«Слепая тропа»

Слепая тропа (fb2) - Слепая тропа [Ледяной плен-4. litres] (Атлантическая одиссея - 4) 2893K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Владимирович Вардунас

Игорь Вардунас Метро 2033: Слепая тропа

© Д.А. Глуховский, 2017

© И. Вардунас, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Многолетнее путешествие Объяснительная записка Вадима Чекунова

Давным-давно, в далекой-далекой галак… То есть я хотел сказать, во Вселенной Метро… В общем, в далеком 2011 году появилась книга Игоря Вардунаса, примечательная сразу несколькими вещами. Прежде всего – отзывом самого отца-основателя серии, Дмитрия Глуховского. Помимо выдачи автору своеобразного карт-бланша на освоение новых пространств, Дмитрий не поскупился на добрые слова:

«Ледяной плен» – первая изданная книга Игоря, и очень здорово, что он начинает свой писательский путь с нашей серии, с нашего портала. Как это уже неоднократно случалось за последние два года, роман, написанный новичком-энтузиастом с Metro2033.ru, оказывается самобытней и ярче иных книг, над которыми корпели профессиональные писатели».

Тем интереснее мне было следить за дальнейшей писательской карьерой Игоря. Было заметно развитие автора из любителя-новичка в человека, пишущего уже профессионально. Но не будет ли тут таиться тот самый подвох, о котором упоминал Глуховский? Не получится ли так, что со временем тексты автора поблекнут и нам придется озираться в ожидании и поисках нового дебютанта, самобытного и яркого?

К счастью, ничего подобного не случилось. Игорь гнул свою линию и позиций не сдавал. Меня откровенно радовали его тексты, написанные и в соавторстве, и для сборников рассказов. Особняком стояли книги Вселенной Метро, в которых мы узнавали о продолжениях приключений неугомонной Лерки и ее друзей, об их скитаниях по просторам изменившегося навсегда мира. «Ледяной плен», «Последний поход» и «Путь проклятых», казалось бы, полностью уложились в зародившуюся в серии славную традицию трилогий. И вот «Атлантическая одиссея» окончена, все свободны, всего доброго (если, конечно, вообще сумеете отыскать это «доброе» в постапокалипсисе).

Но не тут-то было. Проходит несколько лет (срок внушительный для литературного проекта), и Игорь, у которого словно сохранился тот самый выданный ему когда-то карт-бланш, привносит в серию нечто новое. Его «Слепая тропа» – это не только качественный симбиоз драмы и триллера, но это теперь и наша первая официальная тетралогия.

Надеюсь, далеко не последняя.

Ну а пока – будем читать «Слепую тропу», посмотрим, куда заведет она нас и героев книги.

И хотя автор в послесловии расставляет точки над «i» и прощается с героями – как знать, как знать, какие дороги им уготованы в будущем, сколько времени пройдет, прежде чем мы снова (возможно) встретимся с ними…

Новый польский роман во Вселенной Метро.

Есть сигнал с Кракова! И там живут выжившие после Катастрофы…

Добро пожаловать в Польшу 2033 года.

На очереди – Белгород.

На этот город не падали ракеты, но пришедшее с юга ядовитое облако убило всех, кто не успел спрятаться в убежищах. Несмотря на пережитый ужас, уцелевшие не поняли урока и с упоением продолжили грызню за место под солнцем. Увлекшись новой войной, они совсем позабыли, что на окраинах обитают стаи чудовищ-падальщиков.

Запасы мертвечины подходят к концу, и вот уже хвостатые хозяева руин совсем иными взглядами смотрят на двуногих соседей. Появляется Свора, ведомая беспощадным вожаком. И цели этой Своры – убивать, поглощать и размножаться.

Люди и мир – друг для друга яд.

Ф. Дик

Пролог

На четвертом повороте он понял, что окончательно заблудился.

Черт! Нельзя было соваться сюда без карты. Говорили же, это чистое самоубийство. Но что оставалось делать? С лодкой он бы не справился, а драгоценный компас стащить не удалось. Выбора не было. Поначалу он двигался по указателям, и это ободряло, но затем они стали попадаться все реже, а сейчас и вовсе пропали. Последний – на Шпицберген – он миновал несколько часов назад. Или это было вчера…

Проклятье.

Хоть тепло. Относительно. Проникавший с поверхности ветер, мотаясь по туннелям, затухал, медленно согреваясь и превращаясь в стоячий воздух.

Человек продолжал идти.

Щербатое асфальтовое полотно с пунктиром разделительной линии, стелящееся под ногами в тусклом круге света, неожиданно поглотила темная масса воды, раскинувшаяся от стены до стены. Он остановился и, оглянувшись, подкрутил ручку динамо-фонарика. Тихое жужжание машинки, не вызвавшее даже эха под сводами туннеля, немного его успокоило. Потом он снова нацелил луч на неподвижную массу широкой (хотя противоположный берег высвечивался не так далеко – в четырех-пяти метрах) лужи. Хрустнуло, в воду шлепнулась извлеченная из кармана и замерцавшая бледно-синим палочка ХИС, которая, медленно вращаясь, пошла ко дну. Он следил за ней с замиранием сердца. Эта была последняя. Дальше оставалось полагаться лишь на фонарь, но и он уже на ладан дышит.

Изначально задача казалась выполнимой – ему необходимо было попасть в Норьойя, а уже в нем сбиться с пути попросту невозможно. Но сейчас ситуация выглядела безвыходной. Что же делать?.. Назад нельзя. Впереди преграда. Думай…

Сколько он здесь блуждал. Сутки, двое… Тьма съедала время, укутывая его словно саваном. Если бы не фонарь и несколько палок ХИС, которые удалось стащить, он давно бы сошел с ума. Все знали, что туннели забирали у чужаков разум. Ничего. Он не боится. Лишь бы не пострадала семья.

Опасаясь первых признаков синестезии, он пару раз принимался вспоминать песни из прошлого, чтобы отвлечься. Но слова и рифмы, подкидываемые сознанием, упорно крутились вокруг смертей и безысходности, последних тревожных голосов дикторов радиоэфира перед тем, как он навсегда замолчал. А когда, перестав напевать, блуждающий человек постепенно начал обсуждать вслух свои действия и даже с кем-то спорить, то сам себя испугался и замолчал.

Палочка наконец замерла, рассеивая вокруг мягкое свечение, в котором дрейфовали песчинки. Прикинув глубину, он облегченно вздохнул.

Метр-полтора, не больше. Обычный провал грунта.

Он облизнул пересохшие губы и потер тыльной стороной ладони глаза. Вода манила. Рука непроизвольно дотронулась до пустой полуторалитровой пластиковой бутылки, привязанной за горлышко к веревке, несколько раз обернутой поверх комбинезона вместо ремня.

Когда он пил последний раз?

После того как запас воды иссяк, он еще несколько раз мочился, бережно собирая испражнения в бутылку до последней капли. Но и это не могло продолжаться вечно. От воспоминаний нутро свела судорога, и его непременно бы вырвало, если бы было чем. Вкус воды, пропущенной через биомеханизм его тела, был мерзким и отвратительным, но выбора не оставалось. Организм отчаянно хотел жить, настолько, что с готовностью заново поглощал продукты собственной переработки. Человек поедал себя. Вот что ты с нами сделал, Господи…

Нет. Это мы сами с собой сделали. Но почему Ты допустил, почему позволил нам самим до этого дойти? Ведь мы готовились. Предсказания были написаны в книгах. Я сам их читал, заучивал. Что сначала нам всем будет очень плохо, настолько, что мир ввергнется в пучину скорби и отчаяния. А потом Ты придешь и наступит Конец, Зло будет наказано и после всем воздастся. По делам. Но книжкам не верили. Смеялись, строили опровержения. И в результате устроили Конец себе сами. Бог оказался совершенно ни при чем. И где Ты теперь? Если существуешь, почему, наблюдая за нами, ничего не изменишь? Почему отвернулся? Или ждешь, когда мы, ввергнув себя в Чистилище, сами вновь обратимся к Тебе? Пересмотрим свои жизни, думая о спасении, о будущем, которого нет… «Ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его. Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем»[1]. Ты серьезно? Ну тогда явись, исцели, опровергни. Или Ты думаешь, что после нашего самоубийства у нас еще остались мысли о Тебе? Ха. Все Твои дети теперь гниющие калеки, запертые в клоаке вне времени. Звери и мрази, совершившие суицид и породившие собственных демонов. Ты нам не нужен, Бог. Обещал еще вернуться? Ты опоздал. Нет больше Твоих храмов. Люди плевали на Твои заветы. Мы наплевали сами на себя.

«Кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой»[2].

Да вот не течет уже, не поверишь.

Пить…

Гребаное тело. Мешок с дерьмом, производить которое оно и так уже не способно.

Кап-кап, отзывалась в полумраке лужа.

Мозг сразу же услужливо накидал несколько соблазнительных образов из далекого прошлого: пустыня, зной, запотевшие бутылки со сбегающими по стенкам искрящимися на солнце каплями. Жадно, с наслаждением присасывающиеся к горлышкам актеры, дубль за дублем изображавшие смертельную жажду и, наконец, вкушавшие свой приз. Тупые, наивные дураки. Сейчас хоть за одну такую каплю он, наверное, отдал бы…

Что? Путник снова провел языком по отозвавшимся жаром губам, ужаснувшись собственным мыслям. На что способен человек, управляемый слепым инстинктом, указкой страдающего сознания, из последних сил отгоняющий приближение скорой и мучительной смерти… Или это всего лишь самообман? Он давно сам превратился в животное. Тупую скотину, чудом уцелевшую в сожженном хлеву, и теперь мающуюся в ожидании, когда подохнет от голода и болячек. Зачем вообще поперся? Чтобы предупредить? Для чего? Кто они ему? Такие же выродки, которым он ничего не должен. Он всего лишь отсрочит неизбежное. Скорее всего, его просто посадят на кол, как лазутчика или сумасшедшего, он даже рта не успеет раскрыть. Всем известно, как поступают с теми, кого изредка выплевывают туннели.

А вода – вот же она. И наплевать, что грязная. Какая, к черту, разница. Чем она хуже того химического подкрашенного суррогата, который с таким наслаждением сосали трупы из давно ушедшей рекламы? Что с ним случится от пары глотков? От пары вшивых глотков? Он так давно не пил. Так давно…

Ну, давай же. Ну, ты что?

Скулы свело судорогой.

– Напе-е-ейся…

– Хватит!

Вот опять. Нет. Не думать! Он отвесил себе пощечину. Вышло хлестко и сильно, ибо он уже не жалел собственное тело. хоть оно и молило беречь его. Ненавидел оболочку, которой был. Выбросить из головы. Морок, наваждение. Прихоть ослабевшего организма. Это всего лишь грунтовые воды, которые намыли сюда подземные ручьи. Какую заразу, принесенную атлантическим течением, они переплетенными венами гоняли под островами? Несколько глотков живительной влаги, несколько секунд наслаждения и медленная жестокая расплата. Безжалостная смерть, от которой нет спасения.

Без обеззараживающих таблеток, пару штук которых он успел стащить, куцый ошметок марли был совершенно бесполезен, и то он перевязал им запястье, когда саданулся в потемках о железяку, выпирающую из стены. О возможных последствиях и отсутствии лекарств он запрещал себе думать. Плевать. Теперь это всего лишь отсрочка.

– Я просто адски задолбался, – устало пробормотал человек.

Совсем рядом гулко капнуло, словно подталкивая к действиям застывшего в сомнениях путника. Давай же. Не мешкай.

Пригласи девушку на свидание…

Он чуть смежил веки, и темнота стала практически абсолютной. Вдох. Выдох. Рука отпустила бутылку.

Нет.

Он должен был стерпеть, обязан, невзирая на эти танталовы муки, которыми мазохистски себя накручивал. Уже поздно возвращаться. Он должен дойти, хотя лабиринт всеми силами не пускал. Обманывал, игрался, превращая и без того призрачную надежду в тупик.

Человек обернулся, вглядываясь в темноту за спиной.

И еще он был не один.

* * *

– Я хочу пить!

– Сказали же, потерпи немного.

– Ну па-апа-а!

– Харек!

– Давай остановимся!.. Ма-ам!

– Угомонись! Вот «Кола» осталась, держи.

– Буэ, она же теплая!

– Я ничего не могу сейчас сделать, ты знаешь. Агнета терпит, и ты терпи.

– Это потому, что она спит. – Мальчишка нагнулся к сестре и поводил перед ее лицом ладонью. Уши девочки были закрыты наушниками.

– Харек, последний раз…

– Ос-та-нов-ка! Ос-та-нов-ка!

– Если сейчас же не успокоишься, я отберу компьютер.

– Да мне и так Эггмана[3] не пройти… Пятый раз сливаюсь.

– Значит, попробуй еще. На ошибках учатся.

– Да знаю, знаю. О’кей…

За закрытыми, чтобы не простудить детей, окнами была ранняя ветреная весна, и из-за работающего отопления в салоне скопилась томительная духота. Биргеру самому уже некоторое время хотелось где-нибудь остановиться и отдохнуть, но он упрямо продолжал гнать машину дальше по асфальтовому серпантину, стелящемуся вдоль края обрывавшегося у моря плато.

Он не хотел признавать, что согласен с сыном потому, что сам мучился жаждой – не рассчитали они с водой. Что ему уже порядком осточертел руль и давно хотелось остановиться и пройтись, просто размять затекшую спину. Что оставшаяся в полуторалитровой бутылке «Кола» была отвратительно теплой, превратившись в сплошную липкую сахарную дрянь черного цвета.

Вдобавок, Харека недавно стошнило, все пришлось убрать в бумажный пакет из-под чизбургера, который в него и вернулся. Мусор девать было некуда, окно не открыть – сквозняк – и теперь кондиционер вместе с воздухом гонял по салону неприятный привкус рвоты.

На этом отрезке магистрали остановка была запрещена, об этом предупредил знак двумя километрами ранее. Да и между асфальтом и высоким отбойником, за которым начинался покатый склон, поросший травой, плавно сползающей с обнажающихся, как волосы на проплешине, камней, нельзя было припарковать машину, не помешав при этом основному движению. Ниже только гудящий, разбивающийся о скалы прибой. Его было слышно даже из салона, несмотря на приемник и нытье сына, просовывающего вихрастую голову между сиденьями родителей и с высунутым от старания языком то и дело дотягивающимся до кнопки каналов приемника. Ребенок мучился, устал от Nintendo и инстинктивно пытался себя отвлечь.

Вот опять.

– Харек!

Клик!

Дождь – это то, что принесла гроза. Я впервые чувствую, что мое сердце поет. Считай меня дурой, но я знаю, что это не так. Я буду стоять здесь, на вершине горы, пока не почувствую тебя…[4]

Мозг тут же услужливо нарисовал картину неукротимой бушующей воды, нескончаемыми потоками льющейся с неба, шелестящей в листве, освежающей, пробирающей до костей. Которую, казалось, можно, зажмурившись, просто хлебать глотками… Биргер тряхнул головой.

За лобовым стеклом низкие рваные облака, гонимые ветром, клочьями неслись на север в сторону моря. Какой тут, к черту, дождь. Лучше уж снова Бьорк по второму кругу.

Бутылочная вода, припасенная для поездки, давно закончилась, пустые запотевшие изнутри пластмасски только дразнили, а ближайший населенный пункт в тридцати километрах, так что оставались только бензоколонки.

Их на пути было разбросано три. Одну уже проехали. До следующей полтора километра, и сын это прекрасно знал, от нечего делать вдоль и поперек изучив маршрут на карте, сложенной на коленях спящей у окна сестры. И сейчас, понимая, что скоро возможна спасительная остановка, Харек начал снова старательно ныть.

– Харе-ек…

Сидевшая рядом жена откинулась на подголовник и закрыла глаза, скучая из-за отсутствия мобильного интернета. Вот он, современный мир, в котором человек с другого конца света на экране компьютера ближе, чем тот, кто сидит с тобой рядом за одним столом. Или в машине. А что они хотели? В таких путешествиях это вполне предсказуемо: все темы друзья-работа-планы-дети были давным-давно оговорены-переговорены, игры играны-переиграны, а диски и mp3 переслушаны. Оставалось только терпеть, изредка обмениваясь невнятными репликами. Дома мы не отдаем себе отчета в общении, ведь практически постоянно на что-либо отвлекаемся, двигаемся, решаем. В замкнутом пространстве с ограниченным ресурсом отвлекающих сегментов темы для разговоров обычно кончаются в первый час-полтора, особенно в дальних поездках. Даже в самых дружных и крепких семьях. Вот вам и домашняя терапия на колесах.

Ныли запястья. Ну почему она так и не получила права… Первая же настояла поменять машину.

Клик!

– Ради всего святого…

Конечно, Вендла сама устала от бесконечного сидения на одном месте. Вдобавок ей уже наверняка давно хотелось курить, хоть врач ей при каждой встрече уже почти приказывал, что надо рубить. Воли не хватало. Привычка мозга – страшная вещь.

До и во время второй беременности Вендла держалась, в какой-то момент показалось даже, что она полностью избавилась от зависимости, но после завершения кормления снова начала дымить. Хоть и немного, но все-таки.

Сам Биргер бросил курить сразу после флота и ни разу об этом не пожалел, с горечью наблюдая, как впоследствии двое сослуживцев медленно, но верно загнулись от рака. Их похороны помнил весь его небольшой приход.

Дорога извивалась, жена томилась, с заднего сиденья жалобно скулил сын.

Спасибо, хоть Агнета, разморенная кондиционером, спала под своим свитером, прильнув лбом к ритмично запотевавшему от ее дыхания прохладному стеклу.

Нет. Хватит. Решено.

На следующей заправке они остановятся. В конце концов, пора бы сходить в туалет. Туалет и вода. Да. Много бутылок. Может, даже взять приличную упаковку. И прямо из холодильника. Но не слишком холодную, чтобы не простудить детей. Еще не хватало по приезде слушать понукания Дорты. Кондиционер и холодный напиток – опасная смесь.

Следя за изменяющейся линией горизонта, Биргер даже удивился, как легко он нашел предлог для успокоения собственной совести. Заодно и подзаправятся. Хоть и стоило согласиться с Вендлой, за горючку на таких АЗС драли по-конски, поэтому многие заранее «набивались» под завязку и гнали галопом, подолгу не останавливаясь, на одной скорости – тем самым сокращая объем расхода топлива. Но в этот раз жена сама виновата, ведь продукты в дорогу собирала она. Могла бы и рассчитать.

И угораздило же Дорту перебраться на соседний остров. С одной стороны, он был этому рад – хоть по-своему, но любил тещу. В конце концов, под рукой всегда есть куча средств связи, не в каменном веке живем. Правда, Вендла нередко обвиняла его в эгоизме, который он отрицал с абсолютной уверенностью в своей правоте, ведь переезд был полностью инициативой не так давно овдовевшей женщины.

Но когда дети, как сейчас, хотели «прокатиться к бабушке», стоило готовиться к испытаниям, и не только по дороге, но и в конце пути. Солидному экзамену подвергался и кошелек, однако в этот раз подфартило – Вендлу отпустили в отпуск с премиальными. Хоть какая-то радость.

Наконец впереди показался указатель, что через триста метров ожидается съезд.

– Папа, знак! – Снова просунувшись между сиденьями, Харек ткнул пальцем в стекло.

– Вижу-вижу. Заедем, проведаем Арвида.

– Ура!

– Тише, сестру разбудишь, – шикнула мать. – Заодно почту проверим. Может, мама писала.

– Конечно, Сверчонок.

Вскоре показался съезд, и Биргер вырулил с трассы. Заправочная станция являла собой небольшой сельский домик с заросшей крышей и крытой пристройкой на несколько колонок. Такие периодически нет-нет, да и можно было встретить на островах, особенно на слишком протяженных участках. Ничего подпольного и незаконного, некоторые фермеры и прочие частники нередко имели самый нетривиальный бизнес.

Заглушив двигатель, Биргер с облегчением выбрался из салона, вдыхая свежий воздух, который после затхлого салона машины показался просто восхитительным.

– Эй, солнышко. Мы остановились. – Вендла мягко потеребила дочку. – Пойдем в туалет, до бабушки уже ничего не будет.

Пока жена возилась с детьми, Биргер огляделся.

Через пристройку с колонками можно было попасть в небольшую лавчонку со всякой снедью и мелочевкой, способной сгодиться в пути, а также сходить в туалет и перекусить, как указано было на одной из табличек у двери. Уютно тянуло жареным. На противоположной стороне дороги, за небольшим металлическим ограждением возвышался аккуратный сарай-гараж, из которого выглядывала приплюснутая морда трактора с трепетавшим на капоте флажком. Нестройно блеяла небольшая отара разбредшихся возле овец, которых сторожила собака.

«Нет краше земли в мире славной моей! Я щедро богат, счастлив я жить на ней».[5] Биргер глубоко вдохнул, улыбнулся.

– Привет, Биргер!

Он оглянулся и помахал невысокому седобородому старику, вытаскивавшему из бочки сито, которое в ней полоскал.

– Привет, Арвид! Ветерок, а?

– Не бывает плохой погоды, бывает плохая одежда, – подходя, усмехнулся в бороду старик, отчего его обветренное морщинистое лицо стало похоже на печеное яблоко.

– В Джегв?

– Да. К бабушке. Зальешь? А еще воды, чего-нибудь перекусить и туалет. Мы с семьей.

– Без проблем. Сейчас все сделаем. Илва!

– Что?

– Принеси ключ от туалета и включи третью! Эрикссоны заехали!

– Ок!

– Харек! – Пока с другой стороны машины Вендла помогала выбраться заспанной Агнете, мальчишка распахнул дверь и, выскочив, бросился в сторону дороги, увидев позади нее отару. – Не играйся!

– Овцы, мам! Уууу, ау-ау-ау!

– Деловой сорванец, – хмыкнул заправщик.

– О да, этот себе на уме, – усмехнулась Вендла. – Привет, Арвид!

– Кто б сомневался. Эй, детвора! Кто хочет гамбургер? Настоящий, из мяса, а не из той непрожаренной велосипедной резины, которой вас потчуют почем зря.

– И завлекать не надо. Бутерброды в самый раз, – со смехом согласилась Вендла, выкидывая в помойку злополучный бумажный пакет и полиэтиленовый с обертками от шоколадных батончиков. – Мы часов пять ничего путного не ели. И освежитель воздуха бы сменить. Есть увлажнители?

– Понимаю. Дорожное происшествие. Найдем.

Выйдя из лавки, к Арвиду подошла суховатая, опрятно одетая женщина с длинными серебристыми волосами, собранными на затылке в узел, и поприветствовала путешественников. – А вот и ключи. Идемте, у нас там кое-какая перестановка.

«Посольство НАТО в Стокгольме предупредило… Российский премьер выразил серьезные опасения, отметив, что в случае нарушения пакта они будут вынуждены вмешаться… Черный день календаря!.. Драма на Уолл-стрит… Финансовая биржа терпит крах… Государственный департамент США: “Мы не согласны с политикой Ближнего Востока!” …в государствах-террористах[6] остается напряженной… КНДР заявила, что готова нанести удары при первой…» – пестрела заголовками местная газета, которая также нашлась в магазинчике.

– Невеселые известия, правда? – Переключив рубильник, Арвид покачал головой, когда загудела система подачи топлива. – Утренняя. Я уже всю прочитал.

– Невеселые, – согласился Биргер. – Все как с ума посходили.

– Думаешь, рассосется?

– Не знаю. – Биргер пожал плечами. – В конце концов…

– По-твоему, раз мы у черта на куличиках, то никому до нас и дела нет, а? Знаешь, вот что я скажу, это и наша планета. И что бы они там себе не напридумывали, нас это тоже касается. И нас, и вас, и наших детей. Да.

Биргер сложил газету и ждал, пока бак наполнится. Агнета снова дремала в машине. На безопасном расстоянии от колонок курила Вендла. Налетавший ветер трепал ее распущенные русые волосы, отгоняя от лица бледный сигаретный дым. Через дорогу взгромоздившийся на ограждение Харек, выстукивая по металлу куцей палкой, покрикивал на пасущихся неподалеку овец.

Высоко в небе кричали птицы.

Стояла ранняя ветреная весна и семья ехала к бабушке.

* * *

Эхо принесло отголосок звука.

Нужно было спешить.

Вброд не хотелось, да и черт его знает, что там подцепишь, в этой жиже. Пусть счетчик молчал и после царапины на руке уже поздно было об этом думать, но и усугублять не хотелось, ведь он еще не дошел.

Человек посмотрел на экран прибора. Вымокнуть хоть и в туннеле, но в самый разгар зимы – ситуация не из лучших. Нужно было что-то еще, вот только что?

Посветив вокруг, человек пошарил лучом по потолку и наконец заметил навесной грязный короб светофора, безжизненной линзой-циклопом уставившийся в пустоту.

Вот оно. Но из чего сделать крюк?

По дороге тут и там попадались разбросанные в туннелях остовы автомобилей. Где-то растасканные практически полностью, и о них напоминали лишь груды бесформенных костей, завернутых в лохмотья и сваленных на асфальте. Местами столкнувшиеся, смятые, подобно своим хозяевам метавшиеся в подземных кишках первые недели после войны, пока окончательно не стало ясно, что не спастись. В одном туннеле путнику вообще пришлось перелезать через две машины, между которыми втиснулась третья, образовав преграду для остальных. Это был самый крупный затор, встретившийся на пути и превратившийся в одну общую могилу. Склеп на истлевших, вросших в асфальт колесах.

Человек карабкался, стараясь не смотреть внутрь, хотя под слоем пыли и грязи сквозь стекла ничего невозможно было разглядеть. Он поблагодарил время за это.

В одном месте встретился перевернутый на бок молочный фургончик, одна из стенок которого была искромсана в мочало, будто ее кто-то терзал. Лохмотья металла висели и закручивались, словно древесная стружка, снятая рубанком. Вокруг густел резкий запах, словно некий ориентир, обозначающий чью-то территорию.

Человек обошел место через технический коридорчик, соединенный с вентиляционной шахтой. По всей видимости, тут был выход на поверхность, следовательно, он находился под одним из небольших островков. А значит, уже близко.

И вот новая преграда. В луче фонарика на другом берегу лужи виднелись несколько автомобилей. Путник постоял, раздумывая, потом вернулся немного назад и принялся шарить в останках одной из легковушек, разбросанные железки которой уже не представляли ни для кого интереса, а вот для его задумки сгодиться могли.

Ему нужно было нечто, способное заменить крюк, или вроде того. Ненадолго, всего на пару секунд. Должно хватить. Наконец, одна из железок вроде как оказалась более-менее пригодной на вид. То ли часть решетки радиатора, то ли что еще из внутренностей растасканного двигателя, все равно. Главное, чтобы держало.

Не снимая рюкзак, мужчина развязал веревку на поясе и, размотав, открепил пустую бутылку. Привязав один конец веревки к обнаруженной детали, он зацепил ею кусок арматуры, торчащий из стены, и изо всех сил потянул на себя, стараясь проверить максимальную прочность. Вроде держала. Но потянет ли его вместе с рюкзаком?

Откуда-то издалека, из глубины туннеля, снова донесся звук.

Хрен ли. Не до проверок. Он максимально подзарядил фонарик и закрепил его поверх шапки на ремешке.

Подойдя к краю лужи, мужчина примерился и, несколько раз раскрутив самодельный хват, попытался запустить его так, чтобы достать до нижнего яруса светофора, где по обе стороны торчали «рожки», предназначавшиеся когда-то под крепления для камер.

С первого раза не получилось и железка звонко шлепнулась в воду, сразу пойдя ко дну. Подтянув ее, мужчина повторил попытку, на этот раз стараясь не торопиться и целясь как можно лучше.

Звяк! Есть!

Подергав, сначала осторожно, чтобы не соскочило, потом посильнее, мужчина сделал несколько шагов назад, освобождая место для разбега, и ринулся вперед, успев поджать ноги, когда почва ушла из-под ног.

Полет занял чуть больше секунды. Он почти одолел злополучное препятствие, когда под потолком затрещало и вскрикнувший человек плашмя рухнул в воду, с размаху приложившись подбородком об асфальт у противоположного края лужи. Чудом не потеряв сознание, он забарахтался, глотнув при этом воды, пока сверху с шелестом падали куски светофора.

– Дьявол!

Выбравшись из лужи, он откашлялся и перекатился на спину. Некоторое время лежал, стараясь прийти в себя и перевести дыхание. Потом ладонью вытер воду с бороды и лица. Наглотался… Все-таки наглотался! Проклятая сука вырвала свой смертельный поцелуй. Черт, черт, черт!

Он судорожно нашарил коробочку с медикаментами, которые успел собрать в поход. Конечно же. Ничего. Пусто.

– Вот дерьмо… – Он отбросил бесполезную емкость в сторону.

Так. Соберись, без паники. Еще рано. Глотнул, и что. Может, она и не заражена вовсе. Счетчик молчит. Пока. Но вкус, оставшийся после маслянистой воды во рту, был странным, неживым, а невольное соприкосновение с влагой только еще больше раздразнило измученный организм. Язык словно обернули пленкой. Жажда с новой силой дала о себе знать. Спохватившись, он только тут понял, что оставил отвязанную бутылку на той стороне. Это все усталость, жажда, вымотанность и нервы. Ругаться не имело смысла, ведь винить он мог только себя.

Мужчина поднялся и посмотрел на воду, поверхность которой уже успокоилась и снова приобрела ровный иссиня-черный оттенок. От светофора под потолком остался только куцый полусогнутый штырь с огрызками кабелей.

Сколько же он наделал шума, пока барахтался. Да еще светофор… Хорошо, фонарик не разбил.

Подняв веревку, конец которой лежал тут же – при падении он не выпустил его из рук, – потянул ее, но та не подалась. Видно, зацепилась за что-то на дне или запуталась в останках светофора.

Датчик в кармане комбинезона тихонько щелкнул.

Прислушавшись, мужчина перестал тянуть веревку и кинул взгляд в темноту другого берега лужи, откуда пришел.

Кап… – знакомо отдавалось под сводами. Кап… Смерти было мало. Его снова приглашали напиться.

Кап.

Вдох.

Кап.

Выдох.

Кап.

– Хр-р-р-ш-ш-р-ч-ч…

Не показалось.

Возиться с веревкой не было времени. Он для уверенности подергал ее снова. Один раз, второй. Не дается. Жаль. Делать нечего, нужно спешить, как-нибудь обойдется. Сейчас от его действий зависели жизни многих людей. Да чего там людей – целой общины.

Если еще не поздно. Так, не думать!

Поправив рюкзак, мужчина потрусил вперед, подсвечивая дорогу фонариком. Вскоре мечущееся по асфальту пятно растворилось во тьме.

Лужу, в которой догорала палочка ХИС, с мягким плеском стало пересекать что-то грузное и большое, подмяв палочку под себя и сдвинув в сторону заскрежетавший остов машины.

Часть I Земля обетованная

Глава 1 Караван

Брошенный город проплывал где-то внизу.

Медленно. Словно призрак.

Его было почти не различить. Лишь почувствовать. Уловить.

Вдалеке застыли громады небоскребов, шпилями, словно пальцами, стараясь дотянуться до волшебных далеких лучей. Ниже – верхушки ратушей и соборов, многочисленные теле– и радиоантенны, будто разбросанные тут и там морские ежи. Далеко-далеко внизу при желании можно было разглядеть прямые линии улиц и проспектов, закрученные «рогалики» автобанов и даже просторное поле аэропорта с уснувшими на нем самолетами. Все мутное, переливающееся всевозможными оттенками бирюзового, голубого, лилового, синего – там, где свету еще хватало сил бороться с наступающей из глубин непроглядной чернильной тьмой.

Город не был жив, в то же время не был и мертв. Его окутывала тишина, изредка нарушаемая лишь тягучими перемещениями толщи воды. Течений и крупных хищников здесь не было, и стайки рыбок, изредка пугающиеся косяков побольше и покрупнее, спокойно сновали между отражениями силуэтов застывших исполинов.

Как назывался этот город? Как когда-то давно звучало его имя? Какие к нему вели дороги? Сколько было в нем жителей и какими они были – богатыми или бедными, злыми или добрыми… Жили в мире и благополучии, или шли на соседей войной? Был ли это разудалый притон веселых беспечных кутил, а может, напротив, благородная мекка ученых? Какая кара пала на них… Почили они в нищете или под весом собственного величия? Что это был за жребий? Какую карту они вытащили у Судьбы?

Не все ли равно сейчас… В тот миг Конца все были одинаково беззащитны и обречены, всем выпала общая участь. И каждый испил эту чашу до дна, испепеляя рукотворным ядом душу и отравляя тело. Их следов не осталось, имена и судьбы давно забыты. А город – вот он, застывшим мгновением продолжает плыть в вязком течении времени. И как же это завораживающе!

Здесь свободно дышалось. Точнее, она об этом просто не думала. Куда занимательнее было смотреть по сторонам. Разглядывать всю эту давно покинутую, предоставленную себе и времени спокойную красоту. Чарующее обаяние разрушения нестерпимо манило и притягивало. Даже уничтожая, человек умудрился сотворить что-то прекрасное. Вот только увидеть это ему не суждено. Что ж, может, оно и к лучшему.

Девушка посмотрела на свой длинный рыбий хвост, оканчивающийся красивым раздвоенным плавником.

Но почему она здесь одна? Где остальные?

Девушка огляделась. Кажется, она улавливала кавитацию.[7]

Так и есть. Все четче вырисовываясь, к городу приближалась подводная лодка, массивной спиной ловя на себе мерцающие пятна света, словно хищная рыба перед нападением. По очертаниям трудно было определить, какому государству она принадлежала. Да и откуда вообще ей здесь быть? Сейчас?! Кто управлял надвигающимся железным чудовищем?..

Звуки становились отчетливее. Но что это…

С обеих сторон, следуя одним курсом с ней, субмарину окружали русалки, несколько десятков. Будто сияющие, ослепительно, смертельно красивые. И теперь можно было отчетливо различить, что они пели. Тонкие, чарующие голоса мелодично звучали в унисон без единого слова.

Лодка почти поравнялась с ней, и девушка поняла, что должна присоединиться к подругам, но в этот момент словно кто-то постучался в самое сердце. Тревожно озираясь, она посмотрела наверх и различила темное пятнышко на поверхности. Неведомая сила подтолкнула вперед.

Туда!

А там бушевал страшный шторм. Освещавшего подводный город солнца как не бывало. Лодчонка с родителями металась по волнам, с которых ревущий шквал срывал клочья пены. Мама снова сигналила цветастым платком, а отец кричал, сложив ладони рупором.

На этот раз она точно успеет! Должна успеть!

Девушка гребла изо всех сил, сопротивляясь волнам и налетавшему ветру. Но вот из пучины поднялся чудовищный бородач Вильсон с пылающим взглядом и занесенным зазубренным тесаком.

– Нет! Подождите! Не надо…

Капитан с хохотом вонзил оружие в заслонившего мать отца, а Лера вздрогнула и, проснувшись, открыла глаза.

Она лежала в кровати одна. Часы на стене показывали раннее утро, Мигель с остальными давно был на стройке. Приснится же такое. Кошмар с каждым разом становился все красочнее и изощреннее. Когда же он, наконец, оставит ее… Откинув одеяло, Лера села, свесив ноги на пол и потянулась, вдыхая тонкий аромат цветка, кадка с которым стояла на подоконнике.

Опять вчера не дождалась, уснула. Вот пахнет кровать мужиком, а где он, этот мужик? Интересно, догадался подогреть завтрак или, как всегда, похватал не глядя, думала Лера, натягивая джинсы и звякая пряжкой ремня. Ничего, не маленький. А если не догадался, холодненького поест. Она ему не нянька, хоть и жена.

Расчесав рыжие локоны и собрав их в хвост, девушка натянула свитер, шапку и зашнуровала в прихожей ботинки.

Крыльцо времянки встретило сумерками, морозный с ночи воздух жадно облизал щеки. На горизонте между холмами тонкой полоской едва занимался рассвет. Где-то, хрипло прокукарекав, проснулся петух и в хлевах, блея, хрюкая и мыча, деловито зашевелилась скотина. Прикрыв дверь, Лера спрыгнула со ступенек и пошла по дороге к ограде из частокола, затем через небольшое поле с выполотым тростником-сухостоем мимо одинокого пугала в облезлом ватнике и слепом противогазе под ветхой соломенной шляпой и дальше, в сторону леса, куда уже не доставали кабеля-щупальцы, тянущиеся от «Грозного».

Когда беженцев из Пионерской колонии с грехом пополам кое-как удалось расселить на первое время, местный Совет собрал всех инженеров, механиков и прочих, кто в той или иной степени понимал в технике, включая самих подводников, и поднял вопрос о судьбе реактора лодки. Было ясно, что корабль совершил свое последнее плавание, выполнив, пожалуй, самую важную задачу за все время существования – вывез российскую общину из зараженных земель. Плыть больше было некуда, да и незачем, поскольку ресурс того же «Дракона» в сотни раз превосходил возможности субмарины, и кто знает, сколько еще таких плавучих крепостей путешествовало по планете. Словом, теперь как-нибудь без нас. Так что следовало думать о насущном, здесь и сейчас.

На сколько еще хватит запаса хода реактора, было неизвестно. Достоверно и точно сказать не мог никто, даже уцелевшие члены команды «Грозного». Но в могучих жилах гиганта еще пульсировала драгоценная кровь, и это нужно было использовать, потому принялись за работу незамедлительно. Не жалея сил, тащили со всего острова, кто что мог: кабели, запчасти, детали, скисшие генераторы, разобранные ветряки и электростанции. Некоторую мелочевку выторговали у блуждающих по архипелагу ходоков. Каждый понимал, что такого драгоценного подарка больше не будет.

И вот спустя какое-то время селение и некоторые необходимые прилегающие территории переплетающимися венами опутали кабели, тянущиеся из уранового сердца «Грозного». Основные линии проложили до нескольких подстанций на берегу, собранных не без помощи запчастей, оставленных корейцами. В свою очередь, от них разбегалась сеть побольше – к трансформаторным вышкам, питавшим дома, фермы, генераторы и ветряные с зерновыми мельницы. Полностью наладить освещение улиц и жилищ не удалось, но никто не роптал – местные давно привыкли к живому огню, а русские прекрасно понимали, что энергию драгоценного реактора нужно беречь.

Так морской исполин, гордо окрещенный именем грозного российского царя, встав на вечный прикол, продолжал служить людям, и не только в мирных целях – на борту лодки до сих пор оставалась часть нерастраченного боекомплекта, включая оружейку с определенным количеством цинков и внушительный склад, доверху наполненный запасами с «Дракона». В общем, жизнь налаживалась, лишь бы руки откуда надо росли.

Остановившись на холме у кромки леса, Лера посмотрела в подернутую дымкой долину. Поискав среди россыпи новых застроек, выделявшихся на фоне местных обжитых домов, высмотрела незаконченную луковицу церквушки, о которой с самого начала мечтали Птах, Мигель и пионерский батюшка, приплывший вместе со всеми и венчавший Леру. Утренний ветерок доносил перестукивание топоров и визг пил. Работали. Как их обозвал Батон, пи-ли-гри-мы, кажется. И откуда он столько всего помнит? Записывать, что ли, начать, а то мало ли, где еще такое услышишь.

Поправив шапку, Лера потрусила по вьющейся тропинке в лес. Маршрут был привычный – несколько живых препятствий в виде поваленных бревен, пенящийся Чертов ручей, который требовалось форсировать по причудливо раскиданным валунам и корням, ямы-ловушки, спускающиеся с деревьев веревки, устроенные наподобие тарзанок, и мишень, в которую нужно сходу метнуть «клен». В этот раз почти попала в размалеванный красный центр.

Поворачивая в овраг у громадного Мертвого пня, Лера неожиданно споткнулась и, рухнув, пропахала землю, зарывшись носом в гнилой дерн. Убедившись, что все конечности целы и она отделалась только поцарапанным носом и испачканными джинсами, Лера отплевалась от попавших в рот листьев, поднялась и, подобрав слетевшую при падении шапку, вернулась по тропинке назад. Присев на корточки, подергала пальцем тонкую проволоку, натянутую в нескольких сантиметрах над землей и умело укрытую жухлой травой.

– Ну, дядя… М-м-миша, – отряхивая шапку о штанину, мстительно процедила Лера.

Вернувшись в дом, она поставила в печку чайник и быстро переоделась, натянув старенький спортивный купальник, сохранившийся еще со времен неудачных тренировок в Убежище, которые едва не стоили ей жизни. Надо было не парнями в озерце у лодки любоваться и не на ферме косить, а горбатиться, как все. Но тогда умение плавать казалось абсолютно бесполезным. Как выяснилось со временем, чем больше знаешь, тем выше шансы сохранить целой шкуру.

Лера босиком вышла на задний двор, зябко переступая по примятой траве. Над горизонтом медленно поднимался диск бледного солнца, и обесцвеченный за ночь мир снова начинал обретать краски. Стылый воздух слегка потеплел, день обещал быть ясным.

Это была еще одна обязательная часть программы тренировок старого охотника. Чтоб Батона с его наказами!.. Выбралась на поверхность на свою голову.

Лера поначалу принялась возмущаться, стремясь привлечь на свою сторону Мигеля. Но муж неожиданно поддержал идею, даже прочитал за ужином небольшую лекцию о пользе процедуры, чем заставил девушку пару дней дуться и размышлять, обидеться всерьез или нет.

После принудительного первого раза, сопровождаемого плеском, визгом, руганью и мужским хохотом, обливаться на свежем воздухе ей, признаться, действительно понравилось. Ей вообще все здесь нравилось, хоть тоска по дому еще кусала сердце и, возможно, не оставит ее никогда.

Дойдя до колодца, девушка скинула с шеи полотенце, вставая на грубо сколоченный деревянный настил. Помедлив и набрав воздуха, опрокинула на себя один за другим два ушата ледяной воды, специально оставленных с вечера.

– Ух-х! – Лера зачесала волосы назад и принялась растираться полотенцем, чувствуя, как под кожей стремительно растекается жар.

– Доброе утро! – Показавшийся из-за угла дома Юрик оперся о деревянный заборчик. – Что делаешь?

– Привет. Зарядку.

– Заболеешь же! – испугался мальчишка.

– Не боись, – подражая его манере, ответила Лера. – На выпас?

– Угу.

– Хей, Зверик!

По прибытии на острова жители Пионерска не сидели без дела. Работа помогала быстрее сблизиться с местными и легче переносить адаптацию на чужой земле и в незнакомом климате. Большая часть переселенцев не видела неба почти двадцать лет – они плакали, смеялись, боялись, но учились жить заново. Пополнилась местная библиотека, школы и детский сад. Рукастые сразу нашли себе ремесла и занятия по вкусам и умениям, не остались в стороне и старики – ленивых и неумех в покинутом ныне бункере ВМФ не водилось.

Молодежь тоже участвовала как могла. Юрик среди прочих вызвался пасти одну из многочисленных овечьих отар, чем чрезвычайно гордился – грудь колесом, разве что не лопался от важности. Обитатели Фарер только посмеивались в ус. Уходить далеко новоиспеченному пастуху запрещалось – пока мальчик осваивался, отара всегда была на виду.

Зато в помощники мальчишке подарили щенка бухунда, которого находившийся на седьмом небе от счастья Юрик незатейливо окрестил Зверик. Щенок мужал, но еще не «вошел в холку», и выглядела эта парочка подростков – человек и собака – весьма подходящими друг другу.

– Реально простудишься, – озабоченно предостерег мальчишка. – Еще твой заругается.

– Мой?

– Муж.

Ах, это он про Мигеля, поняла девушка. Сразу после свадьбы отношение Юрика к ней заметно изменилось. Если раньше они запросто могли посмеяться над какой-нибудь шуткой или повспоминать совместные проделки, то теперь мальчишка явно замкнулся. Но появлялся в самый неожиданный момент, стоило Лере и Мигелю остаться наедине, словно подкарауливал их. При этом старательно избегал называть мужа по имени, хотя Мигель хорошо к нему относился и пытался подружиться. Продолжая растираться, Лера отметила, что перестала стесняться младшего приятеля. Время? Или замужество? Господи, Юрка же еще ребенок. Да нет, какой он нафиг ребенок. Вон, догонит скоро уже. И неужели он думал… А вот, получается, думал. Чего еще стоило ожидать, когда они все время маячили друг у друга на виду. Считай, выросли вместе.

– Все еще ревнуешь?

– Чего сразу «ревнуешь», – смутился Юрик и, насупившись, поправил пастушье кепи. – Так. Просто. Холодно же.

– Забей. Не сахарная, не растаю. Дядя Миша заставил.

Поначалу Лера жутко боялась слечь, даже почувствовала, как начинает першить в горле. Но после жгучей рюмки перцовки, «для профилактики» налитой дедом и словно наждаком ободравшей нутро, желание выискивать у себя болячки резко отпало.

«Это все пси-хо-со-ма-ти-ка», – усмехнулся Батон, постучав пальцем ей по лбу.

И Лера послушалась, испугавшись непонятного слова. Еще не хватало заразы с непроизносимым названием. А через пару дней действительно ощутила прилив сил, который особенно чувствовался после тренировки. Век живи, век учись.

– Ну, ему виднее. – Юрик посмотрел на далекую кромку леса. – А тут муты есть? Говорят, ты их видела.

– Тебе зачем? – улыбнулась Лера, ставя ногу на бортик колодца и вытирая голень.

– Вы же не зря с Батоном снова тусуетесь, – ответил Юрик и как бы между делом ввернул: – Да и не помешает знать о возможной опасности, я ведь пастух, мало ли. Позавчера первую овцу постриг, круто, да?

– Круто, – согласилась Лера. – Бррр! Все, замерзла.

– Ладно, увидимся.

– Давай.

– Пока.

Юрик окликнул Зверика, а Лера побежала в дом. На крыльце она помедлила, глядя на удаляющегося мальчика и носящуюся вокруг него собаку. Юрик что-то неумело насвистывал, помахивая погонной палкой, на его плече покачивалась сетчатая котомка с молоком, луком, куском овечьего сыра и краюхой хлеба, которые собрала мать.

Может, это действительно дом, подумала Лера, и в мире есть еще места, где мальчик и собака могут просто идти по нормальному полю под чистым небом, дыша чистым воздухом, чтобы пасти нормальных овец. И не думать, когда их съедят или окончательно одолеет тубер или цинга. Нет никакой войны, горя, радиации, чудовищ и бесконечных смертей. Все живы. Это был просто длинный, отвратительный горячечный сон. А теперь они все проснутся.

Конечно, здесь не совсем чисто, но все-таки.

Лера оглянулась на пеструю россыпь крыш в долине, из труб которых тут и там поднимался сизый дымок. Может, действительно все было не зря. Она улыбнулась. Как будто так было всегда, и она с рождения жила свободным человеком. Только сейчас Лера по-настоящему поняла, чего была лишена все эти годы. Все они, все человечество. Обычной замечательной простоты, для уничтожения которой потребовалось создавать сложные и чудовищные машины. И как здорово, что среди этих осколков еще что-то осталось. Пусть маленькое и не всем доступное, зато настоящее.

Из деревни долетел перезвон колокола, и девушка скользнула за дверь.

К маяку подошла, когда совсем рассвело. Батон, конечно, уже дежурил.

– Завтрак!

– А вот и наша попадья, – приветствовал охотник, когда Лера с Чучундрой на плече выбралась на обзорную площадку.

– Я же просила, – нахмурилась девушка, снимая рюкзак.

– Так я чин по чину, Степанова-Санчес. Назвалась груздем, полезай… Здорово, хвостатая.

– Ешь, пока теплое. – Вытащив из рюкзака снедь, девушка села на скамью рядом с Батоном. На коленях у него лежал бинокль, расчехленная СВД была прислонена к стене рядом.

– Благодарствую. Я только вечером домой забегал. Димон сейчас на стройке с остальными, а Женька знает, что ты есть, в случае чего.

– Новостей нет?

Взяв котелок с дымящейся кашей, охотник покачал головой.

– Как успехи?

– Навернулась в овраге у Мертвого. Растяжка, представляешь? И откуда она только взялась.

– Растяжка? – Батон удивленно почмокал губами. – Вот новости, ничего себе.

– Не в курсе?

– Кто – я? – Охотник невинно указал вилкой себе на грудь. – Понятия не имею.

– Ну-ну.

– Доросла, значит… ловушки на нее ставят. Растяжка, хе. Эва как.

– Джинсы замочить пришлось. У меня, между прочим, всего одна пара.

– Вот и не зевай в следующий раз. Природа и враг никогда не действуют, как тебе хочется. А теперь это одно и то же, даже здесь.

Устроившаяся рядом Лера развязала небольшой кулечек.

– Без своих хрустелок никак, – жуя кашу, усмехнулся Батон. – Хоть что-то без изменений.

Местные грибы, включая шампиньоны, в сушеном и сыром виде, несмотря на удивление Милен, Лере не нравились. Особенно после случая с Паштетом и Треской, когда те обожрались набранных черт знает где зеленых «масляток» и полночи ставили селение на уши.

В местной библиотеке исправленный и дополненный уже после Войны справочник грибника имелся, но у девушки никак руки не доходили разобраться. Она ждала, когда разродится мицелий, привезенный из Пионерска на камбузе «Грозного», а пока его заменяли семена шишек вперемешку с хлебными сухарями.

– Не пригорела?

– Норм, спасибо.

Они сидели, любуясь панорамой залива и поселения внизу. Чуть в стороне кипела работа – к владениям «Братства пара» общими усилиями пристраивался новый «район», как в шутку его называли сами прибывшие.

– Как в старые-добрые, Веснушка?

– Только буренок не хватает.

– Или живности какой. Помнишь Мать?

Как же. Та еще охота была. На левой ноге под джинсами и носком лодыжку, извиваясь спиралькой, опоясывала короткая вереница покрасневших точечек, следов пуповины детеныша убитого Батоном чудовища. Памятка на всю жизнь. Татушку, что ли, набить? Цепочку или колючую проволоку. Лера видела разные и красивые у некоторых местных девушек, значит, умельцы водились.

– Скучаешь?

– Не знаю, – помолчав, ответила Лера.

– Остепенилась, так больше в поле не тянет? Не ходите, дети, в Африку гулять.

– Не надо про Африку, – тихо попросила девушка, пощекотав пальцем Чучундру.

– Смотри, я отпустить могу. Буду новую смену…

– Я что теперь, за люлькой и пеленками сгинуть должна? – не выдержав, вспылила Лера. – Замуж вышла, значит все, кончилась?!

– А можно поздравить? – Батон нарочито удивленно посмотрел на впалый живот соседки, скрытый под свитером, но встретив ее взгляд, примирительно расхохотался. – Да ладно, ладно ты! Шуток не понимаешь. Собралась она у меня. Ага, щаз-з.

– То-то. – Лера захрустела сухарем.

– Как у вас вообще?

– Последние дни почти не видимся. Он домой – я сплю, я встаю – его уже нет. Приготовлю, постираю что есть и к тебе.

– О быт, о времена! Килотонн всем в жопу, а шарманка та же, – фыркнул Батон.

– Кто? – не поняла Лера.

– Тебе вот точно сопливого для полноты не доставало. Ладно, не кисни. – Видя сникшую девушку, вертевшую между пальцев сухарь, охотник легонько толкнул ее в плечо. – Дай ты им достроить, намилуетесь еще. Вся жизнь впереди. Куда гонишь-то.

– Я не гоню. Просто…

– Что?

Лера помолчала, пожала плечами.

– Не знаю.

– Любишь?

– Люблю.

– Муж?

– Ну да.

– Вот и проехали. А то нате вам, мужик на работу каждый день, праведник, умник-красавец, хотя как посмотреть, а она недовольна еще.

– Еще б зарплату приносил, – буркнула Лера.

Через секунду оба захохотали, напугав пискнувшую мышь.

– Ну даешь, мать. – Батон потер кулаком глаз. – Ничего, мы с тобой еще попляшем.

– Надеюсь. – Лера подняла голову, оглядывая большой цилиндр выключенного прожектора.

– У нас какая-то нездоровая любовь к средствам дальнего оповещения прибрежного типа, – поймав ее взгляд, хмыкнул Батон.

– И к подлодкам, – хихикнула Лера.

– Точно. Но на этот раз точно конечная.

– Жалеешь?

– Я-то. Да ну нахрен, эскьюзэ ма франсэ. Хватит с моей жопы приключений. И так насмотрелись по самую маковку. Там жрут, тут стреляют или вообще ко дну. Хотя… Конечно, жалею. Но теперь. Женя и Димка. Спустя столько лет, понимаешь.

– Понимаю.

– Между нами это ничего не изменит.

– Все хорошо, – успокоила Лера. – Я рада за тебя. Правда.

Со стороны стройки донесся громкий лязгающий звук, как будто обрушилось что-то массивное и металлическое. С нескольких крыш темными пятнышками поднялись спугнутые то ли олуши, то ли чайки.

– Глянь-ка, что у них там. – Лера взяла у Батона бинокль и поднесла окуляры к глазам.

* * *

Караван с Сандура ждали давно. Еще с Нового года, но соседи почему-то задерживались, хоть имели в своем распоряжении вместительный добротный паром на угольной тяге. Конечно, принимая в расчет расстояние и январь на дворе, пусть и не самый холодный, в этот раз он шел как-то особенно долго. Не случилось ли чего? Впрочем, основная часть общин островов постоянно поддерживала друг с другом связь через маяки, морзянку, почту с гонцами – но, разумеется, в крайних случаях – и все теми же кочующими караванами. О ЧП все давно бы знали. Но календарное время наступило, вышло, а соседи не жаловали.

«Стальные землекопы» – так называлась община, обитавшая на Сандуре. Ее жители славились на весь архипелаг разработками новых удобрений, средств для поддержания и обогащения грунта для лучшей всхожести, а также производством и ремонтом систем для укрепления сводов гротов, пещер, бурения колодцев и предупреждения плывунов.

В селении и бухте, куда обычно причаливали сандурцы, выставили дозорных, дежуривших посменно. Явных причин для этого не было, практически все общины на архипелаге жили в относительном мире, руководствуясь простой формулой – чем продолжительнее и надежнее взаимовыгодные отношения, тем дольше ты протянешь. Помогай другим и помогут тебе. К тому же остров члены «Братства» знали наизусть, включая известные входы в туннели и те, что скрывались в разросшихся лесах и считались заброшенными. Незваных чужаков оттуда не ждали уже много лет, но сейчас дежурных поставили, правда, только днем. Мало ли.

И все-таки появление на Фарерах «Ивана Грозного», а затем и «Черного Дракона», а также последовавшие за этим события с Хранилищем Судного дня не остались незамеченными. Многие не верили, списывая все на слухи, потому что к моменту, как добрались на Сувурой, «Грозный» был уже на полпути домой, в Пионерск.

Но когда лодка вернулась, привезя с собой целую общину, и стало понятно, что больше в море никто не пойдет, пересуды возобновились с удвоенной силой. Большинство просто чесало языками, но находились и те, кто завидовал неслыханной удаче, свалившейся на Сувурой. И завидовал недобро. Правда, сделать ничего конкретного не мог за неимением достаточного количества людей и преобладания страха перед могуществом загадочных иностранцев и их пережившего на столько лет войну атомохода.

Этому способствовали и пересказы приключений команды «Грозного» в разных уголках света, которые разносились все теми же караванами и по мере распространения по Фарерам дополнялись все более и более невероятными подробностями. В конечном счете эти истории сначала из пересказов стали слухами, затем байками, потом в некоторых местах превратились в легенды и обросли такими невероятными сюжетосплетениями, что некоторые старики на окраинных островах стали почитать «Грозного» и его обитателей как неких мифических порождений послевоенного фольклора.

В кулуарах руководящих верхушек гуляли мысли и даже открыто высказываемое недовольство в адрес лидера сувуройского «Братства» Вальгира Турнотура, якобы ни с того ни с сего присвоившего лодку единолично себе. По какому праву? Некоторые старейшины даже объединились, сколотив посольство в столицу Фарер Торсхавн, и пришли на поклон к верховному правителю Ульриху Семиброку, чтобы он рассудил ситуацию. Но тот, помня историю с «Драконом» и Хранилищем, когда лодка и танкер вроде как выступили заодно, не спешил делать выводы и принимать необдуманные решения.

Несколько раз в селение проникали лазутчики, но их быстро ловили, да и причинить какой-либо очевидный вред они никак не могли. Но на момент проведения энергетических кабелей с лодки случилось несколько диверсий, и Турнотур все-таки решил выставить дозоры.

Батон от нечего делать пошел добровольцем. На стройке рук хватало, в «высоких материях» механики, необходимой для обслуживания энергосети, он не шарил ни бельмеса, живность поблизости и в лесах была не слишком опасна, а значит, не представляла для него никакого интереса. Чтобы хоть как-то себя занять, охотник напросился в смотрящие, вдобавок оружие свое у него имелось, да и старый маяк на южном холме он приглядел еще в первое посещение островов. Карты легли наилучшим образом. Старая вышка работала, а заглядывавшая навестить Лера с Чучундрой еще больше напоминала охотнику о покинутом доме.

Вот только жизнь текла своим чередом, стройка двигалась, а ни лазутчиков, ни каравана не было ни видно, ни слышно, и Батон понемногу снова начинал хандрить.

– Если так дальше пойдет, хоть в горы иди на голой жопе медитировать, – ворчал охотник, обшаривая в бинокль близлежащие окрестности.

Из развлечений остался только фёркей[8] да тренировочный маршрут Лерки, где он периодически подстраивал ей всевозможные кунштюки. Пускай тренируется, нарабатывает. Хоть какая-то польза от этих чащоб, в которые по-прежнему строго-настрого запрещалось соваться с наступлением темноты.

Время шло. Заготовленные для торговли и мена припасы грозили вот-вот начать портиться, но на береговом посту была тишина.

Соседи с Сандура заставляли ждать.

* * *

Они появились глубокой ночью.

Со стороны бухты донесся отдаленный звук рожка, который стали передавать от поста к посту, пока в селении низко и монотонно не заговорил колокол. Паром с соседнего острова прибыл.

Дремавший Батон клюнул носом, зашевелился под накинутым плащом и осмотрелся. Мощный луч прожектора по договоренности бил в сторону моря, а сам охотник кемарил ярусом ниже с противоположной стороны. Не важно, кому и для кого, но раз маяк стоит и энергии пока в достатке, сигнал нужно посылать, решили островитяне. Нередко его использовали и для освещения селения – яркий мощный луч накрывал ослепительным светом все вокруг, когда того требовала необходимость.

– Да неужели?

Через какое-то время в ущелье между холмами, соединявшими территорию «Братства» с бухтой, один за другим замерцали факелы. Судя по количеству, не менее двадцати – столько удалось насчитать Батону; делегация на этот раз собралась внушительная.

– Ладно, поглядим. – Сбросив плащ на пол и надвинув со лба гогглы с защитными стеклами, Батон забрался в пультовую, направляя прожектор к выходу из ущелья. Потом закинул СВД за спину и загремел сапогами, быстро спускаясь по винтовой лестнице.

Потревоженное гудением колокола селение нехотя просыпалось, из домов показывались щурящиеся заспанные люди, кутавшиеся во что попало и прятавшие в ладони зевки. Недовольно подавала голос разбуженная скотина, лаяли пастушьи псы.

– Караван приехал! Караван приехал! – нараспев щебетала высыпавшая из детского садика стайка детей, которых тщетно пыталась утихомирить молоденькая воспитательница, сопровождаемая рослым детиной, застегивающим на ходу штаны и заправляющим в них рубашку.

То и дело раздавались резкие короткие фразы через громкоговоритель – один из помощников старейшины, получив список от засланного к каравану мальчишки, руководил организацией расселения гостей, в то время как другая команда спешно готовила к открытию отработавший всего несколько часов назад самый большой кабак в деревне. Заново раздувались жаровни под шкварчащими румяными тушами, вскрывались хмельные погреба и грохотали столы. В светильники и лампы подливали китовый жир, несколько телег снарядили к овощебазе, послали к мельнице в хлебную лавку.

Уставших от ожидания сувуройцев все-таки застали врасплох.

– Слышишь, – прошептала Лера, подняв голову с груди Мигеля и прислушиваясь к доносящемуся с улицы шуму. – Кажется, приехали.

Наработавшийся за день Мигель, вечером едва дотащившийся до кровати и на автомате проглотивший ужин, промычал сквозь сон что-то нечленораздельное и отвернулся – волосы Леры щекотали ему нос.

– Спи, я посмотрю. – Поцеловав его, девушка слезла с кровати и стала одеваться. В лукошке, набитом соломой, закопошилась Чучундра. – И ты сиди.

Караван действительно был большим. Возглавлял процессию массивный внедорожник со спиленной крышей и демонтированным двигателем, на месте которого на сваренной из арматур сидушке устроился кучер, погонявший упряжку тянущих повозку лошадей. Сиденья из салона были вытащены, вместо них на специальном возвышении установили широкое кресло, перед которым с двумя телохранителями, раскинув руки в традиционной демонстрации мирных намерений, стоял высокий бородатый мужчина с непокрытой головой и в богато расшитой шубе. Это был предводитель общины Сандура Балдер Никалунд.

Следом за внедорожником выплясывала группа пестро разодетых скоморохов, дудками, бубнами и барабанами пытавшихся изобразить некий бравурный марш. На их головах красовались древние засаленные шапки спортивных болельщиков с сохранившимися местами бубенчиками, которые приводили в восторг тычащую в них пальцами детвору. Особенно ловкий актер с размалеванным краской лицом и надетым на голову чьим-то рогатым черепом на ходу жонглировал несколькими баклушами, искрящими зеленоватым пламенем.

– Смотрите! Смотрите! – захлебывалась восторгом ребятня.

Далее процессию продолжала восьмерка быков, волокущая на цепях, украшенных лентами, туристический автобус с наглухо заваренными окнами и одной-единственной дверью, больше напоминающий сейф на колесах. На крыше сидели несколько человек, державших автоматы на скрещенных по-турецки ногах. Это было сердце каравана – внутри находился приготовленный для мена и торговли товар.

За автобусом, поскрипывая, катилась повозка попроще, в которой лежало что-то бесформенное, плотно замотанное в перевязанную шпагатом парусину.

Замыкали процессию торговцы – мужчины, женщины и их охранники, держащие за древки ярко пылающие факелы.

– Олимпиада-34 в натуре, – хмыкнул Батон, присоединившись к охранникам Турнотура. – Великое посольство.

Яков тоже был здесь, готовый переводить остальным русским и корейцам. Протиснувшаяся сквозь толпу Лера, доверху застегнув куртку, встала рядом с охотником. Разглядев Олафа и Милен, кивнула им и улыбнулась, наблюдая суетящихся в запарке Паштета и Треску.

– Чего одна? – спросил Батон.

– Пусть спит. Успеется.

Пестрели костюмы, звучала музыка, чадили факелы, все возбужденнее гомонили окончательно проснувшиеся люди, наконец дождавшиеся гуляний в честь прибытия каравана. Соревнуясь между собой в достатке, что автоматически означало престиж, соседи любили пустить друг другу пыль в глаза. Судя по выражению лица вышедшего навстречу процессии в окружении свиты Турнотура, сандурцам это сейчас удалось. Огромный предводитель был роскошно одет, опирался на вычищенный посох и даже успел умастить заплетенную бороду щепотью благовоний; теперь же во всем этом великолепии, выйдя на заливаемое лучом маяка пространство, он ждал подъезда гостей.

Процессия приближалась и волнение нарастало. Наконец кавалькада замерла в десятке метров от Турнотура. Смолкла музыка, перестали скрипеть поводья, натруженные животные не издавали ни звука, и над площадью повисла тишина.

Стоявший в джипе Балдер Никалунд снова воздел руки – по традиции приветствие первыми начинали гости – и начал петь. Ему подпевали вставшие по бокам автомобиля менестрели.

Нет краше земли в мире славной моей! Я щедро богат, счастлив я жить на ней. Прекрасен и в зиму и в лето порог Родных островов, подарил что нам Бог. Когда вас открыли, то дали вам имя – Фареры, бог любит мой край!

Обитатели Сувуроя дружно подхватили гимн Фарер:

Лучи солнца летом на пиках блестят, Гнетут в зиму буйные бури наш взгляд. О рьяное сердце, о духа полет Нас объединяет в единый народ! И с верою нашей стоим мы на страже Фарер, будь спокоен мой край! Склоняемся низко пред Божьим перстом, Ты мир нам даруй, Боже, светлым лучом. Очисть нас во славе, веди нас вперед Сквозь грозы и пламя дерзая в восход. Крепи дух отваги, чтоб высились стяги Фарер, да, мы любим наш край!

Пение закончилось, и Никалунд с помощью телохранителя стал спускаться с внедорожника под улюлюканье и аплодисменты собравшейся толпы. Ступив на землю, он поправил свои одеяния и направился к ожидавшему Турнотуру. После нескольких положенных дипломатией фраз предводители обнялись и расцеловались в щеки. Только когда они оказались рядом, стало заметно, что Балдер моложе.

– Сувурой приветствует «Стальных землекопов»! Рады вам, дорогие гости! – зычно, чтобы все слышали, провозгласил Турнотур, отказавшись от предложенного ему громкоговорителя. – На время пребывания на нашей земле вы находитесь в дружеском окружении! Наш дом – ваш дом! Пусть торговля и мен будут взаимовыгодными, а сделки крепкими, как рукопожатия. И да не омрачат Судные дни отары наших общин! И да хранит вас святой Олаф! А сейчас отдыхайте с дороги. Ешьте, пейте, устраивайтесь и будьте как дома! Нам не терпится услышать новости с других берегов! Да начнутся гуляния! Добро пожаловать!

Под приветственные крики и овации Турнотур повел Никалунда в харчевню, где их уже дожидались накрытые столы. Местные конюхи помогали кучерам, пока джип, автобус и повозку в сопровождении охраны отгоняли под специально заготовленный навес рядом с гаражами, возле которого предполагалось разбить шатры. Актерам указали место, чтобы освежиться и переодеться с дороги, а затем продолжить развлекать правителей на торжественном ужине.

– Да-а, это тебе не наши Пионерские ходоки, – усмехнулся протиснувшийся к Лере Ерофеев. – Ты, поди, и не видела такого никогда.

– Нет, – согласилась девушка и даже ощутила легкий укол обиды, ведь ей довелось столько всего повидать.

– А твой-то чего, проспал?

Может, зря она не разбудила Мигеля? Но он был такой измученный накануне, что, почти не жуя, закинул в себя ужин, на который она угробила целый вечер, и даже не помывшись, сразу повалился спать. На время пребывания каравана стройку приостановили, так что будет еще время им погулять и все посмотреть. Лера поняла, что сердится на деда. Ну проспал, и что? Чего они все до нее докапываются? Сам бы на стройке повкалывал, это тебе не в библиотеке сидеть. Это их семья, в конце концов. Сами как-нибудь разберутся. Без чужих советов.

– Да, он очень устал, – как можно спокойнее ответила она и помахала идущей навстречу Милен.

– Ладно, молодежь, вы как хотите, а мы – гулять! – хитро подмигнул Ерофеев.

– Точнее пить.

Лера посмотрела на его лицо. Еще по возвращении в Пионерск она заметила, что дед заметно похудел и осунулся. Конечно, это можно было списать на ситуацию в бункере, вызванную определенными лишениями из-за отсутствия лодки. Многих знакомых тогда трудно было узнать. Люди были болезненны, измождены, кидались друг на друга по пустякам. Да и устранение Ерофеева из Совета с последующим восстановлением не прошло для него без последствий, возраст все-таки. Да и Пионерский Совет здесь по сути не нужен был. Выдвинули нескольких представителей к местным, на том и ладно. Все же теперь друг у друга под боком, семья, считай. Много они сами по своим избам нарешают-то… К порядкам бы привыкнуть.

С возвращением «Грозного» дед оживился, природа островов и атлантический воздух сделали свое дело. Старик небось уже и не думал снова когда-нибудь увидеть такое небо, холмы, луга, океан. Да и свадьба Леры с Мигелем на какое-то время явно отвлекла его от своих мыслей. Девушка видела, что что-то не так, но Ерофеев каждый раз соскакивал с темы. Бабе Дине и ее товаркам тоже ничего не удалось выведать, как Лера к ним не подкатывала. Хотела даже попросить мужа пригласить деда на исповедь, но Мигель нахмурился и осадил ее, напомнив о неразглашении таинства, да и церковь была не достроена. Само, глядишь, образуется.

Образуется, как же.

Вот и сейчас явно невыспавшийся Ерофеев не желал отставать от остальных.

– Шел бы лучше домой.

– Но-но, дочка. Не бузи. Тебе не к лицу. – Дед закашлялся и поднес к губам мятый платок, вытирая их.

– Дело твое. Простыл?

– Фигня, до свадьбы заживет, – отмахнулся Ерофеев и хихикнул. – Ой, так была ж ведь уже. О старый лунь.

Лера проводила его взглядом, отвернулась и заговорила с подошедшей Милен.

Толпа на площади постепенно рассасывалась, люди расходились кто по домам, кто в кабачок поскромнее, не упуская повода опрокинуть стаканчик за гостей. Собравшиеся на шум встревоженные корейцы отправились обратно на лодку. То ли сказывалось их длительное пребывание в море на борту танкера, то ли азиатам не по нраву была фарерская земля, но они продолжали жить на «Грозном», следя за реактором и наотрез отказавшись расселиться на берегу в отличие от остальной части команды.

– Что будешь делать? – Попрощавшись с Милен, Лера подошла к Батону.

– Обратно на насест. – Охотник кивнул в сторону маяка. – Погашу иллюминацию и домой. Тихий час. – Он потянулся, смачно хрустнули косточки.

После того как Батон вновь обрел семью, которую столько времени считал утраченной, охотник заметно изменился. Стал более разговорчивым, хоть и продолжал дистанцироваться от остальных. Но самое главное, что не могло не радовать Леру, он перестал пить. С появлением Жени и Димы как отрезало. Конечно, Батон мог пропустить рюмку-другую в компании, но этим и ограничивался. Регулярные запои на износ остались в прошлом. Что говорить, это путешествие каждого из них изменило по-своему. У кого-то отобрало, кому-то, наоборот – вернуло. Оставалось надеяться, что они усвоили уроки.

– А ты?

– Тоже. Утро вечера мудренее.

– Добро. Тогда до утра.

– Спокойной ночи.

На том и разошлись.

* * *

Расположившись в «Трех овцах», за накрытым столом беседовали Турнотур и Никалунд. Столы в просторной зале традиционно были расставлены буквой «П», свет приглушен. По бокам расположились торговцы с телохранителями, а также приближенные из свиты Турнотура, мадам Ламбар сидела на почетном месте рядом с мужем. В центре на специальном помосте выступали артисты, развлекавшие собрание негромкими мелодичными песнями. Дежурившая у стен прислуга, поклевывая носами, внимательно следила, чтобы у всех хватало закусок и питья.

– Почему задержались? – спросил Вальгир, отламывая над своим блюдом краюху хлеба. – Гонец от вас вернулся неделю назад.

– Неотложные дела, – неопределенно ответил вождь «Землекопов». – Плюс ждали, пока в проливе успокоится, и подлатали паром.

Турнотур кивнул. Погода в последние дни действительно была неспокойная.

– Надолго к нам?

– На пару дней, по обстановке. Просим прощения за задержку, но это было необходимо, Вальгир. Наши ученые заканчивали одну разработку по усовершенствованию очистительных сооружений, я ждал результатов. Это нововведение оценят все жители островов.

– Дай-то небеса!

– Как у вас, кстати, с пресной водой?

– Не жалуемся. Песок иногда намывает – колодцы, конечно, пора чистить, но не к спеху.

– Я могу прислать людей, пусть посмотрят. Как ваши щупы, колена не пора менять?

– Сами управимся, инструменты есть.

– А подземные ручьи? Плывунов не было?

– Пока нет. Хотя в южной бухте скалы подмыло, но это уже не по вашей части. Хватит об этом. В случае чего я знаю, куда бежать.

Турнотур усмехнулся, и они с Балдером звякнули кубками.

– Жаловаться тебе не на что, – кивнул Никалунд. – С прибытием лодки сувуройцы должны процветать. Провидение очень балует тебя, Турнотур.

– Этим людям нужна была помощь, – осторожно ответил Вальгир, тщательно подбирая слова – разговор переставал быть приятной светской беседой. – Они выполняли благородную миссию, мы не могли остаться в стороне.

– Да. Мы знаем, чем все закончилось.

– К сожалению. Но кто мог предвидеть такой исход…

– Разве не ты? С другого конца света на наши земли приходят чужаки, посягая на сокровища, столько лет хранившиеся в неприкосновенности. Решают ограбить нас, а когда ничего не вышло, уплывают, чтобы привезти тебе еще больше голодных ртов. Тебе мало своих людей, Вальгир?

– Но вместе с беженцами они предоставили нам реактор. – Разговор все меньше нравился Турнотуру. Сегодня он не желал, чтобы ему снова наступали на больную мозоль. Правитель покосился на жену. – Энергию. Ее не хватит на новое плавание. Да и куда им теперь держать курс? С их слов в мире хоть и есть еще очаги выживших и места, не подвергшиеся заражению, но как там устраиваться? В Антарктике? Сахаре? Сейчас невозможно начать все с нуля. Без поддержки и ресурсов.

– И ты им веришь? После того, что они сотворили с Хранилищем?

– А что с Хранилищем? От него и так все эти годы не было никакого толку. А так хоть что-то удалось извлечь.

– Хоть что-то, – фыркнул Никалунд, отпивая из кубка. – Когда можно было вынести все.

– И что бы мы делали с теми же эмбрионами, штаммами ДНК? Без надлежащих условий, людей, специальных лабораторий? А семена злаковых мы и так приготовили для мена и торговли.

– Мена и торговли, – повторил Балдер. – Вот как ты обращаешься с соседями, Турнотур. Русские приплыли к тебе, и ты, как представитель всех нас, должен был вынести правильное решение. Поделиться. А не быть собакой на сене. Они пришли как завоеватели, чтобы отобрать то, что по праву принадлежит нам.

– Я советовался с Семиброком. То, что мы достали, было поделено.

– Семиброк, – покачал головой Никалунд, свободной рукой перебирая намотанные на запястье четки. – Семиброк труслив. Он и шагу не сделает, не посмотрев в рот своим нянькам. И теперь ты катаешься как сыр в масле, в то время как нам перепали жалкие крохи с барского стола.

Мадам Ламбар молча трапезничала, внимательно слушая разговор мужчин, и изредка отдавала негромкие распоряжения подходившим официантам.

– Мы никого не принуждали. Это было желание русских – обосноваться здесь, я лишь дал разрешение. В темные времена нельзя отказывать нуждающимся в помощи.

– А ты дипломат. – Никалунд лукаво погрозил Турнотуру пальцем. – Смотри, не ровен час, объявишь нам всем войну. Вальгир-завоеватель!

Мадам Ламбар чуть заметно вздрогнула и поспешно взяла свой кубок.

– Войну? – нахмурился Турнотур. – О чем ты толкуешь?

Никалунд несколько раз щелкнул костяшками четок, внимательно глядя на него. Турнотуру показалось, что в зале стало намного тише и собравшиеся уже некоторое время прислушиваются к их разговору. Даже артисты будто поубавили темп своих музыкальных пассажей.

– Войну?

Наконец лицо Никалунда разгладилось, и он непринужденно рассмеялся в усы.

– Да остынь, сосед, какая война. – Он дружески хлопнул Вальгира по плечу. – Шучу! Хорошо твой хмель с дороги в голову дает, да не оскудеют твои винокурни. Пожалуй, возьму пару бочек для своих погребов. Нам всем и без твоей лодки забот хватает. Может, когда-нибудь, подобно спруту, она и протянет свои щупальца на все острова, а пока, раз уж это твоя ноша, так ты ее и неси! Нам не жалко, верно?

Прибывшие с Сандура купцы согласно закивали.

– Давайте пить! А завтра мы пойдем, и ты покажешь свое диво и как вы тут все устроили. – Балдер сделал жест и, когда ему наполнили кубок, поднялся. – За хозяев!

– За хозяев! – дружно поддержало собрание.

Турнотур, облизнув пересохшие губы, с облегчением осушил кубок почти до дна и, переглянувшись с женой, опустился на место.

– Смотрю, вы в этот раз прилично нагружены? Целый автобус. – Он решил сменить тему.

– Верно. Нашему краю тоже есть чем похвастать. Кое-что из разработок, некоторые детали для систем. Сундуки из Торсхавна. – Услышав о столице, Вальгир оценивающе присвистнул. – Не так давно с ними контачили по неотложным делам, так что откусили от пирога неплохой кусочек. Сами увидите. Овощи, одежда, прочий стандарт для мена-торговли. И небольшой сюрприз. – Балдер хитро подмигнул и отпил из кубка.

– Сюрприз? – внутренне напрягся еще не отошедший от разговора Турнотур, а вслух шутливо добавил: – Надеюсь, приятный?

– Тебе понравится. – Пощупывая бороду, Балдер хищно посмотрел на девушку в пестром платье среди артистов, которая перестала петь и завела на свирели лирическую пастушью балладу. – Но для него потребуется определенное количество удобрений. Торф, компост и прикормки из того, что заготовили на зиму. Кое-что мы захватили с собой, но не тащиться же в гости с собственным перегноем. – Он рассмеялся.

– Не понимаю, – удивился Турнотур.

– Днем все увидишь. Просто отдай распоряжение фермерам, потребуется немного.

– Ты интригуешь, говоришь загадками, но хорошо. Вскроем один из законсервированных погребов. Мы тоже подготовились. Оцените, когда поставят шатры.

– Но об этом завтра. Гей! – Никалунд хлопнул в ладоши. – Сыграйте нам что-нибудь повеселее, ребята!

Музыканты перестроились, и зазвучала непринужденная ритмичная песенка. Наступила смена блюд, и гостям подали десерт. Банкет продолжался.

– Благодарим, дорогая Клара, – сказал Никалунд, взяв под руку мадам Ламбар, когда гуляние окончилось и все выходили на свежий воздух, пока в помещении гасили свет.

– Мы рады тебе, Балдер, – ответила мадам Ламбар, слегка разморенная банкетом и духотой наполненного запахами еды зала. – Как Илва, дети? Передавай им низкий поклон.

– Непременно. Илва шлет тебе привет. Дети уже догоняют родителей и подумывают о собственных гнездах.

– Время летит.

– Не говори, не говори. Слыхал, вы выдали Милен замуж?

– Да, недавно.

– И кто счастливый избранник?

– Олаф Ульгерссон. Толковый парень, из хорошей семьи.

– Чем промышляет?

– Ремесленник и рыбак. Учится. Думает подать заявку в Совет. Вальгир присматривает за ним.

– Рыбак… Тебе не кажется, что не по рангу пара?

– Хорошие руки здесь всегда были в цене, тебе ли не знать. Мы с Вальгиром тоже не родились с серебром во рту. Они молодые, политика им сейчас ни к чему. Пусть сначала семья наладится, а там видно будет. Мы уважаем ее выбор.

– А помнишь, мы думали сватать Милен за моего младшего? Вот был бы крепкий символ нашей дружбы? Да и порода бы сохранилась.

– Много воды утекло, – улыбнулась мадам Ламбар, внутренне поморщившись от слова «порода».

– Верно, верно. Как не стараешься оградить детей от необдуманных решений будучи уверен, что твое мнение есть истинно верное, а все равно они сами должны выбирать свой путь.

– Да. Они должны учиться самостоятельно строить собственную жизнь.

– Глядишь, скоро и внуки появятся, – весело вздохнул Балдер и поспешил кокетливо добавить: – Но я это не к тому. Ты потрясающе выглядишь, Клара! Просто великолепно! Время не подступает к тебе!

– Да брось.

– Нет, серьезно! – Никалунд остановился и патетически обвел рукой погруженные в лиловый сумрак холмы, окружавшие поселение. – Это климат, воздух. Земля нашей родины, наконец, да благословят ее небеса! Судьба оградила наши края от чудовищного кровопролития, ввергнувшего мир в хаос, и мы должны ценить и беречь, то, что нам оставлено.

– И мы будем, – к ним подошел опиравшийся на посох Турнотур. – А сейчас пора отдохнуть. Заговорил он тебя, а, Клара? Эй, Давен, Кент!

– Да сама дойду, ребята, гуляйте, – отмахнулась от сопровождения мадам Ламбар. – Доброй ночи, Балдер!

– Доброй ночи, Клара!

– Рад тебя видеть, друг, – улыбнулся Балдер, когда жена Турнотура удалилась.

Они снова обнялись, похлопав друг друга по спинам.

– Взаимно, сосед. Идем, баня уже растоплена. Пора тебе смыть с себя дорожную грязь. И я распорядился, чтобы нам принесли бочонок.

На том с официальной частью было покончено. Утром обитателей Сувуроя ожидала ярмарка.

Глава 2 Ярмарка

После того как высокие чины разошлись по своим покоям, народ попроще – актеры, охрана и кое-кто из молодых купцов – продолжил возлияния в другом кабачке, который предприимчивый хозяин решил не закрывать до утра в надежде стрясти с разгоряченных посетителей лишний навар.

– Ну они и жрут, – резюмировал Паштет, в компании Трески спускаясь на улицу с черного хода «Трех овец». – Чё?

– Чё «чё»? – вопросом на вопрос отозвался приятель.

– Делать что будем?

– Хрен знает, – цыкнул зубом Треска, оглядев пустынную улицу. – Спать неохота.

– Ага.

– Ваши предложения?

– Завтра выходной вроде как, подрываться никуда не надо, только сети проверить, – начал издалека заходить Паштет.

– И?

– Может, нам… – Долговязый щелкнул себя пальцами по острому небритому кадыку.

– Присоединиться к джентльменам, дабы продолжить вечер? – осклабился Треска, покатав в кармане куртки полированные зубы гринд, слывших на островах за ходовую валюту.

– Ну, – кивнул напарник. – Добавить русского колориту.

– Так мы же по-ихнему не шпрехаем нифига.

– С ними Яков пошел, и я еще кое-кого из наших видел. Пара рюмок и разберемся. Первый раз, что ли.

– И то верно. Погнали.

– Обожди, сначала поссу. На шухере стой.

– Да кому ты нужен, рожа имбецильная.

– Почки расцвету-у-ут…

– Хе-хе-хе.

Когда Паштет управился, парочка двинулась было в сторону кабачка, как вдруг Треска остановился, разглядывая что-то в темноте за домами.

– Зырь.

– Чё?

– Вон, там. – Треска ткнул пальцем в движущийся со стороны леса силуэт.

– Пф, – пожал плечами Паштет. – Может, тоже отливать бегал, делов-то.

– В лес? Ночью? Не смеши. – И прежде чем Паштет успел ответить, Треска зычно свистнул, привлекая к себе внимание. – Гэй! Фью-и-йть!

– Ты чего? – испугался напарник. – Сбегутся же.

– Не бзди, братан, – решительно оборвал толстяк. – Вдруг это ворье какое. Видел, какую барыги тарантайку с собой притаранили?

– Так там же охрана.

– Охрана, охрана, – передразнил Треска. – Охрана с местными бухать ушла, я тебе отвечаю. Делать им больше нечего, как жопы морозить. А вот если мы его сами за сраку подденем, может, нам магарыч какой отсыпят. – Эй, любезный! Да ты, ты. Ну-ка постой!

Загадочная фигура, облаченная в плащ с капюшоном, остановилась и испуганно заозиралась, прижимая что-то к груди, пока к ней быстро приближались повара.

– Ты чего это впотьмах от народа шкеришься? – грозно поинтересовался Треска. – Чего это у тебя?

Из-под низко надвинутого капюшона донеслось нечленораздельное мычание.

– Чё ты там бормочешь, не слышно ни хрена. – С этими словами Треска протянул руку и сдернул с незнакомца покрывавший голову капюшон. – Птах?!

– Здорово, ребятушки. – Морщинистое личико блаженного растянулось в вымученной улыбке.

– Твою мать! – опешила парочка. – А ты-то чего здесь забыл, пернатый? Со стройки, что ли?

– Или по нужде? – уточнил Паштет.

– Нужда, нужда, ребятушки, – согласно закивал Птах. – Большая, неразрешимая.

– Куда ходил-то, ну? – оборвал Треска, теряя терпение. – Саечка за испуг.

– На поляну к башенке. Дяденьку навестить. – Перехватив ношу, блаженный махнул свободной рукой в сторону леса.

– Какой дяденька? Какая башенка? Ты на время смотрел? Или маслят обожрался что ли, нарк хренов? Покажь-ка. – Треска вырвал из покрытых шелушащимся псориазом рук Птаха кулек, который тот прижимал к груди, и, развязав веревку, высыпал содержимое на ладонь. – Орехи…

– Орешки, орешеньки, – закивал Птах. – Дяденьке носил. Попоститься. Не берет.

– Тьфу-ты, стерлядь. – Треска раздраженно сунул Птаху кулек, который тот тут же снова крепко прижал к груди. – Шатаешься тут, народ пугаешь.

– Не шатаюсь, а паломничаю, – обиженно насупился Птах, снова натягивая на голову капюшон. – В вереске башня стоит, а в ней отшельник. Не видел его, не показывается. Нельзя смотреть, беда будет. Сглаз! Привечает Пташку, советом выручает, мешочек ношу. Спрашивает про нас, как живем, чего делаем. Беспокоится.

– Ты про сотовую вышку у запруды, что ли?

Птах отрицательно затряс головой.

– Башня в вереске. Там.

– От здешнего климата окончательно крыша поехала, – уверенно пробормотал Паштет.

Пока повара переваривали услышанное, Птах поспешил дальше и вскоре скрылся за домами на противоположном конце площади.

– Вот же ж блин. – Тряхнув головой Треска сплюнул на землю. – Не понос, так золотуха. Орешки, черт бы их взял.

– А где у нас тут поляны с вереском-то? – задумался Паштет.

– Ой, только ты еще голову говном не забивай, – как от зубной боли, скривился Треска. – Ну сидит в лесу какой-нибудь идиот, или выдумал опять. Нам-то что. Потопали, а то вылакают все без нас.

– Точняк. В большой семье клювом не щелкают, – поддержал Паштет, у которого упоминание выпивки потеснило остальные мысли, и они зашагали по улице.

Кабачок встретил уютным гомоном и теплом. Караванщики и местные братались, оживленно переговариваясь и перемешавшись за столами. Поднимались пенные кружки, кто-то тискал кокетливо хихикавшую певичку, посадив ее себе на колени и нашептывая в ушко явно жаркие речи. В дальнем углу у стола, за которым схватились руками в борьбе два голых до пояса здоровяка, оживленно улюлюкала окружившая их кучка зевак, на все лады подбадривая взмокших соперников. Под прокопченным низким потолком то и дело раздавались взрывы полупьяного гогота, кто-то из артистов насиловал фальшивящее старенькое пианино.

Ввалившиеся в натопленное помещение повара с наслаждением вдохнули пахнущий салом и копотью воздух. Стянув ушанку, Треска окинул столы взглядом и увидев за одним из них Ерофеева, Якова и Ворошилова, толкнул Паштета в бок. Расстегивая крутки, парочка стала пробираться к своим, проложив маршрут мимо стойки, где перехватила пару бокалов.

– Здарова-те, – подвинулся Ерофеев, уступая место на скамье плюхнувшемуся Треске. – Вот и компания.

– Чё как?

– Да вот хлебосолим, как видишь, – усмехнулся Ерофеев. – Скандинавы бузят.

– Чего рассказывают? – сняв куртку и скомкав ее рядом с собой на скамье, огляделся Паштет.

– Концами меряются, – с вечно недовольной гримасой Ворошилов покосился на стол армрестлеров, откуда донесся низкий победный рев. Кому-то из соперников улыбнулась удача.

– Давайте уже, трубы горят, – нетерпеливо облизнулся Треска, и русские чокнулись кружками. Яков присоединился к остальным.

– А где Батон? – осушив кружку до половины, спросил Паштет, вытерев рот ладонью.

– К семье пошел. Отсыпаться.

– Э-э, – расплылись повара. – Жинка кислород перекрыла. Каблук.

– Дебилы вы, – беззлобно посмотрел на них Ерофеев. – Человеку такое счастье невиданное выпало. В наши-то времена… Считайте, вторую жизнь фантом вытянул. Тут задуматься надо, чего да как, а не здоровье гробить. Люська моя, память светлая, говорила, что по повороту ключа уже знала, когда я поддатый приходил. Дурак. Даже по такой фитюльке скучаю.

– Где оно, здоровье-то. Почки расцвету-у-ут, – тоненько затянул Паштет.

– Печень запорха-ала-а, – в тон поддержал Треска, и парочка захохотала. – Ну даешь, философ. А сам-то что сейчас делаешь?

– Я так, – посмотрел в свою кружку старик. – За компанию.

– Вот и мы за компанию, – согласились повара, снова прикладываясь к кружкам.

– Вам еще в фёркей завтра играть, – напомнил Ерофеич.

– Сделаем! – заверили повара.

Сидевший с краю Яков потягивал пиво, прислушиваясь к разговору за соседним столом, где уже некоторое время речи велись на повышенных тонах.

– …а я тебе говорю, охренели вы со своей лодкой вконец, – напирал рослый скандинав из свиты каравана с окладистой, заплетенной косами бородой и заплывшими красными глазками. – Сидите тут, горя не знаете. Присвоили все себе. А какого рожна она ваша? Кто сказал? Покажи?!

– Чего там у них, – тихо поинтересовался Ворошилов.

– Да все то же, – не поворачиваясь, хмурился переводчик. – Лодка покоя не дает.

– Чего ты до меня докопался, – закипая, раздраженно парировал оппонент из местных. – Я тебе что, начальство? Совет? Турнотур?!

– Ну конечно, стрелочник. Яиц нет за базар отвечать, так все на главных спихнем, так? – не унимался бородач, которому выпивка с дороги и недосыпа крепко ударила в голову. – Ты свою рожу видел? Рот в кружку не помещается, отожрались, скоты. Баб наших лапаете, своих мало? – Он ткнул пальцем в местного, державшего на коленях певичку. – Руки от нее убрал! А ты чего стелешься, еще ляг под него!

– Отвали, – вальяжно огрызнулась девушка. – На пароме не дала, так яйца прищемило?

– Пасть закрой!

– Э-э, – набычился клеивший разомлевшую певичку амбал.

– Иди овцу себе постели, импотент!

– Остынь брат, выйди на воздух, – стиснув зубы, прибегнул к последней попытке спустить ситуацию на тормозах сидевший напротив буяна оппонент.

– Брат?! Какой я тебе брат, сука! Мой брат дома сидит, на семью впахивает, пока вы тут в ус не дуете. А мы ишачим, с дарами вон к ним идем, жопы надрывая!

– Что, переломился? Обычаи нельзя нарушать. Мы к вам тоже ходим.

– А не ходите! Вы нам не сдались! Зажритесь, чтоб вы тут жиром все захлебнулись! Ой-ой-ой! Лодочка приплыла, попку нам всем подтирать. Прогнулись под русских, да? Да?! Я тебя спрашиваю! Отвечай, дерьмо! Или ты не мужик, а баба? Ко-ко-ко-ко-ко…

– Ты под кем ходишь? Овечий сын! – отпихнув скамью, не выдержав, поднялся местный.

– Ты сейчас под себя ходить будешь!

– Полундра. – Без перевода втыкая в происходящее и стараясь сделаться незаметным, Паштет увлеченно присосался к своей пустой кружке, делая вид, что пьет.

Видя назревшую ссору, от стола армрестлеров отделился один из борцов и, накинув на плечо влажную тряпицу, подошел к сверлящими друг друга взглядами мужикам.

– Заканчивайте балаган, оба, – встав между ними и веско роняя каждое слово, посоветовал он.

– Пшел ты! – огрызнулся распалившийся караванщик и толкнул борца. Тот, не удержав равновесия, повалился на завизжавшую певичку, с грохотом увлекая ее и горе-ловеласа на пол.

Мелодия пианино зазвучала динамичнее и веселее.

– Остынь! – Кто-то плеснул пива в лицо заревевшему бородачу.

– Валим, – озвучил общую мысль Треска, напяливая куртку и посмотрев в запотевшее окно, за которым тускло занимался рассвет.

– Вот и посидели, гости дорогие, – заключил Ерофеев и в несколько глотков осушил содержимое своей кружки.

Когда они вывалились на улицу, потасовка внутри переросла в хорошую массовую драку, сопровождаемую грохотом, бранью и звоном посуды. Со стороны бараков к кабачку уже спешила группа из местных стражей правопорядка – видимо, еще в самом начале назревающей ссоры кто-то догадался вызвать подмогу.

– Никого не забыли? – Русские и переводчик оглядели друг друга.

Все были на месте.

– Ну дают. – Треска цокнул языком, прислушиваясь к долетавшему на улицу шуму.

– Пьянь, – презрительно бросил Ворошилов.

– Пьянь не пьянь, а меру знать да язык контролировать нужно, – сказал Ерофеев. – Ладно, хлопцы. Пусть разбираются. Почапали на боковую, что ли.

Кутаясь в куртки и пряча в карманы руки, компания направилась в сторону своих жилищ.

* * *

Когда Мигель проснулся, Лера, тихонько напевая, уже вовсю колдовала на маленькой кухоньке. Увидев, что Чучундра, спустившись по столешнице, юркнула в спальню, девушка, продолжая взбивать в миске яйца, зашла следом.

– Доброе утро, соня, – прислонившись к дверному косяку, улыбнулась она, пока Мигель ворочался, пытаясь выудить забравшуюся под одеяло мышь. – Как спалось?

– В мертвую. – Откинувшись на подушки, Мигель раскинул руки и посмотрел в потолок. – Даже не снится ничего.

– Совсем-совсем? – Одетая лишь в бесформенно свисавшую тельняшку Лера потерла одну босую ногу о другую.

– Как выключатель нажимают. – Рывком сев на кровати, Мигель быстро натянул штаны. – Проваливаюсь куда-то и все.

– Даже я? – понизив голос, лукаво поинтересовалась Лера, когда он подошел к ней и, обняв за талию, прильнул к губам долгим поцелуем. – Ну погоди, погоди. Я же разолью.

– Я соскучился.

– И я. – Лера нежно куснула его за губу. – Но сначала умываться и завтракать.

Прошлепав через кухню, Мигель распахнул дверь и поежился на утреннем воздухе.

– Что случилось? – прислушавшись к звукам, доносящимся из селения, поинтересовался он. – Неужели приехали?

– Да, ночью. А ты проспал.

– Как всегда.

– Не вводи в привычку.

Пока Мигель, фыркая, умывался в поставленном на табуретку тазу, Лера сбегала на задний двор и дернула в теплице луковицу и пару редисин. Едва они сели за яичницу, мужчина сразу же заглотил почти половину своей порции.

– Не торопись ты, подавишься, – с улыбкой следила Лера. – Выходной же. Я что, столько старалась, чтобы ты за три секунды все съел?

Мигель прожевал кусок и виновато на нее посмотрел.

– Вкусно хоть?

– Очень.

– Вот и растягивай.

Лера смотрела, как ест Мигель, и думала о том, как он изменился после женитьбы. Как они оба изменились. Раньше она относилась к нему как к другу, человеку, всегда готовому помочь советом. Они столько пережили вместе, и даже первая близость не внесла кардинальных перемен. Скорее это был определенный этап, после которого ей было необходимо время, чтобы разобраться в себе и своих чувствах. Она знала, что и ему тоже. Лера не боялась секса, но знала, что после этого отношения между ними уже не смогут быть прежними. Так и вышло. И если до этого Мигель был просто Мигелем из соседней каюты, священником с далекого края земли, то после он стал ее Мигелем. Мужчиной, которого она выбрала. И который стал ее мужем.

Поначалу она не знала, как у них все устроится, но тут помогла смена обстановки. Новая земля, свое жилье. Лера боялась, что наедине у них не останется никаких тем для разговоров, и первое время всячески старалась заполнить хоть чем-то любую возникавшую паузу. Но очень быстро поняла, что это и не требуется и с Мигелем ей интересно даже молчать. Просто сидеть или лежать рядышком, слушая его дыхание и думая о чем-то своем. Главное, знать, что он рядом.

Мигель по-прежнему оставался священником, но дома с ней становился совершенно другим. Ласковым, заботливым и внимательным. А еще веселым. Она обожала, когда он улыбался. И тогда в уголках его глаз собирались маленькие морщинки, а от взгляда кружилась голова.

Единственное, с чем Лера пока никак не могла смириться, так это с тем, что теперь все кликали ее не иначе как попадьей. Ну не нравилось, и хоть ты тресни. Она понимала, что это данность, в которой нет ничего плохого, но по первости новое «звание» до трясучки резало слух. Масла подливали постоянные подколы Батона и неиссякаемые шуточки Паштета с Треской, на все лады изгалявшиеся над бывшей помощницей с завидной изобретательностью. И ответить-то было нечем, весь запас колкостей давно сошел на нет, оставалось лишь огрызаться, что приводило поваров в еще больший восторг. Ничего, стерпится-слюбится, как говорила баба Дина. Привыкнет. И Лера старалась.

– Чем займемся? – спросил Мигель, когда они поели и девушка убрала тарелки в таз для мойки.

– Как чем, ярмарка же, – удивилась Лера.

– А может, останемся дома, вдвоем? – предложил Мигель, обнимая девушку сзади, пока она раскладывала посуду, и зарываясь лицом в ее волосы.

– Нетушки. Не сработает. – Перехватив его руки, она развернулась к нему лицом, заглядывая в глаза.

– Хочешь пойти?

– Конечно! Они же привезли столько всего интересного! Целый автобус. И с ними еще музыканты. Неужели тебе не хочется посмотреть?

– Хочется, – вздохнул Мигель и улыбнулся.

Ну вот опять. Какой же он…

– Тогда одеваемся.

– А Чучундра?

– И ее возьмем! – отозвалась из комнаты Лера, стягивая тельняшку. – Блин, джинсы не отмокли. А, ладно. Эти возьму.

– Что, гулянки? – Мигель посмотрел на устроившуюся на столе мышь. Та встала на задние лапки и одобрительно пошевелила усами.

Когда они вышли из дома, односельчане уже кто парами, кто поодиночке, вовсю стягивались на площадь, где установили два шатра – давно, еще до войны они были завезены в Торсхавн с большой земли, когда на Фарерах, помимо стандартной туристической программы, пытались наладить парк развлечений. Но от затеи быстро отказались ввиду небольшого притока иностранцев, изменчивого климата и затрат. В относительно сытой столице развлекательный инвентарь был мало востребован, и хозяйственному Туронтуру еще в первые годы после Катастрофы удалось выторговать шатры себе на аукционном соревновании среди островов.

Возле первого шатра уже был припаркован автобус, один борт которого опустили, и из салона грузчики переносили внутрь разнокалиберные ящики, содержимое которых выкладывалось на расставленных кругом столах.

В соседнем деловито сновали готовящиеся к торговле обитатели «Братства».

– Эй, Александровна! – окликнули Леру и Мигеля, и из толпы вынырнул Витька Боровиков под руку с женой Лизой, ходившей на сносях. Располневшая девица, некогда бывшая фавориткой в обширном гареме отпрыска свергнутого главы Совета, кривила мордочку, догрызая какой-то корешок. – Здорово, попадья! Ваше Преосвященство!

– Не юродствуй, – огрызнулась Лера.

– Ни в коем разе. Негоже подшучивать над благочестивой семьей. – Лера сжала кулак, сдерживаясь, чтобы не впечатать его в ненавистную рожу. Мигель легонько взял ее локоть. – Выбрались на прогулку? Мы тоже. Как быт, семья? Обживаетесь?

После того как Боровикова-старшего выгнали из руководства еще в Пионерске, и без того распоясанный Витька совсем обнаглел, затаив злобу за обиду отца. Здесь, на Фарерах, у некогда пользовавшегося авторитетом семейства не осталось привилегий – жили как все, но Витька все-таки завязал некоторые полезные, на свой взгляд, знакомства среди местной «золотой молодежи». Будучи белоручкой на стройку не ходил, для вида копаясь в парнике и отбрехиваясь тем, что не может надолго оставлять в одиночестве беременную жену, которой требовалась забота. Как будто в селении сиделок и подруг не хватало. Но друзей у гнилой парочки действительно было мало. Поразбежались после переезда, занятые собственными проблемами. Общались, конечно, но уже не так бурно, как дома, чужая земля все-таки. У многих адаптация протекала болезненно.

– Не жалуемся. Вас, я вижу, можно поздравить. – Лера указала на живот Лизки, которую практически не видела с приезда в Пионерск.

– Да, Бог послал. – Боровиков с гаденькой улыбочкой погладил женин живот. – Ждем не дождемся. А вы пока не надумали? Дополнить идиллию, так сказать.

– Да чем ей рожать-то, – дожевав корешок, хрюкнула Лизка. – Вон, одна кожа да кости, небось с постов не слезает. Или вообще, того. – Она ткнула пальцем в Чучундру, сидевшую у Леры на плече. – Антисанитария.

Она захихикала.

– Лера, – одними губами предупредил дернувшуюся жену Мигель.

– Как видишь, – стальным тоном ответила Боровикову девушка. – Пока не родила.

– Ну это ничего, ничего, – с наигранным участием покивал Витька. – Главное не сдаваться. Вы работайте над этим, работайте.

– Были рады увидеться, – попрощался Мигель, видя, что Лера уже еле сдерживается, и увлекая ее в сторону.

– И мы. Гуляйте, гуляйте, – благодушно расплылся в улыбке Боровиков. – Сегодня же выходной.

– Спасибо, что разрешил, урод, – прошипела Лера, когда они пошли дальше.

– Остынь, ну что ты.

– Такие не должны размножаться. Как представлю, если бы я…

– Лера.

Понимая, что девушку необходимо срочно на что-нибудь переключить, Мигель повел ее к одному из шатров.

– Смотри, там вроде платки какие-то или занавески? Пошли, посмотрим.

Ярмарка постепенно набирала обороты, люди все прибывали, и вскоре на площади собралось почти все селение. Только сейчас, дойдя до прилавков, Лера увидела возле шатра караванщиков небольшую яму с заградительной лентой по периметру, рядом с которой возвышалась внушительная куча земли. Над углублением поднималась блочная конструкция, от нее вниз тянулось несколько веревок. Тут же стояли две распряженные повозки, доверху нагруженные компостом и перегноем, возле которых скучало несколько парней с лопатами.

– Они вскрыли погреб? – удивилась Лера. – Зачем?

В этот момент из-за автобуса появились вновь разодетые артисты, и на небольшой помост, установленный возле ямы, взошли Никалунд и Турнотур.

– Друзья! – призывая к тишине, воздел руки Балдер. – Мы рады быть на вашей земле и в знак доброго соседства хотим преподнести Сувурою дар!

По толпе зашелестел оживленный гул. Подарки ценили и любили даже в нелегкие времена.

– На дворе зима, и хоть в наших краях она никогда не бывает жестокой, земле, которая кормит всех нас, тоже необходима забота.

О стычке в кабаке накануне не упоминали, с каждой стороны уже последовали соответствующее наказание и штрафы. А также были принесены взаимные извинения. Зачинщики отправились размышлять о своем поведении на нарах в местном изоляторе.

– Поэтому мы привезли вам средство, в прошлом сезоне успешно опробованное нашими земледельцами и показавшее превосходнейший результат!

По жесту Никалунда несколько человек подтащили к яме внушительное нечто, завернутое в парусину, которое извлекли из телеги, накануне замыкавшей процессию караванщиков. Положив ношу перед помостом, они стали споро ее расчехлять.

– Чего творят? – Лера повернулась и увидела стоявшего рядом Батона, а также Женю и Диму, которые были вместе с ним. Зеленский выглядел отдохнувшим и заметно посвежевшим, хоть спал, по всей видимости, от силы пару часов. А ведь ему сегодня еще предстояло играть в фёркей против местной команды. На чужой земле русские довольно быстро втянулись в этот вид спорта, хоть и с нововведениями, присущими времени, но позволявший на время отвлечься от повседневности и выпустить пар. Поначалу неумело шло, вспоминали. Но быстро настропалились.

– Пока неясно, – пожала плечами девушка и поздоровалась с женой и сыном охотника.

Балдер следил за работой и, когда перед собравшимися на площади показался необычный предмет, торжественно продолжил:

– Это Живица! Или, как зовем его мы, Живень-корень!

Отбросив скомканную парусину, помощники не без усилий поставили вертикально нечто напоминающее ошкуренный белесый ствол дерева, полый внутри, в несколько метров высотой и с бочкообразным утолщением снизу, от которого в стороны расползалось переплетение длинных узловатых корней. Весь ствол загадочного растения был усеян маленькими отверстиями, напоминающими гнездо термитов. В воздухе почувствовался сладковатый привкус гниения. Кто-то в толпе, втянув носом, поморщился.

– Возрадуемся! Нам подарили пахучий пень!

Лера улыбнулась шутливому возгласу Батона и подтянула к лицу намотанный на шею мамин платок. Чучундра сбежала с плеча в нагрудный карман ее куртки.

– Кровеносная система, насыщенная полезными микроэлементами, нужна земле, как и нам с вами. Это – сосуд, в котором обитают черви-грунтомесы. Мы сами вывели их путем долгой и кропотливой селекции. Мы привезли совсем немного, сколько успело народиться, но они размножатся, достаточно подкармливать их перегноем и любой органикой из ваших запасов. Здесь им будет сытно, а в земле тепло. Через эти корни они будут проникать в грунт и прокладывать свои дорожки, насыщая экскрементами почву и удобряя ее.

– Но на воздухе сейчас практически ничего не растет, – подал голос кто-то в толпе. – Овец и так за холмы гоняем. Все перенесено в теплицы.

– Верно, – согласился Балдер. – Пашни отдыхают. А помогать им набираться сил и есть задача грунтомесов.

– А если они прогрызут колодцы, что тогда?

– Не тревожьтесь, – успокоил Никалунд, наблюдая, как помощники с помощью веревок и блоков опускают Живицу в яму и засыпают корни землей. – Водяные каналы бетонные, а до грунтовых вод глубоко. Им это не под силу.

– А как поливать? – по толпе собравшихся прокатился смешок.

– Не нужно, – улыбнулся шутке Балдер. – Все сделает сама природа!

– Поставили бы это чудище на отшибе!

– Здесь в селении почва теплее, это необходимо для ускоренного размножения. К тому же тут будет легче заботиться о грунтомесах. Они предназначены только для обитания в земле, считайте это естественным оздоровлением. В наши дни не осталось удобрений и средств, насыщенных химией, чтобы подкармливать и дренажировать почву, поэтому мы изобрели новый, чистый способ, не требующий особых затрат, но который к сезону посевов обеспечит уверенный результат и обильное плодородие. И теперь мы делимся им с вами!

– Балдера в депутаты, – хмыкнул наблюдавший за действом Треска.

– Зато с рыбалкой проблем не будет, – оценил потенциал подарка Паштет. – Я уже заманался каждый раз с приманками изгаляться.

Под нестройные аплодисменты в закопанную Живицу стали лопатами забрасывать компост из телег.

– А если удобрений не хватит? Нам они и в теплицах нужны, – снова поинтересовался кто-то.

– Не стоит волноваться, грунтомесы неприхотливы и им не требуется много еды. К тому же органическая добавка необходима лишь для того, чтобы они успешно размножались, дальше все необходимое они сами найдут в земле. Вы даже не заметите убытка, до конца зимы хватит.

– Как они хоть выглядят-то? Грунтомесы эти.

По жесту Никалунда один из рабочих стукнул лопатой по бочкообразному утолщению ствола, и из одной из дырочек на железное полотно вывалилась продолговатая темно-фиолетовая ленточка.

– Смотрите!

Пока рабочий проходил перед первыми рядами, показывая свернувшегося на лопате червяка, сзади напирали, вытягивая головы, чтобы лучше рассмотреть диковинку.

– Мы благодарим «Стальных землекопов» за этот полезный и необычный дар! – когда все, кто мог, насмотрелись, провозгласил молчавший до этого Турнотур. – Надеемся, что он принесет нашим краям пользу и в сезон жатвы мы созовем вас на благодарственный пир! А теперь – к прилавкам!

Пока собравшиеся расходились, рабочие споро разобрали помост и стали обносить Живицу аккуратным заборчиком. Кое-кто из зевак задержался, чтобы еще поглазеть.

– Идем на товары посмотрим. – Лера потянула Мигеля к шатрам. – Я околела стоять.

Гуляя между столами, они разглядывали привезенный с Сандура товар. В основном это была расхожая мелочевка, по-настоящему стоящих вещей предлагалось не так уж много. Но кое-что способное сгодиться в хозяйстве имелось. Мешочек с зубами гринды Лера развязала всего пару раз, прикупив домотканые занавесочки для окна на кухню, и не удержалась у прилавка с искусно выделанными ножами. В огнестрелах никакой нужды не было – достаточный арсенал, включая верный «Бизон», по-прежнему хранился на «Грозном», да и применять его особо было негде, но вот пару бывавшему в приключениях «клену» ей давно хотелось составить, тем более разложенное на клеенке холодное оружие просто приковывало к себе взгляд. И не только Леры. Напротив коренастого лысого бородача собралось несколько местных охотников, на все лады расхваливавших достоинства тех или иных лезвий.

Внимание Леры сразу привлек экземпляр, напоминавший кортик в добротных голенных ножнах.

– Смотри, прямо «Адмирал». – Она показала его Мигелю, который иногда выступал при жене переводчиком. – Красивый какой.

На островах использовалось довольно много языков из-за представителей различных народностей, навсегда застрявших здесь во время войны. Самыми ходовыми были датский, норвежский, шведский, английский и французский. С помощью мужа и Милен Лера потихоньку училась и уже немного могла общаться, но с живой речью еще иногда плавала, поэтому каждый раз в подобных ситуациях искренне радовалась, что у нее такой замечательный муж.

Видя заинтересованность Леры, которая к тому же была единственной девушкой, позарившейся на мужской товар, продавец переместился от охотников поближе к ней и Мигелю. Один его глаз скрывала мутная линза гоггла на ремешке, туго опоясывающем голову.

– Короче кортика на четверть. Нержавейка. Можно рубить и резать, сохраняет остроту даже после пребывания в соленой воде, – переводил описывающего товар торговца Мигель, пока Лера рассматривала лезвие, в сечении имевшее ромбовидную форму с вогнутыми спусками. – Заточено на две трети обуха. Рукоять из обработанной древесины со вставками.

Торговец смолк, иронично наблюдая за девушкой, внимательно изучавшей мужскую игрушку. Оторвав взгляд от оружия, Лера оглядела прилавок и, заметив за спиной продавца небольшую размалеванную мишень сплошь в рубцах от метания, подбросила утяжеленную рукоять, взвешивая ее, и вдруг запустила нож в деревяшку. Тот с глухим стуком вонзился в «яблочко». Стоявшие рядом охотники обернулись, продавец удивленно заломил кустистую бровь. Мигель улыбнулся, посмотрев на довольную девушку. Тренировки работали.

– Годится. – Лера выудила из куртки мешочек. – Сколько?

– Могу предложить точило.

– Нет. Только его и ножны.

Поторговавшись для приличия, она купила нож вместе с ножнами, которые впечатленный неожиданным экспромтом Леры торговец выкатил за полцены.

– И зачем он тебе?

– Придумаю. Картошку чистить. Ну, как я? – игриво поинтересовалась Лера, направляясь к следующему прилавку.

– Хвастунья.

– Ага, – просто согласилась девушка и, встав на цыпочки, чмокнула мужа в нос. – И вся твоя.

Они еще немного побродили, рассматривая различные садовые инструменты, посуду, вяленое мясо и овощи, всевозможные маринады и жестянки с вареньем, одежду, кое-какой инвентарь из луков с колчанами, копий, гарпунов для забоя гринд, кистеней и даже расписных щитов. Довольно быстро это все надоело, сказывалась нервная ночь, и уставшая Лера потянула Мигеля домой. К тому же вечером, специально для гостей, должен был состояться дружеский матч по фёркею между местными командами, отдаленно напоминавший хоккей, но претерпевший существенные изменения к тридцать четвертому году.

Пока шла торговля, Турнотур с Никалундом в сопровождении небольшой свиты вышли на берег.

– Значит, вот он, Левиафан! – Остановившись, Балдур окинул взглядом бухту и громаду «Грозного» (с развевающимся Андреевским флагом), от которого к работающим подстанциям над землей протянулись кабели. – Эх, жалко фотика нет.

– Бахнуть селфи и выложить в Инстаграм, – услужливо хихикнул кто-то из челяди Балдера.

– Можешь гравюру заказать, точь-в-точь сделают, – усмехнулся в усы Турнотур. За то время, что лодка вернулась к «Братству», он успел привыкнуть к непрекращающимся охам и ахам наведывающихся гонцов и торговцев, но сосед с Сандура единственный, кто озвучил мысль о фотоснимке.

– Времени нет, – махнул рукой Никалунд, и они двинулись дальше. – Хоть до меня и доходила молва о твоих искусных художниках, в другой раз. Да-а. Ну и устроено тут все у вас. Это же какие ресурсы, силища, мощь.

Поднявшись по сходням, у которых их ожидали Тарас и Яков, делегация ступила на борт атомохода.

– С ума сойти. – Сняв перчатку, Никалунд благоговейно коснулся ладонью обшивки. – Как будто я слышу прошлое. Спустя столько лет это судно продолжает бороздить океаны разрушенного мира, вселяя надежду в сердца людей. Не это ли доказательство незыблемости гения технической мысли? Настоящая крепость! Не зря вас так все боялись. – Убрав руку, он посмотрел на Тараса. Тот промолчал.

Лапшов и переводчик провели небольшую экскурсию, особо не вдаваясь в ненужные подробности. Никалунд внимательно слушал, иногда кивая и задавая вопросы. Особенно привлекли его внимание оружейка и медпункт, в котором он задержался, вчитываясь в надписи на перетянутых резинками блистерах.

– А чего вы их на рынок не вынесли? – спросил он, жадно оглядывая стеллажи. – Это же сокровищница Али-Бабы! Оазис посреди мертвой пустыни!

– Не продается, – за Турнотура твердо ответил Тарас. – Только в экстренных случаях и по крайней нужде.

– Разве сейчас не такой случай? Когда еще свидимся. У нас тоже есть старики, дети.

Сувуройцы смолчали, прекрасно понимая, что за пару ампул обезболивающего могли бы запросто получить целиком караван со всеми потрохами, включая паром. Думал об этом, по всей видимости, и сам Никалунд.

– Если будем сорить направо и налево, толку все равно не будет, – заметил Тарас. – Болеющих найдутся сотни, а на всех не хватит. Прививками и вакцинациями всех не вылечишь, так зачем попусту дразнить людей. Только в экстренных ситуациях, – повторил он.

– Согласен, – кивнул Турнотур, когда Никалунд повернулся к нему, явно ожидая услышать иное решение. Сейчас опять начнет о прогибах под русских, подумал Вальгир, но сосед, напротив, понимающе кивнул.

– Вы правы, правы. Всех не вылечишь. Вот она, оборотная сторона власти, а, Вальгир? Нести такую ношу и ответственность. Иметь силы отстаивать свое решение, каким бы тяжелым оно ни было и, главное, объяснить людям, что всё для их же блага.

– И при этом не споткнуться.

– Ты сам сказал, – подмигнул Никалунд. – В этом и есть суть политики. Кто лучше жонглирует, тому и аплодисменты. Верно?

Его свита согласно закивала. Больше не задерживаясь в медпункте, Балдер проследовал в оружейку и тут уже не смог сдержать эмоций.

– Впечатляет… С таким арсеналом тебе нечего и некого бояться, Вальгир. – Он взял с одной из стоек неснаряженный АК-74М, взвешивая его в руках. – Куда нам со своими палками и цепями.

– Не прибедняйся, у вас есть оружие.

– Есть, – согласился Никалунд. – Но не такое, и не в таком количестве. Не прикажешь же заново порох изобретать? Да и с кем воевать, с гриндами?

Он повернулся к Турнотуру так, что дуло автомата как бы невзначай уставилось на него. Несмотря на то что все боеприпасы хранились под замком и оружие было не заряжено, Тарас все равно напрягся.

– Хороша игрушка. – Балдер вернул автомат на место и вздохнул. – Знаю, знаю. Не продается.

Он продолжил осмотр и дойдя до накрытого брезентом экзоскелета, без приглашения расчехлил его, отступив.

– Что это? – с неподдельным удивлением спросил Никалунд.

– Экзоскелет экспериментальный, – неохотно объяснил Тарас. – Довоенный опытный образец.

Пальцами в перчатке Балдер провел по спаренным стволам ГШГ.

– Доспехи королей, – любуясь скафандром прошептал он. – Вы, русские, страшный народ.

– Не страшнее вашего. – Переглянувшись с Турнотуром, Тарас подобрал брезент и накрыл экзоскелет.

Как ни хотел Никалунд, но в торпедный отсек и реакторную дальше тамбура гостей не пустили. Тарас с помощью Якова ограничился короткими сухими объяснениями о принципе работы, на том и кончилось. Остальное убранство «Грозного» не вызвало у делегатов такого же острого интереса. Они еще немного походили, посмотрели и вскоре снова ступили на пирс.

– Ты удовлетворил свое любопытство? – поблагодарив старпома и Якова, оставшихся у корабля, спросил Турнотур.

– Более чем. Воистину лучше один раз увидеть. Ты просто не отдаешь себе отчета в том, что держишь в своих руках. – Никалунд смотрел на опутанное кабелями селение. – А если отдаешь, ты опасный сосед, Турнотур. Это же вечный двигатель.

– Не вечный. Запас хода реактора когда-нибудь должен закончиться, и пополнить его мы уже не сумеем. Они приплыли сюда из последних сил, на свой страх и риск. Поэтому пока все только для процветания и блага, на сколько хватит. Нам не нужна очередная война, им тем более.

– Главное, чтобы ты и дальше так думал, – щурясь на ветру, сказал Никалунд, тихо добавив: – Гордыня до добра не доводит. Ладно, идемте! С этой экскурсией я нагулял недурственный аппетит, продолжим за бокалом хмельного. Кстати, я не прочь отоварить пару бочек лично для себя. И позовите певичку.

* * *

Перед игрой был созван «военный совет», как его называла собравшаяся команда Батона. Опытный охотник еще с самого начала взял на себя бразды правления, так как, по его же собственным заявлениям, когда-то ходил в хоккейную секцию. На льду стояли практически все, а кто не умел, довольно быстро освоился.

– Значит, так! – разгоряченно говорил Батон, расхаживая в центре барака, где размещались строители русского селения. – Слушайте сюда! Сегодня у нас гости. Считайте, это показательный матч!

– А выигрывать-то прилично? – неуверенно спросил Паштет. – Мы же гости. Да и их больше.

– Мы тут давно не гости, – возразил Тарас. – И число не имеет значения. Игра есть игра.

– Вот! – поддержал Батон. – Настрой похвальный! Мы представители величайшей хоккейной державы, а что нашему хоккею свойственно? Правильно – интеллект. Правда, это не ко всем относится.

Батон многозначительно кивнул на Паштета и Треску, которые тут же, не сговариваясь, недовольно поджали губы.

– Старые песни о главном, – буркнул толстяк.

– Тоже мне, Чапай! – хмыкнул обиженный Паштет.

– Да, Чапай! – оскалился Батон. – Я в тактике побольше твоего кумекаю. Ты мне тут дисциплину не подрывай, а то мигом отправишься к штрафникам. С острым недомоганием жевательного аппарата.

– Ты чего злой такой сегодня, – подала голос сидевшая на одной из скамеек Лера. Но причину и сама понимала. Встреча была непростой из-за приезда соседей. Им требовалось показать себя и не ударить в грязь лицом, хотя в этой игре такое даже приветствовалось.

– Диванный критик, – шикнул на нее самопровозглашенный играющий тренер. – В хоккей играют настоящие мужчины. Слышала такую песню?

– Опя-я-ять…

– Вот и цыц. Или топай отсюда.

– Подумаешь, – бросила Лера, словно ей было все равно. Но тем не менее она даже и не собиралась никуда уходить. Девушка не умела стоять на коньках, хоть среди спортинвентаря были и оригинальные модификации с поддерживающими колесиками или полозьями. Попробовала пару раз, но постоянно травмируемая пятая точка очень быстро стала выражать свой протест, и Лера бросила эту затею. Тем более, посмотрев пару игр, на которых что «наши», что местные, пользуясь «нововведениями», нередко давали волю кулакам, а иногда и вовсе скатываясь в откровенный разудалый мордобой, она окончательно поняла, что фёркей – это не ее. Да и костюма подходящего у девушки не было, хотя обшивший команды портной и предлагал несколько вариантов «посексуальнее», чтобы подогревать толпу.

– А может, сразу чирлидершей, – иронично заломила бровь Лера, несмотря на свое неучастие знавшая все аспекты игры. – Водорослями трясти с юбочкой до трусов?

– И в сапожках, отличная кожа есть. – Портняга энергично закивал, улыбаясь, на что Лера хлопнула дверью. Перебьются. Пусть другую охочую до простуды найдут, она им не матрешка.

– Так, о чем это я? – продолжил Батон. – А! Про интеллект. Короче, нам нужно дорожить шайбой. Будем играть до верного. Как завещал товарищ Тарасов. В общем, смотрите…

Батон с увлечением начал чертить на полу грифелем какие-то мудреные схемы.

– Шайба должна постоянно перемещаться от игрока к игроку. Она должна быть всегда в движении. Пусть они играют без шайбы. Эта система называется «конверт». Понимаете?

Кто-то кивнул, хотя по лицам собравшихся было понятно, что речь Батона так и сквозит дырами.

– Это северо-американцы привыкли играть по принципу бей-беги, но мы же не такие? Надо заставить врага играть по нашим правилам. Измотаем, запутаем, а потом отгрузим полную кошелку. А если что не так, то не «пескуйте», сразу на дядю Батона играйте. Я-то знаю, что с шайбой делать.

Лера не удержалась от смешка.

– Еще тут? – нахмурился Батон. – Ты понимаешь, что мешаешь?

– Да чем я тебе мешаю? – не выдержав, вспылила в ответ Лера.

– Марш отсюда!

– Все-все, ухожу, – тут же поспешила ретироваться девушка, прекрасно понимая, что охотник может взорваться в любую секунду. Уж очень она хорошо его знала.

– Я русским тебе языком говорю! – ждал тренер-охотник.

– Да иду уже! – Лера демонстративно развернулась и отошла в дальний угол барака, устроилась на стуле и скрестила ноги.

– Продолжаем. – Голос Батона все равно было хорошо слышно. – Играем на большой площадке. Договорились, что в команде по семь человек. Плюс вратарь. Замены делать можно. Но целыми звеньями играть не получится, как в настоящем хоккее. Со мной выходят Паштет, Треска…

Как обычно, Лере быстро надоели речи напарника. И она не нашла для себя ничего лучше, чем пройтись вокруг импровизированного ледового стадиона.

Закатывающийся за горизонт тусклый диск солнца слал последние лучи людям, двигавшимся к Медузьей бухте. На дне, под коркой прибрежного льда, размеренно пульсировала огромная, испещренная венами и прожилками студенистая масса, подсвечивающая океан мягким голубоватым свечением. Отпрыски Горгоны плавно кружились подо льдом (который заранее проверили на прочность и вычистили), своим мерцанием придавая площадке волшебный, мистический вид.

На берегу были установлены импровизированные трибуны, приведенные в надлежащий вид к приезду гостей и оснащенные многочисленными факелами. Для высоких лиц соорудили отдельную ложу, обеспечивающую лучший обзор предстоящего действа.

Команды уже вышли на лед, зрители были на местах и ждали сигнала. Поднявшийся со своего места Турнотур по праву хозяина ударом в поднесенный гонг дал стартовый сигнал.

Протяжный вой рожка ознаменовал начало матча.

И в этот раз происходившее на льду мало походило на спорт. Замелькали разномастные шлемы, прелые от дыхания бороды, раскрасневшиеся лица. Сумбура добавляли костюмы – каждый игрок хотел выделиться и смотреться более устрашающе, чем другие.

Это была какая-то толкотня, в которой никто особенно не церемонился. Шайба как заведенная металась по площадке, а за ней толпой носились орущие друг на друга мужики. Орудовавшие клюшками кто из дерева, а кто из обработанных шлифовкой позвонков молодых гринд. Чаще всего эти инструменты использовались не по назначению, обрушиваясь то на спины, то под ноги соперников. И все это под гиканье собравшихся зрителей.

Стало сразу понятно, что все тактические заготовки Батона пошли насмарку. Но его это, похоже, ничуть не заботило. Он как оголтелый рассекал по площадке, нарушая собственные же предписания. И кажется, получал от этого громадное удовольствие.

Уже на первой минуте в Батона въехал какой-то здоровенный фаререц. Да так, что охотник сначала отлетел в сторону, а потом, перевернувшись, проехался лицом по льду, подсвечиваемый снизу разноцветными медузьими сполохами. У Леры перехватило дыхание. К счастью, он тут же вскочил и снова ринулся в самую рубку.

– Да-вай! Да-вай! – скандировала толпа, помогая себе кто во что горазд: трещотками, стиральными досками, свистульками. Кто-то выстукивал ложками по надетому на голову ярко раскрашенному ведру.

По губам Батона можно было прочитать что-то из серии «отличный силовой прием», только значительно короче и эмоциональнее. Он явно наслаждался происходящим, таким увлеченным его уже давно не видели.

– Оле! Оле-оле-оле-е! Россия, впере-ед! – тянула Пионерская молодежь, размахивая над головами шарфами.

Но постепенно чаша весов начала клониться не в пользу команды «Грозного». Физически крепкие фарерцы все чаще стали заталкивать соперников, вынуждая прижиматься к своим воротам.

Треске и вовсе саданули подножку, и растянувшийся на пузе толстяк засучил руками в перчатках, пытаясь подцепить отлетевшую клюшку. Ему на помощь заскользил вертлявый Паштет, опрокидывая обидчика, местного здоровенного кузнеца, который с азартным ревом поднялся и втащил долговязому.

– В кочергу заверну!!! – поправляя каску, прогремел он.

– Надорвешься. – Паштет показал язык. К ним уже спешили остальные игроки.

Позабыв про шайбу, которая сиротливо откатилась под коньки захлебывавшегося свистом судьи, обе команды с энтузиазмом принялись мутузить друг друга под одобряющие крики толпы. Брызнула китовьими позвонками разбитая о чей-то торс клюшка. Наконец, игроков удалось утихомирить, и «матч» продолжился.

Все отчетливее приходило понимание, что гол остается вопросом времени. И он состоялся. Хотя команда «Грозного» и демонстрировала чудеса героизма, и вратарь Ворошилов крутился в воротах как белка в колесе, но есть предел везению. Мощный щелчок, и черный кругляш затрепыхался в сетке, проскочив над плечом спелеолога.

Моряки попробовали отодвинуть игру от своих ворот, но это получалось лишь частично. Только маленькая «рамка» и скопище соперников мешали фарерцам увеличить счет. Это было похоже на игру в кошки-мышки. Батон дышал все тяжелее, задор и энтузиазм уже исчезли с его лица, уступив место злости.

Время неумолимо уходило. И тут произошло то, чего никто не ожидал. После очередного нокаута с площадки выволокли Треску, который хоть и быстро пришел в себя, но продолжать игру не смог. Лера даже и не поняла, кто же вышел на замену – высокая неуклюжая фигура в ватнике и шлеме, который больше напоминал экипировку мотоциклиста. На макушке покручивался маленький пропеллер.

Буквально сразу же новичок ловко подхватил шайбу, проскочил между двумя здоровенными защитниками и выкатился на рандеву с вратарем.

А дальше все происходило как в замедленной съемке. Вот вышедший на замену игрок слегка качнулся в сторону. Вратарь выкатился вперед. Защитники безуспешно попытались остановить наглого беглеца. Кто-то даже кинул свою клюшку тому под ноги, но это не имело никакого значения. Словно пернатый хищник, игрок «Грозного» уже вышел на угол атаки. Трибуны стихли, затаив дыхание. Еще раз качнувшись, он заставил вратаря припасть на колени, и только после этого по широкой дуге объехал его и издевательски неспешно толкнул шайбу в пустые ворота.

Русские болельщики заорали, повскакав со своих мест. Никто не мог поверить в только что произошедшее.

Казалось, еще несколько секунд назад пределом мечтаний была мысль о том, как избежать разгрома, а уже сейчас отчетливо замаячила почетная ничья. По такой игре она была бы великолепным результатом для моряков.

Но в этот день ничьи быть не могло.

Не дав противнику отметить гол, фарерцы тут же выиграли вбрасывание и свиным клином устремились к воротам Ворошилова.

Сразу двое моряков ринулись на игрока с шайбой. О правилах тут речь больше не шла. Завалить, затоптать, отобрать.

Круглый кусок резины отскочил в сторону и неспешно покатился по льду. Но лишь до того момента, пока его не подхватил тот самый игрок, который совсем недавно вышел на замену.

Сколько не присматривалась, Лера так и не смогла понять, кто эта таинственная «лошадка», хотя помнила всех присутствовавших на брифинге.

А дальше начался какой-то «день сурка». Так же проскочив между вражескими защитниками, неизвестный снова выкатился на ворота. Снова была игра в раскачивание, широкая дуга и удар в незащищенный угол. Между голами едва ли прошла минута.

Лера даже успела залюбоваться выверенными движениями новоявленного героя матча. Было в них что-то такое, что больше напоминало утонченный танец.

Фарерцы были обескуражены. Да и сами игроки «Грозного» не верили в происходящее. Им оставалось продержаться каких-то две минуты, и они это сделали.

Наконец прозвучал сигнальный рожок. Он даже не прогудел, а прохрипел.

Кто-то обессиленно упал на лед.

А потом пришло осознание победы и неизбежная куча-мала радости.

И только высокий игрок в ватнике остался в стороне. Он словно не понимал, что происходит, и крутил головой по сторонам.

И тут до Леры наконец дошло, когда он стянул со взмыленного лица маску.

Это был Птах.

Как он тут появился? Она же не видела его на собрании.

– Ты-то откуда свалился? – протолкавшись к блаженному, которого команда с гиканьем подбрасывала на руках, удивленно прохрипел надорвавший дыхалку Батон.

– Так я… – обрывками отвечал то подлетающий, то приземляющийся на руки Птах. – Всем помочь… КМС же… Мячик в корзинку… Играл! Игры шибко люблю… Еще с детства… Вона ребяткам подсобить…

– Подсобить?! КМС, оба-на! – пыхтел радостный Батон. – Что ж ты молчал, чемпион пернатый! Туз козырный!

– Мы в хоккей играли, сраки надорвали! Йех ма, трай-ла-ла! Денег нету ни хрена! – заголосил Птах.

Русская группа болельщиков подтягивалась на лед, присоединяясь к ликованию своей команды.

Несмотря на то что встреча прошла не в пользу хозяев, Турнотур и Никалунд явно остались довольны представлением и оживленно обсуждали игру на своей трибуне.

Развлечение удалось. Угодили.

* * *

Когда настало время каравану двигаться в обратный путь, многие обитатели «Братства» выдохнули с облегчением. Гулянки гулянками, но пора и честь знать. Что говорить, утомили гости. Дни, что «Землекопы» стояли в селении, выдались богатыми на впечатления. Торговля закончилась, игра состоялась, и людям хотелось вернуться к привычным делам.

– Надо же, никогда не думал, что когда-нибудь снова устану от отдыха, – перешучивались местные.

Тарасу и бывшему начальнику охраны Пионерского убежища Жене Ветрову, на новой земле оставшемуся не у дел и потому примерившему на себя должность прораба, не терпелось продолжить стройку. Тем более что за последнее время все заметнее был виден результат. На некоторых срубах они уже готовились просмаливать крыши, хоть жить в них еще было нельзя. И пока караванщики паковались, мужчины сидели над списками и чертежами, корректируя дальнейший план работ. Проверяли наличие материалов, заносили в отчетность использованные и добавляли недостающие, в то время как торговцы подсчитывали прибыль, а хозяева «Трех овец» – затраты на пир для гостей.

Уезжали «Землекопы» под вечер – случилась вынужденная задержка, пока в бухте раскочегарили (не с первой попытки) зачадивший трубой паром.

Провожал гостей Турнотур с немногочисленной охраной, к которой, чтобы размяться, примкнул Батон. Пока внедорожник, автобус и телегу переправляли на палубу по настеленным доскам, правители ждали на берегу, обмениваясь прощальными репликами.

– Хорошо погуляли. Да и кошельки мои тоже вроде довольны. – Имея в виду купцов, Никалунд плотнее затянул пояс на шубе и проворчал. – Еще бы эти засранцы из охраны дебош в кабаке не устроили.

– Накладка вышла. Извини.

– Ты-то чего извиняешься? Дело житейское. Бывает. Это тем баранам расшаркиваться надо, хоть они уже получили свое.

Балдер сплюнул на землю и растер сгусток носком начищенного сапога.

– Ну, теперь вы к нам, соседи дорогие! Напоим, накормим, спать уложим. Ваш-то на ходу? Не видать что-то.

– Плавает. В соседнюю бухту отогнали, чего тут толпиться.

– Эх, Вальгир. – Никалунд привычно погрозил Турнотуру пальцем. – Все-то у тебя в порядке да по полочкам, и не подкопаешься. Всем бы такими хозяевами быть.

– Порядок в общине – залог спокойствия, – не повелся на лесть Турнотур. – Если бросить и перестать следить, развалится все. А поднимать в нынешние времена с нуля дело нереальное, тем более в нашем положении.

– Да-а, островитяне, – согласился Балдер, и глубоко вдохнув соленый воздух, обвел взглядом погружавшиеся в сумрак холмы. – Осколки цивилизации, которой больше нет. Робинзоны Апокалипсиса! Чуешь важность ситуации?

– Скорее необходимость. Без руководства и организации люди растеряются. Будут как в первые годы, каждый сам за себя. Сгрызутся.

– Вот и я про что. Дис-ци-пли-на.

Автобус закатили на паром и теперь закрепляли на палубе.

– «Дагфинн»? «Дневной странник»? – прочитал Турнотур подрагивающее в свете факелов название на борту судна. – Раньше же «Вигге» был.

– Сын предложил переименовать. Старая надпись рассыпалась от соли совсем, так что заново нарисовали, считай переродился. Мне нравится. Правда, плавает в основном ночью и с толкача, – рассмеялся шутке Балдер. – Но ничего. Глядишь, скоро вместо нас дети друг к другу ходить начнут.

– Время летит.

– Да не такие мы с тобой и старые. – Никалунд хлопнул сувуройца по плечу. – Жаль, конечно, что с Милен и моим не случилось. Илва расстроится.

– Сердцу не прикажешь, – пожал плечами Вальгир.

– А мог бы. Ты же в доме хозяин.

– Без обид?

– Упаси Олаф! Какие обиды. Что сделано, то сделано. Не воротишь. Так что совет да любовь! – отмахнулся Балдер, но Турнотур догадывался, что упущенная возможность сродниться колониями крепко раздосадовала соседа.

– Мы готовы, хозяин! – окликнули с парома.

– Иду!

– Хозяин, – покачал головой Турнотур.

– Субординация, друг, – развел руками Балдер. – Ничего не поделаешь. Иди сюда.

– Попутного ветра, брат. – Они обнялись. – Семье низкий поклон. Гостинец Илве не забыл, что Ламбар передала?

– Вот здесь. – Никалунд хлопнул себя по груди. – У сердца! Все похоронено, но женские безделушки бессмертны, а?

– Добро. До встречи, Балдер.

– До встречи, Вальгир.

Стоя на берегу, Турнотур смотрел на разворачивающийся паром, и ветер трепал гудящее пламя факелов в руках собравшихся за ним мужчин.

* * *

Жизнь селения вернулась в прежнее русло. Работа на стройке закипела с удвоенной силой. За Живицей, подаренной «Землекопами», следили, как было сказано, поддерживая необходимое количество компоста, которым питались черви. Их размножения и работы не было видно, и люди постепенно свыклись с пнем как с частью ландшафта. Только в самую тихую ночь, находясь возле Живень-корня, можно было расслышать негромкое шуршание травы и какие-то пощелкивания, по которым было ясно, что внутри кто-то есть.

Предоставленная сама себе Лера коротала время за учебниками, подтягивая язык, тренировалась по утрам, гуляла с Милен, когда у той выдавалась минутка, или навещала Батона.

Как-то поздним вечером, устав от зубрежки и накормив ужином по обыкновению сразу же ушедшего спать Мигеля, Лера отправилась прогуляться. Идя на свет в окошке сарайчика рядом с одной из подстанций у «Грозного», заглянула навестить Паштета с Треской. По договоренности корейцы и русские дежурили у энергосистем посменно, и девушка знала, что сегодня очередь выпала поварам.

Подойдя к двери, она остановилась, прислушиваясь к звукам доносившийся изнутри песни.

Если у вас нету тети, То вам ее не потерять, И если вы не живете, То вам и не, то вам и не, То вам и не умирать, Не умирать. Оркестр гремит басами, Трубач выдувает медь. Думайте сами, решайте сами, Иметь или не иметь. Иметь или не иметь.[9]

Когда последний аккорд затих, она толкнула дверь и вошла, с удивлением увидев в руках Трески гитару. В небольшой комнатушке было натоплено, в углу потрескивала буржуйка. Шкафчик, несколько табуреток, стол, за которым устроилась парочка, пластиковая коробка с зашитой в нее тревожной кнопкой, помигивающая от гулявшего напряжения лампочка на потолке – вот и все убранство сторожки.

– Здорово, попадья! – с порога приветствовал гостью Треска, ставя гитару из кают-компании «Грозного» на пол.

– Грустная песня, как называется?

– Не грустная, а лирическая. Хотя теперь как уж посмотреть. «Если у вас нету тети», – ответил Треска и улыбнулся. – «Ирония судьбы, или С легким паром!» Советский такой фильм был. Раньше, под Новый год постоянно по ящику крутили. Правда, потом надоело уже. Традиция! Мандарины, оливье… эх.

– И какая гадость эта ваша заливная рыба, – с грустинкой протянул Паштет, слушавший подперев щеку ладонью. – Иметь или не име-еть.

– Не знала, что ты играешь.

– Так иногда, струны пощипать. Стихи прыщавым пробовал ковырять, байду всякую.

– Я рисую на асфальте небо цвета сентября…

– Уй, не продолжай, – скривившись замахал рукой Треска.

– Мне нравились, – пожал плечами Паштет.

– Выветрилось. А ты чего? Только с нашим шизофреником разминулись. Через окошко в гляделки играл, жука какого-то тыкал, болван.

– Не видела.

– Да хрен с ним. Кам ин! Ду ю спик инглиш? Хау ду ю ду?

Стремление Леры выучить английский толстяк тоже никак не мог оставить без внимания.

– Иди ты, – беззлобно ответила девушка. – Я вам бутеры принесла. Налетайте.

– Это дело, давай сюда. Штаны просиживаем, не видишь. А ты чего? Муженьку колыбельную спела и за порог, хе! Не взбухнет, что мы его объедаем? – Когда они разобрали из столового контейнера закуску и вгрызлись в бутерброды, Паштет указал Лере на свободный табурет. – Падай.

– Ну так как, шпрехаешь уже? – с набитым ртом поинтересовался Треска.

– Говорить-то вроде могу, – вздохнула Лера, отвинчивая крышку термоса, в котором был горячий травяной чай. – А как начинаются склонения и глаголы, тоска смертная. Ничего, забодаю.

– Главное, не бросай, – подбодрил Паштет.

– Да тут проще пареной репы, – поддакнул Треска. – Если самые важные слова знать, вообще не пропадешь.

– Это какие?

– Бастард, щит и фак ю! – авторитетно перечислил Треска.

– Хватит ей чушь впаривать, – одернул его дожевавший свою порцию Паштет и, аккуратно собрав крошки с платка, расстеленного вместо тарелки, отправил их в рот. – Ляпнет еще где не по делу, по шапке отхватит. Уф, спасибо. Вкусно.

– Эти я знаю, – ответила Лера, наливая в крышку термоса дымящийся чай. – Читала уже.

– Правильно. Азы любого языка начинаются с мата. – Треска поучительно поднял палец. – А там уже как по маслу дальше пойдет, главное не робеть.

– Сам-то два слова связать не можешь, – фыркнул Паштет. – Лингвист хренов.

– А я чё, я и не парюсь, – невозмутимо отбился толстяк. – Знал когда-то, а за ненадобностью выветрилось все. Чай у нас и иностранцев-то не было.

– И здесь типа нет? – в наигранном удивлении развел руками Паштет.

– И чё? Штаны есть, койка есть, руки при деле. Некогда на фигню время тратить – заводы стоят, одни гитаристы в стране.

– Ладно, забейте. Достали «чёкать». Сама разберусь, – прервала спор Лера и посмотрела на стол, в центре которого возвышалась башенка из сложенных друг на друга деревянных брусочков, уже давно привлекших ее внимание. – Чего делаете?

– Это-то, – сыто икнул Треска, вытирая о штаны руки. – Это дженга.

– А-а-а, ясно, – в притворном понимании кивнула Лера. – Здорово.

– Дай я объясню, – вмешался Паштет и разломал башню, перемешав блоки.

– Ты чего! – взвизгнул Треска. – Я же выигрывал!

– Смотри. – Проигнорировав приятеля, Паштет стал заново складывать брусочки один на другой, вооружившись поддерживающей конструкцию формованной картонкой. Каждый этаж башни состоял из трех блоков, положенных вплотную параллельно друг другу. – Первым ходит тот, кто строил. Допустим, я. Нужно тащить бруски снизу и класть наверх, пока все не рухнет. Трогать можно только одной рукой, но придерживать другой брусок пальцем, например, не запрещено. – Он выразительно посмотрел на Треску.

– Ну щупалки у меня толстые, и чё?

– Жулик.

– Иди ты.

– Так вот. Проигрывает тот, у кого башня падает. Все.

– Как просто. А можно с вами?

– Давай! Все равно эта рожа глаза мозолит.

Они немного поиграли, быстро освоившейся Лере повезло пару раз, и скоро девушка засобиралась домой.

Когда она ушла, Треска развязал рюкзак, лежавший у него в ногах, и выудил небольшой мешочек, из которого высыпал на стол горстку сушеной травы.

– Это еще что, – насторожился Паштет.

– Поели, ребенка развлекли, можно и расслабиться. – Поискав в поленнице щепку, толстяк проверил пальцем острый конец и, оскалившись, стал колоть себе десны.

– Совсем обалдел? – испуганно, с гримасой боли на лице ахнул приятель.

– Чтоб быстрее в кровь пошло.

– Что пошло-то? – продолжал не понимать Паштет.

– Травушка-муравушка. – Треска аккуратно подравнял кучку мизинцем. – Кое-кто из местных подсказал. Кустики такие у леса растут. Особенные. Чемпой кличут. А этот способ зачетный, в клубе «27» все так делали.

– Дурь, что ли?!

– Ну, такое.

– Ты с каких пор торчком заделался?

– Цыц, гуано. Я воевал! Она легкая, так, мозги проветрить да кровь разогнать. Энергетик.

– Хринетик. А ты в курсе, как закончили все из того самого клуба? Он ведь неспроста так назван был.[10]

– Хватить мозги компостировать, запарил уже. Сам вон рыбу сырую за обе щеки жрешь. Черви уже, поди, в кумполе.

– Нет у меня червей! – испугался Паштет, иногда в память об утраченном лакомстве скручивающий себе из выловленной рыбы привычные цилиндрики, обмотанные водорослями, с присыпкой местного риса. – Это суши. Кстати, Лере нравится.

– Лера твоя сушей нормальных не ела. А они сгорели давно, вместе со всем остальным. У одного япошки, который всю жизнь эту хрень жрал, в мозгу червей и нашли.

– Вброс это галимый был. Читал всякую спамовую чушь.

– Ай, брось. Тебе в любом случае не грозит.

– Почему это?

– У тебя мозгов нет, га-га-га!..

– Пошел ты, – насупился Паштет.

– Забей, в нашем климате уже давно насрать, что полезнее, сырое или приготовленное.

– Это точно.

– Кстати. Давно хотел спросить. А почему в некоторых спорах ты быстро сливаешься, а вот как сейчас, даже кулачком помахал? И тетрадка Птаха не пригодилась.

– Это потому, что я твой кармический спарринг-партнер. – Следя, как Треска одну за другой отправляет щепотки травы в рот и разжевывает, серьезно сказал Паштет.

– Чё?

– Это когда…

– Уй-й, только не начинай! – скривившись, замахал руками Треска, двигая челюстями все энергичнее. – Сейчас, сейчас, родимая.

– Дебил.

Треска откинулся на стуле, прислонившись к стене, и блаженно смежил веки.

– Если узнают, Тарас нам обоим глаз на жопу натянет.

– Тарас-тарантас.

Скрестив пальцы на пузе, толстяк молча жевал, видимо, ожидая прихода. Тишину в сторожке нарушало лишь потрескивание гудящей буржуйки.

– Ты как, чувак? – немного подождав, осторожно поинтересовался Паштет, чувствуя себя неуютно.

– Ы-ы-ы… – Не открывая глаз, Треска осклабился, обнажая зеленые от травы зубы.

– Еще кони двинь, – огрызнулся приятель.

– Я вчера-а, поймал жука-а, – неожиданно затянул Треска на мотив битловской «Yellow Submarine». – Без капкана-а и сачка-а. Вот тебе-е моя рука-а, вся в говне-е того жука-а-аха-ха-ха…

– Эва тебя штырит, братан. – Паштет закончил выстраивать новую башню, повернулся к буржуйке и, открыв кочергой дверцу, пошевелил прогорающие поленья.

Гул работавшей по соседству подстанции, к которому они уже привыкли и научились не замечать, немного усилился. Паштету показалось, что он шел не снаружи, а откуда-то из-под земли. Стол, за которым они сидели, чуть задрожал и сложенная для новой партии башня, накренившись, рассыпалась.

– Продул, продул, удодок! – тыча пальцем захохотал Треска. Его глаза были подернуты мутноватой поволокой.

– Я ничего не трогал, – помотал головой Паштет.

– Ага, заливай. – Толстяка стало понемногу отпускать. То ли доза оказалась маленькой, то ли действительно чемпа не тянула на серьезную шмаль.

– Вот те крест! – резкими жестами осенился Паштет.

Сплюнув травяную жвачку в ведро у стола, Треска встряхнулся, сгреб деревяшки и стал заново запихивать в картонку, выстраивая башню.

– Лана, давай по-новой. Ща я тебя ушатаю.

Игра продолжилась.

Неподалеку стоявшее в поле за частоколом пугало вздрогнуло и покосилось, от чего на стылую землю, не удержавшись, спорхнула дырявая шляпа.

Глава 3 Тремор

– «…а вам самим время жить в домах ваших украшенных, тогда как дом сей в запустении? Обратите сердце ваше на пути ваши. Вы сеете много, а собираете мало; едите, но не в сытость; пьете, но не напиваетесь; одеваетесь, а не согреваетесь; зарабатывающий плату зарабатывает для дырявого кошелька, – бормотал Птах, в свете карбидки снимая образа со стен своей кельи и, протирая ветошью, бережно складывая их в походный баул. Второй, уже упакованный, стоял рядом. – Взойдите на гору и носите дерева, и стройте храм; и Я буду благоволить к нему, и прославлюсь. Ожидаете многого, а выходит мало; и что принесете домой, то Я развею. За что? За Мой дом, который в запустении, тогда как вы бежите, каждый к своему дому. Посему-то небо заключилось и не дает вам росы, и земля не дает своих произведений. И Я призвал засуху на землю, на горы, на хлеб, на виноградный сок, на елей и на все, что производит земля, и на человека, и на скот, и на всякий ручной труд…»[11]

Сверху раздался стук и послышался голос, отвлекая старика от работы.

– Птах, ты тут? Эй, просыпайся!

Блаженный обосновался в погребе барака, где на время были расквартированы строители. Все предложения делить кров с остальными держащийся особняком Птах проигнорировал и перетащил свой немудреный скарб вместе с драгоценными иконами сюда. Постелил набитый соломой ветхий матрас и спал практически на земле. Питался там же, совсем не показываясь в полевой кухне.

– Егор, ау! Я слышу, что ты там.

Одним из немногих способов выдернуть отшельника из полутрансового состояния было назвать его по имени. Повозившись с щеколдой, Птах отпер дверцу и, щурясь, посмотрел на стоявшего над ним Мигеля, опустившегося на одно колено.

– Пора?

– Пора, – кивнул священник. – Все собрал?

– Почти, почти, – заторопился Птах, спускаясь по лесенке вниз и беря очередную икону. – Все здесь. И Николушка, и Матушка, и Серафимушка. Всех умыл дедушка. Все переедут.

– Ну и духота. – Спустившись следом, Мигель немного постоял, пока глаза после яркого света привыкали к полумраку кельи. – И чего тебе с остальными не живется? Не укусят же они тебя.

– Нет, нельзя, – затряс вихрастой головой отшельник. – Не хочу. Бесполезный я там. Строят, дома мастерят. А я храню, стерегу, чтоб на месте все было, как время придет. Крест это мой. Собственный. Нести надо.

– Ну, считай, вахта твоя закончилась. – Мигель помог Птаху снять со стены икону. – Готово почти все. Освящать можно, но без икон нельзя.

– Нельзя, нельзя, – горячо согласился Птах. – Сначала дом заселить нужно, чтобы ждали уже. Нельзя Боженьку с ангелами в пустую церковь намаливать.

– Давай вот это сюда. Так, ну что, все?

Они оглядели опустевший погреб, без икон ставший еще мрачнее. Из обстановки остался только матрас в углу, полкраюхи пресного хлеба у миски с недоеденной кашей и чадящая карбидка на нижней ступеньке лестницы.

– Все.

– Тогда двинулись. Отец Иннокентий ждет. Ух. Этот потяжелее, я понесу.

Они поднялись в барак, и Мигель подождал Птаха, возившегося с крышкой погреба. Чувствуя вес баула, священник в очередной раз укорил себя за то, что не взял тогда из церкви Святой Троицы хранившиеся в ней образа, кроме нескольких, которые поместились в сумку. А что он мог сделать? Снести все на лодку, тут же отозвался внутренний голос. Но кто знал, да и не дело это, выносить из храма иконы. Даже после конца света. А кому они теперь достанутся? Кто будет за ними следить? На этот вопрос у Мигеля, к его небольшому успокоению, ответ имелся. В Антарктике, помимо «О.А.К.», еще теплились очаги выживших. Да, в отличие от разрушенной «Новолазаревской» они находились на серьезном удалении друг от друга. Но ведь они были! А значит, когда-нибудь церковь найдут, и она снова будет использоваться по назначению. Только бы не разграбили… Да полно, он вновь одернул себя. Там у людей есть голова. Должна быть. Вон, русские же жили, к тому же приютили столько людей. А если иконы и разберут по домам, так даже и лучше. В конце концов, других священников на материке он не знал. Кому служить? Может, и были, но встречаться не доводилось.

Только бы на дрова не пошли, снова забередил душу гаденький голосок…

Поправив на плече баул, Мигель тряхнул головой, прогоняя назойливые неуместные мысли. Все нормально. Так и должно быть. Им и этих икон хватит. А со временем, даст Бог, может и получится у местных художников написать еще святых. Красивое православное издание с иллюстрациями Мигель видел в библиотеке. Все по мере поступления.

В селении обитали представители разных наций и вероисповеданий. Были и православные, так что затее священника никто не препятствовал. Правление «Братства» было лояльно к любым конфессиям, поддерживая тем самым культурное наследие представителей разных стран. Мигель помнил передвижную Церковь Святого Грима, в которой сочетались браком Олаф и Милен. Теперь и у них своя будет.

Когда они шли по дороге, ведущей к стройке, священник увидел фермера, направлявшегося к ним через поле и что-то кричавшего, размахивая руками, чтобы привлечь внимание. Мигель и Птах сбавили шаг, давая мужчине возможность поравняться с ними. Подойдя, тот продолжал что-то сбивчиво говорить на датском, указывая в направлении, откуда пришел.

– Подождите, постойте. Я не понимаю, – пытался вклиниться Мигель в поток непонятных фраз. Птах прятался за его спину, опасливо прижимая баул с иконами к груди.

Мужчина продолжал жестикулировать, взяв священника под локоть и явно приглашая последовать за собой.

– Я не понимаю, – повторил тот по-английски, и фермер наконец догадался сменить язык.

– Вы должны пойти со мной! – взволновано продолжил он, убедившись, что теперь его понимают.

– Что случилось?

– Я Лассе, скотовод, – представился мужчина. – Яма! Там, на моем участке! Вы должны посмотреть!

– Яма? – растерялся Мигель.

– Да, – кивнул Лассе. – Большая! Я ничего не понимаю.

– Мы тоже, – с натянутой улыбкой ответил Мигель, пытаясь вежливо отстраниться, когда фермер снова попытался взять его за локоть. – Понимаете, мы спешим.

– Идемте, прошу вас!

– Мало ли на свете ям? – пожал плечами священник. – К тому же сейчас зима, мало ли что случилось.

– Вот именно! – Лассе волновался все больше. – Случилось! И это не просто яма… Как хорошо, что я вас встретил! Вы же священник, в конце концов!

Мигель переглянулся с Птахом, молча переминавшимся за его спиной.

– Ну ладно, – вздохнул он. – Только быстро. Показывайте, что у вас там стряслось.

– Конечно, конечно! Идемте, я покажу.

Сойдя с дороги, мужчины пошли вслед за Лассе через поле, бывшее когда-то небольшой футбольной площадкой.

– Вот, – сказал фермер, обреченно опустив руки, хотя Мигель уже сам прекрасно видел, что они пришли.

То, что Лассе описывал как яму, на деле выглядело провалом овальной формы, метра четыре в диаметре, окруженным по краю высокими кучами земли. Положив баул, Мигель осторожно приблизился и посмотрел вниз, став на груду дерна. В глубину яма была метров шесть, и на этом расстоянии плавно уходила в сторону, куда не доставал солнечный свет.

– Что это? Оползень, плывун?

– Не знаю, – покачал головой Мигель. – Ты верно сказал, что я священник. Никогда ничего такого не видел. Даже учитывая, что двадцать лет прожил в ледниках.

– Земля разверзлась и поглотила их и их сородичей – всех людей Кореевых со всем их имуществом, – бормотал не решавшийся подойти к яме Птах. – Они живыми сошли в мир мертвых, со всем своим добром; земля сомкнулась над ними, и они сгинули из среды народа[12].

Присев на корточки, Мигель оглядел стены отверстия, испещренные вертикальными длинными бороздами, напоминавшими то ли следы бура, то ли… Священник осторожно провел пальцами по одной из них. В ширину она была почти как его запястье.

Снизу поднимался спертый тяжелый дух.

– Нужно позвать Батона.

Вскоре вокруг ямы собралась толпа зевак.

– Дайте дорогу! Отойдите от края. Посторонитесь!

Охотник, за которым послали, протолкался вперед и некоторое время внимательно изучал провал.

– Что думаешь? – спросил Мигель.

– Не знаю. На просадку грунта не похоже. Подмыв? Но воды на дне нет. Наоборот. По виду давление шло изнутри. Видишь кучи?

– Что-то вытолкнуло землю наружу, – кивнул Мигель.

– Или кто-то. – Батон присел и потрогал одну из борозд на стене ямы. – Уж очень это напоминает… – Он не закончил.

– Что? – Мигель понял, что они подумали об одном и том же. Но искренне не желал, чтобы это оказалось правдой. Мало ли, в конце концов.

– Пока не уверен. – Батон поднял голову и посмотрел в сторону леса. Делиться своими догадками он пока не спешил. Да и не убедившись, нечего пугать местных досужими домыслами. – Нужны веревка, фонарь, телега и респиратор. А то несет как из толчка.

– Я туда не полезу, – предупредил Ворошилов.

– Сыкло.

– Спелеолог, – невозмутимо поправил тот.

– Что будешь делать?

– Спущусь, ясен пень. Сидеть и гадать можно сколько угодно. Ничего не пойму, пока не увижу.

Когда принесли все необходимое и подогнали со стройки груженую мешками телегу, Батон привязал один конец веревки к ней, а другой обвязал вокруг пояса, несколько раз проверив прочность. Нацепив на лицо маску и резкими движениями подзарядив фонарь, он повернулся спиной к яме и стал осторожно спускаться. Мерзлый грунт практически не осыпался и движение вниз было более-менее плавным. Наверху Мигель и мужики со стройки следили за телегой, колеса которой стабилизировали камнями.

– Я внизу! Отвязываюсь!

Добравшись до дна, Батон встал на ноги и отвязал веревку.

– Яма уходит в сторону под наклоном! Диаметр тот же! Ни хрена это не обвал или плывун!

– Поняли! – крикнул Мигель. – Внимательнее!

– Глубоко не пойду!

Подсвечивая фонарем, Батон, осторожно пробуя почву и выверяя каждый шаг, прошел несколько метров вперед. Загадочный туннель уходил во тьму под наклоном. Воняло так, что не спасал даже простенький «намордник». «Да елки, реально кто-то подох? – удивленно подумал охотник. – Что так разит-то…»

У каждой профессии – запах особый. А, Родари?

Кое-где под ногами были разбросаны странные скорлупки, по виду напоминавшие обычные ракушки, которые выносило прибоем на Балтийский берег. Видно было не очень хорошо, да и рассматривать не хотелось – мало ли, какая хрень тут скучала в грунте. Не шевелится, уже хорошо.

Под подошвой тихонько хрустнуло. А еще через несколько метров туннель резко обрывался очередной ямой, колодцем уходящей вниз. В этот раз луч фонаря не смог дотянуться до дна. Пошарив кругом света под ногами, Батон поднял с земли камешек и кинул его в пустоту. Почва не давала эха, и охотник с трудом расслышал глухой стук где-то далеко внизу. Глубоко, зараза. Да что же это такое…

Хотя что это, он уже начинал догадываться, только от этой мысли становилось не по себе. Уверенности добавляли косые отметины на стенках и полу туннеля. Если тут не собирались бурить колодец, выходило, что у селения появился незваный сосед.

Ммать. Лиха беда начало. В нашем доме поселился замечательный сосед. Пап-пап па-ба-да-па пап-пап…

Еще немного посмотрев и не обнаружив ничего, за что можно было бы зацепиться, охотник вернулся к веревке и, обвязавшись, несколько раз подергал.

– Я поднимаюсь!

– Вытаскиваем!

– Ну что там? – озвучил общий вопрос Мигель, когда охотник выбрался на поверхность.

– Хреново, – стягивая маску и делая жадный вдох, ответил Батон. – Переводить остальным пока не надо, нечего народ пугать. Но, похоже, у нас объявился незваный гость.

– Гость? – нахмурился Мигель. – О чем ты?

– А вот понимай как знаешь. – Бросив веревку на землю, охотник плюнул в яму. – Точнее пока сказать не могу. Как будто и без этого гемора не хватало. Ясно только, что внимательнее теперь надо быть, пока я конкретнее не разузнаю. Яму оградить и распорядиться, чтобы около нее не шатались.

– Значит, это… животное?

– Давай-давай, шевели кукушкой. Борозды эти что, по-твоему?

– Когти?

– Могешь, тезка! Я всякого говна повидал, но такое в нашем меню впервые. И меня весьма не устраивают размеры.

– И что теперь делать?

– А что ты тут сделаешь? В яму покричишь? Эй, Леопольд! Выходи, подлый трус?

– Люди должны знать, для их же безопасности.

– Вот для их безопасности и в первую очередь спокойствия знать пока никому ничего не нужно. Начальству я сам доложу. Только паники не хватало. Говорю же, рано гоношиться, пока не ясно ничего. Официальная версия – почва чудит.

– И сколько нам ждать? – не унимался Мигель. – И главное, чего?

– Пока нам снова не решат напомнить о себе. Или до первых жертв.

– Жертв, – похолодев, повторил священник.

– Мы же не знаем, чем оно любит лакомиться.

– Это жестоко.

– И цинично, – согласился Батон. – Но это наша реальность. И моя работа.

– Люди не приманка.

– Это пока, – мрачно ответил охотник, направляясь прочь.

– Ты куда?

– Обрадовать Турнотура. Яму огородите.

Проводив его взглядом, Мигель поднял с земли баул и подозвал Птаха.

– Наросла кученька, – пропел блаженный. – Земля-матушка разродилась…

– Идем, Егор. Иннокентий наверняка заждался.

Но тяжелые мысли крепко поселились у него в голове.

* * *

Неокрашенная церквушка, внешне напоминавшая арктическую, пахла свежим срубом. На луковке красовался выкованный местным кузнецом массивный начищенный крест. Любо-дорого посмотреть. Притвор, средняя часть и алтарь – все было устроено как положено.

– Хей! Я вас уже потерял, братцы! – помахал с крыльца отец Иннокентий.

– Задержались по пути. У одного фермера на участке неприятность случилась.

– Ничего серьезного? – спросил батюшка, пока они шли по скрипящим половицам в придел.

– Земля провалилась, – помня наказ Батона, уклончиво ответил Мигель. – Никто не пострадал.

«Пока», – мысленно добавил он.

– Ну и слава богу, – перекрестился Иннокентий. – Все принесли?

– Все, все, – закивал Птах. – Всех собрали. Все тут.

– Тогда приступим.

До обеда они были погружены в работу, извлекая из баулов иконы, старательно развешивая их по стенам и устанавливая аналой. Церковь, окрещенная в честь Святителя Николая Чудотворца, покровителя путешественников, преображалась на глазах.

* * *

– М-м-м, а пахнет-то как, родимая, – принюхавшись, блаженно осклабился Паштет. – Аж шибает.

– Верняк. Амброзия. Мастерство не пропьешь, – согласился Треска и заржал над получившимся каламбуром.

На камбузе «Грозного» парочка возилась возле самогонного аппарата, сцеживая драгоценное пойло из сушеной морской капусты в пластиковые бутыли. Местный алкоголь хоть и мог похвастаться относительным качеством и достаточным разнообразием, так и не заставил поваров отказаться от привычного самогона, напоминавшего о доме и вызывавшего томительную ностальгию, особенно после парочки приличных стопок.

– Давай следующую готовь, ага, так, – поторопил дежуривший на разливе Треска. – Да не пролей, дебил!

– Не бухти, вижу я.

– Видит он, – орудуя журчащим шлангом, ворчал Треска. – Очередного захода несколько недель ждать. Капуста-то еще осталась?

– До фига. Мы же впрок пять ящиков заготовили. Хватит нам этого, не ссы.

– Хватит, не хватит, – передразнил толстяк. – Пойла много не бывает, чувак. Это ж первое лекарство, когда душу щемит.

– У тебя всегда щемит, страдалец.

– Что поделать, – вздохнул Треска. – Это есть неотъемлемая часть загадочной русской души.

Опустошив колбы и пересчитав бутылки (вышло неплохо, аж сердце радуется), парочка вновь заправила аппарат и уселась за стол для обязательной процедуры снятия пробы.

– Надо было поприличнее закуся взять, – поздновато спохватился Паштет. – Не кошерно как-то.

– Намана, – успокоил Треска, пошукав в одном из ящиков и выуживая оттуда пару завалявшихся сухарей. – По-солдатски, чем богаты. Мы же не жрать пришли.

– Верно. – Паштет придвинулся ближе и азартно потер ладони. – Хотя от огурчика я бы не отказался. Эх, создавай!

– Будем! – Наполнились стопки, и приятели махнули по первой.

– Ох ты ж. – Проглотив, Паштет наморщился, ткнувшись рожей в рукав. – Горлодер. В этот раз передержали малеха.

– Ништяк. Хорошо пошла, – причмокнул Треска, сразу разливая по новой. – Сейчас шестеренки смажутся, как по маслу пойдет.

– Куда гнать-то, чувак?

– А мы и не гоним, – по-деловому отозвался толстяк. – Рабочий день кончен, смена сдана. Имеем полное право.

– Кстати, прикинь, раньше тут на все острова только одна пивоварня была! И то ниже трех градусов пивас варили.

– Бедняги, – искренне посочувствовал Треска. – В такой унылости керосинить сам бог велел!

– Да брось, красиво. Давно, когда поставляли нашим лососину, меняли у них водку, чтобы из Дании не ждать из-за квот и санкций. Говно, правда, была.

– Наша, ясен пень. Зато сейчас разгулялись.

– Ага. До войны тут вообще всего пять алкашных маркетов на все Фареры было.

– Тоска-а…

– Ну, учитывая объем населения, им хватало, – сказал Паштет и хихикнул. – Теперь наверстывают.

– И мы не отстаем!

Когда полуторалитровая бутыль была опустошена более чем на половину и парочка захмелела, Паштет предложил выйти на палубу подышать. Снаружи уже наступали сумерки, в селении зажглись фонари. Вахта пробила восемь склянок.

– Ляпота-а, – оценил пейзаж Треска и смачно рыгнул.

На улицах уже практически не было прохожих, в рассыпанных по берегу домиках тут и там горел свет, поэтому одинокая фигура в плаще с опущенным капюшоном сразу привлекла внимание.

– Гля, – ткнул в нее пальцем Треска.

– Ну, Птах, – пригляделся Паштет.

– Куда это он опять намылился?

– Тебе не пофиг? Он же того, куку на всю маковку. – Паштет покрутил пальцем у виска. – Даже во сне под подушкой фигу показывает. Мало ли что за блажь.

– А мне интересно, – решительно ответил Треска, застегивая фуфайку. – Что это за дядя у него там такой. Все равно делать нефиг, заодно прогуляемся. Сам хотел подышать, так вот тебе – воздух, природа, все дела.

– Так он же в лес. Ночью нельзя! – испугался Паштет.

– А стволы нам на чё? – не сдавался дошедший до кондиции «море по колено» Треска. – Лерка там шастала и ничего, жива-здорова, с муженьком милуется. Сейчас только рюкзак захвачу.

– На кой он тебе, чувак?

– Не пустыми же топать? Устроим пикник на пленэре, вдруг дозаправка потребуется.

– Не знаю, – неуверенно ответил Паштет. – Искать на жопу приключений…

– Чего ты как девка. – Треска ткнул его кулаком в плечо. – Харэ сиськи мять, или мамка заругает? Жди, я сейчас.

Когда он вернулся, навьюченный рюкзаком, парочка спустилась по сходням и держась на расстоянии так, чтобы не выпускать из виду, двинулась вслед за Птахом. За деревней сумрак сгустился, но повара не доставали фонарики, опасаясь привлечь внимание юродивого, который куда-то уверенно шел, то и дело мелькая между стволами деревьев. От нытья трусившего Паштета, нудившего про факелы, Треска отмахнулся, урезонив, что для нечисти еще слишком рано. Успеют обернуться. На какое-то время довод подействовал.

– Нехило тут разрослось, – брюзжал Треска, смотря под ноги, чтобы не оступиться на выпирающих отовсюду корнях. – Раньше только пустыри да горы одни были.

– Ты-то откуда знаешь? – фыркнул идущий следом Паштет.

– Откуда ты про пиво. В инете читал, в натуре, – вполголоса ответил толстяк. – Путеводители всякие там, статьи. Передачи смотрел.

– Нафига оно тебе надо было?

– Я раньше вояжировать-то любил. С баблом натяг, правда, хронический огребал.

– Та же фигня, – согласился Паштет. – Человек мира недоделанный.

– Зато сейчас… – Треска остановился и поправил рюкзак. – Денег нет. Ни хрена нет, а мир посмотрели. Вот и где она, логика?

– Там же, где и все остальное, – буркнул приятель. – В мире теперь вообще все с ног на голову. Жопа одна.

– Во-во.

Они продолжали идти за Птахом. По сторонам во тьме изредка стрекотали просыпавшиеся ночные насекомые. Повара уже заметно углубились в лес, но юродивый все не останавливался.

– Слышь, может, ну его, – пробормотал снова начавший нервничать Паштет. – Глядишь, в такие дебри залезем, что дорогу обратно не найдем.

– Поздняк метаться. Чего гундосишь на полпути? Уж раз залезли, смысл теперь отходняка врубать?

– Ему-то один хрен, – не сдавался Паштет. – Мозгов давно нет, как и страха, вот и не трогает его никто.

– Кто? – срезал, не оглядываясь Треска. – Ты сам видел?

– Н-нет.

– И я не видел.

– Но Лерка…

– Что Лерка. – Остановившись Треска обернулся к товарищу. – Что она там видела? Ты свечку держал? Пересралась небось с перепугу, вот и надумала себе невесть что.

– Давай хоть огонь зажжем или фонари.

– Заметит.

– Блин, чувак. Тут не видно же ни шиша.

– И нас не видно.

Лес вокруг стал редеть и вскоре расступился, выведя путников к подножию невысокого холма, сплошь укрытого вересковым настом.

– Гляди, вот он, вереск, – ткнул пальцем под ноги Паштет.

– Вижу я. Стой. – Треска сделал знак, и они немного подождали, давая Птаху уйти вперед, прежде чем выходить следом на открытую местность. – Теперь пошли. И не трясись, смотри куда топаешь. Тут сухняка полным-полно.

Повара поднимались по склону, в то время как Птах уже добрался до вершины и скрылся из виду.

– Шустрее давай, – поторопил Треска, ускоряя шаг.

Взобравшись на холм, они залегли в спутанных зарослях кустарника, снова увидев Птаха и поняв, что пришли. Юродивый был в нескольких десятках метров впереди, направляясь к невысокой круглой башне с плоской крышей, сложенной из темного кирпича. Каково было предназначение сооружения раньше, сложно сказать: это могла быть и смотровая вышка, и чья-то сторожка, и черт знает что еще. Сооружение выглядело ветхим и заброшенным, но в оконце на самом верху тускло горел свет.

Приблизившись к башне, Птах убрал с головы капюшон и несколько раз осторожно постучал в запертую деревянную дверь.

– Идем. – Передвигаясь от одного кустарника к другому, благо вокруг башни их хватало, Паштет и Треска незаметно подобрались поближе.

– Смотри. – Долговязый ткнул пальцем в сторону проплешины, на которой тускло мерцала россыпь причудливо изогнутых грибов с тонкими ножками и остроконечными шляпками. Вокруг кружила редкая мошкара.

– Иди, кусни, если хочешь.

– Я слышал, – таинственно зашептал сосед. – Что это не грибы, а легкие какого-то подземного животного. Дышит оно так…

– Чё? – прыснул в ладонь Треска. – А ты сам, случайно, дурью не балуешься?

– Серьезно. Ты ведь знаешь, что мицелий разный бывает, а грибницы просто огромные. Вот так торчит себе парочка шляпок под кустом, а через метров пятьдесят еще несколько. А на самом деле это один большой гриб, связанный под землей, получается. Или зверь вот такой. Переродившийся от времени и радиации.

– Сам ты гриб. Ленин, блин. И от кого эту дичь слышал?

– Да ребята в кабаке…

– Ай ты, опять со своими, – отмахнулся Треска. – Брехун.

В этот момент на верхушке остроносой шляпки одного из грибов образовалось круглое отверстие, из которого стали пучками вылетать крохотные точки, похожие на искринки. Мошкара над полянкой рассеялась, но через мгновение налетела вновь.

– Дышит, – благоговейно прошептал Паштет.

– Да замолчи ты, бляха-муха, – буркнул Треска, но на всякий случай отполз немного подальше от непонятных растений.

Птах топтался у двери. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь налетавшими порывами ветерка. Повара ждали. Треска, аккуратно стянув рюкзак, вытащил бутылку и, сделав пару булькающих глотков, передал соседу.

Вдруг из башни донесся какой-то звук, и оторвавшиеся от выпивки повара превратились в слух.

– Это я, Пташка, пришел, – подал голос юродивый.

Некоторое время ничего не происходило, а потом до кустарника, в котором засела парочка, стали долетать обрывки фраз. Кто-то говорил с Птахом из-за двери. Хриплую, явно искаженную чем-то речь было не разобрать, к тому же язык был Треске и Паштету незнаком, но юродивый иногда кивал, словно понимал обращавшегося к нему невидимку, неумело повторяя отдельные слова, а то и вовсе невпопад подпевая.

– Ты что-нибудь понимаешь? – тщетно вслушиваясь, прошептал Паштет.

– Ни хрена я не понимаю. Тарабарщина одна.

В этот момент странный разговор прекратился и за дверью наступила тишина. Еще немного постояв, Птах, придвинувшись к замочной скважине, неразборчиво пробубнил и, нагнувшись, положил что-то у порога. Кулек, догадались повара и залегли в вереске, когда блаженный, снова надвинув на лицо капюшон, прошел неподалеку от них, двигаясь к склону холма.

– И что это было? – спросил Паштет, когда он скрылся из виду.

– Дичь какая-то, – буркнул растерянный Треска, засовывая бутылку обратно в рюкзак.

– Пошли и мы. Ночь уже. Авось, успеем.

– Подожди ты.

– Давай хоть фонарик зажжем…

– Тихо! – шикнул Треска, когда из башни снова послышались звуки и дверь стала приоткрываться.

Не спуская с нее глаз, парочка опять вжалась в землю. Дверь полностью открылась, и они увидели фигуру в странном одеянии, поверх которого был накинут маскировочный плащ. Глаза незнакомца мерцали тусклым зеленоватым огнем.

– Ну и урод, – вглядываясь, сказал Паштет, в темноте не сразу различив надетый на голову обитателя башни респираторный шлем с подсветкой.

Загадочная фигура постояла на пороге, неторопливо оглядываясь, подняла с земли оставленный Птахом кулек и прорычав что-то нечленораздельное, с силой зашвырнула его подальше в кусты. Обошла башню, видимо, убеждаясь, что полуночный гость ушел, затем снова скрылась внутри.

– Кто это, – с ноткой страха прошептал Паштет, украдкой перекрестившись.

– Тот самый дядя, ясень пень, – отозвался Треска. – Смотри.

В окошке на вершине башни погас свет. Еще через несколько минут до них донесся приглушенный звук, как будто передвигали что-то тяжелое и металлическое, потом все стихло.

– Прояснили ситуацию, – поправил ушанку Треска.

– Сейчас-то можно идти? – с надеждой спросил Паштет.

– Хрен я теперь отсюда уйду, – упрямо бросил приятель.

– Делать-то что еще? Скоро дубак настанет, а мы еще и в кустах валяемся. Хватить уже шляться, просифониться не хватало.

– У нас антисептики есть. – Паштет смотрел, как Треска шарит в зарослях вереска.

– Что ты делаешь?

Не ответив, толстяк привстал, сжимая что-то в кулаке и, размахнувшись, запустил в сторону двери. Раздался глухой стук.

– Спятил?! Идиот! – взвыл Паштет. – Заметит же!

– Заткнись.

Они стали ждать, но ничего не происходило. Изнутри башни не доносилось ни звука. Паштет трясся как осиновый лист.

– Уснул он там, что ли, – шмыгнул носом Треска.

– Или исчез, – суеверно пискнул Паштет.

– Ага, как же. Кто он по-твоему? Гудини?

– Призрак! – выпалил Паштет, которому страх и сивуха ударили в голову. – А тот, кто его увидит – сглаз!

– На жопу глаз.

– Так Птах говорил, помнишь?

– Мда, слаб ты на выпивку стал, чувак.

– А где он тогда, – обиделся Паштет. – Такой стук только мертвый бы не услышал.

– Нечисто тут, – согласился Треска. – Но в духов твоих я не верю. К тому же…

Откуда-то из леса донесся надсадный протяжный стон. Через мгновение ему ответили с другой стороны.

– Лешие! – как ужаленный, подскочил Паштет. – Сглазил нас, паскуда!

– Да не кипиши ты, – постарался успокоить приятеля сам струхнувший Треска. – Может, это из деревни…

– Как же. Где она, деревня, мы вон сюда сколько чапали. Духи все это лесные, делать-то что теперь?!

Пока Треска собирался с мыслями, стон послышался снова, на этот раз перетекая в вой.

– А-а-а! – обезумев от страха, заорал Паштет и, инстинктивно видя в башне единственное укрытие, выскочил из кустов, бросился к нему, отчаянно замолотив кулаками по двери. – Открой ее! Слышишь?! Пожалуйста!

– Залипни, урод! – Подскочивший напарник врезал истерившему Паштету по уху. Это придало ему смелости. Но он понимал, что ненадолго. Сомнения в доносившихся из леса звуках быть не могло. Кому бы они не принадлежали, ночные обитатели выбрались на охоту, а настроение приятеля передавалось и Треске. – Хватит икру метать, ссыкло вонючее!

– Господи Иисусе Христе, сыне Божий… – едва не плача, сполз по стене Паштет, судорожно бормоча молитву. – Да святится имя Твое…

Никакой реакции на поднятый ими шум изнутри не было и Треска, плюнув, включил фонарь, бегло оглядывая дверь. Разглядев зазор между ней и косяком, он посветил внутрь, увидев опущенную щеколду. Достав нож, просунул его в отверстие, стараясь лезвием поддеть шпингалет. Наконец это удалось. Рванув дверь на себя, Треска за шкирку втолкнул приятеля в башню и, забежав следом, вернул задвижку на место. Оказавшись в помещении, оба отдышались.

– Думаешь, это их остановит? – спросил Паштет, слегка успокоившись.

– Если захлопнешь варежку и не будешь орать.

– Не буду, не буду, – устало стягивая со спины рюкзак, послушно пообещал Паштет. – Обещаю. Спасибо, спасибо тебе.

– Спасибо на хлеб не намажешь. – Треска посветил фонариком, осматриваясь.

Круглое помещение было уставлено ветхими, покрытыми пылью механизмами, имелся даже здоровенный насос возле ржавого пульта управления. Вверх спиралью уходила винтовая лестница, оканчивающаяся на смотровой площадке под низким потолком. Под ногами поваров хрустело битое стекло и шуршал мелкий мусор.

– Что это такое?

– Похоже на дренажный колодец. – Треска пнул насос. – Тут же под островами система туннелей. Для подстраховки нужна же была приблуда грунтовые воды отводить. Вот, видимо, одна из таких.

Треска остановился, разглядев что-то на полу.

– Глянь, вон куда наш Копперфильд делся.

Подошедший Паштет увидел в бетонном полу люк, плотно закрытый крышкой.

– И следы. – Треска проводил кругом света цепочку отпечатков подошв, тянущихся от люка к лестнице и обратно. – Ну, как тебе духи?

– Эва чего, – ответил Паштет, которому стало стыдно за свои суеверия. – Но те в лесу все равно существуют, ты сам слышал, – упрямо добавил он.

– Слышал, слышал, – неохотно согласился Треска. – Ну-ка, посвети.

Передав фонарь другу, толстяк присел и, взявшись за ручку в виде вентиля на крышке люка, с усилием стал налегать. Затем поднял – железный блин издал тот же звук, что повара слышали из кустов. С его внутренней стороны находился такой же вентиль, сидевший с верхним на одном штифте. Вниз по узкой вертикальной шахте уходила лесенка.

– Как думаешь, чего он тут делает?

– Понятия не имею. Но рассказать, когда вернемся, нужно будет. Нечисто это все. Говном попахивает.

– Не чую, – пошевелил носом над отверстием Паштет.

– Я образно, идиот, – скривился Треска.

– Может, дежурный какой? Или смотритель.

– И чего он здесь смотрит – кирпичи с кустарниками? Посреди ночи? Заброшка, видно же. Да еще не выходит, когда в дверь стучат. По люкам шкерится.

– Вдруг секретно?

– Знали бы. У нас с местными тайн нет.

– Ой, так тебе все и рассказывают.

– Тайны мадридского двора, – размышляя, пропустил его замечание мимо ушей Треска.

– А может, это шпион! – вдруг осенило Паштета.

– Только за кем и для чего? Глухомань вокруг. Еще интересно, чего сюда Птах таскается да тарабарщину слушает.

– Завербовали!

– Чушь не пори. Кто? Нафиг наш юродивый никому не уперся. Двух слов связать не может, знай про своих святых тарабанит. Штирлица нашел. Не по-нашенски дядя этот калякает и подачки ему не нужны. Я где-то вроде слышал такое. Правда, через фильтры и дверь… Хрен разберешь. Гм.

– Мы ведь туда не пойдем? – с надеждой спросил Паштет, пока Треска светил в шахту, откуда ощутимо тянуло спертым воздухом.

– Не-а, – к облегчению приятеля, отозвался он. – Хватит на сегодня прогулок. Куда бы этот козел не делся, черт знает, чё это еще такое. Тут пересидим.

Завинтив крышку люка и для верности подергав, он взял у Паштета фонарь, и они стали подниматься на смотровую площадку. На ней ничего не было, кроме затушенной карбидки на полу, свет которой они и видели в одном из двух окон, расположенных друг напротив друга. В центре чернело залитое кострище, возле которого стояла пятилитровая бутыль воды.

Осторожно приблизившись к лишенному стекла и рамы проему, Паштет с опаской выглянул наружу. Башню окутывала непроглядная тьма. Лишь чуть более светлый оттенок лилового неба с точками звезд указывал границу, где начинались верхушки деревьев.

Пока повара осматривали свое вынужденное убежище, звуков снаружи стало больше и теперь казалось, что они доносятся совсем близко и со всех сторон. Хлорки бы, невпопад подумал Паштет, вспомнив верный способ отбить у животины аппетитный человеческий запах. Ему даже показалось, что он видит между деревьями пляшущие красные огоньки. Или глаза… Силуэты, движения, искажающиеся фигуры. Может, это все от бухла? Но там, во тьме, определенно кто-то был. Это подтверждали не только звуки подвывающих голосов, но и скрипы веток и треск кустов, приминаемых чьими-то телами…

– А что, если они нас унюхают. – Паштет оглянулся на приятеля, который, устроившись на полу и сложив ноги по-турецки, копался в рюкзаке.

– Ну круг начерти.

– Я выручай-мел в тетрадке Птаха оставил, – сокрушенно вспомнил приятель.

– Тогда страдай и терпи. Унюхают не унюхают, один фиг деваться некуда, – ответил Треска, по очереди извлекая из вещмешка свернутые тряпицы, бутылки, несколько палок, заготовленных под факелы, огниво. – До утра тут полюбэ куковать придется. Так что расслабимся и постараемся выжать из положения максимум комфорта. Выпивка есть, закусь тоже имеется. Ну и дури, естественно, захватил. – Он прибавил к раскладываем вещам мешочек с чемпой, или дурман-травой, как ее окрестил Паштет.

– Нафиг она тебе? Здесь тем более. Совсем в куку съехать хочешь, тех глюков не хватает?

– Я не ты. Организм в отличном физическом состоянии. – Треска пошарил по карманам куртки. – Блин…

– Чё?

– Да щепку где-то посеял. Ай, и ножом сойдет. Сам прелесть этой штуки как-нить поймешь.

– Дудки, – завертел головой Паштет, с отвращением представляя, как приятель ковыряется лезвием в деснах. – Пас.

– Дело житейское. С рюкзаком это я толково сообразил, конечно. Сейчас костерок забацаем. Глянь, отсюда не видно, куда тот чудила авоську Птаха зафиндилил?

– Я на улицу не пойду! – торопливо предупредил Паштет. – А если тот чел вернется?

– И чё, – пожал плечами Треска, вытирая нож о рукав фуфайки. – Не дом его. Вон, срань какая. Раз следы оставляет да по шахтам лазает, значит, не призрак и ему можно втащить. Ну вернется, попробуем разузнать, кто таков и что делает. А бузить начнет, нас двое и со стволами. Он-то один. Всекаешь?

– Всекаю, – ухмыльнулся Паштет и, бросив рюкзак на пол, сел напротив Трески. – Пусть лешаки там сами между собой горлопанят.

– Главное, внимания не обращать, – кивнул Треска.

– Чу, никак в деревне звонят?

– Да не прислушивайся ты.

Парочка завозилась, обустраиваясь на ночевку и запаливая костер.

* * *

Краем уха слушая доносящиеся из лесов завывания, Батон задумчиво смотрел, как подрагивает в океане у горизонта серебристый свет отраженной луны.

– Чего не спишь, – спросила поднявшаяся на площадку Лера, которую выгнал на улицу устремленный в Атлантику луч работающего маяка.

– Думаю.

Девушка села рядом, зябко сунула ладони между колен.

– О чем?

– О яме той. Они-то не видели, а я спускался. Нора это.

Лера еще днем услышала рассказ Батона, как Мигель обнаружил провал на фермерском поле и как охотник изучил ее. Мысленно она призналась себе, что ни за что бы не полезла туда одна. Получается, в их краях завелся неведомый чужак. Причин не верить предположениям опытного охотника не было.

– Что будем делать?

Уголок губы охотника едва заметно дернулся вверх. Они оба ни минуты не сомневались, что в новой загадочной ситуации снова будут действовать вместе, но теперь девушка из подмастерья превратилась в напарника. Еще бы. Столько испытаний со времен охоты на Мать не только изменили характер Леры, но и закалили ее.

– Ждать.

Батон и Лера сидели, наблюдая, как далеко в море искорками подрагивают лунные огоньки.

– Эй, ты куда на ночь глядя? – окликнула Лиза Боровикова-младшего, когда тот, накинув куртку, притворял за собой внутреннюю дверь.

– В сортир.

– Я его уже закрыла, – визгливо фальцетила изнутри жена.

– Ладно, я так. – Отойдя подальше к забору, Витя закурил и дымя сигаретой, завозился с штанами. – Дура.

Тонкая струйка, журча, полилась на землю, на которой в одном месте виднелось несколько черно-желтых шевелящихся насекомых размером в половину ладони. Боровиков придавил одного ботинком. Чавкнула вязкая слизь.

– Твою… Своего говна хватает…

Закончив, он застегнул молнию и уже шагнул к дому, когда под его ногами взорвалась земля. Провалившись вниз по пояс, Боровиков испуганно закричал, цепляясь руками за раскиданный дерн. Недокуренная сигарета, прилипнув, болталась на его нижней губе. Из дома показалась Лизка.

– Ты чего орешь… Ой, Витя!

– Помоги!

Подбежав, беременная жена схватила Боровикова за руки и стала тянуть на себя, но что-то крепко держало его снизу.

– Тяни, тяни…

– Не выходит!

– А-а-а!!!

– Витя, Витенька…

Раздался противный хруст, Боровиков, выпучив глаза, истошно заревел, мгновенно захлебнувшись хлынувшей изо рта черной кровью, запачкавшей Лизе лицо. Она завизжала, падая назад и вытягивая за собой Витю, тело которого было отхвачено по пояс и волочило за собою кишки. Окровавленный обрубок повалился старавшейся отползти женщине в ноги, и она, всхлипнув, потеряла сознание.

Сидевшая на маяке Лера любовалась открывавшейся с высоты панорамой.

– Красиво, правда? Луна отражается.

– Это не луна.

Только сейчас девушка заметила, что охотник сосредоточенно рассматривает мерцающие огоньки на едва различимой линии горизонта.

– А что?

– Это S.O.S., – встал Батон.

Лера почувствовала холодок.

– Надо предупре…

Он не закончил. Со стороны деревни тревожным набатом заговорил колокол. Лера и Батон повернулись на звук, глядя, как в селении один за другим вспыхивают огни.

– Побудка? – удивленно прислушалась девушка.

– Вот и все, – мрачно сказал Батон.

– Что «все»?

– Началось.

Глава 4 «Вирджиния»

Из-за нападения на Боровикова Батон не сразу успел рассказать о сигналах с моря. Когда они с Лерой добрались до места трагедии, там уже суетились сбежавшиеся на крики и звон колокола люди. Лизы не было, ее перенесли в дом.

Увидев на земле нечто, накрытое пропитанной кровью простыней, охотник велел девушке оставаться у калитки, а сам, подойдя заглянул под покрывало.

– Твою мать. – Стиснув зубы, он оглядел истерзанное кровавое месиво, еще недавно бывшее человеком. Оторвали Ваньке встаньку. Вместе с остальным. Черт!

– Это кто? – окликнула Лера, прекрасно зная дом Витьки и Лизы, но с расстояния не видевшая накрытую жертву. Успела разглядеть только кровь и развороченную землю неподалеку. Один плюс один сложить было просто, но мало ли кто был у них или просто забрел на участок. Очевидно только, что случилась трагедия и Батон оказался прав. Кто-то стал первой жертвой.

– Не ходи сюда, – резко приказал охотник, видя шагнувшую за калитку Леру.

– Помочь?

– Тут уже ничего не сделаешь, иди домой.

– Но Миша…

– Дуй домой, я сказал! – со злостью огрызнулся Батон.

Таким его Лера не видела очень давно, и по агрессивному поведению догадалась, что это был кто-то свой. Сердце сдавило холодом. Дом Боровиковых. Неужели…

– Это… Лиза? – сдавленно пролепетала девушка, сразу подумав о беременной.

– Лера, – угрожающе встал Батон.

– Я хочу знать! – в ответ разозлилась она.

– Не сейчас! Ты мешаешь, проваливай!

– В доме она, без сознания, – сказала заплаканная баба Дина, выходя на крыльцо и оттирая тряпкой перепачканные бурым ладони. – С ней нормально. И с ней, и с малышом. Иди, дочка. Иди домой, Миша прав. Нечего здесь сейчас…

Лера мешкала, продолжая цепляться за распахнутую калитку. Но если это не Лиза, значит… У девушки закружилась голова, новая мысль тисками сдавила виски. Но как же. Вот так, сегодня. Не может быть. Это не он!

– Это не он, – ни к кому не обращаясь выдавила она, попятившись и вдруг, споткнувшись, бросилась прочь от страшного места.

Не он! Не он! Не он-он-он-он! – набатом отдавалось в ушах.

Далеко не убежала. Давящуюся спазмами девушку вывернуло на придорожный столб, и обессиленно вцепившись в него, она разрыдалась. Как бы она его ни ненавидела, как бы не презирала, она знала Витьку Боровикова всю свою жизнь. Это была частичка того ее мира, который она навсегда оставила там, за горизонтом. И с каждой потерей из этого мира с кровью выдирали кусок, оставляя незаживающую, сочащуюся болезненным чувством утраты рану. Сколько их было, а сколько еще будет? Их осталось-то по меркам планеты всего ничего. А смерти невидно конца. Как же так…

– Вот ты где… А я ищу, – рядом оказался подошедший Мигель. – Лера, ты чего…

– Твою мать. – Продышавшись, она размазала слезы по лицу и сплюнула скопившуюся во рту вонючую жижу на землю. Под одеждой прокатился озноб. – Иди, вон там, посмотри, – огрызнулась, не глядя махнув рукой. – Может, разрешат.

– Что-то случилось, знаю. Но ты не должна…

Мигель попытался взять ее за плечи, Лера рывком скинула руки.

– Случилось?! – Снова зарыдав, она яростно треснула по столбу, рассадив кулак. – Идите вы на хрен со своей войной!

– Успокойся, ну что ты. – Мигель опять терпеливо коснулся ее.

– Ублюдки…

Отпустив столб, Лера развернулась к мужу и прижавшись к нему испачканной рвотой курткой, плакала, обнимая за шею.

– Тише.

Мигель погладил ее по голове и поцеловал в лоб.

– Кто-то умер?

– Умер, – тоненько проскулила Лера. – Все умирают…

– А кто?

– Я не видела, не дали, – отказываясь принимать, замотала головой девушка. – Не хочу.

Всхлипы понемногу стихали. Они постояли, пока Мигель не убедился, что приступ закончился.

– Ну?

Оторвав от его груди лицо, Лера посмотрела на него полными слез глазами.

– Почему?

Муж молчал, не в силах что-либо ответить.

– Почему мы? Скажи…

– Не знаю.

– Как ты можешь служить Ему, если он допускает такое?..

– Идем домой. – Поддерживая дрожавшую девушку, Мигель повел Леру по улице. – Тебе нужно умыться и поспать.

Проследив, пока останки Боровикова уложат на носилки, Батон провел ладонью по лицу, стараясь угомонить путавшиеся мысли. Убедился, что оставленная на попечении бабы Дины и родственников Лиза, постепенно приходившая в себя, в надежных руках. Для нее опасность миновала, но самое страшное впереди. Осознание, что потеряла мужа и семья разрушилась, еще не став полной. Ничего не попишешь. Жизнь.

Пора заняться сигналами. Батон побежал за Тарасом.

Жопа со всех сторон!

Ночь обещала быть длинной.

– Чего в деревне-то?

– Витьку Боровикова что-то захавало. Начинается карусель!

Тарас на ходу хлестко выматерился.

– Лизка-то как?

– Пыталась ему помочь. Как сам думаешь.

– Хоть живая.

– Хоть не хоть, а привалило. Еще поглядим, как аукнется.

Когда мужики взбежали на палубу «Грозного», огни на горизонте стали заметно ближе. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что это было какое-то судно. Поднеся бинокль к глазам, Тарас покрутил колесо выбора кратности.

– Ну?

– Отсюда не скажешь, – всматривался в окуляры старпом. – Вправду S.O.S. С равными. На маяк идут.

– Может, островные, – предположил Батон. – Рыбаки заплутали.

– А может, еще кого принесло. Сейчас узнаем. Эй! Давайте прожектор!

Когда прибор принесли и установили на палубе, направив в сторону моря, Тарас стал командовать:

– Так. Миха, давай. Будешь передавать.

– Готов. – Батон повозился с задней стороной фонаря, закрытого кожухом, в который была вмонтирована специальная призма, предназначенная для проверки работы прибора с цветными светофильтрами.

– Видим вас! Кто вы? Назовите себя! – продиктовал Тарас, снова поднимая бинокль.

Батон поморгал прожектором, отправляя запрос. Сигналы S.O.S. прекратились, и неизвестное судно окутала тьма. На «Грозном» ждали. Наконец, огоньки появились вновь.

– Подлодка SNN-782 «Веракрус», класс «Вирджиния», ВМС США, – передавали ответ. – Бывший порт приписки Гротон.

– Лодка? – Тарас и Батон переглянулись.

– Повторите, – запросил старпом.

Сообщение в точности продублировалось.

– Американцы, значит.

– Это может быть кто угодно, – недоверчиво ответил Батон.

– Согласен, – кивнул Тарас. – Странно, что они больно ладно чеканят. Все эти ярлыки и звания уже давно никому не нужны. Накой нам их порт приписки, там руины давно уже, наверное.

– Про Пионерск тоже так думали, – заметил Батон.

– Передай-ка. Это атомоход «Иван Грозный» военно-морских сил России, класса «Борей»! Откуда вы? Что вам нужно? Если можете, осветите себя!

Старпом и охотник стали ждать. На этот раз ответ не поступал дольше обычного. То ли переваривали информацию о России, то ли придумывали, как половчее соврать.

– Чего тянете-то, – хмурясь, буркнул в усы Тарас.

Наконец вдалеке стал нестройно загораться свет, освещая незнакомое судно.

– Действительно, «Вирджиния», – оглядел очертания подлодки Батон.

– Это еще ничего не значит. Передай – у вас работает радиосвязь?

Ответ был утвердительный.

– Запроси их частоту, в эфире поговорим. А то такими темпами мы до утра в моргалки играть будем. И пошлите за Яковом, может понадобиться.

Отправив сообщение и записав ответ, Тарас и Батон спустились в радиорубку.

– Эхоответчик.

– Не видели. Неопознанное судно вошло в зону пять миль. Лодка низко сидит, дальше не берет.

Когда подошел переводчик, они нашарили нужную частоту, и старпом уселся за пульт.

– Говорит «Иван Грозный», видим вас. Неопознанное судно, как слышите меня?

– «Веракрус» «Ивану Грозному», слышим вас хорошо, – сквозь помехи в эфире послышалась английская речь, и Тарас почувствовал себя увереннее, здесь говорить он мог сам, без посредников.

– Я капитан Тарас Лапшов, с кем говорю?

– Капитан Джефф Соулс.

– Вы американцы?

– Так точно.

– Почему мы должны вам верить?

– Это ваше право. Но у нас нет причин врать.

– Не торопитесь с утверждениями. Пока мы разговариваем, станьте на якорь в десяти кабельтовых[13]. Ближе не подходить. Не выключайте освещение.

– Выполняем.

– Откуда вы?

Как и в случае с морзянкой, ответили с опозданием.

– Подлодка SNN-782 «Веракрус», ВМС США, – наконец заговорил Соулс с паузами, видимо, подбирая слова. – В день Катастрофы мы выполняли боевое задание у берегов Филиппин. Когда страны приступили к обмену ударами, мы выполнили свою миссию, а потом нам некуда стало возвращаться. Мир был уничтожен. Первое время мы принимали сигналы из некоторых очагов, где уцелели выжившие, но приставать ни к какому берегу не решались. Крупные мегаполисы стерли с лица земли, другие суда, оказавшиеся в море, как и мы, были предоставлены сами себе. Не только на планете, но и на всех бортах царили хаос и паника. Еще одна наша подлодка вступила в бой с китайским судном, в результате чего оба были уничтожены. Мы приняли S.O.S. и смогли подобрать нескольких наших, а также китайцев.

– И все это время вы были в море? – перебил Тарас, прекрасно помня ситуацию на «Грозном» в первые дни после войны. Страшное понимание, что возвращаться больше некуда.

Батон, Яков и инженер связи внимательно слушали разговор.

– Мы были вынуждены. У нас на борту имелись ракеты не только с ядерным оружием, но и бактериологическим «ДЖАП-731»[14], хотя оно и было официально запрещенным.

– Юмористы, – хмыкнул Батон.

– Не знаю, как остальные, отвечу за нас – свою часть этого боекомплекта мы не успели использовать, – наступила небольшая пауза.

– Продолжайте, – первым нарушил молчание Тарас.

– В результате столкновения с русской лодкой. – Щека слушавшего старпома дрогнула. – Мы получили повреждения, от которых…

– Что стало с ними?

– С кем?

– С русскими?

– Был короткий бой. – Соулс не торопился с ответом.

– Говорите! Вы потопили их?

– Это была война, капитан, – тяжело проговорил Соулс. – А после ударов каждый стал сам за себя. Но нет. Мы не продолжили схватку и ушли от погони, но столкновение не прошло для нас даром.

Тарас вытер лоб, покрывшийся от напряжения испариной.

– Как я сказал, на борту было бактериологическое оружие. В результате повреждения произошла утечка и часть команды была инфицирована. Мы ничего не могли сделать и тем более не могли никого просить о помощи, чтобы не распространять заразу, которой и без нас хватало. Через некоторое время уцелевших насчитывалось лишь четверть команды. Только те, чей организм по каким-то причинам справился. У выживших оказался иммунитет.

– Твою мать, Тарас, – негромко сказал Батон. – Топить надо к лешему.

Лапшов, не поворачиваясь, сделал ему знак подождать.

– Продолжайте.

– Больше никаких патологий замечено не было. Вне судна ни я, ни мои люди не несем угрозы.

– Откуда нам знать, кто вы на самом деле? Может, вы специально приплыли, чтобы с помощью заразы подчинить острова себе.

– Мы не питаем агрессии и не несем вражды, капитан. Вы не представляете, через что нам пришлось пройти. Недоверие, паника, страх. Отчаяние. Несколько попыток бунта, самоубийства… Это был естественный отбор, который смогли пройти только самые стойкие, не утратившие самообладание и рассудок. Уцелевшая команда тому пример. Также мои слова может подтвердить судовой врач. Вирус давно сделал свое дело.

– Допустим, до этого момента я пока вам верю. Не вы один вынужденный скиталец, капитан Соулс. Это оружие сейчас у вас на борту?

– Нет. Мы избавились от него. Давно. Но на лодку к нам все равно нельзя.

– Врет, – не сдавался Батон.

– Миша, угомонись… Почему?

– Нет стопроцентной уверенности, что наше судно полностью очищено. Несколько раз мы принимали людей на борт, но все они неминуемо погибали. В то время как мы живы до сих пор.

– Когда это было?

– Последний раз в две тысячи восемнадцатом. Мы не хотим возможных смертей, капитан, но сами не представляем угрозы вне корабля.

– Допустим. И где вы были все это время? Что делали?

– Первое время были предоставлены сами себе, пока бушевала зараза. Потом, когда она стала сходить на нет, плавали, продолжая вынужденную автономку. Иногда приставали к обнаруженным поселениям, но нас довольно быстро прогоняли, когда неминуемо всплывала информация о вирусе. Те, у кого сохранилась техника, передавали о нас соседям. Мы стали изгоями. В одном месте показалось, что наши мытарства подошли к концу – неожиданно из всех динамиков внутренней связи стали доноситься любимые песни членов команды, которые пели голоса их… мертвых жен. Моя Рита тоже напевала мне. Eagles «Hotel California», которую мы слушали в наше первое свидание. Это было настоящим кошмаром. Ядом, порождением безумия, как в сказаниях о сиренах Одиссея. Мы тогда проходили Багамы, но не решились подняться на палубу.

– Бермудский треугольник, – пробормотал Тарас. Батон пожал плечами.

– В конце концов ничего не оставалось, как обосноваться на одном удаленном острове, где обитало племя туземцев. Они приняли нас за богов, пришедших на землю после конца времен.

– Вот и сидели бы там, – сказал Батон.

– Сперва нам удавалось кое-как жить, пока и те несчастные не стали умирать один за другим, – продолжал рассказывать Соулс. – Полагая, что мы наслали на них проклятие, вожди ополчились, и мы вынуждены были снова уйти, понимая, что запас хода реактора рано или поздно должен закончится, – собравшиеся в радиорубке переглянулись. – К тому же мы были постоянно ограничены ресурсами провианта, который худо-бедно до сегодняшнего дня удавалось пополнять. Мы стали искать место, где могли бы окончательно стать на якорь. Так через какое-то время был обнаружен Объединенный Флот – десятки гражданских и военных кораблей, достигших соглашения и дрейфующих вместе в океане.

– Не слышали о таком.

– И тем не менее они есть. Как и всегда до этого, нас приняли достаточно тепло, еще одно рабочее судно вызвало у руководства Флота понятный интерес. Лодку проверили и прямой угрозы не обнаружили. Но потом то ли по совпадению, то ли… В общем, несколько человек заболели, и нам опять пришлось уходить. В мире сохранилось множество очагов жизни – уверен, вы сами знаете, раз смогли добраться сюда. Но для нас нигде не находилось места. Флот был нашей последней надеждой, но и от нее пришлось отказаться.

– Что вам нужно здесь?

– Лодка утомлена скитаниями. К тому же нам так и не удалось своими силами как следует ее восстановить. Все чаще случаются различные неполадки, реактор вот-вот откажет. И я не хочу в этот момент оказаться в открытом море на милости случая и течений, беспомощно ожидая, когда «Веракрус» превратится в плавучий склеп. Мы думали поселиться здесь, потому что этот климат лучше всего подходит для нас из-за ситуации с вирусом. Понимаете, наш цвет кожи изменился, волосы у некоторых растут клочками. Мы не можем больше так… существовать.

– Они подошли и остановились на указанном расстоянии, – доложили по внутренней связи. – Свет не выключают. Это надо видеть, капитан. Как они до сих пор не пошли на дно рыб кормить… Еще судно окружено бурой пленкой, на топливо похоже.

– Добро, – ответил Тарас. – У вас утечка?

– Что?

– Видим вокруг вас пленку, похожую на топливо.

– Мы не знаем, что это, – взволнованно ответил Соулс. – Она появилась несколько дней назад и с тех пор не пропадает. Иногда кажется, что в ней есть что-то живое.

– Солярик на огонек заглянул, – улыбнулся Тарас, переглянувшись с Батоном. – Жив курилка.

– Скаламбурил на пять, – осклабился охотник. – Интересно, они сами плыли или он их приволок?

– Кто? – Слушавший по связи Соулс не разобрал незнакомое имя.

– Разумные горюче-смазочные материалы. Или Солярик. Так его зовут. Он из наших краев, с Кравцовского месторождения.

– Он опасен?

– Как сказать. Иногда бывает весьма симпатичен, – объяснил Тарас, и веско добавил: – К друзьям.

Американец молчал, явно не зная, как отнестись к такому ответу.

– Вы еще на плаву. Так что считайте, он дал вам шанс подружиться. Но если обидите, пеняйте на себя. И не смолите рядом.

– Понял вас.

– Ладно, продолжим. Если все действительно так, вашей доле не позавидуешь.

– Поэтому мы ничего не скрываем и говорим прямо. Это наш единственный шанс выжить. Мы увидели маяк и пошли на свет, чтобы в последний раз попросить убежища. Все Фареры населены?

– Насколько мы знаем. Здесь обосновались представители многих народностей. Наш реактор пока на ходу и позволил перевезти сюда всю общину из калининградской области. Теперь мы на приколе, а оставшаяся энергия обеспечивает здешнее селение. Местное руководство нас приняло, хоть и не без оговорок, но живем.

– Ты карты-то все не мечи, – предупредил Батон.

– Мы не займем много места.

– Места, – усмехнулся Тарас. – Места достаточно. Только никто вам вот так сходу крышу не предоставит и постель не застелит. Мы сами отстраиваемся. Трудимся, возводим дома. Здесь хоть и благоприятнее, чем в других странах, но правила строгие, намного строже других. Это все-таки архипелаг в открытом море, у черта на рогах. Ничего на раз тут не делается. К тому же у нас сейчас неожиданные проблемы местного характера.

– Мы готовы работать.

– Не сомневаюсь. Но после всего услышанного мы не можем вас вот так сразу пустить. Нужно все проверить, передать руководству острова и обязательно осмотреть ваше судно. Может, его необходимо немедленно затопить.

– Это угроза, капитан?

– Нет. Пока нет. В данный момент это один из пунктов, который будет вынесен на повестку. Просто примите к сведению. К тому же я представитель другой страны и не имею права принимать серьезные и уж тем более настолько серьезные решения, не поставив в известность и не узнав мнение «Братства пара».

– Какие будут ваши действия?

– Я доложу о вас кому следует. До этого момента вы остаетесь на месте и не предпринимаете никаких действий, пока мы снова не выйдем с вами на связь. Любые движения с вашей стороны без согласования с нами до того момента будут расценены как прямая агрессия и повлекут определенные меры. Какие, думаю, вы понимаете сами. Это ясно?

– Предельно, капитан.

– Да и Солярик вас покараулит. Сколько вас?

– Сорок душ, из ста тридцати шести всего экипажа.

– Вооружение?

– Четыре ТА, двенадцать ракетных шахт, не считая уничтоженного «ДЖАПа». Боекомплект частично израсходован.

– Ловко пояснил, – фыркнул Батон.

– Добро. Не отключайте канал. Свяжемся, когда появится информация. Судно не покидать.

– Мы в ваших руках, капитан.

– Не только. Конец связи.

Отключив запись, которая велась все это время, Тарас откинулся в кресле.

– Ты ему веришь? – спросил Батон.

Старпом задумчиво теребил ус.

– Другой версии, кроме этой, у нас нет, и хоть ты лопни. Значит, от этого и плясать.

– А если ловушка?

– Ну и? Поквакаемся хлопушками? Сколько у них там, а у нас? Да и что мы, за нами вон, целый остров. Смешно. Нет, Миша, пока что я намерен им поверить на слово, а там посмотрим.

– Что предпримем?

– А есть варианты? Совет собирать, и как можно скорее. С этими ребятами однозначно тянуть нельзя.

– С Боровиковым тоже. Людям нужно сказать.

– Совсем хреново? – Тарас устало потер глаза. Сколько же всего и за один присест, черт.

– Хреновее некуда. Парня по причиндалы отклацали. Поссал, нечего сказать. То ли жена подоспела, то ли говнюк не понравился, но доедать его тварь не стала. А кто такая, как звать и чего тут забыла – сплошные вопросы. Ни размеров, хотя навскидку уже пугают, ни повадок, ни вкусовых пристрастий – ничего. Чтобы начать рамсить проблему, нужны вводные, а у меня их нет. И эта хрень намного страшнее перцев там на якоре. По крайней мере мы сконтачились и знаем, что это люди. А тут… Природа опасна, жестока и непредсказуема своей циничностью, Тарас. И еще стала очень изобретательной за двадцать лет. Намотали косу на кулак, отодрали девку урановыми головками, так вот теперь расплачивайтесь, насильнички. В порядке очереди становись.

– Ты сможешь что-нибудь сделать до… Ну, пока кого-нибудь еще не сожрали?

– Постараюсь. Обещать бессмысленно, сам понимаешь. Если будут помогать. Ты меня знаешь, я всякую скотину брал. Но здесь в одиночку не справиться. – Батон невесело усмехнулся. – Хоть это предельно ясно. И что больше всего меня беспокоит – откуда эта зверюга вылезла. Не было тут такого же. Почти всех пересмотрел, картотеку пополнил, за исключением тех глюков в лесу.

– Леших?

– Да хоть Нафаней, не суть. Остров же. У местной шелупони тут своя пищевая цепочка давным-давно. И вот те нате. Я бы такую тушу да с подобным аппетитом за версту почуял давно. И подчистила бы она их на раз-два. Нет. – Он остановился, а потом двинул кулаком по стойке с приборами. – Хоть тресни, не догоняю.

– А мы только вчера с Михалной думали, неужели налаживается все, – смотря в одну точку, вздохнул Тарас. – Хата своя. Внуков воспитывать. Сглазил, видать.

– Ничто не наладится уже никогда, старик. Пора смириться, чего бы мы там в мире не насмотрелись. Финита. Теперь портки на жопе удержать – уже великое дело.

– Да. Но ведь так хотелось. Наладить. Поднять. Все же было…

– Ничего у нас не было. «Грозный»? Капля в море. Сколько бы он убежище кормил? Мы попытались. И то они без нас загибаться начали, только и успели, что сюда перевезти. А сколько за поход потеряли? Здесь себя хоть человеком чувствуешь.

– Выходит, их смерти напрасными были?

– Я этого не говорил. У нас был шанс, и мы попытались, – повторил Батон. – Это был наш долг. Они погибли как настоящие мужики, и земля им пухом, их подвиг не будет забыт. А нам нужно двигаться дальше, харэ попусту нервы теребить. Идем докладывать, пока еще что-нибудь не свалилось.

Экстренное собрание старейшин Сувуроя проходило в одном из амбаров на окраине. Снаружи волновалась успевшая образоваться толпа – все хотели знать подробности смерти Боровикова-младшего и с чем или кем они столкнулись. Так же была замечена стоявшая в бухте лодка американцев, что повлекло за собой дополнительные толки и предположения.

Председательствующий Турнотур был мрачнее тучи. Под усталыми глазами пролегли глубокие тени.

– Итак, что мы имеем, – постучав судейским молотком, начал он. – Нечто напало на молодого человека в его саду и перекусило пополам. Что это за животное и откуда оно здесь взялось?

Местные охотники как один растерянно разводили руками. Никто из них до этого не встречал ничего подобного.

– Вы спускались в эту… яму. – Турнотур указал на Батона.

– Нору, – поправил тот.

– Что думаете? Вы же охотник. В ваших краях случалось подобное?

– Нет. По крайней мере мне раньше такое видеть не доводилось. Но сами знаете, в какое время мы живем. Сейчас живность с такой скоростью изменяется, что впору нового Брэма искать. Что до норы. Глубоко я лазать не стал, слишком опасно. Ясно, что это большой и как показало случившееся, хищник. И очень опасный.

– И что нам делать? – Турнотур оглядел собрание. – Люди напуганы.

– Сказать, – просто ответил Батон. – Еще не ясна среда его обитания, но все указывает под землю.

– А как теперь по ней ходить? – спросил кто-то.

– Нас всех пережрут! – поднялся гвалт. – А скот?! У нас семьи у всех, дети! Делать-то что теперь?

– Тихо! – зычно приказал Турнотур, молотком призывая к тишине. – Стараться держаться группами, без надобности не ходить в одиночку.

– Но тут кругом земля!

– Предлагаю часть населения, в первую очередь женщин и детей, перевести в рыболовные хранилища и часть пристроек рядом, они на сваях и над водой. Хоть какая-то гарантия. Тем, у кого дома на бетонной заливке, повезло больше, а передвигаться можно пока на тракторах или повозках.

– А если лошадь сожрут?

– Успеете убежать.

– Отличной совет, брат, – хмыкнул кто-то из охотников, показав большой палец. – Сразу чуется опыт.

– Других вариантов сейчас нет. Повадок твари мы не знаем. Быть начеку. Постоянно. И стараться поймать, – развел руками Батон. – Что еще. Как можно скорее. И надеяться успеть до новых жертв.

– Каким образом?

– Как всегда, на приманку.

– А может, сразу на живца? – злобно предложил кто-то. – Тут подходящих целый остров. И откуда известно, что эта тварь вообще одна?!

Снова все загомонили, перебивая друг друга.

– Пока будем надеяться, что одна. Что до приманки, нужно мясо, и много. – Батон посмотрел на собрание.

– Мяса у нас здесь целый амбар, – не унимался тот, кто спросил про живца.

– Скот.

– Фермеры не дадут. Разгар зимовья.

– Можно на авось словить кого-то в окрестностях. Но это отнимет время – кто знает, когда тварь проголодается вновь.

– Еще к лешим пойди! Тут желающих нет.

– Тихо! – снова повысил голос Турнотур и устало положил молоток на стол. – Со скотоводами разберемся отдельно. Нечего сейчас все в кучу валить. Решать проблему нужно, и быстро. Теперь ко второму вопросу. Что с лодкой? Кто они?

Тарас вышел вперед.

– Говорят, американцы. Лодка их. SNN-782 «Веракрус», класс «Вирджиния». Мы связались с ними по радио.

Тарас коротко пересказал суть эфира с неожиданными гостями, после чего наступила тишина. Собравшиеся переваривали услышанное.

– Мне все это не нравится, – наконец сказал Турнотур. – Понятно, что пускать их на берег, опираясь лишь на слова, мы не можем. Вы правильно упомянули про карантин.

– У меня не было выбора, – кивнул Тарас.

– Выходит, как что, так опять американцы виноваты, да?! – не выдержав, вскочила женщина средних лет, заведовавшая образованием. – Бомбу испытывали – американцы, Вьетнам жгли – американцы, как президенты дурачки – американцы, Третья мировая – опять мы… Вот только в этот раз на нас валить не получится. Мы здесь все на одном положении, а страны нашей нет давно. Ничьих стран уже нет! Ни твоей! Ни твоей! Ни твоей. Да, ты-ты, чего глаза прячешь, вчера ведь за веретеном заходила. Подружка. Мы – это все, что осталось. Новому поколению…

– Вот именно, – прервал разгорячившуюся женщину Турнотур. – На острове старики, женщины, дети. Американская зараза, чем бы ни была и чтобы они не говорили, может обернуться катастрофой. Чумой, эпидемией, чем угодно. Все может быть уничтожено.

– Мы зараза?! – задохнулась от возмущения женщина.

– Сядь, Пайпер. – Сидевший рядом мужчина за рукав потянул женщину вниз.

– Да как вы смеете! После стольких лет под одной крышей!

– Сядь, прошу тебя, – продолжал усаживать бунтарку муж, виновато глядя на публику.

– Виноваты… зараза американская, слыхал? Поверить не могу…

– Под угрозой вымирания окажутся все острова, – продолжал Турнотур. – Мы обязаны изучить судно. Тем более нельзя подвергать их собственные жизни опасности, пока не разберемся с этим проклятым животным.

– Они не пускают.

– Слышал. Но иначе нельзя. Будут упираться, пусть валят к чертям туда, откуда пришли. Мы их не звали.

– А теперь еще и прогнать, – негромко прокомментировала Пайпер, всплеснув со своего места руками. – Мило, просто мило, Ричард.

– Дальнейшие действия?

– Я сам решу вопрос с ними, – поднялся Турнотур. – Приготовьте лодку, а вы свяжитесь и предупредите, что будет говорить правительство острова.

– Так точно.

– А сейчас надо сказать жителям. И сделать это так, чтобы еще больше не напугать людей.

– Сильнее, по-моему, уже некуда, – заметил Батон.

– Все. Собрание окончено. За работу! – Турнотур несколько раз стукнул молотком.

Пока собравшимся у амбара жителям передавали результаты совещания, Батон и Тарас отошли в сторонку.

– Ох, каша. – Тарас достал самокрутку, прикурил.

– Дай и мне, что ли. Пару тяпок.

– Ты чего это? – поднял брови старпом, но достал еще одну. – Двадцать лет не курил.

– В этой заднице без дыма не разобраться, а бухать завязал.

– И то верно. Держи.

Смоля, краем уха слушали говорящего Турнотура, речь которого периодически заглушалась нестройными возгласами. В толпе заплакала женщина, прижимавшая к груди грудного младенца.

– Слышишь? – прислушался Тарас, вдруг подняв пальцы с зажатой сигаретой.

– Я из-за их ора тебя-то не слышу.

– Гул какой-то, ногами чувствуешь? Вот сейчас.

Батон помедлил.

– Есть немного. Наверное, генераторную перезапускают. Еще вчера пора было.

Они подняли головы туда, где над крышами домов виднелась паутина переплетающихся кабелей.

– Ша, холера. Айда на «Грозный», предупреждать гостей, – размазав окурок ботинком, сказал Тарас и посмотрев на него воскликнул. – Ексель, чуть не раздавил!

Он приподнял носок берца, по которому ползло черно-желтое насекомое, деловито шевеля торчащими в разные стороны усами.

– У-у, тараканище.

– Брось, пусть ползет. Может, ядовитый.

Старпом носком ботинка послушно запустил насекомое в темноту под одной из скамей. Последние сантиметры оно преодолело, стрекоча на шустрых маленьких крылышках.

– Двинули.

Катер для ночной делегации приготовили быстро. На борт взошли Турнотур с охраной и Батон с Тарасом. Вызвался также и Яков. Во избежание засады договорились встретиться на нейтральной территории. В движущейся навстречу лодке на носу был включен фонарь, были различимы несколько фигур. Марлевых повязок или каких-либо других средств защиты на них видно не было.

– Ближе не подходить, – поднял громкоговоритель Тарас, и лодки остановились.

– Я Вальгир Турнотур, – взял слово старейшина. – Представитель «Братства пара» и наместник острова Сувурой.

– Капитан ВМС США Джефф Соулс, – на носу вырисовывалась невысокая коренастая фигура в ооновском бушлате и фуражке. Морщинистое лицо, обрамленное жидкой седой бородой, подрагивающий подбородок, лет шестидесяти. Остальные выглядели немногим лучше. Впалые белесые глаза, пораженные катарактой, кто-то ухмылялся цингой, тряслись руки. Шрамы, синяки, тоска.

– Вы американцы?

– Так точно.

– Нам доложили о вашей ситуации, но мы не можем позволить вам ступить на берег, пока не убедимся в полной безопасности вас и вашего судна. К тому же на берегу сейчас чрезвычайная ситуация.

– Мы уже говорили, это невозможно.

– Тогда уплывайте. Это последнее слово. Другие вас тоже не пустят. Вы должны сами понимать бессмысленность своего упрямства. Если то, что вы говорите, правда, тогда в чем вопрос?

На стороне американцев некоторое время царило молчание.

– Мы можем пустить на борт нескольких человек, если у вас есть биологи или специалисты по бактериологическому оружию. При условии, что будут соблюдены все меры безопасности.

– У нас есть и специалисты, и необходимая техника с костюмами. Так же, если потребуется, можем передать на борт кое-какие припасы.

Снова задержка. Упоминание о припасах было явно заманчивым предложением.

– Мы согласны, – наконец заговорил Соулс. – Но не более трех человек. И только те места, которые мы позволим осмотреть.

– Исключено. Все, что будет необходимо. Или уплывайте. Вы сейчас не в том положении, капитан.

– Вы не понимаете…

– В том-то и дело, что нет. Это и играет против вас. Причем очень серьезно.

– Ладно, – вздохнул Соулс. – Ваша взяла. Осмотрите все, что посчитаете нужным. И никакого оружия, только специалисты.

– Плюс анализы всех членов экипажа. Среди наших людей будет священник как независимый наблюдатель, – проговорил в мегафон Турнотур. – По морским и международным законам личность священника неприкосновенна. Это будет служить гарантом ваших мирных намерений и исключит возможность шантажа и захвата заложников.

– Вы слишком сгущаете, сэр. Мы не собираемся никого захватывать.

– Тем не менее. Если это случится, конфликта будет не избежать, и закончится он не в вашу пользу.

Батон подумал о Лере, которая эту идею явно сходу воспримет в штыки. Но Мигель бывший солдат, как-никак, и двойная подстраховка не помешает в случае чего. Хотя кто его знает, сколько их там еще внутри этой посудины и какой у них настрой. Полная жопа по всему выходила, как ни крути.

– Хорошо. Мы будем ждать, как только вы будете готовы. И еще, Турнотур, сэр?

– Да?

– Можно как-то убрать эту штуку вокруг нашего судна? Команда волнуется.

– Солярик у нас себе на уме, – усмехнулся Тарас. – Так что терпите. Главное, помните, что я вам на его счет говорил, и все будет в порядке.

На том лодки развернулись и поплыли в разные стороны.

– Проверим мы их, дальше что? – спросил сидевший рядом с Тарасом Батон. – А если подтасовка?

– Им какая выгода? Заложники? На кой лишние рты на борту, самим небось жрать давно нечего. Шантаж? Первые не выдержат, сдадутся. А выпустят вирус, и что дальше? Останутся на островах одни и рано или поздно все равно погибнут от голода и отсутствия женщин.

– Может, они у них там есть, мы же не знаем. Вдруг западня все-таки?

– На пиратов не похожи, хотя, может, умело прикидываются.

– В любом случае ситуация на нашей стороне и нас больше. Им так и так невыгодно лезть на рожон, хоть в открытую, хоть тайно. Если осмотр и анализы будут отрицательными, придется пустить, – покручивая посох между ног, ответил Турнотур. – Не вечно же их здесь держать, люди и без того волнуются. Если эти странники не несут угрозы, мы обязаны дать им кров.

– Главное Троянского коня не проморгать, – теребил ус Тарас.

Остальное расстояние до берега гребли в молчании.

* * *

Хоронили Боровикова на местном кладбище. После службы в церкви свежесколоченный закрытый гроб перенесли к месту погребения. Спозаранку вернувшиеся из леса Паштет и Треска заглянули на кладбище.

– Помер кто?

– За грехи свои претерпел, – склонив голову, нараспев прошептал перекрестившийся Птах.

– Как видишь, – огрызнулась одна из бабок. – Лешку Боровикова нонче на огороде кто-то подрал.

– Вот чего звонили. Я ведь говорил. Слух! – стягивая шапку, пробормотал Паштет. – Сглазили… А чего гроб-то закрытый. Кто его так?

– Цыц! – Треска украдкой ткнул соседа локтем в бок. – Не нашего ума с тобой дело, чего раздуваешь-то. И так вон рожи у всех какие. Сами едва из башни ноги унесли.

– Ага. Если бы ты еще и не обдолбался. А кто туда вообще идти предложил, а?

– Завали дупло, это вон, шизофреник виноват, – скривился толстяк, внутренне до сих пор содрогаясь от тех странных ощущений, которые они пережили на вересковой пустоши. – Лучше туда зырь! В гавани лодка вторая…

– Не гони, тебя еще трава не пускает.

– Ты в нужную сторону бестолковкой верти, знаток.

Паштет обернулся, прищурился на ветру.

– И правда! Вот диво-то! Это кто?

– Вот и пошли, всяко поинтереснее этих унылых.

На них зашикали, и повара продрались через небольшую группу людей. Издавна не питая к покойному иных чувств, кроме никаких, они натянули шапки и заторопились к гавани глазеть на новую лодку, напрочь позабыв о событиях прошлой ночи.

Когда гроб начали с помощью шпагатов опускать в яму, Лиза снова стала биться, вырываясь из рук матери, страшно, по-бабьи голося:

– У-у-у! Да что же это такое, а?! Что делается-то, люди-и?! Витю моего… Мужа убили-и! Куда я теперь одна! А ребенок вот-вот родится, делать-то что теперь! – рвала она на себе волосы. – А-а-а! Пусти, мама! Пусти-и!

– Ну тихо, Лиза, тихо, – пыталась успокоить ее мать.

Немногочисленные собравшиеся молча смотрели, как церковные служки забрасывают гроб землей.

– Чего затыкаешь-то, а?! – Взгляд девушки был безумен, по подбородку текла слюна. – Вы-то живые все, гниды! А, суки? Чего молчите?! Нечего сказать? Вас не коснулось, так пришли для вида рылами поскучать… Ребенка кто нянчить будет? Как я теперь одна-а!

Отец Лизы отвесил ей пощечину.

– Закрой рот, дура!

Она попыталась плюнуть ему в лицо, родители насильно оттащили дочь от могилы.

– Нехорошо новый храм с панихиды и отпевания начинать, – тихо произнес отец Иннокентий.

– На все Его Воля. Грустно это. – Мигель посмотрел на стоявшую в стороне Леру, белую как мел, с красными, заплаканными глазами. Несмотря на то что она всей душой ненавидела несостоявшегося жениха, ей было искренне жаль оставшуюся одну Лизку, да еще и на сносях. Терзал страх от неясности происходящего и такой внезапной чудовищной смерти. Что теперь, сколько их еще будет? Как бороться с внезапно обрушившимся необъяснимым явлением, которое до сих пор и не видел никто?

Накануне Батон потребовал, чтобы его пустили осмотреть тело Боровикова. Точнее то, что от него осталось. Леру не взял. Она и сейчас не могла перебороть испуг и ужас того, что могла увидеть, будь гроб открытым. Вернувшийся охотник выглядел мрачнее тучи, и в нескольких общих фразах описал случившееся с его точки зрения, не вдаваясь в подробности. Кто-то съел половину Вити – устало опустившись на стул, просто сказал он.

Появление неизвестного животного, жестокая смерть Боровикова, стоявшая в бухте на карантине невесть откуда взявшаяся американская лодка – от всех этих навалившихся разом напастей путались мысли и опускались руки. С чего начинать, за что браться? Проклятая эпоха после войны не хотела оставлять человека в покое.

Еще немного постояв, пришедшие на похороны стали расходиться. У могилы осталась только рыдающая Лиза, на коленях мявшая свежую землю скрюченными пальцами, и родители ее и Боровикова. Мигель задержался, чтобы поговорить с ними, а Лера, кутаясь в платок, побрела домой, чувствуя вновь подступающие слезы.

* * *

Батон не закончил фразу, но фермеры уже восприняли ее в штыки. Повскакивали, замахали, заспорили, опрокинули пару стульев. Кого-то потеснили к стене. Мигом загустел воздух, напитался бранью и потом.

– Вы хоть понимаете, о чем говорите? Зима у нас тут! Зи-ма! Каждая голова наперечет. Только-только новый помет народился. Их, что ли?

– Как вариант, – новый взрыв негодования.

– Вариант? А если тех незваных на берег спустят, их же тоже, наверное, кормить надо будет? Пожаловали рты лишние, горя не знали. На нас тут что, мир клином сошелся, что ли?!

– Мы, как видите, свое отрабатываем, – гаркнул Тарас. – И в бутылку не лезем.

– Вы другое дело, – тихо сказал какой-то старичок.

– Другое не другое. Решается там еще.

– Решается. Вот они на приманку пусть и идут.

– А если трупы, – заикнулся кто-то, но тут же заткнул рот под недобрыми взглядами окружающих. Разрывать могилы, а тем более родственников ни у кого и в мыслях не было. Кто-то коротко помолился.

– Они люди, – сжав кулаки, проскрипел зубами Тарас.

– Вы сами Кристину месяц назад погребли? Идти откапывать хочешь? Держи совочек, с мамочкой сейчас повидаешься, так? Как она там, не скучает? У тебя с головой все в порядке?

– Я предложил.

– Вот и иди, пока по шее не надавали. Лопаты в сарае. Только душу чем потом стирать будешь?

– Как всегда.

– Заткнитесь вы!

– Сам заглохни! Ты когда последний раз самостоятельно до колодца дойти мог?

– Такой вариант был, – слушая перепалки, перебирал варианты Батон. – Но возле кладбища ни ям, ни других признаков существа замечено не было.

– Пока, – ввернул кто-то.

– Если бы хотел, давно бы там пошуровал уже. Нет. Нужна свежатина, не слишком много, но и не так мало. По две-три головы с надела.

– Допустим, и дальше что, – раздраженно повысил голос начальник сельского хозяйства.

– Забить, освежевать, сделать большую кучу…

– И катать по деревне как перекати-поле, а дети пускай палочками помогают? Русский, ты пьян?

– Перетянуть шпагатом, – продолжал думать Батон. – А потом…

– Что потом? – устав ждать, заторопили фермеры. – Гулянку с шашлыком устроить? С дозиметрами ходить? Так на всех не хватит. Да и радиоактивное оно вообще? Пир во время чумы? Мысли кончились, умник? Так и не лезь. Сами как-нибудь…

– Сами вы не сможете.

– И чего это? – вызывающе поднялся детина-сыровар, хозяин мельницы. – Туши резать, веревки мотать… У нас и оружие имеется.

– Много ты навоюешь, против кого?..

– Я сказал! – неожиданно крикнул Батон, хватив кулаком по столу.

– Вяленое подойдет? – без надежды в голосе предложил коптильщик.

– Только свежее. С кровью. Много крови. Чем больше, тем лучше. Сделайте для начала так. – Он исподлобья переглянулся с начальником сельского хозяйства. – Остальное – моя работа. Если у кого другие варианты поинтересней да позаковыристей, милости прошу.

Собравшиеся ремесленники молчали, кто-то старательно отводил глаза.

– У меня все. – Батон тяжело встал и направился к двери, накинув куртку. – Доложите, как будет готово.

Глава 5 Кризис

Вечерело. Далекое алое зарево окрасилось темно-фиолетовыми изгибами облаков. С другой стороны небосвода на Фареры наступала ночь.

Когда в очереди перед Лерой оставалось всего несколько человек, послышалось треньканье звоночка и во двор мельницы вкатился Юрик, оседлавший старенький велосипед с корзинкой на руле. Раньше он оснащался электроприводом, но счастливый мальчишка с таким азартом крутил педали, что мог бы сам выступать в качестве источника питания для батарей, если бы их однажды не сняли.

– Опять круги наматывал? – улыбнулась Лера, перехватывая свою корзинку и поправляя платок. – Здесь же нельзя, вдруг патруль увидит.

Стоило мальчишке не без помощи кузнеца обзавестись новым развлечением, он без устали колесил по окрестностям, оглашая воздух писками своего звоночка. Правда, ввиду последних событий к разочарованию всей детворы игры на свежем воздухе пришлось сократить и перенести в надводные хранилища.

– Не-а. Они у Нильсена в кабаке мордобой разнимают. – Юрик прислонил велик к ограде. – Чё дают?

– Как обычно, – пожала плечами девушка. – Сыр, выпечку.

– Ясно.

– Мама послала?

– Ага. Запеканку полдня обещает и вот спохватилась, что сыра нет.

– Бывает. У нее тоже дел полно… – улыбнулась Лера и замолчала, уловив в глазах паренька что-то новое.

– Что?

– Ты изменилась.

– В каком смысле?

– Нет, нет, – заторопился паренек. – Ты красивая, прикольная, друзья и все такое…

– Но?

«Как будто уже не моя», мысленно за него ответила Лера. Эх ты, воробей. Привязался смолоду, думая, что все в жизни так и будет. Но нет. Пора взрослеть. Скоро уже не Юрик, а Юрий Антипович будешь, своим гнездом обзаведешься. И об этом они вместе будут вспоминать с улыбкой. И пудреницу она будет хранить.

– Ты становишься похожа на маму, – огорошил ответом пацан.

Всевозможные ломти сыра различной величины разменивались на зубы гринд. Очередь постепенно подходила. Над землей то и дело с мерным рокотом проносились скрипучие лопасти мельницы.

Ответ Юрика выбил Леру из колеи.

– Маму? – переспросила она.

– С корзинкой, платок вон носишь. – Подбирая слова, пацан мялся, явно пожалев, что болтнул лишнего. Но в этом возрасте слишком трудно долго держать что-то в себе. – Хозяйничаешь, по дому сидишь. Пахнешь… по-другому.

О как ты, брат, загнул, мысленно усмехнулась Лера. А парня-то все не отпускает, оказывается.

– Возьмите меня с собой в охотники, а? – неожиданно решительно смяв кепку, потребовал он. – Надоело овец пасти.

– Но у тебя же получается. А Зверик?

– Он всегда со мной.

Очередь закончилась, и мельник, предупредив девушку и парнишку, что донесет товар, исчез внутри здания. Лера и Юрик остались на вечернем морозце одни. Мимо снова пророкотала лопасть.

– Зачем тебе это надо?

– Надо и все! – слишком торопливо выпалил парень, будто ожидал подобного ответа.

Чувствует, что отдаляемся, и изо всех сил рядом хочет быть. Хватается за любую соломинку.

– Юрик, ты…

– Я не маленький!!! – стиснув кулаки, заревел ребенок, ужаленный в самое больное место, и из его глаз предательски хлынули слезы. – Я люблю тебя! Слышишь! Люблю! А ты… С этим!

Ну вот и корень всех терзаний.

– Юрка, перестань. Чего ты, честное слово…

– У-у-у, – размазывая сопли шапкой по лицу, выл мальчишка. – И говоришь уже как другая…

– Успокойся.

– Не надо! – зло одернул Юрик. – Не смей со мной сюсюканья разводить, поняла! Я пудреницу тогда ведь не просто так. Думал…

– Что думал?! – не выдержав, взорвалась Лера. – Что слюбимся? Замуж за тебя пойду? Предложение сделал? Кавалер, блин! Ты чего мне нотации здесь читаешь?

Она кричала и не могла остановиться, понимая, что каждым словом втыкает нож в и без того израненное наивное детское сердце. Проплывающая лопасть всколыхнула ее косынку.

– Детей нарожаем? До старости проживем, да? Это ты думал?! Это мечты, Юра, они там, в Пионерске остались. Отпусти их уже! Ты только жить начинаешь!

– Замолчи! – Юра бросил шапку и взялся за велосипед.

– А мамин сыр?

– Перебьется! Ничего не хочу! Никого! Все вы предатели! Дура!

– Я не предавала тебя! Если хочешь быть мужчиной, умей принимать реальность такой, какая она есть, – смягчилась Лера. Зря она на него наорала. – У тебя и без меня есть о ком заботиться. Подумай о маме. У тебя еще все впереди. Поверь, я такого насмотрелась, что и забыть охота. А тебе шанс на нормальную жизнь выпал, пользуйся. А я всегда рядом, мы же видимся каждый день.

– Ты уже не та.

– И что? Все меняются. Это не означает, что нужно сдаваться.

– Для меня означает. – Всхлипывающий Юрик поднял с земли шапку, отряхнул.

– А ты не сдавайся. Наплюй. Сам же себе надумал, а меня даже не спросил. Тоже нечестно, верно?

– Угу, – неохотно согласился паренек.

– Вот видишь?

– А если бы спросил?

– Ты сам знаешь.

Юрик кивнул.

– Прости за дуру. Я не хотел.

Лера смотрела на него.

– Мир?

– Конечно, мир. Чего-то наш молочник никак не идет. – Шмыгнув носом, Лера решила переключиться и, отвернувшись, крикнула в освещенный дверной проем. – Эй, Харальд! Ты там не уснул? Нам бы сыра да по домам.

Но фермер не ответил. Вместо этого Лера услышала, как за ее спиной всхлипывания парнишки превратились в нечто подобное заиканию. Обернувшись, она увидела, как Юрик, словно загипнотизированный, смотрит на фонарный столб за оградой, к которому тянулся один из запитывающих кабелей. Пятиметровая конструкция вздрогнула и слегка накренилась, прикрепленный к ней кабель мотнулся в воздухе.

– Что это, – одними губами прошептал Юрик.

Лере хватило полсекунды на раздумья.

– Быстро! – скомандовала она, подтаскивая мальчишку к очередной подплывающей лопасти. – Залезай! Дотянешься?

Убедившись, что Юрик крепко держится за крестовидные перекладины, плавно поднимавшие его вверх, Лера бросила корзинку и ломанулась внутрь мельницы. За спиной жалобно тренькнул отвалившийся от забора велик.

– Харальд! Хара… – Она заметалась по круглому помещению в поисках фермера, как вдруг работавшие жернова, перемалывавшие зерно, дернулись, пошли было в обратную сторону и остановились. Леру окутала тягучая тишина.

– Лера, я завис! – откуда-то снаружи отчаянно завизжал Юрик.

– Держись!

Лера замерла, слушая, как вокруг застонало, заныло прочное дерево. Спутываясь, поползли в сторону несколько натянутых шпагатов системы подачи воды, установленные через специальные отверстия в полу и потолке.

– На помощь! Мамочка!

– Не кричи! – взмолилась Лера, бросаясь к задней двери в хранилище и тщетно дергая запертую ручку на увесистом амбарном замке. – Черт!

Только не поддаваться страху. Мальчишка там наверху. Но она-то здесь?! О винтовой лесенке, вделанной в фундамент и спускающейся вниз, нечего было и думать.

– Харальд, ты там?

Снизу что-то отрывисто прокричали. Но если там Харальд, значит, и оно…

Словно в подтверждение, эхо принесло из подпола полный нечеловеческого страдания вопль.

– Прости! – Подтянув, Лера с грохотом обрушила на люк решетку и проверила шпингалет. Как-будто это было способно ее защитить. Но сейчас все движения диктовал инстинкт самосохранения.

– Лера! Я устал!

– Ради бога, не упади!

Стараясь не дышать, Лера пятилась, прислушиваясь, как под полом что-то негромко ухнуло. Она в ловушке. Что там? Механизмы, приводившие в действие мельницу. Она ни черта об этом не знала. Где же ты, Батон… Хорошо хоть, остальные ушли. Неожиданно слева из сливного колодца вверх с шипением взметнулся высокий столб пара вперемешку с кружащимися опилками. Потянулись под пол, ломаясь, несколько досок.

Дядя Миша…

Лера загнанно посмотрела на зев спасительного выхода, находившегося между ней и жерновами всего в каких-то паре десятков метров. Можно попробовать. Но там голый дерн. А Юрик наверху… Внизу сопело и ворочалось уже совсем рядом. К терпкому запаху сыра прибавился удушливый кислый смрад. Понимая, что дорога каждая секунда и боясь спровоцировать нечто, Лера все-таки решилась. Жизнь ребенка важнее.

– Ты можешь перебраться на крышу?

– Она покатая…

– Что еще ты видишь?

– Другой столб с проводом, – судя по голосу, у мальчишки вот-вот должна была начаться истерика. – Ведет к соседнему дому.

– Лезь по нему! – не мешкала Лера. – Сможешь?

Фыркнуло совсем рядом из щели между досок, ослепив девушку тугой горячей струей пара и пыли. Со звоном лопнуло не выдержавшее давления в раме стекло. Позади жалобно залязгали падающие инструменты. В тщетной попытке защититься Лера подняла с пола лопату, мертвой хваткой вцепившись в древко.

– Попробую!

– Лезь! – кашляла Лера, разгоняя клубящуюся взвесь свободной рукой.

С каждым новым криком сердце Леры сжималось сильнее, так как звуками она обозначала свое местоположение. Да и лопата… Какая, к черту, лопата?! С улицы уже доносились возгласы бегущих к мельнице людей. Попадали, наваливаясь друг на друга, сложенные вдоль стены мешки.

– Стойте… – чувствуя подступающие слезы, прошептала Лера. – Не подходите.

Здание сотряс мощный удар, от крепления под потолком оторвался дисковый блок и со свистом описав дугу, полетел на Леру. Бэмц! Она попыталась отбить его, но удар вышел таким сильным, что инструмент просто выдернуло из рук едва не упавшей Леры, разломив пополам. Рассеченный воздух дуновением смерти всколыхнул волосы в сантиметрах от виска.

Мельница заходила ходуном.

– Я перелез! – донесся издалека голос Юрика.

И в этот момент пол перед Лерой с треском и грохотом взорвался, подкидывая в языках пламени жернова под потолок и рассыпая вокруг шрапнель из семени, досок и хлестких жгучих капель шипящей воды. Котельный баллон не выдержал. Девушка съежилась, закрываясь плотным ватником, и с отчаянным криком ринулась в сторону спасительного выхода. Прыгая по островкам уходящей из-под ног опоры, она вывалилась на улицу и пулей неслась до тех пор, пока не оказалась за спинами сбежавшихся на крики селян, державшихся на расстоянии.

Спустившийся по водосточной трубе соседнего дома Юрик уже был тут. Собравшиеся люди смотрели, как умирает, занимаясь пламенем, мельница, внутри которой ворочалось что-то большое и неразличимое. Ожидая команды, переругиваясь и покрикивая, от бухты цепочкой выстроились водоносы, подтягивая шланг.

– Не торопитесь! Не подходите! – ревел, заглушая всех Батон. – Пусть закончится! Огонь напугал его! Назад, назад… Лерка! Лерка, ты как?

– И сказал им – развею хлеба ваши по ветру! – бесновался, брызжа слюной, Птах, подпрыгивая и перебегая из стороны в сторону. В его глазах безумствовали языки пламени. – И оскудеют дома, и падет скот! Страдаем мы! Страдаем, грешные, за первый грех!..[15] Ха-ха-ха!

– Уймите этого полоумного!

– Юра, Юрочка. Все хорошо, все хорошо. Ты молодец. – Перепачканная сажей Лера, стоя на коленях, кутала в ватник рыдавшего у нее на груди парнишку, пока его не забрала подоспевшая мать.

– Лерка, живая? – рядом с ней опустился Батон, сбив с ватника несколько тлеющих искр. – Видела его? Видела?

Девушку колотило.

– Посиди. Я сейчас.

Через некоторое время мельница догорела, превратившись в уродливую груду тлеющего, пощелкивающего на морозе угля.

– Оно ушло! Ушло! – первым сходив на разведку, озвучил общий вопрос Батон.

И только тут, когда прошел первый шок и испуг, люди осознали, чего они лишились. Да, припасов и заготовок в погребах и амбарах было достаточно, но чтобы построить новую мельницу, а тем более наладить жернова, нужно время. А это значит, что придется подтянуть пояса, еще и в самый разгар зимы.

Когда пожарище успокоилось, к нему вереницей потянулись водоносы, из-под завалов кое-как вытащили тело растерзанного до неузнаваемости Харальда.

Пошел осматривать место трагедии и Батон.

– Ничего не напоминает? – Пошарив палкой в обожженной траве, он что-то поднял и показал Тарасу.

– Это ж та козявка, которую мы в ночь смерти Боровикова видели. – Тот узнал черно-желтые полоски на крылышках. – Гнездо, что ли, поблизости, или из леса ползут?

– Это не козявка. – Батон бросил дымящееся насекомое на землю и с хрустом раздавил. – Это клещ.

– Клещ? – удивился Тарас. – Не он же это устроил?

– Не он.

Охотник повернулся и долгое время смотрел на покосившуюся мельницу, возле которой все суетились, помогая разбирать завалы. Брызнув искрами, разломилась, пошла в сторону, падая, одна из лопастей, кто-то успел отпрыгнуть.

– Тот, на ком он живет.

* * *

Мигель очнулся после мучительной дремы и некоторое время лежал, смотря в потолок. До выхода оставалось еще какое-то время. Из-за случившегося на мельнице ему никак не удавалось собраться с мыслями и привести нервы в порядок. Спасая мальчика, Лера чуть не погибла. А если бы… Жены рядом не было, с кухни доносились привычные звуки, означавшие, что готовился ужин. Девушка тоже хотела отвлечься. По запаху он догадался, что она опять пыталась научиться печь хлеб.

Спрыгнув с кровати, Мигель натянул штаны.

Лера стояла спиной к нему и, судя по движениям рук, разминала тесто. Услышав его, она не обернулась.

– Без мельницы тяжело будет.

– Выстроим. Ты как?

– Так. Тебе обязательно туда идти?

– Да. – Прислонившись к дверному косяку, Мигель смотрел на девушку. С распущенными волосами, чуть расставив ноги, в мятой тельняшке, из-под которой виднелись трусики, она уже успела смыть с себя копоть и грязь. На лодыжке спиралькой выделялась свежая татуировка, умело прятавшая следы от языка мутанта. Кольщик объяснил, что у каждого рисунка есть свой смысл. Лера выбрала колючую проволоку как один из символов тернового венка, означавшего не только веру и милосердие, но и сострадание ко всем людям.

Как же Мигель действительно соскучился по жене за время, что провел на стройке. Как она была хороша в тусклом луче пробивавшегося из окна света…

– Не хочу, – не отрываясь от теста, сказала Лера.

– Знаю. – Мигель подошел сзади и зарылся в ее чуть пахнущие дымом волосы, обнимая за талию.

– Эй, щекотно, – чуть нагнув голову, мурлыкнула Лера.

Нагнувшись, Мигель поцеловал ее в шею, запустил ладони под тельняшку, ощутив теплую кожу, и мягко положил их на грудь. Движения Леры на мгновение замедлились, но потом снова принялись переминать сдобренный мукой ком.

– Это был смелый поступок. Дай хоть закончить, – прошептала она, отводя голову и давая ему больше пространства. – Руки же заняты…

– Свои есть.

– Мигель…

– Ты могла погибнуть.

– Но ведь…

– Тс-с, тише.

Тесто для выпечки обретало причудливые формы.

Когда он отпустил ее, обессиленная Лера уперлась ладонями в обсыпанный мукой стол.

– Люблю тебя, – прошептал он ей на ухо. – И никуда не пущу.

– И я тебя, – хрипло отозвалась она, не зная, что еще ответить. В голове крутился сплошной радужный водоворот из наслаждения, страха, усталости. – Господи… Только первый нормально слепила.

– Сейчас помогу. – Мигель вышел во двор, откуда вскоре послышался ритмичный стук топора.

Лера вздохнула и подняла прикрытые челкой глаза на запотевшее оконце.

– Пи, – на столешницу вскарабкалась Чучундра.

Давая колотящемуся сердцу успокоиться, девушка слизнула с пальца муку. У них давно не было секса, по крайней мере такого. Пережитое накануне требовало выхода. Адреналин и ежесекундная угроза смерти будили внутри что-то животное. Инстинктивное.

Хоть в этот раз никто не пострадал.

Лера принялась машинально заново раскатывать тесто, шикнув на мышь.

– Брысь, не пачкайся!

* * *

После ужина Лера пошла провожать Мигеля на лодку, отправляющуюся на «Вирджинию». На берегу уже все собрались и ждали только их.

– Все равно мне это не нравится, – глядя, как муж облачается в комбинезон химзащиты, который выдали два готовящихся китайца, сказала Лера.

– Не волнуйся, все будет в порядке. Так надо.

– Буду, – упрямо ответила девушка, целуя его.

– Мы быстро.

– Туда и обратно. Будь осторожен. Я жду.

– С богом! – перекрестил Ерофеев. Закашлялся, приложив платок к губам, и смял его в кулак, пряча красноту.

– Ты как? – встревожилась Лера.

– Да подцепил где-то, – отмахнулся дед. – Покашляю и пройдет. Аспиринчику бы сейчас.

– Отправляемся!

Мигель улыбнулся Лере и полез в лодку вслед за остальными. Девушка стояла на берегу и смотрела, как уносящее мужа суденышко удаляется, медленно приближаясь к освещенному корпусу «Веракруса».

Через несколько часов со стороны «Вирджинии» стала слышна стрельба. На берегу засуетились, забегали. Загремел хлесткий мат.

– Какого еще черта! – ревел грохочущий по палубе «Грозного» Тарас, пытаясь разглядеть в далеких сполохах хоть что-то. На палубе «Веракруса» суетились люди, то пропадая, то вновь появляясь в окулярах бинокля. Отдаленно ухнула граната. В небо алой дугой ушла сигнальная ракета.

– А я говорил! – матерился, в свою очередь, Батон. – Купились, как дети малые! Шлюпки на воду!

– Какие к чертям шлюпки, – орал Тарас. – Катер давайте и пулемет в боевую! Родик, Весна?! Да где же вы, бляха-муха! Суки американские!

Пока они готовились, стрельба в море неожиданно прекратилась. Тарас снова стал напряженно всматриваться в теперь наполовину освещаемый борт «Вирджинии». В непонятной схватке один из внешних прожекторов был разбит. Ветер доносил запах гари и порохового дыма.

– К нам валят! – разглядев в окуляры спешно приближающиеся лодки, в которых сидели вооруженные до зубов люди, прорычал Тарас. – Ну мы их сейчас по всей морской чести примем. Товсь!

– Что вы творите?! – над водой разнесся усиленный динамиком голос Соулса.

– Мы творим?! – заревел разъяренный старпом. – Стоять на месте, сволочи! Что происходит?

– Это у вас надо спросить? Подослали отвлекающий маневр, а сами напали?! Знали, что мы измождены! А как же пакт о неприменении силы?!

– Мы?!

– А кто?! Доконали ходовую часть, забрали своих и восвояси? Так, значит, беженцев принимаете? Хороши переговоры!

– Не подходить! Опустить оружие!

– Хрена вам!

– Не стрелять!

– На кой нам ваше корыто еще больше портить?! Оно и так вот-вот затонет.

– Это вас надо спросить!

– Стойте! Да постойте же, охолонитесь! – вклинился во взрывоопасную ситуацию Батон. – Что значит своих забрали?

– Священника, тех двоих и одного нашего. Они все проверили, как было условлено, а потом на нас налетели.

– Да кто?! – брызгал слюной доведенный до белого каления Тарас.

– Вы, – уже менее уверенно отвечал Соулс.

– На кой, спрашивается, ляд, нам своих же людей похищать?!

– Постойте, как они выглядели? – стараясь не делать резких движений, как можно спокойнее спросил Батон.

– Как местные, – щурясь в направленных на американские лодки прожекторах, пригляделся Соулс. – Хоть и одежда немного другая. И оружие. Плюс в темноте… Вот. – Он аккуратно, держа руки на виду, откинул кусок парусины на дне лодки, показывая несколько арбалетов, копий, пару кустарно сработанного порохового самодела.

– Откуда они пришли?

– С моря. – Джефф махнул в противоположную от берега сторону.

– Сколько их было?

– Лодки три. Вместительных. Человек двадцать-тридцать. Это существо. Сольярик. Разломил одну и потопил всех, кто в ней был, захватывая словно щупальцами.

– Так вот что вы освещали ракетой.

– Они пытались поджечь его, но я успел застрелить огнеметчика.

Батон и Тарас переглянулись.

– Так это не вы?

– Мое слово офицерское, – гордо выпрямился Тарас. – Я присягу флагу давал.

Наконец обе стороны поостыли и стали опускать оружие.

– Где наши люди?

– Повторяю, их взяли в плен. Они провели замеры, все показало норму. Но кровь не успели, как началось…

– Что за хрень. – Тарас мрачно посмотрел на Батона.

– Или мы чего-то до сих пор недопонимаем, или на них напали местные дикари. Хотя, насколько мне известно, их тут не так много.

– Рыбаки с катушек слетели?

– Вряд ли. Нафиг им заложники. – У Батона заныло сердце. – Итог такой, что к нам кто-то наведался, получил по щам, но смог прихватить Мигеля и остальных.

– Но кто? И зачем?!

– Ты меня спрашиваешь?!

– Ладно. – Тарас повернулся к американцам, терпеливо ожидавшим в лодках. – Можете сойти на берег, пока мы тут сами друг другу глотки не перегрызли. Оружие сдать. Всех членов… Здесь все?

– Так точно.

– Всех членов команды в карантин. – Он повернулся к одному из испуганных помощников Турнотура. – Анализ крови. Подыщите барак подальше и приставьте охрану. Круглосуточную, ясно?! Глаз не спускать!

– А с нашими что?

– А что с нашими? – огрызнулся Тарас. – Ты знаешь не больше моего. Дерьмо какое-то. У нас диверсия с взятием в плен личного состава. Кем? С какой целью? Ох, ты-ж твою мать…

– Так, вы на лодку, осмотритесь. Может, найдете что еще, раз чисто там.

– А ты? – спросил Тарас, прекрасно зная ответ Батона.

– На Голгофу, – устало вздохнул тот.

Пока американцев по одному переправляли на берег, охотник поплелся к дому Леры, тщетно стараясь подобрать слова. Каждый раз выходило говнистее некуда. Что же за жопа-то, а? Лодку повредить – случайность или умысел? Хоть пленные, а не мертвые. Значит, по крайней мере еще живы. И почему именно они? Брали специально или хватали кого попало?

А ведь им завтра в поле. Времени терять больше нельзя.

Жухлая трава шелестела вдоль дороги, по которой шел понурый Батон.

* * *

Охотиться отправились ранним утром. Лера слушалась, исправно выполняла команды, хотя Батон прекрасно понимал бурю, разыгравшуюся сейчас в сердце девушки, красные глаза которой были на мокром месте.

– Соберись. – Батон старался быть строгим, но особо не напирал, наоборот, короткими точными приказами стараясь отвлечь напарницу от тяжелых мыслей. Дело есть дело, и оно должно было быть доведено до конца.

– Угу. Почему он?

– Это война. На ней пленных не выбирают.

– И не берут. Он жив? – Она с надеждой подняла на него полные слез глаза.

– Тело не нашли, значит, жив. – Он вздрогнул, когда по ее щеке покатилась слеза, и притянул Леру к себе. – Иди сюда. Мы вернем его. Я верну, обещаю. Но сейчас на нас с тобой вся надежда. Ну же, ты сильная. И не такого хлебали.

– Знаю. – Она вытерла лицо рукавом куртки.

По заведенному обычаю пошли вдвоем. Местные не особо горели желанием, да и с их небогатыми знаниями были только лишней обузой. Не впервой. Справимся.

– Ша, приехали! Здесь глуши. – Лера послушно остановила гусеничный тягач возле ямы. Поимку решили устроить на фермерском поле, где животное оставило свой первый след, подальше от селения.

Сидевший в телеге Батон стукнул кулаком по заглушке, и на землю с визгом упала проржавевшая сходня. По ней с противным чавканьем скатился сочащийся кровью внушительный ком перетянутого шпагатом сырого мяса. Сидя за рулем, Лера следила, как облаченный в экзоскелет Батон, словно механический жук-навозник, неторопливо подкатывает мясной шар к припорошенной поземкой яме. Наконец, миновав край, жуткое месиво попало в отверстие, сразу просев почти до половины.

Перебравшись от руля в ковш, Лера наблюдала, как охотник движется к тягачу, разматывая проволоку от контактов к взрывателю. Первая часть плана была выполнена.

– Повторим.

– Ждем, пока не появится, – стала проговаривать детали охоты Лера. – Оно начинает есть, ты стреляешь, – к спине скафандра Батона был прикреплен патронный короб, от которого змеилась лента к спаренным стволам ГШГ. – Если не удается завалить сразу, я взрываю. – Она еще раз проверила банку дистанционного взрывателя с подключенными электродами, который сжимала в шерстяной перчатке.

– Добро, только бы калибр подошел. Башку почеши, а то не дотянуться. Вот здесь, ага. Кайф, спасибо. Дальше.

– В случае чего я за помощью. Надеюсь, он все-таки не настанет, этот случай. И ни при каких условиях не покидаю тягач.

– Верно. Думаю, ковш можно повыше поднять.

– Поняла.

– Дрейфишь? Только честно.

– Немного. – Честность на охоте зачастую стоила жизни. – Но больше интересно. А оно придет? – спросила Лера, посмотрев на погруженную в яму приманку.

– Как миленькое, – сплюнул прислонившийся к боку тягача Батон. – Теперь у нас охренительный козырь. Еще бы вентилятор поставить, как в мультиках, чтобы в нужном направлении запах шел. Но с такой вытяжкой нам ни к чему. Вот. Пришлось с мужиками очень шустро после мельницы поползать, но собрали вроде всех. Правда, сами ямы не проверяли. Ну в жопу. Сказали, мол, миграция какой-то фигни, бла-бла. Короче вредные они. Соберите, а сами по домам, где бетонный фундамент или сваи. Уговаривать даже не пришлось.

Они посмотрели на внушительный ком сырого овечьего мяса, обмотанного шпагатом и густо обмазанного жиром, который позволял удерживаться на нем множеству налипших клещей.

– Что это? – пригляделась Лера.

– Клещ. Тупой… нет, судя по практике, не тупой, помощник нашего подземного чуда-юда.

– Как ты догадался?

– В ночь нападения на Боровикова мы с Тарасом видели такого. Правда, в другом месте. А потом я вернулся на их участок и нашел там парочку. Вот. – Он кивнул на телегу, где валялось несколько шкурок. – И еще на мельнице. Потом вспомнил, что видел в первой яме какую-то дрянь в земле. Так вот они это были. Толком не посмотрел, да и мало ли, кто там копошиться мог. Жук ел траву, жука клевала птица, хорек пил мозз из птичьей головы.

– Мозз?

– Такой мозг. В одной книжке прочитал, про постапокалипсис тоже, прикинь. До триндеца серию фантастическую выпускали. Почти о нас. Про интересный симбиоз мутанта и человека. Что зло – это и есть мутант. Он до поры живет в каждом из нас, но в какой-то момент может вырваться и подчинить себе, превращая человека в злую подконтрольную моззу силу, подавляя его истинное «я», влияя на смену ценностей и поступков, высвобождая инстинкты. Марионетку, в общем. Куклу. Там еще «добрый» мозз появился, с главным героем ходил, так человек и новый вид через препятствия и приключения узнавали о расах друг друга. Человек узнавал человека. Подходящая, для той серии даже вдумчивая книжка была, но зашла за пару дней. Мужик, кстати, сам из Балтийска был, военный. Виделись пару раз. Колоритный, усы подковой. Интересно, жив? У них там на берегу неплохо упаковано-то все было. Только крабы эти…

Лера вспомнила, как ее пару раз зазывали к соседям «порыбачить». Еще бы, там каждый второй морпех от ее взгляда, словно воск от огня, плавился. Но когда на кухне увидела разделываемую многоногую тварь, панцири которой ломали еще снаружи, сбрасывая на них огромные глыбы, стряпня Паштета и Трески показалась лучшей в мире. Хоть ей и сказали, что это в их краях считается деликатес. Прикалывались, наверное. Правда, кусочек один краем зуба попробовала для приличия. Ниче так, есть можно. Резина по вкусу, конечно, но наверняка сытно.

Баста, не женское это дело. Лера без содрогания на пауков в комнате-то смотреть не могла, если те заползали – что говорить о тех, что сверху жили. Хоть с Батоном ей многого довелось повидать, но то с Батоном. А крабы… Только патроны тратить, а копьем, или уж тем более гарпуном, она тогда не умела. Мужикам нравится понты гнать – милости просим. Но, извините. Не мое.

– Это… человек?

– Не дури. Хотя здешние декорации про страну великанов весьма годятся, тут у нас зарисовка поинтереснее намечается. Эти кадавры, что пень притащили – долго после первой ямы связать никак не мог. А нате, просто все.

– Не понимаю.

– Черви были нужны в старину обогащать компост и привлекать кротов, которые ими питались, рыли ходы и норы, чтобы земля дышала, и таким образом помогали огородникам. А козлы изобретательны, по-хитрому пошли. Каким-то макаром вырастили зверюшку, прикормили червями, потом, когда пришел нужный срок, непонятно пока как приволокли приманку нам в задницу, а эта тварь и почуяла. Только дебил наш какой-то неправильный, не тех червяков выбирает. Хоть твой быв… – Он осекся. – Прости.

– Он не червяк, хоть и был гадом. Страшная смерть. И Лизу жалко, как она теперь с малышом.

– Разберется.

– А это тогда кто?

– Это, мать, новая пищевая цепочка. Заветный козырь, приманка! Наш залетный блохастым оказался. Сам другую пищу к червям добавил, пока полз, вот этих… Но, видать, запас истощился – не знаю, какой там у них с хозяином взаимообмен был, только жрачка кончилась, вот они, расползаясь с него по деревне, сами и наводили зверюгу на жертв, а она доканчивала свой «походный» запас. Вприкуску, так сказать. Ждали, что человечину распробует, да и посытнее. Хотя хрен еще знает, на каких дрожжах они его там выводили.

– И знать не хочу. – Леру передернуло.

Она смотрела на останки насекомых, осмысливая услышанное.

– Так все это время мы ходили…

– У смерти по голове. Козлы. Знали – сразу беспорядочный жор начнется, подозрения будут. Если бы не сработало, с них взятки-гладки. А тут сама природа помогла, все естественным путем. Уверен, план был в том, что кротяра, окличем так, целиком на наш рацион перейдет. Ну не справились, а мы не успели на помощь, времена нынче суровые, теперь лодка наша. Кто не успел – тот опоздал. А тут вообще американцы, подарки сами в руки идут. Но как, а? Собаку Баскервилей никто не видел! Интрига! Трагедия! Я оценил! – распалялся Батон. – И принимаю вызов. Не на того напали, башка Холмса по-прежнему варит, мой верный Ватсон! Хорошо еще, быстро допетрить сумел. Относительно.

– Кто? – привычно нахмурилась Лера, услышав незнакомое имя. – Жужжишь неприятно.

Сразу вспомнилось первое плавание, удушливые джунгли Африки, Азат…

– Ну извините, издержки производства. – Батон подвигал шарнирами снаряги. – Был такой помощник одного великого сыщика, я же читать давал вроде. «Шерлок Холмс. Собака Баскервилей». После предпоследнего рейда мешок целый добра сволокли.

– Думаешь, я помню. Не до того было. Там про зеленую собаку?

– Да.

– Не дочитала, скучно как-то.

– Скучно ей… Современные нравы. Теперь точно не забудешь, обещаю. Во-во. Только не зеленую, а обмазанную фосфором для большей жути. Декорация. А у нас тут все по натуре, живое да вкусное. Не сочтите за каламбур. На это слово забей, потом. – Он поднял руку предупреждая новый вопрос. – Так, что же дальше. Началась бы паника, смерти, и дальше по накатанной. Подождали бы, пока деревня от непонятной твари подохнет, и отжали бы «Грозный». Сто к одному, что нападение на «Вирджинию» их рук дело. По приметам, описанным мужиками, они. Одежда, оружие. Я еще на ярмарке присмотрелся. Пару трофеев надыбать смогли. Решили проведать, что здесь да как. А тут мельница, типа не до них будет, ну и накинулись ночью. Только отпрыски дяди Сэма еще те оказались, хе.

– И Мигель теперь там?

– Угу. Принц в логове дракона.

– Что с ними будет?

– Молись, чтобы ничего и мы успели. Наверняка думают, что захватили козырь из команды. Языка. Не видели его среди прочих на ярмарке, вот и приняли за члена команды американцев. Не нужен бы был, сразу убили. Только он не американец и не русский. Хоть и шпарит на инглише. Не кисни, студент. Сначала здесь разберемся, а потом с соседушками будем решать. Спасем мы твоего святошу.

– Обещаешь?

– Клянусь. Сейчас соберись, – повторил Батон. – От нас много жизней зависит. Ярость, жалость, злость…

– …мешают сконцентрироваться. Знаю.

– Молодчина.

– А как он сюда попал? – немного успокоилась девушка.

– Кто? Крот? Хороший вопрос. Может, с парома втихаря ссадили где-то подальше. То-то они задерживались, перевозили. А может, и рыл. Времени-то прошло. А может… – про воду, добавляющую новое качество врагу, думать не хотелось. – Нет, не может. Только конкретика. Вскрытие покажет. И еще сжечь этот пень к чертовой матери. Ну, хоть новый термин придумали.

– Какой?

– Слепая тропа.

– Это почему? – не поняла девушка.

– Память девичья. Белая тропа означает покрытую снегом землю, что дает возможность видеть след зверя. А у нас тут крот, которого до последнего фиг увидишь. Вот и складывай.

– Слышишь? – насторожилась Лера.

Батон умолк и тоже посмотрел в сторону леса. Где-то высоко с нескольких веток, недовольно клекоча, снялась пара какой-то птичьей сволочи. Охотники ждали.

Кусты у края поля зашевелились, Батон поднял стволы ГШГ и уставил их в любопытную морду пастушьей собаки, принюхивающейся на ветру.

– Тьфу ты, – выругался охотник. – Тебе чего надо? Пшла!

Но вместо этого псина выбралась из зарослей полностью, потрясла свернутым в калач хвостом, стряхивая с него жухлый лист, и громко залаяла.

Теперь ее прогоняли оба.

– Тубо! Нельзя!

Высунувшись из ковша, Лера, покрикивая, махала на бухунда, к которому со стороны фермы спешила еще пара-тройка собак. Увидев роскошное угощение, они сгрудились вокруг и стали с жадностью отрывать от овчины сочные куски мяса.

– Да что ж вы, вконец оборзели! – заревел Батон и направился к шару, чтобы раскидать животных от приманки за хвосты, как вдруг оступился и провалился в землю по колени.

– Миша!!! – заорала Лера.

Нерастерявшийся охотник врубил стартер, завизжали стволы, и земля вокруг него взорвалась фонтанами дерна.

– Миш-а-а… – орала Лера, но звук выстрелов нельзя было перекричать. Наконец, Батон остановился.

– Что-то держит. – Его так резко мотнуло в сторону, что если бы не защитный кожух, Батон со всего маху ткнулся мордой в дерн.

Собаки сбились в кучу, испуганно завыв, задирая пышущие паром окровавленные морды, но добычу бросать не хотели.

– Отпустило! – Батон кое-как выбрался из ямы и, стоя на коленях, увидел, как шевельнулся мясной шар, а бухунды, голося заметались вокруг. Наживка сработала – приманку кто-то ел.

Новые очереди вспороли воздух, превращая шар, землю вокруг и заливающихся лаем собак в одно сплошное брызжущее месиво из частей тел и звуков. Вдруг ком приподнялся над землей и резко пошел на глубину…

– Взрывай! – прекращая огонь, срывая голос, истошно заревел Батон. – Взрыва-а-ай!

Перехватив банку, Лера дернула ручку тумблера – осечка!

– Лерка!

Еще раз повернув тумблер, девушка повалилась на дно ковша, зажимая уши, и без того прикрытые меховыми наушниками. Вокруг куча-мала у ямы разошелся широкий морщинистый круг, земля с грохотом вздыбилась вверх, увлекая за собой мясо, фрагменты собак, камни и еще что-то непонятное, превращенное взрывом в исковерканный бесформенный град. Ударная волна повалила матерившегося Батона на землю. Лера в вибрировавшем ковше съежилась, укрывая голову, в попытке защититься от мерзкого дождя из вонючих склизких ошметков.

Когда все звуки стихли, а ветер начал относить гарь с кровавой пеленой в сторону, Батон пошевелился.

– Ты как?

– Норм! Сработало? – послышалось из ковша.

– Хрен знает, сейчас проверим, дай только… Уох-х!

Из развороченной ямы неожиданно хлынула булькающая жижа и пестрый ручеек клещей, устремившився к охотнику. Тот, не поднимаясь, шквальным огнем перестрелял их из пулемета. Немного подождал, потом стал расстегивать крепежные ремни, возясь с застежками.

– Вот теперь точно все.

– Прости за осечку, – Лера устало перелезла через бортик ковша.

– Случается. Помоги-ка. Ага, вот тут. Не идет чего-то. Уф. Ну и охотка, а? Был бы трофей и фотик, хоть на стенку вешай! Собаки, гадины, чуть всю малину не испортили.

– Жалко.

– Жалко у пчелки. Нечего под руку лезть. Наплодятся еще.

– Интересно, кто это все-таки был. – Лера посмотрела на яму, из которой поднимался густой черный дым. Вонь стояла ужасная.

– Теперь хрен разберешь. Степанова-Санчес – истребительница кротов! – Батон пнул ботинком изуродованный зазубренный костяной отросток неизвестного животного. Подойдя, они заглянули внутрь, но кроме огромных развороченных и обугленных останков, застрявших в земляном туннеле и ужасно смердящих, разглядеть ничего не смогли. Батон поднял дозиметр, тот только тихонько чирикнул.

– Порядок. Что бы там не булькало – в любом случае ему сейчас очень плохо, – усмехнулся Батон и обернулся на крики, которые издавал бегущий со стороны леса человек, на ходу размахивающий руками.

– Это еще что такое? – пробормотал охотник и громче добавил по-английски: – Пришли представление посмотреть? Поздно уже! Не успели! Мы его поймали, порядок! Теперь деревня в безопасности. Дракон уничтожен.

Подбежавший человек остановился, согнувшись под ношей рюкзака. Потом упал на колени перед лужей, локтем пробил дыру в корке наледи и стал лихорадочно пить, зачерпывая воду обеими руками и задыхаясь от жадности. Лера и Батон удивленно ждали. Девушка на всякий случай перетащила ремень с «Бизоном» к бедру поудобнее.

– Нет. Нет. – Запыхавшийся человек разогнулся, убрав ладони с колен. Его лицо было мокрым, с носа свисала капля. Торопясь и сбиваясь, он произнес на английском с акцентом: – Вы должны выслушать. Я с другого острова. Будут еще.

Часть II Кровь земли

Глава 1 Перебежчик

Человек ел похлебку жадно, зачерпывая помногу, глотал, практически не жуя. Торопился, словно боясь, что отнимут. Собравшиеся терпеливо ждали, рассматривая незнакомое лицо. Покрытое многодневной щетиной, усталое, осунувшееся, с надвинутыми на слезящиеся глаза темными очками – он отказался их снять, глаза еще не до конца привыкли к дневному свету.

Пусть поест. Его появление оказалось столь неожиданным, а вопросов было так много, что подождать лишние полчаса – сущий пустяк.

Наконец, насытившись, незнакомец аккуратно собрал посуду и когда ее унесли, поблагодарил за трапезу.

– Итак, кто вы? – без предисловий начал Турнотур.

– Меня зовут Биргер Эрикссон, – представился гость. – Швед.

– Откуда пришли?

– Из леса он вывалился, – перебил Батон. – Как раз под занавес, когда мы ту хрень полетать отправили.

– Пожалуйста, дайте ему сказать.

– Я пришел из «Стальных землекопов». – Собравшиеся в зале совещаний стали слушать внимательнее. – Торопился как мог, но не успел.

– Каким путем вы пришли и почему торопились?

– Понимаете… – Тут речь Биргера снова стала путаться, видимо, он хотел выдать все накопившееся разом и мысли толкались, не желая уступать место друг другу. – Туннелями.

– Туннелями? – поднял брови Тунотур. – Но совсем недавно у нас гостил караван с Сандура, вы могли приплыть с ними. Вы же гонец?

– Нет. Не мог…

– И вы хотите сказать. Что провели под землей… – Заместитель Турнотура глянул на рукописный календарь на стене.

– Около трех дней, – посмотрев в ту же сторону, подсчитал Биргер.

– Три дня без нужного запаса воды, компаса и карты? Там, куда в одиночку не суются уже двадцать лет? Мы обыскали ваши вещи, ничего подобного при вас нет. Как вы дошли сюда?

– По сохранившимся указателям и отметкам, которые оставляли рабочие, доводившие туннели незадолго до войны.

– Может, он сумасшедший? – предположил кто-то.

– Или еще хуже, шпион, который не выдержал броска и вынужден раскрыться, – поддержали его соседи.

– Вы шпионили? – сурово спросил Турнотур.

– Да Дядя это! – не выдержали подслушивающие у открытого окна Паштет и Треска. – Мы сами его видели, в лесу у Башни. К нему еще Птах все ходил.

– Брысь! Вас не звали, – строго зыркнул Батон.

– Какой Башни? – нахмурился Турнотур.

– На вересковой пустоши.

– Та старая, для отвода воды из Р-13?

– Да, – кивнул инженер из местных, – но она заброшена давно. Туннель-то нерабочий.

– Мы сами видели, – набычился Треска. – Свет горел. И мужик там в наморднике тусовался. Потом исчез, ночевали мы в башне той. А балахон он свой где-нить под пень сныкал, точняк говорю!

– Да угомонитесь вы! – повысил голос Батон. – Бухать меньше надо!

– Это правда? – Турнотур посмотрел на Биргера. – Что вам известно о Башне?

– Ничего, – покачал головой Эрикссон. – Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Врет!

– Тихо! Ладно. С этим позже. Итак, вы прошли расстояние между Сувуроем и Сандуром под землей, без компаса, карты и запасов еды?

– Еда была, быстро кончилась. И потом я мало ел. Торопился…

– Отчего же?

– Скорее, от кого, – тихо проговорил Биргер.

– Говорите громче.

Эрикссон помолчал, набирая воздуха и начал рассказывать, по возможности стараясь не торопиться и ничего не упустить:

– Все началось несколько лет назад. Моя жена генетик-биолог, до войны работала в научном институте. Наши родственники перебрались на Фареры незадолго до того, как… Когда выпадал отпуск, мы выбирались сюда, навестить мать Вендлы, это моя жена. Когда все случилось, мы оказались здесь, как и остальные отрезанные от внешнего мира.

– Сколько вас?

– Около тысячи. Может, больше. Со временем руководству острова удалось успокоить людей и навести порядок. Кое-как стали жить. Налаживали все потихоньку. Я заново организовал свой приход, я священник. – Слушая, Батон негромко хмыкнул. – Рождались дети. Вендла и еще несколько толковых умов получили привилегированный статус ввиду своего рода занятий. На острове начались исследования по усовершенствованию почвы, грунта, велись генетические разработки в области культивирования злаковых. Группу обособили, простых граждан в это не посвящали. Помогало и помогало. Все как от огня шарахались от любой непонятной болячки.

– И как-то невзначай переключились на зверюшек, – подсказал Батон, становившийся все мрачнее.

– Можно воды? Спасибо. Ух. После одной эпидемии начался поголовный падеж скота. Мы нашли источник с непонятными бактериями, которые, попадая в организм, ассимилировались, делая мясо непригодным в пищу, а скот вскоре умирал. Течениями с моря принесло, наверное. Соседи поначалу помогали как могли, но мы понимали, что долго так продолжаться не сможет. Источник заражения изолировали собственными силами, но ручьи, реки, родники… Сами понимаете. Мы ставили столько фильтров, сколько получалось собрать, в дело шел любой бесхозный металлолом. А какую нормальную защиту он может дать? Но какое-то время это помогало. Вендла и еще несколько человек из ее команды стали экспериментировать на грызунах, чтобы попытаться найти вакцину. Но все неожиданно решили черви.

– Грунтомесы, – подсказала Лера.

– Да. Они поглощали зараженную почву, но на выходе наоборот – обогащали ее полезными ферментами. Оказалось, эти существа были не столь восприимчивы к вирусу, нежели те, что на поверхности. Причудливая прихоть микроорганизма. Червями стали пробовать кормить мелких грызунов, крыс и кротов, и тут получился неожиданный результат. Для животных беспозвоночные стали настоящим лакомством, вот только через какое-то время они стали расти.

– Животные, – уточнил Туронутр.

– Поначалу все шло хорошо, некоторые, конечно, не поддавались приручению, но открытой агрессии не выражали. У отдельных кротовьих особей стало развиваться зрение, и они смогли со временем выбираться на поверхность.

– Как вы их контролировали?

– Когда подопытная популяция стала увеличиваться, начали строить специальные загоны. Изучения продолжались. Достигая определенных размеров, рост животных стабилизировался, на прежнем уровне оставался лишь интеллект.

– «Азбуку» им читать не пробовали? Определенные размеры – это какие, можно узнать? – спросил Батон.

– Полгода назад обычные индивиды догоняли крупный скот и весили около тонны. Пока не начали спариваться между собой.

– Отрубить бы всем этим ученым… – Но на Тараса шикнули.

– Спариваться, – пробормотал Батон, чувствуя, как холодеет загривок. – Вы хотите сказать?..

– Ну да. Гибрид. Новый вид животного. Еще один выверт природы. Такие достижения сильно помогли в исследованиях. Могучие симбионты с легкостью боронили пастбища, давали вполне сносное мясо, годное в пищу, правда, после длительной термической обработки.

– А чем питались эти милые создания, можно спросить? – Внешне Батон казался спокойным, но сидевшая рядом Лера, которую как свидетеля пустили на собрание, кожей чувствовала, что происходит внутри охотника.

– Говорю же, черви, насекомые…

– Мясо, – подсказал Батон.

– Конечно. Представляете, сколько нужно центнеров тех же грунтомесов или насекомых, чтобы прокормить такую тушу. Да еще и не одну.

– Сколько их? – потребовал Батон.

– Немного. Точно не скажу. Но немного.

– И потом привезли к нам, – негромко сказала Лера.

– А овец и прочей скотины. Лошади, наконец, не пешком же вы там ходите?

– Вот-вот.

– Что «вот-вот». И что вы делали? Пытались веганству научить?

– Не получилось. – Хлебнув из кружки, Биргер покачал головой, пропустив едкую шутку. – Ограничивали рацион плюс разбавляли мясо и злаки специальными добавками собственной культивации. Опять же естественный отбор, борьба за территорию, самок. Некоторые в определенные циклы, например, в период беременности, впадали в спячку.

– И все в загонах?

– Да, фермах, так мы их зовем, – кивнул Биргер.

– Дальше что, – спросил Турнотур. – Не цирк же вы там устроили. Люди с других островов их видели?

– Нет. Мы прятали, боялись, что остальные испугаются и велят уничтожить. Подобные эксперименты запрещены еще с первых лет становления Торсхавнского договора от тринадцатого года. Хоть и поделать мы ничего не могли, сидящая в земле неведомая зараза никуда не уходила, и мы держались лишь работой трудолюбивых червей. Фермы надежно укрыты в земле и охраняются специальными буями.

– Буями?

– Система из свай, создающих колебания в почвах, ограничивая пространство для подземных перемещений. Их это контролирует и раздражает.

– Остров доктора Моро, – закурил Тарас. – Мракобесы. Что до войны покоя не было, так и сейчас не уймутся. Умы. Светила. Глисты, мать вашу за ногу.

– А дальше приплыли вы, – вздохнув, покачал головой Эрикссон. – Еще в тот, первый раз, когда подорвали Хранилище. Семиброк тогда разделил, как и обещал, то, что удалось вытащить между общинами, и нам среди прочего досталось кое-что из замороженных образцов ДНК.

– Каких именно? – напрягся Турнотур.

– Не могу сказать… Я не знаю…

– Я сейчас велю выволочь тебя на улицу и отрубить башку прямо на глазах у всех, как собаке поганой! – вышел из себя Вальгир. – Что за дрянь вы там вывели, отвечай!

– Мне не рассказывали, – жалобно пролепетал Биргер. – Молчала даже собственная жена. Обманывала. Я понимаю, что это для моего блага и детей. За нами следили. Наверняка следили, уверен. Но ведь мы семья. Поймите, это больно…

– Ты видел их?

– Только слышал, – тихо ответил Биргер.

– Это все, что осталось. – Повинуясь жесту Батона, Лера бухнула в центр стола сверток и развернула его. Все придвинулись, разглядывая отмытый зазубренный костяной отросток в локоть длиной. – Остальной бульон можно ложкой хлебать. И что самое интересное, друзья-товарищи, мы даже не знаем, какая это часть тела.

Все молчали.

– А заряда поменьше? – спросил из окна Паштет.

– Не до церемоний, знаешь ли, как-то было. Били наверняка. – Батон накрыл изуродованную конечность и посмотрел на Биргера. – И чего ты к нам-то поперся?

– Предупредить. Я же священник. – Биргер замялся. – Бывший. Не мог допустить такого. Это геноцид!

– Однако, не успел.

– Не успел, – согласился гость. – Паром обогнал меня.

– Значит, первого все-таки водой привезли. – Батон посмотрел на Леру.

– Может быть. Но пока я шел… Мне казалось, что в туннелях было что-то еще… Но я не уверен. Там, неровен час, и с ума от галлюцинаций можно сойти.

– И все-таки не сошел, – скрипнул голосом местный врач. – Хотя здоровье знатно подсадил.

– Я держался, пока позволяли силы. Я должен был дойти. Когда информация о лодке попала к Балдеру, у него начал зреть план. Опять же, я ничего не знал. Вы уплыли, но через свои каналы Никалунд выяснил, что вы собираетесь вернуться. Идея лодки и ее возможностей просто захватила его. Но лезть в открытую, против всего архипелага… Это очень жестокий и хитрый человек. Животных стали морить голодом, сокращая рацион. Я… Я даже думал, что жена с ним спит… Дурак! Трусливый микроб! К моменту вашего возвращения все уже было готово.

– Допустим. С моей версией пока сходится. Но если у вас там такая секретность, ты-то тогда сам откуда узнал?

– Шпионил, – со стыдом поник головой Биргер. – И за женой пару раз. Когда в тавернах, куда нередко заглядывала свита Никалунда, под пьяные разговоры стали всплывать обрывки предполагаемой операции, я запаниковал.

– Когда вы появились, то сказали, что будут еще, – вспомнив, сказала Лера.

– Из-за моей связи с Вендлой они наверняка заподозрят, что план раскрыт. И удвоят усилия, а потом спишут все на случайное нападение неизвестного вида.

– Сколько еще у них этих существ на данный момент?

– Говорю же, тех, кто не связан с проектом, на фермы не пускают. Я неоднократно допытывался у жены, но Вендла молчала и ничего мне не говорила. Мы стали часто ссориться. Думаю, если бы не война, даже развелись. – Он снял очки и протер слезящиеся воспаленные глаза. – Господи, как же смешно все это сейчас звучит. Ну развелись. А все равно остались бы друг у друга на виду на одном острове. Деваться-то куда. Со скалы если только топиться. Безумие. Пошлость и бред.

– Сколько у нас времени?

– Не знаю, я торопился как мог. Мое исчезновение наверняка уже давно заметили. Хоть бы они не тронули жену и детей.

– Выродок, Балдер! – Турнотур в порыве ярости треснул по столу кулаком. – Мы объявим Сандуру войну! Вырежем тварей под корень!

– Там наши люди, – поднялся Батон.

– Ваши люди? – не понял Биргер.

– Пока ты к нам чапал, тут еще одна лодочка нарисовалась. Американская. А ваш шеф к этому моменту от нетерпения и жадности уже окончательно себе пукан, видно, развулканизировал. В открытую попер. Попытались тут накануне америкосов цапнуть, пока ваш питомец нам аграрный катаклизм устраивал. Отбились, но наших взяли в плен. Едва сами друг дружке кадыки не погрызли. Значит, так. Времени мало. Точнее, его нет совсем. Но не надо с плеча рубить. Никакой войны!

– Переговоры? – спросил, выпуская пар, Турнотур.

– Отставить. Небольшим отрядом пойдем, а он, – Батон ткнул в Биргера, – проведет нас.

– А если это ловушка и там уже ждет засада?

– Вряд ли они будут суетиться из-за одного перебежчика. Им сейчас важнее последствия, к которым это может привести, так что действуем тихо. Это спасательная операция или диверсия, как хотите. И начинается она прямо сейчас.

* * *

На сборы и формирование отряда Батон дал всего пять часов. Распустив людей, он попросил остаться только Турнотура, Тараса, Якова – на случай неожиданной особой терминологии, так-то швед свободно говорил по-английски, Биргера и Джеффа Соулса. Капитана атакованной лодки происходящее тоже касалось. По приказу вождя из библиотеки инженер и архивариус принесли карты Фарерских островов, а также планы недостроенных подземных сообщений между ними. Запалили китовым жиром несколько керосиновых светильников и расставили их на столе.

– Начнем с простого. – Батон протянул Биргеру огрызок грифеля и посмотрел на библиотекаря. – Здесь можно чертить?

– Смываются.

– Где ты вошел и где вышел, – кивнул Батон. – Сначала это.

Положив рядом увеличенные спутниковые снимки Сувуроя и Сандура, Биргер некоторое время рассматривал их, постукивая грифелем по губам. Батон внимательно за ним следил.

– Вот тут. – Наконец, склонившись над распечаткой Сандура, Эрикссон крестиком обозначил участок в горной местности рядом со вьющейся лентой автомагистрали. Затем перевел взгляд на Сувурой и поставил такой же крестик в лесном участке неподалеку отселения «Братства». – И вот здесь.

– Так, с этим разобрались.

– Но ведь это не все. – Биргер растерянно оглядел собравшихся вокруг стола. – Мне нужно…

– Вот, пожалуйста. – Потеснив Батона, инженер раздвинул снимки островов и выложил между ними широкое панорамное изображение воды.

– Зашибись, – сиронизировал Батон. – Теперь все предельно ясно.

– Не торопитесь.

Еще пошуршав в большом планшете, из которого один за другим бережно извлекал снимки, архивариус достал прозрачный рулон и аккуратно расстелил его поверх изображения пролива. Находившиеся в помещении придвинулись ближе, разглядывая нанесенные на пластик красным и синим точные прямые линии и окружности, снабженные пометками и вычислениями.

– Что это? – спросил Турнотур.

– Это фрагмент плана подземных сообщений между островами, – пояснил инженер. – Так называемая «слепая» зона. Синим помечены участки, которые успели достроить до войны. Красным, соответственно, нет. Судя по словам этого господина, он навряд ли мог серьезно заблудиться, ведь помеченные красным секции были отрезаны от основных каналов.

– Биргер?

Эрикссон облизнул губы, мусоля меж пальцев грифель и, наконец, нагнувшись, повел по распечаткам линию.

– Я вошел здесь. Туннель практически сохранился, только мусор, машины. – Он запнулся. – Сами понимаете.

– Дальше.

– Километров пять по прямой. Затем еще… не знаю точно, но остановок было много. Потом вот здесь. – Грифель резко вильнул в сторону. – Поворот, чтобы обойти обвал.

– Обвал?

– Просев грунта. Часть потолка не выдержала. Напрямую никак. Как раз под Скувоем. Это небольшой остров неподалеку. Можно выбраться наверх, там есть дренажная система и вентиляционный канал. Спустился с другой стороны. Дальше опять по прямой. – Грифель продолжил чертить линию и вдруг, щелкнув, сломался в том месте, где сходились две красные и синие линии.

– Что? – спросил Батон.

– Тут развилка. Боковой туннель явно был замурован, но… Но как будто его кто-то открыл.

– Что там. – Тарас, куря, посмотрел на инженера. Тот пожал плечами. – Подсобные помещения для строителей, выход на запасную платформу в случае экстренного затопления туннелей. Парковка для техники. Обычные инфраструктуры при работах такой сложности.

– Я обошел. – Батон посмотрел на Биргера, который явно занервничал. – С этого момента… После того как отошел на несколько километров, мне показалось, что за мной… кто-то идет.

– Человек? – уточнил Турнотур.

– Не знаю, – помотал головой Биргер. – Может, начиналась синестезия. Но я отчетливо слышал, когда специально останавливался. Там словно что-то было. – Он оглядел стоявших рядом мужчин. – Шло за мной.

– Из открытого туннеля? – уточнил Соулс.

– Не знаю. Не могу быть уверен. Серьезного оружия у меня не было, поэтому я заторопился.

– А вот это ты зря, – сложил губы трубочкой Батон.

– Я спешил предупредить вас, – рассердился Биргер.

– Но чтобы это сделать, тебе нужно было подумать о собственной безопасности, дабы добраться до нас живым.

– Верно, – устало согласился Биргер.

– Подземные туннели и до войны-то были штукой довольно запутанной с точки зрения обслуживающих коммуникаций, а сейчас и подавно самый настоящий лабиринт, – сказал инженер.

– И все-таки ты вышел, – сказал Батон.

– Да. Но опоздал.

– Застал кульминацию, так сказать, – криво ухмыльнулся Батон, но видя выражение лица Биргера, снова стал серьезным.

– Сколько людей погибло?

– По счастью, или несчастью – двое.

– Как вы его поймали?

– Я профессионал, – без лишней скромности ответил Батон. – Правда, пришлось покумекать да попотеть, но так даже интереснее. Знать бы только, как эти гадины выглядят, сильно бы помогло. Боюсь только, что это мне не очень понравится.

– Пока вы справились, – заметил Тарас.

– Пока, – подчеркнул Батон.

– Они не остановятся, буду еще жертвы.

– Не будут, если не прекратим впустую трындеть.

– А почему вы не пошли по воде? – смотря на карты, спросил Турнотур. – Мотор или парус?

– Принимая в виду топливо, мотор отпадает, а с парусом много не наплаваешь в таких-то водах, опасно, – вступил в разговор мусолящий чубук трубки Соулс. – Погода, течения, да и лодки быстрее хватились бы. Одиночку на веслах догнать проще простого. К тому же его могли заметить с парома, напасть твари, да черт знает что еще. Если выбирать из двух зол – подземкой надежнее.

– Резонно, – согласился вождь.

– Вот был бы номер, если бы на выходе у нас тебя лешие сожрали, – неожиданно хмыкнул Батон. – Извините.

– Лешие? – не понял Биргер.

– Не берите в голову, – махнул рукой Турнотур. – Михаил, в самом деле.

– Да я так, разрядить чтобы.

– Что дальше?

– А дальше, господа хорошие, давайте-ка изучим план обиталища наших друзей. – Перемешав и отложив ненужные, Батон оставил только крупный снимок Сандура. – Давай, Пикассо, рассказывай, что помнишь, но желательно поточнее.

– Вот здесь поселение. – Биргер обвел кружком центр небольшого острова.

– Тысяча, говоришь?

– Где-то так.

– Ну.

– Это резиденция Никалунда.

– Логово змея, – стиснул кулаки Турнотур. – Выжечь под корень!

– Я же говорю, без войны, – спокойно заметил Батон. – Потанцуем по их правилам.

– Это не шутки!

– Успокойтесь, Вальгир. Все это прекрасно понимают, раз уж мы ввязались в ваши игры престолов, то кровавой баней лишь усугубим ситуацию, тем более если остальные островитяне подтянутся.

– К северо-востоку градирни, – продолжал Биргер, добавив еще четыре кружка и подписывая их. – Здесь хозяйства, электростанция и два заводика по переработке угля и древесины. Тут старый рудник. Гавань, соответственно. Две вышки с дежурными и круговым обстрелом.

– Сколько плавсредств?

– Несколько катеров. Два парома, один в ремонте. Есть сухопутная моторизованная техника.

– Какие интересные у нас соседи, – сунув в рот зубочистку, процедил Батон. – Прямо логово наркокартеля.

– Выглядит все достаточно мирно.

– Не сомневаюсь, – фыркнул охотник.

– А тут… – Биргер начертил квадрат рядом с кружком, обозначавшим поселение, только поближе к воде. – Фермы. Все коммуникации и лаборатории внизу, наверху кратер для выпаса.

– И соответственно, специальные лазейки, сообщающиеся с туннелями под водой. Кстати, эти твари не плавают случайно?

Биргер пожал печами.

– Двойка. А это что? – Батон указал зубочисткой на кружки поменьше, которые рисовал вокруг квадрата Эрикссон.

– Сдерживающие буи. Шестнадцать штук. При каждом охрана.

– Ух ты! – присвистнул Батон. – Вертухаи, значит. Сами наплодили, а теперь боитесь питомцев-то. Да уж есть за что… Дальше.

– Да это вроде бы и все. – Выпрямившись, Биргер оглядел карту с нанесенными пометками. – А, ну вот тут озерцо небольшое. Но, думаю, вам это не так важно. И пещеры в горах.

– Нам важно все, что находится на территории предполагаемого противника.

– Есть места, где к берегу можно подойти незамеченным? – спросил Соулс.

– Тут. – Эрикссон ткнул грифелем в противоположный конец острова. – Где не установлены буи.

– Думаешь с задницы влезть? – подхватил мысль американца Батон.

– Угум, только потрепали они нас, конечно.

– Залатаем твою девицу, не дрейфь, – докуривая, заверил Тарас. – Сегодня поближе подгоним. Нас в Арктике самих на бутылку так посадили, но ничего, сдюжили, правда, не без помощи. Эх, вот где «Дракоша» сейчас бы пригодился.

– «Дракон» далеко, а значит, не тратим время. Сколько входов в подземелья на острове? – рассматривая план и что-то обдумывая, спросил Батон.

– Два, тут и тут, – указал Биргер, – получалось ровно с противоположных сторон от ферм и деревни. – Я ушел северным.

– Так, итоги. – Сломав зубочистку, Батон оперся кулаками о стол. – Первоочередная цель – гнездо.

– Как вы собираетесь его уничтожить? – спросил Яков. – Затопить из озера?

– Вариант, конечно. Но поскольку наш товарищ не в курсе всех возможностей этих тварей, предлагаю действовать кардинально.

– Сжечь, – кивнул Тарас.

– Заминировать подземные коммуникации, а верхушку обработать с лодок.

– А как же люди? – встревожился Биргер. – Они могут пострадать. Да и как мы потом будем жить, когда все разрушится?

– Не высовываться, – чиркнул взглядом Батон. – Червей копать да на рыбалку ходить. И скотину забивать, чтобы до размеров цистерн не вымахивала.

– Мы же не знали, как может обернуться.

– А вот Балдер, как оказалось, знал. Раньше надо было думать, – процедил Турнотур.

– Мы забыли заложников, – напомнил Соулс, опережая вопрос Леры.

– Где их могут держать? – Батон снова внимательно рассматривал карту.

– В резиденции Никалунда есть специальные карцеры для провинившихся и лазутчиков. Наверняка там.

– Так, еще один пункт к основному. Мы возьмем радиостанцию. – Батон повернулся к Тарасу. – Как разберемся на местности, выйдем на связь. Если удастся вовремя локализовать Балдера и его молодчиков, жителей уведем подальше в горы и шарахнем по гнезду. Будьте наготове. – Он кивнул Соулсу, – Постарайтесь провести ремонт как можно скорее.

Американец кивнул в ответ.

– Все это берем с собой. – Батон указал на разложенные листы. – Ты там в туннелях хоть метки какие оставлял?

– Немного. Какие мог. Но помню.

– Ясно. Сворачиваемся, время идет.

– Сколько вам нужно людей? – спросил Турнотур.

– Чем меньше нас будет, тем лучше. Дайте самых крепких и выносливых. Парочку. Способных драться и не класть в штаны при каждом шорохе.

– Распоряжусь.

– Ну а наших? – подергал ус Тарас.

– Сам знаешь.

– В том-то и дело, что знаю, – вздохнул старпом.

– Что есть. Не дрейфь, братуха. Сдюжим и вернемся.

– Было бы куда.

– Отставить сопли! – Батон хлопнул в ладоши. – По коням! А Биргеру дайте снотворного, вон еле стоит. Пусть покемарит пару часиков.

* * *

Поставив на стол верно прослужившую столько лет швейную машинку с выцветшими ромашками на когда-то лакированном черном боку, Лера осмотрела ее и, выбрав из коробки нить потоньше, вправила ее в иглу. Прочные голенные ножны из дубленой кожи, купленные на ярмарке, были сработаны явно на крепкого мужика, и девушка решила немного их ослабить, для начала выпоров из стежков капрон. Когда стала перестрачивать, сломала иголку, вдобавок уколов палец. Слюнявя его во рту, свободной рукой стала рыться в шкатулке, ища запасную иглу, но только рассыпала содержимое.

– Да чтоб тебя, тварь! – Вскочив, она запустила шкатулкой в стену.

Поставив локти на стол, обхватила голову, мазнув полоской крови из пальца по щеке.

– Зараза.

Нет, так нельзя. Успокоиться. Взять себя в руки. В команде она должна быть такой же слаженной частью механизма, как и все остальные. О том, что она присоединится к отряду, с Батоном даже не обсуждалось.

– За мужем иду, – злобно резанула она, на что охотник понимающе промолчал.

Забинтовав палец и заново приладив иглу, с которой из-за пореза пришлось повозиться подольше, Лера снова терпеливо принялась за работу, и дело пошло. Проверенный и смазанный «Бизон» с дополнительными магазинами и отдельно завернутым целеуказателем был прислонен к стене рядом с упакованным рюкзаком.

Покончив с переделкой, девушка встала на одно колено и, застегнув на ноге ножны, убрала в них нож. Несколько раз вытащила и снова вставила, пробуя проходимость и примеривая рукоять. Повыхватывала в разных позах, проверяя на скорость и удобство извлечения. Годилось. Выпрямившись, вдруг резко присела и, выдернув нож, запустила его в ножку стола. С оружием вроде все.

Еду на переход было решено разделить между членами отряда, количество которого еще было неизвестно, но уже полученную свою часть Лера давно убрала в рюкзак. Опустившись на стул перед машинкой, она оглядела погруженный в тишину пустой дом. Родной маленький уголок, в котором им было так хорошо вдвоем. Ей даже почудилось, что она чувствует его запах, или это пахла лилия на окне? За время, что они жили здесь, этот запах стал прочно ассоциироваться с Мигелем.

И еще будет хорошо, мстительно подумала Лера, собирая волосы в хвост. Она вернет его. Чего бы это ни стоило; и соседи еще горько пожалеют, что посягнули на них. Набедренная кобура с «макаровым», мамин платок, шапка, куртка, перчатки с отрезанными пальцами, подсумки… Не забыла и пудреницу-талисман, подаренную когда-то Юриком. Наивным маленьким женихом. Ее Принцем.

Вроде все. Посидеть на дорожку. Но тело не хотело успокоиться и все сильнее подмывало закинуть на плечо рюкзак и двинуть за дверь, чтобы вернуться уже вдвоем.

Она посмотрела на часы. Время еще оставалось. Тянулось томительно и тягуче, словно издеваясь над сжавшейся, словно пружина, девушкой. Интересно, как там остальные, и кого вообще соберет в это предприятие Батон. Скоро увидим.

* * *

– Стой! Сто-ой! – стараясь перекричать рев волн, орал бегущий Треска.

Впереди Паштет возился вокруг чадящего зеленым дымом костра, который гнул к земле несущийся с моря ветер. Долговязый повар подбрасывал из ведра в топку комья слипшейся дурман-травы.

– Моя чемпа! Остановись! Ты что делаешь, гад?! – Налетев на приятеля, Треска выбил у него ведро и парочка, сцепившись, покатилась по земле.

– Хватит твоей дряни, достало! – визжал, молотя толстяка кулаками, Паштет, стараясь уклоняться от встречных ударов. – Наркоман хренов!

– Ты как заначку мою нашел, урод? Задавлю!

– Мы на задание собираемся, слышал?! – стараясь перекричать волны и птичий грай, истошно орал Паштет. – Общину спасать! Людей выручать! А ты… Нарк чертов!

Изловчившись, он саданул Треске в подбородок и тот, раскинув руки, упал, ударившись затылком о гальку.

– Ну, где тут твое дерьмо, – шаря по карманам товарища, злобно рычал запыхавшийся в потасовке Паштет. – Все найду. Все в огонь, потрох ты сучий. Псилоцибинист вонючий. Думаешь, мне такой друг нужен, а? Хрена лысого. Лысого, слышишь! А-а-а, вот оно. А еще где, за поясом, ну-ка, туша, вертись давай… Вот. И еще мешочек.

– Козел ты, – смотря в небо, обессиленно процедил Треска. – Кисет-то оставь.

– Ах, козел? – Вернувшись от костра, куда добросал найденные на Треске заначки, Паштет склонился к напарнику и встряхнул его за грудки. – И так от гадости всякой как мухи дохнем, а ты? Ты-то куда полез! Слабак! Трус! Времени на сборы осталось… А ты кумарил там по углам небось? Таракан! Отвечай, гнида!

– Пошел ты, – процедил толстяк, сделав попытку вырваться, но разъяренный Паштет словно обрел второе дыхание.

– Людей спасать надо! Боровикова сожрали, а у него сопливый остался, понял?! Вот-вот родится! Лерка с Батоном ту тварь поймали, а ты что делал, дурь шмалял? А теперь Мигеля забрали! Мужа Леркиного, слышишь? Мужа! Лерки нашей! НАШЕЙ, дебил! И ее вдовой теперь оставлять? Хрен тебе, шкура тупая, слышишь? Хрен!

Таким злым Треска друга не видел еще никогда и покорно трепыхался в его хватке, боясь открыть рот.

– Придурок! – Наконец долговязый устал и еще раз тряхнув, отпустил распластанного Треску. Сел рядом, тяжело дыша. Поднял камень, запустил подальше.

– И так умираем, – глядя перед собой, сморщился он от дыма. – А ты… На хрена? На черта оно надо, скажи? Мы же люди. Наши помощи ждут. Лера одна осталась. Плачет.

Треска с кряхтением кое-как сел, опираясь на мясистые ладони, посмотрел на него, хлопая глазками.

– Чего зыришь.

– У меня там, на «Грозном», за бульбулятором на крайний день лежало. – Треска шмыгнул носом, размазал кровь по скуле. – Чего сразу в нос-то. Принесу сейчас, не гаси.

– Само догорит.

Паштет поднял с земли еще один камень, перекатывая в ладони и чувствуя пахнущую тиной сырость. Кинул. За его спиной по берегу понуро плелся Треска.

Шумели волны, подбираясь к кострищу, а над ними кричали чайки.

* * *

Красный солнца луч едва виден из-за туч, Баю-бай, мой лисенок, засыпай. Носик хвостиком прикрой, не достанет волк ночной, В колыбельке ты лежишь, тихо носиком сопишь. Баю-бай, баю-бай…

Мелодия колыбельной звучала где-то совсем рядом, будто поющая ее мама была тут, вместе с ней. Безмятежное закатное небо с россыпью подернутых багрянцем заходящего солнца облаков отражалось на поверхности широкого спокойного озера. В пологих берегах, спускающихся прямо в воду, таинственно шелестел камыш.

В воздухе, пахнущем незнакомыми цветами, вечерним лесом и водой, звонко стрекотали невидимые насекомые. Налетевший порыв теплого ветерка пошевелил волосы, Лера подняла руку, убирая прядку за ухо, и почувствовала на голове венок. Она была боса и под ногами приятно ощущался мягкий прибрежный песок.

Озеро со всех сторон окружали невысокие сосны, что-то нашептывая ветвями. Это место было незнакомо ей. Мимо, на мгновение зависнув у лица, пронеслась стрекоза, и в фасетках ее перламутровых крылышек отразились сотни Лериных лиц.

Красный солнца луч едва виден из-за туч, Баю-бай, мой лисенок, засыпай.

– Пой, родная, пой! – Лера повернулась на голос и увидела пересекающую озеро длинную изящную лодку, которой с помощью длинной палки стоя правил Птах.

Тут только девушка сообразила, что слышимый ей тихий голос принадлежит ей самой.

– Пой, распевай. – Птах явно говорил негромко и был на приличном расстоянии, но казалось, что стоит рядом с ней. – Приплывет к тебе рыбонька. На зов откликнется.

– Какой зов? – спросила Лера.

Но блаженный только тихо рассмеялся в ответ, продолжая мягко погружать жердь в воду, от которой по поверхности озера не расходились круги.

– По-ой, зови хвостатенькую. Носик хвостиком прикрой, не достанет волк ночной. Баю-бай, баю-бай…

Лера провожала его взглядом, пока лодку не скрыли заросли камыша.

* * *

– М-да. – Пройдясь по площади, Батон смотрел, как разваливается объятый пламенем Живень-корень, из которого горящими ниточками в панике выползали звонко лопавшиеся грунтомесы. – Солдату́шки – бравы ребяту́шки. Стрелять-то умеете, девушки с обложки?

Турнотур прислал двух братьев – Эйнара и Эйлерта, что означало Одинокий воин и Сильное лезвие. Имена соответствовали. Первый был из тех забияк, что в ночь накануне ярмарки сцепились с приезжим в кабаке из-за лодки. Оба рослые, плечистые. Эйнар светло-русый, с длинными собранными в косы волосами, перетянутыми на лбу обручем, и бородкой-эспаньолкой. В добротной кожаной одежде; на груди россыпь замысловатых амулетов и оберегов, сделанных из чего попало, но явно имевших для хозяина особую ценность. Правильно. У каждого война должен быть тотем. Был Эйнар крест-накрест перетянут патронташами и навьючен двумя туго набитыми сумками, рядом с которыми из-за плеча виднелся потертый приклад обреза. На тяжелом ремне кастет, изогнутые ножны, смотанный миниатюрный кистень. Он больше смахивал на байкера, лихого бродягу дорог без страха и упрека, нежели на закаленного воина. Ничего, как говорится, практика покажет.

Его брат – Эйлерт, заметно ниже, но шире в плечах. Тоже ладно одет, смуглый, темные волосы коротко подстрижены под ежик, борода аккуратным клином. Хмуро зыркает из-под густых бровей. За спиной, помимо баула, колчан с перетянутыми леской болтами, в руках наперевес внушительный многозарядный арбалет. На крепком ремне пристегнут двухлезвиевый тесак, россыпь метательных ножиков и перчатки, носки высоких сапог завершают стальные набойки в виде хищных клыков.

В целом на первый взгляд парочка производила благоприятное впечатление. Собранная. Ждала. Не лезла с расспросами. Правильно. Говорливые умирают первыми. Если бы не серьезные лица под стать моменту, от улыбок детин у местного женского контингента явно отбоя не было.

– А ты проверь, – осклабившись, пригласил Эйлерт.

– Всенепременно, – пообещал Батон. – Только яблочко на маковку найду.

Подошла Лера. Кивнула, сбрасывая под ноги рюкзак. Батон бросил быстрый взгляд на нее. Девушка побледнела, осунулась, но по виду держалась решительно. Молодцом. Чучундра на плече. Эх, Лерка, Лерка. Вернем мы твоего святошу. Голов бы вот только не растерять.

За девушкой подоспели Паштет с Треской, следом торопился Яков. Переводчик на войне полезнее в тылу или допросах, но здесь ситуация, так сказать, экзотическая. Да и вооружился он не хуже остальных.

Уже шестеро, не считая Батона и Биргера.

А вот седьмой член отряда сумел удивить даже невозмутимых братьев, недоуменно поднявших брови.

– Меня, меня, дедушку подождите! – к группе подбежал запыхавшийся Птах, за спиной которого болтался розовый рюкзачок с полустертой мордочкой Минни-Маус. В руках блаженный сжимал увесистую дубину, щедро сдобренную гвоздями, на шее поверх балахона болталась рогатка. На лбу были нацеплены невесть где откопанные очки для плавания без одного стекла. – А пистолетик в сумочку положил, – вытянувшись по стойке «смирно», отрапортовал он.

– Миша, это что? – стальным взглядом смотря на Батона, негромко спросила Лера.

– Это Егор Эдуардович Паль, – представился охотник. – Позывной Птах.

– Ты что, совсем охренел? Он нас всех перестреляет.

– До того как начать вести свой специфический образ жизни, пока ты еще в пеленки писала да сиську хватала, Егор был одним из лучших добытчиков. В такие рейды с мужиками ходил… Хорошо обучен, с отличием. До войны горячая точка. Пуганый.

– Ты спятил?

– Не горячись, послушай, – терпеливо объяснял Батон. – В нужный момент Егор может переключиться и начать применять навыки, которые нужны здесь и сейчас. Ситуативная рефлексия. Помните, как мы сандурцев с его помощью в фёркей разнесли? Вот. А доверять, Лерка, в данной ситуации я могу только своим, проверенным людям. Так что Эдуардыч сгодится.

– Сгожусь, сгожусь! – серьезно закивал Птах и махнул дубиной, от которой едва увернулся Треска. – КМС!

Все еще не в силах осознать происходящее, Лера обернулась на приближающийся звук перепалки и увидела спорящих Олафа и Милен, которым что-то пытался втолковать нагруженный рюкзаком Ерофеев.

– И этот туда же. – У Леры упало сердце.

– Что за шум, а драки нет? – спросил Батон, когда жестикулирующая троица поравнялась с ними.

– Я иду с вами, – решительно выкрикнула Милен, явно продолжая начатый до этого спор с Олафом.

– Нет, не идешь! – пытался отобрать у нее лук и сумку муж.

– Да что вы тут вокзал развели, – вклинился Ерофеев. – Пущу, не пущу. Я же сказал, решили все. Сам пойду. Ты дочка Турнотурова. А если сгинешь, что тогда? Подумала?

– Никуда ты не пойдешь! – крикнула, подлетев к нему, Лера.

– Не ори! – осадил ее дед. – Она вон девка молодая, при муже. Миловаться да детей рожать, а не по канализациям лазать.

Слушая его, Олаф, уже успевший немного выучить русскую речь, согласно кивал.

– А ты куда…

– Старый хрен?! – вздыбился Ерофеев. – Это хотела добавить? А я, может, еще гожусь на что. Дело полезное напоследок сделать. Людям помочь. Они и так вон сколько для нас…

– Какой последок? Какое дело? Ты себя в зеркало видел?! – не унималась Лера.

– Язык прикуси! – Ерофеев неожиданно отвесил девушке подзатыльник, да такой, что с нее слетела шапка и с плеча упала мышь. – Ты кого, цыпленок, тут учить надумала!

– Чученька, иди сюда. – Лера всеми силами старалась подавить неожиданно выступившие слезы, задыхаясь от обиды и возмущения. Она уже и не помнила, когда дед последний раз поднимал на нее руку. Милен и Олаф, впрочем, как и остальные, застыв, следили за разворачивающейся сценой.

– Замуж она вышла, коза, а? Чё, взрослая сразу стала, самостоятельная? А муж где? Мужа сберегла? Просрала, так ей хоть вон оставь…

– Ударю, – не сдержав слезу, жалобно сглотнула Лера, которую давил стыд от того, что все происходило при свидетелях.

– А давай. – Скинув рюкзак, Ерофеев стал расстегивать бляху солдатского ремня, который Лера так хорошо помнила. – Ну-ка задницу подставляй, поучу уму-разуму, если своего не накопила еще. Ишь, язва! Перечит еще! Ты кого тут на место-то ставишь?

– Охолонись, черт старый! – накинулась на него баба Дина, вышедшая среди прочих провожать отряд. – Совсем осатанел?! Миша, ты-то чего стоишь?

– Тормози, дед, – вклинился Батон, до этого молча следивший за перепалкой. – Чего взбеленился-то.

– То-то. – Снова щелкая пряжкой, Ерофеев крякнул, закидывая на горб рюкзак. – Медиком пойду. Штопать вас кто будет, случись что? Я ж это, старое помню. Да и наборчик хороший достал. Все есть.

– А сдюжишь, Сань?

– Сдюжу, Миша. Главное, за своим задом следи.

– Я с тобой нянькаться не буду, – предупредила Лера.

– Ой, не будет, ой беда, мать твою перемать, – картинно запричитал Ерофеев, прижав ладони к щекам. – Ой, наседку отвлекаю. Знаешь, что, Степанова…

– Что?! – снова завелась Лера. – Ну, что, Степанова?!

– Рот закрой, вот что! – вдруг заорал Ерофеев и зашелся кашлем. Паштет аккуратно постучал его по спине.

– Иди ты. Только обузой будешь, – отвернувшись, скрестила на груди руки Лера.

– Не бухти, ворона залетит, – посоветовал остывающий Ерофеев и шумно высморкался в платок. – Норов муженьку показывать будешь.

– Черт-те что, – сказал Эйнар, и до этого молчавшие братья переглянулись.

– Я сгожусь, – подтвердил Ерофеев, пряча платок и засовывая большие пальцы за лямки рюкзака. – Есть еще порох в похеровницах.

Повара заржали.

– Заткнитесь, дебилы! – не глядя, бросила Лера.

– Успокойся. У нас не ударный отряд, а диверсионный, – сказал Батон и полушутливо добавил: – Ему все возрасты покорны. В разумных пределах. Еще раз повторяю, доверять нужно только своим. В этом секрет успешного выполнения задания.

– Вот именно. Разумных. А у нас два бугая, сумасшедший, дед…

– И девчонка, – многозначительно оборвал ее Батон. – Действительно, Лерка. Закрой уже рот.

– Несправедливо, – тряхнув челкой, упрямилась Милен.

– Это не игра и не приключение, дочка, – мягко сказал Ерофеев. – Тебе себя беречь надо. Послушай старика.

– Может, из моих кого? – предложил бывший тут же вместе с Тарасом Соулс. – Десантники есть, из тех, что поздоровее.

– Или китаез, вон хоть всех, – махнул в сторону «Грозного» Треска. – Они мигом там всех отджекичанят. Виу, пау, вжух! – Он нелепо принял несколько воинственных стоек.

– Лодку оставлять нельзя, – решительно отказался Батон. – Не приведи бог чего. За системами опять же следить, «Вирджинии» с поломкой помочь. Все должны быть наготове. А нас чем меньше, тем лучше.

– Добре. – Тарас посмотрел на часы.

– Пора, – кивнул Батон.

– С богом, братуха. – Они крепко пожали руки римским приветствием выше локтей и обнялись. – Ждем сигнала. Постарайтесь не долго.

– Не тяните с ремонтом. – Батон поправил СВД на плече рядом с рюкзаком, в котором были сложены детонаторы. – И предупредите Торсхавн, пока заварушка не началась.

– Сразу начнем.

– Про землю помните. Бараки над водой, все остальное – где прочный или бетонный пол. По одному не ходить. Где клещей увидите, сразу деру. Но сейчас думаю, пару дней поспокойнее будет.

Тарас кивнул.

– Береги себя. – Батон обнял жену и сына. – И за остальными присматривай.

– Я бы тоже пошел. – Димка сурово смотрел из-под очков.

– О матери заботься. Будет у тебя еще время.

– Удачи, отец.

– Что, дрим-тим, кукрыниксы, блин, – прочистил глотку Батон. – Девять хранителей. Готовы?

– Да.

– Не слышу! Готовы?!

– Так точно! – дружно ответила выстроившаяся перед ним девятка.

– Тогда ладно. Пошли дело делать. Биргер, показывай!

Вышедшие провожать отряд жители деревни смотрели, как они удаляются через поле в сторону леса. Отец Иннокентий тихонько их перекрестил, некоторое повторили.

Шли не очень долго. Через некоторое время показался зев полуобвалившейся арки, служивший входом в дорожный туннель, на дне которого виднелся увитый плющом растрескавшийся асфальт. Дорогу преграждали ржавые секции заградительных стоек, одна из которых была сдвинута в сторону. На боку арки покосившийся старый предупредительный пластиковый знак с остатками надписи о том, что туннель закрыт на ремонт.

– Это здесь, – указал Биргер.

– Кто хочет, еще можно отказаться. – Явно намекая на Ерофеева, Батон оглядел разношерстную группу, когда они остановились у входа, и начал раздавать фонари.

Никто не двинулся с места. Все были собраны, смотрели решительно. Поводив глазами, Птах хлопнул себя по лбу и, рассмотрев что-то на ладони, сунул в рот, бодро зажевав.

– Тогда вперед.

Шедший замыкающим Эйнар помедлил и глянул в темнеющее небо. На мгновение ему показалось, что между сгущающимися чернильными тучами сверкнули два ярких зеленоватых сполоха, словно глаза на морде хищного исполинского зверя. Где-то раскатистым рычанием прокатился гром. Надвигалась буря. Эйнар поднес к губам один из оберегов, висевших на груди, и прошептал короткую молитву.

Вытянувшись цепочкой и следуя друг за другом, отряд растворился во тьме туннеля.

Глава 2 Потемки

Метров через сто пятьдесят наружный свет постепенно стал тускнеть, один за другим все по цепочке включили фонари. Воздух менялся. На смену свежему ветерку и запаху леса они все глубже погружались в застоявшийся дух сырого, давно заброшенного помещения.

Двигались молча. Первым выступали Батон и Биргер, потом Эйнар с Эейлертом, следом Яков, а за ним Лера, специально ставшая так, чтобы ее и Ерофеева разделяли Паштет и Треска. Замыкал шествие Птах, что-то изредка бормотавший себе под нос.

Через несколько часов (Батон специально для операции привел в порядок механические наручные ходики) они остановились у края лужи, которую некогда с помощью веревки пересек Биргер.

– Последняя задержка была здесь, – сказал он, когда все столпились у края провала, заполненного маслянистой стоячей водой. – Вон веревка. Бросить пришлось, застряла.

Он объяснил, как с помощью светофора перебрался на другой берег.

– Второй раз такой подвыперт не зайдет, – оглядываясь, сказал Батон. – Да и нас вон тут сколько.

Положив арбалет на землю, Эйлерт поднял веревку и с силой потянул. Под водой что-то заворочалось, на поверхности показались пляшущие пузырьки и неожиданно по веревке шустро поползли маленькие юркие тельца, напоминавшие пиявок, направлявшихся к рукам фарерца. Тот сразу отбросил веревку подальше в воду.

– Гады морские, стражи подземные! – ахнул Птах.

– Неглубоко, но вброд не рискну, – оценил ситуацию Эйлерт.

– Здесь что-то прошло, – сказал Биргер, светя фонарем на сдвинутую к стене машину. – Когда я переходил, она стояла по-другому.

– Да уж вижу, – сказал Батон, оглядывая щербатый асфальт. – Не наш ли кротяра шарился. Так, отряд. Задача – варганим мост. Тут метра четыре-пять. Годится все, что способно выдержать ваш вес с учетом вещей. Далеко не расходимся, все друг у друга на виду.

Все разбрелись в поисках необходимого материала. Отойдя немного назад, Эйнар с Эйлертом осмотрели полуразвалившийся деревенский грузовичок и немного посовещавшись, стали ломать открытый кузов с помощью ломика и топора, которые вытащили из рюкзака. Яков светил им.

– Годится, – оценил подошедший Батон. – Остальные продолжают искать.

Побросав отломанные борта кузова на землю, братья, как могли, перетянули хлипкие металлические сочленения шпагатом и, встав, оба попрыгали, проверяя прочность. Кое-где раскрошилось.

Достав еще веревки, Эйнар обвязал один ее конец вокруг поднятой с пола бесформенной увесистой железяки и, подойдя к краю лужи, приноровившись, перебросил на другую сторону. Когда она приземлилась, он присел и осторожно натянул так, чтобы веревка ровно вытянулась над поверхность воды. Потом, зажав большим пальцем нужное место, подтянул импровизированную линейку, на которую снова попытались забраться пиявки, и вернувшись к брату, сунул ему железяку. Став по разные стороны, они опустили веревку на скрепленные вдоль борта грузовичка.

– Около метра не хватает, – окликнул Эйнар.

– Тут дверь от джипа, – отозвался Паштет. – Багажная. Сойдет?

– Тяжелый противовес получится, – помотал головой Батон. – Что-нибудь полегче.

– А если капот?

– Ищите еще, ребята.

– Ясно-ясно. О’кей.

– Перепрыгнуть оставшееся расстояние не сможем? – предложил Ерофеев. – Всего ничего же.

– А на воде эта хрень как держаться будет?

– Ну мало ли, мусор какой, вон веревку не пускает. Значит, под водой имеется что.

– Вот именно, «что», – сказал Батон. – Видели мы, что там имеется. Сам проверять полезешь?

– Нашла! Еле с Птахом отодрали!

От входа спешила Лера, волокущая пластиковый предупредительный знак.

– Давай помогу, – к ней поспешил дед, но девушка его проигнорировала.

– Должно сойти.

Осмотрев находку, братья снова принялись за работу. Кое-как приладив пластик к ветхому металлу, в который Эйлерт обухом топора забил несколько арбалетных болтов вместо гвоздей, он выпрямился и осмотрел импровизированный мост.

– Теперь должно хватить, – оценил Батон.

– А как мы его перекинем? – спросил Яков.

– Я могу закрепить арбалет и выстрелить вон в тот кусок стены, – пригляделся Эйлерт. – Тут предусмотрен барабан гарпунной системы. Включим, и трос сам подденет его.

– Слишком тяжело, – отказался Батон. – А если утопим? Эта штука на вес золота. Нет. Сделаем проще, мужики все сюда.

Все, кроме Леры и Птаха, собрались у края провала и взялись за самодельный мост кто где, осторожно подняв его под углом так, чтобы он максимально нависал над водой.

– Ближе, ближе. Еще. Так, не уроните, блин! Встали! Кто-нибудь, светите нам!

Два луча уставились на противоположный край лужи.

– Попыток у нас достаточно. Главное, чтобы эта хрень от первого удара не развалилась. Не хочу твои болты потерять.

– А я-то как не хочу, – веско согласился Эйлерт.

– Давайте, легонько. На раз, два… Три!

Слегка раскачав, мужчины бросили импровизированный переход вперед. Немного пролетев, край, заканчивающийся знаком, шмякнулся на противоположный берег. Все выдохнули с облегчением.

– Выдержит? – засомневался Ерофеев.

– Сейчас и проверим, женщины и дети вперед…

– Стойте! – Доставая из колчана болт и прилаживая его в ложе арбалета, Эйлерт прицелился и все-таки выстрелил в то место в стене на противоположном берегу, которое заприметил ранее. – Будет дополнительная опора, – объяснил он. – Я страхую.

– Добро, – кивнул Батон. – Так, самую тяжелую поклажу на землю.

– Зачем, – пожали плечами Эйнар и Эйлерт, один за другим мощными бросками перекидывая свои рюкзаки на другой берег. – Давай твой.

– Там детонаторы со взрывчаткой, спятил? Боюсь, тогда путешествие выйдет коротким.

Отправив таким же способом на ту сторону поклажу остальных, кроме детского рюкзачка Птаха и вещей Батона, Эйнар оглядел сгрудившийся отряд.

– Теперь можно пробовать. Лерка, давай. – Батон похлопал девушку по плечу.

– Естественно. Дамы вперед. – Лера неуверенно потрогала натянутый арбалетный трос.

– Не волнуйся, – ободрил Эйлерт, для пущего натяжения даже отклонившись назад. – Я держу.

Взявшись за веревку, Лера осторожно ступила на кузовной борт, оценивая прочность. Сделав еще шаг, смело пошла над водой, аккуратно перебирая руками.

– Порядок, – вытер лоб Батон, когда девушка оказалась на другом берегу и присела, придавив коленями край мостика. – Следующий!

Один за другим члены отряда перебрались через лужу, в которой копошились потревоженные пиявки. Треска разок оступился, но удержался, с матами отряхивая носок ботинка от прилипчивых гадов. Эйнарт бережно переправил радиостанцию, крепко удерживая ее под мышкой свободной могучей рукой. Под Ерофеевым хлипкая конструкция начала проседать, но дед успел. Последним оставался Эйлерт.

– Давай, брат! Сходу, – крикнул ему Эйнар.

Ослабив натяжение троса в барабане, Эйлерт разбежался и в несколько прыжков перемахнул через начавший полностью разваливаться скрежетавший настил.

– Ну вот, мосты сожжены, – посмотрел на бурлящую воду, в которой волновались пиявки, потревоженные всей этой операцией, сказал Батон, пока Эйлерт вытаскивал из стены болт и сматывал в барабане трос.

Немного передохнув, отряд разобрал свои рюкзаки и, светя себе фонарями, продолжил двигаться дальше. Тьма стала практически непроглядной, но Батон считал, что еще рано использовать визор, спрятанный с детонаторами в рюкзаке.

– Сколько мы уже идем, жрать охота, – через какое-то время проворчал Треска.

– Полтора часа, – сверился с ходиками Батон. – До привала рано. Биргер, пока все правильно?

– Да, – отозвался тот. – Вон два колеса у стены, видите, я их помню. – Он указал на лежавшую покрышку, на которую ребром была поставлена еще одна.

– Добро.

– Как в жопе у негра, – проворчал подкручивающий ручку фонаря Треска.

– Был? – не оборачиваясь, поинтересовался Батон.

– Не доводилось.

– Вот и не рвись, – посоветовал шедший сзади Паштет.

– Скоро будет развилка, о которой я, ах… – Биргер осекся, когда в темноте спереди послышался шорох, что-то чавкнуло и его фонарь погас, залепленный вязкой непрозрачной массой.

– Что со светом, – нахмурился быстро подошедший к нему Батон.

– Не знаю, я…

Вдруг спереди снова дружно зачавкало и все фонари отряда погасли один за другим.

– В круг! – скомандовал Батон, все же пожалевший, что не надел ПНВ. – Оружие! Без команды не стрелять!

– Биргер предатель! – завизжал Треска. – Ловушку устроил!

– Не двигаться! – донесся из темноты скрипучий голос на коверканном английском. – Оружие на пол!

Под ноги путникам шлепнулась какая-то растекшаяся студенистая масса, осветившая пространство тусклым мерцанием на несколько метров вокруг. На стенах закорчились ломаные тени.

– Отойдите от нее! – приказал Батон.

К отряду двигались несколько странных человек в длинных лохмотьях, поверх которых были надеты латаные плащи. Головы скрывали холщовые мешки с прорезями для рта и глаз, перемотанные в районе шеи веревкой. Глаза у всех были защищены сварочными гогглами или простыми солнцезащитными очками. Рассмотрев их, Птах тоже нацепил плавательные очки.

В руках нападавшие держали странные предметы, напоминавшие больших извивающихся полупрозрачных слизней, которых незнакомцы несли разинутыми пастями вперед, выставив словно оружие. Внутри существ омерзительно пульсировали внутренности.

– Вы кто такие? – окликнул Батон.

– Руки! Все, все! – командовал один, выходя вперед.

– Мы не причиним вам вреда. – Говоря как можно спокойнее, Батон послушно стянул с плеча и опустил в любом случае бесполезное для ближнего боя СВД.

– Вы – нет. А вот мы – да, – из-под зловещей маски послышалось что-то вроде нервного хихиканья. По звучанию и из-за ткани нельзя было определить пол его обладателя.

– Мы никого не трогаем, дайте пройти!

– Пройти? – Мешок чуть наклонился к плечу. – Куда пройти?

– Дальше. Через туннели.

– А дальше нельзя, – то же хриплое хихиканье или смешок. – Дальше мы. А мы не пустим.

– Мы не причиним вам вреда, – терпеливо повторил Батон.

– Зачем тогда пришли? Не-ет, – покачался мешок. – Мы знаем. Вы наружники. Вы пришли уничтожить нас. А мы не дадим.

– Не дадим, не дадим, – недружно загомонили остальные, держа слизняков наготове.

– Чего вы порете, куклуксклановцы, блин, – рыкнул Треска.

Стоявший впереди мешок дернул своего слизня за хвост, раздался еще один чавкающий звук, и на куртке Трески размазалось зловонное липкое пятно.

– Да хватит пулять в меня своим вонючим дерьмом!

– Не трогай, – остерегла Лера.

– И фонарики положите. Свет ни к чему. Здесь не любят свет. Здесь его никогда не будет. И лазутчиков тоже. Впрочем, вы послужите наглядным примером для остальных.

Положив бесполезное оружие и фонари на асфальт, члены отряда смотрели, как их окружают безликие обитатели подземелья. Сбежав с плеча Леры, Чучундра, никем не замеченная, исчезла в темноте туннеля.

* * *

С них сняли повязки, но оставили стоять на коленях. Пленники огляделись, пытаясь привыкнуть к царящему вокруг полумраку, тускло освещаемому ультрафиолетовыми лампами, беспорядочно развешанными тут и там.

– Итак, что мы имеем, – перед отрядом на импровизированном троне, собранном из какого-то бесформенного мусора, восседал щуплый человек, одетый так же, как и те, что напали на путешественников в туннеле, с той разницей, что мешок на его голове был более пестро раскрашен и увенчан шариковым подшипником, игравшем роль короны. Голос тоже был искаженным и хриплым. За троном в полумраке возвышалась громоздкая конструкция непонятного назначения, показавшаяся Батону смутно знакомой. – Какая разношерстная компания. Новые лица.

– Где Чучундра? – заволновалась Лера, не найдя мышку на плече.

– Тебе сейчас стоит беспокоиться о себе.

– Где наши вещи, – осваиваясь с освещением, спросил Батон.

– О, сейчас это должно волновать вас в последнюю очередь, – заверил безликий на троне. – Более важный вопрос – что с вами будет?

– Кто вы?

– Не волнуйтесь, мое имя, впрочем, как и ваши, здесь не имеют значения. Я удовлетворю ваше любопытство. Со временем. Сейчас интереснее, кто вы?

– Путники. – Как командир экспедиции, Батон решил говорить за всех. – Укрывались от бури в туннеле.

– Бури? – удивился мешок. – Мне не говорили, что она ожидается. Хотя здесь нас не беспокоят ни бури, ни ветра, ни прочие неприятности, свойственные наружному миру. За исключением таких вот неожиданных посетителей, как вы. Какие лица, – повторил он. – Мужественные воины; старик, судя по всему дурачок – это относилось к Птаху, сосредоточенно жевавшему резинку висящей на шее рогатки – и девушка. Странная компания, вы не находите?

– Мы же сказали… – начала было Лера, но Батон оборвал ее.

– Замолчи. Кто вы? – повторил он.

– Мы Подземники, – развел руками человек на троне, в одной из ладоней которого был изогнутый нож. – Оказавшиеся здесь, когда проклятая земля была уничтожена и изгнала своих чад со своего лица.

– Еще один, – буркнул Треска, руки которого, как и у остальных, были связаны за спиной, и толкнул локтем Птаха. – Да не жуй ты. Задрал.

Тот обиженно выплюнул резинку.

– Люди сами доказали, что нет ни рая, ни ада, сами уничтожив первый и породив второй. Теперь все чудовища здесь.

– Мы никого не трогали, просто дайте пройти.

– Просто? – Голос восседавшего на троне изменился, приняв угрожающие нотки. – Просто ничего не бывает. Много лет без надобности никто не нарушал нашего спокойного существования.

– Вот и живите себе, а мы пойдем. Снарягу верните.

– Никуда вы не пойдете, – раздался еще один голос, и из-за трона неторопливо выступила высокая фигура в знакомом маскировочном плаще и респираторе с подсветкой. В окружавшей тишине, нарушаемой лишь редкой невидимой капелью, голос всем кроме Ерофеева и братьев, показался знакомым. Говорил он на английском с сильным восточным акцентом, иногда подбирая слова, но разобрать суть было можно. – При вас к тому же радиостанция, что делает из вас лазутчиков.

– Дядя! – дружно выдохнули повара.

– Дядя, Дяденька! – заволновался Птах и попытался на коленях подползти к нему поближе. Его резко вернул назад стоявший позади охранник со слизнем.

– Дядя, – презрительно выплюнула маска.

– Ты знаешь этих людей, Отшельник? – из-под цветного мешка послышалось удивление.

– К сожалению. – Тот, кого назвали Отшельником, неторопливо снял капюшон и, отстегнув, отодвинул с лица маску.

Лера вздрогнула, почувствовав, как холодеют и наливаются тяжестью ноги.

– Ты?!

Перед пленниками стоял Ким Им Су, сын Великого Императора, хозяина танкера «Черный Дракон». Его лицо заметно состарилось, на лбу пролегли несколько морщин, усы и бородка отросли длинными белесыми нитями. Но глаза по-прежнему горели тем же самым жестоким, мстительным и опасным огнем.

– Рад снова увидеться, – недобро улыбнулся кореец и повернулся к сидевшему на троне. – Это одни из тех людей, которые предали меня и изгнали из своего общества, обрекая на верную смерть. Уверен, они разведчики, пришли обнаружить нас, чтобы доложить наверху и организовать наше уничтожение.

– Разберемся.

– Но как ты выжил в лесу? – Лера не верила своим глазам.

– Выживают трусы, – презрительно скривился кореец. – Я потомок воинов. Вы предали меня, но не сломили мой дух. Я стал для них хахве[16]. – Им Су отогнул плащ, демонстрируя висящий на груди амулет в виде красной грустной рожицы с точечными зелеными бровями. – Это маска Таль. Она испокон веков защищает мой народ от злых духов, какие бы времена ни настали. Духи леса пытались поработить мой разум, но я устоял. Я говорил с ними. Судьба сохранила меня для мести.

Говорить ему было тяжело, кореец иногда переходил на родной язык, но Яков дополнял непонятное переводом.

– Ты гнилой корень, от которого болеет дерево, – прошипел Птах.

– Он такой же изгнанный, как и мы, – сказал человек на троне. – Ему единственному разрешается показывать лицо, так как он при необходимости связует для нас два мира, наш и ваш. А для этого необходимо видеть лицо и глаза. Ведь они зеркало души, не так ли. А наши души принадлежат только нам самим.

– Заканчивайте эту ересь, пока мозги не закипели, – стиснув зубы, процедил Батон.

– Вы куда-то торопитесь? – поинтересовался мешок.

– Отрезать твою гнилую башку. Она и упакована уже.

– Юмор, – проведя пальцем по лезвию, то ли хихикнул, то ли усмехнулся подземный королек. – Бессмыслица. Он отвлекает от созерцания.

– Чего? – не выдержал Треска. – У вас же хари у всех замотаны, Базилио хренов.

Его сильно ударили по затылку.

– Ох! – согнулся почти до пола толстяк.

– Поклоны – это хорошо, – одобрил мешок. – От другого созерцания, дурачок. Но я вижу, у наших гостей есть еще вопросы к тебе, Отшельник?

– Почему вы его так зовете? – не понимал Яков.

– Потому что, как я уже говорил, у него есть сила обитать сразу в двух мирах одновременно. Он ходит подземными тропами, имеет власть над тварями и духами и следит за поверхностью.

– Яков, старый друг. Вижу, ты с такой же легкостью принял другую сторону, как я выбрался из леса.

– Чего ты им наплел, урод? – Батон зло смотрел на корейца.

– Правду, – пожал плечами Им Су. – Когда духи леса отпустили меня, я знал, что не могу вернуться назад, и укрылся в туннеле. Здесь меня и нашли Подземники.

– А чего ты там у башни шарился тогда? – заелозил Паштет, у которого от тугих узлов сильно затекли запястья.

– Как уже было сказано, я спокойно могу ходить, где хочу. Однажды я побывал на соседнем острове. – Батон вздрогнул. – Местные жители не тронули меня, наоборот, приняли с благоговением, так как я пришел из туннеля. Немного декораций. – Линь развел руки в ниспадавшем плаще. – Маска и образ отшельника готовы. Я увидел их жизнь и много говорил с правителем Никалундом. Я узнал о его страхах, желаниях, мечтах. И понял, что смогу ему помочь.

– Внушил ему второй грех – алчность! – ахнул Птах.

– Ничуть, – проявил неожиданную начитанность Линь. – Он и без меня уже был готов.

Стоявшие на коленях остальные члены отряда молча слушали.

– Так ты связан со всей это хренью?! – взревел Батон. – Кусок дерьма! Косоглазое отродье! Вот только дай…

Один из стражников обошел Батона и врезал кастетом по скуле. Пленник охнул, на каменный пол потянулась нитка кровавой слюны.

– Оскорбления. Злоба, агрессия. Вы ничему не учитесь, – картинно вздохнул Им Су. – Я лишь предложил. Никакой выгоды, только месть. Я от них ничего не требовал, прикинулся отшельником – мой дом теперь повсюду, мысль заронил. Сама природа подсказала. У них получились прекрасные создания. Великолепные, сильные.

Сидящий на троне поигрывал многолезвиевым ножом, словно происходящее никак его не интересовало.

– Мне возмездие, им судно. Жаль только, многоуважаемый папанька уплыл. Но ничего, сейчас это очень кстати. Остальное дело техники и времени. Ваш полоумный идиот как нельзя кстати пришелся. – Кореец поднял руку, указав на съежившегося Птаха. – По лесу таскался, песенки пел и однажды заметил меня. Это было опасно, но я сумел обратить промах в выгоду. Черт знает, что дурачок себе напридумывал. Подачками своими достал, но с его помощью я мог спокойно за вами следить не будучи замеченным, да плюс несколько тараканов тех через него вам передал, ха! Чтобы быстрее дело пошло. Вот и сейчас успел доложить, чуть вас не прозевали. Ты оказался умным охотником, Батон. Я недооценил тебя.

– Сочту за комплимент, мразь.

– Это твой промах, Отшельник? – перестав позвякивать лезвиями, спросил человек на троне.

– Нет. Мой настоящий промах вон там. – Кореец указал на Биргера. – Какое-то невероятное везение позволило ему миновать ваши посты и не попасться на глаза. Иначе подобных помех не возникло бы.

– Основные входы к нам замурованы, а проходы в туннели достаточно замаскированы, чтобы их мог заметить напуганный и неподготовленный чужак.

– Я видел один! – злорадно воскликнул Биргер. – Есть у вас брешь, за всем уследить не можете!

– Может, кто из почвовиков пролез, – пожал плечами цветной мешок. – У них гон как раз. Или раскрошилось от ветхости. Все мы заложники времени. Сейчас уже без разницы. Заделать – пара минут.

– Вот гад! – заелозил на коленях Треска и, зарычав, навалился на Птаха, прижимая своей тушей того к земле. Их стали растаскивать, при этом не забывая избивать. – Своих предавать, сучара!

– Наших бьют! – рыдая, взывал блаженный.

Им Су засмеялся.

– Там же орехи были, – растерялся Паштет. – Мы же видели в том кульке.

– Ничего вы не видели. Это было даже на руку. Что взять с дурака? Думал, мы с ним играем.

– Зачем гадости говоришь, – размазывая по лицу сопли и слезы, засопел Птах.

Проигнорировав, Им Су посмотрел на Биргера.

– А ты смелый, козел, раз не побоялся один через подземелья пройти. Тебе-то чего? Кто они для тебя?

– Предупредить. Помочь. – Эрикссон поднял голову, смело смотря Им Су в глаза. – Мы не должны были так поступать. Это противоестественно. Это новое уничтожение. Они не жертвы. Не должно так…

– Слишком поздно совесть проснулась, тебе не кажется?

– Нужно это прекратить. – Биргер не опускал глаз.

– Как? – в искреннем удивлении поднял брови Им Су. – Вот этой горсткой несчастных? С калекой, девчонкой и стариком?

– Про нас забыл, – прорычали братья.

– Ах, ну да. И еще два ярмарочных показушника, вообразивших себя воинами. Грозные дети гор! Серьезно?

– Мы будем сражаться. – Эйнар так потянул веревки на запястьях, что на его шее вздулись вены.

– Сражайтесь сколько угодно. Но кто тебе сказал, что ты куда-то пойдешь? Вы в плену. И пока вы тут, там… – Им Су указал пальцем в потолок. – Все будет кончено. Вы в нашей власти. Это племя не допустит, чтобы вы рассказали о них. Вы выбыли. Для вас все закончилось.

Сидевший на троне покачал мешком в знак одобрения.

– Совсем скоро я буду отмщен, а «Землекопы» получат лодку. А со временем – его здесь в достатке – канут в хаос и остальные острова. Под землей мгновения превращаются в вечность. У Подземников есть сокровища Судного дня! По мере сил они стараются поддерживать их.

– Сокровища Судного дня? – не понял Яков.

– После заварухи у Схрона, когда произошла дележка того, что удалось извлечь, ночью мы ограбили один из караванов, перебив храпевшее дурачье. Теперь у нас есть овощи и кое-что из злаков.

– Но вы не можете питаться только растениями, – возразил Яков. – Вам необходим белок, тем более под землей, в таких условиях.

– О, в белке недостатка нет, – заверил мешок на троне. – Как, впрочем, в грибах и фосфоре. Мы научились вылавливать детенышей некоторых безобидных подземных обитателей нового мира. Добываем рыбу, растим грибы – нашего особого освещения хватает. Иногда едим стариков и больных, если не идут на подкормку, не пропадать же. Мясо сладкое, у стариков, правда, жестче. Ваше тоже может сгодиться.

– Только тронь, сволочь! – захлебнулась слезами Лера.

– Мы сами по себе, нам никто не нужен! – сжал кулаки Ким Им Су.

– Крысы, – процедил Батон. – Не скучно чахнуть тут в темноте?

Он наконец понял, что напоминают ему очертания громадины за троном местного царька. Да уж, хорошо тебя саданули, раз старых друзей не признаешь. Это же маячный прожектор! Видимо, в тот день погрузчик вкатился в тоннель, да так и не выбрался.

– Мир сам подал нам знак. Мы научились в нем жить! Огонь потух. – Королек полуобернулся, указывая на линзу прибора. – И больше не вспыхнет вновь! Все обезличено!

– Сумасшедшие! – крикнула Лера.

– А ты мне еще на танкере понравилась. – Приблизившись, Им Су пальцем в перчатке приподнял лицо Леры за подбородок. Та отвернулась, но кореец неожиданно жестко схватил ее за щеки. – Молодая, дерзкая. Своенравная. Знаешь, как в Корее с такими поступали феодалы? – Он приблизил лицо к ней почти вплотную. – Но здесь не Корея. Я лично проучу тебя, заодно насладившись твоим телом. А потом отдам остальным. Интересно, сколько ты продержишься?

– Тронешь ее, я оторву тебе яйца и заставлю их съесть. И ты при этом еще будешь улыбаться, – пообещал Батон.

Брезгливо оттолкнув лицо чуть не опрокинувшейся назад Леры, кореец подошел к Батону и без предупреждения нанес ему серию сильных, жестоких ударов. Охотник повалился на землю, но Им Су продолжал разъяренно бить его сапогами.

– Миша! – заорала Лера. – Перестань! Урод!

– Рот… закрой… – булькая кровью, пропыхтел задыхающийся охотник. – На кого б-батон крошишь, гнида…

– Довольно. – Скучающим жестом сложив нож, человек в пестром мешке встал со своего седалища. – Ты чего-то разошелся, Отшельник.

Им Су, одернув плащ, с гримасой вытер сапоги о корчившегося на камнях Батона.

– Что мы будем с ними делать?

– Ослепить, – не раздумывая, сказал Им Су. – Вырезать глаза как тупой скотине и выгнать обратно наверх, в назидание. Чтобы неповадно было остальным.

– Дельная мысль. А девушка?

– Руки прочь, суки позорные, – закричал Ерофеев. – Твари болотные!

Он закашлялся, на камни полетели комья красноватой слизи.

– О-о-о, да у нас тут еще и болезный, – усмехнулся Им Су. – Считай, что тебе повезло старик, сам подохнешь. Еще о гнилье руки марать.

– Деда, ты чего? – испугалась Лера, пытаясь подползти к согнувшемуся в спазме старику. Ее оттащили. – Оставьте его! Он же болен, вы что, не видите?!

– По камерам их, – снова надевая маску и прикрывая ее капюшоном, распорядился Им Су. – Пока. И дайте им вашего расслабляющего. Всем, кроме нее.

Измученных и избитых пленников рывками поднимали на ноги, выводя из зала.

– Оставьте, она не знает язык! – попытавшись обмануть, выкрикнул Яков.

– Да неужели? Тогда мы будем говорить на языке, которому не нужно слов.

Они остались с обладателем цветного мешка вдвоем.

– Они не помешают, – сказал Им Су.

– Надеюсь на это, Отшельник, – прохрипел тот, пряча в карман нож.

* * *

Их вели к местам заключения через многочисленные помещения и коридоры, все так же освещаемые тусклыми ультрафиолетовыми светильниками, явно запитанными от водяных генераторов. Избитый Батон, у которого до одури ломило кости, моргая опухшим глазом, пытался сосчитать примерное количество Подземников. Из-за постоянных поворотов, пинков и покрикиваний получалось плохо, вдобавок гудела голова. Одно было ясно, они попали в тот самый дополнительный отсек для строивших туннели рабочих, о которых на собрании говорил инженер. Оставалось лишь догадываться об его истинных размерах, которые за последние годы местные обитатели могли собственноручно расширить.

Кем они были? Застрявшие здесь рабочие, запертые в туннеле люди, спасавшиеся от обрушившегося сумасшествия и давки? Хотя, казалось бы, острова находились вообще в стороне от всеобщей бойни. Но как знать, что может сделать даже простое радиосообщение захлебывающегося в истерике ведущего с психикой и без того напуганного человека. Не зря когда-то говорили – даже перо режет сильнее меча.

Кем бы они ни были, но явно обезумели за столько лет прозябания под землей, без дневного света и нормальной пищи. Солнечные лучи наверняка вообще ослепили бы их, реши кто-нибудь выглянуть на поверхность. Но зачем носить мешки здесь, в сумраке, под землей? Скрывать уродство? Или это, скорее, был некий добровольный кодекс обезличивания в замкнутом мире, где не называли даже имен. Но вероятнее всего, подумал Батон, эта была лишняя перестраховка на случай появления таких вот «светлых» гостей, как они. Не зря же у них первым делом отобрали фонари. Да еще более чем экстравагантным способом. Науськали же каких-то тварей, бляха-муха! В Треску плюнули, не заразился бы. Хотя если сами пользуют, вероятно, эта штука не особо опасна.

Иногда они проходили через просторные пещеры-теплицы, где под потолками гудели непонятно куда выводимые системы вытяжек, и даже целые огороды, в которых под опрелым полиэтиленом росли или доходили растения и овощи, совсем как в довоенные времена. Значит, про ограбленный караван Им Су не соврал, и у одичавших обитателей подземелья действительно водились более-менее сносные продукты.

Работали на фермах сгорбленные над грядками люди с корзинами на спинах, куда складывали урожай, и в неизменных мешковинах на головах, делающих невозможным определить пол их обладателей. Иногда попадались странные мерцающие растения и вьюнки, оплетавшие стены и специальные проволочные оградки, словно поросль винограда. В этих отсеках воздух насыщали запахи, смешивающиеся в странный одурманивающий коктейль.

В одном месте, правда, Батону все-таки удалось разглядеть кое-что интересное. Пока конвоиры задержались, разговаривая со встречным постом, возле входа в обложенное кафелем помещение, из которого доносились непонятные животные звуки, пронзительно разило кровью и слышался стук топора, он увидел в конце недлинного туннеля странный механизм, напоминающий дрезину, стоявшую на помосте в зарешеченном коробе. Масляно тянуло запахом инструментов.

На чем работала эта хрень, неясно, но на первый взгляд была вместительна, а еще, приглядевшись перед тем, как его повели дальше, Батон сообразил, что сделана машинка была из катамарана, наваренного на автомобильную ось легкового автомобиля.

Леру от остальных отделили сразу и брыкавшуюся и кричавшую девушку поволокли куда-то под присмотром Им Су.

– На веночек рыбку лови. Песенкой. Крючки да сети не бери, уколется, задохнется. Слезки лить будет. Детский плач, он страшнее смерти… – успел странно шепнуть ей Птах, когда их разводили.

– Что? – оглядываясь, не поняла Лера, пока ее толкали в другую сторону. Но юродивый уже кричал, тыча пальцем в Линь Има.

– А ты! Да, ты! За блуд ответишь! Одумайся, пока не поздно…

– Иди, иди! Двигай! Пошла…

* * *

Сколько времени они провели под землей, определить было трудно, вдобавок у Батона отобрали часы. Это бесило больше всего, так как охотник понимал, что они чудовищно теряют время и нужно как можно скорее найти выход из внезапно плачевно сложившейся ситуации. Тарас и Солус чинят лодку и еще неизвестно, сколько будут ею заниматься. Но когда-то же они закончат и будут ждать сигнал к выступлению.

Значит, нужно было что-то придумывать, и как можно скорее. Только бы эти сволочи ничего не сделали со станцией и детонаторами. Без них вся затея псу под хвост. Вдобавок их напоили каким-то отвратно вяжущим зельем, от которого кружилась башка.

Пленников раскидали по тесным комнатушкам с сырым земляным полом, укрытым драными тряпками, на которых кое-как с грехом пополам можно было вытянуться. Норы, а иначе эти апартаменты назвать язык не поворачивался, явно предназначались для хранения всякой садово-огородной мелочевки, поскольку перед заселением пленникам пришлось ждать, пока их новые обиталища не очистят от кулей, мотыг, ведер и прочего подобного инвентаря.

– Народ, вы тут? – потерев опухший глаз, позвал в пустоту Батон. – Небо в клеточку, друзья в полосочку.

– Я здесь, – через стенку справа негромко отозвался Яков. – Биргер следующий.

– Братья Запашные?

Эйнар и Эйлерт откликнулись с левой стороны. Чуть дальше закопошился Паштет, что-то раздраженно бормотавший про отнятые рюкзачок, дубину и рогатку.

– Треска с тобой?

– Идите в жопу, – раздраженно проворчал толстяк. – Не могли Птаха сразу ко мне в камеру посадить? Да заглохни ты там со своими куплетами. Предатель…

– Оставь его. Не виноват он.

– Ага, сам пришел, – передразнивая, огрызнулся повар. – Мешкари еще эти сраные.

Оставался Ерофеев.

– Дед, ты как?

– Нормально, Мишаня.

– А чё кровью харкаешь?

– Дык я это, – замялся невидимый старик. – Били же.

– Де-ед.

– Болею я, Мишка, – после долгой паузы наконец грустно ответил Ерофеев. – То ли воспаление, или еще дрянь какая. Может, тубер. Не знаю, где цепанул. Жжет все, как изнутри сгораю.

– На «Грозном» рифампицин вроде был.

– Поздняк уже. Думал, само рассосется. Чай, пройдет как-нибудь. Вот и дотянул, видать.

– Чего поперся тогда?

– Того и поперся. Боялся, Лерку не дождусь. Кхе! Кхар-р! – Он жестоко откашлялся. – А так и вместе вроде. Да и помочь действительно ведь могу. Пока силы еще… Кхар-р! Хотя, чего там, знаю же, недолго осталось.

– Много ты напомогаешь, Сань, – покачал головой Батон, переваривая услышанную горькую правду. – Ей чего не сказал?

– Незачем. Да и боялся лишний раз воду баламутить.

– Бояться не этого надо.

– А что – молодуху ту посылать? – взбеленился дед. – У нее муж, отец – глава селения. Это игрушки, что ли?

– А Лера – игрушки? – спросил Батон, запоздало пожалев.

– Лера своя. Часть меня, родная. Под присмотром хоть.

– Кто у кого под присмотром, Сань… Знать бы, куда эта мразь ее потащила.

– Так действовать надо! Выручать! Рано списали, щенки малорослые! – взвился дед. – Мешочников этих на капусту рубать! Понапяливали на себя, хорьки безмордые!

– Не кипятись особо, не усугубляй, – посоветовал из своей клетки Паштет.

– А ты не учи, сопляк. Нянек еще не хватало! Тебя переживу!

– Ну и какие будут предложения? – спокойным голосом вклинился в разговор Яков.

Предложений пока не поступало.

– Ждем, – был вынужден решить за всех Батон, хоть от боли за очевидную участь Леры и от собственного бессилия сводило скулы. Она, конечно, тоже не промах. Но связанная, против здорового мужика… Вот же вляпались. Держись, Веснушка! – Пока головы отпустит. Хотя на сколько того пойла хватает… Время уходит.

– То-то и оно, – буркнул Треска. – Пока мы тут кукуем, америкосы из лодки ракету сделают и на Луну улетят. А мы ни туды, ни сюды.

Батон это прекрасно понимал. Но выход из ситуации упорно не хотел оформиться в гудевшей от побоев и зелья голове.

* * *

– Ключи от камер, – побряцал связкой сопровождавший охранник.

– На стол и оставь нас. – Сняв маску, Линь положил ее рядом. – Дежурных тоже не надо.

– Слушаюсь, – прикрывая дверь, кивнул безликий мешок.

– И зачем ты с этими инвалидами сюда пошла?

– Любопытная, – огрызнулась Лера, когда ее втолкнули в низенькое кресло в небольшой комнате Им Су, перед столом, который занимали какие-то бумаги и поднос с высокой бутылкой, наполовину наполненной темной жидкостью. Рядом с бутылкой стояли несколько рюмок. Кореец взял две.

– Любопытство – единственная неукротимая вещь в природе. – Им Су хмыкнул, проведя по ключам пальцами.

– Ну уничтожишь ты их, дальше-то что?

– Нет-нет, – небрежно помахал рукой Линь, откупоривая бутыль и наполняя рюмки. – Выпьем?

– Не буду я с тобой пить, урод! – Лере было тяжеловато общаться, хотя в разговоре Им Су старался не применять сложных оборотов и суть она улавливала. Да и уроки с Тахомой и разговоры с Милен плюс самообучение не прошли для девушки даром.

– Зря. Здешний напиток не блещет изысканностью, но через пару рюмок может сойти за лакомство. – Кореец неприятно хихикнул и, взяв рюмку, подошел к ней. – Это поможет расслабиться.

Лера попыталась отвернуться, но он с силой схватил ее и, разжав челюсти стал вливать в рот жгучее пойло, которое потекло с подбородка на тельняшку. Девушка закашлялась. Ее руки по-прежнему оставались связанными за спиной.

– Вот видишь. Ничего страшного.

– Опоишь? – Лере неохотно пришлось признать, что напиток был хоть и крепким, но оставлял приятное травяное послевкусие. Она облизнула губы. Интересно, из чего его гнали? Хотя нет. И знать не хотела.

– Просто подготавливаю, – покачал головой Им Су. – В своих желаниях я иногда бываю чересчур агрессивен. Я хочу, чтобы ты все чувствовала. Чувствовала мужчину, обладающего тобой. Познала, что такое быть слабой. Быть женщиной. У тебя ведь наверняка были мужчины.

– Ты извращенец, – поспешила заверить Лера. У пойла было одно полезное качество – оно начинало притуплять страх.

– Острый язычок. Никто из твоих бывших любовников не сравнится со мной. Я голоден. Здешний мусор даже не заслуживает внимания.

Вернувшись к столу, Им Су выпил свою рюмку. Сидевшая на стуле Лера почувствовала шевеление возле запястий. Поначалу испугалась, но ощутив знакомое касание мягких усов, обрадовалась. Чучундра! Нашла, маленькая. Ай, молодец!

Теперь стоило потянуть время.

– Так что там с уничтожением? – Она послушно дала влить в себя еще порцию настойки. В голове слегка зашумело, главное не переусердствовать. Пусть лучше сам балаболит и пьет.

– К чему столько усилий? Я их только перессорю. Они сами все сделают. Видишь, мы даже представить не можем, насколько сильны в человеке алчность и страх. И чем они сильнее, тем проще ими управлять. Страшно вам там было? Небось места не находили, молились своим божкам?

– Нет, отплясывали. А потом?

– Что потом, – нахмурился не понявший вопроса Су.

– Ну потом. Что будешь делать, когда покончишь с этим?

– Пойду по островам. Осяду, – снова наливая себе, размышлял Им Су. – Может, когда-нибудь снова заглянет отец. Попытается выломать остатки из Хранилища, увидит, как тут все изменилось.

– Он не простит тебя.

– Мне не нужно его прощение, – треснул кулаком по столу Су. Жалобно зазвенел графин. – Подачки. Может побираться по свету, пока не помрет или пока я этому не поспособствую. Ах, милый папочка. Мне так жаль. Я был глуп, сю-сю-сю… Прости, каюсь. Во имя матери…. Она всегда была его слабым местом. Старый дурак! А потом… Сладкий сон от любимого эликсира, укус отравленной гарра-руффи, мало ли что. Кости слабые. Да так же настроить островитян против него мне не составит никакого труда. Танкер тоже неплохой приз!

– Подонок.

– Вот за это мне нравятся европейки, – выпив еще рюмку, осклабился заметно охмелевший Им Су. – Женщины Востока не такие. Покладистые. Спокойные. Готовые броситься в ноги по щелчку. Они не сопротивляются, их не нужно брать. И еще от кореянок нет похмелья, но особое послевкусие. А я люблю брать. Быть победителем. Терзать добычу до изнеможения. Особенно когда она так строптива, как ты.

Он мечтательно поводил пальцами перед лицом, словно вспоминая позабытый аромат.

– У искушения множество лиц. Одно сейчас передо мной. Интересно, какой вкус у тебя.

Им Су неожиданно приблизился и, склонившись, медленно провел языком по щеке Леры. Та, зажмурившись, стерпела, стиснув зубы. Только бы не заметил мышь.

– Ты выбыла, прими и смирись.

Он выпрямился перед ней, пьяно пошатнувшись, стянул, бросив на пол, плащ и стал расстегивать пряжки комбинезона.

– Мужчина должен показывать власть. Ты будешь принадлежать мне!

– Ну так удиви уже, – чуть смежив веки, подыграла Лера, чувствуя, как освободились запястья. Умница мышка.

Им Су надвинулся на нее, Лера сгруппировалась, подтянув ноги к груди, и со всей силы саданула берцами в корейца, сама рухнув в противоположную сторону на разломанный стул. Не давая отлетевшему противнику оправиться, она вскочила, стряхивая с рук остатки веревки, и схватив со стола недопитый графин, с силой размозжила его о голову насильника. Тот бесчувственно распластался у ее ног.

– Русское похмелье тебе точно понравится, – отбрасывая горлышко, мстительно пообещала Лера. – Радуйся, что нож отобрали. Козел.

Прихватив со стола связку ключей от камер, она чмокнула в нос забравшуюся на плечо Чучундру.

– Молодец! Теперь за остальными!

За дверью действительно никого не было. Отшельника явно уважали. Или просто давали свободу.

Но Леру сейчас волновала свобода друзей. Подперев дверь поднятой с пола палкой и прячась за попадавшимися выступами и нагромождениями коробок, она стала торопливо двигаться в незнакомых коридорах, тенью мелькая в лучах ультрафиолета.

Глава 3 Тропами мертвых

– А-а-а, выключите его кто-нибудь! – ревел затыкавший уши Треска, колотя ногой в стенку, за которой расходился Птах.

– Греху уныния не поддаваться! – весело горланил блаженный. – Аа-ай, самвела тусева-а-а…

– Сейчас охрану поднимешь, урод! Варежку закрой! – прислонившись к прутьям своей камеры, пригрозил Паштет.

– Тихо! Идет кто-то! – насторожился Биргер.

Узники притихли, прислушиваясь к тихим шагам, доносящимся из коридора. У первой камеры движение стихло, и знакомый голос спросил.

– Ребята, вы тут?

– Лерка? – оживилась команда. – Ты откуда?

– Учила Линя по-русски пить. Миша?

– Тут, четвертый. Грохнула?

– Нет.

– Жаль. Ты как охрану обошла?

– У них сходка какая-то, – перебирая ключи, рассказывала Лера. – Все в комнате, где трон, собрались, молятся чему-то. Зато я вещи нашла.

– Психи, – фыркнул Треска.

– Мышка, мышенька помогла, – елейно пропел Птах.

– Ты тоже псих. – Треска снова пнул стенку ботинком. – Заткнись, кому говорю!

– Что делать будем? – спросила Лера, открывая решетку и выпуская Батона.

– Тикать, вот что.

– Но как?

– Мысля есть. – Выпрямившись, охотник оглядел коридор. Голову еще мутило, но действие дряни явно заканчивалось. – Мне в неволе лучше кумекается. Значит, так. Залезай внутрь, накрывайся одеялом и подальше в угол, где потемнее, типа спишь. Тряпья побольше под себя подгреби, чтобы за мужика сойти. Это всех касается, с головами. Если проверка вдруг, мычите, спите мол. Наружу ни ногой. Ключи давай.

– А ты куда?

– Я быстро. Все, тихий час. – С этими словами Батон притворил решетку за Лерой и двинулся по коридору.

– Чего это он надумал?

– Заткнись, сказали, – просипел из-под накидки Треска.

Через некоторое время Батон вернулся, волоча в охапке безвольно повисшего мешка.

– Эй, что за…

– Тихо. Это я. Давайте быстрее! – Бросив оглушенного на пол в камере Леры, Батон отпер Эйнара. – Переодевайся, мешок на голову, а этого в тряпье и к стене. Рот ему завяжи.

– Ты где его откопал? – спросил Ерофеев, которому с его места было плохо видно.

– Нерадивый попался, сходки не посещает. У разделочной куковал.

– Кажется, я начинаю улавливать, – хитро осклабившись, цыкнул зубом Паштет. – А ты башка.

– Да я и постарше буду, Василий Иваныч, так, ну-ка. Повертись.

Переодетый в лохмотья и с мешком на голове Эйнар ничем не отличался от остальных обитателей подземелья. Разве что был повыше да поплечистей, но это удачно скрывал царивший кругом полумрак.

– Теперь быстрее пойдет. Лерка, давай с нами, остальным лежать как прежде.

Через некоторое время весь отряд выглядел как местные, связав и укрыв одеялами раздетых и оглушенных Подземников в камерах.

– Так, все. – Батон оглядел собравшихся вокруг друзей. – Вон у того ключи от гаража были.

– Гаража? – переспросил Яков.

– Когда нас сюда вели, я там одну тарантайку заприметил, может сойти. Двинули, сначала за вещами, потом к машине. Лишь бы работала.

– Знать бы еще, как, – скептически заметил Яков.

– Разберемся по ходу.

– А с этими что?

– Пусть отлеживаются. Сань, ты как? – Батон посмотрел на бледного, мучившегося одышкой Ерофеева, натягивавшего на голову мешковину.

– Стою, Миша. Стою.

Когда все разобрали свои вещи в небольшой подсобке, куда их привела Лера, Батон на мгновение задержался.

– Что? – не поняли все.

– Не могу я так. – Сунув пятерню под мешок, Батон поскреб подбородок. – Как они это носят?

– Задумал-то чего? – нетерпеливо спросил Треска, у которого горели пятки.

– Да проучить этих козлов напоследок хочется. – Поправив маску, охотник осмотрел потолок и стены, увешанные ультрафиолетовыми трубками. – Откуда-то они эти хрени запитывают.

– И?

– Быстро. Нужно генераторную найти. У кого инструменты?

– У меня, – отозвался Эйлерт.

– Добро. Тогда нога одна здесь, другая там. Устроим падлам праздник света.

Все последовали за Батоном, который стремительно завилял по коридорам, отслеживая направление змеящихся ламповых проводов.

– Свет померк! И распростерлась над землею тьма непроглядная! – воздев руки, возглашал стоявший на троне цветной мешок.

– Свет померк, свет померк, свет померк, – стоя на коленях и кланяясь словно болванчики, вторили ему жители подземелья.

– Вот он, символ, который служит нам примером того, насколько смертен свет! – Он указал на возвышавшийся за спиной маяк. – Но через смерть постигается жизнь! Мы приходим из нее, и в нужный час снова возвращаемся в ее лоно! Тьма обезличила нас! Но зажгла внутри каждого благодатный огонь!

– Огонь! Огонь! Огонь! – вторили сектанты. Никто из них не заметил, как в коридорах одна за другой погасли лампы.

– Это жестоко, – прошептала Лера, глядя через плечо Батона, как тот умело работает с проводами.

– И бесчеловечно, – добавил Биргер.

– Заткнулись. Тебе хотели глаза вырезать, а ее отыметь – это не жестоко? – отрезал охотник.

– Женилка не выросла, – пожала плечами Лера.

– Ох, а наша-то, – восхитился Треска.

– Не хорохорься. Хоть ты и молодец, не растерялась. Товарке своей спасибо скажи – еще неизвестно, как бы все… Так, почти готово. Всем очки. Прямо на луч не смотреть.

– Свет бы изгнан, что сделало нас едиными, братья и сестры! Нам не нужны имена, лица, это все тленные ярлыки, не имеющие ни смысла, ни значимости. Между нами нет различий! И никогда больше не будет! Сегодня внешний мир вновь попытался вмешаться в нашу жизнь, послав своих гонцов. Вестников зла, вестников скорби! Свет ослепил их, и они заплутали, но мы укажем им путь! Мы примем их в наши ряды и поможем обрести внутренний свет! Их ждет Очищение! Примем мы их, дети мои?!

– Примем! – поддержал дружный хор. – Инициация! Инициация! Очищение!

– К священному обряду все готово, осталось лишь привес…

Договорить предводитель не успел, так как ультрафиолет в пещере внезапно погас, а за его спиной с громким стуком неожиданной сверхновой звездой вспыхнула линза прожектора, заливая пространство ослепительным светом и выжигая тени. Корчащиеся люди отчаянно закричали, бросились врассыпную, пытаясь инстинктивно прикрыть руками ветхие гогглы, которые были бессильны против безжалостного, раскаленного орудия маяка. Кто-то выл, пытаясь стянуть с себя дымящуюся одежду, некоторые в агонии скидывали мешки и, мгновенно слепнув, орали, размазывая по щекам кровавые слезы и остатки глаз. Температура в помещении нагрелась до предела за считаные секунды.

– Свет вернулся! – раскачиваясь на коленях и запрокинув голову, стенал полуобуглившийся старик, стянувший с головы местами прилипший к коже мешок. – Свет проклял на-ас!

Цветной мешок бросился с трона, закрывая голову руками. Спина его балахона тлела от нестерпимого жара.

– Пляшите, пляшите, суки, – наблюдая из укрытия, приговаривал Батон. – Солнышко не нравится? Ну так чутка прибавим…

– Миша, хватит.

Ор в тронном зале смешался в чудовищную нечеловеческую какофонию, словно массово забивали скот. Матерящийся вожак, обжигая руки, остервенело пытался перепилить своим ножиком плюющиеся искрами провода позади прожектора, его свалившаяся корона-подшипник с дребезжанием откатилась по полу.

Найдя гидроэлектрогенераторную, Батон с помощью мужиков достаточно быстро разобрался в системе и незаметно подобравшись во тьме, закоммутировал контакты с прожектором. Мощности, конечно, было кот наплакал, одно такое включение высушит весь запас энергии начисто, но в нынешней ситуации хватило и этого.

– Это диверсанты-наружники! – бесновался среди корчившейся паствы королек-проповедник. – Они принесли проклятие! Привести их, живее!

– Вождь, помоги нам! – тянули руки сгорающие заживо люди.

– Что, не нравится? – мстительно крикнул напоследок Треска. – «Свет, яркий свет! Гизмо – кака».

– А вот теперь тикаем! – скомандовал Батон и отряд, грохоча сапогами и срывая на ходу бесполезные уже маски, устремился в сторону гаража, где в клетке на помосте, в свете чахло перемигивавшихся от перенапряжения диодов, стоял колесный агрегат.

– Но мы же не знаем, куда ведет этот туннель! – крикнул Яков, пока остальные разбирались с клеткой и осматривали машину. Это действительно оказался вместительный прогулочный катамаран с четырьмя педальными ложами, поставленный на автомобильную раму. Спереди было оборудованное баранкой сиденье, позади вместо руля прилажена изогнутая арматура с толстым велосипедным колесом на конце.

– Да какая разница! – суетился Батон, помогая братьям прикреплять фонари вместо фар спереди и сзади. – Главное, подальше отсюда.

– На этой штуке будет не так сложно! – крикнул Биргер. – И по отметкам!

Из коридора, ведущего в гараж, донеслись крики и топот – пропажу пленников заметили. Время стремительно уходило.

– А как мы откроем дверь? – запаниковали повара, глядя на массивную створу, закрывавшую выезд из помещения.

– В сторону. – Подскочившие Эйнар с Эйлертом схватились за круглый вентиль и стали выкручивать, поднимая вверх заскрежетавшую дверь. – Прикройте нас!

Крикнули на родном языке, но парочка и так поняла. Ощетинилась стволами.

– Так, педальная, движка нет. – Треска бегло оглядел четырехколесную конструкцию. – А выдержит?

– Нет времени проверять! Лерка, полезай! – крикнул Батон, и тут же в гараж влетели первые преследователи – в беглецов полетели сгустки жижи из слизней и грохнуло несколько выстрелов, вспышками прорезав тьму. – О, даже так! – окрысился Батон, и выхватив «макаров», сделал несколько залпов в ответ, целясь в окровавленных, а то и вообще ослепших врагов, что только злило их еще больше, доводя до неконтролируемого безумия. – Так, мужики, на педали, на педали, живее! Биргер, ну!

Несколько выстрелов мешков угодили в висящий над створой короб, который заискрился, задымил и, наконец, с хлопком разорвался, зачадив едким дымом. Гаражная дверь рывками стала опускаться вниз.

– Дверь сломали! – суетились повара. – Они нас отрезают!

– Давайте! – Забросив рюкзак на машину и оттолкнув братьев от вентиля, Ерофеев навалился на него изо всех сил, дергая в противоположную сторону и стараясь замедлить опускание створы. – Выкатывайтесь!

– Деда! – обернувшись, заорала Лера, забравшаяся на катамаран.

– Уезжайте, кому говорю! Я долго не выдержу, – скрипел зубами Ерофеев, сморщенное от натуги лицо которого стало свекольно-багровым. – Вам сильные нужны.

– Подтолкнем, навалитесь! – махал Биргер. – Ну!

Медленно, рывками, створа опускалась вниз, сокращая пространство, доступное для проезда веломашины.

– Я не уйду без него! – брыкалась девушка в хватке Батона, державшего ее одной рукой, а второй продолжая отстреливаться от засевших за стеллажами и бочками Подземников. К нему присоединились остальные. Даже Эйлерт выхватил пистолет, экономя драгоценные арбалетные болты. Птах несколько раз пульнул наугад из рогатки поднятой с пола какой-то мелочевкой. Словно позабыв о пистолете в рюкзачке за спиной, юродивый выглядел неожиданно сконцентрированным и напряженным, будто в нем действительно пробуждались давно позабытые инстинкты, о которых говорил Батон.

– Лера! Лерка! Да возьмите вы ее мышь, кто-нибудь!.. Раскачалась, пошла! Биргер, давай за руль!

– Иди, дочка! Иди! – Обливающийся потом Ерофеев продолжал выкручивать вентиль, сдирая с ладоней кожу. – Мне так и так помирать. Болячка у меня. Смертельная. Раньше бы за такую однушку дали, йех! Хотя в том бардаке…

– Нет, не надо!

– Убейте их! Изрешетите тварей! В клочья! Мясо! Кишки! – захлебывался слюной сорвавший с головы цветной мешок предводитель. Его старческая кожа на лысой с нитями редких волос голове была белесо-полупрозрачной, глаза в синих кругах походили на подрагивающее желе, губы разрывала чудовищная гримаса ярости.

– Мы не уедем без тебя! Миша, сделайте вы что-нибудь…

– Все равно не успеть, двигай! – заревел дед, и усевшиеся в ложе братья и Паштет с Треской с силой налегли на педали. Механизм дернулся и покатился в сторону сужавшегося между створой и полом пространства.

– Я же говорил, что еще сгожусь на доброе дело! – яростно пропел Ерофеев, рядом с которым в стену ударило несколько пуль, выбивая бурую крошку. – Уезжай, Лисаня!

– Я люблю тебя! – захлебываясь рыданиями, орала Лера. – Люблю тебя, слышишь? Не смей! Не-ет! Не надо! Дедушка! Иди к нам! Беги! Мы успеем! Миша, пусти! Пусти, сука, тварь!

– Кто-то должен держать, иначе погибнут все! – крикнул в ответ Ерофеев. – И я тебя люблю, Лера! Был бобылем, бобылем и остался. Единственная ты моя отрада была. Поминай старика! Смотри за ней, Миша!

– Прощай, Саня!

– Не-е-ет!

– Йех, раз! Да еще раз! – Старик коротко козырнул проносящейся мимо повозке. – Да еще много! Много-много-много-много…

Видя, что добыча уходит, Подземники повыскакивали из укрытий, ведя шквальный огонь. Ерофеев несколько раз дернулся и с усталой улыбкой навалился на окровавленный вентиль, рядом с которым, рухнув, замерла створа, отрезая от пуль беглецов.

– Пусти! Пусти! – визжала Лера, срываясь на хрипоту. – Дедушка! Де-ед!..

– Хватит! – Батон коротко занес руку и ребром ладони несильно оглушил бьющуюся девушку, со всхлипом, раненой птицей обмякшую у него на руках.

– Ты, Ерофеич, мужик, – крутя педали, сквозь слезы прошептал Паштет.

Вскоре логово Подземников оказалось далеко позади, и потрясенные неожиданной потерей путники смогли наконец перевести дух.

Их осталось девять.

* * *

На озере снова было тихо. Шелестели кроны деревьев, пели насекомые. Лодки с Птахом не было видно. Лера стояла и не могла понять водоворот чувств, неведомой силой бушевавший в ней и готовый неудержимой, жгучей счастливой волной вылиться и неукротимым потоком пойти наружу.

Присев у воды, она сняла с головы венок и осторожно опустив его, толкнула по воде. И запела.

Красный солнца луч едва виден из-за туч, Баю-бай, мой лисенок, засыпай. Носик хвостиком прикрой, не достанет волк ночной, В колыбельке ты лежишь, тихо носиком сопишь.

Ммм-мм-ммм-мммм…

– Баю-бай, баю-бай… – вдруг откуда-то ответили тоненьким голоском.

Поискав, Лера огляделась.

– Я здесь! – звонкий смех.

Лера опустила голову и увидела внутри отплывшего от берега венка торчащую рыбью мордочку.

– Поймала! – откуда-то донесся голос невидимого Птаха. – Приплыла рыбонька! Прилетела к тебе, родимая!

Рыбка исчезла из венка и тут же вынырнула у ног девушки. Она была небольшая, с красивым золотистым тельцем и ультрамариновыми плавниками. А глаза… От глаз Лера почему-то никак не могла отвести взгляд. До боли они напоминали…

– Привет, – поздоровалась рыбка.

– Ну, здравствуй, – опускаясь на колени, улыбнулась Лера и протянула руки.

* * *

Почувствовав дыхание морозного воздуха, Лера открыла глаза. Она лежала на камне, укутанная в несколько курток. У ее лица деловито натирала ушки Чучундра. Велодрезина стояла рядом.

Занималось бледное раннее утро. Сколько времени они провели под землей, трудно было сказать. Чуть повернув голову, девушка посмотрела на темную полосу волнующейся воды и еле видную над ней далекую линию берега с мерцающими крохотными огоньками.

Значит, это уже Сандур. Они были на другой стороне.

– Деда. – Встрепенувшись, девушка вскочила, сбрасывая одежду, но сразу пошатнулась, схватившись рукой за шею. Поморщившись, осторожно опустилась обратно. Недавний непонятный сон мгновенно вылетел из головы. Горечь жестокой утраты, вгрызаясь в сердце, навалилась вновь.

Неподалеку у выхода из туннеля Эйнар и Птах развели костер под прикрытием машины и готовили на огне еду. Старший брат негромко напевал мелодичную скандинавскую песню. Блаженный иногда старался подпевать, выходило на удивление гармонично. Им помогал Яков, периодически сдабривая помешиваемое в котелке варево чем-то из маленькой баночки. Тянуло вкусным.

Треска и Паштет копались в своих рюкзаках.

– Была буря, – сказал по-английски стоявший на возвышении Эйлерт с арбалетом наперевес, внимательно оглядывая местность. – Но все закончилось.

– Переждали, нечего сказать. – Стянув ботинок, Треска с наслаждением пошевелил пальцами в шерстяном носке с внушительной дыркой на пятке. – Фу! Ну и воняет же их шмотье.

Некоторые уже переоделись в свою одежду, покидав тряпье Подземников на землю. Биргер сидел на борту веломашины, разложив на коленях снимки с пометками.

– Можно подумать, ты лучше пахнешь, – ехидно заметил Паштет.

– Свой шмон роднее. Бэ-э! Гадость. – Треска двумя пальцами брезгливо отбросил подальше какую-то сальную тряпку.

– С каких пор ты белоручкой стал, чувак?

– Отвали.

– Днем они за нами наружу стопудово не сунутся, – опустил бинокль Батон. – Пока чисто.

– Если из того шашлыка вообще кто-то живой остался, – укоризненно заметил Биргер.

– Линь, – мрачно напомнила сидевшая на камне Лера.

– И еще те, кто палил по нам, – вставил Паштет. – Включая босяру-старпера. Я разглядел! Ну и урод, блин.

– Не надо было так.

– А как? Поручкаться и разойтись? Леркой расплатиться? Свои жопы подставить? Мы ничего не видели, никому не расскажем, так? Пустили бы они нас. Вдобавок Линь. Опасный и неожиданный элемент. Так что скотине скотская смерть.

– Да уж, задал ты им жару, – хрюкнул Треска.

– Они все равно люди, – стоял на своем Эрикссон.

– Выродки, морлоки, – отрезал охотник. – Черви.

– Они же никого не трогали.

– А ты знаешь? – посмотрел на него Батон, упаковывая в сумку бинокль. – Думаешь, мы были первыми?

– В туннели редко кто ходит.

– Короче, теперь-то чего рассусоливать? Что-то ты поздновато праведника включил. Ну, вернись, наставь на путь истинный. Ноги унесли, и ладно.

– Не все, – тихо сказала Лера.

– Не все, – согласился Батон. – Но эта цена, которую пришлось заплатить. И мы вернем. Сторицей. Обещаю.

Накинув одну из курток и кутаясь в нее, Лера спрыгнула с камня на асфальт и немного прошла вглубь туннеля, недалеко отойдя от бросавшего на стены блики огня.

– Зачем ты вообще пошел? – с тоской спросила она у чернеющего зева туннеля.

Сзади послышались негромкие шаги, и рядом встал Батон.

– Отпусти его.

– Слишком многих уже отпустила. Кого следующего, тебя? – Она сглотнула, ужаснувшись еще одного имени, но все-таки произнесла. – Мигеля?

– Мигель жив.

– Ты знаешь?

– Нет.

– Тогда замолчи.

Лера отвернулась, снова буравя взглядом туннель.

…черная, густая вода, проникающая в рот, ноздри, уши… Наполняя тяжелеющие легкие, выталкивая атомы кислорода и мешая дышать, тянет ко дну, в студенистом иле которого вязнут босые ноги… Она барахтается, кричит. Пытается грести в сторону берега…

Она одна.

Ее никто не слышит…

…Она хватается за какую-то корягу, пытается вытянуть тело на берег. Оно словно чужое, весит целую тонну. Узловатая ветка под ладонью превращается в трухлявый надгробный крест… следующая тоже… Она дергается, но кожа прилипает к дереву… На табличках имена родителей, Азата, деда… Она барахтается в болотистом кладбище.

Что-то с силой тянет ее вниз. Лера проваливается в свою могилу…

– Он знал, на что шел.

– Что? – сморгнув и отгоняя видение, встрепенулась девушка.

Батон повторил. На этот раз тише.

– Почему он не сказал, что болен? Мне не сказал.

– И что бы это изменило? Что? Вылечила бы его, спасла? Сгорал старик, а ты бы смотрела на это, ненавидя себя из-за того, что ничем не можешь помочь? Понял, что уже вот-вот, и решил тряхнуть напоследок. Достойная смерть, и она была не зря.

– Ты меня ударил?

– Я, – просто ответил охотник. – Иначе там бы и осталась.

– Пусть.

– Что «пусть»? – раздраженно сказал Батон. – Он жизнь за нас отдал. Тебя спас. Всех нас. А ты тут такие речи заводишь?

– И дальше что?

– Теперь мы должны спасти остальных.

– Да никому мы ничего уже давно не должны…

Батон хотел ответить, но его перебил оклик Якова от костра.

– Готово! Идите есть.

– Сделаем дело, тогда и будем оплакивать, – отходя от Леры, сказал Батон. – Тебе сейчас силы нужны. И переоденься. Пахнешь.

Нарочитая грубость вывела девушку из раздумий, отвлекая от грустных мыслей. Вздохнув, она развернулась и побрела к костру, возле которого рассаживались остальные. Наскоро перекусили, по-солдатски, «пока спичка не догорит», почти не разговаривая.

Когда с едой было покончено, Батон вытер руки и собрал всех в круг.

– Значит, так. Вводная. Теперь это чужие земли. Никто, кроме него, – он указал на Биргера, – их не знает. Что автоматически увеличивает ценность его жизни в разы. Нас мало. Это и минус, и преимущество одновременно. Вдобавок теперь мы на открытой местности, так что ведем себя тише воды, ниже травы. Ясно? Вещи Ерофеева разделим между собой.

Отряд внимательно слушал. Был сосредоточен даже Птах.

– Задачи. Выявить и уничтожить заразу, вызволить пленников, разобраться с местными. Опасность может быть где угодно. Времени в обрез. Особенно если жив Линь. Кто увидит эту дрянь… – Батон вытащил из кармана пожухлый панцирь клеща. – Сразу тревогу. Ясно? Сразу же!

– Да, – нестройно закивали все.

– Когда получим достаточно сведений, выйдем на связь. Надеюсь, у наших уже готово. Отдохнули?

Отряд заворочался, размялся. Стали заново навьючивать рюкзаки. В велокатамаран закидали тряпье Подземников, сдвинули с разбитой трассы и закатили в тенистую нишу между нагромождением глыб. Дальше двигаться на транспорте было опасно.

– Веди.

Они стали спускаться вслед за Биргером по покатому склону холма.

Глава 4 «Стальные землекопы»

Ближе к полудню Эрикссон подал знак остальным остановиться. Судя по всему, отряд приближался к пункту назначения. Ничего из того, что показывал на снимках Биргер, пока не было видно, но скандинав явно начинал нервничать.

Местность Сандура не слишком отличалась от Сувуроя, разве что была более каменистой, что только играло на руку команде лазутчиков. Поля и равнины сменялись прижатыми к земле вересковыми проплешинами, из которых кое-где дыбился ржавого цвета ломаный сухостой. То и дело попадались редкие перелески и небольшие озера.

Было все, кроме одного.

Не было людей.

На протяжении всего броска от туннеля отряд ни разу не встретил на пути никого и ничего. Ни человека, ни зверя. Молчали даже птицы, да их и не видно было. Несколько пройденных домов и ветхая бензоколонка с провалившейся крышей пустовали, на оклики никто не вышел.

– Может, из-за урагана. – Батон, осторожно приоткрыл стволом винтовки скрипучую дверь бывшего бакалейного магазинчика и быстро глянул внутрь. – Шмальнуло, вот и попрятались?

– Или еще от чего, – осматривался прикрывавший его Эйнар.

– Но куда?

Здесь действительно были видны следы бушевавшего недавно ненастья, которое явно застигло остров, пока герои находились под землей. Дома выглядели помятыми, за покосившимися изгородями бесполезным мусором валялся разбросанный садоводческий инвентарь, деревья и кусты топорщились, словно по ним бензопилой рьяно прошелся пьяный садовник.

С другой стороны их не ждали, хотя внезапных встреч или засад все же стоило опасаться.

Не попадались и клещи, предвестники таившейся где-то рядом беды, хоть члены отряда и старались ступать как можно осторожнее, внимательно всматриваясь под ноги. Вскоре группа один за другим стала негромко высказывать свое удивление – Птах сорвал с какой-то колючей ветки горсть красных ягод и, сунув в рот, безмятежно жевал, размазывая по губам черный сок.

– Не пихай в дупло что попало, – запоздало предупредил Паштет. – Кишки свернет.

– Я не потащу, – сразу предупредил Треска. – Обосрется еще, и лечить некому.

– Чё лыбишься. Съедобно хоть? – поинтересовался долговязый повар, не особо наевшийся на утреннем привале. Подобные плоды на Сувурое прежде ему видеть не доводилось. Пробовать незнакомое он был не мастак, но уж больно Птах смачно наяривал. Сорвав одну ягоду, Паштет повертел ее между большим и указательным пальцами, понюхал и, лизнув, сунул в рот, тут же брезгливо выплюнув.

– Блин! – Он энергично задвигал языком между зубами, чистя его. – Как козьи какашки!

– А ты чего ждал, мандаринов, – хрюкнул Треска.

– Снуснятина, – с довольной рожей прочавкал юродивый, пихая в рот очередную горсть.

– Говнятина! – передразнил Треска, поправляя на башке ушанку. – Обжора хренов.

– Закуска! До ужина далеко! – сглатывая, помахал пальцем перед его лицом Птах.

– Не каркай.

– Нами бы кто не поужинал, – одернул все больше напрягавшийся в отличие от остальной команды Батон, жестко приказав не расслабляться. Царившее вокруг спокойствие не умиротворяло, а наоборот, настораживало. Тревоги добавлял еще не до конца развеявшийся, словно наэлектризованный привкус минувшего урагана, от которого неприятно саднило в висках. Или это сказывалась усталость и недавние побои вкупе с «расслабляющим» зельем. Короче, привычно-галимое состояние средней паршивости.

– Эй! Ты дома, что не рад? – Треска зыркнул на сосредоточенного Биргера. Тот не ответил. По его напряженному виду было отчетливо ясно, что что-то не так.

– Чего ты, – шикнул Паштет.

– А что? Я так, разрядить обстановку. Спросить нельзя?

– Разрядил, нечего сказать. Не дергай его.

– Бу-бу-бу.

«Самый страшный враг тот, которого ты не видишь», – держа «Бизон» в режиме автоматической стрельбы, вспомнила Лера один из наветов Батона. – «Это означает, что охотишься не ты, а на тебя». А они находились на чужой территории. Еще больше напрягала с каждым часом становившаяся все более очевидной вероятность ночевки непонятно где и, скорее всего, под открытым небом. Хоть ей и было не привыкать: Лера прекрасно помнила первую ночь, проведенную в сувуройском лесу на дереве, окруженном загадочными лешими, бесновавшимися в темноте. Тогда она была одна, защищена огнем, и ничего не случилось. Помнила, как антарктической ночью, балансируя на краю пропасти, спаслась, едва не угодив в клыки одичавшим хаски. Да и последняя охота на загадочную тварь еще была свежа в памяти. Смерть столько раз раскрывала ей объятия, но Степанова пока что была ей явно не по зубам.

Сейчас же девушка являлась частью отряда из нескольких крепких мужчин, не считая Птаха, которые поддержат и прикроют в случае чего. Так что совершенно не в тему было давать и без того натянутым нервам слабину.

Группа продвигалась, и она была ее частью. Не сдаваться! Вперед! Миша прав, на них надеялись многие.

Тянущийся из-за холмов столб черного дыма увидели загодя, еще за несколько километров.

* * *

К поселению «Землекопов» они вышли совершенно неожиданно и немного не с той стороны.

– Подождите.

Ушедший вперед Биргер, закинув тубус с уже ненужными снимками за спину, вскарабкался на очередной крутой каменистый склон, осторожно выглянул из-за камня, поводил головой из стороны в сторону и, наконец, выпрямился.

– Поднимайтесь! Чисто!

Остальные прибавили шаг, обходя раскиданные валуны, и обступили его, разглядывая нависавшую над ними странную конструкцию. Внешне шестиметровая колонна больше напоминала сваезабоечный механизм, только примитивной сборки. Установленная вертикально, опутанная лебедками со сложными системами блоков, массивная свая застыла в воздухе, так и не достигнув бетонного кольца под ней, наполовину врытого в землю.

– Что это? – спросил задравший голову Яков.

– Охранный буй, – ответил Биргер, мрачно подергав болтавшиеся бесполезными плетьми тросы. – И он сломан. Как, видимо, и вон тот. Да и вообще все.

Отряд огляделся. Впереди раскинулся громадный котлован, по периметру окруженный такими же сваями, как и та, рядом с которой сейчас они находились. На дне тут и там виднелись уже знакомые кучи будто взорванной изнутри земли. Все механизмы были соединены в единую систему с помощью протянутых от буя к бую кабелей и заканчивающихся у одноэтажного строения на противоположной стороне, щерящегося антеннами, проглядывавшими через окутывающий здание черный дым.

– Подстанция сгорела, – упавшим голосом сказал Биргер. – Вход в лаборатории там, справа. Вендла…

По состоянию шведа было видно, что ему не терпелось попасть в селение и найти жену с детьми.

– Это плохо? – с тревогой вытянул крысиную мордочку Паштет.

– Сам как думаешь. – Достав из сумки бинокль, Батон навел окуляры на яму, разглядывая что-то на дне. – Пожар хорошим не бывает.

– Смотря кого жечь, – шмыгнул носом Треска и почесал щеку обломанными ногтями.

– Что видишь? – спросила Лера.

– Объедки. – Охотник передал ей бинокль. – Относительно свежие.

Взяв прибор, Лера присмотрелась, подкручивая выбор кратности. В окулярах она увидела нагромождение грязно-желтых костей, некоторое из которых еще хранили на себе рвано свисавшие ошметки плоти. Останки были разбросаны по земле, словно его обладателя нещадно рвали на части. Из-за этого невозможно было определить хотя бы строение и примерный облик животного. Но по отдельным фрагментам и проломленному в нескольких местах вытянутому черепу становилось очевидно, что погибший зверь был громадных размеров. Над трупом воздух вибрировал от роящихся насекомых-падальщиков.

– Думаешь, это он? – Лера отстранилась от окуляров. Каких, а главное, сколько существ потребовалось, чтобы сотворить такое? И что не менее важно – где они находились теперь? И что случилось с обитателями поселения, видневшегося в низине за котлованом? Столько вопросов – и ни одного ответа.

Где-то там держали Мигеля.

– Я пока ничего не думаю. Опять торопишься? – Охотник словно прочитал ее мысли. – Деревню оставь. Вспоминай, чему учил.

– Так. – Лера снова взялась за бинокль, пальчиком регулируя кратность. Из ее кармана показалась любопытная мордочка Чучундры. – Судя по челюсти и зубам, это хищник.

– Не халтурь.

– Развитая грудная клетка, таз меньше. Судя по лапе, вон той левой, которую не догрызли – достаточно неуклюжий, в основном пользуется передними конечностями. Сильный. Очень.

– Как определила?

– Нужна серьезная мышечная масса, чтобы поддерживать такой скелет. Но на корму ослаблен. Голова близко посажена к туловищу и плечам, значит, способен нанести серьезный урон таранным маневром.

– Еще. Главное.

Лера снова напрягла зрение.

– Череп.

– Что именно?

– Вижу глазницы. Даже несколько. – Девушка нахмурилась. – Но если это наш крот, получается, что он видит?

– И восприимчив к дневному свету. – Батон забрал у Леры бинокль. – Значит, может ходить по поверхности. Плюс к карме. Но ты верно подметила, если это наш крот.

– Может, доложить?

– О чем? Что обнаружили суповой набор, а вокруг ни души? Знать бы, что здесь произошло. Где все люди, почему пожар. Кто напал на тварь и что они не поделили. Биргер! Если сигнализация не работает, где остальные?

– А? – встрепенулся Эрикссон, задумавшийся о чем-то своем.

– Где животные? – развел руками Батон.

– Они… – Биргер сглотнул, дернулся острый заросший кадык. – Наверное, ушли за маткой.

Последовала пауза.

– Что еще за фигня, – напрягся Батон. – Какая к черту матка?

– Понимаете… первые животные… – забормотал Эрикссон, переводя взгляд по вперившимся в него лицам. – Которые скрестились… Они. У них… В результате мутации неожиданно получилось как бы нечто… Одно целое. Гермафродит.

– Как бы нечто?! Гермафродит? – багровея, выкрикнул Батон. – А какого хрена я узнаю об этом только сейчас? Находясь на территории этого нечто, твою мать?!

– Я… вы так много спрашивали. – Задрав шапку, Биргер потер лоб. – Я устал. Торопился. Я же упоминал про гибрид! Да и не знаю я про него практически ничего. Откуда? Мне ведь не рассказывали…

– Упоминал?! Однако сейчас ты про него говоришь, сволочь! Куда ты нас завел?!

– Я убью его. – Эйлерт потянулся к болтавшейся связке лезвий на ремне. Батон, не оборачиваясь, сделал останавливающий жест.

– Погодите! – выставив руки, попятился испуганный Биргер, чуть не полетев с края в кратер, по стенкам которого зашуршали мелкие камушки. – Клянусь! Я слышал, она не опасна… Только рожает и все…

– Не опасна?! – захлебнулся гневом Батон. – Чудовище-производитель, которое не сидит в гнезде, а способно передвигаться?! Ты ее видел, мать твою?! Роженицу эту? Где ее держат? Повадки ее? Строение. Размеры?! На это вы потратили те сраные ДНК?! А? Или женушка опять наврала…

Он с размаху заехал Биргеру в челюсть. Тот упал на колени, схватившись за лицо.

– Миша! – дернулась Лера.

– Не подходи, – не глядя, осадил напарницу охотник. – Встать!

Он за шкирку поднял трясущегося Эрикссона, ставя на ноги и вплотную приближая свое перекошенное лицо к физиономии Биргера.

– Не трогай мою жену, – сквозь кровоточащие десны процедил тот.

– Твою жену, может, сожрали уже давно! Что. Это. За новая. Дрянь, – словно забивая каждое слово молотком, процедил разъяренный Батон.

– Пусти! – брыкнулся швед.

– Я внимательно слушаю, ну! Где она может быть?!

Стоявшие рядом Паштет и Треска испуганно заозирались.

– Говорю же… Я понятия не имею. Ничего конкретного. Только обрывки…

– Сейчас из тебя самого будут обрывки!

– Пока мы были внизу, буря повредила подстанцию. Буи не работают. В лаборатории наверняка что-то случилось… Вы же сами видите. Ее могли потревожить, и она сбежала, увлекая за собой остальных…

– Куда, твою мать?!

Отпустив его, Батон несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, шумно пропуская воздух через сложенные трубочкой растрескавшиеся губы. Потом повернулся к остальным, смотря на молчавший отряд.

– Доигрались, – обобщил Паштет.

– Куда она могла пойти? – спросил Яков. – Эта… Это существо?

– Он не скажет. – Батон устало махнул рукой.

– А если они разбредутся? – упавшим голосом спросила Лера.

– Без грунтомесов и дрессуры они не отходят от матки. А уйти далеко она не могла. Нам всем нужно успокоиться. – Биргер снова поднял руки в перчатках ладонями вперед.

– А все спокойны, – угрожающе озвучил за команду Треска. – Зря ты не дал Эйлерту его грохнуть, Батон. Может, он специально нас сюда затащил, а мы повелись, идиоты. Мало нам говна в подземке было!

– Обожди, не кипишуй. – Охотник поиграл желваками, еще раз оглядел котлован, пытаясь собраться с мыслями. – Ты на его лицо глянь. Трясется как осиновый лист. Ох ты-ж, мать. – Концентрируясь, он стал рассуждать сам с собой. – Никаких вводных. Ни повадок, ни описания. Ничего. Ноль. Лишний геморрой, о котором мы ровным счетом ничего не знаем.

– Может, она действительно не… – Лера осеклась под его взглядом.

– И чё делать? – неожиданно совершенно четко спросил Птах.

Все удивленно на него посмотрели. Не отреагировал только Батон. Вытянув шею, он понюхал веявший гарью воздух и посмотрел на рассеивающийся в облаках дым.

– Пошли. Надо осмотреть подстанцию и лаборатории, раз уж нас тут так упорно не желают встречать.

– Да-да, идемте. Сюда. – Немного ободрившись, Биргер сделал знак следовать за собой, но Батон обогнал его, оттеснив плечом с дороги.

– К остальным, Сусанин.

– Но…

– Я сказал.

– А деревня, жители? – спросил Яков.

– Вперед, – продолжая шагать впереди, раскинул руки охотник. – Общайся!

Двигаясь еще медленнее, отряд стал обходить котлован по краю, направляясь в сторону чадящей подстанции.

* * *

– А откуда на островах подобные лаборатории? – не упуская случай, спросил любопытный Яков, пока они подходили к поврежденному зданию.

– Данный объект не лаборатория в правильном понимании этого слова, – пояснил Биргер, радуясь возможности отвлечься после неприятной стычки с Батоном. – Когда на Шпицбергене строили Хранилище Судного дня, на нескольких островах были оборудованы дополнительные лаборатории или станции, как их называли на работе жены. Каждой были присвоены номер и литера, соответствующая назначению объекта. Мы идем на склад.

– Твоя жена в этом участвовала? – удивился поляк.

– Отчасти, – уклончиво отозвался Биргер.

– Для чего? – спросил Эйнарт. – На Сувурое таких нет.

– Вы их просто не видели. В основном для повседневных нужд – это официальная версия; ветеринарные клиники, больницы, склады медикаментов, научные центры. Но некоторые из них несли особо важную функцию, так как напрямую сообщались с Хранилищем закрытыми ходами на случай всяческих непредвиденных ситуаций.

– Каких, например? – спросил Яков.

– Наших времен, например. – Эрикссон с грустной усмешкой показал вокруг.

– Вас послушать, тут под Фарерами лабиринты одни.

– Так и есть, – неохотно ответил Биргер. – Но вам не положено.

– Да куда уж мне. Только поздновато спохватился, не кажется?

– Хочешь сказать, и отсюда тоже в Хранилище тропинка была? – с ними поравнялся внимательно слушавший разговор и при этом не забывающий поглядывать по сторонам Эйнарт.

– Нет. К сожалению. А может, и к счастью. Это автономный сектор. Один из самых простейших. Минимум спецтехники, еще меньше необходимых материалов. Потому-то с появлением грунтомесов было решено превратить эти помещения под фермы.

– И развезти кучу заразы, – гневно сверкнул глазами Эйлерт.

– Я же объяснял, – вздохнул Биргер. – Природа сама дала нам вакцину. Все остальное только последствия.

– Не без вашего участия, – напомнила Лера.

– Которые вы не преминули обратить против нас, – не унимался стрелок.

– Вы хотите подраться, – остановившись и опустив руки по швам, устало спросил швед. – Ну, давайте, ударьте меня, если от этого вам станет легче. Но поверьте, я в этом сильно сомневаюсь.

– Проехали, – махнул заряженным арбалетом Эйлерт.

– Хватит болтать, – одернул спорящих Батон. – Пришли.

* * *

Вход в лабораторию располагался под небольшим козырьком с обуглившейся травой. Источником дыма была какая-то антенная установка, одиноко догоравшая на крыше. Открывавшиеся в обе стороны, потрепанные ураганом двери, повешенные явно после войны, пропускали в небольшой коридорчик, освещаемый пробивающимся снаружи светом. В конце виднелся квадратный тамбур, где, судя по всему, раньше было подобие ресепшена.

В ноздри резко ударил удушливый смрад недавнего пожара. Батон включил дозиметр и потянул на лицо намордник респиратора.

– Фон в норме. Маски.

Включили фонари, защитили лица. Лера спрятала Чучундру в карман.

Коридор заканчивался чем-то вроде гардероба для обслуживающего персонала. Вдоль стен рядами выстроились вешалки, но практически все крючки пустовали, за исключением нескольких, занятых испачканными рабочими халатами. Из опрокинутого на бок ведра возле сдвинутого от стены дивана высовывалась смятая дыхательная маска, словно на нее наступили в спешке. Под подошвами хрустел мелкий мусор.

Оказавшись в тамбуре, отряд остановился, оглядываясь.

– Кина не будет. – Треска поводил вокруг пятном света. – Электричество кончилось. М-да, уютненько тут у вас.

Здесь тоже имелись двери, только уже три, разведенные по стенам друг напротив друга. Одна обычная, маркированная как «Техблок» и обрамленная по краям мазками рвущейся изнутри черной копоти. Вторая, сразу привлекшая внимание Батона, помассивнее, с круглым смотровым иллюминатором, сантиметров на десять выдающаяся из стены. Сверху висела красная лопнувшая сигнальная лампа в металлической оплетке. Трафаретом выведена надпись на английском и датском «ОСТОРОЖНО! ЖИВОТНЫЕ! БЕЗ СПЕЦОДЕЖДЫ НЕ ВХОДИТЬ!».

Раньше дверь была оборудована пропускной системой посредством активации магнитной карты, теперь же в центре красовался приделанный вентиль, а рядом – обычная ручка с замком на несколько секций.

– Гуляй, Вася, – хмыкнул Батон, пальцем повернув свободно завертевшуюся круглую ручку.

– Тут охрана дежурила, – объяснил Биргер.

– Угум.

– Посмотрю, – предложил Яков, осторожно потрогав перчаткой ручку – не горячая ли, открывая дверь с надписью «Техблок». – Еще теплая.

– Бесполезняк. Сюда? – Кивнув на иллюминатор, Батон повернулся к Биргеру, светя фонарем тому в лицо.

– На дверях. – Швед зажмурился, пытаясь заслониться ладонью. – Написано же… Прекратите!

– «Процедурная. Лаборатория», – сместив луч, прочитал охотник на третьей двери, постучав по ней носком ботинка. – Склад, говоришь. Так, кто по записи? Скотине прививки делаете?

Шутка не прошла, сказывалась гнетущая атмосфера. Все сосредоточенно прилаживали фонари к оружию.

– Там черви дохлые и шашлыки из мелочи всякой. Значит, сразу к зверюшкам. – Выйдя из процедурной, охотник положил оружие на диван и просунул пальцы в узкий зазор между косяком и «иллюминаторной» дверью.

– Ух ты, – поднатужился он. – Ну-ка, хлопцы, сюда.

Толкнув в сторону оплавившийся офисный стул, к нему присоединились братья.

– Давайте! Как держит что-то… Тостер хренов.

Заслонка нехотя пошла, застонала. Раздался надсадный скрип, эхом прокатившийся по коридору. Проем расширялся, за ним чернела уходящая вниз лестница. На ступенях у входа бесформенной массой распластался сгоревший человек, сжимавший в руке пожарный топор со сломанным напополам древком.

– Вот и первый тост. – От замечания Батона Биргер вздрогнул. С самого начала, как они оказались на Сандуре и стало ясно, на острове что-то случилось, его тревога о Вендле и детях усиливалась с каждой минутой – не заплатили ли Агнета и Харек за его действия жестокую цену?

Отматывать назад было поздно, сомневаться тоже. Он сделал выбор и искренне считал свой поступок правильным. Но стоили ли жизни совершенно чужих людей жизней членов его семьи? Они с Вендлой сами давно приняли и смирились с утратой близких и друзей. Дорты. Но потерять оставшихся трех самых дорогих людей Биргер не был готов. Крохотный, родной осколок навсегда сгоревшего мира. Он смертельно боялся одиночества.

Что с ними стало? Где они сейчас? Хотелось крикнуть, позвать, броситься в селение, обыскивая каждый дом. Но Биргер понимал, что теперь сам зависит от людей, которых привел с собой. Его миссия была выполнена, и он должен действовать по их правилам.

– А кафтанов всего два. – Опустив рюкзачок и дубину на пол, Птах стал натягивать один из халатов. – Кто первый надел, тот и врач.

На его спине с шорохом разошлись несколько швов. Все заметили, что после ловушки, устроенной Подземниками, юродивый действительно изменился. Речь стала более связной и осмысленной, движения не такими расхлябанными. Но больше всего изменились глаза. Не совсем, конечно, – нет-нет, да проскальзывала привычная безуминка. Но сейчас в них присутствовало гораздо больше мысли, чем раньше. Не просыпались ли те самые инстинкты и навыки, о которых говорил Батон? Как знать. Лишний дееспособный боец команде бы точно не помешал.

– Выгорело подчистую, – из «Техблока» показался Яков. – Факт. Тут ремонт не поможет. О механике вообще молчу.

– Что требовалось, – кивнул Батон. – Хорошо проутюжило.

– А от чего пожар? – поинтересовался Паштет.

– От чего угодно. Ураган же. Та же молния саданула. Вон пипетка на маковке до сих пор смолит.

– Из огня да в полымя, – заключил Треска.

– Так, команда. Не расходиться, – распорядился Батон, подбирая с пола оружие. – Дистанция метр-два. Каждый видит напарника. На посторонний шум или звук реагировать, но без паники, патроны экономить. Без надобности не стрелять. Помним про клещей.

– Да поди разгляди их в темени этой, – проворчал Треска.

– Услышишь.

Толстяк поежился и, сгибая ноги, по очереди осмотрел подошвы.

– Двинули.

Переступая через труп, Биргер шагнул, прямо держа голову и не глядя вниз, старательно отгоняя из головы образ Вендлы, они стали спускаться по лестнице, светя на ступени фонарями. Замыкавший Птах помедлил у тела и, выставив руку, оценивающе посмотрел на свою дубину. Немного подумав, положил ее на пол и подобрал укороченный топор, взвалив его на плечо.

– Кого рубить будешь, доктор? – насторожился спускавшийся перед ним Паштет.

– Пригодится, – туманно пробубнил в маску юродивый.

– Смотри, чтоб не для меня, – предупредил повар.

Идти пришлось недолго. Трупы на лестнице больше не попадались. Пройдя четыре узких пролета, они вышли в подземный коридор, который был шире и под углом уходил в сторону с заметным наклоном, насколько можно было разглядеть, ограничиваясь дальностью действия фонарей. Даже сквозь респираторы чувствовался незнакомый застоявшийся звериный запах, смешивающийся с кислой гарью.

Биргер прошел немного вперед, миновав проем в проволочной перегородке с полуоблупившейся некогда ярко-желтой табличкой «ОПАСНО!» от пола до потолка и остановился рядом с пустовавшей будкой дежурного. Ее стекло украшала паутина трещин от какого-то то ли сильного удара, то ли брошенного тяжелого предмета – бронированный материал прогнулся, но выдержал. За ней путь преграждала чуть сдвинутая от стены толстая створа, напоминавшая гермодверь.

– Вот они, – негромко сказал Биргер. – Фермы.

За створой открывался просторный ангар с низким потолком, частично обвалившийся с одной стороны. Сверху косо проникал рассеянный дневной свет, в котором лениво кружился пепел. По потолку, переплетаясь, змеились трубы и шланги, оборудованные клапанными системами и вентилями. До Катастрофы здесь явно располагалось какое-то серьезное исследовательское отделение, оборудование из которого перенесли в другое место.

Ферм, упомянутых Биргером, было пять штук – шестая погребена под завалом. Они представляли из себя подобие гнезд, устроенных в широких ямах, размещенных вдоль стен.

– В круг, – негромко скомандовал Батон.

Выстроившись кольцом, спина к спине, отряд двинулся по ангару. Фильтры едва гасили усилившийся звериный смрад. Старались ступать мягко, но вдруг совсем рядом раздался хруст.

– Ай! – взвизгнул, подпрыгнув Треска, направляя луч под ноги.

Все перевели стволы на трясущегося толстяка, выпучившего глаза на раздавленную черно-желтую скорлупку. В свете фонарей сверкнул заряженный в арбалет болт Эйлерта.

– Шкура это, не ссы, – успокоил подошедший Батон. – Но под ноги смотрите.

– Сам ты шкура, – проворчал Треска, грозно зыркнув на хихикнувшего Паштета. – Я чуть кирпичами не сходил.

– Нет тут никого, – сказал Батон, осматривая ближайшее гнездо в развороченном полу.

«И Вендлы», – с облегчением подумал Биргер, а вслух сказал:

– Тут их содержали.

– А наверху подкорм и пилюльки готовили, – добавил Батон.

По краю яму обрамлял наваленный как попало выгоревший дерн, который напомнил охотнику ту самую начинку, которой соседи заправили Живень-корень. На дне валялись еще несколько превратившихся в головешки насекомых и какая-то комковатая масса, похожая на высохшие испражнения. Лежала опрокинутая дощатая кормушка, размерами смахивающая на гроб. – Ни клещей, ни червей…

– …ни людей, – закончил Эйнарт.

– От бури спасались, – сказал Птах. – И звери, и люди. Исход!

– Вопрос в том, куда. Считая вон с тем придавленным – всего шесть. С нашим убитым чучелом – уже пять.

– Четыре, – поправил Паштет.

– Почему?

– Ну. – Повар пожал плечами. – Завалило же.

– Ты останки видишь? Тело? Кишки, кровь?

– Н-нет.

– И я нет. Значит, де-факто пять.

– Идите сюда! – позвала Лера.

За обвалом, невидимая со стороны входа из-за падающего света, была устроена еще одна ниша, глубже и больше остальных, и оборудована веревочно-блочными конструкциями и цепями, которые сейчас беспорядочно валялись вокруг. Здесь грунта не было. Вместо этого до середины яма была заполнена густой мутной жижей, напоминавшей застывший воск. С одного края из нее торчали обглоданные человеческие ноги, в лохмотьями свисавших штанинах.

– Матка, – посмотрев на останки, сказал Биргер.

– И ушла она вон туда. – Батон указал стволом винтовки на отверстие в потолке, через которое были видны проплывающие рваные тучи.

Все подняли головы.

– Да, Эрикссон, знать бы раньше… – Охотник пытался представить размеры нового животного, примеряя их к приблизительным характеристикам взорванного на Сувурое крота. Выходило паршиво. Поднял с земли обрывок цепи, бросил в жижу. Та приземлилась, скобы чавкнули брызгами.

– И что бы изменилось? – посмотрела на него Лера.

– Ничего, – мрачно согласился Батон, подумав об экзоскелете. Но тащить с собой оборудование значило замедлить команду. Да и с таким утяжелением на веломашине они далеко бы не удрапали. И так одного уже потеряли. – О’кей, тут ясно, что ничего не ясно. Пошли ристалище смотреть.

– Куда? – не поняли остальные.

– В загон. Я наверху дверку в стене котлована приметил, – объяснил охотник. – Надо же им было к подопечным выходить. У дежурной будки ниша со ступеньками, скорее всего туда ведет.

Батон оказался прав. Свернув у будки направо, они поднялись к полукруглой дверке с таким же, как наверху, вентилем по центру и оказались на дне котлована. По жесту охотника сняли маски. Напитанный гарью воздух после подземелья даже показался вкусным на фоне того суррогата, который переваривали фильтры. Лера выпустила мышь на плечо.

Убрав дозиметр, Батон сразу направился к истерзанному скелету. Вблизи он выглядел еще более устрашающе, вонял и того хуже. Но маски заново надевать никому не хотелось. Взяв «Бизон» в одну руку, Лера натянула на нос мамин платок, но он едва-едва защищал от смрада. В воздухе гудели мельтешащие насекомые-падальщики.

– Значит, это все-таки он? – спросила Лера, когда все собрались возле останков.

– Сейчас разберемся. – Скинув рюкзак, Батон опустился на колено и, распустив шнуровку, порылся внутри. Достал зазубренный костяной фрагмент хищника, добытый на сувуройской охоте. Поднявшись, походил вокруг нагромождения костей, пытаясь приладить его тут и там.

Глядя на скошенную челюсть, усыпанную клыками, каждый из которых был в длину от запястья до локтя, Лера ощутила, как сжимается сердце. Какой же страшной и мучительной была гибель Боровикова. Как непредсказуема жизнь, что смерть настигла его так внезапно. Да еще не на родине, а на другом конце света. Ведь он мог стать ее мужем. И ходила бы сейчас беременной не овдовевшая Лизка, а она. Не сбежала бы на «Грозный». Никогда не узнала бы судьбу родителей. И ничего этого вообще бы не случилось, а Витька остался жив.

– Да, – наконец остановился Батон. – Тут черт ногу сломит. Не от башки точно, а дальше вон каша сплошная. Пазл, блин.

– Тяжеловато нонче без «пальчиков»-то, начальник, – пошутил Паштет.

– А вот «пальчики» как раз имеются. – Отложив бесполезную кость, Батон снова полез в рюкзак.

– Что это? – Лера удивленно, впрочем, как и остальные, смотрела, как напарник вытаскивает нечто продолговатое, завернутое в тряпицу.

– Да вот, озаботился на всякий случай.

Размотав ветошку, он показал ее содержимое. Все приблизились, чтобы лучше рассмотреть.

– Как ты его достал? – бегло бросив взгляд на скелет, потом на предмет в руках охотника, первым сообразил Эйнарт.

– Нашел почетче, там, в наших ямах. Залил топленым воском. – Батон взял в руку слепок внушительного когтя. – Земля мерзлая, быстро схватилось. И вуаля.

– Дельно, – оценили братья.

– Мерси.

Лера посмотрела на него с нескрываемым уважением. Вот же дает мужик. Сама бы не догадалась. Опыт. Не одни тренировки делают из ученика профессионала.

Охотник обошел скелет, и присев у уцелевшей лапы с пятью когтями, приложил слепок к одному из них. Тот подошел шестым, как родной.

– Наш, – подтвердил Батон.

– Так вот она, зверина, – с благоговейным ужасом оглядел скелет Треска.

Хрясь!

Все резко обернулись, направляя стволы на звук.

– Хочешь режь, а хочешь куй! Все равно получишь… – продекламировал Птах, вонзивший топор в одно из костяных сочленений короткого хвоста. – Кро-то-пуги-и-и!

– Егор, не бузи, а то отниму, – осадил юродивого Батон, пока тот с усилием выдергивал лезвие из обрубка. – Ну что, вот, наконец, и конкретика. Со скидкой на отсутствующее, разумеется.

Он встал, отбросил ненужный больше слепок.

– Выходит, они своего грохнули? – нахмурился Треска. – Западло.

– Сколько, говоришь, их еще осталось? – простонал Паштет.

– Сколько есть, все наши. – Батон вернулся к рюкзаку, поднял ношу с земли, проверил СВД.

– И королева, – напомнил Яков.

– Кто? – не понял Батон.

– Ну, матка, – поправился поляк.

– Ты вещи своими именами называй. А-то еще с англичанами посраться не хватало, – мрачно пошутил охотник.

– А люди? – напомнила Лера. – Что с ними? Где они?

– Знаю не больше твоего, – ответил Батон.

– Что дальше?

– Какой план? – поддержал брата Эйлерт.

– В деревню пойдем. – Батон посмотрел на небо, которое потихоньку начинали затягивать низкие тучи. – Скоро стемнеет, надо успеть. И так тут прокопались, хоть и не зря. – Он еще раз оглядел скелет. – Здоровая же хрень… Короче. Нужно закрывать эти непонятки, а то меня уже порядочно начинает раздражать. Маски!

Все стали нехотя натягивать респираторы на лица. Чтобы выйти на дорогу в деревню «Землекопов», сначала нужно было тем же путем покинуть лабораторию, миновав выгоревшие помещения.

* * *

Как все-таки беззащитен человек перед стихией. Сколько ему потребовалось времени и усилий на уничтожение целой планеты, в то время как природе хватило всего нескольких часов, чтобы сотворить такое с селением «Землекопов».

Лера шла рядом с Батоном, разглядывая дома. В целом они походили на те, к которым девушка успела привыкнуть на Сувурое. Наверное, архитектура построек на всем архипелаге была одинакова, подумала Лера. Действительно, чего мудрить, если все, считай, друг у друга под боком. Соседи. Разве что кто-нибудь не решил похвастаться между собой какой-нибудь эдакой заковыристой финтифлюшкой. Климат и природа красивых, но все-таки меланхоличных Фарер не располагала к особой праздности. Здесь все было строго продумано и имело свое определенное назначение. Раньше тут работали и жили люди. Были они и сейчас. Только теперь – выживали.

Буря действительно оказалась сильной. По-настоящему оценить масштаб пронесшегося внезапного урагана можно было только сейчас, глядя на потрепанные, унылые дома.

Биргер нервничал больше всех. Чем дальше продвигался отряд, тем ближе был их с Вендлой дом. Он готов был броситься туда. Ворваться, отыскать, обнять. Но отряд двигался медленно, внимательно изучая каждое окно и подозрительный закоулок, ожидая внезапного нападения в любой момент. Биргер не мог отрываться от всех, подвергая тем самым опасности и себя, и людей, которых привел.

Нечто подобное ощущала и Лера. Мигель был где-то здесь. Должен был быть! От понимания, что муж рядом и осталось только найти его, вызволить, успеть, наконец, противно бросало то в жар, то в холод. Неизвестность щемила сердце.

Но по всем признакам селение «Стальных Землекопов» было пустым. Ни живых, ни мертвых – ничего.

Откуда-то жалобно донеслось одинокое овечье блеяние – в невидимых за домами загонах беспокоились оставленные в спешке животные.

– Вон там. – Биргер указал на приметное строение с двумя башенками, на верхушке одной из которых торчал покосившийся жестяной флюгер в виде распушившего хвост петуха. – Резиденция Никалунда. Ничего не понимаю…

– Заброшено все, – негромко ответил Батон. – Уходили быстро. Знать бы только…

Они уже дошли почти до середины поселка, обойдя по пути несколько ям, как вдруг Биргер, не выдержав, с коротким вскриком бросился к одному из домов.

– Куда! – плюя на скрытность, рявкнул Батон, но швед уже вбежал на крыльцо и распахивал незапертую входную дверь.

Оказавшись в холле, он огляделся.

– Вендла!

Ворвался в пустую кухню, прогрохотал по лестнице на второй этаж.

– Харек! Агнета!

Голос одиноко отражался от знакомых родных стен. Покинутый дом был пуст.

– Где же вы все, – растерянно пробормотал Биргер, возвращаясь в холл.

– Ты что, спятил! – в дверях показался Батон.

– Их нет, – растерянно опустив руки, смотрел на него Биргер.

– Тут повсюду никого нет. Твой дом, что ли?

Швед кивнул.

– Поддать, или сам оклемаешься?

– Я в порядке, – пробормотал тот.

– Уверен? – Охотник легонько шлепнул его по щеке. – Радуйся, что тел не нашел. – От его слов Биргер вздрогнул.

– А если их… совсем.

– Реально тресну. Идем. Нельзя разделяться.

Он вывел Эрикссона на улицу к остальным.

– Не расходиться, – еще раз для всех повторил Батон.

Немного пошарив по окрестностям – охотник торопился уложиться до наступления темноты, ведь еще предстояло решать с ночлегом, отряд остановился перед домом правителя «Землекопов».

Какое-то время они провели в засаде, внимательно разглядывая погруженную в тишину усадьбу.

– Попробуем зайти, – после получаса ожидания наконец решился Батон.

Короткой перебежкой миновав открытую площадку и огороженный высоким забором из каменной кладки дворик, команда оказалась у резных деревянных дверей.

Вошли без стука – глупо было думать, что правитель мог остаться в покинутой деревне, пусть даже и с охраной. Быстро осмотрев трехэтажные хоромы, в привычное время выглядевшие бы обыденно, а по нынешним меркам просто роскошные, Батон поднялся на одну из башенок. Отсюда во все стороны просматривались деревня, фермы с котлованом, чернеющие воды пролива и массивное высокогорье с другой стороны.

– Где обычно держат пленников? – Когда все собрались в гостиной, Батон озвучил давно рвущийся у Леры вопрос.

– Позади резиденции есть специальный блок с камерами, – сказал Биргер.

– Идем.

За особняком действительно оказался невысокий барак, в подземном ярусе которого вдоль стен располагались тесные зарешеченные клетушки.

– Не мечись! – окликнул Батон бросившуюся по коридору Леру, хоть и прекрасно понимал душевное состояние девушки. Видно же было, что и тут никого. Но после всего, что устроил Балдер, охотник не удивился бы, если бы Никалунд оставил пленных в камерах на волю шторма или на съедение тварям. С него станется. Но сделаны казематы были из бетона, перегородки из камня, и по отверстиям в стенах и полу Батон определил, что здесь раньше был санузел с душевыми и туалетами.

– Годится, – посмотрев на часы, сказал он. – Здесь заночуем.

– Но… – В глазах Леры застыл вопрос.

– Ты ночью туда хочешь? – Батон указал в сторону выхода из тюрьмы.

– Здесь? В такой темноте? – спросил Яков. – А холод?

– Пошукайте по дому, там видел светильники. Тащите сюда. Располагаемся. Эйнар, Паштет и Треска – ужин. Яков, можешь помочь.

– Овцу чирканем? – предложил Треска. – Слышали же. И понажористее будет.

– Мы сюда не на шашлыки приехали. Дежурим по очереди. Я первый, потом сменит Эйлерт. Лера с Биргером – отдыхать. И приглядывайте за Егором, чтобы не шумел. Сортир наверху, часто не шастайте.

Но юродивый и так забился в самую дальнюю камеру и, усевшись на полу, рылся в рюкзаке, что-то напевая. Когда разобрались с освещением, повара завозились, устанавливая на полу керосинку и заправляя ее китовым жиром. Уютно вспыхнул голубой огонек.

– Не майся, поспи. – Батон заглянул в камеру, где на скамье сидела Лера, положив рядом рюкзак.

– А ты бы смог?

– Смог, – уверенно ответил охотник. – Еще не вечер. Сами по себе люди не исчезают. Кто-то да должен быть.

– Вот именно, кто-то, – тихо сказала Лера, вяло играя пальцами с сидевшей на коленях Чучундрой.

– Найдем. Как пацаны приготовят, поешь и на боковую, – повторил охотник. – Я наверх.

– Осторожно.

– Без победы не уйдем, – заверил через плечо Батон.

С наступлением темноты температура ощутимо упала. Поднявшись на башенку, Батон толкнул раму смотрового окна. Давно небритые щеки хищно лизнула ночная прохлада. Охотник глубоко вдохнул. Потянулся, разминая кости. Неплохо по нынешним меркам устроился Никалунд, хотя их Турнотур наверняка жил не хуже. Верхушка, она и в Африке верхушка.

В Африке… Батон плюнул в оконный проем. Он видел, как терзается Лерка, но никак не мог ей помочь. Конечно, для девчонки это жестокое испытание, но Батон не переставал надеяться на лучшее. Да, дерьмо случается, еще и не такое. Правда, казалось, куда уж хуже. Но пока не нашли тело, шансы есть всегда, пусть и мизерные. Особенно сейчас, когда не пойми какая хрень происходит. Вот где все, бляха-муха? Понятно, животина взбесилась, все и драпанули, ясень пень. Вот только куда?

Положив на подоконник фонарь, Батон поднял к глазам висевший на шее бинокль.

Посмолить бы. Все равно куковать. «Ша», – мысленно одернул себя мужик. Побаловался разок с Тарасом и хватит. Столько времени не дымил, а сейчас что, и без того разгулявшейся смерти козырей на брюхо накидывать? Уже и бухать бросил. Семья. Здоровый образ жизни. Жизни?!

Видимость была почти нулевая, различались только домики раскинувшейся внизу деревни да далекие подрагивающие искорки Сувуроя с тонкой спицей работающего маяка за чернеющей бездной пролива. Интересно, кто сегодня дежурит? Инструктаж в случае появления новой твари он оставил. Не будут зевать, справятся.

На крохотный огонек, беспорядочно вспыхивающий со стороны гор, Батон не сразу обратил внимание, приняв его за отпечатавшийся на сетчатке след Сувуройского берега. Но когда проморгался и понял, что в мерцании есть система, стал всматриваться внимательнее.

– Деревня, ответьте! – одно и то же морзянкой сигналил далекий светлячок.

– Вот твою… – Батон удивленно опустил бинокль.

Что за дичь? Их заметили! Но кто? Как? В деревне шли осторожно, да и с такого расстояния… Он помедлил, взял с подоконника фонарь, но включать не спешил.

А если засада? Чушь! Коли это враги, какие в жопу сигналы. Он еще немного поколебался, потом щелкнул кнопкой.

Ладно, была ни была.

– Вас вижу, – направляя луч в сторону гор, поморгал светом охотник. Интересно, достанет ли?

– И мы вас. До восхода не двигайтесь с места, – через некоторое время пришел ответ.

Похлебка была горячей и вкусной, но сделав пару глотков, Лера отложила ложку. Кусок в горло не лез. Мысли о пропавшем муже, который был где-то здесь, терзали ее, не желая отпускать. За перегородками Паштет и Треска резались в карты, о чем-то негромко разговаривали Биргер и Яков, оживленно спорили скандинавы. Лишь из каморки, облюбованной юродивым, не было слышно ни звука.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Лера оставила на скамейке заинтересовавшуюся едой Чучундру и прошла по коридору до конца.

– Птах, – прислонившись к перегородке, негромко позвала она.

Блаженный сидел на полу, скрестив по-турецки ноги и, высунув от старательности язык, подравнивал лезвием топора ногти.

– Егор. Можно?

– А-а-а, – на секунду оторвавшись от своего занятия, поднял голову Птах. – Рыбачка пришла. Заходи-заходи. Ловцы рыбы, ловцы человеков.

– Я поговорить хотела. – Сев рядом с ним на корточки, Лера спрятала ладони между сжатых коленок.

– Угум.

– Мне сон странный какой-то снится… – начала девушка, стараясь подбирать слова. – Точнее, не сон, а видение… Но четкое-четкое… Дважды уже. Ты слушаешь?

– Говори-говори, – кивнул Птах, обрабатывая большой палец. При этом, заметила Лера, он ни разу не порезался.

– Там озеро, я стою на берегу и колыбельную пою, мамину, а ты на лодке плаваешь и кричишь мне про рыбу какую-то…

– Поймала?

– Кого? – опешила девушка.

– Ее, – лукаво подмигнул Птах.

– Откуда ты… – растерялась Лера. – Тогда, когда нас схватили в подземелье, помнишь, что мне крикнул?

– Не-а. – Птах почесал огрызком обуха за ухом.

– На веночек рыбку ловить. Послушай, – приблизилась Лера и понизила голос. – Что происходит, а? Как крыша едет. Может, галлюциноген какой?

– Не боись, не едет. Сама скоро узнаешь. Поймала ведь?

– П-поймала.

– А раз поймала, так песенки пой, разговаривай. Ласковая она у тебя. – Срезав очередной черный ноготь, юродивый сунул его в зубы и пожевал. – Муж счастлив будет.

– Что, что я узнаю? – допытывалась девушка, окончательно сбитая с толку. – Мигель? Счастлив? Почему? Я не понимаю тебя, Егор.

– Узнаешь, что сама знаешь, – продолжал загадками отвечать Птах. – Скоро. По слепой тропе к свету идешь. Все идем.

Покончив со стрижкой ногтей, он подтянул к себе рюкзачок и стал в нем копаться, что-то бормоча и потеряв к девушке всякий интерес. Видя, что больше от него ничего добиться не получится, Лера встала.

– Да ну тебя, старый.

Вернувшись в свою каморку, она посмотрела на валявшуюся на полу перевернутую миску в луже растекшейся похлебки. На посуде сидела мышь.

– Вот что ты наделала, чучело, – вздохнув, опустилась на скамью Лера. – Я, может, доесть хотела. Кто это будет убирать? Хотя зачем…

Но улегшись на досках, она почувствовала, что голодна, а ноздри, как назло, щекотал аппетитный аромат, поднимавшийся с пола. Ничего. У ребят должно было остаться. Хотя шесть голодных мужиков на один котелок, Птах-то едва поклевал. Плюс Батон, который сейчас на вахте… Интересно, как он там? Положив руки под голову, она лежала и думала о странном разговоре, который только что состоялся.

– Откуда знаете, что я не один? – продолжал странный разговор с далеким огоньком Батон.

– Следим за деревней. В подзорную трубу, – мигал таинственный свет.

– Кто вы? – вот и хваленая осторожность.

– Друзья. Нужно быстро. Нас могут увидеть.

– Кто?

– Другие.

– В деревне никого, – хмыкнул Батон и ответил. – Может, это мы – не друзья. Почему верите?

– Мы знаем, откуда вы пришли. С вами наш человек.

– Кто говорит, – озадаченно пощелкал Батон. – Назовитесь.

– Вендла Эрикссон. Жена Биргера Эрикссона, который привел вас сюда. Скажите ему, что это Сверчонок. Вот координаты встречи. Завтра, как подниметесь.

Батон напрягся, приготовившись запоминать.

* * *

– Колыбельную? Ну, какую ты хочешь… Про Лисенка? – Нет, другую. Про «До».

Лера сидела на берегу озера, а рыбка плавала у ее ног, иногда ласково касаясь кожи прохладной чешуйчатой спинкой.

– Знаешь, я мало что помню. Траву, свежий воздух, солнце. Запахи, не просеянные аэрозолями и фильтрами противогазов и очистительных систем. Родителей. Людей, какими бы они ни были. Чистое небо. Но увидела-таки. Снова. Как в первый раз.

– Сейчас?

– Сейчас, – согласилась Лера.

– И теперь ты моя мама?

– Наверное. И я хочу, чтобы ты когда-нибудь увидела новый мир. Помогла его строить. Научилась в нем жить. Ведь однажды он должен вернуться. Иначе все было зря…

– Не зря, не зря. – Рыбка вынырнула, пытаясь ухватить пестрого жука, но промахнулась, весело плеснув хвостом. Лера засмеялась.

– А он страшный?

– Как тебе сказать. Он может быть лучше. Я в это верю, Надя.

– А кто это?

– Ты, глупенькая. Ты – Надежда.

– А что это такое? Это вкусно?

– Это то, без чего все напрасно, веснушка… Я люблю тебя.

– И я тебя.

Лера вздохнула, и посмотрела на бесконечное закатное небо над головой.

Всегда.

* * *

Когда Батона сменил Эйлерт и охотник рассказал о случившемся на башне, Биргер захотел сейчас же отправиться к жене.

– Жива! Почему ты сразу не спустился? Как она? А дети, дети с ней? Где они? Куда ушли? Это буря, да? А звери… – обрушился с расспросами разволновавшийся Эрикссон.

– Сказано сидеть до рассвета, – терпеливо держал осаду Батон, доканчивая свою подогретую порцию похлебки. – Может, это ловушка.

– Да какая к черту ловушка! Идем сейчас же! – не унимался Биргер. – Сверчонок! Так называю ее только я. Больше этого никто не знает.

– Может, ее пытали.

– Для чего? – отмахнулся Биргер, но внутренне похолодел, с новой силой осознавая очевидный ответ. Из-за него. Он тут же твердо отогнал эту мысль. – Нет, это она. Это Вендла! Я уверен!

– Слушайте, там в рюкзаке Ерофе… – Батон осекся, потом вспомнил, что когда возвращался, видел спящую в своей каморке Леру с разлитым ужином на полу. Психанула? А надо было бы поесть. В кастрюльке еще оставалось немного на самом дне. Ладно, утром позавтракает, перед выходом. – Саши, случайно успокоительного нет? А то у нас здесь, по ходу, буйный наметился.

– Я же говорю – Сверчонок, – не унимался Биргер. – Это пароль. Сигнал для меня!

– Завтра посмотрим, – облизав ложку и протирая миску тряпкой, заключил Батон. – Слово крайнее. Хочешь, иди один.

Аргумент возымел действие, и Биргер опустился на лавку, но внутри у него все ликовало. Жива! Подала сигнал! Завтра они обязательно встретятся, нужно всего лишь немного подождать.

– Успокойся, – покопавшийся в вещмешке Ерофеева Треска протянул Эрикссону какой-то блистер с белыми кругляками. – На вон, сосатку пожуй.

– Это что? – Батон посмотрел на таблетки.

– Хрен его знает, карамельки какие-то, – повертел пластик Треска. – Краска сползла. Но если с собой взял, значит, не отрава. Жри давай.

Понявший чисто интуитивно Биргер взял блистер, выдавил на ладонь пилюлю, послушно запихнул в рот.

– Я бы не экспериментировал, – заметил Батон. – Сосатками всякими.

– Забей, – отмахнулся толстяк. – Хоть мозги переключит.

– Вряд ли. Все. Кто не дежурит, спать. Следующий Эйнарт, потом Треска. Можешь пока покемарить, он разбудит.

– Не сомневаюсь, – проворчал пошедший в свою каморку повар. – Готовить – Треска, дежурить – Треска.

– Не бухти, очко отвалится.

– Пофиг – дым.

Еще раз проверив спящую Леру, Батон растянулся на своей скамье, но долго не мог заснуть, обдумывая случившееся на вахте.

* * *

Встали рано. Батон расталкивал остальных; дольше всего пришлось возиться с Треской. На все пинки толстяк елозил, почесываясь, и бормотал «Остмякое!».

– Шевелись давай!

– Остмякое…

– Чё?

– Оставьте… меня… в… покое, – наконец с трудом разлепив один глаз, спросонья недовольно зыркнул Треска.

– В гробу отоспишься. Подъем!

Паштет наскоро сварганил котелок вкусно пахнущей каши.

– Масло съел, и день прошел, съел яйцо – и нет недели. Что б такое мне сожрать, что б два года пролетели? Чё как мыло несет, – зевая, подозрительно покосился проходивший мимо Треска.

– Вкус у каши такой, – нараспев ответил Паштет, заботливо помешивая пузырящееся варево. – Нежный и непростой.

Подпалив в керосинке лучину, он на секунду сунул ее в котелок.

– С дымком.

– Смотри у меня, поджигатель.

– Скоро захаваем. Дошла почти. Мойте руки, перед и зад.

На этот раз Лера поела со всеми, но казалась невыспавшейся.

– Отдохнула? – Охотник посмотрел на смурную жующую девушку, прихлебывавшую из кружки кипяток.

– Голова болит.

– Жуй. Отпустит.

– Подморозило, – с дежурства вернулся Яков и шумно высморкался в платок. Ночь прошла без приключений. Покончив с завтраком, стали собираться, паковать вещи и гасить светильники. Биргер снова начал волноваться и старался ускорить процесс. Но Батон не торопился, что-то обдумывая.

– Ты в Сверчке точно уверен?

– Конечно! – горячо кивнул швед.

– И знаете о нем только вы двое?

– Ну… – помялся Биргер и извиняюще улыбнулся. – Дети еще. Маленькие семейные шалости.

– Смотри, конспиратор. Чтобы ваши маленькие шалости большой бедой для всех не закончились. Понимаешь?

– Я уверен, – твердо ответил Биргер.

– Тогда пошли, – навьючивая рюкзак с винтовкой, вздохнул Батон. – Пора кашу расхлебывать.

– Вкусная же была? – с надеждой откликнулся из коридора Паштет.

За ночь погода переменилась, как и говорил Яков. Гуляющий по улицам ветер швырял под ноги снег. Привычно растянувшись в цепочку, отряд шел за Батоном, идущим на полученные координаты.

Выйдя из селения с другой стороны, перешли убранное поле и по пересеченной местности двинулись в сторону гор, огибая по берегу неширокое озеро. Поглядывая на компас, Батон разглядывал возвышенности, стараясь в дневных условиях определить место, откуда поступил сигнал. Нашел его довольно быстро – узкое ущелье между двух огромных косых холмов. Обернулся. Оттуда действительно могла просматриваться деревня и окрестности с возвышающимися над крышами башенками резиденции Никалунда. До вечера бы дойти.

Неровная местность радовала только изредка попадавшимися всклокоченными кустами да раскиданными тут и там валунами, которые столетиями вылизывали атлантические циклоны. Если найти подходящий, можно устроить короткий привал – Батон прекрасно понимал, что на открытом пространстве нагруженному отряду идти тяжелее. Но пока топали. Биргер, казалось, вообще не уставал и бодро двигался как заведенный. Куцый сон и скудный завтрак, откуда силам взяться – но Эрикссона подпитывала мысль о скорой встрече с семьей.

Шедшая за Батоном Лера чувствовала на груди тепло свернувшейся в кармане Чучундры. Глазу зацепиться было не за что. Однотипный пейзаж убаюкивал, и девушка старалась концентрироваться на цели – горном хребте впереди. Но и не забывала периодически поглядывать по сторонам.

– Дядя! – неожиданно крикнул замыкающий Птах. – Эй! Мы здесь! Эй!

Лера резко обернулась. Ей действительно показалось, что возле одного из валунов показалась фигура в знакомом плаще и маске.

– Егор! – оборвал Птаха Батон.

Девушка замешкалась, но ее подтолкнул заворчавший позади Треска.

– Заткнись ты уже со своими глюками, заманал!

«Брось, это камень», – одернула себя девушка – заноза после аудиенции с Линем еще саднила. – «Нашла, кого слушать». От непонятного разговора с юродивым тоже остался осадок. Тем более что странное видение повторилось вновь.

Первым, к удивлению Батона, сломался Эйнарт. Рослый богатырь тяжело дышал, а потом и вовсе стал отставать, постепенно сдвинувшись к концу цепочки. Осмотревшись, охотник увидел неподалеку криво торчавший из земли валун в мятой бахроме сухого кустарника, походивший на сужающийся кверху хищный акулий клык.

– Привал, – сворачивая к нему, объявил Батон.

Запаливать керосинку на ветру было сложно, и чтобы не возиться, ограничились полосками валеного мяса, которое сжевали, сидя на рюкзаках. Передохнув, снова двинулись в путь. Горы приближались, хотя на просторе расстояния всегда обманчивы; но сейчас Батон не сомневался, что к вечеру они достигнут ущелья. Испытания для натруженных переходом ног были еще впереди.

Когда валуны стали попадаться чаще, ландшафт стал забирать вверх, вскоре вовсе превратившись в сплошной камень, и над ними нависли горы.

Вблизи казавшееся издалека небольшим ущелье на деле обернулось широким извилистым туннелем, выдолбленным стихией в горной гряде. Укромное место, чтобы подавать световой сигнал. Поднявшись к нему, уставшие путники остановились. Батон еще раз обернулся и поднес к глазам бинокль. Да, все видно. Немудрено, что их засекли мощной оптикой. Знать бы теперь, кто.

– Пришли, – сказал он. – Сигналили отсюда.

Впереди, метров через пятьдесят, ущелье плавно забирало влево. Идеальное место для засады. Задрав голову, Батон посмотрел на извилистую ленточку неба, видневшуюся между скал. Атака с воздуха отпадала. Значит, только спереди или с хвоста. Если тут ночью и был сигнальщик, то теперь он, скорее всего, прятался где-то там, среди каменных стен.

– Ну и? – нетерпеливо переминаясь, поежился на ветру Треска.

– Она сказала выдвигаться, как встанем. Ели это, конечно, была она. О встречающих речи не было.

– Она, она, – уверил Биргер. – Как я мог раньше не подумать! Местные называют это место Губка или Дышащая пещера. Его иногда используют при сильных циклонах. Туда есть несколько ходов. Я покажу. Идемте.

– Тут с вариантами негусто, – пробормотал Батон. – Ладно, двинули. Ушки на макушке.

Как выяснилось, с вариантами охотник ошибся. Дойдя до места, где ущелье изгибалось влево, отряд продолжил движение, следуя за Биргером, который вышагивал впереди. Метров через сто по прямой с обеих сторон стали попадаться многочисленные ущелья поменьше и даже открытые пасти пещер.

«Не спеши с выводами», – размышлял Батон, глядя на уверенно идущего шведа. – Не тянет это на ловушку. Видя, что среди незваных гостей человек, знающий горную дорогу, враги не стали бы заманивать туда, где без проводника в два счета можно заблудиться. Пока обнадеживает».

– Это здесь, – не оборачиваясь, сказал Биргер, делая очередной поворот.

Нависающие стены ущелья раздались в стороны, и команда оказалась в огромном каменном колодце под открытым небом.

– Ексель-моксель, вентиль-бряк… – разинув от неожиданности рот, выдал Птах.

Вдоль стены кратера от самого верха вниз спиралью спускалась выдолбленная в породе дорожка, рядом с которой было разбросано множество светящихся изнутри пещер. Все входы заделаны чем попало; ветхими коврами, кусками листового железа, фрагментами черепицы, сколоченными на манер паллетов деревяшками, сквозь щели в которых изнутри пробивались мигающие отблески костров.

Многие пещеры были открыты и в них виднелись хлопотавшие по хозяйству люди – кто-то готовил, кто-то выбивал плюющийся овечьей шерстью матрац. По дорожке пробегали игравшие с собакой дети, гомон которых многократно усиливали стены колодца; к небу от обиталищ вытягивались струйки дыма.

В центре, на дне возвышались несколько военных палаток, установленных в круг.

Отряд сразу заметили. В некоторых пещерах приоткрывались занавеси, выглядывали люди. Сидевший возле одной из палаток старый бухунд забрехал, и в брезентовых створах показалось всклокоченное бородатое лицо, которое тут же исчезло. Через мгновение из палатки вылетела растрепанная русоволосая женщина в расстегнутой поверх плотного свитера куртке-аляске и быстрым шагом устремилась к отряду.

– Вендла! – раскинув руки, бросился навстречу Биргер.

– Ты… – Подскочив к нему, женщина слету залепила Эрикссону пощечину, схватила за грудки и начала яростно трясти. – Зачем ты ушел?! Я себе места не находила… А дети?! Ты о них… О нас ты подумал, идиот?! Знаешь, что хотел сделать с нами Никалунд? Если бы не ураган…

– Теплая встреча, – оценил Треска.

– Я должен был, – парировал не ожидавший такого приема Биргер.

– Что должен? Кому?! Через туннели. Один… Как ты вообще додумался? Ты же мог погибнуть!

– Их нужно было предупредить. – Начиная раздражаться, Биргер указал на сбившийся в кучу отряд, ставший свидетелем ссоры. Неловкость добавляло то, что встретившиеся супруги ругались на датском. – Привести помощь…

– Помощь?! Кого – их? И это обязательно должен был быть ты?! – Вендла отпустила его, устало закрыла рукой глаза. – Вера твоя опять? Жертвенность? Да жертв теперь… Господи, что мы наделали…

– Мы? – вконец вышел из себя Эрикссон. – Что ты наделала!

– Я? – опешила Вендла и с побагровевшим лицом прошипела. – Так это я, по-твоему, во всем виновата?

– Зачем ты врала?

– А что мне было делать?! – снова закричала Вендла. – Ты все прекрасно понимал! Или делал вид, что…

– Да ничего я не понимал! – рявкнул в ответ Биргер. – Какого черта ты вообще ввязалась?!

– Потому что это был мой долг! У нас старики, дети. Я биолог! Мы научились контролировать инфекцию…

– Контролировать… Контролировать?! К чему это привело?! А? Ты все знала и ничего не сделала!

– Ничего я не знала! В отделе не я одна! Только делала свою работу! Я защищала тебя и детей! А когда все выяснилось, было поздно и ты уже сбежал. Что замер? Что?! Ну, скажи… Скажи – я убийца! Этого добиваешься?!

– Видишь этих людей? – Биргер указал на команду. – Они пострадали. И было бы еще хуже, если бы я не пришел!

– А их? – Вендла отстранилась, развела руки. – Их ты видишь? Животные разбежались, мы были вынуждены уйти сюда, покинув дома.

– Это не первый случай, когда ураган…

– Сейчас не тот случай, – обрубила Вендла. – Мы потеряли контроль.

– Где остальные, что произошло?

– Папа! – сбежав по дорожке, к Биргеру бросились долговязый светловолосый парень и девушка помладше, повиснув на шее отца.

– Харек! Агнета! – Он крепко обнял их, прижимая к себе и целуя каждого в макушку. – Живые! Живые…

– Зачем ты ушел? – всхлипнула Агнета. – Мы так волновались!

– Так нужно было, милая. Теперь я здесь. Я вернулся. Я здесь. Теперь все будет хорошо…

– Иди сюда, идиот. – Выпустив наконец пар, Вендла протиснулась к Биргеру и обняла.

– Успокойся, ну что ты. – Он ласково погладил ее по спине, зарывшись в подернутые сединой русые пряди. – Молодец, что вспомнила про Сверчонка.

– Знала, что ты поймешь. Ладно. – Вендла отстранившись, выдохнула, приходя в себя. Поправила растрепавшиеся, собранные в хвост волосы. – Ладно…

– Кхм! – Батон кашлянул в кулак, привлекая внимание повернувшейся женщины.

– Здрасте, – щербато ощерился Паштет.

– Они…

– С Сувуроя, – переходя на английский, устало кивнула женщина. Биргер по очереди представил каждого.

– Добро пожаловать. Если это можно назвать гостеприимством. И простите нас… Если сможете.

– Поздно кулаками махать, – сказал Эйлерт. – Теперь нужно все это остановить. Если еще не поздно.

– В палатке поговорим. Идемте. – Вендла коротким жестом пригласила следовать за собой. – Есть хотите?

– Еще бы, – оживился Треска.

– А это кто? – Женщина подозрительно посмотрела на озиравшегося вокруг с любопытством Птаха с топором на плече.

– Не беспокойтесь, он не доставит проблем, – ответил Батон, пропуская вперед Вендлу в одну из палаток, откуда слышался звон посуды и пахло едой.

* * *

– Биргер наверняка вам уже все рассказал. – Вендла покосилась на мужа. – Что знал.

Расположившийся за раскладным походным столом отряд заканчивал предложенный ужин.

– Впрочем, вы и сами видели.

– Достаточно, – ответил Батон. – Правда, новость о том, что у ваших зверюшек есть мама, оказалась неприятным сюрпризом.

– Тогда сразу к делу. – Поставив локти на стол, Вендла грела ладони о горячую чашку.

– Но сначала скажите, как вы преодолели туннели? – подал голос сидящий рядом с ней всклокоченный румяный бородач, давеча высовывавшийся на лай из палатки. Его звали Моль. Как объяснила Вендла, Моль и еще несколько человек работали вместе с ней над исследованиями вируса и червей.

Батон, Биргер и Яков, стараясь особо не вдаваться в детали, рассказали о переходе, внезапном плене Подземников и спасении на велодрезине.

– А что было после того, как мы сюда доехали, вы и сами прекрасно знаете, – подытожил Батон. – Кстати. Во время переговоров вы упомянули о подзорной трубе. На таком расстоянии хватило бы и обычной снайперской оптики.

– Это моя гордость, – улыбнулся Моль, вставая из-за стола и подходя к аккуратному продолговатому футляру, лежавшему на нескольких военных контейнерах. Щелкнув замочком, он вынул телескопическую подзорную трубу, за которой явно прилежно ухаживал. – Обожаю смотреть на звезды. Когда ясно, конечно.

– Моль, не сейчас, – попросила Вендла. Мужчина осторожно убрал свою драгоценность обратно и уселся за стол. – Пока вы были в туннелях, по этой части архипелага прошел ураган. Это не редкость, но нынешний оказался особенной силы.

– Мы слышали его, когда уходили из Сувуроя, – кивнул Эйнарт.

– В этот раз мы не успели подготовиться, и он застал нас врасплох, – продолжала Вендла. – На станции произошло возгорание, быстро охватив лабораторию и фермы. Матка и так последние дни вела себя агрессивно, она вот-вот должна была вновь разродиться. А тут еще и циклон. Животные взбунтовались и нам пришлось срочно эвакуироваться. К счастью, потери были минимальные, но ситуация полностью вышла из-под контроля. Мы вынуждены были уйти сюда.

– Минимальные… – уставившись на свои широкие ладони, тихо повторил Моль.

– А куда направилась эта ваша несушка… кхм, матка? И куда делся Никалунд? Он здесь?

– Вот теперь мы переходим к самому главному. – Моль снова поднялся, пошуршал в углу палатки и, вернувшись, расстелил на прибранном столе карту. – Угледобывающая промышленность до войны играла важную роль на Шпицбергене. Последний рудник, номер семь, неподалеку от Лонгебю, работал до самого конца. Место, где мы сейчас находимся, тоже предназначалось под очередную выработку. Но она оказалась неудачной и точку пришлось сменить, зато нам осталось укрытие на экстренный случай.

– И как это связано с вашими зверьми? – спросил Батон.

– До Катастрофы Балдер был достаточно состоятельным бизнесменом. В конечном итоге ему все-таки удалось найти подходящее место для угледобычи и практически закончить стройку. Успели даже частично завезти кое-какое оборудование. Это вот здесь. – Моль ткнул пальцем в карту. – Совсем недалеко. Мягче порода, меньше проблем с усадкой грунта – лучше, одним словом. Это должен был быть рудник № 8.

– Матке необходимо гнездо, – вступила Вендла, чуть только Моль остановился перевести дух. – Когда мы поняли, что она мало передвигается, ненавидит свет, предпочитая сидеть в норе и общаясь с окружающим миром посредством эхолокации… – Она снова глянула в сторону Биргера. – Мы соорудили для нее нечто вроде гнезда.

– С цепями, – уточнил Батон.

– Естественно. Новый вид неизвестного животного, способного к воспроизведению без участия партнера. Характер такого существа невозможно предугадать. Мы изучали ее.

– Пока она плодила тварей.

– Не так и много.

– Нам хватило одной, – жестко сказал Эйнарт.

– Во время пожара матка вырвалась и бежала. Инстинкт самосохранения. Остальные выползни, так мы их называем, отправились за ней, – продолжала рассказывать Вендла. – Поскольку она выращена в лабораторных условиях, естественно, что в первую очередь стала бы искать место, похожее на гнездо. Поглубже да потемнее. Учитывая, что в окрестностях, кроме этого, больше нет подходящих мест, мы уверены, что она находится на восьмом руднике.

– Логично, – обдумывая услышанное, согласился Батон. – Эх, знать бы, как этот зоопарк выглядит. А что стало с ранними экземплярами, которых вывели до появления гермафродита?

– Выродились естественным путем, так сказать. Их же содержали на одной территории с появлявшимися выползнями. Эволюция взяла верх. Те еще красавцы, уж поверьте, – хмыкнул Моль. – В процессе изучения мы делали анатомические зарисовки, но все погибло в огне.

– Верю. С анатомией мы с грехом пополам ознакомились. Рудник заброшен?

– А как вы думаете, – почесал бороду Моль. – Он же не достроен. Не ведрами все таскать. Правда, какую-никакую, хоть и скудную, но добычу со временем наладили. Текло, пусть и ручейком. До сегодняшнего дня.

– С этим, допустим, ясно. А Никалунд?

– Его семья здесь. – Вендла неопределенно кивнула в сторону выхода из палатки. – Илва и мальчики ушли вместе с нами. У Балдера была устроена своя вилла рядом с рудником, чтобы периодически наведываться и контролировать стройку. Она сохранилась и сейчас, конечно, не в том состоянии. Говорили, что там была даже оборудована комната страха.

– Не суть. Он там?

– Больше ему податься некуда. Когда все случилось, люди метались… Ураган разделил нас, – рассказывала Вендла, продолжая держать кружку в руках. – Мы с Молем и кое с кем из коллег повели людей сюда, успев прихватить лишь самое необходимое. Балдер же со свитой и группой просто сочувствующих идее захвата вашей лодки, вероятнее всего, пошли на шахты, чтобы снова попытаться контролировать матку. Только ничего у него не получится. Сюда ушли те, кто давно не разделяет его взглядов. Это уже агония.

Вендла замолчала и допила из кружки остатки горькой заварки. Опершись руками на стол и сложив пальцы в замок, Батон склонил голову, о чем-то сосредоточенно думая. В палатке на некоторое время повисла тишина.

– Значит, с ними Мигель и американцы! – нарушила молчание Лера. – Мы были в его доме и заключенных не нашли, тюрьма пуста.

– Хотелось, чтобы так и было.

– Миша…

– Ты сама видишь, что происходит.

– Она уже была готова, когда ее напугал пожар, – сказала Вендла. – Так что я почти уверена, новая особь должна появиться сегодня. Плодовая секреция вышла полностью.

– Видели, – не поднимая головы, сказал Батон, вспомнив белесый воск, обнаруженный в ангаре.

– И какой у нас план? – глядя на него, спросила Лера, для которой теперь все сошлось на вилле Никалунда, как некогда весть о сигнале от Вендлы для Биргера.

– Надо связываться с нашими, – распрямляясь и расцепляя пальцы, посмотрел на карту охотник. – Мы принесли с собой радиоточку. Надеюсь, здесь хорошая связь, насколько это возможно. Если у них все готово с «Вирджинией», пусть выступают немедленно. Если все так, как говорит Вендла, и животные действительно собрались в одном месте, это отличный шанс накрыть всех разом.

– О чем вы? – подняла брови женщина.

Охотник пересказал собравшимся план, который они разработали с Тарасом.

– Только господин Никалунд нужен мне живым и здоровым, – закончил он. – А там хоть трава не расти. – Он осекся, встретившись взглядом с Вендлой. – Извините…

– Ничего. Я понимаю.

– Вы поможете?

– Люди измотаны и напуганы, – устало вздохнула женщина, убирая прядку со лба. – Они не солдаты. У нас есть несколько охранников, бывших на станции, но основные силы примкнули к Балдеру. Но я пойду с вами.

– Вендла!

– Замолчи, – одернула его жена. – Здесь есть кому присмотреть за детьми. Это мое дело.

– Это наше дело, – выделил Биргер.

– Шансы в любом случае неравны, – рассуждал Батон. – Но на нашей стороне неожиданность.

– И лодка, – добавила Лера.

– И лодка. В который раз. Хоть и не наша. Ладно, давайте звонить. Моль, мне нужны точные координаты объектов.

– Сейчас.

Расчехлив, Батон стал настраивать радиостанцию на оговоренную частоту.

– Батон «Грозному», как слышите меня? Прием! Повторяю – Батон «Грозному», как слышите меня? Прием!

Эфир довольно долго шуршал и плевался помехами, но через какое-то время до охотника прорезался повторяющийся голос Тараса:

– …озный»! Миша, слышу тебя! Чего так долго? Как дела?

– Паршивее некуда. – Батон коротко набросал ситуацию. – Есть новости?

– Мы почти закончили ремонт, команда дополнена и готова – «Верка» загружена под завязку. Полна коробочка. Готовы выступать по вашему сигналу.

– Добро. Сидите наготове. Выйду на связь, как только… – Батон осекся. Собравшиеся в палатке замерли, услышав низкий протяжный звук, донесшийся из долины. – Погоди.

Отодвинув брезент, Батон вышел, окунаясь в колючий вечерний воздух, за ним последовали Вендла и Моль.

– Роды, – тихо сказала женщина, встав рядом с охотником.

Стенания невидимого существа продолжались, смешиваясь с гудением хлопавших пламенем на ветру зажженных факелов.

– Плюс один, – посмотрев на сумеречное небо, ответил Батон. – Сегодня.

Глава 5 Рудник № 8

Вернувшись в палатку, Батон снова вышел на связь с Тарасом. Все напряженно ждали.

– Тарас. Планы меняются.

– Слушаю. Говорили с Торсхавном. Сами подключиться не успеют, так что дают добро на операцию. Никалунда брать живым.

– Мы выступаем как можно скорее. Возьмем людей, сколько сможем. Даю координаты объектов. – Он четко надиктовал по бумажке, которую передал Моль. Повторил.

– Вас понял. Какова диспозиция, мы своих не зацепим?

– Основная цель гнездо, затем высаживайте десант. Перед началом еще раз выйдем на связь, чтобы точно скооперироваться.

– Добро. Численность противника?

– Неизвестна. Сколько вам потребуется времени, чтобы добраться до точки?

– В пределах часа. Мы Скувоем прикроемся, а как зачистим объект А, подойдем к причалу. Судя по координатам, ближе подходящего места к вилле нет. Ничего, пехом перебросимся. Войдем в точку обстрела – эфир.

– Принято.

– Удачи, братуха. Конец связи.

Батон выключил радиостанцию.

– На войнушку чисти пушку. – Треска мял в руках скомканную ушанку.

– Не считая нас девятерых, сколько боеспособных людей у вас есть в наличии? – Батон посмотрел на Вендлу и Моля.

– Четыре охранника станции. Остальные с начальником ушли к Никалунду. Охотники, восемь-десять человек.

– Двенадцать-четырнадцать. Итого около двадцати. Возможны добровольцы из тех, кто держал в руках оружие? Что вообще с боезапасом?

– Есть, – ответил Моль. – Но сами понимаете, определенный дефицит пороха. Основной арсенал находился в ведении свиты Балдера, но и в лаборатории кое-что имелось.

– Значит, огневое преимущество у них. Ничего, Тарас подтянется. Охотники?

– Луки, ножи. Метательные топоры. Кто что предпочитает – смотря на кого ходят. Бывает, и патроны выдаем, но редко, в особых случаях.

– Сейчас как раз такой.

– Арбалеты тоже имеются. – Моль кивнул на оружие Эйлерта, которое тот прислонил к стулу возле себя.

– Ясно, в приоритете холодняк. У нас тоже с собой не оружейный склад, так что экономим, по ситуации. На нашей стороне элемент неожиданности. Импровизируем. – Батон встал, оглядел смотревший на него отряд. – Речей толкать не умею, тут и так все понятно. Соберитесь. Мы для этого здесь. Цель сдвоенная. Незаметно… – Он глянул на Птаха. – Повторяю, незаметно подбираемся к вилле, оттуда эфир с «Вирджинией», которая уже должна будет стоять на месте. Они утюжат шахту, что стопудово спровоцирует панику – в этот момент мы берем на себя Никалунда.

– И пленных, – вставила Лера.

– Так точно, – кивнул охотник и посмотрел на Вендлу. – Идемте, посмотрим ваш личный состав. И нам потребуется проводник.

– Я отведу, – сказала женщина, застегивая куртку.

– Я с вами, – поддержал Моль.

– Нас мало, но мы в тельняшках, – кисло хмыкнул Паштет.

– Вендла, – начал было Биргер, но жена оборвала его:

– Хватит. Сейчас не время для пререканий. Это наше общее дело, хоть каждый волен поступать, как знает. Идешь?

– Да, – твердо сжал ее руку Эрикссон. – Только попрощаюсь с детьми.

– Прощаются, когда не надеются, что вернутся. Не надо. Они спят.

– Я видел Харека у Сваттерссонов, – стоял на своем Биргер. – Один раз я уже исчез, не простившись.

– И только вернувшись, скажешь, что опять уйдешь? – поддержал Вендлу Батон.

– А если… – Биргер вспомнил заплаканное от радости лицо Агнеты.

– Никаких если, – отрезал охотник. – Сделаем дело и назад. Еще раз – собрались! Все, готовимся. Зовите ваших ребят.

Над островами стояла ясная морозная ночь, рассыпавшая по небу блестки далеких мерцающих звезд. Действовавшие на людей стенания прятавшейся где-то матки стихли. Судя по всему, роды закончились.

Когда собранные Вендлой и Молем охотники – они выделялись длинными, заплетенными в косы бородами и держались обособленной группой, плюс еще несколько добровольцев, на вид крепких мужчин средних лет, выстроились у палаток, отряд Батона уже в полной готовности ждал остальных. Охранники тоже подошли, держа на плечах винтовки. Охотник с удивлением отметил потрепанные бронники. Сгодится.

Он оценивающе оглядел собравшихся. Серьезные лица, несколько молодых, в глазах решимость. Крепко сжимают кто что – от винтовок и укороченных самоделов до луков, мечей и топоров. Викинги, блин. Рыцари сорока островов. С такими железками только дзоты и брать. Еще бы вилы с факелами принесли чудище поганое изводить…

Батон коротко мотнул головой, отгоняя лезущие под нервяком неуместные мысли.

Эх, так ведь, по сути и было. К пещере дракона чапать.

Среди шапок пестрели пара байкерских шлемов и одна потускневшая строительная каска. Может, и прорвемся, если не зассут.

Но раз даже такой матерый ловец, как Батон не знал, с чем придется столкнуться, то что же говорить об этих. С другой стороны, чего только они все не насмотрелись за последние драные двадцать лет. Вон, у одного через все лицо четыре бугрящихся шрама, на холоде налившихся синим. Не иначе кто лапой угостил.

Мужики ждали. По всей видимости, Моль и Вендла уже ввели их в курс дела, так что Батону оставалось только уточнить некоторые детали предстоящей операции.

– Мы готовы, – пробасил один из охотников, поднимая над головой укороченный двуствольный самопал. – Никалунда давно пора ткнуть харей в его поганое место! В бой!

– Да-а!!! – дружным хором поддержали остальные. – В бой!

– Тогда выдвигаемся! – скомандовал Батон. Общий настрой пока был обнадеживающим.

Вынужденные обитатели пещер стояли у своих жилищ, провожая их. Даже дети, кто помладше, притихли, прижимаясь к ногам матерей. Семьи Никалунда видно не было.

– Папа! Мама! – Сбежавшая по дорожке Агнета бросилась к родителям и залилась слезами. – Вы куда? Пожалуйста, не уходите!

– Агнета, иди спать, – жестко сказала Вендла.

– Так надо, девочка, – как можно ласковее ответил Биргер, обнимая ее.

– Не надо… – всхлипывала дочь. – Сначала ты. Теперь оба…

– Все будет хорошо. – Вендла вытерла ее мокрые щеки. – Присмотри за братом и остальными. Мы быстро.

– Почему вы постоянно уходите?

– Послушай, – к Агнете подошла Лера, переходя на английский. Говорили по-датски, но сцена была понятна без слов. – Смотри, это Чучундра. – Она выудила из кармана мышку и показала девушке. – Последишь за ней, пока я не вернусь, ладно?

– Как ее зовут? – утирая нос, удивленно переспросила Агнета.

– Чу-чу-ндра, – по слогам, на русском, представила товарку Лера.

– Chu-chu-indra. Смешная.

– Возьми. Она не укусит.

Агнета послушно подставила ладони. Чуча вытянула мордочку, принюхиваясь и настороженно шевеля усами. Потом подняла головку на Леру.

– Побудь с ней. – Она подняла руку и чмокнула мышку в нос. – Я скоро вернусь.

Чучундра перебралась на ладони Агнеты.

– Теплая, – слабо улыбнулась младшая Эрикссон, все еще всхлипывая. – Хи-хи! Ай!

– Осторожно, не урони, – предупредила Лера.

– Иди, покажи ребятам. – Вендла потрепала дочку по плечу. – Только не заиграйтесь.

– Класс. – Агнета благодарно посмотрела на Леру. – Я буду за ней следить. А она не убежит?

– Если не будешь обижать, – подмигнула Лера.

– Обещаю.

– Ступай, дочка. – Биргер переглянулся с терпеливо ожидавшим Батоном. – Нам пора.

– Возвращайтесь скорее. – Чучундра сделала свое дело, полностью овладев вниманием девушки. – Мы будем ждать.

– Иди.

Еще раз посмотрев на родителей, Агнета поспешила к пещерам.

– Ребята! Идите сюда! Смотрите, кто у меня есть!

Проводив ее взглядом, Вендла повернулась к Лере.

– Спасибо.

– Время, – поторопил Батон, взглянув на часы.

Пополнившийся отряд вышел из колодца и, свернув в один из боковых туннелей, затерялся в переходах скального лабиринта.

* * *

В нескольких километрах от Дышащих пещер из зева заброшенного туннеля показалась группа Подземников. Убедившись, что снаружи царит непроглядная ночь, они остановились, немного прошагав по разломанному асфальту.

– Здесь была стоянка. – Один из телохранителей предводителя, снова надевшего на голову цветастый мешок, указал на затушенное кострище. Нагнулся, поворошил пальцами угли, в которых был виден отпечаток подошвы. Размял, пробуя. – Это они.

Вождь и охрана были вооружены пистолетами и ружьями, остальные держали в руках длинные плевательные трубки. На плечах у всех висели сетки со свернувшимися слизнями.

– А тут велокатамаран, – окликнул со стороны нагромождения камней, куда отряд закатил спасительную машину, другой. – Бросили.

– На нем трудно передвигаться поверху. Сволочи пошли пешком, – прошипел цветастый мешок, шумно вдыхая воздух сквозь ткань. Корона-подшипник на его голове теперь держалась на резинке. – Если их не пощадила буря, я заставлю их съесть собственные потроха! Клянусь Вечной ночью!

– Думаете, это Отшельник подстроил? – спросил вернувшийся от костра.

– Он ходит по поверхности. Наверняка рассказывал про нас, – в голосе предводителя клокотала ярость. – Знал этих пришедших, осквернивших обитель! После Вспышки и гибели некоторых братьев исчез. Я знаю все туннели и ходы, под землей ему негде от меня укрыться! Отшельнику больше некуда идти, кроме как к ним. Они в сговоре, я уверен!

– Обманщик! Решил с их помощью уничтожить нас! – воскликнул кто-то из трубочников. – А теперь утек, чтобы привести подмогу и окончательно добить! Нужно остановить его!

– Найти! – поддержали остальные. – Раздавить гнойник!

– Тьма! – крикнул вождь, поднимая над головой сжатую в кулак руку.

– Тьма! Тьма! Тьма! Тьма!

Скандируя, мешки двинулись по дороге в сторону деревни.

* * *

До рудника и виллы Никалунда оказалось действительно недалеко. Попетляв по извилистому коридору, в котором вовсю завывал налетавший ветер, следовавшая за Вендлой и Молем группа смельчаков снова оказалась у подножия гор. Выключили фонари.

Внизу простиралась погруженная в сумрак равнина. Виднелась срезанная куском скалы деревня «Землекопов». А совсем поблизости зиял черной пастью огромный провал круглой формы, над жерлом которого скрестили лучи четыре направленных прожектора. Отряд устроился за небольшим поросшим вереском холмиком, рассматривая территорию. Моль вооружился подзорной трубой, которую захватил с собой.

Если бы он направил ее в сторону опустевшей деревни, то присмотревшись, наверняка бы разглядел пробиравшуюся по улочкам группу Подземников.

– Рудник, – сказала Вендла, указывая на прожекторы, потом чуть в сторону. – А вон вилла.

– Логовище Второго Зверя, – перехватив топор, осенился крестом Птах.

Поодаль от шахты располагалось что-то вроде загородного дома, обнесенного высокой каменной стеной, которую по периметру освещали факелы. Позади резиденции на фоне чернильного неба на небольшой возвышенности громадными флюгерами крутились лопасти ветрогенераторов. Один из них был явно неоднократно латан, слегка согнут в основании башни по направлению к дому и еле работал, укрепленный тремя протянутыми от земли к ротору тросами.

– Ты же говорила, матка боится света. – Батон рассматривал цель в бинокль. – Да, неплохо устроились.

– Она потомок подземного обитателя, хоть и далекий. Учитывайте генетическую наследственность.

– Обязательно, – буркнул Батон и, отложив бинокль, надвинул на глаза ПНВ. – Странно, что ураганом не повредило. И ветряки стоят. Но если хата на черный день, сколочена будь здоров небось. Плюс гряда заслонила. Так. Пятеро у ямы, двое у ворот, дополнительный пост на три часа. Остальные, судя по всему, внутри.

– Еще обходчик, – добавил рядом залегший Эйлерт, так же разглядывавший территорию в монокуляр, заметив фигурку, неторопливо вышедшую из-за угла стены.

– Между рудником и домом вроде приличное расстояние. Но надо точно в яблочко и Балдера не зацепить…

– Так надо его выманить до того, как они ударят, – предложила Лера.

– Огонь на себя, – пробормотал Батон. – Вариант. А то не дай бог промахнуться, костей по полю не соберем. А велено брать живым. Так…

– Это уже ваша работа, – ответила Вендла. – Касательно освещения, просто наружка. Если особь внутри, то в самом низу. Шахту периодически подмывает, там сыро. Матери это нравится. Каждый уровень при необходимости автономен, так что подачу энергии можно распределять.

– И заложники, – с тревогой напомнила Лера. – Там же Мигель!

– Помню. Сначала первоочередные цели.

– Он не цель, а жертва, – повысила голос девушка. Загадочные видения и непонятный разговор с Птахом все никак не шли у нее из головы. «Муж счастлив будет». Что Егор имел в виду? Как ее сны вязались с Мигелем? Леру подтачивала и раздражала дурацкая недосказанность. Она и вправду что-то чувствовала. Что-то непонятное, но не могла как следует объяснить это самой себе.

– Насколько видно, – проигнорировав возглас напарницы, продолжал Батон. – Вход один – через ворота. Значит, когда шмальнем, оттуда все и посыпятся.

– А если через стену? – предложил Треска. – Колючки вроде нет.

– Наружку все равно убирать придется. Меня дом напрягает. – Батон тщетно вглядывался в закрытые ставнями окна. – Оазис бен Ладена, чтоб его.

– Сделаем тихо. – Эйлерт положил ладонь на рукоять арбалета.

– Когда американцы ударят, будет не до разбирательств, – сказал Эйнарт, забирая у брата монокуляр.

– А лодка дострелит? – поинтересовалась Вендла.

– Проутюжим от-те нате, – заверил Батон, сдвигая на лоб прибор. – Второй попытки у нас нет. Кто знает, как эта хрень себя поведет. Какая глубина шахты?

– Тысяча сто, тысяча двести метров, – отрываясь от трубы, прикинул Моль.

– Глубоко. Надеюсь, ребята уже на месте. – Охотник стал расчехлять радиостанцию. Немного повозился, настраивая.

– Батон «Вирджинии», как слышно меня, прием!

– Слышу тебя, Мишань, – откликнулся Тарас. – Мы на месте. Как вы?

– Тоже. Слегка дополнили состав, но все равно первая скрипка ваша.

– Принято.

– Координаты объекта А подтверждаю. Цель на глубине тысяча сто, тысяча двести метров. Постарайтесь с первого раза. Вам тут и мишень нарисовали. Наша задача – вилла.

– Вас понял. Ждем сигнала. Как отработаем, начнем перебрасывать десант.

– Добро.

– Удачи, братуха. До встречи на берегу.

– Надеюсь. Отбой.

Завершив сеанс, Батон поднялся.

– Все слышали.

Яков переводил эфир, так что остальные уже были готовы и ждали приказов.

– Периметр восьмерки не трогаем, им и так хватит. Охотники зайдут с севера, держат дом. Вы, – он кивнул добровольцам, – берете с охранниками юг, ветряки. Вон в том рюкзаке взрывчатка. Захватите кто-нибудь. И Птаха еще. Егор, ты с ними.

– Есть! – браво вытянулся блаженный.

– Не боишься? – с сомнением спросила Лера.

– Здесь боюсь. А там чего – вентиляторы, хоть под пулями мешаться не будут. Глянь на них. Пубертатное войско.

– А если…

– Давай без если, – прервал Батон.

– Генераторная находится в самой резиденции, – сказала Вендла. – Снаружи не достать.

– Ну так припугнем малеха. С ветряками понятно? – добровольцы кивнули. – Понятно. Эйнарт и Эйлерт – стена и ворота, и посмотрите запасные выходы, вдруг имеются. Не забываем про детишек, животное не одно. «Вирджиния» атакует по сигналу, затем высаживает подкрепление. Оставшиеся со мной. На нас Балдер и пленные. Лера ни на шаг, ты – прикрывающий. Усекла?

– Усекла. – Девушка ощутила, как дрогнул палец на затворной раме «Бизона».

– Точно уверена? – Батон посмотрел на стоявшую рядом с Биргером Вендлу, сжимавшую в руках охотничий карабин.

– Я иду, – хрипло ответила женщина.

– Тогда начали.

Все стали разбирать рюкзаки. В общей суете один парнишка из добровольцев закинул на плечи тот, в котором лежали детонаторы и взрывчатка Батона.

* * *

Заходили с нескольких сторон, как и спланировали. Сразу отделившись, Эйнарт с Эйлертом растворились в ночном сумраке и, постепенно сокращая расстояние, стали приближаться к стене, двигаясь по дуге и укрываясь за валунами и кустарниками. Оказавшись на расстоянии выстрела, они засели в колыхавшихся ветках, наблюдая за охранником, который как раз выходил из зоны видимости, заворачивая за угол стены.

– Когда пойдет обратно. В четвертом промежутке, – посоветовал Эйнарт, имея в виду темные участки между расположенными на одинаковом удалении факелами.

– За окнами следи, – скомандовал Эйлерт, настраивая арбалет и заряжая болт.

Замерев, братья терпеливо ждали, когда часовой двинется в обратную сторону.

– Виллеман как-то пошел к реке, ко древу, что было всех прекрасней, – поднимая оружие, тихонько напевал Эйлерт, раздвигая ветки кустарника и приноравливаясь к прицелу. – Арфу златую из сумки достал, ибо руны предрекли ему удачу…

Вокруг было тихо – остальные группы тоже занимали свои места. Наконец, из-за угла показался возвращающийся охранник.

– Арфой владел он подобно богам. – Совместив с ним наконечник болта, Эйлерт плавно, чтобы не шуршали ветки, двигал арбалет, сосредоточенно выцеливая мишень. – Ибо руны предрекли ему удачу…

Пусковой механизм сработал тихо, и вышедший из света факела часовой мягко осел на землю, не выпуская из рук оружия.

Братья немного подождали. Закрытые ставни окон оставались неподвижными, словно в доме никого не было.

– Теперь ворота. – Эйнар похлопал по плечу опустившего арбалет брата. Все так же бесшумно они выбрались из укрытия и, подобрав с распростертого на земле тела винтовку – Эйлер выдернул из убитого болт, – пошли вдоль стены, пережидая в неосвещенных участках.

Не дойдя несколько метров до угла, за которым находились ворота, они услышали выстрелы.

* * *

Охотники шли к вилле, покинутая деревня осталась у них за спиной. Вдруг замыкающий, державший тыл, негромко окликнул впереди идущих:

– Эй, ребята! Тормозите!

– Чего? – сразу насторожились остальные.

– Смотрите. – Крайний охотник указал в сторону темнеющих домов. – Из деревни идет кто-то.

Охотники стали всматриваться в том направлении и действительно различили группу людей, движущуюся в их сторону.

– Это кто такие?

– Явно не наши.

– Патруль?

– А с головами у них что? – удивленно спросил один из ребят, видя выше плеч неизвестных непонятные бесформенные предметы.

– Шлемы? – предположил сосед.

– Это Мешочники. Дьявол! – наконец разглядел кто-то. – Вот не вовремя выперлись.

– Какого черта им надо? Мы неделю назад оставляли мусор.

– Хоть не всем стадом.

– Зато с цветным. Гасите фонари, пока не заметили!

– Прячьтесь!

Охотники быстро рассредоточились за камнями, держа наготове оружие. Когда нежданная группа приблизилась на расстояние оклика, стали слышны обрывки фраз. Подземники были явно чем-то разозлены.

– Какого черта здесь произошло, – трясло от ярости шедшего впереди цветного мешка. – Неужели буря была такой силы, что все ушли в пещеры?!

– А там в котловане… – спрашивал один из телохранителей. – Что это было за существо?

– Не знаю! – выкрикнул вождь, яростно тряхнув руками. – Это Отшельник! Я догадывался, что все его скитания в итоге выльются против нас!

– Эй! Стоять! Ни с места! – Охотники выскочили из укрытий, ярко вспыхнули фонари. – Опустите оружие!

– Выключите свет, и не прольется кровь! – остановившись, крикнул цветной. – Бури и так было достаточно! Мы ищем Отшельника!

Охотники, не выключая, направили лучи света в землю.

– Какого такого Отшельника? – грозно рявкнул бородач, держа в одной руке фонарь, а другой готовясь метнуть топор.

– Он имеет в виду того чудика в балахоне, который тут везде шляется, – подсказал стоявший с ним рядом.

– Вижу, вы охотитесь. У нас свое дело, дайте пройти, – продолжал требовать цветной.

– У нас тоже. Ищите в другом месте, – отвадил бородач с топором. – А еще лучше проваливайте в свои норы, из которых пришли!

– Кучка безмозглого сброда, – презрительно бросил цветной мешок. – Вы не…

В этот момент висевший у кого-то на плече в сетке слизень с утробным клокотанием выпустил газ. Мгновенно среагировав, напряженные до предела стороны открыли шквальный огонь и бросились за первые попавшиеся укрытия. Охотникам повезло больше. По камням, за которыми они прятались, чиркнуло несколько отравленных игл, выбили искры пули. Из темноты начали плеваться слизни.

– Бейте сволочей! Иначе мы не успеем!

– Цельтесь в фонари!..

– Козлы!

* * *

Резко обернувшись, Батон посмотрел в сторону доносившихся выстрелов.

– Баста, карапузики, – проверяя ствол, рыкнул Треска. – Спалили контору.

Внезапное нападение на резиденцию Никалунда накрылось медным тазом. Укрывшаяся в низине команда Батона увидела, как засуетилась охрана у раскрывающихся ворот. Завыла сирена тревоги.

– Твою ж мать. – Охотник метнулся к радиостанции. – Батон «Вирджинии»! Батон «Вирджинии»!

– Хрш-ш-ш… «Вирджиния» слушает! Что у тебя, братуха?

– Запрашиваю ракеты! Повторяю! Запрашиваю ракеты! Удар немедленно! – требовал Батон, наблюдая, как из ворот один за другим появляются держащие наготове оружие приспешники Никалунда.

– Вас понял! Держитесь! Сейчас потрясет…

– Вниз! Вниз! Вниз! – заторопил команду Батон, увидев, как со стороны Скувоя в небо ушли несколько полос, которые, задержавшись в воздухе, падающими звездами стали стремительно приближаться к руднику. Все бросились в низину и попадали, прижимаясь к земле и закрывая головы руками. Гул приближающихся ракет нарастал, перекрывая доносящиеся с севера выстрелы и крики суетящихся у ворот бойцов.

В следующий миг округу сотряс чудовищный грохот одного за другим входящих в жерло шахты снарядов. Земля под распластавшейся командой заходила ходуном. Над низиной в ночном небе, расцветая алым, поднялся громадный огненный столб.

У Леры заложило уши, потом добавился тоненький писк, но сквозь него она расслышала, как Батон проорал «Не высовываться!», по-пластунски подползая к краю низины, где была оставлена радиостанция.

Удар разметал прожекторы и часовых, один из которых корчился на земле, весь объятый пламенем. Часть края шахты осыпалась. Грохот в недрах рудника не прекращался, смешиваясь с протяжным стоном потревоженного существа. Под землей что-то оглушительно бухнуло и из жерла, подобно пробудившемуся вулкану, снова вздыбилось пламя, и животное замолчало.

– …«Вирджиния» вызывает Батона! «Вирджиния» вызывает Батона! – захлебывалось треском помех радио. – Подтвердите контакт! Повторяю, подтвердите контакт! Миша, вы как?..

– Контакт подтверждаю! – прокричал охотник. – Цель уничтожена! Цель…

Переведя взгляд с бушевавшего пламени на землю, он увидел, как у рудника в нескольких местах взрывается выталкиваемая изнутри земля.

– …уничтожена, – выдохнул Батон, смотря на несколько зубастых пастей, в клыках которых болтался дерн. Уцелевшие выползни выбирались наружу, спасаясь из уничтоженного гнезда. Твари боялись огня. – Вот и свиделись, вашу мать, – упавшим голосом выдавил он.

– …ша! Миша! Что? Не слышу! – взывал в эфире Тарас. – Ничего не слышно!

– Контакт подтверждаю! Начинайте высаживать десант! – Бросив радио, Батон схватил СВД, нацеливаясь на мечущихся у ворот бойцов, открывших по выбирающимся из нор чудовищам шквальный огонь. Воспользовавшись этим, укрывшиеся за стеной Эйлерт и Эйнарт атаковали огорошенного внезапным ударом противника со спины.

– Ребята, рассредоточились! – подхлестывал своих Батон. – Держитесь на расстоянии, на одного гранату пожалеют!

Никалунд, который наверняка уже трясся в своей комнате страха, и пленники резко отошли на второй план. Нужно как можно скорее попасть внутрь усадьбы, сейчас по иронии оказавшейся самым безопасным местом.

– Пошла жара! – воинственно проревел Треска.

Батон несколько раз выстрелил, поочередно снимая отвлеченных появлением животных бойцов. Его заметили, и часть охраны резиденции переключила огонь на низину. К охотнику присоединились остальные члены команды, открывая стрельбу. Справа, выделяясь, заговорил «Бизон» Леры. Яков метнул гранату. Грохнуло. Несколько тел разлетелись в стороны.

– Нужно прорываться внутрь! – охваченный боевым азартом, крикнул Биргер, когда суетящиеся у ворот заметно поредели, а обстреливавшие низину бойцы валялись на земле.

– Ишь, как заговорил, пацифист! – Сняв еще одного и помогая братьям-скандинавам, которым не давали высунуться из-за стены, Батон отработанными движениями быстро перезарядил винтовку. – Ходу! Ходу! Ходу! Вон, ребята бегут! – Он увидел быстро приближающуюся со стороны группу охотников.

* * *

Уставших от перестрелки с Подземниками охотников отвлекла череда взрывов и вырвавшийся в небо расцветающий столб огня, показавшийся со стороны дома Балдера. Среди завербованных Батоном потерь не было, не считая пары царапин и угодившей одному в сапог ядовитой стрелы. А вот мешочники успели потерять несколько человек, от тел которых расползались выпутавшиеся из сеток слизни.

– Они нанесли удар! Теряем время и патроны! – Один из бородачей в сердцах саданул бесполезным топором по камню, высекая сноп искр.

Но появление яркого пламени возымело неожиданный эффект.

– Огненная роза! Небесный свет! – в ужасе заголосили Подземники, закрывая свои мешки руками. – Это Отшельник! Нельзя было идти за ним!

– Назад, трусы! – не высовываясь из укрытия, срывающимся голосом призвал цветастый, когда его люди, позабыв про охотников, гурьбой ломанулись назад к брошенной деревне.

– Тьма рассеивается! Это проклятие! – донеслось издалека.

Огненный цветок произвел впечатление и на цветного. Прочно укоренившееся за годы суеверие вместе с паникой остальных надломили его решительность, стремительно заполняя сознание страхом и паникой. Перед внутренним взором снова вспыхнул ослепительный луч, смертоносным мечом рассеивающий сумрак тронного зала…

– Давайте-давайте! Чешите, гады! – выходя из-за оплеванных слизнями камней, улюлюкали охотники вслед догонявшему остальных корольку. – Смотрите ноги не переломайте, придурки!

Убедившись, что перепуганные Подземники и не думают возвращаться, охотники поспешили на выручку остальным.

* * *

Когда добровольцы с солдатами станции добрались до ветрогенераторов, у виллы Никалунда уже вовсю шел бой. Укрывшись в основании одной из башен, они покидали рюкзаки и стали выуживать из них взрывпакеты, передавая друг другу. Пока все были заняты делом, Птах обошел сооружение и, увидев, неисправный ветряк, направился к нему. Задрав голову, он внимательно осмотрел конструкцию, потом на манер струны попытался подергать туго натянутый трос, крепившийся к скобе, вмурованной в полураскрошившийся бетонный блок.

– Плакала Саша, как лес вырубали…

Стиснув между колен топорик, Птах поплевал на ладони. Затем, сжав куцее древко, замахнувшись, изо всех сил саданул топором по тросу. Бземц! Блаженный от отдачи чуть не выронил инструмент из рук.

– Дед, отойди-ка. – Оттеснив Птаха, двое добровольцев поднырнули под трос и, подбежав к основанию башни, стали крепить на нее пластид.

– Всю малину испортили, – обиженно проворчал Егор и вдруг встрепенулся, заметив бегущих в их сторону двух бойцов.

– Тикайте, хлопцы! Егорка прикроет! – Рванув из рюкзака «макаров», Птах укрылся за бетонным блоком и лихо открыл огонь. – Держитесь, гады!

* * *

Видя выбравшихся из нор тварей, в пасти одной из которых уже болталась человеческая рука, Эйнарт и Эйлерт под прикрытием стены стали огибать резиденцию, меняя позицию. То пропадая, то снова появляясь в пляшущем свете факелов, братья свернули за угол, оказавшись с задней стороны дома.

Неожиданно перед ними словно из-под земли выскочил один из обороняющих виллу бойцов. Не разглядев в сумраке, кто перед ним, он замешкался, что дало Эйлерту секунду, за которую он успел метнуть в шею противника нож.

– Откуда он взялся, – удивленно огляделся Эйнарт, пока брат вытаскивал лезвие из раны затихающего в конвульсиях тела. – Смотри, дверь!

В темном пятне между факелами действительно оказалась небольшая дверца, глубоко вмурованная в тело стены и чуть прикрытая жидким кустарником. Спустившись по трем ступенькам, братья, держа оружие наготове, тенями проскользнули внутрь.

* * *

Зачистив ворота, команда Батона и охотники ввалились во двор, стремглав побежав ко входу, осыпаемые пулями из приоткрывшихся окон и огрызаясь свинцом в ответ. Напуганные чудовищами бойцы, сдавшие наружную позицию, забаррикадировались в доме, приняв осадное положение. Укрывшись под резным козырьком, атакующие осмотрели массивные, наглухо запертые двустворчатые двери.

– Они урепляют двери! – проорал Моль, услышав изнутри протяжный звук, будто по полу волочили что-то тяжелое.

Немудрено. Рожденные в сандурской лаборатории твари действительно вселяли ужас. Державший ворота Батон только сейчас смог как следует разглядеть своего так долго прятавшегося врага.

Когда-то эти существа действительно были обычными животными, но сейчас от них мало что осталось. Чудовищные, сужающиеся к заду тела, где мелко сучили гипертрофированные короткие лапки, резко контрастирующие с огромными передними конечностями, из которых выступали острые клинкообразные когти, хищно вспарывающие грунт. Свисающая брылями, словно на резко сбросившем вес толстяке, бледно-серая кожа с редкой клочковатой шерстью была покрыта пульсирующими волдырями, из которых с плевками сочащейся слизи то и дело появлялись знакомые клещи, переползавшие с туши на землю. У некоторых особей на боках, подобно гусеницам, шевелились недоразвитые перекрученные отростки, бессмысленно хватавшие воздух. Отвратительные, неуклюжие.

И голова. Плавно перетекавшая в туловище, с россыпью глаз, по три с каждой стороны, уменьшающихся от большого к совсем мелкому рудиментарному, с надвинутым наполовину веком; подернутых белесой поволокой, словно у слепого, и с сеткой лопнувших сосудов.

Распахнутые, намного больше бегемотьих, пасти обрамлялись шевелящимися розовыми усами с нитями висевшей слюны. Щелкали, хрумкая человечину, наросшими в несколько рядов клыками, за которыми ворочался пупырчатый мясистый язык.

Одна из особей была сильно ранена, но это еще больше разъярило ее.

Батон встряхнулся. В накачанную адреналином башку лезла всякая хрень, на которую нельзя было отвлекаться. Атака развивалась стремительно, и бежавшие от пожарища твари даже сыграли им на руку. Только это ненадолго. Услышав донесшийся из-за стены очередной душераздирающий крик, охотник быстро оценил обстановку. Шум за дверьми продолжался, противник старался обезопасить себя, как мог.

Идиоты.

– Моль, у тебя осталось?

– Нет! – рявкнул бородач, во время нападения где-то разбивший свою болтавшуюся за плечом трубу.

– Лерка, Биргер?!

– Пусто! У меня и не было!

– Да что же вы…

– У меня!.. – крикнул откуда-то из-за спин сбившихся в кучу охотников Паштет. – Одна, родимая! Из рюкзака на всякий случай стащил!

– Сюда! Клептоман хренов!

– И катушку! – Повар протолкался к дверям и, схватив у него комок пластида, быстро приладил его по центру дверей и воткнул контакты.

– Разбежались!

Щелкнул тумблер, и горизонтальный столб пламени с грохотом выдернул массивные двери, раскидывая по крыльцу тучу щепок.

– Пошли-пошли-пошли! – Меняя СВД на перезаряженную винтовку, Батон ломанулся в клубящийся гарью проем, откуда почти сразу полетели пули.

Потрясая мечами и топорами, охотники издали боевой клич. Атакующие гурьбой ломанулись внутрь, стреляя по оглушенным защитникам виллы. Переступая через раскиданные взрывом тела, одно из которых было придавлено превратившимся в груду досок трюмо – им и пытались заблокировать дверь, захватчики оккупировали холл. Бойцы Никалунда отошли внутрь здания.

– Где Никалунд? – Быстро осмотрев трупы, Батон присел рядом с еще живым бойцом, который часто дышал, лежа в луже крови и отрешенно смотря в потолок. Из его груди торчал глубоко засевший осколок двери. – Где комната страха? Он там?

– …орой э…аж, – через силу выдавливая из себя каждую букву, еле слышно пролепетал тот.

– Что? – прислушиваясь, наклонился ниже Батон.

– …на втором этаже… – Умирающий попытался пошевелить рукой, вазюкая ее в собственной крови. – У него… заложник.

– Кто! Священник? – не подходя к нему, громко спросила Лера, чувствуя, как внутри все сжалось. Из-за нахлынувших эмоций она не сообразила, что для банды Никалунда ее муж считался моряком с «Вирджинии» и по внешнему виду род его занятий невозможно было определить, как и то, что члены команды лодки могли не бриться. – У него была борода?

Батон коротким жестом велел ей заткнуться.

– А если это Мигель?!

– Н-не знаю…

– Где конкретно? – допытывался Батон. – Я спрашиваю, где конкретно спрятана комната? Ну…

Бойца свело судорогой, он начал задыхаться, выталкивая пузырящиеся на губах сгустки крови, и затих.

– Черт! – поднимаясь, выругался Батон.

– У комнаты должен быть коммуникатор, выведенный непосредственно в дом, – вспомнил Моль. – На случай обратной связи.

– Хрень с монитором и кнопками?

– Типа того. Если она работает, можно попробовать поговорить…

– Никаких разговоров. Ищем. – Перезарядив оружие, отряд стал подниматься по двум разведенным лестницам наверх. Укрывавшиеся в комнатах охранники Никалунда снова открыли огонь, со звоном разлетелись несколько вазонов.

Завозившаяся с «Бизоном» Лера уже было собиралась присоединиться к остальным, как вдруг различила голос, прозвучавший совсем рядом. Она заозиралась и заметила, что придавленный трюмо боец повернул голову и смотрит на нее.

– Пленные… – Голос едва был слышен на фоне грохотавших под потолком выстрелов. – Выглядел лучше… Борода…

– Кто? – бросилась к нему Лера. – Ты видел его?

Боец моргнул в знак согласия, облизнул синюшные губы.

– Пить…

– Где его держат!? Где они… – продолжала требовать Лера. – Говори, ну?

– Подвал… Дверь за лестницей… Вон. Прошу, дай воды… Хоть глоток.

Он еще бормотал, а девушка уже бежала к указываемой лестнице и, заглянув под нее, обнаружила узкий проход, ведущий на подземный ярус. Спустившись по ступенькам, она толкнула плечом полураспахнутую дверь и попала в небольшой коридор, с одной стороны которого располагались железные двери с маленькими окошечками.

– Мигель! – не в силах больше сдерживаться, выкрикнула она, поочередно заглядывая в каждое оконце и видя плохо освещенных незнакомых людей. – Мигель, ты здесь?!

– Лера! – приглушенно окликнули из самой последней камеры. – Лера, это ты?! Я здесь! Лера!

Подлетев к ней, она прильнула к окошку, стукнувшись лбом о металл. В узком проеме показалось осунувшееся лицо Мигеля.

– Лера!

– Милый. – Леру переполняли чувства. Живой! Нашла! Живой! – Ты как? Как же я… Господи! Что эта сволочь с тобой сделала? С тобой все в порядке? Тебя пытали?

Она тщетно подергала ручку двери.

– Ты здесь, – словно загипнотизированный произнес Мигель. – Но как? Ты не одна? Кто еще с тобой… Что это были за взрывы и кто стреляет?

– Мы все, ребята! Мы пришли за тобой! – Она повернула голову в коридор. – За всеми вами!

Из камер стало доноситься оживленное шебуршание.

– Как вы попали сюда? Как перебрались на остров… – Мигель никак не мог поверить, что видит девушку наяву.

– Все потом. Я потом тебе обязательно расскажу! Сейчас надо освободить тебя!

– Нужны ключи.

– Где они! У кого?

– У одного из солдат.

– Но как я его найду, – упавшим голосом спросила Лера. – Их здесь столько…

Она представила, что придется наугад шарить по трупам, теряя драгоценное время. Но сразу же собралась. Плевать! Пуганая. Ради мужа она и не на такое готова!

Наверху что-то приглушенно бухнуло, послышались неразборчивые выкрики.

– Бой еще не закончился! Батон с остальными пошел за Никалундом.

– Будет сложно, – нахмурился помрачневший Мигель. – Балдер заперся в комнате страха с одним из моряков. Его забрали отсюда, как только начались взрывы.

– Миша справится! Главное, я нашла тебя! – Лера сгорала от бессилия, не имея возможности обнять мужа, прильнуть к любимым губам, ощутить на себе его руки… Так близко и так далеко.

– Зеленая повязка! – выкрикнули из какой-то камеры.

– Что? – повернулась Лера.

– Говорю, зеленая повязка у того, кто с ключами, – прокричал в окошко один из моряков. – На правом рукаве! На рукаве!

– Ясно! Спасибо! – поблагодарила Лера и повернулась к окошку, обрезавшему в прямоугольник лицо Мигеля. – Я вытащу тебя. Потерпи!

– Будь осторожна. Ради всего святого, – попросил Мигель.

– Я не зря столько перенесла, чтобы сдаться, найдя тебя, – храбро заверила девушка, которой встреча с мужем буквально утроила сил.

– Я люблю тебя.

– И я тебя. Жди.

– Зеленая повязка! – еще раз донеслось до Леры, когда она выбегала по коридору обратно в холл.

Стоявший у окошка Мигель прислонился горевшим лбом к холодному металлу двери и улыбнулся.

* * *

Обнаружить Тайную комнату, как Батон окрестил нору, где Никалунд держал заложника, оказалось несложно. Во-первых, в нынешние деньки встроенный в стену монитор с кнопочной консолью в обычном доме пойди поищи. А во-вторых, оборонявшиеся ребята сами привели к хозяину, скучковавшись в тамбуре, соединявшем два параллельно идущих коридора. Навалившись с двух сторон – охотники слева, Батон с ребятами – справа, они быстро расправились с остатками защитников виллы. Твари на улице сейчас не волновали, тем более что десант Тараса должен был быть на подходе.

Воздух наполняли запахи пороха и гари. Ноющую сирену выключили.

Убежище Балдера укрывалось за неприметной панелью, окрашенной в тон стене, рядом с которой оказалась пресловутая консоль, ранее завешанная вульгарным портретом самого улыбающегося Никалунда в пиджачной тройке и бокалом в руке, выполненным потускневшей от времени кистью. Сейчас смятая картина в сломанной раме валялась на полу среди мертвых бойцов. Оставив на лице хозяина дома грязный отпечаток подошвы, Батон закинул винтовку на плечо к СВД и подошел к консоли.

Монитор не работал, вдобавок слегка выпуклый экран украшала паутина трещинок. Стучаться было бесполезно. Пошарив взглядом по кнопкам, Батон нашел, наконец, нужную, и вдавив ее, приблизил губы к решетке динамика.

– Ба-а-алдер, – протянул он, как можно зловеще. – Ба-а-алдер, ты там? Твоя папа пришла, свинца принесла.

– Кто вы? Что вам нужно? – практически сразу откликнулся изнутри Никалунд, когда охотник отпустил кнопку. – По какому праву? На острове чрезвычайное положение, мы пережидали бурю.

– Нет, вы ее пожинаете. Ты прекрасно знаешь, кто мы, Балди, – не сулившим ничего хорошего голосом продолжил Батон. – Добрые соседи. Вот, зашли на огонек, прости за каламбур, отблагодарить так, сказать, за презент.

– Что? Я не понимаю.

– Все ты прекрасно понимаешь. Я о том пеньке, который вы нам любезно подсунули. От щедрот, так сказать. Живень-корень, кажись? Ну тот, с которым бонусом шло клыкастое дополнение, помнишь?

– Нет! Вы напали на нас! Я требую…

– Ты не в том положении, чтобы вякать и пасть раскрывать, – жестко одернул Батон. – Большая шишка и такой трус. Не стыдно?

– Балдер. – Охотник подвинулся, уступая место подошедшей Вендле. – Это я. Все кончено, открой дверь.

– У меня заложник! – пригрозил Никалунд, явно узнавший голос женщины.

– Откуда нам знать, что он жив? – к микрофону вернулся Батон.

– Я здесь, – отозвался незнакомый голос.

– Я убью его!

– Нет, не убьешь. И знаешь, почему? Потому что ты трус – раз. Это совершенно ничего не изменит – два. И в-третьих, ты дерьмо. Но это так, до кучи. Главное, сильно там не психуй. Какой смысл убивать еще одного, когда ты уже и так натворил приличную кучу говна? Это уже ничего не изменит. Скажи спасибо, что тебя велено привести живым, иначе у нас вышел бы немного другой разговор, усекаешь? Воздух у тебя рано или поздно закончится, тем более что я могу в этом помочь. Ты сам загнал себя в ловушку, приятель. У тебя один выход, – начал Батон и вдруг с ужасом осекся, осознав, что, заговорившись, совершил чудовищную промашку, подсказав противнику лазейку.

– Я застрелюсь! – со злорадным торжеством отозвались динамики. – Что, неожиданно, твари? Съели? А этот пусть сам подыхает. Я знаю, чего добивается Семиброк, и в Торсхавн не пойду…

– Послушай, подожди, – вдавливая кнопку так, что побелел ноготь, Батон лихорадочно придумывал, как найти срочный выход из петли, в которую сам и сунулся. – Не стоит…

Откуда-то из коридоров донесся выстрел и вскрик, показавшийся знакомым, но Батон не реагировал ни на что вокруг. Несколько охотников бросились на звук.

– Хотели живым, а получайте мертвым! – В голосе Никалунда появились истеричные нотки. – Если сумеете расколоть орешек…

– Стой! – окончательно разламывая монитор, Батон в отчаянии стукнул по нему кулаком.

В этот момент снаружи донеслась череда следовавших один за другим взрывов. Дом заходил ходуном, и вдруг сверху на него обрушилось что-то большое, пробивая потолок и сминая стены.

* * *

Оказавшись в холле, Лера заметалась между телами.

– Зеленая повязка, зелена повязка… Правый рукав.

На разбросанных по полу трупах указанной моряком приметы обладателя заветных ключей не было. Придавленный трюмо боец не двигался, мертвым взглядом уставившись в пол. Во двор путь был отрезан – там были слышны твари. Главное, пока не забирались в дом.

– Черт!

Лера стремглав бросилась на лестницу, грохоча подошвами по скрипевшим ступенькам. Шум боя на втором этаже стих, вместо этого издалека доносился голос Батона, громко говорившего с кем-то по-английски. Нашли Никалунда, сообразила Лера, снова перебегая от убитого к убитому и заглядывая в пустые комнаты.

Уже отчаявшись – неужели на улице, девушка металась по дому, и вдруг буквально налетела на лежавшего ничком солдата с залитой кровью повязкой на рукаве. Зеленой повязкой!

Упав на колени рядом, Лера перетянула за ремень «Бизон» на спину и стала проворно обшаривать труп. В карманах с клапанами нет, на ремне тоже… Нигде нет! Растерявшаяся девушка еще раз осмотрела повязку там, куда не попала кровь – зеленая. Неужели моряк ошибся? Или перепутал в полумраке подвала. Камер было семь, значит, связка должна быть заметная…

Раздался выстрел. Лера, вскрикнув, ничком повалилась на труп, схватившись за пропоротую на боку куртку, по которой кляксой стало расползаться багровое пятно. Взорванное болью сознание уловило глухой щелчок – ее хотели добить, но вышли патроны. Стрелявший бросил пистолет на пол.

– Это ищешь?

Повернув голову, Лера с трудом приподнялась и сквозь плывущую пред глазами пелену посмотрела на Линь Има. Он был в своем плаще, кое-где испачканном грязью, но под капюшоном без маски.

– Ты…

– Это? – Кореец позвенел связкой ключей, которую держал двумя пальцами, обтянутыми перчаткой.

– Сволочь… отдай…

– А ты живучая, русская сука, – презрительно выплюнул Су. – Жаль только руки марать. За муженьком прибежала. Смело. Но это ничего не изменит. Хотелось бы закончить наш разговор…

Он пошарил взглядом вокруг, выискивая заряженное оружие.

– Уже поговорили. Тварь… – Лера выпрямилась, стоя на коленях. Первый шок слегка отступил. Пуля прошла мимо, лишь разорвав кожу. Но захлестнувшая девушку ярость напрочь вытеснила из тела боль, придав сил.

Кореец подобрал с пола пистолет, проверил обойму и, взведя затвор, направил ствол на Леру.

– Последнее слово всегда мое. Лети, птичка.

Лера закрыла глаза, с удивлением понимая, что не чувствует ничего. Вот и все. Ни-че-го. Оказывается, это так просто. Прости, Мигель…

Снаружи послышались взрывы, строение содрогнулось под весом чего-то большого, навалившегося на дом. Линь Им успел отскочить назад, уклоняясь от лавины обваливающегося на него потолка, отсекающего его от Леры.

* * *

Спешившие на подмогу десантники во главе с Тарасом и Соулсом только успели прикончить одну из трех тварей, бесновавшихся у раскрытых ворот особняка Никалунда, как стали рушиться подрываемые ветряки. Подлатанная башня начала крениться, удерживаемая только тросами, которые под давлением рвались один за другим. Лишенный поддержки ветрогенератор, набирая ускорение, с размаху приземлился на здание, сминая часть второго этажа. Распахнувшиеся ставни дружно выплюнули из всех окон стеклянную крошку, рухнул козырек над входом, частично загородив зияющий пустой проем.

– Наших прищемило! – не прекращая стрелять по оставшимся тварям, проорал Тарас. – Быстрее добивайте гадов! Не дайте им зарыться в землю!

Целясь в пасть одному из чудовищ, он увидел фигуру в развевающемся плаще с капюшоном, которая выбежала из-за стены позади здания и направилась в сторону ведущего бой десанта. На полпути припадавший на ногу человек замешкался, заметив чудовищ и американцев. Повернул было назад, но тут из-за угла показалась еще одна фигурка, и незнакомец метнулся в сторону, двигаясь к бушевавшему в шахте пожарищу.

– Лерка? – присмотревшись, удивился Тарас, следя за странно двигавшейся девушкой, то пытавшейся бежать, то снова переходящей на шаг. – Ты-то куда, так растак…

Девушка сделала несколько выстрелов, пытаясь попасть в человека в плаще, но на ходу не могла хорошо прицелиться. Тот пальнул в ответ. Утробный рык заставил Тараса снова переключиться на приближавшееся чудовище, и старпом открыл шквальный огонь.

* * *

Выбравшаяся через запасной выход в стене позади полуразрушенного здания Лера тяжело навалилась на дверь и жадно глотнула морозный воздух. Боль тянула к земле, принуждала все бросить, упасть и забыться, нырнуть в бесчувственную вязкую тьму, но девушка лишь крепче стискивала зубы, пересиливая себя. Одной рукой удерживала клюющий стволом «Бизон», а другую с маминым платком прижимала к испачканной кровью куртке. Сейчас ее не волновали судьбы Батона, Никалунда и даже остальных. В голове набатом стучали только три команды.

Не упустить! Догнать! Отобрать ключи! В последний момент успев метнуть нож в не ожидавшего обвала Линя – жаль, зацепила только ногу, Лера хоть чуть-чуть уравняла шансы, ранив крепкого мужика.

Сильнее всего от упавшего ветряка пострадал второй этаж и часть первого. Камеры заключенных должны были уцелеть…

Отвалившись от двери, она поднялась по ступенькам и попробовала побежать, тут же со стоном остановившись.

Вперед! Давай!

Добравшись до края стены, она завернула за угол и увидела, как припадавший на ногу Линь остановился, заметив обстреливающих выползней десантников. Разворачиваясь назад, кореец увидел Леру, вскинувшую «Бизон». Она выстрелила несколько раз, Линь тоже. Пуля выбила фонтанчик крошки из стены у девушки за спиной. Кореец, коротко выругавшись, выбросил пистолет – видимо, у защищавших виллу бойцов под конец стычки совсем не осталось патронов, и двинулся прочь от здания, направляясь к горящему руднику.

Увязавшаяся следом Лера дала короткую очередь, толком не целясь, а скорее желая напугать его. В венах бежала разгоряченная кровь, с каждым ударом колотящегося сердца наполнявшая девушку ослепляющей ненавистью. Ситуация переменилась. Лера чувствовала себя охотником, загонявшим зверя, которым был Линь. Наконец они поменялись ролями.

Приближавшийся к жерлу кореец уже ощущал порывы горячего воздуха. То и дело долетали скрежет и грохот – это рушились фермы и подвесные лестницы, укрепленные в стенах колодца. Местами проседала и осыпалась порода, расширяя границы выработки. Не сбавляя хода, Линь Им бегло осматривал попадавшиеся по пути тела убитых или изуродованных выползнями бойцов, надеясь подобрать оружие. Но как только он пригибался, сзади доносились выстрелы, гнавшие Су вперед.

Упертая сволочь! Царапина от ножа была мелочью, но при каждом шаге отдавалась неприятным уколом в бедре.

Он не чувствовал себя в западне, но и безоружным нельзя было оставаться. Ну, давайте, хоть что-нибудь. Вам оружие уже ни к чему. Просто прикончить рыжую тварь! И его мольбы были услышаны. Уже не надеясь и случайно оглянувшись, Линь наклонился и сорвал с разгрузки одного из часовых, стороживших шахту, ребристый мячик гранаты.

– Сто-ой! – еле различимо долетело сзади. Девчонка догоняла.

Оказавшись почти у края шахты, Линь остановился перед искореженным прожектором, обволакиваемый горячим дыханием рвущегося из недр земли пламени.

– И дальше что? – прокричал Линь, когда ковылявшая Лера остановилась в нескольких метрах от него.

– Ключи! – закашлявшись, потребовала девушка, у которой от жара и копоти слезились глаза.

– Лови! – Линь обманно махнул рукой со связкой, будто собирался запустить в колодец.

– Нет! – Лера рванулась вперед, от тяжелого воздуха судорожно дыша. – Пожалуйста…

– Пожалуйста, – передразнил Линь. – Какие вы все смешные. Думаешь, поймала, да? А, звереныш! У тебя автомат, у меня граната. Ты выстрелишь – я брошу. Кто умрет пер…

Земля содрогнулась от внутреннего толчка, ввысь взметнулось облако искр, и почва под Линем стремительно провалилась вниз. Кратер расширился еще на несколько метров. Обрывая кабели и заваливаясь на бок, опрокинулась в бездну громада прожектора. Потеряв точку опоры, падающий Линь повис на краю обрыва, отчаянно цепляясь руками, в которых по-прежнему сжимал гранату и ключи.

Отбросив «Бизон», Лера кинулась к нему и, падая, ухватила сползавшего корейца за руки. Тело взорвалось болью, девушка вскрикнула, ослабив хватку и Су, вырвав кулак с ключами, повис на одной руке, за которую держала Лера.

– Отдай!

Лера и Линь сверлили друг друга взглядами. Чувствуя, как вес противника притягивает ее к краю, девушка из последних сил старалась не отпустить корейца, которого сжимала обеими руками за запястье. Мятущиеся волосы застилали глаза, щеки вылизывал жгучий воздух. Рыча, Лера не сводила взгляд с болтавшегося над гигантским кострищем кулака с ключами. И вдруг ощутила, что от лица отлила кровь, увидев, как из огненной пучины поднимается гигантская зубастая пасть, раскрытая в последних усилиях старавшегося выжить животного. Смертельно раненая горящая матка пыталась вылезти из рудника.

Перехватив взгляд Леры, Им Су обернулся назад и с криком ужаса разжал кулак, выбрасывая ключи и инстинктивно хватая сползавшую за ним девушку обеими руками.

– Нет! – заорала Лера, проводив взглядом сверкнувшую искоркой связку, и с ненавистью посмотрела на Линя, на лице которого перемешались ярость и испуг. Силы покидали ее. В глазах отблесками метался огонь. Под ними в объятой пламенем пасти пузырились обугливающиеся языки агонизирующего чудовища.

Онемевшие под тяжестью Линя руки соскользнули. Теперь Лера и болтавшийся над кратером кореец отчаянной хваткой сжимали гранату. Почувствовав, что отпускает врага, Лера успела зацепить пальцем кольцо. Их с Имом взгляды снова встретились.

– Ты выбыл! – процедила девушка, и закричавший Линь устремился в конвульсивно смыкающуюся пасть, на лету превращаясь в ослепительный огненный шар.

Лежа на краю, безвольно свесив руки, Лера смотрела, как обессиленное животное оседает, исчезая в языках пожиравшего тушу пламени. Где-то там сгинули и спасительные ключи.

Мигель.

Собрав последние остатки мужества, Лера отползла от шахты, и потянув за ремень брошенный «Бизон», поплелась к дому, снова прижимая к боку платок. Десантники успели уничтожить остававшихся тварей и, перекрикиваясь, сновали по территории.

– Лерка! – отделившись от группы моряков, собравшихся у одной из выпотрошенных туш, к девушке подбежал Тарас. – Ты откуда? Где Миша? Чего… Ранена!? Несерьезно? Иди сюда.

– Мне надо… – попыталась отмахнуться Лера.

– Молчи. Дай… Да дай ты сюда. – Он отобрал у цеплявшийся за автомат девушки «Бизон». – Эй! Медика сюда! Живее! Куртку снимай.

– Отстань! Потом… Мне нужно к Мигелю! – вырвалась Лера, из последних сил поднимаясь по крыльцу в дом.

В голове все путалось. Мысли и образы менялись, наплывали друг на друга, кружились, пели и танцевали, водя стремительный хоровод. Леру колотила дрожь, начиналась горячка. Все тело нестерпимо жгло.

Тюремный подвал был заполнен гомоном охотников, входящих и выходящих из камер. Одну из них все еще взламывали ломом и топорами трое дюжих бородачей. Как было понятно из обрывков фраз, при разрушении несколько дверей под давлением перекрытий ослабли, так что оставалось лишь слегка надавить на замки.

– Лера! Лера, я здесь! – звал, проталкиваясь через столпотворение, Мигель.

Красный солнца луч едва виден из-за туч, Баю-бай, мой лисенок, засыпай…

Озеро-рыбка-водоворот…

– Пой, родная, пой! – изящной лодкой с помощью длинной палки, стоя, правил Птах… Линь, превращающийся в огненный шар.

Лера сняла с головы венок и, осторожно опустив, толкнула по воде…

– Живой… – Пошатнувшись, словно пьяная, она взяла Мигеля за руку.

– Живой! Все закончилось… Ты ранена?! – Он отнял платок от залитой кровью куртки. – Лера. Тебе нужно врача…

– Стой… Я должна тебе сказать…

Ткнувшись лицом ему в грудь, Лера потеряла сознание.

* * *

Никалунда все-таки удалось взять без жертв. Неожиданное падение ветряка, превратившее часть дома в груду развалин, сыграло на руку, хоть кое-кому и досталось. Правда, отделались только ссадинами и синяками. Когда разрушение прекратилось и частично осела забивающаяся в легкие бетонная взвесь, проверив Биргера и Вендлу, которую муж прикрыл своим телом, откашливающийся Батон подошел к комнате страха и заглянул в проем чуть сдвинувшейся в стене двери – сказалась усталость конструкции. Внутри было темно и не доносилось ни звука.

– Балдер! – настороженно позвал Батон. Только бы этот придурок не успел нажать на курок.

Послышалось шевеление, и в проеме показалось незнакомое потрепанное лицо.

– Он тут, на полу, – ответил пленный моряк. – Зазевался, когда тряска началась. Вырубил. Пистолет у меня.

– Молоток! Сейчас мы вытащим тебя оттуда.

Пока вскрывали комнату, в здании появились десантники.

– Ну и заваруха! – пожимая руку Батону, оглядывал разрушения Тарас. – Извини, что задержались. Заминочка вышла. В деревне натолкнулись на группу каких-то архаровцев с мешками на голове.

– Знакомы, – кивнул Батон.

Корольку и его приспешникам не суждено было вернуться в свое подземное царство.

– Плюс зверинец у ворот утихомиривать пришлось.

– Спасибо! Лерку не видел? – Только сейчас Батон вспомнил, что не видел девушку с момента, как из холла побежал на второй этаж.

– Лерка! – спохватился Тарас. – Видел! От горящей шахты пришла, гнала черта какого-то в плаще с капюшоном. Но вернулась одна, белая как мел и раненая…

– Ранена? Куда? Серьезно? Я же ей говорил…

– Не разглядел, только кровь. За Мигелем в камеры пошла…

– Вяжите его, – убедившись, что бессознательного Никалунда выволокли из убежища, приказал Батон. А сам стремглав бросился в подвальный этаж.

В холле он столкнулся с Мигелем, несущим на руках обмякшую Леру.

– Как она? Что?! – оглядывая ее, потребовал охотник.

– Рана не серьезная, но потеряла много крови. Пуля пропорола кожу, чуть-чуть левее и…

– Хрен с ним, с чуть-чуть, – рявкнул охотник. – К медику, быстро!

Мигель понес жену на улицу.

– Эх, егоза, – смотря им вслед, выдохнул Батон, догадавшись, что упрямая напарница все-таки дожала Линь Има, который наверняка и предупредил Никалунда об их появлении. – Молодец.

Напряжение последних часов пудовыми гирями давило на плечи. Больше не слыша взрывов и выстрелов, Батон понял, как смертельно устал. В жопу все. Отвоевались. Кончилось. Хотя битва человечества за место под солнцем еще идет и будет продолжаться до тех пор, пока одна из сторон не возьмет верх. На его век хватит. А значит, держитесь, гады!

– Вы смогли, – в холл спустились Вендла и Биргер, приобнимавший жену за плечи. Следом плелся Моль, до пояса покрытый побелкой и вместе с очками, которые ученый протирал концом куртки, делавшей его похожим на Деда Мороза.

– Мы смогли, – посмотрев на Эрикссонов, ответил Батон.

– Спасибо.

– Вы можете вернуться домой.

– И что теперь будет? – спросила Вендла.

– Не нам решать.

Залетевший в холл порыв ветра обдал отвратительным органическим смрадом. Выйдя на крыльцо, охотник посмотрел на идущих от ветряков добровольцев, за которыми семенил Птах, и помахал им. С Лерой, от которой не отходил Мигель, хлопотали медики, разматывая и отрезая бинты. Одолевшие тварей десантники сжигали их туши. Пощелкивая, чадящей грудой дымили собранные в кучу клещи. Батон повернулся к полыхающей шахте № 8 с уничтоженным чудовищем на дне.

– Вот и уголек пригодился, – чувствуя, что адреналиновая горячка начинает потихоньку отпускать, сказал он и впервые ухмыльнулся.

* * *

Несмотря на указание брать живым, после рассмотрения дела и предоставленных фактов Верховная комиссия Торсхавна вынесла Балдеру Никалунду смертный приговор. Казнь должна была состояться в столице, куда его незамедлительно переправили. За ним разрешили последовать жене и сыновьям, но встречи были запрещены.

Новости последних дней сарафанным радио в мгновение ока разлетелись по островам. Правительство Фарер отрядило специальную группу, которая побывала на Сандуре и на месте изучила сложившуюся ситуацию. Сам преступник дожидался своего часа под круглосуточным наблюдением стражников, отобранных из личного окружения Семиброка.

«Вирджиния» задержалась на острове, а Батон и Тарас с остальными вернулись домой, оставив Биргера, Вендлу и Моля заниматься восстановлением деревни.

Хотя ранение и не было опасным, у Леры началась лихорадка, продлившаяся несколько дней. Когда температура и жар стали помаленьку спадать, девушка начала восстанавливаться бульоном под строгим надзором хлопотавшей за ней бабы Дины и не отходившей от хозяйки Чучундры. А еще через пару дней попробовала встать с постели. Силы возвращались, но с утренними тренировками Лера разумно решила повременить. Тем более что ей и так запретил Батон, а сердобольная старушка и вовсе ничего не хотела слышать об отмене постельного режима. Шрам в подреберье, конечно, останется, но девушку это не беспокоило. «Главное, что не лицо», – верно заметила сиделка.

К тому же Лера наконец нашла объяснение своим чувствам и загадочным снам, лепту в понимание которых также внесла наблюдательная Дина. Лера до времени взяла с обрадованной старушки слово молчать, ожидая момента, когда сама будет готова рассказать Мигелю. Пыталась разобраться в себе. Было страшно и радостно одновременно.

Она уже свободно вставала и гуляла по набережной и деревне, а случай поговорить все никак не подворачивался. Мигель, как мог, окружал ее вниманием и заботой, к тому же стройка селения не без помощи островитян постепенно приближалась к концу.

Но над архипелагом висело тяжелое ожидание даты казни Никалунда, и Лера решила отложить разговор на потом. Ей ужасно не хотелось ехать, но приказом Верховной комиссии на оглашении приговора должны были присутствовать все участники и свидетели прошедших событий.

Поэтому, когда назначенный день неминуемо наступил, она покорно собралась и села вместе с Мигелем в один из прибывших за ними катеров.

За все время пребывания на Фарерах Лера еще ни разу не бывала в столице, и оказавшись на улицах Торсхавна, с любопытством глазела по сторонам. Здесь все было одновременно и привычно, и незнакомо. Широкие, начищенные мощеные улицы, ухоженные дома, аккуратно одетые жители, чинно прогуливающиеся и, в свою очередь, разглядывающие прибывшую делегацию. Все вокруг было как-то больше, лично для себя определила Лера. Конечно, а как еще должен выглядеть город, в котором живет правитель. Так, судя по всему, думала не она одна, поскольку Батону пару раз пришлось приструнить Паштета с Треской, то и дело порывавшихся заглянуть в одну из проплывавших мимо разукрашенных и пестрых харчевен. И у остальных нет-нет, да и разбегались глаза.

День выдался погожий, хоть и морозный. Кутавшаяся в мамин платок, кровь с которого так до конца и не удалось вывести, но из-за пестрого узора такни это было не слишком заметно Лера никак не могла свыкнуться с мыслью, что вся эта пестрота и оживление вот-вот будут омрачены чьей-то смертью. Единственным знаком, указывающим на серьезность момента, были иногда попадавшиеся приспущенные флаги.

Держа Мигеля под руку, она вместе со всеми квартал за кварталом приближалась к центральной площади. Когда наконец они вышли на нее, то сразу увидели установленный у здания мэрии большой деревянный помост и плаху, выточенную из широкого пня, возвышающиеся над головами все прибывающих зевак.

Заняв свои места, команды «Грозного» и «Вирджинии» ждали появления Верховной комиссии и Ульриха Семиброка. В толпе перешептывались, кивали в их сторону, кто-то показывал пальцем.

Наконец под бурные восклицания и овации к народу вышел Семиброк, за которым следовали представители комиссии, иногда для краткости именуемой просто Советом. Последним на помосте появился Балдер Никалунд со связанными за спиной руками, конвоируемый двумя стражниками.

– Разорвать мерзавца! – заревела толпа.

– Выдай его нам, Семиброк! – хрипло басил могучий, прокопченный горнилом кузнец, высясь над остальными.

Правитель красноречивым жестом призвал собрание к тишине.

– Друзья! Сегодня печальный день! Все вы знаете, что произошло и зачем мы здесь собрались!

– На дыбу его!

– Столько лет мы жили в мире и согласии, в нужный час объединяясь против общих внешних угроз. Мы поддерживали и заботились друг о друге. Но сейчас беда свалилась, откуда не ждали. Один из нас нанес вероломный удар в спину, угрожая безопасности всех Фарер, и лишь отвага и своевременные действия наших новых друзей смогли предотвратить трагедию!

– Давай без патетики, – поморщился Никалунд.

– Молчать! – рявкнули из Совета. Один из стражников ткнул приговоренного прикладом меж ребер.

– Вероломность, хитрость, расчетливость, повлекшие за собой множество разрушений и жертв, заслуживают самого сурового наказания! Вы знаете наши законы и какое решение вынес Совет! – повышая голос и, казалось, смотря на каждого из стоявших на площади, загремел Семиброк. – Я спрашиваю! Вы принимаете его?

– Принимаем! Принимаем! Принимаем! – хором подтвердило множество глоток.

– Балдер Никалунд! – стукнув по помосту посохом и призвав к тишине, громогласно провозгласил Семиброк. – По законам «Братства пара» за предумышленные действия против соседей, а так же заговор против Совета и правительства Фарерских островов, повлекший за собой смерти и угрожавший жизням всех обитателей архипелага, Верховная комиссия Торсхавна приговаривает тебя к вышей мере наказания – отсечению головы!

По собравшейся публике пронесся вздох.

– Решение принято единогласно и оспариванию не подлежит! Мое слово! Желаешь ли ты что-нибудь сказать?

– Я хочу подняться на Слаттаратиндур! Право последнего желания![17]

– Отказано! – опротестовал Совет. – Боги не примут тебя!

– Это против правил! – возмутился Балдер.

– Не тебе вспоминать о них, – презрительно отсек Семиброк. – Не затягивай!

– Хоть семью обними! – всхлипывала, глядя на него, Илва.

– Где ты была, когда я остался один? Ушла с ними, с повстанцами?!

– Как ты смеешь!..

– И вы. – Никалунд сверкнул взглядом на сыновей. – Трусы!

– Чтобы погибнуть?! – воскликнула Илва. – Как остальные?

– Последнее слово! Последнее слово! – заглушая ее возглас, заскандировала толпа. – Отбрехивайся давай!

– Когда вы все, наконец, поймете?! – стоя у плахи, выкрикнул Балдер. – На мне это не закончится. Рано или поздно найдется кто-то еще! Пока русские и их лодка находятся здесь, в нашей стране не будет покоя! А теперь их еще две! Пока они способны отдавать энергию, сувуройцы будут жить припеваючи! Почему только они? Что ты думаешь об этом, Ульрих? Неужели тебе не хочется одарить и своих людей?

Напряженно слушая прощальную речь, стоявший у всех на виду Семиброк обвел взглядом площадь, покручивая посох в руках.

– Столица не обделена ресурсами, – дипломатично ответил он. – Мы прекрасно справлялись все двадцать лет…

– Вот именно – справлялись! – откликнулся Никалунд. – А Турнотур со своей деревней живут припеваючи! И не надо начинать про то, что они были первые! Это наша земля, и русские здесь чужие! Они должны жить по нашим законам, если уж вы решили предоставить им кров! А вместо этого? Они разорили нас…

– Балдер… – захлебывалась слезами Илва. – Что ты наделал!

– Нет уж, дослушайте, раз дали слово! Рано или поздно мы бы сами догадались, как вскрыть Хранилище Судного дня. А что теперь – завалы и обломки, которые нужно заново разбирать? Кто это будет делать, а? Кто, я тебя спрашиваю?!

– Мы как-нибудь решим этот вопрос, – жестко ответил Семиброк и подчеркнул. – Без тебя.

– А что теперь будет с «Землекопами»? – выкрикнули из толпы.

– Да? – подхватили остальные.

– Мы поможем с восстановлением, – воздев руки, Ульрих снова призвал собравшихся к молчанию. – Изучение очага заражения будет продолжено, только под строгим контролем Старейшин и моим лично, дабы избежать повторения случившегося несчастья. К тому же американские моряки попросили разрешения обосноваться на Сандуре, поскольку на Сувурое и так уже хватает общины русичей.

– Хм, русичи, – пошевелил усами Тарас, стоявший вместе с остальными освободителями Сандура, как их успели окрестить быстрые языки. – А что, звучит.

– Вот видишь! – От дьявольского смеха Балдера у Леры по спине пробежали мурашки. – И снова! Все повторяется, Семиброк! Ты опять наступаешь на те же грабли! Кто-то все равно будет завидовать!

– Зависть и алчность рука об руку ходят, – покачал головой Птах.

– Мы путешествовали по миру в поисках чистой земли! – набрав в легкие воздуха, выкрикнул Тарас. – У нас была надежда найти лекарства от чумы, которую мы сами и распространили! Миссия обернулась провалом. Но мы не сдавались и добрались до вас.

– Чтобы обворовать, – выплюнул Никалунд. – Еще и Крепость с собой привели!

Собравшиеся внимательно слушали. Последнее слово неожиданно превратилось в диспут. Даже Семиброк пока не встревал.

– Чтобы поделиться! – парировал Тарас. – Без помощи «Дракона» мы бы погибли во льдах! Они помогли нам, и мы смогли перебраться сюда!

– Вас не звали! Вы стали яблоком раздора!

– Правда? – нарочито удивился Тарас. – По-моему, кроме тебя больше никто не претендовал на лодку!

– Дайте срок! – криво усмехнулся Балдер.

Люди и Старейшины внимательно слушали.

– Мы не будем никому ничего давать! Кроме дружбы, плеча и помощи, когда это потребуется! – отрезал Тарас. – Да! Энергии на всех не хватит! Мы не можем ходить от острова к острову, тем самым сокращая ресурс. И мы не знаем, на сколько еще хватит запаса хода реактора, но получаемая из него энергия поступает в специальные генераторы! Да, мы не можем обеспечить весь архипелаг, но у вас налажена связь между селениями, ходят караваны. И небольшим, посильным количеством мы всегда готовы помочь особо нуждающимся! В какое бы время и с какой бы просьбой к нам не пришли!

– Мы поддерживаем! – подхватили Соулс и его команда.

– Наше слово! – отчеканил Тарас. – Верно, ребята?

– Да! Наше слово! – на манер Семиброка поддержали остальные.

– Совет принимает позицию русичей! – дослушав, стукнул посохом явно удовлетворенный Семиброк. – И рады приветствовать американских путешественников! Ты имеешь еще что-либо сказать, Никалунд?

– Идиоты! – презрительно бросил Балдер.

– Комиссия и Совет выслушали последнее слово! Да свершится приговор! – Семиброк спустился с помоста, уступая место палачу в мрачном шлеме-полумаске, частично закрывавшей лицо. В руках исполнителя хищно поблескивал длинный, плавно изогнутый топор с черной рукоятью.

К царившему на площади напряжению добавился ритмичный перестук нескольких барабанов. Хлопал на ветру приспущенный фарерский флаг на фасаде мэрии. Толпа замерла в ожидании, и Лера в очередной раз пожалела, что пошла. К тому же она, как ни старалась, то и дело поглядывала на жену осужденного. Илва стояла в первом ряду, бледная как мел и поддерживаемая двумя сыновьями.

Стража поставила Балдера на колени и опустила голову на плаху, которую тот повернул к толпе. Сжимавший топор палач несколько раз примерился, широко размахнулся и нанес тяжелый рубящий удар. В последний миг Лера вздрогнула – ей показалось, что Никалунд глядел на нее.

Раздался сухой стук, смешавшийся с коротким вскриком – Илва упала в обморок на руки подхвативших ее сыновей. Голова Балдера отлетела в специально подставленную корзину. Подергивающееся в конвульсиях тело, оставлявшее на досках тянущийся кровавый след, под мышки выволокли с помоста.

– Правосудие свершилось! Справедливость и мир! – воздел руки вернувшийся на возвышение Семиброк.

– Справедливость и мир! – поддержала толпа.

– Да не повторится подобное вновь!

– Нет!

Кровавая драма закончилась. Несмотря на то что удар топора окончательно поставил точку в этой истории, домой Лера возвращалась с тяжелым сердцем.

* * *

Жизнь в «Братстве» снова продолжалась размеренно и неторопливо. Горький осадок постепенно сошел на нет, и историю с Балдером, как в народе окрестили трагедию на Сандуре, вспоминали лишь изредка за стаканчиком в каком-нибудь кабачке.

Американцы осваивались в новом доме, наезжали в Сувурой, иногда прихватывая с собой Биргера и Вендлу, делившихся свежими новостями. Деревню привели в порядок, лабораторию частично восстановили, насколько позволяли ресурсы и нынешняя ситуация, а бывший котлован для выпаса переделали под градирни. Изучение биологических аномалий возобновилось, но без всяких перегибов и экспериментов.

По погибшему Александру Ерофееву отслужили поминальную литургию, и Лера уже со спокойствием в душе попрощалась с ушедшим дедом.

– Скучаешь по нему? – спросил Мигель, когда они вышли из церкви и, пройдя деревню, спустились к морю.

– Скучаю, – согласилась Лера, поправляя на голове платок, с которым игрался ветер.

Пара направилась вдоль берега, слушая грохот налетающих на песчаник волн и звонкий чаячий клекот.

– Он очень любил тебя. И доказал это.

– И все-таки. – Леру никак не хотела оставить в покое последняя мысль. – Почему не сказал, что болен? Даже не назвал, чем…

– А это так важно? Что бы дало тебе название?

– Ты говоришь, как Батон.

– Михаил прав. Александр знал, что его невозможно вылечить, тем более сегодняшними средствами. Может, были ремиссии, но… И вместо того чтобы со временем превратиться в беспомощную обузу, угасая у тебя на глазах, он совершил подвиг.

– Он не был трусом.

– Просто иногда нам лучше умолчать о чем-то, нежели понапрасну расстраивать близких и перекладывать свои тревоги и проблемы на плечи других.

– А если это что-то хорошее? – Лера вдруг почувствовала, что вот он, подходящий момент.

– Разделять радость с кем-то всегда замечательно. – Мигель посмотрел на волновавшееся море. – Тем более сейчас, когда добрых вестей не так уж и много. Не устала? – спросил он, когда Лера в очередной раз завозилась со сползшим платком.

– Давай еще чуть-чуть, – попросила девушка.

Они продолжали шагать, слушая рокот волн.

– Там, на вилле, я хотела сказать… Но еще не понимала.

– Ты была ранена.

– Упала в обморок, знаю. Постой. – Лера взяла его за руку, останавливая.

– Что?

Лера подняла на Мигеля счастливые глаза и улыбнулась.

Эпилог

Исходящее из глубины свечение окружало силуэт девушки переливающимся ореолом. Бросок камушка, и задумчивое лицо Леры заволновалось, подернулось рябью концентрически расходящихся в стороны кругов. Опускаясь вниз, маленький снаряд коснулся пульсирующего тела исполинской медузы и, влекомый инерцией, стал медленно сползать по покатому боку вниз.

Лера устроилась, свесив ноги на самом краю выдающейся над водой деревянной дорожки, сколоченной рыбаками, и смотрела на окружающий мир. Вслушивалась в шорохи листвы, следила, как постепенно тускнеют краски от садящегося на горизонте солнца. Взяв из кучки очередной камешек, Лера подкинула его на ладони и запустила в воду лодочкой, на этот раз стараясь забросить подальше.

Казалось, эти маленькие снаряды нисколько не тревожили находящееся внизу существо. Горгона. Мать-прародительница. Сквозь прозрачные, переливающиеся пурпуром ткани были виды органы, переплетения нервов и кровеносных узлов. И неторопливо, размеренно бьющееся сердце. Так же, как и где-то у нее внутри.

Вот от Горгоны, протолкнувшись через родильный канал, отделился еще один детеныш. Покувыркавшись на месте, чтобы освоиться и стряхнуть с себя хлопья налипшей органики, он присоединился к небольшой стайке таких же новорожденных, возившихся под лапой широкой водоросли неподалеку.

Лера сидела и в лучах заходившего солнца смотрела на чудо рождения, которое не смогла уничтожить война. И ничто не смогло бы.

Как она прочитала в какой-то книжке? Там было про людей, одни из которых называли себя ковбоями, а другие индейцами, что-то про сражения за новые территории давно-давно. Книжка была интересная, и со слов Батона написавший ее автор был нереально крут вплоть до самой войны. Но больше ей запомнилась фраза, которую сказал вождь индейцев пленному ковбою.

– Видишь эти камни? – Он обвел рукой груду валунов у подножия скалы. – Им плевать на нас. Умру я, умрешь ты. Умрут наши дети и внуки их внуков. А эти камни будут стоять, как стояли.

Вот и сейчас. Они наказали только себя. Природа, хоть и пострадала, продолжала и будет продолжать жить. Они лишь изменили ее. Да и они ли… Она приспособилась. А им остается надеяться когда-нибудь снова попробовать подружиться с ней, и все будет как раньше. Главное, самим вынести и усвоить урок и научиться перестать сеять вокруг себя разрушения, кровь и пепел. И пусть однажды, когда солнце поднимется вновь, оно осветит новый, изменившийся мир.

И пусть он будет прекрасным.

Лера посмотрела на свой заметно увеличившийся живот и нежно погладила его.

– Однажды ты это увидишь.

Март – Июнь 2019

Последнее приключение

Что ж, «Атлантическая одиссея», как ее окрестили в проекте, казалось, в третьем романе подошла к логическому концу. Путешествие «Ивана Грозного» и без того растянулось для меня и героев на… с ума сойти – девять лет. И покидая Леру на Фарерах, я с чистой совестью полагал, что пора бы уже оставить девчонку в покое и отпустить на заслуженный отдых.

Но постапокалипсис на то и постапокалипсис – в атомном чистилище человечеству никогда не будет покоя. И меланхоличные, суровые, бешено красивые Фарерские острова спустя какое-то время вновь начали манить меня.

В предыдущих романах я описывал всего лишь несколько островов – Сувурой, на котором располагается одна из деревень «Братства пара», Хранилище Судного дня и в принципе все. Но чем больше размышлял, тем больше мне хотелось снова вернуться туда.

«Слепая тропа» – не роман-путешествие. Это приключение с элементами драмы и триллера. Обладая карт-бланшем, стоя особняком практически от всех историй «Вселенной», (кроме «Гаваны», конечно), я решил вернуться в проект, чтобы вместе с героями отправиться исследовать новые уголки, омываемых Атлантикой островов. Они оказались интересными, неожиданными и не менее страшными.

Работая с картами Фарер, я натолкнулся на несколько схем, образующих целую систему туннелей, посредством которых острова сообщаются между собой. Есть как надземные, так и подземные – некоторые были построены задолго до Войны, другие, соответственно, оставлены в том виде, в котором находились на момент Катастрофы.

И вот тут у меня стала наклевываться идея. Ведь не только водным сообщением пользуются раскиданные по архипелагу селения. Что же там, под землей? Что скрывают прорубленные в скалах, давно заброшенные магистрали? Естественно, как несложно догадаться, ничего хорошего. В то же время я не стал особо концентрироваться на этой детали, хотя для сюжета она играет немаловажную роль.

Как уже писал выше, это не роман-путешествие. Мне кажется, за время странствий «Грозного» я успел многое показать, что было интересно самому и что контролировали руководители серии. Поэтому, став на приколе в гавани «Братства пара» и получив в свое распоряжение Фареры, я решил сосредоточиться на нем и устроить Лере с Батоном последнее приключение. Их ждут таинственные подземелья, неожиданные встречи, зловещий остров Сандур и величественная столица Торсхавн. И разумеется, опасный, коварный и непредсказуемый враг.

Работа над этой книгой доставила мне много неожиданностей, тревог и переживаний. И конечно же, радости. Зная всю историю от начала до конца, тем не менее, с каждой новой главой я открывал что-то новое и для себя, и для героев, преодолевая трудности и невзгоды вместе с ними. Надеюсь, у нас получилось.

Осталось сказать спасибо.

Вячеславу и Ирине Бакулиным, Анне Калинкиной, Вадиму Чекунову. Коллеге по несению Дозорного Света Алексу де Клемешье. Марии Назаровой, Людмиле Казаниной, Максиму Шипачеву и Георгию Ильину. Леониду Добкачу, Юстине Южной и Нику Соколову. Магистру завязывания сюжетных узлов Жене Фоменко. Моей маме Ире и супруге Маше. Друзьям. Всем консультантам в России и за границей. И тем, кто просто был рядом и поддерживал словами, сказанными вовремя.

И вам, дорогие читатели.

Грустно ли расставаться с героями, за столько лет ставшими семьей? Вот теперь точно нет. Прощаясь с Лерой, я рад за нее. Она заслужила свой кусочек счастья, который достался ей таким трудом. Да и не только ей, всем героям этой большой истории. Пусть у них все будет хорошо.

А если когда-нибудь случай занесет вас на Фареры по делам или просто побродить по их удивительным землям – найдите Леру и передайте привет.

И почешите за ушком Чучундру.

Игорь Вардунас

Сноски

1

От Матфея 16:27-28.

(обратно)

2

От Иоанна 7:37-38.

(обратно)

3

Он же Доктор А́йво Робо́тник – главный злодей серии Sonic the Hedgehog.

(обратно)

4

Madonna «Rain».

(обратно)

5

Гимн Фарерских островов.

(обратно)

6

Ливия, Ирак, Йемен, Сирия.

(обратно)

7

Звук выходящих из-под винтов пузырей воздуха.

(обратно)

8

Фёройар+хоккей. Фёройар – так по местному называют Фареры.

(обратно)

9

М. Таривердиев, слова А. Аронов, поет С. Никитин.

(обратно)

10

Клуб 27 – группа известных рок-музыкантов, умерших в возрасте двадцати семи лет не без помощи наркотиков.

(обратно)

11

Библия, Аггей 1:4–11.

(обратно)

12

Четвертая книга Моисеева. Числа, глава 16.

(обратно)

13

1 миля, 1852 метра.

(обратно)

14

«ДЖАП», от сокращенного «Jap» – Japanese, Jap, японец, японский. У японцев во время Второй мировой войны был отряд 731, который испытывал на пленных биологическое оружие. Эти наработки потом попали американцам в руки. Они эти наработки потом продолжили развивать, но тайно.

(обратно)

15

Семь смертных грехов: гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, чревоугодие, уныние.

(обратно)

16

Уважаемый господин (кор.).

(обратно)

17

По местной легенде тот, кто поднимается на эту гору, спустится с нее полностью изменившимся.

(обратно)

Оглавление

Многолетнее путешествие Объяснительная записка Вадима Чекунова

Пролог

Часть I Земля обетованная

  Глава 1 Караван

  Глава 2 Ярмарка

  Глава 3 Тремор

  Глава 4 «Вирджиния»

  Глава 5 Кризис

Часть II Кровь земли

  Глава 1 Перебежчик

  Глава 2 Потемки

  Глава 3 Тропами мертвых

  Глава 4 «Стальные землекопы»

  Глава 5 Рудник № 8

Эпилог

Последнее приключение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg