«Ферма»

Дмитрий Резаев Ферма

…восемь плюс восемь – шестнадцать,

плюс тот, кто считает.

Хулио Кортасар «Выигрыши»

1. В СТЕПИ

В полной черноте мерцал одинокий огонек. Определить расстояние до него не представлялось никакой возможности. В равной степени он мог оказаться и какой-нибудь фосфоресцирующей букашкой в сантиметре от вашего носа, и огромным городом, находящимся за тысячи километров. На зубах самым противным образом скрипел песок, тучами поднимаемый колесами «уазика». Желтые пятна перед машиной, отбрасываемые фарами, наполняли душу тревогой. Они совершенно не освещали дороги. Наоборот. Казалось, что пятна скачут по барханам независимо от своего источника и пытаются закружить, увести в коварные зыбуны. Через секунду случилось то, что должно было случиться уже давно. Двигатель несколько раз надсадно взревел и заглох.

– Черт! – выругался Водитель и вывалился из кабины в черную бездну. Небо блестело где-то высоко-высоко перхотью звезд. Луна подозрительно отсутствовала.

– Придется, видимо, ночевать здесь, – мрачно констатировал Самарин.

– Водки бы, чтобы крепче уснуть, – отозвался Старший.

– Да где ж ее здесь возьмешь? – удивился Самарин, с отвращением хлебнув из фляги теплой, затхлой воды.

– Эй, кырдым-бырдым, – вмешался в разговор черный, лоснящийся Проводник, – в степи водка много. Если начальник надо, я принесу.

В то же мгновение Проводник буквально свернул куда-то за угол, если это возможно в степи. Впрочем, степь была похожа больше на пустыню. Бескрайние груды песка, сливающиеся с кристаллической чернотой, и ни единого признака растительности. Возможно, когда-то здесь и была цветущая степь. Но когда это было?

Еще через мгновение улыбающиеся глаза Проводника выплыли из темноты. Затем показалась рука, зачем-то поднятая вверх. Оказалось, что Проводник держит под уздцы верблюда. На верблюде сидел Казах в неопределенных одеждах и с бутылкой водки в руках. Лицо Казаха пересекала улыбка, идентичная улыбке Проводника. Пальцы, сжимавшие горло «Менделееву», почему-то были испачканы мазутом, будто намекая на сомнительную репутацию напитка.

Проводник наклонился к Старшему и прошептал:

– Две сигареты. «Прима».

Старший пошарил где-то на груди и, достав кроваво-красную коробку, напоминающую поддельное удостоверение, протянул ее хозяину верблюда. Казах улыбнулся еще шире.

Между дорожками дальнего света металась тень Водителя, придавая всей картине мистическую динамику.

Борода «Менделеева» рванула вверх, и кадык Самарина судорожно забился на поросшем щетиной горле. С коротким чмоком Самарин отодрал от себя бутылку и протянул ее наугад куда-то в сторону. Бутылка бесшумно растворилась в темноте. Самарин поглядел на небо, а затем произнес в направлении явственно различимых глотков:

– По-моему, все это – бред.

– Расчеты показывают, что падение будет где-то в этом районе, – ответил Старший, вытирая рукавом потрескавшиеся губы и с отвращением сплевывая песок. Вокруг беседовавших распространялся чистый запах ацетона. Тошнота возникла быстро и густо, как ночной кошмар.

Внезапно из темноты выскочили два ярких солнца, сопровождаемые ревом. Из оседавшего песка выглянула морда еще одного «уазика». Хлопнула дверца. Водитель, уже успевший присоединиться к компании Старшего и Самарина, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит. Чья-то грузная фигура маячила перед бампером их машины.

– Эй! – угрожающе крикнул Водитель и, наскоро отхлебнув, поднялся. К нему подошел абориген в милицейской форме. Толстое брюхо, затянутое серым «хэбэ», удивительно гармонировало с портупеей.

– Старший лейтенант Барташев, – представился он, вяло козырнув. – У вас левый поворотник не работает. Сами почините, или на стоянку везти?

– Контакт, наверное, отошел, пока по барханам скакали… Как же я его тебе сейчас в темноте починю? – начал оправдываться Водитель. Однако попытка дышать в сторону придавала его облику предательскую неуверенность.

– Э-э, не положено. Значит, на стоянку.

Проводник наклонился к Старшему и что-то горячо зашептал. Старший, кряхтя, поднялся.

– Капитан, – нагло начал он и сделал паузу, ожидая эффекта. Гаишник благосклонно склонил фуражку.

– Капитан, – увереннее продолжил Старший, – мы едем к Митрофанову в…, – Старший оглянулся на Проводника, как бы испрашивая подсказки, – …потребсоюз.

– Митрофанов? Знаю. Митрофанов сахар-песок берем. Рыба берем. Две бутылки, – неожиданно подвел черту старший лейтенант, – и пачка «ЛМ».

– Что ж так дорого? Может, вместо «ЛМ» пойдет «Прима»? Экологически чистый продукт, табак без примесей. Американцы очень уважают.

– Ты что, – горячо зашептал Проводник, – какая «Прима»!? Начальник? Значит, кури «ЛМ»!

Старший не сумел сразу вникнуть в суть совета и в задумчивости поскреб пальцем пеньки волос на подбородке. По лбу проползла неуклюжая гусеница. Гаишник справедливо воспринял молчание как знак согласия с ценой.

– И езжайте дальше по бетонке, а то на трассе майор стоит, к тому же из старшего ЖУЗа. Вообще не расплатитесь.

Самарин, не обращая внимания на этот торг, вновь обратился к Старшему:

– Скажите честно, все, что говорили о комете Рикса, – вранье?

Старший с тоской посмотрел на Самарина. К первой гусенице добавились еще две.

– Никто не хотел паники… – пробормотал он и сделал шаг в сторону, наполовину исчезнув во мраке.

Гаишник нервно переминался с ноги на ногу. Наконец он решился и дернул Старшего за рукав:

– У вас в аптечке градусника нету?

За Старшего ответил Водитель:

– На кой черт в аптечке градусник?! Если авария произойдет, и он, к примеру, руку сломает или… шею! Я ему что, температуру мерить буду?!

– Дыхни, – обрезал Водителя старший лейтенант. – Я отгоню машину на стоянку, там больше заплатите.

– И откуда ты здесь взялся ночью, такой красивый?

Резкий свист заглушил ответ гаишника. Внезапно стало светло, как днем. Зажмурившись от яркого света, Казах, справлявший нужду на колесо «уазика», от неожиданности всплеснул руками, уронив штаны в лужицу на песке.

Дети верят, что, если незаметно подкрасться и неожиданно включить в комнате свет, можно застигнуть кошмариков, которые не успеют шмыгнуть под кровать. Застигнутая врасплох степь оказалась не такой уж пустынной. Самарин увидел кавалькаду всадников, несущуюся перпендикулярно их оборвавшемуся курсу. Старший после секундного замешательства вскочил и побежал наперерез кавалькаде, задрав голову. Лишь зрачки гаишника оставались неподвижными, что свидетельствовало о том, что их обладатель основательно знаком с «зеленой госпожой».

Небо неожиданно оказалось облачным. Темно-фиолетовые облака были словно очерчены неведомым грифелем. Прямо от линии горизонта до бескрайней выси стояла сплошная стена, светящаяся желтым. Неизвестно откуда взявшийся туман на мгновение ослабил нестерпимое свечение, но затем оно вспыхнуло с новой силой, будто кто-то выкрутил невидимую ручку объема до отказа. Стояла жуткая тишина. Через все небо с востока на запад пошла жирная красная черта, направляясь наискось к земле. Старший оглянулся на бегу и что-то прокричал, но слова его заглушил страшный грохот. Всадников, скакавших неизвестно куда и откуда, вырвало из седел, словно мошек. Лошади, беззвучно раскрывая пасти, кувыркались в песок. Гаишник, обхватив уши руками, повалился на колени и тоненько заголосил. Водитель с нелепо раскрытым ртом наблюдал, как оба «уазика» – его и милицейский – ходят волнами, как обезумевшие кошки, выгибающие спины в мартовской пляске. От световой стены дохнуло мартеновским жаром. Так же внезапно он сменился легким прохладным ветерком, который, обдав опаленные тела путников, уступил место грязному дождю, мягко забарабанившему по дюнам.

Самарин, на ходу размазывая по лицу черные капли, бросился к Старшему. Навстречу им от горизонта стремительно приближалась нечеловечески закрученная пружина смерча. Затем рядом с ней появилось несколько пружин поменьше. Проводник, встав на четвереньки, пытался накрыться покрывалом из овечьих шкур. Казах, так и не успевший натянуть штаны, пробовал забраться под «уазик». Гаишник, презрев все ограничения скорости, мчался к служебному автомобилю. Темно-фиолетовые облака на небе стали серебристыми. Визгливо завыл ветер. Мутно-желтая песчаная каша в мгновение ока залепила все пространство, превратив и людей, и машины в новые барханы.

Для них снова наступила полная темнота. Но на этот раз в ней не было ни единого огонька.

2. КРАСНЫЙ ДРАКОН

16 августа 2060 года вся планета узнала о страшном взрыве, произошедшем в Казахстане, в пятидесяти километрах к востоку от села Гандурино. Би-Би-Си даже продемонстрировала неизвестно откуда взявшиеся кадры любительской съемки, на которых, правда, невозможно было разобрать что-либо определенное, лишь какие-то мечущиеся фигуры, всполохи света да тучи песка.

Журнал «Штерн» опубликовал фотографию местного жителя и интервью с ним. «Никогда наши дети и дети наших детей не забудут этот день. Великий Тенгри спустился на землю, чтобы восстановить справедливость, и поступь его первого шага была тяжела. Второй шаг раздавит всех, чьи души полны зла», – так заявил журналу «Штерн» потомственный овцевод Тенгиз Шурлеев.

Следует сказать, что очевидцев было немного. Всего около пяти-семи человек, в основном чабаны с окрестных кошар. Несколько людей, оказавшихся в непосредственной близости от взрыва, пропали без вести. Чабаны же либо упоминали о Тенгри, либо утверждали, что видели в небе красного дракона, проглотившего сначала Луну, а затем собиравшегося пожрать Землю.

Шум взрыва и явления, связанные с ним, наблюдали во всех городах Казахстана и Нижнего Поволжья. Кроме свечения, многие видели непосредственно перед катастрофой огненный мяч, разорвавшийся в небе.

«Я сидел на веранде, пил чай и любовался звездным небом, как вдруг на востоке возникла красная молния», – вспоминал житель Астрахани, стропальщик «Астрпромстроя» Виталий Прохоров. – Затем раздался страшный гул, стекла в доме задрожали, а еще через некоторое время я увидел, что по Кутуму идет огромная волна. Волна была настолько высокой, что иногда было видно обнажавшееся дно канала».

Некое подобие цунами образовалось и на Волге, в результате чего чуть не разрушилась волгоградская плотина. Волна в Каспийском море практически стерла с лица земли один из крупнейших в мире морских портов Оля. Причиной столь трагических последствий для порта послужила даже не столько сама волна, сколько внезапность ее появления. Все доки оказались разрушены, причалы сметены, один башенный кран впоследствии обнаружили в ста километрах от места катастрофы. Всего погибло около тысячи человек, включая главу администрации г. Оля.

Серьезному испытанию подверглись пассажиры поезда «Москва-Астрахань», спасшиеся лишь благодаря хладнокровию машиниста, не растерявшегося при виде ходящих ходуном рельсов и вовремя остановившего состав.

Французская «Монд» в заметке «Северное сияние в Казахстане?» сообщала следующее: «Необычное явление природы наблюдалось 15-го августа в Западном Казахстане. Солнце давно зашло, и тут около 23.00 небо внезапно осветилось, и на нем заполыхали багряные и фиолетовые вспышки, образовавшие некое подобие радуги. Освещение по своей мощности соответствовало белым ночам.

Никогда раньше в этих широтах не наблюдалось подобных явлений. Вероятнее всего, 15 августа в Восточном Казахстане имели место какие-то магнитные аномалии».

Во всех свидетельствах упоминался некий объект, который, судя по всему, сначала двигался на юго-восток, а потом с востока на запад. Форма и скорость объекта в различных показаниях значительно варьировались. Это был уже упоминавшийся огненный мяч, летевший вертикально к земле и взорвавшийся в пяти километрах над поверхностью; подобие цилиндра, двигавшееся к земле под углом в сорок пять градусов и разорвавшееся атомным грибом; раскаленный шар с кометным хвостом. Кроме того, было множество огненных драконов, колесниц, колес, пылающих человеческих лиц и других продуктов человеческой фантазии.

Физики выдвигали в связи со случившимся две основные теории: кометную и метеоритную. Обе они вызывали у них же самих серьезные возражения, сводившиеся главным образом к тому, что объект (метеорит или комета) появился слишком внезапно. Это противоречило всем астрономическим наблюдениям. Представлялось невероятным, чтобы ни одна обсерватория мира не засекла столь крупный объект на подлете к орбите Земли. В противовес выдвигались лишь смутные высказывания о некой комете Рикса, которая была совершенно новой, неизвестной еще природы, и чье ядро представляло собой ни глыбу льда, ни газовый шар, ни кусок железа, а сгусток антивещества.

Еще в 1928 году физик Поль Дирак предположил существование антиматерии. Он теоретически вывел, что должны существовать элементарные частицы, «зеркально отражающие» известные составляющие атома: протоны, электроны и т. д. Ученые рассчитали, что полграмма «антижелеза», столкнувшись с полграммом железа, выделит энергии не меньше, чем бомба, сброшенная на Хиросиму. Объект, открытый Риксом в том же 2060, был назван им кометой из-за необычного хвоста, который то возникал, то пропадал. Хвост, кстати, появлялся непосредственно перед исчезновением самой «кометы». Последний раз ее видели на подлете к Солнечной системе, после чего она исчезла.

Однако уже через какое-то время после катастрофы, кроме традиционных НЛО и черных дыр, в прессу стала просачиваться и более серьезная информация. Кто и зачем направлял эти информационные потоки в массы, осталось загадкой.

Начало положило правительство Казахстана, недвусмысленно давшее понять, что взрыв связан с какими-то российскими экспериментами на Байконуре. Президент Казахстана Нурсултанов в официальном коммюнике заявил, что все старты с Байконура будут приостановлены до проведения полного расследования случившегося. К месту событий была отправлена специальная комиссия, получившая официальное наименование «комиссия Джанибекова».

Казахская версия была раскручена западной прессой и частью компрадорских российских газет. Мысль об эксперименте получила дальнейшее развитие. Российское правительство почти впрямую обвинялось в испытании новых видов ядерного оружия. В доказательство авторы этой версии ссылались на полуофициальную военную доктрину России, которая допускала «возможность превентивного ядерного удара при локальной ядерной войне».

В ответ патриотическая пресса выкопала из архивов старинную историю с Филадельфийским экспериментом и трактовала взрыв как эксперименты американцев с электромагнитными полями. В качестве аргумента приводилось мнение бывшего директора Службы внешней разведки России, проработавшего в свое время восемь лет нелегалом в США, Ивана Аркадьевича Примстоуна, который якобы собственными глазами видел рукопись «Общей теории поля» Эйнштейна, считавшуюся уничтоженной самим автором в интересах безопасности человечества. Из архивов канала «Дискавери» извлекли уж совсем невероятную гипотезу об электромагнитных экспериментах американцев, предшествовавших филадельфийскому и приведших якобы к тунгусскому взрыву. Подобные домыслы не казались в тот момент чем-то фантастичным, потому что аналогии с тунгусским феноменом были потрясающе точны.

Среди шумихи, поднятой газетчиками и телевидением и подогреваемой к тому же тем обстоятельством, что световые явления, сходные с белыми ночами, длились несколько дней после взрыва почти по всей планете, совершенно незаметно проскользнула заметка в журнале «Нефть и газ». В ней безо всякой связи с взрывом упоминалось о том, что в Казахстан 14-го августа отправилась небольшая разведывательная группа НПО «Фактор», дочерней структуры РАН. Официально «Фактор» занимался поисками новых источников энергоресурсов. Причем спецификой этой небольшой фирмы был поиск нефти и газа, грубо говоря, в космическом пространстве.

Добыча углеводородов на астероидах хотя и не выглядела абсурдной в 2060 году, но все-таки до нормальных, полномасштабных разработок было еще далеко. Предполагалось, что директор «Фактора» Ардалионов и его зам. Самарин ограничиваются лишь разведкой полезных ископаемых на будущее. Кстати, оба они не раз совершали полеты на различные космические орбитальные станции. «Нефть и газ» в связи с этим делал предположение, что Ардалионов и Самарин с помощью какого-то секретного метода сканирования обнаружили из космоса новое месторождение нефти в Казахстане и теперь собираются выяснить все прямо на месте. Их возможное открытие выглядело сенсацией на фоне почти полной выработки тенгизского месторождения. Наивность «Нефти и газа» можно извинить, хотя бы за то, что это было единственное издание, обратившее внимание на довольно странную, почти кустарную экспедицию, состоявшую из четырех человек: Ардалионова, Самарина, водителя и проводника.

Наивность эту можно извинить еще и потому, что Ардалионов и Самарин занимались не только разведкой полезных ископаемых в космосе (это была коммерческая сторона деятельности «Фактора»), но и поиском новых источников энергии, что было неизвестно даже узкому кругу специалистов. Также мало кто знал, что Ардалионов и Самарин к 2060 году практически завершили эксперименты Клэя и Кроуча, которые, воздействуя на атомы кислорода и азота космическими лучами, открыли тахионы – частицы, способные двигаться со скоростью выше скорости света. Они стояли на пороге открытия нового топлива, что могло сделать их богатейшими людьми во Вселенной.

3. ЧЕРНЫЙ ЯЩИК

Самарин не мог открыть глаза, не мог дышать и не мог шевельнуться. Он не чувствовал тела. Его представления о загробной жизни предполагали наличие пустоты, в которой должна парить душа. Пустоты, однако, не было. Напротив, что-то давило его со всех сторон. Внезапно яркий свет ударил в глаза, а по лицу хлестанул ветер. Глазам стало больно, и Самарин снова закрыл их. Свет пробивался сквозь кожицу век и радовал. Что-то шаркало по лицу. Самарин попытался вздохнуть и немедленно закашлялся. Изо рта фонтаном вылетел песок. Самарин медленно приоткрыл глаза и обозрел мир сквозь щелочку. Сине-желтая полоска успокоила. Он попытался приподнять голову. И когда это ему удалось, снова решил открыть глаза. На этот раз все было гораздо терпимее. Прямо перед собой, в двух сантиметрах от собственного лица он увидел черную бесформенную голову без глаз. Голова покоилась на таком же бесформенном теле, покрытом грязной свалявшейся шерстью. Самарин не сразу узнал Проводника в покрывале из овечьих шкур, перемазанного с головы до ног мокрым песком. Проводник пытался извлечь Самарина из бархана. Самарин наконец встал и оглядел окрестности. У колеса экспедиционного уазика сидел Казах. Штаны собрались комком у самых ступней. В левой глазнице торчала воткнувшаяся туда горлышком бутылка «Менделеева». Казах был похож на капитана, рассматривающего горизонт через подзорную трубу. В бутылке еще оставалось порядочно водки, которая упорно не хотела смешиваться с кровью. Кровь длинными дымчатыми нитями, похожими на студенистые щупальца, колыхалась в мутноватой жидкости, образуя подобие «кровавой Мэри». По-настоящему кровавой. Неподалеку лежал Водитель. Голову ему снесло канистрой из-под бензина. Наполовину засыпанная голова подсматривала из песка вытекшим глазом. Гаишник, видимо, подброшенный ураганом, торчал в лобовом стекле своей машины. Из-за стриженого загривка были видны осколки стекла, застрявшие в щеках. Форменное «хэбэ» от воротника до середины спины было залито кровью, густо смешавшейся с песком. Треснувшие на заду брюки придавали позе трупа трагическую нелепость.

– Где Сергей Вадимович? – с трудом ворочая языком, спросил Самарин.

Проводник, как бы боясь поворачиваться в сторону источника ночного кошмара, просто мотнул головой на горизонт. Самарин вспомнил, что именно туда бежал Ардалионов после взрыва. Он медленно побрел в этом направлении, продолжая внимательно осматривать степь. Степь напоминала застывшее во время шторма море. Барханы, обычно плавные и несущие в себе неуловимую гармонию ветров, пребывали в полном беспорядке, резавшем глаз. Помимо этой детали, вполне могущей быть плодом искаженного шоком сознания Самарина, ничего более интересного он не наблюдал. Разве что цвет неба. Он не был земным.

Самарину казалось, что он шел часа два. Ступор, охвативший организм, выключил ощущение пространства и времени. Возможно, Самарин шел бы, находясь в оцепенении, еще довольно долго, если бы не споткнулся о лошадиную голову. «Всадники!» – мелькнуло у Самарина. Он нагнулся и стал освобождать лошадь от песка. Вскоре показалась человеческая нога, затем рука и неожиданная пачка «Мальборо». Самарин усмехнулся, припомнив афоризм Проводника: «Начальник? Кури «ЛМ»!». Вслед за «Мальборо» появился фотоаппарат с огромным, как ваза для цветов, объективом. Фотоаппарат висел на груди покойника, чье лицо не оставляло никаких сомнений: перед Самариным лежал типичный англосакс. Удивляться сил не было и, приберегая эмоции, Самарин залез в нагрудный карман англосакса, вынув оттуда документ, заполненный по-английски и удостоверявший в том, что его владелец – американский ученый Рэндольф Кларк.

– Их мой брат вел.

Самарин вздрогнул. Оказалось, что Проводник все это время шел рядом с ним.

– Американцы, – авторитетно добавил Проводник и присел, скрестив ноги, рядом с мертвой лошадью.

– Нужно найти Ардалионова.

Старшего нашли довольно быстро. В голове у него зияла дыра, видимо, от молнии, о чем свидетельствовало выходное отверстие на пятке. Самарин расстегнул старенький френч Ардалионова, достал из внутреннего кармана конверт и сунул за пазуху.

– Идем, – кивнул он в сторону пылающего солнца.

– Туда нельзя, – закричал Проводник, – там Тенгри. Тенгри вернулся.

Самарин устало вздохнул и зашагал к горизонту.

– Стой, начальник, стой! – закричал Проводник, цепляясь за рукав Самарина. Самарин остановился, подумал и пошел в обратном направлении. Казах засмеялся и побежал впереди, оглядываясь, как собака, на хозяина.

– Данияр, – крикнул Самарин, – кто были эти люди?

– Не знаю. Американцы.

– Ты говоришь, их твой брат вел. Куда они шли?

– Не знаю. Туда же, куда и вы. Примерно. Не знаю.

Они вернулись к машине, оттащили в сторону труп с бутылкой в глазу и принялись освобождать колеса от песка. Откопав машину насколько это было возможно, подложили под передние колеса доски, и Самарин сел за руль. Мотор взревел, из-под машины взметнулся желтый вихрь.

Сдвинуться удалось довольно легко. Самарин взглянул в зеркальце заднего обзора и увидел седого человека, с угрюмым лицом и глазами, потерявшими всякий проблеск мысли. На мгновение ему показалось, что это не он, а пришелец-андроид из фантастических романов. Черты лица приняли какой-то грубый, геометрический характер. Скулы, нос, подбородок стали похожи на лицо сфинкса, вырубленного из немыслимо прочной скальной породы. Самарин попробовал улыбнуться. На отражении не двинулась ни одна черточка. Зато рядом появилась улыбка Проводника.

– Домой, начальник, домой! – радостно закричал он.

Самарин сжал губы, выжал сцепление, рванул ручку переключения передач и до отказа выжал педаль газа. Машина привстала на дыбы и метнулась вперед, разрезая тупым носом барханы. Улыбка слетела с лица Проводника. В узких глазах заметался страх.

– Куда, начальник, куда?!

Самарин переключил на четвертую. Автомобиль несся к горизонту по направлению к месту ночного взрыва. Проводник ухватил Самарина за шею и что-то заверещал по-казахски. Самарин коротко ударил локтем назад, и Проводник, дернув головой, упал на сиденье, харкая окровавленными зубами.

– Шайтан! – донеслось до Самарина. В зеркальце заднего обзора мелькнуло залитое кровью лицо, рваный на плече рукав и черная пятка. Самарин быстро оглянулся. Проводник стоял в клубах оседавшего песка и кричал, размахивая руками. Его фигура стремительно уменьшалась. Самарин безразлично отвернулся, снова уставившись в горизонт.

К месту взрыва он добрался через три часа, совершенно не ощутив этого временного отрезка. Мир представлялся ему застывшим и вязким, словно воск. То, что перед ним место взрыва, Самарин понял, увидев раскинувшуюся на огромном пространстве воронку, дно и стены которой были покрыты черновато-зеленой коркой. Самарин вылез из машины, нагнулся и попробовал отщипнуть кусочек корки. Мысль о том, что это может быть опасно, не возникла даже на мгновенье. При малейшем прикосновении корка рассыпалась в прах. Самарин отряхнул ладони и осторожно начал спускаться в воронку, оставляя за собой желтые пятна следов. Оплавленный песок, ломаясь, хрустел под ногами.

Ничего. Ничего, кроме рассыпающейся корки и оплавленного песка под ней. Никакого Тенгри.

Самарин присел на корточки. И тут у самых ног он заметил черный предмет, сливавшийся с фоном корки. Самарин протянул к нему дрожащие пальцы, покрытые лопнувшей шелушащейся кожей. Подушечки почувствовали гладкую поверхность.

– Эй!

Самарин ошалело оглянулся. На кромке воронки стоял человек в серебристом огнеупорном костюме с автоматом в руке.

– Не двигаться!

В небе застрекотал вертолет. Самарин схватил черный ящичек, сунул за пазуху и медленно встал, подняв руки.

4. AMERICAN SECRET

Мутные окна застыли дымчатыми пятнами на желтых обоях. Отсутствие занавесок придавало помещению не то больничный, не то новосельный вид. Самарин сидел на кожаном крутящемся кресле прямо перед столом и ощущал постоянно готовой вспотеть спиной огромное пустое пространство вокруг себя. По всем признакам это было помещение, которое не посещал ни один таракан. Здесь вообще не могло быть живых существ, включая микробов. За исключением, конечно, людей, закованных в строгие костюмы, с героическими, но не запоминающимися фамилиями. Один из них – паукообразный хозяин кабинета – краснолицый седоватый мужик сидел на другом краю континента под названием Канцелярский Стол.

– То, что вы сделали, Алексей Юрьевич,– без сомнения, подвиг. И дело не в том, что вы нашли. Наибольшую ценность представляют ваши последующие исследования.

Самарин почувствовал, что краснеет. Он вдруг увидел не замеченный им раньше фикус в кадке, часовым застывший в углу. Из земли в кадке выглядывали окопавшиеся там окурки.

– Послушайте, за три месяца общения с вами я так и не понял: вы что-нибудь знали о комете Рикса? Ардалионов сказал: «Никто не хотел паники…» Что это значит?

– Алексей Юрьевич, я не силен в астрономии. Моя профессия лежит, как вы понимаете, совершенно в иной плоскости. Мы ничего не знали о комете Рикса.

Краснолицый встал, достал папиросу, прикурил и, закашлявшись, подошел к окну. Что он там мог видеть, Самарин не понимал и предположил, что хозяин кабинета медитирует на волнообразных узорах бронестекла. Наконец паукообразный владелец апартаментов выдохнул сизый клочок дыма и, не поворачиваясь, прохрипел:

– Не хотелось вам говорить. Вы ведь были близки с ним?

– С кем?

– М-да-а, – собеседник Самарина, лихо прицелившись жирным глазом, метнул патрон папиросы в кадку с фикусом. Проследив за идеальным полетом бычка и зафиксировав кивком точность попадания, он самодовольно улыбнулся, по военному развернулся, щелкнув каблуками, и почти строевым зашагал к своему креслу. Сев, коротко брызнул глазами на Самарина и доложил:

– Мы засекли его в Вене. Так, ничего особенного – неслужебный контакт. Проверяли почти для проформы. Но…

– Ничего не понимаю. Ардалионов работал на ЦРУ?

– Нет. ЦРУ здесь не при чем. Он работал напрямую с правительством США. Впрочем, это неважно.

Дверь кабинета бесшумно отворилась. Самарин почувствовал это по ветерку, чуть коснувшемуся лопаток. В кабинет вошел невысокий коротконогий человек, с маленьким серым лицом, прошмыгнул мимо Самарина и быстро уселся на одном из длинного ряда стульев и улыбнулся. Потом неожиданно вскочил и сделал широкий шаг к Самарину, одновременно выбросив вперед ладонь с растопыренными пальцами. Самарин ответил на рукопожатие. Новый посетитель метнулся на облюбованный стул. До Самарина неожиданно дошло, что перед ним Президент. Почти сразу в комнату вошли двое мужчин и наполнили воздух американским акцентом:

– Мистер Президент, мистер Иванов…

Взгляды их были прикованы к Самарину.

– Мистер Самарин, разрешите выразить вам свое восхищение…

– Мистер Самарин…

– Господа, – жестко оборвал их тот, кого они назвали Ивановым, – у господина Президента довольно напряженный график. Я уверен, вы представляете, какие трудности нам пришлось преодолеть, чтобы организовать эту встречу. Для окружения он в буквальном смысле вышел в туалет. Мы готовы выслушать вас прямо сейчас.

Американец, представившийся Робертом Фолкнером, прокашлялся:

– Вкратце суть такова: комета Рикса – не комета.

Американец оглянулся на Самарина, явно обращаясь к нему как к человеку осведомленному. «Мистер Иванов» перехватил этот взгляд и сцепил пальцы рук. Самарин вжался в кресло.

– У нас есть все основания полагать, что это – управляемый космический корабль, внезапность появления которого объясняется тем, что он вынырнул из сверхпространства.

– Чей корабль? – вырвалось у Президента.

– Мы не знаем.

– Пришельцы? – изумился Президент.

– Мы не знаем. Кто бы они ни были, они достаточно далеко продвинулись в технике. У нас есть их корабль.

Иванов подался вперед.

– И топливо? – быстро спросил он.

– Если бы топливо было, мы бы здесь не сидели. Правда, нам известно, какое именно топливо они используют.

– И какое? – Спросил Самарин.

– Антивещество. В принципе, мы могли бы создать его, но пока неизвестно, как его хранить в «нашем мире». Мы можем изготовить антивещество и с помощью магнитного поля удерживать его в вакууме, но при этом расходы на один грамм такого топлива будут совершенно неприемлемыми. Судя по результатам работы, которую провел Самарин, он обнаружил на месте падения контейнер с антивеществом. Мы не скрываем, что нас интересует именно этот контейнер. Речь идет о нашей общей безопасности.

– Почему общей?

– Кто бы ни были владельцы этого корабля, у нас 138 зафиксированных и доказанных случаев посадки. Было множество похищений людей. Обследование похищенных дает нам основание предполагать, что у них брали образцы тканей и крови. Мы не желали бы огласки, прежде чем не обнаружим их истинные цели.

– Вам это удалось? – и без того пылающее лицо Иванова приобретало багровый оттенок, как будто он наливался фиолетовыми чернилами.

– Нет. Единственное, что роднит все визиты, – похищение людей. В большинстве случаев их возвращали на место. Многие ничего не помнят. А сколько тех, о ком мы так ничего и не узнаем? Единственный выход – это создание космического флота, не уступающего флоту визитеров. Думаю, что нам следует торопиться. У меня есть все необходимые полномочия. Итак, наш корабль – ваше топливо.

– Не думаю, что нам стоит торопиться, – мягко хлопнул по столу рукой Президент. – Все, сообщенное вами, согласитесь, не вызывает доверия. Где-то я все это уже слышал.

– Если мы не успеем вовремя подготовиться… Боюсь, у нас нет времени даже на испытания.

– Это похоже на давление. – Иванов встал.

– Зачем они похищают людей? – спросил Президент. – И зачем им эти… образцы тканей, крови… Что все это значит?

На него никто не обратил внимания.

– Я не верю в пришельцев, – произнес Иванов и оперся руками на стол. Изображение его лица кривлялось на полировке стола. Американцы переглянулись и замолчали, опустив глаза.

– Я не верю в пришельцев, – с металлом в голосе повторил Иванов.

– Да-а, пришельцы, похищения людей… Это как-то уж слишком, – попытался сгладить нарастающее напряжение Президент.

– Честно говоря, мы тоже не очень верим в пришельцев, – отозвался Фолкнер, – По крайней мере, так считают наши эксперты. По их мнению, ничего невозможного в создании подобной техники нет. Но сути проблемы это не меняет. В случае вашего согласия на сотрудничество мы готовы пойти вам навстречу по всем интересующим вас позициям. Это готов подтвердить президент Соединенных Штатов. Вы можете позвонить отсюда?

Президент посмотрел на Иванова. Иванов едва заметно кивнул и снова сел.

– Вы пробовали связаться с китайцами?

Фолкнер пожал плечами:

– Честно говоря, узнав об опытах Ардалионова, сначала мы думали, что это вы. Но по известным причинам отказались от этой мысли.

– Да, мы знаем, что информацию вы получили от Ардалионова. Значит, все-таки китайцы, – как бы самому себе сказал Иванов.

– Но зачем им образцы тканей?

Голос Президента отскочил от противоположной стены.

5. НА ТОТ СВЕТ

Пустыня не перестает быть пустыней, даже если построить в ней ослепительный, фантастический город. А тем более – военный городок.

– Не надо здесь снимать, – смущаясь, говорил молодой капитан, который несколько робел перед высокой и чрезвычайно вертлявой журналисткой. Его извилины беспомощно путались в складках ее светло-зеленого платья. Голени журналистки мелькали у асфальта, демонстрируя капитану мелкие царапины и запутавшийся в волосках песок.

– Нас аккредитовали в министерстве обороны.

– Я знаю. У вас допуск на Вторую. Но про то, чтобы снимать здесь, мне никто ничего не говорил.

– Мне нужны живые кадры. Снимай, Саша.

Бородатый Саша приник к окуляру камеры и направил ее на марширующих из столовой солдат. Лица солдат были абсолютно равнодушными. Они шагали неуклюже, движения их были почти механическими. Капитан скакал вокруг журналистов, не зная, что делать. Наконец, он увидел генерала со свитой и подбежал к нему, одну руку прижав к козырьку, а второй придерживая планшет.

– Вот, снимают, – обиженно изрек он вместо доклада.

– Что снимают?

– Вот… – повел вокруг себя рукой капитан.

Генерал приосанился перед журналисткой.

– Игорь Сергеевич, – закричала она, – значит, как иностранцам – так можно, а своих…

– Галя, Галя. Отдохните. А через два часа на Вторую поедем. Сейчас немцев ждем. А может, коньячку?

– В восемь утра утвердили программу, и ни один пункт из нее не выполнен. Ни один! Мы уже четыре часа без дела. Вы знаете, сколько камера в час стоит?

– Галочка…

– Вы пустите меня на старт.

– Зачем вам старт? Он будет ночью. Там снимать нечего – только вспышка и все.

– Это мы сами решим.

Лицо генерала стало отчужденным.

– На стартовую площадку посторонним нельзя. Сто лет назад на Байконуре главком сгорел.

Врезали по блюзу отъезжающие на рельсе ворота. Показался микроавтобус «Форд» и несколько черных ЗИЛов.

– Ну, вот и немцы.

– А правда, что они за банкет заплатили? – выстрелила в спину генерала журналистка.

Самарин смотрел в тонированное окно ЗИЛа, как по асфальту перекатываются песчинки. Он один знал, что старт будет не ночью, а через час. Руководство боялось китайцев и усиленно конспирировалось. Самаринский ЗИЛ проплыл сквозь дрожащую, словно желе, хмарь мимо приземистых казарм; мимо устаревшей списанной ракетной техники, с табличками, на которых невозможно было что-либо прочесть; мимо музея ракетных войск, экспозиция которого почему-то начиналась с Куликовской битвы; мимо колючей проволоки, отгораживающей военный городок от серо-зеленой пустыни. ЗИЛ Самарина подъехал к неказистым ржавым воротам и, вырвавшись на простор, набрал скорость.

Никто из журналистов не видел, как первого на Земле космонавта, собирающегося совершить прыжок в гиперпространство, облекают в скафандр. Да и первого ли? Прессе сообщили, что это обычный плановый полет в целях изучения околоземного космического пространства. Но недоверчивые журналисты задавали слишком много вопросов, обмануть их было трудно, поэтому им по-военному просто пудрили мозги. Событие пытались как можно тщательнее завуалировать, выдав за рядовое.

Самарину было несколько обидно. Он не чувствовал ни волнения, ни радости, почти превратившись в манекен, к которому крепили датчики и провода. Команды, заставляющие суетиться бесчисленные тени в синих комбинезонах, не доходили до его сознания. Последний инструктаж он вообще пропустил мимо ушей. Скафандр был так утяжелен, что Самарин не мог двигаться самостоятельно, и его вкатили на корабль в специальной тележке. В модуле было темно и неуютно. Он чувствовал себя фараоном, заключенным в саркофаг.

Вспыхнуло освещение, и замигал лампочками пульт управления. Самарин поднял руку, проверяя электросерверы скафандра. Движение сопровождалось тихим приятным жужжанием. В ушах раздалось пиканье зуммера. Самарин внутренне вздрогнул, так как вздрогнуть в буквальном смысле ему мешал скафандр.

– Самарин, Самарин! Готовность номер один, – раздался в ушах голос главного диспетчера ЦУПа, американца Глена Свипа (янки сильно не доверяли русским и настояли на своей кандидатуре).

– А? – неожиданно переспросил Самарин.

– Десять, девять…

Отсчет. Через мгновение – старт, а затем Самарин преодолеет скорость света и совершит прыжок в гиперпространство, которое многие философы называют «тот свет».

Самарин почти не слышал отсчета, который вел Глен Свип. Лишь театрально выкрикнутое слово «Пуск!» взорвалось в его сознании, тут же заглушенное ревом подгоняемых топливом из наспех изученного антивещества ускорителей. Алексея вжало в кресло. Тренированное тело легко переносило небывалые нагрузки. Этому помогали многочисленные транквилизаторы, введенные космонавту перед стартом, и специально разработанный для такого случая скафандр.

Со скоростью 11 тысяч километров в секунду корабль вышел на околоземную орбиту и, сделав виток вокруг планеты, начал второй разгон.

Самарин сфокусировал взгляд на дисплее бортового компьютера. Мелькающие с невероятной быстротой цифры показывали, что ускорение нарастает. Алексей вызвал центр:

– Ускорение выше нормы на 10%.

– Вибрация?

– Выше нормы на 3%

– Ослабить тягу!

Алексей потянулся к штанге управления, намереваясь выполнить приказ, но его внезапно откинуло назад и снова вжало в кресло.

– Ускорение выше нормы на 45%, – успел крикнуть пилот, – вибрация выше нормы на 23%.

– Показатели основного двигателя, – запросил Центр.

Самарин посмотрел на соответствующую строку сообщений и замер.

– Структура антивещества изменяется!

– Не понял вас, повторите! Что именно происходит?

Самарин не успел поведать любопытному Глену Свипу, что именно происходит. Ускорение достигло предела. В одно мгновение корабль набрал скорость света и пропал с экранов слежения, оставив после себя сине-зеленую вспышку. Глен Свип и все, кто находился в Центре управления полетом, так и не узнали, что антиатомы стали попросту исчезать. Элементарные частицы «останавливались». Они теряли скорость и, повинуясь закону Эйнштейна, соответственно теряли массу, превращаясь в абсолютное ничто. При этом выделялось такое безумное количество энергии связи, что это более всего походило на взрыв. Именно взрыв и зафиксировали земные радары, телескопы и техника слежения.

Именем Самарина назвали город на Волге.

6. ТОТ СВЕТ

Самарин открыл глаза. На мгновение ему показалось, что он вновь в степи, засыпанный смерчем. Вот сейчас вспыхнет яркий свет, и он увидит грязное, изрезанное морщинами лицо Проводника. В капсуле была полная темнота. Напротив скорбно застыл разбитый дисплей бортового компьютера. Алексей отстегнул ремни безопасности и попробовал оторвать тело от спинки кресла. Невесомость мгновенно подбросила его под потолок. Это означало только одно: ослепленный корабль находился в свободном дрейфе. Двигатель, видимо, сорвало взрывом, аварийное освещение не работало, система охлаждения, электросеть, система жизнеобеспечения – все, абсолютно все находилось в мертвом состоянии. Самарин не мог определить, ни где он находится, ни куда его несет. Корабль представлял собой консервную банку, вышвырнутую в открытый космос. На Земле ошиблись, полагая, что его разнесло на куски. Толстые бронированные плиты из невероятно прочных сплавов выдержали взрыв, превратив модуль в некое подобие экзотического гроба для обитавшего внутри человека.

Самарин отчетливо различал каждую мелочь, несмотря на всякое отсутствие света: иней, покрывший тонким налетом панель управления; дырки, образовавшиеся от разорвавшихся лампочек, как будто их проковырял чей-то огромный когтистый палец; кусок кабеля, змеей извивавшийся у плеча. Что-то резало глаз, но что именно, он пока понять не мог. Мозг работал так медленно, словно впереди у него было, по крайней мере, три вечности, а не максимум сутки. Стекло скафандра было покрыто снаружи капельками выбоин. Какие-то микрочастицы, образовавшиеся при взрыве, видимо, изрядно побомбардировали его. Может быть, эти царапины на стекле и резали взгляд, вызывая подсознательное беспокойство?

Сколько времени человек может прожить без воды и пищи? Раннехристианские аскеты Египта по сорок дней умерщвляли плоть в пустыне, но у них все-таки были небольшие запасы святой воды и кореньев. Пророк Моав отказался принимать воду, пока Господь не явит ему свой лик. Господь явил ему свой лик на третий день, иными словами, пророк умер.

Вокруг не было ничего, кроме движущегося вакуума, холодного, если температурные параметры применимы к пустоте. Самарина ждал «тот свет». Смерть предстояла долгая и мучительная. Нестерпимо чесалась лопатка, и очень хотелось сразу по обеим нуждам. Самарин огляделся, чтобы выяснить запасы кислорода и пищи. Это бессмысленное занятие привело к нескольким открытиям, которые стали последними точками в его энциклопедии смерти. Довольно быстро он обнаружил, что стеллаж с едой и питьем разворочен, а расплющенные тюбики в беспорядке плавают под потолком. Их содержимое рассеялось по пространству модуля голубовато-белыми плевками. Задний отсек, примыкавший к отсеку с двигателями, приветствовал его небольшой пробоиной, через которую в капсулу злобно заглядывала незнакомая звезда. Так что по сути дела Самарин находился в открытом космосе. И только сверхнадежный скафандр безжалостно делал его свидетелем собственной гибели.

Какая-то мысль мышью скреблась в уголке сознания. Мысль о том, что так резануло взгляд сразу после того, как он очнулся. Самарин еще раз оглядел мертвое помещение. Ничего.

Удивляло отсутствие паники. Необъяснимое спокойствие овладевало им. Некоторое время Самарин бездумно смотрел в единственный иллюминатор. Внезапно в мозг иглой ворвался звук. Звук был настолько противен, что лицо космонавта перекосило. Это был зуммер. Зуммер настойчиво и равномерно гудел у него в правом ухе, полностью разрушая завладевавшую человеком картину приближающейся смерти. Поначалу Самарину даже показалось, что у него начались слуховые галлюцинации.

Гудение зуммера сменилось хрипом, и наконец раздался голос. Человеческий голос, говоривший на правильном английском. «Ничего удивительного, – подумал Самарин, – если Бог существует, он должен быть полиглотом».

– Кто ты? – бесцеремонно спросил голос.

Ничтоже сумняшеся, Самарин ответил. Ответил, как будто не было прыжка в гиперпространство, не было взрыва, и не находился он сейчас на «том свете»:

– Подполковник Самарин. Командир пилотируемого модуля «Корпускул».

Никаким подполковником он, конечно, не был. Это была легенда для журналистов.

– Ты клон?

Вопрос показался Самарину странным, но рефлексы продолжали свое дело независимо от эмоций:

– Никак нет.

К первому голосу присоединился второй, который внятно и обидно прокомментировал:

– Врет.

И наконец Самарин понял. Понял, что так резануло глаз в самом начале, сразу после взрыва. В иллюминаторе прямо по курсу находилась до боли знакомая голубая окружность с явственно выделяющимися континентами: Африка, Америка… Окружность медленно увеличивалась в размерах – разбитый корабль несло прямо на матушку-Землю.

Самарин не сомневался, что сошел с ума, но не мог оторвать взгляд от иллюминатора. Совершенная глупость считать, что если человек сомневается в своей психической нормальности, то значит он еще не сумасшедший. Сумасшедшие как раз прекрасно знают о своем безумии. Опытные шизофреники, почувствовав приближение припадка, сами вызывают врачей. Но некого было вызвать Алексею Самарину. Он просто смотрел на приближающийся голубой шар и не чувствовал, как из уголка рта начинает течь слюна.

– Эй, клон! – снова раздался голос.

– Самарин слушает, – механически откликнулся космонавт.

– Может, он не клон? – спросил голос, потревоживший Самарина первым.

– Клон, клон, – успокоил его второй, – кто же еще?

Самарин вдруг очнулся. Ступор сменился бешеной активностью.

– Это Земля? Земля! Ответьте! Центр, говорит Самарин!

– Земля? – как бы самого себя переспросил второй голос, – Ага… Самарин? Самарин, сейчас мы захватим вас лучом и посадим. Пристегните ремни.

– Он сгорит, – возразил первый.

– Не думаю. Если его скафандр выдержал прыжок…

– А если сгорит?

– Да не сгорит!

– Какой луч? – вмешался Самарин. – Высылайте спасательный модуль, я смогу продержаться максимум двое суток. Судя по всему, я на достаточно близкой орбите. Может быть, удастся запустить модуль с какой-нибудь близлежащей станции.

– Какие станции, Самарин? Кто же даст тебе модуль?

– В каком смысле? – удивился пилот.

– В прямом. Любой запуск, он денег стоит. Кстати, может, у тебя есть деньги? Родственники, друзья?

– А-а… сколько? – неожиданно для себя выдавил Самарин, окончательно переставая воспринимать действительность.

– Около пятисот тысяч таллеров.

– А луч, что же, бесплатный?

– Кстати, забыл представиться – Жозе Сыркин.

– Мортон, – недовольно буркнул второй.

– Мы – полиция околоземного слежения. Инструкция предписывает нам немедленное приземление любого, не зарегистрированного пилотируемого средства.

– Космическая ГАИ… – пробормотал Самарин.

– Что? – переспросил первый. – Ну, так есть деньги или приземлять по лучу?

– Послушайте, свяжитесь с правительством России или США, у них есть деньги.

– Какое США? Мортон, США, это у нас где?

– Наверное, черте где. Эй, клон! У нас только одно правительство – Совет директоров ВБС.

– ВБС? Что это?

– Если не сгоришь, узнаешь.

Самарин увидел на голубом фоне Земли небольшую вспышку. Затем корабль изнутри и снаружи окрасился серебристым светом. Самарин успел крикнуть: «Ребята, а может, договоримся!» и потерял сознание.

7. ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТУ

Вторично за последний час, открыв глаза, Самарин увидел лицо с хитрыми, бегающими глазами, которое проникло в модуль через пробоину и теперь осматривало помещение с таким видом, будто хотело поживиться чем-нибудь вкусненьким. Лицо не имело туловища. Оно являлось частью головы, у которой не было даже ушей. Эта голова, совершая повороты, поблескивала, словно перламутр. Самарину стало смешно. Но едва его губы попробовали растянуться в улыбке, как острая боль охватила все его существо. Кожа на щеках, лбу, на шее, да и по всему телу горела. Он буквально ощущал, как вздуваются ужасные волдыри. Его скафандр почернел, местами с него здоровенными шматами отваливалась окалина.

Летающая физиономия, будто уловив его движение, стремительно метнулась к нему, и, внимательно посмотрев в глаза, сказала какому-то невидимому собеседнику:

– Ты смотри, не сгорел.

Произнеся эти слова, безухая голова со свистом вылетела в пробоину, а вместо нее в модуль хлынула белая пена. Она заполнила помещение до отказа, погрузив ошалевшего от ожогов Самарина в полную темноту.

Затем его вынесли из модуля, лазерной ножовкой разрезали скафандр и освободили многострадальное тело. Солнце и свежий воздух – прекрасное завершение приключения. Первую помощь ему оказывали, не сходя с места. Расторопные роботы, вооруженные блестящими хирургическими инструментами, что-то шили и латали, вкалывали какое-то обезболивающее, коротко переговариваясь на каком-то щелкающем языке.

Алексей оглядывался вокруг и не понимал, где он находится. По гладкому, как стекло, серому покрытию двигались грузовые автомобили, наполненные чемоданами и сумками. Рядом протопала дюжина кирзовых ботинок. Взглянув вверх, Самарин увидел взвод солдат, куда-то бездумно марширующих. Идущий рядом с взводом сержант что-то жевал. Чуть поодаль он заметил длинный ряд космических кораблей различных модификаций: сигарные и карандашные ракеты, похожие на «Протоны» и «Востоки», что-то типа «Шаттлов» и «Буранов». Возле них суетились люди в сине-серых комбинезонах. Машины на воздушных подушках стремительно и хаотично двигались в разных направлениях. Все вокруг гомонило и урчало. Бросив взгляд через летное поле, Самарин увидел длинное здание космовокзала, о чем ему сообщила надпись из выцветших на солнце громадных букв. Космовокзал находился у подножия холмистой гряды. Зеленые склоны круто взмывали вверх. На них раскинулся огромный город, сверкающий в солнечных лучах. От космовокзала к городу и обратно сновали летательные аппараты, похожие на черных хлопотливых жуков.

Над Самариным склонился человек в форменной одежде. На рукаве у него было две желтые нашивки в виде знака, обозначающего мужскую хромосому. Ямочка на подбородке кивнула Самарину:

– Я – Мортон. Мы сажали тебя по лучу. Рад, что ты не сгорел. Ты уж извини, что мы тебя в «дряни» выкупали.

– Какой дряни?

– Белую пену помнишь? На нашем жаргоне – «дрянь». Мы ею обычно дезинфицируем приезжих из малоцивилизованных стран. А если кто из столицы Уркана Салехома, так два раза, а потом сразу отправляем обратно. Кстати, ты, кажется, собирался с нами о чем-то договориться…

– Где я? – спросил Самарин.

– Ты что, не видел, куда летел?

– Это Земля?

– Называй как хочешь.

– Послушайте, – Алексей приподнялся на импровизированном хирургическом столе, – что происходит? Я проводил испытательный полет первого в мире корабля на антивеществе…

– На антивеществе! – расхохотался Мортон, – Да на нем сейчас только мопеды ездят, да авиамодели мальчишки запускают! Ты откуда такой древний?

– Мой модуль стартовал 12 апреля 2060 года, с космодрома Капустин Яр. Я… я…

– «Я», «я»… Нихт ферштейн! Ладно, потом расскажешь, – оборвал его Мортон, – тут за тобой пришли.

– Кто?

– Говорят, что родственники.

И Самарин увидел мать. Она улыбалась, прижимая к груди цветы.

– Мама?

– Элиза Беккер. Международное бюро расследований.

8. ТЕСТЫ

В бинтах Самарин чувствовал себя неловко. Ощущение неловкости усиливалось тем, что он был наголо обрит. Карантинная служба опасалась каких-то паразитов и действовала старыми, но проверенными способами. Та одежда, которая была на Самарине во время полета, уже не существовала, и он был облачен в какую-то невнятную пижаму из тонкого и, видимо, не раз стиранного материала. Материал был непереносимо серого цвета и пах чьими-то болезнями. К тому же пижама была ему мала. Он сидел перед Элизой Беккер в этой потасканной пижаме, в повязках, пестреющих желтыми пятнами какого-то противоожогового раствора и противоестественно лысый. Синие стены в зеленых разводах и старинная, тяжелая мебель никак не ассоциировались с медицинским учреждением.

В том, как Элиза Беккер старалась ненароком не коснуться его крахмальным рукавом халата, поджимала под себя ноги и поминутно отводила взгляд, чувствовалось даже не презрение, а унизительная брезгливость.

За ее спиной висел портрет пожилого человека в полный рост. Глаза закрывали пенсне с непрозрачными стеклами. Восковое лицо доминировало над всем кабинетом. Через строгий костюм от плеча шла широкая пурпурная лента, на которой висел крохотный значок.

Элиза Беккер смотрела в какие-то бумаги и задавала Самарину бесконечные вопросы:

– Вы принимаете наркотики?

– Нет.

– У вас в крови обнаружены сильнодействующие психотропные препараты. Как вы это объясните?

– Перед стартом мне вводили транквилизаторы, чтобы легче переносились перегрузки.

– Вы угнали этот корабль под воздействием наркотиков?

– Я ничего не угонял.

– Какое сегодня число?

– Не знаю. Может быть, 14 апреля.

– Год?

– 2060.

– Вы скрываетесь от преследования?

– Нет.

– У вас нелады с законом?

– Нет.

– Вам хотелось когда-либо совершить что-либо противозаконное?

– Не знаю… Может быть.

– Вы встречали когда-нибудь человека, очень сильно похожего на вас?

– В каком смысле?

– В прямом.

– Не понимаю.

Элиза Беккер встала из-за стола и подошла к шикарному старинному трюмо, по всей видимости, из красного дерева. Трюмо было внушительных размеров и выглядело весьма массивно.

– Посмотрите.

Самарин взглянул в зеркало, но матовая поверхность ничего не отражала. Элиза Беккер щелкнула каким-то выключателем, и зеркало вспыхнуло голубым, обнаружив функции дисплея. Самарин увидел лабиринт, высокие стены которого были выложены пепельным кафелем. Перед поворотом стоял он сам, только не лысый, а вполне нормальный. Самарин-2 с любопытством осматривался, делая небольшие шажки вперед, пока не повернул за поворот. За поворотом оказалась развилка из трех коридоров. Бесконечные квадраты кафеля сливались в сплошное пространство и затрудняли ориентацию. Внезапно ракурс изменился, и Самарин увидел весь лабиринт сверху. Короткий, желтый пунктир, мерцая, указывал единственно возможный выход.

– Садитесь, – приказала Элиза Беккер.

Самарин сел на плетеный стул перед трюмо и аккуратно сложил руки на темной поверхности стола, из-под верхней крышки которого выползла небольшая полка с клавиатурой черного цвета.

– Вам необходимо помочь своему двойнику выйти из лабиринта. Он должен не просто выйти с вашей помощью, а почувствовать схему лабиринта, раскрыть его секрет. Как только ваш двойник будет делать неправильный поворот, нажимайте вот сюда. Двойник почувствует электроудар небольшой силы. 12 вольт, не больше. При повторной ошибке сила тока будет увеличиваться. Вот эта синяя отметка – предел болевого порога, красная – означает смертельную величину. Запомните: вы должны вывести его из лабиринта, а не убить.

– Он настоящий? – кивнул Самарин на экран.

– Конечно, нет. Это ваша виртуальная версия.

Самарин еще раз кивнул.

– Сосредоточьтесь. Начали!

Палец Самарина заслонил кнопку.

Самарин-2 шел совсем в другую сторону. При первом же неверном повороте Самарин нажал на кнопку. Его двойник чуть вздрогнул, недоуменно оглядел стену и пол, видимо, решил, что ему показалось, и вновь попробовал повернуть. Самарин непроизвольно нажал кнопку сильнее. Двойник отпрыгнул, болезненно сморщившись, и, оглядываясь, зашагал в противоположную сторону. Движение человека в лабиринте заметно ускорилось после нескольких все более чувствительных ударов. Самарину казалось, что он подбивает ракеткой шарик для пинг-понга. Двойник постепенно приближался к верному пути, но чем ближе он к нему оказывался, тем больше начинал ошибаться. Создавалось впечатление, что двойник сопротивляется чужой воле вполне сознательно. Самарин не заметил, как постепенно начинает злиться на упрямство двойника. Ему пришлось трижды подряд нажать кнопку, когда тот раз за разом пытался повернуть не туда. Неожиданно Самарин услышал вскрик, писком вырвавшийся из невидимых динамиков. Двойник всплеснул руками и, подлетев почти на метр, рухнул на пол. Самарин взглянул на клавиатуру и увидел, что показатель силы тока находится на синей отметке. Он растерянно оглянулся на Элизу Беккер. Она указала на экран:

– Не отвлекайтесь.

Самарин-2 поднялся, его губы превратились в тонкую, красную нить. Он наклонил голову и двинулся к неверному повороту. Настоящий Самарин облизнул вспотевшую верхнюю губу. Его двойник сделал то же самое. Самарин в нерешительности замер. Его двойник уже начинал поворот.

– Жмите! – взвизгнула Элиза Беккер. Самарин вздрогнул и нажал. Двойника отбросило. Через мгновение он приподнялся, оказавшись на четвереньках. Его расширившиеся до предела зрачки уперлись в поворот. Было понятно, что он ослеплен ударом и теперь вообще не понимает, что делать. Из уголка рта текла кровь, крупно шлепаясь на кафель.

– Жмите!

Самарин взглянул и увидел, что показатели почти достигли красной отметки.

– Жмите!

Самарин-2 вползал в неверный поворот.

– Жмите!

– Нет!!!

Самарин откинулся назад, с усилием оторвав руки от клавиатуры. Экран мгновенно погас. Лицо Элизы Беккер стало безучастным. Она надела очки с непрозрачными стеклами, села на прежнее место и что-то записала.

– Послушайте, – взволнованно заговорил Самарин, – и вы утверждаете, что это моя виртуальная копия?! Он же вел себя как живой человек!

– Было бы нечестно отказывать вам в информации, – сказала она через некоторое время. Улыбка, искривившая пухлые губы, выглядела под непрозрачными очками откровенно порочной.

– На все свои вопросы вы получите ответы в самое ближайшее время. А пока вы можете задать один наиболее волнующий вас вопрос.

Самарин хотел спросить о том, какое сегодня число и год, но неожиданно для самого себя произнес:

– Что такое ВБС?

– Откуда вы услышали о нем?

– Работник космовокзала сказал мне, что это – всемирное правительство.

– ВБС – частная коммерческая организация и не может являться правительством. Кто вам это сказал?

– Не помню его фамилии. Са… Со… Сы… Нет, не помню.

– На сегодня все. Идите в свою комнату и отдохните.

Самарин встал и, стараясь не глядеть на бьющиеся о щиколотки тесемки пижамы, направился к выходу. У самой двери он услышал:

– Сегодня 14 апреля 3060-го года.

9. СИГИЗМУНД ТРЭШ

Невысокий человек с усталым взглядом сидел за небольшой конторкой в кабинете овальной формы, стены которого были отделаны украшенной резьбой филенкой из черного дерева. Тяжелые шторы на окнах не пропускали свет. Бронзовая лампа на конторке весьма скудно освещала помещение. На темно-синем потолке серебрились нити изображенной с большим натурализмом паутины.

Человек помассировал виски, выжидающе глядя на дверь. Дверь, будто повинуясь взгляду, отворилась, и в кабинет, широко шагая и стуча каблуками, вошла женщина. Пухлые влажные губы кривились. Из-под длинных ресниц темнели злые глаза. Она подошла к конторке и, наклонившись, оперлась на нее руками, обнажая нежную, испещренную дорожками вен, большую грудь. Человек за конторкой закрыл глаза.

– Сигизмунд! – крикнула женщина.

Сигизмунд нехотя приподнял веки.

– Дорогая?

– Ты и на этот раз будешь отпираться?

– В этом нет нужды. Ты прекрасно знаешь, что это был Альберт. Его тянет на падших женщин. Господи, как он мог! А ведь я хотел дать ему разрешение на официальную пластическую операцию…

– Альберт?! Очень удобно сваливать все на Альберта. Неужели ты доверил этой скотине договариваться с Лицензионной палатой?

– В каком смысле?

Карандаш выделывал акробатические этюды в пальцах Сигизмунда, совершая кувырки и кульбиты. Женщина отошла к симпатичному бару и открыла дверцу, которая радостно выдала мелодию, состоящую из переливчатых звуков крохотных колокольчиков. Женщина налила в стаканчик фиолетовой жидкости и, отсалютовав портрету пожилого человека с восковым лицом и алой перевязью, лихо вдохнула выпивку.

– Трэш, ты клялся мне. И я не заставляла тебя делать этого.

– Виктория…

– Заткнись.

– Ты наняла детективов?

– А теперь, конечно, во всем виноват Альберт…

– Ты наняла посторонних людей следить за мной?

Женщина села в кресло и расстегнула верхнюю пуговицу, еще больше освобождая грудь. Некоторое время она молча смотрела в пол, а потом, резко выпрямившись, швырнула в Трэша стакан, который, наткнувшись на бронзовую лампу, задорно взвихрился тысячью сверкающих брызг. Сигизмунд Трэш моргнул, на его лице появились маленькие капельки крови.

– Они рассказали мне все. С утра ты поехал в Лицензионную палату, в 12.00 вышел оттуда злой как черт и направился в «Свинцовый туман», где снял эту шлюху Фишман. И теперь утверждаешь, что это был не ты, а Альберт.

Сигизмунд Трэш встал, подошел к женщине и погладил ее по волосам.

– Вики…

Трэш наклонился и поцеловал ей грудь. Женщина прикрыла глаза.

– Сигизмунд, как ты мог?

– Они отшили меня. В какое-то мгновение мне показалось, что жизнь кончилась. Захотелось разрушить все.

– Но ты же мог действительно послать вместо себя Альберта. Ты мог, если уж тебе так хотелось выплеска, понаблюдать за ним. Но лично… Ты оскорбил меня.

– Прости.

Сигизмунд присел на подлокотник.

– Они даже не сочли возможным рассмотрения казуса в суде. Советник юстиции не принял моих юристов. Исполнительный директор Национальной баскетбольной ассоциации собирает завтра пресс-конференцию. Они смешают меня с грязью.

– Я давно тебе говорила, что спорт – это не твой бизнес. Твои «Кабальерос» второй год в самом низу. Эта дурацкая затея заняться баскетболом никогда не родилась бы в твоей светлой голове, – Виктория чмокнула Трэша в затылок, – если бы ты не выиграл в баккара лицензию на Айзия Томаса у Харпера в «Логове горностаев».

– Я думал, все будет иначе, если я куплю лицензию на Майкла Джордана.

– Они отозвали ее?

– Причем без компенсации. 400 миллионов таллеров псу под хвост.

– Но ведь ты приобрел лицензию законно? Или?

– Никаких «или». Но они говорят: одна лицензия – один Майкл. Пять Майклов – это незаконно.

– Тебя подставил Харпер.

– Не думаю. Это ВБС. Чем я им помешал – не знаю.

– Не связывайся с ними, Трэш.

– Знаю. Пока у меня нет ни малейшего шанса.

– Против ВБС ни у кого нет шансов. Даже у Господа Бога.

Сигизмунд Трэш встал. Из нагрудного кармана пикейного жилета выскользнул светло-зеленый платок и проплыл по лицу, жадно впитывая капельки крови. Трэш устало сел за конторку и нажал кнопку на громоздком телефоне с тяжелым, грубым наборным диском. В телефоне зашуршало.

– Ты простила меня? – спросил Трэш, не глядя на Вики.

– Я – единственная, кто тебя действительно любит.

Женщина вышла из комнаты, мелькнув складками на легком, ситцевом платье.

Шорох в телефоне оборвался щелчком и раздался искаженный записью голос:

– Трэш, это я. МБР не знает, что с ним делать. Тесты показывают, что он не клон. Перезвони.

Сигизмунд Трэш вскочил как ужаленный, попытался вырваться из-за конторки на свободное пространство и больно ушиб коленку.

– А-а, черт!

Прихрамывая и выгибаясь от боли, Трэш заскакал по кабинету. Остановился возле бара, резко дернул дверцу, от чего мелодия прозвенела в ускоренном темпе, попытался налить, передумал и хлебнул прямо из горлышка, оставив на шее несколько фиолетовых ручейков. Затем Трэш достал из кармана сотовый телефон, нажал зеленую кнопку и произнес:

– Найдите мне Шура.

– Он дожидается вас уже пятнадцать минут, сэр.

– Пусть войдет.

Дверь отворилась, и в комнату вошел потрепанный, небритый ковбой со значком Международного бюро расследований на правом лацкане. Трэш протянул ему руку:

– Шур…

Шур, не обращая внимания на Трэша, достал из заднего кармана джинсов что-то вроде пульта дистанционного управления и сделал им круговое движение.

– Четыре закладки, – сказал он, внимательно глядя на маленький экранчик. – Сейчас погасим. Кто-то крупно сел на тебя, Сигизмунд.

– Брось пугать меня, Шур, – обнял его за плечи Трэш, – хочешь снять с меня побольше, так и скажи. Тебе есть за что платить.

– Боюсь, мне придется вообще отказаться от гонорара, по крайней мере, на ближайший месяц, – сказал Шур, разваливаясь в кресле и держа неведомо откуда появившийся стакан с выпивкой.

Трэш с дурацкой улыбкой застыл посреди комнаты. Шур отхлебнул.

– Что вылупился? Я же говорю, на тебя кто-то сел по-крупному.

– Харпер?

– Харпер боится тебя по определению. Ты для него на всю жизнь Большой Пацан.

– …?

Шур кивнул.

– Откуда ты знаешь?

Шур глотнул.

– Ничего я не знаю. А знаешь ты. Ты что-то украл у них. Что-то такое, отчего они забросили все свои дела. Не скажешь мне, что?

– Это бред.

– Говорят, тебе помог Харпер. Трэш, попереть на ВБС может только сумасшедший. Не успеешь оглянуться, как окажешься в Карфагене.

– Типун тебе на язык. В Карфаген можно отправить только клона, ты же знаешь.

– Альберт.

– Альберт не вечен.

– Ты способен на такое?

– Я не потерплю подмены. Трэши из рода Изначальных.

– Шуры тоже. И Соммерсет Гид был Изначальным…

Сигизмунд Трэш в упор посмотрел на Шура:

– Ты считаешь, что Соммерсет…

Шур кивнул:

– Я разговаривал с ним незадолго до его назначения. У Гидов татуировка Изначальности вот здесь, – Шур показал пальцем за ухо. – Она настолько мала, что ее не сразу заметишь. Об этой татуировке не знал никто, кроме меня. Я работал еще и на Гидов, ты уж прости. Так вот, у Соммерсета Гида, который в настоящий момент является Советником юстиции, такой татуировки нет. А теперь они насели на тебя. Честно говоря, я боюсь и за старину Харпера.

Сигизмунд Трэш не выглядел испуганным, хотя информация была более чем серьезной. Речь шла об основах общества.

– Я делаю окончательное заключение по Самарину, – стакан Шура снова был полон.

– Серьезно?

– Он тебе нужен? Сделай на него заявку задним числом.

– Но все знают, что последней моей заявкой был Майкл Джордан.

– Я же тебе говорю: «задним числом».

– А корабль?

– А-а… – махнул рукой Шур, – кто там разбираться будет. Скажи, мол, для исследования дальнего космоса понадобился опытный пилот с крепкой психикой, то да се, бла-бла-бла…

– А он что – известный пилот?

– Первым в мире совершил прыжок в гиперпространство.

– Но… как объяснить его появление без обычного сопровождения? И к тому же тесты показывают, что он не клон.

– В гробу я видел эти тесты. Они андроида признают человеком, а человека обезьяной. Их давно уже никто не воспринимает всерьез. Они нужны для отчетности. А сопровождения нет, потому что ты и уговорил его «прыгнуть». Проверял. Оформляй заявку и используй его на полную катушку. Пока о нем не узнал ВБС.

– А ВБС, значит, не в курсе?

– Абсолютно верно. Но через час они должны получить отчет.

– Значит, Самарин все-таки клон?

– Без сомнения. Есть, правда, одна маленькая загвоздка: корабль. Если они узнают, чей он…

– А Элиза Беккер?

– Здесь все соответствует твоему плану по устранению Альберта. Остаться без клона!? Трэш, ты приравняешься к бродягам.

10. ПОБЕГ

Элиза Беккер больше не могла задавать вопросов. Ей мешала стеклянная трубка, торчавшая в горле. Кровь стекала из нее на белый халат достаточно сильной струей. Остекленевшие глаза отражали растерянную лысую голову Самарина. Эдвард Шур вытирал ладони одноразовой салфеткой. Сигизмунд Трэш стоял у двери, сцепив руки между ног.

– Алекс, – начал несколько фамильярно Шур, – вы не задумывались над теми странностями, которые происходили с вами с момента приземления?

Самарин с трудом оторвал взгляд от импровизированного стеклянного водопровода в горле Элизы Беккер.

– Больше всего я хочу вернуться домой.

– Это невозможно. Вы слышали о единстве пространственно-временного континуума? Путешествия во времени невозможны. За исключением путешествия из прошлого в будущее. Но его совершает каждый из нас в течение жизни. Некоторым удается сделать это весьма быстро. Пока вы летели, на земле прошла тысяча лет. Таковы особенности сверхсветового перемещения.

– Да, я слышал о теории относительности.

– Все верно, теорию относительности еще никто не отменял. Судя по запасам антивещества в баках вашего корабля, вы проткнули галактику туда и обратно. О полете написаны тома. Ваши портреты в музеях. Биография – образец для подражания.

Эдвард Шур скрупулезно протирал стеклянную трубку, видимо, уничтожая отпечатки пальцев.

– Но почему тогда меня держали здесь? Задавали бесконечные дурацкие вопросы. И этот тест с моим двойником в лабиринте…

– Двойником? – Сигизмунд Трэш заходил по комнате. – Вы уверены?

– Да, моим виртуальным двойником. Зачем? Я ведь сразу рассказал о «Корпускуле». И… кто вы?

– Друзья, – бросил Шур, придирчиво осматривая Элизу Беккер. Удовлетворенный картиной, он повернулся, одновременно дотронувшись до значка на правом лацкане пиджака:

– Международное бюро расследований, как видите. Так же, как и она, специальный агент.

– Когда я впервые увидел ее, то подумал, что это моя мать, – Самарин не видел ничего, кроме сворачивающейся в трубке крови.

– Нам следует поторопиться, – деловито заметил Шур. – Прошу вас, – указал он Самарину на дверь.

Самарин, следом Сигизмунд Трэш, а в арьергарде – Шур. Именно в таком порядке троица вышла в коридор. Тапочки Самарина опускались бесшумно, лакированные ботинки Трэша отщелкивали изящный степ, а кованые подошвы шуровых полусапожек грохотали, как ритм-секция металлической группы.

В коридоре не было ни души. Деревянные полы поблескивали только наведенной чистотой. На правой стене на протяжении всего коридора висели кашпо с цветущими кактусами. Самарин втянул голову в плечи и побежал, как ему казалось, задолго до того, как раздался оглушительный вой сирены. Он несся по коридору, сворачивая наугад, каждый раз ожидая электроудара. Сердце колотилось в ушах, затылок разрывался от боли, легкие не могли вдохнуть. За спиной он слышал размеренное, тренированное дыхание Трэша. Шур куда-то пропал. Наперерез им бросились какие-то люди. В руках они держали черные дубинки. Самарин невольно затормозил, растерянно разведя руками. Из-за его спины вылетел Трэш и влепился в ближайшего охранника. Его маленькое тело оказалось резким, как пуля. Охранник пытался сбросить с горла жилистые пальцы Трэша. Напарник охранника ударил Сигизмунда деревянной дубинкой по заострившимся на мгновение лопаткам. Трэш закричал. У его ног раскололся упавший со стены горшок с кактусом. Одновременно раздался выстрел. Тяжелый, будто пальнули из гаубицы. Самарину в нос ударило сизое пороховое облако, сквозь которое он увидел, как разлетаются в стороны мокрые куски чего-то красного и черного. Прямо перед ним, обнявшись, танцевали охранник и Трэш. Оба без голов. Вместо них били черные фонтаны. Самарин отвернулся, не в силах смотреть на эти конвульсивные па. Открыв зажмуренные от отвращения глаза, Самарин увидел Эдварда Шура, который стоял, прижав к бедру дымящийся пистолет с бесконечно длинным стволом. Его глаза были прищурены и цепко держали ситуацию. Второй охранник застыл с открытым ртом. Оброненная им дубинка подскакивала на деревянном полу, издавая звуки разной высоты. Обезглавленный Трэш и его партнер по последнему танцу потеряли равновесие и рухнули прямо на дверь, с хрустом ломая толстое стекло. Сирена взвыла еще надсаднее. Несколько человек бросились к трупам. Шур не побежал, но движения его были стремительны. Он больно схватил Самарина за локоть и швырнул в разбитую дверь. Самарин ударил кого-то коленями в плечо и вылетел на улицу, шмякнувшись подбородком о мостовую. Челюсть словно залило цементом. Свет померк, он видел только конец бинта, беснующийся перед его лицом. Кто-то подхватил его под руки и втащил в черный автомобиль старинной марки, с горбатыми, пижонскими обтекателями. Хлопнула дверца. Взвизгнув, машина рванула по широкой извилистой улице. Самарин сидел на заднем сиденье, ощущая сквозь тонкие кальсоны благородную натуральную кожу. Шофер в форменной фуражке, не отрываясь, следил за дорогой. Самарин глянул в окно. Он впервые мог рассмотреть город.

Зрелище было необычным до такой степени, что Самарин тут же позабыл все, что с ним происходило за последнее время. Сначала машина неслась мимо высотных зданий, изготовленных, насколько он мог судить, из древесины. Перед его глазами проносился проспект из невероятной величины срубов, крыши которых терялись в облаках. Сотни деревянных наличников, цветочные горшки на подоконниках и сохнущее на длинных палках белье. Тяжелые дубовые парадные двери, возле которых лениво толпились обыватели. Магазины, больше напоминающие теремки, с аляповатыми рекламными вывесками. Самарин вывернул шею и взглянул вверх. На уровне примерно пятнадцати метров наблюдалось достаточно оживленное уличное движение. Большие, поменьше и совсем крохотные дирижаблики, воздушные шары, цеппелины на автоматическом и ручном ходу чинно двигались, каждый по своим делам. На некоторых Самарин успел разглядеть шашечки такси.

Водитель, заметив в зеркальце заднего обзора недоуменный взгляд Самарина, не оборачиваясь, пояснил:

– Дерево полезно для здоровья.

– Сколько же дерева нужно, чтобы такие небоскребы построить?!

– Настоящее дерево могут позволить себе только обеспеченные люди. А это имитация. В настоящих хоромах даже окна из слюды.

– Куда мы едем?

– Вас запатентовал Сигизмунд Трэш.

– Что значит «запатентовал»?

Водитель удивленно вскинул брови.

– Запатентовал – значит приобрел на вас лицензию.

– Не понял, он меня купил, что ли?

– Ну, можно сказать и так.

– Рабовладельческий строй?

– Что?

– Я раб?

– Нет. Насколько я понимаю, вы клон.

– Клон? Может, я что-то путаю… Под клоном вы подразумеваете, когда берут чью-то клетку и выращивают второй экземпляр? Я родился нормально – от матери и отца…

– Конечно. Но вы – не изначальный. А любой не изначальный – так или иначе клон. Просто – не в первом поколении.

– Бред.

– Вот видите, все клоны обычно недовольны. Это следствие их природной агрессивности. Успокойтесь.

Самарин прекратил разговор, чтобы не перегружать сознание. Он закрыл глаза и стал вслушиваться в шум мотора и шелест шин. Уличные звуки прибоем бились об автомобиль. Самарину даже стало казаться, что машину раскачивает, как шлюпку. Он снова посмотрел на дорогу. Машина на довольно большой скорости петляла по каким-то переулкам и проездам. Внезапно она остановилась перед особняком с внушительным подъездом. У тяжелых дверей, заложив руки за спину, стоял охранник с лицом сфинкса.

11. ЗАХВАТ ЛИЧНОСТИ

Сигизмунд Трэш, вальяжно развалившись в кресле, набирал номер видеофона.

– Алло, исполнительный отдел ВБС?

На мониторе появилось чуть подрагивающее лицо Советника юстиции Соммерсета Гида.

– Мистер Гид, мне нужен дежурный по отделу.

– Прошу прощения, Альберт, но клон не имеет права обращаться с какой-либо просьбой в ВБС. Если, разумеется, речь не идет об официальной пластической операции.

Трэш с тревогой взглянул на Шура. Шур, не отрываясь, разглядывал монитор. Его губы непроизвольно кривились.

– Альберт? – несколько испуганно переспросил Трэш. – Но я как раз хотел сделать заявление, что мой личный клон Альберт Трэш убит сегодня днем в отделении карантина МБР. Ума не приложу, что с ним случилось. Видимо, вспышка спонтанной агрессии. Сотрудник МБР Эдвард Шур…

Экран затрещал помехами.

– Мистер Альберт, ложь только усугубляет ваше положение. Сигизмунд Трэш только что сделал заявление, что подкупленный вами агент Шур покушался на него. Ваши действия подпадают под статью «Незаконный захват личности». Приговор: отправка в Карфаген. Эдвард Шур в настоящее время в розыске по обвинению в пособничестве клону. Если вы одумаетесь и согласитесь на лечение в реабилитационном центре Гугхеймера с последующим клеймением…

– Но это я – Сигизмунд Трэш! И я требую судебного разбирательства. Я обвиняю вас в должностном подлоге. Мой клон Альберт убит…

– Мы прекрасно знаем, что Альберт – это вы. И настоящий Сигизмунд Трэш хочет поговорить с вами.

Экран щелкнул. Эдвард Шур неуловимым движением достал из складок одежды пистолет, кивнул Трэшу и, повернувшись к Самарину, взял его за локоть.

– Неужели это все-таки возможно… – прошептал Трэш.

– Что возможно, Сигизмунд?! – истерично крикнула Вики, взмахнув подолом прозрачного голубого платья.

На мониторе появился Сигизмунд Трэш-2.

– Альберт, – проникновенно сказал он, – мы воспитывались с тобой с самого детства вместе. В нашей семье к клонам всегда относились как к родным. Мы никогда не давали тебе ни малейшего повода почувствовать себя в чем-то ущемленным. Ты же знаешь традиции нашей семьи: один ребенок – один клон. Тебе не приходилось терпеть унизительной конкуренции, как в других знатных родах…

Шур расхохотался:

– Если бы я не знал, что отправился в карантин вместе с Альбертом, я бы поверил… да, Трэш, твой гениальный план с устранением Альберта не сработал. Но как им это удалось, черт возьми!

– Сигизмунд, что это значит? – взревела Вики. – За кого ты меня принимаешь? Что ты сделал ВБС? Почему они называют тебя клоном?

– Миссис Трэш, – сказала вновь появившаяся голова Соммерсета Гида, – постарайтесь вести себя спокойно в присутствии преступников. Если вас возьмут в заложники, ВБС сделает все возможное, чтобы спасти вашу жизнь.

– Кто это был? – орала Вики, не обращая внимания на инструкции Советника юстиции.

– Нет, не может быть, – бормотал как бы самому себе Трэш, – это какие-то фокусы с видеозаписью. Они не могли так быстро изготовить дубликат.

– Какой дубликат, Трэш? Что ты скрывал от меня? Видишь, чем обернулась твоя скрытность? Гвардейцы ВБС! – метнулся к окну Шур.

С улицы доносился вой сирен и визг тормозов. Кто-то выкрикивал в мегафон команды.

Трэш вскочил.

– Уходим!

– Я никуда не пойду! – визжала Вики. Трэш попытался тащить ее силой, но легкое платье выстрелило по шву и скользнуло по белому телу вниз. Вики, совершенно обнаженная, рыдая, опустилась на ковер. Сквозь судорожные всхлипывания донеслось:

– Не-а-а-ви-и-о-и-жу ба-о-ас-ке-е-е-бол…

– Брось ее, – крикнул Шур, распахивая дверь и жестом приглашая Самарина к выходу.

– Я тоже, пожалуй, останусь, – твердо сказал Самарин. – Знаете, мне…

Сигизмунд Трэш грубо толкнул его в спину, и Самарин вылетел в коридор, сразу оказавшись в лифте. Туда же заскочили Трэш и Шур. Трэш нажал на кнопку, и кабина, вздрогнув, понеслась вниз.

– Уйдем через подземный гараж, – пояснил Трэш Шуру, – о нем мало кто знает. Пожалуй, я да шофер.

– Послушайте, – Самарин пытался вырвать кисть из хитроумного захвата агента, – я-то здесь причем? Клоны, изначальные…

– Идиот, – прошипел ему в ухо Шур, – ты тоже клон. Его, – кивнул он затылком в сторону Трэша, – объявили клоном, совершившим покушение на захват личности. Знаешь, что это значит? Это самое тяжелейшее преступление на планете. То же, что государственный переворот. А ты знаешь, что по таким делам суд не предусмотрен? Все, кто находились рядом с клоном во время совершения преступления и не пытались помешать ему, автоматически признаются виновными и подлежат заключению в КАРФАГЕН!!! А ты – клон.

– Но мои тесты… – попытался возразить Самарин, следя за быстро мелькающими цифрами подземных этажей.

– Плевать они хотели на твои тесты. Они точно знают, что ты – клон, а тесты – любопытный казус, не более. Вы для них – банда клонов, а я – пособник. А так как человек не может помогать клону – значит, скорее всего, я тоже клон, захвативший личность хозяина.

– Но с чего они взяли, что господин Трэш – клон? – не сдавался Самарин.

Шур посмотрел на него сочувственно, как на больного.

– Я не сказал: «они считают Трэша клоном», я сказал: «они объявили его клоном». И мне, и Сигизмунду известно, что в карантин МБР за тобой отправился я и родовой клон Трэшей Альберт. Альберта убили. Больше родовых клонов у Трэша нет. Он остался один как перст, бедный-разнесчастный. Человек без клона приравнивается к любому уличному попрошайке.

– Перестань кривляться, – взвизгнул Трэш, ударив кулаком по кнопке «стоп». Уперев руки в боки, он свирепо уставился на Шура.

– Приношу глубочайшие извинения, Сигизмунд, если позволил себе хоть капельку сарказма. Но, черт возьми! Это был твой гениальный план: пожертвовать личным клоном Альбертом, дабы не позволить ВБС объявить тебя клоном. Ты, небось, стоял перед зеркалом, корчил гордо рожи и думал: «Всем известно, что у Сигизмунда Трэша был только один клон, но он, к сожалению, погиб. Все семейство пребывает в глубокой печали».

– В глубоком дерьме. Причем не только мое семейство, но и ты тоже!

Трэш ударил по кнопке «ход». Лифт плавно качнулся и зашуршал чем-то в недрах своей шахты.

Эдвард Шур, не в силах сдержаться, снова обратился в Трэшу:

– Так почему они насели на тебя, Сигизмунд? Чем помешал им бабник, алкоголик и любитель баскетбола?

– Я – не алкоголик! – заорал Трэш.

Все трое чуть подпрыгнули, когда лифт резко затормозил. Двери бесшумно исчезли. Прямо перед беглецами стоял шофер, везший Самарина после побега из карантина. Шофер что-то держал в руках. Он открыл рот, намереваясь произнести какие-то слова. Шур стремительно вставил ему туда длинное дуло своего пистолета. Шофер только разочарованно сжал и разжал кулак. В его глазах мелькнули досада и понимание очевидности того, что он не успеет ничего предпринять. Палец Шура плавно, но властно надавил на спусковой крючок. Изо рта шофера немедленно вырвался сизый шлейф, как будто дуло пистолета было сигарой. Звякнул отражатель. Гильза, кувыркаясь, описала дугу, задела щеку Трэша и звякнула где-то в лифте. Шофер, высоко подлетев, упал и отъехал метров на пять в сторону по натертому паркету. Вылетевший из его расслабившейся кисти револьвер продолжил скольжение и громко грохнул о мусорный бак в углу.

– А я-то думал, это Вики нас сдала, – на ходу бросил Трэшу Шур. – То-то я смотрю, ВБС пронюхало о Самарине раньше, чем им был отправлен отчет.

– О ком? – без надежды на ответ спросил Скамарин.

Почти бегом вся троица пересекла широкий вестибюль и оказалась на автомобильной стоянке. На ней было около двадцати автомобилей различных моделей, в основном двадцатых-тридцатых годов ХХ века.

– Давай в «Бентли», – продолжал командовать Шур, – они сейчас в моде, может, успеем выбраться из города, не привлекая внимания.

– К Силмону нельзя.

– Мы едем к Харперу.

Запах кожи, смешанный с парами бензина, привел Самарина в некоторое энергичное состояние.

– Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит. За тысячу лет все с ума посходили, что ли?

– Дурак ты, Самарин. «Тысяча лет», – грубо оборвал его Шур, – какая тысяча лет?

– Но… сейчас же 3060 год?

– Это смотря по какому летоисчислению.

Шур повернул ключ зажигания, мотор благородно заурчал, и машина понеслась по темному туннелю. Шур сидел за рулем, чуть склонившись, напряженно всматриваясь вперед. Трэш повернулся к Самарину:

– Я в самом углу, мистер Алекс. Они не просто хотят убить нас. Они хотят унизить одного из Трэшей.

Самарин с удивлением тонул в синих кристаллах под черными бровями Трэша. Этот взгляд был очень опасен. Такими глазами запросто можно было остановить маньяка-олигофрена.

– Но причем здесь я?! – сорвался на истерику Самарин.

– Вы прекрасно знаете причем, мистер Алекс. Нам нужно о многом вас расспросить.

– Уж кто здесь нуждается в ответах, так это я.

– Да бросьте вы, – досадливо отмахнулся Трэш, – дурака-то валять. Неужели вы принимаете нас за идиотов? Эдвард Шур знает такие приемы…

– Я знаю пару-тройку малоизвестных туннелей. Думаю, из города нам вырваться удастся, – откликнулся Шур, видимо, услышав свое имя.

– Нам не нужно выбираться из города, – почти злорадно ответил Трэш.

– Не понял, – Шур чуть расправил согнутые плечи.

– У меня есть запасной вариант, который аналитики из ВБС не предусмотрели. Ты знаешь, где находится пакгауз Херста?

– Ты намерен отсидеться в тайнике? – озабоченно поинтересовался Шур. – Это надежное место?

Вместо ответа Сигизмунд Трэш тяжело наклонился вперед и повернул ручку транзистора. Легкий хрип быстро сменился радостным женским голосом:

– Итак, сегодня День Великой Охоты.

– Не может быть!!!

Самарин с удивлением рассматривал двух мужчин, абсолютно раздавленных услышанной по радио новостью.

12. ОХОТА

В темно-синем небе равнодушно умирали облака. Солнечные лучи, набухшие приближающимися сумерками, пронзали их толстыми копьями. Город серел, словно хамелеон, меняя дневную окраску на вечернюю.

На высокой деревянной трибуне стояли Советник юстиции Соммерсет Гид, начальник отдела лицензирования ВБС Спилман Раш и Глава общественного комитета района Оз Иоганесс Сим. Советник юстиции в черном плаще, в великолепной темно-синей треуголке с золотым кантом и пером фазана вскинул вверх руку в тяжелой кожаной перчатке с раструбом до локтя. Огромная толпа на площади притихла. Только хлопал на ветру бесконечный красный транспарант, на котором было написано: «ВБС – Всемирное Благоденствие Счастливцев!»

Тысячи солнечных брызг на мгновение ослепили Гида. Он чуть прикрыл веки и сфокусировал взгляд. Брызги исчезли, а точнее, превратились в тысячи сверкающих наконечников копий, которыми ощетинилась толпа. Гид попытался поймать в прицел хрусталиков хотя бы одного, которого бы он явственно различал, чтобы, как учили, обратиться к нему с речью. Увы. Тысячи размытых, нечетких, перекошенных, шевелящихся рож. Равнодушных и тупых от тяготившего их ожидания. Кроме того, со вчерашнего вечера было объявлено официальное разрешение на употребление травы «богохульник», которое действовало на весь период Великой Охоты. Зеленоватые облачка клубились над толпой, отражаясь в узких зрачках. «Богохульник» делал мысли дерзкими, а мышцы твердыми, как деревяшка, лишая их восприимчивости к усталости.

Гид почти с болезненной четкостью ощущал нараставшее раздражение. Ощущать отношение к себе других было его своеобразным комплексом. Иногда ему казалось, что это – паранойя, незаметно вкравшаяся в мозг с целью выставить его именно параноиком, видящим то, чего на самом деле не существует. Но Гид знал, что это предрассудки. Это не комплекс и уж тем более не паранойя. Он действительно чувствовал, почти различал цвет мыслей каждого стоящего на площади. Они мыслили не словами, не воплями типа «Какого черта!? До Дня Охоты еще две недели!» Нет, это были волны эмоций разной интенсивности, а потому и разной окраски. Что-то вроде энергетических слоев, окружавших человека. Гид всегда чувствовал, как к нему относятся. И всегда боялся, что его разоблачат и узнают об этой способности. Он также знал, что чем больше думать о проблеме, тем труднее скрыть от окружающих, о чем ты думаешь. Один перехваченный взгляд, и в твоих извилинах шарят чужие, волосатые пальцы. Тискают, лапают, обнюхивают.

Гид расправил плечи и резко опустил руку, рубанув затянутой в кожу ладонью воздух – щ-и-их!!! Над площадью запрыгало эхо, усиленное микрофонами, – щи-и-их… и-их… и-их… Гул в толпе стих, но шевеление не прекратилось.

– Господа! Изменение даты Дня Великой Охоты продиктовано чрезвычайными обстоятельствами. ВБС удалось раскрыть заговор клонов!!!

Толпа разорвалась дребезжащей какофонией. Это был злой, ненавидящий, испуганный рык. Копья заколыхались, как камыш на ветру.

– Мы много раз убеждались в природной агрессивности клонов. Но это были отдельные, не связанные между собой случаи. Мы серьезно опасались, что когда-нибудь клоны обретут единство, и неоднократно предупреждали население о возможной перспективе. Увы, правительство осталось глухо к нашим предложениям по ужесточению социальной ориентированности клонов. Отменить институт официальной пластической операции, ввести чип-контроль… Правительство заявило, что мы нарушаем принципы демократии. К черту правительство! ВБС несет полную ответственность за клонирование и не позволит заговору клонов воплотиться в переворот!

Закончив спич, Соммерсет Гид сухо кивнул и сделал полшага назад. Шею микрофонной стойки обхватили узловатые, шелушащиеся пальцы Спилмена Раша. Соммерсет Гид напрягся. Раш умел говорить как никто другой. Хорошо, что свое выступление он запланировал до выступления Раша. Раш прокашлялся и негромко обронил:

– Мне страшно…

Толпа не просто притихла, теперь прекратилось и шевеление. Глухой, изобилующий трещинками, рокочущий голос Спилмена Раша упал на толпу, как дельтапланерист с обрыва.

– Мне страшно от мысли, куда может завести человека самонадеянность. Из года в год мы твердим об опасности и сами же отмахиваемся от нее. Уважаемый Советник юстиции говорил о том, что ВБС ответственен за клонирование. Когда-то да. Но не теперь. Процесс клонирования давно уже вышел из-под чьего-либо контроля. Клонов на сегодняшний день примерно в пятнадцать раз больше, чем изначальных. И они ни в чем не уступают изначальным. Они такие же люди, как и все мы. Нельзя было позволять им становиться людьми.

Спилмен Раш склонил седую голову. Его морщинистое лицо приобрело печать задумчивости. Казалось, он не обращал на толпу ни малейшего внимания. Несколько секунд тишина была непереносимой. Наконец Раш, не поднимая головы, вскинул взгляд на массу, собравшуюся на площади.

– Альберт Трэш – личный клон Сигизмунда Трэша, агент МБР Эдвард Шур, Сэмуэль Харпер – конгрессмен от Центрального округа. Вот имена тех, кто подозревается в заговоре против государства. Вместе с ними замечен Алексей Самарин, клон толланской ветви, первоначально задержанный за незаконное управление нигде не зарегистрированным космокораблем. Впоследствии выяснилось, что лицензией на него обладает Сигизмунд Трэш. Альберт Трэш пытался при помощи агента Эдварда Шура захватить личность Сигизмунда Трэша. Сэмуэль Харпер захватил личность Арчера Харпера и удерживал ее в течение восьми лет! В то время как истинный хозяин, Арчер Харпер, содержался пленником в подвале собственного дома. Клоны Альберт Трэш и Сэмуэль Харпер намеревались, захватив личности и немалые состояния своих хозяев, внедриться в сообщество изначальных, а затем помочь проникновению в него и других клонов. Деньги Трэшей и власть Харперов должны были существенно облегчить им дело. Вполне возможно, что завтра мы проснулись бы совершенно на другой планете – планете клонов.

Толпа была напугана. От испуга один шаг до ярости. А это значит, что впереди не просто Охота, – впереди пляска Страха.

К микрофону приблизил свои толстые и бесформенные губы Глава общественного комитета района Иоганесс Сим. На нем был поношенный пиджак, надетый поверх свитера. В ухе блестела нелепая серьга. Черные провалы глаз говорили о бессонной ночи или серьезной болезни почек.

– Обычно в День Великой Охоты первыми идут отряды молодежи, которые по стародавней традиции обретают мужество в рейде по окраинам Карфагена. Но, учитывая крайне напряженную обстановку и то, что клоны вполне вероятно позаботились о более серьезном вооружении, непосредственно в Карфаген будут введены регулярные части и полиция. Штатские же примут участие в преследовании Альберта Трэша и агента Эдварда Шура, которые, по нашим сведениям, до сих пор находятся в пределах города. Хочу также обратить ваше…

Слова Главы общественного комитета утонули в лязге и грохоте. Над площадью поплыли клубы выхлопных газов. Люди на площади стали вытягивать шеи, дабы увидеть, что происходит. По главному проспекту города шла колонна танков. Это было более чем серьезно. Лица горожан посуровели. В прошлый раз, когда был раскрыт заговор Большой Семерки, танков не было. Над танками, деловито жужжа, пронеслась стайка вертолетов. Толпу накрыло мощной волной взбитого винтами воздуха. Вслед за танками промаршировал взвод тяжелой пехоты в рогатых касках с лицами, наполовину скрытыми под инфракрасными очками. Это делало солдат похожими на гигантских стрекоз.

Какие-то люди в желтой униформе стали вклиниваться в толпу на площади. В руках у них были блокноты, они что-то записывали и выкрикивали фамилии.

Солнце достигло зенита. На улицах стало сразу как-то пыльно и грязно. Обертки из-под шоколадок, смятые сигаретные пачки, полиэтиленовые пакеты цеплялись за людские ноги, будто стараясь скрыться из этого места любой ценой. Извивающаяся, беспорядочная масса стала дробиться на отдельные кучки, и очень скоро в разных направлениях двинулись бесконечные небольшие отряды. Сверкая копьями, темнея вязаными шапками с прорезями для глаз, они исчезали в подворотнях и переулках. Весь город вышел на Охоту, которая в обычное время считалась забавой для молодых. Только когда оно было – обычное время?

13. ПАКГАУЗ ХЕРСТА

Разбитая колея чернела комками не высыхающей даже летом грязи. Словно вылепленные педантичным скульптором следы протекторов ныряли в мутную лужу, а затем, выплывая из нее, исчезали за железными воротами. На облупившейся грязно-зеленой краске ворот виднелись когда-то желтые буквы «Х», «Е», «Т». Железная цепь, небрежно накинутая на дужки свободно болтающегося замка, свидетельствовала о том, что в пакгаузе давно ничего не хранится. Или о том, что кто-то хочет, чтобы остальные думали, будто здесь ничего не хранится. Самарин оглядел заваленный ржавым хламом двор и на мгновение забыл, что он не в своем времени. Иллюзия ложного узнавания. Вот как это, кажется, называется. Или дежавю. На таких заброшенных складах он еще мальчишкой устраивал вместе с друзьями штабы и курил свою первую сигарету, длинный бычок «Ротманса», украденный из консервной банки, стоявшей на лестничной площадке этажом выше и заменявшей соседу пепельницу. Самарин вздрогнул, увидев среди мусора смятую сине-белую пачку. Он попытался прочитать надпись. Неужели «Ротманс»? Нет, – обыкновенное дежавю.

Шур недоверчиво принюхивался. Осенний воздух к вечеру стал прохладным. Шур вопросительно взглянул на Трэша. Трэш удивительно ловко пробирался среди останков каких-то механизмов. Несмотря на все мытарства, он был единственным, чья одежда, казалось, сохраняет свой первозданный вид – такой неброский и элегантный, какой бывает только у дорогих вещей. Не сравнить с пиджаком Шура, отвратительного синего оттенка, будто униформа железнодорожника, с засаленным воротником, торчащими из швов нитками и перхотью на плечах.

Внезапно на троицу налетел ветер, который бывает в городах, построенных в степи или пустыне. Никакое количество зданий не могло избавить такие города от этого ветра, всегда резко меняющего направление и несущего бесконечное количество пыли, – праха, в который все трое весьма скоро могли превратиться. Ветер подвывал, словно пытаясь вытолкнуть незваных чужаков за ворота. Затем, приглядевшись и признав «своих», он также внезапно стих.

Пакгауз Херста тянулся примерно на десять кварталов и представлял собой огромный лабиринт из многочисленных складских помещений, план которого был утерян в незапамятные времена. Кем был сам Херст, никто уже давно не помнил. Легенда гласила, что он якобы торговал мебелью, в полых ножках которой провозилась «Дрема», один из самых страшных наркотиков доисторических времен – бледно-желтый порошок, с первой же дозы навсегда отправляющий человека в состояние полусна-полуяви до конца жизни, или уже полжизни. Пакгауз был куплен предками Трэша около ста пятидесяти лет назад для хранения леса. Это было время Дровяного Бума, на котором семья Трэшей сделала свое огромное состояние. Поговаривали, что это состояние соперничало с активами ВБС.

Трэш приблизился к массивной железной двери, закрывающей вход в какое-то полуподвальное помещение. Четыре стальные полосы, наглухо приваренные к железным косякам, отметали всякую мысль о том, что дверь можно открыть.

– Свежие, – проворчал Шур, погладив рукой полосы, которые действительно выделялись на фоне красно-бурой поверхности двери.

Трэш легонько постучал по железу, взметнув в воздух облачко ржавой пыли. Через некоторое время за дверью что-то заскрежетало. Дверь с трудом поддалась и открылась буквально настолько, чтобы можно было протиснуться. Трэш исчез в темноте. Самарину и Шуру ничего не оставалось как последовать за ним.

Они достаточно долго шли какими-то закоулками. Путь освещал зажигалкой Трэш, рядом с которым шел человек, открывший дверь. Несколько раз Самарин больно обо что-то ударялся, и только ощущение опасности заставило его подавить крик.

Наконец, они оказались в огромном помещении, заставленном до самого потолка, терявшегося в недосягаемой выси, штабелями необработанных досок. Пропетляв в запутанных проходах между штабелями, Трэш и его проводник остановились в небольшой комнатке, естественным образом образованной надвинувшимися со всех сторон нагромождениями досок. Тусклая лампочка, повисшая на тянувшемся из темноты проводе, освещала импровизированный стол и стулья, грубо сколоченные из каких-то деревянных обрезков. На газете, разостланной на столе, валялись консервные банки и буханка черного хлеба. Человек, открывший дверь, плюхнулся на один из стульев, поднял голову и, взглянув на своих гостей, улыбнулся. Самарин и Шур остолбенели – перед ними находился еще один Сигизмунд Трэш. Настоящий Трэш самодовольно рассмеялся.

– Признайся, Шур, даже ты этого не ожидал. Знакомьтесь – Сидхартха Трэш.

– Это и есть твой запасной вариант? – спросил Шур, выковыряв из внутреннего кармана огрызок сигары. – Круто. Ну, и каков же твой план?

Сигизмунд Трэш не ответил. Он коротко и крепко обнял своего близнеца и, даже не присев на железный питьевой бачок, заменявший местному обитателю стул, схватил хлеб и с явным удовольствием впился в него зубами. Шур взял со стола открытую консервную банку и понюхал ее содержимое.

– Сардины, – глубокомысленно изрек бывший специальный агент, – и отнюдь не синтетические. А ты не кисло устроился, Сидхартха.

При всей похожести Сидхартха Трэш все-таки отличался от своего оригинала. Сначала казалось, что это несходство носит неуловимый характер, но, приглядевшись, становилось заметным, что и кожа у него светлее, и волосы, и, самое главное, выражение лица какое-то кроткое, что ли.

– Сидхартха – философ, – не без гордости пояснил Трэш.

– Сидхартха, – обратился к своему двойнику Трэш, во рту которого уже самодовольно дымилась сигара, – а вот, кстати, человек из земного ХХI-го века.

– Вы землянин? – глаза Сидхартхи, более небесного оттенка, чем глаза Трэша, зажглись неподдельным интересом.

– Что значит «землянин»? – настороженно спросил Самарин. – А вы кто?

– О-о, я всего лишь клон. Что такое «клон»? Прижизненное воплощение оригинала.

– Я не совсем понимаю…

– А чего тут понимать, – вмешался Шур. – Он – клон. Человек, обязанный своей личностью изначальному. Вторичный продукт. Как говорится, юридической силы не имеет.

– А как же Сабанья Варрон? – усмехнулся Сидхартха.

– Сабанья Варрон – исключение. Это, во-первых. А во-вторых, Сабанья Варрон был одним из первых клонов. Возможно, процесс клонирования вышел за рамки и…

– И произошла мутация, вы это хотите сказать?

Самарин разозлился. Он аккуратно вынул изо рта остолбеневшего Шура сигару и, затянувшись, сказал:

– Так, хватит. Кто такой Сабанья Варрон?

– Сабанья Варрон – единственный за всю историю человечества клон, работавший в государственном учреждении, по-моему, министром сельского хозяйства. Он вводил дриссовую систему, если я не ошибаюсь… – пустился в объяснение Сигизмунд Трэш.

– А вот и ошибаетесь! – с видимым удовольствием прервал его Сидхартха. – Он предлагал вывести особую породу колонов-клонов, которые бы и обрабатывали сельскохозяйственные угодья!

– Ну и? – подозрительность и раздражение росли в Самарине как снежный ком.

– Его убили. Пьяный дебош в портовом кабаке. Какой-то моряк сказал, что у клонов мужское хозяйство недоразвитое. Сабанья вспылил. У клонов это дело обычное – природная агрессия. Начался мордобой. Парень он был не слабый, и матрос, поняв, что ему не справиться, разрядил в него револьвер. Имел право. Убийство клона не считается уголовным преступлением. Это административное правонарушение, влекущее за собой штраф за нарушение общественного порядка, возмещение убытков хозяину клона, а также выплату моральной компенсации, если суд признает таковое необходимым. Этот Сабанья обошелся матросу в 31 таллер. Мы проходили дело Варрона на юридическом семинаре. – Эдвард Шур потянулся еще за одной банкой сардин.

Самарин наклонился к Сидхартхе:

– Значит, если у меня есть 31 таллер, я могу вас запросто убить?

– 298 таллеров. Инфляция, знаете ли, – вставил Трэш.

– Какие 298 таллеров! – возмутился Шур, – Это же пиратская копия. Штраф будет платить Сигизмунд за незаконное клонирование. Или скажешь, что у тебя есть лицензия на этого парня? Кстати, где тебе его делали? Гаути? Сакамандр?

– Ну все знает! – всплеснул руками Трэш. – Сакамандр.

– Самопал сразу видно. Он и не очень-то похож. Каменный век. Таким способом клонировали еще вашего хваленого Сабанью.

– Что ты понимаешь! Мой отец заказывал его Мастеру.

– Мигуэлю?! Иди ты!

Шур восхищенно провел по щеке Сидхартхи.

– Ручная работа, черт возьми! Но Мигуэль – художник, а художник всегда стремится приукрасить. Мастер обычно работал для отшельников-аскетов, т.е. тех, кто навсегда покидал мир, оставляя вместо себя вот такое произведение искусства. А здесь, как я вижу, все наоборот. Боюсь, твой план, каким бы он ни был, не сработает.

– Это почему же?

– Да потому что любое сканирование подтвердит различия. Мало того, насколько мне известно, работы, подобные работам Мигуэля, Астарти, Сафроньеса и Бурдитта, в западных штатах вообще не считаются клонами. И хотя они не имеют полного набора гражданских прав, их убийство приравнивается к убийству изначального. Представители западных штатов постоянно поднимают в Сенате вопрос о предоставлении подобным клонам полного гражданства и признания их изначальными. Основываются они при этом как раз на различиях с оригиналами. Но эксперты из генетического отдела ВБС каждый раз рубят их поправки на том основании, что различия различиями, а генетикой работы Мигуэля и остальных Мастеров обязаны изначальным, то есть оригиналам.

Трэш достал очередную сигару и задумчиво покрутил ее меж пальцев.

– И психика, – вздохнул Сидхартха.

– Что «психика»? – задал свой очередной вопрос Самарин.

– Человеческий эмбрион с момента зачатия составляет с матерью единое целое. И на развитие его психики сильнейшее влияние оказывает психика матери. Человек, выращенный в пробирке, этого лишен.

– Отсюда вспышки агрессивности? – Самарин пристально разглядывал Сидхартху.

Клон отвел взгляд, но ответил:

– Не знаю. Вспышки агрессивности носят спонтанный характер. Их природа до сих пор неясна. А лично я таких вспышек не испытывал ни разу.

Шур встал, засунув руки в карманы, и стал пристально разглядывать Трэша. Трэш лишь самодовольно пускал сизые облачка.

– Что ты задумал, Сигизмунд?

– Верховный Суд, – был ответ.

14. СТАРЫЕ ГАЗЕТЫ

Когда все уснули, Самарин приподнялся на локте. Ему было тревожно и… скучно. Он оглядел пространство между ящиками и заметил в углу пачку старых газет. Никто не хотел отвечать на его вопросы, зато сколько было задано ему! Он посмотрел на Сидхартху, раскрывшего рот, на Трэша, чей рот затыкала сигара, Эдварда Шура, который спал недвижимо, но готовый проснуться в любой момент и задать жару любому, кто посмел бы покуситься на сон беглецов.

Самарин осторожно привстал. Кровать не могла заскрипеть, ибо ее заменяли струганые доски, прикрытые каким-то невразумительным тряпьем. Самарин подошел к газетам. Они были перетянуты полусгнившей бечевкой. Края, в которые врезалась бечевка, порвались, уничтожив типографский труд. Как и внимание всех читателей прессы, внимание Самарина приковали заголовки.

Заговор семерки. Отголоски

«Прошло уже пять лет, – сообщал репортер, – с тех пор, как был разоблачен заговор Семерки. Многие до сих пор считают этот заговор мнимым. Блестящей провокацией, проведенной ВБС. Однако зададим себе вопрос: почему тогда ВБС этот заговор и раскрыл? Да, отмена официальной пластической операции и чип-контроль…»

Самарин ничего не понял и перекинулся на колонку светской хроники.

Фишман начинает и выигрывает

«Как нам стало известно из неофициальных источников, популярная в Системе дама полусвета мадемуазель Фишман две недели назад разругалась со своим содержателем Соммерсетом Гидом (и откуда у чиновников ВБС такие деньги, или, может быть, она его любила? – Рассужд. редакции). Недолго тридцатилетняя дива оставалась, что называется, не у дел. Уже в прошлую пятницу ее видели с известным меценатом, кинопродюсером и спортивным менеджером Сигизмундом Трэшем (как-то отреагирует на это жена Трэша Виктория?). Впрочем, он ее откопал на какой-то помойке, или мы ошибаемся?»

Светская хроника еще сообщала о том, что Соммерсет Гид развелся с женой, а семейство Трэшей имеет в своем роду, по крайней мере, три брака с женщинами-клонами.

Криминальная хроника показалась Самарину более интересной. Наслюнявленный палец прилип к газетному краю, когда он перевернул страницу и увидел следующий заголовок:

Очередной захват личности

Система в опасности

Миллиардер Сигизмунд Трэш, по всей видимости, мертв

Самарин жадно впился в черные пятна, покрывшие безумным узором бумагу.

«Сегодня из источников, близких к высокопоставленным кругам ВБС, нам стало известно, что клоны Альберт Трэш и Сэмюэль Харпер захватили личности своих хозяев. При помощи агента МБР Эдварда Шура они попытались захватить личности и активы своих хозяев, а также должность Харпера, который был конгрессменом от Центрального округа, чтобы превратить Систему в страну клонов. Как нам стало известно…»

Самарин не стал читать о своей роли в этом не понятном ему заговоре. Ему до сих пор была неясна формулировка «клон толланской ветви». Та его часть, что активно сопротивлялась подступающему безумию, отказывалась верить в происходящее. Более того, он продолжал надеяться, что все это скоро разрешится само собой. Он увидел в газете карту. Это было родное ему Нижнее Поволжье. Только река называлась не Волга, а Валгалла. Странно.

Самарин перевернул страницу, которая упала на предшествующую с тихим шуршанием осеннего листа.

Обезврежена еще одна пиратская точка

«Вчера около 11.45 некий гражданин, пожелавший остаться неизвестным, позвонил в окружное представительство национальной гвардии, сообщив о том, что по улице Карла Випа в доме номер 16 расположена мастерская пиратского клонирования за весьма умеренную плату. Гражданам с пониженным социальным статусом продавались самопальные клоны. Причем брату могли сделать сестру и даже, как поговаривают источники из национальной гвардии, гермафродита (следите за тем, чтобы этот номер не попал на глаза вашим детям! – прим. редакции)».

Приговор – Карфаген

ВБС с прискорбием сообщает семье Иллбурнов, обратившихся 30-го марта в отделение МБР Ситтена о пропаже без вести их родового клона. Ваш клон Сэром стал жертвой собственной вспышки спонтанной агрессии. Он напал на стадо овец, пасшееся на ранчо «Счастье» в районе Мутл. Им загрызено тридцать две овцы…»

Самарин все больше погружался в чтение. Где-то в глубине души тлела догадка. Он листал текущую хронику, и его удивление росло. В разделе «Памятные даты» он обнаружил четыре упоминания об антивеществе и первом его испытании. Это было, если верить различным изданиям, около шести тысяч лет назад. Первый прыжок в гиперпространство описывался весьма подробно (в присвоении правительственных денег обвинялся некий Лу Кин). Вот только один факт отсутствовал. Его фамилия. Не было упоминания ни об Алексее Самарине, ни о Глене Свипе, ни о космодроме Капустин Яр, ни о чем-либо, что могло бы натолкнуть его на еще совсем недавние воспоминания.

В изголовье Сидхартхи Самарин заметил книжку с синей обложкой. На ней желтыми буквами была вытиснена надпись: «Общая философия.» Во вступительной статье объяснялось, что этот учебник по истории философии подходит как для изначальных, так и для клонов. История философии начиналась давно. Около пятнадцати тысяч лет назад. Вот только не было в ней ни Сократа, ни Аристотеля, ни Платона.

Сидхартха Трэш любил читать, но читал он нечто непонятное. Может быть, это своеобразный род художественной литературы? Самарин помотал головой, и взгляд его снова упал на пожелтевшие газетные листы. Газета – дыхание повседневной жизни. Они врут, но врут правдиво, как бы это ни парадоксально звучало.

Что у них здесь происходит? Заговоры клонов? ВБС? Почему он тоже клон? Или не клон, как свидетельствовали тесты Элизы Беккер?

И, главное, ни слова о США, России или, на худой конец, Франции.

Он клон?

15. ШТАБ

Иоганесс Сим смотрел в зеркало, что делал крайне редко. Да, он брился и чистил зубы каждое утро, но ему казалось, что он не помнит своего лица. Все движения, связанные с утренним туалетом, были своего рода ритуалом. Автоматизм делал их ритуалом. Взгляд лишь скользил по зеркальной поверхности, не фиксируясь на деталях. Может быть, он боялся запомнить свое лицо, не хотел знать, какой он? В День Великой Охоты ему почему-то представилось, что было бы, если бы охотились за ним. В первую очередь всех изначальных жителей города снабдили бы его портретом.

Морщины казались траншеями, а кожа какой-то неестественно загрубелой. Но не это волновало Иоганесса Сима. Его волновало другое: на сколько точно зеркало отражает действительность? Вероятно, многое зависит от освещения, от того, насколько ровная у зеркала поверхность и, бог знает, чего еще. Дальше рассуждать не хотелось. Иоганесс Сим потер большим пальцем вздувшуюся вену на тыльной стороне ладони. Три года как он бросил курить и три года не знал, чем себя занять в минуты вынужденного безделья. Иоганесс Сим облегченно вздохнул, когда в кабинет вошел начальник отдела лицензирования Спилмен Раш. Впрочем, это облегчение было обманчивым. Спилмен Раш не являлся приятным собеседником. Мало того, начальник отдела лицензирования юстиции вызывал у Иоганесса Сима, прошедшего тяжелейшую военную компанию в джунглях Уркана, странные ощущения. И, как подозревал Иоганесс Сим, не только у него одного. Лицо Спилмэна Раша скрывало, словно пена для бритья, облачко неестественно белого, густого дыма. Облако раздвигали выползающие из неясно темнеющего рта тугие, почти идеальной округлости, обручи. Соммерсет Гид курил «богохульник». Если бы кто-то другой попробовал курить в кабинете Иоганесса Сима, он не преминул бы каким-либо образом выразить свое недовольство. Но здесь глава общественного комитета района не позволил себе даже поморщиться. Он просто встал и с тоской взглянул на окно. Расширенные зрачки Советника юстиции уперлись в него, как два ствола «Фанубера» 38-го калибра. Гид сел на стул Сима.

– Как я понимаю, вы их не нашли?

Взгляд Сима был полон вызова.

– А в этом была необходимость?

Начальник отдела лицензирования ухмыльнулся.

– Какая вам разница? Ваша задача – найти. Надеюсь, вы понимаете, что финансовые ресурсы Сигизмунда Трэша огромны и послужат прекрасным фундаментом для войны клонов. Наемники из Уркана и торговцы оружием, презирающие Систему, наверное, уже потирают руки.

– С чего вы взяли, что Альберту удалось захватить миллиарды Трэшей? Насколько я понял, «захват личности» произошел достаточно оперативно.

Спилмен Раш отметил про себя, что глава общественного комитета назвал клона просто по имени. В этом не было бы ничего примечательного, если бы Иоганесс Сим был уроженцем западных штатов. Там к клонам относились весьма снисходительно. Но Гид был прекрасно осведомлен, что Сим родился и вырос в Терраске – городке в Южной провинции. А там еще остались люди, пусть и не вслух, но поддерживающие идею о массовой лоботомии клонов и превращении их в рабочих животных для использования на вредном производстве и тяжелых работах. Как-никак, легендарный лидер экстремистской организации «Оупс-крэкх» Сирвил Стам родом был как раз из Терраска. Погромы Сирвила Стама по времени как раз должны были приходиться на мальчишеские годы Иоганесса Сима. Как знать, может, Стам был кумиром будущего главы Общественного комитета района…

– МБР проверило счета Трэшей. Все деньги были сняты еще две недели назад. В распоряжении клонов около трехсот пятидесяти миллиардов. На них можно нанять и хорошо вооружить почти тридцатитысячную армию. А это полномасштабная война…

Сим резко повернулся. Это движение заставило нахмуриться крахмальный воротник.

– Тогда почему… – лицо Сима багровело, он заставлял себя говорить, – почему…

– Вы имеете в виду пакгауз Херста?

– Да-а-а, – хрипел Сим.

– Трэш – не идиот, чтобы соваться туда, где его запросто могут найти.

– Куда же он, по-вашему, пошел?

– А вы не догадываетесь?

Голос Раша вибрировал и извивался, как гимнаст на дымных обручах, вырывавшихся вместе со словами из мутного рта. Казалось, что дым «богохульника» и есть слова, мистическим образом обретшие плоть.

– Харпер. Вот где их надо искать. К счастью для нас, и к несчастью для заговорщиков, их планы были раскрыты достаточно быстро. До самого последнего момента они ничего не подозревали. Таким образом, пока оба главных инициатора заговора – Трэш и Харпер – разъединены, дом Харпера мы не трогали.

– Вы имеете в виду Дворец на Даркен-роуд?

Раш закашлялся. Его глаза выдавили две жемчужные слезинки. Иоганесс Сим знал, что с легкими у советника юстиции все в порядке. Это был смех. Плечи Гида сотрясались в конвульсиях.

– Конечно, нет. У Харпера есть тайная резиденция. Он полагает, что о ней никто не подозревает. Так же как Сигизмунд Трэш свято верит в неуязвимость своего убежища в Пакгаузе Херста.

Иоганесс Сим снова потер вену на тыльной стороне ладони. Он чувствовал себя неуютно. Свитер колол кожу даже сквозь сорочку. Раздражала собственная щетина. Сидевшая с внешней стороны подоконника ворона рассматривала его явно как будущую добычу. Иоганесс Сим понимал, что он всего лишь глава общественного комитета района Оз – небольшой территории на границе с Урканом и многого ему знать не положено, но все-таки он был государственным служащим. Государственный служащий, даже самого низшего ранга, по статусу был выше любого частного лица. Если, конечно, это лицо не представляло интересы ВБС. Правда, это положение не было официально закреплено ни в одном документе, но легче от этого не становилось. Вот и теперь он вынужден был опускать глаза перед советником юстиции ВБС и выказывать унизительную неосведомленность. И все-таки Иоганесс Сим был упрям. Именно это качество помогло ему, уроженцу Южной провинции, получить стипендию в Крайтон-пойнт, а затем добиться назначения в Саттон-гэри – городок на окраине Системы. Пять лет кошмара в провинции с лихвой окупались в будущем. В Центре не любили выскочек, блатных и детей шишек. Суровая школа района Оз давала солидные преимущества. Через пару лет он мог получить назначение в Западный Штат и стать бигменом 2-го класса. А там…

Иоганесс Сим был упрям и всегда прояснял ситуацию до конца, каких бы моральных потерь это ни стоило. Он, хоть и не вызывающе, но достаточно демонстративно поморщился, отмахнувшись рукой от кипенно-белых клубов.

– А почему бы нам сразу не накрыть и Харпера, и Трэша? Одного в его тайном доме, а другого… Кстати, с чего вы взяли, что Трэша нет в пакгаузе Херста? Вы же сами говорили, что он уверен в надежности этого убежища?

– Поберегите вопросы для допроса беглецов.

Сим резко обернулся. За его спиной стоял неизвестно откуда взявшийся Спилмен Раш. Соммерсет Гид мгновенно отступил к двери. Черные полы его плаща щелкнули, как выстрел из пистолета с глушителем. Иллюзию дополнил взвихрившийся дым богохульника.

Раш ухмыльнулся, отчего по его морщинистым щекам пробежало легкое землетрясение.

– Не ждали? Господин глава общественного комитета района…

Раш перекатил во рту тонизирующую жвачку «Смарт».

– …Нам важно, чтобы Харпер и Трэш соединились, и мы взяли бы их вместе. Вы юрист, и не мне вам объяснять, что наличие заговора нужно еще доказать. Если Харперу и Трэшу удастся убедить Верховный Суд в том, что они действовали порознь, мы опять столкнемся всего лишь с «одиночными отклонениями», «спонтанными вспышками агрессии» и тому подобное. Хотя всем давно уже известно, что клоны готовят широкомасштабный заговор…

– Зачем? – совершенно неожиданно для себя самого спросил Иоганесс Сим. Сигизмунд Раш выронил папироску с богохульником. Маленький светлячок обиженно заскакал по полу, постепенно рассыпаясь на тысячу маленьких, тут же гаснущих искр. Спилмен Раш чувствовал! Да, он чувствовал, что с этим Симом что-то не так. Спилмен Раш развел руками.

– Ну, дорогой мой!

Иоганесс Сим с отчаянием человека, припертого к стенке, продолжал:

– Зачем им заговор? Для чего? Чтобы клоны по всей Системе, из совершенно разных и почти независимых друг от друга провинций, штатов и районов начали плести сеть заговора? Даже не зная толком, кто из них клон, а кто нет? Извините, но верится с трудом.

Спилмен Раш аккуратно вынул изо рта жвачку и положил ее в специальный кожаный кармашек на жилетке.

– Дорогой мой! Успокойтесь! Вы, право, как ребенок. Как это, для чего им нужен заговор?

– Вот именно – для чего?

– Неужели не знаете?

– Представьте себе, нет!

– Для того чтобы править миром.

Иоганесс Сим на несколько секунд оказался парализованным простотой ответа. Раш воспользовался его заминкой и перешел в наступление.

– Да, штаты, провинции и районы практически независимы. У них разные традиции, законы, экономика, разные языки. Но клоны везде одинаковы. Везде они в той или иной степени ущемлены и чувствуют свое униженное положение. Согласитесь, им есть за что ненавидеть человечество. А теперь представьте, что будет, если клоны захватят власть над планетой?

– Даже не представляю. Я мало верю в сильные различия между клоном и человеком.

– Я даже знаю, почему вы в это слабо верите. Рассказать?

– Сделайте одолжение!

(Ох, и сгубит когда-нибудь это упрямство главу общественного комитета района! Ему бы сейчас встать и пойти проверять караулы…). Иоганессу Симу ужасно захотелось курить. Выплюнув последнюю совершенно губительную для себя фразу, он угрюмо уставился на окурок Соммерсета Гида, валявшийся у входа. Рядом с окурком возвышалась скала походного сапога советника юстиции. Сам он стоял со скрещенными на груди руками, опершись спиной о косяк, и ждал рассказа Спилмена Раша. Раш умел отлично рассказывать. Ходили упорные слухи, что он прошел несколько начальных ступеней спецшколы Убийц-разговорников.

– Терраск. Южная провинция. Милый дом, милый край. Босоногое детство, первая сигарета, потеря девственности. Рассказы стариков о стычках с исайями, легенды о Пятне. Господи, какой же мальчишка не трясся от страха, слушая вечером у костра ужасы о Пятне! Одним словом, романтика. И тут начинается восстание Сирвилла Стама. Он назвал свою банду «Оупс-крэкх». Если не ошибаюсь, именно такой звук издает ломающийся позвоночник. Признайтесь, Сим, он ведь был вашим идолом?

Иоганесс Сим с трудом оторвал взгляд от окурка. Никто не знал правду о Сирвилле Стаме. Никто из простых смертных. Те, кто знали, белели костями в шахтах Саппуга. Да, он был мальчишкой. И в тот вечер ушел на луг ловить королевскую саранчу. Всем известно, что перед королевской саранчой не могла устоять ни одна рыбина в Большой Стреле… Его удивил дымок, поднимавшийся из-за обрыва. Он подполз к краю обрыва, свесил голову вниз, чтобы посмотреть, откуда дым. Сырой речной воздух массировал обгоревшие на летнем солнце щеки, достань-трава щекотала шею, прилившая к голове кровь вызывала чувство опьянения. Дым вырывался из небольшой пещеры в известняковой стене обрыва. Пещеру невозможно было разглядеть ни сверху – со стороны луга, ни снизу – берега реки. Цепляясь за корни достань-травы, он спустился как можно ниже и повис почти над самым входом в пещеру. Ели Спилмен Раш сейчас расскажет ему то, что он услышал тогда…

И Спилмен Раш рассказал. Спилмен Раш умел отлично рассказывать.

– В учебниках по новейшей истории Системы о Сирвилле Стаме пишут с негодованием, в котором, однако, можно явственно различить нотки одобрения. Впрочем, разве можно верить учебникам? Вам-то, господин глава общественного комитета района Оз, прекрасно известно, что этот радикал и экстремист никогда не охотился на клонов. Наоборот – он был лидером движения за равные права. Что вы хотите, Южная провинция – родина романтики. Там еще живы традиции Походов за Справедливостью, когда старший сын каждой семьи отправлялся по городам и весям спасать нищих, помогать бездомным, вступаясь за поруганную честь и прочее, и прочее. В Терраске, если не ошибаюсь, и поныне можно встретить нарисованный на заборах символ Справедливости – сердце с надписью: «Не для продажи».

Соммерсет Гид рывком отлип от косяка. Его затуманенные богохульником зрачки выскакивали из глазных яблок.

– Послушайте, Раш, так Сирвилл Стам…

– Да, советник юстиции, да. Сирвилл Стам убивал изначальных.

– Всех убитых потом объявили клонами, – глухо проурчал Сим.

– Вот именно, клонами. Об этом, правда, никто не знает. Не должен знать. Равные права! Очередная утопия. Любой здравомыслящий человек понимает, что равные права – это утопия. Клон, Иоганесс Сим, это не просто копия. Быть клоном – значит быть обязанным. А если вы кому-то чем-то обязаны, вы уже находитесь в неравном положении с этим «кем-то».

– Да, но ведь никто не спрашивает клонов, хотят они появиться на свет или нет, – продолжал упорствовать Иоганесс Сим. На тыльной стороне его ладони уже появилось красноватое пятно, а он все тер и тер набухшую вену.

– А кто спрашивает мнения холодильника или кондиционера? Мы творим, и мы распоряжаемся тем, что сотворили. Хотел бы я посмотреть на вашу физиономию, если бы против вас восстала ваша мебель.

– Люди не мебель.

– Южанина не переделать.

В дверь постучали. Иоганессу Симу показалось, что это заколачивают крышку его гроба. В комнату ворвался поток сияющих пылинок. В дверь просунулась лохматая голова. Лохматая голова огляделась, втянула ноздрями воздух и, выхватив из собравшихся Раша, доложила:

– Мистер Раш, мы привезли его.

Раш недовольно поморщился. Дверь распахнулась, и взорам находившихся в кабинете открылась фигура национального гвардейца в желтой форме. Сзади маячил человек, глаза которого были совершенно безумны. Иоганесс Сим увидел его лишь мельком, но лицо ему показалось знакомым. Спилмен Раш в мгновение ока оказался у двери, загородив своей сутулой спиной и гвардейца, и стоящего за ним человека с безумными глазами. Дверь захлопнулась. Лишенная солнечной подсветки пыль оседала на пол. Соммерсет Гид нехорошо улыбался.

– Послушайте, Сим, – медленно, с трудом произнес Гид, – а вы, часом, сами не клон?

И тут Сим вспомнил человека, которого привел лохматый гвардеец. Это был Алексей Самарин, клон толланской ветви, объявленный объектом экстраординарной охоты вместе с мятежными клонами Альбертом Трэшем, Сэмюэлем Харпером и примкнувшим к ним агентом МБР Эдвардом Шуром. Выводы глава общественного комитета района из этой информации сделать не успел. В комнату снова вошел Спилмен Раш. Он пересек комнату и остановился за спиной у застывшего в ожидании Сима.

– Послушайте, мистер Сим, – произнес Раш и положил руки на плечи главе общественного комитета района. Затем его колено влетело между его лопатками, а руки небрежно, но с какой-то неодолимой силой дернули плечи назад. Затрещал позвоночник. Как будто рвали брезент.

– Оупс-крэкх, – сказал Спилмен Раш и отряхнул ладони.

16. ПЛАН

Даже в пакгаузе, где не было окон, ощущалось, что наступила ночь. Лампочка, свисавшая откуда-то из безумной выси, стала тусклее. Глаза собеседников слипались. Самарин чувствовал, как на его лысом черепе пробивается щетина новых волос. Значит, клетки его организма продолжали функционировать вопреки тому абсурду, который их окружал. Все молчали. Только огонек сигары Трэша поблескивал сквозь хлопья пепла. Временами пепел срывался и планировал во тьму. Тогда огонек вспыхивал ярче и с едва уловимым шумом пожирал очередную порцию зеленого табачного листа. Самарин мотнул головой, поежился липкими от пота лопатками и спросил:

– Кто-нибудь сможет рассказать мне все?

– Ты хочешь знать правду, сынок? – полусонно отозвался Шур.

– Брось прикидываться, Алекс, – совсем не зло добавил Трэш, – тебе же все известно. Лучше расскажи, почему тебя кинули твои хозяева из ВБС?

– Какие хозяева? Я даже не знаю толком, что такое ВБС.

– Да ну! Хотел бы я отправиться туда, где не знают, что такое ВБС.

Трэш с сожалением затушил окурок сигары.

– Ты не прав, Сигизмунд, – отозвался Шур, – мальчик не при делах. Я бы на его месте давно сошел с ума. Парню помогли транквилизаторы, которые ему ввели перед стартом. Правда, скоро наступит депрессивный период. Хорошего мало. Так что оставь его в покое. Лучше расскажи мне, что ты задумал и знает ли об этом Сидхартха? Было бы обидно потерять такое произведение искусства. Кстати, сколько Трэши заплатили Мигуэлю? Говорят, он был сумасброден в плане цены. Одним давал безумные скидки, с других драл три шкуры.

Сидхартха, который, казалось, уснул, встрепенулся.

– Это удивительно! – воскликнул он с неожиданным жаром. – Забавный казус. Можно даже сказать, парадокс. Кого мне считать отцом: Мастера или Сигизмунда Трэша? Или отца Сигизмунда Салмана?

Трэш ласково потрепал его по щеке. Толстые пальцы, способные гнуть пивные крышки, нежно скользнули по коже Сидхартхи.

– Ты – Трэш. Ты – настоящий Трэш. В тебе течет наша кровь. Кровь тех, кто создавал Систему. Им ведь не понять этого, Сид. Ты понимаешь?

– Я понимаю, – Сидхартха коснулся в ответ щеки Сигизмунда, – Трэши изначально и навсегда.

– Они хотят стравить нас. Альберт был паршивой овцой. Он был чересчур прагматичен. С самого детства он вбил себе в голову, что раз ему ни за что не сделать карьеру в обществе, где клоны и изначальные разделены, значит, можно компенсировать это другим, и пустился во все тяжкие, пользуясь возможностями семьи: женщины, выпивка…

– Это у вас наследственное, Сигизмунд. Я помню еще твоего отца. Леди Моргана, твоя мать, не показывала виду. Она ведь была настоящей аристократкой из Саммарша. Говорят, ее предки застали времена Больших Пятен… – Эдвард Шур машинально подобрал затушенный Трэшем окурок и повертел его в руках.

– Не просто Больших Пятен, Эдвард, а Суперпятен. 18 тысяч лет по этой планете ходят Трэши. И мы не выродились. Не стали сгустком воспоминаний о былых подвигах…

– Не потому ли, что Трэши не гнушались родниться с клонами?

При этих словах Шура Сидхартха вскочил, задев головой лампочку. Тени, кривляясь, промчались по лицам.

– Мистер Шур, – голос Сидхартхи дрожал, верхняя губа подергивалась, словно стремясь вырваться из плена лица, – мы… мы…

Шур раздраженно махнул рукой:

– Сядь. Ох уж мне эта аристократическая патриархальщина. Человек отвечает за клона, клон за человека. Мы в глубокой заднице, а вы рассуждаете о чести и родовых традициях. Сигизмунд, я хочу услышать твой план – это раз, и я хочу знать, что ты украл у ВБС – это два. Откуда взялся твой дубликат, который сейчас нагло утверждает, что он – это ты, – это три.

Сигизмунд сидел, низко опустив голову. Глянув исподлобья, он остановился взглядом на Сидхартхе. Сидхартха понимающе кивнул.

– А я тебе говорил, Сид, – медленно начал Трэш, – что им до нас? Им никогда не понять, что такое кровь.

– Слушай, прекращай, – крикнул Шур, – я тоже не с Толлана свалился! Аристократы хреновы, голубая кровь! И клоны у них, видишь ли, особенные – аристократические! Черт с ним, пусть я быдло, черная кость, но нам нужно как-то выкручиваться.

– Шур, Эдвард, успокойся, держи себя в руках. Хочешь немного «Смарта»? – палец Трэша заполз в карман жилетки.

– Давай, – буркнул Шур. Через мгновение его губы ухватили серую массу, а затем начали раздуваться щеки. Сонное выражение глаз тут же куда-то исчезло.

– Так-то лучше, – удовлетворенно заметил Трэш. Затем он откашлялся, шмыгнул и полез в задний карман брюк за платком.

– Мой план прост. Для чего нужны клоны?

– Ты меня спрашиваешь? – Шур был расслаблен, он медленно перекатывал во рту тонизирующую жвачку.

– Нет, это так, риторический прием. Для чего нужны клоны? Для того чтобы в нужный момент заменить хозяина. Не хочется тебе идти на скучный, но обязательный прием – пошли вместо себя клона. Тебе осточертела слишком навязчивая любовница? А клон на что? Альберт был в таких случаях просто незаменим. Апломба ему хватало… Хотя я все-таки не жалею о нем. Скотина была порядочная. По-моему, он и к Вики пробовал подкатываться…

– Не отвлекайся.

– Так вот. Кто-то посылает клона вместо себя сдавать экзамены. Кто-то – служить в армию. А те, кто с уголовными наклонностями, обеспечивают себе с помощью клона алиби. Поэтому так мило сердцу жителя Системы пиратское клонирование. Больше у тебя денег – больше можешь нашлепать клонов. Легче будешь жить. Но это философия мещанская.

– Естественно! У аристократов – другое дело. Там клоны – прямо дети родные! – не унимался взбодрившийся «смартом» Шур.

– Члены семьи. Ты знаешь наше правило: один ребенок – один клон. Мы с детства росли вместе с Сидхартхой…

– А как же Альберт? – ехидство Шура все увеличивалось.

– Альберт – официально зарегистрированный клон. Для ВБС. Каждый Трэш имел персонального клона, который был ему наперсником и братом. И в нужный момент клон должен пожертвовать собой ради клана. Так было всегда!

– И так будет! – эхом отозвался Сидхартха. – Есть Система, и есть Трэши.

– Трэши навсегда, – закончил за него Шур. – Валяй дальше.

Самарин внимательно слушал каждое слово. В его голове что-то начинало потихоньку проясняться.

– И вот такой момент наступил… – торжественно начал так и не севший на свое место Сидхартха.

– Подожди, Сид, – прервал его Трэш, – Сейчас, действительно, не до проповедей. ВБС не на тех напал. Они каким-то образом умудрились изготовить мой дубликат в рекордно короткие сроки…

– А каким это, интересно, образом? – прервал Трэша Шур. – Сдается мне, ты многое знаешь о секретных технологиях ВБС. Иначе, зачем бы им так наседать на тебя. Шутка ли – представителя одного из древнейших родов объявили клоном. Что ты украл у них, Сигизмунд?

– Можешь не верить мне, Эдвард, но ничего. Абсолютно ничего. ВБС просто захотел прибрать к рукам деньги Трэшей. Но это им трудно будет сделать. Я еще поглумлюсь над этой дешевкой – Спилменом Рашем. Мне даже трудно представить, что я помог ему стать начальником лицензионного отдела!

– Говорят, он Разговорник? – встревожился Шур.

– Послушай, Эд, чего вы в МБР так боитесь Разговорников? По-моему, это всего лишь очередной миф. Как и Пятно.

– Это не миф, Сигги. Далеко не миф. Я собственными глазами видел, как Разговорник уделывал урканского шамана, вернувшегося из Пятна. А из Пятна возвращается далеко не каждый. Но вернувшись… А с чего это вдруг ты стал думать, что Пятна – миф? Еще секунду назад ты так увлеченно рассуждал о Трэшах, кто чуть ли не в родстве с Суперпятном.

– Это – родовая память. Пятно – такой же символ клана, как и охотничий секатор. Может быть, когда-то эти пресловутые Пятна и существовали, но сейчас… Ты же взрослый человек, Эд. Ладно, теперь о деле. Мой план прост, как сама Система. Сидхартха подаст в Верховный Суд иск на ВБС. В Верховном Суде он представится моим именем. ВБС, естественно, пошлет в Суд мой дубликат, неизвестно как изготовленный за такое короткое время. Обычное сканирование быстро установит различия.

– Отлично! – воскликнул Шур. – Сидхартхе только останется доказать, что клон именно тот, кого представил ВБС, а не он сам. Тесты, хоть мы и смеемся над ними, пока еще имеют юридическую силу…

– Совершенно верно, Эд. Все-таки я не зря платил тебе такие большие деньги. Ты чертовски сообразителен. Но!

Сигизмунд Трэш поднялся, схватил Сидхартху за шею и резко повернул спиной к слушателям. Скудный свет лампочки выхватил из полумрака небрежно подстриженный затылок. Трэш приподнял пальцами волосы Сидхартхи. Самарин и Шур увидели синее пятнышко, которое при ближайшем рассмотрении оказалось полумесяцем с ручкой на конце.

– Боевой секатор Трэшей! – восхитился Шур. – Ты сделал клону татуировку изначальных! Сигги, это – уголовное преступление. Хуже только нелегальная пластическая операция и захват личности.

Трэш самодовольно усмехнулся, отпуская Сидхартху.

– Этому знаку почти пять тысяч лет. Он зарегистрирован в Центральной геральдической палате. Каждый новый член семьи Трэшей делает эту татуировку в присутствии членов Совета Десяти. Так что Сидхартха – мой официальный родной брат. Татуировка изначальных, один из немногих атрибутов старой доброй Системы, до которого ВБС не добрался. Ни один из членов ВБС не знает в точности всей процедуры татуировки. Это – прерогатива лишь Отцов-основателей системы. Десять родов хранят ритуал в секрете пять тысяч лет. С того самого времени, когда было изобретено клонирование.

Сидхартха победоносно улыбнулся и сел.

– Сомнений не возникнет ни у кого, – продолжал Трэш. – Из того Совета Десяти, при котором делалась татуировка Сидхартхе, в живых осталось только трое. И они с готовностью подтвердят, что Сидхартха – изначальный.

– Один из членов Совета – Соммерсет Гид. У него я что-то не припомню татуировки изначального. И сдается мне, что настоящий Гид сейчас где-нибудь в Карфагене или на дне одной из шахт Саппуга. По-моему, все это бред. Ты мог бы воспользоваться своей собственной татуировкой.

– Ты же видел, Шур, что гвардейцы окружили здание. Я не успел бы добраться до Суда. Они раздели бы меня и облазили вдоль и поперек, пока бы не нашли татуировку. А потом она оказалась бы на теле их дубликата, а у меня исчезла.

– Я так понял, – хлопнул ладонью по импровизированному столу Самарин, – существует не заговор клонов, а заговор этого вашего ВБС.

– Господи, ну какая умница этот толланец! – расхохотался Шур.

– Он не совсем толланец, если быть точным, – вмешался Сидхартха.

– Это неважно. Ты не зря выкупил на него лицензию, Трэш.

– И еще я кое-что понял, – ровным голосом продолжил Самарин, – я – собственный клон Сигизмунда Трэша, на которого он купил лицензию?

– Э-э-э, не совсем так, сынок. Ты – клон толланской ветви. А значит, не можешь быть личным.

– И на том спасибо, – кивнул Самарин.

– Но на тебя можно купить лицензию. То есть, если тебя клонируют, то все получившиеся клоны будут принадлежать семейству Трэшей. Это, конечно, не личные, родовые клоны. И прав у них будет меньше, и то да се. Но тебе беспокоиться нечего. Если ты о рабстве. Просто ты лишен гражданских прав. Только и всего. А кому они нужны, эти гражданские права? Право, не знаю. Вот у Сигизмунда сколько этих прав было? А теперь сидит в дровяном складе и грозится ВБС Верховным Судом! Это смешно. Кто может выиграть Верховный Суд у ВБС?!

– Я выиграю, – сверкнул глазами Сидхартха, – клянусь Сабаньей Варроном.

– Ты не понимаешь, – засуетился Трэш, – они только кажутся такими всесильными. Главное – создать прецедент…

– Да ладно, «прецедент». Судя по тому, что они сделали с Соммерсетом Гидом, Арчером Харпером и тобой, Сигизмунд, в Верховном Суде, наверное, все судьи уже заменены дубликатами. Давайте спать.

17. ОТРЯД

Когда пятнадцать человек появились из-за угла здания общественного комитета района Оз, простые граждане спешно начали застегивать пуговицы на воротниках и вскидывать вверх волочившиеся до этого по земле копья. Суровые серые лица разрывали вечерний воздух на куски. Их глаза источали презрение к штатским. Они шли уверенными, пружинистыми шагами, впечатывая в остывающий асфальт шоколадные обертки и сигаретные пачки. Их руки небрежно опирались на деревянные приклады; пряди жестких от пыли волос непокорно выбивались из-под сдвинутых на затылки касок; ко лбам прилипли жутковатые инфракрасные очки. Раздраженный их присутствием вечер быстро становился тоскливым. Их настоящих имен никто не знал. Паук, Профессор, Нос, Портной… Спецподразделение «Ласточки». Неувядаемые герои киноиндустрии. Символ потной, неумолимой и всепобеждающей мужской плоти. Смерть против Смерти.

Они двигались быстро, поблескивая в сумерках многочисленными знаками отличия, свидетельствовавшими о том, что это не просто удальцы из «Ласточек», а настоящие ветераны, каждый из которых в одиночку мог отразить небольшой набег из Уркана или разоружить гангстерскую группировку. Люди смотрели им вслед, наблюдая за тем, как хлопают по бедрам саперные лопатки. Темные треугольники на спинах свидетельствовали о том, что эти пятнадцать человек проделали внушительный марш.

– Вы из Карфагена? – крикнул солдатам самый дерзкий мальчишка на улице. Сержант улыбнулся сорванцу скупой улыбкой атлета и, мягко взмахнув рукой, обронил:

– На, поиграй.

В воздухе мелькнула серебряная пчела. На мгновение она вспыхнула звездой в свете уличного фонаря и шлепнулась мальчишке на ладонь. Мальчишка вскинул к темному небу веснушчатый блин немытого с самого утра лица и завопил:

– Ух ты-ы-и-и…

Его тут же окружили сверстники. После недолгой борьбы пацан, наконец, разжал ладонь. На ней вальяжно развалилась серебряная гильза 42-го калибра.

– Гильза от «Сантра»! – воскликнул кто-то.

– Серебряная! – гордо прокомментировал мальчишка.

– И вовсе не от «Сантра»! – заспорили сразу несколько голосов. – У «Ласточек» только «Вервольфы». Это от «Вервольфа».

Солдаты не слышали спор. Из пункта «А» в пункт «Б». Приказ вместо сердца. Еще несколько шагов, и они остановились у небольшого автобуса. Неряшливый водитель обозначил себя выглядывающим из расстегнувшейся рубашки животом. Пупок хитро подмигнул подошедшим.

– Здорово, служивые, – лениво бросил водитель и выплюнул окурок.

Профессор, бывший сержантом, протянул руку.

– Документы.

Водитель полез в необъятные карманы помятых и пропахших бензином и мазутом брюк. К сержанту подплыла смятая бумажка. Профессор недовольно поморщился: «Ох уж эти штатские!»

– Направлен в ваше распоряжение Спилменом Рашем, – с удовольствием растягивая слова, процедил водитель.

– Спилменом Рашем? – удивился сержант. Приказ вместо сердца! Если водителя прислал Спилмен Раш, значит водитель не прост. Следует к нему присмотреться.

– Куда едем? Может, по девочкам? А?

Профессор еще раз внимательно просмотрел документы, старательно водя над строчками пальчиковым фонариком. Затем он протянул их обратно водителю, пристально оглядел его лицо и равнодушно ответил:

– Копи.

– Копи? – Водитель выглядел разочарованным и озадаченным одновременно. – Но там же ничего нет. Только пустырь, заросший цап-царапом. Он мне все скаты проколет.

– Копи, – повторил сержант и махнул рукой. В открытые двери автобуса бесшумно заскользили серые тени. Паук, Нос, Портной, Юла, Бочка…

Тяжело плюхнулся на свое сиденье водитель. Рядом с ним, аккуратно пристегнувшись, устроился Профессор.

– Давно из-за Моря? – спросил водитель, выжимая сцепление, и, немного помедлив, добавил, – Вальдес.

– Профессор, – отрекомендовался сержант.

– Конспирация, да? – хитро подмигнул Вальдес. – Понимаю… Ну, что там за Морем? Они готовы присоединиться к Системе?

– Не совсем.

– То есть, как это не совсем? – Вальдес уверенно крутил баранкой, хотя лучи дальнего света раздвигали тьму несколько натужно. Город уже остался где-то сзади, мерцая кучкой тусклых огоньков. Автобус ойкал и чертыхался на ухабах проселочной дороги. За окнами мелькали неясные очертания едва различимой в темноте растительности. Иногда ветки скребли по стеклам, и что-то шелестело под колесами.

– Что значит «не совсем»? – повторил Вальдес.

Нужно ли знать простому водителю последние политические новости? Вряд ли. А если этот водитель послан Спилменом Рашем? Тогда он сам должен все знать. А может быть, это – проверка? Часть запутанной игры?

– Они хотят создать свою Систему. Систему Ароппы.

– Но Система может быть только одна, – Вальдес казался искренне изумленным.

– Конгресс Ароппы не против единой Системы контроля над клонированием, но только в пределах своего континента.

– Разве это возможно? Ведь генеральная лицензия на клонирование выкуплена ВБС еще пять тысяч лет назад. Ерунда. Население Ароппы слишком религиозно. Они всегда были против клонирования.

Вальдес закурил дешевую сигарету. Вонючий дым наполнил кабину. В сержанте стремительно нарастало раздражение: здесь каждый разбирался в баскетболе и политике.

– Свобода, Вальдес. Кто-то, может быть, и против клонирования, но оно пять тысячелетий является неотъемлемой реальностью нашего мира. Рано или поздно Ароппа войдет в Систему. Конгресс не может запретить клонирование.

Вальдес покачал головой:

– Свобода… А если кто-то захочет производить Мелькающий Луч? Это тоже свобода?

– Мелькающий Луч – самое опасное оружие во Вселенной, поэтому его не может производить частное лицо…

Проверка! Он проверяет его на лояльность. Да как этот шоферюга… Внезапно сержант напрягся. В мозгу надсадно завыл сигнал тревоги. Что-то тут было не так. Разговорник! Это же убийца-разговорник! Разговорник. Разговорник. Разговорник. Тошнота сжала горло невидимыми тисками, пытаясь вытряхнуть из сержанта утреннюю порцию сухого пайка. Профессор закряхтел, заваливаясь на переднюю панель. Изо рта потекла слюна, смешанная с желчью. Ему захотелось немедленно умереть. Вальдес небрежно похлопал его по спине.

– Это все от плохой пищи. Тебя укачало, приятель. Если хочешь, мы можем остановиться.

– Не-е-ет, – прохрипел сержант, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы распрямиться. Его пальцы судорожно царапали бугристую кожу кобуры, тщетно пытаясь дотянуться до перламутровой кнопки.

– Как знаешь, – пожал плечами водитель и отвернулся. Тошнота мгновенно отступила. Разговорник. Их вез разговорник. Это означало только одно. Если они не выполнят приказ, они все будут мертвы. Все до одного. И им не помогут ни новенькие «Вервольфы», ни секреты рукопашного боя. Видимо, дело настолько важное, что Спилмен Раш не доверяет даже «ласточкам».

Внезапно раздался непереносимый скрежет, переходящий в пронзительный визг. Стекла автобуса мгновенно покрылись сеткой трещин. «Ласточки» инстинктивно взяли оружие наизготовку.

– Началось,– раздраженно забурчал Вальдес,– заросли Цап-Царапа. Плакала моя лошадка.

– Через двести метров, – сказал сержант, сверяясь с картой, – должна быть тропа. По ней Харпер посещал свое убежище. Вот здесь,– Профессор ткнул пальцем в черную линию, пересекающую розовое пятно, призванное, видимо, изображать заросли цап-царапа. Вальдес бросил короткий взгляд на карту и кивнул. Его нога утопила педаль газа до отказа. Визг стал еще нестерпимее. Хрустнуло одно из стекол. Осколки посыпались прямо на Паука. Он отпрянул от окна, в которое стремительно ворвались сухие ветки, усеянные колючками. Одна из них успела хлестнуть Паука по плечу. Звякнула, отлетев в сторону, пластина бронежилета. Паук вскрикнул и схватился за плечо. Из-под его пальцев выползли змейки крови. Солдаты, как по команде, вскочили с мест и сгрудились на полу в центре салона. Автобус упрямо рвался вперед, ломая кусты Цап-Царапа. Грохнул проткнутый колючками баллон. Через мгновение последовало еще два взрыва. Автобус запетлял, шелестя сдувшимися шинами. Вальдес непрерывно матерился, подскакивая на сиденье. От этого произносимые им ругательства выглядели несерьезно. Сержант не смог сдержать улыбки, когда Вальдес, в очередной раз подскочив, ударился головой о потолок, уронив сверху несколько особенно забористых выражений. Приземлившись на сиденье, Вальдес дернул синий тумблер на приборной доске. Вслед за щелчком послышалось легкое шипение. Хлопанье проколотых шин мгновенно прекратилось. Автоматическая вулканизация – догадался сержант. Автобус пошел ровнее, но продолжалось это недолго. Неожиданно колеса забуксовали, надсадно взревел двигатель. Лобовое стекло угрожающе затрещало.

– Гнездо, – закричал сержант, указывая на что-то в темноте. Проехать сквозь гнездо Цап-Царапа можно было только на танке, но никак не на стареньком автобусе.

– Как же мы сбились с тропы?

– А хрен его знает, – ответил Вальдес, производя какие-то манипуляции над приборной доской, – может, по этой тропе лет сто никто не ездил.

– В том-то и дело, что ездил. Сдается мне, что гнездо Цап-Царапа появилось здесь не случайно. Теперь от гнезда в считанные дни разойдутся побеги по всей тропе. Надежнее защиты нет. Что будем делать?

– Не боись, сержант, прорвемся, – ответил Вальдес и, щелкнув огромным рычагом, добавил, – готово!

В носовой части автобуса раздался скрежет, который завершился лязгом неведомой огромной челюсти. Вальдес схватился за рычаг и надавил на красную кнопку. Перед автобусом что-то вспыхнуло, и тут же раздался грохот.

– Крупнокалиберный пулемет, – восхищенно закричал сержант.

– Бери выше, начальник, – повернулся к нему Вальдес, – электрическая турель.

– Хороший автобус, – одобрительно кивнул Профессор, с удовольствием разглядывая мечущиеся в лучах фар куски Цап-Царапа. Наконец Вальдес отпустил гашетку, и грохот смолк. В свете фар клубился сизый пороховой дым. Дорога вновь стала свободной. Автобус, утробно заурчав, двинулся вперед. Буквально через несколько метров он уперся носом в железные ворота.

– Приехали.

Шепот сержанта показался неуместным после грохота выстрелов. Автобус дернулся вперед. Ворота упали, подняв столб пыли. Неслышные тени заскользили одновременно из передней и задней дверей: Паук, Нос, Юла, Портной, Бочка… Также бесшумно, переговариваясь только жестами, они заняли позиции вокруг замершего двухэтажного коттеджа. Дом казался абсолютно необитаемым. Равнодушно поблескивали водосточные трубы. И тут парадная дверь распахнулась. На пороге появилась согбенная фигура с поднятыми руками.

– Сдаюсь, – произнес низкий, хриплый голос. Мощный луч фонаря вцепился в лицо стоявшей на пороге фигуре.

– Харпер, – удовлетворенно произнес сержант. Харпера тут же подхватили под руки и втолкнули обратно в дом. Вальдес остался колдовать у растерзанного Цап-Царапом автобуса.

В доме было сыро и неуютно. Посередине гостиной на постеленной на полу газете стоял старенький телевизор. Тут же рядом с ним валялось ватное одеяло, видимо служившее Харперу постелью. Разбросанные по нему крошки свидетельствовали о том, что Харпер ел там же, где и спал. Повсюду лежал толстый слой пыли. Харпера посадили на единственный стул. На него было направлено несколько военных фонарей. Сержант медленно прохаживался перед пленником.

– Вы ожидали Сигизмунда Трэша и его сообщников?

Харпер поднял насмешливое лицо. Он не казался испуганным. В его глазах можно было прочесть сожаление, но не страх. «Крепкий старик!» – с уважением отметил Профессор.

– Я не очень-то любил Сигизмунда, но, признаться, ему я бы обрадовался больше, чем вам.

В комнату вошел Вальдес. Он вытер перепачканные маслом руки и отшвырнул грязную тряпку в угол.

– Вы не зря недолюбливали Трэша, Арчер, – вмешался в допрос водитель. – В настоящий момент, бросив вас, он направляется к урканской границе.

– Арчер? – изумился сержант. – Но нам сообщили, что здесь скрывается клон Сэмюэль Харпер.

Харпер засмеялся.

– Успокойтесь, сержант, – Вальдес ничуть не смутился, – я просто оговорился.

– Оговорился… – растерянно повторил сержант, переводя взгляд с Харпера на Вальдеса. И тут Вальдес крепко схватил сержанта за воротник и, приблизив губы к его уху, заговорил. Его слова сливались в теплый, мутный поток. Запах бензина и мазута снова вызвал приступ тошноты, такой же, как недавно в автобусе. Профессор пытался уловить смысл хотя бы отдельных фраз, но они мгновенно распадались на слова. А слова – еще быстрее на рокочущие звуки. И все-таки он мог поклясться, что понимает смысл того, о чем втолковывал ему Вальдес. Он мгновенно догадался, что это – предатель. Человек, потерявший честь. Офицер, потерявший честь. Приказ вместо сердца. Он не выполнил приказ. Нет, неправда. Он всегда выполнял приказы! Хотя… Сержант вспомнил. Тогда в Уркане. Джунгли. Листья паппоры, липнущие к лицу. Мокрые от пота камуфляжи. Натертое «Фанубером» бедро. «Фанубер» – хорошее и точное оружие, но не для джунглей. Он был новичком, он еще не знал множества тонкостей. Тонкости. В этой жизни слишком много тонкостей. Они мешают выполнять приказы. А приказ – это жизнь. Потому что приказ заменяет сердце. Он отпустил Пятно. Почему он отпустил Пятно? Он не помнил. Ведь это так легко – газовая граната и все. Но Пятно ушло невредимым. Может быть, потому, что ему показалось, будто это последнее Пятно на планете? Их никто не видел пару тысяч лет, не меньше. Только легенды… Может, это вообще было не Пятно. Он не помнил. Сержант не успел разобраться в своих воспоминаниях. Острый кол вонзился ему в сердце. Горло сдавило так, что отчаянно захотелось кричать, орать во всю глотку. Но вместо крика он сумел выдавить из себя лишь слабый хрип. Сержант попытался вдохнуть. Это вызвало страшную боль. Кол в сердце зашевелился, и сержант, он же Профессор, повалился на пол, хватаясь руками за сердце. Приказ… До самого последнего мгновенья он верил, что боль отпустит. Сержант ошибался.

– На помощь! – крикнул Вальдес, бережно придерживая тело сержанта. В комнату вбежали Паук и Юла.

– Кажется, инфаркт, – Вальдес отпустил Профессора. В глазах заполняющих комнату солдат заметались неясные подозрения. Многие на ходу передергивали затворы «Вервольфов». Вальдес распрямился во весь рост и неожиданно командным голосом произнес:

– В связи с трагической кончиной сержанта с кодовым именем Профессор командование на себя принимаю я.

Паук угрожающе повел стволом:

– Почему ты?

Вальдес молча повернул к ним внутреннюю сторону лацкана своей рубашки. На «ласточек» злобно зыркнул серебряный череп.

– Разговорник! – пронеслось по рядам ошалевших ветеранов.

– Высшей ступени, – подтвердил догадку Вальдес. – Я думаю, вопрос закрыт. А теперь занять обозначенные планом позиции. Живо!

– Есть! – Паук.

– Есть! – Юла.

– Есть! – Бочка.

– Есть! – Портной…

Походные ботинки застучали по паркету. Вальдес обернулся к Харперу.

– Вы не сможете удержать утечку информации, убивая всех, кто наткнулся хотя бы на намек, – Харпер спокойно встретил тяжелый взгляд Разговорника, – рано или поздно все станет известно всем. Тем более если Трэшу удастся прорваться в Уркан.

– Я обманул вас, Харпер. Трэш придет сюда. Ведь эти самые намеки ему сделали вы. К тому же Трэш не знает и десятой доли того, что знаете вы.

– Как вы меня нашли? Ах, да – Сэмюэль. Теперь он – это я. Я – это он. Вам не кажется все это слишком запутанным?

– Кажется, – согласился Вальдес, – но это, как вы догадываетесь, продлится недолго.

18. I LOVE THIS GAME

Самарин открыл глаза и, несмотря на то что лампочка, свисавшая с потолка на длинном грязном шнуре, по-прежнему тускло освещала штабели неоструганных досок, понял – наступило утро. Все тело ныло. Самарин чувствовал, как медленно, но неотвратимо к нему подбирается безумие. А что, если все происходящее вокруг – только плод больного воображения, а на самом деле он находится сейчас в психиатрической лечебнице, сидит на стуле, одетый в смирительную рубашку, и смотрит перед собой невидящими глазами? На мгновение его охватила уверенность, что усилием воли можно вырваться из этого кошмара и вернуться в нормальный мир, где он был обычным геологоразведчиком. Самарин закрыл глаза, напрягся и вновь открыл их. Тут же он увидел трясущего его за плечо Эдварда Шура.

– Вставай, Самарин, пора двигаться дальше.

Нос Самарина уловил запах сигары Трэша. Все было слишком реальным, чтобы походить на бред. Он поднялся и огляделся. За импровизированным столом сидели двое незнакомцев. Один из них курил сигару Трэша и выглядел весьма самодовольным горожанином: пижонские бакенбарды, смуглая кожа и пышная рыжая шевелюра, на которой непонятно как удерживалась синяя бейсболка с надписью «Я люблю «Кабальерос». Второй с увлечением ел сардины из консервной банки и походил на преподавателя сельской школы: клетчатый пиджак, длинные усы и деревенский румянец. Самарин с недоумением уставился на Шура. Шур хитро подмигнул ему и расхохотался, хлопнув полосатыми подтяжками о крепкий торс.

– Отличная маскировка, не правда ли?

Шур пододвинул Самарину ящик.

– Здесь есть все необходимое, чтобы изменить внешность. Хитрец Сигизмунд не счел нужным посвятить нас во все подробности. Здесь лишь перевалочный пункт. Когда ищейки ВБС придут сюда, они обнаружат лишь окурки и консервные банки. Мы решили, что ты будешь пилотом дальних рейсов на каникулах. Летная форма будет тебе к лицу.

Самарин увидел зеленый пиджак с разноцветными планками и серебряным значком в виде ракеты на рукаве.

– На, надень вот это.

Шур протянул Самарину парик. Брюнет с сединой на висках. Самарин увидел свое отражение в зрачках Шура и остался доволен: он с трудом узнал себя.

– Куда мы направляемся? – спросил Самарин, приглаживая волосы, которые казались на удивление натуральными. – Ведь в городе, насколько я понял, идет Охота.

– Никакая Охота не может отменить финал Суперлиги. Сегодня мои «Кабальерос» играют против «Супережей», – пояснил Трэш.

– Матч принципиальный. «Супережи» – команда ВБС, – добавил Шур.

Самарину показалось странным, что люди, объявленные вне закона, думают о таких вещах, как баскетбольный матч. Он не преминул высказать свои сомнения на этот счет.

– Наоборот. На матче вероятность того, что нас поймают, практически равна нулю. Там будет двадцать пять тысяч человек. Мы легко затеряемся в толпе. К тому же нам удастся выяснить, как далеко продвинулись поиски властей. Слухи и сплетни, понимаешь ли, – терпеливо объяснил Шур.

Наскоро проглотив несколько галет, Самарин, облизывая припорошенные крошками губы, двинулся вслед за Шуром, Сидхартхой и Трэшем.

На улице их немедленно атаковало солнце. В городе царило веселье. Синий и Зеленый. Цвета «Кабальерос» и «Супережей». Многие прохожие не скрывали того, что были пьяны. Некоторые из почитателей Бахуса толпились у входа пивного ресторана «Гамбринус», опираясь на желтые копья.

Асфальт усеяли пластиковые стаканчики и мини-термосы из-под пива. Нестройные голоса тянули гимн «Кабальерос»: «Мы и только мы». К ним с воодушевлением присоединились Трэш и Сидхартха. Людской поток, направляющийся к «Стэдион-Арена», подхватил Самарина, Шура, Трэша и Сидхартху и втиснул в омнибус на воздушной подушке. Клацнули двери, и омнибус, задевая полосатым брюхом зеленые верхушки пихт, поплыл мимо деревянных высоток, бегущей наперегонки детворы и влекомых ветром разноцветных воздушных шариков с рекламой новой пены для бритья.

Огромная толпа брала штурмом ворота «Стэдион-Арена». Над ней бесновались флаги «Кабальерос» и «Супережей». У самого спортивного сооружения бесформенная человеческая масса начинала приобретать стройность и внутреннюю структуру. Она разделялась на зеленые и синие ручейки, направлением и толщиной которых незаметно, но решительно управляли полицейские в кричащей красной форме. Шур уже успел купить где-то зеленые шарфы с эмблемой «Кабальерос», и теперь они полностью слились с толпой. Самарин, больше привыкший находиться в небольших коллективах либо в замкнутом пространстве орбитальных станций, несколько растерялся. Он все время боялся упустить из виду своих путников, которые в отличие от него чувствовали себя как рыба в воде. Они на ходу передавали ему какую-то снедь и пузырящиеся напитки. Периодически зеленый поток выкрикивал что-то эмоциональное и агрессивное. Синий поток отвечал дружным ревом, и с обеих сторон летели пластиковые стаканчики и разноцветные фантики. В такие минуты полицейские усиливали свое давление на толпу. Когда Самарину показалось, что он полностью потерял ориентацию, в глаза ему ударил ослепительный свет, загрохотали тамтамы, усиленный динамиками бодрый голос провыл невнятную, но оглушительную фразу. Самарин почувствовал, что его усаживают на твердую и скользкую поверхность. Прямо перед ним далеко внизу находилась крохотная баскетбольная площадка, на которой выделывали пируэты практически голые девицы. В центральном круге стоял человек с микрофоном в руках и орал дурным голосом. Слов Самарин разобрать так и не смог, но, похоже, это мало кого волновало. Атмосфера была накалена до предела. Самарин с удивлением отметил, что Сигизмунд Трэш очень нервничает. Видимо, матч действительно имел для него огромное значение. Правда, смотрел он почему-то не на площадку, где команды уже готовились вступить в игру, а куда-то в сторону. Шур наклонился к Самарину и проорал ему прямо в ухо:

– Сигги чувствует себя не очень-то уютно. Он привык смотреть матчи из ложи VIP.

Самарин не обратил на эти слова никакого внимания, его взгляд был прикован к площадке, где происходило что-то странное. Все игроки стартовой пятерки «Супережей» выглядели довольно необычно. Сначала Самарин не понял, с чем это связано, но постепенно до него дошло, что пятеро темнокожих гигантов были абсолютно одинаковыми. В смысле телосложения и фигуры. Он повернул изумленное лицо к Трэшу. Сигизмунд Трэш трясся от ярости.

– Это черт знает что такое! – прошипел он. – Пятеро Шакил О?Нилов! А меня лишили лицензии за то, что я пытался клонировать Майкла Джордана в пяти экземплярах. Эта сволочь – Спилмен Раш – лично мне сказал: одна лицензия – один Джордан. Вот скоты!

– Пятеро Шакилов сметут кого угодно! – весело закричал Эдвард Шур, потирая руки. – Посмотрим-посмотрим!

– Шакил и сын Шакила! – зло пробурчал Трэш. – Пятеро центровых, пятеро О?Нилов. Снесут кого угодно? Может быть. Но только не пятерых Майклов Джорданов. Джордан велик.

– Велик-то он велик. Но только где ты возьмешь пятерых Джорданов? Нет их у тебя! Я лично поставлю на «Супережей»! – уверенно заявил Шур и щелкнул пальцами. Перед ними возникла полуголая девица в кружевном фартуке. Шур сунул ей несколько зеленых купюр и получил пластиковую карточку с двумя кнопками. Такую же карточку приобрел Сигизмунд Трэш.

– Электронная карта для ставок, – объяснил Самарину Шур и нажал на синюю кнопку.

– Предатель! – немедленно отреагировал Трэш, утапливая зеленую кнопку.

– Прекрати злиться, Сигги. Просто мне жалко своих денег.

– Если бы тебе было жалко денег, ты бы не ставил на «Супережей». Шакил – хороший игрок, у него отличные физические данные, но он глуповат.

– Пятеро Шакилов затопчут кого угодно, – упрямо повторил Шур и, приставив ладони ко рту, закричал, – Шак-Атак!

– Ты с ума сошел, – ткнул его в бок Трэш, – мы же в Зеленом секторе.

– Черт! – выругался Шур, воровато оглядываясь на соседей. Но те ничего не замечали, поглощенные происходящим на арене. А там рефери вывел короткую трель на свистке и подбросил оранжевый мяч кверху. Игра началась. Один из Шакилов легко выиграл вбрасывание и кинул в прорыв своего двойника. Но оранжевая сфера непостижимым образом прилипла к черной руке игрока в зеленой форме «Кабальерос». Зал охнул – перехват был просто фантастическим. Отличившийся игрок тем временем, развив бешеную скорость, проскочил мимо растопыривших руки двойников и, не добежав до трехсекундной зоны буквально полшага, неожиданно взмыл вверх и, буквально перелетев через голову последнего Шакила, находящегося, между прочим, на высоте два метра восемнадцать сантиметров, вонзил мяч в корзину. Замершая толпа издала чудовищный рык.

– Фантастика! – выдавил потрясенный Сидхартха. – Это просто фантастика. Он держался в воздухе несколько секунд! Нет, это фантастика!

Шур молча указывал пальцем на забившего мяч игрока и с изумлением разглядывал Трэша. Наконец, он произнес:

– Это не Айзия Томас.

Трэш кивнул. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке.

– Ты прав, это не Айзия Томас.

– Но выглядит он как Айзия Томас!

– Не только ВБС умеет жульничать.

– Что это, Сигизмунд! Он же играет как Майкл Джордан. Только Джордан может так летать.

– Совершенно верно, Эдвард. Джордан – величайший.

– Но… Так вот почему тебя преследует ВБС! Это какая-то новая технология клонирования?

– И опять верно. Это скрытое клонирование. Внешне человек может выглядеть как угодно, но все качества передаются от оригинала без изменений: реакция, рефлексы, быстрота мышления и так далее. Круто, правда?

– Но как тебе удалось?

– Ты не поверишь. Соммерсет Гид.

– Не может быть! – Шур был явно озадачен. – Что, лично Соммерсет Гид?

– Ну, не лично, конечно. Через Харпера.

– Знаешь, что я тебе скажу, Сигги?

– Что?

– И тебе, и Харперу конец. Полный и бесповоротный. ВБС не позволит никому нарушить свою монополию.

Трэш пожал плечами:

– Позволит или не позволит – это мы еще поглядим, а пока 26:20 в пользу моих «Кабальерос».

Закончилась первая четверть, и на площадке вновь появились полуголые девицы, начавшие выделывать свои очередные па. Человек с микрофоном опять что-то заорал. В ответ на его крик в ложе VIP встала женщина и поклонилась зрителям. Трэш вцепился в пластмассовые подлокотники и прошептал:

– Вики!

Как бы подтверждая его слова, человек с микрофоном душераздирающе провыл:

– Ви-и-и-икто-о-ор-и-и-я-я-я Трррррррррррээээээш!!! Владелица несравненных «Кабальерос»!

– Она же ничего не знает о скрытом клонировании, – продолжал бормотать Сигизмунд Трэш.

– Слушай, здесь не только она. Здесь кое-кто еще из твоих знакомых, – толкнул Трэша Шур и кивнул в сторону женщины, сидящей через два ряда от них. Трэш увидел ее и попытался сползти куда-то вниз.

– Фишман. Это Фишман, – заскулил Трэш.

Нелли Фишман, словно почувствовав что-то, посмотрела прямо на них. Сначала ее взгляд равнодушно скользнул по разгоряченным лицам болельщиков, а затем неожиданно остановился прямо на Сигизмунде Трэше.

– Черт, – выругался Трэш. Эдвард Шур галантно улыбнулся. Нэлли Фишман какое-то время еще сомневалась, а затем поднялась во весь рост. Нелли Фишман была известной в городе куртизанкой. Женщиной по вызову самых высоких стандартов. Ее репутация, находившаяся в тот момент на высоте одного метра восьмидесяти сантиметров над уровнем пола, сразу же привлекла к себе всеобщее внимание. Самым страшным для беглецов было то, что Нелли Фишман привлекла внимание Виктории Трэш. Вики увидела свою соперницу и мгновенно проследила за траекторией ее взгляда. На лицах обеих были надеты очки с матовыми стеклами. Самарин успел отметить, что видел их на пожилом человеке с лентой через плечо на портрете в лаборатории Элизы Беккер, где его тестировали на принадлежность к клону. Казалось, с тех пор прошло столетие. Самарин неожиданно вспомнил выражение лица человека, которого он электрическими разрядами направлял к выходу из лабиринта. Нет, он не мог быть виртуальным двойником. Затравленность невозможно смоделировать, а компьютер не выделяет адреналин. Самарин взглянул на съежившегося Трэша. И Трэш, и Шур прекрасно знали то, чего не знал Самарин. Матовые стекла специальных очков позволяли рассмотреть мельчайшие детали объекта, находящегося на значительном расстоянии при сравнительно небольшом увеличении. Они как бы фокусировали глаза, делая зрение орлиным. Теперь прекрасный камуфляж казался ему глупой школьной буффонадой, когда мальчики для смеха переодеваются в девочек и наоборот. У большей части публики таких очков не было. Зрители чувствовали, что происходит что-то из ряда вон выходящее, но толком ничего не могли понять и, вытягивая шеи, вертели головами. Трэш стряхнул с себя оцепенение, и его фальшивые бакенбарды заскакали к проходу. В непосредственной близости от них возникло гранитное лицо секьюрити, что-то говорившего в радиомикрофон. Внезапно свет в зале мигнул, и тут же завыла сирена. Перекрывая низкий, рокочущий гул, из динамиков вырвался повелительный голос:

– Всем оставаться на местах и соблюдать спокойствие. По нашим сведениям, в зале присутствует опасный государственный преступник Альберт Трэш. По законам Охоты любой, заметивший Трэша, обязан немедленно сдать его гвардейцам ВБС либо убить на месте. Внимательно оглядите соседей. Сверьтесь с охотничьим сканнером. Рядом с ним могут находиться: клон толланской ветви…

Эдвард Шур не стал дожидаться, когда ему в грудь ткнут охотничьим сканнером. Он вскочил, выхватил из нагрудного кармана удостоверение и дурным голосом заорал на весь свой сектор:

– Я – офицер МБР! Вон они!

Его рука метнулась куда-то в сторону. Две тысячи лиц синхронно повернулись в указанном направлении.

– Южная трибуна, выход из сектора 6 «А», – надрывался Шур, – принять все меры к задержанию. Стрелять только усыпляющими.

На выходе из сектора 6 «А» началось какое-то движение. Со всего стадиона туда устремились охранники, гвардейцы ВБС, а также подвыпившие любители Охоты. Началась давка. Затрещали пластиковые сиденья, чье-то тело полетело с верхнего яруса вниз, женский визг на мгновение оглушил всех присутствующих. В мгновение все двадцать тысяч пришли в неистовство. Это был первый в истории финал Суперлиги, прервавшийся подобным образом.

Самарин, Сидхартха и Трэш, пробираясь к выходу, чувствовали себя достаточно уютно за спиной Эдварда Шура. Лакированные туфли последнего беспрерывно мелькали в воздухе, сталкиваясь с чьими-то подбородками и скулами. Вскрики обладателей скул и подбородков тонули в общем шуме.

Вырвавшись наружу из «Стэдион-Арена», беглецы не испытали облегчения. Громкоговорители руководили вновь начавшейся Охотой. Город в мгновение ока превратился в ощетинившееся желтыми наконечниками чудовище. Чудовищная гидра шевелила щупальцами в переулках и подземных переходах и тяжело дышала богохульником, дым от которого клубился зеленой тенью на вечернем асфальте. Брусчатые стены небоскребов стали еще выше. Сужаясь кверху, они заслоняли тускнеющее небо от беглецов. Кольцо сжималось.

– К Харперу! – заорал Сигизмунд Трэш. Эдвард Шур буквально оторвал дверцу от такси на воздушной подушке и, не обращая внимания на вой противоугонки, сел за руль. Самарин и Сидхартха едва успели смять кожу заднего сиденья, как взревел стартер, и омнибус почти вертикально ушел вверх. Метнулись в сторону несколько воздушных прогулочных шаров, какого-то зазевавшегося воробья сбило ветровым стеклом. Хриплый динамик вызвал водителя такси и предложил немедленно возвращаться в парк. Шур, не глядя, схватил его за покрытое желтой изоляцией горло, вырвал из гнезда и вышвырнул в окно. Разноцветные провода потянулись вслед, подрагивая пальцами размахрившихся концов.

Когда показались городские окраины, Сигизмунд Трэш неожиданно расхохотался. Его толстые щечки тряслись так комично, что Шур, несмотря на напряжение, улыбнулся.

– Поздравляю, – сказал он, не оборачиваясь, Самарину и Сидхартхе, – наш босс сошел с ума.

– Нет, ты ошибаешься, – отпарировал Трэш, – еще никогда я не был в столь здравом рассудке. Меня смешит ВБС. Огромная машина, правящая практически всей планетой уже пять тысяч лет, центр передовых технологий, не может справиться с четырьмя совершенно безобидными гражданами. Мало того, их сегодня публично унизила команда, принадлежавшая человеку, которого они объявили вне закона и сделали объектом Охоты. Или мы действительно сошли с ума и ничего не понимаем, или здесь что-то не так.

– Опять пять тысяч лет, – буркнул с заднего сиденья Самарин. Шур и Трэш, как по команде, повернулись назад. Шур даже перевел омнибус на автопилот.

– Он опять за свое? – спросил Трэш Шура.

– Да говорил же я тебе: парень – не при делах. Не веришь? Смотри. Самарин, как ты думаешь, какой нынче год на дворе?

У Самарина застучало в висках.

– 3060. Конец апреля.

– Кто тебе это сказал?

– Элиза Беккер во время тестирования. А потом, вы сами поминали теорию относительности, пространственно-временной континуум… Получилось, что на Земле прошла тысяча лет с момента моего старта. Все выглядело логично… Значит, прошло гораздо больше времени? Но зачем было врать?

– Это не Земля, Самарин.

Самарин выглянул в окно. Машину облепила тьма. Она была не похожа на ту черную бесконечность в казахской степи. Слово темнота он охотно заменил бы на мрак. Полный, беспросветный мрак. Это не Земля. Он один-единственный. Абсолютная единица. И за ним идет непонятная только ему одному погоня. Но ключ к отгадке обязательно должен быть. Самарин был исследователем и остался им здесь, среди непроходимого мрака. Он должен разобраться и расставить все на свои места. Возможно, в убежище пресловутого Харпера будет больше отгадок.

Так думал не только Самарин. Так думали все. И Сигизмунд Трэш, вцепившийся в приборную доску, чтобы не вылететь на вираже (он сидел как раз с той стороны, где Эдвард Шур так бесцеремонно оторвал дверь), и мирно спавший Сидхартха, всю свою жизнь доверивший хозяину и хладнокровно облетавший провода теперь уже бывший агент МБР Эдвард Шур. Они неслись к Харперу, надеясь на помощь. Надеясь разобраться в этом хаосе. Надеясь доказать свою невиновность. А возможно, просто понять. Понять, кто они такие на самом деле. Что осталось бы от этой надежды, которая гнала их по вечернему небу, если бы они знали о засаде в тайном убежище Харпера?

19. НИЧЕГО ЛИЧНОГО

Его окружали тысячи незнакомых предметов. Они впивались в его гудящий мозг своими замысловатыми очертаниями, загадочными гранями и таинственным назначением. Он не знал (или не помнил?), зачем он здесь. На него, не отрываясь, смотрело существо с худым морщинистым лицом. За его спиной сидело еще одно, одетое в кожаный плащ. Впрочем, он не знал, что эта матово-черная накидка именно плащ. Он вообще ничего не знал.

– Соммерсет, – произнесло морщинистое лицо, – и что с ним теперь делать?

Для него эти слова ничего не значили, кроме набора пугающих звуков. Он помнил только Тьму. Сначала Тьма, а потом резкий Свет. Резкий хлопок раскрывшихся парашютом легких, и ни с чем не сравнимая боль, когда миллион иголок впиваются в твое нутро. Странное ощущение плоти. Кто выдернул его из Тьмы? Сколько он находился в ней? Секунду? Вечность? Впрочем, понятие «время» тоже для него ничего не значило.

Свет ему нравился больше, чем Тьма. Но обилие предметов утомляло. Он все время боялся на что-нибудь наткнуться, потому что это что-то снова могло погрузить его во Тьму.

– Сэр, не мне давать советы начальнику отдела лицензирования ВБС, – сказал человек в плаще.

Снова эти звуки. Они извлекают их с помощью отверстия, через которое он всасывает пространство. Пространство, которого не было во Тьме. И пространство ничего не значило для него, как и время. Он попробовал издать звуки, наподобие существ напротив. Получится или нет? Он неожиданно закричал. Человек в плаще отшатнулся. Морщинистое лицо осталось неподвижным.

– Раш, что это с ним? Он не опасен?

Спилмен Раш пожал плечами.

– Мы только начали вводить память. Черт его знает, на что он способен…

Память? В голове что-то напряглось. Он вспомнил: «Самарин». Что это? Затем пришла уверенность: Самарин – это он. Видимо, каждый предмет в Свете имеет название. Он – Самарин. Во Тьме предметов не было, не было и названий.

– По сути дела, – продолжал Спилмен Раш, – мы сейчас наблюдаем полное отсутствие личности. И даже больше – отсутствие «Я». Он не соотносит себя с миром. По идее, его мозг должен был просто лопнуть еще несколько часов назад. Вероятно, в настоящий момент он испытывает что-то вроде боли. Поэтому и кричит.

Существо, назвавшее себя Самариным, напряглось. Звук «боль» показался знакомым. Под оболочкой головы опять что-то напряглось, и пред глазами поплыли бесконечные серые квадраты. Он бредет среди них, и вдруг – удар, точнее укол… И снова серые клетки, уходящие куда-то далеко вперед, повороты и уколы, которые становятся все больнее и больнее, пока не валят его с ног.

Соммерсет Гид нервно прошелся по комнате.

– Этот клон нам больше не понадобится. Даже если мы поймаем Самарина. Он нам не нужен. Я всегда скептически относился к ускоренному клонированию. С подобными клонами потом вечно бывает столько хлопот. Каждый второй – псих. Сколько их мы отправили в Карфаген?

– Однако это все время срабатывает, – не отрываясь от лица Самарина-2, ответил Спилмен Раш, – Так было с Харпером. Теперь и с Сигизммундом Трэшем. Подавляющее большинство уверено, что быстро клонировать можно только неорганику, мертвую материю. А человек должен расти и развиваться, как любое живое существо. Конечно, неудобства есть. Слишком быстрый рост клеток приводит часто к патологиям, возникают проблемы с психикой. Зато никто не знает о возможности полного сканирования мозга и записи всех его импульсов и химических реакций. Никто не знает, что можно вложить в голову совершенно чужое сознание. Если, конечно, голова, в которую это сознание вкладывают, предварительно будет пустой. Благодаря секрету ускоренного клонирования ВБС имеет колоссальное преимущество перед своими противниками. Глупо было бы им не воспользоваться. А противников у нас много. Все эти крикуны, требующие уничтожить Карфаген, утверждают, что агрессивность клонов – миф, доставшийся нам от менее грамотных в научном отношении предков. Они сами не верят в свою болтовню. Единственное, что им нужно, – захватить ВБС и поделить его между собой на части. А есть еще Древнейшие. Аристократические семейства с признаками явного вырождения на лицах. Как они гордятся своим происхождением, своим богатством! Как им не нравится, когда им указывают, что делать, «выскочки» из ВБС! Ты знаешь, я хохотал, глядя на лицо Харпера, когда ему сообщили, что он клон, захвативший личность своего хозяина.

– Надо думать, что он был очень зол.

– Признаться, я надеялся, что он свихнется. Понятие об изначальности передалось ему через тысячи поколений Харперов. И тут на тебе: ты – клон.

– Согласен. Ускоренное клонирование не предназначено для массового использования, – Соммерсет Гид наклонился, силясь разглядеть что-то в мутном взоре Самарина-2, – но в отдельных случаях отлично помогает.

– Вот именно! К тому же, отходы ускоренного клонирования помогают нам пополнять нашу любимую комнату страха – Карфаген. Боже, что за монстры там обитают! Ты себе не представляешь. Они ведь там еще и плодятся.

– Ты хочешь сказать…?

– Да, Соммерсет, да.

– Но как они…?

– Да так же, как и ты, и я. Сексуальный инстинкт – самый непреодолимый из всех инстинктов. Его невозможно сдержать. Мы иногда проводим там неофициальные зачистки – зрелище не для слабонервных.

– А если эти монстры когда-нибудь разовьются во что-нибудь более серьезное, у них возникнет подобие организации, и они вырвутся на свободу? Они, наверное, агрессивны?

– Для этого и проводится ежегодная Охота. Молодежь учится быть мужчинами и не любить клонов, а заодно во время рейдов по окраинам Карфагена регулирует численность его обитателей. Надежно и просто. Кроме того, не забывайте, что рядом граница Уркана. Этих дикарей не может держать в узде ничего, кроме страха. Некоторые из них иногда отваживаются заходить в Карфаген. Их рассказы дополняют легенду. Есть у нас и еще кое-какие спецметоды. Впрочем, тебе о них лучше не знать.

Голова болела. Он смотрел на двух существ напротив и ждал, что они как-то решат эту проблему. Они или похожие на них всегда решали его проблемы. Когда из него что-то начинало вытекать или выпадать, ему подносили полые предметы. Когда у него урчало в животе или сушило горло, ему приносили что-то и вкладывали в отверстие в голове или протыкали правую конечность, торчавшую из бока чуть ниже головы, и вставляли туда что-то гибкое и прозрачное, заполненное текучим и фиолетовым. Если он натыкался на бесчисленные предметы, окружавшие его со всех сторон, и испытывал боль, с ним что-то проделывали, и ему становилось легче. Он всегда ощущал опеку. Он был полностью зависимым от этих существ. Но сейчас он понял, что отношение к нему изменилось. Он чувствовал исходящую от них угрозу. Адреналин мощными толчками вторгался в кровь. Его охватил страх, и он снова закричал.

– Похоже, он входит во вкус. Может, заткнуть ему рот кляпом? – неуверенно предложил Соммерсет Гид.

– Да-а, этот самаринский клон начинает раздражать. Жаль, что не удалось использовать его. И рост прошел удачно, и сканирование мозга началось неплохо. А потом эта толланская тварь сбежала вместе с Трэшем и Шуром. Никаких проблем не было бы, если бы этот парень сейчас был вместо настоящего Самарина рядом с нашими беглецами.

– А я всегда недолюбливал толланцев. Неплохая ферма, но… сам посуди, первый толланец на Аквилоне и уже пустился во все тяжкие.

– Недолго им осталось. По моим сведениям, они едут к Харперу. Там в засаде мои люди. Скоро вся Система узнает, что ВБС стоит на страже общественного порядка и что заговор клонов отнюдь не наша выдумка, с помощью которой мы якобы подчиняем мир.

Спилмен Раш в упор посмотрел на Соммерсета Гида. Гид не выдержал и отвел взгляд.

– И что теперь делать с этим куском мяса? – он кивнул на Самарина-2, сидящего напротив. Самарин-2 поежился, пытаясь расправить плечи в тесноте смирительной рубашки.

– Как обычно. В Карфаген.

Он вздрогнул. Карфаген. Этот звук в последние минуты разговора повторялся чаще других. Существа произносили его с особым нажимом. И вновь страх мурашками пробежал от пяток до затылка. Воспоминание о Тьме стало нестерпимым. Он не понимал почему, но ему не хотелось снова во Тьму, хотя там не было ни угроз, ни страха. Ему было хорошо на Свету. Внезапно, словно подчинившись безотчетному порыву, он вскочил со стула и ударил плечом существо в плаще. В воздухе мелькнули желтые шпоры. Раздался грохот. Плащ заскрипел о половицы. Самарин-2 бросился к прямоугольному отверстию в зеленой стене. Железная рука Раша настигла его у двери и больно сжала шею. Затем он увидел стремительно приближающийся косяк, и мгновенная вспышка залепила сознание. По лицу что-то потекло. Было невыносимо больно.

Спилмен Раш оторвал окровавленное лицо Самарина-2 от косяка и крикнул:

– Стоять!!!

Он тупо рассматривал красное пятно на краю прямоугольного отверстия. Ярость клокотала в горле и вырывалась наружу хрипящими звуками. Он рычал.

– Дрянь такая! – крикнул Раш и несколько раз тряхнул Самарина-2.

Соммерсет Гид поднялся с пола.

– Патруль! – громко приказал Гид.

В комнату вбежали двое гвардейцев.

– В Карфаген. Немедленно.

Самарина-2 выволокли во двор. Подвижное пространство, наполненное звуками и запахами, скользнуло по разбитому лицу. В глаза ударил солнечный свет. Ему стало легче. Свет лучше, чем Тьма. Цепкие щупальца существ тянули его за смирительную рубашку, заставляя ткань возмущенно трещать. Его потащило куда-то вверх. Зеленое жесткое полотнище хлестнуло по лицу, вновь разбудив боль. Он снова оказался во тьме. Но эта была не та Тьма, которую он боялся. Сквозь небольшую щель прорывался пыльный, желтый луч. Хлопнул закрывшийся борт. Взревел двигатель. Выхлопные газы ворвались в легкие. Самарин-2 закашлялся и закричал, стараясь передать существам свой страх и свою ярость:

– Карфаген!!!

Машина тронулась, и его опрокинуло навзничь. Он больно ударился плечом обо что-то острое. Снова боль. Внутри организма хрустнуло, какая-то его часть сдвинулась с места. Он не знал, что вывихнул плечо. Он знал, что ему плохо. Этого было достаточно.

Несмотря на тряску, Самарин-2 приподнялся. Ненависть, страх и ярость помогали забыть боль. Он запомнит это. Теперь он все будет запоминать. Смирительная рубашка на правом плече стала свободнее. Видимо, то, что сдвинулось внутри него, освободило место внутри чужой, искусственной оболочки, в которую его заключили. Он начал усердно шевелить плечом. Пот разъедал глаза и не давал крови превратиться в сухую корку на лице. Вскоре ему удалось высвободить правую конечность из смирительной рубашки. Дальше было намного легче.

Некоторое время он рассматривал белое пятно рубашки на полу кузова. Это его успокоило. Вместе со спокойствием вновь вернулась боль. Болело лицо, и очень сильно болело неестественно вывернутое плечо. Самарин-2 потрогал его левой конечностью. Затем потрогал здоровое плечо и убедился, что симметрия тела, так удивлявшая в первые часы жизни на Свету, нарушена. Это может быть опасным. Нужно вернуть все в начальное положение. Не осознавая до конца, что делает, он схватил левой рукой за правую кисть и что есть силы дернул. Новая вспышка боли бросила его во Тьму. Это конец.

Но вскоре, к своему облегчению, он почувствовал, как желтый пыльный луч шарит по его векам. Он открыл глаза и засмеялся, засмеялся впервые в жизни. Плечо болело, но гораздо меньше. Правая рука вновь могла действовать. Он ощутил, что может изменять этот мир, может бороться с существами и может управлять своим телом.

Все еще смеясь, он пополз к источнику света, просунул руку в щель и попытался ее расширить. Брезент распахнулся, и света стало больше. Предметы уносились куда-то вдаль. Самарин-2 попытался перевалиться через борт и вылезти наружу, но что-то подсказало ему, что делать этого не стоит. Он уже научился доверять чувству опасности. Уж слишком подозрительно появлялись и исчезали все новые и новые предметы. Нужно подождать. Самарин-2 нырнул назад, в полумрак. Снаружи было опаснее.

Он ждал. Машина остановилась. Послышались звуки, издаваемые существами.

– Приехали.

Зашуршал брезент. Перед ним появились два изумленных лица. Гвардейцы, ошалев, рассматривали голого мужчину, скорчившегося в углу.

– Как он снял смирительную рубашку? – спросил один из гвардейцев. Напарник молча снял бластер с предохранителя.

– Все-таки не зря говорят, что эти клоны – самые настоящие звери.

Гвардейцы некоторое время переминались с ноги на ногу, не решаясь перейти к активным действиям. Наконец, один из них мотнул головой:

– Эй, клон, давай вылезай.

Им показалось, что Самарин-2 понял, что от него хотят. Во всяком случае, он выпрямился и двинулся к борту. Гвардейцы отступили на шаг. Самарин подполз к краю кузова и неуклюже перевалился наружу, грохнувшись в пыль. Самарин-2 застонал. Гвардейцев успокоила его неуклюжесть, и они облегченно загоготали. Керамический ствол бластера уперся ему в грудь.

– Пошевеливайся, клоняра. Карфаген тебя уже заждался.

Карфаген! Страх вернулся стремительно. Самарин-2 закричал:

– Карфаген!!! – И ударил по штуке, приставленной к его груди. Взметнулся столб пламени. Жутко запахло жареным мясом. В живот одного из гвардейцев, урча, вцепился беснующийся кусок огня. Гвардеец, крича, оседал на колени. Его напарник снова направил бластер на Самарина-2, но он уже научился запоминать – эта штука опасна. Самарин – 2 снова ударил по стволу. И тут же отшатнулся. Голова второго гвардейца горела. Волосы съеживались и исчезали. По лицу текли расплавившиеся инфракрасные очки. К запаху жареного мяса добавился запах копоти и гари. Гвардеец упал рядом с товарищем. Самарин-2 наклонился и поднял бластер, стараясь держать его стволом от себя. Он осторожно пошарил по рукоятке, стараясь вспомнить, как это делало существо. Его палец нащупал ребристый выступ. Тут же полыхнуло, и он увидел, как плавится металл. В стальных воротах напротив него в мгновение ока образовалась приличная дыра.

Самарин-2 огляделся. Прямо перед ним находилась упиравшаяся в облака стена. Он уже знал назначение прямоугольных отверстий и заставляющих их исчезать створок. Над воротами он увидел странные знаки. Он не старался угадать, что они означают. Он просто двинулся через распахнутые ворота. Он так поступил, потому что знал: они предназначены для того, чтобы через них проходить.

Сзади раздался вой сирен и очень громкие звуки существ, рев моторов и запах солярки. Сзади была опасность. Вот еще один аргумент в пользу того, чтобы двигать вперед. Но перед тем как окончательно скрыться за воротами, Самарин-2 обернулся, нажал на ребристый выступ и, желая усилить эффект, снова крикнул:

– Карфаген!!!

Он давил на выступ что есть силы. Теперь он познал еще одно чувство – радость. Именно ее приятная волна окутала мозг, когда он увидел, что предмет с двумя лучами на передней части, несшийся на него с огромной скоростью, вспыхнул и подлетел вверх, а затем взорвался, выплевывая искалеченных, обугленных существ. Горизонт заволокло дымом, а пространство наполнилось визгом, скрежетом и криками.

– Карфаген, – удовлетворенно хмыкнул Самарин-2 и шагнул за ворота.

20. ЗАСАДА

Горючее кончилось слишком внезапно, застав их врасплох посреди черного неба. Видимо, счетчик был неисправен. Четверку спасла только тренированная годами реакция Эдварда Шура. Он вовремя успел выбросить палец к аварийной кнопке. Старый люк клацнул никогда не использовавшимися запорами, кабина распахнулась, и катапульта выдернула их из машины вместе с сиденьями в ночную прохладу. Осиротевший остов омнибуса исчез где-то внизу, напомнив о себе в последний раз лязгом и грохотом. Сидхартха, не успевший полностью проснуться, выругался на хиссили – языке урканских варваров. Фраза обладала в высшей степени непристойным смыслом. Они приземлились практически без проблем, если не считать порядком отбитых седалищ.

– С мягкой посадкой, – выдохнул Шур и, поднявшись, стал разогревать затекшие ноги. Его ботинки плясали, взметая серебристую пыль. Сигизмунд Трэш с омерзением срывал с лица рыжие бакенбарды. Самарин щурился в темноту. Ни огонька.

Впереди розовели заросли цап-царапа, практически непроходимые для человека без специального снаряжения. Ветки цап-царапа были гибкими и упругими. Их усеивали шипы, формой напоминавшие рыболовные крючки. Шипы были настолько твердыми и острыми, что легко царапали изделия из самых прочных сплавов. Природа предназначила их для суровой жизни среди скальных пород, где растению требовались невероятные усилия, чтобы, подобно альпинисту, продвигаться наверх, к солнцу, вонзая шипы в гранит и базальт так глубоко, чтобы ветры не могли сорвать цап-царап вниз. Эти свойства цап-царапа люди активно использовали для защиты своих дачных участков и поместий от непрошеных посетителей, зайцев и корланов, любящих вытаптывать грядки. Попытка прорваться сквозь железные заросли могла стоить жизни. Шипы-крючки впивались в тело, и вытащить их можно было только с мясом. Миновать в темноте цап-царап мог рискнуть только сумасшедший.

Сигизмунд Трэш с досадой глядел на возникшее перед ними препятствие.

– Черт, – выругался он, – черт! Черт! Кто-то там наверху, я не знаю кто, – Христос, Вуду или Маниту, – против нас. Надо же было угнать такси со сломанным счетчиком. Подумать только, мы не дотянули каких-нибудь триста метров. Харпер говорил мне что-то о тропе, но вряд ли нам удастся найти ее ночью.

– Ну почему же, – отозвался Шур откуда-то снизу. Сигизмунд посмотрел туда, откуда доносился голос. Шур сидел на корточках чуть поодаль и зачем-то шарил рукой по земле.

– Что ты делаешь?

– Подойди поближе и взгляни сам.

Подошли все. При тусклом свете луны они увидели две колеи, уходящие вглубь цап-царапа.

– Вот и тропа, – тихо произнес Шур, – и ею пользовались совсем недавно. Не думаю, что Харпер в его-то положении стал бы пользоваться тяжелым грузовым транспортом.

Шур нащупал в кармане спички. Затрещал маленький огонек. Шур раздраженно отодвинул в сторону лицо Сидхартхи.

– Это след от «Мурзона». Автобус-вездеход. Модель старенькая, но очень надежная. Тропой активно пользовались во время Великого переселения. Кстати, первые поселенцы крепили на «Мурзонах» крупнокалиберные пулеметы. Вероятно, этот автобус был на консервации на местных армейских складах. И вот теперь его использовали. Судя по глубине следа, автобус загружен процентов на тридцать. Значит, в гости к Харперу направились человек двадцать. Скорее всего, местные шерифы и их добровольцы. Толстые, самодовольные, глупые мещане. Пойдемте по следу, сейчас я покажу вам небольшое шоу.

Маленький отряд осторожно двинулся вперед, стараясь не задевать цап-царап.

– Ты уверен, что можешь справиться с двадцатью вооруженными людьми? Да и зачем это делать? Может, лучше подумать о другом плане?

– Во-первых, Харпера, скорее всего, держат как приманку. Нам устроили засаду. Во-вторых, я профессионал с двадцатилетним стажем. Двадцать обывателей для спецагента МБР все равно, что кегли для боулинга. Оп! И все. Мы освободим Харпера и с его помощью проясним ситуацию. Кроме того, нам нужно где-то переночевать. А в городе идет Охота. Ты не забыл?

Трэш промолчал.

Прямо на них выплыл дом Харпера, похожий в темноте на огромный корабль. Ни огонька.

Рука Шура взмыла вверх. Все остановились. Шур обернулся к спутникам и знаком предложил лечь. Сам он тут же исчез.

Шур медленно подползал к крыльцу, не замечая крапивных ожогов и вылезших погулять слизняков. Он напряженно вглядывался в темноту и ничего не замечал. «Вот дебилы, – подумал он, – где у них караул?» Рядом зашевелилась трава. Шур смотрел на нее с возрастающим удивлением. В его ладонь скользнуло серое лезвие. Из травы выглянуло лицо. Шуру оно показалось зверской рожей. Впрочем, так оно и было. Затем появились плечи, и чужие руки схватили его за ворот куртки. Шур ударил ножом незнакомцу прямо в горло. Нож по рукоять вошел в мягкую землю, а горло куда-то исчезло вместе с лицом. «Это не шерифы», – успел подумать Шур. Кто-то сел ему на спину и схватил за волосы. В этом движении было что-то унизительное. Из глаз Шура брызнули слезы. В ту же секунду дом вспыхнул всеми окнами. Из него полетели отрывистые команды, раздался топот. Шура поставили на ноги, продолжая крепко держать за волосы. В лицо ему ударила мгновенно ослепившая его вспышка. Сепцагент МБР рванулся вперед и почувствовал, что оставил в чьих-то руках клок волос. Низко пригибаясь, он побежал куда-то вбок, ничего не видя перед собой. Через мгновение Шур наткнулся на что-то железное. Зрение понемногу возвращалось, он сумел разглядеть ржавый поручень, схватился за него и рванул. В ту же секунду Шур оказался в «Мурзоне» на водительском сиденье. Кабину потряс страшный удар, Шур покачнулся и непроизвольно схватился за торчавший перед ним рычаг. Его палец нащупал гашетку. Электрическая турель ожила и, бешено вращаясь, стала разбрасывать титановые пули диаметром три сантиметра со скоростью две тысячи штук в секунду. Пули разлетались по окружности, уничтожая все вокруг. Несколько человек перед автобусом были разорваны в клочья вместе со сверхнадежными бронежилетами. Буквально осыпалась входная дверь. Весь дом мгновенно покрылся мириадами отверстий и стал похож на гигантский дуршлаг.

Стрельба длилась не более тридцати секунд. Щелкнул затвор, обнажив дымящуюся пустоту: патроны кончились. Шур лихорадочно зашарил по приборной панели, пытаясь определить, где находится управление перезарядкой. Только провозившись около минуты, он вдруг осознал, что значит наступившая тишина. Его никто не атаковал. Казалось, не было ни криков, ни топота, ни скоротечного кровавого поединка. Только саднящая рана в затылке являлась доказательством происшедшего. Шур осторожно выглянул наружу. Его ноздри ощупывали пороховые газы, заполнившие небольшой двор перед домом Харпера. Эдвард Шур щелкнул тумблером. Два мощных луча осветили картину разрушения. Прямо перед домом лежали несколько тел, истерзанных пулями. Шур наклонился над одним из них и отшатнулся.

– «Ласточки»! Вот черт! Спецподразделение…

Он осмотрелся. На крыльце лежал еще один труп. Ему снесло голову. Шур осторожно перешагнул через него и оказался внутри дома. «Ласточки» лежали повсюду. Он все были мертвы. Портной, Юла, Бочка, Паук… Беспорядочная стрельба оказалось настолько удачной, что ему удалось укокошить целый отряд вооруженных до зубов головорезов, чьей профессией была война.

Шур резко обернулся. В дверях он увидел приземистую полную фигуру. Шур отработанным движением вскинул руку к кобуре под мышкой. Рукоять пистолета послушно прильнула к ладони. Фигура подняла руку.

– Это я.

Шур отступил, давая Сидхартхе пройти вовнутрь.

– Что произошло? – испуганно спросил Сидхартха.

– То, что и должно было произойти: засада. За нами охотились «Ласточки». И только благодаря чуду мне удалось убить их. Всех. Честно говоря, я думал, что электрическая турель накроет и вас. Как там Сигги и Самарин?

– Живы.

Раздался грохот, взметнулся столб пыли. Из откинутой крышки погреба показалась голова. Шур направил на нее ствол пистолета. Из черного проема на него смотрели усталые глаза.

– Где Трэш? – спросили глаза.

– Кто вы? – не ответил Шур.

– Я – Арчер Харпер. Человек, объявленный клоном, как и Сигизмунд Трэш, на которого вы работаете.

– Наш контракт давно разорван.

– Так вы не от Трэша? – глаза выглядели разочарованными, – а как же… – они кивнули на Сидхартху.

– Не пугайтесь, – Шур опустил пистолет. – Просто люди, объявленные вне закона, не имеют права вступать в деловые отношения. Так что в настоящий момент мы с Сигизмундом Трэшем партнеры.

Харпер вылез из погреба.

– Ну, и погром… Вам удалось одолеть целый взвод «Ласточек»!

Напрасно Шур опускал пистолет. Через секунду он взвыл от боли. Шип-крючок цап-царапа безжалостно впился ему в бедро. Рядом закричал Сидхартха. Харпер сделал два быстрых шага и нырнул в окно. Несмотря на свой возраст, он двигался стремительно, но пуля летела еще быстрее, ударив ему меж лопаток. Харпер упал за окно и признаков жизни не подавал.

Посреди комнаты на полу корчились Сидхартха и Шур, чей пистолет валялся теперь в дальнем углу. Агент МБР поднял глаза и увидел человека в пропитанной солидолом робе, расстегнутой на животе. Небритое лицо нехорошо улыбалось. В руках человек держал две ветви цап-царапа, которые он использовал как плетки.

– Так, так, так. Эдвард Шур, если не ошибаюсь? А это у нас кто? Сигизмунд Трэш. А где толланец?

– Я не знаю, о чем вы говорите, – прохрипел Шур.

Вальдес подошел к нему и присел на корточки. «Как он успел выстрелить в Харпера, если обе руки у него заняты цап-царапом?» – подумал Шур. У него зачесался подбородок, в нос лезла пыль.

– Ты думал, что всех убил? Электрическая турель. Как тебе удалось додуматься до этого?

– Я просто очень крутой, – ответил Шур.

– Крутой. Я это вижу. Беглец всегда круче охотника. Это психология. Скажи, Шур, ты ведь ненавидишь ВБС?

– Ненавижу, – признался Шур.

– А знаешь почему?

Шур напрягся, что-то в этом допросе было не то.

– Потому что ты очень способный парень. Ты многого мог бы добиться. Ты ведь с детства мечтал об оперативной работе. Бьюсь об заклад, что ты наизусть знал «Наше дело – умирать» Ральфа Кесса и «Ангелов смерти» Смела Ута. Ты ведь мечтал стать Разговорником. Но в МБР есть предел для таких, как ты. МБР – вотчина аристократии. Ты всегда знал, что выше спецагента тебе не подняться. А в ВБС тебя не приглашали. И ты возненавидел ВБС. Как, впрочем, и МБР. Ты рожден для оперативной работы, Шур. Ты ловок, умен, проницателен, у тебя отличная реакция. Но… Очень много «но». Вот ты и подрабатывал на всяких Трэшей и Гидов.

Шур удивленно вскинул бровь: «Откуда он знает про Гида?» Внутри Шура что-то заклокотало. То, что долгое время сдерживали Устав и традиции, стереотипы и правила, вдруг горячей волной подступило к горлу. Его кулаки разжались, он смотрел на Вальдеса уже без первоначальной злобы. Вальдес отметил эти перемены, удовлетворенно кивнул и повернулся к Сидхартхе.

– Добрый вечер, господин Трэш. Ну, как вам в шкуре клона? Отвечать необязательно. Это риторический вопрос. Сейчас мы уедем из этого гнусного места. Я привезу вас в шикарные апартаменты, где вы примите душ, приведете себя в человеческий вид и в благодарность расскажете нам, кто, когда и как передал вам секрет скрытого клонирования.

– Скрытое клонирование невозможно, – ответил Сидхартха и отвернулся. Шур про себя похвалил его за это последнее движение. Чем меньше видно его лицо, тем меньше будут заметны различия между ручной копией и оригиналом. «Но где же Самарин с Трэшем?»

Вальдес тем временем достал откуда-то аптечку и освободил пленников от крючков. Шур улыбнулся ему, потер руки и ударил кулаком прямо в кадык. На мгновение ему показалось, что он ударил сам себя. Его рука безжизненно болталась вдоль тела, все пальцы были сломаны. «Что же это за тип?» – мелькнуло у Шура, и он упал, корчась от боли. Сидхартха молча наблюдал за этой картиной, скрестив руки на груди.

Вальдес разочарованно покачал головой.

– Ах, как нехорошо бить исподтишка. Впрочем, для рыцаря плаща и кинжала очень даже неплохо. Нужно было только дождаться, когда я отведу взгляд. Будь на моем месте даже сержант «Ласточек», лежать бы ему сейчас на грязном полу. Вы не хотите поработать на ВБС, Шур?

Вальдес вел себя очень непринужденно. Это каким-то непонятным образом расслабляло. Шур чувствовал, что на самом деле его удар был недостаточно быстр, ему просто не дают сконцентрироваться должным образом. В нем нет злобы, которая была вначале, нет настроя на схватку, более того, Шура охватывала волна благодушия.

Разговорник! В этом не было никаких сомнений. Несколько, казалось, ничем не примечательных фраз – и ваша воля начинает подчиняться чужому разуму. Слова и звуки подобраны определенным образом, незаметные для уха изменения тембра. Разговорник. Это конец. Справиться с ним практически невозможно. «И все-таки он ошибся! – возликовал Шур, – он перепутал Сидхартху с Сигизмундом. Все-таки клонирование отличная вещь! И Разговорники ошибаются». Радость Шура не была до конца искренней. Он прекрасно знал, что разговорники могут убивать не только словом. И его раздробленная кисть была тому подтверждением. Только человек с незаурядными способностями, обладающий уникальными навыками, мог так легко перехватить его кулак и сжать, будто мокрую тряпку. А как он успел выстрелить в Харпера! Шур невольно бросил взгляд на окно, через которое пытался спастись Харпер. Чудовищным усилием воли ему удалось подавить крик. В окно на него смотрели глаза Харпера. «Старикан, наверное, был в бронежилете», – догадался Шур. Харпер показывал пальцами на свои уши и делал круглые глаза. Пантомима была яростной и отчаянной. Шур улыбнулся. «Без тебя знаю, что нас обрабатывает Разговорник». Харпер исчез, затем снова появился с пучком травы в руках. Он сунул эту траву себе в ухо. «Заткнуть уши?» Шур задумался. Способ, конечно, детский. Просто не слышать того, что говорит Убийца-Разговорник. Ведь в чем сила Разговорника? В том, что никто не знает, что он – Разговорник. Как только ты узнаешь, что рядом с тобой Разговорник, сила его уменьшается. Недаром Разговорники тщательно конспирируются, и их мало кто знает в лицо. Хотя известный разговорник Тим Клайд все-таки смог обезвредить гангстерскую группировку глухонемого Скотта. Две трети банды, кстати, тоже были глухонемыми. Кроме безупречного владения приемами рукопашного боя, суггестивного поединка и почти всеми видами оружия, Тим Клайд был неплохо знаком с языком глухонемых и сумел доконать Скотта просто жестами. «Но при чем тут Скотт? Скотт знал значение этих жестов, а я-то в них ни черта не смыслю». Шур оглядел пол и тут же обнаружил то, что искал: две серебряные гильзы от «Вервольфа». Шур осторожно, пользуясь тем, что Вальдес что-то бубнил Сидхартхе, почти одним движением сунул еще теплые гильзы себе в уши. Вальдес как будто что-то почувствовал. Он резко обернул и в упор посмотрел на Шура. Его губы беззвучно зашевелились. Шур понял, что ничего не слышит и блаженно улыбнулся. «Сейчас… Сейчас ты подойдешь ко мне, жирная свинья, и одним мертвым разговорником станет больше. Левая рука у меня в порядке. Сначала схватить его за волосы, одновременно надавив большим пальцем на глаз, затем коленом в пах и лицом об пол. После этого можно свернуть шею». Чем дольше Шур не слышал рокочущего тембра вальдесова голоса, тем больше увеличивалась его концентрация. Живот подобрался, волосы на загривке зашевелились.

Вальдес двинулся к нему, продолжая говорить. Шура это начинало смешить. На мгновенье его взгляд встретился с глазами следившего за сценой Харпера. Вальдес перехватил взгляд и, молниеносно развернувшись вокруг своей оси, выстрелил из маленького пистолета, вынырнувшего у него из рукава. Харпер исчез в фейерверке щепок, вырванных пулей из подоконника. Вальдес что-то сказал. Шур поднялся на ноги. Вальдес медленно повернулся, внимательно посмотрел на него и вдруг резко ударил его в подбородок. Шур упал навзничь, гильзы выскочили из ушей и неожиданно громко зазвенели по паркету. Шур тоскливо следил, как серебряный блик мечется у плинтуса. Затем он услышал голос Вальдеса.

– Ты – идиот. Заткнуть уши! Какая глупость. Ты думал, я этого не замечу?

Он наклонился и потрогал сломанные пальцы Шура. Движение неожиданно оказалось ласковым, почти нежным. Сломанные суставы сладко запели. Шур вздрогнул.

– Болит? – Спросил Вальдес, заглядывая Шуру в глаза. Агент МБР почувствовал усталость. Напряжение бегства спало. Сопротивление можно отложить на потом. Немного расслабиться…

– Расслабься, я вправлю кости.

Пальцы Вальдеса переплелись с пальцами Шура. Вальдес действовал быстро и профессионально. Из нескольких подобранных с полу щепок он соорудил небольшие лангетки, в которые заковал пальцы Шура, стянув их бинтом из походной аптечки.

– Ну вот. Пока так. В госпитале тебе сделают все необходимое. Еще и пианистом станешь.

Вальдес улыбнулся. Шур улыбнулся в ответ. «Все равно сбегу», – подумал он.

Вальдес достал из кармана передатчик размером с мелкую монету и, откашлявшись, сказал:

– Высылайте индикар. Я взял их. Нет только Самарина. Здесь была небольшая стрельба, вполне возможно – он мертв. Да, Харпер скрылся. Бродит, наверное, где-нибудь в окрестностях, не забудьте прочесать местность. Ему не удастся уйти далеко. Сам насажал вокруг дома цап-царапа.

Вальдес обернулся к пленникам:

– Небось есть хотите, красавцы. Сейчас прилетит индикар, и мы отправимся на базу. В святая святых. Ты ведь мечтал об этом, Шур. Как знать, если захочешь, я возьмусь за твое обучение. Из тебя выйдет классный Разговорник.

Шур понимал, что слушать его нельзя, но все равно слушал. Одного он не мог понять, почему такое повышенное внимание уделяется именно ему, а не «Сигизмунду» Трэшу? Ведь именно Трэш украл секрет скрытого клонирования. Звенья цепи потихоньку начали складываться в голове Шура. Трэш купил лицензию на Майкла Джордана, но ему не разрешили сделать пять одинаковых Майклов. Видимо, потребовали, чтобы он оплатил пять лицензий. Трэш каким-то образом украл секрет скрытого клонирования, а скорее всего, и секрет ускоренного клонирования, который является государственной тайной. Иначе, каким бы образом ему удалось так быстро вырастить пятерых скрытых Майклов Джорданов? В то же время он практически не удивился, увидев свой дубликат на экране телевизора. Единственное, что он произнес: «Они не могли так быстро…» Это могло означать, что Трэш знал, что ускоренное клонирование требует некоторого времени. С другой стороны, клона могли подготовить заранее, так как давно планировали операцию против Трэша. ВБС хочет не просто тряхнуть Трэша, ВБС хочет стереть с лица земли всех, кто угрожает его могуществу даже теоретически. Только такие, независимые во всех отношениях аристократы, как Харпер и Трэш, могли себе позволить посягнуть на монополию ВБС. Простым смертным этого бы и в голову не пришло.

Вальдес подошел к висевшему на стене радио и щелкнул выключателем. В комнату ворвался короткий джингл, а за ним и развязный голос ди-джея:

– В эфире музыкальная программа «Ночная нота». С вами сегодня ди-джей Патологоанатом. Ха-ха. Последние новости из мира поп-музыки. Первую строчку всемирного хит-парада по-прежнему занимает Майкл Джексон-8, на вторую строчку, оттеснив Тину Тернер-4, ворвалась Мадонна-3, третьим идет Майкл Джексон-5…

Треск помех прервал болтовню ди-джея. Вальдес поднял лицо к потолку, который начал тихо вибрировать.

– Индикар. – Удовлетворенно отметил Вальдес. Комнаты заполнил шум двигателей. В дверном проеме показалась фигура гвардейца с бластером в руках. Инфракрасные очки оглядели находившихся в помещении и остановились на Вальдесе. Гвардеец отдал честь. Вальдес кивнул на пленников. Еще четверо появившихся гвардейцев подхватили Сидхартху и Шура и поволокли на улицу. Шур зажмурил глаза. Прямо во дворе стоял летательный аппарат, разрезавший темноту тысячами фонарей. Шура и Сидхартху запихнули в достаточно просторный салон и пристегнули ремнями к креслам. «Где же Самарин и Трэш?» – вновь подумал Шур, прижимая к груди искалеченную руку.

Индикар выпустил несколько струек пара и рванул ввысь. Все еще освещенный дом Харпера быстро превратился в спичечный коробок. Напротив Шура маячило лицо Вальдеса. Вальдес перехватил его взгляд, поднял вверх большой палец и подмигнул. Мимо проносилась звездная тьма.

21. КАРФАГЕН

Сначала Самарин подумал, что вернулся Сидхартха. Поняв ошибку, он решил защищаться. Но на плечо ему легла рука Трэша.

– Это Харпер, – прошептал он. Самарин уже несколько раз слышал это имя и поэтому немного успокоился. Они лежали на земле у ограды, ощетинившейся жадно заглядывающим во двор цап-царапом.

– Сигги, – почти неслышно произнес Харпер.

– Арчер, – ответил Трэш, и их руки заскользили по спинам друг друга.

– Что там происходит? Была жуткая стрельба, как будто линкор «Слава Системы» палил из всех орудий по Салехому. Потом все стихло. Я послал на разведку Сидхартху, но он не вернулся.

– Это засада, Сигги.

– Я уже понял. Шур убит?

– Вас поджидал взвод «Ласточек», но Шур убил их всех.

– Отлично, – глаза Трэша сверкали, как два уголька, – пойдем в дом, и ты нам все расскажешь.

– Тихо, – Харпер прижал палец к губам. Самарин заметил маленькую струйку крови у него на лице. Харпер, несомненно, был стариком. Но мужественное выражение лица и бесстрашные глаза скрадывали его возраст.

– Сидхартха и Шур в плену. Сейчас сюда летит индикар, чтобы отправить их на какую-то базу для допроса.

– Ты же сказал, что Шур всех убил.

– Он убил всех «Ласточек». Но Разговорника ему убить не удалось. Более того, Шур ранен.

– Разговорник?! – лицо Трэша побагровело. Он всегда багровел в минуты опасности. Это Самарин успел заметить.

– Некто Вальдес. Сам не понимаю, как мне удалось ускользнуть. Похоже, больше всего его интересует Шур.

– Шур? Но ведь это мы с тобой украли секреты ВБС через Соммерсета Гида. Зачем ему Шур?

– Не знаю.

– Где-то высоко послышался угрожающий рокот.

– Индикар! – почти крикнул Харпер, – за мной. У меня тут есть потайной ход.

Они некоторое время ожесточенно работали локтями, продвигаясь ползком. Перед Самариным бились в конвульсиях подошвы трэшевых ботинок. Истошно верещал застрявший за воротником сверчок. Запах мокрой травы вызывал тошноту.

Сначала Самарин не сразу понял, что ботинки Трэша исчезли, нырнув куда-то вниз. Только запах мокрой травы сменился резкими миазмами гнили и затхлости. Прямо перед носом у Самарина был деревянный край слива. Он заглянул вовнутрь и увидел нетерпеливые глаза Трэша. Трэш зло махнул рукой. Самарин, перебарывая отвращение, свесил ноги, а затем соскользнул вниз. Упал он прямо на зазевавшегося Трэша. Трэш ничего не сказал, нашаривая в темноте плечо Харпера. Харпера не было. Трэш повернул удивленное лицо к Самарину, а затем наклонился. В кромешной тьме Самарин ничего разглядеть не мог, да и не пытался. Он просто проделал то же, что и Трэш – наклонился. В мокрой с торчащими корнями стенке колодца Самарин нащупал лаз. Лаз был достаточно широк для того, чтобы в нем ползти. Дно его представляло собой деревянный желоб, заполненный дурно пахнущей жижей. Самарин лег на живот и пополз, чувствуя, как постепенно промокает рубашка. Еще немного – и его тело покрылось мурашками от соприкосновения с липкой, чавкающей грязью. Впереди шевелился Трэш. Они ползли молча, загребая жижу руками. Иногда Трэш чересчур сильно дергал ногой, и в нос Самарину ударяла пахучая густая волна. Он уже не различал своих рук, полностью покрытых грязью.

Сзади что-то ухнуло. По спине прокатилась теплая волна, под животом завибрировало. В уши хлынул теплый поток. Похоже, его накрыло с головой. «Гранату в колодец бросили. На всякий случай», – догадался Самарин.

Очень быстро он потерял счет времени: ему казалось, что они ползут то всего несколько часов, то несколько дней. Он пытался отвлечься, думать о чем-нибудь постороннем, но это не помогало. Тогда Самарин стал считать секунды и складывать их в минуты, однако очень быстро сбился. Незаметно подкралось отчаяние. В конце концов, они захлебнутся в этом зловонии. Когда стало совсем невмоготу, Самарин услышал:

– Самарин, Самарин, вставай!

Он послушно поднялся. Под ногой звякнула жесть.

– Мы в канализации, – обрадованно сообщил ему голос Арчера. Канализация представляла собой трубу диаметром около двух метров. Она заметно уходила вниз. В запахи затхлости и гнили ворвался аромат нечистот.

Они брели по трубе, с трудом поднимая отяжелевшие ботинки. Откуда-то сверху потянуло прохладой. Вскоре Самарина уже трясло мелкой, промозглой дрожью. Изо рта валил легкий парок. Хотелось сбросить и отшвырнуть прочь мокрую, липкую одежду. «Куда мы идем?» – почти прокричал про себя Самарин.

Иногда он различал ходы ответвлений, но Харпер вел их, никуда не сворачивая. Они шли, как слепые: Самарин держал за плечо Трэша, а Трэш Харпера. Сначала Самарин боялся потеряться, потом наткнуться на тупик, потом он просто впал в забытье, из которого его вывел голос Трэша:

– Самарин!

Так и есть – тупик. Труба закончилась холодной жестяной стеной. Однако глаза Самарина, привыкшие к темноте, вскоре разглядели в этой стене железные скобы. Лестница, ведущая наверх. Харпера уже не было. На расстоянии роста от дна канализации находился Трэш. Самарин взялся за скобу и подтянул свое усталое тело к свету. Некоторое время он карабкался вверх. Его ноги периодически срывались с осклизлых скоб, а руки слепо шарили в темноте. Носом Самарин временами касался омерзительно холодной металлической поверхности колодца. Наконец его голова вырвалась на свободу, и он увидел ботинки Трэша, смявшие зеленую траву на какой-то лужайке. Самарин вывалился на свет божий и, перевернувшись, распластался на земле. Щебет птиц и шорох травы усиливали волну отвращения к липкой и грязной одежде, от которой пахло ужасом антисанитарии.

– Самарин, вставай, у нас нет времени, – услышал он голос Трэша. Самарин встал и почти не удивился торчащей во рту Трэша сигаре. Как он умудрился сохранить ее сухой в этом отвратительном месиве?

– Здесь недалеко должен быть ручей, – устало сообщил Харпер, едва поспевая за Самариным и Трэшем.

– Не до гигиены, – отрезал Трэш, энергично шагая куда-то вдаль.

– Но это невозможно!

– Брось свои аристократические штучки, Арчер. Подумаешь, канализация! Мы с тобой в таком дерьме, – Трэш был неумолим.

– Сигги, всего пять минут… – взмолился Харпер. Трэш хотел было возразить, но в это время послышался шум ручья, и он понял, что ни Самарина, ни Харпера ему не остановить.

Ручей оказался довольно широкой речушкой, берега которой матово поблескивали мелкой галькой. В прозрачной воде резвились мальки, расчерчивая штрихами теней ребристое песчаное дно. Мужчины зашли в воду прямо в одежде и с наслаждением начали отмокать. Самарин присел на корточки, погрузившись в воду с головой. Холод приятно массировал виски.

– Куда мы направляемся, Трэш? – спросил Харпер.

– Хватит плескаться. Перейдем ручей вброд. Пока будем переходить, как раз и отмоемся. Где Самарин? – огляделся по сторонам Трэш. Самарин вынырнул, затряс головой и шумно выдохнул.

– Все, пошли! – махнул ему рукой Трэш.

Они двинулись к противоположному берегу, поросшему кустарником. В самом глубоком месте вода доходила им едва до груди. Через минуту вся троица благополучно достигла суши. Продравшись сквозь кустарник, они взобрались на вершину холма. Перед ними простиралась степь, пестреющая пятнами перелесков и рощиц.

– Куда мы, черт возьми, идем? – застонал Харпер.

– У меня нет времени на объяснения, – ответил Трэш, с тревогой вглядываясь в местность.

– Будем двигаться перелесками. Если заметите индикар, падайте в ближайшую тень, – проинструктировал спутников Трэш и, хлюпая мокрыми башмаками, затрусил к ближайшей рощице.

Через несколько часов солнце распалилось настолько, что от одежды беглецов стал подниматься легкий парок. Более пожилой Арчер все больше ворчал и требовал привала, но Трэш был неумолим. Его воля соревновалась в упорстве с его сигарой, огонек которой маячил перед ним, казалось, указывая дорогу. Пару раз они приближались к невидимой дороге, остававшейся где-то на западе. Она угадывалась по запаху выхлопных газов и редкому шелесту шин. Идти по ней они не решались. Ближе к вечеру перелески закончились. Впереди был только пустырь, заваленный урбанистическим хламом. Сзади, на юго-западе шумел город. Над ним струились дымки и сновали тени летательных аппаратов. С северо-востока пустырь упирался в бесконечную бетонную стену, казавшуюся материальным воплощением горизонта.

– Сигги… – охнул Харпер, – это же…

– Он самый, Арчер. Жупел всех времен и народов, ад на земле, место, где возможно все.

– Карфаген! – выдохнул Самарин.

– Сигги, я не могу! – Арчер стал непроизвольно оседать. – Я столько сделал для того, чтобы туда не попасть… Лучше б я сдох в канализации, лучше бы меня прикончил Разговорник.

– Успокойся, Харпер. Ты же боец. И к тому же неглупый человек. Это самое последнее место, где нас будут искать.

– Но идет Охота, а в заключительной стадии она всегда проходит по окраинам Карфагена. Или ты… – лицо Харпера выражало крайнюю степень изумления. Страх и гнев уступили место любопытству. Прежний Харпер, несгибаемый, смеявшийся в лицо «Ласточкам», выглянул из усталых глаз.

– Ты что-то знаешь о том, что там внутри? – жадно спросил он.

– Понятия не имею, – беззаботно ответил Трэш. – Вот заодно и посмотрим. Естественно, ты прав – оставаться на окраинах Карфагена опасно. Поэтому мы двинемся вглубь и попытаемся пересечь его. Единственное, что мне известно,– так это то, что на противоположной стороне стены нет.

– Конечно, – задумчиво пробормотал Харпер, – ведь там граница с Урканом.

Они пересекали пустырь около получаса, прячась за искореженными обломками механизмов и кучами мусора, пока из-за скрученной арматуры не вынырнула грунтовая дорога. Поперек нее лежал разбитый грузовик. Обгоревший металл выглядел недобрым. Покрышки были обуглены и воняли. Повсюду валялись куски поджаренной плоти.

Трэш испуганно отпрянул. Его глаза лихорадочно заблестели, ища засаду. Грунтовая дорога упиралась в ворота. Над ними красовалась надпись «Карфаген». В воротах зияла огромная дыра с оплавленными краями.

– Что здесь произошло? – бросил Харпер в спину Трэшу, стремительно двигавшемуся к воротам.

– Не знаю. Может быть, Охота уже идет по окраинам?

– Но это грузовик гвардейцев. Я видел обрывки их униформы. Получается, что кто-то атаковал их из Карфагена?

– Арчер, знаешь, почему я тебя все время обыгрывал в скраббс?

– Всем известно, что ты передергиваешь, Трэш.

– Потому что ты никогда не умел считать риски. Риск, поджидающий нас в Карфагене, меньше, чем тот, что поджидает нас снаружи. Хотя бы потому, что он неизвестен. А это дает дополнительный шанс. Пойдем.

Они осторожно вошли в Карфаген.

Это действительно было похоже на ад. Разрушенные строения с почерневшими остовами балок, давно утратившие форму и цвет, нависали одно над другим. Всевозможные обломки и осколки в полном беспорядке загромождали проходы. Полоски железа, конфетные обертки, фильтры от сигарет; пластиковые бутылки, полиэтиленовые пакеты, полусгнившая ветошь, почти новые башмаки, велосипедный руль, нашивка с рукава гвардейца; программка стриптиз-шоу, фекалии, сплющенная фляжка, носок; переломленные настенные часы с торчащей перпендикулярно стрелкой, книга с продавленной обложкой, альбом с марками; битый кирпич, кусок трубы, оконная рама; цветастый матрац с желтыми разводами; длинный гофрированный шланг; вполне приличный алюминиевый бак – все это лежало перед ними во всем великолепном обилии. На внутренней стороне стены, которая отгораживала это место от внешнего мира, огромными буквами полыхала надпись: «ВБС – Всемирный Беспредел Самозванцев».

Самарин шагнул вперед. Под его ногой обиженно хрустнуло стекло. Предметы на мгновение сдвинулись, пораженные бестактностью, с которой чужак нарушил их сложившийся сам собой порядок. В черном оконном проеме мелькнула чья-то бледная тень. Где-то в подвале гулко протопало несколько шагов. Раздался шорох сыплющегося песка.

Беглецы в нерешительности остановились. Только Трэш, сканируя глазами пространство, упрямо двигался вперед. Обернувшись, он зло махнул рукой своим спутникам. Те нехотя последовали за ним.

Через несколько минут они растворились в полном хаосе, став его частью, уже не ощущая себя вне его. Теперь, если бы кто-то другой отважился войти в Карфаген, они сразу же узнали бы об этом, в какой бы его части ни находились, и сами бы следили за чужаком настороженными, злыми глазами.

Они пробирались вдоль стен, опаленных напалмом, перепрыгивая через воронки с торчащей из них стальной проволокой, сминая ногами консервные банки и вдавливая в пыль пивные пробки. Они шли в Антимире, столкновение с которым сулило им либо огромную удачу, либо полное и безвозвратное исчезновение.

Лишь с наступлением сумерек Трэш, высмотрев какой-то бетонный бункер, уходивший под землю и залитый сверху черной смолой, дал наконец команду остановиться на привал. В бункере оказалось не так уж много места – как раз на троих. К тому же в нем был сухой пол. Трэш разжег костер, дым от которого занавесил вход, скрыв от спутников начинающее чернеть небо.

22. ДОПРОС

Летное поле, куда приземлился индикар, не имело границ и продувалось со всех сторон. Пока они шли по бетонному плацу, скупо украшенному желтыми и белыми линиями, ветер отвешивал им обидные пощечины и внезапные оплеухи, а вслед за снисходительными подзатыльниками следовали панибратские толчки в грудь. У Шура снова заныли сломанные пальцы. Вальдес шел впереди, невольно пригибаясь под напором воздушных потоков. По бокам шагали десантники в голубой форме. Их обветренные лица скрывали уютные капюшоны. Они тоже пригибались, а иногда подставляли ветру то один, то другой бок. Лишь Сидхартха шагал прямо, подняв подбородок. Он, казалось, наслаждался мощными порывами, хлеставшими его по небритым щекам и рвущими волосы на затылке.

Как и следовало ожидать, пошел дождь. Косая серая пелена накрыла летное поле, сливаясь с бетоном. Вальдес махнул рукой и побежал. Остальные последовали его примеру. За исключением, разумеется, Сидхартхи, который остановился и, раскинув руки, подставил лицо под теплые струи летнего дождя. Один из десантников, заметив это, развернулся, подбежал к Сидхартхе и с досадой ударил его прикладом. Сидхартха дернулся и тоже побежал.

Небольшое здание выплыло из серой пелены сразу, блеснув мокрым глазом стеклянной двери.

Оставляя на деревянном полу мокрые следы, они прошли через небольшой холл. Вальдес кивнул вставшему по стойке смирно дежурному и нажал кнопку вызова лифта. Они поднимались долго, или им так только показалось, однако оказавшись в небольшой комнате и подойдя к огромному окну, Шур увидел аэродром внизу в виде небольшого серого квадрата.

– Прошу садиться, – Вальдес указал Сидхартхе и Шуру на мягкие кресла и сделал десантникам знак удалиться. Буквально тут же в комнату вошла горничная, толкая перед собой столик с дымящимся обедом.

– Не подумайте, что я хочу вас расслабить, господа, – засмеялся Вальдес, потирая руки, – но, согласитесь, ночь была утомительной, и эта прогулка по летному полю, под дождем…

Некоторое время они молча ели. Наконец, Вальдес откинулся на спинку кресла и удовлетворенно икнул.

– Ну-с, приступим, – задорно объявил он и уставился на Сидхартху. – Начнем с вас, дорогой Сигизмунд. Мне необходимо узнать, как вам удалось получить секрет скрытого клонирования?

– Это не Сигизмунд, идиот.

Шур быстро обернулся, успев удивиться тому, что не услышал шума открывающейся двери лифта. Мягко ступая по ковру, к ним приближался Спилмен Раш.

– Вальдес, я, кажется, дал тебе полномочия проконтролировать доставку объектов на место. С чем, кстати, ты справился не до конца. Где Самарин, где Харпер, где Сигизмунд Трэш, наконец?

– Но, сэр… Я отдал гвардейцам приказ прочесать окрестности дома Харпера. Им некуда было деваться – вокруг цап-царап… Я принял все меры.

– Принимать меры придется мне. Они ушли через канализацию. А твои тупоголовые гвардейцы ограничились лишь гранатой, брошенной в колодец, даже не удосужившись проверить все как следует. А ты не проконтролировал. Ты радостно вцепился в добычу и летел сюда, чтобы первым снять сливки. Карьеризм мешает делу, Вальдес. Даже если это здоровый карьеризм.

– Но, сэр…

– Боюсь, мне придется тебя уволить, Вальдес.

– Но…

– Сам понимаешь, с твоими навыками и знаниями полной отставки с пожизненной рентой ты не получишь.

– Значит, к Бэззлу? – Вальдес выглядел поникшим и обреченным, что вызвало у Шура законное чувство злорадства.

– Абсолютно верно. Я чертовски зол, Вальдес. По твоей милости мне пришлось прошагать несколько миль по канализации. Она заканчивается недалеко от главной свалки района Оз. Теперь понимаешь, где они?

– Я перехвачу их, – стремительно вскочил Вальдес.

– Поздно. Они уже внутри. Поэтому к Бэззлу, к Бэззлу! Шерфан тебя проинструктирует и снарядит. Не расстраивайся. Это тоже работа.

Спилмен Раш небрежно махнул перчаткой, и Вальдес исчез. Только хлопнувшие двери лифта да объедки в его тарелке напоминали о том, что он только что был здесь.

Лицо, похожее на грецкий орех и фактурой, и цветом, уперлось взглядом в Сидхартху. Седая копна чуть шевельнулась.

– Гаути? – спросил он.

– Сакамандр, – дерзко, с вызовом ответил Сидхартха. Шур досадливо поморщился. Конечно, Спилман Раш уже заявил, что это не Сигизмунд Трэш, но все же на допросах нужно до конца идти в несознанку, хотя бы протянешь время…

– Значит, Мигуэль. Мастерская работа, ничего не скажешь. Это вам не лабораторная штамповка.

Он еще какое-то время пристально рассматривал Сидхартху. Сидхартха саркастически подставлял под его взгляд то профиль, то фас, то давал возможность разглядеть макушку. Спилмен Раш юмора не оценил и наотмашь ударил его тыльной стороной ладони по щеке. Изо рта Сидхартхи вылетил красный сгусток, упал на пол и тут же был впитан пурпурным ковром. Раш резко обернулся к Шуру.

– Господин Шур, я с вами в Разговорника играть не буду, хотя и являюсь по совместительству главой центра их подготовки. Вы не умрете от инфаркта или спазма легких. Я разрежу вас на миллиметровые кусочки. Обычно ломаются на десятом сантиметре.

– Я должен сделать официальное заявление, – серьезно начал Шур.

– Разговор записывается, так что все будет в порядке.

– Я являюсь специальным агентом Международного Бюро расследований…

– Я в курсе.

– В прошлом году по приказу оперативного штаба нашим отделением была проведена комбинация по вводу меня в окружение Сигизмунда Трэша. Цель операции – проверка оперативных данных о похищении Трэшем технологии скрытого клонирования. Кроме того, имелись данные, дающие основание подозревать Трэша в хищении методик ускоренного клонирования живой материи. Согласно полученной мной инструкции и разработанной линии поведения…

– Офицер, офицер. Вы не на курсах переподготовки. К чему этот официоз? – Спилмен Раш встал и начал неторопливо поглощать пространство шагами. Затем он резко остановился.

– Шур, что за бред вы несете? Такое впечатление, что передо мной не оперативник с двадцатилетним стажем, а новобранец. Можно подумать, что вы не знаете о разделении компетенций. Всеми преступлениями, связанными с клонированием, занимается отдел лицензирования ВБС. Вы об этом прекрасно знаете…

– Так точно, сэр, – Шур изобразил возмущение, – но мое начальство… Я даже пытался подать рапорт, требовал, чтобы мне отдали приказ в письменном виде. Но вы же знаете, что у нас организация полувоенная, меня никто и слушать не стал. Я мог бы вам посоветовать обратиться с официальным запросом…

– Зачем же нам официальные запросы, – Раш приблизил свое лицо-скорлупу к самому уху Шура. – Эдвард, если я пошлю официальный запрос, я вас засвечу перед вашим начальством. Оно сочтет вас предателем, предаст анафеме, но, что еще хуже, отречется от вас, ведь официально вы в розыске, как лицо, помогавшее в заговоре клонов. Они с легкостью дадут сжечь вас на костре. Мы поступим умнее, Эдвард. Вы просто расскажете мне, что за игру затеяло ваше начальство. Зачем они решили вторгнуться в компетенцию ВБС?

– Сэр, я задал им тот же вопрос. Они ответили, что безопасность Системы превыше проволочек, связанных с компетенцией. Тем более когда речь идет о заговоре клонов.

– А с чего они решили, что заговор клонов существует?

– Но вы же сами…

– Я? Это не я, а вы! Вы только что утверждали, что вас подсадили к Сигизмунду Трэшу год назад. А год назад ВБС не вело никакого разговора о заговоре клонов.

– Ну, сначала мы занимались промышленным шпионажем, а потом я выяснил, что клон Альберт Трэш захватил личность Сигизмунда Трэша. Мое начальство решило подстраховать ВБС…

– Почему же ваше начальство сразу не известило ВБС, что произошел захват личности одного из самых уважаемых бизнесменов в Системе?

– Мы хотели вычислить других участников заговора.

– Отлично, Шур. Я вам вполне доверяю.

Спилмен Раш нажал кнопку на запонке. Двери лифта распахнулись, и в комнату вошли двое десантников. Раш кивнул на Сидхартху.

– Взять. Ликвидировать и отправить на бальзамирование к Сарторию Руфу. Потом в музей истории клонирования. Жалко отправлять этакую прелесть в Карфаген. Теперь у нас появится еще одна работа Великого Мигуэля.

Десантники стремительно приблизились к Сидхартхе и подхватили его под руки. Сидхартха, безуспешно попытавшись вырваться, закричал:

– Трэши навсегда!

Спилмен Раш сморщил и без того морщинистое лицо:

– Нет давно никаких Трэшей, – пробормотал он и вновь повернулся к Эдварду Шуру.

– Любезный, я вам, конечно, верю. Кстати, это вас не удивляет?

– Удивляет. Но, сэр, вы же все знаете сами. Сэмюэль Харпер захватил личность Арчера Харпера, Альберт Трэш то же самое проделал со своим хозяином. Воспользовавшись капиталами двух уважаемых граждан, они решили поднять восстание против Системы.

– Да-да-да. Больше ничего добавить не хотите?

– Задавайте вопросы, сэр.

– Понятно… Значит, будем пытать…

Спилмен Раш подошел к небольшому шкафчику и стал колдовать с замком. Шур раздумывал недолго. Его тренированное тело рванулось вперед. Один удар ребром ладони по шее, и дело сделано. К сожалению, вперед успело рвануться лишь тело. Руки, которые должны были оттолкнуться от подлокотников, чтобы придать телу нужное ускорение, в мгновение ока оказались прикованными к этим подлокотникам стальными браслетами. Их лязг был столь внезапен, что Шур прикусил себе язык. Еще секунду он по инерции тужился, но это привело лишь к тому, что с указательного пальца правой руки слетела лангетка, так заботливо наложенная опальным ныне Вальдесом. Спилмен Раш медленно выпрямился и повернулся, держа в руках две стальные спицы. На телодвижения Шура он не обратил никакого внимания. Шур еще раз безуспешно попытался вырваться.

– Черт! Что за варварские штучки. Есть же детектор лжи, психотропные вещества, ослабляющие волю, есть сыворотка правды наконец!

Раш усмехнулся. Две спицы в его руках подрагивали, будто от нетерпения. На их кончиках играли отраженные лучи настольной лампы, стоящей на журнальной тумбе. Эти иглы целились Шуру прямо в глаза. Он не мог оторвать от них взгляда. Внезапно его прошиб холодный пот. Он почувствовал, как сгиб воротника рубашки намокает от липкой влаги.

– Господи, что же это такое!?

– Наркотики, сыворотка правды, – передразнил его Раш, – какая глупость. Еще предложи напоить тебя «Старой девой», и ты спьяну мне все выложишь.

Спицы качнулись вперед. Шур вспомнил, как ему в детстве делали укол в роговицу глаза. Он отчетливо видел врача – молодую женщину, добрую и соблазнительную одновременно. Шприц вынырнул откуда-то сверху, из темноты, и он заерзал в кресле, инстинктивно пытаясь увернуться. И тогда добрая, соблазнительная женщина вдруг стала жесткой, ее руки превратились в клешни, намертво сдавившие затылок, так, что он не мог шевельнуть головой. А затем игла ракетой понеслась к нему. Специальные зажимы не давали зажмурить глаз, чтобы не видеть жала, чей кончик в миллисекунды стал размером с кулак.

Шур отвел взгляд, стараясь не смотреть на спицы в руках Раша. Он уставился в пол, но на нем плясали две кривые тени, извиваясь, они подползали к нему все ближе, пока не коснулись ботинка. Ноги! Нужно ударить носком по надкостнице. А там будь что будет, лишь бы оттянуть финальный момент. Нет, надкостницу скрывает сапог. Лучше в коленную чашечку. Но ноги давно уже стали ватными, словно в них никогда не было костей, которые облегают эластичные тренированные мышцы. Шур отчетливо осознал, что сейчас он умрет. Его обволакивал искаженный голос Спилмена Раша, звучавший так, будто он был записан на плохой пленке. Слова растягивались, как жевательная резинка или оконная замазка.

– Боль – это всего лишь мгновение. Самое страшное, Эдвард, – не боль, а воспоминание о боли. Ты не умрешь. Ты сначала предашь всех, кого только можно, включая самого себя, а потом всю жизнь, как поганый пес, будешь лизать мне сапоги.

Два черных крыла взметнулись вверх и назад. Две серо-синие шпаги блеснули в отраженных лучах переменного тока и огненными струями вонзились Шуру под ребра. Шур закричал и рванулся вперед. Боль была невыносимой. Раш медленно поворачивал спицы, которые были уже внутри того, что называлось Эдвардом Шуром. Сам Шур взмыл под потолок, обогнав свой собственный крик. Его тело билось в нечеловеческих конвульсиях. Спилмен Раш отпустил спицы и, скрестив руки на груди, задумчиво смотрел, как они вихляются из стороны в сторону.

Левая рука Шура, сдирая кожу, с жутким хрустом отодрала наручник и ухватилась за спицу в правом боку. Вращая глазами от бешенства и напряжения, агент МБР вырвал спицу и, замахнувшись, метнул ее в Раша. Раш переступил ногами, легко и изящно уходя с линии атаки. Спица, взвизгнув, воткнулась в деревянную стенную панель. Левая рука Шура продолжала творить чудеса. Она справилась и со вторым наручником, освободив свою правую сестру. Шур выдернул левую спицу и, зажав ее в окровавленной руке, бросился на Спилмена Раша. Тот проворно отскочил в угол и нажал кнопку на запонке. Двери лифта распахнулись, и в комнату, громыхая сапогами, вбежали десантники, держа автоматы на изготовку. Шур остановился. Он даже не мог тяжело дышать, так болели ребра. Ему казалось, что спицы все еще в нем, все еще грызут острыми мелкими зубками нежное, живое мясо. Шур непроизвольно ощупывал себя глазами и каждый раз с облегчением замирал, не замечая спиц. Наконец он успокоился настолько, что смог оценить обстановку. Бросил на пол бесполезную спицу, даже не успев ее как следует рассмотреть. Видимо, она была смазана какой-то кислотой, иначе что же вызывало такую непереносимую боль?

Раш, заметив, что взгляд Шура стал осмысленным, по-отечески улыбнулся ему:

– Ну, что, продолжим?

Этого Шур вынести не мог. Он развернулся и бросился к стеклянному окну. Рефлекторно он поступил так, как учили: пригнул голову и ударил в стекло плечом, а точнее, почти спиной, стараясь не думать о том расстоянии, которое отделяло его от бетона внизу. Осколки рассыпались с веселым звоном, пропуская в комнату ветер и дождь.

– Там внизу воздушный шар, метеозонд. Только что собрались запустить, чтобы измерить силу ветра. Он может остаться в живых, – заметил один из десантников.

Раш развернулся к лифту:

– Я знаю про зонд.

Он летел очень долго. Затем его спина коснулась чего-то мягкого, и он покатился вниз. Больно ударился о бетон и понял, что жив. Дождь лил как из ведра, облепляя со всех сторон его тело, будто стараясь забинтовать, зализать две страшные раны. Шур, едва разогнувшись, побежал сквозь шевелящуюся серую стену.

23. ЛИЦОМ К ЛИЦУ

С рассветом они двинулись дальше. Три тени, три хмурых, небритых лица. Они перебирались через обломки плит и скомканные телеграфные столбы. Солнечные лучи врывались в возникшие сами по себе переулки и шарили по стенам, выискивая путников, словно прожектора береговой охраны. Впереди, сзади и по сторонам находилась разруха. И разруха эта жила. Костюм Трэша уже был изрядно порван, а сигара печально поникла. Летчицкая форма Самарина напоминала о себе лишь остатками цвета. Парик он давно выбросил. У Арчера Харпера под глазами зияли огромные черные круги, делая его похожим на вампира Носферату. Им отчаянно хотелось есть. Самарин предложил поймать крысу, но это не вызвало энтузиазма у его друзей-аристократов.

К вечеру, когда все трое валились с ног от усталости, Трэш указал на металлический ангар с покореженными, не закрывающимися дверьми. Они вошли в него и увидели костер. Вокруг костра сидело несколько человек в лохмотьях. Они с любопытством рассматривали пришельцев. Один из них радостно замычал, пуская слюну, и затряс здоровенным кулачищем. Трэш, Самарин и Харпер попытались ретироваться, но вход загораживали две значительные фигуры.

– Добро пожаловать, джентльмены, – кривляясь, произнес сухонький старичок и тут же представился, – Сесиль Трот, к вашим услугам.

Две значительные фигуры, оказавшиеся впоследствии Смогом и Дампом, стали бесцеремонно обшаривать пленников. С Самарина сорвали знаки отличия, у Трэша с диким восторгом была отобрана зажигалка, а Харпер лишился очков и вставной челюсти.

– Присаживайтесь, джентльмены, – пригласил Сесиль Трот и широким жестом указал на пол, покрытый ветошью и тряпьем. «Джентльменам» не осталось ничего другого как сесть.

– Извините за обыск без протокола. Но таковы реалии походной жизни. Жаль, что у вас нет еды. А вот зажигалка, очки и вставная челюсть нам очень пригодятся. Особенно вставная челюсть, – Трот с признательностью поклонился Харперу, который сидел, обиженно поджав губы, – Саймунс даст мне за нее плоскогубцы и небольшой пожарный топорик. Или фонарь. Нет, пожалуй, фонарь не даст. А что, Охота в этом году началась раньше?

– На две недели, – буркнул Трэш.

– А-а-а, – понимающе протянул Трот, – новый заговор клонов.

– И даже больше. Они планируют нанять тридцатитысячную армию и восстать против Системы, – объяснил Трэш.

– Ага, – Сесиль Трот внимательно осмотрел пленников. – Ну да, ну да. А я-то думаю, откуда здесь новички? Уж не вы ли организаторы этого благого дела? Дайте-ка посмотреть внимательно. Арчер Харпер и Сигизмунд Трэш, если не ошибаюсь. Они же – клоны Сэмюэль и Альберт. У нас тут есть маленький телевизор. Изображение почти отсутствует, но звук приличный. Мы используем его как радио. А я участвовал в диверсии клонов на фанагорийской подстанции. Может, слыхали?

– Мне в детстве мама рассказывала, – кивнул Трэш.

– Позвольте пожать ваши мужественные руки, джентльмены, – Трот церемонно протянул Харперу, Трэшу и Самарину свою сухую шершавую ладонь.

– А что же сэр Арчер молчит? – спросил он и, спохватившись, добавил, – ах, да! Смог, Дамп! Верните джентльменам их вещи. Черт с ним, с фонарем.

Смог и Дамп протянули Харперу челюсть и очки, Самарину значки, а Трэшу зажигалку. Рука Трота ящерицей выскользнула из засаленного рукава и схватила зажигалку:

– Это я, пожалуй, оставлю себе. На память.

Олигофрен дико захохотал.

– В награду за зажигалку я угощу вас ужином. У нас сегодня летучие мыши в полынном соусе.

Смог и Дамп засуетились, приступив к свежеванию небольших тушек перочинными ножиками. Несколько кусков стальной проволоки служили шампурами.

– А что случилось тогда на подстанции? – спросил Харпер, ощупывая языком вновь обретенную вставную челюсть.

– О-о, это было почти сорок лет назад, – с удовольствием начал рассказывать Трот, – я работал маленьким клерком, но был большим политическим деятелем. Я возглавлял профсоюз. Да, джентльмены, я возглавлял профсоюз и получал неплохую по тем временам зарплату. У меня был домик с садом и один клон. Я слишком часто посылал его вместо себя на работу. Большая общественная нагрузка, знаете ли. Он был отличным малым. Да-а… – Сесиль Трот задумался, принюхиваясь к запаху жарящихся нетопырей. – Я очень любил чай с лимоном. У вас нет лимона? Ах, да… Так вот, я решил, что клоны, раз они принимают участие в работах на подстанции, тоже могут являться членами профсоюза. Это могло бы увеличить взносы. Но однажды ко мне приехали представители ВБС и сказали, что клон не может возглавлять профсоюз. Я, конечно, сказал, что я не клон. Но доказать этого не смог. У меня нет татуировки Изначальных, как у аристократов. Они сканировали мой мозг, тестировали меня, а потом объявили, что мой клон это я, а я – это мой клон. Тоже они проделали и с другими активистами. Я бежал, но меня поймали и отправили в Карфаген. Здесь я и живу почти сорок лет. Так, значит, у вас нет лимона? Может быть кусочек цедры? Нет? Жаль… Единственное, что у меня осталось – это мои организаторские способности. Я ведь был профсоюзным боссом. А ведь мне было всего двадцать пять. Теперь я руковожу этими дебилами. Среди них нет ни одного нормального человека. Смог, Дамп и вот этот организм, – он указал на олигофрена, – по-видимому, результат каких-то экспериментов ВБС. Смог и Дамп более или менее удачны, а организм понимает лишь простейшие команды. Зато эти трое очень сильны. И если вы попытаетесь…

Самарин поднялся и размял затекшие ноги.

– Куда вы собрались, молодой человек?

– В туалет.

– Прямо и направо. Будьте осторожны, я с моими мальчиками соорудил здесь несколько ловушек. Это от Трехглазых, – доверительно объяснил Трот Трэшу и Харперу.

– Трехглазых? – Переспросил Харпер, вонзая зубы в обугленное тельце летучей мыши.

– Тс-с-с! – прижал кривой палец к губам Сесиль Трот. – Они могут нас увидеть.

– В каком смысле? – удивился Трэш. – Вы хотите сказать, что у них есть аппаратура слежения?

– В Карфагене нет никакой аппаратуры. Они просто все видят.

– Бред, – констатировал Трэш.

Самарин, внимательно выслушавший этот диалог, вздохнул и вышел наружу.

Харпер и Трэш многозначительно переглянулись, мол, старик – сумасшедший. Трот гневно перехватил этот взгляд и вскочил, яростно вытирая испачканные останками летучих мышей руки о клетчатый плед, который укутывал его с головы до ног, как римская тога.

– Идиоты! Еще одни идиоты! Сколько их было за сорок лет!? И где они теперь? Трехглазые – некоронованные правители Карфагена. У них есть оружие и летательные аппараты…

– Мистер Трот, но вы сами сказали, что в Карфагене нет никаких аппаратов… – попробовал возразить Трэш.

– Тс-с-с! – снова взвился Трот. – Я сказал: «в Карфагене». Но я не сказал: «У Трехглазых».

Сесиль Трот сел на корточки и обхватил голову руками.

– Господи, как мне нужен фонарь! У Саймунса есть револьвер, – глаза Трота лихорадочно заблестели. – И еще у него есть фонарь. Ну, это он врет. Если бы у него был фонарь, он давно бы отсюда ушел. Револьвер и фонарь. Дайте мне фонарь, и я выведу вас отсюда!

– Но как? – почти заорал Сигизмунд Трэш.

– Как? Дайте мне фонарь! У вас его нет. Или есть? – голос Сесиля Трота стал подозрительным. – Может быть, вы знаете, где его взять? Ведь вы совсем недавно из Большого Мира. Что там снаружи? Мы можем выбраться ночью, когда закончится Охота и взять фонарь. А потом я выведу вас отсюда.

– Но как?! – опять заорал Трэш.

– Метро! Здесь внизу, – он постучал ногой об пол, – есть метро. Но там темно. Возможно, могут встретиться мутанты или аллигаторы. Вы знаете, поговаривают, что там, на востоке Карфагена, в древности было несколько зоопарков, а потом во время большой войны с Пятнами…

– Пятен не существует, – успел вставить Трэш, но не удостоился никакой реакции.

– … они были разрушены. Звери, которых, кстати, было очень много, разбежались. Аллигаторы спаслись в канализациях. Иногда они выходят в метро. Лет тридцать назад здесь можно было подстрелить антилопу. Да, антилопу! А потом появились Трехглазые.

– Если бы вам удалось добыть фонарь, куда бы вы отправились? – осторожно спросил Трэш.

– Как куда?! Конечно, в Уркан. Там – свобода!

– Но разве нельзя пересечь Карфаген поверху? – спросил Харпер, а затем вынул вставную челюсть и стал протирать ее носовым платком.

– Я же вам объясняю, джентльмены, – Трех-гла-зые. Здесь мы в безопасности. Они располагаются на самом краю, возле границы с Урканом. Они – убийцы!

– Бандиты, что ли? – задал очередной вопрос Харпер, уже успевший вернуть вставную челюсть на место.

– Тс-с-с! Если бы Саймунс не враждовал с Белыми Людьми! У них есть арбалеты, но они – совершенные дикари, поклоняются кабаньей голове. И если бы удалось найти Макса из супермаркета на западе! У него есть небольшая пушка и несколько машин. Если бы мы все объединились, включая мелкие группы вроде нашей, даже тогда мы не смогли бы победить Трехглазых. Но мы сумели бы прорваться. Пусть не все.

Сесиль Трот снова обхватил голову руками.

– Белые Люди? – с сомнением покачал головой Харпер.

– Я видел их, – немедленно отозвался Трот, – среди них есть урканцы. Но в основном это неудавшиеся клоны. Белыми их называют из-за боевой раскраски. Если бы вы видели их пустые, прозрачные глаза! Некоторые вообще не имеют никакой памяти. Но им как-то удалось выжить. Они прячутся в подземных ангарах. Над ними большое пространство, заросшее деревьями и кустарниками, по-видимому, бывший парк. И там есть кабаны. Но Белые Люди не пускают никого охотиться там. Они не злобные, нет. Но никого не пускают на свою территорию.

– А Макс? – встрял Трэш.

В ангар зашел Самарин, держа в руках бластер и жадно вдыхая воздух.

– Самарин, откуда у тебя бластер? – всплеснул руками Трэш.

Самарин оглядел его непонимающим взглядом и двинулся к костру. Он схватил шампур с летучими мышами и немедленно начал грызть их. Олигофрен возмущенно заерзал, вскочил и попытался вырвать шампур у Самарина. Тот, не говоря ни слова, ткнул его бластером в живот и нажал на курок. Олигофрен вспыхнул как свечка и дико закричал. Самарин, не переставая жевать, снова нажал на курок. Крик мгновенно прекратился. Олигофрен, превратившийся в факел, еще некоторое время стоял посреди ангара, освещая пространство, а потом рухнул. Трэш, Харпер, Дамп и Смог начали затаптывать пламя, которое сразу же принялось за разбросанную по полу ветошь.

– Самарин, вы с ума сошли? – Заорал Трэш, танцуя джигу на искрах.

Самарин повел в его сторону бластером и заорал в ответ:

– Карфаген!!!

Трэш неловко попытался увернуться и упал навзничь, ударившись головой о стену. Арчер Харпер забился в угол и не подавал признаков жизни. Дамп и Смог переминались с ноги на ногу, ожидая приказаний своего вожака. Сесиль Трот сидел недвижимо, с ужасом наблюдая за происходящим.

– Самарин… – пролепетал Трэш.

– Это не я, – сказал Самарин, входя в ангар. Самарин-2 обернулся. Их глаза встретились. Оба отшатнулись. Самарин-2 опустил бластер.

– Кто ты? – спросил Самарин.

– Са-ма-рин, – по слогам произнес клон.

– Самарин? – переспросил Самарин.

– Са-ма-рин, – снова повторил клон, и по его щеке поползла грязная дорожка слезы.

– Надо же, – поднялся, отряхиваясь, Трэш, – Самарин, это твой клон. Забери у него бластер. Он нам может пригодиться. А то тут какие-то Трехглазые бродят.

Самарин-2 обернулся на голос и уже привычно вскинул бластер. Самарин едва успел ударить его по руке. Дуло взметнулось вверх, и сквозь дыру в потолке ангара заглянула луна. Раскаленные, желто-красные края дыры окаймляли ее точно нимб. Самарин-2 обернулся и ударил бластером Самарина. Самарин упал навзничь. Клон навел на него оружие, и в тот же миг голова его разлетелась на куски. Самарин-2, однако, успел почувствовать боль и с удовлетворением осознать, что он снова уходит во Тьму. Опыт подсказывал ему, что если переход из Тьмы в Свет совершился однажды, то может повториться и в другой раз. Эта вспышка последней мысли успокоила его, и он безмятежно умер.

В дверном проеме стоял мужчина с дымящимся револьвером в руках. На ногах у него были сапоги с ботфортами и шпорами в виде колесиков. На голове красовалась тирольская шапочка с пером. Сам он был облачен в грубый брезентовый плащ, зашнурованный на шее. Мужчина улыбнулся и снял тирольскую шапочку, склонившись в шутливом полупоклоне. Когда он распрямился, все увидели на его лбу татуировку: треугольник с глазом внутри.

– Это револьвер Саймуса, – пролепетал Сесиль Трот, указывая дрожащей рукой на оружие, из дула которого продолжал сочиться дымок.

– Саймус? – переспросил человек, убивший самаринского клона. – А-а, это тот придурок, который жил в заброшенном коровнике в миле отсюда?

– Что значит «жил»? – голос Трота продолжал дрожать.

– Это значит, что теперь он там не живет. Буква «л», Трот, означает прошедшее время. Одичал ты здесь за сорок лет.

Мужчина прошелся по ангару, внимательно осматривая присутствующих.

– Я вижу здесь новеньких. Кто это, Трот? Я был в дороге и отстал от новостей. Заодно и представь меня.

– Это сэр Икс, глава Трехглазых.

– Лорд Икс, – поправил Трота мужчина, – и не глава, а пожизненный председатель общества «Третий глаз».

– Извините, сэр, а это наши гости: Сигизмунд Трэш, Арчер Харпер и Самарин. Первые двое – не клоны.

– Это мы еще посмотрим. Макс не появлялся?

– Не-е, Макса здесь давно не было.

– Говорят, он завел дружбу с Белыми Людьми. Это правда?

– Не знаю, сэр. Я ведь далеко не отхожу от этих мест в последнее время. Да вы и сами, наверное, знаете, сэр.

– Я не знаю. Я вижу, – Лорд Икс коснулся рукой лба, на миг прикрыв глаз в треугольнике, – твои гости, Трот, поедут со мной.

Лорд Икс не добавил больше ни слова и довольно самоуверенно вышел из ангара, даже не взглянув на тех, кто, по его мнению, должен был составить ему компанию. Как только он скрылся из виду, в помещение ворвался свежий воздух и закружил черные хлопья пепла.

Трэш и Харпер молча переглянулись. Подчиняться или нет? А револьвер? Револьвер Саймуса, который больше не жил в заброшенном коровнике в миле отсюда. Труп Самарина-2 со снесенным черепом настойчиво приглашал их последовать за Лордом Иксом, кем бы он ни был.

24. ОХОТА НА КАБАНА

Они сидели в деревянном кузове с невысокими бортами. Харпер задумчиво отколупывал ногтем остатки зеленой краски. Сумрачный субъект с застывшим выражением тупой жестокости (или жестокой тупости?) на широком, покрытом синей кляксой щетины лице резкими, нервными движениями пытался защелкнуть ржавые рычаги запоров. Их было четверо или пятеро – сумрачных субъектов. Они носили широкополые шляпы и не улыбались.

Кузов был частью небольшого катера на воздушной подушке. Антикварная вещь. Такие редко встретишь даже в музеях транспорта. В открытой кабине развалился лорд Икс. Он похлопывал себя по карманам в поисках сигареты. Трэш молча протянул ему сигару. Откуда он их берет? Из четвертого измерения, что ли? Трехглазый сдержанно кивнул, как бы давая понять, что этот приступ щедрости никак не повлияет на его отношение к пленнику.

Он повернул ключ зажигания. Из-под воздушной подушки вырвался клуб пыли и смешался с облачком дыма, выпорхнувшим изо рта Икса. Что-то загудело, и завибрировавший катер медленно оторвался от земли. Набрав примерно полуметровую высоту, он заскользил вперед, изящно огибая препятствия. Харпер закашлялся. Гудение двигателя стало ровнее. Мрачные субъекты неслись рядом с катером на самокатах, также оснащенных воздушными подушками.

– Кто вы такие? Куда мы едем? Зачем мы вам? – закричал Трэш, обращаясь к лорду Иксу. Тот пыхнул сигарой, обернулся и весело отдал ему честь.

Нельзя быть растяпой. Следовало воспользоваться ситуацией и поднять бластер Самарина-2, когда этот индюк в тирольской шапочке вышел из ангара. Потом следовало, сохраняя спокойствие, спрятать оружие за пазуху и дождаться, когда индюк заведет эту развалюху. А дальше – еще проще: приставить бластер к спине и скомандовать: «В Уркан, гнида трехглазая!» Вот как нужно было поступить, если тебе дорога твоя жизнь. Легче всего позволить вести себя, как барана на веревочке, уповая на Господа Бога. Трэш посмотрел на Самарина. Самарин пожал плечами. С другой стороны, когда этот идиот, выбравший себе самое дурацкое из имен, которые только можно придумать, сказал, что они поедут с ним… у Трэша было такое чувство… Ну, да – надежда! Промелькнувшая, как капелька дождя. А вдруг? Но мрачные субъекты в широкополых шляпах смахнули слезу на грешную землю. Лорд Икс, татуировка на лбу. Господи, какая несусветная чушь. Идиоты! Они все здесь идиоты. В Карфагене просто невозможно не свихнуться. Этот Сесиль Трот, мечтавший о фонаре, какой-то Макс, подруживший с Белыми Людьми, поклоняющимися кабаньей голове. Все это похоже на мультфильмы или комиксы. Они здесь все сумасшедшие, способные на все что угодно. Кто знает, что творится в этих полуфабрикатных мозгах, какие мутации произошли здесь за последнюю тысячу лет? Даже если они останутся каким-то чудом в живых, кто даст гарантию, что в Карфагене не станет тремя олигофренами больше? Трэш внимательно осмотрел своих товарищей в поисках первых признаков безумия, затаившихся в глубине глаз и только ждущих повода, что бы выскочить, как чертик из табакерки.

Мрачные субъекты плыли рядом, сосредоточенно глядя вперед. Лорд Икс сидел с таким видом, будто пилотировал космический корабль.

Они облетали груды кирпича и покореженные конструкции. Встречные воздушные потоки осыпали их ржавой пылью и кусочками штукатурки. Один раз они нырнули в черный туннель, на мгновение включив фары. Трэш налетел лицом на противно липкую паутину, и его чуть не вырвало. Значит, они летели к Сесилю Троту другим путем. Иначе паутины здесь не было бы. Свет на выходе из туннеля ударил ослепительно, обещая скорую смерть.

Перед ними расстилалось нечто вроде саванны. Кустарник чередовался с небольшими островками низкорослых, чахлых деревьев. Один раз из-под катера выпорхнула белая птица и, расставив крылья, побежала, смешно подпрыгивая на кочках. Впереди, вздымаясь над горизонтом, виднелась громада черной конструкции неизвестного происхождения. Она обозначала конец саванны.

Лорд Икс завертел головой, что-то высматривая. Катер снизил скорость. Как оказалось впоследствии, это было ошибкой. Из-за черного валуна выскочила группа людей с обнаженными коричневыми торсами, которые были раскрашены белой краской. Они бежали молча. Тонкий стальной прут проткнул тирольскую шапочку Трехглазого и задрожал, приникнув заточенным концом к стойке кабины. Трехглазый пригнулся. Это запоздалое, инстинктивное движение было почти забавным. Приятно наблюдать испуг и растерянность своего тюремщика. На мгновение Трэш увидел бело-коричневого аборигена, стоящего на одном колене и с удовлетворенной усмешкой опускавшего арбалет. Лорд Икс выхватил револьвер. Катер неуверенно вильнул, сильно накренившись. Самарин всплеснул руками и выпал за борт. Харпер проводил его взглядом, потом посмотрел на Трэша и, махнув рукой, в буквальном смысле сиганул следом. Трэш, поддавшись этому внезапному порыву, проделал то же самое. В полете он успел заметить кувыркавшихся по земле Самарина и Харпера.

Когда Трэш поднял растерзанное ветками кустарника лицо, то увидел лежавший чуть в стороне перевернувшийся катер. Широкополые шляпы образовали круг, в центре которого метался лорд Икс с револьвером в руке. Ощетинившись стволами ружей, мрачные субъекты сдаваться не собирались, несмотря на то, что железные прутья свистели у них над головами и вгрызались в рыхлый грунт у самых ног. Отрывисто, вразнобой грохотали выстрелы. Валявшиеся самокаты на воздушных подушках довершали картину боя.

Трэш попытался подняться, но ощутил резкую боль в плече. Ужасно саднило щеки и лоб. Видимо, пыль и пот уже успели проникнуть в царапины. Держась за ноющее плечо, Трэш пополз в сторону.

– Трэш! – громко позвал Харпер. Трэш оглянулся и увидел Арчера и Самарина, которые притаились за скрученным, словно канат, стволом дерева. – Трэш, сюда!

Трэш встал на ноги и, воровато оглянувшись, бросился вперед. Он достиг дерева в два прыжка и повалился в высокую, жесткую траву.

– Я так понимаю, это пресловутые Белые Люди, – поделился он своими впечатлениями. – Они, как помнится, не любят чужаков на своей территории.

– По-моему, они не белые, а коричневые. Боже мой, да здесь совершенно другая планета! – живо откликнулся Харпер, напряженно наблюдая за ходом перестрелки.

– Другая планета… – эхом отозвался Самарин.

Тем временем люди лорда Икса рассредоточились, попрятавшись за бугорками, кустами и самокатами. Видны были только их колючие глаза, не отличимые от дульных отверстий ружей. Нападавшие также предпочли оставаться за естественными укрытиями. Выстрелы смолкли. Только лорд Икс шумно возился под кузовом катера.

– Что будем делать? – свистящим шепотом поинтересовался Харпер.

– Ждать, – огрызнулся Трэш, внимательно следя за происходящим.

– Может, попробовать смыться в суматохе?

– И попасть под обстрел?

– Другая планета… – вздохнул Самарин. Он сидел, прислонившись спиной к дереву, и задумчиво грыз ногти.

– Самарин, – встревоженно окликнул его Трэш, – с тобой все в порядке?

– А? – Самарин очнулся. – Какая разница, я все равно ни черта не понимаю. Где я? Где я!? – неожиданно заорал он.

– Тихо ты, клон недоделанный, – шикнул на него Трэш.

Затянувшаяся пауза заставляла нервы трепетать, как натянутая первая струна. Малейшее прикосновение – и равновесие лопнет.

Когда раздался шум ломаемых кустов, шляпы зашевелились, а стволы ружей угрожающе выдвинулись из-за укрытий. Треск усилился, и прямо между нападавшими и мрачными субъектами из кустов выскочил огромный секач. Щетина на загривке торчала, как копья невидимой армии лилипутов. Он хрюкнул, подслеповато вращая маленькими глазками. Огромная голова наклонилась. Длинный узкий зад заходил ходуном. Затем кабан резко крутанулся вокруг своей оси, повернувшись мордой к преследовавшему его врагу. Из кустов с шумом выскочил отряд худосочных, изможденных людей, одетых в бесформенное рванье. Замыкающий держал длинный флагшток с насаженной на него кабаньей головой. В руках охотники сжимали куски водопроводных труб, обрезки железной арматуры и просто круглые синеватые гладкие камни. Глаза их были пусты. Лица покрывали белые полосы.

– Вот они! – Выдохнул Трэш.

– Белые Люди, – согласился с ним Харпер. Любопытство завладело Самариным. Он повернулся и увидел странные создания, чей взгляд напомнил ему собственное отражение.

Белые Люди, ни на мгновение не задержались перед мощным животным, приготовившимся к обороне. Они двинулись прямо на него и принялись за дело, методично поднимая и опуская то, что держали в руках. Над саванной пронесся душераздирающий визг. Кабан в отчаянном броске сбил одного из охотников с ног, но остальных это нисколько не смутило. Длинная дробь чавкающих звуков, и под ногами у Белых Людей – окровавленная туша. Даже мрачные субъекты, забыв об осторожности, высунули головы и в ужасе наблюдали за этой сценой.

– Эй! – донеслось из небольшой рощицы, где скрывались коричнево-белые противники мрачных субъектов. Белые Люди, как по команде, повернулись. Из-за деревьев показался человек лет тридцати пяти, в выцветшей клетчатой рубашке и серых джинсах. В руках он держал небольшое духовое ружье. Голубые глаза блестели из-под соломенной пряди, как два кристаллика льда.

– Привет, Макс, – крикнул лорд Икс, выныривая из-под катера. Макс отшатнулся, и кора возле его левого ухо разлетелась в щепки.

– Тебе конец, Трехглазый, – неуверенно и как-то шкодливо крикнул Макс, скрываясь за деревом.

В ответ прозвучал ружейный залп. Заскулили рикошеты. Белые Люди подобрали кабанью тушу и скрылись в зарослях. Как выяснилось, ненадолго. Через мгновение они появились вновь. Но на этот раз в гораздо большем количестве. Они заполняли саванну, двигаясь, словно зомби. Сотни и сотни абсолютно пустых глаз. Наконец, словно прервав обет молчания, эти странные существа наполнили воздух гортанными криками. Они разделились на два больших потока, и один из них ринулся к лорду Иксу и его мрачным субъектам, а другой явно намеревался расправиться с засевшими за деревьями Максом и его загорелыми воинами.

Широкополые шляпы засуетились, подстегиваемые криками своего вожака. В мгновение ока катер был поставлен в нормальное положение. Мрачные субъекты наполнили кузов, а лорд Икс, забыв о своих аристократических замашках, лихорадочно тыкал ключом в замок зажигания.

Макс из-за деревьев отчаянно махал Белым Людям, всячески пытаясь показать им свое расположение, но просвистевший над его головой булыжник убедительно свидетельствовал о безнадежности любых дипломатических попыток.

Белые Люди, увидев, что враг позорно отступает, затянули какую-то заунывную мелодию, состоявшую максимум из двух нот. Кабанья голова ритмично подпрыгивала.

Трэш, Самарин и Харпер, не сговариваясь, сорвались с места, но Белые Люди были уже повсюду. Бесчисленные руки схватили их и повалили на землю. Некоторое время их равнодушно били. Потом откуда-то появились носилки, которые несли четверо мужчин. На них, под плетеным балдахином, восседал человек, одетый в клоунский костюм: балахон в красно-белую клетку с огромными пуговицами, на голове колпак с помпоном, накладной нос. На шее – связка кабаньих клыков.

– Их, – ткнул он пальцем в Самарина, Трэша и Харпера. – И-и-их! – злобно добавил клоун с клыками, выбросив руку в сторону удалявшегося катера Трехглазых. – Их-их? – спросил он, указывая на улепетывавших людей Макса.

Трэш без тени смущения повалился на колени.

– Великий вождь, – провыл он, прижав руку к сердцу, – мы не местные. Их, – Трэш показал на катер, – нас, – указал на себя, Самарина и Харпера, – захват, – он резко крутанул рукой, сжав кулак. – Их-их, – Трэш оглянулся в ту сторону, где скрылся Макс, – не знаем, – Трэш выразительно пожал плечами. – Вот… Как ты думаешь, они нас не съедят? – тихо спросил он Харпера.

Вождь важно кивнул, затем поднял руку и торжественно произнес:

– Ир магат! Уш каранак лаборатория нихт!

– Так повелел. Именем лаборатории, дающей жизнь, – перевел усталый старичок, которого Трэш поначалу не заметил, отвлеченный созерцанием живописного наряда вождя.

– Что повелел? – удивился Трэш.

– Да черт его знает, – безучастно отозвался старик и покрутил пальцем у виска.

– А вы кто? – изумился Харпер.

– Переводчик. Сам-то я лингвист…

– Хальт! – гаркнул вождь, пиная толмача ногой. – Хальт!

Трэш и Самарин стояли, прижавшись друг к другу, окруженные толпой безумцев, чьи глаза были наполнены пустотой.

– Можно стать членом вашего племени? – неожиданно спросил Самарин.

– Хальт! – заорал вождь и его накладной нос затрясся, а крашеные губы скривились в жуткий оскал. Кто-то больно приложил Самарина между лопаток.

– Ир магат! – снова сказал клоун, подняв ладонь.

– Так повелел… – устало перевел старик.

– Аллайя! Субба! Нагрузка!

– Короче, – после небольшой паузы задумчиво произнес переводчик, – жить вы будете в Аллайе. Это их главный лагерь. На положении рабов. Субба, субба… Что за субба такая? А-а-а, – он махнул рукой, – в общем, смысл такой, а с суббой потом разберемся.

– А они нас не съедят? – снова озабоченно поинтересовался Трэш.

– Сказано же тебе: «Нагрузка».

– Понятно, – вздохнул Трэш.

– Идигора наст! Вперед!

– Да иду, иду, – проворчал переводчик и, смачно сплюнув, добавил, – придурок!

Вождь повернулся к своему войску и заорал:

– Ул их аранас, – он обвел рукой заросшую кустарником равнину, – аллайя рефлекс!

Воины ответили одобрительным гулом.

– Если чужаки придут, мы ответим, – снова возник старик-переводчик. – Придурки!

Белые Люди, подчиняясь гортанному крику вождя, подобрали несколько самокатов, брошенных трехглазыми. Затем носилки клоуна заколыхались и медленно развернулись. Белые люди молча двинулись в обратный путь. Самарин, Трэш и Харпер плелись за балдахином, окруженные плотным кольцом мерно шагающих людей. Сразу было понятно, что разговаривать с ними бесполезно. Переводчик куда-то исчез. Малейшие попытки пленников пообщаться жестоко пресекались с помощью дубинок и громких окриков «Хальт!».

Солнце уже садилось, когда процессия внезапно остановилась. Ни Трэш, ни его спутники не заметили никаких признаков жилья. Вокруг по-прежнему расстилались бесконечный кустарник и небольшие рощицы карликовых деревьев. Вождь спрыгнул с носилок и что-то крикнул. Тут же открылись сотни люков. Кустарник и трава росли прямо на них. Белые Люди стали спускаться вниз. Трэша, Самарина и Харпера подтолкнули к одному из таких люков. Трэш с ужасом увидел, как Самарин после увесистого пинка полетел в черный провал. Через мгновение за ним последовал Харпер. Трэш зажмурил глаза и шагнул вперед. Он приготовился к долгому, полному ужаса падению. Тем внезапнее оказалось приземление. Он больно ударился подбородком, и на мгновение его глаза ослепила вспышка, после чего наступила кромешная тьма.

25. ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

Самарин проснулся в тесном сыром помещении, которое слабо освещалось тусклым костром. Рядом постанывали Харпер и Трэш. У костра, поджав ноги, сидел старичок-переводчик и задумчиво жевал какой-то черный комок. Увидев открытые глаза Самарина, он кивнул ему, как старому знакомому, и приглашающе махнул рукой. Самарин сел. В его ладонь лег горячий обугленный клубень.

– Реднап, – пояснил старичок, – у них его целые плантации.

Самарин понюхал, но уловил только запах костра. Его желудок тотчас заурчал, и Самарин, судорожно вдыхая сырой воздух, чтобы остудить небо и язык, обжигаемые печеным реднапом, жадно принялся есть.

– Где мы? – спросил он, едва прожевав.

– Известно где, – в Аллайе, – переводчик вытер рукавом губы, – черт бы ее подрал.

– Я имею в виду, что это за планета?

Старичок поперхнулся, закашлялся и уставился на Самарина слезящимися глазами.

– Ты кто? – выдохнул он.

– Честно говоря, не знаю, но компетентные люди утверждают, что я – клон толланской ветви.

Старичок удовлетворенно кивнул.

– Хорошо, что к Белым Людям попал, а не к Трехглазым. Там тебя тут же пустили бы в расход.

– Но почему?

– Известно почему, – они всех клонов в расход отправляют.

– А сами они кто?

– Известно кто – Трехглазые.

Из-под самаринского локтя показалось заспанное лицо Трэша. Оно потянулось к костру. Вспыхнул огонек сигары. Старичок чутко потянул носом.

– «Виллур»? – спросил он.

– Высший сорт, – подтвердил Трэш.

– А не самопал?

– А тебя курить никто не заставляет.

– Не-а, не самопал… – зажмурив глаза и продолжая трепетать ноздрями, опровергнул сам себя старичок.

– Оставлю, – снизошел Трэш.

– Арминус, – представился старичок, огибая желтой ладонью костерок.

– Сигизмунд Трэш.

– Самарин.

– Я с этими придурками уже лет десять, – сообщил Арминус, не отрывая глаз от сигары. – Пережил два налета Трехглазых. Они выкуривали их огнеметами. Сотни две пожгли. А вы в Карфагене недавно?

– Второй день, – вступил в разговор Харпер.

Арминус раздал всем по реднапу.

– Вкусно, – одобрил Трэш, который уже успел отдать сигару Арминусу. Тот задумчиво мял ее в руках.

– Тебя тоже подставили?

– Нет, я – клон. Самый настоящий клон. Переспал с женой хозяина. Придурок!

– Кто?

– Известно кто – хозяин. Ленивая сволочь. Я за него в университет шесть лет отходил. Потом работал в одном издательстве переводчиком. А он целыми днями на диване валялся. С женой, сами понимаете, та же история. Она и не выдержала. Эх… Она, конечно, открестилась, мол, этот гад (я то есть) выдал себя за ее мужа. Суд признал захват личности. Взяли меня под белы рученьки и в Карфаген. Сначала я прибился к Сесилю Троту. А как-то зимой очень уж голодно было, мы рискнули пойти на кабана. Трот же всех и подбил. Придурок! Тут нас Белые Люди и повязали. Трот с тремя придурками смылся, а я вот здесь. Трот, наверное, сдох уже. Придурок…

– Живехонек. О тебе даже и не вспоминает. Мы с ним только вчера расстались.

– Сюда бы его, к Белым Людям.

– А говорят, что Макс с ними подружился?

– Разве можно подружиться с сумасшедшими? Он, правда, пытается. Вроде бы дело движется. Вот сегодня они его выпустили только потому, что он на Трехглазых напал. Да и вас не забили насмерть по той же причине: вы – пленники Трехглазых. А значит, их враги. А значит, можно вас как-то использовать.

– Расскажи нам о Белых Людях, – Трэш перебрасывал клубень реднапа из ладони в ладонь, дожидаясь, пока тот остынет. Лица у всех были перепачканы сажей. Тени костра делали их похожими на разбойников.

– Это клоны. Но какие-то не такие. Такое впечатление, что родились они в Карфагене. Придурки. Полные придурки. Хотя есть среди них и не клоны. Есть урканцы, которых за что-то изгнали из общества. Есть те, кто попал в Карфаген еще ребенком.

– Ускоренное клонирование, – изрек Харпер.

– Что? – удивился Арминус. – Какое ускоренное клонирование? Вы что, придурки?

– Самое настоящее ускоренное клонирование.

– Это невозможно. Я хоть и клон, но родился одновременно с хозяином. Нормально рос. Ходил в школу для клонов. Мечтал об официальной пластической операции. Если бы не эта сволочь…

– Посмотри на нас. Мы – не клоны! – крикнул Трэш.

– А он сказал, что клоны, – Арминус указал на Самарина.

– Я сказал, что не знаю, кто я.

– Но ты же клон толланской ветви?

– Так говорили они, – Самарин кивнул на Трэша и Харпера.

– Мы с Харпером – не клоны, – не желал втягиваться в дискуссию «кто что сказал» Трэш, – а нас обвинили в захвате личности. Мой личный клон, кто, как и ты в свое время с хозяином, рос со мной, был убит. Я это видел собственными глазами. А потом он же появляется на экране телевизора и говорит, что он – это я. Откуда взялся этот клон? Они слепили его за два дня.

– Это невозможно! – замотал головой Арминус.

– Они сканируют наши мозги, Арминус, – вмешался Харпер, – а потом вкладывают их в выращенный ударными темпами клон. Затем, если ты не угоден, они объявляют тебя клоном, а на твое место ставят марионетку.

– Придурки и сволочи! – подвел черту Арминус.

– Иногда, видимо, случаются сбои. Происходит что-то вроде реакции отторжения. Из таких клонов, у которых нет ни памяти, ни социального опыта, наверное, и состоят твои Белые Люди.

– Да-а, есть над чем поработать антропологам, – задумался Трэш, – ведь как-то они организовались, язык у них появился.

– Язык у них – это что-то! – глаза Арминуса заблестели, – Основа урканский. Но очень много слов, восходящих к научным терминам. Например, сон – «реланиум». Ответ – «рефлекс». Бог – «лаборатория». Видимо, их скудные мозги хранят воспоминания о том месте, где их когда-то создали. Причем многие действительно родились уже здесь. Так что все воспоминания о лаборатории постепенно превращаются в легенду, миф. На наших глазах рождается новое общество. Сколько же существует это ускоренное клонирование?

Трэш поскреб подбородок:

– Думаю, лет пятьсот.

– Ни черта себе! И мы ничего не знали?

– Те, кто знал, или на том свете или здесь, что, впрочем, одно и то же, – мрачно заключил Харпер.

В круг света вступила темная фигура. Она по очереди ткнула пальцем в Самарина, в Трэша и в Харпера.

– Вызывают, – вздохнул Арминус.

Их вывели в коридор. Сверху с лязгом опустилась раскладная лестница. Белый Человек толкнул Самарина между лопаток длинной, узкой заточкой. Самарин беспрекословно полез вверх.

Вскоре они стояли среди кустов, щурясь на солнце. Трэш смотрел в сторону горизонта, пытаясь разглядеть, что за конструкция высилась в конце саванны. Однако сделать это как следует ему не удалось. В сопровождении отряда из двадцати человек, возглавляемого клоуном на носилках, они отправились в неблизкий путь.

– В чем дело, куда нас ведут? – спросил Шур у Арминуса, уныло тащившегося рядом.

– Да кто же их поймет? Сумасшедшие, они и есть сумасшедшие, – ответил Арминус, – могу сказать только одно: мы движемся в сторону Делового центра.

– Что еще за Деловой центр? – встревожился Харпер.

– Трудно разговаривать с людьми, которые не знают географии, – вздохнул переводчик. – В данный момент мы находимся на территории бывшего национального парка. Направляемся мы на запад. Там, где кончается парк, от его западных ворот начинается шоссе, которое ведет в Большой Город. Единственное обитаемое место в нем – Деловой центр, где в Супермаркете проживает Макс. Больше идти некуда. В остальной части города только отдельные бродяги.

– Значит, они все-таки решили пойти на контакт с Максом?

Арминус пожал плечами:

– Придурки! Вряд ли. Не знаю. Может, они и не в Деловой центр идут, а к армейской базе.

– Армейской базе?

– Ну да. О ней мало кто знает. Пожалуй, даже Трехглазые. Там есть консервы и галеты. Возможно, оружие. Макс нашел ее совсем недавно и показал Белым Людям. Он очень хочет заключить с ними союз. Их много, и они ненавидят Трехглазых.

– Он хочет с их помощью прорваться в Уркан?

– Придурок! Белые Люди не знают никакого другого места, кроме Карфагена. Их земля здесь. Об остальном мире они имеют весьма смутное представление. Вождь мне как-то рассказывал, что однажды он послал экспедицию на запад к Большой стене, но вернулось лишь двое, остальных убили люди с желтыми копьями, которые стреляют голубыми молниями. Я так понимаю, его отряд нарвался на ежегодную Охоту, проходящую по окраинам Карфагена. С тех пор Белые Люди не желают покидать своей территории, дорога на запад – табу. Ну а на востоке – владения Трехглазых. Когда-то, когда Трехглазых еще не было, они, видимо, имели контакты с Урканом, отсюда и язык, и отдельные этнические влияния.

– Интересно, – заметил Харпер.

Солнце уже находилось в зените. Впереди показались два бетонных столба, поднятые кверху, будто в рокерском приветствии. Вскоре стали заметны остатки кирпичной ограды, которая когда-то окружала парк. Теперь она поросла бурьяном, а по искрошенной кладке сновали маленькие рогатые ящерки.

Отряд остановился, не дойдя до ворот шагов триста. Самарин сумел разглядеть, что собственно сами ворота – ржавые железяки – лежали на земле.

Вождь поднял руку. К нему приблизились двое наиболее крепких охранников. Один держал в руках внушительных размеров выхлопную трубу, а второй – дубину, утыканную гвоздями. Красно-белые клетки, увенчанные рыжим париком, осторожно двинулись к воротам. Выхлопная труба и дубина с гвоздями потянулись следом. Кустарник за воротами зашевелился. Раскрашенное лицо клоуна стало серьезным.

– Откуда у него этот дурацкий костюм? – поинтересовался Самарин.

– Придурок! – уже традиционно начал свое объяснение Арминус. – По их поверьям, этот костюм приносит счастье. Где они его откопали, я не знаю. Тоже, наверное, атавизмы каких-то воспоминаний и легенд о Большом мире. В комнате вождя висит множество клоунских портретов. Иногда они совершают набеги в города. Воину, нашедшему картинку с клоуном, отдают большие почести. Придурки.

– Вы имеете в виду города Системы? – удивился Харпер.

– Придурок! – безжалостно прокомментировал Арминус. – Карфаген – это огромное пространство, в центре которого мегаполис, вернее то, что от него осталось. Вокруг мегаполиса несколько десятков городов поменьше. Десять тысяч лет назад здесь была богатая провинция.

Тем временем из кустов вышел Макс в сопровождении нескольких коричневых людей, раскрашенных белыми полосами и вооруженных арбалетами. Макс держал в руках двуствольный автомат, лоснящийся от недавней смазки, за спиной болталось еще несколько. Они остановились перед воротами.

Ветра не было. Солнце прогрело воздух, отчего тот дрожал, как перламутровое желе, создавая между двумя столбами нечто похожее на проход из одного параллельного мира в другой.

Размалеванная белыми полосами рожа, обрамленная свалявшимися кудрями рыжего парика, обернулась и уставилась на Арминуса, хлопая накладными ресницами. Арминус вздохнул и зашагал к клоуну, оставляя на рассыпчатой почве усталые следы.

– Похоже на переговоры, – шепнул Трэш Харперу.

– А мы здесь при чем? Он же «так повелел», чтобы мы стали рабами? – засомневался Самарин. – Непонятно.

Недоверчивое взаимное осматривание первым закончил Макс. Он ослепительно улыбнулся (наткнулся где-то в руинах на склад с зубной пастой?), потом протянул автомат вперед, демонстрируя вещь вождю. Рыжий парик даже не шелохнулся. Макс поднял дуло автомата вверх и нажал на спусковой крючок. От грохота вздрогнуло даже солнце. Только вождь по-прежнему не проявлял никакого интереса. Тогда Макс навел оружие на близстоящее дерево и короткой, злой очередью разнес его в щепки, одна из которых плюхнулась у клоуна между ног. Вождь некоторое время молча разглядывал дымящийся пенек.

– Лаборатория! – восхищенно прохрипел он.

Снова накладные ресницы затрепетали, рука выписала в воздухе нетерпеливый пируэт, и пленников подогнали к воротам.

– Их, – ткнул в них вождь.

– На хрена мне эти ублюдки? – удивился Макс. – Мне нужно мясо, свежее кабанье мясо. Или разрешение охотиться здесь. Раз в месяц.

Вождь что-то зашептал на ухо Арминусу. Тот выслушал, важно кивнул и выступил вперед:

– Вождь хочет обменять ваших людей на три огненные дубины. Придурок… – извиняясь, добавил он.

– Это не мои люди! – возмутился Макс.

Парик снова защекотал ухо Арминусу.

– Вождь знает, что ты специально красишь своих людей, чтобы они походили на племя, но на самом деле они из Большого Мира, что за Большой Стеной. Ты не обманешь вождя. Этих людей захватили Трехглазые. Трехглазые – враги Белых Людей и враги Макса. Люди, которых они захватили, не Белые Люди, значит они – люди Макса. – Арминус сложил руки на груди и отступил на шаг.

Макс изумленно поглядывал то на своих спутников, то на Трэша, Харпера и Самарина.

Трэш рассматривал клоуна-вождя с уважением.

– А он знаком с силлогизмами. Еще пара тысяч лет, и они изобретут автомобиль. Берегись, Система!

– Да я их первый раз вижу, – закричал Макс, – клянусь Лабораторией! Это чужаки. Они пришли недавно. И они мне не нужны. Мясо, кабан, понимаешь?

– Эй, Макс, – крикнул Шур и приветственно помахал ему рукой, красноречиво давая понять, что они старые знакомые.

– Ты что за хрен с горы? – злобно отозвался Макс.

– Сигизмунд Трэш.

– Да по мне хоть президент ВБС! Шел бы ты подальше и не мешал.

– Подальше? Например, в Уркан?

Голубые глаза Макса застыли. Он мотнул головой, откидывая желтую прядь.

– Я знаю, где взять индикар, – продолжил Трэш.

– Где?

– Так я тебе и сказал.

– Ты знаешь, для чего Белые Люди используют рабов?

Трэша этот пункт переговоров не волновал. Он был в своей стихии. Торговля была делом его жизни.

– Какой индикар? Ты чего мелешь? Здесь на десятки миль нет ни одного индикара, – зашипел Трэшу Арминас. Трэш отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

– Так вот, – продолжал Макс, нервно поглаживая автомат, – вы будете добывать соль из подземного озера голыми руками в полной темноте. Эту соль они меняют на разные безделушки, которые им приносят рискнувшие просочиться мимо Трехглазых урканцы. Через пять лет от ваших суставов ничего не останется, зрение вы тоже потеряете. Когда они увидят, что вы больше не годитесь для работы, вас используют в качестве живцов для ловли лапукосов. Это такие маленькие, вредные зверьки с очень острыми зубками. Вас разложат на земле, привязав руки и ноги к колышкам. Вы будете лежать слепые и абсолютно беспомощные. Лапукосы станут грызть вашу плоть. Особенно они любят кишки. Когда лапукос добирается до кишок, то теряет голову, и тогда его можно брать голыми руками. Так что не надо мне врать про индикар. Я слышал, что индикар есть у Трехглазых, но это только слухи. Его никто не видел. Я знаю, что делаю. Со временем эти идиоты, – он кивнул на Белых Людей, – станут совсем ручными. Я научу их обращаться с автоматами, мы перебьем Трехглазых, и я уйду в Уркан.

– У Трехглазых есть индикар. И я знаю, как его взять. Зачем тебе тратить столько времени, когда можно решить все сразу? Сколько ты уже здесь, Макс? Пять лет, десять. Сколько ты еще пробудешь здесь, пока не сойдешь с ума? Или тебе хочется стать вождем Белых Людей? Дай им один автомат и рожок патронов. Обменяй нас. И ты получишь индикар.

Макс молчал. В другой ситуации он ни за что не поверил бы Трэшу. Но десять лет, проведенные им в Карфагене, беспросветные десять лет вцепились в усталые плечи, как урчащий от жажды крови лапукос. Он готов был ухватиться за малейшую соломинку, лишь бы вырваться отсюда. Один автомат и рожок патронов. Патроны скоро кончатся, и Белые Люди придут за новыми. В сущности, он ничего не проигрывает.

Вождь начал терять терпение. Его пальцы терзали красный накладной нос. Из-под рыжего парика сбегали ручейки пота. Макс швырнул автомат к его ногам.

– Я забираю их, – крикнул он Арминусу.

– Ты точно знаешь, что у Трехглазых есть индикар? – озабоченно спросил Харпер.

– Ну, Трот говорил о каких-то летательных аппаратах…

– Он мог принять за летательные аппараты и самокаты на воздушных подушках и катер, и даже дельтаплан, черт побери! Ты разве не заметил, что он не в себе? Этот Трот прожил в Карфагене сорок лет. Сорок лет!

– А ты что, хочешь добывать соль для этого шапито?

Клоун-вождь медленно подошел к валявшемуся в пыли автомату, осторожно поднял его и бережно отер рукавом. Несколько секунд он с уважением осматривал оружие, даже понюхал. Один из его подчиненных робко попытался о чем-то спросить. Вождь раздраженно махнул красно-белым рукавом и выдавил несколько невнятных слов в ответ. Адепт кабаньей головы подбежал к остальным и отдал приказ. Самарина, Трэша и Харпера грубо толкнули к воротам. Все еще не веря, что им в очередной раз удалось вырваться, несостоявшиеся рабы нерешительно двинулись к Максу и его людям. Как только они пересекли дрожащее марево между воротами, несколько коричневых торсов, сверкая белыми полосами, бросились к ним и начали аккуратно связывать им руки рыболовной леской. Трэш попытался возмущаться, но его оборвал насмешливый голос Макса:

– Не все так просто, продавец подержанных индикаров. Если ты солгал мне, мы отправим тебя к Трехглазым. Зачем-то ты им нужен… Может, в обмен они оставят меня в покое? Как ты думаешь, такое возможно?

– А я! Как же я!?

К воротам бежал, размахивая руками, Арминус.

– Меня! Меня! Возьмите меня! Я больше не смогу с этими придурками!

– Слушай, приятель, потерпи еще немного, ты нам нужен здесь. Помнишь, что я тебе говорил, когда отправлял сюда? – крикнул Макс.

Арминус остановился как вкопанный:

– Макс, ты каждый год обещаешь. Уже десять лет! Я свихнусь! Я все сделал, ты знаешь об этих придурках все!

– Так значит, он сюда попал по твоей инициативе? – удивился Трэш. – А нам он говорил, что нарвался на засаду, когда охотился на кабанов вместе с Сесилем Тротом.

Макс презрительно усмехнулся.

– Арминус, еще две недели.

– Я больше не могу, – закричал Арминус и снова метнулся к воротам.

Автоматная очередь ударила ему между лопаток титановым кулаком. Он упал лицом вниз. Клоун в красно-белом балахоне, в рыжем парике, с накладным пунцовым носом, с лицом, раскрашенным белой краской, смеялся и давил на спусковой крючок автомата. Пули веером ложились над головами Трэша, Самарина, Харпера, Макса и его людей. Титановые шарики откусывали кусочки бетона от столбов и ныли в унисон смеху вождя.

Макс скомандовал отступление. Они согнулись в три погибели и бросились прочь, испуганно оглядываясь. Яркая фигура клоуна с автоматом в руках была видна еще очень долго на серо-зеленом фоне псевдосаванны.

26. БРАТ-2

Кустарник наконец отступил и перестал цепляться сухими жесткими ветками за одежду. Они вошли в небольшую тенистую рощу и двинулись вдоль беззаботно журчащего ручья, который серебряным пунктиром указывал путь. Люди Макса шли прямо по дну, на ходу с видимым удовольствием смывая с себя коричнево-белую раскраску. Они перебрасывались шутками, звонко отскакивавшими от водной поверхности.

Иногда под травой показывались остатки мощенной желтыми камнями дорожки. Вокруг что-то весело стрекотало и попискивало. Самарин с наслаждением вдыхал прохладный и необычайно вкусный воздух, время от времени бросая уничижительные взгляды на табачный дым, выдыхаемый Трэшем (когда-нибудь эти сигары закончатся!). Трэш этих взглядов не замечал, отмеряя шаги одинаковой длины и, по всей видимости, о чем-то напряженно размышляя.

– Долго еще? – спросил Харпер, когда тропинка трансформировалась в дорогу.

Макс не ответил даже взглядом. Два человека из его команды скрылись за деревьями. Раздался треск веток, шуршание, что-то заскрипело, а затем в нос Самарину и Трэшу ударило облако выхлопного дыма. Трэш от неожиданности закашлялся. Выпавшая изо рта сигара юркнула к земле, заставляя травинки скукоживаться от разбухшего после недавней затяжки огонька.

На дорогу выехал автомобиль. В нем было столько железа, что он напоминал первые в истории человечества танки. Модель его определить не представлялось возможным, так как другие, столь же древние, но не столь везучие экспонаты послужили донорами практически для всех его узлов.

Автомобильный Франкенштейн. Грубые швы сварки бугрились и горбились, лобовое стекло наполовину отсутствовало, а наполовину было заменено куском фанеры. На крыше высился намертво приваренный корпус моторной лодки, из носового люка которой, высунувшись, обнюхивал воздух ствол крупнокалиберного пулемета.

– Может и под водой, – с небрежной гордостью бросил своим пленникам Макс.

Подручные Макса уже занимали места: в просторном салоне, внутри лодки, служившей вторым этажом, а то и просто прилепившись к обтекателям, цепляясь за торчавшие отовсюду обрезки, болты и штыри. Самарина, Трэша и Харпера запихнули в железную клетку, которая была прикреплена на корме металлического гибрида. Через пару секунд, выплюнув несколько едких клубов, автомобиль помчался по дороге, шелестя лысыми покрышками и подпрыгивая на ухабах.

Развалившийся на заднем сиденье Макс обернулся к пленникам, судорожно цеплявшимся за ржавые прутья, чтобы хоть как-то обезопасить себя от ушибов:

– Это наша военная тайна. Если Трехглазые узнают, о том, что мы имеем транспорт, то возьмутся за нас всерьез.

– Не очень-то тактично вы обошлись с Арминусом. Все-таки лингвист, хоть и клон, – прокричал Харпер.

Макс засмеялся:

– Лингвист! Клон! До того как попасть в Карфаген, он был профессиональным филером. Всю жизнь жил под чужими именами и прикрывался фальшивыми биографиями. Сочинить такую историю для него раз плюнуть!

– А кем были вы, Макс? – спросил Трэш.

– Агентом МБР.

Трэш и Харпер переглянулись.

– А сюда за что?

– За то же, за что и всех.

– Чем-то не угодили ВБС?

– В общем, да. Хотя лично я – клон.

– Клон?!

– А что тут удивительного? Карфаген – место для клонов.

– Но мы же не клоны.

– Вы уверены?

Голубые глаза Макса почти слились с синевато-серыми выхлопными газами. Было непонятно, шутит он или говорит серьезно.

Пейзаж сменился. Роща кончилась небольшой и все еще симпатичной аркой. Ветер раскачивал жестяную табличку, висевшую на одном гвозде. Надпись на ней окончательно была утрачена. За аркой простиралась огромная площадка (скорее всего, бывшая автомобильная или автобусная стоянка), покрытая потрескавшимся бетоном. Сквозь трещины торчали пучки травы. За площадкой начиналась широкая автострада, исчезавшая в бесформенной громаде, торчавшей за горизонтом. По этой автостраде они ехали часа два, пока не оказались в заброшенном городе. В его проспектах и улицах еще угадывались прямолинейность и геометрический порядок. Здания более или менее были целыми. Об упадке свидетельствовали лишь пустые окна и осыпавшаяся штукатурка. Брошенные автомобили, тележка для мороженого, валяющаяся труба водостока, обломок рекламного щита, покореженные будки каких-то уличных автоматов. Все это мелькало перед пленниками, разбиваемое на отдельные фрагменты квадратами клетки.

Машина свернула с главной улицы, затем в какой-то переулок, а далее петляние стало уже бесконечным. Вскоре они запутались, потеряли направление, а вместе с ним и интерес к проносящейся мимо картине.

День клонился к вечеру, когда автомобиль сделал резкий вираж. Дорога пошла вниз, увлекая их на нижний уровень покинутого мегаполиса. Нескончаемые анфилады подземных гаражей, вместо неба – чернеющий потолок. Дорогу освещали лишь одинокая фара железного «франкенштейна» и несколько мощных фонарей, которые держали в руках люди Макса. «У вас есть фонарь? Дайте мне фонарь!» – вспомнил Самарин и начал потихоньку дремать.

Его сознание находилось на границе сна и реальности, когда он ударился головой о прутья решетки. На лбу остались две коричневые липкие от пота полосы. Он потер лоб, размазывая их в грязное пятно. Было светло.

Лязгнул замок. Им помогли выбраться из клетки наружу. Синие, набухшие руки за спиной. Рыболовная леска на кистях утонула в складках кожи. Самарин едва разогнул ноги, затекшие от многочасового неудобного сидения. Вокруг сновали люди с серьезными лицами. Макс недобро улыбался, приглашая их следовать вперед.

Они прошли между поломанными стеллажами, образующими запутанный лабиринт. Когда Самарин, двигавшийся впереди, поворачивал не в том направлении, жилистая рука резким движением направляла его туда, куда следует.

Их путешествие закончилось в широком квадратном помещении. Вдоль одной из стен стояли цилиндры довольно приличного диаметра, высотой до потолка. В центре – длинные монолитные столы, покрытые серыми плитами. На них дымились тарелки с едой. Их давно ждали. Несколько вооруженных людей приветствовали Макса восторженными криками, немедленно смолкшими после того, как было замечено появление гостей.

По приказу Макса лески, связывавшие руки пленникам, были сняты. Их усадили за стол. Всем троим так хотелось есть, что они практически не заинтересовались происхождением содержимого тарелок. Макс смотрел на них с усмешкой. Сам он ел сдержанно и даже несколько брезгливо.

– Ну, что ж, господа, – начал он, когда пленники, наконец, насытились, – у меня к вам несколько серьезных вопросов. Во-первых, что от вас нужно Трехглазым?

– Это мы бы и сами хотели узнать, – проворчал Трэш.

– Странно, – Макс потеребил краешек воротника, – с одной стороны, вы, находясь в Карфагене второй день, знаете, что у Трехглазых есть индикар, а это неизвестно даже нам – старожилам, – зал возмущенно загудел. – С другой стороны, вы ничего не знаете о Трехглазых. Судя по тому, что я видел, вас вез небольшой разведывательный отряд. Они сильно рисковали, взяв вас с собой. В таком опасном месте, как Карфаген, для небольшого отряда каждый лишний человек – обуза.

– Но они же всесильные Трехглазые, некоронованные владыки Карфагена.

– Здесь не может чувствовать себя в безопасности даже Господь Бог. Всех тайн Карфагена не знает никто. Звери-мутанты, зомби, возникающие время от времени крупные банды озверевших клонов и даже племена, вроде Белых Людей. Говорят, встречаются и Пятна… Но Трехглазые рискнули и взяли вас.

– Не знаю… – протянул Трэш, тщательно подбирая слова (по дороге у него реквизировали весь запас сигар, и теперь он время от времени исторгал из глотки сухой кашель), – может быть, они надеются получить выкуп. Все-таки я был богатым человеком. Они могли узнать обо мне по радио. Даже у Сесила Трота есть телевизор.

– В том-то и дело, что был.

– Вы отобрали у Трота телевизор? – брови Трэша выгнулись дугой, как вставшие на мостик борцы. Он искренне ужаснулся столь нелепой экспроприации.

– Ты был, – пояснил Макс, – ты был богатым человеком.

– Но если предположить, что у них есть связи с большим миром, например с Урканом, они могли связаться через него с моей женой и предложить меня выкупить. У меня есть в Ароппе тайные вклады, мы могли бы покинуть Систему.

– Неплохая схема, – хлопнул по столу Макс, – Трэш, а ты мог бы сделать карьеру в Карфагене. Это надо же – выкуп! Здесь много бывших богачей. И связь с урканскими контрабандистами вполне можно наладить.

– Ну, вот видите.

– Вижу! – заорал Макс. – На хрена мне деньги в Карфагене? Я что, ими своих людей кормить буду? Или, может, взять тебя бухгалтером и ты будешь выдавать им зарплату? Мне нужен индикар, чтобы свалить отсюда! И Трехглазым нужен индикар, чтобы свалить отсюда! Даже у Белых Людей есть легенда о птице, которая унесет их отсюда в землю обетованную. Все хотят свалить отсюда. Но Ароппа не принимает людей, совершивших преступление против своего государства. А до Терры ты не долетишь даже на индикаре. Тебе придется заправляться в Антиге, а Антига уже четыре года как в Системе. Вся планета – это ВБС. И где бы ты ни появился, тебя схватят. Кроме Уркана. А в Уркане деньги тоже никому не нужны. У них там только один капитал – свобода.

– Ты закончил? – зрачки Трэша расширились так, что исчезли белки. – А теперь ответь, раз ты такой умный и такой старожил: почему Трехглазые не уходят в Уркан? Ведь у них есть оружие, самокаты на воздушных подушках…

– Они – сумасшедшие, – как-то сразу поник Макс.

– Эту песню мы слышали. Эти – сумасшедшие, те – сумасшедшие, а те, кто это говорит, всегда умные.

Макс встал. Его пальцы пролезли в узкие карманы джинсов. Он прошелся, а затем снова сел, наклонился вперед, подперевшись кулаком. Его взгляд стал проникновенным:

– Ты знаешь, почему их называют Трехглазыми?

– Я знаю, – вмешался Самарин. Трэш и Харпер удивленно скрипнули сиденьями стульев, разом повернувшись.

– Потому что они все видят. Так сказал Сесил Трот, – пожал он плечами.

– Он забыл добавить, что они сами решили, что все видят. У каждого из них якобы экстрасенсорные способности. Третий глаз, который позволяет им безошибочно определять, клон перед ними или человек. Людей они оставляют в живых, а клонов уничтожают. Это остатки «Оупс-крэкха», организации, которая настаивала на уничтожении клонов. Слыхали о такой? Они убийцы. Маньяки. Если им втемяшится в голову, что ты клон, так будь ты хоть трижды изначальным с тремя татуировками, тебя все равно порешат. Они здесь практически добровольно. Для них Карфаген – охотничьи угодья. Они презирают Охоту, которая идет лишь по окраинам. Им нужно быть в центре. Вы думаете, ВБС не знает о Трехглазых? Знает. Но пока они уничтожают клонов внутри Карфагена, все нормально: и клоны не размножаются, и угрозы обществу нет. Вот так. К тому же, урканцы ненавидят Трехглазых. К себе они не пустят их никогда.

– Почему?

– Говорят, они убили Пятно. А вы же знаете, как урканцы относятся к Пятнам.

– Вы сами-то верите в то, что наговорили? «Оупс-крэкх» уничтожали клонов, Трехглазые убили Пятно, – Харпер поднялся. – Вы, молодой человек, как выяснилось, еще очень мало знаете. Пятен не существует, по крайней мере пять тысяч лет. Если они вообще когда-либо существовали. «Оупс-крэкх» возникла в Южных штатах. Их эмблемой был не третий глаз, а сердце с надписью «не продается» внутри. То, что они убивали клонов, – выдумки ВБС. У вас здесь штатного психиатра нет?

– Так, – теперь над столом выросла фигура Макса, – психиатр у нас есть. Он сейчас занят. Над пленным Белым Человеком опыты проводит. Зато штатный палач как раз в данную минуту свободен. Позвать?

Харпер непринужденно сел, словно находился в собственном кабинете. Его глаза смотрели прямо в голубые точки на лице Макса.

– Это ваше право, – ровным голосом ответил он.

Макс сел. Ладони сдавили лицо и тут же оторвались, оставив красные пятна усталости и волнения.

– Да, я многого не знаю. Но… мне многого и не нужно, – Макс снова взорвался, – мне нужно знать, откуда вам известно, что у Трехглазых есть индикар? И если он действительно есть, то как мы его достанем?

Харпер хотел было что-то сказать, но Трэш остановил его.

– Макс, я не зря тебе рассказывал о схеме выкупа.

Трэш помолчал, подумал и затем продолжил:

– Дело в том, что я не первый из нашей семьи, кто стал жертвой ВБС. Сначала они схватили брата.

Трэш прикрыл глаза рукой, плечи дернулись, сдерживая рыдания.

– Сигги, так твой брат…? – взвился Харпер. Трэш остановил его вялым движением ладони. Харпер глянул на Макса осуждающе, как бы приглашая разделить боль от трагической судьбы неведомого брата. Но глаза Макса стали настороженными. Он сам пробыл в Карфагене не один год и не меньше нуждался в сочувствии. Жалости вы от него не дождетесь. Только факты.

Трэш как будто справился с волнением, проглотил застрявший в горле комок, судорожно дернув кадыком, и продолжил:

– У меня в Уркане есть друзья. Они связались со мной и передали, что брат у Трехглазых, и нужны деньги для его выкупа. Брат сумел даже передать мне письмо, в котором я, кстати, и прочитал про индикар. Брат просил, чтобы я…

– Письмо.

– Что? – Трэш вынырнул из жижи неприятных воспоминаний.

– Письмо, – повторил Макс, – покажи мне письмо.

Трэш растерянно похлопал себя по карманам.

– Арминус, – жалко пролепетал он, – сказал, что у него нет бумаги, я и отдал. Он сможет писать на обратной стороне. Мне-то что, я знаю письмо брата наизусть, а вот ему, среди этих дикарей…

– Ладно, что там в письме?

– Ничего… «А еще, – пишет мне брат, – у них помимо всего прочего есть настоящий индикар и даже посадочная площадка. Правда, летают они на нем крайне редко. Пока я нахожусь здесь, не летали ни разу…» – цитируя письмо, Трэш закрыл глаза.

Макс остановил его:

– Отлично. Достаточно. Парни, вы слышали? – крикнул он серой массе соратников, сгрудившихся вдоль стен. – У Трехглазых есть индикар. А теперь я попрошу капралов подготовиться к выступлению. Сегодня ночью мы пойдем и отнимем у Трехглазых индикар. Те, кому повезет, уже завтра будут в Уркане. Кто не хочет отправляться в экспедицию, могут остаться в лагере.

В ответ раздался слаженный вой, свидетельствовавший о том, что оставаться никто не собирается. Трэш победоносно глянул на Харпера.

Через пару минут в помещении остались лишь Трэш, Самарин, Харпер и Макс. Макс, убедившись, что никто из его подчиненных не задержался, наклонился к Трэшу. Его сузившиеся губы были почти неподвижны, что создавало эффект чревовещания:

– Вот что я тебе скажу, сволочь. Все, что ты наплел мне здесь про брата, – полная чушь. Трехглазые не берут никаких выкупов. И у них нет индикара.

– Но письмо…

– И письма нет. Потому что нет никакого брата. У нас тоже есть телевизор. И мы знаем, кто такой Сигизмунд Трэш и сколько у него братьев.

Самарин не выдержал и засмеялся. Его плечи подпрыгивали, как два хромых участника олимпиады для инвалидов. Трэш затравленно озирался, явно собираясь настаивать на своем. В его зрачках уже выкристаллизовывалась новая, еще более невероятная история о сводном брате по матери, чей отец совершил преступление в юности и был изгнан из семьи, всю жизнь просуществовав под другой фамилией. Но взгляд Макса отметал любые попытки творчества в жанре мелодрамы.

– Ты что-то хочешь сказать, сволочь? – спросил он и, сплюнув, добавил, – таких, как ты, мы школьниками били за гаражами.

– Знаю я, как вы били, – вмешался Харпер. – десять человек-хулиганов на толстяка-отличника, у которого нет друзей.

– Не был я толстяком, и друзья у меня были! – некстати взвился Трэш.

– Помолчи, Сигизмунд, – оборвал его Харпер, – Позвольте узнать, – обратился он к Максу, – а какого, извините, черта, вы столько морочили нам голову? Вы же с самого начала знали, что у Трехглазых нет индикара?

– Знал, – охотно признался Макс.

– Ну и зачем вы нас обменивали у Белых Людей?

– А затем, что мне надоело торчать в этой дыре. На Родине меня, наверное, уже забыли. Здесь никакой жизни. В общем, я решил, что случай неплохой. Благодаря вам, мои люди уверены, что у Трехглазых есть индикар, а вы знаете, как его достать. Мы нападем на Трехглазых, а там будь что будет. Лично я собираюсь прорваться в Уркан.

Харпер встал и протянул Максу руку. Тот церемонно пожал ее.

27. НОЧНОЙ ДОЗОР

– За что я люблю Сигги, – шептал Харпер Самарину, – так это за его неуемную энергию. Не будь его, мы бы уже давно или погибли, или свихнулись.

Самарин безучастно кивал в темноту. Харпер был возбужден предстоящей схваткой. Не то его будоражил страх, не то ощущение полной непредсказуемости ночного похода. В молодости он занимался боксом. Возможно, в нем что-то осталось со времени потных раздевалок, усталых плеч и радостного ожидания боли.

Впереди танцевал огонек фонаря. Отдельные реплики, работа десятков легких, шелест одежды сливались в легкий гул. Бледные, размытые пятна лиц, отблеск металла, черные силуэты. Самарину на мгновение показалось, что он снова в казахской степи, возле «уазика». Воспоминание было настолько ярким, что в нос шибануло запахом ацетона, и он чуть было не потерял сознание от резкого головокружения. Вокруг ни огонька, только звуки. Звуки настоящие и звуки кажущиеся. Они прятались в темноте, выпрыгивали из нее и снова исчезали, будто дети, плещущиеся в теплом пруду.

– И главное – ему всегда везет! Вот сейчас, скажите на милость, куда мы идем? На верную смерть! Сто шансов против одного…

Самарин засунул руки в карманы и поежился. А что гнало вперед его? Любопытство? Перед ним отчетливо встало растерянное, ничего не понимающее лицо Самарина-2. Дорожка слезы на грязной щеке. Он узнал его? Да, узнал. Он сказал: «Са-ма-рин». Это его он гнал по лабиринту электроударами. Гнал самого себя. И продолжает гнать.

– Сто против одного…

Голос Харпера растворялся в темноте. Звуки распадались на свои составляющие, постепенно превращаясь в абсолютное ничто, тонко дрожащее в ночном воздухе. Осязаемое ничто…

Где-то впереди все остановилось. Казалось, даже планета перестала вращаться. Погас огонек фонаря. В небе застыли звезды. Харпер захлебнулся очередным панегириком Трэшу. Самарин наткнулся на чью-то потную спину. По рядам прошелестела команда «ползком». Все послушно легли. Самарин заработал локтями. Рядом сопел Харпер. Старик сдал за последние дни, но держался молодцом. Как тогда Ардалионов, – до самого последнего мгновения, пока молния не прошила насквозь его усталое тело.

По лицу змеились ветви травы, насекомые кидались в лицо с безумной отвагой. Пространство и время слились воедино и выбросили отряд к небольшой рощице. Самарин скорее почувствовал, чем услышал команду «встать». Они вошли в рощу. Деревья пугали, прикидываясь часовыми Трехглазых. Самарин невольно вытянул руку вперед, чтобы не удариться о шершавый, твердый, как железо, ствол. Роща кончилась, и они оказались на краю лужайки, покрытой густой шелестящей травой. Несколько прожекторов с переменным успехом боролись с темнотой. Их лучи скользили по поверхности травы, постепенно растворяясь у самой земли. Мощности им явно не хватало. А может, Трехглазые, не опасаясь дерзкого нападения с этой стороны, экономили свои аккумуляторы. Тучи букашек купались в свете прожекторов, кувыркались, кружились и пенились. Создавалось впечатление, что над травой стелется туман, живой и непонятный, как любое существо.

Примерно через полкилометра лужайка заканчивалась забором из колючей проволоки.

– Будем надеяться – не под током, – прошептал неведомо откуда возникший рядом с Харпером и Самариным Трэш. До этого он держался рядом с Максом и шел в авангарде.

За проволокой неясно густели строения.

Макс махнул рукой. Два человека прижали к щекам приклады длинных винтовок. Два красных огонька метнулись к фонарям и исчезли в них. Раздались два хлопка, судорога свела два плеча, а вслед за этим прозвенел показавшийся оглушительным в тишине ночи грохот разбитых стекол. И тут же – тьма. Залаяли собаки. Раздался топот. По дуновению ветра, коснувшегося щеки, Самарин сообразил, что мимо него бегут люди. Он тоже побежал, слегка пошатываясь от наступившей слепоты. Перед глазами прыгали желтые пятна. Не останавливаясь, он тер кулаком глаза.

Сплевывая свинец, зарычали автоматные очереди. Самарин увидел строчки трассеров, перекрещивающиеся в бешеном темпе. Пространство наполнилось разноцветной морзянкой. Зеленые, желтые, красные… Красные, зеленые, желтые… Крики, всполохи огня, чье-то дыхание рядом. Он бежал, петляя и пригибаясь, неосознанно стараясь уйти с линии огня. Но огонь был перекрестным.

Что-то с воем заскрежетало. Шестое чувство дернуло Самарина за подбородок и заставило взглянуть вверх. Прямо на него валилось огромное серое чудовище на четырех негнущихся ногах. Чудовище выло и скрежетало, распространяя изуверский треск. Из его пасти, откуда-то сверху, из-за пределов видимости с отчаянным криком выпал человек и распластался на земле в паре шагов от Самарина. Самарин метнулся в сторону, едва успев увернуться от рухнувшего чудовища. Только теперь он разглядел, что чудовище оказалось сторожевой вышкой.

Внезапно стало светло, как днем. Сотни фонарей вспыхнули сверхновой звездой, озарив все вокруг нестерпимым сиянием. Надсадно завыла сирена, форсированно переходя от самых низких басов в ультразвук. Самарин зажал уши и повалился на бетонную дорожку. Мимо, стреляя из автомата во все стороны, пробежал человек. Вот что значит – нападать без плана. Полный хаос.

Ультразвук становился все нестерпимее. Голову словно разрывало изнутри. По обнаженному мозгу колотили мексиканским кактусом. Рядом с Самариным от тех же мук корчилась собака. Внезапно звук оборвался. Ему на смену пришли мины. Они рвались негромкими хлопками, швыряя в лицо нападавшим ослепительные шары. После первого же разрыва Самарин окончательно потерял зрение. Он присел на землю и скорчился, подобрав колени к подбородку. После всего, что с ним произошло, он не хотел такого конца: голова распухла, наполненная до краев ультразвуком, зрение уничтожено слепящей миной, во рту металлический привкус.

Ему хотелось фанфар. Все-таки он был первым космонавтом в мире, преодолевшим скорость света. Он заслужил красную ковровую дорожку и бесконечные приемы в королевских дворцах. Он должен обращаться к нациям с самых высоких трибун, его именем должны называть детей в самых отдаленных уголках планеты. Вместо этого, ха-ха, он валялся на грязной земле, свернувшись клубком, как напуганный ежик. Ежик, ни головы, ни ножек. Ха-ха. Е-е-жи-ик! Бритый ежик, ха-ха. Самарина душил беспричинный смех. Он попытался сдержать его, справедливо полагая, что это обычная истерика, но не выдержал и захохотал во все горло. Приступ смеха грозил закончиться асфиксией, когда Самарин на мгновение открыл глаза. Увиденная картина заставила его сотрясаться от хохота еще сильнее. Рядом, вокруг него в пыли корчились люди, они смеялись искренне и заразительно. Сигизмунд Трэш валялся на спине, суча ногами и уморительно держась за живот. Харпер обнимался с Максом. Они пытались что-то сказать друг другу, но не могли побороть спазмы веселья. У их ног клубился туман. Туман уходил куда-то вдаль. Из этой дали выплывали черные ботинки с высокой шнуровкой. Шнуровка заканчивалась трогательным бантиком. Самарин поднял глаза вверх и увидел обладателей ботинок. Это были слоны. Двуногие слоны с резиновыми хоботами, уходившими под мышку. У слонов были выпученные стеклянные глаза. Со смеху помереть можно.

Слоны шли меж смеявшихся людей, утробно сопели и собирали всех в кучу. Вскоре вся хохочущая компания была вместе. Люди обнимались, гоготали, запрокинув лица к безлунному небу. Им было хорошо вместе.

А затем веселье кончилось. Как оказалось, его и не было вовсе. Потому что ничего смешного в этой жизни нет. И теперь они стояли почти оглохшие, почти ослепшие и ничего не соображавшие. Наступила глубокая ночь, а теплая постель была далеко.

Трехглазый снял противогаз и оглядел пленников.

– А вот и Макс! Лорд Икс будет очень удивлен твоим поздним визитом. Но ты не представляешь, как он обрадуется. Мы уже и не чаяли увидеть тебя, Макс. Что скажешь?

– Не вышло, – прокомментировал случившееся Макс и, оглядевшись, деловито спросил, – откуда у вас веселящий газ? Я уж не говорю про ультразвук и слепящие мины. Прямые поставки из Генерального штаба?

– Боюсь, Макс, – ответил не представившийся Трехглазый, – ты этого так никогда и не узнаешь.

– Желание разгадать секрет часто продлевает жизнь.

– Длина твоей жизни теперь зависит только от лорда Икса. Завтра вечером вас будут тестировать.

– А чего меня тестировать? Я вам сразу скажу: я – клон.

Макс усмехнулся и тут же скривился от боли: мышцы рта болели от недавнего смехомарафона.

– Заткнись. Есть только один критерий, по которому можно отличить человека от клона – это шестое чувство. Человек чувствует человека. И человек чувствует нечеловека. А клон – нечеловек.

– А слабо продемонстрировать свое знаменитое искусство прямо сейчас? – подзуживал Макс. – Или ты ненастоящий Трехглазый?

Трехглазый, молча, со чмоком оторвал противогаз ото лба. Затем медленно поднял фонарь и осветил лицо. Даже слабая лампочка позволяла явственно видеть татуировку – треугольник с глазом внутри.

– Сам делал? Перед зеркалом? – проникновенно спросил Макс. Трехглазого перекосило от деланного восхищения оппонента.

– Мразь, – процедил он, – кто бы ты ни был – мразь. Ведите их к ангару.

Темневшие поодаль «слоны» с воодушевлением принялись исполнять приказание. Щедрые пинки и тычки указывали нужное направление.

– Кажется, мы начинаем ходить по рукам, – тихо успел заметить Харпер.

– Главное, все время двигаться вперед. А если тебе в этом помогают обстоятельства, пусть даже неблагоприятные, следует только радоваться. Отдайся течению, брат мой, – посоветовал в ответ Трэш. У Самарина слезились глаза, и першило в горле.

– Кажется, сейчас мы увидим вожделенный индикар, – кивнул Макс на вырастающий из темноты цельнометаллический ангар. Он ребрился, как бока морского чудовища. Двери были чуть приоткрыты, словно дремлющее око стража-дракона. Возле них топтался часовой.

– Один рывок – и все, – прошептал Макс, облизывая сухие губы.

Их снова сбили в кучу. Трехглазый обернулся в поисках какого-то своего подчиненного.

Воздух наполнился нечеловеческим воем, исторгаемым сотнями глоток неведомых существ. И пленники, и Трехглазые в ужасе обернулись. За едва различимым забором из колючей проволоки клубилось что-то шевелящееся и многоликое. Оно стремительно вырастало в размерах, пока не стало очевидным, что это – толпа бегущих и орущих двуногих существ.

– Белые люди, – прошептал Макс.

– Белые люди! – заорал Трехглазый.

И тут же залопотали выстрелы, поднялась суматоха, обнаружившая полную неготовность оборонявшихся к повторной атаке. Белые люди без особых трудностей преодолели первое препятствие, оставив висеть на колючей проволоке несколько человек.

– Откуда они здесь? Где дозоры? – надрывался главный Трехглазый, тщетно пытаясь организовать людей. Внезапно его команды утонули в рванувшем из динамиков ультразвуке. Все повалились на землю. Трехглазый успел прохрипеть в висевший на груди микрофон:

– Какой идиот…? От… отключить…

Сирена смолкла лишь через секунду. Результатом ее деятельности стала не столько задержка нападавших, сколько окончательная деморализация защитников. Белые люди разбегались по территории базы, словно пчелы, облепляя каждого, кто попадался на их пути. Самарин, Трэш, Харпер и Макс, оставшись без присмотра, не сговариваясь, рванули к ангару.

– Кто умеет водить индикар? – заорал Макс, вырывая на себя стальную дверь. Дверь с шумом распахнулась. Вопрос повис в воздухе. Все замерли в нерешительности. Лишь Трэш нетерпеливо шагнул вовнутрь.

– Там разберемся, – весело крикнул он, втягивая носом воздух, – главное, выкатить его наружу.

Выкатывать было нечего. Макс буквально обежал ангар по внутреннему периметру. Ничего, кроме пары пустых ящиков и нескольких самокатов на воздушных подушках явно в нерабочем состоянии. Макс обернулся к Трэшу:

– Сволочь.

– Сам знаю.

Макс присел на корточки и закурил.

– Даже я поверил, – вздохнул Харпер, присаживаясь рядом с Максом. Макс передал ему сигарету. Харпер затянулся и отправил ее Трэшу.

– А зачем тогда летный ангар? – спросил Самарин.

– Да черт его знает, может, он здесь с незапамятных времен… – отмел снова мелькнувшую надежду Макс.

– Он не похож на древнее сооружение. Почти никаких следов ржавчины или коррозии, – настаивал Самарин.

Снаружи послышался резкий шум. Металлические стенки ангара завибрировали, а затем начали тихо гудеть. Вскоре шум стал оглушительным. Там, на оставленном поле боя, явно что-то происходило. Бывшие пленники вскочили на ноги и бросились к выходу, задевая друг друга плечами. У распахнутой двери все разом притормозили. Макс осторожно выглянул на улицу. Его голова отчетливо вырисовывалась на фоне залитого светом дверного проема.

– Что там? – прокричал Трэш.

– Ты будешь смеяться, – обернулся Макс, – но там индикар!

– Что?!

– Индикар. Самый настоящий индикар! То, о чем мы так долго мечтали.

Смеющееся лицо Макса было почти счастливым. Трэш аккуратно высунулся одним глазом наружу. Над его макушкой вытянул шею Самарин. Над площадкой, грохоча двигателями, завис огромный бронированный индикар. Несколько мощных прожекторов освещали пространство. Под потоками света, как угорелые, метались тени Белых людей. Стрелки в огромных очках, свесившие ноги из открытых дверей, поливали их из огнеметов. Рыжие гривы огня падали сверху, хватая Белых людей за головы. Те, до кого пламя еще не добралось, стремительно уносились в темноту. Их никто не преследовал.

Индикар медленно опустился на землю. Оседала золотистая пыль. Между задними колесами корчился, догорая, человек. Дверца кабины пилота распахнулась, и показался лорд Икс. К нему подбежал обещавший тесты трехглазый, что-то прошептал. Лорд Икс не ответил. Он сразу направился к ангару. Беглецы ожидали его, понимая, что скрыться некуда. Макс заслонялся рукой от слепящего света.

– Макс, – крикнул лорд Икс, с легкостью перекрывая рев двигателей, – я искал тебя, Макс.

– Привет, Трехглазый! – отозвался Макс. – Я попался.

Пленников запихали в индикар. Макс радовался, как ребенок. Он ненасытным взглядом пожирал индикар. В конце концов его мечта в какой-то мере сбылась.

Когда они взлетели, уже наступило утро. Облака падали на псевдосаванну. Они бросались в лобовую атаку на индикар, стараясь сожрать его, как гиены падаль. Ландшафт, проплывавший под ними, не сулил ничего хорошего. Прохладный ветер колыхал индикар, на котором их везли. Трэш постоянно ерзал на сиденьи, пытаясь высмотреть невидимую цель, находящуюся за горизонтом.

Полет продолжался около часа. Наконец они опустились на небольшой, тщательно выметенной вертолетной площадке. Вокруг явственно присутствовали следы цивилизации. Биотуалет, аккуратное здание, в котором все стекла были целыми, деловито сновавшие люди в относительно свежей одежде.

Трэша, Харпера, Макса и Самарина провели сначала в небольшое здание, спустили в подвал, а потом они долго шли длинными коридорами, по стенам которых змеились толстые серые кабели. Итогом путешествия оказалась небольшая комнатка с привинченным к полу железным столом, на котором сиротливо стояла лампа. Несколько стульев не добавляли меблировке разнообразия. Сесть пленникам не предложили. Они стояли, прижавшись спинами к бугристой поверхности бетонной стены, словно приготовившись к расстрелу.

Лорд Икс уселся за стол и щелкнул выключателем лампы. В комнату вошли еще несколько человек, бывших, по-видимому, членами банды. По крайней мере, у всех на лбу красовалась та же татуировка, что и у их главаря – треугольник с глазом внутри.

28. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Толща воды, сквозь которую он шел, оборвалась, что называется, вдруг. Поначалу ему показалось, что в мозгу что-то лопнуло и теперь внутренность его черепа заливает чем-то теплым и желтым.

Солнечный свет расправлялся с остатками дождя. Уже через мгновение земля парила, трава сделалась изумрудной и томной, птицы беспричинно веселились, шагать стало легче и беззаботней. Бесцельность путешествия нисколько не угнетала. Шур попытался глубоко вздохнуть, но вспомнил свои увечные, многострадальные бока. Ему казалось, что в них зияют две огромные черные дыры, из которых каждую секунду может вывалиться он сам. Но дыры на самом деле представляли собой два маленьких синих пятнышка, окантованные сгустками крови. «Наверное, внутреннее кровоизлияние», – думал Шур и тут же удивлялся отсутствию кровоподтеков.

Справа вспыхнула невероятных размеров радуга. Одной своей дугой она уходила за горизонт. Проследив за ней взглядом, Шур увидел впереди серую пелену. Снова его подстерегает дождь? Агент МБР напряг зрение, но все равно разглядеть что-либо не представлялось возможным. Хотя в глубине души он догадывался, что это такое. Мало того, он надеялся на то, что его догадка подтвердится. Надеялся и одновременно боялся. Он сознательно выбрал направление, куда преследователи пойдут в последнюю очередь. Зачем преследовать человека, который сам выбрал верную смерть? Он шел в Карфаген.

По крайней мере, так ему казалось. Сплошная стена дождя не позволяла ориентироваться обычным в нормальных условиях способом, поэтому Шур всецело полагался на чутье, которое развивал в себе долгие годы, работая в одной из самых эффективных спецслужб мира.

За эти же долгие годы он прекрасно изучил одного из своих самых удачных «левых» клиентов, которыми любой матерый агент рано или поздно обзаводится. Такие клиенты – своеобразная страховка, гарантия хорошей пенсии и обеспеченной старости после увольнения в запас. Сигизмунд Трэш был его «золотым парашютом». Уйдя в отставку, он рассчитывал занять денежный и необременительный пост начальника службы безопасности корпорации Трэшей. Общее руководство, тягучие будни, планерки по понедельникам с традиционным вопросом «А что у вас?»… Шур вздохнул. Клиента бросать нехорошо. Это первый пункт кодекса чести. В противном случае твоя репутация будет безвозвратно утеряна, ты станешь изгоем среди своих, а чужие, и так никогда тебе не доверявшие, теперь будут еще и презирать. Поэтому Шур шел в Карфаген. Он знал, что и Трэш пойдет туда же. Чего бы ему это не стоило. Сначала в Карфаген, а затем в Уркан. Из Уркана путь открыт в любую сторону. Конечно, при условии, что Трэш умудрился сохранить что-то из своих огромных активов. А он сохранил. В этом Шур был почти наверняка уверен. И это соображение также убеждало его в том, что клиента бросать нехорошо. А клиента платежеспособного – вдвойне.

До Уркана они, конечно, не доберутся. Для этого Трэшу, Харперу и Самарину придется пересечь весь Карфаген. Судя по тому, что рассказывают об этом месте, это абсолютно невозможно. Скорее всего, они уже мертвы. Но Шур все равно шел в Карфаген. Многолетний опыт подсказывал ему, что удача всегда таится за самыми рискованными шансами. Стоит пойти, по, казалось бы, самому неверному пути, отбросив самые ничтожные возможности, как судьба тут же тебя накажет. Не пренебрегать даже самой малейшей возможностью! Тем более что терять Шуру было абсолютно нечего. В нормальном мире все еще идет Охота. И он – один из ее объектов.

При желании Шур мог сразу перейти границу с Урканом. Однако через Карфаген это было сделать намного легче. Официальная граница хорошо охранялась. Кроме рейнджеров, здесь были расквартированы регулярные войска. Однако, скорее всего, именно на границе его и попытаются перехватить люди Спилмена Раша.

Карфаген сам по себе являлся границей с Урканом. Окруженный с трех сторон бетонной стеной, четвертой стороной Карфаген упирался в джунгли, тянувшиеся до самого Уркана. Даже если они останутся в живых после путешествия по Карфагену, – подумалось Шуру, – вряд ли им удастся пересечь джунгли.

Сам Шур старался держаться такого направления, которое позволило бы ему попасть в Карфаген как можно ближе к границе с Урканом. В нем, как и в любом добропорядочном гражданине Системы, страх перед этим местом был генетическим.

К полудню одежда на нем стала абсолютно сухой. Ноги гудели, голова раскалывалась под палящим солнцем. Стена, окружавшая Карфаген, виднелась уже совершенно отчетливо. Страшно хотелось есть. Шур старался не думать о еде. Гораздо больше его заботила вода. Поначалу он пил из небольших лужиц, образовавшихся после ливня, но теперь все вокруг было сухо, а что ожидает его в Карфагене, он не знал.

Стена оказалась значительно выше, чем он себе представлял. Серое пространство бетона уходило вертикально вверх. Преодолеть эту стену не смог бы даже скалолаз-виртуоз. Шур огляделся в поисках какого-либо приспособления. Мелькнула мысль о прыжках с шестом. Высота стены колебалась от десяти до пятнадцати метров. Тут спасовал бы и чемпион чемпионов. Растерянно потоптавшись, Шур уныло двинулся вдоль стены, словно надеясь обнаружить потайную дверь или что-нибудь в этом роде. Почему люди не летают, как птицы?

Бывший агент МБР брел на восток, все больше приближаясь к Уркану. В конце концов, можно попытаться пересечь границу на стыке Карфагена и варварского государства, хотя наверняка именно там и сконцентрирована вся охранная мощь Системы…

Поначалу он не поверил собственным глазам, а затем понял, что у него есть серьезный повод для размышлений. Когда в поле его зрения появилось небольшое красное пятно, он подумал, что это ржавый кусок жести – хлам, коего в округе было немало. Но затем, подойдя поближе, Шур попытался подковырнуть его ногой. Верхний слой почвы, еще влажный после дождя, отскочил, обнаружив стальную ручку. Через мгновение он убедился, что перед ним крышка тщательно замаскированного люка. Если бы не сильнейший дождь, размывший в этом месте грунт, заметить что-либо было бы невозможно. Вскоре Шур наткнулся на достаточно хитрый запор. После тщательного исследования он обнаружил нехитрое взрывное устройство, способное напрочь снести средней величины провинциальный городок. Призвав на помощь все свои умения и навыки, Шур принялся за саперную работу. Два часа бесплодных усилий повергли его в уныние. Открыть замок, не взорвавшись, можно было только введя верный шифр с небольшой клавиатуры. Шифр был трехзначным, но клавиатура состояла из семидесяти восьми знаков. Количество комбинаций, неподвластное разуму. Шур набрал три наиболее редко встречающихся символа. На крохотном дисплее загорелось предупреждение: «Если шифр будет набран неверно три раза, сработает самоликвидатор». Шур решил, что попытается второй раз, а затем, в случае неудачи, отойдет на расстояние броска, выроет укрытие и швырнет на клавиатуру камень, а там будь что будет.

Поразмыслив немного над клавиатурой, Шур понял, что ничего умного ему в голову не придет. Следует просто нажать клавиши наудачу, а потом прибегнуть к радикальному плану со взрывом. Три ненавистные буквы всплыли в мозгу сами собой, и пальцы трижды клюнули клавиатуру: «В», «Б», «С». На дисплее вспыхнула надпись: «Входи, друг». Таких друзей… – подумал Шур и потянул за ручку люка. Вскоре он уже спускался в просторный контейнер, врытый в землю прямо под стеной Карфагена. Шур нашарил выключатель и при тусклом аварийном освещении убедился, что контейнер в рабочем состоянии и кем-то активно используется. Шур огляделся и ахнул: лоснящиеся стволы автоматов, ящик с бластерами и зарядами к ним, штабель консервов, канистры с топливом, баки с дистиллированной водой, приборы ночного видения, рации, в общем, полный диверсантский набор, включая мины-растяжки и несколько портативных снайперских винтовок с очень дорогой и современной оптикой.

Не пытаясь даже представить себе, кто мог построить этот склад, Шур схватил один из аккуратно сложенных в углу вещмешков и стал запихивать туда саморазогревающиеся консервы, галеты и фляги с водой. Положил сверху супернож с лазерным лезвием и великолепной дрелью с алмазным сверлом, вделанной в ручку и питающейся от усиленной солнечной батареи. С таким ножом можно выжить даже в знаменитых катакомбах Саппуга. Скромный, но очень изящный бронежилет из армита, сделанный в виде футболки с символикой «Супережей» – команды ВБС. И, наконец, мечта Дантеса, винтовка Федорова: прицельная дальность – семь километров, убойная дальность – два с половиной километра, оптический прицел позволяет рассмотреть поверхность Алуны, спутника Аквилона, пули титановые, с раскрывающимся наконечником, длина винтовки – 70 сантиметров, складывается вдвое, корпус керамический, что позволяет избежать неприятностей с контролем в аэропортах. Сказка! Теперь можно и в Карфаген.

Довольный Шур вылез из тайника, захлопнул люк и очень тщательно замаскировал его, не переставая хвалить себя за наблюдательность. Однако оставаться возле тайника становилось все опаснее – в любой момент могли появиться хозяева.

Вещмешок удобно устроился между лопаток, и Шур зашагал дальше вдоль стены, уже предвкушая новые открытия. И они не заставили себя ждать. Буквально через сотню шагов он увидел то, что показалось ему миражом, а на деле явилось исполнением его самых заветных мечтаний. В стене торчали железные скобы, лестницей уходившие к верхнему краю стены. Вот, значит, как ВБС регулирует обстановку в Карфагене, – подумал Шур. Хотя, возможно, здесь проходят испытания молодые бойцы, кандидаты в «Ласточки». А может, это склад для спецподразделений, контролирующих границу Карфагена и Уркана… Все может быть.

Горячий металл на ладони, снова металл, нога ищет упора; вверх. Добравшись до середины, Шур оглядел равнину. У самого горизонта он заметил облачко пыли. Неторопливо устроившись на очередной скобе, Шур вынул из вещмешка винтовку, открутил оптический прицел и прильнул к окуляру. Картина была настолько четкой, что Шур отпрянул от линзы. В перекрестье он увидел Вальдеса, который вместе с неизвестным ему человеком пересекал равнину на самокате с воздушной подушкой. Вальдес был виден настолько отчетливо, что у Шура возникло непреодолимое желание привинтить прицел к винтовке и убить их обоих. Шур едва удержал себя в руках. Опыт снайпера у него был небольшой, а рисковать не стоило.

И все-таки Шур вынул винтовку и уже не мог остановиться. Не он, а винтовка командовала им, подсказывая, что делать, и постоянно подгоняя. Сверху лег прицел, снизу тяжелым брюшком прилепился магазин, клацнул, предвкушая добычу, затвор, винтовка скользнула к плечу и доверчиво прильнула к щеке, резина окуляра всосала глаз. Вот они: о чем-то разговаривают. Вальдес, несмотря на увольнение, весел. Сначала его. Перекрестье подплыло ко лбу, по которому металась ничего не подозревавшая челка. Цифры в углу показывали скорость ветра и расстояние до цели: 3.4 м/с; 2.1 км. Перекрестье стало красным – можно стрелять. Шур нажал на гашетку, которая в отличие от спускового крючка автоматически обеспечивала плавный спуск. Хлопнул глушитель. И в ту же секунду Шур с ужасом увидел, как самокат подскочил над серо-зеленым бугром. Вальдес взмыл вверх, пуля ударила в радиатор, самокат будто наткнулся на стену, его зад задрался, вышвырнув седоков наружу. Шур лихорадочно водил стволом, стараясь довершить начатое, но Вальдес с напарником с фантастической быстротой оценили обстановку и скрылись за небольшим валуном. Шур успел заметить блик, выскочивший на мгновение из-за естественного укрытия Вальдеса и его попутчика. Перископ или оптический прицел. Тут Шур сообразил, что он словно муха на этой стене. Только, в отличие от мухи, не может взлететь (почему люди не летают, хотя бы как мухи?). Одинокая мишень на бетонной стене. Как в тире. Преодолевая скорость света, Шур запихал винтовку в мешок и начал карабкаться вверх. Видимо, его разглядели не сразу. Шур устремился ввысь, едва касаясь скоб. Лишь на мгновение он замер, когда пуля, прожужжав у него над ухом, влепилась прямо в скобу, срикошетила в стену и, злобствуя, унеслась прочь, обдав его осколками бетона. Но Шур был уже наверху. Перевалившись через край, едва успев сообразить, что с другой стороны скоб нет, он тут же рухнул вниз.

Затхлая вода разрывала рот, пытаясь прорваться внутрь. Стиснув зубы, Шур рванулся на поверхность. Через пять минут они будут уже здесь.

Вдоль стены тянулся искусственный ров, наполненный водой. Хорошо, что не соляной кислотой, – усмехнулся Шур, в три гребка достигнув суши. Ров давно потерял признаки антропогенного происхождения и больше походил на речушку с размытыми и заросшими берегами.

Шур заполз в заросли трота и тревожно оглянулся. Над стеной показалась взлохмаченная голова Вальдеса. Быстро они, однако, – мелькнуло у Шура. На всякий случай он полез за винтовкой. Вальдес крикнул кому-то вниз и исчез. Шур выскользнул из камышей и, воровато оглядываясь, запетлял к виднеющейся неподалеку группе строений. Добежав до убежища, он залег за каким-то мусорным ящиком, достал оптический прицел и вперился в верхний край стены. Ни Вальдеса, ни кого-либо еще не было. Прождав около пяти минут, Шур решил удалиться от этого места как можно дальше. Скорым шагом прошел он вдоль развалившегося хлева, затем мимо тракторных мастерских и вышел в чистое поле. Растительность скрывала его с головой. Это успокаивало, и Шур, раздвигая, словно пловец, упругие стебли, двинулся вперед, напряженно размышляя, как ему найти своего клиента на такой огромной и неизведанной территории. Второй вопрос «что делать, если клиент найден не будет или обнаружатся точные доказательства его гибели?» его нисколько не занимал. Здесь все было предусмотрено уже давно. Но об этом Шур предпочитал не признаваться даже самому себе.

Самым главным на данный момент было не потерять направления в этом море травы и не выйти случайно к джунглям. Однако все эти соображения уступили место глубокой депрессии, когда трава кончилась. Перед ним простирались заросли редкого кустарника, отдельные рощицы. За горизонтом тускнели какие-то строения. Вокруг, насколько хватало глаз, не было и следа пребывания человека. Куда идти? Шур собрал немного хвороста, поджег его лазерным лезвием суперножа и стал кипятить воду прямо во фляжке. Вскрыл консервную банку с бифштексом и захрустел галетой. В общем, жить можно. Но не долго.

Шур чуть не подавился, когда увидел в небе черную точку. Его ухо отчетливо различало хоть и слабый, но совершенно определенный шум, который было невозможно перепутать ни с одним другим. Точка увеличивалась. Вооружившись оптическим прицелом, Шур визуально подтвердил свою догадку: над Карфагеном летел индикар. Сердце заколотилось от предчувствий. Перекрестье вспыхнуло красным, предлагая хозяину выстрел. Цифры в окуляре показывали, что до цели ровно два километра. Индикар шел на снижение. Его посадочная площадка находилась совсем рядом. Не упустить бы… Индикар, рокоча тормозными винтами, скрылся за верхушками деревьев, образовавших небольшую рощицу.

Шур, не спеша, доел остатки обеда, собрал вещмешок и осторожно двинулся к месту посадки индикара. Уже через сотню метров он вошел в рощу. Сделав еще сотню шагов, агент обнаружил мину-растяжку и понял, что почти у цели. Дальнейший путь занял весь остаток дня. Двигаться приходилось буквально по сантиметру в час, тщательно осматривая каждый куст, ветку или пенек. Ему удалось миновать еще несколько мин, фотоэлемент и лазерную ловушку, от которой его спасло чудо Господне в лице неосторожного лапукаса, которого аккуратно разрезало пополам.

Он ожидал увидеть что-то вроде забора, окружающего неприступный форт. Однако его встретили несколько беззаботных деревянных домиков. На натянутых между ними веревках сушилось мужское белье. Вглубине серело бетонное здание, сновали люди, на вертолетной площадке отдувался индикар.

Основательно замаскировавшись, Шур залег в траву, предпочитая не выходить из рощицы. Черт его знает, какие сюрпризы здесь припасены для незваных гостей. Час он наблюдал за милитаризованным дачным поселком, стараясь уловить его внутренний ритм. В нужный момент он подстроится под него и легко проникнет в самое сердце объекта.

В нескольких шагах от него протопали четыре ноги. Двое мужчин в камуфлированной форме, с автоматами на шее, а в руках с лукошками, полными грибов, подошли к невидимой границе. Звякнул звонок. Один из мужчин отчетливо произнес:

– Аквилон.

Что-то загудело, и они пошли дальше. Назвавший пароль оглянулся, подозрительно осматривая местность, и Шур успел заметить у него на лбу странный рисунок: треугольник с глазом внутри.

Прождав до самой темноты, Шур ползком двинулся к ближайшему деревянному домику. Свет в нем был погашен, лишь окно голубело и бормотало, выдавая присутствие телевизора. Шур выпрямился во весь рост и уверенно шагнул вперед. Звякнуло. Он остановился и громко произнес:

– Аквилон.

Загудело. Сделав для верности небольшую паузу, Шур двинулся дальше. Движения его стали мягкими и пружинистыми. Он подкрался к окну и заглянул вовнутрь. Двое мужчин оживленно смотрели телевизор. Баскетбол. Шур бесшумно вынул из вещмешка мину-растяжку и закрепил ее на пороге под входной дверью. Пощупал сушившееся белье. Нормально. Быстро переоделся, не колеблясь, украл с порога удобные армейские ботинки. Встав под углом к окну, не без изящества изобразил на собственном лбу с помощью химического карандаша (похвалил себя за запасливость и предусмотрительность) треугольник с глазом внутри. Двинулся к следующему домику. Снова поставил мину-растяжку. Всего у него было семь минут. Домиков было двенадцать. Жаль.

Пройдя жилую зону, Шур вновь затаился. Винтовка уперлась прикладом в плечо, прицел переведен на ночной режим. Индикар охраняли двое. По периметру посадочной площадки ходили еще двое. Теперь важно все правильно рассчитать. Шур тщательно выбрал так называемую мертвую точку: сторож, приближаясь к ней каждые пять минут, становился невидимым для товарищей. Хлопок – первый готов. Винтовка – блеск, сама целится! Второй приблизился, заметил труп, обернулся к своим напарникам, хлопок. Шур прополз вперед. Один – перед индикаром, ноги второго видны из-под брюха машины. Хлопок – ближний. Шур, пригнувшись, подбежал к трупу. Бегло осмотрел, сорвал с шеи электронный идентификатор. Лег на бетон, резко прокатился под индикаром на другую сторону, хлопок – второй. Вот так вот – из положения «лежа». Шур улыбался в темноте сам себе. Приятно чувствовать себя профессионалом. Теперь к бункеру. Секунда на просчет маршрута и три короткие перебежки. Отлично.

Он ощущал себя как мальчишка, в тысячный раз игравший в любимую компьютерную игрушку. Все известно заранее, движения рефлекторны и точны до микрона.

Осторожно подошел к двери в бункер, прислушался – тишина. Сунул в щель электронный идентификатор. Дверь скользнула в стену. На пороге стоял дежурный:

– Крисп, до смены еще два часа, кого…

Хлопок. Дежурного он усадил в его же кресло, придав ему позу задремавшего человека. Покосился на рычаг с надписью «ликвидатор».

Впереди коридор, справа – лестница вниз. Куда? Поколебавшись, шагнул вниз, не забыв отстегнуть от пояса убитого дежурного новенький фонарик.

Длинные коридоры с серыми кабелями вдоль стен. Железная дверь. Из щели свет. Приглушенные голоса. Шур резким рывком распахнул дверь. У противоположной стены стояли Самарин, Трэш, Харпер и неизвестный в джинсах. За столом сидел человек с глазастым треугольником на лбу.

– Добрый вечер, всем – спокойно, – заявил Шур с порога, нацелив винтовку на татуированного.

Лорд Икс улыбнулся открытой, добродушной улыбкой. В груди Шура зашевелилось неясное подозрение. Где-то он видел эту улыбку…

– Вечер добрый, – ответил Трехглазый, – не желаете отдохнуть с дороги?

– Заткнись! – заорал Шур. Его голос срывался на визг. Лорд Икс смотрел на него с испугом и удивлением.

– Если скажешь хоть слово – убью, – выдохнул Шур. Винтовка в его руках мелко тряслась. На лбу выступили капельки пота.

– Разговорник. Чертов разговорник, – клацая зубами, бормотал Шур.

– Так пришей его! – крикнул Макс.

– Клоны недоразвитые, – презрительно обронил Лорд Икс.

– Заткнись! – Шур потихоньку впадал в истерику.

– Единственный не клон среди вас – это он, – не обращая внимания на угрозу, продолжил Трехглазый, указывая на Шура, – остальные – увы. Хотя… – он с сомнением оглядел Харпера, – Харпер – тоже не клон.

– Бред, – отозвался Трэш, – косой у тебя третий глаз. К окулисту сходи.

– Сигизмунд Трэш, не хотелось вас расстраивать, но я прав. Вспомните свое детство. Вспомнили?

Трэш замер.

– Не слушай его, – снова закричал Шур, – это чертов разговорник.

– Бывший разговорник, – поправил его лорд Икс. – Бывший. К сожалению, мои методы пришлись не по нраву ВБС и кое-кому из правительства. Дело в том, что я убежденный противник клонирования. Эту заразу следует вырвать с корнем. Так что и я, и вы – противники ВБС. Им будет только на руку, если мы убьем друг друга.

– Не друг друга, а только тебя, – Шур все сильнее сжимал винтовку.

– Для бывшего агента МБР ты слишком самоуверен.

– Откуда у вас индикар? – вмешался Макс.

– Единственный нормальный вопрос, и тот задал клон. Шур, тебе не обидно? – лорд Икс глянул Шуру прямо в глаза и вдруг начал быстро что-то бормотать. Шур попытался разобрать густую тягучую речь, мотнул головой, как бы отгоняя муху, а затем замер по стойке «смирно». Макс, Самарин и Харпер тоже превратились в зачарованных слушателей. Они внимали бормотанию лорда Икса, словно откровению. Не переставая бухтеть себе под нос, Трехглазый осторожно приблизился к Шуру и мягко забрал у него винтовку. Затем он поочередно заглянул в глаза каждой из своих жертв и, удовлетворенно хмыкнув, принялся деловито осматривать винтовку. Покончив с осмотром, он сел за стол и щелкнул пальцами. Загипнотизированные им люди медленно приходили в себя.

Шур растерянно моргал, не отрывая глаз от лежащей на столе винтовки.

– А теперь вам придется меня выслушать. Как вы убедились, разговаривать я умею.

– Болтать – не мешки ворочать, – попытался обидеть Разговорника Макс. Тот даже бровью не повел.

– Я буду краток. Клоны будут уничтожены,– он ткнул в Самарина, Макса и задержал палец на Трэше, – кроме Трэша.

– Вы можете делать со мной все что угодно, но оскорблять себя я не позволю. Если вы еще раз назовете меня клоном…

– Назову, обязательно назову. Я вообще привык называть вещи своими именами. Ты, Трэш, можешь стать единственным исключением из правил за все время существования ордена «Третий Глаз». Причина банальна – деньги. Ты отдаешь нам свои активы, а мы отпускаем тебя. А может быть, и твоих друзей. Кроме Самарина. Самарин вам не нужен. Хотите в Уркан?

– Благодетель! – Макс прижал руку к груди, проникновенно взглянув на Трехглазого. – Трэш, ты же мне говорил про активы в Ароппе…

Трэш вздохнул:

– Активы – такая же выдумка, как и брат. К сожалению, я нищий. ВБС лишил меня всего.

– Только не надо рассказывать про больную маму, у которой нет денег на операцию, – Лорд Икс не шутил, что было очень заметно. – Где деньги? – рявкнул он.

– Можно сесть? Мне плохо, – просипел Харпер. Трехглазый кивнул на железный табурет. Харпер сел, вцепившись в табурет обеими руками. Лорд Икс подошел к Трэшу и снова начал бормотать, словно урканский шаман. За этим занятием его и застал удар железным табуретом по голове. Лорд Икс потерял сознание мгновенно, не успев заметить склонившегося над ним Харпера. Арчер Харпер быстро подошел к двери и прикрыл ее, а затем начал тормошить товарищей. Первым пришел в себя Шур, за ним Самарин и Трэш.

– Что это было? – спросил Трэш.

– А?

– Как тебе удалось уделать Разговорника? – радостно хлопал его по плечам Шур.

– А?

Харпер потряс головой, а затем выковырял из ушей два шарика, скатанных из небольших кусочков ткани. – Все-таки сработало, – облегченно вздохнул он, – тупо, конечно… Как только ты закричал, что он – Разговорник, так я сразу вырвал два клочка из кармана и скатал затычки. На всякий случай…

– А ты, кстати, как догадался, что он Разговорник? И вообще, откуда ты знаешь, что мы здесь? – в голосе Трэша послышались нотки подозрительности.

– Я этих гадов, – Шур кивнул на лежащего Трехглазого, – уже нутром чую. Третий за последние два дня. А то, что я вас здесь застал, – просто чудо. Я, конечно, предполагал, что ты, Сигги, будешь стремиться к Уркану, но не надеялся, что сумею так точно на вас выйти.

– Ладно, – прервал его Трэш, – потом поговорим.

Было очевидно, что он не поверил ни единому слову Эдварда Шура, человека, которому еще неделю назад доверял свою жизнь.

29. ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ

Они судорожно запихивали друг друга в индикар.

– Кто поведет? – весело орал Макс, уверенно поглядывая на Шура. Шур, не отвечая, взялся за штурвал, даже не усевшись как следует в кресле пилота. От входных дверей бункера, шатаясь из стороны в сторону, бежал Лоррд Икс и что-то кричал. Обеими руками он держался за разбитый затылок. Трэш, глядя на него, от души хохотал.

Винты рвали пространство в клочья. Воздух разбегался по взлетной площадке, гул моторов утверждал собственные звуки. Все оставалось позади. Впереди были лишь перистые облака и несмелый рассвет. Макс голубел глазами вдаль. Его душа опережала индикар и самые смелые предположения. Самарин спал на плече у обезумевшего от счастья Харпера.

Шур выжал рычаг до отказа, наслаждаясь надвигающейся высотой. Внизу безумствовал Трехглазый.

– Эй, пилот, – кричал Макс в унисон двигателям, – это первый класс? Когда подадут завтрак? Я чертовски голоден.

Шур улыбался, не обращая внимания на нытье в боках.

– Сигизмунд, у меня в вещмешке саморазогревающиеся консервы. Поешьте, – покровительственно бросил он через плечо.

Вся ватага с урчанием принялась за консервы. Пол в мгновение ока усеялся крошками от армейских галет. Они чувствовали себя нашкодившими школьниками, которым по прихоти судьбы сошла с рук очередная дерзкая шалость.

Синь ворвалась в кабину пилота, разбросав в разные стороны белесые хлопья облаков. Небо было ярким и жизнеутверждающим.

– Курс на Уркан, – торжественно доложил Шур, закладывая вираж.

– Борт 239, ответьте земле, – требовательно прохрипел динамик. Шур уставился на него, как на гремучую змею. Чавканье за его спиной смолкло, и, когда Макс хрустнул галетой, все едва не оглохли, а Шур чуть не выронил штурвал.

– Борт 239, как слышите? – не унимался динамик.

– Земля, слышу вас хорошо. Прием, – осторожно ответил Шур.

– Бэззл? – спросил динамик.

– Какой еще Бэззл? – прошептал Шур, зажав рукой микрофон и вопрошающе оглядываясь на своих спутников. – Бэззл – на базе.

– Почему следуете на Уркан?

– Мы ведем преследование сбежавших клонов.

– Повторите.

– Мы ведем преследование сбежавших клонов. Они направляются к Уркану.

– Вы нарушаете инструкцию. У клонов нет средства переправы в Уркан.

– Какой переправы? – удивился Шур, в этот раз забыв прикрыть мембрану, и вновь посмотрел на остальных.

– Борт 239, назовите сегодняшний пароль.

С каждой фразой динамик становился все недоверчивее.

– Конечно, земля. Черт, – снова зашептал Шур, – это индикар ВБС. Банда Трехглазых – подразделение ВБС, и склад у стены – это склад ВБС.

– Тяни время, – предложил Трэш, – пролетим, сколько сможем, а там выпрыгнем.

– Надевайте парашюты. Живее.

В салоне началась суета. Самарин, к примеру, вообще не знал, как пользоваться тем, что ему представили как парашют. Больше эта штуковина походила на стульчак, и пристегивать ее следовало к пятой точке.

– Борт 239, назовите пароль, или мы будем вынуждены посадить вас по лучу.

– Называю пароль – «Третий глаз».

Динамик некоторое время шелестел, а затем смилостивился:

– Пароль верен. Кто у штурвала?

– Да что б тебя! – Выругался обрадовавшийся было Шур. – Не понял, повторите.

– Мы включаем луч.

– Эй, у штурвала Крисп! – в отчаянии закричал Шур, вспомнив имя, с которым к нему обратился дежурный.

От земли к индикару метнулась серебристая стрела. Не поверили. Или их успел предупредить очнувшийся Разговорник.

Луч, словно острый бивень, нацелился в брюхо индикару. Шур инстинктивно оттолкнул штурвал. Индикар качнуло, а затем, лишившись уверенных рук своего капитана, он резко нырнул в сторону. Луч прошел мимо, осветив салон бриллиантовыми брызгами.

– Прыгай! – орал Макс, тряся за плечи Самарина. Самарин упирался руками и орал в ответ:

– Где кольцо?

– Какое, к черту, кольцо? – возмутился Макс, – ты бы еще про серьги спросил. Прыгай. Будет время, поищем твое кольцо.

Он ударил Самарина между лопаток, угодив сухими жесткими костяшками пальцев прямо в позвонок. Острая боль заставила Самарина охнуть. Как будто в спину его укусила огромная оса с тупым жалом. Расслабившиеся мышцы рук и одновременно дернувшийся индикар лишили Самарина возможности остаться в салоне и выяснить подробности пользования парашютом. В лицо ударил восходящий поток. Самарина несколько раз перевернуло, и он увидел над головой густой кустарник.

Индикар накренился и под углом устремился ввысь, надсадно жужжа, словно тяжело груженный грузовик, пытающийся одолеть крутой подъем. Людей швыряло по салону, как спички в полупустом коробке. Трэшу повезло – его буквально вышвырнуло наружу. Остальные продолжали барахтаться, «собирая» попутно все углы. Шур в этой кутерьме еще и пытался прицепить парашютный стульчак.

Внезапно индикар выпрямился. Дыхание его двигателей стало ровнее. Луч вцепился в сопла и задрожал, как натянутая струна. Серебряный канат, уходящий вниз. Он был настолько осязаемым, что по нему хотелось спуститься, обжигая ладони.

– Быстрее! – скомандовал Шур и, щелкнув последней пряжкой, рванул к раскрытому люку.

Ветер бил в лицо остервенело и неутомимо. Глаза слезились, голову отбрасывало назад, выламывая шею. Шур шагнул прямо в облако, ожидая, что его сейчас расплющит ветром о корпус индикара. Но его неожиданно повлекло вверх. На мгновение он испугался, что через секунды вылетит в открытый космос, где вечная чернота охладит его жизненный пыл.

Двигатели индикара утробно урчали. Так животное обнаруживает затаившуюся ярость. Серебряный аркан медленно, но верно тащил машину к земле. Они с лучом были, как два борца, схватившие друг друга в смертельном захвате, и тот, кто сильнее, постепенно пригибал шею противника, заставляя хрустеть сопротивляющиеся кости.

Макс сгреб Харпера в охапку и поволок его к люку. Глаза Харпера улыбались.

– Я увлекался дельтапланеризмом, – крикнул он Максу.

Его веселый тон не мог обмануть Макса. Он прекрасно видел, что Харпер – практически в полуобмороке, который вызвала болтанка. Макс торопился. Может оказаться слишком поздно. Индикар тащило к земле все быстрее. Гул его турбин затихал, они вращались все медленнее. До полной остановки оставалось всего ничего.

Они успели.

Самарин напрасно волновался, забыв, что он все-таки в далеком будущем, где техника более совершенна, чем в его отсталом времени. Парашют оказался автоматическим. Он реагировал на вес тела своего клиента. Лететь на нем было одно удовольствие. Самарин полулежал в удобном кресле, в которое превратился так удививший его стульчак. Мгновенно раскрывшимся крылом управлять было легко и просто. Вокруг него коршуном кружил Сигизмунд Трэш, отчаянно жестикулируя. Чуть поодаль тревожно ерзал в своем кресле Шур. Две точки справа над головой, скорее всего, были Харпером и Максом.

Воздух лез обниматься, стараясь примоститься рядом на краешке. Фамильярно трепал уши и ерошил волосы.

Трэш тыкал пальцем в пространство. Самарин осторожно глянул вниз. То, что он принял вначале за заросли кустарника, оказалось зарослями деревьев. Их широкие, раскидистые кроны были плоскими, как лужайки. Они сливались одним сплошным, шевелящимся газоном. Широкие листья ложились друг на друга внахлест, почти не оставляя просветов, через которые можно было бы составить представление о характере поверхности. А вдруг там болото? – испугался Самарин, инстинктивно поджимая ноги. Как только они коснулись зелени, и нагрузка уменьшилась, парашют с тихим шелестом начал складываться. Самарин раскинул руки, стараясь за что-нибудь уцепиться. Мимо все мелькало, как на картинах колористов, которые он видел на выставке в ЦДХ (около тысячи лет назад?). Черные и зеленые пятна. Он ударялся о ветви. Щеку ожгло, словно ударом хлыста. И наконец пятки соприкоснулись с землей. Он ожидал парализующей боли, но ноги почти беспрепятственно погрузились по колени во что-то мягкое, похожее на промокшую перину. В нос ударил затхлый запах гниения. Болото, – обречено согласился сам с собой Самарин, заваливаясь на спину. В лицо ударили десятки блистающих копий. Они рассекали полумрак джунглей неумолимыми прямыми. Самарин чувствовал себя в шкафу иллюзиониста, когда тот протыкал картонные стенки клинками под восторженный рев публики.

Некоторое время Самарин смотрел вверх. Кроны сравнительно невысоких кривых деревьев смыкались над ним, словно прохудившаяся крыша, сквозь щели которой солнце пыталось дотянуться до самого дна. Самарин попробовал отстегнуть парашют. Вязкая почва, образованная перегнившей листвой, не позволяла принять устойчивое положение. После нескольких бесплодных попыток встать вместе со стульчаком Самарин сдался и отстегнул карабины и пряжки, оставаясь почти в лежачем состоянии. Освободившись от парашюта, он наконец принял вертикальное положение и осмотрелся. Глаза потихоньку привыкали к полумраку. Вскоре он обнаружил, что кое-где попадаются небольшие кочки. Если перепрыгивать с одной на другую, то можно передвигаться достаточно быстро.

Рядом отчаянно затрещало, и метрах в пяти от Самарина ухнул Трэш, оставив после себя вертикальную просеку, которой немедленно воспользовалось солнце, чтобы ворваться на территорию вечных сумерек. Самарин живо представил себе, как эта картина выглядит сверху: вот они один за другим, будто брошенные камни, падают в зеленое море, оставляя после себя черные воронки.

Трэш, сквернословя, пытался выдрать ноги из перегноя. Откуда-то справа раздался крик. Затем еще один. Ему ответили слева. Так переговариваются грибники, боясь заблудиться. Трэш, прислушиваясь, наклонил голову, скосив глаз точно ворона.

– Харпер, – комментировал он, – а вот Шур. Макс. Все на месте.

– Эгей! – крикнул он, сложив ладони рупором.

– Эй! Эй! Эй! – ответило ему не то эхо, не то призраки. Из-за деревьев показался Шур. Следом, с трудом передвигаясь, волочились Харпер и Макс.

– Это, кстати, еще не джунгли, – обрадовал их Шур, – не бойтесь, через пару миль мы выйдем на открытое место.

– Пару миль!? – завопил Трэш. – Пару миль… да мы полжизни на них потратим.

– Спокойно, – остановил его Шур, – так, мистер…

– Можно просто Макс.

– Очень приятно. Эдвард. Макс, я и Самарин полезем на деревья. Нам нужно как можно больше нарвать листьев. Выбирайте побольше и поплотнее. Будем делать лыжи.

Лазать по этим деревьям было довольно простым занятием, чему способствовали многочисленные наросты и бугры, которыми покрывались скрученные, скособоченные стволы. Сорванные листья сбрасывали Харперу и Трэшу, которые сортировали их и аккуратно складывали.

Спустившись вниз, Шур продолжил уроки выживания. Многие деревья были, словно проволокой, обвиты каким-то вьющимся растением (Шур назвал его по-научному, но все моментально забыли). Используя лазерный нож, Шур нарезал вьюн (назовем его так) и принялся мастерить нечто вроде лаптей. Широкие, упругие листья, связанные вместе, держали приличный вес и позволяли достаточно уверенно передвигаться на местной зыбкой почве.

Шли следуя интуиции Эдварда Шура. Шли на запад, высоко вскидывая колени. Перегнившая грязь липла к листьям тяжелыми комьями. Колени болели невыносимо. В мышцах скапливалась молочная кислота, угрожая будущей болью. Несколько раз останавливались. Шур, Макс и Самарин снова забирались на деревья и рвали листья, чтобы заменить пришедшие в негодность «лыжи».

К концу дня кочек стало попадаться все больше и больше, а почва стала тверже. Правда, с деревьев свисали на длинных и очень прочных нитях омерзительные зеленые гусеницы размером с ладонь. Висели они достаточно мирно, но если попадали за шиворот, то оставляли на теле красные болезненные следы. Вскоре почти все чесались.

Под вечер услышали шум воды, и Шур поднял руку, подавая знак к остановке.

– Река, – глубокомысленно изрек Харпер.

На его опухшем от комариных укусов лице глаза можно было найти, лишь поднявшись вверх по течению двух соленых ручейков, вытекавших из еле заметных щелей. Как он разбирал дорогу, одному Богу известно. Бедный старик.

Шуру удалось заставить всех пройти еще немного и выйти на берег реки.

– Аракунага, – сказал он, раздвигая ветви. – Она впадает в Срединный океан. А начинается в предгорьях Саропт, в самом сердце Горного Уркана.

Аракунага извивалась желто-коричневым телом под низко нависшими деревьями. На противоположном берегу тянулась за горизонт колыхающаяся субстанция сельвы.

– Предлагаю поесть, – блеснул зубами в надвигающейся тьме Макс. Соорудили привал. Маленький костерок, который Шур, скрепя сердце, разрешил развести, отгонял комаров и мошек. Река вздыхала водоворотами и шепталась с прибрежными зарослями трота. Макс травил анекдоты. Харпер вспоминал о рыбалке на Зеркальных озерах в Ароппе. Трэш пытался сделать самокрутку из найденных где-то диких побегов смарта.

– Смотри не окосей, – предупредил его Шур, – это тебе не тонизирующая жвачка. Это чистый продукт. Голову может запросто оторвать.

В ответ Трэш протянул ему тлеющую самокрутку. Продолжая сетовать на отсутствие в отряде дисциплины (поймают, как кроликов, поймают и поджарят), Шур взял самокрутку и с удовольствием затянулся. Его зрачки расширились, а лицо Трэша внезапно стало размером с полную луну. Всплески воды в реке зазвенели малиновыми колокольчиками, каждый шорох листвы стал отчетлив и изящен.

– Макс, – спросил он, еле ворочая одеревеневшим от смарта языком, – говорят, ты был агентом МБР. Коллега?

Макс неторопливо подсел к костру и взял протянутую самокрутку. Отказаться было нельзя, иначе проявишь неуважение к собеседнику. Если он откровенен до смарта, то и ты должен быть откровенен до смарта. А смарт – это предел. Макс вдохнул пахучий дым через ноздрю и тут же дернулся, как от хорошего тумака.

– Природа! – восхищенно прокомментировал он. – Экология. Никакой химии, коллега.

– А еще говорят, что ты – клон, – продолжал Шур, отрицательно помотав головой, когда Макс попытался вернуть ему самокрутку. Макс пожал плечами и отдал ее Самарину. Самарин задумчиво повертел ее в руках.

– Клон, – охотно подтвердил Макс.

– А клоны в МБР служить не могут! – весело заключил Шур.

– А? – повернулся к Максу Трэш.

– А вот и могут!

– Не, не могут, – замотал головой Шур, – я же не клон.

– Ты не клон, – подтвердил Макс, внимательно оглядев Шура, – а я – клон. Но я не служил агентом. Я работал в техническом отделе.

– Энтомолог? – прищурившись, спросил Шур.

– Ага, – подперевшись кулаком, ответил Макс и зевнул.

– Какой энтомолог? – встрепенулся Трэш.

– Специалист по «жучкам», – разъяснил Шур, – подслушивание, подглядывание. Иногда их называют вуайерами. Но я считаю, это – слишком оскорбительно. А энтомолог – слишком длинно. Мы называем их термитами.

– Это потому, что мы любим устанавливать «жучки» в деревянных панелях.

Шур и Макс рассмеялись, как старые знакомые смеются хорошо известной лишь им одним шутке. Трэш напряженно молчал, вглядываясь в Шура.

– Сигги, ты чего? – наконец не выдержал Шур.

– Где ты был? И как ты нас нашел? Сука.

– Ну, знаешь!

– Знаю. Сука.

– Да ладно вам, – попытался урезонить их Макс, – завтра будем в Уркане. Главное – переправиться. Говорят, здесь водятся аллигаторы.

– И урсуны.

– Я был у Спилмена Раша.

Даже у Макса отвисла челюсть.

– Он пытал меня.

Эдвард Шур рывком задрал рубашку, и все увидели два пятнышка у него по бокам.

– Он засунул мне под ребра две вязальные спицы, смазанные какой-то отравой, я чуть не вывернулся наизнанку. А ты меня – сукой.

– Э-э, браток, – остановил его Макс, – он тебя не пытал.

– Конечно, не пытал, – с жаром поддержал его Трэш, – он купил его, как в свое время покупал и я.

– Это не спицы, – продолжил Макс, – и он тебя не пытал.

– А что?

– На концах этих спиц были закреплены маленькие передатчики. В настоящий момент они торчат в тебе и посылают сигналы Спилмену Рашу. Он их пеленгует и с точностью до нескольких десятков метров узнает наше местонахождение. Варварский способ. Лет триста-четыреста назад такие жучки устанавливали агентам, отправлявшимся в глубокий тыл врага. С них и разговоры писать можно.

– Так вот почему мне так легко удалось оторваться, – застонал Шур.

– И что делать? – встревожился Харпер. – Столько трудов насмарку. Они с минуту на минуту могут быть здесь.

Харпер затравленно оглянулся на заросли, словно ожидая, что оттуда немедленно раздастся лай собак-следопытов и выскочат люди ВБС, на ходу выкрикивая команды.

– А давайте его убьем, – равнодушно предложил Трэш, – и спустим вниз по реке. Пусть ищут.

– Сигги, – попытался урезонить его Шур.

– Неплохая идея, – сощурил глаза Макс, – он нам сильно нужен? – Спросил он Трэша.

– Как скрипка богомолу, – ответил Трэш и отвернулся, уставившись в темноту. Шур сидел, не двигаясь, как бы перестав интересоваться происходящим. Макс с любопытством рассматривал их обоих. Самарин все еще вертел в руках тлеющую самокрутку.

– Я люблю варенье с косточками, – после долгой паузы произнес Трэш, – так здорово сплевывать бобки на блюдце.

– Значит, убивать не будем, – резюмировал Макс.

– Если бы они хотели нас поймать… – пустился в объяснения Трэш.

Самарин затянулся и обжег при этом губы. В мозгу словно взорвался хрустальный шар. Мириады осколков закружились в темноте, сверкая каждой своей гранью. Звуки стали совершенно другими. Мир стал совершенно другим. И он стал совсем не тем, каким был до этой секунды. Он превратился в Самарина-2 и ступил в лабиринт, ожидая электроудара.

30. ПЕРЕПРАВА

Цепляясь за тянущиеся к воде корни, они спустились к реке. Солнце чуть выглянуло из-за горизонта. Шур внимательно вглядывался в колыхающуюся желто-коричневую поверхность Аракунаги. Словно поймав его взгляд, из воды выглянули два перископа. На длинных желтых стебельках вращалась пара настороженных, злобных глаз. Затем показались три ноздри, с шумом втянувшие воздух и тут же выдохнувшие его обратно, взметнув небольшой фонтанчик.

– Урсун, – прошептал Шур.

Отряд невольно отпрянул от берега. Перископы исчезли в небольшой шишковатой голове, как две автоматические антенны. Голова, похожая больше на комок мокрой глины, исчезла под водой. Вслед за ней тремя волнами скользнуло гладкое змеиное туловище, на секунду продемонстрировав острый акулий плавник.

– Я не умею плавать, – решительно заявил Харпер.

– Если здесь вотчина урсунов, значит, нет аллигаторов. Они для урсунов, как жабы для самих аллигаторов, – успокоил компанию Шур. – Это, скорее всего,– детеныш, – добавил он.

Макс осторожно подошел к самой воде.

– Я слышал, они предпочитают падаль, – не слишком уверенно предположил он.

– Твои сведения устарели, приятель, – возразил Шур, перемещаясь поближе к Максу.

Макс наклонился над рекой, тщетно силясь рассмотреть урсуна сквозь мутную толщу.

– Урканцы запекают их в глине, – продолжал делиться познаниями Шур.

– Как будем переправляться? – нервно прервал его Трэш. – За нами наверняка выслали погоню.

– Они чего-нибудь боятся? – спросил Шура Самарин.

– Несварения желудка, – мрачно пошутил Харпер.

– Если бы у нас был мешок негашеной извести, мы высыпали бы его в реку у берега, и их бы как ветром сдуло. С другой стороны, можно подождать. Урсуны не очень терпеливы, они не любят осторожной добычи, которую нужно долго выслеживать. Вполне возможно, что минут через десять этому мальцу надоест нас ждать, и он отправится за более легкой жертвой.

– Да, похоже, этот, как ты его назвал, детеныш отчалил, – Макс удовлетворенно кивнул, подобрал валявшуюся на берегу палку и для верности пошуровал ею в воде.

– Вот, видите.

– Может, лучше соорудить плот, – с сомнением возразил Харпер.

– Какой, к черту, плот! – взвился Трэш, – У нас каждая секунда на счету.

– Будешь держаться за меня, – предложил Харперу Макс. – Река в этом месте не очень широкая. Я ее в три гребка сделаю.

Харпер скептически взглянул на противоположный берег, прикидывая расстояние.

– Да уж, «неширокая». Может, хоть не плот, так какое-нибудь бревно. Повалим дерево…

Трэш с досадой махнул рукой и решительно двинулся к воде. Как только он занес ногу над желто-коричневой поверхностью, оттуда стрелой вылетел «комок грязи» с глазами и намертво вцепился в Трэша, почти полностью заглотнув ступню. Опорная нога бывшего магната заскользила по мокрой поверхности берега, состоящей преимущественно из супеси и суглинка. К реке потянулась жирная борозда. Трэш истошно заверещал. Урсун не тащил свою жертву в воду, как это делают аллигаторы, он с тихим довольным урчанием буквально всасывал ее в себя, не двигаясь с места. А-а-а-и-и-а-а!!! С ноги Трэша сорвался ботинок и сразу исчез в недрах речного чудовища. Трэш рухнул на пятую точку, тут же попытался вскочить, но урсун двигался быстрее. Его голова снова выстрелила из воды и схватила теперь уже босую конечность Трэша. А-а-а-и-и-а-а!!! Перископы выскочили наружу и снова спрятались в грязной от ила коже. Маленькие глазки успели торжествующе зафиксировать застывшую в ступоре группу людей. На толстой шее судорожно дернулся кадык.

– А-а-а-и-и-а-а!!!!!

Шур сбросил с себя оцепенение и начал срывать со спины вещмешок. Макс ухватил Трэша за руку и рванул на себя. Его пятки резко съехали вниз. Джинсы звонко поцеловали глинистый берег. Рывок был настолько силен, что коричневая тварь не смогла удержать Трэша, и он благополучно шлепнулся рядом с Харпером. Самарин помог ему встать. Урсун, не долго думая, схватил обе ноги Макса, демонстрируя, насколько широко может раскрываться его пасть, лишенная всяких намеков на челюсти. Теперь чудовище почти полностью выползло на берег. Только хвост его оставался в воде, яростно взбивая ее в желто-коричневый коктейль. Урсун обладал только двумя передними конечностями. Трехпалые лапы были снабжены перепонками. По бокам цилиндрического туловища тянулись два плавника. Еще один торчал на спине.

– Сука-а-а-а!!! – заорал Макс, пытаясь перевернуться на живот, одновременно царапая прибрежную грязь в тщетной попытке за что-нибудь ухватиться.

Шуру наконец удалось открыть вещмешок. Он лихорадочно шарил в нем дрожащей рукой, пытаясь достать винтовку. Это ему удалось, когда колени Макса были уже покрыты зеленоватой, густой слизью. Этой слизью урсун как бы смазывал ноги жертвы, чтобы они лучше проходили глотку. Глаза Макса лихорадочно метались по берегу в поисках хоть какого-нибудь оружия. Тщетно. Только комья глины, следы чьих-то копыт и лап, несколько гнилых коряг да хлопья пены у самой кромки воды. В сельве на противоположном берегу раздался вопль какого-то животного, потревоженного развернувшейся схваткой.

Шур нащупал винтовку и дернул ее наружу. Его кисть запуталась в завязках вещмешка как в силках, винтовка же, следуя законам инерции, вылетела наружу и, сделав двойное сальто, щучкой нырнула в Аракунагу. Плюх… и круги.

– Сука-а-а-а!!!

Самарин метнулся вперед и схватил Макса под мышки. Самарина за пояс обхватил Сигизмунд Трэш, в брючный ремень Трэша вцепился Харпер, сзади к Харперу пристроился Шур. Они превратились в некое подобие сороконожки: перепачканные глиной, с извивающимися от напряжения телами. Меньше всего это зрелище напоминало инсценировку старинной детской сказки.

Колени Макса уже скрылись в бездонной пасти урсуна. Ноги спасателей беспомощно елозили по глине, как новички-конькобежцы. Урсун, почувствовав свою победу, выдал победное урчание и, по-бульдожьи мотая головой, заелозил, отступая обратно в реку. Миллиметр за миллиметром вслед за ним тащилась вся компания.

Внезапно вдоль линии берега взорвалась полоска пара. Полоска трещала и дымилась несколько мгновений, а затем вспыхнула перламутровой стеной, которая рассекла торжествующего урсуна пополам. Вся цепочка рухнула, как костяшки домино. Макс опять завопил. Ему показалось, что его ноги навсегда остались в отрезанной части урсуна. Так оно и было. Его ноги действительно остались в урсуне, но только в его первой половине, включавшей раздувшуюся шею, потухшие глазки и одну переднюю лапу (зверя разрезало наискось).

Стена, протянувшаяся вдоль реки, дышала жаром и угрозой. От нее ощутимо распространялись гудение и легкая вибрация, которая мелко-мелко колебала воздух, усиливая напряжение ситуации.

– Что это? – изумился Самарин.

Макс продолжал драть горло, очумело разглядывая свои ноги, спеленутые чужим телом. Перископы вылезли из своего убежища и печально поникли. Из одного сетчатого глаза катилась трогательная слеза. Из уголка рта, обхватившего колени Макса, текла зеленая слизь. Макс не мог оторваться от этой картины, пока Шур не отвесил ему полновесную затрещину. Макс замолчал, словно взорвавшийся телевизор. По его шее ручьем тек пот, провонявший страхом. В одной из капелек барахталась мошка. Тоненько всхлипнув, он попытался стянуть с себя мертвого урсуна, чтобы освободить ноги. Первая попытка окончилась неудачей. Пальцы отказывались прикасаться к страшной голове. К горлу предательски подступала желчь, наполняя рот противным привкусом и угрожая вывернуть наизнанку желудок. Макс оглянулся на спутников в поисках помощи.

На него никто не обращал внимания. Все смотрели на перламутровое чудо, выросшее по мановению ока.

– Вот что они имели в виду, когда говорили, что здесь нет переправы… – пробормотал Шур.

– Может быть, ее можно как-нибудь отключить? – спросил Трэш.

– Скорее всего, она включилась автоматически, как только Макс пересек границу.

Сквозь стену можно было видеть смутные очертания противоположного берега. На нем как раз происходило оживленное движение. Какие-то рогатые существа пришли на водопой и громко с удовольствием фыркали, шумно лакая воду. Пример урсуна красноречиво доказывал, что сквозь эту стену лучше смотреть, чем пытаться пройти.

Шур задрал голову.

– Стена недостаточно высока, – сообщил он о своих наблюдениях, – можно что-нибудь соорудить.

– Хорошо, что не стали переправляться ночью, – ворчал Харпер.

Стена переливалась багрово-желтым. Временами от нее исходил легкий дымок. Солнце окончательно взошло, и его лучи, казалось, питали стену энергией, заставляя то вспыхивать, то тускнеть.

– Так, – уже привычно начал распоряжаться Шур, – Самарин, возьми в вещмешке лазерный нож и начинай пилить деревья. Макс, помоги ему, будешь придерживать стволы. Я думаю, нам удастся соорудить что-нибудь вроде стремянки.

– Пойдем, братишка-клон, – весело хлопнул Самарина по плечу Макс, уже успевший отойти ото всех предыдущих ужасов. Его ноги, освобожденные от мертвой хватки урсуна, страшно воняли, но это нисколько не смущало их владельца. Он слегка пританцовывал от удовольствия, как бы убеждая самого себя в том, что его конечности в целости и прекрасно функционируют. Складки на джинсах улыбались миру сквозь засохшую зеленую слизь.

– А я думаю, что ничего у вас не получится.

Шур стремительно оглянулся. Из кустов на него смотрели из-под окровавленной повязки три злобных глаза. Два человеческих и один пулеметный.

– Ах ты, тихий сукин сын, – процедил Шур, опуская руки. Только сейчас он осознал, что его винтовка находится на дне Аракунаги по ту сторону перламутровой стены.

Лорд Икс выглядел слегка утомленным. Лицо было бледным, видимо, от потери крови. Рубашка сильно изорвана, ноги по колено в грязи.

– Постройтесь в одну шеренгу, – коротко приказал он.

Самарин, Макс, Трэш, Харпер и Шур молча подчинились. Они стояли у перламутровой стены, как приговоренные к расстрелу. Именно так они себя и чувствовали.

– Шаг назад, – тихо продолжил Трехглазый.

Еще ничего не осознав, они отступили назад.

– Шире шаг, – уточнил внезапный пулеметчик.

Они отступили еще.

– Два шага назад, – продолжал гипнотизировать их Трехглазый.

Они подчинялись в каком-то трансе. Слишком ослаблена нервная система, чтобы сопротивляться даже такому неискусному и грубому напору. Макс поскользнулся и упал навзничь. Пальцы его судорожно взметнувшейся руки погрузились в перламутровую стену. В этом месте стена вспыхнула с мстительной жадностью. Запахло жареным мясом, дыхнул клуб дыма. Нечеловеческим усилием Макс откатился в сторону и сел, с удивлением разглядывая свою правую руку, держа ее за запястье неискалеченной левой. На трех пальцах – указательном, среднем и безымянном – не хватало по одной фаланге, на мизинце отсутствовал кончик вместе с ногтем. Большой палец выглядел виноватым. Обрубки были обугленными и совсем не кровоточили. Макс завыл.

Остальные отпрянули от стены, на время забыв о пулемете, который сжимал в руках чертовски злой Убийца-Разговорник.

– Назад, – напомнил им о себе Бэззл (Лорд Икс все-таки звучит несколько напыщенно, на что ему, кстати, намекали и в отделе спецопераций ВБС, когда он выбирал себе этот идиотский псевдоним). Беглецы вновь построились. Несколькими короткими командами Бэззл притиснул их к стене почти вплотную. Они стояли, боясь шевельнуться. Предательски скользкая глина и пологий берег превращали каждое неосторожное движение в смертельную угрозу.

– Ты, – повел Бэззл стволом в сторону Харпера, – пердун старый, чуть не раскроил мне башку. На стульях, козел, надо сидеть, а не бить ими по голове уважаемых людей.

– Вэбэсовская шестерка, – беззлобно огрызнулся Харпер.

– Да где бы вы все были, если бы не ВБС?!

– Дома бы сидели и пили чай, – спокойно отозвался Трэш.

– Наверное, вам будет интересно: вашего самопального дружка Сидхартху забальзамировали для музея клонирования. Из него сделали чучело. В ВБС отличные таксидермисты.

– Таксидермисты-садисты… – пробормотал, поникнув, Трэш. Его губы подрагивали и извивались, как два розовых червячка.

Бэззл нервно рассмеялся.

– Выбирайте: или я разнесу вас в клочья из этой штуковины, – он погладил пулемет по стволу, – или вы сделаете еще шаг назад.

– По-моему, пулемет лучше, – с напускной серьезностью обратился к своим спутникам Макс, – разорим ВБС на несколько десятков таллеров.

– А я думаю, – произнес Шур, пристально глядя на Разговорника, – лучше нам броситься врассыпную. Посмотрим, сумеет ли он достать всех.

– Конечно, не сумеет, – ответил за Бэззла Вальдес, раздвигая ветви деревьев. – Один, – добавил он, – а вот вдвоем мы славно позабавимся. Стрельба по летающим тарелочкам.

Он помахал новеньким бластером.

– Я отличный стрелок, если вы не знали, – продолжил Вальдес, – будет забавно отсекать на бегу отдельные части ваших глупых тел.

Для убедительности он взмахнул крест-накрест бластером, срезав несколько веток.

Никто не торопился исполнить план Шура. Два Разговорника – это слишком.

– Как твои ребра, Шур? – участливо спросил Вальдес.

– Ублюдки, – отозвался Шур.

– Нормально, если ты сумел добраться сюда.

Бэззл тревожно взглянул за спину пленникам. Все невольно обернулись.

– Черт! – выругался Вальдес и угрожающе поднял бластер.

Самарин повернулся и увидел, как стена с тихим шипением исчезает. Раз, два, три, и вместо стены – черная полоса на песке, повторяющая изгибы реки. Гудение и вибрация прекратились. Через реку переправлялось стадо буйволов. Впереди, широко раздувая ноздри, плыл огромный вожак. На людей он смотрел равнодушно. Они были для него все равно что деревья в лесу на том берегу, куда он вел свое стадо, чтобы оно могло отдохнуть от палящего солнца в уютном полумраке. Воду разрезали два или три плавника урсунов – они спешили уступить дорогу. Буйволы нескончаемой вереницей входили в воду.

– Как это гуманно – отключить защитный экран, чтобы не покалечить животных! – Восхитился Трэш, обращаясь к Вальдесу и Бэззлу.

– Идиот, экран действует только в одном направлении. Знаешь, сколько урканцев сгинуло в Карфагене из-за этого?

Трэш пожал плечами.

Тем временем первая половина стада, ведомая вожаком, достигла уже середины реки. К берегу приближалась поднятая ими волна.

– Круто! – восхищенно присвистнул Макс.

– Ладно, хватит с вас зрелищ, пойдемте, – мотнул головой Вальдес в сторону леса.

– На кой черт нам тащиться через лес с этими ублюдками, – остановил его Бэззл, – по большому счету нам нужен только Шур. Остальных можно оставить здесь. Потом приедет похоронная команда и заберет тела, чтобы показать их народу по окончании Охоты.

– Тебе совсем мозги отбили? – зашипел на него Вальдес.

– Ты прислан в мое подчинение, – подбородок Лорда Икса взлетел, а синий глаз в треугольнике на лбу злобно прищурился, – причем из-за собственной глупости. Ты думаешь, я не знаю о твоем провале?

– Провал?! Мой провал?! – задохнулся от возмущения Вальдес. – У тебя уничтожили всю базу, до единого человека. Отборное подразделение стерто в порошок раненым агентом МБР. И ты смеешь говорить мне о провале?! Они все нам нужны. Особенно Самарин. Самарин особенно, – с нажимом повторил последнюю фразу Трэш.

– Достанут на Толлане сотню Самариных, а мы можем упустить их в грязевых сугробах в лесу.

– Ты, может быть, и можешь упустить! – заорал Вальдес.

– Они нас затопчут! – крикнул Трэш.

Буйволы уже выходили на берег. Глаза вожака наливались кровью, как малиновым ликером. Сминая глину копытом, он косился на двуногих чужаков, не желавших уступить дорогу.

– А-а-а, – заголосил Трэш и кинулся между буйволов в воду. Он тут же упал лицом вперед и скрылся под желто-коричневым одеялом. Стена не разрезала его пополам. За какие-то доли секунды всем стало ясно, что автоматика не рассчитана на взаимное встречное движение. Не все, ой, не все урканцы сгинули в Карфагене! Примеру Трэша тут же последовал Шур, как угорь скользнувший в реку. Лишь несколько пузырьков некоторое время выдавали его присутствие, но и они исчезли. Макс, Самарин и Харпер стартовали одновременно. Буйволы возмущенно заревели, стегая себя по бокам хвостами.

Бэззл инстинктивно нажал на гашетку, увидев, что пленники пытаются скрыться. По крайней мере, этим он мог как-то оправдаться перед начальством за совершенно безумный поступок. Крупнокалиберный пулемет подскочил и беспечно затарахтел. Первой же пулей вожаку откололо половинку массивного рога. Она подлетела и, вращаясь, заблистала на солнце, как таинственный бумеранг. Затем из нескольких буйволов вырвало клочья мяса, и животные взбесились.

– Прекрати! – кричал Вальдес, но было уже слишком поздно. Буйволы перешли на галоп.

От Вальдеса остался только идентификационный жетон, глубоко втоптанный в грязь, а от Бэззла – покореженный пулемет и обрывок кожи со следами татуировки.

31. ОСЛОЖНЕНИЯ

Спилмен Раш никого не боялся. Он не воспитывал в себе этого качества с помощью специальных упражнений, не брал примера с телевизионных героев или старших товарищей. Он таким родился. Он не хуже животного чувствовал, как у противника выделяется адреналин. Чужой страх, даже просто возможность того, что человек может испугаться, никогда не ускользали от него. Свой собственный страх он прятал глубоко под морщинистой, продубленной кожей. Ничего не выражающие глаза и деревянная походка.

Он никого не боялся. Его же боялись многие, и Спилмен Раш прекрасно знал об этом.

Первый раз эта его особенность стала известна ему самому еще в школе. Старшеклассник по имени Том, физически крепкий второгодник, был настоящей грозой всего учебного заведения. Поговаривали, что его боится даже учитель физкультуры, бывший чемпион округа по спортивной акробатике. Ходили слухи, что он пятерней мог сминать алюминиевые подносы в школьной столовой. Насчет подносов Спилмен Раш сомневался, а вот как Том ломает цветные карандаши, зажав их между мизинцем и безымянным пальцем, он видел лично. Том гнул на спор пятаки и был настоящим самодуром. Вспышки беспричинного гнева сменялись навязчивыми приступами дружбы. И горе было тому, кто отказывался от этой дружбы. Однажды Спилмен стал свидетелем того, как он ударил шестиклассника за то, что тот громко смеялся в коридоре. Шестиклассник Николас Гор настолько был обескуражен, что даже не почувствовал боли. Кровь заливала белую рубашку. Нос распух, в глазах – слезы недоумения. За что? Просто мешал разговаривать.

Все боялись Тома. И Спилмен тоже боялся. По крайней мере, ему казалось, что он боится.

Когда на горизонте появился Прыщ, вся школа замерла в ожидании. Буч Мир, по кличке Прыщ, переехал в район Виллидж, где располагалась школа Спилмена Раша, из Сторока, известного своими хулиганскими традициями района Сити-Тауна, неофициальной столицы Системы. Рассказывали, что учителя там ходят на уроки с револьверами, а на входе учеников проверяют «звенелкой», как в аэропорту. Школу Прыщ закончил год назад и тогдашним ученикам Виллиджа казался весьма взрослым верзилой. Он еще не успел переехать, а о нем уже ходили легенды. Говорили даже, что он убил человека. Поэтому, когда Буч Мир появился на школьном дворе и лениво оглядел перепуганных детей, сразу стало ясно – столкновение двух лидеров неизбежно. Честно говоря, втайне все жаждали мести. Вся школа, включая учителя физкультуры, мечтала о том, что Том будет повержен и опозорен. Это тебе не младшеклассников задирать, отбирая у них завтраки и мелочь. Вслух, конечно, желали победы над грозным чужаком, понимая при этом, что если таковая будет одержана, никто больше не сможет противостоять Тому.

Драка состоялась. Прямо перед дверями школы Прыщ и Том знатно отделали друг друга. Однако самые признанные эксперты по дракам не смогли определить, чья взяла. Том и Прыщ подружились, и жизнь в школе пошла еще напряженнее. Том издевался над ее обитателями в течение учебного дня, а когда звенел последний звонок, на арену выходил Прыщ: руки – в карманах, на губах – гнуснейшая улыбочка. Вскоре у этих двоих образовался целый шлейф прихлебателей и подлипал. Так бывает всегда.

Рашу тогда было четырнадцать, и он встречался с Рэйли. Дела его в этом направлении продвигались совсем не плохо. Но Рэйли попалась на глаза Тому, и он официально объявил ее своей девушкой. Нет, он не стал отводить Раша в сторону и угрожать ему. Он стал его другом, а когда речь зашла о Рэйли, Том сказал, что нельзя пренебрегать дружбой из-за какой-то девчонки. Раш продолжал упорствовать. Не то, чтобы Рэйли ему очень уж нравилась (по правде говоря, он уже начал засматриваться на Нэнси Фи), но что-то толкало его на этот безнадежный конфликт.

Том подловил его на большой перемене в туалете, взял за горло и прижал к стене:

– Ты хочешь всей школе показать, какой ты крутой? – спросил он.

– Ты едешь в летний лагерь? – в свою очередь спросил Раш.

И слова эти прозвучали так неожиданно и обыденно, что Том на секунду опешил, ослабив хватку.

– Чего?

– Так едешь или нет?

– Все едут…

– Первой же ночью я дождусь, когда ты уснешь, и воткну тебе в ухо вязальную спицу.

Шестым чувством Раш понял, что не взял ни одной фальшивой ноты. И еще. Он почувствовал страх. Страх, который волнами исходил от Тома. Почувствовав этот страх, он улыбнулся. Он понял, что Том безоговорочно поверил, а возможно, даже представил, как вязальная спица входит ему в ухо. И Том отпустил его. Конечно, угрозы были, но все они оставались просто словами, а Рэйли, как выяснилось, никогда Тома не интересовала, он, оказывается, просто шутил над этой кривоногой уродиной. Ноги у нее, кстати, были безупречные, и все это прекрасно видели. Видели и смутно начинали, в свою очередь, побаиваться Спилмена Раша.

Том больше не замечал Раша. Однако это не означало, что он испугался настолько, что решил все спустить на тормозах. Пришла очередь Прыща. По просьбе Тома («сам не хочу, а то скажут, что с сопляком связался»), он подкараулил Раша после школы и здорово побил, а затем с довольным видом отправился рассказать о своей победе Тому.

На следующий вечер Буч Мир возвращался из кино. В переулке возле аптеки было темно. Видимо, кто-то вывернул лампочку. Темнота не смутила Прыща, и он шагнул в нее, весело насвистывая песенку из только что просмотренного фильма. Раш ударил его ножкой от стула по голове, а когда Прыщ от неожиданной боли упал, долго и молча избивал, сломав ему ребро и запястье. Прыщ пролежал в подворотне несколько часов, пока его не обнаружил возвращавшийся со службы полицейский патруль. И все время, пока он лежал, у него перед глазами мелькала ножка от стула.

Выйдя из больницы, Прыщ наведался в школу и выяснил, что Спилмен Раш, сопляк и позер, встречается с Нэнси Фи, у которой самая большая грудь в школе. Прыщ увидел эту грудь и снова подкараулил Раша. Через день его жестоко избили ножкой от стула в том же переулке. Так повторялось несколько раз, пока до не очень развитых мозгов Прыща не дошло, что здесь есть определенная связь. Тогда он решил взяться за дело вдвоем с Томом (уж вдвоем-то они справятся с этим салагой, плевать на ножку от стула). Каково же было его удивление, когда Том наотрез отказался. С недоуменной тревогой Прыщ наблюдал, как в его темную душу вползает страх. Однако присутствие страха Прыщ заметил не сразу. Он снова подкараулил Раша.

– Прощайся с жизнью, – пропел Буч Мир, доставая нож.

Раш ничего не ответил. Он молча открыл портфель и вынул оттуда ножку от стула, завернутую в газету. Прыщ не мог глаз оторвать от этой ножки. Он видел на ней засохшие пятна крови. Его крови. Раш сразу почувствовал, что Прыща охватил не просто страх, а ужас. Буч бросил нож и со всех ног припустил по улице, бормоча, что Раш – псих, и что он заявит в полицию. В полицию он не заявил, а в школу Виллиджа ходить перестал.

В общем, Раш никого не боялся. Но когда он шел длинным коридором, вдоль бледно-голубых стен, направляясь в кабинет к президенту ВБС, колени его дрожали. Можно не бояться конкретного человека, но нельзя не бояться Системы. А Президент был ее воплощением. Говорили, что он начал управлять ВБС, когда ему было двадцать семь, еще при Форбсе. Затем сменилось трое президентов. И сменил их он. Так говорили. И Спилмен Раш в это верил.

Людвиг Оби. Это имя старались не произносить вслух, словно оно было тайным именем Бога. Спаси и сохрани. Спилмен Раш неоднократно, рискуя собственной шкурой, пытался испытать на Президенте свои навыки Разговорника. Сколько раз он старался навязать ему свою волю или хотя бы почувствовать контроль над ним. Безрезультатно. А ведь Спилмен Раш был одним из лучших Разговорников в Системе. Он достиг высшей ступени за три года. Самым способным ученикам для этого требовалась почти вся жизнь. Самым тщательным образом он проверил историю школы (конечно, не той, в Виллидже, а школы для подготовки элитных подразделений ВБС), но нигде не обнаружил ни единого следа, который бы свидетельствовал о том, что Людвиг Оби под своим или чужим именем проходил специальную подготовку. Как тогда он мог противостоять Разговорнику? В Спилмена Раша это вселяло тревогу. Пока еще тревогу, а не страх.

Он шел, безотчетно вслушиваясь в ритм собственных шагов. Они внушали ему уверенность, которая была ему так необходима для разговора с Людвигом Оби. Последнего разговора. Да, все под контролем, но этот контроль плавно перетекает в свою собственную иллюзию. Внешне все как прежде, но обстоятельства накапливаются и уже достигли критической массы. Все это может закончиться катастрофой. Он должен сказать об этом. Как воспримет его доклад Президент? Неизвестно. Так же неизвестно, как и то, что за человек Людвиг Оби. Может, он киборг, – внезапно осенило Спилмена Раша. Киборга Разговорник уж точно не сможет одолеть, так как биоробот не обладает той тонкой психической организацией, которая присуща человеку. Нет, не может быть. От производства киборгов отказались около тысячи лет назад. Зачем киборги, когда есть клоны?

Коридор сделал несколько резких поворотов. Свет стал тусклее, что свидетельствовало о том, что кабинет Президента уже близко. Людвиг Оби не любил яркого света. Это была его единственная особенность.

Перед дверью с матовым стеклом Раша остановил жизнерадостный охранник:

– Добрый день, мистер Раш. Извините за формальность.

Щелкнул тумблер. Сиреневый цвет бесцеремонно обшарил начальника лицензионного отдела от макушки до носков лакированных ботинок. Шесть секунд, – отметил про себя Раш. Сканирование всегда длится шесть секунд. Теперь должна последовать более простая церемония идентификации: сличение отпечатков пальцев и радужной оболочки глаза. И зачем она нужна, если сканирование фиксирует все, присущие только телу и мозгу Раша, излучения, а также его ДНК? Отпечатки пальцев и радужную оболочку можно подделать, а вот ДНК – нет. Но традиции – это главное для ВБС.

Снова коридор. Стены – бледно-желтые. В центральном офисе ВБС гордятся своим аскетизмом. Никаких украшений и новомодных дизайнерских штучек – простота, граничащая с примитивизмом. И это несмотря на сверхприбыли.

Процедуру идентификации Спилмен Раш проходил рефлекторно, она не мешала мыслительному процессу. Он готовил себя к большой встрече. Все должно быть продумано до мелочей. Если бы только он знал, как ему предстоит испугаться. Испугаться первый раз в жизни.

Дубовые двери с массивными бронзовыми ручками растворились легко и бесшумно. В глубине огромного кабинета под собственным портретом в натуральную величину, не шевелясь, сидел Людвиг Оби – точная копия изображения на холсте, обрамленном в золоченую раму: пожилой человек, глаза закрыты пенсне с непрозрачными стеклами, восковое лицо, через строгий костюм от плеча – широкая пурпурная лента, на которой крохотный значок. Сходство было, что называется, пугающим. Даже фотография не дала бы такого сходства. Оригинал казался нарисованным, так же как и портрет. Пристрастия шефа к портретам Спилмен Раш тоже понять не мог. В моде давно уже были голограммы.

Спилмен Раш с трудом уловил еле заметное движение подбородка Президента. Он неторопливо прошел через весь кабинет и сел на неудобный стул с высокой, прямой спинкой. Отважно взял стакан с минералкой. Два кусочка льда звякнули, обиженные бесцеремонностью. Матовые стекла пенсне были мертвы.

Раш с удовольствием отпил из стакана. Зубы приятно заломило, кровь застучала по вискам крохотными молоточками.

– Господин Президент… – начал Спилмен Раш, тщательно подбирая слова, – я уже докладывал вам письменно, но все же решил, что необходима личная встреча.

– Вы, Разговорники, всегда верите в магическую силу слов, – прервал его Президент.

Начальник лицензионного отдела не стал возражать.

– В настоящее время Сигизмунд Трэш, Арчер Харпер, Эдвард Шур и Алексей Самарин в бегах. Вам это хорошо известно. В Карфагене к ним присоединился некто Макс, клон, бывший сотрудник технического отдела МБР. Движение беглецов под контролем.

Раш извлек из кармана небольшой электронный дисплей на изящной, отполированной деревянной ручке (он напоминал модное дамское зеркальце). На дисплее тускло светилась разноцветная карта границы с Урканом. У синей нитки с надписью «Аракунага» светился красный огонек. Матовые стекла пенсне чуть качнулись, обнаруживая подобие интереса.

– Хорошо.

– Все четверо, насколько нам стало известно, знают об ускоренном клонировании, а, скорее всего, и о скрытом. Так что следует признать, два наших самых важных секрета скоро станут достоянием гласности. Это может повлечь за собой необратимые последствия. Многие наши операции, связанные с секретным клонированием, станут известными широкой общественности. И тогда весь наш план рухнет. А вместе с этим останется недостижимой Великая Цель. Есть большая вероятность того, что все четверо могут пересечь границу с Урканом. А там мы не имеем никакого влияния.

– Вы думаете, им удастся переправиться?

– Система охраны устарела. Об этом я, кстати, неоднократно докладывал. Если они уйдут в Уркан…

– Ничего не случится.

– Но… – Раш был озадачен, – пока им дьявольски везет. Не исключена возможность того, что в наши ряды затесался предатель.

– Скажите, Раш, – матовые стекла поплыли вперед, – а почему у вас нет клона? Насколько я знаю, даже малообеспеченным семьям выдается оплачиваемая государством лицензия на клонирование.

И вот тут Раш испугался.

– У меня был брат-близнец, и родители решили, что этого вполне достаточно. Если бы мы еще имели и клона, это выглядело бы несколько странно.

– Вы считаете клонирование странным?

– Но…

– Ошибку можно исправить. Вы же знаете об ускоренном клонировании. То, о чем вы мне докладывали, позволяет сделать вывод о том, что вскоре нас ждут нелегкие времена. Возможен даже вооруженный конфликт. Зная вашу отвагу и преданность делу, не приходится сомневаться в том, что вы окажетесь на переднем краю. А это довольно опасно. Вы рискуете жизнью. Кто нам вас заменит? Ваш брат-близнец, если я не ошибаюсь, погиб в Третью урканскую войну.

– Да, он попал под наш напалам. По ошибке.

Мозги Раша отказывались воспринимать услышанное. Его хотят убрать? Он что-то сделал не так? Но он не мог не доложить о надвигающемся кризисе. С другой стороны, его клон будет иметь его воспоминания, его навыки, даже его привычки. В общем, это будет он сам. Но при первой же мысли о такой рокировке его объял ужас. Где-то в глубине души он прекрасно понимал, что второго Спилмена Раша не будет. Это обман. Это совсем как с братом. Они были очень похожи. Даже родители их путали. У них были одни и те же интересы, они любили друг друга, одинаково мыслили. Иногда он просыпался, забыв, кто он – Спилмен или Артур. Но все-таки он был Спилменом. Между ним и его будущим клоном навсегда останется разница. Клон не будет помнить этого разговора и не будет помнить, как убивали Спилмена Раша.

Нет, они не убьют его. Это – чертовы шуточки Президента. Скольких сотрудников он довел до инфаркта, проверяя на прочность. Но с ним ему не справиться.

– Не напрягайтесь, Раш. Система – объединение свободных граждан на добровольной основе. Здесь каждый может иметь то количество клонов, какое пожелает. А это значит, что, если вы желаете иметь ноль клонов, то вы можете иметь ноль клонов.

Под пенсне расползлась трещина улыбки. В темноте мелькнул зуб.

Может, он умеет читать мысли? До Раша доходили слухи о том, что якобы существует секретное подразделение, в котором готовят телепатов и ясновидящих. Правда, подобные слухи часто фабриковались в самом ВБС для, как это было мягко сформулировано, закрепления необходимого образа организации в общественном сознании. Раш не верил в ясновидение. В ясновидении есть что-то противоестественное, делающее жизнь бессмысленной. А в его жизни был смысл – Великая Цель. Цель, которая, возможно, будет достигнута через сотню поколений, а может быть, уже завтра. От последнего предположения сладко потянуло под ложечкой.

– Есть еще одна проблема, – вновь взял себя в руки Раш, – у меня большие сомнения насчет Эдварда Шура. Он слишком непрост для обычного специального агента МБР. Ему удалось уничтожить первый взвод «Ласточек» и на равных держаться с одним из наших лучших Разговорников. Он не оставляет своего клиента, не пытается прибегнуть к помощи своей организации, которая, как известно, своих не бросает ни при каких обстоятельствах. Они уже завалили нас запросами и протестами. МБР настаивает на том, что преступления, совершенные их сотрудниками, должны находиться в пределах их юрисдикции.

– Ответьте им, что мы занимаемся преследованием тех, кто захватил личности, а агент Эдвард Шур нас не интересует. Пусть ловят его сами, проводят внутреннее расследование и так далее.

– Но, господин Президент, наверное, вы не совсем меня поняли. Наши осложнения не ограничиваются побегом нескольких человек. Если окажется, что МБР затеяло свою игру против ВБС, это пахнет большим международным скандалом. Они спят и видят, как бы занять наше место. Великая Цель…

– Великая Цель вне опасности, Раш. Даже если они уйдут в Уркан и расскажут всему миру об ускоренном клонировании, ничего страшного не произойдет. Центральный совет уже давно предполагал, что рано или поздно что-то подобное произойдет. Да уже и происходило. Вспомните «Оупс-крэкх». Ситуация была похожая. Правда, мятежники не знали об ускоренном клонировании…

– Оно нас тогда и выручило, но теперь…

– Не перебивайте меня, Раш, – бледное пятно ладони взлетело и мягко опустилось на стол, – теперь то же самое. Хотите верьте, хотите нет. Пусть узнают что угодно. У нас давно расписан этот сценарий. Неужели вы думаете, что нам удалось бы сохранить в секрете ускоренное клонировании при таком частом его использовании? Нет совершенных методов хранения секретов.

– Значит, у нас есть запасной план? Могу ли я с ним ознакомиться?

– Почему вы не любите клонов, Раш?

И тут Спилмен Раш испугался второй раз в жизни. Хуже всего было то, что оба эти раза пришлись на последние пятнадцать минут. Эдак, чего доброго, начнешь жевать смарт или курить богохульник.

– Я отношусь к ним совершенно индифферентно.

– А вот я их просто обожаю.

Смех, последовавший за этой фразой, чуть не свел Раша в могилу стремительней, чем серебреная пуля из «Вервольфа». Он с трудом овладел собой и снова заговорил:

– Есть и еще одна проблема – толланец. Нам нужен Алексей Самарин. По нашим данным, корабль, на котором он прибыл сюда, не принадлежал Сигизмунду Трэшу. Он просто подделал документы с помощью Шура. Этот корабль изготовили толланцы. Нам следует выяснить, случайно Самарин оказался здесь или толланцы что-то пронюхали. С одной стороны – МБР, которому, похоже, известны наши планы. Они знают, возможно, и о Великой Цели, а с другой стороны, – реальная угроза из Толлана.

Людвиг Оби дернул щекой:

– МБР ни о чем не знает. Я уверен, что Шур действует на основании неписаного кодекса чести агентов МБР. Им нельзя предавать клиентов. Толланец – случайность. По моим данным, толланцы не умеют синтезировать антивещество.

– Слишком много случайностей, вы не находите?

– Вы свободны, Раш. Займитесь лучше беглецами.

– Я думаю, что их следует уничтожить одним ударом, чтобы не возвращаться к этой теме.

– Нужно было подумать об этом раньше. Гораздо раньше.

Желтый ноготь постучал по мерцающему дисплею. Красная точка переместилась через синюю нитку, и теперь ехидно мерцала на территории Уркана. С этого момента Раш пребывал в постоянном страхе.

32. НОЧЛЕГ

Достаточно приятное путешествие по сельве закончилось к вечеру. Уставшие путники остановились на ночлег у самой границы урканских джунглей, которые длились на многие мили вплоть до Долины Вождей, где располагалась столица Уркана – Салехом. Эта странная страна за десятки тысяч лет сумела сохранить кочевые традиции и явно не вписывалась в общую картину цивилизованного мира. Все попытки подчинить Уркан (военными, экономическими и культурными способами) не привели ни к чему. Его жители по-прежнему жили как их древние предки, хотя к некоторым благам цивилизации они относились вполне благосклонно.

Обо всем этом рассказывал расположившимся на ночлег путникам Эдвард Шур. За последнее время он явно становился лидером группы и пользовался почти непререкаемым авторитетом. Вот и сейчас, закончив поучительную лекцию о нравах и традициях Уркана, Шур объявил отбой, распределив предварительно время караулов. Первому выпало дежурить Сигизмунду Трэшу. Остальные улеглись прямо на землю, соорудив постели из широких листьев паппоры, которая росла вокруг в радостном изобилии. Костер деликатно потрескивал, стараясь не потревожить чуткий сон хозяев. Небо рябило мурашками звезд.

Проснулись они через два часа от жуткого вопля. Самарин открыл глаза и увидел сидящего у костра с задумчивым видом Трэша. Его отсутствующий взгляд пламенел вместе с костром. Вопль затих, а затем снова взмыл к невидимым ночью облакам. Макс первым вскочил на ноги и уставился на Трэша. Трэш усмехнулся, пожав плечами.

– В чем дело? – спросил заспанный Харпер. – Лесной пожар выгнал из джунглей орангутангов?

– Нет, просто некоторые люди не любят просыпаться связанными.

Трэш, усмехаясь, смотрел на недоумевающих товарищей, которые разглядывали связанного и орущего благим матом Эдварда Шура.

– Зачем, Сигги? – Харпер подошел ближе к костру и теперь часто моргал из-за его яркого света.

– Я хочу знать, как он нас нашел. И почему он нашпигован следящей аппаратурой? Я также хочу знать, какого черта он ввязался в эту историю. Я также хочу знать, какого черта он навязал мне этого толланского клона. Я хочу это знать сейчас, чтобы избавить его от мучительных пыток в Салехоме. Урканцы умеют пытать. Или я попрошу Мардука, и он оставит тебя на ночь в Храме двух Святынь.

– Ты сошел с ума, Сигизмунд. Мы тут все скоро сойдем с ума, – застонал Шур, безуспешно пытаясь освободиться от пут. – Я же тебе уже все объяснял.

– Объясни еще раз.

И Шур сбивчиво, но во всех подробностях рассказал, как его захватил Спилмен Раш, как его пытали, как ему удалось скрыться, как он шел сквозь стену дождя, как его чуть не подстрелил Вальдес, когда он перелезал через стену в Карфаген.

– По-моему, он не врет, – сделал заключение Макс.

– Это почему же? – не сдавался Трэш.

– Слишком много деталей для выдуманной истории.

Трэш пристально оглядел Макса и кивнул сам себе:

– Корпоративная этика. Два эмбээровца. Уже успели договориться.

– Это паранойя, Сигги. Нам предстоит тяжелейший переход через джунгли, – начал уговаривать Трэша Харпер.

– Сэм, ты продал мне секрет скрытого клонирования. Но нас обоих поймали на ускоренном. Мы вне закона. Нас может убить любой житель Системы без суда и следствия. Как бродячих псов. Никто не заставлял Шура мне помогать. И я не просил у него перерегистрировать задним числом на мое имя Самарина. Он сказал, что мне это необходимо. Он уговорил меня бежать, не дожидаясь прихода властей. А ведь у меня татуировка изначального, и у меня был Сидхартха. Я собирался выставить его в суде, но после того как он остался вместе с Шуром, его забальзамировали, превратили в чучело, набитое опилками. Я ничего не понимаю, пусть он мне все объяснит, или я его убью. Просто на всякий случай.

Макс осторожно зашел в круг света, отбрасываемого костром, и положил на землю охапку хвороста. По щеке Трэша скользила слеза.

– Сигги, развяжи меня, и я тебе все расскажу.

– Нет! – крикнул Трэш срывающимся голосом. Макс обхватил его за плечи, а Харпер и Самарин стали развязывать Шура. Освободившись, Шур улыбнулся Трэшу:

– Я не обижаюсь. А ты достаточно ловок. Подкрался так, что я даже и не шелохнулся.

Шур потер покрасневшие от веревок запястья и подсел поближе к костру.

– Ладно, Трэш. И вы, Харпер. Остальных теперь, наверное, это тоже касается. Я расскажу вам все. Только не перебивайте. Все вопросы потом. Честно говоря, я собирался сделать это завтра. А теперь придется не спать всю ночь. Дело в том, что я действительно ввязался в эту историю не просто так.

Глаза Трэша блеснули, как два уголька. Харпер слушал затаив дыхание.

– Я выполняю особое задание МБР. До знакомства с тобой, Сигги, я был сотрудником Канцелярии.

Макс восхищенно присвистнул:

– Самый секретный отдел МБР. Ну ты крутой!

– Да, ты совершенно прав, Макс. Операциями, которые проводит этот отдел, руководят только самые высокие чины МБР. Они планируют, контролируют и участвуют в них лично. Утечка информации практически невозможна. Только в случае предательства Директора МБР или кого-то из его шести замов.

– Постой, в мое время у него было двадцать семь заместителей, – эта тема, видимо, доставляла Максу огромное удовольствие.

– Сейчас двадцать девять.

– А кто добавился?

– Да помолчи ты, хамло карфагенское, – оборвал его Трэш.

– Это – дискриминация!

– Тихо, – вмешался Харпер, и спор стал уже неуправляемым.

– Так вот, – не обращая внимания на гул пререканий, – продолжил Шур тихим и безразличным голосом. Все мгновенно смолкли.

– Так вот, – повторил он, строго оглядев слушателей, – только шесть замов из двадцати девяти Директор может назначить и уволить по собственному желанию. Они-то и входят в Канцелярию. Иногда их называют преторианцами. Около пяти лет назад нам стало известно от нашего агента, очень влиятельного чиновника из ВБС, что заговор клонов реально существует, и что с помощью ускоренного клонирования изначальных заменяют тайно изготовленными клонами,причем выбор падает на самых влиятельных во властном и финансовом отношении лиц. Этот заговор, по нашему мнению, угрожает безопасности Системы. Через того же агента нам стало известно, что Харпер и Трэш украли у ВБС секрет скрытого клонирования, который Трэш решил использовать в весьма мирных махинациях с клонированием баскетболистов. Как я понимаю, вы похитили и методику ускоренного клонирования, хотя оборудование у вас было не такого уровня, как у ВБС.

– Я ничего не крал, я купил у Харпера! – начал неожиданно оправдываться Трэш.

– Я тоже ничего не крал, а купил у одного жучка из ВБС.

– Это у кого же?

– А-а-а, – махнул рукой Харпер, – теперь уже все равно. Но вы ни за что не поверите. Соммерсет Гид.

– Соммерсет Гид! – воскликнул Шур.

– Постойте, это тот, кто сейчас руководит Охотой, – проявил осведомленность Самарин.

– У тебя отличная память, Самарин, – весело хлопнул его по плечу Трэш, – Соммерсет Гид – правая рука Спилмена Раша, советник юстиции ВБС.

– Не может быть, – забормотал Шур, ероша порядком свалявшиеся за последние несколько дней волосы, – не может быть.

– Может, может, – подтвердил свое сообщение Харпер, – и недорого, между прочим, продал. Все шутил: «раз две технологии сразу, значит оптом, а оптом – дешевле».

– Это наш агент, основной источник всех наших сведений.

Веселые голоса смолкли.

– Причем, – продолжал Шур, – он сам не изначальный, а подмененный ускоренным клоном. Выходит, именно он, продав Харперу секреты ускоренного и скрытого клонирования, дал толчок всему делу. ВБС узнало об утечке и решило избавиться от Харпера и Трэша. Нам стало об этом известно от Соммерсета Гида. Ловкий он парень и отчаянно рисковый. Но что заставляет его – клона – идти на это? Ладно бы просто передавал нам информацию, а то ведь он самостоятельно провернул целую операцию…

– Заговор клонов… – с сомнением покачал головой Харпер, – мы тоже объявлены новым заговором клонов. Про эти заговоры говорится каждые десять лет. Макс, вот ты клон, ты веришь в заговор клонов?

Макс пожал плечами.

– Не знаю, лично мне никто не предлагал вступать в какую-либо организацию, чтобы захватить власть. Интересно, как мои собратья вычислили друг друга, и как им удалось устранить стольких людей, заменив ускоренными клонами, захватив власть в самой ВБС?

– Да-а, – протянул Харпер, – все это кажется более чем невероятным. Посудите сами. Для того чтобы заменить людей в ВБС, клоны должны были самостоятельно разработать технологию ускоренного клонирования, построить где-то секретную лабораторию, достать образцы клеток руководителей ВБС, карты их мозгов, которые можно получить только с помощью полного сканирования, а затем наладить производство клонов. Ускоренное клонирование не всегда проходит успешно. Им нужно было куда-то девать испорченные образцы. Где, кстати, гарантия, что выращенный ускоренным методом клон не проникнется идеей заговора и не выдаст своих создателей? Но и это не главное. Как они, будучи клонами, могли подобраться к руководству ВБС? Клонов там даже на порог не пускают. Нет, все это какие-то выдумки…

– Но информация нашего агента точна. Ее проверяли лучшие специалисты. Мы задействовали и лингвистический, и психологический анализы. Мы кололи ему «сыворотку правды», наконец! Все тесты прошли успешно.

Шур вытащил из вещмешка чай, размешанный с лимоном и сахаром. Самарин поставил на огонь котелок.

– А вот это уже настораживает, – снова вмешался в разговор Макс. – Все тесты не могут проходить успешно. Может, они там, в ВБС, что-то нахимичили, может, это какие-нибудь нана-технологии или клонирование киборгов? От ВБС можно ожидать всего. Ты же сам говорил, что Соммерсет Гид – клон. Чего ему своих выдавать? Может, он и не клон вовсе, может, он просто водит вас за нос, ведет двойную игру?

– Заладил тоже: «может, может»… – взорвался Шур, – да зачем им это надо? Зачем? Какая выгода в том, что просочится информация о руководстве ВБС клонами. Результат может быть только один – люди разнесут этот ВБС на мелкие кусочки с такой силой, что его потом уже никогда не клонируешь. Тем более что их и так постоянно пугают заговорами клонов. А тут подмененные чиновники, финансисты. Это вам не просто захват личности. Тут дело такого масштаба, что пахнет гражданской войной.

– То-то в Ароппе позлорадствуют… – пробормотал Харпер, – начнется: «А вот мы сразу говорили, что с тотальным клонированием торопиться нельзя…»

– Не понимаю, что я тут с вами делаю? – откровенно веселился Макс. – Я же клон. Мне к своим пробиваться надо, а я с вами по джунглям мотаюсь.

– Тебя, кстати, тоже не мешало бы проверить, – мрачно взглянул на него Трэш, – никому я не верю. И тебе, Сэм, тоже. Извини. Смешались в кучу клоны, люди… Если все так, как говорит Шур, и власть захватили клоны, выдающие себя за изначальных, то и жить не стоит. Все традиции, все идеалы оказались втоптанными в грязь. Десять тысяч лет истории цивилизации – сплошная ложь.

– Опять началось, – махнул рукой Шур.

По нижнему веку Трэша ползла сонная слеза. Свет от костра превратил ее в бриллиант.

– Из Сидхартхи они сделали чучело. Как из пингвина. Он был совершенно безобидным наивным философом.

– Да успокойся ты, – обнял его за плечи Шур, – мы раскроем заговор, всех победим, и ученик Мигуэля сделает тебе точно такого же Сидхартху. Мастера это умеют.

Трэш гневно сбросил руку Шура с плеча:

– Сидхартха тебе не щенок, который попал под колеса соседского автомобиля. Пошел на птичий рынок и купил такого же. Последнее сканирование мозга я ему делал год назад. Он не будет помнить ничего. Ни пакгауза Херста, ни баскетбол, ни засаду «Ласточек». Он не будет помнить, как хотел отдать за меня жизнь, согласившись выступить в суде. Я уничтожу эту чертову Систему вместе с ВБС. Клянусь!

Никто не пытался прервать звуки, которые Трэш гневно издавал еще некоторое время, пока, наконец, в наступившей тишине не раздался голос Самарина:

– Кстати, я так до сих пор и не знаю, как расшифровывается ВБС.

Наивный вопрос разрядил обстановку, избавив ее от несколько дискомфортного заряда патетики, который внес в общий разговор Трэш.

– Самарин, сколько ты уже с нами? Ты знаешь о ВБС такое, что не снилось большинству ее сотрудников. И ты до сих пор не разобрался с этой идиотской аббревиатурой? – наклонился к нему Шур, стараясь внимательней разглядеть выражение лица Самарина: вдруг пытается разыгрывать?

– Представьте себе, нет.

– Ну, тогда слушай и запоминай. ВБС – это Всемирный Банк Спермы.

33. ПЯТНО

Джунгли отвлекли их от мрачных мыслей. Сплошные заросли стояли непроходимой стеной. Ядовитые колючки рвали одежду, пытаясь дорваться до мяса, чтобы впрыснуть в мгновенно воспаляющуюся во влажном климате ранку капельку яда, а затем смотреть, как человек корчится, выгибая дугой позвоночник. Огромные комары несли в своих хоботках черную малярию, одну из самых страшных болезней на планете. Змеи, толщиной в руку. Пауки-людоеды, заползающие в уши спящим ротозеям, чтобы прогрызть дорогу к своему любимому лакомству – мозгу. И, наконец, «банальные» тигры и леопарды – все это поджидало их на пути.

Каждый по очереди становился во главе казавшейся жалкой и неуместной в этих яростных местах колонны и прорубал дорогу лазерным ножом. Метр за метром. Обрезанные ветки и лианы со злобным шипением, дымясь, падали вниз, открывая еще более пугающую картину. Один раз Самарин нечаянно разрезал пополам спящего питона, тот конвульсивно дернул огромным хвостом и ударил им по лицу Здварда Шура. Два часа агент МБР провел без сознания, а оставшуюся часть пути прошел, пугая товарищей черно-синим лицом и налитым кровью глазом, недобро косящим в сторону Самарина.

Иногда их путь пересекали хорошо утоптанные тропы, не то человеческие, не то звериные. И тот, и другой вариант могли принести только неприятности. Настоящим раем оказывались всякий раз попадавшиеся время от времени маналы (так их называл Эдвард Шур), своеобразные поляны, иногда достигающие внушительных размеров, и, как правило, заросшие густой, мягкой травой. Животные в маналах находились по отношению друг к другу и человеку в состоянии вооруженного нейтралитета. В них было удобно делать привалы, а несколько раз Максу удалось поймать кроликов.

Впрочем, и здесь иногда подстерегали неудачи – маналы часто оказывались затопленными, и под высокой приветливой травой таились коварные болота. После прогулки по такому маналу ботинки становились тяжелыми, противно хлюпали и натирали ноги. Вместе с водой в них умудрялись пробираться пиявки. Вытащить их сразу не было никакой возможности. Для этого пришлось бы снимать ботинки прямо посредине болота. И только достигнув джунглей, оставшись совершенно беззащитным, в позе цапли на одной ноге, с трудом содрав всосавшийся в ногу ботинок, можно было с отвращением наблюдать, как отваливаются от лодыжек круглые красные катыши и тут же лопаются, ударившись о землю.

Оглядываясь назад, они понимали, что застряли в этой чащобе навсегда. Было совершенно непонятно, каким образом здесь передвигаются звери и охотники-урканцы. А ведь они видели и буйволов, и антилоп, и даже семейство слонов. Слоны добродушно плескались в болотистом манале. Проходящих мимо двуногих существ, похожих на беспокойных макак, озорник-слоненок окатил струей теплой воды, а затем весело затрубил, довольный своей проделкой. С его спины взметнулась стайка маленьких птиц, выискивавших в его шкуре паразитов и насекомых.

Ночь застала беглецов в относительно широком просторном и сухом манале. Они развели костер и приготовились к ужину. В неспешный, усталый разговор вмешался жуткий треск. Сквозь чащу кто-то ломился, и ломился прямо к маналу. От хруста веток в разные стороны кругами расходились волны паники. Измученные люди вскочили, четко осознавая, что выглядят слепыми котятами в круге света от костра. Прямо к ним из джунглей бежала белая фигура, настолько определенно олицетворяя собой все знания человечества о привидениях, что наблюдавшие за ней в полной мере ощутили смысл выражения «мороз по коже» на собственной шкуре. Фигура бежала, хаотично размахивая руками и не издавая не звука. Только топот ног и шорох сминаемой травы.

– Что это? – пробормотал Самарин, сжимая лазерный нож, которым он только что собирался открыть консервы.

– Скорее всего, человек, – высказал неуверенную догадку Шур.

Белое существо действительно оказалось человеком. Это был насмерть перепуганный урканец-охотник. Его расширенные глаза пугали пустотой. Они сияли на белом, выкрашенном растительной краской лице, словно два безумца, вырвавшихся из бедлама. Как потом пояснил успокоившимся товарищам Шур, урканские охотники, отправляясь на промысел в джунгли, намазываются с головы до ног особой растительной краской, которая защищает их от кровососущих насекомых и в то же время перебивает человеческий запах.

Урканца трясло мелкой дрожью, как пересидевшего в реке купальщика. Зубы отбивали нервную дробь, он постоянно оглядывался на джунгли и, указывая рукой в ту сторону, откуда только что пришел, что-то бормотал прерывистым голосом.

– Что он говорит? – спросил Самарин. – Кто-нибудь знает урканский?

– Он говорит на столичном диалекте, – мрачно пояснил Трэш.

Все с удивлением взглянули на бывшего миллиардера.

– Ты знаешь урканский? – присвистнул Шур.

Трэш с явной неохотой подтвердил. До этого роль гида и знатока местных особенностей отводилась агенту МБР. И вот теперь совершенно неожиданно выяснилось, что среди них – настоящий профессионал.

– Так какого черта?! – справедливо выразил всеобщее возмущение скрытностью Трэша Эдвард Шур.

Тем временем паника лесным пожаром перекинулась с урканца на всех остальных. Уже привыкнув к ежеминутной опасности, теперь каждый ощутил себя человеком, проснувшимся в тесном пространстве глубоко закопанного гроба. Темнота сдавливала костер широкими черными ладонями. Костер трещал и не поддавался.

– Не то что бы я знал урканский… Но отдельные слова столичного диалекта мне известны, – тихо оправдывался Трэш. – Основной диалект в Уркане – центральный. Он особенно распространен в горной местности, там, где, по легендам, находится прародина урканцев…

– Это где Храм двух Святынь, – не желал до конца уступать пальму первенства Эдвард Шур.

Трэш неохотно кивнул.

– Ну и…? – продолжал любопытствовать Самарин.

– Он говорит: «Пятно». – Сигизмунд Трэш отвернулся, как бы не желая продолжать разговор.

– Пятно?! – закричал Шур. Урканец бросил на него затравленный взгляд, затрясся еще больше, а потом энергично закивал, отметая последние сомнения.

– Он говорит, что они расставили силки на лапукоса. Охота была удачной… Слава Хранителям… А потом появилось Пятно, – продолжал переводить Трэш.

– Бред, – твердо заявил Харпер, – Никаких пятен отродясь не было на этой планете. Это только легенды. А если даже и были, с тех пор прошли тысячи лет.

– А что за пятно-то? – безуспешно попытался внести ясность Самарин.

– Сейчас узнаем, – мрачно подытожил Макс и двинулся к границе манала и джунглей.

– Макс! – зашипел вслед ему Харпер, пытаясь всеми силами подавить крик. – Макс! Нам лучше держаться вместе.

– Вот именно, – ответил Макс, не оборачиваясь. – Нам нужно держаться вместе, а поэтому двигайте за мной.

– Никаких пятен не существует, – с этими словами Эдвард Шур поднял и попытался взять лазерный нож, который Самарин все еще сжимал в руке. Самарин отчаянно замотал головой, а затем тоже встал. Сигизмунд Трэш долго отряхивал брюки, но через мгновение и он присоединился к Максу. Глаза Харпера снова лихорадочно заблестели, маскируясь под нетрезвых светлячков. Выкрашенный с ног до головы, урканец наблюдал за этой картиной с нескрываемым ужасом. Он энергично тряс головой и орал уже во весь голос, прямо давая понять, что в джунглях ничего хорошего нет. Однако члены отряда подогревали друг друга напускной уверенностью, как это часто бывает в мужских коллективах. Никто толком не успел нормально поразмыслить над ситуацией, как уже весь отряд в полном составе вступил в проход, вырубленный безжалостным лазерным ножом. Ночь приняла их с голодным урчанием. Их ждала смерть, прикинувшаяся неизвестностью.

Некоторое время они двигались в полном молчании, старательно вглядываясь в окружавшую их действительность. Действительность была безмолвна и таинственна.

– Ну что там? – прошептал Харпер, обращаясь к невидимому Самарину. Самарин шел первым, ориентируясь лишь по вспышкам лазерного ножа, обрезавшего очередные ветви скрученных полиомиелитом растений. Самарин пожал плечами. Он ничего не видел. Впрочем, никто ничего не видел, кроме неясных фрагментов друг друга. Когда возникали какие-то очертания, первым желанием было пуститься наутек, как это сделал чуть раньше урканец.

– Ну что там? – нетерпеливо повторил Харпер.

– Заткнись, – оборвал его Шур.

Они продвинулись вглубь джунглей уже на достаточное расстояние. Это позволяло вздохнуть с облегчением и сделать вывод, что урканец испугался чего-то вполне обычного, отнюдь не связанного с чем-то сверхъестественным.

– Да он, наверное, сола опился или смарта объелся, – облегченно вздохнул Шур. – Стой! Пошли назад, поедим да спать. Завтра он сам не будет помнить, чего испугался.

– А что такое сол?

– Сок ползуна, – ответил Шур.

И тут Самарин понял абсолютно все. Нет, так, конечно, не бывает. Всегда остаются нюансы, маленькие вопросы и тому подобное. Но в данный момент он понял ВСЕ. И прежде всего он понял, что сделал шаг не просто по джунглям, а по чему-то еще. И это еще было живым. Серая масса, почти поглощенная темнотой, но все же выделявшаяся на фоне обычного мира джунглей особенным живым мерцанием.

«Пятно?» – подумал Самарин и исчез.

Он искал сам себя и мысленно, и наощупь. «Как можно вот так внезапно пропасть и при этом знать, что ты есть?» Самарин сделал еще один шаг. Это был жест отчаяния. Будь что будет. Главное, не оставаться в неизвестности. Движение – жизнь, а покой… покой – он вечен. Серый туман струился, как дым из сухого льда под ногами у сходящего с ума рок-гитариста.

Пятно?

Кто-то шагнул рядом. Самарин попытался повернуть голову, но не смог. Лицевые мышцы будто свело судорогой, а потом залило мгновенно застывшим цементом.

Страха не было. Любопытство и чувство полной защищенности. И обида. Но обида не самаринская, а чья-то еще. Некоторое время он пытался понять разницу между словами «обида» и «укоризна». Буквы разные, а смысл похож. Размышления давались с трудом. Он в чем-то тонул, и тонул, как ему казалось, безвозвратно.

Мутность стала гуще, она обняла его за плечи и отпустила.

Туман? Пятно? Назад?

Он попытался сделать шаг назад. Вот оно – благоразумие, отвращающее нас от второй рюмки. Назад. Но не тут-то было. Самарин понял, что лежит, и все попытки сделать какие-то шаги – просто смешны. Нельзя же шагать лежа. Действительно, нельзя. Зато можно наблюдать. Тем более что спокойное наблюдение абсолютно безопасно. Если только тебя не поглотил какой-нибудь хитрый монстр, и ты не находишься у него внутри. А серый туман (мутность)– это испарения, поднимающиеся от стенок его желудка. Самарин инстинктивно поджал ногу, ожидая ожога желудочной кислотой. Ощущение, что его переваривают, нарастало, как гул приближающейся лавины. Господи! Молитвы бессмысленны, когда ты находишься в ином мире. В мире, где властвуют иные боги и действуют иные законы физики. Там дышат не кислородом и думают не мозгом. Там даже переваривают по-другому. Но переваривают!

Самарин лежал и ничего не мог поделать. Он не был в состоянии ни пошевелить рукой, ни повернуть голову, ни даже поежиться. Он мог только ждать.

Ждать пришлось недолго. Он услышал не голос, не телепатический импульс, не прикосновение. Кто-то или что-то коснулось его сознания (или сердца?). Прикосновение было потусторонним, неизведанным и чуждым. Снова возникло ощущение, что его переваривают (Господи!). Серый туман стал гуще и живее. Вскоре Самарин почувствовал, что сливается с ним, теряя собственную плоть и кровь (Господи!). Что-то пыталось обуздать прорывавшийся из подсознания страх. Господи, это что-то было совсем чужим. Оно было более чужим, чем Трэш, Харпер, Шур и Макс; чем индикары и электрические турели, стрелявшие титановыми пулями; более далеким, чем бластеры и клоны толланской ветви. Оно было совсем чужим! Как в том фильме, старом фильме, с чудовищным звуком (кажется, далби сэрраунд?) и изображением (из чего они делали кинопленки? Полиэтилен? Целлофан? Целлулоид?). Фильм был очень старым, но очень страшным (хочешь встряхнуться? – Кури динамит!). Чужак, чужое, чуждое, не наше, оттуда. Они поймали меня, – ворвалось в самаринский мозг и тут же растаяло, как снежинка на раскрасневшейся электроплитке.

И тут началось кино. Цветное, с отличным звуком, без титров и бесплатно. Правда, музыки не было (только гений снимет кинокартину без музыки). Он увидел планету. Свою, родную планету. Он увидел начало начал. Вздувшийся, бесформенный шар, вокруг которого вращалось газовое облако. Оно напоминало крем, взбиваемый неумелой хозяйкой. Пара неуверенных движений, и вот уже появились комки. Один из этих комков – его планета. Планета земля (храни ее, Господь!). Материки меняют очертания, что-то вихрится и мечется. Травинка. Выхлопные газы ложатся на нее, как толстый слой шоколада на дешевую конфету. Человек срывает ее и кладет в целлофановый пакет. Лаборатория (очень быстрый монтаж, нельзя ли сделать планы длиннее?), человек, сорвавший травинку, вынимает ее из пакета и кладет в какой-то прибор. Изображение нечеткое (сапожники!). Лицо ученого. Радиоуглеродный метод! Самарин радовался своей догадке, как ребенок, хотя понимал, что эта догадка не является результатом работы его интеллекта. Кто-то подсказал ему. Но как? И кто? Радиоуглеродный метод. О нем говорили еще в ХХ веке. Точность этого метода определения возраста того или иного предмета подвергалась сомнению. Трава, родившаяся весной, могла, по результатам радиоуглеродного анализа, иметь возраст в миллионы лет из-за того, что несла на себе осадок паров бензина, который добыли из нефти, пролежавшей под землей, Бог знает сколько лет. Странный сон. Если это, конечно, сон, а не конвульсии перевариваемой жертвы. Как там? За секунду до смерти перед ним пронеслась вся его жизнь… Как ракета… ракета? Это была не комета Рикса, это была ракета. Ракета с двигателем на антивеществе (инжекторы прочищены, карбюратор отрегулирован, какое масло для вашей марки антивещества?). Она исчезала и появлялась, странная комета-ракета. Она возникла внезапно, сразу у границ солнечной системы. Выскочила из подпространства? А как же иначе! Ардалионов почти догадался! Интересно, как поживает его мумия с дыркой в голове среди казахских степей? Американцы тоже подозревали, что это не комета. Интересно, подозревал ли об этом сам Рикс? Подозревал… Он же американец, работал в обсерватории НАСА. Он-то, скорее всего, и направил своих мускулистых коллег по этому опасному следу.

Ночь упала откуда-то сверху стремительным соколом, разбив суетливые мысли. Ночь без сна. В глаза никто не сыплет песок. Белые звезды. Близко и ярко, как мушки перед глазами. Огненная черта под углом в сорок пять градусов к поверхности. Огненный мяч. Или цилиндр? Это дракон. Великий Тенгри сделал первый шаг по смертному миру. Что для богов планета? Соринка в глазу. Можно нетерпеливо тереть рукавом, а можно вынуть осторожно пинцетом и отбросить прочь. Звезд на небе сколько хочешь, зачерпни рукой… Звезды горели и трепыхались. Они плясали перед зрачками Самарина, не давая досмотреть этот странный сон, где его переваривал серый туман. Не переваривал – разговаривал! Но что он хотел сказать? Что его планета не так стара, как это считалось до сих пор (точнее, тысячу лет назад, если верить теории относительности)? Что комета Рикса – инопланетный корабль? Об этом он вполне мог догадаться и сам. Вернее, сам и догадался.

Все очень просто. Он попал в небольшую ложбину, где скопились ядовитые испарения. Он надышался какими-то газами, как заурядный токсикоман, и некоторое время пребывал в отрубе. Сейчас все в порядке, он не спит и видит звездное небо.

– Самарин! Ты что, очумел, мордой в костер ложиться?!

И тут же мгновенная, ослепляющая боль, будто динозавр, в припадке нежности, лизнул твою щеку огромным шершавым языком. Самарин инстинктивно мотнул головой. Пламя бросалось в лицо, как пытающийся сорваться с цепи сторожевой пес. Звездное небо оказалось всего лишь искрами костра…

Костра?! Они же были в джунглях. Они пошли искать это… как его?… Пятно!

– Похоже, я отрубился, – Самарин потряс головой, которая удивительным образом не болела, – там была какая-то серая дрянь, газ или что-то в этом роде… Да, скорее всего болотный газ. Я, кажется, здорово его наглотался. Спасибо, что притащили меня.

Самарин слабо улыбнулся.

– Дело в том, что, похоже, мы все отрубились, – зловеще произнес Шур.

– Пятно, – хмыкнул Сигизмунд Трэш, – это – оно самое Пятно и есть.

– Самарин прав, – возразил Макс, – мы просто начуфанились этой серой дряни. Это метан или еще какая-нибудь гадость.

– Если мы все отрубились, то кто вернул нас к костру? – спросил его Трэш.

– Сами дошли, – спокойно ответил Макс, – ты что, обдолбанным никогда не ходил?

– Ладно, – не сдавался Трэш, – а видения?

– Видения!? – изумился Самарин,– у тебя тоже были видения?

– Я думаю, они были у всех, – подозрительно взглянул на присутствующих Сигизмунд Трэш. Опущенные вниз глаза служили подтверждением его догадки.

– Да-да-да, – сбивчиво заговорил Харпер, – видения…

– Правильно, – перебил его Макс, – если как следует эфира нюхнуть, еще и не такое привидится. Вот мы однажды в Карфагене забрели на аптечный склад. Там эфира было, как лиан в этих чертовых джунглях. Мы три дня в отвале провалялись. И на третий день мне стало мерещиться, что на самом деле Карфаген это – Система, а Система – это Карфаген, просто он так разросся от ссылаемых клонов и преступников, что… – Макс осекся под немигающим взглядом Трэша.

В наступившей тишине, нарушаемой только хлопотливым костром, Трэш снова окинул всех зловещим взглядом.

– Итак, – официально начал он, – каждый из вас, я повторяю, каждый из вас должен сейчас рассказать нам о своих видениях.

– Ты думаешь, что если у всех они – одни и те же, – перебил его Шур, но был остановлен, как и Макс, все тем же немигающим взглядом.

– Начнем с Харпера, – закончил Трэш. Харпер нервно похрустел пальцами и в задумчивости уставился на костер.

– Я не могу ручаться, что многое из того, что я вам сейчас расскажу, я действительно увидел, а не домыслил сейчас…

– А проще нельзя? – недовольно поморщился Макс.

Харпер продолжал гипнотизировать костер. – Мне снился Трэш…

– Кто?! – взвился, как ужаленный, Шур.

– Тихо! – прикрикнул на него Трэш.

– Сигги сидел на огромной белой скале и смотрел вдаль. Скала двигалась. Ну… словно плыла…

– Айсберг?

Харпер пожал плечами.

– А дальше?

– А дальше – все.

– Как все?

Лица слушателей разочарованно вытянулись.

– Теперь Макс, – скомандовал Трэш.

– Прежде чем начать рассказывать, хочу официально заявить: я уверен, что мы просто очуфанились. Потому что то, что я увидел, – типичный бред. Мне снилось руководство ВБС в полном составе. Они звали меня за стол, хлопали по плечу, и мне казалось, что они – мои давние друзья.

– Ну?

– А потом все исчезло, и я очнулся у костра.

– Эдвард, твоя очередь, – кивнул Эварду Шуру Трэш.

– Мне снился разрушенный район Оз. Дымящиеся развалины, среди которых бродят мородеры-урканцы. – Произнеся эту тираду, Шур как-то сразу умолк.

– Это все? – в голосе Трэша уже сквозили нотки опытного следователя. Шур заколебался, мотнул головой, помялся, а затем развел руками:

– Было кое-что еще, но этого я рассказать не могу.

– Почему?

– Это государственная тайна.

– Вот мы тебя сейчас мордой в костер сунем! – заорал Трэш.

С земли вскочила испуганная бледная фигура забытого урканца. Он заметался вокруг костра, как мотылек-мутант. Его полет был прерван железной рукой Макса.

– Ну ладно, – сдался Шур, – я видел падение Системы.

– Иди ты! – восхищенно присвистнул Макс, все еще продолжая сжимать плечо урканца.

– Ну, а теперь ты, – мстительно сказал Шур, обращаясь к Трэшу.

– Не скажу! – отрезал Трэш и, не дав никому опомниться, решительно лег спать.

34. ЛЕГЕНДА О ПЯТНЕ

Утром выяснилось, что урканец прилично говорит на английском. Он оказался потомственным охотником, с детства торговал шкурами урсунов и лапукосов в приграничье («мужик из Оз не карош, сильно башка бьет, и ногами, да!») и даже бывал в столице Системы Сити-Тауне («о-о-о-очен болшой шатры, многа-многа, да!»). Насчет Сити-Тауна, конечно, врал. Звали его Ул, и на самом деле он и о Салехоме-то знал только понаслышке. Как все урканцы, Ул любил прихвастнуть, и путникам пришлось довольно долго выслушивать о том, что род его входит в состав Второго Крыла, которое поселилось в Долине Вождей еще до Царского Клана, что он чуть ли не князь Первой Сотни, в связи с чем всем было предложено немедленно пасть ниц, затем подползти к великому воину и вождю, припасть щекой к его бедру и подержаться рукой за пенис. Получив пару подзатыльников от Макса, который как-то сразу взял его под свое покровительство, урканец наконец успокоился и даже милостиво согласился позавтракать вместе со всеми. Трэш нетерпеливо смотрел, как уроженец самой нецивилизованной страны на Западе запихивает в рот огромные куски крольчатины вместе с собственными пальцами. Несколько раз он предлагал испытать волю урканца на прочность с помощью нехитрой пытки огнем, но гуманистически настроенные товарищи сумели отговорить его от этой затеи. Понять их было несложно. Никто, в том числе эрудированный Шур, урканца вблизи никогда не видел. Он был для них как гуманоид, существо с далекой планеты. Самарин разглядывал раскрашенного белой краской охотника с особой тоской. Урканец был, как две капли воды, похож на Проводника, который остался в далекой казахской степи («Начальник? Кури «ЛМ»!»). Самарин вспомнил его разбитое в кровь лицо, когда он бежал за машиной и что-то кричал по-казахски. Сейчас Проводник казался ему родным и даже любимым. Если бы не эта комета Рикса, они могли бы сидеть вместе у костра и есть шурпу, причмокивая жирными губами. Урканец, будто читая мысли Самарина, то и дело бросал в его сторону короткие настороженные взгляды, словно примеривался, прежде чем, не глядя, метнуть нож. Самарин отвернулся, стараясь больше на него не смотреть.

– Ладно, хватит, – раздраженно буркнул Трэш, выбив у урканца очередной кусок мяса из рук. Мясо, шипя, запрыгало по дотлевающим углям. Ул проводил его с такой тоской во взгляде, что все невольно поежились. Затем он обиженно поджал губы и вопросительно посмотрел на Макса. Макс ответил строгим укоризненным взглядом.

– Так, давай, выкладывай, что ты вчера видел? – приступил к допросу Сигизмунд Трэш. Урканец с тревогой посмотрел на джунгли, а затем обвел всю группу паническим взглядом.

– Вы бум-бум Пятно!? Смерт?

– С чего ты взял?

– Вы живой. Никто не выходил из Пятна. Никогда, да!

– Этот серый туман в джунглях – это Пятно?

– Вы убиват Пятно… Вы убиват Пятно! Красный Демон ступат на планет. Смерт! Все – смерт!

Урканец упал на колени и начал отбивать неистовые поклоны с частотой долбящего дерево дятла. При этом он с воодушевлением выкрикивал слова какой-то молитвы. Неизвестно, сколько продолжалась бы эта религиозная истерика, если бы вновь не вмешался Макс, поймавший урканца на взлете за волосы и с силой опустивший его носом в землю. Испытав шок от соприкосновения с матерью-землей, урканец застыл, а затем медленно поднял испачканное влажной почвой лицо. Сплюнув грязь, он, ничуть не боясь обжечься, достал из костра давешний кусок мяса, подул на него, засунул в рот и стремительно проглотил, зорко наблюдая за Трэшем.

– Вы не убиват Пятно? – спросил он.

– Не убиват, не убиват, – раздраженно заверил его Трэш, – если это, конечно, было Пятно, а не болотный газ.

– Болотный газ! Ха-ха, – урканец засмеялся, картинно держась одной рукой за живот, а другой указывая на Трэша. – Ха. Ха. Ха. Болотный газ! Фых! Толстый сэр – глупый дурак. Болотный газ – дых-дых, – он сделал большие глотки, широко раскрывая рот, – и о-о-о, – Ул блаженно закатил глаза, – очен карош для этого дела, – Ул сделал неприличный жест, – о-о-о, – он покрутил пальцем вокруг головы, – очен карош, но можно, о-о-о, навсегда и смерт, – Ул страшно выпучил глаза. – Болотный газ зеленый, Пятно – серый.

– Почему? – встрял Самарин.

– Потому что Пятно, – важно объяснил словоохотливый абориген и для вящей убедительности, словно подозревая Самарина в дальтонизме, повторил, – Пятно – серый.

Макс уже собрался привычно прибегнуть к подзатыльнику, как вдруг урканец неестественно выгнул спину, расправил плечи, положил руки на колени и, закрыв глаза, начал, мерно раскачиваясь, говорить напевным речитативом:

– Давным-давно, когда Праматерь, желтоликая Ассун, стала белой, люди Семи племен решили отправиться в путь, потому что великий пророк Тангор сказал еще до начала времен: «Когда Праматерь станет белой, придет Синий Дракон, чье дыхание смертельно, Синий Дракон с тысячью имен, из которых нам известно лишь одно. Но оно не имеет значения. Семь племен отправились в путь, оседлав спины семи Красных Демонов. Да! В те времена Красные Демоны были ручные. Люди Чатла знали их секрет. Семь племен Чатлана отправились в путь. Да! Красные Демоны обманули Синего Дракона. Напрасно Синий Дракон извергал на них пламя и швырял в них целые горные цепи – было уже поздно. Красные Демоны – хитры, да!

Не менее часа слушали Самарин, Харпер, Макс, Шур и Трэш о том, как Семь племен совершали свой путь по Белому Океану, чтобы достичь Обетованных Чертогов. Тысяча опасностей ждала их на этом пути, сотни раз они избегали гибели. Их пыталась съесть Черная Утроба, а Великан Эмбе отряхал на них со своих огромных ладоней пыль, и каждая пылинка была размером с дом. Путешествие к Обетованным Чертогам длилось три поколения. За это время Макс, как самый равнодушный к подобным рассказом, успел набрать хвороста, поймать двух кроликов, освежевать их и сделать прекрасный обед. Лениво жуя плохо прожаренное мясо, слушатели не отрывали глаз от рассказчика. Ул не только не ведал усталости, он с каждым часом все больше и больше входил в раж. Раскачиваясь в такт своему напеву, он делал резкие махи рукой на ударных словах (чаще всего на «Да» в конце строфы). Его английский перестал ломаться, издеваться над грамматикой и словообразованием. Да и сам акын неуловимо преобразился, став почти прекрасным. Трава раскачивалась вместе с ним, внимая ему. Птицы смолкли, и лишь филин отбивал такт редким уханьем. У границы манала почтительно остановилось семейство слонов. Дикая кошка развалилась на суку и, прищурив глаза, смотрела на урканского певца, оставаясь неподвижной несколько часов. Лишь кончик хвоста нервничал и дергался, словно в нем было спрятано маленькое, потайное сердце.

Тем временем Ул добрался до того момента, когда Семь племен достигли земли Ифр и собрали Совет. Семь великих вождей сели за круглый стол, чтобы решить – двигаться им дальше или остановиться здесь. Вождь Седьмого племени Уркан Родоначальник настаивал на продолжении похода, остальные шесть племен хотели остаться на земле Ифр. Произошла ссора, в ходе которой Уркан убил верховного Жреца Семи племен со странным именем Навигатор. Кроме того, Красные Демоны взбунтовались. Они требовали, чтобы люди подчинились им.

– И тогда Уркан сказал: «Я есть! Я – Великий Вождь! Навигатор лгал, говоря, что нет земли, кроме Ифра, да! Пророк Тангор говорил, что Обетованный Чертог находится за Ифром. Я видел землю Аквилон, где Семь племен будут пребывать в достатке и счастье. И я видел Обетованный Чертог на Аквилоне. Я обуздаю Красных демонов, и мы снова будем странствовать, пока не достигнем Аквилона. Я сказал, „да“!»

Но шесть других вождей испугались тягот пути. Но еще больше они испугались Великого Воина, Отца народов, Родоначальника, парящего среди звезд Уркана, который захотел стать вождем Семи племен. И шесть племен изгнали Седьмое племя. Уркан обуздал одного из Демонов и повел своих людей дальше по Белому океану. И долгим был путь, да! Таким долгим, что за это время Седьмое племя ослабло и истощилось. И люди роптали на Уркана и хотели его смерти.

Но Уркан огненной речью укротил недовольных в День Суда, а укротив их, повелел, чтобы отныне его народ назывался урканами. И чтобы народ стал сильней, он дал своим людям устройство жизни, разделив их на Голову, два Крыла, Хвост и две Ноги. Головой стал род Уркана, идущий от пророка Тангора. Два Крыла составили те роды, что поддержали Уркана в День Суда. Хвост – те роды, что не знали, чью сторону принять, а Ноги – те, кто выступил против Уркана, теша себя глупой надеждой заставить Сына звезд повернуть обратно. И теперь Голова – управляет, Крылья – защищают, Хвост – ловит ветер, а Ноги – всегда в грязи и холоде.

И путь продолжался. И когда Красный Демон уже издыхал, не в силах нести на себе племя Уркана, когда бесстрашные сильные крылья опустились, когда звезды перестали светить, они увидели Аквилон, покрытый туманом, сквозь который торчали шпили Обетованного Чертога, да! И воспели люди хвалу Великому Уркану, потомку Всевидящего Тангора. Красный демон опустил их на землю Аквилон и тут же издох, а племя Уркана поселилось в Долине Вождей в счастье и достатке. Они жили долго, и духи-хранители Аквилона охраняли их, закрывая от бед и демонов серым туманом. Сто четырнадцать Великих Вождей сменилось…

Далее Ул перечислил всех преемников Уркана, первые трое из которых носили точно такое же имя. При этом Ул не забывал отдавать дань уважения и боковым ветвям рода, а их было предостаточно, так как Уркан Родоначальник, обладал правом на каждую женщину своего народа и правом этим пользовался весьма часто и с большим эффектом. Все его многочисленные дети составили впоследствии Царский Род.

Генеалогические пассажи Ул произносил почти скороговоркой, кивая самому себе. Покончив с ними, он, наконец, перешел к тому, что же случилось после того, как умер сто четырнадцатый Великий Вождь.

– Красные Демоны стали падать на землю, словно капли дождя. Это шесть племен прибыли из земли Ифр, чтобы отомстить за Навигатора. Их было как мошкары на болотах. Они разили воинов Уркана огненными стрелами. Красные Демоны плевались расплавленным металлом. Земля предков горела. Воины Уркана гибли один за другим. Все роды Головы были перебиты до единого человека, да! И племя ушло в горы. Но и там их пытались настичь шесть племен. Шесть племен, которыми на самом деле руководили Красные Демоны. Они подчинили себе их души, сделав глаза пустыми. Два Крыла бились в Кровавой битве в Ущелье Призраков и сокрушили шесть племен, да! Но силы народа Уркана были на исходе. Даже Ноги получили оружие. Они разбились на Шесть когтей и ударили с шести сторон по главному Стойбищу врага. Шесть Вождей были убиты. Аракунага стала красной от крови, да! И тогда Красные Демоны отступили. А Ноги с тех пор – опора Уркана. Крепко стоят они на земле, остры их когти, всегда готовые рвать мясо врага, да!

Ул на мгновение приоткрыл глаза и с уважением глянул на желтые, обломанные ногти пальцев своих ног.

– Но Шесть Племен не были сломлены. Красные Демоны помогли им извлечь из недр Матери-земли Адский Огонь. И пылали деревни Уркана. Плакали вдовы и матери. И тогда Духи-хранители Аквилона наслали на Шесть племен Серый Туман. И пришло Большое Пятно, создатель Аквилона, и накрыло врагов, смутив их разум. И был Великий Морок. О, Большое Пятно, ты Хранитель земли Аквилон, ты создатель Мира и Немира. О, Пятно, склоняю выю перед тобой. Мы пришли посланниками от Праматери Ассуны, прими нас в лоно свое и защити. Уркан покорен воле твоей, да!

И бежали Шесть Племен в смятении и рассеялись по Аквилону. В их брошенных домах поселились Ужас, Ветер и Пустота – три порождения Хаоса. Уркан же сияет гордо и непокорно на все времена, да!

– А теперь поподробнее про Пятно, – воспользовавшись паузой, осторожно, чтобы не вывести Ула из транса, попросил Эдвард Шур. Но, несмотря на просьбу, речь урканца становилась все бессвязней. Речитативный напев уступил место бессвязному бормотанию:

– О, Пятно! Придет День Суда, вернутся пророк Тангор Всевидящий и Уркан Родоначальник, и ты выйдешь из Храма Двух Святынь и уничтожишь Шесть Племен, чтобы народ Уркана жил в счастье и благоденствии. Мы принесем тебе в жертву головы их вождей, мы падем ниц перед тобой, шаманы ударят в Бубен Неба железной костью из руки Уркана Родоначальника. И снова пребудет Начало Времен. И дети твои, о, Большое Пятно, духи-хранители Аквилона снова будут властвовать на своей земле и защищать посланников Праматери Ассуны.

Ул, наконец, открыл глаза и обвел всех мутным взглядом.

– Оно ушло, – торжественно объявил он.

– Ты уверен? – спросил его Трэш, – Ты чувствуешь его, верно? Если оно ушло, мы можем двигаться дальше.

– Большое Пятно ушло из Храма Двух Святынь.

Макс со вздохом хлопнул урканца по затылку.

– Чучело, ты лучше скажи, можем мы через джунгли идти, или эта серая штука опять нашлет на нас этот… как его… морок.

Урканец испуганно отпрянул, тревожно косясь на заросли.

– Давай поднимайся, – схватил его за локоть Шур. Ул отчаянно замотал головой, ударяя себя по щекам костяными амулетами, торчавшими в мочках ушей.

– Там Пятно!

– Ты же говорил, что оно ушло?

– Ушло Большое Пятно – главный хранитель. А духи-пятна остались. Их все меньше. Люди Востока убиват почти всех. Давно. Смерт.

– Так, мы полдня слушали бред пьяной обезьяны про духов-хранителей, – заорал Макс, – Пятно, не Пятно, какая разница, не можем же мы вечно жить в этом манале!

– Это не бред, – тихо возразил ему Сигизмунд Трэш. По его губам прогуливалась травинка. Он пожевал ее и выплюнул. – Это не бред, – повторил Трэш. – Я лично видел это Пятно. С другой стороны, ты прав, Макс, нам надо двигаться дальше.

– Странная легенда, – заметил Харпер, пытаясь затоптать угли костра.

– Скорее, эпос, – поправил его Шур, – какие-то смутные воспоминания о прародине.

– Получается, что урканцы приплыли на свою нынешнюю землю через какой-то Белый океан? – полюбопытствовал Самарин.

– Урканцы мало изучены по причине своей изолированности. Мы о них ничего не знаем. По крайней мере, они о нас знают гораздо больше. А Белый океан, – Шур привычно оседлал своего конька, – у нас только один. Он разделяет два континента: на одном – Система, на другом – Ароппа.

– Значит, они прибыли из Ароппы? – не унимался Самарин.

– Да черт их знает! У них колеса на телегах восьмиугольные. Как они смогли переплыть через океан?

Отряд за считанные минуты собрал свой нехитрый скарб и осторожно двинулся к джунглям. Прорубленная ночью лазерным ножом просека уже активно использовалась всякой живностью. Урканец присел на корточки и приложил руку к земле. Затем глянул вдоль прохода, улыбнулся и встал.

– Пятна нет, толстый сэр! – радостно завопил он. – Когда Пятно, рука – бум-бум, – он показал, как ладонь улавливает вибрацию от движения Пятна. Теперь он шел впереди, размахивая чем-то вроде мачете и распевая урканские мелодии, в которых главным звуком был носовой выдох, напоминавший сморкание. Мелодия путешественников не вдохновляла, и Макс несколько раз пытался прервать импровизированный концерт, но тяга к искусству у туземца оказалась сильнее угрозы побоев. К тому же, он был единственным, кто хорошо знал эти места. А проводников, как правило, берегут.

35. САЛЕХОМ

Сначала проводника никак не хотели пропускать через городские ворота. Два грозных стражника, в набедренных повязках, сплошь покрытые татуировками, имитирующими птичьи перья, выглядели весьма внушительно. Один был вооружен автоматом без магазина, к стволу которого проволокой был прикручен дротик (по всей видимости, отравленный – обладатель столь экзотического оружия старался, чтобы острие никого не задело). Второй внушал еще большие опасения. В одной руке он держал гранату без чеки, крепко зажав запал, а другой безмятежно ковырялся в носу. Оба отнеслись к Улу в высшей степени презрительно. Не удостаивая его взглядом, они то и дело плевали ему под ноги. Ул что-то объяснял, указывая на своих спутников и напуская при этом на себя вид человека, спешащего по очень важному, государственному делу. Тот стражник, что держал автомат с прикрученным дротиком, видимо устав слушать эти разглагольствования, молча схватил его за руку и вывернул ее внутренней стороной наружу, представив на всеобщее обозрение татуировку птичьей лапы.

– Да он из Левой Ноги,– возмутился Макс, – а нам рассказывал, что из Второго Крыла. Он, наверное, и про ангелов-хранителей все наврал.

– Духов-хранителей, – машинально поправил его Шур, обладавший профессиональной памятью разведчика.

Тем временем Трэш, устав ждать, оттолкнул Ула и сам вступил в переговоры со стражниками. Из недр лохмотьев, вид которых не вызвал у стражников никакого энтузиазма, он вынул сигару (Самарин был готов поклясться, что их у Трэша больше не осталось!). Сказать, что стражники приняли мзду в виде сигары с восхищением, все равно что назвать улыбку Джоконды ухмылкой. Один даже выронил гранату. Она ударилась о землю и весело поскакала вниз по склону, подняв приличный переполох. Стражник, ничуть не смутившись, бросился ее догонять. Когда он вернулся, сжимая кусочек смерти в руках, его напарник уже вовсю курил, пытаясь обсуждать с Трэшем последние биржевые новости на странном наречии, которому его, видимо, научил какой-то шарлатан, выдав за английский. Стражник, потерявший гранату, подбежал к нему и выхватил у него сигару изо рта, снова при этом уронив гранату. На этот раз он не обратил на нее никакого внимания, всецело отдавшись процессу дегустации табака. Граната опять вприпрыжку заспешила вниз по склону, где раскинулся бесконечный рынок, наполненный тряпьем, галдящими торговцами и терпким запахом мочи.

– Учебная, – высказал догадку Макс, и сразу вслед за этими словами со стороны рынка раздался оглушительный взрыв, тут же перешедший в многотысячный вопль. В воздух взлетело миллион предметов самого разного назначения: от ножниц для кастрирования животных до самих животных. Некоторое время стоявшие у ворот наблюдали этот мусорный фейерверк. К их ногам падали какие-то огрызки, куски апельсинов, яблоки и даже убитая насмерть курица, которую тут же, без зазрения совести, подобрал стражник, чья неуклюжесть и послужила причиной инцидента. Второй стражник вступил со своим напарником в яростный спор, из которого без перевода явствовало, что и курица, и сигара – слишком непосильное богатство для одного человека. Не желая вмешиваться, спутники вошли в столицу Уркана Салехом.

Улицы, мощенные черным вулканическим стеклом; крыши, крытые ведерной жестью; стены, сложенные из старинного красного кирпича, были буквально повсюду, располагаясь безо всякой системы. Улицы разбегались, словно тропинки в джунглях, дома стояли как им вздумается: фасадом к улице, торцом или тылом. Солнце играло на жестяных крышах в пинг-понг. Нечистоты, вываливаемые в канавы вдоль улиц, парили. Рынок продолжался и здесь. Чьи-то руки тянулись к путникам, ощупывали одежду, предлагали цену. Кто-то даже изъявил желание приобрести Ула, но Макс отогнал назойливого покупателя, изобразив львиный рык. Макс вообще чувствовал себя в столице охотников как рыба в воде. Глазея во все стороны, он восхищенно восклицал:

– Надо же, Уркан! Я – в Уркане. Здесь всем наплевать, клон ты или оборотень, человек или крыса. Свобода!

Он постоянно дергал товарищей, указывая то на золотых божков, стоящих почти у каждого крыльца, то на кусты, украшенные драгоценными камнями, призванными имитировать плоды.

– Да, здесь можно жить! – сделал он окончательный вывод.

Внезапно они очутились на Центральной площади. Казалось, дома расступились, почтительно замолкнув. В центре площади стояла трибуна для возвещения царских указов, возле которой, задрав хвост, испражнялась корова.

– Дворец Верховного Вождя Уркана, – ткнул пальцем в противоположную сторону площади Сигизмунд Трэш, – площадь пересекать нельзя – побьют камнями.

Обогнув Центральную площадь, они оказались перед входом во дворец – пятиэтажное каменное здание незатейливой квадратной формы. У дверей их встретили два охранника, экипированные не в пример стражникам у городских ворот. На них были бронежилеты и защитного цвета каски. С ног до головы их увешивали патронташи, гранаты, ножи и пистолеты. В руках – бластеры последней модели. В ушах – каплевидные передатчики. И это не считая устрашающей боевой раскраски, покрывавшей их непроницаемые лица. Над входом, хищно свесив вниз тупые морды, прилепились видеокамеры.

Сигизмунд Трэш схватился за ручку двери, не обращая на охранников никакого внимания. Охранники ответили ему тем же. Пропустили всех, кроме Ула, которого отшвырнули прочь, как мячик, прикатившийся с детской площадки.

В холле их встретил церемониймейстер, одетый в костюм от лучших портных из Ароппы. Через несколько минут они предстали перед всевидящими очами Верховного Вождя Уркана, Главы Царского рода, Почетного члена Обоих Крыльев, покровителя Ног и защитника Хвоста, Хранителя традиций Головы, а также мэра вольного города Салехом.

Владыка Нижнего и Верхнего Уркана восседал, как и положено, на троне. Одет он был в скромный френч и сандалии на босу ногу. На груди, на золотой цепочке, болтался клык какого-то чудовища, инкрустированный алмазами. Голова выбрита, за исключением темени, из которого торчали волосы, стянутые платиновой цепочкой в конский хвост. Широкоскулое лицо способно было вызвать только одно чувство – ужас. Густые, огромные брови почти закрывали глаза. Под ними распластался сплющенный нос. Щеки были покрыты длинными толстыми розовыми рубцами, из которых кое-где торчали черные волосики. Толстые губы кривило подобие улыбки. За губами виднелись желтые клыки, заостренные напильником.

– Что у него с лицом? – прошептал Макс.

– Бриться не любит, – пояснил Шур.

– На колени! – цикнул на них Сигизмунд Трэш. Но Вождь предупреждающе поднял руку:

– Враги моих врагов имеют право не преклонять колени в моем дворце. Здорово, Сигги!

Вождь стремительно вскочил с трона.

– Здорово, Этл! – не менее радостно вскричал Трэш, и через мгновение они оказались в объятиях друг друга. Ладони прыгали на плечах и боках – две белых и две темно-желтых.

– Это – твои друзья? – спросил Этл, кивнув на мявшихся у порога спутников Трэша.

– Слушай, Этл, твои стражники не пускали нас в город. Я тебя чем-то обидел?

– Не пускали в город? Салехом – вольный город, и любой человек или зверь имеет право войти в него беспрепятственно, если не вооружен.

– Но у ворот стояли два стражника, которые нас не пускали.

Этл захохотал, отчего рубцы на его лице побагровели.

– Это были обыкновенные мошенники, сдирающие мзду с иностранцев. У нас здесь много торговцев. Мы, урканцы, любим торговать!

– Торговать или мошенничать?

– А разве это не одно и то же? Покупаешь по одной цене, а продаешь по другой. Уже нечестно. Ну что ж, Сигги, приглашаю тебя и твоих друзей отобедать с дороги. Мы, урканцы, любим обедать! – И вождь снова засмеялся. Толстые зеленые складки на животе заколыхались в такт этому жирному опасному смеху.

Гостей провели в широкую, размером с футбольное поле, залу, через которую тянулся длинный деревянный стол. Его дальний конец был уставлен яствами и питьем.

Хозяин и гости расселись на резных стульях с высокими прямыми спинками. Пища была в основном мясной, в качестве гарнира выступали печеные фрукты. Рыба, по урканскому обычаю, подавалась сырой. Венцом стола был запеченный в натуральную величину урсун, правда, без плавника. «Самка» – пояснил Шур.

Закатив маслянистые глаза, Верховный Вождь поднял над головой сжатые кулаки и произнес:

– Возблагодарим Проматерь Ассуну, пославшую нас сюда, и Духов-хранителей, принявших нас здесь. Да пребудут во веки веков Младшие помощники: Тангор и Уркан. Да!

Произнеся молитву, он потянулся к урсуну, оторвал глаз и с хрустом впился в него треугольниками сточенных клыков. Отдать должное блюду из урсуна отважился только Макс. В том, как он его поедал, была какая-то извращенная мстительность: ты меня не съел, тогда я тебя съем. Остальные больше налегали на традиционных куропаток, кроликов и омаров, которых в Уркане готовили с особым искусством.

– И все-таки, что у него с лицом? – спросил Шура Самарин. – На ранения непохоже, уж слишком симметрично расположены рубцы. Это какой-то обряд инициации?

– Нет, это писк моды последние лет пятьсот. Знатным урканцам еще в детстве иссекают щеки ножом, чтобы не росла борода. Я же говорил: бриться не любит.

Харпер, впервые за много дней поевший нормальной пищи, заснул прямо за столом, задумчиво склонив голову на грудь. Молчаливый слуга заботливо обмахивал его опахалом.

Разговоры за столом почти не велись: сначала еда, потом – дела. Наконец, обед подошел к концу. Стол быстро убрали, а перед гостями поставили по литровой кружке бананового пива с перцем и по тарелочке жареных соленых хвостиков лапукосов (единственная часть тела лапукоса, которую можно есть; его добывают в основном из-за шкурки – прим. Эварда Шура). Кроме того, специально для Сигизмунда Трэша принесли коробку отличных сигар из местного табака, который, как известно, считался лучшим на планете.

Трэш не спеша закурил. Дым вырвался на свободу из ноздрей и блаженно растекся по зале, будоража мысли. Наевшиеся люди зачарованно смотрели на вспыхивающий то и дело кончик сигары. Глаза Этла спрятались в чаще бровей. Казалось, что он дремлет.

– Этл, дружище, – обратился к нему Сигизмунд Трэш, небрежно стряхивая пепел на пол. В углу что-то загудело. Этл предупреждающе поднял руку. Из дальнего конца залы вынырнул слуга, держа в руках листок бумаги из факса. В глазах его читался трепет перед только что свершившимся чудом. Он поднес сообщение к лицу вождя. Тот едва взглянул на него и жестом велел слуге удалиться.

– Извини, Сигги, дела. Продолжай.

Трэш выдохнул очередное сизое облачко.

– Я, кстати, тоже насчет дел. Наших с тобой. О-о, да Харпер уже спит. Я думаю, всем моим друзьям нужен отдых, а мы пока потолкуем.

Этл снова поднял руку. Повинуясь знаку, к вождю приблизился слуга.

– Халса, проводи гостей в северное крыло, – отдал ему распоряжение Этл.

– Харпер пусть идет спать, а мы еще, пожалуй, посидели бы, – попытался возразить Шур.

– Это не твои секреты, Эдвард. Придет время, и ты все узнаешь, – мягко, но настойчиво перебил его Трэш.

Шур поднялся из-за стола с таким видом, будто собирался немедленно вызвать Трэша на дуэль, но отказался от этой затеи исключительно потому, что оппонент не принадлежал к людскому роду. Вышли из залы и остальные, пребывая в состоянии некоторой неловкости. Лишь разбуженный Харпер хлопал глазами, ничего не понимая.

Через минуту Сигизмунд Трэш и Великий Вождь остались в огромной зале одни.

– Правда, удобно? – Губы Этла шлепали друг о друга, как ленивые ладоши. – Зала настолько большая и пустая, что даже если здесь установить прослушивающее устройство, то эффект от него будет нулевой.

– Ты всегда был хитрым, как лиса, и мудрым, как змей, – не упустил случая польстить Трэш. Вождь самодовольно улыбнулся. Из-за губ настороженно выглянули два острых клыка.

– Честно говоря, Сигги, – продолжил Этл, – я думал, что ты уже мертв. Мои лазутчики в Карфагене говорили, что тебя взяли в плен Трехглазые. Впрочем, лазутчикам в Карфагене не всегда можно полностью доверять. Туда соглашаются отправляться только сумасшедшие и приговоренные к смерти. Такое уж это место, – вождь сделал оберегающий знак рукой.

– Место как место, – буркнул Трэш.

– Ты меня извини, Сигги, но во время обеда я приказал понаблюдать за тобой и твоими друзьями главному шаману – Мурку. Сам знаешь, из Карфагена редко кто возвращается. Может быть, вы не те, за кого себя выдаете. Мурк велел подсыпать в еду порошок истины. Ни один из вас ни о чем не проговорился. Правда, светловолосый почти совсем ничего не ел.

– Шур? Он агент МБР на задании.

Вождь понимающе кивнул.

– Этл, где мои деньги?

– Не волнуйся, не в банке. Все в целости и сохранности. Они в пещере Мурка. Сам знаешь, что туда никто не рискнет войти. Говорят, у шамана есть ручное Пятно. Под такой охраной можно не опасаться даже спецназа ВБС.

– Ручное Пятно? Интересно, как он его приручал, хлебными крошками?

– Мурк утверждает, что умеет разговаривать с духами-хранителями. Он говорит, что настанет день, когда они прогонят с планеты всех чужаков, оставив только племя Уркан, которое всегда уважительно относилась к Пятнам.

– Ладно, я уже слышал эту галиматью о семи племенах.

– Это не галиматья. Мне доложили, что ты видел Пятно и говорил с ним. Это правда?

– Наверное. Серый туман…

– Твои друзья тоже?

– Да.

– Теперь в моей стране вы в полной безопасности. Слухи здесь разносятся со скоростью света. Любой человек, пообщавшийся с Пятном и оставшийся в живых, становится шаманом, а значит – святым.

В высоких глиняных кружках забулькало пиво. Тень слуги бесшумно скользнула в сторону.

– Он глухонемой, – успокоил Трэша Вождь.

– Все десять миллиардов?

– Все, до единого таллера.

– Слава Богу! – Вздохнул Трэш. – У меня было еще несколько миллиардов в Ароппе, но эти сволочи, скорее всего, откроют номера счетов ВБС в соответствии с соглашением о выдаче государственных преступников.

– Я тебе всегда говорил, что нельзя доверять этим бледнолицым. Что ты теперь намерен делать?

Сигизмунд поскреб заросший щетиной подбородок.

– Сначала я приведу себя в порядок. Затем куплю у тебя лучшие сигары, а потом организую войну.

– Войну? Ты шутишь?

– Надеюсь, Великий Вождь Верхнего и Нижнего Уркана пользуется достаточным авторитетом, чтобы помочь мне в вербовке наемников?

– А с кем ты намерен воевать?

– С Системой.

Покрытые пеной от бананового пива толстые губы вождя звонко сомкнулись. Капельки пены испуганно брызнули в разные стороны.

– В Верхнем Уркане всегда готовы совершить набег на Систему. В горах жизнь бедна. К тому же, в отличие от урканцев с низин, там живут настоящие воины. Они придут со своим оружием. Это десять тысяч, да! Интендантов и проводников, а также легкую пехоту лучше нанимать здесь. Это две тысячи, да! В Наминии скрывается немало сброда.

– Наминия под протекторатом Системы.

– Наминия – страна самых ловких взяточников на планете. Они всю свою жизнь торгуют наркотиками. Чиновники Системы для них – лишь финансовые издержки. Говорят, от них получает деньги даже Людвиг Оби.

– Вранье!

– Может быть, – пожал плечами Этл. – Суть не в этом. Там можно нанять профессиональных военных, по тем или иным причинам сбежавших из Системы, даже бывших «ласточек». Ходят слухи, что там обретается пара-тройка разговорников. В Наминии ты можешь рассчитывать тысяч на пять. Из Ароппы, по нашим каналам, приедут еще две тысячи. Также две тысячи могут прилететь из Терры, но в этом случае придется подождать. Итого, ты можешь поднять под ружье более двадцати тысяч человек, склонных к войне. Во сколько тебе это обойдется… – Из внутреннего кармана френча вынырнул калькулятор. Толстые пальцы забарабанили по клавишам.

– Воины верхнего Уркана согласятся на половину добычи. Им понадобится только техника. Десять танков, пятьдесят грузовиков, четыре индикара. Это примерно восемьдесят миллионов таллеров. Слушай, дешево! Головорезам из Наминии – по сто таллеров в сутки плюс по тысяче за подписание контракта. Около десяти миллионов. «Ласточки» обойдутся дороже. Наемники из Ароппы и Терры дешевле – около восьми миллионов. Плюс техника для них – около ста миллионов. Итого, набег обойдется тебе чуть больше двухсот миллионов таллеров. Для тебя это – копейки. Повеселишься от души. Я сам, по молодости, когда еще не был вождем и даже не думал об этом (я ведь был третьим братом)…

– Ты меня не понял, Этл. Мне не нужен набег. Я хочу войны. Мне нужна пятисоттысячная армия. Пять танковых бригад и две воздушные армии.

– Это пять миллиардов таллеров!

– Они у меня есть, ты знаешь.

Этл вскочил со стула и, несмотря на свой солидный вес, стремительно зашагал по зале.

– Война! – заорал он. – Война! Ты знаешь, что такое война? Это же Система! Она сметет нас.

– Система прогнила. Мы попытаемся привлечь на свою сторону ряд конфедераций.

– Чем? Чем ты их привлечешь?

– У нас в руках такая бомба, которая посеет сомнения даже среди самых верных поклонников Системы. Она сама себя уничтожит. Нужен только толчок. Поэтому, кроме наемников, мне нужна твоя армия, Этл.

Великий Вождь остановился и долго разглядывал Трэша. Наконец, его грудь перестала учащенно вздыматься, он полностью собой овладел и сел на место. Не спеша, отхлебнул пива, аккуратно поставил глиняную кружку на деревянный стол, вздохнул и покачал головой.

– Лично мне – три миллиарда в банке Терры. И ты немедленно расскажешь мне, что это за бомба. Кстати, я знаю, где взять по дешевке новые бластеры…

36. ШАМАН

На следующее утро была назначена аудиенция у Верховного шамана Уркана Мурка, который изъявил желание побеседовать с гостями. Шаман жил в хижине из ивовых прутьев, прилепившейся у входа в пещеру в небольшой скале. Скала считалась священной и именовалась «Зуб Мудрости». Она одиноко торчала на окраине Салехома, полностью оправдывая свое название, по крайней мере, внешне.

У входа в хижину стоял наряд из четверых человек, вооруженных бластерами и электрической турелью. Из-за кожаной занавеси, прикрывающей вход в жилище шамана, струился терпкий дымок, наводящий на мысль о богохульнике. В хижине было темно и воняло потом. Где-то в углу блеял ягненок. Два желтых кошачьих глаза мигнули и погасли.

– Проходите дальше, – проскрипел голос невидимого Мурка. Этл, прекрасно ориентировавшийся в темноте, отодвинул еще один занавес, и вся делегация оказалась в довольно просторной, ярко освещенной пещере. Все стены были завешаны коврами, на которых были вытканы сцены из славного прошлого Уркана. Внимание Самарина сразу привлекли ковры с очень искусным изображением серого тумана. Нити, составляющие ковры, были выкрашены в серый цвет различных оттенков от самого темного до светло-грифельного. Изображение переливалось, отчего создавался эффект живого тумана.

Почти вся пещера была заставлена новейшей техникой: последних моделей компьютеры, сканеры, факсы, телевизоры и прочее. Посреди этого технического великолепия восседал на крутящемся кресле Верховный Шаман. Его лицо, так же как и лицо Этла, было покрыто отвратительными рубцами. Сплющенный нос проткнут костью. В отличие от черепа Вождя, голова Мурка не была выбрита. Космы длинных волос спадали на широкие плечи. Кое-где волосы были заплетены в длинные косички, на концах которых болтались маленькие кожаные мешочки. Шаман был закутан в длинный узорный халат, надетый на голое тело. На шее висел серебряный амулет.

Стул крутанулся, и шаман оказался с пришедшими лицом к лицу. Его рот ощерился в гнилой улыбке.

– Духи-хранители будут рады вам, если вы не несете в своих сердцах зла.

– Великий шаман, Голос Главного Духа-хранителя, Отца живущих, прими гостей, пришедших впитать немного твоей мудрости, – торжественно произнес Этл, тряхнув конским хвостом.

– Все мы – гости в этом мире. И все в этом мире в руках духов-хранителей. Вы принесли подарок?

– Подарок? – Трэш растерянно оглянулся на спутников. Этл сделал отсутствующее лицо.

Шаман обиженно поджал губы.

– О, Великий шаман, – явно кривляясь, завыл Макс, – прими от нас в дар вот это. – Он неторопливо снял с руки часы на старом истрепанном ремешке и к тому же с треснутым стеклом. – Это – волшебный амулет, хранитель Времени. С его помощью ты сможешь ускорять или замедлять ход жизни.

Шаман с благоговением, обеими руками, принял дар. Трэш кидал в сторону Макса яростные взгляды, но Макс, не обращая на них никакого внимания, от души веселился.

– Почему ты не предупредил меня о подарке? – рассерженно прошептал Трэш Этлу.

Этл ничуть не смутился:

– Я думал, ты знаешь.

– А если бы у нас ничего не оказалось? Мы же через такое прошли!

– Он бы приказал вас убить. Хотя нет, вы же общались с Пятном. Он замуровал бы вас в подземелье Храма Двух Святынь.

Трэш едва не задохнулся от гнева.

А шаман поднял вверх обе руки с зажатыми в ладонях часами:

– О, Великий Амулет Хранителя Времени, не гневайся за то, что твой хозяин отдает тебя мне. Я буду заботиться о тебе и любить тебя не меньше, чем он. Похоже, ты очень древен и мудр. Я надеюсь, ты поможешь мне.

Затем шаман опустил руки, еще раз оглядел часы и, причмокнув губами, с удовольствием сказал:

– «Перкинс» – отличная старая марка. Точнейшая механика. Теперь такие не делают.

Этл хохотал, схватившись руками за живот, из щелок, в которых утонули глаза, текли слезы.

– Вот оно – шаманское чувство юмора, – наконец отдышавшись, сказал он.

– Так никакого подарка не требовалось? – наивно осведомился Самарин.

– Молодой человек, – обратился к нему Мурк, – вы что, в детстве сказок не читали? Маги, феи, волшебники не требуют подарков, а, наоборот, сами дарят их. И подарок этот может принести несчастье или удачу в зависимости от того, какой человек их получит. Возьмем, к примеру, неразменный таллер. Его может получить пьяница и окончательно спиться…

– Ладно, Мурк, хватит придуриваться. А то мы не знаем, что нет у тебя никакого неразменного таллера, волшебного веретена или, как его там, ну, чтобы конг всегда стоял, – Этл небрежно развалился в кресле.

– Ты прав, у меня нет неразменного таллера. Но у меня есть кое-что получше, – Мурк в упор посмотрел на Самарина. Самарин даже отступил на шаг.

– Маг дарит подарок тому, кто однажды выручит его из беды. Кроме того, маг навсегда становится его союзником, присутствует рядом и в нужный момент приходит на помощь.

Мурк продолжал в упор рассматривать Самарина. Потом вдруг выбросил вперед костлявую желтую руку, прятавшуюся до этого в широких складках халата. И хотя Самарин стоял сравнительно далеко, желтые пальцы непостижимым образом схватили его за запястье и с неожиданной легкостью притянули к шаману.

Все испуганно замерли. Этл смотрел на Мурка завороженными глазами кролика.

Шаман приблизил свои глаза настолько близко к глазам Самарина, что их ресницы бились друг о друга. Затем он, также внезапно, отпустил его. Самарин несмело отошел подальше.

– Ты чем-то понравился ему, парень, – нервно хохотнул Этл, глядя на Самарина со смешанным выражением страха и почтения. – Что за фокусы, Мурк?

– Подойди, – шаман поманил Трэша желтым загнутым ногтем. Трэш осторожно приблизился.

– Я вижу, ты хочешь поразить шесть племен.

Трэш укоризненно посмотрел на Вождя.

– Но ты один из них, – продолжал Мурк. – Я чувствую, что свершится пророчество Тангора: Шесть племен пойдут войной на духов-хранителей, Шесть племен решат, что они победили, но проклятие падет на Шесть племен, и они уничтожат друг друга. И снова на Аквилоне воцарится мир, а духи-хранители покинут свои убежища и снова будут править планетой. Под их могущественным покровительством Седьмое племя обретет покой и счастье.

– Где-то я это уже слышал, – пробормотал Макс.

– Проводник, – также шепотом напомнил ему Самарин.

Шаман схватил Трэша за подбородок и притянул его голову к своему лицу:

– Твое будущее туманно. Шесть племен сильны как никогда. Помни, это внешняя сила. Души их давно сгнили. Ударь решительнее, и оболочка осыплется. Хватит ли у тебя отваги, бледнолицый? Вижу, что хватит. Я обращусь к духам-хранителям. Может быть, они согласятся помочь тебе. Если это произойдет, ты победишь.

– Мне нужна армия…

– Никакая армия не сможет противостоять духам-хранителям.

Трэш попробовал возразить, но вовремя осекся, заметив умоляющие знаки Этла.

– Ты болен! – Шаман внезапно, практически не глядя, ткнул указательным пальцем в Шура. – Твое тело пронзила дважды стальная оса.

Шур вздрогнул и мгновенно покрылся испариной.

– Я помогу тебе.

Шаман снова приоткрыл гнилую расщелину своего рта, демонстрируя чудовищную улыбку.

– Подойди.

Шур нерешительно приблизился.

– Сними рубашку.

Агент МБР повиновался, обнажив несколько отекшие в местах проколов бока. Шаман неторопливо обнюхал его тело и снова улыбнулся. Затем он нажал на какую-то кнопку в столе, выдвинулся ящик с подозрительного вида склянками. Повертев одну из них в руках, Мурк извлек на свет божий черный комочек, чей запах не оставлял сомнений в его происхождении.

– Что это? – морщась, спросил Шур.

– Это поможет, – уклонился от ответа Мурк.

– Что это?! – тревога Шура нарастала, – это надо есть?

– Есть было бы лучше, но вы, бледнолицые, такие чувствительные.

– Что это??!

– Это кусочек лепешки единорога.

– «Лепешки»! Это – какашка! Так прямо и говори: это – какашка! Я не буду ее есть!

– Держите его за руки.

– Я не буду ее есть! Уберите от меня этого сраного колдуна!

Шура крепко держали двое подручных шамана. Поначалу агент МБР делал отчаянные попытки вырваться, но вскоре затих. Мурк подошел к нему и ощупал бока. Шур следил за ним с испугом и отчаяинием. Шаман зажег лучину и стал нагревать фекалии единорога. По хижине медленно поползло зловоние. Затем Мурк задул лучину и сделал подручным знак отпустить Шура. Шур больше не делал попыток сопротивляться. Он только продолжал следить за шаманом затравленными глазами. Мурк тем временем достал еще одну склянку с какой-то жидкостью, аккуратно опустил в нее лепешку Единорога, которая немедленно сменила черный цвет на коричневый. Жидкость же осталась девственно прозрачной. Запах стал невыносимым. У Самарина кружилась голова, но в то же время он чувствовал, что отвратительные миазмы каким-то образом будоражат его, тонизируют, заставляя волны силы прокатываться по усталым членам. Самарин поймал себя на том, что вдыхает этот запах все глубже с необъяснимым наслаждением, носящим извращенный характер. По реакции остальных он понял, что они испытывают то же самое. В противном случае они давно уже пулеметной очередью вылетели бы из пещеры.

Шаман неторопливо приблизился к Шуру, которого немедленно начала бить мелкая дрожь. Мурк разломил кусочек лепешки на две равные части и с размаху пришлепнул их к ранкам на боках агента МБР. Тот вздрогнул. Мурк, схватив его за плечи, резко повернул Шура, стремительно просунул ему руки под мышки и сцепил их у него на затылке. Бока Шура мгновенно стали красными. Фекалии единорога, казалось, присосались к коже, словно пиявки. Шур сначала застонал от боли, а через мгновение уже кричал во весь голос. Шур бился в конвульсиях, но шаман крепко держал его, пригибая вниз. Вскоре его крик превратился в свистящий хрип. Коричневые лепешки взгорбились и резко, с чавкающим звуком, отвалились, упав на пол. Присутствующие одновременно испустили облегченный вздох. Зловоние быстро стало сходить на нет.

По полу с едва заметным позвякиванием катились крохотные металлические капли. Макс быстро нагнулся и осторожно подобрал их, с трудом ухватив, сразу же ставшими толстыми и неуклюжими пальцами. Макс внимательно рассмотрел их своими голубыми льдинками и удовлетворенно кивнул:

– Пиэр-два. В хорошем состоянии.

Он уронил «жучки» на пол и безжалостно раздавил их ногой.

– Привет тебе, Спилмен Раш, – сказал он и вернулся на свое место.

Из ранок на боках Шура медленно сочилась кровь. Сам он обмяк, лоб покрывала испарина, в то же время дрожь продолжала отбивать свой ритм в его теле. Двое помощников Мурка уже начинали бинтовать бывшего агента МБР.

Этл вздохнул, всем своим видом показывая, что хоть и видел неоднократно, как работает Шаман его племени, но привыкнуть к этому не может.

Мурк застыл посреди помещения, подняв подбородок. Лицо его не выражало ничего, кроме вселенской гордости. Он был неприступен, как самая главная тайна мироздания, – прикоснись, и тебя разнесет на бесконечно малые элементарные частицы, можно сказать, на монады.

Ощущая свою никчемность, посетители, не сговариваясь, потянулись к выходу, стараясь не смотреть друг на друга. Самарин выходил последним. Дойдя до занавеси, отделяющей пещеру от пристроившейся к Зубу Мудрости лачуги, он оглянулся и встретился взглядом с шаманом. Ему показалось, что тот манит его пальцем, хотя руки Мурка были глубоко упрятаны в рукава. Автоматически Самарин посмотрел на свои руки. С ужасом он почувствовал, что в его ладони зажат какой-то предмет. Тут же Самарин непостижимым образом понял, как этот предмет попал ему в руку. А попал он туда именно в тот момент, когда Мурк схватил его за запястье и притянул к себе.

Самарин разжал пальцы. На шелушащейся от авитаминоза коже он увидел ключ. Маленький ключ с четырьмя расходящимися в разные стороны лепестками. Самарин поднял глаза на шамана. Взгляд Мурка был невинным, как у младенца.

– Подарок, – тихо, едва шевеля губами, вымолвил он.

– Но за что? – удивился Самарин.

– Это тебе еще предстоит узнать.

– Так маги дарят подарки и за будущие услуги?

– Молодой человек, в пределах, где царствует вечность, не существует будущего, настоящего или прошлого. Вечность – это и миллионы лет и секунда. Я не отгадываю ход событий, я – этот самый ход и есть.

37. ХРАМ ДВУХ СВЯТЫНЬ

Самарин долго рассматривал асимметричные выступы на лепестках ключа, пытаясь уловить хоть какую-то систему. Спрашивать у своих спутников о ключе Самарин почему-то не решился. Сделав из веревочки шнурок, он повесил подарок шамана на шею.

Их поселили в гостевом крыле, окна которого выходили на небольшой дворик с тенистым садом. Вечером запели цикады. С гор принесло прохладу. Самарин лежал в постели и при свете ночника изучал ключ. Вскоре он сам не заметил, как отключился.

Разбудил его резкий толчок в плечо. Забытый ночник сонно освещал комнату. Самарина накрыла огромная тень. Затем из полумрака вывалилось искаженное тусклым светом лампы лицо Макса.

– Эй, клон, братишка, ты не спишь?

Самарин открыл глаза.

– А то я смотрю – у тебя свет. Значит, думаю, не спит братишка. Вот, заглянул на огонек.

Макс присел на краешек кровати. Его пальцы судорожно обхватили железный набалдашник на ее спинке.

– Разговор есть.

Самарин приподнялся на локте. Макс прижал палец к губам.

– Я узнал дорогу к храму.

– К какому храму? – Самарин спросонья ни черта не мог понять.

– К Храму двух Святынь.

– Ну и что?

Макс беззвучно рассмеялся.

– Ну ты даешь! Я почему к тебе обратился? Потому что я – клон, и ты – клон. Эти перцы своего не упустят, а мы всегда – второй сорт. А будут у нас деньги, сделаем себе документы и махнем в Терру. Там отсидимся пару годков, а потом – в Ароппу. Только уже не клонами, а людьми. И причем людьми богатыми. Ты был когда-нибудь в Ароппе? Это один сплошной курорт.

– Но при чем здесь Храм двух Святынь?

– Ты что, боишься? – по лицу Макса пробежала тень сомнения: того ли напарника он себе выбрал?

– Чего боюсь?

Макс облегченно выдохнул. Его лицо поглаживали серые щупальца ночника, которые он распластал по комнате. Днем голубые, теперь глаза стали черными.

– А я уж подумал, ты испугался. Туда ходу часа полтора. Я лошадь достал. Кляча, конечно, но еще вполне ничего – крепкая. Ты прав, бояться, в сущности, нечего. Мне тут кое-что нашептали. Представляешь, храм совсем не охраняется. То есть ни единого человека! Эти дурни считают, что в нем живет Суперпятно. Это у них Первая святыня – дом Пятна. Вторая святыня – Красный демон. Что это такое, выяснить мне не удалось. Но думаю, ничего страшного – скорее всего какой-нибудь идол или статуя, которой они поклоняются…

– А если там и вправду это Суперпятно?

– Пятна не существуют, это – легенда.

– А как же джунгли?

– К тому времени мы все очень устали, перенервничали. Это был обычный болотный газ. Мне рассказали, что иногда он вырывается такими, знаешь, клубами. Местный газ действительно может вызывать галлюцинации. Так что успокойся. Пятна – это фольклор, типа драконов.

Самарин не успокоился. Макс раздраженно передернул плечами.

– Ну, так ты идешь?

– Куда? – Самарин уже сидел.

– Да в Храм двух Святынь, бестолочь!

– Зачем?!

– За золотом, неужели неясно? Ты видел, сколько здесь золота? На каждом углу. И алмазы. Лошадь крепкая, увезем достаточно, чтобы превратиться в нормальных людей. Что такое человек без денег? Мартышка. А у нас будет много денег. Давай, братишка, решайся. Такой шанс выпадает раз в жизни.

– Но нас могут преследовать урканские власти. Все-таки это главный Храм страны. Да и потом, неудобно как-то, нас здесь так встретили…

– Да брось ты, для Уркана это вполне нормально. Здесь удачный обман считается не грехом, а доблестью. Вот увидишь, мы еще станем героями легенд, а на нашем примере будут воспитывать детей.

– А зачем им Храм, если они к нему боятся подойти?

Макс проявлял чудеса терпеливости.

– Они приходят туда раз в пять лет. Но не все. Туда приводят посвященных. Их сначала год отбирают по всей стране. Затем четыре года готовят (что-то вроде инициаций). А когда новые посвященные готовы, старые посвященные ведут их в Храм и открывают им Последнюю Истину. Нет, не Последнюю, а как раз Первую, тьфу… Изначальную. Впрочем, какая разница. Дело не в этом, а в том, что Храм – совершенно пустой.

– Этого не может быть, – упорствовал Самарин, – значит, там есть какие-нибудь ловушки.

– Я раздобыл фонарь.

Последний аргумент Самарин воспринял как Изначальную Истину, или как ее там…

Господи, как мне нужен фонарь! У Саймунса есть револьвер. И еще у него есть фонарь. Ну, это он врет. Если бы у него был фонарь, он давно бы отсюда ушел. Револьвер и фонарь. Дайте мне фонарь, и я выведу вас отсюда! (Сесиль Трот, пленник Карфагена, несостоявшийся клон).

Самарин кивнул и быстро, по-военному, оделся. Макс от нетерпения пританцовывал у двери, будто ему приспичило по малой нужде.

Окно заслоняла полная луна.

Через пять минут они шагали по заросшей тропе, которая начиналась прямо от городских ворот. Впереди чернее темноты ощущались горы.

Храм возник внезапно, нависнув над ними, как выскочивший из-за угла разбойник. Только что его не было, и вот он здесь. Макс включил фонарь. Желтое пятно скользнуло по стенам. Храм был врублен в скалу. Самарину это сооружение сразу что-то напомнило, и он без труда догадался – хижина Мурка полностью копировала Храм двух Святынь.

Они боялись, но вошли в него без колебаний. Одним двигала алчность, вторым – любопытство (оно зашвырнуло его через гиперпространство, если вы помните… если он сам это помнил).

Их встретила обычная кромешная тьма. Хоть глаз выколи, как говорят обыватели, основываясь на своем генетическом опыте. Во тьме им чудились несуществующие препятствия. Замешательство было коротким. Макс включил фонарь на полную мощность. Полоска света метнулась вперед, пытаясь сбежать от своего обладателя. Привязь беспощадно напомнила о себе, и свет запрыгал впереди, как все понимающий пес.

Неровные стены пугали ребрами выступов, каждый из которых выпячивал себя, надеясь доказать свою значимость и загадку. Глаза непрошеных гостей разбегались по стенам вслед за собственными тенями.

Они шли довольно долго, пока время не стало утомительным. Коридоры тянули в разные стороны, норовя запутать и обмануть. Им нечего было противопоставить, кроме дергающегося глаза фонаря. Время исчезло, поэтому трудно было сказать, когда они очутились в огромной зале. Сталактиты терялись в немыслимой выси, сталагмиты путались под ногами, вырастая безмолвными стражами: «Кто здесь?!».

Никого не было. Только две неуверенные фигуры, непонятным образом похожие друг на друга.

Внезапно взгляд Самарина, уставший следовать за лучом фонаря, уперся во что-то темное и неподвижное. Это что-то уходило круто вверх и распластывалось, преграждая путь. Макс тоже наткнулся на препятствие и вскинул фонарь. Луч отскочил от неясной серебристой поверхности.

Они подошли поближе. Теперь было ясно, что перед ними творение рук человеческих: впечатляющее и бессмысленное.

– Что это? – просипел Макс. Самарин пожал плечами.

Они долго кружили вокруг непостижимого и угрожающего сооружения. Оно уходило куда-то в черную даль. Под пальцами шевелились заклепки металлической поверхности. Макс постоянно шептал сам себе: «Здесь, здесь, здесь…» Потом он куда-то пропал и крикнул неизвестно откуда:

– Есть!

Вспыхнул яркий свет. Это Макс обнаружил прожектор, скромно притаившийся на полу. Самарин инстинктивно прикрыл глаза, а когда открыл их, то увидел перед собой уходящий ввысь дредноут. Да, ошибиться не было никакой возможности. Огромная посудина, предназначенная для долгих межзвездных путешествий, застыла перед ними, втянув поджарые обугленные, исцарапанные и изъеденные коррозией бока. Ее нос был гордо задран. Где-то наверху блестели иллюминаторы капитанского мостика. Трап свисал, как язык запыхавшейся собаки. И дверь! Дверь с облупившейся, но все-таки угадываемой красной краской.

Семь племен отправились в путь, оседлав спины семи Красных Демонов. Да! В те времена Красные Демоны были ручными. Люди Чатла знали их секрет.

Самарин застыл, пораженный неясной, но одновременно такой отчетливой догадкой. А Макс уже грохотал по ступенькам трапа.

Они шагали по разбитым временем отсекам в предвкушении близкой разгадки. Винтовые лестницы влекли их наверх до тех пор, пока они не оказались на капитанском мостике. Изодранные ночными зверьками кресла. Покрытый паутиной пульт управления. Черные экраны. Макс метался, пытаясь догнать луч от собственного фонарика. И тут Самарин увидел ящик. Небольшой металлический ящик. Он без особых усилий поднял его и, не отдавая себе отчета, сунул за пазуху. Он уже поступил точно также когда-то давно (тысячу лет назад?).

Макс был разочарован.

– Пойдем отсюда, – зло сказал он Самарину, – они поклоняются космическому кораблю, сделанному еще до Системы. Где они его откопали?

Самарин не хотел уходить. Его глаза жадно обшаривали окружающую обстановку. Паутина, ржавчина, мусор… Он практически видел наяву Уркана Родоначальника. Все перипетии оживали перед ним, как в прокрученном на большой скорости мультфильме. Макс практически тащил его за собой.

Они выбрались из корабля, Макс щелкнул выключателем прожектора (видимо, из соображений конспирации) и сразу пропал. Через мгновение далеко впереди запрыгало желтое пятно. Самарин, боясь потеряться, припустил следом. Эхо собственных шагов пугало. Казалось, кто-то еще идет рядом уверенной хозяйской походкой, сейчас он догонит тебя и схватит за шиворот: «За такие вещи сажают в тюрьму, парень». Самарин старался ступать как можно тише, отчего семенил, как пингвин. Когда человек слишком усиленно думает об осторожности, он не замечает ничего вокруг. Самарин наткнулся на внезапно остановившегося Макса и чуть не умер от разрыва сердца.

– Не храм, а фуфло какое-то, – сказал Макс, задумчиво шаря лучом по сводам пещеры. – Ну, ладно, одна Святыня – это звездолет, а где вторая?

– Суперпятно?

– Да хоть бы и Суперпятно. Вопрос не в том, «что», а «где». Усекаешь, братишка? Они поклоняются этому облаку, или черт его знает чему. Здесь должны быть сокровища…

Снаружи раздалось тихое ржанье. Макс обернулся:

– Как бы волки нашу лошадку не сожрали.

Он снова двинулся вперед, внимательно оглядывая стены. Самарин заметил дверь первым. Она была сплетена из бамбука, обмазанного глиной, и казалась просто прислоненной к стене. Макс дернул за край двери с такой силой, что сорвал ее с петель. У него из-под ног выскочила крыса. За дверью открывался узкий тоннель, круто уходивший вниз. Макс посветил в тоннель фонарем. Каменный пол неестественно блестел. Макс присел на корточки и коснулся его рукой, затем понюхал пальцы. Не говоря ни слова, встал на колени и втиснулся в тоннель. Снаружи осталась только его филейная часть. Через мгновение Макс высунулся и подмигнул Самарину:

– Пол намазан маслом, а внизу вбиты колья. Это – ловушка. Ты был прав.

– Может, лучше уйти?

– Нужно двигаться вдоль стены. Я уверен, что где-то должен быть ход. Иначе, зачем бы они стали делать эти ловушки?

– Но пещера огромна. Я думаю, что она соединяется с множеством других пещер. Мы можем просто-напросто заблудиться.

Опасения Самарина вскоре полностью подтвердились. Они набрели на проход, тщательно задрапированный кожей, выкрашенной в серый цвет. Макс отдернул занавесь, и перед ними открылась еще одна пещера, а точнее естественная галерея, уходящая в кромешную даль. Где-то вдалеке шумела вода.

– Там можно бродить месяцами, – продолжал настаивать Самарин. Макс не ответил. Он направил луч фонаря на пол, а затем присел на корточки. В лицо ему брызнул ослепительный фонтан. В круге света плескались бриллианты, тысячи, миллионы бриллиантов, изумрудов, рубинов. Они складывались в тропинку, по обеим сторонам которой тянулись золотые бордюры. Эта своеобразная мостовая, извиваясь, убегала вглубь пещеры. Макс задрал голову и завыл от восхищения.

– Я же говорил, я же говорил! – заорал он и побежал вдоль тропинки. Самарин едва поспевал за ним. Полоска света металась, будто фонарь находился в руках эпилептика.

Максу каким-то образом удалось найти факелы, торчавшие в беспорядке по всем пещерам, и он начал зажигать их, стараясь с маниакальной тщательностью не пропустить ни одного. Вскоре пещера преобразилась. Языки пламени плясали тут и там, освещая бриллиантовую дорожку, которая заканчивалась у небольшого серого валуна. Вокруг него высились горы золотых монет различных эпох, украшения, домашняя утварь, кинжалы, пистолеты, куклы, книги в серебряных окладах, черепаховые гребни, часы с кукушкой, видеомагнитофоны, пожелтевшие фотографии в картонных рамках, стеклянные шарики, баскетбольные и футбольные мячи… Эти груды расходились волнами дальше, в мерцающую темноту. Перед ними застыло море предметов самого разного предназначения. Словно одинокие утесы, посреди него высились компьютеры и холодильники, комоды и легковые автомобили.

– Господи, – прошептал Макс, – они притащили сюда весь мир…

Самарин изумленно оглядывал свалку, тщетно пытаясь что-либо понять. Макс пришел в себя первым, вытащил из-за пазухи мешок и принялся набивать его золотом.

– Наконец-то, наконец-то! – бормотал он.

Вниманием Самарина завладел валун, являвшийся эпицентром открывшегося перед ними роскошества. Скорее даже не эпицентром, а некоей отправной точкой. Пространство перед ним было пустым. Приглядевшись, Самарин заметил на валуне какие-то знаки, нацарапанные нетвердой рукой. Он наклонился, чтобы получше их рассмотреть и тут же отпрянул. Ему показалось, что валун шевельнулся. Даже не шевельнулся, не дрогнул. По нему словно пробежала еле уловимая волна. Как будто он на самое краткое в мире мгновение расплавился и тут же застыл. Быстрый, как пиратский набег, порыв ветра согнул пламя факелов в приветственном поклоне. Свет чуть померк, а затем вспыхнул с удвоенной силой. На секунду стало светло, почти как в летний полдень. Самарин явственно ощутил чье-то присутствие. Ему показалось, что кто-то стоит прямо за его плечом. Обернуться он боялся и поэтому застыл, словно парализованный. Мурашки бросились врассыпную по его шее, пытаясь затеряться на бескрайних просторах спины. Боковым зрением Самарин уловил быстрое движение. Чья-то тень заслонила ближайший факел и сразу исчезла. Он медленно повернул голову – никого. Макс поднял голову.

– Самарин, ты думаешь, я за тебя твою долю собирать буду? Давай – не зевай!

Он весело подмигнул и, досадуя на себя за задержку, вновь принялся за работу.

Самарин нагнулся, продолжая оглядываться исподлобья, рассеянно поднял первую попавшуюся монету. На ней был изображен пожилой человек в круглых очках с непрозрачными стеклами. Его украшала перевязь через плечо. Самарин хмыкнул и положил монету в карман. Взгляд его снова упал на валун. Валун зашевелился. На этот раз совершенно отчетливо. Как будто собирающийся проснуться человек передернул плечами. Самарин вновь застыл, не отрывая взгляда от валуна, и тихонько позвал:

– Макс.

Тут Самарин понял, что уже несколько секунд не слышит звона монет. Макс стоял, полусогнувшись, челюсть отвисла, глаза широко распахнуты. Перед ним, скрестив руки на груди, возвышался Мурк. Легкий ветерок рыскал в его спутанных космах. Рубцы на щеках полыхали, как лампы дневного света. Из-под валуна доносилось легкое гудение.

Макс распрямился, хрустнув затекшей поясницей.

– Вот, – обратился он, как ни в чем ни бывало, к шаману, – а мы тут решили на местной помойке поживиться. Не возражаешь? – Помолчав, Макс добавил, – Папаша.

– Пьяный ишак – твой папаша.

Мурк по-хулигански сплюнул сквозь зубы и сунул руки в карманы широких, заляпанных конским навозом штанов. Макс, казалось, не замечал этого откровенного демарша:

– Да в чем дело, ей Богу, что мы такого сделали? Шли себе, гуляли. Смотрим, пещера какая-то, решили заглянуть…

– Я сейчас тебя по лицу ударю, – прервал его Мурк и для убедительности показал маленький костлявый кулак.

– Руки-то мыл, чучело?

Макс отодвинул в сторону мешок и растянул губы в улыбке, затем шагнул вперед и достаточно профессионально выполнил хук справа. Самарин прекрасно видел, что Мурк не успеет отклониться, и приготовился услышать характерный хруст. Но кулак Макса просвистел в воздухе, протащив за собой хозяина метра полтора. Макс не растерялся и ловко развернулся, ища глазами противника. Мурк стоял перед ним, подняв руки в боксерской стойке. Он поманил Макса пальцами правой руки, а левой провел по горлу, мол, теперь тебе хана. Макс улыбнулся.

– Папаша увлекался боксом.

– Третье место на «Хрустальной перчатке в 68-м в Кардиффе, – гордо ответил «папаша».

– Среди юниоров.

– Вне весовых категорий, на звание абсолютного чемпиона по версии ВАБ.

Макс присвистнул:

– Отец моего изначального тогда поставил на Гордона.

– Гордон был слабаком. Сидел на транквилизаторах. У него печень была больше, чем твоя задница.

– Отец моего хозяина ни черта не смыслил в боксе. Я всегда ставлю на урканцев.

– Один из них сейчас проломит тебе череп.

Мурк сделал несколько уклонов, качнулся из стороны в сторону и неожиданно нанес серию ударов по корпусу. Как будто выбивали матрац. Макс коротко охнул и, хватая ртом воздух, медленно стал оседать на пол. Некоторое время он не мог вздохнуть, затем, наконец, проглотил немножко кислорода и выдавил:

– Объявляю ничью.

– Теперь, клон, ты вытряхнешь из мешка все, что украл, а завтра на центральной площади тебе отрубят большие пальцы на руках, чтобы ты больше не смог воровать и отрежут яйца, чтобы ты не смог родить еще одного вора.

Макс захохотал. Смех быстро перешел в кашель.

– Живой? – Мурк наклонился над Максом и тут же получил удар ногой в лицо. Кость, украшавшая физиономию шамана, отлетела вместе с куском носа. Мурк ослеп от боли. Макс выхватил пистолет и навел его на противника.

– Я не люблю, когда меня называют клоном. Я – человек.

Самарин неожиданно для самого себя подскочил к нему и ударил ногой снизу вверх по его запястью. Макс выстрелил, но пуля, визжа от досады, ушла вверх.

Валун вздрогнул, и серый туман накрыл с головой всех троих.

Он снова был в космосе. Рубка незнакомого корабля. Надсадно ревущие двигатели. Видимо, шло торможение. Самарин потрогал рукой холодное кварцевое стекло иллюминатора. Там, снаружи, приближался голубой шар. Америка, Африка, Евразия… Самарин облегченно засмеялся. Все это было сном. Не существует никакого ВБС. Это просто затянувшийся кошмар. Транквилизаторы и прыжок через гиперпространство вывели его из нормального состояния. Приснится же такое. Радость поднималась в груди горячей волной. Домой.

Самарин открыл глаза. Шаман стоял на коленях, запрокинув окровавленное лицо. Макс лежал на полу. Пистолет валялся чуть поодаль. Сцена завершилась секунду назад, но Самарину казалось, что промелькнули столетия. Мурк улыбнулся ему.

– Иди.

Самарин повернулся на негнущихся ногах и побрел к выходу. Выйдя из пещеры, он с удивлением отметил, что уже светает.

38. НАЕМНИКИ

Майор Ле Горш не думал о смерти.

Он был довольно высоким светловолосым мужчиной. Бравый вояка, которого немного портили шрам от левого виска до подбородка, оторванное наполовину ухо, тысяча морщинок в уголках глаз и неприятный хрюкающий смех. Шрам создавал впечатление, что голова Ле Горша сделана из двух разных черепов. Женщины любили целовать этот шрам. Уродство всегда возбуждает. Но они любили самого Ле Горша не меньше, чем шрам. Дело в том, что он не думал о Смерти. А если не думать о Смерти, то все выглядит, как простая механическая работа. Как уборка мусора, к примеру.

Спусковой крючок приводит в движение ударный механизм, ударный механизм заставляет боек ударить по капсуле. От детонации происходит взрыв вещества, заключенного в капсюле, этот взрыв приводит к возгоранию пороха, газы, образующиеся при этом, выталкивают пулю из патрона, она продвигается по стволу, нарезка внутри ствола заставляет пулю вращаться, придавая ее полету более точную траекторию. Пуля летит, преодолевая воздушное пространство до тех пор, пока на ее пути не окажется человеческое тело. Пуля разрывает ткани, кромсает кровеносные сосуды, ломает кости и поселяется в жизненно важных органах. Она может себе это позволить, потому что высокая скорость полета увеличивает массу. Эту штуку открыл Эйнштейн. Никто так не благодарен Эйнштейну, как пуля. Она одна понимает глубину его мысли до самого конца. Конца человека. Ибо мертвая материя, проникнув в живую, не оставляет ей шанса. И никакие киллеры, хелперы, рекогнайзеры и супрессоры, призванные в человеческом организме бороться с чужаками и имеющие на своем счету тысячи уничтоженных врагов, не могут справиться с кусочком металла, чья масса меньше человеческой в 1000 раз. Все очень просто.

Майор Ле Горш не был жестоким. Наоборот, он слыл славным парнем (вот и женщины его любили). Но когда майор подходил к поверженному противнику и заглядывал в его глаза, он видел два мертвых зрачка. А еще он видел начинающий коченеть труп, и пуля в этом мертвом теле была столь же органичной, как кусок камня, торчащий из песка. Все правильно: если пуля попадает в человека, то он умирает. Что тут странного? Пуля есть пуля.

А человек есть человек. И он не думает о Смерти, надеясь, что если не думать о Смерти, то ее не будет. И Смерть не спешит застигнуть его врасплох. Она дает ему возможность подготовиться к встрече. И человек успевает спросить: «За что?» «За все!» – таков ответ. Смерть – наказание за рождение. За рождение уродца с четырьмя несуразными отростками и костяной сферой неправильной формы, в которой пульсирует злобная серая студенистая масса. Не было бы никакой Смерти, если бы пьяный Демиург не создал этого гомункула на страх всему живому. И даже Смерть не спасает от того, что этот гомункул распространяется, как зловонная жижа, в которую озорники бросили пачку дрожжей.

Именно по этой причине Ле Горш не думал о Смерти. А чего о ней думать? Когда она придет, думать уже не придется.

Ле Горш размышлял совсем о другом. Предстояло много простой, механической работы. Судя по размаху затеваемой экспедиции… Недавно он встречался с Сигизмундом Трэшем. Отметил его проницательный взгляд и энергию. «Этот штатский может командовать» – подумал тогда Ле Горш.

Майор смотрел на лагерь, который разбила его команда. Две тысячи человек, славные ребята, работают как часы. Это их работа, сейчас им нельзя расслабляться.

Ле Горш присел у походного костра, на его улыбке плясали языки огня. Поговаривали, что этот поход позволит каждому завязать. Маленькое бунгало на берегу океана, жена-мулатка, привезенная из дальних стран, огород, засеянный табаком…

Чушь все это. Наемника, как и проститутку, интересуют не деньги, а ремесло. Им нужна эта работа. Как летчик любой ценой не хочет уходить из авиации, как моряк отдаляет последний рейс. Каждый хочет остаться в своей стихии. Небо, море, любовь, война…

Ле Горш присел у костра. Солдаты, поболтав с ним из вежливости, разошлись, кто по палаткам – спать, кто на дежурство. Ле Горш жевал жесткое пережаренное мясо и улыбался. Запах костра успокаивал.

Он, конечно, слышал шаги, но не подал виду, что заметил приближение чужака – слишком был уверен в быстроте своей реакции и умении побеждать любого противника как один на один, так и в битве стратегических замыслов. Он лишь неспешно обернулся, приветствуя предполагаемого противника разоблачающей ухмылкой.

Перед ним стоял Сигизмунд Трэш. Штатский, умеющий командовать. Бывает и такое…

– Добрый вечер, – приветствовал его Трэш, брезгливо поглядывая на обуглившееся мясо. Цивилизованный дым от сигары бросился заигрывать с диким дымом костра.

– Уже ночь, полковник, – ответил Ле Горш и закурил трубку.

– Шутите, – не обратил внимания на иронию Трэш.

– Шучу, – легко согласился Ле Горш.

– Сожалею, что не могу поддержать легкую вечернюю пикировку. Хотелось бы сразу перейти к делу. Вы когда-нибудь хотели бы стать министром обороны?

– Хотел бы, – вздохнул Ле Горш, – если мы не можем потрепаться, может, имеет смысл просто упиться? Через пару дней такой возможности не представится.

– Мне нравится ваш трезвый взгляд на жизнь.

– Мне тоже.

Трэш угостил собеседника сигарой.

– О-о, настоящий «Виллур», – оценил Ле Горш.

– Ну, так как насчет министра обороны?

– Извините, – Ле Горш не спеша прикурил, – но мы штатский юмор не понимаем. Нам бы чего-нибудь позабористее.

– А я не шучу.

Ле Горш опустил сигару:

– Такое возможно, если мы объявим войну Системе. А это бред. Вы бредите?

Он внимательно осмотрел Трэша:

– Нет, вы не бредите.

Ле Горш вскочил. Конец партизанским вылазкам и бесконечному унизительному мародерству. Полнокровная война. Это – боевые приказы, единая униформа, тактические занятия в блиндажах, освещенных свечой, сделанной из патрона снаряда. Это – война.

Он кивнул сам себе, глубоко затянулся и выпустил вверх тонкую струю густого белого, словно пена для бритья, дыма.

– Мы все умрем.

– Только не мы, – разуверил его Трэш, тронув для вящей убедительности за плечо. – Мы победим.

– Так говорил Таганика перед сражением в Диком ущелье. Его разорвало на клочки кумулятивным снарядом. А он был лучшим стратегом на Западе, единственным, кого боялись урканцы.

– Его лозунги были непонятны людям. Роза и крест, романтическая чушь. Тем более, когда это было…

– Двадцать лет назад… – Ле Горш снова затянулся. – Кто бы мог подумать, что великого полководца разобьют резервисты-клоны?!

– Дюдвиг Оби благодаря этому стал президентом ВБС.

– Мразь, – сплюнул сквозь зубы Ле Горш, – нечеловек. Мы поставили себя вне закона только из преданности полковнику. Он был для нас воплощением чести, а теперь мы продаем свое мясо за деньги.

– У вас, Ле Горш, появилась прекрасная возможность не только отомстить за свои обиды. Я прекрасно понимаю, что месть – занятие для плебеев. А вы – офицер и джентльмен. Для вас важно вернуть себе репутацию и положение в обществе. Я думаю, что эта задача вам по плечу.

Ле Горш покраснел, вытер платком дубленую кожу шеи и выбросил окурок сигары в костер.

Честь… Тогда, в Диком ущелье, когда полковник, а точнее тысячи его частей взлетели в серое небо, у него было только одно желание: застрелиться или рубануть лазерным лучом себе по горлу – вжик, и только полоска запекшейся крови… Но он не мог этого сделать, потому что обе его руки были прострелены. Он истекал кровью, как порванный садовый шланг. Товарищи подхватили его на руки и унесли, а через неделю он очнулся уже наемником. И вот теперь этот неприятный во всех отношениях штатский заставил его вспомнить, как приятна холодность сукна, из которого только что пошита новенькая военная форма, как здорово сдерживать себя от желания погладить бугристую поверхность шеврона. Нет, это – безумие.

– Нет, это – безумие, – почти крикнул Ле Горш, – даже полковник не смог, а полковник был великим человеком.

– Полковник Таганика, – вкрадчиво начал Трэш, – был и остается лучшим полководцем в истории Аквилона…

Ле Горш вскинул подбородок, смерив Трэша подозрительным взглядом, как бы пытаясь уличить его в скрытой иронии.

… но, – продолжал Трэш, – для того чтобы победить Систему, нужно нечто большее, чем военный талант. У меня в распоряжении есть такие сведения, которые взорвут Систему изнутри, как только я доведу их до широкой общественности.

– Ого, это попахивает тотальной пропагандой, – Ле Горш продолжал оставаться воякой.

– Пусть это будет называться пропагандой, я не против, – терпеливо согласился Сигизмунд Трэш, – хотя точнее было бы назвать это моментом истины.

Ле Горш поверил.

– И все-таки, моих двух тысяч явно не хватит даже для начала. Так, небольшой набег…

– Вся армия Уркана идет с нами. А также наминийцы.

– Наминийцы – сброд. А вот Уркан – это серьезно…

Ле Горш поднял голову и увидел огненного змея, ползущего со склона далекого отрога. Мириады огней катились вниз.

– Горцы! – воскликнул он и вскочил с места.

– Война! Настоящая война! Чтобы ты там ни молол о пропаганде, бледнолицый.

– У вас найдется походный станок для печатания листовок? – улыбаясь, спросил Трэш.

– У нас полный комплект всего, что необходимо для настоящей войны!

– Прекрасно.

Лагерь внезапно ожил. Дежурный отдавал приказы, куда-то неслись вестовые. Небольшой отряд наемников из Ароппы превращался в армию. Всю ночь подходили новые и новые отряды.

Наминийцы с острыми жиденькими бороденками, с телами, намазанными маслом; варийцы, верящие, что амулет может защитить от бластера; ушуги, поедающие тела своих врагов; трабийцы, лучшие в мире стрелки и, конечно, горные урканцы, для которых позором считается смерть от старости. Эти последние шли, построившись в идеальный походный порядок, высокорослые, с гордо поднятыми подбородками, они шли к славе. Великий Уркан Родоначальник ждал их в Небесных джунглях для последней охоты на Красных демонов.

Рядом с каждым взрослым горцем шагал юноша. В ночь перед битвой воины сделают своих миньонов мужчинами, вобрав в себя энергию и неутомимость юности. Может, кому-то этот обычай и казался обыкновенным извращением, но высказать свои сомнения в лицо урканцу решались не многие. В основном те, кто решил распрощаться с серым небом Аквилона.

В руках у горцев поблескивали новенькие бластеры, вызывавшие зависть даже у наемников ле Горша. Трэш мысленно поблагодарил Этла за оперативность.

Уже рано утром, грохоча и кроша каменистую почву, подошли танки, выкрашенные в болотный цвет. Это была последняя модель – ТХ-30. Самонаводящиеся орудия, электрические турели, зенитные комплексы и плоские башни с тупыми носами, круговой обзор и скорость хода до двухсот километров в час. Броня, способная выдержать ядерный взрыв. Танки шли колонной, состоящей из звеньев по три единицы в каждой.

Между боевыми машинами с диким улюлюканьем скакали на низкорослых горных лошадках наминийцы. Они размахивали знаменами, украшенными изображениями драконов и доисторических лапукосов, которые, как говорят, достигали трех метров в длину и имели внушительные саблезубые клыки.

К вечеру, когда солнце уже начало скрываться за горизонт, армия выстроилась в боевой порядок.

Трэшу подвели огромного белого слона с шестью бивнями, загнутыми вниз. Ординарцы помогли Сигизмунду взобраться в небольшую, но уютную башенку. Внутри был пульт управления, снабженный новейшими средствами связи, мини-кухня и мощный кондиционер.

Поход начался.

39. СИСТЕМНЫЙ КРИЗИС

Окно было распахнуто. Наверное, впервые за последние семнадцать лет. Бумаги плясали на столе, радуясь внезапной вседозволенности. Спилмен Раш оглядел кабинет. Все было на месте, за исключением хозяина. Людвиг Оби исчез. Исчез так же незаметно, как в свое время появился в высших эшелонах ВБС. «Сбежал! Сбежал?»

Спилмен Раш прошел в туалетную комнату. Никаких следов. Раш посмотрел в зеркало. На него глянуло растерянное лицо. Седые виски усиливали ощущение безнадежности. Привычный мир рушился. И рушился с какой-то внезапной стремительностью. Как будто не было тысячелетних усилий по созданию самой совершенной Системы в галактике. Труд поколений исчезал за считанные часы.

Людвиг Оби, перед которым трепетал весь Аквилон, именем которого урканцы пугали детей, сбежал. Куда? Каким образом?

Дежурный зафиксировал в вахтенном журнале приход Оби на рабочее место в 7.30 утра. Никаких записей о том, что президент покидал Центральный офис ВБС, не было. Все подразделения ВБС на запросы о местонахождении своего шефа ничего вразумительного ответить не могли. Людвиг Оби растворился, не оставив даже осадка.

Спилмен Раш досконально знал все выходы из здания. Тщательное расследование не дало никаких результатов. Людвиг Оби не пользовался ни одним из «аварийных туннелей». Он вошел и исчез.

Спилмен Раш вернулся в кабинет. Закрыл окно. Сквозняк исчез, и бумаги с недовольным шорохом плавно вернулись на свои места.

Раш осторожно сел в кресло своего шефа. Испуганно покосился по сторонам, как бы опасаясь, что кто-нибудь (сам Людвиг Оби!) может увидеть это святотатство. Взгляд его упал на небольшой листок, уголки которого несли следы конторского клея. Листок был явно сорван с забора или стены. Спилмен Раш глянул на заголовок и покраснел до корней волос. Агенты, конечно, донесли ему об этой странной листовке, расклеенной практически по всей Системе.

Эксперты уже установили, что отпечатана она была в наминийской типографии, а в Систему проникла, скорее всего, из Уркана. Все эти факты служили неоспоримым доказательством, что листовка – грязная фальшивка. Любой эксперт подписался бы под таким определением не задумываясь. Все правильно. За исключением одного маленького штриха. Но этот малыш поднял в душе Спилмена Раша настоящий торнадо, который стер последние крупицы самообладания и надежды. Текст. Текст был подлинным. О его существовании знали немногие. От силы десять-пятнадцать человек. Даже Спилмену Рашу не дозволялось знать о нем. Здесь он превысил свои полномочия. Он превысил их тогда, когда был еще смел и дерзок, как молодой лапукос в брачный период… Вот только когда это было? Десять тысяч лет назад…

Крупный (72-й кегль) шрифт заголовка буквально кричал:

«МАНИФЕСТ КЛОНОВ СИСТЕМЫ»

Мы – клоны. На самом деле мы давно правим миром.

Нашему приходу к власти способствовали разные факторы. И прежде всего – процветание «клонопиратства».

С другой стороны, человечество слишком старо. Ему нужна свежая кровь.

Новая эра грядет!

Клоны сдают за людей экзамены, пишут рефераты, контрольные, диссертации, служат в армии, посещают скучные рауты и приемы, заменяют руководителей на переговорах в целях безопасности.

В этом манифесте мы сознательно противопоставляем себя людям. Мы – не люди.

Мы совершеннее любого человека.

В чем на самом деле разница между копией и оригиналом? Она заключается в мифе превосходства оригинала. Таково всеобщее заблуждение, основа которого заключается в линейном восприятии времени. Человек изначально осознает, что копия сделана позже оригинала. Однако никаких реальных преимуществ того, что он возник раньше копии, оригинал не имеет. Поэтому все дальнейшие выводы о том, что каждая копия чуть проигрывает в качестве, искажая первоначальный замысел, – всего лишь наивные оправдания мифа о превосходстве оригинала. В пример часто приводится лицензионная видеокассета, с которой делаются копии. Действительно, качество изображения и звука становится хуже. Однако в данном случае происходит элементарная подмена объекта. Качество становится хуже именно у изображения и звука, содержание же фильма, сюжетные ходы и игра актеров остаются совершенно идентичными. Ведь мы говорим о копии картины, а не картинки.

Более того, довольно быстро были созданы технологии (новое поколение ксероксов, цифровая обработка и пр.), позволяющие и картинку копии делать выше качеством, чем оригинала. Таким образом, кстати, реанимируются старые фильмы. Именно так появляются многочисленные римейки музыкальных композиций прошлых лет.

То же самое происходит с изготовлением фальшивых денег. Фальшивой купюра считается в том случае, если она имеет хотя бы одно различие с установленным образцом. А если таковых различий нет? Как было, например, с Ником Бухаром, получившим пожизненное заключение. Он воссоздал у себя в сарае весь процесс изготовления казначейских билетов. Стоталлеровые купюры, изготовленые этим народным умельцем, полностью совпадали с аналогичными Центрального Банка Системы. По сути, он изготовлял настоящие деньги. Даже химический состав бумаги и красителей полностью соответствовали «оригинальным», не говоря уже о такой мелочи, как магнитная полоса. Но в тюрьму он все-таки сел. Вся разница между его деньгами и деньгами государственными заключалась лишь в месте изготовления – Центральный монетный двор или сарай. В этом соль. Кто имеет лицензию на изготовление, тот имеет и право называть продукт оригиналом.

Очень часто оригинал может значительно уступать по своим свойствам копии. К примеру, поддельный смарт, изготовленный в подпольном цеху, по своим качествам зачастую превосходит настоящий, сделанный на большом заводе, где всем процессом заправляет шайка банальных несунов, которые не доливают, не докладывают и не додерживают.

Для чего человек стремится различать копию и оригинал? Во-первых, как мы уже частично отметили, из-за тщеславия: «original blend», эксклюзив и т.д., и т.д. Сюда же следует отнести возню с авторскими правами («Это я придумал, я!!! А он только повторяет!!!»). Во-вторых, из-за шизофренической потребности все упорядочивать в пространстве и времени: «это – белое, а это – черное», «это – сначала, а это – потом», «так принято, а так – нет». Все это от присущего человеку страха перед хаосом жизни. «Я представил себе, что порядок вещей в мире именно таков, и даже если на самом деле все совершенно не так, мой порядок – это все-таки порядок, а в порядке, пусть и неправильном, жить легче, чем в беспорядке».

Говоря коротко, разница между копией и оригиналом это есть всего лишь предрассудок, рожденный человеческим воображением и человеческим стремлением к всякого рода приоритетам. Сравни: «Я первым спал с этой девушкой, тебе она досталась уже не девушкой». То есть, в сущности, не оригиналом, а неким объектом, лишенным части своих изначальных качеств – своеобразной копией. При этом не учитывается, что девушка приобрела определенный сексуальный опыт и стала гораздо искушенней в любви, с ней не будет морально-этических и нравственных проблем, связанных с актом дефлорации.

Естественно, тупое стремление к приоритетам, к чему-то более раннему. Например, к антиквариату: «Это – подлинник, потому что он сделан в 12 веке, а это – современная копия». На самом деле «антик»– это ржавая потертая железка, презренная же копия – сплошь точеные формы и ни единой царапины.

Многие интуитивно понимают, что здесь что-то не так. Им это подсказывает их собственный жизненный опыт. Первый раз всегда дается гораздо труднее. Оттого и вещь, сделанная раньше, как правило, хуже. Вторая попытка более удачна. Отсюда и поговорка: «Первый блин комом».

Более правильным следует считать оригинал не оригиналом, а прототипом или, выражаясь литературно, пробой пера.

Есть подозрения, что и наш мир не «оригинален». Это всего лишь замысел, каприз художника, модель для чего-то более совершенного. А может быть, одна из вариаций на заданную тему, промежуточное звено в цепи какого-то поиска идеальных форм. Эта мысль внушает некоторую призрачную надежду, что есть лучшие миры, но нет самого лучшего. Ибо процесс изготовления копий вечен, по крайней мере, в тех временных пределах, которые может постигнуть наш разум.

И мы, как более совершенный вид Homo Sapiens, понимаем всю ответственность возложенной на нас миссии по осуществлению дальнейшего прогресса.

Мы – образ, но не подобие.

Пусть человечество пока еще не готово принять действительность таковой, какова она есть. Но новая эра грядет.

Нет предела совершенству.

Остановим вырождение изначальных!

Тайный Комитет Управления Системой

Председатель Комитета Людвиг Оби

Спилмен Раш не сомневался, что манифест клонов отпечатан и распространен на деньги Сигизмунда Трэша. Каким-то образом этому ублюдку удалось спрятать часть своих активов в Уркане, король которого был его приятелем по университету в Витерсберге (Ароппа). Как ему удалось улизнуть? Как Харперу удалось украсть самые страшные тайны ВБС (в том числе, видимо, и текст манифеста)? Предатель? Кто?

Мир рушился. Людмиг Оби оказался не таким уж страшным. Он сбежал. Сдался. Все сдались.

В МБР считают, что ВБС – колосс на глиняных ногах. Теперь они повсюду трубят, что ВБС скрыл от общественности ускоренное клонирование. По Системе упорно распространяются слухи о том, что в Карфаген отправляли не только клонов, но и изначальных. И все это случилось за какую-то неделю. Отдел контрпропаганды ВБС не успел среагировать на этот мощный выброс информации. А чего еще ждать от подразделения, которое возглавляет бывший шоумэн? Вершина его карьеры – реклама стирального порошка.

Армия Уркана и наемники Трэша приближались к границе Системы. Надеяться можно было только на гвардейцев ВБС. Но этого слишком мало для защиты границы.

МБР выписало ордера на арест всего руководства ВБС. Их части и несколько дивизий регулярной армии движутся к Сити-Тауну. Спилмен Раш объявлен государственным преступником.

Спилмен Раш подошел к окну, выглянул во двор. Там внизу бегали маленькие муравьи, урчали игрушечные машинки, закутавшиеся в брезент защитного цвета. По асфальту в поисках хозяина метался мусор. Даже сквозь бронированное стекло были слышны отрывистые истеричные команды. От людей, суетившихся внизу, поднимались еле уловимые пары растерянности и страха.

Мир рушился.

Спилмен Раш усмехнулся, сложив руки за спиной. Есть еще резервы. Он позаботился об этом. Людвиг Оби, толстый, невысокий человек, все время носивший очки «орлиный глаз», обожавший пурпурную перевязь со значком «Почетный гражданин Аквилона», оказался самовлюбленным напыщенным чиновником, для которого груз Великой Цели оказался непосильным. Раш снова усмехнулся. Людиг Оби – за бортом. Пришла пора для тяжелой, но необходимой работы. Они думают, что ВБС – колосс на глиняных ногах. Да, он может упасть. И он упадет, обрушится на вас всей своей мощью.

Раш подошел к столу. Нажал на кнопку селектора. Ему ответил невнятный голос Арса Коэна.

– Арс, как продвигается рост?

– Уже готово четыре тысячи. Хорошо, что под рукой оказалась свежая матрица этого толланца. Ребята на удивление быстро проходят обучение.

– Закладывайте ускоренную программу. Достаточен минимальный набор функций.

– Но… это чревато непредсказуемыми последствиями.

– Выполняйте.

– Есть.

– Запустите параллельно второй криогенный пункт. Подготовленных немедленно перебрасывайте в район Оз. Задействуйте для этого все грузовые индикары. Штурмовые индикары отправьте на бомбардировку Салехома.

– Это война, сэр?

Кнопка утонула в панели. Вот так. Они думали, мы тут от страха в штаны наложили.

– Эти действия бессмысленны, Спилмен.

Раш резко обернулся, не заметив, как в его руке оказался дамский бластер «Урина» (восемь зарядов, замаскирован под губную помаду).

В дверях стоял Людвиг Оби.

40. ПАДЕНИЕ СИТИ-ТАУНА

Никто из руководства МБР не верил в успех. Но в глубине души теплилась надежда. Они замышляли операцию против всесильного ВБС давно. С ужасом, с трясущимися поджилками, но с полной уверенностью в своей правоте. Безопасность Системы давно висела на волоске в результате преступной деятельности ВБС. Отступать было некуда. Когда практически единственная надежда пропала в недрах Карфагена (а звали ее Эдвард Шур), начальник Канцелярии был готов пустить себе пулю в лоб.

Теперь же положение в корне изменилось. Население Системы бурлило. Безграничная, казалось, вера в ВБС трещала по швам. Именно гнева масс опасался начальник Канцелярии Ван Дуум. Смута всегда опасна. Этим могут воспользоваться политиканы Ароппы, чтобы перехватить инициативу в борьбе за гегемонию над Аквилоном. Вновь поднимутся старые дискуссии о контроле клонирования.

Черный бронированный «Капс», хоть и был оснащен кондиционером, не позволял Ван Дууму чувствовать себя уютно. Титановый гроб на воздушной подушке.

Колонна спецподразделений МБР и трех дивизий регулярных войск приблизилась к границам Отдельного округа Сити-Таун. Дальше начинались владения ВБС – государства в государстве. Регулировщик в красной форме, стоявший на главном шоссе, поднял жезл. Жезл слегка подрагивал. Регулировщика было несложно понять. Он стоял один против огромной, тысячеголовой, закованной в броню махины. По его щеке в панике пробежала капелька пота. Огромные очки тревожно блестели. Колонна замерла. Мириады пылинок бесшумным десантом опускались на землю. Солнце выглядело равнодушным.

Ван Дуум нехотя выбрался из «Капса» и подошел к регулировщику. Он достал жетон МБР из кармана и протянул его регулировщику. Регулировщик коротко взглянул на жетон и, не опуская жезла, покачал головой:

– Проезд временно закрыт, сэр.

Из-под очков пот лил уже в три ручья.

– Мы прибыли для задержания лиц, подозреваемых в государственном преступлении.

Голос Ван Дуума вибрировал. Глаза были прикованы к жезлу.

– Это частные владения, сэр.

– Мы будем вынуждены применить силу.

Регулировщик молча нажал большим пальцем на кнопку у основания жезла. В ту же секунду из-за холмов вылетели легкие катера со стрелками. Завыли сирены, защелкали затворы.

Регулировщик сделал шаг назад. Он не хотел умирать.

Ван Дуум бросился к «Капсу». Теперь завыли сирены спецподразделений МБР. Бесплотные, словно тени, заскользили между «Капсами» ракетчики. Несколько шумных вздохов, и белые дорожки побежали к катерам ВБС, которые тут же бросились врассыпную. Их преследовали грохочущие вспышки огня. Один из катеров перевернуло взрывной волной, он закружился в воздухе, разбрасывая людей. Мелко защелкали бластеры. Катера ВБС скрылись за холмами так же внезапно, как и появились. На месте регулировщика зияла аккуратная воронка, по краям которой валялись обгоревшие клочки униформы.

Над танками выросли радарные установки. Самоходные бульдозеры выстроились в шеренгу и начали двигать землю. Колонна занимала позицию.

В небе появились беспилотные индикары ВБС. Их электронные пушки нацелились на радары. Застрекотали электрические турели.

Ван Дуум хмуро разглядывал карту, которую ему принес начальник штаба, молодой кригс-майор, фамилии которого он не помнил.

– Разведка сообщает, что из города только что вышла колонна в тридцать автомашин в сопровождении четырех «Орлов». Похоже, они отступают?

– Кто угодно, только не Людвиг Оби.

– Отвлекающий маневр? – Молодой кригс-майор пытался вести себя солидно, но даже невооруженным глазом было заметно, как он сдерживает себя, чтобы не умчаться тут же в свою палатку и примерить погоны маршала.

– В какую сторону направляется колонна?

– На Восток, сэр.

– В округ Оз…

Они двигаются в округ Оз! Наперерез урканской армии. Они считают, что опасность с Востока для них важнее.

– Кригс-майор, передайте всем командирам подразделений: колонне не препятствовать. Пусть дерутся с Урканом. Нам это выгодно. Не знаю пока, что задумал Людвиг Оби, но…

– Сэр, почему мы не стали атаковать Сити-Таун на марше? У нас ведь очевидное преимущество. А теперь у противника появилось время создать глубокую эшелонированную оборону. Да они каждый дом в городе могут превратить в крепость. Мы рискуем потерять много людей.

– Да, мы действительно потеряем много людей. Будем надеяться, что вы останетесь живы. Вы еще так молоды. Если ВБС победит, а пока он всегда побеждал, вы можете сказать, что действовали по принуждению. Я не буду считать это предательством.

Кригс-майор победоносно улыбнулся и наклонился к самому уху Ван Дуума:

– На этот случай у меня есть дрема. Я достал ее в Дарле. Полграмма – и вечный покой. Нас победит только смерть!

Последняя фраза из клятвы агента МБР отвлекли Ван Дуума от владеющего им уже несколько дней предчувствия катастрофы.

– Значит, так теперь уходит в Большую отставку новое поколение офицеров?

Ван Дуум с интересом разглядывал покрасневшего кригс-майора. Надо же, он-то думал, что времена Большой отставки остались в далеком прошлом.

– С помощью дремы?

Был период, когда Большая отставка обладала огромной популярностью в офицерской среде. Умение легко расстаться с жизнью являлось знаком принадлежности к военной касте, в отличие от трусливых штатских, цепляющихся за этот мир даже ценой предательства и унижения. Дошло до того, что в Большую отставку стали уходить по самым ничтожным поводам. Офицеры, оканчивая училище, на тайных собраниях приносили клятву, что уйдут в Большую отставку, если к такому-то сроку не получат такого-то звания или определенную награду. Самым распространенным поводом было неучастие в боевых действиях до тридцати пяти лет. Система очень быстро превратилась в страну офицерских вдов. Несмотря на это, служба в армии, МБР и пограничной охране считалась весьма престижной, и в военные училища были самые большие конкурсы. Со временем ситуация стала критической, и в военный устав был внесенный пункт, запрещающий самоубийство в мирное время. Правда, это не мешало старшим офицерам смотреть на Большую отставку сквозь пальцы. Да и какие санкции можно было применить к мертвецу за нарушение устава? Иногда наказывали так называемых Сопровождающих или Секундантов Смерти. Как правило, это были двое-трое самых близких друзей «отставника», которые должны были совершить последний ритуал: вложить оружие в руку, если оно выпадет, открыть глаза, если они закроются, отдать честь и отсалютовать. Все эти мелочи были призваны повторить обычную процедуру, исполняемую при похоронах любого офицера. Когда-то под малый трибунал попал и Ван Дуум. Тогда ему и пришлось перевестись из армейской разведки в МБР.

– Понимаете, убивать себя из бластера считается неэстетичным. Запах паленого мяса…

– В мое время использовали табельный пистолет.

– Так можно запачкать форму. В Большую отставку принято уходить в парадном мундире.

– Тоже неэстетично?

– Кровь плохо отстирывается…

– А дрема, значит, эстетичнее? Офицер уходит из жизни как наркоман-отшельник. Мда-а… Мой лучший друг Хог Самен застрелился из «Вервольфа», когда проиграл штабные учения «Атака клонов» маршалу из ВБС. Кстати, это был Людвиг Оби. Уходить в отставку у нас было принято в полевой форме. А кровь на полевой форме естественна и органична. Полевая форма для того и создана, чтобы пачкать ее кровью. А не атакуем мы на марше потому, что у нас нет достаточных оснований для ареста Людвига Оби и Спилмена Раша.

Кригс-майор удивленно вскинул брови:

– Тогда почему мы здесь? Это военный переворот?

– ВБС – не правительство. Его нельзя свергнуть. Просто агент, который должен был добыть доказательства, пропал в Карфагене. Другой очень важный источник сообщил нам, что группа, с которой передвигался некоторое время наш агент, прорвалась в Уркан. Возможно, он жив, а возможно, и нет. Только он может предоставить нам достаточные основания для ареста руководства ВБС.

– А листовка?

– По поводу листовки мы можем потребовать лишь объяснения в официальном порядке. Ответ на запрос предугадать несложно: «Это фальшивка, к которой мы не имеем никакого отношения. Готовы оказать всемерную помощь в поисках ее изготовителя».

– А другой источник?

– С ним контактировал непосредственно наш агент. Мы не имеем на него никаких выходов. Операция проходила под грифом «ZZ».

Кригс-майор присвистнул.

– Дела…

– Иногда я жалею о том, что такой гриф вообще существует. Если бы информация вовремя ушла в общество, может, сейчас все не висело бы на таком тоненьком волоске…

– А если бы возникла паника, хаос, гражданская война?

– Ты думаешь, сейчас всего этого не возникнет?

– Не возникнет.

Ван Дуум и кригс-майор обернулись. Проход палатки заслоняла фигура человека.

– Шур! – воскликнул Ван Дуум и вскочил на ноги, выронив карту.

Черный силуэт сделал шаг вперед. Эдвард Шур улыбался. Спутанные выгоревшие волосы отливали недавно появившейся сединой. Агент выглядел постаревшим, усталым, но счастливым.

– Еле до вас добрался, – вздохнул он, присаживаясь на раскладной брезентовый стул. Палатка наполнилась запахами одеколона «Уникс» и смарта. Глаза Шура лучились, как два пальчиковых фонарика.

– Я готов к докладу, сэр, – отрапортовал Эдвард Шур и покосился на кригс-майора, – кто это?

– Новый начальник штаба.

– Допуск к делопроизводству Канцелярии?

– Не беспокойся.

– Хорошо. Я вижу, вы начали без меня.

– Это вы начали, Шур. Вы и Трэш. Мы разрываемся на части. Правительство Системы в панике. Как мы должны реагировать на вторжение из Уркана? Это же война! Ты можешь объяснить, что происходит?

– Трэш воюет не с Системой, а с ВБС.

– А причем здесь Уркан?

– Он просто их нанял.

– Если мы арестуем руководство ВБС, он остановит свои войска?

– Не знаю, сэр. По идее, должен. С другой стороны, вы же знаете наемников, они не могут без грабежей. Будем надеяться на благоразумие Трэша, хотя за последний месяц я имел множество поводов сомневаться в его вменяемости.

Ван Дуум в возбуждении метался по палатке, задевая рано начавшей лысеть головой о матерчатый потолок. Кригс-майор во все глаза смотрел на Эдварда Шура, человека, который выбрался живым из Карфагена и, судя по всему, сумел завербовать важную шишку из ВБС.

– Ладно, давай по порядку, – наконец успокоился Дуум.

Шур привычным движением извлек из кармана «глушилку» и провел ею вокруг себя, проверяя наличие «жучков». Начальник Канцелярии нетерпеливо поморщился.

– В этом нет нужды, Шур. Вся позиция накрыта электронным щитом, создающим помехи.

– С ВБС никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Одному дьяволу известно, что они напридумывали в своих секретных лабораториях.

– Как Харперу удалось украсть у ВБС технологию ускоренного клонирования?

– Украл, собственно, не Харпер, а Соммерсет Гид, который и передал разработки Харперу. А Харпер поделился секретом с Трэшем. И, кстати, Гид украл не только ускоренное, но и скрытое клонирование.

– Это что еще за дрянь!?

– Это когда клону передаются внутренние качества одного объекта, а внешние – от другого. Так, Трэш купил лицензию на Айзию Томаса, а на самом деле это был Майкл Джордан. Можно клонировать, например, Пола Ньюмэна с голосом Паваротти.

– Это задокументировано? Соммерсет Гид готов выступить в суде?

– Насчет Гида пока не уверен, хотя если предложить ему пост президента ВБС… А документы… Вот они.

Шур вытащил из-за пазухи увесистую пачку тонких листов, испещренных формулами.

– Здесь, кстати, и оригинал манифеста клонов.

– Так значит, заговор клонов все-таки существует?! – Ахнул кригс-майор.

– Да, сынок, – ответил Шур, – Карфаген закрывать еще рано.

– Но ВБС всегда боролся против заговора клонов. Почему?

– Обычная игра, отвлечение внимания. Кроме того, ВБС использовало истерию с заговором клонов в целях устранения лиц, занимающих в Системе высокое положение. С помощью ускоренного клонирования изготовлялись дубликаты, затем изначальные обвинялись в захвате личности и отправлялись в Карфаген. Их место занимали клоны. Финансовых воротил устраняли, чтобы завладеть их капиталами, политиков – чтобы прибрать к рукам ключевые посты. Они действительно правили миром. В течение тысячи лет шло уничтожение изначальных.

На мгновение воцарилась тишина. Шур и Дуум, повинуясь какому-то тайному инстинкту, не покидающему профессионального разведчика ни на минуту, невольно посмотрели на кригс-майора. В ответ на них глянуло два дульных отверстия. Книгс-майор держал в руках пару отливающих хромом «Сон-2». Тонкие стволы диаметром не толще спички выглядели игрушечными. Но улыбку они могли вызвать лишь у человека некомпетентного.

– Здесь две лошадиные дозы дремы. Именно так сегодня принято уходить в Большую отставку. Я буду вашим Сопровождающим. Два высших офицера МБР ушли из жизни, осознав, что встали на преступный путь помощи врагам суверенной Системы. Зря вы связались с клонами, господа. Мне искренне жаль, что в МБР больше никогда не будет таких профессионалов, как вы. Покойтесь с миром.

При этих словах Ван Дуум и Эдвард Шур нырнули в разные стороны. Начальник Канцелярии врезался в брезентовую стену палатки и, спружинив, отлетел назад. Выстрел растекся по материи желтым пятном.

Шур за короткое время полета успел выхватить походный нож. Стремительным движением, еще не успев приземлиться, он выбросил вперед руку и распорол ткань. Миллисекунда, и Шур оказался снаружи. Вслед за ним через образовавшуюся щель вылетела желтая ампула. Она задела размахрившиеся края разреза и разлетелась миллионами брызг, заляпавших лицо Шура, который как раз изготовился к стрельбе с колена. Этот кригс-майор стрелял очень быстро. Четыре выстрела за секунду. И все очень точны. Если бы мишени не находились в разных углах…

…Шур перекатился через голову, встал на одно колено. В руках сверкнул многозарядный «Охотник». Четырнадцать пуль изорвали палатку в клочья.

Голова Шура осторожно просунулась сквозь дыру в палатке. Он щурился, стараясь разглядеть происходящее через сизую пороховую завесу. Кригс-майор лежал на документах. Он хрипел. Его руки судорожно сжимали две раны на груди. Превозмогая боль, он пытался выдавить как можно больше крови, чтобы испортить тонкие листы. Стоявший на четвереньках Дуум старался оттащить его за ноги.

– У меня есть дубликаты, – сказал Шур и выстрелил кригс-майору в голову.

– Ты чуть не убил меня, – взвизгнул Дуум, инстинктивно отшатнувшись от кригс-майора.

– Ты был в положении заложника. А первое правило заложника при штурме: ляг и не отсвечивай.

Ван Дуум привел дыхание в норму и взглянул на изуродованное тело кригс-майора.

– У него были такие отличные рекомендации…

– Представляешь, сколько их еще повсюду?

Ван Дуум подошел к полевой рации, стоявшей в углу того, что еще несколько секунд назад было отличной полевой палаткой. Он осмотрел агрегат и, не найдя повреждений, удовлетворенно хмыкнул. Покрутил ручку настройки. Воздух наполнился таинственными шумами эфира. Что-то хрустело и шуршало. Наконец, послышался голос, привыкший подчиняться:

– Маверикс на связи.

– Полный подъем, – скомандовал Дуум.

И в ту же секунду раздался рев тысяч двигателей. В небо взмыли десантные индикары. Легкие танки веером разбегались по холмам. «Капсы», забитые оперативниками ВБС, выстраивались под прикрытием батальона тяжелых танков. Наступление на Сити-Таун началось.

– Наш план прост, – на ходу рассказывал Дуум Шуру, – выбрасываем несколько десантов в город. Они захватывают космовокзал, центральный банк и криогенный завод. Удерживая эти объекты, сковывают тем самым силы противника. В это время основные силы входят тремя колоннами в город. Численное преимущество позволит нам, я надеюсь, провести операцию быстро и бескровно.

Они не успели дойти до штабного «Капса» Ван Дуума, когда возле них на аэроцикле затормозил адъютант.

– Сэр, десант выброшен и занял объекты согласно боевому приказу.

– Отлично.

– Но… сэр.

– Что?!

– Противника нет.

– Как нет?!

В глазах Дуума пролетел экспресс, унося с собой вереницы вагонов-догадок.

– Это ловушка! Они заминировали город, – закричал Шур. – Остановите войска!

Ван Дуум запрыгнул в «Капс» и, еще не успев опуститься в кресло, защелкал тумблерами на пульте связи.

– Всем командирам подразделений, – орал он в микрофон, – стоп. Всем – стоп! Поздно, – сказал он, повернувшись к Шуру, – войска уже в городе.

На мгновение они замерли, как бы прислушиваясь – не рванет ли? Нет. Только грохот и лязг боевой техники.

Дуум вытер платком шею.

– Да нет, вряд ли они будут взрывать город. В конце концов, это же не война. Это всего лишь арест. В ВБС отличные адвокаты…

Дуум тронул водителя за плечо:

– К офису ВБС.

Струи сжатого воздуха ударили в землю, подняв облако пыли. Машина заскользила, поднявшись на полтора метра ввысь. Они летели, огибая грузовые автомобили, тяжелые танки и другие «Капсы». Военные отдавали им честь.

Через пятнадцать минут штабной «Капс» плавно опустился перед парадным входом центрального офиса ВБС. Шур и Дуум вылезли наружу и остановились, задрав головы перед огромным бревенчатым монстром. Ни одному из них не доводилось бывать внутри этого здания.

Их размышление прервал рев аэроцикла уже знакомого ординарца.

– Ну? – обернулся Дуум.

– Противник, сэр, – бесстрастно доложил адъютант.

– Не понял…

– Противник обнаружен, сэр.

– Где?

Дуум в растерянности посмотрел на Шура.

– Везде, сэр.

– Мы… окружены? Это засада?

Дуум озирался по сторонам. Шур отступил к стене офиса ВБС, инстинктивно стараясь попасть в мертвую зону на случай, если их попытаются пристрелить из окон.

– Они сдаются, сэр.

– Что ж ты… – Дуум раздраженно махнул рукой. Шур расслабился, но «Охотника» в кобуру убирать не стал. Он толкнул массивную дубовую дверь и вошел в здание. Дуум поспешил за ним.

Все контрольные пункты были пусты, двери не заперты. Они беспрепятственно добрались до сердца ВБС – кабинета его президента. Дверь была распахнута. Из кабинета гонимый ветром вылетел листок. Дуум и Шур осторожно зашли. В приемной на месте секретарши сидел Людвиг Оби и улыбался. У окна стоял немного взъерошенный Спилмен Раш.

Людвиг Оби почти прошептал, хрипло и возбужденно:

– Прекрасно, что вы пока только вдвоем и мы можем поговорить без протокола. Присаживайтесь. Хотите минеральной воды? Холодная.

41. БЕЛЫЙ СЛОН

Его уверяли, что это животное очень спокойное и покладистое. Так надо, говорили они. Для наминийцев и урканцев белый слон – символ чего-то там такого, что поднимает их боевой дух. Если он не сядет на слона, его не признают вождем и тому подобное. Трэш с опаской приблизился к слону-альбиносу, большому белому пятну на фоне серого, пасмурного неба. Слон смотрел понимающе. Он покряхтел и встал на одно колено, приглашая Трэша садиться. Так начался его поход. Поход против ВБС.

– Ну район Оз мы еще в силах захватить. Даже если ВБС бросит сюда все свои силы. Всех этих «ласточек», «орлов» и «скунсов». Это спецподразделения, но это не армия. А дальше? Система вряд ли потерпит присутствия на своей территории Урканских вооруженных сил, – рассуждал Ле Горш, раскачиваясь в башенке вместе с Трэшем.

– Плевать на Систему. Главное – уничтожить ВБС.

– Дался вам этот ВБС. С вашими деньгами можно было улететь на Терру, изменить внешность, купить новые документы и жить на лучших курортах Ароппы.

– Они сделали из моего друга чучело.

Даже Ле Горш, закалившийся в боях и стычках, видевший пытки умрийцев, вздрогнул при этих словах.

– Трэши – изначальные уже пять тысяч лет, – продолжил Трэш, после секундной паузы. – Я не позволю, чтобы какие-то клоны гоняли меня, словно зайца. Я не намерен покидать собственную страну и прятаться точно вор. Карфаген должен быть разрушен!

Ле Горш не нашелся, что ответить и лишь покачал головой.

Трэш оглянулся. Сзади на верблюдах ехали Самарин и Харпер. Шур и Макс исчезли еще утром. Их так и не смогли отыскать. Агенты МБР – бывшие они или действующие – всегда найдут общий язык. Пусть. Теперь машина уже запущена, и ее никто не остановит.

Самарин не отвечал на все попытки Харпера заговорить. Он был замкнут. Странный ключ, который дал ему шаман, затем смерть Макса и черный ящик сделали его задумчивым и скрытным. Осмотреть содержимое ящика ему пока не удавалось. Он все время был на виду: то у Харпера, то у Трэша. Теперь же все зависело от предстоящего боя. Трэш советовал держаться подальше от сражения.

– На это есть наемники, а вам я дам небольшой индикарчик. Понаблюдаете за всем сверху. Только близко не подлетайте, а то собьют ракетой, так и не увидите, как Людвиг Оби будет ползать передо мной на коленях.

Рассуждения Трэша были прерваны вестовым – рыжим наминийцем с кольцом на нижней губе. Он отчаянно махал руками, закрывал в аффектированном ужасе лицо, посыпал себе голову пылью и несколько раз пытался имитировать самоубийство, впрочем не особенно сопротивляясь, когда сбежавшиеся на его вопли солдаты пытались ему в этом помешать.

– Что он хочет? – с нескрываемой тревогой спросил Трэш Ле Горша.

Ле Горш равнодушно пожал плечами:

– Я не очень хорошо знаю наминийский, но отлично знаю наминийцев. Для них любое неожиданное событие равнозначно катастрофе вселенского масштаба. Они слишком склонны к преувеличениям. Дикий народ. Так что это может быть все что угодно. Возможно, он потерял булавку, а может быть, мы уже разбиты.

– Нужно же что-то делать, генерал. Я чувствую, что-то происходит, – заерзал на своем месте Трэш. – Война – это не шутки. А тем более с этими дикарями, которых вы меня уговорили нанять. У них настроение меняется, как течение в Арском море. Где переводчик?

– Переводчик не нужен.

Ле Горш вытащил из внутреннего кармана миниатюрный пульт.

– Остановите слона, – бросил он Трэшу.

– Стой!!! – заорал Трэш.

Слон от неожиданности осадил, присев на задние ноги, и удивленно замотал головой. Бесновавшийся в пыли вестовой-наминиец тоже замер, испуганно озираясь.

– Отлично, – прокомментировал Ле Горш, – хотя достаточно было дунуть в ту штуку, которая висит у вас на шее.

Трэш растерянно потеребил серебряную свистульку на цепочке, звенья которой были выполнены в виде свернувшихся кольцом змей.

– Я думал, это какой-то орден…

Ле Горш что-то крикнул на наминийском. Пространство перед белым слоном мгновенно очистилось. Командир наемников щелкнул пультом. Пыль, потревоженная тысячью ног и еще не успевшая осесть, вспыхнула бледно-розовым пламенем. С легким гудением вырос трехмерный экран.

– У нас есть несколько беспилотных индикаров-разведчиков, – пояснил Ле Горш.

По экрану пробежала нервная рябь. Перед ними замелькали сначала нечеткие кадры. Тысячи людей в униформе ВБС готовились к бою. Их глаза были пусты. В руках они сжимали тяжелые бластеры. Самарин не мог оторвать взгляда от экрана. Перед ним была целая армия его двойников. Тысячи самариных сосредоточенно выполняли чьи-то неслышные команды. Одни тащили ящики с каким-то вооружением, другие устанавливали минометы, третьи молча двигались в заданном направлении.

– Что за черт! – Ле Горш выглядел ошеломленным. Откуда столько людей. Кто эти близнецы?!

Его цепкий взгляд быстро нашел посеревшее лицо Самарина.

– Что все это значит?!

– Ускоренное клонирование. Они воспользовались матрицей Самарина. Это что-то меняет, генерал?

– Это меняет все! Нашему преимуществу конец. Видите, вон те дымы, за дальней колонной солдат, – палец Ле Горша пытался умчаться за горизонт, – Это танки, сэр. И в них сидят эти самые ускоренные клоны. Судя по маневрам, которые они совершают, сейчас мы подвергнемся жестокой атаке. В лоб. Ни отступить, ни перестроиться мы не успеем. Я думал, что у них еле хватит людей на оборону. Моя разведка еще час назад именно это и сообщала. Как они успели изготовить это полчище и перебросить его сюда?

– Примем бой, – закричал снизу Харпер.

– А куда мы денемся, – мрачно отреагировал Ле Горш, – сейчас мы примем такую порцию боя, что больше и не надо. Готовьтесь умереть достойно.

Наминиец, внезапно опомнившись, бросил служившую ему оружием кочергу, и с дикими воплями бросился мимо слона в оставшееся позади пространство. Остальные продолжали завороженно смотреть на кажущееся хаотичным и одновременно нечеловечески упорядоченное движение на экране. Из ступора онемевших людей вывел слон, который задрал хобот, протрубил что-то нечленораздельное и, наклонив голову, бросился прямо на экран. Изображение дернулось и разлетелось на миллионы искр, розовые ветки на мгновение облепили белую шкуру животного и тут же исчезли. Ле Горш досадливо щелкнул кнопкой на пульте.

– Остановите слона! – крикнул он, осознавая невозможность выполнить эту команду. Слон атаковал невидимого противника, глаза его налились кровью. Казалось, что он обезумел. Уже через минуту слон вынес седоков в авангард войска. Наемники, увидев колышущийся впереди штандарт главнокомандующего, устремились вослед, выкрикивая боевые кличи на сотне разных языков и диалектов. Танки, индикары, «капсы», люди, верблюды, лошади – все неслись навстречу неминуемой гибели.

Противник не был ошеломлен этой спонтанной атакой. Шквальный заградительный огонь из автоматов, электрических турелей и тяжелых бластеров вкупе с артиллерийским обстрелом в считанные секунды уничтожил авангард. Танки взрывались, как просроченные консервы, выплевывая останки тел водителей, наводчиков и стрелков. Индикары падали сверху перезревшими, обугленными сливами. Верблюды и лошади разбегались в стороны, сбивая людей и ломая ноги о покореженную горящую технику. Только слон оставался невредимым. Посреди грохота битвы он внезапно остановился и стал осматриваться, как бы пытаясь сориентироваться и отыскать ту конечную цель, к которой он стремился. И в этот момент небо стремительно потемнело, наливаясь чем-то тревожным и фиолетовым. Гром перекрыл залпы орудий, и хлынул ливень. Яростный колючий душ бушевал не больше минуты. Затем непомерно огромное солнце ослепило сражающихся и гибнущих, и небо снова заволокло черным. Стрельба, удивленная капризами природы, на мгновение стихла. Люди непроизвольно задрали головы. Воздух наполнился отвратительными звуками. В небе металась невероятно огромная стая ворон. Суеверные урканцы повалились на колени, призывая мать Асуну отпустить им последние грехи.

Ле Горш пытался что-то сказать Трэшу, одновременно выбираясь из башенки. Трэш вцепился в подлокотники кресла и судорожно всматривался в горизонт. На них летела лавина клонов Самарина. Они двигались молча, ведя редкий прицельный огонь. Ле Горш, наконец, слез со слона и куда-то исчез. Перед слоном в поле зрения Трэша появился Харпер. Он стрелял из большого старого пистолета с длинным стволом. Харпер тщательно метился и аккуратно нажимал на спусковой крючок. Сильная отдача швыряла старое тело назад. Он уже уложил трех самариных в непосредственной близости от слона, который оставался белым островом среди бушующего моря хаки, сизого дыма и перекошенных лиц. За спиной Харпера, раскинув в растерянности руки, стоял Самарин. Он видел уже сотую собственную смерть. Ежик волос, успевший покрыть его череп с того времени, как его так бесцеремонно обрили, теперь серебрился, что явилось закономерным итогом всех предыдущих событий.

Самарина довольно грубо оттолкнул Ле Горш. Трое человек выкатили короткоствольную пушку. Толстое рыло смотрело на клонов с тупым бесстрашием бультерьера. Ле Горш что-то прокричал, махнув рукой. Из ствола вырвался огненный шар. Воя на низких тонах, он понесся на противника, медленно набирая скорость. Внезапно вой прекратился, и шар разлетелся на тысячу черных осколков, которые принялись рвать и кромсать приближающиеся тела. Ужасная картечь, выстрел почти в упор, около двадцати мертвецов зараз – все это не произвело на наступавших ни малейшего впечатления. Вспышка бластера опалила плечо Ле Горша. Кичливый шеврон, задымившись, свернулся, обнажая потемневшую от пороховой гари кожу. Ле Горш исчез у земли, мгновенно скрытый в клубке рукопашной. Пушка успела выстрелить еще раз, сцементировав нападавших и защищавшихся расплавленным пластиком и запекшейся кровью. Это месиво тут же растворилось в новой волне атаки.

Трэш закрыл глаза. Слон, жалобно протрубив, признал поражение и безучастно опустил хобот.

Самарин оставался живым. Несколько двойников обступили его, сжимая бластеры. Они разглядывали Самарина с любопытством, способным свести с ума. «Если мне удастся вырваться отсюда, – подумал Самарин, – я постараюсь навсегда отказаться от зеркала».

Харпер лежал ничком, сжимая рукоятку исковеркованного чьей-то меткой (или шальной) пулей пистолета. Он смотрел вверх на серое, покрытое пылью пятно. Оно покачивалось над ним, как бы раздумывая опуститься прямо на него или переступить и отправиться дальше. Слон искал место, куда поставить ногу. Земля была завалена дымящимися осколками, смятыми касками, разбитыми инфракрасными очками и фрагментами кровоточащих тел. Харпера, несмотря на всеобщее безумие, слон еще помнил. Пока смутно, но именно эта смутность отодвигала секунды последнего отсчета для Харпера, дерзкого вора, покусившегося на собственность ВБС и бесчисленное количество раз ускользавшего от смерти. Наконец слон нашел свободное место и медленно опустил ногу. Шумно вздохнул и ощупал хоботом башенку на спине (есть там кто?).

Войско Трэша бежало так, будто только что где-то рядом открыли на два часа райские ворота для всех желающих.

Поход закончился, толком не успев начаться, потому что ВБС нельзя победить. Трэш должен был знать об этом с самого начала. Ведь именно его далекие предки создавали Систему. Трэш достал сигару и закурил. Ему хотелось умереть, и он не боялся умереть. Сожжет ли его бластер, или разорвет на части кумулятивный снаряд – все лучше, чем стать чучелом или стоять закованным в цепи позади трибуны лектора в высшей школе ВБС, как наглядное пособие («Кстати, вы можете задать интересующие вас вопросы главе урканского заговора клонов. Да-да, перед вами легендарный Альберт Трэш. Захват личности, побег из Карфагена, нарушение государственной границы, убийство по предварительному сговору с группой лиц, вооруженный мятеж – многовато для одного клона, не так ли? Его накачали транквилизаторами и сывороткой правды, сейчас он неопасен. Не бойтесь, подойдите поближе. Можно угостить его сигарой…»)

Трэш окинул поле битвы помутневшим взором. Шевелящиеся головы самариных, среди которых он давно уже потерял настоящего, обломки танковых башен, скользящий в пространстве флаг. Все это возвышалось над серым морем. Уровень моря поднимался все выше и выше. И вот уже исчез и флаг, и макушки голов, и танковые гироскопы. Серый плотный туман поднимался, выбрасывая вверх короткие мокрые щупальца. Трэша закачало, он понял, что теряет сознание. Над сражением повисла тишина, прерванная последним, тут же захлебнувшимся криком урканца:

– Старший Хранитель!

…Трэш сидел на белом слоне. Слон шел церемониальной иноходью, иногда снисходительно кивая толпе, собравшейся по обеим сторонам улицы Слез, ведущий к зданию конгресса Системы. Сзади и впереди слона гарцевали на тонконогих скакунах гвардейцы во главе с Ле Горшем (разве его не убили?). Толпа что-то восторженно скандировала, но что именно, Сигизмунд Трэш разобрать не мог. Прямо по курсу вырастало здание Конгресса. У парадного входа Трэш уже мог различить переминающихся с ноги на ногу конгрессменов (как водится, болтунов и взяточников). Трэш злорадно усмехнулся.

Слон остановился. Гвардейцы помогли Трэшу спуститься на землю. Трэш, коснувшись земли, не сделал и шагу. Из толпы конгрессменов вышел спикер – Нат Имен. На вытянутых руках он торжественно нес золотой поднос, на котором горой были навалены превосходные сигары «Виллур», контрабандный ароматный, восхитительный, кружащий голову товар (нужно не забыть снять эмбарго с Уркана).

(Почему сигары?! Где постановление о назначении меня лордом-диктатором? Почему сигары?! Нет, сигары, конечно, – отличные. Хотя нужно попробовать… Настоящие сигары можно купить в Уизире, у Терка, ну в Арруне, наконец, у Этла. Хотя на вид ничего, и запах… При чем тут сигары?!).

Трэш приподнял свинцовые веки. Из серого тумана выплывал чей-то локоть, кусок затвора пушки, дымящаяся резина, оплавленный танковый трек. Из-за пушки появилась фигура Нат Имена. Он угодливо улыбался, протягивая Трэшу поднос с сигарами. Трэш огляделся. Его обступала толпа. Толпа что-то скандировала. Трэш мучительно вслушивался в этот радостный рокот, и наконец он понял, что они кричали (или это кричал он сам?):

– Клон не может быть лордом-диктатором.

Не может. Не может. Не может. Лордом. Диктатором. Не может.

… Самарин шел по лабиринту, состоящему из сотен зеркал. Они отражали его понурый профиль, тиражируя его, словно новую поп-звезду. Он шел, стараясь не смотреть на эту однообразную портретную галерею. Он шел и шел, ступая босыми пятками по холодным плиткам. Впереди была звездная ночь. Черная бездна. Он шел к ней, потому что знал: пора возвращаться назад.

…Харпер смотрел, как люди съеживаются, словно от внезапно наступившего холода. Съеживаются и тихо опускаются на землю. Так укладываются спать набегавшиеся за день дети. Они засыпают неодолимо, проваливаясь во что-то сладкое и мучительное, не оставляющее воспоминаний. В страну неизвестных снов. Харпер крутил головой, стараясь раздвинуть взглядом серый плотный живой туман.

…Трэш снова поднял веки. Серый туман оставался на месте, но он стал другим. Трэш понял это сразу. В голову ворвались легкость и ясность. Это был не туман, а дым от сигары. Над ним маячило чье-то лицо. Харпер. Огонь. Харпер сложил губы трубочкой и дунул. Спичка погасла, испустив молочный дух.

– А я смотрю, ты со слона упал и лежишь. А сигара, ха-ха, погасла. Ну я и дал тебе прикурить. Они мертвы. Все.

Трэш приподнялся на локте. Серого тумана не было и в помине. Насколько хватало взгляда, лежали Самарины. Казалось, что они безмятежно заснули в этом странном развороченном гиблом месте. Трэш испуганно вздрогнул, когда один из них вдруг зашевелился и попытался встать.

– Мертвы? – Трэш поднял на Харпера удивленный взгляд.

– Мертвы, Сигги. Это Алекс.

Самарин встал и, пошатываясь, подошел к слону. Ему хотелось обнять теплую живую ногу великана, покрытую добрыми морщинами и складками.

– Надо же, мы победили. Сэр, вы ничего не говорили мне о союзнике.

– О каком союзнике? – Трэш все еще не мог придти в себя, хотя ему было приятно видеть Ле Горша живым. Командир наемников уже успел переодеться и сверкал начищенными заклепками новенькой, отутюженной униформы. И даже бинт, покрывавший раненую руку, казался парадным аксельбантом.

– Насколько я понимаю, это было Суперпятно. Таганика рассказывал мне, что еще до эпохи клонов, даже до Системы, Пятен было много. Их уничтожали газовыми гранатами. И истребили почти всех. По крайней мере, о них никто не слышал несколько тысяч лет. Со временем рассказы о пятнах превратились в легенду. Он также говорил, что существовали суперпятна, своеобразные матки, из которых рождались обычные пятна.

– Старший хранитель один. И он действительно рождает духов-хранителей Матери Ассуны. Я ничего не перепутал, Мурк? Поздравляю с победой, Сигги.

Этл захлопнул дверцу спортивного автомобиля с открытым верхом. Одетый в черный балахон Мурк, скрестив руки на груди, стоял рядом. На носу темнела корка болячки – свидетельство схватки с Максом в Храме двух Святынь.

– Я говорил тебе, бледнолицый, что с духом-хранителем можно победить кого угодно. Даже ВБС. Вы не могли бы победить его самостоятельно, потому что с самого начала не верили, что это возможно. Хранитель помог вам. Теперь он ушел. Он еще слаб. Слишком много было убито пятен, которые были с ним одним целым. Но скоро он наберет свою силу, и тогда Уркан воцарится над Аквилоном.

– Да-да, конечно… – пробормотал Трэш.

– Войска заняли район Оз. А спецподразделения МБР, как доносит разведка, захватили Сити-Таун, – доложил Ле Горш.

– Гражданская война, – Харпер выглядел усталым, но счастливым.

– С уверенностью сказать не могу, – покачал головой Ле Горш, – сведения очень противоречивы. Я опасаюсь, как бы снова не пришлось вызывать вашего союзника. Система может двинуть сюда войска.

– Старший Хранитель слаб, ему ни к чему рисковать, пока он не набрал силу. Пусть бледнолицые уничтожают друг друга. Уркан уйдет.

– Эй, Мурк, ты всего лишь шаман, и не тебе решать, что делать урканским воинам. Тем более, когда мы победили, – Этл взял Трэша за локоть, – Сигги, значит, так. Отмена эмбарго, – он торопливо загибал толстые волосатые коричневые отростки, – льготный визовый режим, небольшая контрибуция, миллиарда три-четыре, ну и три дня на разграбление района Оз. Это уж ни ты, ни я остановить не сможем. Набег есть набег. Ну как, а?

Этл заглянул в глаза Трэша. Тот молчал, поджав губы.

Не может. Не может. Не может. Лорд. Диктатор. Не может. Клон. Не может.

Трэш потряс головой.

– Ну, ладно, черт с ним, с льготным визовым режимом, – не замечая состояния Трэша, Этл продолжал торговаться, моментально увлекшись, как это свойственно всем урканцам.

Трэш махнул рукой и подошел к автомобилю Этла.

– Два дня на грабеж, – семенил за ним следом Этл, – меньше нельзя, сам понимаешь. Нам – половина добычи. Ле Горша я произведу в генералиссимусы.

Трэш сел на заднее сиденье.

– Сначала нужно занять город. Генерал, садитесь. Я хотел бы, чтобы ваши разведчики выяснили, где находится человек по имени Эдвард Шур.

– Мурк, прошу тебя, веди осторожно.

Этл пристегнул ремень и повернул свое хитрое лицо к Трэшу:

– Ну так как, по рукам?

Мурк засучил рукава балахона и повернул ключ зажигания. Автомобиль резко рванул с места, переехав колесом мертвую ворону. Пассажиров отбросило на сиденья, и продолжить разговор они уже не могли. Только Этл возмущенно проревел:

– Мурк!

– Да пребудет с нами Хранитель, – прошептал Мурк, переходя на максимальную скорость.

Ветер вцепился им в лица, заставляя слезиться глаза. Над ними летел индикар, в котором сидели Харпер, безостановочно что-то говорящий, и Самарин, ощупывавший под рубашкой маленький черный ящик, добытый им в Храме двух Святынь из чрева Красного Дракона.

Над полем битвы стелился серый туман пороховых и выхлопных газов. Казалось, что души погибших медленно и торжественно растворяются в облаках.

42. ЧЕРНЫЙ ЯЩИК-2

Саттон-гэри, административный центр района Оз, был занят стремительно. Жителей не спасли кодовые замки и модные запоры, реагирующие на голос хозяина. Звон стекла, треск горящего дерева и крики людей уничтожили сонную, провинциальную реальность.

Вымазанные жиром тела наминийцев, покрытые татуировками торсы урканцев, потные ладони варийцев, сжимающие арбалеты, окровавленные подбородки каннибалов-ушугов, мутные от смарта глаза трабийцев… – смертельное количество впечатлений для среднестатистического обывателя.

Ветер боролся с дымом пожарищ. У здания Общественного комитета района Оз высились небрежные груды документов. Смяв асфальт, валялся изуродованный сейф. Почерневшие окна напоминали глаза слепого.

По ступенькам, выщербленным пулями и осколками гранат, быстро поднимались Трэш, Ле Горш и Харпер. Сзади семенил Самарин.

Они прошли по заброшенным коридорам, похожим на внутренности окаменевших миллионы лет назад гигантских червей. Разбитые лампы дневного света, хрустящие под ногами осколки – все говорило о паническом бегстве.

Только в кабинете главы Общественного комитета района Оз царили уют и порядок. За столом, широко улыбаясь, сидел Соммерсет Гид собственной персоной.

– Я убью его! – заорал Трэш и бросился на врага.

Соммерсет Гид, не суетясь, но достаточно быстро и ловко, выхватил небольшой пистолет.

– Тихо. А где Эдвард Шур? – поинтересовался он, безмятежно разглядывая покрасневшего от ярости Сигизмунда Трэша.

– Сбежал.

– Как сбежал?!

– Да кто его знает как. Хватайте его, ребята! Харпер, эта та самая сволочь – Соммерсет Гид. Да ты его знаешь лучше меня. Советник юстиции. Подлая тварь.

– Легко сказать, «хватайте», – пробурчал Харпер, – у него пистолет.

– А у тебя бластер!

– Это нелегко – убить человека.

– Это не человек. Он клон, захвативший личность Соммерсета Гида.

Гид демонстративно положил пистолет.

– Что вы так злитесь, Трэш? Вы выдавали Майкла Джордана за Айзию Томаса. Это незаконно. Надеюсь, вы пошутили насчет Шура?

– Харпер, он положил пистолет, теперь мы его можем взять живым. Урканцы умеют пытать.

– Ладно, давайте дождемся Шура. Он все объяснит. И никакой я не клон.

Харпер мягко, словно крадучись, подошел к столу. Его узловатые пальцы вцепились в столешницу, словно молочные зубы ребенка.

– Шур исчез еще два дня назад. Мы не знаем, где он.

Лицо Гида мгновенно посерело. Он дернулся всем телом, пытаясь схватить пистолет, но тот уже находился в руках Харпера.

– Молодец, Арчер! – похвалил его Трэш. Дуло бластера выдавило ямку на шее Гида. – Как бы я хотел прикончить этого клоняру прямо сейчас. Но лучше я скормлю его ушугам, чтобы поддержать их боевой дух перед битвой с войсками Системы.

– Да не клон я! – заорал Соммерсет Гид. Его рот перекосило, на лбу выступила соленая роса. – Это я продал Харперу секреты ВБС! Это я навел на ВБС Шура и МБР! Вы меня озолотить должны!

– Сигги, – Харпер отвел руку Трэша, держащую бластер, – зто верно.

Трэш, не говоря ни слова, обошел вокруг стола и встал за спиной у Соммерсета Гида.

– А вот мы сейчас это проверим.

Он резко схватил Гида за волосы и наклонил его голову вперед, так что тот охнул от боли.

– У него нет татуировки изначальных. Она должна быть вот здесь. – Он ткнул пальцем в загривок Гида. – Паук с буквой «Г» в центре. Где она?

Расширенный от ужаса глаз Гида выглядывал из-под руки Трэша.

– Я ее свел! Меня тоже хотели убрать, обвинив в захвате личности, но мне удалось убить клона, который должен был занять мое место. Я свел татуировку и выдавал себя за него. Если бы мне не повезло, я бы давно уже сгинул в Карфагене.

– Харпер, что скажешь? – злоба еще не покинула маленькие глазки Трэша. Он продолжал следить за каждым движением Гида. Бластер в его руке был равнодушен к любым доводам.

– Я не верю, чтобы изначальный решился свести татуировку. Большинство из нас предпочтут бороться до конца.

– Так я и боролся до конца! До конца ВБС. Был бы Шур, он подтвердил бы.

– С Шуром тоже не все до конца ясно. Я отведу тебя к Мурку. Если что не так, он скормит тебя своему ручному Пятну.

Кадык на шее Гида судорожно дернулся, словно пытаясь вырваться из тесной клетки горла.

Они крепко взяли Соммерсета Гида за локти и направились к выходу. Самарин за ними не пошел. Они были слишком возбуждены, чтобы это заметить. Самарин сел за стол в кресло, которое только что занимал Соммерсет Гид. Несколько минут он прислушивался, дожидаясь, когда стихнут шаги и голоса. Потом он достал плоский черный ящик и повертел его в руках. Поверхность была гладкой и не содержала никаких намеков на то, как его можно открыть. Но Самарин уже знал, как открываются такие ящики. Следовало одновременно нажать на четыре угла. Верхняя крышка бесшумно съехала в сторону, обнажая внутренности ящика. Насколько Самарин смог понять после небольшого осмотра, перед ним было записывающее устройство. На небольшой панели располагался миниатюрный пульт управления и несколько отверстий, предназначенных, видимо, для подсоединения другой аппаратуры. Самарин нажал на кнопку с надписью «English». Раздалось негромкое бормотание. Разобрать что-либо было невозможно. Самарин попробовал найти ручку увеличения громкости, но обнаружил лишь два проводка с крошечными черными каплями на концах. Немного подумав, он вставил их себе в уши и чуть не ослеп от дикой боли. Боль вырвала его из кресла огромной ручищей и швырнула на пол. Сквозь мутную хмарь перед глазами он увидел расплывающееся красное пятно. Это кровоточило возмущенное ухо. В мозгу голосили малиновые колокольчики. Сердце колотилось где-то в затылке. Тело по собственной инициативе пыталось принять позу эмбриона. В душе волной бушевал кошмар. Самарин встряхнул головой, ясно осознавая, что за зрелище представляет он собой, валяясь в одном из кабинетов разграбленного и брошенного центрального офиса Общественного комитета района Оз.

Рядом поблескивал строгостью черный ящик. Из него по-прежнему доносилось бормотание. Ящик, казалось, ожил, превратившись в опасного шизофреника, не отдающего себе отчета в том, что делает.

Проводки, чуть не убившие его, во время падения выскочили из ушей и теперь цепкими лапками насекомого царапали щеки. Он еще раз тряхнул головой. Проводки невесомо перескочили на виски. Мозг Самарина тут же взорвало ослепительной вспышкой. Он инстинктивно поджал ноги, приготовившись к новой боли. Но предчувствие обмануло его. Вместо боли перед его взором поплыли бесконечные картинки, сопровождаемые негромким и бесстрастным комментарием.

– Возможно, в расчеты вкралась ошибка. Рисковать судьбой цивилизации нельзя.

Самарин оказался как бы на капитанском мостике космического лайнера. Он отчетливо видел собравшихся за круглым столом людей. Их лица были измождены. Атмосфера дышала отчаянием. Они летели долго. Слишком долго. Они спасались от смерти на сверхсветовой скорости. И все-таки смерть быстрее света. Планета, на орбите которой вращались их корабли, не была пригодна для жизни. Ее атмосферу наполняли аммиак и метан. Правда, там было много урана, железа и серебра. Самые смелые предлагали лететь дальше, где, как показывали расчеты, должна находиться Система, пригодная для человека. Но эти расчеты были голой теорией. Никто не видел этой Системы. Бортовые телескопы фиксировали только черную бездну. Теперь, после десяти лет полета, Система Аквилон казалась мифом, легендой об обетованной земле. Многие боялись последнего дрейфа, когда топливо кончится, и они будут нестись в открытом космосе навстречу мучительной, медленной гибели.

Большинство высадились на Урании. Лишь небольшая горстка смельчаков отправилась дальше.

Самарину не удалось узнать, как сложилась судьба тех, кто предпочел Уранию риску дальнейшего полета. Комментатор остался с теми, кто отправился по изначально проложенному курсу. Впрочем, очень скоро дневник стал вести другой человек. Неизвестный вирус убил почти все руководство и, как понял Самарин, тех, кто отвечал за работу техники. Вирус подцепили на одном из астероидов, куда высадилось несколько человек для того, чтобы пополнить запасы урана и железа. Огромные генераторы, изготавливавшие антивещество, требовали пищи.

На тот момент, когда появился Аквилон, техников практически не осталось. Самарин не удивился, что черный ящик буквально через несколько генераций превратился в святыню, а запись событий – в ритуал, совершаемый Верховным шаманом. Высадившиеся очень быстро одичали. Горстка людей, незнакомых с реалиями новой среды обитания, без сомнения, была обречена на гибель, если бы на помощь не пришли Пятна, которые показали людям, как им следует выживать в новых условиях, какие растения ядовитые, а какие, наоборот, могут спасти от смертельного недуга, как добывать пищу и спасаться от непогоды.

А потом прилетели корабли тех, кто высадился на Урании. Они обнаружили на Аквилоне дикие племена и Пятна. Технически развитая цивилизация отнеслась к последним враждебно. Они не могли победить Пятна, не могли вернуть в прежнее состояние тех, кто несколько столетий назад составлял с ними одно целое. Война продолжалась так долго, пока взаимная ненависть не отпечаталась на генетическом уровне.

Пришло время, когда новые переселенцы изобрели клонирование. И вот теперь они могли выращивать столько бойцов, сколько потребуется. Клонам закладывались качества самых лучших представителей расы. Именно тогда Банк спермы приобрел свое главенствующее положение, ибо от него зависел исход борьбы. Был синтезирован газ, который убивал Пятна. Теперь у Аквилона появились новые хозяева, Пятна стали легендой, а урканцы – дикими племенами, загнанными в непроходимые джунгли и горы. Часть государств, в которых клонирование стало основой жизни, объединились в Систему. Ученые Системы далеко продвинулись в опытах клонирования. Они смогли клонировать не только живую, но и мертвую материю. Этот прорыв привел к тому, что однажды была клонирована целая планета, которая стала точной копией Аквилона. Ее назвали Толлан. Толлан стал новым источником ресурсов для генной инженерии. ВБС удалось «засеять» его образцами своей флоры и фауны, а затем поселить на ней и человека. Развитие цивилизации на Толлане полностью контролировалось ВБС.

Теперь Самарину многое стало ясно. Бесконечные легенды о том, что жизнь на Землю занесена из космоса, летающие тарелки, похищения людей. Жизнь на Толлане давала новые формы, а значит, и новый материал для клонирования.

Открытие потребовало от Самарина некоторых усилий, чтобы окончательно не сойти с ума. Трудно смириться с тем, что ты – овца, выращенная на чьей-то ферме.

Они питаются нами. Они нас едят. Откармливают, а потом едят.

Ему показалось забавным, что клоны на Толлане (Земле) тоже изобрели клонирование. Было в этом что-то омерзительное, напоминающее раковые метастазы. Метастазы проникали в миры, отравляя их.

Есть лучшие миры, но нет самого лучшего.

Они даже внедрили на Землю свои диалекты и алфавит. Не напрасно клоны толланской ветви считали, что эти знания – божественного происхождения.

Самарин вспомнил Сигизмунда Трэша и его неизменные сигары. Элизу Беккер, заставлявшую его бить током своего двойника.

Такими и должны быть Боги. Равнодушными.

Они создали целый мир. Мир, который нужен для забавы. Баскетболисты, певцы, солдаты. Новые виды животных. Модель для сборки. Гигантский паззл.

Самарин не хотел слушать дальше. Он был зол. Клоны склонны к агрессии.

Самарин закрыл ящик, сунул его за пазуху и направился к двери. Он решил выяснить все до конца, до самых неприятных подробностей. Как смертельно больной, который знает, что умрет, но все равно требует от врачей документальных доказательств. Именно так агонизирует надежда.

Сверхпрыжок оказался злой шуткой. Там, на земле, напыщенные политиканы искренне полагали, что они – хозяева жизни. А на самом деле барахтались на дне пробирки-мутанта в заштатной лаборатории.

Никогда нельзя открывать черные ящики. Никогда. Нужно издать специальный указ, запрещающий прикасаться к черным ящикам. Пусть все будет так, как оно есть. Знания умножают печали.

Он вышел из здания и сощурился от беспечного дневного солнца. По улице бежал белый слон. За ним, страшно ругаясь, урканец-погонщик. Слон весело трубил и, шаля, опрокидывал рекламные тумбы. Прижавшись к стене дома, стояла перепуганная местная жительница. Ветер пытался заглянуть под фиолетовую вуаль на ее шляпке. На правой туфле отсутствовал каблук.

Самарин еще некоторое время смотрел по сторонам, а затем двинулся к штабу Сигизмунда Трэша. Он заставит его рассказать все.

Рядом притормозил зеленый «Бьюик» Ле Горша. Он не выглядел счастливым, хотя в последние несколько дней из капитанов стал генералом. Он молча, словно нехотя, кивнул Самарину. Тот также молча сел в машину.

Мимо мчались пестрые картинки разрушения. Почерневшие от копоти стены, рассыпанные апельсины, кукла с оторванной ногой, велосипедное колесо, какой-то ненатуральный в своей окоченелости труп, чей-то плащ, стремительно превращавшийся в тряпку. Город будто стал больше, словно разбухнув от нахлынувшего разнообразия.

Через три минуты они остановились у подъезда главпочтамта. Распахнутые настежь дубовые двери в недоверчивом изумлении взирали на вереницы людей, снующих в обоих направлениях. Ле Горш мгновенно исчез, подхваченный этим бурным потоком. Только на секунду вынырнула его седая голова и тут же исчезла. Гул голосов наталкивал на мысли о трансформаторной будке.

Трэш прятался от посетителей в задней комнате своего кабинета, наслаждаясь сигарой и кондиционером. Он посвежел и похудел за последние дни. Энергии у него, казалось, стало еще больше. Вокруг него даже чувствовалось свечение.

Как от той стены на реке.

– Почему ты тогда сказал: «Это – не Земля»?

…Самарин, как ты думаешь, какой нынче год на дворе?

У Самарина застучало в висках.

– 3060. Конец апреля.

– Кто тебе это сказал?

– Элиза Беккер во время тестирования. А потом вы сами поминали теорию относительности, пространственно-временной континиум… Получилось, что на Земле прошло тысяча лет с момента моего старта. Все выглядело логично… Значит, прошло гораздо больше времени? Но зачем было врать?

– Это – не Земля, Самарин.

Черный ящик мягко звякнул о журнальный столик, оставив тонкую царапину на полировке.

– Ну-ка, ну-ка.

Трэш умелым движением нацепил наушники на виски. Лицо его изумленно вытянулось. Он красноречиво взглянул на Самарина. Послушав еще немного, Трэш отложил ящик в сторону.

– Эту штуку можно круто продать. Такие вещи любят в Ароппе. Источников по ранней истории Аквилона практически не сохранилось. Часть из них в заброшенных архивах Карфагена. Но туда историков не пускают. Да, может, их и нет уже, этих архивов. Ты же видел, что там творится.

– Мы для вас – ферма?

– Не забывай, сынок, что мы дали вам жизнь. Ты никогда не задумывался, что история Толлана развивалась так быстро? Вы росли практически в идеальных условиях. Вам вовремя вбрасывались нужные знания. Надо сказать, что и Толлан многое значит для культуры Аквилона. Вы подарили нам замечательные вещи: баскетбол, прекрасные автомобили. Лучших боксеров мы выращиваем на Толлане…

– А зачем вам понадобился я?

– Корабль ВБС погиб…

– То, что мы считали кометой Рикса…

– Чем считали?

– Неважно.

Трэш, не спеша, очистил апельсин.

– Корабль погиб. Постоянный пост наблюдения ВБС на Толлане сообщил, что он попал в руки толланцев. Мне стало об этом известно. Точнее? моему агенту Эдварду Шуру. Мы знали, что ты полетишь на этом корабле. Мы думали, что вы узнали какие-то секреты ВБС. Если нет, то в крайнем случае можно было использовать засветку ВБС на Толлане для того, чтобы ослабить его позиции. ВБС, конечно, тоже на тебя охотился. Они не хотели, чтобы общественность узнала, что толланцы сумели создать сверхсветовой корабль.

– Почему же вы сразу мне все не объяснили?

– Да кто тебя знает, чем тебя в этом МБП накачивали…

– Значит, я все-таки клон?

– Выходит, что так…

43. ЗАПАСНОЙ ВАРИАНТ

– Ну так как насчет минеральной воды?

Из открытой дверцы миниатюрной морозильной камеры пахнуло весенней Антарктикой. Запотевшая бутылка опустилась на стол, отпечатав на нем влажный неровный круг. Вода, журча, наполнила стакан. Людвиг Оби немного отпил и вытер губы платком. Затем ослабил ворот сорочки.

– Людвиг Оби и Спилмен Раш, вы арестованы по подозрению в государственном преступлении, а именно…

– Присаживайтесь, присаживайтесь. Я знаком с содержанием ордера на арест.

– Что вы можете заявить по поводу обстоятельств вашего задержания?

Ван Дуум не садился, он исподлобья оглядывал кабинет. Где-то здесь, наверняка, замаскированные видеокамеры. Если он отклонится от процедуры ареста хотя бы на микрон, адвокаты ВБС съедят его на процессе живьем. Несмотря на свой внушительный послужной список, Ван Дууму еще не приходилось арестовывать людей столь высокого ранга. Он нервничал. Ван Дуум оглянулся на Шура в поисках поддержки. Шур развалился в кресле. Лицо его светилось довольством.

– Ван, успокойся и садись. Я предчувствую долгий, но, самое главное, выгодный и приятный торг. Поставь у входа охрану, чтобы нам никто не смог помешать.

Ван Дуум нажал кнопку вызова, закамуфлированную под запонку. В коридоре раздался топот ног. В дверь просунулось веснушчатое лицо.

– Гэр, – приказал лицу Дуум, – возьми взвод из наиболее надежных и выставь караул у этого кабинета. Мы будем снимать показания с задержанных. Скажи Скретчу, чтобы они описывали документацию…

– Не дай Бог, хоть одна бумага пропадет, офицер… – Спилмен Раш внимательно глядел, что делается за окном.

Шур вскочил мягко и быстро, словно проснувшийся кот. Раш среагировал мгновенно, но все-таки на долю секунды не успел. Кованый походный ботинок Шура врезался в его промежность, как игривый пес в колени хозяйки. Раш скорчился на полу. Людвиг Оби неодобрительно покачал головой. Шур вынул из нагрудного кармана лейкопластырь и грубым движением заклеил Рашу рот.

– Не люблю, когда много болтают, – пояснил он, – особенно Разговорники.

После этого он удовлетворенно отряхнул руки и отошел. Ван Дуум попытался было возобновить разговор, но Шур внезапно вновь подскочил к лежащему на полу Рашу и ударил его по ребрам так, что отчетливо послышался хруст.

– Господи, Шур, вы сломали ему ребра, – Ван Дуум был немного напуган странным поведением своего подчиненного.

Шур молча задрал рубашку, демонстрируя расцветшие желто-зелеными пятнами кровоподтеки.

– Он пытал тебя?

– Потом расскажу.

Людвиг Оби вновь налил себе минералки, хотя стакан был более чем наполовину полон. Его рука дрогнула, и несколько капель упали на стол.

– Это – превышение должностных полномочий, агент, – тихо заметил он. За такие вещи можно и под трибунал угодить.

– Можно, – Шур уже успокоился, – если вы станете давать показания. А вы ведь этого делать не собираетесь?

– Не собираюсь.

Оби отодвинул стакан.

– Зря вы не хотите минералки. Зря. Холодная. Нам всем не мешало бы остыть.

Дуум наконец сел.

– Чего вы хотите, господа? Денег? Власти?

– Это что, подкуп? – Дуум натянуто рассмеялся.

– Мне кажется, Ван, господин Главный Сперматозоид не вполне отдает себе отчет, в каком положении он находится. Вы арестованы, сэр, – Шур прокричал последние слова в сложенные рупором ладони.

– Я прекрасно вас слышу, мистер Шур. Это, во-первых. – Оби погладил рифленую поверхность стакана. Среди зарослей капелек появилась влажная просека. – Во-вторых, это вы не совсем понимаете, что происходит. Неужели вы думаете, что в ВБС не предусмотрели такой поворот событий? Я предлагаю вам следующее и прошу при этом учесть мое великодушие и добрую волю. Мы должны отправится в район Оз и встретиться с Сигизмундом Трэшем.

– Это еще зачем?

– Затем, мистер Дуум, что негоже грязным урканцам бесчинствовать в пределах Системы. Это наша с вами Родина, и мы должны защищать ее. Эдвард Шур без труда поможет нам уговорить Трэша распустить своих наемников. ВБС компенсирует ему финансовые потери.

Оби достал из кармана чековую книжку.

– 15 миллиардов таллеров вполне достаточно, – ручка сделала несколько па на бумаге, оставив четкий уверенный след, – это даже больше чем он потратил. Но, учитывая те неудобства, что ВБС ему причинил…

– Вы в своем уме?! – Шур вскочил. – Вы хотели обречь нас на мучительную смерть, вы лишили нас репутации, средств к существованию, вы смешали нас с грязью. А теперь, когда вы арестованы, и вам грозит полное разоблачение, вы имеете наглость говорить о какой-то компенсации!

– Поверьте, мистер Шур, это более чем щедрое предложение. Учитывая все обстоятельства…

– Какие еще обстоятельства?!

– Я вижу, что вы опять выходите из себя, мистер Шур. Я прощаю вам этот тон. Я отношу его на счет стресса, который вам пришлось пережить. Но вы, насколько я понимаю, – Людвиг Оби кивнул на лежащего на полу Спилмена Раша, – уже получили моральное удовлетворение. Хотя и несколько грубым способом. Послушайте, нам следует спешить. Трэш не имеет опыта в управлении наемниками. Они могут выйти из-под контроля, и тогда начнется настоящая, полномасштабная война, которая будет грозить самому существованию Системы. А вы ведь как высшие должностные лица МБР обязаны защищать безопасность Системы. Нас победит только смерть. Кажется, так записано в вашем Уставе?

– Я думаю, его следует поместить в карцер.

– Пусть говорит.

– Спасибо, Дуум. Не зря вы – начальник, а Шур – подчиненный. Я всегда говорил, что в МБР отличная кадровая политика. Послушайте, вы собираетесь обнародовать вещи, которые неизбежно вызовут массовые волнения, особенно в Южных штатах и в Западных провинциях. Прибавьте сюда вторжение Уркана. Гражданская война и интервенция – смертельное сочетание. Ароппа не упустит случая ввести на территорию Системы свои миротворческие силы. Подумайте о будущем страны. Я сделаю все, что вы захотите, но сначала мы должны отправиться в район Оз. И чем меньше будет наша делегация, тем лучше.

– В ваших словах есть доля истины, – Дуум поскреб подбородок, – но вынужден вас огорчить, дело зашло слишком далеко. Сити-Таун занят войсками МБР и частями регулярной армии. Мы не сможем объяснить нашим людям, что это были простые учения. Поэтому нам придется сказать им правду.

– Отлично. Именно этих слов я и ждал от честного офицера, дававшего присягу на верность Системе. Тем более не следует забывать о запасном варианте, который ВБС приготовил на случай провала.

Оби встал, отодвинул свой собственный портрет, на котором он красовался с огромной перевязью через плечо со значком «Почетный гражданин Аквилона». За портретом оказалась кнопка. Он быстрым движением утопил ее вовнутрь. Раздался тихий шорох. Шур выскочил из кресла и мгновенно занял позицию в центре комнаты, поводя стволом из стороны в сторону. Людвиг Оби тихо засмеялся.

– Это всего лишь лифт. Обычный лифт. Ведь за дверью охрана. А мы так и не договорились с мистером Дуумом, будет арест или нет.

Стена раскололась надвое. На них глянула пустота кабины лифта.

– Мистер Ван Дуум, я разрешу ваши сомнения. Прикажите вашему офицеру – Гэр, кажется? – препроводить в карцер начальника отдела лицензирования Спилмена Раша, который держал в заложниках президента ВБС Людвига Оби.

Глаза Спилмена Раша округлились, в них полыхнула ярость. Он замычал, но предусмотрительно связанные за спиной руки на этот раз не выручили его. Вспышка была короткой, Раш тут же успокоился, его глаза, только что метавшие громы и молнии, теперь поражали безжизненностью.

Дуум, словно находясь в трансе, приблизил рацию ко рту. Мембрана стала теплой от его нервного дыхания.

– Гэр, мы проводим расследование. Через полчаса забирайте Спилмена Раша. Свидетель Людвиг Оби дал показания. Его можно сажать по пункту второму. Доступ каких бы то ни было лиц запрещен. Адвокат допускается только на судебный процесс.

Шур удивленно взирал на Дуума. Людвиг Оби шагнул в лифт. Оба сотрудника МБР поспешили за ним.

Дверь плавно закрылась, замигали огни аварийного освещения. Пол начал давить на ступни. Они неслись вниз и с очень большой скоростью. Через секунды лифт остановился. Двери распахнулись. Перед ними была небольшая станция новенькой монорельсовой дороги.

– В то время как вся Система сходит с ума по воздушному транспорту, мы в ВБС предпочитаем подземный. Садитесь.

Они уселись на оранжевые пластиковые сиденья.

Шур не выпускал из рук пистолета, оглядываясь по сторонам. Обычный серый туннель. На низком сводчатом потолке тусклые лампы. По стенам ползут кабели. Какие-то красные цифры.

– Через пять минут мы будем на месте. Правда, нас ожидают небольшие перегрузки, но вы ребята крепкие.

Людвиг Оби сидел впереди, добровольно давая эмбээровцам контролировать себя. Поезд коротко звякнул и сразу, без раздумий набрал скорость. За окном что-то неясно серело.

– Черт! Он действует не хуже Разговорников, – сказал Шур Дууму, – почему ты послушал его?

Людвиг Оби повернулся к ним.

– Я знаю, мистер Шур, что у вас большой опыт по части Разговорников. Скольких вы убили? Двоих? И вы до сих пор боитесь их? А вот Спилмен Раш, Разговорник Системы №1, боится меня. Бедняга испробовал на мне все свои штучки. Он, наверное, думает, что я – киборг.

– А кто вы? Дьявол?

Оби рассмеялся.

– Я – глухой. Я – абсолютно глухой. У меня искусственная барабанная перепонка. Она настолько старой конструкции, что не различает оттенков тембра. Когда я слышу вас, мне кажется, что говорят роботы. Я – брак.

– В каком смысле?

– В прямом. Неудачный клон. Клон с врожденной патологией. Такое бывает редко. Я родился глухим. Мой хозяин был человеком сердобольным. Он имплантировал мне этот допотопный слуховой аппарат, который стоил дешевле пакетика чипсов, и дал вольную. Мне сделали пластическую операцию, и я начал самостоятельную жизнь.

– Господи, он не только клон, но еще и бракованный. Если люди узнают, кто столько лет управлял ВБС…

– Они не узнают, мистер Шур. И вы скоро узнаете почему.

Поезд резко снизил скорость, завыли тормозные турбины.

Наверх они вышли через такой же лифт, оказавшись в центральном офисе Общественного комитета района Оз.

– Здесь может быть опасно, – заметил Шур, оглядывая картину запустения и разрухи, – наверняка город отдали на трехдневный грабеж. Урканцы так давно не совершали крупных набегов, что, наверное, отказались от традиционного выкупа.

– Поэтому чем быстрее вы свяжитесь с Трэшем, тем быстрее мы будем в безопасности.

– Интересно, как я это сделаю, – огрызнулся Эдвард Шур, который никак не мог успокоиться, узнав, что столько лет жил в страхе перед клоном второго сорта, а не то что нечеловеком. Это никак не могло уложиться в его голове.

– Мы перехватывали разговоры Трэша и командира его наемников Ле Горша. Вот телефон. – Ван Дуум протянул Шуру бумажку. – Звони. А то, не ровен час, сюда забредет какой-нибудь головорез-трабиец. Ты его убьешь и налетишь на кровную месть. А вместе с тобой и мы.

Шур набрал номер.

– Сигги, это я, Шур…

Последние слова потонули в грохоте. Дверь одного из кабинетов словно попыталась сбежать на улицу, забыв о петлях, на которых она висела. С потолка посыпалась штукатурка, радостно соединяясь с мусором на полу. В коридор выскочил Трэш. Его сигара была угрожающе направлена на Шура.

– Тебе конец, Эдвард. Тебе ко…

Он увидел Людвига Оби и замолчал. Рот его так и остался открытым. Через мгновение он протянул руку к подошедшему сзади Ле Горшу.

– Это не приведение? Ты тоже его видишь?

– Так точно, сэр, – ответил Ле Горш и повернулся, чтобы снова зайти в кабинет.

– Тогда дай мне пистолет.

– Не спешите, Трэш. – Людвиг Оби смотрел на Трэша укоризненно, как бы не одобряя слишком вульгарную, сказанную ни к месту шутку. – Присоединяйтесь. Мы искали вас. Кстати, в присутствии этих господ я подписал чек на пятнадцать миллиардов таллеров. ВБС признает свою ошибку в отношении вас и компенсирует вам потери.

Чек вынырнул из кармана Людвига Оби и спланировал на стол. Некоторое время Трэш разглядывал его. Повертел в руках, а потом аккуратно положил на стол. Его лицо стало багровым.

– Потери!!! Да вы расплачиваетесь со мной моими же деньгами!

Он снова схватил чек, смял его и швырнул в лицо президенту ВБС. И… промахнулся. Это бледное, сырое лицо отталкивало даже пыль (а может быть, и микроорганизмы, черт их знает, какие лосьоны они выдумали в своих секретных лабораториях).

Людвиг Оби, не мигая, смотрел на Трэша:

– Нам нужно многое обсудить, пока ситуация не вышла из-под контроля.

– Из-под чьего контроля?! Ле Горш, дайте пистолет. Вы что, оглохли? – Трэш повернулся к Ле Горшу так резко, что его каблуки оставили на деревянном полу два желтых вдавленных полукруга.

– Без суда и следствия расстреливают только мародеров, сэр.

– А он кто? Эта сволочь хотела украсть у меня жизнь.

– Жизнь клона, Трэш, ничего не стоит. Всегда можно сделать копию.

Трэш выронил сигару. Такого оскорбления от поверженного врага он услышать не ожидал. Харпер с удивлением отметил, что впервые видит своего приятеля таким растерянным. Людвиг Оби не стал дожидаться, пока Трэш переварит его слова, молча повернулся и вошел наугад в один из кабинетов. Дуум и Шур последовали за ними. Трэшу ничего не оставалось делать, как принять приглашение, пусть и высказанное в такой необычной форме.

Людвиг Оби уже полностью был хозяином положения. Сигизмунд Трэш, Ле Горш, Ван Дуум, Эвдард Шур, Арчер Харпер – все они беспрекословно слушались его, будто загипнотизированные. Может быть, всему виной была неестественная бесстрастность, свойственная всем слабослышащим людям. Его тусклые глаза помимо воли приковывали взгляд еще и потому, что никому из присутствующих не доводилось его видеть без очков «орлиный глаз».

Лучше бы он был в очках. Именно такое мнение сложилась у всех, кто теперь внимательно следил за каждым движением самого могущественного человека на Аквилоне. Матовые, непроницаемые стекла очков «Орлиный глаз», делавшие человека похожим на киборга, выглядели более живыми на этом странном бледном лице, чем сами глаза. Казалось, что это и не глаза вовсе, а сплошная бутафория. Люди с такими глазами могут многое. Многое, более страшное, чем убийство. Такое страшное, что и думать-то об этом не хотелось.

– Господа, насколько я понял, вы хотите поставить последнюю точку в существовании ВБС. Хочу вас сразу заверить, что вам это не удастся.

Никто не проронил ни слова.

– Естественно, существовавший ранее порядок вещей не сохранится. Кое-что придется изменить.

– Вздор, – фыркнул Трэш, – я не намерен выслушивать покойника.

Людвиг Оби никак не отреагировал на этот выпад. Он продолжал все тем же монотонным голосом:

– Я уже говорил господам из МБР о запасном варианте. Как только суд признает меня виновным, если, конечно, вы решитесь довести дела до суда, или как только меня убьют, начнется операция «Ноль». Все изначальные, согласно плану этой операции, будут стерилизованы. Стерилизация будет проведена с помощью препарата, разработанного в наших лабораториях. Препарат очень эффективен. Он дает стопроцентный результат. Никаких побочных эффектов.

– Это невозможно, – воскликнул Дуум, – вы блефуете. Геном человека и клона – один и тот же.

– Вы забываете, что только в ВБС хранятся точные списки клонов и изначальных. Пиратское клонирование уже давно практически под нашим контролем. Мы можем ошибиться на пару миллионов человек, но сути это не меняет. Через годы это будет планета клонов. Цивилизация пойдет другим путем.

– Чудовище… – пробормотал несклонный к сантиментам Ле Горш.

– Вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите? Это же геноцид!

– Возможно. Я не намерен вдаваться в теоретические дискуссии. Вы не знаете, сколько моих людей – среди изначальных. Я знал, что рано или поздно МБР сядет нам на хвост. Нетрудно было предположить, что вы кого-нибудь сумеете завербовать. Таким человеком оказался Соммерсет Гид. Ему удалось перехитрить нас. По крайне мере, он так думает. Что ж, выбирайте – уничтожение ВБС или стерилизация целой нации. Я предлагаю вам безболезненный выход из ситуации. Все остается как есть. Трэш возвращает себе все, что у него отняли. Дуум и Шур становятся национальными героями, разоблачившими чудовищный заговор Спилмена Раша, который хотел с помощью клонов захватить власть над Системой. Ле Горш становится маршалом-протектором и изгоняет войска Уркана с территории Системы. Самарина придется убрать. Жителям Системы пока ни к чему знать, что толланцы могут добраться до Аквилона и выяснить, что они – всего лишь ферма. Вам решать, господа.

– Все это понятно, – затараторил Трэш, – чего-то подобного от ВБС я ждал. Но какого черта вы обозвали меня клоном. Что это за шутки?

– Я не умею шутить, – просто ответил Людвиг Оби, и Трэш побледнел. – Итак, я жду ответа, господа.

– А я жду объяснений! – взревел Сигизмунд Трэш.

– Ваше дело есть в ВБС. Это было еще до моего назначения. Сигизмунд Трэш умер при родах. Врожденная патология. Родители очень переживали. Дело в том, что миссис Трэш больше не могла иметь детей. Ваши родители заказали замену. Да и замена ли это, по большому счету? Вам было несколько минут от роду. Они заказали также и второго клона – Альберта. Вы были их родным сыном. Что бы ни говорили отдельные политические деятели в Ароппе, – в клонировании положительных моментов много больше. ВБС вернул миссис Трэш ребенка, а по большому счету, и смысл жизни. Если вы мне не верите, я могу предоставить вам метрики.

– Это фальшивка! – Трэш вскочил, судорожно глотая пространство. Он быстро взял себя в руки и расхохотался.

– Вы столько раз обманывали людей, что вам никто не поверит!

– Да мне, собственно, все равно, поверят мне или нет. Да я и не собираюсь никому рассказывать об этом. Мне просто пришло в голову, что вы будете лояльнее относиться к клонам, если узнаете, что и сами клон. В конечном итоге, все это – предрассудки. Клоны – такие же люди, как и все остальные. Никакой агрессивности в них нет. Бывают, конечно, неудачи, как, например, в случае со мной. Это всегда можно пережить. Не получилось один раз, получится второй. ВБС дарит бессмертие. Мы можем совместными усилиями создать новое поколение людей, обладающих выдающимися качествами. Они будут управлять миром разумно и эффективно.

– Захочет ли мир этого? – вздохнул Дуум.

– Мир об этом не будет знать.

– Но ведь мы узнали, значит, смогут узнать и другие. Утечка информации – это всегда лишь вопрос времени. Она неизбежна.

Людвиг Оби кивнул.

– Истинно так. В МБР знают свое дело. Но к тому времени, когда мир узнает, будет уже поздно. К тому же глупо отказываться от процветания, а оно неизбежно, если у власти стоят идеальные люди. Кроме того, остальных мы могли бы немного, если так можно выразиться, подравнять.

– В смысле? – Дуум насторожился.

– Очень просто, – Людвиг Оби несколько оживился, что выглядело зловеще, – клонирование дает возможность закладывать те качества, которые нужны, и избегать ненужных. Мы можем сделать людей законопослушными, добрыми и мягкими, солдат – отважными, балерин – прекрасными.

– Муравьи, – пробормотал Харпер.

– Что? – не расслышал Людвиг Оби.

– Муравьи-рабочие, муравьи-солдаты… – Харпер встал, подошел к окну и оперся руками о подоконник.

– Другого выхода у нас нет, – подвел черту Трэш, – иначе гражданская война и интервенция. Но мы должны контролировать ситуацию! Вам не удастся нас одурачить. А вы точно глухой?

Людвиг Оби улыбнулся. Лучше бы он этого не делал. Даже Ле Горша, кто, бывало, не морщась, ел поганки, передернуло.

– Абсолютно.

– Самарина я убью лично, – объявил Сигизмунд Трэш, встал, подошел к Ле Горшу и, не слушая возражений, вынул у него из кобуры пистолет. Затем, не говоря ни слова, он буквально выбежал из кабинета.

Выстрел прогремел как атомный взрыв.

44. БОЛЬШАЯ ОТСТАВКА

Трэш шагал по коридору точно пьяный, который хочет скрыть свое состояние от окружающих, но не может полностью себя контролировать. Чувства его были сосредоточены на том, чтобы держаться прямо. Зубы стиснуты до предела, так что челюсть стала крепче самого крепкого сплава. Казалось, он больше никогда в жизни не сумеет ее разжать. В голове стучала одна и та же фраза, оставшаяся в голове после полусна, когда битву накрыло Суперпятно. Трэш никогда не поверил бы Людвигу Оби (нашли, кому верить!). Он не поверил бы даже метрикам. Но он почему-то верил словам, которые вложило в его мозг Суперпятно. В этом полусне было больше реальности, чем во всей его жизни.

– Клон не может быть лордом-диктатором.

Не может. Не может. Не может. Лордом. Диктатором. Не может.

Трэш заметил, что идет слишком медленно. Его энергия, бывшая предметом зависти окружающих, испарилась, словно летучий эфир. Он ощущал себя состарившимся и раздавленным. Все то, на чем держалась его жизнь, все то, что ограждало его щитом от любых, даже самых страшных неприятностей и самой смерти, все это рухнуло в течение нескольких секунд. Мир, в котором он существовал такое длительное время, оказался совсем иным, чуждым. Если бы он сделал это страшное открытие раньше, он смог бы ему противостоять. Но за столько лет сознание изначальности настолько завладело им, что разум, столкнувшись с катастрофой, в ту же секунду выбросил белый флаг.

Силы покидали его с каждым шагом. Пистолет в руке превратился в двухпудовую гирю. Он тянул его к полу, советовал присесть, привалившись усталой спиной к прохладной стене коридора.

А может, Самарин уже ушел? Внезапно Трэш почувствовал симпатию к этому толланскому клону. Они теперь были в одинаковом положении. Мир рухнул, а они этого и не заметили. Все знали об этом. Все, кроме них. Ты стоишь посреди разбитого мира и выглядишь полным идиотом. Так гениальный физик, получивший Нобелевскую премию, внезапно просыпается в психиатрической лечебнице и понимает, что вся его предыдущая жизнь была бредом. Если уж вы сошли с ума, то не возвращайтесь обратно. Возвращение не сулит вам ничего, кроме разочарований. Сумасшедшие – самые счастливые люди во вселенной, они не знают, каков мир на самом деле.

Трэш медленно осмотрел дверь. В середине краска треснула, у самого пола чернело пятно, видимо, от удара грязным ботинком. Из щели струился пыльный, солнечный луч. Трэш вздохнул и открыл дверь.

Самарин поднял глаза и снял проволочки-наушники черного ящика. Его взгляд переместился на черный ствол пистолета. Самарин попытался привстать из-за стола. Ствол взлетел вверх, как запретительный шлагбаум.

– Сядь, – негромко приказал Трэш и выполнил, наконец, то, что хотел сделать еще в коридоре, – тихо сполз вдоль стены на пол. Он на мгновение прикрыл глаза, ровно настолько, чтобы не дать Самарину ни единого шанса. Впрочем, Самарин пока еще ничего не понимал. Он видел, что с Трэшем что-то происходит. Но причины происходящего оставались для него за кадром.

Трэш поднял пистолет и направил его на Самарина.

– Они сказали, что ты больше не нужен.

– А до этого, значит, был нужен?

– Ну не всем. Мне – некоторое время. Некоторое время ВБС, они тебя даже клонировали. Только все твои клоны мертвы. И тебе осталось недолго. Всем осталось недолго. Системы, той Системы, в которой я жил и процветал, больше нет.

Трэш вывернул губы, издав разочарованный звук.

– Я хочу вернуться.

Трэш захохотал. Казалось, на секунду энергия и жизненная сила снова вернулись к нему. Но его смех оборвался так же внезапно, как и начался.

– Говорят, что гиперпространство – это и есть тот свет. Жаль, что ты не сможешь рассказать остальным – можно ли путешествовать с помощью смерти. Представь: умирая, человек на самом деле совершает прыжок в гиперпространство. Тело такой прыжок совершить не может, оно для этого слишком хрупкое. А вот душа, если она действительно бессмертна, может. Иногда, если верить легендам, некоторые умудряются возвращаться. Орфей, Психея, скорее всего Иона, побывавший якобы в чреве кита. А потом они рассказывают о других мирах, которые называют «тот свет».

– Занятная теория, – пробормотал Самарин, незаметно осматриваясь в поисках хоть чего-нибудь, что могло ему помочь.

Трэш тем временем практически перестал его замечать. Он увлекся. Чего еще ожидать от человека, который только что потерял собственный мир? Он начинает строить новый.

– Только никто не знает, как это сделать, каков механизм возвращения. Может быть, ты знаешь, Алекс? Не знаешь. И я не знаю. Может, тебе удастся вернуться? Может, моя пуля станет твоим космическим кораблем, который перенесет тебя через парсеки. Самарин, а давай вернемся вместе? Я тоже хочу вернуться. Но не могу. В прошлое нет возврата. Пространственно-временной континуум. А вот у тебя шансы есть. Тебе же нужно не прошлое, не время, а конкретное место. Или все-таки вернуться – это значит вернуться назад, а?

Самарин не ответил, он боялся вывести Трэша из состояния транса, в которое тот потихоньку впадал. Трэш сидел на полу и бормотал что-то свое. Черное вороненое дуло потихоньку клевало носом, убаюкиваемое этим бормотанием. Самарин еще раз огляделся. Он не находил решительно ничего такого, что могло бы ему помочь в этой ситуации. Можно было попробовать броситься на Сигизмунда Трэша и выбить у него пистолет, но для этого необходимо было встать и обогнуть стол, а потом преодолеть расстояние до стены. На это потребовалось бы не менее пяти-шести секунд – пуля летит быстрее. Самарин с ненавистью посмотрел на стол, преграждавший ему путь к спасению. И тут он заметил черный ящик. Решение пришло моментально. Он схватил его и швырнул в Трэша. Раздался грохот, а затем визг, который обычно издает внезапно сломавшаяся циркулярная пила. Сноп искр выглядел как фейерверк, вырвавшийся из-под контроля пиротехников. Самарин инстинктивно пригнулся, закрыв руками голову. И вовремя – над ним в стену ударился черный ящик, отброшенный пулей. Трэш и дуло смотрели на него пустыми глазницами. Пороховой туман спешил скрыться из комнаты, воспользовавшись открытым окном.

Трэш как-то жалко улыбнулся.

– Самарин, – сказал он, как ни в чем не бывало, – я давно хотел тебя спросить: каково это быть клоном?

– Не знаю. Для меня это обычное состояние.

– Но ты же всю жизнь считал себя человеком. И вдруг оказалось, что ты – клон. Пусть толланской ветви, но клон.

Самарин пожал плечами. Под рукой больше не было ни одного предмета, который можно было бы использовать.

– Я и сейчас считаю себя человеком. Мне плевать на ваши штучки с клонированием. У нас это называется расизмом. Это противозаконно и неприлично.

– Неприлично, – машинально повторил Трэш и поднял пистолет, – вот оно.

– Что? – не понял Самарин.

– Ключевое слово. Неприлично. Если ты не возражаешь, я выкурю сигару.

– Можешь курить, не останавливаясь, всю оставшуюся жизнь.

Трэш вынул сигару, затем зажигалку и прикурил. Комната наполнилась ароматом «Виллура». Трэш прикрыл глаза. По его лицу пробежала тень блаженства. Он выпустил огромное толстое кольцо. Оно, дрожа и вращаясь, поплыло под потолок. Самарин следил за ним, как завороженный. Кольцо было плотным, почти осязаемым. Он подумал, что вот сейчас оно ударится о штукатурку и отпрыгнет словно каучуковое.

– Я возвращаюсь.

Это были последние слова Трэша, которые услышал Самарин. В следующую минуту прозвучал выстрел, а за ним стук головы о стену. Самарин опустил глаза, оторвавшись от созерцания кольца. Пистолет лежал у Трэша на бедре. Верхняя половина черепа отсутствовала. На стене расплывалось пятно тошнотворной палитры. Во рту Сигизмунда Трэша чудом удерживалась дымящаяся сигара. Тонкий дымок уходил вверх, соединяясь с такой же струйкой, сочившейся из дула пистолета.

Самарин встал. Ему захотелось вынуть сигару, но брезгливость преодолела это странное желание. Самарин обогнул, наконец, стол и бросился к выходу. Но перед самым его носом дверь распахнулась. На пороге стоял Ван Дуум. Самарин едва не сбил его с ног. Ван Дуум посмотрел на Трэша и кивнул. Людвиг Оби умеет убивать не хуже Разговорника.

– Вам некуда спешить, Алексей. У МБР есть к вам несколько вопросов.

Самарин вспомнил Элизу Беккер, тоже любившую задавать вопросы. И стеклянную трубку, торчавшую из ее горла. И вытирающего руки Эдварда Шура. И Альберта Трэша, клона, выполнявшего приказание хозяина. Вопросы до добра не доводят. Вот только кого не доведут они до добра на этот раз?

45. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Черная шелковая повязка обняла ему голову. Тугой узел ущипнул кожу на затылке. Даже слепому лучше. У него есть навык ходьбы в темноте, у него развит тонкий слух, его никогда не подводит обоняние. У человека с завязанными глазами этих способностей нет.

Некоторое время его вели по коридору, о чем Самарину докладывало хрустящее под ногами стекло. Затем он чуть не упал со ступенек, которые начались внезапно и так же внезапно исчезли. Свежий воздух сообщил, что они на улице. Резкий запах бензина проинформировал, что его повезут в машине. Если сосредоточиться на своих ощущениях, то вполне можно контролировать ситуацию. Конечно настолько, насколько это позволяют связанные за спиной руки.

Если они хотят задавать мне вопросы, то почему меня ведут связанным?

Самому вопросы задавать не хотелось. Он уже задал вопросы. И ни один ответ не оказался верным. Лучше всего все узнавать самому. Сам себе – дурной вестник. По крайней мере, никого не обидишь.

Он попытался успокоиться. В таких случаях Самарин привык повторять строчки забытого китайского поэта:

Жить для него – как отдаться течению, Умереть для него – как уйти отдыхать…

Китайская мудрость не могла отогнать страх. Или он сам не хотел этого делать. Страх мобилизует, заставляет шевелиться волоски на коже и извилины в сером веществе.

И он почувствовал. Где-то внутри родилась уверенность, что еще не все потеряно, что будут еще вопросы, на которые не смогут найти ответы те, по чьей воле гитарная струна врезается в его запястья.

Он пошевелил пальцами и убедился, что больше не чувствует их кончиков. Струна мстила за разлуку с гитарой. Она была пятой. Он был у нее первым.

Они ехали недолго. За все время поездки его поразила странная мирная тишина. А ведь город, насколько он понял, отдан на трехдневное разграбление варварам из Уркана. Нет, только редкий запах затухающего пожарища, иногда чей-то возглас, шум моторов, крик птицы. И больше ничего. Ни визга насилуемых женщин, ни детских воплей, ни других звуков, столь характерных для массового разрушения и насилия. И даже… музыка! Откуда-то, из чьего-то окна донесся обрывок мелодии. Этот город не грабили. Точно, не грабили. Самарин удивился и тут же забыл об этом. Стон тормозов. Значит, приехали. Он ткнулся в потную спину сидевшего на переднем сиденье джипа эмбээровца.

Его аккуратно вывели из машины и провели несколько десятков шагов, крепко держа за локоть. Скрип железной двери, несколько ступенек вниз, затхлый подвальный воздух… Повязка исчезла. Темнота осталась. Запястья вздохнули, освобождаясь от басовой струны. Его усадили на табурет. В лицо ударил луч фонаря. Самарин на мгновение зажмурился. Он не мог разглядеть светившего – лишь черный силуэт напротив. Голос принадлежал Ван Дууму.

– Вы – Алексей Самарин?

– Да.

– Вы – из Толлана?

– Я – с планеты Земля.

Силуэт кивнул.

– С какой целью вы прибыли на Аквилон?

– Я вообще не собирался на Аквилон.

– Тогда почему же вы здесь? Почему ВБС клонировал вас? Как вы можете все это объяснить?

– Никак. Мы пытались лишь повторить траекторию полета кометы Рикса.

– Какой кометы Рикса?

– В 2060 году астрофизик Рикс обнаружил странную комету. Она возникла внезапно перед самой солнечной системой. Ее хвост то появлялся, то исчезал.

– Слишком резкое торможение, – пробормотал Ван Дуум.

Фонарь в его руках дернулся. Луч погладил щеку Самарина, похлопал по плечу и вновь впился в глаза.

– Что? – переспросил Самарин.

– Отвечайте на вопросы, – оборвал его Ван Дуум. – Что вам рассказывали Сигизмунд Трэш и агент МБР Эдвард Шур?

– Шур сказал, что Трэш оформил на меня лицензию задним числом. Трэш подозревал, что я подослан ВБС.

– Вы действительно подосланы ВБС?

– Я долгое время даже не знал, что это Всемирный Банк Спермы.

– Похоже на правду. Что вам еще известно?

– То, что в ВБС существовал какой-то заговор, что они меняли изначальных на клонов, а изначальных отправляли в Карфаген под видом клонов.

– Что вы видели в Карфагене?

– Все. Клонов, мутантов, банду Трехглазых, которые, как выяснилось, были подразделением ВБС.

– Что вы думаете обо всем этом?

– Честно говоря, у меня не было времени об этом подумать.

Фигура поднялась со стула.

– Жаль. Жаль, что вы так и не успеете об этом подумать. Вы представляете угрозу для безопасности Системы. Мы вынуждены ликвидировать вас. Взамен будет создан клон, которому перейдут все ваши личные качества, а также часть воспоминаний. Приговор будет приведен в исполнение завтра утром. Не хотелось заставлять вас ждать. Ожидание смерти – хуже самой смерти. Но в данный момент у нас более неотложные дела.

Фигура повернулась и зашагала к двери, увлекая за собой белый свет фонаря.

– Какую часть? – крикнул ей вдогонку Самарин. Ему ответил оскорбительный железный скрежет.

Самарин попытался привыкнуть к темноте, и это ему вскоре удалось. Он довольно уверенно стал различать табурет, на котором сидел, и стул напротив. В углу довольно просторной бетонной коробки он разглядел несколько топчанов и прилег на один из них, приготовившись к ожиданию. Оно продлилось недолго. Вскоре дверь снова заговорила своим неразборчивым металлическим языком. Короткая полоска света впустила одну за другой две человеческие фигуры. Снова допрос? Он услышал, как один из двоих гостей чертыхнулся. Этот голос, без сомнения, принадлежал Харперу. Второй человек молча приблизился к нему и тронул за плечо.

– Ты кто? – спросил Шур.

– Самарин, – ответил Самарин.

– Те же, только без Трэша, – заключил неизвестно чему обрадовавшийся Харпер.

Впрочем, этот пожилой мужчина радовался всему, что сулило затруднения.

Вспыхнул огонек, полукругом нимба осветивший лицо Самарина. Из-за пределов этого полукруга ухмыльнулась карикатура на Эдварда Шура.

– Самарин, – удовлетворенно протянул он, – ты жив?

– Обещали убить утром.

– Нас тоже, – весело сообщил Харпер.

– Такое вот дело, – грустно подытожил Шур и опустился на стул, на котором еще пять минут назад сидел его непосредственный начальник. – Они тебе говорили, что ты представляешь угрозу безопасности Системы?

– Да, – безучастно согласился Самарин.

– Мне тоже, – сообщил Шур и тут же начал рассказывать, – мы были против…

– Я-то, собственно, нет, – вставил Харпер.

– Ну, – согласился Эдвард Шур, – я и говорю, когда он сообщил свой план, а Трэша уже не было…

– Кто? – спросил Самарин.

– Людвиг Оби…

Шур задумался. Людвиг Оби на его глазах вновь начал руководить, по всей видимости, уже гиблым мероприятием. Есть люди, которые руководят независимо ни от чего. Они просто призваны руководить. Шура этот факт бесил. Почему они? Почему не он, который вербовал Соммерсета Гида, готовил разоблачение ВБС? Почему, в конце концов, он сдался, вспылил, потребовал несуществующей справедливости? Причем за Трэша, пустившего себе пулю в лоб без консультации со своим персональным агентом, который отправился за ним даже в Карфаген? Теперь они сидели в карцере втроем, а Харпер бездумно ухмылялся. Трэша больше не было, и никто не мог им помочь своей неуемной, всесокрушающей энергией.

Ван Дуум кинул его на растерзание акуле по имени Людвиг Оби, который решил, что те, кто прошел через Карфаген, да еще в курсе всех «ноу-хау» ВБС, включая ускоренное и скрытое клонирование, должны умереть. Их имена: Самарин, Шур, Харпер (Соммерсет Гид давно мертв, Спилмен Раш должен умереть с минуту на минуту, – следите за последними известиями). Он решил это ради безопасности Системы, и Ван Дуум не нашелся что возразить, хотя мог бы. Ведь Оби проиграл. Они пришли за ним. А теперь трое заключенных, каждый на свой лад, переваривали идею утренней казни.

– Что будем делать? – Харпер с размаху опустился на лежак, еле сдержав стон от удара ягодицами о дерево.

Шур осмотрел карцер по периметру.

– Нужно уходить до утра, – глубокомысленно произнес он, скорее чувствуя, чем видя, усмешку Харпера.

– Как это сделать, – поинтересовался Харпер, – а, мистер суперагент?

– Если есть окно, попробуем через него, если есть возможность выманить охранника, который отвечает за дверь, нужно действовать через него.

– Слишком абстрактно, – заметил Харпер, и его локти прижались к затылку, а сам он демонстративно захрапел.

Шур на ощупь нашел железную дверь и забарабанил в нее.

– Самарин, – шепотом позвал он, – иди сюда.

Самарин подошел. В двери открылось окошечко, через которое обычно подают баланду.

– Что? – отозвался бесстрастный голос охранника. Самарин выглянул в окошечко и увидел до боли знакомые глаза. Реакция Самарина была мгновенной.

– Открой.

Охранник открыл. Ставший уже родным визг двери наполнил Алексея каким-то неведомым возбуждением. Он заглянул в щель. На него глянул он сам, и взгляд этот был полон удивления и сочувствия. Самарин глядел на Самарина. Так уже было. Сколько раз можно убивать свое отражение, сколько раз можно пытаться доказать миру, что ты – один-единственный и других быть не может?

– Привет, – поздоровался Самарин и ударил своего на секунду опешившего двойника ногой. Двойник согнулся пополам, душераздирающе захрипев.

– Ой-е!!!

Шур рванул дверь, освобождая проход до конца. Харпер крикнул что-то вроде:

– А зачем ждать до утра!!!

И выскочил в коридор. Шур и Самарин устремились за ним.

Они не думали, что их ждет легкая прогулка, просто смерть легче ждать, чем-нибудь себя заняв.

46. ИЗМЕНА

Тишина поразила не только Самарина с завязанными глазами. Ван Дуум и Людвиг Оби думали о том же: почему наемники не грабят город? Войска наемников рассеялись, словно их и не было вовсе. Даже Ле Горш не мог найти своих боевых товарищей, объявленных вне закона на пяти континентах и всегда демонстрировавших ему свою преданность. Людвиг Оби нервничал. Они остались без защиты в городе, где фактически не существовало никакой власти. Их могли запросто убить. Командование Системы запрашивало Ван Дуума о положении дел, а он не знал, что ответить. Это могло привести только к одному – превентивному ракетному удару по району Оз. Нет района – нет проблемы.

Мурк, вкусивший богохульник и более сильные травы, сообщил Этлу, что Сигизмунд Трэш – спонсор войны – уже два часа как мертв. Агенты Этла были более конкретны, они кричали туманным утром только одно слово «Измена!!!»

– Нас предали, – хмуро сказал Мурку Этл и приказал прекратить помывку Белого Слона.

Война, в которую Этл поверил до самых глубин души, как это ему и повелевал голос крови, столетиями вызревавший в его генах, откладывалась. Ле Горш не отвечал. Наемники слали донесение одно хуже другого: Трэш покончил с собой, Харпер и Шур пребывают в карцере, заготовленном для Людвига Оби и компании.

– Измена!!! – кричали трабийцы и наминийцы.

– Измена!!! – орали воины Ле Горша.

Мурк был мрачнее тучи. Духи-хранители говорили ему о том, что победа близка. В результате – предательство. Этл приказал отвести войска из города и рассредоточить их по окрестностям. Как этому очкастому ублюдку удалось заставить Трэша покончить с собой? Наверняка они его просто убили, а Ле Горшу пообещали звание и прощение грехов. Война беспощадна к человеческим слабостям. Никогда не связывайся с бледнолицым. Разведка донесла, что вооруженные силы Системы пока находятся на зимних квартирах. Войска МБР – в Сити-Тауне, подразделения ВБС – в сомнениях. В Южных штатах и Западных провинциях брожение умов. Значит, шанс остается. Этла даже радовал этот крик:»Измена!!!» Он приказал остановить трехдневный грабеж и отступить. Они заняли пригороды и стали ждать. Ждать Трэша. Союзник в лице Суперпятна не очень радовал Этла. Одну битву с его помощью выиграть было можно, а дальше… А газ? Этл решил ударить сразу. Всеми силами, которые у него были. Сначала захватить район Оз, а потом Сити-Таун. Борьбу с Системой он вести пока не мог, но ударить в ее самое сердце, чтобы сохранить навсегда свой образ в сердцах будущих поколений урканценв, он мог. А там, в горах, они его не достанут. К тому же при удачном исходе дела в его руки мог попасть Людвиг Оби, который непостижимым образом оказался в городе. Трэш погиб, но деньги его остались у Этла. То есть прибыль есть. Правда, она не поможет избавиться от горечи поражения. Уркан мог выиграть великую войну. Он мог поставить на колени Систему и ВБС. Даже Ароппа была бы вынуждена признать его мощь. Теперь придется довольствоваться малым.

У него были хорошие разведчики. Их тени неслышно скользили по разоренному городу, и вскоре он уже знал, что Людвиг Оби, Ван Дуум и Ле Горш собираются покинуть город и отправиться в Сити-Таун. Он даже узнал о подземной монорельсовой дороге. Узнать ему это помог Мурк. Мурк, который обладал силой, недоступной человеческому пониманию. Он умел разговаривать с Суперпятном, и это существо многое ему сообщало. В том числе и про подземную монорельсовую дорогу. Они прибыли сюда по ней из Сити-Тауна.

В то время как вся Система сходит с ума по воздушному транспорту, мы в ВБС предпочитаем подземный.

Этл вздрогнул. Полог его походной палатки откинулся. Он увидел бритую голову своего адъютанта. В длинном хвосте волос, оставленном по давней традиции на самой макушке, торчало перо речного охотника. В руках адъютант держал поднос с едой: кусок поросенка, утиная печень и соус лианового дерева. Скромно, по– походному. Желудок должен быть легким. Этл молча взял поднос. Адъютант исчез. Его место занял Мурк. Он вошел в палатку молча. В глазах его клубился туман. Коричневая кожа розовела на скулах.

– Нам надо поговорить.

Этл отставил поднос с едой в сторону.

– Знаю.

Они не смотрели друг на друга. Да этого и не требовалось. Оба знали, что ни один из них не предаст. Они – не продажные бледнолицые.

– Возьми самых лучших из Правого Крыла и прочеши город. Я пойду к монорельсовой дороге и перехвачу их там. Мы получим хорошие деньги за Людвига Оби. Или весь Аквилон узнает его секреты. Настойка паротты развяжет ему язык.

– Ты не можешь идти один, Мурк. В городе – опасно.

– Шаман Уркана находится под защитой духа-хранителя и больше не нуждается ни в чьей защите.

– Гордость – плохой советчик.

– Невежество – еще хуже. Если бы я не знал, я бы не говорил.

Мурк поднялся. Этл взял с подноса кусок свинины, обмакнул ее в соус и отправил в рот. Окрашенное соусом мясо казалось сырым. Они вышли из палатки. Рядом с Этлом возник адъютант.

– Трибу Рула ко мне.

Адъютант исчез. Этл обернулся к Мурку, но шамана уже не было. Этл машинально глянул на дорожную пыль. Следов Мурка тоже не было. Вот два следа легких, узких босых ступней. Вокруг них след от его балахона. А за границей этого неровного круга ничего. Иногда Мурк удивлял его. Но урканцы долго не удивляются. Их с детства приучают принимать жизнь такой, какова она есть. Этл хмыкнул, пожал плечами и стал высматривать трибу Рула – сотню бойцов старинного рода Рулов, старшего в клане Правого Крыла.

Рулы не заставили себя ждать. Они прискакали на резвых низкорослых горских лошадках. Они и сами были щуплыми и невысокими. Но эта щуплость могла обмануть кого угодно, но только не опытного воина. Невероятно жилистые тела таили в себе силу стальной пружины. Короткие руки без труда ломали ребра и челюсти даже у двухметровых гигантов. Свирепость Рулов, их неутомимость и сила давно вошли в урканский фольклор. Этл еще раз медленно, растягивая удовольствие, осмотрел строй почти обнаженных горцев, чьи намазанные жиром тела сверкали в лучах утреннего солнца. Они хмуро глядели из-за гривастых шей своих лошадей. Еще никто не уходил от подобной погони. Не уйдет и Людвиг Оби. Будь он хоть сам дьявол.

Этлу подвели коня, гнедого и тонконогого, как балерина. Конь приплясывал от нетерпения. Этл, несмотря на кажущуюся тучность, легко взлетел в седло. Конь чуть присел под тяжестью седока и тут же натянул поводья.

– Уркан! – крикнул Этл и дал полный газ, ударив пятками по маслянистым бокам скакуна. Сотня блестящих снарядов рванула вслед за ним. Топот копыт слился с гулом барабанов, возвещавших обед. Тысячи глаз с надеждой наблюдали за своим вождем, который отправился прямиком в самое сердце засады, в город, где царила измена…

Они скакали, сбивая росу с гладких стеблей травы, навстречу солнцу, поднимавшемуся из-за крыш городских домов. Они въехали в город внезапно, как и полагается тем, кто всю жизнь провел в подобных набегах. Город спал. Его окна были слепы. Топот копыт звучал как колотушка ночного сторожа, отпугивающего воров. Этл вел трибу Рула к зданию общественного комитета района Оз. Если Людвиг Оби находится в городе, то, скорее всего, он там. И первая пуля, сонно прожужжав над его ухом, подтвердила правильность этой догадки. Рулы на скаку выхватывали короткоствольные ружья из чехлов, закрепленных на спинах. Они стреляли, держа ружья одной рукой, а второй управляя лошадьми. Пули забарабанили по стене здания общественного комитета. В ответ затрещали «Вервольфы» и заухали «Трумы». Это был салют в их честь, устроенный спецподразделением МБР, которое прибыло сюда ночью вслед за своим командиром – Ван Дуумом. Триба рассыпалась веером, полукругом огибая здание. В окнах заполыхали пожары.

Этл держался позади сражения, тщательно высматривая среди защитников Ван Дуума или Ле Горша. Людвиг Оби наверняка тоже держится позади. У Этла, конечно, был древний оберег, висевший на волосатой груди. Он защищал своего владельца и от стрелы, и от пули, и от бластера. Но… Этл не верил в амулеты, когда дело касалось ВБС.

Силы были примерно равны, но нападавшие имели определенное преимущество. Они атаковали первыми, когда в оцеплении стояла ночная смена – десять человек. Так что на первых минутах численное превосходство было за ними. К тому же урканцы привыкли сражаться в темноте. Они переговаривались особыми сигналами – тонким свистом, который для непривычного уха терялся в какофонии звуков ночного штурма. Таким образом они предупреждали друг друга об опасности и согласовывали свои действия. Эмбээровцы пользовались приборами ночного видения, которые становились бесполезными с первыми лучами солнца. А солнце неумолимо вставало. В утренних сумерках рулы были похожи на призраков, которые спешат довершить свое дело до первых петухов.

А пули звенели, рыскали в поисках живой плоти. И это не нравилось живым. Мертвецам же было наплевать. Тем более что их становилось все больше. И одеты они были в форму МБР (отличное сукно, меняющий цвет камуфляж, подкладка для легкого бронежилета, автоматически, в зависимости от смены температуры, включающийся подогрев и система охлаждения, водонепроницаемый, но пули его все-таки пробивали).

И эмбээровцы отступили. Они не могли определить количество нападавших. Что это было – авангард возвращающихся в город войск или отвлекающая рекогносцировка? Откуда будет нанесен следующий удар? Какое применят оружие? Лучше отступить. Тем более что потери становились критическими. Эти краснокожие слишком метко стреляли. Иногда нечеловечески метко. Во внутреннем дворике стояли два индикара. Это не бегство, это – отступление. Тем более что подкрепление из Сити-Тауна все равно не поспеет вовремя. Это чертовски неприятно, когда знаешь, что подкрепление не поспеет вовремя…

Урканцы спешились и осторожно группами по два-три человека просочились в здание. Они сделали это очень осторожно и очень быстро. Индикары не успели взлететь. Две ракеты оставили во внутреннем дворике два коптящих черным дымом костра. Внутри обугливались оставшиеся в живых защитники центрального офиса общественного комитета района Оз.

Этл приказал потушить пожар. Среди дымящихся и парящих обломков он искал тела своих врагов. Тех, кто породил измену. Он очень надеялся, что увидит лицо Людвига Оби, покрытое посмертной маской из расплавившихся очков «Орлиный глаз». Но тел не было. Не было Ван Дуума, Ле Горша и Людвига Оби среди тех, кто попал в плен. Короткий анализ не прояснил ситуации. Они стали обыскивать здание, оставив снаружи зоркий и многочисленный караул. И мышь не проскочит. Если, конечно, Людвиг Оби не был дьяволом. Такому и Пятно нипочем.

Они нашли центральный лифт, ведущий в шахту с монорельсовой дорогой, уже через двадцать минут. Солнце окончательно взошло. Языки пламени, кое-где вырывавшиеся из окон, уже не выглядели так зловеще. Этл увидел на линолеуме рифленый отпечаток ботинка. Нога, его носившая, неосторожно наступила на кучку пепла, оставшуюся после сгоревших бумаг. Носок следа указывал на дверь лифта. Этл нажал толстым коричневым пальцем серебристую кнопку нулевого этажа. Лифт скользнул вниз. Замелькали цифры. Двери бесшумно отворились, и преследователи очутились в коридоре с низкими потолками. Лампы светили тускло и неуютно. Снова отпечаток ботинка, но на этот раз левого. Этл почти побежал. След был свежим, возможно, они успеют догнать беглецов до того, как они укатят по монорельсовой дороге в Сити-Таун, где ему их уже не достать. Они шли быстрым шагом, успевая внимательно осматривать пол. Слишком много здесь было дверей, ведущих в подсобные помещения, и за какой-то из них скрывался ход к подземной дороге. Если проверять каждую, можно потерять уйму времени, а Этл не хотел упускать ни секунды. Среди сопровождавших его урканцев были опытные следопыты, они уже давно отметили его интерес к отпечатку ботинка и теперь уверенно вели его к цели, замечая малейшие следы сажи, оставленные неосторожной дичью.

В конце коридора, после нескольких поворотов, путь им преградила массивная бронированная дверь. И она была заперта. Ключей у них не было, да и зачем ключи, если есть кумулятивные снаряды, способные прожечь любую броню? Даже предусмотрительно спрятавшемуся за поворотом Этлу обожгло щеки горячей волной. Раздался грохот: остатки расплавленной двери упали. Урканцы ринулись в образовавшийся проход.

Они увидели беглецов, стоящих на миниатюрной станции. В вагоне уже горел свет. Они даже успели расcесться по местам, но что-то мешало им отправиться в путь. Этл вгляделся в полумрак. Прямо перед поездом, поставив упрямые ноги по обеим сторонам одинокой рельсы, стоял Мурк. Он смотрел прямо на фары, словно пытаясь загипнотизировать машину. Разные шаманские фокусы – это еще можно понять, но останавливать взглядом поезд! Этл чуть не вскрикнул от досады и сделал знак рулам. Они кинулись к вагонам, но стальные двери захлопнулись у них прямо перед носом. О кумулятивном снаряде не могло быть и речи – Людвиг Оби и Ван Дуум (а Этл отлично видел их сквозь бронированное стекло) были нужны ему живыми. Почему они не трогаются? Достаточно нажать на латунный рычаг, и от Великого шамана Уркана останется мокрое место. Или он действительно мог останавливать взглядом электропоезда?

Мурк закричал:

– Вам не проехать, я заминировал путь. Сдавайтесь!

Ван Дуум беззвучно зашевелил губами. Артикуляция свидетельствовала о том, что директор МБР прекрасно знал урканские ругательства. А еще было совершенно ясно, что он не верит Мурку. Этл тоже ему не верил. Потому что Мурк отродясь не умел обращаться с оружием, а тем более с взрывчаткой. Нужно перебить рельсу. Любой из его парней мог сделать это одним выстрелом. Но там стоял Мурк. Никакой урканец не решится не то что бы выстрелить в сторону шамана, даже просто плюнуть (нет, плюнуть будет, пожалуй, пострашнее).

– Мурк, уходи! – заорал Этл. – Уходи, дурак. Мы перебьем рельсу.

– Они не смогут… – крикнул в ответ шаман, и тут заискрило голубым. Сверху посыпались искры. Они все-таки нажали латунный рычаг. Этл стоял на платформе и смотрел, как поезд трогается.

Мурку конец. Или он действительно мог останавливать взглядом электропоезда?

Не мог. Никто не может. Есть другие способы остановить поезд, настолько страшные, что и представить себе нельзя, а если увидишь, то постараешься тут же забыть. Хорошо, что Мурк не увидел. Его с глухим шлепком размазало по лобовому стеклу. Машинист, а им был Людвиг Оби, инстинктивно отпрянул, когда коричневое лицо шамана разбилось прямо перед ним, словно горшок с цветком.

А дальше… А дальше поезд, набравший ход, влетел в серое облако и растворился в нем, как в серной кислоте. Он просто распался на молекулы, превратившись в серую пыль, которая завихрилась в бешеном вальсе, ослепив Этла и его урканцев нестерпимым сиянием. Впрочем, сияние длилось не дольше секунды. Затем последовал взрыв. Этлу показалось, что его мозг лопнул, как мыльный пузырь. Тоннель на мгновение раздулся, а затем сжался. Бетонные балки рвались, как старая бумага. Монорельсовой дороги, соединяющей Сити-Таун и Саттон-гэри, больше не существовало. Уркан лишился в одночасье своего вождя и шамана, МБР – своего директора, а Аквилон – всесильного и непотопляемого президента.

А кто виноват? Они сами спустились в этот тоннель.

47. СЕРОЕ ЦУНАМИ

Ох уж эти серые облака. Они могут серьезно напугать, если до этого ты хоть раз встречался с Пятном. А если не раз?

Самарин, Харпер и Шур вылетели из небольшого приземистого (серого!) здания, служившего еще пару дней назад казармой для национальной гвардии. Их никто не задерживал. Пожалуй, клон Самарина оставался единственным охранником пленников уже несколько часов. Их бросили? Почему? Что заставило Людвига Оби и его бесчестную компанию так поспешно ретироваться? Стояло утро.

– Мне показалось, что я слышал выстрелы, – поделился с приятелями Шур. Они оглядывались по сторонам, но не могли заметить никаких признаков штурма города (кем бы то ни было: войсками Системы, спецподразделениями МБР или, чем черт не шутит, миротворческими силами Ароппы). Ничего. Только серые облака на низком утреннем небе.

– Нам опять повезло, – заключил Харпер. – Что будем делать, Эдвард?

Шур еще раз внимательно осмотрелся по сторонам.

– Я должен обратиться в конгресс Системы. Я должен рассказать правду. Иначе все полетит в тартарары.

– Но Сити-Таун занят спецподразделениями МБР. Ван Дуум наверняка уже отдал соответствующие распоряжения. Тебя схватит первый же постовой.

Шур похрустел пальцами.

– Мы должны это сделать. Иначе конец. В конце концов, можно сдаться национальной гвардии и предстать перед судом конгресса, а там все и выложить.

– А где здесь космодром? – спросил Самарин. Он уже заметил стоявший на противоположной стороне улице брошенный армейский джип, и это навело его на некоторые мысли.

– Зачем тебе? – в голосе Шура засквозило профессиональное подозрение. Он перехватил взгляд Самарина. – Вот на этом джипе мы и отправимся в Сити-таун.

– Я не поеду в Сити-Таун, – слова Самарина выползали из него медленно и тяжело, как будто диаметр горла не соответствовал их размеру.

– Вы с Харпером нужны мне как свидетели. Трэш мертв. Макс куда-то подевался…

– Он тоже мертв.

– Интересно. Ладно, потом расскажешь. А сейчас нужно проверить, не слили ли урканцы бензин из этой славной машинки.

– Не расскажу. Мне нужен космодром.

– Да зачем?

– Я возвращаюсь. Ты забыл, что я – с Толлана. Там тоже живут люди, которые должны знать, что на самом деле происходит. Доказательства у меня есть.

Он показал Шуру черный ящик (Никогда нельзя открывать черные ящики. Никогда.), поцарапанный пулей Трэша.

– Черный ящик с лайнера, на котором на эту планету прибыли урканцы. Здесь вся история Аквилона. Кроме того, этот ящик сам по себе является внеземной технологией. Телепатические наушники, носитель, вмещающий почти неограниченное количество информации. Мне есть чем удивить родную планету.

– Тебя упекут в психушку, а ящик заграбастают военные, – не сдавался Шур.

– Посмотрим.

– Алекс, – вмешался Харпер, – ничего страшного не произойдет, если ты вернешься позже. Вот дашь показания в конгрессе и вернешься.

– Я не собирался давать никаких показаний, а меня все равно собирались убить за ту информацию, которой я обладаю. Никаких показаний не будет. Они убьют всех.

Харпер растерянно взглянул на Шура. Оба они прекрасно понимали, что в словах Самарина есть доля правды. И это была очень большая доля. Пройти Карфаген и джунгли Уркана для того, чтобы самим отправиться на плаху… Это выглядело глупо.

– И что делать?

Шур молчал.

– Мне нужен космодром. Я хочу улететь отсюда.

– Послушай, Самарин. Как ты улетишь, даже если попадешь на этот чертов космодром? Ты же не умеешь управлять нашими космическими кораблями.

– Вы мне поможете. Я был бы не против, если бы вы полетели со мной. Свидетели мне пригодятся.

– Я бывал на Толлане.

Заявление Шура на некоторое время повергло Самарина и Харпера в изумление.

– Что вы на меня так смотрите? Я был в командировке. Две недели.

– Что ты там делал? – спросил Самарин.

– Наблюдал. МБР никогда не доверял той информации, которую поставляли на Аквилон официальные наблюдатели ВБС.

– Послушай, Шур, ты мог бы выявить всех наблюдателей ВБС, рассказать о них всем правительствам Земли…

Шур не успел ответить. Он и Харпер смотрели на горизонт с открытыми ртами. Самарин тоже повернул голову в эту сторону. За горизонтом, сливаясь с облаками, поднималась серая стена. Это было похоже на цунами. Не формой. А тем, что с первого взгляда становилось ясно: против этой надвигающейся беды нет спасения. Она снесет все, что встретится на ее пути. Серая волна огромной высоты застилала небо. Ее края были очерчены твердым серым карандашом. И это серое цунами росло. Медленно, но очень заметно. Росло и одновременно двигалось вперед, поглощая пространство и время. Двигалось прямо на них.

– Что это?! – завопил Харпер. Ему необязательно было вопить. И Самарин, и Шур все прекрасно видели. Серость накрывала мир, как дешевое одеяло в приюте престарелых. Не было только бирки «Союз благотворительных обществ в пользу сирот».

Шур, не говоря ни слова, бросился к джипу. Сработал рефлекс профессионального разведчика. Харпер и Самарин последовали за ним. Они бежали, стараясь не выпустить из поля зрения джип, которому не стоялось на месте. И в то же время все трое продолжали боковым зрением наблюдать за серым цунами. А цунами, по всем признакам, вознамерилось покрыть своим грифельным торсом всю планету.

Они вскочили в джип. Шур – за руль. Взревел мотор. Цунами становилось все ближе. Машина рванула вперед, повинуясь вербальным командам агента МБР. Самарин оглянулся. Харпер тоже. Шур наблюдал за кошмарной картиной в зеркальце заднего обзора. И все они увидели (а может, им показалось?) фигуру в черном балахоне со скрещенными на груди руками. Фигуру Мурка, верховного шамана Уркана. Коричневое лицо дернулось в ухмылке, а затем, оглядев окрестности с высоты птичьего полета, заметило Самарина. Ухмылка пропала. Шаман стал серьезен и многозначителен. Он кивнул джипу, летящему со скоростью пули. И… указал на грудь. Маг дарит подарок тому, кто однажды выручит его из беды. Самарин инстинктивно пошарил рукой на груди. Пальцы нащупали холодный, влажный по неизвестной причине металл. Это был ключ, подаренный ему Мурком при их первой встрече. В душе Самарина затеплилась надежда, хотя его собратья по бегству пребывали в полном отчаянии. Пепельное покрывало росло. Не было уже ни облаков, ни самого неба, ни, естественно, солнца. Не было ничего, кроме плотной, живой субстанции, которая глотала, глотала, глотала… Исчезали дома, проспекты; исчезла почта, с разбитыми после урканского набега стеклами; исчез прохожий, еще секунду назад бежавший с буханкой черного хлеба; трехколесный велосипед, валявшийся у давно небеленного бордюра, окурок; банка из-под томатной пасты, смятая гусеницей танка в лепешку; да, в общем-то, целый мир, состоящий из необязательных, но милых сердцу деталей. Все.

Джип несся, уже не разбирая дороги. Из-под колес вылетали щепотки гравия и песка, обнажая пятна супесей и суглинков. Все трое не в такт подпрыгивали на ухабах. Да и некому было задавать ритм. Они были разъединены надвигающейся серой бедой. Харпер постарел за эти мгновения еще больше. Его несгибаемый дух покинул его. Когда они выбрались к южным пригородам Саттон-гэри, он уже начал коченеть. Ни Шур, ни Самарин ни заметили того, что старик сдал навсегда. Шур давил на педаль газа, а его палец, не переставая, жал на кнопку турбины. Из сопел позади машины вырывалось голубоватое пламя, заставлявшее ее нестись со скоростью триста километров в час. Он не ведал, что творит. Его действия можно было сравнить только с действиями лодочника, который изо всех сил работал веслами, забыв, что мотор включен на полную мощность. Харпер болтался на заднем сиденье, напоминая развязного сатира, отправившегося в увеселительный променаж. Вот только веселого было мало. Хорошо, что Шур знал дорогу. Космодром казался ему островом счастья, горой Арарат, вершины которой не достигнут воды потопа. Что за боги обрушили на них эту немилость?

Шур не сразу заметил здание космовокзала. И не потому, что оно было серого цвета. Отсутствовала присущая этому месту суета. Не было флаеров, индикаров, автомобилей на воздушных подушек, неспешных дирижаблей и цеппелинов. Все замерло, смирившись с надвигающей катастрофой. Все, кроме джипа. Теперь ни Самарин, ни Шур не пытались разглядеть, что делается позади них. Оно было уже в нескольких метрах от их покрывшихся мурашками озноба лопаток. Они уже бывали в нем. Но это было гораздо больше. Оно было размером с Вселенную. Они знали, что ничего не останется на этой земле. Ничего – только серый туман. Он вернулся, и с этим невозможно было что-либо поделать. Так тому и быть.

Они подлетели к новенькому кораблю. Шур втопил педаль тормоза, шины взвыли, предчувствуя, что двуногие через секунду оставят их наедине с тем, чему нет дела до двигателя внутреннего сгорания, кардана и заднего моста. В сером тумане техника смешна. Шур и Самарин подскочили к трапу. И здесь агент МБР упал на колени и, закрыв лицо руками, заплакал. Его еще болевшие бока судорожно дергались.

– Мы не сможем взлететь! У нас нет ключа! – орал он, ничего не желая видеть вокруг. Самарин оторвал его руки от лица и протянул ему ключ, висевший у него на шее. Шур схватил ключ обеими руками. Он не мог поверить. Да и кто бы на его месте поверил? У них был ключ и пара секунд, чтобы взлететь по услужливому трапу наверх (чудеса существуют, а Санта-Клаус все-таки приходит через дымоход, не боясь испачкаться в саже!).

Они оказались в чреве космокорабля, когда серое чудовище, пожирающее все пришлое на этой планете, уже лизало его бока своими щупальцами. Шур вставил ключ в паз и, что есть силы, повернул его. Внутри корабля что-то заурчало. Их прижало к полу. Стрелки на приборах дернулись и замерли. Длинное расплывчатое щупальце еще тянулось за ними через всю атмосферу (они не видели этого, но прекрасно чувствовали, как люди, тонущие во сне, чувствуют, что не утонут). Затем раздался короткий взрыв.

Шур и Самарин очнулись после нескольких часов. Вокруг царило ледяное спокойствие царства мертвых. Самарин открыл глаза и глянул в иллюминатор. Прямо на них несся голубой шар со знакомыми до боли очертаниями. Робко запищал зуммер. Шур потянулся к кнопке. Недовольный голос спросил:

– Вы кто?

– Подполковник Самарин, – отрапортовал Самарин, наклонившись к микрофону на приборной доске, – это – Земля?

– Это – Земля, – подтвердил недовольный голос, – Самарин?

– Да.

– Вы – клон?

Оглавление

1. В СТЕПИ

2. КРАСНЫЙ ДРАКОН

3. ЧЕРНЫЙ ЯЩИК

4. AMERICAN SECRET

5. НА ТОТ СВЕТ

6. ТОТ СВЕТ

7. ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТУ

8. ТЕСТЫ

9. СИГИЗМУНД ТРЭШ

10. ПОБЕГ

11. ЗАХВАТ ЛИЧНОСТИ

12. ОХОТА

13. ПАКГАУЗ ХЕРСТА

14. СТАРЫЕ ГАЗЕТЫ

15. ШТАБ

16. ПЛАН

17. ОТРЯД

18. I LOVE THIS GAME

19. НИЧЕГО ЛИЧНОГО

20. ЗАСАДА

21. КАРФАГЕН

22. ДОПРОС

23. ЛИЦОМ К ЛИЦУ

24. ОХОТА НА КАБАНА

25. ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

26. БРАТ-2

27. НОЧНОЙ ДОЗОР

28. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

29. ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ

30. ПЕРЕПРАВА

31. ОСЛОЖНЕНИЯ

32. НОЧЛЕГ

33. ПЯТНО

34. ЛЕГЕНДА О ПЯТНЕ

35. САЛЕХОМ

36. ШАМАН

37. ХРАМ ДВУХ СВЯТЫНЬ

38. НАЕМНИКИ

39. СИСТЕМНЫЙ КРИЗИС

40. ПАДЕНИЕ СИТИ-ТАУНА

41. БЕЛЫЙ СЛОН

42. ЧЕРНЫЙ ЯЩИК-2

43. ЗАПАСНОЙ ВАРИАНТ

44. БОЛЬШАЯ ОТСТАВКА

45. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

46. ИЗМЕНА

47. СЕРОЕ ЦУНАМИ

Реклама на сайте