

Андрей Уланов

Все было совсем не так!

Однажды хороший рижский писатель Андрей Уланов как бы между прочим сказал:

— А почему бы нам не написать книгу в соавторстве?

Поскольку в тот момент я лежала на Андрее, отказывать ему было как-то неудобно.

— Ну… можно… как-нибудь, — промямлила я, слабо представляя, как это будет выглядеть на практике, ибо кровать, как говорится, не повод для соавторства. Стили у нас совершенно разные, понятия об идеальной книге — тоже. К тому же, дело было на конвенте фантастики «Звездный Мост-2005», в два часа ночи, и на кровати в гостиничном номере, помимо нас, лежали и сидели еще несколько человек, а вокруг на полу и стульях расположились как минимум десять собратьев по перу, активно обсуждавших судьбы фантастической литературы.

На самом деле мне просто захотелось сказать минской писательнице Ольге Громыко что-нибудь хорошее. Но поскольку на кровати, а точнее на мне, в тот момент, кроме Ольги, лежали еще три женщины, я решил не провоцировать сцену в стиле: ага, она, значит красивая-умная-требуемое-вписать-нужное-подчеркнуть, а Я? Поэтому комплимент был сделан не просто Ольге, а Великой Белорусской Писательнице. Ну а что может быть более высокой оценкой чьего-либо таланта, кроме предложения совместно изваять какой-нибудь шедевр?

К счастью, немедленно приступать к написанию опуса Андрей меня не заставлял: он в то время работал над «Принцессой для сержанта», я — над «Цветком камалейника». И мы порешили заключить творческий союз как-нибудь потом… попозже… когда свои идеи иссякнут… Ну не представляю я, как писать в соавторстве. Для меня это глубоко интимный процесс, не могу я так — подстраиваться под кого-то еще! Да и стараться я так, ясен пень, не буду — не дай бог вложить больше труда, чем соавтор, а как потом гонорар делить?!

Короче, дальше туманных обещаний дело так и не пошло.

Но вот я издала «Цветок» и призадумалась. Нет, идеи были. Даже задел был. Но после шести книг в жанре фэнтези хотелось какого-то разнообразия, эксперимента… И тут попался мне на глаза старый файлик с набросками текста — так, короткие заметочки, не вышедшие за стадию даже цельного куска. Покрутила я его, посмотрела. А хорошо получилось, жалко выкидывать!

Стучусь к Андрею в МRА.[7]

По правде говоря, та давнишняя договоренность давно уже не казалась мне чем-то серьезным. Ну пошутили — появилась тема для взаимных подколок в МRА: «Ну когда вместе писать будем?» — которая подразумевала нечто вроде «после дождичка в четверг». Тем более что, хоть у меня и наличествовал опыт совместной работы с коллегой Серебряковым, но ведь одно дело, когда соавтор живет в пяти минутах ходьбы, и совсем другое — пытаться писать с человеком, обитающим в нескольких часах… полета на самолете. Романы же по переписке в моем представлении могли быть исключительно любовными, причем отнюдь не как литературный жанр.

Но вот в один, вне всякого сомнения, прекрасный августовский день, точнее, ночь, когда я маялся: а) всякой ерундой, б) от безделья, т. к. только что закончил «Федеральную конницу» и совершенно не представлял, чего бы выбрать из папки «идеи», Ольга вновь вылезла с нашей уже дежурной шуткой.

— Ну что, пишем?

— Давай, а что?

— Рассказ, — уверенно заявили на том конце интернета.

— Рассказ? — недоверчиво переспросил я. Недоверчиво — потому как уже имел «печальный» опыт с «Доджем», который изначально планировался как небольшая, листов на пять авторских, повестушка, а в итоге разросся до двухтомника с намеком на третью часть.

— Максимум повесть, — заверила меня Ольга. — Лови начало!

И я поймал.

Через пару дней приходит мне по e-mail кусок текста. Читаю — бред собачий, ну куда до меня какому-то Уланову!

Походила, подумала.

Еще раз прочитала.

А знаете, ничего!

Вылавливаю Андрея, начинаем выяснять: как выглядят герои, как их фамилии («А отчество?» — «Пусть будет Андреевич!»), сколько им лет, во что одеты, где происходит действие, в каком году (я даже выпросила у мужа книгу про войны двадцатого века, чтобы быть в теме), в каком городе («Давай на нейтральной территории — в Москве!» — «Нет уж, тогда в Минске — пусть хоть один из нас знает, о чем пишет!»)…

После прочтения Ольгиного куска я в первый момент понял одно — мой герой, если он вообще будет, должен быть полной противоположностью этой… начинающей феминистке со стажем. Нет, конечно, и у комнатно-плюшевых блондинок тоже бывают свои житейские катастрофы, но блин! Если бы они хоть на миг задумались, чего стоят мучающие их проблемы на самом деле…

Так и появился Саня — немножко грязный, чуть подвыпивший, слегка отмороженный… и с первых строк вызывающий неприязнь почти у всех Ольгиных тестеров. Очень неприятный с виду тип, ага.

Я написал, отправил, а потом испугался. Нет, не того, что будущий соавтор пошлет меня с таким персонажем далеко и лесом, а как раз обратного. Вдруг и впрямь согласится. А вытяну ли я такого героя? Это ведь не эльфа с Серых Гор описывать.

А в следующий миг вспомнил глаза одного своего друга, который был там… и понял, что должен, обязан сделать! И не попытаться, а именно сделать — это мне уже Саня… на ухо шепнул.

Честно признаться, поначалу Андреев персонаж вызывал у меня, как и у Леночки, оторопь. Но спорить с соавтором я не смела и поэтому просто с ужасом наблюдала за развитием событий — пока дело не дошло до диалога героев в «моем» куске. На первой же Саниной реплике дело застряло наглухо. Я понятия не имела, что он скажет, как себя поведет, а писать, как нравится МНЕ, — значит, создать двух разных Саней — моего и улановского.

Почесав в затылке, я вздохнула и зарылась в справочную литературу — военные форумы, психиатрию, рассказы вернувшихся из Чечни парней… а через несколько дней у меня в голове что-то звонко щелкнуло — и там на манер шизофрении появился рядом с Леночкиным четкий образ Сани. Да, чуток сдвинутый, грубый и с кучей вредных привычек. Но — живой человек, которому тоже хочется любви и тепла и который их, несомненно, достоин.

С этого момента все пошло как по маслу. На меня напало бурное и неумолимое, как диарея, вдохновение. План книги вырос буквально на глазах, за несколько дней, я еще даже второго куска от Андрея не получила (только примерно знала, о чем он), а у меня уже шесть листов заметок и сценок! Более того — полностью выписанная концовка с трагической гибелью главгероя (о чем Андрей еще понятия не имеет). К чести Уланова, свою мученическую смерть он принял безропотно. Только сжигаться отказался наотрез, потребовал взрывать (желательно вместе с президентом). Впрочем, взрывать уже я не дала, пожалела любимый город. Так что ограничились просто рухнувшим от ветхости домом.

Бедный соавтор слишком поздно понял, с кем он связался. Распираемая музой, я начала приставать к нему в любое время дня и ночи, требуя продолжения банкета и нагло навязывая свою сюжетную линию («Поздно, я уже это написала и ничего переделывать не буду!»).

Примерно на середине первой главы у нас возникла вынужденная пауза — сначала я уехал в Питер на фестиваль «Что? Где? Когда?», а затем соавтор, не дождавшись моего возвращения, отправилась на «Звездный Мост-2006». Фестиваль назывался «Всемирный потоп», и погода ему весьма соответствовала — дождь лил все два дня, и я, разумеется, простудился — но гриппо-вирус опоздал, потому что к тому моменту я был болен нашей совместной работой куда более основательно.

Это действительно было похоже на болезнь. Каждый вечер я садился за компьютер и начинал «бредить текстом», прерываясь, лишь когда пустела очередная пол-литровая кружка чая. Или кофе. Наверное, будь в доме сигареты, я бы начал курить, как мой персонаж, — ночь напролет, прикуривая одну от другой. К счастью, в квартире курева не было, а при свете дня я из литературного вампира вновь превращался в относительно нормального человека… от рассвета до заката.

Хуже всего пришлось нашим супругам.

Два часа ночи. Диалог по МRА.

— Андрей, ты там?!

— Нет, он спит. Это Ира (жена).

— Черт, а я им попользоваться хотела, у меня как раз муж в командировке!

На практике это означало, что мне нужно знать, как поведет себя Саня в такой-то ситуации, а без мужа мне пишется лучше — в доме тихо, телевизор не работает, никто не отвлекает, самое время предаваться разврату, в смысле — писать книгу!

— Ну хочешь, я его разбужу? — робко спрашивала Ира, но до такого садизма я еще не докатилась.

Моему мужу тоже приходилось несладко.

— Все, — заявляла я после очередной семейной сцены. — Ухожу от тебя к соавтору в интернет! Любовный роман писать!

— Ну что ж, — философски говорил любимый супруг, — иди, только посуду напоследок вымой!

Подлый шантаж неплохо действовал и в другую сторону: «Все, ухожу от тебя к мужу в реальный мир!»

Примерно к середине второй главы я понял, что романа (то, что мы пишем все-таки роман, стало ясно уже к ее началу) по переписке у нас не будет. В смысле не будет спокойного рабочего процесса, когда каждый пишет свой кусок, а потом все это деловито сшивается.

Ага, сейчас!

Сначала мы общались с одиннадцати до двух ночи. Затем Ира поставила MRA на мой «рабочий» комп — до того интернет на нем отсутствовал из профилактических соображений. И НАЧАЛОСЬ веселье!

Как правило, мы работали до «кто первый свалится». Три-четыре-пять-шесть-утра-ну-какой-уже-смысл-ложиться-на-полчаса. Нормально проспать всю ночь было почти что недостижимой мечтой. Нет, вру, на самом деле не очень-то и хотелось.

Потому что шел текст…

Работали мы с безумной самоотдачей, чуть ли не круглосуточно, и моему организму это в конце концов надоело.

…Звоню утром подруге-врачу.

— Все, — говорю, — смерть моя пришла! Вчера вечером битый час не могла заснуть из-за сердцебиения, словно перед госэкзаменом!

Подруга смеется (она в курсе, как мы работаем).

— Да, плохи твои дела! Будешь заканчивать свою книгу в дурдоме, общаясь с соавтором по зубной щетке. Какая сенсация будет — Громыко творит в палате с мягкими стенами! А учитывая то, что я уже прочитала, все будут уверены, что ты писала эту книгу там от и до!

— Тебе смешно, — говорю, — а я умираю! Чего делать-то?

— А ничего. Оль, у тебя классический случай переутомления. Отложи работу на недельку, попей валерьянки…

— Какая валерьянка, мне ночью вертолет угонять надо!

— Знаешь, — подленько хихикая, говорит подруга, — когда я училась в мединституте, нас водили в Новинки на практику. Показали там одного программиста — уже вроде бы исцелившегося. Парень был отъявленным трудоголиком, и вот однажды сидит он ночью на работе и слышит в голове четкий-четкий голос: «РАБОТАЙ!!! РАБОТАЙ, ВСЕ, ЧТО НАРАБОТАЕШЬ, ТВОЕ БУДЕТ!!!» Он и послушался… Так его утром коллеги и нашли — за компьютером — и сразу санитаров вызвали. Так что скоро и у тебя в голове раздастся голос: «АВТОР! ПИШИ ЕЩЕ!»

…Валерьянку я так и не пила, но, кажется, книгу мы закончили ОЧЕНЬ вовремя…

Как мрачно шутил я, дописывать мы все равно будем вместе — перестукиваясь по стенам, тем самым, с мягкой обшивкой. А что делать?

Обратная сторона любимой работы — она, как правило, затягивает всего тебя, целиком. И очень неохотно выпускает обратно, в реальный мир. Когда в шесть утра уже не ложишься, а просто падаешь в кровать… и через пять минут вскакиваешь, включаешь компьютер и лихорадочно набиваешь «увиденный» наконец-то удачный абзац…

…когда в гипермаркете не на ценники смотришь, а прикидываешь обзор камер наблюдения, пока на тебя самого не начинает пристально смотреть охранник…

…когда ждешь очередного фрагмента от соавтора, как подарка на Новый год и день рождения одновременно, потому что, во-первых, сможешь продолжать дальше, а во-вторых, чертовски интересно: ЧТО ТАМ?

И так дни (и ночи) напролет.

А потом, озадаченно глядя в мониторы, мы дружно удивлялись: ой, тридцать страниц… нет, пятьдесят… ой, уже сто… Ой, а когда же мы успели все это написать?

А так вот и успели — работая в стиле «бег сумасшедшей белочки в колесе».

Пожалуй, самым сложным в соавторстве было смириться с чужим стилем. То есть я пару раз попробовала переписать за Андреем абзацы, выкинуть «лишние» слова или заменить их синонимами. Получилось куда аккуратнее и приятнее для глаза, но… текст становился Леночкиным, а не Саниным, харизма главного героя бесследно исчезала. Пришлось, стиснув зубы, наступать на горло собственной музе и давать задний ход. Правда, соавторский текст я все равно тихонечко чесала, благо оригинал хранился у меня и я могла коварно вносить в него изменения в надежде, что Андрей все равно не помнит его с точностью до слова…

Впрочем, ко второй главе я смирилась с фактом существования соавтора, а Андрей, наоборот, обнаглел, и пришлось драться с ним за каждую фразу, порой по часу. Но не пытайтесь расплести текст на «громыковский» и «улановский» на основании значков над кусками. Некоторые «Санины» сцены писала я, а Андрей зашлифовывал под свой стиль, и наоборот. Большинство диалогов вообще написано по MRA, реплика за репликой.

Понятно, что вопрос о выработке какого-то «единого» стиля не стоял и даже не курил в уголке с самого начала. Мы пишем разно — и для меня совершенно отдельным дополнительным наслаждением было наблюдать, как эта самая разность наших стилей дополняет друг друга, выдавая в итоге цветную, объемную… роскошную «картинку». Два героя, два взгляда на жизнь с разных сторон…

Вдобавок при работе в соавторстве возникает забавное положение, когда ты одновременно и пишешь свою книгу, и читаешь написанную другим. Мало чего я ждал с таким интересом и нетерпением, как очередной «кусок» от соавтора. А что? А как?! Черт, ну когда уже… мне ж следующий писать…

И вот «кусок» приходил, прочитывался, обругивался, корректировался, а потом наступала очередь соавтора сидеть и грызть ногти в ожидании.

Я не знаю, кто из нас оказался «плюсом», а кто «минусом», — но зато могу точно констатировать, что каждый получил а-а-агромадный положительный заряд от работы над этим текстом.

Через несколько глав у меня возникло стойкое ощущение, что не мы сочиняем эту книгу, а нам ее кто-то диктует, потому что кому-то она очень-очень нужна. Мы так вжились в образы героев, что не только «видели» мир их глазами, но и испытывали их эмоции. Когда герои ругались, мы тоже были на взводе, один раз даже так сцепились из-за какой-то ерунды, что (как потом выяснилось) одновременно со злостью выключили компьютеры и потом сутки не разговаривали. К счастью, желание дописать книгу пересилило, а через пару дней Саня и Леночка мирно пили кофе на дачной кухне, и мы только диву давались, что же такое на нас тогда нашло.

При этом я вовсе не отождествляла себя с Леночкой. Мы с ней совершенно разные — и скорее она переделывала меня под себя, заставляя писать стихи и нервно курить ментоловые сигареты.

А Андрей по секрету мне признался (тс-с-с!), что боится, будто на том свете к нему явится Саня, зловеще закатает рукава и хрипло скажет: «Так это ты тот … демиург, который сочинил мне такую судьбу?!»

Подозреваю, что за время работы над текстом я перевыполнил свою среднестатистическую конфликтную норму раз этак в пять, не меньше. Там, где писатель Уланов скорее всего пожал бы плечами и молча прошел мимо, контуженному историку-недоучке Сане непременно требовалось ввязаться в спор — как правило, безнадежный, ибо в подобных спорах людей интересуют вовсе не факты, а их «идеологическая окраска».

Это порой здорово раздражало. На бессмысленную, по сути, ерунду тратились нервы, силы, время — все, чего и без того люто не хватало для работы над книгой. Блин, да как так можно жить, думал я, прямо не человек, а собиратель шишек на голову. А потом вдруг сообразил, что мне впору завидовать своему герою — ведь привычка не смолчать, когда другие глотают языки… она обходится дорого, но стоит еще дороже.

В процессе обсуждения сюжета мне в голову пришла чудная идея — украсть вертолет. Андрей одобрил и отправил меня изучать место будущего преступления — аэроклуб Боровая. Прихватив для храбрости нескольких друзей, я темным сентябрьским вечером отправилась туда на разведку. Летное поле начиналось прямо от дороги, в темноте маячили силуэты вертолетов вперемешку с самолетами. Включив диктофон, мы начали бродить вокруг техники, записывая ее названия, щелкая фотовспышкой, заглядывая в окна и громко обсуждая предстоящий угон. Прошло не меньше получаса, прежде чем откуда-то из кустов донесся свист, и перед нами предстал разъяренный сторож, который в глубоко нецензурной форме пообещал перестрелять нас из однозарядной ракетницы. Когда же мы наотрез отказались выстроиться для этого в ряд, он очень расстроился и снова канул во тьму.

Андрей сказал, что если мы вставим этот эпизод в книгу, то нас заклеймят позором за недостоверность и идиотский юмор. Пришлось сторожа хотя бы протрезвить.

Сцена с вертолетом была совершенно отдельной «опупеей» в процессе работы над романом.

До этого мое близкое знакомство с данными летательными аппаратами ограничивалось парой-тройкой компьютерных симуляторов. Ольгин же опыт был и того меньше. А поскольку нам все же хотелось, чтобы в сцене узнаваемо присутствовал вертолет, а не марсианский боевой треножник с управлением от игровой приставки, выход напрашивался один — найти специалиста. Благо (в данном случае это значило «благодаря уважаемому Новику») в моем Резерве Самого Главного Командования имелся ресурс «ВИФ2ne». Может, там нельзя найти абсолютно все, но мне повезло, и вертолетчик там нашелся. Более того, мне повезло вдвойне: как раз незадолго до нахальной просьбы о консультации этот вертолетчик прочитал мою «Автоматную балладу» и потому был настроен весьма благодушно — в том смысле, что, ознакомившись с первым вариантом «вертолетной» сцены, не послал меня с моей бредовой идеей до Парижа задним ходом, а начал со слов:

— Как бы это помягче… во-первых, в вертолетах нет штурвалов. Там РУЧКА!

Сглотнув, я запустил вордовский поиск и принялся старательно заменять все штурвалы ручками.

— Во-вторых, — неумолимо продолжил он, — Ми-8 и Ми-24, несмотря на одну базовую конструкцию и множество одинаковых агрегатов, суть разные машины. Причем настолько разные, что те, кто учился на Ми-8, не факт, что смогут полететь на Ми-24. Это ОЧЕНЬ разные машины по пилотированию.

Я тоскливо поглядел на пересланную Ольгой фотографию Ми-24, который в моем воображении уже успел раза три разнести в пух и прах не только «замок» фирмача, но и логово главного злодея, а заодно и пол-Минска. В тексте же Саня, чертыхаясь, выволок Леночку из «крокодила» и принялся искать подходящую «восьмерку».

— Я тебе вот что скажу, — окончательно забил крышку гроба мой собеседник. — Пилотирование вертолета, а в особенности висение… Это похоже на голого намыленного человека, пытающегося балансировать на стеклянном намыленном шаре!

Честно говоря, в этот момент у меня появилось малодушное желание плюнуть и выбрать для героев какой-нибудь менее драматичный способ проникновения за бетонную стену. Но тут вылез Саня, которому, похоже, идея пришлась по душе…

В итоге мы все же написали эту сцену. Причем написали даже так, что попытки эдак с пятой ее «принял» наш консультант. Но заодно я твердо уверился, что, даже «от корки до корки» изучив РЛЭ на Ми-8, никогда не буду пытаться угнать вертолет. По крайней мере, пока в пределах досягаемости будут танки, поезда, трамваи, автомашины, велосипеды или хотя бы роликовые коньки.

Самой животрепещущей сценой книги — можно даже сказать, ею Уланову и удалось соблазнить меня на совместный опус — была постельная.

Мне было страшно интересно, чего ж там Андрей напишет. Даже так: как выглядит идеальная постельная сцена глазами мужчины. На провокации «а слабо написать ее вместе?!» я упорно не поддавалась, утверждая, что желаю получить от нее не омраченное муками творчества удовольствие.

Наконец час Х пробил.

Утром соавтор обреченно объявил, что приступает к постельной сцене.

Весь день я проходила возле компьютера, как кошка вокруг горшка со сметаной. Отвлекать Андрея от такого важного дела казалось мне неприличным, и стукнуться к нему в MRA я решилась только под вечер.

Несколько озадаченная Ира ответила мне, что Андрей несколько часов неотрывно возбужденно стучал по клавиатуре, а потом рухнул на постель и заснул. Из чего я заключила, что сцену он дописал.

Наутро я дрожащими руками открыла присланный файл, вчиталась… и с диким хохотом сползла под стол от первой же строчки: «Я подумал, что двух стаканов водки на пустой желудок Леночке должно хватить для опьянения средней степени». Ага, а потом с этим бревном можно делать что угодно! Утирая слезы, исправляю «два стакана» на «полкружки», читаю дальше, и у меня глаза лезут на лоб: «Она внезапно схватила меня за воротник и опрокинула на кровать». Ну да, а потом вскочила сверху и грязно надругалась, крутя над головой лифчиком! Апофеозом стала фраза «мы стали кататься по кровати, рыча и смеясь»…

Немножко успокоившись, начинаю терпеливо объяснять Андрею, что Леночка приличная хрупкая девушка, что она испугана, у нее шок и кидаться на Саню с алчностью суккуба она не станет.

— Андрей, это порнография какая-то получается! Ну пусть она жалобно попросит его просто лечь рядом, потому что ей холодно и страшно, а потом оно как-то само собой получится…

— Ты что?! — с ужасом возопил соавтор. — Как раз если она скажет ему лечь рядом, это и будет порнография! Любой нормальный мужчина, которому пьяная женщина пожалуется, что ей холодно в постели, воспримет это как прямой приказ заняться с ней любовью!

Я поняла, что ничего не понимаю в загадочной мужской душе, и пришлось нам все-таки переписать эту сцену вместе, в процессе узнав много нового о взаимоотношениях полов…

Написание подобных сцен лично мне всегда казалось чем-то вроде ходьбы по лезвию ножа. С одной стороны, риск свалиться в пошлость, от которой читатель начнет брезгливо морщиться, с другой — опасность удариться в ханжеское целомудрие. Ну и «накал страстей» тоже обязан присутствовать.

Даже на личный опыт не приходилось особо рассчитывать — быть-то в принципе он был, но вот «утешать» героически спасенных из-под пуль-стекол-колес-башенных-кранов девушек мне пока что не доводилось.

Поразмыслив, я все-таки откопал в памяти ситуацию, которая — уж сам не знаю отчего — показалась мне подходящей. А именно — празднование Нового года в частной школе, где мне как-то довелось работать. Коллектив там, как сами понимаете, был преимущественно женским, но водки на столах… тоже было.

И написал.

А потом Ольга начала комментировать — и тут-то я осознал, как мало знаю о женской логике и тех извилистых путях, которыми она добирается до нужного результата.

Во-первых, два стакана заменились на полкружки. Я припомнил одну москвичку, которая на вопрос «Сколько наливать (не воды, понятное дело)?» удивленно ответила: «Ты что, краев стакана не видишь?» — и промолчал. В конце концов, соавтор у меня биолог, и ей лучше знать, сколько может выпить Леночка. Потом… ну, из «потом» я вынес то, что все пьяные женщины ведут себя по-разному. Теоретически по крайней мере.

Однако наибольшее удовольствие мне доставила вовсе не постельная сцена. Куда интереснее оказалось пронаблюдать за дальнейшим развитием отношений между героями. Вот ОНО случилось, ага… и что дальше? Ведь первое утро «после» порой оказывается куда важнее, чем случившееся ночью.

Обсуждаем кульминацию, рушащийся дом. Все думаем, как бы обставить ее поэффектнее и одновременно реалистичнее, и тут Андрей эдак вскользь, с досадой роняет: «Эх, как жаль, что ты на пожар не согласилась…»

Если бы мы писали «вживую», в следующую секунду один из нас стал бы мертвым. А если бы общались по телефону, то я выдала бы весь список «конвенционных ругательств для отпугивания нежити». Я ведь именно из-за Андрея переписала уже готовую сцену с пожаром, потому что он, видите ли (см. выше) гореть не желал!!! Причем соавтор, когда я, с использованием скудных возможностей МRА, донесла до него степень моего праведного гнева, изумленно заявил, что ничего такого не помнит и вообще не то имел в виду…

К сожалению, первоначального варианта пожара у меня не сохранилось, пришлось писать сцену практически с нуля.

Финал — он всегда штука ответственная, а уж в книге — вдвойне. Ногти я себе в процессе убиения главгада не сгрыз, но пообкусывал изрядно. Ведь, с одной стороны, хотелось обойтись без пошлой голливудщины в стиле: три часа избиваемый главный герой бодро вскакивает и навешивает злодею… по шапке, а с другой — как же без спецэффектов?

Одним из таких спецэффектов и должен был стать рушащийся на головы Сани с Леночкой дом. Увы, взрывом одной-единственной ручной гранаты даже ветхую хрущобу обрушить весьма затруднительно, а по-другому…

Тут-то я в порыве творческой безысходности и выдал фразу про пожар, за которую был виртуально незамедлительно прибит соавтором. Ведь и в самом деле подобный вариант прокручивался вначале, и мы сошлись на том, что в нужный нам промежуток времени дом успеет максимум хорошо загореться, но не начать рушиться (бетон как-никак), а мне, то есть Сане, гореть синим пламенем действительно не хотелось. Как, впрочем, и Лене.

В итоге мы решили, что во всем будут виноваты привидения.

Последняя фраза. Андреева, в середине куска от лица Сани. То бишь я еще вчера дописала концовку, и мое соавторство заключается исключительно в том, чтобы злорадно пинать ногами полутруп Уланова, который не спал уже больше суток и всю ночь работал над текстом.

ОДНА ФРАЗА — и ВСЕ!! Подробно обсуждаем, что в ней должно быть. Андрей соглашается, пишет — не то! Объясняю еще — понял? Да! Пишет. Не то! Ну почему не то? Да потому что надо так, так и так! Ладно, на! НЕ ТО!!!

Час пишем. Два. На третий пошло. Я понимаю, что соавтор там совсем никакой и, кажется, вообще уже не соображает, в Риге он или в Минске и как его зовут. При этом перенести окончание книги на вечер отказывается наотрез (хоть я из фальшивого гуманизма и предлагала — будучи уверена, что он откажется). Ну казалось бы, чего проще — если ты такая умная, возьми да и напиши как надо! Ага, сейчас… Критиковать все умеют, но если режиссер на съемочной площадке сам полезет в кадр вместо главгероя, один смех выйдет!

И тут наконец — не знаю уж, какое там дыхание у Андрея открылось, издыхание, скорее всего, предсмертный всплеск, — но он выдает мне эту чертову фразу, аккурат как надо.

— Ладно, — пишу, — принято!

Сильно подозреваю, что по ту сторону МRА соавтор без чувств сполз под стол. А потом высунул из-под него кулак и последним судорожным усилием показал монитору средний палец.

P.S. Разумеется, я твердо уверена, что большая (причем лучшая!) часть работы проделана мной.

Как и в том, что без Андрея я не смогла бы написать и пяти страниц.

Спать я хотел, это да. Все-таки тридцать шесть часов без сна — не самая полезная для здоровья штука. В принципе она и для умственных способностей не очень полезная, но в данном случае пришлась как раз кстати — так мне было легче «вжиться» в раненого и задыхающегося в дыму героя. Ей-ей, в какой-то момент Я-Саня даже готов был завопить: «Ну какая же сволочь это придумала?!»

Ну и конечно же жутко давила… нет, не Ольга по ту сторону экрана, а ответственность. Последние слова — это ведь еще и последний шанс испортить дело. И это было бы чертовски обидно.

Мы гоняли эту сцену друг другу как шарик в пинг-понге. Склеивали по кусочкам, как разбитую фарфоровую вазу династии Минь. Шлифовали. Лакировали. А потом удаляли махом пару-тройку абзацев со словами: «Все это ерунда, а на самом деле должно быть так!»

А потом вдруг текст взял да и закончился. Точка поставлена… и все. Гора спихнута с плеч, «Титаник» прибыл в порт, ну и так далее. И пустота внутри, которую почти ничем не заполнить…

…кроме, естественно, новой книги. Но это чуть позже.

P.S. Разумеется, я твердо уверен, что большая (причем лучшая!) часть работы проделана мной.

Как и в том, что без Ольги эта книга не была бы и вполовину настолько хороша.

Примечания

1

В Ростове-на-Дону находится окружной военно-клинический госпиталь Северо-Кавказского военного округа, в который обычно доставляются раненые из группировки федеральных сил в Чечне. — Здесь и далее примеч. авт.

(обратно)

2

LSО (Landing Signal Officer) — руководитель визуальной посадки на американских авианосцах.

(обратно)

3

Overkill (англ.) — «сверхубийство», избыточная мощность.

(обратно)

4

Кому выгодно? (Лат.)

(обратно)

5

Нежобъект, склоняющий людей к пьянству. По конвенции не имеет права цепляться к лицам до 16 лет, вызывать влечение к алкогольным напиткам крепостью свыше 70 %, содержащим метиловый спирт и прочие токсичные вещества, а также продукции, не имеющей акцизной марки. Увы, частенько нарушает условия договора.

(обратно)

6

Меша — мелкая нежить, селящаяся в разрушенных домах и на пепелищах. Эндемик. Сравнительно безобиден, отлично ладит с бродячими кошками и собаками, любит пугать прохожих (конвенционная норма — 3 шт. за ночь) и подстраивать им мелкие пакости.

(обратно)

7

MRA — Mail.Ru Агент, программа для обмена сообщениями по интернету.

(обратно)

Оглавление

Раз

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

Два

  Глава 8

  Глава 9

Три

  Глава 10

Четыре

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Реклама на сайте