«Кровавый рассвет»

ГЛАВА 1

Для октября это было большое достижение – вот уже четвертый понедельник подряд Эйнджелика Лоренцо Лопес хотела сказать своему боссу, чтобы тот катился подальше и не просто катился, а хорошенько смазав пятки. Прошло уже полчаса, как закончилась ее смена, и она пребывала в состоянии полного безразличия ко всему происходящему в «Закусочной Ральфа». Клиенты могли бы перевернуть все вверх дном, ей было совершенно наплевать на это – заведение переживало не самые лучшие дни. За полчаса ожидания Джуди, которая должна была сменить ее, Эйнджел не обслужила ни одного вшивого стола.

А этот слизняк Санчес, ее босс, латинос с прилизанными волосами, просиживал штаны в своем захудалом кабинете и сквозь зеркальное стекло обозревал свою грошовую империю. Он был слишком высокомерен, чтобы переживать по поводу какой-то там Джуди. Эйнджел огромным усилием воли поборола в себе искушение сделать в сторону зеркала неприличный жест. Такая победа над собой не могла не тешить ее самолюбия.

Джуди опаздывала каждый понедельник, и все жалобы Эйнджел Санчес пропускал мимо ушей. Эйнджел для себя уже давно решила, что регулярное опоздание Джуди могло быть вызвано одной из двух причин: либо та развлекалась в объятиях Санты где-нибудь в офисе, либо тем, что Эйнджел была единственным моро, работавшим в этом месте.

Скорее всего, причина крылась и в том, и в другом.

Это был единственный ресторан на весь Мишн Дистрикт, а Эйнджел – единственным моро. обслуживавшим столики. Санчес не уставал удивляться, почему бизнес потихоньку загнивал.

Собственно говоря, так оно и было на самом деле.

В данный момент в здании их было трое, всего трое. Один – из числа завсегдатаев, из тех клиентов, что каждый день после обеда заходят выпить чашечку кофе. Это был старый седеющий грызун с изрядно поредевшим мехом и голыми, в розовых пятнах руками, которые дрожали всякий раз, когда он подносил ко рту чашку с дежурным кофе. Он выпивал только одну чашку.

На другом конце закусочной сидел маленький моро из семейства кошачьих с шерстью в серо-черную полоску. Его челюсти медленно пережевывали чизбургер с беконом. Это блюдо считалось пищей пинков, но коту, похоже, было наплевать на это. Он был настолько тощ, что можно было пересчитать его ребра, которые не мог скрыть даже мех. Эйнджел подумала, что существо, должно быть, из недавних иммигрантов и еще никогда не видело настоящей человеческой еды.

Те двое, да она сама. Крыса, кот и кролик. Имея рост метр двадцать – не считая ушей – Эйнджел была самой большой из них по размеру.

«Ральф» оставался настолько пустынным местом, что на шахматный рисунок линолеума его коридора можно было бы запросто посадить баллистический шаттл.

Судя по состоянию дел, у нее и в мыслях не было рассчитывать получить сегодня чаевые.

Когда Эйнджел в третий раз бросила безнадежный взгляд на часы, наконец соизволила появиться Джуди.

– Ты почти вовремя, пинки, – проговорила Эйнджел, когда Джуди материализовалась из молочного тумана, разлитого за входной дверью.

– Не поучай меня сегодня. Я и так нахваталась достаточно д…

Эйнджел сорвалась с табурета, на котором сидела. Она слышала, как Джуди пытается восстановить прерывистое дыхание, а судя по исходившему от нее запаху, влага на лице сменщицы была скорее потом, чем капельками тумана. Джуди пришлось мчаться сломя голову, и все равно она опоздала на работу на целых сорок пять минут.

Сердце Эйнджел обливалось кровью.

– Я могу пропустить первую четверть игры…

– Я очень сожалею по поводу футбольного матча.

– Ага.

Эйнджел потянулась за своей, висящей на вешалке, джинсовой курткой.

– Ты что, хотела бы, чтобы я на таких дорогах рисковала жизнью… – начала было Джуди.

– Мне не нужны твои оправдания, пинки.

Даже не удосужившись отметиться в журнале о времени ухода, Эйнджел на всех парах помчалась к двери.

Она не испытывала сострадания. У этой девки был автомобиль, тогда как бедная старушка-моро, продав свою древнюю, довоенную «Тойоту», осталась без колес. Вырученных денег ей едва хватило на то, чтобы перебраться в этот город. И все же эта «старая» крольчиха даже без тачки умудрялась повсюду поспевать вовремя.

Конечно, за исключением тех случаев, когда в дело встревали всякие бабы и вынуждали ее опаздывать. Туман на Говард-стрит сгущался; Эйнджел вздохнула и во всю прыть пустилась бежать по улице. Все моро, кто не находился в данный момент в «Ральфе», вероятно, собрались на матче или в каком-нибудь баре, где имелась прямая голографическая связь с местом его проведения. К большому сожалению Эйнджел, она относилась ко второй группе. Билеты на игры с участием команды «Землетрясение» пользовались огромным спросом и стоили кучу денег. Такое удовольствие она пока еще не могла себе позволить.

Конечной целью ее кросса был небольшой бар, под названием «Кроличья нора», расположившийся в новом районе на южном побережье, куда вела Маркет-стрит. К несчастью, «Ральф» находился не на побережье. Эйнджел же полагала, что времени до игры у нее будет более чем достаточно, и она сможет прогуляться и подышать свежим воздухом. И все же ей следовало предвидеть такую возможность, что Джуди опять опоздает, и поинтересоваться составом игроков где-нибудь поблизости.

Бар «Кроличья нора» относился к тому редкому числу заведений, где за демонстрацию матчей не взимали дополнительную плату, которая могла бы поспорить со стоимостью билетов на саму игру. «НФЛ», обладающая правом монополизма, конечно, взвыла бы, узнай она об этом. Что касается Лиги негуманоидов, то она ничего не имела против такой демонстрации.

Впрочем, у Эйнджел, намеревавшейся попасть на игру вовремя, не оставалось особого выбора. Глубоко вздохнув, она втянула в себя сырой, пропитанный туманом воздух и начала свой бег.

Несмотря на свой малый рост, Эйнджел была кроликом, далекие предки которого были созданы трудом генных инженеров специально для военных нужд и предназначались для перуанской пехоты. Она обладала хорошо развитой мускулатурой ног. Ее ступни были такими же длинными и широкими, как и предплечья. И пусть люди считают их внешне смешными и малопривлекательными, все же – за редким исключением – едва ли найдутся другие, более быстрые, пехотинцы, чем это творенье рук и умов работников генных лабораторий.

Отметив про себя, что при видимости в тумане, не превышавшей трех метров, бег вслепую не самое разумное решение, Эйнджел тем не менее стремглав понеслась по Говард-стрит.

Не успела она толком подумать об этом, как перед ней, словно из-под земли, выросла группа мальчишек-крыс. Туман поглощал не только свет, но и запахи и звуки, поэтому крольчиха не успела сообразить, что впереди появилась какая-то преграда. В свою очередь, грызуны поняли, что на них кто-то несется, только в тот момент, когда Эйнджел перемахнула через их головы. Позади в тумане еще не растворилась их уличная брань, а она уже преодолела пологий склон холма и мчалась дальше.

Намереваясь перейти на быстрый шаг, Эйнджел на запрещающий свет проскочила регулируемый светофором перекресток, приведя тем самым в полное замешательство дистанционно управляемый фургон. Когда она выпрыгнула почти из-под его колес, габаритные огни фургона лихорадочно замигали, включилась сирена, а автоматическая система избежания столкновения послала в диспетчерскую сигнал о том, что таковое все же имело место.

Добежать до места назначения ей удалось всего за десять минут. Было без пяти минут шесть, когда она ворвалась в «Кроличью нору» и с удивлением для себя отметила, что там было также пусто, как и у «Ральфа». Все моро собрались за одним столиком, среди них было двое из отряда кошачьих, двое из отряда собачьих и один лис. Вот и все.

– Что?..

Ей не пришлось договаривать вопрос, так как ответ она увидела на голограмме. Эйнджел подошла поближе. Картинка изображала президента Соединенных Штатов. В этот момент он говорил о том, что всю вину за беспорядки среди гибридных видов возлагает на инопланетян с Альфы Центавра.

– Черт.

Эйнджел вскарабкалась на табурет возле стойки бара и, уставившись на президента Мередита, с мрачным видом наблюдала за тем, как тот продолжал нести эту чушь. Это была пустая болтовня.

– Черт.

Всю неделю она только и жила ожиданием матча «Фриско против Кливленда». А сейчас ей не светило даже увидеть, как будет объявлен мяч вне игры. Эйнджел повела носом и произнесла:

– Как это несправедливо. Спорим, что если бы играла их вшивая «НФЛ», он дождался бы конца игры.

Она жестом подозвала к себе бармена. Это тоже был кролик-моро, только вместо пегого меха, как у нее, его шкурка отличалась снежной белизной. Из напитков Эйнджел заказала одну «Корону», а из еды – плод лайма. Теперь можно было закрыть глаза. Она только что разминулась с целой толпой моро. В воздухе бара все еще чувствовался тяжелый запах дюжины видов, а наряду с ними густой настой такого же количества сортов пива, выпитого и пролитого в помещении в течение последнего часа. Богатый, но ни о чем другом не говорящий аромат.

Торопливо осушив стакан, Эйнджел заказала себе еще порцию.

Ей предстоял еще один, ничем не примечательный уик-энд: сидение дома с Лей, или, что более вероятно, одной. Лей, похоже, всегда находила, чем занять себя в свободное от работы время. И эти занятия, как правило, требовали больших денежных затрат, чем Эйнджел могла позволить себе. Но, Лей была готова заплатить за Эйнджел в ресторане за вечер, проведенный где-нибудь вместе.

Эйнджел никогда не нравилось это, поскольку ей не хотелось быть кому-либо обязанной. Она предпочитала оставаться дома, сидя у экрана, слушая последние новости и наблюдая за видеорепортажами с места боев в Нью-Йорке и Лос-Анжелесе.

После того как Эйнджел заказала себе четвертую «Корону», усы бармена с сомнением изогнулись, выражая неодобрение.

– Что я могу для вас сделать, мисс?..

– Налейте еще.

– А вам не кажется, что уже достаточно?

Эйнджел с раздражением заметила, что в голосе бармена не слышалось ни тени свойственной заячьему роду шепелявости. Голос его звучал почти как у человека.

– Я не за рулем, а игра испорчена. – Она с силой толкнула к нему стакан. – Что еще остается делать?

Бармен пожал плечами и, склонившись, скрылся за стойкой бара.

Эйнджел встала на сиденье и, перегнувшись через стойку, чтобы видеть его, добавила:

– И найдите лайм, который отличается по вкусу от использованной резины.

Бармен подал ей еще одну «Корону». Тем временем президент Мередит начал перечислять имена политических деятелей и некоторых ведущих ученых.

Эйнджел фыркнула и отхлебнула из стакана.

Захваченные инопланетянами. Здорово. Эйнджел уже мутило от этих вшивых инопланетян. Она надеялась, что за лето в средствах массовой информации эта тема исчерпает себя. Черта с два. Эту историю, начиная с января, муссировали без устали все, кому не лень.

И до сих пор конца и края этому не видно.

Кто-то, ЦРУ или ФБР нашли под башней «Ниоги» в Манхэттене белое медузообразное вещество. Даже если бы служба субботних новостей Манхэттена провела душеспасительный репортаж из самого «логова» инопланетян под этой башней, артиллерия Бронкса все равно расстреляла бы здание. Ну и что? Пусть они пришли сюда с другой планеты, это все равно лучше, чем позволить япошкам устроить все на свой лад. Ну и что с ними, япошками, стало теперь?

А эти инопланетяне все продолжают и продолжают прибывать. От них никуда не деться. Даже если раскокаешь экран, этот вшивый белый купол – обитель пришельцев, что они выстроили для себя на развалинах Алькатраса, – останется самым замечательным зрелищем на горизонте Фриско.

«Итак, что же мы предпримем? Неужели станем воевать с планетой, расположенной от нас на расстоянии нескольких световых лет?»

Это все пустопорожние разговоры. Газетное чтиво, но именно бульварная пресса и занималась освещением событий. Теперь, по прошествии полувекового периода политики изоляционизма, Соединенные Штаты, похоже, открыли для себя новую империю зла. Слухи, просочившиеся из кулуаров благословенного правительства Соединенных Штатов, делают инопланетян похожими на этаких специалистов из секретной межзвездной миссии, которые занимались политической дестабилизацией общества, в которой так преуспевало ЦРУ, или во всяком случае говорили, что преуспевало.

Все направлено на то, чтобы не дать кому бы то ни было покинуть этот шарик.

– А зачем? – пробормотала Эйнджел. – Такая хорошенькая планетка.

Лично она считала, что президент Мередит хватался за любую чепуху, которая давала ему хоть мало-мальскую надежду на победу в перевыборах.

Или, если это ему не удастся, то хотя бы покинуть свой пост, не заслужив клейма самого презренного президента с времен Г. Рос…

Вдруг за воротом джинсовой крутки Эйнджел почувствовала, что у нее на загривке шерсть встала дыбом. Она посмотрела на стойку бара, но бармен куда-то испарился.

Ее ноздри защекотал запах пинков.

– Один меховой клубок смылся. Похоже что-то его огорчило… – раздался позади голос человека.

«Нет, – приказала себе Эйнджел, – только не оборачивайся. Бармен был прав, ты слишком набралась».

Неужели все просто встали и ушли?

– В чем дело? Что-то не так с нашим президентом? – заговорил второй человек.

«Кроличья нора» была местом тусовки моро. Какого черта пинки приперлись сюда и теперь пристают к ней? Другим моро они не докучали, во всяком случае она ничего не слышала.

Эйнджел сделала вид, что это ее не касается. Может быть, тогда они отвяжутся.

– Ты посмотри, он еще и непочтительный, – снова раздался первый голос.

Сколько же их было? Эйнджел должна была бы приблизительно определить их количество по запаху. Но запах залежалых плодов лайма заглушал все.

И черт бы их всех побрал, они даже не в состоянии правильно установить ее пол. И все потому, что у нее не было тех мячиков жира на груди, которые именуются у человеческих особей женского пола молочными железами.

– Эй, это к тебе обращаются! – безобразным хриплым басом крикнул третий пинк.

С этими словами он схватил Эйнджел за плечо и развернул ее вмести с вертящимся табуретом. При этом напиток из ее стакана выплеснулся на ноги другого пинка, стоявшего к ней ближе всех.

Их было трое, все как один молодые мужчины. Латинос, негр и англосакс. В баре других моро, кроме нее, не оставалось.

Трое подошли ближе и сомкнулись стеной из джинсов, кожи и безволосой плоти. Даже их головы были чисто выбриты и сияли от затылка до самых бровей.

Это могло означать одно из двух. Либо они были воинствующими прогуманистами, которые приняли на вооружение жаргонное словечко моро «пинк», означающее безволосый, и выбрили на теле все волосы. Либо эти люди были одержимыми фанатиками-кришнаитами.

Однако они не молились и божественных песен не распевали.

На ее плечо легла рука англосакса. Это был тот, кого она облила «Короной». Рукава его куртки были оторваны и обнажали бицепсы с татуировкой, изображавшей объятый пламенем меч. Стакан, из которого она пила, валялся на полу возле его обутых в сапоги ног. Он поднял ногу и опустил ее на стакан. Послышался хруст ломаемого стекла, прозвучавший в тишине бара пистолетным выстрелом.

Англосакс навалился на осколки всем весом своего тела и размял их. Он зловеще улыбался, и у него был такой вид, словно он собирался поразвлечься и вытрясти из кролика душу. Черный схватил его за плечо и легонько встряхнул.

– Брось зайца, Граф. Мы здесь не для этого.

Для себя Эйнджел уже сделала вывод, что эти ребятки не были уличной бандой, иначе они уже давно не оставили бы от бара камня на камне. Железы ее продолжали активно вырабатывать адреналин, и она испытывала непреодолимое желание что-то сделать. Нервы были натянуты, как струны. Эйнджел еле сдерживалась, но мышцы от напряжения уже начали дрожать. Но ей нельзя давать волю эмоциям, особенно сейчас, когда она была навеселе. Если она выстоит, то, возможно, ей удастся выпутаться из этого дела целой и невредимой.

Граф не слушал приятеля.

– Ты только посмотри, что он сделал с моими джинсами…

Решающую роль сыграло местоимение «он».

– Вы, тупоголовые, я девушка!

Эйнджел, ухватившись за вертящееся сиденье табурета, резко развернулась и со всей силы нанесла ногой удар Графу прямо в пах.

Из его груди вырвался сдавленный хриплый стон, перешедший в бессильный писк. Отпустив ее плечо, он схватился руками за низ живота и повалился на пол. Удар Эйнджел никогда не проходил без последствий, особенно, когда она наносила его сознательно.

Вертящийся табурет все еще крутился, как в замедленной съемке. Время как будто остановилось.

– Граф, чтоб тебе…

Это был голос черного, обратившегося к бесформенной груде, распластавшейся на полу. Соскользнув с табурета, Эйнджел ринулась в брешь, образовавшуюся в стене из человеческих тел. В воздухе за спиной что-то просвистело, она пригнулась, но было слишком поздно. Что-то очень тяжелое ударило ее сбоку по голове. Эйнджел покачнулась, в голове загудело, взгляд затуманился. Мех на щеке, куда пришелся удар, вдруг стал теплым и липким. Она отступила назад и бросилась вдоль стойки бара, намереваясь укрыться в туалетной комнате.

Латинос раскручивал в правой руке увесистую цепь.

Черт бы побрал этот закон, запрещающий моро ношение оружия. Плевать ей на него, теперь уж она точно достанет свой многозарядный ствол из ящика комода, в который когда-то его спрятала, и никогда больше не расстанется с ним.

Латинос взмахнул цепью, но на этот раз, ей удалось увернуться от нее.

Когда Эйнджел пригнулась, кровь залила глаза. Ослепленная, она бросилась бежать и наткнулась на стену. От тупого удара у нее онемела вся правая половина тела. Но боль она почувствовала, только оказавшись на полу.

Латинос захохотал. Эйнджел страдала не столько от страха или боли, сколько от чувства стыда и смущения, огнем сжигавшего ее. Даже после пяти «Корон» она могла бы держаться лучше.

Внезапно смех латиноса умолк. Это было так неожиданно, что Эйнджел заставила себя раскрыть глаза, несмотря на то, что кровь мешала ей смотреть.

Она сидела на полу рядом с дверью мужского туалета, из-за которой высунулась поросшая черным мехом рука. Рука сжимала черный 10-миллиметровый автоматический пистолет «Валькирия», производства фирмы «Хеклер энд Кох».

Она медленно перевела взгляд на троицу пинков. Граф, этот тупоголовый англосакс, все еще лежал на полу, скорчившись в позе зародыша. Над ним склонился пинк-негр. Тот, в чьих руках была цепь, застыл на полпути к ней.

Из туалетной комнаты прозвучал спокойный голос с мягким британским акцентом:

– Пожалуйста, бросьте цепь.

– Мы тебя знаем. Паршивый волосатик, не…

– Страшен вам?

Из-за двери появился владелец голоса. Это был самый прекрасный лис из всех, кого Эйнджел доводилось видеть.

– Чико, – сказал черный, – мне кажется, Граф умирает.

– Заткнись, чтоб я не слышал ни одного имени, чувак.

С лица Чико, латиноса с цепью в руках, слетела вся бравада. Он повернулся в сторону лиса:

– Если копы поймают тебя…

Лис мягко рассмеялся:

– Можно подумать, что ваши действия они только поддержат. Пожалуйста, оставьте цепь и покиньте помещение.

– Черт возьми, Чико. Я вызову скорую.

Черный стрелой вылетел из бара. «Побежал искать общественный коммуникатор», – подумала Эйнджел. Она бросила взгляд на Графа. Англосакс не шевелился. Она посмотрела на Чико.

– Ты просто так не отделаешься…

Латинос тоже не двигался.

Лис вскинул пистолет.

– Прошу вас…

Звук выстрела оказался оглушительным. Он продолжал звучать в чувствительных ушах Эйнджел даже после того, как она услышала лязг упавшего на пол металла.

Цепь Чико заметно укоротилась. Рука его сжимала обрезок не длиннее трех сантиметров, в то время как остальная, срезанная выстрелом часть валялась на полу.

– Отлично, можешь оставить ее себе, – сказал лис. – А теперь покинь помещение.

Чико подскочил как ошпаренный, и, едва не споткнувшись о Графа, выскочил вон. Лис, прежде чем спрятать оружие в кобуру, еще некоторое время держал дверной проем на мушке.

На нем был отличный зеленый костюм, который превосходно сидел и удивительно шел ему, несмотря на то, что зачастую одежды пинков выглядели на моро мешковатыми. Зеленый цвет изумительно оттенял блеск его рыжего меха на лице и хвосте. Только сейчас она разглядела, что покрой пиджака позволял скрыть наплечную кобуру.

Он протянул Эйнджел поросшую черным мехом руку. Тут она осознала, что все это время оставалась в том же неприглядном положении. Она схватила предложенную руку и рывком поднялась на ноги.

– Прошу вас – начал лис, – будьте осторожны. Ранения в голову…

– Чертовски сильно кровоточат, – перебила его Эйнджел. Она покачала головой: – Простите, мне не следовало бы так говорить с вами.

– Вы бессильны изменить свою природу.

Его тщательно смоделированный генными инженерами лисий рот сложился в довольно приятную улыбку. Эйнджел поняла, что ее спаситель таким образом отреагировал на ее фразу.

Она закатила глаза и направилась к Графу. Теперь мир вокруг был уже не таким неустойчивым. Сочетание адреналина в крови и ускоренный метаболизм как будто сделали свое дело, почти полностью разложив алкоголь. Она пребывала в том состоянии, когда остаточное гудение в голове было вот-вот готово смениться нестерпимой мигренью.

Граф лежал в прежней скрюченной позе. Было похоже, что удар Эйнджел оказался чувствительным не только для его мужского достоинства, но также для внутренних органов и, возможно, нескольких ребер. Граф поплатился за все собственной кровью. К счастью, Эйнджел услышала, его дыхание. Она покачала головой:

– Я и не предполагала, что так сильно ударила его.

«Да ты только посмотри на него, он на два метра отлетел, прежде чем приземлиться».

Она почувствовала прикосновение руки лиса к своему плечу.

– Будете ждать появления скорой?

По тону, с которым он произнес эти слова, она поняла, что в его намерения не входило оставаться здесь в ожидании дальнейшего развития событий. Она не могла винить его в этом. Носить огнестрельное оружие моро запрещалось законом. А учитывая ту обстановку, что в настоящее время сложилась в стране, поймать моро с поличным было бы даже приятно.

– Думаешь, его приятели и в самом деле вызвали скорую? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Там на углу имеется видеоком, мы бы могли и сами сделать это.

Эйнджел кивнула.

За их спинами на стойке бара президент Мередит наконец-то прекратил мольбы положить конец межвидовым распрям. Голографическое вещание продолжило показ футбольного матча между командами моро. Играли Фриско и Кливленд. Шел третий период, счет до сих пор открыт не был.

Матч Эйнджел больше не интересовал.

***

Они видели, как на перекрестке Мишн-стрит приземлилась машина скорой помощи. Вращающиеся лопасти винтов рассекали густой туман, в клубах которого огни идущей на посадку «скорой» были едва различимы. Несколько секунд сирена и доносящийся с залива звук горна возвещали об опасности.

«Скорая» опередила полицейских примерно на двадцать секунд. Перед входом в «Кроличью нору» собралась толпа. Тем временем Эйнджел со своим новым товарищем уже находились от места происшествия на расстоянии одного квартала. Полицейские не обращали на них никакого внимания, как, впрочем, не интересовали их и другие моро, что толпились на Мишн-стрит. Двое из них стояли в дверном проеме старого здания, служившего когда-то местом убежища от землетрясений. Оно представляло собой выбеленный известью массив кубической формы. К нему был прикреплен испещренный надписями плакат, тянувшийся с другой стороны улицы от такого же реликта, оставшегося в память о землетрясении 34-го года. Это был вздыбленный кусок старой набережной Эмбаркадеро Фривей. В таком тумане его громада была не видна. Второй его конец нависал над другой улицей и представлял собой значительную опасность для всех, кто двигался по Говард-стрит. Новым роскошным особнякам, недавно появившимся на южном побережье Маркета, угрожала опасность со стороны незадачливых автомобилистов.

«Скорая», сотрясая воздух воем сирены, сорвалась с места. Эйнджел покачала головой и поморщилась, когда снова ощутила, как ноет рана на щеке. Почти всю кровь она уже вытерла полотенцем, которое стащила из бара. Но ей нужно было как можно быстрее попасть домой и привести себя в порядок.

Заметив, что она расстроена, лис протянул ей свой носовой платок.

Эйнджел прижала его к щеке.

– Это дерьмо не должно было появляться здесь.

– Они ходят, куда хотят.

– Ну да. Это же Сан-Франциско. На этих золотых холмах мы с цветочками за ушами должны танцевать с ними в обнимку.

Лис негромко рассмеялся:

– Ты бы предпочла Лос-Анжелес? Случись подобный инцидент там, полиция принялась бы прочесывать дом за домом…

– А в Нью-Йорке Национальная гвардия объявила бы о всеобщей забастовке. Я так разочарована. Я приехала сюда, чтобы не видеть больше этого дерьма.

– Ты откуда родом?

– Из Кливленда.

– Очень сожалею.

Они в молчании постояли еще несколько минут, наблюдая за тем, как растворяются в тумане украшенные эмблемой птицы-феникс полицейские машины.

– Черт, – вырвалось у Эйнджел. – Я ведь даже не знаю твоего имени.

Лис повернул к ней лицо и улыбнулся:

– Формальное знакомство мы и в самом деле упустили из виду. Меня зовут Байрон.

Все так же улыбаясь, он протянул ей руку.

Большинство моро, которых знала Эйнджел, располагали не слишком обширным набором выражений лица. Собственная улыбка Эйнджел ограничивалась легким изгибом уголков рта. Но морда лиса отличалась большой подвижностью. Его глаза лучились радостью, щеки раздулись, уши слегка вывернулись наружу. Он улыбался всем лицом. Странно, но это выглядело естественным для него, он ничуть не походил на лиса, старающегося копировать человека.

По всей видимости, где-то существовал генный технолог, который остался очень доволен собой.

Улыбка была так заразительна, что Эйнджел не смогла удержаться и не ответить тем же, даже несмотря на боль в щеке. Она протянула руку:

– Эйнджел.

– Эйнджел, – медленно повторил он.

Его голос придал ее имени странный экзотический оттенок. Улыбка стала чуточку шире, словно она назвала ему не свое имя, а подсказала ответ на неразрешимую задачу, над которой он долго и безрезультатно бился.

– Чудное имя, – сказал Байрон, а Эйнджел подумала про себя, что английский акцент как нельзя больше шел его лисьей внешности.

Сама же она всегда считала, что это имя противоречило ее природе.

– Где ты так научился стрелять?

– В Ольстере, в специальной бригаде по борьбе с терроризмом. Да спасет Бог то, что еще уцелело от монархии. – Байрон передернул плечами. – Вот уже пятнадцать лет, как я гражданин Соединенных Штатов, а избавиться от акцента никак не могу.

– А чем тебе не нравится твой акцент?

– Лисий акцент на несколько ступеней ниже акцента кокни. Если бы я мог, то немедленно освободился бы от него.

Эйнджел тут же вспомнила о бармене, который изо всех сил старался говорить как люди.

– Не беспокойся. Мне это нравится.

Байрон покачал головой:

– Можешь довериться моему слуху. У тебя очень сексуальный голос.

Байрон снова улыбнулся. Они все еще держали друг друга за руки. Он поднял вторую руку и провел по той половине ее лица, что не пострадала от удара.

– С таким ангелом, как ты, я бы не осмелился вступить в пререкания.

Опустив руку, он устремил взгляд на Мишн-стрит. От полицейских уже не осталось и следа. Небо там, куда не доходил смутный свет уличных фонарей, было непроглядно-черным. От воды тянуло холодом. Стоял конец октября. Эйнджел слегка поежилась.

– По всей видимости, – произнес Байрон, – кризис миновал.

Эйнджел кивнула и отпустила его руку.

– Теперь нам нужно что-то сделать с твоим лицом…

– Да нет, все в порядке.

– У меня в машине есть аптечка первой помощи.

Эйнджел подняла на Байрона глаза. Его взгляд заставил ее задаться вопросом, о чем тот мог думать в эту минуту и насколько близко совпадают их мысли.

ГЛАВА 2

Когда Байрон решительно направился в сторону залива, Эйнджел знала, что должно произойти что-то необычное. Без слов она следовала за ним. За новым мостом через Оклендский залив они пошли вдоль кромки воды, все более углубляясь в лес жилых массивов, что вырос на возникшей после землетрясения новой береговой линии. Туман уже немного рассеялся, и теперь Эйнджел без труда различала торчащие вдоль берега из водной глади залива «рифы». Несмотря на то, что в этом месте следы последнего землетрясения, изменившего ландшафта скрывшего под водой прибрежные постройки, были менее заметными, чем в районе Маркета и Телеграф Хилл, все же, глядя на эти выпирающие из залива формы, можно было легко представить, как пятидесяти-шестидесятиметровые громады сооружений верфи и других построек во время стихийного бедствия сползли в залив.

Было что-то извращенное в том, чтобы заставить людей заплатить огромные деньги за право жить в роскошных новых домах в таком близком соседстве со следами разрушения. Если этому нет никакого разумного объяснения, то воистину – богатство и глупость находятся в близком родстве. Эйнджел только поверхностно могла рассмотреть первый этаж здания, к которому они приблизились, но и этого самого поверхностного взгляда оказалось достаточно, чтобы она могла сделать вывод о том, что проживавшие в нем люди были ужасно глупыми.

Байрон проводил ее в гараж со стоянкой автомобилей, примыкающий к зданию. Его машина была припаркована в специально отведенном месте гаража. Должно быть, деньги, которые ему приходилось платить за содержание автостоянки, намного превосходили те, что она расходовала на свое жилье. Автомобиль был под стать гаражу.

– БМВ? – наконец выговорила Эйнджел.

– БМВ-600, седан, – ответил Байрон.

Он извлек из кармана маленький пульт дистанционного управления и нажал на несколько кнопок. Открылся багажник.

– Я потрясена.

От синего автомобиля обтекаемой формы веяло большими деньгами и властью. Волосы у нее на затылке встали дыбом, и ее окатила волна страха. Это «средство передвижения» стоило никак не меньше сотни тысяч баксов.

Наконец Эйнджел обратила внимание на покрой костюма Байрона. Моро, носящий костюмы, не мог не иметь денег. Но костюм Байрона не был видоизмененной мужской тройкой. Эта чертова тряпка была сшита специально на заказ. Это шокировало ничуть не меньше, чем автомобиль.

Байрон, покопавшись в багажнике, вытащил зеленый чемоданчик с красным крестом на крышке и протянул ей.

– Позволь мне усадить тебя.

С этими словами он нажал еще несколько кнопок на пульте, и позади нее открылась дверца пассажирского сиденья. Обтянутое кожей сиденье повернулось на девяносто градусов к распахнутой дверце и застыло на месте.

Эйнджел в немом изумлении уставилась на него, но не сделала ни единого движения.

– Оно не кусается.

Эйнджел покачала головой:

– Я никогда не видела машины, которая бы делала нечто подобное.

Усевшись, она на несколько сантиметров погрузилась в мягкое сиденье, которое тотчас приняло форму ее тела. Как бы ей хотелось, чтобы нечто похожее было у нее дома.

Аптечка первой помощи лежала у нее на коленях. Байрон раскрыл ее.

– Сначала мы должны смыть кровь. – Он вытащил марлевый тампон и пузырек. – Будет немного щипать.

Байрон открыл пузырек, и в нос Эйнджел ударил сильный запах спирта. Смочив марлю, он протер мех на ее щеке. Глаза крольчихи тотчас повлажнели, и она поморщилась, что не прошло незамеченным. Побуревший от крови тампон Байрон выбросил.

Эйнджел подняла на лиса затуманенный слезами взор.

– Что?

– Похоже, я причинил тебе боль…

– Нет, все хорошо.

– Но ты плачешь.

– Вовсе нет! – фыркнула она. – Просто перевяжи, и покончим с этим.

Байрон кивнул и снова принялся смывать кровь. Было нестерпимо больно. Эйнджел попыталась думать о чем-нибудь другом.

– Итак…

Лицо ее скривилось, когда Байрон приложил к ране новую салфетку.

– Как ты зарабатываешь себе на жизнь?

Он вытащил из чемоданчика маленькую бритву.

– Я был хорошо оплачиваемым мальчиком на побегушках.

Байрон принялся сбривать волосы вокруг раны. Эйнджел слегка напряглась, один из волосков упал ей на колени.

– Пока не уволили, – закончил Байрон.

По тону его голоса было понятно, что продолжать эту тему ему не хотелось.

Пока он занимался обработкой раны на ее лице, Эйнджел сидела неподвижно и молчала. Когда Байрон закончил, она со страхом взглянула на себя в зеркало бокового обзора. Но страхи ее оказались напрасными. Повязка представляла собой маленький прямоугольник на правой щеке.

Она легонько прикоснулась к лицу:

– По крайней мере, шрамы будут симметричными.

Байрон тоже пригнулся и заглянул в зеркало:

– Меня разбирает любопытство по поводу этого, первого.

Перегнувшись через ее плечо, лис прикоснулся к зеркальному изображению другой ее щеки. На левой щеке виднелся шрам, слегка подтянувший кверху один уголок ее рта, придав ему выражение вечной улыбки.

– Это было давно. Думаю, ты вряд ли захочешь узнать об этом.

– Может быть, наоборот.

Он оставил зеркало в покое, а его рука так и осталась лежать на ее плече.

Эйнджел вздохнула. На самом деле это не то, что он хотел бы услышать.

– Десять лет назад один грязный хорек попытался изнасиловать меня.

Возникла неловкая пауза, которая грозила затянуться. Наконец Байрон выдавил из себя:

– Прости.

– Я же говорила.

– Может быть, мне отвезти тебя домой?

Интересно, она поморщилась? А вот его рука все еще лежит на плече. Это хорошо, подумала Эйнджел. Только бы не сказать ему, что стало с тем хорьком.

– Я была бы очень благодарна.

Байрон отошел от нее и, обойдя машину, открыл водительскую дверцу.

– Итак, куда мы едем?

– В Мишн Дистрикт, – ответила Эйнджел.

В мыслях она уже проигрывала сцену, как будет приглашать его подняться к ней. Если бы он был более внимательным, то по запаху понял бы, что она чувствует. Она-то точно могла определить это, даже запах залежалых плодов лайма из «Кроличьей норы» не мог заглушить зова страсти. Это обстоятельство сильно смущало ее.

Дом, в котором жила Эйнджел, находился недалеко от центра Мишн Дистрикт, в сердце квартала в викторианском и псевдовикторианском стиле, без которого невозможно и представить себе Сан-Франциско. Многие из зданий, мимо которых Байрон вел автомобиль, выдержали два сильных землетрясения. Существовала даже шутка о том, что реставрационные работы в этой части Мишн Дистрикт нанесли больше ущерба, чем любое из стихийных бедствий.

Дом Эйнджел являл собой весьма специфическое зрелище. Над входом, спроектированным с намеком на римскую арку, распласталось окно с видом на залив. С обеих сторон двери и окна вздымались ввысь доминирующие над всем строением квадратные башенки, увенчанные зубцами. Все сооружение покоилось на кирпичном фундаменте, отделанном кованым железом, что в сочетании с идущей под углом улицей создавало головокружительный эффект. Западный участок этой улицы был настолько крут, что если с правой стороны ее к входной двери вело шесть ступеней, то с левой – всего две.

Байрон припарковался между синим облезшим, видавшим виды фордом «Джербоа» и массивным, подвергшимся значительным модификациям «Плимутом Антеем». Поставив машину вплотную к бордюрному камню, он сказал:

– Приятное местечко.

Эйнджел окинула взглядом 23-ю стрит. Машина стояла как раз напротив ее дома.

– Ты что, говоришь об этом доме?

Байрон пожал плечами.

О вкусах не спорят. Будь у Эйнджел побольше времени, она наверняка влюбилась бы в эти древние уродства, которые и придавали городу его неповторимый облик.

Но пока что ее ум занимали другие мысли и, не переводя дыхания, она спросила:

– Поднимешься ко мне чего-нибудь выпить?

Когда Эйнджел произнесла эту фразу, она уже жалела, что так ничего и не придумала менее избитого, чем этот незамысловатый вопрос.

– С удовольствием, Эйнджел.

Должно быть, она все это вообразила, но ей показалось, что ее имя в устах Байрона прозвучало как ласковое обращение, которым награждают любимое существо.

Вместе с ним Эйнджел поднялась на свой этаж, совершенно забыв о существовании своей соседки по квартире. Как только забываешь о Лей, она всегда оказывается тут как тут. Лей сидела в гостиной, словно поджидая их.

Едва только Эйнджел переступила порог комнаты, как та, словно мячик, сорвалась с дивана и подскочила к ней.

– Сегодня ты рано. Как ты… – но не договорила. – Что, черт возьми, случилось? Ты в порядке?

Эйнджел открыла было рот, чтобы что-то ответить, но не успела.

– А это кто еще такой? – на одном дыхании закончила Лей.

Лей была вьетнамской собакой, но Эйнджел подозревала, что та была необычного вида хорьком с гипертрофированными рефлексами. Эйнджел так и не смогла выдавить из себя ни слова, а Лей уже трясла Байрона за руку.

– Лей, – наконец произнесла Эйнджел, отходя в сторону и освобождая дорогу Байрону, чтобы тот наконец смог войти в квартиру. – Это Байрон. Байрон, это Лей.

Эйнджел почувствовала себя не совсем уютно, зажатая с двух сторон двумя моро двухметрового роста.

– Очень рад, в самом деле, – сказал Байрон, расплываясь в несколько обескураженной улыбке.

– Прости, что вернулась так рано, – сказала Эйнджел, – но так уж вышло.

– Да нет, все в порядке, никаких проблем, – проговорила Лей и снова повернула лицо к Байрону. – Могу себе представить.

Эйнджел почувствовала, как ее соседка повиляла хвостом.

– Лей… – начала она.

– Как прошла игра? – поинтересовалась Лей, наконец перестав пожимать руку Байрона.

Эйнджел стояла, не будучи в состоянии сразу понять, о чем ее спрашивала подруга.

– Эйнджел, я спрашиваю про игру.

– Ах, это…

Она зачем-то бросила быстрый взгляд на Байрона.

– Не знаю.

– После всей твоей… – Лей в свою очередь тоже посмотрела на Байрона. – Ну, да, так получилось

– Да, видишь ли…

– Боже, ты только посмотри сколько времени.

Лей попыталась взглядом отыскать где-нибудь часы, но их нигде поблизости не было. Она схватила висевшую на спинке стула сумочку.

– Была рада познакомиться с вами, Байрон. – Она снова завладела его рукой. – Но мне пора идти. Кое-кого повидать, кое-что сделать.

Прежде чем выйти, Лей повернулась к Эйнджел и от всей души подмигнула ей, затем, проскользнув за спиной Байрона, скрылась за дверью.

– Лей? – услышав, что хлопнула входная дверь внизу, Эйнджел вздохнула. – Терпеть этого не могу.

– Интересное создание.

Байрон прошел в квартиру, и Эйнджел закрыла за ним дверь. Она обвела взглядом гостиную. Здорово, Лей снова убралась. Чего доброго, Байрон еще подумает, что она помешанная на чистоте чудачка.

– Чувствуй себя как дома.

Неужели сегодня ничего, кроме избитых фраз, она не способна произносить?

– Я хочу переодеться во что-то более… – Эйнджел помедлила, –… чистое.

– Пожалуйста, делай все, что тебе нужно.

Эйнджел прошла в свою спальню и, сорвав с себе заляпанную кровью рубашку, посмотрелась в зеркало.

– Ты все еще немного пьяна. – прошептала она своему отражению, стаскивая джинсы. – Точно, пьяна.

Она огляделась в поисках одежды. По сравнению с безупречной аккуратностью гостиной, в ее спальне царил настоящий разгром, где все было перевернуто вверх дном. Сначала Эйнджел принялась искать что-нибудь, что пахло бы чистотой, а закончила тем, что две охапки одежды затолкала в гардеробную.

Ей нужно было что-то сделать, чтобы остановиться и прекратить наводить порядок.

– Успокойся, Эйнджел, – прошептала она.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале, вполне можно было отказаться от одежды вообще. Одежда была всецело человеческой выдумкой. А здесь она находится у себя дома, не так ли?

Эйнджел извлекла из шкафа зеленое платье с металлическим отливом, которое купила в Чайнатауне и уже собиралась выйти в гостиную, когда спохватилась, что не оторвала этикетку. Бросив ее под кровать, она наконец покинула спальню.

– Мне в самом деле нужно выпить.

Эйнджел миновала гостиную и заглянула в холодильник. Кола, «Бадвайзер», бутылка белого вина…

Она выбрала вино.

Затем вернулась в гостиную. Байрон расположился на диване, удобно облокотившись на спинку, и смотрел в экран видеокома. Пиджак и галстук он снял. Эйнджел приблизилась к нему и протянула стакан.

– Местная игра не транслируется, но я нашел денверский матч.

Эйнджел устремила взгляд на экран как раз в тот момент, когда полузащитник денверских «Бродяг» оказался в ловушке, устроенной двумя тиграми, лисом и псом.

– Вот это да! – увидев такое, воскликнула Эйнджел, едва не расплескав вино. – Ты болельщик?

– А по какой иной причине я мог бы оказаться в том баре?

Что-то в голосе Байрона было не так, когда говорил это.

– Обслуживание там никуда не годится, а о клиентуре я вообще молчу. Конечно, было там одно исключение.

Он взглянул на нее и приветственно приподнял бокал. Боже, как ей нравится его акцент.

Эйнджел погасила свет и села рядом с Байроном.

Байрон продолжил:

– Правда, я уже начал ходить на настоящие футбольные матчи…

«Бродяги» были весьма заурядной командой, в этот момент они находились на второй и пятой позиции. Пес Аль Шахейд, их защитник, сделал неточный пас, послав мяч неизвестно кому. Байрон поморщился:

– Разве он не видел, что Раджадьен был совершенно свободен и мог спокойно принять мяч?

– Что ты имеешь в виду, говоря «настоящий футбол»?

Мяч в третий раз был объявлен вне игры. Шахейд по-прежнему тянул резину и не выпускал мяч из рук.

– Вот ублюдок!

– Американский футбол.

Все же Шахейду каким-то образом удалось прорваться сквозь стену защиты, и он бросился вслед за десятым номером, стараясь завладеть мячом.

– Давай! – воскликнул Байрон с не меньшим жаром, чем Эйнджел, когда увидел, что защитник попал в безвыходное положение. – Насколько мне известно, Соединенные Штаты – единственная страна, где моро разрешено играть в профессиональных командах.

– За какую команду ты болеешь? – спросила Эйнджел и уютно устроилась у левого бока Байрона.

– Денвер… Ах ты, сукин сын! Меня так и подмывает вышвырнуть его с поля прямо сейчас.

Хвост Байрона обвился вокруг Эйнджел, та стала лениво поглаживать его рукой.

Эйнджел почувствовала, как острый нос Байрона начал щекотать ей ухо.

– Полагаю, ты болеешь за Кливленд? – прошептал он.

– Ты что шутишь? За самую худшую команду во всей лиге?

– Тогда за «Воинов»? – спросил Байрон, когда мячом в игре завладели противники «Бродяг». Кто-то снова пустил в ход клыки. В течение одной игры «Воины» Бронкса обязательно хоть раз делали это.

Эйнджел запустила руку за пазуху Байрону и принялась ласкать его поросший шерстью живот.

– В этом городе лучшая команда в лиге.

– В прошлом году, может быть, так оно и было.

Эйнджел поставила свой стакан и принялась расстегивать его рубашку.

– В прошлом году, в этом году, в будущем году, каждый год…

– Вот по этой причине я и не болею за команду «Землетрясение».

Байрон тоже отставил стакан в сторону.

– Все они настолько высоко…

Один из нападающих «Бродяг» прорвался сквозь линию обороны и теперь бежал вдоль боковой линии.

– Давай, давай, давай, – негромко приговаривал Байрон, а Эйнджел тем временем расстегнула его брюки.

Когда Эйнджел снова перевела взгляд на видеоком, она увидела, как мяч коснулся земли. Загорелось табло. Команда «Бродяг» увеличила разрыв в счете, он стал 25:0. Шансы противника на победу сошли на нет. Первый полупериод подходил к концу, до его завершения оставалось не больше десяти секунд. «Воинам» можно было уже смело собирать вещички и отправляться домой. Но вряд ли кто-нибудь из них, находясь в здравом уме, осмелился бы сейчас появиться в Бронксе. Во всяком случае до тех пор, пока не наступит временное затишье.

Байрон потянул руку и нажал на пульте управления кнопку, выключающую звук.

– Ты в самом деле расстроилась, когда узнала, что трансляции игры не будет? – спросил Байрон, расстегивая воротник ее платья.

– Мне страшно хотелось увидеть настоящий поединок.

Эйнджел острожно укусила кончик треугольного уха Байрона.

– Именно о поединке и говорил президент.

Байрон вытянулся на диване и усадил Эйнджел сверху.

Эйнджел вздохнула и опустив лицо к его лицу, потерлась носом о его нос.

– Это все политические игры. В футболе, по крайней мере, нет нужды притворяться.

– Слишком циничная оценка.

– Да, я цинична.

Эйнджел переместилась ниже и пощекотала носом грудь Байрона. Одежда их больше не сковывала. Видеоком с выключенным звуком был единственным источником света в комнате.

Байрон одной рукой обнял ее голову, а второй начал поглаживать спину.

– Давай сменим тему.

– Ты только что сказал, что я цинична.

Эйнджел отыскала среди шерсти один из его сосков и легонько сжала его зубами.

Лицо Байрона осветилось его неповторимой улыбкой, и Эйнджел почувствовала, как его хвост обвился вокруг ее талии.

– Я ошибался, ты очень нежная.

Руки Эйнджел скользнули по его бедрам.

– Ты тоже.

Лей не вернулась домой до утра, за что Эйнджел была ей бесконечно благодарна.

ГЛАВА 3

В первую среду ноября по пути домой Эйнджел встретила Бальтазара. Древний, сорокалетний лев был ее соседом, жившим этажом ниже. Но виделись они чрезвычайно редко. Она как раз шла в направлении лестницы, когда услышала за спиной его тихий рык.

– Мисс?

Она повернула голову и увидела, что дверь его квартиры приоткрыта, а старый лев сидит в инвалидной коляске и словно кого-то поджидает.

– Да?

Она приблизилась к нему, и ее охватило какое-то странное чувство. Раньше она никогда с Бальтазаром не разговаривала, и теперь испытывала некоторую неловкость. О его существовании ей напоминал только звук включенного видеокома, доносящийся из-за запертой двери.

– Подойдите поближе, мне нужно с вами поговорить.

Он махнул ей рукой, изувеченной артритом до такой степени, что она практически превратилась в бесполезную конечность. Его вид неприятно кольнул ее, поскольку напомнил о неизбежности смерти. Как бы биоинженеры ни старались, годы все равно брали свое и разрушали бренное тело.

Эйнджел подошла к двери.

Бальтазар был моро невероятных размеров. Если бы он мог подняться во весь рост, то Эйнджел была бы ему до пояса. Его глаза потеряли зоркость, зубы пожелтели и порядком поредели, но грива по-прежнему смотрелась шикарно. Даже в преклонном возрасте моро львиной породы сохраняли царственную наружность.

Именно по этой причине Эйнджел едва не взорвалась от смеха, увидев, что одеяло, которым были укутаны ноги льва разрисовано картинками с персонажами из мультфильмов. Она придала лицу серьезное выражение и спросила:

– Чем могу помочь вам?

Она еще не вышла из роли официантки.

Эйнджел стояла напротив льва и смотрела на него снизу вверх, несмотря на то, что он сидел, а она стояла. Бальтазар несколько раз кашлянул, а потом спросил хриплым шепотом:

– Вы Эйнджел?

Она кивнула, старательно отводя взгляд от старого одеяла. Серые кролики, черные утки и прочие зверушки настолько выгорели, что их трудно было разобрать. Одеяло казалось таким же древним, как и сам Бальтазар.

– Вы встречаетесь с тем лисом, который вот уже неделю ходит сюда?

– Да, он приходит ко мне.

Эйнджел начала уже терять терпение, поскольку этот самый лис мог уже поджидать ее наверху.

За его спиной в комнате Эйнджел видела включенный видеоком, по которому транслировались мультяшки. Черная утка пространно кому-то рассказывала о чем-то «невыразимо отвратительном».

– Он кое-что для вас оставил.

– Что?

Внимание Эйнджел снова переключилось на престарелого льва.

– Вот.

С видимым усилием Бальтазар извлек на свет божий сверток, упакованный в простую бумагу, размером не больше бумажника. Никаких надписей или пометок на нем не было. Сверток лев протянул ей.

Эйнджел приняла его и почувствовала некоторое замешательство.

– Вам это оставил Байрон? Но почему он не отдал мне это сам…

– Сказал, что ему нужно срочно уехать.

Льва охватил новый приступ кашля. Голова его затряслась, и грива пришла в движение.

Эйнджел прижала сверток к себе, и ее, как холодной водой, окатила волна страха.

– Спасибо вам, что согласились передать это.

– Не стоит благодарности.

Эйнджел кивнула и направилась к лестнице.

– Мисс?

Она обернулась.

– Конечно, меня это не касается, но я бы не стал доверять ему. Слишком уж он прилизан.

– Вы совершенно правы. Вас это совершенно не касается.

Бальтазар проворчал что-то, и, развернув кресло, покатил в комнату. До того как дверь его квартиры захлопнулась, Эйнджел показалось, что она разобрала долетавшие с видеокома слова: «Время кролика, время утки, время кролика, время утки… «

Она не поняла, что это могло бы значить, но от этого ей стало еще хуже.

***

Пакет все еще лежал на кофейном столике напротив видеокома, когда Лей пришла домой. Эйнджел так и не развернула его. Когда Лей спросила что это, Эйнджел ответила, что у нее было дурное предчувствие.

– Почему бы тебе не взглянуть на содержимое? – с этими словами Лей взяла в руки простой сверток.

– Я не… – Эйнджел удалилась на кухню.

Ей даже не хотелось смотреть на вещицу. Ей еще предстояло выяснить, чего именно она боялась. Чтобы отвлечься и не думать об этом, она принялась готовить себе обед.

Лей не отставала от нее. Когда прошло несколько минут, а ответа от Эйнджел так и не поступило, Лей вышла в кухню.

– Разверни его, – сказала Лей, размахивая пакетом.

На ее поросшем коричневым мехом собачьем лице появилось смешанное выражение досады и лукавства.

– Оставь его в покое, – бросила Эйнджел, проходя мимо.

Она намеревалась поставить в микроволновку суп. Но путь ей преградила рука, поросшая редкими коричневыми волосами. Лей имела явное преимущество в длине рук и росте. Она на 80 сантиметров была выше Эйнджел, если не считать кончиков ушей последней.

Тут же место руки заняла сама Лей.

– Я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не распечатаешь это и не прочтешь, что там написано.

Эйнджел попыталась еще раз прорваться, но попытка ее не увенчалась успехом. От шерсти Лей пахнуло запахом псины.

Эйнджел с отвращением швырнула жестянку с супом на кухонный пол. Она только один раз подпрыгнула и упала, а ей так хотелось, чтобы эта штуковина открылась. Она опрометью бросилась из кухни и бессильно упала на диван.

– Не лезь не в свое дело.

Лей проследовала за ней в гостиную и бросила оставленный Байроном сверток на столик.

– Я не понимаю тебя. В чем дело? Что Байрон сделал?

Эйнджел покачала головой.

– Ничего. Я просто знаю…

Лей, свирепо размахивая хвостом, принялась нервно ходить по комнате.

– Знаешь что? Он хорош собой. Очарователен? У него есть деньги.

Она сделал широкий жест рукой.

– И ты нравишься ему больше, чем я. Бог знает, почему. Он…

– Слишком хорош, чтобы быть искренним..

– Что?

Лей, прекратив мерить комнату шагами, остановилась и уставилась на Эйнджел.

Взгляд Эйнджел был прикован к маленькому свертку на кофейном столике.

– Кто-то должен был одуматься.

– Чушь собачья!

Эйнджел пожала плечами:

– Нормальное положение.

Лей присела рядом и обняла Эйнджел за плечи:

– Неужели ты не видишь, как глупо себя ведешь?

– Ничего не глупо.

– Сколько времени вы встречаетесь?

Эйнджел нахмурила лоб, припоминая даты свиданий. Перед ее мысленным взором проплыли картинки – футбольный матч, мемориал Хайатта, парк «Золотые ворота», Чайнатаун…

– Девять дней.

Только девять? Да, сегодня было пятое ноября, с их первой встречи прошло только девять дней.

– А сегодня была только вторая ночь, которую вы не провели вместе?

– Первая. В среду мы были в другом месте.

– Так, из этих девяти дней мне удалось только один раз хорошенько выспаться…

– Но ведь мы не шумели.

– Ты подчеркиваешь это потому, что сегодня никуда не идешь?

– Видишь ли…

Лей покачала головой и, усмехнувшись, погладила Эйнджел по голове.

– Что ты собираешься делать? Приклеиться к нему? Может быть, он не остался потому, что сегодня уж не раз бегал в сортир, но не хочет, чтобы ты знала об этом.

Эйнджел вздохнула. Лей права. Она была совершенно убеждена в том, что Лей права. Но никак не могла отделаться от чувства, что что-то не так.

– Значит, я веду себя неразумно.

– Он что-нибудь сделал такое, что могло стать причиной такого настроения? А?

– Нет.

– Он ведь не разрушил ваши планы на сегодня?

– Мы никогда не планировали ничего заранее. Все происходило как-то само собой.

– Так что же гложет тебя?

Эйнджел потянулась к свертку. Нет, ни слова, ни далее полслова не было сказано, что могло бы вызвать у нее это отвратительное чувство, что не давало ей покоя, сосало под ложечкой.

– Не знаю?

Может быть, все дело было в том, чего Байрон не сказал.

– Он о многом молчит.

– А-а-а, – протянула Лей. Она теперь отстранилась от Эйнджел и сидела, положив голову на руки. – Он женат?

– Нет!

Эйнджел наклонилась вперед и попыталась заглянуть Лей в глаза. Но по выражению лица подруги поняла, что та говорит несерьезно. Однако от этого предположения ей стало не по себе.

Может быть, все дело было в том, что она слишком увлеклась тем, кого совершенно не знала. Она была совершенно убеждена в том, что бросилась в омут по собственной воле. Но почему тогда ей не дает покоя чувство, что на каком-то этапе она потеряла контроль над собой?

– Тогда в чем дело? Скажи мне, – попросила Лей.

Эйнджел вздохнула:

– Все и ничего. Что он делает, чем зарабатывает на жизнь?

– Он что, не сказал тебе? А ты его спрашивала об этом?

Только однажды, подумала Эйнджел и выругалась. Она так робела в его присутствии. Словно ей приходилось скрывать от него тот факт, что она родилась и выросла на улице и была потрепанной жизнью крольчихой, которая добрую половину жизни не имела собственного дома.

Эйнджел откинулась на диване и уставилась в потолок.

«Прогулки под луной, романтические обеды, танцы, – с мои-то ногами только и танцевать. Закаты солнца над Тихим океаном, восход над заливом и бесконечные разговоры, разговоры, разговоры… И все же ничего не было сказано, – с горечью подумала она. – Ничего, кроме того, что обычно говорят в таких случаях».

Лей похлопала ее по плечу, Эйнджел подняла голову, чтобы посмотреть на нее.

– Ладно, разверни этот чертов пакет. Я тоже боюсь.

Слишком быстро Эйнджел привязалась к нему, к тому же ее чувство было таким хрупким.

Слишком быстро и слишком сильно привязалась.

– Не будь врединой.

Эйнджел бросила на Лей гневный взгляд и сорвала с пакета обертку.

Оттуда вылетело не менее дюжины карточек, на каждой из них сверкала голографическая, белая с синим, молния: эмблема «Землетрясения», команды Сан-Франциско.

– Черт возьми, – только и смогла пробормотать Эйнджел.

Тупым взглядом уставилась она на билеты, чувствуя себя ужасно глупо.

– Выражение твоего лица воистину неописуемо.

– Билеты в ложу на весь футбольный сезон, где черт возьми, он их взял?

– Жаль, что у меня нет видеокамеры.

Эйнджел подняла записку, которая выпала вместе с билетами. Летящим почерком Байрона было написано:

«Надеюсь, мой милый ангел, к этому времени ты уже пришлa в себя. Посылаю тебе два комплекта билетов и, поскольку я не являюсь болельщиком „Землетрясения“, – как бы ты ни пыталась склонить меня на их cтoрoну, – тeбe лучше взять меня на Денверский матч.

Мне бы хотелось сейчас бьть рядом с тобoй, поскольку хочу задать тeбe oдuн очень важный вопрос. Но сначала мне нужно закончить с другими неотложными делами, только после этого я смогу подумать о будущем.

Любящий тебя Байрон».

Листок бумаги выскользнул из пальцев Эйнджел.

– Что?

– Важный вопрос, – произнесла Эйнджел. В полном смятении она даже не понимала, что в данный момент чувствует. – Может быть, я неправильно прочла это?

Лей подняла листок и начала читать.

– «О будущем»? – Эйнджел почувствовала, как бешено заколотилось в груди сердце.

«Ну вот, – сказала она себе, – опять разволновалась на пустом месте».

– О Боже, – произнесла Лей.

Эйнджел встала с дивана и направилась к двери.

– Черт.

Эйнджел приложила лоб к дверному стеклу.

Лей подошла к ней.

– Что случилось? Похоже, тебе стало еще хуже, чем было.

Эйнджел покачала головой. Но почему он не смог подождать немного? Зачем ему понадобилось так чертовски торопить события?

– Эйнджел, ты плачешь…

– Я не плачу! – И более спокойным голосом добавила: – Я не готова к этому.

Лей прикоснулась рукой к ее спине. Эйнджел почувствовала, как тело ее содрогается. Только сейчас она поняла, что плачет.

– Проклятье. Я не хочу его терять…

– Тс-с-с, ты и не потеряешь его.

Слова эти не убедили Эйнджел, и она продолжала стоять в дверях, заливаясь слезами.

Утром в четверг Эйнджел не была готова к обслуживанию целой толпы народа, собравшейся позавтракать. Кое-как отработав до полудня, она вымоталась настолько, что уже не раз путала заказы, подав однажды молодому тигру блюдо зелени, а тройке белых кроликов – гамбургер с кровью. А могла бы получить от них чаевые.

Санчес тоже чаще, чем обычно, наезжал на нее. Он даже вылезал из своей норы, чтобы приказать ей двигаться побыстрее. Но всякий раз ее мысли, вместо того чтобы сосредотачиваться на заказах, возвращались к Байрону.

Хитрец знал, что она разъярится, если он задаст вопрос без предварительной подготовки. Конечно, знал, можно не сомневаться. И надо же, она жила как раз в одном из трех штатов, в которых браки между моро признавались легальными, именно в том, единственном, где признавались межвидовые браки, и наиболее либеральная католическая церковь также собиралась принять аналогичное решение.

Если бы она все еще жила в Кливленде, то не смела бы даже думать об этом. В Кливленде у нее были бы другие, куда более насущные проблемы, типа: как бы уберечься от шальной пули.

Ее выводила из равновесия мысль о том, что если бы она собралась замуж, то ее избранником мог стать только Байрон. Еще хуже было то, что он, по всей видимости, знал это не хуже ее самой.

Все так. Неужели она собиралась замуж? Беспроигрышное дело, как сказал бы Байрон.

– Эй ты, цыпа! – послышалось из-за столика, занятого группой пришедших обедать грызунов. – Где мое жаркое?

Картошка для коротышки. Ей нужно встряхнуться и дать возможность этому потраченному молью члену крысиного патруля отведать причитающуюся ему порцию ежедневного меню. Она уже было раскрыла рот, чтобы осыпать крысенка отборной бранью, когда из своего укрытия выплыл Санчес и монаршим взглядом окинул свое ресторанное царство. На его лице было ясно написано: «Он – клиент… «

Ответный взгляд Эйнджел говорил: «Да, к тому же редчайшей породы». Тем не менее она отправилась на кухню, чтобы принести клиенту его заказ.

Мысли ее были всецело поглощены Байроном и их отношениями. Все случилось так быстро.

Эйнджел покачала головой. Что бы ни произошло дальше, отныне этот вопрос будет мучить ее еще неделю, месяц, год. Она уже не молода. И Бальтазар служил ей неприятным напоминанием об этом. Для своего возраста она прекрасно сохранилась и хорошо себя чувствовала. Но двадцать лет для кролика был уже солидный возраст. Три года назад она перешагнула средний рубеж.

По крайней мере, с Байроном ей не придется беспокоиться о детях. Если, конечно, они не поедут в клинику Беншайма, чтобы обрести возможность иметь малышей.

Эйнджел представила себе целый выводок крольчат с таким же обворожительным британским акцентом, как у Байрона. От этой мысли она широко улыбнулась, и свежая рана на щеке дала о себе знать.

Неужели она всерьез думала об этом?

– Где мой кетчуп, цыпа?

Эйнджел смерила черного грызуна презрительным взглядом. Интересно, какой каприз природы сделал всех крыс такими мерзкими? Она все еще смотрела на это создание, разменявшее уже второй десяток. Выросший на улице, начхать он хотел на этот мир. Назначая встречи своим приятелям, он донимал их просьбами о помощи. Скорее он состарится и умрет где-нибудь под забором, чем сам станет зарабатывать себе на жизнь.

Жаркое, только что снятое со сковороды, аппетитно дымилось. Эйнджел боролась с искушением ткнуть кушаньем в его блестящий розовый нос. Но вместо этого, она исключительно приятным голосом, вложив в него весь свой артистизм, сказала:

– Минуточку.

Но заставить себя добавить еще и «сэр» она не смогла. Безусловно, это добавило бы ей баллов в учетной книге Санчеса, но плевать она хотела на его баллы.

Она пошла к другому столику, чтобы принести бутылочку с кетчупом, – грызун наверняка стащил ту, что должна была стоять на его столе. В этот момент дорогу ей загородили два пинка.

Проведя более десятка лет на улице, она с легкостью распознавала копов, одного взгляда на пинка было достаточно, чтобы сказать, что он служил в полиции. Хотя в данном случае сам факт их появления в заведении для моро также был весьма красноречивым. Дрянные костюмы и бьющий в нос запах дешевого одеколона – все выдавало в них копов. К тому же подозрительно топорщившиеся плечи выдавали наличие портупеи. Держались они друг от друга на расстоянии вытянутой руки, что свидетельствовало об отсутствии избытка чувств между ними. Что ж, вполне подходящая парочка.

Тот, что стоял справа от нее, имел азиатскую наружность. У него были блестящие черные волосы и аккуратно подстриженные усики. Второй – лысеющий, потасканный тип с выпирающим брюхом, в котором могла бы спокойно укрыться Эйнджел.

Работа есть работа, и она вежливо спросила:

– Чем могу быть полезна?

– Мы ищем мисс Лопес, – ответил азиат.

У Эйнджел возникла острая потребность тотчас дать стрекача и скрыться за дверью. Зачем это полицейский департамент Фриско разыскивает ее? За ней ничего не числилось, если только не считать проклятого пистолета, спрятанного среди белья в ящике комода. Эйнджел принялась лихорадочно припоминать все, что было в Кливленде. Шесть лет назад у нее там осталось немало «хвостов», но еще никто не напоминал ей об этом. Она уже собиралась занять оборонительную позицию, когда рев Санчеса вывел ее из замешательства:

– А ну, пошевеливайся, Лопес!

Она так ничего и не успела придумать. Лысоватый коп извлек удостоверение личности и предъявил ей, но слишком быстро.

– Детективы Уайт и Анака, полиция Сан-Франциско. Нам нужно с вами поговорить.

Эйнджел обогнула азиата и взяла со стола бутылку с кетчупом.

– О чем? Я на работе.

В ее намерения не входило бросать работу, и она собиралась отнести грызуну его кетчуп, но что-то в облике полицейских вдруг насторожило ее и заставило замешкаться. То ли повышенная нервозность, то ли нетерпение.

Она так и осталась стоять с бутылкой кетчупа в руке и ждала дальнейшего хода событий. Поведение копов сильно встревожило ее.

– Мисс Лопес, – начал лысеющий, – вам не знаком моро из семейства лисьих по имени Байрон Дорсет?

Она даже не почувствовала, как бутылка выскользнула из пальцев.

– А что случилось? – только и спросила она.

ГЛАВА 4

Байрон умер.

Она поняла это по по поведению копов еще до того, как они сказали ей о том, что Байрона убили в одном из отелей Тендерлойна. Не говоря ни слова, она отправилась вместе с детективами и никак не отреагировала на требование Санчеса ответить, что происходит. И только очутившись в машине полицейских, обычном «Плимуте» зеленого цвета, она снова обрела способность мыслить.

Байрона больше нет.

Она не могла избавиться от этой мысли, фраза с назойливостью мухи продолжала крутиться в ее мозгу.

«Возьми себя в руки», – думала она. Циничная часть мозга твердила ей, как все было несправедливо.

Почему?

Пока автомобиль мчал ее по Маркету в сторону полицейского участка, Эйнджел, как молитву повторяла одно и то же слово: почему? Толстяк Уайт пытался как-то успокоить ее, но его слова оставались неуслышанными и казались ей таким же бессмысленным звуком, как гул мотора и шум пульсирующей крови в ушах. Анака хранил молчание.

Почему?

Почему он? Почему сейчас? Почему все произошло так быстро, когда она еще не разобралась в своих чувствах?

Может быть, копы ошиблись, и это не он? Для большинства людей все моро на одно лицо, даже для копов. Даже для полицейских, которые служат в районах, населенных моро…

При мысли о том, что ее пригласили для опознания его тела, Эйнджел содрогнулась.

Сможет ли она выдержать это?

Черт, конечно, сможет. Она уже не раз видела трупы, среди них были и трупы ее друзей. Когда-то она возглавляла разнузданную уличную банду. Возможно, ей довелось увидеть на своем веку больше смертей, чем некоторым моро-ветеранам. Она была крепким орешком и многое пережила…

Ей никого не следовало подпускать так близко к себе.

Новое, предположительно сейсмоустойчивое здание полицейского участка расположилось на фундаменте старой почты. Вместе с другими пережившими землетрясение постройками оно в соседстве с административными строениями Маркета изо всех сил старалось выглядеть современным. «Плимут» нырнул в тоннель, ведущий в подземный гараж. Даже в салоне автомобиля Эйнджел почувствовала, что температура снаружи резко упала. От нескольких сотен припаркованных в закрытом помещении машин пахло озоном. Слышалось легкое потрескивание включенных ламп, это придавало сцене оттенок нереальности.

Анака припарковал машину у дальней стены гаража, который представлял собой некое подобие бетонной гробницы. Здесь было темно, холодно и жутко. Уайт помог ей выйти из салона. Анака тоже хотел было последовать за ними, но Уайт остановил его.

– Иди договорись с коронером…

– Но… – заговорил Анака.

– Встретимся снова на третьем этаже.

Анака вернулся в машину, захлопнул дверцу и отъехал.

Уайт, положив Эйнджел руку на плечо, проводил ее до лифта. Эйнджел не сопротивлялась и ничего не говорила.

Они вошли в лифт, и Уайт приложил к сенсору свой полицейский значок.

– Детектив Моррис Уайт, третий этаж.

– Подтверждаю, – отозвался лифт.

Эйнджел сделала несколько вдохов и попыталась заговорить:

– Куда мы направляемся?

Створки дверей раскрылись, и Уайт подвел ее к столу, за которым с явно скучающим видом сидел человек в форме.

По всей видимости, Уайт чувствовал себя не в своей тарелке. Он первым обратился к сидящему за столом:

– Мне назначена встреча в комнате для опознаний.

– Детектив Уайт, правильно?

Человек в униформе протянул руку. Уайт отдал ему свой значок, и коп приложил его к сканеру.

– Юристы ждут вас в комнате 5-А.

– Юристы? – переспросила Эйнджел, пытаясь хоть немного быть в курсе происходящего.

– Мы хотим, чтобы вы провели опознание подозреваемых.

Они прошли мимо стола и дальше вдоль длинного коридора. Через равные промежутки на их пути попадались двери. Одна из дверей, почти в самом конце коридора, была открыта. Не доходя до конца, Уайт остановился.

– Вы готовы к этому?

– Я? К опознанию подозреваемых? – медленно проговорила Эйнджел.

Она согласилась пойти с копами только потому, что все еще находилась в шоке. Она так и не научилась доверять полиции и теперь только начала раздумывать, что же происходило в самом деле. Кого, черт возьми, ей предстояло опознать? Байрона она почти не знала.

«Ага, – проговорила цинично настроенная половина мозга, – тогда почему ты так переживаешь по поводу всего этого?»

«Потому что могла бы выйти за него замуж», – ответила она себе.

«По любви, – не унимался сидящий в ней циник, – или потому что он был единственным лицом, проявившим хоть какой-то интерес к потрепанному кролику, который только что вырвался из объятий улицы и обрел собственный дом?»

– Тогда поговорим внутри, – сказал полицейский, приняв ее молчание за согласие.

Уайт не отпускал Эйнджел от себя до самой двери комнаты под номером 5-А, куда они вошли и закрыли за собой дверь. У дальней стены комнаты стояли смотровые экраны. Перед ними – стол и два пустых стула. С каждой стороны от стола также стояло по стулу, на которых уже сидели какие-то люди.

На присутствующих были темно-синие костюмы консервативного покроя. Человек справа оказался рыжеволосой женщиной, которая лениво перебирала клавиши на карманном компьютере. Второй из присутствующих был хорьком-моро. Хорек искоса посмотрел на вошедших и, хмыкнув, обратился к Уайту:

– Вы все сказали свидетельнице?

Уайт вздохнул.

– Мисс Лопес, позвольте представить вам мистера Игалеса, общественного защитника.

Хорек коротко кивнул.

– А это миссис Гарднер, помощник прокурора округа.

Гарднер оторвала взгляд от клавиатуры, и голова ее в знак приветствия едва заметно качнулась.

В комнате находилось еще одно лицо. Возле двери у контрольной панели сидел полицейский в форме. Представлять его Уайт не стал. Стулья в комнате были расставлены так, что, когда Эйнджел села, она не могла видеть этого копа.

Уайт сел рядом с ней. Лица их были обращены к стене со всевозможными контрольными таблицами. Он пододвинул к ней микрофон.

– Я хочу, чтобы вы знали, что находитесь здесь в качестве свидетеля, а не подозреваемого. Но у вас есть право пригласить собственного адвоката.

«Ага, моро с адвокатом. Моро-официантка, бывшая предводительница уличной банды и адвокат. Интересно, откуда был этот Игалес родом и кого он защищал?»

Эйнджел вздохнула и спросила:

– Что вы от меня хотите?

Заговорила Гарднер, помощник прокурора:

– Нас интересуют события, происшедшие 27 октября 2059 года.

После длинной паузы Эйнджел наконец проронила:

– В понедельник, что ли?

Все стало на свои места. «Кроличья нора». Подозреваемыми Уайта были…

Трое пинков, что напали на нее!

С тех пор как Уайт и Анака взяли ее, она все еще пребывала в состоянии шока и бесчувственности. И до тех пор, пока не появился осязаемый объект для гнева, она не подозревала насколько сильно была взвинчена. Она прикусила нижнюю губу и почувствовала солоноватый вкус крови. Ей отчаянно хотелось пнуть что-нибудь ногой.

Как жаждала она расквитаться с этими кожаными головами!

Ей начали задавать вопросы относительно «Кроличьей норы» и тех пинков, что напали на нее. И если вопросы помощника прокурора были спокойными, иногда наводящими, то общественный защитник почему-то все время кипятился. Он был жестким и озлобленным и словно старался отыскать в ее ответах слабые места. Но, поскольку ему это не удавалось, он пытался изобразить ее в самом худшем свете.

Вопросы сопровождались каким-то странным ритмичным звуком, похожим на барабанный бой. И только потом Эйнджел осознала, что это она сама постукивала о пол ногой.

Игалес достал ее. Нет, ничего такого, что могло бы опорочить ее, ему не удалось из нее выудить. Однако, ссылаясь на ее приятеля-моро, он хотел все представить так, как если бы она спровоцировала что-то…

– Итак, вы утверждаете, что, размозжив половые органы того мужчины, вы не превысили необходимой для самообороны силы? – спросил хорек.

– Эти трое бритоголовых пинков собирались проткнуть меня, как футбольный мяч.

Ритм, отбиваемый ногой, против ее воли ускорился вдвое. В такт постукиванию стол ходил ходуном. Тут Эйнджел поняла, что Уайт недоуменно смотрит на нее.

– Я не видела иного способа, как выйти из…

Эйнджел, как разжавшаяся пружина, подскочила на стуле и резко наклонилась к нему:

– Вас когда-нибудь насиловали, Игалес?

Она изумилась тому спокойствию, с каким прозвучал ее голос.

– Мисс Лопес… – произнес Уайт.

Он, желая успокоить ее, положил руку ей на плечо.

– Насиловали, мистер общественный защитник?

Теперь помещение заполнилось бешеным стуком ее сердца и запахом крови из прикушенной губы. Она явно ходила по лезвию бритвы и была готова вот-вот сорваться.

Биотехнологи всего мира моделировали моро для участия в сражениях, поэтому большинство моделей хранят в своих генах запись о боевых рефлексах. Эйнджел оставалось довести «до ручки», тогда от бурлящего в ней адреналина она просто взорвется.

– Нет…

По виду хорька можно было сказать, что по исходившему от Эйнджел запаху он понял, как сильно достал ее. Страх, который он источал, и испуганное биение его сердца только подлили масла в огонь.

Больше она не могла владеть собой, словно кто-то стоял сзади и толкал ее в спину, вынуждая к действию. Она дошла до точки, когда каждая ее клеточка занялась огнем и предупреждала об опасности.

– Такой вот хорек, как ты, попытался меня однажды изнасиловать. И если бы я ударила его в пах, он был бы еще жив.

Она вскочила на стол. Этого движения Уайт не ожидал. Эйнджел оказалась настолько проворной, что прежде чем кто-то успел сдвинуться с места, она уже стояла перед Игалесом. Неимоверным усилием воли, подавив в себе вспышку гнева, она ограничилась тем, что схватила его за галстук:

– Я слишком близко его подпустила.

Ее нос был всего в нескольких сантиметрах от его носа. Она слышала, как остальные люди, находившиеся в комнате, сгрудились возле стола. Паника вызвала в ней гнев, обостривший все чувства до предела.

Улыбнувшись Игалесу самой обворожительной из своих улыбок, она добавила:

– Мне пришлось перегрызть ему глотку.

Чувство здравого смысла стало постепенно возвращаться к ней, и она постаралась справиться с собой. Тело ее все еще жаждало действий, но Эйнджел уже понимала, что ведется следствие и нужно быть осмотрительной. Она оставила галстук в покое, и хорек бесчувственной массой рухнул на стул.

– Этот шрам на левой щеке оставлен острым краем его горлового хряща.

Эйнджел отошла от него, едва осознавая, что происшедшая только что сцена напугала ее ничуть не меньше, чем Игалеса.

Уайт протянул руки, чтобы схватить ее, но она прыгнула назад и без посторонней помощи заняла свое прежнее место.

– От излишнего усердия, козел.

Неужели она и в самом деле собиралась то же самое проделать и с Игалесом…

Собравшимся в комнате понадобилось несколько секунд, чтобы вернуться на свои места. Даже коп в униформе, и тот оставил свой пост. С лица помощника прокурора сошла краска, и карманный компьютер в ее руке теперь слегка подрагивал. Уайт, вытирая с лысеющего черепа выступивший пот, бросал на нее сердитые взгляды. Рука полицейского в форме теперь заняла место чуть ближе к табельному оружию.

Эйнджел трясло. Такая потеря самообладания не сулила ничего хорошего. Единственное лицо, кто знал о том, насколько острым было создавшееся положение, был Игалес, единственный, кроме нее, моро в комнате.

И он действительно выглядел перепуганным насмерть.

– Итак, вы настаиваете на том, – продолжил Игалес, овладев собой и ослабив галстук, – что в то время считали, что те люди намеревались…

– Избить меня, изнасиловать, убить и засунуть в задницу? Это вас интересует? Черт, совершенно точно, – спокойно сказала Эйнджел, пытаясь скрыть беспокойство.

С этого момента допрос пошел на убыль. Даты, факты, время. Больше Игалес не вдавался в мотивы и не искал оправданий. Дважды или трижды они возвращались к описанию драки в «Кроличьей норе», коротко поговорили о том. что произошло за период с того понедельника до настоящего момента. Тот факт, что они не особенно интересовались ее относительно недавним прошлым, показался ей странным, но Эйнджел не стала заострять на этом внимания. Слишком большое потрясение переживала.

Когда допрос закончился, Уайт сказал:

– Теперь мы бы хотели, чтобы вы опознали тех троих, что напали на вас.

Уайт подал знак полицейскому в форме, и тестовые картинки на экранах пропали. Перед взором Эйнджел возник ряд лиц. Их было более двадцати или что-то около того. Они медленно проплывали, перед ней, сменяя друг друга.

– Во-первых, как я вам уже сказала, все они были бритоголовыми.

В ответ на это заявление картинки замерли, и компьютер начал стирать волосяной покров. Не прошло и секунды, как на экране красовался ряд лысых мужчин. Эйнджел пристально вглядывалась в лица, пытаясь отыскать Графа, Чико и того черного пижона. Первым она узнала Графа; у него было лицо, которое она никогда не забудет.

– Остановите номер двенадцатый. Это тот парень, которого я ударила.

Двенадцатый кадр замер, и помощник прокурора произнесла:

– Нас больше интересуют двое других…

– А может не стоит подсказывать свидетелю? – прервал тираду помощника прокурора хорек.

Эйнджел, проигнорировав реплики обоих, продолжала изучать ряд черных лиц. Она не знала его имени, но десять дней назад он стоял еще ближе к ней, чем теперь сидит Уайт.

– Шестой, это номер шесть.

Изображение шестого, безучастно глядя на них, застыло в неподвижности.

– Это второй.

– Вы уверены? – спросил хорек.

– Что вы говорили относительно подсказки свидетелю? – вмешалась помощник прокурора.

Лица Чико на экране Эйнджел не обнаружила.

– У вас есть другие изображения?

В ответ старый ряд исчез и на стене появились новые изображения лысых голов. В самом центре в упор на нее смотрел Чико.

– Пятнадцатый, этот сукин сын номер пятнадцать.

Застыл пятнадцатый кадр. Все остальные лица исчезли. К нему с обеих сторон присоединились двое других.

– Теперь мы хотим, чтобы вы совершенно точно…

– Именно эти негодяи и напали на меня.

– Вы нашли их что-то очень быстро… – начал хорек.

– Это они. – Она пригвоздила Игалеса взглядом. – Эти подонки, которых вы собираетесь защищать, могли бы убить вас только потому, что вы не человек.

Рука Уайта легла ей на плечо:

– Я полагаю, мы здесь закончили.

Уайт вывел ее из комнаты, и Эйнджел почувствовала явное облегчение, что наконец освободилась от присутствия Игалеса.

Возле стола их поджидал Анака. Вид его выражал явное нетерпение.

Она была права, ее вызвали, чтобы опознать тело. Они повезли ее в ветеринарную лечебницу Святого Луки. В то время как Уайт и Анака обсуждали свои полицейские проблемы, она, безучастная и безмолвная, сидела на заднем сиденье автомобиля.

Они собирались доставить ее к холодному телу Байрона, распростертому на столе, и Эйнджел была не вполне уверена в том, что сможет выдержать это. Черт, у нее было такое чувство, словно силы уже отказывают ей. С Игалесом она уже чуть не оступилась.

Но ведь она была достаточно мужественной, умела хорошо владеть собой.

Во всяком случае, надеялась, что умеет контролировать себя.

«Перестань изводить себя этим, – сказала она самой себе. – Скоро все кончится. Впрочем, все и так уже кончилось». Байрон стал теперь бесчувственным куском мяса, и она ровным счетом ничего не могла с этим сделать.

Анака и Уайт, сидя рядом с ней и не обращая на нее никакого внимания, продолжали о чем-то спорить.

– Говорят тебе, Эллис что-то скрывает.

– Сегодня я не желаю иметь никаких дел с твоими заговорщиками.

В голосе Уайта было больше негодования, чем аргументированного спокойствия.

– Почему она ведет дело Дорсета? Она не является специалистом по кошачьим.

– Чего ты кипятишься, Коуб? Наше дело – обуздать «Рыцарей», не забывай об этом.

– А если аутопсия покажет что-то интересное…

– Черт побери, Коуб, если мы сделаем все правильно, бритоголовые запищат и восстанут против собственных же хозяев, тогда нам не понадобится предъявлять тело…

Эйнджел снедало желание спросить их, зачем тогда им потребовалось пропускать через все это ее. Но она не сделала этого. Кому какое дело до того, какую внутреннюю политику ведут эти копы, ей же просто хотелось, чтобы проклятая пытка побыстрее закончилась.

Те двое всю дорогу до лечебницы так и продолжали вести словесную баталию. В конце концов Эйнджел надоело их слушать, и она утратила нить разговора.

По прибытии детективы отвели ее в морг, располагавшийся на цокольном этаже больницы, где пребывало тело Байрона. Звук, отражавшийся от стен длинного, выложенного белым кафелем коридора, разносился под его сводами гулким эхом. Дешевое, пахнущее сосновой хвоей дезинфицирующее вещество не могло заглушить впитавшийся в стены запах мертвой плоти.

В подвале Эйнджел стало холодно.

Байрон лежал на столе из нержавеющей стали. Как только Эйнджел увидела тело, у нее не осталось больше никаких сомнений, что это он. На шерсти запеклась кровь, но лицо оставалось прежним…

– Я люблю тебя, Байрон, – прошептала она в первый и единственный раз.

Эйнджел сказала это так тихо, что даже сама усомнилась в том, что в действительности произнесла эти слова.

– Это он? – уже в третий раз спросил Анака.

Эйнджел все еще не могла обрести дара речи. Она думала о том, насколько жестока жизнь.

Рана на шее, пересекавшая горло и щеку, искажала лицо и придавала ему брезгливую гримасу. Эйнджел была рада, что кто-то, кем бы он ни был, закрыл Байрону глаза. Если бы они были открыты, то неизвестно смогла бы он выдержать эту сцену или с пронзительным криком унеслась бы прочь.

Казалось, прошла целая вечность, когда она наконец смогла оторвать от тела взгляд. Эйнджел молча кивнула копам. Затем зажмурила глаза, но образ распростертого на столе Байрона не покидал ее. Она почувствовала, что рука Уайта легла на ее плечо.

– Мы отвезем вас домой.

Копы отвезли ее в Мишн Дистрикт. На этот раз машину вел Уайт, а Анака сидел рядом с ним. Заднее сиденье было предоставлено в ее полное распоряжение. Большую часть пути они проехали молча. Эйнджел это вполне устраивало. Она все еще пыталась разобраться во всем, но теперь ее волновал не столько Байрон, сколько ее отношение ко всему…

Она должна была спокойно воспринять все это, но сейчас у нее было такое чувство, что еще немного и она распадется на мелкие части. «Ну, ну, – успокаивала она себя, – ты ведь познакомилась с ним всего десять дней назад».

Путь в Мишн Дистрикт пролегал по Харрисон-стрит, улице, идущей параллельно Маркету. Когда они повернули на юг, Анака наконец задал вопрос:

– Мисс Лопес, вы случайно не знаете, зачем Байрону Дорсету понадобилось встречаться с теми двумя?

– Какими двумя? – прошептала Эйнджел.

Она больше не хотела слышать никаких вопросов.

Уайт вздохнул.

За окном стали проплывать здания в викторианском стиле, когда Уайт въехал на холм, где жила Эйнджел. От покосившихся углов старых строений у Эйнджел закружилась голова, и она закрыла лицо руками.

Это было ужасно. Не только потому, что был убит Байрон. Ей было плохо еще по какой-то причине…

Уайт припарковал машину напротив ее дома между «Антеем» и «Джербоа». Прежде чем выйти, она посмотрела на Анаку и спросила:

– О чем вы говорили? С кем встретиться?

– Он был убит в гостиничном номере, снятом на имя «Рыцарей человечества"… – начал Анака. – Согласно имеющейся у нас информации, примерно за час до смерти у потерпевшего там была назначена встреча.

«Встреча? Зачем?»

– Нет, – ответила она, открыв дверцу автомобиля. – Не имею ни малейшего представления, какого черта ему было нужно от этих бритоголовых. О какой информации вы…

Анака хмыкнул.

– Вы не знаете? Это…

– Вам пора отдохнуть, – сказал Уайт и нажал на педаль газа.

Эйнджел проводила автомобиль взглядом. К запаху морга, который она все еще ощущала, примешался какой-то другой, еще более отвратительный.

ГЛАВА 5

Возвращаться на работу Эйнджел не стала. Ей даже не пришло в голову позвонить Санчесу и предупредить его. Все теперь казалось бессмысленным…

Она сидела, повернувшись лицом в сторону видеокома, изо всех сил стараясь оставаться бесчувственной. К семи часам вечера перед ней выросла целая батарея банок из-под пива, сквозь которую она смотрела выступление Сильвии Харпер, старшего сенатора из Калифорнии. Вот уже третий раз из ее речи в Бронксе вымарывались все колкости. Эйнджел приканчивала десятую жестянку.

Про себя она думала, что выступавшей женщине требовалось немало мужества, чтобы оставаться человеком и не где-нибудь, а в Бронксе.

– … двадцать девятая поправка не была ошибкой. Хотя некоторые так считают, основываясь на той жестокости, что творится в наших городах. Они полагают, что Соединенным Штатам не стоило принимать вас в свои объятия, негуманоиды. Эти люди забыли о том, что такое Америка. Идеалы свободы, равенства, братства…

«Не надо ля-ля», – подумала Эйнджел. Может быть, она всего-навсего необразованный, темный кролик, – но она-то знает, что стоит за этим. В добрых старых Соединенных Штатах всегда была эта вшивая «свобода», только не для всех, не для таких, как моро, или черных, вроде Сильвии.

«Интересно, – думала Эйнджел, – была ли Сильвия благодарна моро за то, что они помогли ей преодолеть первую ступень».

На станции снова выключили звук, вырезая очередную остроту.

– Принимая рабство как должное, мы губим себя. Этот урок мы не должны никогда забывать. Я говорю о рабстве не в буквальном, физическом смысле. Нам ничего не стоит сказать, что нельзя иметь в собственности другое живое существо, нельзя помыкать им. Нам грозит погибелью рабство духовное. Рабство, в основе которого лежит слепой фанатизм. Рабство дискриминации. Рабство трущоб, где живут существа, созданные в биологических лабораториях. Трущоб, в которых с нашего позволения процветает нищета и безысходность. Рабство, которое позволяет людям бросить в лицо тому, кто не похож на них, обидные слова: «Вы – не люди и потому не можете пользоваться правами человека».

«Права человека» – яркий пример этнографического центризма. Что, Сильвия, и ты еще хочешь быть президентом?

Эйнджел сделала еще один большой глоток пива. В комнате стоял густой запах пивных дрожжей. Голова крольчихи порядком затуманилась.

Во время вступительного слова, предвещающего начало другой истории, Эйнджел услышала, что Лей вернулась домой.

– Эйнджел…

По голосу Лей Эйнджел догадалась, что та уже знает правду о Байроне.

– Тс-с-с, – отозвалась Эйнджел, опрокидывая в горло последнюю банку «Ки-Рина».

Сразу после выступления Харпер начался выпуск местных новостей. Основной темой новостей стало убийство моро. Такое было возможно только в Сан-Франциско. В другом месте гибель Байрона не вызвала бы такого живого отклика. К тому же интерес к этой истории подогревался тем, что подозреваемыми были люди.

– Эйнджел, мне очень жаль.

Лей присела рядом и обняла Эйнджел за плечи.

– Я знала, что рано или поздно потеряю его.

Эйнджел запустила в экран пустой банкой из-под пива, та отскочила и упала на пол.

Лей сжала плечо подруги и некоторое время оставалась безмолвной.

– Он лежал там с перерезанным горлом. Я ездила на опознание его тела.

Теперь видеоком нес какую-то чушь о военном законе в Лос-Анжелесе. При звуке выстрелов, несущихся с видеокома, Эйнджел зажала уши.

– Как он мог оказаться таким беспечным?

Лей продолжала хранить молчание.

– Они же психи, да к тому же пинки. Как он мог подпустить их так близко к себе?

Эйнджел зарылась лицом в меховой покров подруги.

– Это так несправедливо.

– Я знаю.

– Мне не хватает его.

– Я знаю.

Вскоре Эйнджел забылась беспокойным сном. Проснувшись, она снова уселась перед экраном видеокома. Затем позвонила Санчесу, сказавшись больной, и едва не обругала его. Потом включила новости и попыталась привести в порядок мысли.

Смерть Байрона все еще была у всех на устах. Изображение видеокамер переместилось на здание грязного отеля на Эдди-стрит, где он был зарезан. Голос невидимого комментатора сообщил, что в убийстве подозреваются двое людей, члены «Рыцарей человечества».

Но ведь Эйнджел опознала троих, а рана, по ее мнению, была нанесена не ножом.

С экрана в очередной раз несли откровенную чушь.

Письмо Байрона все еще лежало на столе. Эйнджел взяла его в руки в тот момент, когда заговорил отец Альварес де Коллор, моро-ягуар. Он предложил превратить похороны Байрона в демонстрацию солидарности всех моро.

«… хочу задать тeбe один очень важный вопрoc, – прочитала Эйнджел. – Но сначала мне нужно закончить с другими неотложными делами, только после этого я смогу noдумать о бyду-щем».

– Незаконченные дела, – повторила Эйнджел вслух. – Будущее.

За окнами забрезжил рассвет, в комнате стало чуть светлее. Эйнджел услышала, как Лей встала и пошла в душ.

Незаконченные дела.

– Как, черт возьми, Байрон зарабатывал на жизнь?

Новости, транслируемые по видеокому, рассказывали о последних событиях на местах боев в Лос-Анжелесе. Тамошняя обстановка очень походила на положение в Нью-Йорке. За исключением отдельных спорадических перестрелок все было без изменений. Моро отвоевали для себя центр города, и местные политики называли это гражданской войной. Национальной Гвардии еще только предстояло вступить в действие. Эйнджел сложившееся положение представлялось кратером готового в любую минуту взорваться вулкана, вокруг которого, нацелив стволы в жерло, засели войска.

У гвардии имелись веские основания не торопить события. Лига защиты моро на обоих побережьях сконцентрировала мощный запас боевой техники и оружия. Черные развалины башни «Ниоги» в Манхэттене стали реальным свидетельством последней попытки Федеральных властей прорваться в Бронкс.

Предполагалось, что Лос-Анжелес станет вторым городом, который посетит во время своего политического турне Сильвия Харпер. Эйнджел этот жест представлялся совершенно бессмысленным. Харпер могла бы возглавить Комитет по межвидовым отношениям, но навести порядок у нее кишка была тонка. Ни один политический лидер пинков не смог бы этого сделать.

Волна преступности и беспорядков, хотя и в меньшей степени, захлестнула и другие города Соединенных Штатов, где концентрация моро была достаточно высока.

«Только не здесь, – думала Эйнджел. – Сан-Франциско не похож на другие города».

Во всяком случае, так ей казалось до того вечера, когда шайка бритоголовых напала на нее.

Что, черт возьми, хотели сказать копы, говоря, что он собирался встретиться с теми пинками? Анака вел себя так, словно был абсолютно уверен в том, что ей известно об источнике их инфор…

Эйнджел шлепнула себя по лбу. Разумеется, в гибели Байрона могли подозреваться только двое пинков. Граф после того, что она с ним сделала, до сих пор лежал в больнице. Он уже ни на что не годился, разве только служить источником информации. Так, значит, это Граф дал копам наводку.

– Черт возьми, Эйнджел, что ты делаешь в такую рань?

– Не могу заснуть.

Размахивая хвостом и нервно постукивая ногой, перед ней появилась полуодетая Лей, собиравшаяся на работу. Она подошла к Эйнджел. забрала у нее пульт дистанционного управления от видеокома и выключила его.

– Ты что, так и собираешь всю жизнь мучить себя?

– Это не то, что ты думаешь. Я…

Лей покачала головой и натянула блузку.

– В смерти Байрона много неясного.

– Скажи об этом копам. Это их работа. И не бери это в голову.

Лей склонилась к Эйнджел и повернула к себе ее лицо:

– Послушай, дорогая, не изводи себя. Тебе больше не о чем беспокоиться, и лишняя головная боль тебе не нужна.

Она потерлась носом о нос подруги и отошла от нее.

– После работы я сразу вернусь домой, чтобы посмотреть, как ты тут, ладно?

– Все будет в порядке.

– Ты уверена?

– Совершенно, – кивнула Эйнджел.

Когда дверь за Лей закрылась, она опустила голову на руки и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Какое это теперь имело значение? Байрона больше нет в живых и ничего поделать с этим нельзя. Даже если в том, что произошло, было что-то не так, его все равно не воротишь. Те двое пинков были подонками. Но кому какое дело?

Эйнджел почувствовала запах крови и только тогда поняла, что непроизвольно покусывала губы.

Ей было дело.

Думая об этом, вполне можно свихнуться. Лей права. Это работа полиции. Следовало рассказать обо всем Уайту и Анаке. Если бы только она могла понять, что именно ее беспокоит.

По видеокому она набрала номер отделения полиции Сан-Франциско. Смущение полицейского, ответившего на звонок, заставило ее немедленно схватить платье. Она совсем забыла, что звонит людям, и приличия требовали, чтобы она была одетой.

Мелочи, подобные, этой, теперь ускользали от ее внимания.

Прежде чем было найдено лицо, заинтересованное в разговоре с ней, ее звонок передали в два-три других полицейских участка. В этом отношении Сан-Франциско мало чем отличался от Кливленда, Нью-Йорка, Лос-Анжелеса или других городов…

К тому времени когда Эйнджел наконец отыскала детектива Уайта, лучи восходящего со стороны залива солнца проникли в комнату и развеяли предрассветные сумерки. Пинк отнюдь не выглядел похудевшим. Напротив, стиснутый со всех сторон рамками экрана видеокома, он даже казался еще массивнее.

Звонок застал его в самый разгар завтрака. Стол его был сплошь завален пустыми коробками из-под китайской еды быстрого приготовления. В этот момент Уайт нанизывал на вилку изрядный ломоть говядины. Это зрелище вызвало у Эйнджел болезненное чувство.

– Мисс Лопес, – прочавкал Уайт, пережевывая пищу, – чем могу быть полезен?

Эйнджел с шумом втянула в себя воздух:

– Ваши люди уверены в том, что именно те двое, на которых я показала, убили Байрона?

По-видимому, у Байрона кусок застрял в горле, и он поперхнулся. Сцена закончилась тем, что незадачливый кусок мяса ему пришлось выплюнуть в коробку, из которой он ел.

– Боже мой.

Он швырнул коробку в угол и извлек из кармана сомнительной свежести носовой платок, которым отер лоб.

– Вы ведь не собираетесь изменить показания…

– Нет, но я…

Уайт покачал головой, Эйнджел увидела, как изменилось его лицо, приняв жесткое выражение.

– Но вы ведь будете свидетельствовать против тех парней…

– Буду, но…

Уайт откинулся назад, и она услышала, как под тяжестью его тела заскрипел стул.

– Фу, ну и напугали вы меня, леди.

Эйнджел набросила на себя зеленое платье и уселась на кофейный столик, сбросив с него пустые банки из-под пива.

– Что, черт возьми, происходит?

– Мисс Лопес, нам нужны эти парни, все трое. Чтобы выдвинуть обвинения нам нужны ваши показания. Без этого…

Уайт обхватил ладонями лоб и покачал головой.

– Черт с этим, что там у вас есть по убийству?

Уайт подался вперед:

– Что вы спросили, мисс Лопес?

– Откуда вам знать, что это они совершили убийство?

Некоторое время Уайт хранил молчание. Наконец он произнес:

– Его убили они.

– Откуда вы знаете?

Полицейский потер лоб.

– А знаю я это вот откуда: полмиллиона моро, проживающих в этом городе, верят в это.

– Во что?

Было видно, что Уайт не на шутку разозлился.

– Обвинив их в нападении, мы добьемся смертной казни. А в том, что они виноваты, сомневаться не приходится.

– В убийстве?

– У нас достаточно данных, чтобы дело рассматривалось в большом суде.

Впервые Эйнджел осознала, как мало нужно знать копам, чтобы дать делу ход.

– Негодяи, совершившие преступление, возможно, все еще разгуливают на свободе, а вы…

– Ублюдки, виновные в этом, находятся в наших руках. – Уайт смерил ее долгим взглядом. – А если вы хотите посмотреть, как те подонки, что собирались «избить, изнасиловать и засунуть вас в задницу», понесут наказание, не предпринимайте ничего, что может испортить наше дело.

– Какое дело? – спросила Эйнджел и прервала связь.

– Здорово! – прокричала она в потолок.

Уайт не только не развеял ее страхи и никак не успокоил ее, но еще и сказал, что все это не имеет значения. ПДСФ* note 1 сделал свое дело, получил нужных людей. Давайте разопьем бутылочку и закусим ее протухшим сыром. Если с этим убийством разобраться мы не можем, то упрятать на год-два кого нужно за решетку и сказать чушь крольчихе-моро – вполне.

Эйнджел подошла к стене, выходившей окнами на залив и посмотрела на северо-восток, где раскинулась нижняя часть города.

– Система прогнила! – Она с силой опустила кулак на оконный переплет. – Но с ней все в порядке, когда она работает против нас. Так всегда было и есть!

Отвернувшись от окна. Эйнджел сползла на пол и долго сидела там, размышляя о том, что с таким же успехом могла бы остаться в Кливленде.

Как она уснула, Эйнджел не помнила. Она пришла в себя только тогда, когда ее внимание привлекло жужжание видеокома. Кто-то хотел переговорить с ней.

– Какого черта? – проворчала она, раздумывая, не включить ли автоответчик.

Но в конце концов решила ответить сама.

– Слушаю!

Услышав ее, видеоком включил связь.

– Здравствуйте, кто-нибудь ответит на мой звонок? – поинтересовался голос, показавшийся ей знакомым.

«Интересно, где я могла слышать его раньше», – подумала Эйнджел.

– Иду, – ответила она, поднимаясь с пола.

Пока она спала, наступил день, и туман полностью рассеялся.

Одна нога у нее затекла, и Эйнджел, ковыляя, направилась к видеокому. Впервые за два дня, – а, может быть, прошел всего один, а не два, – она поняла, какое жалкое зрелище представляла. Она даже не почистила мех с тех пор, как…

Что это был за парень, черт бы его побрал?

Огромная пятнистая кошка, бразильский ягуар. Пока Эйнджел приближалась к видеокому, золотистые глаза с крошечными зрачками, не отрываясь, следили за ней. Большой кот сидел со скорбным выражением лица. Он старался не показывать зубы и не морщить рта. И только когда она заметила воротник священника, ей стало ясно, кто это был.

– Отец Коллор?

Догадаться об этом было нетрудно. В настоящий момент в Соединенных Штатах было всего три католических священника из числа не людей, возведенных в сан: Альварес де Коллор был единственным среди них представителем семейства кошачьих. Эйнджел чувствовала себя глупо оттого, что так долго соображала. Не далее чем сегодня, она видела его в утренней программе новостей.

– Эйнджелика Лопес?

Вот здорово! Это о Байроне, должно быть…

– Вы мисс Лопес?

– Да, да.

Эйнджел положила голову на видеоком. Пусть отец любуется ее зеленым платьем. Ей сейчас на все наплевать.

– Что?

– Мисс Лопес, простите меня за то, что вторгаюсь в ваше горе…

– Ближе к делу, святой отец.

Воцарилась длинная пауза.

– Мне требуется ваше разрешение на проведение похорон мистера Дорсета.

В комнате снова повисла тишина. Эйнджел оторвалась от крышки видеокома и взглянула на ягуара в одежде священника.

– Какого хрена?

Коллор с видимым усилием сделал вид, что не заметил непристойности.

– В глазах людей, которые сделали это, мы должны продемонстрировать единство и солидарность…

– Какого хрена?

– Будучи его невестой, вы являетесь единственной наследницей и в некотором смысле родственницей.

– Это что, не слишком удачная шутка?

– Прошу вас, давайте обсудим это спокойно…

Когда до Эйнджел стал доходить смысл слов, сказанных священником, у нее голова пошла кругом.

– Вы сделали заявление для прессы.

– Мисс Лопес…

Он стал проявлять признаки нетерпения. Глаза его следили с экрана за каждым движением Эйнджел, словно боялись что-нибудь упустить. Было похоже, что такого поведения он совсем не ожидал, и ее реакция застала его врасплох.

– Еще до того, как вы… до того, как вы поговорили… – Эйнджел поймала себя на том, что ходит кругами возле кофейного столика, таская платье в руках.

Резко остановившись она посмотрела прямо в лицо отца Коллора.

– Вы хотите сделать из всего этого цирк?

– Ничего подобного.

Взгляд его метался из стороны в сторону. Теперь Эйнджел была совершенно уверена, что рядом с ним, невидимые ей, находятся другие люди, и он бросает на них отчаянные взгляды, словно желая оправдаться. Вид его как будто говорил: «Это не моя вина».

Эйнджел страшно захотелось что-нибудь ударить. На глаза ей попалась пустая банка из-под пива, и она изо всей силы опустила на нее кулак. Во все стороны разлетелись брызги пены, залив стол, стену и видеоком.

– Как вы узнали номер моего видеокома?

Ее имя не значится в справочниках. Видеоком зарегистрирован на имя Лей.

– Уверяю вас…

– Поищите дурочку в другом месте, святой отец.

Эйнджел прервала связь.

Как будто весь мир сговорился доконать ее. Кого, черт возьми, этот самоуверенный кот из себя возомнил? Байрон даже не был католиком…

Но тут ей на ум пришли слова священника.

«Невеста и единственная наследница?» Как, черт возьми, она вдруг стала невестой Байрона?

Зазвонил видеоком. Неожиданный приступ страха заставил ее ответить на звонок.

Надпись на экране свидетельствовала о том, что звонили от «Крейна и Де Гармо». Похоже, это была какая-то ассоциация юристов-пинков.

Так оно и оказалось на самом деле.

Ей звонил худощавый черноволосый человек, назвавшийся Полем Де Гармо, адвокатом Байрона и его душеприказчиком. То, что сказал ей ягуар, оказалось наполовину правдой: свое огромное наследство Байрон завещал ей, и только ей одной.

Ничего странного в этом Де Гармо не находил. Не имело значения и то, что Эйнджел знала Байрона всего девять дней.

Что же, черт возьми, происходит?

Эйнджел молча записала шифры замка автомобиля Байрона и его апартаментов. Когда Де Гармо сообщил ей, что похороны назначены на понедельник, и что все необходимые приготовления будут сделаны, она только кивнула головой. Он еще долго говорил что-то, касающееся финансов и недвижимости, налогообложения и прочего, но все это пролетело мимо ушей.

Эйнджел неустанно думала о том, что, сделав только один шаг в жизнь Байрона, она вдруг стала во главе всего, что осталось после него.

ГЛАВА 6

Припарковав машину, Эйнджел не менее десяти раз перечитала записку Байрона. Слова начали сливаться и терять свое значение. Как она ни старалась, все равно не становилась ближе к решению непосильной задачи – зачем, например, понадобилось Байрону встречаться с теми бритоголовыми психопатами? Этот поступок, по-прежнему, представлялся лишенным логического смысла.

Эйнджел засунула письмо в карман джинсов, туда, где лежали билеты на матчи «Землетрясения». Записка ей больше была не нужна, она выучила ее наизусть.

– Какого черта я здесь делаю? – спросила она неизвестно кого.

Она сидела за рулем «БМВ» Байрона, поставленного на стоянку возле ветеринарной лечебницы имени Святого Луки. Кожаное сиденье, хитроумное творение инженерного ума, приведенное в максимально высокое положение, открывало ее взору широкий пологий капот синего цвета и позволяло видеть всех входящих и выходящих из здания моро.

Субботний день клонился к вечеру. Занять себя ей было нечем, и Эйнджел неустанно думала о смерти Байрона. Именно размышления и привели ее сюда, хотя она еще точно не понимала, зачем она находилась здесь. С тех пор как вчера вечером она поговорила с Де Гармо, мир утратил для нее привычный смысл, и многое предстало в таинственном свете.

Все, что она делала, казалось странным, не имеющим к ней никакого отношения. Она чувствовала себя марионеткой, движущейся по чужой воле. Связи с реальным миром словно больше не существовало. Только временами выходила Эйнджел из забытья, когда острое лезвие душевной боли пронзало сердце, и она переживала спазм горечи или глубокой жалости к самой себе.

Однако эти чувства постепенно уходили на второй план, уступая место ярости. По поводу и без повода ее охватывала безотчетная злость. Так, в бешенство ее привела та легкость, с которой ей удалось забрать с закрытой стоянки автомобиль Байрона. Впервые в жизни копы обращались с ней ласково, и ее не покидало ощущение того, что ее хотят подкупить. Ей казалось, что все копы в Сан-Франциско сговорились и теперь стараются сделать из нее хорошенького примерного кролика, который идеально вписывался бы в их планы. Особенно сильно бесило ее то обстоятельство, что теперь какая-то часть ее личной жизни стала достоянием средств массовой информации. Отец Коллор стал первым в длинной череде политиков и общественных деятелей, стремящихся нажить политический капитал на смерти Байрона.

Политиков Эйнджел ненавидела.

Взгляд ее привлек «Форд Меровиа» – седан, припаркованный напротив ее «БМВ». Это место на стоянке было зарезервировано для доктора Пэт Эллис, чья подпись удостоверяла свидетельство о смерти Байрона. Доктора, которому детектив Анака, напарник Уайта, почему-то не доверял.

Почему она не позвонила этой Эллис?

«Какого черта я здесь делаю?» – снова задала она себе вопрос.

У «Меровии» заработал мотор, и Эйнджел увидела, как кабель питания, подключенный к розетке на обочине, автоматически убрался внутрь кузова. К автомобилю шла женщина с маленьким черным пультом дистанционного управления. Должно быть, та самая доктор, заключила Эйнджел.

Эллис, по человеческим меркам, достигла уже среднего возраста. В ее выгоревших от солнца волосах сквозила седина. Благодаря коррекционной хирургии взгляд ее голубых глаз был легка затуманен. На ней был костюм, строгие линии которого словно спорили с пышной округлостью, которую они скрывали.

Эйнджел вышла из «БМВ» и направилась навстречу Эллис.

Сначала та как будто не замечала ее и продолжала спокойно двигаться по направлению к тихо урчащей «Меровии». Их разделяло всего несколько метров, когда Эллис наконец подняла на Эйнджел глаза. На лице ее отразилось крайнее удивление, и она зачем-то направила на Эйнджел пульт, как если бы это было оружие.

Эйнджел остановилась.

– Доктор Эллис?

– Д-да, – ответила та.

Нервно озираясь по сторонам, словно в ожидании нападения или чего-то еще не менее страшного. В нос Эйнджел прямо-таки ударил запах страха.

– Я бы хотела поговорить с вами.

Доктор Эллис продолжала озираться по сторонам.

– Кто вы?

– Эйнджелика…

Эллис по-прежнему не смотрела в ее сторону.

– Ах, да, припоминаю, вы опознавали тело.

Эйнджел кивнула.

– Я хотела поговорить о Байроне.

– Не здесь.

Доктор открыла дверцу «Меровии» и укрылась в салоне.

– Тогда где?

– Садитесь.

Эллис открыла для нее дверцу.

Если до сих пор Эйнджел чувствовала себя в растерянности, то необъяснимое поведение доктора привело ее в полное замешательство. Мир словно перевернулся. Эйнджел бросила последний взгляд на автостоянку у лечебницы Святого Луки, как будто желала найти ответ на вопрос, что могло так беспокоить Эллис, но не увидев ничего подозрительного, скользнула на переднее сиденье.

Исколесив добрую половину нового города, Эллис направила машину к югу от Маркета. Эйнджел так и не заметила людей, которые, по мнению Эллис, могли их преследовать. Каждый раз, когда Эйнджел пыталась заговорить, Эллис обрывала ее и просила подождать с расспросами еще немного.

Наконец доктор припарковала машину неподалеку от площади Франклина.

– Давайте пройдемся по парку, – предложила она.

По тону ее голоса Эйнджел определила, что Эллис изо всех сил пытается выглядеть спокойной.

– Хорошо.

Эйнджел вышла из машины и оказалась на тротуаре. Со всех сторон их окружали строения. Все пространство от Двенадцатой улицы до Сентрал Фривей было покрыто скелетами будущих зданий, возвышавшимися наподобие железного леса. Землетрясения и экономический спад послужили причиной того, что этот район города восстанавливался последним. Время приближалось к семи, молчание приобретало затяжной характер. Строительные работы уже прекратились, и улицы давно опустели. Ни машин, ни людей нигде не было видно.

Создавалось впечатление, что площадь Франклина подверглась косметической операции. Тротуары были вскрыты, обнажившуюся землю то там, то здесь покрывали куски разбросанного брезента. Парк был завален строительным оборудованием и инструментом. У входа вздымались пирамиды старых канализационных труб.

Они принялись бродить по парку, и Эйнджел не выдержала:

– Чего вы боитесь?

– Вы хотели поговорить о Байроне Дорсете, так что, прошу, задавайте ваши вопросы.

Теперь они шли вдоль пустынной Шестнадцатой улицы, а Эллис все еще продолжала озираться, словно опасалась преследования.

– Я хочу знать, как он умер.

– Вы видели тело. Обширная рана в области шеи…

Эйнджел схватила доктора за руку:

– Вы знаете, что меня интересует. Я хочу знать, каким оружием был нанесен удар.

Эллис остановилась и покачала головой.

– В программе новостей сообщили, что его зарезали, – продолжала Эйнджел. – Но каким ножом можно так разодрать шею?

– Это был не нож.

– Тогда что?

Эллис еще раз осмотрелась вокруг:

– Я не могу разговаривать с вами.

– Что это было?

Запах страха, исходивший от Эллис, клубами окутывал Эйнджел. Ей было странно находиться рядом с человеком, обуреваемым таким страхом, и не видеть причины, вызывающей его. Это кого угодно могло вывести из равновесия. Чего боится Эллис?

Доктор выглядела измученной и очень расстроенной. Эйнджел ничего не понимала. Она схватила Эллис за локти и решительно встряхнула ее.

– Как его убили? – закричала она.

Запах страха стал еще острее, концентрированнее. Эйнджел почувствовала, что пульс и дыхание доктора участились. В эту минуту казалось, что Эйнджел она боится еще больше, чем кого бы то ни было.

– В ране я обнаружила ворсинки кошачьей шерсти и кусочки когтей.

Эйнджел отпустила женщину. Внезапно ей показалось, что у нее из-под ног выбили почву, и она вот-вот упадет.

– Больше никогда ко мне не обращайтесь.

Эллис отвернулась от нее и бросилась к машине. О том, что Эллис подвезет ее до лечебницы, не стоило даже думать.

– Значит, моро? – вслух проговорила Эйнджел.

***

– Ты где? – с неувядаемым выражением участия на лице поинтересовалась Лей.

– Центральная Больница Фриско, ты знаешь, Потреро…

– Где находится больница, я знаю. Но что ты делаешь там?

– Фактически, я не там. Я сижу в машине напротив.

Со стороны залива послышалась сирена, предупреждение о сгущающемся тумане.

– Если ты позвонила для того, чтобы успокоить меня, то не сможешь этого сделать, пока не ответишь на вопрос. Что на тебя нашло, зачем ты туда пошла?

– Тебе же говорят, что я на машине.

– Что…

– Послушай, Лей, у меня все в порядке. Я просто боялась, что ты будешь беспокоиться, что меня нет дома.

– Да, меня беспокоит…

– Я все объясню, когда вернусь.

Эйнджел прервала связь прежде, чем Лей успела возразить.

Что заставило ее прийти сюда? Не решила же она, что полицейские позволят ей переговорить с Графом? Неужели она думает, что тот и в самом деле станет с ней разговаривать?

Но, черт возьми, она хотела знать, что же Граф сказал копам. Что мог он сообщить такого, что подставило двух пинков из «Рыцарей» и отвело подозрение от моро, который убил Байрона?

Согласно регулярной информации, передаваемой программой новостей, Граф по-прежнему находился в Центральной больнице Сан-Франциско. Конечно, в новостях они не называли его Графом. Они именовали его третьим предполагаемым подозреваемым.

Называть его предполагаемым было справедливо, потому что пинк под номером три в ночь убийства Байрона все еще пребывал в клинике.

Все, касающееся смерти Байрона, начало смердеть.

Словно в подтверждение своих мыслей, она повела носом. Что-то странное появилось в запахе Центральной больницы Сан-Франциско – пахло моро и не одним. Она сосредоточила взгляд на главном входе. Со всех сторон к подъезду съезжались полицейские машины, распарывая влажные сумерки мерцанием сигнальных мигалок. Над Потреро-Авеню, внося дополнительную сумятицу, завис аэрокар агентства «Субботние новости».

Эйнджел замедлила шаг и прислушалась.

– Что это там, митингуют что ли?

Группа из нескольких десятков моро, состоящая преимущественно из кроликов и лис, в холле проклятой больницы в знак протеста объявили сидячую забастовку. Гул их голосов слагался в гимн, прославляющий копов.

Эйнджел повременила появляться на публике, так как к центральному входу стали подкатывать полицейские фургоны.

Черт, теперь они, как пить дать, помешают ей проникнуть в здание.

Эйнджел ощутила легкую эйфорию.

Она не стала испытывать судьбу и миновала центральный вход, направляясь в сторону стоянки машин скорой помощи. Как она и надеялась, моро здесь не было. Акция протеста была направлена не на срыв больничной работы, а на привлечение внимания со стороны средств массовой информации.

На деле же они добились подрыва безопасности.

Под прикрытием свалки снаружи, приковавшей к себе внимание всех и вся, Эйнджел удалось проникнуть в приемный покой, пробраться незамеченной мимо поста дежурного медперсонала и оказаться перед шахтой лифта. Эта часть операции прошла сравнительно легко. Теперь ей предстояло найти Графа и попасть в его палату.

В виденных ею фильмах, каждый раз, когда возникала подобная проблема, герой просто облачался в медицинский халат и спокойно разгуливал по больнице. Но, к сожалению, ни одного моро в этой роли она никогда не видела.

Не успел подойти лифт, как за спиной она услышала знакомый голос. Это говорил детектив Коуб Анака, напарник Уайта азиатской наружности.

Ах, черт.

На раздумья у нее оставалась лишь доля секунды. Анака и тот, с кем он беседовал, – голос его был слишком спокойным и обходительным, чтобы принадлежать партнеру Анаки, Уайту, – появились из-за угла. Они бы непременно заметили Эйнджел, если бы она не метнулась к противоположной стене и, распахнув спиной дверь, не влетела бы в комнату. Собеседником Анаки оказался высокий седоволосый мужчина в белом халате.

Проклятье. Помещение, в которое она вломилась, оказалось тесным чуланом, где и повернуться было нельзя. Она вжалась в пластиковый корпус робота-уборщика, но дверь так и не смогла прикрыть. Та оставалась раскрытой, примерно на десять сантиметров. Сквозь щель Эйнджел видела приближающихся к ней Анаку и незнакомца. Единственное место, где она могла стать, была панель с сенсорными кнопками на корпусе уборщика. Ей нестерпимо хотелось залезть на машину, но она боялась случайно задеть какую-нибудь кнопку и привести проклятый механизм в движение.

К счастью, ей на помощь пришел лифт, который она вызвала. Он подоспел как раз вовремя, когда Анака появился в поле зрения. Словно отвечая ее немой молитве, детектив вместе с незнакомцем вошли в пустую кабину. Эйнджел была спасена.

Как только двери лифта закрылись, Эйнджел позволила себе сделать выдох. Дверь чулана тотчас распахнулась. Покинув укрытие, она цинично подумала, что в лечебнице Святого Луки вместо таких автоматизированных монстров держали моро, что, по всей видимости, было дешевле.

Тут ее словно ударило током. Ей необходимо срочно отыскать Графа. Анака не мог находиться здесь случайно. Коп наверняка пришел, чтобы переговорить с Графом.

Эйнджел тупым взглядом смерила цифровые индикаторы этажей. Лифт спускался вниз. Вниз? Он замер на отметке 3. Неужели они держали Графа в подвале?

Эйнджел пожалела, что не прислушалась к разговору тех двоих. Иначе она знала бы точно, стоила ли ее игра свеч.

Она не стала дожидаться лифта и бросилась к лестничному пролету, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Звук шагов, отражавшийся от бетонных стен, гулко разносился в помещении. Если ей повезет, то она сможет достичь места назначения раньше, чем Анака и его спутник.

Два последних пролета перекрывала цепь с надписью: «Посторонним вход запрещен». Она заметила это только в самый последний момент, когда едва не снесла заграждение.

Дверь на третьем подземном уровне открылась в пустой гулкий коридор. Эйнджел огляделась, но нигде не заметила никаких голограмм-указателей. Естественно было предположить, что для человека, спустившегося вниз, и без того должно было быть ясно, зачем он здесь и где находится. От каких-либо схем все равно было бы мало толку, поскольку она не знала, где держали Графа.

Эйнджел прислушалась. Кафельный пол и облицованные плиткой стены искажали все звуки. Но и этого было достаточно, чтобы увериться в том, что в подземелье находилось не свыше полдюжины пинков. Причем большинство из них пребывали в неподвижном состоянии. Некоторое время спустя она услышала раздавшиеся по правую сторону от нее шаги. Но разобрать приглушенные голоса было трудно. Но и без того Эйнджел могла бы побиться об заклад, что это были Анака и доктор.

Она отправилась за ними.

Все было бы хорошо, если бы ей не предстояло пройти мимо медицинских постов и охраны. На стенах коридора были установлены камеры, и это не оставляло ей никакого выбора. Оставалось только уповать на то, что внимание дежурных было приковано к акции протеста, проходившей у главного входа.

Она следовала за своими проводниками, уводившими ее вдаль от людского шума.

– Слишком уж напоминает морг, – прошептала Эйнджел себе под нос.

Окружение напомнило ей о Байроне, лежавшем в подвале Святого Луки. Такие же холодные стены, запах дезинфекции, не способный приглушить запаха крови и разложения.

В конце концов из-за своего чрезмерно осторожного передвижения она перестала слышать шаги Анаки и его спутника. А ориентироваться по запаху там, где так сильно воняет дезинфекцией, было бессмысленно.

Она замедлила шаг, но продолжала идти.

Что теперь?

Она повернула за угол и врезалась в тележку.

Верхний край ее ударил Эйнджел в область шеи. Под простыней она ощутила прикосновение к лицу холодных ног. Она попятилась назад и приземлилась на пятую точку, а каталка, колеса которой стояли на тормозе, подалась немного вперед.

Эйнджел вытерла лицо и поднялась на ноги.

– Черт, это и в самом деле морг.

Она хлопнула себя по лбу, так как произнесла эти слова вслух.

Теперь она ощутила запах тела, лежащего на каталке. От него пахло кровью, дерьмом и смертью. Впереди коридор заканчивался массивными двустворчатыми дверьми. Оттуда тянуло тяжелым запахом разложения.

– Ошибочка вышла, – сказала она, внезапно испытав прилив отвращения к себе самой.

Теперь ей оставалось либо продолжить пока бесплодный поиск третьего пинка, или поскорее выбираться отсюда и сделать вид, что ничего такого в ее жизни никогда не происходило.

«Никогда не происходило», – эта мысль ей начинала нравиться.

Вдруг она услышала знакомый голос. Он принадлежал детективу Анаке.

Они шли сюда…

Через плотно притворенную дверь она не могла разобрать слов, но ей нестерпимо захотелось посмотреть, что же все-таки происходило. Особенно сейчас, когда, судя по голосу, Анака как следует опростоволосился.

Эйнджел подошла к двери, но стекло в ней находилось слишком высоко, и она не могла заглянуть во внутрь. Если же она чуть-чуть приоткроет ее, находящиеся внутри люди непременно заметят ее. Она прижалась к двери ухом. Анака говорил:

– Что вы хотите этим сказать, несчастный случай?

– Компьютерная ошибка. Редко, но такое случается.

Это был голос второго пинка, доктора.

– Вы себе представляете, что значит ваша «ошибка» для нашего дела?

– Я очень сожалею…

Эйнджел снова захотелось заглянуть внутрь. Но ей, по крайней мере, не хватало еще около метра роста, чтобы заглянуть в помещение. Она осмотрелась, и взгляд ее упал на оставленную без внимания каталку.

«Как ужасно», – подумала Эйнджел и улыбнулась.

Сняв с тормоза тележку, она подкатила ее к одной из створок и вскарабкалась на труп. Что-то вывалилось у нее из кармана, но она даже не заметила этого, так как остолбенела от картины, открывшейся ее взору.

У нее уже возникли определенные подозрения на счет того, что могла она там увидеть, но открывшееся ее взгляду зрелище все же повергло ее в шок.

Посреди комнаты стоял Анака и ворошил пальцами свои блестящие черные волосы.

– Как, черт возьми, все это могло…

Док в хирургическом халате, но без маски сидел в углу комнаты на табурете и нажимал на клавиши небольшого компьютерного терминала.

– Компьютер забыл о том, что он наркоман.

– Как, черт возьми, компьютер мог «забыть» об этом?

Взгляд Эйнджел был прикован к центру комнаты.

На анатомическом столе под мертвенно-бледным светом лежал совершенно голый Граф, третий пинк. Глаза его были открыты и неподвижны. Грудь и живот были в красных, коричневых и синих кровоподтеках. Гениталии опухли и были пурпурного цвета. Человек был мертв.

– Боже мой, – только и произнесла Эйнджел шепотом.

– Если бы мы знали об этом, такого не случилось бы. Может быть, кто-то испортил файл, может быть, произошел заурядный скачок напряжения в сети, – такое иногда случается, – может быть, этих данных и вовсе никогда не существовало в файле. Как оказалось, его нервная система, ослабленная наркотиками, не выдержала мышечного релаксанта, который мы дали ему, в результате чего произошла остановка сердца.

– Это совсем не радует меня.

В эту минуту Эйнджел поняла, что и так слишком задержалась. Больше у нее не было оснований задерживаться здесь хоть на миг. Бессмысленно ждать, пока кто-нибудь обнаружит здесь ее нежелательное присутствие.

Она спрыгнула с каталки и направилась к лифту.

Если Граф был мертв, могут они повесть его смерть на нее? Но ее действия были самообороной, тем более, что обвинения в насилии ей не предъявляли.

Но…

В первый раз Эйнджел охватило беспокойство за собственную жизнь.

Она со всех ног бросилась к лифту. Ей пришлось трижды повторить команду лифту поднять ее на первый этаж прежде, чем компьютер понял ее. Безумный страх Эллис как будто нашел у нее благодатную почву и пустил пышные корни. Эйнджел была абсолютно убеждена в том, что смерть Графа не была случайной. На душе у нее скребли кошки, и больше всего на свете в данный момент она желала убраться отсюда подальше.

Двери лифта открылись, и Эйнджел оказалась в коридоре прямо перед приемным покоем. Тотчас до нее донеслись звуки пения моро и завывание полицейской сирены. Она повернула за угол и стремглав помчалась к выходу.

И почти сразу налетела на полицейского-пинка. Во всяком случае, так ей показалось, когда она начала пятиться. Это был человек, не менее двух метров роста. Его прическа «ежик» при определенном освещении делала его похожим на одного из «Рыцарей». У него была бледная, почти светящаяся кожа.

Под мышкой его костюм топорщился, что явно указывало на наличие оружия. Наверняка он имел десятимиллиметровый ствол или еще что-то получше, автоматический пистолет, например. Когда Эйнджел отпрянула от него на достаточное расстояние, она смогла разглядеть, что костюм был слишком дорогим для местного парня, что позволило ей сделать вывод о том, что парнишка был из федерального бюро.

От ее взгляда не ускользнуло и то, что к узлу его галстука был пришпилен миниатюрный микрофон, а в ухо засунут почти невидимый наушник.

Она уже было подумала, что влипла и едва ли сможет выпутаться, как вдруг поняла, что запах исходивший от федерала не говорил об опасности. Он был охвачен азартом охотника, к которому примешивалось чувство легкого страха. Парень даже не взглянул на нее.

Он оттолкнул Эйнджел и проследовал к лифту. Сбоку ей удалось заглянуть за его солнечные очки. Ей показалось, что у него была красная радужка глаз.

Встреча продлилась не более секунды. Искушать судьбу Эйнджел не собиралась. Ее словно ветром сдуло. Оказавшись в машине, она подумала, что посещение Центральной больницы Фриско было с ее стороны поступком, лишенным здравого смысла.

ГЛАВА 7

Близилась полночь, когда Эйнджел наконец добралась до дома. По ровному спокойному дыханию Лей она определила, что ее подруга мирно спит в гостиной. Лей лежала на диване, свернувшись калачиком, прикрыв хвостом лицо. Видеоком работал, передавая последние новости. Комментаторы политических событий вели с экрана грязную перепалку.

– … Харпер – единственный потенциальный кандидат в президенты, кто выступает за мир… – говорил один из них, сидевший по левую сторону экрана.

– Политическое умиротворение, вы хотите сказать, – отозвался голос его невидимого оппонента.

– С тех пор, как разразился кризис, рейтинг популярности Мередита продолжает падать, –продолжил первый, не обращая внимания на замечание. – Со времен скандала с ЦРУ демократы пребывают в наихудшем положении. Если комитет сумеет добиться какого-нибудь дипломатического ре…

– Вы, должно быть, шутите, Фред. Никто всерьез не верит в то, что кандидат партии НОА способен выиграть на президентских выборах…

Эйнджел прошла мимо видеокома и услышала, что Лей за ее спиной зашевелилась. После долгого зевка та сказала:

– Наконец-то ты вернулась. Интересно, ты понимаешь, что делаешь?

– Не понимаю.

Тем временем на экране какая-то лысина просунулась в кадр и принялась кого-то отчитывать.

– Ты помнишь, что сказал о Зеленых Дейв? Страна созрела для кандидатов таких, как Хар…

Эйнджел покачала головой:

– Хотела поговорить с тем панком, который из-за меня угодил в клинику.

Лей села и потянулась. Эйнджел услышала, как хрустнули ее суставы.

– Но что он мог сказать?

– Никакая из вышеупомянутых организаций не является более радикальной, чем Зеленые, –вещала с экрана какая-то женщина.

– Не знаю, – ответила Эйнджел, – сукин сын умер.

– Что?

– … не захотел пачкаться в том же дерьме, которым обляпались все остальные демократы во время обвинения, выдвинутого ЦРУ в 54-ом. Он и не из таких переделок выходил сухим…

– Я случайно зашла в морг. Парень был там. Холоднее…

– Ты уверена, что это был тот самый парень?

– … два года понадобилось, чтобы оправиться и принять участие в выборах 56-го года. Хотя экономика стабилизировалась, этот случай «с пришельцами» едва ли мог пойти на пользу…

Эйнджел обошла кофейный столик и уселась рядом с Лей.

– Как ты думаешь, сколько там имеется татуированных пинков с болтами, похожими на переспелый баклажан? Это он.

– В новостях на эту тему ничего нового не видела.

Эйнджел взяла в руки пульт управления и положила ноги на столик. Спор на экране достиг своего апогея. Одновременно кричали трое или четверо людей

– … единственными реальными противниками демократов являются Грегг и конституционалисты…

– … поверьте мне, эти «пришельцы» были состряпаны в одной из генных биолабораторий…

– … имел хоть каплю здравого смысла, он бы уже подал в отставку и дал своему преемнику шанс.

– … НОА никогда не имели более десяти мест, и так продолжалось не менее пятнадцати лет…

Эйнджел переключила видеоком на спортивный канал и выключила звук.

– Новости смердят. Новости всегда смердят. Полиция, наверно, уже обгадилась от страха и не знает, что теперь, после этой смерти, предпринять.

– Как же этот бедняга умер?

– От компьютерного глюка.

Лей покачала головой, и Эйнджел услышала, как нервно постукивает о диван ее хвост.

– Зачем тебе нужно копаться в этом? Чего ты хочешь?

Прежде чем ответить, Эйнджел долго собиралась с мыслями.

– Если я буду сидеть сложа руки, то наверняка начну думать об этом, а к этому я не готова.

– И тем не менее придется.

Эйнджел в ожидании объяснения вопросительно посмотрела на подругу.

– Пока тебя не было, здесь побывало не меньше дюжины репортеров. Рано или поздно тебе придется встретиться с ними и поговорить.

– Но почему мне?

Эйнджел поудобнее устроилась на диване.

– И этот священник, как там его…

– Значит, опять звонил Коллор, превосходно. Какие еще новости?

– Так, еще адвокат…

– Де Гармо?

Лей кивнула.

– Хотел узнать, какие будут распоряжения относительно похорон мистера Дорсета.

– Байона.

– А?

– Ничего, – вздохнула Эйнджел.

– Может быть, теперь ты мне скажешь, откуда взялась эта машина?

Эйнджел повернулась к Лей и увидела, что та, обхватив лицо руками, не мигая смотрит на нее.

***

В воскресенье с северо-запада пришел грозовой фронт. Когда Эйнджел выглянула в окно, она увидела, что стальные тучи обложили небо на всем протяжении от «Золотых Ворот"* note 2 до Окленда. Шпили Нижнего города, еще залитые солнечным светом, четко выделялись на фоне потемневшего горизонта. Картину довершала ослепительно-белая скорлупа, поглотившая Алькатрас.

С каждым днем, вернее часом, город приобретал все более сюрреалистический вид.

Молнии яркими вспышками слева направо полосовали небо.

Эйнджел смотрела в сторону Двадцать третьей улицы. Фургон «Додж Электролайн» все еще стоял на своем прежнем месте.

– Он даже не сдвинулся с места.

– Из-за какого-то парня в этом фургоне ты собираешь целый день провести взаперти…

– У него видеоаппаратура.

Лей подошла к ней и помахала из окна.

– Но ты же не можешь вечно прятаться от репортеров. Они похожи на детей, чем больше им отказываешь в чем-то, тем более страстно они этого желают.

Эйнджел отошла от окна, и воздух потряс мощный раскат грома. Ей не хотелось говорить подруге о том, что фургон, по ее мнению, принадлежал отнюдь не репортеру. Слишком уж характерный был это фургон, – неотъемлемая принадлежность серой, неприметной, но обстоятельной работы. И парень с аппаратурой слишком уж напоминал ей, включая красноватые глаза, – того федерала, с которым она столкнулась в Центральной Больнице Фриско.

Эйнджел пожала плечами.

– Какого черта? Значит, по-твоему, это неизбежно?

Эйнджел вернулась к себе в комнату и открыла комод.

На дне ящика под грудой белья у нее хранилась не знавшая доселе применения «Беретта 031-S», девятимиллиметровый автоматический пистолет, стрелявший безгильзовыми патронами. Матовый, черного цвета, он приятно оттягивал ладонь. Из носка, хранившегося в этом же ящике, она высыпала несколько десятков патронов.

Позади послышался голос Лей:

– Что это, черт возьми?

Эйнджел даже не подняла глаз. Разрозненные компоненты она вытащила из ящика и положила их на свободное место на крышке комода.

– Давно бы пора знать, как выглядит оружие.

– Что ты собираешься с ним делать?

– Почистить и зарядить, будь оно неладно.

Довольно долго Лей наблюдала за тем, как Эйнджел воевала с признаками многолетнего отсутствия внимания. Потом, принявшись заряжать оружие, она сказала:

– Не беспокойся, Лей. Я не собираюсь палить в репортеров без разбора.

– Опять хочешь во что-нибудь вляпаться?

Эйнджел не слушала ее. Покопавшись в чулане, она наконец вышла в свободной блузе, скрывавшей засунутый за пояс джинсов пистолет.

– Единственное, чего я хочу, так это принять меры предосторожности. Я думаю, что тот полоумный моро, что прикончил Байрона, на свободе и, может быть, уже охотится за мной…

Эти слова не убедили Лей.

– Поверь, мне совсем не хочется стать основателем парада параноиков.

Эйнджел вышла из своей спальни и приблизилась к окну, выходящему на залив. На море по-прежнему штормило, небо полыхало молниями, слышались отдаленные грозовые разряды. Фургон все так же стоял на прежнем месте.

– Это будет нелегко.

Лей стояла в дверях комнаты Эйнджел.

– Что ты собираешься предпринять?

– Сейчас? Отправиться к Байрону на квартиру. Хорошенькое дельце, которое не должно вызвать ничьих подозрений. И никакого риска.

– Я поеду с тобой.

– Тебе не нужно…

Лей подошла к ней и положила руки на плечи Эйнджел.

– Я смогу удержать тебя от какой-нибудь глупости.

Эйнджел раскрыла рот, словно собиралась что-то сказать, но как будто передумала и только втянула в себя воздух. Бросив последний взгляд на пинка с камерой в фургоне, она сказала:

– Хорошо, пошли.

Перед парадной дверью, когда они спустились по ступенькам вниз, Эйнджел добавила:

– Мне очень хотелось бы знать, где они раздобыли мой адрес и номер видеокома.

– Это их работа.

Проходя мимо квартиры Бальтазара, Эйнджел уловила приглушенное бормотание включенного видеокома. Доносившиеся обрывки звуков делали реальность еще более сюрреалистичной. Эйнджел представила себе престарелого, больного и полуослепшего льва, сидящего перед экраном и вот уже в который раз просматривающего одни и те же мультяшки. На этот раз ничего смешного в его образе она не усматривала. Напротив, представившаяся сцена казалась в достаточной степени трагичной.

Было похоже, что перемены, коснувшиеся ее жизни, изменили ее отношение к Бальтазару – ведь такое будущее могло ожидать и ее.

Эйнджел открыла дверь и ступила на тротуар. Парня с камерой, федерала, только что выглядывавшего с аппаратурой из окна водительского сиденья фургона, нигде небыло видно. Машина все еще стояла на другой стороне улицы. Было тихо, только где-то далеко прогремел раскат грома…

Эйнджел почувствовала, как ее рука непроизвольно потянулась к поясу, но тут же одернула себя. Она осмотрелась по сторонам. Выше по улице, на перекрестке, собралось несколько моро.

– Эйнджелика Лопес! – кто-то позвал ее.

Эйнджел и Лей повернулись одновременно.

Навстречу им устремились два безукоризненно одетых пинка латиноамериканской наружности. Следом за ними семенил белый с пятнами крыса-моро, тащивший на себе портативную видеоаппаратуру. В мгновение ока репортер оказался рядом. Моро навел объектив, и у Эйнджел возникло чувство, что они находятся в живом эфире, отчего у нее все внутри оборвалось. Латинос уже повернулся к камере и говорил:

– С вами Даниель Паскес. Эксклюзивное интервью «Субботних новостей залива"…

– Черт бы вас побрал.

Эйнджел резко обогнула камеру и наступила на голый розовый хвост крысы.

Оператор повернулся и начал снимать ее со спины. Эйнджел почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо. Эйнджел не спеша повернулась к Паскесу.

– Мисс Лопес…

– Убери от меня свои руки.

– Мисс…

– Я здесь не для того, чтобы набирать для тебя очки популярности. Убери руку или целую неделю будешь испражняться собственными зубами.

Паскес предусмотрительно выпустил ее плечо.

– Не могли бы вы уделить мне несколько минут…

Эйнджел уже не слушала его и уверенным шагом двигалась в сторону «БМВ». Лей уже поджидала ее там. По-видимому, пресса не считала ее заслуживающей внимания. Она услышала, как за ее спиной Паскес продолжал говорить:

– Разве вы не хотите, чтобы о ваших взглядах узнали?

Эйнджел, не оглядываясь, сделала неприличный жест пальцем. Набрав на пульте нужную комбинацию, она открыла машину, и они с Лей забрались в салон.

Лей заняла место пассажира.

– Ты думаешь, правильно поступила, так отбрив его?

– Плевать я на него хотела.

Эйнджел завела машину, и они покатили вниз по холму. Паскес и крыса-моро с аппаратурой бросились к своему фургону.

– Ну, только узнаю, кто дал мой адрес…

– Куда именно мы едем?

– К Башням Южного Пляжа.

Лей присвистнула.

Эйнджел обогнула конструкции, примыкающие к Шестнадцатой улице и направила «БМВ» в сторону побережья. Бессознательно она свернула на Мишн и поехала в сторону «Кроличьей норы».

– Иисус Христос!

Пришлось снизить скорость, поскольку улица вся была запружена пожарными машинами. Передвижение транспорта осуществлялось черепашьим шагом. Даже внутри салона с кондиционером она почувствовала запах гари. Вскоре ее глазам предстал и сам источник дыма – там, где когда-то находилась ее «любимая» забегаловка, полыхали развалины.

– Негодяи сожгли бар дотла.

– Возможно, это была случайность.

– Черта с два.

Эйнджел включила видеоком на панели автомобиля и принялась искать по каналам, надеясь услышать хоть слово о том, что произошло.

Но была вынуждена оставить это занятие, поскольку стоявшая впереди машина скорой помощи тронулась с места. В образовавшемся впереди пространстве она увидела все, что хотела.

Видеоком был настроен на канал новостей.

– … поджога. По мнению полиции, бар оказался жертвой умышленного нападения…

Пинк, которого увидела Эйнджел по другую сторону Мишн, был белым, тщедушного телосложения, в черной кожаной куртке. Это была женщина с татуировкой в виде охваченного огнем меча и глупой улыбкой на лице. Она стояла в стороне от толпы в узком проулке, вдали от любопытных взоров.

Женщина была совершенно лысой.

Черт возьми!

Позади «БМВ» раздался сигнал автомобильного гудка. Лей что-то сказала, но Эйнджел не слушала ее. Вместо этого она распахнула дверцу и бросилась к «лысой красавице».

В пять прыжков преодолела она двадцать метров, что разделяли их. Эйнджел совершала последний прыжок, когда женщина повернула голову и заметила несущегося на нее обезумевшего кролика.

Глаза ее расширились от ужаса, и она, словно защищаясь, подняла вверх руки.

– Чер… – не успела договорить она, когда Эйнджел обеими ногами приземлилась на судорожно подергивающемся теле несчастной.

В ушах Эйнджел все еще стоял гул полыхавшего через дорогу пожара, поэтому ей пришлось прокричать:

– Вы, вшивые бритоголовые!

В голове Эйнджел все смешалось – вой сирен, треск горящего строения, запах дыма, мокрых шлангов, порочного женского лица на фоне грязного, мокрого тротуара…

Бритоголовая попыталась сбросить ее. Но Эйнджел крепко, обеими руками, сжала ее голову, а одну ногу поставила на шею. Та поперхнулась и принялась сопротивляться еще яростнее, но пальцы Эйнджел надежно вцепились в ее уши. Зазубренные серьги врезались Эйнджел в ладони.

– Тебе был нужен пожар? Хочешь сама сгореть?

Эйнджел отпустила одно ухо и подняла блузку, чтобы извлечь «Беретту».

– Хочешь увидеть преисподнюю?

Когда бритоголовая увидела оружие, ее глаза едва не выскочили из орбит. Она с удвоенной силой принялась бороться с Эйнджел. Но сражаться и дышать одновременно оказалось для нее непосильной задачей.

– Эйнджел! – раздался голос сзади.

Эйнджел выхватила пистолет.

– Что ты делаешь?

Голос принадлежал Лей.

Боже, что, черт возьми, она собиралась сделать? Неужели хотела сделать из этой сучки пиццу, когда копы находились всего в нескольких…

Эйнджел повернула голову и посмотрела на пожар. Слава Богу, подумала она, внимание толпы по-прежнему было приковано к полыхавшему ярким факелом бару. Горела не только «Кроличья нора», но и три соседних здания.

Если она не станет больше искушать судьбу и спрячет оружие, то, возможно, избежит риска быть привлеченной к уголовной ответственности за ношение оружия, которым так бойко размахивала. О чем только она думала?

Эйнджел сняла ногу с шеи пинки, и та откатилась прочь. Бритоголовая хрипло вскрикнула, левая рука Эйнджел ощутила легкий толчок.

В ладони она все еще сжимала зазубренную серьгу.

– Спятивший мохнатый клубок, – умудрилась выдавить из себя лысая.

– Пойдем, Эйнджел.

Лей схватила Эйнджел за руку.

Та снова засунула оружие за пояс джинсов.

– Что б ей…

Когда Лей повела ее вдоль проулка, бритоголовая нагло посмотрела ей в лицо:

– Мы знаем, кто ты.

– Заткнись.

– Пойдем, Эйнджел. – Лей продолжала тянуть ее в сторону машины.

Когда они подошли к «БМВ», до слуха Эйнджел долетел хриплый голос лысой:

– Пламенеющий меч правоты…

Дверца закрылась, и все смолкло.

Эйнджел с такой силой надавила на акселератор, что машина стрелой сорвалась с места. Вырвавшись из уличной пробки, они стремительно неслись по городским кварталам.

– Что на тебя нашло, девочка? Мне показалось, что ты собираешься убить…

– Так оно и было.

– А на меня ты не собираешься наброситься? Если собираешься, то я бы хотела это знать заранее. Если ты будешь так кидаться на каждого человека, который тебе попадется…

– Она не каждый.

– Тогда кто она, черт побери? И какого лешего ты танцевала на ее шее?

Теперь Эйнджел мчалась по Бийлу, нырнув под вздыбленный Эмбаркадеро Фривей. Когда «БМВ» проезжал под новым Оклендским мостом, Эйнджел сказала:

– Пожар устроила она или другие, ей подобные.

– Откуда, черт возьми, ты можешь это знать?

– Ты же сама видела. «Рыцари Человечества"…

– Ну и что? Ты что, ни с того ни с сего объявила войну каждой тусующейся здесь группе? Тогда тебе придется сражаться с половиной города. Эйнджел, я боюсь, тебе тогда пуль не хватит.

– Неужели ты не видишь, что происходит?

Эйнджел резко затормозила, и зеленый «Мадуро», отчаянно завывая клаксоном, промчался мимо, едва избежав столкновения.

– Что?

– Они устроили пожар в отместку. Кто-то в свою очередь станет мстить за это, и так будет продолжаться вечно. Конца и края этому нет. Другие тоже…

Эйнджел уткнулась лбом в руль управления автомобиля. Почему она никак не может отделаться от чувства, что летит в бездонную темную пропасть? Но, встряхнувшись, она заверила себя, что ее просто мутит от приставшего к шерсти запаха гари.

– Что тоже?

Глаза Эйнджел наполнились слезами.

– Боже, я ничего не знаю.

Лей обняла ее за плечи.

– Тебя просто выбили из колеи. Это понятно. Давай, наконец, отыщем жилье, которое ты унаследовала, и чего-нибудь выпьем. Хорошо?

Эйнджел кивнула и сделала глубокий вдох.

– Прости, Лей. Я последнее время совсем не могу держать себя в руках.

Башни Южного побережья находились как раз за углом Стенфорда и Таунсенда, прямо на берегу залива. Фактически, этот квартал располагался на месте бывшего вокзала. Все, что было за ним, включая набережную и несколько миллионов тонн прибрежных строений, во время землетрясения 34-го года сползли в воду. Теперь, когда туман рассеялся, Эйнджел подумала, что вид города значительно выиграл бы, если бы белые бетонные с черными стеклами конструкции в неоацтекском стиле скрылись под водой вместе с выступом Таунсенда.

Эйнджел припарковала машину в подземном гараже и вместе с Лей поднялась в здание.

Нажав цифровой код, указанный Де Гармо, она оказалась в вестибюле, где вместе с Лей они провели несколько минут – пришлось объяснить ситуацию охранникам. Нанятые копы вели себя любезно и достаточно профессионально. Эйнджел их поведение даже немного успокоило, заставив забыть, что разговаривает с людьми.

Но все равно некоторое напряжение присутствовало. Внешний лоск парней все же давал легкую трещину.

Понадобилось еще несколько минут, прежде чем закончилась двойная проверка и Эйнджел проводили к лифтам. Ей вручили удостоверение личности и пообещали, что отныне внесут ее данные в компьютер, и подвергаться подобным проверкам ей больше не придется.

Когда лифт устремился вверх, она спросила Лей:

– Видела это?

– Что? – не поняла Лей.

– Тех парней. Они это тоже чувствуют.

– Чувствуют что?

– Дух насилия. Мы здесь чужие, и люди начинают это понимать.

– Ты просто свихнулась.

На пятнадцатом этаже, где расположились апартаменты Байрона, двери с тихим шорохом распахнулись в стороны.

– Лей, боюсь, скоро здесь будет жарко, как в аду. Теперь это только вопрос времени.

– Здесь тебе не Нью-Йорк, не Лос-Анжелес. Мне кажется, ты все слишком близко принимаешь к сердцу и не видишь перспективы.

Эйнджел вела подругу по коридору к апартаментам под номером 156. На панели возле двери она набрала очередной цифровой код.

– А чем, собственно, Сан-Франциско отличается…

Дверь открылась, и Эйнджел не успела договорить то, что собиралась.

Не переступая порог, они молча уставились на открывшуюся их взглядам картину.

– Черт, – наконец произнесла Эйнджел.

– Я вызову полицию, – предложила Лей.

Эйнджел не услышала ее, но все равно кивнула. Она вошла в комнату, переступая через разбросанные, искромсанные диванные подушки. Кофейный столик развалился на три части, его стеклянная столешница была разбита. Ковровое покрытие на полу было изрезано аккуратными пятисантиметровыми полосами также, как и обивка на мягкой мебели.

Эйнджел уловила в воздухе слабый мускусный запах животного. Пахло то ли собакой, то ли лисой, сказать точно она не могла. Прошло уже какое-то время, и запах почти выветрился. В одном она была совершенно уверена – ничего общего с Байроном этот запах не имел.

Да, подумала Эйнджел, Лей следовало спуститься в вестибюль.

Повсюду были установлены видеокомы. Эйнджел даже казалось, что один из них находился даже на балконе.

Острожно ступая среди обломков, Эйнджел направилась к искалеченному, облитому спиртным бару, надеясь, что подонки, орудовавшие в квартире, оставили ей хотя бы что-нибудь выпить.

ГЛАВА 8

Они сидели на балконе. Небо заметно потемнело. Эйнджел упорно продолжала размышлять над тем, что еще могло случится.

– Вы не заметили, что-нибудь пропало? – спросил Анака.

– Я уже сказала тем копам, которые здесь были до вас, что это не мой дом.

Эйнджел отказывалась присесть. Ей даже не хотелось смотреть в сторону этого детектива с азиатской внешностью. Анака был последним в длинной чреде одетых в униформу людей, детективов и сотрудников лаборатории, которые были заняты тем, что в поисках следов разбирали завалы. Она уже дала показания одному полицейскому в форме и больше не желала повторяться.

– Снова все те же проклятые вопросы? Почему бы не заткнуться и не оставить меня в покое?

Она слышала, как Анака тягостно вздохнул, словно собирался что-то ответить ей. Но вместо этого он задал еще один вопрос.

– Когда в последний раз вы были здесь?

– Неделю назад, в среду. За последние полчаса ответ на этот вопрос ничуть не изменился.

– Возможно, что те самые люди, которые…

Эйнджел беспомощно огляделась.

«Черт, неужели он полагает, что я должна знать, могла ли та тройка безволосых придурков развлекаться здесь?»

Анака потер виски.

– Мисс Лопес, не могли бы вы вести себя полюбезнее?

– Чего вы суетитесь? У вас имеются подозреваемые. Они предстанут перед судом. Ваша работа завершена.

Эйнджел подошла к Анаке. Когда она стояла, а тот продолжал сидеть, глаза их находились на одном уровне. От копа исходил запах джина и усталости, смешанной с нервозностью.

– Ну да, – деланно улыбаясь, заключила она. – Эти бритоголовые паршивцы, чтобы облегчить вам жизнь, сделали и это.

– Я делаю свою работу. Все не так просто…

Анака огляделся по сторонам и поднялся.

– Как будто вам не все равно?

Похоже было, что этот вопрос не произвел на него никакого впечатления. Он посмотрел в комнату, где все еще копошились полицейские. Судебные медики в поисках биологического материала, отпечатков пальцев или лап посыпали гладкие поверхности порошком и просвечивали ультрафиолетовым лазером.

Анака подошел к двери и задвинул створки. Внезапно Эйнджел вспомнила о докторе Эллис. Еще она вспомнила о напряженном споре между двумя полицейскими в машине по пути следования в морг. Уайт ничего не хотел иметь общего с «заговорщиками» Анаки. Анака подозревал…

– Аутопсия показала что-то странное, – вслух сказала Эйнджел.

Анака резко повернулся.

– Что вам известно об этом?

В глазах Анаки читался параноидальный страх, который она наблюдала у доктора Эллис.

– Выяснили вы, почему проведение вскрытия было поручено доктору Эллис, которая, как известно, не является специалистом по кошачьим.

– Нет.

Анака предусмотрительно отошел от дверей.

– Я несколько раз пытался связаться с Эллис, чтобы узнать что-нибудь относительно вскрытия.

– Она вам сказала, что виновником смерти Байрона был моро?

– Что? Откуда вы знаете?

– Эллис сказала мне вчера, когда я загнала ее в угол. Правда, она едва не наложила при этом в штаны.

Ей было приятно видеть, что кто-то еще пришел в замешательство. И было неважно, что удивленное выражение держалось на его лице всего доли секунды.

Анака закивал головой, словно только что осознал какую-то истину.

– Сначала сфальсифицировала данные аутопсии, а потом струсила. Поэтому-то она исчезла…

Эйнджел собиралась спросить у него, что случилось с Эллис, но он не дал ей такой возможности и продолжил свои рассуждения, сменив тему. В голосе Анаки чувствовалась примесь страха или безумия.

– Все гораздо сложнее, чем кажется.

Он произнес эти слова с такой убежденностью, что Эйнджел отступила к перилам. Грозовой разряд разорвал небо, и впервые за все это время она заметила, каким бледным и изможденным он казался. На нем был все тот же мятый костюм, который она видела на нем в день посещения морга. Может быть, в этом же костюме он приходил к ней в «Ральф».

– О чем вы говорите?

Анака подошел к ней. В тот момент до них донесся раскат грома. Ветер усилился и погнал облака дальше на юг, в сторону залива. Последние светлые пятна на небе исчезли.

– Первое большое землетрясение. Пожары почти полностью погубили этот город.

Взгляд Анаки был устремлен на залив, где вздымался купол. Голос его стал более жестким и более сдержанным.

– В 34-м были деньги. Землетрясение, введение военного положения, экономический спад, перестройка общества… Этот город продавался и покупался, как на аукционе. За деньги из полицейских можно было сделать наемных убийц, подкупить пожарных тоже ничего не стоило…

– Что вы хотите этим сказать?

Анака повернулся к ней.

– Я не враг.

– Вы – винтик в этой машине.

– Нет.

Анака покачал головой.

– На протяжении двадцати лет… Четверть века прошло со времени землетрясения, но ничего не изменилось.

Небо разорвала новая яркая вспышка, вслед за которой послышался грозовой разряд, длившийся почти целую минуту. От раската грома даже завибрировали перила балкона, облокотившись на которые стояла Эйнджел. На нос ей упала первая капля дождя.

Анака продолжал говорить. Казалось, что о присутствии Эйнджел он забыл.

– Прокурор округа выносит обвинение на основании весьма сомнительных показаний. Я такого не припомню с тех времен, как Национальная Гвардия прекратила расстрелы мародеров.

Дождь усилился, интервалы между вспышками молний и громовыми раскатами сокращались.

– Они говорят, что хотят покончить с «Рыцарями"…

Теперь Анака говорил громче, но как Эйнджел не напрягалась, она уловила только последние слова фразы:

– «Ван Дайн Индастриал»?

– Вы говорите о предприятии, восстановившем Пирамиду? – прокричала она, стараясь пересилить поднявшуюся бурю.

– Да, и канатную дорогу, и часть Нижнего города, что лежит между Маркетом и Телеграф Хилл. Это здание тоже принадлежит им, как и большинство жилых домов, выходящих окнами на залив.

Небо прорвало, и дождь обрушился на город в полную силу. На балконе образовалась не успевавшая стекать лужа.

– Байрон Дорсет работал на «Ван Дайн», а в Сан-Франциско основа всего – именно «Ван Дайн».

– Это имеет какое-нибудь отношение к…

Анака покачал головой

– Как раз этим я и занимаюсь, помогите мне.

Он раздвинул двери и шагнул внутрь квартиры, Эйнджел тотчас последовала за ним.

Единственный запах, который ощутила там Эйнджел, был запахом ее собственной мокрой шерсти.

– А как насчет детектива Уайта?

– Он хороший полицейский, – в голосе его, однако, слышался легкий сарказм.

– Уайт недолюбливает вас, не так ли?

Анака пожал плечами.

– В участке найдется немного людей, кто испытывал бы ко мне теплые чувства. Я к этому привык.

Она взглянула на полицейских и судмедэкспертов, которые уже начали упаковывать вещички, очевидно завершив работу. К ней подошел лысеющий чернокожий и сказал:

– Квартира теперь в полном вашем распоряжении, хотя прежде чем приступить к наведению порядка, я бы сначала посоветовал вам сделать снимки для страховых компаний.

– Вы закончили? – В голосе Анаки чувствовалось недовольство. – Что-то вы чертовски быстро управились, Бирс..

Тот повернулся к Анаке с таким видом, словно только что удосужился заметить его. Пробежав рукой по останкам волос, он сказал:

– А что здесь делаешь ты? Трупы здесь нигде не валяются, ты же занимаешься расследованием убийств, не так ли? Вон у тебя костюмчик еще не успел запылиться.

– Интересно, с каких это пор работа детективов и судмедэкспертов на месте преступления стала занимать меньше часа?

– Пошел ты… Думаешь, раз надел цивильный костюмчик, так теперь можешь указывать мне, как делать мою работу?

– Послушай…

– Нет, это ты послушай. Я лучше тебя знаю, что мне делать. А теперь давай убирайся отсюда подальше. Чтобы и духу твоего тут не было. Итак, детектив Анака, я жду. Сматывай свои удочки и дуй отсюда. Если же тебе нужен раппорт, то ты знаешь, где сможешь получить его.

С этими словами Бирс отвернулся и вышел из комнаты. Группа людей с чемоданчиками и приборами последовала его примеру. Последними ушли полицейские в форме. Анака и Эйнджел остались в разгромленной гостиной одни.

– Что вы сделали этому парню?

– Я? – Анака покачал головой. – Ничего. – Он вздохнул. – Что ж, пожалуй, пойду, пока мой напарник не хватился меня, но позже нам обязательно нужно будет встретиться и поговорить.

– Конечно, – заверила его Эйнджел, – может быть, это поможет.

– Да, вот еще что. – Анака остановился и вытащил что-то из кармана. – Настоятельно прошу вас прекратить совать нос, куда не следует.

– Что?

Эйнджел напустила на себя самый невинный вид.

Он протянул ей что-то, завернутое в бумагу. Она тотчас узнала пакет. Это было письмо Байрона, в которое были упакованы билеты на футбольные матчи «Землетрясения».

– Где вы это взяли? – спросила Эйнджел, и ее руки непроизвольно похлопали по задним карманам джинсов. Только сейчас она вспомнила, что что-то вывалилось у нее из кармана, когда она влезала на каталку с трупом.

– Вы уронили это за дверью морга.

Она забрала билеты и письмо и снова сунула их в карман.

– О, простите меня. Я и сама не знаю, зачем.

– Прошу вас больше никогда не делать этого.

Эйнджел покачала головой, чувствуя себя совершенной дурой Она была обескуражена и сбита с толку. Ей казалось, что она полностью утратила контроль над обстановкой. Ей даже нечего было сказать Анаке, когда тот покидал апартаменты.

Окатив тротуар водой, хлестнувшей из-под колес, Эйнджел припарковала «БМВ» на стоянке напротив дома.

– Фургон испарился, – обрадовала ее Лей.

Эйнджел посмотрела на то место, где еще недавно стоял серый фургон «Додж», из которого велось наблюдение за их квартирой. Пусто.

– Может быть, они увидели, что этот, как там его, вместо отснятого материала получил фигу с маслом и тоже решили пойти на попятную.

– Как им хотелось думать, что фургон также скрывал репортеров.

– Наверно.

Выйдя из машины, они, шлепая по лужам, которые превратились в неглубокие речушки, побежали к подъезду. Гроза все еще набирала силу. Теперь вспышки молний и громовые раскаты происходили одновременно.

Дверь оказалась незапертой.

– Черт, – выругалась Эйнджел и предусмотрительно вынула из-за пояса «Беретту».

– Ты не спрятала эту штуковину?

– Зачем?

– Но там было столько копов…

– Я же – невинная жертва, кто стал бы меня обыскивать? К черту… Ты оставила дверь открытой?

Лей посмотрела на дверь, которая от легкого толчка Эйнджел слегка приоткрылась.

– Не знаю, но возможно, в такой бестолковщине всякое бывает.

От порыва ветра дверь с шумом распахнулась. Эйнджел, держа пистолет в руках, обвела взглядом холл и лестницу.

– В кого ты собралась стрелять. Бальтазар мог…

– Ему почти сорок, в такую непогоду он и носа не высовывает из квартиры.

Эйнджел вошла в помещение и стала осторожно подниматься по ступенькам, все так же сжимая в руке оружие.

Лей шла следом, держась, однако, на почтительном расстоянии от подруги.

– Ты что, намереваешься подстрелить какого-нибудь чересчур прыткого журналиста?

– Он у меня, по крайней мере, обделается. Закрой дверь.

Лей ногой захлопнула дверь. Эйнджел тихо спросила ее:

– Ты чувствуешь какой-нибудь запах?

– Кроме нашего?

Эйнджел кивнула. Лей отрицательно покачала головой.

Возможно, она ошибалась, и пахло их собственной мокрой шерстью. Но Эйнджел могла поклясться, что ощущала что-то еще. Какой-то посторонний, не свойственный этому дому запах. Он не имел ничего общего ни с кроличьим, ни с собачьим, ни с львиным запахом Бальтазара. Речь вообще не шла о запахе животных.

– Сосновый запах фанеры?

Дверь, ведущая в их жилье, была закрыта. Признаков взлома как будто не видно. Эйнджел попятилась и навела пистолет на дверь. Затем знаком она велела Лей подняться по лестнице.

– Открой ее и отскакивай сторону.

– Это опасно?

– Делай, как говорят.

Лей стояла возле двери и набирала комбинацию цифрового замка. Потом осторожно отступила и скорчилась, словно ожидая взрыва. Дверь на несколько сантиметров приоткрылась, Эйнджел не спешила входить. Несколько секунд она выждала.

В висках у нее стучало, во рту ощущался привкус меди – верный признак высшей степени возбуждения. Дыхание казалось обжигающим.

Сделав глубокий вдох, Эйнджел, пригнулась и проскользнула в дверь.

Не отходя от двери, она обвела пистолетом холл, гостиную и маленькую кухоньку. Затем вкатилась в коридор, в котором располагались спальни, и проверила его, а также комнаты Лей и свою собственную, ванную и туалет. Всего три секунды понадобилось ей, чтобы убедиться, что в помещении никого нет.

Эйнджел, тяжело дыша, прислонилась к дверному проему ванной комнаты и опустила оружие. В гостиную, сделав несколько осторожных шажков, вошла Лей.

– Ну, что, тихо?

Эйнджел, с трудом переводя дыхание, кивнула.

– Ты не могла бы убрать пистолет?

Эйнджел снова кивнула, все еще не в силах отдышаться и поставила «Беретту» на предохранитель. Потом прошла к себе и сунула оружие на прежнее место в ящик комода. Вспыхнула молния, и тотчас сильный разряд грома потряс дом. Свет начал мигать.

Она стояла, опершись на комод, в своей спальне и все еще никак не могла восстановить дыхание. За окном лило как из ведра. Только сейчас Эйнджел почувствовала, себя мокрой и жалкой. Она прошла в туалет и уселась на унитаз.

– Оставь немного горячей воды, – сказала она Лей, находившейся за запотевшей стеклянной перегородкой.

Ожидая своей очереди в душ, Эйнджел не уставала повторять себе, что еще не свихнулась. Здесь и в самом деле что-то не так. В ее поступке сейчас не было ничего предосудительного. Хорошенькую дорожку выбрала она для себя. И пока она еще не знала, как далеко зашла и сколько ей еще предстояло пройти. Не успокаивало ее и то, что причиной ее паранойи была не она сама, а городские власти.

Детектив Анака чуть ли не открытым текстом сказал, что коррумпированные силы городского правительства сговорились повесить убийство Байрона на тех двух пинков. Доктор Эллис сказала, что Байрон был растерзан другим моро, но она скрыла этот факт и исчезла.

А Байрон работал на «Ван Дайн Индастриал».

Что, черт возьми, это могло означать?

Какую работу мог выполнять британский лис по имени Байрон Дорсет для крупнейших акционеров в Сан-Франциско?

И что он делал на Эдди-стрит? Неужели Байрон и в самом деле намеревался встретиться с этими бритоголовыми шизофрениками на их территории? Если так, тогда почему с ним самим разделался какой-то моро?

Анака был прав, все это не ее ума дело. Ответить на эти вопросы – его работа. У нее не было возможности провести и половину расследования. Да кто она такая? Помойный кролик из Кливленда, которому мозгов едва хватало на то, чтобы уберечь собственную шкуру. От этих мыслей у нее разболелась голова и защемило сердце.

Единственное живое существо, способное разобраться в подобной путанице, находилось сейчас в Лос-Анжелесе. Их разделяло не только расстояние, но и толпы моро, и Национальная Гвардия. Для нее достаточно было бы одного того, что Ногар все еще помнит о ней.

Что же ей остается? Сидеть и ждать, пока Анака снова не обратится к ней?

– О да, – произнесла Эйнджел вслух, вложив в слова столько сарказма, сколько смогла. Согласна, шнырять по общественным заведениям и чужим домам было не очень разумно, но, черт возьми, она не бросит попыток осмыслить происходящее. Пусть у нее кишка тонка вести расследование в полном объеме, но она больше никому не доверяет.

Кроме того, ей предстоит привести в порядок дела Байрона. Если по ходу дел у нее будут возникать какие-то вопросы, это ни у кого не должно вызвать удивления, правильно?

За перегородкой раздался звук работающей сушилки, через минуту появилась Лей.

– Душ в полном твоем распоряжении.

В ответ Эйнджел промычала что-то нечленораздельное.

Лей наклонилась над ней и потерлась о ее лицо носом.

– Я все понимаю, но ты могла бы попытаться хоть чуточку расслабиться.

– Я попробую, – согласилась Эйнджел и сбросила с себя мокрую одежду.

ГЛАВА 9

Когда Сан-Франциско пробудился от ночного сна, его встретило невероятно отвратительное утро. Небо по цвету могло сравниться только с черным асфальтом. Ветер, казалось, намеревался вырвать оконные рамы. Густой туман и дождь не позволяли видеть на расстоянии двух шагов. Из окон, выходящих на залив, Эйнджел даже не смогла разглядеть другой стороны улицы.

Что касается самой ее, то погода была для нее не самым отвратительным моментом занимавшегося дня. Она допустила ошибку, когда, проснувшись утром, решила отправиться на работу. Наспех позавтракав, Эйнджел села в машину и покатила к «Ральфу», намереваясь начать смену так, словно событий предыдущей недели и в помине не было.

Этот шаг оказался опрометчивым. Что могло быть нормального в мире, если в свою забегаловку под названием «Закусочная Ральфа» она отправилась на «БМВ» стоимостью в сотню тысяч. Уже по дороге в закусочную, несмотря на дождь, она чувствовала, что происходит что-то неладное. Слишком много транспортных средств попадалось ей на пути. В столь ранний час «Ральф» никогда не осаждали толпы желающих позавтракать, тем более в такую погоду. Возле самой закусочной выстроилась настоящая кавалькада автомобилей. Эйнджел, не останавливаясь, проехала мимо, так как на машинах красовались названия нескольких агентств новостей. Отъехав подальше, она прижалась к обочине и торопливо включила видеоком. Найдя «Субботние новости», принялась слушать. У микрофона находился Дэниель Паскес, тот самый тип латиноамериканской наружности, что недавно подкараулил ее у дома, Он вел прямой репортаж из «Ральфа».

– Замечательно.

На этом ее попытке возобновить нормальную жизнь пришел конец.

Она направила машину вверх по склону холма. Эйнджел попеременно нажимала на разные переключатели на приборной панели салона, пока наконец не засветился встроенный экран видеокома и не появился сигнал, позволяющий осуществить звонок.

К машине, оборудованной видеокомом, который сделан по последнему слову техники, еще нужно было привыкнуть.

Она набрала номер «Ральфа».

На звонок Санчес отреагировал в свойственной ему манере.

– Почему тебя нет?

– Я не приду.

По виду Санчеса нельзя было сказать, что это заявление его обрадовало.

– Что ты хочешь сказать этим «не приду»? Откуда ты говоришь?

За спиной Санчеса Эйнджел видела яркие огни, заливавшие светом весь его жалкий офис. Интересно, о чем он думает?

– Я имею в виду то, что говорю. Я не собираюсь приходить. А откуда я говорю, это не твое дело.

– Черт тебя побери, а что, по-твоему, я должен сказать репортерам?

Эйнджел молча смотрела на экран. Неужели этот вшивый пинк всерьез спрашивает ее об этом?

– Что?

– Ты потеряешь такую возможность…

Черт. Санчес и в самом деле совершенно серьезен. Единственное, что он усматривал во всем, так это возможность получить бесплатную рекламу. А тот факт, что нагло вторгались в ее частную жизнь, даже не приходил ему в голову. Он, должно быть, возомнил, что каждый его работник живет и дышит одной только работой, и, подобно ему, не может иметь частной жизни.

– Ты совершенно прав, Санчес. Мне не следовало так говорить.

Он явно приободрился.

– Спаси…

– Я увольняюсь.

– Что?

Выражение его дряблого лица в этот миг было достойно кисти художника. Ради этого момента стоило терпеть раздражение и негодование, которые приходилось сдерживать все эти месяцы.

– Я сказала, что увольняюсь. Меня воротит от твоей грязной, дерьмовой дыры. Мне осточертело быть козлом отпущения и попусту терять время, когда моя смена закончилась, а ты закрываешь глаза на опоздания Джуди. Меня тошнит от человека, который обслуживает моро только потому, что люди его самого на дух не выносят. Можешь обслуживать свои столики сам – своим клиентам ты придешься по нраву.

Чтобы поставить все на свои места, она в довершение сделала неприличный жест и выключила звук. Наблюдать за Санчесом дальше без звукового сопровождения было истинное удовольствие. Его лицо покраснело, и он, разбрызгивая слюну, принялся орать на нее. Прошло не меньше десяти секунд, прежде чем он понял, что вопит на нее в присутствии репортеров.

Вот так бесславно закончилась его дерьмо-дармовая рекламная кампания. Эйнджел знала, что журналисты, которым не удалось заполучить ее, наверняка предоставят эфирное время ее менеджеру и покажут всему городу, как тот мечет икру.

Она выключила видеоком и направила машину в сторону дома.

Странное чувство охватило ее. Эйнджел никогда раньше не думала, что станет скучать по этой работе. Боже, где только не довелось ей работать. И сейчас, когда она внезапно оказалась не у дел, ей стало не по себе. Еще одна часть ее жизни, которую она считала стабильной, рухнула так неожиданно, что, вернувшись домой, она еще продолжала болезненно переживать произошедшую с ней перемену.

Звонки начали беспокоить ее около восьми. Это было время, когда она обычно приходила домой.

С девяти репортеры пытались связаться с ней каждые десять минут.

По прошествии некоторого времени желание напакостить «шакалам пера» уступило место раздражению, и в десять тридцать она отдала компьютеру распоряжение отсекать все входящие звонки.

В разгар журналистской лихорадки несколько раз ей звонили незнакомые моро. Но все они оказывались представителями отца Коллора или его людьми. Все они хотели добиться от нее заявления о солидарности с биологическими собратьями. Всех их она посылала подальше.

Один звонок пришел от человека с бритой головой. Единственными словами, которые он сказал ей, были:

– Мы знаем, кто ты.

Новости, транслируемые по видеокому, также не приносили особого успокоения. Снова вниманию Эйнджел предстал ее бывший менеджер, который опять выделывался перед ней, но теперь уже публично. За ночь в городе произошло около полудюжины случаев межвидового проявления насилия. В основном они произошли в районе Чайнатауна во время сбоя в энергоснабжении. В одном случае были нанесены легкие телесные повреждения, но материальный ущерб, причиненный частной собственности, оценивался в пятьдесят тысяч баксов. На экране прошла череда разбитых магазинных витрин и одно такси с выбитыми стеклами.

Голос комментатора произнес, что все эти случаи, скорее всего, связаны с умышленным поджогом «Кроличьей норы».

В полдень Эйнджел полностью отключила видеоком.

В этот день должны были выдать тело Байрона. К тому же Де Гармо хотел, чтобы она распорядилась относительно похорон.

– Ах, черт.

Ей не хотелось заниматься этим. Но отвертеться от участи, выпавшей на ее долю, Эйнджел тоже не могла. Кого, интересно, думала она обмануть, говоря, что у нее есть другие, более приятные дела?

Уж лучше она сама это сделает, чем позволит кому-нибудь использовать смерть Байрона для политических целей.

Будь она проклята, если допустит такое.

Эйнджел снова включила видеоком и связалась с Де Гармо.

Если бы она захотела, то могла бы, очевидно, отдать распоряжения по видеокому. Однако такой оборот ей не совсем нравился. С другой стороны, она не испытывала ни малейшего желания снова видеть тело Байрона. Пойти на то, чтобы тело Байрона покинуло морг Святого Луки без сопровождения, она также не могла. Де Гармо предложил взять эти заботы на себя. Но, в конце концов, сидеть дома у нее тоже нет причин.

В три тридцать пополудни, как и было условленно, она встретилась с Де Гармо на автостоянке перед лечебницей Святого Луки.

Въехав на запруженную машинами автостоянку, Эйнджел впервые увидела Де Гармо во плоти. Это был мужчина высокого роста в черном, блестящем от дождевой воды непромокаемом плаще свободного покроя, перехваченном в талии поясом. Он стоял в сиянии натриевых ламп, освещавших подъезд к гаражу машин скорой помощи. Его волосы были подстрижены «ежиком» и были матово-черного цвета, что делало его худое лицо еще более тонким.

Эйнджел вышла из автомобиля и направилась к навесу, где, укрывшись от дождя, ее ждал адвокат. Только оказавшись рядом с ним, она увидела, каким высоким тот был. Она едва доходила ему до пояса.

Увидев Эйнджел, Де Гармо радушно протянул ей руку. Эйнджел двумя руками пожала ее.

– Рад наконец познакомиться с вами воочию, мисс Лопес.

– Называйте меня Эйнджел, – попросила она. – От «мисс Лопес» меня воротит. Это имя не мое, выбрали в честь моей бабки.

Де Гармо уклончиво пожал плечами.

– Чтобы забрать тело, нам нужно получить ваше согласие. Потом мы сможем пойти в… – Де Гармо сверился с карманным компьютером, – в похоронное бюро Кабрильо Экреса.

Он оторвал взгляд от компьютера.

– Могу ли я узнать почему вы выбрали тот район?

– Это было первое место, где мне ответили, что там хоронят моро.

Де Гармо проводил ее в здание, где возле U-образного стола их ждала группа медперсонала. По дороге Эйнджел поинтересовалась:

– Как вы остановились именно на этом? И во что мне это обойдется?

– Уладить все это распорядился мистер Дорсет.

– Сколько он заплатил вам?

– Не беспокойтесь, эти деньги не из доходной части имущества.

– Когда я буду должна заплатить вам что-то?

– Позже, когда речь пойдет об улаживании дел мистера Дорсета.

О каком имуществе они говорили? Но спрашивать об этом Де Гармо она постеснялась, поскольку момент представлялся неподходящим. На протяжении всей процедуры получения разрешения эта мысль не покидала ее. К тому же выяснилось, что дарственную на ее имя Байрон сделал за девять дней до смерти.

Де Гармо вел себя так, словно все было в порядке вещей.

Когда с бюрократической частью дела было покончено, им выкатили тележку, на которой покоилось накрытое простыней тело. От него исходил запах холода, гниения и дезинфицирующего вещества. Внутри у Эйнджел все сжалось. У входа их ожидала машина скорой помощи, чтобы отвезти тело в район Пасифики. Медики в сопровождении Эйнджел и Де Гармо доставили каталку к фургону.

– Вы можете поехать со мной, – предложил адвокат.

Эйнджел покачала головой.

– Я поеду с ним.

Она погладила накрытую простыней руку Байрона…

– Постойте, – сказала она.

– Что? – в один голос спросили медики и Де Гармо.

Эйнджел потянула носом. Она чувствовала запах влажного меха, крови, дезинфекции и чего-то еще, совершенно постороннего. От тела пахло как-то странно, и рука под накидкой почему-то утратила былую форму.

– Поднимите простыню.

– Вы в самом деле этого хотите? – спросила медсестра, везущая каталку. Это была молодая женщина испанского типа. При этом на ее юном лице отразилось беспокойство. – Мне кажется, вы…

– Я хочу увидеть его. – Внутри Эйнджел что-то оборвалось. – Сейчас же поднимите простыню.

Их группа из четырех человек, со всех сторон окруживших тело, загораживала путь к стоянке машин скорой помощи. Медсестра беспомощно, словно прося поддержки, посмотрела на коллегу. Тот только пожал плечами. Девушка укоризненно, как будто осуждая Эйнджел, покачала головой и приподняла простыню.

– Что, черт побери, это такое, мать вашу так! – закричала Эйнджел на медсестру.

Та не успела еще даже отнять от простыни рук.

Это был не Байрон. И даже не лис.

Под простыней лежало тело пса, покрытое темно-коричневой шерстью. Похоже, он был убит выстрелом в шею.

– Кто это, черт подери? Я вас спрашиваю?

Девушка снова накрыла тело и протянула руку к Эйнджел.

– Пожалуйста, прошу вас, успокойтесь. Это просто ошибка. Я уверена, что мы сможем…

Вторая медсестра бросилась к письменному столу и, схватив трубку, начала что-то быстро говорить в нее.

Эйнджел отшатнулась от женщины.

– Так я вам и поверила, что ошибка. Матерь Божия, вы потеряли его.

Эйнджел попятилась и повернулась к адвокату.

– Вы можете возбудить иск против этих тупиц?

Услышав ее слова, медсестра у поста взяла другую трубку и кому-то позвонила. Тем временем каталка с неизвестным телом была доставлена назад в больницу.

Де Гармо попытался успокоить ее.

– Я уверен, что через несколько минут все станет на свои места.

– Нет, это дерьмо мне не нравится, – говорила она. – Слишком уж много людей норовят меня поиметь! В последнее время имя Байрона звучало в эфире чаще, чем фамилия президента, и они потеряли его. Да чем они тут занимаются? Чем? Или они думают, раз он моро, так значит, вместо его трупа можно выдать любой другой?

Ее и Де Гармо проводили в пустую комнату для ожидания. Прошло полчаса, прежде чем появился администратор главного врача больницы и объяснил происшедшее.

Конечно же, врач был пинком. Белый, среднего возраста, жирный и лысый. Он весь обливался потом, так что казалось, будто он только что явился из-под дождя. За десять метров от него несло запахом страха и нервного стресса. Чувства его угадывались также ясно, как помойка по ядовитой вони. Его усы цвета посыпанного солью перца во время разговора как будто стали еще белее.

– Похоже, мисс Лопес, произошла компьютерная ошибка.

– Что, мать вашу так, случилось с…

Де Гармо, чтобы успокоить ее, положил ей на плечо руку.

Эйнджел знала, раз прислали на переговоры начальника, ничего хорошего ждать не приходится. И доктор Варберг – это имя было написано на приколотой к груди карточке – не выглядел бы так, словно в любую минуту был готов наделать в штаны.

– Идентификационный номер Байрона Дорсета был ошибочно присвоен другому лицу, некоему Джону Дуа, погибшему от огнестрельного ранения. По этой причине вам и выдали не то тело.

Эйнджел шумом втянула в себя воздух и, стараясь говорить как можно спокойнее, спросила:

– Хорошо, но так где же тогда Байрон Дорсет?

В комнате сразу стало очень тихо. Где-то в стенах больницы слышалось нечленораздельное бормотание громкоговорителя радиотрансляционной системы. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем они услышали ответ.

– Имя Джона Дуа было занесено в списки… – Варберг замолчал и пухлой ладонью вытер лоб.

– Что случилось с телом? – не унималась Эйнджел, вставая с места.

Ей стоило неимоверных усилий говорить ровным голосом.

– Сегодня в девять тридцать утра оно было кремировано, – спокойно ответил Варберг.

Последовала немая сцена. По правую руку от Эйнджел неподвижно застыл Де Гармо, прямо перед ней стоял Варберг. Воздух словно замерз, ей стало трудно дышать. Она попыталась произнести что-то, но вместо слов послышалось жалкое попискивание.

– Ми…

Тут Эйнджел дико замотала головой и изо всей силы пнула ногой виниловое сиденье, в котором просидела более получаса. Стул изогнулся и, спружинив, подпрыгнул, содрав со стены слой штукатурки. Варберг, ожидая, что пинок достанется ему, попятился к двери.

Эйнджел сделала несколько глубоких вдохов и оглянулась на адвоката. Он уже не сидел и с сожалением смотрел на то, что осталось от стула Эйнджел.

Наконец она обрела голос:

– Ведь у меня есть деньги, так?

Де Гармо перевел взгляд на нее, и ему потребовалось немало сил, чтобы сохранить самообладание.

– Да, я декларировал доход, налог с которого составил пя…

– Хорошо. Я нанимаю вас для ведения переговоров с этой задницей. – Она указала на Варберга. – Раздобудьте то, что осталось от Байрона. Пишите жалобы, иски – все, что там полагается. Пусть его жизнь превратится в кошмар.

Эйнджел подошла к двери и резко распахнула ее.

– А мне нужно сделать еще несколько звонков.

Уходя, она услышала, как Де Гармо говорил:

– Есть в больнице юрист, с которым я мог бы побеседовать?

Дверь с шумом захлопнулась.

Эйнджел направлялась к общественному видеокому, находящемуся в приемном покое. На сегодня собачьей чуши с нее было достаточно.

Почти десять минут понадобилось ей, чтобы через разные коммутаторы наконец связаться с агентством «Субботних новостей залива». С экрана на нее смотрело лицо испанского типа.

С демонической усмешкой, от которой заныл недавно заживший на щеке шрам, она спросила:

– Итак, мистер Паскес, вы хотите получить сногсшибательные новости из первых рук, эксклюзивное интервью?

Битый час изливала Эйнджел свое раздражение на лечебницу Святого Луки, копов, которым ни до чего, кроме ареста «Рыцарей», нет дела, на репортеров, жаждущих превратить ее жизнь в ад, опять на копов, самих «Рыцарей», отца Коллора, снова на копов и так до бесконечности…

Она уже потеряла счет людям, которых была готова представить в черном свете, только бы это пошло в эфир. Но в конце концов на душе у нее стало легче.

Когда пропикало восемь тридцать, Эйнджел переспросила:

– Пять миллионов?

Вместе с Де Гармо она сидела в задней комнате «Ральфа». Они пришли сюда не потому, что Эйнджел снедала ностальгия, а потому, что это было самое близкое место от Святого Луки, пришедшее ей на память, где можно было поговорить.

Представители прессы уже ушли, и теперь здесь собрались промокшие под дождем моро, пришедшие укрыться от непогоды. Кроме Джуди, из людей здесь находился один Де Гармо. Джуди о событиях утра как будто ничего не знала, а Санчеса нигде не было видно.

Ей везло по всем параметрам.

Несколько сидящих в углу крыс оглянулись на нее, когда она вскрикнула. Эйнджел показалось, что черную она узнала.

Де Гармо кивнул.

– Дорсет после уплаты налогов с имущества оставил вам пять миллионов долларов за минусом что-то около ста пятидесяти тысяч.

Он продолжал все также бесстрастно потягивать кофе, словно новости подобно этой ему приходилось сообщать людям довольно часто.

Эйнджел сидела неподвижно и во все глаза смотрела на юриста. Она должна была… – впрочем, нет… Она не знала, что должна была чувствовать. Циничная часть ее души ликовала, неустанно повторяя, что ее курочка снесла золотое яичко. Наверное, ей следовало бы прыгать от радости. Она только что вытащила счастливый билет. Теперь ей ни в чем не придется нуждаться…

Но дело было в том, что эта новость совершенно выбила у нее из-под ног почву, все, что казалось раньше стабильным, рухнуло, как карточный домик. Раз жизнь в одночасье может так круто измениться, то нельзя быть уверенной ни в чем.

Должно быть, Эйнджел слишком долго пялила на него глаза, потому что Де Гармо поставил чашку на стол и взглянул на нее.

– С вами все в порядке?

Эйнджел захлопала ресницами. Было ли с ней все в порядке? Откуда ей было знать, в порядке ли она?

– Думаю, что все нормально. Мне просто нужно еще свыкнуться с новым положением.

– Я понимаю, это задача не из легких. Одной из причин, почему мистер Дорсет нанял меня, как раз и было помочь вам пережить этот наиболее трудный период вашей жизни, конечно, если в этом возникнет необходимость.

Замечательный, добрый Байрон. Он предусмотрел решительно все.

Какой чертовски замечательный парень!

Только сейчас Эйнджел стала понимать, как многим она обязана Байрону и что совсем не знала его. За короткий срок их знакомства она существовала рядом с ним, как слепая курица, а он тихо и незаметно подвел ее к этому богатству, проставив на чертовом завещании ее имя.

– Но почему он ничего мне не сказал?

– Прошу прощения?

– Черт побери, почему, я спрашиваю, он, если сделал завещание несколько дней назад…

Де Гармо предупредительно поднял руку.

– А, понимаю, что вас мучит. Мистер Дорсет был моим клиентом на протяжении десяти лет. Его завещанию почти столько же лет.

– Но он встретил меня совсем недавно…

– У него была привычка менять имя наследника своего имущества каждый раз, когда он заводил новые знакомства. Ваше имя он поставил в завещании первым неделю назад. Так что я не усматриваю никакой зловещей связи между этим решением и его смертью.

От этих слов Эйнджел словно окаменела.

– И как часто он менял имя наследника?

– Вы настаиваете на моем ответе?

– Да, мне хотелось бы знать сколько раз.

Де Гармо извлек из нагрудного кармана крошечный компьютер величиной с ладонь и сделал запрос.

– За десять лет двадцать семь раз. Все несостоявшиеся наследники были моро женского пола, жительницы Калифорнии. Каждая из них в соответствии с последним завещанием получит по сорок тысяч долларов.

Она попыталась в уме произвести подсчет, но ей это не удалось. Мало того, что она потеряла Байрона, мало того, что вся жизнь ее превратилась в невообразимый хаос, так еще ко всему добавилось неприятное чувство утраты чего-то светлого и большого, что в действительности оказалось весьма заурядным, обычным и скучным до тошноты.

– Он ничего не говорил о возможной помолвке?

У Де Гармо изумленно изогнулись брови.

Эйнджел закрыла глаза. Вся эта чушь, связанная с браком, налагала определенные обязательства. Байрон, конечно же, не собирался делать ей предложение.

– Мисс Ло… Эйнджел?

– Все в порядке.

Ей хотелось заплакать. В попытке обрести внешнее спокойствие Эйнджел встряхнула головой.

– Итак, работая на него в течение десяти лет, вы были в курсе его дел и доходов. Чем он зарабатывал на жизнь?

– Он служил в компании «Ван Дайн Индастриал».

«Ну, скажи мне, чего я не знаю».

– Что он делал там?

– Отчитываясь для налоговых служб, в графе «род занятий» он писал: «Поставки». Другие подробности мне неизвестны. Я только помогал ему вести его бухгалтерию. Каким образом ему удалось получить от Ван Дайна столько денег, я не знаю.

– И вы ни фига не знаете о том, что именно он доставлял?

Де Гармо кивнул и отхлебнул из чашки.

– Я достаточно знаю того, чего мне вовсе не хотелось бы знать.

ГЛАВА 10

Когда Эйнджел добралась до дома, у нее по-прежнему все плыло перед глазами, а в мыслях отсутствовала ясность. Де Гармо ухитрился лишить ее последней опоры, которая у нее оставалась. Она была до такой степени расстроена, что не сразу уловила дыхание человека, находившегося в темной гостиной. Только в дверях, стряхнув с шерсти капли дождя, она насторожилась.

Эйнджел стремительно вскинула голову. Наряду с запахом собственного мокрого меха она уловила запах человека. Еще до того, как глаза привыкли к темноте, она уже знала, что это детектив Уайт. Усилием воли она подавила жгучее желание выхватить из-за пояса пистолет, с которым она теперь не расставалась.

Уайт расположился на диване перед видеокомом. Единственным источником освещения в комнате был мерцающий свет включенной аппаратуры и редкие вспышки молний. Вид лысеющей головы взъерошенного человека на собственном диване являл собой довольно сюрреалистическую картину, способную вызвать легкий приступ дурноты. Лей нигде не было ни видно, ни слышно.

– Что вы здесь делаете? – спросила Эйнджел, схватившись рукой за ворот промокшей под дождем блузки.

Последний раз этого человека она видела во время опознания тела Байрона. Тогда он вел себя подобающим образом и даже предпринимал попытки успокоить ее. Еще она звонила ему в полицейский участок. Ей вспомнился ледяной тон, появившийся в его голосе, когда ему из-за нее пришлось пожертвовать своим китайским завтраком. Еле сдерживаемая ярость приковала ее к дверному проему.

– Вы представляете себе, что наделали? – Уайт ударил по пульту дистанционного управления, и картинка на экране застыла.

Глаза его сверкали гневом и были похожи на озера расплавленного свинца. Она чувствовала исходящий от него жар, ей даже показалось, что стены были раскалены. В воздухе комнаты витала атмосфера грозы.

Эйнджел бросила взгляд на застывшую картинку видеокома и увидела лицо Паскеса.

Давно таившееся в ней чувство страха стало набирать силу. Слава Богу, люди лишены такого преимущества, которым обладают моро и животные, и не способны различать такие тонкие запахи, иначе Уайт почувствовал бы, насколько она была взвинчена и непременно воспользовался бы этим, чтобы доконать ее.

– Где Лей?

– Честно говоря, мне на нее начхать.

Боже, что здесь происходит? «Какого лешего тебе еще надо? Ты прекрасно знала, на что идешь, когда в разговоре с Паскесом обложила всех этих людей», – подумала она.

– Как вы вошли сюда?

На мгновение на губах Уайта появилась жесткая усмешка.

– Я полицейский, маленькая потаскушка. В своем районе я могу открыть любой электронный замок. А пришел я сюда затем, чтобы узнать, что думала твоя дурья башка, когда ты трепалась с Паскесом.

– У меня есть право…

Уайт поднялся и швырнул пульт управления на кофейный столик, всем своим видом выражая: «Меня уже давно тошнит от всех ваших вшивых прав». Он направился к Эйнджел, которая все еще стояла в открытом дверном проеме. Дождевые капли стекали на пол. Она заметила, что Уайт был сухим, что позволило ей заключить, что в квартире он провел достаточно много времени и успел обсохнуть.

– Итак, ты полагаешь, что имеешь право бросать высосанные из пальца обвинения? И это сойдет тебе с рук?

Эйнджел отступила на один шаг назад.

– У вас есть ордер?

– Я здесь не для того, чтобы арестовать тебя. Просто пришел сказать, как несказанно благодарен тебе.

Он стоял перед ней, вытянувшись в струнку. Нервы его были натянуты, как тетива лука. Эйнджел предусмотрительно не шевелилась.

– Мы взяли «Рыцарей», наивно полагая, что такое собачье дерьмо, как ты, оценит это. Но тебе понадобилось разинуть свой поганый рот, да? Ты не только испортила дело, но и всколыхнула все дерьмо этого города, начиная от ведомства внутренних дел и пресс-секретаря мэра и кончая каждым безмозглым радикалом, который спит и видит, как бы досадить городу.

Запах собственного страха щекотал ей ноздри, больше она не могла выносить это.

– Я бы попросила вас покинуть мою квартиру, – произнесла она так спокойно, как только смогла.

Уайт кивнул.

– Я ухожу, но хочу, чтобы ты сначала спросила себя, не хочешь ли ты снова увидеть на улицах города Чино Эрнандеса и Дуэйна Вашингтона. Пока это единственные «Рыцари», что находятся в наших руках. Если ты позволишь себе еще разглагольствовать на этот счет, они окажутся на свободе.

Он подошел к ней ближе и пальцем приподнял ее подбородок. Палец был теплым, мягким и безволосым. От этого прикосновения Эйнджел ощутила легкое головокружение и тошноту.

– Город вот-вот взорвется. Не помогай ему в этом…

Уайт отпустил ее и пошел в коридор. Спускаясь по лестнице, он добавил:

– Ты можешь оказаться первой его жертвой.

Эйнджел по-прежнему стояла в дверном проеме, ее била нервная дрожь. Постепенно она успокоилась и закрыла за собой дверь. Уайт напомнил ей о давно позабытой истине. В душе Эйнджел никогда не любила копов.

Она прошла к видеокому и запустила записанную Уайтом передачу. Это был Паскес со своим эксклюзивным выпуском «Субботних новостей». Основную тему можно было бы сформулировать так: «Что город пытался скрыть?»

Предоставив Паскесу экран, она включила в гостиной свет и увидела, что Уайт был воистину занятым человеком. На кофейном столике валялись груда магнитных карточек. Казалось, что были собраны все карточки, имевшиеся в доме. На крышке стола, играя всеми цветами радуги, они были рассыпаны замысловатым узором какого-то невообразимого пасьянса.

За ее спиной, как она и ожидала, раздался голос отца Альвареса де Коллор. Пользуясь тем, что тот представлял «голос не человеческого населения», Паскес просил его прокомментировать создавшееся положением. Очевидно, «не человеческое население» – как ей хотелось, чтобы средства массовой информации хоть иногда употребляли бы слово «моро», – хотело, чтобы к судебной ответственности были привлечены настоящие убийцы. Тем не менее Коллор выдвинул предположение, что убийцами все же были люди и, возможно, даже полицейские. «Вот он, голос мира», – подумала Эйнджел.

Выходцы из биотехнологических лабораторий нуждались в полномочиях. Они хотели сделать с «Рыцарями» то, что «Рыцари» хотели сделать из них. «Не люди» хотели добиться хороших рабочих мест, хорошего жилья, хорошего медицинского обслуживания. Хотели покончить с дискриминацией.

Если «не люди» не получат всего этого сейчас, да еще на блюдечке с голубой каемочкой, сказал Коллор, тогда и Лос-Анжелес не за горами.

Эйнджел повернулась к экрану как раз вовремя и успела увидеть отца Коллора при всех его регалиях. Воротничок священнослужителя и полное боевое обмундирование бразильской ударной группы, к которой он когда-то принадлежал. В его словах не было ничего нового, все, в духе той чуши, которую обычно нес радикальный священник. Единственное, что отличало его нынешнее выступление от всех предыдущих, это то, что пустая раньше кобура пистолета теперь оттягивалась тяжестью личного оружия.

На протяжении двух десятилетий действовал федеральный закон, согласно которому ношение оружия моро считалось тяжким преступлением. Коллор открыто улыбался в камеру, недвусмысленно показывая всему миру два ряда хищных зубов. Такое выражение кто угодно мог принять за оскорбление.

– Здорово, – проговорила Эйнджел.

Затем кадр сменился. Теперь Паскес брал куда более интересное интервью.

Первое, что бросилось ей в глаза, был красный флаг с белым кругом. В кругу имелось стилизованное изображение буквы Н* note 3, которое с таким же успехом могло символизировать урезанный вариант двойного завитка или спирали. Это был флаг «Рыцарей человечества».

Теперь камера снимала сидящего человека, с искусственно затененным лицом. В отличие от Коллора в полном полевом обмундировании, этот пинк был одет в стилизованную офицерскую форму с камуфляжем, характерным для городского пейзажа.

Паскес представил его как «Тони Икса», лидера и главного смутьяна «Рыцарей человечества».

– О Боже, – произнесла Эйнджел.

Все это сильно попахивало войной. Этот эксклюзивный выпуск «Субботних новостей» залива сильно смахивал на выбор ведущих игроков в грядущей драме, что должна была развернуться на телеэкране.

Эйнджел, не спуская глаз с видеокома, как если бы это был несущийся на нее автомобиль или контейнер с неведомым смертельно опасным биологическим оружием, обошла кофейный столик.

– Мы не причастны к убийству Байрона Дорсета, – сказал видоизмененный компьютером голос. – Отдельные индивидуумы не интересуют нас. «Рыцарей» волнует существование видов вообще.

– Вас обвиняют в провоцировании беспорядков.

– Любые стычки, в которых «Рыцари» принимают участие, носят защитный характер.

– Не хотите ли вы сказать, что все двенадцать нападений на безоружных нелюдей, якобы произошедшие за последнюю неделю, также были предприняты «Рыцарями» с целью своей защиты?

Измененный компьютером голос зазвучал громче.

– В этой стране всем и каждому грозит опасность со стороны этой чумы генетических отбросов. Все, что «Рыцари» предпринимают с целью пробуждения страны, направлено на сохранение человеческой расы.

– Вас обвиняют в геноциде… Вы знаете, что это значит?

Тони Икс поднялся и прошел к столу. Он снял кусок материи, лежавший поверх крышки стола. Под ним скрывался террариум. Внутри находился черный предмет величиной не больше руки Тони Икса.

– Посмотрите сюда. Вот пример того, что мы разводим в этой стране.

Паскес не перебивал говорящего, и камера крупным планом показала существо, распластавшееся на дне резервуара. Оно было черного цвета и имело фасеточные глаза и метровой длины яйцеклад, из которого изливалась изумрудно-зеленая жидкость, напоминающая по консистенции сперму.

– Это чудовище – продукт деятельности все тех же биолабораторий, которые занимаются производством наших пушистых соседей.

Тони Икс с помощью металлического прута начал выталкивать создание из кадра. Клоповидное существо заметалось в безумной ярости, обрызгивая стенки террариума струями зеленой жидкости, потом обвилось вокруг прута, пытаясь поразить его жалом.

– Их изготовляют все с той же целью, что и другие биообъекты, – убивать.

Теперь камера показывала Тони Икса, стоящего возле террариума. Эйнджел почувствовала приступ тошноты. Ввоз в страну подобных монстров генной инженерии законом был запрещен.

Тони Икс продолжал:

– Нам остается только ждать, когда и эта страна займется пожаром, уже поглотившим Азию, когда на наши головы падет чума, уничтожившая население Африки, когда не люди и полулюди, словом, эти волосатые шары, возьмут над нами, людьми, верх.

Он вытащил из террариума покрытый мерзкой слизью прут.

– Вы говорите геноцид? Нет, мы выступаем за выживание, выживание человечества как вида.

Эйнджел закрыла глаза и уткнулась лицом в ладони. Только одна мысль сверлила ее мозг, как бы клоповидное чудовище Тони Икса не оказалось на свободе.

Интервью с Тони Иксом продолжалось еще полторы минуты, но оно уже не интересовало Эйнджел, и она больше ничего не слышала.

Вместо этого она сидела и тщательно рассматривала разбросанные на кофейном столике карточки. Интересно, зачем Уайту это понадобилось? В какую игру он играет? А может быть, он что-то искал среди них?

Дверь в квартиру распахнулась, и Эйнджел от неожиданности вскочила на ноги. Карточки рассыпались по полу.

В дверях стояла Лей.

– Лей, черт побери, ты испугала меня до полусмерти.

– Здравствуйте вам.

Лей прошла в комнату и принялась собирать разбросанные карточки.

– Где ты была? – спросила Эйнджел.

– Одна моя подруга попала в больницу. Прошлой ночью в Чайнатауне на нее напали чертовы пинки, мальчишки из «Рыцарей». Видеоком все время был занят, и я узнала об этом, только вернувшись с работы домой.

Эйнджел взяла карточки у нее из рук.

– Как она, в порядке?

Лей кивнула.

– Она отделалась шишкой на голове, в нее запустили кирпичом. Ее оставили в больнице, чтобы немного понаблюдать за ее состоянием. Да, я хотела спросить тебя насчет этого, – Лей указала на разноцветные прямоугольники, – что ты делала с ними весь этот день?

– Это не я, это…

Эйнджел не договорила. Она не знала, как это называется, заскок или нечто подобное, но в словах Лей ей кое-что не понравилось.

– Что ты имеешь ввиду, говоря «целый день»?

– Когда я пришла с работы домой, то все карточки…

Лей наморщила нос, и нервно замахала хвостом. От волнения собачьи черты ее лица обострились и стали почти угрожающими.

– Кто здесь был?

– Один из детективов, Уайт. Ты пришла с работы и…

– Карточки были разбросаны по столу, а помещение провоняло дезинфекцией. Видеоком был включен. Что, черт побери, все значит, Эйнджел? Что ты делаешь? Я прощала тебе все из-за того дерьма, в которое ты вляпалась. Но некоторые из этих снимков очень личные. Что ты делала в моей комнате?

– Здесь никого не было?

– Я вошла в комнату, увидела весь этот бардак, потом мне позвонили, и я ушла. А теперь скажи мне, какое право имела ты… С тобой все в порядке?

Эйнджел покачала головой и осела на диван. Значит, это не паранойя. Она в самом деле куда-то влипла по самое некуда. Ей хотелось только одного – точно знать, что это было.

– Что случилось? – спросила Лей.

– До обеда меня здесь не было. И не я взяла эти чертовы фотографии. Уходя, я выключила видеоком, чтобы отсекать все поступающие звонки. Я не включала его.

– Ты сказала, что детектив Уайт…

– Хочешь сказать, он ушел, а потом возвратился назад? Постой, ты же сказала, что стоял запах дезинфекции?

– Да…

– Кто-то попытался сбить свой запах? Какой-нибудь коп?

Эйнджел вспомнила искусственный запах сосны, который уловила в тот вечер, когда они вернулись из дома Байрона. Кто-то побывал в их жилище дважды. От этой мысли она содрогнулась.

Они вызвали полицию. Коп прибыл во вторник, после ланча. Прибыл один. На этот раз было все не так, как после погрома в доме Байрона. От несвойственной им почтительности, которую полицейские проявляли в прошлый раз, как будто не осталось и следа. Эйнджел потребовался целый час, чтобы ее жалоба была принята, а копу – одному жалкому полицейскому в униформе с видиком в руках – целых двенадцать часов, чтобы прибыть на вызов.

По всей видимости, ее имя больше не стояло одним из первых в списке особо важных персон.

Нельзя было сказать, чтобы полицейский, явившийся на место, был так уж плох. Он жевал резинку и снимал все на видео. Рот его ни на минуту не закрывался. Он трепался о том, что Чайнатаун и Тендерлойн находятся у кодов под особым контролем; о «Рыцарях человечества», которых именовал необритоголовыми; об отце Альваресе де Коллор, к которому у него было двоякое отношение, поскольку он сам католик, о предвыборной борьбе за пост президента, в которую вступила Сильвия Харпер.

Но ни разу этот чересчур хорошо информированный коп не упомянул имя Байрона Дорсета и его безвременную кончину.

Полицейскому понадобился час, чтобы отснять всю квартиру и еще пятнадцать минут, чтобы записать ее заявление. Уходя, он наткнулся на стоящего в дверях детектива Анаку.

– Можно войти?

Эйнджел пожала плечами.

– Ваш напарник не спрашивал у нас разрешения.

Анака прошел в комнату. От него пахло грязью и потом. Костюм его выглядел еще более помятым, чем обычно.

– Прошу прощения за Уайта.

Он вздохнул и рухнул на диван.

– Прошу вас, присаживайтесь, – несколько запоздало сказала Эйнджел и поспешно убрала карточки со стола.

Анака подался вперед и потер виски. Эйнджел ходила по комнате и торопливо наводила порядок. Она раздвинула автоматические шторы, и в комнату хлынул поток солнечного света. Грозовой фронт наконец сменился ясной погодой. Все это время Анака хранил молчание.

Когда в ожидании прошло еще десять минут, Эйнджел наконец не выдержала:

– Ну что? Вы кажется, собирались поговорить со мной, ну так я жду. Говорите.

– Сказать мне особенно нечего… – произнес Анака и уставился в потолок. – Они временно отстранили меня от дел…

Эйнджел разинула рот, потом закрыла его и снова открыла, словно собиралась что-то сказать. Она вовсе не собиралась ошарашить его вопросом, который вертелся на языке. «Тогда зачем вы здесь?» Вместо этого она спросила:

– Что случилось?

– … на четыре с лишним месяца для поправки здоровья и отдыха. Говорят, что я перетрудился.

Анака дрожащей рукой повел по своим черным волосам. Даже его аккуратно подстриженные усы выглядели какими-то растрепанными.

– Конечно, я и впрямь очень уж выкладывался на работе. За все эти годы не пропустил ни единого дня…

– Мне так жаль…

Чувство неловкости, испытываемое Эйнджел, усиливалось. Она не привыкла утешать совершенно посторонних для нее людей. Тем более копов. Что, черт бы его подрал, он ждет от нее?

– Теперь остается только ждать. Я в самом деле как бельмо в глазу. Я все время роюсь там, где меня не ждут. – Анака покачал головой. – Людям в отделе нужен был какой-нибудь благовидный предлог, чтобы только убрать меня с патрулирования. В муниципалитете давно подкапывались под меня, выжидая удобного случая.

Эйнджел никогда не симпатизировала людям, которые говорили, что кто-то подкапывается под них. Ей всегда казалось, что человек, говорящий такое, считает себя на голову выше остальных.

«Давай, – подумала она, – скажи что-нибудь. Хоть вы и стояли по разные стороны баррикады, теперь оказались в одной упряжке и может статься, что вас переедет одно и то же колесо».

После продолжительной паузы Анака поднял голову и спросил:

– У вас найдется что-нибудь выпить?

Ей отчаянно хотелось выпроводить Анаку из дома, для этого, по ее мнению, наступил удобный момент.

– Очень сожалею, но нам некогда было сходить в магазин.

– О-о-о, – протянул Анака, но даже не пошевелился.

Тогда Эйнджел сама подошла к нему и схватила за локоть.

– Почему бы нам не пойти куда-нибудь и не взять какую-нибудь выпивку?

Де Гармо выдал ей одну кредитную карточку с магнитным шифром, по которой она могла получить пятьдесят тысяч долларов. Эйнджел решила, что не много потеряет, если израсходует небольшую сумму на Анаку, лишь бы только избавиться от его присутствия.

ГЛАВА 11

Эйнджел повела Анаку в какой-то безымянный бар, что расположился как раз на границе между Хейт Эсбери и Джапантауном. Темное, пропахшее мускусом помещение не слишком жаловало клиентов-моро, но во всяком случае принимало их.

Эйнджел и Анака заняли столик недалеко от входа. Эйнджел грызла хрустящие подсоленные крендельки, а Анака, прикончив уже не одну банку пива, продолжал заказывать все новые. Впервые в жизни Эйнджел не знала, что сказать.

– Не слишком далеко я продвинулся, – говорил Анака. – Сначала Граф умирает от компьютерной ошибки. Затем, после поверхностной аутопсии, исчезает доктор Эллис и, наконец, – опять же из-за компьютерной ошибки – тело лиса кремируют.

Анака покачал головой.

Эйнджел продолжала молча грызть крендельки, подумывая о том, чтобы взять чего-нибудь более существенного, чтобы расслабиться. Взгляд Анаки был устремлен на стол, казалось, он что-то пристально рассматривал там над парящей возле столешницы голограммой меню.

– Два компьютерных глюка следуют один за другим в двух разных больницах, а? Вследствие одного погибает подозреваемый, второй уничтожает тело жертвы. Это уже слишком. Чико и Дуэйн признают себя виновными в совершении нападения.

– Плюньте вы на это. Черт, как ваше имя?

– Коуб. – Анака с явным облегчением оторвал взгляд от крышки стола. – Кому, как не вам понять меня?

– Черт, конечно же, я все понимаю. Лучше скажите мне, когда вы последний раз спали?

Анака не ответил и поставил на стол последнюю опустошенную банку пива. Сделав пометку в меню, он заказал еще одно.

Эйнджел рукой, в которой держала еще недоеденный крендель, похлопала детектива по тыльной стороне ладони.

– Вам нужно поспать.

– Возможно, вы правы, – зевнул Анака. – Уставшие люди совершают ошибки, а я не могу позволить себе сейчас такую роскошь.

– М-м-м?

Появилось заказанное копом пиво. Он тотчас же открыл банку.

– Разве не понятно, почему они отстранили меня?

Эйнджел посмотрела на его всклоченные волосы, на темные круги под глазами, но прикусила язык.

«Чересчур хорошо понятно, если вас интересует мое мнение».

– Я слишком много знал о том, что происходит в этом городе. Они отстранили меня в тот самый день, когда я докопался до Ван Дайна. Добравшись так близко до источника коррупции… –Он развел руками, словно объяснял что-то, что не требовало никаких объяснений. – Но я уже не могу остановиться.

У Эйнджел все внутри оборвалось. Во многом она не доверяла Уайту, но Уайт как будто считал своего напарника немного тронутым. Эйнджел не могла не согласиться с тем, что Анака действительно походил на чокнутого.

– Почему? У вас ведь нет личной заинтересованности.

Анака метнул на нее гневный взгляд.

– Моя работа – моя жизнь. Значит, все происходящее касается меня лично.

Они оба замолчали. Анака не спеша потягивал пиво.

Только сейчас Эйнджел почувствовала, как сильно задела его.

– Простите. Лей говорит, что я последнее время веду себя очень несдержанно.

Анака улыбнулся:

– Не беспокойтесь. Системе пока не удалось сломать меня.

Эйнджел уже видела подобную браваду раньше. Правда, в среде моро, которые, как реактивные, были готовы преследовать враждебную банду, только что убившую их лучшего друга, подружку, родителей, уничтожившую автомобиль или еще что-нибудь в таком же роде.

– Вы собираетесь один на один выходить против Ван Дайна?

Анака повел плечами.

Эйнджел с осуждением покачала головой. «Здорово». Анака был убежден в том, что покойный Байрон Дорсет работал на дьявольскую империю зла, что держит в руках весь город. Тем не менее он как будто намеревался привлечь бывшую любовницу покойного Байрона Дорсета для участия в неком несанкционированном мероприятии.

Когда она снова начала его слушать, до нее долетел конец фразы:

– … то, что вы пережили в Кливленде.

– Какого хрена…

– В ФБР есть целый отдел, который только тем и занимается, что следит за моро с криминальным прошлым. – Он снова пожал плечами. – Я познакомился с вашим делом.

– Вы и представить себе не можете, как обрадовали своим заявлением, что федералы продолжают пасти меня. – Эйнджел окатила волна гнева, смешанного со страхом, однако ее поведение Анаке не показалось странным. – Что там написано?

– Была предводителем небольшой банды. В 53-м ей положила конец шайка «Зипперхедов». При этом с вас живьем едва не содрали кожу…

– Это называется побрить, – прошептала Эйнджел.

По этой причине до сих пор шерсть на ее ногах была не совсем белой. И если бы не тигр по имени Ногар, она бы истекла кровью в том вшивом мотеле восточнее Кливленда.

– Больше ничего особенного мне не удалось узнать, – сказал Анака, прерывая череду ее мыслей.

– То есть?

– Федералы не слишком охотно знакомят со своей информацией местные отделения. Вот так-то. ФБР не дали мне ни одного дела, касающегося банды «Зипперхедов». Несмотря на то, что, согласно всем источникам, они самораспустились шесть лет назад.

– Здорово.

Эйнджел могла представить себе, как какой-то чиновник из ФБР за дисплеем компьютера выделяет файлы, посвященные отдельным этапам ее жизни и из соображений национальной безопасности удаляет их. Она отпила глоток воды из стоявшего перед ней стакана.

Анака продолжал что-то бормотать, и Эйнджел не мешала ему, слушая его болтовню вполуха. Этот пинк не сказал ей ничего нового, во всяком случае ничего такого, о чем она не подозревала. Естественно, что кто-то стоял за тем делом, в которое был замешан Байрон.

Вопрос заключался в том, кто именно?

Уайт полагал, в этом деле замешаны «Рыцари». Анака таковым считал «Ван Дайн Индастриал». Отец Коллор сказал бы, что за всем этим стоят копы. Паскес из тайны в правительственных кругах сделал бы репортаж в пяти частях. Лей сказала бы ей, что она совсем чокнулась…

Пропавшая доктор Эллис считала, что убийцей был моро из семейства кошачьих. Но сейчас, когда доктор пропала, а от тела осталась только горстка пепла, Эйнджел, по-видимому, стала единственным живым существом, кто владеет этой пикантной информацией. Однако у нее нет никаких фактов, на которые можно было бы опереться.

К тому же Граф – этот подонок из подонков – заявил во весь голос о том, что «Рыцари» встречались с Байроном незадолго до его смерти. Это обстоятельство позволило копам схватить тех двоих. Кроме того, Байрона пришили в гостиничном номере Тендерлойна, принадлежащем «Рыцарям».

Собственный адвокат Байрона создал благодатную почву для буйной фантазии Анаки, заявив, что лис работал на «Ван Дайн». Причем, судя по кругленьким суммам, которые он получал там, деятельность едва ли можно было назвать легальной.

Однако ни одна из этих логических посылок не отвечает на вопрос, почему?

Она ничего не пила и неустанно продолжала думать об одном и том же. Зажав уши руками, она пыталась прогнать одолевающее ее чувство нереальности происходящего.

Час спустя она помогла совершенно обессилевшему от усталости и выпитого пива Анаке добраться до дома в районе Пасифик Хайтс. Она отвезла его на ставшем теперь ее собственностью «БМВ» по адресу, который сумела выдавить из него. Больше ничего вразумительного она от детектива не услышала.

И все же Эйнджел справилась с ним. Ей везло по всем статьям. Дом Анаки находился на вершине холма, и ей не пришлось искать его долго. Квартира оказалась на первом этаже, и ей не нужно было тащить его по лестнице вверх. И, наконец, в двери квартиры не было кодированного замка, а стоял дорогой детектор ладони и роговицы. После нескольких щелчков полдюжины замков тяжелая бронированная дверь открылась.

Жилище Анаки являло собой образец аскетичности – полированные полы, безупречной белизны стены, световая арматура, спрятанная за белыми матовыми шарами рассеивателей, и ничего такого, что говорило бы о личном вкусе хозяина.

Анака оказался еще большим чистоплюем, чем Лей. Действительно, когда она рухнул на тахту – единственный предмет обстановки в гостиной, – его распластанная фигура в помятом костюме, показалась совершенно неуместной в этой обстановке.

– Спасибо за чудный вечер.

Сарказм, с которым была произнесена фраза не достиг адресата, поскольку Анака, по всей видимости, утратил способность что-либо понимать и чувствовать еще на полпути к тахте. Эйнджел поймала себя на том, что раздумывает над тем, можно ли оставить полицейского одного.

Она мотнула головой, в конце концов, какое ей до него дело?

Парень он был еще тот. Она обвела взглядом помещение. Единственным украшением был большой щит над тахтой, на котором была закреплена винтовка марки «Сайр». Эйнджел не собиралась вникать в подробности, была ли она точной моделью или же настоящим оружием.

Она уселась напротив тахты на голые доски пола и призадумалась.

Как быть дальше? Похоже, во всем Фриско Анака был единственным ее союзником, но и его недавно выставили за дверь.

Кроме того, что у Анаки явно не все дома, а убийца Байрона все еще разгуливает на свободе, за всем этим стоит кто-то еще более страшный. Этот кто-то разгромил квартиру Байрона и обшарил ее собственное жилище.

Что ему было нужно?

Ей стало ясно, что она не успокоится до тех пор, пока не выяснит, кто же лишил Байрона жизни и кто вторгся в их дома. Проблема состояла в том, что она не знала, как подобраться к решению этого вопроса.

Она знала только, что это, однозначно, работа копов и что они не хотят даже через губу плюнуть, чтобы что-то сделать.

– Все к черту.

Мыслитель из нее никудышный. Самым выдающимся достижением ее интеллектуальных способностей было самостоятельно научиться читать. Еще Эйнджел знала, как заниматься мелким рэкетом. Кроме того, она умела обслуживать столики в коктейль-баре. Она знала, как в случае чего постоять за себя. Но в этом деле ей нужна была помощь.

Вдруг она поняла к кому обратиться за советом. Мысль эта была подобна вспышке молнии, и она больше не могла медлить. Подпрыгнув, как мячик, словно промедление могло лишить ее возможности действовать вообще, Эйнджел бросилась к видеокому.

Аппарат Анаки оказался девственно стерильным, как и само жилище. Он черным кубом покоился на столе со стеклянной столешницей. Чистоту его гладких черных линий портило только пятно экрана. Экран был плоским и практически не выступал за грань куба. Эйнджел даже подумала, что дизайнеры, будь их воля, предпочли бы совсем обойтись без него, только бы добиться эффекта совершенного по форме черного куба.

В пределах видимости признаков пульта дистанционного управления Эйнджел не обнаружила.

– Включить видеоком, – прошептала она.

Аппарат бесшумно заработал. Экран вспыхнул голубым светом, но оставался чистым, ожидая дальнейших распоряжений.

Управляемые голосом устройства не вызывали ее доверия. Но поскольку кнопок и других знаков ручного управления она не увидела, ей ничего не оставалось, как попытаться на практике проверить, на какие команды видеоком будет реагировать.

Наконец, когда Эйнджел, потеряв самообладание, крикнула: «Помощь», устройство ожило и вывело на экран меню предлагаемых услуг.

Не мудрено, что дизайнеры не стали утруждать себя пультом дистанционного управления, поскольку хитроумная штуковина владела четырьмя дюжинами операций, перечисленными на первой из пяти страниц меню.

Из инструкции ей стало ясно, что экран оборудован сенсорными датчиками, реагирующими на прикосновение. Это значительно облегчало жизнь. Ей вовсе не улыбалось провести день, надрывая горло с каким-то чурбаном, напичканным электроникой.

Помучившись немного – самую малость – укорами совести относительно того, что Анака получит счет за ее телефонный разговор, она принялась названивать в Лос-Анжелес. Во-первых, ею двигала острая потребность действовать немедленно, пока она полна решимости, и, во-вторых, в душу ее уже закралось чувство, что доверять собственному видеокому дома или в машине больше нельзя, особенно в таком деликатном случае.

Каждый раз, когда она говорила себе, что беспокоиться нет причины, мысли ее возвращались к тому, что кто-то неизвестный, шаривший в ее доме, прочел все получаемые ею счета. Кто мог гарантировать, что при этом на видеоком не был установлен жучок?

Можно не сомневаться в том, что детектив Анака был сверхподозрительным человеком и наверняка с не меньшим рвением искал «жучков», чем те люди, которые моют перед своими жилищами тротуары. Даже если такая предосторожность является всего-навсего неврозом, который она успела подхватить от Анаки, она все таки решила воспользоваться его аппаратом. Позже она оплатит стоимость разговора.

Больше всего в жизни она нуждалась сейчас в совете Ногара.

Возможно, несмотря на то, что она не видела его с тех самых пор, как покинула Кливленд, Ногар Раджастан сможет дать ей мало-мальски полезный совет. В родном городе он дважды спасал ее жизнь, вытаскивая из дерьма в котором она оказывалась. Если бы обстоятельства сложились иначе, он мог бы быть на месте Байрона. Такую возможность Эйнджел не исключала.

Она глубоко вздохнула, подумав про себя, что, по всей вероятности, обладала чем-то, что привлекало к ней крупные фигуры.

Чтобы попасть в справочную Лос-Анжелеса, ей потребовалось сделать несколько звонков. Первые два раза ничего, кроме шумовых помех, она не услышала. Раздавался лишь асинхронный сигнал зуммера и по экрану шли красно-синие полосы. В третий раз она получила ответ компьютера подождать, если ее ситуация является экстренной, но потом связь прервалась.

В четвертый раз она не услышала ничего, кроме безмолвия эфира.

Наконец, на пятый раз, с большими помехами она дозвонилась до справочной Лос-Анжелеса и по буквам назвала имя Раджастана, надеясь, что не сделала ошибки в его орфографии.

Узнав номер, она предприняла еще около полудюжины попыток дозвониться до абонента. Ведущиеся в городе бои сделали из городской коммуникационной сети настоящую неразбериху. Если бы видеоком Ногара находился по другую сторону дислокации частей Национальной гвардии, она никогда бы не сумела дозвониться. Эйнджел была почти наверняка уверена в том, что внутренней связи в городе не существует, хотя по-настоящему страдают и, пожалуй, некоторые любопытные частные лица.

Наконец, на седьмой раз ей повезло, и она вышла на компьютер «Пасифик Белл». Разноцветная мешанина на экране сложилась в неразборчиво написанный компьютерный текст, который гласил: «Бюро расследований Раджастана».

На звонок ответил Ногар.

Боже, как он изменился! Огромное кошачье лицо сильно постарело.

Мысль о недолговечной ее собственной жизни неприятно кольнула Эйнджел. Не слишком много времени отводилось моро на жизнь, а кроликам и того меньше. Вот если бы она была крысой…

– Эйнджел?

Из-за паршивой связи голос его был едва различим. Но это был Ногар, собственной персоной, два с половиной метра роста и три сотни килограммов веса. Полосы на тигриной шкуре были уже не такими контрастными, и на лице то здесь, то там пробивались седые волосы. Переносицу избороздили глубокие складки, но все же это был не кто иной, как Ногар. От кончика хвоста до кончика носа, включая выражение легкого недоумения на лице.

– Да. Эйнджел. Из Кливленда.

Изображение расплылось и послышался дребезжащий звук. Ногар, по-видимому, включил собственный видеоком.

– Какая неожиданность услышать тебя.

– Я во Фриско.

Эйнджел заговорила громче, чтобы тигр мог лучше слышать ее.

– Чем могу быть полезен?

Эйнджел набрала в грудь побольше воздуха и принялась излагать ему свою историю. Несмотря на то, что она говорила только о самом важном, ей потребовалось немало времени, чтобы при таких помехах на линии толком объяснить ситуацию. Свое повествование она закончила преждевременной отставкой детектива Коуба Анаки.

– Тебе нужен мой совет? – спросил Ногар, и красная часть изображения отделилась и поплыла вправо.

– Да.

– Удирай из Фриско. Отправляйся на север, в Сиэтл, например.

– Киса, ты, наверно, шутишь.

– Не будь ты в беде, я бы сказал тебе то же самое. Тебе нравится городская война?

Эйнджел вздохнула.

– Я не могу оставить это в подвешенном состоянии.

– Почему?

– Послушай, я остаюсь. Не можешь ли ты мне подсказать, как…

Картинка на экране растаяла, сменившись снежной крупой.

– Ногар ты меня еще слышишь?

– Слышу, – донесся еле различимый, дребезжащий звук.

Треск статического электричества заполнил эфир.

– Ты меня слышишь? – искаженный помехами голос Ногара был едва уловим. – Я включил максимальную громкость, но видеоизображения нет.

– Да. Можешь сказать, что-нибудь толком, пока связь не прервалась?

– Хорошо, после чего… ф-ф-ф-… искали. Оставил ли Байрон тебе что.. ф-ф-ф… – Теперь голос Ногара постоянно то пропадал, то снова появлялся.

Треск усиливался, разрастаясь до пушечной канонады, а сигнал делался все менее понятным.

– Я ничего не могу понять.

– … больше тебя не слышу. Если ты… ф-ф-ф-… звонок Бобби Дитриху в Кли… ф-ф-ф… можешь сказать своим людям, чтобы… ф-ф-ф… они… ф-ф-ф… искали факты… ф-ф-ф… Дитрих… ф-ф-ф… надеюсь ты… ф-ф-ф… линия… твою мать…

Экран погас, звука тоже не стало.

Через некоторое время на нем появилась контрольная таблица, и «Пасифик Белл» сообщил о технических неполадках на линии. Она пыталась дозвониться до Лос-Анжелеса больше десяти раз, но безуспешно. Каждый раз она натыкалась на ту же контрольную таблицу с указанием, что звонки в Лос-Анжелес временно не проходят.

Тогда Эйнджел решила, что ей все равно повезло, поскольку она все же умудрилась связаться с Ногаром.

И тот во всяком случае порекомендовал ей разыскать некоего Бобби Дитриха в Кливленде. По крайней мере, теперь она знала, что делать.

ГЛАВА 12

Эйнджел понадобилось еще немного времени, чтобы отыскать мистера Дитриха. К счастью, несмотря на разруху, причиненную ее родному городу войной, коммуникационные линии повреждены не были. Единственной проблемой, которую ей пришлось решать, стало просеивание целого ряда всевозможных Бобов, Бобби, Робертов, Робов. Не говоря уже о полудюжине Дитрихов, вместо имен у которых стояли только инициалы.

Ее десятый звонок раздался в конторе под названием «Баджет Сеплес». На него ответил пухлый, рыжебородый мужчина.

– «Баджет Сеплес», чем могу служить?

Внизу экрана видеокома Анаки, где обычно стоит индикатор даты, времени и режима работы, появилась полоса с какой-то быстро сменяющей друг друга белибердой. Под изображением лица Бобби мельтешили какие-то значки, напоминающие новые электронные иероглифы.

– Вы знаете тигра по имени Ногар?

– Может быть да, а может быть и нет. Кто вы?

Взгляд пинка потяжелел, в нем сквозило недоверие. Однако рыжие усы не могли скрыть озорной улыбки.

Квадратный блок свернутых спиралью иероглифов застыл на месте. Теперь он переместился в левую часть экрана. Оставшаяся часть полосы с электронной ерундой понеслась с удвоенной скоростью.

– Меня зовут Эйнджелика Лопес…

– Эйнджел? – у пинка выгнулась дугой одна бровь.

Тем временем на экране застыли еще два блока бегущей строки с иероглифами и переместились слева направо. Оставшаяся часть строчки завертелась еще быстрее, все элементы слились в сплошную линию.

– Да, Ногар говорил мне что-то вроде того, что вы хотите поговорить со мной.

– Итак, зачем… – Дитрих не договорил, и опустил взгляд на нижнюю строку экрана.

Это был верный признак того, что он также видел странное мельтешение таинственных знаков, происходившее на экране. Пока он молчал, от строки отделилось еще несколько блоков символов. Бобби снова поднял глаза и закончил фразу:

– … вам понадобились мои услуги?

– Дело…

– Тс-с. – Тихо сказал Дитрих и поднес руку к губам.

Он опять смотрел на бегущую по экрану строку. Застыло еще три блока, и строка с непонятной белибердой как будто стала приобретать форму чего-то более вразумительного.

– Мне это нравится, – сказал Дитрих самому себе.

Вдруг остаток строчки распался, подобно выстроенному в ряд домино. Нижняя строка экрана остановилась.

Изображение вдруг стало чистым, затем моментально негативным, потом черно-белым и наконец приняло свой прежний вид.

Теперь оно имело гораздо худшую точность разрешения и было черно-белым. Лицо Дитриха осветилось широкой – от уха до уха – улыбкой.

– Что, черт возьми, это было? – спросила Эйнджел, всем сердцем надеясь, что не испортила видеоком Анаки.

– Меры предосторожности. – Дитрих пожал плечами. – У меня исключительно секретная работа.

– Что вы сделали с моим видеокомом?

– Ах, это. Низкое качество картинки позволяет свободно манипулировать любым поступающим и исходящим сигналом, применять любые шифры.

– Что?

– Я осуществил дистанционное перепрограммирование вашего видеокомпьютера. Не беспокойтесь, это не на всегда и… – Дитрих бросил взгляд в левую часть экрана, – если только вас не зовут Коуб Анака, то этот видеоком не ваш.

Эйнджел вздохнула.

– Значит, Ногара вы знаете, я права?

Дитрих кивнул.

– А вы и есть та самая чертовка, которую ему пришлось когда-то выковыривать из развалин Мьюзишн Тауэрс.

Эйнджел открыла уже рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого только кивнула.

– Друг Ногара… Словом, что я могу для вас сделать?

Она набрала в грудь побольше воздуха и принялась во второй раз за один день рассказывать свою историю. Когда она добралась до эпизода с магнитными карточками для компьютера, россыпь которых обнаружила на столике в гостиной, Дитрих остановил ее.

– Кем бы они ни были, они что-то ищут, какую-то информацию, записанную на дискетах.

– Предположим, – неуверенно произнесла Эйнджел.

– И пока они ее не обнаружили.

– Откуда это известно?

– В апартаментах Байрона они ничего не нашли, а у вас на квартире им помешали, и они не успели сложить все на место. Хм-м. Знаете, что я думаю?

– Что?

– Ваш Байрон занимался доставкой информации. Он передавал данные, которые Ван Дайн не доверял коммуникационной сети. Совершенно секретные сведения, чтобы можно было их доверить проводам. Высокий риск требует высокой оплаты. Занимаясь этим, ему ничего не стоило сколотить капитал в пять миллионов. Он ничего не давал вам на магнитных карточках, дискетах? Фильм, музыку, программное обеспечение, любовную лирику…

Рука Эйнджел непроизвольно потянулась к заднему карману джинсов. Билеты на футбольный сезон лежали на месте. Она вытащила их из кармана и посмотрела на сверкающие радугой карточки с изображением голограммы «Землетрясения». Пока она смотрела на них, кое-что стало доходить до нее.

– Ну, Байрон, ну, сукин сын.

Неужели все это время он использовал ее?

Дитрих кивнул.

– Полагаю, что Ногар хотел, чтобы я помог вам разыскать какого-нибудь хакера* note 4 на побережье, на кого можно положиться?

– Да, мне кто-то нужен, чтобы разобраться во всей путанице.

– Прежде чем я это сделаю… хотелось бы дать совет от стрелянного воробья, который в информационной игре уже собаку съел.

Эйнджел смотрела на Дитриха во все глаза и ждала, что он скажет.

– Данные, имеющие такую ценность, обычно столь же опасны.

Эйнджел покинула жилище Анаки, оставив детектива спать на тахте. Она решила, что тот наверняка проспит всю оставшуюся часть дня. Алкоголь и истощение наконец взяли над ним верх.

Мысли Эйнджел снова и снова возвращались к проклятым билетам. Ей не хотелось думать о том, что Байрон так подло использовал ее, навешивая на нее дерьмо такого рода.

Но чем больше она думала об этом, тем понятнее ей становилось то, что Байрон был повесой и не более того. И если она воспринимала их отношения всерьез, то он рассматривал их как легкое развлечение. Просто она была очередной игрушкой в его руках, новой дамой, которую ему удалось очаровать. Единственное отличие состояло в том, что в этой цепи она оказалась последней. Так что никаких чувств не было, а только чертова лотерея.

Эйнджел с удивлением поймала себя на том, что обдумывает вариант отказа от денег.

– Ну-ну, успокойся, нельзя же быть идиоткой дважды, – сказала она себе, выезжая.

– О Господи, – проговорила Эйнджел, сделав первый поворот.

Она снизила скорость почти до скорости пешехода и осторожно повела огромный «БМВ» вниз по замысловатой спирали дороги, время от времени быстро бормоча испанские ругательства. Если бы ее голова в тот момент была занята постоянно одолевавшими ее мыслями, она наверняка пропустила бы первый поворот.

Делая последний поворот, она слегка зацепила пикап «Додж-Портола». Капот ее машины угодил под длинную, увешанную красными флажками белую бетонную трубу, которую перевозил пикап. Лобовое стекло только чудом осталось цело. Эйнджел стоило огромного усилия воли, чтобы не нажать на тормоза в момент поворота.

К счастью, ей удалось сделать поворот, не насадив автомобиль на трубу.

Ругаясь на чем свет стоит, Эйнджел продолжила спуск по Ломбард-стрит и едва не наскочила на кабину фуникулера, пересекавшую перекресток Ломбард с Коламбус. «БМВ» как вкопанный остановился, наполовину выехав на перекресток, и пропустил проплывающую мимо с черепашьей скоростью кабину. Она обратила внимание на то, что внутри ее не было ни одного моро.

Позади раздался звук клаксона.

Она свернула на Коламбус и в первый раз за все время пребывания во Фриско, в районе пинков, ее охватило волнение. Ноб Хилл и северная оконечность города принадлежали исключительно пинкам. Всегда. Обычно это мало заботило ее…

Но сегодня дела обстояли по-другому.

Она ехала по Коламбусу в сторону Чайнатауна и Пирамиды, чувствуя на себе взгляды пинков. Ей казалось, что попадавшиеся по пути водители считали ее нахождение в такой дорогой машине неуместным, также как и само ее пребывание в этом северном районе Фриско, расположенном так далеко от Маркета.

Неожиданно для себя она поняла, что этот город ничуть не отличается от всех остальных. Да, во Фриско не было бетонных заграждений, отделявших районы моро от районов, где селились люди, не существовало здесь и комендантского часа для моро и можно было даже встретить двух-трех полицейских-моро, но глаза, которые следили за ней на всем протяжении Коламбус-Авеню могли с таким же успехом принадлежать жителям Нью-Йорка, Лос-Анжелеса или Кливленда.

Она стояла у светофора на Монтгомери, как раз напротив Пирамиды, когда что-то ударилось о лобовое стекло.

Она услышала хлопок, и по стеклу, заслоняя обзор, растеклась какая-то жидкость. Она посмотрела налево и увидела стоявшую на переходе группу пинков. Один из них и швырнул в стекло машины банку с кокой или каким другим темным напитком.

– Убирайся прочь, – донеслись до нее слова одного из них.

Их было шесть или семь человек. Но Эйнджел испугало не это, а тот факт, что эти люди не были бритоголовыми. Они выглядели совершенно нормальными взрослыми пинками.

Они перешли улицу и остановились напротив «БМВ».

Один из них показал ей неприличный жест, двое других оперлись на капот и принялись раскачивать машину на рессорах.

– Черт, – прошептала Эйнджел и проверила, заперты ли дверцы.

Пока она была занята этим, люди окружили машину.

– Где это только крыса стибрила ее…

– Мы не желаем видеть здесь таких как…

– Нарываешься на неприятности…

Люди стали стучать по машине кулаками.

Сигнал светофора сменился, и водители сзади идущих автомобилей стали давить на клаксоны. Боже, подумала Эйнджел, разве не видно, в какую передрягу она попала? Она нажала на кнопку видеокома, чтобы вызвать полицию, но проклятая штуковина, кроме статических шумов ничего не выдавала. Эйнджел подняла глаза и увидела перед собой пинка в джинсовой куртке и майке с надписью «Алекс Грегг и 60-е». Торчащие концы нескольких антенн автомобиля он завалил на капот и теперь привязывал их.

Один из пинков вспрыгнул на капот и принялся на нем скакать. Эйнджел услышала за спиной треск – это разлетелось заднее стекло.

Это переполнило чашу терпения.

Она включила заднюю передачу, вдавила в пол педаль газа и повернула баранку. Задние колеса врезались в тротуар, автомобиль занесло влево, и он пересек двойную желтую полосу. Компьютер на панели управления словно взбесился и стал посылать ей всевозможные предупредительные сигналы.

Пинк на капоте пошатнулся и головой вниз свалился в канаву для стока воды. Двое пинков, что стояли слева, едва успели увернуться от колес и выскочили на перекресток.

В это время с Вашингтон-стрит вывернул старый четырехдверный «Додж». Водителю, чтобы не наехать на внезапно возникших перед его носом пинков, пришлось нажать на тормоза, и «Додж» остановился. Ему в бок тут же врезался мотоцикл. Мотоциклист, перекувырнувшись через капот «Доджа», приземлился на пинков, которые все еще стояли на переходе.

Раздался хруст – «БМВ» ударился о буфер находившегося сзади автомобиля. Эйнджел, не раздумывая, рванула на противоположную полосу и понеслась по Коламбусу в том направлении, откуда приехала. Позади раздался дикий крик. Она увидела, что один из детей пинков просунул руку в боковое стекло и теперь висел на задней дверце, второй рукой лихорадочно пытаясь найти за что схватиться. Эйнджел – благо горел зеленый свет – без происшествий проскочила перекресток с Джексон-стрит и ухмыльнулась. По другую сторону от светофора она нажала на тормоза.

Пикн отвалился от двери, и Эйнджел резко свернула влево на Джексон-стрит.

Возможно, эта идея была довольно глупой, но, обогнув площадь Джексона Эйнджел понеслась вниз по Вашингтон-стрит, чтобы посмотреть на следы разрушения, оставленные ею. Из-за ребятни ей не стоило волноваться. Они получили то, что заслуживали. Однако она надеялась, что серьезно никто не пострадал. Проблемы с полицией ей были вовсе ни к чему.

Она подъехала к перекрестку напротив Пирамиды. Все как будто стояли на своих ногах, кроме одного паренька, того, что нырнул в канаву. Он лежал на тротуаре и не подавал признаков жизни.

Эйнджел не стала останавливаться, иначе толпа разорвала бы ее на части.

Далее она последовала по Стоктон-стрит. Когда вокруг начали сгущаться сумерки, она почти миновала Чайнатаун.

Въезжая в тоннель, Эйнджел внезапно ощутила, что вся дрожит.

Она сделала несколько глубоких вдохов и приказала себе успокоиться и заняться этим делом позже. Позже она свяжется с копами, а пока ей следовало отыскать адрес, который дал ей Дитрих.

Что такое, черт возьми, творится с городом?

Автомобиль вынырнул из пугающего ограниченностью пространства тоннеля, и Эйнджел увидела, что за окном стало еще темнее. Вокруг нее раскинулся построенный после землетрясения Чайнатаун. Он лежал к югу от так называемой Гейтвей Арч. Возраст окружающих ее конструкций не превышал двадцати лет. В основном это были блистающие хромом и неоновым светом пагоды. На этих кричаще-ярких улицах во всем чувствовалось влияние Азии.

Здесь, где Чайнатаун теснил Маркет, проживали моро. Много моро. Четвертую часть беженцев, спасающихся от войны в Азии, составляли не люди, и половина этого числа приходилась на выходцев из Китая. Эйнджел проезжала мимо возвышающихся над толпой медведеподобных моро, длинноногих, типично азиатских кроликов, темношерстных собак и других, более экзотических типов, определить которых она не могла.

Имя, которое дал ей Дитрих, звучало как Кайи Тетсами. Здесь оно было чужим. Японец в Чайнатауне был таким же чужаком, как и раввин в мечети. Однако, когда Эйнджел свернула на Постстрит и направилась в сторону уродливой постройки из стекла и стали в стиле постмодернизма, она поняла, что ее соображения оказались ложными. Адрес, продиктованный Дитрихом, находился на юго-западной оконечности Чайнатауна. Это была богатая часть района, где селились выходцы из старого Гонконга – беженцы, имевшие деньги.

Нужный ей дом располагался в неоазиатском квартале, к которому она сейчас приближалась. Им оказалась жилая башня, доминировавшая над другими строениями. Если она правильно определила высоту башни, то Тетсами живет почти на самом верху, может быть, на последнем этаже.

Она закатила «БМВ» в гараж, но была остановлена прозрачным и, возможно, бронированным барьером. Не вылезая из машины, она гадала, что ей теперь делать. Видеокома поблизости не было, только два узких бетонных прохода и одна видеокамера.

– Пожалуйста, опустите стекло, – раздался голос ниоткуда.

Эйнджел повиновалась и огляделась по сторонам в поисках источника голоса. В каменном мешке гаража звук его, отраженный от стен, многократно усиливался. Несмотря на свои большие уши, она не могла сориентироваться, с какой стороны он доносился.

– Ваше имя?

– Эйнджел Лопес, – проговорила она, все еще не оставляя попытку отыскать сторожа или динамики.

В конце концов Эйнджел решила, что источником звука, по-видимому, была камера.

– Кого вы хотели бы увидеть?

– Кайи Тетсами.

Последовала длинная пауза. Она так затянулась, что Эйнджел уже было решила, что динамик, должно быть, вышел из строя.

– Я здесь, чтобы увидеть мистера Тетсами. Эй, вы меня слышите?

Ответа она не получила.

Эйнджел включила обратную передачу и уже собиралась дать задний ход, как прозрачные ворота поднялись кверху.

– Место парковки пять-ноль-семь, – сказал другой, усиленный динамиком голос.

Эйнджел въехала в гараж и заметила, что прозрачные ворота тотчас же опустились за ней. За поворотом она увидела будку сторожа. В ней, за бронированным стеклом, сидел человек и наблюдал за экранами видеокомов, которых насчитывалось несколько десятков. Проезжая мимо, Эйнджел заметила, что дверь за спиной сторожа открыта. Краем глаза она заметила стойку, на которой было не менее трех пулеметов и небольшой автомат.

В гараже стояли «Порше», «Мерседес», «БМВ», даже попался один «Ферарри» и «Мадуро"…

Дальше коридор разделялся: одна ветвь шла вверх, на ней стоял указатель «050 – 499», вторая, с табличкой «500 + „ – уходила вниз, там же можно было прочесть: «Посторонним вход запрещен“.

Эйнджел свернула в коридор, ведущий вниз, и начала спуск. На ее пути, едва она приблизилась, поднялись еще одни бронированные ворота.

Она поехала дальше и скоро очутилась в гараже, гораздо меньших размеров, чем тот, что находился наверху.

Едва «БМВ» проехал десять ярдов, как она увидела выстроившихся вдоль стен вооруженных полицейских. Их было не меньше десятка. Руки они держали на затворах. Когда Эйнджел обернулась, ворота позади нее уже опускались.

– Черт, – еле слышно прошептала она.

ГЛАВА 13

– Выйти из машины, – скомандовал один из охранников.

Эйнджел не стала спорить и сделала, как ей велели.

– Отойти от машины и держать руки на виду.

Форма на вооруженных людях была черного цвета. Единственными знаками отличия были идентификационные карточки, прикрепленные к нагрудному карману. В пуленепробиваемых жилетах и с автоматическим оружием в руках они больше походили на отряд наемников, чем охрану жилого здания. Все они – люди, кроме того, кто выкрикивал распоряжения.

Их предводитель был редким экземпляром человека, который также подвергся генной реконструкции. На расстоянии ничего не было заметно. Но запах его совершенно не соответствовал обычному пинковскому. В добавок к этому у него были чересчур крупные суставы. И двигался он как-то не так. Костяк, который соорудили генные инженеры для гипертрофированной силы парня и его сверхъестественных рефлексов, был устрашающим даже для нее, не человека. Меньше всего хотелось бы увидеть его в действии.

Парень был первым франком, которого она увидела после Кливленда. Франки чаще встречались в глубине континента, а моро – на побережье. Большинство пинков, которые ненавидели моро, страшно боялись Франкенштейнов. По всей видимости, страх этот был характерен для всей человеческой расы, потому что задолго до войны Организацией Объединенных Наций было принято решение, запрещающее проводить генетические эксперименты на людях. После этого подобными экспериментами занималось весьма ограниченное число стран. Не многие их творения покинули их границы.

Поэтому франки были редкостью.

В дальнем конце гаража открылась маленькая хромированная дверь, и оттуда появился еще один. Но он отличался от своего собрата. Он был мал ростом, не выше Эйнджел, и лыс, как и все «Рыцари».

Вмешательство в его гены было произведено более тонко и никак не отразилось на его запахе. В толпе пинков Эйнджел вряд ли сумела бы его различить. Изменения были заметны в форме его черепа и длине пальцев.

Как и остальные охранники, он был одет во все черное, только его костюм, в отличие от них, стоил весьма дорого. Черным в его одежде было все, включая пуговицы на рубашке, блестящие черные кольца на пальцах и металлическую оправу толстых, с затененными стеклами очков.

Случайно Эйнджел увидела отраженный в стеклах свет, но взяться ему в гараже было неоткуда.

– Имена, – сказал он.

– Что?

– Имена обладают властью, Эйнджелика. Имена влиятельных людей. – Человек подошел к ней, и она увидела, что охранники заметно напряглись. – Имена открывают двери. – Он слегка кивнул в том направлении, откуда пришел.

Эйнджел стала кое-что понимать.

– Я…

Человек поднял невообразимо длинный палец и заставил ее замолчать.

– Такого еще никогда не было, чтобы через парадную дверь являлся кто-то и спрашивал меня. Я… сгораю от любопытства.

– Мне сказали, что вы можете помочь мне. Кто-то владеет информацией… кто?

Эйнджел с трудом сглотнула слюну. Все же она решила покончить с этим раз и навсегда. Возможно, это и было глупо, но, скорее всего, Бобби Дитрих знал, на что идет.

– Он велел передать вам, что «Цифровой мститель знает размер вашей шляпы».

Возникла немая сцена. Форма черепа лысого мужчины была необычной, и Эйнджел испугалась, что нанесла ему смертельное оскорбление.

Но вместо этого человек неожиданно рассмеялся. От всей души. Он тряс головой и хлопал руками. Тем временем охранники незаметно один за одним скрылись в дверях, из-за которых он появился. Все, кроме второго Франкенштейна, который остался стоять, опустив ствол оружия, и замерев в почетном карауле у дверей.

– Эйнджелика, – проговорил лысый, – у вас весьма странные друзья.

– Значит, вы мистер Тетсами?

– Прошу вас, отныне воздержитесь от употребления этого имени. Оно приводит людей в трепет.

– Тогда как мне вас называть?

– Мистер Кей, раз уж вам так хочется называть меня как-то. Удивлен, что вы нашли ко мне дорогу. Но пройдемте в мой офис.

Тетсами, или мистер Кей, пропуская ее вперед, жестом указал на хромированную дверь.

Он провел ее вдоль коридора безупречной белизны, освещенного рассеянным светом. Они миновали несколько дверей. Их было немного, и все они находились на порядочном расстоянии друг от друга. Вскоре она почувствовала, что их дорога идет под небольшим уклоном вниз. Было ясно, что коридор выходит далеко за пределы наземного здания.

– Где мы?

– Должен ли я отвечать? – спросил мистер Кей.

Он искоса бросил на нее взгляд и улыбнулся.

– В начале тридцатых годов, когда только были начаты работы над злосчастным оборудованием для запуска баллистических ракет в Милл Вэлли, этот город дал вселяющий в душу надежду отросток, идущий на север от старой системы БАРТ.

– На север от чего?

– Сразу после землетрясения.

Коридор кончился, и они стали спускаться по лестнице, ведущей в круглое помещение, находившееся на глубине пятнадцати – двадцати метров от ее начала. Ниже лестница сразу поворачивала под прямым углом и дальше примыкала к закруглявшейся по мере спуска стене.

Нижняя комната оказалась огромной, не менее тридцати метров в поперечнике. Все стены были белого цвета, а полы застланы голубыми коврами. Светильник в форме взорвавшейся звезды, подвешенный в центре куполообразного потолка, источал белый рассеянный свет.

Комната из-за своих просторных размеров казалась практически пустой, хотя в ней находилось не менее десятка компьютеров. В тот момент работали только несколько из них. Тишина действовала на Эйнджел угнетающе и нервировала ее. Акры голубого коврового покрытия, казалось, заглушали все звуки, поэтому передвижения людей не было слышно, а единственным реальным звуком, доносившимся неизвестно откуда, было неясное высокочастотное жужжание.

Центр комнаты занимала черная машина. Она была заключена в цилиндрический корпус, прозрачные стены которого поднимались от пола до потолка и приковывали к себе всеобщее внимание. Механизм внутри довольно объемного пространства выглядел карликом.

Устройство состояло из четырех металлических плит, уложенных крест-накрест поверх черного тороида, который служил ее основанием. Когда они спустились и Эйнджел стала различать детали, она разглядела, что верх тороида разделялся на клиновидные панели, а прямоугольные плиты в центре не смыкались. В промежутке между ними она увидела сотни, а то и тысячи аккуратно уложенных проводов, выходящих из прямоугольных плит и спускающихся в одно отверстие.

На некоторых панелях виднелись надписи, сделанные по-японски. На поперечном сечении прямоугольников она увидела хорошо знакомый короткий символ «Тошибы».

– Господи, это японский центральный процессор?

Мистер Кей фыркнул.

– Большая ЭВМ для платежных ведомостей. Это «ODS-300», производства фирмы «Тошиба».

– А я думала, что все это было уничтожено после того, как они проиграли войну.

– Технологию нельзя уничтожить, ее можно на некоторое время припрятать.

У подножья лестницы Эйнджел замерла и окинула взглядом японский компьютер.

– Как, черт возьми, вам удалось заполучить его?

– Очень просто, я сам лично ввез его еще до войны.

– Но разве это не было…

– О да, совершенно противозаконно, к тому же этот поступок таил серьезную угрозу для государственной безопасности Японии. Особенно в том случае, если бы им завладел какой-нибудь классный специалист, хорошо осведомленный о его возможностях. Если бы меня поймали, то расстреляли бы как предателя.

Мистер Кей легонько потянул ее за руку и указал на дверь, находившуюся в полукруглой стене.

– Мой офис. Полагаю, нам есть о чем поговорить.

Эйнджел подчинилась и позволила проводить себя в кабинет. Вид материализованного продукта японской технологии, к тому же собранного в единое целое, которое еще и функционировало, совершенно ошеломил ее. Эйнджел знала, что большая часть сказок о японской технологии были собачьей чушью, однако продукция, произведенная этим островным народом, отличалась высоким качеством, и об их работах, связанных с силиконом, сверхпроводниками, нанотехнологией, биологическими интерфейсами, ходили легенды…

Добрая японская технология споткнулась только раз, когда японской армии была противопоставлена другая, в десять раз превосходящая ее по численности армия противника. И свойственное китайцам отсутствие высокой точности, не имело большого значения, когда они извлекли на свет божий десятимегатонную боеголовку.

Что могла сделать «Тошиба»? Вероятно, по своей мощности эта штуковина превосходила образцы, хранящиеся в Пентагоне.

С такими мыслями Эйнджел шагнула в кабинет мистера Кея и оказалась в состоянии свободного падения, во всяком случае так ей показалось, когда она переступила порог офиса.

Как только дверь перед ней открылась, она очутилась перед исполинским голографическим экраном, висевшим позади письменного стола, и почувствовала приступ головокружения. Экран работал, на него проецировалось бездонное голубое небо. У нее было такое чувство, будто она падает вверх.

Эйнджел несколько раз поморгала глазами, и неприятное чувство прошло.

Дверь за ней притворилась, оставив охранника-франка снаружи. Мистер Кей сел за стол, а ей указал на единственный стул, представлявший собой пластиковую форму с обивкой, выполненную в виде стула. На вид конструкция казалась неустойчивой, но Эйнджел умудрилась сесть на нее и не упасть.

– Итак, – произнес мистер Кей, откидываясь на спинку своего кресла и глядя на нее поверх очков глазами темно-сиреневого оттенка, – чем могу быть полезен?

Эйнджел начала свое повествование, но он остановил ее.

– Основное мне хорошо известно. Иногда служба новостей тоже может быть полезной… в смысле просвещения. Я бы хотел знать, что именно вам нужно, конкретно.

Эйнджел уже продумала это.

– Я хочу знать, кто убил Байрона и кто устроил в его доме погром?

– И это все?

– Я хочу знать, чем, черт возьми, Байрон занимался?

Эйнджел извлекла из заднего кармана джинсов пачку футбольных билетов и бросила их на стол.

– И еще я хотела бы знать, что – если таковое имеется – он спрятал на этих карточках?

Мистер Кей кивнул.

– Хорошо. Люблю ясность. Теперь мне бы хотелось обсудить с вами условия нашего обмена.

– А?

– Мою плату, Эйнджелика. Я прибыл в эту страну потому, что я не работаю даром.

– Если вы мне скажите, сколько…

Он крякнул и покачал головой.

– Нет, нет и еще раз нет. Вы не можете расплатиться со мной деньгами.

Эйнджел слегка усмехнулась.

– Но у меня есть деньги.

Он кивнул.

– Что-то около семи миллионов, кажется.

Эйнджел от неожиданности даже охнула.

– Возможно, вы уже поняли, что я в основном имею дело с корпорациями и очень редко занимаюсь с частными лицами. Компьютерное время на моей машине практически бесценно. Минута, по самым скромным подсчетам стоит пятьдесят тысяч.

Она медленно закрыла рот.

– Но, как водится, я работаю не только, вернее, не столько за деньги.

– Что вы хотите в обмен?

– Мне нужен свободный доступ к той информации, которую он когда-либо передавал. – Мистер Кей вытянул руку и длинными пальцами прикоснулся к лежащим на столе карточкам. – Идет?

Эйнджел опустила взгляд на футбольные билеты, накрытые ладонью франка.

– А почему вы считаете, что в них что-то есть?

Мистер Кей улыбнулся.

– Я знал Байрона.

Конечно. Почему бы, черт побери, и нет? Она в действительности никогда по-настоящему не знала проклятого лиса? Просто позволила ему обольстить себя и вовлечь в эту неразбериху.

– Как вы думаете, что именно он передавал?

– Не имею представления.

Эйнджел покачала головой и усмехнулась.

– А вы не боитесь, что потратите массу усилий, а это окажется чем-то совершенно бесполезным?

– Если это представляет ценность для кого-то еще, значит это ценно для меня. Иногда, когда риск невелик, я люблю поиграть.

– Ну, хорошо, – согласилась Эйнджел.

На самом деле ее совсем не волновало то, что перевозил Байрон. Единственное, что интересовало ее, – могла ли данная информация указать на того, кто гадил ей теперь.

Мистер Кей собирал карточки.

Но Эйнджел не была совершенной идиоткой.

– На двух условиях.

Рука мистера Кея замерла на месте.

– Нo ведь это вы пришли ко мне за помощью.

– Да, но, если эта информация чего-то стоит, я бы хотела получить свою долю.

Рука его медленно опустилась.

– Что касается этого, то я даже не знаю. Мне не нужны бессмысленные осложнения.

– Скажите, что вы не можете пойти на это.

– А вы скажите мне, что вам это действительно нужно.

– Это вопрос принципа, мистер Тетсами.

Услышав свое имя, он нахмурился.

– А второе условие?

– Раз вы забираете у меня эти карточки, я хочу, чтобы мне их заменили. В воскресенье мне хотелось бы пойти на матч.

***

Вернувшись домой, Эйнджел с силой захлопнула дверь. Каким-то образом ей удалось избежать наезда на невинных зевак.

Все-таки ей следовало спросить мистера Кея о Байроне. Кроме того, у нее были кое-какие соображения относительно того, что именно она могла узнать, но правда всколыхнула ее настолько, что она почувствовал себя такой измочаленной и больной, что ей больше ничего не было нужно. Но больше всего ее беспокоило то, что она все еще питала иллюзии, относительно того, что ее отношения с Байроном что-то значили, а не были пустым времяпрепровождением.

Для Байрона, по всей видимости, она значила не более чем удобный почтовый ящик.

Но самым отвратительным во всем этом было то, что к тому времени как он всучил ей эти поганые карточки, она уже смотрела на него влюбленными глазами и была готова пойти ради него на любое преступление.

– Какой паскудный день.

– Эйнджел…

Из гостиной появилась Лей и подошла к ней. Она явно была взвинчена и размахивала хвостом так, что к ней нельзя было подойти ближе чем на метр. Эйнджел почти ничего не видела. Байрон занимал все ее мысли, и она была вне себя от гнева.

– Этот негодяй просто пользовался мной! Он все это время использовал меня. Я была своеобразным почтовым ящиком. Он раздобывал эти чертовы данные, потом находил лазейку, как втереться в доверие, и до поры до времени оставлял раздобытую информацию в чужом доме, имея возможность при первой же необходимости изъять ее.

– Эйнджел… – Лей схватила ее за плечо и встряхнула.

– Что? – огрызнулась Эйнджел.

Лей мотнула головой в сторону комнаты. В гостиной стоял детектив Уайт. Над ремнем навис живот, подобно лавине готовый в любую минуту сорваться вниз. Лицо детектива было серьезным. По бокам стояли двое полицейских в форме. Копы немного нервничали.

Эйнджел обошла Лей и стала напротив детектива, уткнувшись ему в брюхо.

– Какого черта вы опять здесь?

– Я пришел, чтобы арестовать вас.

– Что?

– В пять пятнадцать пополудни вы совершили наезд и нанесли увечья на перекрестке Коламбус и Вашингтон-стрит.

ГЛАВА 14

Пока полицейские докучали ей формальностями, Эйнджел пыталась уяснить для себя, с какого момента все в ее жизни пошло наперекосяк. Но попытка эта не увенчалась успехом, поскольку ее мысли непроизвольно возвращались к последнему звену цепи событий, начавшихся два десятилетия назад, когда ее мать решилась посетить клинику Бенхейма для оплодотворения.

Мысль об этом производила гнетущее впечатление.

«Нет, – подумала она, – угнетает совсем другое: до сих пор я все еще стремлюсь узнать, кто же убил Байрона. А парень-то был дерьмо порядочное, жулик, и Бог весть, кто еще… «

Если бы ситуация оказалась прямо противоположной, Байрон вряд ли стал бы расстраиваться так из-за ее смерти, – в этом Эйнджел была уверена на сто процентов. Ее больное воображение услужливо рисовало ей картины собственных похорон. Она даже представила себе, что Байрон тут же, не теряя времени даром, переключается на Лей.

Еще ее бесило то, что полуслепой лев Бальтазар и тот с первого взгляда раскусил Байрона.

По мере того как копы все более раздражали ее своим формализмом, спираль мыслей раскручивалась все быстрее и быстрее, грозя достичь губительного предела.

Единственным светлым пятном было то, что она наконец получила доступ к видеокому и смогла позвонить адвокату. Это в определенной степени нарушило их планы. Считалось, что моро не могут иметь поручителя или адвокатов. Сделав звонок Де Гармо, она дала волю чувствам и послала копов подальше, порекомендовав заняться неким экспериментальным сексом с гермафродитами. Этого полицейские снести не смогли и поволокли упирающуюся Эйнджел в камеру предварительного заключения.

В камере находился какой-то лысый пинк.

Если смотреть на дело со стороны, то такое действие копов было явно преднамеренным. Ворота камеры отошли в сторону, и ее втолкнули в бетонное помещение с голыми стенами и полом. Она сразу поняла, что копам нужен был какой-нибудь предлог для того, чтобы подвести ее под арест и после визита адвоката. В том, что какая-нибудь зацепка найдется, можно было не сомневаться.

Несмотря на то, что Эйнджел точно знала намерения копов, она все же не смогла удержаться, чтобы не сказать:

– Эй, да это же поджигательница.

Белый человечек в первый раз поднял на нее глаза. Это была женщина.

– Черт! – воскликнула она и, вскочив на ноги, отошла к дверям, предоставляя широкую скамью в распоряжение Эйнджел.

И тут же принялась голосить:

– Вы не можете оставить это существо здесь. Я требую соблюдения прав!

– Я тоже несказанно рада видеть тебя, бритоголовая.

– Этот грызун пытался убить меня, вы не можете…

– Если ты не будешь следить за своей паскудной речью, я придушу тебя.

Вскоре бритоголовой стало ясно, что копов нимало не заботит ее положение, и она повернулась к Эйнджел, которая тем временем заняла в трехметровой камере одну из коек.

– Не подходи ко мне, – сказала она.

Эйнджел никогда не думала, что человеческий страх имеет такой омерзительный запах. Тот факт, что она когда-то прикоснулась к этому безволосому существу, вызвал у нее чувство гадливости и желание немедленно вымыть руки.

– Я и не думаю шевелиться, пинки, – улыбнулась Эйнджел. – Я надеюсь, что у тебя хватит самообладания.

Она посмотрела на парашу, находившуюся рядом с койкой.

Пинки медленно поползла по решетке вниз, пока не очутилась на полу.

– Попробуй только прикоснуться ко мне!

– Не беспокойся, мне неохота тратить потом целый час, выскребая из-под когтей дерьмо.

Пинки, несмотря на то, что когти на лапах кролика не представляли большой опасности, поморщилась.

– Только тронь меня – у меня полно друзей.

– Ага, знаю. Шайка крикливых наркоманов, у которых головы так перегрелись, что мозги потекли. Если ты лучшая и умнейшая из них, то мне и беспокоиться не о чем.

Женщина не двинулась с места, а только бросала на Эйнджел гневные взгляды.

Эйнджел не унималась:

– Что, стояла у бара и глазела, ухмыляясь до тех пор, пока они тебя не сцапали? Вот уж действительно жутковатый образчик расы господ. Будешь тут козлом отпущения.

По всему было заметно, что пинки порядком сдрейфила. Было похоже, что до того инцидента, на который так надеялись копы, уже рукой подать. Эйнджел возбудилась до такого состояния, что теперь ей было плевать на все. Если эта шавка сделает против нее выпад, она о стенку ее размажет, и еще одним мешком дерьма в городе станет меньше. По всем статьям за это ей должны поставить памятник.

Пинки по-прежнему бросала на нее полные ярости взгляды, однако сохраняла благоразумие, поскольку очень боялась за свою жизнь.

– Ну-ну, поговори у меня. Когда мы придем к власти, то сотрем таких как ты с лица земли.

– Кто? «Рыцари»? Ты, должно быть, шутишь!

– Я говорю не о…

Удивительно, что здесь внизу может быть так тихо. Это был новый блок камер предварительного заключения. Здесь пахло машинным маслом и свежим бетоном. Запах параши почти не ощущался. От ближайших соседей их отделяло не менее двух камер.

Почти абсолютная тишина, воцарившаяся во всем блоке, могла свидетельствовать только об одном – что пинки сказала что-то весьма существенное, что заставило тех, кто здесь находился, призадуматься.

Дальше все происходило, как в замедленной съемке. Эйнджел свесила ноги с койки, а пинки вскочила на ноги.

– О ком это ты говоришь?

– Не приближайся ко мне.

Впервые за долгое время Эйнджел снова ощутила присутствие на щеке нового шрама. Он уже стал практически незаметен, ощущалось только небольшое натяжение на щеке. Эйнджел поймала себя на том, что скалит зубы, как какой-нибудь маньяк-убийца. В висках стучало, ноздри щекотал запах крови, которая, как она полагала, появилась из раскрывшейся на щеке раны.

– Ну, говори!

Эйнджел медленно приближалась к пинки. Мышцы ног напряглись, и она с трудом их передвигала.

– Это останется между нами – тобой, мной да теми проститутками, что сидят в трех камерах от нас.

– Ты не посмеешь.

– А кто остановит меня, уродина? Ты так бахвалилась своими друзьями в высоких инстанциях. Почему бы тебе не сказать мне, кто они?

Она буквально пригвоздила пинки взглядом. Внезапно она осознала, что со стороны эта сцена, должно быть, смотрится ужасно глупо. Ну да ладно, среди моро в состязании кто кого переглядит, кролики всегда выходят победителями.

Однако у лысой потаскухи имелись все основания перетрусить. Эйнджел чувствовала, как в ней закипает злость и нарастает желание разорвать что-нибудь в клочья. От приступа ярости нервы ее натянулись, как канаты.

Пинки забилась в угол и замерла там. Эйнджел приближалась к ней.

– Ну, говори же, удиви меня именами своих друзей.

– Не прикасайся ко мне.

– У них должна быть веская причина, чтобы позволить тебе извиваться, как уж под вилами.

– Убирайся вон!

– Скажи мне…

Эйнджел подошла к лысой уже настолько близко, что носки их обуви соприкасались. Она приподнялась на цыпочках и лицо ее стало вровень с лицом пинки.

– Назови мне имена этих людей, и я не трону тебя. Валяй, говори. Похоже, это может у тебя здорово получиться.

Эйнджел пристально смотрела в глаза пинки. Та не шевелилась и хранила молчание.

– Не хочешь? Может быть, помочь тебе?

Эйнджел слегка подалась вперед. Губы ее растянулись в ухмылке, а щека ужасно болела. Она еле сдерживала непреодолимое желание дать волю рукам и обрушиться на эту маленькую лысую голову. Мышцы от напряжения дрожали. Эта сцена напомнила ей другую – сцену с Игалесом. Ничего, она справиться с собой.

– Сначала я отгрызу тебе нос.

Она высунула язык и и провела им по лицу пинки, ощутив солоноватый вкус пота и страха.

Когда язык Эйнджел прошелся по переносице пинки, та закатила глаза и испустила чуть слышный стон. Затем с силой оттолкнула Эйнджел и бросилась на прутья решетки.

– Выпустите меня отсюда! Немедленно выпустите меня отсюда! Я сознаюсь во всем, только спасите от этого животного!

Эйнджел собиралась сказать что-то еще, или даже напасть на пинки и показать мерзавке воистину звериный лик, но в этот момент в блоке предварительного заключения поднялся адский шум. Ворота всех пустых камер одновременно распахнулись, и копы в полном обмундировании, которое обычно надевают при усмирении уличных беспорядков, принялись заталкивать в них толпы моро обоего пола. Копы выстроились вдоль стен, сжимая в руках дубинки, напомнившие Эйнджел палки для загона скота, а мимо них тек поток поросших шерстью моро.

Черт, подумала Эйнджел, эти лица совсем не похожи на членов банд и прочий сброд, кого можно было бы ожидать в каталажке. Во-первых, моро в толпе имели на себе чересчур много одежды. Существовала явная линейная зависимость между уровнем дохода и количеством пинковой одежды, которую носили моро. Среди задержанных Эйнджел даже увидела моро в галстуках. По внешнему виду некоторых из них можно было сказать, что они подверглись грубому обращению. Двое или трое вообще не могли передвигаться без посторонней помощи. Запах испражнений теперь перебивал запах мокрой шерсти и крови.

Потребность сразиться у Эйнджел сразу куда-то пропала. Она перестала дрожать, и напряжение отпустило ее.

Что касается пинки, то та разволновалась еще больше, особенно волнение ее возросло, когда проходящие мимо моро стали замечать ее.

– Боже, теперь я умру.

Она скорчилась и. забилась под койку.

– Вероятно, – согласилась Эйнджел и потерла затекшее бедро. – Если тебе повезет, – добавила она.

Волна моро на минуту схлынула. К дверям их камеры пробились два полицейских. Ворота отползли в сторону.

– Пришел мой адвокат?

Больше всего на свете Эйнджел мечтала выбраться из этого паскудного места.

– Я ни хрена не знаю о твоем адвокате, кролик, – сказал один из копов. – В этом блоке следует провести разделение.

Второй коп пошарил рукой под койкой, и, нащупав пинки, обхватил поджигательницу за талию.

– Вылезай, Беркли. Сейчас тебя поместят к твоим приятелям.

Пинки начала сучить ногами и визжать:

– Вы не посмеете забрать меня отсюда!

Одному из копов она угодила ногой в промежность, но тот был в защитном обмундировании и только слегка поморщился.

– Надень на нее наручники! – сказал он второму копу, хватая ее за ноги.

Менее чем через пять минут они покидали камеру, пинки болталась между ними, как подарок на рождественской елке.

Едва за ними затворилась дверь, как камера Эйнджел стала наполняться мокрыми моро. Эйнджел окружили высокие фигуры, и из того, что происходило за пределами камеры, она больше ничего не видела. Единственное, что ей оставалось, пока в камере не набилось народу больше, чем селедок бочке, – это занять место на койке возле самой параши.

Хотя Эйнджел уже утратила возможность дальше наблюдать за ходом событий, она тем не менее, хорошо слышала, чем сопровождался уход пинки со сцены. Та уходила под аккомпанемент ворчания и брани моро. Было слышно, что дважды или трижды полицейские пустили в ход дубинки, по-видимому, в ответ на действия арестованных, когда тех не удовлетворяло простое словесное оскорбление.

Когда поток моро в камеру прекратился, мир Эйнджел обрел некую видимость покоя. Ее окружали моро в основном из семейства собачьих, среди которых затесался один весьма экзотический экземпляр. Раньше таких она никогда не видела.

Он немного ниже ее и походил на некий гибрид кролика и крысы. Поскольку он больше других подходил ей по росту, Эйнджел обратилась к нему.

– Что, на улице идет дождь?

Он покачала головой.

– Они применили брандспойты.

Очевидно, перед зданием муниципалитета столкнулись две демонстрации, моро и пинков. Поскольку они друг друга терпеть не могут, произошел конфликт. Судя по описанию, свалка началась в вестибюле муниципалитета. В результате потасовки самому помещению был нанесен значительный материальный ущерб, который возрос еще больше после того, как для усмирения демонстрантов полицейские применили водометы.

Дело закончилось тем, что всех участников выступления копы рассовали по ближайшим каталажкам.

Экзотический экземпляр, шиншилла, даже не был участником демонстрации. Он просто ехал вниз по улице Ван Несс, когда копы остановили его. Непроизвольно Эйнджел оказалась замешанной в кошмар, поколебавший правовую систему Фриско. Приливная волна моро пошла на убыль и вскоре превратилась в жалкий ручеек.

Копы вскоре устроили перекличку, по видам ли, по первой букве фамилии, или по какому-то иному, одним им ведомому принципу. Эйнджел показалось, что имена они называли каждые десять-пятнадцать минут, но толпа тем не менее не уменьшалась.

По прошествии часа из камеры, что располагалась у дверей блока, до них дошел слух, что, во-первых, всех их собираются выпустить на свободу, и, во-вторых, каждый из них подвергнется минимальному наказанию, и, наконец, лица, имеющие криминальное прошлое, будут высланы в Окленд. Еще ходили слухи о том, что имелись погибшие, сначала число их ограничивалось двумя, потом оно выросло до десяти, и напоследок – до пятнадцати жертв. Потом говорили о том, что на самом деле никто не умер, хотя в сводке новостей имелись подобные сообщения.

Одни слухи сменялись другими. Пронесся шепоток о том, что ожидалось прибытие отца Альвареса де Коллор, потом заговорили о Сильвии Харпер и о представителях средств массовой информации. Другие утверждали, что не придет никто, так как полиция держала происшедшее в тайне. Кто-то пустил утку о том, что людей уже выпустили. Что во всем было замешано ФБР…

Время шло, и Эйнджел чувствовала себя все более изолированной от внешнего мира. Все труднее становилось отличать правду от очевидной чепухи. По прошествии десяти часов прошел слух о том, что все моро будут расстреляны и с помощью армейского корпуса инженерных войск захоронены в братской могиле в районе Президио. Эта новость заставила Эйнджел заволноваться.

Последние сведения, дошедшие до нее, касались президента Мередита и его союзников с Альфы Центавра. Узнать детали ей не довелось, поскольку наконец выкликнули ее имя.

К этому времени толпа обитателей камеры настолько поредела, что она могла протиснуться к двери практически не наступая на людей. В первые часы после прибытия моро она своими глазами видела, как людям, чтобы пробраться к выходу, приходилось буквально лезть по головам своих товарищей.

В дверях ее поджидала высокая сутулая фигура Де Гармо. Он выглядел так, словно спал не больше нее. Адвоката сопровождал полицейский в полной военной амуниции. Когда дверь камеры открылась, ему пришлось немало потрудиться, чтобы сдержать напор находящейся внутри толпы моро.

– Наконец-то, – пробормотала Эйнджел, выходя из помещения, ставшее ее домом на целых четырнадцать часов.

– К вашему сведению, залог был внесен десять часов назад. Но город наш увяз в бюрократизме. К тому же система не рассчитана на ведение дел такого большого количества человек.

Когда они подошли к выходу из блока камер предварительного заключения, дверь перед ними распахнулась и внутрь вошли два полицейских. У одного из них в руках имелся карманный компьютер, с которого он считывал какие-то данные.

– Джизус Монтойя.

Уходя Эйнджел услышала голоса двух разных моро.

– Здесь!

Один из копов замотал головой и поднес руку к козырьку защитного шлема.

– Черт, что будем делать?

Выйдя наружу, Эйнджел сначала была ослеплена неожиданной яркостью светового дня. Повернувшись к адвокату, она спросила:

– Какой сегодня день?

– Четверг, сейчас уже около двенадцати.

– Спасибо, что вытащили меня из этой дыры. Я думала, что это никогда не кончится.

– Многие люди в этом здании чувствуют то же самое. Вам нужно благодарить Бога за то, что там сейчас делается.

Де Гармо проводил ее до обочины дороги, где был припаркован «БМВ».

– Разве машина не нужна копам в качестве вещественного доказательства или чего-то еще?

Де Гармо усмехнулся.

– Единственное, что они могли вам инкриминировать, так это то, что вы покинули место происшествия. Пострадавшая сторона ни на чем не настаивала, особенно после того, как я их информировал, что иначе против них будет выдвинуто обвинение в нанесении оскорбления.

– А что городские власти?

Де Гармо провел рукой по черному «ежику» стриженных волос.

– Вам исключительно повезло. Они настолько обеспокоены тем, что произошло, что мне было относительно просто уладить это дело, так как, кроме этой чепухи, у них на шее висит масса других, более серьезных дел. К тому же я указал им, что обвинение против вас и яйца выеденного не стоит, что может подтвердить любой судья штата.

Эйнджел покачала головой.

– К черту все. Сколько я вам должна за хлопоты?

– Вы получите счет.

– Ладно, хорошо.

Эйнджел набрала шифр и открыла дверцу автомобиля.

– Я отблагодарила вас?

Де Гармо кивнул.

Как странно изменился мир, в котором теперь жила Эйнджел. Одним из показателей этой перемены был факт, что адвокат перестал быть для нее некой аморфной гипотетической фигурой, одним из числа той абстрактной массы, куда она сваливала и полицейских, и политиков.

– Да, вот еще что, – сказал Де Гармо, когда она села за баранку автомобиля. – Я добился того, чтобы больница Святого Луки выдала нам прах мистера Дорсета. Они даже предложили нам заплатить за похороны…

Эйнджел зевнула:

– Послушайте, не могли бы мы поговорить на эту тему в другой раз?

– Хорошо, но следует отдать последние распоряжения.

– Завтра, ладно? Мне нужно прийти в себя и хоть немного поспать.

– Значит, до завтра.

Де Гармо протянул ей руку, и Эйнджел горячо пожала ее.

«Да, – подумала она, – до конца недели этого сукиного сына, Байрона, следовало бы предать земле».

Она включила скорость и надавила на педаль газа, которую продолжала жать всю дорогу, пока не подъехала к дому.

ГЛАВА 15

Восемь часов спустя Эйнджел наматывала круги вокруг останков «Кроличьей норы» и размышляла о тех событиях, которые перевернули ее жизнь.

В своих вещах она откопала одну старую реликвию из Кливленда, музыкальную пластинку, которую, включив проигрыватель на полную мощность, теперь прослушивала на видеокоме «БМВ». Это была настоящая музыка моро – гитарный скрежет какой-то безвестной уличной музыкальной группы, о которой за пределами Кливленда никто и не слышал. В отличие от синтетической музыкальной дребедени, которая в огромных количествах засоряла каналы видеокома на Западном побережье, эта музыка когда-то существовала в реальной жизни, а не только в памяти компьютера.

Рвущие душу аккорды и стихи на ломаном арабском – вот все, что напоминало ей о том времени, когда все в жизни было просто и понятно. Эйнджел очень хотела вернуться в свое прошлое, на темные городские улицы, законы которых были ей хорошо известны, когда она думала, что будет жить вечно и весь мир ее заключался в нескольких городских кварталах.

В прошлое, когда не приходилось волноваться о будущем.

«Должно быть, и в самом деле живется хреново, раз с болью в сердце вспоминаешь жизнь в полусгоревшем здании в окружении всякого отребья, когда и месяца не проходило, чтобы не замели или не порешили хорошего товарища».

Достали, это уж точно. Эта мысль не давала ей покоя. Размеренность ее жизни, в которой не осталось ни одного нетронутого уголка, казалось, была утрачена навсегда. Эйнджел чувствовала себя выпотрошенной, лишенной опоры.

Перемены даже Лей не обошли стороной.

Эйнджел с силой опустила кулак на рулевое колесо машины.

Даже ее лучшую подругу. Черт возьми! Ее единственную подругу в этом городе. Но самым худшим было то, что к этому она совершенно не была подготовлена. Ни слова, ни полслова не услышала она ни от кого, прежде чем оказалась в самой гуще этой неразберихи.

Переход из одного состояния в другое оказался таким незаметным, что она до сих пор не могла понять, что же произошло на самом деле. Итак, начнем по-порядку. Лей пришла домой и, увидев Эйнджел снова дома, сначала страшно обрадовалась.

Сначала…

Эйнджел направила «БМВ» вниз по Маркету к побережью, затем в Мишн Дистрикт к пожарищу, тому месту, где когда-то стоял бар. Она совершенно бесцельно гоняла по городу, стараясь привести мысли в порядок. Вот уже в который раз, как заезженная пластинка, повторяющая одну и ту же фразу, колесила она по кольцу, не в состоянии вырваться из него. Маркет, Бийл, Мишн и Секонд.

Точка зрения Лей была Эйнджел вполне ясна. Ей ничего не стоило встать на место подруги. Кому захочется искать приключений на свою голову. Наверно, вообще не стоило связываться с полицией, усложнять жизнь Лей. Эйнджел старалась быть сдержанной и рассудительной, но против собственной воли они перешли на крик.

Посещение офиса мистера Кея джентльменом азиатского происхождения также ничуть не помогло делу. Тогда Эйнджел пришлось объяснять, как она оказалась в одной связке с кем-то, причастным к теневому бизнесу, имеющим отношение к подземному компьютеру. Предсказуемые последствия, последовавшие за таким откровением, заставили Эйнджел бежать из апартаментов и спасаться в «БМВ».

Вот уже битых два часа колесит она по южной части Маркета.

Эйнджел нужно было проветриться. Она, конечно, могла бы прогуляться пешком, но в окружении нескольких тонн брони ей было куда спокойнее. Это плюс «Беретта», – Лей ясно дала ей понять, что больше не потерпит присутствия оружия в доме. Пистолет Эйнджел засунула под водительское сиденье.

Она пыталась сосредоточиться, хотя ей совсем не хотелось прилагать никаких усилий, тем более умственных.

Еще раз, обогнув угол Чайнатауна, она свернула на Секонд. Ее не переставало преследовать сообщение мистера Кея.

«Дорогая мисс Лопес, – говорилось в письме. – Я согласен возместить вам обнаруженные мною билеты, боюсь, что два из них не являются подлинниками, так как подделать примитивную защиту, имеющуюся на билетах Футбольной лиги не людей, гораздо легче, чем воспроизвести тонкую шифровку, скрывающую данные на пластиковых карточках, которые вы мне дали… « Далее следовал текст, примерно такого же содержания, занимавший целую страницу. Вкратце суть его сводилась к тому, что на расшифровку закодированной информации могут уйти долгие дни компьютерного времени, причем успех дешифровки зависел от того, правильный ли алгоритм он выбрал.

Об этом ей сообщили в затемненной комнате, в которой имелось всего несколько реальных предметов, по которым она могла ориентироваться.

Сомнений в том, что Байрон являлся курьером, переправлявшим информацию, не было. Мистер Кей крутил в руках его «почтовый ящик», – два подделанных билета на футбольные матчи, которые Байрон дал ей. Один из них, по иронии судьбы, оказался на игру денверской команды, – и послание самого Байрона, в котором содержались намеки относительно его «посылки». Эйнджел теперь стало ясно как день, чем Байрон зарабатывал на жизнь. Он брал информацию у лица «А» и передавал ее лицу «Б». Причем информация эта была такого свойства и ценности, что доверять ее средствам коммуникации, тем более видеокому, не представлялось возможным.

Однако осознание этого факта не принесло ее душе желанного успокоения, поскольку она все еще не знала, какой характер имела передаваемая им информация. Ей оставалось только ждать. Вся жизнь ее зависела теперь от неопределенной даты между настоящим и будущим, когда мистер Кей сумеет найти ключ к информации, закодированной на двух пластиковых карточках. Только тогда узнает она, что именно передавал Байрон.

Во всяком случае, она уже сейчас знала источник этой чертовой информации. Все, кто был причастен к делу, мистер Кей, Де Гармо, даже этот параноик Анака, не сомневались на счет того, на кого работал Байрон Дорсет. Байрон передавал информацию для «Ван Дайн», которая представляла собой исполинский конгломерат. В стране, казалось, не существовало отрасли, до которой не дотянулись щупальца гиганта, начиная от коммуникационной сети видеокомов и кончая обороной. Сразу после землетрясения, благодаря рвению, с которым эта компания принялась восстанавливать город, она обосновалась в самом сердце Сан-Франциско. За что ни возьмись, будь то восстановление Пирамиды и Койт Тауэр, или куполообразное уродство на Алькатрасе, считавшееся местом обитания пришельцев, все было делом рук «Ван Дайна».

Вопрос, не дававший Эйнджел покоя, состоял в том, работал ли Байрон на «Ван Дайн» в тот момент, когда ему перегрызли горло. Этот мучивший ее вопрос на целый порядок добавлял тумана во все дело.

Тем не менее ей было ясно и другое – что на протяжении более десятка лет у Байрона все шло без сучка и задоринки. Своевременная, без задержки и проблем, передача сверхсекретных сведений для «Ван Дайн» помогла ему сколотить капиталец в несколько миллионов баксов. Так продолжалось вплоть до настоящего момента.

И вдруг Байрон дает осечку.

Эйнджел понимала, что его дела не могли иметь ничего общего ни с наркобизнесом, ни с вооруженными разборками, столь распространенными в ее родном Кливленде. Но как бы то ни было, результат ей хорошо известен. Если нечто устоявшееся вдруг дает такой сбой, это может иметь только одно объяснение.

Кто-то зарвался.

Почти наверняка она знала и другое – тот, кто зарвался, хотел получить больше денег. У Эйнджел имелись подозрения, что этим зарвавшимся был Байрон.

Она бродила по пепелищу «Кроличьей норы» и продолжала ломать голову, теряясь в беспросветных дебрях неясности.

Для кого-то информация, оставленная на билетах, стоила кругленькую сумму. Мистер Кей не пожалел бесценного компьютерного времени, эквивалентного по стоимости нескольким миллионам, ради того, чтобы добраться до нее. Какое все это имеет отношение к тому, что Байрону на Эдди-стрит какой-то моро располосовал горло?

Голова у Эйнджел пошла кругом. Еще столько дерьма ей предстояло разгрести, еще столько неясного было в этом деле.

– Не спеши, – скомандовала она себе. – Нужно быть последовательной и не прыгать через ступеньки.

Начнем с того, что Байрон облажался. Но как можно было рисковать такой чертовски выгодной работой? Ответ простой: хотелось получить больше денег. Этот незамысловатый закон она вызубрила с самого раннего детства, когда жила на улице. Стоит пожадничать – и расплата не заставит себя долго ждать. По какой-то непонятной причине Байрон вдруг решил изменить золотому правилу, которому следовал на протяжении десяти лет, и это погубило его.

Эйнджел понимала, что это были всего лишь ее догадки, но кроме догадок, ничего другого ей не оставалось. Несмотря на то, что кашу, заваренную Байроном, пришлось расхлебывать ей, она с удивлением для себя отметила, что ей приятно осознавать тот факт, что основной удар пришелся все же по нему самому.

Итак, следующим этапом головоломки, которую она добровольно принялась решать, было установить, что Байрон делал до того, как пошел на повышение ставки. Большой трудности ответ на этот вопрос не представлял. Он был курьером. В его обязанности входила доставка информации заказчику. Эйнджел могла себе даже представить, где он мог допустить осечку. Байрон в своей записке к ней обмолвился о посещении игры Фриско-Денвер. Более того, информация, о которой идет речь, содержится на билетах на тот самый матч. Раз так, то обменяться билетными карточками с каким-нибудь болельщиком Денвера, было бы проще пареной репы.

Однако до того как состоялось это рандеву, произошло нечто, помешавшее ему.

По мнению Эйнджел, могло существовать две причины, заставившие неведомого убийцу пойти на крайнюю меру. Первой причиной могло стать решение Байрона начать двойную игру, где действующими лицами были «Ван Дайн» и неведомый парень из Денвера. Кто бы ни был тот, кто пришил Байрона, он должен был не на шутку рассвирепеть, когда не обнаружил интересовавших его сведений. «Ван Дайн» или неизвестные молодчики из Денвера хотели бы получить то, за что заплатили целую кучу денег.

Черт, но это ни в коей мере не объясняет появление Байрона в отеле на Эдди-стрит.

Успокойся, не прыгай через ступеньки, ладно?

Думай.

Ей достоверно известно, что Байрона пришил моро из семейства кошачьих. Предположим, что Байрона, чтобы заполучить нужную информацию, убил некий кот. В какой-то степени это объяснило бы причину, почему весь дом Дорсета был перерыт сверху донизу, а мебель искромсана в клочья. И стоявший там запах мог быть кошачьим, собачьим или же…

Эйнджел резко затормозила и подкатила к обочине. Внезапно осенившая ее мысль была подобна грому среди ясного неба. В игре, оказывается, участвовало больше игроков, чем она предполагала сначала.

Это же очевидно!

Убийцы, среди которых был кот, хотели заполучить информацию. Они были наверняка уверены в том, что интересующие их данные Байрон носил при себе. Они не подозревали о том, что сверхсекретные данные Байрон не имел привычки брать с собой. Любой, кто мало-мальски был знаком с курьерскими обязанностями Байрона и его манерой работы, кто-нибудь вроде мистера Кея, знал о том, что тот предпочитал до поры до времени опасный материал держать у кого-то еще и забирал его в самый последний момент. Любой, кто знал курьера Байрона на протяжении десяти лет, должен был также быть в курсе того, что заветные пластиковые карточки тот мог иметь при себе только на денверском матче, когда для совершения сделки назначалась очередная встреча.

Это означает, что убийцы, включая проклятого кота, не имели отношения ни к «Ван Дайну», ни к команде из Денвера. Иначе они понимали бы, что убивать Байрона, прежде чем тот обнаружит местонахождение пластиковых карточек, было бессмысленно.

Когда же они убили его и не нашли желаемого, то в поисках вожделенной информации перевернули вверх дном его жилище. По всему было видно, что эти ребята действовали необдуманно, не отличались последовательностью и тщательностью подготовки и были опасны.

Таким образом, они не могли быть теми молодчиками, что дважды побывали в ее квартире, аккуратно вскрыв ее и практически не оставив никаких следов. И методичным просмотром пластиковых карточек в ее доме занимались не они. Те, другие, предусмотрительно побрызгали все вокруг дезодорантом, чтобы замаскировать свой запах. Убийцы, распоровшие мебель и ковры в квартире Байрона, возможно, даже не знали о ее существовании.

Однако и ее непрошенные гости оказались не столь дальновидны, чтобы предположить, что она могла обронить переданные ей Байроном карточки в морге Центральной больницы Фриско. Эти ребята могли работать на тех людей из Денвера, которым Дорсет должен был передать сведения из рук в руки.

Итак, она вычислила три состава игроков.

К первому относился «Ван Дайн», источник горячей информации. Еще существовали ребята из Денвера, и наконец банда моро из кошачьих, которые толком даже не знали, что делают.

Однако все это никак не объясняло того факта, что Байрона пришили на Эдди-стрит и что у того была назначена встреча с «Рыцарями Человечества».

Могли ли «Рыцари» быть парнями из Денвера? Чушь собачья. «Рыцарь», посетивший матч футбольной лиги не людей, на другой день стал бы притчей во языцех на всех каналах новостей. Другое тоже казалось маловероятным, людьми «Ван Дайна» они также не могли быть, поскольку компания имела традицию для такой работы нанимать моро.

И совершенно очевидно то, что «Рыцари» не были шайкой наемных убийц.

Эйнджел оторвала взгляд от баранки и вздохнула.

Все как будто сходилось, и на тебе, снова тупик.

Она находилась всего в нескольких кварталах от побережья. По этой дороге, только дальше, как раз напротив Мемориала, располагалась штаб-квартира Ван Дайна. Поэтому мысли ее потекли в другом направлении.

Она включила видеоком «БМВ», и салон тотчас наполнился музыкой. Она немедленно выключила ее и принялась настраивать аппарат на телефонную связь, но тут же нахмурилась. Внешняя антенна автомобиля до сих пор валялась где-то в сточной канаве в районе Пирамиды. Эйнджел завела мотор и медленно поехала вдоль обочины, выискивая взглядом городской видеоком.

Продолжая поиски, она проехала примерно половину круга, по которому колесила уже полдня. Обогнув выросший после землетрясения «Шератон», она решила воспользоваться видеокомом где-нибудь в районе Маркета, куда и направилась. Вниз по склону холма в сторону залива автомобиль побежал веселее.

Ничто на свете не могло помешать ей позвонить Ван Дайну и напрямик спросить его о Байроне. Теперь ей казалось странным, что она не додумалась до этого ранее.

Эйнджел нашла видеоком, окруженный голубым сиянием, в новенькой, недавно поставленной будке. Она вышла из машины и прислушалась к далеким звукам сирены береговой охраны, крикам чаек и плеску прибоя. Чувствовала она себя почти нормально.

Вдруг Эйнджел поняла, что соленый воздух с залива несет с собой запах гари. Когда она закрылась в будке видеокома, ей на глаза попалась свежая надпись: «Долой пинков».

«Долой пинков» – и это всего в полуквартале от «Шератона».

Эйнджел пожала плечами и, вставив карточку в считывающее устройство видеокома, запросила справочную.

Главная штаб-квартира «Ван Дайн Индастриал» находилась всего в нескольких кварталах от Маркета, на побережье, и не приходилось сомневаться в том, что компания имела самое непосредственное отношение к тому делу, в которое оказалась втянутой Эйнджел.

Внезапно у нее промелькнула мысль о том, что те подонки в «Кроличью нору» пришли не случайно, а за Байроном. Хотя такой вариант совсем лишен смысла.

Пока она набирала номер, взгляд ее блуждал по окрестностям Маркета.

– Что?

Неужели она свихнулась? Ей показалось, что четырехдверная «Шеви Кальдера», припарковавшаяся поодаль, была та же самая, которую она заметила у последнего светофора. Если она не ошибалась, то автомобиль следовал за ней до самого «Шератона». По видеокому ответили:

– «Ван Дайн Индастриал», вас слушают.

Эйнджел не ответила и пошла в сторону своей машины.

«Ладно, – думала она, мысленно обращаясь к Лей, – может быть, я действительно сошла с ума».

Эйнджел пыталась сохранять спокойствие, но это ей было неподвластно. Короткий отрезок пути, отделявший ее от «БМВ», она преодолела бегом.

Она поспешно захлопнула дверку и изо всей силы нажала на педаль газа. Автомобиль с визгом сорвался с места и понесся по Маркету в направлении залива. Эйнджел сделала несколько глубоких вдохов и в поисках пистолета пошарила рукой под сиденьем.

Но его там не оказалось.

С заднего сиденья тянуло посторонним запахом.

«БМВ» уже оставил позади почти полквартала, когда Эйнджел догадалась обернуться. Как можно быть такой дурой?

В этот момент непрошеный пассажир занял вертикальное положение. В одной руке он сжимал ее «Беретту», в другой «ФНП-101» – маленький автоматический пистолет с трапециевидным стволом, диаметр которого был ничуть не меньше ее указательного пальца. Это был моро из семейства кошачьих, не уступавший по размеру ягуару, с рыжевато-коричневой шерстью.

Нога Эйнджел продолжала жать педаль газа, когда он направил на нее ствол пистолета. В глаза ей сразу бросились его руки, большие и сильные с черными блестящими когтями, в которых отражались мелькавшие за окном уличные фонари.

– Останови машину.

Все из-за этого паршивого разбитого стекла. Будь оно неладно. Этому ублюдку не составило большого труда проникнуть в машину, а она не удосужилась включить чертову сигнализацию. Как глупо. Все так глупо.

Правая ступня Эйнджел с прежней силой давила на акселератор. Взгляд ее в зеркало заднего обзора был прикован к моро на заднем сиденье, когда на панели «БМВ» раздался звуковой сигнал, предупреждающий ее о том, что автомобиль несется прямо на красный свет светофора.

Кот на заднем сиденье ощерился. В его затененных желтых глазах Эйнджел прочла беспокойство. В салоне разлился кошачий запах страха, но он отличался от того, к которому Эйнджел была привычна.

– Останови машину, – повторил он. – Неприятности нам ни к чему.

Что, черт возьми, она делала? У негодяя в руках было два пистолета, один из которых принадлежал ей, а она даже на дорогу не смотрела…

Черт, когда в последний раз она взглянула на нее, дорога была абсолютно пустынной и чистой.

– Боюсь, ты не знаешь, что такое неприятности.

«Боже, помоги мне!» – взмолилась про себя Эйнджел.

Не обращая внимания на предупреждающий зуммер компьютера, перекресток с Первой улицей она пролетела на красный свет. Сзади послышался рев клаксонов. У Эйнджел промелькнула мысль, что не успеет она моргнуть и глазом, как они окажутся у Ван Дайна.

– Черт возьми, останови машину, или я стреляю…

Впереди раздался треск – Эйнджел задела ближайший автомобиль, а скорость оказалась слишком высокой, и противоударная система не успела сработать. Не обращая внимания на своего пассажира, она сосредоточилась на дороге и, оторвавшись от машины, с которой сцепилась, понеслась дальше. Залив затуманенной бездной с пугающей скоростью надвигался на них.

– Давай стреляй, что же ты медлишь! Или ты, поганый ублюдок, думаешь, я сдрейфила? Ну, давай же, жми на курок. Мне только остается надеяться, что ты, ослиная задница, умеешь плавать.

Они уже были над самым заливом.

Это было чистое безумие.

Эйнджел нажала на кнопку, которая открыла все дверные и оконные замки автомобиля. С правой стороны возвышалось здание корпорации «Ван Дайна», которое было последним в этом ряду, дальше шел перекресток Мейн-стрит и Калифорнии, сразу за которым начиналась короткая бетонная набережная. А дальше ничего, кроме воды, не было.

Затылком она ощутила прикосновение холодного металла пистолетного ствола. Оружие слегка дрожало. Кошачий запах смешался с запахом ружейного масла.

Как только промелькнуло здание «Ван Дайна», с прилегающим к нему корпусом Федерального резервного банка, Эйнджел резко нажала на педаль тормоза и круто развернула «БМВ» вправо. Едва успели загореться на компьютерной панели красные огоньки, как в воздухе раздался пронзительный визг тормозов и разлился густой запах горелой резины.

Отброшенный назад и вбок кот исчез за спинкой переднего сиденья, очевидно повалившись на пол.

Зад машины ударился о бетонное заграждение, отколовшийся кусок которого тяжело рухнул в воду. Не давая непрошеному пассажиру ни секунды опомниться, Эйнджел со скоростью не менее восьмидесяти километров в час уже неслась вниз по Спиер. Увидев в зеркале заднего обзора: какое-то движение, она снова с силой нажала на тормоза. Кот по инерции полетел вперед…

Эйнджел распахнула дверцу и выскочила из машины. «БМВ» продолжал катиться вперед и вскоре выехал на встречную полосу.

Мысли Эйнджел, примерно на пять шагов отставали от ее действий. В два прыжка преодолев четырехрядную дорогу Спиер, она все еще раздумывала над тем, правильно ли поступила, обратившись в бегство. Достигнув обочины, она услышала со стороны Маркета визг колес. Четырехдверный черный «Шевроле» сделал поворот, невзирая на сигнал светофора. Когда ноги ее коснулись бордюрного камня, одно из гнезд блока электропитания для подпитки электромобилей, взорвалось фонтаном искр. Эхо выстрела еще звучало в ее ушах, когда она пересекла тротуар и, перемахнув через ограду автостоянки Ван Дайна, скрылась среди машин.

Оказавшись среди автомобилей, Эйнджел поискала глазами охрану. Единственная будка охранника у ворот была пуста. В тот момент, когда она проходила мимо, окна будки взорвались, обдав ее фейерверком мелких осколков полимерного стекла. Эйнджел вскочила на капот новенького «Плимута Антея» и оттуда, перепрыгнув через заграждение, очутилась на втором уровне гаража. Там она услышала, как позади «Кальдера» крушила ограду.

Пути к отступлению у нее теперь не было, оставалось лишь двигаться вперед. Она бежала так быстро, что при поворотах ей приходилось помогать себе руками.

Похоже, что она попалась. Что, черт возьми, ей делать, когда она окажется на последнем уровне гаража?

Бешеный бег продолжался уже пятнадцать секунд. За спиной она слышала звук приближающейся «Кальдеры». Эйнджел ничего, кроме бетонной стены, перед собой не видела.

Так, едва опережая «Шеви», она преодолела около полдюжины уровней. Вдруг впереди с правой стороны Эйнджел услышала звук включенного мотора, и в тот момент, когда она подняла голову, то увидела снявшийся с места стоянки фургон «Додж Электролайн». Он развернулся поперек проезжей части и сдал назад, ударившись о стену и перегородив дорогу.

– Черт!

Эйнджел бежала слишком быстро, времени остановиться у нее не было, и она прыгнула. Краем глаза успела разглядеть бортовую надпись – «Инфотек: Ремонт компьютерной техники» или что-то в этом духе. Почти сразу правым боком она ударилась о потолок над фургоном и, подобно мячу, отскочила, от него. Всю правую часть тела пронзила острая боль. Однако в тот момент для нее это не имело особого значения, сейчас ничто не могло остановить ее стремительного бега. Она приземлилась на крышу фургона, который, ударившись о стену, еще немного прокатился вперед.

Спрыгнув на землю по другую сторону от «Доджа», Эйнджел поняла, что угодила в самую гущу дерьма. Дальше она побежала на двух ногах, но, когда услышала, что «Кальдера» завершила очередной поворот, встала на четвереньки и заглянула под фургон.

Было слышно, как по другую сторону машины ударом ноги вышибли боковую дверцу.

Эйнджел все еще пыталась разгадать ребус, был ли фургон случайным совпадением или же в нем находились такие же преследователи, как в «Кальдере», когда раздались пистолетные выстрелы:

Поле ее зрения было ограничено, но она все же разглядела «Кальдеру», из которой вышли три моро. Под прикрытием задней дверцы машины моро-пес палил по фургону из автоматического пистолета такого же устрашающего вида, как у кота, забравшегося в ее машину.

Из фургона раздавались ответные выстрелы.

Боже, неужели это и в самом деле ответный огонь?

Вслед за короткой очередью, выпущенной из автоматического пистолета неизвестным псом, из кабины фургона послышался оглушительный треск, напоминающий работу отбойного молотка. Догадаться о том, что это все же стрельба, Эйнджел смогла по фонтанчикам цементной пыли, что поднимали врезавшиеся в стены пули. В сторону черной «Шеви» протянулся шлейф серой пыли, который закончился звуком рвущейся пластиковой обшивки переднего правого крыла машины преследователей.

Она не услышала, как лопнула покрышка «Шеви», но увидела взметнувшийся из-под колеса фонтанчик пыли. Высекая ободом искры, автомобиль, дал задний ход. Водитель, после потери одной покрышки, решил спасти по крайней мере двигатель машины.

Не прошло и трех секунд, как все смолкло. Только откуда-то издалека доносился скрежещущий звук колесного обода, которым спасавшийся бегством автомобиль цеплялся за асфальтовое покрытие дороги. Заскрипела подвеска фургона, и его хозяин по другую сторону машины спрыгнул на землю.

Эйнджел, подобно распрямившейся пружине, поднялась и приготовилась дать деру…

В этот самый момент из-за капота фургона появился Коуб Анака. На нем по-прежнему был надет все тот же затасканный костюм, и он снова выглядел так, словно не спал целую вечность. В его руках дымился армейский карабин.

– Какого черта вы здесь делаете? – спросила Эйнджел, шокированная до такой степени, что забыла о том, что собиралась бежать.

По его виду было понятно, что ей он мог задать аналогичный вопрос.

ГЛАВА 16

Когда Анака втащил ее внутрь фургона, и взгляду Эйнджел наконец предстало его содержимое, только тут она поняла, что этот азиат оказался крепким орешком. Увидев все это, она только и смогла вымолвить:

– Неужели все это дерьмо разрешено законом?

Ответ Коуба Анаки был кратким:

– Почти все.

На свете существует такой тип людей, которые помешаны на аппаратуре и оружии. Они сидят где-нибудь в пустыне в бункерах и ждут конца света. Есть и другие, которые просто любят игрушки такого рода. Анака был человеком, у которого таких игрушек имелось в избытке.

Добрая половина фургона была перегорожена проволочной сеткой. На ней висел сенсорный замок, реагирующий на отпечатки пальцев его обладателя. За сеткой находился настоящий арсенал. Оружие, собранное Анакой, по всей видимости, стоило целое состояние. Большую часть его Эйнджел видела впервые и могла назвать не более половины всего собранного в фургоне стрелкового оружия. Здесь имелись привычные для израильтянина «Орел пустыни» и «Узи». Европейцу более знакомы были «Н&К», «Валькирия» с удлиненными стволами, то ли для подавления звука, то ли для вспышки. Субконтинент был представлен снайперской винтовкой пятидесятого калибра «Виндхья» с электронным прицелом размером с голову Эйнджел. Штаты были представлены в виде нового «М26-11», который Эйнджел видела только однажды в передаче по видеокому. Проклятая штуковина стреляла так быстро, что для того, чтобы она не расплавилась, пришлось вместо одного ствола поставить четыре. Обойма по величине превосходила стопу Эйнджел.

И кроме того, армейский карабин «Стейр» пятидесятого калибра, стреляющий безгильзовыми патронами, с помощью которого Анака располосовал «Шеви Кальдеру».

Анака выехал из гаража, оставляя после себя на всем пути следования от места стоянки до ворот след горелой резины. Эйнджел сидела в фургоне и, чтобы ее не мотало из стороны в сторону, держалась за проволочное ограждение. Ей не доставляло удовольствия находиться там, потому что у нее складывалось впечатление, что сама она не стоила и тысячной доли того электронного хлама, которым был забит правый угол фургона.

Когда они оказались на улице, Эйнджел увидела останки «Кальдеры», но никаких признаков «БМВ».

Что, черт побери, произошло?

На улице Эйнджел чувствовала себя в безопасности, поэтому перебралась на переднее сиденье и устроилась рядом с Анакой. Первым делом она поинтересовалась, знал ли насчет фургона Уайт или кто другой из коллег Анаки по полицейскому департаменту. Похоже, что сослуживцы не принимали Анаку всерьез, считая его малость чокнутым, но люди такого рода, как правило, не чокнутые, они просто настроены на другую частоту и живут в ином измерении и по другим законам.

Эйнджел страшно хотелось узнать, каков он на самом деле и является ли в действительности таким крепким орешком, каким казался ей раньше.

Они свернули в сторону Маркета, оставили позади Муниципалитет и полицейское управление, затем снова повернули. Вскоре фургон помчался, петляя, совсем как в дешевых вестернах, по холмам Джапантауна, застроенного хромо-никелевыми конструкциями. Они двигались в направлении парка «Золотые ворота».

На протяжении всего пути Анака хранил молчание. Наконец Эйнджел не выдержала:

– Не слишком ли далеко мы заехали? Или для начала нам нужно немного поплавать?

Анака посмотрел на нее так, словно только сейчас понял, что у него есть пассажир. Выглядел он не лучшим образом – еще потрепаннее, чем обычно. Вдобавок казалось, что уже несколько дней он обходился без душа.

– Не трогай меня, Эйнджел. Только что провалилась моя операция, но я пока не знаю, получил ли я какой-нибудь результат.

– Какого черта? Какая операция? На кого ты работаешь?

– Сам на себя.

От сердитого взгляда Анаки, которым тот одарил ее, Эйнджел стало как-то не по себе. Если этот парень находился там, преследуя свои собственные цели, и действовал по своим собственным законам, то он был опасен. У нее было еще одно золотое правило, которое она хорошо усвоила, живя на улице: никогда не противоречь сумасшедшим.

Одинокий псих в парке «Золотые ворота» убивает кролика – такая перспектива ей не улыбалась.

Стараясь говорить как можно спокойнее, она спросила:

– Что за операция?

«Хорошо, теперь только остается надеяться, что мой тон не показался ему снисходительным».

– Наблюдение за Ван Дайном, какая ж еще?

«Какая глупость с моей стороны. Это же было ясно как день».

– Ты был один?

Анака улыбнулся. На какой-то момент он показался ей вполне нормальным. Вернее сказать, настолько нормальным, насколько Анака мог выглядеть нормальным в воображении Эйнджел.

– Ты и представить себе не можешь, что может сделать один человек, когда имеет хорошо подобранное оснащение.

Внезапно дома кончились, и фургон въехал в парк. Все свое внимание Анака перенес на дорогу и движущийся по ней транспорт. Себе под нос, скорее всего, не осознавая этого, он пробормотал:

– На улице все чисто, никаких признаков антенн или импульсного повторителя, электромагнитного излучения у фургона нет…

Он вздохнул и как будто успокоился.

– Слава Богу, мы чисты и слежки, похоже, нет.

Ей повезло. Раньше Эйнджел считала, что со своей подозрительностью дошла до ручки, но теперь она видела, что подозрительность Анаки превосходила ее собственную на целый порядок. Но гораздо хуже было то, что подобная осторожность могла быть оправдана. Во всяком случае она сомневалась, что будь Анака на ее месте, он вряд ли бы высунул нос на переднее сиденье.

– Ты полагаешь, что те моро могут еще следить за мной?

Сама-то Эйнджел так не думала. В своих преследователях она распознала ударную группу кошачьих. Жестокие, умеющие противостоять грубой физической силе, в какой-то степени тупые, они не были склонны меряться силой с теми, кто был готов дать им отпор. Поведение их ничуть не отличалось от уличных банд тех времен, когда она жила в Кливленде.

Кроме того, эти моро смотались в ее «БМВ», и если бы они находились в пределах действия ее пульта дистанционного управления, она бы уже обнаружила их.

– Я даже толком не знаю, кто это был.

В голосе Анаки, когда он говорил это, прозвучала нотка беспокойства. Эйнджел так и подмывало признаться ему, что знает, насколько неизвестность пугает этого парня.

– Тогда кто же мог быть нашим преследователем?

В темном уголке парка Анака остановил фургон. Оглядевшись по сторонам, он включил на видеокоме какую-то интересную на первый взгляд программу. На экране дисплея появилась картинка с точно такой же надписью, какая была на бортах фургона: «Инфотек». После нескольких прикосновений к экрану, надпись сменилась на: «Устройство участка». При этом красный фон сменился зеленым.

Боковым зрением Эйнджел заметила какое-то Движение за окном. Когда она посмотрела в боковое зеркало, то увидела, что бортовая надпись фургона также изменилась.

– Федералы.

Эйнджел повернула голову и только тут сообразила, что это Анака ответил на ее вопрос.

– Фе… Но зачем правительству следить за тобой, за нами? Что ты сделал с надписью?

– Динамичные жидкие кристаллы под прозрачной полировкой. К тому же программируемые. Это очень полезно в следственной работе.

Была ли такая штука легальной для…

«Нет, – подумала Эйнджел, – скорее всего, нет. Интересно, как долго, Анака, ты будешь оставаться шпиком? Сколько же секретных агентств отказали тебе прежде, чем ты устроился в полицию? А почему тебе отказало ЦРУ? Виноват ли склад твоей психики или ты сам представлял угрозу для безопасности?»

– Ты считаешь, что за тобой охотятся федералы?

– Не знаю.

– А что ты знаешь?

– Федералы контролируют «Ван Дайн».

Анака просчитался. Ей не раз уже надирали задницу эти ребята из ФБР, но все крупные правительственные заговоры оказывались – как бы это выразиться поточнее – цветочками.

– Что ты этим хочешь сказать: федералы контролируют «Ван Дайн»?

– Только то, что сказал.

Анака, развернув сиденье, вскочил на ноги и направился в конец фургона. Там присел на корточки перед грудой непонятной электроники, откуда извлек клавиатуру. Анака скрестил ноги и положил миникомпьютер себе на колени.

– Около двенадцати часов слежки за штаб-квартирой Ван Дайна. Плюс несколько часов на видеокоме прошлой ночью…

– Тогда объясни мне, какой смысл ты вкладываешь в слова: «Федералы контролируют „Ван Дайн“?

– Во-первых…

Для удобства работы экраны были прикручены к потолку. Анака нажал несколько клавиш, и на экране появилось схематическое изображение карты Северной Америки.

– На основании данных наблюдения за передвижением их транспорта на протяжении десяти часов получена следующая схема плотности сигнала.

Кое-где на карте появились светящиеся точки. Все восточное побережье моря полыхало, как ядерная зарница.

– Округ Колумбия?

– Лэнгли. Сигнал закодирован, так что я не в состоянии что-либо понять. Но насколько мне известно, Ван Дайн поддерживает постоянные контакты с ЦРУ, Агентством государственной безопасности, Национальным разведывательным управлением и Пентагоном. Я назвал только те связи, о которых мне известно.

– И что?

Эйнджел полагала, что ей не следовало придавать этому (что на ее взгляд было бредом сумасшедшего) большого значения.

– Они выполняют заказы органов безопасности и обороны.

– Дело не только в этом. Имеются неофициальные данные о том, что в прошлом году «Ван Дайн» был выкуплен компанией «Пасифик Импорт».

– И что?

Эйнджел слезла со своего места, чтобы получше разглядеть, над чем колдовал Анака в темном углу фургона. Она застыла между боковой дверью и проволочной сетью, которая паутиной опутывала арсенал Анаки.

– Все компании время от времени продаются с молотка.

– Да, но только их никогда не выкупают компании в два раза меньшие, занимающиеся к тому же поставкой оружия для ЦРУ.

– Ты уверен в этом?

– Оглянись.

Эйнджел посмотрела на ряды огнестрельного оружия, на которые указывал Анака.

– Ладно. Итак, ты знаешь о поставках оружия…

– Это тоже еще не все.

Голос Анаки окреп, а жестикуляция стала более оживленной. Эйнджел подумала, что полицейскому очень нужно было, чтобы кто-то ему поверил.

– Не так-то просто было подкопаться к частной компании, но взгляни вот на что…

Пальцы Анаки снова забегали по клавиатуре. На одном из экранов стали появляться имена.

Эйнджел ничего не могла понять.

– Что это все значит?

– Неполный список служащих. Он относится к тридцатым годам.

– Где ты их раздобыл? Влез в их компьютер?

– Нет, но очень хотел бы. Их главный процессор имеет только одну легальную линию связи, и они берегут ее как зеницу ока. Этот список я достал в округе. По этому списку я провел стандартный федеральный поиск записей относительно финансовых расходов, и Бог услышал меня…

Голос его почти перешел на шепот. Эйнджел тотчас ощутила запах стресса, исходивший от парня. Она подумала, что еще немного, и тот упадет в обморок.

– Продолжай, – сказала она и, чтобы успокоить Анаку, похлопала рукой по плечу.

– До 20 февраля 2059 года ни у одного из сотрудников не было ни единой записи о кредитах.

– Ну?

– Ни студенческого займа, ни платы за дом, ни выплаты за машину. Ничего до того момента, как компания была выкуплена «Пасифик Импорт». Затем я снова пропустил список через систему DMV. Что же я получил, как ты думаешь? После февраля все карточки до единой отмечены покупкой автомобиля.

– Ты хочешь сказать, что этих людей не существовало?

– Например, подставное лицо…

Анака включил другой экран, на котором появилось довольно размытое изображение черного мужчины. Оно сопровождалось текстом, который бежал поверх картинки. «Питер Вашингтон. Снимок заимствован из записей DMV, информация из базы данных по налогам и кредитам. Согласно всем имеющимся в местной сети сведениям, после землетрясения данное лицо проживает в Окленде. Тем не менее за все время он не выплатил ни единого цента за дом. Заработок его составляет около сотни тысяч в год. Затраты на обучение в колледже также не производились».

– Здорово!

Анака с такой силой ударял по клавишам панели управления, что Эйнджел думала, что они вот-вот сломаются.

– Смотри, я сумел пропустить эту картинку через еще одну базу данных.

Появилось другое изображение этого же парня, которое также сопровождалось обширным текстом.

– Я установил спутниковую связь с Интерполом.

Эйнджел, прищурившись, вчитывалась в строчки, ползущие поверх лица парня.

– Боже.

– Видишь? По полноте данных ни одна организация в мире не может сравниться с Интерполом, располагающим наиболее полными сведениями о террористах. Питер Вашингтон в своем родном Западном Сомали известен под именем Обура Дамбела, другое его имя – Абдула Казим, он же – Пьер Олан, он же…

От возбуждения Анака не смог продолжать дальше и замолчал. Прошло несколько секунд, прежде чем он успокоился.

– Дамбела работал сразу на несколько националистических групп в Северной Африке и в районе Средиземноморья. Его не прочь видеть за решеткой страны Африки, страны ЕЭС и Оси исламских держав – это один из десяти пунктов, по которому у них у всех полное единодушие.

Эйнджел от изумления даже присвистнула. Она читала вслух выдержки из списка выдвинутых против него обвинения:

– Контрабандные поставки генетического материала из Африки, перемещение ядерного взрывателя из Германии в Курдистан. Странам исламской Оси не за что любить его – убийства и покушения на государственных и политических деятелей Египта, Алжира, Марокко, Северного Сомали… Но какое отношение все это имеет к федералам?

Анака смерил ее взглядом, о смысле которого она могла только догадываться. Ей казалось, что он готов сказать:

– Неужели не понимаешь? Неужели не видишь, что в действительности представляет наш мир?

Черт бы его побрал.

Но Анака продолжил:

– В 56-м году ЦРУ наняло его в качестве консультанта.

Эйнджел закрыла глаза и покачала головой. Нет, не мог мир дойти до такого маразма.

– Эти данные выдал мне Интерпол. А когда я сделал запрос в банке данных ФБР на имя Обуры Дамбелы, то узнал, что в мире национальной безопасности тот является знаменитостью.

Эйнджел прислонилась к боковой дверце и медленно сползла на пол. Замечательно! Байрон был агентом ЦРУ. Эдакий лисиный Джеймс Бонд производства подпольной видеопродукции специально для канала, по которому идут передачи для моро.

Она еще долго сидела, понурившись, рассматривая что-то у себя под ногами.

– Может быть, все это какое-то сумасшествие?

– Что?

– Может быть, правительство Штатов свихнулось? – Эйнджел вздохнула. – Было бы хорошо, если бы это было так на самом деле.

Похоже, реальность окончательно раздавила ее. Обычные вещи исказились и утратили привычные очертания. Байрон работал на федералов, просто класс! Может быть, он даже приникал участие в укрощении пришельцев президента Мередита. Она, как на экране видеокома, могла себе представить последовательность разворачивающихся событий. Каждую неделю лис Дорсет Байрон, секретный агент, прочесывал прибрежную полосу, соседствующую с корпорацией. Однако случилось так, что однажды он обнаружил, что та изобилует белыми пузырящимися созданиями инопланетного происхождения. Но после того как было получено официальное разрешение действовать, все благополучно завершилось высылкой пришельцев в строение, сооруженное Ван Дайном на Алькатрасе.

Все было ясно и понятно, кроме последнего эпизода, когда какой-то паршивый кот располосовал горло Байрону в номере какого-то паршивого мотеля. Но даже при столь печальной концовке, десятилетний срок службы закончился не таким уж плохим результатом. Десять лет службы и такой неожиданный конец, – куда предпочтительнее было бы думать, что с ним расквитались пришельцы.

Минутку.

Десять лет?

Но «Ван Дайн» была выкуплена федералами только в прошлом феврале. Как бы то ни было, но Байрон работал и на прежних владельцев компании. Внезапно ее мысли приняли совсем другое, неутешительное для нее направление.

Эйнджел принялась гадать, когда именно Ван Дайн начал строительство купола на Алькатрасе и когда федералы «преобразовали» его под место обитания пришельцев, где те содержались под стражей. Еще ее занимало следующее: правду ли сказал Байрон, упомянув о том, что его уволили. Возможно, причиной увольнения послужила смена руководства. В то же время ей подумалось, что это могло как-то объяснить его внезапное решение действовать самостоятельно.

Возможно, у него не было иного выхода, кроме как похерить программу.

Эйнджел принялась ломать голову над тем, кто первоначально мог быть истинным хозяином Байрона.

Мысли ее петляли вокруг да около, пока ее не посетило неожиданное озарение,

– Ах, черт, Лей!

– Что?

Она была так беспросветно глупа!

– Черт, раз те моро искали это, с чего они взяли, что это у меня?

– О чем ты?

– Они сначала обыскали мою комнату! Анака, тебе немедленно нужно отвезти меня домой.

Когда «додж» свернул на Двадцать третью улицу, у Эйнджел появилось неприятное чувство. Уже за один квартал до дома она увидела мерцающие огни лампочек-мигалок полицейских машин. Когда они подъехали ближе, она заметила, что к обочине перед домом жалось несколько других фургонов. Мигая посадочными огнями, шел на посадку аэромобиль.

– Дай мне выйти.

Эйнджел распахнула дверцу еще до того, как фургон остановился. Она спрыгнула на тротуар и на некоторое время остолбенела, а затем ринулась в сторону толпы. Ей казалось, что все происходящее было плодом фантазии. Эйнджел потрясла головой и зажмурила глаза, пытаясь отогнать наваждение, надеясь, что когда она снова откроет их, мир опять примет прежние очертания.

Неровный холм представлялся ей еще более кривым. Эйнджел не оставляло чувство, что улица так и норовит выскользнуть из-под ног.

Она стала пробираться сквозь толпу, расталкивая моро, которые в два, а то и три раза превышали ее по размеру. В ее сторону неслись проклятья и ругательства, несколько раз она слышала кошачье шипение. Наконец ей удалось прорваться до полицейского оцепления. Странно, первое, что ей бросилось в глаза, было окно второго этажа, выходящее на залив. Оно было выбито, осколки стекла и обломки рамы валялись на тротуаре. Ветер яростно трепал в оконном проеме дорогие шторы Лей. Все выглядело так, словно из дома что-то было выброшено.

– Нет, – прошептала Эйнджел.

Один из полицейских попытался удержать ее, но она пригнулась и юркнула под его рукой. Чтобы добраться до подъезда, ей нужно было прорваться сквозь толпу репортеров. Некоторые из них, видимо, узнали Эйнджел, потому что посыпались вопросы,

– Мисс Лопес, только один вопрос…

– … имеет ли это какое-нибудь отношение к…

– … как вы думаете, они охотились за вами…

– … ваше заявление по поводу смерти Байрона Дорсета…

– … не чувствуете ли ответственность…

Далее все это как в замедленной съемке, вопросы журналистов превратились в неразличимый гул. Половину пути она уже преодолела, ни разу не остановившись и не взглянув ни на одного из репортеров. Большинство из них вежливо уступали ей дорогу, оставаясь в то же время в непосредственной близости. Последний даже не пошевелился, и Эйнджел, чтобы подвинуть его, пришлось слегка ударить его под колено. Ноги незнакомца подогнулись, и он упал на тротуар.

Едва Эйнджел переступила порог дома, как тут же наткнулась на детектива Уайта.

– Лопес… – начал он и ухватил ее под руку.

– Где она?

– Нам нужно поговорить, кролик.

– Где?

– В больнице Святого Луки, в хирургии. Ей повезло больше, чем престарелому льву.

Неужели и Бальтазар тоже? Эйнджел вырвалась из его рук.

– Пустите меня.

Уайт руками перегородил дверь, Эйнджел оказалась в ловушке.

– Я же сказал, что нам нужно поговорить.

– Какого черта? Что это за мир такой? Вы собираетесь устраивать мне разборки прямо на глазах у десятка репортеров сейчас, когда какие-то проклятые ублюдки укокошили мою подругу?

– Да, раз мне надо, маленькая паршивка.

Уайт уставился на нее глазами, горевшими злобным огнем. Судя по их выражению, он был готов на самые непредсказуемые и не сулящие ничего хорошего поступки.

– Мы можем поговорить по дороге. В любом случае мне нужно побывать в больнице и повидаться с доктором.

ГЛАВА 17

Уайт усадил ее в знакомый автомобиль, «Плимут Антей» ядовито-зеленого цвета. Когда Эйнджел находилась в нем в последней раз, то не помнила, чтобы салон был битком набит коробками из-под еды быстрого приготовления. Всю дорогу он что-то бурчал себе под нос, невнятно ругался и так гнал машину, словно боялся погони.

– Так что там у тебя за проблема? – тихо спросила Эйнджел.

Она разрывалась между противоречивыми чувствами. С одной стороны, она была раздражена и обеспокоена, с другой – страшно озлоблена на весь мир и напугана.

Но весь ужас заключался в том, что ее не отпускали мысли о Бальтазаре. Льва, с которым она едва была знакома, угораздило не вовремя открыть дверь своей квартиры. Ей удалось заглянуть внутрь его жилища, когда Уайт тащил ее мимо. До сих пор у не перед глазами стояла обезображенная инвалидная коляска, накрытая старым линялым одеялом с персонажами из мультяшек.

– У меня, говоришь?

Уайт свернул на узенькую улочку Долорес, на которой слоновые размеры «Плимута» стали особенно заметны. Боже, избавь малолитражки от встречи с этим гигантом.

– Господи, как ты нетерпелива. Все мы нетерпеливы.

За окнами мелькали строения Мишн-дистрикт, по мере продвижения сменявшиеся все более новыми. Когда они оставили позади парк, единственным воспоминанием о прошлом веке осталось расположение дороги.

– Похоже, весь мир свихнулся. О, Господи! Народ уже бросается на полицейских и называет это самообороной.

Уайт свирепо посмотрел на Эйнджел.

– Ты думаешь, у меня на тебя зуб?

– Нет, – ответила та как можно любезнее, у нее это получилось не слишком хорошо. – Хотя все мои друзья регулярно поколачивают меня.

– Все забыли, как устроен этот мир… – пробормотал Уайт себе под нос, затем голосом, полным негодования, обратился к Эйнджел.

– Так, может быть, ты думаешь, что я разгребаю этот дерьмо ради собственного удовольствия? Или, может, я нахожусь здесь ради того, чтобы твою задницу с одного места переместить на другое? Я полицейский, к тому же хороший полицейский. А знаешь ли ты, что значит «хороший полицейский»?

– Хм?

На этот вопрос дать прямой ответ было небезопасно.

Но Уайт не ждал ответа, и не обращал на Эйнджел никакого внимания. Он продолжал говорить, словно вообще забыл о ее существовании.

– Это тебе не какой-нибудь дерьмовый ковбой-рэйнджер, работающий в одиночку. Люди иногда думают, что достаточно свалить какого-нибудь негодяя на землю. Дело не в этом. Это тебе не какая-нибудь политическая чушь, или расовые или видовые проблемы. Дело даже не в справедливости… Хочешь узнать, черт возьми, что такое хороший коп?

– Ну…

– Это значит собирать всякую дрянь, да так, чтобы ничего не оставалось. Плывешь по уши в дерьме, оно еще в рот лезет. Но когда делаешь эту паршивую работу, времени на всякую мелкую сошку не остается.

Эйнджел бросила взгляд на лысеющего детектива. Уайт не спускал глаз с полотна дороги и качал головой:

– Все к черту. Чистая халтура, халтура да и только. Раз мы прищучили «Рыцарей», теперь катись все к чертовой матери!

Выносить эту чушь дальше Эйнджел не могла.

– О чем вы говорите?

– О паршивых «Рыцарях человечества». Премного вам благодарен…

Выполняя поворот на перекрестке с Маркетом, Уайт бампером ударился о бордюрный камень.

– … тебе и моему бывшему напарнику.

Уайт заинтриговал ее.

– Я что-то не понимаю вас.

– Что, я должен расписать все в красках? Твоего мертвого дружка это не касается. Кто-то большой и сильный прикрывает «Рыцарей», кто-то недосягаемый для нас. На этих бритоголовых мы навесили убийство, еще чуть-чуть и они бы раскололись. Граф выболтал бы нам все, останься он в живых. Но нет. Тебе понадобилось трепаться с этими мудаками из видеоцентра и похерить дело об убийстве. Они сразу заткнулись.

Уайт с такой силой сжал рулевое колесо, что побелели костяшки пальцев. Его трясло, как в ознобе.

– Потом, черт, ты-то хоть знаешь, что произошло?

Эйнджел молча покачала головой.

Уайт резко затормозил машину, припарковав ее на автостоянке перед лечебницей Святого Луки, заглушил мотор.

– Тогда мой напарник решает идти один и начинает совать нос в дела «Ван Дан Индастриал». Потом ни с того ни с сего генеральный прокурор Соединенных Штатов вызывает на ковер прокурора округа, после чего в игру вступает прокурор округа – и Анака оказывается не у дел, то бишь в долговременном отпуске. Надо мной тоже повис дамоклов меч – мне грозит перевод, тогда все наше дело, касающееся «Рыцарей», рассыплется как карточный домик, а моро в этом вшивом городишке считают, что мы защищаем этих подонков.

Уайт с силой распахнул дверцу, ударив при этом соседнюю машину.

– Ну, вот мы и приехали, давай навестим нашу подругу.

Эйнджел вышла из машины следом за Уайтом. Странное чувство овладело ею. Весь этот бред, связанный со смертью Байрона, масса проблем, появившихся у нее с полицией, оказывается, имели место только потому, что в списке неблагонадежных полицейского управления Сан-Франциско «Рыцари» стояли под номером один. Просто здорово!

– И ты еще жалуешься, Уайт. У вас в руках поджигательница. Она готова пропеть свою арию…

– Была готова.

Они вошли в лечебницу.

– Поскольку у «Рыцарей» появился собственный адвокат, – и не какой-нибудь адвокатишка, а первоклассный, из округа Колумбии, – все почему-то стали страдать тяжелой формой амнезии.

Эйнджел подумала, что Игалес наверняка вздохнул с облегчением.

Визит в больницу оказался совершенно напрасным. Лей все еще находилась в операционной, где врачи колдовали над восстановлением ее спинного мозга. После операции она пробудет без сознания, по крайней мере, еще сутки. Доктор, с которым они разговаривали, казалось, не знал, что ему делать – то ли выражать участие к судьбе пациентки, то ли негодование по отношению к кролику, который причинил Святому Луке столько беспокойства.

Кроме микрохирургии, которой подвергалась Лей, экспериментальной кибернетики и вероятности паралича, в память Эйнджел особенно запала одна деталь, заключавшаяся в том, что врачи были вынуждены ампутировать хвост Лей. Это обстоятельство нестерпимо мучило ее, поскольку она не могла себе представить Лей, не махавшую хвостом.

Эйнджел молча восприняла новость. Внутри она ощутила пустоту, в которой медленно зарождался гнев. Господи, за что? Причем здесь Лей? Какое отношение имеет она к этому? Все из-за того, что Лей не вовремя оказалась в неподходящем месте.

Мир был не просто не справедлив, а откровенно враждебен.

Когда стало ясно, что у них нет ни одного шанса увидеть Лей, Уайт положил руку на плечо Эйнджел.

– Пойдем.

– Что?

– Нам нужно поговорить с доктором, проводившим вскрытие Байрона Дорсета.

Это известие пронзило ее словно током и немного прояснило затуманившееся сознание. Она очень хорошо помнила свою встречу с Эллис на автостоянке перед лечебницей. Эйнджел не могла забыть странного, необъяснимого параноидального страха, который испытывала доктор.

Погодите-ка…

Разве Анака не говорил, что доктор Эллис пропала?

Ей казалось, что Уайту об этом факте она упоминала. Но, взглянув на детектива, она не осмелилась заговорить об этом, так как его вид не располагал к откровениям такого рода. Вместо этого она спросила:

– Так вы пригласили меня для этого?

– Ты находишься под защитой полиции, и я не собираюсь спускать с тебя глаз.

«Это скорее похоже на то, что полиция набросила на меня узду». В своих чувствах – была ли она благодарна или раздосадована – Эйнджел пока не смогла разобраться. Тем не менее ей хватило ума, чтобы не обсуждать этот вопрос. Уайт и так находился на взводе.

В регистратуре записи они не остановились, а проследовали сразу к лифту. Уайт скомандовал кабине подниматься на шестой этаж. Эйнджел прислонилась к стене и закрыла глаза. Внезапно ее охватила безумная усталость.

– Почему именно сейчас?

– Что почему? – спросил Уайт, когда двери лифта плавно отъехали в сторону, и они очутились в тускло освещенном приемном покое.

Уайт подошел к голографическому справочнику и принялся нажимать на клавиши.

– Почему такой интерес к смерти Байрона возник именно сейчас?

Уайт нашел то, что искал и повел Эйнджел по пустынному коридору, ведущему в глубь здания в радиальном направлении от вестибюля. Здесь был другой воздух, не такой, как в большинстве больничных помещений, и отсутствовали запахи крови, испражнений или шерсти. Однако запах дезинфекции с сосновым ароматом все еще оставался.

– Я уже сказал тебе, что дело об убийстве, которое мы клеили «Рыцарям», рассыпалось в прах.

Уайт остановился перед закрытой дверью кабинета. Света за дымчатым окошечком видно не было.

– Никого нет, – пробормотала Эйнджел.

Уайт что-то проворчал в ответ, что было похоже на утверждение, и извлек из кармана изящную клавиатуру. На крышке карманного компьютера наряду с серийным номером красовалась эмблема полицейского управления Сан-Франциско – птица-феникс, возрождающаяся из пепла. Уайт подергал дверь, но та оказалась запертой. Тогда он начал действовать и опустился перед дверью на колени. Эйнджел слышала, как под тяжестью массы его тела захрустели суставы. Как, должно быть, неприятно таскать такую тушу.

Не спуская глаз с запорного устройства, Уайт принялся нажимать на клавиши миниатюрной панели.

– Что вы делаете?

Эйнджел вдруг почувствовала, что дальше игра пошла не по правилам.

Уайт издал ироничный смешок.

– А на что это похоже?

Карманный компьютер Уайт пискнул, и на его экране появился длинный ряд электронных символов. Тогда Уайт набрал этот же ряд на клавиатуре запирающего устройства двери. Хотя Эйнджел была совершено уверена в том, что этого явно недостаточно, и, чтобы открыть замок, требуется еще засунуть в щель пластиковую карточку, тем не менее внутри что-то щелкнуло, загорелась зеленая лампочка, и дверь открылась.

– Уайт, у вас есть ордер… это законно?

– Может быть, ты заткнешься и войдешь?

В мозгу Эйнджел шевельнулась мысль, что Уайт не хуже нее знал о том, что доктор Пэт Эллис пропала.

Уайт втолкнул ее внутрь и прикрыл за собой дверь. Нетвердой походкой Эйнджел пошла в погруженный в темноту кабинет и натолкнулась на письменный стол.

– Какого черта вы здесь делаете?

Уайт достал из кармана маленький фонарик и уселся за стол.

– Я хочу знать, что доктор Эллис думала о покойном.

Через несколько минут детектив, забыв обо всем, копался среди пластиковых карточек доктора, содержащих информацию. Эйнджел, найдя местечко, тихонько пристроилась неподалеку. Пока Уайт развлекался с компьютером Эллис, оба они хранили молчание.

Эйнджел чувствовала себя беспокойно. Она была на сто процентов уверена в том, что если их обнаружат здесь, из них двоих она окажется единственно виновной. Кроме этого, было еще кое-что, что заставляло ее нервничать.

Может быть, опять этот запах дезинфекции?

Ну да, он был ей хорошо знаком. Все дезинфицирующие средства пахнут одинаково. Странно было бы предположить, что лица, побывавшие в ее квартире и оставившие после себя запах дезинфекции, побывали и здесь. Если она дойдет до этого, то ее уже ничто не будет отличать от Анаки.

Но она могла поклясться, что дезинфекция на лестничной клетке имела более сильный лимонный аромат.

Эйнджел с трудом удержалась от желания топнуть ногой по ковру.

Проведя поиск среди дискет, детектив констатировал:

– Где-то на полпути от славного доктора до прокурора округа данные относительно вскрытия подверглись изменению. К сожалению, саму Эллис повидать мне не пришлось, и все потому, что ты на весь мир растрепалась по поводу «случайного» кремирования тела и подняла невообразимый шум.

– Здорово.

Все и без того было ясно. Особенно, если принять во внимание тот факт, что случайная кремация Байрона вовсе не была случайной. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы решить, что сделано это было умышленно, чтобы скрыть фальсификацию данных аутопсии, на которую пошла Эллис. Вероятно, с тем, чтобы утаить тот факт, что убийство Байрона было совершено одним из моро.

– Знаете, я ведь говорила с ней в субботу.

Эйнджел провела рукой по сиденью стула, на котором сидела, что-то в нем было не так, что-то кололось.

Уайт оторвал лицо от компьютера доктора и посмотрел на нее. Кожа его подсвечивалась голубым сиянием, исходившим от экрана.

– Вот как? – в голосе его послышались обвинительные нотки.

– Она вела себя очень странно. – «Еще один член клуба». – Она сказала, что по ее мнению, преступление совершил моро.

Эйнджел оторвала руку от ручки кресла, к ее пальцам прилип изрядный клок седых волос.

– Здорово, что еще ты заготовила мне в подарок?

– Только не прикидывайтесь, что были готовы выслушать меня тогда, когда кроме ваших паршивых «Рыцарей» вас никто не интересовал.

Уайт невразумительно крякнул.

– Лопес, ответь мне только на один-единственный вопрос, знаешь ли ты что-то такое, чего не знаю я, а должен бы?

Тут что-то привлекло его внимание на экране компьютера, и он в сердцах ударил машину.

– Ничего!

– Полагаете, что в кремировании Байрона виновата сама доктор? – высказала вслух свои подозрения Эйнджел и стряхнула с пальцев прилипшие волосы.

Точнее сказать, не волосы, а шерсть, поскольку Святой Лука был ветеринарной лечебницей.

– Великолепный способ скрыть халатно проведенную аутопсию. Надо сказать, что с файлами она потрудилась на славу. О Дорсете нигде не сказано ни слова, словно его никогда и не было. Все стерто.

– А в Федеральном бюро никто не мог…

– И ты туда же, умоляю, не принимай сторону моего бывшего напарника.

Уайт поднялся.

– Давай двигаться. Я собираюсь поместить тебя в одно безопасное место.

Когда они уходили, Эйнджел провела рукой по другому креслу, стоявшему за столом. К пальцам прилип клок короткой рыжевато-коричневой шерсти. Когда Эйнджел поднесла ладонь к носу, ей даже показалось, что она ощущает слабый кошачий запах.

Здорово. Нужно ли сказать об этом Уайту? Нет, пусть дойдет до этого своим умом. Если с Байроном разделались боевики из семейства кошачьих, то было бы логично предположить, что доктору Эллис угрожали также они. Они же заставили ее пойти на фальсификацию данных вскрытия. Все это хорошо укладывалось в схему, однако в данный момент Эйнджел беспокоило совсем другое.

Больше всего ее беспокоил тот факт, что дезинфицирующее вещество, которым была обработана лестница внизу, имело сильный лимонный запах.

Место, которое полиция считала безопасным, и куда они поместили Эйнджел, оказалось не чем иным, как изрядно поблекшими гостиничными номерами в Тендерлойне. Это было грязно-белое панне, возведенное еще до землетрясения. Неоновые буквы, часть которых была разбита, складывались в название: отель «Брюс». Он являлся частью существовавшего до землетрясения гостиничного комплекса, а после катаклизма стал одним из быстро растущих модулей. Такие конструктивные модули люди называли «ледяными подносами». С обеих сторон отеля вздымались сверкающие хромом массивы зданий с заляпанными грязью окнами. Как только строители получили контрактные деньги, «ледяные подносы» стали разваливаться на части.

Отель «Брюс» находился всего в нескольких кварталах от той гостиницы, где был убит Байрон. По этой причине Эйнджел не могла чувствовать себя здесь в безопасности, даже если бы на одной улице с ней разместилось главное управление полиции. По правде говоря, там находился зал, где проходили собрания «Рыцарей».

После двухчасового допроса Уайт показался Эйнджел более симпатичным, чем ей хотелось бы. По его же собственному определению, он являлся хорошим копом. Эйнджел была близка к тому, чтобы согласиться с этим. Все же для нее хороший коп не мог стать предметом обожания.

По крайней мере сейчас отряд боевиков из семейства кошачьих оставлял за собой такой заметный хвост, что по их следу мог идти любой дурак. Странно, но их прямолинейные действия очень раздражали Эйнджел. Подобные наглые и глупые поступки со стороны моро давали пищу малоприятным предрассудкам пинков.

Как бы то ни было, но Эйнджел чувствовала, что кому-то в полицейском управлении не терпелось поведать работникам средств массовой информации о том, что в смерти Байрона и печальном происшествии в ее доме повинна банда моро. Она хорошо представляла себе, что подобная новость сулила Коллору и «Рыцарям».

Лежа на провалившемся матрасе, пропитанном запахами десятков прежних жильцов, она всю ночь не смыкала глаз. Тяжелые мысли не давали ей покоя. Она прислушивалась к звукам, издаваемым приставленным к ней полицейским и время от времени бросала взгляды в окно, в котором виднелась полоска неба, окрашенная оранжевым неоновым светом.

Уайт в своей уверенности был прагматичен, считая, что смерть Байрона произошла в результате какой-то мелкой разборки. Со своей стороны Эйнджел ровным счетом ничего не сделала, чтобы переубедить его. Она не знала, как можно было обмолвиться о Ван Дайне, не упоминая о своей случайной встрече с Анакой. Она ничуть не сомневалась в том, что одно упоминание о бывшем напарнике выведет Уайта из себя. Естественно, ничего не говорила она и о мистере Кей. Огромного труда стоило Эйнджел прикинуться, что она знать ничего не знает о том, что банда моро могла искать у Байрона и у нее в квартире.

Уайту она не доверяла.

Она решила оставаться непробиваемой стеной до тех пор, пока не узнает, что было на тех чертовых пластиковых карточках. Только после этого, возможно, она получит представление о том, кто на самом деле мог быть участником игры. Во-первых, Эйнджел знала о существовании некой банды боевиков из семейства кошачьих, которые сметали все на своем пути. Во-вторых, имелись первоначальные заказчики информации, которых она окрестила «ребятами из Денвера». Это могли быть те самые лица, шарившие в ее квартире и маскировавшие свой запах дезодорантом с сосновым ароматом. Еще существовал Ван Дайн, точнее сказать, два разных Ван Дайна; первый Ван Дайн служил источником секретных данных, для передачи которых был нанят Байрон, второй Ван Дайн был перекуплен ЦРУ, которое стало его полноправным хозяином и куратором. Не упустила она из памяти и некоего невзрачного парня с красноватыми глазами из Федерального Бюро Расследований, с которым она столкнулась в Центральной больнице Сан-Франциско, а после этого видела в фургоне, когда он дежурил возле ее дома. Еще имелись «Рыцари», у которых в день убийства Байрона было назначено свидание с ним…

Голова Эйнджел пошла кругом. Нет ничего удивительного в том, что Анака слегка свихнулся.

От неонового сияния за окном у нее разболелись глаза, и она закрыла их и прислушалась к звукам работавшего в соседней комнате видеокома. Снова политика. Похоже, что ничего иного, кроме политики, средства массовой информации теперь не передавали. Сплошная политика и массовые беспорядки. Сенатор Сильвия Харпер собиралась навестить место боевых действий в районе Лос-Анжелеса. В связи с этим комментаторов интересовал вопрос не посетит ли она за одно и районы, лежащие севернее Сан-Франциско. Должно быть, передача велась с местной вещательной сети. Местные вид-жокеи, передавая новости по стране, чувствовали себя обязанными упомянуть о родном городе, каким бы неуместным это упоминание ни оказалось.

Сводка новостей продолжалась, и, поскольку в длинном списке происшедших за ближайшее время преступлений ни слова не было сказано о несчастье с Лей, Эйнджел ощутила прилив безотчетной злости. Такие, как Лей, были не в счет…

Эйнджел обняла себя руками и крепко сжала, стараясь подавить дрожь.

ГЛАВА 18

Четверг Эйнджел провела за видеокомом, разговаривая с Де Гармо. Целью ее беседы с ним было разузнать о ее нынешнем легальном статусе. В результате она выяснила, что при желании адвокат мог в любую минуту вызволить ее из-под опеки полиции. Но вся проблема состояла в том, что идти ей было практически некуда. В конце концов, отправиться к себе домой или в апартаменты Байрона означало подставить затылок под пулю.

Хотя пребывание в этой паршивой гостинице, тоже не являлось гарантией ее безопасности.

Еще Эйнджел поинтересовалась у Де Гармо, не располагает ли тот какими-нибудь сведениями относительно первоклассного адвоката, нанятого «Рыцарями». Юрист пообещал навести все нужные справки. Он также сообщил ей о том, что получил урну с прахом Байрона и хотел бы знать, что с ним делать.

Эйнджел едва не сказала ему, что делать с останками, но вовремя спохватилась. Она попросила его не торопиться и подержать пепел у себя. Она тем временем, подумает, как с ним поступить.

Потом Эйнджел позвонила в лечебницу Святого Луки и справилась о здоровье Лей. Та все еще находилась без сознания, но, судя по всему, дела ее пошли на поправку.

Этими двумя звонками ее связь с внешним миром и ограничилась. Она плыла по течению. Ее нынешняя жизнь напоминала ей качающиеся на волнах обломки потерпевшего крушение корабля.

Разбившаяся вдребезги личная жизнь Эйнджел, как в зеркале, отражала состояние социального здоровья Сан-Франциско, охваченного общественными волнениями. За все время ее пребывания в отеле, за исключением того периода, когда она звонила по видеокому, приставленный к ней коп – латинос по имени Квинтара, как приклеенный, сидел у экрана, с интересом следя за новостями.

Для Эйнджел новости не были новостями. Они ничего нового не могли сообщить ей. В округе по-прежнему кипели страсти вокруг судебных разбирательств, последовавших после арестов во вторник. В Бейвью толпа пинков напала на Центр Беншайма. В Пасифик Хайтс был устроен поджог дома члена Совета партии консерваторов. У Золотых Ворот группа миролюбиво настроенных моро провела сидячую забастовку. Еще одна группа пинков устроила повторный погром в Чайнатауне.

Когда волнения прокатились по всей стране, а в Бронксе применили артиллерийский огонь, призывать к спокойствию стало бессмысленно.

Эйнджел смотрела не столько на экран, сколько на копа. Тот был похож на маленькое животное, зачарованное голубым сиянием, исходившим от экрана.

Молодой детектив оказался не слишком подходящим собеседником. Несколько раз Эйнджел пыталась заговорить с ним. Но в ответ лишь получала какое-то бессвязное мычанье. Эйнджел оставила тщетные попытки разговорить его. Квинтара был также занят своими мыслями, как и она.

К тому же, судя по запаху, он был взвинчен до предела.

Возможно, ему не очень нравилось сидеть взаперти в этой дыре в компании с каким-то кроликом.

Или – что представлялось ей более правдоподобным – его пугала мысль о том, что каждую минуту город грозил взорваться насилием. Полицейскому такая перспектива не могла показаться заманчивой.

Когда ей наскучило разглядывать Квинтару, Эйнджел развернула стул и уставилась в окно. За происходящим на улице она наблюдала сквозь приспущенные жалюзи, почти то же самое ее страж видел на экране. В неловкой тишине прошло несколько часов.

Она положила подбородок на подоконник и задумалась. Боевиков, что гнались за ней и выбросили Лей из окна, было четверо, – два кота и два пса. Эйнджел хорошо разглядела налетчиков и хорошо запомнила их запах, но не смогла определить вид, Единственное, в чем она была совершенно уверена, – это были те самые подонки, которые убили Байрона. У них был чванливый, высокомерный вид, внушающий страх, и полное отсутствие мозгов.

Этих убийц кто-то нанял, иного быть не могло. Этот кто-то охотился за информацией, которую передавал Байрон. Кто? Им мог быть кто угодно. Единственное, что Эйнджел могла предположить, этот кто-то вступил в игру совсем недавно.

Банда наемных убийц зарезала Байрона, до смерти напугала Эллис, заставив ее фальсифицировать данные аутопсии и избавиться от трупа Байрона, затем в поисках информации перевернула все вверх дном в его доме. На нее они вышли только после того, как Эйнджел против своей воли стала «звездой» средств массовой информации. Только тогда нужные им данные они начали искать у нее. Сначала негодяи вторглись в ее квартиру и все тщательно обследовали там, а потом предприняли охоту за ней самой.

Эйнджел бросила взгляд за окно на неоновые джунгли Эдди-стрит, полыхавшие на фоне потемневшего неба. Ее продолжал мучить вопрос, почему она не чувствовала себя лучше? Первоначально ее интересовало только то, кто убил Барона, ведь так? Теперь, когда подонки, сделавшие это, стали известны полиции Фриско, ей должно было стать легче. Уайт тоже охотился за этими ублюдками. Боевики вели себя очень уж необычно и нагло. Вопрос их поимки был делом времени. Как только это произойдет, все кончится, мерзавцы будут переданы в руки правосудия и получат по заслугам.

Можно не сомневаться.

Нельзя отрицать, что перспектива увидеть их на крючке и знать, что их ожидает электрический стул, совсем не радовала Эйнджел, но в конечном итоге это ничего не решало. Теперь ей начинало казаться, что это не станет решением ее проблем. Четверо подонков-моро были просто мелкими сошками.

По всем имеющимся у нее данным, в круг, в котором вращался Байрон, эти мелкие сошки не входили. Если он выполнял работу курьера, доставляя для Ван Дайна сверхсекретные сведения, не приходилось сомневаться в том, что эта информация поставлялась для некой мегакорпорации высоких технологий, связанной контрактами с оборонкой. По крайней мере…

Вспомнив о мыслях, что занимали ее ум, когда она сидела перед дисплеем в фургоне Анаки, Эйнджел поежилась. Если в них имелась хоть толика правды, у ФБР были веские основания для перекупки «Ван Дайна».

Неважно, что служило источником информации, передаваемой Байроном, но Тетсами, то бишь мистер Кей, был уверен в том, что данные, с которыми Дорсет имел дело, были сверхважными и предназначались для самых больших шишек. Учитывая тот переполох, что возник из-за этих проклятых пластиковых карточек, Эйнджел была склонна верить ему.

Вспышка молнии, за которой последовал гулкий удар грома, пророкотавший, казалось, возле ее уха, оборвала цепь размышлений. Эйнджел замигала ресницами и посмотрела на лежащую внизу улицу. Там чего-то не хватало…

Приподняв пластинку жалюзи, она позвала:

– Квинтара.

– М-м-м, – раздался еле слышимый голос, заглушаемый ружейными выстрелами, доносящимися с экрана видеокома.

– Внизу должна дежурить патрульная машина?

– Что?

Эйнджел услышала, как Квинтара поднялся с места и направился к ней. Стоя за ее спиной, он отвел жалюзи в сторону.

– Господи, что это они придумали?

Полицейский быстро вернулся на место. Рядом с его креслом стоял столик, где на коробке с пиццей лежала его рация. Включив ее, он заговорил с явно удивленным диспетчером. Эйнджел снова уставилась в окно.

Неоновые огни Эдди-стрит теперь мерцали в серой пелене дождя. Близкая вспышка молнии разорвала небо. На секунду ослепленный более ярким светом неоновый мир перестал существовать.

Эйнджел попыталась отыскать взглядом штаб-квартиру «Рыцарей», но та находилась вне поля ее видимости. Обзор ее закрывал массив, состоящий из хромовых кубов модульных конструкций эпохи, отсчет которой велся уже после землетрясения.

Квинтара закончил радиопереговоры.

– Дежурившей внизу бригаде пришлось поехать по вызову. На Ноб Хилл завязалась драка. – Он покачал головой и повторил: – Надо же, Ноб Хилл, – словно не мог поверить этому сам.

– Разве они не должны были предупредить вас?

– Диспетчер говорит, что звонили, но, наверно, компьютер барахлит. Они высылают замену.

В мозгу Эйнджел зазвонил первый колокольчик, предупреждающий о приближении параноидального страха.

– Не беспокойтесь. В вестибюле дежурят два полицейских, еще два находятся в коридоре напротив. Машина – это только излишняя предосторожность.

Первое, что они говорят: «Не беспокойтесь». Здание уже горит, но не беспокойтесь. Земля готова разверзнутся под ногами, но не беспокойтесь. Сейчас вам на голову свалится ядерная бомба, но не беспокойтесь.

– Не могли бы вы проверить, на месте ли все остальные?

Квинтара пожал плечами и снова включил рацию и сделал вызов.

– Эй, вы меня слышите? Говорит Квинт, меня интересует все ли на месте?

– Яра и Лейси на месте…

– Майерс.

– Джонсон.

– Что еще? – спросил голос, отвечавший вторым, очевидно, принадлежавший Майерсу.

– Да, они отправили по вызову бригаду, дежурившую внизу, так что мы одни.

– Ясно.

Квинтара отключил рацию.

– Ну что, теперь вам легче?

– Ага, – солгала Эйнджел.

Она отошла от окна. Теперь находиться подле него ей казалось небезопасным. Она взглянула на экран. В эту минуту как раз показывали захватывающие кадры, как над Лос-Анжелесом ракета угодила в вертолет Национальной гвардии. Когда сделали повтор и показали все в замедленной съемке, максимально увеличив вертолет, голос комментатора оставался ровным и спокойным.

– Не могли бы вы выключить новости?

Квинтара непонимающе уставился на нее.

Эйнджел не выдержала и, подскочив к нему, схватила лежавший на стуле пульт дистанционного управления.

– Я знаю, что не сегодня-завтра мир покатится к чертям собачьим, и не нуждаюсь в постоянном напоминании об этом.

Со всей силы она нажала на кнопку включения сети и швырнула пульт в экран. Корпус из дешевого пластика раскололся пополам.

Эйнджел промчалась мимо Квинтары в спальню и с грохотом захлопнула за собой дверь. Она давно чувствовала, что напряжение нарастает и вот наконец плотину прорвало.

Бросившись лицом на матрас, она зарыдала, выкрикивая в грязную подушку испанские ругательства. Десять минут потребовалось ей для того, чтобы выплеснуть все, что в ней накопилось – гнев, боль, отчаяние.

Успокоившись настолько, чтобы снова обрести способность думать, она подняла голову. Дыхание ее было тяжелым и прерывистым. В горле першило, подушка от слюны и слез стала влажной. По боли в бедрах она поняла, все это время, что было мочи, молотила ногами воздух.

«Эйнджел, – подумала она про себя, – ты пропала».

На некоторое время она впала в забытье.

Потом села, прислонившись к спинке кровати и обняв руками подушку.

– Успокойся, – прошептала она хриплым голосом. – Лей поправится, а копы схватят негодяев.

Хорошо.

Эйнджел покачала головой. Копы действительно могут поймать тех моро, что охотятся за ней. Но как же насчет других людей, которых интересует пропавшая информация? Как насчет ребят из Денвера? Как быть с теми парнями, что переворошили в ее квартире все пластиковые карточки и дискеты, а потом, чтобы не выдать себя, побрызгали дезинфекцией. Именно эти, другие, страшили ее, потому что о них она ничегошеньки не знала. Единственное, что было ей известно, так это то, что к ней в квартиру они могли проникнуть также легко, как Уайт, и что кабинет доктора Эллис они обшарили еще до Уайта.

Парни из Денвера могли найти и изъять то, что искал Уайт.

Еще были «Рыцари человечества».

Нельзя было отрицать тот факт, что они также были причастны к этому делу. Граф сообщил копам, что у Байрона с двумя пинками была назначена встреча. Почему эта мысль не давала ей покоя?

Нельзя было сказать, что она не верила в возможную связь Байрона с этими ублюдками. В ее теперешнем состоянии Эйнджел могла обвинить Байрона во всех смертных грехах, если бы это помогло объяснить хоть что-то. Период, когда она видела его в розовом свете, давно кончился. Теперь места сомнениям не было.

Дело было даже не в том, что Эйнджел не верила в возможность сотрудничества «Рыцарей» с моро. Работа Байрона заключалась в том, чтобы передавать информацию от лица «А» лицу «Б» и наоборот. Если дело было достаточно серьезным, природа связника не имела фактического значения.

Нет, ее волновало совсем другое. «Рыцари» и «Кроличья нора».

Она не могла поверить в простое совпадение. Этого не могло быть. Три панка зашли на первую попавшуюся тусовку моро, чтобы поиздеваться над «мохнатиками» и напоролись на что-то крупное. Нет, та троица наткнулась на Байрона совсем не случайно…

Если только, конечно, это была случайность.

Если только в первую очередь их не интересовал Байрон.

«Оставь кролика, Граф», – сказал один из них. Они пришли туда не для этого. Им была нужна не я, а Байрон.

За окном спальни мигнул красный неоновый свет.

Эйнджел выпустила из рук подушку, и та соскользнула на пол.

Снаружи дул ветер, и косые струи дождя поливали оконное стекло. Неон снова мигнул, и Эйнджел спустила ноги с кровати. В соседней комнате Квинтара кричал в микрофон передающего устройства.

Тут же он распахнул дверь спальни.

– Быстрее, мы отправляемся к Яре и Лейси…

– Что?

Квинтара обернулся и взял ее за плечо:

– Нет времени.

Едва он успел проговорить это, как неоновая вывеска отеля «Брюс» мигнула последний раз, и электричества в здании не стало.

Квинтара подтолкнул ее к двери гостиничного номера. Аварийное лампочки сделали слабую попытку загореться, но тут же погасли.

– Только не говорите мне, что это гроза откалывает такие штучки с аккумуляторными батареями, – сказала Эйнджел.

Но Квинтара не слушал ее, поскольку возился с заевшим замком, намереваясь открыть дверь.

– Черт, при временном выключении электричества эти замки должны открываться.

Аварийные лампочки то включались, то снова гасли, не давая глазам Эйнджел привыкнуть к темноте.

– Вы что, слышали сигнал пожарной тревоги? – спросила она. – Наверно вы вы наивно полагаете, что отели не позаботились о том, чтобы при первом же сбое в электроснабжении не быть разграбленными?

– Здорово. Не могу открыть эту…

– Позвольте мне.

Квинтара отошел в сторону, освобождая ей доступ к замку. Эйнджел левой ногой уперлась в пол и правой ногой со всего размаха ударила чуть левее электронного замка. Тот факт, что дверь открывалась вовнутрь, не помешал дверной раме расколоться, а замку выпасть из гнезда, прорвав дешевую обивку. Сама дверь подалась вперед, примерно на шесть сантиметров, и издала подозрительный хруст. Когда Эйнджел убрала ногу, дверь медленно распахнулась внутрь комнаты, теряя на ходу остатки электронного замка.

Квинтара вытащил свой пистолет тридцать восьмого калибра, и они вышли в холл. Коридор был залит неверным светом аварийных лампочек. Было слышно, как внутри своих номеров запертые люди колотят по дверям в надежде выбраться. Пинков, любителей выпить, обычно толкавшихся в холле, видно не было.

– Черт, что происходит, Квинтара?

– Не могу никого вызвать.

Они остановились у двери напротив их номера.

– Яра, Лейси… – прокричал Квинтара под дверью.

– Не можем эту фигню открыть, – раздался изнутри сдавленный голос.

– Отойдите от двери, – сказал им Квинтара и кивнул Эйнджел.

Та с силой ударила в дверь ногой. На этот раз дверь влетела внутрь так, словно ее дернули канатом. Замок выскочил из гнезда и упал посреди комнаты. Детективы находились тут же. Один из них оказался чернокожей женщиной, второй – мужчиной азиатского происхождения, однако на Анаку он ничуть не походил.

– А Майерс и Джонсон? – спросила чернокожая пинки.

По голосу Эйнджел поняла, что это была Лейси.

– Я не могу вызвать их, не могу вызвать диспетчера, не могу вызвать вообще никого…

– Радио забарахлило, – предположил азиат, по всей видимости, Яра.

– Мы оказались запертыми. Майерс и Джонсон должны были находиться…

Эйнджел была в растерянности. Она не знала, что ей делать – то ли обозлиться на копов, то ли до смерти испугаться, то ли покориться судьбе и ждать, что будет.

Аварийные лампочки, мигнув последний раз, совсем погасли. Теперь помещение освещалось лишь сиянием уличных фонарей, проникавшим в окна.

– Черт, – проговорил Квинтара, – оставаться здесь далее не безопасно. Нам лучше поскорее убраться отсюда.

Он кивнул в сторону Эйнджел.

– Правильно, – согласился Яра.

С пистолетом наготове он стоял, прислонившись спиной к дверному проему, и внимательно осматривал коридор.

– Куда идем?

– Я проверю пожарную лестницу.

Лейси пересекла комнату и вошла в спальню. Квинтара последовал за ней, не забыв прихватить свою подопечную с собой.

Эйнджел не нравился запах страха, исходивший от копа. Еще ей не нравился топот кованных ботинок, раздавшийся в коридоре. Шаги приближались, и судя по звуку это была не одна пара ног.

Квинтара втолкнул ее в спальню. Окно уже было открыто. В него струился свежий воздух, пахло озоном. Окно выходило в узкий проулок, отделявший отель «Брюс» от соседнего модульного здания из серии «ледяных подносов». Вместе с запахом дождя и грозы ветер доносил с улицы запах гниющих отбросов.

Эйнджел видела, что Лейси уже стоит на пожарной лестнице за окном и осматривает проулок и крыши соседнего дома и отеля. Опустив пистолет, она жестом пригласила остальных присоединиться к ней.

– Все как будто чисто… – начала Лейси.

Тут за их спинами раздался звук выстрела. Это Яра разрядил свое оружие. Откуда ни возьмись перед Эйнджел возникла фигура Квинтары, прикрывшая ее, словно щитом. Он стоял к ней спиной, нацелив пистолет в сторону выстрелов.

– Давай, Лейси, двигай, уводи ее отсюда.

Эйнджел почувствовала, как женщина подхватила ее под мышки и выволокла через окно на пожарную лестницу.

Неизвестный, в которого стрелял Яра, ответил выстрелом. Эйнджел уловила запах пороха и осыпавшейся штукатурки.

Лейси, выставив вперед оружие, бежала впереди по запасному выходу.

В эту минуту Эйнджел очень жалела, что с ней не было ее «Беретты». Она чувствовала себя незащищенной. На пожарной лестнице ей казалось, что они находятся на виду у всех. Она вертела головой во все стороны, чтобы вовремя заметить опасность. Внизу под ними лежал загаженный отбросами проулок, с двух сторон на них смотрели безликие темные окна отеля и соседнего здания.

По лицу хлестали ледяные струи дождя. Дул порывистый ветер, завывания которого перекликались с металлическим лаем перестрелки. Отдельные выстрелы переросли в сплошной шквал огня.

Вдали послышался вой полицейских сирен, но он не становился ближе.

Что-то около десяти секунд Лейси вела Эйнджел по запасному выходу, помогая ей скрыться. Они уже достигли уровня лестничной площадки второго этажа, и Лейси осмотрелась. Недолго думая, Эйнджел, обхватив перила руками, ногами оттолкнулась от ступенек и начала захватывающий дыхание спуск на землю.

Она даже не взглянула вверх, когда услышала, что Лейси разрядила свой пистолет. Непроизвольно выпустив из рук перила, Эйнджел кубарем покатилась по ступенькам и приземлилась, больно ударившись о валявшиеся внизу кирпичи.

Но испугалась она только тогда, когда после оглушительных выстрелов Лейси услышала ответную дробь автоматной очереди, перемежающуюся с гулким звоном чугунной лестницы запасного выхода.

Придя в себя, Эйнджел посмотрел вверх. Лейси, вжавшись в металлическую конструкцию, целилась в окно, из которого они только что вылезли…

Хотя нет, не в сторону окна, а в сторону крыши.

На фоне озаренного вспышкой молнии неба Эйнджел увидела силуэты трех человек, свесившихся с края крыши отеля. В шуме бушующей бури Эйнджел почти не различала звуков автоматной очереди и не видела вспышек огня, за исключением тех случаев, когда попадавшие в пожарную лестницу пули вызывали снопы оранжевых искр и издавали пронзительный звон.

Лейси отстреливалась, и Эйнджел подумала, что женщина делает успехи, поскольку видела, как пуля угодила в центральную фигуру на крыше. Тем временем Лейси потянулась к окну второго этажа, чтобы скрыться в здании, и это почти удалось ей. За лестницу она теперь держалась только одной рукой.

У Эйнджел перехватило в горле, когда автоматная очередь, выпущенная одним из террористов, прошлась по Лейси.

Первый выстрел попал женщине в правую икру, вырвав клок джинсовой ткани и расплывшись красным пятном. Лейси привалилась к лестнице. Вторая пуля поразила ее в бедро. В этот момент Эйнджел увидела, как гримасой боли исказилось ее лицо.

Лейси успела еще раз нажать на курок пистолета, когда автоматная очередь прошила ей грудь и живот. Кровь брызнула фонтаном, и Лейси, медленно, лицом вниз стала падать. Эйнджел оставалось два шага до конца проулка, когда она услышала позади себя звук упавшего тела.

Она свернула за угол дома, когда сбоку от нее раздался какой-то шум, но понять, что это было, не успела, поскольку получила удар по голове.

ГЛАВА 19

Эйнджел помнила только охватившее ее невероятное изумление. Мышцы вдруг стали вялыми и непослушными, и мокрый асфальт с ошеломительной скоростью устремился ей навстречу. Еще она помнила, что ее чем-то ударили по затылку, отчего мир вокруг утратил ясность и стал расплывчатым, что-то с силой стиснуло ей руку…

Потом не было ничего, только темнота, провал в пустоту и бесконечная головная боль.

Сознание ее блуждало, то возвращалось, то снова уходило. Мозг был способен только на частичное восприятие. Вой сирен заглушил надрывный звук набирающего обороты мотора фургона, мчащегося по разбитому асфальту улиц Тендерлойна.

Эйнджел чувствовала, как грубые руки подняли ее и понесли. Она уловила запах собственной крови. Шерсть на затылке стала липкой и влажной. Когда по звуку раскрывающихся дверей она поняла, что ее внесли в лифт, сознание снова оставило ее.

Потом долго шарили в карманах ее одежды. Извлекли кошелек. Отвратительно воняло застоявшейся водой и плесенью.

Эйнджел хотела открыть глаза, но это оказалось ей не по силам.

– Вот они, – послышался чей-то голос.

Эйнджел почувствовала, что ей на грудь шлепнулось что-то маленькое и почти невесомое.

– Почему бы нам не бросить его здесь, Тони?

– Ты что, того?

– Но…

– Надо же соображать чуточку лучше, чем животные. Как ты думаешь, что сделает Старик, когда узнает, что «Рыцари» совершают такие же ошибки, как и мохнатики?

– Мне это не нравится.

– Разве тебя кто-нибудь спрашивает о том, что тебе нравится, а что нет? У него имеются свои соображения на этот счет. Если эта стычка с полицией, не принесет никаких результатов, он может расстаться с нами навсегда.

– Мы нашли билеты. Зачем нам еще и кролик?

– Затем.

Голоса стали еле слышными, сознание снова затуманилось.

– Я не очень-то доверяю источнику из ФБР. Эту ушастую мы будем держать до тех пор, пока не убедимся в правильности сведений. Потом мы…

Чувственную связь с внешним миром Эйнджел опять утратила.

Очнулась она от звука падающих капель. Ей чудилось, будто она плывет в сточных водах, вязких от какой-то черной гадости. Движения ее были медленными, болезненными и не приносили никакого видимого результата. Голова кружилась, и ей казалось, что не хватает кислорода. Возможно, ее накачали какой-то дрянью, и теперь она приходила в себя.

Но теперь Эйнджел знала, что сознание полностью возвратилось к ней, поскольку теперь она могла думать.

Она сделала глубокий вдох, сполна глотнув затхлый запах плесени и канализации. У нее возникло такое чувство, будто ее поместили в подвал отеля «Брюс».

Эйнджел медленно открыла глаза, ожидая, что ее ослепит свет. Но опасения ее оказались напрасными, поскольку в помещении было темно. Свет в комнату, куда ее бросили, проникал через небольшое квадратное отверстие в железной, покрытой ржавчиной двери, находившейся примерно в двух метрах от нее.

Лежала она на голом бетонном полу, покрытым толстым слоем черной грязи, которую никто никогда не чистил, и которая по всей вероятности, на несколько сантиметров проникла в каменные плиты.

Влажные стены покрывала черная плесень. В нескольких местах стены текли так долго, что у их основания образовались белые наросты отложений.

Размер комнаты, куда ее поместили, составлял примерно восемнадцать квадратных метров. Кроме нее самой, здесь еще находилась пирамида ящиков, возвышавшаяся у дальней стены. Вдоль стен под потолком проходили трубы.

Хорошо, что ей оставили одежду.

Эйнджел села. Что-то бесшумно свалилось с груди. Это оказался ее бумажник. Она подняла его и заглянула внутрь. Не хватало только пачки футбольных билетов…

– Черт.

Эйнджел устроилась поудобнее и попыталась собраться с мыслями. Она смутно припоминала, что слышала разговор людей, но четко помнила только отдельные фразы. Но и этого вполне хватало, чтобы испортить ей настроение.

«Рыцари человечества», чудненько!

Банда психически ненормальных пинков, как и все прочие, также охотилась за информацией Байрона. И, Боже правый, теперь ей казалось, что в количестве игроков она допустила ошибку. На сцену выходил еще один персонаж.

Хуже всего было то, что эти парни собирались проверить изъятые у нее пластиковые карточки. Они хорошо знали, что ищут. Пройдет немного времени, и им станет известно, что эти билеты были не настоящими. Тогда они вернутся.

Ей во что бы то ни стало нужно уносить отсюда ноги.

Но сначала надо проверить дверь.

Чтобы дотянуться до квадратного отверстия в двери и посмотреть что там снаружи, Эйнджел подтащила к ней один из ящиков. Сделан он был из толстостенного металла и пластика. От ящика исходил запах масла. Несмотря на воздействие воды, на нем можно было различить оттиснутую по трафарету надпись: «Тысяча патронов, армия США».

Прежде, чем воспользоваться ящиком в качестве подставки, Эйнджел открыла его, чтобы убедиться, что он пуст.

Отверстие в стене было достаточно узким и открывало перед ней только кусок коридора, ярко освещенного желтым светом лампочки дневного накаливания. Стены были сложены из кирпича, а полы и потолок, по периметру которого змеились заключенные в пластик трубы, были бетонными. По левую сторону от себя она заметила металлическую лестницу, идущую наверх. Справа чернел вход, который мог вести в другое, большее по размеру, подвальное помещение.

Дверь была сделана из «древнего» железа. Поверхность ее покрывал толстый слой копоти и грязи, под которым железо на многие сантиметры проржавело. Эйнджел просунула руку в отверстие и попыталась нащупать затвор, чтобы попытаться открыть дверь, но попытка ее не принесла успеха. При мысли о том, что она не сможет выбраться отсюда, даже если дверь не заперта, ее прошиб холодный пот.

Но тут она заметила, что комната была асимметричной.

Правая сторона железной двери смыкалась с правой стеной комнаты, ставшей местом заточения Эйнджел. Эта стена не походила на другие три. В отличие от остальных, кирпичных с подтеками воды, она была шлакоблочной и совсем сухой. Судя по качеству поверхности, воздвигнута она была совсем недавно. Копоть и грязь, как на других стенах, также отсутствовали. Змеящиеся под потолком трубы выходили наружу в ее верхней части.

Эйнджел уставилась в то место, где трубы уходили в стену. Некоторые из них были чугунными, другие заключены в пластиковые оболочки. Среди них было несколько медных, толщиной в палец, а четыре трубы из полихлорвинила, пучком выходили из правого верхнего угла стены.

Возможно, по ним проходил оптический кабель здания. Диаметр всех труб в совокупности достигал одного квадратного метра.

Полихлорвинил имел достаточную твердость, однако, это все же был пластик, а не металл. Его, приложив достаточно сил, можно было и разрушить.

– Но, как, черт возьми, смогу я это сделать?

Эйнджел слезла с ящика и расслабилась. Взгляд ее был прикован к четырем трубам. Возможно, по ним проходит оптический кабель, но не исключена вероятность того, что она ошибается. Если в них заключено нечто иное, да еще под высоким давлением, она может оказаться в серьезной передряге. Но делать было нечего, и Эйнджел стала подтаскивать к шлакоблочной стене другие пустые ящики из-под боеприпасов. Терять было нечего, она и так уже увязла в этом дерьме по самые уши.

Ящики из-под патронов были сделаны из противоударного пластика и алюминия. На вид они казались достаточно прочными и надежными. Более крепкими, чем полихлорвинил. Во всяком случае, она надеялась на это.

Шесть ящиков понадобилось ей, чтобы соорудить кривобокую пирамиду, вершина которой находилась как раз под интересующими ее разноцветными трубами. Взобравшись вверх по ящикам, Эйнджел легла на спину под трубы. От них ее отделало расстояние, равное примерно одному метру. В том случае, если по трубам проходил пар под давлением, худшего положения и придумать было нельзя.

– Ну-ну, успокойся, – прошептала она, упираясь ногами в трубы. – Они даже не теплые.

Набрав в грудь побольше воздуха, Эйнджел крепко сжала руками края ящика и что было сил ударила ногами по двум нижним трубам. Вибрация от столкновения с твердой поверхностью прошла по всему телу до самого кончика хвоста, и мышцы ног заныли от боли.

Когда она повторила удар, ей показалось, что труба поддалась. В воздухе запахло свежей пластмассой. Эйнджел стукнула еще раз и теперь была уже на все сто процентов уверена в том, что услышала хруст, только не была уверена в том, что именно, пластик трубы или ящик, на котором лежала.

Эйнджел продолжала молотить по трубам ногами снова и снова…

Она работала все быстрее и быстрее, поскольку кто-нибудь наверняка должен был услышать производимый ею шум. Люди, бросившие ее сюда, вероятно, уже спешили к ней. Две нижние трубы отделились от стены и свисали по обе стороны от нее. Ноги ее, порезанные об острые края пластика, кровоточили. Оптические кабели бесформенной грудой лежали у нее на груди, а она продолжала молотить ногами по верхней паре труб. При каждом ударе боль пронзала пятки, вгрызалась в мышцы голеней и бедер. Ей казалось, что на ногах не было ни единого живого места, и они были сплошной раной. При каждом движении она непроизвольно охала.

– Давай же, черт побери, давай! – кричала Эйнджел, обращаясь к трубам, и плевать ей было на то, что ее мог кто-нибудь услышать.

И трубы поддались.

Пластик хрустнул и осыпал ее крошкой, ее ноги ударились в потолок. Треск ломаемых труб послышался и с другой стены. Со всех сторон свисали запутанные клубки оптического кабеля. Через образовавшуюся в стене дыру в комнату просочился слабый свет.

Теперь, когда наконец Эйнджел могла отвлечься от своего дела, она услышала, что по ту сторону металлической двери стояли люди. Моро среди них не было. Судя по голосам, их было пять или шесть. Еще один с грохотом спускался вниз по чугунной лестнице.

Кто-то посветил фонариком в квадратное отверстие в двери. Луч света коснулся дальней стены.

Эйнджел прижалась к дыре, которую только что проделала. Ей нужно было протиснуться в нее прежде, чем эти ублюдки, стоявшие по другую сторону железной двери увидят сочащийся сквозь нее свет. Они не успели заметить его до сих пор только потому, что светили фонариком и стояли спиной к лампе накаливания. Но в любую секунду кто-нибудь из них мог заметить бледное красноватое свечение, исходящее из-под потолка…

Говорить о валявшихся повсюду полихлорвиниловых трубах уже не приходилось.

Она перелезла через край бреши. Трубы проходили достаточно близко друг от друга и были скреплены между собой известковым раствором с водостойкой изоляцией, теперь сильно разрушенной. Трубы, выходящие с той стороны стены также не мешали ей, поскольку провисли под собственной тяжестью и отошли.

Эйнджел юркнула в пролом.

Когда она приземлилась куда-то, что напомнило ей об уже знакомой груде ящиков из-под боеприпасов, доносившийся со стороны соседней комнаты шум стал заметно сильнее. Ее представление о железной двери оказалось более или менее верным. Трое или четверо мужчин налегли на дверь плечами, и она услышала жуткий скрежет, от которого по всему телу побежали мурашки.

Эйнджел огляделась. Она находилась в сухой комнате, где запах масла вытеснял запах плесени и отбросов. Когда Эйнджел привыкла к слабому красноватому свету, струившемуся от двух-трех вмонтированных в потолок светильников, она отказалась поверить своим глазам.

Она стояла на штабеле упаковок с военной амуницией.

Это были новенькие, только что с конвейера упаковки боеприпасов.

Спрыгнув вниз, Эйнджел оказалась среди гор оружия и боеприпасов. Гранаты, ружья, пистолеты. Чего здесь только не было? Такого арсенала вполне могло бы хватить на проведение небольшой войны. Эта комната по высоте в два раза превосходила ту, из которой она только что выбралась. Поверхности пола почти не было видно, поскольку вся она сплошь была забита военным снаряжением.

Выход Эйнджел увидела не сразу. В этот момент ей показалось, что парни за стеной наконец вышибли дверь. Она приоткрыла крышку с надписью «Гранаты». Луч фонаря осветил дыру под потолком, и из соседней комнаты до нее донесся хор грязных ругательств.

Один из говоривших знал, куда ведет пролом, потому что Эйнджел очень отчетливо услышала, как он произнес:

– Мы влипли…

К чему разочаровывать их? Эйнджел выдернула чеку из гранаты и что было сил швырнула ее в дыру под потолком. Прижавшись к стене, она услышала, как люди в соседнем помещении бросились врассыпную.

От грохота взрыва у нее едва не лопнули барабанные перепонки. Металлические трубы над головой заходили ходуном и застонали, как старые кости. Через дыру в комнату повалили густые клубы дыма, который разъедал глаза и мешал дышать. До нее долетел крик одного из людей. Из поврежденных труб с шипением вырывался наружу пар.

Когда Эйнджел поняла, что все разрушения достались соседней комнате, она поднялась и ударом ноги разбила один из ящиков, откуда высыпались пистолеты армейского образца сорок пятого калибра. Она открыла упаковку с патронами и зарядила его, надеясь, что копалась не лишком долго.

Зарядив пистолет, она прихватила гранату и стала икать выход.

Стены из шлакоблоков были совершенно гладкими, без каких-либо ниш и выступов. Ей понадобилось некоторое время, чтобы обнаружить в потолке круглый люк, к которому вела встроенная в стене лестница. Это был единственный выход из помещения.

Эйнджел, держась только одной рукой за перекладины стала подниматься по ступенькам. Натруженные ноги плохо слушались и сильно болели. Прежде чем откинуть крышку люка, она остановилась и убедилась, что чека выдернута…

– Минутку, не спеши, – пробормотала она под нос.

В помещении имелся только один выход, следовательно охотившиеся за ней люди знали, где ждать ее. Путь к отступлению был отрезан обжигающим паром. Так что она с уверенностью могла сказать, что в настоящий момент ее противники окружают люк.

Как, черт возьми, собирается она выпутываться из этого?

С одной стороны, она нужна им живой, потому что они хотят кое-чего от нее добиться.

С другой стороны, решение оставить ее в живых было принято руководством, а значительное большинство этих лысых бильярдных шаров с невыразимым удовольствием размазали бы ее по стенке.

Она убрала пистолет и вооружилась одной гранатой.

Отбросив прочь люк, она сначала высунула руку с гранатой, чека из которой была вырвана. У одного из собравшихся там людей мозги были все же в порядке, поскольку сразу, как только рука появилась из люка, он запричитал:

– Только не стреляйте.

Так или иначе ей, несмотря на то, что люк со всех сторон был окружен полутора десятками бритоголовых, все же удалось выбраться на поверхность живой и невредимой. Зрелище было устрашающим – безволосые, татуированные, затянутые в кожу панки, целившиеся в нее из всех видов оружия, начиная двадцать вторым калибром и кончая автоматическим «Винд-10».

Эйнджел, не подозревая об этом, оказалась в актовом зале «Рыцарей», с настоящей сценой, балконами, знаменами и прожекторами, а также расположенными в стратегически важных местах видеокамерами. Люк открывался в конце центрального прохода между рядами.

Бритоголовые столпились возле нее полукругом. Кое-где оружие было установлено на спинках кресел. Один из прожекторов светил в ее сторону. Сжимая в руке гранату без чеки Эйнджел, стояла широко расставив над люком ноги.

– Вставь чеку в гранату… – сказал в громкоговоритель Тони, лидер бритоголовых.

«Силен, жук, – подумала она, – это может весело кончиться».

– Боюсь, что чеку я обронила внизу.

Эйнджел кивнула в сторону отверстия в полу.

– Так что, ребята, если вы не поумнеете, то этот ананас упадет.

– Ты нам не угрожай…

– Что б вам… – С этими словами Эйнджел разжала руку.

Граната висела удерживаемая только двумя пальцами. Держать ее в таком положении было неудобно и трудно. Эйнджел надеялась, что произвела должное впечатление и заставила их переволноваться, как переволновалась сама.

– Правда, мне нужен хороший предлог, чтобы к чертям собачьим взорвать весь этот артиллерийский склад. Отправите на тот свет меня, отправитесь туда и сами.

Воцарилась долгая пауза. Собравшийся вокруг нее народ выглядел не самым лучшим образом. Она сунула руку в карман и нащупала пистолет.

– Вам что, нужно особое приглашение? Бросайте оружие или я взорву все к чертовой матери!

– Делайте, как он говорит, – раздался голос по громкоговорителю.

«Мне нравятся твои местоимения, парень, – подумала Эйнджел. – Что-то то ты сдрейфил больно быстро, а? Наверно, собираешься всадить мне в задницу с десяток пуль. Где там у вас снайпер?»

Бритоголовые с недовольным ворчанием побросали оружие.

– Теперь отправляйтесь на сцену, там я буду хорошо вас видеть.

Где может быть этот чертов снайпер? Эйнджел находилась под балконом, в зале было не так-то много мест, где можно было спрятаться…

Проклятый прожектор, она совсем забыла о нем.

– Делайте, как вам говорят, – раздалось из динамика.

«Боже, какие мы любезные. Как только им удастся увести меня от люка, я пропала. Эйнджел медленно стала перемещаться по периметру люка. Снайперу, если таковой имелся, должно было при этом показаться, что она проверяет, нет ли чего дурного на уме у тех, кто стоял у нее за спиной и теперь направляется к сцене…

На самом же деле Эйнджел просто не хотела, чтобы парень за прожектором видел, как она осторожно извлекла из кармана сорок пятый калибр.

За ее спиной, примерно в десяти метрах, находились двойные двери. Добраться до них – раз плюнуть, особенно, если возникнет неразбериха.

Она сделала несколько глубоких вдохов, и почувствовала, как от избытка адреналина, выброшенного в кровь, у нее на виске начала пульсировать жилка.

Секунду спустя, резко развернувшись, она стала поливать вокруг себя пистолетным огнем.

ГЛАВА 20

Первый выстрел Эйнджел подтвердил ее предположение о том, что в зале находится снайпер, потому что бритоголовый, прятавшийся за прожектором, не замедлил ответить огнем. Она отступала так быстро, как только могла. Ответная пальба велась из скорострельного крупнокалиберного оружия. Пол вокруг нее взрывался фонтанами выстрелов. Поднявшиеся на сцену бритоголовые разбежались по углам, что было с их стороны весьма разумным решением.

Вторым выстрелом Эйнджел попала в прожектор и вывела его из строя. Актовый зал переполнял звон бьющихся осколков, даже звук пальбы был не в силах заглушить его. Пространство под балконом погрузилось в темноту, зато Эйнджел теперь отчетливо увидела снайпера, засевшего на помосте за погасшим прожектором.

Она продолжала пятиться, ни одна пуля пока еще не задела ее. Несмотря на то, что теперь Эйнджел находилась под прикрытием тени, она не хотела задерживаться здесь ни на минуту и искушать судьбу. К несчастью, это также означало, что все три произведенные ею выстрела не попали в цель. Невзирая на то, что Эйнджел держала снайпера на мушке, достать его она никак не могла С другой стороны, снайпер тоже не попадал в нее.

Эйнджел продолжала отступать и вскоре прижалась спиной к выходу. Надеясь, что в вопросах безопасности «Рыцари», как горох из мешка сыпавшиеся со сцены, были такими же болванами, как и во всех остальных, она навалилась плечом на двери. Двери поддались и приоткрылись, снайпер навел оружие на забрезживший под балконом свет. С соседних кресел во все стороны отлетали щепки, штукатурка с края балкона была уже изрядно оббита.

Двумя последними выстрелами в снайпера, она вынудила его подчиниться своей воле. В заключение Эйнджел решила сделать нечто, что заставило бы людей в актовом зале надолго ее запомнить.

Перед тем, как нырнуть в полуоткрытую дверь, Эйнджел бросила гранату в люк склада.

Бросив пистолет, она помчалась так быстро, как только могла. Снаружи никого не было, и до самого конца коридора на глаза ей никто не попался. Завершался он окном, выходившим на простую кирпичную стену. Эйнджел молила только об одном, чтобы окно это было на первом этаже.

Уже в прыжке она услышала раскат первого взрыва, прозвучавший низким басом субконтроктавы фортепиано. В тот момент, когда плечо ее коснулось оконного стекла, до нее долетело эхо новой серии взрывов. Она слышала, как распахнулись за спиной двери, и взрывная волна выбросила ее в окно. Затем повалили клубы густого дыма.

Сильно ударившись о кирпичную стену напротив, Эйнджел приземлилась прямо на мусорный ящик.

Несколько секунд она не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Мысленно она уже ясно представила себе, как, по орлиному распластав крылья, над кучей отбросов завис один из «Рыцарей"…

Но никто не появлялся. Вскоре густой дым заслонил над головой прямоугольник неба. К тому времени, когда Эйнджел пришла в себя настолько, что могла двигаться, отовсюду были слышны завывания полицейских и пожарных сирен.

Выкарабкавшись из мусорного бака, она, прихрамывая, заспешила прочь.

Порядком попетляв по городу, она двинулась в северном направлении. Принимая во внимание нынешнее состояние дел, это было не очень разумным решением. Но ее это ничуть не волновало. Прислушиваясь к звукам оставшихся далеко позади сирен, она шла по непривычно пустынным улицам Ноб Хилл.

Мир, казалось, утратил присущую ему ясность. Но ее волновало что-то еще… Оказавшись севернее Юнион-сквер, Эйнджел остановилась. Куда все подевались? Улицы словно вымерли. Она была единственным пешеходом. Транспорта также не было видно, если не считать промелькнувшего вдали света полицейской мигалки. Эйнджел стояла, вслушиваясь в мертвую тишину, нарушаемую только далекими отзвуками сирен полицейских машин и береговой охраны, подаваемой судам во время тумана, – и это все. Сначала Эйнджел решила, что было еще пять часов утра, и город еще спал. Но в таком случае она впервые за всю историю наблюдала бы солнечный восход над Тихим океаном. Она подняла глаза к багровеющим небесам, и ее осенила мысль. «Проклятье, комендантский час». Как в Нью-Йорке и Лос-Анжелесе, а также в полудюжине других городов. Это был дурной знак. Но самым отвратительным было то, что она находилась в миле или двух от знакомых ей мест. Идти ей также было некуда. К тому же после всех злоключений, которые выпали на ее долю в последнее время, Эйнджел вовсе не хотелось искать помощи и защиты копов. Она осмотрелась вокруг, пытаясь найти более или менее подходящее место, где можно было укрыться до захода солнца. В Сан-Франциско, где бы ты ни находился, всегда можно было без труда дойти до четырехзвездочного отеля. Поскольку «Рыцари» не тронули ее кошелек, она могла себе позволить это. Сомнение все же глодало ее душу, так как Эйнджел не хотела оставлять никаких следов. В том случае, если она не придумает ничего другого, ей придется зарегистрироваться в компьютерной сети. Хм, компьютеры. На ум ей пришло кое-что получше. Эйнджел развернулась на сто восемьдесят градусов и посмотрела в направлении неоновых огней Чайнатауна, что зажглись у подножия холма всего в нескольких кварталах от нее.

***

Тетсами, то бишь мистер Кей, привел ее в свой кабинет. На этот раз на голографическом экране вместо бездонного голубого неба пульсировала какая-то трехмерная абстракция.

– Добро пожаловать, – проговорил франк.

На экране за его спиной волновалось море многоцветных равносторонних треугольников.

– Я очень обеспокоился, когда узнал, чем закончилась авантюра с полицейской охраной.

– Как…

Мистер Кей усмехнулся себе под нос.

– Суть вопроса состоит в том. что моро совершенно уверены в участии полиции в вашем похищении.

Эйнджел покачала головой. Чушь собачья. Но она ясно представляла себе, откуда исходил этот слух. Все дело во взаимоотношениях «Рыцарей» и моро, именно они послужили причиной введения комендантского часа.

– Я в это не верю.

Мистер Кей пожал плечами.

– Что касается ответа на заданный вами вопрос… Ввиду нашего сотрудничества, я распорядился, чтобы мои люди собирали любую касающуюся вас информацию. Правда, белых пятен осталось еще много, но у меня не мало источников.

Мысль о том, что этот парень устроил за ней слежку, была не из приятных и потому немного обеспокоила ее.

– Значит, вы знали, что «Рыцари» похитили меня?

– Правильнее было бы сказать – подозревал. Информация, над расшифровкой которой мы сейчас трудимся, похоже, имеет весьма ограниченный рынок сбыта. В списке предполагаемых покупателей государственные учреждения стоят не на последнем месте.

Эйнджел подняла на мистера Кея взгляд. Было видно, что эта новость не слишком удивила ее.

– Правительство?

– Агентство Национальной Безопасности, в частности.

– Вам удалось выяснить, что…

– Нет, – мистер Кей покачал головой, – по правде говоря, еще предстоит разобраться в этом.

– Я что-то не понимаю вас.

Он улыбнулся.

– Вот уже сорок лет, как не существует такого понятия, как неподдающийся расшифровке шифр.

Эйнджел открыла было рот, чтобы что-то сказать, но промолчала и снова закрыла его.

– Карточки с информацией, переданные вами, построены на совершенно ином типе алгоритма. С имеющимся у нас программным обеспечением… – мистер Кей пожал плечами. – Пока ничего иного сказать не могу, но, возможно, на карточках записана бессмысленная абракадабра. Это розыгрыш, так сказать.

– Что же делать?

– Если мы не получим ключа к технике шифрования, хранящейся где-нибудь в главном процессоре «Ван Дайна"…

– А вы не можете «влезть» в их компьютер?

Мистер Кей вздохнул.

– Мне бы очень хотелось этого, но…

– Я думала, что именно этим вы и зарабатываете себе на жизнь.

Эйнджел охватило отчаяние. Из-за этих проклятых пластиковых карточек с информацией она прошла по всем кругам ада и все для чего? Чтобы снова оказаться там, откуда начала.

– Эйнджел, я не волшебник и не экстрасенс. Я не имею возможности «взломать» совершенно изолированную систему.

Эйнджел резко встала с места.

«Черт, а какой-нибудь помешанный коп, хватающийся за свою работу, смог бы».

Она стояла напротив молчавшего мистера Кея. За его спиной колыхались голографические образы сцепленных друг с другом треугольников. Ей показалось, что он на минуту о чем-то задумался, хотя из-за темных солнечных очков сказать это наверняка было трудно.

– Неожиданная новость. Полагаю, вы намекаете на детектива Коуба Анаку.

Не имело смысла спрашивать франка, откуда он узнал об этом, но кого другого, если не Анаку, могла Эйнджел противопоставить ему?

– Точно, вы попали с самую точку, – подтвердила Эйнджел.

– Вы не могли бы просветить меня более подробно?

Эйнджел не замедлила сделать это. К тому времени, когда она добралась до описания дисплея Анаки с яркими огнями над Вашингтоном, на лице мистера Кея сияла широкая улыбка.

– Чему вы улыбаетесь?

– Внешняя линия, – сказал он, адресуя сказанное скорее себе самому, чем ей. – Новейшее достижение. Включена непосредственно в сеть, и не здесь, а на восточном побережье. Федералы могут себе это позволить…

– О чем вы говорите?

Мистер Кей поднял на нее взгляд.

– До самого последнего времени корпорацию Ван Дайна обслуживал изолированный компьютер. Федералы, по всей видимости, перекупив компанию, открыли линию с Вашингтоном. У Анаки было одно преимущество – он находился непосредственно на месте, где мог собственными руками подключиться к линии. Чтобы «влезть» в программное обеспечение, нам нужно начать с округа Колумбии и двигаться в обратном направлении…

– Вы хотите сказать, что теперь сможете это сделать?

Мистер Кей встал.

– Эйнджел, наверху есть свободные комнаты, где вы могли бы отдохнуть. Тем временем я должен подготовить для «взлома» команду программистов. Как только мы внедримся в нее, я приглашу вас сюда.

Едва закончив говорить, франк принялся нажимать на клавиши, едва заметные на гладкой ониксовой поверхности его письменного стола.

Когда охранник выводил ее из кабинета, она услышала, как Тетсами пробормотал себе под нос:

– Система, достигшая этого, должна быть интересной.

Для отдыха мистер Кей предложил ей не комнату, а настоящие роскошные апартаменты, будь они не ладны. По размеру они превосходили ее жилище и квартиру Байрона вместе взятые. Бар в отведенных ей покоях по выбору напитков превосходил все бары в тех забегаловках, где ей доводилось когда-либо работать. Две спальни, каждая из которых была оборудована отдельной ванной комнатой. Видеокомный центр занимавший целую стену и оснащенный собственным голоэкраном…

В придачу ко всей этой невообразимой роскоши апартаменты выходили на балкон, обращенный на север, откуда открывался изумительный вид. Для города, в котором никого не удивишь красотами, вид и в самом деле был просто необыкновенным. Внизу, видный как на ладони, раскинулся сверкающий хромо-неоновыми огнями муравейник Чайнатауна. Справа, рядом с Койт Тауэр, на Телеграф Хилл возвышалась Пирамида, ниже плескались волны залива…

На Алькатрасе, в ожерелье огней похожих на рубиновую корону, надетую на полувросший в землю череп, виднелся купол.

И никаких признаков жизни. Взглянув сверху вниз на ставший ей родным город, Эйнджел вздрогнула. Предоставленная самой себе в этих огромных апартаментах, над обезлюдевшим, озаренным уличными фонарями городом, Эйнджел чувствовала себя как никогда одинокой. Одиночество тяжелым грузом давило ей на плечи.

Найдя пульт управления, она зашторила окна, и опустевший город исчез из вида. «Хорошо еще, – подумала она про себя, – что мое местонахождения неизвестно копам». К счастью, ей удалось сбежать от бритоголовых, и в мистере Кей нашла она надежного союзника.

Интересно, чем сейчас занят Анака?

У нее возникло желание позвонить ему. Ее исчезновение могло добавить ему волнений и тем самым усугубить излишние страхи. Но, подумав, она не стала этого делать. После всего случившегося ей не хотелось говорить с ним. Анаке здорово удавалось нервировать ее, а сейчас она и без того была достаточно взвинчена.

«Прекрасно, – подумала Эйнджел, – а что дальше?»

Вздохнув, она принялась снимать с себя уцелевшие одежды. Кое-где вместе с тряпками сходила клоками шерсть. Все тело от синяков и ссадин болело, но серьезных ранений не было. Это значило, что ей страшно повезло.

Эйнджел все еще думала, что рано или поздно везение кончится.

Может быть, следует воспользоваться советом Ногара и пока не поздно удрать в Сиэтл? Сдаться. Пусть в этой каше разбираются сами участники игры.

Эйнджел встала под душ и подумала, что принять такое решение будет нелегко. Она никогда ни в чем не сдавалась. Казалось, весь мир на нее ополчился, и в нем не осталось ни единого человека, кто не пытался бы достать ее, а ей до сих пор так и не удалось ответить на вопрос, почему?

Что, черт возьми, нужно было всем этим ублюдкам? Что такое важное усматривали они в этом?

Эйнджел не сразу сообразила, что душ включался на голос. Своим вопросом относительно желательной температуры воды он окончательно сбил ее с толку. Все это свидетельствовало о высшем классе обслуживания.

Но удивляться не приходилось, именно на этот уровень она вышла сейчас. Какие бы интеллектуальные игры не вел Байрон раньше, именно с него начался для нее новый отсчет времени, ведь благодаря ему она стала миллионером и теперь была вынуждена играть не в своей лиге. Все, с кем до сих пор ей приходилось иметь дело, были всего лишь второстепенными фигурами. Все, начиная от «Рыцарей» и кончая кошачьей бандой…

Нет, сматывать удочки она не станет до тех пор, пока хоть что-нибудь не прояснится. Если она бросит все в таком подвешенном состоянии, то это может выйти ей боком. Существовала группа людей, которые ради того, чтобы заполучить сведения Байрона, были готовы выложить на стол кругленькую сумму. Каким-то образом федералы также имели отношение к этому делу. Никто из заинтересованных лиц, похоже, не собирался сдаваться только из-за того, что она так решила.

Был ли у нее другой выбор?

Снова обратиться к копам?

– Ну, да…

Славную защиту они ей предоставят! Кроме того, напряжение в городе неумолимо возрастало, и Эйнджел, когда грянет гром, совсем не хотелось быть где-нибудь рядом с полицейским. Было это справедливо или нет, но полиция как будто не собиралась принимать ничью сторону.

Итак, если она собиралась когда-нибудь снова зажить спокойной, нормальной жизнью, ей нужно было во что бы то ни стало развязаться с этим вопросом раз и навсегда.

Эйнджел выключила воду и дала ей стечь с шерсти. Что б этому Байрону пусто было, ведь это он свалил на нее все это дерьмо. К настоящему моменту уже не осталось ни одного участника игры, кто не знал бы, что чертова информация находится у нее в руках. Интересно, чем, черт бы его побрал, Байрон занимался?

«Пытался продать подороже», – мысленно ответила она.

Сейчас, по ее мнению, в охоте за информацией Байрона принимали участие, по меньшей мере, три группы.

Существовали ребята из Денвера, люди, которым Байрон должен был передать сведения. Это они, чтобы скрыть свой запах, ходили повсюду с пахнущим сосной дезодорантом. Именно с ними Байрон должен был встретиться во время футбольного матча. Далее шла банда боевиков-кошек, лишившая Байрона жизни и сметавшая все на своем пути.

Еще были «Рыцари», за которыми, если память ей не изменяет, стоял некто по прозвищу «Старик», – так им и надо. Старик этот мог иметь отношение к правительственным учреждениям, а мог и не иметь.

Еще можно было сказать, что в последнее время поведение Байрона достало их всех без исключения.

Если «Рыцари», скажем, были его потенциальным покупателем, тогда появление Байрона в отеле на Эдди-стрит было обоснованным. В таком случае вполне логичным было и то, что боевики, не мудрствуя лукаво, прикончили лиса тут же в гостиничном номере. Эйнджел вообразила, как взбеленилась бы банда убийц, узнай они, что Байрон собирается продать свои данные – какие бы сведения они не включали – «Рыцарям».

Тогда инцидент в «Кроличьей норе» тоже становился объяснимым. Граф и его подручные пришли не для того, чтобы разгромить бар, а из-за Байрона. Вероятно, собирались припугнуть его или договориться, а может, еще что. Эйнджел была уверена, что «Рыцарям» тоже не понравилось бы, что Байрон замышляет сделку с моро, как обратное не понравилось бы моро. Нельзя было исключать и того варианта, что в тот вечер в «Кроличьей норе» у Байрона было назначено свидание с отрядом боевиков. Эйнджел смутно припоминала, что видела тогда сидящих за столиком кошек и собак.

Байрон одновременно пытался играть на нескольких досках, и это оказалось ему не по зубам. Но, кто знает, может быть, кроме известных игроков, имелась еще дюжина других, о которых она и не подозревала…

Скорей бы уж мистер Кей извлек на свет божий что-нибудь стоящее, чтобы она наконец поняла, почему весь мир вдруг стал охотиться за этими карточками.

ГЛАВА 21

Мистер Кей прислал за ней утром. Вся подготовительная работа по проникновению в главный процессор Ван Дайна была выполнена. После короткого завтрака и слабой попытки почистить джинсы и блузку, выпачканные не без помощи «Рыцарей», Эйнджел спустилась в подземный отсек. Людей, собравшихся у терминалов вокруг грандиозной по размерам черной «Тошибы», на этот раз было меньше, но в их поведении во всем чувствовалась целеустремленность.

Когда Эйнджел вошла в кабинет мистера Кей, на голографическом экране ее взору предстала колоссальная решетка, составленная из микроскопически малых многоцветных треугольников, устремлявшихся вдоль к неизвестному горизонту. Черная поверхность письменного стола мерцала многочисленными огоньками, озарявшими лицо Тетсами.

– Милости прошу, – пригласил он и указал на стул.

– До стыковки со спутником остается тридцать секунд, – раздался голос спрятанного где-то в кабинете динамика.

У Эйнджел даже появилось чувство, будто ей предстоит присутствовать при запуске ракеты.

– Что вы собираетесь делать? – спросила она.

Мистер Кей улыбнулся:

– В самое ближайшее время мы нанесем удар. В сети округа Колумбии мы обнаружили вход коммуникационных линий.

Он кивнул в сторону голографического экрана, и Эйнджел увидела на нем коммуникационную сеть, похожую на ту, которую видела на маленьком дисплее в фургоне Анаки, только более подробную. Мы собираемся вклиниться в государственную коммуникационную сеть и уже оттуда по специальной линии связи идти к Ван Дайну и выкачать из его компьютера столько информации, сколько сумеем, пока они не обнаружат ее утечку.

– Двадцать секунд до стыковки со спутником.

Мистер Кей открыл коробку, от которой отразились мерцающие на крышке стола огоньки и извлек оттуда полусферическое, похожее на шлем устройство, опутанное проводами, и водрузил его на голову. Шлем сидел на его голом черепе как влитой. Эйнджел стало ясно, почему мистер Кей был франком и почему его голова имела такую специфическую форму.

Теперь он представлял собой единое целое с системой.

Эйнджел слегка вздрогнула.

– Вы думаете это поможет Вам расшифровать те данные, что я дала?

Мистер Кей пожал плечами и нажал несколько кнопок на боковой поверхности шлема.

– Если только это возможно, мы опустошим их систему полностью. Где-нибудь в программном обеспечении мы непременно натолкнемся на алгоритм шифра. Может быть, он составляет часть операционной системы.

– Десять секунд до стыковки со спутником.

– Я специально был создан для…

– Пять секунд.

– … насильственного взлома враждебной правительственной системы…

– Есть стыковка.

Раньше Эйнджел не видела светящейся точки, которая парила где-то над голографической сетью. И только теперь она вдруг взорвалась снопом ярко-белого огня, устремившегося в сторону решетки. Фокус голографического изображения сместился к тому месту, куда указывал свет.

Когда луч света внедрился в решетку и побежал по образованной многоцветными треугольниками дорожке, у Эйнджел даже свело живот. С той отправной точки, откуда она наблюдала за происходящим, поверхность голограммы представлялась неровной. Ее бороздили холмы и долины, по которым, то переваливая через горные вершины, то уходя в небо, змеилась разноцветная дорожка. Со сверхзвуковой скоростью мчалась она в глубины виртуального пространства.

Взорвав один из холмов, несущаяся точка на долю секунды замерла на месте и вдруг дико закружилась в пространстве, составленном из многоцветных подвижных кубов. Казалось, что тысячи кубов одновременное повернулись на девяносто градусов, точка вырвалась из замкнутого пространства, и сверхзвуковой полет продолжился.

– Мы проникли в Лэнгли.

От голографического экрана Эйнджел пришлось оторваться, поскольку от этого зрелища у нее закружилась голова и тошнота подступила к горлу.

– Идем по следу маскирующего сигнала, запасной выход защищен.

Эйнджел перевела взгляд на мистера Кея и старалась больше не смотреть на меняющийся ландшафт за его спиной. Выражения лица франка видно не было, если не считать его широкой усмешки. Все остальное скрывал от постороннего взора шлем с козырьком и настоящими зарослями проводов, спускающихся на крышку стола. Длинные тонкие пальцы, как бешеные, метались над панелью управления. Эйнджел посмотрела на стол и увидела, что клавиши, каждый раз, когда он прикасался к ним, изменяли цвет.

– Проникновение в защиту цели.

Заметила ли она перемену в его улыбке?

– Слишком легко… – послышался голос мистера Кея.

– Проникновение в цель.

До сих пор от мистера Кея исходил запах восторга и напряжения. Сейчас же к нему примешивался запах страха…

Эйнджел посмотрела на экран. От увиденного у нее зарябило в глазах. Теперь на голограмме ничего похожего на прежнюю картину не было. Понятие «нормальная геометрия» как будто бы исчезло. Нечто, выглядевшее единым целым, вращалось во всех направлениях так, что уже не существовало трех измерений. Цвета пульсировали в таком ритме, что захотелось зажмурить глаза.

Казалось, что это нечто знает о ее существовании.

– Что это… – начал было мистер Кей.

– Цель отступает. Защита вступает в силу. ПРОНИКНОВЕНИЕ В БАЗОВУЮ…

Голограмма испустила волну красного света. Несмотря на то, что движущийся со сверхзвуковой скоростью световой сигнал мчался теперь в обратном направлении, пульсирующий красный огонек догнал его. Голографическое изображение окрасилось в красный цвет.

Свет в кабинете погас, лампочки, мигнув, померкли, мистер Кей конвульсивно дернулся и, рванув провода, связывавшие шлем с панелью стола, упал без чувств со своего кресла.

На несколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая только хаотичными звуками, издаваемыми работающими за стеной людьми. Эйнджел не шевелилась. Мистер Кей был еще жив. Она слышала его дыхание.

– Что, мать вашу, произошло?

– Кто?

Эйнджел вскочила на ноги. Голос раздался из динамика, откуда слышались все предшествующие объявления. Однако голос говорившего был совершенно другим – безучастным, вялым и каким-то булькающим.

Кто-то барабанил в дверь офиса.

– Что? – переспросила Эйнджел.

– Кто? – повторил голос.

Слышал ли он ее на самом деле?

– Что, мать вашу… это значит, «кто»?

– Кто запрашивает доступ?

Хм. Что, черт возьми, здесь происходит?

Грохот за спиной стал еще громче. Эйнджел поняла, что причина, по которой в кабинете погас свет, вывела из строя гидравлическую дверь. Наконец ее ступор стал проходить, и она, желая добраться до мистера Кея, вскочила на ноги и бросилась к столу.

– Кто запрашивает доступ?

Ну и вляпалась она! Попытка незаконного вторжения в компьютерную систему Ван Дайна с треском проваливалась, оставив ее один на один с проклятой с системой защиты. Что, черт возьми, ей делать? Обогнув стол, она едва не наступила на франка, лежавшего на полу. Откуда-то исходил слабый красноватый свет – единственный источник освещения в комнате. Тетсами был бледным, мокрым и липким от пота. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что он находился в состоянии шока.

– Кто запрашивает доступ?

Долго, черт возьми, это будет еще продолжаться? В чем дело?

– Я, Эйнджел, что б вам пусто было. Я запрашиваю доступ, а еще я очень попрошу вас заткнуться.

Она нагнулась, чтобы снять кибернетический шлем, но вдруг комната озарилась светом, исходящим от голографического экрана. Эйнджел подняла голову, и испытала настоящее чувство шока.

Видеосистема, вероятно, находилась на какой-то энергетической подпитке, и она с трудом смогла разобрать всего несколько изображений. Голографический экран был разбит на шесть стандартных дисплеев, какие бывают у видеокома, по каждому из них воспроизводился какой-то кусок из ее жизни. На одном из экранов Эйнджел увидела себя с неприличным жестом, обращенным в сторону Паскеса. На другом шло ее интервью, которое она дала средствам массовой информации после того, как тело Байрона подменили. А вот она дает пинка вставшему на ее пути репортеру. Чтобы отснять на пленку такое количество материала из ее жизни, к ней должны были приставить с полдюжины шпиков. Имелось несколько клипов из Кливленда. Все это крутилось и, похоже, не собиралось останавливаться. Имелись в записи и такие вещи, которые не следовало снимать вовсе. Воспроизводились телефонные звонки, которые, как она считала, были сделаны без посторонних. Выдержки из видеозаписей гаражной охраны и подвала центральной больницы Фриско, видео из комнат наверху, в которых она только что остановилась…

Когда показ закончился, помещение погрузилось в полную темноту.

По экрану с быстротой молнии пробежал какой-то текст. Эйнджел успела выхватить глазами только отдельные фразы. Но она и без того видела уже достаточно. Текст касался обстоятельств ее жизни, приводились многие данные, начиная от ее подоходного налога и кончая ростом и весом. «Послужной список» из полиции, данные по кредитам и платежам…

У нее возникло такое чувство, будто она падает в пропасть.

Где-то внизу застонал мистер Кей. Выглядел он ужасно, но судя по всему, случившееся с ним происшествие фатальных последствий не имело. Она оторвала взгляд от экрана и попыталась привести мистера Кея в удобное положение.

Его глаза распахнулись, и в бледном красном свете на нее взглянула пара показавшихся ей совсем незнакомыми пара фиолетовых глаз.

– Что случилось? – прошептала она.

– Он попытался осуществить доступ в меня… – простонал мистер Кей и закрыл глаза.

– Что вы имеете ввиду?

Голограмма померкла. На экране мерцали буквы, сложившиеся в ясное и без того утверждение:

– Вы не член правительства Соединенных Штатов.

– Чертовски точно подмечено, нет.

За утверждением последовал вопрос:

– Кто вы?

Эйнджел посмотрела на запись, покачала головой и склонилась над мистером Кеем, чтобы снять с него шлем. Дыхание его стало ровным, что уже само по себе радовало ее. Она никогда особенно точно не знала, что надо делать, оказывая человеку первую помощь. Он снова проговорил что-то невразумительное.

– Что? – переспросила Эйнджел.

– Нет защиты.

– А-а-а.

– Совершенно незащищен.

Чтобы придать своим словам пущую убедительность, он ухватил ее за руку.

Эйнджел снова перевела взгляд на экран, вопрос все еще был задан. Казалось, что он повис в воздухе. Только сейчас она призадумалась над тем, с кем общается.

– Я кролик, идиот.

– Кролики представляют угрозу для государственной безопасности?

– Что ты там бормочешь?

Стук в дверь прекратился. Интересно, подумала Эйнджел, посвящены люди в соседней комнате в то, что происходит на голографическом экране. Если да, то как они это воспринимали, как чушь или как что-то осмысленное?

– Кролики представляют угрозу для государственной безопасности?

Эйнджел продолжала ошеломленно смотреть на экран, когда почувствовала, как мистер Кей толкает ее под локоть. Она перевела на него взгляд и увидела, как тот отрицательно помотал головой.

Что ж, раз ей позволено внедрить правило, то она сделает это.

– Черт, нет.

– Полученная информация записана. К какого уровня секретной информации имеет доступ кролик?

Что за чудеса творятся иногда в этом мире! Должно быть, она говорит с главным компьютером Ван Дайна. Такое не могло ей присниться в самом фантастическом сне.

Интересно, какой они используют процессор?

Мистер Кей, подтянувшись на руках, сел в кресло. Эйнджел слегка посторонилась, чтобы пропустить его. Франк прижал к голове длинно-палую ладонь и прошептал ей:

– Говорите, у вас не так много времени.

В голосе его чувствовалось нетерпение.

«Ладно, продолжай свою игру», – подумала

Эйнджел. Терять ей было нечего.

– А какие виды допусков к секретной информации имеются?

– Конфиденциально. Для служебного пользования. Секретно. Совершенно секретно.

У Эйнджел от волнения закружилась голова. Не верилось как-то, что все это происходит на самом деле.

– Что? Почему нет секретности высшей степени?

У мистера Кея было такое выражение лица, словно он хотел что-то сказать, но в это время на экране вспыхнула новая надпись:

«Дайте определение секретности высшей степени».

Франк продолжал хранить молчание, но жестом велел ей продолжать. Сам он тем временем стал настраивать кнопки пульта управления за своим письменным столом. Эйнджел поняла, что он предпринимает вторую попытку настроить свой терминал на линию связи с компьютером Ван Дайна.

Несмотря на то, что она была перепугана насмерть, ей почему-то стало ужасно смешно.

– Отлично, даю определение секретности высшей степени. Это понятие означает более высокую ступень, чем «совершенно секретно». Это секретно настолько, что ни один из тех, кто не имеет доступа к этому грифу секретности, не имеет представления о том, что секретность такого уровня существует.

Черт возьми, если до сих пор у правительства не было такого понятия, то что теперь будет?

– Определение внесено в память. Кролики имеют доступ к СЕКРЕТНОЙ

ИНФОРМАЦИИ ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ.

Что, черт бы ее побрал, она только что сделала? Неужели процессор принял все всерьез? Не может же он дурачить ее?

Эйнджел бросила украдкой взгляд на мистера Кея. Тот, похоже, уже полностью оправился и теперь увлеченно работал с клавишами панели управления. Под крышкой стола разноцветными огоньками вспыхивали контрольные лампочки.

– Что ты такое, черт возьми? – обратилась она к голографическому экрану.

По экрану побежали строчки текста, но они так быстро сменяли друг друга, что Эйнджел не успевала прочесть.

– Сейчас же прекрати, просто укажи свое имя, название или еще что.

– У меня доступ к 6235 англоязычным директориям. Не хотите внести в список какие ограничения?

– Назови первые десять.

– Первые десять баз данных имеют гриф «Совершенно секретно».

01: «ТЕХНОМАНСЕР».

02: Искусственный интеллект.

03: Матрицы голографической памяти на аморфных кристаллах.

04: Имущество государственной безопасности.

05: «Ван Дайн Индастриал Инкорпорейтед». Вспомогательный орган «Пасифик Импорт».

06: Технология Альфы Центавра.. 01: Черный ящик. 08: Биоэлектроннная машина. 09: Наши преимущества. 10: Государственное управление внеземных исследований. Эйнджел ошеломленно села и судорожно выдохнула из груди воздух. Этих наводящих на размышление тем она всегда старалась избегать… Все это проклятые пришельцы Мередита. До тех пор пока в феврале правительство не взяло командование операцией на себе, Ван Дайн был местом корпоративной деятельности пришельцев. Независимо от того верил ли народ тому, что белые пузыри, которые правительство с такой охотой демонстрировало перед телекамерами, были инопланетянами или кошмарной продукцией генной технологии, не приходилось сомневаться в том, что эти ужасные создания находились под прикрытием всевозможных корпораций для того, чтобы выкачивать деньги на свои нужды. Наиболее известными из них были предприятия «Ниоги» в Нью-Йорке. Они помогали оружием движению сопротивления моро. Но это вовсе не означало, что такое предприятие было единственным. Если бы федералы обнаружили одну из таких корпораций и накрыли бы ее…

– Пусть кто-нибудь скажет мне, что я сплю.

– Вы спите, – из невидимого динамика послышался булькающий голос.

– Это какое-то наваждение.

– Хотите внести изменения в операционный процесс?

– Нет, не думаю…

Что, черт побери, должна она делать?

– Тогда с какой целью кролик просит доступ к базам данных?

– Я хочу знать, какую информацию передавал Байрон.

– Пожалуйста, уточните определения.

Эйнджел вопросительно посмотрела на мистера Кея, словно ожидала от него помощи. Но он с головой ушел в работу и как будто не замечал ее. Она вздохнула.

– Байрон Дорсет. Если я разговариваю с Ван Дайном, то он работал на вас, передавал данные.

– Никаких записей о Байроне Дорсете не существует…

– Чушь собачья.

– Перекрестная ссылка на Байрона Дорсета, имеющаяся в базе данных по Эйнджелике Лопес, подтверждает, что Дорсет был работником «Ван Дайна Индастриал». Невозможность считать данные вызвана высокой вероятностью повреждения носителя первичной информации при передаче.

– Что?

– Перекрестная ссыл…

– Да заткнись же ты. – Эйнджел покачала головой. – Что ты имеешь ввиду, говоря о «повреждении информации при передаче»?

– Во время передачи данных Расой правительству Соединенных Штатов Раса повредила первичный носитель информации, в результате чего было утрачено 80 процентов хранившихся на нем данных. Операционная возможность его с помощью обхода поврежденных секторов была восстановлена на 67% оптимума. Объем памяти равен 72% оптимума. Хранящиеся данные занимают 5% объема.

Когда правительство взяло контроль над Ван Дайном, пришельцы попытались обобрать собственный компьютер, чтобы не допустить попадания информации в руки федералов…

– Что ты имеешь ввиду, говоря о базе данных Эйнджел Лопес?

– Информация получена с вашего терминала. Адрес: Эйнджел, перекрестная ссылка: кролик.

Классификация: СЕКРЕТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ BЫCШEЙ СТЕПЕНИ.

Эйнджел украдкой взглянула на мистера Кея. Маленький франк в самом деле скрупулезно собирал по ней всю имеющуюся информацию. Она решила, что он испытывает в этом острую необходимость. У таких парней, как он, это, по всей вероятности, в крови.

– Идет обработка данных вашего терминала.

– И что?

Мистер Кей выругался по-японски и еще быстрее забарабанил пальцами по клавиатуре.

После едва заметной паузы последовало продолжение.

– Определение природы данных, передаваемых Байроном. Оценка закодированных карточек с информацией. Копирование зашифрованных сведений. Интерпретация возможной стратегии кодирования. Интерполяция возможных алгоритмов. Приблизительное время для восстановления информации – 32.56 часов, вероятная погрешность не более 5%. Задание первоочередной важности. Контакт возобновится, как только задание будет выполнено.

– Минутку…

В кабинете снова зажглось электричество, и Тетсами разразился целой серией японских ругательств. На мгновение голографический экран озарился красным светом, и снова на нем как ни в чем не бывало появилось графическое изображение виртуального пространства с отступающим огоньком курсора. События на экране с прежней скоростью развивались теперь в обратной последовательности.

– … НОСТЬ. ПРИНИМАЮТСЯ МЕРЫ АВАPИЙHOЙ БЕЗОПАСНОСТИ.

Голос, раздававшийся из динамика, приобрел прежние звуковые характеристики. Теперь Эйнджел казалось, что весь диалог, который она провела, не имел никакого отношения к настоящей реальности. Единственным свидетельством того, что все это не было игрой воображения, – служил вид мистера Кея. Усталый, обливающийся потом франк медленно откинулся на спинку стула.

– Связь прервалась, – проговорил он.

Наконец гидравлическая дверь открылась, и в комнату во главе с телохранителем мистера Кея ворвался целый отряд охранников. Увидев, что мистер Кей цел и невредим, они остановились. Тот кивнул головой, и охрана ретировалась.

Посмотрев на Эйнджел, мистер Кей сказал:

– Я знал, что система окажется интересной.

Около двух часов понадобилось Тетсами для того, чтобы обрести некое подобие нормы и привести в порядок свой операционный блок. Эйнджел стояла в углу и старалась ни во что не вмешиваться.

С каждого терминала, связанного с системой шло воспроизведение ее диалога с «ТЕХНОМАНСЕРОМ». Повтор проводили не менее десятка раз. Техники изо всех сил старались разобраться в том, что фактически произошло.

Первый и наиболее очевидный вывод, к которому они пришли, заключался в том, что «ТЕХНОМАНСЕР» взял контроль над всей системой, при этом «Тошиба ODS» стала его периферическим терминалом, подобно любому другому. Она слышала, как техники говорили о неимоверных скоростях процесса и о том, что машина менее чем за десять секунд вобрала в себя всю память с жесткого диска «Тошибы».

В процессе работы машина предприняла попытку рассматривать мистера Кея в качестве такой же периферии. Естественно, что вряд ли кому может понравиться такая оценка ваших мозгов.

Еще обслуживающий персонал спорил о том, из чего могли быть сделаны «матрицы голографической памяти на аморфных кристаллах». Они даже сделали предположение о том. что операционная система такого типа в самом деле могла контролироваться искусственным интеллектом.

Еще их беспокоили федералы – нет, правильнее было бы сказать, что программисты просто в ужас пришли, узнав об этом. Дураку было ясно, что такой эпизод не мог пройти незамеченным. Хотя программа «взлома», которой они воспользовались для маскировки своего сигнала, продержалась на протяжении всего контакта.

Странным явился и сам факт связи с «Техномансером». Весь коммуникационный путь, включая и главный процессор пришельцев, состоял из традиционной вереницы компьютеров, каждый из которых был оборудован стандартной системой защиты. Служба государственной безопасности позаботилась о том, чтобы все компьютеры на линии были оснащены лучшей системой защиты от проникновения в их святая святых.

Программистам удалось беспрепятственно проникнуть сквозь все заслоны защиты программного обеспечения. Их специально обучали этому, а мистер Кей – создан с этой целью. Сметая на пути все преграды, они дошли до Ван Дайна, где поджидал их сторожевой пес правительства – стандартный процессор, охраняющий правительственную линию связи и черный ящик пришельцев.

Дальше никакой охраны не существовало. За воротами система была открытой, и любой, кто сумел проникнуть так далеко, мог получить доступ к любому уголку информации. Подвох состоял лишь в том, что машина знала о вашем присутствии. Она была совершенно чистой, tabula rasa, но обладала собственным волеизъявление. В том случае, если не было обратных указаний, она могла сама выносить суждения.

Теория мистера Кея состояла в том, что после повреждения, нанесенного машине ее прежними хозяевами, она находилась в такой эмбриональной стадии развития, что, вероятно, не могла отличить пиратского сигнала мистера Кея от легального запроса правительственных учреждений. Для «ТЕХНОМАНСЕРА» правительственная линия была единственной связью с внешним миром. Любой запрос, идущий по этой линии, считался легальным.

Все шло как по маслу. Но тут мистер Кей заподозрил, что у «ТЕХНОМАНСЕРА» был поврежден мозг.

Вопрос состоял в том, насколько серьезно Ван Дайн отнесется к «инструкциям» Эйнджел.

Однако все складывалось чересчур успешно.

Слонявшейся без дела по напичканной компьютерами комнате Эйнджел стало уже казаться, что большинство компьютерных террористов из ударной группы испытывали чувство ликования от того, что такие вещи могут существовать. Их радость омрачала волна негодования от того, что единственным лицом, кто смог вести диалог с машиной, стал занюханный кролик.

Мистер Кей всем своим видом напоминал ребенка, которому только что сказали, что на Рождество бывает двенадцать дней, и оно уже началось.

Когда разговор перекинулся на тему фальсифицированных данных, введенных в систему AI, Эйнджел решила вернуться в предоставленные ей апартаменты.

Сев перед экраном видеокома, занимавшего всю стену, она стала размышлять о том, что Байрон работал на пришельцев. Белые пузыри, эти формы внеземной жизни, заняты на Земле, по словам президента Соединенных Штатов, таинственной деятельностью. Какие только обвинения не навешивал президент Мередит на пришельцев! Он обвинял их в том, что они ввергли страну в пучину беспорядков. По его словам, они были повинны в политическом хаосе, царившем в Вашингтоне, в вооружении и финансировании радикально настроенных группировок, в мятежах и бунтах…

Анака был прав: все они живут в каком-то ужасном кошмаре.

Байрон выполнял обязанности курьера для внеземных созданий, которые возглавляли «Ван Дайн Индастриал» до того, как им на смену пришли федералы. Инопланетяне, которых «ТЕХНОМАНСЕР» назвал Расой. Раса нуждалась в ком-то, кто физически мог транспортировать сведения для их клиентов, поскольку их главный процессор, «ТЕХНОМАНСЕР», был абсолютно изолирован от коммуникационных сетей. Компьютер Ван Дайна так долго находился в полной изоляции, что мистер Кей уже не видел способа, как пробиться к нему.

Это стало возможно только благодаря тому обстоятельству, что руководство Ван Дайна сменилось, и федералы проложили специальную коммуникационную линию, соединившую корпорацию с округом Колумбия. До смены власти искусственный мозг Расы пребывал в полной безопасности и не имел никаких контактов с внешним миром.

Единственное исключение составляли данные, передаваемые Байроном.

Потом, если верить Анаке, в прошлом феврале «Ван Дайн Индастриал» перешел в руки правительства. Байрон оказался внештатным моро, хозяева которого были врагами государства. Ему страшно повезло, что Раса уничтожила практически все файлы «Ван Дайна» до того, как федералы наложили на него свою лапу. Байрона за ненадобностью вышвырнули на улицу. Пришельцев переселили в огромный купол на Алькатрасе.

Пришло время тихо и спокойно уйти от дел.

Но что было делать Байрону, если в тот момент, когда федералы завладели Ван Дайном, у него на руках оказались важные сведения? Ведь миллионером он стал только благодаря тому, что передавал важную информацию. Интересно, когда Байрон понял, что остался один, сколько времени ушло у него на то, чтобы сообразить, какую сумму зарабатывал Ван Дайн на той информации, которую поставлял им. По какой цене Ван Дайн мог продавать ее, если за услуги курьера мог позволить платить сотни косых или что-то около этого?

Миллион?

Десять миллионов?

Сколько могли стоить эти сведения, когда корпорация оказалась не у дел? Когда Байрон стал ее единственным полномочным обладателем?

– Иисус Христос.

Голова Эйнджел пошла кругом. Пока это были голые измышления, однако в них был смысл. Теперь она понимала, почему из-за этого люди буквально сходили с ума.

Еще ей стало ясно, что Байрон зарвался.

Вместо того чтобы совершить нормальную торговую сделку и все денежки положить в карман, он связался со всеми мыслимыми и немыслимыми потенциальными покупателями и попытался продать имевшиеся у него сведения как можно дороже.

Но заинтересованные лица раскусили его хитрый ход.

Теперь Эйнджел только оставалось выяснить, кто был в числе этих потенциальных покупателей. Нужно было узнать, кто этот Старик, что стоит за спинами «Рыцарей». Она хотела знать, кто нанял банду боевиков-котов. Еще нужно было узнать, кто эти ребята из Денвера. Вот из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор с пластиковыми карточками – носителями информации.

Как оказалось, в реальной жизни вовсе не имело значения, что именно содержалось на тех чертовых карточках, – важно было только то, кто стоит за всем этим.

Эйнджел могла побиться об заклад, что любой пришелец, из числа тех, кто контролировал «Ван Дайн», мог бы сказать ей, кто конкретно причастен к этому делу.

Теперь ей оставалось найти его и поговорить с ним.

ГЛАВА 22

Давным-давно, то есть шесть лет назад, Эйнджел не имела крыши над головой, скиталась по улицам Кливленда и возглавляла одну из уличных шаек.

Ее маленький мир рухнул после того, как ее команда не смогла тягаться с бандой грызунов, называвших себя Зипперхедами. Терроризируя по всей стране пинков, Зипперхеды пережили взлет недолгой славы. Не было ни одной сводки новостей, в которой не сообщалось бы об их «подвигах». Но такая большая шайка привлекавшая к себе столько внимания, не могла существовать долго. К тому же все их налеты, оставлявшие после себя многочисленные трупы и растерзанные тела, поднимали слишком большую волну негодования.

Однажды среди таких поверженных тел умудрилась оказаться Эйнджел. Жизнь ей спас Ногар, тигр. Ввиду этого обстоятельства ее имя попало в поле зрения полиции, для которой Зипперхеды были как бельмо на глазу.

Эйнджел, правда, всегда считала, что ее сотрудничество с полицией началось после того, как она потеряла невинность. Именно тогда ей стало ясно, что не существует такого понятия как солидарность моро. Она поняла, что ее уличной жизни пришел конец. Она рассказала много интересного о Зипперхедах, и это помогло обеспечить ей отпущение собственных грехов и отделаться от любых обвинений, которые на нее навешивали.

Кончилось все тем, что Эйнджел покинула Кливленд вместе с одним из полицейских агентов, относившимся к ней вполне благосклонно.

Именно об этом времени и вспомнила Эйнджел.

Оказавшись в апартаментах, любезно предоставленных ей мистером Кеем, она позвонила в Вашингтон. Она пыталась связаться с агентом Конрадом, который недавно был переведен в департамент юстиции, где добился немалых успехов. Ей пришлось преодолеть несколько больше бюрократических препон, чем она привыкла. Оговорок у федералов оказалось на целый порядок больше, чем у чиновников в полицейском управлении Фриско. В этом она убедилась, пытаясь разыскать детектива Уайта. Кроме того, никто не желал разговаривать с моро.

Одна секретарша заставила ее прождать на телефоне добрых полчаса, а потом выключила связь.

Эйнджел это ничуть не заботило. Не ей предстояло оплачивать счета за междугородные переговоры, да и времени у нее было предостаточно.

К полудню на экране своего видеокома она наконец увидела агента Конрада, ставшего к этому времени офицером, в подчинении которого находился уже целый отдел. На невозмутимом чернокожем лице она сначала не заметила никаких признаков узнавания. Человек просто ответил на обычный звонок.

– Конрад слушает. Чем могу помочь?

В первые минуты ей даже показалось, что Конрад решил, что ошиблись номером. За этот день ей уже неоднократно отвечали, что она попала в департамент юстиции и что номер отдела по работе с не людьми был такой-то. Эйнджел вздохнула.

– Ты не узнаешь кролика, который помог тебе так далеко продвинуться?

– Эйнджел Лопес? – спросил бывший полицейский, прищурившись, как это делают пинки, когда не хотят признаться, что большинство моро кажутся им на одно лицо.

– Кливленд, шесть лет назад. Я выдала вам множество крыс-бандитов.

Конрад кивнул:

– Да, я помню.

Он был похож на человека, которому не нравится, когда ему напоминают о его прошлом. Этот пинк всегда напоминал Эйнджел скорее конторского служащего, чем патрульного полицейского. Вероятно, сейчас он нашел себе теплое местечко федерального чиновника и не хотел, чтобы его беспокоили.

– Чем могу помочь? – спросил Конрад.

– Ты обещал, что когда-нибудь отплатишь услугой за услугу.

Он осторожно кивнул и подпер щеку ладонью.

– Я не отказываюсь от этого. Итак, что ты хочешь?

– Мне нужно повидаться с пришельцами.

После затянувшейся паузы Конрад заговорил снова.

– Это не смешно.

– А разве я смеюсь?

– С чего ты взяла, что это в моей власти?

Эйнджел пожала плечами.

– Мне нужен гостевой пропуск на Алькатрас. Мне необходимо поговорить с одним из этих пузырей, которых откопали в «Ван Дайне"…

– Зачем тебе это? Речь идет не о простом задержании, а о государственной безопасности. Боюсь, что этот вопрос не подпадает под юрисдикцию департамента юстиции. А агентства безопасности никогда не признаются в том, что имеют отношение к Алькатрасу…

«Что? Оказывается, что вшивый купол к тому же еще и не существует?»

– Да ладно тебе. Первое время по видеокому даже показывали фильмы, снятые об этом месте. Мне точно известно, что ученых к этим ребятам пускают. Неужели нельзя будет приткнуть меня в одну из исследовательских групп этих яйцеголовых?

Конрад на минуту задумался. Потом покачал головой.

– Все не так-то просто. У меня нет полномочий дергать за веревочки. Прости меня, ты представляешь себе, чем чревата попытка позволить не человеку пройти в то сооружение?

Эйнджел все прекрасно понимала, но не могла сдаться просто так, без боя.

– А ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы это сделать?

– Сначала скажи, зачем тебе это нужно?

Ну что могла она сказать ему?

– Насколько я понимаю, ты не поверишь, что из праздного любопытства?

– А ты как думаешь?

Что же ему ответить?

– Конрад, у меня возникли большие проблемы. Моя ушастая голова привлекает много охотников. Но я не знаю, кто они. На этот вопрос могли бы ответить только двое, один из них мертв…

– А второй?

– Им может стать любой, кто когда-то имел отношение к руководству «Ван Дайн Индастриал».

– И это все, что ты можешь сообщить мне?

– А разве этого мало? Ответь просто: можешь ты сделать это для меня или нет?

Конрад покачал головой, а потом выдавил из себя подобие улыбки.

– Ладно. Ты же знаешь, я твой должник. Я знаю одного человека, который для меня может пробить кое-что в таком духе. Сенатор, о котором я говорю, может постараться и рискнуть головой ради не человека. Пока никаких обещаний дать не могу, но я поговорю с ней, поскольку это входит в юрисдикцию ее бейлифа. Сама она является членом комитета КНД. Я перезвоню тебе.

– Я буду на месте, спасибо.

Эйнджел отключила связь, считая, что аббревиатура означает комитет по делам не людей, а членом этого комитета является небезызвестная Сильвия Харпер. Обращение за помощью к Харпер по какой-то неведомой причине казалось ей вполне уместным.

Она все еще ждала звонка от Конрада, когда к ней пришел мистер Кей. Пережитое напряжение практически никак не сказалось на его внешности. Единственным напоминанием о событиях утра была ажурная вязь рубцов в тех местах, где кибершлем соприкасался с черепом.

В апартаменты он вошел один, хотя Эйнджел видела, что его сопровождал телохранитель, оставшийся в холле.

– Эйнджел, я подумал, что мне следовало бы прийти и выразить тебе свою благодарность.

Никакого сарказма в голосе франка не чувствовалось, и Эйнджел восприняла все всерьез и удивилась.

– За что?

– За то, что разговорила довольно необычный процессор Ван Дайна.

Мистер Кей покачал головой и снял солнечные очки, с которыми не расставался. Глаза у франка оказались фиолетового цвета.

– Эта, хм, машина, проследила за нашим сигналом и проникла в нашу систему, в том числе и в контрольный терминал… – Длинными пальцами он продолжал массировать рубцы, оставленные шлемом на его странной формы черепе, – и даже чуточку дальше.

Он прошел к бару и из бутылки без этикетки налил себе немного жидкости янтарного цвета.

– Вообще-то, пить мне не следует, это нарушает нейрохимию.

Тем не менее, пожав плечами, он отхлебнул из стакана.

Эйнджел покачала головой.

– Что случилось?

– Внутренняя машина Ван Дайна проследила откуда исходил сигнал… – Он снова потер пальцами виски, – до самого источника. После попытки получить доступ в меня, для нее ты осталась единственной возможностью вступить в контакт. Решив, что ты и есть ее контактер, она перестала реагировать на все другие внешние сигналы, которыми мы ее бомбардировали. «ТЕХНОМАНСЕР» оказался довольно целеустремленным.

– Тогда причем же здесь я? Все произошло случайно.

Франк осушил стакан и поставил его на место.

– Потому что именно благодаря вам мы обратили внимание на это устройство. Полученная вами информация не имеет цены. Кроме того, вы изобрели оригинальный способ получения доступа в систему. Итак, могу сказать, что на сегодняшний день наши деловые отношения оказались более, чем плодотворными. С этого компьютера пришельцев, о существовании которого никто из внеправительственных кругов и не подозревает, моя команда уже сняла пробную спецификацию…

– А как насчет сведений, что я дала вам?

Мистер Кей улыбнулся.

– Я не забыл об этом.

Он вытащил пластиковые карточки и протянул ей.

– Снова фальшивые билеты?

– Нет, эти настоящие, вторжение машины в нашу систему не прошло бесследным, она оставила нам фрагменты программного обеспечения. В периферическую память внедрился алгоритм копирования. Мы уже смогли репродуцировать основной массив информации, и сейчас специалисты заняты ее обработкой. Даже, если компьютер Ван Дайна не отреагирует на задание, которое вы ему поставили, на основании тех данных, которыми мы теперь располагаем, мы и сами сумеем расшифровать код. Конечно, тридцати шести часов будет маловато, но постепенно…

– Да, конечно.

Франк так увлекся, что Эйнджел перестала для него существовать.

– Что касается других пунктов нашего договора…

С этими словами поверх билетов он положил другую пластиковую карточку. Она была твердой, черного цвета с серийным номером по верхнему краю.

– Первый взнос.

Эйнджел взяла карточку в руки. На черной блестящей поверхности матовыми буквами было что-то напечатано, но читать по-немецки она не умела. Она вопросительно посмотрела на мистера Кея.

– Вы хотели получить вашу долю. Наш пробный шар в ЕЭС принес первые дивиденды. Это номер вашего швейцарского счета.

– Сколько?

– Десять миллионов долларов ЕЭС…

Эйнджел выронила карточку, словно та была облита кислотой. Должно быть, на некоторое время она отключилась, потому что когда очнулась, то уловила только конец фразы франка:

– … единственный. Уже многие правительства мира выстраиваются в очередь, чтобы только получить спецификацию компьютера Ван Дайна.

– Вы не могли бы на некоторое время оставить меня одну?

Эйнджел все еще не могла оторвать взгляда от черной карточки.

Мистер Кей кивнул и водрузил солнечные очки на место. Подойдя к двери, он обернулся.

– Если хотите, я могу распорядиться, чтобы вам прислали новую одежду.

– Да, конечно.

У Эйнджел пересохло во рту.

Мистер Кей вышел.

Много лет назад, когда Эйнджел училась читать, она наткнулась на книжку «Алиса в стране чудес». С тех пор она очень любила эту историю. Правда, только сейчас до нее дошло, что к тому моменту, когда Алиса по-настоящему пробудилась, чертов кролик окончательно свихнулся.

Поездку на Алькатрас Конрад ей устроил. Когда он перезвонил Эйнджел, казалось, что он сам этому не вполне верит. Ей страшно повезло, особенно, если учитывать то обстоятельство, что из соображений безопасности научные визиты должны были в скором времени прекратиться.

Сегодня, в девять тридцать вечера, на остров должна отправиться последняя на этой неделе группа. На тот период, пока Сильвия Харпер будет гостить в Сан-Франциско, посещения Алькатраса будут временно приостановлены. Для Эйнджел это было первым свидетельством того, что Харпер в действительности собиралась остановиться здесь.

Ничего хорошего это не предвещало, поскольку большинство районов, где она выступала, стали зоной боевых действий.

Как бы то ни было, Харпер поступила мудро, так как, добившись разрешения для Эйнджел, она завоевала еще одного потенциального избирателя. Сделать это было довольно трудно, поскольку некоторым ученым, чтобы попасть на остров, приходилось ждать годами. Тем не менее последний аэробус, отправлявшийся туда, был полупустым. В этот период выпускники лос-анжелесского университета были обременены совершенно иными проблемами. Конрад сказал, что для того чтобы убедить Сильвию помочь ей, ему не пришлось прилагать чрезмерных усилий.

Возможно, не все политики были такими уж несговорчивыми.

Теперь Эйнджел только оставалось попасть в аэропорт Президио до того, как начнется комендантский час. У нее в запасе было еще несколько часов, но она хотела сделать еще одно дело.

Она сидела за рулем взятой на прокат «Шеви Кальдеры» – более заурядной на вид машины нельзя было и придумать. В данный момент ей вовсе не хотелось привлекать к себе чье-либо внимание. Эйнджел заехала на автостоянку напротив лечебницы Святого Луки и припарковалась. Из салона вышла не сразу и еще добрых пять минут провела в машине. Задумалась.

Она была не вполне уверена в том, что поступает разумно.

Черт побери, но отказать себе в этом она не могла, потому что Лей была ее единственной подругой.

Покинув автомобиль, Эйнджел вошла в вестибюль больницы. Сегодня здесь было куда более многолюдно, чем обычно. Запах крови просачивался даже в административную часть здания. Увидев полицейского, Эйнджел отвернулась. Она надеялась, что костюм, присланный ей мистером Кеем, был надежным средством не быть узнанной. Для большинства пинков так оно и было бы.

Костюм, сшитый для кролика по человеческой моде, настолько противоречил характеру Эйнджел, что мог бы ввести в заблуждение любого, кто хорошо знал ее.

Уверенной походкой она прошла к справочному видеокому и, чтобы отыскать палату Лей, стала просматривать внесенную в него информацию. Вскоре ее поиск увенчался успехом. Эйнджел с удовлетворением отметила, что из палаты интенсивной терапии Лей перевели в обычную, на третий этаж, где вместе с ней находилась еще одна пациентка.

Теперь оставалось узнать насколько хорошо ее охраняли.

Хорошо еще что в лечебнице Святого Луки моро хватало с избытком, и она не будет бросаться в глаза. По правде говоря, Эйнджел казалось, что на этот раз народу здесь сейчас больше, чем когда бы то ни было. Служба безопасности в лечебнице оставляла желать лучшего, к тому же Эйнджел очень сомневалась, что кто-то осмелится остановить ухоженного кролика в дорогом костюме, не имея на то веских оснований.

Она вошла в лифт. Вместе с ней наверх отправлялись доктор-пинк, парочка-моро – пакистанских собак и одетая в халат крыса из числа обслуживающего персонала. Никто не обратил на Эйнджел ни малейшего внимания.

На третьем этаже она покинула кабину лифта. Чтобы добраться до палаты Лей, нужно было пройти два дежурных поста. От этой мысли Эйнджел стало не по себе. Если следовать бюрократическому закону, то у нее нет никакого права находиться здесь. Эйнджел выпрямила спину, навострила уши и, устремив взгляд на дверь нужной ей палаты, зашагала по коридору. Она отчаянно хотела выглядеть так. словно имела все основания находиться здесь.

Никто из дежурных не остановил ее.

Миновав опасную зону, она едва не сплоховала, когда увидела маячившую поблизости форму полицейского. Их было двое, к тому же тут же околачивался знакомый светлый парень из ФБР, с красноватыми глазами. Но в ее сторону никто не смотрел, и Эйнджел смогла взять себя в руки и благополучно достигла пункта назначения – палаты номер 3250.

Как только дверь за ее спиной закрылась, она увидела лежавшую на больничной койке Лей. Тело ее от талии до пяток было заключено в прозрачный корсет. Шерсть была сбрита, обнажая массивные кровоподтеки, ссадины и раны, полученные при падении из окна. Хвоста не было…

– Привет… – пролепетала Лей, невнятно произнося слова.

– Лей, – с трудом прошептала Эйнджел. – О Господи, Лей.

Лей открыла один, тут же наполнившийся влагой глаз и слегка повернула голову на бок.

– Это ты, Эйнджел?

Было видно, что ее хорошенько накачали транквилизаторами. Эйнджел даже показалось, что комната окутана туманом анальгетиков.

Она подошла к постели и взяла руку Лей в свою. Рука была горячей. Нос Лей, похоже, был сухим.

– Это я. Эйнджел. Мне так жаль.

– Ты ни в чем не виновата.

Лей облизнула кончик носа и постаралась сконцентрировать внимание на подруге.

– Красивый костюм.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я выживу, возможно, даже буду ходить.

Эйнджел хотела сказать еще что-то, но язык не повиновался ей.

– Спасибо, что пришла. Ты настоящий друг.

Эйнджел наклонилась и сжала подругу в объятьях.

– Не плачь, – сказала Лей.

– Я не плачу, – прошептала Эйнджел.

ГЛАВА 23

Вертолет в порту Президио приземлился строго по расписанию. Летное поле показалось Эйнджел похожим на площадку для игры в гольф. Такая ассоциация усиливала ощущение сюрреализма, не покидавшее ее с самого начала авантюры. Строительные работы были в полном разгаре.

Конрад оказался прав, говоря о нестабильности нынешнего политического климата. Несмотря на тысячедолларовый костюм, роскошный кейс и специальное разрешение, выданное сенатором Соединенных Штатов, ей понадобилось не менее трех часов, чтобы пройти через все формальности и преодолеть заслоны из представителей ФБР, полиции и прочие. Иногда ей казалось, что причиной волокиты была красная тесьма, скреплявшая ее документы.

Так оно фактически и было. Протекция Сильвии Харпер возымела обратное действие.

К чреде ученых Эйнджел присоединилась только тогда, когда они уже стали подниматься на борт модифицированной модели транспортного вертолета «Сикорский». Посадка производилась с хвоста. Из дюжины пинков, садившихся в вертолет, Эйнджел была единственным моро. Как только пассажиры заняли свои места, люди в военной форме стали заносить ящики с грузом в кабину вертолета. По мнению Эйнджел, количество пассажиров по сравнению с количеством груза, переправляемого на остров, было смехотворным. Создавалось впечатление, что присутствие людей на борту являлось случайностью.

Эйнджел разместилась в хвосте транспорта рядом с ящиками. Ей не хотелось давать любопытным пинкам какие-либо объяснения. Похоже, это ей не грозило, поскольку ни один из людей не пожелал сесть рядом с моро. В салоне имелось двадцать пять мест, а пассажиров всего двенадцать. Таким образом, Эйнджел от остальных членов экспедиции отделяло несколько рядов.

Время, оставшееся до старта, она провела, рассматривая выглядывающие из-под наброшенного брезента наклейки на ящиках. Большинство упаковок отличались только прикрепленными к ним пластиковыми карточками с нанесенным на них серийным номером. На некоторых, к тому же, имелись надписи типа: «Протеин». Такой ящик оказался ее земляком, из Кливленда. По крайней мере наклейка гласила, что он содержит продукцию, произведенную компанией под названием «Ну Фуд в Кливленде, Огайо». На одной из упаковок Эйнджел прочла, что она была произведена на фармакологическом предприятии Бостона. Вокруг ящика витал едва уловимый знакомый запах переспевших вишен, – неужели правительство переправляет на Алькатрас наркотики? Разбираемая любопытством Эйнджел отвела в сторону полотнище брезента с другой, показавшейся ей интересной, упаковки, чтобы прочесть этикетку. В это время ее внимание привлек какой-то шум, возникший в хвосте салона.

– Я должен быть здесь, черт побери…

Эти слова сопровождались ворчанием и шумом передвигаемого груза.

– Вот, смотрите, у меня есть пропуск. А теперь не окажите ли вы мне любезность и не пропустите меня внутрь?

Эйнджел сгорала от нетерпения увидеть, что там происходит. Несколько сидевших перед ней пассажиров, по всей видимости, имели такую возможность, поскольку повернули головы в сторону прохода. Человек, поднявший весь этот шум, наконец пробрался по заставленному грузом проходу и плюхнулся на первое, попавшееся на его пути сиденье, оказавшееся рядом с Эйнджел. Он вздохнул и, без всякого удивления посмотрев на нее, сказал:

– Никто не удосужился предупредить меня о комендантском часе.

Новый пассажир оказался моложе всех остальных присутствующих. По мнению Эйнджел, он на добрый десяток лет отставал от среднего возраста других ученых. На нем были голубые джинсы и клетчатая фланелевая рубаха. Он был бородат и имел крепкое телосложение. Его длинные темные волосы были перехвачены на затылке резинкой наподобие конского хвоста. Всем своим видом этот человек, казалось, говорил, что напряженность городской обстановки создана специально для того, чтобы причинять ему неудобства.

Он протянул ей руку и произнес:

– Стив.

Эйнджел поняла, что знакомства ей не избежать и пожала протянутую ладонь.

– Эйнджел.

Не вписывавшийся в круг пассажиров пинк коротко кивнул и, достав миникомпьютер, принялся что-то печатать. Эйнджел еще несколько секунд смотрела на него, но так как дальнейших комментариев не последовало, она отвела взгляд и переместила свое внимание на иллюминатор. За плексигласовым стеклом начался дождь. Ее обзор был ограничен, в поле зрения попадала только часть взлетного поля, бывшего когда-то площадкой для гольфа.

Площадь величиной с полдюжины футбольных полей была освещена переносными световыми установками. Взлетное поле имело вид только что развернутой военно-воздушной базы в зоне непосредственных боевых действий где-нибудь в Азии. Создавалось впечатление, что аэродром был возведен наспех. То же самое она слышала и о «трансформации» самого Алькатраса.

Купол был спроектирован Ван Дайном для каких-то своих нужд еще задолго до того, как правительство наложило на корпорацию свою лапу. Эйнджел подозревала, что строение служило пришельцам местом обитания и раньше, еще до того, как было преобразовано в место заключения.

Шум погрузки, раздававшийся позади, прекратился. Эйнджел видела, как от транспорта отъехал заправщик. Как и на вертолете, никаких знаков отличия на машине не было. Это наблюдение навело ее на мысль, что люди, которых она видела в районе аэродрома, военную форму не носили.

Взревели двигатели, и ее сосед спросил:

– Какая у вас специальность?

Она перевела взгляд на бородатого пинка. Стив, по-прежнему, с увлечением работал на клавиатуре карманного компьютера и, судя по всему, был зачарован многокрасочными синусоидальными кривыми, которые выстраивал на дисплее.

Он тем не менее продолжал говорить:

– Вы работаете при университете. Что касается меня, до до сих пор я видел всего несколько достаточно высокообразованных не людей, которые говорили, что сумели самоутвердиться.

Эйнджел кивнула, но сосед, погруженный с головой в работу, не заметил ее жеста.

– Могу себе представить.

По всей видимости, в ее замечании он расслышал сарказм.

– Черт, я не хотел показаться снисходительным.

На минуту он оторвался от работы и взглянул на нее.

– В конце концов, решение АДН позволить не человеку наконец посмотреть на настоящих негуманоидов не лишено здравого смысла. Правильно я говорю?

– Верно, – согласилась Эйнджел, тем временем пытаясь расшифровать, что могла означать упомянутая аббревиатура.

В правительственных кругах «Н» почти всегда означает «не человек». Может ли все сокращение означать Агентство по делам не людей? Но тогда почему она никогда не слышала о таком? А не мог ли это быть какой-то орган, входящий в состав Комитета по Делам Не людей – КНД при сенате? Если так, то тогда понятно, как Харпер сумела так быстро удовлетворить ее просьбу.

Заработали винты, «Сикорский» ритмично загудел, и, устремляясь в ночь, начал набирать высоту. Мимо проплыли клочья разорванного винтами тумана и, подхваченные ураганным ветром, унеслись прочь. Огни скрылись из вида.

Внизу раскинулся Сан-Франциско, превратившийся в город-призрак. Взору Эйнджел предстали многие мили освещенных фонарями улиц с пустыми тротуарами и дорогами. Вертолет начал разворачиваться, и она увидела Тихий океан. Когда вертолет направился в сторону залива, где находился остров, стали видны Золотые Ворота. Причудливая игра создавала иллюзию, что мост облит кровью.

Должно быть, она совершенно ушла в себя.

– Я социолог.

– Хм?

Только и смогла произнести Эйнджел, отрывая взгляд от величественного зрелища за иллюминатором и переводя его на парня. Она не имела ни малейшего представления, продолжал ли тот начатую мысль, или начал новую тему.

Эйнджел отчетливо осознавала, что так и не ответила на первоначальный вопрос пинка. У нее никогда не хватало времени на то, чтобы придумать более или менее убедительную легенду. По возможности она хотела бы избежать прямых вопросов, которыми донимал ее неугомонный сосед.

Поэтому, несмотря на то, что это ее ничуть не волновало, она спросила:

– Вы изучаете инопланетное общество?

– Только косвенным образом. – У Стива вырвался смешок, и он оторвался от клавиатуры. –Они засекретили мою диссертацию, но у них нет никого, кто мог в ней разобраться. По этой причине они наняли меня.

Ученый пожал плечами.

– Вы работаете на правительство?

Стив усмехнулся.

– Да бросьте вы. Все вы работаете на них. Меня совершенно не касается, из какого вы университета или лаборатории. Не хотите же вы сказать мне, что прошли проверку госбезопасности, чтобы попасть туда, не имея больших денежных ассигнований?

– М-м-м, – готового ответа на этот вопрос у Эйнджел не было, не говорить же ей на самом деле, что такую проверку она не проходила совсем.

Лицо его приняло извиняющееся выражение. Возможно, ее замешательство он принял за гнев.

– Простите меня, наверно; я погорячился. В конце концов, какая вам разница, кто оплачивает счета за аренду моей Башни из Слоновой Кости.

Эйнджел хотела сменить тему до того, как он задаст вопрос о ее Башне из Слоновой Кости.

– Так что вы собираетесь делать здесь?

– Найти подтверждение своему предположению о том, где и когда Раса оказала первое значительное влияние на земное сообщество.

– Итак, когда и где это случилось?

– Я не могу гарантировать точность моих данных, но это событие я связываю с январем 1998 года, а произошло оно где-то в Центральной Азии.

Эйнджел была поражена.

– Минутку, погодите. Вы хотите сказать, что эти создания находятся на земле уже свыше шестидесяти лет?

Стив кивнул и снова вернулся к своей клавиатуре и синусоидальным кривым.

– Но откуда у вас такие данные?

– Хм, – он внимательно рассматривал график. – Вот черт. Ну, ладно. В конце концов у вас есть допуск, в противном случае вы не были бы здесь.

Он повернул дисплей к Эйнджел так, чтобы она могла по достоинству оценить его информацию.

– Вы разбираетесь в социологии или экономике?

– Нет, это не моя область. – «Хотя было бы проще ответить, что я зарабатываю на жизнь, обслуживая столики».

– Хорошо, постараюсь избегать специальных терминов. Моя основная работа была посвящена циклам. Меня интересовала цикличность экономики, войн, политических ориентиров. Особенно – прогностическая применимость моих исследований.

Он пробежал пальцами по клавиатуре, и на экране вместо синусоид засветился график, похожий на зазубренный край пилы, всего с несколькими зубцами.

– Например, здесь представлен сводный индекс экономического роста за прошлый век, касающийся всей планеты. Он кажется почти беспорядочным, однако при ближайшем рассмотрении здесь можно выделить несколько регулярных циклов различной длительности и величины.

Он снова нажал несколько клавиш, и зубец пилы с неровными краями расправился, сменившись лениво вздымающейся синусоидой, поверх которой накладывались волны меньшего размера, но более высокой частоты.

– Если значения этих кривых сопоставить с кривыми каждого года, то вы получите точно такой же зубец, который уже видели.

– Ладно, а дальше? При чем здесь инопланетяне?

– Видите ли, – Стив улыбнулся, – наверно, мне лучше показать вам это.

Он снова забарабанил по клавиатуре, и на экране появился новый зубец.

– Такие же циклы. Все вписываются в нынешний век.

Эйнджел кивнула.

– А теперь сопоставьте это с цифрами прошедших пятидесяти девяти лет.

Поверх зеленого зубца лег зубец красного цвета. Он брал начало в том же месте, откуда и предыдущий, но отличался от своего аналога тем, что затем резко падал вниз. Достигнув середины столетия, он уже не имел ничего общего с зеленым, который по сравнению с ним казался вполне упорядоченным.

– Теперь вы понимаете, почему в научных кругах любое упоминание о циклах считается дурным вкусом.

– Да, это не в их интересах.

Улыбка ученого стала еще шире.

– Но графики есть графики. Имея данные за прошлый век, с помощью хитроумного компьютера вы можете описать условия, существовавшие в любой период указанного срока. Только успевай подставляй значения переменных величин и получай четкую картину того, что скрывается за каждым индивидуальным циклом.

Он снова нажал несколько клавиш, и на дисплее снова возникли синусоиды.

– Например, величина и частота вот этой кривой является индексом скорости коммуникации в системе. – Он указал на темно-синюю кривую. – Эта – построена на перемещении товаров массового потребления. – И он указал на другую более светлую и большую по размерам кривую.

Эйнджел стала понимать точку зрения парня.

– Вы хотите сказать, что эти отклонения как раз и означают вмешательство внеземных существ?

Стив кивнул:

– Эти циклы представляют собой фундаментальные процессы, происходящие в человеческом обществе. Радикальное изменение в их конфигурации может означать одно из двух. Либо на стыке веков произошло радикальное изменение человеческой природы…

Он снова вернул компьютер в прежнее положение.

– Либо Земля перестала быть закрытой системой.

Вертолет приближался к Алькатрасу. Никаких признаков старой тюрьмы Эйнджел не заметила. Над островом возвышался сверкающий белый купол. Вокруг него разместились кубические строения, напомнившие Эйнджел о белых шлакоблочных зданиях, выросших после землетрясения, как грибы после дождя, в районе к югу от Маркета.

– Почему они засекретили вашу работу? Существование пришельцев ведь больше ни для кого не секрет.

Неожиданно погрустнев, Стив покачал головой.

– Вы должны были заметить, что со своей теорией и поправками к ней я выступил еще до того, как инопланетяне стали достоянием гласности. Я представил работающую модель экономических и политических проектов. Если другие исследователи полагаются на свою интуицию, то я с достоверной точностью могу сказать вам, как пришельцы манипулировали системой, начиная с Тибетской революции пятого года и кончая последними выборами в Конгресс.

– Понимаю.

– Ничуть не сомневаюсь в этом. А работа, которой я сейчас занимаюсь по просьбе федералов, сводящаяся к прогнозированию выборов, экономических спадов и тому подобного, сущая ерунда по сравнению с тем, чего добилась Раса.

– То есть?

Купол рос прямо на глазах и теперь занимал все видимое из окна пространство.

– Они умеют изменять цифры. Они знают, что означают все эти переменные величины и знают, как ими манипулировать. Могут предсказать результаты своей секретной деятельности.

– Это пугает…

– Я знаю, – сказал Стив, когда «Сикорский» коснулся земли. – Но это захватывает дух.

ГЛАВА 24

Вместе с группой ученых Эйнджел проводили в одно из бетонных кубических зданий, прилепившихся сбоку к махине купола. Контроль над обстановкой на острове осуществлялся как военными, так и штатскими. На форме военных красовались странные знаки отличия. В качестве символа, призванного представлять их подразделение, был избран глобус, пересеченный молнией.

Группу провели вниз к зданию, в котором размещались лаборатории и административная часть. По мере продвижения Эйнджел стала улавливать неприятные запахи, которые становились все сильнее. Преобладал запах аммония, к которому примешивался «аромат» серы и другие резкие химические запахи.

Молчаливая процессия, наконец достигла точки, за которой, по мнению Эйнджел, начинался купол. Они свернули за угол, и ее предположения подтвердились…

Группа оказалась в неком отстойнике, примыкавшем к куполу. Высота потолка достигала десяти метров, а в длину комната имела не менее сотни метров. В соседнее здание вела массивная хромированная дверь с воздушным шлюзом, оборудованная сигнальными лампочками красного и желтого цветов. Дальняя стена комнаты была полностью застеклена.

Эйнджел, как и все остальные, села и не спускала глаз с огромного окна. Оно выходило прямо в преисподнюю.

Внутренняя часть купола, примыкавшая к широкому окну, была в диаметре никак не меньше полкилометра. Видимость была ограниченной, и дальняя стена не просматривалась. Откуда-то сверху, что, по всей видимости, было вершиной купола, падал тусклый красный свет, освещавший скалистый пейзаж.

Из провалов в скалах через равные промежутки времени, длящиеся от двух секунд до пяти минут в зависимости от мощности огня, вырывались снопы пламени. Один из исполинских огненных гейзеров пульсировал рядом с огромным окном, в которое запросто мог влететь вертолет. Там же текли реки, но Эйнджел сильно сомневалась в том, что наполнявшая их черная вязкая жидкость была водой.

Еще там находились какие-то непонятные штучки. Они перекатывались по скалам с места на место и пульсировали. Определенной формы у этих желеобразных созданий не было. Один или два раза Эйнджел видела, как какое-то заблудшее создание слишком близко подползало к черной реке и оказалось в плену черных щупалец, увлекших его за собой. Но она не могла сказать, кто поглощал создание – то ли какое речное существо, то ли сама река.

Все имеющиеся под куполом строения размещались ближе к его центру, поэтому их контуры лишь едва угадывались. По своей форме они. напоминали термитники, возведенные из камня.

Еще там были люди. Она видела, как двое ходили по периметру, осуществляя, по всей видимости, нечто вроде патрулирования местности. На них была камуфляжная форма, используемая в пустыне, снабженная системой автономного дыхания. Вооружены часовые были, похоже, огнеметами.

Все это выглядело как настоящий ад. Еще Эйнджел пришло на ум сравнение с местностью, по которой нанесли удар ядерного оружия.

Она сильнее сжала ручку кейса и попыталась успокоиться, мысленно утешая себя тем, что находится на Алькатрасе, а открывающееся перед ней зрелище упрятано под бетонным сводом. Но гораздо легче было представить себе, что она смотрит не внутрь чего-то, а выглядывает наружу. Эйнджел никак не могла избавиться от чувства, что, когда она покинет здание, то окажется не на берегу залива, на котором раскинулся Фриско, а посреди вулканического ландшафта ада, описанного Данте Алигьери.

Рядом с ней сидел Стив, социолог. Он как будто заметил ее волнение.

– Впечатляет, правда?

– Еще бы.

– Вы впервые здесь?

Эйнджел кивнула и с трудом оторвала взгляд от кипящего подземного мира, открывающегося за исполинским окном.

– Они сумели воссоздать атмосферу родной планеты Расы и воспроизвести кусочек ее природы. Это настоящий подвиг, если учесть, что мы до сих пор не имеем ни малейшего представления о том, где находится их дом.

Все это было построено Ван Дайном еще в те времена, когда им управляли пришельцы. Пришельцы – Раса – устраивались с комфортом, как у себя дома. Купол на Алькатрасе по своим размерам намного превосходил обнаруженный в подвалах башни «Ниоги» муравейник, о котором сообщили всей стране проныры-репортеры.

Интересно, какие постройки возвели они в Азии, если находятся здесь уже шестьдесят лет? Эйнджел могла представить себе целые города инопланетян. Вдруг страх Мередита перед пришельцами перестал ей казаться утрированным, а национальная мобилизация против угрозы инопланетного нашествия теперь уже перестала носить политическую окраску.

– Я думала, что они с Альфы Центавра, – прошептала она.

– Раса, прибывшая на Землю, определенно пришла оттуда. Но почти с такой же долей уверенности я могу заявить, что эволюционировали они не там. К моменту высадки на Землю они колонизировали около восьми планет, а Альфа Центавра оказалась самой ближайшей из них.

– Откуда нам это знать?

Эйнджел перевела взгляд на исполинское окно. За стеклом по едва заметной тропинке, вьющейся среди валунов, двигались в сторону воздушного шлюза два человека в форме.

– На основании совокупности данных, полученных при проведении исследовательской работы, анализа генетики Расы и внимательном изучении возведенных ими строительных конструкций.

Он покачала головой.

– Не говоря об элементе шантажа.

– Шантаж?

За стеной люди в форме стали с двух сторон воздушного шлюза. В зале ожидания то же самое проделала пара морских пехотинцев, на форме которых красовался знак с изображением глобуса, перечеркнутого молнией. Десантники были вооружены резиновыми дубинками, которые они держали наподобие ружей. Они стали в дверях по команде «вольно».

– Чтобы убедиться в чем-то, достаточно пристально изучить все аспекты окружения интересующего объекта. А вот идут наши интервьюируемые.

Вид «интервьюируемых», которых сопровождала к шлюзу охрана, из всего увиденного казался наиболее нереальным. Откуда-то со стороны каменных термитников, полускрытых колеблющимся жарким маревом, появилось две шеренги пришельцев, охраняемых с флангов десантниками в скафандрах. Сначала Эйнджел толком не могла ничего разглядеть. Первое, что пришло ей на ум, было сравнение со слизняками весом в три сотни килограммов. К каждой студенистой белой форме было приставлено по два охранника.

Когда вереница инопланетных созданий приблизилась к шлюзу, Эйнджел увидела, что все экземпляры по характеру передвижения резко отличались друг от друга. Один из них, тот, который находился впереди, сначала подтягивал всю свою массу назад, а потом волнообразно перекатывался вперед, затем процесс повторялся. Второй, следовавший за ним, пользовался дюжиной щупальцев толщиной с предплечье Эйнджел, которым он отталкивался от поверхности грунта. Еще один передвигался почти таким же образом, только в качестве конечностей он использовал три лапы, каждая из которых по толщине превосходила торс Эйнджел. Но самое неприятное зрелище представлял пришелец, своими двумя парами бескостных конечностей пародировавший форму гуманоида. С каждым шагом его плоть колебалась и дрожала, как водянистая мозоль, грозящая вот-вот лопнуть.

Эйнджел, как и большинство жителей Сан-Франциско, знала, что инопланетяне – это нечто вроде многоклеточной амебы, наделенной интеллектом. Но представлять себе – это одно, а видеть – совсем другое. Трудно было привыкнуть к виду существа, не имеющего определенной физической формы. Как-то не по себе делалось при мысли о том, что число конечностей у этих созданий зависело от их индивидуального выбора. Эйнджел приготовилась к встрече с существом типа аморфной капли. Но она увидела дюжину разных созданий, каждое из которых имело свои индивидуальные очертания, отличные от других.

Процессия подошла к дверям, отделявшим их от воздушного шлюза. Над массивной хромированной дверью тут же начал вращаться красный световой сигнал, сопровождаемый звуками сирены. Через некоторое время двери медленно стали открываться.

Эйнджел уже привыкла к запахам, пропитавшим атмосферу здания, и почти не замечала их. Как только дверь открылась, в нос ей буквально ударили запахи аммония, серы, желчи, тухлых яиц и еще чего-то, напоминающего жженую резину. Она закашлялась, а глаза ее тотчас наполнились слезами. Стало понятно, почему десантники за стеной носили форму с системой автономного дыхания. Даже при условии, что в тамошней атмосфере хватало кислорода, кому захочется вдыхать такую дрянь?

Наконец дверь полностью открылась, и в зал ожидания в сопровождении четырех десантников прошли два инопланетянина. Теперь от студенистой грязно-белой массы Эйнджел отделяло всего несколько метров. Она поняла, что отвратительный запах исходит именно от этих существ. Кроме того, она слышала, что те производят какие-то звуки. В них постоянно что-то вздрагивало, булькало и хлюпало, напоминая утробные звуки или кипение жидкости, более вязкой, чем вода.

Десантники повели инопланетян вдоль одного из многочисленных коридоров, ответвлявшихся от зала ожидания. По системе радиооповещения усталый голос назвал два имени. С мест поднялись двое ученых и проследовали за пришельцами.

Очевидно, что эта процедура повторялась уже неоднократно, поскольку была выработана определенная последовательность действий. Однако о том, что и как здесь происходит помалкивают даже умники с видеокамерами, которые в средствах массовой информации любят рассуждать о природе инопланетян и роли правительства. Обычно все сообщения на эту тему производятся на фоне массивного белого купола, возвышающегося над Алькатрасом.

На некоторое время Эйнджел забыла о собственных проблемах, и с благоговейным ужасом созерцала происходящее.

Социолог Стив оставил ее, когда привели вторую пару пришельцев. Несмотря на то, что его непрестанная болтовня порой раздражала ее, тем не менее после его ухода она ощутила полное одиночество. На острове Эйнджел была единственным моро, и взгляды, которые она ловила, варьировались от полного равнодушия со стороны десантников до откровенной враждебности большинства университетских работников.

Время тянулось медленно. Шлюз закрывался каждый раз, когда в него входила новая пара инопланетных созданий. На первый взгляд это казалось бессмысленным, поскольку он был так велик, что мог бы вместить всю процессию сразу. Однако такой режим был, по-видимому, выбран в качестве меры предосторожности. Время шло, людей, прилетевших на остров на вертолете Сикорского, по-прежнему вызывали парами, и Эйнджел начала уже волноваться. Ее очередь никак не наступала, и она стала подумывать о том, что ее решили «прокатить», из соображений государственной безопасности.

Прошло уже почти два часа с тех пор, как начал идти поток инопланетян. Когда за стеной остался только один экземпляр, наконец назвали ее имя.

К этому времени Эйнджел уже вполне привыкла к вони, просачивавшейся из-за дверей воздушного шлюза. Но, когда она последовала за двумя пехотинцами, сопровождающими последнего пришельца, ее обоняние снова обострилось. За иноземным существом тянулся шлейф из запахов аммония и желчи. Он напоминал ей не что иное, как запах мочи, смешанной со свежей блевотиной. Белый, похожий на латекс, покров существа был усеян каплями влаги более вязкой консистенции, чем вода. Ни за что на свете не хотелось бы Эйнджел прикоснуться к этому монстру.

В открытые двери потянулся поток грузоподъемников и тележек, перевозящих клети с грузом, доставленным «Сикорским». Но суета разгрузочных работ осталась позади, когда Эйнджел следом за своей компанией вошла в новый коридор.

Теперь, когда она находилась в такой непосредственной близости от существа, у нее появилось сомнение. Неуклюжая слизистая масса, скользившая перед ней по проходу, оказалась крупнее всех предыдущих. Четыре сотни килограммов бесформенной студенистой плоти.

И с этой тварью она собиралась говорить?

Путешествие их закончилось перед большой металлической дверью. Створки ее разъехались в стороны, и Эйнджел увидела комнату в виде сплющенной сферы, облицованную каким-то неизвестным составом серого цвета. Внутренние светильники излучали тусклый красноватый и зеленый свет, за исключением одного прожектора, дававшего обычный свет желто-белого спектра. Луч его был направлен на письменный стол обычного человеческого вида, возле которого стояло кресло такой же замысловатой формы, как и сама комната. Эйнджел предположила, что этот дизайн был выбран с одной простой целью – сделать комнату для интервьюирования удобной для инопланетян.

Существо переместилось в помещение, и десантники заняли свои места по обеим сторонам двери.

– Мисс Лопес, в вашем распоряжении два часа. Все сделанные вами записи должны пройти контрольную проверку. Если по той или иной причине вам понадобится выйти из комнаты, воспользуйтесь аппаратом внутренней связи.

Эйнджел кивнула, сделала глубокий вдох и решительно переступила порог комнаты. Она едва не подпрыгнула от ужаса, когда услышала, что дверь за спиной стала закрываться. Поставив кейс на стол, села на стул, предназначенный для человека. Чтобы прийти в себя и освоиться, ей понадобилось несколько минут. Она все еще продолжала ерзать на стуле в поисках удобной позы, когда поняла, что делала это для того, чтобы не смотреть в сторону существа, находившегося с ней в одном помещении.

Эйнджел подняла взгляд и перевела его на своего «интервьюируемого». Он втянул свою массу в низкую часть комнаты и занял такое положение, чтобы оказаться на одном уровне с крышкой стола и глазами Эйнджел. Своим видом он напомнил ей обветренный конус, сделанный из полужидкой слоновой кости.

Что дальше? Как, интересно, она начнет? Понимают ли пришельцы по-английски?

На помощь ей пришел сам инопланетянин, спросив:

– Это ново для вас, правда?

У него был ужасный голос, по своему звучанию напоминавший динамик, в котором преобладали низкие частоты, помещенный, к тому же, в густое масло. Голос булькал и переливался, как и издававшая его плоть.

Еще ей показалось, что она где-то его слышала.

– Если вы имеете в виду меня, то да, – сказала Эйнджел и наконец взяла себя в руки, – действительно, я впервые здесь.

– До этого раза нас никогда не расспрашивали не люди.

– Я это знаю.

Наконец Эйнджел поняла, где она уже слышала похожий голос, – так говорил компьютер Ван Дайна.

– О чем мы будем беседовать?

– Я бы хотела поговорить с кем-то, кто имел отношение к компании «Ван Дайн Индастриал».

– С кем-то?

– Вы ведь имели отношение к Ван Дайну, не так ли?

– Я являюсь политическим обозревателем корпоративного союза.

– Что, черт возьми, это значит?

– Я не понимаю. У вас сложный язык.

– Что вы делали для Ван Дайна?

Существу, казалось, понадобилось время, чтобы переварить вопрос. Эйнджел поняла, что беседа окажется не простой.

– Я наблюдаю.

Эйнджел вздохнула и подперла голову руками.

– За чем вы наблюдаете?

– За политикой, средствами массовой информацией, видео. Я собираю данные, которые анализирует Октал.

«Понятно, – подумала Эйнджел, – выходит, я говорю с профессиональным бездельником. Во всяком случае, похоже на это».

На беседу с ним ей отведено всего два часа, поэтому лучше брать быка за рога сразу, не тратя попусту времени.

– Значит, вы управляли Ван Дайном, так?

– Всеми корпоративными союзами управляет Октал.

– Нет, я имела ввиду… – но не закончив мысли, Эйнджел покачала головой, – неважно, вы ответили на мой вопрос.

«Ван Дайн» была предприятием инопланетян, а это существо имело к ней непосредственное отношение.

– Ван Дайн нанимал для работы других, не из… – как там они назывались? – Расы?

– Вы имеете ввиду земные виды?

Эйнджел кивнула.

– Раса из нравственных соображений должна была привлекать для работы аборигенов.

– М-м-м? Повторите-ка это еще раз.

– Прямое вмешательство находится под запретом. Физически мы ни во что не вмешиваемся.

Из-за постоянного булькания Эйнджел с трудом понимала пришельца, поэтому не была уверена, что правильно расслышала сказанное.

– Что вы мне лапшу на уши вешаете…

– Лапшу?

– Вы, полужидкие ублюдки, на пятьдесят процентов виноваты в том, что мы оказались в этом дерьме. Повсюду мятежи и вооруженные восстания…

Эйнджел перевела дух, ей нужно было срочно успокоиться. Сказывались напряжение последних дней и бессонная ночь, и она уже не владела собой. К тому же из-за аммиачного запаха, источаемого тварью, она чувствовала признаки приближающейся мигрени. Это обстоятельство никак не могло улучшить ее самочувствия.

– Вы не понимаете. Раса занимается только перераспределением ценностей в свою пользу. Любая Раса, которая превышает свои полномочия, находит свой конец. Это закон.

Эйнджел вдруг очень захотелось, чтобы правительство как можно скорее приняло какую-нибудь программу против инопланетян. Несмотря на трудности, связанные с пониманием этой булькающей словесной каши, суть сказанного она все же уловила.

– Ладно, давайте повторим это еще раз. Итак, все, что Раса делает, называется «перераспределением ценностей», правильно?

– Мы не причиняем никакого вреда живым организмам…

– Но вы тянете соки из нашей экономики?

– Мы анализируем социальную структуру и подпитываем те переменные величины, которые дают желаемый нам результат.

Она вспомнила свой разговор с социологом Стивом во время полета. Эти существа управляли общественно-политической структурой всей планеты, подобно исполинской компьютерной программе. Согласно графикам, выведенным социологом, их деятельность на земле началась на стыке веков.

– И какого желаемого результата вы достигли?

– Наши устремления направлены на то, чтобы ни у какого общества не возникло ни социальных, ни политических, ни технологических предпосылок для желания покинуть пределы солнечной системы.

Эйнджел задумалась, призывая на помощь все свои исторические познания о событиях последних пятидесяти лет. Результат оказался неутешительным.

– Значит, ваши люди заняты только тем, что подкупают наших политиков, правильно?

– Мы субсидируем подходящих людей и организации.

– Вы говорите о террористах?

Помолчав минуту, существо проговорило:

– Мне трудно понять смысл различий между отдельными политическими терминами, которые вы употребляете в своей речи. Мы субсидируем подходящие для наших целей подразделения, чтобы манипулировать политической структурой.

– Господи всемилостивый, вы подкупаете террористов и еще утверждаете, что не причиняете вреда живым организмам?

Бесформенная, студенистая масса, сидевшая напротив нее, не показывала никаких эмоций.

– Сколько войн было развязано по вашей вине?

– Войн?

Эйнджел вскочила на стул, но сдержалась и повторила спокойно:

– Война. Это «перераспределение ценностей» в Азии, например, когда Токио с лихвой хлебнул ядерного коктейля, – вот что это такое.

– Прошу прощения. Еще раз мне трудно разобраться с тем, какое определение вы даете разборкам между различными политическими союзами. У вас очень трудный язык.

– Ладно, к какому количеству «разборок» имеете отношение вы?

– За все время моей деятельности на Земле я не припомню ни одних крупных переговоров между политическими союзами, которые бы противоречили конечной цели нашей программы.

Эйнджел обмякла и медленно опустилась на стул.

– Вы говорите обо всех…

– Я не знаю подробностей операции в Азии. Но до момента нашего пленения ни одни политические переговоры не закончились для нас неблагоприятно. Следовательно, могу утверждать, что азиатская операция прошла успешно.

– Ваши «переговоры» убили сотню миллионов людей, – прошептала Эйнджел.

Ее собственные проблемы вдруг показались ей мелкими, не заслуживающими особого внимания.

– Расе безразлично, как перенесут переговоры аборигены. Единственное, что имеет значение, – это, чтобы переговоры закончились благоприятно.

«Значит, все сводится к тому, что цель оправдывают средства. Почти человеческое отношение к вопросу».

Если бы она имела хоть малейшее представление об анатомическом строении пришельца, то попыталась бы вцепиться ему в глотку.

Эйнджел покачала головой. Неудивительно, что правительство предприняло все меры, чтобы надежно спрятать этих чудовищ и все, что с ними связано. Такое дерьмо кого угодно может свести с ума. На свете есть много людей, кому страшно не понравилась бы мысль, что славная война за национальную независимость, которую они ведут, является результатом манипулирования пришельцев.

Вся Пан-Азиатская война сводится всего лишь к «политическим переговорам». Беседа с пришельцем помогла Эйнджел многое понять. Эйнджел поймала себя на том, что непроизвольно рассмеялась.

– Не понимаю, – сказало существо.

– Думаю, что и не сможете понять. Я просто подумала, что мне наверное, следует поблагодарить вас.

– Что такое «поблагодарить»?

– Если бы не вы и ваши приятели, меня скорее всего не было бы на свете. Если бы не война, не произошел бы бум в генной инженерии…

Она покачала головой и подумала, понимает ли создание, с которым она говорит, что такое ирония.

– Вернемся к Ван Дайну…

– Ван Дайн, – повторило существо.

– В этом и состояло назначение Ван Дайна, я правильно поняла? В перемещении ценностей?

– Верно.

– Каких ценностей? Технологических, информационных…

– Информационных?

– Верно.

– О какой информации вы говорите?

ГЛАВА 25

С пришельцем Эйнджел провела все два часа, отведенные для беседы. Работа по выуживанию информации оказалась утомительной. Эйнджел даже не помогало не покидавшее ее чувство, возникшее спустя пятнадцать минут после начала беседы, что в любую минуту в помещение могут ворваться федералы, и она растворится в своре безликих молодчиков из ФБР, скандирующих: «Государственная безопасность».

Это чувство продолжало угнетать ее и тогда, когда она вместе с учеными снова очутилась на борту «Сикорского».

Где-то хранилась запись ее беседы с пришельцем. Где-то сидит скучающий чиновник из органов безопасности и прослушивает записи бесед людей с пленными инопланетянами. В скором будущем этот чиновник доберется и до последней записи. Эйнджел знала, что спустя четверть часа после того, как это случится, небо ей покажется с овчинку.

И все потому, что как только этот кто-то просмотрит материал ее беседы с пузырем-инопланетянином, он непременно позвонит в Вашингтон. Когда они узнают, кто Эйнджел такая…

Оставалось лишь надеяться, что она успеет убраться из Президио до того, как все это произойдет.

Эйнджел спросила пришельца об информации. Информации какого рода?

Чтобы расшифровать длинную булькающую тираду инопланетянина ей потребовалось много времени, но теперь она знала, чем Байрон Дорсет зарабатывал себе на жизнь.

Ее осведомленность на этот счет портила все дело, еще больше усугубляя создавшееся положение.

Чем только не занимался Ван Дайн до того момента, как федералы завладели им. По наиболее важными «ценностями», которые «перераспределяла» Раса посредством компании «Ван Дайн Индастриал», являлись прогнозы. Причем весьма специфического характера.

Раса на четыре века опережала социологические синусоиды Стива. Вооруженные своими программами и исполинским компьютером они могли дать демографический прогноз для любого политического союза. Могли построить график для любой местности и для любого срока. Сказать, какое направление примет развитие экономики, и какие зоны станут приоритетными. Они могли предсказать уровень преступности, рождаемости, – всего чего угодно, начиная от продажи пива и кончая количеством степеней докторов наук, которыми будут удостоены специалисты в области биоинженерии в 2077 году. Но не прогнозирование было главным.

Программы Расы отличались динамизмом. Пришельцы знали какие «переменные величины» требовали «подпитки» для достижения наиболее благоприятного результата.

В некоторых случаях результатом их вмешательства становились выборы.

Каждые четыре года проходили выборы президента.

Эйнджел устремила взгляд в сторону Окленда, где вставало солнце. Ей во что бы то ни стало нужно убраться от федералов подальше. Несмотря на то, что она прошла досмотр службы безопасности острова, целью которого было выявить, не вывозит ли она несанкционированную запись интервью с пришельцем, ожидался еще просмотр записи, произведенной сами федералами.

Масштаб деятельности Байрона ошеломил ее и заставил содрогнуться.

Пластиковые карточки, переданные ей, содержали подробное описание формулы успеха кандидата в президенты на выборах 2060 года. Судя по тому, как работали пришельцы, ничего сверхъестественного в этом не было. Более того, теперь ей казалось вполне вероятным, что нынешний глава американской администрации, президент Мередит, был клиентом Ван Дайна во время последнего срока своего пребывания у власти.

Так что Эйнджел вляпалась по самые уши.

Еще хуже было то, что доказательства тому она видела и сейчас, в период нынешней предвыборной гонки. Впервые за несколько десятилетий велась такая бестолковая борьба за власть. На протяжении многих лет во всем был порядок. Испокон веков существовали демократы и конституционалисты, среди которых иногда затесывались отдельные независимые депутаты.

В этот год вызов президенту Мередиту бросали кандидаты, появившиеся невесть откуда. Наибольшее число голосов и, главное, внимание видеокомпаний, завоевали третьи партии –либертарианцы. Зеленые и партия NOA. Даже республиканцы задергались, угрожая выставить своего кандидата, чего не делали с четвертого года, когда их партия потерпела крах.

Возможно, неразбериха возникла из-за того, что впервые за последние шестьдесят лет выборы должны были проходить не в соответствии с заранее написанным сценарием.

Ясно было одно – президент Мередит более четко представлял себе картину «инопланетной угрозы», чем говорил во время своего крестового похода на средства массовой информации. Возможно, не было простым совпадением то, что «Ван Дайн» перешел в руки федералов почти сразу после инцидента в башне «Ниоги». Достоянием гласности пришельцы стали в январе, а захват «Ван Дайна» произошел в следующем месяце.

Эйнджел могла представить себе, как все это происходило. На публике правительство прижимает пришельцев, наводнивших башню «Ниоги». Инопланетяне начинают нервничать и решают пустить в ход святая святых – свой «Грааль» – пытаясь разыграть его в качестве козырной карты во время президентских выборов. Сделка была вполне благопристойной – оставь в покое наших людей, либо кто-то другой займет твое место..

Мередит оказался связанным по рукам и ногам. Новость о пришельцах разнесли все средства массовой информации. До этого момента президент ни сном ни духом не ведал о том, кто управляет «Ван Дайном». И все вдруг его начинают шантажировать существа, которых ни в малейшей степени не волнуют интересы страны.

Тогда, чтобы сохранить свои отношения с ними в тайне и не позволить секретным сведениям попасть в руки противников, он овладевает «Ван Дайном».

К большому невезению президента, сделал он это слишком поздно.

Когда был совершен налет на «Ван Дайн», Байрон с информацией выпал из поля зрения. Информация улетучилась, а память главного мозга корпорации порядком подпорчена.

Что делает Байрон?

Эйнджел покачала головой. Байрон перегнул палку, пожадничал – вот что он сделал. В январе эти сведения он мог продать тому, для кого они предназначались, – возможно, этим лицом был Александр Грегг, опередивший всех остальных кандидатов, представитель партии конституционалистов. В этом случае весь куш, полученный от сделки, он положил бы себе в карман.

Нет, он стал ждать более удобного случая. Теперь на арене появились с десяток предполагаемых кандидатов, которые, судя по всему, не отсеются за год до выборов. У избирательных урн воцарилась неразбериха. Тогда Байрон решил торгануть выборами.

Не мудрено, что он вляпался.

Значит, дела обстоят таким образом, но что же дальше?

Она могла бы спустить карточки в канализацию, стереть их, уничтожить записанную на них информацию, пустить это смехотворное подобие демократии на самотек. Возможно, при этом она одержала бы какую никакую духовную победу, но сама оказалась бы в опасности. Никто и никогда не поверил бы, что она избавилась от информации, особенно «Рыцари» и тот, кто стоит за ними. Тем более, что они уже получили один чистый набор билетов. «Рыцари» будут отрывать от нее по куску до тех пор, пока она не скажет, куда дела настоящие карточки. Моро, на их месте, из чувства собственного бессилия просто убили бы ее.

Но это еще не все. После того как мистер Кей скопировал информацию, этого выбора у нее больше не стало. Что бы она не сделала с билетами на матч, данные останутся.

Правда, никто из игроков не знает об этом. Эйнджел надеялась, что все они считают, что зашитый код помешает ей снять с них копию. Еще она надеялась, что ни один из них не знает о существовании мистера Кея.

Похоже, так оно и было. Все полагали, что она обладает единственным набором этой дряни. У нее был только один способ выбраться из всего этого – заключить с кем-нибудь сделку. Как только остальные участники игры узнают о совершении сделки, они перестанут охотиться за ее ней.

Эйнджел срочно должна продать эти чертовы карточки, иначе очень скоро ее успокоят. Навечно. Нужно немедленно сбросить этот груз с плеч и сматываться из Сан-Франциско.

Весь вопрос, кому?

Конечно же, не «Рыцарям». И не моро. Это точно. Ведь это скорее всего те, кто прикончил Байрона. Может быть, Мередиту? Такую возможность она не исключала. Но сейчас ее пугала перспектива оказаться проглоченной органами безопасности под предлогом соблюдения государственных интересов. К тому же она очень сомневалась в том, что сделку с правительством сумеет устроить так, чтобы в конечном счете не исчезнуть с лица земли.

Итак, что же ей делать?

Эйнджел вытащила билеты и смотрела как переливается их блестящая поверхность в лучах восходящего солнца, струившихся в иллюминатор «Сикорского». Голографическая эмблема «Землетрясения» играла всеми цветами радуги. Еще раз помянув Байрона недобрым словом за то, что тот навесил на нее такой груз, она подумала, всегда ли информация маскировалась под билеты, или же в этом случае просто воспользовался ее любовью к футболу.

«Денверский матч», – прошептала Эйнджел себе под нос.

– Состоится сегодня, не так ли? – произнес ее сосед, социолог Стив, не отрывая взгляда от клавиатуры карманного компьютера, покоившегося у него на коленях.

– В четыре часа пополудни, 16 ноября, на стадионе «Хантердром"…

Одну группу игроков она назвала «ребятами из Денвера», считая, что у Байрона на матче была назначена с ними встреча. Кто бы они ни были, в списке Эйнджел они занимали одно из ведущих мест, хотя бы потому, что до сих пор не покушались ни на нее, ни на ее близких, словом, никак не выдали своего присутствия.

Это давало ей некоторые шансы.

Кроме того, ей действительно хотелось посетить этот чертов матч.

Она увидела, как внизу, под махиной «Сикорского», появилась обезображенная площадка для гольфа. Эйнджел ничуть не сомневалась, что еще немного, и ее взору предстанет оцепление из военных офицеров, полицейских, расставленное вокруг посадочной полосы. Что-то должно было произойти – она чувствовала это.

Но ничего, что вызывало бы подозрения, на импровизированной военно-воздушной базе она не заметила. Ничто не портило стройные ряды «Сикорских», воздушных кранов и аэромобилей. Никто из многочисленных людей, снующих по аэродрому, казалось, не проявлял излишнего интереса к идущему на посадку вертолету. Когда машина сделала разворот и пошла вниз, Эйнджел пробежала взглядом по временным постройкам, складским помещениям, посыпанной гравием площадке, где ей было велено припарковать автомобиль.

– Простите, – сказала она социологу, поднявшись со своего места.

Испытав первый приступ паники, рванула на другую сторону вертолета, обращенную теперь в сторону автостоянки. Из этого положения площадка была видна как на ладони. Даже под таким углом Эйнджел заметила его.

Какого черта здесь делает «БМВ» Байрона?

Некоторые из ученых повернули головы в ее сторону. По виду социолога она поняла, что ей стоит пристегнуть ремни безопасности.

«БМВ» мог означать только одно, – что та банда моро была здесь. Не на самой базе, конечно, но где-то поблизости, – автостоянка находилась за пределами огороженной территории аэродрома. Их было четверо – ударная группа. Им ничего не стоило застать врасплох тренированного лиса, обученного защищаться от террористов голыми руками.

Скорее всего, эти бандиты вооружены.

Четверо против одного. Единственное, что у нее было в руках, это пустой бесполезный кейс.

Вертолет приземлился, и взметнувшиеся облачка пыли закрыли обзор. Толчок был таким сильным, что она едва не вылетела из кресла. Несмотря на то, что машина уже находилась на земле, Эйнджел так крепко вцепилась в подлокотники, что у нее побелели костяшки пальцев.

Винты начали вращаться медленнее и вскоре остановились. Двери открылись, и пассажиры стали покидать салон «Сикорского». Эйнджел оставалась у окна. Где же они?

Оторвавшись от иллюминатора, она поспешила к выходу. Испытывая полную растерянность, она не знала, как быть дальше. Что, если они на базе? Что, если они окажутся работниками какого-нибудь федерального органа?

Впереди нее шла группка ученых. Насколько она понимала, в скором времени должен появиться автобус, который доставит их в служебное помещение аэропорта для прохождения дальнейших формальностей, после чего каждый из них будет предоставлен сам себе. Ученые в ожидании транспорта собрались на краю взлетной полосы. Большинство людей в униформе столпились возле «Сикорского». Рядом с группой пассажиров Эйнджел увидела только одного федерала – молодого парня в гражданской одежде. Он стоял чуть поодаль и все время поглядывал на часы.

– Немного терпения, господа, транспорт прибудет с минуты на минуту.

Говоря это, федерал даже не посмотрел в их сторону. Тем не менее от внимания Эйнджел не ускользнул запах его раздражения. Отсрочка была ей только на руку. Ей требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать.

Она стала медленно поворачиваться, чтобы как следует осмотреть взлетное поле. Взгляд скользнул по временно возведенным зданиям, вертолетам, океану и «Золотым Воротам». Над заливом, открывавшимся прямо за военно-воздушной базой, поднимался туман. Промелькнула мысль не мешкая ни минуты рвануть туда. Но вокруг аэродрома на расстоянии примерно в полкилометра – куда ни брось взгляд, за исключением, пожалуй, одной стороны, где располагалась автостоянка с припаркованной «БМВ», – не было ничего, кроме раскисших от влаги холмов и наземного транспорта. Если она совершит эту глупость, на такой раскисшей земле армейским мальчишкам не составит никакого труда поймать ее, тогда придется долго и много объясняться.

Если моро были представителями федеральных органов, то есть, если охотились за ней федералы, то было ясно, что чиновники на Алькатрасе пока были не в курсе событий. Значит, всеобщий розыск на нее еще не объявили. Правда, с нее вполне хватило бы какого-нибудь умника у пульта связи с органами безопасности, чтобы она оказалась в дерьме по самые уши.

– Не прикидывайся дурой. – пробормотала Эйнджел себе под нос, – ты и так уже в дерьме дальше некуда.

Показался приближавшийся к летному полю автобус. Нет, она не станет удирать и привлекать к себе внимание. Лучше пройдет через бюрократическую рутину и аэропортовские формальности, а потом исчезнет. Она сможет вылезти через окно в туалетной комнате или еще откуда-нибудь, а потом пешком выйти за территорию базы. Машину она оставит на стоянке, а как только окажется на улице, то поймает такси.

Нанятый для чартерного рейса автобус «Грейхаунд» был слишком большим для такого незначительного числа пассажиров. Он подкатил к ожидающим и остановился. Двери отползли в сторону. Первым в салон вошел молодой федерал. Он жестом пригласил ученых пройти и занять свои места. Так же, как и в вертолете, Эйнджел вошла в автобус последней.

Она уже была готова к самому худшему, так что стоило ей сделать только один шаг внутрь салона, как до нее донесся резкий запах.

– О черт!

Эйнджел развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы выскочить из машины, но со всего размаха ударилась в закрывающиеся двери.

Федерал сделал в ее направлении один шаг.

– В чем дело?

Она повернулась в его сторону. В ноздри бил нестерпимый запах опасности. Ей хотелось заорать на пинка; как посмел тот пропустить такое? Как все они могли не заметить этого? Водитель находился в состоянии близком к шоку. Над ним маячила маска животного – не то собачья, не то кошачья. Стоял тяжелый запах зверя, приготовившегося нанести смертельный удар.

Когда Эйнджел обернулась, то за спиной парня из федеральной полиции в отделении для багажа, прямо над сиденьем, она заметила нечто, напомнившее ей руку.

– Сзади! – только и успела крикнуть она.

Но было поздно.

Парень еще не закончил поворота, как из багажного отделения за его спиной возникло все существо полностью. Это был пес, вернее не пес, а волк, – моро такого свирепого вида, каких она никогда раньше не видела. Волчище на целую голову превосходил федерала по росту. Макушка его касалась потолка салона автобуса.

Парень потянулся за пистолетом.

Волк нанес ему мощный удар слева.

Голова федерала повернулась на сто двадцать градусов в сторону, и Эйнджел услышала хруст. Из обширной раны на щеке фонтаном брызнула кровь, забрызгав стекло на противоположной стороне автобуса. Человек споткнулся и упал перед волком на колени. Тот занес над парнем кулак и опустил его на череп бедняги.

Федерал безвольно завалился и уткнулся носом в пол в проходе между рядами. Затем судорожно дернулся и затих.

Пистолет из кобуры он так и не вынул.

Человеческие реакции слишком медлительны и не идут ни в какое сравнение с хорошо натренированными моро. Только сейчас двенадцать ученых, сидевших в автобусе, стали осознавать, что с представителем федеральной службы, уткнувшимся носом в коврик в проходе, было что-то не так. Не успели они заметить склонившегося над безжизненным телом своей бывшей няньки из федеральной полиции двухметрового волка, как с последних мест из хвоста автобуса высыпало еще два моро. Эйнджел, все еще находившаяся на ступеньках салона, не могла их видеть, но отчетливо услышала звук взводимых курков. Оттуда же до нее донесся знакомый кошачий голос:

– Не шевелиться и не дышать, и не дай Бог, если кто-нибудь произнесет хоть слово, хоть полслова.

Сомнений не было, говорила та самая кошка, угнавшая ее «БМВ».

Она подняла глаза на водителя и увидела то, что ускользнуло от взгляда федерала. По его лицу градом лился пот, и он источал резкий запах человеческого страха. Возле него находилась кошка. Пока волк с удовлетворением рассматривал то, что он сотворил с федералом, откуда-то из-под водительского сиденья она и вынырнула.

Ее движения были плавными и бесшумными. Она возникла из пространства, которое казалось слишком маленьким для нее, словно сама была бестелесной. Эйнджел видела, как затрясся водитель, когда откуда-то из-под его сиденья выскользнуло это исчадие ада.

– Поехали, – приказала она.

Когда автобус дернулся, Эйнджел почувствовала приступ дурноты.

Она стояла у дверей и хотела подняться, когда кошка заметила ее. Эйнджел вдруг увидела, что на нее нацелен ствол автоматического пистолета. Кошка покачала головой.

– Уж кто-кто, но ты-то должна хорошо знать, что шевелиться не следует.

Произнося это, кошка почти что мурлыкала и лениво повиливала хвостом, словно продырявить кролика было для нее плевым делом.

Эйнджел снова обмякла и привалилась к двери.

– С базы вам все равно не выбраться.

Из хвоста автобуса до Эйнджел продолжал долетать какой-то шум, но этот сектор оставался вне поля ее зрения. Волка она тоже больше не видела, но судя по долетавшим до нее звукам, он распихивал людей по местам.

Эйнджел, разрази ее гром, никак не могла определить вид, к которому относилась кошка. Та по-прежнему стояла, наведя на нее оружие и положив вторую, когтистую лапу на шею водителя.

Через полминуты этот автобус окажется в самом конце списка объектов первостепенной важности.

Послышался звук далекого раската, напоминающего удар грома, вслед за которым раздалась дробь многочисленных ружейных выстрелов. К ней присоединилось низкое уханье тяжелой артиллерии. Кусочек голубого неба, видимый Эйнджел из ее угла, затянуло черным дымом.

Вдали раздался пронзительный вой сирен.

– Что за черт…

Кошка со знанием дела улыбнулась.

– Атака на базу. Что же еще?

Мимо автобуса проплыл указатель, – они направлялись в сторону моста «Золотые Ворота».

– Что вы хотите? Кто ваши люди?

– Патриоты, Лопес. Вот кто мы.

Эйнджел показалось, что автобус стал набирать скорость. Она пожалела, что не видит, куда они едут.

– Если бы ты знала все, Лопес, то с радостью присоединилась бы к нам.

«Как бы не так. Ну-ну, продолжай, – подумала Эйнджел, – скажи мне еще что-нибудь».

– Вы же косите людей направо и налево. Вот уж большая радость!

Быстрее, чем она могла себе представить, кошка оказалась возле нее и уткнула ствол пистолета ей в подбородок.

– Заткнись, – отрывисто произнесла бандитка.

Боже милостивый, да кто она такая? Эйнджел всматривалась в ее злобные желтые глаза и гадала, в какой стране могли произвести такое.

– Заткнись и слушай, – шепотом промурлыкала хищница. – В отличие от тебя мы ни на минуту не забываем о стране, в которой родились и продолжаем верой и правдой служить ей. И ты поможешь нам спасти ее.

Эйнджел, продолжая пристально смотреть в кошачьи глаза, произвела в уме кое-какое сопоставление.

– ОАБТ, – прошептала она.

«Объединенные американские биотехнологии» была компанией, деятельность которой была пресечена правительством за нарушение запрета, налагаемого конституцией, на продолжение экспериментов по генной макроинженерии. Предполагалось, что федеральные органы не могут иметь отношения к исследованиям, связанным с производством моро. Эксперименты над мыслящими существами и производство таковых существ находились в Соединенных Штатах под строжайшим запретом.

Но глаза пумы, смотрящие на нее в эту минуту говорили об обратном. Она и волк, расправившийся с мальчишкой из федеральной полиции, были чистокровными американцами. К тому же эти моро имели явное отношение к федеральным органам. Сомнений быть не могло – программа, согласно которой они были произведены, носила подпольный характер.

Кошка как будто осталась довольна произведенным эффектом и понятливостью Эйнджел.

– Нас интересует только информация. Скажи, где она, и все будет кончено.

Что, черт возьми, ей остается делать? Ее загнали в угол, приставили к горлу пистолет. Спина ее прижималась к…

Эйнджел сжалась в комок, стараясь занять как можно меньше места. Ступнями она упиралась в край первой ступеньки. Если бы не проклятый пистолет, прижатый к горлу…

– Не будь дурой, как тот ублюдок-лис. Говори.

Эйнджел украдкой бросила взгляд на водителя. Он все еще обливался потом и время от времени поглядывал на них сверху вниз. Автобус немного замедлил скорость. Она ощущала, как в человеке нарастает чувство страха.

Потом на глаза Эйнджел попался кейс. Он лежал там, где она уронила его, – у ног мертвого федерала.

– Кейс. Она в кейсе.

Если бы только пума поверила ей и сама подошла к чемоданчику!

Но на такое везение трудно рассчитывать. Не отрывая глаз от Эйнджел, кошка крикнула:

– Айронуокер!

На зов откликнулся волк. Переступив через труп федерала, он поднял кейс. «Замечательно, – подумала Эйнджел, – это была неплохая попытка».

Заскрипели тормоза, и автобус резко остановился.

Тело пумы напряглось, она обернулась и перевела ствол на водителя.

– Почему мы остановились?

Лучшего предлога Эйнджел не могла и представить. Она что было сил оттолкнулась ногами от ступеньки, и двери за ее спиной не выдержали.

ГЛАВА 26

Дверь поддалась легче, чем Эйнджел ожидала.

Сила, заставившая дверь автобуса открыться, швырнула ее на соседний ряд. Еще находясь в воздухе, как раз над серединой дороги, она услышала визг тормозов и низкий звук клаксона грузовика. Прямо на нее мчалась фура таких огромных размеров, какая Эйнджел и не снилась.

Пума, оставшаяся в автобусе, выстрелила ей вслед. Из-за грохота приближавшегося грузовика хлопка выстрела Эйнджел не услышала. Дверь автобуса захлопнулась, и наружу посыпались осколки разбитого стекла.

От резко подскочившего в крови содержания адреналина у нее на виске запульсировала жилка. Стук собственного сердца казался ей таким громким, что заглушал даже звуковой сигнал грузовика. Время словно остановилось. Эйнджел показалось, что в воздухе над асфальтом она парила целую вечность. Единственное, чего она боялась, это того, что хромированный бампер грузовика размажет ее еще до того, как она коснется земли.

Не успела она подумать об этом, как задела плечом бетон. Судорожно заработав ногами, Эйнджел откатилась в сторону. Грузовик был так близко, что ее волной окатило запахом смазки. Но уточнять конкретно расстояние ей не хотелось.

Ее обдало ветром и запахом горящей резины. Возле самого уха она слышала скрип полдюжины заклинивших дисковых тормозов. И не открывая глаз, почувствовала, как мимо пронеслась махина автомобиля. Эйнджел еще несколько раз перевернулась и вскочила на ноги.

Наконец она увидела, где очутилась. Однако размышлять было некогда, и она бросилась бежать.

Эйнджел мчалась вдоль аварийной полосы скоростной трассы моста «Золотые ворота» и находилась, примерно в сотне метров от будок, где оплачивали пошлину за проезд. От автобуса ее теперь отделяло три трейлера компании «Продукты биосферы», занимающейся обработкой водорослей. Машины остановились рядом с ней и служили своего рода прикрытием.

Доносящиеся до слуха Эйнджел звуки продолжающейся пальбы, подстегнули ее, и она припустилась еще быстрее.

Настал решающий момент в ее жизни, когда рассчитывать она могла только на свои ноги. Каждой клеточкой своего организма Эйнджел ощущала нависшую над ней угрозу. Ей как можно быстрее нужно было убираться отсюда. Во рту пересохло, в груди словно разгорелся пожар. Все чувства обострились до предела, в глазах прыгали красные точки, окружающий мир виделся сквозь пелену тумана.

Ее мозг существовал как бы отдельно от тела, которое бежало само по себе, в то время как все ее мысли были заняты решением проблемы, как выпутаться из того дерьма, в котором она очутилась. Куда ей бежать? Пройдет несколько секунд, и один из моро обогнет цистерну с водорослями.

Но даже и этих секунд у нее не было.

Эйнджел слышала, как за ее спиной приземлилась пума. Прежде чем кошка открыла огонь, Эйнджел нырнула в пространство между грузовиками. До нее донеслась раздавшаяся позади автоматная очередь. Ни один из выстрелов не задел ее. Несколько пуль угодили в цистерну. Послышалось журчание, и в воздухе разлился кислый запах гниющих овощей. Неподалеку от того места, где она спряталась, стала растекаться лужица черно-зеленого ила.

Еще мгновение, и кошка достанет ее. Эйнджел, не теряя времени даром, бросилась к лесенке, ведущей на верх цистерны, и стрелой взлетела по ней.

С ее стороны это было весьма предусмотрительно, поскольку следующая очередь накрыла то место, где она только что находилась. Было слышно, что еще несколько выстрелов угодили в цистерну. Запах водорослей усилился. Голова ее звенела ничуть не хуже, чем цистерна. Звон этот стал приобретать высокочастотные характеристики. Во рту ощущался привкус меди. Вздувшаяся на виске жилка грозила вот-вот лопнуть. От горячего дыхания нос высох и горел огнем.

Перескакивая через люки, Эйнджел в два прыжка оказалась на дальнем конце цистерны.

Выстрелы приближались. Теперь стреляли сразу со всех сторон. Цистерна под ней «кровоточила» водорослями, как какой-нибудь инопланетный бегемот.

Чтобы обдумать следующий шаг, у нее не было и доли секунды. Позади нее, наступая буквально на пятки, ее преследовала пума. Краем глаза Эйнджел заметила, что со стороны первой цистерны к ней приближался волк. Она не стала прыгать на соседний грузовик, так как тотчас оказалась бы в ловушке. Вместо этого Эйнджел, хорошо оттолкнувшись, метнулась вбок.

В сторону крыши автобуса.

Еще в прыжке она глазами стала искать место, куда можно будет прыгнуть с автобуса.

Как только она приземлилась на крышу, моро, находившиеся в салоне, открыли пальбу. Автоматная очередь прошила стенку автобуса и грозила подобраться к ней. Эйнджел бежала не останавливаясь. То там, то здесь, прямо под ногами, со свистом пролетали пули. Когда бежать дальше было некуда, она, не размышляя и ничего не видя перед собой, снова прыгнула и очутилась на другой полосе движения.

Приземление оказалось не очень удачным. Под ногами Эйнджел был еле ползущий фургон «Додж Электролайн». Чтобы не скатиться с крыши, ей пришлось ухватиться за первое, что попалось под руки. Это была антенна. Ей стоило большого труда, чтобы удержаться, так как сработала программа автоматического торможения,

Теперь Эйнджел уже могла разглядеть шлагбаум и будки. Судя по всему, находившиеся там люди уже знали о том, что здесь творилось что-то неладное. Поток транспорта, движущегося в северном направлении, почти прекратился. Она видела, что в их сторону, включив мигалку, выруливает патрульная машина.

По-видимому, она оставалась на одном месте чересчур долго, потому что в опасной близости от ее головы в обшивку машины возилась пуля. Когда выключилась противоугонная сирена фургона, водитель его стал подавать ритмичные звуковые сигналы клаксоном. Машина напоминала раненое животное.

Прыгая, как лягушка, Эйнджел перескакивала с одной неподвижно стоящей машины на другую, пока не достигла разделительного заграждения. Транспорт, идущий в южном направлении, все еще двигался. Она оставалась на месте столько, сколько смогла, затем перемахнула через заграждение и нацелилась на автопогрузчик с фургоном средних размеров и программным управлением. Не самый удачный выбор – грузовик был настоящей движущейся мишенью. Ей нужно быть предельно осторожной, чтобы не задеть датчики столкновения, располагавшиеся спереди и сзади машины.

Она не совсем точно рассчитала высоту и плашмя шлепнулась на стенку фургона, едва успев ухватиться руками. Датчики она умудрилась не задеть, так как грузовик продолжал движение. Не свалилась она просто чудом.

Вокруг нее в стенке фургона стали образовываться дыры.

Одно из главных недостатков кролика, даже обладающего модифицированными боевыми способностями – недостаточная сила верхних конечностей. Эйнджел пыталась подтянуться изо всех сил, но руки ее были такими слабыми, что не могли справиться с такой относительно простой задачей.

Панический ужас охватил ее, когда еще несколько пуль разорвали обшивку. Эйнджел, как безумная, замолотила ногами, отчаянно пытаясь на гладкой поверхности стенки фургона найти для них хоть какую-нибудь опору.

Наконец пальцами правой ноги ей удалось нащупать какой-то выступ, и она что было сил оттолкнулась, посылая тело вверх. Когда зазубренный край впился в стопу, она поняла, что спас ее большой след, оставленный пулей.

Благодаря такому решительному действию верхняя часть ее туловища оказалась на крыше, а нижняя свисала, как и раньше. Чтобы не сползти вниз, пришлось судорожно искать новую опору для ноги. Ноги ее скользили, оставляя пятна крови, но все-таки Эйнджел умудрилась за что-то зацепиться на крыше фургона.

Несмотря на то, что почти все ее силы ушли на то, чтобы не превратиться в кровавое месиво, она с удовлетворением отметила, что двое из боевиков моро, находившиеся на цистерне, при виде приближающейся патрульной машины, обратились в бегство.

Итак, она сумела продержаться.

Ей следовало заранее предвидеть, какой поворот примут события и ничему не удивляться. Автокэб мчался по Чайнатауну, но доставить ее по указанному адресу, он не смог бы, потому что выше Гранта Пост-стрит была заблокирована.

Всюду стояли люди в полицейской форме. Однако, количество съехавшихся сюда седанов без опознавательных знаков, почти в два раза превышало число копов. Люди в комбинезонах и солнцезащитных очках переговаривались по рации. Вооружены они были короткоствольным – что не делало его менее устрашающим – автоматическим оружием. За этой стеной, представляющей законную силу, к обочине дороге, как раз напротив блистающего хромом многоэтажного азиатского монстра в стиле постмодерн, который Кайи Тетсами называл своим домом, было припарковано два фургона с инструментами и вспомогательным оборудованием.

Кэб, в ожидании от нее новой команды, остановился.

Эйнджел привстала на сиденье, чтобы увидеть, как рухнула полулегальная империя мистера Кея. Она молча наблюдала за происходившим почти десять минут. Зрелище было захватывающим. Туда и обратно сновали агенты в комбинезонах. Некоторые из них неподвижно стояли рядом со вспомогательным персоналом. То здесь, то там возникали споры. Один из рабочих, кипятясь, темпераментно размахивал руками, делая красноречивые жесты в сторону установленного тут же портативного компьютера.

На перекрестке Пост-стрит и Киарни группа людей стала устанавливать оцепление. Они расставляли треноги, развешивая на них желтые мигающие огоньки. Когда извлекли отбойный молоток, Эйнджел уже начала догадываться о том, что они собираются делать, и решила, что наблюдать дальше у нее нет ни малейшего желания.

Автокэбу она велела доставить ее в ближайший отель. Сан-Франциско есть Сан-Франциско, и уже через полминуты она оказалась на месте. Причем большую часть этого времени кэб выполнял разнообразные маневры, стараясь выбраться из мелких уличных пробок, возникших из-за того, что многие дороги были перекрыты.

Остановившись возле уличного банкомата, она получила две тысячи из денег Байрона. На регистрации постояльцев в «Чанселоре» заправлял делами человек, а не компьютер. У него хватило выдержки и глазом не моргнуть, когда кролик-моро сказал, что собирается снять в гостинице одну комнату на одну ночь и будет рассчитываться наличными. Для Эйнджел тот факт, что ее присутствие в отеле выйдет для них боком и ее не скоро забудут, не значил ровным счетом ничего. Вся эта маскировка уже начинала ей порядком действовать на нервы.

Когда ей протянули электронное стило и попросили поставить свое имя, она подписалась: «Джон Смит».

Эйнджел вошла в комнату и, заперев за собой дверь, рухнула на кровать.

– Что б тебе гореть ярким пламенем, Байрон.

Мистеру Кею, ее единственному союзнику в этом деле, пришел конец. Теперь она чувствовала себя одинокой, как никогда.

Эйнджел долго лежала в постели, уставясь в потолок и дрожа всем телом. Она была слишком измучена, но нервное напряжение не позволяло расслабиться. Мысли ее заклинило, и они вращались вокруг одного и того же. Только к полудню она почувствовала себя достаточно спокойно, чтобы сделать то, что должна была сделать.

Первым делом Эйнджел позвонила Де Гармо, своему адвокату. Конечно, в воскресенье в офисе его не оказалось, но он оказал ей большую услугу тем, что включил ее имя в список тех абонентов, звонки от которых его домашний видеоком пропускал в любое время дня и ночи.

Понадобился только один гудок, чтобы в трубке раздался его взволнованный голос.

– Мисс Лопес, Эйнджел… вы в порядке?

Эйнджел рассмеялась, потому что ничего более подходящего придумать не смогла и только коротко ответила:

– Я жива.

– Полиция…

– … разыскивает меня, не так ли?

Де Гармо кивнул:

– Я говорю о детективе Уайте.

– Ладно, но пока воздержитесь от сообщений, где я нахожусь.

– Я учту это, но считаю своим долгом дать вам совет…

– Оставьте ваши советы при себе. Вы мне нужны для того, чтобы кое-что сделать для меня.

– Например?

Эйнджел внезапно ощутила какую-то непонятную пустоту, приближение финала. Помешкав несколько мгновений с ответом, она произнесла:

– Прах Байрона…

Не закончив мысли, она судорожно глотнула воздух.

– Да? Он у меня. Я ждал…

– Займитесь этим сами. Хотите похороните, хотите спустите в канализацию, меня это не волнует. Да, и не забудьте пригласить его остальных наследников.

– Вы действительно этого хотите?

Эйнджел закрыла глаза и кивнула:

– Мне не нужна даже малая толика этого.

– Это все?

– Нет. Моя соседка по комнате, – ее зовут Лей Нуйджен, – находится в лечебнице Святого Луки. Я хочу, чтобы вы позаботились о расходах на ее лечение и рассчитались за операцию, лекарства и все прочее.

Адвокат кивком выразил согласие.

– И последнее, мне нужно, чтобы вы перевели мои деньги.

Эйнджел извлекла из кармана черную пластиковую карточку, полученную от Тетсами.

– Речь идет о банке в Цюрихе…

После разговора с Де Гармо она связалась с Международным аэропортом Фриско и заказала билет на ночной, двенадцатичасовой рейс до Торонто. Торонто был вполне подходящим местом, поскольку находился за пределами страны и попасть туда Эйнджел могла минуя паспортный контроль. В Торонто, как она полагала, с имеющимися у нее деньгами она подмажет любую лапу, чтобы справить себе какое-нибудь, все равно легальное или нет, удостоверение личности, которое откроет перед ней любые двери.

Она вступила на опасный путь, и теперь нужно было сматываться во что бы то ни стало.

Эйнджел вытащила билеты и посмотрела на них. Денверская игра должна состояться в три часа. У нее было место в ложе, недалеко от пятидесятиярдовой отметки на поле. Эйнджел испытала минутное колебание, раздумывая, насколько разумна идея отправиться туда. Конечно, она могла бы затаиться и ничего не предпринимать до полета. Но она знала, что если не избавится от информации Байрона сейчас, то всю оставшуюся жизнь будет озираться по сторонам. Если удача не покинула ее, то все думают, что она является обладательницей единственной копии. Сейчас, когда организация Тетсами рухнула, возможно, так оно и есть. Раз так, то после передачи сведений, ни у кого не останется причины преследовать ее.

Во всяком случае, искать ее на другом континенте не будут.

Если она не сбросит карточки сейчас, то скорее всего, не доживет до выборов или просто свихнется.

В три часа пополудни новый автокэб доставил ее на бульвар Хантерс Пойнт. Это, правда, вовсе не означало, что Эйнджел хотелось пройти пешком несколько оставшихся до стадиона километров, просто окрестности, прилегающие к Бейвью, были запружены транспортом.

Она шла вдоль дороги и поглядывала на автомобили. На протяжении многих километров дорога была забита моро, плотно оккупировавшими караваны, пикапы и старые латиноамериканские лэндроверы. В один пикап цвета детской неожиданности с наспех сооруженными скамейками набилось, по меньшей мере, с дюжину грызунов. В воздухе витал тяжелый запах алкоголя и возбуждения. Бело-синий символ «Землетрясения» с изображением молнии гордо развевался на флагах и флажках, которыми были украшены автомобили, окна домов и улицы. На глаза ей даже попался ягуар, выкрасивший шерсть на груди в цвета любимой команды.

Раздавались вопли, хохот, словом, царила нормальная суета, характерная для любой большой игры.

Но эта игра не была похожей на все остальные большие игры.

Двигаясь вдоль улицы гораздо быстрее автомобилей, Эйнджел в этой веселой кутерьме замечала некоторые признаки нервозности и напряжения. Дело было даже не в том, что фанаты в этот день казались более шумными и голосистыми, чем обычно. Несколько раз до ее слуха долетал звук разбившегося стекла. Время от времени на тротуар вылетали различные предметы – пустые банки из-под напитков, туалетная бумага, еда, какие-то тряпки, однажды она даже видела, как из машины выбросили чем-то неугодившего пассажира.

Дело было даже не в том, что количество постовых транспортной полиции в два раза превосходило обычное их число в такие дни, а полицейские в лениво перемещающихся патрульных машинах были облачены в полное боевое снаряжение, хотя их коллеги на улицах были одеты как обычно.

И не в том, что свыше дюжины вертолетов агентств видеоновостей, подобно стае саранчи, кружащейся над полем с поспевающими хлебами, зависли над Хантерс Пойнт.

Наиболее красноречивым знаком, отличающим этот матч от ему подобных, знаком, предвещающим беду, было нечто, бросившееся ей в глаза среди болельщиков пинков. Футбол моро привлекал много болельщиков из числа пинков. Можно даже с уверенностью сказать, что он существовал на деньги людей. Примерно, половина прибыли, получаемой стадионом «Хантердром», поступала от зрителей-пинков.

Улица, ведущая к стадиону, на несколько миль была запружена транспортом. Только на последнем участке пути Эйнджел заметила три автомобиля, набитых пинками, но ни в одном из них не увидела радостных, возбужденных в ожидании предстоящего зрелища лиц. Машины ехали с задраенными окнами и дверьми, напоминая Эйнджел танки, направляющиеся в зону боевых действий.

На лицах их водителей, казалось, было написано: «Не нравится мне все это, ох, как не нравится».

Странным было и то, что по мере приближения к «Хантердрому», количество фанатов-пинков сокращалось. Впереди возвышался купол стадиона, похожий на срезанную сферу поблескивающего черной кожей. К нему стекался многотысячный поток болельщиков. Частицей этого потока, основную массу которого составляли поросшие шерстью существа, приткнувшие свои автомобили на автостоянках, была Эйнджел.

За полчаса до начала игры, в тот момент, когда Эйнджел подходила к воротам, купол стадиона ожил. Как она и ожидала, это была реклама пива. Снаружи купола имелся гигантский дисплей для показа рекламы, внутри – самый большой на Западном Побережье голографический экран.

Как только Эйнджел вошла в ворота, над ее головой зажглось изображение двадцатиметрового тигра, который принялся потягивать пенящийся напиток из огромной кружки.

Эйнджел, опустив карточку билета в считывающее устройство, испытала минутное замешательство. Вдруг после всей этой фигни, этой обработки, карточка не станет читаться? Не прицепится ли оператор к той закодированной информации, за которой, похоже, охотится вся Америка?

Но тревожное ожидание продлилось всего мгновение. Молодой пес, прочитавший билет, указал ей направление, куда ей следовало пройти, – вверх и налево.

Она прошла мимо киосков с напитками и бутербродами. Очереди были такими длинными, что те, кто стоял в конце без сомнения пропустят половину первого периода. Эйнджел решила не задерживаться здесь, поскольку из-за пропитавшего воздух аппетитного запаха горячих сосисок и жарящегося мяса, у нее потекли слюнки и засосало под ложечкой.

Несмотря на толпы народа, Эйнджел. все-таки пробилась к трибунам. Ей стало ясно, что билеты на матч распроданы не все, и свободные места будут. Такой вывод она сделала, протискиваясь к своему месту в ложе возле пятнадцатиметровой отметки. Было странно, что на игре такого масштаба трибуны заняты не полностью. У нее возникло чувство, что незанятые места принадлежали пинкам, обладателям сезонных билетов.

Оказавшись в предназначенной для нее ложе, Эйнджел испытала нечто вроде шока, когда увидела, что там уже сидит какой-то человек. Человек, которого она знает.

Второй раз за одну неделю детективу Коубе Анаке она задала один и тот же вопрос:

– Какого черта вы здесь делаете?

ГЛАВА 27

В первое мгновенье у Эйнджел возникло желание убежать. Просто броситься наутек и бежать, никогда не останавливаться. Но она осталась стоять в проходе как вкопанная. Первый испуг прошел, и Эйнджел обрела способность рассуждать здраво.

– Какого черта вы здесь делаете? – снова спросила она.

Она устала от сюрпризов и всяких неожиданностей, устала быть все время начеку.

Анака подвинулся и указал ей на место возле себя.

– Вы как будто забыли, что я тот человек, кто вернул вам эти билеты.

– Ах, да.

Внезапно Эйнджел почувствовала себя ужасно глупо. Она действительно вела себя как идиотка.

– А как вы узнали, что я буду на матче?

– Я и не знал. – Анака пожал плечами. – Просто подумал, что это возможно, особенно, если учесть настойчивость, прозвучавшую в письме.

– Так вы прочли… – задала она вопрос, ответ на который был заранее известен.

Конечно, он прочел, иначе, как бы он догадался, кому следует вернуть билеты?

– Но зачем вы пришли сюда?

– Не знаю…

Эйнджел наклонилась вперед и хорошенько рассмотрела детектива. Вид у него был неважнецкий, глаза красные от переутомления. На этот раз костюм на нем был другой, но такой же помятый, как и тот, в котором она его всегда видела. Несмотря на терпкий запах горячих сосисок, пива и десятка тысяч моро, она определила, что уже несколько дней детектив не принимал душ. Лицо его осунулось, подбородок заострился. Движения были осторожными и медлительными и напоминали человека, который понимает, что в любую минуту может грохнуться в обморок. Анака не сводил с нее взгляда, в его глазах появилось умоляющее выражение:

– Эйнджел, пойдем со мной в участок.

Эйнджел смерила его холодным взглядом.

– Мать твою, Анака, однажды я это уже попыталась сделать это.

Детектив отвернулся и уперся лбом в спинку сиденья предыдущего ряда. Он так долго не отвечал ей, что Эйнджел даже подумала, что он заснул. В это время раздался голос из громкоговорителей:

– Добро пожаловать на стадион «Хантердром» и футбольный матч «Землетрясения».

Раздались аплодисменты, после чего Анака, наконец, изрек:

– Я не знаю, что еще предпринять.

Эйнджел едва слышала его. В девизе «Землетрясения» были такие слова, сказанные ими о самих себе: «заставим землю дрожать». Динамики громкоговорящей системы стадиона немало способствовали этому, потому что от низких частот внутри купола все завибрировало.

Случись сейчас два или четыре незначительных толчка, и никто бы ничего не заметил. А, если бы заметили, то приняли бы за спецэффект.

– Вы должны помочь мне…

– Помочь в чем?

– Остановить их!

Анака вздрогнул, но вовсе не потому, что уровень шума на стадионе был слишком высок.

Прямо над ними, над полем, огнем красок и звука взорвался гигантский голографический экран. На нем моро десятиметрового роста в доспехах совершали свой ритуальный марш. Одновременно началась трансляция матча по радио и телевидению.

– Вы единственная, кто обладает сведениями, – сказал Анака.

Эйнджел положила руку ему на плечо. Как, черт возьми, могла она сказать, что сдалась и собирается выйти из игры, что больше всего на свете желает уцелеть.

– Вам нужно отдохнуть…

Полицейский рывком сбросил ее руку:

– Как, черт возьми, вы можете говорить это?

– Анака…

– Поле всего случившегося, я думал, что вы поймете.

У Эйнджел по спине пробежал холодок. Она поняла, что произошло нечто непоправимое. Анака был близок к состоянию нервного срыва. Случилось что-то ужасное.

Она снова положила руку ему па плечо. Тем временем на поле стали выходить команды-участницы матча. Пока диктор называл имена игроков, голографический экран демонстрировал их трехмерные графические изображения.

– Скажите, что стряслось?

Анака искоса взглянул на нее. Его веки были полуприкрыты.

– Вы ведь знаете, вы не могли не знать об этом. Это все ваш любовник, он заварил эту кашу.

– Прекратите нести чушь, расскажите обо всем, что случилось после той проклятой перестрелки!

Должно быть, в ее голосе прозвучал неподдельный испуг и отчаяние, потому что Анака немедленно отреагировал.

– О'кей. – Он даже хихикнул. Этот звук напугал Эйнджел почти также сильно, как и выражение глаз сыщика, когда тот произнес: – Что случилось?

Он уставился в пространство, со стороны казалось, что он внимательно изучает проецируемую на экран фигуру Аль Шахейда, капитана команды «Бродяги» из Денвера.

Когда «Бродяги» выиграли жеребьевку, Анака повторил:

– Что случилось?

Казалось, что с этим вопросом он обратился к самому себе.

– После того, как мы расстались, – подсказала Эйнджел.

Детектив кивнул.

– Мне пришлось начинать все с начала. Теперь я вел наблюдение за Ван Дайном с расстояния. Боже, как я хочу, чтобы они обнаружили мое подслушивающее устройство…

– Значит, пока они его не обнаружили?

– Пассивный неинвазивный оптический датчик, помещенный вблизи одной из их главных магистралей. Я думал, его так просто обнаружить.

Анака покачал головой.

– Вел наблюдение за воздушным транспортом полиции. Так я узнал, как умерла Пэт Эллис…

– Доктор Эллис?

Произнеся это имя, Эйнджел почувствовала, как по спине пробежал смертельный холодок. Бедная маленькая пинки, женщина, которая так боялась.

– … ее машина была обнаружена в одном из ущелий гор Сан-Бруно. Находилась там с воскресенья. Говорят, «дорожно-транспортное происшествие». Ее сбросили с дороги.

Еще один удар, нанесенный боевиками кошачьей шайки. Во всяком случае, похоже на их стиль. Несмотря на то, что исполнитель не вызывал у нее никаких сомнений, Эйнджел все же спросила Анаку:

– Кто сделал это?

– Те же лица, что приказали ей избавиться от тела Байрона Дорсета, те, кто заставил дать ложное заключение по результатам вскрытия.

Он посмотрел на нее так, словно все было давно известно.

– Это было два… нет, три дня назад.

Анака взглянул на часы.

На футбольном поле инициативу взяли в свои руки «Бродяги». Это было похоже на начало гонки, скопищу зрителей на трибунах это не понравилось.

Анака все еще смотрел на часы.

Эйнджел пришлось потеребить его за руку.

– Что дальше?

– Кажется, что прошло гораздо больше времени…

Наконец он оторвал взгляд от циферблата. Лицо его выглядело очень усталым. Только сейчас Эйнджел увидела его брюки. Они были все в пятнах и в некоторых местах мокрые. Эйнджел подалась вперед и среди сотни прочих запахов уловила запах крови.

– Что… – начала было она, но Анака снова вернулся к своему повествованию.

– На радио не умолкал голос Уайта. «Рыцари» то, «Рыцари» се. Когда вас похитили, у него за решеткой уже находилось десятка два бритоголовых. Потом он устроил облаву и на остальных.

Его лицо приняло печальное выражение.

– Он был хорошим копом до того, как его достали.

Шерсть на затылке у Эйнджел стала дыбом. Происходило что-то ужасное, вернее уже произошло.

– Кто достал Уайта?

– Пришельцы, конечно.

Смертельный холод вонзил ей в спину свои когти и проник в сердце.

Внизу продолжалась футбольная баталия. Игроки «Землетрясения» после нескольких опасных моментов перехватили инициативу, и игра приняла другое направление. Толпа, как один человек, вставала и аплодировала каждый раз, когда мяч оказывался у полузащитника команды «Землетрясения», моро из семейства собачьих, Сергея Назарбаева, и тот совершал удачный бросок.

– Что случилось с Уайтом? – наконец осмелилась она спросить и замерла, со страхом ожидая ответа.

Анака вздрогнул, словно уже забыл о ее присутствии.

– Уайт мертв, – произнес он, и в голосе его послышалось некоторое удивление, словно это известие было новостью и для него самого. – Чертовски жаль. Он был настоящим копом. Пока эти его не достали.

– Как… – еле шевельнула губами Эйнджел, но Анака продолжал говорить так, словно в их разговоре не было паузы.

– Я свалял дурака.

Анака со всего размаха опустил кулак на спинку впереди стоящей скамьи. К счастью, там никто не сидел. Эйнджел увидела, что от удара даже выступила кровь. Но Анака как будто не замечал этого.

– Я знал обо всех коммуникационных линиях с Алькатрасом. Но не понимал ничего до того момента, как этот чертов компьютер связался с вами.

– Вчера, – пробормотала Эйнджел.

Ей казалось, что уже прошли столетия.

– Сигнал пробился, и «жучок» уловил его. Несмотря на то, что он шел без кодирования, я понял только часть того, что он сообщил.

Анака снова впал в забытье. Эйнджел не беспокоила его, опасаясь услышать что-нибудь еще более страшное. Про себя она повторяла, что все сложилось не так, предполагалось, что всему есть другое объяснение.

Она не могла оторвать взгляда от Анаки, пятен крови на его штанах, трясущихся рук, безжизненных остекленевших глаз. «Нет, – повторяла она про себя, – только не это, Господи, только не это».

Стремительная атака «Землетрясения» была остановлена, счет сравнялся.

– Так что вы, поняли?

– М-м-м? – Анака поднял на нее глаза.

– Я говорю о «жучке». Что вы поняли из того, что он записал?

– А-а-а.

Рукой, которой только что хлопнул по спинке сиденья, Анака вытер со лба пот. На лице остались следы крови. Он недоуменно посмотрел на руки.

– Прошу прощения, я немного рассеян.

«Немного?»

– Я уже видел немало материала, переданного машиной, но теперь наконец все встало на свои места и приобрело смысл.

«Что-то вразумительное», – подумала Эйнджел.

– Все это время я думал, что это была корпорация людей, занимающаяся взятками, подкупом, организованной преступностью, словом, большими деньгами… – Он улыбнулся. Нацеленный в нее ствол пистолета не мог бы испугать Эйнджел больше, чем эта улыбка. – Это было настоящее открытие. Пришельцы. За всем этим стоят пришельцы!

Эйнджел медленно кивнула.

– Как раз в этот момент меня вызвал Уайт и сказал, что один из «Рыцарей» наконец раскололся. Я знал, что меня реабилитировали. «Ван Дайн» должен был рухнуть, а скрывающаяся за ним гадость, контролирующая правительство, вылезет наружу. Алькатрас – это не тюрьма, это центр управления.

«Он просто свихнулся. На все сто».

Эйнджел распрямилась и не могла произнести то, о чем думала.

– Вы сказали, что Уайт мертв.

Она проговорила это шепотом и не знала, расслышала ли ее Анака. Детектив тем временем продолжал:

– Я ошибался относительно Уайта. Они достали его раньше меня. Когда я пришел к нему, я уже понимал, как эти чудовища могут манипулировать мозгом своих жертв. Он рассказывал мне что-то о том, как один из «Рыцарей» наехал на менеджера кампании Александра Грегга. Он не видел всей картины в целом, а его глаза… Боже, это были не его глаза. Я смотрел на Уайта, но он больше не напоминал моего бывшего напарника.

– Вы сказали, что Уайта не стало, – повторила Эйнджел, на этот раз достаточно громко, чтобы Анака услышал ее.

– В отделе никого не было. Они хотели удержать меня, но я не мог позволить, чтобы со мной проделали то же самое, что с Уайтом.

Анака опустил взгляд на испачканные брюки и потер пальцем одно из едва заметных пятен крови. Оно еще было мокрым. Эйнджел видела, что его палец повлажнел, когда он провел им по ткани. Тут Эйнджел заметила волосок, прилипший к крови. Он был коротким, серого цвета. Один его конец имел закругление, которое могло быть микроскопическим кусочком кожи или же сгустком крови.

– Он выглядел таким удивленным. Мне было чертовски трудно сделать это.

– О Боже, – дрожащим голосом прошептала она, и эта дрожь проникла в ее сердце.

Анака слишком близко подошел к краю пропасти. Все это было так созвучно его ночным кошмарам, его паранойе, что грань между реальностью и сном перестала существовать. Она видела, что сейчас его терзала одна мысль. Он думал, что она была одной из них.

Эйнджел встала и начала тихонько пятиться от него. Нужно срочно найти какого-нибудь копа. Полиция, должно быть, сбилась с ног, разыскивая его. Анака углубился в изучение прилипшего к его пальцу волоска.

«Продолжай рассматривать его, – подумала она. – Не отвлекайся до тех пор, пока мы не найдем смирительную рубашку твоего размера и какой-нибудь транквилизатор».

Она так пристально смотрела на Анаку, что пятясь назад, даже налетела на кого-то.

Когда Эйнджел повернулась, у нее тотчас возникло чувство, что все это уже однажды было с ней.

Она врезалась в бледнолицего пинка, похожего на служащего ФБР. Даже спрятанный в петлице микрофон и тот был на месте. Пинк, белесые волосы которого были подстрижены «ежиком», а радужка глаз имела красноватый оттенок. Это был тот самый пинк, которого она уже видела в Центральной больнице Сан-Франциско, тот самый пинк, что нацеливал на ее дом видеокамеру, тот самый пинк, столкновения с которым она постаралась избежать во время своего посещения находившейся в лечебнице Святого Луки Лей. Все те же два метра роста и оттопыренный кобурой пиджак.

– Прошу прощения за опоздание, мисс Лопес.

Парнем из Денвера оказался этот альбинос из федеральной службы.

Позади него с невозмутимыми лицами стояли еще двое пинков, одетых в страшно дорогие костюмы.

– Э-э-э… – Что, черт побери, делать теперь?

– Я рад. что вы пришли. В организации сложилось мнение, что вы не оправдаете надежд Дорсета.

К черту все, именно из-за этого она и находится здесь! Ей хотелось крикнуть им, что за ее спиной, через три места от нее, находится сумасшедший. Ей отчаянно захотелось поскорее убраться восвояси и покончить с этим раз и навсегда. Но на ее пути стоял, загораживая проход, альбинос.

– Не могли бы мы провести встречу в другом месте? – прошептала Эйнджел охрипшим голосом.

Затем бросила украдкой взгляд на Анаку, чтобы убедиться, что он был еще занят самосозерцанием. Детектив наблюдал за игрой, взгляд его блуждал среди игроков обеих команд.

– Мы предпочитаем общественные места, также, как покойный мистер Дорсет. В противном случае слишком велика опасность нападения. – Федерал улыбнулся. – Мы не хотим, чтобы кто-то из нас оказался загнанным в угол.

«Меня уже приперли, дурак, – подумала она. – Интересно, чего они ждут от меня?»

– Что ж, тогда давайте покончим с этим.

Альбинос кивнул и, вытащив из кармана маленький компьютер, сунул в него карточку. Он нажал несколько клавиш и показал ей дисплей. При виде цифры она едва не вскрикнула, державшись только благодаря своему исключительному самообладанию. Цифра не отложилась в ее памяти, она только запомнила, что нулей там было более шести и ни одной точки, какие обычно ставят в десятичных дробях.

Эйнджел кивнула и опустила руку в карман за билетами.

– ОНИ ЗДЕСЬ! – услышала она за спиной вопль Анаки.

Все, что последовало за этим, происходило как в замедленной съемке. Безумный крик Анаки не остался без внимания окружавшей их толпы. Эйнджел заметила, как в их сторону повернулись головы моро, сидевших на самых разных местах.

Альбинос попятился, убирая на ходу карманный компьютер. Двое в костюмах, те что стояли в проходе, сунули руки в карманы. Эйнджел повернулась к Анаке, скользнув взглядом по полю.

Послышалось бурное ликование зрителей. В дальней зоне «Бродяг» произошел перелом игры, и теперь вдоль боковой линии мчался их фаворит. Трибуны стоя скандировали: «Сер-гей, Сергей, Сер-гей».

Вокруг Эйнджел раздавались другие восклицания:

– У него оружие.

Моро начали выбираться из лож, прыгая по скамейкам, сбивая друг друга с ног. Не успела Эйнджел моргнуть глазом, как Анака перехватил ее поперек туловища и потащил перед собой в сторону федерала, совсем как Сергей, пробежавший почти восемьдесят ярдов до своей зоны.

– Сер-гей. Сер-гей. Сер-гей.

Альбинос продолжал, спотыкаясь, пятиться назад. Его красные глаза сверлили Анаку, который и впрямь выглядел как безумный. Двое в костюмах к этому времени выхватили оружие – черные автоматические пистолеты – и взяли Анаку на прицел.

Детектив прикрывался Эйнджел как щитом.

– Вам меня не взять!

– Сер-гей. Сер-гей. Сер-гей!

Одной рукой Анака держал Эйнджел, второй потрясал в сторону федералов огромного размера автоматическим оружием. Она узнала его. Это была древняя, но добротная модель – «Орел пустыни», ручная израильская пушка пятидесятого калибра.

Ноги ее почти не касались земли, но такое положение ей порядком надоело, и она, подтянув ноги, что было сил нанесла ими удар по державшему ее сзади Анаке.

Она почувствовала, как ее брюки, у какого бы дорогого мастера они не были сшиты, разошлись по швам. Удар пришелся по коленным чашечкам Анаки.

– Сер-гей. Сер-гей. Сер-гей.

Анака тотчас отпустил ее, и она услышала звук выстрела. Взрыв оглушил Эйнджел, в голове зазвенело, и она почти не слышала криков. Она упала, и, прокатившись мимо парней в костюмах, остановилась. Взгляд ее замер на вершине купола. В тот самый момент глазам ее открылось самое кошмарное зрелище из всех, какие можно было себе представить.

Хотя это было невозможно, но мир на минуту стал безмолвным. Возможно, причиной ее внезапной глухоты, стало испытанное ею потрясение. В абсолютной тишине слышалось, точнее ощущалось, биение собственного сердца. Над ней, на голографическом экране развертывалось действие, транслируемое в прямом эфире по всей стране. Оно немного запаздывало, так что Эйнджел видела то, что произошло на поле за пять секунд до этого.

Сергей мчался в свою зону, не встречая никаких препятствий. Он бежал вдоль боковой линии поля. Ближайший к нему игрок «Бродяг» находился в двадцати пяти метрах от него. Сергей несся как одержимый, быстрее, чем когда бы то ни было. Так быстро не бегал еще никто из моро. Голова его была наклонена вниз, на неподвижной маске лица розовел высунутый язык. Сзади как бы отдельно от туловища летел хвост. Мяч был крепко прижат к боку. Сергей преодолел уже сорок ярдов. Ничто не могло остановить его.

Вдруг в самый разгар его триумфа плечо Сергея взорвалось фонтаном крови. Выражение ликования на его собачьем лице сменилось гримасой боли. Другой рукой, позабыв о мяче, он схватился за раненое плечо. Мяч ударился о землю прямо на сороковой отметке.

Сергей упал лицом вниз, уткнувшись в отметку «тридцать восемь ярдов». Поскользнувшись в луже собственной крови, он так и остался лежать без движения, все еще зажимая рукой раненое плечо. Окровавленный футбольный мяч покоился рядом, на расстоянии вытянутой руки.

В этот момент какой-то умник решил, что самое время прервать прямую трансляцию матча и вырубил экран. Голографическое изображение померкло, обнажив серебристое покрытие внутренней стороны купола. Но Эйнджел знала, что было уже слишком поздно.

ГЛАВА 28

Тишину нарушил треск пистолетных выстрелов. Эйнджел вскочила на ноги. В проходе она увидела Анаку, в которого в тот же самый момент угодила пуля. Он не шевельнулся и даже не сделал попытки укрыться. На его груди зарделся кровавый цветок, и детектив упал.

Один из парней-феодалов также был ранен, пуля попала ему чуть выше колена. Он лежал на полу и пытался зажать рукой рану, из которой фонтаном ударила кровь. Второй осторожно, не спуская с Анаки пистолета, перемещался в его направлении. В любой другой ситуации попытка не спускать глаз с Анаки была бы хороша, только не сейчас.

Из них троих альбинос, похоже, был единственным человеком, кто понимал, где они находятся и что происходит. Под куполом воцарилась гнетущая тишина. Четверка людей со всех сторон была окружена плотным кольцом молчаливых моро.

Мгновение спустя Эйнджел услышала рычание – пока еще сдержанное, но в котором прозвучал затаенный гнев.

Альбинос шептал что-то в свой крошечный, почти незаметный микрофон. Из всего сказанного Эйнджел смогла уловить только два слова: «… большая проблема… «

От моро, кольцом обступивших троицу, исходил запах страха, замешательства, злобы… Это было ужасно, намного хуже того настроения, которое она ощущала в тюрьме. Моро стояли плотной стеной. Они настойчиво теснили людей к полю, лишая их возможности выйти на трибуны.

Рычание становилось громче. Огромный медведь, стоявший как раз напротив Эйнджел и перекрывавший пинкам путь к отступлению, сжал лапы в огромные кулачища, каждый из которых по размеру был не меньше кроличьей головы.

Позади Эйнджел находились перила. За ними, пятью метрами ниже, начиналась боковая линия.

Голос диктора по громкоговорящей системе оповещения настойчиво призывал зрителей к спокойствию, требуя вернуться на свои места и оставаться там. Нужно было пропустить полицию. Эйнджел не знала, направляется ли она только на этот участок или занимает весь стадион.

Блондинистый федерал несколько раз кивнул головой и подошел к уже обезоруженному, а значит, неопасному Анаке и поднял руки.

– Все в порядке, мы достали его. Если…

Эти его слова стали последними. В толпе взвилось в небо оторванное от скамьи сиденье и ударило его в голову. Эйнджел не успела заметить, кто его бросил.

Другой федерал, стоявший возле тела Анаки, сделал в данной ситуации самый неправильный выбор. Не придумав ничего лучше, он открыл по толпе огонь.

Увидев, что толпа моро превратилась в сплошную волну вздыбившейся шерсти, обнаженных клыков и когтей, Эйнджел перемахнула через ограду. Приземлившись на поле, она услышала еще три выстрела. Обернувшись, увидела огромную тушу медведя, возвышающуюся на трибуне непоколебимой скалой, сдерживающей напор толпы. Высоко над головой хищник размахивал чем-то кровавым, жутко напоминающим бледную человеческую руку.

Эйнджел больно ударилась о землю и несколько метров двигалась прихрамывая. Внезапно она увидела, что пространство вокруг обезлюдело. Вдоль боковых линий обычно толпится масса народа – спортсмены, репортеры, вспомогательный персонал, чиновники от спорта. Сейчас все они переместились к центру поля и кольцом обступили сороковую отметку. Вокруг них стояло оцепление из десятка работников службы безопасности. Должно быть, служба безопасности стянула туда все свои силы, потому что в сторону Эйнджел никто не сделал и шага.

Она оглядела поле и увидела команды. Игроки собрались возле двадцатиярдовой отметки в зоне «Бродяг». Со зрителями они на этот раз временно поменялись местами, так как стояли и наблюдали за хаосом, творившимся на трибунах.

Эйнджел поспешила отойти от трибун подальше, словно боялась, что они могут ожить. Слух стал понемногу возвращаться к ней. Глухой ропот трибун перекрывал хрип динамиков. В неясном ропоте иногда прорывались звуки, издаваемые хищниками – грозное рычание, лай, вой. Толпа кружила вокруг немногих пинков, находившихся на трибунах, грозя поглотить их в мохнатом водовороте. Для обезумевшей толпы не имело значения, кто были эти люди, – зрители, торговцы, представители органов безопасности.

Эйнджел уловила запах дыма и в конце поля, в зоне «Землетрясения», увидела взметнувшиеся вверх языки пламени.

– Этому паскудному миру наступил конец, – прошептала Эйнджел.

Звучавший над футбольным полем голос диктора стал умоляющим, чувствовалось, что его владелец находится на грани нервного срыва.

Один из динамиков сорвали с крепления и швырнули на поле. Другие люди тоже стали спрыгивать па боковую линию. Это был единственный способ спастись от распоясавшейся толпы. Через перила стала перехлестывать волна разъяренных моро. Исход зрителей с трибун особенно усилился в зоне «Землетрясения», где вспыхнул пожар.

Это обстоятельство, похоже, пробудило команды от спячки. Игроки, доселе стоявшие у двадцатиярдовой отметки зоны «Бродяг», бросились к ближайшему выходу в конце поля на своей стороне. Толпа возле Сергея качнулась и хлынула к другому выходу. После них на поле осталась лужа крови и окровавленный футбольный мяч.

Голос диктора оповестил зрителей, что рана Сергея не слишком серьезна и не представляет для пострадавшего никакой опасности.

Эйнджел бросилась к несшим Сергея спортсменам, надеясь, что вместе с ними покинет стадион. Но неожиданно один из молодчиков направил ей в грудь пистолет. Она изменила курс и осталась одна в центре поля возле окровавленного мяча. На трибунах царила неразбериха и хаос. На поле выливался живой поток. Эйнджел так и не узнала, успели ли болельщики и товарищи по команде вынести с поля раненого Сергея.

Сейчас Эйнджел видела лишь обезумевших людей, штурмовавших выходы.

Умами большинства их них владела одна-единственная мысль – побыстрее выбраться из этого ада.

Трибуны к этому моменту были почти пусты. Только кое-где виднелись скопления моро. отчаянно пытавшихся прорваться к выходу. Поле катастрофически быстро заполнялось все прибывающей толпой. В считанные минуты поток подхватит и унесет ее.

Повсюду стоял страшный шум. Крики, рычание, вопли выражали весь спектр эмоций, начиная от страха и кончая яростью.

Бежать было некуда. Где бы Эйнджел ни оказалась, повсюду ее будут окружать обезумевшие массы разъяренных моро. Она вертела головой и прислушивалась до боли в ушах, отчаянно стараясь узнать, где толпа была реже и где имелся шанс выбраться со стадиона живой и невредимой.

Огонь.

Эйнджел еще продолжала оцепенело смотреть в направлении пожара, когда поток бегущих людей докатился и до нее. Ее толкали со всех сторон, а несущийся, как танк, ягуар-моро с красным пластиковым сиденьем, которое он прихватил в качестве трофея, едва не растоптал ее.

Эйнджел стала прорываться в зону «Землетрясения», где полыхал огонь. Конечно, это было безумие, но трибуны в той стороне почти полностью опустели, и поток беженцев был не таким плотным.

Она бежала, расталкивая испуганных собак, перепрыгивая через потерявших сознание крыс, бежала так, словно решила завершить неповторимый прорыв Сергея и принести команде победный гол.

Когда она достигла края зоны, там вовсю шел дождь. Сработала противопожарная система. Хотя с первого взгляда никаких изменений в лучшую сторону не наблюдалось. Горел пластик сидений, едкий дым раздражал глаза. По щекам Эйнджел катились слезы. Из-за пожарной сирены и рева огня она не слышала шума вокруг себя. То, что с сорокоярдовой отметки казалось ей отдельными языками пламени, было на самом деле настоящим пожаром, который охватил целую секцию трибун.

Неудивительно, что рядом никого не было.

Стараясь задержать дыхание, Эйнджел бросилась к выходу в конце зоны «Землетрясения». Перепрыгнув через тело крысенка с пробитым черепом, она вбежала в коридор, ведущий из проклятого купола на улицу.

Если «Хантердрому» было суждено провалиться в ад, то пока он прошел только первый круг. Когда она выскочила наружу и оказалась на автостоянке, небо уже почернело от дыма. Казалось, что половина припаркованных машин также занялась огнем. Со всех сторон доносились звуки бьющегося стекла, вой сирен, разрывы выстрелов.

Поблизости почему-то никого не было. Серые клубы дыма скрывали от нее добрую половину автостоянки. Сцена казалась совершенно фантастической. Она бежала между рядами машин, под ногами на асфальте хрустели осколки битого стекла.

Вдали послышался грохот, похожий на взрыв. Звуки стрельбы смолкли.

Эйнджел задыхалась от дыма. Машины горели, но теперь, когда дым сносило ветром в сторону, она поняла, что ошибалась относительно их числа. Пламя полыхало неподалеку от купола. Тот, кто совершил поджог, проявил методичность. В большинстве случаев горели очень дорогие машины, припаркованные в непосредственной близости от стадиона, – роскошные седаны, спортивные автомобили и тому подобные средства передвижения. Были среди них «БМВ», «Ягуары», «Мадуро», даже попался один «Ферарри».

Когда дым рассеялся, Эйнджел увидела людей. Через несколько рядов от нее троица крыс тащила к машине какие-то предметы, напоминающие бейсбольные биты. Ее едва не сбил уже знакомый ей пикап цвета детской неожиданности с дощатыми скамейками. Водитель не уставала давить на клаксон. Пикап сдал назад, и Эйнджел заметила, как с заднего сиденья бросили что-то в припаркованный «Порше». Послышался звук удара и «Порше» занялся пламенем.

Секунду спустя с места сорвался автомобиль патрульной службы стадиона и, включив сирену, устремился за пикапом в погоню. Чтобы не сбить ее, водитель резко крутанул баранку и машина впечаталась в бок четырехдверного «Эстиваля». Раздался душераздирающий вопль, когда шофер попытался снова запустить двигатель. Ему это удалось, и он сдал назад. Несмотря на то, что его машина стала на целый метр короче, он опять ринулся в погоню, оставляя за собой удушливый запах жженой резины.

Эйнджел некоторое время стояла неподвижно, не в состоянии даже пошевелиться.

– Мир сошел с ума.

Но хуже всего было то, что в национальной программе новостей ни слова не скажут о причине, вызвавшей этот хаос. То, что она видела, могло произойти где угодно. Внутренний голос говорил ей, что она была виновата во всем. Она многое сделала, чтобы нарушить покой.

– Это не моя вина, – повторяла Эйнджел вот уже в сотый раз, когда вдруг поймала себя на том, что разговаривает вслух.

«Нужно добраться до аэропорта», – подумала она. Волна беспорядков не должна докатиться туда. Возможно, она сумеет успеть на свой рейс и убраться из этого ада. Эйнджел стала пробираться к краю стоянки, стараясь обходить стороной попадавшихся навстречу моро. Некоторые из них громили машины, некоторые отчаянно пытались покинуть стоянку. По пути она увидела несколько столкновений. В одном месте два десятка грызунов хотели заблокировать проезд и вытолкнули на середину проезжей части горящий фургон. Эйнджел испытала настоящий ужас, когда увидела, что это был один из фургонов, которые она заметила еще при подходе к стоянке.

Не раз до нее долетал запах крови. Но она не стала останавливаться и выяснять, принадлежала ли кровь моро или человеку.

Эйнджел уже видела край стоянки, когда на пути ей попался «лендровер». Несмотря на царившую повсюду лихорадочную суматоху, британский четырехприводной джип двигался нарочито медленно. Он осторожно катил между рядами припаркованных машин, но вид у него был весьма устрашающий. Казалось, что если путь его по той или иной причине окажется заблокирован, ничто не посмеет остановить его, и он раздавит обидчика. Будь то моро, человек, или автомобиль. Тонированные стекла были подняты, и сидевших внутри него пассажиров Эйнджел не видела.

Она свернула с дороги, чтобы «лендровер» – не дай Бог – не принял ее за препятствие. Когда она снова вынырнула на дорогу позади него и обернулась, то увидела, что «лендровер» повернул назад и следовал теперь за ней.

– Черт! – Эйнджел бросилась к краю стоянки.

Она услышала, как за спиной заурчал мотор «лендровера», набирающего скорость. Он напомнил ей изголодавшееся дикое животное в предвкушении скорого пиршества. После всего, что произошло, только одна вещь занимала ее мысли. Ей страшно не хотелось стать жертвой какого-то безумца, прятавшегося за тонированным стеклом роскошного джипа.

Эйнджел разогналась и примерно за пять метров от сетки, служившей ограждением стоянки, прыгнула. Но перемахнуть через заграждение ей не удалось, и она повисла на полпути. Вцепившись в сетку, она вдруг с ужасом поняла, что проклятый «лендровер» пробьет забор и даже не заметит этого. К тому же машина долетит до него прежде, чем она успеет вскарабкаться наверх.

Джип словно прочел ее мысли, и не успели уши Эйнджел показаться над колючей проволокой заграждения, как она почувствовала вибрацию, – бампер автомобиля врезался в забор. Слава Богу, у чокнутого хватило ума не начать таранить его. Эйнджел сверху вниз смотрела на серебристо-серую машину. Дверь пассажирского места открылась и, несмотря на то, что она была готова к чему угодно, этого она не ожидала и едва не выпустила из рук сетку забора. Из «лендровера» вышел мистер Кей.

ГЛАВА 29

Эйнджел взобралась на заднее сиденье «ленд-ровера» и пристегнулась к плюшевому креслу, которое было несколько роскошнее, чем следовало бы для предназначенного для бездорожья джипа. Телохранитель мистера Кея подтвердил ее подозрения насчет того, что автомобиль может без всяких потерь для себя таранить проволочное заграждение. «Лендровер» слегка разогнался и без малейшего усилия проделал в сетчатом заборе автостоянки десятиметровую брешь.

Пока водитель, взрывая колесами землю, гнал машину по насыпи, в поисках выезда на шоссе, мистер Кей обернулся к Эйнджел и посмотрел на нее своими темно-фиолетовыми глазами.

– Судьба снова улыбнулась нам. После того как началась заварушка, я уже начал думать, что наши шансы встретиться равны нулю.

Эйнджел потерла лоб. Виски ломило от головной боли. Воспоминания о том, что произошло во время игры, вернее, за два последних дня, были весьма туманными.

– Я думала… Когда я вернулась…

Мистер Кей кивнул.

– Главный процессор Ван Дайна на целый порядок превосходит все, доселе мне известные, однако в деле маскировки собственного сигнала он настоящий примитив.

– А?

Голова у Эйнджел раскалывалась. Каждый раз, когда «лендровер» подскакивал на очередной кочке и ее уши касались потолка, ей казалось, что что желудок ее выворачивается наизнанку. Когда она ела последний раз или просто хорошо отдыхала?

– Он повторно связался с нами, после того как данные были расшифрованы. Однако, к сожалению, он ничего не сделал, чтобы одурачить сторожевых псов федеральных служб, которые контролируют единственную линию связи с ним. «ТЕХНОМАНСЕР» – так он себя называет – просто завладел доступом к линии, захватил спутник для собственного использования и самовольно вторгся в нашу систему. Любой младенец с вольтметром мог бы проследить за сигналом. К тому времени когда в Вашингтоне раздался сигнал тревоги, мы уже собирали вещички.

– Все спаслись?

– Да. Почти, поскольку нам пришлось запустить функцию уничтожения системы.

– То есть?

– Пришлось стереть данные, оптическую память, сжечь оборудование. Зачем оставлять что-то федералам? К счастью, наиболее важные данные у меня скопированы и хранятся в надежном сейфе в Швейцарии.

– Все правильно.

Эйнджел отняла руку от лба и выглянула в окно. Джип уже не подскакивал на кочках, и она поняла почему. «Лендровер» уже катил по Бейвью. Улицы были почти пустынны. В этот момент она увидела, что они проезжают мимо горящего здания аптеки.

«Беспорядки повсюду», – подумала Эйнджел.

– А что вы делали на автостоянке?

– Поскольку все наши приготовления к отъезду завершены, я решил, что должен попытаться встретиться с вами еще раз.

Мистер Кей протянул руку и вытащил что-то из-за верхней пуговицы пиджака Эйнджел. Предмет был маленьким и круглым.

– Вы установили на мне «жучок»?

Черт, ведь это могло погубить меня, особенно, если бы его обнаружили на Алькатрасе.

– Это не совсем «жучок», он не испускает электромагнитных волн, если нет меня поблизости с соответствующим приемником.

С этими словами мистер Кей похлопал по аппарату видеосвязи, встроенному в спинку переднего сиденья.

– Простите за такую назойливость, но вы слишком ценный объект, и мы не могли себе позволить потерять вас из виду.

– Итак, с его помощью вы и нашли меня?

– Нам казалось вполне вероятным, что вы посетите матч. На Хантер Пойнт мы как раз были в поле действия этой штуки. К несчастью, мы опоздали, и к тому времени, когда подошли к воротам, заварушка уже началась. Мы едва успели вернуться в «лендровер», не раз я поблагодарил Бога, что машина наша бронированная.

Он похлопал по деревянным панелям салона, как если бы автомобиль был живым существом и любимцем семьи.

Интересно, подумала Эйнджел, сколько людей еще знали, что я была на стадионе.

Так легко оказалось просчитать ее поступки. Что же дальше? Видимо пришла пора покинуть страну…

– О каких приготовлениях к отъезду вы говорили?

– Именно по этой причине мы и хотели связаться с вами. У меня есть личный самолет, и я собираюсь вылететь в Рим.

– Рим?

– Мы успели просмотреть весь массив информации, полученной с «ТЕХНОМАНСЕРА». Ваши данные обладают чрезмерной летучестью, и их невозможно благополучно продать в Соединенных Штатах. Но социологические методы, косвенно содержащиеся в ваших данных, могут оказаться интересными для наших клиентов в Европе. Мы предлагаем вам лететь с нами.

Рим? Почему бы и нет? Как место проживания Европа вполне устраивала моро, также, как и Соединенные Штаты, поскольку папа римский признал, что моро также имеют душу.

– У меня нет паспорта.

Мистер Кей ухмыльнулся.

– У меня тоже нет легальных документов. Итак, вы едете?

Эйнджел кивнула. Какая хорошая идея – уехать отсюда. За окном мелькали городские кварталы. «Лендровер» двигался в северном направлении. Повсюду поднимались столбы дыма. Вдоль улиц бежали толпы моро и людей. Они крушили все, что попадалось на их пути, – витрины, автомобили. Не раз булыжники отскакивали от обшивки «лендровера».

Сан-Франциско превратился в сумасшедший дом.

– Когда вы отправляетесь?

– Самолет в Аламеде. Он заправлен и готов подняться в воздух в любую минуту. Я приказал своим людям собраться на аэродроме в шесть тридцать. Надеюсь, что беспорядки не усложнят дело.

В шесть тридцать в Аламеде. У них в запасе чуть меньше часа. А ведь еще предстоит добраться до Окленда и аэродрома.

Чего она паникует? Это ведь самолет Тетсами, и без него не улетят.

Она поняла, что причина крылась в другом. Эти проклятые билеты все еще находились у нее.

Но дело было даже и не только в этом. Все знали, что они у нее.

С тех пор как эта чертова информация попала ей в руки, она оказалась в самой гуще перепалки между губернатором Греггом и президентом. Мередит, если, конечно, захочет, достанет ее где угодно, а не только в Соединенных Штатах. На него работали все федеральные службы. Если бы только она могла скинуть их, чтобы охота за ней прекратилась.

Но как?

Минутку…

Она вытащила билеты из кармана.

– Я хочу избавиться от этого.

Неизвестно почему, но Эйнджел считала, что все окажется куда сложнее. В конце концов, не так-то просто устроить личную встречу безвестного моро с кандидатом в президенты в самый разгар беспорядков. Даже если этим кандидатом был представитель новой третьей партии по имени Сильвия Харпер.

Гораздо труднее оказалось убедить мистера Кея позволить ей сделать это, чем добиться самого свидания. Ей даже пришлось пустить в ход тот аргумент, что информация, в конце концов, принадлежала ей и что сам он уже отказался продавать ее в Соединенных Штатах.

Как только по видеокому «лендровера», встроенному в заднее сиденье первоклассному аппарату, они связались с людьми Харпер в Нью Хайат Ридженси, помощники Харпер немедленно договорились о встрече. Создавалось впечатление, что они сидели и ждали звонка Эйнджел.

Эйнджел подумала, что та, должно быть, помнит ее, поскольку устраивала для нее поезду на Алькатрас. Это должно было насторожить Эйнджел, но она думала только о том, что, передав информацию Харпер, серьезно подставит Грегга, Мередита и других крупных политиков.

Нью Ридженси представлял собой впечатляющий черный монолит с блестящей поверхностью, прижавшийся к побережью неподалеку от Сакраменто. С наружной стороны покатых стен в прозрачных шахтах скользили лифты. Когда «ленд-ровер» затормозил у обочины, мистер Кей положил ей на плечо руку.

– У нас не более двадцати минут. Добраться до Окленда нам нужно до наступления комендантского часа.

Или до того, как беспорядки докатятся сюда, подумала Эйнджел. В этом районе пока было спокойно. О бесчинствах говорили только доносившийся сюда запах гари и далекие звуки сирен. Окрестности, прилегающие к Ридженси, были пустынны и безмолвны.

– Это должно занять не более нескольких минут, – заверила мистера Кея Эйнджел.

Выйдя из машины, она увидела, что день начал клониться к закату. Небо приобрело пурпурный оттенок, а дым, застилавший его, ускорял приближение сумерек.

Когда она подошла к главному входу, мимо с воем промчались три пожарных машины.

При ее приближении единственный охранник у стола регистрации стал проявлять признаки беспокойства. По его лицу струился пот. Он немного успокоился только тогда, когда по видеокому получил подтверждение ее личности и информацию о том, что Эйнджел здесь ждут. Охранник проводил ее к служебному лифту, охраняемому человеком в черном костюме, внешний вид которого прямо кричал о принадлежности последнего к секретной службе.

Эйнджел и не подозревала о том, что кандидат от третьей партии имеет право на охрану со стороны этой службы. Но, вспомнив о том, что Харпер активно выступала в защиту прав моро, Эйнджел поняла, что такая охрана была ей просто необходима. Человек в костюме кивнул, и кабина лифта открылась.

Офис располагался на двадцать восьмом этаже. В распоряжение Харпер был отдан целый этаж. Когда двери открылись, еще один агент проверил ее металлоискателем и предложил следовать за ним. Через некоторое время он оставил ее одну.

Несколько минут Эйнджел была предоставлена сама себе. Подойдя к окну, она выглянула в него. Перед ней как на ладони раскинулся город, улицы которого уже подернула редкая пелена дыма. С такой высоты горящие здания представлялись бивуачными кострами.

За ее спиной в комнату вошла Харпер.

– Ужасно, правда?

Эйнджел повернулась и кивнула.

– Это только начало, дальше будет хуже.

Харпер подошла к окну и стала рядом. Она была высокой чернокожей женщиной изящного телосложения. Но передвигалась она с такой уверенностью, что Эйнджел подумала, что ее тонкие кости должны быть сделаны из стали.

– До тех пор, пока мы не добьемся равенства видов.

Стоя рядом с ней, Эйнджел прониклась пониманием того, что голос этой женщины был способен останавливать беспорядки; она могла появляться в таких районах, как Бронкс, не испытывая при этом того страха, который обычно чувствуют люди. В ней чувствовалась твердость.

Эйнджел вытащила из кармана билеты.

– Сенатор.

Харпер повернулась к ней, и буквально пригвоздила Эйнджел взглядом черных, как эбеновое дерево, глаз.

– По видеокому вы сказали, что у вас для нашего дела кое-что имеется.

Эйнджел кивнула и протянула ей пластиковые карточки. Это простое действие сняло с нее груз, который так долго тяготил ее и грозил раздавить. Впервые за неделю она вздохнула полной грудью. Она уже собиралась дать необходимые объяснения, когда заметила, что Харпер смотрит куда-то мимо, качая при этом головой и приговаривая:

– Удивительно. Так очевидно…

Бремя только что отпустившее ее, снова навалилось на нее с прежней тяжестью. У Эйнджел появилось какое-то нехорошее предчувствие.

Харпер подняла на нее глаза и улыбнулась.

– Вы не представляете, как я рада, что вы сделали это добровольно. Борьба за них стала такой острой и устрашающей.

– О черт, – только и смогла выдавить из себя Эйнджел.

– Вы поступили правильно…

– Те моро Ван-Дайна, на автобусе… были ваши?

На лице Харпер появилось выражение озабоченности.

– Знаете, мне кажется, что вам лучше присесть. Я принесу вам что-нибудь выпить.

Эйнджел опустилась в излишне мягкое кресло Хайатта, и Харпер протянула ей стакан, наполненный жидкостью янтарного цвета.

– Мне очень жаль, что все так получилось. Но вы должны понять, кроме них у меня никого не было. Они не обладают такими средствами, которые есть у конституционалистов или демократов. «Зеленые», и те в лучшем положении. Вся служба безопасности находится в руках Мередита. У Грегга под контролем все рычаги государственной власти. А у нас только Комитет по Делам Не людей. Единственные оперативники, которыми мы располагаем, это не люди, которые были освобождены после захвата «Американских биотехнологий"…

Эйнджел кивала, стараясь не слушать. Какой же дурой она была! Конечно, те моро не могли быть подвластны никому, кроме Харпер. Кроме Харпер, никто не знал, что она посещала Алькатрас.

Харпер все еще что-то объясняла.

– … было неизбежно. Он отказывался передать информацию иначе как в обмен на немыслимую сумму денег. Собирался продать ее Греггу. Можете себе представить? – В голосе Харпер впервые послышались настоящие нотки гнева. – Он собирался продать ее Александру Греггу, который только недавно перестал в открытую защищать истребление не людей. Если Грегг придет в Белый Дом, «Рыцари Человечества» станут творцами политической платформы нации.

Харпер подошла к окну и посмотрела на зарево пожаров.

– Кроме меня, никто не сможет остановить это.

Эйнджел, как ножом, пронзила мысль, что эта сцена ей уже знакома. На короткое время перед ее мысленным взором предстала источающая запах аммиака белая пузырчатая форма. «Цель оправдывает средства. Я ошибалась, когда думала, что это почти человеческое отношение. Это воистину человеческое отношение. Чисто человеческое».

Эйнджел встала. У нее блеснула мысль, что в этот момент могла бы убить Харпер. Выкинуть эту политиканку в окно и посмотреть, как она будет лететь все двадцать восемь этажей. Она уже почти сделала в сторону Харпер угрожающий шаг, но разум взял верх.

Единственное, чего ей хотелось, так это побыстрее убраться отсюда. Подальше от Харпер, подальше из этого города, подальше из этой страны…

Последние слова, которые она услышала от губернатора, были:

– … если есть что-то, что мы можем для вас сделать…

Дверь за ее спиной захлопнулась.

ГЛАВА 30

Вот уже который раз Андрэ пытался связаться с Эйнджел, но на его звонки она не отвечала. Рвение, проявляемое им в ведении дел в неаполитанском поместье, большей частью было похвальным. Но в данный момент оно вызывало раздражение. Эйнджел не хотелось слышать, как техники через кухню протягивают кабель, и не хотелось видеть, как тяжелое громоздкое оборудование царапает паркет.

Конечно, она могла бы отправиться на побережье, в главную штаб-квартиру Тетсами. У него к ней еще оставался кое-какой интерес, и она собиралась извлечь из этого максимальную выгоду. Этого момента Эйнджел ждала больше года, и намеревалась устроить все здесь – дома. Кроме того, работа вне штаб-квартиры не являлась для Тетсами излишне обременительной.

Для него, учитывая то, что Эйнджел собиралась преподнести ему, террористический акт вне пределов постоянного места работы обещал стать предельно дешевым.

Она просмотрела старую подшивку новостей, полученных по факсу. Все они были на итальянском языке. Эйнджел еще не слишком хорошо владела итальянским, и поэтому прочла только заголовки.

«USNF 15. 12. 59: Грегг отрицает причастность „Рыцарей“.

«USNF 20. 12. 59: Генеральный прокурор предъявляет обвинение председателю комитета конституционалистов».

«USNF 10. 02. 60: Грегг подает в отставку»

«USNF 11. 02. 60: Рейтинг партии моро достигает рекордной отметки в Калифорнии».

«USNF 20. 03. 60: Сергей Назарбаев поддерживает кандидатуру Сильвии Харпер. Сергей Назарбаев уходит из футбола».

«USNF 17. 04. 60: Специальное большое жюри заявляет, что Коуб Анака был „вольным стрелком“, действовавшим в одиночку».

Последний заголовок заставил Эйнджел саркастически хмыкнуть. Интересно, что бы Анака сказал, если бы узнал, что она положила начало новому направлению в теории подпольной деятельности.

«USNF 23. 05. 60: Встречала генерала Гургейя с комитетом не людей».

Это был первый удар, который нанесла Харпер. Она сумела добиться встречи с жестоким антигуманистом, лидером Лиги Защиты Прав Моро. Эйнджел цинично заметила, что комитет по делам не людей состоял исключительно из представителей человечества.

Среди прочих сообщений попалось еще одно, касающееся жестоких нападений в районе Бронкса. Речь, похоже, шла о группе собачьих и кошачьих, волков и пум. Эйнджел пожала плечами. Они провоцировали в Бронксе беспорядки, нападали в основном на лидеров ЛЗПМ.

Гургуейя отрицала связь этого факта с желанием ЛЗПМ вступить в переговоры именно сейчас.

«USNF 5. 06. 60: Провозглашено перемирие. В Лос-Анжелесе и Бронксе отменено военное положение».

Это был удар номер два. Это случилось вскоре после того, как неизвестное лицо из семейства кошачьих совершило убийство генерала Гургейи. Смерть генерала не нашла большого отклика в прессе.

«USNF 18. 07. 60: Партия моро объявляет имя вице-президента не человека и теряет десять очков».

Все ученые мужи считали, что Харпер погубила себя тем, что на платформу рядом с собой решила поставить моро. Кролика, к тому же. Не стоило даже и говорить о том, что кто-кто, а Харпер хорошо знала, что делает.

«USNF 10. 09. 60: Партия моро на пять очков опережает демократов».

Мередит, благодаря своим разглагольствованиям о кандидате в вице-президенты от партии моро, умудрился оказаться в самом конце списка. Его предвыборная кампания вовсе угасла, когда всплыла запись его комментариев с сильным расистским душком, относительно Харпер и ее кандидата в вице-президенты. Там прозвучало нечто совсем непристойное, вроде: «Харпер трахается, как кролик». Никто не поверил, когда Мередит сказал, что запись является сфабрикованной на компьютере фальшивкой.

С этого момента Харпер больше не останавливалась ни перед чем.

Последний заголовок пришел сегодня утром. Эйнджел отложила подшивку и прочла его.

«USNF 20. 01. 61: Харпер принимает присягу».

В комнату вошел один из техников и сказал что-то по-итальянски, но так быстро, что Эйнджел ничего не поняла.

– По-английски, пожалуйста, – сказала она, – я еще плохо понимаю.

– О, – произнес человек, – я пришел за вами.

– Значит, все готово, да?

– Готово.

Эйнджел вышла вслед за техником. Они спустились вниз по широкой лестнице и проследовали вдоль многочисленных проводов, ведущих в бальный зал. В большой комнате было установлено около десятка компьютерных терминалов, возле которых собралось столько же специалистов по компьютерам. В самом конце ее перед включенным голографическим экраном находился Тетсами. Он надевал на голову шлем странной формы.

В углу стоял Андрэ, у которого был такой вид, словно он вот-вот расплачется.

Эйнджел прошла в комнату и села у свободного терминала, установленного в непосредственной близости от стола Тетсами. Теперь франк был всем известен под именем Тетсами. В отличие от его последнего места деятельности, правительство страны его нынешнего пребывания оказалось исключительно любезным.

Выражение лица Тетсами напоминало нетерпеливое ожидание хищника. Эйнджел знала, что с тех самых пор, как они покинули Штаты, тот ни на минуту не забывал о «ТЕХНОМАНСЕРЕ», мечтая снова вступить с ним в нелегальный контакт. Но вся штука состояла в том, что никто, кроме Эйнджел не мог ему устроить это. Ей было известно, что Тетсами предпринимал уже, по крайней мере, одну попытку. Она закончилась удручающим провалом. Федералы не мало постарались, чтобы обучить «ТЕХНОМАНСЕР» соответствующей защите.

Тетсами полагал, что защитная система федеральных органов должна была еще лучше закрепить тот бред, что когда-то внушила машине Эйнджел. Он даже собирался отвалить ей изрядный куш, если она поможет им благополучно внедриться в компьютер еще раз. Для Эйнджел это был наиболее пикантный момент, потому что она плевать хотела на деньги.

Ее цена была другой. Эйнджел потребовалось много времени, чтобы убедить Тетсами согласиться с ней.

– Все готово? – спросила Эйнджел.

– Мы готовы нанести первый удар.

Она кивнула, и голос в динамике начал отсчет:

– До связи со спутником остается одна минута.

Вся процедура была ей уже знакома. Единственное отличие заключалось в том, что в прошлый раз, когда они пытались вызвать главный компьютер Ван-Дайна, им не нужно было посылать сигнал через океан.

Наконец знакомый булькающий голос в динамике потребовал:

– Немедленно подтвердите разрешение.

В этот раз «ТЕХНОМАНСЕР», похоже, был настороже.

– Все в порядке. Я – Эйнджел, кролик, ты меня помнишь?

– Вход разрешаю. У вас есть право доступа и необходимый пропуск.

Тетсами оказался прав. Та чушь, которой Эйнджел напичкала штуковину надежно внедрилась в ее электронную память.

– Какой степенью секретности я обладаю?

– Секретностью высшей степени.

Эти слова развеселили программистов, из числа тех, кто присутствовал при контакте первый раз. Эйнджел тоже позволила себе слегка улыбнуться.

– Я собираюсь передать связь с тобой другим людям, которые обладают моим доступом. Понятно?

– Да.

– Ты должен отвечать на их вопросы и делать все, что они тебе скажут.

Программисты приступили к работе. Самый мощный компьютер правительства Соединенных Штатов распахнул перед ними свою душу. Пока продолжалась информационная «оргия», Эйнджел по видеокому сделала международный звонок.

По подсчетам Тетсами, в их распоряжении, до того как ФБР поймет, что что-то стряслось, имелось только десять минут, еще четыре или пять минут понадобится федералам, чтобы пройти по следу нелегального сигнала и вырубить его. Поскольку команда находилась не в Штатах, они могли передавать его по проводам.

Наряду с этим Тетсами знал и другое. Правительство ЕЭС не станет выдавать ни его, ни кого-либо другого, замешанного в этой деятельности.

Кроме того, когда Эйнджел закончит то, что задумала, забот у федералов значительно прибавится.

В Неаполе стоял ясный день. В Сан-Франциско – почти полночь. Но Паскес не спал – вел передачу ночных новостей. Он находился в студии «Субботних новостей залива», когда там раздался звонок.

Правильные черты его испанского лица исказились от неожиданности, когда он увидел ее. Свой выбор Эйнджел остановила на нем только потому, что он был единственным репортером, кто узнал ее.

– Лопес. Эйнджел Лопес!

– Отлично. Вижу, вас забрали на студию.

– Я освещаю новости по всей стране. Господи, вы исчезли в ноябре. Еще до начала беспорядков. О вашем исчезновении я сделал серию репортажей.

– Я слышала, что была одной из причин позорного ухода Грегга.

– Финансирование «Рыцарей Человечества» никогда не было особенно популярным. Где же вы находились все это время?

– Я скрывалась…

За ее спиной снова раздались ликующие крики программистов:

– Мы обчистили его.

– Программа держится.

– Он почти согласен пойти на это.

– Уходим. Пришел черед «ТЕХНОМАНСЕРА» демонстрировать свои возможности.

Из динамика послышался новый отсчет времени.

– До «ТЕХНОМАНСЕРА» осталась одна минута.

Эйнджел, приложила палец к губам, чтобы заставить Паскеса замолчать, повернулась к Тетсами.

– Они не могут его остановить, да?

– Если только федералы не решатся обрубить единственную линию связи с внешним миром, имеющуюся в их системе. Теперь они подсоединили «ТЕХНОМАНСЕР» к какой-то жизненно важной системе. Так что, я думаю, такой возможности у них нет.

Паскес изо всех сил старался привлечь к себе ее внимание.

– Что там происходит?

– Что происходит?

– А вот что, менее чем через минуту главный компьютер федеральных служб страны выложит чрезвычайно интересную информацию, которая станет достоянием базы данных всех до единого агентств новостей Штатов.

– До «ТЕХНОМАНСЕРА» остается тридцать секунд.

Эйнджел не спускала с Паскеса торжествующих глаз и широко улыбалась. Так широко, что дал знать о себе давно заживший шрам.

– Итак, вы ждете эксклюзивных сведений номер один?

Приложение

ИСТОРИЯ МИРА МОРО

Ориентировочно 2000 г.: Раса начинает свою земную деятельность.

1999-2005 гг.: Сделаны первые открытия в генной инженерии по всему миру. Начало биологической революции.

2008-2011 гг.: Война за объединение Кореи. Несмотря на техническое преимущество Юга, победу с помощью Китая одерживает Север. ООН увязает в национальных конфликтах, вспыхнувших в Западной Европе и республиках бывшего СССР. Соединенные Штаты избирают политику дипломатического невмешательства.

2008 г.: В одной из лаборатории Южной Кореи в результате усилий генных инженеров создан первый моро. Это большая собака с повышенными мыслительными способностями, первое создание, которое положило начало новому биологическому виду. Несмотря на то, что война оказалась краткосрочной, интенсивная программа по разведению этого вида закончилась производством почти десяти тысяч подобных разумных собак, отправленных на Север для проведения диверсий.

2011-2015 гг.: После окончания Корейской войны начинаются международные дебаты по поводу военного использования генной инженерии. Дебаты заканчиваются принятием решения ООН о запрете воздействия на человека болезнетворными организмами, полученными посредством генной инженерии, и любом другом вмешательстве в структуру человеческих генов. Однако в деле запрета на производство разумных животных ООН зашла в тупик. К моменту голосования по этому вопросу четыре из пяти стран, имеющих развитый военно-промышленный комплекс, уже обладают собственными программами по созданию «Корейских собак».

2017 г.: На волне общественного мнения, подогреваемого антияпонскими настроениями (к 2017 году в Японии уже существовала наиболее радикальная генетическая программа, в открытую попирающая решение, принятое ООН), принимается конституционное соглашение выработать 29-ю поправку к Конституции Соединенных Штатов. Поправка запрещает заниматься генной инженерией на макроуровне, в то же время с целью предотвращения возможных жестокостей, имевших место в Корее по отношению к мыслящей продукции генных лабораторий, предложено дать животным защиту, гарантированную Биллем о правах.

2019-2023 гг.: Иранские террористы уничтожают королевскую семью Саудов и разжигают третью войну в Персидском заливе. Война охватывает все арабские государства, положив начало массовой иммиграции не людей в Соединенные Штаты.

2023 г.: Война в Персидском заливе заканчивается образованием Оси исламских держав. Ось является фундаменталистским пан-арабским союзом. Цена на нефть утроилась даже по сравнению с обычными ценами военного времени. Небольшая компания в Коста Рике «Джербоа Электрикс» начинает производство «джербоа», небольших дешевых электромобилей, которые оказались в два раза надежнее в эксплуатации, чем самый дешевый газовый автотранспорт.

2024 г.: Начало Пан-Азиатской войны, разразившейся после вооруженного конфликта на пакистано-индийской границе, выросшей до размеров снежной лавины. К концу года в нее были вовлечены державы Оси, большинство бывших Советских республик и Китай, сражавшиеся против Индии, Японии, России и большинства стран Северной Африки. Соединенные Штаты продолжали политику невмешательства.

2025 г.: Компания «Форд», чтобы избежать международного судебного разбирательства по поводу оптовый торговли продукцией, сделанной по образу и подобию электромобилей, покупает «Джербоа Электрикс». За аналогичные действия судебные иски были учинены компаниям «Дженерал Моторс» и «Крайслер». «БМВ» в производстве электромобилей пошла своим собственным путем.

2027 г.: Компания «Биотехнологии Соединенных Штатов» обвинена в нарушении запрета на занятия генной инженерией на макроуровне. Они занимались воспроизводством моро для Азиатской войны (для обеих сторон), но хуже всего было то, что они занимались также и генетическими экспериментами над людьми. Федеральное правительство идет на беспрецедентный шаг и накладывает арест на имущество компании. При этом распространялись слухи о том, что разведывательная служба правительства просто решила прибрать корпорацию к рукам ради собственных нужд.

2027 г.: Нью-Дели подвергнут ядерной бомбардировке. За ней следует распад системы государственной обороны Индии. Массовое дезертирство из армии, целые районы страны складывают оружие и сдаются в плен. На афганской границе отряд моро, состоявший из тигров индийского отряда специального назначения, захватывает грузовой самолет и вылетает в Америку. Эта акция получает широкое освещение в средствах массовой информации, а принимавшие в ней участие офицеры становятся знаменитостями. В частности, Датия Раджастан, офицер, ответственный за перевозку. Он – удивительно яркая личность, обаятельный и красноречивый, один из тех, кто может постоять за моро, любимец толпы – не только в Америке, но и во всем мире.

2029 г.: Американская космическая программа достигает апогея. В ведении НАСА находятся орбитальный космический комплекс, временная база на Луне, радиотелескоп-спутник, способный регистрировать радиосигналы, поступающие из созвездия Альфа Центавра. Расцвет космической программы приходится на тот период, когда были утверждены ассигнования, отпущенные на проект, связанный с зондированием глубокого космоса. Согласно проекту к ближайшим звездным системам с целью их изучения предполагалось отправить около шести беспилотных ракет, работающих на ядерном топливе.

2030 г.: Израильская разведка «Моссад» осуществляет вторжение в Иорданию, где захватывает секретную базу для тренировки иорданских франков. «Моссад», ограниченный в своей стране запретом на проведение экспериментов в области генной инженерии на макроуровне (аналогичным американскому запрету), уничтожает иорданскую базу, успев прихватить с собой группу малолетних франков (100 девочек из биологического центра в Хиашу в возрасте от 3 до 16 лет), которых начинают тайно готовить в Израиле для агентурной работы.

2030 г.: Падение последних защитников Индии. На субконтинент вторгаются пакистано-афганские оккупационные войска.

2032-2044 гг.: Африканская пандемия, вызванная искусственно созданным вирусом, волнами прокатывается по континенту, напоминая Черную Смерть, охватившую Европу в средние века. Она за несколько недель уносит жизни населения целых деревень. Правительства не в состоянии удержать власть в руках. На всем континенте устанавливается карантин. Три года требуется для того, чтобы самое худшее осталось позади. Но Центральному правительству Соединенных Африканских Штатов понадобится еще почти десять лет, чтобы ликвидировать ущерб, нанесенный африканской экономике. Возрождение континента в значительной степени обеспечено бережным отношением к присущему Африке генетическому многообразию. К 2044 году генетическая программа США превосходит все подобные программы на земном шаре и оценивается в миллиард долларов.

8 января 2034 г.: В Калифорнии происходит «великое землетрясение», достигающее 9,5 баллов. Эпицентр его находится в 30 милях к югу от Сан-Франциско. Повторные толчки силой в 5-7 баллов ощущаются даже на побережье Лос-Анжелеса. Городской пейзаж Калифорнии радикальным образом изменяется.

2034-2041 г.: Последняя арабо-израильская война. (Война за освобождение Палестины, как представляют ее державы Оси. Второе светопреставление – по мнению израильтян. ) На протяжении шести лет Израиль в одиночку сражается против шести исламских держав. В конце концов он терпит поражение, поскольку конфликт приобретает ядерную окраску. Происходит ядерная бомбардировка Тель-Авива. Несмотря на то, что за ней следует ответный удар по арабским странам, в результате которого гибнет около пяти миллионов арабов, Израиль терпит поражение. Израильское правительство спасается бегством и находит прибежище в Женеве.

2035 г.; апрель: Во время китайского вторжения в Японию на Токио сбрасывают ядерную бомбу. Техническая база Японии уничтожена либо агрессором, либо самими японцами, чтобы исключить возможность использования ее оккупантами. Многочисленные достижения японской технологии утрачены. Официально объявлено об окончании Пан-Азиатской войны.

2037 г.: Население моро в Соединенных Штатах достигает десять миллионов. Большая часть их является военными беженцами, попавшими в страну в результате азиатской войны. Меньшую часть их составляют кролики и крысы, прибывшие в США из Центральной Америки.

2038 г.: Папа Лев XIV поражает весь христианский мир заявлением, что, несмотря на то, что генная инженерия является грехом, моро все же обладают душой. В результате этого усиливается политическая напряженность, которая заставляет Европейское Сообщество прекратить производство моро. В Центральной Америке вспыхивает настоящая гражданская война, так как армии моро начинают восставать против своих хозяев. Поток иммигрантов в США из Латинской Америки возрастает в четыре раза.

2039 г.: НАСА начинает испытывать первые трудности в Конгрессе, поскольку страну все более волнует проблема растущего как на дрожжах населения моро. Первой жертвой уменьшения бюджетных ассигнований на развитие космической программы становится радиотелескоп НАСА – «Орбитальное Ухо».

2042 г.: Волна беспорядков, получившая название «Черный август», прокатилась по всей территории США. Происходит резкий скачок преступности в городах. Ответственность за это большая часть человеческого населения возлагает на пресловутого Датию Раджастана, наиболее влиятельного лидера из моро. С течением времени взгляды Датии становятся все более радикальными, в конце концов он становится лидером национальной милитаризованной организации моро. Считалось, что Лига Защиты Моро является организацией, носящей оборонительный характер, но федеральные службы рассматривали ее как террористскую группу. Датия оказался в ловушке, в горящем здании в районе Кливленда, известном под названием Моро-Таун, где был расстрелян объединенными силами полиции и Национальной гвардии. С тех пор для политических активистов моро Датия становится символом героизма.

2043 г.: Конгресс замораживает ассигнования на развитие программы НАСА по исследованию глубокого космоса. Четыре полностью готовых зонда поставлены на консервацию. В результате многочисленных беспорядков на иммиграцию моро наложен мораторий. Нетерпимость человеческого населения по отношению к не людям достигает апогея. Идут общественные дебаты, касающиеся массовых депортаций, лишения их человеческих прав, «резерваций» моро. К счастью для населения моро, ни одно из крайних предложений не оказалось достаточно популярным, чтобы быть принятым. Тем не менее был издан закон, запрещающий моро владеть огнестрельным оружием. Кроме того, осуществлялась негласная политика их изоляции от людей, проявившаяся в образовании соответствующих городских кварталов – гетто. Наиболее ярким свидетельством этого стали уличные баррикады. Они стали почти регулярно возводиться на дорогах, ведущих в кварталы моро.

2045 г.: В Южной Африке происходит переворот, возглавляемый объединенными силами чернокожего населения и франков. Он стал подтверждением того, что в Южной Африке получила широкое развитие программа по «человеческой» инженерии. К моменту переворота в Южной Африке было произведено около миллиона франков. Переворот отмечает факт признания за франками полных человеческих и гражданских прав в стране. (В Соединенных Штатах все еще продолжаются дебаты относительно формулировки 29-й поправки к Конституции. Таким образом, если к моро относятся как к гражданам второго сорта, то франки вообще не имеют никаких человеческих прав. )

2053 г.: Конгресс отклоняет программу НАСА по исследованию глубокого космоса. Ходят упорные слухи о том, что во главе проекта стоит одно из черных агентств федеральных служб. Европейское Содружество отменяет ограничения на внутренние перемещения моро.

2054 г.: В Верховном суде происходит слушание дела по предоставлению гражданских прав франкам, в результате которого семью голосами против двух выносится решение о применении 29-й поправки к генетически модифицированным людям и животным. Приостановлено действие закона об интернировании и депортации франков. Число франков, появившихся «официально» в списках служащих государственных учреждений – в первую очередь в разведывательных службах – резко возросло.

2059 г.: После открытия «муравейника» Расы под башней «Ниоги» на Манхэттене, угроза инопланетного нашествия становится достоянием гласности. Силы федеральных служб вторгаются в Бронкс, чтобы ликвидировать окопавшуюся там армию Лиги Защиты Моро. В результате этой акции по всей стране возрастает уровень преступности среди моро.

2060 г.: На президентских выборах США победу одерживает Сильвия Харпер.

This file was created with

BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

05.09.2005

Note1

Полицейский департамент Сан-Франциско

(обратно)

Note2

мост через пролив

(обратно)

Note3

Knights of Humanity (англ)

(обратно)

Note4

хакер – охотник за секретной информацией

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

***

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

***

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

***

ГЛАВА 7

***

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

***

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

***

ГЛАВА 21

ИНФОРМАЦИИ ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ.

01: «ТЕХНОМАНСЕР».

– … НОСТЬ. ПРИНИМАЮТСЯ МЕРЫ АВАPИЙHOЙ БЕЗОПАСНОСТИ.

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ИСТОРИЯ МИРА МОРО

1999-2005 гг.: Сделаны первые открытия в генной инженерии по всему миру. Начало биологической революции.

2008 г.: В одной из лаборатории Южной Кореи в результате усилий генных инженеров создан первый моро. Это большая собака с повышенными мыслительными способностями, первое создание, которое положило начало новому биологическому виду. Несмотря на то, что война оказалась краткосрочной, интенсивная программа по разведению этого вида закончилась производством почти десяти тысяч подобных разумных собак, отправленных на Север для проведения диверсий.

2017 г.: На волне общественного мнения, подогреваемого антияпонскими настроениями (к 2017 году в Японии уже существовала наиболее радикальная генетическая программа, в открытую попирающая решение, принятое ООН), принимается конституционное соглашение выработать 29-ю поправку к Конституции Соединенных Штатов. Поправка запрещает заниматься генной инженерией на макроуровне, в то же время с целью предотвращения возможных жестокостей, имевших место в Корее по отношению к мыслящей продукции генных лабораторий, предложено дать животным защиту, гарантированную Биллем о правах.

2023 г.: Война в Персидском заливе заканчивается образованием Оси исламских держав. Ось является фундаменталистским пан-арабским союзом. Цена на нефть утроилась даже по сравнению с обычными ценами военного времени. Небольшая компания в Коста Рике «Джербоа Электрикс» начинает производство «джербоа», небольших дешевых электромобилей, которые оказались в два раза надежнее в эксплуатации, чем самый дешевый газовый автотранспорт.

2025 г.: Компания «Форд», чтобы избежать международного судебного разбирательства по поводу оптовый торговли продукцией, сделанной по образу и подобию электромобилей, покупает «Джербоа Электрикс». За аналогичные действия судебные иски были учинены компаниям «Дженерал Моторс» и «Крайслер». «БМВ» в производстве электромобилей пошла своим собственным путем.

2027 г.: Нью-Дели подвергнут ядерной бомбардировке. За ней следует распад системы государственной обороны Индии. Массовое дезертирство из армии, целые районы страны складывают оружие и сдаются в плен. На афганской границе отряд моро, состоявший из тигров индийского отряда специального назначения, захватывает грузовой самолет и вылетает в Америку. Эта акция получает широкое освещение в средствах массовой информации, а принимавшие в ней участие офицеры становятся знаменитостями. В частности, Датия Раджастан, офицер, ответственный за перевозку. Он – удивительно яркая личность, обаятельный и красноречивый, один из тех, кто может постоять за моро, любимец толпы – не только в Америке, но и во всем мире.

2030 г.: Израильская разведка «Моссад» осуществляет вторжение в Иорданию, где захватывает секретную базу для тренировки иорданских франков. «Моссад», ограниченный в своей стране запретом на проведение экспериментов в области генной инженерии на макроуровне (аналогичным американскому запрету), уничтожает иорданскую базу, успев прихватить с собой группу малолетних франков (100 девочек из биологического центра в Хиашу в возрасте от 3 до 16 лет), которых начинают тайно готовить в Израиле для агентурной работы.

2032-2044 гг.: Африканская пандемия, вызванная искусственно созданным вирусом, волнами прокатывается по континенту, напоминая Черную Смерть, охватившую Европу в средние века. Она за несколько недель уносит жизни населения целых деревень. Правительства не в состоянии удержать власть в руках. На всем континенте устанавливается карантин. Три года требуется для того, чтобы самое худшее осталось позади. Но Центральному правительству Соединенных Африканских Штатов понадобится еще почти десять лет, чтобы ликвидировать ущерб, нанесенный африканской экономике. Возрождение континента в значительной степени обеспечено бережным отношением к присущему Африке генетическому многообразию. К 2044 году генетическая программа США превосходит все подобные программы на земном шаре и оценивается в миллиард долларов.

2034-2041 г.: Последняя арабо-израильская война. (Война за освобождение Палестины, как представляют ее державы Оси. Второе светопреставление – по мнению израильтян. ) На протяжении шести лет Израиль в одиночку сражается против шести исламских держав. В конце концов он терпит поражение, поскольку конфликт приобретает ядерную окраску. Происходит ядерная бомбардировка Тель-Авива. Несмотря на то, что за ней следует ответный удар по арабским странам, в результате которого гибнет около пяти миллионов арабов, Израиль терпит поражение. Израильское правительство спасается бегством и находит прибежище в Женеве.

2037 г.: Население моро в Соединенных Штатах достигает десять миллионов. Большая часть их является военными беженцами, попавшими в страну в результате азиатской войны. Меньшую часть их составляют кролики и крысы, прибывшие в США из Центральной Америки.

2039 г.: НАСА начинает испытывать первые трудности в Конгрессе, поскольку страну все более волнует проблема растущего как на дрожжах населения моро. Первой жертвой уменьшения бюджетных ассигнований на развитие космической программы становится радиотелескоп НАСА – «Орбитальное Ухо».

2043 г.: Конгресс замораживает ассигнования на развитие программы НАСА по исследованию глубокого космоса. Четыре полностью готовых зонда поставлены на консервацию. В результате многочисленных беспорядков на иммиграцию моро наложен мораторий. Нетерпимость человеческого населения по отношению к не людям достигает апогея. Идут общественные дебаты, касающиеся массовых депортаций, лишения их человеческих прав, «резерваций» моро. К счастью для населения моро, ни одно из крайних предложений не оказалось достаточно популярным, чтобы быть принятым. Тем не менее был издан закон, запрещающий моро владеть огнестрельным оружием. Кроме того, осуществлялась негласная политика их изоляции от людей, проявившаяся в образовании соответствующих городских кварталов – гетто. Наиболее ярким свидетельством этого стали уличные баррикады. Они стали почти регулярно возводиться на дорогах, ведущих в кварталы моро.

2053 г.: Конгресс отклоняет программу НАСА по исследованию глубокого космоса. Ходят упорные слухи о том, что во главе проекта стоит одно из черных агентств федеральных служб. Европейское Содружество отменяет ограничения на внутренние перемещения моро.

2059 г.: После открытия «муравейника» Расы под башней «Ниоги» на Манхэттене, угроза инопланетного нашествия становится достоянием гласности. Силы федеральных служб вторгаются в Бронкс, чтобы ликвидировать окопавшуюся там армию Лиги Защиты Моро. В результате этой акции по всей стране возрастает уровень преступности среди моро. . . . .

Реклама на сайте