«Решение офицера»

Решение офицера (fb2) - Решение офицера [литнет] 811K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Иванович Гришин

Алексей Гришин Вторая дорога Решение офицера

Есть решения, которые отрезают путь назад. Их непременно надо принимать.

(Франц Кафка)

Вступление

Из чего возникают сны?

Из мечты? Тогда нам видятся покоренными самые высокие вершины, к подножию которых мы только подошли, нас любят самые красивые женщины, с которыми мы даже не набрались смелости познакомиться.

Из прошлых утрат? И мы запросто болтаем с давно ушедшими друзьями, лишь тихо удивляясь, как им удалось вернуться в наш, такой прозаический, мир. Мы делимся с ними сомнениями, рассказываем сокровенные тайны. Почему? Может быть потому, что где-то там, глубоко внутри себя, видим в них камертон, по которому неосознанно сверяем правильность своих дел, верность принятых решений? Они не были безупречны, но во сне что-то происходит с нашей памятью, давая друзьям несомненное, безусловное право судить.

В эту ночь Жану снился его учитель. Опер, которому когда-то поручили сделать из выпускника минских курсов сотрудника, от которого можно требовать хоть каких-нибудь результатов.

Солнечным днем они сидели на крыльце старого дома посреди Зеленого квартала. Учитель — в невозможном здесь сером шерстяном костюме, белоснежной рубашке и сиреневом шелковом галстуке, в которых когда-то ходил на службе. Жан — в легкой кожаной куртке, кроссовках и джинсах. Вокруг слонялись местные оборванцы, но никто не обращал внимания на необычно одетых и говорящих по-русски собеседников.

— Ты же умер!

— Конечно, ты же был на похоронах.

— Тогда как оказался здесь?

— Все просто: ты звал — я пришел.

— Я никогда этого не говорил.

— Верно. Но разве нам всегда были нужны слова? Или с тех времен что-то изменилось?

— Нет… Да… Не знаю… В конце концов, с тех пор я сам успел умереть!

— Правда? А мне кажется, ты вполне себе жив, даже сына успел родить.

— Да. Здесь, но не там. А так ты прав, повезло. Счастливая случайность с вероятностью бесконечно малой. Я вообще счастливчик, ты же знаешь.

— Не думаю. Мне кажется — наоборот, в твоей жизни все было закономерно. Ты не мог не родиться, потому что твои родители любили друг друга. Ты пошел в ту школу, потому что жил в том районе. В этой школе работал учитель физики, который увлек не одного тебя, поэтому ты выбрал тот институт. Ну а уж в нашу контору случайно вообще никто не попадал, тебе ли не знать.

— Но жена — ее-то я встретил случайно?

— На комсомольском выезде в дом отдыха? — Учитель добродушно усмехнулся. — Там было много девчонок, но ты увидел только ее — разве это случайность?

— Хочешь сказать, что я шел по жизни как слепой за поводырем?

— Вовсе нет. Сам знаешь, сколько наших друзей ушли в сторону. Легкие заработки, легкие женщины, легкая выпивка. Нам лишь предложили путь, а уж идти ли по нему — каждый решал сам. Я к чему… Если посмотреть так — согласен, что в твоей жизни не было случайностей?

— Ну, если так, то, наверное, да, согласен.

— Тогда вспомни — если в ряду закономерностей происходит что-то необычное, о чем это говорит?

— О том, что случайность — непознанная закономерность. Есть некий неучтенный фактор, который надо найти.

— Вот и ищи его. Хотя, боюсь, в свое время он сам тебя найдет. И тогда придется понять, зачем тебя поставили на эту вторую дорогу. А пока… пока ты неплохо поработал в этом городе.

— Надеюсь. Но почему моя работа несет смерть?

— Ты никого не убил. Во всяком случае, не в бою. Кроме одного, но тот сам напал на тебя.

— Да. Только погибшим от этого не легче. Почка, Шантерель, Метью Серый. Маршанд, сына которого убили в драке, вдова сошла с ума. Робер — он был сволочью, но не заслуживал, чтобы его зарезали в подворотне как барана. Я вытащил из грязи девчонок, но даже боюсь подумать, в какое дерьмо еще их окунет жизнь.

— Они все не были ангелами. И умерли не от твоей руки, ты даже не хотел этих смертей. Проблема не в этом. Боишься сказать?

— Наверное, — Жан пожал плечами. — Да, пожалуй, ты прав — я действительно боюсь. Новой работы.

— Уверен, что именно боишься?

— Сам посуди, придется ловить крестьян, которые стали грабителями лишь потому, что не нашли другого способа прокормить свои семьи. Однако никому не будет дела до этого — приговор будет один. Семьи умрут от голода сами.

— Крестьян? Если действительно думаешь так, то я был плохим учителем. Ты умудрился не увидеть очевидного. Мне жаль, прощай. — Учитель встал и уверенным шагом пошел по грязной улице.

— Андреич, подожди! Что? Чего я не увидел? — Жан попытался вскочить, догнать, расспросить… Но ноги не послушались.

Учитель остановился, обернулся, посмотрел долгим пронзительным взглядом, потом вновь пошел прочь.

— Андреич!!!

Жан проснулся от собственного крика. Успокаиваясь, огляделся, стал собираться с мыслями, постепенно возвращаясь к действительности… В этот момент на главной башне собора Нотр-Дам д’Амьен ударил колокол. В Галлии начинался новый день.

Монпелье

Его преосвященство, Верховный пастырь Окситании герцог Руади писал письмо в Париж. Получатель — глава реформистской церкви Галлии, могущественный человек, контролирующий четверть страны. Простолюдин, когда-то монах в забытом Богом и людьми мелком монастыре. Своим трудолюбием, верой и талантом убеждать народ, вести его за собой он выбился из низов церковной иерархии, стал аббатом ортодоксов. Лишь тогда осенила его благодать истинного учения, после чего приобщился бывший аббат к идеям реформистов, в церкви которых неожиданно быстро сделал головокружительную карьеру.

Теперь в руках этого человека сосредоточена огромная власть, а главной обязанностью монсеньора Руади является эту власть всячески преумножать, вселяя в головы галлийцев простую истину о том, что нет в мире иной истины, кроме той, что открывается последователям новой церкви.

А то, что герцог служит простолюдину…, ну так говорил же спаситель, что мирские титулы есть тлен и обман, ибо лишь церковь вправе выделять пастыря из овец.

Был, правда, еще один нюанс, о котором знало лишь несколько человек, высших иерархов нового служения. Маленький такой, но за знание о нем правитель Галлии, не задумываясь, пожертвовал бы своей рукой. Только кому нужна та рука? Нет уж, лучше об этом молчать — и король целее будет, и осведомленные люди богаче — всем хорошо!

А нюанс заключался в том, что много лет назад блестящий юноша, потомок одного из знатнейших семейств Кастилии, согласился назваться именем галлийского крестьянина и принять постриг в том самом захудалом монастыре. Потому и не чувствовал себя герцог ущемленным, отчитываясь перед своим духовным наставником, якобы выходцем из подлого сословия.

Перед тем юношей была поставлена достойная задача — пробиться наверх и сделать все возможное для отдаления церкви от галлийского престола.

И с тех пор он упорно шел к поставленной цели, удивляя учителей умом и ревностным служением. Рьяно, не жалея сил, не считаясь с трудностями. До того момента, пока Кастилия и Островная империя не осознали, что, несмотря на различия в вере, главный противник у них один — поднимающая голову Галлия, которая все уверенней заявляла о себе как о центральной державе Европы. А осознав, разработали план изменения ситуации, уделив особое внимание укреплению реформистской церкви, как важнейшему элементу разрушения конкурента. А теологические споры… да ладно, кого они волнуют, когда на кону такие ставки.

Обо всем этом монсеньор Руади прекрасно знал, и такой расклад его прекрасно устраивал, позволив уже откусить немалый кусок от галлийского пирога и даря реальную надежду на дальнейшую сытую перспективу.

Потому и отчет сейчас требовалось составить тщательно, не упуская мелочей, описывая перспективы усиления реформизма в старой и доброй Окситании. Соответственно, в это время беспокоить его запрещалось под страхом пасторского неудовольствия. За исключением, естественно, ситуаций чрезвычайных. К ним, разумеется, относилась и та, что заставила секретаря войти в кабинет. Доклад был краток.

— Ваше преосвященство, к Вам молодая дама, представилась герцогиней де ла Гер.

Есть! Тончайшая, блестящая игра, что началась пять лет назад, вошла в завершающую стадию! Сколько положено трудов, сколько пролито крови, сколько принесено жертв… Если бы эта девочка, что сжимает в приемной кулачки, сверкает глазами и желает вот прямо здесь, прямо сейчас добиться высшей справедливости, если бы она только могла представить, что этот день был отмерен, просчитан и указан так давно. Пусть не конкретно сегодня — что значит плюс-минус несколько дней? Даже месяцев? Ей-богу, не важно.

Что же, игра вошла в решающую стадию, карты противника известны, дело за малым — красиво и грамотно разыграть концовку.

— Приглашайте!

И сразу, как только Лилиан вошла в кабинет…

— Герцогиня, как я рад Вас видеть! — с широкой, искренней улыбкой умудренного годами человека герцог Руади встал из-за стола и семенящей походкой поспешил к гостье. Главное — не дать ей бросится в атаку, произнести обвинения, отмываться от которых придется долго.

— Вижу, Вы получили мое письмо. Поверьте, оно было написано в минуту отчаянья, но теперь все будет хорошо — вдвоем мы решим все проблемы, сметем все преграды! Господи, как же Вы повзрослели!

Голос хозяина кабинета обволакивал и успокаивал, словно говорил кто-то самый близкий, от которого немыслимо ждать даже не подлости — просто недоброго отношения. Чтобы он приказал убивать детей? Да никогда, именно он, этот добрый мудрец, на это не способен по самой сути своей!

А собеседник говорил, говорил… Не убеждал, не спорил, просто рассказывал. О ситуации в Окситании, лживом тулузском графе, окружившем себя продажными советниками. И, разумеется, о семействе де Безье, о гнусном мерзавце — старшем сыне, с которым Лилиан, к несчастью, пришлось столкнуться, и не раз. Ложь? Боже избави! Свидетелей полно, можно сказать — все баронство. Да вот Вы и сами съездите в ближайший женский монастырь, спросите у сестры Джиннайн. Это мать того несчастного мальчика. По остальным же его художествам, да только пожелайте, к вам очередь свидетелей выстроится. И не по моему приказу, просто людям часто надо, чтобы кто-то выслушал их горе.

А разве бывает, чтобы такие звери у добрых людей вырастали? И верховный пастырь реформистской церкви в Монпелье, его преосвященство Руади продолжил рассказ.

Это еще не была вербовка. Да какая может быть вербовка… кого? Герцогини де ла Гер? Кем? Священником? Боже упаси. Просто привлечение юной высокородной магини даже и не к сотрудничеству, простому взаимодействию, определение общих интересов и целей.

С другой стороны — какая разница? Иное название, но в нем ли дело? Не сейчас, позже, может быть много позже, но эта девушка будет делать то, что нужно новой, действительно истинной церкви. А названия — оставим их теоретикам. Нам без надобности, нам суть важна.

Глава I

Что может быть лучше хорошей погоды?

Плохая погода, мой друг.

(И. Морозов)[1]

Сержант Тома вел группу по зимнему лесу. Мелкий нескончаемый дождь, от которого давно уже не спасали насквозь промокшие плащи, промокший заплечный мешок с промокшим провиантом. По-зимнему стылый сырой воздух, пропитанный запахом прелой листвы, дурманил голову. Висящие на перевязи тесаки и колчаны, которые за время пути, казалось, утроили свой вес, гнули к земле уставшие плечи. В руках луки, точнее — длинные палки, которые, упаси Господи, нельзя использовать вместо посоха. Командир за этим следит особо — если у кого обнаружит затиры от земли, загоняет так, что демоны прослезятся.

— Лук — ваше главное оружие, ваша защита и спасение в лесу! — так он говорил в начале обучения. Тогда это казалось новым, увлекательным делом — им сказали, что будут учить самой интересной из охот — охоте на людей!

Три месяца назад полицейский сержант Ажан вывел свой взвод из города на учения. К этому солдаты были привычны — пройти по лесу пару-тройку десятков километров для разведчиков труда не составляло. Но в тот раз все было не так.

Во-первых, Ажан ехал на телеге, в которой лежал какой-то груз, прикрытый мешковиной. А, во-вторых, рядом с ним сидела — … Прекрасная Марта! Та самая трактирщица, что держала в городе несколько таверн, в одной из которых Тома любил проводить редкие свободные вечера. Увидеть ее в расположении разведчиков — такое невозможно было представить в самых сказочных снах.

Но это было! Телега ехала к городским воротам, и обалдевший взвод топал за ней. За городом свернули на тропу, что вела к стрельбищу, — большой поляне у подножия высокого холма.

Марта вышла перед кое-как построившимся взводом, уперла руки в бока, бросила насмешливый взгляд и обратилась к солдатам неожиданно громким голосом:

— Ну что, орлы, считаете себя великими бойцами? Похвально! Тогда шаг вперед, кто может поразить три мишени на расстоянии 20 метров за десять секунд. Нет таких? Так будут! Ваш командир попросил научить, и провалиться мне на этом месте, если через три месяца кто-то из вас не научится. Впрочем, я вижу гнусные ухмылки на ваших гнусных рожах. Жан, будь добр, поставь три мишени на пятьдесят шагов.

Пока командир бегал устанавливать мишени, Марта взяла в руки лук, а стрелы на островной манер воткнула перед собой в землю.

— Ну что, мужчины, смотрите!

Три стрелы вылетели с невероятной скоростью, и, когда первая вошла в мишень, третья уже уходила с тетивы.

Солдаты мастерство лучницы оценили, желание смеяться над этой женщиной пропало навсегда.

Началась учеба. Каждый день по часу Марта учила их своему страшному искусству. Вначале стреляли медленно на пять метров, потом на десять, потом двадцать. Дальше, как сказал Ажан, не надо — в их деле этого расстояния достаточно. Только после того как попадания стали уверенными, темп стрельбы стал возрастать.

А кроме этого, взвод учился ходить по лесу бесшумно, не оставляя следов, читать эти самые следы, сродниться с лесом, стать его частью, словно хитрые и жестокие лисы. Словно безжалостные волки, умеющие как загонять добычу, так и уходить из самых тщательно организованных облав. Раньше разведчики учились другому. Их дело — просочиться в охраняемый лагерь, устроить диверсию, взять языка и вернуться к своим.

Взводу Тома предстояло бороться с такими группами. И самым тяжелым в этом ремесле оказалось научиться терпению. Разбойники сами определяют, когда и как им нападать, какими тропами уходить. У них тысяча дорог. У бойцов Тома будет только одна, и ошибаться в выборе нельзя — каждая такая ошибка обернется новыми разграбленными караванами, убитыми людьми, которые так надеялись на сержанта и его солдат.

Поэтому и шла сейчас группа в учебный выход измотанная, промокшая и злая, но твердо намеренная выполнить поставленную задачу — дойти до одного из лесных озер, обследовать берег и найти следы недавней стоянки, при этом не оставив своих. Привычное уже дело. Настолько привычное, что последние месяцы все разговоры в его взводе начинались с сакраментальной фразы: «Идем мы, замотанные». Впрочем, последнее слово чаще заменялось другим — более соленым, точнее описывающим истинное состояние бойцов.

А где-то сзади — Ажан. Смотрит следы, оставленные группой, слушает — хрустнет ли под ногами ветка, прозвучит ли чей-то голос, проклявший не к месту пришедшуюся кочку. А на следующий день проведет «разбор полетов». Какое отношение полеты имеют к хождению по лесу и на какие части их надо разбирать — солдатам было абсолютно непонятно, но задавать вопросы никто не решался. Всем хватило истории, когда кто-то из солдат поинтересовался зачем им знать, где зимуют раки. В ответ командир на потеху горожанам устроил десятикилометровый кросс вокруг города, после чего выстроил взвод и спросил, у кого еще остались вопросы по поводу зимовья раков. Среди измотанных бойцов интересующихся не нашлось.

Все эти мысли, отвлекая от усталости, крутились в голове Тома, не мешая, тем не менее, делать свое дело — определять направление движения. Поскольку заблудиться в диком лесу, среди нагромождений упавших от времени деревьев и зарослей лезущего в глаза кустарника, да еще под низкими дождевыми тучами, напрочь затянувшими небо, было делом пустяковым, расслабься хоть на мгновение.

Наверное, благодаря этой собранности или в силу уже выработанной привычки обращать в лесу внимание на все необычное, сержант отметил мутную воду в одной из луж. Прошел зверь? Возможно. На плотном слое опавшей листвы следы не отпечатались. Значит, надо осмотреться. Вообще-то похоже на звериную тропу. Прошел кабан или олень? Надо проверить. Расширим поиск — командир учил, что оставлять за спиной неизвестность смертельно опасно.

Вскоре все разъяснилось. Метрах в двухстах от лужи обнаружился сломанный сучок. На высоте лица человека, он смотрел вверх. Так ломают только люди. А кто в дождь может идти по зимнему лесу, где нет даже тропинок — лишь звериные тропы? Девочка с пирожками для любимой бабушки? Высокая такая девочка. Судя по сучку — ростом со здорового мужика.

Ситуация интересная, но лучше подождать командира.

Ажан подошел через четверть часа.

— Что случилось? Почему остановка? — шепотом спросил командир.

В ответ сержант показал на лужу и сломанный сучок.

— Молодцы, — Ажан похвалил все также шепотом — лес не любит громких разговоров. — Расширить поиск, должны быть еще следы.

И они нашлись. Шли двое мужчин, особо и скрываясь — просто тропа, а это оказалась именно нахоженная тропа, в основном проходила под деревьями, где опавшая листва не давала отпечататься следам. Но пользовались ей часто.

— Четверо, натянуть луки и за мной на пределе видимости, и не дай Бог наследите! — Ажан показал крепкий кулак. — Остальным укрыться в стороне, выставить наблюдение, себя без команды не обнаруживать ни при каких обстоятельствах.

И началось преследование. Без беготни, осторожно, внимательно вглядываясь вперед. Главное — не обнаружив себя, понять, кто и зачем гуляет под зимним дождем с риском намочить ноги и получить насморк.

Выручил опыт пограничья и предельная внимательность. Лесные путешественники понадеялись на дождь, глушащий звуки, а может, просто расслабились, но державшийся в стороне от тропы Ажан услышал хруст ветки и едва успел залечь. У его солдат было больше времени, и они не подвели, мгновенно слившись с лесным пейзажем.

Мимо прошли двое мужчин. Типичные крестьяне в дешевых кожаных куртках, старых шляпах, впрочем, надежно защищавших от дождя, и коротких сапогах, в которых удобно пробираться звериными тропами. Вооружены большими ножами, скорее похожими на тесаки. По лесу шли привычно, но совершенно беспечно, словно по своему огороду. Да, старались не оставлять следов, но при этом болтали о каких-то своих делах. Словно кто-то приказал им соблюдать осторожность, но забыл объяснить зачем.

Разбойники? Скорее всего. Причем уверенные в своей неуловимости, обнаглевшие, что радует. Однако, что делать? Захватить? Можно, а смысл? Они прошли в сторону города полчаса назад, судя по следам, и уже возвращаются. Проводили своего человека? Зачем? Город не на военном положении, местный житель может приехать открыто, если он действительно местный. А если нет, и им заплатили за сопровождение? Тогда почему расстались так далеко от города? Не знающий леса человек, да еще в такую погоду, будет выходить из него очень долго, это если вообще в болоте не утонет.

Значит что?

Встреча с осведомителем? Который под дождем поперся в лес для десятиминутного разговора? Тоже ерунда. Тогда — маяк. Место безличной связи, где оставляются письма с информацией и инструкциями. Вот это скорее всего. И в этом случае группу лучше отпустить. Пусть себе идет. Есть, правда, вариант отработать следы, поискать базу… Только стремно. Если ребята не полные лопухи, где-то могли посадить дозор, нарваться на который означает плюнуть в лицо Фортуне. Не стоит грубить даме.

Поэтому, пропустив группу «неустановленных лиц», сержант продолжил отработку следов. Маяк нашелся действительно недалеко — связные, а Ажан мысленно называл прошедших именно так, ненадолго остановились, и пошли назад. Солдаты обыскали территорию и под корнями одного из деревьев, на котором была сделана приметная зарубка, нашли пустую, неплотно запечатанную пробкой бутылку.

Значит действительно, приходили связные за сообщением.

И, значит, учеба кончилась. Началась работа.

Глава II

В кабинете интенданта Амьена виконта де Романтена было тепло и сухо. Уютно горел камин, отражаясь веселыми огнями в застекленных окнах.

Гурвиль, нахально пользуясь привилегией доверенного сотрудника, с бокалом вина расположился в любимом кресле в углу комнаты. Виконт вольготно развалился в другом, стоящем около камина. Создавалось впечатление, что старые знакомые собрались просто поболтать о пустяках. Занимательных, но совершенно не важных.

— Я правильно понимаю, что Ажан полностью сосредоточился на подготовке солдат, а полицейские дела забросил?

— Не совсем, Ваша Милость, — Гурвиль, несмотря на доверительный характер беседы, был подчеркнуто вежлив, — я бы даже сказал, что в полку он проводит менее половины своего времени. Остальное — в наших архивах — изучает материалы по нападениям на караваны, а еще… ну… в общем, работает с подчиненными. Теми «стариками», которых мы ему выделили.

— Помню, ты как-то уже докладывал, что с этим что-то не так, но, честно говоря, я так и не понял. Вроде как они у него на службу ходить перестали, даже зарплату за них получает Ажан. Но ты поклялся, что все под твоим контролем. Или это не так? И все-таки, что, черт возьми, у тебя происходит?

— Как сказать, Ваша Милость. — Гурвиль подобрался — болтовня кончилась, начинался серьезный доклад. — Сержанту известно, что за прошедший год в Амьене погибло шесть полицейских. Одного прибили табуреткой в пьяной драке, двое погибли при задержании преступников, а троих убили, когда они следили за подозреваемыми. Трое за год — согласитесь, это много.

— Все верно, и что? — раздражаясь спросил интендант. — На то и полиция, что здесь иногда убивают. За это им и деньги платят. Не хватало еще, чтобы солдаты в армии на потери жаловались.

— Потери потерям рознь. Там ведь не только наши погибли, но и преступники ушли от наказания — нечем оказалось их прижать. До сих пор мерзавцы на свободе, среди своих даже в героях ходят. А почему? Да потому всего лишь, что слежку заметили.

И Гурвиль начал рассказывать подробно.

Ажан предложил работать в двух направлениях.

Во-первых, подготовленные им разведчики амьенского полка должны были найти базы разбойничьих банд. Для этого и потребовалась длительная подготовка — нужны были пленники, которые могут сообщить информацию, которых можно заставить работать на полицию. Как? В эти подробности Ажан не вдавался, заявив, что вначале нужно хоть кого-нибудь поймать.

Во-вторых, банды не смогли бы действовать так эффективно без сведений из города. Значит, информаторов надо найти и обезвредить, а для этого нужно научиться следить. Грамотно, так, чтобы получать результат и не терять людей. И именно для этого Ажан решил использовать приданных ему ветеранов, прекрасно знающих и город, и повадки преступников.

Раньше такого не было — слежку, если требовалось, вели сами патрульные. Иногда получалось, но часто опытные, самые опасные бандиты обнаруживали «хвост», и хорошо, если просто отрывались. Нередко они наводили полицейских на засады, и у тех не всегда получалось отбиться.

В принципе, Ажан, оценив ситуацию, сделал достаточно логичные выводы. Действительно, у него есть пять подчиненных, немолодых, опытных патрульных. Что дает им опыт? Знание города и повадок преступников. Вот, пожалуй, и все.

Для работы в лесу есть почти готовые специалисты — разведчики амьенского полка. Но лесные разбойники имеют сообщников в городе, который эти пятеро исходили вдоль и поперек. Поэтому и было принято решение полностью освободить их от обычных занятий полицейских.

— Вот Ажан своих и готовит, следить учит, — закончил доклад Гурвиль.

— Следить? — язвительно усмехнулся интендант. — Всех пятерых? Не много ли? Это что они, толпой ходят, чтобы в глаза не бросаться?

— Как раз не толпой. Я, Ваша Милость, недавно такой же вопрос задал. А сержант со мной на дорогое вино поспорил. Сказал, что за мной целый день следить будут, и вечером он мне подробно расскажет, где я за день побывал и с кем встречался. Так вот, если я смогу описать тех, кто за мной следил, с него бутылка.

— И как?

— Ажан сказал, что вино было превосходным, — Гурвиль расстроено развел руками.

В это время в кабинет вошел секретарь.

— Господин интендант, по Вашему вызову прибыл сержант Ажан.

Доклад сержанта был краток и информативен. Во время учебного выхода в лес группа разведчиков обнаружила тайник, вероятно использующийся для связи одной из банд с городом. Одно из капральств оставлено для наблюдения с задачей установить того, кто придет из города. При возможности разведчики постараются захватить бандитов. Не получится — уничтожат.

— Желаешь заявить о себе на все графство? — иронично спросил де Романтен. — Чтобы все окрестные бандиты узнали, что сержант Ажан во главе бравых разведчиков начал на них охоту?

— Наши люди хорошо подготовлены, Ваша Милость. Я уверен, что они смогут сработать тихо.

— Рад, что ты уверен. А наблюдателей своих в лесу сколько держать планируешь?

— Сколько потребуется. Если в течение недели ничего не произойдет, их поменяет другое капральство, потом третье и так, пока не будет результата. Но и просто сидеть никто не собирается — уже завтра купеческая гильдия начнет формировать караван в Кале — у них действительно скопились на складах запасы тканей, и каждый день отсрочки оборачивается убытком. Охранников сейчас в городе мало, потому добычей караван станет сладкой, если лесные молодцы вовремя о нем узнают. Так что понесет кто-то из города письмо очень срочно. А там этого кого-то уже будут ждать.

— Получается, что сегодня мы приступили к новому делу? Отлично! — интендант азартно потер ладони, подошел к секретеру, достал новую бутылку вина и бокал для Ажана. Налил себе, Гурвилю и сержанту. — Тогда выпьем за удачу — пусть она не оставит нас в нашем деле! Не хочу никого пугать разговорами о последствиях провала, но заявляю уверенно — если, пусть не все, но что-то хорошее у нас, — де Романтен подчеркнул голосом «у нас», — получится, награда будет достойной. Его Сиятельство умеет быть благодарным!

Когда Ажан уже покидал кабинет интенданта, тот остановил его вопросом.

— Сержант, а почему ты поручил слежку старикам? Скажу по секрету, у графа в свое время обсуждался вопрос о создании такой службы. Его старший сын предложил набрать мальчишек из низов и поручить это дело им. Вроде как их никто не замечает, бегают они везде, все знают. Эта идея казалась перспективной.

— Кто я такой, чтобы спорить с графом? — обернувшись от двери, спросил Ажан. — Но я всегда считал, что именно на детей мы обращаем внимание прежде всего, люди именно так устроены. Кроме того, они часто отвлекаются, болтливы, любят похвастаться перед сверстниками, что в нашем деле недопустимо. А самое главное — Вы уверены, что заметивший слежку преступник пожалеет ребенка? Сможет ребенок себя защитить? Вы готовы послать его на такой риск?

Выходя из здания полиции, Ажан думал о последней части разговора. В прошлой жизни ему частенько приходилось читать книги, в которых спецслужбы запросто использовали детей. Разумеется, они были написаны дилетантами, близко не представляющими себе реальной работы. Но ведь не надо быть профессиональным физиком, чтобы не посылать ребенка в ядерный реактор. Не надо быть альпинистом, чтобы не отправлять ребенка покорять Эверест. Но нашелся режиссер, который снял фильм о подготовке детей-диверсантов, и нашлись искусствоведы, давшие фильму какую-то награду. А уж о детях, ведущих слежку, в фэнтези, кажется, только ленивый не писал.

Эти грустные размышления были прерваны мелодичным женским голосом:

— Господин сержант, уделите время бедной девушке!

Она стояла на другой стороне улицы. В отсветах факелов, что горели у входа в здание полиции, и ярком свете полной луны были видны роскошные волосы, стройная фигура, светлое платье и темная меховая накидка… Судя по одежде, именно эту девушку никак нельзя было назвать бедной.

— Вы ко мне?

Красавица, а девушка была по-настоящему красива той трогательной, доверчивой красотой, что никогда не оставляет равнодушным мужское сердце, подошла вплотную, окутав запахом пудры, дорогих духов и пота. Увы, без него никуда, только истосковавшееся без женской ласки сердце… ну, или … в общем, плевать было Жану на этот нюанс.

— Моя госпожа просит Вас встретиться с ней завтра, — и эти скромно опущенные веки, этот случайно брошенный на тебя взгляд, это чудо мгновенного понимания, что вот сейчас возьми ее за плечи, посмотри в глаза, и ты утонешь в них навсегда!

— Кто Ваша госпожа?

— Мадам де Ворг, графиня де Бомон. Завтра в полдень она будет обедать в таверне «У Прекрасной Марты». Надеется, что Вы составите ей компанию!

Фигасе! Вот так запросто, его, затрапезного простолюдина, приглашает отобедать графиня! От таких предложений не отказываются, но пути бегства начинают продумывать незамедлительно. Только о чем можно думать, когда рядом стоит сама Судьба! От запаха волос кружится голова, сердце готово вырваться из груди!

— А как Вас зовут, милая девушка?

— Николь.

Боже, какое имя! Эти плечи, к которым сами тянутся руки, эти щечки, на которых играют отсветы фонарей, эти губы, которые невозможно не целовать. Черт, она почти прижалась к нему! Если она сейчас поманит пальчиком, за ней можно уйти на край света!

Кому-то другому. Жан уже видел эти глаза. Тогда в них застыла ненависть, по этим прекрасным щекам катились слезы, а губы скривились от страха.

Этой встречи он не ожидал. Хотя, все логично. Четыре года назад в Клиссоне прекрасная Колетт влюбила в себя юного графа де Бомон. Естественно, влюбила, куда бы он делся, при таких-то ее талантах. Элегантная интрига была организована кастильской разведкой с целью простой и незамысловатой — дискредитировать этого графа, обвинив в убийстве галлийского офицера.

Не получилось, не вовремя вмешался Жан, тогда еще барон де Безье. Колетт с соучастником были арестованы и… ну да, отправлены в Амьен для разбирательства и суда у владетельного графа.

Что же, девушка никого не убивала, более того, сценарий кастильцев предполагал и ее смерть. Мог граф ее не просто помиловать, а еще и на службу взять? Рыцарь, такую красавицу, да еще и умницу? Запросто!

Тогда главный вопрос — узнала или нет! Какая тут любовь? Не до нее.

— Передайте Ее Сиятельству, что я непременно буду.

— А Вы разве не проводите меня до замка? Ночь холодная, темная…

Узнала. Узнала, но продолжает играть. Зачем? Мысль о внезапной любви к уроду отметаем сразу, как дурацкую. Влюбленная Колетт? Конечно, возможно, но не так и не в того. Если она работает на графа или графиню, в сторону полицейских сержантов ей и смотреть неинтересно — не тот доход. А если продолжила работать на кастильцев? У них к сержанту Ажану счет серьезный.

С другой стороны, если засада — зачем такие хитрости? В ночном городе всадить нож в спину можно и по дороге домой — благо адрес ни для кого не секрет. Тогда что? Интересно, а значит…

— Разумеется, Николь! Такие красавицы не должны ходить одни. Не дай Бог украдут — город такой потери не переживет. Позвольте предложить Вам руку.

Дальше начался обычный треп молодых людей — веселый, полный намеков, но ничего не обещающий. Попытки Жана выяснить причину полученного приглашения были отвергнуты с изяществом, достойным опытной интриганки, — под болтовню вроде как недалекой простушки, уверенно, но совершенно не обидно.

Зимний амьенский вечер, звездное небо, полная луна, освещающая узкие кривые улицы, в романтическом свете которой скрывается грязь, но подчеркивается строгая красота средневекового города. И милый щебет очаровательной девушки, каждый жест, каждая интонация которой буквально кричат, что ты ей небезразличен.

Так никогда не было в этом мире. Лишь в том, оставшемся бесконечно далеко. Когда лейтенант с эмблемами связиста шел по вечернему минскому парку, не думая ни о прошлом, ни о будущем, просто наслаждаясь бесконечно прекрасным настоящим. Та девушка… потом жена… как она там? Что с ней, с дочерьми?

Воспоминания о семье выручили, вернули способность думать, анализировать происходящее.

Итак, нас охмуряют, это очевидно. Стоит ли принимать эту игру? Мозг говорит, что не стоит. Тело… да, с этим сложнее. С другой стороны, почему нет? Мы целибат не принимали… В общем, решим потом, пока что сохраним возможность будущей встречи. В конце концов, играть мы тоже умеем. Поэтому уже на подходе к замку в лунной тени высокого дома, где их не могли увидеть случайные прохожие, Жан обнял девушку за плечи.

— Николь, смогу я увидеть Вас завтра? — именно так, добавив в голос жар влюбленного идиота.

— Ой, завтра — не знаю, я ведь своим временем не располагаю… Если только в воскресенье, я буду сопровождать госпожу на молитву в Нотр-Дам. Найдите меня в церкви, — в темноте не видно лица, но никаких сомнений — Николь смотрит самым очаровательным своим взглядом.

— Воскресенье, еще три дня, да я с ума сойду! — и попытка поцелуя, от которого девушка очаровательно уклонилась.

— До воскресенья, господин сержант!

Да, если бы на месте Жана был обычный молодой человек, у него шансов не было. Влюбился бы по уши, до полной потери мозгов, как четыре года назад влюбился в нее юный граф де Бомон. Да что там молодой человек, у Жана бы шансов не было, если б не помнил он эти глаза тогда, в Клиссоне, не видел трупа несчастного офицера, племянницей которого представлялась эта самая Колетт.

Что же, еще одна загадка, которую будет интересно разгадать. Только это потом. Сейчас главное — завтрашняя встреча с мадам де Ворг. Все еще мадам де Ворг, хотя Прекрасная Марта еще перед рождеством, разумеется, по большому секрету, передала свежую сплетню о том, что сам шевалье разоблачен как шпион, но сумел сбежать от правосудия. В этом случае можно было легко добиться развода, однако графиня с этим не торопится. Связано ли это с предстоящим разговором? Интересно, черт побери!

В полдень Жан подошел к заднему входу таверны. Тому, которым пользовались слуги, через который вносились на кухню продукты и выносился мусор. О том, чтобы войти через главный вход, не могло быть и речи. И не только потому, что Ажан простолюдин. В данном случае главным было то, что он мужчина. Ибо это была та самая таверна Прекрасной Марты, где собирались дамы высшего света. Будь ты барон, граф, да хоть герцог — в это заведение тебе ходу не было. Может быть, для Его Величества было бы сделано исключение, и то не факт. Во всяком случае, до сих пор король Галлии не пытался зайти в это здание.

Жана встретила сама Марта и повела каким-то темным и узким коридором. Еще предыдущим вечером она сказала, что в таверне имеются кабинеты для приватных бесед. Обслуживала таких посетителей трактирщица лично, и только она знала, кто здесь и с кем встречается. Тайна кабинетов была самым охраняемым секретом и одним из главных источников ее дохода.

Кабинет, где обедала мадам де Ворг, был, собственно, небольшой, но богато украшенной комнатой с длинными узкими окнами, расположенными вверху. Они давали достаточно света, но разглядеть сквозь них что-то с улицы было совершенно невозможно. В кабинете был лишь изящный обеденный стол и четыре стула. Обстановка напрочь отметала любые мысли о возможном неподобающем поведении гостей — просто удобное помещение для обеда и доверительного разговора.

Графиня сидела за столом, на котором стояла бутылка вина и два стакана.

— Жан, заходи, присаживайся. Попробуй вино — оно превосходное. Я заказала обед на двоих. Надеюсь, ты не откажешься пообедать со мной?

— Благодарю за честь, Ваше Сиятельство. Поверьте, я рад Вас видеть.

Рапиры извлечены из ножен, участники словесной дуэли приготовились к схватке.

Да, эти двое через многое прошли вместе, они верят друг-другу, всегда готовы помочь, но сейчас, очевидно, отдельная ситуация. Должно прозвучать что-то необычайно важное и, вероятно, опасное для обоих. Иначе, зачем эта таинственность?

А начать такой разговор тяжело, потому и чувствуют себя собеседники как фехтовальщики в смертельном поединке.

Первой решилась графиня.

— Ты знал, что Идальго — мой муж? Тогда, в таверне Этампа. — Взгляд прямой, твердый, от такого не увернешься уклончивым ответом, не потеряв навсегда доверия собеседника.

— Не знал, но догадывался. Если бы тогда Вы потребовали доказать — я бы не смог, — также твердо ответил Жан, глядя прямо в глаза. Такой взгляд для простолюдина недопустим, но сейчас этим двоим, по-видимому, было не до этикета.

— Тебе все надо доказывать, — горько усмехнулась графиня. — Даже на дороге из Тулузы, когда на тебя напали, ты ждал доказательств, прежде чем начать защищаться.

— К счастью, не всегда. В частности, мне не нужны доказательства, чтобы верить друзьям.

— К числу которых, разумеется, не может относиться графиня, — мадам де Ворг скорее констатировала факт, чем задала вопрос.

— Разумеется, — Жан кивнул. — Но Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. У Вас что-то случилось?

Оказалось, действительно случилось. После того как известие об измене де Ворга просочилось в общество и стало самой обсуждаемой темой светских сплетников, графиня замкнулась в себе — не было ни желания, ни сил терпеть сочувствующие, а порой и ехидные взгляды знакомых. Сказать что-то едкое дочери графа — таких смельчаков не нашлось, но вот взгляды… За них не вызовешь на дуэль, не отдалишь от двора. Но от них и не спрячешься, а жалят они безжалостно, как наточенные клинки в опытных руках.

В результате у графини появилось свободное время, которое она посвятила девочкам мамаши Шантерель. Тем самым юным проституткам, вырванным из жуткого борделя, работа в котором всегда заканчивалась смертью несчастных. Сейчас они жили в приюте, обеспеченные едой и одеждой. Благочестивые монашки всеми силами пытались вернуть их к нормальной жизни, научить ремеслам, которые нужны девушкам, желающим жить достойной жизнью. Что-то получалось днем. Но девчонки искренне не понимали, почему ночью им нельзя заниматься делами привычными и, что греха таить, приятными.

Тогда следовали наказания, обычные в это суровое время. Но наказания не приводили к исправлению. Лишь к скрытности и озлоблению на этих ненавистных взрослых, вырвавших их из теплого и уютного мира. Словам о том, что все их подруги, якобы уехавшие в большой мир, были убиты, девочки не поверили, а эксгумацию трупов власти проводить не стали, чтобы не спровоцировать народ на самосуд.

В этот момент в их судьбе и появилась мадам де Ворг. Знатная женщина, богатая, красивая, образованная, запросто болтала, рассказывала интересные истории, обсуждала девичьи проблемы. Не с позиции Святого Писания, как это делали монахини, а просто из своего опыта.

И оказалось, что мир вокруг широк и прекрасен, труд может быть самым разным, только приложи силы и научись тому, что тебе интересно. А то, за что их ругали и наказывали, очень важно, но должно принадлежать одному человеку, самому главному, которого каждой из них еще только предстояло встретить.

Разговоры были долгими, непростыми, часто выматывавшими у графини все силы, а приносимые изменения маленькими, едва заметными, но они были! И еще в них рождалось доверие к этой госпоже, а доверие рождало рассказы. О гостях борделя, их манере говорить, двигаться, типичных фразах. О случайно подслушанных разговорах с Мэтью Серым. Мадам де Ворг узнала то, что не смогли вытянуть из девочек ни полицейские, ни люди старшего брата.

Она узнала о существовании в Амьене Организации. Именно так — Организации, с большой буквы, куда входили люди, не относящиеся к элите Амьена. Но, сплотившись, они легко могли контролировать всю жизнь этого города.

Это знание не пришло свыше. Вначале одна девочка рассказала, как Мэтью ругал одного из посетителей за то, что тот неверно рассказал об охране какого-то каравана. Затем другая — как двое посетителей обсуждали, сколько они получат за информацию о состоянии графской казны. После этого графиня уже начала задавать вопросы целенаправленно. И вот она знает об Организации, может что-то рассказать о ее участниках, хотя девочки и не знали имен своих клиентов. А толку?

Пыталась поговорить с отцом, старшим братом. Оба отреагировали одинаково — не надо фантазировать и лезть в мужские дела. Занимайся, дорогая, вышивкой и сплетнями. Или вон на бал сходи — давненько на балах не была. И не бойся косых взглядов — мы всем, кому надо, косоглазие навсегда вылечили.

Так что не удалось Миледи найти своего Ришелье. Осталось обратиться к Рошфору, на роль которого идеально подошел некий полицейский сержант. Или она и здесь ошиблась?

— Интересный разговор у нас получается, Ваше Сиятельство. Если бы эту историю мне рассказал кто-то другой, я бы однозначно согласился с Вашим отцом и братом — слишком все театрально выглядит. Тайное общество, с не менее тайным руководителем, контролирующее город, где без ведома Вашего батюшки, по-моему, куры не несутся, — Жан задумчиво пригладил волосы, взял свой бокал, полюбовался на игру света в вине и отставил в сторону — не до него. — Однако рассказываете Вы, а значит, это не фантазии впечатлительной барышни. Надеюсь, располагаете временем? Тогда давайте сначала и подробно. Сейчас будет важна каждая мелочь.

К концу разговора нетронутый обед остыл, вино осталось невыпитым — собеседники о них просто забыли. Главным было другое — получена серьезнейшая информация, с которой неизвестно что делать. Доложить по инстанции? Вроде как графы прошляпили, а мы в полиции такие молодцы? Интересно, в какую даль пошлет де Романтен? Короче — не вариант.

Заняться в порядке личной инициативы? Еще веселей — на оперативном поле один никогда воином не был, а здесь в противниках целая Организация, чтоб ее…

Остается, как всегда, искать третий путь. К счастью, хоть с этим проблем нет. В заведении мамаши Шантерель нашли украшения, похищенные лесными разбойниками. У адвоката Вержа — ткань от них же. Мэтью Серый ругал кого-то за неверные сведения о караванах. Так что связана Организация с лесом, это очевидно. Тогда основной остается работа в лесу, а информацию графини придется отрабатывать как резервную. Причем тихо — поспешность в таком деле до добра не доведет.

Тем более, что конкретики недостаточно. Да, какие-то персонажи просматриваются, а что дальше? Какова их роль, цели, задачи, поставленные Организацией? Неизвестно. Одно хорошо — девочки рассказывали, что не раз слышали о каких-то встречах перед плахой. А не таверна ли это, принадлежащая господину, несколько месяцев назад выбравшему себе псевдоним «Фальстаф»? Если так, то госпожа Фортуна и в этот раз на стороне полиции. Так не будем же отворачиваться от ее сияющей улыбки! Сегодня же вызовем агента на срочную встречу.

Но вечером.

А днем Жан продолжил начатую с утра работу — организовывал эксперимент на мнимое благоприятствование, как это называлось в учебниках.

Вокруг города были выставлены скрытые посты разведчиков с задачей отмечать все необычное. Пойдет ли из какой трубы необычный дым, взлетит ли в неурочный час стая голубей или какой одинокий голубь стрелой помчится прочь из города — обо всем этом вечером следовало доложить.

В это же время сам шевалье де Ренард, глава купеческой гильдии Амьена, дал указание за три дня сформировать крупный караван на Кале, куда прибывает какой-то корабль, готовый забрать крупную партию великолепного амьенского сукна. Не беда, что собрать серьезную охрану не получится — разбойники за три дня не успеют подготовиться. А оплата пойдет через банки, там уже деньги будут в безопасности.

Решатся ли на самом деле бандиты напасть на такой караван — вопрос. Но их осведомители в городе направить информацию обязаны, они упустить такой случай не имеют права. Риск? Да, присутствует. Только вот уже четыре года их судьба милует. Бог, ну или демон, пронесет и на этот раз.

Ожидания Ажана оправдались в полной мере. В этот день были зафиксированы и черный дым, поднявшийся в холодное зимнее небо над одним из окраинных домов. И стая голубей, слишком долго кружившая над Амьеном, и телега, сломавшаяся на выезде из города. Только улетающий голубь замечен не был — то ли прозевали, а то ли и не было его вовсе.

В любом случае, владельцы внезапно задымившего дома и голубятни были установлены. Ими оказались достойные амьенцы, близко не вхожие в высшие круги общества и уж, упаси Господи, никогда не появлявшиеся в заведении мамаши Шантерель.

С хозяином сломавшейся телеги все оказалось интереснее. Узнав о происшествии, Ажан под видом путешествующего бездельника проехал мимо. Ну не понравился ему возница, и телега не понравилась, и вообще настроение было гнусное. Короче, высказал он все, что думает об идиотах, мешающих честным людям по дорогам ездить. Выслушал в свой адрес не менее лестные слова, пошел разбираться. Но, как часто бывает, дело до драки не дошло. Более того, помог телегу убрать подальше на обочину. Причина поломки оказалась банальна — ось сломалась. Бывает, разумеется, но ось оказалась надпиленной, а, стало быть, не сама произошла поломка.

После этого Ажан уехал по своим делам, а возница остался ремонтировать телегу. Вот наверняка какой хахаль жены ось подпилил, чтобы муж подольше домой не возвращался — теперь ремонт на целый день затянется. Ругаясь на чем свет стоит, возница проклинал и свою судьбу, и этот день, даже не подозревая, что именно сегодня навеки вписал свое имя в историю амьенской полиции, став первым объектом профессионального наружного наблюдения под рабочим псевдонимом «Лопух».

Амьен, конспиративная квартира «Теплая»

Квартира появилась в распоряжении амьенской полиции от щедрот главы амьенской купеческой гильдии, в прошлом мэтра, а ныне шевалье де Ренарда. Этим подарком сей благородный муж стремился не столько внести лепту в борьбу с преступностью, сколько загладить свою вину перед Жаном, коего из родительской ревности несколько месяцев назад пытался отдать в лапы своих костоломов. Показалось ему, что молодой полицейский подбивает клинья к любимой дочке.

Слава Богу, вовремя одумался, все получилось даже великолепно, словно сам Всевышний сложил невероятный пасьянс, на какой Ренард не смел надеяться в самых смелых мечтах.

В самом деле, руки Эльвиры попросил целый барон! Да что там титул — этот де Безье принят семьей графов Амьенских, владетельный граф лично пожелал быть посаженым отцом на свадьбе!

В первый раз, когда дочь появилась при графском дворе, на нее обрушился залп язвительных колкостей и насмешливых взглядов благородного общества. Целых пятнадцать минут она держалась за локоть жениха, как за спасительный обломок палубы в грозном штормовом море. А потом граф лично выступил перед собравшимися и очень доходчиво объяснил, что мадмуазель Эльвира — невеста дорогого для него человека, милая, воспитанная и благонравная девушка, для которой всегда открыт его замок. А кто думает иначе — тому не следует впредь в этот замок приходить, пока не образумится. Подействовало моментально.

С тех пор дочь с женихом проводили в графском замке все вечера, что не мешало им днем работать с Ренардом над программой инвестиций в поместье де Безье, просчитывая варианты денежных потоков и оценивая риски. Причем на высочайшем профессиональном уровне.

Все сложилось удачно, кроме одного — Эльвира буквально требовала от отца компенсации Ажану за необоснованные подозрения. Причем оправдания, вроде как они теперь партнеры и папа тратит немалые деньги на борьбу с лесными разбойниками, в расчет не принимались категорически — то служба, а то личное. Да, научил доченьку на свою голову! А жених-то, жених… Нет, в семейные дела не лезет, но попробовал как-то Ренард пожаловаться ему на ситуацию, надеясь на естественную ревность. В ответ получил вежливое, но жесткое: «Ошибки надо исправлять. Особенно допущенные по отношению к друзьям Эльвиры». Точка. Пришлось самому идти, договариваться, не зная, что и наезд дочери и реакция де Безье были заранее срежиссированы Ажаном.

Тот ввязался в серьезную драку, победить в которой можно только используя все возможности, которые предоставляли опыт и эпоха. Опыта было достаточно, но вот с возможностями была проблема. Не набила еще полиция необходимых шишек, искренне не понимала вещей, элементарных для бывшего чекиста.

В частности, зачем были необходимы безопасное место встреч с агентурой и тайная база наружного наблюдения. И что было делать? Просить руководство? Все равно, что объявить о своих планах прямо на городском рынке, да еще в базарный день. Потому и пришлось выкручивать руки будущему родственнику. Кстати, как по-русски зовется тесть брата? Забыл… Кажется свойственник…, ну вот ему и выкрутил.

Наружка разместилась в небольшом приделе конторы. Мало ли, что за работники там сидят и чем занимаются — люди любопытные у купцов долго не работают. А уютная квартирка, ранее использовавшаяся Ренардом для встреч приятных, но не афишируемых, получила название «Теплая». И принимал на ней Ажан только проверенную агентуру.

Сегодня на встречу пришел агент «Фальстаф».

С того дня, как уважаемый владелец таверны «Перед плахой» начал сотрудничать с полицией, дела его пошли в гору. А как же — полиция в его заведение заходила редко, облавы проводились, но всегда безрезультатно — лихих людишек, на кого собственно и шла охота, хозяин всегда успевал вывести через хитрую дверцу, что располагалась на кухне и была замаскирована под старый шкаф. Тупые полицейские так и не смогли сообразить, куда исчезают люди, которые вот только недавно зашли в заведение. Впрочем, это и естественно — убийцы да воры куда как смышлёней этих служак, ни на что дельное отродясь не способных. Правда, в конце концов, эти рыцари кистеня и отмычки оказывались на скамье подсудимых, но вдоволь нагулявшиеся, уверенные в своей исключительности и не подозревающие, что облавы проводились с единственной целью — подкрепить легенду агента, исправно сообщающего об увиденном и, главное, об услышанном от клиентов. А уж с такой информацией принять их в теплые полицейские объятия где-нибудь подальше от таверны было делом техники.

Так и шла работа к взаимному удовольствию полицейского и агента. До этого дня. В этот же раз Ажан спросил о собраниях посетителей тихих, небедных и респектабельных. И впервые «Фальстаф» попытался уйти от ответа.

— Ой, ну что Вы, господин сержант, какие такие господа? Вы же нашу публику знаете — их только в Зеленом квартале и уважают. А уж чтобы ко мне действительно солидные люди зашли, да еще чтобы дворяне… Нет, иногда молодежь заходит. Для куражу, мол, какие мы храбрые — готовы и на дно заглянуть — никого не боимся. Но такие компании сразу видны, постоянные посетители лишь посмеиваются — красть у них нечего, а связываться с такими, точнее — их родителями, себе дороже. Будет действительно интересно — обчистят за милую душу, а так… Но чтобы, как Вы говорите, собрания — нет у меня такого, Всевышним клянусь!

Честное лицо, прямой взгляд, уверенный тон. Ему бы в актеры. Хотя нет, тем платят мало, куда меньше, чем приносят посетители таверны «Перед плахой».

Можно, конечно, кулаком по столу грохнуть, можно и в глаз, но неправильно это. Тоньше надо, деликатнее, что ли… Хотя…

Жан вскочил, схватил «Фальстафа» за волосы, поднял его голову, заставив смотреть себе в глаза.

— Слушай внимательно, дорогой, — голосом тихим, почти ласковым, — говорю один раз. Как считаешь, я просто так вопрос задал? Нет? Правильно. Я вообще хоть раз тебя просто так спрашивал? Опять нет? Умница! А теперь подумай, что ту компанию ждет? С тобой или без тебя, но попадут они в наши мрачные казематы. И начнут говорить. И тебя, дружище, не забудут. И кем ты тогда станешь? Не знаешь? Соседом ты их станешь, по камере. Они люди не простые, могут и выкрутиться, но за тебя кто вступится? Я? С чего это? Это своих друзей я буду защищать, а раз ты мне врешь — какой ты мне друг? Я, как обещал, о наших делах никому и никогда, но чтобы помогать?! Когда ты мне в глаза лжешь?

Во время этого монолога лицо уважаемого трактирщика уверенно белело.

— Да, кстати, ты же их предупредить можешь! Как, предупредишь?

— Что Вы, господин сержант, меня же сразу спросят — откуда я узнал! Я же не самоубийца! — почти прокричал агент.

— Это хорошо, что не самоубийца, — успокаиваясь сказал Ажан, с видом довольным и уже миролюбивым. — Только спросит-то кто? Кому рассказывать нельзя, осторожный ты мой?

Поняв, что проговорился, «Фальстаф» еще покочевряжился для порядка, а потом рассказал все очень подробно. К сожалению, информации набралось немного.

Это началось примерно год назад. К трактирщику подошел невзрачный человек среднего роста, обычного сложения, в обычной дорожной одежде. Подошел поздним вечером. В неярком свете свечей определить не то что цвет глаз — цвет волос было нереально. И сказал, что таверна ему нравится, он будет здесь встречаться с друзьями. В отдельном зале, о существовании которого знали лишь несколько человек в городе. Авторитетных. Опасных.

И этот господин был опасен. Трактирщик не трус, но господина испугался до дрожи в коленках. Хотя тот и не угрожал даже — просто сказал, что иногда будет приходить с друзьями. О посещении предупреждал заранее. Как? По-всякому. Иногда мальчишка сообщит, иногда нищий. Подойдут и скажут, что тогда-то будет нужен зал. И все. Кому? А он не назывался, итак ясно было.

Кто обслуживал? Да никто — люди приходили, разговаривали, уходили, оставляя после себя весьма достойную оплату, но ничего не заказывали. Ни еды, ни питья.

Как выглядели? Да в сумраке разве разглядишь? Мужчины, женщины, обычно человек по десять. Иногда меньше, иногда больше. Все. Что теперь? Всего лишь? Сделаю, господин сержант! Это мне по силам, не подведу.

Глава III

Капральство спит в низинке за грядой. Импровизированный шалаш из нескольких шестов, поверх которых натянута плотная ткань, под телами лапник. Все. Больше никакой защиты от непогоды. Никакого костра, лишь тепло собственных тел — знатный отдых на природе, как шутит сержант Тома. Как же эта жизнь отличалась от нормальной жизни разведки. Их учили, что, уходя в дальний поиск, надо найти глухое, но сухое удобное для стоянки место, оборудовать землянку, обустроить ее, заготовить сухие дрова, чтобы не обозначать себя дымом и лишь от этой базы начинать работать. Вышел на точку, выбрал момент, сделал свое дело и опять в тепло, к разогретой на костре пище.

А здесь… Им объяснили, что ловят именно таких разведчиков. Ну, не разведчиков, бандитов, но бандитов опытных, прекрасно подготовленных, раз с ними за четыре года справиться не получилось. Они пойдут мимо, полные сил, знающие лес, который за это время стал для них родным домом. И вот таких бойцов должны взять живыми десять промокших и замерзших солдат, третий день питающихся сухарями и водой.

Одна радость — в мешках имеется потрясающе вкусное и невероятно дорогое лакомство, с недавних пор доступное знати и первым богачам города, — шоколад называется. Как уж командир его достал — тайна для всех, но в таких условиях он незаменим — поднимает настроение, восстанавливает высасываемые непогодой силы.

А на гребне расположились два дозора по двое бойцов. Цель одного — связной. Его надо отследить, брать только в крайнем случае.

Вторая цель — бандиты. Их уже надо взять и только живыми, по возможности — целыми. Почему живыми — понятно, но вот почему целыми? Впрочем, это не их дело. Сказали «надо», значит надо. А как — тому они обучены, эту науку в них и армейские командиры вколачивали, и полицейский сержант кое-чему научил. Так что все хорошо, если бы не этот проникающий под кожу, выстужающий нутро сырой холод, после которого, кажется, никогда не отогреться.

На рассвете внезапно откинулся полог импровизированного шалаша:

— Здорово, служивые!

Демон, Ажан собственной персоной! Как только он умудрился дойти до них ночью? Глаза у него волчьи, что ли? Все, сейчас начнется…

— Это кому тут так жить надоело, что охранение не выставили? Я чему Вас учил? Ну, вернемся на базу, ох, я устрою вам праздник! Где капрал?

— В дозоре, господин полицейский, — в голосе насмешка, мол, раскомандовался тут, понимаешь. Но это и неплохо. Есть силы на насмешки — найдутся и для дела. Главное — солдаты не унывают.

— Ладно, герой, я тебя запомнил. А сейчас подвиньтесь, дайте прилечь, — проворчал Ажан, укладываясь на лапник. Кстати, в мешке вяленое мясо, подкрепитесь, только про дозорных не забудьте. И, старший, выставить дозор, мы тут не с детьми воюем.

Вот так. Здесь сейчас все решается, здесь и надлежит быть командиру. Если удастся проследить связного из города и взять связных от бандитов — можно себя поздравить. Если нет — придется все начинать сначала. И ничего нельзя сделать. Только терпеливо ждать, надеясь на оставшийся в неведомой дали авось и оперскую удачу, для которой расстояния не важны.

Движуха пошла в полдень. К тайнику подошел человек в длинном темно-коричневом плаще с накинутым капюшоном. Мужчина? Женщина? Подросток? Не разобрать. Подошел, опустился на колени, вложил что-то в бутылку и тут же ушел. За ним бесшумной тенью скользнули два бойца. Их задача проста — проследить, докуда получится, лишь бы себя не обнаружить, затем бегом на доклад к Тома — он знает, что делать дальше. Отдельная задача — самим не оставить следов. Почему? Надо! Ох, любит Ажан подробные объяснения!

Оставшиеся бойцы вновь слились с лесом, растворились среди прелой листвы и кустарника. Гости появились через пару часов. Те же двое подошли к тайнику, один наклонился к спрятанной бутылке… Они даже не поняли, что произошло. Неизвестная сила сбила с ног, смяла, бросила вниз. Не пошевелиться, не закричать — рты прочно закупорены какими-то тряпками, руки и ноги умело связаны, тела прижаты к земле. Господи, что это?!

А рядом стоят какие-то люди с лицами, укрытыми простыми тряпичными масками. Кто такие? Полиция? Неужели они попались? Такие ловкие, такие удачливые? Страшно! Не может быть! Это же их всегда боялись! Ползали на коленях, лизали сапоги, вымаливая жизнь! Это они привычно и весело отправляли за грань! А сейчас?! Страшно.

— Ну что, орлы, долетались? — спросил один, видимо, главный. — Кто желает принять геройскую, но очень мучительную смерть, может помычать. Молчите? Это хорошо, имеете шанс умереть легко. А если договоримся, то и в живых остаться. Может быть. Делаем так. Один остается здесь, другого тащим за вот эту гряду, потом каждый начинает отвечать на вопросы. Если ответы совпадают — все хорошо. Если нет — вам делают больно, очень больно. И так до тех пор, пока ответы не совпадут.

Самым страшным для пленников оказалось, что неизвестный в маске до слова, до интонации повторил то, что говорил своим пленникам Король. Дальше он начинал пытать. Иногда лично, иногда лишь направляя работу подручных, превращавших людей в мерзкие, отвратительные, но живые куски мяса, которые были готовы на все, умоляя палачей лишь об одном — о скорой избавительной смерти.

— Давайте договоримся сразу, — продолжил Ажан, — если кто скажет, что он мирный крестьянин, вышедший за грибами, тому сразу вырезаем…, нет, лучше выжигаем один глаз, думаю — левый. Есть среди вас мирный крестьянин?

Обалдевшие от ужаса пленники дружно замотали головами, мол, нет среди нас крестьян, Боже упаси, как можно вообще!

— Вот и хорошо. О, дружок, — обратился Ажан к одному из пленников, — как-то от тебя пахнуть стало неприятно. Так что мы тебя здесь оставим, а приятеля твоего… ой, у него тоже штаны намокли. Ну, ничего, мы не брезгливые. Давайте, парни, его за бугорок, приступим.

Через час полевого допроса, в ходе которого пленникам всего лишь пару раз съездили по почкам, картина сложилась. Ребята, поняв, что попали, пели как соловьи, рассказав все, что знали и о себе, и о банде: дислокация, руководство, личный состав, запасные базы, а также о еще трех маяках, куда им приходилось ходить.

Оказались они действительно крестьянами из глухой деревушки, что расположилась в тридцати километрах от Амьена. Пару лет назад зашла к ним на отдых банда. Лихие разбойники вежливо попросили разрешения у старосты, а когда он отказал — также вежливо его повесили на ближайшем дереве. Других возражающих не нашлось.

А два брата, посмотрев на вольно прохаживающихся по родной деревне мужчин, явно небедных, легко расстающихся с деньгами, послушав их рассказы об удалых налетах и богатой добыче, решили, что такая жизнь гораздо веселее тяжелого крестьянского труда. И договорились с вожаком, назначившим им минимальную, но для крестьян довольно высокую плату. Это особенно важно было для старшего, уже обзаведшегося и женой, и маленькой дочкой. Но и младший был доволен.

А дальше закружилось — налеты, драки с малочисленной охраной, убийства мужчин и веселые игры с женщинами, которых все равно потом убивали. Хотя оба клялись, что крови женщин на их руках нет, однако, по большому счету, какая разница? Смертную казнь, причем не самую легкую, братья заработали совершенно честно.

Мрази, убийцы? Безусловно. Но, как шутил один авторитетный специалист: «В разведке нет отбросов, в разведке есть кадры». К делу, которым занимался Ажан, это тоже относилось.

— Ну, вот что, братишки, — обратился он к пленникам, — выбор у вас небогатый. Ты, — он ткнул пальцем в старшего брата, — будешь работать на меня. Тогда он, — палец указал на младшего, — останется жить. Под охраной. Надежно-о-ой. И твоя семья останется жить. Если нет — я вас обоих прямо здесь закопаю. Живыми. Жена с ребенком сами с голода подохнут. Ну, или что поинтересней с ними произойдет — родственники убитых так мечтают до ваших семей добраться. Могу и поспособствовать восстановлению справедливости. Ну как, согласен?

Согласился, куда деваться. Вот так и появился у Жана первый агент из бандитов, выбравший псевдоним «Жерар». Правда, подписки о сотрудничестве он не писал, ибо неграмотный, но деваться ему уже было некуда.

Оговорили связь, легенду задержки и исчезновения брата — досконально, проверяемо, дали возможность простирнуть изрядно вонявшие штаны, да и отпустили с богом.

— Господин сержант, Вы ему верите? — спросил Ажана капрал.

— Боже упаси! Эта скотина предаст при первой возможности. Моя задача — не дать ему этой возможности. А сейчас — в город. Надеюсь, ваш взводный приготовил нам что-то интересное.

Глава IV

Возвратившись в город, Ажан передал пленника начальнику тюрьмы. Только не городской, а личной тюрьмы графа Амьенского, в которой содержались лишь высшие вельможи, набедокурившие на высшем государственном уровне. Держать рядом с такими господами разбойничье быдло, строго говоря, потрясение основ. Потому и посоветовал Ажан коменданту, вспомнив легенду из прошлой жизни, надеть на заключенного железную маску и исключить его общение не только с другими арестантами, но и с охраной. Только с самим комендантом.

Результат не замедлил проявиться — уже через неделю по городу поползли слухи о таинственном узнике. При отсутствии достоверной информации, они приобретали все более фантастические формы. Апофеозом, на котором в конце концов и сошлось общество, стало убеждение, что узником является незаконнорожденный брат короля Галлии, как две капли воды похожий на Его Величество.

Ажан над этим слухом посмеялся, а зря. Не прошло и полгода, как узника попытались похитить. Бравые заговорщики были настолько поражены, когда «брат короля», вместо того чтобы обрести свободу, начал отбиваться от освободителей тюремным табуретом, что даже не попытались оказать сопротивление набежавшей охране и покорно отправились в Париж для подробной и обстоятельной беседы с рыцарями клещей и жаровни.

Но это было потом. А сразу после передачи пленника он бегом рванул к сержанту Тома для реализации запланированного оперативно-розыскного кинологического мероприятия. Проще говоря, Тома должен был приготовить розыскную собаку, обязательно кобеля, для отработки следа.

Влетевший в его каморку Ажан буквально замер в обалдении. Вместо готовности к неутомимой работе следопытом, красный как рак Тома сидел в обнимку с полупустой бутылкой вина, с трудом сдерживая позывы смеха. После прихода полицейского его прорвало — заржал как боевой конь.

— Сержант, у нас в части что, клоуны выступали? — Жан попытался быть вежливым.

— Стой там, — сержант выставил руку, — очень тебя прошу! Подожди, — он от души приложился к бутылке. — Ох, прости, но давно так не хохотал. Все, проходи, садись, только молчи ради Бога, а то… ой, мама… — Тома опять схватил бутылку. — Нет, ну ты скажи, кто… какой… в общем, кто придумал обработать ту тропинку к тайнику сучьей течкой?

— А что случилось? — спросил Жан, внутренне холодея, но еще не представляя масштаба бедствия.

— В общем, так. К тайнику приходила Лили, племянница булочника Буланжера. Теперь представь, девица возвращается в город и вокруг нее начинают виться все окрестные кобели с мушкетами наизготовку!

— Какими мушкетами? О, Господи!!! — Жан в ужасе схватился за голову, живо представив себе столь разухабистую картину.

— Вот тебе и Господи! — Тома опять прыснул. — Хорошо, у ребят хватило ума выступить в роли благородных защитников. Заодно и познакомились. Кстати, Энрико, ну, ты его знаешь, чернявый такой, договорился о встрече. Ох, и любят его девки, аж завидно! Короче, чем могли — помогли, дальше сам решай. А с песиком своим я туда не пойду — вокруг того дома до сих пор от кобелей тесно.

Однако, нам продолжает везти, даже когда мы лажаемся, — подумал Жан. Изначально идея обработать специфическим ароматизатором тропинку, по которой должен прийти связной, казалась перспективной, активно использовалась в прошлой жизни, правда не им, но ведь использовалась! Может, с этой гадостью чего-то делали? Во всяком случае, она сработала, только не был учтен маленький фактор — количество бездомных собак в Амьене и его окрестностях.

А ведь теперь девице и из дому не выйти, пока запах не выветрится. Интересно, сколько на это уйдет времени? Бог даст, до утра успеется. Тогда нечего высиживать — работать надо. Только вначале подумать.

Итак. Буланжер — личность известная, наследственный булочник, да что там — лучший булочник города. Лили же — племянница, наверняка не наследница, возможно даже приживалка. Что же тебя заставило, девочка, связаться с бандитами? Неужели любимый дядя? Или личные амбиции? Любовь? Вот это вряд ли, иначе не согласилась бы ты на свидание с солдатом — что тебе, побогаче женихов нет? Или…

Да, это свидание создает интересный расклад, богатый на варианты…

Ясным воскресным утром, когда закончилась служба и добрые горожане разошлись по домам, Энрико уверенно подошел к черному входу городской ратуши — месту, где обычно встречались влюбленные. С одной стороны — место приличное, куда добропорядочная девушка может прийти без ущерба для репутации, с другой… рядом тихие улочки, река, по берегам которой растут густые туи, среди которых так удобно укрыться от любопытных глаз… Для поцелуя, не больше! А кто думает иначе — осел, сам никогда не бывавший молодым, родившийся лысым и с песком в штанах!

Первое свидание… Для лихого солдата, привыкшего к победам в любовных баталиях, оно всегда самое… волнующее, интригующее! Потом все пойдет как обычно, и закончится ожидаемо — усталым взглядом, в котором ясно будет видна тоска и скука. Или слезами, за которыми столь же привычно будет стоять пустота. Но это потом, а сейчас… Девушка согласилась, а, значит, тоже ждет. Чего? Сказки? Воплощения наяву снов, после которых так мило розовеют по утрам щеки и блестят глаза? Что же, милая, Энрико готов доказать, что ты не ошиблась в выборе!

Вот она!

Глаза сияют, щеки разрумянились, на губах улыбка, которую не спутать ни с чем — Она увидела Его! И взметнулась юбка, впрочем, не открывая ничего, кроме изящных, может быть специально для него купленных сапожек, как и положено приличной девушке, но ведь взметнулась! Теперь главное — подыграть, показать, как ты счастлив. Да какой там подыграть — пусть не красавица с парадных портретов принцесс и герцогинь, но сейчас… Нет никого прекрасней юной девушки в ожидании любви!

— Лили, как я рад тебя видеть! — порыв навстречу, рука тянется к руке, НО! вокруг люди, смотрящие себе под ноги, спешащие по своим делам, занятые своими важными мыслями и готовые уже к вечеру на весь город растрезвонить о неподобающе откровенном поведении племянницы известного булочника. Поэтому руки не соприкасаются, молодым людям остаются только взгляды. Но разве этого мало, если в них сияет счастье, которого не было ни у кого никогда от создания мира, которое есть только у этих двоих.

И весь день они ходили по городу, заботясь только об одном — чтобы не соприкоснулись руки, чтобы налетевший ветер не сплел волосы. И говорили. О чем? О себе, о семьях и друзьях… Впрочем, говорил в основном Энрико, твердо знавший, что женщин надо развлекать. Говорить комплементы — безусловно, хвастаться — обязательно — девушки любят героев! А Лили восторженно ахала, ей все было так интересно!

Разведка?! Ой, это как? Это что? О, там самые сильные, самые храбрые? И самые благородные, а как же! Многие видели тех собак, но только вы с другом бросились на защиту! Как, в разведке и платят больше? Лили девушка не алчная, но интересно же — почему!

И, распустив хвост, как заморская птица павлин, Энрико рассказывал и рассказывал о нелегкой службе, надежных друзьях и умелых командирах, которые, между прочим, выделяют его из числа прочих героев.

А Лили слушала с замиранием сердца и сама не замечала, как плотнее прижимается к своему спутнику. Впрочем, иногда ей удавалось опомниться, отодвинуться на приличествующее расстояние, но потом молодость и восторг брали свое, и ее вновь тянуло к этому красивому и романтичному солдату.

Глядя на них, солидные семейные пары, что иногда встречались на пути, по-доброму усмехались и крепче сжимали руки, вспоминая себя молодыми и такими же счастливыми.

Не удержался и Жан. Со скучающим видом прошел мимо, полюбовался, позавидовал, пожалел.

Вечером же Лили пришла на другую встречу. Привычно отбив покушения элегантного сеньора на девственность и не менее привычно оказав ему иные услуги, от которых тянуло блевать… впрочем, в первый раз этим и закончилось, но мы сейчас о другом…

— Итак, красавица, — перешел к делу сеньор, — кто твой новый кавалер и какой нам от него толк? Ладно, ладно, выпей вина, можешь не торопиться. Но все-же, не забывай — дело прежде всего.

— Хорошо бы, если б дело, — ответила Лили, брезгливо прополоскав рот и выплюнув вино.

Они беседовали… ну, назовем это беседой, в обшарпанной комнате на втором этаже старого, но еще крепкого дома, что расположился недалеко от городского рынка. Такие комнаты снимали на ночь — караванщики, пережидающие, когда купцы сбудут привезенный товар, и небогатые и не слишком нравственные пары.

— Вот только не начинай, — дворянин устало вздохнул. Прошло полгода, как ему передали на связь эту девку. Вот интересно было бы взглянуть на того болвана, что ее вербовал — позволил считать себя чуть ли не благородной. Куда уж там, мол, для мужа себя берегу, на это не согласна, то не для меня, ищите для ваших дел кого другого. Пришлось обламывать. Пусть не до конца, но и недотрогу из себя уже не корчит, вон даже ухажера из солдат себе нашла. Как-никак, а задание выполнила. Но еще не сдалась, что-то в ней сидит такое, для дела не нужное.

Казалось бы, должна была привыкнуть, да и привыкла наверняка. Возможно так, для проформы куражится, вроде как свою гордость охраняет? Только деваться ей некуда — любимый дядя в любой момент выгнать готов, а уж шансов оторвать от наследства хоть маленький кусочек — их и не было никогда. На этом ее и подцепили — показали возможность забрать себе все дело.

А что для этого нужно? Пустяк! Всего лишь, чтобы город перешел под власть кастильской короны. Так что, милая, делай, что говорят, получай за это неплохое, кстати, вознаграждение и верь в свое светлое будущее. Между прочим, не без оснований.

— Так что за личность? Что герой и красавец — понятно, но хотелось бы поподробнее.

— Солдат амьенского полка, служит в роте разведки, — как всегда Лили докладывала не торопясь, используя краткие и четкие формулировки. — Буквально вчера назначен ординарцем командира роты. Возможно, и врет, но вряд ли — слишком уж гордился, только что щеки не раздувал от собственной значимости. А так простой парень, не блещет умом, но и не круглый дурак. Обходительный. В меня, похоже, влюбился по уши.

— Это хорошо, — дворянин развалился в кресле, в задумчивости потирая лицо. — Ординарец командира разведчиков — это просто отлично! Теперь нам только не поспешить, не напугать, но заинтересовать. Я — деньгами, только это потом. Сначала ты — он бросил на Лили твердый, жесткий взгляд — собой.

— Что?! — девушка вспыхнула от возмущения. — Я Вам что, шлюха?! Не будет этого, никогда! Мне деньги на приданое нужны, я семью хочу, мужа. И Ваш солдатик для этого не годится. Так что придумайте что другое, если он Вам так нужен.

Собеседник мысленно усмехнулся. Ох, разошлась девчонка! За такой бунт можно, конечно, и по морде съездить. Стерпит, никуда не денется. С другой стороны — зачем? Можно, однако, и по-другому.

— Да ладно, ладно, чего разошлась? Я и не предлагал его в постель тащить. Но глазками пострелять, поулыбаться, пококетничать — не убудет же. Главное — чтобы ты в него не влюбилась. А вот для этого есть хор-р-рошее средство. Иди сюда, красавица, объясню подробности, — с ухмылкой сказал дворянин, расстегивая ремень.

Наружное наблюдение зафиксировало посещение объектом «Малышка» неизвестной квартиры, но с кем именно была встреча, установить не удалось.

Глава V

Виконт де Романтен готовился к докладу и злился. Нет, вот как такое возможно — начальник готовится к докладу подчиненных? Так вообще бывает? Его дело — выслушать, милостиво похвалить или жестко отругать. В крайнем случае — принять руководящее решение, причем достаточно очевидное.

Так было всегда, но так перестало быть. С того самого дня, как в полицию был принят новый сотрудник.

Вначале он на глазах у всего города уличил в продажности полицейского. Да, сволочь, о которой де Романтен знал, но ничего не мог сделать, а этот, ну просто как фокусник в цирке, даже представление умудрился устроить. Да такое, что о нем до сих пор по городу легенды ходят, хорошо — балладу не сочинили.

Пришлось выкручиваться перед Его Сиятельством, мол, все знали, но надо было доказать, все было продумано и учтено, причем лично им, интендантом Амьена. Удалось. Награда была впечатляющей. Только все равно было что-то не так — слишком лукавыми были глаза графа в том разговоре.

Потом Ажан поймал убийцу босяка из Зеленого квартала. Хорошо! Но сразу за этим — убийство преступника, совершенное лейтенантом полиции, причем простолюдином, чье назначение на офицерскую должность пробивал лично де Романтен! И тут же — самоубийство того лейтенанта. Ох, сколько интересного пришлось тогда выслушать! Хорошо, что не от графа — тот как раз отреагировал неожиданно спокойно, но уж его свита покуражилась во все свое удовольствие! Особенно старался маг, господин Морель, сволочь. Обычно граф к нему прислушивается, слава Богу, не в тот раз. И опять зародилось у де Романтена подозрение, что все прошло гладко потому, что делами этими занимался Ажан.

А уж когда удалось прижать мамашу Шантерель, да вытащить из тюрьмы полицейского, попавшего под провокацию кастильской разведки… Тут уж только круглый идиот не понял бы, что Его Сиятельство следит за карьерой Ажана. Да. Потому и не раздумывал господин интендант, кому поручить работу, которую Морель подсуропил.

И за что, спрашивается, эта гнида в зеленом плаще невзлюбила полицию? Ведь такого триумфа, как в тот раз, когда с его помощью продажного полицейского разоблачили, в городе ни один театр, ни один цирк не знал! Народ его до графского дворца на руках нес! А вот поди ж ты, с того самого дня смотрит на де Романтена волком и гадости делает при любой возможности…

Ну да ладно, это все прошлое. Причем, несмотря ни на что, удачное прошлое. А сейчас? Да вообще непонятно что происходит. Вначале разведчики нашли разбойничий тайник. Молодцы. Потом к тайнику некая девица принесла записку. Казалось бы, хватай ее, тащи к палачу, потом спокойно бери всех, на кого она укажет, и получай заслуженную награду.

Потом к тому же тайнику приходят бандиты. И их даже ловят! Но одного отпускают, а второго сажают в личную тюрьму графа! Да так, что уже сейчас по городу ходят жуткие слухи, один страшнее другого.

Одно радует — Его Сиятельство доклады выслушивает благосклонно. Но долго ли такое продлится? Неизвестно, а значит, на самотек это дело пускать нельзя. Потому и готовился господин интендант к докладу подчиненного, вспоминая, перечитывая официальные докладные Ажана и приватные его начальника, майора Гурвиля.

— Разрешите, Ваша Милость, — подчеркнуто вежливо вошел Гурвиль.

— Входите, уважаемые, — столь же официально ответил де Романтен. — Присаживайтесь. Какие новости?

— События развиваются активно. Как Вы знаете, нам удалось установить одну из разбойничьих шаек и даже приобрести в ней своего человека, мы между собой называем его «Жерар», — начал доклад Гурвиль. — Известно место ее дислокации и численность. В то же время наш человек сообщает, что в районе города действует еще не менее четырех таких банд. Причем, что самое интересное, все банды находятся под единым управлением. На сегодня мы знаем только кличку этого командира — Король. Он появляется в бандах только перед крупными мероприятиями. Связь держит только с главарями, но иногда общается и с рядовыми разбойниками. Приходилось с ним разговаривать и «Жерару».

— Король? — задумчиво спросил интендант. — Однако скромностью этот господин не страдает. Что о нем известно? Дворянин? Наверняка умелый боец, если держит в кулаке этих скотов. Есть какие-то приметы?

— Увы, — Гурвиль развел руками, — больше не известно ничего. Особых примет нет, никто из знакомых «Жерара» ни разу не видел его не то что в бою — в обычной драке. Приходит, задает вопросы, ставит задачи главарям, уходит. Все. В банде люди лихие, однако на Короля они лишний раз посмотреть боятся, не то что возразить. Думаю, он и есть наша главная цель.

— Наша цель — ликвидация разбойников и обеспечение безопасной торговли! Хочу, чтобы вы поняли это ясно и буквально! — де Романтен хлопнул ладонью по столу. — Вашим Королем можете заниматься потом. Вначале — ликвидация банд. Засада в караване готова?

— Разумеется, Ваша Милость. Но прошу выслушать сержанта Ажана.

— Что у тебя? — с недовольным видом спросил де Романтен, внутренне холодея. Как чувствовал, что сейчас ему предложат очередную авантюру, в которую, куда деваться, придется влезать.

— Господин интендант! — начал Ажан, нацепив маску рьяного служаки.

Однако де Романтен лишь устало махнул рукой:

— Будет тебе паясничать, сержант, не в цирке. Говори нормально — от принятых сейчас решений судьба города зависит. Я слушаю.

И дальше Ажан предложил отправить караван под гласной охраной полка. Причем отложив отъезд лишь на день, чтобы у агентуры бандитов было минимум, но достаточно времени предупредить своих хозяев. Цель — обезопасить «Жерара» и выявить другие каналы связи противника.

Утечку организовать через уже установленный канал связи бандитов, чем, заодно, повысить интерес к «Сироте» — под этим скромным псевдонимом фигурировал блестящий Энрико. Так под прикрытием влюбленности юных сердец началась игра, не обещавшая счастья победителям, но гарантировавшая проигравшим смерть.

— Сержант, не проще ли схватить эту девицу… как вы там ее называете… «Малышка»? Так вот, взять эту «Малышку», потом ее сообщников, разгромить банду и на этом успокоиться? Есть же у полиции другие дела, в конце концов.

— Разумеется, проще. И в другом случае я именно это бы и предложил. Но не сейчас. Боюсь, пока в деле Король, мы можем хватать кого угодно, громить кого угодно — проблемы все равно не решим. Вспомните, четыре года назад одна из банд уже была разгромлена, и что? Стало только хуже. Против нас играет кто-то очень грамотный, умеющий жертвовать для достижения цели. Впрочем, я готов выполнить Ваш приказ! — Ажан вскочил и вытянулся по-армейски.

— Делайте как считаете нужным, господа. И, сержант, — де Романтен усмехнулся, — впредь в таком кругу говори спокойно. Мы здесь одно дело делаем и интересы у нас общие. Справимся — все героями будем. Нет — всем на орехи достанется. Так что считай, что мы партнеры. Хотя и начальники тоже, но это уже больше для публики. Все, свободны, — виконт встал, показывая, что разговор окончен.

Оставшись один, грустно усмехнулся. Счастливые, занимаются любимым делом, им это даже нравится — вон у Ажана как глаза блестели! Словно у охотника, увидевшего дичь! Попробовали бы они все вот это доложить графу. Объяснить, что потраченных денег недостаточно, надо еще. На сопровождение каравана, на содержание пяти полицейских, которые непонятно чем занимаются, на новую экипировку разведчиков, ибо стараниями того же Ажана она не выдерживала более пары недель.

И все это, когда враг вот он, только руку протяни! Но вдруг оказывается, что трогать его нельзя, ибо рано. Поймет это граф? Должен. Как должен и интендант доказать, убедить. Вот где мастерство, вот где интрига! Что же, не впервой. Надо лишь подготовиться…

Глава VI

— Ваша Милость, срочно! — Лилиан прошептала в едва приоткрытую дверь.

— Демон! Ведь говорил же, что ко мне приходить в самом крайнем случае! Ладно, заходи, и сразу на кухню, — вельможа указал на дверь. — Сиди тихо, как мышка. У меня гости, выпровожу — поговорим.

Гостями были два брата — юные сыновья городского судьи. В этот вечер с ними планировалась легкая пьянка и грандиозный загул в лучшем борделе города. Естественно, не за их счет. Пришлось сослаться на, извините, понос, дать денег на выпивку и предложить дождаться в дорогой таверне для продолжения вечера. Детки были нужны — через них можно было ненавязчиво, но плотно сойтись с их папашей.

Как только за гостями закрылась дверь, раздраженный вельможа вошел на кухню к Лили.

— Слушаю.

— Только что получила записку от Энрико. Он пишет, что завтра прийти не сможет — их направляют на сопровождение каравана. Выход послезавтра на рассвете. Вы же сами говорили, что караван сейчас — самое главное. Я и подумала, что, если его будут сопровождать военные, Вы должны об этом срочно узнать, — немного растеряно ответила девушка и передала записку.

— А он ничего, твой кавалер, даже грамотный. Такого упускать нельзя. Кстати, ты молодец, что сохранила записку — в будущем разговоре она мне ой как понадобится… И сюда пришла все же правильно. Завтра уже было бы поздно, наши друзья могли на эту охрану нарваться. Ох, кто-то у графа, кажется, думать научился. Но ничего, мы ему думалку-то укоротим. А пока надо предупредить. Подожди, я быстро.

Через полчаса он передал записку, которую завтра в условленное время надо отнести в тайник. А перед этим обеспечить, чтобы из печей господина Буланжера, где пеклись знаменитые на весь Амьен булки, валил черный дым.

— Слушай, красавица, — спросил вельможа, когда Лили уже собиралась уходить, — мне интересно, как ты не боишься одна в лес ходить? Так за свою честь переживаешь, а в лесу, сама знаешь, всякий народ ходит. Вдруг не отобьешься?

— А Вы не переживайте — чтобы со мной в лесу что-то сделать, меня там найти надо. Я же в глуши выросла, родители с детства к лесу приучали. По нему как призрак иду — сама всех вижу, а меня — никто. Так что не волнуйтесь — завтра все сделаю как надо.

Утром Ажан принимал доклад от наружного наблюдения.

— Так что, господин сержант, как, значит, в 17.21 к Малышке пришел солдатик… нет, нам не известный… но, как Вы приказывали, мы за ним не ходили… так это… девица через шестнадцать минут, в 17.37, она из дому-то и побежала, да шустро так. Но проверялась — оглядывалась, а то вроде как присядет, башмачок там поправить, а сама назад так и зыркает. И бежала не прямо — поплутала по улицам-то. Вот, я на картинке все нарисовал, — сообщил полицейский, передав довольно грамотно нарисованный план с маршрутом Лили.

— Не на картинке, а на схеме. А так — молодцы. Что дальше?

— Ну, пришла она, стало быть, вот в этот адрес, — полицейский с откровенным удовольствием произнес «в этот адрес» вместо привычного «в этот дом». Ему явно нравились мудреные слова, к которым с некоторых пор их стал приучать командир. — Как Вы и приказывали, владельца мы не устанавливали, — и это слово он произнес со вкусом, словно смакуя. — Только что там устанавливать, весь город знает, что там живет барон де Спирак, первый в городе скандалист и бабник. Причем скандалит только с чернью, а баб по борделям собирает. Сколько уж раз мы его оттуда забирали… Но всегда за него кто-то заступался, вытаскивал из неприятностей. Да уж, много у него друзей, что есть, то есть.

— Не отвлекайся, ближе к делу, — поправил Ажан увлекшегося докладчика.

— А, ну да, значит, как «Малышка»-то к нему пришла, в 18.07. Минут через девять, в 18.16, из адреса вышли двое молодых людей, мы их «Братья» назвали. «Брат один», стало быть, и «Брат два». Почему «Братья»? Так они братья и есть — сыновья господина городского судьи, что мы их, не знаем что ли? Господин судья их в строгости держит, денег на гулянки не дает, а тут они в таверну «Жареный каплун» закатились, а она ой как не дешевая… Только это мы уже потом узнали — некому было по ним работать.

Вот, а «Малышка» в 18.49 из адреса вышла и сразу домой. Теперь уже спокойно шла, не проверялась. И по короткой дороге. А господин де Спирак, ну, то есть мы-то его, как и положено, назвали «Франтом», он в 18.52 вышел, взял извозчика на всю ночь. Но мы за ним уже не работали. А чего за ним бегать, если извозчиком он взял нашего Жиля? Тот утром и доложил, что сперва они в «Жареный каплун» поехали, потом по борделям — вот список, а потом отвезли домой «Братьев» и уже после — «Франта». Сейчас Жиль отсыпается, а двое наших по «Малышке» работают.

— Молодцы. Теперь так — отследить, пойдет ли из труб булочника сегодня черный дым. Просто зафиксировать — когда и как долго. Далее — если «Малышка» выйдет из города и пойдет в сторону Кале — наблюдение снять и выставиться за «Франтом». Работать на грани, главное — не засветиться. Этот вам не «Малышка», с этим, боюсь, шутки плохи.

Утром, когда рассвело, Лили, как обычно, зашла проверить истопников. И также привычно, улучив удобный момент, бросила в одну из топок кулек с порошком, от которого дым окрасился в густой, черный, словно из преисподни, цвет.

Затем, отпросившись у дяди на рынок, пошла к городским воротам. По дороге оглядывалась, как ее научили, но ничего подозрительного не заметила. Вокруг были обычные люди, каждый из которых шел по своим делам.

Никто на нее не смотрел, никто не прятался от ее взгляда и не пытался бежать, когда она прибавляла шаг или резко сворачивала в подворотни. Один раз обратила внимание, что, когда повернула, какой-то ремесленник сдвинул вбок шапку. Но не поняла, что тот показал своим, в какую сторону пошла «Малышка». И уже те, зная город, успели обежать квартал, чтобы встретить девушку не торопясь и ничем не выделяясь из толпы.

За городом они и вовсе отстали, сосредоточив свое внимание на новом объекте под рабочим псевдонимом «Франт».

Так что Лили, как всегда, спокойно заложила шифровку де Спирака в тайник и также спокойно ушла домой, не заметив внимательно наблюдавших за ней глаз. Потом к тайнику подошел разведчик амьенского полка, переписал шифровку и вернул на место. А еще через час шифровку извлек агент «Жерар» и, согласно отработанной легенде, передал ее главарю шайки.

В результате нападение бандитов на караван было отменено как неоправданно рискованное, доверие бандитов к «Жерару», поколебавшееся после исчезновения брата, было восстановлено. А у полиции появилась возможность работать спокойно, без суеты, благо, до начала торгового сезона, когда высохнут дороги, оставалось не менее месяца.

А работать было с чем. В день, когда из печей мэтра Буланжера поднялся черный дым, над городом взлетела стая голубей. Совпадение? Но почему она, как и в прошлый раз, взлетела точно в десять часов? В другие дни голубей выпускали в иное время.

Глава VII

Воскресенье! День, посвященный молитве и семье. Или семье и молитве? Или просто семье. Когда она есть. Любимая жена, дети, родители. Все те, кто держит человека в этом мире. Кто дает смысл и цель жизни.

А когда у тебя только сын, да и тот не знает, что ты его отец? Мальчишка обожает с тобой играть, но ему лишь три года, много ли у вас общих тем для разговора? И что остается?

Так что это проклятое воскресенье превращается в пытку, когда остро понимаешь свое одиночество и с завистью смотришь на добропорядочные пары, степенно гуляющие по широким мощеным улицам. Вспоминаешь жену, дочерей и вечную суету выходных — дача, магазины, нескончаемые ремонты… Тогда казалось высшим блаженством просто посидеть дома, никуда не торопиться, просто отдыхать. Как говорят итальянцы — dolce far niente[2]. Сбылось. Получил. Доволен?

С такими «веселыми» мыслями Жан лежал на кровати, тоскливо думая, как убить наступающий день. И в этом потоке пессимизма виделся лишь один выход. Сомнительный, но других-то вообще не было. Николь. Она же Колетт, она же Николетта… Она же им самим разоблаченный агент кастильской разведки, которая сейчас верно служит мадам де Бомон графине Амьенской, жене опять им же разоблаченного кастильского шпиона… В общем ситуация сложилась головоломная, в лучших традициях дешевых водевилей. Ах да, по законам того же жанра девушка его узнала и влюбилась! Скорее, правда, разыгрывает влюбленность, но и такой ход каноны допускают. В сюжете не хватает песен и танцев… Но и этот недостаток легко компенсировать в любом трактире. А что, это мысль! Только трактир должен быть не любой, а приличный, где выпивка и веселье не перерастут в безудержную пьянку со всеобщим мордобоем.

Николь говорила, что сегодня будет сопровождать госпожу в храм. Что же, служба закончится не ранее, чем через пару часов — есть время привести себя в порядок!

Встать, привычно быстро и четко заправить кровать. Размяться: растяжка, сотня приседаний, полсотни отжиманий, фланкировка с двумя саблями — достаточно. Полноценной тренировки не будет, выходной все-таки.

В душ бы, да где ж его взять? Таз с водой для бритья, где заодно можно вымыть голову, протереться мокрым полотенцем, потом сухим. Гигиена, блин, просвещённая Европа.

Хорошо хоть слуги каждый день приносят свежее белье. Удивляются привередливости постояльца, ворчат, но кого их мнение интересует? Марта сказала, значит все. А почему — не их дело, всяк по-своему с ума сходит.

Все, готов охмурять милых дам! Если б еще не изуродованная рожа… хотя лошади не шарахаются, а там посмотрим!

В душный, заполненный самой разнообразной публикой, от нищих до дворян, храм, Ажан вошел за полчаса до конца службы. Ставший привычным, но все еще неприятный тяжелый запах толпы, где каждый мылся лишь по предписанию докторов, предварительно использовав клизму.

Впрочем, ожидая встречи с прекрасной дамой, следует ли вспоминать такие неаппетитные подробности. Лучше поищем ее. Так, графине в толпе делать нечего, смотрим внимательно, есть! Рядом с алтарем сделан балкон, где расположился граф, его сын, молодая графиня и… ой, мама… младшенький! Филипп! Однокашник по Военной академии Бретони, человек, считающий тебя покойником. И ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он узнал правду. А ведь Филипп разведчик, его шрамом на морде не обманешь. Человека, с которым бок о бок прослужил два года, он узнает по фигуре, по походке, по жесту, в конце концов!

Да, но ведь именно Филипп в свое время пал жертвой прекрасной Колетт. Интересно, как они общаются сейчас? Или никак не общаются? Нет Николь в ложе. Неужели от бывшего любовника прячется? Вероятно. Но тогда идея веселого воскресенья накрылась медным тазом. С грохотом. Хотя… знакомый запах!

Жан резко обернулся и буквально нос к носу столкнулся с Николь. Сияющие глаза, легкий кивок, приглашающий к выходу, и пошел, как собачка на веревочке. Ну вот как это у женщин получается? Секрет, наверное, какой знают.

На выходе из церкви Николь по-хозяйски, как законную добычу, взяла Жана под руку и быстро повела в сторону от графского замка. При этом девушка трещала, как диктор с телевидения, — громко, быстро и ни о чем. Точнее, были переданы все городские сплетни и слухи. Однако ни слова об обитателях замка, тем более о графской семье сказано не было. Достойно! Завалить кавалера водопадом слов и не сказать того, чего ему знать не следует.

— Однако, здорово, что ты меня нашла! Я уже испугался, что мы не увидимся — около графини тебя не было, — Жан с трудом нашел лазейку в монологе Николь.

— Получила выходной на весь день! — чуть запнувшись, ответила девушка. — И, кстати, еще на два дня, ты рад?

— Увы, как раз, наоборот, — с тяжким вздохом ответил Жан. — Меня три дня не будет в городе, служба. А кто там стоял, рядом с графиней? Молодой такой? Я его раньше никогда не видел. Не кавалер ее?

— Ее сиятельство — женщина добропорядочная. — Ого! В голосе даже металл появился! Так о хозяевах говорят только действительно преданные слуги. Откуда же взялась эта преданность? Очень интересно.

— Это молодой граф, младший сын Его Сиятельства, — продолжила Николь. — Он служит в Абвиле, здесь появляется редко. Ну вот вчера приехал, на пару дней.

Ну и хорошо. Мысль уйти в поиск с разведчиками пришла к Жану сразу, как увидел Филиппа. Конечно, маловероятно, чтобы молодой граф решил навестить полицию, но вот заинтересоваться подготовкой приданного ей взвода разведчиков мог наверняка. А там и пожелать познакомиться с разработчиком методики. На фиг! Пусть Гурвиль отдувается, у него зарплата больше. А мы подальше от начальства. Кухни, правда, там тоже не будет, но это уже мелочи. Что же, поработаем в лесу. Завтра. А пока рядом красивая девушка, получим удовольствие от жизни!

Однако, господин полковник, — внутренне усмехнувшись, подумал Жан, вы совершенно разучились ухаживать. Рядом красавица, которую надо как-то завлечь, чем-то увлечь, и что? Есть какие светлые мысли? Ну, кроме классического — в кабак и в койку. За такой сценарий можно и по морде получить.

И неожиданно для себя услышал:

— А пошли в трактир! Я голодная… Пока народ не перепился и не передрался — есть возможность потанцевать! Жан, ты любишь танцевать?

А как же? Придворные танцы, рок-н-рол. Или родную камаринскую! Легко! — внутренне усмехнулся Жан. А вслух ответил:

— Увы, красавица, плохой из меня кавалер. Любой трактир, любой стол к твоим услугам, но вот танцы… Когда в нашей деревне ребята только начали на посиделки ходить, я в армию отправился, а там не до танцев было. Так что извини, но если только танец медведя на потеху народу.

— Ерунда, я научу! Вперед! — и Николь, крепко взяв Ажана под руку, направилась в ближайшую таверну.

В полумраке большого зала, который уже начал заполняться посетителями, они заняли столик около окна и заказали каплуна и вино. У большого жаркого камина почти сразу после их прихода расположился небольшой оркестр — две гитары и скрипка. Негромкий гомон, медленная красивая мелодия прекрасно подходили к разговорам молодых людей. Фантазии, поданные как сокровенные воспоминания, мечты, которые никогда не осуществятся, намеки, ничего не обещающие, но будоражащие молодую кровь. Обычный разговор юноши и девушки, которые заинтересовали друг друга, но еще не решили, насколько серьезно.

В какой-то момент Жану потребовалось ненадолго выйти, а когда вернулся, обстановка в зале оживилась. Музыканты заиграли что-то быстрое и веселое, начались танцы! Николь заставила выпить бокал вина — для храбрости и потащила своего кавалера в центр, где уже лихо отплясывали пары.

Оказалось, в танцах нет ничего сложного — знай себе кружи партнершу, лишь бы окружающих не задеть! А партнерша… Боже, какая она красавица! Лучшая девушка на свете! Какая улыбка, какие глаза, как она пахнет! Самый близкий, самый родной на свете человек!

Ой, только почему-то стали заплетаться ноги. Но рядом же Николь! Вот она подставляет плечо, что-то говорит, куда-то ведет. Ну куда она может вести? Только к счастью! Она даже не заплатила, но это такие мелочи. Конечно, ни один трактирщик даже не подумает брать с нее денег, вон как мило он улыбается!

Интересно, куда мы идем? Ба, да это же «Прекрасная Марта»! Умница моя, она знает, где я живу! И даже ведет не через зал, а через черный вход. Вот сейчас придем в мою комнату и будем самыми счастливыми влюбленными на свете!

Любимая, тебе нужен ключ? Конечно, вот он. Так, да, меня на кровать, сейчас я разденусь… странно, руки не слушаются… Сейчас я тебя позову… не получается, язык меня тоже не слушается… И вообще я не могу пошевелиться… Но это ерунда! Любовь моя, ты только скажи, я все сделаю, все расскажу, от тебя нет тайн!

Спрашиваешь, кто я? Сейчас, только язык начнет шевелиться, и ты узнаешь и про Россию, и про Москву, и про Безье! Нет от тебя тайн! Сейчас, сейчас!

Бах! Дверь комнаты с треском открывается, на пороге Марта и Гурвиль. Такие милые, такие родные. А почему вы ругаетесь? Не надо драться!

Марта с Гурвилем спускались в зал, когда увидели, как какая-то смазливая девица только что не на плечах затаскивала Жана, освещающего коридор блаженной улыбкой законченного идиота, в его комнату. Не бывало такого никогда! Чтобы напиться до невозможности стоять на ногах, до потери рассудка, да еще с утра? Такого даже представить невозможно! И кто это с ним? Дверь открывает по-хозяйски, ведет себя уверенно, словно всю жизнь в этой таверне прожила.

Марта прижалась к закрывшейся двери, прислушалась.

— Расскажи о себе. Где и когда родился, кто твои родители, какая у тебя семья? — женский голос звучал четко и строго.

Вот тварь! Сейчас же этот пьяный телок ей все расскажет и о себе, и о Марте, и о Леоне! Ну, нет!

Марта ворвалась в комнату и крепким кулаком опытной лучницы въехала девице в живот, сбив дыхание, заставив скрючиться на полу и открытым ртом хватать воздух, словно выброшенная на берег рыба.

Совершенно обалдевший Гурвиль смотрел на эту женскую разборку расширенными глазами и думал только об одном — не дай Бог попасться под горячую руку даме своего сердца!

Когда Николь смогла говорить, Марта намотала ее роскошные волосы на кулак, задрала ее голову с риском сломать шею и после пары оплеух, впрочем, пока не опасных для жизни несчастной авантюристки, спросила:

— Чем ты его напоила?

— Эликсиром принцев.

Ответ ничего не объяснил Марте, но, видимо, многое сказал Гурвилю. Тот рванулся к Николь, засунул ей в рот первую попавшуюся тряпку и сорванной с кровати простыней намертво привязал к стулу. Затем вывел Марту в коридор.

— Ты чего, с ума сошла? На людей бросаешься. Что случилось вообще?

— Дорогой, клянусь, я все тебе объясню, но позже, когда Жан придет в себя. Поверь, между нами не будет никаких тайн. Если ты, конечно, не откажешься от своего предложения. Не откажешься? — Марта неожиданно доверчиво и робко посмотрела ему в глаза.

— Никогда и ни за что. Но что здесь происходит?

— Об этом потом, — голос женщины вновь стал жестким, — вначале — что такое эликсир принцев?

— Очень редкая жидкость. И очень дорогая — один грамм стоит десяти килограммов золота, его только к принцам применяют. Если человек ее выпьет, он расскажет все свои тайны, расскажет вообще все, что знает — никакие пытки не нужны. Самое интересное — о том, что рассказал о себе все, он помнить забудет. Останется в уверенности, что по-прежнему хранит свои секреты. Сейчас у Жана восстановится речь, и он начнет исповедоваться. А теперь подумай — кто и почему дал такую ценность этой девице, да еще чтобы та использовала его на простом сержанте полиции. Ты представляешь, кто и насколько ей должен доверять? И какие тайны хранит твой родственник, если за них такую цену готовы платить? Он что, претендент на галльский трон? Иначе, почему его не хватают и не допрашивают обычным порядком?

— Вот что, любимый, ты пока посиди в зале, поешь, отдохни, подожди, пока с Жана дурман сойдет. А я тем временем со своей новой подружкой побеседую.

Спровадив Гурвиля, Марта вызвала из зала менестреля и приказала спеть посетителям три баллады о Черном Бароне, которые были безумно популярны пару лет назад.

Потом, прихватив веревку, вернулась в комнату Жана. Тот начал помаленьку приходить в себя, пытался уже что-то сказать. Пришлось заткнуть рот и ему.

Николь же почти удалось освободить руки, но, к ее сожалению, только почти — Отработанными ухватками опытной наемницы она была связана надежно.

— Ну, вот что, подруга… — от того, как это было сказано, у девушки побежали мурашки по спине. — Сейчас мы подождем, когда закончится действие твоего яда. Если все пойдет хорошо, с тобой поговорит Жан, как сочтет нужным. Если с ним что-то случится, я разрезаю тебя на куски, укладываю в баки, они за дверью стоят, и скармливаю свиньям, чтобы никаких следов не осталось. Договорились?

Напуганная до паники Николь пыталась что-то сказать, но безуспешно — кляп не позволил.

Действие эликсира закончилось через три часа. Взгляд Жана стал осмысленным, а когда появилась возможность говорить, он выдал заковыристую тираду, однозначно подтвердившую — проблема решилась. Эта. Осталось понять, что делать с той, другой, привязанной к стулу.

— Что это было?

И после того, как Марта разъяснила ситуацию…

— Сестренка, оставь нас. Пожалуйста. А теперь, дорогая, еще раз вопрос — что это было? — И не было в голосе прежней теплоты. Николетта знала этот тон — так спрашивал когда-то Крис, так спрашивал граф, так однажды спрашивал Черный барон. И ответ прозвучал сам, пока воля не взяла под контроль мысли, пока страх был впереди разума.

— Эликсир принцев — то, что заставляет говорить правду.

— Что хотела узнать?

— Кто ты?

Зачем? Впрочем, вслух этот вопрос не прозвучал. И так все довольно ясно. Зелье стоит бешеных денег. Палач дешевле, а результат, в сущности, тот же. Но кто-то предпочел потратиться и, главное, имеет такую возможность. И тут уже выбор небогатый.

Кастильцы? Вот уж действительно — зачем?

Остается один вариант.

— Граф?

В ответ Николь лишь утвердительно кивнула.

"Очень интересно, полковник, — подумал Жан, — где же вы умудрились проколоться? И ведь не спросишь у сеньора, мол, где это я наследил? С другой стороны, ясно, что девушка если и узнала, то уверенности в этом у нее нет. Что же, остается заняться знакомым делом — разрулить ситуацию ко всеобщему удовольствию. Попробуем?".

— Марта!

Она вошла мгновенно, видимо, ждала под дверью.

— Марта, будь добра, проводи девушку к графскому замку, чтобы с ней чего плохого на улице не произошло — темно все-таки, ночь на дворе…

— Нет! Жан, дорогой! — От этого слова Ажан скривился — тоже нашла дорогого, только что не отравила, подруга, прости Господи. Впрочем, Николь тут же поправилась: — Жан, умоляю, не надо в замок, нельзя мне сейчас туда, пожалуйста!

Разумеется, нельзя, там сейчас граф Филипп, и ваша встреча, мягко говоря, нежелательна.

— Хочешь сказать, что готова ночевать со мной?

Оказалось, да, именно это и планировалось. Но, к сожалению, не так, как Жан размечтался — после зелья принцев мужчина три дня мужчина, но не полностью. В смысле — не на все способен. Так что красавица планировала разыграть вначале любовь, потом разочарование, а уж дальнейшую судьбу неудачника определил бы владетельный граф. В зависимости от сказанного бедолагой. В любом случае, продолжение знакомства в планы этой интриганки не входило даже близко.

Единственное, что радовало — о встрече Жана с молодой графиней Николь не докладывала — не решилась встревать в семейные дела. С ее слов, конечно, но тут уже как повезет.

— Марта, будь добра, обеспечь гостью ночлегом на пару дней. А ты, дорогая, готовься объяснить Его Сиятельству, куда десять кило золота дела. Впрочем, это уже не мои дела.

И тут девушку проняло. Жестко, всерьез. За такой прокол спросят. И это после давней истории с графским сыном! Пришлось успокоить, пообещать спасти, помочь, вытащить из западни. Как? Просто. Надо рассказать ему историю простого деревенского олуха, по счастливой случайности имевшего прекрасных учителей. Но подробности позже — сейчас спать, потому что способность думать вернулась, а силы ушли окончательно.

Наивный.

Николь увели, но Марта никуда не делась. Вообще, женщина на пороге долгожданного счастья — это страшно. Для тех, кто не спрятался.

— Жан, ты не смеешь спать! Ты обязан выслушать! Дорогой, — это уже в зал, — поднимись, пожалуйста!

Вот мало было человеку проблем. Ничего, Жан, ты крепкий, ты выдержишь. Ибо деваться тебе все равно некуда.

— Жан, господин Гурвиль сделал мне предложение! И он хочет усыновить Леона, — сказав это, Марта твердо встала между мужчинами, всерьез опасаясь стать вдовой еще до свадьбы.

А Жан с трудом сел на кровать и потер лицо.

— Дружище, — мальчишка сержант обратился к майору, который был старше его лет на двадцать. Но обратился так, что офицеру и в голову не пришло возмутиться — было в голосе Жана что-то такое… — Ты уверен? Понимаешь, и Марта, и я за своего готовы на все, но и предательства не потерпим. Если уверен — вот рука.

— Уверен, — Гурвиль пожал протянутую руку.

— Кто расскажет? — Жан посмотрел на Марту.

— Дорогой, — женщина ласково обняла слегка обалдевшего жениха, — ты ведь слышал сейчас баллады о Черном Бароне? Вот, познакомься.

— Таинственная девица, — указав на Марту, добил Жан жениха. — А Леон — мой сын. Я клянусь, что никогда не помешаю вашему счастью, но Леон — мой сын.

Амьенский замок, кабинет графа

Впервые за много лет семья графа собралась в полном составе. Граф, два сына и дочь. Два года назад погиб сын, пять лет назад умерла жена. Остались только эти трое, самые близкие люди. Родные, дороже которых не было ничего. Но сыновья занимались делом, долголетия не сулившим, а дочь… впрочем, о ней сегодня тоже надо поговорить. По крайней мере — попытаться.

Дети удобно устроились в креслах, расставленных вокруг небольшого стола, на котором стояло вино, в широких хрустальных вазах лежали фрукты. Впрочем, именно пить сегодня никто не собирался — разговор предстоял серьезный.

— Итак, ваши сиятельства, — с легкой иронии начал граф, — предлагаю рассмотреть сложившуюся ситуацию. Отчеты управляющего за прошедшие пять лет, а также меморандумы о боевых и полицейских столкновениях вы смогли изучить. Делаю краткий вывод — наше положение ежегодно ухудшается. Основная причина — разгул бандитизма на дорогах, пресечь который не удается. В результате — почти парализована торговля, снижаются объемы промышленного производства из-за недостатка сырья и, опять же, проблем со сбытом.

— Позвольте дополнить, — вступил в разговор старший сын. — У бандитов имеется надежная, к сожалению, рекрутская база — окрестные крестьяне. Разбой дает хороший доход, а наши неудачи делают мерзавцев героями в глазах народа. Мы вынуждены поднимать налоги, бандиты нам противостоят — естественно, крестьяне воспринимают их как своих защитников.

— Но откуда неудачи, вот, по-моему, главный вопрос! — взял слово граф Филипп. — Последний серьезный успех был, если мне не изменяет память, более трех лет назад, тогда отлично сработала охрана обоза. Мы же разбирали этот случай и уже тогда выяснили — бандиты используют агентуру из числа самих обозников. Ведь еще тогда определились, что надо работать в этом направлении!

— Не горячись, брат. Конечно, и работали, и работаем, даже кого-то ловим, допрашиваем, вешаем. Только серьезного успеха нет. Такое ощущение, что пытаемся вычерпать море. Зачерпываем воду, и место тут же заполняется. Пытались допрашивать крестьян — тоже без толку. Молчат, хоть огнем их жги. Да, собственно, и жгли. Или и вправду ничего не знают?

— Но, возможно, главная опасность не в обозах и не среди крестьян? Может, основную информацию бандиты получают отсюда? Из Амьена? — неожиданно для всех вступила в разговор Адель. Мужчины смотрели на нее с недоумением, поскольку пригласили лишь из вежливости. По их мнению, разговор шел о вещах, в которых женщина не могла ничего понимать просто по определению. Графиня знала об этом, но продолжила. — Зачем связываться с кем-то в обозе, если такой человек рискует погибнуть вместе с другими караванщиками? Не слишком ли велик риск, что он сдаст своего нанимателя, просто чтобы остаться в живых?

Адель посмотрела на собеседников, внутренне радуясь произведенным эффектом. Ничего, родные, я вам еще покажу, я вас заставлю с собой считаться. Все-таки хорошую историю рассказал тогда Жан. Как он ее называл — «Три мушкетера»? Неправильное название. Надо было — «Миледи»!

— Предлагаю не обсуждать сейчас моего мужа, но чему-то он меня успел научить. И сейчас я задаю простой вопрос — кто и где всегда точно знает, какой и когда караван должен приехать в Амьен и выехать из него?

После этого граф облегченно выдохнул. Слава Богу, никакого озарения на дочь не снизошло.

— Спешу тебя разочаровать, Адель, эта светлая мысль нас уже посещала. Проверили. Так вот, чтобы ты не волновалась — нет такого центра. Часть обозов идет по контрактам купеческой гильдии, часть — по личным контрактам купцов, по поставкам полка, договорам с нами, мэрией и это еще не полный перечень. И все они попадают под удары. Так что нет какого-то одного мерзавца, который держит под контролем весь город!

— Согласна, одного нет. А как насчет этой, как ее, а, резидентуры? Так? Мы же все помним недавнюю историю с детским борделем! Это же Эльдорадо для вербовки! Уж муж бы точно такого не упустил, подсадил на крючок интересных людей, перспективных.

— Ой, слушай, ну не начинай опять, — раздраженно возразил старший брат, только что рожу не скривил. — Разумеется, они и не упустили, разумеется, подсадили. Только это делали не бандиты, а кастильская разведка. А представить, что эти гранды будут связываться с разбойниками — это, извини, из серии салонных дамских страшилок. Один-два раза — возможно, но чтобы столь организованно… Кстати, тоже проверили. Для такой работы надо в разведке целую службу создать, а такой нет, уверен. Впрочем, если это один гений? Филипп, как считаешь?

— Вряд ли. Я бы не справился, и никто из моих знакомых не справился. Хотя… был один. Он бы, пожалуй, смог, но погиб, я сам видел, — тут он понимающе переглянулся с графом. — Так что нет, чтобы один человек держал в узде несколько крупных банд, планировал их нападения, организовал сбыт похищенного и создал мощную резидентуру — нет, невозможно.

Адель расстроенно замолчала. Не верят, не слышат, даже не хотят слышать! Еще бы, разгромили вербовочное гнездо, а заодно и всю резидентуру, герои. А то, что девочки рассказывали, как к некоторым клиентам их возили с завязанными глазами, да и сами клиенты развлекались в масках — это как? Даже зная, что девчонкам жить осталось недолго, сделали все, чтобы их не узнали в лицо! Что же, родные, не хотите помогать — не надо, сама разберусь! Разумеется, вместе с Ажаном, а тот слово всегда держит.

Тем временем мужчины продолжили разговор.

— Однако мы имеем и некоторые успехи, — похвастался граф. — Недавно, под финансирование купеческой гильдии, мы объединили усилия полковой разведки и полиции. Основная работа запланирована на весну, но уже сейчас есть первые результаты. Удалось завербовать одного из бандитов, который сдал расположение своей банды. Пока не трогаем, пытаемся через него найти остальные. Также, действительно, — легкий поклон в сторону дочери, — нашли кое-кого в городе, кто подает сигналы, перехватили один канал связи. К сожалению, не единственный, так что тоже пока не трогаем, работаем дальше, учим разведчиков.

— Кого вы учите? — с веселым интересом заинтересовался Филипп. — Чему? Строем по лесу ходить или пиками белок бить?

— Например, стрельбе из лука.

Филипп от этой новости напрягся, подался вперед:

— Кто?

— Ты не поверишь — Крутая Марта! Да, да, та самая трактирщица, у которой ты любишь обедать! Поверь, когда я увидел, что она вытворяет с этим убогим оружием, стало жутко. Представил себя ее противником — на десяти-пятидесяти метрах — без шансов. Не надо, пусть лучше каплунов жарит. Кстати, я понял почему ты напрягся — подумал о де Безье? К сожалению, чудес не бывает, только сюрпризы. Сегодня на балу ты познакомишься с его младшим братом!

Глава VIII

Отступление автора

Иногда сухие документы говорят больше, чем самая изысканная речь самых талантливых писателей. Сводки Совинформбюро, карты и сводки поражений под Харьковом, битв под Сталинградом и Курском. Потом пишутся «Живые и мертвые», «Они сражались за Родину», «Я убит подо Ржевом». Они несут мирному читателю память о смертях, запахе горящих танков и криках умирающих друзей. Но иногда красноречивей любого гения говорят тексты Приказа № 227, отчеты заградотрядов и демографические списки командиров подразделений. Достаточно уметь думать читая, чтобы из отстраненного исследователя текстов превратиться в соратника, пусть и не побывавшего в той мясорубке, но лишь по причине возраста.

Оперативные документы часто обладают тем же свойством самодостаточности, когда, на мой взгляд, их можно просто процитировать, не пытаясь пересказать, наполнить излишними подробностями, выдуманными страстями. Слишком они бывают красноречивы.

Впрочем, в загадочных тетрадях, разумеется, были не сами документы, а записи, выполненные в до боли знакомой манере. Что это — копии действительно написанных документов? И автор действительно во времена Барокко писал вельможам в стиле современных спецслужб? Или стилизация, своеобразная ностальгия по прошлому?

Нет на это ответа. Есть только текст.

Секретно

Экз. един.

Господину интенданту г. Амьен виконту де Романтену

Ваше Сиятельство!

От агента «Фальстафа» получена информация, что в таверене «У плахи» периодически происходят встречи лиц, многие из которых ранее посещали известное Вам заведение госпожи Шантерель. Периодичность встреч — примерно раз в три месяца, цель встреч и содержание разговоров источнику неизвестны.

Заказ помещения таверны производится заранее, за неделю до встречи. Сразу оговариваются блюда и вина, их ассортимент и количество. Все должно быть подано на столы за час до времени собрания, обслуживающий персонал во время встречи в зал не допускается. Источнику известно, что во время предыдущей встречи в помещение случайно зашел один из слуг, больше его никто и никогда не видел. Владелец таверны рассказывал в присутствии источника, что через день после этого происшествия поинтересовался у родственников слуги его судьбой. Получил ответ, что тот исчез, возможно, куда-то уехал. При этом родственники выглядели как люди, переживающие большое горе.

«Фальстафу» также известно, что на вечер ближайшей пятницы назначена очередная такая встреча.

С учетом изложенного планирую провести мероприятия для получения конкретной информации о содержании указанных встреч и установления ее участников.

В этой связи прошу Вашего согласия на использование всего личного состава группы наружного наблюдения в период четверг-суббота. Одновременно прошу откомандировать в мое распоряжение на этот же период сержанта полиции Вида, как имеющего опыт проведения аналогичных мероприятий.

О результатах Вам будет доложено.

Командир отдельной группы полиции г. Амьен сержант полиции Ж.Ажан

Согласен:

Личный помощник интенданта г. Амьен майор полиции Г.Гурвиль

Резолюция:

Согласен. Жду доклад о результатах в понедельник.

Секретно

Экз. един.

Господину интенданту г. Амьен виконту де Романтену

Ваше Сиятельство!

Во исполнение Вашего указания докладываю о результатах проведенных мероприятий в отношении лиц, устраивающих конфиденциальные собрания в таверне «У плахи».

На прошедшем собрании присутствовало четырнадцать человек.

Полученная информация свидетельствует, что указанные лица вложили личные средства в предприятие, дающее доходы от ухудшения экономического положения в Амьене.

Организационная структура и суть данного предприятия на сегодня неизвестны. Также неизвестен состав участников, поскольку на собрании они были в масках, покидая собрание, применяли методы выявления и ухода от наружного наблюдения, на собрании обращались друг к другу по номерам, использовавшимся в качестве псевдонимов.

Вел собрание мужчина, к которому обращались «Второй». По-видимому, он является руководителем или представителем руководителя организации. В своем выступлении «Второй» дал высокую оценку эффективности каждого «участника», как он выразился, и сообщил, что за прошедший год в результате успешных действий «организации» и разбойничьих банд доходы каждого составили тридцать шесть процентов, деньги будут выплачены «в обычные сроки и в обычном порядке».

Далее «Второй» сказал, что наступивший год будет решающим и именно в этом году «должен быть достигнут результат, ради которого и создалась Организация», и призвал к активизации работы. Однако сама основная цель не была названа.

При этом в качестве одной из целей он назвал получение информации о мероприятиях, проводящихся и готовящихся ротой разведки амьенского полка и возглавляемой мной отдельной группы полиции. В том числе — чем занимаются приданные мне сотрудники полиции. Также было озвучено требование найти личные подходы к Вам, господину Гурвилю и ко мне.

В дальнейшем «Второй» провел личные беседы с каждым участником собрания. Их содержание неизвестно.

Из числа участников собрания удалось установить двоих — Симона Грандена, секретаря городского бургомистра, и Жюстин Боннет — экономку главы купеческой гильдии шевалье де Ренарда.

С учетом изложенного прошу Вашего согласия на продолжение мероприятий по данной группе. Делу присвоено условное наименование «Пасека».

Командир отдельной группы полиции г. Амьен сержант полиции Ж.Ажан

Согласен:

Личный помощник интенданта г. Амьен майор полиции Г.Гурвиль

Резолюция:

Согласен. Доложите план мероприятий.

Два документа за три дня. На написание каждого ушло полчаса, а вот между ними было проделано море работы.

Никто не знал, кто и, главное, как прибудет на собрание. Ажан даже предположить не мог, что все будет происходить по подобию дешевых детективов — маски, номера вместо имен… Словно попал в романы Честертона и Эдгара По. Но, как оказалось, такая горе-конспирация сработала! Принять под наблюдение удалось лишь двоих, и тех едва не потеряли — объекты сели в экипажи, ждавшие их на соседних улицах, и поехали кружить по пустынному ночному городу. Пришлось сломя голову бегать по темным улицам, рискуя сломать ноги на разбитых мостовых или нарваться на грабителей, для которых это время было самым рабочим.

Даже зафиксировав адреса, нельзя было разойтись по домам. А если кто-то заехал на пару часов или просто на ночь? Уйдет, и где его потом искать? Так что пришлось всю ночь торчать в подворотнях, прижимаясь к стенам и опасаясь уже не «ночных кавалеров», а своих же коллег, которые запросто могли заинтересоваться, какого демона трое немолодых и небогатых мужчин делают в элитных кварталах города?

А это были именно богатые кварталы — мужчина приехал в дом, расположенный по соседству с домом бургомистра, а женщина — в дом самого шевалье де Ренарда, главы купеческой гильдии и главного спонсора организованной Ажаном антипартизанской борьбы! Узнав об этом утром, Жан схватился за голову, испугавшись, что против него играет дочь де Ренарда Эльвира, теперь уже невестка — мадам де Безье.

К счастью — нет. Просто уважаемый господин, похоронив два года назад жену и выдав замуж дочь, остался в своем доме один, ну, не считая прислуги, разумеется, и переселил к себе любовницу — мадам Жюстин. Ирония судьбы заключалась в том, что именно для встреч с этой уважаемой дамой им когда-то была приобретена квартира, сейчас получившая условное наименование «Теплая».

Сам же Ажан весь вечер провел в уюте холодного и пыльного чердака таверны «У плахи», лежа на полу около заранее просверленной дырки, через которую было прекрасно слышно все, что говорили посетители. Но только когда ухо плотно прижато к полу. В результате, когда собрание закончилось, он не мог пошевелить шеей, все тело затекло, а уши распухли, словно на них медведь танцевал.

Изначально планировалось, что через чердачное окно он подаст сигнал — кого брать под наблюдение, но куда там, скрюченный, как столетний старик, он долго не мог и шагу ступить, пока тело не ожило. Так что все решения принимал оставшийся снаружи Вида, который отнесся к этой работе словно ребенок к забавному приключению, но сделал все верно, четко, даже помог одной группе сработать по экипажу с таинственной дамой, той самой мадам Жюстин.

Кабинет графа Амьенского

— Что же, сын, счастливого тебе пути. Не должен я такого говорить, но все же — береги себя. Тяжелым будет этот год. Вчера докладывал интендант. К сожалению, предположения твоей сестры подтвердились — есть в нашем городе некая Организация, — граф интонацией выделил последнее слово. — Да, именно Организация. Демон знает, кто в нее входит, но добра от этих господ ждать не приходится.

— Что я слышу?! — язвительно воскликнула вошедшая молодая графиня. — Кажется, мужчины допустили, что женщина может быть в чем-то права? Это надо записать в анналы! Как небывалый прецедент! Позволите присутствовать при разговоре?

Строго говоря, вход без доклада — нарушение порядка, только кто посмеет графиню остановить? А уж упрекнуть — сердце отца на такое точно не способно. Как и потребовать не мешать серьезному разговору. С другой стороны, дочь права — она о существовании этой Организации давно предупреждала.

— Разумеется, Адель, присаживайся. Так вот, дети, как доложил де Романтен, эти господа желают заработать на наших проблемах, и именно этот год они определили главным в достижении своей цели. Филипп, тебе это о чем-то говорит?

— Ну, не так сразу… — де Бомон провел ладонью по лицу, словно отбрасывая посторонние мысли. — Что мы точно знаем — к весне кастильцы активно усиливаются. Объявлено о создании трех новых терций, завозится оружие, боеприпасы. Это все мы уже успели обсудить. Как и то, что в предстоящей войне амьенскому полку придется уйти из города. Что тогда останется для его обороны?

— Да, мы это обсудили еще вчера вечером. И вроде бы согласились, что у кастильцев просто не будет сил для штурма города. Оставим здесь пару рот, если надо — наберем ополчение. Хотя я и не понимаю, от кого нам защищаться?

— Вчера я с вами согласился, но сейчас в этом уже не уверен. Я представил, что противник — де Ри, или хотя бы майор де Фонтен. Что бы сделали они, имея на руках сильную резидентуру в нашем городе? Надеюсь, никто не считает, что мы ее зачистили под корень? Ведь, как я понял, никого из кастильцев нам захватить не удалось. Адель, говоришь, в Организацию кто-то пришел через тот гадюшник, этой, как ее…

— Шантерель, братик, Шантерель ее звали.

— Именно. Так вот, с такой опорой в городе, у противника появляются варианты… Как говорили предки — осел, груженый золотом, возьмет любую крепость.

— Согласен, — вступил в разговор старший брат. — Об интересе кастильцев к Амьену мы знаем, но, честно говоря, тоже считали его несерьезным. Теперь же придется этот вопрос пересмотреть. Эту вашу Организацию я по-прежнему считаю работающей на бандитов. Полиция за нее неплохо зацепилась, вот пускай и занимаются ей дальше. Надо будет — подключимся, но пока не будем. К тому же, благодаря купцам, у них сейчас и сил, и денег побольше. В общем, кому и чем сейчас заниматься — понятно. Не понятно только, что делать, если действительно летом кастильцы попытаются захватить город. Две роты и ополчение — это несерьезно.

— Но у нас же есть маг! — напомнила о себе графиня. — В обороне Сен-Беа, я слышала, он сыграл решающую роль!

Мужчины посмотрели на нее с сожалением. То, что она оказалась права в своих предположениях, они все еще считали это случайностью. Но чтобы женщина понимала что-нибудь в делах военных? Даже не смешно, потому что грустно.

— Дочка, — очень ласково, как к несмышлёному ребенку, обратился к ней граф. — Видишь ли, маги, они не бывают магами вообще. У всех у них есть специализация. Наш, например, он прежде всего врач. В крайнем случае, иногда — фокусник. В других областях он, конечно, что-то умеет, но лишь немного, и схватки с настоящим боевым магом не выдержит. Потому что боевой способен стены ломать, полки ротами укладывать. Но ты представляешь, такого в город запустить, если, не дай Бог, бои на улицах начнутся? Он же здесь все разнесет, камня на камне не оставит, и все из лучших побуждений, во имя победы! Одно хорошо — после него врагу захватывать будет нечего. Нет уж, поверь мне — боевые маги нужны только на поле боя.

— И все же я решусь порекомендовать одного. Выпускник Морле, лейтенант, защищал Сен-Беа в прошлом году. Лейтенант де Савьер, — графиня вспомнила о своем спутнике, от которого недавно получила письмо.

Шевалье писал, что до сих пор живет в Париже, ожидая, когда великие маги решат, какую именно дыру в славной галлийской армии им надлежит заткнуть. Причем никакого желания оставаться в столице у него не было, поскольку первое, что он понял о себе, это неготовность, да и нежелание влезать в интриги сильных мира сего. А без этого судьба молодого офицера, не имеющего покровителя, была безрадостной, ибо цены высокие, а зарплата та же, лейтенантская, которой вполне хватало в провинции, но было совершенно недостаточно в столице.

— Де Савьер? Ему сейчас девятнадцать лет? — удивленно спросил Филипп. — Я знал его в Морле — маг невеликих способностей, пожалуй, слабейший на курсе. Кстати, насчет Сен-Беа! Адель, тебя сопровождал какой-то бывший унтер из этой крепости. Я хотел бы переговорить с ним. Случайно не знаешь, он в Амьене?

— Да, теперь — сержант полиции, но сейчас его нет в городе, — ответил отец. И сразу сменил тему. — А этот де, как его, не думаю, что нам поможет — неудачник, наверняка загнанный в ту дыру на Пиренеях за бестолковость…

— И награжденный Золотой шпагой! Муж… — графиня смутилась, — ну, кхм, да, в общем, он говорил, что если бы не Серж…

— О как, просто Серж! — ехидно уточнил граф.

— Да, просто Серж, — твердо продолжила графиня, — мы с ним не на балу познакомились! Так вот, если бы не лейтенант де Савьер, не устояла бы крепость! И потом он показал умение бить только там и тогда, когда нужно, не разнося окружающих. Между прочим, показал, спасая мою жизнь!

Семейное совещание длилось еще долго, обсуждалось много вопросов, принимались важные решения, но главным, во многом определившим судьбу города, оказалось одно — владетельный граф Амьенский обратится к Военному министру и к главе Совета магов об откомандировании в его распоряжение и на его содержание выпускника Магической академии лейтенанта де Савьера.

Разумеется, бюрократическая машина будет работать со скрипом, рассматривая вопрос, но, слава Богу, граф знал, как ее смазать, и имел на это средства.

А де Бомону только по дороге из Амьена пришла в голову простая мысль — с чего бы отцу твердо знать, где в данный момент находится какой-то полицейский сержант, о самом существовании которого он и знать не мог, как не знал булочников, конюхов и кузнецов своего города. Вот только получить ответ можно лишь у владетельного графа, увидеть которого теперь удастся не скоро — служба, однако.

Глава IX

Что бесит мастера? Неспособность достичь величия, преодолеть слабость или превозмочь преграды? Фигушки! Больше всего бесит неспособность сделать мелочь, но мелочь, крайне необходимую. И рвет волосы художник, не понимая, куда именно и какой мазок надо нанести на почти готовую картину. Хватается за голову поэт, не зная, какое подобрать слово, чтобы вроде бы неплохое стихотворение превратилось в шедевр.

И именно это бессилие последнего штриха испытывал барон де Спирак. Он хорошо делал свое дело — обеспечивал связь, плотно работал с агентурой, сам подобрал и почти уже завербовал пару интересных кандидатов — все было хорошо. Почти. Не получалось одно — понять, чем занимается разведка амьенского полка. И по этому поводу шеф выражал неудовольствие, шеф делал замечания, шеф орал, как портовый грузчик! Далась же ему эта рота!

Самое обидное — вот же решение, рядом ходит, гуляет с «Донной», пытается поцеловать, прижать потеснее, ну да дело молодое. Однако превратить этого юношу в источник информации пока не получилось. Потому и злится барон. Но и руки не опускает — не впервой, в его деле главное — не спешить, хотя и очень хочется.

«Донна» уже предлагала парню на продажу всякие безделушки, якобы полученные от богатого дядюшки. И этот пылко влюбленный охотно их брал, сбывал где-то. Деньги, надо отдать должное, девушке возвращал, но и себе обеспечивал прибыток. Небольшой, разумеется, кто даст просто так наживаться, но все-таки. И ведь понравилось ему! Стал вначале просить, потом и требовать больше. Что же, если клиент хочет денег сильнее, чем красивую женщину, значит дозрел. Пора вступать в игру барону.

Первая встреча была назначена в таверне «У плахи». Только не в зале, где проходили собрания Организации — был там кабинет поменьше, для приватных разговоров уважаемых людей. Добрый и наивный барон, имевший доступ к дешевому золоту, но не имевший надежных людей для его продажи, буквально сиял от счастья, что наконец-то судьба свела его с ловким и честным человеком, которому безо всякого сомнения можно доверить несколько золотых украшений для продажи.

Только, разумеется, доверие — доверием, но давайте, господин солдат, расписочку оформим… Что Вы, что Вы, никакого золота, просто заем. Вы эти безделушки продавайте за сколько хотите, но пятьдесят-то экю мне верните. Нет-нет, не сейчас, я же понимаю… скажем, через неделю — успеете? Вот и прекрасно, через две недели Вы мне деньги, я Вам расписку, и сразу новую партию. Что, в следующий раз хотите больше? А насколько? На двести?! Прекрасно, господин солдат, я вижу в Вас талант делового человека! Значит, до встречи через две недели!

Через две недели Энрико честно принес пятьдесят экю, получил товара на двести, также под расписку о займе, но к следующему разу заказал уже на пятьсот. Дело процветало! Да и как ему было не процветать, если всего-то и надо — отнести товар в ювелирную лавку и сдать с прибылью, посмеиваясь над наивностью аристократов. О том, что обратиться именно к этому ювелиру посоветовала прелестная Лили, простому служаке думать не полагалось, не его это дело — мозгами шевелить. Тем более не полагалось знать, что тот ювелир уже на следующий день докладывал барону сколько и за что он заплатил бравому, но недалекому солдату.

На третьей встрече все было почти также — де Спирак получил деньги, вернул расписку, сказал, что товар на пятьсот экю готов, но… понимаете, сумма уж больно серьезная, все-таки пятьсот экю, Вам и товар-то просто так не унести, вон какой ранец приготовили, и правильно. Так что расписку заверить надо. Да Вы не расстраивайтесь, нотариус здесь, в таверне ждет. Вы позволите, я приглашу? Он надпись на расписке сделает, и все, забирайте… Я сам бы Вам и так поверил, но с меня же поставщик тоже отчета требует, я же сам точно так все оформляю, хорошо? Вот прямо сейчас заверим, и вперед — зарабатывайте, сколько пожелаете, только про меня не забудьте! Шучу, шучу, и мысли не было о недоверии!

То ли жадность, то ли какая другая причина сыграла с Энрико злую шутку, но на нотариальное заверение расписки он согласился. А, возможно, и не знал, что по добрым амьенским законам, если вовремя не расплатиться по такой расписке, то автоматически в расплату уходит имущество, а если его не хватает, то остаток вычитается из твоего оклада каторжанина. Именно так. Не хватило имущества — милости просим на каторгу. А нечего шутки шутить. Надпись нотариуса — надпись представителя короля, ты кто такой, чтобы данное Его Величеству обещание не выполнять? Каторжанин, и никак иначе!

Но обо всем этом Энрико не думал. Его мысли были заняты Лили, которая, увидев, какой он оборотистый и серьезный мужчина, смягчит свой гордый нрав, приласкает, а дальше… В мечтах этот записной бабник уже всерьез подумывал и о женитьбе. Действительно — симпатичная, умница и вообще девушка серьезная, не вертихвостка.

Приятные мечты настолько поглотили парня, что он начисто забыл обо всем остальном — что таверна «У плахи» находится рядом с Зеленым кварталом, что на улице сумерки, а за плечами у него ранец с золотом, потому и пропустил умело нанесенный удар по затылку. Пришел в себя в какой-то грязной подворотне, ночью, голова раскалывается, не то что ранца нет — в карманах пусто!

От этой мысли стало худо вдвойне. Золота нет, а заверенная нотариусом расписка есть, лежит у этого демонова барона, как бочка с порохом, ждет срока, чтобы взорваться и уничтожить его, такого молодого, красивого, но, увы, уже совершенно неудачливого.

В дверь барона де Спирака Энрико постучался в полночь, не сильно надеясь, что его впустят. С пятнами крови на грязной одежде, с засохшей кровью в спутанных волосах — такому вход в дом приличного дворянина был заказан. Да и нечего в это время дворянину делать дома: полночь — самый разгар развлечений! Но, как ни странно, впустили сразу, правда, оставили ждать в прихожей.

Барон спустился сразу.

— Зачем Вы пришли? И почему в таком непотребном виде? Пьяны? — в голосе де Спирака сквозило надменное любопытство и ни грамма сочувствия.

Выслушав историю своего «партнера», он задал главный вопрос:

— Как теперь собираешься рассчитываться? — уже на «ты», жестко, не оставляя надежды на снисхождение.

От этого тона похолодело лицо и вспотели руки, само сердце, казалось, замерло, превратившись в маленькую птичку, что рвется из груди, стремясь выпорхнуть на свободу и освободить несчастного хозяина от всех проблем.

— Ваша Милость, все, что хотите, все сделаю, только не каторга… — прохрипел Энрико, рухнув на колени.

— Да что от тебя толку? Что ты можешь? — с кривой усмешкой спросил барон. — Ты хоть грамотный?

— Да, Ваша Милость, грамотный, я у нашего командира роты всю документацию веду, и даже ни разу не ошибся!

— Грамотный… Что же, проверим. Значит так, идешь в эту комнату, — де Спирак указал на маленькую глухую комнату без окон, где стоял лишь стол с бумагой и письменными принадлежностями и два стула, — и подробно пишешь о командире роты и командирах взводов. Кто такие, где живут, чем занимаются в свободное время, их характеры, привычки, семьи. Приду — прочитаю. Если увижу что-то интересное, может, и подожду с иском обращаться. Нет — ну ты свое будущее и сам представляешь. Приступай!

С этими словами барон вышел, крикнул экипаж и укатил. А слуги — двое верзил, с твердым взглядом сторожевых псов и огромными кулаками, втолкнули несчастного солдатика в указанную комнату.

Только никуда де Спирак не поехал. Сразу выйдя из экипажа, он вернулся в дом через черный ход, поднялся на второй этаж, крадучись прошел в комнату, расположенную прямо над той, где сидел несчастный Энрико, лег на пол и через специально сделанное отверстие в полу стал наблюдать. Оставлять в этот момент будущего агента без надзора было бы грубой ошибкой.

А тот минут десять сидел, обхватив голову руками, потом распрямился, взял в руки перо и начал писать. Вначале нервно, часто зачеркивая и исправляя слова. Потом привычное дело успокоило, и он сосредоточился на документе, стараясь сделать его как можно более полным и не думая, что, по сути, пишет шпионское донесение, за которое положена только и исключительно смертная казнь, причем в самых разнообразных вариантах. Но это же не сейчас, а может, и никогда. Сейчас важно только одно — угодить демонову барону!

Де Спирак «вернулся» сразу, как Энрико закончил писать — не следовало оставлять его наедине со своими мыслями и без дела — мало ли что он надумает. А так все под контролем.

— Так, закончил? — вопрос задан с деланым холодным безразличием. И столь же равнодушно взят в руки документ. Вот только внутри у барона бушевал ураган — получилось или нет?! Получилось! Кое-что из написанного было уже известно, и все совпало! До мельчайших деталей! Все, можно начинать работать с новым агентом, есть чем отчитаться перед шефом.

— Ладно, парень, не паникуй, может быть и выкрутишься. В конце концов, нерешаемых проблем не бывает. Лишь бы было доверие. А для этого напиши-ка ты еще одну бумажку. Бери перо, записывай: «Я, солдат амьенского полка Энрико Жамо даю добровольное согласие служить кастильской короне. Представляемую мной информацию буду подписывать псевдонимом… Тебе какой нравится? Маршал? А ты карьерист, однако. Ну да ладно, итак, буду подписывать псевдонимом «Маршал». Подпись, число. И свободен! Давай, отдыхай. Да не бойся ты ничего — ты теперь не один, за тобой целое государство, которое и о твоей безопасности думать будет, и с деньгами поможет, причем, хорошо поможет. Только и ты уж не подведи, все интересное — ко мне. А то… впрочем, о чем я? Мы же отныне вместе, можно сказать, соратники! Только ты уж подружку свою забудь — не надо вам впредь встречаться. Ну да ничего, с твоими деньгами ты себе десяток найдешь, да получше. И еще, здесь больше не появляйся…

В конце разговора последовал инструктаж агента «Маршала» о связи, месте встреч, после чего новоиспеченный слуга Кастилии был выпровожен успокаиваться в объятиях бутылки вина или каким другим способом, который придется по душе. Деваться ему отныне было некуда.

Глава X

День Воплощения! Главный праздник для всех последователей Истинной Церкви. День, когда тысяча шестьсот двадцать три года назад у бедной крестьянки в далеком южном селе родился Сын Божий, Спаситель, указавший впоследствии людям Истинный Путь, даровавший надежду и смысл жизни.

Этот день приходится на начало весны, когда оживают деревни, крестьяне готовятся к посевным работам, высыхают раскисшие зимой дороги, когда трогаются в путь первые купеческие караваны, а в лесах собираются банды лихих людей, чтобы не трудами праведными, а грабежами и убийствами обеспечить себе сытую и безбедную жизнь.

Но и эти разбойники не с небес спустились на землю и не из глубин извечной Тьмы поднялись. В своем большинстве — это те же крестьяне, только отказавшиеся от своей трудной, но достойной доли в пользу достатка, купленного ценой крови и страданий ближних.

С веселого беззаботного детства и до того момента, когда, взяв в руки нож и топор, ушли в леса, каждый год в этот день они выходили в деревенский круг, пели веселые песни, лихо отплясывали с задорными деревенскими девчонками, смеялись над солеными шутками уважаемых стариков.

С тех пор многое в них изменилось. Окаменели сердца, зачерствели души, ставшие глухими к чужим мольбам и страданиям. Но, видимо, слишком сильна оказалась правда слов Спасителя о вечной искре, что поселил в людях его Всевышний Отец. Потому что в этот день возвращаются они к своим деревням. Из лесной чащобы смотрят, как веселятся родители, братья и сестры, жены и дети. Смотрят, и не решаются показаться. Лишь немногие, подобно лесным змеям, скрываясь от прежних знакомых, пробираются к близким, чтобы просто увидеть, может быть, что-то сказать, оставить какой гостинец. И уйти, дав заведомо лживое обещание вернуться. Ибо у человека, превратившегося в зверя, нет обратной дороги. Лишь осколки памяти, которые иногда мешают, но никого и никогда не возвращают.

Обо всем этом Ажану рассказал Гурвиль. Тому — де Романтен, узнавший это от старшего сына графа. Тот, как оказалось, подошел к решению проблемы с вовсе неожиданной стороны — обратился за помощью к Святым Отцам. Церковь жестко соблюдала тайну исповеди. О том, чтобы назвать прихожан, что рассказывали о злодеяниях своих и своих близких, не было и речи. Но сотни исповедей складываются в картину греха и преступления, а вот рассказать светской власти об этом, дав возможность прекратить убийства, уничтожить сами гнезда порока, оказалось делом вполне богоугодным. Потому и поведали священники о трех деревнях, из которых больше всего ушло в лес чад, когда-то Божьих, а сейчас уже…

Итак, в известный день к трем глухим деревням придут бандиты. Человека три-четыре к каждой. Причем не организованно, а сами по себе, чтобы не дай Бог, другие разбойники не узнали — не поймут. И не менее важно — у этих бандитов остались какие-то привязанности, какие-то чувства, какая-то память — есть на чем строить разговор.

Потому за пять дней до дня Воплощения, получив благословение от аббата Амьенского прихода, все три капральства ушли в лес. Задача — подготовиться и перехватить этих самых бандитов. Кого возможно — завербовать. Остальные, после того как расскажут все, что знают, должны исчезнуть без следа. Жестоко? А есть другой путь?

Рота разведки вышла на учения, два взвода решали учебные задачи, а третий, разделившись на капральства, ушел на боевые маршруты. Первое вел Ажан, второе — сержант Тома, третье — сержант Вида, приданный Ажану в усиление на неопределенный период. В квалификации строевых капралов никто не сомневался, но в данном случае требовались иные навыки, которым их просто не учили.

Два дня потребовалось, чтобы выйти в заданные районы, два — на осмотр местности и оборудование засад. Вечером накануне праздника началась работа.

Пьер Малыш шел в родную деревню. Почему Пьер? Батюшка с матушкой так назвали, чай не дворяне, их сыну одного имени достаточно. Почему Малыш? Да не помнит никто. Или не хочет вспоминать, боится потому что, ибо нет человека сильнее Пьера Малыша! Во всяком случае, Пьеру такие не встречались. Да что там сильнее — двое с ним силой меряться боялись, а уж чтобы всерьез схватиться, так и четверо поостерегутся. Потому и уважают его лесные молодцы — с ним на любой караван идти можно — всегда удача будет! Как-то раз караванщики из телег круг сделали, заперлись в нем, как в крепости, — никак прорваться не получалось. Ага, пока Малыш не подошел, да одну из телег просто не перевернул, на головы защитникам. И все, дальше товарищи уже без него справились, да и что там справляться было, если честно. Так, потешиться только.

А самого Пьера тогда и из мушкета прострелили, и два копья в него воткнули — больно, конечно, но так… терпимо. Как атаман сказал — удачлив он, небось, с самой судьбой где подружился — ни одна рана не оказалась опасной. Так только, поболело, но это дело обычное, чай не впервой.

Потом товарищи благодарили, говорили, что помимо товаров там баб справных много было, все порадовались — женские вопли потом издалека было слышно. Вот глупые. Баба человеку одна нужна, жена которая. Ну, еще матушка, сестрицы, дочки там, но это же другое дело. А баба одна, от других только грех и болезни дурные.

Вот сейчас его в деревне ждут, стол готовят. Днем-то Пьер домой не пойдет — односельчане знают, чем он занимается, не одобряют. Какой там, сам поп, говорят, его анафеме предать грозился. Так за что? Пьер молитвы читает, посты соблюдает. Да даже святого отца атаман к ним по большим праздникам привозит, и тот и службу правит, и исповедь принимает и причащает, все как положено. Правда, поп какой-то странный, на галльском языке едва слова связывает, но все же правильный, не реформист какой, не дай Господи. Так что нельзя Пьера от церкви отлучать, неправильно это. Только односельчанам же всего не расскажешь, потому и придется ему посидеть на опушке, посмотреть издаля, как народ веселится, детишки играют — вспомнить молодость, дружков, жену, как еще девчонкой была — все норовила язык показать, да сказать что не то, чтобы очень уж обидное, но чего и спускать не следовало. Вот и дергал ее за косички при всяком удобном случае. Но тоже не больно, с пониманием. А как постарше стали, так и поменялось у них что-то, гулять вместе стали, вздыхать по вечерам. Потом и посватался — хорошо так все у них сладилось. На свадьбе вся деревня гуляла… Да, есть Малышу чего вспомнить, на опушке-то сидючи.

И только вечером тихонечко в дом. Там и за столом посидеть, как положено, и жену приголубить, чай оба соскучились, обоим в радость. Утром, как обычно, оставить семье деньги, что удалось заработать, да назад в лес, дальше делом заниматься.

Вот с такими мыслями подходил Пьер Малыш к родной деревне, когда вдруг погас небесный свет. Вообще ничего не произошло, просто вдруг на короткое время стало темно, потом… потом тоже было темно, но уже по-другому, словно мешок надели на голову. И не пошевелиться — тело связано так, что ни рукой, ни ногой не двинуть, во рту кляп. Чей-то голос приказывает «это тело», видимо, его, Пьера тело, еще и к дрыну привязать. Мол, здоров больно, как бы дурить не начал. А как здесь дурить, когда веревки в тело впились так, что оно уже и слушаться перестало.

Но страха почему-то не было. Совсем. Пьер просто не понимал, как его, такого сильного, спеленали, словно младенца. Впервые в жизни кто-то решал его судьбу, даже не спрашивая ни о чем, словно хряка резать приготовили. Это было неправильно, так не должно было быть, это вызывало… удивление? Да, пожалуй, именно удивление. Для страха Малыш еще не созрел.

Кажется, рядом с ним лежали другие связанные люди. Кажется, кого-то уносили, но недалеко. Во всяком случае, были слышны крики, похоже, боли. Но такие негромкие, словно кричали с зажатым ртом. Пьер такие не раз слышал, когда его товарищи захваченных караванщиков допрашивали — им рты затыкали, чтобы вопли далеко не разносились. Видел он потом эти тела — они и на тела-то человеческие похожи не были, и лиц у них не оставалось. Видать, тем, кто сейчас кричит, не легче. Но это же не к нему относится. Никогда к нему не относилось, и сейчас не будет.

И вот прозвучало в очередной раз: «Этого».

Ловкие руки привычно схватили Пьера и, как связанного кабана, куда-то понесли. Потом поставили на ноги, привязали к дереву, потом сорвали с головы мешок. Солнечный свет ослепил, пришлось подождать, пока глаза смогут нормально смотреть.

Он привязан к дереву на опушке леса. Прямо напротив деревни, но так, что ему деревню видно, а вот его оттуда — нет. Вон девки хороводы водят, вон жена с бабами сидит, степенно, как мужниной жене положено, с подругами судачит. Вон дети играют, и с ними его две дочки, смеются во все горло, счастливые.

А у папки ихнего перед глазами веревка качается. Стало быть, конец, отгулялся. И они отпелись, отсмеялись — без мужика семья не живет. А если тот мужик еще и татем был — все. Односельчане такой семье помогать никогда не будут.

Получается, это и их последний праздник. Что там праздник — последний радостный день в жизни. И он, могучий, серьезный мужчина, будет умирать, глядя на их последние улыбки, слыша последний смех.

Молодой человек с сединой в волосах и с изуродованным шрамом лицом, что стоял перед ним, еще не сказал ни одного слова, а по лицу Пьера уже побежала слеза. Малыш забыл, когда плакал в последний раз, возможно, такого и вообще никогда не было, но сейчас слезы полились сами.

Забыто, что мужчины не плачут, что герои ничего не боятся, забыта вся чушь, которую любил произносить Король. Просто были слезы, потому что в бандите и убийце Малыше все еще жил Человек.

А мужчина перед ним стоял, молчал и смотрел в глаза, и от этого было только тяжелей. Если бы кричал, грозил, убеждал… Тогда он стал бы противником, с которым можно бороться. Но он молчал, оставив Пьера наедине с самым страшным врагом — самим собой. И в какой-то момент тот сдался, опустил глаза, обмяк, желая, чтобы уже скорее свершилось неизбежное. Лучше муки смерти, чем муки чего-то внутри, разрывающего душу и сжимающего до невыносимой боли сердце. Совесть? Пьер не знал такого слова.

— Чего ты хочешь? — простой вопрос поставил Малыша в тупик. Действительно, чего? Жить? После всех его подвигов? Это неважно, что он не резал пленным глотки, не пытал и не насиловал. Он дал такую возможность другим. Денег? Сделали они его счастливым? Или его семью? Тогда чего?

— Я хочу, чтобы жила моя семья.

— Это возможно. Но чем ты готов за это заплатить?

— Жизнью.

— Поздно, — ответил мужчина, легко качнув болтающуюся перед лицом Пьера петлю. — Да и кому она нужна? Только твоей семье, то есть никому.

— Деньгами!

— Не надо, это грязные деньги, они воняют кровью. Мне противно к ним прикасаться.

— Тогда чего хочешь ты?!

— Я хочу, чтобы ты предстал перед судом. Но еще сильнее я хочу уничтожить ваши банды. Если ты готов помочь, я гарантирую жизнь твоей семье. От имени графа Амьенского гарантирую.

— Какое дело графу до простых крестьян?!

Мужчина достал крест. Простой серебряный крест размером с пол-ладони. Он светился светом, который был известен каждому сыну истинной церкви. Он появлялся лишь один день в году, и зажечь его мог лишь священник уровня не ниже аббата.

— Именем графа Амьенского и амьенского епископа. Клянусь! Ты знаешь, что в клятве на этом кресте солгать нельзя.

И тогда бандит и убийца, который ни при каких обстоятельствах не мог рассчитывать на снисхождение суда земного, произнес клятву. Древнюю, как мир, и нерушимую, как небесная твердь, где живет и сегодня празднует день своего Воплощения Спаситель, давший надежду на лучшее самым отчаянным грешникам:

— Жизнью вечной моих предков, своей и потомков своих я, Пьер Делакур, сын Мориса, клянусь, что сделаю все по слову, духу и желанию Вашему, мой господин, отныне и до прихода моего на Высший Суд!

Дальше был долгий разговор о жене, родителях и детях. Были вопросы о банде, составе и главарях, расположении и системе охраны. Был инструктаж о правилах конспирации и способах связи. Но это было уже потом, после того как Пьер Малыш сделал шаг. Тот самый шаг, что возвращает человека из мира зверей в мир людей.

Когда Малыш уходил, он задал вопрос о криках боли, что слышал, когда лежал связанным.

— Я не милосердный учитель и не всепрощающий святой, я полицейский. Я всегда протягиваю руку тому, кто готов ее принять. Но если нет — мне приходится думать о тех, кого я обязан защитить. И делать то, что требуется для их защиты.

Агент «Тихий» так и не понял, отвечал ли тот мужчина на его вопрос или оправдывался.

Глава XI

Весна — начало сезона добычи.

Так было всегда и в особенности последние пять лет. Удалые разбойничьи ватаги лихо грабили караваны на амьенской дороге, начисто игнорируя неуклюжие попытки властей навести порядок. Да и что они могут? Армия в лесу бессильна — там строй не выставишь, с плотными шеренгами обученных солдат просто никто не собирается драться. Тем более здесь, на северо-востоке Галлии, где о намерении армейских командиров чихнуть погромче становится известно за неделю.

Окрестные крестьяне всегда готовы снабдить и едой, и одеждой, и предоставить отдых для усталых защитников. Да, именно защитников несчастных хлебопашцев! И неважно, что налоги повышаются, чтобы закрыть бюджетную дыру, образовавшуюся после бандитских налетов. Незачем об этом знать крестьянам. Им достаточно того, что атаманы платят, а иногда и от щедрот своих просто делятся добычей, отобранной у ненавистных богачей. С такой поддержкой удача обеспечена. Как обеспечена и незавидная доля аристократов и купцов, которых так успешно осмеивают бродячие артисты.

Так было, но так не стало.

Неожиданно в борьбу с разбоем включилась, пожалуй, главная сила этого мира — церковь. На всех, ну, или почти на всех службах теперь основной лейтмотив проповедей — не убий, не укради, не способствуй греху. И вот уже усталым героям отказывают в приеме на постой, в еде и одежде, девушки уже не считают их достойными своих ласк. Это, конечно, не проблема — для недовольных всегда найдется сук и веревка, с девками серьезные мужики всегда смогут управиться, а если отцы, братья и женихи не согласны, опять же сук и веревка всегда рядом.

Но все же это уже не то — овцы должны давать шерсть и мясо добровольно, с радостью, а не как в этом году.

Вдобавок, словно этих проблем мало, стали происходить чудеса и вовсе невозможные — стали исчезать люди. Ушли связные и не вернулись, ушли наблюдатели к дороге и пропали, словно не было их никогда. Да что там, несколько раз уже выходила на грабеж группа, скажем, человек двадцать, но к назначенному месту один-двое не дошли. Те, кто шел последними. Ни крика, ни следов борьбы — ничего. Грешили на магов, но такое колдовство доступно лишь избранным, тем, кому просто нечего делать в густых амьенских лесах. Глупые суеверные бывшие крестьяне стали поговаривать о спустившихся с небес душах убитых, что бестелесными призраками бродят в чащах и уносят в царство тьмы своих обидчиков. Прямо с телами, оставляя врагу рода человеческого работу по отделению души.

Призраки — именно так их стали называть в разговорах у костра. Напрасно сам Король объяснял, что у разбойников появился новый враг. Ловкий, опасный, но это всего лишь люди — не помогло. Призраки, и все. Непонятные, страшные.

Они не боялись нападать и на разбойничьи отряды, что сами шли по лесу на лихие и веселые дела. Всегда призраки, это название уже закрепилось намертво, действовали так же, как сами бандиты при нападении на караваны, — внезапная атака лучников, уничтожение, если не получилось — быстрый отход, не вступая в прямую драку. Только Призракам было легче — им не нужна добыча, они приходили просто убивать.

И начались побеги. Кого-то отлавливали, казнили смертями ужасными, от которых содрогались самые безжалостные сердца. Пока помогало, но поможет ли дальше? Ясно, что амьенцы на этом не остановятся.

Успокаивало одно — этот год решающий. Именно этим летом Амьен должен перейти под власть кастильской короны! Надо продержаться месяц, а потом начнется война, амьенский полк уйдет из города. Дальше все спланировано, роли расписаны, победа неизбежна, как неизбежна награда для всех участников этой тончайшей, сложнейшей, многолетней комбинации, что была разыграна безупречно. Да, не без потерь, ну так на то и война. И совершенно не важно, что на этой войне не гремят орудия и мушкетные залпы, не реют знамена и об этих битвах не поют менестрели. Люди здесь погибают также, а победы и поражения значат для государств не меньше.

Примерно так говорил Король на совещании с командирами разбойничьих банд. Шесть банд, всего около тысячи человек, но обученные, направляемые умелой рукой, они смогли за пять лет парализовать амьенскую дорогу, поставив богатейшее графство на грань разорения. Так было до сих пор, но не сейчас.

Вначале Король не верил, потом не понимал, что происходит. Два налета возглавил лично, расставив бойцов на маршруте строго по науке, в походном построении не было слабых мест, каждая позиция дублировалась. Люди шли опытные и дисциплинированные. Тем не менее исчезли правый фланговый и замыкающий дозоры. Без звука, без следов борьбы, без вообще каких-либо следов.

Как назло, и налет был неудачным — охраны оказалось больше, чем ожидалось, и она была готова к бою, словно ждала, что нападение будет именно в этом месте, именно в это время. Пришлось отходить с потерями. Возвращались злые и потому не очень собранные — думали об упущенных деньгах, а не о дисциплине. Потому и не сразу среагировали на обстрел. Трое лучников сумели поразить шестерых, прежде чем озверевшие от неудачи и растерянности бойцы, дружно выстрелив в сторону нападавших, разумеется, без толку, бросились в погоню.

Четыре десятка бандитов рвались убить, разорвать на куски! Казалось, что добыча уже в руках, когда с фланга полетел град стрел — их банально заманили в засаду, которая, отстрелявшись, также быстро растворилась в лесу. В этот раз желающих продолжить погоню не нашлось. Итог — четверо пропавших, пятеро убитых, пятнадцать раненых из числа полусотни героев, вышедших утром из лагеря на привычный и удалой разбой. И ни сантима добычи.

Едва не каждую ночь находят караульных с перерезанным горлом. Трупы демонстративно выкладываются на полянах, для всеобщего обозрения и размышления — кто будет следующим?

— Мужчины, — закончил выступление Король, — у нас проблемы. Скажу точнее, если бы галлийцы стали действовать так в прошлом году, дела наши были бы плохи. Но они опоздали! Если мы не поддадимся панике, сохраним дисциплину и боеспособность, то победим! Главная операция запланирована на июль, детали и конкретные задачи я сообщу позже. А пока активные действия прекращаем, организуем усиленную охрану мест дислокации, ну… в смысле охрану стоянок и занимаемся боевой подготовкой. Натаскиваем людей на бои в городе. Как — вы уже знаете, кто что не понимает — спрашивайте. Повторяю, никаких налетов — нечего размениваться на мелочи, когда впереди такая добыча! Объяснить это подчиненным доходчиво! Если не хватит слов — розгами, палками, чем хотите, лишь бы сохранить их живыми и, обязательно, боеспособными. Если нет вопросов — вперед, нас ждет большая победа!

Кабинет интенданта полиции

— Итак, господа, кажется, мы победили, — несмотря на красивые слова, голос виконта де Романтена звучал уныло. — За месяц ни одной попытки нападения на караваны, разбойники загнаны в глухие леса, откуда не смеют высунуть носы, можно докладывать графу и просить награды. Так? Сержант, попробуйте объяснить, в чем я не прав? Или все же прав? Сотворите чудо и докажите, что все именно так, как я сказал.

Гурвиль, привычно расположившись в своем любимом кресле, пребывал в философском настроении. Строго говоря, последний вопрос должен был адресоваться ему, но еще утром они с виконтом пришли к неутешительному выводу — ясно, что ничего не понятно, но как это понять, им пока не ясно. Виконт сказал, что это называется каламбур, после чего было решено привлечь к разговору младшего товарища по несчастью, гораздого выдавать иногда неожиданные идеи.

— Критиковать начальство — что может быть милее сердцу подчиненного! — с некоторых пор Ажан получил право на иронию в узком кругу прямых командиров. — Если серьезно, мы с вами знаем, что на этот год что-то готовится нашими соседями. Мы подозреваем, что бандиты с ними связаны. Мы также знаем, что за последнее время удалось здорово потрепать банды. Если честно, я надеялся, что наши разведчики заставят рядовых бандитов начать разбегаться, как видим, этого не происходит. Более того, караульная служба не просто усилена — она налажена по высшим армейским стандартам. Нам лишь изредка удается проводить активные мероприятия. Что еще? Да, каналы связи фактически заморожены. Такое впечатление, что весь гадюшник замер в ожидании. Чего? События? Команды? Может быть, начала боевых действий, когда полк покинет город?

— Смотри, майор, какой орел служит под нашим руководством! — обратился де Романтен к Гурвилю. — Как лихо, я бы даже сказал изящно он объяснил нам, недалеким, всю правду амьенского бытия.

Ажан растерянно переводил взгляд с одного собеседника на другого, пытаясь понять, что сказал не так. А виконт горько рассмеялся:

— Не удивляйся, сержант, это я не над тобой смеюсь, а вообще. Ты прав, это все известно. Но, оказывается, иногда полезно услышать очевидные истины от кого-то другого. Говоришь, противник замер, ждет. Согласен. Только не начала боевых действий, должно произойти что-то еще. Кто об этом «что-то» может знать? Я не имею ввиду короля Кастилии.

— Здесь, в городе? — вступил в разговор Гурвиль. — Наверняка их резидент, ведь есть же он где-то, сидит себе, над нами посмеивается. Только не наше дело его ловить. А из наших клиентов мне на ум два имени приходит — барон де Спирак и некий Король. Плюс эта таинственная Организация. Если в ней есть «Второй», то, скорее всего, и первый, и третий. Жан, что-то добавишь?

— Пожалуй, немного. Вряд ли резидент — сам барон. Не та личность, слишком на виду, слишком много пьет, скандалит. Но вот прямая связь с резидентом у него должна быть непременно. А по Королю и Организации согласен полностью. К счастью, по всем по ним у нас есть заделы, пора вступать в игру всерьез. И с бандами надо кончать, пока полк в городе. Так что есть у меня предложения, господа, не изволите ли обсудить?

Задиристая колкость подчиненного была отметена добродушными усмешками начальства, дальше начался серьезный разговор. В нем не было ярких эмоций, яростных споров и банальных слов — эти люди не то что разных званий и рангов — из разных классов, да что там, из разных миров и эпох, прекрасно понимали друг друга, как и положено профессионалам, объединившимся для решения простой задачи — спасти жителей Амьена от убийств и грабежей. А все остальное… оно, конечно, скажется. Но потом, когда цель будет достигнута. Но даже тогда они не смогут быть друг для… то есть господин для… короче, они уже не будут чужими.

В результате совещания было решено сосредоточить работу на трех направлениях.

Первое — операция «Гость». Цель — через барона де Спирака выйти на резидента кастильской разведки в Амьене. Подготовить разгром резидентуры до начала активных боевых действий. Работу вести совместно с контрразведкой.

Второе — операция «Карусель». Цель — установить состав и руководителей Организации, пресечь ее деятельность.

Третье — операция «Дубрава». Цель — в кратчайшие сроки подготовить уничтожение разбойничьих банд силами амьенского полка.

Общее руководство, обеспечение взаимодействия с контрразведкой и армией, доклады графу Амьенскому за интендантом де Романтеном.

Оперативное руководство операциями — за майором Гурвилем.

На сержанта Ажана возлагается управление агентурой и наружным наблюдением, определение целей и, при необходимости, личное руководство егерями, как последнее время стали неофициально называть третий взвод роты разведки амьенского полка под командованием сержанта Тома.

Глава XII

Ночь. Ночью ходить по лесу трудно. И втрое трудней, если пройти надо бесшумно, чтобы не треснул сучок под ногой, не вспорхнула испуганная птица. Сучки сами не ломаются, птицы просто так не взлетают. И это отлично знает охранение — атаман прекрасно выучил своих людей. Они умеют искать и ждать. Они поднимут тревогу, прочешут окрестности и, главное, проверят наличие людей в лагере. И если кого не окажется — будут искать, пока не найдут, а когда найдут… Агент «Тихий», известный в банде как Пьер Малыш, видел, что делают с попавшими под подозрение — лучше самому застрелиться.

Поэтому идти приходилось очень осторожно. Хорошо, что нудный весенний дождь загнал живность в чащу, под деревья. Но расслабляться нельзя, темень и слякоть могут сыграть и против него. Так, вот и родник, значит, здесь…

— Здравствуй, — от дерева отделился силуэт.

— Здравствуйте.

— Рассказывай.

И «Тихий» начал рассказывать. Где расположены посты охранения, когда смены караула, кто и в каких палатках спит, где будет ночевать сам.

— И еще, наши знают, что в деревне Виньякур стоит рота солдат. Считают, что это не опасно, но присматривают за ними тщательно — неподалеку организовали пост из троих человек, наблюдателей меняют ежедневно. Те докладывают, что ваши солдаты ходят по лесу, пытаются найти лагерь, но все без толку. Однако, если двинутся сюда — их будут ждать. И встретят так, что едва ли кто живым уйдет. Поберегли бы Вы их.

— Знаю. Тот пост — моя забота. Но сегодня с рассветом солдаты выйдут из Виньякура. Здесь будут к восходу. Надеюсь, что посты охранения мы к их приходу уберем, так что нападение, скорее всего, будет внезапным. Твоя задача — быть рядом с главарем, поднять тревогу и предложить уходить по тропе через болота, ну, по той, что ты мне показывал. Там солдат не будет, так что уйдете.

— Нам же по тому болоту целый день идти придется, и все по пояс в воде.

— Правильно. И всей банде по нему не уйти, только главарю, тебе, ну, может, еще двоим-троим. Все другие направления будут перекрыты, так что это единственный коридор. Уведи главаря к бору, там его встретят. Сделаешь — значит, свою клятву ты исполнил, останется только мой долг. Но главарь нужен живым, это обязательно.

— Стало быть, завтра все решится, — задумчиво, словно самому себе, сказал Пьер. — Я надеялся пожить подольше…

— Эй, эй, Пьер, ты что?! — Ажан умудрился воскликнуть шепотом. — Ты чего удумал, ты нам живой нужен! Даже мыслей не держи помирать!

— Да, конечно, не беспокойтесь, господин, я все сделаю как Вы сказали, свою клятву не нарушу, — спокойно ответил агент. Так спокойно и так уверенно, словно обещал завтра огород вскопать или дров нарубить.

Они расстались, как и встретились, — бесшумно, словно тени растворились в лесу. Ни одна ветка не хрустнула, ни одна птица не вспорхнула из-под ног.

Первая рота первого батальона вышла из Виньякура затемно, благо дождь кончился и на небе светила полная луна, которую не закрывала ни одна, даже самая маленькая тучка. Лишь два взвода мушкетеров несли свои тяжелые мушкеты, у остальных тесаки. Последние два месяца солдат усиленно тренировали работать именно тесаками. Такие занятия проводились и раньше, но не часто — все-таки главное оружие в сражении — мушкет и пика. Именно они приносят победу.

А тесак — это так, на всякий случай, если уж совсем близко с противником сойтись доведется. Только такого давно уж не случалось, лишь старики у костра иногда рассказывали, как сходились, бывало, с кастильцами грудью в грудь, но то когда было! Тогда и сплоченности такой в строю не знали, да и мушкеты только появились, а от аркебузы толку мало — ее пока зарядишь, пока выстрелишь, противник и рядом. Да, изменились времена. Молодежь за тесаки лишь в городе бралась — от лихих людей отбиться, или самим, чего греха таить, припугнуть кого, особенно когда парни выпивали лишнего и закипала молодецкая кровь, да душа драки просила.

Но сейчас предстояло воевать в лесу, где пики бесполезны. Поэтому две недели солдат гоняли по лесу, следя, чтобы ни одно капральство не рассыпалось, не сбилось с направления. Им объяснили, что надо вырезать банду, которая последние годы бесчинствовала на амьенской дороге. Банд таких несколько, но сегодня станет на одну меньше. Поэтому шли, готовясь делать знакомое дело — убивать. И умирать, разумеется, — тоже дело для солдат привычное.

На рукавах белые повязки, на спинах пришиты куски белой ткани — в предстоящей свалке некогда будет рассматривать лица, там все решат мгновения.

Недолго шли по дороге, потом свернули на проселок, где их встретила пара солдат из роты разведки. Дальше — какими-то дорогами, тропинками, а то и вовсе звериными тропами. Разговаривать нельзя, кашлять, чихать нельзя, и не дай Бог, у кого звякнет оружие! Об этом командиры предупредили особенно.

Начался рассвет, а они все шли и шли, уже сами не понимая, где находятся и как, не приведи Господи, выбираться назад, если что.

Когда стылое весеннее небо просветлело, на дорогу вышел командир роты разведки. Показал, где и в каком порядке расположить взводы, указал направление движения и приказал приготовиться к атаке на лесной лагерь бандитов — три десятка шалашей, в которых спит около сотни мерзавцев, которые сегодня должны стать покойниками. А где лагерь — это все им скажут позже, когда придет время. Когда оно придет? Да как всегда, своевременно.

А разведчики очищали им дорогу. Это легче было сделать ночью, но с рассветом проходила смена постов. Тот, кто организовывал охранение, свое дело знал. В темноте войска в лес не войдут — их будет слышно издалека. А с рассветом пройдет смена караула и, если с прежними охранниками что-то случится, будет поднята тревога. Маршруты отхода известны, отработаны, ищи тогда банду по всему лесу, весели птиц и зверей! Было уже такое, пытались амьенцы разгромить лесных молодцов. Смешно. Да и пост у деревни, если что, предупредит — туда посланы местные, добегут до лагеря быстрее ветра.

Примерно так рассуждал главарь банды не зная, что те трое, кто должен следить за деревней Виньякур, давно уже никуда не смотрят — разведчики сержанта Тома, как положено добрым сынам церкви, закрыли им глаза. После того как перерезали глотки.

Разбойники на постах вокруг лагеря, сменившие ночную вахту, тоже недолго наслаждались красотой утреннего леса.

Это очень трудно — подкрасться ночью почти вплотную к секрету, где дежурят опытные бойцы. Подкрасться тихо, так, чтобы не выдать себя ни шорохом, ни громким дыханием. Но еще труднее лежать неподвижно на прелой сырой листве под нескончаемым ледяным дождем, сжимая зубы от холода и боли в затекающих мышцах, но обязательно сохранить подвижность. Чтобы в нужный момент напасть. Внезапно, не дав возможности не то что оказать сопротивления — просто понять, что лихая бандитская вольница кончилась. Вместе с самой грешной жизнью.

На лесной поляне командир разведчиков инструктировал командира Первой роты. Капитан инструктировал лейтенанта — что может быть естественней? Если забыть, что офицеры ровесники, оба командиры рот, но капитан командует разведчиками, а виконт де Тюренн, сын маршала, — простыми пехотинцами и ждать ему следующего звания — как второго пришествия Спасителя! Шанс, несомненно, даст война, но война, а не это непотребство, недостойное истинного дворянина! Гулять по лесам, резать обнаглевшую чернь — что за дело для него, мечтающего о славе и наградах?! Гнев звенел в висках, пальцы судорожно сжимали эфес, зубы скрипели от гнева!

Но был приказ — уничтожить банду. И именно так, как скажут. В данном случае — вот этот капитан. Впрочем, говорит он довольно связно. Да хотя бы и бредил — приказ должен быть выполнен!

Наконец, все готово. Задачи командирам поставлены, доведены до каждого солдата, и четыре взвода в некоем подобии строя, а как его удержишь в лесу, начали движение. Лейтенант с первым взводом. Где остальные — не понять. Ну да их ведут разведчики, Бог даст, не заблудятся. Вот слева слышен… а, да даже уже и виден второй взвод. Справа должен быть третий, но где он — демон его знает! В этой чаще ни разглядеть, ни услышать ничего метров за сто. Подождать, выровнять линию? Да ладно, этим олухам, что сейчас дрыхнут в шалашах, и двух взводов хватит!

Вот она, поляна. Вперед, бей кого увидишь, пленных не брать!

Но что это? Грязное мужичье выскакивает с оружием, организует строй! Пусть сонные, но, оказывается, каждый знает свое место, никакой суеты, бестолковой беготни. И их больше! Двух отставших взводов как раз и не хватает для грамотной атаки. В результате нет никакого правильного боя — началась та самая резня, о которой рассказывали старики и которой, как надеялся лейтенант де Тюренн, ему увидеть не придется.

Лицом к лицу, глаза в глаза, ненависть против ненависти! Крики азарта и боли, хруст костей и кровь, кровь, кровь… Какое руководство, какое командование? Убивай! Или будешь убит.

Лейтенант не видел, как в эту мясорубку втянулись подошедшие взводы, как начали разбегаться наиболее сообразительные бандиты. Только далеко убежать не получалось — два взвода разведки, расположившись в лесу вокруг поляны, перехватывали таких и хладнокровно убивали — пленные сегодня были не нужны.

Лишь небольшая группа побежала в болото. Огромный бандит повел ее уверенно в самую топь, но почему-то никто не тонул, шли спокойно, все дальше удаляясь от схватки, в которой, теперь уже было очевидно, гибла банда. Богатая, сильная, обученная. Уже бывшая.

Пьеру Малышу доверяли — он знал болото как свои пять пальцев. Вот вышли на островок, короткий отдых и снова вперед. Вперед из последних сил, наплевав на усталость, стертые мокрыми башмаками ноги. Кто-то оступился? Тонет? Все равно вперед — или выбирайся сам, или прощай, боевой друг. Главное — выйти из болота до темноты — тогда они спасены. Только Пьер Малыш знает, где они выйдут, а без этого их искать можно долго. И бесполезно.

Через пару часов беглецы уже не представляли, где находятся, потом потеряли счет времени под серым небом, под мелким нудным дождем. А потом и думать сил не осталось. Механически переставляли ноги в чавкающей мари, а иногда и вовсе бредя по пояс в воде.

Вот, наконец, видны сосны, значит, там песок, значит, дошли!

Пусть всего пятеро, но дошли, выбрались! Остались последние метры, Пьер взял главаря под руку, помогая добраться. Точнее, обозначая.

Свистнули три стрелы, трое рядовых бандитов схватились за оперенья, в тщетной попытке вырвать из груди смерть, и упали в вонючую трясину, ставшую их могилой.

Только главарь… Он оказался слишком быстр, слишком сообразителен. И он не желал сдаваться живым.

С шелестом вылетел из ножен тесак, рванулся к горлу… и уперся в железную руку Пьера.

— Ты? — главарь все понял мгновенно. — Сволочь!

И, перехватив кинжал левой рукой, воткнул его в печень Малыша. Сейчас он умрет, и можно будет освободиться из железной хватки, доделать дело, всех обмануть — сбежать на небо от этих ненавистных… Не вышло — жизнь слишком медленно уходила из большого, сильного тела агента. Когда Ажан подбежал, «Тихий» был еще жив. Но сил хватило только чтобы прошептать:

— Ты обещал…

Глава XIII

Молодой барон де Безье с супругой обедал у своего тестя. Милый семейный обед на троих, за столом прислуживала экономка шевалье де Ренарда. О том, что эта милая женщина греет хозяину не только обеды, знали все, но обсуждать, а уж тем более осуждать личную жизнь немолодого вдовца никто себе не позволял. В конце концов, человек богатый, детей в люди вывел, наследством обеспечил — имеет право. Тем более что все выглядит благопристойно — экономка ведет дом, в господские разговоры не влезает, да даже за стол с ними не садится, входит в гостиную только когда нужно. Может быть и чуть чаще, чем нужно, но так она же для гостей старается, чтобы было удобно, вкусно, и это, а, комфортно! Жюстин недавно узнала это слово и старалась пользоваться им как можно чаще, даже в мыслях — очень оно ей понравилось.

Когда экономка внесла десерт, молодой барон говорил о том, что уже через день они с супругой выезжают в Безье и настаивал, что заем, полученный от тестя, надо везти с собой. Потому что, во-первых, жалко платить комиссию банку, а, во-вторых, надежность амьенских банкиров вызывает вопросы — были уже задержки в оплате их векселей. А на дворе весна, если деньги сейчас не пустить в дело — до осени они будут лежать без движения, что есть прямой убыток.

— Ну что может случиться? — горячился барон. — Слава Богу почти месяц, как ни одного нападения! Сломали, наконец, бандитам хребет, так сколько можно сидеть и бояться, когда надо зарабатывать? Да и не собираюсь я ехать без охраны — поедем с караваном, да, обычным, но ведь охраняемым! А о том, что с нами три тысячи экю будет, ну кто об этом узнает, кроме нас троих? Выедем из Пикардии, сразу положу их в банк и дальше без охраны, но и без денег, налегке, домой! — азартно, так, что все было прекрасно слышно стоявшей за дверью Жюстин, настаивал де Безье.

И убедил! Во всяком случае, когда экономка вошла в гостиную в очередной раз, она услышала от де Ренарда: «Хорошо, согласен, но ради Бога, будьте осторожны! Вдруг в лесах еще кто-то остался».

— Обещаю, шевалье, все спрячем в тайники нашего экипажа, так, что найти можно будет, лишь разрубив его в щепки, — по титулу, чтобы польстить, и с огромным облегчением ответил барон.

Дальнейший разговор Жюстин не интересовал. Бедняжка извертелась в ожидании, когда гости уйдут, и она сама сможет покинуть дом. Не получилось, старый хрыч сразу же затащил в кровать. Пришлось больше часа изображать страсть и неземные восторги от его «невероятных» способностей.

Только после этих опротивевших старческих ласк, наигранных стонов и навязших в зубах комплиментов, наскоро приведя себя в порядок, она смогла выйти из дома. Демон с этим Ренардом, все можно перетерпеть, когда есть цель. И сегодня Жюстин к ней приблизилась, узнав такое, за что щедро заплатят сейчас и еще больше — после завершения работы. То есть уже в этом году, как сказали на собрании.

Была лишь одна сложность — встреча со Вторым была назначена через пять дней. Но сложность — не беда, именно в таких случаях ей разрешалось обратиться лично. Правда, тогда же было сказано, что идти на экстренную встречу надо, лишь убедившись в отсутствии «хвоста». Она честно пыталась проверяться — внезапно оглядывалась, приседала якобы поправить обувь, резко сворачивала в подворотни и выглядывала из-за угла, ожидая, что кто-то побежит следом, но ничего подозрительного не увидела. Сегодня ее вели все пять сотрудников, натасканных на наружное наблюдение. Выявить их у Жюстин просто не было шансов.

После нескольких неуклюжих попыток обнаружить слежку объект «Жрица» зашла в лавку папаши Фонтегю, известного на весь Амьен продавца оружия. Великолепные шпаги для дуэлей или разукрашенные рапиры к выходному костюму, недорогие, но надежные клинки для солдат — здесь каждый мог приобрести лучшее на свой кошелек так, чтобы не скрипеть потом зубами, сожалея о выброшенных на ветер деньгах. Все прекрасно, кроме одного — именно «Жрице» в этой лавке нечего было покупать. Причем настолько нечего, что один из полицейских нарушил инструкцию — зашел в лавку под видом покупателя. Теперь он не имел права работать по объекту — она его видела вблизи и могла запомнить.

Но риск оправдался — удалось зафиксировать короткий, буквально на несколько секунд, разговор «Жрицы» и Фонтегю, после которого она сразу вышла на улицу. Причем, если до захода в лавку женщина была напряжена, двигалась резко, даже порывисто, то после него сразу успокоилась, изменились походка и пластика, ставшие размеренными, неторопливыми.

С этого момента группа разделилась — двое продолжили держать «Жрицу», а двое переключились на Фонтегю, которого условились называть «Гусь». Почему? Да потому что толстый, богатый и ходит переваливаясь, как раз как эта птица.

Женщина ушла в город и еще два часа гуляла, иногда ненадолго заходя в кафе и магазины. Вела себя спокойно, проверочных действий не предпринимала.

«Гусь» вышел через полчаса. Сразу начал активно проверяться. Работать пришлось предельно осторожно, издалека, часто теряя его из виду, перехватывая на параллельных улицах, лишь пунктиром отслеживая маршрут. И в какой-то момент объект исчез. Вот только что повернул за угол, но к следующему перекрестку не вышел. Провал? Да за такой провал начальство мало что голову, чего посерьезнее оторвет!

Хотя… район-то знакомый. Буквально вот этот дом когда-то посещала «Малышка». Только входила-выходила она с параллельной улицы, но ведь дом именно этот. Может быть, просто сквозной? Делать нечего, обкладываем адрес и ждем — авось повезет, и вместо отрывания чего-либо нужного будут награды.

Повезло. Через полчаса полицейский, что дежурил на параллельной улице, увидел своих товарищей, ведущих «Жрицу». Условный знак, после которого они отворачивают в сторону, а он, убедившись, что женщина зашла в тот самый подъезд, уходит в конец улицы. Ждать и не мозолить глаза.

Через полчаса, видимо, разговор окончился, «Жрица» вернулась в дом Ренарда, «Гусь» к себе и больше никуда не выходили.

Утром из печной трубы в доме булочника Буланжера повалил черный дым, а ровно в десять часов над уже известной полиции голубятней поднялась стая голубей. Каким образом папаша Фонтегю смог передать информацию — осталось загадкой.

Де Романтен был взбешен! Хладнокровный человек, прекрасно контролирующий свои эмоции, как и положено дворянину с дюжиной именитых предков, орал на подчиненных, словно капрал на новобранцев.

Ажан в который раз поражался глубинам и сочности галльского языка. Все-таки жаль, что здешнее общество не осознало необходимости лингвистического анализа устной речи. Но можно порадоваться за будущих исследователей, у которых будет просто невероятное поле для работы.

В то же время, вдаваться в смысл красноречивых сентенций начальства не хотелось откровенно — все знакомо еще по прошлой жизни. Как всегда, несчастный руководитель доверился бестолковым подчиненным, которые не уловили, не смогли и не оправдали. И теперь остается только разогнать эту лавочку, по ошибке судьбы именуемую полицией, и на новом месте построить чистое и светлое здание… Боже, как же скучно.

Причем скучно было не только Ажану. Присутствовавший на совещании старший сын графа откровенно зевал, рискуя вывихнуть челюсть.

Дождавшись, когда фонтан эмоций виконта иссяк, он спросил:

— Так я не понял, господа, мы признаем свое поражение, или есть какие-то еще варианты?

Надо отдать должное де Романтену, он смог взять себя в руки.

— Разумеется, есть. И мы начнем завершающую стадию операции «Гость» завтра с утра. Но нам элементарно не хватает людей. Слежку ведут только пять человек на весь город. Пять, граф! Сейчас я не могу направить на это дело никого другого — Вам же докладывали, как действуют наши подопечные. Они расколют наших людей влет! — виконт сам не заметил, как употребил жаргон Ажана, за который раньше сам ругал его нещадно.

— Расколют? Вроде как орех? — усмехнулся граф. — Интересно. Так я не понял — Вы что, предлагаете передать полиции наших людей? Спешу огорчить — у нас ситуация не лучше. Мы только начали создавать у себя такую группу. Кстати, учимся у вас, оцените! С другой стороны — надо же им когда-то начинать. Давайте я завтра пришлю шесть человек в полицию. К кому им обратиться?

— Рекомендую, сержант полиции Ажан, — сказал де Романтен, указав на ютящегося в углу комнаты Жана.

— С Вашего разрешения, Ваше Сиятельство, — отреагировал Ажан, — я прошу, чтобы в полицию пришел только их старший. С остальными мы встретимся в другом месте.

И это была единственная реплика Ажана на совещании. Начальники, надо отдать должное, спланировали все довольно грамотно, а пару-тройку слабых мест он рассчитывал исправить по ходу дела.

Глава XIV

Энрико ворвался в дом барона де Спирака ранним утром. Это было недопустимо по законам конспирации, которым тот учил своего нового агента, и это было неслыханно по законам этикета. Чтобы простой солдат посмел разбудить дворянина?! В такую рань?! За это можно было убить. Просто заколоть шпагой прямо на пороге дома, и ничего бы барону за это не было — в своем праве, нечего черни благородных от сна отрывать.

Но де Спирак, как человек просвещенный, проявил мягкосердечие — просто съездил нахалу кулаком в рыло. И только после того, как тот поднялся с пола и вытер грязным рукавом кровавые сопли, поинтересовался причиной неурочного визита.

Обидеться?! Такое Энрико даже в голову не пришло. Да и за что? Подумаешь, в морду дали. Поди, капрал, бывало, и покруче прикладывался. Потому просто ответил:

— Срочное дело, Ваша Милость. Нас завтра с утра направляют в лес под видом каравана. Всю роту разведки наряжают кого извозчиком, кого купцом, кого прислугой. Меня так вообще благородным, вроде бы я на какого-то барона похож. А еще одного нашего, Вы не поверите, вообще девицей — вот смех-то стоит. Парень пробовал отказаться, так капрал сказал, что либо он надевает платье, либо все равно наденет, но зубы в казарме оставит, во как!

— И на какого же барона ты похож, дружок?

— Да я и не запоминал. А вот про девицу, которую наш солдат изображать будет, знаю точно — дочь скряги Ренарда. Я слышал, как лейтенант с сержантами разговаривал. Вроде как на караван напасть должны, а встретят нас, в смысле их, ну, разведчиков, то есть. А мы, э… они к таким схваткам специально готовились, учились, стало быть. Вот я и подумал, что Вам это нужно знать, и Вы за это заплатите. Ведь заплатите, да?

— Ко мне почему пришел?

— Так меня отпустили лишь домой за оружием сбегать, а потом все — больше никого из наших… э… то есть разведчиков из полка не выпустят, до самой этой, опреации.

— Операции, кретин. Ладно, что сообщил — молодец. Сейчас бегом в полк, пока тебя искать не начали. Но как в Амьен вернешься — сразу дай знать, немедленно! Встретимся в тот же день, ты знаешь где. Заодно и деньги принесу за сегодняшнее — на полсотни экю можешь рассчитывать. Заслужил!

Выпроводив агента «Маршала», де Спирак задумался. Вся работа, похоже, поставлена на грань провала. Шеф, он же Второй, сказал, что сведения получены от Одиннадцатой. А та их получила, подслушав разговор старого Ренарда с зятем, кстати, именно бароном. Получается, эти двое разыграли спектакль. Но тогда они знали, что от нее сведения попадут в лес и на приманку клюнут лесные молодцы.

Демоны, угораздило же их связаться с этими горе-заговорщиками! И как? Слов нет — информация от них идет хорошая. Но зачем нужны эти собрания! Маски, номера, прямо никто никого не узнает — глупость же, детские игры! И вот результат.

Теперь рубить концы поздно, надо бежать, пока есть время. Но сначала — предупредить, хотя бы Второго. Обязательно, чтобы его самого в предательстве не обвинили.

Экстренная ситуация требует экстренных действий, потому и рванул барон напрямую к папаше Фонтегю.

Тот, выслушав гостя, задумался. То, что надо срочно уходить, сомнений не вызывало. Но насколько срочно? Одиннадцатая приходила к нему, так что, скорее всего, он засвечен. После того, как ее приладят на дыбу, а приладят ее обязательно, она сдаст всех, кого сможет. И его — первым.

Значит, она должна замолчать навсегда. Есть у него такой умелец — обеспечивать тишину, под номером четвертым. Только самому к нему идти некогда, придется барона просить. Кстати, хорошо бы и барона туда же… но не сейчас, позже, когда в нем надобность отпадет.

Но одиннадцатую надо убить. Тогда будет порядок, тогда можно и самому уйти без спешки, оставив заделы для преемника.

— Значит так, сегодня, полагаю, нам ничего не грозит, но и тянуть время нельзя. Нужна Ваша помощь, барон. Надо срочно пойти в таверну «У плахи», там постоянно трется некий Крыс, передадите ему вот эту монету — это пароль. Пусть срочно убьет одиннадцатую. Как — его дело, пусть сам решает. А я к Первому, надо предупредить этого гения. Его многие знают, а он — всех. Так что пусть срочно бежит. Если все уляжется — вернется, слишком нужный нам мерзавец. Вечером встретимся, обсудим, что делать дальше.

«Так, — Второй запер дверь лавки, присел и вытер со лба пот, — надо успокоиться. Ничего страшного, сейчас четвертый уберет одиннадцатую, потом я — барона. Незачем рисковать — мертвый, он идеально сохранит наши тайны. Да, здесь все будет хорошо, осталось предупредить Первого. Срочно и лично. Так что — вперед!».

Оружейная лавка располагалась в одноэтажном доме, деля его с небольшой уютной таверной, где всегда были посетители. Не элита города, но и не отбросы — небогатые дворяне, служащие средней руки и искусные мастеровые, считавшие, что жизнь удалась, если они могут себе позволить обедать «У веселого оружейника». Поэтому было совершенно естественно, что из двери таверны вышел плотный мужчина в небогатой одежде, видимо, как раз из таких работяг. Легкая походка и ловкая манера двигаться говорили о немалой физической силе. Выбивавшиеся из-под картуза рыжеватые курчавые волосы, такая же рыжеватая борода без усов, какие любили отпускать моряки, и веселый взгляд ясно показывали миру, что идет человек достойный, добродушный и успешный.

Не было в нем ничего от неуклюжего, черноволосого и угрюмого папаши Фонтегю. И никто бы не обратил на него внимания, если бы не одна деталь — башмаки. Добротные коричневые башмаки из мягкой кожи. Те самые, в которых ходил объект «Гусь». Увидевший их полицейский, изображавший спешащего по делам такого же мастерового, сдвинул картуз на затылок, и работа началась. Дальше объект проверялся, накручивал круги и мотался по глухим подворотням, но, в конце концов, привел полицейских к дому господина де Планеля — единственного в городе журналиста, который раз в неделю писал заметки для столичной газеты. Просто газеты, без названия, поскольку других в славной Галлии попросту не было.

Этого нескладного долговязого и вовсе не родовитого тридцатилетнего мужчину в Амьене побаивались. Да что там, сам граф не гнушался с ним здороваться и всегда приглашал на торжественные приемы, чтобы потом прочитать в газете заметку о роскоши и утонченных вкусах своего двора.

Разговор хозяина дома с Фонтегю длился около часа, затем, после ухода гостя, де Планель вышел из дома в дорожном костюме, сел на лошадь и с места бросил ее в галоп по узким улочкам, криками разгоняя пешеходов. О том, чтобы проследить за ним, речь, естественно, не шла.

Через пару часов к дому господина Ренарда подошел вертлявый молодой человек, одетый как слуга из приличного дома, и попросил позвать мадам Жюстин, для которой у него письмо. Вроде бы, обычное дело. Это так и восприняли, только попросили его подойти к черному выходу. Потом пригласили войти — мадам сейчас подойдет, а на улице ждать неудобно. Такой прием молодому человеку не понравился, да настолько, что он собрался улизнуть, но куда там — слуги, больше походившие на шкафы, просто взяли его за локти и внесли в дом, словно корзину с продуктами. Попытка молодого человека схватиться за нож была пресечена легким подзатыльником, от которого бедняга пролетел пару метров, да так и остался лежать.

Пришел в себя в небольшой комнате без окон, освещенной тусклым дрожащим светом единственной свечи. Сам он сидел в пустой комнате, привязанный за руки и за ноги к крепкому тяжелому стулу. Похолодели руки, сжалось сердце. Пробовал кричать, звать на помощь — бесполезно, из-за двери не доносилось ни звука.

Только когда свеча почти догорела, в комнату вошел человек. Поставил на стол подсвечник, зажег свечи — сразу стало светлей и почему-то спокойней — появилась надежда выкрутиться. А что — он же ничего плохого не сделал.

— Очнулся? Очень хорошо, — мужчина улыбнулся, отчего его изуродованное шрамом лицо перекосилось. — Ты меня понимаешь?

Молодой человек кивнул.

— Тогда не будем тянуть, четвертый, — от этого обращения мороз пробежал по спине — знают! Все знают! Господи, что делать? Ведь повесят, четвертуют, на кол посадят…

— Итак, — продолжил мужчина, — быстро и четко — кто прислал и зачем?

— Прислал незнакомец, показавший условный знак. Приказал привести к нему госпожу Жюстин, — молодой человек решил солгать, разумно предположив, что о его намерении убить если и догадаются, то доказать не смогут. — Он остался ждать в таверне «У плахи», сейчас, наверное, уже ушел.

— Привести? С чего бы госпожа Жюстин с тобой пошла? Ты с ней знаком? Нет? Может, у тебя записка или знак какой для нее есть? Или сказать какие слова надо было, чтобы она все бросила и за тобой, как собачка, через весь город потащилась? Нет? Парень, ты не в том положении, чтобы лгать, — голос мужчины зазвучал жестко, глаза сузились, отразившееся в них пламя свечей, казалось, превратилось в адский огонь. — Еще раз, кто тебя послал?

Молодому человеку вдруг срочно потребовалось облегчиться, живот скрутило до невыносимой боли… Но надо отвечать.

— Я правду говорю, не знаю я его! Он такой… дворянин, со шпагой, ростом с Вас будет, волосы светлые, но не блондин, нос прямой… глаза… да не видел я его глаз — темно в таверне. А, вот, у него под левым глазом мушка приклеена, ну… какими благородные язвы от сифилиса заклеивают!

Все ясно, по таким приметам можно год искать — не найдешь. Да и мушку тот тип, скорее всего, только что приклеил. Ее уже, поди, и нет сейчас.

— Ты из таверны прямо сюда побежал, нигде не задерживался? Нет? Ну, смотри, живи, пока я добрый. И вспоминай! Всех, кто на ваших собраниях бывал, все, что вспомнишь. Чем больше вспомнишь, тем дольше проживешь. А то, чем демон ни шутит, вдруг и вовсе каторгой отделаешься.

Оставив молодого человека в тягостных раздумьях, Ажан поспешил к таверне «У плахи», надеясь увидеть таинственного заказчика. Но на подходе был остановлен коллегой, который и рассказал, что сейчас там сидит «Франт», которого обложили так плотно, что теперь ему деваться и некуда вовсе.

Что же, работа полиции по разгрому разбойничьих банд подходила к концу, осталось главное — не ошибиться в последний момент.

Кабинет интенданта де Романтена

— Итак, господа, — господин интендант энергично расхаживал по кабинету, нервно потирая руки, — будем считать, что все готово для завершения операций «Дубрава» и «Карусель». Одна проблема — война, которая, кажется, вот-вот начнется. Сегодня поступил приказ в полк — выйти к месту сбора Пикардийского корпуса. Но, слава Богу, мы успели сделать все, что планировали, теперь осталось не ошибиться, нанести удары врагу здесь, в Амьене. Для этого Его Сиятельство разрешил оставить в нашем распоряжении всю роту разведки. С ее командиром вы все знакомы — он сделал жест в сторону молодого офицера с нашивками капитана.

— Это прекрасно, — воскликнул Гурвиль, — но совершенно недостаточно! Лишь недавно и при уничтожении одной банды нам едва хватило разведчиков и пехотной роты. И то шесть убитых и два десятка раненых солдат! Захваченный главарь сообщил, что все бандиты собираются вместе, что-то готовится, но что именно — мы не знаем.

— Подтверждаю, — вступил в разговор командир разведчиков, — наши группы фиксируют этот сбор. Похоже, он завершится в ближайшее время. Общее количество бандитов ожидается около трех сотен. Почти батальон! И, как показывает опыт, батальон обученный, готовый к бою!

— Спокойно, господа, спокойно, — де Романтен примиряюще поднял ладони, — я ведь не закончил. Его Сиятельство не собирается бросать ни нас, ни, тем более, город на произвол разбойников. Сообщаю, что нам в поддержку придан боевой маг, сегодня прибывший из столицы! Цените, господа! Когда такое было, чтобы боевые маги участвовали в полицейских операциях? Если после этого кто-то скажет, что у нас недостаточно сил… Есть такие? Нет? Отлично, тогда продолжим. Господин Гурвиль, что по «Карусели»? Все готово?

Майор встал и подчеркнуто официальным тоном доложил.

— Готовы. Разумеется, только по тем, кого знаем. Мадам Жюстин, которая номер одиннадцатый, и некий Крыс, ни имени, ни фамилии не имеющий вовсе, уже у нас. Каются и рассказывают все, что знают. Причем безо всяких пыток, заметьте — надеются жизнь выторговать. Де Спирак, Фонтегю и Лили Буланжер под плотным наблюдением, планируем их брать уже этой ночью — похоже, собираются сбежать. Второй канал связи с бандитами нами так и не установлен, но утром возьмем под контроль злосчастную голубятню, чтобы завтра в десять часов оттуда ни одна курица не вылетела.

— Все же я полагаю, что де Спираку надо дать возможность уйти, — вступил в разговор шикарный дворянин, нахально развалившийся в любимом кресле хозяина кабинета. — Без этого становится бессмысленной операция «Гость», которую решено передать нам — ведомству маркиза де Шутта.

Все в кабинете недоуменно переглянулись. Общую мысль выразил Гурвиль:

— Но, простите, если барон уйдет, все дело развалится! Кого и в чем мы обвиним? Да, люди собирали информацию, и что? Да этим любой купец занимается. Они ее бандитам передавали? Так без барона мы этого никогда не докажем, только суд повеселим да адвокатам дадим заработать.

— Ну так и не трогайте никого! — разгорячился разведчик. — Вы почти всю эту шайку знаете, главари сейчас сбегут, остальные перестанут быть опасными — связи у них не будет. А как только кто-то на смену сбежавшим прибудет — вы же сразу об этом узнаете, вот и возьмете всех скопом, как положено, со всеми доказательствами и без спешки. Смотрите, для всех Жюстин убита Крысом, сам он на этом попался и будет повешен — у остальных все спокойно, можно дальше злодействовать. Прекрасно!

— Но второй канал связи нами не выявлен, — решился вступить в разговор Ажан.

— Да и демон с ним! Завтра они ничего не передадут, а уже послезавтра разъездная засада сработает! А там и черед других банд настанет! Мы знаем, что этот канал для бандитов. Перебьем их — кому он станет опасен? Кстати, я не спорю, а разъясняю решение Его Сиятельства. Это понятно? Если да, то сегодня и завтра работаем только по «Гостю». Кто сейчас контролирует это дело?

Поникший де Романтен, который еще час назад надеялся красиво доложить графу о разгроме Организации, кивком указал на Жана.

— Тебе понятно, что делать?

— Мы обещали им жизнь, — хмуро сказал Жан.

— Да что ты! — наигранно восхитился разведчик. — Мы — это, интересно, кто? Ты, что ли? А кто ты такой, чтобы что-то обещать? Здесь люди постарше тебя, и уж поверь — поумнее! Нет, ну прямо великий мудрец забрел к нам, сирым и умом скудным! Будешь делать, что я скажу, и только посмей ослушаться! — он показал внушительный кулак.

— Мы обещали им жизнь, — упрямо повторил Жан. — Именно поэтому они рассказали все, что знали. Ваши игры — это ваши игры, а наше слово — это наше слово. Вы можете сейчас меня выгнать отсюда, выгнать из полиции, Вы вообще, я уверен, многое можете. Но поможет ли это Вашему делу? В конце концов, что произойдет, если Жюстин и Крыс не будут казнены? Ведь о свободе арестованных речь не шла.

— Что произойдет?! Да ты!.. Впрочем… хм… Пожалуй, действительно, результат может быть интересным, забавным таким… А что, неплохо, юноша, для полицейского совсем неплохо, — шикарный дворянин успокоился, превратившись в эдакого заботливого барина. — Тогда давайте займемся делом. Я предлагаю вот что…

Глава XV

На втором этаже таверны «У прекрасной Марты», в небольшой, но красиво обставленной комнате, при свечах, за бутылочкой вина сидели двое мужчин. Обычное, казалось бы, дело — вечер после тяжелого дня, уют и тепло, почему бы и не выпить уважаемым людям… Вот только не положено дворянину, блестящему офицеру, боевому магу пить с затрапезным полицейским сержантом. Не по статусу, однако.

Но, видимо, офицера это потрясение основ не волновало ни в малейшей степени. Потому и разговор лился ровно и со вкусом, как хорошее вино.

— Удачно, что ты остановился именно в этой гостинице! А мне говорят — маг в город приехал, с нами работать не побрезгует! Я думаю, где ж такого откопали? Захожу в таверну и что вижу? Сам лейтенант де Савьер! Или уже капитан?

— Лейтенант, лейтенант, — усмехнулся собеседник. — И, между прочим, никакой удачи в нашей встрече нет — мне Адель сказала, где ты живешь.

— О как, просто Адель! Желаете сказать, Ваша Милость, что некая юная баронесса де Безье Вас уже не интересует?

Де Савьер, смутившись, почесал затылок:

— Ты-то откуда о Шарлотте знаешь?

— Шевалье, Вы меня поражаете! — всплеснув руками в притворном недоумении, воскликнул Жан. — Адель, Шарлотта… Когда Вы успели стать записным ловеласом? Сколько еще разбитых девичьих сердец в Вашей коллекции?

— Да я только о Шарлотте… Адель — это так…

— Ах, графиня — это так? Очень интересно. А граф в курсе?

Покрасневший, как юный семинарист, де Савьер, наконец, собрался с мыслями.

— Жан, хватит издеваться над старшими по званию. Во-первых, с Аде-е…, ну, с графиней, мы друзья, и ты это прекрасно знаешь. Да, она разрешила называть ее по имени, но не более того. Во-вторых, откуда ты о Шарлотте знаешь? И, в-третьих, какого, собственно, демона?! Я люблю твою сестру и давно попросил бы ее руки, но Шар… э… юная баронесса боится, что сейчас ее отец ни за что не даст согласия на брак. Я и сюда напросился, заметь, сам напросился, в надежде на карьеру. Да, грешен, надеясь на поддержку э… графини. Доволен?

Жан рассмеялся. Впервые за много месяцев он сидел в компании друга, рядом с которым не надо было ничего играть. Наоборот, собеседника можно было поддеть, не опасаясь надутых щек, высокомерных обид и прочей сословной ерунды.

— Да успокойся ты. Отвечаю по пунктам, но не по порядку. О графине спросил просто так, в шутку. Во-вторых, ты действительно думаешь, что отец не знает, с кем переписывается его дочь? А некие подробности, заметь, не задевающие ни твоей чести, ни сестры, мне сообщил Гастон, вы ведь знакомы? Он, кстати, недавно женился, и именно здесь, в Амьене, так что поведал мне семейные тайны, включая твою. Отсюда логично следует третье — имеешь шанс стать моим родственником. Иначе Шар… э… юная баронесса уже давно бы носила другую фамилию. Доволен? Если да — предлагаю за это выпить!

Много ли нужно молодому человеку для полного, безграничного счастья? Всего лишь влюбиться и получить надежду на неземное, как ему кажется, блаженство. А то, что самое трудное будет лишь потом — кто в молодости об этом думает? Так рассуждал Жан, точнее, поживший, битый жизнью мужчина, что с доброй завистью смотрел сейчас глазами Жана на сияющего де Савьера.

— А ты сам-то, сам-то, — сменил тему подвыпивший виконт. — Адель… да, Адель, имею право, так вот, она сказала, что ты родственник хозяйки таверны. Она что, тоже скрывающаяся баронесса? Нет, если это семейная тайна, то ладно. Но интересно же!

— Ладно, отвечу, но только тебе. Балладу о Черном бароне и таинственной девице помнишь? Так вот это она и есть.

— Марта? Девица в маске? Вот это сюжет! Роман писать можно!

— Достаточно баллады, там уже все переврали, так что хватит творчеством корежить мою жизнь. Лучше расскажи, как жил это время. Демон! До сих пор не могу поверить, что снова будем вместе драться!

— Да по-разному жил. После того, как я то письмо отнес… Кстати, больше меня о таком не проси — легче было пять дней на стенах Сен-Беа воевать, чем два часа у этого Транкавеля погостить — он же из меня всю душу вынул! И, слава Богу, словами — мог и палачам отдать, по-моему. С него сталось бы.

— Не так уж он страшен, поверь. Пугает только. Но ты не отвлекайся, давай ближе к делу, — вернул разговор в нужное русло Жан.

И шевалье рассказал, как с восторгом был принят его доклад по магической защите Сен-Беа, как аплодировали ему лучшие маги страны, обещая блестящую карьеру, почести и прочее, прочее, прочее… И как, разумеется, для его пользы, кто бы сомневался, засунули в самый бестолковый отдел Магической академии. Мол, Вы, господин лейтенант, пока отдохните, изучите опыт коллег, подтяните теорию, а мы пока подумаем, в какую дыру Вас запихнуть. А кому Вы здесь, в столице, нужны, простите, без связей и покровителей? Заслуги и талант? Прекрасно! Вот мы и подберем Вам местечко и по заслугам, и по таланту. Где-нибудь подальше, чтобы нашим протеже конкуренции не составляли.

Полгода издевались, пока графиня не написала, что ее отец запросил в свое распоряжение боевого мага, причем именно его, де Савьера. От него требовалось лишь подать встречный рапорт о переводе, который и был удовлетворен буквально за неделю — срок для канцелярской машины Академии небывалый. Обычно для этого месяцы требовались.

К сожалению, или к счастью, де Савьер не догадывался, что как раз покровитель, и могущественный, у него был — за судьбой лейтенанта, тщательно следил сам виконт Транкавель, один из виднейших придворных вельмож. Однако, следил издалека, не желая до времени обозначать свой интерес. Очень уж любопытной показалась ему связка судьбы этого лейтенанта с судьбами графини Амьенской, бывшего унтер-офицера Ажана и владетельного барона де Безье, сообщившего о любовной переписке молодого человека со своей дочерью и попросившего навести о нем справки.

— Утром прибыл, доложился графу, поболтал с графиней и сюда, — закончил рассказ де Савьер.

— То есть зачем вызвали — тебе пока не объяснили? Тогда и я тебе голову морочить не буду. Предлагаю допить эту бутылку и идите-ка Вы, господин лейтенант, отдыхать. Завтра Вам предстоит интересный день.

Глава XVI

Батальон выходил на исходные позиции.

В ближайшие дни полк покидает город, и нет ничего удивительного, что обоз вышел заранее. Десятки телег и крытых кибиток под охраной рейтар отправились к месту сбора. С полком поедет лишь продовольствие, и лишь столько, сколько потребуется на переходе.

По крайней мере, так было объявлено. На самом деле, поклажа лежала только в телегах, а в кибитках сидели солдаты. Опыт предыдущей атаки на банду был проанализирован, ошибки учтены. В этот раз не планировалось уничтожать противника одним ударом и, по возможности, избегать рукопашных схваток.

Но это потом. Противник тоже учился на ошибках — недавно разведчики напали на группу бандитов. Три человека шли, чтобы взять под наблюдение городские ворота Амьена. Сработали как всегда — четко, быстро, никто из бедолаг и дернуться не успел. Так вот, один из них нес… корзину с голубем!

Это означало одно — у противника появилась экстренная связь, и, если батальон будет обнаружен, бандиты уйдут. Ищи их тогда по лесам.

Потому и пришлось удлинять путь батальона. Через пять километров обоз остановился, солдаты вышли из кибиток, построились в походную колонну и скрылись в лесу.

Дальше за их поход отвечали разведчики сержанта Тома. Именно они построили маршрут так, чтобы не столкнуться с поисковыми группами разбойников, которые чем ближе к базе, тем чаще встречались на пути колонны. Их старались пропускать, не потревожив, но две группы пришлось перехватывать — расстреляли из засады из луков, никто не ушел. У одной из уничтоженных групп была клетка с голубем. Выпустить его бандиты и в этот раз не успели — повезло.

К месту сбора вышли вечером второго дня. И увидели, как вдали все-таки пролетел голубь. Ожидаемо — следы батальона на лесных дорогах не спрячешь. Отслеживали тех, кто мог столкнуться с колонной, но какая-то группа прошла позже, кто-то сделал выводы и сейчас предупреждал своих.

Поздно! Да, обидно, но не страшно — голубятня не может находиться в лесу, только в окрестных деревнях, от которых к разбойничьей базе еще надо добраться, а это время. Да и два взвода разведчиков расположились вокруг, контролируют подходы и, Бог даст, связного перехватят.

В любом случае, завтра с утра бандитам будет не до голубиной почты, им бы шкуру свою спасти.

Пока солдаты устраивались на ночевку, командиры собрались на совещание.

Ажан, как младший по званию и единственный простолюдин, сидел в дальнем углу, стараясь не влезать в разговор.

Настроение было поганым — не повезло с погодой. На небе ни облачка, ветер затих, птицы сейчас орут, как сумасшедшие, но завтра начнут чирикать только когда увидят людей. Такой гвалт поднимут — только глухой не всполошится. Солнце, опять же, прольет свой проклятый свет на благословенную землю — и как, спрашивается, в таких условиях воевать? Молодая листва почти не глушит шаги, хрустнувшая под ногой ветка слышна, словно выстрел, зато разбойничьи секреты укрыты надежно. Где благословенный дождь, да еще бы и с грозой, чтобы затопить лесные болота, превратить в непролазную грязь дороги, напрочь перечеркнуть саму мысль о возможности походов, маневров и лихих войсковых операций?

Что же, как говорили в прошлой жизни, за неимением гербовой пишем на простой. Работаем.

Агент «Жерар», тот самый, кого несколько месяцев назад вместе с братом взяли на лесном тайнике, сообщил, что все банды собрались вместе, Король также прибыл — что-то готовится, но что — ему неизвестно. Во всяком случае, порядок обороны и отхода при нападении, вопреки обыкновению, разбойникам не сообщался. Лишь объявили, что опасаться теперь некого и приказали готовиться к выступлению, а куда и зачем — про то главари пока молчат.

Так что у военных нет времени для ожидания, действовать надо сейчас, пока старые каналы связи противника с городом блокированы, а новые не созданы.

Бандитов около трехсот человек, и батальона пехотинцев, даже усиленного ротой разведки, для их уничтожения, безусловно, мало. Но с разведчиками боевой маг, что меняет ситуацию в корне.

Расположение лагеря известно, план и схема охраны имеются, надо действовать. А как — вот это сейчас господа офицеры и решают. Решают, надо сказать, довольно грамотно. Бандитский лагерь расположен на большой поляне на берегу реки. Неширокой, метра четыре, но ее запросто не перепрыгнешь, а противоположный берег довольно крут и покрыт лесом. Расположи там пару взводов, и никто не переправится.

Ниже по течению — болотистая низина. Проходимая, но для скорого отступления непригодная — слишком тяжело по ней идти. Если какие глупцы и решатся — с ними потом можно разобраться, никуда уже не денутся.

Остаются две поросшие соснами гряды, между которыми, опять же, болота и дальше непроходимый лес. То есть, конечно, небольшая группа там пройдет, но основной массе все же придется идти по грядам, на выходе из которых их и встретят усиленные роты в полном боевом порядке. Через них даже опытным бандитам, но не обученным правильному бою, никогда не пробиться.

Параллельно реке поляна ограничена таким же непроходимым лесом. Если найдутся герои, которые решат уходить в него, их встретят разведчики, резать людей в густых чащобах — их работа.

Маг атакует вдоль реки, задача — выдавить бандитов на гряды и запереть возможность их возврата. Все, господа, диспозиция определена, готовимся завтра побеждать! Вопросы?

— Среди бандитов есть маг, — сказал Ажан. Негромко, но присутствующие вздрогнули. Один маг в бою стоит полка. Если он появился у противника… Но откуда? Что делать магу, элите армии, в этих непролазных дебрях, среди грязных мужиков и безжалостных комаров?

— Чего? — скорее возмущенно, чем удивленно спросил командир батальона, до этого старательно игнорировавший присутствие безродного полицейского на благородном собрании.

— Сегодня я видел, как один человек в лагере разбойников создал иллюзию дворца амьенского графа. Так вот башни этой иллюзии были с человеческий рост. Группа разбойников, вероятно главарей, ходила внутри нее, что-то рассматривали, обсуждали. Правда, зеленого плаща на нем не было.

— Вообще-то магией обладает любой дворянин, — уже не слишком уверенно сказал командир батальона.

— Но не такой, — вступил в разговор де Савьер. — Судя по тому, что описал сержант, это сделал действительно выпускник Морле.

— И что теперь делать?

— Жан, а ты что думаешь? — спросил де Савьер?

— Жан?! — вот сейчас командир батальона возмутился по-настоящему. — Господин лейтенант, — подчеркнуто, издевательски вежливо обратился он к магу, — не должны ли мы поинтересоваться мнением еще и моего ординарца или вообще вчера пришедшего на службу солдата?

— Нет, господин майор, не должны, — спокойно ответил де Савьер. — Но отставной унтер-офицер Ажан имеет опыт организации борьбы с магами. Именно он в прошлом году командовал обороной крепости Сен-Беа. Мне за это приключение была вручена золотая шпага, извините за хвастовство.

— Вот как? И Вы, лейтенант, воевали под его командованием?! Вот это новость! — впервые в голосе командира батальона прозвучало уважение. — Что же, господин сержант, мы слушаем Ваши предложения.

— Предлагаю ничего не менять в Вашем плане, — Жан проигнорировал язвительное «господин». — Единственно — предупредить бойцов, чтобы без необходимости не выходили из леса. Маг не всесилен, он не может бить по площадям.

— По площадям? Это как?

— Извините, господин майор. Я имел ввиду — не может бить, не видя конкретной цели. Господин лейтенант рассказывал, что магический резерв ограничен, а после истощения маг умирает. Так что задача солдат — подставить того мага под удар господина де Савьера. Что скажете, господин лейтенант?

— Скажу, что магическая дуэль — штука веселая, но опасная для окружающих. Думаю, если сцеплюсь со своим однокашником, кстати, сколько ему лет?

— Лет тридцать, Ваша Милость, — ответил Жан.

— Значит, не знакомы. Тем лучше. Итак, если, нет, когда сцепимся — бандиты побегут, как зайцы. И поверьте — в нужном направлении.

— Значит, так и решили. Господа офицеры, прошу поставить задачи своим подчиненным, завтра нас ждет хорошая драка!

После совещания командир батальона задержал де Савьера и долго расспрашивал об обороне Сен-Беа и отставном унтер-офицере Ажане. Майор много и хорошо воевал, но сегодня впервые в жизни разговаривал с сержантом, которому беспрекословно подчинялся не просто лейтенант — боевой маг! О чванстве этих гениев в армии ходили легенды.

Вот бы удивился капитан, если бы узнал, что впервые командовал и Кавалером. Единственным в истории кавалером двух звезд — Голубой и Алой! Но не судьба — Жан просил друга не афишировать сей славный факт.

«И только небо засветилось, наутро все зашевелилось, сверкнул за строем строй», — вспомнились Жану строки из далекого детства.

Только строй не сверкал, а так да, все выглядело эпично, как в фильмах, что с восторгом смотрел когда-то мальчишка Борька Воронин. Хорошие солдаты подобрались к плохим разбойникам, которые сидели в охранении, и лихо их сняли, да так, что никто и не пикнул. Только, к сожалению, это было не кино. Одна из групп ошиблась, прозвучал выстрел. Все, игры в диверсантов кончились. Надо воевать.

Маг в сопровождении капральства разведчиков вышел на поляну. Разбойники уже выскочили из шалашей. С оружием, готовые к бою, но пока не понимающие — что случилось и с кем нужно драться. Пока сформировали группу, послали ее к месту выстрела… потратили минут пять, не более, но этого хватило, чтобы батальон занял свои позиции. Так что разбойников встретили дружным залпом из леса.

Главари сориентировались быстро: подготовились к отражению атаки, послали несколько групп в разных направлениях — искать место для прорыва.

Де Савьер задержался с ударом. Главное сейчас — маг, с остальными разберемся потом.

— Вон он, в центре, в шляпе с черным пером! — крикнул в азарте Жан, указывая де Савьеру цель. Сразу удар — полетел огненный шар. Несколько человек спалил, как соломенных кукол, и ушел в землю — противник успел среагировать.

Началась магическая дуэль. Не то изящное фехтование учеников под надзором учителей, что видел курсант де Безье в Морле, а бой мастеров на уничтожение.

Над поляной сверкали молнии, летели тучи ледяных игл, сама земля, словно в агонии, корчилась от бешеного напора магии. Какое тут сражение — спасаться надо! Эту простую мысль быстро поняли бандиты. Попытались сунуться через реку, в лес, везде получили отпор и, как овцы на заклание, сломя голову бросились по кряжам, прямо на выставленные галлийцами засады. Бежать в сторону сражающегося де Савьера дураков не нашлось — есть менее болезненные формы самоубийства.

Однако противник попался достойный! Да, он уставал, но не быстрее, чем сам де Савьер. Так и до истощения дело может дойти. Тот маг, что с бандитами, черт с ним, но силы де Савьеру сегодня еще потребуются, ничего еще не кончилось. И Жан рванул на поляну. Старкад? Да, он бы помог, но после него не останется сил, Король может уйти. А пока эта сволочь на свободе, опасность для города не снята. Хрен его знает, что это за Король и откуда он взялся, но сегодня его надо взять. Поэтому никаких старкадов, просто вперед!

Маг разбойников увидел, что к нему бежит какой-то человек. Явно сумасшедший, но подпускать близко и его не следует. Легкое движение пальцев, не прерывающее основного заклятия, и в сторону этого червяка летит молния. Что за демон?! Промазал?! Ну, на еще! Опять мимо? Так на, на, на, да сдохни ты, наконец!

Де Савьер тоже отвлекся на своего друга и едва не упустил момент, но все же успел. Яркая молния толщиной со столетний дуб ударила во врага. Тот успел увидеть атаку, попытался отвести… не получилось — сгорел, даже не успев почувствовать боль.

Можно праздновать победу, но некогда. Непонятно почему все еще живой Жан кричит, куда-то показывает, о чем он вообще? А, вон от бандитов отделился человек, идет прямо в болото. И уверенно так идет, словно точно знает куда. Вот за ним попробовал еще кто-то побежать… не получилось, провалился, утонул, даже крикнуть не успел.

Подготовленный путь отхода? В Клиссоне всегда учили, что у командира должен быть такой, о котором никто не знает. На крайний случай. А ведь может и уйти — разведчиков около того болота нет, а солдаты по лесу ходить не умеют, им не угнаться.

— На перехват! — скомандовал Жан. — Лейтенант, бросьте оружие, вообще все, что мешает идти, и вперед! Все вперед, этого, — он указал на беглеца, — надо перехватить. Любой ценой. Вперед!

И рванулся в лес. Это очень тяжело — идти по лесу. Кустарник сплетается в непроходимый массив, упавшие от старости деревья лежат повсюду, и просто так через них не перешагнуть — надо обходить, перелезать. Солнце, которое проклинал с утра, сейчас единственное спасение — без него направление не удержать, заблудишься намертво, каким бы ты ни был лесовиком.

Там, в болоте, тоже не просто, поэтому шанс на поимку есть, лишь бы не остановиться, не дать себе поблажки, которую просто требуют разрывающиеся легкие, хрипящее пересохшее горло, гудящие ноги и готовое вырваться из груди сердце. Все это уже было, раньше, на тренировках, но никогда это не было так жестоко.

Просвет! Болото близко. Теперь успокоиться — где наш болотоходец? Да вон он, идет прямо на нас! Надо подготовиться к встрече.

Когда уставший, одуревший от болотного газа бандит вышел на берег, он не поверил своим глазам. В него одного в упор целились одиннадцать лучников. Чуть в стороне стоял еще один молодой мужчина, держащий руки, словно маг, приготовивший заклинание.

— Стоять, — скомандовал один из лучников. — Мы устали, можем не удержать тетиву. А если сорвется господин маг, — кивок в сторону молодого мужчины, — о смерти ты будешь умолять. Бросить оружие и три шага вперед. Встать на колени, руки за голову. Алан, Даниэль, связать жестко, чтобы и мысли у него о побеге не возникло.

Когда все было кончено, Жан подошел к разбойнику. Невзрачному, затрапезно одетому. За подбородок поднял его голову, взглянул в глаза и сказал:

— Ну что, Король, добро пожаловать. Дворец ждет.

Куда ты лезешь, мальчик, ты всерьез думаешь, что первым попытался схватить мастера? Не смеши, уходили мы и не из таких ловушек! — пленник мысленно усмехнулся, впрочем, продолжая изображать покорность судьбе. Но сотворил заклятие, маленькое такое, невинное, когда между пальцами возникает молния, способная перерезать любые путы. Вот сейчас появится привычное покалывание… вот сейчас… что?! Как?! Где оно?!

И тогда Король завыл. Жутко и тоскливо. От отчаяния, от бессилия, от ненависти.

Амьенская тюрьма. Камера допросов

Король сидел, привязанный к стулу. Он знал тактику палачей — вначале запутать, потом запугать и лишь потом… Вот о потом лучше не думать. Боли не будет, для этого есть свое заклятие. Но что будет с телом? С молодым, сильным, ловким? Неужели все зря? Подожди, не паникуй. Никто не проиграл, пока никто не выиграл, так учил его когда-то… Демон, плевать на него, главное, что научил!

Что они знают? Что ты Король. Откуда, ведь никто тебя при этих… стоп, не отвлекаться, никто при них так тебя не называл. Описать тоже никто не мог — нет у тебя особых примет, и это выручало не раз. Но тот седой юнец со шрамом… он не сомневался, не рассматривал — опознал сразу. Видел раньше? Не помню… не знаю… седина и шрам на пол-лица не дают вспомнить… Плевать, главное — держаться уверенно — ты не Король, обычный бандит, но готовый рассказать все, что знает. Сам! Безо всяких пыток! Правдиво и подробно, хотя что может знать рядовой бандит? Да, это шанс. Единственный, и другого не будет.

В камеру вошел вчерашний седой мальчик. Лет двадцати, но жизнью битый изрядно — типичный солдафон, только и умеющий шпагой махать. Попался бы в поединке — свои же кишки у меня нюхал. Жаль — сегодня не мой день. Но ничего, уж я тебя заставлю вокруг пальца хоровод водить! Ну, чего ждешь, твой выпад первый!

— Я сержант полиции Ажан. Простолюдин. Если Вы дворянин — скажите, Вас будет допрашивать офицер.

Вежлив, сволочь. Прямо придворный секретарь! Только офицер, небось, поумнее тебя будет. Нет, уж лучше я с тобой пообщаюсь.

— Что Вы, господин сержант, откуда? Нет, я Жак Простак (хорошо, однако, придумал!), деревенский я, никак не дворянин, что Вы.

— Как скажете. Вы (демон, он все время на Вы, не поверил?) обвиняетесь в организации нападений на торговые караваны и руководстве разбойничьими бандами, координации их действий.

— Да как, да откуда? Да помилуйте, с чего вы на меня чужие грехи вешаете? Не по правде это, не по-божески!

Полицейский придвинул второй стул, сел прямо напротив пленника.

— Хватит валять дурака, шевалье! Да, да, я знаю, кто Вы. И я в любой момент готов пригласить офицера. Тогда о топоре палача Вы будете молить на коленях. Не верите? Желаете съездить в Клиссон, господин де Крепон?

Бывшего курсанта Военной академии Бретони Ажан узнал сразу. Во-первых, общались лично. Правда, тогда шевалье представился де Треланом, но это неважно. Аура не изменяется. Эта аура осталась на кинжале де Крепона, который когда-то показал Жану полевой маршал де Ри. Эта же аура у тебя.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, шевалье. В 1615-м году Вы убили на дуэли курсанта. За это уже полагается смерть. Далее, в 1617-м Вы командовали отрядом, который вырезал деревню Брам, повесил жену и дочерей сеньора. Желаете вспомнить подробности?

В этот момент де Крепону стало страшно. Так страшно, как не было никогда в жизни. За Брам полагалась смерть лютая, долгая и изощренная. И спорить бесполезно: если этот сержант уже знает, доказать — дело техники. Хотя…

— Сейчас в Тулузской тюрьме сидят два мерзавца, Ваши бывшие подчиненные в Браме. Готовы Вас опознать.

— Врешь! — радостно воскликнул де Крепон, — их месяц назад убили!

— Верно. Только Вы-то откуда об этом знаете? Про нападение на тулузскую тюрьму глашатаи на площадях не кричали, а уж то, что целью нападавших были эти двое — и вовсе тайной короны объявлено. Так как? Готовы объяснить? Или рассказать? Как убивали младенцев, пытали крестьян. Хорошо заработали? Впрочем, это уже не мое дело, Вы мне вообще не интересны.

— Зачем же ты пришел? — скорее прорычал, чем спросил де Крепон.

— Действительно, зачем? Казалось, что приду и смогу что-то понять. Ошибся. Оказывается, ты мне не интересен, прощай, — и Жан пошел к выходу.

Спокойно, без злости, без криков и угроз от душегуба уходил последний шанс пусть не на спасение, не до него, хотя бы на легкую смерть. Этого нельзя было допустить, его надо остановить, любой ценой!

— Подождите! — шевалье сам не заметил, как обратился к простолюдину на Вы. — Я могу… я знаю… ради Бога, остановитесь, я спасу город!

— Чего ты спасешь? — уже взявшись за дверную ручку, Жан обернулся.

— Был приказ. В ближайшие дни мы должны были войти в город как мирные крестьяне и торговцы. Когда именно — нам сообщат, в одном из тайников, я покажу каком, будет оставлено письмо. Наша задача — в нужный момент устроить бунт в городе.

— Теперь поднимать бунт некому. Да и раньше это было бессмысленно — гарнизон, даже оставшийся в крепости, разметал бы вас, как ветер перья. Кстати, что значит «нужный момент»? Кому нужный?

— С нами был боевой маг, не забывайте. Это у вас его не должно было быть. К тому же, захватывать город и не требовалось — эта задача стояла перед армией, которая осадит город. Мы лишь устроили бы смуту и открыли ворота.

— Какая еще армия? Вся армия кастильцев готовится к сражению! Выделить войска еще и для осады Амьена — откуда?

— Это будут не кастильцы. Со дня на день на рейд Кале войдет островная эскадра. Самая крупная из всех, что когда-либо собирала эта империя. Флот и часть армии осадят ослабленный гарнизон Кале, остальные двинутся сюда. После этого галлийская армия может демонстрировать чудеса героизма в сражении с Кастилией — северо-восток страны все равно будет потерян. Кале отойдет островитянам, Амьен — кастильцам. Ну что, стоят эти сведения моей жизни? — в голосе пленника вновь появилась бравада.

Жан помолчал, внимательно рассматривая де Крепона.

— Я доложу. Сейчас придет прокурорский клерк, расскажешь ему все и подробно. Помни, это твой единственный шанс. Последний.

Кабинет графа Амьенского

— Итак, капитан, Вас можно, и даже нужно поздравить с удачей! Безусловно, Ваши заслуги оценены по достоинству и уже завтра о наградах будет объявлено на весь город.

— Благодарю Вас, Ваше сиятельство!

— Спасибо, — граф вежливо кивнул, — но сейчас я хотел поговорить о другом. Этот полицейский, что был с разведчиками, как проявил себя?

— Полицейский? — недоуменно произнес военный. — Ну да, был такой. Де Савьер рассказывал о нем какие-то совсем невероятные вещи — вроде этот парень — ему на самом деле лет двадцать, уже отставной унтер-офицер и, чего точно быть не могло, — командовал целым гарнизоном крепости. В общем, чепуха какая-то, хотя спорить с де Савьером никто не стал — маги на дуэль не вызывают. Да, помню того полицейского — командир разведки зачем-то привел его на совещание перед боем… Впрочем, это оказалось кстати — он сообщил о присутствии среди разбойников боевого мага — мы внесли необходимые коррективы.

— И как же он этого мага опознал? Как я понял из Вашего доклада, никакого зеленого плаща тот не носил.

— Полицейский видел, как маг создал иллюзию Вашего замка.

— Вот как? А Вас не заинтересовало, что за лагерем разбойников наблюдали еще и разведчики, а эту иллюзию увидел только он?

— Ну… наверное… то есть да, Вы правы. Но в тот момент мы думали только о предстоящем бое, поэтому такой вопрос и не возник. А действительно, почему?

— И еще, — проигнорировав вопрос, продолжил граф, — как он вел себя в бою?

— А вот этого, Ваше Сиятельство, я совершенно точно не знаю. Он был с разведчиками, которые непосредственно в схватку не вступали — их делом было обеспечение операции, перекрытие отдельных путей отхода противника. Я за ними и не наблюдал вовсе. Да, еще они прикрывали нашего мага в той жуткой дуэли! Но мы, в смысле пехота, находились от нее далеко, чему, честно сказать, были рады — никто не хочет находиться около сцепившихся магов — слишком мало шансов уцелеть.

— Да, капитан, никто не хочет, — задумчиво, словно самому себе, сказал граф, — кроме одного полицейского. Когда он вернулся, на нем вся одежда не то что прогорела, обуглилась. А он цел и здоров… Бывают же чудеса… Значит, не видели его в бою? Что же, еще раз спасибо за отличную службу, поздравляю с наградой, а с какой — пока промолчу. Готовьтесь к сюрпризу — уверяю, приятному!

Когда капитан ушел, граф крепко задумался. Полицейский Ажан все больше занимал его мысли, отвлекая от действительно важных и серьезных вещей. Каким-то образом он оказывался втянут в важнейшие процессы, происходящие в графстве. Не все, но многие, слишком многие. Не на первых ролях, всегда в тени, но его имя всплывало постоянно.

Попытки навести справки о нем не привели ни к чему — известная информация подтверждалась, но новая не добавлялась никогда. Даже применение эликсира принцев ничего не дало! Николь свое дело, несомненно, сделала — трактирщик видел, как она буквально на себе уносила клиента, да и приставленные люди проследили — все прошло по плану. И каков результат? Куча никому не нужных, а, главное, совершенно непроверяемых подробностей и ничего более. Старший сын направлял своих людей в его деревню, да что толку? Изуродованное лицо, седина, делают просто невозможным опознание. Попытка навести справки в Клиссоне даже не предпринималась: тайна академии — штука слишком суровая, чтобы с ней играться.

Можно было бы просто запереть его в подвале и поручить заботам тамошних костоломов, но такого не поняли бы слишком многие, и первой — собственная дочь! Кстати, она подтвердила сказку о командовании крепостью и унтер-офицерстве, полученном в двадцать лет.

Вот так вот, Ваше Сиятельство, — граф усмехнулся своим мыслям. Дожил, мол, всерьез размышляет о пытках человека, которому стольким обязан. Начиная с жизни собственной дочери и кончая недавним разгромом бандитов. Вот до чего любопытство доводит. Не зря, ой, не зря Господь его к грехам причислил.

Глава XVII

Через день в городе был праздник! Власти подарили добрым горожанам развлечение — казни! Правда, не как обычно — в воскресенье, но зато много и на любой вкус. С раннего утра главная площадь была заполнена народом — все стремились пробраться как можно ближе к эшафоту, чтобы сполна насладиться изысканным зрелищем. Юркие мальчишки продавали зевакам жареные соленые орешки, знатоки обсуждали детали и нюансы предстоящего действа, достоинства и манеру работы городских палачей до тех самых пор, пока, наконец, все участники шоу не заняли свои места.

Тогда осталось лишь слушать, смотреть и оценивать. А после, сидя за бутылочкой-другой вина, во всех подробностях вспоминать, обсуждать, смаковать.

Что сказал перед отсечением головы толстый Фонтегю, как долго билась в агонии повешенная племянница булочника Буланжера и как, об этом рассказывали те, кто стоял у самого эшафота, некий безвестный ремесленник, которого тащили к колесу, бормотал:

— Голуби, голубки мои родимые, как же вы теперь без меня…

Шевалье де Крепона, Крыса и Жюстин среди казненных не было.

Де Савьер смотреть на это зрелище не пошел. Он насмотрелся всяких смертей на войне — легких, как утренний сон, и страшных, хуже ночных кошмаров. Как всякий сын своего века, он знал, что казнь — необходимая составляющая правосудия, но любоваться этим не собирался, хотя и принимал как должное.

Утром, пока народ развлекался, он спустился в зал таверны и с удивлением обнаружил там уверенно надирающегося Ажана. Перед ним стояли две бутылки вина, пара пустых валялась на полу. И никакой еды на столе.

— Не понял? Ты почему здесь, а не на площади? Как ни крути, но там заканчивается пьеса, которую начал ты.

Жан тяжелым взглядом посмотрел на друга.

— Садись, выпьем. Может быть, в твоей компании я смогу опьянеть.

— Жан, что с тобой? Ты расклеился, как отвергнутая девица!

— Отвергнутые, и вообще прочие девицы, там, — Жан неопределенно махнул рукой, — а мы здесь. Девицы там получают удовольствие, а я здесь никак не могу напиться. Вон, третья бутылка, а я трезв, как новорожденный щенок. Это несправедливо!

— Слушай, что происходит? Это же ты их… Я точно знаю — впервые в Амьене виновные в разграблении караванов, да демон с ними, с караванами, виновные в гибели людей… ты помнишь, сколько их было, убитых, истерзанных, изуродованных… Помнишь? — де Савьер схватил друга за плечи, встряхнул… — Впервые их вина доказана полностью, безо всяких пыток!

— Все так, дружище, разумеется, все так. Но, понимаешь, это тогда они были врагами, преступниками и всем прочим, что ты хочешь сказать. А сейчас они люди, которым больно и страшно. Например, эта девчонка… Лили. Она сообщала о караванах, наводила разбойников… Она виновна, без сомненья. Только я помню ее смеющейся, с сияющими глазами, влюбленной, в конце концов! Это я отсюда, — Жан указал на сердце, — и отсюда, — указал на голову, — куда дену? Научи!

— Ты знаешь, мне кажется, ты ошибся в выборе работы.

— Мне тоже. Беда в том, что ничего другого я не умею. А еще хуже то, что и не хочу уметь. Помоги открыть следующую бутылку — что-то руки меня плохо слушаются.

Каррас (кастильская Фландрия). Конспиративная дача кастильской разведки

— Ну и как Вам, граф, понравилось быть бароном?

— Совсем не понравилось. Столько вина, столько шлюх, столько грязи. Словно из выгребной ямы выбрался. Наверное, надо было пройти через это, чтобы оценить добродетель собственной жены.

— Так и цените ее, благо в ближайшее время Вам придется поработать здесь. Слишком Вы засветиться умудрились.

— Я в чем-то виноват?

— Нет, вот как раз именно к Вам претензий нет. Мы все проверили — провал произошел по линии графа де Вилагросса. Только его агенты исчезли, но не были казнены, так что все ясно. А уж выйти на «Донну», «Свистуна» и прочих, кого казнили вчера — для галлийцев труда не составило. Впрочем, и самого графа вчера вместе с ними казнили. Так что Вам повезло.

— Причем здесь везение? Обложили, как кабана в загоне. Если бы не «Маршал», меня бы тоже вчера…

— Кстати, о «Маршале». Как считаете, куда его — в дело, или… — собеседник провел ребром ладони по горлу.

— Грамотен, обучен, прекрасная реакция. Был ценен, свою преданность доказал, когда меня спасал. Да и сейчас бы работал — это же я его сорвал с места. А главное — ему деваться некуда. В Галлии его не просто казнят — кожу с живого сдерут. Такое никаким новым предательством не искупить. Так что спокойно можно его в дело брать. Не подведет, уверен.

Через два дня Энрико прогуливался по улочкам Карраса. Проходя мимо неприметного дома, споткнулся, оперся правой рукой на стену и пошел дальше. В выбоине стены остался маленький камешек. На следующий день в Париж ушло донесение от человека, Энрико не знавшего и ему не знакомого: «Внедрение прошло успешно, «Сирота» приступил к работе».

Глава XVIII

Вечером, когда добрые горожане отмечали день казней, состоялся военный совет.

— Господа, сегодня прилетел голубь из Кале, — открыл его владетельный граф, — утром они увидели на горизонте двадцать четыре вымпела Островной империи. Это не менее четырех полков. Значит, как минимум два из них двинутся к нам, наверняка с ними будет и боевой маг, а то и не один. Наши силы вам известны — два мага, из которых только один боевой, пехотный батальон и лишь один взвод разведки. С такой разницей в численности о надежной обороне не может идти и речи. Я спрашиваю, сколько мы сможем продержаться? Господин майор?

— Боеспособность гарнизона высокая, — начал командир батальона, — запасы продовольствия, воды, пороха и зарядов не просто достаточны, можно сказать — избыточны. Сегодня же снесем, в крайнем случае, сожжем пару деревень, что построились вблизи городских стен, и можно спокойно защищаться. Одна проблема — численное превосходство противника. По обычным раскладам, нас хватит дней на пять, не больше. Пока островитяне расставят штурмовые орудия, нащупают слабости в обороне, пророют траншеи… да, дней пять на это у них уйдет. А потом — все. Два полка нам не сдержать.

— Так что Вы предлагаете? Капитуляцию или геройскую смерть?

— Это на Ваш выбор, — невесело пошутил капитан. — Война — наука точная, чудес она не предусматривает. Впрочем, чудеса — это не по моей части. Может быть, у господина лейтенанта, — он кивнул в сторону де Савьера, — найдется какой туз в рукаве?

— Пожалуй, найдется. Если позволите, господа, я хотел бы предложить опыт обороны Сен-Беа. Мне потребуется взвод разведчиков и очень много пороху.

— Как я понимаю, вдобавок Вы хотели бы получить в свое распоряжение и господина Ажана? — усмехнулся граф.

— С Вашего позволения, я хотел бы, чтобы он возглавил это мероприятие. Поверьте, это очень удачливый молодой человек.

Разговора господ офицеров Жан, разумеется, не слышал — кто бы пригласил полицейского сержанта на совещание по обороне города. Но этого и не требовалось — расклад сил был очевиден. Гарнизон города невелик, а островитяне наверняка прибудут сюда серьезной силой, противостоять которой в бою галлийцы не смогут. Значит, остается тактика, которой два года учили в Клиссоне и о которой рассказывали друзья в прошлой жизни. Те, кто прошли Афганистан и Чечню, Грузию и Югославию. Все это, сведенное вместе, давало шанс на удачу. Небольшой, но и выбора у защитников Амьена не было.

Поэтому еще перед совещанием лейтенант де Савьер был проинструктирован на тему где, когда и что говорить. Единственно, он должен был предложить командиром себя, а Ажана привлечь в качестве советника-консультанта, но все сложилось, как сложилось, времени на пустые разговоры не было и ранним утром обоз из пяти доверху груженых телег в сопровождении трех десятков неразговорчивых мужчин покинул город. Отъехав недалеко от города, свернул с дороги и растворился в густом амьенском лесу.

Двое последующих суток разведчики занимались делом, вовсе для них непривычным — днем сшивать из ткани, что шла на дорогущие непромокаемые плащи, мешки и трубы, набивать их порохом, а ночью копать ямы, укладывать фугасы в землю, присыпая привезенным на подводах гравием, вновь укрывая землей и дерном так, чтобы у проходящих вблизи людей и мысли не возникло о зарытой под ногами смерти.

По окончании праведных трудов де Савьер направился в крепость. В лесу остался лишь Ажан и отданный в его распоряжение взвод сержанта Тома.

Первый удар был подготовлен на дороге из Кале, в дубовой роще. В этом месте дорога проходила по глубокой, метра в три, ложбине. Поросшие густой травой склоны прекрасно замаскировали устроенный на одном из них схрон, в котором и укрылся Жан.

Идея была не нова — на противоположном склоне закопаны эдакие «колбасы» с порохом, поверх которых уложен слой гравия. Длина каждой около двадцати метров, если все рванет — считай, роты не будет. Одна проблема — никому не известно, что заряды сделают с самим диверсантом.

Таких закладок на пути доблестной островной армии еще две штуки, но там проще — в листве спрятан пропитанный горючей смолой шнур, который достаточно поджечь, и можно бежать без оглядки — само рванет, но неизвестно когда — скорость горения этого, с позволения сказать, ОШ неизвестна ни богу, ни черту и уж тем более бравым разведчикам, смастрячившим сей аксессуар на коленке.

А первый взрыв должен быть точечным, направленным на что-то крайне важное для агрессора. Потому и облизывал сухие от страха губы Жан, стараясь игнорировать волнение и не обращать внимания на предательски взмокшую спину.

Изначально идея была проста и, как казалось, надежна — специальным арбалетным болтом, превращенным де Савьером в боевой амулет, надлежало попасть в замаскированный под большой камень боевой проводник, от которого и должен был взорваться порох.

Все возможные меры предосторожности были приняты, но жизнь, она такая, всегда готова подбросить гадость в самый ответственный момент. Начать с того, что дальность прицельного арбалетного выстрела не более сорока метров, а сила взрыва заранее никому не известна. Так что предсказать, что после него будет со стрелком, — дело безнадежное.

Вот на дороге показался головной дозор, где-то сзади прошла первая группа бокового охранения. Все правильно, все по военной науке — командир островитян не собирался давать противнику шансов на сопротивление. Вот только противник попался ему неправильный — он шансов не ждал, он их сам создавал.

— Началось, — прошептал сам себе Жан. — Теперь только не спешить, ждем.

Показалась пехота. Длинной змеей шла она к поставленной цели. Размеренным шагом, привычно, уверенно.

Затем — обоз. Интересно, откуда? Не иначе окрестных крестьян обобрали… Множество телег, укрытых холстинами. Конечно, заманчиво было бы рвануть те, что с порохом, но поди отличи их от телег с тряпьем. Так что ждем.

О! Наконец-то! Показались в пух и прах разодетые кавалеристы, а за ними… ну, такие кони, такие кавалеры… Если это не командиры, то в Клиссоне нас учили чему-то не тому. Ну, Господи, помоги и пронеси! Выстрел!!!

Рвануло! Ударная волна, запертая в лощине, смяла, скрутила людей и лошадей, а насыпанный сверху гравий прошивал тела, лишь изредка отражаясь от легких кирас, тех, что призваны защищать лишь от шпаг и кинжалов.

Но и Жану досталось — всю маскировку смело начисто, самого приложило, словно наехавшей стеной. Последним усилием воли он попытался встать, но дорога, лес и небо закружились, перевернулись, ноги еще смогли сделать несколько шагов и наступила темнота.

Очнулся. Над головой голубое небо, вокруг крики, команды на языке Островной империи, похожем на английский, который неплохо знал в прошлой жизни. Так, лежим, не дергаемся, пытаемся понять обстановку. Руки-ноги не связаны, что уже есть гуд. Рядом… так, лежат тоже всякие… Раненые? Наверное, да — слышны стоны, вопли боли… а сосед справа, похоже, уже того… отмучился. Так это лазарет?! Вот это повезло! Считай, родился третий раз. Интересно, насколько еще хватит такого везения?

Вот кто-то наклонился, лица не разобрать, да и хрен с ним… спрашивает чего-то… Кто такой? Черт, нужно придумать имя…

— Рон, Рон Рейган… — ага, только американского президента здесь и не хватало. С другой стороны — какая разница?

— Ты откуда? Какой полк? Какой батальон?

Ну, это не впервой, эту роль мы уже репетировали.

— Не помню. Ничего не помню. Где я?

Главное — лицо поглупее сделать — на первое время прокатит, а там что-нибудь и придумаем.

— Ходить можешь?

— Да, — главное говорить короткими фразами, пока они всерьез за дело не взялись.

— Тогда вставай, вперед, в распоряжение лейтенанта Дадли.

Хрен его знает, кто такой этот Дадли, но сейчас главное затеряться в этой суете. Скоро здесь появится грамотный командир, начнет наводить порядок, и неизвестный солдат будет вычислен мгновенно. Последствия представлять откровенно не хотелось. Так что начинаем активно помогать… Боже, ну здесь и мясорубка! Изломанные, изодранные тела, люди, лошади, крики, ржание… и общий бардак, когда все понимают, что надо что-то делать, но никто не знает что и как.

Кто-то кричит, чтобы жертв оттащили в сторону, кто-то зовет врачей, которые почему-то едут в другом конце колонны. Один умник требует срочно снарядить отряды на отлов разбежавшихся, вот прямо сейчас, немедленно. Молодец! Вот к нему-то и надо быть поближе.

Расфуфыренный, как индюк, молодой дворянин, почему-то возомнивший себя главным на этом празднике смерти, командовал не жалея глотки:

— Сформировать отряды, искать убежавших, тащить их сюда!

Кого ловить, как ловить, кому ловить — эти мысли юного стратега явно не занимали. Какой-то хваткий сержант сообразил заняться ранеными, благо оказать первую помощь — дело для солдат привычное. Но куда там — дворянин, сам ошалевший от собственной значимости, отправил их на бессмысленные поиски — ну сколько там народу могло убежать и зачем? Человек двадцать-тридцать? Пройдет полчаса-час, успокоятся люди, сами вернутся. Они же сюда за деньгами приехали, а дезертиры, да еще в чужой стране — что им тут светит?

Нет, целый взвод, усиленный случайно подвернувшимися под командирскую руку чужими солдатами, был послан в лес! Такого подарка судьбы упускать нельзя, и Жан с удовольствием присоединился к поискам. Хотя какое там удовольствие — голова еще гудела, ноги дрожали, но пришлось идти. Дождаться, пока командир разобьет взвод, усиленный еще несколькими такими же случайными людьми, на группы, назначит старших, определит направления поиска и уже потом… благо, что маршруты отхода были проработаны заранее. Камрады не сразу заметили отсутствие новичка, а когда увидели его уходящим через болото, желающих броситься в погоню не нашлось. Бывает и более легкая смерть, чем в гнилой трясине.

Рейд Кале, флагманский корабль, каюта командира экспедиционного корпуса

— Лейтенант, я ознакомился с донесением, но хотелось бы услышать и Ваш рассказ. Что видели лично Вы?

— Ваша Светлость, я находился при командире второй десантной бригады полковнике Горсее, поэтому самого взрыва не видел. До нас лишь донесся грохот. Даже приглушенный лесом, он был необычайно силен. Когда мы с господином полковником примчались на место, там уже успели разобрать тела и оттащить с дороги трупы лошадей, но все равно это было жутко. Я боевой офицер, видел смерть всякую, но то, что сделал взрыв с Его Высочеством и его охраной — такого мне видеть не приходилось и, надеюсь, не придется. Все было перекручено, переломано, да еще и изорвано обрезками гвоздей, толстой проволоки и кусками гравия. Никогда не думал, что эта безобидная мелочь может быть страшнее шрапнели, — лейтенант зябко повел плечами.

— Верю, господин лейтенант. Я, поверьте, знаю, кого Горсей отбирает в свои адъютанты. И уж если произошедшее произвело такое впечатление даже на Вас, то там действительно было на что посмотреть. Удалось выяснить причины?

— Да, господин генерал. У обочины дороги был заложен мощный пороховой заряд, завернутый в просмоленную мешковину — нашли ее обрывки. Сверху был насыпан гравий вперемешку с металлической мелочью, что собрали, видимо, по местным кузням. Заряд был замаскирован так, что ни головной дозор, ни прошедшая затем пехота ничего подозрительного не увидели. Недалеко от места взрыва было обнаружено убежище — замаскированная яма, рассчитанная на одного человека, и арбалет. Вероятно, кто-то дождался нужного момента и выстрелом из того арбалета подорвал порох. К сожалению, понять, чем именно он стрелял и как вообще был подорван заряд, нам пока не удалось. Маги считают, что был применен амулет… Может быть, они и правы.

— Получается, кто-то нас ждал, причем заранее — успел и порох заложить, и укрытие выкопать. Дождался, увидел пышную кавалькаду и решил, что там едут командиры… А там оказалась лишь свита племянника короля, пожелавшего посмотреть на настоящую победоносную войну. Жаль парня. С другой стороны, если бы не он, сейчас в Империю везли бы Ваши останки.

— Несомненно, Ваша Светлость, — склонил голову лейтенант.

— Кстати, что стало со стрелком? Если до заряда было сорок метров, а взрыв столь ужасен — где-то рядом должен был валяться и его труп!

— Не было никакого трупа. Место выстрела было в стороне, так что если и задело его, то краем. Потом уже узнали, был там один контуженный, назвался Роном Рейганом, но по-нашему говорил плохо, тогда это списали на последствия взрыва. Отлежался, прибился к отряду, который зачем-то отправили дезертиров ловить, ну и ушел от них прямо в болото — догонять его героев не нашлось.

— Ну что же, лейтенант, ситуация примерно ясна. Горькую весть Его Величеству я отправлю сам. Но, раз уж принц своей жизнью прикрыл жизни Ваших командиров, я жду скорейшего доклада от полковника Горсея об успешном выполнении плана кампании. И еще передайте… Судя по наглости и эффективности, против них действует кто-то из выпускников Клиссона. Личный маг графа Амьенского мог изготовить амулет, но вот применить его, выжить и уйти так нахально — явный почерк этих головорезов. Однако, по данным разведки, сейчас все выпускники этой академии, что служат в Пикардии, должны быть в действующей армии. И если кто-то из них остался здесь… Боюсь, что сложность задачи возрастает. Но это не значит, что она не должна быть решена в установленные сроки! Так и передайте — в установленные сроки! Счастливого пути, лейтенант.

Глава XIX

Посреди болота имелся островок. Маленький, поросший мокрым мхом, над которым с гудом и звоном висела туча комаров. Но это единственное место, где можно отлежаться, подождать, пока не стихнет головная боль, не перестанет качаться окружающий мир, не пройдет дрожь в ногах. Комары? Противно, но не смертельно — в солдатском мешке есть тонкая ткань, натянем ее на лицо и попробуем поспать.

Утро выдалось солнечным, даже радостным! Голова почти не болела, а окружающий мир вернулся, наконец, к стабильности, перестав угрожать заехать в лоб очередной кочкой или сгнившим пеньком. Хотелось есть и пить, но это уже мелочи, можно и дотерпеть до места встречи со своей группой. А для этого надо пройти это чертово болото до конца. Осторожно, проверяя каждый шаг заранее захваченной слегой, преодолевая собственный страх, что ледяным комком застыл где-то внизу живота. Вчера повезло, сказочно повезло, но запас везения не бесконечен, на сегодня его может и не хватить. Мало воздуха? Рвутся от предельного напряжения жилы? Пот льет ручьем, разъедая глаза и обжигая лицо? Все равно идти! И с каждым шагом говорить спасибо судьбе и кому-то там, наверху, что, небось, сидит себе на тучке и с интересом наблюдает — как этот смешной человечишка выберется из очередной передряги. А вот хрен тебе! Я не человечишка, я человек! Я не отступлю. Пока я жив — я не сдамся!

К точке встречи удалось добраться только под вечер. Глотнул вина, съел несколько галет с куском вяленого мяса и завалился спать — следующий день легкой жизни привычно не обещал.

Пока Жан спал, разведчики занимались делом — был захвачен целый пехотный капрал, не вовремя отошедший справить нужду. От него утром и узнали, что, по сути, все было зря — штаб островитян, как выяснилось, бригады, остался цел и невредим. Погиб племянник императора, юнец, мечтавший о славе, но военачальником не являвшийся даже в теории.

Что же, лихая операция прошла вхолостую. Бывает. Надо воевать дальше. А для начала, как и подобает эпическим героям, получше спрятаться, чтобы не нашли, не приведи Господи.

Потому первой командой, которую отдал Жан, прояснив ситуацию, было «срочно снять посты с пороховых фугасов на пути островной армии). Серьезного урона противнику, уже ожидающему такой пакости, они нанести не могли, а вот обозлить — запросто. И бегай тогда по окрестным лесам, как зайцы. Нет уж, лучше вести себя смирно и миролюбиво — больше будет толку.

От столь «воинственных» приказов Тома слегка обалдел, но привычка к дисциплине сделала свое дело — посты были убраны и, как оказалось, вовремя. Наученные горьким опытом островитяне проверяли по пути каждую подозрительную кочку и один из оставшихся зарядов обнаружили. Если бы рядом были галлийцы, обиженные агрессоры их бы на куски порвали.

Однако задержка в продвижении островитян дала амьенцам дополнительных два дня, которые были потрачены на мобилизацию и какую-никакую, но подготовку ополчения. Поэтому попытка захватить город с ходу, предпринятая в надежде на бунт разбойников, крепко и безнадежно провалилась. Ворота не открылись, приставные лестницы были сброшены, а картечный обстрел в упор ясно показал, что с артиллерией и порохом у обороняющихся проблем нет.

Пришлось готовиться к полноценному штурму. С соблюдением всех требований уставов, наставлений и просто дельных советов, кои успела накопить цивилизация в деле убивания людьми себе подобных.

Осада началась с главного дела всех солдат и всех армий — землекопания. Невозможно быть одинаково сильным везде, особенно при нехватке войск. А слабое место Амьена, оно же основная цель нападавших, очевидно. Куртина на южной стене. Решение было столь естественным, что островитяне даже не сделали попытки его скрыть. Зачем? Тратить время на отвлекающие маневры при очевидном численном превосходстве? Нет уж, в данном случае все решало время — не дать возможности галлийской армии вернуться.

Потому сразу началась прокладка траншей. Под мушкетными залпами и огнем легкой артиллерии саперы уверенно прокладывали их к стене. Главное сейчас — выбить защитников крепости с гласиса — передового укрепления перед крепостной стеной.

И выбили — что могла жалкая рота противопоставить полку, специально подготовленному к штурму именно этой крепости? Да ничего, так, постреляли для очистки совести.

Поздно вечером к крепостным воротам подошли парламентеры. Предложение о сдаче — вот то немногое, что осталось с благородных древних времен. Сдайтесь на милость, и город не будет разграблен… то есть будет, конечно, но не так чтобы очень сильно. А иначе!..

Больше всего в этот момент парламентеры боялись согласия осажденных. Мы тут ехали демон знает откуда, сюда перлись, сгибаясь под тяжестью оружия, землю рыли, словно кроты бессловесные и что? Даже и не пограбить толком?! Несправедливо это. Потому, получив отказ, счастливо вздохнули и пошли готовиться к штурму. Безусловно, успешному, куда этим галлийцам деваться?

Но сколь ни велика была уверенность островитян в успехе, штурм был подготовлен строго по науке. На отвоеванном гласисе установили мощные осадные орудия, на расположенной недалеко от крепости возвышенности создали позицию для троих боевых магов, защитив ее всеми возможными способами от любых попыток обороняющихся навредить главной боевой силе атакующих. Артиллерия — дело хорошее, но вспомогательное, ее задача отвлечение противника. А вот то, что могут сотворить с крепостной стеной эти трое, обычный человек себе и представить не может. Полдня работы, и пролома в стене достаточно для прохода штурмового батальона — победа, однако.

Ранним утром, когда рассвет лишь проявил крепостные стены на фоне едва посеревшего неба, осадные орудия открыли огонь. Практически в упор, на расстоянии каких-то пятидесяти метров, они выбивали огромные куски стены, готовя ее к обрушению. Но и обороняющиеся не собирались покорно ждать своей участи — со стен обрушился вал шрапнели и мушкетного огня, потому именно позиции галлийских артиллеристов и мушкетеров стали первой мишенью атакующих магов. Вот троица в зеленых плащах вышла на позицию, подготовка слаженного заклятия и… на месте, где стояли маги, вырос гриб. Огромный, черный. Он снес, смял, искорежил все, что находилось ближе ста метров. Остальное раскидал, как щепки, словно гигантский мусорщик невероятной метлой махнул по позициям осаждавших. Жертвы?! Да кто же их собирался в тот момент считать? Те, кто еще сохранил способность соображать, думали лишь одно — Господи, спасибо, что уберег от гнева своего! Ибо кто кроме тебя мог сотворить такое — еще минуту назад уверенная в близкой победе бригада, состоящая из двух опытных, специально обученных полков, усиленная артиллерией и саперами, перестала существовать, превратившись в толпу, объединенную лишь одним общим желанием — уцелеть любой ценой. Маги? Да от них потом и пуговиц не смогли найти.

Порох, который привезли на двух телегах и закопали там, где согласно курсу боевой магии, преподававшемуся в Академии Морле, маги и должны были встать для своей атаки… И амулет боевого мага, изготовленный де Савьером. Не столь совершенный, как захваченные Жаном в сражении у горной речушки близ деревни Фадж, но для поставленной цели подходящий идеально. Он, как и в Сен-Беа, был настроен на детонацию при любом проявлении магии, но уже в радиусе десяти метров. Тогда этот прием убил друга, сейчас спас целый город.

Сразу после взрыва с крепостных стен на осаждающих обрушили свою мощь два галлийских мага. Особенно страшен был один, обладавший, по-видимому, уникальным даром. Наносимые им удары были убийственно точны и невероятно эффективны. В течение получаса была разгромлена осадная батарея, разогнаны изготовившиеся к атаке полки. Пороховые склады и командный пункт, расположенные, казалось, в недоступных для магической атаки местах, были сметены, словно островитяне и пальцем не пошевелили для их защиты.

Это не было разгромом, но это было поражением. Да, у осаждавших осталось численное, да что там, подавляющее преимущество, но без магов и осадной артиллерии оно ровным счетом ничего не значило. Можно торчать под этими стенами сколь угодно долго, но взять их уже нельзя. А когда вернется пиккардийский корпус, а он вернется — война не может длиться вечно, то встреча с ним в открытом поле закончится только неминуемым поражением.

Впрочем, не все потеряно! Если пришлют новых магов — можно все повторить — еще раз устроить такой взрыв у галлийцев не получится. Лишь бы сохранить осадную артиллерию. Да, батарея уничтожена, но пушки целы, их никакой магией со стен не взять. Если их оттащить от стен — осада будет продолжена!

Конечно, за сегодняшнее поражение спросят. И не только с командира, но и с его офицеров. А уж семье неудачника достанется… дочери об удачном замужестве можно даже и не мечтать. Если, конечно, папа не решится… Самоубийство грех, который также ляжет пятном позора на семью. Но это если сам, а вот если враг…

— Господин майор, — обратился полковник Горсей к своему заместителю, — соберите этих паникеров, начните подготовку к правильной осаде. Немедленно направить курьера с рапортом о ситуации, запросить магическую поддержку. Задача должна быть решена!

С этими словами он вышел из штабного шатра и лично повел резервный батальон в атаку на вышедших из крепости галлийцев. Ценой огромных потерь противника удалось загнать обратно, эвакуировать пушки, но сам полковник погиб — обычное на войне дело.

Кабинет графа Амьенского

— Господа, поздравляю с удачным началом обороны! Лейтенант де Савьер, Вам особая благодарность! Уверяю, она не ограничится словами.

— Благодарю, Ваше Сиятельство. Также считаю своим долгом отметить разведчиков — место для заряда было выбрано идеально, и столь же безупречно проведено минирование — у противника не возникло ни малейшего подозрения. Согласитесь, виртуозная работа.

— Действительно, ничего подобного я не то что сам не видел, я о таком и не слышал. Взорвать боевых магов их же заклятием! Подозреваю, что Вы не только маг, но и провидец.

— Вовсе нет. Всего лишь знание правил — при осаде крепости лучше всего располагаться на удаленном, но не слишком, расстоянии, желательно, на вершине холма или пригорка. Так, чтобы просматривать и объект атаки, и собственные позиции. Таких мест выделили пять, и все они были заминированы. Сегодня сработал один заряд, остальные ждут своего часа. И ни об одном из них противник не подозревает.

— Кстати, о разведчиках. Хорошо, заряды они установили, дальше что? Война для них кончилась?

— Разумеется, нет, отец, — в кабинет вошел старший сын. — Другой вопрос, что связь с ними односторонняя — голубиной почтой. Об уничтожении принца Островной империи ты уже знаешь. А только что получено еще одно донесение. Они перехватили курьера. Осаждающие запросили поддержку новых боевых магов. Разведчики приняли решение передислоцироваться в окрестности Кале, чтобы перехватить магов там. Просят, гарнизон Кале начать активные операции, чтобы островитяне не прислали сюда магов с побережья.

— Что?! Три десятка наших солдат во главе с полицейским сержантом, едва умеющим читать и писать, хотят что-то сделать с боевыми магами, да еще в логове противника? Они что, себя героями мифов возомнили? Да их там, как щенков, раздавят! Какой идиот до этого додумался?!

— С Вашего разрешения, Ваше Сиятельство, — спокойно возразил де Савьер. — Там командует Ажан. Я видел его не только в бою. Не знаю, что он задумал, но уверен, противнику это точно не понравится.

Глава ХХ

На земле, прижавшись спиной к стволу старого бука, сидел молодой офицер. Светловолосый, с едва наметившимися, по-юношески еще редкими усиками, почти незаметными на обычно румяном лице. Впрочем, сейчас он был бледен. Так что усы и вовсе потерялись, и собеседнику, чтобы их разглядеть, пришлось бы специально присматриваться.

Однако такие мелочи этого самого собеседника явно не интересовали. Как не интересовала его, очевидно, сама судьба молодого человека. Пустые, как у палача, глаза смотрели оценивающе. Так мясник смотрит на тушу барана перед разделкой, думая лишь о том, какой кусок мяса отрезать первым. От этого взгляда хотелось закрыться, спрятаться, убежать, но руки и ноги офицера были связаны, так что оставалось лишь молиться, прося у Всевышнего уже и не жизни, но хотя бы легкой смерти, как величайшей милости.

Неподалеку сидели, прохаживались, чистили одежду и оружие какие-то люди без военных нашивок. И их равнодушие к связанному пленнику, словно к какой-то не слишком нужной вещи, зачем-то валяющейся на земле, нагоняло страху не меньше, чем этот полуседой мужчина, что сидел сейчас напротив. Внезапно мужчина улыбнулся. Искренне, не столько изуродованным лицом, сколько глазами, в которых неожиданно разлилось невозможное, казалось, тепло.

— Как тебя зовут, парень? — это было сказано с заметным акцентом, но вполне приятным голосом. Чем демон не шутит? Может, кружит неподалеку добрый ангел-хранитель, готовый сотворить чудо и сохранить такую прекрасную и такую желанную жизнь?!

— Ральф, Ральф ван Гейден, — облизнув пересохшие губы ответил пленник.

— Как я понимаю, лейтенант ван Гейден, — спросил допрашивающий, указав рукой на офицерские нашивки. — Где служите?

— Адъютант полковника Горсея.

— И? — мужчина изобразил разочарование, даже развел руками. — Друг мой, Вы позволите так Вас называть? — ван Гейден утвердительно кивнул. — Так вот, друг мой, я рассчитываю на Ваше благоразумие. Ну, не в гости же Вы приехали. Воевать, как я понимаю. А значит, и убивать, и грабить мой город. Я не осуждаю, Боже упаси, сам не святой, но сейчас-то Вы попались, так давайте договоримся — Вы мне правдиво и подробно отвечаете на вопросы, после чего живете долго и счастливо. Главное — правдиво и обязательно — очень подробно. Как Вам такое соглашение?

— Да, да, разумеется…

— Тогда повторяю вопрос — где служите?

— Вторая десантная бригада экспедиционного корпуса Островной империи, адъютант командира — полковника Горсея.

— Уже лучше! Вот видите, как все просто. Продолжим так же и, будьте уверены, все кончится хорошо! Только не врать и не замалчивать, иначе… — на миг глаза собеседника стали черными, словно ими смотрел демон, но сразу вновь потеплели. — Впрочем, о чем я? Какая ложь между друзьями? Итак, состав экспедиционного корпуса, задачи бригад, установленные сроки?

— В составе корпуса две десантные бригады и усиленный батальон. В бригадах по два полка, им придано по две полевые и одной осадной батарее, а также по роте саперов. Батальону — только рота саперов. Его задача — заблокировать гарнизон Абвиля, не дать ему возможности нанести удар в тыл осаждающим. Первая бригада при поддержке флота атакует Кале, вторая — Амьен. Амьен планировалось захватить практически сходу, но все пошло не так.

— Маги?

— Всего задействовано восемь человек — трое здесь, один в Абвиле, двое с первой бригадой и двое на флоте. Планировалось после захвата Амьена двоих магов перебросить под Кале, чтобы ускорить взятие крепости.

— У Вас обнаружено письмо к командиру корпуса. Расскажите все, что связано с этим Вашим заданием.

И лейтенант ван Гейден рассказал вначале о том, что помимо него был направлен другой гонец, которому, очевидно, повезло больше. Подробно описал своего командира и его окружение, их привычки и вкусы, отношения и связи. Обозначил предполагавшийся маршрут движения, пароли и порядок действий в штабе корпуса. А, в заключение, рассказал о себе. Получилось интересно. Небогатый кастильский дворянин из Фландрии предпочел служить Островной империи — такое не часто, но бывало. В общем, дело вполне обычное. Лейтенантский патент и теплое место получил благодаря жене одного из фаворитов императора, которая пожелала иметь среди своих кавалеров такой очаровательный экземпляр. Как уж там она уговорила супруга — их личное дело, но однажды вельможа просто пригласил военного министра к себе и по-дружески сообщил ему, что уже завтра эсквайр ван Гейден должен быть лейтенантом и служить на уважаемой должности.

Случайным ли было назначение его в экспедиционный корпус или об этом попросил кто — молодой человек не знал. Зато был абсолютно уверен, что ни с кем в действующей армии не знаком, ибо, получив от уважаемой дамы, сохраним в тайне ее имя, офицерский патент, сразу отправился представляться полковнику Горсею. В дальнейшем в штабе корпуса также не появлялся, поскольку адъютант не единственный, а господин полковник предпочитал коллегу, которого знал не первый год.

Почему предпочитал? Так убили его сегодня. А господин майор, что принял командование, обоих адъютантов и отправил с пакетами. Очень сейчас боевые маги нужны, без них город не взять.

— Смотри-ка, — решил закончить допрос Ажан, — уже темнеет. Долго мы с Вами, друг мой, проговорили, пора и заканчивать. Сейчас отвезем Вас на нашу базу, там и будете дожидаться конца этой войны. Честно говоря, я Вам даже завидую — никакого больше риска, никаких сражений, никаких ран — знай себе ешь да спи, только бежать не пытайся. Только вот куртку с нашивками я, с Вашего разрешения, себе заберу — Вам-то она теперь и не нужна вовсе. Позвольте, помогу расстегнуть…

С этими словами Ажан нанес сильный и точный удар кинжалом в сердце пленника.

Как, меня, молодого, красивого, когда все закончилось, когда меня другом называли?!

Ничего этого ван Гейден не сказал, но все успело отразиться во взгляде. Последнем взгляде молодого человека, который даже и не упрекал, но лишь растеряно удивлялся жестокости и несправедливости судьбы.

Жан смотрел в глаза умирающему. Черт, тысяча чертей, можно было поручить убийство солдатам, тому же Тома, и не видеть этих глаз… Так было бы спокойней, так легче было бы жить дальше! Но свой грех надо брать на себя.

Когда тело унесли, он еще сидел с окровавленным кинжалом в руках, тупо глядя на лежащие перед ним бумаги покойного.

— Командир, ты чего, заснул? — Тома уселся рядом, вынул из рук Жана злополучный кинжал и спокойно протер его сорванной травой. — Мы так и будем куковать на этой поляне, или все же делом займемся? Война пока не кончилась.

— Чего?

— Воевать, спрашиваю, будем? Или как?

«Хороший вопрос, — подумал Жан. — Действительно, надо ли мне, выходцу из другого мира, вновь убивать? Интересно, если бы меня затащило не в Галлию, а на Остров, пришлось бы сейчас галлийцев резать? Впрочем, вряд ли — мое дело защищать. Как сказал мэтр Богарэ, глава гильдии наемников? Твоя судьба — судьба защитника. Как-то так. Что же, продолжим защищать, иначе смерть мальчишки становится еще и бессмысленной».

— Завтра второй курьер будет на побережье. Магов из-под Кале островитяне сюда направить не смогут, значит, на доставку новых потребуется еще три дня. Так что у нас в запасе — четыре.

— Плохо считаешь, сержант — возразил Тома, — если они пошлют голубя, то новые маги могут прибыть уже через день. Так что всего три дня, не более. И потом, с чего ты взял, что они не снимут их с осады Кале? Как я понял, главное для них — как можно скорее захватить Амьен. Тогда они отправятся уже послезавтра.

— Хреново, — Жан по-крестьянски почесал в затылке.

— Это ты сейчас чего сказал?

— Не важно. Важно — что сейчас делать. Перо, бумагу и готовь голубя. Доложим, а там, Бог даст, отцы-командиры помогут.

— Отец — это граф, что ли? Смотри, сержант, как бы он на такое родство не обиделся. Тебе-то легко — всего лишь повесят, а нам о повышении оплаты навсегда забыть придется.

— Все, — резко прервал развеселившегося подчиненного Жан, — займись делом — готовь взвод к форсированному маршу, пока я пишу. Лошади, амуниция, ну, да сам знаешь. Срочно!

Донесение сержанта полиции Ажана

«Перехвачен курьер. Островитяне затребовали подкрепление боевыми магами. Попытаюсь их перехватить. Для недопущения направления под Амьен магов, действующих на побережье, прошу обеспечить активные действия гарнизона Кале в течение ближайших трех дней».

Ко второй лапке голубя было прикреплена информация о составе экспедиционного корпуса. Птица рванула к родной голубятне, эта часть работы была закончена. Осталась сущая ерунда — перехватить и уничтожить магов, что поедут на помощь осаждающим. Милая такая ерунда, особенно если учесть, что противостоять магу может лишь огневая мощь мушкетерского полка. С другой стороны, именно бойцов Жана и учили решать заведомо нерешаемые задачи.

Утром взвод под командованием Тома, собрав все необходимое, двинулся по лесным дорогам в Кале, надеясь обойти кордоны островитян. А Ажан в лейтенантской куртке ван Гейдена, не поврежденной ударом кинжала, и с его документами рванул в Кале напрямую, рассчитывая, что посланника со срочным докладом командира бригады никто не решится задерживать. Из образа выбивался лишь один предмет, которого не должно было находиться у такого гонца, — отличная подзорная труба. Но уж очень она была нужна. Ну да Бог не выдаст, свинья не съест, что-нибудь придумается.

Глава XXI

Благодаря полученным от ван Гейдена паролям, пройти сквозь выставленные на дороге к Кале заставы удалось за два дня и без малейших задержек. Лишь на подъезде к городу Жана остановили всерьез.

— Господин лейтенант, — вежливо, но непреклонно обратился к нему пожилой седоусый капрал, — дальше передвижение без специального пропуска разрешено лишь в сопровождении. И позвольте осмотреть Ваши вещи.

— Я что теперь, должен ждать, пока меня кто-то обыщет, как пьяного воришку, а потом куда-то сопроводить изволит?! — закричал Жан, разыгрывая возмущение напыщенного вельможи. А как же, какой-то капрал смеет задерживать лейтенанта, адъютанта самого полковника, да еще со срочным письмом!

— Положено, Ваша милость, — опытного служаку эта тирада не смутила ни в малейшей степени. — Солдаты проводят Вас прямо до штаба, еще и быстрее получится. Но вначале… Извините, а зачем Вам это? — сержант взял в руки подзорную трубу. — При всем уважении, в табель положенности лейтенантов это не входит.

— Ох ты, демон, — разыграл удивление Жан. — Это я что, трубу господина полковника увез? Вот что значит спешка. Сержант, надеюсь, ты не будешь ее отбирать — мне по возвращении и так достанется. Ладно, давай своих сопровождающих. Действительно — чего нам ругаться, мы оба приказы выполняем.

Вот так липовый лейтенант и оказался под конвоем. А как еще назвать двоих солдат, ехавших по бокам и внимательно следивших за каждым движением клиента. Поводья в левой руке, правая — около рукоятки пистолета в портупее, притороченной к седлу. Мол, если господин лейтенант решит сбежать — далеко не убежит, так что для целости организма лучше ему вести себя тихо и скромно.

«Однако, так мы не договаривались, — подумал Жан. — В этом штабе запросто может оказаться прорвавшийся гонец, перед которым подмену уже не скрыть… С другой стороны, судя по описаниям ван Гейдена, наш коллега личность весьма приметная — жердь под два метра ростом, эдакий дядя Степа, вариант местный, адаптированный. С таким внезапно столкнуться — только с глубочайшего недосыпа. Так что продолжаем играть в лейтенанта, но бдительности не теряем. Вот какая-то усадьба, расположенная на скалистом побережье. Судя по снующим вокруг мушкетерам и рейтарам, приехали».

— Нам сюда, — один из сопровождающих указал на приметное двухэтажное здание. Украшенное лепниной, с высокими потолками и широкими окнами. Интересно, кого отсюда выселили, прежде чем штаб разместили? Конный патруль, два солдата в полном боевом снаружи, двое внутри, да поди за неприметной дверью еще сколько-то — серьезный объект. Встречает молодой лейтенант.

— Адъютант полковника Горсея с письмом к Его Светлости? Позвольте, но только вчера уже был один такой!

— Совершенно верно, нас отправили двоих, меня на несколько часов позже, на случай, если первого гонца перехватят. Мой коллега высок, черноволос, в отличие от меня говорит без малейшего акцента. О моей поездке он не знал, но вот мои бумаги, господа, можете убедиться. Прошу проводить к командиру корпуса, имею приказ вручить письмо лично!

Документы у господ офицеров подозрений не вызвали, но попасть на личный прием все равно не получилось. Оказалось, что здесь расположено что-то вроде комендатуры, а сам господин генерал вместе со штабом расположились на флагмане флота и оттуда осуществляют мудрое руководство войсками. Сейчас же на море высокая волна. Ближе к закату ветер утихнет, тогда и можно будет ехать. А пока господину лейтенанту предлагалось взять пропуск, пойти перекусить с дороги и вообще не мешаться под ногами у занятых людей. До вечера, короче.

Упустить такую удачу Жан не мог. Сразу же отправился в ближайшую таверну, где за кожаной кружкой доброго английского эля, какого не пробовал еще с прошлой жизни, внимательно прислушался к разговорам.

Получалось, что его просьбу выполнили и уже с позавчерашнего вечера проклятые галлийцы начали совершать вылазки, заставив господ островитян всерьез озаботиться уже собственной безопасностью. Эти наглецы за два дня умудрились взорвать две артиллерийские батареи, уничтожить два передовых отряда осаждающих — ну просто никакого уважения к будущим победителям!

Ничего, Его Светлость уже приготовил свой ход, который навсегда отобьет у противника охоту вылезать за крепостные стены, пусть только сунутся еще разок!

Черт, информация-то важная, но вот не передать ее в крепость. Самое обидное — знать о готовящейся гадости и не иметь возможности предупредить.

Бессильно скрипнув зубами, Жан расплатился, не спеша вышел на улицу… и увидел, как в здание комендатуры вошел высокий молодой офицер. Коллега? Наверняка! Вот сейчас его встретят, сообщат о прибытии лейтенанта ван Гейдена и опишут внешность. Обязательно опишут, слишком уж она приметная. Стало быть, все, надо делать ноги. Но не торопясь, без суеты, уходим с площади, еще в сторону, еще… подходим к площади с другой стороны, смотрим за угол… Есть! Из комендатуры выскакивают солдаты, пять человек во главе с высоким офицером, им показывают, в какую сторону ушел шпион, ну и ладушки, теперь искать можно долго.

Примерно с такими мыслями Жан зашел в перелесок, плавно переходивший в густой, даже дремучий лес. Ловите теперь, господа!

Встреча с отрядом Тома была назначена близ глухой деревеньки Буко, километрах в восьми южнее Кале, где нечего было делать островным патрулям. До вечера разведчики туда не доберутся, а пока есть пропуск и не сменились пароли, можно осмотреться, проехать по дорогам, изучить побережье, отметить расположение застав, в общем, провести рекогносцировку, чтобы хотя бы примерно представить, где тех магов искать и какую пакость им можно сотворить.

Оказалось, что эскадра островитян нахально встала на рейд прямо напротив порта и методично расстреливала крепостные стены. При этом действия капитанов по слаженности и четкости перестроений напоминали военный парад церемониального батальона на дворцовой площади под аккомпанемент военного оркестра. Только роль музыкантов сейчас исполняли артиллеристы. Корабли, находясь примерно в полумиле от форта, закрывавшего вход на рейд, одновременно выстраивались в линию вдоль берега и, окутанные дымом после бортового залпа, разворачивались так, что галлийцы видели лишь нос или корму, сводя к минимуму ущерб от артиллерии противника. В этот момент с кораблей по форту наносили удар два мага, чьи заклятия вышибали камни из крепостных стен не менее надежно, чем ядра. Ответных заклятий в корабли не летело — или в Кале вообще не было магов, либо обороняющиеся предпочитали использовать их на других участках обороны. При этом канониры островитян умудрялись стрелять в тот момент, когда пушки форта перезаряжались.

Пока форт спасала лишь толщина крепостных стен, но было очевидно, что огневая и магическая мощь нападавших не позволят обороняющимся сопротивляться более пары дней. Потом корабли войдут в бухту, высадят десант, и корона империи украсится еще одним портом. Столь важным, что его захват в корне изменит весь военно-политический расклад в Европе.

И при этом защитники крепости уже два дня проводили вылазки?! Приходилось отдать должное коменданту — понимая безнадежность своей ситуации, он делал все возможное, чтобы спасти хотя бы Амьен. И нельзя было допустить, чтобы жертвы защитников Кале пропали даром. В прошлом мире Ажана эффективность одной ДРГ приравнивалась к тактическому ядерному заряду. Осталось проверить, сколь результативна она может быть здесь.

Группа Тома прибыла к месту встречи в середине дня и к приходу Жана успела отдохнуть и поесть.

— Ну что, герои, готовы к подвигам? — начал он разговор с построившимся на лесной поляне разведвзводом. — Ставлю задачу — нам нужен пленник, причем пленник информированный. Место для засады я успел подобрать, но времени на подготовку нет вообще, придется действовать по обстановке. Приготовить луки и пистолеты, выдвигаемся немедленно. Я и три человека в головном дозоре, скрытность передвижения максимальная.

Последние три слова… три обычных слова. Но сказанные командиром разведки в боевой обстановке. Для случайно встреченных старика с девушкой, собиравших грибы на их маршруте, они стали смертным приговором, потому что свидетелей их прохода остаться не должно. Это страшный закон, но это закон. Его нет ни в одном уставе, его не подписал ни один правитель, о нем знают только те, кто обязан его исполнять и кто мечтает, что никогда этого делать не придется. У многих получается, но, к сожалению, так везет не всем.

К месту засады вышли в сумерки. Успели занять места в перелеске у дороги, ведущей от Кале к комендатуре. От крепости доносилась стрельба — видимо, обороняющиеся пошли на новую вылазку. Что говорили офицеры в той таверне? Его Светлость приготовил свой ход? Господи, помоги нашим!

В какой-то момент стрельба стихла. По логике сейчас островитяне должны направить доклад в комендатуру и, по Уставу, доставить его должен офицер. Внимание!

Вот… о Господи, неспешный топот нескольких лошадей, скрип колес… никак повозка с охраной? Это какой же начальник ночью решился прокатиться? Приз едет нелегкий, но уж очень соблазнительный, такой упускать нельзя. Приготовились!

Из-за поворота выехала… карета, запряженная двойкой лошадей. В сопровождении восьмерки рейтар. Трое спереди, трое сзади, двое по бокам. Не иначе, командир бригады, а то и всего корпуса. Надо брать.

Залп из луков, сделанный практически в упор, беззвучно, но эффективно снимает рейтар и кучера. Лошади, не испуганные, но и никем не управляемые, просто остановились. Вперед! Убитые, раненые, разбираться некогда — всех добить. В карете трое, дворяне, ничего еще не понявшие… нет, один успел сориентироваться, потянулся к пистолету… шалишь! Не будет тебе почетной смерти — ты живой нужен и пока еще здоровый. А кулаком в рыло, а еще раз… гад, ну и ловок, еще получи! Все, спекся.

— Хватай их, братцы, вяжи! Я вот этого… Мать твою! — Жан рванул одного из пассажиров за камзол и в руку ударило… словно в прошлой жизни за оголенный провод схватился. Вольт на двести двадцать, не меньше. Что за черт?

Но надо спешить, потом разберемся.

Уходили быстро, но осторожно, чтобы не дать погоне, а утром она будет обязательно, ни единой зацепки.

Возвратившись на ту же лесную поляну, зажгли костер, к которому подвели пленников.

— Этого в сторону, подальше, завязать ему глаза, руки не развязывать и вообще приглядывать — больно шустрый, стервец — указал Жан на побитого им пленника.

— Так может просто того, — Тома провел ладонью по горлу.

— Никаких того-этого, делай, что приказано! — ответ прозвучал неожиданно зло.

Затем уже спокойнее и на островном языке:

— Прошу представиться, господа.

— Комендант крепости вице-адмирал барон де Жоме, — представился тот, от чьего камзола до сих пор гудела рука. — Командир гарнизона майор де Фотельи, — он указал на второго пленника.

— А третий?

— Это островитянин, — адмирал перешел на галлийский язык, — его люди нас и схватили. Демон знает, как у них получилось, но они пробрались в крепость, незамеченными вошли в здание штаба и, словно из собственного сарая, вынесли нас к своим. Кстати, как я понял, вы галлийцы?

— Да, господа.

— Как комендант Кале, я имею право брать под свое командование любое подразделение галлийской армии. Я слышал — ты сержант? Приказываю срочно доставить нас в крепость!

— Это невозможно, Ваша Милость. Во-первых, я сержант амьенской полиции, требования армейских уставов на меня не распространяются, — от этих слов господа офицеры откровенно обалдели, — во-вторых, как Вы себе это представляете? Да сейчас к крепости близко не подобраться, а уж что там утром начнется, когда островитяне вас хватятся, я и представить себе не могу.

— Полицейский? — включился в разговор майор. — Господи, откуда здесь взялась амьенская полиция? Стоп! Это не из-за твоего ли отряда мы третий день кладем людей в бессмысленных вылазках?

— Думаю, да, господа. А чтобы их смерть и в самом деле не оказалась бессмысленной, мы должны сделать свою работу. Переправить вас в крепость… вы же понимаете, что это невозможно.

— Ошибаешься, сержант полиции, — де Жоме сделал ударение на последнем слове. Потом рассказал, что в крепость с побережья ведет тайный подземный ход и нужно лишь добраться к его входу.

— Я вас понял, господа, но сейчас это в любом случае не получится. Завтра сделаем все возможное. Сейчас прошу меня простить, надо решить вопрос с этим островитянином.

— Он галлиец на службе у островитян, — сказал де Фотельи. — И что там решать — перерезать глотку, и все.

— Безусловно, Ваша Милость, — ответил Ажан, но таким тоном, что было ясно — мнение офицера он будет учитывать в последнюю очередь.

Затем, достав кинжал и поглубже нахлобучив шляпу, направился к пленнику. Развязал ему глаза, обыскал, убедившись в отсутствии оружия, отвел в лес.

— Захват этих офицеров нанес вред Галлии.

— Меня там не было, — ответил пленник. — Это сделали мои люди, но без моего участия и без моей команды. Я лишь сопровождал их, и то конвой мне не подчинялся.

— Принято. Сейчас небо звездное, дорога проходит к северу от нас, километрах в трех, не заблудитесь. Рассказ придумаете сами, а синяки, я думаю, надежно подтвердят Ваши слова. Удачи, лейтенант.

С этими словами Ажан разрезал путы и растворился в ночном лесу.

Разговор в штабе первой бригады

— Так я не понял, лейтенант, почему Вы до сих пор живы?

— Могу лишь строить предположения, господин полковник.

— Интересно послушать.

— Судите сами, галлийцы устроили эффективную засаду, без шума уничтожив весь конвой, и ушли так, что погоня с участием собак и опытных следопытов оказалась бесполезной. У меня один вывод — нападавшими командовал мой однокашник, который просто меня узнал. Клиссонцы не убивают друг друга без крайней необходимости.

— Клиссонец? Да, это многое объясняет. Но если он узнал Вас, Вы должны были узнать его.

— Голос показался смутно знакомым, хотя он и пытался его изменить. А лицо… мы говорили ночью, он был в шляпе, вовсе это лицо затенявшей… я запомнил лишь шрам на левой щеке. Нет, я не смог узнать его.

— Хорошо, господин лейтенант, я Вам верю, можете идти.

«Конечно, веришь, — думал, уходя, лейтенант. — Под заклятием правды врать невозможно, лишь отказаться отвечать. Слава Богу, тот парень тоже об этом знал».

Глава XXII

С рассветом разведгруппа вышла к побережью. Поросший густой травой обрывистый берег отлично скрывал бойцов и офицеров. Но лишь до тех пор, пока они лежали. И лежать им предстояло до позднего вечера, пока не появится возможность подойти к морю незаметно для патрулей, исправно обходивших береговую линию — потайной ход начинался в прибрежной скале.

Днем, как и вчера, эскадра бомбардировала форт. К сожалению, гораздо эффективнее. Во всяком случае, ответные выстрелы звучали и реже, и слабее. Да, был потоплен один корабль, еще два, задымив, вышли из боя, но было ясно — надолго галлийцев не хватит.

Когда солнце уже клонилось к горизонту, к эскадре, прекратившей бой и отошедшей на пару миль от берега, присоединился еще один корабль.

— Господин адмирал, — набравшись наглости, спросил Жан, — это кто приплыл?

— Плавает дерьмо, — автоматически ответил де Жоме. Потом, вспомнив, что разговаривает с быдлом, да еще сухопутным, собрался продемонстрировать класс владения специальной военно-морской терминологией, но сдержался — не хватало еще на шпака силы тратить. С другой стороны, именно этот шпак здесь и сейчас был главным. Эта идея потребовала осмысления, после которого было принято мудрое решение — пока нахала не бить и даже ответить, вдруг знание убогому в чем и поможет.

— Легкий фрегат, судя по вымпелу — почтовый.

С прибывшего корабля спустили шлюпку, которая направилась к другому. В подзорную трубу было видно, что помимо гребцов в ней сидели еще три человека, в том числе двое в зеленых плащах магов.

— Отправились на доклад командиру эскадры, — прокомментировал де Жоме.

— Это и есть флагман? — спросил Жан.

— Он самый, галеон «Император» — единственный серьезный корабль в этом гадюшнике. Господи, да если бы у меня был полный гарнизон, мы эти шнявы давно уже разогнали. А так в крепости лишь один маг, и тот врач. С другой стороны, потому и прозевали нападение — твердо знали, что главные суда островитян встали в доки. Но сейчас у противника два мага флота и два полковых, так что долго нам не продержаться.

— Не хочу вас расстраивать, господа, но, боюсь, прибывшие маги положение крепости не улучшат. Собственно, ради них мы здесь и находимся. Вероятно, завтра с утра они отправятся к Амьену. Надо готовиться к их дружеской встрече.

— Это если отправятся, а если хотя бы денек повоюют здесь — завтра Кале будет взят, — прорычал в бессильной злобе де Жоме.

С «Императора» просемафорили, послание отрепетовали с ближайшего к берегу корабля.

— Всем капитанам, старшим офицерам и магам прибыть на флагман, — прочитал адмирал. — Отлично! Значит, сегодня господа офицеры по традиции пьют перед решительным штурмом. А мы прохлаждаемся на бережке в компании гражданских штафирок.

— Как только стемнеет, вы пройдете к подземному ходу. Мои люди пойдут с вами. Поверьте, они хорошие бойцы.

— А ты сам? Полицейский? Боишься повоевать? — в голосе адмирала звучало откровенное презрение.

Но Жан на него не повелся — на войне у каждого свое место.

— Со мной останутся два человека. Все, стемнело. Тома, проводить господ офицеров. Один вопрос, Ваша Милость — чем меня так тряхнуло, когда я вытаскивал Вас из кареты?

— Тряхнуло?! Это ты скажи, почему ты еще жив, — и де Жомэ отвернул камзол, на внутренней стороне которого синей искрой сверкнула Голубая Звезда — высшая награда дворян королевства Галлии. Одно из ее свойств — только награжденный может дотрагиваться до нее без риска для жизни.

Но обсуждать этот казус уже не было времени. Отряд ушел, а Жан и двое солдат прошли к расположенной неподалеку деревушке. Горящая возле одного из домов лампа, по-видимому, использовалась островитянами как вспомогательный маяк.

Около деревни на песок был вытащен ялик. Ушлые крестьяне сняли с него весла, но та самая, едва не спалившая Жана подзорная труба помогла выяснить, куда их прятали. Две деревенские шавки попытались отогнать разведчиков, но два снайперских выстрела из лука помогли сохранить сон хозяев. Да и их жизни заодно — дело надо было довести до конца любой ценой.

— Едем к «Императору» — вон те огни.

Все. Разговоры кончились, началось дело. За день адмирал подробно описал, где на кораблях расположены крюйт-камеры, как организован караул и сообщил много других интересных сведений, известных каждому моряку, но совершенно новых для сухопутной крысы. Что же, пришло время ими воспользоваться.

Черный силуэт флагмана постепенно приближался. Все, наконец, добрались. Теперь главное — подняться на борт. Изначально планировалось забраться по якорной цепи, что изрядно повеселило господина адмирала. Не цепь, а канат толщиной с не самое тонкое дерево, мокрый и скользкий, уходил в клюз. Влезть туда взрослому мужчине — если только в крысу превратиться.

Но он же и подсказал путь, благо среди специфического арсенала разведчиков нашлась кошка, с помощью которой было удобно залезать на стены, дома, да мало ли куда им приходится пробираться. Так что бросаем ее на нос галеона, с которого обильно свисают веревки, звучно именуемые такелажем, и вперед! В смысле наверх. Но вначале:

— Возвращаться на берег. Ждать у той же деревушки, себя не обнаруживать. Если до рассвета не вернусь — уйти в лес с задачей выжить, вернуться к своим и доложить о том, что здесь было.

— А ты, командир?

— Выполнять… — и последовала одна из любимых присказок сержанта. Никому не понятная, но прекрасно стимулирующая к выполнению приказов.

Ялик бесшумно отплыл, а сержант, словно обезьяна, ловко взобрался на корабль. Так, что у нас здесь? Мама дорогая! Картина, представшая перед выглянувшим над палубой Жаном, была живописной, но вряд ли способной вдохновить кого-нибудь из маринистов на создание шедевра. Перед его взором белели две голые задницы. Ну да, адмирал же говорил, что нос корабля как раз гальюном и называется! Он только не сказал, что используется он именно как гальюн — в палубе пара дырок, куда бравые моряки и облегчаются. А все ненужное летит напрямую в синее море. Удобно, конечно, но вот запашок вокруг…

Дождавшись, когда орлы оденутся и уйдут, Жан забрался на палубу гальюна… черт, кажется во что-то вляпался… вот ведь романтика моря, прости Господи. Интересно, а на корабле такая же вонь? Ничего, заберемся — узнаем. А пока тихонечко сядем у стеночки с мудреным названием, в тени, едва отбрасываемой в свете молодого месяца. Подождем.

На выходе с гальюна дверь, ведет на нижнюю палубу, как там ее адмирал называл? Да хрен с ним, с названием, главное туда попасть, именно там наша цель. За дверью должен стоять караульный. Снять его — не проблема, только если его пропажа обнаружится раньше времени… в принципе не страшно, дело будет сделано, но вот с корабля можно уже и не выбраться, а жить хочется сил нет как. Так что не спешить! Должен же кто-то еще сюда зайти — место же такое, для регулярных посещений предусмотренное. О, еще один клиент. В белом исподнем, как и мы, надо брать.

Судя по поспешности, бедолага в этот момент думал лишь о том, как успеть к очку, потому и не заметил, как метнулась к нему бесшумная тень. Сильная рука зажала рот, острая боль пронзила шею… на мгновенье… и все кончилось. Теперь спешим! Раздеть беднягу, тело за борт, переодеться в его шмотки… боже, ну они и воняют, зато сухие…

Караульный не заметил ничего необычного — выбежал моряк, сделал свои дела, вернулся. Да и запах еще с собой принес, так что нечего там рассматривать: тот — не тот, ну его. И так пост самый гнусный достался, скорее бы вахта закончилась.

А Жан, спокойно пройдя мимо, направился дальше, туда, где, по словам адмирала, и располагалась крюйс-камера. Проще говоря — пороховой склад. И это помещение уже охранялось серьезно — двое вооруженных моряков стояли, внимательно посматривая вокруг. Все-таки осознание того, что за твоей спиной гора пороха, здорово дисциплинирует. Незаметно пройти мимо них — дело безнадежное. Придется гасить, но не сейчас и не этих — надо дождаться смены, чтобы получить четыре часа форы на злодейства и возвращение на берег.

А пока спрячемся в закутке, благо народ спит и нас не беспокоит, и займемся делом. Жан снял с шеи медальон. Последний из трех, добытых у убитых им магов в том страшном ущелье близ деревушки Фадж. Первые два спасли крепость Сен-Беа. Этому предстояло спасти Амьен, а то и Кале в придачу. Надо лишь его перенастроить — сделать так, чтобы он взорвался от любого заклятия, что будет применено поблизости. Год назад радиус был пять метров, сейчас удалось расширить до пятидесяти. Только собраться и аккуратно, не торопясь перенастроить вплетенные в амулет конструкты. Это колдовать мы не можем, а вот чужие заклятья изменять — запросто. Господи, не дай ошибиться! Так, так, еще вот так… линии меняли направление, цвет. Как это получалось, Жан пока не мог объяснить, маловато было времени на исследования, приходилось брать практикой.

Ну вот, кажется… нет, вот здесь чуть подправим… да, дело сделано! Если сейчас кто-то из господ магов или просто дворян решит похвастаться умением колдовать, кирдык, однако, будет. Большой такой, громкий, благо крюйс-камера вот она, рядом. А пьяные песни из офицерской кают-компании слышны на всю акваторию — стараются господа, надираются перед завтрашним боем со всем рвением и прилежанием.

Но может и не выйти ничего грандиозного, лишь оторвет руки, ну и еще чего-нибудь, наглому горе-диверсанту. Потому что стены… нет, нет, нет, переборки, конечно переборки, крепкие, не факт, что через них сдетонирует порох. Так что надо медальон занести внутрь, обязательно внутрь, тогда уж рванет без вариантов.

Вот и смена, лишь бы не заметили — Жан вжался в свой закуток. Ого, а воняют морские волки конкретно! Ну да это их проблемы, нам их нюхать неинтересно. Наконец сменились, все стихло, можно начинать злодействовать.

Караульные увидели, как нетвердой походкой к ним идет расхристанный, одетый лишь в исподнее моряк. Ну а кто еще может ходить по кораблю в таком виде? Лишь свой брат матрос, которому завтра выпишут господа офицеры не менее полусотни горячих. И правильно: напился — лежи, получай удовольствие, а не болтайся без дела, да еще у охраняемого помещения.

— Стоять, пьянь, — строго приказал один из караульных. Хотел сказать что-то еще, да не успел. Пьяница внезапно рванулся, словно размазавшись в воздухе, возник рядом и нанес два точных удара кинжалом. Потом, для верности, еще два. Все.

Так, теперь дверь… закрыта на замок… не беда — был в Клиссоне соответствующий курс. Небольшой, но очень запоминающийся, а отмычки с собой предусмотрительно захвачены — предмет в деле разведки и диверсии полезный. Так, так, ага, еще немного, есть! С щелчком дужка раскрылась. Кладем медальон между бочек с порохом, сделано. Теперь рванет, так рванет. Хана кораблю, однако.

Все, осталось скрыть следы и свалить с обреченного судна. Ну как скрыть — трупы двух караульных не спрячешь, но замок закрыть надо — Бог даст и не поймут островитяне, что кто-то в крюйс-камере побывал. Или хотя бы не сразу поймут. И трупы посадим, вроде как присели бедолаги отдохнуть. В последний раз, ага.

Теперь можно назад, в смысле на гальюн. Караульный привычно-брезгливым взглядом проводил очередного бедолагу, держащегося за живот, прощай, дорогой. Теперь только на небесах увидимся. Или в преисподней, как уж там небесная канцелярия решит. Надеюсь — не скоро.

Спустившись по идущей от кошки веревке, сержант погрузился в воду. Когда-то Боря Воронин был неплохим пловцом, но у Жана Ажана об этом осталась лишь память — за все время в новом мире плавать ему было просто негде. Сейчас пришлось.

Холодная вода обжигала, дыхание сбивалось, но через какое-то время дело наладилось — гребки стали уверенными, ноги заработали в нужном темпе, и вода уже не жгла, а приятно холодила разгоряченное тело. А воздух! После духоты и вони корабля соленый, ядреный, вольный морской воздух казался дыханием самой жизни! Плылось на удивление легко и с каждым гребком росла уверенность в удачном завершении авантюры.

Жан подплыл к ближайшему от «Императора» кораблю. Сейчас, пока все командиры и маги на флагмане, надо заставить магов применить какое-нибудь заклинание. Но как? Да запросто — сделать громкую пакость. Тогда наверняка кто-то захочет посмотреть, что произошло, зажжет магическую люстру, амулет сработает со всеми неприятными для островитян последствиями. И такая пакость была приготовлена. Еще в Амьене де Савьер сделал взрывающийся амулет, активировать который мог любой простак — достаточно было повернуть маленький рычажок. Что интересно, взрывался амулет не сразу, а, как уверял господин маг, через полчаса после активации. Магической энергии, или что она там такое есть, де Савьер закачал в амулет не слишком много, он, собственно, являлся лишь детонатором. Только Жан не решился использовать его на «Императоре», как прибор неиспытанный и непроверенный. А вот для данной задачи он подходил. Заодно и испытание пройдет.

Достав кинжал, вогнал его между досок борта около кормы — примерно там, как сказал адмирал, на небольших кораблях размещали крюйс-камеры. Чем черт не шутит — а вдруг сдетонирует. В результате не шибко надежная конструкция получилась, но для данного дела годилась. Теперь активировать амулет, повесить на кинжал и можно делать ноги, в смысле руки… в общем плыть подальше и побыстрее, держа направление на огонек той деревни, откуда угнали ялик.

Амулет де Савьера взорвался минут через десять. Если бы Жан использовал его на «Императоре», сейчас плавно летел бы на встречу с Высшим Судией. Никакой порох, естественно, не сдетонировал, но цель была достигнута — на флагмане заинтересовались, запустили заклятие света и… корабль разорвало пополам. Пламя, рванувшееся в небеса, грохот могучего взрыва, заглушивший предсмертные крики жертв… и все стихло, лишь небольшие обломки еще недавно прекрасного судна догорали в по-прежнему величественном в своем спокойствии океане.

А Жан направился к берегу. И чем дольше плыл, тем яснее понимал, что выйти на берег ему, скорее всего, не суждено. Та самая вода, что еще недавно лишь приятно холодила, сейчас высасывала тепло, силы и само желание жить. Ажан словно вновь попал на тот плац академии Морле, где над ним проводили обряд лишения дворянства. Та же боль и всепоглощающее чувство безнадежности… Тогда спасло чудо — ему удалось создать свое заклятие. Но океан — не человек, на него магия не действует, ему вообще все равно. Так что, конец? Умереть второй раз, больше никогда не увидеть сына?

Сын! Сыну нужен отец! Он не смеет оставить сына без отца, он не смеет сдаваться!

И из последних сил, уже ничего не чувствуя, ничего не соображая, но Жан плыл на этот бесконечно далекий огонек. Сколько осталось? Миля? Полмили? Ночь и море искажали перспективу, не давая оценить расстояние.

Вдруг рука коснулась дна. Жан встал, сделал шаг и упал, последним отблеском сознания заставив тело падать на спину, чтобы не захлебнуться. Он уже не видел, как к нему бежали товарищи, не чувствовал, как несли на берег. Перед мысленным взором возник знакомый тоннель света… Все?

Глава XXIII

Ничего не делать. Стоять и умирать.

генерал от инфантерии граф Остерман-Толстой

Так бывает. Человек понимает, что жив, осознает себя, может даже рассуждать, но будто со стороны. Сознание не управляет телом, а словно с интересом наблюдает — чем все закончится. Ясно, что осталось недолго, ясно, что сделать ничего нельзя. Тогда что можно? Ждать, отмечать симптомы. Вот интересно, если бы рядом был врач? Не здешний, а земной? И если бы можно было ему описать, где что болит, а где, наоборот, наступило блаженной онемение. Помогло бы это врачу? Открылись бы ему какие медицинские глубины? Или посоветовал бы не заниматься ерундой, типа доктор сказал в морг, значит в морг?

А за нашей тушкой ухаживают! В том смысле, что тело продолжает функционировать, по крайней мере в части базовых процессов. И вот их последствия кто-то устраняет. Интересно кто? Если островитяне, что скорее всего, то спасибо им за это не грозит. А грозит длиннющая и очень искренняя тирада на великом и могучем. Не поймут, так хоть душа порадуется. Перед тем как ее вынимать начнут. Серьезно так, с чувством, с толком, с расстановочкой. За взорванный флагман со всеми, кто там был… да, за это будут платить всерьез. Наивные. Ни хрена им не светит.

А если свои… тогда спасибо, братцы, но тоже зря стараетесь. Слышно, как рядом кто-то что-то говорит. Непонятно, но очень торжественно. Все равно напрасно. Было это уже, знакомо до досады. Вот, немеют пальцы, ноги, руки сами начинают перебирать одеяло, еще немного…

Секундочку! Такое ощущение, что под бок положили что-то интересное. Вроде как рядом с замерзающим калорифер образовался. Только не тепло от него, но что-то очень, очень приятное, дающее даже не надежду — уверенность! Так что смерть откладывается, лучше поспим.

Снилась жена, дочки, Леон и почему-то Сусанна. На подмосковной даче жарили шашлыки, пели русские песни, как умудрялись подпевать Леон и Сусанна — такая мысль даже не возникала. Подпевали и всё, и были счастливы. А как иначе?

Со сном расставаться не хотелось. Но пришлось, и действительность выдала такое!.. Перед взором Жана предстала улыбающаяся физиономия Тома. С наполовину выбритой головой, усатый, сверкающий щербатой улыбкой — куда только зубы делись? Сержант взревел во всю глотку:

— Командир проснулся!!!!

Где-то треснула, а может и разлетелась в щепы, дверь и над кроватью больного нависли довольные физиономии капралов и солдат целого взвода разведки. Или не целого? Многие перевязаны, кто-то опирается на костыль, но об этом потом, главное — что все они счастливы!

— А ну, разойдись, убогие! — раздался из-за солдатских спин надтреснутый мальчишеский голос. И Жана обнял Шарль-Сезар, виконт де Сент-Пуант! Белобрысый, вытянувшийся за этот год, но по-прежнему ловкий и настырный, он прорвался сквозь обступивших кровать солдат и уткнулся лицом в грудь своего бывшего командира.

— Господи, Шарль-Сезар, ты здесь откуда? И вообще, где мы сейчас и что происходит? — голос больного был еще слаб, но уже требователен.

Отвечать стали все и одновременно. С большим трудом удалось понять, что его спасли отправленные в ялике разведчики. А островитяне после взрыва «Императора» все-таки пошли на штурм. Но после гибели их магов и старших офицеров Господь прочно принял сторону Галлии.

Все это было неделю назад. А два дня назад в город вошел пьемонтский корпус под командованием самого маршала де Комона.

— Кстати, Жан, ты ничего странного не чувствуешь, — хитро прищурившись спросил юный виконт.

— Самое странное — это то, что я еще жив. Но, вообще, да, справа как будто тепло какое льется. Не жар, а именно тепло. Вы там что положили? Мне же не видно, я голову повернуть не могу!

— Но руки поднять можешь? Вот держи, только открывай сам, нас уже от этой чести уволь — мы жить хотим.

Ничего не понимающий Жан взял в руки маленькую коробочку из красного бархата. Когда-то, страшно подумать сколько лет назад, точно в такой же лежало кольцо, которое Борис Воронин надел на палец своей невесты. А сейчас? Без меня меня женили? Судя по заинтересованным рожам, не исключено. Вон как таращатся, как дети на Коперфильда, ей-Богу.

«Интересно, — подумал Жан, — у меня сейчас такая же глупая физиономия, или еще глупее? Ну да ладно, открываем… Твою ж дивизию!»

Внутри сверкнул маленький топаз. Желтая Звезда, высшая награда Галлии для гражданских не дворян. Все, приехали, конец традиции. Звездой награждают только один раз, это закон! А здесь… третья! И как теперь быть? От второй нельзя было отказаться, не раскрыв себя, да и награждался тогда вроде как совсем другой человек, но сейчас?! Он обязан был предупредить!

Секундочку, секундочку! Церемония вручения Звезды четко прописана и должна быть выполнена скрупулезно, иначе это и не Звезда вовсе, а так, банальное украшение. И, главное, четко расписан обязательный ответ награжденного, мол, клянусь, жизнь за короля и так далее. Но ведь он этого не говорил! Просто не мог сказать!

— Так, друзья, давайте подробно — сколько я тут отдыхаю и что за это время произошло.

Отвечать друзья вновь стали одновременно, все сразу, устроив гвалт, от которого немедленно разболелась голова. Но в конце концов ситуация прояснилась.

Жана действительно вытащили из воды те двое разведчиков, которых он отправил на берег на ялике. Вытащили, через потайной ход пронесли в крепость и сдали врачам, не забыв рассказать, что именно этому человеку защитники, да и вообще все жители Кале обязаны величественным зрелищем ночного фейерверка на море.

А наутро островитяне бросились на решительный, но абсолютно бесполезный штурм. Корабли полностью разрушили форт и ворвались на рейд. Только возвратившийся ночью галлийский адмирал первым делом приказал вывести из него все способные стрелять орудия и направить их именно на рейд. Всю ночь солдаты, моряки, да и все жители города, кто мог носить, тянуть и толкать, занимались этим делом. Команды капралов сломя голову бросались исполнять дворяне, купцы, студенты, все те, кто еще вчера этих капралов в упор не видел, да и завтра уже не увидит. Но это в случае победы, которую еще только предстояло добыть.

Вошедшие на рейд корабли островитян попали под кинжальный огонь. Возможно, капитаны и смогли бы организовать отпор, но они погибли в ночном взрыве на «Императоре». Их помощники были храбры, но недостаточно опытны. Моряки бились отчаянно, пушки стреляли даже с тонущих судов, шлюпки с десантом рвались к причалам. Тонут товарищи? Неважно, главное добраться до берега, завязать рукопашную, нас все равно больше! Лишь бы добраться.

Кому-то удалось, но слишком немногим.

Несколько дней после этой бойни на поверхность всплывали раздутые тела.

Одновременно с атакой с моря начался штурм с суши. В одном месте островитянам удалось прорваться, войти в город. Перед ними встал последний резерв — сотня бойцов, сумевших перекрыть квартал прорыва. Взвод сержанта Тома оказался на направлении главного удара. Он встретил врага на улице, что вела к центру города. Взвод против роты. Мушкет на мушкет, грудью в грудь. Разведчикам осталось лишь стоять и драться. Уже не думая о себе, забыв обо всем, отражая удары, нанося удары, стоять, потому что сзади нет никого. На узкой улочке, по которой с трудом могла бы проехать телега, между старых обшарпанных домов.

Разведчики плохо обучены сражению в строю, но здесь это и не нужно. Жестокая рукопашная, в тесноте, когда не размахнуться, не увернуться от удара. Звон железа, крики раненых, ноги спотыкаются о павших, скользят в лужах крови. И ярость. Запредельная ярость мужчин, уже забывших, что есть боль, жизнь и сама смерть. Лишь победа или поражение. И город, который сегодня будет либо спасен, либо захвачен, и тогда пусть Господь принимает души побежденных.

Казалось, бой длился вечность, на самом деле — не больше четверти часа. Подошла помощь, прорвавшихся окружили и после пары залпов в упор островитяне побросали оружие. Их связали, разместили на площади под охраной. Штурм был отбит. Крепостную артиллерию галлийцы усилили орудиями форта, после чего идти на новый приступ без поддержки магов стало бессмысленным. Все. Можно вздохнуть и заняться ранеными и убитыми. Первых — санитарам, вторых — священникам. Галлийцев и островитян. Мертвым отныне, им делить нечего. Островитяне реформисты? Не важно. Всех отпеть по канону истиной церкви. Там, наверху, Господь определит своих.

Через пять дней с победой возвратился пикардийский корпус, которому досталась дополнительная слава — пленение пусть и потрепанных, но все же четырех полков островитян. После разгрома флота им просто некуда было уходить. Идти на север и восток вглубь страны — безнадежно, а с запада возвращалась галлийская армия, втрое превосходящая противника, с полноценной магической поддержкой, воодушевленная после удачного сражения, в котором наголову были разгромлены кастильцы.

А взвод Тома перестал существовать. Бойцы погибли, лишь немногие израненными попали в суровые руки средневековых санитаров, из которых не часто удавалось вырваться живыми. Спасла благодарность адмирала, который посетил освободивших его разведчиков и лично приказал магу, который обычно занимался лишь офицерами, снизойти до вот этих вот нижних чинов.

И все бы ничего, но излечить Жана маг оказался бессилен. Напрасно штудировал он труды великих врачей, конструировал самые изощренные заклятия — Жан умирал.

На его счастье, взглянуть на героя, спасшего Кале, решил командир пикардийского корпуса маршал де Комон. Узнать своего крестника было невозможно — его лицо было покрыто лечебными мазями, на голове лежал могучий компресс с чем-то очень волшебным и очень вонючим. Да что там маршал — находившийся в его свите Шарль-Сезар не узнал друга!

— Сколько ему осталось? — спросил де Комон мага.

— Если ничего не предпринять — до завтрашнего вечера, — развел руками врач.

— Что значит — если ничего не предпринять? Так что-то можно сделать?

— Я бессилен, Ваша Светлость. Он не реагирует на мои заклятья. Никогда с подобным не сталкивался, но знаю, что это бывает. К счастью, редко. Известен лишь один случай спасения такого больного, и тот в прошлом веке.

— Ну, я что, клещами должен из Вас тянуть? Что за случай?

— Как же, наверняка Вы и сами об этом знаете! Виконт де Безансон!

— Тот самый? Герой Великой Войны?

— Именно. Он был смертельно ранен, его также не могли спасти, и Эдмонд II наградил умирающего Голубой звездой. Никто до сих пор не понимает, что произошло, но мои учителя считают, что каким-то образом его спасла Звезда — все-таки это сильнейший артефакт.

— Звезда? Что скажете, кавалер? — обратился де Комон к адмиралу.

— Мы все живы благодаря ему, но он не дворянин, это точно, хотя я так и не узнал, как его зовут. И вообще не военный — амьенский полицейский, так что Желтая… Бог даст, и она сможет помочь? Но, в любом случае, наградить умирающего героя Звездой — народ такое примет с энтузиазмом. Только как?

— Если позволите, господа, — вступил в разговор маг. — Есть такой ритуал, именно его использовали при награждении де Безансона. Правда, тогда участвовал король, но этот парень простолюдин, а вы оба — кавалеры. Один из вас будет говорить от его имени.

— А имя? Хоть зовут-то его как?

— Все, кто это знает, лежат в соседней палате, но еще два дня должны спать — если прервать исцеляющее заклятие, оно убьет больных. Если согласны — к вечеру Желтая Звезда будет готова.

К вечеру госпиталь был не то что вычищен — вылизан! С недавних пор маршал стал требовать от санитаров чистоты, как в королевском дворце. Впрочем, куда там дворцу, в котором в качестве туалета утонченные придворные запросто использовали первый попавшийся закуток. Здесь же самые тупые солдаты боялись о таком подумать — командир был скор на расправу, а полковые палачи виртуозно владели плетью, после которой не умрешь, но урок запомнишь на всю жизнь. И что с ним случилось? Не было же такого раньше! После прошлогодней кампании в Пиренеях началось, стареет, видно, фантазировать начал.

И вот в госпиталь вошел весь свет высшего общества Кале. Из палаты Жана убрали других больных, чтобы те своими стонами и прочими неблагородными звуками и запахами не омрачали торжественность момента.

Де Комон, важный и нарядный, словно петух в курятнике, объявил о награждении вот этого вот героя. Адмирал, не уступающий маршалу в величественности, держа Жана за руку, от его имени поклялся служить Галлии, королю и членам королевской семьи, оба вежливо выслушали восторги и аплодисменты, после чего дамы и господа покинули обитель скорби, дабы достойно отметить знаменательное событие — рождение нового кавалера, пусть и простолюдина.

Одна молодая девица, а девицам свойственно любопытство, решила полюбоваться на героя. Задержалась, взяла висевшее у изголовья больного полотенце и вытерла ему лицо. Уродливый шрам на щеке настолько напугал юную красавицу, что она вскрикнула и поспешно выбежала из палаты.

На этот крик Шарль-Сезар, выходивший последним, как самый младший, обернулся… и увидел своего командира. Восстановить справедливость? Объявить о незаконности награждения? Эти глупые мысли даже не появились в его голове. Виконт просто остался, чтобы привычно, как когда-то в Сен-Беа, менять простыни, мыть, протирать и ждать. Либо магия Звезды сделает свое дело, либо он отдаст последний долг человеку, который стал самым близким в его недолгой, но и нелегкой жизни.

Повезло. Через два дня Жан Ажан открыл глаза.

Глава XXIV

В Амьене героям была устроена грандиозная встреча!

Впервые за многие годы, да что там — за всю историю Амьена в парадный зал дворца был приглашен простолюдин, в честь которого сам граф устроил торжественный прием. В этот раз никто не досаждал Жану обучением этикету, но с костюмом возникла не просто проблема — проблемища! Его Сиятельство пожелал чествовать героя уже на следующий день, а ничего, в чем можно было бы достойно посетить дворец, в гардеробе полицейского не было.

Выручил виконт де Романтен. Из своих запасов он подобрал скромный, немного старомодный, но сделанный из дорогих тканей костюм сине-черных тонов, на котором прекрасно смотрелся ярко-желтый топаз — Желтая Звезда. Марта напрягла свою подругу — владелицу лучшего ателье города, а уже та мобилизовала на трудовой подвиг лучших мастериц. Костюм подогнали по фигуре, пришили самые модные кружевные обшлага и воротник. Наряд дополнили гольфы и ботинки, в результате получился образ скромного, но знающего себе цену молодого человека.

Само торжество Жану запомнилось плохо. Вначале шли напыщенные речи о мужестве амьенцев, героизме амьенцев, славе амьенцев и вообще о том, что амьенцы — лучшие люди мира, что стало возможным благодаря мудрому, непрестанному, неподражаемому… короче, правлению владетельного графа.

Естественно, мужество, героизм и слава относились к амьенскому дворянству, хотя, надо отдать должное, быдло, включая и вот этого остолопа в синем, в речах как-то присутствовало. Просвещенный век, поди, можно сказать — демократия.

Затем начались танцы, на которых Жану нечего было делать. Ожидая, когда приличия позволят уйти, он встал в дальнем углу зала и просто слушал музыку. Прожив в этом мире уже немало лет, он впервые слышал оркестр. Не балаганные тру-ля-ля, не армейские дудки и фанфары, а именно музыку, написанную очень хорошим композитором и исполняемую очень хорошими музыкантами. Когда-то с женой они любили ходить в консерваторию, зал Чайковского. Как же им было хорошо…

Внезапно на плечо легла женская рука.

— Не знала, что ты любишь музыку, — графиня, ну, сейчас начнутся упражнения в злословии. — И этот костюм… я надеялась на повторение тулузского зрелища. Кажется, в твоем окружении появился кто-то с хорошим вкусом?

— Достаточно того, что в нем не было господина маршала, — Жан улыбнулся. — В этот раз он ограничился лишь наградой.

Графиня улыбнулась в ответ.

— Скажем ему за это спасибо. Но, Жан, ради Бога, расскажи, как он умудрился наградить тебя второй раз?

— А он и не знал, кого награждает. Я был без сознания, лицо врачи измазали какими-то мазями. Там провели какой-то хитрый ритуал. Вроде бы так награждали какого-то героя, виконта, как его, де Бесанон, кажется. Желаете рассказать о незаконности награды?

— Безансон! — глаза графини вспыхнули от восторга. — Виконт де Безансон, великий герой Великой Войны и ты! Жан, я, конечно, графиня, мне стервой быть по статусу положено, но не до такой же степени! Так что поздравляю от всей души! И спасибо. Мы тут вроде как тебя не замечаем, у нас так принято, но поверь, каждый, кто тебя сейчас в упор не видит, прекрасно знает: если бы не ты, не то, что бала — города могло не быть.

Вслед за графиней шла Николь. Впервые после истории с эликсиром принцев, когда ей доступно объяснили, что гадить полицейскому, имеющему друзей, чревато. Судя по всему, поняла. Но лишний раз разговаривать с ней Жан не собирался.

А Николь остановилась, вежливо улыбнулась, вроде как поздравляя героя, и тихо, чтобы никто не услышал, произнесла:

— А черное Вам идет больше.

Сказала, и поспешила вслед за госпожой. Все вежливо, все по протоколу — поздравила госпожа, поздравила и служанка. А то, что у человека челюсть на секунду отвисла, так это дело такое, естественное. Сам урод, а с ним такая красотка говорила! Какую каждый из присутствующих к себе в койку как ценный приз затащить готов. Жаль, граф не одобрит. А уж как графиня не одобрит — она уже кое-кому так намекнула, что все поняли.

За этой сценой внимательно наблюдал граф. Вначале полицейский интересовал его как хитроумная загадка, разгадать которую просто интересно, словно решить этюд в набирающей популярность игре шатрандж. Потом, когда Ажан умудрился выйти на кастильскую резидентуру в Амьене, став ключевой фигурой в ее разработке, необходимость понимания человека, на которого сделана ставка, возросла на порядок. Речь уже не шла о затратах — стоимость ошибки могла привести к катастрофе. И Граф пошел с главного козыря — использовал эликсир принцев. Безумно дорогой, но и безотказно действующий препарат.

Он поручил его заботам Николь. Перевербованная когда-то им лично девчонка, агент кастильской разведки, она много раз доказывала свою преданность и мастерство. Изящно решала самые сложные задачи, используя красоту лишь как способствующий фактор. Главным для нее был по-мужски ясный и по-женски изворотливый ум.

Да, ей можно доверять, безусловно. Но что она умудрилась сказать такого, что наш кавалер обалдел? Чтобы вытянулось лицо и отпала челюсть у такого мастера, а Ажан несомненно мастер, — это надо суметь! Еще одна загадка. Мелкая, но сейчас с этим парнем мелочей не может быть. Потому что это раньше он был инструментом. С этого дня он стал оружием, которому боец должен доверять абсолютно.

Он показал себя в схватке. Интересно, как он поведет себя в условиях рутины?

— Виконт, — обратился граф к де Романтену, — можно Вас на пару слов?

Посадить бойца на бумажную работу, заставить заниматься одним и тем же изо дня в день, из месяца в месяц, с тем чтобы увидеть, куда устремится его деятельная натура? Это могло привести действительно к интересным результатам, если бы речь шла о ком-то другом.

Граф просто не знал, что имеет дело с одним из тех людей, кто искренне мечтает о мирной жизни, но постоянно ввязывается в драки. Не всегда рукопашные, но всегда жестокие. Судьба.

Следующим утром Жан прибыл на службу как обычно. Внутри здания около поста охраны висели два приказа, один — самого графа Амьенского! Интересно… Так, мы, владетельный граф… граф… сюр Уаз, правом сеньора (слава Богу, не того права) бла-бла-бла… Ого! За исключительные заслуги перед вверенным нашему правлению городом присваиваем сержанту полиции Ажану офицерское звание лейтенанта полиции! Вот это да! Ох и пьянка сегодня будет! Надо срочно с Мартой договариваться, чтобы одну из таверн подготовила. Или лейтенанту теперь с простыми полицейскими пить не полагается? Так, об этом потом, что на втором приказе?

Здесь, однако, короче, но не менее хлестко. Приказ де Романтена. В связи с присвоением офицерского звания отстранить Ажана от занимаемой должности, назначить заместителем коменданта полиции по строевой части. Прошлые обязанности вышеназванного Ажана возложить на сержанта Вида.

Твою ж мать! Учить этих увальней? Чему? Строевым приемам советской армии? Или боевым порядкам батальона в обороне? Интендант что, перепил вчера? Кстати, когда он успел эту бумагу придумать? Когда Жан уходил с великосветского сабантуя, де Романтен, с трудом держась на ногах, пытался соблазнить сразу двух столь же нетрезвых дам, начисто игнорируя убийственный взгляд жены, стоявшей неподалеку. Ох, не до приказов ему ночью было. Но вот же, висит. И Его Сиятельство когда только успел?

Сзади обратились:

— Господин лейтенант.

Жан обернулся — рядом стоял секретарь де Романтена.

— Господин интендант ждет Вас немедленно.

Раз ждет — надо идти.

Хозяин кабинета был сер и слаб. Широкая шляпа затеняла верх лица, но даже и так на левой щеке угадывался толстый слой белил. Видимо, домашняя разборка с супругой прошла в бурной, можно сказать, страстной обстановке. Теперь главное — не улыбнуться — не простит.

— Вызывали, Ваше Сиятельство?

— Сядь вон там, — дыхнув ядреным перегаром, виконт указал на стоявший вдали стул. — Приказы читал?

— Так… — Жан попытался вскочить, чтобы ответить громко и четко, в соответствии с воинским Уставом, но вовремя понял, что благодарен ему за это хозяин кабинета не будет. — Читал.

Вот так, негромко и по существу.

— Значит так, поступаешь в распоряжение коменданта и не спрашивай почему. Но, — де Романтен сделал длинную паузу, — этим твоя работа не ограничится. На все серьезные преступления будешь выезжать лично. Выехал, отработал, организовал работу и ко мне на доклад. Комендант об этом предупрежден, у него вопросов не будет. А у тебя?

— Только один, — негромко, чтобы не раскололась начальственная голова, спросил Жан. — А какое преступление считать серьезным?

Ответ начальника был уныл, многословен и непечатен. Новоявленный офицер решил не уточнять даже общий смысл этой тирады. Он просто встал, вежливо откланялся и вышел, очень тихо закрыв за собой дверь.

Чувствуя себя идиотом, Жан решил, что вернуть мозги на место поможет лишь будущий родственник. Или не родственник? Интересно, муж матери твоего ребенка кем является? А у Гурвиля с Мартой скоро свадьба, и эта главная городская новость по популярности давно переплюнула недавнюю войну. Какие островитяне, когда тут сама Крутая Марта замуж выходит!

Жан вежливо постучался, вежливо вошел в кабинет… Слава Богу, хоть этот трезвый. Взгляд жениха, правда, тоже на потолке витает, но это мы сейчас изменим.

— Господин майор, представляюсь по поводу получения офицерского звания!

— А, Жан, заходи. В курсе, что через три недели свадьба? Официальное приглашение вечером, а пока просто заходи, присаживайся. Ты с вопросами?

— Естественно. Первый — что происходит, второй — что делать?

— Ответ один — демон его знает. Оба приказа привезли вчера вечером. То есть пока ты еще изволил с господами дворянами и дворянками винище хлестать. Кстати, как там все было?

— Вначале много говорили, потом много пили, потом пошли танцевать, но это уже без меня. Собственно, все. Ты лучше про приказы.

— Вообще-то не имею права, но по дружбе, и чтобы Марта потом не съела, кое-что расскажу. Только, видишь ли… — Жан серьезно кивнул, понимая, что шутки кончились.

— Значит так, приказы доставил лично мне чин из контрразведки. Смекаешь, какая честь? Далее. Утром де Романтен злился, что держать тебя без дела для него опасно. Ты успел обучить лишь Вида, да своих пятерых, которые дело освоили, но толку от них только ты и, опять же, Вида добиться могут. Сейчас тебя на охране здания держать — чем отчитываться будем?

— И что решили?

— Решили? Решать господин интендант до вечера будет не в силах. Но вообще так — твоя задача обеспечить полиции красивые отчеты. Для всех ты именно заместитель коменданта, но по факту — главный… как правильно сказать? Демон, да даже и слова такого нет…

— Попробуем придумать? Вы же хотите, чтобы я на месте преступления за всем смотрел… Может быть, инспектор? — вспомнил Жан подходящее слово из прошлого мира, имевшее тот же смысл и здесь.

— А что, годится. Вроде как ты и не при деле, так только, за другими полицейскими присматриваешь, чтобы те порядок не нарушали. А за охранниками или за патрульными — это уже мелочи. Об этом с господином интендантом я попозже поговорю, а пока пошли, буду тебя новому командиру представлять.

Коменданта амьенской полиции Жан знал, пару раз даже обращался с какими-то вопросами, но плотно общаться не приходилось.

Был этот достойный господин невысок, широк в талии и лыс, как бильярдный шар. С вечной улыбкой на лице и столь же веселым взглядом, он производил впечатление эдакого очаровашки.

О его добродушии и пофигизме в полиции ходили легенды. Светлой мечтой многих было оказаться у него в подчинении, поскольку, казалось, сей достойный командир вообще никогда не слышал такого слова, как требовательность. До определенных пределов, естественно — убежать из здания при нем не удалось ни одному задержанному, но вот к внешнему виду подчиненных, к болтовне на посту он проявлял поразительную лояльность.

Потому назначение Ажана его заместителем было воспринято охранниками как катастрофа, крушение всех надежд. Любая небрежность в одежде, любое замеченное им отвлечение от несения службы заканчивались для виновных дополнительными отжиманиями, приседаниями и подтягиваниями в специально оборудованном для этого зале, под которой была выделена большая комната в примыкавшем к полиции здании тюрьмы.

Кто и как пробил эти новшества, для полицейских осталось загадкой. Поговаривали, что сам господин интендант лично ходил с этим к самому графу, ну да мало ли что говорят. Главное — по три раза в неделю господа охранники под ехидные замечания коллег направлялись к Ажану на издевательства в злосчастный зал. Ходили слухи, что еще недавно в нем располагалась пыточная. И, судя по тому, с каким трудом уставшие служаки выбирались из него, традиции мучений никуда не делись.

Правда, уже через пару месяцев проходящие в здание посетители стали с уважением поглядывать на этих подтянутых, вежливых молодцов, твердый взгляд которых отбивал всякое желание шутить.

А через месяц после назначения Жана в полиции начался ремонт. Точнее, была отштукатурена и покрашена одна стена в холле, на которой золотыми буквами были выведены имена полицейских, погибших на службе. Двадцать семь человек. Поговаривали, что новый заместитель коменданта лично оплатил эту работу. Это, конечно, слухи, но с того дня и до скончания времен записи на стене добавлялись, и рядом всегда лежали две свежие гвоздики.

Глава XXV

Теплым майским утром Жан сидел в своем кабинете, мечтая скорее сдать суточное дежурство и отправиться домой отсыпаться. Уже давно даже мысленно он называл домом уютную комнату на втором этаже таверны «Прекрасная Марта».

Сама Марта, уже полгода как мадам Гурвиль, была счастлива и восторжена! Медовый месяц давно прошел, но, судя по раздававшимся по ночам охам и ахам, на энтузиазм молодых это не повлияло, и скорое появление у Леона брата или сестры было делом решенным.

Организм Жана был здоров и молод, но и нежелание украшать свою физиономию черными мушками было решительным. Теми самыми мушками, которыми народ заклеивал сифилисные язвы. Здесь это было делом обычным, но для него категорически неприемлемым. Тратить данную Богом вторую жизнь на мерзкую болезнь — не уважать ни себя, ни, главное, Его.

Выход был найден простой, хотя и не самый легкий — Жан стал больше брать ночных дежурств. Отдежурил, и день свободен, отсыпайся в свое удовольствие и без отвлекающих факторов.

Правда, в этот раз не повезло — дежурство выпало на праздник Возрождения. С незапамятных времен крестьяне в этот день пьют, гуляют и занимаются всяким непотребством, о каком в другие дни и подумать грешно. Потом им предстоит страда, работа на пределе сил, которая должна прокормить их семьи целый год. Но в этот день они гуляют.

Горожанам, да и господам дворянам, такие труды не грозили, но упустить случай оторваться под благовидным предлогом они не пожелали. Потому в дежурство Жана, как и каждый год в этот день, народ гулял столь разухабисто, что, казалось, и война не нужна, сами город спалить готовы.

Естественно, особо буйные оказались в полиции. Вон они, по камерам сидят, лежат, страдают. А как иначе? Похмелье — штука серьезная, неотвратимая, как Страшный Суд. И приговор один — надрался, страдай. Вот они под утро и приступили к искуплению. И похмелиться им никто не даст, ибо не положено. Так что горячие мольбы и проклятия заполнили коридор столь густо, что, кажется, топор можно вешать.

Надоело, но надо дотерпеть. Пусть с несчастными сменщик разбирается.

А это еще что? Дверь широко и с треском распахнулась и в здание вошел шикарный офицер с лейтенантскими нашивками. Трезвый и злой. А может злой, потому что трезвый? Ладно, изобразим вежливость. Хотя… что-то в нем знакомое… Потом разберемся, а сейчас вежливость и еще раз она самая, чтоб ее.

— Кто здесь главный? — однако, таким тоном де Комон к солдатам не обращается. Впрочем, Жан не видел маршала в полиции, поэтому…

— Я старший, лейтенант полиции Ажан. С кем имею честь?

— Лейтенант кто? Кого здесь офицером делают? А в морду не желаешь?

— Нет, господин офицер, в морду не желаю. Хотелось бы, чтобы Вы представились, — черт, определенно что-то знакомое. Если бы еще так спать не хотелось, вспомнил бы.

— Лейтенант Дезире! А может все-таки, в морду?

Мать твою, Дезире! Ну да, он и есть. Все такой же забияка, как и тогда, когда столкнулись на вступительных в клиссонскую академию. Дезире тогда пролетел, а Жан, тогда еще барон де Безье, поступил. И именно в морду Жан неплохо так съездил этому самому господину. Интересно, он помнит? Наверняка. Но узнает вряд ли. Время, седина, шрам… нет, не узнает. Тогда что же, чем могу помочь? Попробуем.

— Господин лейтенант, я вижу Ваше возмущение, но не понимаю, что случилось.

— Что случилось?! Ночью твои прихвостни задержали троих солдат из моего взвода! Какого демона! Штафирки не имеют права хватать военных! Немедленно их отпустить. А с тобой потом разберусь, Ажан. Тоже мне, лейтенант!

Вот ведь хамло! Действительно морду тебе набить, что ли? Знаешь же, что за солдатский залет отвечать придется, а орешь, словно и впрямь право имеешь. И ведь вроде неплохим парнем был, хотя уже и тогда любил нарываться. Ладно, погоди у меня.

— У нас сегодня, как видите, большой урожай. Не поможете Ваших найти? Давайте, пройдем по камерам, поищем, — Жан взял ключи и встал.

Открыли одну камеру, осмотрели, вторую… Несчастная троица бравых вояк нашлась в третьей. Грязные, облеванные, об…, в общем, ничего героического в их виде не было.

— Забирать прямо сейчас будете? Давайте только бумажку составим, как положено, и забирайте, господин лейтенант. Вы их в гарнизон прямо по городу поведете?

А вот здесь засада. Действительно, бравому офицеру через весь город вести такое… да народ засмеет, мальчишки вокруг табуном… нет, стаей виться будут. Злорадной, язвительной и крикливой. Позор, одним словом.

— Э-э-э, господин лейтенант (ого, уже господин!), может быть подержите их до вечера (с ума сойти, мы, оказывается, и на Вы можем!). Они, конечно, свиньи, но свиньи героические! Они же ваш город только недавно спасали, пока вы тут ерундой занимались.

Вот так, без зазнайства все-таки никуда.

В этот момент входная дверь распахнулась еще раз, столь же резко и громко. Но вбежал уже свой брат полицейский, запыхавшийся, но службу не забывающий. Подошел, изобразив подобие строевого шага, — уже молодец, хотя Дезире и скривился.

— Господин лейтенант, убийство. Нападение на дом барона де Витре, убиты все — жена, дети, слуги. Согласно приказу послали за Вами.

«Все, отдохнул после дежурства, — раздосадовано подумал Жан. Плюнуть бы, выматериться, хоть так отвести душу! Нельзя, порядок, ети его».

— Лейтенант, мне надо срочно отбыть. Если не возражаете, пойдемте со мной, договорим по дороге, — проговорил Жан, делая отметки в журнале дежурства — время, событие, время направления доклада де Романтену и Гурвилю, время своего выезда на место.

Хотя какой там выезд. Дом де Витре располагался в пятнадцати минутах ходьбы от здания полиции. Всю дорогу Дезире что-то говорил, но Жан пропускал его слова мимо ушей — настраивался на работу.

Думать о произошедшем, строить версии без толку — нет информации. А вот прокрутить стандартный порядок действий — надо. Обеспечить охрану периметра, сохранность следов, убрать всех лишних, установить свидетелей, изолировать их, чтобы не разбежались и т. д. и т. п. Какой там еще Дезире, не до него. Не забыл в спешке свой саквояж, для таких случаев собранный, уже хорошо.

Вот и злополучный дом. Сразу отметил, что полицейские сработали молодцами — толпу зевак за ограду не пускали. Оп-па, командир наряда действительно молодец — наметанный взгляд Ажана выхватил в толпе старшего наружки. Эти лишними сейчас точно не будут.

Входим.

— Лейтенант со мной, — сказал дежурившему у ворот полицейскому. Прошел в дом, начал работать.

Командовал пожилой капрал. Наряд проходил по обычному маршруту. В семь часов пять минут (капрал молодец, засек время) увидели, как из ворот выбежали три человека, заскочили в подъехавшую кибитку и умчались прочь. Погоню полицейские организовать не успели, да и не угнаться им было — слишком быстро кибитка уехала. Но в дом зашли. Первое, что увидели — седой мужчина, видать слуга, лежал в луже крови. Дальше — больше. Нашли еще двоих зарезанных женщин — хозяйку и служанку. Они были убиты в кроватях. Каждому из троих был нанесен лишь один удар.

Хозяин нашелся привязанным к стулу. Мертвый, но со следами пыток. Видимо, нападавшие что-то искали и все-таки смогли найти.

— Все убиты, господин лейтенант. Примерно три часа назад, точнее врач скажет, за ним уже послали. А сам господин барон — недавно, вот перед самым нашим приходом — кровь еще из него не вышла, да и теплый был. Как живой, только мертвый. Видать, пытали его долго, нелюди. Вот же… — капрал только рукой махнул.

Так что же здесь произошло? Ограбление? Разумеется, а как же, вон золотая посуда в обеденном зале, на прикроватном столике кольца, еще какие-то украшения. Это чтобы грабители такое прозевали? Ни за что. Тогда что?

В этот момент из-под одной из дверей потекла лужа. Не крови. Жан быстро открыл и обмер — у двери стоял описавшийся мальчик лет семи.

Жан, схватив за локоть Дезире, шагнул к мальчишке и сразу закрыл за собой дверь, чтобы тот не увидел страшную картину. Обнял, поднял на руки, наплевав на мокрую одежду, потом посадил себе на колени, погладил по волосам.

— Спокойно, дружок, спокойно, все плохое позади, теперь все будет хорошо. Ты мне веришь?

Какой там «веришь»! Мальчик был в шоке, он сейчас не то что говорить — понимать речь не мог. И он был единственным человеком, от которого можно хоть что-то узнать о произошедшем.

— Лейтенант, выпить есть?

— Кальвадос, — недоуменно ответил Дезире.

— Давай, — Жан буквально выхватил из его рук флягу. Сделал пол глотка — крепковато, но выхода нет. Плесканул на дно стоявшего рядом бокала… многовато, надо еще меньше… еще… вот так.

— Парень, выпей, это лекарство.

Мальчишка выпил, закашлялся, глаза полезли на лоб, но через пару минут ожил, лицо разрумянилось.

Надо спрашивать, но спрашивать нельзя — вгонять ребенка еще раз в стресс, заставить пережить тот кошмар… Все же придется. Только что? Сколько было нападавших? Полицейские видели троих. Если был кто-то еще, узнаем по следам. Как убивали? И так очевидно. Значит, вопрос только один.

— Что они хотели?

— Кричали про какие-то списки.

— Ты их видел?

А вот этот вопрос был лишним. Мальчик описался второй раз. Все, больше его спрашивать нельзя. Ни по психологии, ни по-человечески.

— Лейтенант, эй, ты здесь!? — Дезире вздрогнул, словно и впрямь ушел в свои мысли, растерявшись от увиденного. — Лейтенант, будь человеком, выручай. Мне в ту комнату надо, посиди с парнем, расскажи что-нибудь, только не про войну. О конях, собаках, о море и устрицах, королях и капусте, что угодно, только мирное, видишь, ему и так досталось.

Дезире не подвел. Пересадил ребенка к себе на колени и начал негромко что-то говорить. Очень тихо, очень доверительно, так, что мальчик прижался к нему и даже обнял за шею.

Отлично, теперь можно работать. Так, что делают орлы-полицейские? А все правильно делают. Один пишет протокол, рисует схемы места происшествия. Трое обыскивают дом, старший наряда опрашивает свидетелей. Правда, какие здесь свидетели? Но, Бог даст, и от них что-то узнаем.

— Господин лейтенант, — это уже к Жану, — здесь служанка пришла. Говорит, что ничего не видела. Отпустить ее?

— Подожди. Она женщина как, крепкая, к истерикам не склонная? Впрочем, не будем рисковать, если в спальне все закончили, предъяви ей драгоценности, вдруг чего-то не хватает. А я дом осмотрю.

Да, именно Жану, с его способностью видеть магию, стоило осмотреть дом, точнее входы-выходы. Не может здесь не стоять магической охраны. И как же ее сломали? Так-так, вот следы заклятий, ага, следы создателя сохранились, зарисуем. Дальше… Интересно, а ведь их, однако, и не ломали вовсе! Так, смотрим дальше.

Похоже, они защищали не весь дом, ну да это и невозможно, откуда столько энергии взять? Только первый этаж, но уж его перекрывали надежно.

Впустил кто-то изнутри? Не спешить, осмотр не закончен. Что на втором этаже? Тоже все окна целы, на подоконниках никаких следов — ни обуви, ни приставных лестниц. Значит, все же предательство?

Стоп! Открыт люк на чердак. Так, а на полу следы. Уже теплее! Если он спрыгнул здесь… Люк невелик, солдатиком в него не соскочишь… Ух ты, а ведь доски у люка лакированные! Не мог злыдень отпечатки не оставить!

— Капрал, одного человека сюда! И пусть мой саквояж захватит! — крикнул Жан.

Вначале измерить следы ног, записать, отметить особенности, уж какие есть, — не фото, но хоть что-то.

Потом обрабатываем доски люка… Есть! Приложился-таки, мерзавец. Эх, фиксировать пока не умеем, надо что-то придумывать. А пока аккуратно ножом отрываем доску, кладем в сторонку и показываем кулак полицейскому, чтобы, не дай Бог, не чихнул в ее сторону.

Теперь пододвигаем стол, на него стул, полезли на чердак. Так, чердачное окно раскрыто, на пыльном полу следы, но смазанные, делу не помогут. Стало быть, забрался преступник через крышу. Громыхачую, однако. Но ночью он прокрался так, что никто не услышал. А наверх забрался как? Ой, нет, крыша крута, с нее сверзиться запросто, на фиг, здесь парашютов нет. По стене, конечно, плющ ползет, но взрослому человеку он не опора.

Через час Жан вернулся в спальню. Тела уже увезли. Врач подтвердил слова капрала о времени смерти несчастных, больше держать их на месте преступления смысла не было.

Капрал доложил, что, по словам служанки, из драгоценностей пропала лишь брошь. Безумно дорогая и очень приметная. Нет, господин лейтенант, наши не брали. Я всех, кто здесь был, догола раздел и сам перед ними разделся как срамная девка, прости господи, зато уверен — мы не брали.

Отлично, подумал Жан, чужая жадность — наше счастье.

А в доме уже распоряжались другие люди. Де Романтен, Гурвиль и незнакомый дворянин лет тридцати.

— Жан, ты чем занимался? — первым делом поинтересовался интендант.

— Осмотром, Ваше Сиятельство. Полицейские здесь все правильно делали, так я вокруг осмотрелся. Пока ясно, что один из убийц попал в дом через крышу, такой вот акробат на нашу голову. Боюсь, что того слугу, которого зарезали в прихожей, он заставил снять защиту с дома — должна же она была отключаться изнутри. Ну а как тот отключил, его и кончили.

— В смысле?

— Убили его. Потом убили всех остальных, кроме барона. Того долго пытали, искали какие-то списки.

— Списки, ты уверен? — вступил в разговор незнакомец.

— Кхм… прошу знакомиться господа. Лейтенант Ажан, шевалье де Мертье, служит… в общем, его прислал граф де Бомон, старший сын…, ну, ты понял.

— Прошу прощения за фамильярность, господин лейтенант, — де Мертье слегка поклонился, — Вы действительно уверены в том, что сказали?

— Безусловно. Демон! Я же про мальчишку забыл! В соседней комнате мальчик, он не видел, но слышал, что здесь было. Господа, кто знает, куда его можно отправить?

— Только во дворец, — уверенным тоном сказал контрразведчик. — Де Витре работал у нас, так что только во дворец. Кто его отведет? Мне нельзя, что насчет Ваших людей?

— Есть у меня сопровождающий, господа, — Жан усмехнулся. — Судя по отсутствию детского плача, подойдет прекрасно. Вы, Ваша Милость, пока пропуск подготовьте, а я быстро вернусь.

Жан вышел на улицу и незаметным жестом приказал старшему наружки следовать за собой. Отойдя подальше от толпы зевак, все еще крутившихся вокруг дома де Витре, приказал:

— Сейчас выйдет мужчина, с мальчишкой. Пойдут к графскому замку. Задача — поработай со своими в контрнаблюдении. Заметите за ними слежку — снимешь шапку, пальцами покажешь — сколько человек. Я иду за вами.

И сразу в дом, к Дезире, на коленях которого мирно посапывал ребенок.

— Господин лейтенант, выручайте. Парня надо доставить в графский дворец, вот пропуск.

А увидев испуганные глаза проснувшегося мальчишки добавил:

— Ну что ты, все будет хорошо. Смотри, какой герой с тобой идет, какая у него шпага длинная! Теперь тебе бояться точно нечего!

То ли голос подействовал, то ли крепкая фигура Дезире и его шпага внушили доверие, но мальчик протянул руку, Дезире взял ее, и они пошли. Через черный ход, чтобы не видеть незамытые лужи крови тех, кто еще вчера обнимал ребенка.

Жан шел на удалении, ориентируясь на следящих за Дезире полицейских. Идти было не больше часа, и он надеялся, что перестраховался совершенно напрасно. Действительно, что могло произойти за это время?

Внезапно с головы полицейского, изображавшего рабочего, слетела шапка! Он поднял, вновь надел и в этот момент показал палец. Через несколько шагов — два, еще через минуту — три. Это не слежка, они готовят нападение!

Жан бросился вперед… успел. Двое незнакомцев уже бросились на Дезире со шпагами в руках. Выпад первого отбит, второй прошел, Бог даст, не опасно. Саблю наголо, включаемся в драку!

Фехтовальный бой скоротечен. Один-два, максимум три выпада, и кончено. Дезире молодец, даже с окровавленным боком уложил нападавшего, проткнув его сердце. А вот Жан сплоховал. Хотел лишь ранить, но напор противника был яростным, не до жиру, куда попал, туда попал — в горло, тот захлебнулся кровью. Да и черт с ним, остался третий, который в драку не полез. И двоих из наружки не видать, будем надеяться, что сообразили, на кого переключиться.

А вот Дезире, похоже, плох. Жан сорвал с себя рубашку, разорвал, сделал перевязку… скорее ее подобие, подозвал коллегу — не до конспирации, на руки раненого и к замку. Парень, не отставай! Черт, ни одной повозки, как назло! Несем! Успеем? Не успели. Уже донесли, положили у ворот, послали за врачом…

— Хорошо, ты все-таки жив, а я вот… — и все. Взгляд лейтенанта Дезире уперся в небо.

Мальчика взяли слуги, тело Дезире унесли в замок, а Жан пошел назад. Не торопясь, опустив голову, вспоминая свое недолгое знакомство с этим забиякой, из которого получился хороший офицер.

На месте доложился отцам-командирам и отправился спать. На сегодня работа была закончена, после бессонной ночи сил уже не осталось.

Утром, как обычно, отправился на службу. На входе охранники передали приказ — немедленно к господину интенданту.

Царившую в руководящем кабинете атмосферу не назвал бы рабочей ни один самый отчаянный оптимист. Де Романтен и Гурвиль начали выпивать уже с утра.

— Господа, я что-то пропустил? — попытался пошутить Жан.

— О, да, господин лейтенант полиции, — в тон ответил Гурвиль. Де Романтен ограничился неопределенным взмахом руки. — После Ваших эскапад контрразведка ждет наших результатов. Вот куда ты, спрашивается, полез? Они уже готовы были забрать это дело себе, но тут бравый лейтенант всех поражает глубиной анализа и грандиозностью планов, демон тебя побери! Очень захотелось славы? Мало тебе, в великие герои метишь и нас туда на веревке тащишь?

— Да господа, — Жан растерялся, — да я понятия не имел, кто там с вами стоит… Да в мыслях у меня такого не было… Что, теперь все на нас повесили?

— Слава Богу, не все, но многое. И этого многого у нас предъявить не получается. Напавших на твоего лейтенанта вы благополучно убили, еще одного молодчика эти, как ты говоришь, наружное наблюдение, упустили не менее удачно. Все, тупик. Или еще какую великую идею подбросишь?

А откуда великие идеи? Зацепка, по сути, осталась одна — украденная брошь. Нашли художника, который ее видел, заставили сделать десяток рисунков, приложили описания, раздали патрулям и отправили по скупщикам краденого с четкой инструкцией: если не донесут — на куски порежем. Чай Ренессанс на дворе наступил, от него до гуманизма как до Луны. Впрочем, в этом мире до сих пор Луна — непонятно что и неизвестно где, так что господам барыгам лучше не о деньгах, а о мирной кончине думать. Memento mori[3], вашу мать.

Но ситуация все равно складывалась невеселая. Наружка обежала квартал, где потеряла объект, раз сто. Толку от этого — разве что согрелись. И то сказать — всем хорош новый мир, но серебряных тарелочек с наливными яблочками в нем нет, увы.

С такими невеселыми мыслями Жан пошел на обед в ближайшую таверну. Вдруг кто-то схватил его за рукав. Резко обернулся.

— Ты здесь откуда? Какими судьбами?

Перед ним стоял Гаврош. Немного подросший, но такой же худой.

— Мне некуда больше идти. Мать убили, за мной и сестрами идет охота. Нас весь Зеленый квартал ищет.

Оказалось, три дня назад к Гаврошу обратился лихой и авторитетный домушник Лорд. Возможно, имя у него тоже было, только никто его не знал. Лорд предложил поработать в паре! Говорил, что наслышан о ловком и смышлёном пареньке, давно за ним следит, а вот сейчас подвернулось интересное дельце, где нужен как раз такой помощник.

О такой удаче мальчишка не мог и мечтать — учиться у такого авторитета — это же счастье и обеспеченное будущее! Везуха, демон побери! А всего-то и надо — забраться по плющу, что вьется по стене дома клиента, и закрепить на крыше веревку. Дело плевое, но за него будет хорошо заплачено. Кто же от такого счастья откажется?

Позавчера ночью Гаврош пробрался к дому, ну и сделал все, о чем просили. Что ему, трудно, что ли?

Расплатиться Лорд обещал на следующий день, сказал, чтобы Гаврош ждал его, никуда не уходил. Да только любопытство мальчишки пересилило — решил вернуться, узнать, что там было. Взял за компанию сестер, ну и побежали. Узнал. И господина полицейского там видел. А законы Зеленого квартала известны — соучастники в таких делах долго не живут.

Сестер спрятал, вечером прокрался к своему дому и увидел, как мать на труповозку грузили. Вот такие дела. И оказалось, что идти ему с сестрами, кроме как к господину полицейскому, некуда. Знает он местные порядки, когда за небольшие деньги объявленного человека весь квартал искать начинает. Было уже такое, сам искал. Да, искал, тот бедолага все равно считай труп, а деньги лишними не бывают.

— Где сестры?

— Здесь, недалеко.

— Ну что же, будем их вызволять.

Дежурный экипаж, на котором обычно преступников в суд и на эшафот возили, стоял во дворе тюрьмы. Офицерский статус Жана, вкупе с обещанием коменданту ужина в таверне самой Крутой Марты, помог использовать экипаж по-другому. Жан сел на козлы, пара полицейских — внутрь… в общем, эвакуировать сестер Гавроша удалось без приключений.

Всю дорогу, а потом и в кабинете Жана, Гаврош рассказывал.

Лорду лет тридцать, среднего роста, худощав, черноволос. Одевается ярко, богато, но это только в квартале. В город всегда выходит в простой одежде, какую обычно носят амьенские рабочие. Быстр и ловок, особых примет, как говорится, нет. Живет в самом центре Зеленого квартала, занимая целых полдома. Не дворца, конечно, но все-таки добротного, двухэтажного. Подойти к дому незаметно у полиции не получится — уличные мальчишки разнесут весть о появлении посторонних мгновенно. Если пойдут открыто — серьезные люди уйдут, если под видом простых горожан — организуют нападение. А что, местная публика все ходы-выходы знает, кинжалами дерется умело. Так что без вариантов.

В общем, хреново. Оставался вариант сделать из мальчишки подсадную утку. Можно, как крайний вариант, но уж очень не хочется. Но надо — если этого Лорда с подельниками не взять, Гавроша рано или поздно убьют. Вот такие дела, надо идти с докладом.

Гурвиль встретил его на удивление бодро:

— Слушай, нам, кажется повезло! Только что доложили — нашлась-таки брошь! Ее предложили одному мерзавцу, который все же правильный выбор сделал. Сказал продавцу, что денег нет, но к вечеру достанет. Так что готовься…

— Еще один труп описывать, — перебил начальника Жан. — Эта публика шутить не будет, а дураков среди них не осталось — мы уже всех похватали. Когда они придут?

— Почему они? Там один человек предлагал, сказал, что вечером придет.

— Ну уж нет. У де Витре некий Лорд был, он сейчас концы зачищает.

— Это как?

— Убивает. Всех, кто его с этим делом связать может. И мерзавца нашего убить попытается. А зачем нам кровь? Давайте похитрее сработаем.

Поздно вечером, когда город почти погрузился в ночной сумрак, в неприметную дверь на втором этаже неприметного дома постучали.

— Кто там?

— Свои, открывай.

В освещенную лишь пламенем свечи комнату вошел неприметный, небогато, но аккуратно одетый человек. Осмотрелся.

— Кто это? Договаривались, что ты один будешь.

— Не злись, Лорд, я же сказал, что нет у меня таких денег. А это — покупатель.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался мужчина, сидевший за столом. — Разрешите взглянуть на вещь?

— Взглянешь, когда деньги покажешь.

— Друг мой, я что, похож на идиота — прийти к незнакомому человеку для встречи с другим незнакомым человеком с такими деньгами? Они здесь, неподалеку, ждут нас, но только если договоримся. Уверяю Вас, мы видимся в первый и последний раз. И варианта у нас два — или мы расходимся как есть, или Вы уходите отсюда без броши, но с деньгами. Впрочем, вот сотня экю, — мужчина бросил увесистый мешочек, который мелодично звякнул в воровской руке. — Видите, я Вам доверяю. Итак?

Лорд демонстративно высыпал деньги на ладонь, пересыпал назад в мешочек и криво усмехнулся.

— Ладно, смотри, коль охота.

Когда мужчина склонился над брошью, Лорд выхватил нож. Хозяин испуганно заверещал, отскочил в угол комнаты. Но первой мишенью был не он, а этот пентюх, позволивший себе отвлечься.

Но что это? Мужчина небрежно взмахнул кистью, и несостоявшийся убийца замер. Понимал, что уже не до броши, что надо бежать сломя голову, но не мог пошевелить даже пальцем.

Затем мужчина взял подсвечник и покачал им перед окном. Через несколько мгновений в комнату вошли какие-то люди.

— Господа, надеюсь, об этом никто не узнает? Как Вы обещали? — осипшим от страха голосом спросил хозяин квартиры.

— Не волнуйся, — ответил один из вошедших с нашивками полицейского лейтенанта, — эти господа молчать умеют, а у этого, — он кивнул в сторону арестованного, — теперь только два собеседника будет — судья и палач. Ему вообще недолго осталось. Что скажете, господин маг, — он обратился к мужчине, — как Вам наши игры?

— Жан, с тобой всегда интересно, но пошли отсюда — мне эта духота уже надоела.

Подвал невзрачного дома в центре Амьена

В комнате голый, накрепко привязанный к массивному стулу, Лорд. Рядом Ажан и сотрудник контрразведки.

— Ну что, давай знакомиться? Я лейтенант Ажан. А тебя как зовут?

— Лорд, — преступник попытался принять горделивую позу. Получилось комично.

— Имя, фамилия? И не надувайся ты так — лопнешь, помрешь раньше времени, а это плохо. Тебя эшафот ждет, вот там и показывай, какой ты герой. А здесь надо быть очень скромным и очень правдивым. Чтобы легкую смерть заслужить.

От этих слов бывалый вор и убийца покрылся потом, от страха свело живот, бандитский кураж испарился, оставив после себя лишь страх. Жуткий, нечеловеческий.

«Изысканное» … Видел он эти изыски, что творили палачи на площади с его товарищами. Тогда это казалось забавным, даже веселым, поскольку казнили не его. Но оказаться на эшафоте самому — нет, только не это. Что угодно, только не это!

— Какую смерть, господин полицейский? Я лишь вор!

— Правда? А кто полчаса назад ножом размахивал?

— Так я только попугать хотел, правда-правда! А убивать — никогда!

— Слушай внимательно. У меня нет времени на долгие разговоры. Ты обвиняешься в убийстве барона де Витре, его жены и троих слуг, а также пожилой женщины в Зеленом квартале. Доказательства — переданная тобой брошь баронессы…

— Я украл ее, два дня назад, вечером, когда она из графского дворца к карете выходила. Можете проверить — меня должны были запомнить — я тогда с ней столкнулся, крику было вокруг много.

— Значит, уже тогда за ней следил? Очень интересно… но идем дальше. Помимо броши — с твоих ладоней только что откатали следы рук, они совпали со следом, оставленным на чердачном люке в доме де Витре.

— Это было три дня назад, я забрался в дом, но меня спугнули, я ничего не украл!

— Хорошая попытка, но мимо. Гаврош в соседнем кабинете. Желаешь увидеться? И не говори, что ты лишь свидетель — свидетель не убил бы его мать, не открыл бы на него охоту. Итак, топор или что-то более изысканное?

Убийца безнадежно опустил голову.

— Топор.

— Тогда рассказывай.

Это началось две недели назад. Среди бела дня прямо на улице в Зеленом квартале к нему подошли два человека и передали письмо от одного общего знакомого. Авторитетного, надо сказать, знакомого, из тех, кому не отказывают. Лорду предлагалось лишь открыть для этих двоих дверь в дом барона де Витре. Неделя ушла на подготовку, выяснение системы охраны, пришлось познакомиться с одним из слуг. Напившись до изумления, тот рассказал своему уже лучшему другу, что первый этаж по ночам магическая охрана перекрывает намертво и отключается лишь изнутри.

О люке на чердак Лорд знал и сам — так были устроены все богатые дома. А уж открыть его, найти дорогу к дверям и сделать все остальное Лорд мог и сам. Зря что ли считался лучшим вором Амьена? Одна проблема — забраться на крышу можно было лишь по плющу, для этого нужен был мальчишка — легкий и ловкий. Да и не жалко его, если сорвется. Потому и обратился к Гаврошу. Вообще-то надо было его сразу того, но… Губит доброта правильных людей, ой губит…

Но убивали уже другие. Как только Лорд открыл дверь, заказчики проскользнули в дом. Вначале в прихожей столкнулись со слугой. Дальше пошли по комнатам, бесшумно и быстро — опытный вор никогда не видел, чтобы так ловко двигались и так действовали. Служанку зарезали словно мимоходом. Убедившись, что больше в доме никого нет, вошли к хозяевам.

Искали какие-то списки. Хозяина пытали долго, затыкая рот, чтобы заглушить крики. Спрашивали одно — где списки? Какие? Не знаю, господин полицейский. Нет, списки не нашли. Барон все говорил, что их и не существует, что их придумали, что это… приманка, вот. Долго его спрашивали, прямо до рассвета. А потом… того, этого. Ну и убежали мы, стало быть, нас у дома карета ждала. Да, не надо было ту брошь брать, говорили же мне ничего не трогать. Эх… что ж теперь…

— Так сколько их было, подельников твоих?

— Трое, господин полицейский. Двое в доме и один в карете нас ждал.

— И как же нам их найти? Очень хорошо подумай, сейчас от ответа все зависит.

— А чего их искать, они в таверне «Конская голова», как по лестнице подниметесь, так справа одна комната, там они все трое и спят. Завтра утром собирались уезжать, вместе со мной.

— Ну что, все ясно. Я пойду, дальше без меня? — обратился Жан к контрразведчику.

— Разумеется, господин лейтенант, спасибо за помощь. И господину де Савьеру еще раз нашу благодарность передайте. Пока устную, но, думаю, Его Сиятельство будет более конкретен.

— Да, — уходя обратился Жан к Лорду, — а почему твои подельники тебя до сих пор не убили? Правда, интересно?

— Нееет!!! — заорал вор, поняв, что настоящий допрос еще только начинается.

Глава XXVI

Следующим утром началась обычная служба. Развод, инструктажи, заполнение бесконечных бумаг, без которых не существует полиции ни в одном из миров, ни в какую эпоху. Обычная изматывающая рутина.

Вечером, когда, уже благословляя создателя за спокойный день, Жан собирался отдохнуть, его вызвали в кабинет де Романтена, который приказал срочно прибыть к Его Сиятельству графу Амьенскому. Вот прямо сейчас, как есть, в простой кожаной куртке, несвежей рубашке, и вообще, в виде, который естественно смотрится в полиции, но никак не подходит для графского дворца.

Предложение подчиненного хотя бы заскочить домой переодеться были решительно отвергнуто и сопровождено словами, придавшими Жану максимальное ускорение.

У ворот замка Жана встретил знакомый контрразведчик, который по дороге к кабинету успел рассказать новости. Троих убийц ночью взяли, собирались для начала намять им бока, но те предъявили документы, подписанные… самим парижским епископом дю Шилле! Личным духовником королевы-матери и, по слухам, будущим премьер-министром Галлии. Короче, или они блефуют, за что им грозит минимум варка в кипятке заживо, или столкнулись две разработки разных спецслужб, и эту ситуацию надо разрешать срочно, пока крутые вельможи не учинили межведомственную распрю на всю страну.

Еще толком не понимая, во что вляпался, Жан вошел в огромный, освещенный десятками свечей, властный кабинет. С графом он уже имел честь общаться напрямую, когда приехал в город с госпожой де Ворг. Но тогда разговор свелся к простому «дочь сдал — дочь принял». А сейчас…

— Кавалер, ситуацию тебе объяснили? — сразу приступил к делу граф.

— Да, Ваше Сиятельство.

— Вопрос надо закрыть срочно. Я написал письмо Его Преосвященству, но у него могут возникнуть дополнительные вопросы, поэтому курьером назначаю тебя. С тобой поедет де Савьер — ему пора возвращаться в столицу. Заодно сможет и сам ответить на вопросы, раз уж ты его в это дело втянул. Вот конверт, передашь его капитану де Фронсаку, командиру личной охраны господина епископа. Счастливого пути, лейтенант полиции! — в голосе графа прозвучала легкая усмешка.

— Минуту, отец! — из дальнего угла кабинета вышла графиня. — Я поеду с ними.

— В смысле?

Так, подумал Жан, начинается семейная сцена сильных мира сего. Надо валить подальше от начальства и поближе к кухне — Марта обещала сегодня приготовить что-то выдающееся. Тихо, в поклоне пятясь спиной, он дошел до двери и тихо покинул кабинет.

— Получил приказ? — неожиданно сзади окликнул его де Савьер.

— А потише можно? Мало мне приключений, прошлых и будущих, так еще и ты пугаешь.

— Такого героя испугаешь! Не прибедняйся, пошли лучше в таверну, поужинаем, да и отоспимся перед дорогой.

Ранним утром, когда сквозь закрытое низкими облаками весеннее небо едва пробился серый свет, друзья оседлали лошадей и под уздцы вывели их с гостиного двора. Впереди дальний путь, который вначале представляется лишь приятным приключением, рядом друг, свежо, сухо, кажется, прекрасное настроение ничто не может испортить! Оказывается, может. Перед таверной гарцуют два великолепных скакуна, а в седлах…

— Ваше Сиятельство, какая радость! Николь, как я рад тебя видеть! — бодрый возглас Жана ни в малейшей степени не скрыл разочарования. Все-таки уговорила родителя. Значит, вновь терпеть насмешки, колкости и прочие словесные выкрутасы, на которые так богат острый язычок графини.

А уж очаровательная Николь… мало того, что эта стерва пыталась опоить его Зельем принцев, так недавно почти напрямую сказала, что узнала в нем барона де Безье. Может, прирезать ее по дороге? Увы! Рука не поднимется, а жаль. Придется терпеть обеих.

— Жан, ты само радушие! — весело отозвалась графиня. — Одна просьба: ешь поменьше лимонов — тебе не идет кислая физиономия. Серж, я рада вновь путешествовать в Вашем обществе! — переключилась она на де Савьера.

— Взаимно, Адель. Надеюсь, в этот раз обойдемся без приключений.

— Несомненно, шевалье, иначе чего стоят Звезды, столь щедро раздаваемые в нашей стране? Вперед, друг мой! Ну и вы там, не отставайте.

«Господи, подай мне терпения, — подумал Жан. — Еще и Николь рядом. С ней вроде бы разговаривать о чем-то надо, политес, однако. А с другой стороны — мы люди простые, служивые. Можем на этикет и начхать».

Так, двумя парами, путешественники и ехали. Впереди дворяне, о чем-то весело болтая, сзади простолюдины, молчаливые и насупленные, старающиеся даже и не глядеть друг на друга. Пару часов. Первой не выдержала Николь.

— Я лишь выполняла приказ.

— Знаю, — ворчливо ответил Жан.

— Тогда почему молчишь? С бедной девушкой общаться брезгуете, Ваша Милость?

— Я злюсь.

— На что? — в голосе прозвучало искреннее недоумение. — На то, что не рассказала графу, что в его полиции служит Черный Барон?

— Ничего бы ты не рассказала. Я что, не видел, как ты от Филиппа пряталась? Кстати, а где Люка?

— Повесили, — равнодушно пожав плечами ответила Николь. — Убийца, что с ним еще делать? Он бы и меня тогда… Так что я Вам, Ваша Милость, жизнью обязана, потому и не волнуйтесь, не узнал бы граф о Вас. У меня самой было несколько вопросов, потому и дала Вам зелье.

— Ты, подруга, лишнего все равно не болтай. Нет здесь никакого барона. И вообще, называй как раньше, а то народ не поймет…

В этот момент лошадь Николь, разумеется, совершенно случайно, подошла вплотную к лошади Жана, рука девушки выскользнула из перчатки и легла на запястье мужчины. А много ли надо, чтобы отключить мозги у молодого организма? Как назло, еще графиня изволили обернуться.

Из последних сил Жан попытался спасти ситуацию. Резко отвернув, он разорвал дистанцию, но тут перчатка девушки упала на дорогу. Пришлось спуститься на землю, поднять, вернуть… получилось не столько галантно, сколько смешно. Во всяком случае, Ее Сиятельство изволили рассмеяться, после чего вернулись к светской беседе с шевалье де Савьером.

Покрасневший Жан, враз растерявший многозначительность, да и наплевавший на нее, вновь взгромоздился в седло. Теперь что, терпеть этих язв до конца поездки? В то же время запястье, на котором недавно лежала женская рука, горело, а поводья сами направили лошадь поближе к Николь.

Попытался придать изуродованному лицу злобное выражение, от чего девушка лишь рассмеялась, чем вновь привлекла внимание графини, одарившей горе-кавалера очередной улыбкой, ехидной до невозможности.

— Напрасная попытка, — отсмеявшись сказала Николь. — Каждой девушке известно, что шрамы украшают мужчину.

— Тогда я точно один из первых красавцев королевства. Только почему-то раньше этого не замечал.

— Это по молодости и неопытности. Ничего, я решила взять тебя в ученики. Гордись!

— Постараюсь. Пока получается только пугаться.

Вновь звонкий смех:

— Ничего, не так это и страшно, уж ты поверь!

Ночевать путешественники остановились на памятном Жану постоялом дворе близ аббатства Нотр-Дам-де-Бретёй, где графиня сняла две комнаты — для себя и служанки. Поужинали вчетвером за одним столом, наплевав на сословия. Впрочем, какие сословия в небольшой таверне, в которой едва нашелся свободный стол. Затем, когда благородные господа разошлись по комнатам, Николь взяла Жана за руку. От этого простого жеста у него, опытного, жизнь прожившего мужчины, голова закружилась, как у юнца. Проклиная себя, свои гормоны и вообще все на свете, Жан встал и пошел, будто барашек на веревочке, предвкушая счастье и не замечая ничего вокруг.

Внезапно его резко толкнули, гром выстрела, женский крик! Пелена наваждения слетела, но слишком медленно. Вот на нижней ступеньке стоит человек, вот он роняет разряженный пистолет, направляет открытую ладонь, с которой срывается красный шар заклятья.

Еще не придя в себя, на инстинкте Жан прыгает на мужчину, грудью ловя заклятие, понимая лишь одно — нельзя позволить противнику достать из-за пояса второй пистолет, к которому он уже потянулся.

Успел, опрокинул убийцу на спину, услышал сухой хруст, но не сразу понял, что он означает. Вокруг гвалт, крики, кто-то пытается схватить, но мозг уже включился — захват напавшего сорван, удар ногой, достать саблю, все, готов защищаться.

— Все назад! — крик де Савьера, подкрепленный магическим ударом, разметавшим бедолаг, оказавшихся на его пути. Этот язык народ понял сразу. Все смолкло, только тихо подвывал какой-то бедолага, которому, кажется, что-то сломали.

Жан окинул взглядом таверну. На спине у его ног лежит здоровенный мужик. Лежит подозрительно тихо. Ну-ка… точно шея сломана, готов. А на лестнице что? Черт! Николь! Жан рванулся к ней… поздно. Пуля пробила сердце, пульса нет. Черт! Черт! Черт! Ведь только что смеялась, кокетничала… и вот… Спасая его, старика, прожившего свою жизнь, проживающего сейчас чужую, погибла девчонка… Как же так? Почему? За что?

Он сидел на ступенях у ее тела, обхватив руками голову, не замечая, что вокруг кто-то ходит, что-то перетаскивают, что-то говорят…

— Жан, — потряс его за плечо де Савьер, — Жан, соберись. Последний допрос, его надо провести. Все готово.

Он поднял голову. Да, действительно, надо. Только не смотреть на нее, только не смотреть… потом будем прощаться, после того как… сейчас — дело.

— Где?

— В комнате хозяина, идем. У тебя пять минут на подготовку.

Последний допрос. Уникальный шанс в этом мире узнать у мертвеца его тайны. Если рядом окажется маг, если успеет за пятнадцать минут провести ритуал. И если вопросы будут правильными — умирающий мозг сам определяет их суть, не может солгать, но может ответить кратко, а возможности уточнения не будет. Поэтому собраться, отбросить чувства, оставить лишь логику.

Ясно, что не грабитель. Действовал слишком открыто? Не совсем — если бы убил, в гвалте и суматохе ушел бы спокойно — кто такого здоровяка остановить рискнет? Из этих — Жан припомнил публику в таверне — точно, никто. Обычные люди, ни одного дворянина, солдата или полицейского.

И напал он после того, как ушел де Савьер. За ними следили? Возможно, но сейчас не важно. А что важно?

— Кто принял решение о нападении?

— Его Императорское Величество.

Фигасе! Это что-ж мы такого наворотили? То есть наворотили, конечно, но как-то не по-рыцарски это…

— Какая причина?

— Убийство его племянника.

— Кто тебе помогал?

— Никто.

Твою ж мать! Пустой вопрос! Не по делу! Поздно!

Ну вот, нате вам. Значит, все из-за того племянника императора. Но откуда они узнали? Хотя теперь-то какая разница? На нас открыта охота, и кем! Этот противник посерьезнее де ла Гера будет.

Ну и хрен с ним, не до него сейчас. Там Николь лежит…

Глава XXVII

В Париж Жан въехал с тяжелым сердцем. Смерть. Вокруг него всегда смерть. Он ушел из армии, чтобы прекратить убивать, но ничего не изменилось. Сколько людей в этом мире погибло из-за него? Да, не святых, да, виновных в убийствах или готовившихся убивать, но почему он?

Вспомнился давний сон. Как там сказал учитель? «Придется понять, почему тебя поставили на вторую дорогу»? Неужели для того, чтобы убивать?

— Жан, — оклик де Савьера вывел из задумчивости, — мы приехали. Адель, — обратился он к графине, — рекомендую гостиницу «Белая Лилия», вон она, а нам к господину аббату, пошли, господин лейтенант. И соберись, ради Бога. Все, жизнь продолжается, мы в столицу не отдыхать приехали. Тебе сюда — он указал на шикарный дом, более похожий на дворец, а я по своим делам. Встретимся вечером в «Белой Лилии».

Оставив лошадей у коновязи под присмотром дежурного — здоровенного солдата в коротком красном плаще, Жан подошел к парадному входу, который охраняли такие же здоровяки в таких же красных плащах. Прочитав верительные документы, его пропустили, впрочем, организовав сопровождение, больше похожее на конвой. Вроде как дорогу указать, но шпаги у служивых были длинные, а кулаки пудовые.

— Вот господин лейтенант полиции, — сделав презрительный акцент на последнем слове, один из сопровождавших указал на седого вельможу, стоявшего к ним спиной, — капитан де Фронсак. — И тут же окликнул, но уже с полным уважением: Ваша Светлость!

Капитан обернулся. Ни фига себе! Да он же копия лейтенанта де Фронсака! Маркиза, под чьим командованием тогда еще барон де Безье служил в савойскую компанию! Да, этот гораздо старше, но ведь одно лицо! Отец? Впрочем, вначале служба.

Подойдя строевым шагом, Жан вскинул руку в приветствии и представился:

— Лейтенант полиции Ажан с пакетом от графа Амьенского к Его Преосвященству епископу дю Шилле. Приказано передать Вам.

Жан замешкался, доставая пакет, в это время де Фронсака окликнул девичий голос:

— Отец!

Тот обернулся как-то неестественно резко.

— Мили! — седой капитан порывисто рванулся к стройной, миловидной светловолосой девушке, взял ее за руку, и они о чем-то очень тихо заговорили. Лишь окончив разговор, он вернулся к Жану.

А тот пораженно провожал Мили взглядом — от нее тянулась магическая нить. Слава Богу, не коричневая, какая тянется от превращенных в послушных кукол покойников — с этим пришлось столкнуться и при обороне Сен-Беа, и в сражении при деревне Фадж. Нет, здесь было другое, но тем не менее… Да, девушка была жива, но определенно находилась под магическим контролем. Задумавшись, Жан едва не пропустил возвращение де Фронсака.

— Вот пакет, господин капитан.

Тот взял его, собираясь сразу уйти.

— Простите, Ваша Светлость…

Де Фронсак резко обернулся, недовольно посмотрев на Жана. Мол, что это здесь за мебель разговаривает.

— Я был непосредственным участником событий, которые описаны в письме. Мне приказано при необходимости дать пояснения. Если потребуюсь, я буду находиться в гостинице «Белая Лилия». И еще, — от наглости простолюдина, смеющего говорить сверх необходимого, у капитана поднялись брови, — маркиз де Фронсак, лейтенант, погибший в сражении при Фадже, Вам не родственник?

— Сын, — растерявшись, капитан даже ответил на вопрос.

— Я имел честь служить под его командованием. Тогда он спас нашу армию. И еще, извините, но сейчас приходила Ваша дочь? — И сразу, не дожидаясь ответа: Вы знаете, что она под заклятием?

И тут из де Фронсака словно вышла жизнь. Плечи опустились, лицо буквально посерело. За мгновенье крепкий, полный сил мужчина превратился в старика.

— Да, господин лейтенант, конечно, я выполню свой долг, я сделаю все, что должен, вот прямо сейчас… — у капитана затряслись губы в беззвучном рыдании.

Что за черт?!

— Ваша Светлость, что случилось? О чем Вы? На нас смотрят, давайте отойдем в сторону, — Жан в нарушение всех этикетов взял его за локоть и отвел в пустынный коридор. — Так что случилось?

— Это заклятие Черной розы.

Нет!!! Только не это! Заклятие Черной розы — самое страшное проклятье этого мира. Человек, попавший под него, живет обычной жизнью, ест, пьет, смеется, может даже любить. Но вся его жизнь с этого момента посвящена цели — сделать одно действие. То, какого потребовал проклявший. Оно было разработано, да и использовалось лишь для убийства. Как правило, королей и лишь несколько раз — первых министров. Проклятый всеми правдами и неправдами втирался в доверие, выходил на удобную позицию и наносил смертельный удар. Осечки не было ни разу.

Потому и родился «Закон защиты», принятый во всех странах. Тот, кто узнавал о попавшем под заклятие Черной розы, должен был сообщить об этом. А дальше в дело вступала армия, полиция, палач. Все, кто был в состоянии исполнить этот закон, потому что проклятый должен быть убит. Не казнен, поскольку ни в чем не виноват, а именно убит. И сейчас маркиз должен сообщить о своей дочери. Той, которую так любил шебутной, но честный и храбрый сын. Сын погиб, дочь убьют, и отцу, собственно, больше незачем будет жить. А та тварь, которая наложила заклятие, просто начнет искать новую жертву? Чтобы…

Секундочку! Заклятие накладывается один раз. Маг лишь определяет цель. И все! Ему незачем держать жертву под контролем. Более того, это опасно. Человек начнет вести себя неестественно, а главная идея Черной Розы — полное сохранение личности, отсутствие любых признаков принуждения. Лишь уникальные, самые опытные маги-лекари способны определить… Так… Но тогда…

— Ваша Светлость, а почему Вы решили, что это Черная роза? Я не маг, даже не дворянин, но я много читал, много спрашивал… я знаю, что лишь немногие в состоянии понять… Так откуда?

— Мне сказал друг. Не спрашивайте, господин лейтенант, я все равно не скажу. И не угрожайте, мне уже нечего бояться.

Что за хрень? Что за друг такой? Вместо того, чтобы самому исполнить свой долг, переложить его на отца? Сказать, что тот своими руками должен отдать дочь на смерть, это друг?

— Не буду спрашивать, но ведь Ваш друг мог и ошибиться.

— Не мог, он лучший в лечении заклятий.

Ой как интересно-о! Так проговориться господин маркиз мог только от горя. Стало быть, милейший шевалье де Пуан, выпускник Клиссона, когда-то решившийся ослабить свою магическую силу, получив взамен возможность лучше видеть магию. И как же Вы, шевалье, так опростоволосились? Или солгали умышленно? Тогда зачем?

Но кто виноват — это сейчас второй вопрос. Первый же — что делать? Убедить маркиза самому — не получится, нужен авторитетный союзник. Де Савьер? Молодой лейтенант? Не вариант. Тогда лишь один выход. Наше инкогнито? Да пошло оно. По известному адресу. Все. Не желаю больше смертей рядом со мной! Не допущу!

— А если показать девушку виконту Транкавелю?

— Этому хлыщу? Снобу, которому плевать на всех, кроме него самого? Да он ради Мили задницу от стула не оторвет!

— Ваша Светлость, не спешите, умоляю. Есть у меня идея. Не очень благородная, но в память о Вашем сыне, можно рискнуть. Я должен передать Транкавелю письмо от графа. Если дописать пару строк… Он придет, уверяю, по просьбе графа, обязательно. Вы только идите домой, он придет, обещаю.

Это было сказано уверенно, без тени сомнения. А как еще нести ахинею, чтобы в нее поверили? Конечно, если бы не горе, де Фронсак ни за что бы не купился на такую разводку, но в том состоянии — поверил, как верит смертельно больной в существование волшебной таблетки. Так же слепо, не считаясь ни с логикой, ни со здравым смыслом. Но здесь не было смертельной болезни. А то, что было, надо было вылечить навсегда, чтобы уже никаких рецидивов. Никогда.

Жан подходил к знакомому дому. Четыре года назад здесь его встречали как друга, здесь вернулась красота к Марте, здесь он поцеловал сына перед долгой разлукой. Как втретят сегодня? И, кстати, тот же вопрос — как войти? Нужен предлог. Это что? Винная лавка? А ну-ка, милейший, продайте-ка мне бутылочку вина. Нет, дешевого и без этикетки. Такого не держите? Тогда вот это, только этикетку помогите снять.

Виконт Транкавель читал письмо. Посланный по его просьбе в Тулузу человек де Шутта очередной раз отчитывался о результатах работы. Четвертый, если быть точным.

То, что унтер-офицер Ажан личность незаурядная, Транкавель понял давно. Строго говоря, для этого не надо было и человека на место отправлять. В конце концов, Алыми звездами разбрасываться не принято, а уж чтобы де Комон расщедрился — это даже по разряду сказок не проходит.

Впрочем, посланец де Шутта доказал, что не зря ест свой хлеб. Подробно описал геройскую оборону крепости, не поленился пообщаться с тулузским полицейским, таможенником из Сен-Беа, солдатами крепости. Предыдущие отчеты читались как настоящие романы. Но и только. Храбрец, ловкий, смышлёный. Но что еще? Почему кажется, что упущено что-то важное, возможно, главное?

Что же, посмотрим, что у нас на этот раз? Видимо, автор уже не знает, чем еще угодить парижскому начальству — решил поговорить с сыном таможенника. Как там его? А, Гаспар. Надо же — таможенник, еще и крыса, словно кто-то сомневался. Но к делу.

Так, похитили, напугали, собирались убить… словно испуганный ребенок может запомнить что-то интересное… Ну да, повели к берегу реки, показали отцу, пошли назад… похитителей ранили из лука… бывает, не часто, но бывает, а стрелял наш герой? Кто бы сомневался! Из… необычный лук? Конечно, этот момент мальчишка на всю жизнь запомнил. Так, не тисовая палка, а изогнутый, короткий, с какими-то накладками? Вам, господин виконт, это ничего не напоминает? Ну-ка!

Транкавель схватил предыдущие письма… Так, так, да, ну разумеется! Демон! Ваше Сиятельство, Вам никто не говорил, что Вы идиот? Нет? Значит, просто боялись!

Виконт откинулся на спинку кресла, потер виски. Потом подошел к секретеру, достал бутылочку любимого вина, налил бокал. С кем выпить? С достойным человеком, разумеется! Он подошел к зеркалу и чокнулся со своим отражением. Идиот? Ну уж нет! Может быть, и не гений, хотя… ухватившись за мелкие нестыковки, раскрутить интригу, затеянную человеком, имеющим опыт двух миров — кто скажет, что это пустяк?

Итак, если суммировать все четыре отчета, что получается? Некий сержант прекрасно фехтует, но предпочитает саблю. Постоянно занимается безоружным боем. Увлекается стрельбой из лука, причем второго такого на всю страну не сыщешь. Распутывает преступления, читает следы. А последнее письмо закончилось воспоминанием одного из солдат — сержант Ажан вроде бы приехал из Клиссона, где служил в роте охраны! И кто это может быть?

— Барон де Безье! — объявил вошедший слуга, затем добавил. — Назвался лейтенантом полиции Ажаном, посланником графа Амьенского с личным письмом и бутылкой брамского!

Обалдевший от такого представления Жан с горящими от смущения ушами, проходя мимо слуги, взглянул на него, как ему показалось, с укором. С тем же успехом можно было смотреть на мраморный бюст античного сенатора — те же невозмутимость и спокойствие.

Стоящий у зеркала Транкавель тоже походил на статую самого себя, замерев с полным бокалом в руке. Несколько секунд он всматривался в лицо друга. Затем подошел к столу, медленно сел в кресло и с каменным лицом выпил вино. Полегчало. Жестом пригласил Жана сесть напротив и подтолкнул к нему письма своего информатора.

— Красивая работа, Ваше Сиятельство, — прочитав, начал разговор Ажан.

Виконт протестующе махнул ладонью.

— Шарль. Меня все еще зовут Шарль, друг мой.

— Но…

— И не придавай, ради Бога, значения той мерзкой истории, в которую всех нас втравила прекрасная герцогиня. Не знал? Впрочем, об этом потом. Но, демон побери, как? У меня до сих пор ощущение, что я сплю. Или разговариваю с призраком! Как?! Вся страна, во главе с Его Величеством, оплакивает потерю кавалера, а тот, изволите видеть, живет и не тужит! Хотя, судя по седине и разукрашенной физиономии, тужить тебе все же пришлось, но это мы поправим уже завтра. Надеюсь, полтысячи экю у тебя найдется? Меньше не могу, ну правда, ты же знаешь.

— Шарль, ты не меняешься, и это прекрасно! Предложить помощь по сходной цене и тут же… нет, нет, нет, ничего не говори! Наш мир держится на постоянстве и, разумеется, деньги я найду. Но не сейчас.

— Конечно, не сейчас, — Транкавель вскочил, подошел к секретеру и достал вино, — сейчас мы выпьем! Крепко, от души! Ибо не выпить в такой день — воистину потрясение основ!

— Значит, придется их потрясти, — сказал Жан, даже не пошевелившись в своем кресле. — У маркиза де Фронсака беда.

— Какого де Фронсака? Капитана гвардейцев? Этого интригана? Да я пальцем для него не пошевелю, пусть сам выпутывается, как хочет. И ищет для себя других спасателей!

— Уже нашел. Ты знаешь, что его сын был моим командиром на войне с савойцами. И, главное, его дочь точно не виновата в вашей ссоре. Послушай…

Жан рассказывал долго, подробно. И о помощи сына, оказанной три года назад, и о беде дочери, попавшей под заклятие. В конце концов, Транкавель врач. В этом мире не было Гиппократа, никто не создавал великой врачебной клятвы, но много ли это изменило? Разве такое дело, как исцеление людей, определяется десятком слов, произнесенных или не произнесенных?

— Заклятие Черной розы, — выслушав, задумчиво сказал виконт. — Если это оно, ты знаешь, что будет дальше. Еще до ночи девушка будет мертва, этого никто не может изменить. Но если нет, а отец выполнит свой долг… Ты прав, едем немедленно!

Больше всего де Фронсаку хотелось напиться. Смертельно, до беспамятства, до потери человеческого облика. Казалось, алкогольный угар отключит мысли и память. Особенно память, которая назойливо, наплевав на желания человека, подсовывала картины счастливой молодости. Вот рождается сын, наследник, преемник чести и славы рода, и весь маркизат до последнего крестьянина гуляет, поздравляя счастливых родителей. Вино лилось рекой, но сеньор в тот день плевал на расходы, было только счастье отца, которым безумно хотелось делиться со всем миром.

Вот через десять лет, когда супруги уже потеряли надежду на второго ребенка, рождается дочь. Смешной сморщенный комочек, не признающий полутонов. Если ей плохо — значит плохо всему миру и нет горя горше на свете. Она плакала так, что слезы выступали на глазах самых веселых и циничных шутов. Зато если смеялась, казалось, на небе всходило второе солнце, и те же шуты замолкали, понимая, что все их шутки не значат ровным счетом ничего. Зачем какие-то, пусть и самые остроумные, слова, когда рядом смеется Мили?

Господи, она же… Маркиз даже не представлял, как ввести ее в светское общество — умница, красавица, она начисто лишена способности к интригам, качества, необходимого при дворе. Этот недостаток она прятала за язвительностью, награждая знакомых колкими замечаниями, но отец знал точно — это лишь щит для по-детски доверчивой души. Брат был таким же, но предпочел прятаться за бесшабашной удалью и молодецким нахальством, располагавшими к нему покровителей. Интересно, как сможет поставить себя при дворе дочь?

Демон!!! Не будет никакого двора! И дочери не будет. Уже сегодня. Ну что, отец? Готов? Идти и докладывать. О ней. А потом… Де Фронсак не только вельможа и феодал. Он профессионал, посвятивший жизнь охране первых лиц государства. Он знает процедуру. Более того, он был готов сам организовать ее исполнение, если бы беда коснулась кого-то другого. Другого… Но не Мили же! Господи, за что?! Да, эта девушка уже не его дочь. Его дочь погибла и это чудовище лишь выглядит как она. Все так, но, Господи, как же больно…

Все, надо идти. Только поправить камзол… А, нет, лучше надеть другой… и… да, приказать стереть пыль с книжных полок… нет, эти слуги такие неаккуратные, лучше сам… и поправить занавески… что бы еще сделать, чтобы оттянуть время…

Вспомнил! Этот глупый полицейский лейтенант, наивно пообещавший визит самого Транкавеля. Тот, конечно, не придет, но для очистки совести… демон, кто здесь кого обманывает? Да, под этим предлогом можно задержаться до четырех часов. Или все-таки до полпятого, да ладно, до пяти! Все, решено, ждем до пяти, и лишь потом…

В дверь постучали.

Слуга открыл… на пороге стоял виконт Транкавель. В шикарном камзоле, пахнущий дорогущими духами, которые вечно раздражали де Фронсака. Сейчас они показались ароматом рая, дарящего надежду.

Позади виконта маячил давешний полицейский, о котором сейчас не хотелось даже думать.

— Я узнал, что Вы нуждаетесь в моей помощи, друг мой. — Транкавель — сама любезность. В другое время это вызвало бы лишь едкую усмешку, но не сейчас.

— Да, и я благодарю Вас за визит, — вот так, строго по этикету, наплевав на разрывающееся сердце.

— Я хотел бы побеседовать с пациентом в привычной для него семейной обстановке. Вы, супруга… Это можно организовать?

— Разумеется. Эмма, Мили, у нас гость! Займите его беседой, пока я подготовлюсь к скучному деловому разговору!

Приходится жизнерадостно шутить, приглашать всех в свой кабинет, размером и обстановкой походящий более на гостиную, с мудрым видом садиться за рабочий стол, обложившись какими-то, совершенно ненужными сейчас бумагами, изображая кипучую работу.

Жена с дочкой сели с виконтом в стороне, за маленьким столиком, на который слуги в мгновение ока поставили фрукты и вино. Где-то в углу зачем-то примостился этот, как его, а, неважно. Раз сразу не выгнали, так уж пусть себе сидит. Не до него.

Вот виконт, как галантный кавалер, принялся развлекать дам светскими разговорами. О чем они говорили — было плохо слышно, но, очевидно, что беседа была непринужденной, даже веселой. Во всяком случае, сдержанные улыбки супруги и заливистый, звонкий смех дочери… Демон! Не дочери! Ее больше нет! Есть убийца, имеющий лишь цель и выбирающий лишь средства для ее достижения. Господи, но как же искренне звучит смех!

Но вот Транкавель намекает, что мужчинам надо остаться наедине. Дамы выходят, у маркиза сжимается сердце.

— Ну что? — спросил де Фронсак. Смертельно побледневший, сбросивший маску довольного жизнью сибарита, превратившийся просто в несчастного отца, ожидающего приговора любимой дочери.

— Увы, мой друг, крепитесь. Я видел все признаки беды. Характерные жесты, речь… точнее, манера говорить. Это трудно описать неспециалисту, но, увы, ошибки быть не может.

В глазах потемнело, в висках словно загремели полковые барабаны, сквозь грохот которых еле получилось расслышать:

— Если это не наведенное поведение.

Что? Кто? О чем? Как, этот полицейский червяк… о чем он вообще?

— Например, заклятие куклы, — продолжил до отвращения спокойным голосом Жан, обращаясь к Транкавелю — Детское заклятие, но наложенное сильным магом, не уступающим в умении, может быть, даже Вам.

— Думаешь? А что, с его помощью действительно можно заставить человека ненадолго изменить походку или мимику. У нас в Морле использовалось как шутка… Возможно, конечно, но… нет, все равно не бьется. Заклятие куклы держится не более четверти часа, а мы беседовали почти час. Да и кто, когда мог его навести? Если бы маг стоял здесь рядом… но ведь не было никого!

— Есть еще заклятие веселого слуги, — задумчиво произнес Жан. И, подняв ладонь в останавливающем жесте, продолжил: — Шарль, не возражай. Вспомни первое из тех трех писем, что показал мне сегодня. Там, где говорится о нападении на крепость.

— Такие сказки всегда возникают после подвигов, — недоуменно пожав плечами, ответил виконт.

— Не в этом случае. Там было заклятие тихого слуги. Здесь, я считаю, заклятие слуги веселого. То есть девушка жива, но полностью под контролем. Оба заклятия для магов, как известно, неопределимы, просто поверь. Я не ошибся ни тогда, ни в ущелье близ Фаджа. Я не ошибаюсь и сейчас.

Как? Какой-то червяк поучает виконта? А тот слушает! И терпит обращение по имени? Впрочем, это, разумеется, показалось с горя. Но надежда…

— Здесь не тот случай. Здесь придется доказывать. Уверен? — спросил Транкавель.

— Да, — просто ответил полицейский. И уже обращаясь к маркизу: — Ваша Светлость, я, разумеется, не маг и даже не дворянин, но магические преступления мне раскрывать приходилось. Сам шевалье де Пуан может это подтвердить.

Услышав эту фамилию, де Фронсак вздрогнул. Заметив это, Жан оживился:

— Вы знакомы с господином де Пуаном, Ваша Светлость? Давайте поедем к нему! Он не откажет, я уверен!

«А смысл? — с грустью подумал маркиз. — Ведь именно де Пуан и сообщил ему о заклятии, поразившем дочь. Он тогда попросил… нет, скорее потребовал никому не говорить, обещал найти рецепт… жаль, не успел».

Но полицейский настойчив. Непозволительно, преступно настойчив.

— В самом деле, маркиз, — неожиданно поддержал Жана Транкавель, — почему бы нам не обратиться к де Пуану? Не знаю, как насчет лейтенанта, — успокоившись, виконт вернул былое высокомерие, — но меня он примет обязательно. И немедленно. Вперед! — обняв маркиза за плечи, он настойчиво, едва не силой отвел его в свой экипаж. Наглому полицейскому там тоже нашлось место.

Когда два благородных вельможи вошли в дом шевалье де Пуана, там… ничего не произошло. Ни один слуга не обратил на них, а тем более какого-то простолюдина, ни малейшего внимания. Все продолжили заниматься своими делами. Лишь у дверей кабинета на вошедших поднял скучающий взгляд секретарь:

— Что угодно господам?

— Мы хотели бы увидеть господина де Пуана. Передайте — маркиз де Фронсак и виконт Транкавель.

— Вам назначено? — тем же скучным голосом спросил секретарь.

— Нет, но…

— Тогда ничем не могу помочь. Его Милость занят, придется подождать, пока он освободится.

Покрасневший от этой наглости Транкавель собрался высказать все, что думает по этому поводу, но Жан примиряюще положил ладонь на его руку.

— И будьте любезны, скажите, что его аудиенции просит сержант амьенской полиции Ажан.

Секретарь недоуменно взглянул на лейтенантские нашивки Жана, потом поскреб в затылке, видимо, что-то вспоминая, и быстро пролистал лежавшую перед ним тетрадь, отматывая страницы назад. Нашел какую-то запись, но тем не менее спокойно сел за стол и сказал:

— Как только господин де Пуан разрешит мне войти, я доложу. Присаживайтесь, господа.

Минут через двадцать в приемной звякнул колокольчик, секретарь зашел в кабинет и буквально через минуту вернулся.

— Господин де Пуан вас ждет.

Все трое вошли в огромный, богато обставленный кабинет, хозяин которого сидел за огромным массивным столом, на котором высились горы книг. Впрочем, наметанный глаз Жана отметил на них пыль, наглядно свидетельствующую, что чтением господин де Пуан себя не слишком утруждает.

— Маркиз, я разочарован, — начал разговор шевалье. — Зачем Вы привели сюда этих господ, когда я уже все сказал? Мне нечего добавить, Вы обязаны исполнить свой долг.

— Если Вы о заклятии Черной Розы, то, по закону, сообщить о нем должны были именно Вы, как первый, его определивший, — Жан, наплевав на субординацию, взял дело в свои руки.

— Сержант… ах, уже лейтенант, но кто ты такой, чтобы предъявлять мне претензии? Обнаглел, дубина?

— Претензии? — переспросил Жан, подойдя почти вплотную. — Боже упаси, всего лишь один вопрос. Как Вы преодолели заклятие Прощальной комнаты?

Все-таки Военная академия Бретони — прекрасная школа, выпускающая бойцов с отменной реакцией, не теряющихся в любых обстоятельствах. Не подвела она и на этот раз. Шевалье не тратил времени на возмущенные разговоры, глупые вызовы на дуэль или размахивание шпагой. Проиграл — значит проиграл, надо бежать. Через окно, на улицу, там есть хитрый проход между домами. Благо, этот вариант давно предусмотрен — в стену вмонтирован амулет, который убивает всех, присутствующих в комнате. Кроме хозяина, разумеется. А нечего приходить к нему с коварными замыслами.

Вот с руки де Пуана скользнула видимая лишь дворянам голубая змейка, достигла амулета и полился желтый свет, который, собственно, и должен… Ого! Полицейский грудью бросился на амулет, приняв все заклятие на себя. Плевать, спасаемся! Темнота?!

Шевалье де Пуан открыл глаза. Пару мгновений потратил на осознание ситуации. Так, мы лежим на полу в своем кабинете. Пробуем пошевелиться — бесполезно, связан по рукам и ногам. Еще и… демон, во рту кляп! Попался! Но как? Голову повернуть можно, значит, смотрим. Два тела лежат рядом. Еще одно, точнее, один — сидит в кресле и с любопытством нас разглядывает, словно диковинную зверушку. Полицейский! С-скотина.

— А Вы быстро пришли в себя, Ваша Милость, — спокойным голосом констатировал очевидное Жан. — Судя по всему, господа дворяне проспят еще долго. Это последствия десятипроцентного уменьшения магических сил, не так ли?

Откуда? Откуда этот простолюдин может знать то, что навсегда скрыла Тайна академии? Пленник замычал, попытался выплюнуть кляп — бесполезно.

А полицейский продолжил.

— Поговорим, пока господа изволят спать? Ах да, Вы же говорить не можете. Ну да ничего, поверьте, Ваши ответы и вопросы прекрасно читаются в Вашем взгляде. Буквально и слов не нужно. Вот сейчас я вижу в нем недоумение — почему мы все живы, а Вы еще и связаны? Отвечаю, что-то пошло не так. Или наоборот — так. Тот, кто установил этот амулет, мог ведь заложить в него именно такое заклятие. Зачем? Не знаю, думайте сами. Уже сегодня Вас будут спрашивать другие специалисты, эдакие виртуозы тисков, щипцов и раскаленных игл.

Шевалье с ненавистью смотрел на собеседника, но после этих слов в его лице отразился страх.

— Впрочем, — равнодушно пожал плечами Жан, — мне это не интересно. Меня сейчас вообще волнует лишь одно — девушка. Ответьте откровенно, и я избавлю Вас от позора. Согласны?

Де Пуан утвердительно кивнул.

— Только кляп все равно не выну — не желаю отбиваться от Ваших слуг. Итак, заклятие накладывали не Вы, у Вас просто сил таких нет. Но с Вашим участием?

Еще один утвердительный кивок.

— Послушного ребенка?

Отрицательный кивок.

— Верной жены?

Вновь отрицание.

— Веселого слуги?

Подтверждено. Увы. Это неснимаемое заклятие когда-то было придумано для рабов. Особо ценных, тех, кого можно было продать с большой выгодой. Потому и в заклятии была предусмотрена возможность смены хозяина. Достаточно было знать некий ключ, по сути — магический код. Последовательность команд. Кто их знал, тот и контролировал человека. Так что девушка в опасности навсегда. Любой мерзавец может сделать из нее кого угодно, если будет владеть ключом.

— У Вас есть ключ?

Демон, этот полицейский что, в Морле учился? Ах да, он же говорил, что увлекается магией, читает все, что по ней написано. Тогда лгать бессмысленно, кто знает, что ему еще известно?

Отрицание.

— У Вас два выхода — умереть сейчас или на эшафоте. После пыток, разумеется. Самоубийство исключено, поверьте. Согласны на первый вариант?

Подтверждение.

— Скоро господа проснутся. Расскажите им все о Мили. После этого любое, сотворенное Вами заклятие, Вас убьет. До этого хоть обколдуйтесь, будете живы и вполне здоровы для длительных бесед с палачом. О, вот они и просыпаются!

Пришедший в себя Транкавель создал купол тишины, под которым пленник мог кричать в свое удовольствие без риска взбудоражить слуг, и вместе с маркизом приступил к допросу. Но Жан вышел из купола, не желая интересоваться тайнами, которые его не касались. Впрочем, допрос длился не долго. Ответив на несколько вопросов, де Пуан демонстративно замолчал.

Выйдя из купола, де Фронсак раздраженно проворчал:

— Молчит, сволочь. Ну, ничего, у наших ребят все разговаривают. Похлеще, чем на исповеди.

— Но о девушке он рассказал?

— Да. Никакой Черной розы. Заклятье веселого слуги, ты угадал.

Маркиз, нервно потирая руки, уселся в кресло, а Жан подошел к де Пуану и едва заметно кивнул. В тот-же миг сверкнуло какое-то сотворенное шевалье заклятие, он выгнулся, коротко прохрипел и затих.

Транкавель рванулся к телу, попытался что-то сделать… бесполезно. Перехватив заклятие, Жан изменил его и направил на сердце предателя. Инфаркт местная магия лечить еще не научилась.

С покойника сняли путы, срочно вызвали слуг, которым объявили, что их хозяин скоропостижно скончался. Смерть зафиксировал Транкавель, как врач. Оснований сомневаться в его словах не было — посетители были в кабинете хозяина около получаса, все было тихо, на трупе никаких следов насилия.

С грехом пополам у де Фронсака получилось изображать скорбь в доме, но в экипаже у него началась настоящая истерика. Благородный господин, трезвый как бриллиант, порывался обниматься не только с Транкавелем, но и с безродным полицейским, с которым в иной ситуации и разговаривать побрезговал бы. Не помогали ни увещевания, ни примененное виконтом заклятие успокоения. Ситуацию спасла бутылка гарпы, нахально прихваченная Жаном из кабинета покойного. Пока счастливый отец надирался, ему с грехом пополам, но удалось внушить, что он движется в правильном направлении. Ибо именно его тяжелое опьянение, до одури, до отключения от действительности, позволит его друзьям!.. Именно друзьям, ближайшим, и наплевать, что с одним еще вчера разговаривал как со злейшим врагом, а с другим вообще разговаривать не собирался! Так вот эти друзья смогут довести дело до победного конца. Разумеется, победного, ибо дочь уже спасена, а остальное — мелочи, подлежуя… полежу… пдлежащие! Вот! Ино… игрор… нет, этого уже и мысленно не выго-во-варить. И плевать! Не мешайте! Я здесь усну!

Сдав вдребезги пьяного де Фронсака на руки обалдевшим слугам, отродясь не видавшим господина в таком состоянии, Транкавель поехал домой. Жан вышел по дороге, предупредив, что появится часа через два, может быть — больше.

Глава XXVIII

Разговор в небольшом доме на окраине Сен-Дени

— Какая честь, Ваша Милость! Впервые в жизни принимаю в своем доме целого барона!

— Бывшего барона, мэтр. Бывшего. Но по-прежнему Вас уважающего. Однако, что случилось? В Гильдии мне сказали, что Вы отошли от дел.

— Обычная история, Ваша Милость. Старость. Дочери замужем, сыновья выросли и сами водят караваны. Хорошо водят, я знаю.

— Не сомневаюсь. Но, уж извините, на старика Вы точно не похожи.

— Это внешнее. Месяц назад умерла жена. Клянусь, я все сделал для ее выздоровления. Лучшие врачи, лучшие лекарства… ничего не помогло, Элиз ушла. Она ушла, дети выросли, кому я нужен? Гильдии? Выбивать взносы у наглых молокососов, которые оказываются баронами и вообще героями? — Богарэ горько усмехнулся. — Выросли люди, которые делают это лучше меня. А что остается старикам? Вино? Его мне точно хватит до конца жизни. Вот, извольте попробовать. Не побрезгуете?

— С удовольствием, мэтр. Но не сейчас. Вообще-то я за помощью.

— Чем могу? — в унылом голосе бывшего главы Гильдии наемников обозначился интерес.

— Ну, теперь уже две просьбы. Первая, с которой пришел. Мне срочно нужен Черный отряд. Срочно — это прямо сейчас.

— Не вопрос. Пошли вот прямо сейчас в одну уютную таверну, если деньги есть. Хотя, для Вас… думаю, договоритесь. А вторая?

— Беда в замке Безье. Так что для Черного отряда два заказа — один срочный сегодня в Париже. Второй тоже срочный, но в Безье. Отец прислал письмо — кто-то точит зубы на его замок. Причем кто-то, против кого тулузский правитель не собирается воевать. Он точно не назвал, но, думаю, реформисты. С ними придется разбираться своими силами. Уверен, с помощью наших наемников решим вопрос, но потом отцу потребуются опытные воины. Не шпагами махать, а организовывать службу. Ну как, мэтр, готовы тряхнуть стариной?

— Только если у вас красивые девки есть, — ухмыльнулся Богарэ. — Не такая уж моя старина и старая!

Разговор в маленькой таверне на окраине Парижа

— Господин Богарэ, какая честь! Желаете сделать заказ? — подскочил к столику верткий слуга.

— Заказ желает сделать этот господин, — Богарэ указал на Жана.

— Надеюсь, наши расценки господину известны?

— А ты не надейся, ты Дижона позови. Или я здесь уже пустое место, что он ко мне подойти брезгует? Помнится, месяц назад меня здесь по-другому встречали! — Богарэ нахмурился и легонько стукнул по столу могучим кулаком.

— Что Вы, господин Богарэ, разумеется, господин Богарэ! Надеюсь, господин знает, что заказы, принимаемые лично командиром, стоят дороже. Много дороже, — попытался сгладить ситуацию слуга.

В ответ мэтр лишь взглянул на него, но таким взглядом, что бедолагу словно ветром сдуло.

Буквально через минуту подошел крепкий, подтянутый мужчина, в котором Жан с радостью узнал молодца, командовавшего под Фаджем вторым взводом. Тогда из четырех сержантов погибли двое. Один из оставшихся сейчас стоял рядом.

— Так что угодно господам?

— А где Марэ? — сам вырвался у Жана вопрос о втором оставшемся в живых сержанте.

— Выполняет заказ, — автоматически ответил подошедший, пристально вглядываясь в собеседника. — Дьявол и вся преисподняя, да чтоб… да я… да как же… Богарэ, старый демон, ты что, предупредить не мог?! Господи, Ваша Милость! А мы уж тут такого наслушались, а Вы к нам! Да идемте же скорее, вот сюда, прошу, Лесси, ты чем занимаешься?! А ну лучшего нам! Мяса, вина, на стол все, что есть и чего у короля не бывает!

— Дижон, — успокаивающе поднял ладонь Жан, — я счастлив тебя видеть, но мы действительно по делу.

В дом Транкавеля Жан возвратился за полночь. Вместе с ним вошли де Савьер и два простолюдина, впрочем, одетых довольно богато. Перстни и оружие, какими могли похвастаться не многие дворяне, наглядно свидетельствовали, что мэтры успешны и свой труд ценят недешево.

— Ваша Светлость, — официально обратился Жан, — позвольте представить. Мэтр Богарэ, до недавнего времени глава гильдии парижских наемников, мэтр Дижон, командир так называемого Черного отряда. С шевалье Вы знакомы. Все присутствующие знают, кто я такой.

«Лихо, — подумал Транкавель. — Черный отряд, надо же. Об этих молодцах легенды ходят. Впрочем, к кому же еще обращаться Черному барону? Вот только цены… О ценах этих орлов легенд ходит не меньше. А де Савьер, оказывается, еще та лиса! Знал же, кто такой Ажан, но даже не намекнул! Впрочем, я и не спрашивал, так что взятки гладки. Но каков хитрец!»

— Раз уж здесь все всё знают, барон, откройте последнюю тайну. Что Вы задумали?

— Все просто, господа. Завтра на рассвете нам предстоит захватить конспиративную квартиру, точнее — дом иностранной разведки. Скорее всего — кастильской, но это уже не наше дело. Виконт, Вы вроде бы знакомы с господами, к мнению которых следует прислушиваться?

— Вообще-то, этим господам неплохо платят за то, чтобы они захватывали такие квартиры, — недовольно проворчал Транкавель, заранее прикидывая, как будет выставлять де Шутту счет за работу Черного отряда. Получалось кисло.

— Несомненно, — согласился Жан. — Вот только за Вами следят еще от дома маркиза. И если Вы направитесь к этим людям, мы можем смело сворачивать все дело — супостаты исчезнут, чтобы провести другую каверзу, которая в следующий раз может и удасться. Итак, если других возражений нет, я предлагаю следующее.

На рассвете отряд сосредоточился в двух кварталах от крепкого двухэтажного дома, огороженного железной решеткой. Обычная артель, ожидающая нанимателя. Плотники, каменщики, одетые в дешевую одежду, какую не жалко испачкать в извести или порвать на стройке — ремонт вообще дело грязное. Сейчас им укажут, где предстоит работать, и застучат топоры, зажужжат пилы, что пока лежат, завернутые в холстины у ног работяг, к стенам прислонятся лестницы штукатуров.

Только вот наниматель почему-то задерживается, отчего по артели пошел недовольный ропот. Во всяком случае, так казалось случайным прохожим. На самом деле бойцы отряда на все лады костерили Жана, который все не давал сигнал к началу штурма. А Жан ждал. Вчера он вычислил этот дом, просто проследив за магической нитью, которая тянулась от Мили к управляющему ею магу. Никто в этом мире, ни один, самый сильный маг, не мог увидеть нить заклятия веселого слуги. Лишь Жан, отказавшийся в свое время от использования магии, получил такую способность.

И сейчас он ждал. Когда Маг проснется, позавтракает и займется своим делом — контролем несчастной девушки.

Все, появилась. Пора.

В холщовых свертках оказались не пилы, а шпаги и пистолеты. По приставленным к решетке лестницам бойцы врываются во двор. Три охранника попытались выхватить пистолеты — не успели. Их смели даже не задержавшись. Вперед! Выбиты ставни, разбиты окна, кто-то порезался об осколки стекла, но отряд уже в доме! Защитники не спасовали, встретив незваных гостей выстрелами и боевыми заклятиями. Завязалась драка, которую начисто проигнорировал Жан, сходу бросившийся на второй этаж. В комнату, к которой тянулась проклятая нить. Кто-то выстрелил — мимо! Кто-то бросил заклятие и попал. Спасла невосприимчивость к магии.

Спину прикрывает де Савьер, обрушивший на обороняющихся всю свою мощь.

Грохот и крики остались внизу, вверху тишина. Так, какая же дверь? Эта! Жан бросился на нее всем телом, выбил и влетел в комнату. Что здесь? Картина предстала мирной до умиления — седой благообразный господин, эдакий душка-дедушка, сидел в кресле и, казалось, мирно дремал. Но над ним реяла яркая и сочная аура. Маг! И маг сильный, опасный. Вот он открыл глаза, мгновение… Жан не дал ему этого мгновения. Сабля сверкнула, и голова мага покатилась по ковру.

Пришлось вернуться к лестнице.

— Де Савьер, наверх, срочно! Внизу и без Вас разберутся!

— Да, собственно, уже разобрались, — весело ответил маг. — Был бы здесь маг — было бы интересно, а так…

— Дижон, проверить комнаты, кого найдете — брать живыми. И Боже вас упаси прихватить отсюда хоть что-нибудь! — приказал Жан командиру наемников.

— Не беспокойтесь, командир, у нас с этим строго. Все будут живы и ничего не пропадет. За это нам и платят.

Согласно кивнув, Жан пригласил де Савьера в комнату с убитым магом. Тот окинул взглядом залитый кровью пол, тело и закатившуюся под стол голову.

— Лихо ты здесь повоевал! И что дальше?

— Последний допрос?

— Как? Понимаешь, чтобы голова говорила, тело должно дышать. Воздух должен проходить через горло. А здесь, — он указал на отрубленную голову, — как ты себе это представляешь?

Жан озадаченно поскреб в затылке.

— А если мыслеречь? Может, получится?

— Мыслеречь, это больше по части Транкавеля. Но тогда, боюсь, не успеем. Ладно, попробую. Готовь вопросы.

Вскоре комнату окутал желтый туман, а еще через несколько минут де Савьер показал, что можно начинать.

— Кого Вы контролировали?

— Куклу. — Черт побери, один вопрос мимо. Ясно, что куклу, надо было спрашивать ее имя. Ладно, идем дальше.

— Кто еще знает ее ключ?

— Никто. — Фу, хоть здесь повезло. И все же подстрахуемся.

— Кто в Галлии Вам помогал?

— Странник и Гений.

Твою ж мать! Самый бездарный последний допрос, какой можно представить! Кто такие эти Странник и Гений? Агенты? Резиденты? Разведчики? Ну надо же так облажаться!

— Да, мы получили просто кладезь информации, — уныло поддержал друга де Савьер. Чувствую, благодарность нам за это будет от всей души Его Преосвященства! Да, да, именно от него.

— Плевать, — слабо ответил Жан, схватившись рукой за грудь. Слева сдавило, закрутило. Знакомо, слишком знакомо человеку, который умирал. Застучало в висках, потемнело в глазах. Так уже бывало, это еще не конец, но Господи, как же больно!

Друг кого-то зовет, кто-то берет под руки, куда-то несут. Муть перед глазами понемногу разглаживается, вот лицо Транкавеля. Он что-то говорит, что-то делает, что-то даже магичит. Пытается помочь, не зная, что не может.

Среди коллег Жана, нет, среди коллег Бори Воронина, как-то не случилось долгожителей. Здоровые, сильные мужчины срывались именно так, когда дело сделано, напряжение позади, осталась обычная рутина. Ничего, справлялись. Боль отступала, но не уходила, настигая потом, через годы, но уже не отвратимо. Справимся и сейчас, а дальше… те, кто думает о дальше избирали другую профессию. Или уходили из этой, понимая, что ошиблись, и веря, что еще не поздно все исправить.

— Шарль, спасибо, не трать силы. Мне нужно отлежаться до утра, все будет нормально, только не трожь меня сейчас.

— Какой до утра?! Тебе неделю надо отлеживаться, а лучше месяц!

— В кармане камзола, посмотри, там два письма. Тебе будет интересно.

— Ты с ума сошел! Ну-ка… Что?! Демон, я еду с тобой, это вообще не обсуждается!

— Нет. Ты не поможешь там, но поможешь здесь. Прикрой меня до возвращения. Перед епископом, или кто там еще захочет меня увидеть. И де Савьера, если он согласится помочь. А сейчас отстань, дай отдохнуть.

Первое письмо, полученное Ажаном

Я обращаюсь за помощью.

С недавнего времени на земли феода претендуют правители Монпелье, начавшие тяжбы во всех возможных судах. Споры, надуманные настолько, что юристы хохочут, читая их заявления. Но за истцами стоят большие деньги. Настолько большие, что наши правители дали понять совершенно ясно, что закроют глаза на любое развитие ситуации.

Ты понимаешь, что это значит? Если наша семья погибнет, они своего добьются. Боюсь, дело идет именно к этому. Дороги к замку перекрываются разъездами то ли разбойников, то ли наемников. Скоро они будут перекрыты полностью, и тогда останется надежда лишь на наш гарнизон. Он силен и обучен, но атаки большими силами может не выдержать.

Друг мой, надеюсь ты получишь это письмо, пока не станет поздно.

Я знаю, что тебе может быть безразлично многое, но баронесса и дочери любят тебя, жена Гастона ждет первенца, и я не могу никого из них вывезти из замка.

Мы будем ждать твоей помощи до конца, каким бы он ни был.

Барон де Безье

Второе письмо, полученное Ажаном

Жан, здравствуй. По понятным нам обоим причинам мы давно не виделись, но, надеюсь, ты все-же решишься приехать ко мне. В виде исключения, если, конечно, не соскучился по старому другу. Причем старому в прямом смысле. Похоже, возраст берет свое и мне все сложнее садиться на коня.

Не знаю, дошли ли до тебя слухи о проклятии рода де Ри. Ерунда, конечно, но ерунда, слишком похожая на историю известных тебе Баскервилей. Боюсь, и здесь появился кто-то, методично и грамотно, не оставляя следов, сживающий нас со света.

Это лишь догадки, доказательств никаких, но посуди сам — у меня, как тебе известно, не было никаких шансов стать владетельным виконтом, однако, случилось. Ввиду смерти всех прочих претендентов.

Сейчас же, боюсь, настает и моя очередь. И тогда останется лишь Сусанна, которой не на кого будет положиться.

Так что жду твоего приезда в родовой замок Ри, где тебе всегда рады.

Виконт де Ри

Глава XXIX

Утром отряд в количестве десятка головорезов, под предводительством бывшего барона де Безье и в сопровождении шевалье де Савьера, выехал из Парижа в Окситанию.

Десяток бойцов — все, кого смог выставить старина Дижон. Остальные зарабатывали для него деньги по всей прекрасной Галлии, а кто-то и в других благословенных краях.

Отряд имел на руках подорожную, свидетельствовавшую, что в славный город Нарбонн доставляется важный груз, не подлежащий досмотру ни при каких обстоятельствах. На документе стояли печати столь грозные, что встречные патрули возвращали ее Ажану, как командиру отряда, словно она жгла им руки. А уж о проверке груза, что лежал в двух телегах, речь и вовсе не шла.

Наем и снаряжение обошлись недешево, существенно снизив остатки на счете, который владетельный барон регулярно пополнял то ли для Жана, то ли для его сына. Но деньги были потрачены не зря, оснастив средневековую ГСН по лучшим стандартам века.

Спокойная поездка закончилась на шестой день близ деревеньки Пезенас в двадцати километрах от Безье. На пустынной лесной дороге отряд остановил разъезд. Трое вооруженных всадников перегородили путь, откровенно игнорируя численное превосходство путешественников.

— Документы!

— Кто их спрашивает? — поинтересовался Ажан, выдвинувшись вперед.

— Патруль гарнизона Монпелье! Вы въехали на земли Великой Церкви! — один из патрульных показал грамоту, подписанную самим Руади, герцогом, а, по совместительству, Верховным пастырем Окситании, о как!

Реформисты. Но какого черта они делают здесь? Это уже баронство, отступникам эта территория отродясь не принадлежала.

— У нас коронный груз, господа, он проверке не подлежит.

— Коронный — некоронный, нам плевать. Здесь действуют другие правила.

Вот так. Фактически начат процесс отделения от Галлии, а в Париже об этом ни сном, ни духом. Или знают, но помалкивают? Скорее всего — прозевать такой заговор можно лишь не выходя из коматозного состояния, в чем местные спецслужбы не замечены. Многого еще не умеют, ошибаются, но не до такой же степени!

Однако допускать этих ребят до груза нельзя. Условный знак Дижону и магу…

— Что же, господа, смотрите, но под вашу же ответственность.

Последнее предупреждение вызвало искренний смех — ну какая ответственность, когда вокруг все свои?

Командир патруля подъехал к телегам, двое остались в удалении. Грамотно, если что не так — можно успеть ускакать, предупредить старших, а уж те встретят гостей как родных, эскадроном рейтар и мушкетным салютом в упор.

Все правильно, одно не учтено — де Савьер, заявивший, что едет в частную поездку, и оставивший в Париже зеленый плащ мага. Ну едет себе дворянчик, ну посверкивает шпажонкой, мало что ли таких на обочинах добили? Кто же знал, что ему двух лошадей спалить — даже напрягаться не надо. Ну не рассчитал, перестарался, бывает. В общем, вместе с лошадьми спалил и всадников. А нечего на право частной собственности покушаться, здесь с этим строго.

Связанный бойцами отряда командир патруля, осмотрев и понюхав обгорелые останки тех, с кем еще недавно разъезжал по чужим землям, упиваясь собственным величием и безнаказанностью, резко изменил позицию и выразил горячее желание к сотрудничеству с представителями верховной власти.

Как поведал этот достойный господин, баронство полностью взято под контроль реформистами. В городе создан магистрат, избранный из уважаемых граждан, прибывших из Монпелье. Кто их избирал — вопрос сложный, но на интересующихся им горожане любуются по воскресеньям на главной площади, с которой уже месяц не убирают плаху для благородных и виселицы для прочих любопытных. Эти праведные задачи решают никому в Безье не знакомые ребята, разогнавшие местную полицию и устроившиеся на освободившиеся места.

В деревнях старосты либо согласились с изменениями во власти, либо тоже близко познакомились с пеньковой тетушкой.

Казнить священников новые власти не решились, организовав их изгнание силами возмущенного народа, вдруг резко осознавшего, как их угнетали и обманывали прежние попы. Избитых священников с веселыми криками толпа гнала до границ баронства. Правда, в этой толпе почти не было прихожан, но это облегчало несчастным лишь душевные муки.

Барон с семьей укрылся в замке, который пытались штурмовать уже дважды, но оба раза безуспешно. Трехсот обученных солдат для этого не хватило. Однако завтра ожидается подкрепление из Монпелье, чтобы срочно завершить начатое. Приходится спешить, поскольку граф Тулузский не может закрывать глаза вечно, а если он вмешается — придется отвечать, чего новые правители баронства боятся больше, чем демон святой воды.

И еще — в первые дни боевых действий реформистов поддерживал боевой маг. Во всяком случае, городская дружина держалась храбро и стойко, пока по ней не прошлось заклятие, доступное лишь сильнейшим магам. Какое? Да кто ж его знает, господа, но испугались тогда даже нападавшие. Нет, маг никого не убил, лишь показал, что сопротивляться ему бесполезно. Больше ничего такого не было, и в штурмах замка маг не участвовал.

Вот такая диспозиция. Сотни вооруженных реформистов, поддерживаемых боевым магом, хозяйничают в баронстве. Что в этой ситуации может сделать жалкий десяток бойцов? Если хорошо обучен — многое. А с поддержкой де Савьера — очень много.

Отряд героев шел к месту будущей великой битвы. Три сотни героев. Точнее, пока еще не героев, но через два-три дня! Да, именно через два-три дня эти вчерашние крестьяне и работяги, возжелавшие легких денег, наскоро обученные, совершат великий подвиг — захватят замок Безье! Конечно, захватят, по-другому и быть не может. Их триста, с ними десяток осадных орудий, горы ядер и пороха, они вооружены! У стен замка их ждут такие же вооруженные товарищи, вместе с которыми они сметут жалкий гарнизон, и тогда замок будет в их руках на три дня! О, там есть чем поживиться! Говорят, у барона две дочки — интересно, скольких героев они смогут выдержать? И кто попадет в число счастливчиков? Эта тема была самой обсуждаемой в походе.

Смерть? Не смешите, смерть — это где-то далеко, там, где сражаются профессиональные солдаты, в су не ставящие свои жалкие жизни. Здесь же, конечно, могут кого-то ранить, но не тяжело. Тогда за раненными героями будут ухаживать прекрасные горожанки Безье. А если будут ухаживать недостаточно ласково, или окажутся недостаточно прекрасными — кнутом их, кнутом, мы в деревнях скотину именно так воспитываем!

Как легко и приятно быть героем, когда вас десять, а противник один. Жажда славы пьянит, горячит кровь и гонит, гонит мысли о возможной расплате. А когда расплата приходит, то вызывает удивление, даже обиду. Но никак не мысли о божьем промысле, справедливости и возмездии.

Отряд реформистов, шедших на помощь штурмующим замок, втянулся в длинную ложбину. Все обстояло также, как и на дороге из Кале, ставшей последней для одного из принцев Островной империи. Потому и решение было аналогичным — в откосы дороги вкопали мешки с порохом, именно его и везли из Парижа на двух телегах. Груз с одной из них целиком был зарыт в этой ложбине, впоследствии прозванной в народе Громовой. Работали ночью, когда дороги пусты, под магической подсветкой, организованной де Савьером.

Возможно, головной дозор мог заметить следы земляных работ. Возможно, боковое охранение могло обратить внимание на двух человек, стоявших на пустынном поле вдалеке от дороги. Только не было ни дозора, ни охранения. Зачем? Кого бояться на уже захваченной земле?

Отряд реформистов шел плотной колонной, в центре которой ехал обоз. Поэтому, когда де Савьер инициировал закопанные фугасы, сдетонировал и порох на телегах. Последствия были ужасны — потом похоронная команда не смогла собрать ни одного тела. Лишь кровавые ошметки того, что раньше было людьми.

Взрывная волна докатилась до города, повыбивав стекла в домах местных богачей. Разумеется, взрыв услышал и командир штурмующих, немедленно отправивший всадников узнать о причинах. Его посланцы заметили двоих мужчин на опушке леса. В другом случае ими следовало заинтересоваться, но некогда. Да и не стояли на месте эти двое — юркнули в лес, поди их там, поймай. А приказ ясен — срочно выяснить и доложить.

Таким образом, к месту сбора Жану и де Савьеру удалось добраться без происшествий. Заслушали доклады бойцов, отправленных с утра на разведку. Получалось погано, но не слишком.

В городе расквартирована рота пехотинцев, занимаются патрулированием, поимкой недовольных, охраной мэрии и тюрьмы. Ну и во время казней следят, чтобы народ вел себя прилично — развлекался зрелищем и не вздумал вспоминать, что вешают и сжигают их соседей. Тех, с кем еще вчера выпивали и детей крестили. В вере, ныне объявленной неправильной, а, следовательно, запрещенной под страхом тех самых виселиц и костров.

Народ, как обычно, безмолвствует, но слишком уж хмуры лица у мужчин, слишком мало, да что там, и вовсе не слышно на улицах не то что смеха — бабской ругани. Привычной, задорной, поднимающей настроение, о которой забывают через пять минут, чтобы уже вместе судачить о действительно важном — непослушных детях и бестолковых мужьях.

По лагерю осаждающих лазутчики доложили, что после уничтожения подкрепления солдаты погрустнели, но боевого духа не утратили. Все-таки под стенами замка собрались профессионалы, умеющие ставить на кон свои жизни ради богатой добычи, которую сулил замок Безье. Тем не менее, рекогносцировку удалось провести тщательно. Система охранения, палатки командиров и склады пороха были определены, можно было готовить противнику сюрпризы.

А что, собственно, их готовить, когда рядом боевой маг? Ему сжечь те палатки и взорвать тот склад — даже не служба, так, легкая разминка. Если забыть, что у осаждающих свой маг имеется. И получить от него удар в спину нежелательно — фатально закончиться может. А где он? Хорошо, если ушел, а если нет? Сидит где-то рядом, посмеивается и ждет, когда глупые диверсанты нарисуются, чтобы развлечь дяденьку интересной задачкой на уничтожение.

С рассветом командир реформистов решил вступить в переговоры.

— Эй там, в замке, барон, выходи! Говорить будем! — дипломатично обратился он к осажденным.

Минут через десять — пятнадцать на стену поднялся барон де Безье.

— Слушаю!

— Значит так, предлагаю сдаться! Обещаю, что гарнизон не тронем. А вашу семейку убьем не больно! Иначе… — Дальше последовало длительное описание всевозможных вариантов, которые Жан пропустил мимо ушей.

Его интересовало другое. Не мог маг не заинтересоваться этой дискуссией! Почему уж он до сих пор избегал драки, сейчас не понять, но если он где-то рядом — разговор послушает обязательно! А поскольку ауру ему никуда не деть, то и найти его труда не составит, только бы не пропустить. Не торопимся, смотрим на лагерь… не спешим… неужели нет? А вокруг? В обозе? По периметру охранения? Еще шире? Есть! На опушке леса! Далековато, но маг умеет обострять слух. Так кто же он? Аккуратненько подберемся поближе… Ты куда? — это уже де Савьеру. Красться по лесу — не царское, в смысле, не магическое, дело. Тебя только глухой не услышит. Это уж мы сами…

Так, так, и кто же ты, такой великий? Фигасе! Старуха. Ну прямо Баба Яга! Но аура действительно мощная, такая Иванов-царевичей может пачками укладывать. А потом в печку, на ужин… Такой лучше под горячую руку не попадаться, а то разнесет потом белы косточки по белу свету. Потому крадемся осторожно, благо бабуля на переговорщиков отвлеклась. Ох они там развлекаются! Вникать в их дискуссию некогда, так только, ухо само отдельные перлы выхватывает. Особо сочные. Не до них. Ближе, еще ближе… пара шагов осталась… не отвлекайтесь, уважаемая…

Выстрел из пушки, тетя на секунду застывает… прыжок вперед, апперкот… Твою ж мать!

Жан отнес колдунью в лес, уложил на полянке и стал ждать, когда она придет в себя. Вот задрожали веки, открылись глаза.

— Рад Вас видеть, Ваша Светлость!

— Ты еще кто такой?

Молодец девка, колдовать не пытается, соблюдает технику магической безопасности — ждет, пока не придет в себя полностью. Сколько потребуется на это времени? Учитывая, что нокаут был как минимум третьим — немало. Можно поговорить.

— Это превращается в традицию. Третья наша встреча сводится к банальному мордобою, — ответил Жан, демонстративно поглаживая кулак. — Может быть, попробуем просто поговорить?

— Де Безье?! — скорее прошипела, чем проговорила герцогиня де ла Гер.

— Уже нет. Вашими стараниями, между прочим. Но это неважно. Поговорим? Колдовать не советую. У Вас третье сотрясение мозга. Поверьте, быстро оно не пройдет. Что будет, если сейчас попытаетесь чего-то намагичить, знаете? Впрочем, что я, конечно, знаете. Так как, поговорим?

— О чем? О чем мне с тобой говорить?

— Например, о поселке Брам. Вы были там до конца? Помогали резать детей? Ой, извините, резали не всех. Некоторым сворачивали головы. Вероятно, чтобы не испачкаться. Вы участвовали в этой забаве?

Герцогиня попыталась вскочить, но закружилась голова, она упала. От вспышки остался только взгляд. Полный ненависти, каким смотрит погибающий хищник. Затем… слезы. Обычные слезы обычной девчонки. Горькие, безутешные…

— Ждете сострадания, Ваша Светлость?

— Не-е-т! Иди ты… Я вообще ничего не жду!!! Что? Желаешь рассказать отцу? Епископу? Королю? Давай! Восстанавливай справедливость!

— Никак Вы изволили расстроиться? Не стоит, право. С чего? Не Вы же вынимали из петель женщину и ее дочерей. Не знаю, учили ли Вас этому в Морле, но повешенный умирает либо от перелома шейных позвонков, тогда смерть обычно почти мгновенна, либо от удушения. Тогда агония… Вы ведь знаете, что такое агония? Так вот, она может длиться до часа. И чем легче че…, извините, повешенный, тем дольше она длится. Мне интересно, Вам понравилось зрелище? Сколько времени умирали девочки?

— Не-е-ет! Я не знала! Я не хотела! Я лишь наложила заклятье подчинения на деревню!

— Лишь? Одно простое заклятие? И все? Хотите, я расскажу о похоронах? Мне было ЛИШЬ пятнадцать. Я не мог носить трупы взрослых, поэтому ЛИШЬ носил детей. Тридцать два ребенка. Трое были младенцами, которые не могли еще ходить. Вот этими руками я носил их. Вначале для отпевания. Затем заворачивал в ткань и опускал в могилу. Одну. Общую.

— Я не знала!!! Никто не должен был умереть! Мне заплатили лишь за захват замка. Надо было заставить де Брама открыть ворота. Никто не должен был погибнуть! Ну, почти никто.

— Девочка, — перешел на фамильярный тон Жан, — ты сейчас каким местом слушала? Твои наниматели даже теперь семье барона лишь быструю смерть обещают. В качестве особой милости. Что непонятно?

— Они мне не наниматели, — герцогиня не возмутилась на тыканье. Почему-то показалось, что этот человек, фактически ровесник, имеет на это право. — Был договор — реформисты помогают мне в Тулузе устранить двоих заключенных, я устраиваю здесь демонстрацию силы. Но никого не убиваю. Те двое — единственные, кто мог меня опознать. Я должна сохранить эту тайну. Честь рода — превыше всего! — девушка вскинула голову. Хотела гордо, получилось жалко. — Теперь договор закрыт, я не собиралась участвовать в штурме замка. И я действительно не знала о жертвах в Браме. Тогда сразу уехала. О случившемся написал Руади, когда я уже закончила учебу. Вроде как он и сам не знал.

— Честь рода — это серьезно. Сколько еще народу ты собираешься убить во имя нее? Меня? Де Крепона? Руади? Всех его помощников? Кто-то из них наверняка знает правду.

— Здравствуй Лилиан, — поприветствовал герцогиню подошедший де Савьер.

— О, вот его еще убить не забудь.

— Ее Светлость опять собралась меня убивать? Не советую. А вообще, Жан, заканчивай. У нас тут война, вообще-то.

— Уходите, герцогиня, — завершил разговор Жан. — Уезжайте к отцу или ко двору. Займитесь интригами, станьте великой, добейтесь поклонения Света, но Боже Вас упаси встать еще раз на моем пути. В следующий раз я Вас убью. Теперь Вы это знаете. Прощайте.

Глядя в спину уходящей волшебницы, де Савьер пробормотал:

— Ну прямо Белая Дама.

— Кто?

— Белая Дама. Говорят, есть пророчество, что наш мир уничтожит Белая Дама. Причем не из злобы и корысти, просто так судьба сложится. Или уничтожит, или уйдет, только никто не знает куда. Ерунда все это, сказки, пойдем, пора и делом заняться.

Забыв о герцогине, друзья поспешили к месту, где с минуты на минуту должно было начаться сражение. Решительный штурм и победа, как считали осаждавшие. Оборона до конца и, скорее всего, смерть, как считали защитники замка, слишком немногие из которых еще способны были держать оружие.

— Мои соболезнования, — сказал де Савьер, положив руку на плечо Жана.

— Ты о девчонке? Брось, сейчас она не опасна. И потом будет неопасна — прекрасно понимает, что мы наверняка раскроем ее тайну в случае смерти. Конверты с завещаниями охраняются надежно, даже от герцогов.

— Ты что, ничего не видел?

— ?!

— Тот выстрел, из пушки. Ядро попало в твоего отца.

Черт! Это невозможно! Из пушки попасть в человека? Стоящего на крепостной стене? Так не бывает! Но вот случилось — друг не станет лгать. Это надо осознать, к этому надо привыкнуть. Только позже, потому что сейчас начинается штурм, а в крепости убит командир. И враг знает об этом.

Черный отряд прекрасно сделал свое дело — все позиции разведаны, осталось нанести удар.

Жану не раз приходилось попадать под атаку магов, но командовать ей — ни разу. Самое яркое впечатление — ощущение собственного всемогущества! Достаточно указать цель, как туда летит заклятие, неотвратимое, словно божественная кара. Первый удар — по командному пункту. Точнее, холму, на котором стоят командиры реформистов. Заклятие, огонь, грохот, крики жертв, еще секунду назад собиравшихся убивать.

Затем — пороховой склад, который какой-то умник в нарушение всех правил и уставов разместил на самой артиллерийской батарее. Вновь грохот, за которым уже и не слышно криков. Взлетают в небо тела, части тел, разлетаются исковерканные пушки, которым отныне не суждено стрелять.

И беглый обстрел штурмовиков. Впрочем, каких там штурмовиков? Поняв, что их бьет боевой маг, люди забыли, что они солдаты. Строй? Мушкетные залпы? Куда там! Для этого надо остаться бойцом, готовым пожертвовать жизнь ради победы. Для этого нужен воинский порядок, офицеры, держащие магическую связь с сержантами и капралами. А если их нет? Если их только что на твоих глазах сожгли, словно стог сухого сена?

Тогда бежать! Спасать главное свое имущество — жизнь! Никакие деньги не оправдают ее потери — зачем они покойнику?

Два батальона гвардии Монпелье бежали, побросав оружие, склады, вообще все, что было. Лишь свое имущество, да деньги, что были авансом выплачены за будущую победу, да то, что удалось награбить на славном боевом пути по баронству Безье.

Те, что потрусливее, рванули куда глаза глядят, но у бывалых бойцов хватило опыта собраться в более-менее организованную колонну. Уцелевшие сержанты и капралы, на помощь которым пришли авторитетные солдаты, начали собирать людей, наводить подобие дисциплины. Штурмовать замок бесполезно, это ясно, но организованное возвращение сохранит уважение и, что не менее важно, возможность и дальше зарабатывать воинским ремеслом.

Вот колонна вошла в лес, проходит по участку, где той же ночью зарыто содержимое второй телеги. Де Савьер ждет команду.

Уничтожить остатки? А смысл? Деньги у реформистов есть, в ближайшее время призовут новых наемников, благо в желающих пострелять в ближних за звонкую монету нет недостатка. Но в ближайшее время новой атаки на Безье не будет, а после провала этой авантюры власти страны будут вынуждены прижать амбиции монсеньора Руади, или кому там не дает спокойно спать баронство. Так стоит ли увеличивать свое личное кладбище, итак оказавшееся немалым?

— Пусть уходят, шевалье. Хватит смертей.

Де Савьер с сомнением посмотрел на друга:

— Но они вернутся!

— Нет. После первого взрыва, после уничтожения артиллерии и офицеров… нет. К тому времени, как они залижут раны… властям придется вмешаться, а пойти на прямое столкновение с короной — это война, которую им не выиграть. Нет, боевые действия закончились. Будут еще суды, где нашим врагам ничего не светит. У них был один шанс — уничтожить семью и поставить всех перед свершившимся фактом. Не получилось. И уже не получится. Пошли к замку. Думаю, ворота скоро откроются.

У крепостной стены собрался Черный отряд. К Жану подошел Дижон:

— Это был самый легкий наем в моей жизни.

— Но он еще не кончился, надо восстановить законную власть. В городе сидит какой-то магистрат, под именем полиции орудует вообще неизвестно кто. В деревнях народ не знает кого слушать. Баронская дружина вам, конечно, поможет, но и оставить замок без охраны сейчас опасно.

В ответ Дижон лишь улыбнулся.

— Не смешите, Ваша Милость. Разогнать городских оболдуев, вправить мозги деревенским олухам, это что — труд? Вот когда здесь обученные войска стояли, а рядом боевой маг шарился — тогда да, было серьезно. А это так, вроде тренировки для моих девок. Не беспокойтесь, занимайтесь своими делами. Мы все видели, Вам отца хоронить. Так что плюньте на остальное, ждите через три дня с докладом. О, вот уже Вас встречают. Этот боец останется для связи, — он указал на стоявшего рядом крепкого молодого человека, — а мы вперед, гонорар отрабатывать.

С этими словами Дижон вскочил на коня и во главе отряда умчался в сторону города. Жан и де Савьер повернулись к открывающимся воротам. Из замка в сопровождении вооруженного отряда вышел Гастон. Узнал, рванулся к брату, но, увидев, что тот не один, принял официальный вид.

— Месье Ажан, рад Вас видеть! Месье… Простите, мне знакомо Ваше лицо, но не могу вспомнить…

— Это не страшно, Гастон, — ответил Жан, — главное — чтобы его Шарлотта вспомнила.

— Ну, конечно же, шевалье де Савьер. Рад Вас видеть. И спасибо. Как я понимаю, чуду освобождения мы обязаны Вам. — Все очень вежливо, но очень сухо.

— Мы можем пройти? — прервав реверансы, спросил Жан.

Вместо ответа Гастон взмахнул рукой, солдаты расступились, освобождая проход.

Старинный замок чужой страны чужого мира, ставший в новой жизни единственным местом, которое можно назвать родным. Каждая пядь земли, каждый его закуток навевают воспоминания. Радостные и грустные, часто совсем мелкие, но именно те, из которых и состоит жизнь. Сейчас посреди двора, укрытое простой холстиной, лежало тело одного из немногих людей в этом мире, кого Жан даже мысленно называл другом.

Из-под холстины вытекла кровь, уже впитавшаяся в землю. Что сделало с телом шальное ядро, не хотелось даже представлять. В этом мире Жан видел много смертей. Всяких, привык. Но эта была смертью друга.

У тела стояли вдова и дочери. Еще какие-то люди. Кого-то Жан узнал, кого-то видел впервые. Вот баронесса поворачивает голову, смотрит на него… Непонимание, узнавание, удивление… И баронесса исчезает, остается лишь женщина, на глазах которой только что погиб муж и к которой вернулся сын, которого все вокруг считали мертвым. Лишь она одна верила, и он пришел. Живой, к телу убитого отца.

Что теперь значат сплетни, пересуды городских кумушек? Баронесса бросилась к Жану, обняла, заревела. С причитаниями и воистину бабьими завываниями, так знакомыми по прошлой жизни, но совершенно не вяжущимися с дворянами мира этого. Такого не было, когда погибла семья ее брата, но сейчас что-то сломалось в душевной броне дворянки, осталась лишь суть женщины, та, что не зависит ни от мира, ни от века, ни от сословия.

Обняв рыдающую баронессу, Жан не видел, как почти с таким же криком бросилась на шею де Савьеру Шарлотта, как прижалась к незнакомому мужчине ее сестра.

Потом были похороны, долгие разговоры, не слишком подробные рассказы. Обычная жизнь обычной семьи, пережившей беду.

Гастон вступил в наследство. Баронесса приняла тот факт, что Жан не сможет стать хозяином баронства, но заставила младшего сына поклясться, что Жан будет получать часть доходов феода.

Благословила Шарлотту на брак с де Савьером. Брак ее сестры был уже согласован, более того, жених лично участвовал в обороне замка.

Богарэ остался в замке. Пока не было ясно в качестве кого, но искусная шпага, могучие кулаки и мастерство наемника были нужны потрепанному баронству как воздух.

Через десять дней после разгона реформистов в Безье прибыли посланники графа Тулузского для проведения расследования. Опросили кучу народа в замке, городе и деревнях, после чего направились в Монпелье, чтобы задать неприятные вопросы главе реформистов.

Но не срослось. Когда комиссия въезжала в город, а монсеньор Руади готовился к торжественному приему, его дворец рухнул. Мощнейшее заклятие, рядом с которым ураган представлялся легким дуновением ветерка, разнесло его по камушку, похоронив под обломками и Верховного пастыря Монпелье, и всех его приближенных, и вообще всех, кому не повезло в этот час находиться в этом красивейшем здании города. При этом ни одно стоявшее рядом здание не пострадало.

Что это было за заклятие, какой великий маг и за какие грехи его применил — навеки осталось тайной. Лишь ходили по городу слухи, что кто-то видел в момент катаклизма рядом с замком стройного юношу, раскинувшего руки в магическом жесте. Якобы отголоски заклятия сбросили с него шляпу и разметали по плечам длинные платиновые волосы. Но стоит ли верить болтовне трактирных забулдыг и базарных торговок? А уж искать этого юношу и вовсе желающих не сыскалось. Не приведи Господь, найдешь — всю жизнь прятаться придется, если вообще такой маг тебе ее оставит. Нет, лучше сразу сказать, что дело это дохлое, для простых людей неподъемное, а непростых в наших краях и не водилось никогда.

Глава ХХХ

Жан выехал из Безье на следующий день после трагических событий в Монпелье. Один, оставив де Савьера согласовывать условия и сроки женитьбы.

Ведь только кажется, что просто — жених, невеста и ее родители согласны, можно и под венец. Если бы так. А приданое, а право жены им распоряжаться, а условия разделения доходов будущей семьи, а… да, Господи, этих вроде бы мелочей столько, что каждая такая помолвка отмечалась городскими адвокатами мощнейшей пьянкой, как пролившееся на них Божье благословение. А как иначе? Брачный договор — это заработок, а брачный договор дочери сеньора — огромный заработок, на который можно и собственных дочерей замуж выдать так, чтобы весь город завидовал.

Да и сама свадьба состоится не раньше, чем через полгода, как приличным людям и подобает. Это простолюдинам можно раз-два и готово, плодитесь и размножайтесь на здоровье. Потом окажется, что характерами или чем другим не сошлись, так это ваше личное дело, ни людей, ни церковь не волнующее. Обвенчались? Так живите, а в счастье или несчастье — никого вообще не волнует. А на благородных господах государство держится, у них права на всякие глупости нет. Потому должны доказывать, что решение ими было принято обдуманное, тщательно взвешенное, безо всяких вспыхнувших внезапно и ослепительно любовей.

А если кому из молодых чего непонятно, то для таких просто сказано — традиция, предками завещанная. И нечего тут прогресс проповедовать. Сказано ждать — значит ждать. Точка.

Так, добродушно посмеиваясь в пути над предстоящим другу испытанием верности, Жан добрался до виконства Ри. Ожидал увидеть привычно мрачный замок, ощетинившийся бойницами крепостных стен, башен, куртин и прочих грозных изысков средневековой архитектуры. А неожиданно подъехал к совершенно мирному поместью. Богатому, утонченно красивому и ухоженному, но совершенно не приспособленному к обороне.

В центре поместья стоял окруженный изящной решетчатой оградой хозяйский дом. Большой, трехэтажный, украшенный лепниной, с большими застекленными окнами. Все здесь ненавязчиво, но уверенно показывало, что в этом мирном краю никогда не может произойти ничего, похожего на недавние события в Безье.

На воротах встретил пожилой, сильно прихрамывающий слуга, вежливо спросивший, кем господин всадник является и зачем прибыл к господину виконту. Услышав ответ, лишь поклонился, открыл ворота и показал, куда господину Ажану следует проехать. Сам за ним не пошел, оставшись на месте.

Жан подъехал к указанной ему коновязи, привязал коня и повернулся к дому, из которого в этот момент вышла невысокая черноволосая девушка. Она подошла к гостю, подняла на него зеленые глаза, взяла за руку и сказала:

— Как долго тебя не было. Идем, нас папа ждет.

Жан оторопело смотрел на нее, поражаясь, в какую действительно красавицу превратилась за эти три года его Прекрасная Дама — Сусанна. Она двинулась вперед, и его окатила волна давно забытого аромата, с которым никогда не сталкивался в этом мире — запаха чистого женского тела.

Ошалевший, он пошел за Сусанной, не замечая ничего вокруг. Нет, это не было порывом желания, охватившим его недавно с Николь. Это было ясное и конкретное осознание того, что рядом с ним сейчас находится единственная девушка, с которой он может быть счастлив в этом мире. Не то, что обязательно будет, просто если не с ней, то ни с кем.

И также точно он знал, что этого не произойдет никогда. Не может быть ничего общего у виконтессы с простолюдином, пусть и бывшим бароном. Она принадлежит Высшему Свету, который отринет ее, едва узнав о пусть даже не любовной, просто приятельской связи с изгоем.

Но вот они пришли. Открылась дверь комнаты. Просторной, светлой, но пропитанной непередаваемым запахом всех больниц всех миров. Напротив окна кровать, на которой лежит друг. Полевой маршал, виконт де Ри, в теле которого живет выходец из его мира, Иван Викентьев, чекист, погибший в феврале сорок пятого. Только вот тело… сдало оно крепко. Хреново виконт выглядел, одно слово.

— Здравствуй, Ваня.

— Здравствуй, Боря. Рад видеть, боялся не дождаться тебя.

— Ты написал, я приехал. Как по-другому?

— Хреновые у меня дела, дружище. Кажется, на этот раз все, каюк. Достанет меня костлявая.

— Каюк не всегда конец, нам ли с тобой не знать. Но что случилось? Заболел? Так сам знаешь, здесь такие врачи — чудеса творят!

— Не в моем случае. Но об этом потом, помру в любом случае не сегодня, успеем обсудить. Сейчас о главном. О Сусанне.

— А с ней что не так?

— С ней все не так. За последние три года так или иначе погибли все виконты де Ри. После меня она останется последней, и защитника у нее не будет. И нечего здесь утешательством заниматься! Мы профессионалы, черт возьми!

— Вань, ты что, охренел? А я тогда здесь зачем? Разумеется, я о ней как о родной дочери… да я за нее…

— Каким образом? Телохранителем заделаешься? Не смеши, от выстрела из-за угла никто не спасет, или я тебя плохо учил?

— Вижу, у тебя другое предложение.

— Женись на ней.

— Что?! — Жан оторопело уставился на друга, потом перевел взгляд на его дочь. Сусанна с растерянным лицом смотрела на него, на отца. На каком языке они говорят? Что вообще происходит?

«Слава Богу, — подумал Жан, — девушка не поняла дикого предложения отца. Или он умом тронулся? Не похоже. Тогда откуда этот бред?»

— Ваня, я что, должен объяснять очевидные вещи? Але, мы не в Союзе, здесь сословия никто не отменял! Да плевать на сословия, ты о дочери подумал? Ты на рожу мою посмотри — от нее дети иногда шарахаются! Вот как ей сейчас сказать — «Знакомься, твой жених, вперед, родная, не пугайся его, а давай-ка строевым шагом под венец!»?! Ты уж определись: или ты коммунист, или феодал.

— А ты мне политинформации не читай! — начал заводиться отец, даже сел на кровати. — Я их без тебя наслушался. И из ума не выжил, не надейся! Это все не сейчас придумано, и даже не вчера. Вот, читай. Я уже брачный договор подготовил. А о Сусанне не беспокойся, эта коза себя только твоей женой видит. Три года я из нее эту дурь выбить пытался. В переносном, разумеется, смысле, — поспешил он уточнить, увидев, как нахмурился собеседник. — А потом, когда все вот так… решил, что оно и к лучшему. Если ты, конечно, изволишь согласиться.

Обалдевший Жан взял в руки договор. Точнее, два, которые отличались данными жениха. В одном говорилось просто о Жане Ажане, во втором уточнялось, что он еще и бывший барон де Безье.

— Один договор для вас, другой — для общества. А уж там кто этот Ажан, откуда и зачем — пусть думают, как хотят. Его и подписывать не надо, просто покажем кое-кому, пусть земля слухами полнится — в их тумане прятаться легче.

— Да черт с ними, с фамилиями. Ты дальше что написал? Все имущество жены переходит в собственность мужа! Нет, надо срочно к Транкавелю, или кто здесь лучший мозгоправ? Я не понял — это ты меня за святого держишь или ее ненавидишь? Вот так запросто лишить всего собственную дочь! Отдав на откуп считай что нищему быдлу! Да такое ни один священник не утвердит. И я не подпишу!

Де Ри обессиленно откинулся на подушки. Несколько минут просто лежал, собираясь с оставшимися силами. Потом заговорил уже уставшим голосом:

— Подпишешь. Потому что иначе, боюсь, долго она не проживет. Не просто так наш род исчезает — кому-то это очень надо. А до тебя поди доберись. Пока подходы искать будут, ты, Бог даст, сам супостата найдешь. Да и толку тебя убивать — ты же в завещании не Сусанну, кого другого указать можешь. Так что с носом злодеи останутся, только себя выдадут, так-то. И священник имеется, который готов вас обвенчать. Так что, согласен?

Жан опустил голову, обхватил ее руками. Всякого он ожидал от этой встречи, но такого?! С другой стороны, Иван прав, череда смертей не может быть случайностью, а времени разбираться с ними нет — местная медицина, даже магическая, очевидно, бессильна. Есть мысли, есть над чем поработать, но друга, похоже, уже не спасти. Тогда главным становится спасение Сусанны, а с остальным позже разберемся. Вот только девушка… Да, они были друзьями, да, играли в Прекрасную Даму и Верного рыцаря, так она же тогда девчонкой была. Так по меркам прежнего мира она и сейчас девчонка. Пятнадцать лет — шутка? За ее совращение срок полагался, и не маленький! Здесь, конечно, такие браки — норма, вон баронесса де Безье как раз в таком возрасте замуж и вышла, прекрасная семья получилась. Но он-то не отсюда! Вот как ее… да она и целоваться не умеет… Идиот! Нашел о чем думать! Или вообще думать разучился? А, ладно, пусть все идет как идет.

Он взглянул на Сусанну.

Та по-прежнему смотрела на мужчин растерянным взглядом. Люди, о которых, как ей казалось, она знала все, вдруг разговаривают на каком-то невероятном языке. Как девушка образованная, она знала и кастильский, и островной, а те, что не знала, легко определяла по музыке речи. Но этот не был похож ни на что. Они же на нем спорить, даже ругаться умудрялись. И ведь ясно, что говорят о ней! Это очевидно, а потому вдвойне обидно. Что она, вещь какая, в самом-то деле?

— Сусанна, извини, — перешел на галльский Жан, — но… понимаешь… я сейчас… в общем, я твоей руки попросил. Ты согласна?

Сердце, как в давней молодости, ушло в пятки. Он искренне надеялся услышать отказ и также искренне его боялся. Если «нет» — все. Эту жизнь придется куковать холостяком, перебиваясь обществом случайных и не слишком привередливых дам.

— Да, — просто ответила девушка и повернулась к отцу. — Папа, надеюсь, ты дал согласие?

— Разумеется, родная. И даже за священником послал. Ты уж извини старика, но венчание будет сегодня. Без гостей, застолья и прочего, что так нравится невестам.

— Папа, не смеши! Мы живем в просвещенное время! Ты всерьез полагаешь, что мне так важно насмотреться на упившихся до полусмерти гостей, которым наутро следует продемонстрировать кровь на простыне? Вот уж без этого веселья я обойдусь совершенно точно! Жан, а ты? Ой, а тебя благословят?

— Так получилось, что я старший мужчина в роду, — Жан тяжело вздохнул. — Мне благословение не требуется.

Вечером в имение приехали священник и нотариус. До поздней ночи они что-то обсуждали с де Ри, из комнаты которого слышалось то деловое бурчание, то крики, но о чем именно говорили уважаемые господа понять было решительно невозможно. Но, видимо, в конце концов все вопросы были сняты. Брачные договоры и документы об автоматическом переходе права собственности на виконство в случае смерти нынешнего владельца были подписаны.

Венчание прошло днем в поместной церкви. На церемонии присутствовало несколько слуг и сам де Ри, которого принесли на носилках, украшенных лентами и цветами. Невеста в неимоверно дорогом белоснежном платье и таком же белоснежном, украшенном жемчугами атуре с вуалью. На женихе шикарный золотистый костюм, предоставленный заботливым тестем. Робкие попытки Жана отказаться были прерваны категорическим требованием не портить Сусанне самый главный день в ее жизни.

Да, не было моря гостей, но священник сделал все возможное, чтобы подчеркнуть значимость и красоту древнего обряда. Украшенный изумительными витражами храм, могучий орган и прекрасный детский хор, море неизвестно откуда взявшихся цветов — здесь было все лучшее, что должно быть на свадьбе дочери знатного вельможи.

Не хватало только грандиозной пьянки, что нимало не смутило молодых. Посидели у постели виконта, выпили по бокалу вина и пошли в отведенную им комнату.

— Ты не бойся, — неожиданно сказала Сусанна, — я все-все-все знаю, что должна делать жена. Правда-правда! И не смей на меня так смотреть, мне подруги, которые уже замужем, обо всем рассказали, вот.

Милое лицо влюбленной девушки, счастливый и доверчивый взгляд — как же их не хватало, какое счастье, что это появилось в его жизни!

Жан осторожно обнял жену за плечи, наклонился к ней…

В этот момент в дверь громко постучали:

— Господа, господин виконт скончался!

Похоронами занималась Сусанна. Жан оказался отодвинут на задворки мероприятия. Да, именно мероприятия, на котором мало кому из вельможных гостей было дело до покойника и его семьи. Благородные господа, не стесняясь, обсуждали перспективы оттяпать куски владений покойного. Те, кто помоложе, или, на крайний случай, из кого еще не сыпался песок, прикидывали варианты захапать все наследство, уговорив юную виконтессу отдать руку и имущество. Сердце?! Да не смешите, господа, вы еще о душе и любви вспомните, ха-ха… ой, да, скорбный сегодня день. Придется потерпеть до завтра.

Но, приехав на следующее утро, оборотистые соседи были неприятно поражены известием, что госпожа виконтесса уехала вместе с мужем. Каким? Да мы же слуги, что мы можем знать? Однако, кошелек увесистый, и, знаете, мы вот прямо сейчас совершенно случайно вспомнили. Сам брачный договор, естественно, у молодых, но остался черновик. Показать? Так не положено… Впрочем, богатые господа, вы умеете убеждать. Сейчас покажем. Вот, извольте взглянуть. Переписать? Но… ох, какие у вас аргументы звонкие!

С этого дня многие благородные господа начали наводить справки про некоего Жана Ажана, которых в благословенной Галлии было как Мюллеров в Баварии, или Саркисянов в далеком, скорее сказочном городе Ереване.

Глава XXXI

— Чего надо?

Мажордом смотрел сквозь стоявшего перед ним мужчину. В простой, хотя и чистой одежде, шляпа без хоть какого-нибудь пера. Молодой, но с сединой в волосах, со шрамом на лице — таким в дом де Фронсаков заходить лишь с заднего крыльца положено, да и вообще здесь делать им нечего — все должности слуг заняты.

Ну да, помню, было здесь это чучело три недели назад. С Его Сиятельством Транкавелем. Его даже в кабинет допустили — видать руки у господ не дошли взашей выгнать. Ну так ничем хорошим это и не кончилось — надрался тогда маркиз как дюжина капралов перед выходным. Вон, еще и девка какая-то с ним! Совсем народ обнаглел, девок к семейным господам прямо в дом таскать начали. Правда, эта ничего так, одета небогато, но аккуратно и со вкусом, держится как благородная, да мало ли кто и почему на панель идет. Только если бы и впрямь была благородная, ни за что бы так не стояла — сзади и сбоку, как, вообще-то, женам положено.

— Его Светлость дома? Передайте пожалуйста, что лейтенант полиции Ажан просит принять…

Эту ахинею слуга даже не дослушал, просто захлопнув дверь перед лицом наглеца. Скажите пожалуйста, полицейский. Еще беспокоить господина из-за него!

— Кто там, Жакоб? — раздался сверху голос маркиза.

— Да полицейский хам, не беспокойтесь, Ваша Светлость, я его уже выгнал. Чуть попозже я сам в полицию сбегаю, объясню кому надо, чтобы гнали дурака взашей!

— Полицейский? Кто именно? — неожиданно встревожился господин.

— Какой-то Ажан. Да Вы его видели — он недавно с господином Транкавелем приходил.

— Идиот!

Де Фронсак бросился к выходу, выбежал на улицу — пусто! И что делать? Маркизу бежать за простолюдином? Вот сплетни-то по Парижу пойдут. Нет, побегут, понесутся!

— Значит так, Жакоб, если через час этот полицейский не будет стоять здесь, у тебя будут большие неприятности. Я понятно намекнул?

Прокол, однако. Первый за много лет. А господин их ой как не любит. Потому… Немолодой слуга рванул на улицу с резвостью юноши, еще не очень понимая, где искать, но твердо зная, что найти надо.

К счастью, пара ушла недалеко. Успел.

— Ваша Светлость, представляюсь по возвращении. Надеюсь, мое отсутствие не доставило Вам проблем? — вскинув руку в воинском приветствии, доложил Ажан.

— Папа, кто это? — не дав возможности маркизу ответить, встряла в разговор сбежавшая со второго этажа Мили.

Задорный взгляд, румяные щечки, беззаботная улыбка — просто прелесть девушка!

— Ой, я Вас вспомнила! Вы были у нас с виконтом Транкавелем и просидели все время таким букой! Вы всегда такой хмурый? А кто это с Вами? А почему не представили? Вы еще и невоспитанный? — обрушилась она на гостей.

— Прошу прощения, господа, — смутился Жан. — Позвольте представить, моя супруга, мадам Ажан.

— Мадам Ажа-ан, — разочарованно протянула Мили и вопросительно посмотрела на отца. Мол, кого это ты, батюшка, в нашем доме принимаешь?

— Да, господа… — начал де Фронсак.

— Господа! — язвительно фыркнув, Мили демонстративно резко отвернулась.

— Прошу за мной, — закончил он, окончательно стушевавшись.

— Разумеется, маркиз, — ответила за мужа Сусанна.

От этих слов Мили замерла, а ее отец вскинул возмущенный взгляд. Так обращаться к нему могли только дворяне не ниже барона! Для остальных он Ваша Светлость, в крайнем случае, господин маркиз и никак иначе.

— Лейтенант, при всем уважении, я просил бы Вас при случае объяснить Вашей уважаемой супруге правила этикета, — сухим голосом произнес де Фронсак.

— Ой, да ладно, — кокетливо отмахнулась Сусанна. — Что-то я не помню, чтобы год назад, когда Вы к батюшке приезжали, Вас это так сильно возмущало.

Год назад? Ну-ка, ну-ка? Рост… черные волосы… Глаза! Зеленые, словно изумруды! Вот это да! Получается, что свежая сплетня, загадка, которую пытаются разгадать во всех столичных салонах, сама пришла к нему в гости! И с кем?! Ну Ажан, ну прохвост!

Хотя, называть прохвостом спасителя дочери… Ерунда! Это же в мыслях, один демон, никто не слышит.

— Прошу прощения, Ваше Сиятельство, не узнал. — От этих слов у дочери округлились глаза. — Мили, позволь представить — лейтенант амьенской полиции Ажан и его супруга мадам Ажан виконтесса де Ри.

— Ой! — совсем по-детски пискнула дочь. И тут же, без перехода: — Меня Мили зовут, пойдем, поболтаем. Ну не мужчин же нам слушать. Я лучше тебя с мамой познакомлю, она знаешь какая?! — и, не спрашивая никого, увела новую подругу наверх.

Слегка обалдевшие мужчины взглядом проводили этот живой тайфун, после чего маркиз все-таки пригласил Жана в свой кабинет.

Наверное, кабинет тоже удивился. Чтобы хозяин не просто привел сюда простолюдина, но предложил сесть в кресло и сам!!! налил ему вина.

— Должен признаться, я в растерянности, — начал беседу де Фронсак. — О побеге виконтессы де Ри шумит весь Париж! Господи, какие только слухи до меня не доходили! Самый последний — бедняжку околдовали оборотни, завлекли в лес и съели. Уверяю, это было рассказано без тени улыбки.

— Ради Бога, Ваша Светлость, давайте этим и ограничимся! Не надо меня пугать — я слишком впечатлительный, еще и заснуть не смогу.

— Спать молодожену — есть грех против природы. Но, действительно, давайте к делу. Господин епископ желает видеть тебя сразу по прибытии в Париж. Так что я сейчас к нему, а вечером будь готов к визиту! — и умчался, оставив собеседника в полнейшей растерянности.

Просто прекрасно! И чего теперь ждать? Плюшек и печенек? Или, как обычно, проблем? Раньше это беспокоило не сильно, а теперь есть жена. Любимая. Столько лет с этой егозой не виделись, женился, считай, по приказу, но ведь влюбился же! Как мальчишка. И это не дурман безбабия, не наваждение, а простое понимание, что рядом родной человек, который верит тебе, как Богу. И который должен быть счастлив, и именно с тобой. Которого нельзя оставить, не потому что, а просто нельзя, и все.

Если бы не жена, можно было бы поиграть, посмеяться над тем, как будут сильные мира сего выкручиваться, когда на их глазах, вдруг, непременно вдруг, возникнет из небытия Черный Барон. Дальше прятаться нет смысла, так почему бы не устроить из возвращения шоу?

Да потому что реакция властителей не всегда предсказуема. А кто тебе разрешал рисковать счастьем жены?

Потому и отправился Жан к Транкавелю, оставив Сусанну под опекой взбалмошной, но добродушной Мили. У виконта провел больше часа, рассказав ему как скорбные вести, так и радостные — о своей женитьбе, предстоящих свадьбах юных баронесс и вступлении в наследство Гастона. Последний вопрос был самым сложным. Во всем мире лишь Транкавель знал, почему владетельным бароном ни при каких обстоятельствах не должен стать Жан.

— Значит, возвращаешься? Считаешь, де ла Гер перестал быть опасен? — подвел итог долгой беседы Транкавель.

— После эскапад его дочери? Да он сам меня защищать станет. Не дай Бог кто узнает о ее похождениях! С другой стороны, на Ажана объявил охоту сам Император. Устраивать облаву на известного человека — сложнее, больше шансов нарваться на международный скандал. Только бы мое воскрешение не поставило в неловкое положение Его Величество и дю Шилле. Поможешь?

— С епископом — нет, выкручивайся сам, ну да там тебя де Фронсак прикроет. А вот во дворце — да, сделаю. Ох и интересную ты мне задачку задал! — с улыбкой подмигнул виконт. — В общем, делаем так…

Когда Жан вернулся в дом де Фронсака, там разгорался семейный скандал. Маркиз умудрялся одновременно ругаться и на слуг, и на жену с дочерью, и на демонов Преисподней. Последним доставалось больше всех. Только Сусанна избежала вельможного гнева, получив лишь порцию взглядов упрекающих, но, по крайней мере, не обвиняющих.

Пришлось вступиться.

— Ваша Светлость, ради Бога, позвольте принять Ваше возмущение лично! Уверяю, виноват во всем один я, но у меня имеются смягчающие обстоятельства.

— Какие, к демонам, обстоятельства, если нас Его Преосвященство дожидается! А, приоделся. Это правильно, но все равно тебя не оправдывает, — чуть мягче отреагировал маркиз. — И лучше сейчас молчи, целее будешь. Бегом в карету, и слушай внимательно, не дай Бог чего перепутаешь!

Всю дорогу до дворца, в котором с недавних пор обосновался епископ дю Шилле, который, как считалось, со дня на день должен был возглавить правительство Галлии, де Фронсак читал лекцию о том, как себя вести и, главное, как отвечать на вопросы.

Амьенская история, в которой контрразведка Галлии умудрилась схлестнуться с контрразведкой графа, прояснилась и сошла на нет. Не поняли господа друг друга, что делать, бывает и такое. Жалко, конечно, погибших, но назад уже дело не воротишь. Так помянем же их добрым словом и жаркой молитвой, аминь.

— Ты, лейтенант, только не вздумай наших людей грязью поливать. Никаких кровавых подробностей! Думаю, тебе с ними еще поработать придется, — продолжил инструктаж маркиз. — Ты там, кстати, морду никому из них не набил? Нет? Люди графа оторвались? Ну и хорошо, можно сказать — отлично! Да молчи ты, слушай, что я говорю, — пресек де Фронсак попытку Жана объяснить ситуацию.

Лишь перед самым входом в кабинет епископа появилась возможность что-то сказать. Но времени было мало, а народу вокруг — много, потому лишь шепнул:

— Ваша Светлость, секунду. Вы должны это узнать…

— Капитан де Фронсак! — выкрикнул в этот момент секретарь, приглашая на прием.

«Господи, помоги!» — в ожидании предстоящего скандала подумал Жан, входя вслед за маркизом в открывшуюся дверь.

Кабинет епископа дю Шилле был великолепен. Такой утонченной роскоши в этом мире Жан еще не видел. Борис Воронин, тот да, бывал и Лувре, и в Эрмитаже, и в Летнем дворце, вот ему было с чем сравнить. Все же остальные должны были, затаив дыхание, поражаться мастерству художников, создавших это великолепие.

Дю Шилле без сомнения ожидал именно такой реакции, даже сделал паузу, давая новому гостю прочувствовать величие момента. И явно был разочарован, увидев строгое воинское приветствие и готовность к немедленному началу разговора. С другой стороны, неуч и солдафон, что еще от такого ждать?

— Проходите, де Фронсак, присаживайтесь. С Вами, как я понимаю, полицейский, о котором мне столько рассказывали? Присаживайтесь и Вы, молодой человек. Присаживайтесь и оцените — Вы первый полицейский, вошедший в этот кабинет. Осталось немного — стать первым полицейским, который отсюда выйдет.

Это было сказано мирным, даже кротким голосом, но у Жана от страха похолодела спина. Похоже, этот добрый дядюшка запросто может и не выпустить. А что ему? Щелкнет пальцами, и все. Был Ажан — нет Ажана. Никто и не почешется. Да еще и де Фронсаку о себе не рассказал. Политес держал, видите ли. Идиот! Теперь выкручивайся.

— Итак, друг мой, я хотел бы услышать о том, что случилось с бедным бароном де… — епископ бросил взгляд на лежащий перед ним лист бумаги, де Витре. Прошу Вас, приступайте.

В этот момент над столом возникло прозрачное голубоватое облако, быстро окутавшее посетителей. Заклятие Правды. Под ним нельзя врать, не получится. Можно отказаться говорить, можно сказать лишь часть правды, но произнести ложь не получится. У любого другого, но и Жану нечего было утаивать.

Рассказ занял минут двадцать. Обстоятельно, но без излишних подробностей, явно неинтересных будущему премьер-министру. А что, он в играх не участник, ему скрывать нечего.

Выслушав, дю Шилле отодвинул один лист бумаги и взял в руки другой, весь исписанный аккуратным почерком. Жаль, что именно написано, разглядеть не удалось.

— Прекрасно, прекрасно. С этим все ясно. А теперь, пожалуйста, о том, что случилось с дочерью господина маркиза. И не кидайте на него удивленные взгляды — он как раз для Вас старался. Только, боюсь, не удержался от прикрас — как-то невероятно это выглядит, словно в сказке. Например, откуда Вы вообще узнали о заклятии? Вы же ее впервые увидели. Или нет? Приходилось встречаться? — с той же доброй улыбкой спросил епископ.

Дьявол, только взгляд у него не улыбается! Подозревает, что вся история срежиссирована? Тогда, Господи, помоги.

— Опыт, Ваше Преосвященство. Приходилось мне уже людей под заклятием видеть. Что-то меняется в их поведении, мимике… не могу объяснить, но, ей-богу, чувствую я такое.

— Чувствуешь, говоришь? Конечно, конечно, как в этой… — епископ взглянул в листок, — в Сен-Беа, да. А если проверить? — И он трижды хлопнул в ладоши.

В дальнем углу кабинета открылась неприметная дверь, в которую вошли четверо в длинных серых плащах, с надвинутыми на лица капюшонами.

— Ну и кто из них под заклятием?

Кто-кто? Ясно, что двое. Один под тем же «тихого слуги», а что с другим — непонятно. Есть какой-то серый ореол, но никаких управляющих нитей к нему не тянется. Интересно, но не сейчас с этим разбираться. Отвечать, однако, надо, только как?

— Так я сказать не смогу, мне бы услышать их, увидеть, как говорят, как двигаются… А без этого, извините, нет, не получится.

— Нет, лиц не увидишь, но все остальное — пожалуйста.

Что-же, с такими картами можно и сыграть. Жан по очереди приглашал к себе вошедших, задавал общие вопросы, всеми силами демонстрируя, мол, вот я отслеживаю реакции, анализирую. А сам думал — как отвечать.

А человек с серым ореолом оказался женщиной и, судя по голосу, молодой. Говорит по-галльски с заметным акцентом. Кастильским, между прочим. И зачем ее нам показывают? И что это за заклятие на ней, бедняжке?

С мужиком все ясно — обычный контрольный образец. Если не получится определить — значит, врет лейтенант Ажан безбожно. А с безбожником у господина епископа наверняка есть кому побеседовать. Хорошие специалисты, надо полагать, безжалостные.

Но вот женщина, иностранка… Зачем? Версия одна — бедняжка под Черной Розой. Той самой, смертельной. Тогда какая будет реакция на узнавание? Непредсказуемая! Потому на фиг, ибо не фиг. Не знаю, не ведаю и вообще нас этому не учили!

— Вот этого господина я бы проверил, — указал Жан на «тихого слугу».

Как ни хорошо играл епископ роль простого любопытства, а вздох облегчения не сдержал! Бинго, господин полицейский, поживем еще!

Дальнейший разговор превратился в монолог Его Преосвященства. Господин епископ шутил, господин епископ рассказывал о проблемах управления, господин епископ жаловался на нехватку надежных людей в Галлии, где расцветают раскол в вере и сепаратизм в государстве.

Кому? Безродному захолустному полицейскому? Серьезно?

— Еще два вопроса, молодой человек, — в голосе дю Шилле вновь прозвучал металл. — Первый — откуда Вы знаете о заклятии Прощальной комнаты, которым, как я слышал, до смерти напугали беднягу де Пуана. Второй — каким образом Вы умудрились стать дважды кавалером?

Ну, вот и момент истины. Молодец, епископ, подготовился, зараза. Что же, пора раскрываться, самое время.

— Вообще-то трижды, — ответил Жан и разжал правый кулак. На раскрытой ладони синей звездочкой сверкнул топаз. Голубая звезда, высшая награда дворянина, подделка исключена, как и незаконное владение — только кавалер может дотронуться до нее без риска для жизни.

Немая сцена.

Дю Шилле смотрит на де Фронсака, де Фронсак на дю Шилле. Потом оба переводят взгляд на Жана.

— Извините, Ваша Светлость, не предупредил…

— Однако. Дела, — проговорил наконец епископ. — Это что же, получается, де Безье?

В ответ Жан только кивнул.

— Здорово! Вся Галлия считает его покойником, пять… ПЯТЬ профессоров Магической академии из-за его гибели своих постов лишились, а он… подвиги совершать изволит! Во славу короля, демон… тьфу, прости меня Господи, еще и нечистого по твоей милости помянул.

— Так я… — попытался объясниться Жан.

Но дю Шилле лишь предупреждающе поднял ладонь. Этого хватило, чтобы бывший барон заткнулся и молча ждал решения своей судьбы. Пауза затянулась. В конце концов, епископ… улыбнулся!

— А что, маркиз, интересный у нас тут пасьянс сложился?

Теперь пришла очередь облегченно вздыхать де Фронсаку.

— Еще какой, Ваше Преосвященство, — ответил тот, из-за спины показав Жану кулак.

— Да, интересный! Так что действуем, как договаривались. Ждите в приемной, вас позовут. Поедем к Его Величеству!

Ждать пришлось долго. Жан успел тысячу раз выслушать все, что маркиз думает о скрытных господах, которые в сантим не ставят своих благодетелей и вместо благодарности выставляют их в нелепом виде перед господином епископом. Успел две тысячи раз извиниться и несчетное количество раз повторить историю своего чудесного спасения. Уже когда он готов был на коленях умолять де Фронсака смилостивиться и прекратить безжалостный разнос, их пригласили к поездке.

И вот карета маркиза де Фронсака вслед за каретой епископа дю Шилле въехала во двор королевского дворца. Магический свет освещал главную аллею, вдоль которой прохаживались патрули королевских гвардейцев. Де Фронсак едва слышно хмыкнул, сравнив их выправку со своими подчиненными. Явно в пользу последних.

Но протокол есть протокол. Выйти, чинно проследовать к парадному входу, снять шляпу перед охраной, чтобы те могли рассмотреть гостя безо всяких препятствий.

При проходе Жана возникла заминка, которую дю Шилле разрешил коротким

— «Господин со мной».

Поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж, прошли парадным коридором к шикарной королевской приемной, заполненной шикарно разодетой публикой. Правда, по пути из ответвлений этого коридора доносился запашок, заставивший подозревать, что сиятельные господа частенько используют их вместо туалетов, а дамы и кавалеры откровенно смердели, но Жан твердо решил игнорировать эти проблемы, сосредоточившись на величии момента.

Вот открывается дверь, выпуская из королевского кабинета виконта Транкавеля, который проходит, даже мельком не взглянув на своего друга, а разодетый в пух и прах пожилой господин, легко, словно юноша, склонившись перед Его Преосвященством, изящным жестом приглашает войти.

Епископ, маркиз и Жан входят. Дю Шилле подходит к королю и благословляет его широким взмахом руки. Впрочем, Его Величество Эдмонд IV лишь слегка кивает, не снимая шляпы.

Маркиз не доходит до короля трех шагов, кланяется, лихо взмахнув шляпой, и замирает.

Жан делает два шага и встает на колени склонив голову, как и положено простолюдину в присутствии монарха.

— Это и есть герой, о котором Вы мне рассказывали, Ваше Преосвященство? А Вы, — король перевел взгляд на Жана, — встаньте, молодой человек, встаньте. Кавалеру двух звезд позволительны мелкие нарушения этикета.

— Даже трех, сир, — поспешил уточнить дю Шилле. — Вы представляете, оказывается, перед нами сам барон де Безье, чью безвременную кончину мы оплакивали четыре года назад!

— Как?! Не может быть?! Ну-ка, дайте Вас разглядеть. Вы изменились. Мне казалось, что я навсегда запомнил юношу, которого посвятил в кавалеры, но, увы, нет. Прошедшие годы были тяжелыми для нас обоих, они оставили шрамы на Вашем лице и моем сердце. Могу я взглянуть на Ваши награды?

Удивление и восторг Его Величества были столь искренни, что Жан едва не поверил в них. Да что там, и поверил бы наверняка, если б не видел вышедшего Транкавеля, наверняка посвятившего короля в подробности истории мнимого Ажана. Подыгрывает самолюбию епископа, поддерживает его авторитет? Наверняка.

— Великолепно! Даже представить себе не мог, что когда-нибудь увижу все три звезды в одной ладони! Наденьте их, барон, я желаю, чтобы они заняли свое законное место на Вашей груди!

— Гм… Простите, Ваше Величество, но я уже три года, как не барон де Безье, — смущенно пробормотал Жан, пристегивая награды. — Все-таки ритуал был проведен по всем правилам…

— Ерунда! Я не давал на него согласия! Впрочем, — Эдмонд IV изобразил задумчивость, — может быть и так… Но король я или нет? Если ошибка была совершена от моего имени, то мне и исправлять. Ваше Преосвященство, как считаете? Могу я даровать титул барона этому герою?

— Вы можете все в своей стране, — осторожно начал дю Шилле. — Но, видите ли, этот герой женат. И женат на виконтессе де Ри. Мне кажется, неправильно, когда жена знатнее мужа…

— Он?! — в этот раз король был поражен по-настоящему. Именно о женитьбе, как оказалось, Транкавель и не рассказал. — Демон побери, весь свет сломал языки и головы, сплетничая и гадая, что стоит за внезапным замужеством виконтессы, а это, оказывается, один бывший барон всех обскакал! Ну-ка! — Он бросился к заваленному книгами и документами столу, что-то долго высматривал и, наконец, ткнув пальцем в какую-то книгу, довольно провозгласил: — Есть! Нашел! Виконтство Камбрэ! Отошло Галлии после прошлогодней военной компании. Не знаю, сколько мы сможем его удерживать, но пока я, кажется, в своем праве? Что скажете, Ваше Преосвященство?

— Скажу, что среди Ваших подданных может появиться деятельный человек, кровно заинтересованный, чтобы Камбрэ никогда не возвратилось под власть кастильской короны.

— Именно! И, кстати, мы искали, кого назначить королевским интендантом в Пикардии. Вы знаете, молодой человек, с недавнего времени в Галлии введена новая должность — королевского интенданта. Фактически — моего представителя. Так что, господин епископ, — король вновь обратился к дю Шилле, — по-моему, виконт де Камбрэ будет прекрасной кандидатурой.

— Вы, как всегда, правы, сир.

Возвращаясь после королевского приема к дому де Фронсака, Жан раз за разом прокручивал в голове события прошедшего вечера. Что это было? Случай? Королевский экспромт? Даже не смешно. Назначить королевского представителя по случайному наитию? Нет, не те люди Эдмонд и дю Шилле. Заранее готовились, справки наводили. По крайней мере о двух его звездах знали заранее.

А что? Действительно, кандидатура подобрана идеально. Трижды кавалер — и ни один дворянин не посмеет упрекнуть его в скороспелом дворянстве. С другой стороны, без короля он никто. Значит, будет врагов Его Величества зубами рвать, отрабатывая такую-то должность.

Да, открылись новые обстоятельства, так ведь в тему! Бывший барон стал целым виконтом, так еще и кавалерскими клятвами верности повязанный по рукам и ногам. Плюс клятва Прощальной комнаты, хотя… ведь умудрился же шевалье де Пуан его обойти. Ну и хрен с ним, пусть теперь в аду объясняется. А главное — открыть охоту на королевского интенданта император не решится, но вот на бывшего интенданта — с дорогой душой. Так что все продумано, некуда новоявленному виконту деваться. Или служи, или… нет уж, лучше служи!

Представление дворянству было решено провести в Амьене, после чего приступить к исполнению новых обязанностей. Из полиции, естественно, уволиться.

Ну что, молодожен, пора идти супругу радовать. Отныне — виконтессу де Камбрэ.

Глава XXXII

Представление дворянству.

Формально — представление простолюдина, деньгами, обычно, или подвигами, чего давно не бывало, заслужившего титул и право на равных общаться с дворянами — потомками великих родов, основанных великими предками.

Фактически — повод для этих самых потомков вдоволь поиздеваться над скороспелыми выскочками.

Проходила эта экзекуция на торжественных балах, которые давали главы провинций — герцоги и графы. Бедолага, обязательно с супругой, которой тоже доставалось на орехи от вроде как «подружек», танцевали перед гостями, после чего представлялись хозяевам бала. Музыка, выбор танца и парадных костюмов, все это отдавалось на откуп несчастным. Считалось не просто приличным, а прямо-таки необходимым как можно язвительнее прокомментировать и первое, и второе, и третье. Авторы самых остроумных, в смысле — самых обидных, шуток удостаивались дружных аплодисментов.

Вот через это чистилище и предстояло через неделю пройти Жану и Сусанне. По иронии судьбы, бал был назначен как раз за день до того, как представитель Короля должен был представиться графу амьенскому. Причем, Его Величество изволили пошутить, сообщив графу день и время, когда прибудет его представитель с надлежащими бумагами, но не известив кого именно назначили на эту должность.

Итак, за неделю надо было сшить костюмы, выбрать музыку и выучить танец. С танцем проблем не было — сказались занятия с будущей супругой в клиссонской академии. Музыку также выбрали мгновенно, Сусанна лично расписала партитуры и организовала репетиции придворных музыкантов. Но вот наряды… Их выбор был мучителен, изготовление потребовало трудового подвига портних, но, в конце концов, к назначенному дню все было готово.

Робкая попытка Жана одеться в черное с серебром, как любил одеваться курсант де Безье, была решительно отвергнута. Любимая супруга слегка надула губки, и этого хватило, чтобы он навеки зарекся лезть в дела, в которых в семье де Камбрэ есть специалисты и получше.

И теплым летним вечером, когда солнце лишь клонилось к горизонту, к графскому замку потянулись экипажи. Кареты, фаэтоны, ландо, от их разнообразия рябило в глазах. Каждый желал показать истинный шик, чтобы одним своим видом указать сегодняшним дебютантам их истинное место.

А те, растерянные и непомерно важные, робко пробирались в зал, стараясь одновременно и слиться с окружающими, и поразить их своей роскошью. Получалось нелепо до смешного.

Когда в ворота замка вошли Жан и Сусанна, на них устремились заинтересованные взгляды. Так смотрят на свою жертву волки, когда понимают, что той некуда деваться, а потому и незачем спешить с пиршеством.

Многие из благородных господ знали Жана, были на графском приеме в его честь, но и тогда, и сейчас он оставался для них плебеем, шутом, за которым интересно смотреть, но который и близко не может быть в числе равных.

Где-то вдалеке Жан увидел Ренарда, бросавшего на него сочувствующие взгляды. Лишь де Романтен, несколько полицейских офицеров и пара дворян из контрразведки, с которыми приходилось делить нелегкий хлеб службы, подошли пожать руку. Это поддержало, но на атмосферу предстоящей потехи никак не повлияло.

Вот бал начался. Граф по традиции, сказал красивые и правильные слова о значимости пополнения дворянского сословия лучшими представителями простого народа, при этом зачитав текст по бумаге и сделав пару ошибок в титулах неофитов. Отсутствие рядом с ним кого-либо из членов семьи яснее ясного показывало, сколь «большое» значение он придает проводимой процедуре. Но надо, дело его такое, графское.

Вот одетая в невообразимо вычурные наряды первая пара, под едкие замечания и смешки окружающих, неуклюже что-то станцевала, подошла к графу, что-то сказала, что-то услышала в ответ, и мажордом на весь зал прокричал титул шевалье и мадам каких-то.

Еще пара, и еще. А уж комментарии:

— Шевалье, это танец, а не скотобойня, не надо тащить за собой даму, она не корова! Хотя, если наступит на ногу… О, Боже, бедный шевалье! Мадам, легче ступайте, легче! Господи, ну не настолько же! Шевалье, что Вы смотрите, помогите уже даме подняться!

Неуклюжие, красные от злых шуток, мокрые от пота танцоры добросовестно веселили утонченное общество.

И, наконец:

— Виконт и виконтесса де Камбрэ!

Жан скинул легкий плащ, прикрывавший его звезды, и надо же ему было в этот момент буквально наткнуться на Его Светлость маршала де Комона. Естественно, с супругой.

Уставившись на сразу три высшие награды, но не подняв взгляд на их владельца, де Комон решил сострить:

— Хотел бы я взглянуть на идиота, вручившего сразу три награды одному остолопу!

Жена, как верная подруга, поддержала супруга смехом, достаточно обидным, надо признать.

— Господин маршал, — ответил Жан, — я слышал, что Вы строги к себе. Но и предположить не мог, чтобы настолько. По-моему, это слишком.

Сусанна тоже не сдержалась:

— Ваша Светлость, — обратилась она к маркизе, — я так рада видеть Вас и маркиза. Поверьте, самое яркое мое воспоминание — это его голова между моих ног!

И, оставив чету де Комонов осмысливать услышанное, подала мужу руку.

— Помнится, когда-то ты обещал станцевать вальс на зависть всей Галлии. Пришло время, виконт!

И под сводом старинного замка, плавно и торжественно поплыл рожденный в невозможно далекой, иномирной Маньчжурии великий русский вальс. Тот самый, что когда-то звучал из окна виконтессы де Ри в Клиссонской академии, тот самый, что фальшиво, но торжественно играл израненный флейтист, встречая маршала де Комона в крепости Сэн-Беа.

Его узнал маршал. Его услышали и узнали Филипп де Бомон и Сезар д`Оффуа, который приехал утром и еще не успел рассказать другу все парижские новости. Услышали, рванули в зал и увидели красивую пару, танцевавшую неизвестный, но завораживающий танец.

А для молодых супругов исчезла толпа злопыхателей, забылись злые шутки и протокол скучной процедуры, осталась лишь музыка и счастье кружиться под ее звуки с самым близким на земле человеком!

Когда мелодия кончилась, в зале стояла тишина. Вдруг на Жана налетел вихрь! Его обнимали, его крутили! Филипп и Сезар. Граф де Бомон и шевалье д`Оффуа, друзья по академии Клиссона.

— Жан, дружище! Ты здесь! А мы слышим знакомую музыку, решили, что с ума сходим! Демон меня раздери, господи, не может быть, Сусанна! Откуда вы? Что вообще здесь происходит? Ты посмотри, сколько наград!

Вопросы и объятия, от которых с трудом удалось избавиться, чтобы завершить, наконец, дурацкую процедуру.

— Ваше Сиятельство, — обратился Жан к владетельному графу, — представляюсь по поводу вступления в дворянство. Виконт де Камбрэ, виконтесса де Камбрэ, к Вашим услугам!

— А почему не представляется виконтесса? — автоматически спросил граф. Затем внимательно посмотрел на Жана, перевел взгляд на сына и его друга, и совершенно не по-графски хлопнул себя по лбу.

— Ну конечно же! Три года я мучаюсь, пытаясь его разгадать, а это сам Черный Барон в нашей полиции служит! Нет, ну надо же! Это все седина и шрам! Ну уж нет, завтра же прикажу магу привести те-э…, простите, Вас, виконт, в порядок.

— Бесполезно, Ваше Сиятельство, после того проклятого ритуала мне не помогает магия. Да и демон с ней, слава Богу, Сусанна меня и таким любит.

Сзади раздалось вежливое покашливание.

— Простите, молодой человек, не узнал. Ни во второй, ни в третий раз, ни сейчас. Извините стариков, мадам, — де Комон смущенно обратился к Сусанне, — но что Вы имели ввиду, когда говорили… ну вот недавно…

— Ну как же, маркиз, Вы же приезжали к папе, и я на всю жизнь запомнила, как катали меня на закорках. Я виконтесса де Камбре де Ри.

— Ну вот что, — прервал разговор владетельный граф, — сейчас можете поболтать, но вечером жду у себя для обстоятельного разговора.

— Может быть отложим до завтра? Наша встреча назначена в полдень. Думаю, там будет достаточно времени, чтобы обсудить любые вопросы.

И уже уходя с друзьями из зала, Жан услышал могучий крик мажордома:

— Виконт и виконтесса да Камбре!

Ровно в полдень следующего дня Жан вошел в кабинет графа амьенского. Не в первый раз, но впервые как равный.

— Прошу Вас, Виконт, присаживайтесь. Желаете вина?

— Благодарю, Ваше Сиятельство, но разговор нам предстоит долгий, не хотелось бы дурманить голову.

Вежливо. Изыскано. Так раскланиваются дуэлянты перед смертельным поединком. С кем? С отцом друга? Его сестры, с которой пришлось столько пережить? Ну уж нет!

Отправляя в Амьен своего представителя, король дал четкие инструкции:

— Вам даются широчайшие полномочия. Вы можете приказывать любым командирам любых армейских частей и полиции. Вы можете своей волей отстранять от должности любого государственного или муниципального служащего. Фактически, в ситуациях, требующих немедленного решения, у Вас будет моя власть. И все это ради одного — обеспечить безусловное подчинение короне всех пикардийцев. Я подчеркиваю — всех! Прежде всего — знати, владеющей землями и деньгами. Галлия окружена врагами, мечтающими побольше урвать, разорвать на куски нашу страну. У них ничего не выйдет, если мы будем едины. Но владетельные сеньоры частенько ставят свой гонор превыше всего. Им плевать на все, кроме своего кармана! И я повелеваю Вам быть ласковым, как дорогая шлюха, коварным, как змея, безжалостным, как потомственный палач, ради главного — создания единой и сильной Галлии.

Затем было объявлено, что помимо немалых финансов, новоявленному представителю придаются два взвода из числа гвардейцев парижского епископа и маг. Причем даже не скрывалось, что помимо безусловного выполнения его приказов среди гвардейцев будут люди, докладывающие о действиях виконта де Камбрэ как королю, так и господину дю Шилле. Во избежание, чтобы, значит, не увлекался.

Порадовало одно — магом назначен лейтенант де Савьер, который прибудет к месту прохождения службы сразу, как только разберется с личными делами. Жениться он, что ли, собрался? Вы, случайно, не в курсе, виконт?

Такие дела. А сейчас граф начинает разговор так, как если бы перед ним сидел враг. Которого следует опасаться и которому, упаси Боже, нельзя верить.

— А, впрочем, Ваше Сиятельство, один бокал был бы кстати, — изобразив смущение, начал исправлять ситуацию Жан. — Вчера с Филиппом и Сезаром, кажется, увлеклись. Да еще маршал… вроде и немолод, но здоров мужчина. И все ему нипочем — что значит старая закалка!

Сработало — взгляд графа потеплел. И неважно, что бокалы так и останутся полными. То, что их связывает, не менее важно, чем то, что разъединяет. Это главное.

Затем был долгий разговор. Где разместится господин интендант, где будут жить его люди, как организовать взаимодействие, кто, кому, в каком порядке и по каким вопросам будет докладывать.

В общем, дело господину виконту поручено новое, никому пока не понятное, так что главное — начать, а дальше жизнь покажет.

Лишь в конце разговора, уже затемно, когда собеседники удобно устроились в мягких креслах, а слуги зажгли свечи, дело дошло до вина.

— И все-таки я не понимаю, почему Вы мне не открылись? Ведь я же приглашал Вас на службу еще тогда, в Клиссоне. Надеюсь, Вы не считаете, что я шутил? И Филипп повторил Вам приглашение уже после той дикой истории в Морле. Я знаю, он рассказывал.

— Все так, Ваше Сиятельство, но я ведь и приехал, и служил. Смею надеяться — неплохо. Помните, я обещал предоставить свои знания и способности в любой момент, когда они будут Вам нужны.

— Прекрасно помню, — граф грустно улыбнулся, — как и сделанную Вами оговорку — если препятствием не будет служба королю.

Глава XXXIII

Прошло четыре года

Три тяжелых года, насыщенных схватками, опасными приключениями и славными победами. В Амьене окончательно разгромлена Организация, парализована работа кастильской и островной разведок, уничтожено гнездо пиратов, свирепствовавших на торговых путях Ла-Манша, да много чего удалось сделать.

Галлийская армия окрепла, и раз за разом била кастильцев на полях сражений, уверенно отодвигая границу на восток, вглубь Фландрии. Так что работа Жана постепенно переходила с сферу контроля, а на первое место выдвигались вопросы экономики и налогов. Скучные, но главнейшие. И именно здесь на помощь графа рассчитывать не приходилось.

Именно они обсуждались на совещании, что проходило в кабинете королевского интенданта серым ноябрьским днем. За окном шелестел нудный осенний дождь, в дальнем углу откровенно спал де Савьер, принципиально отказавшийся вникать в глубины бухучета и налоговых норм.

Самому хозяину кабинета тоже хотелось послать все в невообразимо далекие дали и присоединиться к другу в его благородном занятии. Тем более, что вчера младший сын Рауль объелся пирожных и всю ночь мучился с животом, успокоился только под утро, дав родителям поспать не более часа.

Вечером придет Леон, с ним надо будет тоже и поиграть, и проверить, как юный барон де Безье осваивает чтение, арифметику и прочие науки, которые необходимо знать людям благородным.

С Леоном вообще все складывалось интересно. Летом, на день рождения, парню наконец рассказали, кто его отец и кто он сам — полноценный барон де Безье, признанный таковым и законом, и самим владетельным бароном — Гастон с супругой лично прибыли, чтобы заверить мальчика, что это не глупая шутка взрослых.

Вначале был восторг, задранный нос и смешно надутые щеки. Настроение упало, когда выяснилось, что отныне господину барону придется меньше играть, а все больше учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал какой-то великий знакомый папы. А когда Леона поколотили товарищи по играм, перед которыми он похвастался своим баронством, мальчик в слезах пришел к маме и заявил, что не желает быть дворянином и пусть, пожалуйста, все будет как раньше.

В результате день рождения закончился для него еще и поркой, после которой, правда, его пожалели, приласкали и объяснили, что дворянство, это как горб — тяжело, навсегда и сделать нельзя ничего. Терпи, дорогой, а мы поможем.

Уйдя в эти воспоминания, Жан отвлекся от невообразимо скучного доклада, который гнусавым голосом монотонно читал аудитор — человек невероятно занудный, но въедливый, грамотный и влюбленный в свое дело. Стало непреодолимо клонить в сон.

Вдруг и-за окна послушалась женская ругань! Громкая, разнообразная и невероятно изобретательная! Словно десяток базарных торговок одновременно набросились на двух несчастных гвардейцев, которым не повезло именно в этот момент охранять вход в резиденцию господина королевского интенданта.

Что за черт? Жан выглянул в окно, но сквозь мутное, залитое дождем стекло виднелся лишь женский силуэт в длинном плаще и широкополой шляпе. Но вот этот демон в юбке добилась своего, ее все-таки впустили, так что ждем прибытия торнадо.

— Жан, какого демона?! Я должна час мокнуть на улице, прежде чем твои люди соизволят впустить усталую женщину!

— Боже мой, Ваше Сиятельство, как я рад Вас видеть! — радуясь встрече, а еще больше — возможности прервать осточертевшее совещание, Жан встал, приветствуя мадам де Ворг графиню де Бомон.

— Капитан, — обратился он к проснувшемуся де Савьеру, — смотрите, кто почтил нас визитом! Господа, — это уже к другим участникам совещания, — прошу прерваться, о времени продолжения вас известят.

Де Савьер, как галантный кавалер, бросился принять у дамы мокрый плащ, с которого натекла лужа воды, и дорожную шляпу. Жан приказал подать разогретого вина и приготовить горячий обед, усадил гостью поближе к камину, в котором весело играл огонь. Лишь после того, как гостья согрелась, друзья приступили к расспросам.

— Шарль-Сезар пропал на границе с Фландрией, — сразу приступила к делу графиня.

— Не понял, Ваше…

— Адель. Можно просто Адель. Мы давно знакомы, ты теперь виконт, а тратить время на титулы как-то нет желания.

— Спасибо. Итак, Адель, я знаю, что два года назад де Комон рекомендовал его дю Шилле. Виконт заезжал ко мне по дороге в Париж, все гадал, на кой демон он потребовался самому премьер-министру. И все, с тех пор ни письма, ни весточки.

— Естественно, — фыркнула графиня. — Дю Шилле сразу назначил его личным письмоводителем, одним из пяти. Знаешь, что это такое?

— ?!

— Личные агенты, выполняющие особые поручения епископа, не подлежащие огласке.

— Извини, Адель, а В… ты?

— Женщины не служат, как тебе известно. Помнишь, ты рассказывал о Миледи? Так я сейчас кто-то вроде, также выполняю некоторые просьбы. Скажем так, дю Шилле мне доверяет, этого достаточно. Так вот о Шарле-Сезаре. Он должен был на границе получить некое письмо и доставить его в Париж. Письмо он получил, но в Париж не прибыл.

— Подожди, подожди, — Жан успокаивающе поднял ладонь, — давай сначала. Итак, когда наш друг должен был получить письмо?

— Три дня назад. Сразу говорю, мы вместе выполняли некое поручение, на обратном пути он свернул с дороги в сторону одной деревушки, для той самой встречи, в тот же день должен был вернуться.

На следующий день уже я побывала на месте встречи, нашла труп того, с кем он встречался, приехала сюда.

— Понятно. Не к отцу с братом, а ко мне, да еще и со скандалом на весь город. Чего ж тут не понять. Что ты не договариваешь, Адель?

— Не успела. Понимаешь, там, на улице, телега, а в ней труп трехдневной свежести. Воняет оглушительно. Всерьез предлагаешь с ним во дворец ехать?

Дальше графиня рассказала, что они путешествовали в сопровождении троих гвардейцев, одетых как обычные слуги. Когда приехали на место встречи, где Шарль-Сезар должен был получить письмо, стали расспрашивать крестьян. Из сумбурных ответов удалось понять, что да, проезжали здесь двое благородных. Один, который помоложе, уехал, а второй, постарше, задержался пообедать, а тут в трактир еще двое зашли — девица с мужчиной. Ну так этот благородный с тем мужчиной из-за чего-то сцепились, мужчина и выстрелил. Нет, не магией, но чем-то странным, главное быстро так, никто и понять ничего не успел. Вот мгновенно что-то вынул, оно дважды грохнуло и все, прострелянный труп.

Чем прострелянный? А вот это и оказалось самым интересным — в бревенчатой стене деревенской харчевни осталась дырка, словно гвоздь в нее вбили, а потом выдернули. Причем толстый такой гвоздь.

Местные на ту дырку и смотреть боялись, а графиня приказала расковырять ее кинжалом. И вот что нашла — Адель достала из кошелька кусок металла. Вполне обычный для Жана, но невозможный в этой стране и в этом веке — деформированная, но узнаваемая пистолетная оболочечная пуля, калибра, на глаз, 9 мм.

— А труп зачем привезли?

— Так в нем вторая такая сидит. Или я сама должна была ее доставать?

Жан встал и укоризненно взглянул на гостью:

— Вот что мне в Вас всегда нравилось, Ваше Сиятельство, так это умение сделать подарок. Вовремя и неожиданный.

И сразу дежурному, что ждал за дверью:

— Бегом в больницу, скажете, что сегодня оплата двойная!

Когда бледно-зеленый врач вышел после вскрытия, в его руке была такая же тупоносая пуля, с четкими следами ствольных нарезов. Приехали. В мире маги и средневековья появилось оружие двадцать первого века. И кто-то умеет им пользоваться. Во всяком случае, стреляет быстро, точно и двойными — расстояние между входными отверстиями около сантиметра, такому за пару дней не научишься.

И, значит, снова в дорогу. Очень хочется, чтобы не в последнюю.

На следующее утро отряд выехал из Амьена.

Жан, де Савьер, графиня. И два капральства гвардейцев, обученных действовать в лесах. Впрочем, гвардейцы следовали в отдалении — если нарвутся на бравого стрелка, от них толку будет мало, здесь вся надежда на де Савьера. А вот ему, как объяснить, что из пистолета можно сделать полтора десятка выстрелов за секунду? И откуда господину королевскому интенданту известны такие подробности?

Да никак не объяснить — если крестьяне так сказали, значит, правда. Лучше быть семь раз наивным, чем один — мертвым. Так что не зевайте, капитан. Увидите мужчину с девушкой — готовьтесь сделать из них шашлык, мы все целее будем.

За день добрались до той злополучной деревушки, находящейся на берегу бесконечных болот. Ну какой черт погнал сюда эту парочку? Шарль-Сезар с тем покойником здесь ясно зачем встречались — подальше от любопытных глаз, но и недалеко от тракта, можно пообщаться и вернуться к своим делам, не вызывая ненужных кривотолков. Но мужчине с девицей здесь что, медом намазано было?

Пришли они со стороны тракта, в болота не совались, в лесной чащобе им делать тоже нечего. Тогда — заброшенная дорога, что когда-то вела к старому отшельническому скиту. Ныне скит пустует, дорога давно превратилась в тропу, по которой местные ходят по грибы, по ягоды. Но можно по ней добраться и до дальней деревни, от которой тянется другой путь, на юг, в сторону Перона.

Кстати, крестьяне клялись, что именно по этой дороги и уехал из деревеньки юный дворянин. Зачем, интересно, если графиня его в другой стороне ждала?

Вот так вот. Если на той дороги парочку ожидали, то Шарль-Сезар мог запросто попасть в теплые объятия встречающих. С неизвестным исходом.

И что делать? Вернуться, организовать правильный розыск? Через четыре дня после происшествия? Самое то. Ага.

— По коням! — скомандовал Жан, и, вскочив в седло, направился в сторону лесной дороги.

Вскоре его нагнали да Савьер и графиня.

— Думаешь, нас не ждут? — поинтересовался капитан.

— Не должны. Кому нужна эта забубенная деревенька? Бандитам? Мешки с пшеницей у крестьян воровать? Да и нет здесь никаких разбойников, мне ли не знать.

— Кастильцы? — спросила графиня.

— Кормить комаров вдали от хоть чего-то интересного? Хотелось бы, но, боюсь, что до такой степени они еще не оглупели. Нет, думаю, здесь нашу парочку просто встречали, чтобы проводить куда-то еще. А вот откуда встречали и куда проводили — это нам и предстоит выяснить.

Глава XXXIV

Дорога, вернее едва заметная тропинка, больше похожая на звериную тропу, причудливо вилась то поднимаясь на гряды, то спускаясь к заболоченным низинам. Где-то она почти полностью заросла низким, но густым кустарником, через который приходилось продираться, расчищая тесаками путь взятым в повод коням, где-то и вовсе искать обход вокруг упавших от старости деревьев. Если лихая парочка, за которой шла охота, и оставила следы, сейчас они были надежно смыты дождем, который лил день и ночь, лишь изредка стихая, чтобы, казалось, передохнуть, посмотреть на результаты своих трудов, и снова обрушится на землю и этих странных людей, променявшим уют теплых домов на нудное путешествие по сырому и холодному лесу.

Ближе к вечеру нашли место для ночевки — небольшую дубраву с землей, покрытой ковром из опавших листьев. Гвардейцы сделали навесы, разожгли костер, позволивший обсохнуть и разогреть еду и завалились спать в его тепле, поминая недобрым словом упертых командиров, гоняющих своих бойцов в такую погоду демон знает куда и демон знает зачем. Это те, кому посчастливилось спать. Что думали бедняги, назначенные в караул, навсегда осталось в их пропитанных черными мыслями душах.

К утру дождь все-таки прекратился, выглянуло холодное осеннее солнце, которое не согрело, но все же немного подняло настроение и позволило осмотреть место стоянки.

— Господин интендант, — крикнул один из гвардейцев, — смотрите, что здесь!

М-да… На дереве, на высоте полуметра от земли, висел безумно дорогой белоснежный батистовый носовой платок, использованный… гм… в гигиенических целях. Причем, висел так, что не заметить его, двигаясь из той проклятой деревушки, было невозможно.

Наплевав на брезгливость, Жан рассмотрел его поближе и в углу увидел изящную, тончайшей работы вышивку — герб и корону.

— Ваше Сиятельство, — при посторонних назвать графиню по имени было недопустимо, — Вам не знаком этот герб?

Брать в руки эту гадость она не стала, но, разглядев, выругалась так, что стоявший рядом гвардеец уважительно хмыкнул.

— Странно, что этот герб до сих пор не знаком тебе — уж своих врагов мог бы знать и поближе. Герцоги де ла Гер, к твоим услугам.

В этот момент к ним подошел де Савьер, разглядел в руках друга находку и присвистнул:

— Десять лет проучился с Лилиан, всякое было, но чтобы использовать вот так фамильные платки — никогда за ней такого не водилось. А где это нашли?

— Почему сразу Лилиан? Может мужчина, или вообще слуга?

На Жана сочувствующе поглядели оба.

— Господи, что с людьми делает служба, — театрально вздохнув произнесла графиня. — А ведь когда-то наверняка галантным кавалером был.

— Не был он галантным, — возразил де Савьер. — Кавалером — да, даже трижды, а вот галантным — увы. Дружище, это платок с ее монограммой, он либо у нее, либо у ее избранника. Ты представляешь себе избранника, который залогом любви… вот это самое? Не смеши и начинай думать.

А что, собственно, думать — искать надо. Еще раз осмотрели место вокруг стоянки, и нашли! И опять не розы. Место, куда предыдущие постояльцы объедки скидывали, да где нужду справляли. Получилось, что стояли здесь человек пять-шесть, недолго, не больше двух дней. И было это как раз несколько дней назад, ну, судя по виду этих самых находок.

Если так, то Шарль-Сезар мог запросто наткнуться на этих туристов, и что? Мирно разошлись? Хорошо бы, коли так. Во всяком случае, трупа нет. Или жив, или хорошо спрятали тело? Надо надеяться на лучшее, значит, вперед!

И вновь отряд двинулся по лесной дороге, пока к вечеру не вышел к дальней деревушке.

На подходе обнаружили обломанные кусты, словно кабан или олень ломанулись, шарахнулись то ли от волков, то ли от людей. Не частое, но, в общем, обычное дело, только кусты обломаны странно — вниз. Зверь что, на них сверху прыгнул? Или кто-то специально следы оставляет? Оп-па! Одна обломана вверх, как девушки обычно цветки срывают. Так-так…

Сломанные ветки подсохли, но расслабляться не следует, мало ли кто в этой деревне остановился? Так что еще одна лесная ночевка, но уже без костра — деревня близко.

Утром, потратив время на изучение обстановки и не увидев ничего подозрительного, пошли расспрашивать селян.

Четыре мелкие монеты лихо развязали языки. Опрошенные по раздельности, староста, его жена и двое попавшихся под руку мужиков рассказали, в общем-то, одно.

Неделю назад сюда приехал десяток всадников и конный экипаж. Утром все ушли в лес, оставив четверых охранять лошадей и повозку.

Через три дня вернулись, с ними были еще мужчина с девушкой и какой-то светловолосый юноша. Его постоянно держали под охраной и со связанными руками. Переночевали и утром уехали. Да, мужчина, девушка и юноша уехали в том самом экипаже. Как выглядели? Да нормально, обычные мужчины, по одежде и не скажешь — то ли небогатые дворяне, то ли богатые слуги. Вот о юноше нечего сказать, побит он был сильно. Одежда изорвана, глаз заплыл и губы распухли, сильно так.

Да, девушка, как приехала, шляпу сняла. Хоть и холодно, и дождик накрапывал, а все без нее ходила. Так это, волосы у нее, стало быть, длинные и белые такие. Нет, не седые, вот как у Вас, молодой господин, а белые, мы таких и не видели никогда.

Действительно, Лилиан, ни с кем не спутаешь, — подумал Жан. — Но странно, такое впечатление, что она специально знаки подает. Платок на виду оставила, здесь без шляпы голову морозила, знала, что таких волос на всю Галлию не сыщешь. Если еще и ветку она сломала, то да. Если так — будем действовать методом отца Брауна — искать по пути все необычное.

Так куда они уехали? Ах, здесь одна дорога? Тогда вновь вперед! И не жалеть коней.

Нагнать странную компанию удалось уже в Шампани. Крупный постоялый двор с вместительной конюшней, гостевым домом, на первом этаже которого расположилась таверна, был обнесен невысоким плетеным забором. Видимо, места были спокойные и разбойников ни хозяева, ни постояльцы не опасались.

Мысль задержать всех была отвергнута сразу, как глупая. Лилиан — маг сильнейший, не факт, что де Савьер с ней справится. Плюс, как минимум один из гостей имеет убийственный аргумент из двадцать первого века, противопоставить которому просто нечего. А если таких аргументов несколько?

— Адель, ты с юной герцогиней знакома? — спросил Жан на импровизированном военном совете.

— Никогда не встречались.

— Тогда, графиня, сегодня Ваша очередь спасать мир. Надо выяснить, где заночуют Шарль-Сезар и наша подруга. Вы, двое, — окликнул он ближайших гвардейцев, — на сегодня вы слуги мадам де…, да хотя бы де Шалон. Не возражаете, госпожа?

— Годится, — усмехнулась графиня, — лучше даже и без де. Просто небедная женщина, раз может позволить себе такую охрану, едет по срочным делам. Из Парижа в Люксембург. Все понятно, орлы? — обратилась она к новым сопровождающим. И никаких разговоров там! Вы охранники, вам платят не за то, чтобы по кабакам трепаться.

— Последний вопрос — как ночью назад вернетесь? На ночь с постоялых дворов женщины не уезжают. Давайте так, Ваше Сиятельство, снимаете комнаты для себя и слуг, потом из своего окна помашете свечой. И ждите меня в роли кабальеро.

— Это как?

— Это через окно, вот веревка, спустите, если что.

После отъезда графини осталось только ждать. Это трудно — ждать, когда ничем не можешь помочь. Если кто-то что-то заподозрит, если кто-то кого-то узнает, если друзья не вернутся. И все равно, сидеть и смотреть в окна проклятых домов, чтобы не пропустить такого желанного знака.

Глубокой ночью в одном из окон показалось пламя свечи. Покачалось, потухло, пора!

Все двинулись к постоялому двору. Черт, собаки! Хозяева, заботясь о постояльцах, выпустили собак. На цепи, но лай поднимут на всю округу.

— Капитан, что-то можно сделать? У меня топор с собой, но хотелось бы без шума.

— Если Лилиан не вмешается, то запросто. Иначе…

— А ты спокойно, не торопясь.

В руках де Савьера возник конструкт, из которого потекло голубоватое свечение, достигло забора, проникло во двор. Есть! Собаки, уже начинавшие беспокоиться, упали.

— Спят, — шепотом прокомментировал маг.

— Жди здесь. Если что — действуй по обстановке, но постарайся все же без шума.

Жан неслышно перемахнул через забор, тенью прокрался к нужному окну. Часовой? Есть, но тоже уснул, отлично, но времени терять нельзя — не дай Бог смена придет. Позвать де Савьера — внутри таверны от него пользы будет больше.

Убедившись еще раз, что никого поблизости нет, бросил в закрытые ставни камешек. Тут же сверху опустилась веревка, добро пожаловать, дорогие.

— Рассказывай, Адель.

— Слушайте…

Однако, все складывалось удачно. Гвардейцы в соседней комнате, герцогиня — в дальней комнате первого этажа. Шарля-Сезара графиня не видела, но постоянно охраняется только одна комната на первом этаже, скорее всего, он там. Начали.

Никаких смертельных заклятий, Лилиан их почувствует сразу, поэтому только усыпляющие.

Бесшумно вышли в коридор, спустились на первый этаж… Вот дверь, рядом с которой калачиком свернулся и сладко посапывает здоровенный детина.

На двери должно быть сторожевое заклятие, которое надо аккуратно сломать, ну-ка ну-ка… А вот нет ни фига! Интересно, зачем таскать с собой боевого мага, если не использовать его возможности? Ну да это не наши проблемы. Так, дверь заперта, ключа нет, но не беда — отжать ее не проблема. Навалились! Готово. Живописная картина — в залитой лунным светом комнате спали еще двое здоровяков и Шарль-Сезар виконт де Пуан. Следы побоев были отчетливо видны, но главное — жив. Короткий обыск, пусто. Кошелек, кинжал, пара пистолетов. К сожалению, самых обычных. Ладно, не время для следствия, бежать надо. Тихо, очень тихо, очень аккуратно.

Уже на опушке леса Жан оглянулся. В одном из окон ярко светилась лишь ему видимая знакомая аура герцогини де ла Гер. Не видеть беглецов она не могла, но тревоги не подняла.

Виконт де Пуан проснулся на рассвете. Демон, что вокруг? Где сторожа, и куда делся этот проклятый постоялый двор? Руки… ого, не связаны! Интересно. Так, вроде-бы палатка, на манер цыганской… А что снаружи?

Шарль-Сезар откинул полог.

— Стоять! — в грудь ему уперлась шпага. — Ваше сиятельство, — чуть громче окликнул кого-то часовой, — наш гость проснулся.

Из стоящего рядом шалаша выбрался мужчина, распрямился…

— Жан!

Прежний Шарль-Сезар бросился бы другу на шею, но это прежний. А нынешний детский порыв, недостойный взрослого мужчины, подавил. Почти. Жан с радостью отметил дрогнувший голос, но тоже сдержал эмоции, по-мужски строго протянув руку.

— Рад встрече, виконт. Надеюсь, выспались?

И тут же часовому:

— Всем подъем, готовиться к выступлению. Капитану и Ее Сиятельству передать, чтобы присоединялись к нам.

Через четверть часа четверо дворян, словно шесть лет назад, сидели у небольшого костерка, разогревая на тонких ветках солонину и запивая ее горячим, сильно разбавленным вином.

Еще не пришедший в себя от нежданного спасения и столь же неожиданной встречи де Пуан, тем не менее, четко и подробно рассказывал о своих приключениях.

Оказалось, что в той деревне от крестьян он узнал, что неподалеку остановились какие-то вооруженные люди. Какой демон толкнул его в одиночку выяснять подробности, он и сам толком не понимал. Но вот поехал, как странствующий рыцарь, рассчитывая поближе к тому лагерю спешится, незаметно подкрасться и все разведать. Прекрасные мечты были прерваны крепким ударом по затылку.

Очнулся привязанным к дереву. Неизвестные господа настойчиво интересовались целью, с которой молодой герой ползал по мокрой и грязной земле. Ответы лихо стимулировались кулаками. Пришлось что-то врать на ходу, но, видимо, получилось не очень убедительно. Особенно трудно было объяснить наличие у пленника зашифрованного письма. Вот здесь били особенно крепко. А потом сказали, что скоро прибудет некий Босс, у которого, мол, разговаривают все. Перед смертью.

Босс и появился ближе к вечеру в сопровождении какой-то девица, которую все называли Госпожой, но всерьез за госпожу не принимали. По крайней мере, приказы исполняли только Босса.

Тем не менее, именно эта Госпожа и спасла молодого человека. Что-то поколдовала, а потом заявила, что пытать пленника бесполезно, вроде как ему кто-то память стер. Но это ничего, у себя в замке она их вытащит и Босс все узнает. Главное, чтобы живой был и здоровый, иначе ритуала не выдержит.

Так что с тех пор де Пуана сильно не били и даже кормили.

Что еще? Похитители? В основном обычные наемники, галлийцы. Ловкие, умелые, но, в общем, ничего особенного.

Отдельно Шарль-Сезар отметил Босса и еще двоих, похоже, его ближайших людей — неких Поля и Арно. Странные они. Во-первых, командиры, а на лошадях ездить не умеют, болтаются в седлах как кули с овсом. Во-вторых, говорят странно. Вроде бы и по-галлийски, но как-то все не так, особенно когда между собой. Понять их можно, но с трудом.

— Нет, никакого необычного оружия ни у кого не видел. Но, главное, Жан, помнишь, ты когда-то рассказывал историю мушкетеров? Так и они Галлию несколько раз Францией назвали, совсем как в твоем рассказе!

А вот на это виконт де Камбрэ никак не прореагировал, словно и не услышал ничего для себя нового.

К вечеру отряд подъехал к фамильному замку де ла Геров. Как и ранее, путь молодой герцогини сопровождался различными выходками благородной девицы, о которых то со злостью, то со смехом, но всегда с удовольствием обсуждали крестьяне.

То она захотела молока, выскочила из кареты, купила здоровенный кувшин и тут же разбила его о стену, едва не задев голову несчастного молочника — кислое, видите ли. А как оно могло быть кислым, если утреннее? Хорошо хоть, что заплатила.

Или вон набросилась на старого Жака, посмотрел он, видите ли, на нее похабно! А Жаку восемьдесят, он уж и забыл давно, что это за взгляд такой и зачем он нужен.

И ведь никогда такого за госпожой герцогиней не водилось, да она в жизни на крестьян и не посмотрела ни разу, куда уж там ругаться. Ой, никак что случилось с Ее Сиятельством, не прихворнула ли, ненароком?

Реймс, кабинет королевского интенданта Шампани

— Коллега, Вы с ума сошли? Заявиться к герцогу де ла Гер и чего-то требовать? У кого? Хранителя? Ну, уж нет, мне моя должность не надоела! Я еще послужить хочу.

— Но я и не прошу Вас куда-то идти. Убийство совершено в Пикардии, так что это действительно лишь моя проблема. Но если преступники вырвутся, мне их без Вашей помощи не поймать.

Жан начинал злиться. Королевский интендант Шампани шевалье де Гранмон, безусловно, человек решительный и компетентный. Пока дело не коснулось Хранителя. А вот с этим господином ему ссориться не с руки. Хранители обеспечивают личную защиту короля, именно их магия делает невозможным любое покушение на жизнь монарха. И чью сторону примет Его Величество в конфликте — предсказать невозможно.

Но и хозяйничать в Шампани интенданту из Пикардии никто не разрешал, потому следовало обязательно договориться. Хотя бы о чем-нибудь.

— Если вырвутся, говорите? — де Гранмон задумчиво огладил гладко выбритый подбородок.

— Именно! Я честью клянусь, не может того быть, чтобы убийца приказ герцога выполнял. Вот хоть у Ее Сиятельства спросите!

Графиню де Бомон Жан привел с собой для поддержки, прекрасно понимая, что коллега не будет рад его визиту. До этого момента она тихо стояла рядом, не вмешиваясь в спор мужчин.

— А Ее Сиятельство, при всем уважении, какое имеет отношение к нашему разговору?

В ответ графиня достала из складок дорожного костюма бумагу.

— Этот человек действует по моему приказу и на благо Галлии. Дю Шилле, — вслух прочитал де Гранмон. — Серьезный документ. Так Вы, Ваше сиятельство, действительно исключаете причастность герцога к убийству?

— Полностью, шевалье. Поверьте, у меня для этой уверенности более чем достаточно оснований.

— Так, еще раз, господа. Вы преследуете преступника, совершившего убийство в Пикардии.

— Нескольких преступников, как минимум троих, — уточнил Жан.

— Хорошо, преступников. Вы собираетесь прийти к герцогу де ла Гер и потребовать их выдачи.

— Попросить о содействии, — еще раз вмешался Жан.

— Если герцог откажет, вы намерены обыскать замок и, если потребуется, вступить в бой с гарнизоном?

— Ни в коем случае! Только с преступниками и только если они не выполнят приказ о сдаче. Если Его Светлость возьмет их под свое покровительство, мы уйдем. И лишь если преступники сбегут, я обращусь к помощи Ваших людей, клянусь!

— Вообще-то, меня Ваши клятвы не слишком убеждают. Но вот записка дю Шилле… Его Преосвященство такими документами не разбрасывается.

Де Гранмон надолго задумался, затем, хлопнув ладонью по столу, продолжил уверенным тоном:

— Хорошо. Действительно, господа, мы делаем одно дело. Я согласую ваши действия в Шампани. Одно условие — напишите письменный запрос. Со всеми аргументами и, разумеется, гарантиями законности своих действий.

Слава Богу, хоть что-то! А бумага — так все правильно, если просишь о помощи, так бери на себя и ответственность, нечего за чужой спиной прятаться.

Глава XXXV

Утром следующего дня отряд королевского интенданта Пиккардии подъехал к замку Гер.

Угрюмому, серому, окруженному мощной крепостной стеной, за которой возвышался высокий донжон, словно сошедший с картин о древних сражениях со злыми магами. Неужели и в нем раздается смех, весело играют дети, в укромных уголках встречаются влюбленные? Наверное, да. Но сейчас, когда над ним нависли низкие облака, полностью затянувшие осеннее небо, а вокруг раскинулись покрытые пожухлой травой поля, на которых стояли редкие, казавшиеся черными, скрюченные деревья, это трудно было представить.

На стук из ворот вышел пожилой, но все еще крепкий слуга, выслушал, кто прибыл, посмотрел на документы и вернулся в замок. Через несколько минут ворота заскрипели и открылись. Между воротами и донжоном вытоптанный то ли плац, то ли большая площадка. Вторые ворота также открыты — мол, въезжайте, гости дорогие, милости просим. Все два десятка человек.

Из донжона вышел представительный черноволосый мужчина средних лет с аккуратной бородкой, постриженной, правда, несколько необычно. Вот он степенно спустился, посмотрел на спешившегося Жана, с достоинством поклонился, перевел взгляд на спутников, на графиню, на Шарля-Сезара… Узнал, вздрогнул и его рука рванулась к отвороту камзола.

— Босс! — крикнул виконт.

— Бей! — скомандовал Жан.

Де Савьер чуть замешкался, метнул молнию, когда мужчина уже достал оружие. Успел.

— Рассредоточиться! — новая команда Жана. Сам к трупу, схватить оружие и к двери донжона, пока не догадались закрыть. Влетел, кувырок — сверху прошелестела шпага. Черт, темно, в дверном проеме виден лишь силуэт! Руки сами передернули затвор, вскинули ствол… Бах бах! Готов. Еще один! Бах бах! Как когда-то на стрельбище в Балашихе. Пауза, можно осмотреть трофей.

Фигасе! Глок. Обойма? Нормально, дюжина патронов есть. Так, а у покойников? Ничего, только шпаги и кинжалы.

С улицы прозвучали знакомые пистолетные выстрелы. Так, что там за Вильгельмы Телли? Двое нахалов, решивших, что они неуязвимы. Стоят на крепостной стене… вспышка! Стояли. Магия — сила, однако!

— Все ко мне!

Отряд ворвался в донжон. Господи, только бы не гранаты!

— Капитан, выжигай коридоры! Остальные — проверять комнаты. Приготовить пистолеты. Всех, кто не поднимет руки — не щадить, стрелять сразу! Пошли, пошли!

Первый этаж, второй… Вопли боли, грохот выстрелов, взрыв — черт, все-таки есть гранаты. Вперед, вперед!

В боковом коридоре мелькнули белые волосы.

— Капитан, командуй! Я за девкой!

Бежит быстро, ловко.

— Герцогиня, стой! Лилиан! Стой, дура, стреляю! — куда там. Коридор петляет, вот лестница, вниз, еще вниз! Дверь, комната, зеркало.

— Куда?!

Ушла. Вот прямо в это зеркало… или не зеркало? Стекло, в котором да, отражается комната, но еще видны и… Машины! Велосипеды!!! И люди. Обычные люди, одетые в куртки, джинсы, кроссовки. А мы, господин виконт? А мы в этом «зеркале» не отражаемся. Все, приехали, я что, уже призрак? На фиг, пора назад, там наши, кажется, победили.

Заклинив на всякий случай дверь, Жан вернулся.

Обожженные коридоры, несколько трупов. О, еще один пистолет. Вальтер ППК, тоже ничего так машинка. Не дело ему на полу валяться.

А вот и гвардейцы, делом занимаются — вяжут пленников.

Что же, командир, займемся делом. Первый вопрос:

— Де Савьер, потери?

— Четверо убитых, шестеро ранены.

— Графиня, виконт?

— Ранены. Легко, даже я смог помочь. И еще двоим, а двое — как повезет. Их надо срочно в Реймс везти, я уже распорядился. Как у тебя?

— Лилиан ушла. Что с ее родителями?

— У нее только отец и брат. Пока не нашли, ищем.

— Командир, сюда! — с верхнего этажа раздался крик гвардейца.

Поднялись, вошли в темную, провонявшую комнату. На грязной кровати сидел такой же грязный сгорбленный старик. Мятая, изгвазданная одежда, помятое лицо, потухшие, жалкие глаза. Слабая, едва заметная, но все же не потухшая аура.

— Ваша Светлость! — рванулся к нему де Савьер.

— Кто Вы, добрый господин, — заискивающим голосом спросил герцог.

— Де Савьер, я учился вместе с вашей дочерью. И виконт де Камбрэ.

— А, Черный барон, я когда-то обидел Вас. Простите, добрый господин, пожалуйста. Не бейте меня.

Жан рванулся к окну, раздвинул тяжелые шторы, впустив в комнату немного света, в котором рассмотрел несчастного.

Широкие плечи и недавно еще сильные руки не вязались с мелкой старческой дрожью. Бледная, словно смазанная жиром кожа, невероятно мелкие зрачки болезненно блестящих глаз.

Знакомо. Слишком знакомо. Приходилось видеть. Когда-то.

Задрал рукава грязной рубашки хранителя. Совсем плохо — на сгибах рук следы от уколов.

— Где Ваш сын?

— Не знаю, добрый господин. Они сказали, что он где-то рядом, где-то здесь. А Вы ведь сделаете мне укол? Ну, пожалуйста…

— Всем искать еще одного мужчину! Осмотреть все комнаты, облазить все подвалы и чердаки, простучать все стены, но найти! Нашедшему повышение в звании немедленно! — отдал приказ гвардейцам. И снова к герцогу:

— Разумеется, только надо достать, чем колоть. Там, в подвале, есть ну, как зеркало такое. Надо в него войти и оттуда принести. Только как?

— Вам тоже интересно? — вдруг истерично захохотал де ла Гер. — Этьену тоже было интересно, и он всегда приносил. Вы тоже принесете? Правда? — хохот мгновенно превратился в плач.

— Обязательно, но научите как.

— О, это величайшая тайна Галлии, — старик даже встал и попытался принять горделивую позу. Получилось жалко. — Это Зеркало, а это именно зеркало, существует с незапамятных времен. Великие колдуны прошлого, о которых даже и сказаний не осталось, создали его, чтобы два мира могли существовать. Это проход между мирами, и оно же сохраняет стабильной магию нашего мира и освобождает от магии тот, другой мир. Уничтожь его, и в обоих мирах изменятся законы мироздания. Жизнь не только людей, вообще всего живого может прерваться.

Видимо, сил для пламенной речи хватило ненадолго. Герцог сел на свою кровать и продолжил уже равнодушным голосом.

— Давно, но не так давно, лет сто назад, наши предки создали заклятие защиты короля, после чего любое покушение на его жизнь заканчивается смертью злоумышленников. И Зеркало — основа этого заклятия. Это вели-и-икая тайна, — де ла Гер театрально указал пальцем на потолок. — Для этого потребовалось, чтобы проход через зеркало был закрыт. Зеркало есть, а прохода нет. А Лилиан сумела, открыла проход. Теперь любой сильный маг может, да даже и не маг — достаточно, чтобы его один раз маг провел, а дальше сам, да еще и других проводить сможет. Скоро между мирами полки ходить смогут. И с каждым проходом заклятие защиты короля слабеет. Его уже считай и нет! — рассказчик рассмеялся с глупой улыбкой. — Потому что бреники суставились дознато, а растожилы покстрились здескорно.

Дальше бедняга заговорил непонятными словами, которые становились все менее и менее четкими, пока не превратились в глухое невнятное бормотание.

Жан, графиня, де Савьер и Шарль-Сезар растерянно смотрели на эту жалкую тень еще недавно сильного, властного дворянина, заставлявшего считаться с собой любого, даже самого короля Галлии.

— Что с ним? — спросил де Савьер, когда герцога увели в другую комнату, светлую и чистую.

— Оружие. Страшное и мерзкое оружие того мира. Одно из многих, которым нам нечего противопоставить. Не спрашивай, откуда я знаю, просто поверь.

И была в словах Жана такая убежденность, что других вопросов не последовало.

— Есть, есть. Это я нашел, я! — раздался крик откуда-то снизу.

— Назад, дурень! Не сметь дверь открывать! — а это еще кто?

Дворяне спустились в подвал. У одной из дверей собрались гвардейцы. Рядом на полу сидел их товарищ, держась за обожженное лицо.

— Это я нашел, хотел выпустить, а этот меня вона как, — пожаловался несчастный.

Что за черт?

— Эй там, за дверью, представьтесь! — крикнул Жан.

— Герцог де ла Гер, к Вашим услугам!

— Какие к демонам услуги, если гвардейцев короля заклятьями бьете? Вместо спасибо! Я виконт де Камбрэ, выходите уже наконец!

— Это который де Безье? Рад Вас слышать, виконт, но, боюсь выйти у меня не получится! Эти мерзавцы что-то сделали с дверью, если ее открыть — будет взрыв, пол замка снесет!

— Понял, попробую разобраться!

Фигасе! Действительно, провода, электронный блок и взрыватель в мешке с самым обычным порохом. Тупо, примитивно, но надежно. Никакими дверями герцога не удержишь, даже не смешно, но открыв ее он разорвет контакты и будет большой бум, от которого никакая магия не спасет.

И никто из местных не поможет, да просто не поймет, что делать надо. Но поскольку мы не местные, нам эта задачка по зубам. Зря что ли минно-взрывному делу учились? Давно, но не настолько же.

— Добро пожаловать на волю, Ваша Светлость!

Выглядел молодой герцог изможденным, но вроде бы здоровым. Во всяком случае аура сияла ослепительно, в отличие от отца.

Он рассказал историю, не новую для Жана, но впервые произошедшую в этом мире.

Все началось с возвращения сестры. Четыре года назад Лилиан появилась в замке, рассказала о проблемах, в которые ее угораздило влипнуть в Окситании, и вновь исчезла, ушла за Зеркало, как сказал отец, решила укрыться от монаршьего гнева, которого, впрочем, и не последовало. Возвратилась лишь этим летом вместе с двумя слугами, как она сказала.

Муж и жена были вежливы, услужливы и расторопны. Покои сестры были всегда идеально чисты, одежда отглажена и свежа. К тому же мужчина оказался прекрасным поваром, чьи таланты оценила вся семья. Прежние повара поворчали, но смирились с неизбежным — за ними осталась лишь готовка для слуг, а господ отныне обслуживал лишь этот выходец из другого мира. Его блюда были столь необычны и изысканы, что герцог запретил кому-либо из домашних даже вспоминать о происхождении новой прислуги.

Ослушаться отца? О, об этом не могло быть и речи!

Опять же все было прекрасно — герцог благодушен, Лилиан весела, не жизнь, а праздник! До того момента, когда молодой герцог не заметил, что отец начал меняться. То становился истерично весел, то впадал в глубокую меланхолию. Да он даже на женщин перестал заглядываться. Раньше-то к нему то вдовушка какая заедет, да на ночку останется, то миловидная служанка решит поздним вечерком в хозяйской спаленке прибраться, к этому в доме все привыкли. И то сказать, герцогиня уж пять лет, как оставила этот мир, а герцог — мужчина не старый, крепкий, в общем, дело обычное, можно сказать житейское.

А с недавних пор лишь новый повар заходил вечером в барскую спальню, приносил пироги, да сразу и выходил, предупредив слуг, чтобы не дай Бог не вздумали Его Светлость беспокоить.

Вот как-то сын и поинтересовался у повара, его, кстати, Этьен зовут… или нет, звали — вон его обугленный труп с плаца убирают. Так вот, поинтересовался, что это за пироги такие, после которых отец никого видеть не желает. Оказались самые обычные пироги, даже вкусные. Только на следующий день сестренка предложила и ему прогуляться в другой мир. Мол, интересно там и весело, хотя магия и не работает, но чудес все равно полно. В общем, уговорила.

Встретили их в том чудном мире странно одетые люди, смуглые, на мавров похожие, пригласили в дом. Не дворец, но красивый, полный всяких диковинок, угостили вином, а дальше он и не помнит ничего. Очнулся лишь недавно. Этьен предупредил, чтобы не вздумал сам дверь открывать и все. Дальше только поесть приносили, да дерьмо убирали. А чего тут было-то?

Отвечать на этот вопрос Жан не решился. Нет уж, пусть графиня общается, она с герцогом общий язык быстрее найдет.

Перевод дневника Бориса Воронина

В конце концов я просто сел на ступени донжона и обхватил голову руками. Холодно? Вредно для здоровья? Жизнь вообще вредная штука, от нее обычно умирают, мне ли не знать.

Беда в том, что делать вообще ничего не хотелось. Сидеть в идиотской позе отчаявшегося мыслителя и ждать, авось как-нибудь само рассосется. Придет кто-то умный и скажет, мол, все ерунда, делаем так, потом эдак, в результате все счастливы. А если еще и сделает все сам, так это будет просто праздник какой-то.

Самому? Что? Спасать мир? Ой, нет, целых два мира. Спасибо, сегодня что-то не хочется. Нет, если вдруг вот прямо сейчас мне принесут план этого самого спасения, я его рассмотрю, даже резолюцию наложу, непременно матерную, ибо другие слова в голову почему-то не приходят.

Особенно после допроса пленных. Да какие они пленники — обычные слуги да дружинники, к делам Этьена отношения не имевшие. Ну дополнили они картину, рассказали подробности, но, по сути, все и так ясно. Великолепная герцогиня умудрилась впороться в очередную авантюру, поставив на грань уничтожения и собственную семью, и, видимо за компанию, весь остальной мир.

Привести в Средневековье людей двадцать первого века, и не ученых, вроде как прогрессоров каких, а конкретных пацанов, бандитов — это как надо суметь? Чем думать, вообще?

А ничего, что в замке за это время побывало не менее десятка этих милых ребят? И любой из них вот прямо сейчас может заявиться сюда с каким-нибудь акаэмом и покрошить всех присутствующих в хлам. Магия? Смешно. Сегодня мы имели дело лишь с тремя мерзавцами, вооруженными жалкими пистолетами. И то потеряли людей. Хороший автомат — дело совсем другое.

Если же пронести сюда оружие посерьезнее, да привести с собой других мерзавцев… хреново тут будет, однако. Кстати, Этьен с Лилиан возвращались из Фландрии. Они туда на рынок за покупками ездили? Или заручились поддержкой Кастилии? По каким вопросам, интересно?

Да, девочка, умеешь ты находить приключения. Теперь прошлые твои анвантюры детской шалостью кажутся. Иной масштаб, межмировой, черт подери. Дура.

Главное, что теперь делать? Рассказать взрослым дядям, пусть у них голова болит? В этом мире они только через месяц поймут о чем речь и лишь через полгода начнут действовать. Ренессанс, мать его, Возрождение, прости Господи, здесь даже блох ловят неспешно.

Что остается? Уничтожить Зеркало — нельзя. Переместить — тоже. Это не его в замке спрятали, это замок над ним построили. На самом деле, в пределах этого мира на Зеркале даже путешествовать можно. Молодой герцог рассказывал, что к девицам в опочивальни так пробирался. Войдет, представит, где желает быть, и вуаля, готов к жарким объятиям. В другой мир не совался, просто в голову такое не приходило, а внутри своего — легко. Беда в том, что через шесть часов этот артефакт назад возвращается. А с путешественником или нет, ему без разницы. Не успел — объясняйся с родителями красавицы.

М-да, по этой же причине и замуровывать Зеркало бесполезно — в него главное войти, а выйти можно где душа пожелает. По этой причине ни Лилиан, ни ее подельников ждать в подвале не вариант — захотят, где угодно окажутся, ловите, люди добрые.

Один вариант — повторение древнего заклятья. Тот самый ритуал, что сотню лет назад провели король и хранители. Сам ритуал известен, благо младший герцог, как будущий хранитель, в него посвящён. Беда в недостатке ассистентов. Только де Савьер, ну, бог даст, еще Лилиан выдернем, может, и я на что сгожусь, на подхвате. Только надо пять магов. Не четыре, как мне рассказывали, а пять. И один навсегда останется в том мире, так-то.

Можно что-то сделать такими силами? Почти. Если во время ритуала там, в зеркале, будет находиться еще один маг, «ключ», как назвал его герцог. И шансов выжить у этого ключа немного, скорее, их и нет вовсе. Так то.

Но именно «ключ» на века закроет возможность физического перехода. Заодно восстановит заклятие защиты короля, но вот ради этого убивать? Перебьетесь, Ваше Величество.

А ради миров? Так, в порядке гипотезы? Кого?

Де Савьера? Друга? Даже не рассматриваем.

Герцог? Исключено, он будет вести ритуал.

Тогда кого? На хрен такие рассуждения! Я не палач и даже не судья. Да сейчас и не думать, а действовать надо. Прежде всего, найти ту герцогиню, которая эту кашу заварила. Пусть сама расхлебывает. Срочно, пока не началось!

Придется идти туда. Кому? Есть варианты? Тогда вперед.

Для начала одежда, чтобы хоть немного соответствовать. Французы — ребята толерантные, но шпагу с дагой на поясе не одобрят, как и шляпу с пером.

Что брать с собой? Глок обязательно, ибо с добром и пистолетом можно сделать больше, чем просто с добром. Что еще? Простые колечки с хорошими камнями, на пропитание, смену белья… вроде все… по привычке, бросил в котомку дневник, с которым почти никогда и не расставался. Зачем? Даже и не подумал, машинально получилось. Все, с Богом!

Герцог сотворил какой-то конструкт, что-то там засветилось и…

И я вошел в Зеркало. Словно в коридор. Еще два шага, твою ж мать! В нашем мире Зеркало стояло на подставке, с которой я и свалился. Рука болит, бок болит, но, вроде бы, ничего не сломал.

Вокруг никаких машин и пешеходов, темно, стены комнаты лишь слегка освещены изображением, что показывает Зеркало. С этой стороны в нем лошади и коровы, которых близко не могло быть от того подвала. Магия, однако. Ладно, займемся делом.

Вот дверь, осторожненько открываем, длинная лестница, затем темный коридор, еще дверь, открываем — ого! Да это же церковь! Старая, поди. И пустая, что радует. Двери не заперты, выходим… ну и славно!

Вышел на узкую улицу современного города. Рено, пежо и ситроены, нормальные люди в нормальной одежде смотрят на меня лишь с легким интересом. Получилось. Теперь дело за малым — найти платиновую блондинку, прожившую в этом мире четыре года. Наши минусы — нет денег и документов, вообще непонятно, куда идти. Плюсы — нам надо! Будем считать, что плюсов больше.

Впрочем, есть еще и госпожа Удача. Не часто, но поворачивается эта дама лицом, может и сейчас поможет? Например, Лилиан окажется эта девушка, что проходит мимо не глядя по сторонам, или вот та, в синем пуховике и вязанной шапочке, или, мечтать, так мечтать, вон тот… в этот момент из кафе напротив вышел паренек с длинными платиновыми волосами, забранными в хвост резинкой. Да какой, к чертям паренек — Лилиан! Узнала, направилась прямо ко мне.

— Я ждала тебя.

— Верю.

— Я не хотела, я не знала. Вначале не знала, думала, что они хотят лишь вырваться из этого мира. Потом угрожали убить отца и брата.

— Знаю.

— Верю, знаю… А знаешь, что они готовятся?! Со дня на день в наш мир пойдут вооруженные банды! И что теперь? Опять ударишь, или сразу убьешь, как обещал?

Правильный вопрос. А каким будет правильный ответ? "Да, убью и исправлю сотворенное тобой зло"? "Убью, и спасу целых два мира"? "Убью, и отомщу за погибших по твоей вине"?

Белую Даму? Черта с два! Сделать «ключом» девчонку, которой жить да жить! Да, не святую, но мне кто дал право судить? Выносить приговор? Приводить его в исполнение? Да даже если кто-то и дал, я согласен его взять? Я, проживший свою жизнь, живущий чужой жизнью, отнимающий чужие жизни?

Сильнейший маг, отказавшийся от магии, но магом быть не переставший. Человек двух миров, которые никогда не должны соприкоснуться, потому что каждый нуждается в своей истории.

— Через шесть часов придешь к Зеркалу. Ритуал закрытия знаешь?

— Безусловно.

— Будешь вести его из этого мира. Согласна?

— Да, — твердо ответила герцогиня.

— Тогда до встречи. Через шесть часов, внизу.

Вот и все. Сколько у меня есть времени? Шесть часов? Это много. Этого более чем достаточно.

Вот Москва. Как же она изменилась за эти годы. А наш дом стоит. И знакомые, постаревшие тетушки также сидят на скамеечке у подъезда, обсуждая и мировые проблемы, и непутевых жильцов. Последним достается больше.

— Воронины? Так они съехали, уж месяц как. Вот как младшая родила, так они и съехали, говорили, что зять за городом целый дом отстроил, теперь там жить будут, прям как олигархи. Куда ж Вы, молодой человек? Вот ведь, Семеновна, молодежь пошла — передерутся, морды у всех изрезанные, так еще и волосы себе выбелят, мода у них такая. Одно слово — неформалы.

В электрическом щитке, в укромном месте лежал ключ. Еще когда девчонки ходили в школу, мы всегда держали его как запасной, с тех пор он никуда не делся.

Открыл дверь пустой квартиры. Другие обои, а карнизы старые, оставили как ненужные. А это что? В углу лежит старая потрепанная книжка о потрепанном воробьишке. Я читал ее и старшей, и младшей дочке. Оставили здесь. Значит, внучатам будут читать другие книги. Других авторов, в другое время. Мое прошло. Кончилось. Пора.

Записи оставлю здесь, больше они не потребуются. А сам…

Заключение автора

На этом запись обрывалась. Последний лист, по которому мой друг провел свою экспертизу, навсегда затерялся в недрах криминалистической лаборатории.

— Так что это был за ритуал?

— Два ритуала. Разделение миров и защиты короля. Все это время Жан находился в Зеркале. Это было страшно. Я даже не представляла, что может быть настолько страшно. Я видела, как сжигают заживо, как сажают на кол и четвертуют. Никто из несчастных не страдал так, как он. Когда все кончилось, Зеркало закрылось. Я успела увидеть, что он еще жив, но вряд ли это надолго. Пережить такое выше человеческих сил.

На следующий день она все же попыталась вернуться, но ничего не вышло, ее родной мир теперь закрыт на века. А еще через день во Франции начались массовые беспорядки, и именно с того города.

Старинная церковь, где находилось Зеркало, была разгромлена, почти сутки пожарные тушили огонь. Сейчас она восстановлена, но откапывать заваленные подвалы никто не стал.

— Еще кофе?

— Спасибо, но через полчаса отходит автобус на Париж. До свидания, мадмуазель.

Эти строки я пишу в аэропорту де Голля, в ожидании своего рейса.

Я старый человек, я старый опер. Меня очень трудно обмануть и в этой истории я видел массу нестыковок, противоречий. Можно было задать очаровательной Лилиан… да, хватило бы трех вопросов. Всего трех, от которых она бы смутилась, отвела взгляд, начала бы невнятно оправдываться, как обычно поступают пойманные на вранье люди.

Но я лишь вежливо улыбнулся, поклонился и аккуратно закрыл за собой дверь.

Почему? Не знаю.

Вру. Знаю.

Не смог, не захотел, не пожелал убить живущую в каждом мужчине наивную, но неистребимую мальчишескую мечту.

А ВДРУГ?!

Где-то очень близко. В параллельной вселенной

— Виконт, как он?

— Все также, граф.

— Но что-то можно сделать? Вы же врач.

— Магия на него не действует, а без нее я могу не больше, чем деревенская знахарка. Компрессы, отвары и уход.

— Так соберите несколько врачей! Общими силами, в конце концов…

— Он рожден сильнейшим магом, он провел на грани два часа, пережил сложнейший ритуал, и он все еще жив. Вы представляете его силу сейчас? И вся она идет на защиту от внешних заклятий. Увы, нам остается лишь молиться. И надеяться на Звезды. Три Звезды, каждая из которых, к счастью, способна исцелять кавалера.

— Жаль, что нет четвертой. За спасение мира. Страшно представить, что ждало нас всех. А что теперь? Я должен буду встречать нового интенданта?

— Это произойдет в любом случае. Там ведь не только миры разделялись, там был ритуал защиты короля, и он с де Савьером его полноправные участники. А значит, отныне — герцоги и хранители. Хранители не могут занимать государственных постов. Вы это знаете не хуже меня.

В этот момент распахнулась дверь и в кабинет вбежала запыхавшаяся Адель:

— Отец, Жан пришел в себя!

Примечания

1

Игорь Морозов — Плохая работа

(обратно)

2

Dolce far niente (итал.) — прекрасное ничегонеделание.

(обратно)

3

Memento mori (лат.) — помни о смерти. Крылатое выражение.

(обратно)

Оглавление

Вступление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава XIX

Глава ХХ

Глава XXI

Глава XXII

Глава XXIII

Глава XXIV

Глава XXV

Глава XXVI

Глава XXVII

Глава XXVIII

Глава XXIX

Глава ХХХ

Глава XXXI

Глава XXXII

Глава XXXIII

Глава XXXIV

Глава XXXV

Перевод дневника Бориса Воронина

Заключение автора

Где-то очень близко. В параллельной вселенной Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg