«Артуа. Ученик ученика»

Артуа. Ученик ученика (fb2) - Артуа. Ученик ученика [Компиляция, книги 1, 1.5, 2] (Артуа) 3095K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Алексеевич Корн

Владимир Корн Артуа. Ученик ученика

УЧЕНИК УЧЕНИКА

Глава 1 АФРОДИТ

В правом боку кололо. Я немного передвинулся и посмотрел направо еще немного мутным после сна взглядом. Камень?! Да еще и торчащий из песка. Откуда? Вообще-то я засыпал в своей постели и искренне надеялся проснуться там же. Ладно, может, и не совсем там же – были у меня и другие планы, даже телефон поближе положил, чтобы сразу ответить. Один звонок, милая, – и я примчусь, чтобы обжечь тебя огнем своей любви.

На ноги с мягким шорохом накатила теплая волна. Так, а вот с этим совсем уже непонятно, ведь от моего дома до ближайшего моря – как до Пекина в позе дачника. Сам Пекин, кстати, значительно ближе. И еще, на дворе как-никак декабрь, не самое удачное время принимать солнечные ванны. А у меня ощутимо горят плечи, и голову явно напекло, с трудом соображаю. Хотя с головой-то, пожалуй, не привыкать, обычное состояние и без солнечных ударов.

Я вскочил на ноги, утвердил пошатнувшееся тело в строго вертикальном положении и огляделся.

Красиво, черт возьми. Как в моих мечтах перед сном, когда я оказался на необитаемом тропическом острове, скрываясь от мелочных злобных людишек, которые почему-то даже не задумывались о том, что им привалило немыслимое счастье жить на одной планете с таким замечательным человеком, как я.

Правда, в своих мечтах на острове я был не один, а в компании с двумя очаровательными созданиями, буквально боготворившими меня: натуральной блондинкой и жгучей брюнеткой. Мои мечты тогда так взволновали меня, что пришлось идти на кухню выкурить сигарету и выпить стакан холодной минералки. Все это время я поглядывал на телефон. Ну позвони же, черт возьми. Мы и так уже почти неделю в ссоре. В конце концов, ты сама виновата.

– Артур, тебе скоро тридцать, а у тебя еще детство играет в том месте, которое не для этого предназначено, – заявила она.

Это случилось после того, как я отказался от одной вакансии, с большими, да чего уж там – с огромными перспективами в плане карьерного роста.

Ну как же мне объяснить тебе, милая, что на свете столько интересного. Красота северного сияния… Запах берега, где так давно не был… Прощальный привет заходящего солнца – зеленый лучик, устремленный вертикально в небо, который можно увидеть только в открытом море через бинокль или пеленгатор… А сколько в мире нераскрытых тайн! Один Тунгусский метеорит чего стоит.

Новая же работа подразумевала вечное сидение в общем кабинете с редкими вылазками в соседние города. Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что долго удержаться там не смогу. Да и очень не хотелось подводить людей, хлопотавших за меня.

Так, быстрее в тенек, явно перегрелся. И во рту все пересохло.

Я доплелся до ближайших кустов, росших на берегу, и рухнул в благословенную тень. Здесь и песочек прохладнее.

Теперь воспользуемся старым добрым методом ниндзя, чтобы избавиться от жажды. Он совсем не сложный и всегда помогает. Достаточно лишь ритмично покусывать кончик языка. А вот с головной болью сложнее: способ-то знаю, но он никогда не срабатывает.

В тенечке и о главном можно подумать. Итак, я куда-то попал. Как и зачем – не знаю, да и не так уж это важно в данный момент.

Ну попал и попал. Не страшно. Пока, во всяком случае. Страшновато – это когда шторм и обледенение. Вода за бортом минусовой температуры и не замерзает лишь потому, что соленая и все время в движении. С каждой новой волной на палубе нарастает все больше льда, а тонкие тросы такелажа становятся похожи на прозрачные столбы. И необходимо с этим как-то бороться: с помощью ломов и чьей-то там матери. А еще следить за тем, чтобы тебя самого с очередной волной не смыло за борт. Правда, за бортом и воды-то нет, только миллиарды перекатывающихся тоненьких ледяных иголочек. И спасти никто не сможет – просто нереально. А если со льдом не бороться, то и до оверкиля недалеко.

Страшно бывает и тогда, когда остаешься вдвоем с водилой в сломавшейся машине на зимнике, по которому почти и не ездит никто, раз в три-четыре дня, если повезет. На улице ночью под шестьдесят, и вся надежда только на то, что двигатель не заглохнет и топливо не закончится. Костер не поможет: пока спереди все обгорать будет, сзади все обморозится, и наоборот.

Здесь же красота: солнце, море, на соседнем кустике финики растут. Ну, может, и не финики, но очень похожи.

Сейчас мне не страшно, а просто-напросто обидно. Где мои водонепроницаемые милитари, где раскладной нож с множеством лезвий (даже пила и напильник имеются)? Где, спрашивается, жилет с огромным количеством карманов, наполненных всякими полезными вещами? В конце концов, где мой замечательный охотничий нож из стали превосходного качества, сделанный на авиазаводе? С наборной рукояткой из кусочков бересты, благодаря которой рука не мерзнет на морозе и не скользит от крови и жира…

Да что уж там, трусов – и тех не оставили.

Я внимательно осмотрел себя. Как будто бы все на месте, все мое и ничего не изменилось. Черт, могли бы и добавить кое-где, кто ж из нормальных мужиков об этом втайне не мечтает? Это я о бицепсах.

Так, а может, изменения чего-то другого коснулись? Начнем с ума. Семью восемь – пятьдесят шесть. Пятью девять – сорок пять. Тринадцать на шестьдесят девять… Скучно. Вывод – ум по-прежнему острый. Может быть, я теперь летать умею, и стоит попробовать? Я рассмеялся, представив, что голышом бегу по кромке прибоя и усиленно машу руками.

Голова почти прошла. Только ощутимо жгло плечи.

Интересно, а вдруг у меня цвет глаз изменился? Только зрачки трогать не нужно, не приведи господь, вертикальными станут. Это у покойников они такие. Перед тем как делать реанимацию, надавливают с двух сторон на глазные яблоки: если зрачки становятся вертикальными, то нет смысла делать искусственное дыхание и массаж сердца. Нет, не хочу зрачки, как у жмура. Хочу белокурые волосы. Я отращу их подлиннее, и, когда побегу навстречу любимой девушке, они будут красиво развеваться на ветру.

Выдрав парочку волосинок, я убедился, что и с шевелюрой все без изменений. В принципе можно было и не драть волосы на голове, они не только там растут и везде одинакового цвета. Зато еще раз убедился, что не сплю.

Ну и что мне теперь со всем этим делать?

Перво-наперво, водицы необходимо испить, чистой и холодной. А затем? Сложный вопрос, но ответить на него все же можно. Необходимо куда-нибудь идти и обязательно куда-нибудь прийти. В принципе все, что я вижу, не очень отличается от того, что привык видеть раньше. Не дома, конечно, – в тропиках. Если быть точнее, то в субтропиках. Правда, краски здесь ярче, чем те, к которым я привык. Ярче выглядит море, небо, зелень деревьев… Прямо как на рекламных буклетах, зазывающих туристов на заморские курорты.

Как стемнеет, появится возможность определить по звездам, в каком полушарии я нахожусь. Но в любом случае сначала нужно найти воду. Решив, что в воде для начала неплохо просто посидеть – слишком уж горят плечи, – я вернулся к морю.

После водных процедур стало легче. Вода оказалась не такой соленой, как в Тихом океане, но и не слишком пресной, если сравнивать с Каспием.

Ну и в какую же сторону мне сейчас направиться? Если это остров, то я в любом случае вернусь сюда, мимо точно не пройду – больно уж вершина приметная у скалы, уходящей в море, на голову сфинкса похожа. Вряд ли где-нибудь найдется что-то похожее: природа не любит повторяться.

Чисто по-мужски хочется пойти налево, еще бы разобраться, где это самое «лево» находится… Встанешь спиной к морю – с одной стороны, повернешься – соответственно с другой получается. Подойдем к делу с практической стороны. Если я пойду навстречу солнцу (которое, кстати, уже низко над горизонтом, значит, дело близится к закату), то оно будет все время слепить мне глаза. Отправлюсь в другую сторону – будет жечь плечи. Ну с этим легче, достаточно посмотреть вон на тот куст с яркими синими цветочками. Листья на нем такие большие, что вполне прикроют не только плечи, но и много чего ниже. Не помешало бы еще и одеждой обзавестись, хотя бы немудреной набедренной повязкой из травы – слишком уж некомфортно в полном неглиже и с плащом на плечах. Надеюсь, найду по дороге что-нибудь подходящее.

Напиться мне удалось значительно раньше, чем набрести на источник воды. Неподалеку я обнаружил кокосы, которые не отличались от привычных мне ни формой, ни цветом, ни вкусом.

С насущными делами вроде бы худо-бедно разобрался. Теперь нужно войти в боевой транс, абстрагироваться от окружающей действительности и топать, топать, топать до самой темноты. Только как в этот самый транс войти? Как говорят мудрые люди, нужна какая-нибудь ключевая фраза. Ей может быть любое подходящее предложение, повторяемое много раз подряд.

Займемся аналитикой. Где я себя обнаружил? У самой кромки прибоя. Вывод: я Афродит. То, что не Афродита, каждому с первого взгляда ясно – я все еще без одежды, да и не брит. Железная логика, всегда ею отличался.

Теперь смело в дорогу. Поправим плащ, зажмем кокос под мышкой – и в добрый путь, сэр Афродит.

– Афродит Пенорожденный, Афродит Пенорожденный, Афродит Пенорожденный. Аф… А-а-а!

Черт, больно-то как – большим пальцем о камень. Обуви у меня ведь тоже нет. Но, что самое обидное, я еще не успел войти в транс. Придется обойтись без заклинаний, главное – под ноги смотреть.

Я брел до самого заката, внимательно рассматривая окрестности. И не обнаружил ничего такого, что могло бы мне объяснить, куда я попал.

Здесь очень красиво. Даже песок светлый, почти белый. Вот, помню, гулял я как-то по пляжу одного из Курильских островов, со стороны Охотского моря, так там песок был практически черным… На дворе в то время стоял июнь, солнце с небес жгло немилосердно. И после пары десятков шагов нужно было заходить в море, чтобы остудить прямо-таки горевшие ступни. В холодной воде ноги быстро начинали неметь. Еще пара десятков шагов по раскаленному песку – и снова в воду. А обуваться не хотелось… Вечером я обнаружил, что ступни покрыты множеством мелких темных точек, там, где кожа была обожжена…

Кстати, тогда на берегу и в прибрежных волнах было множество разнообразного мусора, всяких там обрывков газет и обломков ящиков, по большей части с японскими иероглифами. А ведь на том острове, название которого я сейчас и не вспомню, отсутствовали поселения, если верить карте. Зато там было очень много медведей, прямо медвежий заповедник. Вспомнив об этом, я начал тревожно оглядываться по сторонам. К счастью, никаких животных я не обнаружил. Мусора, впрочем, тоже.

Когда окончательно стемнело, я испытал настоящее потрясение. Такого неба у нас нет. И дело даже не в созвездиях. Звезд очень много, и они такие крупные и яркие, что сейчас светлее, чем в полнолуние. Темно-синее ночное небо и огромные звезды. Нет, это может быть все, что угодно, но только не Земля.

Я неподвижно сидел на камне. До этого момента все казалось значительно проще и легче: в глубине души все еще теплилась надежда, что я на родной планете. Я тешил себя мыслью, что очутился хоть и непонятно где, но все же на Земле. Согласен был даже в прошлое попасть, ведь там все знакомо и понятно, все известно на века вперед.

Теперь же нет никаких сомнений: это чужой мне мир. Только сейчас я до конца осознал значение слова «безысходность». И что мне теперь со всем этим делать? Кто-нибудь поинтересовался моим мнением? И нужно ли мне все это? Зачем я вообще тут очутился? Что или кто меня здесь ожидает? Какие-нибудь разумные ящерицы?

А может, цивилизацией здесь еще даже и не пахнет? Во время своего недолгого вечернего путешествия я не обнаружил никаких свидетельств разумной жизни. Ни обрывков сетей, ни закругленных водой досок, ни пластиковых бутылок – ничего. В общем, совершенно никакого мусора, неизбежно присутствующего на морских берегах самых удаленных уголков нашей планеты.

Ничего, не будем отчаиваться. Вполне вероятно, что эту землю все еще топчут разнообразные динозавры, а значит, подобным следам цивилизации здесь неоткуда взяться.

Утром повеял легкий ветерок со стороны моря. Ну ночью я не замерз – и на том спасибо. Настроение немного улучшилось, когда над горизонтом поднялось местное светило – оно-то как раз ничем не отличалось от нашего земного солнца: ни светом, ни теплом, ни чем-либо еще.

Все, хватит нытья и соплей, ты жив, здоров и оказался не посреди бескрайней песчаной пустыни, где слишком мало воды и слишком много тепла. У моря все же трудно умереть с голода, да и само добывание пищи не должно занять много времени.

В общем, все не так уж и плохо, с какой стороны ни посмотри. Главное, чтобы здесь оказались люди, разумные и не слишком отличающиеся от тех, что я привык видеть. Будет много хуже, если разумными вместо людей окажутся какие-нибудь драконы. И что мне в таком случае делать? С кем я тогда буду сливаться в любовном экстазе? Драконы вроде бы из змеиной породы, а значит, вонять от них должно, как от змей. Не очень-то радужная перспектива.

Я снова отправился в путь. Через пару часов ходьбы я увидел на самой линии горизонта маленькое белое пятнышко паруса. Нет, я не мог ошибиться. Конечно, с моего места невозможно было разобрать, что собой представляет суденышко. Но это и неважно. Главное то, что разумная жизнь здесь есть.

Парусник направлялся в ту же сторону, что и я. Что это: яхта местного богача или просоленное всеми ветрами рыбацкое суденышко? Даже количество мачт не удается определить – слишком большое расстояние. Эх, шел бы он ближе к берегу, тогда бы я сумел разобрать, кто на нем находится… Как бы хотелось, чтобы это были именно люди!

Позади был еще один день пути по бесконечному песчаному пляжу. Только в двух местах мне пришлось удалиться от берега, обходя прибрежные скалы. На одной из таких скал мне удалось убить камнем какое-то морское животное, похожее на морского котика, правда, шкурка его отливала синевой. Мясо есть оказалось невозможно, слишком отдавало рыбой, а вот шкурка для моих целей вполне подошла. Теперь у меня была шикарная набедренная повязка. Полночи ею занимался, соскабливая камнем мездру. Мех котиков – самый стойкий из ценных шкурок и сохраняет свои свойства больше ста лет. Надеюсь, что мне он на такой срок не понадобится.

Я шел и думал о том, что так и не позвонил Светлане, своей подружке. Что мне стоило самому номер набрать? Вот всегда так: тяну, тяну, а потом все равно звоню первым. Когда мы теперь сможем увидеться, да и удастся ли это вообще? Всем хороша девчонка: и стройная, и симпатичная, только вот немного глупая. А все потому, что пытается меня изменить, хотя уже больше года прошло, как мы встречаемся. Ей давно пора понять, что это просто нереально. Может, я и сам бы рад измениться, да ничего не выходит. Все тянет куда-то, все на что-то посмотреть хочется. Вот и дотянулось, вот и дохотелось.

В надежде увидеть пролетающие самолеты или хотя бы инверсионные следы от них, я то и дело поглядывал на небо. Но тщетно: кроме чаек и мелкой пернатой живности, ничего не наблюдалось. Птеродактилей не видно – и то радость. И папоротники здесь нормальные, всего лишь раза в два выше мне привычных. Когда жили всякие там диплодоки, папоротники повыше этих пальм вырастали, со школы помню.

На языке одних моих знакомых такая ситуация называется «конкретное попадалово». Ага, куда уж конкретней. И то, что конкретно, и то, что попал. Вдруг у них здесь еще работорговля процветает? В таком случае я как нельзя кстати придусь: и молодой, и к занятиям с железом склонность имею, потому и хиляком не выгляжу. Плюс ко всему, языка не знаю, дурак дураком в местных обычаях, и заступиться некому.

Нет уж, рабом быть не хочу. Их бьют, кормят плохо. Поди, еще и работать заставят. Лучше сразу в бега податься. С голоду явно не умру. Побродил по мелководью минут двадцать – и все. Тут тебе и крабы, и осьминожку можно рогатиной ко дну прижать, и у морских ежей икра вполне съедобная. А уж про рыбу и не говорю – с ней все ясно: чем ярче и разноцветней у нее чешуя с плавниками, тем больше шансов на ядовитую или несъедобную нарваться. Это не одно и то же, как и у грибов. Главное – в воде бродить осторожно, кораллов здесь очень много, можно и ногу серьезно повредить.

И лес мне нравится: и фруктов полно, и ягод. Живности опять же всякой хватает. Ну все как у нас.

Только не хочу я здесь быть. Домой хочу, к Светке. Да еще и Новый год на носу, а мы такую тему замутили насчет отдыха…

Опять же огонь бы неплохо добыть. Вариантов, как его получить без спичек и зажигалок, я знаю не меньше, чем товарищ Бендер – способов честного отъема денег у населения. Ни один из моих способов, правда, пока не сработал. Хотя я не особо и старался: ну получу раз – и что потом, с корзинкой ходить, как у Рони-старшего?

Зато я нашел стручки, мясистые такие, красновато-желтого цвета. Отдельно их есть не станешь, довольно жгучие на вкус, но если размять на камне хорошенько, а затем кусочки рыбы, пусть и сырой, макать в полученную кашицу… Вполне съедобно получается и ничуть не пресно. Главное, что у меня нет отторжения организмом той пищи, которую я здесь успел употребить.

Единственное, что мне в этом мире понравилось, так это то, что загар отличный успел приобрести, ровный такой и коричневый. Только вот на плечах кожа уже облазить начала. Вот бы домой в таком виде заявиться, в декабре-то. И еще звездное небо очень красивое, часами можно любоваться, если бы не тоска, которую оно на меня наводит. Чужое оно, на психику давит. Днем еще ничего, идешь, как у себя дома, где-нибудь в окрестностях той же Анапы. Отличия-то, конечно, есть, но не такие, чтобы это сразу в глаза бросалось. А домом своим я теперь всю планету Земля считаю.

По ночам я идти не отваживался: насколько помню, почти все хищники ночной образ жизни ведут. Я вообще старался держаться ближе к воде, чтобы в случае опасности успеть до нее добежать. Расчет был на то, что дикие звери за мной в воду не полезут. Хотя черт их знает, какие они здесь и что у них на уме. Пока я ничего крупнее кошки не видел и видеть не хочу. Плохой из меня натуралист, больше о собственной шкуре думаю, которая дорога хотя бы как память о прежней жизни.

К вечеру четвертого дня берег начал меняться, становясь все более каменистым. И все чаще мне приходилось отдаляться от моря, чтобы обойти очередную груду скал. Еще через день далеко на горизонте появились синие призраки гор. Похоже, это все-таки не остров или, по крайней мере, огромный остров. Все эти дни солнце на закате светило мне в затылок, а пройти я успел довольно приличное расстояние.

Паруса больше не попадались, как не попадалось и никаких следов разумной жизни. Обычно, если есть возможность, люди стараются селиться на берегах морей, тем более таких теплых. Море прежде всего – это неиссякаемый источник пищи, да и переправить по воде можно много больше, в отличие от всех остальных способов транспортировки. Даже в наше время водный транспорт остается самым дешевым видом перевозки грузов. Но… все по-прежнему оставалось пустынным.

Но я же видел парус своими глазами, и это не было наваждением. Ау! Где вы, черт бы вас всех побрал!

В сумерках я забрался на каменный утес, с высоты которого открывался отличный обзор. Забрался с одним-единственным желанием – увидеть огни поселений, на худой конец, отблеск одиночного костра. Нет, ничего, только звезды, такие близкие, что казалось: подпрыгни – и достанешь рукой. Как же меня достала красота холодных бездушных огоньков в темно-синей ночи!

Глава 2 Р-Р-Р!

На седьмой день пребывания в этом мире, ближе к полудню, когда местное светило находилось практически в зените, я увидел дым. Вертикально поднимающуюся беловатую слабую струйку дыма. На море царил полный штиль, водная гладь была похожа на зеркало: ни малейшего дуновения ветерка.

Я только что поздравил себя с удачной рыбалкой, умудрившись добыть три довольно крупные рыбины в месте впадения в море мелкой речушки, в луже, отрезанной от основного потока полоской суши. Проваливаясь по колено в топкую грязь, я гонялся за «жертвами» по всей луже и измазался не хуже последней свиньи. Но выловил все три и теперь сидел, задумавшись, что мне делать со всем этим богатством. И съесть не успею, и выкинуть жалко, и впрок не запасусь. Рыбины рядком лежали передо мной, все еще грязным, и изредка били хвостом. Грязь быстро превратилась в сухую корку на теле и начинала тянуть кожу. Все, сначала вымоюсь в замечательной пресной воде, а уж затем приму мудрое решение.

Отмывшись от грязи и так и не придумав ничего путного, я и заметил тонкую струйку дыма за одним из ближайших холмов, заросших густой растительностью. Я не мог поверить глазам. Дым! Надеюсь, я наконец-то выясню, кто здесь живет и с кем мне придется иметь дело. Гуманоиды, разумные страусы или еще какая-нибудь живность, умеющая пользоваться огнем.

Только осторожно, Артур, очень осторожно. Неизвестно, как на тебя отреагируют. Чем первобытнее эти люди (если это, конечно, люди), тем больше у тебя шансов украсить собой праздничный обед, став его главным блюдом. В дремучие времена и на Земле такое практиковалось повсеместно, об этом все археологи говорят. И дело было вовсе не в голоде. Впрочем, какая теперь разница в чем. Главное – не попасть в котел, на вертел или еще куда.

Нет, рыбу я, ясное дело, ни за что не оставлю: а вдруг там брошенный кем-то горящий костер. Тогда я зажарю рыбины, и черт бы меня побрал, если хотя бы не надкушу их все.

Прокравшись на вершину холма, я осторожно раздвинул ветки кустарника, сплошь покрытого плодами иссиня-черного цвета величиной со сливу. Пробовал я их уже, эти сливы. На вкус довольно приятные, только вот после них во рту вяжет.

Со своего места мне удалось рассмотреть хижину (домом назвать это строение язык бы не повернулся), слева от нее – навес, чуть поодаль что-то, похожее на сарай из жердей. Дальше – еще один навес с чем-то, похожим на коновязь. Пустой загон, огороженный плетнем. Грядки, опять грядки и снова грядки. Ближе ко мне, у самого подножия холма – целое поле, с едва проклюнувшимися из земли всходами непонятных растений. А на одной из грядок определенно капуста, тут никакого сомнения нет. И не какая-нибудь брюссельская или кольраби, а самая что ни на есть белокочанная, уж в этом-то даже я понимаю.

Ну вот и аборигены. Девочка, совсем малышка, годков пяти-шести, не больше, в рубашке до пят. Мальчишка лет на семь ее старше, в явно коротковатых штанах и женщина моих лет в платье почти до самой земли. Вроде выглядят, как обычные люди, никаких тебе хвостов или длинных ушей. Только одежда у них похожа на наряды из исторических фильмов. Мужчин не видно, но это не значит, что их нет. Может, они как раз в этот самый момент ко мне сзади подкрадываются. От таких мыслей я резко обернулся и застыл, прислушиваясь. Нет, как будто бы все тихо, никаких шорохов, и ветки нигде не потревожены. Ветра нет, так что сразу понятно будет, если кто приблизится.

Прождав около часа, я решил сам себя обнаружить. Вид у меня, правда, был тот еще, ну так что теперь. Легенду я заготовил себе заранее, времени было предостаточно.

Спустившись с противоположной стороны холма и обойдя его, я неспешным шагом направился к замеченным мной людям. Дождавшись, пока они меня увидят, застыл в ожидании их дальнейшей реакции.

Реакция была в общем-то вполне понятной. Никто не бросился ко мне навстречу с радостными объятиями, не пал ниц и не потащил за руку к накрытому обеденному столу. Малышка спряталась за женщину, вероятно за свою маму. У мальчишки в руке появился нож с длинным, сантиметров тридцать, лезвием. Сама женщина вооружилась топором на длинной ручке. А чего еще я хотел? Достаточно было просто на меня поглядеть. Голый, в куске шкуры, обернутой вокруг не очень могучих чресл. С добытой рыбой в одной руке и длинной палкой в другой. Ах да, не стоит забывать еще и о всклокоченной шевелюре и недельной щетине.

Они настороженно молчали. Я тоже ничего не говорил и продолжал топтаться на месте. Пусть немного привыкнут к моему виду. Вроде люди как люди, женщина так вообще очень даже ничего выглядит. Немного подождав, я решил сам проявить инициативу.

Указав на рыбу, я постарался объяснить жестами: две штуки вам, а оставшуюся можно было бы испечь в очаге для меня. Они явно поняли, это заметно, но в их поведении ничего не изменилось. Тогда я начал рассказывать о своих вымышленных невзгодах, сопровождая легенду жестами.

Я плыл на корабле. Потом был жестокий шторм, и меня смыло за борт. Чтобы не утонуть, мне пришлось остаться без одежды, которая только сковывала движения в воде и тянула ко дну. В процессе объяснений я даже снял мнимые часы с левой руки, успев при этом подумать, что на дворе явное Средневековье, и мой жест может быть для них непонятен. Но потом успокоил себя тем, что часы примут за массивный золотой браслет, который отягощал мою руку, мешая загребать. Значит, они подумают, что до этого я был человеком состоятельным и меня нельзя прогнать вот так сразу, не позволив даже воспользоваться огнем их очага.

А шторм действительно был, и случился он перед самым моим прибытием. Даже человек, ни разу не бывавший на море, сразу смог бы понять это по длинным спутанным водорослям, выброшенным волнами на берег, и по мелким рыбешкам, валяющимся у самой воды.

Всю свою пантомиму я сопровождал рассказом, стараясь говорить убедительно. Ясно, что они не поймут, но уж интонации-то не зависят от знания языка. Если, конечно, они здесь не свистят по-птичьи или, к примеру, не являются телепатами, понимающими друг друга без слов. Вот тогда мне точно придется несладко – мои мысли были слишком вольными, больно уж фигурка у женщины была хороша.

Но нет, видимо, они ничем от обычных людей не отличались.

Женщина что-то сказала мальчишке. Тот переспросил ее с недовольным видом, но все же подчинился и пошел в дом, напоследок окинув меня не самым дружелюбным взором. Голос у незнакомки оказался вполне мелодичным, да и язык не был похож ни на карканье, ни на вой. Обычный такой язык, немного певучий, только вот совсем непонятный.

Женщина отвлеклась на мгновение, посмотрев куда-то в сторону, и я успел показать выглядывающей из-за ее юбки малышке язык. Девочка мгновенно спряталась за маму, но в следующий миг показалась снова и скорчила мне милую рожицу. Еще она оттянула пальцами оба уха. «Черт, совсем как наши дети», – подумал я и не смог сдержать улыбку. Мама обнаружила смешные кривляния девочки и быстро перевела взгляд на меня. Это было так неожиданно, что я даже не успел снова напустить на себя серьезный вид. Женщина сказала что-то дочери назидательным тоном, но та показала язык и ей.

Из хижины все с тем же недовольным видом появился мальчишка со свертком в руке и швырнул свою ношу мне под ноги. То еще воспитание… А что я хотел, это вам не отец с войны вернулся. В свертке оказались штаны и рубаха, оба предмета одежды – из грубой домотканой материи.

Черт его знает, как здесь выражают благодарность. Я прижал руку к сердцу и слегка поклонился. Поняли меня, ну и ладушки.

Женщина жестом показала, что для переодевания мне нужно идти за дом. Облачившись в новый прикид, я попытался оглядеть себя со всех сторон. А что, вполне. Правда, штаны коротковаты и рубаха безразмерна, но это не страшно. Мне показалось, что я даже сильнее себя почувствовал.

Когда я вышел из-за дома в новом образе, женщина уже разделывала мою рыбу огромным ножом на столе под навесом. Потом мы все вместе обедали. Правда, хозяева сидели по другую сторону стола, но какая мне разница? Похлебка из овощей, жареная рыба и кусок лепешки из странной муки грубого помола. Я даже не припомню, когда мне в последний раз приходилось так вкусно есть.

После обеда я помогал женщине по хозяйству. Забрал из ее рук топор, когда она захотела нарубить хворост. Перемолол зерно на ручной мельнице. Принес воду ведрами из родника, который находился поблизости. Сходил за хворостом, набрал огромную связку. И даже успел немного поправить крышу.

Мужских рук в доме явно не хватало, это всегда заметно. И дети от разных отцов, не ошибешься.

Но мое ли это дело? Они меня накормили, одежонку какую-никакую дали. И пусть мальчишка все еще хмурился и неприветливо на меня косился, так вроде бы ему и не за что меня благодарить.

Я даже успел выучить пару незнакомых слов. Язык оказался не слишком сложным, не было в нем таких непроизносимых вещей, как, например, «кетцалькоатль» или «тлауискальпантекутли». Если бы меня спросили, на какой язык он больше всего похож, то я бы, не задумываясь, ответил, что на итальянский. Но только в том случае, если бы жители Апеннинского полуострова перестали тараторить. Правда, сам я итальянского не знаю совсем, и единственная фраза, что сразу приходит на ум, звучит так: кретино феномено.

Когда-то преподаватель английского на вводной лекции говорила, что изучение иностранных языков легче всего дается тем, у кого хороший музыкальный слух. Не знаю, насколько она была права, но на отсутствие слуха пожаловаться я явно не могу. Да и что тут особенно сложного, если дом называется «брубер», а, к примеру, рука – «чилса».

Грассировать или в нос говорить тоже не нужно. Думаю, что смогу освоить. Все же не тлауиска… как там дальше… Конечно, и в моем языке дом можно назвать жилищем. И пусть кто-нибудь, кто никогда не подозревал о существовании такого звука, как «щ», попробует все это выговорить. Но меня пока необычными словами не удостоили. И прекрасно, обойдусь как-нибудь.

Еще я успел выяснить, что мальчишку зовут Стрегором, а девочку – Карминой. Хозяйка звалась Аниатой. Моим именем никто не поинтересовался, я же навязываться особо не стал.

Уже в сумерках, после вечернего чая, если можно так выразиться, Кармина, время от времени показывающая мне исподтишка язык, подошла знакомиться.

Бойкая девчонка сначала что-то лепетала, затем, судя по интонации, задала мне вопрос. Поскольку буквально перед этим прозвучало «Кармина», я решил, что наконец-то у меня спрашивают имя.

– Артур, – представился я.

– Артуа-р-р-р, – засмеялась она.

– Не Артуа-р-р-р, а Артур, – поправил я ее.

Она засмеялась еще сильнее. Затем согнула пальчики на руках, словно показывая когти, и стала клацать зубками, как будто собралась кого-то разорвать и съесть.

– Артуа-р-р-р, – и убежала, все еще продолжая рычать.

Аниата постелила мне под навесом, сделав это как само собой разумеющееся. Она выделила мне набитый сухим сеном тюфяк и кусок грубой ткани вместо одеяла. Вот и славно, куда мне на ночь глядя, пусть и в новеньком наряде? Однако нервы, уже и стихами заговорил…

Я долго ворочался перед сном, хотя и лежать было очень удобно – все-таки не на песке, пусть и теплом, скрючившись в позе эмбриона, – и смотрел на звездное небо. Все-таки оно очень красивое. Только вот Луны я за все это время ни разу не видел, хотя погода была ясная. Еще одно доказательство, что я не на своей родимой планете. Даже если с большой натяжкой предположить, что звезды могли измениться, то уж спутница Земли никуда бы не делась. Отчего-то вспомнилось, что вроде бы Луна – это осколок Земли, отделившийся от нашей планеты из-за столкновения с метеоритом. Только вот не помню, гипотеза это или научно доказанный факт. Да и какая теперь разница?

Почему-то подумал о Светке. Как она? Вокруг нее постоянно кто-то вертится. Наверное, она решит, что я опять куда-то рванул, даже не предупредив, всерьез обидится, а там…

Утром я проснулся от рычания над самым моим ухом:

– Р-р-р-р!

Убедившись, что я открыл глаза, довольная Кармина убежала. Так, стол уже накрыт и меня к завтраку ждут. Вот спасибо, и не надеялся даже. Быстро умывшись, я отправился к остальным.

На завтрак была каша из зерен, напоминавших кукурузные, но со вкусом пшена. Черт, а я и не знал, что каша без всяких намеков на масло и сахар, да еще на завтрак, – это так вкусно.

Что это у Стрегора глаза такие красные? Ага, понятно, не выспался. Всю ночь, поди, караулил, чтобы я все их богатство не спер. А тут есть что брать. Одних коз штук пять, козел и еще козлят парочка. Куры опять же. Да и под навесом возле печи горшки с ухватами. Им еще и полусотни лет нет. Ну что тут скажешь? Молодец, мужчина растет.

За завтраком Аниата назвала меня Артуа. Хорошо, пусть будет так, не Пантекутль же какой-нибудь, в конце концов. Вообще-то я мог бы и Афродитом назваться, если бы эти козлы, или кто там еще, сделали бы меня длинноволосым блондином. А так несоответствие получается. Я же люблю, чтоб во всем логика была.

Судя по всему, прогонять меня никто не собирался. Да и зачем? Прокормлю себя как-нибудь, заодно и по хозяйству помогу. Вспомнилось, что один мой знакомый каждое лето брал себе на фазенду работника-бомжа. Тот вкалывал у него за еду и стакан водки вечером, больше ему ничего и не требовалось. Ну еще обноски получал. Разговорился я с ним однажды, про жизнь свою он мне рассказывал. Всю жизнь в Донбассе проработал: и проходчиком, и горноспасателем, а потом вот так все обернулось. Еще говорил, что ему чуть было Героя Труда не присвоили.

Так что работай, Артур-Артуа, кормить тебя здесь кормят, обноски опять же выделили, водку ты и сам не будешь. А героической биографии шахтера у тебя все равно нет.

Если смотреть на мое положение серьезно, то лучшего развития событий для меня и вообразить трудно. Как это у шпионов называется? Даже термин специальный есть, забыл только. Адаптируешься в новом обществе и социально акклиматизируешься, да и язык легче учить с полным погружением в языковую среду.

Интересно, на какой социальной ступени я сейчас нахожусь? Да и какие они вообще здесь бывают, эти ступени? Но как бы то ни было, я все равно очень благодарен этим людям. Работать буду, пока никуда не пойду.

И я работал. Трудился с утра до поздней ночи. Работы было много, и вся она – из разряда тяжелой физической. Не представляю даже, как они без меня справлялись. А может быть, я и сам для себя искал занятие.

Домишко представлял собой сплетенный из прутьев каркас, обмазанный глиной вперемешку с соломой. Наверное, при здешнем климате этого было достаточно. Местами глина обвалилась, обнажив прутья, и в одном из углов образовалась приличная щель. Несложная работа – все это исправить, да вот только глину приходилось таскать издалека. Покривился навес, загон для коз тоже требовал ремонта, да и много еще чего нужно было сделать, пусть и по мелочам. Курятник опять же подправить нужно: он особенно крепким должен быть, чтобы ни один мелкий лесной хищник не мог в него проникнуть. Судя по тому, что имеющиеся в хозяйстве у Аниаты козы свободно пасутся в лесу, крупных-то хищников здесь нет, иначе давно схарчили бы они рогатых животных за милую душу.

И все это помимо повседневных мелких дел. Хворост, грядки, вода для полива, поле ухода требует. Я даже козу доить пробовал, пока меня Анюта (так я однажды случайно ее имя переиначил, а потом уже привык) со смехом не отогнала.

После второго ночного бдения Стрегор уснул прямо за завтраком и с тех пор перестал меня караулить. Правда, первое время он еще продолжал поглядывать на меня с подозрением, затем успокоился. Особенно после того, как я починил старые верши, и мы с ним на рыбалку ходить начали. На ту самую речку, где мне пришлось хряка из себя изображать, барахтаясь в луже грязи.

От Анютиного дома до моря было рукой подать. Но если бы я в свое время пошел вдоль самого берега, то и знать бы не знал, что рядом живут люди, – стена деревьев была слишком плотной и надежно скрывала домишко со стороны моря. Видно, какая-то своя логика была у человека, который выбирал место для строительства.

Маленькая Кармина стала моим учителем языка. Как это происходило? Покажет она пальчиком на какой-нибудь предмет и скажет название. Я повторю за ней. Ей смешно, она несется с веселыми криками к матери, чтобы пересказать, как этот глупый дядька вещи называет неправильно.

Спал я под навесом и внутри хибары ни разу не был, хоть и успел уже стены в порядок привести. Да и чего я в этом домишке забыл? Единственная комната площадью примерно десять – двенадцать квадратных метров, разделенная пополам перегородкой из жердей. Стол, три лежанки, вешалки с какой-то одежонкой и пара-другая полок. Больше там и не было ничего, через открытые двери видно.

Вот так в работе и забывался. Чем еще от всяких навязчивых мыслей отвлечься можно? Лучший способ. Есть, конечно, средство и получше, но как-то не складывалось. Анюта – женщина симпатичная, с хорошей фигурой. Руки вот только натруженные, видно, что всю жизнь она работает, и работает физически. А так очень даже ничего, такая грация в движениях присутствует, непонятно даже, откуда что берется.

Я в общем-то никогда вниманием прекрасного пола обделен не был, но вот не случилось до сих пор у нас с ней, и все тут.

Поздним вечером, после обязательного вечернего чая, вернее, заменяющего его здесь бадана, растения с мелкими ярко-красными бутонами, я повалился на свой тюфяк и принялся размышлять.

Хозяйство у Анюты бедное, оно и понятно: одна она, без мужа. Но суть не в этом. Все равно даже по бытовым предметам можно хотя бы приблизительно определить уровень развития цивилизации.

Взять, например, мой мир. Понятно, что у людей обеспеченных есть все, и вещи эти очень дорогие. Но если заглянуть в любой дом, даже в тот, где живут люди с довольно низким достатком, там ведь тоже много чего найдется: и телевизор, и утюг, и кофемолка, и магнитофон какой-нибудь, в конце концов. Конечно, все дешевенькое, не огромная панель на всю стену и не тостер со встроенным пылесосом.

Так вот, в доме Аниаты не было ничего, хоть косвенно указывающего, что цивилизация ее мира достигла каких-то высот. В сравнении с земным обществом, конечно. А с чем мне еще сравнивать? Парус, само собой, не в счет. Под парусом и у нас многие ходят и получают от этого больше удовольствия, чем от скоростных скутеров.

Теперь голые факты.

Швы на одежде были сделаны вручную, а не на швейной машинке. Да и все остальные предметы – от топора до ножа – явно ручной работы. Есть вещи железные, стальные, медные, оловянные. Но нет ничего такого, что говорило бы о более высоком уровне развития. Вряд ли Аниата с детьми живут в отрыве от всего остального мира. Пусть даже так, что очень сомнительно, но, по крайней мере, шесть-семь лет назад контакты с внешним миром у нее были, судя по возрасту дочери. Вчера вечером, когда мы собирались пить вечерний чай, она накинула на плечи цветной платок, который выглядел достаточно новым. Кстати, и бусы у нее вчера на шее имелись, из красного стекла. К чему бы это? Так, отвлекся.

Видимо, эволюция и здесь происходит по тем же законам, что и у нас. А если это так, то напрашивается грустный вывод. Может, здесь уже и не Средневековье, но явно не позже земного девятнадцатого века. Иначе у них уж наверняка бы свой Зингер нашелся, впрочем, дело даже не в швейной машинке. Данных, впрочем, для выводов было маловато. Я немного полежал, гордясь собственной сообразительностью, затем продолжил размышлять.

Всю свою историю человечество только и делало, что воевало, воевало и еще раз воевало. В мое-то время военные конфликты не редкость, а уж в эти века… Мне не удастся отсидеться в этом богом и людьми забытом уголке, да и не хочется этого делать. Как бы то ни было, передо мной новый мир со своими особенностями, чудесами, сокровищами, тайнами и всем остальным-прочим. И так хочется все это увидеть. Если уж я здесь, значит, это кому-нибудь нужно, может быть, даже мне самому. И для того чтобы выжить здесь, мне придется освоить как минимум две вещи – выучить местный язык и научиться себя защищать.

Глава 3 НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

Разбирая в сарае хлам в поисках нужного мне металлического штыря для починки двери, я обнаружил обрывок цепи, вплавленный в кусок железа граненой формы. Отлично, о чем-то вроде этого я и мечтал. Анюта пожала плечами: бери, вещь в хозяйстве бесполезная. Ну это кому как. Мне вот она просто необходима.

Так, теперь нужна рукоятка, равная длине цепи с билом, и петля на ее конце. Я даже знаю, из чего ее сделаю. Есть у меня на примете кусок превосходной древесины, достаточно крепкой для таких целей. Когда-то нунчаками крутить довелось, так, для общего развития, – значит, не придется с чистого листа начинать. Во-первых, остались кое-какие навыки, а во-вторых, техника немного похожа.

Если подумать, то мой кистень, конечно, ничто против профессионального воина с клинком приличной длины. Что еще я мог бы противопоставить неприятелю? Неполный год занятий боксом да два года – спортивным фехтованием. Так когда это было? Еще в школе… И потом, бокс против меча или сабли – совсем не круто, а спортивное фехтование значительно отличается от махания тем же мечом. Ну что там дальше было? Недолго увлекался единоборствами, потом переключился на железо и решил, что этого будет вполне достаточно для поддержания отличной формы. Н-да, негусто…

Теперь, отправляясь за хворостом или проверять ловушки, я обязательно брал с собой кистень. Пусть я приходил на целый час позже и весь взмыленный, но даже такие занятия давали мне хоть какую-то цель. А цель была одна: научиться обращаться с кистенем, просто научиться бить. Но бить точно и мощно. А что еще с ним можно делать? Может быть, парировать удары или даже вырывать оружие из рук противника. Кто бы меня еще научил, как это делается… Не сомневаюсь, откопай я среди хлама ржавую саблю, я тренировался бы с нею, но… нашлось то, что нашлось.

Я старался, чтобы никто не видел моих занятий. Когда человек моего возраста начинает постигать азы, это всегда смешно. И все равно чувствуешь себя намного увереннее, когда имеешь в руках хоть какое-то, пусть и примитивное, оружие. Необязательно же моим противником станет закаленный в боях мастер меча. Возможно, это будет обыкновенный бродяга, такой же славный боец, как и я, если не хуже.

С изучением языка дела у меня обстояли неплохо. Той неполной сотни слов, что я уже знал, вполне хватало, чтобы объясняться даже на такие тонкие темы, как кормление коз или необходимость принести охапку хвороста. Что характерно, понять смысл обращенной ко мне речи было значительно проще, чем самому выразить собственную мысль. Насколько я знаю, язык можно считать усвоенным, если можешь на нем думать. Конечно, до этого было еще очень далеко, но даже Кармина все реже смеялась над моим произношением. А может, все дело было в том, что ей уже надоела новая забава.

Я не считал дни, проведенные в доме Анюты, но прошло никак не меньше двух недель.

Утро обычно начиналось с того, что я приносил пару ведер свежей воды, затем выгонял пастись коз. Они отлично знали, где можно найти себе пропитание, и всегда возвращались домой к вечеру сами. Дальше – огород, грядки, поле, и все это в произвольном порядке. Обед, часовой отдых и опять фермерство до самой темноты. Ужин в сумерках и обязательное чаепитие перед сном.

Меня всегда интересовало, почему эта семья живет отдельно от всех и именно здесь. Должна же быть на это причина. Попытки расспросить Аниату ни к чему не привели. Когда она начала объяснять, я вскоре замахал руками, потому что не мог понять и половины. Все-таки в ежедневном общении мы пользовались в основном одними и теми же словами, такими же одинаковыми, как и то, что мы делали.

Нет, не получится у меня жить здесь долго, слишком все однообразно. Да и все здешние занятия ничего, кроме уныния, не вызывают: никогда не любил ковыряться в земле. Хорошо еще, что делать все это мне приходилось по собственной воле, а не по принуждению. Кто знает, как бы обстояли дела, попади я в другое место. До сих пор мне так и не удалось выяснить, где я, что это за страна, кто ею управляет. И существует ли здесь, например, рабство. А как узнать, спрашивается, если я понятия не имею, как это слово звучит.

Я возвращался с очередной охапкой хвороста, раздумывая над тем, действительно ли Аниата строила мне сегодня глазки или это всего лишь мои домыслы. Пару моих попыток познакомиться поближе она решительно пресекла. Причем сделала это не то чтобы с отвращением, просто отстранилась мягко, но настойчиво, покачала головой и сказала: нет. Ну нет так нет. Бывали у меня периоды и подлиннее. Сегодня же она и поглядывала как-то по-особенному, и улыбки ее были не такие, как обычно.

Вот вечером и попытаюсь выяснить, так ли это или мне все же показалось. Сколько можно? Я же вижу, что совсем ей не противен. Да и она молодая здоровая женщина, к тому же очень даже милая. И думал я так не потому, что других женщин здесь нет. Я ее еще с бугра разглядел, когда наблюдал за ними, не решаясь приблизиться.

Подойдя к самому краю леса, я обнаружил, что под навесом, там, где я обычно сплю, стоят четыре лошади. Нет, ну что за дела, там же сейчас столько конских яблок будет, а еще мокро и вонюче. В доме всего три лежанки. Доступа к телу хозяйки я не имею, так что мне теперь, в курятник переселяться?

Интересно, кто это? Может, родственники навестить приехали? И как они на меня отреагируют? Вдруг Аниата уже монетки (вряд ли здесь есть бумажные деньги) пересчитывает, полученные за удачную продажу молодого и сильного раба. Кстати, местных денег я еще в глаза не видел.

Лес подступал почти вплотную к хижине. Ну что же, поглядим, послушаем, а уже затем выводы будем делать.

Под навесом, рядом с очагом, где мы обычно обедали, сидели два крайне неприятных типа, которые занимались тем, что жрали и ржали, изредка поглядывая в сторону дома.

Странно все как-то. Так, теперь поближе к домику подберемся, стена со стороны леса глухая, никто в окошечко не увидит.

Из дома доносились гомон и смех, затем я услышал звук пощечины. И снова ничего не понятно, но точно не родственники с визитом нагрянули. Я осторожно заглянул на детскую половину – две лежанки, вот и вся обстановка. Пусто. Где же остальных два наездника? Ведь во дворе их тоже нет.

Попробуем забраться в дом через окно. Главное – не шуметь. Голоса были слышны рядом, в соседней части, отделенной перегородкой из прутьев. Если что-то пойдет не так – нырнем в окно, на улицу, дальше влево, в заросли. План отхода давно разработан, не один только хворост на уме был.

Осторожно заглянув через дверной проем, который был прикрыт занавесью из нанизанных на нитку кусочков тонкого бамбука, я увидел то, чего совсем не стремился увидеть.

На лежанке – Аниата, устремившая застывший взгляд в потолок и заранее закусившая нижнюю губу. Рядом – мужик, спускающий штаны и радостно скалящийся в предвкушении. Тут же и второй, внимательно наблюдающий за действом и явно рассчитывающий вскоре занять место первого.

Ну и при чем здесь я? Может быть, здесь так принято.

Когда я взглянул в противоположный угол, то сразу понял при чем.

В углу, прямо на полу, сидел Стрегор, прижимая к себе сжавшуюся в комочек сестренку, прикрывая ей ладонью глаза. Его взгляд светился ненавистью. Губы мальчишки были разбиты, а из носа тонкой струйкой бежала кровь, которую он даже не пытался вытереть.

«Вот скоты, по крайней мере, могли бы хоть детей выгнать», – подумал я. Словно желая опровергнуть мои слова, один из гостей с мерзкой улыбкой повернулся к Стрегору и что-то прокричал, указав рукой на лежавшую мать.

Насильники весело переговаривались друг с другом, двое других, сидящих под навесом, громко смеялись. Я понимал лишь некоторые слова, одно-два из десяти, но даже не пытался вникнуть в смысл. Ситуация выглядела привычной для этих людей, слишком уж свободно они себя здесь вели. Да и реакция Аниаты говорила о том же.

Впервые за все время моего пребывания в этом мире я оказался перед выбором. Все мое естество кричало о том, что нужно немедленно бежать отсюда. Ведь чтобы хоть как-то повлиять на происходящее, придется убивать людей, пусть и не самых лучших представителей человечества.

Конечно, Артик, ты можешь легко покинуть дом, так же тихо и незаметно, как и вошел, и дождаться, пока они уедут. Вернувшись, объяснить, что испугался этих людей и решил переждать в лесу. И вокруг ничего не изменится, ничего. Только внутри тебя, в душе, появится немного гнили. Со временем ее будет все больше и больше. Затем она полезет наружу, и люди станут ее замечать. Так что думай. Думай.

Одним прыжком преодолев расстояние до ближайшего из насильников, я с размаху опустил било на его голову. Человек в помятой замызганной шляпе кулем рухнул на пол, даже не вскрикнув. Второй резко повернулся ко мне и успел подставить под удар руку. Било лишь слегка скользнуло по его голове. Я рывком заставил его развернуться и взял шею в захват.

Плечо и предплечье давили на яремные вены, перекрывая доступ к кислороду, а сзади, к затылку, было прижато предплечье левой руки. Теперь наклоняем его к себе и тащим, отступая. И душим так, как душат свою жертву удавы. Они на мгновение расслабляют свои объятия, чтобы затем сдавить еще сильнее. И так снова и снова, снова и снова. Отпустив на пол безвольно поникшее тело, я ударил кулаком в висок. Ничего нельзя делать наполовину, как говорят умные люди, и они, как всегда, правы.

Я метнулся к Анютке, ухватил ее под мышки и поставил рядом с лежанкой. Дави на нее, дави или садись и подпрыгивай. Делай так, чтобы она ритмично скрипела. Она у тебя очень скрипучая, вечерами я отлично слышу со своего места, как ты ворочаешься перед сном, хоть и довольно далеко нахожусь. Она поняла меня. Со двора донесся довольный смех.

Фу, наконец-то можно перевести дыхание. Несколько минут я выиграл: те, во дворе, ничего не услышали. Их еще двое, а из меня воин как не скажу из чего пуля. Нельзя мне через дверь выходить, услышат. Воспользуемся уже проверенным способом.

Я осторожно выглянул из-за угла дома. Так, до мужиков пара прыжков, они сидят один напротив другого и весело ржут, прислушиваясь к ритмичному скрипу, доносящемуся из хибары. Один точно мой, добежать успею. И не промахнусь, руку достаточно набил, как знал. Ну на счет «три», а то как-то не по себе, их все-таки двое, оба при тесаках, и пистолеты на столе лежат.

Не выдержав, я рванул вперед на счет «два», заводя назад руку для удара. С разбегу удар получился такой силы, что брызнуло серыми с кровью ошметками. Второй мгновенно выскочил из-за стола, выхватив свой клинок, больше похожий на огромный мясницкий нож с гардой. И мы начали движение по кругу.

Сначала оставшийся «гость» поглядывал на домик и даже пытался позвать на помощь. Я тоже с беспокойством озирался на дверь. Не факт, что второй не сможет прийти в себя. С первым-то железно получилось, удар грузом такого веса быку голову проломит.

Но на помощь никто не спешил, и мы продолжали кружить. Что-что, а уж чувство дистанции мне еще в секции бокса крепко привили, разрывать ее я не спешил, слишком уж зловеще смотрелся тесак в правой руке противника. Правда, нервничал мужик гораздо сильнее, чем я. Ну с этим-то как раз все понятно, он не самый крутой в их компании. Иначе, так сказать, право первой ночи было бы за ним.

Положение спас Стрегор, показавшийся в дверях хижины и запустивший в «гостя» тяжелой оловянной кружкой. Удар в спину вышел слабым, но хватило и этого. Мужик на мгновение отвлекся, отвернувшись от меня, да еще и в правую сторону, и я свой шанс не упустил. Все.

Нет, еще не все, в доме посмотреть нужно. Подхватив тесак в свободную руку, я бросился внутрь.

Бившаяся в истерике Аниата раз за разом опускала тяжелый пестик на лицо все еще остававшегося в спущенных до колен штанах насильника.

Все закончилось, девочка. Я с трудом оттащил Аниату от мертвого тела. Бандиты здесь действительно не в первый раз, и она испытывала к ним лишь ненависть. На мгновение я крепко прижал женщину к себе, погладил по голове и чуть подтолкнул в спину, направляя к Кармине. Малышка продолжала лежать в углу, плотно сжавшись в комочек и закрыв ручонками голову, словно пытаясь защититься от жестокого мира.

Вот теперь точно все. Нет, еще нужно подальше убрать тела бандитов. Хоронить их я точно не буду, дотащу да моря и сброшу. Пусть ими рыбы кормятся и всякие там крабы с омарами.

Меня вырвало. Хорошо хоть успел из дома выскочить. Рвало все время, пока я волок тела к морю. Под конец я уже просто содрогался от мучительных позывов.

Погода менялась на глазах, и, когда я закончил свое страшное дело, небо заволокло низкими черными тучами, поднялся сильный ветер и пошел дождь. Даже не дождь, а сплошные потоки воды, падающие косо из-за шквального ветра.

Я сидел на берегу и размышлял обо всем произошедшем. Подошла промокшая до нитки Аниата в развевающейся на ветру одежде и за руку увела меня в дом. Да, да, пойдем, девочка, наверняка это не вся банда, и они могут заявиться снова. Правильнее было бы скрыться в лесу, но куда в такую непогоду?

Всю ночь я просидел в доме, разложив перед собой на столе четыре трофейных ствола с взведенными курками. Три пистолета и ружье с коротким граненым стволом. Все они были с кремневыми замками. А значит, это отбрасывало составленную мной хронологию на пару веков назад.

Слева от меня, тесно прижавшись, сидела Аниата, справа – Стрегор с распухшим от удара лицом. А на руках спала маленькая Кармина, вздрагивая во сне. Да и все мы вздрагивали при каждом резком порыве ветра, ожидая бандитов.

К утру буря стихла, выглянуло жаркое солнышко и быстро высушило землю… Мы уже было собрались садиться за обеденный стол, когда приехали всадники, много всадников, не меньше полсотни человек.

Нет, они не были бандитами. Больше всего они были похожи на солдат регулярной части или на егерей. Одинаковая форма с преобладанием зеленых цветов. Одинаковое вооружение: короткое кавалерийское ружье, пистолет, палаш и кинжал. Старшим у них был надменный офицер в широкополой шляпе, отличавшийся от других и мундиром, и оружием. На боку у него висела шпага в дорогих ножнах, пистолеты с изукрашенными рукоятками торчали из-за широкого пояса.

Аниата долго разговаривала со старшим, так и не соизволившим сойти с лошади. Она что-то объясняла ему скороговоркой, жестикулировала, указывала на меня рукой. Я ничего не понял из их разговора, разве что довольно часто слышал: «Артуа».

Я же сидел и размышлял, смогу ли впихнуть в себя хоть кусочек чего-либо съестного. Сейчас мне было совершенно все равно. Захотят забрать с собой, чтобы выяснить, не шпион ли я враждебной Кампучии, – пусть забирают. Но нет, офицер выслушал хозяйку, еще раз одарил меня надменным взглядом, коротко, но выразительно взмахнул рукой, и они уехали.

Зря я думал, что не смогу ничего съесть. Первую ложку с кашей я едва протолкнул внутрь, вторую распробовал, а затем съел столько, что чуть не оставил голодным все семейство. Стрегор просто поглядывал на меня, а Кармина сидела с открытым ртом. Со мной такое случается: если сильно понервничаю, сначала много ем, а затем иду спать. Так было и на этот раз. Но сначала мы с Аниатой осмотрели пояса разбойников, которые снял перед тем, как сбросить трупы в море. Пояс – это не ремень, чтобы брюки не сваливались. Снаружи на нем имеется несколько карманчиков для разных необходимых мелочей. А на внутренней стороне есть особые кармашки, для денег.

Монет оказалось не так уж и много. Я первый раз увидел местные деньги и не заметил на них ничего такого, что оказалось бы для меня непривычным. Реверс с изображением профиля лобастого бородатого мужика, аверс с малопонятным гербом и такой же непонятной надписью, гладкий гурт. Такими были монеты из серебра.

На медных монетах тоже имелся герб, разве что вместо изображения правителя там красовались какие-то буквы и цифры. О том, что это буквы и цифры, легко было догадаться, а вот что именно они обозначают, оставалось загадкой. Придется, как первокласснику, с азбуки начинать и со счета. Вот где бы только учителя найти? Но этот трогательный момент можно отложить, сначала нужно научиться на чужом языке разговаривать. Такая вот прогрессивная форма обучения у меня получается, сначала устный иностранный, а затем уже все остальные предметы.

Среди монет нашлась даже золотая, размером с ноготь большого пальца. Обнаружила ее Аниата, тщательно осматривающая пояс, лежащий перед ней на столе. Краем глаза я наблюдал за ней: припрячет или нет?

Аниата положила ее на стол, в общую кучку. Золотая монета оказалась точно такой же, что и из серебра. Видимо, под одним прессом чеканили, только металл использовали более благородный.

Когда мы закончили, Аниата сложила все в маленький кожаный кошель, затянула на нем ремешок и поставила передо мной. Ну что ж, вполне справедливо. Только ведь ты хозяйка, вот и припрячь деньги до тех времен, пока они нам понадобятся.

Затем я все же поспал. Проснувшись, сходил на море и даже искупался. И это был мой первый выходной за все дни, проведенные здесь. А вечером, когда дети уснули, Аниата сама пришла ко мне.

Я лежал на своем любимом тюфяке, но уже в другом месте, потому что на старом продолжали стоять четыре трофейные лошади. Женщина сняла с себя одежду и юркнула ко мне под одеяло. И все у нас получилось так легко и замечательно, как будто мы знали друг друга много-много лет.

И звезды уже не казались мне такими враждебными. Засыпая, я думал о том, что люди, живущие здесь, совсем не отличаются от нас, землян. И дело было даже не в Аниате.

Глава 4 ГИРД

Вот и настала пора научиться мне ездить верхом. Одну лошадь я решил оставить себе. И теперь нужно было выбрать из четырех моделей, представленных в гиппосалоне. В наличии имелись три жеребца и одна кобыла.

Жеребцы имели более приглядный, нежели кобыла, вид, один – так вообще красавец. Но всех их объединял существенный недостаток: встроенная опция в виде сенсора, определяющего неопытность седока даже на расстоянии.

Когда я приближался к ним с седлом наготове, они так гневно фыркали, что отбивали всякое желание к дальнейшему общению с ними. Кобыла же доверчиво тянулась головой, даже не пытаясь возмутиться. Всегда подозревал, что женщины ко мне относятся значительно лучше, чем соперники-самцы, вот и еще одно доказательство.

В принципе из любого, даже самого трудного, положения можно найти несколько блестящих выходов. Взять, например, вот этого самого красивого жеребца, который ведет себя по отношению ко мне особенно нахально. Если привязать его задом к одному дереву, а головой – к другому, то вполне можно его оседлать. Потом влезть в седло, перерезать веревки и кататься сколько влезет. Мне и не такой трудности задачи приходилось решать легко и непринужденно. Вот только веревок надо много, да и деревья придется постоянно искать.

Решено, оставлю себе кобылу, а остальных продам. Обязательно найду покупателей посуровее, они станут много ездить на конях и плохо их кормить. Тогда те будут вспоминать обо мне и лить свои лошадиные слезы. А свою Мухорку буду холить и лелеять, каждый день чистить и кормить досыта. Потом кони с ней встретятся, она им все расскажет, и тогда они пожалеют, козлы.

Почему Мухорка? А ее Кармина так назвала. Имя как имя, красивое даже. Только о махорке напоминает, а курить иногда просто жуть как хочется.

Первый раз оседлать Мухорку мне помог Стрегор. Быстро взнуздал ее, положил потник, седло надел и подпругу затянул. Затем засунул ладонь под подпругу и момент натяжки показал. Еще и засмеялся. Ах ты, малолетка, да я натяжку ремня генератора на машине вообще двумя пальцами проверяю. И почему тебя так веселит тот факт, что я уже два раза Мухорку скреб и чистил, а еще ни разу не ездил? Я когда первую свою машину купил, целых две недели только мыл ее – и все потому, что ездить не умел и прав не было.

И еще, мои дальние предки – из кубанских казаков, а ты знаешь, что такое генетическая память, неуч? Я и на любой машине могу, и океанскими кораблями управлять. Да мне один раз друзья даже «кукурузник» пилотировать доверили. Минут десять всего, но это же не кобыла.

Еще я, кстати, всегда в будущем оказаться мечтал, чтобы на флаерах летать, а вовсе не в вашем Средневековье дремучем, где даже бритв приличных нет. Каждый раз бреешься и потом холодным исходишь, когда сам себе по горлу опасной бритвой проводишь.

И хватит уже тут смеяться. Это не то, что ты думаешь. Не собирался я падать, приноравливался я, как на скаку предметы с земли подбирать. И сестре своей скажи, чтобы не смеялась, а то сейчас лопнет. А мамке твоей я сам все ночью скажу, она для этого специально и приходит, чтобы меня послушать.

Вот с языком шло все хорошо. После первой нашей ночной встречи с Анютой меня как прорвало, сам даже не ожидал. Видимо, назрело уже, и произошел качественный скачок. Или метод такой хороший – в постели разговаривать.

Хотя это как посмотреть. Знал я одну девушку, без имени обойдусь. И познакомилась она однажды с парнем. Встретились они в стране, где оба были иностранцами. Все у них было замечательно, отношения прекрасные, и спали вместе. Только вот одна маленькая проблема: не понимали они друг друга. Если хотелось им по душам поговорить, то отправлялись они в интернет-салон и общались через электронного переводчика. Мы все еще смеялись над ней, как же она умудрилась в стране с самым большим населением, в Китае, американского негра себе найти?

Знание языка – великое дело. Если говоришь чисто, то и отношение к тебе будет нормальное, пусть даже и вид у тебя не совсем привычный. А можешь выглядеть как самый настоящий местный житель, но лепетать что-то вроде: моя твоя не понимай. И выйдет все наоборот.

Язык в этой стране не особенно трудный и давался мне довольно легко. Обличьем от местных, по крайней мере, от тех, кого довелось увидеть, я тоже ничем не отличаюсь. Так что, можно сказать, повезло.

Мы с Анютой собрались в город, как оказалось, до него всего день пути. В Дертогене нужно продать лошадей, купить кое-что необходимо, да и вообще пора мне уже свой нос за пределы гасиенды высунуть. Как говорится, белый свет посмотреть и себя показать.

Отправились мы еще до восхода солнца, оставив Стрегора за старшего. Мать так замучила его наставлениями, что он даже спрятался от нее.

Поначалу я мужественно ехал на Мухорке, потом решил-таки пойти пешком – натер себе с непривычки. К вечеру, когда солнце одним своим краем коснулось морского горизонта, нам открылся замечательный вид на бухту, на берегу которой и расположился Дертоген. Синее-синее море, голубое-голубое небо, огненно-красные отблески заката на пушистых облаках. От такой красоты даже дух захватывает. Я не удивлюсь, если треть жителей этой планеты – художники-пейзажисты.

На берегу почти идеально круглой бухты расположилось множество хижин, дальше местность шла в гору, на склоне которой домики были побольше и выглядели основательнее. А на вершине горы стоял замок, больше похожий на крепость со всеми обязательными атрибутами: башнями, стенами с зубчатым парапетом и донжоном, над которым на высоком остром шпиле развевался стяг. На конце мыса возвышался маяк. В гавани – десятка полтора суденышек, в основном одномачтовых. Посреди бухты стоял на якоре двухмачтовый парусник. Еще я сумел разглядеть множество лодок, вытащенных на берег, за линию прибоя.

Ну надо же, все как у людей. На первый взгляд ничего необычного. И все-таки я волновался. Очень. Ведь совсем скоро я увижу новый мир, в котором мне придется жить, хочу я того или нет.

– Спать где? – обратился я к Аниате.

Та долго что-то объясняла, показывая рукой. Понял я лишь то, что на земле спать не придется. Ну и зачем так много слов?

Вообще-то есть у меня собственная гипотеза о причинах женской болтливости, согласно которой центр речи в прелестных женских головках находится в непосредственной близости от центра удовольствия. Ясное дело, при разговоре один центр раздражает другой. Правда, и у мужчин так бывает. Это особенно заметно, если повнимательнее к ведущим популярных телепрограмм присмотреться. Только где ж теперь их взять, всякие там ток-шоу? Клянусь, целыми днями буду смотреть то, что раньше ненавидел. Только домой верните, пожалуйста.

Переночевали мы в доме каких-то Анютиных родственников. Нормально так переночевали, даже покормить нас не забыли. Анюта о чем-то долго им рассказывала, но я даже не прислушивался и не пытался разобрать. Встав из-за стола, я поблагодарил гостеприимных хозяев и пошел на уже приготовленное мне для ночлега место.

На местный рынок мы отправились чуть свет, и первым, кого встретили, был городской стражник. Он важно шествовал по еще пустынной улице, преисполненный чувства собственной значимости. Поравнявшись с нами, он оценивающе посмотрел на меня и поприветствовал мою спутницу:

– Привет, Аниата. Что, нового гирда себе нашла?

Женщина на мгновение смутилась, затем поздоровалась с ним, схватила меня за руку и поволокла за собой. Естественно, я заинтересовался значением неизвестного мне слова.

– Гирд? Что это? – обратился я к ней.

Никогда не думал, что можно так стремительно покраснеть. Понятно, можешь не объяснять. Девочка, просто ты не представляешь, из какого мира я прибыл. У нас давно уже любой, кто не первый, считается вторым. Ну в нашем случае я третий, поскольку у тебя двое детей, совершенно непохожих друг на друга.

Я на мгновение крепко прижал ее к себе и чмокнул в макушку, получив в ответ благодарный взгляд. Стражник-то явно не к Аниате обращался, это же понятно. Не мог он знать о том, что мне незнакомы какие-то слова, что я вообще язык только-только осваиваю. Просто так он выразил свое отношение ко мне: вид-то у меня аховый. Конечно, сейчас я был не в той одежде, в которой на огороде работал, да и на ногах какие-никакие постолы имелись, и все же… Значит, именно с этого и начнем. Присмотримся, цены узнаем и ассортимент.

Ну вот и добрались. Бесконечный гвалт, широкие улыбки продавцов, яростный торг – словно на южном рынке очутились. Сначала заглянули в рыбные ряды. Нет, приобретать рыбу в наши планы не входило, но было интересно, что в местных пелагиалях водится. Оказалось, что ничего особенного: морские окуни, скумбрии, кефали, головоногие моллюски и перепончатокрылые. Насчет последних шучу. В мясных лавках опять же вырезкой единорога не торговали, все вполне традиционно: свинина, баранина, птица.

А вот промышленные товары заинтересовали меня больше. Где еще можно получить столько информации о стадии развития общества? Я посмотрел много всяких вещиц, пощупал, повертел в руках и сделал неутешительный вывод. Всюду следы ручной работы, никаких намеков на массовое производство. Провода или антенны в городе тоже отсутствуют.

По хозяйству Аниаты об уровне прогресса судить было сложно: вдруг она какая-нибудь отшельница и все вещи, которыми пользуется остальной цивилизованный мир, у нее под религиозным запретом. Теперь же все предельно ясно. Семнадцатый-восемнадцатый век, если сравнивать с моей горячо любимой родиной.

Ладно, чего уж тут. Ну нет здесь флаеров и гиперпространственных перелетов, так ведь и питекантропов тоже не видно. И люди вполне вменяемые, вон сколько радостных, открытых лиц вокруг.

Себе я приобрел замечательные штаны, приличного качества рубашку и короткие сапоги с острыми носами. Почему именно с острыми? Чтобы в стремя попасть. Я ведь теперь всадник, черт побери, пусть и с натертой с непривычки пятой точкой. Сапоги, кстати, не делились на правый и левый. Ну так этого и у нас долгое время не было, насколько я знаю. Переоделся я прямо в лавке.

Когда проходили мимо рядов с женской одеждой и украшениями, Аниата замедлила шаг. Погоди, солнце, вот расторгуемся – тогда уж непременно. Это одно из достойнейших занятий для мужчины – тратить деньги на свою женщину. То, что мне самому пришлось сразу переодеться, – это острая необходимость. Нам сейчас коней продавать, а это серьезный бизнес. Вот и выглядеть нужно соответственно. Вернемся за лошадьми, я пояс надену трофейный, тот, что решил себе оставить. Сбоку клинок прицеплю и кинжал. Здесь все так ходят, кроме, конечно, последних оборванцев.

Лошадей вместе с седлами и всей остальной упряжью мы продали удачно. По крайней мере, Аниата, судя по ее виду, осталась очень довольна. Она торговалась азартно, даже яростно, забавно было за этим наблюдать. Все время торга я простоял рядом с самым невозмутимым видом, скрестив руки на груди и чуть выпятив нижнюю челюсть, для мужественности. Не особо я в таких делах силен, да и не с моим знанием языка лезть в это.

Затем продали лишнее оружие. Оказалось, что стоит оно недешево, даже бывшее в употреблении, судя по количеству полученных за него серебряных монеток. Себе я оставил лишь ружье – в хозяйстве пригодится, – пистолет да палаш с кинжалом.

Вот теперь пойдем, Анюта, и посмотрим, что у нас в тут смысле высокой женской моды имеется. Нет, готовые изделия брать будем, хоть и дороже. Понимаю, что ты сама сшить можешь, но тогда ведь на меня времени меньше останется. Так что я больше о себе забочусь. Юбка нравится? Берем. И еще вот эту посмотри. Блузка? Конечно, берем, я даже уже представить успел, как ткань будет обрисовывать некоторые места. Красиво получается. Бусы понравились? Кстати, вот эти сережки к ним вполне подходят. Смотри, какая ты у меня получилась: картинка просто. Ну и пусть поглядывают на нас, пусть шепчутся, какое нам до них дело.

Теперь твоими детьми займемся. Стрегору – пояс и еще небольшой кинжал с ножнами, мужчине без него никак, я его вон в той лавке видел. А Кармине – эту замечательную куклу. Знаю я, что у нее аж целых две. Зато у этой глаза есть и даже волосы. И платьишко очень симпатичное. Теперь отрезы ткани им на одежду, сама выбирай.

Все, теперь пора о хозяйстве подумать. Здесь уж ты лучше меня знаешь, что купить необходимо. Я же в качестве носильщика пригожусь. И еще хорошо бы приютившим нас хозяевам подарочек небольшой сделать.

И вообще мне отличная мысль в голову пришла. Как тебе объяснить-то? В общем, давай в этот замечательный городок переселимся, мне здесь так понравилось. Никто на меня с криком «Чужак!» не бросается и руки мне не заламывает. Далось тебе это сельское хозяйство. В конце концов, им и здесь заниматься можно. Да и я себе занятие найду, руки из правильного места растут. Вот только с жильем необходимо вопрос как-то решить. Но все это я тебе потом расскажу, слишком уж ты сейчас в возбужденном состоянии. Придется какое-то время ночной кукушкой побыть.

На обратном пути к дому родных Аниата несколько раз останавливалась поговорить со знакомыми женщинами. Насколько я сумел понять, разговор шел о недавних событиях. Она смело рассказывала об этом чуть ли не каждому встречному, а это могло означать только одно: мстить мне не будут.

Назад мы возвращались на другой день, и оба шли пешком, поскольку Мухорке приходилось тащить на себе все наши покупки. Но задержались в пути мы не только из-за этого, чего уж там греха таить. Не смог я ночи дождаться, когда мы присели передохнуть и перекусить на укромной лесной полянке. Слишком уж милые ямочки на щечках у Аниаты, когда она улыбается, и глаза такие блестящие…

Глава 5 ФРЕД

– Словом, займет все это не больше пары недель. Ты даже по Аниате своей соскучиться толком не успеешь.

Моим собеседником был Фред Груен, владелец двухмачтового парусника, который я классифицировал бы как бригантину: те же прямые паруса на фок-мачте и косые на гроте, разве что обвод линий несколько отличается и на юте есть высокая кормовая надстройка. Ходкое суденышко, судя по всему. Вероятно, при постройке сначала думали о скорости, а уж потом о вместительности трюмов.

Сидели мы в дертогенской таверне, в той, что поприличней. Всего их здесь две, и вторая выглядела совсем уж забегаловкой. Да и нравы там были очень свободными. В любой момент тебе на колени могла плюхнуться развеселая пьяненькая девица, попробуй потом объясни Аниате, что она сама проявила инициативу. Дертоген – город маленький, все друг друга знают. Так что сплетни распространяются мгновенно, обрастая за время полета новыми подробностями.

Здесь, конечно, доступных девиц тоже хватало, но вели они себя более скромно. Куда же без них – городок-то портовый. Они любому моряку рады, лишь бы монеты за душой водились.

Меандрия – держава великая. Прошло уже полгода, как я был занесен сюда невесть каким ветром, поэтому могу смело судить об этом. Государством этим, которое все называли Империей, правил Конрад III из династии Крондейлов. Территориально Империя разделена на десять провинций. Рабства или крепостного права здесь, как такового, нет, хотя крестьяне привязаны к тем селениям, где проживают. Словом, распродавать людей оптом и в розницу нельзя, но если кому-то придет в голову избавиться от одного из своих поместий вместе с прилегающими деревнями – всегда пожалуйста. Если это не противоречит имперским законам, которые я до конца еще не уяснил. А вообще можно достаточно свободно передвигаться по стране (если, конечно, финансы позволяют), и никто не скажет тебе грозно:

– Ты чей, холоп? Ничей? Значит, моим будешь.

В Меандрии и аристократия имеется: герцоги, графы, бароны всякие. Когда-то давно Империя состояла из разрозненных герцогств и графств, затем дедушка нынешнего императора волевым решением поделил подвластные ему территории на провинции.

Отличительным знаком благородного происхождения является шпага. Она может быть какой угодно. И настоящей боевой, с которой можно смело выходить на несметные полчища врагов, и абсолютно декоративной, на манер гигантской зубочистки, словно говорящей: вот он я, человек с голубой кровью. Титулы наследуются только по мужской линии. Так что если дочь герцога выйдет замуж за купца, пусть даже и очень состоятельного, то станет обыкновенной купчихой.

Незаконное ношение шпаги приравнивается к самостоятельному присвоению дворянского звания. И карается такой проступок очень и очень серьезно. Нарушителя могут даже вздернуть перед толпой любопытствующего народа. Преступление против короны как-никак.

Все это мне объяснил мой собеседник, Фред Груен. И я серьезно подозревал, что перед его фамилией должна стоять приставка «фер», указывающая на благородство его происхождения, хотя многие дворяне прекрасно обходятся и без этого дополнения. Почему я решил, что его социальный статус именно таков? Да хотя бы по манере держаться, умению вести разговор, отношению к собеседнику, в конце концов. Кстати, он обмолвился, что подозревает то же самое в отношении меня, уж не знаю почему.

Фред был брюнетом с голубыми глазами, крепкого телосложения, примерно моего роста и моего же возраста. И еще он был бабником – закоренелым, завзятым, неисправимым и дальше в том же духе. Даже сейчас, когда мимо проходила служанка, обслуживающая посетителей таверны, он постоянно косил на нее глаза. А на что там косить-то? На его корабле, по-моему, корма меньших размеров, чем у этой милой дамочки. Наверное, все моряки, в том числе и бывшие, такие. Но сошлись мы с ним не на этой почве.

Однажды, спеша домой после небольшой, но довольно хорошо оплачиваемой работенки, я увидел обычную драку, правда, не совсем справедливую: четверо на двоих. Тем, кто был в меньшинстве, приходилось несладко, поэтому я решил вмешаться. Тем более что бились они только при помощи кулаков, хотя иногда противникам удавалось довольно удачно пнуть друг друга. Относительно холодного оружия в Империи жесткие законы. Это дворянам позволительно протыкать друг друга шпагами и дырявить из пистолетов по поводу и без. Люди же попроще за применение ножа могут легко получить направление на имперские рудники лет на десять. Или вообще до конца жизни там задержаться, это если произошло убийство или, к примеру, нанесено тяжелое увечье. Нет, можно хоть с ног до головы обвешаться палашами и ружьями, но применять оружие разрешено только против бандитствующих элементов, посягающих на жизнь или имущество. Надо сказать, что здесь, на окраине Империи, подобное случается нередко.

Короче, в спарринг-партнеры мне достался крепкий жилистый мужик, на удивление верткий. В секции, где я когда-то занимался, тренер имел интересные взгляды на технику бокса. Восемьдесят процентов техники приходится на переднюю, лидирующую руку, любил повторять он. Так почему же сильная рука, например правая у правши, постоянно находится сзади? В двух словах это выглядело так: если правша – занимай правостороннюю стойку, и наоборот. Новатором был, однако. Уже потом я узнал о подобной технике совсем из других источников. Если еще короче, то я достал челюсть своего противника именно правым хуком, он у меня всегда неплохо получался, и именно из правосторонней стойки.

После такого удара мой оппонент приземлился на пятую точку. Затем помотал головой, поднялся на ноги и полез здороваться со мной за руку, еще и бормоча при этом, что за всю его карьеру драчуна такой случай впервые. От нападавших здорово попахивало вином, да и у представителей защищающейся стороны в крови явно имелось слишком много промилле.

Закончилось все дело грандиозной попойкой в таверне, где упомянутая уже девица уселась мне на колени, черт бы ее побрал. С нами был и ревнивый супруг той дамы, из-за которой, собственно, весь сыр-бор и разгорелся. История выходила довольно темная: то ли у Фреда с ней действительно что-то было, то ли, наоборот, как раз ничего не было, и женщина, обидевшись, пожаловалась мужу на его якобы домогательства. Скандально известный своим кобелиным характером Фред должен был в полной мере испытать на себе крепость кулаков разъяренного собственника. Муж уговорил своих друзей принять участие в мести. Ожидали они местного ловеласа в засаде, не забыв при этом прихватить с собой небольшой бочонок вина последнего урожая, чтобы не очень скучать. Совсем крохотный, всего-то литров на двадцать. Чем все это закончилось, уже известно.

К концу нашего застолья бывшие противники уже сидели в обнимку и горланили песню о несчастной судьбе моряка, вернувшегося из дальнего плавания и заставшего жену в постели с лучшим другом. Сам-то Фред женат не был, и, видимо, поэтому его манера исполнения не была такой жалобной, как у напарника по дуэту.

Следующим утром я сделал два не очень приятных открытия. Первым было то, что, если выпить достаточно много, голова болит нисколько не меньше, чем на моей далекой родине. И второе – если влить в себя несколько бутылок вина, то захмелеешь точно так же, как и от более крепких спиртных напитков. Последних, кстати, здесь не было. Ни рома, ни виски, ни джина. И водки, кстати, тоже.

Сопутствующие выводы тоже имелись. Оказывается, Аниата тоже способна на ревность. А пьянство и здесь может пагубно повлиять на состояние наполненности кошелька монетами.

Фреда я видел и раньше, до той драки, – личность-то он примечательная. Один раз даже пришлось присутствовать при его разговоре с Аниатой. Мне совершенно случайно довелось услышать, как он проявлял мужской интерес к прелестям моей подружки. Сначала он прошелся по ее красивым глазкам, а затем заявил что-то в том духе, что у нее есть и другие замечательные особенности фигуры.

Ответ Аниаты мне понравился:

– А еще у меня есть мужчина, который умудрился обрывком цепи отправить на тот свет несколько разбойников, – заявила она. – Среди них был даже Троуг. Да ты и сам должен помнить эту историю, не так уж давно она произошла.

К своей чести, Фред не стал стучать себе кулаком в грудь, заявляя, что плевать он хотел на всяких там Троугов и людей с цепями и без. Он просто откланялся – и все. Чего ж тут непонятного, отказали ему во взаимности.

Этот случай произошел больше трех месяцев назад, когда мы только что переехали в Дертоген. С жильем сложилось как нельзя более удачно. Практически за бесценок нам посчастливилось приобрести неплохой домишко. Правда, не в самом лучшем состоянии. Моей заслуги в этом не было, разве что деньги на его покупку пошли из моего кошелька.

Мы переселились сразу после окончания сезона дождей. Здесь их два, каждый примерно по полтора месяца. В это время небо плачет практически не переставая, только интенсивность меняется. Проливные дожди чередуются с моросью, затем следуют затяжные. А все остальное время благодать, лето.

Вот и сидели мы в хибаре Аниаты, изредка выходя под дождь по самым неотложным делам. На плантациях делать нечего, урожай к тому времени собран, рыбалки никакой, поскольку реки выходят из берегов. Время вынужденного безделья, конечно, даром не пропало. Когда еще выпадет такая возможность попрактиковаться в знании языка. Я даже сказки научился Кармине рассказывать. И еще каждый день уделял пару часов маханию саблей, ну это так, пародия на бойца.

А в остальном, конечно, жуть. Все сыро, да еще и крыша протекать начала. Поэтому как только дожди стихли, мы и перебрались в город. Дом небольшой, зато каменный, вот только крыши не было – обвалилась. Поначалу я твердо намеревался починить ее сам. Затем прикинул цены на материалы, узнал сумму, запрашиваемую за работу местными строителями… И заплатил последние деньги профессионалам, у которых и инструмент необходимый найдется, и материал подходящий.

Да еще и как раз на время ремонта подвернулось мне одно дельце, поэтому заниматься хозяйственными делами было некогда. Заплатить пообещали хорошо, поэтому я согласился. Моя неожиданная работа затянулась на целую неделю, а заключалась она в том, что пришлось съездить в компании развеселых парней в одно забытое всеми местечко. Там мы изображали группу поддержки во время переговоров двух благородных дворян (это если судить по раззолоченным ножнам шпаг и манере держаться). В подробности разговора нас, само собой, не посвящали. Противоположная сторона также была не обделена собственным штатом «болельщиков». Наша работа как раз и состояла в том, что выглядеть мы должны были гораздо круче и мужественней, чем наши возможные противники. От одного взгляда на этот фарс хотелось смеяться. Но… заплатили нам неплохо, по серебряной полукроне. Так что дельце того стоило.

К моему возвращению дом был уже отремонтирован. Аниате здесь обязательно понравится. Тем более рядом с домом еще и огородик имеется, и небольшой сад. А во дворе колодец есть. Эх, мне бы еще денег раздобыть, чтобы Анюта не нуждалась ни в чем какое-то время. Там, глядишь, и личная жизнь у нее наладится – дама она очень даже привлекательная.

А я вот здесь надолго остаться не смогу: еще толком и адаптироваться не успел, а уже куда-то тянет. Передо мной новый мир, и не хочется сидеть в этой забытой местным Создателем дыре всю оставшуюся жизнь. Но и для этого деньги тоже нужны. Для начала мне хотелось побывать в столице Империи, Дрондере. Столица – это всегда центр, и научный, и культурный, и промышленный, и еще какой угодно. Интересно же, черт возьми!

Аниата, как и все женщины, отлично понимала, что я из той самой мужской породы вечных странников, которым не сидится на месте. Но пока молчала. Вот и умница.

Как-то она очень подробно рассказала мне про свою жизнь. Не скажу, что я так уж сильно хотел все это слушать, но человека можно серьезно обидеть, оттолкнув его в тот момент, когда он изливает тебе душу. Была у нее большая любовь, в результате которой и родился Стрегор. Затем не стало ее любимого, море к себе забрать решило. Потом встретился один козел (у какой же женщины такого козла не было?), который вскоре исчез, прихватив с собой все, что посчитал ценным. А уже после Кармина родилась. Через год женщина осталась без родителей, и жизнь покатилась вниз. Одно время ей даже в таверне пришлось подрабатывать, чтобы накормить детей. В конце концов Аниате пришлось уйти на выселки, где я ее и встретил. В том доме когда-то одинокий бобыль жил, пока однажды не нашли его мертвым на берегу моря. Самое страшное началось, когда ее повадился навещать Троуг. Да не один, а в компании таких же негодяев, как и он сам. Чем закончился его последний визит, известно всему городу.

Зато сейчас она ходит с гордо поднятой головой. В Дертогене я в числе пусть и не самых уважаемых, но вполне приличных людей значусь, можно не стыдиться. Только постоянного источника доходов я себе все еще не отыскал. Да и детей ее я не обижаю, даже наоборот. Относительно Стрегора у меня были кое-какие планы. Для своих лет парень он рослый, через пару годков меня догонит. И серьезный, редко улыбается. Нужно попробовать пристроить его в ученики к какому-нибудь мастеру. Сначала на побегушках, потом в подмастерья попадет, а там, глядишь, и ремеслу обучится.

Кстати насчет обучения. В соседнем доме дедок живет, забавный такой. Ему за шестьдесят уже, последние лет двадцать пять на деревяшке скачет – одной ноги нет. Я было думал, что он на море ее потерял. Оказалось – нет. Дед с гордостью сообщил мне, что служил кирасиром в Тунгейском полку. Посидели мы с ним как-то по-соседски, поговорили по душам и договорились до того, что решил он мне показать то, что когда-то умел хорошо. Вроде и старый, и ноги одной нет, но как взял в руки клинок – преобразился весь, даже взгляд стал другим.

Я начал брать у него уроки. И деду развлечение, и мне наука. Наставником он оказался на удивление хорошим, а главное – совсем не насмехался над моей неуклюжестью.

Так вот и жил я до того самого ночного разговора с Фредом.

Глава 6 «ЭЛИЗА В ЛУННОМ СВЕТЕ»

В море мы вышли затемно, с первым дуновением легкого бриза, потянувшего с берега.

Когда рассвело, ветер немного посвежел и карасса, а именно так назывался здесь этот тип судов, рванула вперед, словно породистая беговая лошадь.

Я стоял, облокотившись на планширь, и поглядывал на Фреда, который пытался что-то втолковать рулевому. Жаль, что не видят его сейчас многочисленные подружки и те дамы, что все еще сомневаются в своих чувствах. В красном камзоле нараспашку и широкополой шляпе (у нас такие когда-то называли зюйдвестками) смотрелся Фред весьма достойно.

На корабле имелось четыре пушки, по две на каждом борту, и длинноствольная кулеврина, уткнувшаяся зевом в море за кормой. На баке орудий не было, что и неудивительно, вряд ли команде приходилось кого-то преследовать, скорее уж наоборот. Парусное вооружение судна впечатляло. Поймав мой взгляд, Фред лишь развел руками, мол, знаю, что «Мелисса» моя – красавица, так ведь и сам я на своем месте и выгляжу ничуть не хуже корабля. Веселая бесшабашность, иначе и не скажешь.

Команда «Мелиссы» состояла из тридцати семи человек. Обычно Фред обходился и меньшим количеством, расширяя экипаж по мере надобности. В Дертогене это сделать несложно, моряков там хватает.

Как и все морские порты Империи, этот городок принадлежит короне. При каждом порте есть крепость с гарнизоном. Комендантом Дертогена являлся барон фер Энгнуа. Дважды в неделю он со своей свитой объезжал вверенный ему объект с самым важным видом. Довелось и мне его видеть несколько раз.

Фред появился в городке четыре года назад, продемонстрировал коменданту крепости рекомендательные письма, да так и остался на постоянное место жительства. О своем прошлом мой новый знакомый никогда не рассказывал. Зарабатывал он на жизнь тем, что брал фрахты за перевозку грузов. Причем по известным только ему причинам мог отказаться от очень выгодного дела и не менее легко взяться за другое, чуть ли не копеечное. В общем, человек-загадка.

Но был у него и еще один приработок, о котором мы и говорили в таверне.

В нескольких днях хода от Дертогена, в открытом море, проходит торговый морской путь, ведущий в крупнейший порт Империи, Гроугент. Это только кажется, что по морям существует множество дорог, ведущих к намеченной цели. На морях и океанах тоже есть свои, строго ограниченные пути, разве что не огороженные бордюром и не отмеченные столбиками с километражем. Цель любого плавания – добраться до порта назначения с наименьшими затратами времени и ресурсов.

Так вот, в том месте, куда мы сейчас направлялись, судоходство было довольно оживленным, а в непосредственной близости находилось множество банок с острыми подводными скалами. И практически после каждого шторма эти особенности морского ландшафта собирали свои жертвы. Такое случалось здесь регулярно, и, как правило, непогода налетала внезапно, в этом я и сам успел уже убедиться.

Для Фреда стало уже чем-то вроде игры в лотерею появляться на этих банках после каждого шторма. Зачастую ему улыбалась удача в виде разбитых и полузатопленных кораблей. Иногда он зарабатывал на спасении таких судов. Случалось, что покидал заповедные места впустую. Бизнес, вероятно, не очень солидный, я даже не догадываюсь, чем он его привлекал, но он почему-то предложил мне составить ему компанию.

Когда я решил узнать о причинах интереса к моей персоне, сообщив ему, что лазить по вантам его «Мелиссы» меня только крайняя нужда заставит, он только рассмеялся и заявил, что у меня очень забавный акцент. А еще, как он сказал, ему нравится, что я постоянно задаю вопросы. Трудно понять, когда он говорит серьезно, а когда шутит. Как человек он мне нравился, еще бы ему на Аниату чуть иначе поглядывать… Вот так и вышло, что отправился я вместе с ним на «Мелиссе» в это путешествие. Фред уверял, что выплатит мне мою долю сполна, если я буду ему помогать. Не в моем положении проявлять особую гордыню, тем более что не душегубством ведь мы собирались заниматься.

Я отстоял часть вахты за штурвалом, удерживая корабль на курсе. Дело в общем-то привычное, с единственной разницей, что нужно еще и за парусами присматривать, чтобы не потерять ветер. На обед был приглашен в капитанскую каюту Фреда, занимавшую большую часть кормовой надстройки.

Убранство каюты впечатлило даже меня, что уж говорить о его гостьях, которым он наверняка не раз хвастался подобным великолепием. Резная мебель, кровать с балдахином, мягкий ковер на полу, серебряный сервиз в шкафчике со стеклянными дверцами, где каждый предмет был закреплен в специальной нише для защиты от шторма и сильной качки. У Фреда даже зеркало имелось. Почему даже? Да потому что за время своего пребывания здесь я видел этот замечательный предмет лишь во второй раз. А первый был на городском рынке. Далеко не бедный торговец использовал его как приманку для покупателей. Возле небольшого зеркала, висевшего на стене его лавки, постоянно толпились люди, любуясь своим отражением. А где много народа, там и покупатели всегда найдутся.

Наконец хозяин каюты указал мне на картину, скромно висевшую на одной из переборок. Поначалу я даже не заметил ее, разглядывая разложенную на столе морскую карту. И совершенно напрасно не заметил: это творение живописи было достойно внимания.

Как ни странно, на картине не был изображен морской пейзаж. Я вообще с трудом мог понять, что решил запечатлеть неизвестный мне художник. Откуда-то из глубины пробивался слепящий свет – вот, по сути, и все, если бросить на картину беглый взгляд. Но если присмотреться повнимательнее… Художнику совершенно невероятным образом удалось передать бесконечную глубину перспективы и придать изображению объемность. Какие средства он для этого использовал – непонятно, ведь свет не может изгибаться так, как изгибаются реки или дороги на картинах.

Среди широких темных мазков угадывались искаженные полупрозрачные лица, изо всех сил тянущиеся к свету. Картина завораживала, хотелось стоять и рассматривать ее бесконечно.

С трудом избавившись от наваждения, я повернулся к Фреду. Тот внимательно наблюдал за моей реакцией.

– Что ты увидел? – спросил он заинтересованно.

– Колодец, – не стал напрягаться я.

– Колодец? – Он был явно удивлен моим ответом.

Ну да, колодец. А что я там должен был увидеть?

Перебравшись в город, мы со Стрегором решили первым делом почистить колодец во дворе дома. Им давно не пользовались, и он изрядно забился всяким мусором. Я сидел на беседке, это такая доска с веревками, и вычерпывал ведерком скопившуюся грязь. Ведерко было небольшим, чтобы Стрегор мог вытаскивать его заполненным, не очень надрываясь.

То ли я переполнил ведерко, то задел случайно за кладку колодца из крупных неотесанных камней… В общем, липкая масса попала мне точно в лицо. Еще и комком грязи в голову угодило. Вот тогда я и увидел примерно то же, что и на картине. Даже искры были, они кое-где и на полотне присутствуют.

– Обычно тех, кто в первый раз ее рассматривает, мне приходится за руку оттаскивать, они еще и сопротивляются, – сообщил мне Фред.

Ну что тут скажешь? Волшебная сила искусства. Но картина действительно впечатляла.

А еще мне вспомнился один мой хороший знакомый по прежнему миру. Художником он был от Бога и получил соответствующее образование.

Так вот, есть у него картина, навеянная музыкой великого Людвига ван Бетховена. Навеянная двумя, наверное, самыми известными его произведениями, она так и называется – «Элиза в лунном свете».

Только почему-то Элиза у него обнажена, опустилась на колени и локти и грациозно выгнула спинку. Хорошо хоть боком к зрителю стоит, только голову повернула. И серебристый лунный свет затопил все вокруг. Только вот образ девушки часто меняется: она и блондинкой успевала побывать, и брюнеткой, и рыженькой. Так вот, эта картина меня тоже сильно притягивала, всякий раз у него в гостях подолгу ее рассматривал.

На следующий день, ближе к вечеру, на самой границе видимости появились пятнышки островов, растянувшихся по всему горизонту.

– Немного ближе подойдем и будем до утра ждать, – сказал Фред. – То, что нам нужно, как раз за островами и находится. Но в темноте мы туда не полезем, чревато.

Всю ночь, убрав паруса, мы пролежали в дрейфе. Спать я отправился далеко за полночь, слишком уж впечатляла картина: такие близкие звезды отражаются в почти неподвижной воде.

Под утро поднялся ветер, принеся с собой волнение. Балла три, не больше, определил я: на гребнях волн барашков не видно. Шли мы круто к ветру, приближаясь к островам. Наконец один из них, поросший буйной растительностью, оказался почти на траверзе левого борта. Неожиданно из-за острова показался трехмачтовый парусник с высокими носом и кормой. На его правом борту я насчитал двенадцать орудий, бомбард, по-моему, но ручаться не буду, далековато.

– Право на борт! – заорал мгновенно побледневший Фред и сам же бросился выполнять свое приказание. Оттолкнув рулевого, он с бешеной скоростью закрутил штурвалом.

«Мелисса» неохотно откликнулась на приказ: слишком мала была ее скорость. И потянулись томительные минуты, когда ничего нельзя изменить и ничего уже от тебя не зависит. На корабле, движущемся в нашу сторону, часть парусов была зарифлена, но ветер ему благоприятствовал, задувая в корму.

Наконец наша карасса развернулась достаточно для того, чтобы захватить парусами полный ветер. «Слаженно у Фреда команда работает», – подумал я, наблюдая за действиями матросов. Я бы и сам помог, но не с моим опытом туда лезть.

Трехмачтовик взял еще правее, чтобы ударить пушечным залпом. Было хорошо видно, как суетятся канониры на его борту. «Мелисса» рванула с места, недаром хозяин ее даже лишним количеством орудий не отягощает, хотя мог бы установить еще не меньше дюжины. Правый борт нашего противника окутало дымом, затем донесся грохот пушечного залпа. Поздно. Ядра подняли столбы воды за кормой, и лишь одно проделало дыру в стакселе грот-мачты.

Рявкнула кулеврина, установленная на корме «Мелиссы», и через некоторое время на нижнем фоке преследующего нас корабля появилось аналогичное украшение.

Канониром у Фреда был старый Могнир, всю жизнь отслуживший в имперском флоте. Теперь он выходил в море просто потому, что не мог без этого обойтись. Чего на берегу сидеть? Дети выросли, внуки тоже, а правнуками еще не обзавелся. Был он подслеповат, глуховат – издержки профессии, но ядро положил мастерски. Фред даже кулак на одной руке сжал, в знак одобрения. Один-один получается, если считать по попаданиям.

Старик продолжал возиться со своей кулевриной, задирая жерло ее ствола все выше в небо. Наконец он застыл, выбирая момент для выстрела. Мы тоже все замерли в ожидании. И старый комендор не промахнулся. Ядро попало в марс – площадку на мачте, в бочку, называемую вороньим гнездом. Бочка накренилась, выпавший из нее человек скользнул по раздутому ветром полотнищу грота и упал в воду. Команда «Мелиссы» прокомментировала увиденное восторженным ревом. Вряд ли Могнир стремился попасть именно туда, куда угодило ядро, возможно, ему даже не удалось разглядеть результаты своей работы, но принимал поздравления он с самым спокойным видом.

Пока наш противник разворачивался левым бортом, расстояние между нами увеличилось, и следующего залпа уже не последовало.

– Старый знакомый, – ответил на мой молчаливый вопрос Фред. – Из тех знакомых, что век бы не знать и не видеть.

Через пару часов гонки стало очевидным, что преследующий нас корабль безнадежно отстал. Враг понял это и прекратил гонку. Еще два часа – и мы потеряли его из виду. Я так и не сумел его классифицировать. Три мачты, бизань расположена вплотную к гроту, и на ней лишь одинокий косой парус. Да, здесь в кораблестроении имеются свои особенности. «Мелиссу» я успел облазить, что называется, от киля до клотика. Все в наличии: и шпангоуты, и пиллерсы, и бимсы всякие. У баллера руля пятка присутствует. Внешне, конечно, есть отличия, но в основном все, как и у нас было. Вон даже ахтерлюк имеется, в него как раз судовой повар полез.

Мне почему-то казалось, что после этой встречи Фред решит повернуть на Дертоген, но я ошибался. Он не из тех людей, кто отступает так просто. На следующий день карасса огибала гряду островов, вытянувшихся в линию до самого горизонта. Этим путем обычно и следуют суда, стремящиеся попасть в Гроугент. Все свободные от вахт матросы пытались высмотреть то, ради чего мы сюда и прибыли.

Фред рассказывал, что эти воды – излюбленное место обитания пиратов. Правда, в последнее время их стало здесь не так уж много, зона активных пиратских действий переместилась на юг, где пролегал морской путь, связывающий Империю с другим могущественным государством – Абдальяром.

Раньше в этих местах постоянно курсировала эскадра военных кораблей Империи, чьей основной задачей и являлось обеспечение безопасности мореплавания торговых судов. Сейчас этих судов стало гораздо меньше. И получается, что встретить пиратов значительно проще. Корабль, с которым мы недавно столкнулись, тоже был пиратским. Назывался он «Пулус», что на местном наречии обозначает морское животное, похожее, судя по описанию, на моржа. Командовал кораблем Бундриг Стор, давний недруг Фреда.

За день плавания вдоль гряды островов нам попалось два торговых каравана. Один весьма приличный, судов пятнадцать. Купеческие суда обычно сбиваются в целые флотилии, так им легче отбиваться от пиратов. Правда, после шторма их может раскидать, а в одиночку сопротивляться джентльменам удачи гораздо труднее.

Другой караван был значительно меньше, всего три торговца. Но охраняли их два военных трехпалубных корабля с незнакомыми флагами и непонятным гербом.

Имперский герб я уже знал, практически каждый день им в Дертогене любовался, когда ветер разворачивал штандарт на шпиле. И соответствовал он гербу правящей династии Крондейлов. На нем изображена стоящая на задних лапах фигура какого-то животного, похожего на стилизованного льва. Сверху три короны, верхняя самая большая. Внизу – два перекрещенных меча. И еще две ленточки по бокам, похожие на муаровые. Девиз – просто верх глубокомыслия: «могущество в мощи». Ага, «победность в победе», «правдивость в правде», «стильность в стиле» и так далее…

– Это абдальярцы, – пояснил Фред, заметивший мой интерес.

Повезло мне, наверное, что попал именно сюда. Тут тебе и пираты, и романтики полно. И воздух чистый, не загаженный. Возможно, вон на том острове с длинной желтой песчаной косой, выступающей далеко в море, какой-нибудь местный Морган клад свой зарыл.

Попади я в будущее, во мне бы давно чужака обнаружили. И изрезали бы мой бедный мозг тонкими-тонкими ломтиками, чтобы понять, как далеко шагнула эволюция за пару столетий.

Хотя вряд ли. Вот смотрю я на этих людей и понимаю, что ничем они от нас не отличаются. Разве что знаниями и какими-то навыками. Но вот перебрось любого из них в мой мир, так им еще легче, наверное, чем мне здесь, будет адаптироваться. Долго ли микроволновкой научиться пользоваться или телефоном? Да враз.

Это что же получается: наше общество, выходит, больше потеряло, чем приобрело с течением времени? Бред какой-то.

Глава 7 ЗВЕРИНЫЙ ОСКАЛ

На следующий день Фред смирился с тем, что удача на этот раз ему не сопутствует. Он принял решение вернуться в Дертоген, но перед этим зайти в еще один порт Империи, Торпент, в надежде захватить попутный груз. Мы прошли между двух островов и взяли курс вдоль северного берега левого из них.

Я поинтересовался у Фреда причиной столь странных маневров, ведь нам следовало идти почти в противоположную сторону.

– Есть там укромная бухта… Вдруг там какой-нибудь купец ремонтируется, – посвятил меня в свои планы предприимчивый капитан.

Зрелище, открывшееся нам при входе в бухту, было более чем неожиданным. К стоявшему на якоре посреди бухты купеческому кораблю при помощи абордажных крючьев был пришвартован тот самый «Пулус». Его несложно было признать по окраске и характерным обводам корпуса, да и марсовая бочка была по-прежнему накренена в сторону. Схватка была в самом разгаре, до нас доносился шум боя.

Фред заметался по мостику, и его нетрудно было понять. Ведь именно сейчас подходящий момент, чтобы свести счеты с давним врагом. Хотя здесь тоже было над чем подумать. Пираты уходят в море, имея на борту столько людей, сколько позволяют возможности их кораблей. На захватываемых ими судах экипажи защищаются яростно, ведь их ждет незавидная участь – отправиться за борт со вспоротым животом и чаще всего еще живыми. Здесь так принято. И акул хватает, и питаются местные рыбки явно не планктоном.

Купеческий корабль, сильно напоминавший пузатый бочонок, здорово пострадал во время последнего шторма, оставшись без двух мачт. Уцелела только бизань. Вот и спрятался капитан в этой укромной бухте, чтобы поправить такелаж и установить новые мачты. На берегу высоких деревьев достаточно, выбор большой.

Вот только об этой бухте знали не только торговец и Фред, но и хозяин «Пулуса».

У Фреда на борту тридцать семь человек, включая меня. Реальных воинов – еще меньше, всего пятнадцать, и себя я к ним не причисляю. На «Пулусе» – сотни две людей, сделавших пиратское ремесло своим образом жизни.

У купца экипаж около сотни моряков, может быть, чуть больше. Очень нехорошее соотношение получается, даже если напасть на Бундрига Стора со спины.

Наконец марсовый разглядел, что на борту торговца было гораздо больше людей, чем обычно бывает на таких судах. Похоже, купец подобрал людей с затонувшего судна, иначе никак было нельзя объяснить такое количество защитников.

Я посмотрел на Фреда: интересно, какое он примет решение сейчас, когда все так удачно складывается. Оказалось, Фред его уже принял. Послышались распоряжения, забегала палубная команда, задрожали и поползли гитовы, подтягивая шкаторины к реям. На правый борт навешивались плетенные из конопляных тросов кранцы. Люди Фреда, уже в воинском облачении, состоявшем из кирас и шлемов, расположились у борта корабля с абордажными крючьями наготове. Вскоре к ним присоединился и сам Фред в таком же «наряде». Но даже в нем он умудрялся выглядеть щеголем.

За считаные минуты на «Мелиссе» была убрана большая часть парусов. Мы продолжали идти вперед только за счет инерции, да еще кливеров на бушприте.

– Ты с нами? – спросил меня Фред, и я кивнул.

– Кто бы сомневался, – пробормотал он себе под нос, но мне все же удалось разобрать его слова.

Кто, кто? Да хотя бы я сам. Ну какой из меня боец, тем более сейчас, когда все действие будет происходить в тесноте переплетений всех этих шкотов, брасов, фалов и остальной оснастки такелажа, да еще и на скользкой от крови палубе. И не пойти нельзя, есть моменты, когда ценность собственной жизни должна остаться где-то там, в глубине, а на первый план выходит надежда людей на твою помощь.

Когда расстояние между «Мелиссой» и «Пулусом» сократилось, в ход пошли кошки. И вскоре борта кораблей встретились со стуком и скрежетом.

Наша абордажная команда с яростным ревом бросилась на борт пирата. Вторым эшелоном, вместе с десятком матросов, туда же направился и я.

Как оказалось, чтобы немедленно столкнуться нос к носу с врагом, совсем не обязательно бросаться на абордаж в числе первых. Достаточно сделать несколько шагов по чужой палубе – и вот он, враг, сам нашел меня.

Крепкий рыжеволосый тип в сшитом из нескольких слоев буйволовой кожи жилете и с абордажным топором в руках. Перекинув опасное оружие из одной руки в другую пару раз, он ухватился за него обеими руками и нанес удар страшной силы, пытаясь попасть в голову. В ту самую, где хранится множество знаний, еще недоступных здешнему миру. Уже одно это заставило меня отскочить в сторону – навстречу, отводя удар левой рукой, а правая с палашом пошла между его ног. Затем режущим движением дернул клинок на себя. Целился я в бедренную артерию, а вот куда пришелся порез, не знаю. Янычары когда-то славились таким ударом, вот уж не думал, что и мне пригодится. Бородач, зажимая руками рану, упал на колени, уткнувшись лбом в доски палубного настила.

Со вторым пиратом я тоже справился на удивление быстро. Парировал его удар своим клинком, сделал выпад, метясь в горло. Попал.

Третий же мой противник чуть не стал для меня последним. Спас меня один из людей Фреда, вовремя толкнув в плечо.

Я поупражнялся в полетах и со всей силы шлепнулся о палубу. Зато вспомнил о пистолете – чудо местной оружейной мысли пребольно врезалось мне в бок. При помощи этого оружия я и достал одного из трех пиратов, наседавших на моего спасителя. Затем отвлек еще одного, делая вид, что сейчас обрушу на него всю свою ярость, и Бронс – именно так звали человека, спасшего меня от верной гибели, – быстро разделался со своим, а затем уже и с моим врагом. Оказывается, у нас отлично получается работать в паре. Пока я вношу ужас в ряды противника, грозя оружием и пугая звериным оскалом, Бронс успевает нашинковать отвлекшихся на меня врагов. В общем, для первого раза вышло неплохо. Это даже Фред отметил.

Бой почти закончился. Экипаж торгового судна, получив неожиданную поддержку с нашей стороны, перешел в контратаку. Совместными усилиями мы загнали уцелевших врагов, среди которых оказался и Бундриг Стор, на высокий ют «Пулуса».

Наступила минутная передышка. Казалось бы, победа уже одержана, но несколько десятков пиратов по-прежнему готовы сразиться с нами. Сейчас, когда эмоции схлынули и весь запал пропал, мирным торговцам было трудно заставить себя снова рисковать своей жизнью. А вот пираты будут стоять до последнего, им терять нечего. В плен их, конечно, никто брать не будет и справедливому имперскому суду не предаст. С ними покончат здесь и сейчас, и совсем не обязательно, что их смерть будет мгновенной и легкой. Поэтому терять им нечего. Хотя нападение они тоже не провоцировали, стараясь держаться как можно тише.

Я был уверен, что дело закончится выстрелами из пушек купеческого корабля. Но все оказалось гораздо интереснее.

На палубе перед кормовой надстройкой появился Фред в красном камзоле с золотыми позументами и в треугольной шляпе с пышным белым пером. И когда это он успел переодеться?

Он важно прошелся перед всеми, затем, не повышая голоса, сказал:

– Бундриг, все равно ведь подохнешь через пару минут. Так, может быть, доставишь мне удовольствие, спустишься и примешь смерть от моей руки? Ты же знаешь, сколько лет я об этом мечтаю.

И Бундриг не заставил себя долго ждать. Через пару минут он уже спускался по трапу. Пиратский предводитель оказался крупным мужиком лет сорока с длинной угольно-черной кудрявой бородой в форме лопаты.

– А его прозвище случайно не Черная Борода? – спросил я у стоявшего рядом Бронса, припомнив известного пирата из земной истории.

– Нет, – усмехнулся тот, – за глаза его называют Хряк, и он очень этого не любит.

Пират небрежно помахивал зажатой в правой руке саблей, больше похожей на длинный меч с односторонней заточкой. Фред, к тому времени успевший скинуть камзол и шляпу, был вооружен не менее длинной саблей со слегка изогнутым клинком.

Похоже, что сейчас я стану свидетелем дуэли двух давних врагов. Должно быть, потрясающее зрелище. Это не общая схватка, когда заботишься в основном о том, как увернуться от сыплющихся со всех сторон ударов, – на все остальное попросту не хватает внимания.

Но зрелища не получилось. Отбив размашистый удар пирата, Фред немного отклонился назад и атаковал противника двумя быстрыми выпадами. На втором выпаде он достал Хряка уколом в объемистый живот, погрузив в него чуть ли не треть клинка, правда, сам он при этом получил ранение в левое плечо.

Моряки одобрительно зашумели, Бундриг – фигура зловещая, а вот Бронс недовольно поморщился:

– Я же сто раз показывал ему, что после такого выпада следует защита клинком и нельзя так глубоко проваливаться.

Я с удивлением посмотрел на моряка. Бронс выглядел по меньшей мере лет на пять моложе меня или Фреда.

Вероятно, гибель Бундрига и послужила той искрой, после которой вспыхнула атака. Оставшихся пиратов смели сразу. Сломленные потерей главаря, пираты сопротивлялись ожесточенно, но были обречены. Эх, я бы все-таки сначала картечью пальнул, чтобы уж наверняка.

Чтобы отметить победу и поблагодарить за неожиданную подмогу, хозяин торгового судна угостил всех вином. На корабле даже небольшой салют (если можно так выразиться) устроили, пальнув пару раз из пушки.

А Фред решил обсудить дела с купцами – владельцем шнорка «Глистри» и капитаном со спасенного «Глистри» судна. Разговаривали они долго, и мой приятель остался очень доволен.

Подробности выяснились уже на следующий день, когда мы под всеми парусами летели прямым курсом к Дертогену. За обедом, как обычно проходившим в капитанской каюте, Фред посвятил меня в подробности разговора. Суть его заключалась в следующем.

Пиратский «Пулус» стал призовым кораблем, и дело стояло только за тем, как разделить этот приз. Сначала Фред настоял на том, чтобы распределить доход на три равные части, невзирая на количество людей, принимавших участие в битве. Затем капитан спасенного экипажа решил выкупить у моего приятеля треть «Пулуса», чтобы сразу стать хозяином корабля. С первым купцом он уже договорился заранее, и тот пошел ему навстречу, тем более что два торговца состояли между собой в родстве.

Фреда предложенный вариант более чем устраивал. Ведь лучше получить деньги на месте, пусть даже и потеряв при этом часть суммы, чем перегонять трофейный корабль и мучиться потом с его продажей.

Выглядел наш переговорщик крайне довольным. Не менее довольным был и я, после того как получил свою довольно-таки приличную долю – четверть от выплаченного за «Пулус» золота пошла Фреду, остальную сумму поделили на всю команду. Мне причиталась неплохая сумма – двенадцать славненьких золотых имперских крон. Теперь у меня было достаточно денег для того, чтобы сделать наконец то, к чему я давно стремился, – отправиться в Дрондер, столицу Империи.

После обеда ко мне подошел Бронс. И бесплатно предложил мне то, за что я согласен был заплатить золотом.

– Мне нравится скорость, с которой ты движешься, Артуа. Но вот оружием ты владеешь так, что любой сразу разглядит в тебе новичка. Если хочешь, я мог бы тебя немного поднатаскать. Конечно, фехтованию нужно учиться годами, но уверен, что некоторые вещи ты сможешь освоить довольно быстро.

Еще за обедом Фред сознался мне, что поручил Бронсу присмотреть за мной, и лишь благодаря такому присмотру я и остался жив. На память об этом сражении остался только едва заметный порез на левой щеке.

Не знаю, почему Фред решил позаботиться обо мне, вряд ли из-за моего забавного акцента. А вот Бронс решил позаниматься со мной исключительно по собственной инициативе.

Когда Фред увидел наши тренировки, то был сильно удивлен.

– Как ты его смог убедить? – поинтересовался приятель.

– Я раскрыл ему тайну твоей картины, – заявил я.

– И в чем же она заключается?

– На ней изображена дырка в заднице, если смотреть изнутри. Потому люди и застывают перед ней, мысленно стремясь выбраться из того места, куда определила их жизнь.

Фред хохотал так, что у него разболелось раненое плечо.

Глава 8 ПЕРЕВОД С ФРАНЦУЗСКОГО

Наши занятия с Бронсом продолжались почти месяц. Наверное, в конце концов он сам пожалел о своем предложении, ведь я постоянно допекал, все больше входя в роль ученика. К счастью, он никогда не отказывал мне в наставлениях и был готов скрестить со мною сабли в учебном бою. Единственное, что меня огорчало, – у Бронса было не так уж и много свободного времени, поэтому занятия наши были не такими продолжительными, как хотелось бы мне.

То, что он мне показывал, не было полноценной техникой фехтования на саблях или хоть какой-то стройной системой. Короткие связки, приемы защиты и нападения, уловки, позволяющие ввести возможного противника в заблуждение.

– Захочешь – доведешь все это до ума сам. Правда, сначала тебе нужно выработать свою собственную технику и научиться ей, – усмехался Бронс. – Порой я и сам не понимаю, почему учу тебя некоторым вещам, которые знать тебе совсем не обязательно.

Даже не догадываюсь, что стояло за его словами, но своего прежнего противника по учебным боям – дряхлого одноногого деда – я победил легко. Тоже прогресс, наверное.

Затем Фред на своей «Мелиссе» ушел в море, и Бронс вместе с ним. Их плавание обещало быть долгим. Опасаясь, что больше не увижу Бронса до своего скорого отъезда, который был уже делом решенным, я купил ему подарок. Приобретение обошлось мне в половину золотой имперской кроны.

Презент Бронсу понравился. Кстати, он преподнес мне ответный дар, правда, для того, чтобы его вручить, потащил меня в каюту Фреда. Мельком взглянув на картину, он ухмыльнулся:

– Дырка, говоришь? Очень подходящее определение ее сущности. Теперь смотри внимательно. Бывают моменты, когда ты оказываешься в такой ситуации, что кажется: все, конец. Возможно, тогда тебе поможет вот это…

Надеюсь, я хорошо все запомнил.

С Фредом мы попрощались, сидя за его любимым столом в таверне категории «поприличнее». Он был в курсе моих планов, но разговор у нас шел не об этом.

– Что-то на сердце у меня не очень спокойно, – пожаловался приятель, имея в виду предстоящее плавание, – давит что-то, давит. Нехорошее, словом, предчувствие. А отказаться не могу.

В его поведении не было ничего удивительного – ведь и в моем мире полно суеверных людей, особенно среди представителей профессий, связанных с риском для жизни. Моряки занимают в списке опасных профессий одно из первых мест.

– Ладно, я не об этом, – продолжил Фред, – есть у меня к тебе маленькое предложение. Богатым не станешь, но пять-шесть золотых монет поднимешь. Здесь как раз именно это слово и подходит, – усмехнулся он и объяснил суть «дельца».

На запад от Дертогена, на морском побережье недалеко от города, была подводная каменная гряда, уходящая далеко в море. Так вот, некоторое время назад (еще и пары лет не прошло) там потерпел крушение корабль с грузом гевойского масла. Товар был контрабандным и стоил довольно прилично. Само же судно и кораблем-то назвать трудно, так, большая лодка с мачтой. Такими здесь пользовались контрабандисты. Ход она имеет приличный, и для грузов места вполне хватает.

В общем, подъемом этого самого масла, которое в кувшинах с узкими горлышками, похожими на амфоры, перевозят, и предложил мне заняться приятель.

– Кувшины, наверное, за такой срок песком уже затянуть успело, – засомневался я. – Или масло испортилось давно.

Фред уверял меня в обратном. Ничего, мол, с грузом не сталось, проверено. Грунт в том месте каменистый, и глубина самая подходящая. Я так понял, что это был его прощальный подарок. Когда я спросил, чем могу его отблагодарить, он ответил, что ничего не нужно. И с усмешкой добавил:

– Ты помог мне понять смысл картины.

Далась же она вам всем!

Уже после отплытия «Мелиссы» я арендовал ялик у соседа-ветерана, страстного рыбака. Вдвоем со Стрегором мы отправились на место крушения. Затонувший кораблик нашли в первый же день, метрах в трехстах от берега. Обнаружили и амфоры. А вот дальше начались проблемы.

С первого раза я не смог до них донырнуть. Казалось бы: вот они, пару гребков руками – и все, но именно в этот момент я остро начинал чувствовать, что воздуха хватит, только чтобы выбраться на поверхность. А ведь я пользовался методом японских ныряльщиков за жемчугом, подсмотренным в одной из книг о самом известном шпионе всех времен и народов, имеющем лицензию на убийство. Метод действительно работает, и с его помощью можно задержать дыхание на большее, чем обычно, время. И все равно не помогло.

На такой глубине все попытки зацепиться за одну из двух ручек, имеющихся у каждого кувшина, с помощью металлического крюка тоже ни к чему не привели. У Стрегора добраться до них тоже не получилось. И думать, как разрешить эту проблему, он даже не собирался. Его больше волновало, куплю ли я ему новую рубаху, если у нас этот бизнес получится, паразит юный. Девочки его, видите ли, интересовать начали.

На отливы надежды тоже никакой. Луна отсутствует, а от имеющегося светила ни отливов, ни приливов нормальных не дождешься, сплошное недоразумение.

И тут мне пришла в голову замечательная мысль. Я даже не понял сначала, дурак я или гений. Дурак – потому что не догадался сразу, а гений – потому что все-таки додумался. Я даже из ялика чуть не вывалился от радости.

Нужно с камнем нырять. А чтобы не возить их в лодке целую кучу, камень мне нужен многоразовый. Обвязать его фалом достаточной длины, ручку из него же сделать – и вперед. Вернее, вниз. И еще необходим хотя бы один буй. По буйрепу спускаться буду, чтобы не угодить своим камнем в скопление кувшинов с маслом. Только подводный буй нужен, он не привлечет ненужного внимания. Будет кто-нибудь мимо проходить, поинтересуется, что мы тут делаем… А что мы делаем? Рыбачим мы. Место здесь уловистое, чтобы узнать о нем, золотом плачено. Ну и пусть пальцем у виска крутят. Пока я буду изображать из себя Ихтиандра, Стрегор рыбы наловит: и для маскировки, и для ужина. Жить мы пока будем здесь, на берегу. Далековато до дома, слишком утомительно будет возвращаться каждый день.

И работа наладилась. Когда кувшин подходил к самой поверхности, мы заводили под него сачок, чтобы не оторвать ручку. Каждую амфору отвозили на берег и прятали – масло ведь не перестало быть контрабандным. С одной стороны, конечно, неправильно: какой пример молодежи подаю, мало того – еще и участие заставляю принимать. С другой – я же бандитов у него на глазах убивал, о чем еще после этого говорить…

Не все кувшины оказались целыми. Не знаю, сколько их было, но черепков и горлышек с ручками среди длинных зеленых водорослей хватало. Но и тех, что мы умудрились поднять, оказалось достаточно много.

Сбывал я находки по одной. Определиться с покупателем было не сложно, я его уже давно знал, городок маленький. Отдавать груз оптом я поостерегся, хотя общая сумма была не слишком большой – около восьми золотых монет. Иногда быстрее по голове получить, чем оплату за товар. Тем более когда за тобой никто не стоит. Теперь, когда «Мелисса» ушла, мне и обратиться-то, по сути, не к кому. Разве что к родственникам Аниаты, но после ее исповеди никакого желания с ними общаться не возникало, ведь все это происходило на их глазах.

После продажи масла кое-кто начал коситься в мою сторону (видимо, утечка информации все же произошла), в том числе и страж, назвавший меня гирдом при первой встрече. У него вообще в глазах немой упрек читался: как же так, я тут при исполнении, а мне совсем ничего не капает. Так и подмывало сказать ему, что это была только разовая акция.

Хотя, если подумать, поприще довольно волнующее. Если бы я оставался в Дертогене, то наверняка бы занялся контрабандой. Раз уж пираты этого мира – такие глубоко неуважаемые личности.

На заработанные таким способом деньги я купил для Анюты лавчонку, торгующую готовой одеждой и тканью. Хозяин срочно избавлялся от своего заведения по причинам, от него не зависящим: он готовился к спешному отъезду. Лавку отдавал вместе с товаром, и цена нас обоих устроила. Как раз в заработанную на продаже контрабандного масла сумму и уложился. Почти.

А что, как сказали бы у нас: точка наработанная. И с поставщиками проблем нет, и с клиентами. В том, что у нее получится эта работа, у меня даже сомнений не возникло: видел я, как Аниата лошадок лихо распродала. А ведь тут торговля лошадьми считается чисто мужским бизнесом. Ну и работа такая куда лучше, чем земледелием заниматься. Да и товар такой, что не прокиснет и не протухнет. И станет Аниата владелицей бутика. Если с французского перевести, то бутик и означает – лавка.

Я даже советоваться с ней не стал, боялся, что перехватят. Потом уже к ней пришел, показать, чем она с завтрашнего дня заниматься будет. Давно я ее такой довольной не видел. Забавно было наблюдать, как она лицом в товары уткнулась.

Наверное, это чисто женская черта – плакать от радости. Разве же это радость? Вот если бы я ей, к примеру, замок подарил… А здесь ведь еще и работать надо.

Сообщил мне о срочной продаже лавки все тот же стражник. Когда он меня окликнул, я уж было решил, что сейчас начнутся рассуждения о том, что делиться нужно. Начал даже прикидывать в уме, как бы помягче его послать. А тут такая новость. И даже гирдом меня ни разу не назвал, что вдвойне приятно.

Вот теперь можно и уезжать со спокойной совестью. В общем, я готов к первому путешествию по новому для меня миру. В седле я держался уже довольно уверенно. Конечно, я не смог бы на скаку подхватить зубами платок с земли, но и посадка моя усмешек уже не вызывала. Ехать верхом придется много. До столицы чуть ли не месяц пути, одному отправляться рискованно, придется к какому-нибудь обозу прибиваться. Конечно, скорости это не прибавит, купцы не любят торопиться, так ведь и мне пока спешить особо некуда. Зато будет время осмотреться вокруг. До следующего сезона дождей успею добраться.

Со снаряжением, одеждой и прочим все в порядке, времени на подготовку было достаточно. Из оружия я решил взять только пистолет да еще тесак с кинжалом. Джентльменский набор путешественника средней руки. Ружье пришлось оставить, слишком тяжелое и громоздкое.

Эх, мне бы в охрану какого-нибудь каравана, идущего в столицу, пристроиться. И добрался бы без приключений, и, глядишь, подзаработал бы какой-никакой медный грош. Вид-то у меня достаточно мужественный, даже шрамом на левой щеке успел обзавестись в том самом абордаже. Ну это уж как повезет. Вряд ли кто незнакомого человека брать станет.

С языком особых проблем нет, если не скороговоркой и не шепотом, вполне отчетливо все разбираю. Встречал я тех, кто на общеимперском еще хуже меня разговаривает. Империя – страна многонациональная.

А вот в плане воинской подготовки… Где-то посередине между крестьянином и поваром второго года службы. Так мой дедуля-сосед оценил, язва. Ничего, прорвемся. Не на войну ведь собрался, в конце концов.

Мы с Аниатой любовались пламенеющим на полнеба закатом. Все, что можно и нужно, уже было сказано, и сейчас мы просто сидели и молчали. Завтра с утра я уезжаю, Анюта напекла мне в дорогу пирогов.

Кармина давно уже спала, обняв любимую куклу, ту, что с волосами. Стрегора нет, он поздно приходит и никогда не говорит, где был. Я с ним поговорил серьезно, и он дал слово, что о матери будет заботиться. Хороший парень растет.

Так бывает. Повстречаются люди, согреют друг друга теплом и расстанутся, чтобы никогда уже больше не встретиться. У Аниаты все будет в порядке, и я даже знаю, кто рано или поздно займет мое место. Слишком уж он заглядывается на нее, по-хорошему так заглядывается. И еще вздыхает. Хоть кому-то будет радость, что я уезжаю.

И все равно тяжело на душе. Наверное, потому, что с Анютой у меня так много связано.

Аниата прижалась ко мне и положила голову мне на плечо. Правая рука ее была в моих руках, а левая, со сжатым кулачком, лежала на коленях. Не так давно я вложил в нее шесть из имеющихся у меня десяти золотых монет. Так будет честно. Почти честно, ведь их трое.

Пойдем, Аниата. Наверное, мы больше никогда не увидимся. Но эта ночь наша.

Глава 9 ГИЙД

Через два дня пути я уже был в Смоугенте. Городок небольшой, хотя… смотря с чем сравнивать. Если с Дертогеном, то почти мегаполис.

Вообще-то это была не единственная дорога в столицу. Проще всего было выстроить маршрут таким образом, чтобы добраться до Торпента, морского порта, лежащего на побережье к востоку от Дертогена, там пристроиться на попутный корабль и дойти на нем до Гроугента, самого крупного порта Империи и второго по величине города страны. От Гроугента до столицы – три дня пути. Так и быстрее получается, и выгоднее, и безопаснее во всех отношениях. Когда мы с Фредом обсуждали этот вопрос, он посоветовал мне выбрать дорогу морем.

Я долго раздумывал, какой же путь мне все-таки предпочесть. Морем – быстрее, дешевле и в любом случае комфортнее. И теряю я лишь свою Мухорку. Нет смысла брать ее с собой, перевозка дороже обойдется. Да еще и пристроить ее на корабль – целая проблема. А так все замечательно: спишь себе целыми днями, просыпаясь, только чтобы поесть. В остальное время шляешься от борта к борту и любуешься водной гладью. Разве что в шторм попадешь. Да нам разве к этому привыкать, после ревущих сороковых. Думал я, думал и все же выбрал сухопутный маршрут. И вовсе не от любви к своей кобыле.

Да, не очень-то привычно будет трястись в седле столько времени. И наверное, не так безопасно. Но если я буду добираться сушей, мне придется пересечь чуть ли не треть Империи, а значит, я смогу увидеть, как живут люди, проникнуться духом эпохи, в конце концов.

А что я смогу увидеть с корабля? Пару портов, в которые мы зайдем, и очень много воды. Пусть даже все время пути мне будут рассказывать о жизни в стране, о ее обычаях и обо всех тех вещах, что я могу увидеть собственными глазами. Но и в этом мире никто не отменял правоты выражения, что лучше один раз увидеть.

И прибуду я в столицу после морской поездки даже не провинциалом, а вообще неизвестно кем, дурак дураком. Нет, лучше я на лошади, как д’ Артаньян в Париж, пусть и без шпаги.

И еще надеюсь, что за месяц пути стану со своей лошадью единым целым, как и подобает настоящему кавалеристу. В том смысле, что ездить буду хорошо, а не в каком-нибудь другом.

Через Смоугент проходил Сверендерский тракт, ведущий к столице, если следовать на восток. На запад эта дорога идет до границы Империи с королевством Трабон.

Сам Сверендер, центр провинции Тосвер, будет через три-четыре дня пути.

Город назван по имени крупной реки Сверен. В месте впадения реки в море находится город-порт Торпент. Так что в любом случае у меня есть время на размышление. Если передумаю, доберусь по реке до Торпента – и там уже морем.

Так подробно я все узнал от Фреда, с которым мы несколько раз обсуждали мой путь. Приятель набросал мне все схематично на листе бумаги, а затем я еще свои пометки оставил. Вот только к торговому каравану, идущему в столицу, примкнуть мне не удастся. Во всяком случае, в ближайшее время. Море недалеко: кому взбредет в голову на телегах свой товар в такую даль везти? Дешевле корабль нанять, если собственного нет. Пока же, в путешествии от города к городу, можно будет пристроиться к мелким торговцам, благо их предостаточно. Завтра с утра на выезде из Смоугента попробую влиться в небольшой обоз.

К Сверендеру я подъезжал, погрузившись в грустные раздумья. Еще вчера я заметил вдоль тракта каменные столбы, отсчитывающие лиги, местную меру длины. Сегодня с утра, не поленившись, я решил подсчитать, сколько моих шагов составляет лига. Результаты разнились: первая лига вышла две тысячи семьсот тридцать девять шагов, вторая – чуть меньше: две тысячи семьсот десять, наверное, я где-то немного сбился. Мухорка, которую я вел в поводу, уже начала тревожно на меня поглядывать, словно говоря: «Хозяин, ты что? Ты меня для чего брал?» И успокоилась лишь тогда, когда я снова на нее взобрался.

Лихо оседлав скакунью, я принялся за расчеты. Правда, я не очень хорошо помнил длину среднего шага. Кажется, она составляет примерно семьдесят – восемьдесят сантиметров. Ладно, меня и такая погрешность устраивает, не астрономическими вычислениями занимаюсь.

Вот к чему я пришел. Вывод первый. Одна лига примерно равна двум километрам. И вывод второй. Даже если примерно прикинуть время в пути и мою среднюю скорость, чтобы определить расстояние в километрах до Дрондера, то в столицу, при таком состоянии дороги, которую я вижу перед собой, на автомобиле я мог бы добраться за сутки. Это куда же меня попасть угораздило? Да уж, Средневековье.

Видимо, из-за невероятных умственных потуг меня одолела жажда. Повезло хоть с этим. Я заметил немного в стороне от тракта родничок. Возле него кто-то, позаботившийся о проезжающих путниках, сложил из каменных серых плит что-то наподобие скамейки. Сам родничок тоже был обложен камнями. А на ближайшем дереве висел ковшик.

Накинув повод Мухорки на одну из ветвей, как будто специально для этого обломанную, я от души напился. Хороша водичка! И такая ледяная, что даже зубы ломит. Заодно поменял воду в кожаной фляжке: она согрелась за время дороги и приобрела не очень приятный привкус.

Решил заодно и прогуляться – вдруг как приспичит не к месту. Где я тогда это самое нужное место искать буду?

Закончив со всеми делами и еще раз напившись, я совсем уж было собрался сесть на Мухорку, когда услышал посторонние звуки. По каменным плитам тракта цокали копыта. Вскоре показалась пара лошадей, запряженных в открытую карету. Сзади, по двое в ряд, экипаж сопровождали четыре всадника в одинаковых бордовых камзолах. Карета проехала мимо, сверкая лакированными боками. И я долго провожал ее взглядом, забыв обо всем на свете. И впечатлен я был, понятное дело, не самой каретой, а сидевшей в ней дамой. Какие глаза… Потрясающая красавица.

Спину ожгло болью. Давно я так быстро не разворачивался.

Передо мной на коне очень светлой масти возвышался человек в белой широкополой шляпе. На боку у незнакомца висела шпага. Его взгляд не предвещал мне ничего хорошего. А что я такого сделал-то? Можно подумать, мимо меня проехал правительственный кортеж, а я показывал ему… Неприличностями занимался, короче.

– Ты что себе позволяешь, гийд? – Голос у него был под стать взгляду, и оба они выражали крайнюю степень негодования.

Интересно, что я себе позволяю? Разве что бросить полный восхищения взгляд на девушку, которая своей красотой поразила меня до самой глубины души? Ну да, я не остался незамеченным незнакомкой. Так что с того? Она ведь не моей персоной заинтересовалась: ей было любопытно узнать, кто же так пристально ее рассматривает. И что означает слово «гийд»? Он что, знает о наших отношениях с Аниатой и просто не выговаривает букву «р»?

Дворянин занес руку для нового удара плеткой. Ага, сейчас. Расслабленной кистью руки я ожег ноздри его скакуна, заставляя того вскинуться на дыбы и сбросить седока. А что тут удивительного? Даже самого буйного племенного быка можно легко вести за собой одним пальцем, если схватиться за кольцо, продернутое сквозь ноздри. У многих животных так. Да и практически все мы получали по носу и хорошо помним последствия. Скажу больше. Если заехать расслабленной кистью в пах противника, то это будет гораздо эффективнее удара ногой.

Мой неожиданный враг соскользнул на землю, хватаясь за эфес шпаги. Наверное, он смог бы удержаться, будь задняя лука седла чуть выше.

Приблизившись к нему рывком на нужное расстояние, я атаковал кончик его подбородка двумя быстрыми джебами. Теперь оплеуха расслабленной ладонью. Все.

Несколько минут у меня есть. Это не смертельно, но собираться с мыслями он будет достаточно долго для того, чтобы успеть скрыться.

Я пустил Мухорку бешеным карьером, и причин для этого было множество.

Фред, тщательно вдалбливая мне правила поведения на предстоящем мне нелегком пути, несколько раз повторил – никаких конфликтов со знатью. Абсолютно никаких. Разбираться и искать, кто прав, кто виноват, не станут. Прав всегда будет тот, у кого на боку имеется заостренная арматурина метровой длины. А уж в моей теперешней ситуации – и подавно.

В открытую глазеть на проезжающую мимо благородную даму… Я ведь знал, что это запрещено, но не смог сдержаться: слишком уж она была красива, потрясающе красива. И как я смог не услышать приближения этого дворянина? С такими рефлексами мне долго здесь не протянуть.

А Мухорка моя молодец. С виду ведь и не скажешь, что она способна на такое. И правильно сделал, что оставил именно ее. При всей своей резвости она еще и удивительно терпелива. Лошадям ведь достается не меньше от неопытности ездоков, чем самим наездникам.

Один опытный лошадник, тщательно осмотрев ее, заявил, что мне повезло. Никаких изъянов. Единственный недостаток – ее возраст. У лошадей век короткий, и через пару-тройку лет она потихоньку начнет сдавать.

Ну это не самая большая проблема, мне самому бы до этого момента протянуть, что не очень-то и легко, судя по моему образу жизни в последние полгода.

Так, все, дальше шагом: показались люди, а бешено скачущие всадники всегда привлекают внимание и отлично запоминаются. Вот и примыкающая к тракту дорога, вынырнувшая из рощицы, мне туда.

Сверендер уже близко, вон он, вольготно раскинулся по обоим берегам реки. Вот это город как город, в смысле величины. Отсюда он хорошо просматривается.

На холме возле реки возвышается местная твердыня с множеством башен и всем прочим перечнем необходимых укреплений. Вероятно, исторический центр города. С моего места и мост виден, кстати единственный. И его мне никак не миновать. Предместье рядом, через него и поеду, а не по центральному тракту. Меньше шансов встретиться с оскорбленным дворянином.

Черт, как же жжет в спине, надо было этому поборнику дворянских прав и привилегий еще и ногой в печень приложиться от души.

Так, теперь немного поразмышляем о маскировке. С Мухоркой ничего делать не надо, таких лошадей вокруг тысячи, и упряжь на ней обычная. Не перекрашивать же мне ее, в конце концов.

Теперь я. Что во мне есть такого, что выделяет меня из толпы всех остальных? Да абсолютно все. Мой облик просто безупречен. Есть у меня подозрения, что и отправили меня сюда по одной простой причине: на моей родной планете появился еще кто-то, столь же идеальный. А двоих таких для одной Земли многовато. Вот и сбагрили меня сюда, выбрав методом слепого жребия.

Если серьезно, то рубаху необходимо сменить, на спине она пропиталась кровью. Как будто бы подсохло там, коркой покрылось, но через весь город в таком виде не поедешь, а набрасывать что-нибудь сверху жарко.

Что же касается всего остального… Воспользуемся вековой мудростью моего народа. С ее помощью он непобедимым стал и территориями огромными обзавелся. Так что теперь в остальном мире и побаиваются, и хулить не забывают, от зависти конечно. А мудрость эта довольно проста: авось кривая вывезет.

На противоположной стороне моста меня остановил стражник с дубинкой. Неужели кривая все-таки не вывезла? Черт, ему бы еще дубинку черно-белой краской расписать. Ладно, сколько с меня? Как он вообще определил, что я здесь проездом? По региону, указанному на номере моей кобылы? Ведь я видел, что он не всех останавливает.

– Сколько? – поинтересовался я.

Всем известна родственница краткости. Чего – две? Понятно, что монеты. А номинал? Начнем, пожалуй, с меди. А то, знаешь ли, слишком тяжело мне что-то деньги достаются. И с бандитами, и с абордажем этим, когда Бронс еле успел меня в сторону отбросить. И когда за маслом нырял. Я ведь один раз так воды нахлебался, что в тот день даже продолжать не стал. А на следующий только после обеда начал. Хватит? Ну тогда все, спокойной службы.

Слово «сколько» мне не так давно часто пришлось повторять. Мы с Анютой в ее лавке находились. Я указывал пальцем на товар и спрашивал: «Сколько?» Она, с таким видом, как будто явился крайне неплатежеспособный покупатель, называла мне цену, едва сдерживая смех.

Затем я прижал ее в углу… Вот такие у нас ролевые игры получились. А что, пусть у нее лавка с чем-нибудь хорошим и приятным ассоциируется. Иначе попадется первый клиент вредный и все настроение испортит. Самое первое впечатление надолго запоминается.

Как они там? Я ведь так и не уговорил Стрегора в ученики податься. В море он хочет. Наследственное, видимо: отец у него моряком был. Ничего, пока в лавке будет помогать, а там, глядишь, и передумает…

В Сверендере на ночь я останавливаться не стал. Проехав мост, взял вправо и опять окольными путями добрался до тракта. Но и после этого долго ехал с опаской, скрываясь среди придорожных деревьев.

Отмахав порядочное расстояние, я обнаружил, что нервы успокоились. Все-таки повезло. Не нашел меня дворянин, а может, даже не искал. Не захотел никому признаваться, что получил пощечину, да еще от кого. Сейчас только гадать и остается.

На ночлег снова устроился в рощице. Все у меня для этого имеется: и чем поужинать, и на чем спать. Вот только обязательно позаниматься нужно хотя бы полчаса. Ничего сложного, но Бронс настаивал на постоянных тренировках. Для начала – самое простое и самое необходимое. Выхватил клинок из ножен, затем вновь вложил. И так много-много раз. Чепуха, казалось бы, но это лишь на первый взгляд. Можно быть лучшим в мире фехтовальщиком, но в нужный момент просто не успеть оружие обнажить. Вот и последний мой соперник. Вынул бы он шпагу – что бы мне тогда оставалось делать? Только бежать сломя голову, бросая все свое движимое имущество.

Так, теперь встать, расставив ноги самым невероятным образом. Сейчас, по крайней мере, я уже могу так стоять, раньше все время набок заваливался. Сначала я даже подумал, что Бронс надо мной издевается. Оказывается, нет. Бронс сказал, что когда научусь передвигаться таким образом, то перемещаться обычным способом буду значительно быстрее. Еще и заявил, что он вообще не должен был мне этого показывать. Так и в моем мире всегда было. Сами технические приемы никто и не скрывал никогда, а вот методы их отработки являлись самым страшным секретом.

Ну вот, теперь еще помахать своим тесаком, поужинать и завалиться спать. В махании тесаком, кстати, тоже все не так просто. Мой учитель любил повторять, что при этом нужно включать воображение: дескать, не в воздухе железом машешь, а бьешься насмерть, только так.

Глава 10 ТРУГИН

Прошло еще несколько дней, за время которых не случилось ничего примечательного. Разве что интрижка на постоялом дворе с одной болтливой хохотушкой или хохотливой болтушкой, не знаю даже, как будет точнее. Она не только поведала мне всю свою жизнь в мельчайших подробностях, но и просветила насчет значения слова «гийд». Как я и предполагал, самое близкое по смыслу будет «смерд».

Трясясь на Мухорке целыми днями, я о многом успевал поразмыслить. А чем еще заниматься? И думы эти были не всегда веселые. Все-таки хоть и очень похожа была окружающая меня местность на мои родные края, но все равно отличий хватало, пусть даже мелких. Манера разговаривать, жестикуляция, построение фраз, еще что-то едва уловимое. Казалось бы, не первый день здесь, пора привыкнуть, но пока что-то плохо получается.

Не должен человек моего положения так держаться и так разговаривать. Я же веду себя совершенно обычно, как всегда и вел. И в итоге выходит, что выгляжу как гийд, а манеры как у высокородного. Вот и случаются всякие казусы.

Недавно остановил меня один местный дворянчик. Похож он был больше на разорившегося фермера, но наличие шпаги не давало сомневаться в его благородном происхождении. Честное слово, и одет я лучше, и денег у меня на целых четыре золотых монеты больше, факт.

С деньгами-то как раз проблем нет. Если только на питание тратить, то на год точно хватит. Даже серебром редко пользуюсь, и только в том случае, если медь заканчивается. А со всем остальным у меня нормально. В столице, правда, придется потратиться на новую одежонку, чтобы в глаза своей провинциальностью не бросаться. Но туда еще попасть надо.

Так вот, преградил этот тип мне дорогу и вопрошает, как ему пройти к местному муниципалитету, то есть к ратуше, получается. Выглядел он при этом так, что впору рассмеяться: дворянчик напыжился, приняв горделивый вид, левую руку положил на эфес шпаги, правую ногу чуть отставил вперед и правой же рукой плавно так повел в мою сторону. И интонации такие, как будто ему пришлось сделать неимоверное усилие над собой, и лишь крайняя необходимость заставляет его ко мне обращаться. Наверное, я все же не смог бы сдержать смех, если бы лихорадочно не подбирал слова, готовя ответ. Как же, до меня такая особа снизошла.

Такого я даже в исторических фильмах не видел. С подобными манерами можно любую трагедию в комедию превратить, честное слово. Неужели и у нас так было?

– Сьютрум, – отвечал я ему, это слово «вашу милость» обозначает, на «вашу светлость» он точно не тянет. – Вам достаточно проследовать вон к тому шпилю, – и рукой ему показываю, чтобы более доходчиво было. Ну еще головой что-то среднее между кивком и неглубоким поклоном изобразил, на большее меня не хватило. Перебьется.

Кто бы видел, как его взгляд изменился. Как будто бы я его в нетрадиционной ориентации обвинил вместо ответа на вопрос. Пока он глаза пучил и ртом воздух набирал, слинял я, от греха подальше. Иначе пришлось бы в челюсть приложить – и успеть сделать это в тот краткий миг, пока он свою шпагу достает.

Да уж, имею я обыкновение по улицам города побродить перед сном, конечно, если время позволяет, чтобы получше ко всему присмотреться. Останавливаюсь обычно на постоялом дворе подальше от центра и гуляю по улицам, пока не стемнеет. Правда, ходить я всегда стараюсь так, чтобы в любой момент можно было смыться.

Мне бы как-то произношение свое исправить. Понимают меня отлично, но почему-то улыбаться начинают. Даже не представляю, в чем дело. Читал как-то, что одному человеку волей случая среди чукчей долго жить пришлось. Учила его языку женщина, и, когда он начинал говорить с мужчинами, те всегда смеялись. Как оказалось, у чукчанок свой особый женский язык.

И ведь местное-то наречие довольно простое. Так что даже не догадываюсь, в чем дело.

Здесь, в Стоклерде, я уже второй день. Причина для задержки была более чем уважительная. Бронс попросил навестить его родных и письмо вручил. Еще на словах велел передать, что все у него в порядке. Адрес простой: квартал Оружейников, дом Родеринфов. Ага, простой: кружу уже который час. И сегодня, и вчера достаточно времени потерял.

Сам квартал Оружейников я нашел быстро, а вот где Родеринфы живут, никто подсказать не смог. Наконец нашелся один, объяснил, что кварталов с таким названием здесь два. И второй находится чуть ли не в противоположном конце города. И рукой неопределенно махнул, указывая направление. Понятно, не слишком-то и намашешься, если на плече бочонок, литров семьдесят навскидку будет. И на том спасибо.

Все-таки дворяне, на мой взгляд, слишком много себе позволяют. Например, вон те двое стоят на самом перекрестке и о чем-то громко разговаривают. Причем расстояние между ними не меньше двух метров. И плевать они хотели, что мешают всем. На перекрестке застыла груженная каким-то барахлом телега, в которую впряжена понурая лошаденка. И не менее понурому возчику даже в голову не приходит попросить их посторониться.

Нет, надо определяться, чем мне здесь дальше заниматься. Например, создать политическую партию и бороться со всем этим негодяйством. Затем, когда местная политическая охранка совсем продыху давать не будет, эмигрирую. И стану я спокойно доживать свой век в каком-нибудь курортном местечке на партийные деньги. Еще буду хорошеньких кандидаток в партию принимать, вдумчиво так, не спеша. Может быть, даже «Капитал» свой напишу, чтобы память о себе на века оставить.

С другой стороны, слишком уж опасно. Вдруг здесь диссидентов, как в свое время у нас еретиков, сразу же на костер отправляют. Нет, в политику все-таки не полезу.

Есть у меня и другой вариант, не менее привлекательный. Смотрю я внимательно вокруг и вижу, что блондинок здесь не больше, чем от природы отпущено. А это уже безобразие получается. У нас перекись водорода еще в Древнем Риме изобрели. Нисколько не сомневаюсь в том, что многие женщины и здесь хотели бы стать светловолосыми. Спят и во сне такими себя видят. На их счастье, я объявился. Вполне может быть, что в этом и есть моя миссия.

Начну со скромного. Открою в столице пару салонов, где помогу женщинам их мечту осуществлять. Именно со столицы начинать нужно. Ведь оттуда вся мода распространяется. Дальше – больше. Широкая сеть по всей державе, обязательная монополия, деньги – рекой, а женщины – толпой. Живи и радуйся. Еще стилистом стану и визажистом, наверняка у меня и в этом смысле знаний больше, чем у местных цирюльников.

Во всем этом я вижу только две проблемы. Я понятия не имею, как его получить, этот самый пергидроль.

Вторая проблема значительно круче. Станешь стилистом и перестанешь на женщин внимания обращать. А как на них можно внимания не обращать, вон какая миленькая куда-то спешит, не забывая глазками постреливать. Засмотревшись на симпатичную горожанку, я столкнулся с тем, кого уже и не рассчитывал встретить. Вот это да! Наконец-то за все время пребывания в этом мире мне по-настоящему улыбнулась удача. С ума сойти можно.

Передо мной стояли два дворянина. Одним из них был тот, кто так неудачно соскочил с коня при въезде в Сверендер. А вторым оказался тип, которому буквально вчера я попытался объяснить дорогу к ратуше. Похоже, они оба тоже были рады меня видеть.

– Представляешь, Ониор, этот гийд у меня не так давно кошелек украл. И так мне мечталось его встретить, – обратился давний мой знакомец к недавнему.

– А еще я ему с удовольствием по морде настучал, – в свою очередь радостно сообщил Ониору я. Не знаю, что у меня получилось, но, по крайней мере, именно это я пытался сказать. И меня отлично поняли.

– Ги-ийд! – с веселым изумлением протянул первый и хлестнул мне по лицу зажатыми в руке перчатками. Зря. Мне не вручали в пять-шесть лет маленькую шпагу, сообщив при этом, что именно она символизирует мое отличие от обычных людишек. Со мной не занимались в детстве и юности опытные наставники. Но некоторые вещи я делаю несравненно лучше.

Поднырнув под его правую руку, я с огромным удовольствием заехал кулаком ему в печень. Когда-то давно такой прием я увидел в старом американском фильме о нью-йоркской шпане, в одном из самых моих любимых фильмов. И я немало времени потратил, отшлифовывая удар.

Моя маленькая мечта сбылась. Все, в его сторону можно даже не смотреть. Боль при ударе в печень приходит не мгновенно, но выдержать ее не может никто.

Довернув корпус, я от души приложился Ониору подъемом стопы под колено. Его развернуло ко мне спиной. А я чего добивался? Теперь наносим тяжелый сокрушающий удар локтем в спину, и тоже в правый бок. Для пущего эффекта не забываем обхватить ладонью левой руки кулак правой, ударной. И делаем ноги.

Так быстро я не бегал давно. С разбегу перескочив через прилавок с фруктами, умудрившись не задеть его, забежал в щель между двумя близко стоящими домами. Затем пробежал через маленький дворик, перепрыгивая через клумбы и виляя между деревьев. Затем слегка сбавил скорость и вышел на очередную улицу уже обычным шагом.

Да уж. Пройдет немного времени – и в каждом городе меня будут встречать радостные лица местных дворян. Надо срочно что-то менять в своем поведении. Сегодня мне повезло. В этом мире, как и когда-то у нас, поместье наследует старший сын. Остальные, сколько бы их там ни было, стремятся сделать карьеру, военную или гражданскую – неважно. Иначе, если делить любое, даже очень крупное, имение, через несколько поколений от него останутся клочки.

К чему все это я говорю. Обычно выбирают военную стезю, но и остальные дворяне, за редким исключением, шпагу носят не только для украшения. Понятно, что сегодня меня не проткнули только лишь потому, что это могло вызвать усмешки у других высокородных господ. Как же, вонзать в гийда благородную сталь… Боюсь, что при нашей следующей встрече любой из них сначала продырявит меня, а уже затем примется объяснять столь неблаговидный поступок.

Ну и этому, что не Ониором зовется, не повезло. Теперь ему будет трудно объяснить, что дело было именно в кошельке. Как говорится, где один раз, там и второй. И в любом случае впредь надо быть осторожнее.

И еще я понял одну немаловажную вещь. Этот таинственный незнакомец является злым гением нового для меня мира. Моим личным злым гением. Доводы? Да легко. Стоит мне засмотреться на хорошенькую девицу, так он сразу же тут как тут. Невероятно.

Так, а куда это меня ноги принесли? Интересный район. Дома сплошь в два и три этажа. И жизнь кипит, хотя скоро уже стемнеет. Вот это да. Так это же квартал с интересными заведениями, только фонарей красных не хватает. Как я вообще сюда попал, неужели по зову сердца? Нет, не до такой же степени я женщин люблю.

Когда я спросил дорогу у здоровенного амбала, дежурившего возле входа одного из таких заведений, тот дружелюбно оскалился:

– Уважаемый, куда спешишь, ты пришел уже. Проходи, проходи, дорогим гостем будешь. – Ему бы еще акцент соответствующий – и вообще один в один.

Не пойду я к вам, ни за что не пойду. У вас в винной карте каждое наименование со слова «клофелин» начинать нужно. Ну или как его здесь называют.

Дорогу к кварталу Оружейников громила все же объяснил. Правда, как-то уж больно подозрительно при этом улыбнулся, словно намекая: «Лучше бы ты здесь остался».

«Лучше бы я там остался», – пронеслось у меня в голове минут через тридцать бодрого вышагивания в указанном направлении. Случилось это после того, как из сгустившихся сумерек непонятно откуда вынырнули три крайне неприятных субъекта и перегородили мне дорогу. И по крайней мере двое сжимали в руках ножи, лезвия которых ловили последние отблески света.

Ну ситуация-то довольно предсказуемая, путь к нужному мне кварталу лежал чуть ли не через трущобы. Нужно пройти через мостик, который я раньше почему-то не приметил. Что самое неприятное, свой тесак я на постоялом дворе оставил, посчитав за ненужную в городе вещь, только кинжал с собой прихватил.

– Смотри-ка, Вебс, этот тругин тоже ножик достал! – со смехом в голосе произнес один из бродяг. Нет, а вы что думали, я сейчас начну орать: милиция? – Так все равно не докричусь, далеко слишком. Вот, опять слово новое услышал – тругин. Надо будет не забыть узнать его значение. Если уцелею, конечно.

Я прижался спиной к глухой стене дома. На помощь звать бесполезно, вряд ли эти типы вышли бы здесь на охоту, если бы не были уверены в собственной безнаказанности. Что-то многовато событий для одного дня. Черт, и куда это стража смотрит? Я вообще, можно сказать, иностранный подданный. Международного конфликта хотите?

Шайка разделилась, два бродяги начали обходить меня, намереваясь зайти с обеих сторон. Ну что ж, попляшем, братия.

Бандиты попались несуетливые: не сопят, не нервничают. Видно, что это вполне привычная для них ситуация. Двое из них с приличной длины ножами. А у третьего, которого Вебсом кличут, – дубинка. Видел я такие, сверху кожей обтянуты, а внутри свинец залит. Вот этот-то тип и самый опасный, судя по всему. В принципе с него и начинать надо. Если бы на кулаках, я бы так и сделал. Но здесь ставки слишком высоки. И потому начнем с того, что слева подкрадывается, как с самого слабого. Если все получится, то бродяг двое останется. С Вебсом же завязнуть можно. А исподтишка любой ткнуть сможет, даже дохляк. Так что выберем самого хилого: не до благородства тут, живым бы остаться. Тем более кто его знает, может, именно он у них – мастер ножевого боя.

– Что-то молчаливый нам сегодня тругин попался, – засмеялся мой потенциальный противник. Или нервничает, подбодрить себя пытается, или по жизни такой. Неужели не знает, что говорить во время драки нельзя: это скорость реакции замедляет.

Все, пора действовать, сзади стена, пространства для маневра никакого. Еще пара шагов – и шансов у меня не будет. Тот, что слева, снова открыл рот, видно, хотел очередную шутку озвучить. Выпадом в сторону Вебса я обозначил ложную атаку и рывком приблизился к говоруну, беспокоясь только о том, чтобы не нарваться на встречный удар. От неожиданности он дернулся назад и лишь судорожно вытянул руку с ножом в моем направлении. Отклонив его руку в сторону своим предплечьем, я с размаху полоснул кинжалом, целясь ниже его уха. Колющим ударом бить не отважился: лезвие может застрять в теле, а сзади, совсем близко, еще двое. Затем, ухватив за плечо, отшвырнул бродягу навстречу оставшимся двоим. Получилось удачно, безжизненное тело приостановило того, кто подходил ко мне справа.

А вот теперь колющий, в смутно белеющее лицо. Есть. Все-таки как похож мерзкий звук рвущейся мышечной ткани, показавшийся мне сейчас музыкой, на звук рвущейся ткани обыкновенной. Не потому ли у них одинаковое название? Все, теперь один на один, и это уже легче.

И тут на меня накатило. Нет, я не почувствовал себя всесильным и неуязвимым. И не было в том, что я чувствовал, ничего мистического. Просто я перестал бояться. Бояться того, что одно неверное движение – и я останусь лежать здесь, а они поживятся моим нехитрым имуществом и уйдут. Вернее, Вебс поживится и уйдет.

– Вебс, – словно со стороны я услышал свой голос, звучавший даже немного нежно, – как ты себя чувствуешь? Боишься смерти?

Бандит не убежал. Но теперь уже я теснил его, прижимая к каменной кладке стены. Когда он коснулся ее спиной, то оттолкнулся лопатками и ударил дубинкой, целясь мне в голову. Ну с дубиной иметь дело мне не приходилось, а вот палкой по голове – такое мы много раз проходили. В этом случае главное – подставить предплечье как можно ближе к руке, сжимающей предмет. Целясь в грудь, я ударил ножом недостаточно сильно и почувствовал биение сердца, отдававшееся в рукоятке. После еще одного нажатия нож перестал чуть заметно подрагивать в моей руке, и Вебс сполз на колени.

Все. Звуки снова стали обычными, и в левое предплечье пришла боль, острая и режущая. И еще меня начало трясти. Это откат, я знаю.

Господи, восемь человек. Я здесь немногим больше чем полгода – и уже восемь человек. Всех их я убил руками. Нет, одного застрелил из пистолета.

Последние трое были самыми трудными. И еще я почему-то ничего не ощущал. Не было у меня ни чувства вины, ни чувства радости. Как будто всего лишь сделал неприятную работу. Никогда не думал, что к такому можно привыкнуть.

– А что, вполне прилично сработано! – громом среди ясного неба раздался чей-то голос.

Глава 11 ПОХОДКИ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ

Если есть на свете рекордсмен мира по прыжкам с места, да еще и с широко открытым ртом, то передайте ему, что теперь он абсолютный неудачник. Тем более вряд ли он умеет выхватывать в полете кинжал.

Я приземлился на широко расставленные полусогнутые ноги, лихорадочно водя из стороны в сторону оружием и безуспешно пытаясь рассмотреть обладателя спокойного и слегка ироничного голоса. Наконец я увидел одетого в темные тона человека, довольно среднего роста и довольно хрупкого телосложения. Он вышел из-за растущего рядом кустарника и протянул ко мне обе руки с раскрытыми ладонями:

– Все, все. Вам нечего опасаться. Вот, возьмите лучше.

С этими словами человек протянул мне предмет, оказавшийся платком. Не нужно быть особенно прозорливым, чтобы догадаться, зачем он мне может понадобиться. Мне достаточно сильно досталось лезвием ножа по руке, я так и не смог понять, от кого именно. Но не от Вебса, это точно. Ну что ж, спасибо тебе, таинственный незнакомец.

Интересно, откуда он взялся? Неужели стоял все это время и спокойно наблюдал, как меня чуть было на фарш не искромсали. Словно услышав мои мысли, незнакомец продолжил:

– Мне было любопытно, справитесь ли вы с этими флоями.

Нормальный поворот. А если бы не справился?

– В этом случае оказалось бы, что как боец вы абсолютно ничего собой не представляете.

Ты что, и вправду мои мысли читаешь?

– Нет, просто те же самые вопросы задал бы и я, – вновь раздался его голос, но уже без тени иронии. – Добивать будете?

Нет уж, спасибо. Хотя, наверное, следовало бы. Вебс и говорун уже остывать начали, а вот второй мой противник все еще стоял на коленях, обхватив руками лицо.

– И у меня желания нет. Пойдемте. – Развернувшись, он зашагал прочь, почему-то уверенный в том, что я последую за ним. А я и последовал.

– Кто такие флои? – задал я вопрос спине, маячившей передо мной в паре шагов.

– Это те люди, что напали на вас.

– А что значит – тругин?

– Это вы. По крайней мере, были им до встречи с флоями.

Доходчиво, черт побери.

Мы спустились вниз к речушке и перешли ее по узкому мостику.

– Позвольте поинтересоваться, куда это вы направляетесь не в самое удачное для прогулок по этим местам время?

– Мне дом Родеринфов нужен, – сознался я. Чего скрывать, нет здесь никакой тайны.

Сейчас мы шли рядом, но мне все не удавалось как следует рассмотреть незнакомца.

– Тогда нам по пути. Я и сам зайду к ним с удовольствием.

В доме родственников Бронса еще не спали. Да и время не слишком позднее, просто темнеет рано. Мой таинственный спутник открыл дверь безо всякого стука и пропустил меня первым.

В прихожей, занимавшей большую часть первого этажа не слишком большого двухэтажного дома, никого не оказалось.

– Мирта, – громко позвал он.

Сейчас, при свете двух свечей, мне наконец-то удалось его разглядеть. Лет пятидесяти, высокий лоб, седеющие волосы, вернее, то, что от них осталось. Чисто выбрит. Ни роста, ни стати не прибавилось даже при свете. И еще взгляд, обычно такой называют пронзительным.

На его голос со второго этажа спустилась женщина. Едва увидев ее, я сразу понял, что Мирта и есть мать Бронса. Письмо было у меня с собой, и я поторопился извлечь его, беспокоясь только о том, чтобы не запятнать бумагу своей кровью. Слишком опасно вручать матери послание от сына, покрытое пятнами крови. Пока во всем разберется, может и инфаркт получить.

Женщина взяла протянутое мною письмо кончиками пальцев.

– Бронс жив? – спросила она.

– Да, и с ним все в порядке, – поторопился я с ответом. Хотя какой может быть порядок в том, чем он сейчас занимается, с его-то способностями. Но об этом не мне судить.

Мельком взглянув на мою руку, хозяйка дома решительно отложила послание в сторону и указала на стул, стоявший рядом с массивным столом явно из какой-то дорогой породы дерева. Кстати, остальная обстановка тоже не казалась дешевой.

Мой провожатый удобно расположился в кресле и с любопытством наблюдал за нами.

– Положи руку на стол, – обратилась ко мне Мирта, и я безропотно подчинился. В самом деле, не отсечь же мне мою конечность собираются. Женщина вышла, вероятно, на кухню, вернулась с тряпкой, миской с водой и какой-то бутылкой. Затем на столе оказалась большая деревянная шкатулка и подсвечник с двумя свечами. Рану будет обрабатывать, озарило меня.

Все движения Мирты были неторопливо-уверенными, похоже, не так уж редко ей этим приходилось заниматься.

Рукав моей рубахи пропитался кровью, но прилипнуть к руке он еще не успел.

Мирта закатала его и теплой влажной тряпкой начала обрабатывать руку, смывая засохшую кровь. Да уж, порез немаленький. И все равно, можно сказать, легко отделался. Счастливчик. Самое главное: и не тошнит, и аппетит не пропал. Скорее даже наоборот. Матерею на глазах, душегуб чертов. Как я их, а? Честное слово, сам от себя такого не ожидал. Был момент, когда едва бежать не кинулся, еле сумел удержаться.

При абордаже было легче. Там своих полно, и очень не хотелось опозориться у всех на виду. Да и у Анюты, хоть и в первый раз тогда пришлось… Как ей потом в глаза смотреть? А тут свидетелей не было, и никто бы не увидел моего позорного бегства. Впору начать уважать себя и даже гордиться.

– Где его так? – обратилась к моему провожатому Мирта, не отрываясь от своего занятия.

Ответить тот не успел. Входная дверь распахнулась, и в дом вошел парень, настолько похожий на Бронса, что я даже вздрогнул. Приглядевшись, я понял, что таким Бронс был несколько лет назад. Это его брат, ошибиться невозможно.

Мирта взглянула на него:

– Ну как?

Парень отрицательно покачал головой:

– Да никак. Не получается.

– Потерпи, сейчас немного пощиплет… – Это уже снова ко мне.

Конечно, потерплю. На моем мужественном лице даже мускул не дрогнет. Ошибался. Женщина с характерным звуком вынула пробку из бутылки темного стекла, и в воздухе повеяло чем-то знакомым.

– Уксус, – подтвердила мою догадку Мирта, щедро поливая место пореза. – Так понадежней будет.

Ничего себе: немного пощиплет. После такого «немного» выдержать несколько стежков кривой иголкой труда совсем не составило. Когда она уже заканчивала бинтовать мою руку, по лестнице спустилась девушка.

– У нас что, гости? – поинтересовалась она. Затем посмотрела на меня, вздернула носик и удалилась, вероятно, тоже на кухню.

Эй, ты куда? Посмотри на меня внимательнее. Я только что один трех флоев положил и лишь царапиной отделался. Знать бы еще, кто такие эти самые флои. Кстати, девушке-то точно перекись без надобности. Вся семья Бронса, как и он сам, были светловолосыми.

Мирта, закончив перевязку, на минутку отлучилась. Затем вернулась и поставила передо мной кружку с вином, емкостью не менее полулитра.

– Выпей, очень помогает при потере крови, – сказала она.

– Забавно было наблюдать за ним, – подал свой голос человек, сидевший в кресле, – с его умением я бы постарался убежать как можно быстрее.

Вот тебе и раз, даже почувствовать себя бойцом не дают. Спустили с небес на землю. А я уж чуть было не загордился.

Я остался на ужин. Мирта, успевшая прочитать послание, постоянно расспрашивала меня о сыне. Плохое из меня звуковое письмо, да и Бронс, кроме привета, ничего не передавал. Поэтому я в основном односложно отвечал на ее вопросы.

Бронс с Фредом? Да. В Дертогене? Да. На «Мелиссе»? Да.

Ну и еще по мелочам, о том, что обычно волнует всех матерей. Не болеет, не похудел, жениться не собирается, и дальше в том же духе. Немного рассказал о своем плавании вместе с ним, о том, что Бронс спас мне жизнь и что я очень благодарен ему за это.

Мирта только слегка кивнула, словно говоря: «А как ты хотел, ведь это мой сын! Глупо было бы даже думать о том, что он мог поступить иначе».

Кроме нас за столом сидели Дерк, действительно оказавшийся братом Бронса, и их сестра Тиасса. А вот мой проводник дом покинул, сославшись на срочное дело. Семья оказалась очень милой. Было очень приятно с ними общаться. Только Тиасса, каждый раз, когда встречалась со мной взглядом, забавно вздергивала носик и немного поджимала губки.

Еще за ужином я почувствовал легкий озноб и принял его за последствия бурно прожитого дня. Спать мне постелили в небольшой комнате, судя по всему, давно пустовавшей. И я был очень благодарен семье Бронса за это. При одной только мысли, что мне придется возвращаться на постоялый двор через чужой ночной город, еще и не зная дороги, ощутимо передергивало. Среди ночи я проснулся мокрым от жара. Сердце бешено колотилось. Затем меня начало трясти от холода, я еле заставил себя уснуть.

Следующие несколько дней прошли в череде нескончаемых кошмаров, сменявших один другой. Снова я спасал Аниату, и ноги словно прилипали к земле, не давая сдвинуться с места. А когда мне удавалось сделать один шаг, вместо кистеня у меня оказывался непонятный предмет, вырывавшийся из рук, как живой. Потом место Аниаты занимала Тиасса, и теперь я не мог помочь уже ей. Появлялся Бронс и укоризненно смотрел на меня. В кратких промежутках между кошмарами надо мной смутно вырисовывались лица то Мирты, то Тиассы, то еще какого-то пожилого незнакомого седобородого мужчины.

Затем я оказывался лежащим на земле, а вокруг меня стояли и молчали фигуры всех восьми. Лица одних я мог разглядеть хорошо, другие были в странных масках. У двоих последних на месте лиц были только светлые пятна.

Когда я пришел в себя, слепящие лучи местного светила немилосердно били в лицо. Было непонятно, рассвет это или закат. Я разглядел сидевшую рядом с постелью Тиассу. Девушка встрепенулась, заметив, что я открыл глаза.

– Пить хочешь? – спросила она.

Я кивнул. Я много чего сейчас хочу, и среди этих «хочу» желание сдохнуть не на последнем месте.

Господи, какой же вкусной может быть обыкновенная вода с легким привкусом какой-то травы. Даже такое немудреное действие совсем лишило меня сил. Я провел рукой по подбородку и обнаружил щетину. Трудно определить вот так, на ощупь, но дня три-четыре ей было точно.

Что со мной случилось? Какая-то инфекция или реакция организма на события последних месяцев? Не знаю, но, напившись, отправляться на тот свет я передумал.

Теперь необходимо было собраться с силами, спуститься со второго этажа и выбраться на дворик. Причем сделать это нужно как можно быстрее. Не знаю, как я обходился без этого все это время, не хочется даже думать об этом.

Вдруг промелькнула страшная мысль, что Мухорка и мои вещи остались в таверне. Но затем увидел свой мешок с вещами в углу комнаты, а окончательно успокоила меня Тиасса, сказав, что и за лошадь переживать не надо, она в хорошем месте и в хороших руках.

На дворе пахло утренней свежестью, радовала глаз яркая зелень, мокрая после ночного дождя, весело порхали птички. В общем, помирать расхотелось окончательно.

После обеда в комнату ко мне зашел лекарь – пожилой мужчина с седой бородой. Теперь мне стало понятно, чье лицо я видел на грани бреда и яви. От денег он решительно отказался, заявив, что вопрос с ними уже улажен и мне беспокоиться не о чем. Еще раньше от них отказалась Мирта, причем с таким видом, что настаивать мне показалось неудобным. Ничего, это от денег можно отказаться, а от подарка не выйдет.

Доктор осмотрел руку, заглянул мне в рот, послушал трубкой сердце и успокоил, заявив, что все плохое уже позади и жить мне предстоит долго и счастливо. Затем этот бодрый старик хлопнул меня по плечу и ушел.

Любят же здесь по плечу хлопать. Так и приветствуют, и прощаются, и выражают свое мнение по самым разным вопросам. Прямо целая наука получается.

На следующий день я почувствовал себя почти замечательно и совсем уж было собрался продолжить свой путь, но Мирта попросила задержаться еще на пару дней. Лекарь сказал ей, что будет лучше немного подождать, чтобы окончательно убедиться в том, что рецидива болезни не будет. Что ж, я совсем не против такого решения, вот только вопрос с содержанием нужно решить.

На этот раз я разговаривал с Миртой более решительно, заявив о том, что если она не возьмет денег, сколько необходимо, то я пойду и накуплю подарков, которые могут оказаться абсолютно бесполезными предметами. И тогда ей самой придется жалеть о том, что она позволила мне это сделать. Очень не люблю быть кому-то обязанным, если этого можно избежать.

Вечером ко мне в комнату зашла Тиасса. Все время моего вынужденного беспамятства она добросовестно исполняла роль сиделки, так что в ее визите я не увидел ничего необычного.

Я как раз стоял в той самой оригинальной позиции и пытался хоть немного передвинуть ноги. До болезни у меня получалось пройти парочку коротких шагов, сейчас же меня словно отбросило назад.

Из этой стойки и встать нормально не сразу получается, так что я всегда начинал движение с того места, где можно было за что-нибудь уцепиться. В данном случае рядом со мной находился комод.

Тиасса посмотрела на меня, встала точно так же и легко дошла до противоположной стены. Затем развернулась, подошла ко мне и выпрямилась. Ну ничего себе! Может быть, я уже слишком стар для этого?

На вид Тиассе было не больше двадцати. Но определять возраст местных женщин – занятие абсолютно бесполезное, никогда не угадаешь. Они, бывает, и в четырнадцать замуж выходят. И выглядят при этом совсем не соплюшками.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Просто отлично, спасибо вам за все, – не задумываясь, ответил я. – У меня к тебе одна маленькая просьба: пожалуйста, не подходи ко мне слишком близко. У тебя внутри какой-то магнитик есть, и он меня сильно притягивает.

Тиасса подошла вплотную и провела ладонью по моей щеке.

– Вид у тебя немного бледный…

Девочка, отойди, пожалуйста, я же сейчас не выдержу, взгляд сам собой скользнет ниже. У тебя красивое платье, и оно очень тебе идет. Вот только вырез на нем можно было бы сделать и поскромнее. Да пойми же ты наконец, что мне потом трудно будет смотреть в глаза твоей маме и твоему брату. И совсем не за этим попросил меня заехать к вам Бронс. А женщины так часто страдают именно из-за своей жалости. Это наваждение, и оно быстро пройдет.

Тиасса все поняла по моим глазам, и выражение ее лица изменилось. Она резко развернулась, и я еле успел придержать дверь, чтобы не дать девушке уйти.

Похоже, объясниться все-таки придется. Практически слово в слово я пересказал Тиассе все, о чем успел перед этим подумать. Она внимательно выслушала мою тираду, затем как-то по-особенному на меня посмотрела. Красивые глаза, да и сама она очень и очень хороша.

– Чтобы ты знал, Артуа. У меня был муж, и я его очень любила. Его не стало, как не стало и моего ребенка. – Плечи ее явственно вздрогнули. – И нужно мне от тебя не так уж много. И еще я скажу тебе одну вещь. Если девушка приходит к мужчине сама, значит, она для себя уже все решила. Но все равно спасибо, что объяснил. Так я пойду?

Я покачал головой. Кто же тебя теперь отпустит?

– Мой отец занимался тем, что давал уроки фехтования. Желающих учиться у него было настолько много, что он сам выбирал из тех, кто обращался к нему. И далеко не всегда на первом месте были деньги. Он мог отказать благородному, были и такие, и взять в ученики чуть ли не нищего за сущие гроши.

Что удивительно, никто никогда на него не обижался. Он был лучшим здесь, в Стоклерде, а может быть, и не только здесь. С ним мог сравниться разве что Доминкус, это тот человек, что привел тебя сюда. Не чаще пары раз в год они сходились на площадке, где отец тренировал своих учеников. Никто не знал заранее, когда они встретятся. Да они и сами не знали. Но на их поединки всегда приходил посмотреть весь город. Я сама видела несколько раз их бои.

– И кто побеждал?

– Да никто. Вообще трудно было понять, что происходит. Только непрерывный звон металла и сверкающие круги клинков. Потом учителя внезапно замирали, кланялись друг другу и расходились. А люди еще какое-то время продолжали стоять и молчать.

– Тебя он тоже учил? – Мне вспомнилось, как свободно Тиасса проделала то, что у меня совершенно не получалось.

– Отец говорил, что мне нужно научиться этому для того, чтобы у меня была красивая походка.

А походка у нее действительно очень волнующая, тут отрицать не станешь. Сзади так вообще любо-дорого смотреть. Стоп. Не значит ли это, что и у меня она такой станет? Нет, мне этого совсем не надо. Не буду я больше это упражнение делать, я и так быстро двигаюсь, Бронс сам говорил. Но у него ведь я не замечал ничего такого: обычная мужская поступь.

Тиасса, посмотрев на мое лицо, рассмеялась, уткнув лицо в подушку, чтобы не было слышно ни звука.

– Не беспокойся, Артуа. Мужчинам такое не грозит! – с трудом сказала она и снова попыталась заглушить смех.

– А что было потом? – спросил я, когда она отсмеялась.

– Потом? – Лицо Тиассы посерьезнело. – Потом к Доминкусу ночью кто-то влез в дом и вырезал всю семью. Его не было в городе в это время. Когда он вернулся и узнал об этом, у него словно сознание помутилось. Как же так, у него, у лучшего фехтовальщика города (он всегда считал себя лучше отца), убили всю семью, а он не смог ее защитить. С тех пор он часто бродит по ночному городу, чтобы увидеть тех, кто пытается сделать то же, что и с его семьей. Говорят, что пару раз ему это даже удавалось, и он никого не щадил. Флои его очень боятся.

– Тиасса, а кто такие флои? – Сам я так понимал, что это обычные ночные разбойники, подстерегающие в темных местах одиноких жертв. Так оно и оказалось, разве что иногда они занимаются еще и тем, что произошло в доме Доминкуса. А «тругин» значит «фраер», точнее не перевести.

Дальнейший рассказ девушки тоже не был веселым. Сначала уехал Бронс, обвиненный в убийстве, которого не совершал. Затем пропали отец Тиассы и ее муж, с которым они прожили всего лишь год. После всех этих ужасных событий она потеряла еще не родившегося ребенка.

Мне с трудом удалось сделать так, чтобы Тиасса вновь улыбнулась.

Глава 12 ДЕРЖИ ДИСТАНЦИЮ

В доме Родеринфов я прожил почти два месяца. И дело было не в том, что произошло между нами с Тиассой, тем более мы тщательно старались скрывать сам факт наших встреч. Дело было в ее брате Дерке.

Он давал уроки фехтования. Соглашусь, что молодой человек не имел такого мастерства, как его брат, Бронс, не говоря уже об их отце, непревзойденном мастере, если судить по рассказам Тиассы. Но даже то, что он умел, привлекало множество людей, стремящихся за деньги постичь хотя бы часть того, что знал и умел он сам.

Желающих было более чем предостаточно. Огнестрельное оружие пока не достигло того уровня развития, чтобы заменить клинки всех форм и размеров благодаря удобству в обращении, многозарядности, скорострельности и точности, поэтому умение обращаться с узкой полоской остро отточенной стали было необходимостью.

Взять, например, мой пистолет, тот самый, что был моим первым трофеем. Длиной около полуметра и весом чуть ли не пару килограмм. Из него я успел выстрелить лишь один раз, при абордаже «Пулуса». Необходимо постоянно следить за состоянием кремня, наличием пороха на полке, заботиться о том, чтобы не отсырел порох и не выкатилась из ствола пуля. А что, это вполне возможно, особенно когда трясешься на лошади, а сам пистолет направлен стволом вниз, пусть и в седельной сумке. Хорошо, что он мне не понадобился.

И еще частые осечки. Насколько я помню, пистолеты и носили всегда в паре, тогда существовала вероятность того, что хотя бы один не подведет. Кроме того, что это за оружие, если попасть в цель на расстоянии тридцати шагов можно только благодаря случаю.

Вот и приходится людям, очень далеким от войны и всего того, что с ней связано, всегда иметь под рукой лезвие достаточной длины. И причина самая прозаическая – хочется вернуться домой, к деткам и жене. А возможностей, чтобы этого не произошло, сколько угодно.

Нет, с преступностью в Империи борются самыми радикальными средствами, попросту вешая разбойников на глазах собравшейся толпы. Но почему-то потенциальных висельников не становится меньше, и их можно встретить и на темных городских улицах, и на дорогах, больших и не очень. Причины тому разные, но вот как раз они-то меня абсолютно не интересуют.

Одинокий всадник всегда привлекает внимание и является слишком лакомой добычей. Не принято здесь путешествовать в одиночку, особенно с моим-то обликом. Люди живут семьями, кланами, общинами. Так же и перемещаются, если заставляет необходимость или возникает нужда.

Нет в Империи никаких ограничений на оружие: ни на длину клинка, ни на длину ствола, ни на их количество, кроме шпаг, разумеется. Да и чего бояться властям? Империя – держава богатая, могущественная, на своей территории уже пару столетий не воевала. И катаклизмов, таких, как страшные засухи, наводнения или еще что, тоже не было давным-давно. Следовательно, и предпосылок, чтобы оголодавший люд за вилы и колья взялся, тоже нет. Да и когда и где изъятие оружия у добропорядочных граждан помогало остановить восстание? Как правило, у бандитов-то оружия всегда хватает.

В общем, к Дерку я отважился подойти после того, как увидел, что он занимается с мужчиной лет на пять меня старше и в несколько раз шире в обхвате талии. Мужчина, с виду больше всего похожий на торговца средней руки, старательно повторял за учителем все движения. Вряд ли он мечтал стать бойцом экстра-класса. Сомневаюсь и в том, что жена отправила толстяка избавиться от лишнего веса.

Дерк мою просьбу воспринял спокойно, безо всякой усмешки, и лишь поинтересовался, чему бы я хотел научиться. Да всему, чему смогу. Подумав, он коротко кивнул в знак согласия и лишь добавил, чтобы я не питал надежд стать его единственным учеником.

Даже в голову не приходило. И так слишком удачно все сошлось, ведь их семейным бизнесом вполне могла оказаться торговля лошадьми или выращивание кактусов. Мне и сейчас торопиться некуда, а будет ли другая такая возможность? Не сомневаюсь, что в столице полно заведений подобного толка, как и не сомневаюсь в том, что обойдется обучение мне значительно дороже.

Теперь следовало решить вопрос с проживанием и питанием, желательно вкусным и разнообразным. Встать на полный пансион, так сказать. Все-таки проживание на постоялом дворе обойдется дороже, и с каждым лишним днем разница будет все более ощутимой.

С этим вопросом я и обратился к Мирте. Женщина, даже не дослушав меня до конца, предложила остаться в ее доме. Нет, конечно, в глубине души я надеялся на такую возможность. Так, слегка. И очень обрадовался. Ее, наверное, тоже можно было понять. Дом хоть и не выглядел гигантским, но свободных комнат пустовало несколько, никого не потесню. И лишний медный грошик, вернее, пара серебряных монет достоинством в четверть ала каждая за неделю не помешает.

Сейчас, по прошествии полугода, я наконец разобрался с имперской денежной системой. Одна золотая имперская крона состояла из четырех серебряных крон, любая из которых равна двум серебряным полукронам. Полукрона, в свою очередь, состояла из восьми серебряных алов, ал – из четырех серебряных контов, а дальше шла уже медь.

Экономия выходила существенная, ведь проживание на постоялом дворе обошлось бы за неделю в два раза дороже, и это еще без питания.

Вообще-то, помимо того что Дерк продолжал заниматься семейным бизнесом, Мирта была владелицей лавки, занимавшей соседнее с ее домом здание.

Был я в ней. Смесь антикварного магазинчика с продуктовым ларьком. Для меня, естественно, антикварного. Горожане же видели здесь лишь предметы повседневного пользования. Фасады обоих зданий выходили к улице, а на огороженном дворе располагались всякие грядки, клумбы, неизменный курятник и отделенная приличным по высоте сплошным забором площадка, где и проводил свои занятия Дерк. Одна часть площадки была крытой, с деревянным полом, а другая находилась под открытым небом. Ну и всяких тренажеров с манекенами полно.

Вот те несколько плотно увязанных снопов соломы явно для отработки колющих ударов, я такие в фильмах видел, в них штыки вонзали. Справа от них – для рубящих ударов, неоспоримый факт.

Бум из отесанного бревна, видимо, чтобы на нем сражаться, когда необходимо продемонстрировать ограниченность ристалища.

А это что еще за страшилище? На лошадь похоже, даже седло на нем имеется и стремена. Не иначе как рубке верхом посвящено. Тоже необходимый инвентарь.

Помню, я на своей Мухорке пробовал изобразить летящего в атаку кавалериста, так чуть без ушей ее, бедную, не оставил.

Всему остальному оборудованию я дать объяснений пока не смог. Ни на что не похоже, и понять их назначение трудно.

И принялся я со всем энтузиазмом изучать благородное искусство фехтования. Глупо, конечно, рассчитывать, что мне удастся за сколь-нибудь короткий срок стать даже не мастером, а так, подмастерьем. Но у меня появилась возможность заняться тем, что, наверное, необходимо мне в первую очередь, – научиться себя защищать. Это чужой мир, случись какая неприятность, на помощь не придет никто. Поэтому я и поставил перед собой именно такую цель.

А к чему еще мне сейчас стремиться? Потрясти местную цивилизацию своими познаниями? Какими? Ходить и изображать из себя сумасшедшего пророка, которому ведом путь на многие века вперед? И как ее найти, эту самую другую цель? В чем она должна заключаться? Я не хочу ничего здесь менять, да и зачем? Любое общество принимает изменения только тогда, когда оно уже созрело для них. Все у них будет, и революции, и гражданские войны, и всякие там индустриализации. Всему свое время.

Меня не интересует власть, ни абсолютная, ни вообще какая-нибудь. Я никогда не представлял себя во главе могущественной армии, побеждающей одну державу за другой. Мне совершенно не нужны знамена, валяющиеся у моих ног. А что же тогда нужно? Да откуда я знаю?

Домой мне нужно, чужое здесь все, до сих пор не привык и привыкать не хочется. Иной раз проснешься утром и не спешишь глаза открывать. Лежишь и прислушиваешься, как чирикают воробьи на ветках, совсем как у нас чирикают. И сердце замирает: вдруг сейчас мимо окон проедет автомобиль или заговорят на родном языке.

Но вместо этого – Кер Артуа менйл коуст троуглишьес ксот? И хотя отлично понимаешь, о чем идет речь, но как же хочется вместо этого услышать на телефоне «Каприз» Паганини, установленный у меня на входящий вызов от Светки. А затем поднять трубку и ответить на звонок. Эх, где это все? Нет, исчезло, испарилось, и нужно вставать, потому что все уже поднялись и завтракать без тебя не сядут, хотя каждого ждут дела.

Спускаясь к завтраку, я продолжил свои размышления. Я должен просто вписаться в то общество, что существует сейчас. Удачно вписаться.

Пока мне везет. И люди хорошие попадаются, и трудностями не очень загружен. А если и появляются какие-то проблемы, то, в первую очередь, я сам в этом и виноват. Так что сейчас нужно просто плыть по течению, чтобы было время осмыслить все и сделать выводы. И самое главное, нужно проникнуться всем тем, что меня окружает. А вот когда проникнусь (вернее, если проникнусь), можно будет подумать и о многих других вещах.

Как я уже сказал, утром мы все вместе собирались за завтраком, затем расходились по своим делам: Мирта открывала лавку, Тиасса обычно уходила вместе с ней, но затем возвращалась, чтобы приготовить обед. Дерк отправлялся по своим делам в город, его ученики обычно приходили всегда после обеда. Я оставался предоставленным самому себе. Поэтому я шел в тренировочный зал и занимался самостоятельно. Занимался до самого обеда, на который мы снова собирались все вместе. После обеда к Дерку приходили клиенты. Их никогда не было много, один-два, реже три человека. Никаких стройных рядов учеников, повторяющих за учителем все движения.

Дерк говорил, что если их больше, то невозможно уследить за каждым. А тут еще и я, так сказать, сверх плана. Но у него хватало внимания и на меня. Чуть выше локоть, до конца разгибай руку, или наоборот – в этом положении никогда нельзя до конца ее разгибать.

Затем одни ученики уходили и приходили следующие.

Было все – и бессчетное повторение одних и тех же приемов, и учебные схватки с такими мастерами, как и сам я, и продолжающиеся часами уколы и рубящие удары, отрабатываемые на несчастных чучелах.

– Это очень важно, – говорил Дерк, – тело, когда очень устает, само начинает выбирать наиболее легкий путь. Пойми, только когда ты уже не можешь без напряжения поднять руку, и начинается сама суть твоих занятий. Все остальное делается лишь с целью довести тело до такого состояния. От таких усилий у меня несколько раз судорогой сводило правую руку.

Вечерами, правда, не так часто, как мне бы того хотелось, в мою комнату приходила Тиасса. Как правило, она заставала меня за попытками сделать очередной шажок все из той же крайне нелепой позы. Конечно, я продолжал отрабатывать эту самую походку, но очень сильно сомневался, что подобный способ передвижения хоть как-то прибавит мне скорости.

Занимайся я тем, чем сейчас занимаюсь под присмотром Дерка, хотя бы лет семь-восемь, наверняка двигался бы достаточно быстро и без всяких экзотических упражнений. Но бросать не бросал, будет толк – хорошо, не будет – не так уж много времени у меня это занимает.

А еще Тиасса учила меня грамоте.

Что характерно, грамотные люди в Империи не были редкостью. Даже если по вывескам судить. Изображения дублировали надписи, а не наоборот. Книги я уже видел, взять, например, каюту Фреда, где их имелось несколько штук. И доктор, когда осматривал мою руку с незаживающей раной, в какую-то книгу при этом заглядывал, и она не была написанной от руки на пергаменте. Мирта иной раз какие-то записи вела.

Словом, взялась Тиасса со мной заниматься. Я даже специально в город ходил, за бумагой, чернилами, перьями и всяким песком. Книги у них в доме свои были. Заодно и лексикон свой обогащал во время наших занятий. Самым первым слово «дурень» выучил, уж слишком часто она его повторяла.

Мне казалось, что Мирта догадывалась о наших с Тиассой ночных встречах, но ни разу на эту тему не заговаривала, по крайней мере со мной. А Дерк меньше всего обращал внимания на такие мелочи.

Иногда приходил Доминкус. На первый взгляд он не производил впечатления человека, который немного не в себе. И все же, если приглядеться внимательнее, можно было уловить легкий отпечаток чего-то непонятного, не присущего обычным людям. Вполне возможно, это происходило потому, что я знал его историю и пытался увидеть в нем признаки безумия.

Обычно он усаживался где-нибудь в сторонке и наблюдал безо всяких реплик, комментариев и попыток влезть в чужое обучение. Иногда правая рука у него рефлекторно дергалась, и похоже это было на то, как если бы футболист наблюдал за игрой со стороны и видел подходящий момент для удара. С той лишь разницей, что у футболистов дергаются ноги.

Я всегда приветствовал его, хотя осадок в душе все же оставался. Как же так, при его мастерстве бездушно наблюдать бой со стороны, а потом еще с улыбкой заявить, что мне следовало бы убежать. Злило меня еще и то, что мой порез все никак не заживал и иногда напоминал о себе резкой дергающей болью.

Только один раз мужчина подошел ко мне и посоветовал проворачивать немного кисть руки в том уколе, который я пытался выучить уже который день подряд. Не знаю, помог ли мне его совет, или просто подошло время, но дело сдвинулось с мертвой точки.

Через две недели моих занятий с Дерком я решил поинтересоваться у него, каковы мои успехи. Тот с улыбкой ответил:

– Артуа, у тебя превосходно получается держать дистанцию. Так вот, держи ее всегда, и все будет отлично. И ничего больше делать не нужно.

Затем, посерьезнев, добавил:

– Иногда у тебя какие-то вещи выходят так замечательно, что я даже диву даюсь. Но в следующий миг ты действуешь так, будто взял клинок в первый раз. Я не пойму, в чем дело, такого не должно быть. Был бы отец жив…

Его лицо сразу погрустнело. Я знал, что он пытается узнать подробности исчезновения своего отца, пропавшего вместе с мужем Тиассы.

– Почему ты считаешь, что он погиб? – поинтересовался я.

– Мы нашли тела обоих и похоронили их, – начал рассказывать Дерк. – Об этом знают все, кроме Тиассы. Она так тяжело переживала смерть своего ребенка, что мы просто не смогли рассказать ей еще и об отце и муже. А потом не стали ничего менять. Кстати, спасибо тебе.

– Это еще за что?

– В последнее время Тиасса начала улыбаться. И так давно этого не было.

Вот тебе и раз. Я-то думал, что Дерк ни о чем даже не подозревает.

Однажды под вечер он явился в крайне возбужденном состоянии и позвал меня в тренировочный зал. Вероятно, ему нужно было снять напряжение, и он не нашел лучшего способа. Нет, я не оказался в роли избиваемого, хотя несколько раз прилетело крепко. И один раз даже умудрился достать его длинным выпадом, таким, какой он мне и рекомендовал в качестве основного тактического приема. После этого мы оба застыли от изумления. Затем Дерк махнул рукой: все, хватит. Мы присели на бум, мой самый нелюбимый снаряд из всего, что тут было собрано.

– Сколько я должен тебе за этот урок? – попытался подколоть его я.

Однажды Дерк заявил, что каждый урок, в котором мне удастся коснуться его, будет бесплатным. Такое он говорил не только мне, и, поскольку занятия стоили не слишком дешево, задеть учителя желали все. Правда, на моей памяти таких случаев было не больше двух.

– Да иди ты, – отмахнулся он, – все равно я твои деньги Тиассе отдавал.

И рассмеялся, посмотрев на выражение моего лица.

– Рассказывай, что случилось. Сегодня ты сам на себя не похож, – потребовал я.

Дерк немного помолчал, а затем произнес:

– Я знаю, кто убил моего отца.

Глава 13 ФЛОИ

Недели через три после нашего разговора приехал Бронс. Приехал он не один, с ним были еще три человека из экипажа «Мелиссы», и в доме сразу стало шумно и весело.

Я узнал о его приезде по радостному визгу Тиассы, раздавшемуся с первого этажа.

– Что-то долго ты письмо передаешь, – пошутил Бронс, увидев меня.

Я пожал плечами, мол, сам не ожидал.

Конечно же был праздничный ужин, во время которого желанный гость рассказал все новости Дертогена. Три недели здесь не срок, и новости не успевают выйти из разряда свежих. Все там было по-прежнему, все мои знакомые живы-здоровы, и даже Аниата еще не успела найти себе нового ухажера.

Люди, приехавшие с Бронсом, были из числа тех пятнадцати членов экипажа «Мелиссы», что по праву считались настоящими бойцами. Парень, которого звали Лурк, был среднего роста и непомерной ширины. Про таких говорят: легче перепрыгнуть, чем обойти. Он предпочитал действовать кистенем с большим шиповатым билом, в левой руке обычно зажав короткую абордажную саблю с широким лезвием и гардой, прикрывающей кисть почти полностью.

Второй – Тергиль, высокий носатый молчун. Если ему вдруг случалось что-то вымолвить, от смеха помирали все. Этот парень любил топоры и владел ими мастерски. Кроме того, на поясе у него всегда висел обоюдоострый клинок с длинным, почти полуметровым, лезвием. Это оружие можно было бы назвать кинжалом, но заточка с одной стороны лезвия не доходила даже до половины.

Сайес, третий, был очень похож на испанского мачо. Длинные темные прилизанные волосы, тонкие усики, продолговатое лицо, большие темно-карие глаза. Ростом мы были примерно одинаковы, возрастом и телосложением тоже. Сайес взял на вооружение нечто напоминающее шпагу, но имеющее более широкое, заточенное с обеих сторон лезвие и рукоять с легким намеком на крестовину гарды. Мне он отчего-то пришелся не по нраву. Весь какой-то скользкий. Но бойцом он был отменным, и техника у него своеобразная.

И еще мне не понравился взгляд, устремленный им на Тиассу. Он как будто в воспоминания окунулся, глядя на нее, и воспоминания эти были из разряда приятных. Ладно, будем считать, что мне это показалось.

Кроме холодного оружия у всех бойцов были пистолеты, поражающие даже не длиной ствола, а калибром. При абордажах дистанция до врага минимальная, так что особой дальнобойности не требуется. А приехали они с Бронсом с вполне понятной целью: решить проблему, о которой мне недавно поведал Дерк. Если слово «проблема» можно применить к этой ситуации…

На следующий день, после обеда, все собрались в школе – так наиболее точно можно назвать место, где обучал своих учеников сначала старший Родеринф, а затем и Дерк. Мой учитель попросил Бронса посмотреть на мою впечатляющую технику. Это явилось результатом памятного разговора, в котором Дерк посоветовал мне держать дистанцию, чтобы быть успешным в бою.

Я и один из моих «одноклассников» (таких же учеников) начали топтаться с тренировочными клинками в руках. Представляю, как это выглядело в глазах профессионалов.

Наверное, я все же смог бы победить своего соперника, и сделать это достаточно быстро, но тогда мне пришлось бы применить кое-что не совсем из области благородного искусства фехтования. Слишком уж заманчиво открывался иной раз противник, так и хотелось прибавить к сабле ногу. По-моему, оппонент неоправданно далеко отставлял от себя правое колено.

Топтались мы достаточно долго, пока наконец Дерк нас не остановил. Братья что-то обсудили, Бронс покачал головой и пожал плечами. И тут подал голос Доминкус, по своему обычаю молчаливо сидевший в углу площадки:

– Попробуйте дать ему шпагу.

Оружие выглядело как-то непривычно. Вместо клинка – прут с набалдашником на конце, разве что гарда присутствовала. Но как сказал мне когда-то Бронс, главное в учебном оружии – это не копирование формы боевого, а соблюдение правильного веса и балансировки. Когда я взял оружие в руку, то сразу понял – это мое. Именно шпага, а не какое-нибудь другое оружие, например, такое, которым владеет Сайес. Стокис Сайеса, а именно так называется его клинок, трудно держать на полусогнутой руке долго, баланс не тот. Да и техника владения отличается.

А вот шпага – другое дело. Я вообще люблю длинную дистанцию, сколько бы Дерк ни шутил по этому поводу. Да и тот же самый бокс именно на этом строится. Еще мой бывший тренер говорил: представьте, что в правой руке у вас шпага, а в левой кинжал. Рукой-шпагой наносите длинные быстрые удары, а в подходящий момент пускаете в ход руку-кинжал.

С таким оружием и бой со своим оппонентом у меня прошел значительно легче. Нет, я не убил его двести раз, просто преимущество в длине клинка многое мне давало. Жалел я лишь о том, что у меня нет в левой руке кинжала, – для его использования было множество удобных моментов.

А вот Бронс, понятное дело, победил меня легко, понадобилось ему для этого меньше минуты, секунд на тридцать дольше, чем при последней нашей встрече. Запутал он меня своими финтами, отбил клинок, уводя его в сторону, и приблизился вплотную.

Моряк поинтересовался, учил ли меня кто-нибудь когда-нибудь владению шпагой. Пришлось сознаться, что такой факт в моей биографии действительно присутствовал, и продолжалось обучение целых два года. Но было это очень и очень давно.

Бронс с Дерком переглянулись. И нечего тут переглядываться, парни, это у вас не принято владению шпагой простолюдинов обучать. В вашем дурацком мире и шпаг-то солдатских нет. Кстати, после обучения мне довелось держать шпагу в руках от силы раза три, так что крайне сомнительно, чтобы какие-нибудь навыки остались с той поры.

Эх, парни, парни. Мне бы пистолет нормальный в руки: с короткостволом у меня всегда отлично выходило. Даже когда я его вверх рукояткой переворачивал. Помню, подглядел этот прием в одной передаче и решил как-то испробовать.

Вечером Дерк поинтересовался у меня, отправлюсь ли я вместе с ним. Ну помнится, кто-то сам советовал держать дистанцию. И на этот раз она будет очень, очень большой. А вот когда ты, мой уважаемый учитель, вернешься и начнешь взахлеб рассказывать, как все произошло, я поинтересуюсь, куда делись Тергиль с Лурком. Ты отмахнешься, скажешь, что их убили, и попросишь не перебивать, потому что сейчас будет самое интересное. В конце рассказа ты мне еще и рану свою покажешь, ты будешь гордиться тем, какая она большая и что через нее даже внутренности видно…

Отправились мы пешком, тем более идти было не так уж и далеко. Моряки на лошадях – это та еще тема. Сразу вспомнилась чья-то шутка о психической атаке – матросах на зебрах.

Вышли мы еще затемно. Мы – это Дерк и Бронс, три человека из экипажа «Мелиссы», двое незнакомых мне людей, один из которых был даже в кирасе, я и, что удивительно, Доминкус. Хотя, впрочем, что в этом такого удивительного? С отцом братьев он был очень дружен.

Мы устроили засаду, спрятавшись в зарослях кустарника. Чего мы ждали – мне было непонятно. В общем, занимались мы тем, что всматривались в руины старого замка, несколько столетий назад принадлежавшего местному феодалу. От нечего делать Дерк рассказал мне историю этих развалин. В те далекие времена еще не было сильной централизованной власти во главе с императором, а был обычный для Средневековья сюзерен с не всегда верными ему вассалами. И этот владелец замка остался в памяти народа как человек жадный и жестокий. Чего только народная молва ему не приписывала. Барон, или кем он там был, и младенцами питался, и кровь девственниц употреблял вместо аперитива. А еще любил он собственноручно пытать провинившихся в подвалах своего замка, наслаждаясь муками и воплями истязуемых. Плюс ко всему этот феодал питал непреодолимую страсть к женскому полу, что в общем-то вполне понятно. В общем, довел он людей на подвластных ему землях до того, что вспыхнул бунт. Как обычно, нашелся человек, который смог поднять толпу и повести за собой.

Понятно, что все это закончилось бы ничем. Побунтовали бы доведенные до отчаяния люди недельку-другую, потрясая в благородном гневе вилами и топорами… Отсиделся бы барон в своем замке, поди, не в первый раз. Волнения бы успокоились, и все шло бы своим чередом. Но случилось несколько иначе.

Давний недруг барона, живший в Бенгорде, городе, который мне придется миновать по дороге в столицу, решил воспользоваться ситуацией. И двигало им явно не стремление помочь простолюдинам. Словом, замок пал. Все остались довольны: и народ, избавившийся от ненавистного господина, и сосед, присоединивший к своим владениям бывшую собственность барона.

А вот самого поверженного феодала не нашли. После тех событий его больше никогда не видели.

За замком, вернее, за его развалинами с тех пор закрепилась недобрая слава. Как утверждали очевидцы, время от времени там появлялись ужасные привидения, слышались леденящие стоны жертв бывшего владельца, а иные смельчаки умудрялись наткнуться и на самого владельца, появляющегося среди руин в полночь со своей головой в руках. Ну как говорится, народ всегда прав.

Ясное дело, собрались мы тут не для того, чтобы убедиться, что исчезнувший барон не появится или появится с головой на плечах, а не под мышкой. Развалины являлись местом обитания стоклердского криминалитета. Вот этим-то парням как раз и было выгодно, чтобы это место пользовалось дурной славой, так для них спокойнее. А мы пришли как раз затем, чтобы провести здесь зачистку.

Когда я спросил Дерка, почему этим не занимается местная стража, тот лишь криво усмехнулся и ответил, что местные блюстители порядка предпочитают заниматься поборами с торговцев. На все остальное у бедных стражников времени не хватает. Нет, иногда они здесь появляются. Но почему-то флои, обитающие здесь, узнают об их визитах гораздо раньше иных рядовых стражников. Кстати, поговаривают, что в развалинах остались тайные подземные ходы, где легко спрятаться.

Правда, однажды нагрянула стража с самого Сверендера. Вот тогда действительно зачистка прошла на славу – и тайные ходы не помогли. Было это пару десятков лет назад.

Но мы прокрались сюда не за тем, чтобы взвалить на свои плечи обязанности стражи. Дерку удалось узнать, что именно люди, скрывающиеся среди руин, виновны в гибели его отца и мужа Тиассы. Обременять меня подробностями он не стал, сказав только, что сведения верны, а поделился с ним информацией человек, словам которого доверяет, как своим собственным.

К слову, Бронс прибыл домой на вполне легальных основаниях. Все обвинения с него сняты, поскольку нашелся человек, признавшийся в приписанном матросу убийстве.

Колокол на башне городской ратуши отбил полдень, но мы все еще выжидали. Оно и понятно: сомневаюсь, что флои сидят с ложками наготове, дожидаясь последнего удара колокола, чтобы приступить к трапезе. Наверняка многие из них отсыпаются после ночной смены.

Меня удивляло, как же флои могли справиться с отцом Дерка и Бронса. Ведь не нападали же они на него десятками до тех пор, пока не смогли с ним покончить. Дерк объяснил, что на телах не было ни одного ножевого ранения, только следы от пуль. И произошло это примерно в том районе, где и мне в свое время посчастливилось наткнуться на ночных грабителей. А вот что делали там родные Дерка, парень опять не удосужился мне объяснить.

Наконец Бронс подал знак, все встали и неторопливо двинулись к руинам, на которые мы любовались последние несколько часов. Наша команда старательно пыталась слиться с кустарником, густо росшим с северной стороны замка.

По примеру других я достал пистолет и взвел на нем курок. Доминкус, посмотрев на меня, указал рукой за свое левое плечо: мол, здесь твое место. И еще добавил, что надеется на меня.

Понятно, что ж тут непонятного. Я прикрываю твою спину и слежу за тем, чтобы человек, которого ты уже успел одолеть и счел мертвым, вдруг внезапно не ожил. С другой стороны, неизвестно, кто кому больше помогать будет. Я так думаю, что все же ты мне. И небольшая просьба: ты, Доминикус, далеко вперед не вырывайся, а то кто мне спину прикроет, с моим-то умением. Но это так, мои досужие размышления.

То, что флои были слишком беспечны, – факт неоспоримый. На их месте я бы выставил наблюдателя вон на той полуразрушенной башне. Ну хотя бы патрульного, что ли, заставили окрестности обходить. Мальчишку какого-нибудь. Ладно, это проблемы разбойников, а нам такая бесшабашность очень даже на руку.

Мы попали во двор замка через частично обрушенную стену. Флои, среди которых было и несколько женщин, в это время удобно расположились на травке, гремя ложками о посудины с похлебкой. От котла, висевшего на треноге над очагом, пахло, кстати, довольно аппетитно. У разбойников и небольшой бочонок присутствовал, то ли с вином, то ли с пивом. Этакий пикничок с посещением местных достопримечательностей.

Когда раздались первые выстрелы, я направил ствол своего пистолета в ближайшего разбойника, сидевшего к нам спиной и едва успевшего обернуться на звуки. Затем в дело пошли клинки. Почему-то все происходящее напоминало форменное избиение младенцев. Когда все закончилось, в живых из флоев не осталось никого, даже женщин. Слава богу, что хоть к этому я руку не приложил. Я вообще ее приложил только к трем флоям, которые, по моему мнению, падали недостаточно быстро после ударов Доминкуса.

Сайенс позаботился о том, чтобы никто из разбойников уже не смог неожиданно воскреснуть. Вот на это я даже смотреть не смог. Потом мы внимательно осмотрели развалины, разыскивая затаившихся флоев, тех, что предпочли сон обеду. Я ходил вместе со всеми и так же внимательно, как и остальные, осматривал самые темные закутки. Потом мы ушли, захватив с собой тело человека, единственного из нас, кто был в кирасе.

Никто не осматривал трупы, не оценивал даже на взгляд стоимость вещей разбойников, только Дерк зачем-то пнул котел. Тот завалился набок, и из него вылились остатки жидкого варева. Но сейчас оно пахло так, что начинало тошнить.

Когда мы вернулись в дом Родеринфов, нас ждал роскошно накрытый стол. Мы долго сидели за ним, съедено и выпито было немало. Только атмосфера была не слишком праздничная.

Первым компанию покинули Дерк с Бронсом, прихватив Лурка с Тергилем и предупредив, чтобы раньше чем через два дня не ждали. Затем ушел Сайес, объяснив это тем, что очень устал и хочет выспаться. Немного погодя удалилась Тиасса, сославшись на головную боль.

За столом остались только Мирта, Доминкус и я. Мы посидели еще немного, затем Доминкус попросил меня проводить его. На дворе давно уже стемнело, на смену дневному зною пришла долгожданная прохлада.

Мы немного подышали свежим воздухом, затем Доминкус поинтересовался:

– Артуа, ты все еще зол на меня за то, что я тогда тебе не помог?

Я пожал плечами. Не то чтобы зол, но в глубине души неприятный осадок все же есть.

– Понимаешь, – чуть помолчав, продолжил он, – если бы я тогда вмешался, то ты не смог бы почувствовать то, что почувствовал. А ведь ты кое-что почувствовал, верно?

В ответ я лишь кивнул. Только вот откуда он это знает?

– Судьба забрала у меня самое дорогое. И взамен дала то, о чем я совсем не просил. Порой мне кажется, что все это просто иллюзии, а иногда я уверен в этом. Тогда, наблюдая за тобой, я чувствовал, что ты едва удерживаешь себя, чтобы не сбежать. Побеги ты – и я обязательно помог бы тебе. Но как видишь, тебе не понадобилась моя помощь. И еще, ты ощутил в себе то, что и должен был ощутить. А без этого любое мастерство не более чем красивое размахивание куском железа.

Помолчав еще, он добавил:

– Знаешь, Артуа, если ты очень хочешь что-то сделать, то сделать это обязательно нужно. Лучше жалеть о содеянном, чем всю жизнь страдать от того, что мог, но не сделал.

Глава 14 ЛЮБОВНЫЙ ПОРОШОК

Что-то скучно спать одному. И Тиасса давно не наведывалась. Самому, что ли, в гости сходить? Со свечкой. Мирта на первом этаже спит: и не увидит, и не услышит.

Батюшки-светы! Как я вовремя, и свеча к месту. Надо же такому случиться.

Так, а кто это у нас? Надо же – сам Сайес! Не прикрывайся, солнышко, чего я там не видел. Это я не тебе, Сайес, какое ты мне солнышко.

Тихо, тихо! Успокойся, Сайес. Ничего страшного не происходит. Вот только захотелось мне самому убедиться. Знаешь, в общем-то никакие особые чувства нас с Тиассой и не связывали. Встретились два одиночества и разошлись, как в море корабли.

Помню-помню, это из разных песен. Хотя ты этого точно знать не можешь. Да я и не в претензии. Мне обидно немножко, могли бы и сказать. Нет, не так, не обидно – мужчины не обижаются, немного огорчительно.

Ага, точно, огорчительно, лучше и не скажешь. Знаю я, что завтра ты уезжаешь, догадался и о том, что знакомы вы уже давно.

Ну и куда ты тянешься? Совершенно напрасно, поверь. Мне ведь в отличие от тебя никуда тянуться не нужно, все при мне. Омниа меа… и так далее. Ну что же ты так громко падаешь? Весь дом перебудишь. Запомнил хоть, как это делается? Согласись, несложно. Вся хитрость в том, чтобы именно тем местом бить, откуда волосы расти начинают, там еще кости черепа сходятся. И еще два обязательных момента – плотно зубы сжать и лбом в челюсть противнику не попасть. Да это ты и сам должен знать, как-никак азы.

Давай, я тебе нос на место вправлю, через неделю как новенький будет. Я умею, я это уже делал. Сам ломал и сам на место ставил. Несложно.

Вот только людей убивать мне до вашего идиотского мира не приходилось. А так всякое бывало. Нет, до утра нельзя откладывать, потом опять ломать придется. Ну как знаешь. Я свечку с собой заберу, у вас свои есть. До свиданья, солнышко. И тебе, Сайес, не кашлять.

Все-таки как хорошо быть образованным человеком, даже просто грамотным. Почитаешь разных книжек – и столько мудрости наберешься, что потом сам себе удивляешься. Казалось бы, какая мелочь – два деревянных клинышка, они ведь могут даже и не пригодиться, если дверь в комнату наружу открывается. Но моя-то дверь вовнутрь открывается. Пожарников на них нет. Ну в нашем случае это даже хорошо. Положу обе деревяшки на пол, и, если кто-нибудь дверь начнет открывать, они ее и заклинят.

Это мне в одной книге прочитать довелось, все про того же агента, только у него один клинышек был, а я перестраховщик. Я их еще в Дертогене выстрогал, когда в дорогу собирался. Так деревяшки и валялись у меня в мешке без дела. Наконец-то пригодились, а то прямо хоть выкидывай.

Я клинышки почему поставил – перед дорогой выспаться хочу. По крайней мере, проснуться. Кто его знает, как себя Сайес поведет.

Утром я попрощался с Миртой. Жаль, что Бронса с Дерком не дождался, ну да ладно.

Хорошие у тебя сыновья, Мирта, и дочь тоже хорошая. Это я тебе искренне говорю. Просто так получилось. Не связаны мы с ней узами священного брака, а других уз, видимо, не хватило. Житейская ситуация, я не в претензии. Но оставаться здесь уже не могу, как ни хотелось бы.

Бедная Мухорка, как же ты застоялась. По-моему, ты даже пополнела, зайка. Нельзя же так, женщины за фигурой следить должны. Это нам, мужланам, все позволено. Все, все, теперь долго ехать будем, еще пожалеешь.

К полудню я был далеко от Стоклерда. Движение на тракте было такое оживленное, что даже удивительно. Пристроишься к группе повозок и едешь вместе с ними некоторое время. Затем высмотришь впереди идущий караван, догонишь его на рысях и с ним дальше следуешь. Никто особого внимания не обращает, думают, отстал от своих, сейчас догнать пытается. Так и передвигался рывками.

Эх, Тиасса, Тиасса. Ведь не делается так. Я все понимаю: старая любовь и так далее. Уехал бы он на следующий день, и, если бы я в комнату не вошел, все бы по-прежнему продолжалось. Самое неприятное то, что все у меня за спиной происходило. И как мне после этого уважать самого себя?

Да, как боец он меня сильнее, кто же спорит. И пропади я вдруг, кто бы меня спохватился? Утром, когда уезжал, я не видел ни его, ни Тиассу. Не было их обоих за завтраком, мы вдвоем с Миртой за столом сидели. Дело не только в мастерстве, оказывается. Да ну их обоих. Нашел о ком думать.

К вечеру решил остановиться в какой-то деревне, на постоялом дворе, расположенном на самой окраине. Названия узнать не смог, какие-то хулиганы оторвали табличку на въезде. А может, и не было этой самой таблички, еще нигде не попадались, с чего бы здесь ей взяться. Хотя даже если бы и была, вряд ли сумел бы прочитать: не очень у меня еще хорошо с местной грамотой.

Свободных мест не оказалось, другого постоялого двора тоже. У меня и так с самого утра настроение не очень, а здесь еще этот боров – хозяин двора – пренебрежение проявил по отношению ко мне, через губу разговаривал.

Еле сумел взять себя в руки.

В принципе и на дворе переночевать можно, главное, что безопасно. Правда, разбаловался я за то время, что в Стоклерде жить пришлось. Ничего, придется снова привыкать, сколько их еще предстоит, ночевок под открытым небом. Ярмарка у них в ближайшем городе – Бенгорде, потому и движение оживленное. Вот когда его миную, проще будет с ночлегом.

Надо было поесть да сразу спать заваливаться, но черт меня дернул заглянуть за какое-то строение из свежего теса, еще не успевшего потемнеть. И настроение испортилось окончательно.

В недостроенном сарае спрятались три мужичка и одна девчонка, молоденькая совсем. Огромные глазищи смотрели поверх руки, зажимавшей ей рот. Вторая рука под юбкой у девчонки скрылась.

Мужик, ну и что ты там такого обнаружить пытаешься, чего у твоей жены нет? Ты уже в годах, можно сказать, явно старше меня будешь. У тебя, наверное, дочка такого же возраста, и не факт, что старшая.

Двое других мужиков тоже разве что слюни на землю не роняют. Братва лихая, статья тяжелая и совсем не уважаемая. Эх, не те это приключения, о которых я всю жизнь мечтал. Я у вас тут всего ничего, а уже второй подобный случай. В общем, ничего хорошего. И я поинтересовался:

– Мужики, кто крайний?

Оказалось, что с юмором у них никак. Нет чтобы сказать, что самим мало, так даже послали. Беда в том, что я уже достаточно овладел языком, чтобы понимать, куда именно. И добавили еще: иди, мол, пока цел. Вот я и пошел. Вернее, подошел. Поближе. Подробности рассказать?

Можно нанести очень быстрый и очень мощный удар крепко сжатым кулаком. Если указательный палец не сгибать до конца, а прижать его к подушке большого, то удар будет еще быстрее, но уже не таким мощным. А вот если кулак вообще не сжимать, но в последний момент сделать рогатку из указательного и среднего пальцев, то вообще никакой мощи не будет, а будет только скорость и сплошная темнота. Не у самого нападавшего, конечно.

И еще почему-то не рекомендуется защищаться от удара ножом снизу сложенными крестом руками. Да почему нет-то? При условии, что противник правша, а твоя правая рука поверх левой находится. После этого правой ладонью руку с ножом к левой руке прижимаем, а она скользит себе вверх, пока до плеча не дойдет. И уж затем резко с поворотом и наклоном корпуса, так, чтобы хрустнуло.

Теперь плетение боевого мага, не помню, как оно там точно называется, но наносится пяткой в живот. Только слишком низко бить не стоит, там такая ерунда внутри находится, если пивом или любой другой жидкостью ее переполнить, то это чувствуется сразу. Если она лопнет – все, смертельный исход. А мы себе такой задачи не ставили.

Все, девчонку я себе забираю, понравилась она мне.

Да не скули ты так. Ничего с твоими глазами не случилось, не лопнули они и не вывалились. То, что очень больно, верю. Над глазными яблоками точки есть, они так и называются – болевые. Потом, на досуге, пальцем нажмешь, убедишься. Но это еще не все, парни.

– Деньги.

Это не ограбление, это компенсация за моральный ущерб – вон как девчонку до сих пор трясет, бедную. И еще, чтобы я дело в суд не передавал. Взятка то есть.

– Деньги.

В нашем случае это такие металлические кружочки, они бывают трех видов: из золота, серебра или меди. Меня устроят любые, лишь бы побольше. Не мне это, не мне. Но я передам. Прямо сейчас и передам.

Я положил монеты девчонке в руку и заставил ее сжать кулачок. Не такая уж она и малолетка, хоть и юная очень. Ростом мне до плеча достает, а там, где положено, выпирает все, как надо.

А теперь фраза под занавес:

– Я остановился здесь же, на постоялом дворе. Если понадоблюсь, найдете.

Когда мы отошли в сторону, я поинтересовался у девчушки:

– Тебе куда?

На вид она очень даже ничего. И фигурка тоненькая, как тростиночка, даже непонятно, откуда талия взялась. Глазищи огромные, темно-синие. На мой вопрос не отвечает. Только вздрагивает и всхлипывает. Честное слово, была бы она лет на пять постарше, влюбился бы сразу, с первого взгляда. Я так умею.

– Ты с кем-то сюда приехала? Или живешь здесь?

Опять молчит. Все понятно, имя можно и не спрашивать. Может быть, она немая? В таком случае, повезет кому-то, кто ее замуж возьмет. Одета в юбку и вышитую сорочку с широкими рукавами. Все же немного великоват ей размерчик. А вот обувь остальной одежде не соответствует, дорогая обувь. На это я сразу внимание обратил.

– Как ты здесь оказалась? – предпринял я еще одну попытку.

Девушка подняла глаза и опять промолчала. Не глухая, уже легче.

Из-за сарая показалась вся троица. Один придерживал левой рукой правое плечо, другой прижал руки к глазам, но кое-как передвигался. А вот и третий, ему меньше всех досталось. Паршивенькое у меня плетение получилось, совсем навыки растерял, надо было больше веса добавить, да провалиться побоялся.

Девчонка, увидев их, спряталась за мою спину.

– Да не бойся их уже, они теперь хорошими стали. Ты зачем с ними пошла?

В самом деле, на улице еще светло. Непременно кто-нибудь увидел, если бы силой потащили.

– Тот, что с бородой, сказал, что женщине помочь надо, а он сам не может. Мы туда пришли, а он… – У нее даже губы задрожали.

С бородой у них один, тот, что по глазам получил. Вообще-то было бы правильнее пониже ударить, чтобы надолго охоту к такому отбить.

Не удержавшись, я погладил девушку по голове, на миг испугавшись, что она сейчас резко отпрянет. Нет, прильнула даже на мгновение.

– Все, все, успокойся, теперь уже все позади. Как зовут, хоть скажешь?

– Милана, дочь… – и снова замолкла.

Спасибо, что сказала, иначе трудно было понять, что не парень.

– Артуа, сын. Что дальше будешь делать?

Милана пожала плечами:

– Не знаю.

– Здесь жить будешь?

– Нет.

Нет, просто замечательная жена кому-то достанется. И красивая, и говорит мало. Вот только бы понять еще хоть что-то из ее речей.

– Мне в Велент нужно, – снова подняла она на меня свои глазищи. Уже прогресс. В принципе я и отвезти могу. Если уж вмешался, то не останавливаться же и не бросать ее. Знать бы только, в какой он стороне, этот Велент. Сколько я сегодня деревень проехал и ни у одной названия так и не узнал.

– Велент твой в какой стороне находится? – Мне, понятное дело, туда же надо. – Далеко до него?

Вот здесь и выяснилось, что Велент сразу же за Тринскером, а до него я рассчитывал за пару недель добраться. Да уж, ситуация. И что же теперь, бросать ее, что ли? Ладно, потом разберемся. Утро вечера мудренее.

– Есть хочешь?

Снова молчаливый кивок.

И снова я стоял перед стойкой, за которой расположился боров-хозяин.

– Мне нужна отдельная комната, – постарался я сделать свой голос непреклонным.

Хозяин мазнул взглядом по мне, по Милане, по местному вышибале, еще более здоровому, чем он сам, снова посмотрел на меня.

Уважаемый, что-то у меня в последнее время нервы сдают. Честное слово, давай лучше по-хорошему договоримся. Вот, смотри, у меня между пальцев ал зажат, из чистого серебра. Не надо на вышибалу поглядывать, давай лучше бизнес делать. Обе мои руки на стойке лежат, а рядом с ними тарелка, обыкновенная, глиняная, каких у тебя сотня, наверное. Вот сейчас я возьмусь за ее края обеими руками и ударю по углу стойки. И будет у меня в каждой руке по обломку с о-о-острыми краями. Останется только по горлу чиркнуть. Знаешь, сколько в моей дурной башке всяческих идей? Чем-то приходилось пользоваться, чем-то нет. Тебе это надо? А мне еще меньше. Давай полюбовно, а?

Не знаю, что он сумел прочесть в моих глазах, но комната нашлась. Еще бы, ал – деньги неплохие.

Когда мы поднимались по лестнице на второй этаж, в спину кто-то из находящихся в зале посетителей сказал нечто крайне неприличное. Милана даже вздрогнула. Ничего, девочка, переживем.

Мы остановились на пороге комнаты. Да уж, за такие деньги – и натуральный чулан. Ну не все так страшно. И окно имеется, и кровать. Одна, но широкая. Мощная задвижка на дверях, что тоже плюс. Не смотри так, девочка, мне здесь тоже не нравится. Тут даже одной звездочкой не пахнет. Правда, в общих комнатах вообще по восемь – десять, лежанок. И кто-нибудь обязательно храпит и воздух портит. Так что по сравнению с общей комнатой здесь просто люкс.

– Милана, подожди немного, я сейчас поесть принесу. Цыпленка будешь? Вот и славно. Еще нужно не забыть много вина взять.

– Зачем много вина?

До чего же огромные у нее глаза, как два омута.

– Как это зачем? Мне же чем-то напоить тебя нужно. Так всегда мужчины поступают, когда одни с девушками в комнате остаются.

– Я не буду пить вино, – насупилась Милана.

– Не будешь? Очень жаль. Ладно, ничего страшного. У меня еще порошок есть, буквально вчера купил у одного доброго человека. Если им что-нибудь из еды посыпать, то и вина не надо. – Нет, ну до чего же забавная, каждому слову верит. – На задвижку закройся. Когда вернусь, в дверь вот так постучу, – напутствовал я наивную девчонку.

Вина я все же принес, целую кружку. Что делать, нет у них в меню ни компота, ни какао. Милана так быстро растерзала бедную птичку, что мне пришлось поделиться своей. Я вообще-то трех цыплят взял: одного ей и двух мне. А получилось с точностью до наоборот. Такое впечатление, что она со вчерашнего дня ничего не ела.

Когда мы управились с цыплятами, я схватился за голову. Что же мне теперь делать, я ведь забыл их порошком посыпать. В ответ я услышал, что обманывать нехорошо. И еще, когда обманываешь, глаза должны быть соответствующими, а они у меня добрые, с такими не обманывают. Много ты знаешь, девочка.

В душе я даже возмутился. Это у меня-то глаза добрые? Не видела, что ли, как я ими на хозяина посмотрел? Тот даже комнату сразу нашел. Или это серебряный ал помог?

Вина она отпила совсем немного, буквально пару глотков. И сразу начала клевать носом, засыпая. Теперь нам предстояло разделить общее ложе. На полу спать так не хочется, да и пыльно очень. Давненько здесь с мокрой тряпкой никто не появлялся. Ничего, перебьемся как-нибудь, на такой кровати и вчетвером вполне разместиться можно. Вот только во взгляде девушки сквозила тревога. Как же, оказаться с незнакомым мужчиной в одной постели…

На языке вертелась пошленькая фраза, и я с трудом сдержался. Милане, бедняжке, и так достаточно сегодня досталось. Хорошо, что вовремя подоспел. Я в тот момент вообще-то искал укромное местечко совсем по другой причине. Ничего особенного, так, секундное дело. Вовремя приспичило.

– Милана! – обратился я к девушке, с трудом удерживающейся от того, чтобы не уснуть прямо на стуле. – Кровать одна, но на ней достаточно места для нас обоих. И бояться тебе нечего. – Я все же не смог удержаться. – Вино ты пить не стала, а порошком цыплят я посыпать забыл. Так что выбирай, с какого края ляжешь, и спи себе спокойненько. Я к тебе приставать не буду, самое честное слово, какое у меня только есть. – И снова не сдержался: – Только и ты ко мне не приставай, договорились? Я мужчина серьезный, у меня и невеста имеется.

Она лишь слабо кивнула. Еще пара минут – и мне ее на руках до кровати нести придется, на ходу засыпает. Милана прилегла на самый краешек, и я даже испугался, что она во сне свалится на пол.

Одеяло у меня было свое, а вместо подушки можно и кулак использовать, многократно проверено. Перед тем как уснуть, я долго ворочался, размышляя. Кого-то мне эта девчонка своим поведением очень напоминала. Уж не меня ли самого, когда только в Дертоген попал? Казалось бы, и люди такие же, ничем не отличаются, и дома похожие – четыре стены и крыша, а все не то. Вот и она ведет себя так, словно в незнакомом мире очутилась.

И еще. Явно она не дочь зажиточного крестьянина или ремесленника, манеры не те. Пусть я в этом деле не специалист, но даже с моим не слишком большим опытом общения с местной знатью такие выводы могу делать смело. Ладно, никогда излишним любопытством не страдал, потому и проблем, наверное, особых не было. Вот другое более интересно и относится это другое ко мне. Ведь я действительно мог убить хозяина, а за что? Что он такого сделал, за что его можно жизни лишить? И вряд ли Тиасса во всем этом виновата. Не было у меня к ней ничего такого, только злость на то, что за лоха держат. Но какая-то причина, объясняющая подобное мое поведение, все же должна иметься. Только вот какая?

Глава 15 КРОНОР

Среди ночи я проснулся оттого, что почувствовал, как Милана прижалась к моей спине. Ночью задул свежий ветерок, затем пошел дождь, и в комнате стало прохладно. Окно с вечера я закрывать не стал: когда мы вошли, воздух в комнате был спертым.

Милана спала, скинув на пол одеяло. Наверное, во сне от мужиков убегала. И выражение ее лица было таким, как будто у нее забрали любимую игрушку. Ну может быть, и не совсем таким, уже взрослая девочка. Сейчас, когда платье обтянуло ее тело, это особенно заметно. Не удержавшись, пару раз чмокнул ее в губы. Так, безо всяких эротических умыслов, слишком уж они красивые у нее, как вишенки. Хотел еще разок поцеловать, но передумал. Вдруг как проснется, а над ней рожа взрослого мужика нависла, пару дней не бритого. Испугается до визга.

Пришлось встать, чтобы окошко захлопнуть. Я зажег еще одну свечу, первая почти догорела. Милана просила, чтобы свет в комнате был.

Да уж, задал я себе задачу. Ну и что мне теперь с ней делать? Как она вообще сюда попала? Вряд ли здесь все так просто, не девчонка, а сплошная загадка. Мне бы свои проблемы решить. Вечером поговорить с ней так и не удалось, она, как только легла, сразу и уснула. Перенервничала, бедняжка.

Прикрыв Милану одеялом, я заботливо прижался к ней спиной, отложив принятие всех решений на утро. Проснулся я опять из-за девушки – обнаружив себя в опасной близости от почти незнакомого мужчины, она поспешила отодвинуться. Конечно, я снова не смог удержаться, заявив вместо «доброго утра» с укоризной:

– А ведь вчера обещала, что не будешь приставать. – Слишком уж забавное у нее становилось лицо всякий раз, когда она принимала мои попытки пошутить за чистую монету.

Когда спускались по лестнице, я совершил очередную глупость. За тем же столом, что и вчера, расположилась та же самая компания, как будто бы и не уходила вовсе. И опять тот же тип, сидевший на самом краю скамьи, прокомментировал наше появление. На этот раз он заявил, что девочка выглядит слишком уж грустной, а это может быть только по двум причинам: или я не заплатил ей сколько положено, или не слишком усердствовал как мужчина. Но возможен и третий вариант, в котором сошлись оба этих обстоятельства. И он, по его мнению, наиболее вероятен. Естественно, излагая свои домыслы, мужик не особо выбирал выражения: из приличных слов были, пожалуй, только предлоги.

Затем, обратившись к сидевшим с ним за одним столом и нисколько не понижая при этом голос, он решил пофантазировать, что бы сам сделал с этой молоденькой красоткой. Милана ахнула, отшатнувшись и прикрыв ладошками рот. Твоя реакция понятна, девочка, но вот вопрос: откуда ты-то эти слова знаешь? Даже я о значении некоторых только по общему смыслу догадался.

Нет, эти люди явно не бражничали всю ночь, они лишь встали чуть раньше нас и сейчас завтракали, все семеро. Вероятно, кашу им только что принесли, поскольку тарелка, в которую я воткнул рожу острослова, была почти полной. И еда еще не успела остыть. Я двумя руками удерживал его голову в тарелке, благо волос на голове было предостаточно. Но смотрел я не на него.

Из всех семерых, сидевших за столом, меня больше всего заинтересовал тот, что занимал противоположный от меня торец стола. Он был по-настоящему огромен – в сравнении с ним все остальные выглядели просто детьми.

Я не бросал ему вызов, я только хотел сказать ему взглядом: ведь это твои люди, и ведут они себя неправильно, а ты за них отвечаешь. Ведь даже если все было именно так, как сказал этот упырь, а ты отлично понимаешь, что это не так, почему ты позволяешь ему это? Ведь глупым ты явно не выглядишь.

Остальные молчали, поглядывая на вожака. Один его мимолетный жест – и меня начнут размазывать по полу, по стенам, а возможно, и по потолку. И я ничего не смогу сделать, даже если успею выхватить свой тесак.

Пару раз остряку удалось высунуть голову из тарелки, повернуться к здоровяку и окликнуть его:

– Брой!

Но Брой молчал.

– Сейчас ты скажешь: извините, леди Милана, – чуть ли не ласково прошептал я говорливому упырю на ухо. На второй раз он произнес эти слова достаточно громко и отчетливо.

– Довольно! – Голос у Броя оказался вполне соотносим с его комплекцией.

Я отпустил свою жертву. Конечно, достаточно. И еще спасибо тебе. Слишком не хочется подохнуть на заплеванном полу убогой харчевни, а ведь я уже почти смирился с этим.

Когда мы выходили, Милана обернулась на миг и взглянула на продолжавших сидеть за столом и наблюдавших за нами людей. Ну-ну, ты им еще язык покажи.

Я тоже посмотрел на Броя и еще раз поблагодарил его взглядом. Правильный мужик. Вот так мы и остались без завтрака, а возвращаться обратно в таверну отчего-то не хотелось.

Мухорку я оседлал быстро, не задумываясь над тем, что и в каком порядке необходимо сделать. Да и задумываться об этом было недосуг, поскольку рядом стояла Милана. Что же мне с тобой делать, девочка? Может быть, сама подскажешь?

И Милана заговорила. Из ее скороговорки и недомолвок я понял, что ей нужно попасть в Велент, и если я помогу ей туда добраться, то там меня ждет большая награда. Денежная награда, естественно. Закончив тараторить, Милана с надеждой взглянула на меня. Конечно, согласен, солнце. И по дороге нам, и, кроме того, появилась возможность подзаработать. Удачно.

Тогда поступим так. Жди меня здесь, возле лошадки, а я пойду во-о-он с тем дяденькой поговорю. Мне кое-что спросить у него нужно.

Разузнав все, что мне было необходимо, я снял узду Мухорки с коновязи и пошел в указанном мне направлении. Милана шла рядом со мной.

– О чем вы разговаривали? – поинтересовалась она, заглядывая сбоку. И снова я еле смог удержать себя о того, чтобы не ляпнуть что-то в том духе, что мне предложили ее продать в бордель.

– Предлагает он мне тебя людоедам сбагрить. Они хорошую цену за молоденьких красивых девчонок дают. Вон там они живут, в самой чаще. – Я указал на темнеющий у самого горизонта лес.

Сам не понимаю, что со мной происходит. Чушь несу, да еще удовольствие от этого получаю. Милана, услышав о людоедах, почему-то пугаться не стала, наоборот, улыбнулась. И еще сказала, что подобных сказок она еще в детстве наслушалась. «Как будто оно у тебя уже закончилось», – подумал я, но говорить ничего не стал.

Нам необходимо было пристроиться к какому-нибудь обозу или торговому каравану. Вдвоем на одной лошади такое расстояние ехать просто неразумно. Пешком девушка долго пройти не сможет. Физически она явно никогда не работала, чтобы это определить, достаточно взглянуть на ее руки. А раз так, то и пешком ходить ей много не приходилось.

Купить еще одну лошадь? В таком случае проще телегу какую-нибудь приобрести. И зачем она нужна, если девушку можно и на чужую повозку посадить. Перегруза не будет, с Миланиным-то весом.

Когда мы уже подходили к намеченной мною цели в виде десятка груженых телег, показалась группа всадников. Впереди ехал гигант Брой на не менее могучей лошади. Их как будто бы долго и тщательно подбирали друг для друга. Да уж, Илью Муромца с него писать, тот, с картины Васнецова, мальчишкой рядом с ним казаться будет.

Милана юркнула мне за спину. Я повернулся к ней и ободряюще улыбнулся. Не бойся, девочка, если бы что-то плохое могло произойти, оно бы уже случилось. Когда Брой поравнялся со мной, то кивнул, как старому знакомому. Еще раз убеждаюсь в том, что он правильный мужик. И не глупый. Отлично понимает, что не мог я пройти мимо после всего услышанного. Потому что кончился бы Артур как мужчина. Последним ехал охотник до острой словесности. Лицо у него было красным, как если бы он только что из бани вышел, горячеватой все же кашка оказалась. Любитель каши старательно делал вид, что нас с Миланой в природе не существует.

Договориться со старшим обоза удалось на удивление легко и за вполне приемлемую цену. Пронтий, крепкий бородатый мужик лет пятидесяти, оценивающе взглянул на Милану, меня, мой пояс и мою Мухорку и согласно кивнул.

– Ал, – коротко сказал он.

Да не вопрос. Надеюсь, что заработаю много больше, даже с учетом того, что нужно будет тратить деньги на еду.

Перед нашим отъездом я успел купить девчонке нечто, напоминающее куртку с длинными полами, и соломенную шляпку. Пригодится в дороге. И эта хламида, и шляпка, чтобы солнцем голову не напекло. Подсадив Милану на телегу и сунув ей в руки большой, еще горячий пирожок, я взобрался на Мухорку. Обоз тронулся в дорогу.

В полдень устроили привал. Мы с Миланой перекусывали в сторонке тем, что я прихватил с собой. Девчонка немного пришла в себя, и посыпались вопросы:

– Артуа, ты так забавно говоришь. Ты в Империи родился?

– Нет, я родом издалека и появился здесь совсем недавно.

– А откуда ты? – Глаза у нее горели искренним любопытством.

Я помолчал немного, набираясь решимости, всем своим видом показывая, что сейчас мне придется поведать страшную тайну своего происхождения.

– Родом я из очень далекой страны и прилетел сюда на кроноре… – начал я свой рассказ, дождавшись, пока ее интерес достигнет высшей точки.

– На кроноре? – У Миланы даже дыхание перехватило от изумления.

В местном фольклоре имеются существа, похожие на наших драконов. Не знаю, бились ли с ними рыцари в пору расцвета, но в детских сказках эти животные присутствуют.

– Ну да. Моя страна совсем не такая, как Империя. Там кроноров этих – ну как коров, например, – и я указал на пасущееся через дорогу стадо, – есть у нас и могучие маги, и злые волшебники, и еще много существ, похожих на людей, но людьми совершенно не являющихся.

Милана слушала зачарованно, даже вперед подалась.

– У нас много чего по-другому. Однажды со мной случилась беда. Злобный маг, которому я случайно перешел дорогу, превратил меня в осла. На мое счастье, это увидел добрый волшебник и расколдовал меня. Но мне пришлось выкрасть королевского почтового кронора и сбежать, потому что злой маг поклялся самой страшной клятвой, что не оставит меня в покое. Вот так я здесь и оказался. – Заканчивая свою речь, я старался выглядеть как можно более удрученным.

Милана, слушавшая весь мой рассказ с самым потрясенным видом, вдруг переменилась в лице и очень серьезно спросила:

– Артуа, а этот твой добрый волшебник точно сделал тебя таким же, каким ты был прежде, до превращения в осла?

Черт, неужели это так заметно?

– А сколько тебе лет? – поинтересовалась она.

Я серьезно задумался. Календарный год здесь немного длиннее, чем земной. Но если считать в местных годах, то я получаюсь немного моложе. Совсем чуть-чуть, вряд ли даже год получится, но как говорится: мелочь, а приятно. Я устремил взгляд в небо и совершил кое-какие подсчеты на пальцах, а затем выдал через пару минут:

– Семьдесят. Почти.

Милана заразительно рассмеялась. И я наконец понял, отчего порой смех сравнивают с перезвоном серебряных колокольчиков.

– Артуа, тебе обязательно нужно снова обратиться к доброму магу. Явно он что-то напутал, когда снова обращал тебя в человека.

Когда мы продолжили путь после привала, я предался размышлениям. Черт с ними, с этими кронорами и ослами, а вот с питанием нужно что-то делать. Ехать с обозом долго, он идет почти до самого Велента. Хорошо, если на ночлег будем останавливаться на постоялом дворе. А если нет?

С этим вопросом я и обратился к Пронтию. Он, не задумываясь ни на миг, опять запросил ал. Получалось очень недорого, но у меня не осталось монет достоинством меньше серебряной полукроны.

Мы проезжали мимо телеги, на которой сидела Милана, когда Пронтий отсчитал сдачу и вложил ее мне в ладонь. Милана внимательно смотрела на то, как старший обоза передает мне деньги. Побренчав зажатыми в кулаке монетами, я многозначительно посмотрел на Милану. Девушка соскочила с телеги и бросилась в колосящееся ржаное поле, заросшее по краю многочисленными васильками.

Когда я догнал ее верхом на Мухорке, девчонка лежала на земле и содрогалась от рыданий. Соскочив с лошади, я упал рядом с ней на колени и попытался прижать к себе.

– Уйди от меня! Я тебя ненавижу! Ты!.. Ты!.. Ты продал меня мерзкому бородатому старикашке!

Она рыдала, размазывая кулачками по лицу грязь и слезы.

Господи, может, при переносе в этот мир мои мозги действительно стали ослиными?

– Все, все девочка, успокойся. Да с чего это тебе в голову пришло? Я заплатил Пронтию, чтобы мы могли есть из общего котла. И он всего лишь отдал мне сдачу. Видишь эти деньги? – Я все еще продолжал сжимать монеты в кулаке. – Если хочешь, я выкину их прямо сейчас. Хочешь?

– Не надо, ты говорил, что у тебя их немного, – услышал я в ответ сквозь всхлипывания.

Я еще долго прижимал Милану к себе, пока она не успокоилась. Девочка, тебе сейчас нелегко, все кругом непонятно, чуждо, и ты во всем ищешь подвох, даже там, где его и быть-то не может. И почему ты подумала о том, что даже в мою дурацкую голову не пришло? Я лишь хотел подшутить над тобой, сказав, что теперь тебе придется работать, лошадей кормить, обед варить и прочими делами, о которых ты даже представления не имеешь, заниматься.

Когда мы догнали обоз, Пронтий мне ничего не сказал, только метнул в меня далеко не самый одобрительный взгляд. А Милана все равно обиделась. И в этом, наверное, виноват я сам. Ну что мне стоило тогда улыбнуться ей или даже просто помахать рукой. И вовсе не смотреть тем взглядом, который можно истолковать как угодно.

Я подъехал к ней, с задумчивым видом сидевшей со шляпкой в руках, и водрузил на ее голову венок, только что сплетенный мною из васильков. Венок немедленно полетел в придорожную пыль. Затем, словно опомнившись, Милана испуганно посмотрела на меня так, словно пыталась извиниться.

Эх, знала бы ты, сколько трудов мне стоило его сплести. Я ведь только один раз за всю жизнь и делал это, когда был совсем мальчишкой. Учила меня этим премудростям одна красивая девчонка, и интересен мне был не сам венок, а именно она. Так сладко замирало сердце, когда наши руки случайно соприкасались. И поцеловался я первый раз в жизни именно с ней.

А сейчас я не поленился и сплел новый венок, тем более дело пошло значительно быстрее. На этот раз подношение было благосклонно принято и меня даже одарили замечательной улыбкой.

А вечером, уже после ужина, перед тем как ложиться спать, мы снова поссорились. Я опять сказал что-то не то, и Милана обиделась. Так я и уснул, пытаясь понять, чем на этот раз не угодил своей спутнице.

Глава 16 ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН

На следующее утро ничего не изменилось – Милана продолжала на меня дуться. Она старательно делала вид, что я прозрачный, как стекло, и сквозь меня можно смотреть так же просто, как если бы меня вообще не существовало.

Когда мы остановились на обочине тракта, разделяющего какое-то село на две половины, Милана купила себе у вездесущих торговок что-то сладкое, куда девушке без этого. Я краем глаза за ней приглядывал, так, на всякий случай. Мало ли что может случиться.

Деньги у Миланы были, правда, совсем немного. Те, что я у мужиков забрал. Сущие гроши, горстка меди, среди которой от силы была парочка серебряных контов. До сих пор не могу понять, почему мне пришла мысль потребовать с них деньги. Выделили они капитала по принципу: лишь бы отвязался. Вероятно, я мог бы стребовать и больше, но мне хотелось не ограбить их, а окончательно добить, пусть и без помощи кулаков.

Женщинам, понятное дело, деньги всегда нужны. Они, когда их тратят, по-моему, получают не меньше удовольствия, чем от… А Милане, сдается мне, и сравнить-то эти два удовольствия при всем желании пока не получится.

Вот тогда я и подошел к девушке с предложением: если захочется что-нибудь купить, пусть не стесняется и обращается ко мне. Или же попросит необходимую ей сумму. В разумных пределах, конечно. Еще и фразу на всякий случай приготовил, что в оплату эта сумма входить не будет. Чтобы не подумала, что мириться решил. И она сразу попросила, целых пять золотых крон. Я чуть было рот не открыл от удивления. Куда ей столько денег? Да и нет у меня такой суммы.

Милана продолжила:

– Ты не волнуйся, Артуа. Как только приедем, сразу же все верну. Вот в том доме, – и пальцем через плечо показывает, – могучий волшебник живет. Берет дорого, но голову тебе опять нормальную сделает. Точно такую же, как и была, до того как ты ослом побывал.

Дом, на который она пальцем не глядя указала, был развалюха развалюхой. Набок весь покосился, и крыши нет. Нельзя девчонкам малолетним, пусть и очень симпатичным, с мужчинами так разговаривать. Я на это ответил ей, что предлагали мне умные люди к людоедам обратиться, нет чтобы послушаться, дураку. В ответ снова выслушал просьбу о пяти золотых для все той же надобности. Вот и поговорили.

В конце концов до меня дошло: Милана – взрослая симпатичная девушка. И вести себя с ней нужно соответственно. А не как с маленькой девочкой или даже подростком. Отсюда и все ее обиды. Кому же понравится, когда за ребенка принимают, да еще и ведут себя соответственно. Не сомневаюсь, что она немало комплиментов по поводу своей внешности уже услышать успела. Да я и сам бы несколько не самых плохих добавил, если бы не… Ну вот, опять я за свое.

На ночлег мы остановились у какой-то речушки. Все-таки мысль заплатить Пронтию была очень удачной. Никакой суеты, делать ничего не нужно. На ужин пригласят, и ночью за лошадью будет кому приглядеть, она в общем табуне пасется.

После ужина я уединился в рощице, чтобы позаниматься не на глазах у всех. Все в этой жизни – вопрос мотивации, а она у меня куда как сильна. Перед сном решил искупаться: конский пот едкий. Только взял полотенце и к реке направился, как Милана остановила меня вопросом, куда это я собрался. Честно признался, что топиться пошел:

– Ты же со мной разговаривать не хочешь и внимания не обращаешь, что мне еще остается?

– А полотенце зачем? – полюбопытствовала девушка.

– Как это зачем? Когда узнаешь, придешь на берег и рыдать начнешь. Тут тебе и полотенце, чтобы слезы вытереть. Только тогда поймешь, какой я хороший – даже после своей смерти о тебе забочусь.

Все-таки заставил ее улыбнуться. А остановила она меня вот для чего.

Милана объяснялась путано, снова что-то умалчивая и многое недоговаривая. В нескольких словах суть ее просьбы заключалась в том, что добраться ей до Велента необходимо так, чтобы люди, которые, возможно, будут ее искать, не заметили бы ее приезда.

Нет, она ничего не украла и не натворила, но… Вероятно, я сумел бы выпытать все подробности, но не стал даже пытаться. А зачем? Что это даст и что это изменит?

Пусть даже из-под венца сбежала, это ее право. Только спросил строго – труп хорошо спрятала? И сразу язык прикусил, ведь только-только снова нормально общаться начали. Но похоже, она успела привыкнуть к моим шуткам, поскольку никак на эти слова не отреагировала.

И еще посоветовал не садиться с левого края телеги и шляпку как можно реже снимать. Иначе что это за маскировка, первый же из тех, кто ее раньше видел, сразу признает.

Здесь движение тоже правостороннее, если можно так выразиться. Да и безо всяких выражений все левыми бортами разъезжаются. Только имперская почта несется посередине, и ей все обязаны дорогу уступать.

А о том, чтобы она не садилась слева, я и раньше хотел сказать. Подхватит кто-нибудь прямо с телеги, бросит поперек седла – и поминай как звали. Плакали тогда мои денежки.

Какая же она все-таки симпатичная девчонка. Ну что ей стоило хотя бы на три года старше быть.

Посидели мы, поговорили еще немного и спать пошли. Естественно, в разные стороны. Милана на телеге спит, а я под телегой. Так надежнее. Но на речку перед этим я все же сходил.

Буквально на следующий день и объявились люди, разыскивающие Милану.

Мы давно уже должны были отправиться, но на одной из телег сломалась ось. Запасная нашлась сразу, с собой везли, да вот домкраты здесь пока не в ходу, поэтому пришлось сначала телегу разгрузить. Они подъехали как раз тогда, когда вся работа была сделана и мы были готовы отправляться в путь. Четыре всадника, не дворяне. Одежда красно-синих оттенков, с добавлением черного. Я давно заметил, что у состоятельных дворян челядь носит одежду в родовых цветах хозяев.

Вооружены они так же, как и я, разве что пистолет у меня один, и тот в седельной кобуре. Больно нужно эту тяжелую дуру за поясом таскать.

Милана заметила приближающихся людей раньше меня и поспешила спрятаться под дерюгу, которой закрывался груз в телеге. Я встал рядом с повозкой и сделал вид, что рассматриваю подпругу своей Мухорки.

Три всадника остановились на дороге, и один из них, вероятно старший, подъехал ко мне вплотную и своеобразно так оторвал от моего важного дела, пихнув в плечо не вынутой из стремени ногой в высоком сапоге. Когда я повернулся к мужчине, то обнаружил позвякивающий кошель, которым он тряс перед самым моим лицом. Посмотрев на меня, всадник что-то неразборчиво пробурчал себе под нос и тронул коня, направляя его к Пронтию. О чем они говорили, слышно не было, а по жестикуляции трудно что-то понять.

Я стоял и размышлял, что же мне делать, если Пронтий сейчас укажет в нашу сторону. В том, что они кого-то ищут, нет никаких сомнений, и с большой долей вероятности можно утверждать, что ищут они именно Милану. Слишком уж о многом говорит ее реакция: либо лицо знакомое заприметила, либо разглядела цвета одежды.

Так ничего и не решив, я увидел, что всадники, коротко переговорив между собой, поехали дальше, в ту же сторону, в которую и нам предстояло проследовать.

Выждав пару минут, я окликнул Милану: задохнется еще, бедная. Дерюга-то достаточно плотная. Никакой реакции. Осторожно отогнув край полотна, я обнаружил, что Милана лежит на животе, а плечи ее мелко и часто трясутся. Вот дела, неужели до слез испугалась?

Когда она наконец повернулась ко мне, в ее глазах я действительно увидел слезы – девчонка смеялась.

– Артуа! – попросила меня она, еле выговаривая слова сквозь смех. – Пожалуйста, очень тебя прошу, никогда, слышишь, никогда не делай такого лица, какое у тебя только что было.

Да нормальное у меня лицо было. Помню, в детстве, когда мы играли – кто скорчит самую дебильную рожу, я всегда выигрывал. Просто сейчас, судя по ее реакции, я немного перестарался.

А вот Пронтий молодец. Мог бы просто указать на нас пальцем, еще и заработав при этом. Но ведь не стал. Не знаю, что явилось причиной этого, но на добрые дела у меня память хорошая. Хотя и о плохих долго не забываю. И еще я подумал, что Пронтий подъедет ко мне и тонко намекнет, что долг платежом красен. Нет, я ошибся: ни сейчас, ни потом, до самого конца нашего совместного путешествия, он ни разу даже не затронул эту тему.

За несколько дней пути я перезнакомился со всеми. В обозе было четырнадцать человек. Везли они всякую ерунду: один барон с их господином за карточный долг расплачивался. К последней, девятой телеге даже две коровы привязаны были.

Вряд ли при игре проигравший дворянин ставил на кон десять мешков зерна. Сомнительно и то, что играл на коров. Кроме того, на телегах и откровенного барахла хватало. Непохоже на то, что все эти вещи из барского дома. Скорее уж по крестьянским подворьям собраны в счет погашения долга.

Вообще-то люди в Империи довольно зажиточно живут. Климат благодатный, не меньше двух урожаев в год снимают, и если с крестьян три шкуры не драть или в карты играть разумно… Не видел я никого босиком и в лаптях тоже не видел. Хотя, возможно, у них здесь и лыка-то не найти. Хотя вру: несколько раз попадались нищие. Но не сказал бы, что их голодные судороги мучили. Вероятно, они больше по велению души этим ремеслом занимаются.

С Пронтием ехала его жена, Коста, дородная женщина примерно его возраста, она же и кашеварила. В обозе было девять возчиков, по количеству телег, двое верховых с оружием и еще дед, Куртис, старше Пронтия лет на десять. Рослый такой, с широким костяком. Даже сейчас понятно, что в молодости настоящим богатырем был. Выбрит чисто, что для его возраста не совсем характерно, только усы пышные. Почти все время он на передней телеге ехал. Но видел я однажды, как он соколом на коня взлетел, именно взлетел и именно соколом. После этого я старался на глаза ему не попадаться, когда взбирался на свою Мухорку.

Вот что действительно утомляло, так это скука. Скорость движения минимальная, лошади не то чтобы еле плетутся, но двигаются крайне медленно. Единственное развлечение – с Миланой по дороге поболтать, да еще вечером разговоры крестьянские у костра послушать. Не слишком интересно, но хоть познавательно.

Вот с Миланой у нас действительно интересные разговоры получались, вернее, слушания. Убедившись в том, что возчик на ее телеге – глухой на оба уха дядька, Милана оттачивала на мне свой язычок. Хотя зачем еще оттачивать, он у нее и так как бритва острый. Отпускала она мне язвительные замечания направо и налево.

Досталось мне за все те тупые шутки, что она успела выслушать от меня еще в первые дни. Иногда даже отшлепать ее хотелось. Но нельзя. Да и понять ее можно – скучно девочке.

Затем мы себе другое развлечение нашли, когда я вывеску из пяти букв прочитать не смог. Она даже изумилась, что я безграмотный.

Естественно, я возмутился. Сами вы тут все безграмотные, и язык у вас варварский, и алфавит у вас варварский, да и вы от варваров недалеко ушли. Если буква обозначает звук «г», то и похожа она должна быть на «г» или, по крайней мере, на какую-нибудь «g». И вовсе не на тильду, к которой сверху знак, похожий на обозначение японской иены, приделали.

То, что писать умею, я Милане легко смог доказать, так что само собой стало понятно, что и читать могу. Нет в мире таких людей, кто бы писать мог, а читать не получалось. Тогда девушка потребовала, чтобы я книжку какую-нибудь купил: вывески по дороге редко попадаются.

– А где у вас тут сказки продаются? – полюбопытствовал я. – И мне читать будет легко, буквы крупные, и тебе будет чем в дороге заняться, чтобы не скучать.

Милана намек поняла правильно, но возмущаться не стала. Только головой покачала из стороны в сторону и собралась что-то сказать в ответ. Ага, буду я дожидаться, у меня дела срочные есть.

Что действительно угнетало, так это то, что вскоре должен был начаться сезон дождей. Тоскливое время, даже если под крышей находишься. А если в пути застанет, так вообще жуть.

И расходы увеличатся – под открытым небом комфортно не переночуешь. А в ночлежках, что на постоялых дворах, такое творится… Как вспомнишь, так сразу вздрогнешь. Люди простые, и поведение у них соответствующее. Отдельную комнату брать – никаких денег не хватит.

Собственно, я не о себе пекся, о Милане. Ей это путешествие давалось нелегко. Одни утренние умывания холодной водой чего стоили. Да и другие тысячи мелочей, о которых она, вероятно, даже не задумывалась, когда пускалась в путешествие. Иногда она даже плакала по ночам, тихонечко так, чтобы никто не услышал. Но все равно держалась молодцом, есть характер у девчонки. И еще один момент мне нравился, тот, что касался наших отношений. Она не обращалась со мной как со слугой, нанятым за деньги. Если даже и попросит о чем, что не совсем в круг моих обязанностей входит, то обязательно с милой улыбкой.

Словом, выходит так, как будто я за ней ухаживаю, а не прислуживаю. И ведь не пыталась даже поставить себя выше меня. Молодец.

Глава 17 СНОВА КРОНОР

На ночлег в тот вечер мы остановились чуть ли не на обочине, лишь слегка удалившись от тракта.

Телеги были сильно перегружены, поэтому ломались чаще, чем им положено. Да и скорость движения у нашего обоза была ниже, чем у остальных. Из-за этого и на постоялые дворы мы редко заглядывали.

Устроились в месте, где, видимо, постоянно кто-то на ночь останавливался. И по кострищам это понять было можно, и по вытоптанной траве, которая не успевала отрасти. Расположение удобное, недалеко ключ бьет.

Телеги поставили подковой – так здесь было принято повсеместно. Наша повозка следовала предпоследней и поэтому замкнула один из рогов подковы.

Вскоре запылал костер и вкусно запахло готовящимся ужином. На себе убедился, что, если бросить курить, обоняние становится заметно острее. А как тут не бросишь, не сухие же листья для этой цели использовать.

У меня были добрые полчаса, и я решил использовать их с толком. Недалеко рощица, пойду помашу шашкой, вернее, тесаком. Мне теперь такие понятия путать не следует. И разомнусь после целого дня в седле, может, и толк какой выйдет. Заодно и дровишек принесу. Нам самим не понадобятся, так другие спасибо скажут. Обычно я упражнениями после ужина занимался, но на этот раз решил посвятить время после нехитрой трапезы разговорам с Миланой. Правда, во время наших бесед девушка все выяснить пытается, сколько по времени я ее колкости могу выслушивать. Да хоть до утра, тоже мне мука.

Задаст мне какой-нибудь каверзный вопрос и сама же на него и ответит. Зато слов много новых узнаю, я раньше и не подозревал об их существовании. Словарный запас знати и простонародья очень сильно отличается. Милана считает, что если одета как крестьянка, то ее и признать уже нельзя. Ну-ну. Манеры и речь трудно спрятать, особенно если не знаешь как.

Да и у нас так было, испокон веков. Знать свой особый язык имела, жрецы – свой, а остальным приходилось пользоваться тем, что осталось. И потом ничего не изменилось, сейчас даже сумничаю. Ага, вспомнил: знание терминологии – половина знания науки. Какой же ты, к примеру, бизнесмен, если значения слова «франчайзинг» или «волатильность» не знаешь. Или врач, не имеющий представления о том, что такое анафилаксия. Да у всех есть свой жаргон: и у блатных, и у юристов, и у политиков. Хотя с политиками я явно погорячился. Их язык должен быть прост и понятен, чтобы у электората не возникало проблем. Изредка вставлять умные и незнакомые слова можно и нужно, хотя бы для важности, государственные деятели все-таки.

Что-то Милана задумалась, сидит себе на телеге, как будто за день не насиделась, и смотрит куда-то, уперев локоть в колено и положив на ладонь подбородок. И еще старательно делая вид, что меня не замечает. Наверное, о принце на белом коне мечтает, здесь это очень актуально. Сейчас и спрошу.

Но Милана опередила меня:

– Знаешь, Артуа, над той рощей кронор летает, и я вот все думаю, не твой ли это, тот, на котором ты сюда прилетел? Потерял он своего хозяина и теперь найти пытается, бедненький. По-моему, у него даже слезы на глазах.

Язвочка вы, леди Милана, хотя и очень симпатичная. Терпения вам, что ли, не хватило, обычно после ужина начинаете.

Я решительным шагом направился к роще.

– Артуа, ты куда? – и голос такой, как будто я любимую навек решил бросить.

Как же ошибался я насчет хорошей жены. Если она себя уже сейчас так ведет, то что будет потом, когда власть свою над бедными мужчинами в полной мере почувствует?

– Пойду проверю, может быть, действительно мой кронор. Улечу на родину, чтобы всяких девчонок противных больше не видеть, – не оборачиваясь, ответил я.

На ужин я немного опоздал. Тренировка вышла отличная, даже останавливаться не хотелось. Ну и дров принести нужно было, чтобы порожняком не ходить.

Милана встретила меня вопросом:

– Ты куда так надолго пропал?

Оголодала, бедная, не ест она без меня. Сидела, запахи аппетитные глотала, рядом люди трапезничают, а этот негодяй кронора своего искать пошел.

Мы с ней хоть и из общего котла питаемся, но едим отдельно. Понять ее можно, люди в обозе собрались простые. Кое-кто и чавкает, и словечко может отпустить не совсем благозвучное, и отрыжки не скрывает.

Ситуация сложилась интересная: если к Милане обратиться кому-нибудь нужно, то только через меня это делают. Даже если она рядом. Кроме совсем уж неотложных случаев. Не знаю, Пронтий ли распоряжение дал, или само собой так получилось. Это меня, кстати, вполне устраивало.

После ужина я угостил Милану купленной еще днем конфетой, похожей на леденец без палочки. Она сладкое любит, ну и приходится все время держать про запас, приятное всегда делать приятно. Затем поудобнее пристроился спиной к тележному колесу, сейчас вечернее ток-шоу начнется.

Если бы я уже не находился на земле, когда услышал ее вопрос, то упал бы непременно.

– Артуа, а я умру?

Это с чего тебе такая мысль в голову пришла? Даже я об этом еще не задумываюсь. Рано тебе еще умирать, ты и пожить-то толком не успела. Молодая, здоровая, еще все впереди.

Сидит, ответа ждет. И взгляд грустный-грустный. Я сначала даже засомневался, подумал, что опять каверзу припасла. Оказывается, нет. А успокоить надо.

Не гожусь я в качестве утешителя для молоденьких девиц, непонятно, как с ними себя вести. Ребенка уже нет, а женщина еще не выросла. Так и не нашелся что сказать. Успокоил в нескольких словах и спать отправил. Пришлось еще одну конфету дать, а они здесь жуть как дорогие. Может быть, сладкое от глупых мыслей поможет избавиться.

Когда уж засыпать начал, услышал сверху:

– Артуа, а я красивая?

– Мой кронор красивее, – ответил.

Сверху хихиканье донеслось. Вроде угомонилась.

Под утро проснулся оттого, что мне наступили на пальцы левой руки. Глаза открыл, смотрю, рядом с телегой кто-то стоит и руками в ней шурует. Сначала я подумал, что это Ритер, есть тут один такой, среди возчиков, все Милане знаки внимания оказывал. Я поначалу спокойно к этому относился, как бы там ни было, девочка взрослая, и ухажеров отгонять уговора не было.

Поначалу она разговаривала с Ритером, даже улыбалась ему. Я думаю, что просто позлить меня хотела, слишком уж выразительно иногда на меня поглядывала. Если честно, своего она добилась, хотя я старательно не подавал виду. Но потом Милана мне на него пожаловалась. Когда ухаживания стали слишком настойчивыми.

Я отвел Ритера в сторонку и начал ему объяснять, чего он может себе позволить, а что ему делать крайне опасно для здоровья. Тот в ответ начал глаза пучить, мол, могу себе позволить, что захочу, как захочу и когда захочу. К счастью, дед Куртис поблизости оказался. Как он мою руку успел перехватить, даже не знаю, ведь совсем не рядом стоял. Иначе Ритер точно бы без правой кисти остался, той, что он одну фигуру, которая была отлично мне знакома, показал.

Только смысловой диапазон у этой фигуры оказался значительно шире. Никогда бы не подумал, что одной комбинацией пальцев так много можно объяснить. В этом плане они далеко нас обошли.

Уже потом задумался, что это со мной было. Вспышка немотивированной агрессии? Или мотивированной? Наверное, все же мотивированной, поскольку слова его и жестикуляция не только ко мне относились.

Вот и сейчас я поначалу решил, что опять Ритер к Милане полез. Сейчас выберусь и задницу так ему напинаю, что она потом ни в одни штаны не влезет.

Но нет, Ритер долговязый, а здесь ноги как две тумбы. Еще, что ли, один любвеобильный нашелся, так наши все знают, что я под телегой сплю.

Одновременно сошлись два события: некто позволил себе сойти с моей руки и в этот же самый момент раздался визг Миланы.

Я когда под телегой спать устраивался, заботился не только о спальном месте.

И тесак без ножен у меня удобно под рукой был пристроен, и это чудище с кремневым замком, называемое кавалерийским пистолетом. Единственное, что мне в нем нравится, так это то, что, если за ствол схватиться, дубинка на загляденье получалась. Конструкторская мысль такую возможность сразу предусмотрела.

Вот с этими двумя предметами в руках я и выскочил из-под телеги. Правда, выскочил с другой стороны, потому что от визга Миланы обладатель ног-тумб от неожиданности отпрыгнул, но недостаточно далеко для того, чтобы не успеть треснуть меня, если я перед ним окажусь. Затем я яростно зарычал и рванул вокруг повозки, отвлекая на себя внимание и укоряя себя за трусость. Потому как возьмет сейчас этот неизвестный тип и ударит Милану, она от него в паре шагов.

Справа послышался какой-то шум и уже затем истошный вопль Пронтия. Лошади!

Неужели конокрады? Их тут тоже хватает, и занимаются этим ремеслом сплошь бедовые ребята, которые отлично понимают, что лошадь в любом крестьянском хозяйстве – самое ценное, поэтому церемониться с грабителями никто не станет.

Только какого черта этот тип возле нашей телеги делал?

Когда я обежал вокруг телеги, незваный ночной гость поджидал меня уже с широким палашом в руке. Да и сам незнакомец, под стать клинку, казался поперек себя шире. Непонятный тип отчего-то радостно щерился мне навстречу. Ага, есть упоение в бою, и ты его, наверное, уже чувствуешь.

Я же ощутил некоторое облегчение, не от его радушной улыбки, понятно, а оттого, что он к Милане даже приблизиться не попытался.

Помимо практических занятий с Дерком я прошел, если можно так выразиться, и теоретическую подготовку. Заключалась она вот в чем. У различного оружия и техника владения различная, нужно знать особенности. И у всех клинков есть плюсы и минусы. Дерк уделял этому не меньше внимания, чем мгновенному извлечению оружия.

Шум справа усиливался. Грохнул выстрел – это точно Пронтий. У этого мужика не обычное ружье, а фузея, и калибр у нее о-го-го какой, звук выстрела ни с чем не спутаешь. Мой пистолет по сравнению с ней как щенок гавкает.

Но я не стал отвлекаться – не до этого, противник, прямо скажем, не дремлет. От его первого выпада я ушел легко, да и не то у него оружие, оно больше для мощных рубящих ударов подходит. Решил инициативу взять – так флаг тебе в руки вместо палаша. На втором подловил его своим выпадом в кисть. Будь у него гарда чашеобразной, не получилось бы. А так: полоска металла, идущая от навершия до крестовины. Противник не сумел удержать оружие. Дело сделано. Осталось лишь как следует приложить незнакомцу рукояткой пистолета по голове. Удар получился славный, даже в плечо отдалось. Ночной тать рухнул на колени. И вот тут уже с подходом и переносом веса тела я заехал ему ногой в белеющий лоб. Получилось примерно так, как если пнуть в подходящий по размерам валун. Но результат был налицо – глубокий аут оппонента.

Здесь я застыл, соображая, что делать дальше. Бросить Милану и поспешить на помощь, туда, откуда доносится шум схватки? Но как ее одну оставишь? Забрать ее с собой – тоже не вариант, это значит потащить девчонку в самую гущу боя.

Вот она, Милана, совсем рядом. Ее бледное лицо и прижатые к груди кулачки белеют в сумраке ночи. На миг приблизился к ней, погладил по голове и снова застыл, весь внимание, слух и зрение.

Эх, ну почему мне так не везет! Неужели не мог тот, кто меня сюда закинул, преподнести мне небольшой бонус в виде кошачьего зрения. Насколько жизнь легче бы оказалась. А тут еще этот туман, в десяти шагах уже ничего не видно.

Незваный гость лежит себе на боку, не пытаясь даже пошевелиться. Сейчас самое время ударить валяющимся рядом с ним палашом ему же по шее, между третьим и четвертым шейными позвонками. Это оружие как раз для таких целей и предназначено. Наверное, я так и поступил бы, но только не у Миланы на глазах. И так шок у ребенка. Можно, конечно, отволочь мужика в сторону, а затем вернуться и бросить голову к ее ногам – вот, Милана, что бывает с теми людьми, кто самым наглым образом лапать тебя пытается. Глядишь, и гонорар бы накинула.

Вот же чушь в голову лезет. Что делать-то?

Шум схватки, поначалу очень сильный, со звоном металла и парой выстрелов, к этому времени затих, и было непонятно, кто победил. Наверное, все же наши, голоса как будто знакомые слышны у людей, что к нам приближаются.

Мои душевные терзания продолжались недолго. Буквально через несколько мгновений из вязкого тумана появились Пронтий, Куртис и еще несколько человек, все с оружием в руках.

– Как вы? – спросил Пронтий, все еще взбудораженный горячкой боя.

– Нормально. Лошади целы? – Моя Мухорка вместе с остальными паслась. Все мое движимое имущество.

Славный у Куртиса клинок, даже сейчас в темноте это видно. Сабля кавалерийская и эфес не из самых дешевых. Не удалось бы рассмотреть, если бы у него в другой руке факела не было.

– Не успели они. Вот только Мозис вряд ли выживет. По голове ему досталось. А это кто? – Пронтий наконец обратил внимание на лежавшего в беспамятстве человека.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Наверное, жених к Милане приходил, соскучился.

За спиной возмутилась «невеста», заявив что-то вроде того, что в глупые головы редко приходят умные мысли.

Двое парней подхватили под руки моего недавнего врага и поволокли куда-то с глаз долой. Остановив их, я снял с него пояс. Вряд ли я еще раз увижу этого типа, а пояс – мой законный трофей, так же как и его оружие. Рассветет, осмотрю добычу внимательно. Глядишь, что-нибудь интересное обнаружу.

Что-то расходы мои оказываются гораздо больше запланированных. Да и как их планировать? Милана – девочка с запросами, ей постоянно чего-нибудь хочется, а отказать я не могу. Посмотрит на меня, пару раз ресницами взмахнет – и помчался Артур что-нибудь вкусненькое покупать. А сладости здесь дорогие. Нет чтобы мясо любить, запасся бы сразу парочкой копченых окороков – и до самого конца путешествия хватило бы, и экономия получилась бы существенная.

– Он живой еще, – бросил я им вслед.

Тот, что справа, обернулся на голос и ответил:

– Живым он раньше был. А сейчас он самый что ни на есть дохлый.

Надо же. Еще один на моем счету. Ну хоть не зря себе пятку отбил, до сих пор вставать на нее больно. Не умеют здесь подошвы приличные делать, да и не из чего. Или это ему так пистолетом досталось?

До самого рассвета уже не ложились. И завтрак получился очень ранним.

Мозиса, одного из возчиков, похоронили тут же, под могучим раскидистым деревом, вырезав на стволе какой-то косой крест в виде римской «х», только палочка была одна, сверху. Лошадей ночным налетчикам увести не удалось, но и трофейных животных не было. Видимо, кто-то ждал разбойников с готовыми к бегству конями и скрылся сразу, как только запахло жареным. Хотя, может, и не скрылся вовсе, а наблюдает сейчас из той самой рощицы, где я вчера кронора искал.

Было в этой истории и еще кое-что интересное – в ответ на мой вопрос о том, что могло понадобиться тумбоногому возле нашей телеги, Пронтий вильнул взглядом, отвел глаза и пробормотал что-то несвязное, мол, от своих в тумане отбился. Да и черт бы с ним, хорошо, что их трое не отбилось. Но искал-то он в телеге явно не Милану.

Все утро девушка на меня как-то странно поглядывала. Успокойся, ничего я не слышал. Главное – сдержать себя и не улыбнуться. Ночью, спросонья, пока не поняла, что это чужак, ты приняла его за другого, потому что окликнула. И имя было очень знакомое, много раз его слышал.

Глава 18 УЧЕНИК УЧЕНИКА

– Артуа, а ты меня как поцеловал: как любовницу или как любимую?

Ну спи же, Милана. Какая разница между двумя этими поцелуями? Я уже тысячу раз пожалел, что вообще это сделал.

Мы лежали на телеге, и я старательно пытался отодвинуться от Миланы как можно дальше. Да где же такое возможно, места и так едва хватило, чтобы разместиться вдвоем. А виной всему этому была всерьез ухудшившаяся погода. Дождь еще вчера начал намекать о том, что намерен заняться нами всерьез и надолго. Месяца эдак на полтора. Сегодня с утра его намеки перестали быть редкими и робкими. И под телегой стало сыро.

Я даже не стал устраиваться там на ночлег. Ну и естественно, сразу стал острым вопрос, где мне пристроить свое пусть и не сахарное, но все же нетерпимое к излишкам холодной влаги тело.

Вообще-то решение, которое я принял, было здравым и взвешенным. Где же еще охранять доверившегося мне человека, как не бок о бок с ним. Другое дело, будь мой принципал существом одного со мной пола, я бы себе такого не позволил.

Остальные отнеслись к моему решению достаточно спокойно. Они уже давно решили, что мы спим вместе и только ради приличия держим на людях дистанцию. Ну это их проблемы. Правда, некоторые молодые мужчины с огромным удовольствием заняли бы мое место, я нисколько в этом не сомневаюсь.

С другой стороны, чего в этой ситуации такого особенного? Я еще молод, Милана, если разобраться, тоже не ребенок. И подобная разница в возрасте – явление достаточно обычное. И не только в этом мире.

Сегодня, между прочим, у Миланы очень серьезное событие в жизни – ей исполнилось шестнадцать лет. Об этом я узнал еще утром. По поведению девушки было видно, что ей не терпится о чем-то сообщить. Впрочем, ей явно не хотелось начинать разговор первой. Она с какой-то тайной надеждой посматривала на меня.

Помучив ее немного (а как без этого, подозреваю, что и с родной планеты меня выслали именно из-за моего характера), я все же поинтересовался, что ее гложет. Вот тут девушка и сообщила о своем дне рождения. До самого обеда я мучился вопросом, что же купить в подарок, но потом все сложилось довольно удачно. Дело в том, что к этому времени мы въехали в небольшой городок, и мне удалось найти лавку, торгующую всякими поделками из драгоценных (и не очень) камней.

На что-то очень существенное у меня попросту не было денег, но и браслету из красивых разноцветных минералов Милана очень обрадовалась. Вообще-то браслет шел в комплекте с ожерельем, но за это запросили просто невообразимую сумму.

Понятно, что привыкла девушка к другим украшениям, стоящим на порядки выше. Но как говорится, дорог не сам подарок, а внимание. В этом я пытался убедить сам себя. Тем не менее подарок Милане очень понравился. Как же, я очень старался – торговца едва удалось убедить продать браслет отдельно от ожерелья.

Тем не менее, когда он назвал новую цену, я, не сдержавшись, присвистнул. Потом пришлось догонять обоз: яростные споры с торговцем заняли слишком много времени. Никогда не любил торговаться, но так хотелось сделать для Миланы что-то приятное.

Вот и лежим мы, наверное, уже второй час, пытаясь уснуть. Вернее, уснуть пытаюсь только я, а у Миланы очень лирическое настроение. Да и не стал бы я ее целовать, просто получилось так. После того как она поинтересовалась:

– А Тишка хорошо целуется?

Ну вообще-то не целовались мы с Тишкой почти, там все несколько по-другому было. Как-то само получилось. Но ты об этом знать не должна. В тот раз я ушел тихонечко, когда Милана уснула, и пришел так же. Нельзя тебе знать о Тишке, я и сам бы забыть рад. Но не получилось у меня от себя убежать. Я ведь был уверен, что девушка точно спала, а значит, не могла слышать, как я отлучался. Или она тогда притворялась?

А вышло все вот как. Несколько дней назад два обоза, наш и еще один, с солью, в одном месте на ночевку остановились. В чужом-то обозе Тишка и была, славная такая девица, лет на пять старше Миланы и моралью не слишком обремененная.

Переглянулись мы с ней пару раз, ну и встретились потом, когда все уснули. Я и знать не знал, что моя нанимательница о чем-то догадывается. Словом, поцеловать Милану мне пришлось в подтверждение того, что с Тишкой я не целовался. Немножечко непонятная для меня логика, да уж какой есть.

Поцелуй наш надолго затянулся, я еле сумел себя взять в руки. У нас с Миланой ничего не было и не будет. Всего лишь несколько дней нам вместе ехать осталось.

Я лежал и размышлял, как бы ей все объяснить так, чтобы она не обиделась. Ее, конечно, тоже понять можно – рядом мужчина, готовый за нее любого на куски порвать. И не только готовый, но и пару раз уже сделавший это. Дело в другом. Расстанемся мы через неделю и больше никогда не встретимся. Пройдет месяц-другой, и все забудется.

Если она и будет вспоминать о своей поездке, то с легкой усмешкой: надо же, как жизнь тогда повернулась. Найдет человека из своего круга, влюбится. И все у них будет хорошо. Или не совсем хорошо, не это главное. Главное, чтобы чувства сильные были.

Говорят, женщины первого своего мужчину всю жизнь помнят. И не должен он быть случайным попутчиком, да еще и имеющим социальный статус гийда. Наделает Милана глупостей, о которых потом всю свою жизнь жалеть будет. Да и я совсем не собираюсь всю оставшуюся жизнь хвастать, что была у меня дочь барона или графа. Увольте. Я себя еще немного уважаю. Конечно, она мне нравится, даже очень. Всю жизнь на руках носил бы. Но не судьба. Сплошной мезальянс получается. А здесь это очень серьезная штука.

Кстати, кто она такая, эта Милана, я до сих пор так и не сумел узнать. Она обещала все рассказать, когда доставлю ее по назначению.

Эх, все-таки нужно было к столице морем отправиться, сто раз уже пожалел, что выбрал именно этот путь. Из-за нее пожалел, конечно. Да кто же мог предположить, что все так получится. Но Милане всего этого знать не положено.

В общем, не знаю, чем бы у нас сейчас дело закончилось, но, к счастью, меня позвал Пронтий. Он предусмотрительно не стал приближаться к телеге и окликнул меня метров с пяти. Да ничего страшного, старшой, ты как нельзя вовремя. Только на дождь не хочется вылезать: под плотной тканью, прикрывающей телегу, тепло и сухо. Но если позвал, значит, надо, по пустякам беспокоить не стал бы. И голос какой-то странный. Да вы вообще здесь все какие-то мутные. Одни недомолвки и непонятки. Ничего, пару дней с вами – и все, дальше сами доберемся.

Перед тем как покинуть уютное логово, я чмокнул Милану в губы. Так, ни к чему не обязывает, а приятно, черт возьми. Надеюсь, когда вернусь, девушка уже заснет.

Есть у меня для такой погоды одежонка водонепроницаемая, захватил на всякий случай. В море без нее делать нечего, но и на берегу пригодиться может. Вот как сейчас, например. Пронтий, тоже в накинутом балахоне-дождевике, немного помялся, не зная, с чего начать. Я его не торопил, понятно, что ничего приятного не услышу, наверняка какие-нибудь проблемы. Так оно и оказалось. В общем-то я давно был готов услышать что-то в этом духе.

Они ждали гостей. Причем гости хоть и были запланированные, но еще хуже, чем из поговорки о нежданных. Вот он и предложил мне расстаться прямо сейчас, но при этом посмотрел на меня с надеждой.

– Сколько их будет?

– Десятка два, не меньше, – не задумываясь, ответил главный.

Ну и какого черта мне все это нужно, спрашивается? По-моему, это я вам деньги заплатил за проезд, а не вы мне за охрану. И еще вопросов целая куча. Что вы в телегах везете? Почему на вас должны напасть? И откуда вы знаете, что нападут именно сегодня? С виду-то вы обычные крестьяне, и очень сомневаюсь, что это маскировка. Что у вас тут: наркотрафик, контрабанда или еще какой запрещенный бизнес?

Самое интересное в том, что я даже не хочу знать ответов на эти вопросы. А хочу так немного: спокойно поспать до утра и покинуть вас вместе с вашими проблемами. Теперь же мне предстоит сделать выбор, а это я никогда не любил.

Естественно, что сейчас, в темноте и под дождем, мы с Миланой никуда не поедем, придется спрятаться где-нибудь поблизости. И будем сидеть в мокрых кустах до утра, прислушиваясь к тому, как вас здесь будут убивать. Ну может, не убивать, а грабить. Хотя, вернее всего, ваши гости будут делать и то, и другое одновременно.

Ты погоди немного, Пронтий. Сейчас я позлюсь немного, затем приду в себя, организую грамотную оборону, мы легко отобьемся, а завтра продолжим наш путь. Как тебе такой вариант? Нравится? Мне и самому он очень нравится, вот только что для этого необходимо сделать, понятия не имею. Знал бы, что мне придется в ваш вонючий мир попасть, я бы свою жизнь с самого детства совсем иначе построил. Ну может быть, мир и не совсем вонючий, скорее даже наоборот. Но от этого все остальное нисколько не меняется.

– Когда ждете? – задал я очередной вопрос, чтобы хоть как-то отложить принятие решения. Не хочу я решать, любой из вариантов (уехать, спрятаться, попытаться помочь) не сулит ничего хорошего.

– К утру точно будут, – не задумываясь ни на секунду, сказал Пронтий.

А ответа требует сейчас. Ну хоть заранее сказал – и на том спасибо. Мог бы промолчать и поставить перед фактом: помогай – или сейчас нас всех замочат. Черт, какие же они тут все таинственные, кого не коснись.

– Откуда узнали? – Еще один вопрос с той же целью.

– Паренек один приехал и весть с собой привез. Повезло, что мимо не проскочил, случайно нас увидел.

Это что же получается? Втемную выступить на их стороне глупо. Выведывать все подробности не менее глупо. Вдруг я узнаю что-то такое, после чего буду нужен только на время боя с неведомыми врагами. Самый подходящий вариант – выпытать все, затем похлопать Пронтия по плечу и сказать: ну вы, брат, попали. И уже в конце крикнуть Милане: собирайся, лапочка, мы срочно уезжаем. Этот вариант мне нравился больше всего.

Я потащил Милану к остальным. Никто не спал. Все были начеку и встревоженно всматривались в ночную пелену дождя.

Так, наблюдателей и без меня хватает, значит, я насчет этого могу не волноваться. Меня нисколько не прельщает первым вскинуть руку и ткнуть указательным пальцем в темноту, сопровождая этот жест тревожным шепотом: «Идут!»

Сейчас меня больше всего заботит совсем другая мысль: успею ли я спрятать Милану во-о-он в том кустарнике до момента нападения. Заранее ее там оставлять смысла нет. Неизвестно, сколько ей придется просидеть в холодной мокрой темноте.

Я посмотрел на свою нанимательницу, во взгляде которой читался укор. Согласен, девочка, непохожа ты сейчас на сказочную принцессу в этих огромных чеботах и всей той одежке, что я заставил тебя на себя напялить. Зато ноги не промокнут. И еще, поверь мне на слово, мы, мужская половина рода человеческого, обладаем уникальным свойством разглядеть стройную фигурку, даже тщательно упакованную во множество безобразных одежд.

Поцеловав Милану в лоб, удачно избежав при этом подставленных губ, я подошел к Куртису. Есть в нем что-то притягивающее, даже не знаю, как выразиться, основательность, что ли. С первого взгляда обычный старик – высокий, очень худой, с кустистыми бровями и выцветшими глазами. Обычно молчит, хотя может иногда в общий разговор пару слов ввернуть, всегда по делу.

– Хороший у тебя клинок, – обратился я к нему, чтобы завязать разговор.

Нет, я не специалист в холодном оружии, и судить о нем могу больше с эстетических позиций. Но не может клинок так выглядеть, если выполнен он из дерьмовой стали низкого качества. Куртис погладил навершие рукояти пальцами, на миг сжав эфес ладонью.

– Это все, что осталось, – ответил он. – Раньше, в молодости, я «диким» был. – Голос у него звучал как-то умиротворенно.

А сейчас, интересно, он каким стал, ручным или домашним? Или это слово что-то другое обозначает? Наш с Аниатой сосед, одноногий дед, очень уж гордился своей службой в Тунгейском полку и постоянно об этом рассказывал.

– Ты, парень, вот что. Когда все начнется, держись рядом со мной. У нас своя задача. И расслабься пока, раньше рассвета они не полезут. – Голос у Куртиса был таким, словно ему точно все было известно и наши неведомые враги сами ему сообщили время своего нападения. Да еще и попросили совета при этом, когда им лучше всего начать.

Дождь то почти стихал, то снова начинал лить сплошным потоком. Уже под утро, когда вокруг начало сереть, Куртис обратился ко мне:

– Ты бы, девушку, Милану свою, увел отсюда. Так, на всякий случай. Красивая она и дети у нее такими же будут.

Да я и сам собирался уже идти к ней, все, нервов больше не хватит. Сколько можно тянуть. Милана успела задремать, и мне пришлось ее будить. Подхватив на плечо седло и взяв девушку за руку, я пошел к заранее облюбованному мною месту.

– Вот здесь и будешь ждать, пока все не закончится, – сказал я ей. – А седло для того, чтобы не на земле сидеть, мокрая она, насквозь влагой пропиталась. Тут, в этих кустах, тебя никто не увидит, разве что специально искать будет, но это вряд ли. Чтобы не скучала, вот тебе орешки в сахаре, вкусные такие, твои любимые, и две конфетки. Последние они у меня, закончились. И вот еще мой плащ, накройся, мне-то он скоро только мешать будет, так что все равно скидывать.

– Артуа, тебя не убьют? – В глазах Миланы было столько тревоги.

– Конечно нет, да и с чего бы? Мы их просто попугаем – и все. А когда люди кричат друг на друга, никто никого не убивает.

– А Коста говорила…

– Коста сама ничего не знает, – перебил я ее. – Я с Куртисом разговаривал, вот он-то точно в курсе. Но все равно, Милана, ты обязательно дождись, пока я сам за тобой не приду. А если меня долго не будет, ты дня жди, когда совсем уже рассветет. Хорошо?

Милана часто закивала и попыталась снова что-то спросить. Да знаю я, девочка, что у меня концы с концами не сходятся, только лучше не выпытывай больше ничего. Я отошел уже на несколько шагов, затем вернулся и поцеловал Милану, сидевшую с зажатыми в обеих руках сладостями. Сейчас можно себе позволить то, что хочется больше всего на свете.

Возвращаясь к месту ночевки, я костерил себя последними словами, проклиная на чем свет стоит. Мы могли бы уже несколько раз присоединиться к другому обозу, идущему быстрее, такая возможность была, и не раз. И денег бы много не потерял, Пронтий – мужик порядочный.

Так признайся же себе наконец, что ты просто оттягивал момент, когда с Миланой придется расстаться. Но ведь все равно это произойдет через несколько дней. Так при чем здесь она, зачем ей все это нужно, все эти неприятности, в которые ты имеешь обыкновение влипать по поводу и без?

– Спрятал? – спросил у меня Куртис, и я лишь молча кивнул в ответ.

– Скоро они пойдут, парень.

Ну парень так парень, для тебя – да, ты ведь старше меня раза в два.

– Когда они нападут на обоз, – продолжил он, – мы зайдем сбоку и ударим им во фланг.

Мы – это кто? Видимо, мой вопрос так явственно читался на моем лице, что Куртис не стал дожидаться, пока я его озвучу:

– Мы – это я и ты.

Ага, отличный план. Да чего уж там, просто превосходный.

Хорошенькая из нас команда получается. Один – старый дед, который решил спеть свою лебединую песню. Я, конечно, догадываюсь, что «дикие» – это очень серьезно. И даже нисколько не сомневаюсь в том, что в прошлом он воин с большой буквы. Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что такую саблю нельзя поменять на рожь или капусту. Но если это и получится, то никто не сможет носить саблю так открыто, как носит ее он. Подобное право нужно заслужить. Второй – это я. Несомненно, тоже великий воин. В будущем. Вероятно. И вероятность эта составляет процента полтора-два. Мы нападем на них и искрошим в ту самую капусту, легко и непринужденно, как и подобает двум славным бойцам: пенсионеру и ученику ученика мастера. Как же иначе меня можно назвать? Совершенно очевидно, что я даже в ученики еще не гожусь.

– Не бойся, парень, сегодня не твой день. Знаешь, когда я служил в «диких», меня прозвали Годимом. Тебе знакомо это слово?

Я кивнул: знакомо. Милана рассказывала мне, что есть легенда о таких людях. И обозначает это слово что-то вроде прорицателя или ведуна. Но это совсем не говорит о том, что они действительно существуют. Да и прозвище можно дать какое угодно. Например, в большинстве случаев верзилу под два метра ростом будут называть Малышом.

Ну хоть как-то успокоил, и на том спасибо. Да и чего, собственно, волноваться. Их всего-то десятка два ожидается. Для таких матерых бойцов, как мы с дедом, – плевое дело, как раз аппетит перед завтраком нагулять. А в том, что в этом мире никакого антисептика, кроме уксуса, не существует, ничего страшного нет. И антибиотиков тоже нет. Получу какую-нибудь рану, подумаешь, заражение крови. С моим-то иммунитетом смешно даже думать об этом.

– Так ты пойдешь со мной? – Голос у старика был абсолютно безразличным.

Да уж, одно во мне хорошо – я не родился женщиной. Иначе со своей неспособностью сказать при необходимости «нет» я пользовался бы огромной популярностью среди мужской части населения.

Мы шли недолго, шагов сто, не больше. И остановились возле какого-то деревца с резными листьями. Кажется, мы оказались чуть в стороне от сбившихся в кучу телег. Куртис снова обратился ко мне:

– Когда мы пойдем на них, держись за мной сзади и справа. – Ну что ж, такая просьба вполне понятна, ведь Куртис – левша. – И еще, не приближайся слишком близко. Глаза у меня уже не те. Эх, молодость, молодость. – Здесь по закону жанра ему было положено вздохнуть, но вместо этого я услышал совсем другое: – Сейчас я расскажу тебе одну вещь и даже попробую научить тебя этому. Освоить это несложно, у любого, кто постарается, получается. Слушай внимательно.

И я весь обратился в слух. И было это не расхожим выражением. Вряд ли Куртис станет меня учить тому, как подманивать свистом певчих птиц.

Глава 19 ГОДИМ

Когда до нас донеслись крики и звон металла, мы все еще стояли возле дерева с необычными листьями. Грохнул выстрел. Это Пронтий из своей фузеи. Смотри-ка, смог же воспользоваться. Я свой пистолет даже брать не стал, в такую погоду очень мало надежды на то, что он не подведет. Кинжал вернее будет.

Бой разгорелся серьезный.

Куртис кивнул подбородком: давай. И я попробовал снова. Дед даже не стал спрашивать, получилось ли, такого не скроешь, и только коротко бросил:

– Пошли.

И мы пошли. Господи, как мы пошли!

Чуть впереди и слева – Куртис, его движения были похожи на какой-то танец. Да я и сам едва чувствовал под собой землю – настолько легким казалось мое тело. А внутри бушевал огонь. Или хмель. А может, и не хмель даже. Как же точнее это состояние назвать? Когда чувствуешь в себе такую силу, что способен руками порвать врага на части, когда весь мир вокруг тебя замедляется, а сам ты боишься только одного: того, что это ощущение внезапно исчезнет.

Куртис несколькими движениями клинка разбросал в стороны вставших у нас на пути людей, но не стал останавливаться. Я был рядом с ним, и мои удары тоже не пропадали даром. И мне отчего-то было абсолютно безразлично, что следующий мой противник опередит меня на доли секунды и я упаду на землю, а Куртис пойдет дальше. Да и как такое сможет произойти, когда за то время, что он потратит на замах, я смогу обежать вокруг него, успеть парировать его удар и даже нанести свой.

Из-за телег бросились наши (а как их еще называть) и яростно атаковали врагов. И нападавшие дрогнули. А что еще им оставалось делать, когда сквозь их строй играючи прошел этот непонятный высокий худой старик с разящей молнией в руке. Наши противники побежали, за ними гнались люди, еще несколько минут назад принявшие свою смерть как данность. И сразу мое наваждение пропало, пропало в один миг. Вместо этого пришла боль в левой руке, сильный озноб и не менее сильный страх.

Ведь я несколько раз был буквально на волосок от смерти: и когда нанес встречный удар, вместо того чтобы защититься, понадеявшись только на свою скорость, и когда отпрянул от еще одного удара недостаточно далеко и смазанный блеск металла разошелся с моим горлом буквально в каких-то миллиметрах. Было еще несколько моментов, и любой из них мог стоить мне жизни. И еще меня совсем не радовало, что от моего клинка как минимум трое остались лежать на мокрой истоптанной траве.

Трясло меня так, что я еле смог вставить свой тесак в ножны. Не было никакого волшебства в том, чему научил меня Куртис. Он просто показал мне способ выплеснуть адреналин в кровь. Выплеснуть по желанию, а не тогда, когда он появляется в крови в результате сильного стресса. Ведь именно в таком состоянии мы можем совершать гигантские прыжки или, например, легко поднимаем немыслимые тяжести. А то, что со мной происходит сейчас, – это всего лишь откат. Обычная реакция организма. Но от понимания не становилось легче.

Куртис лежал на дерюге, брошенной прямо на мокрую грязную траву. Его рубаха была разорвана на груди, и рана при каждом вздохе исходила кровавыми пузырями. Он заметил меня, подмигнул и попытался улыбнуться. Да уж, улыбка вышла у него из рук вон плохо.

Куртис рухнул на одно колено в тот момент, когда Пронтий со своими людьми выскочил из-за телег и отогнал налетчиков далеко в сторону. Но я не видел, когда же старика ранили. Я поклонился ему в ответ, стараясь, чтобы в этом поклоне он смог разглядеть все мое уважение. Ведь этот дед дал мне значительно больше, чем простой способ вызвать в себе ощущение неуязвимости. И еще, я запомнил его слова, что это чувство тренируется так же, как, например, задержка дыхания.

Милана! Эти люди в сереющей мути рассвета отступили туда, куда я ее спрятал. И я помчался к девушке со всей скоростью, на которую только был способен. Уже совсем рядом я резко сбавил бег, опасаясь увидеть то, чего страшился больше всего на свете.

Милана сидела зажмурив глаза и что-то неслышно шептала. Оба ее кулачка были по-прежнему сжаты, и из одного выглядывал краешек конфеты. Другой, по всей видимости, был пуст: все орешки валялись на земле.

– Милана, – окликнул я ее шепотом.

Девушка открыла глаза, и я заметил в них нечто, очень похожее на радость. Затем она побледнела еще больше.

– У тебя кровь на лице…

Нет, нет, девочка, не надо лицо руками трогать, запачкаешься. Эта кровь из рукава в ладонь набежала, а затем я ею по лицу провел нечаянно. Теперь у меня на левом предплечье три шрама будет, целая коллекция. С первым я сюда прибыл, его и не видно почти. Давно это было. Да и второй рубец давно затягиваться начал. А сегодня совсем маленький, даже кости не видно, и кровь уже запеклась.

Пойдем к остальным, вполне возможно, что им необходима помощь. Только ты побудь здесь, с краешку, посиди на телеге, дальше не ходи. Там сейчас очень некрасиво, незачем тебе это видеть. И подожди еще немного, столько времени ждала. Видишь, и дождя почти нет, только небо хмурится.

У Пронтия погибло пять человек, и среди них был Годим, думаю, так называть его все же правильнее. Если бы не он, потери были бы гораздо больше. Вероятно, в живых остались бы только те, кто сумел убежать. Наверное, именно такой смерти и желал старик, чувствуя, как покидают силы когда-то могучее тело. Знал он, что не пережить ему эту ночь, и насчет меня правильно предсказал. Хотя в принципе первым должен был лечь я.

Я подошел к Пронтию, молчаливо наблюдавшему, как его люди копают пять могил. Что-то вы все слишком уж спокойны, не торопитесь отсюда уехать как можно быстрей. Зато это с чистой совестью смогу сделать я, не ставя себе в вину то, что бросил вас в трудной ситуации.

Пронтий снова отвел глаза, поймав мой вопросительный взгляд.

Понимаю, ты так и не расскажешь, почему эти люди напали на вас, везущих всякий хлам на девяти телегах. Может быть, среди этого хлама есть высохшая смола очень редкого дерева житоя, и от ее крупицы, положенной под язык, люди цепенеют на целые сутки и все это время живут в своем мире. Этот мир настолько прекрасный, что людьми овладевает стремление остаться в нем навсегда.

А вдруг здесь плоды невзрачного кустарника, которые обладают отличным тонизирующим эффектом, только вот желание жить от этого совсем пропадает.

А может, так доставляются обыкновенные контрабандные товары? Не скажешь, значит? Ну как знаешь, как знаешь, а мне пора откланяться. Ваши проблемы теперь только ваши проблемы.

Уже в спину Пронтий окликнул меня. Когда я обернулся на голос, он протянул мне саблю Годима. Что ж, очень ценный подарок, и ты понимаешь это лучше меня.

До половины обнажив клинок, я полюбовался узорчатостью его стали. Затем вынул полностью, несколько раз взмахнул рукой. Не легкий и не тяжелый, в самый раз, как будто сам специально по весу долго его подбирал. Проблема только одна: всякий раз, когда выхватываешь его из ножен, можно потерять несколько очень важных мгновений, чтобы лишний раз полюбоваться изящной хищностью клинка.

Оседлав Мухорку, я помог Милане взобраться на нее. Все, девочка, нам пора. Сразу и поедем, без завтрака. Зря ты выбросила орешки и слипшиеся в руке конфетки. Не осталось у меня ничего съестного. Когда состоишь на полном довольствии, такие вопросы перестают заботить. Так что придется немного потерпеть. Что-нибудь по дороге купим.

И еще один очень важный момент. Пару минут буквально. Я подошел к могиле, в которую уже опустили тело Годима, и положил клинок старику на грудь. На какой-то миг мне почудилось, что тело дрогнуло, принимая то, что принадлежит ему по праву. Это морок, я знаю. Просто я не выспался и еще очень много нервничал. Но так будет правильно.

Завтра мне предстоит расстаться с Миланой. Я сидел в харчевне и битый час тянул дрянное кислое вино безо всякого намека на крепость. И больше всего хотелось, чтобы сейчас передо мной на столе оказался обыкновенный стакан с обыкновенной белой жидкостью привычной мне градусности. Чтобы жахнуть его залпом, уткнуться носом в рукав, а затем вытереть им же набежавшую слезу. Потом перевести дух и выкурить подряд пару сигарет. Наверное, меня бы отпустило.

Милана осталась наверху в большой, сухой, теплой, чистой комнате с двумя широкими кроватями. Мы остановились на этом постоялом дворе еще засветло. Я снял комнату, лучшую из свободных. Распорядился принести туда много горячей воды. Изучил местное меню и заказал много еды. Затем ушел вниз.

Еще я купил Милане новое платье. Конечно, оно не было таким, к каким она привыкла, хотя я потратил на него почти все деньги, найденные в поясе жертвы моей все еще побаливающей пятки. Завтра Милана будет там, куда так стремилась все это время, и очень не хочется, чтобы она выглядела, как одна из тех девушек, которые зарабатывают себе на хлеб ласками на обочине имперского тракта.

Когда она переоделась и попросила оценить, я увидел то, что боялся увидеть все это время. Платье оказалось ей в самый раз, и передо мной предстала не девочка-подросток, а юная женщина во всей своей хрупкой красоте. После этого я ушел вниз и полночи просидел за столом, мечтая о полном стакане национального напитка, пусть даже и очень теплого.

Когда я наконец поднялся в комнату, Милана уже спала. И на ее лице было выражение не обиженной девчонки, а женщины, обманувшейся в своих ожиданиях.

Прости меня, Милана, прости и пойми, что так будет правильно.

Мы шли тропинкой по замечательному лесу, держась за руки и беседуя обо всем на свете. С почти безоблачного неба ярко светило солнце, словно говоря: вот оно я, а ведь вы не ожидали увидеть меня еще долго-долго.

– Этот лес, – рассказывала Милана, – граница между владениями моего дяди и его соседа, барона. Много лет они не могут выяснить, кому же он должен принадлежать. Мы могли бы свернуть с тракта немного дальше, но почему-то мне захотелось пройтись в тени этих деревьев. Правда ведь, здесь очень красиво?

Истинная правда, Милана, мне тоже очень не хочется расставаться с тобой как можно дольше.

Завтра я проснусь и уже не увижу тебя, и некому будет оттачивать на мне свой язычок. А мне так нравилось просто слушать твой голос. Мне уже некому будет помогать спрыгнуть с телеги на землю. И сердце не будет замирать оттого, что все это хочется закончить поцелуем. Мне незачем будет просыпаться среди ночи от подозрительного шороха и прислушиваться к темноте и к твоему спокойному дыханию. А затем уснуть с мыслью, что скоро утро и ты опять мне улыбнешься. Завтра всего этого не будет.

С каждым нашим шагом это завтра становилось все ближе и ближе. И я наконец решился сказать то, о чем боялся признаться все это время даже себе, сказать то, что понял сразу, как только ты немного пришла в себя и перестала казаться просто испуганной девчонкой. Всю дорогу я старательно придумывал причины, по которым этого делать не следовало: твоя молодость, твое происхождение и все остальное-прочее. Сейчас я это могу себе позволить, ведь завтра я тебя уже не увижу.

Мы целовались через каждые несколько шагов. Потом просто стояли, крепко прижавшись друг к другу. И затем целовались снова.

Мухорка каждый раз тактично делала вид, что ее больше всего на свете увлекает зеленая трава под ногами. Когда я сказал об этом Милане, она рассмеялась и заявила, что женщины всегда были умнее мужчин, и к животным это тоже относится. Затем погрустнела и сказала, что совсем не хочет со мной расставаться и что она…

Я остановил ее слова поцелуем. Понятно, что она хочет сказать. Увы, но это невозможно.

Когда мы вышли на широкую лесную поляну, из-за деревьев показались три всадника.

Один из них, крупного телосложения, с заросшим кудрявой бородой лицом и надменным взглядом, был дворянином. Два других являлись вооруженными слугами, из тех, что принято держать под рукой и которые повязаны с хозяином общими, далеко не всегда законными делами. Такие и через несколько столетий не переведутся. И в любую эпоху их будет легко узнать, как бы они ни назывались.

Мне очень не нравился взгляд, которым дворянин смотрел на Милану. Так смотрят на очередную прихоть, оценивая, в течение какого времени она сможет поддерживать интерес. Судя по настороженности Миланы, он никак не мог являться ее родственником.

Мухорка плелась в нескольких шагах за моей спиной. Она вообще замечательная лошадь, никогда никаких проблем, следует за хозяином, как собачка. В седельной сумке пистолет, стволом вверх, я уже так привык. К седлу прицеплен тесак в ножнах, когда гуляешь с девушкой за руку, он как будто бы и ни к чему. А на поясе – нож не нож, кинжал не кинжал, с лезвием сантиметров тридцать длиной. Вот и все мое вооружение. Нет, есть еще то, чему научил меня Годим, то, что всегда будет со мной, до последних дней жизни, сколько у меня их там еще осталось.

Прячься за спину, Милана, сейчас плясать начнем, а там будь что будет.

Главный мельком посмотрел на меня и снова уставился на Милану. У меня возникло непреодолимое желание погасить этот взгляд сильным и хорошо направленным ударом.

– Смотри-ка, – обратился он к тому, кто ехал от него справа и чуть сзади, – какая симпатичная барышня по моим землям гуляет. Нельзя ей тут, в диком лесу, оставаться. Здесь хищников полно, нужно спасать девушку. Спасти, накормить и обязательно обогреть.

Слуга радостно заржал, поддерживая своего хозяина, позволившего себе такую удачную шутку. Мое присутствие они старательно игнорировали. Вполне возможно, что очень зря.

Милана, вместо того чтобы спрятаться за моей спиной, вышла вперед и заявила тем голосом, что мне еще ни разу не доводилось от нее услышать:

– Вы что это себе позволяете? Не имею сомнительной чести быть вам представленной, но позволить себе такое по отношению ко мне может только грубый неотесанный мужлан. Я – дочь графа Робера Эврарна! – выпалила она на одном дыхании.

Должен заметить, что на бородача вся эта гневная тирада не произвела ни малейшего впечатления. Скорее, он даже обрадовался:

– Надо же такому случиться! Какой сегодня удачный день! Недаром у меня с самого утра хорошие предчувствия были. Сначала Тойра легко ожеребилась, а сейчас сама леди Милана в лесу встретилась, кто бы мог подумать. Ее ищут повсюду, а она здесь, под самым носом, разгуливает, да еще и под ручку с каким-то гийдом. Уж не из-за него ли вы буквально из-под венца сбежали, милая леди? И уж вам ли после всего этого делать мне замечания о правилах благородного поведения?

Улыбочка у него вышла довольно гаденькая. Или это было мое субъективное мнение?

Милана беспомощно обернулась на меня.

А что я? Я стоял и наблюдал. В голову не приходило ни одной хорошей мысли. Это люди твоего круга, Милана, и я даже не представляю, как можно вести себя в подобной ситуации.

– Так что, леди Милана, сочту за честь пригласить вас к себе в гости. Вы побудете у меня некоторое время, а затем я вас «найду». Недельки через две, вероятно. Судя по взглядам, брошенным вами на вашего спутника, вашему будущему мужу уже не удастся обнаружить то, на что он рассчитывал. Скажу больше, вы и интересны ему совсем не из-за этого. Вы это понимаете не хуже меня. Не это ли явилось причиной вашего бегства? Кроме того, думаю, что и ваш будущий муж будет на меня не в обиде. Да мы ведь и не расскажем ему ничего, не так ли, леди Милана?

Вот теперь Милана попыталась спрятаться за мою спину. Поздно.

Повинуясь едва заметному жесту дворянина, слуга, находившийся от него слева, конем оттеснил меня в сторону. И мне пришлось шагнуть вправо. А что тут поделаешь, если на тебя прет такая масса?

Когда я рассказывал о терпеливости своей Мухорки, то не озвучил того, что даже мои чертовы тучи попыток вскочить на нее быстро и без помощи стремян бедное животное выносило так же безропотно, как и все остальное. Тренировался я, понятное дело, для того, чтобы можно было быстро свалить в случае необходимости. Но и в данной ситуации мои навыки пригодились. А сделать удушающий прием, когда сидишь сзади за наездником, так же легко, как и стоя и даже лежа на земле.

А вот чтобы освободиться от такого захвата даже при помощи кинжала или ножа, необходимы навыки на уровне рефлексов. Ну как, например, ладонь к своему горлу подставлять, чтобы его удавкой не захлестнули. Сначала рефлекторно подставил, а затем уже разбираешься, действительно ли что-то за спиной происходит или померещилось. Иначе темнота почти мгновенно приходит.

Вот я уже и на коне. В гордом одиночестве, кстати. Вдвоем некомфортно. Хотя вряд ли этого жеребца Боливаром зовут.

И вот имеем мы то, что имеем. Один я, одна лошадь и один кинжал в руке. Нет, был бы я крутым бойцом, я бы у слуги еще и палаш успел выхватить, пистолета у него все равно не было. А то, что было, он на поясе носит. И нечего на меня глаза пучить, благородный ты мой. Нет у меня в крови никакого уважения к твоему происхождению, в другом месте я вырос. А есть только ярость из-за твоих высказанных планов.

Я направил коня к бородачу, думая о том, что, если он успеет выхватить свою шпагу и я напорюсь на нее в полете, когда прыгну на него, ее тонкое жало не сможет меня остановить. Затем мы свалимся на землю, и, возможно, мне повезет, и я отделаюсь не смертельной раной. Если рана окажется смертельной, то какая мне разница, что произойдет потом. Большего я все равно сделать не успею.

Глава 20 РАЗНОВИДНОСТИ ПАМЯТИ

Управлять чужой лошадью оказалось легко. Во-первых, сказался опыт, полученный за время моего путешествия. Во-вторых, мне ее, в отличие от Мухорки, ничуть не было жалко. Не жалко было огреть по бокам каблуками, не жалко рвануть повод сильнее, чем следовало, чтобы направить в нужном мне направлении.

Да и не нужна она мне надолго, мне бы только до бородача добраться. А добраться до него стало сложнее. Второй его спутник направил своего коня наперерез, и в руках у него заблестело лезвие сабли. Кинжал против сабли, понятное дело, не оружие, да и навыки конного боя отсутствуют у меня напрочь.

И я рванул повод еще раз, уводя своего коня в сторону. Мне хотелось добраться до Мухорки, чтобы на скаку схватить висевшие на луке седла ножны с тесаком. Возможно, мне бы это и удалось, но на пути встала Милана. И я решил подхватить ее и усадить рядом с собой. Но в самый последний момент девушка испугалась скачущей прямо на нее лошади и отпрянула в сторону, оказавшись в нескольких сантиметрах от Мухорки, все это время спокойно щиплющей траву.

Наверное, со стороны все это выглядело очень нелепо, но мне было не до смеха. У меня даже лопатки на спине сошлись в ожидании удара сзади.

В руке у бородача был пистолет. И хотя он пока что держал его стволом вверх, было понятно, что дворянин выбирает момент для выстрела. И останавливало его только то, что я прижался к гриве лошади, так что легко можно попасть именно в животное. А делать этого он явно не хотел: как-никак – собственность.

На землю я приземлился крайне неудачно, чуть ли не на четыре кости, кроме того, умудрился завалиться набок и выронить кинжал. Но свою главную задачу выполнил, нырнув под брюхо Мухорки и сорвав перевязь с тесаком.

Эх, Милана, ну как же ты умудряешься все время оказаться не в том месте. Умоляю тебя, отойди шагов на десять в сторону, никто тебя не тронет. Девочка, пойми, нет ничего хуже: стоять вот так, оцепенев от страха… Мешаешь ты мне, очень мешаешь.

Снова нырнув под брюхо Мухорки, я оказался в тылу преследующего меня врага. Сейчас только проворство может меня спасти. Все-таки на ногах мне легче будет маневрировать, и единственная защита для меня сейчас – лошадь.

Бородач направил своего коня ближе к нам. Сейчас гостеприимные хозяева зажмут меня с двух сторон – и все. Да еще этот, первый. Я ведь только слегка его придушил и скинул с лошади. И он уже приходит в себя. Еще пара минут – и их снова будет трое.

А тут еще Милана. Да уйди же ты в сторону, умоляю тебя!

Уже отчаявшись, я выпрыгнул прямо из-под брюха лошади, держа клинок в вытянутой руке и направляя его в преследовавшего меня всадника. Есть.

Острие попало ему куда-то под ухо и ушло вбок, устремляясь в сторону носа. Это не смертельно, но некоторое время ему будет точно не до боя.

Бородач выстрелил в упор и, скорее всего, попал бы, но за долю секунды до этого я рухнул на колени, одновременно наотмашь ударив лезвием клинка по правой передней ноге лошади, оказавшейся перед самым моим носом.

Три звука слились почти воедино – гром выстрела, ржание раненой лошади и визг Миланы.

И посреди всего этого невообразимого шума вдруг послышался незнакомый голос. Он принадлежал человеку, который явно привык, чтобы все подчинялись ему с полуслова.

– Что здесь происходит?

На поляну выехали несколько всадников, и, по крайней мере, у троих из них были шпаги. Ну вот, а я только размечтался о том, что мы остались с бородачом один на один. И уже успел обрадоваться тому обстоятельству, что в моих руках оказался пистолет, чудом выхваченный из сумки за то время, пока вставшая на дыбы раненная в ногу лошадь сбрасывала бородача на землю.

– Дядя, дядя! – радостно закричала Милана, бросаясь к одному из прибывших на поляну.

Человек в расшитом золотом камзоле и в шляпе с пышным пером, ехавший первым, был немолод. Но с лошади он соскочил сам, вернее, не соскочил, а соскользнул, так будет правильнее. Мужчина крепко обнял Милану, а девушка уткнулась ему в грудь и разразилась слезами. Именно разразилась, точнее не скажешь. Меня же окружили остальные всадники, и я аккуратно положил на землю свое оружие – пистолет и тесак. Теперь они мне уже не помогут.

С моего места не было слышно, о чем разговаривала Милана со своим дядей. Время от времени девушка указывала рукой то на меня, то на моего недавнего бородатого врага. Он, кстати, старательно делал вид, что все происходящее его не касается.

Затем дядя Миланы погладил племянницу по голове и приблизился к бородачу. И опять я не расслышал ни слова. Но то, что дворянин, затеявший ссору, побледнел, было заметно даже отсюда.

Люди, окружившие меня, разъехались, я подобрал свое оружие, сунул так и не пригодившийся пистолет в сумку, опять подвесил тесак к седлу и застыл в ожидании, не представляя, что мне делать дальше.

Понятно, что Милана встретилась с тем, с кем и стремилась встретиться. Ясно и то, что мне никто не даст с ней попрощаться. Нет, не будет мне последнего поцелуя, но хотя бы пару слов благодарности все же можно было позволить. А ведь еще вчера вечером все было совсем по-другому. И сегодня я услышал от нее то, что даже не мечтал услышать.

Оказалось, что обо мне тоже не забыли. Я даже стал предметом небольшого спора, донесшегося до моих ушей.

Один из дворян – обладатель усов с завитыми кверху кончиками и небольшой бородки-эспаньолки – утверждал, что достаточно дать мне горсть серебряных монет, и я буду на седьмом небе от счастья. Милана доказывала, что я не такой. Тогда этот тип заявил, что нет на свете ни одного гийда, который бы не любил денег, и он сейчас это докажет. Слова с делом у него надолго не разошлись.

Окликнув меня, он эффектным жестом бросил мне звякнувший кошель. Я довольно ловко поймал деньги, отвесил ему поклон (при этом успел отметить удовлетворенное выражение его лица) и, выпрямившись, запустил кошель за спину, туда, где сбились в небольшую кучку несколько слуг, прибывших вместе с хозяевами.

Судя по звуку, кошель благополучно прилетел в чужие руки. Я снова поклонился, взял Мухорку за поводья, отвел ее в сторону и вскочил в седло. Больше всего мне тогда хотелось сделать это легко и непринужденно, не обращая все в комедию. Я ясно представил, что мне не удастся усесться в седло с первого раза, ведь с моими навыками верховой езды я запросто могу перелететь через лошадь и оказаться на земле с другой стороны. Со страха у меня даже спина покрылась холодным потом. Но нет, все получилось как нельзя лучше.

Я тронул повод и поехал: а что я теперь здесь забыл? Если бы я не стал ловить кошелек, и он шлепнулся у моих ног, это было бы похоже на оскорбление. А то, что я переправил деньги слугам, – это только мое дело.

Я мог потратить неожиданный капитал на вино, доступных женщин, купить себе бархатные портянки или рубаху из кумача… Словом, вести себя так, как, по мнению человека, бросившего мне кошель, надлежит вести себя простолюдину, на которого внезапно обрушилось богатство в виде горсти серебра. Но я не оправдал его ожиданий.

Поехали, Мухорка, с голоду не помрем, а жизнь гораздо интереснее, когда приходится заботиться о деньгах. Так, по-моему, сказал Ренуар Эдуарду Мане в одном замечательном фильме.

Вскоре меня догнали двое слуг, и один из них перегородил мне дорогу.

– Его сиятельство… – Он запнулся, подыскивая нужное слово. Просить меня его сиятельство не станет, я не того полета птица, а на то, чтобы придумать что-то другое, слуге потребовались немалые умственные потуги. Наконец ему удалось объяснить, что мне необходимо следовать вместе с ними, поскольку их хозяину, герцогу Кейтскому, взбрело в голову поговорить со мной. А свой путь я отлично смогу продолжить завтра с утра.

Резиденция герцога очень меня впечатлила. Она был такой, какой и должна была быть в моем представлении. Три замковые башни возвышались на острове посреди озера. Через воду был перекинут каменный мост.

А уж о роскошном убранстве внутренних помещений я вообще молчу. Разглядеть это великолепие мне удалось лишь мельком, через открытые двери: для лиц моего положения существуют совсем другие помещения. Но и небольшая комнатка, предоставленная мне, вполне меня устраивала. Поскольку никаких указаний не было, я провел часть времени, осматривая замок, при этом стараясь быть лишь в тех местах, где мое присутствие не вызовет никаких нареканий.

Поел я вместе со слугами, еда была довольно однообразной, но вкусной и сытной. А еще я наконец вымылся, совершенно не экономя горячую воду и нечто желеобразное, применяющееся здесь вместо мыла и шампуня.

Когда я окончательно решил, что герцог позабыл о моем существовании, за мной пришел слуга его сиятельства. Принял меня герцог в помещении, по всей видимости исполнявшем роль кабинета. Сесть он мне не предложил, но я почему-то забыл обидеться. Некоторое время хозяин замка молчал, внимательно рассматривая меня. Затем все же соизволил произнести несколько фраз. И его слова отчего-то меня удивили. Нисколько не делая над собой усилий, герцог поблагодарил за помощь, которую я оказал Милане в ее непростом путешествии, после чего поинтересовался моими планами. Я не стал скрывать того, что стремлюсь побывать в столице Империи, Дрондере. На вопрос, чем я буду там заниматься, ответил, что решу на месте, поскольку задумываться об этом еще рано.

Пару слов было сказано мной и о том, что в Империи я недавно и попал на ее берега по воле случая: меня смыло за борт во время сильного шторма. Мне почему-то казалось, что именно эта тема будет герцогу наиболее интересна. Но он довольно равнодушно выслушал меня, кивнул – и все.

Пару минут герцог барабанил пальцами по столешнице, явно о чем-то размышляя. Затем, улыбнувшись, сказал, что денег мне предлагать не станет, поскольку, вероятно, у меня их столько, что я даже ими разбрасываюсь. Ну это как сказать: из рук герцога я бы деньги с удовольствием принял, поскольку такой жест не выглядел бы подачкой. Да чего уж теперь: что сделано – то сделано.

Следующие слова его сиятельства заставили меня приободриться. Все не так уж плохо, без подарка я не остался. Герцог предложил зайти в столице по одному адресу, где мне предложат нечто, крайне для меня привлекательное. Но сразу предупредил, что решение о том, подойдет моя кандидатура или нет, принимает не он, его задача – только рекомендовать меня, а там уж как получится. Если сумею произвести должное впечатление, то и выйдет все замечательно. При условии, что мне самому захочется, чтобы все получилось.

По крайне мере, у меня будет выбор. Иначе можно попасть в такую ситуацию, когда вход будет бесплатным, а за выход могут потребовать немыслимую сумму.

Адрес я решил записать, не надеясь на себя. Да и «заветные» слова не мешало бы зафиксировать на бумаге тоже. Пока я доберусь до Дрондера, эта информация вполне может улетучиться из моей головы, потому что не обладаю я ни фотографической, ни ассоциативной, ни другими видами памяти, какие они там еще бывают. Как-то я даже книгу приобрел, обещавшую улучшить память в разы. И буквально в предисловии прочитал замечательную фразу о том, что даже самая хорошая память никогда не сможет заменить клочка бумаги. Ну и к чему тогда все это?

Герцог любезно предоставил мне голубоватый лист бумаги и кивком указал на вычурный письменный прибор: небольшая скульптурная группа изображала битву рыцарей с неведомым мне чудовищем.

Спасибо, без надобности. Для того чтобы писать птичьими перьями, требуется необходимый навык. И откуда, спрашивается, я его возьму?

Вот у меня в кармане кусочек грифеля совершенно случайно завалялся. Хорошо, не случайно, ведь Милана меня письму обучала. И хоть больших высот я в этом пока не достиг, но свое имя писать научился. Не опозорюсь, когда что-нибудь подписывать придется. Не на родном же языке это делать, в конце-то концов. Словом, нацарапал я на листке, все, что посчитал нужным. Заодно и перед герцогом обнаружил, что писать умею, хоть и непонятными каракулями, но быстро.

В конце разговора мой собеседник поинтересовался, найду ли я дорогу в свою комнату самостоятельно, покосившись при этом на серебряный колокольчик, лежавший у него на столе.

Конечно, ваше сиятельство, меня же в ваш кабинет не с завязанными глазами привели. Это я уже себе пошутить позволил. И он нормально воспринял мою шутку. Хороший мужик, хоть и герцог. Все бы такими были…

– Артуа, – услышал я негромкий зов, когда направлялся к себе. Милана.

Господи, девочка, да ты же, наверное, замерзла.

– Почему ты так долго? Здесь прохладно, – пожаловалась девушка.

– Ты что, ждала меня все время, пока я был у твоего дяди?

– Да. Я боялась, что не смогу тебя больше увидеть. – У нее даже голос дрожал от озноба.

Я крепко прижал Милану к себе и безошибочно нашел в темноте ее губы. Затем содрал с себя куртку и надел на нее. Так тебе будет теплее, малыш. Буквально на руках перенес ее в какую-то нишу. Здесь нас точно никто не заметит, можно обнимать тебя и целовать, никого не опасаясь.

Я уж совсем было подумал, что ты забыла обо всем, оказавшись в родной, безопасной обстановке. Так бывает, и знаю я это не понаслышке.

Мы с тобой совсем как подростки, прячемся в темноте и целуемся. Ты даже возрастом почти подходишь. Правда, здешние девушки в твои годы уже замуж выходят и ребенком обзаводятся, а порой и не одним.

Милана взяла меня за руку и куда-то повела. Мы прокрались полутемными коридорами и очутились в комнате, где горела одинокая свеча.

– Погаси свечу, Артуа. Почему-то мне сейчас совсем не страшно без света…

– …Мама умерла, когда я была еще совсем маленькой. Я плохо помню ее, только руки, такие ласковые и теплые. Отец так и не женился больше. И он всегда говорил мне, что я выйду замуж только по любви. Его самого не стало полгода назад. Потом мой дом вдруг стал для меня темницей, где я была заключена в ожидании шестнадцатилетия. В мужья мне прочили человека, от одного вида которого меня брала нервная дрожь. – Милана явственно передернула плечами, видимо вспоминая того, о ком рассказывала.

– Он что, был таким безобразным?

– Вовсе нет. Некоторые находили его даже очень привлекательным. Молод, хорош собой, из знатной семьи. Но… – И ее снова передернуло от отвращения. Бедная девочка, это же надо так ненавидеть своего будущего мужа, чтобы убежать из дома.

– А почему именно шестнадцать? Насколько я знаю, бывают браки и в более молодом возрасте.

– У простого народа действительно такое случается, и очень часто. Дворянам же для заключения раннего брака необходимо разрешение самого императора. Никто бы не обратился к его величеству с подобным прошением, ведь тогда бы выяснилось и все остальное. Представляешь, через два дня после моего побега дядя приехал в мое поместье, потому что узнал все подробности. Всего два дня – и мне не пришлось бы почувствовать на себе все сомнительные прелести этого путешествия. Но может быть, это и к лучшему, ведь иначе мы бы никогда не встретились, ведь так? – И Милана прижалась ко мне еще крепче.

Это на самом деле так, любовь моя. Наша встреча случайна, и мы вполне могли не обратить друг на друга внимания, где-нибудь столкнувшись. Но долго ли продлится наше счастье? Только до завтрашнего утра. А ночь так коротка. Утром мне придется покинуть замок, это неизбежно. Хотя есть еще один вариант: попросить герцога пристроить меня на вакантную должность свинопаса или еще кого в этом же духе…

– Ты, кстати, понравился дяде. Знаешь, что он сказал Арману, тому человеку, что бросил тебе кошелек? – Милана на мгновение замолчала, вспоминая слова герцога. – Он сказал: для того чтобы совершать благородные поступки, иногда совсем не обязательно быть дворянином. И это относится не только к деньгам.

Все это так, любимая моя, но, прибудь они несколькими минутами позже, я бы уже убил барона, оказавшегося соседом герцога и претендентом на тот лес, где мы и повстречались. И неизвестно, как бы твой дядя повел себя в этом случае.

И еще, мы не будем сбегать отсюда вдвоем. И даже не пытайся меня уговорить.

Сначала все пойдет замечательно и я смогу устроить нашу жизнь так, что ты не будешь ни в чем нуждаться. А затем ты все чаще будешь с тоской смотреть на проезжающие кареты с родовыми гербами и ловить обрывки разговоров знатных дам о последнем бале, на котором им пришлось танцевать. Жизнь, к которой ты привыкла, будет проходить мимо, и у тебя не появится возможности к ней вернуться.

Конечно, если мы расстанемся, ты сможешь вернуться в свой круг. Но на тебе останется пятно, несмываемое пятно бывшей жены простолюдина. Вряд ли от него можно будет избавиться. Пойми, любимая, больше всего на свете мне не хочется с тобой расставаться, до боли не хочется. Но я не вижу других вариантов, чтобы мы могли быть вместе.

Когда первые лучи солнца возвестили о начале нового дня, я уже был на пути в Дрондер. Мне пришлось очень рано покинуть спальню Миланы, чтобы никто не смог меня заметить. Перед тем как уйти, я поклялся самому себе, что вернусь сразу же, как только смогу. Вернусь с тем, за чем и уезжаю. Меньше всего на свете мне хотелось сейчас куда-то мчаться, я не хотел бы расставаться с тобой ни на миг.

Зато теперь я точно знаю, что мне было необходимо сделать в этом мире в первую очередь. Я должен получить дворянство. И не простое дворянство, а такое, которое передается по наследству, чтобы дети, которые обязательно родятся у нас с Миланой, могли гордиться своим знатным происхождением. Для меня это совсем неважно, но будет очень важно для них.

Глава 21 ГРАНИТ НАУКИ

До чего же замечательно думается, когда трясешься верхом на лошади. Раньше я считал, что так хорошо мысли раскладываются в голове по полочкам только при ходьбе. Оказывается, ошибался.

Лошадь – существо достаточно умное и способна принимать собственные решения. Задай ей общее направление – и нет нужды постоянно корректировать курс и скорость.

Мысли мои вертелись вокруг одного и того же вопроса: как же мне его добыть, это самое благородное происхождение. Вернее, стать благороднорожденным прародителем для своих потомков. Конечно, есть беспроигрышные варианты. Например, можно податься в армию. Отслужу положенный срок, лет эдак пятнадцать – двадцать, выслужусь до какого-нибудь чина, подвигов немыслимо совершу. Мой вклад в процветание Империи оценят на высшем уровне и, вполне возможно, дадут дворянство. Я появлюсь перед Миланой со шпагой на боку, весь в боевых наградах, убеленный красивыми сединами. Гордой походкой прошествую к ней и первым делом расцелую милые морщинки на ее лице. Проживем мы долго и счастливо все то время, что нам останется. Если до этого момента меня, конечно, не убьют.

Другой вариант – поступить в столичную академию. После ее окончания тоже дают дворянство. Каких-нибудь шесть-семь лет гранит местной науки погрызу – и вожделенная грамота в кармане. Правда, перед поступлением придется с репетиторами позаниматься, чтобы знать местные представления о природе вещей и подучить всякие там химии, физики и прочие астрономии. Главное, не высовываться со своими потрясающими знаниями во всех областях науки и техники сразу. Иначе в психушку упекут.

Хотя, наверное, нет здесь еще психиатрических лечебниц, их костер заменяет. Или плаха.

Ну ладно, время костров у них уже прошло, но мои претендующие на ересь утверждения явно сыграют со мной дурную шутку. Может быть, не все так трагично, кое-что мне легко будет доказать на практике, но вот только срок, за который я получу местное образование, меня не устраивает никоим образом.

И еще один немаловажный аргумент против этих способов: в обоих случаях дворянство не наследуемое. То есть мной начнется – на мне и закончится. Значит, это не выход.

Если хорошенько поразмыслить, то самый подходящий вариант называется самозванством. Самовольно присвоенное происхождение. Естественно, заграничное. Из очень, очень далекой страны, что существует на самом деле, но встретить земляка в Империи мне будет проблематично. Необходимо такое гражданство выбрать, чтобы родина на краю Ойкумены находилась. По слухам, такое государство вроде как и есть, а вот кто там живет и что там творится – черт его знает. Единственная сложность в том, что я должен выглядеть именно как житель моей далекой и загадочной отчизны. Иначе получится анекдот о негре-шпионе, заброшенном к нам в глубинку. Придумывать несуществующее государство – чревато. Слишком уж подозрительно получится. Никто никогда о нем не слышал, и ни на одной карте не обозначено. Разве что язык выдумывать не придется, можно воспользоваться родным.

Кроме того, чтобы изображать из себя чужестранца, нужна железобетонная легенда. Ну и учитель хороших манер не помешает, ведь умения правильно пользоваться столовыми приборами будет явно недостаточно. Я ведь выйду в свет уже готовым дворянином, который с детства должен был получить соответствующее воспитание.

Тогда уж и титулом сразу необходимо обзавестись. Чего уж тут, воровать – так сколько унесу. Ну на герцога или графа замахиваться, пожалуй, не будем, а вот барон вполне сойдет. Интересно, а как оно будет звучать, мое новое баронское имя? В новом мире я очнулся на побережье Койна, это я еще у Фреда выяснил, по его морским картам. Узнал местность, ткнул пальцем и поинтересовался, как это называется. Хотя, конечно, водить по карте пальцем – это морская серость.

Итак, что получается? Барон Артуа Койн. Нет, не то. Барон Артуа фер Койн. Опять не то, да и приставка «фер» в самой Империи используется применительно к местным титулам. Я же прибыл издалека. А что у нас в этом плане имеется? Фон, ван, дон, де, ди, дю, просто д… Фон Койн, ван Койн, дон Койн, д’ Койн, де Койн. Ну-ка, ну-ка…

Барон Артуа де Койн! Вот это то, что мне надо! Поскольку имя сам себе придумываю, значит, и нравиться оно должно, прежде всего, мне самому. А мне в таком варианте очень нравится.

Барон Артуа де Койн.

Сразу и грудь вперед подалась, и подбородок вверх задрался, и взгляд по сторонам начал посматривать с чисто дворянским презрением. Плохо одно: самовольное присвоение дворянства считается преступлением против короны. И наказывается сурово – смертной казнью. И пусть я присвою не имперское дворянство, но если меня раскроют – каторга будет самая что ни на есть имперская, никто на далекую родину не этапирует.

Люди здесь живут далеко не глупые, как бы мне ни хотелось уверить себя в обратном. Они точно такие, каких я и до посещения этого мира видел. С той лишь разницей, что знания у них лет на триста устарели. Так или иначе, мое псевдодворянство рано или поздно раскроется. Это однозначно. И последствия коснутся не только меня, но и других людей, которые мне очень дороги: Миланы и наших будущих детей. Эх, если бы речь шла только обо мне, то я бы, не задумываясь, этот вариант выбрал. Но приходится думать и о других.

Хорошо, какие еще есть варианты?

Ну можно, например, стать любовником императрицы. Тогда в обмен на мои жаркие объятия ее величество легко подарит мне требуемое. И таких примеров в истории – тьма. Только вот муж ее, император Конрад III, – на редкость суровый мужчина. Когда о нем разговор заходит, люди даже голос понижают. Нет, он не кровожадный тиран или сатрап, но говорят, что строг, очень строг. И вряд ли он поймет, что я не из низменных чувств помогаю его супруге рога ему наставлять, а движет мною нечто светлое и прекрасное. Такое, как любовь к прекрасной даме, к другой прекрасной даме, разумеется. Не оценит он этого, как пить дать не оценит. Да и где гарантия, что не пошлет она меня с моими притязаниями, императрица? Вали, скажет, куда подальше, не быть тебе бароном. Бароны, они такие… – и мечтательно улыбнется при этом. А у порога ее комнаты я поинтересуюсь: ваше величество, тогда, может быть, хотя бы одно дворянство? Затем ловко увернусь от ее башмачка.

Да и вообще, как говорят, Элеонора своего мужа очень любит. Ничего у меня не получится. Это мне от отчаяния такие мысли в голову лезут.

Ладно, хоть имя придумал. Для начала неплохо.

Времени у меня, как мне кажется, не больше полугода. Милана уверяла, что будет ждать вечность, но так только в сказках бывает. И потом, вечность для молодых и очень симпатичных девушек обычно именно через такой срок и заканчивается. Что-то циничные у меня размышления выходят. Так ведь и поможет мне сейчас только здоровый цинизм. Иначе отправлюсь туда, откуда только что убыл, и буду серенады под балконом петь, это у меня всегда хорошо выходило. Но не получится, не та ситуация. Гийд – он и в Империи гийд.

Мы с Миланой так и не заснули в ту ночь. Я обещал, что вернусь, как только получу проклятую полоску стали, которая называется шпагой. И я обязательно ее получу. И все у нас будет хорошо.

Сейчас мне необходимо забыть обо всем, что будет мешать моему плану. Нужно загнать все чувства в дальние уголки души. Расслабляют они, делают мягким и добрым. Мне же нужно быть твердым как кремень. И окончательно решить для себя: или добьюсь, или сдохну. Только так. Вот только стоило ли отправлять меня черт знает куда для того, чтобы я сделал то, что и дома мог успешно сделать. Я ведь как только увидел Милану, так сразу и понял – все, пропал. Но хватит о чувствах. Я – кремень.

Хийом, старший торгового каравана, к которому я примкнул, не производил особого впечатления. Внешность невыразительная, небольшого роста и такой худой, как будто на солнце очень долго вялили. Но стоило заглянуть ему в глаза, и становилось понятным, почему все слушаются его с полувзгляда, полуслова и полужеста.

Договорились мы с ним примерно так же, как и с Пронтием. Еду вместе с ними, они меня кормят из общего котла, никаких ночных дежурств и всего остального-прочего. Только дешевле вышло, до столицы осталось всего несколько дней пути. И питаться одному. Одному.

Стоп. Уже забыл о своем обещании? Вспомнил? И правильно сделал. Главное, в корне загасить.

Обоз состоял из двенадцати телег, груженных бочками с вином. У хозяина каравана свое дело в столице, напрямую связанное с грузом, он вино продает. И тот напиток, который ему везут на этих телегах, – с собственных виноградников.

Не сомневаюсь, что дело у него поставлено на широкую ногу, поскольку караван этот постоянно курсирует по маршруту: столица – виноградники – столица.

Нет, до самой столицы я с ними не поеду. Хоть и идет караван резвее по сравнению с предыдущим обозом, но в одиночку все равно быстрее получится. Денька три-четыре с ними, а дальше выхожу на финишную прямую и иду в отрыв.

Чтобы перед самым Дрондером на разбойников нарваться, нужно обладать особой удачей. Об этом и еще о многих других вещах мне рассказал Хийом. Нормальным оказался мужиком. Жизнь повидать успел, ему было о чем поведать. Я больше кивал да поддакивал. Послужить Хийом успел от души, но и без этого в его жизни произошло достаточно много событий.

От него я и узнал, кто такие «дикие» – оказывается, так бойцов Дикого эскадрона называют. И все сразу стало понятно, это я о Годиме.

Конечно, Хийом и сам знал о «диких» не слишком много, больше по слухам. Но и из его отрывистых рассказов картина складывалась впечатляющая.

Бывают талантливые музыканты, художники, математики… В эскадрон брали талантливых бойцов, но не уже состоявшихся, а тех, кого обнаружили в результате серьезного поиска и тщательного отбора и которые могут выдержать несколько лет предстоящего жесточайшего тренинга.

Из этих парней начинали готовить все тех же бойцов. Курировал «диких» сам император Конрад III, при упоминании его имени Хийом понизил голос. Да уж, если и Хийом это делает, значит, с императрицей точно не вариант, можно даже не рассматривать. Это у меня шутки такие, от безысходности.

«Дикие» не выделялись ни мундирами, ни знаками отличия, ни еще чем-либо. Сегодня они выглядят как егеря, завтра – как тяжелые кирасиры, а через день вообще как абордажная команда. Особой статью, кстати, они похвастать не могли. Главными для них были боевые умения, а не внешняя красота.

Статью выделялась императорская гвардия. Вот в нее точно гигантов подбирали. Как сказал Хийом, если он мне на плечи усядется, то сможет посмотреть любому из гвардейцев в глаза. Преувеличение, конечно, но, на мой взгляд, очень образно. Выходит, что и с этой стороны к императрице не подступиться. При моих-то ста восьмидесяти с небольшим. И я не о килограммах.

Настроение мое и без того было не очень хорошим, а здесь еще и дожди начались. Днем еще было терпимо. Но вот ночью… После заката небеса разверзались тоннами воды. Хорошо хоть ночевали мы на постоялых дворах.

Лежа на жестких нарах очередного постоялого двора и слушая шум дождя за окном, я думал о Милане, о нашей единственной с ней ночи и корил себя за то, что не смог остаться хотя бы на один день. Наверное, я все же смог бы задержаться в замке еще немного. Но был в нашем разговоре с герцогом один момент.

– …И отправляетесь вы… – замолчал он, вопросительно посмотрев на меня.

– …завтра с утра, – закончил я за него фразу. И его сиятельство кивнул. Перед этим он долго разговаривал с Миланой и, вероятно, сделал для себя кое-какие выводы.

В наших отношениях была и еще одна сложность. Милана рассказала, что у герцога нет прямых наследников, а титул передавать все же придется. Никто не вечен, и сам герцог, несомненно, в числе всех остальных. Самой близкой его родственницей является Милана. Будь она не девицей, то и проблемы с наследованием не возникло бы. А сейчас решение необходимо будет принимать императору.

Есть у герцога и дальние родственники, десятая вода на киселе, которые спят и видят себя с герцогской короной на голове. И для них будет отличным козырем связь Миланы с простолюдином. Сам герцог желает другого, чтобы корона была у девочки, повзрослевшей у него на глазах. Помирать он пока не собирается, и все же…

Милана успела поведать мне и о людях, в собственном доме державших ее как в плену. У них задача была другая: выдать замуж за человека, при воспоминании о котором у девушки лицо становилось таким, как будто внезапно ее посетила острая зубная боль.

А вот то, что я не вписываюсь ни в один из сценариев, понятно даже мне, бесконечно далекому от всяких интриг. Понятно и то, что висящая на боку шпага не сделает меня равноправным участником взрослых игр… Но без нее я вообще не смогу в них участвовать.

В разговорах с Хийомом для меня были и два довольно приятных момента. Осмотрел он мою Мухорку, в зубы ей заглянул и сказал – хороша кобылка. Мне-то самому дай деньги и скажи лошадь себе выбрать, я бы на нее в предпоследнюю очередь посмотрел. В последнюю – на трехногую калеку, если бы у кого-нибудь хватило ума на торг ее выставить. Не то чтобы Мухорка невзрачная, обыкновенная она, с какой стороны ни посмотри.

В моем представлении лошадь должна быть красивой, с огнем в глазах и нервной поступью. А еще должна ржать каждые две минуты, гордо изгибая при этом шею. О Мухорке же лучше всего сказать: не все то золото, что блестит. Повезло мне, чего уж там.

Кстати, Хийом предложил мне работу, ту же, чем и сам он занимается. Сопровождать караваны, доставляющие в столицу вино. С хозяином обещал переговорить, так что проблем не будет. Сначала среди помощников у него побуду, а со временем и самостоятельно этим заниматься стану.

Сам он мужик жизнью битый, и то, что он обратился ко мне с подобным предложением, должно быть для меня очень лестным.

Поэтому мне пришлось очень долго и тщательно подбирать слова, чтобы отказаться.

Глава 22 ДРОНДЕР

Дрондер был по-настоящему огромен. Даже если сравнивать его не только с теми городами Империи, что повстречались мне по пути. Миллионов сто семьдесят населения.

Хотя это я загнул, не подумав. Миллионов на сто шестьдесят девять точно загнул, если не больше. Столица вольготно раскинулась по обоим берегам широкой полноводной Арны. Даже не представляю, как умельцы умудрились два каменных моста через эту реку перекинуть, при здешних-то технологиях.

Город утопает в зелени, это сразу в глаза бросается. Небоскребов нет, но здания в три-четыре этажа, а то и больше, – не редкость. Но все же большинство домов рассчитано на одну семью. Возле каждого дома разбит небольшой сад. Видимо, поэтому и сам город занимает немаленькую территорию. Наверное, наступит такое время, когда Дрондер изменится и потянется ввысь, а новые постройки беспощадно расправятся с многочисленными деревьями. Но пока этого нет, и дай бог, чтобы никогда не было.

Широкие мощеные улицы, множество площадей с фонтанами и без, парки и скверики… Заметно, что план города при строительстве составляли знающие люди.

Историческая столица Империи находилась южнее, в портовом городе Гроугенте. Несколько сот лет назад ее перенесли на нынешнее место, и с тех пор Дрондер, удобно расположенный на пересечении торговых путей, многократно разросся в размерах.

А еще столица поражает своей чистотой. Конечно, на окраинах, в трущобах хватает и грязи, и мусора, и воняет соответствующе. А где такого на окраинах нет? Взять хоть Сингапур. На что уж современный город, и небоскребы, кажется, вот-вот небо проткнут. Но стоит заглянуть на окраины…

Словом, Дрондер мне очень понравился. Лошадку свою я пристроил в пригороде, в одном из тех заведений, где при желании можно оставить коня на какой угодно срок за довольно скромные деньги. Лошадей там кормили, ухаживали за ними, даже лечили при необходимости. В ближайшее время мне Мухорка все равно не понадобится, ездить на ней по городу не слишком удобно. Дел у меня особых нет, а ходить и глазеть пешком удобней.

Ну и поостерегся я. Оставишь ее где-нибудь у коновязи, зайдешь в харчевню перекусить, а потом ищи-свищи ее, мою красавицу. Столица. Ухо востро держать нужно.

У меня оставалось еще несколько дней до того срока, когда нужно явиться по указанному герцогом адресу, так что для полноценных и крупномасштабных экскурсий по столице чужого мира времени было навалом.

На второй день пребывания в Дрондере я отправился к портному. Как бы то ни было, мой наряд смотрелся слишком провинциально. Да и поистрепался он за последний месяц не слишком спокойной жизни. Там прореха, тут разрез, а где и вовсе пятно несмываемое. А здесь ведь тоже встречают по одежке. Да и провожают, наверное, точно так же. Если по адресу, который дал герцог, мне могут предложить действительно что-то особенное и интересное, вполне вероятно, что именно мой внешний вид сыграет важную роль в принятии решения относительно моей кандидатуры.

Портной, назвавшийся Гронмом, запросил с меня три серебряные кроны и две недели сроку. Это уже после того как мы выбрали с ним ткань и фасон моего будущего прикида. Еще и три примерки предстояло. Долго. Я что, фрак для визита во дворец заказываю? Так нет их еще здесь и не скоро появятся. Это я о фраках. Что-то в этом духе я портному и сказал. Тот немного поморщил лоб, почесал затылок, затем неожиданно вспомнил, что есть у него готовый наряд, сшитый практически на меня. Он и рад бы его отдать, да вот только придет за ним заказчик, и что тогда бедному портному делать? Он, конечно, что-нибудь придумает, но мне такой вариант обойдется немного дороже. Всего лишь на одну серебряную крону. Ну чего уж теперь, тащи то, что есть.

Я попытался прикинуть, как выгляжу в этом наряде со стороны. А что, вроде бы недурно. Вполне респектабельный мужчина в самом расцвете своей мужественной красоты. Чтобы окончательно убедиться в этом, я попросил у портного зеркало.

Ну и что это ты мне принес, спрашивается? Я себе что, глаза подводить собрался? С этим осколком и не сделать ничего большего. Ладно, верю на слово, что твой наряд для огородного пугала словно на меня пошит. Вот только карманов придется добавить, вот здесь, здесь и здесь. И не нужно спрашивать зачем, просто я так хочу.

За костюмом приду завтра, ближе к вечеру. Задатка не дождешься. Понятно же по твоей физиономии, что если хозяин костюма неожиданно заявится, то ты ему его законный наряд и отдашь. А относительно незапланированных карманов скажешь ему, что сейчас так модно, буквально со вчерашнего дня. И вообще, ты не свое место здесь занимаешь. С такими способностями тебе в торговле работать надо. Там ты точно развернешься. Это ж надо, неликвид спихнуть, да еще и навариться при этом.

Если честно, мне мой новый наряд очень понравился. Именно то, что я хотел, и даже лучше. Я ведь перед визитом к портному полдня по Дрондеру разгуливал и присматривался к местным фасонам. И потратить на обновки решил как раз один золотой. Один из трех оставшихся у меня. Стоит того дело, стоит. В таком платье я и за дворянина легко сойти могу. Вот только бы дальнюю родственницу кочерги еще сбоку прицепить.

Даже подходящий к такому наряду кинжал у меня есть. Я его с пояса тумбоногого снял. Со старой одеждой не носил, не подходят они друг к другу: это как вместе с телогрейкой надеть стетсон ручной работы. Клинок у кинжала знатный. Сталь легкой синевой отдает, и не потому, что перекалена. И рукоятка красивая и удобная.

Кстати, Пронтий в свое время постерег меня кинжал носить, пока мы с обозом путешествуем, дескать, приметный очень. Но объяснять, как обычно, ничего не стал. Ну я и послушался, в основном, конечно, из-за Миланы. Не хватало еще неприятностей добавить добровольно. Теперь же как надену новый костюм, так сразу его и прицеплю.

Сдается мне, что в Дрондере не так уж и много узких и извилистых переулков, но один я нашел самостоятельно, без всякой подсказки. Я, уже в новом наряде, возвращался от портного и решил срезать путь. Ага, как же.

На моем пути снова оказались три флоя, а я опять выступал в роли тругина. Только на этот раз меня волновал не выбор между постыдным бегством и желанием принять бой. Больше всего меня волновал другой вопрос: не испачкаю ли я свой новый наряд их кровью?

Вероятно, мучительное беспокойство настолько ясно отразилось на моем лице, что мои возможные враги исчезли так же быстро, как и появились. Повезло, что они все же не решились напасть.

Один из них совсем молодой был, почти мальчишка. Тот, что в мятой соломенной шляпе и очень голодный на вид. В конце концов, могли бы и просто денег попросить, уж на пару-другую пирогов с ливером я бы выделил. Ладно, это их проблемы.

И даже несмотря на этот случай Дрондер мне нравился. Я целыми днями осматривал город. Вот только к императорскому дворцу приближаться остерегался. Там дворян – как блох на барбоске, и к каждому уважение проявить нужно, будто бедному солдату в увольнении.

Зато я успел осмотреть главную местную достопримечательность – Маренизанскую мортиру.

Ну что сказать? Нашли чем гордиться, тоже мне Царь-пушка.

Правда, из этой достопримечательности здесь еще и палят раз в год, в день основания города. И при этом держат пари, взорвется мортира при очередном выстреле или опять цела останется.

А так и посмотреть почти нечего. Ни тебе музеев, ни гладиаторских боев, ни картинных галерей, ни других объектов культурного досуга.

И развлекаются они здесь по-другому. Одних только домов, где должны присутствовать красные фонари, целый квартал, на любой вкус и кошелек. Питейных заведений опять же немерено.

Ну а самым главным развлечением, как не трудно догадаться, остается знакомство преступников с пеньковой тетушкой. На площади, где это действие происходит, всегда аншлаг. Как же, такое зрелище, к тому же бесплатное. Там же и перекусить, и выпить можно в перерыве. Торговцев с лотками хватает.

И расходятся люди, обсуждая, кто и сколько ногами дрыгал. Забавно, наверное, но не для меня. Нет, жители столичного Дрондера вовсе не жестокие. Просто для них это зрелище является обычным. Казнят-то ведь не за косой взгляд в сторону местной знати.

Кстати, перед каждой процедурой народу подробно разъяснялось, за что очередного преступника через несколько минут лишат свободного доступа к кислороду. Все кандидаты были более чем достойны этого наказания. Зачитывались материалы следствия, иногда даже свидетели выступали. Не совсем понятно, правда, зачем во время казни словно второй суд устраивали. Ну наверное, местные традиции, иначе не объяснить.

В большинстве случаев собравшиеся сами начинали требовать, чтобы казнь совершилась как можно скорее. Приговор преступникам уже был вынесен, но со стороны казалось, что именно горожане вершат правосудие, приговаривая негодяев к смерти.

В одном случае я даже сам чуть не стал скандировать вместе со всеми, требуя немедленно привести приговор в исполнение, настолько проникся речью обвинителей. И действительно было за что.

Одна из казней мне, правда, совсем не понравилась – за самовольно присвоенное дворянство. В этом случае реакция толпы оказалась не такой уж и бурной, но на итог это не повлияло, и приговоренный получил причитающуюся ему веревку на шею. Именно после этого я и потерял интерес ко всему представлению.

Не сомневаюсь, что я смог бы осмотреть Дрондер гораздо лучше, если бы не дождь. Иногда он начинал лить с такой силой, что приходилось срочно искать убежище, скрываться в какой-нибудь корчме или таверне. Аппетитные запахи манят, и нет никаких сил, чтобы преодолеть соблазн. Турист, одним словом.

А другим препятствием для прогулок стали симпатичные горожанки. Хорошеньких девушек в Империи и без того немереное количество, а в Дрондере так вообще каждая вторая. Воздух, что ли, тут особенный. Ну почему у меня всегда так бывает: стоит только определиться с очень сложным выбором, как сейчас, например, как на горизонте появляется множество женщин, старающихся обратить на себя внимание и поглядывающих с явным интересом. Судьба, наверное, такая. Или не только у меня подобные проблемы?

Ну и не стоит забывать о еще одном моменте, никак не располагающем к праздношатанию. На меня постоянно охотились люди, сделавшие уличные кражи своим основным ремеслом. Их опытный взгляд сразу мог обнаружить в толпе никуда не спешащего человека, с любопытством озирающегося вокруг. Когда внимание становилось слишком назойливым, я ласково им улыбался. Обычно хватало и этого. Если одной улыбки было недостаточно, то я старался оторваться от них. Так, забавы ради. Сам не пойму отчего, но я находил в этом удовольствие. Один раз, правда, пришлось применить пару приемов из того вида спорта, который здесь еще предстоит придумать, – уж больно настойчивый сопровождающий попался. Как ни странно, помогло. Правда, в тот квартал я больше не заходил, мало ли, вдруг этот тип злопамятным окажется.

Такие вот нехитрые забавы помогали мне избавиться от назойливой мысли, постоянно сверлившей мозг. И мысль эта была совсем простой: «Что делать?»

Глава 23 ПЛОЩАДЬ КРАСНЫХ ГИЛОТОВ

По указанному герцогом адресу я решил наведаться с самого утра. Я с трудом дождался нужного дня, поэтому откладывать визит на более позднее время не было никаких сил. Слишком уж хотелось узнать, что же мне там предложат.

Быть может, я просто терял время, вместо того чтобы заниматься действительно нужным мне делом. Вся беда заключалась в том, что я по-прежнему не знал, с какой стороны к этому самому делу подойти. Но почему-то мне казалось, что именно назначенная встреча тормозит мои действия по дороге к такому желанному дворянству.

Мне нужен был четкий поэтапный план, после выполнения каждого пункта которого я должен был ставить жирную галочку. В голове, конечно. И после каждой такой галочки я приближался бы к своей мечте. А что мы имеем на данный момент? Ни плана, ни соответственно галочек, не говоря уже обо всем остальном. С помощью денег добиться желаемого нереально. Почти нереально. Нет у меня такого капитала, и в ближайшее время взяться ему неоткуда.

Все указы о присвоении дворянства подписывает лично император, а его, к сожалению, никакими деньгами не соблазнишь. Сама мысль об этом смахивает на идиотизм. Те, кто мог бы меня рекомендовать и ходатайствовать за меня перед императором, находятся на недостижимых высотах. И от осознания этих фактов на душе становится невыносимо тоскливо.

Хийом в одной из бесед рассказывал мне, что мог бы получить дворянство, пусть и не в том виде, которое мне было нужно, но предпочел деньги. В подробности он не вдавался, только обмолвился, что выслуги на это хватило бы. Деньги, кстати, у него тоже не задержались, но вот как раз об этом он не жалел. Не знаю, на что он их потратил, но Хийом всегда мечтательно улыбался, когда рассказывал о тех временах.

Утро ответственного дня встретило меня легким моросящим дождиком, потом, правда, немного прояснилось. Расставаться с плащом я не стал, погода в этот период так же непредсказуема, как… как мое настроение в последнее время. Да и сапоги сейчас совсем не лишними оказались – последствия ливней на улицах были более чем заметны. Хотя надо признать, что дренажная система здесь, да и в других городах, которые я уже успел осчастливить своим присутствием, на хорошем уровне. Жизнь заставляет позаботиться об этом, иначе любой местный город превращался бы в Венецию на весь мокрый сезон.

Разумеется, я уже успел исследовать тот район, который мне предстояло сегодня посетить. Местность совершенно не примечательная, застроена двух– и трехэтажными каменными домами. Когда я в первый раз сюда забрел, даже немного расстроился. Я-то размахнулся, что меня будут ожидать в каком-нибудь дворце. И предложат нечто такое, за что я буду благодарен герцогу всю оставшуюся жизнь. Увы. Дворцами здесь не пахло даже отдаленно. И жили в этом районе обычные люди, со средним, по местным меркам, достатком: мастеровые, лавочники и всякие там булочники.

Чтобы добраться до своей цели, мне следовало пересечь мост через Арну, тот, что назывался Императорским. Кстати о мостах. Второе подобное сооружение сразу по окончании строительства местные остряки прозвали Горбатым Айвом. То, что мост горбатый, заметно сразу, а вот почему именно «Айв», объяснить никто не может.

Надеюсь, я сумею расположить к себе своих неведомых собеседников. Всем известная истина: если хочешь составить о себе хорошее впечатление, достаточно внимательно выслушивать своего собеседника, не перебивая его и не вставляя свои комментарии, чтобы не сбить его с мысли. При этом не забывать менять выражение лица от удивленного до понимающего. Главное – не перестараться, чтобы не выглядеть совсем уж идиотом.

Думаю, мне совсем не обязательно рассказывать о том, что в Империю я попал совершенно случайно, смытый волной с палубы корабля. Можно лишь упомянуть, что прибыл я из Дертогена, а затем объяснить, в какой глубокой дыре это место находится.

С Миланой мы тоже много разговаривали, особенно в конце пути, когда она уже не слишком скрывала своего происхождения. Но ее рассказы были несколько иными.

– Представь себе, в ответ граф заявил, что поскольку считает подобное предложение глубоко безнравственным по своей сути, то нисколько не станет противоречить жизненным принципам, имеющимся у него, если предложит встретиться завтра же, на известных обоим условиях.

Глаза девушки при этом горели восторгом. А ведь речь шла о дуэли неизвестного мне графа с еще одним подобным ему ценителем изящной словесности, затеянной лишь потому, что собеседник опрометчиво послал его к черту, причем в весьма шутливой форме. Дело между тем могло закончиться тяжелым ранением, а то и вовсе смертью.

Нет, не была Милана жестокой девочкой. Она даже могла скормить бродячей собаке купленные мной вкусности, когда до обеда еще слишком далеко, а кушать уже хочется. И при этом смотреть на меня так, как будто я должен накормить всех голодных собак в Империи и еще о ней не забыть. Просто время, наверное, здесь еще такое. Это я о жестокости. Правда, из рассказов Миланы можно сделать далекоидущие выводы – в высшем обществе за словами нужно следить особенно тщательно…

Мне нужно было перейти через Арну, пересечь площадь Красных гилотов, далее свернуть на улицу Мечников, преодолеть два квартала, и все – цель достигнута. Час ходьбы весьма средним шагом.

На мосту меня остановили – проезд закрыт. Ну и проход, естественно, тоже. Ремонт, с этим не поспоришь.

Да уж, незадача. В обход пилить далеко и долго. Пришлось попробовать решить проблему при помощи подручных средств, а именно – серебряного ала. На моем уровне все вопросы обычно с его помощью и решаются.

Был у меня один, припасенный специально для таких целей. Не новенький, но блестел, как только что из-под монетного станка. И немудрено: я сам тщательно натер его о шерстяное одеяло. Таким он смотрелся более соблазнительно.

Не знаю, что больше подействовало: вид ярко начищенной серебряной монеты или тот факт, что ее достоинство достаточно велико для оказания столь мелкой услуги, но первый же представитель городской стражи, обеспечивающий порядок на мосту, охотно согласился мне помочь.

Мост, расширяясь у самого берега, плавно переходил в площадь Красных гилотов. Этим странным словом здесь именовали рыцарей, являющихся частью истории этого мира.

Посреди площади на невысоком круглом гранитном постаменте стояло два конных изваяния из меди. Вчера был всеобщий праздник – день основания Дрондера. По этому случаю медных гилотов отполировали до блеска, прямо как я свой ал. Мне даже посчастливилось услышать, как бахнула Маренизанская мортира. Она опять не разорвалась, так что выиграли те, кто ставил именно на это.

Интересно, кому пришло в голову основывать город в разгаре сезона дождей? Правда, что самое интересное, на праздник по каким-то неведомым причинам небеса всегда делают кратковременный перерыв. Вчерашний день не стал исключением.

Мой путь лежал мимо памятника древним героям Империи. Когда я увидел изваяния впервые, то долго рассматривал их, вернее, детали экипировки всадников. Если приглядеться, никаких принципиальных отличий, те же шлемы с забралами, всякие зерцала, щиты и латные перчатки. Разве что чуть иной формы, но не более того. Сейчас же я просто скользнул по гилотам взглядом – и все. Затем отчего-то посмотрел снова. Мама?!

У памятника стояла с протянутой рукой пожилая женщина. «Этого не может быть, этого просто не может быть, – думал я, на негнущихся ногах приближаясь к нищенке. – Это невозможно».

Не передать словами, какое облегчение я испытал, поняв, что ошибаюсь. Женщина посмотрела на меня с робкой надеждой. Господи, как же они похожи, даже цветом глаз… Немудрено, что я смог ошибиться.

Она не выглядела профессиональной нищенкой, об этом говорили и опрятная чистая одежда, знавшая когда-то лучшие времена, и само ее поведение. А еще взгляд, в котором смешались стыд, безысходность и надежда. Женщина заговорила о тяжелобольном внуке, о том, что он нуждается в лекаре и лекарствах, а ей уже нечего больше продать.

Да, я понимаю, что вид у меня вполне обеспеченный. Именно этого я и добивался, держа в голове ту мысль, что чем меньше у тебя денег, тем лучше ты должен выглядеть. Но у меня осталось всего две золотые кроны, несколько серебряков и чуть-чуть меди, которую в столице и за деньги-то считать нельзя. А впереди у меня неизвестность и куча разных проблем, среди которых и самая главная, которая занимает все мои мысли. И я представления не имею, где достану еще денег, когда закончатся эти. Разве что буду продавать то, что у меня есть, начав с дорогого кинжала, висящего у меня на поясе. Да пропади ты пропадом, вся моя новая жизнь и тот, кто для меня ее создал.

Я вложил в руку так похожей на мою маму женщины золотой, стараясь сделать это таким образом, чтобы со стороны не было видно номинала монеты – нищенка ведь здесь не одна, – и сжал ее пальцы в кулачок. Затем быстро пошел прочь: всегда испытываешь чувство неловкости, когда не можешь помочь ничем, кроме денег.

В нужный мне дом я вошел все еще под впечатлением встречи.

Перед самым входом по бумажке повторил слова, те, что мне необходимо было произнести. Хорошо хоть обошлось без всяких там паролей и явок, чтобы ситуация совсем уж не стала похожей на дешевый шпионский роман. Нет, мне нужно было выучить лишь имя человека, к которому я пришел.

Всего лишь имя человека, с которым мне необходимо было встретиться.

– Ну вот, еще один, – услышал я, не успев войти в дверь.

Мне помогли снять плащ и освободили от пояса. Сопротивляться я не стал – как-то не тянет возражать против такого железного аргумента, как направленные в тебя пистолеты. И почему-то у меня возникло такое чувство, что я попал в западню.

Но стоит ли так напрягаться из-за моей скромной персоны. В конце концов, у герцога было куда как много возможностей сделать это сразу, еще в замке. Укромных уголков для моего содержания в плену нашлось бы предостаточно. Только что же это у вас, ваше сиятельство, знакомые весьма бандитской наружности? Это, несомненно, бросает тень на вашу безупречную репутацию.

Я твердо уверен, что любая профессиональная деятельность практически всегда оставляет свой отпечаток на облике человека. Встретившие меня люди выглядели как бандиты. Следовательно, бандитами они и являлись. Насмотрелся я здесь на таких ребят вдоволь, возможностей было предостаточно.

Их опять было трое, подобная стабильность уже начинала раздражать. Парадокс: все эти люди имели весьма колоритную внешность, но их облик я бы не смог описать при всем желании. Рослые, здоровые, с мощными шеями, массивными челюстями и покатыми лбами – вот, пожалуй, и все. И у всех взгляд убийцы, словно передающий привет с того света. Казалось бы, примет более чем достаточно, но, если мне понадобится когда-нибудь опознать кого-то из них, я ни за что не смогу этого сделать.

Помещение, куда меня препроводили, больше всего было похоже на кабинет.

Письмо, что ли, написать? И изложить в нем все те сведения, которыми я, в отличие от этих типов, обладаю. Так сказать, завещание потомкам. Тут и письменные принадлежности имеются.

Дел всего-то на недельку. Ну может, чуть больше времени понадобится, ведь писать придется гусиным пером. Старательно обрисую, что ждет цивилизацию дальше, в течение трех-четырех грядущих веков. Вряд ли общество здесь будет развиваться как-то по-иному, не как в моем родном мире.

Предостерегу от будущих возможных революций и настою на том, что все изменения нужно делать экономическим путем. Это чтобы политическими партиями не шибко увлекались, досталось от них уже всем. Предскажу появление электричества, двигателей внутреннего сгорания, авиации, атомной энергетики. На военной промышленности внимание заострять не буду, сами разберутся. Она и так всегда считается двигателем прогресса. Ну и о всяких там мелочах не забуду: о медицине, астрономии, физике, химии, все на уровне школьного курса. В конце немного политэкономии.

Да, здесь за неделю не справишься, дай бог, чтобы месяца хватило.

Мне почему такая мысль в голову пришла? Да только лишь потому, что смотрят они на меня так, как будто только и дожидаются команды «Фас!». И не станет бедного Артика. Все мои мечты о шпаге пойдут псу под хвост. Да мне она тогда в принципе уже не нужна будет. Только о березке в изголовье мечтать и приходится, если, конечно, в Арну не выбросят. А тут какая-никакая, но отсрочка, тем более по очень важной причине.

Они даже не скрывали своих намерений, как меня в комнате и вовсе не было. Один бандит, правда, ответил на невысказанный вопрос другого странными словами: «Без приказа господина – нет», да еще и слово «господин» с какой-то особой интонацией произнес.

Ну и что мы здесь имеем во всех смыслах? Помнится, кто-то не так давно хвалился, что голова у него буквально забита всякими хитростями, способными нанести вред живым существам вплоть до их летального исхода.

Имеем мы здесь трех очень серьезных противников, а вот никаких подходящих идей не имеем. В открытой и честной борьбе мне с ними не совладать, не стоит даже и пытаться.

Вышли бы они из комнаты минут на пятнадцать, лучше двадцать, я бы смог что-нибудь изготовить из того, что имеется в наличии. Не гранату, конечно, и не пулемет, но подобие кистеня или чего-нибудь режуще-протыкающего – вполне.

А сейчас только и остается чернильницей кому-нибудь в рожу запустить, хоть какой-то вред. Да и напарники его потом засмеют, не принято в этой среде соболезновать. Но если чернильница – «непроливайка», никакого толку не будет.

Выпрыгнуть в окно? Не вариант, стекло толстое, и рама состоит из множества небольших прямоугольников. Да еще и не добраться до него, не позволят.

Ведь приходила же мне в голову мысль иметь при себе какое-нибудь тайное оружие, которое не бросается в глаза: нож небольшой, пику какую-нибудь. Или тот же кистень на кожаном ремешке. И почему я себя не послушал?

На полу, кстати, плохо замытые пятна крови. Что тоже дает дополнительный повод для грусти.

Глава 24 УДИВЛЯТЬСЯ УМЕЮТ ВСЕ

Живым мне отсюда не выйти, теперь уже никаких сомнений в этом нет. Оставалась еще крохотная надежда, что меня приняли за кого-нибудь другого, что сейчас все образуется и я, забрав принадлежащие мне вещи, скорым шагом покину этот дом. Затем, удалившись от него на пару кварталов, облегченно переведу дух.

Но даже она растаяла, когда к нам присоединился еще один человек, выглядевший не в пример более респектабельно, и что-то сказал старшему из бандитов на тарабарском языке.

Надо же, какие пробелы в моих знаниях. Из всей его речи единственным понятным словом оказалось «гийд». А вот жест, который он продемонстрировал, уже выходя из комнаты, трактовать можно только в единственном смысле.

Я рванулся к столу, до которого было всего лишь три шага, туда, где на самом краю столешницы лежал мой пояс с кинжалом. Почти достигнув стола, я оттолкнулся от него ногой, поймав бросившегося за мной бандита ударом головы в лицо и стараясь попасть в нос. Удалось.

В награду за такое удачное действие я получил сильный шум в голове. Зато в руке я теперь сжимал кинжал, выхваченный из ножен противника. И сразу же метнулся назад, перемахнув по пути через стол. Жаль только, что входная дверь оказалась в противоположной стороне.

Следующим движением осуществил свой первоначальный замысел, выплеснув чернильницу прямо в горевшие бешенством глаза самого здоровенного из бандитов. И того мгновения, что он потратил на смахивание с лица черной жидкости, мне как раз хватило на то, чтобы вонзить в его тело длинное лезвие чужого ножа.

А вот дальше мне пришлось резко уйти назад, вновь оставшись без оружия. Возможно, все сложилось бы по-иному, в худшую для меня сторону, но их старший в самом начале отвлекся на то, чтобы закрыть дверь на задвижку. Наверное, чтобы птичка из клетки быстро вылететь не смогла. Он помог мне тем, что в дверь уже пару раз требовательно постучали.

Мой последний враг сделал выпад, и мне едва удалось перехватить его руку с ножом. Противник оттеснил меня в угол комнаты. Захват у меня получился чрезвычайно неудачный, а подключить вторую руку не удалось. И я как будто со стороны наблюдал, что лезвие кинжала медленно приближается к моему обожаемому телу…

«Спасибо тебе, Бронс!» – успел подумать я, бросаясь к дверям.

Наверное, местная богиня удачи была в этот день на моей стороне, потому что человек, стоявший за дверью, никак не ожидал увидеть того, что он увидел, когда я открыл дверь. Он даже не успел захлопнуть открытый для гневной тирады рот, он вообще закрыл его только после того, как я воткнул клинок ему под нижнюю челюсть почти вертикально. Затащив тело в комнату, я обессиленно рухнул на первый попавшийся стул, озираясь.

Меня опять трясло, трясло от той картины, что предстала передо мной. Кровь, много крови, кровь на полу, кровь на стенах, кровь на телах, и я сам весь залит кровью.

Когда Бронс показывал мне то, что можно назвать последним средством для спасения жизни, он не научил меня особо секретной технике или очень коварному приему. Он просто сказал, что силы в челюстях человека вполне достаточно, чтобы перекусить шейную артерию. Именно это и спасло сейчас мою жизнь.

Мне следовало убраться отсюда как можно скорее, укутавшись в плащ, чтобы не было видно безнадежно испорченного кровью костюма. И смыть этот мерзкий привкус чужой крови во рту.

Но прежде всего нужно было довести дело до конца, чтобы не бояться, что кто-нибудь из них сможет выжить и узнать меня. Окончательно отправить в мир иной нужно было двоих. Я сделал то, что хотел. Затем прополоскал рот водой из кувшина.

Неожиданно дверь распахнулась от резкого удара ногой. Я застыл, потому что кувшин, который я сейчас держал в руках, показался мне слишком слабой защитой от пистолета и шпаги вошедшего в комнату человека. Люди, следовавшие за ним, также держали оружие наготове.

Незнакомец, попавший в комнату первым, прошелся по ней, стараясь не запачкать кровью свой нарядный плащ, затем произнес:

– Люблю, когда за меня делают мою работу. Причем делают это бесплатно.

Его люди с какой-то непонятной мне целью начали осматривать помещение.

Один из вошедших, высокий розовощекий здоровяк, хлопнул меня по плечу:

– Не повезло тебе, парень. Приди ты на час позже – и все было бы нормально! – Затем он вдруг как-то погрустнел и добавил: – Возможно, тогда и Кериан остался бы жив. Ну и здоров же ты кусаться!

Меня передернуло при воспоминании о том, как в рот хлынула тугая струя чужой крови из перекушенной артерии.

– Как ты сюда попал? – поинтересовался главный из них, со шпагой и в дорогом плаще.

– Этот адрес дал мне его сиятельство герцог Кейтский, – ответил я и прикусил язык. Это не та информация, которую можно рассказывать первому встречному. Пусть даже и врагу моих врагов.

– Зачем?

Вот на этот вопрос отвечать можно смело.

– Здесь я должен был узнать, где могу встретиться с… – имя человека, который должен был ждать меня здесь, напрочь вылетело из головы, и я этому даже не удивился. Пришлось заглянуть в «шпаргалку», запачкавшуюся кровью. К счастью, имя, написанное в самом углу листка, разобрать было можно, – …с господином бароном Эрихом Горднером.

Человек со шпагой кивнул и бросил короткое распоряжение румяному здоровяку. Я понял, что мне необходимо куда-то следовать вместе с ним.

Перед тем как покинуть комнату, я наклонился и вытащил из-за пояса убитого мною бандита пистолет. Главный лишь слегка пожал плечами в ответ на мой немой вопрос.

А почему бы и нет? Мне давно хотелось иметь такое оружие, более легкое и удобное в обращении, чем мой пистолет.

Утро следующего дня я встретил в небольшом поместье, находящемся в паре лиг от столицы и неизвестно кому принадлежащем. Тибор, тот самый человек с ярким румянцем, произнес с довольным видом:

– Нет, ну как ты его!

Эту фразу я уже слышал от него пару раз еще вчера вечером, когда мы только прибыли сюда. Правда, сейчас воспоминания уже не вызывали рвотных рефлексов. И все равно он мог бы уже успокоиться.

– Ты знаешь, Артуа, этот флой имел кличку Пес, но чаще его называли Бешеным Псом. Хочу заметить, что заслуженно. Нет, ну надо же, загрызть Бешеного Пса!

Вообще-то Тибор мне понравился, и я даже порадовался тому, что он оказался моим соседом по комнате. Жизнерадостный такой тип, весельчак и балагур, от его оптимизма самому хотелось улыбаться.

Двухэтажный каменный дом, в котором я сейчас находился, был с трех сторон окружен хозяйственными постройками. И все это было обнесено каменной же стеной примерно в два моих роста. Причем выглядела эта стена не в пример более новой, чем остальные строения.

Больше всего поместье было похоже на чью-то базу. Пара тренировочных площадок для фехтования, что-то вроде тира, длинный стол под навесом. Конюшня явно рассчитана на пару десятков лошадей. И совсем не было видно женщин. Только мужчины, молодые и сильные. Вполне годились на роль неплохих воинов. Конечно, все это не могло меня обрадовать, я вовсе не собирался проводить свое время в военном лагере.

Я свободно передвигался по поместью, заглядывал куда душе желалось, но ворота были закрыты, и возле них всегда дежурила охрана. Хотя «стражники» и убивали время за игрой в кости, но были вооружены и не походили на деревенских олухов.

На все мои расспросы Тибор сказал лишь, что ответить на них мне сможет только господин барон.

Дворянин, который первым вошел в комнату после памятных вчерашних событий, и оказался тем загадочным Эрихом Горднером. И теперь мне предстояло ждать его в этой непонятной резиденции.

После ужина, накрытого под навесом, я отправился в свою комнату. Тибор остался за столом, как и большая часть проживающих здесь мужчин.

Оставшись один, я решил опять потренировать ту нелепую позу, которая никак у меня не выходила. За этим занятием и застал меня Горднер, войдя без стука в комнату. Мы поднялись на второй этаж. Усевшись, он какое-то время рассматривал меня, затем жестом показал на один из свободных стульев.

Мы немного поиграли в молчанку. Взгляд у барона был тяжелый, а сам он производил впечатление человека, которого очень трудно чем-либо удивить.

Наконец он произнес:

– Господин герцог что-нибудь передавал на словах?

Герцог и на бумаге ничего не передавал, если тебе угодно.

– Нет, господин барон. Только указал адрес, по которому мне следует явиться. И еще добавил, что решение будет приниматься на месте.

Не соизволил его сиятельство мне объяснить никаких подробностей, я до сих пор в полном неведении, для чего мне понадобилось прибыть именно сюда. Надеюсь, что сейчас все прояснится.

– Мне нужны люди, и ты меня вполне устраиваешь. Мне абсолютно неинтересно, кто ты и что ты. Сразу по нескольким причинам неинтересно. И первая из них та, что люди, повстречавшиеся тебе вчера, были людьми небезызвестного Варона Кройта.

С этими словами он впился в меня взглядом, ожидая ответной реакции. Черт, любите же вы здесь называть незнакомые имена и при этом пристально вглядываться в лицо собеседника.

Похоже, вчера мне удалось досадить кому-то из довольно значимых людей, и теперь мне остается только примкнуть к тем, кто способен меня защитить. То есть крышует меня пан Горднер.

И еще, на столе у барона вскрытое письмо. Только вот сургучная печать осталась цела, Горднер оборвал бумагу вокруг нее. В том, что сургуч известен в этом мире, ничего удивительного нет, он получается из смеси пчелиного воска и древесной смолы. Не сомневаюсь, что такого добра здесь хватает.

Интересно то, что оттиск печати на сургуче очень напоминает родовой герб герцога Кейтского, я его отлично запомнил. Так что вполне возможно, что в письме парой строк упомянута и моя скромная персона.

Горднер же продолжил:

– Работа, которая тебе предстоит, ничем не будет отличаться от той, что тебе пришлось сделать вчера. Разве что твои вчерашние противники будут казаться щенками по сравнению с теми, с кем тебе по большей части и придется иметь дело. И еще, в ближайшее время нам необходимо покинуть Дрондер месяца на три-четыре.

В общем-то я и сам догадывался, что вряд ли мне придется под его руководством заниматься архитектурой, садоводством или дизайном веб-сайтов. Но чего ради я должен соглашаться? Тем более если отъезд предстоит на такой долгий срок. Все, что мне нужно, находится в столице. И пусть я еще сам не знаю как, но, по моему скромному мнению, добиться желаемого в Дрондере мне будет значительно проще, чем черт знает где.

И еще один момент: я не убийца. Просто вчера попал в такую ситуацию, где мне пришлось защищать свою жизнь. Пусть и не совсем обычными способами. Что касается, как его там, Варона Кройта, где гарантия, что завтра я не перебегу дорогу еще одному такому же, послезавтра список пополнится, а через некоторое время и целая коллекция подобных персонажей соберется.

Как бы мне тактично отказаться? Все, что мне нужно, я уже узнал, а подробности неинтересны.

– И что господин барон желает мне предложить? – Наверное, фраза у меня вышла не слишком удачной.

– Как что? Деньги, что же еще? Причем приличные деньги. Может быть, ты мне сам подскажешь, что тебе нужно? – Голос у него при этом звучал слегка насмешливо.

– Баронство, ваша милость. Я хотел бы получить дворянство и титул.

Ну вот, а я уж было поверил, что тебя действительно нельзя ничем удивить…

Глава 25 ОБЩИЕ ЗНАКОМЫЕ

Похоже, удивляться барон отвык уже достаточно давно, потому что на пару мгновений выражение его лица стало довольно забавным. Затем он успешно справился с собой, но больше уже не усмехался. Я приготовился к любой его реакции. Сначала я даже решил, что сейчас Горднер вскочит на ноги и в гневе произнесет что-нибудь типа: «Да как тебе такое вообще в голову пришло, гийд!»

Признаться, я и сам полностью не отдавал себе отчета, почему произнес то, что он только что услышал. Вероятно, потому, что устал. Устал от того напряжения, что преследует меня все последнее время. Устал делать вид несокрушимого бойца, устал от неприятностей, которые меня постоянно сопровождают. Устал оттого, что не могу просто вернуться к герцогу Кейтскому, крепко прижать к груди Милану, заглянуть ей в глаза и увидеть в них радость. Ведь мы любим друг друга, так почему же этого недостаточно?

Давай же, господин Горднер, разразись гневной тирадой, и мы с тобой, надеюсь, расстанемся. Не узнал я никаких твоих секретов, да и не прячешь ты их. Иначе это поместье было бы посреди дремучих лесов или непроходимых гор, а не в двух шагах от столицы.

Но реакция Горднера была несколько иной. Неожиданно для меня он полюбопытствовал:

– И ради этого ты готов пойти на все, что угодно?

Нет, господин барон, даже ради этого на все, что угодно, я пойти не могу. Есть вещи, через которые я не смогу переступить при всем своем желании. Даже ради той, для которой я все и затеял. Естественно, мой ответ барону был гораздо менее красноречивым.

Горднер помолчал пару минут, углубившись в свои мысли, затем произнес:

– И все же я настоятельно рекомендовал бы тебе оказаться на ближайшие пару месяцев подальше от столицы. Поверь, так будет лучше. Что касается твоей мечты… Это ведь твоя мечта, я правильно понимаю?

Мне пришлось утвердительно кивнуть. Какая разница, как это назвать? Что от этого изменится?

– Мне известны несколько случаев, когда подобные тебе люди получали то, что ты только что озвучил. Но не более того. Как и почему это случилось, не знаю. Что же касается обратного процесса, здесь примеров значительно больше. Иди и не затягивай с решением. Времени у тебя до утра.

Утром я в сопровождении Тибора и еще одного обитателя поместья, Струмера, на взятой из конюшни лошади отправился за Мухоркой и вещами, оставленными на постоялом дворе на окраине Дрондера.

Чтобы все обдумать, мне понадобилась половина ночи. Я решил остаться. Причин тому было множество: и деньги, и тот же Кройт, и еще одно маленькое, но очень важное обстоятельство. О нем мне рассказал Тибор, когда удобнее устраивался перед сном на своей скрипучей лежанке.

Он знал о том, что до утра мне предстоит сделать выбор, и всячески нахваливал свою службу. Уже угомонившись, после протяжного зевка Тибор сонным голосом сообщил:

– Несколько лет назад, еще до барона Горднера, один из наших даже умудрился получить дворянство. Правда, меня и самого здесь еще не было.

Все же приятно ехать в компании с людьми, которые, не задумываясь, помогут тебе, в случае чего. Да и ты готов ответить им тем же. С вещами мы управились до обеда, а после часового отдыха нас ждал самый настоящий строевой смотр. Мы, шестнадцать человек, в полной боевой амуниции выстроились в одну шеренгу. И каждый держал за поводья свою лошадь, тоже полностью готовую к походу.

Горднер, заложив руки за спину, прохаживался перед нами с самым грозным видом и делал замечания. За них не давали нарядов вне очереди, здесь наказывали рублем. То есть звонкой имперской монетой.

На этот раз обошлось без штрафов. Мне повезло по одной простой причине: я даже не знал, что именно мне надлежит при себе иметь и как я должен выглядеть. Хотя сам себе я нравился с пистолетом за поясом, тесаком и кинжалом. И еще в новой одежде, которую приобрел на обратном пути по совету Тибора.

Возвращаясь с постоялого двора, мы заехали в лавчонку, торгующую готовой одеждой. Там я и обновил свой гардероб, разменяв последний золотой. На этот раз наряд мне обошелся значительно дешевле, но и требования к нему были другими. Обычная походная одежда, чьим единственным достоинством была крепость ткани, из которой она была изготовлена.

«Что-то у меня все деньги на наряды и уходят», – думал я, принимая сдачу. Их и так уже почти не осталось, а впереди меня ждали немалые траты, которых невозможно было избежать: мне предстояло проставиться перед своими новыми коллегами. Традиция из тех, что почему-то всегда и во все времена свято чтут.

Плату за новую работу мне пообещали неплохую, но все необходимое пришлось покупать за свои деньги. Разве что порох, свинец для пуль и кормежка предоставлялись бесплатно. Пули, кстати, тоже нужно было изготавливать самому, по калибру имеющихся у тебя стволов. Слишком рано еще для унификации, прогресс только на пути к этому.

Кем были люди, среди которых мне предстоит провести долгое время, и чем они занимались, оставалось непонятным. Но не наемные убийцы, это точно.

Вероятнее всего, маленькая частная армия профессионалов. Мне очень приятно, что я попал в их число, но не более того. Сам я сюда не набивался, мне предложили, и я дал согласие. Еще и покочевряжился при этом.

Предпоследнее дело, которым им пришлось заниматься, – это розыск человека. Искали его в Гроугенте, крупнейшем морском порту Империи. Искали долго, а когда нашли и захватили, погибло несколько человек. В доме, где его выследили, он был не один, а доставить его следовало живым.

Все это мне рассказал Тибор. И еще добавил, что помимо основной оплаты все, кто принимал участие в поисках, получили неплохую премию, или, как ее здесь называют, тидус.

Последним было сопровождение одного известного человека в известное место для только ему одному известных целей. Вот тогда сумма тидуса была совсем маленькой.

В общем, по словам Тибора, работа мне предстояла интересная, достойная мужчины и при этом хорошо оплачиваемая.

После того как нас распустили из строя, я отправился пристреливать новый пистолет. С виду он был не очень новым, а вот во всем остальном выглядел отлично. Его первый хозяин выложил за него когда-то кругленькую сумму. Разве что последний его обладатель, тот, с чьего пояса я оружие и снял, вниманием слишком не баловал. Запустил он его немного. Ну это дело быстро поправимое. Навыки имеются, пусть и не на таких допотопных образцах отточенные.

Самым старым оружием, что мне проходилось держать в руках и из которого довелось стрелять, был наган 1913 года выпуска, с царским орлом на раме. Помнится, когда-то я даже немного гордился тем, что мне посчастливилось держать в руках такую древность. Теперь он мне представлялся вершиной человеческой мысли и венцом технической революции.

Ничего, и к этому пистолету привыкнуть можно. Главное – навыки. А они, как известно, зависят только от опыта. Намного лучше он в руку ложится, в отличие от его прежнего собрата, тоже трофейного.

Стрелять здесь принято боком к мишени, держа пистолет в вытянутой руке. Конечно, когда есть возможность и время встать в нужную позицию. Действительно, держать оружие таким образом удобнее, все-таки вес нешуточный, раза в два больше мне привычного. И другая причина есть, не менее важная: стоя боком к врагу, ты значительно уменьшаешь площадь своего тела как мишени.

Со временем от этого, понятное дело, откажутся, как и в моем мире. Современные мне пистолеты обладают достаточной пробивной силой, чтобы выпущенная из них пуля могла прошить тело насквозь. Так что боком лучше не вставать: больше шансов выжить при ранении, иначе одним выстрелом могут быть поражены оба парных внутренних органа.

Но это так, лирическое отступление. Пока же мне нужно научиться стрелять левой рукой. Потому что основным оружием останется клинок, у которого не бывает осечек и пуля не выкатывается из ствола в самый ответственный момент.

И еще один важный момент: если положить во время выстрела рукоятку пистолета на правую руку с клинком, ствол не так «играет», да и встать можно если не боком, то уже вполоборота корпуса, что тоже существенно. Интересно, это моя собственная находка или кто-то уже так делает? Надо будет у Тибора спросить, он в таких вещах дока.

Вот только заряжать пистолет после каждого выстрела долго и хлопотно. Да и кремень менять пора, что-то осечки зачастили. Все, стрельбы на сегодня хватит, иначе можно и оглохнуть.

Я возвращался в свою комнату, когда меня подозвал к себе Горднер и спросил, не приходилось ли мне слышать в тех краях, откуда я прибыл, о таком человеке, как Фред Груен. Надо же, оказывается, мир тесен не только на моей родной планете.

– Да, господин барон. Я знаю этого человека. И должен вам признаться, многим ему обязан, – не замедлил я с ответом.

Мои рассказы о времени, проведенном вместе с Фредом, закончились далеко за полночь. Скрасить вечер нам помогли две бутылки вина. Кроме барона у меня был и еще один слушатель – Михен, правая рука Горднера. То, что Михен не слуга, – это точно. Слугой барона был пожилой мужик, прихрамывающий на правую ногу, Бетор. И держал его Горднер скорее из жалости, потому что бывали дни, когда тот даже с постели подняться не мог. Особенно в сырую погоду.

Я Бетора и не видел еще, о его существовании мне Тибор поведал. Вот у кого точно рот никогда не закрывается, он даже во сне иногда что-то бормочет. И что характерно, не надоедает его слушать.

Возможно, когда-нибудь потом надоест, а пока любой из его рассказов является для меня источником информации.

Горднера интересовало все, что было связано с Фредом. Где он, кто с ним, чем занимается и что планирует делать дальше. Ну насчет его планов мы особо никогда не разговаривали, а вот все остальное мне было известно. Как было известно самому Горднеру о картине, висящей в каюте Фреда. Ему тоже, кстати, понравилось мое толкование ее сущности.

Внешне они похожи не были, так что вряд ли являлись родственниками. Наверное, когда-то у них были общие дела.

Некоторые эпизоды мне пару раз приходилось повторять. А о дуэли Фреда с капитаном «Пулуса», я и имени его уже не вспомню, только кличка Хряк в памяти задержалась, вообще не меньше четырех раз рассказывал.

Потом Горднер с Михеном ударились в воспоминания о делах минувших. И в их воспоминаниях тоже присутствовал Фред.

Следующим вечером мне пришлось здорово раскошелиться, потому что традиции нарушать нельзя, на то они и традиции. Хорошо хоть с визитом в ближайшую корчму отправились не все. На количество моих гостей повлиял и тот факт, что несколько человек должны были прибыть через пару дней. Отсутствующих решили не дожидаться, потому что сразу по их прибытии нам предстояло удалиться в неизвестном направлении. А что же это за гулянка, если на следующий день нет возможности от нее отдохнуть?

Я, по наивности своей, думал, что люди, с которыми мне теперь предстоит «работать», повышают боевое мастерство все свободное от сна и принятия пищи время, благо возможности позволяют. Оказалось, что это не так, вернее, не совсем так. Тренировались эти парни больше от скуки, не более пары часов в день. В остальное время каждый занимался своими делами. Правильно это или нет – судить не мне. Да у них, наверное, и не было особой надобности в изматывающих тренировках: все они в той или иной степени были мастерами своего дела и стремились лишь поддерживать форму.

Поэтому я до сих пор был в недоумении, какими критериями отбора руководствовался Горднер, предлагая мне остаться в его отряде.

Посмотреть на наш с Тибором учебный бой собрались практически все. Оно и понятно: каждому интересно, кто я такой и насколько мне можно будет доверить свою жизнь. Продержаться мне удалось минуты полторы-две, я даже запыхаться не успел. Мог бы и дольше, поскольку следовал рекомендациям Дерка – не забывал держать дистанцию. Были моменты, когда мне почти удалось достать Тибора, но… скорости не хватило. Все-таки техника у него была… не сравнить с моей. Он всегда успевал отбить мой клинок.

И все же он молодец. Не стал задаваться, не говорил, какой он крутой боец, а сразу же все мои промахи объяснил. И дал мне целую кучу советов.

Горднер тоже наблюдал за нашим поединком. Только по его лицу никогда ничего не понять. Да и без того все ясно, небось думает, какого крутого бойца он нашел. Это он еще не видел, как я верхом биться умею.

В корчме мы посидели отлично. Видимо, парни не в первый раз ее посещали и даже не во второй, поскольку чуть ли не всех их знали по именам. И кухня оказалась вполне приличная. Вино, мясо, сыр, зелень – что еще нужно для хорошего настроения? Ну разве что немного женской ласки. Из той, что по доступным ценам. Но тут уже без меня обошлось и без моих денег. Не стал я парням компанию составлять, когда они отправились в веселый дом.

Как обычно, пирушка началась с воспоминаний о тех делах, в которых им пришлось вместе участвовать. А вспомнить им, судя по рассказам, было что. Давно я так не веселился, потому что каждая история была связана с каким-нибудь смешным случаем из их обширной практики.

Затем, на минуту взгрустнув, помянули погибших, не доживших до этой вечеринки.

Но, как говорится, живым живое, и вновь пошли тосты, здравицы, шутки и дружеские подковырки.

В самом начале мне пришлось осушить здоровенный рог, даже не представляю, какому животному он мог принадлежать. Рог, кстати, с собой принесли. Так я должен был подтвердить свое право находиться среди новых своих боевых товарищей. И этот обычай меня вполне устроил. Вот если бы мне предстояло срубить на полном скаку несколько соломенных чучел, тогда наш поход пришлось бы отложить на неопределенное время. Потому что такая задача для меня, прямо скажем, пока не очень выполнима. А влить в себя, не отрываясь, почти два литра виноградного вина… да за милую душу и за здравие всех присутствующих! Тем более что следующие тосты можно было лишь поддерживать стуком своей оловянной кружки о другие емкости и только слегка пригубить ее содержимое.

Потом, как это частенько бывает в сугубо мужских компаниях, речь зашла о женщинах. И чуть ли не каждому пришлось поведать о своих небывалых успехах у представительниц прекрасного пола. К счастью, в обязательную программу эти рассказы не входили, так что можно было просто открывать рот в изумлении: везет же некоторым.

Никогда бы не подумал, например, что вот этот невзрачный мужичок, чьими достоинствами с виду являются только лишь пышные усы самой что ни на есть сивой масти, пользуется бешеной популярностью у женщин в возрасте около сорока лет. Наверное, он и сам не подозревал в себе подобного таланта, пока не выпил так много.

Вдохновившись темой разговора, кто-то вспомнил, что у Милашки Сьюи в «Гордом одуванчике» появились новые «сотрудницы», свеженькие, хорошенькие и молоденькие. Поскольку народ за столом собрался битый и не привыкший все принимать на веру, было принято решение немедленно подвергнуть агентурные данные девушек тщательной проверке.

Тем более «лазутчик» никогда не отличался особой правдивостью.

Глава 26 ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ

В имении на следующий день все собрались только к обеду. К этому времени я уже вдоволь успел намахаться тесаком, выгоняя из организма вчерашние излишества.

За обеденным столом только и разговоров было что о визите к Милашке Сьюи. Не врал, оказывается, тот, кому не очень доверяли. Посетившие заведение так аппетитно и красочно рассказывали о своих похождениях, что все неприсоединившиеся трижды пожалели о своем отказе составить компанию. После горьких сетований тех, кто вчера так опрометчиво отказался от встречи с прекрасным, было принято решение повторить визит сегодня вечером в расширенном составе.

Так что после ужина в усадьбе остались только двое дежурных да я. Чуть позже приехал Горднер в сопровождении Михена.

Барон не без интереса понаблюдал за тем, как я топчусь вокруг соломенного чучела с тесаком в руке и пытаюсь выполнить очень быстрый колющий удар. Со своей техникой я давно уже определился, выбрав за основу тактику, присущую волкам. Знатоки звериных повадок рассказывают, что хищник сокращает дистанцию, кусает, потом мгновенно возвращается на безопасное расстояние. Затем кружит в ожидании подходящего момента для повторной атаки. Учитывая мой предыдущий опыт, я понял, что и мне такое поведение позволит добиться наибольшего эффекта. Поэтому сейчас я пытался привязать к волчьей тактике все те знания и умения, которыми успел овладеть хоть в какой-то степени. Да и Бронс в свое время советовал мне почти то же самое.

Через некоторое время Горднер подозвал к себе. Вот и отлично, всегда испытываешь чувство неловкости, когда твои неуклюжие действия оценивает профессионал, ведь в том, что барон – боец высочайшего уровня, не было никаких сомнений. Вчера, когда он решил немного размяться и вышел один против троих, мне захотелось посмотреть, как бы он повел себя в схватке с Бронсом или Дерком. За такое зрелище и денег не жалко.

Я думал, что Горднер даст мне какие-нибудь указания или захочет узнать что-то новое о Фреде, но все оказалось не так.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – спросил он.

Конечно, ваша милость. Во-первых, я никого не просил отправлять меня сюда, в этот мир, а во-вторых, влюбился именно в Милану. И я до сих пор не знаю, что мне со всем этим делать.

– Основная твоя проблема, Артуа, состоит в том, – продолжил Горднер, – что твои действия не успевают за твоими решениями. Говоря проще, руки не поспевают за головой. Обычно происходит наоборот. То, что я сейчас тебе расскажу, знают многие. Но далеко не все уделяют этому должное внимание.

Он помолчал мгновение, как будто пытаясь разжечь мое любопытство.

– Для того чтобы выполнить любое движение очень быстро, нужно сначала научиться делать его очень медленно. Если ты сможешь растянуть свой выпад на несколько минут, то благодарностью тебе за это будет скорость. Возможно, ты добьешься этого тысячами повторений на протяжении многих лет, а может, это займет у тебя значительно меньше времени. Пока не попробуешь, не узнаешь. И еще запомни, Артуа, главное – скорость. Кроме того, смени свой тесак на что-нибудь более тебе подходящее. Это не твое оружие.

Затем кивком он дал мне понять, что я могу быть свободен.

Я все же решился и задал ему вопрос, который меня мучил последнее время. Дело в том, что мне стало известно, кто такой Варон Кройт. Узнать о нем оказалось просто, достаточно было поинтересоваться у Тибора. Но вот почему в том доме, куда я прибыл по указанию герцога Кейтского, оказались его люди, до сих пор оставалось для меня непонятным.

Варон Кройт являлся криминальным авторитетом, известным далеко за пределами столицы. Нет, он не сидел на малине, раздавая своим помощникам распоряжения. Кройт был вполне респектабельным гражданином и владельцем нескольких банков. Еще говорили о том, что он опутал долговыми расписками значительную часть представителей столичной аристократии. Благодаря этому Кройт позволял себе то, о чем люди его круга и помыслить-то не решались.

По тому адресу, что дал мне герцог, устраивались «собеседования» с кандидатами на ту работу, которую я сейчас и должен был выполнять. Приходили и другие люди, их цели были мне неясны, но все визиты так или иначе имели непосредственное отношение к Горднеру. Как в доме оказались люди Кройта, успевшие даже кого-то убить, оставалось для меня загадкой. Но на мой прямой вопрос барон сказал лишь, что всему свое время. Это означало, что мне совсем не стоит совать свой нос в чужие дела. Любопытство никогда не было моим пороком, но все же выяснить подробности тех событий представлялось мне интересным.

С Кройтом все понятно без слов, он сам по себе величина. А вот за бароном явно стоит кто-то повыше рангом. Видимо, произошло какое-то столкновение между местным мафиози и неведомыми мне людьми. И интерес мой во всем этом, прежде всего, шкурный. Стоит ли она того, предложенная мне оплата? Вот в чем вопрос. Я слишком мелкая пешка, поэтому меня легко могут принеси в жертву при первой необходимости.

Что же касается предложенной бароном методики, то ее, безусловно, стоит опробовать. Что-то подобное я уже слышал, и эффективность такого подхода к тренировкам напрямую строится на мышечной памяти. Можно делать движения очень быстро и очень часто, чем я до этого и занимался, а можно дать телу время на тщательное запоминание. То есть в первом случае количество переходит в качество, а вот во втором случае… Черт его знает, что происходит во втором случае, но слишком уж хорош Горднер как мастер фехтования, чтобы давать заведомо недействующие советы.

Ну а насчет тесака… Я и сам чувствовал, что это не мое. Недаром же среди холодного оружия существует так много разновидностей. И не проще ли не подстраиваться под уже имеющийся, а подобрать клинок по себе? Нет здесь таких требований, чтобы оружие у всех было одинаковым. Это автомат Калашникова всем без исключения подходит и мне бы отлично подошел. Эх, сколько бы мы с ним дел натворили… Да что там автомат, кургузый «макарка» – и тот бы порадовал. И шли бы все эти мастера фигурного махания железяками метров на тридцать, дальше я патроны переводить бы не стал из-за боязни промахнуться.

Какая все же у Годима сабля была, как будто специально под мою руку сделана… Надеюсь только, что хватит у Пронтия совести оставить клинок там, куда я его и положил.

Сейчас у меня была одна надежда, что сумею поменять свой тесак с доплатой на одну из сабель Тибора. У него их чуть ли не целая коллекция, не меньше пяти штук. Нет, я не претендую на ту, что он постоянно носит, или даже на другую, украшенную непонятной вязью. Есть у него один клинок, более скромный во всех отношениях. К нему сам владелец, кстати, относится весьма пренебрежительно. И именно это оружие больше всего напоминало шпагу. Мне даже удалось немного подержать его в руках. В присутствии Тибора, естественно. Брать в руки оружие в отсутствие хозяина и тем более без его разрешения для местных воинов сравнимо с заигрываниями с их женами в отсутствие мужа. И неизвестно еще, в каком случае оскорбление будет сильнее.

Металл на приглянувшийся мне клинок пошел немногим лучше, чем на тесак, что был у меня, если не сказать обратного, а вот что касается всего остального… Конечно, не сабля Годима, но мое это, мое. Есть еще крайний вариант – поменяться с соседом по комнате на мой замечательный кинжал. Тем более Тибор сам проявлял к нему интерес.

Среди вернувшихся днем из похода по злачным местам моих будущих боевых товарищей Тибора не было. Он приехал ближе к вечеру и выглядел очень расстроенным. Судя по его настроению, было не самое удачное время для торговых операций, поэтому я отложил дело на потом. Окружающие не привыкли видеть весельчака в таком состоянии, но на все расспросы он только отмахивался да отмалчивался.

Почти одновременно с Тибором прибыло еще несколько всадников, как оказалось, тех, кого мы и ожидали. Горднер выстроил всех нас, объявил, что отправляемся послезавтра утром, и потребовал, чтобы никто не покидал поместья. После того как строй распустили, Тибор не пошел под навес, где собирались любители скоротать вечерок за игрой в кости. Вместо этого он повалился на постель и уставился глазами в потолок.

Я проведал Мухорку, понаблюдал за игроками и даже сам дважды попытал счастье. Лишний раз убедившись в том, что кости – это не мое, вернулся в комнату. Тибор продолжал молча рассматривать потолок. Иногда человеку просто необходимо побыть одному, и я уж совсем было собрался лечь спать, не задавая лишних вопросов, когда он вполголоса произнес:

– Наверное, я так и не дождусь твоей просьбы, Артуа.

Голос у него был не такой, как обычно. Было похоже, что он принял для себя какое-то трудное, но единственно верное решение.

– Не раньше, чем ты мне все подробно объяснишь.

– Объяснить? Что именно тебе непонятно?

– Что могло тебя так изменить, да еще за столь короткий срок? Единственное, что мне приходит в голову, так это то, что ты влюбился, побывав в гостях у Милашки Сьюи.

– Влюбился? – Мой сосед расхохотался и резко сел, свесив ноги с постели. – Влюбился, говоришь?

Тибор снова рассмеялся, но сейчас его смех был наполнен какой-то горечью и не походил на тот, что я услышал несколькими мгновениями раньше.

– Нет, Артуа, я не влюбился. Хочешь объяснений? Пожалуйста. И черт бы меня побрал, если ты и после этого сможешь относиться ко мне по-прежнему.

Я хорошо к тебе отношусь, но знаем мы друг друга всего пару дней. Может, ты придаешь моему мнению о себе слишком большое значение?

Тибор извлек откуда-то из-под изголовья бутылку вина, пару оловянных стаканов, так похожих на те, из которых мы пили недавно в таверне. Затем наполнил их и один протянул мне. Все это было так похоже на то, с чем мне приходилось сталкиваться и раньше, как будто снова в своем мире оказался. С той лишь разницей, что никогда до этого в стаканах не плескалось почти безалкогольное вино.

– Слушай. – Он помолчал немного, собираясь с мыслями, затем начал говорить, изредка прерываясь на то, чтобы сделать глоток вина. – Моя семья живет совсем недалеко отсюда, в местечке, называемом Мельничьей падью. Старик-отец, мать, чуть младше его, и четыре сестры – вот и все мои родные. Две старших сестры давно уже замужем, одна даже успела овдоветь. Герия, младшенькая, тоже недавно замуж вышла, а Терсиле не судьба, калека она у нас. Еще маленькой под телегу попала. Так и выросла скособоченная и ходит еле-еле, не расставаясь с клюкой.

И вот мне пришло в голову навестить их сегодня, настроение хорошее было. Я нечасто дома бываю, хоть и рядом. То уезжаю надолго, то поругаемся мы. Мать постоянно меня пилит, что по возрасту скоро и в деды сгожусь, а все в бобылях. Сам посуди, какой из меня семьянин, смех один получится. Но я не об этом.

Тибор помолчал, допил вино, снова наполнил свой стакан…

Мы, пять человек, собрались у западной стены, прячущей поместье от посторонних взглядов. Вплотную к ней расположилась конюшня, с крыши которой перемахнуть через стену не представляло никакой трудности. Мы – это я, Тибор, Лигрус, его закадычный друг, они и попали сюда, к барону Горднеру, вместе, и еще два брата-близнеца, которых и при свете дня отличить друг от друга трудно, а сейчас, почти в полной темноте, так и вообще невозможно. Последних я не знал, просто не было времени познакомиться, поскольку прибыли только сегодня.

Спрыгнув со стены, мы оказались в небольшой рощице, разросшейся по всему западному периметру поместья. Через час мы рассчитывали попасть в ту самую Мельничную падь, где жили родственники Тибора.

Глава 27 ТЕМПЕРАТУРА ПИВА

Дом, который был нам нужен, представлял собой безобразную двухэтажную каменную коробку безо всяких архитектурных изысков, зато с высокой крутой четырехскатной крышей. Зачем такая крыша понадобилась хозяевам – непонятно. Разве что множество хлама на чердаке разместить можно или зрительно вытянуть строение ввысь, что еще более абсурдно.

Мы ввалились в дом всей хмурой компанией. Потребовалась пара мгновений на то, чтобы глаза адаптировались к свету после ночной тьмы. Хмурые мы были для поддержания статуса крутых ребят, которые по правилам игры не должны расточать вокруг себя любезные улыбки. Это по меньшей мере несолидно.

За большим столом, расположенным в глубине единственной комнаты, сидели семеро человек в возрасте от шестнадцати до сорока. При нашем появлении они дружно вскочили, одарив нас крайне недружелюбными взглядами. Во главе стола возвышался здоровенный мужик в расхристанной до пупа рубахе. Выражение его лица тоже было хмурым, не иначе как нам подражать решил. Судя по описанию моего соседа по комнате, это и был Грюой, человек, ради общения с которым мы сюда и прибыли.

Тибор шагнул вперед, отделившись от нашей компании, и уже было совсем открыл рот, чтобы выступить с наверняка продуманной речью, когда я позволил себе обратиться к нему жестом.

Помолчи немного, быть может, у меня получится решить вопрос несколько иначе.

Мы пришли сюда из-за сестры Тибора, той, что, овдовев, снова вышла замуж. Понятно, что замуж вышла она не сразу, относив положенный траур и потратив некоторое время на то, чтобы найти человека, способного стать хорошим мужем и отцом ее детям, оставшимся после первого брака. В этот промежуток у нее и было несколько встреч с Грюоем. Встреч, ничего для них не значащих, но, видимо, очень для обоих приятных.

Казалось бы, и все на этом, если бы не стремление Грюоя эти встречи продолжать. Никаких высоких чувств, естественно, он к женщине не испытывал, просто время провести хотел.

Но то, что в какой-то степени позволено вдове, совсем не подобает замужней даме. А ее новый муж не был героем и постоять за свою вторую половинку не мог. Хотя во всем остальном он был хороший человек, по рассказам того же Тибора. И любил он ее с молодых лет, и замуж предлагал еще тогда, когда она в невестах ходила, но получилось так, как получилось.

Грюой же в местных масштабах личность известная. Даже вон свита своя имеется, судя по тем, кто в комнате собрался. Тридцати лет от роду, не женат, владелец двух мельниц, доставшихся ему по наследству. Жил он в свое удовольствие, нисколько не беспокоясь о состоянии дел на принадлежащем ему производстве. Да и к чему это, если есть наемные работники, следящие за тем, что ему неинтересно, и есть множество занятий, куда как более привлекательных.

Тибору нельзя было распространяться о том, чем он занимается, – это являлось одним из условий при приеме на работу к барону. Он состоит в свите барона – и на этом точка. Тому, кто не знает подробностей, этих сведений должно быть достаточно.

Я представил, что произойдет дальше.

Тибор начнет наезжать на Грюоя, тот ответит ему должным образом и должными оборотами речи. Владельцу мельниц неизвестно, что незваные гости стоят десяти таких людей, что сидят сейчас за столом. Затем разговор зайдет в тупик. После этого будет много крови и как минимум семь трупов. Среди них и мальчишка лет шестнадцати, что сидит на противоположном от Грюоя конце стола. Возможно, трупов будет больше, поскольку неизвестно, есть ли кто-нибудь на втором этаже дома.

Вероятно, и у нас тоже будут потери.

Управившись с делами, мы незаметно покинем дом и растворимся в ночи. А потом еще и уедем на несколько месяцев. Но этот отъезд будет всего лишь отсрочкой, потому что городская стража непременно отыщет тех, кто побывал в памятную ночь в доме Грюоя. Пусть стражники и не смогут провести дактилоскопическую или какую-нибудь еще экспертизу, но голова-то на плечах у них точно есть. Сопоставят факты, составят список подозреваемых, а потом будут действовать методом исключения. И доисключаются до того, что в подозреваемых у них останется только Тибор.

Нет, Горднер не выдаст его страже, но и его, и всех остальных, принимавших участие в ночном походе, будет ждать немедленный расчет и отставка. Нечто подобное бывало и раньше, и мы все прекрасно представляли себе последствия, когда согласились помочь Тибору.

Вот такая получилась длинная предыстория.

Я еще раз показал тот же знак, но теперь он был предназначен для всех остальных, кто пришел с нами в этот дом. Затем прошелся по комнате, занимавшей весь первый этаж здания. Да уж, негусто: необходимая мебель, весело пылающий камин да лестница на второй этаж – вот и все.

Надо же, у Грюоя даже книги есть, по крайней мере, одну я умудрился обнаружить.

Затем я подошел к вешалке. Снял с нее самую нарядную шляпу и на освободившееся место пристроил свою. Чужую хотел бросить на стоявший рядом стол с парадной серебряной посудой, но передумал.

Говорят, примета плохая – если головной убор на стол положить, голова болеть будет. Пусть и не у меня, но я же не мелкий пакостник, в конце-то концов. Пристроил ее сбоку, на той же вешалке.

Придвинул стул поближе к камину, снял плащ и развесил его на спинке, пусть хоть немного просохнет. Мой морской непромокаемый – не для прогулок по столице и даже по ее окраинам, поскольку имеет не слишком презентабельный вид.

Пройдя к заставленному выпивкой и закуской столу, уселся за противоположный от Грюоя торец.

По дороге захватил с вешалки чью-то похожую на скомороший колпак шляпу, жаль, бубенчиков на ней не было. Шляпа пригодилась – я вытер ею столешницу.

Свиньи какие-то за столом собрались, все пивом залили, книгу положить некуда. А книга – это источник знаний. Пусть даже и таких… хм… своеобразных.

Почему-то все мои действия проходили в гробовой тишине.

– Садитесь, – махнул рукой я, обращаясь к стоявшим и смотревшим на меня людям Грюоя, – в ногах правды нет.

Первым с самым независимым видом уселся сам хозяин дома, старательно делая вид, что давно уже собирался это сделать. Остальные последовали его примеру. А наши? Наши пусть постоят, ничего страшного, не так уж долго мы здесь и задержимся.

Книга, раскрытая мною наугад примерно посередине, представляла собой аналог широко известной в моем мире «Камасутры», но явно ей проигрывала. В книге даже гравюры имелись чуть ли не на каждой странице, пусть и не цветные, но… Черт, никакой вычурности, практически пособие для молодоженов. Ладно, не для этого сюда заявились.

Я извлек кинжал, отрезал тонкий ломтик от выглядевшего аппетитным окорока, сунул кусочек в рот и заглянул в самый конец книги. Может быть, там что интереснее сыщется. Как бы не так.

Взяв ближайшую кружку с пивом, я засунул в напиток палец.

– Теплое, – констатировал я, – принеси холодненького.

Моя просьба относилась к сидевшему слева от меня молодому парню. А кого еще посылать, как не его? Кружку-то я забрал у своего правого соседа, мордатого мужика, старше меня на несколько лет. Не малолетку же обижать. А вот за пивом ему слетать в самый раз, если судить по возрасту.

– Грюой, с тебя три кроны. Сам знаешь за что. Одна должна быть золотом, вторая серебром. Третья тоже серебром, но мелким. Меди не нужно. И побыстрее, нас Милашка Сьюи заждалась, – самым обычным тоном произнес я и снова углубился в книгу.

Пиво я увидел быстрее, чем деньги. Я решил не обижать никого недоверием и не стал проверять температуру напитка. Но и пробовать его тоже не стал. Еще чего, вдруг этот парень в кружку плюнул.

Когда передо мной на столе образовалась кучка монет, я на минуту оторвал взгляд от книги. Вы что, предлагаете мне собирать монеты с липкого стола самому?

Как оказалось, нет. Небольшой кошель нашелся сразу, пусть не новый и потертый, и переложить в него деньги тоже нашлось кому.

Вот теперь почти все. Аккуратно захлопнув книгу, я поднялся на ноги, обошел стол, встал сзади Грюоя и положил руки ему на плечи.

– Если тебе еще раз придет в голову мысль навестить… – черт, забыл ее имя, – сестру Тибора, я настоятельно рекомендую сначала внимательно изучить свою книгу. Вот только на мужчин в ней обращать внимания не надо. Это тебе не пригодится. Ты меня хорошо понял?

Так и подмывало вылить ему на голову пиво из кубка, он единственный за столом пользовался таким сосудом. Но ограничился лишь тем, что замерил в нем температуру пива.

Плащ еще толком не просох, но задерживаться здесь не было никакого желания.

Уже за порогом отдал кошель Тибору – нельзя выпадать из образа. Лишь добавил, чтобы он передал деньги сестре: мол, Грюой жутко извиняется.

Конечно, в бордель мы не пошли, а зашагали в сторону нашего лагеря.

И вообще, эти слова были только для Грюоя, так более доходчиво. Заглянули к нему мимоходом, поставили на место, взяли денег, сколько в голову взбрело и какими монетами взбрело, и пошли себе дальше веселиться.

Не дурак, поймет, что я его от смерти спас, что бы он там о себе ни воображал. Благо хватило мозгов, чтобы по-мирному дело решить. Свет клином на сестре Тибора не сошелся, а жизнь – такая сладкая штука.

Нет, надо было еще книгу с собой захватить. У меня только одна и есть, со сказками, по которой меня Милана читать учила. Несолидно мне с ней, взрослый мужчина, да и прочитал я ее уже сто раз. А вот эта была как раз то, что надо. И гравюры занимательные, и много новых слов узнал бы. Эх, да чего уж там.

На завтрак я проспал, не услышав двойной удар небольшого колокола, возвещавший о подъеме.

Когда вышел во двор, все обитатели поместья сидели за столом под навесом. Все дружно уставились на меня, словно увидев нечто невероятное. Разговоры смолкли.

Трепло ты, Тибор, мог бы и держать язык за зубами. Я ведь в первую очередь о себе заботился. Может быть, имеются и другие способы разрулить такую ситуацию, да где ж мне об этом знать? И не надо во мне крутого парня видеть, их только в фильмах и показывают.

«Крутым и ночью солнце светит» – вспомнил я одно выражение. И фильм вспомнил, где главный герой кружил в черном затонированном джипе по улицам ночного города в темных солнцезащитных очках. Вот это да, вот это я понимаю – крутизна.

Кино. Черт побери, что же мне давно это в голову не пришло. Нет, ну надо же, а? Так, что я об этом знаю? Братья Люмьер, целлулоид. Целлулоид – это нечто прозрачное, из него кинопленку делали, и еще горит он хорошо. А вот как его получают и из чего? Понятия не имею.

Хорошо, что у нас еще есть? Фотографии. Что об этом помню?

Пластинки, покрытые эмульсией с серебром, магний для вспышки, проявитель с закрепителем. Все. Тоже зацепиться не за что. Ну что же я тогда ту книгу для улучшения памяти как следует не изучил? Читал же обо всех этих изобретениях когда-то, но теперь уже и не вспомнить ничего.

Ладно, необходимо хорошенько все осмыслить, наверняка что-нибудь подходящее в голову придет. Сама же идея просто замечательная, никто не станет отрицать.

Читал я в очень желтом и очень популярном журнале, как один тип при дворе какого-то из Людовиков получил и дворянство, и титул, и даже поместье – он снабжал короля определенными изделиями из бараньих кишок. В общем, был поборником безопасных отношений. Такое производство, конечно, не по мне, но какова идея!

Надо просто вспомнить какое-нибудь эпохальное открытие, удачно его пристроить, и тогда дворянство в кармане. Нужно что-то такое, чтобы и сделать можно было сразу, и эффект от этого был сногсшибательным. Дальше дело техники. Есть над чем подумать. И главное, должно сработать.

– Артуа! – окликнул меня Тибор.

Ну вот, не дали мне себя Сократом почувствовать. Он однажды сутки простоял на одном месте, задумавшись. Я же от силы минут пять задумчиво восседаю за столом с ложкой у рта.

Свой тесак на клинкерт Тибора я все же обменял. Обошлась мне эта операция в сам тесак, пригоршню кремней для пистолетного замка и пару серебряных монеток не самого высокого номинала. И мы оба остались довольны: Тибор избавился от не слишком практичного, по его мнению, клинкерта, а я получил наконец то, к чему достаточно давно стремился.

Лезвие нового клинка было длинным, нешироким, с едва заметным изгибом. Долы по обеим его сторонам доходили почти до самой гарды, достаточно мощной, чтобы принимать на нее сильные удары, поскольку ширина и толщина самого клинка настоятельно этого не рекомендовала. Мощные рубящие удары тоже были противопоказаны: не хватило бы массы.

Имелась у оружия и хитрость, состоящая в интересной заточке средней части клинка: благодаря ей режущие удары должны получаться очень эффективными. Навершие эфеса представляло собой мощный латунный набалдашник, что делало балансировку клинка пригодной для фехтования им как шпагой. Елмань полностью отсутствовала.

Правда, непонятно, какой металл пошел на изготовление клинкерта… Да что металл, тесак ненамного лучше был. Почистим, наточим, отшлифуем, поменяем кожу и проволоку на эфесе…

Нет, мой новый клинок определенно мне очень нравился.

Глава 28 МАСТЕРА ДРЕВНОСТИ

Следующий день начался с того, что Горднер построил всех нас, задумчиво походил перед нами и четырежды ткнул пальцем в случайных бойцов.

В числе осчастливленных оказался и я. Горднер объявил, что вечером мы будем сопровождать его, и велел привести себя в максимально пристойный вид. Он приглашен в один из самых известных домов столицы, и ему не хотелось бы, чтобы его свита вызывала усмешки.

Когда я поинтересовался у Тибора, тоже попавшего в этот список, что это значит и как же все-таки мы должны выглядеть, тот лишь усмехнулся и махнул рукой. Не бери, мол, в голову, достаточно побриться и постараться до вечера не набраться сверх меры.

Мы, все четверо, поедем позади кареты барона, чтобы подчеркнуть его вес в обществе. Ну и на месте придется подождать, пока он не надумает возвращаться. Сам Горднер не большой любитель таких мероприятий, но не всегда имеет возможность от них отказаться.

Словом, ничего выдающегося. Сопроводим, отсидим положенное время в теплом сухом помещении среди таких же страдальцев, как и мы. Нас даже покормить не забудут, ни разу такого не было. Успокоил.

Вообще-то сегодня еще до рассвета мы должны были отправиться в путь. Но накануне вечером стало известно, что наш поход задерживается на несколько дней.

Поскольку никто толком не знал ни места нашего назначения, ни цели путешествия, разговоров было достаточно много. Выдвигались различные версии, но к единому мнению так и не пришли.

Уже затемно карета, запряженная четверкой одномастных лошадей, в сопровождении опять-таки четверки бравых всадников на лихих скакунах, подъехала к огромному, с ярко освещенными окнами, дому, больше похожему на дворец. Мы проследовали по широкой, выложенной каменными плитками дороге к парадному входу.

Горднер вышел из кареты, махнул рукой и скрылся за дверьми, услужливо открытыми лакеями в парадных ливреях. Наш же путь лежал дальше, за угол особняка. Там действительно оказалось достаточно строений, чтобы спрятать лошадей и карету и укрыться от дождя самим.

Ну и зачем было нас с собой тащить? Все равно никто не увидел, темно и сыро, все в доме прячутся.

Я поинтересовался у Тибора, кому принадлежит этот дворец, но тот лишь махнул рукой с таким видом, как будто бы ему уже так осточертело наносить визиты всяким графьям да баронам, что он даже их имена путать начал. Это было забавно, поэтому я рассмеялся.

Тибор в ответ неожиданно насупился и заявил, что прогадал с обменом своего великолепного, сделанного великими мастерами древности, клинкерта на мой тяжелый, ржавый, совершенно неотбалансированный тесак, который я, несомненно, спер у рубщиков сахарного тростника. Нет, даже не спер, его просто выбросили за ненадобностью.

Если бы я успел узнать его чуть хуже, ни за что бы не догадался, что он шутит. Слишком уж серьезно он все говорил. Пришлось немного подыграть ему, заявив, что прошлого не воротишь и теперь уже поздно говорить об этом. Ну и будто между прочим поинтересоваться, какие именно мастера древности сделали этот замечательный клинок. Уж не дальние ли предки тех, что изготовили его пистолет, один из трех имевшихся у него? Историю его приобретения он сам мне и рассказал, еще и подшучивая над собой при этом.

Дело было так. Совсем уж за смешную цену ему предложили пистолет работы знаменитого мастера-оружейника. Здесь их несколько, и этот считается одним из лучших. Тибор был в приличном подпитии и отдал за него все деньги, которые у него на тот момент имелись. Еще и присовокупил приличного качества кинжал, при этом радуясь такой удачной покупке.

Долго ему радоваться не пришлось, поскольку уже на следующий день нашелся знаток, объяснивший ему, что это не настоящий Крисель Брегинье, а всего лишь качественная подделка. Ценой как минимум в четыре раза меньше, чем он за нее отдал.

Прямо как Vertu за шесть тысяч рублев. Пистолет Тибор, правда, частенько носил за поясом, но стрелять из него опасался.

Именно об этом я и вспомнил, поинтересовавшись именем мастера, сделавшего клинкерт.

Долго препираться нам не пришлось, поскольку за мной пришел один из лакеев. Как оказалось, меня срочно желает видеть Горднер.

Почему бы и нет, надеюсь только, что ожидает он меня не в мокром саду с поникшими от избытка влаги ветвями деревьев и не в одной из беседок.

Перед нужной дверью слуга сделал мне знак подождать, осторожно постучал и скрылся за ней. Затем вышел и с важным видом, словно он сам являлся владельцем дома, пригласил меня в комнату.

Как и следовало ожидать, я очутился в кабинете. Не принято здесь отчего-то дела за барной стойкой обсуждать.

Ну, после кабинета герцога меня интерьером такого помещения не удивишь, а вот хозяин дома достоин более подробного описания. Далеко за шестьдесят, умный взгляд, хищный профиль, щурит правый глаз, когда задает вопросы. О росте судить сложно, но телосложение далеко не богатырское. Манера держаться – властная, хотя это совершенно не напрягает и выглядит довольно естественно, совсем как у дяди Миланы.

Разговор опять пошел о Фреде. Присесть мне не предложили, но и долго не задержали. Я вкратце рассказал историю знакомства и ответил на несколько вопросов, касающихся Фреда. Сначала я назвал его по имени, но приметил, что хозяин кабинета чуть заметно поморщился. В следующий раз, когда я сказал «фер Груен», мужчина поправил меня: фер Груенуа. Хорошо, пусть будет так. Но мне все же больше нравится звать его Фредом, да и сам он против этого никогда не возражал.

Наконец Горднер сказал, чтобы я подождал его за дверью. Ждать пришлось недолго, считаные минуты. За это время мимо меня успела пролететь хорошенькая служанка с ошарашенным лицом и пылающими щечками. А в конце коридора какой-то господин в лиловом с серебряными разводами камзоле пристроился целовать даму ну в очень открытом платье. Хорошо, что они вовремя меня заметили и испарились.

То, что Горднер вышел из кабинета, я определил по движению воздуха за спиной. Барон двигается практически бесшумно, ничто никогда не скрипнет, не стукнет и не зашуршит. И говорит мало, только в случае крайней необходимости.

Мы спустились со второго этажа и прошли через полутемное помещение. Если бы я не знал, где нахожусь, то подумал бы, что это один из выставочных залов музея. Исторического конечно же. Экспозиция посвящена Средним векам и рыцарству, судя по немалому количеству доспехов, оружия и гобеленов, находящихся здесь.

Я бы с удовольствием задержался здесь подольше. Но, увы, Горднер миновал все это великолепие и остановился перед приоткрытой дверью, через которую бил яркий свет и доносились звуки музыки. Музыка была мне, конечно, незнакома, но я почему-то решил, что она танцевальная. И не ошибся. Мы увидели множество пар, которые кружили в необычном танце.

Вообще-то я предпочитаю несколько другие развлечения, но полюбоваться на танцующих не прочь, особенно на представительниц прекрасной половины человечества. Тем более что посмотреть было на что – от изобилия нарядов просто глаза разбегались. Впечатляет, черт меня возьми. Особенно декольте. Правда, почтенные матроны предпочитают поражать окружающих не демонстрацией собственных прелестей, а обилием роскошных украшений. Хотя мой взгляд на солидных дамах почему-то не задерживался, другие у меня пристрастия.

На миг я даже представил, как среди этого буйства красок и сияния драгоценностей под прекрасную мелодию танцуем и мы с Миланой. И от этого мне стало очень и очень грустно: словно приоткрыл мне кто-то дверцу в волшебный мир: вот он, рядом, только через порог перешагни, да только мне туда хода нет. А вдруг Милана в этот самый момент с улыбкой отвечает на приглашение очередного кавалера. Кстати, вон та молодая особа очень даже на нее похожа.

Голос Горднера вырвал меня из мира грез:

– Видишь того господина, что разговаривает с дамой в ярко-голубом платье?

Конечно, вижу, ее сложно не заметить, и даже не из-за необычного цвета ее бального платья: она настоящая красавица. Понятное дело, Милана в сто раз красивее, пусть даже это мое субъективное мнение, но второе место я бы отдал даме в голубом.

А вот и кавалер, моложе ее лет на пять, – высокий черноволосый юноша с тонкими редковатыми черными усиками. На вид ему не больше восемнадцати-девятнадцати. Если сбрить усы и одеть в женское платье, то девица получится на загляденье. Но с возрастом это пройдет – наберется мужественности. И манеры у него не жеманные, нормальные мужские манеры.

– Хорошо его запомнил? – Голос барона, как обычно, не выражал никаких эмоций. Не сомневаюсь, что он такой и в бою, и за бокалом вина в кругу близких друзей. Если, конечно, эти самые друзья у него есть, ведь Горднер – одинокий волк, а такие люди, как правило, самодостаточны.

– Да, господин барон. Я запомнил его хорошо. – Мне хотелось с помощью интонации выразить невысказанный вопрос.

Мой наниматель отлично меня понял.

– Нет, Артуа, – усмехнулся он. – Не знаю, почему это взбрело тебе в голову. Здесь все как раз наоборот. Если с ним что-то случится, мы ненадолго его переживем. Но… – Горднер крутанул кистью левой руки и сжал ее в кулак.

Общеимперский язык, в отличие от языка жестов, давался мне значительно легче. Конечно, акцент все еще оставался, и со временем я надеялся от него избавиться, а вот все эти невербальные коммуникации… Черт бы их побрал.

В этом мире, где мне, видимо, придется провести остаток своих дней, жестам уделяли внимание не меньше, чем словам. Мне же второй язык давался совсем не легко – слишком уж их много, жестов, чересчур много.

Но значение того, что показал мне барон, я знал: мне следовало забыть услышанное как можно быстрее. А вот если бы Горднер закончил жест быстрым движением кулака к плечу, то это означало бы, что он с удовольствием поможет мне «очистить память» самым радикальным способом. В том случае, если я все же буду чрезмерно болтлив.

Когда я вернулся в отведенное для слуг помещение, Тибор развлекал присутствующих рассказом о пекаре, ходившем по ночам в гости к жене своего коллеги, тоже булочнику. Вся пикантность ситуации заключалась в том, что коллега в это время наведывался к супруге самого пекаря.

Тибор указал на стол – моя порция находилась именно там. Остальные, естественно, давно уже перекусили. Еще мне оставили полбутылки вина, которое в скором времени намеревалось стать уксусом.

Ладно, Артуа, не все так мрачно: и тушенная в овощах свинина достаточно аппетитна, и вино не самое плохое. Тебе приходилось и много хуже пить. Просто настроение испортилось от всех этих мыслей о Милане.

В ту ночь мне снились весьма безнравственные сны. Все бы ничего, но каждый раз в постели с дамой меня обнаруживала Милана и всякий раз плакала, причем навзрыд. А мне было очень-очень стыдно.

После обеда на тренировочную площадку, где я оттачивал вольт со следующим подходом, финтом под правую руку и быстрым выпадом в горло предполагаемому врагу, в сопровождении Тибора ко мне подошел Край по прозвищу Ухо. Одно из ушей у него отсутствовало полностью. Зато через все лицо шел шрам от сабельного удара.

Было бы логичней называть его Шрамом, но такой уже имелся, причем еще до прихода Края к Горднеру в отряд. Здесь почти у всех были прозвища, и очень подозреваю, что я избег такой участи только лишь благодаря необычному звучанию моего имени. И зачем в таком случае что-то менять?

Мои неожиданные зрители, естественно, пришли полюбоваться на меня не просто так. Как я уже упоминал, болтливость Тибора не знала границ – его рассказ о нашем ночном рейде в Мельничную падь не слышал, пожалуй, только ленивый. Не знаю, что он там наговорил, я при этом не присутствовал, но Край подошел с просьбой о помощи в решении схожей проблемы. Ухо просил разобраться с человеком, который никак не возвратит взятые взаймы деньги. Сумма, одолженная им, была недостаточно мала, чтобы попросту позабыть о ней, и в то же время недостаточно велика, чтобы пойти на крайние меры, наплевав на все. В общем, они с Тибором решили, будто бы у меня получится сделать все так же тихо и ровно, как и в гостях у мельника.

Я не стал обещать ничего, попросив немного времени на раздумья.

В принципе в прошлый раз я не сыграл ни одной фальшивой ноты, а то, что было у меня внутри, пусть там и останется. Никому об этом знать не обязательно.

Что касается Края, у меня к себе целых два вопроса. Смогу ли я сделать такое же опять и нужно ли мне это? Ведь в доме мельника я действовал больше по наитию.

С другой стороны, человек я здесь новый, и если ко мне обратились за помощью, то это кое-что значит. Парни у господина Горднера собрались простые и долгим разговорам за жизнь не обученные. Порубать кого – так это в два счета. Так что их логика понятна.

Ну и потом, когда у меня самого возникнут проблемы (а как без этого), кто согласится мне помочь после моего отказа?

Да и подзаработать бы не мешало хоть немного, денег у меня – кот наплакал. Во всяком случае, попытка не пытка. Надо только сразу договориться: если что-то пойдет не так, никаких военных действий.

Глава 29 БУССОЛЬ

Дождь закончил свое мокрое дело через пару дней нашего отъезда из Дрондера. К полудню небосвод переливался всеми оттенками лазоревого. И местное солнце, воскликнув: «Ага, заждались!» – без всякого перехода начало жарить, как в парилке.

Колонна наша, состоявшая из без малого трехсот всадников, была разделена на три неравные между собой группы. Самая большая группа была свитой и охраной наследного принца Великого герцогства Эйсен-Гермсайдр, того самого молодого человека, на которого указывал мне Горднер через приоткрытые двери.

Звали наследника престола Жюстин Эйсен, и в Империи он побывал с неофициальным визитом. А вся неофициальность заключалась в том, что принц решил навестить одну весьма очаровательную леди, ту, которой я великодушно подарил второе место на негласном конкурсе красоты собственного изобретения.

Эта леди не так давно сама побывала в герцогстве и сумела очаровать наследника престола. Юный Жюстин без ума влюбился в роковую красотку и даже пал перед отцом на колени, умоляя дать благословение на брак. Что характерно, сама красавица о планах принца даже не подозревала.

Отец влюбленного Жюстина, старый циник, – а что же ему еще оставалось при такой должности? – высказался категорически против. Леди Биссиоль, а именно так ее звали, не устраивала его в качестве невестки по многим причинам: красавица имела далеко не безупречную репутацию, к тому же была несколькими годами старше наследника. Но главная причина состояла том, что великий герцог Дрюмон XVII, вдовец, сам неоднократно мог убедиться в том, что выбор сыном леди Биссиоль как любовницы великолепен. Правда, было это еще до того, как принц познакомился с роковой красоткой. Ну и какая из нее после этого невестка, спрашивается?

В общем, был у герцога разговор с леди Биссиоль, в течение которого он ясно дал понять, что перспектив стать супругой сына у нее нет никаких, но и причин, чтобы отказывать в ласках его отпрыску, тоже не имеется.

Леди все отлично поняла, и сумма, запрошенная ею, оказалась не очень велика. В любом другом случае просить денег ей, наверное, и в голову бы не пришло, но слишком уж ситуация к тому располагала.

Дама, сославшись на неотложные дела в Империи, в спешном порядке отбыла из Великого герцогства Эйсен-Гермсайдр. Разумеется, в окружении Жюстина сразу же нашелся человек, который открыл наследнику глаза на некоторые вещи. Естественно, этот тип получил нескромное вознаграждение от герцога-отца и срочно покинул родину, сославшись на внезапно полученное наследство.

Через некоторое время герцогство покинул и сам Жюстин, отправившийся в Империю. Понятно, что он бросился в погоню за своей прекрасной леди, все еще пытаясь сделать то, что сделать было уже невозможно. Чтобы все не было слишком уж очевидным, отец снабдил его письмом к Конраду III и попросил решить один вопрос, недостаточно важный, чтобы отправлять целую делегацию, но и не настолько мелкий, чтобы доверить его кому попало.

И вот теперь наследник возвращался домой, старательно пытаясь удержать маску повидавшего жизнь циника, давно уже понявшего, что некоторые вещи существуют только в необузданной фантазии недалеких людей. Такие, как любовь, например.

Откуда я все так подробно узнал? Да просто слышал разговор Горднера с одним человеком. Причем не подслушивал, а присутствовал при этом.

Когда из каких-то непонятных соображений барон решил держать мою скромную персону при себе, сначала мне это совсем не понравилось. Подай, принеси, натри сапоги, разбуди с первыми лучами солнца… Не та это роль, о которой можно мечтать. И я уже заготовил целую речь, почему я не буду выполнять подобные поручения, и приготовился к самому худшему после вполне закономерной реакции Горднера.

Есть такая заповедь: для того чтобы научиться командовать, научись подчиняться. Но исполнять приказы и быть на побегушках – это совершенно разные вещи.

Но мои опасения не оправдались: Горднер просто держал меня при себе и иной раз даже интересовался моим мнением по тому или иному вопросу. Я ехал рядом с ним впереди нашего маленького отряда и изредка выполнял его поручения, по большей части касавшиеся всяких мелочей. Таких, например, как обратить внимание Лигруса на то, что его переметная сумка расстегнулась и он рискует потерять часть своего имущества.

Вторая группа состояла из сотни имперских кирасир, которые должны были сопровождать его сиятельство наследника престола Жюстина Эйсена до границ с герцогством.

Задачей третьей, самой малочисленной группы (в ее состав входило двадцать восемь человек, возглавляемых бароном Эрихом Горднером) заключалась в том, чтобы сопроводить наследника до Кергента, небольшого городка, расположенного в предгорьях Агнальского горного хребта, на самой границе с герцогством. Затем мы должны были отделиться от остальных и заняться каким-то делом, о котором никто из нас ничего не знал. Кроме Горднера, конечно.

Герцогство Эйсен-Гермсайдр представляло собой суверенное государство и управлялось великим герцогом Дрюмоном XVII, к которому следовало обращаться «ваше королевское величество».

В свое время, когда предки императора Конрада собирали под единое начало все графства и герцогства, до которых только могли дотянуться, герцогство Эйсен-Гермсайдр сумело сохранить суверенитет. Вероятно, тогдашний император не слишком настаивал на своем или просто посчитал, что небольшая горная страна ничего не сможет добавить в его корону, но факт остается фактом.

С тех пор прошло несколько веков и ничего в этом плане не изменилось. Кроме того, вольнолюбивое герцогство пресекло и посягательства соседей на свою территорию, кстати, не без помощи имперских союзных войск. В последней такой войне за независимость участвовал отец Горднера, командовавший полком драгун, одним из трех, что Империя прислала на помощь.

Издревле герцогство славилось своей промышленностью и передовыми технологиями. В Империи даже существовала поговорка о чем-то необычном: такого и в Эйсен-Гермсайдре сделать не смогут.

Двигались мы довольно быстро. Дорога до самого Южного Мулоя (а это примерно две трети расстояния, которое нам предстояло преодолеть) была отменная, вымощенная большими каменными плитами. Кстати, и путаница же у них здесь с географическими названиями: тех же Мулоев, к примеру, целых две штуки: Южный, тот, куда мы сейчас и направлялись, – город на Мулойском тракте, и просто Мулой – столица одноименной провинции.

Жюстин ехал верхом, не желая путешествовать в раззолоченной карете, предназначенной специально для его передвижения. Надо сказать, отец потратил немало усилий на то, чтобы его отпрыск производил впечатление не избалованного барчука, изнеженного мамками-няньками и окруженного постоянной лестью придворных подхалимов, а достойного продолжателя славных традиций династии Эйсен. Это было заметно даже мне.

Мои размышления об этимологии слова «отпрыск» были прерваны окликом Края. Вот уж несколько дней после истории с возвратом долга каждый раз при встрече он всегда показывал мне большой палец – жест, выражавший высшую степень одобрения, восторга или похвалы. Да что уж там, мне и самому смешно до сих пор вспоминать об этом небольшом приключении.

Человек, которому Край в свое время одолжил деньги, владел корчмой у Горбатого Айва – моста через Арну. Название корчмы – «У Айва» – было весьма лаконичным и указывало на ее местоположение.

Вообще-то денег на покупку корчмы Край дал своему другу – Перну по прозвищу Горелый (одна половина лица у него была обожжена) в расчете на то, что станет ее совладельцем. В свое время они занимались одним и тем же делом – были наемниками. Затем Перн решил, что пора перестать испытывать судьбу и заняться чем-то более спокойным, бизнесом в сфере услуг, например. Слова с делом у него не разошлись, и Горелый приобрел корчму на совместные деньги. К слову, дольщиками выступали не только Край и Перн, но и еще один их товарищ, Нечид. Последний, правда, уже несколько лет как отправился в мир иной, а Край отсутствовал в столице достаточно продолжительное время.

Вернувшись в Дрондер, Край первым делом навестил компаньона. Вот тогда и выяснилось, что Горелый не только взял владение корчмой в свои руки, но и отдавать вложенные деньги не собирался. Край, конечно, удивился такому поведению теперь уже бывшего друга и попытался на него наехать.

Но не тут-то было. Денег Перн упорно отдавать не хотел, а угроз не испугался. Наверное, по той простой причине, что у него появился новый совладелец, бывший городской стражник, который мог рассчитывать на поддержку своих товарищей практически во всех вопросах.

Собирались в корчме городские стражники, как действующие, так и ушедшие на «пенсию по выслуге лет», и всем им отпускалось в долг и делались скидки на вино и пиво. Своих бывших коллег Горелый не приваживал, и даже наоборот, отдавал явное предпочтение приятелям своего нового компаньона.

Словом, остался Край и без денег, и без надежды получить их обратно.

План, который пришел мне в голову, был не сложный и не требовал особых усилий и затрат.

Когда я поделился им с Тибором, Краем, Лигрусом и еще с парочкой ребят, тех самых близнецов, что ходили с нами к мельнику, идею восприняли с энтузиазмом.

Весь мой расчет строился на том, что корчма находилась слишком близко к мосту. То есть рано или поздно ее придется снести, чтобы расширить к нему подъезд. И мне в голову пришла мысль всего лишь немного поторопить это событие.

Примерно в то время, когда отдежурившие ночь стражники, посетившие корчму после тяжелого дежурства, чтобы порадовать себя вполне заслуженной кружечкой-другой свежего холодного пива, уже разошлись по домам, а их менее везучие коллеги еще исправно тащили службу, к корчме подкатила телега. В ней сидели несколько парней, знать которых Горелый уж точно не мог. Дальше все пошло как по маслу.

Парни с самым озабоченным видом обошли вокруг здания корчмы, один даже что-то записывал. Естественно, что хозяину сообщили о непонятном поведении странных визитеров. Тот вышел из корчмы и попытался выведать, чего им, собственно, нужно. Его вежливо попросили подождать, сообщив, что сейчас приедет господин архитектор и все объяснит. На глазах хозяина из кладки стены вывернули один из камней и опять что-то записали.

Затем работнички решили скоротать время до прибытия архитектора за кружечкой пива. Он, правда, не заставил себя долго ждать, прибыв буквально через четверть часа.

Первым делом он дал разгон своим нерадивым сотрудникам за то, что они вместо выполнения своих непосредственных обязанностей вливают, как он выразился, в свою требуху пиво. И дело закрутилось дальше.

Работники растворили окна, находящиеся на противоположных стенах, отодвинули в стороны мешающие им лавки и столы и вбили в деревянный пол здоровенный железный лом. Затем привязали к нему веревки, пропустили через открытые окна и, хорошенько натянув, застыли.

Господин градостроитель бережно извлек из кофра нечто очень напоминающее буссоль, водрузил ее на вершину лома и начал усиленно «снимать показания», изредка выкрикивая какие-то непонятные слова, которые тут же старательно записывались.

После чего он так же бережно спрятал прибор обратно в кофр, тщательно смахнул со лба выступивший от непосильной работы пот и потребовал у хозяина бокал самого что ни на есть лучшего вина, что у него имеется.

Здесь владелец решился-таки робко поинтересоваться у него, что же, собственно, происходит. И ему охотно ответили, что ничего особенного. Просто возникла необходимость расширить подъезд к мосту, время настоятельно этого требует. Так что корчму придется снести. Но пусть хозяин не беспокоится: буквально полгода-год (в самом худшем случае – полтора) – и городские власти непременно возместят ему стоимость харчевни.

Вообще-то подъезд к мосту было бы значительно удобней расширить на противоположной стороне, но что сделано, то сделано. И господин архитектор еще раз обругал своих помощников, которые в силу своей тупости не могут разобрать, где тут лево, а где право.

Во всем этом действе было два скользких момента: исполнитель роли важного начальника и бумага, подтверждающая его полномочия. Вообще-то бумага была, даже что-то вроде печати на ней имелось. Поскольку мы не знали, как эта самая печать должна выглядеть и нужна ли она вообще, то постарались выполнить ее в соответствии со своим представлением о ней. Тибор даже спер со стола из кабинета Горднера лист бумаги вполне приличного качества. Нашлась и древняя монета, медная, но достоинством в целый конт. Сейчас таких уже не выпускают. Герб на ней отличался от того, каким пользуются сейчас, но по размеру вполне подходил для печати.

В общем, можно было помахать «официальной бумагой» перед лицом хозяина, а вот рассматривать документ настоятельно не рекомендовалось. Лигрус со своей ролью справился просто блестяще.

Я сидел в самой глубине корчмы и от души забавлялся развернувшимся передо мной спектаклем. Лигрус был неподражаем. И манерами, и выражением лица, и усталой вальяжностью человека, которого в своем кругу не слишком-то и замечают, зато здесь он царь и бог. Сумма, запрошенная архитектором за то, чтобы перенести расширение подъезда на противоположную сторону, была вполне приемлема для корчмаря: двенадцать процентов за каждый год просрочки плюс семь процентов за срочность. Почему срочность? Да потому что нам скоро из столицы уезжать, чего же здесь непонятного. А почему именно семь? Так ведь цифра уж больно хорошая, счастливая. Ну и расходы нам нужно было покрыть на аренду гужевого транспорта и прибора. Чем же архитектор должен измерения свои производить, голыми руками, что ли?

Интересно будет узнать, что он там выкрикивал своим помощникам, крутя-вертя морскую буссоль, которую видел первый раз в жизни.

Выплатив необходимую сумму, Горелый выпроводил всю честную компанию, убедился в том, что они действительно отправились на противоположную сторону, и облегченно вздохнул. Вероятно, Перна утешало то, что на противоположной стороне дороги располагался кабак, называемый «C Айвом», и, чтобы устранить конкурирующую фирму, никаких денег не жалко.

Мне же пришлось просидеть в корчме еще четверть часа, потому что едва я отрывал лицо от кружки с пивом, как менял начинал душить безудержный смех. Наверное, самое сложное в работе афериста то, что все время необходимо сохранять серьезное выражение лица. Когда я окончательно пришел в себя, хозяин успел уже навести в заведении порядок, поставив на место мебель и даже выдернув железный штырь, для чего ему понадобилось приложить немалые усилия: парни постарались на совесть. После этого я подозвал его к себе жестом и предложил сесть. Перн на миг замешкался, затем все же плюхнулся на лавку. Немного помолчали.

– Видишь ли, в чем дело, Горелый. Край – твой старый боевой товарищ. Он ведь когда-то даже жизнь тебе спас. А ты поступил с ним очень нехорошо. И дело в общем-то даже не в деньгах. Но я не стану мучить тебя нотациями. Скажу лишь, что деньги бы ты отдал в любом случае. И ты должен поблагодарить Края хотя бы за то, что дело решилось мирным путем. Он очень об этом просил. Как бы там ни было, когда-то вы были друзьями. – Я соврал, конечно, но мне захотелось сделать так, чтобы у Перна к Краю было поменьше обид.

Сначала Перн выслушивал мой монолог с недоумением, затем наконец до него дошло, и он посмотрел на меня совсем другими глазами.

– Да-да, Горелый, все это придумал я. И согласись, вышло даже забавно. Если у тебя есть какие-нибудь вопросы, то вот он я, внимательно тебя слушаю.

Взгляд Перна скользнул по двум стражникам, зашедшим в этот момент в корчму. Затем хозяин понурил голову.

– Разумное решение. Ты вот что, Перн, принеси-ка мне лучше кружечку холодного пива, – с этими словами я положил перед ним серебряный конт, – а я, в свою очередь, сделаю так, что обо всем этом никто никогда не узнает. Поверь мне, Край не носился по Дрондеру с криками, как же подло ты с ним поступил. Вот и я этого делать не буду. Ты просто вернул свой долг – и все.

Выйдя из корчмы, я увидел поджидавшего меня Солиса, одного из близнецов.

– А ты что здесь делаешь? – поинтересовался я у него.

– Остался на всякий случай, – ответил он, затем, помолчав секунду, добавил: – Я слышал все.

И протянул мне руку открытой ладонью вверх, но не для того, чтобы я в нее что-нибудь вложил.

ТО, ЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАЖНО

Глава 1 ПЕРЕПРАВА

Отблески пламени играли на стволах росших вокруг поляны деревьев. Я смотрел на полулежащего возле костра Жюстина и ломал себе голову, как мне его величать. Угораздило же меня попасть в такую ситуацию – остаться наедине с наследным принцем. Не по своей воле, конечно. Хотя с какой стороны на это посмотреть.

Господин герцог – нельзя, да и не герцог он еще вовсе. Станет он им только после того, как займет место отца. Кроме того, этим обращением могут пользоваться только равные ему по родовитости люди. В моем случае это будет звучать если не как оскорбление, то как проявление неуважения – точно. Ваша светлость, ваше сиятельство, мой господин? Ага, и еще кланяться после каждого обращения. Нет, никак я не могу привыкнуть к подобным вещам, хотя и пора бы уже. Кроме всего прочего, он моложе меня почти на добрых десять лет.

Я нес его на себе несколько часов. Нес на закорках, так, по-моему, это называется. И еще старался при этом бежать. Тогда у меня не возникало проблем с обращением, главное было уйти от погони как можно дальше. В итоге нам это удалось. Мы сумели оторваться и сейчас размышляли, как поступить дальше. Возвращаться назад – крайне опасно, во всяком случае, наследнику Эйсенского престола. Да и мне в общем-то тоже, поскольку я стану нежелательным свидетелем убийства будущего наследника Эйсенского престола. Если уж они не побоятся сделать это с сыном весьма могущественного герцога, то меня попросту раздавят как случайно попавшуюся под сапог букашку.

Поначалу ничто не предвещало такого поворота событий. Начинался отличный солнечный денек, и мы сворачивали лагерь. Накануне мы потеряли много времени, преодолевая бурную речушку, названия которой я так и не запомнил. Речушка была неширокая, но с очень крутыми берегами. Мост через нее смыло паводком, поэтому власти соорудили временную переправу, все-таки имперский тракт проходит. Только вот переправа получилась слишком уж временной, и ее приходилось постоянно восстанавливать. Нам не повезло: очередной ремонт пришелся именно на то время, когда нам необходимо было перебраться на другую сторону. Ждать нам пришлось чуть ли не весь световой день. В результате вместо запланированной остановки на ночь в небольшом городке Сютемдер мы вынуждены были разбить лагерь, отъехав от переправы буквально на пару лиг.

В Сютемдер мы попали ближе к обеду. К прибытию наследника в город все было готово: посланные вперед люди об этом позаботились. Хлебом-солью его, конечно, не встречали, но в лучшей корчме города столы ломились от блюд, которые могли заинтересовать принца хотя бы потенциально. Да и остальные голодными тоже не остались.

Едва городок скрылся из виду, все и началось. К этому времени дорога резко пошла вниз, устремляясь к одной из крупнейших рек Империи – Сотре, делавшей здесь петлю. Сотра брала свое начало с ледников Агнальских гор, до которых было уже буквально рукой подать.

Последние пару дней Горднер заметно нервничал, хотя до этого времени я считал его образцом невозмутимости. Нетрудно было догадаться, что происходило это по вине принца, вернее, из-за него. Барон определенно что-то знал, но делиться этим не спешил. Кстати, люди из окружения наследника не выглядели встревоженными, напротив, чем ближе мы приближались к границе с герцогством, тем лучше у них становилось настроение.

Я по-прежнему находился рядом с Горднером, и мне это начинало даже нравиться: так я всегда мог быть в курсе всех событий. Ну а самое главное – Горднер имел обыкновение перед сном заниматься фехтованием. Конечно же в спарринг-партнеры я ему категорически не годился, он предпочитал людей более искусных в этом деле. Но как-то так получалось, что всякий раз он уделял немного времени и мне. Понять его можно, людей у него не так уж и много, и, вероятно, барон стремился к тому, чтобы каждый из них был полноценным бойцом. К тому же он видел, что я тренируюсь практически каждый вечер, обычно привлекая в качестве наставника Тибора. Наградой за это ему было пиво, которое Тибор любил до безумия.

Ненавижу свою ущербность, неважно, в какой сфере. Понятно, не стать мне великим художником или скульптором, но что касается фехтования…

Время от времени Горднер тренировался с кем-нибудь из дворян из окружения принца, и ни разу я не видел его проигравшим. Однажды я даже стал свидетелем того, как барон схватился в учебном бою с юным Жюстином. Несомненно, с наследником занимались лучшие учителя герцогства, но то, что продемонстрировал мой патрон, впечатлило меня гораздо сильнее. Все-таки принц обладал техникой, больше подходящей для дуэлей, проходивших по определенным правилам и с рядом ограничений. Движения его смотрелись очень эстетично и даже эффектно. Горднер же фехтовал так, что сразу становилось очевидным: во главу его стиля ведения боя поставлена эффективность, но никак не зрелищность. Схватка завершилась ничьей. Но даже мне стало понятным, что Горднер не пожелал ставить принца в неловкое положение, хотя с легкостью мог сделать это несколько раз. Жюстин понял это не хуже других, выразив благодарность несколькими комплиментами технике своего оппонента…

На костре, на лезвии клинкерта, доходила до готовности крупная рыба. Мне удалось изловить ее в протекающей в нескольких десятках шагов реке. Безрассудно, конечно, было остановиться на ночлег на самом берегу, потому что одинокий огонек костра виден за много лиг.

Жюстин лежал на боку, стараясь держать левую ногу как можно выше, положив ее на камень, который мне с трудом удалось к нему подтащить.

Оно и понятно, нога распухла до такой степени, что казалось, ткни пальцем – и брызнет кровь. Да и опухоль расцвела разнообразными оттенками, от багрово-красного и черного до редкостной разновидности желтого. Надеюсь, я правильно поставил диагноз – сильное растяжение связок. Врач из меня тот еще, просто однажды у меня было нечто подобное. Это, кстати, очень болезненно, и на ногу ступить невозможно.

Все, костыль готов. Широкая рогатка, обмотанная на развилке тканью. Без костыля не обойтись, следующие несколько дней Жюстину придется скакать на трех ногах.

Принц поблагодарил меня несколькими словами, и среди них не было ни одного, хоть как-то указывающего на мое положение в нашей компании. Вот и славно, тем более что сейчас мы как будто на равных.

Единственное, что меня смущало, так это то, что штаны мои были распороты суком. Если бы я сидел в седле, то прореху совсем не было бы видно. Но лошадей у нас не было. И я успокоил себя тем, что теперь полностью оправданно то обстоятельство, что нельзя поворачиваться к такой высокой персоне тылом…

Чем ближе мы спускались к Сотре, тем сильнее нервничал Горднер. Наверняка он знает нечто, напрямую связанное с возможной угрозой жизни наследника, иное просто не приходит в голову.

Мы уже довольно давно ехали рядом с сопровождавшими принца в этом путешествии людьми. Накануне вечером у Горднера был разговор с начальником охраны высочайшей особы, и вернулся барон с крайне недовольным выражением лица.

Сотра, через которую нам снова предстояло перебираться, была в этом месте не очень широка. Сначала на противоположный берег отправились полсотни кирасир, следом – часть гвардии из охраны принца и затем уже он сам. Ну хоть чего-то Горднер добился, поскольку первым хотел переправиться Жюстин со своей свитой.

Наш отряд был следующим и на паром поместился полностью. Когда мы почти приблизились к правому берегу Сотры, все и произошло. На наших глазах из густого кустарника, росшего чуть в отдалении от береговой черты, начали появляться люди, много людей, и все они были вооружены. Затем из рощи показались всадники на невысоких мохноногих лошаденках. Сначала я даже обомлел – настолько они были похожи на индейцев. Им бы в вестернах сниматься, никакого грима точно бы не понадобилось. Правда, орали они совсем не так. У индейцев какое-то улюлюканье на высокой ноте, эти же издавали что-то наподобие уханья. Томагавков у них не имелось, но остального добра в виде луков, копий, а порой и ружей хватало вполне.

Даже на мой неопытный взгляд, их было сотни две, не меньше. А еще есть и стрелки с длинными ружьями, их численность точно переваливала за сотню.

Ясно, что у страха глаза велики, но противника явно было много больше.

Момент для атаки враги выбрали самый благоприятный. Примерно половина наших людей все еще оставалась на противоположном берегу Сотры, и в самом ближайшем будущем оказаться рядом с принцем им не светило.

На Горднера было страшно смотреть. Он с самым яростным выражением лица заметался по парому. Когда шестеро паромщиков как по команде бросили канат, увидев открывавшуюся перед ними картину, барон издал такой рык, что половина лошадей на пароме от страха присела на задние ноги. Но на паромщиков это подействовало, а к канату бросилось еще несколько наших парней, и паром пошел чуть ли не вдвое быстрей, чем до этого.

Ну а мне стало грустно. Особенно когда вспомнились слова Горднера о том, что в случае смерти наследника нам его долго не пережить. Нет, конечно, в равной степени я могу найти себе приют в любой другой стране. Но слишком рано еще для эмиграции. Да и вряд ли здесь принято просить политического убежища.

И Милана. Ведь в этом случае почти наверняка я не смогу ее больше увидеть.

Я стоял рядом с Мухоркой, прижавшись щекой к ее морде, и наблюдал за развитием событий.

Не нужно было обладать огромным военным опытом, чтобы понять, что основная цель напавших на нас людей состоит в том, чтобы отрезать принца с его окружением от места, к которому должен причалить паром. Тогда все, его гибель – вопрос считаных минут. Задача обороняющихся заключается в обратном. Стоит наследнику оказаться на пароме – и попробуй тогда его возьми, пусть даже канат будет перерублен. Прикрыть наследника от пуль и стрел можно и своими телами.

Я мельком взглянул на левый берег Сотры. Вдоль кромки воды толпились кирасиры и оставшаяся часть гвардии из охраны принца. Могу себе представить, что творилось у них в душе. Конечно, выражения их лиц я не разобрал, но мне это было и не нужно.

К счастью, на том берегу имелись лодки, и в них уже грузились. Конечно, можно было бы попросить лодки в Шертулье – ближайшей рыбацкой деревушке, чтобы вместить большую часть оставшихся, но времени на это совсем не было. Название деревни переводилось как Окунево. Кстати, имперские деревни мудреными именованиями не баловали: такие же Хомутовы, Баклановы и всевозможные Петушки. Во время пути я развлекался тем, что старался перевести названия деревень и сел. Если с ними это получалось легко, то названия городов, как правило, так просто не давались. Да и чему удивляться, ведь и у нас все примерно так обстоит.

Нападавшие не хуже нас понимали, что главное – это отрезать принца от парома. И этим занялись всадники, выскочившие из густой дубравы. Но на пути у них встала гвардия, четыре десятка ветеранов, успевших переправиться на тот берег. Напрасно я думал, что гвардия герцогства Эйсен – это последнее пристанище стариков, перед тем как покинуть армию и уйти на покой. Седоусые и седоголовые ветераны стояли насмерть. Узкий проход между берегом реки и кустарником не дал псевдоиндейцам развернуться в лаву, да и дистанции, чтобы набрать скорость, им не хватило. Но всадников было много больше, и именно на этом и строился весь их расчет.

Левее шла ожесточенная схватка кирасир с пешими воинами. Кирасир было вдвое меньше даже на беглый взгляд, и все их преимущество заключалось в том, что они были верхом.

После залпа, в результате которого кирасиры понесли чувствительные потери, пехота ощетинилась штыками, а на их длине в этом мире не экономили. Несмотря на это, кирасиры сумели вгрызться в левый фланг пехотного построения и сейчас пытались закрепить успех.

По парому продолжал метаться Горднер. По всей видимости, барона приводил в ярость тот факт, что принц со своим ближайшим окружением принял участие в битве вместе с гвардейцами, вместо того чтобы прорываться к парому. Ведь стоит только Жюстину оказаться на пароме и отойти от берега, как ситуация изменится коренным образом. Это не война, и напавшим на нас людям уже не нужно будет так яростно атаковать защитников наследника. Они получат возможность перестроить свои ряды таким образом, чтобы просто защищаться. Получат возможность для маневра, в конце концов.

Да и вряд ли напавшие на нас люди продолжат атаку, видя, что дело безнадежно провалено. И ненужное геройство со стороны Жюстина только повлечет за собой новые смерти.

Мы давно сидели на конях, когда паром наконец уткнулся в пристань. Конечно, мы не стали бы дожидаться этого момента, покинув паром гораздо раньше. Но слишком уж круто берег уходил под воду, не оставляя мели ни единого шанса.

Ситуация к тому времени стала совсем уж критической. Число гвардейцев таяло буквально на глазах.

И Горднер повел нас туда, где бился Жюстин в окружении последних своих людей. Нам удалось отбросить врагов назад, но ненадолго. И все это было зря.

Наследник, вместо того чтобы воспользоваться ситуацией и вернуться на паром, продолжал изображать из себя былинного героя, способного в одиночку разогнать несметные полчища врагов. Напрасно Горднер орал ему, позабыв о всякой почтительности, все было тщетно.

Затем под принцем рухнула лошадь. Рухнула как подкошенная. Жюстину удалось спрыгнуть с нее, но сделал он это крайне неудачно. Когда наследник вскочил на ноги, то сразу же упал рядом с мертвым конем, умудрившись при этом сломать свою шпагу.

Таким я и подхватил его, сжимающего разряженный пистолет и обломок шпаги с богато украшенной рукоятью, брыкающегося и что-то орущего на незнакомом мне языке.

И я не придумал ничего лучшего, как броситься в кусты. Потому что возле парома уже орудовало немало всадников, таких же лохматых и нелепо выглядевших, как и их лошади, коротконогие и с несоразмерно большими головами.

Я рванул с Жюстином вдоль речного берега, поросшего кустарником до самой воды, а слева от меня поднималась высокая каменная круча.

Затем я долго пробирался густым подлеском, обливаясь потом под тяжестью этого недоделанного героя, который все еще продолжал брыкаться. Было очень жарко, пот заливал лицо, грудь, тек по спине…

Наконец я упал на поросшую жесткой колючей травой землю, все еще прижимая к себе Жюстина, и некоторое время не мог пошевелить ни руками, ни ногами.

Глава 2 ПАЛЕВО

Затем мы долго прятались в какой-то промоине, полной жидкой грязи, куда я рухнул, оступившись на скользком склоне, и напряжено вслушивались в звуки леса. Погони не было слышно, вероятно, она сбились со следа и прошла стороной. Или еще не настигла нас. Или исчезновение принца прошло для них незамеченным событием. Или еще что.

Напряжение немного спало, и я услышал от Жюстина сожаление по поводу того, что у него на глазах погиб его лучший друг Корнелиус. И тут меня прорвало. Я забыл о том, что мы только что спаслись от верной гибели, что возможная погоня может находиться недалеко от нас и мой гневный рев будет слышен далеко в лесу. Я орал на наследного принца, как на какого-то несмышленыша, благодаря тупости которого кроме Корнелиуса погибло еще очень много хороших людей.

Наверняка мертв Солис, один из братьев-близнецов, тот, что задержался возле таверны, так, на всякий случай. С ним у меня наладились отличные отношения, и, возможно, в скором времени у меня появился бы друг, первый мой друг в этом мире. С полученной им раной не живут ни в одном из миров. Копье кронта, именно так назывались люди, принятые мной за индейцев, пробило ему живот насквозь.

Я видел, как слабеют удары Края, наносящего их левой рукой, потому что правую ему отрубили.

Еще раньше упал с лошади Тибор, сжимая горло, из которого торчала стрела с пестрым оперением.

Горднер, закусив ус, бился сразу с тремя противниками, и именно по его приказу я бросился к принцу, пытающемуся встать на ноги рядом со своей убитой лошадью. И для этого ему пришлось отвлечься на долю секунды, и последние слова приказа он прокричал, содрогнувшись всем телом от удара сзади…

Когда у меня кончились ругательства на общеимперском, я перешел на родной, и самыми ласковыми из них было: осел с набитой дерьмом головой. Сначала Жюстин смотрел на меня изумленно, затем изумление сменилось выражением гнева: кто это смеет на него орать! Но вскоре он поник головой, потому что все, что я ему сказал, было правдой.

Потом мой запал пропал, и на смену ему пришел стыд. По крайней мере, этот мальчишка пытался хоть что-то сделать, хотя гибель грозила в первую очередь именно ему. И пусть его действия были насквозь неправильными, и вряд ли ему удалось дотянуться до кого-то своей шпагой, но он хотя бы не струсил.

А что сделал я? Вероятно, Горднер, отдавая мне приказ, ожидал, что я помогу Жюстину встать на ноги и посажу его на свою лошадь. Я же сделал то, что мог лучше всего сделать в такой ситуации, – убежал. Пусть и не один.

Мы сидели, измазанные грязью с головы до ног. Жюстин все еще сжимал в руке шпагу с обломанным лезвием, а разряженный пистолет отбросил в сторону за бесполезностью. Назад нам дороги нет. Еще перед тем как соскочить с лошади, я успел заметить вдали отряд всадников, показавшийся на опушке леса. И больше всего эти всадники походили на кронтов. Значит, нужно валить отсюда как можно скорее. Лес густой, и чем дальше мы уйдем, тем больше у нас будет шансов выжить.

Я помог Жюстину, прыгающему на одной ноге, выбраться из промоины. Затем вынул у него из руки обломок шпаги, вставил его в ножны и всучил в руки свой клинкерт. Пусть будет так, если ему спокойнее с оружием в руках. Подумав, снова нырнул в промоину и подобрал пистолет. Нечего вещами разбрасываться, оружие такого качества стоит немало. Много места он не займет, и пусть у нас обоих нет ни пороха, ни пуль, но мало ли каким боком судьба повернется.

Телосложения принц был весьма хрупкого и весил не так уж много, да вот только кроссом по пересеченной местности с мешком муки на плечах я никогда не увлекался. Теперь понял, что зря.

Жюстин попытался извиниться за те неудобства, что он причиняет, катаясь по лесу на моей спине. Я успокоил его, заявив, что сейчас он является обладателем единственной в Империи говорящей лошади. Эти слова мне удалось произнести за три приема, и наградой стал еле сдерживаемый смех Жюстина.

Действительно, смотрелись мы нелепо: один едет на другом, да еще и с обнаженным клинком в руке.

И опять был пот, потоком заливавший меня, начиная от макушки, и опять сердце пыталось вырваться из груди, и снова не хватало воздуха в легких.

Кроме того, жгло правую ногу, где через дыру в штанине виднелся порез. Порез несильный и неглубокий, но постоянно кровоточивший. И я не помнил, когда получил его, в бою возле пристани или когда в очередной раз упал под тяжестью Жюстина.

Я снова рухнул на землю и долго не мог заставить себя подняться на ноги. Не знаю, сколько бы я пролежал, ловя широко открытым ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, но, когда послышался треск сучьев на склоне холма, у меня хватило сил вскочить, подхватить на руки чертова наследника Эйсенского престола и даже побежать.

Шум приближался, мы не успевали уйти от него, он становился все ближе.

Отчаявшись, мы встали плечом к плечу, выставив в сторону приближающегося врага все, что у нас оставалось из оружия, – клинкерт, пистолет и кинжал.

Жюстин держался рукой за дерево, потому что его левая нога упорно не хотела разгибаться.

Когда шум погони приблизился, из кустарника показалась кабанья голова, здоровенная такая, под стать самому ее обладателю. Именно таких кабанов и называют секачами. На наше счастье, вепрь оказался в благодушном расположении духа и обошел нас по широкой дуге.

Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, когда я выдохся окончательно. Надеясь на то, что нам удалось удалиться достаточно далеко, мы остановились на ночлег.

Получить огонь с помощью кремня и огнива – сущая безделица, мне повезло практически сразу. Крупная рыбина, не иначе как из семейства лососевых, поскольку мясо у нее было красного цвета, будто бы специально дожидалась меня в устье небольшого ручья, впадающего в Сотру.

Я с трудом вырвал из рук Жюстина эфес клинкерта, поочередно разгибая ему пальцы, насадил добычу на лезвие и пристроил над костром. Конечно, рыбу такого размера нужно запекать, обмазав глиной, или жарить, порезав на куски, но слишком уж сильно хотелось есть. Жюстин закрыл глаза, прижавшись спиной к стволу дерева. На наследного принца он был сейчас похож в последнюю очередь. Грязное лицо с потеками пота, волосы, сосульками свешивающиеся с головы. Когда-то нарядный камзол, весь расшитый золотой нитью, тоже являл собой весьма печальное зрелище.

Во сне у принца было обиженное выражение лица, и он выглядел совсем юнцом, несчастным и грязным. Да я и сам выглядел не лучше.

К тому времени, когда рыба сделала вид, что готова к употреблению, я успел прополоскать в речной воде свои вещи и пристроить их сушиться рядом с костром. Но вскоре от солнца остался лишь последний привет, и костер пришлось затушить. Жюстин не понял значения слова «палево», пока я не объяснил его в доступных ему выражениях.

Ужинали мы почти в полной темноте, и нам едва хватило полусырой рыбины, чтобы приглушить чувство голода.

Всю ночь мы просидели, прижавшись спиной друг к другу. Ближе к утру я почувствовал, как спина Жюстина становится все горячей.

Когда рассвело, он еще держался, но уже к полудню потерял сознание и начал бредить.

Кроме того, у него ужасно распухло колено, и, когда я слегка надавил на него пальцем, Жюстин не смог сдержать болезненный вскрик. В голеностопе дело было ничуть не лучше.

И что мне было делать? Я понятия не имел, как все это лечится. Кровотечение из носа останавливать умею отлично, хоть из своего, хоть из чужого. Для этого необходимо не слишком сильно и достаточно резко ударить ребром ладони под основание черепа – и все. Такое действие поможет непременно, проверено много раз. Но не течет кровь из носа ни у меня, ни у Жюстина, вот в чем беда. А вот жар у него нешуточный.

Наверное, в этом лесу много трав и кореньев, которые могут помочь, да как их определить? И в чем заваривать?

Я прикрыл Жюстина своей уже успевшей высохнуть на жарком солнце курткой и отправился исследовать окрестности, не отваживаясь уходить слишком далеко. В нескольких десятках шагов мне удалось обнаружить чью-то стоянку со старым кострищем. Но ничего такого, что могло бы нам пригодиться, я не нашел, хоть и тщательно осмотрел все в округе.

А вот шалаш был отличный, так что в любом случае был смысл сюда перебраться. Что я и сделал. Перенес на руках Жюстина, благо недалеко.

Потом я наловил рыбешек размером в ладонь, но жирных и очень вкусных. И еще нашел кусты со стручками желто-красного цвета, похожих на те, что я обнаружил еще в первые дни своего пребывания в этом мире, разве что были они не в пример мельче. Но от этого не потеряли свой аромат. Получилась печенная на углях рыба в жгучем кисло-сладком соусе. На вкус вполне, но долго этим питаться не будешь.

Но не это самая большая проблема. Парня срочно нужно к лекарю. У него жар, и рыбу вполне можно запекать на его груди.

К тому времени я успел заметить, что судоходство на реке было довольно оживленным. Лодки и более крупные суда, некоторые из них шли даже под парусом. Попытаться привлечь к себе внимание, махая чем-нибудь с берега или разведя дымный костер? Где гарантия, что нас не заметят те, кого мы будем рады видеть в самую последнюю очередь?

Нисколько не сомневаюсь, что наследника ищут. И ищут его обе стороны: и те, кто желает доставить Жюстина к отцу, и другие, мечтающие увидеть его мертвое тело.

Но в любом случае нам необходимо переправиться на противоположный берег реки. И сделать это лучше ночью, тайком. На другой стороне, ниже по течению Сотры, расположено какое-то селение, я увидел его огни еще вчера, перед тем как уснуть.

Самое умное было бы посоветоваться с самим Жюстином, он должен быть в курсе местных реалий, хоть в какой-то степени. Но сейчас это занятие бесполезное, в те редкие минуты, когда он не находится в горячечном бреду, я могу лишь напоить его. Даже от предложенной ему пищи он отказался.

Быть может, я перестраховывался, но почему-то сам Жюстин, стуча зубами о край деревянного ковшика, который я нашел подвешенным к одной из стоек шалаша и из которого поил принца водой, сказал, что люди Ромерта будут искать его непременно. И его слова нельзя было трактовать иначе как в том смысле, что именно Ромерт заинтересован в его скорейшей гибели.

Дилемма. И здесь нельзя оставаться, и в путь отправляться опасно. Да и на чем? Необходимо плавучее средство, лучше в виде лодки. Нашел я одну, полузатопленную недалеко от места нашей стоянки. Но когда попытался сдвинуть ее с места, взявшись за острый нос, лодка от ветхости переломилась пополам.

Можно сделать плот. Правда, из инструментов у меня только кинжал. В принципе можно пережигать стволы деревьев на костре, не так уж много бревен нам и нужно. Три, от силы четыре, в зависимости от диаметра. В конце концов, я могу плыть рядом с плотом, держась за него и задавая ему движение и курс.

Вот этим я и занялся, поиском подходящих для плота бревен, зайдя вверх по течению, чтобы было удобнее их сплавлять. Первое бревно я нашел быстро, и это было именно бревно. Гладко ошкуренное, оно лежало на небольшой отмели возле берега, принесенное высокой водой. И диаметр его был подходящим, и длина. Если пережечь пополам и добавить еще одно такое же, то проблема будет решена.

Чем бревна скрепить между собой? Да придумаю что-нибудь, ветки кустарника, лианы, часть одежды разорву на полосы, шканты какие-нибудь на поперечинах. Главное, раньше времени не заморачиваться, выкручусь.

С веселым настроением я сплавил бревно до нашего убежища. Вода, кстати, совсем не холодная, бывало и много хуже. Помню, поднимали мы утопленную баржу. С реки только сошел лед, и пришлось напялить на себя все, что было теплого из одежды. Баржа едва возвышалась над водой, а где-то там, внутри нее, находилась пробоина, которую и необходимо было заделать, перед тем как откачивать воду. Жутко не хотелось лезть в ледяную тьму, где воздуха было только несколько сантиметров под палубой, а сама баржа заметно покачивалась и в любой момент могла сползти на глубину.

Вот тогда да, до сих пор мурашки по коже пробегают при воспоминании. А сейчас – прямо Крым в разгаре купального сезона.

Лодку, приткнувшуюся к берегу напротив шалаша, я увидел сразу. Но почему-то забыл обрадоваться такому легкому решению проблемы. Наверное, потому, что все четыре ее пассажира стояли на берегу, держа в руках обнаженное оружие, и о чем-то разговаривали с Жюстином. Так вот, в руке принца тоже блестел клинок. Я положил клинкерт рядом с ним, отправляясь на охоту за подходящими бревнами. Положил на всякий случай, чтобы ему было спокойнее, если он придет в себя.

Мне, например, в последние полгода было значительно спокойнее, если под рукой имелся подобный предмет. Не думаю, что в этом смысле мы с наследником очень различались. И именно поэтому, отправляясь за материалом для постройки плота, я захватил с собой помимо кинжала еще и пистолет. Тот, первый, длинноствольный, который можно использовать как дубинку. С ним я во время нападения соскочил с Мухорки, когда бросился на помощь наследнику. И ведь не бросил его, черт побери, когда изображал собой лошадь Пржевальского. Воин!

Сегодня с утра я извлек из ствола пулю, потому что придумал, чем ее заменить на все то время, пока не вставлю ее обратно, но уже в новом виде.

Четыре медные монетки отлично подошли по диаметру ствола. Все эти телодвижения были потому, что не было ни у меня, ни у Жюстина ни пороха, ни пуль, все осталось на лошадях. Пулю из своего пистолета я решил превратить в картечь. Потому что есть очень хочется, а с картечью больше шансов добыть дичь. Вытащив пулю из ствола и заменив на время четырьмя медными монетами, я старательно ее сплющил. Затем разрезал получившуюся свинцовую лепешку на девять примерно равных кусочков и обкатал каждый из них. Все, картечь для охоты была готова.

Вот только не попалось мне на глаза ничего стоящего, заслуживающего единственного заряда. Кстати, у Жюстина в руках пистолет. И даже курок взведен. Только не заряжен он, нечем. Но действие, на мой взгляд, грамотное. Не будь пистолета, его давно бы уже обезоружили и скрутили. Не боец он, на одной-то ноге. Да и жаром от него буквально пышет, даже на расстоянии это заметно.

Глава 3 ЩЕНОК

До лопухов, за которыми я прятался, совершенно не торопясь себя обнаружить, легко доносился разговор. Вот только толку от этого было ноль, потому что диалог велся на незнакомом мне языке. Некоторые слова казались похожими на те, что я уже знал, но составить даже общее представление о теме разговора я все же не мог.

Говорил с Жюстином только один из мужчин, судя по всему, главарь. Вот его-то принц и держал под прицелом. Понятно для чего: чтобы остальные не окружили его со всех сторон. Видимо, говоривший был достаточно значим для остальных, поскольку они не пытались сделать это даже незаметно.

Жюстин не осматривался по сторонам, пытаясь увидеть меня, со всех ног спешащего на помощь. А то, что он держался из последних сил, было очевидно. Не только для меня, надо сказать. Поэтому старший говорил с ним спокойно, даже как-то убаюкивающе. И еще, подавая пример остальным, опустил оружие. Да и зачем оно сейчас? Еще пара минут – и все, бери принца голыми руками. Пока Жюстина спасало только то, что он оперся спиной о ствол дерева, похожего своими резными листьями на клен.

Здесь вообще интересный лес, это я уже успел заметить, и больше всего своим разнообразием он напоминает Уссурийскую тайгу. Тут тебе и сосны, и кедры, и лиственницы, и другие виды деревьев, более присущие холодному климату Сибири. А еще полно бамбука, всевозможных лиан и дикого винограда. Одни лопухи чего стоят, ведь под каждым можно свободно укрыться от дождя.

Вот из-под одного из таких лопухов я осторожно и выглядывал.

Разговор меж тем продолжался дальше, и становилось очевидным, что это не бандиты, случайно наткнувшиеся на одинокую жертву.

Потому что не станут бандиты говорить таким примирительным тоном, уговаривая на что-то свою жертву. И еще. Несколько раз главный из них обратился к Жюстину словом «генйтрум», и больше всего это обращение было похоже на титул.

Когда в очередной раз Жюстин отрицательно помотал головой, я решил, что пора действовать: парень выглядел совсем плохо.

Курок я взвел заранее, сразу, как только увидел уткнувшуюся острым носом в берег лодку. Слишком характерный звук. И реакция на него вполне предсказуема.

Теперь же нужно было выбрать цель для своего единственного выстрела. Напрашивался предводитель, но с моего места вполне можно зацепить и Жюстина. Расстояние не слишком велико, и все же разлет картечи это допускает. Значит, начать нужно с крайнего из них и ближнего ко мне.

Когда я прицелился, моя жертва удачно повернулась ко мне спиной, обратившись с каким-то вопросом к своему вожаку. Теперь промахнуться было сложно, будь даже в стволе пуля.

Почти одновременно с выстрелом Жюстин в выпаде достал человека, разговаривающего с ним, и тут же рухнул на колени. Вряд ли он успел мгновенно среагировать на выстрел, вероятно, готовил этот удар заранее, и просто так совпало. Отлично, черт возьми, пронеслось у меня в голове, когда я выскакивал на поляну, перехватив разряженный пистолет за ствол.

Его конструкторы предусмотрели возможность использовать пистолет как ударное оружие, а применить в качестве метательного догадался я сам. Что и сделал, постаравшись попасть им еще в одного из противников. Попасть-то попал, только вот не совсем удачно, угодив в левое плечо.

И тут же нарвался на встречный удар палашом.

Удар, вернее, укол получился у моего противника смазанным, вероятно, он сделал его рефлекторно. Не сомневаюсь, что мне вполне хватило бы и такого, но меня спас сапог. Да, мой собственный сапог, один из двух, что висели у меня на груди.

Нет, обычно я ношу их, как и положено, на ногах. Но в этот раз я перекинул их за шею, когда сплавлял бревно по воде. Штанины высохнут быстро, а вот лишний раз мочить обувь мне все еще было не по карману. Затем когда я прятался в лопухах, то попросту забыл об этом висевшем у меня на груди амулете. И как оказалось – к счастью.

Голенище одного из сапог приняло на себя удар, и лезвие палаша ушло в сторону, оставив на груди довольно глубокую царапину. В горячке я даже этого не почувствовал. Следующий удар у нападавшего не получился: с кинжалом в глазнице много не повоюешь. Целился я в горло, но и так получилось нормально, за исключением того, что кинжал остался в ране.

Но был еще один, живой, невредимый и очень злой, судя по бешеному выражению глаз.

К дереву, росшему у самого входа в шалаш, было прислонено какое-то древко. Тщательно оструганное и отшлифованное руками до блеска. Вот к нему-то я и устремился. Когда-то на одном его конце что-то было, уж не знаю что, может, наконечник копья или остроги. Сейчас там ничего не оставалось, но даже в таком виде древко привлекло меня своей длиной. Потому что против стального остро отточенного лезвия длиной в добрый метр вся моя предыдущая жизнь мне навыков не давала.

Я выставил палку перед собой: хоть какая-то защита. И даже попытался атаковать, обозначив удар в лицо, но в последний момент перенаправив выпад в колено. Не прокатило. И еле успел уйти назад, после того как мой противник лезвием отбил древко в сторону, чуть не заставив меня провалиться.

Когда прогремел выстрел, мы вздрогнули оба. Я от неожиданности, а мой враг – оттого, что в него попала пуля.

Жюстин стоял на коленях, сжимая в руках еще дымящийся пистолет. Он сумел вытащить оружие из-за пояса человека, все еще хрипевшего и пускающего изо рта кровавые пузыри. Того, что упал первым, после укола Жюстина моим клинкертом.

Первым делом я надел сапоги на ноги. Вряд ли получится так, что они во второй раз смогут спасти мне жизнь. И так очень удачно все сошлось.

Теперь нам нужно было срочно покинуть это место. И чем быстрее, тем лучше. Черт его знает, сколько их поблизости, людей, разыскивающих Жюстина. Да еще лодка удачно подвернулась. Хотя плевать я хотел на такую удачу, когда только чудо в виде добротной кожи сапога и спасло мне жизнь.

Уже привычно подхватив Жюстина на руки, я отнес его в лодку. Подожди немного, парень, у меня имеется несколько неотложных дел. Первое из них то, что мы не должны оставить здесь живых свидетелей. Свидетелей того, что здесь находился именно тот человек, которого они и ищут, – наследный принц Жюстин Эйсен. Если их сообщники обнаружат четыре трупа, трудно будет связать это с нами. Если не найдется живого свидетеля. Так что делать это трудно, но необходимо.

И я сделал это. Сделал, стараясь не столкнуться взглядом с единственным оставшимся в живых, тем, кто был у них за главаря. Затем постарался об этом забыть хотя бы на время.

Следующий шаг – это трофеи. Пояса, оружие и одежда. Потому что у нас нет ничего, и в первую очередь нет денег. А они понадобятся, и понадобятся в самом ближайшем будущем.

Камзол принца, с завернутым в него камнем, полетел в воду. Вместо него я накинул ему на плечи обнаруженную в лодке куртку из домотканого полотна. Камзол – слишком приметная вещь, пусть и в нынешнем его состоянии. Хотя, если его сжечь, золота, пошедшего на шитье, хватило бы на цепь для любого конкретного пацана. Еще и на гайку бы осталось. Вот только некогда этим заниматься, а возить с собой – себе дороже.

Когда я зашвырнул наряд в воду, Жюстин, вяло интересовавшийся происходящим вокруг него, все же спросил:

– Палево?

Смотри-ка, запомнил новое слово. Я не смог сдержать улыбку.

И я ответил:

– Да, генйтрум.

Коль скоро его недавние собеседники обращались к нему так, да еще и с должным почтением, то, вероятно, и я могу так сделать. Заодно покажу, что тоже умею учиться. Жюстин в ответ на мое обращение одарил меня весьма странным взглядом, который я никак не смог истолковать. Да и не до этого было.

Штаны я решил ему оставить, пусть думают, что он купил их на распродаже. Тем более в таком виде, в каком они пребывали сейчас, никаких подозрений к их владельцу они не вызовут. Своих сапог Жюстин лишился давным-давно, и тоже не без моей помощи. На левую ногу сапог не налезал, ну и какой смысл был в правом сапоге?

Я сложил трофеи в носу лодки и отвел ее подальше от берега. Забрел я почти по пояс, решив, что сейчас не время опасаться замочить обувь.

Грести веслами мне в общем-то не привыкать, разве что заменявшие уключины кожаные гужи требовали определенных навыков. Я не сводил взгляд с мешка, стоявшего у самых ног Жюстина, поскольку успел заглянуть в него и обнаружить множество прекрасных вещей – от ржаных лепешек, твердого как камень сыра, копченой колбасы и до кожаной бутыли с вином. Прекрасными вещи были потому, что печенная на костре рыба, мелкие орешки, напоминавшие по вкусу фасоль, и терпкие, приторно-сладкие ягоды начинали вызывать стойкое отвращение.

Мы потеряли немного времени по дороге к селению, расположенному за излучиной реки, потому что решили сначала причалить к небольшому острову – хотели разобрать трофеи. Вернее, разбирал их я, потому что Жюстин безучастно наблюдал за моими действиями, кутаясь в обновки.

И большую часть времени я потратил на то, чтобы зарядить все пять имеющихся теперь у нас пистолетов. Среди трофеев было еще и ружье, но оно тоже отправилось в воду, и я лишь скрутил с него замок. Замок – вещь сама по себе дорогая. Само же ружье имело слишком приметный вид.

А вот финансами мы сильно не разжились, не денежными оказались люди, напавшие на нас. Одна-единственная золотая монета, горстка серебра и немного меди – вот и все.

Деньги нам были нужны. И в первую очередь для того, чтобы вылечить Жюстина. Из меня неважный медик, и все мои познания ограничиваются оказанием первой помощи, в том числе при поражении электротоком. Весьма полезные знания в этом мире, черт побери.

Жюстину становилось все хуже. Приходилось даже поглядывать за тем, чтобы он не вывалился из лодки, потеряв сознание. Правда, держался он стойко, даже пытался шутить. Когда я в очередной раз назвал его генйтрумом, Жюстин спокойно поинтересовался:

– Я что, действительно так молодо выгляжу?

В ответ на мой недоуменный взгляд он пояснил:

– Слово, которым вы настойчиво меня называете, означает не что иное, как «щенок». В отличие от слова «дейднтрум» – «сын герцога», обращения к лицам, подобным мне.

Вероятно, выражение моего лица стало очень забавным, поскольку Жюстин расхохотался, но потом закашлялся.

Расположенное на противоположном берегу селение Крунстрилье оказалось довольно большим. Если попытаться перевести его название на родной язык, то опять выходит что-то рыбье. Вот только названия такой рыбы на родном языке я не знаю, и поэтому с переводом у меня ничего не получилось. Мы причалили в самом конце пристани за длинными смолеными лойдами, так назывались здесь рыбацкие лодки. Дело было к вечеру, и свидетелей нашего прибытия оказалось не так уж и много, всего два человека: сгорбленный дед со встрепанной седой бородой и малец лет семи, видимо его внук. Когда я обратился к деду с вопросом, есть ли в селении лекарь, тот лишь грустно посмотрел на меня. За него ответил мальчик:

– Он не может говорить, господин. Ему вырвали язык люди Мергина.

При этом он посмотрел на меня так, словно я обязательно должен был знать, кто такой этот Мергин. И еще, трудно увидеть во мне господина, тем более сейчас. А вот насчет лекаря он рассказал мне подробно: есть здесь лекарь, и не один, а целых два.

Первый, приехавший несколько лет назад из Мулоя, столицы провинции, жил недалеко отсюда. Если господин поднимется от пристани к во-о-он тому дому, то упрется прямо в корчму. Их, кстати, здесь три, даже больше, чем лекарей. Так вот, во втором доме слева от корчмы и живет лекарь. У него над дверью еще зеленый фонарь есть. Только сейчас еще не стемнело, и потому он не зажжен. Но все равно мимо не пройдете, больше ни у кого фонарей над входом в дом нет.

Но он советует господам пойти к другому лекарю, что живет на самой окраине. Вернее – к другой, потому что бабка она. Мальчишка, сделав большие глаза, сообщил, что она страшная, но добрая. И лечит хорошо. Ее тот, городской, не любит очень, даже обзывает всячески. Но все равно она лучше, об этом все говорят.

Все это он выпалил на одном дыхании. Славный мальчишка, бойкий такой и смышленый. Рука моя помимо воли потянулась в карман и выудила монетку.

Монету Руй, так он представился, принял с достоинством. И еще добавил, что мог бы проводить нас, но деда бросать нельзя, он иногда как маленький становится, и всегда внезапно.

Шли мы долго, потому что я не только поддерживал Жюстина, мне приходилось нести еще и пару мешков с нашими трофеями. Принц опирался на костыль, но на одной ноге много не попрыгаешь. К тому же Жюстина мучила одышка. Я так и не мог взять в толк, когда он успел простудиться. Не до такой же степени он изнеженный, чтобы из-за пары валяний в грязи лихорадку схватить. Правда, был еще один момент, когда мы в ручей свалились. Вода в нем была ледяная, до сих пор от озноба передергивает. Но у меня тогда было гораздо больше шансов простудиться, потому что от пота я был мокрый как мышь.

Над входной дверью в дом лекаря действительно висел затейливый фонарь со стеклами зеленого цвета. А вот сам лекарь не понравился мне с первого взгляда. Наверное, из-за того, что первым делом он окинул нас быстрым взглядом, определяющим нашу платежеспособность.

Черт, тут человеку плохо, причем очень плохо. Чтобы сразу и окончательно не испортить с лекарем отношений, я перевел взгляд вниз и объявил, стараясь говорить спокойно:

– Деньги у нас есть. И их вполне достаточно для того, чтобы вы приступили к лечению незамедлительно.

В какой-то степени это соответствовало действительности. Средства у нас были, пусть и не в звонкой монете. Оружие – вещь в этом мире дорогая. А его теперь хватало. К тому же у Жюстина была пара перстней, и, если удастся продать их хотя бы за треть цены, денег вполне хватит на перемену пола и покупку соответствующих нарядов. Хватит лекарю, конечно, кому же еще. Меня так и подмывало сказать ему это вслух, только в несколько иной форме. Ну не нравился он мне.

Перстни я заставил Жюстина снять, потому что при его нынешнем облике смотрелись они явно ворованной вещью. Но помощи мы все равно не получили.

Когда я снял с Жюстина хламиду, которую ее прежний владелец наверняка называл не иначе как камзолом, лекарь увидел, что кожа принца покрыта мелкой красной сыпью.

– Фибус! – прошептал он, отшатываясь назад.

Значения этого слова я знал. Фибусом называли опасную болезнь, выкашивающую под корень население целых городов. В Империи даже существовало проклятие: чтоб тебе сдохнуть от фибуса! От этой болезни умирали мучительно, и случаев выздоровления не было.

Жюстин вздрогнул, и выражение глаз его стало очень тоскливым. Новость о том, что ты болен неизлечимой болезнью, вряд ли прибавит настроения.

Глава 4 БРАТ ЖЮСТИНА

Лекарь отступил на пару шагов, указывая дрожащей рукой на дверь. И Жюстин поковылял к выходу, опираясь на костыль. На глазах у него блеснули слезы.

Представляю себе его состояние. Оказаться вдали от всего привычного, лишиться любви и в довершение всего узнать, что болен тем, от чего нет спасения. Какой же мерзавец этот лекарь! Поставить вот так, с ходу, такой страшный диагноз…

Ну и что, что красная сыпь? Да мало ли от чего она может появиться. От простуды, от несоблюдения правил гигиены… Да в конце концов, от аллергии на мое общество…

Дождавшись, пока Жюстин скроется за дверью, я, стараясь говорить вежливо и холодно, хотя внутри все клокотало, объявил лекарю:

– Если диагноз, который вы поставили, окажется ошибочным, умрете вы. И хоть произойдет это не от фибуса, умирать вы будете не менее мучительно. И поверьте, это не пустые слова.

В душе я решил, что мне совсем не составит труда исполнить обещанное. Пусть он тысячу прав как обычный человек, но он лекарь, доктор. И самое последнее дело поступить так, как он только что поступил. Потому что вытаскивать занозы и лечить насморк или запоры – это каждый дурак сможет. Разве для этого люди становятся врачами?

Встретившись со мной глазами, лекарь снова отшатнулся.

Жюстин ожидал меня, устроившись на ступеньках. В его взгляде не было ничего, абсолютно ничего, сплошная пустота. Я ни за что бы никому не поверил, что такое возможно, если бы не увидел сам. Он попытался что-то сказать, но я прервал его жестом. И так понятно, что я сейчас услышу: болезнь заразна и мне нужно держаться от него как можно дальше. А еще он поблагодарит меня за ту помощь, которую я успел ему оказать. И сообщит, что не хочет медленно умирать, наблюдая за тем, как заживо гниет его тело.

Поэтому я обратился к нему сам:

– Милорд, если вы не хотите, чтобы я снова назвал вас генйтрумом, но теперь уже сознательно, думаю, что вам не стоит впадать в отчаяние раньше времени. Совсем не обязательно, что этот распрекрасный лекарь поставил правильный диагноз. И потом, в тех краях, откуда я родом, эту болезнь лечат, и лечат успешно. Ко всему прочему, изготовить снадобье достаточно несложно, нужны лишь необходимые ингредиенты.

Конечно же я лгал насчет лечения болезни. Откуда бы взяться лекарству там, где о такой болезни даже не слыхивали. Но своего я добился, в глазах его появился крохотный лучик надежды.

Крунстрилье вытянулось дугой вдоль берега Сотры, и окраину хорошо было видно. Далековато, если тащиться на трех ногах. И чтобы добраться до дома знахарки, расположенного на самой окраине селения, нужно было раздобыть повозку.

Жюстину лучше было подождать, пока я не найду необходимое средство передвижения. Сделать это лучше всего было в корчме, расположенной в нескольких шагах от дома лекаря. К тому же оттуда доносился дурманящий запах жарившегося мяса.

Перекусить мы успели еще на острове. Но во-первых, это было достаточно давно. А во-вторых, когда это и где продукты длительного хранения обладали приличным вкусом? В жизни всегда так, одно в ущерб другому, и за все нужно платить. Тем более Жюстин и есть-то не стал, так, клюнул пару раз. Может быть, эти замечательные запахи разбудят в нем аппетит и заставят отвлечься от грустных мыслей.

Я помог ему добраться до стола, находившегося в самом углу – там мы меньше всего будем привлекать внимание, – сложил рядом с ним на полу нашу поклажу и подошел к стойке. Шкварчащие и пышущие жаром свиные колбаски, свежий хлеб, сыр, зелень и запотевший кувшинчик даже на взгляд вкусного пива. Уж если и это не пробудит в нем аппетит, тогда не знаю.

Найти повозку мне удалось довольно быстро. Едва я вышел из таверны и огляделся по сторонам, как тут же обнаружил крестьянина, перевозившего на телеге кучу пустых мешков. Ну что ж, груз у него, по всей видимости, неспешный.

Так оно и оказалось. Владелец кобылы сивой масти – седой дед с длинным носом и редкой бороденкой – даже торговаться не стал, когда я предложил ему за аренду повозки пару медных монет.

Однако! Ну и сколько я, интересно, отсутствовал? Да минут десять, не больше. Похоже, у некоторых есть дар притягивать к себе неприятности. Когда я вошел в корчму, то увидел следующую картину.

Жюстин стоял в углу, с обнаженным клинкертом в правой руке и пистолетом с взведенным курком в левой. Перед принцем стояли трое мужиков, ни один из которых не выглядел ни землепашцем, ни рыбаком, ни углежогом. Жюстина заметно шатало, но глаза его горели бешенством.

Так, ну и что мы тут имеем? Эти трое, несомненно, умеют держать оружие в руках и знают, как им пользоваться. На бандитов они непохожи, но далеко от них явно не ушли. Хотя и на профессионалов не очень-то тянут, иначе как можно оставить без внимания открытую по случаю жары дверь, через которую я и вошел, причем вошел далеко не беззвучно.

Слева, в глубине зала, четверо посетителей пьют пиво, закусывая вяленой рыбешкой величиной с ладонь. Эти-то точно ввязываться не станут, типичные селяне. В правом углу еще один посетитель. На него я обратил внимание сразу, как только мы с Жюстином вошли в корчму. Точнее, не на него самого, а на примостившуюся на его коленях девицу, которую природа одарила весьма щедро – никакого силикона не нужно. Посетитель производил впечатление опытного бойца. Насмотрелся я на них, и теперь меня в этом обмануть трудно. Но особого интереса ко всему он не проявлял, в отличие от тех же селян, глазевших за милую душу. И все равно на заметочку его возьмем, так, на всякий случай.

Ну и каковы же теперь будут мои действия? Я не знаю причины ссоры, но не сомневаюсь в одном – по пустякам затевать ее Жюстин точно бы не стал. Так что по умолчанию будем считать, что прав именно он. Самый ближний из троицы громко смеялся, отпустив, по его мнению, очень удачную шутку, из которой я расслышал лишь последние несколько слов. Если я преодолею разделявшие нас несколько шагов, а затем резко и сильно толкну его двумя руками в поясницу, то на несколько минут мы его потеряем.

Следующий, закрывший глаза от мнимого испуга и усиленно демонстрирующий, как у него трясутся от страха руки, получит свое хотя бы вон тем кувшином. И останется один-единственный мужик, по всей видимости являющийся их главарем, вожаком, командиром… или как будет угодно. Он чуть в стороне, и маневры его ограниченны: сзади от него лавка, а перед ним пустой стол.

Так что после удара кувшином у меня будет время отскочить назад и уже потом выхватить тесак. Ну и вдобавок к тесаку пистолет. Или кинжал. Или просто два пистолета. Вариантов куча. Да и Жюстин, нисколько не сомневаюсь, даже в нынешнем его состоянии вполне сможет поддержать меня огнем в случае крайней необходимости.

И еще, мне очень не понравилась шутка человека, стоявшего ко мне спиной. Хотя полностью я ее не расслышал, но даже того, что успел, было достаточно, чтобы понять: о Жюстине он сказал в женском роде. Вот только ни к чему нам сейчас лишняя шумиха, и без того проблем достаточно. Так что вначале попробуем договориться. Как говорится, ласковое слово и кошке приятно.

– Та-а-ак, ну и что здесь происходит? – начал я, заложив большие пальцы за пояс. А что, поза вполне солидная. Дождавшись, пока на меня обратят внимание, я прошел в угол к Жюстину. Развернувшись, сложил на этот раз руки за спиной и немного покачался с пятки на носок. – Я что, недостаточно громко говорю?

Мои вопросы не относились ни к кому конкретно, но и ответы мне совсем не требовались.

Жюстин сполз на лавку, видимо израсходовав весь остаток сил. А ведь он даже не притронулся к еде. Или не захотел?

Я обвел всю троицу взглядом, стараясь, чтобы в глазах, кроме скуки, ничего не было, почему-то я решил, что так будет круче.

– Я не хочу крови. Но у меня нет выбора, – добавил я, немного помолчав. – Впрочем, если мой брат Тимур согласен принять извинения…

Не слишком-то мы и похожи как братья, если только цветом глаз. Да разве же в этом дело? Дело лишь в том, чтобы эти люди могли понять, что можно заступиться за друга, товарища, да за кого угодно. Но если один называет другого братом, это значит, что шуток уже не будет. Что же касается Тимура… Это имя первым пришло мне в голову, когда я чуть ли не на себе тащил Жюстина от причала к лекарю. Не Жюстином же его называть, в конце-то концов. Даже принц понимает, чем это может обернуться в нашей ситуации. И слово это он уже выучил – палево.

Когда Жюстин спросил, кто такой Тимур, я ответил, что был такой знаменитый полководец, завоевавший полмира. Его еще Великим Хромым называли. После этого принц покосился на меня, но ничего не сказал. Мне только оставалось в очередной раз поздравить себя с поразительным чувством такта…

Я посмотрел каждому из них в глаза, начав с самого ближнего. Первый сломался практически сразу, отведя взгляд в сторону. Самым устойчивым из них оказался старший, тот, что стоял в стороне. Но и он никуда не делся, значит, разговоров дальше не будет. А будет кровь, и кто-то победит. Возможно, победят они, возможно, – мы. Кто-то этой победы не увидит.

И все это будет всего лишь из-за одной неудачной шутки.

– Я не знаю и знать не хочу, кто оскорбил моего брата, но извиниться придется всем. Ты первый. – Не надо объяснять, что начал я с главного. Если тот извинится, остальным это дастся значительно легче. Я очень на это надеюсь.

И он извинился. Остальные сделали то же самое, причем едва не одновременно. Теперь я взглянул на Жюстина: все зависело от его реакции. И он сказал:

– Не трогай их, – затем добавил: – Пожалуйста.

Вероятно, он и сам верил в то, что стоит мне начать их «трогать», как через пару мгновений будет три трупа. Если бы.

– Пошли, Жюстин, – произнес я и тут же чертыхнулся про себя, конспиратор, черт возьми. – Нас ждут.

Если он не захотел есть эти замечательные, такие аппетитные даже на вид колбаски, то вряд ли станет делать это сейчас, после всего того, что произошло.

Быть может, стоит захватить с собой хотя бы одну, вон хоть ту, что с краю тарелки, с поджаристым бочком и самую толстую? Но вдруг я выпаду из образа? Или, наоборот, получится, что таким образом я только еще больше войду в роль крутого парня?

На приглянувшуюся мне колбаску села жирная зеленая навозная муха, и это все решило.

Возчик ждал нас, и мне осталось лишь подсадить Жюстина в телегу, поскольку на это у него не хватило сил. Первым делом я извинился перед ним за то, что посмел набиться к нему в родню, пусть и таким образом. Извинился в шутливой форме, но Жюстин лишь кивнул. Затем сказал то, что я совсем не ожидал от него услышать:

– Спасибо, что вернулся, Артуа.

И я поперхнулся сухарем, который успел извлечь из мешка, где хранился запас продуктов, захваченный с лодки.

Жюстин посмотрел на меня и добавил:

– Извини, что сомневался в тебе.

Всю дорогу я старался не думать о том, что знахарка, скорее всего, подтвердит диагноз.

Нас подвезли к самой калитке. Во дворе нас встретил огромный кудлатый пес с лобастой башкой и длинными ушами, на удивление добродушный, несмотря на прямо-таки зверский вид.

А вот хозяйки дома не оказалось. Мы, дожидаясь ее, присели в тени на скамеечке под невысоким раскидистым деревом, плоды которого напоминали и вкусом, и видом абрикос, но более сочный, и еще они имели фиолетовую полоску посередине. И так мне захотелось съесть один из них, вот этот, что висел на ветке чуть ли не перед самым моим носом.

Я почесал грудь, сорвал его, отправил в рот целиком и снова запустил руку за ворот своей рубахи. И тут меня будто ударило молнией в голову. Не из-за фрукта, совсем не из-за него. Просто я сообразил, что только что почесался.

Я извлек руку и попытался осторожно осмотреть себя. Осторожничал я по двум причинам. Мне не хотелось, чтобы на мои движения обратил внимание Жюстин. А еще я до ужаса боялся обнаружить там то, из-за чего ему и был поставлен такой страшный диагноз.

До этого момента все выглядело значительно проще. В глубине души я допускал возможность того, что Жюстин действительно болен самой страшной на этой планете болезнью. Нет, конечно, я был почти убежден, что произошла ошибка. Но тогда все это касалось не меня лично.

Со мной-то этого точно не может произойти. Ведь каждый из нас не такой, как все, и именно с нами не может случиться ничего дурного. Пусть в данную минуту у нас не все так, как нам хотелось бы, но это временно. Скоро все наладится. Мы станем теми, кем и должны быть, а дальше все будет только лучше и лучше. А уж что-то очень плохое, нет, только не с нами…

В ложбинке между грудных мышц, размером которых я всегда немного гордился, краснели крохотные прыщики.

Глава 5 ЛИОЙЯ

Жюстин посмотрел на меня и горько усмехнулся. И мне нечем было ободрить его.

Так, и что я могу предпринять? Да ничего, кроме того единственного, что советуют умные люди. А советуют они принять самое плохое как данность и заранее смириться с этим. И тогда все остальное-прочее будет казаться не таким уж и страшным.

Ну и что же будет для меня самым плохим? Всего-то навсего смерть, долгая и мучительная.

Фибус, начинающийся с того, что на груди высыпает сыпь, затем переходит на ноги. И начинается процесс разложения ткани. Сначала больной не может ходить без посторонней помощи, затем теряет способность шевелить конечностями, и лишь потом болезнь убивает его.

Это может растянуться и на месяц. Конечно, в том случае, если за больным найдется кому-то ухаживать. Мне это не грозит.

Эпидемии этой болезни начинаются и заканчиваются неожиданно. И никто не может предсказать, в какой местности появится это смертельное заболевание вновь.

Нет, я не стану ждать, пока болезнь разовьется слишком сильно. Надеюсь, у меня хватит мужества сделать то, что останется единственно верным решением. И хватит об этом. В конце концов, остается еще надежда на неправильный диагноз.

Я уж совсем было собрался попытаться ободрить Жюстина шуткой и даже успел для этого открыть рот, когда из-за дома знахарки вышла девушка лет пятнадцати с лукошком в руке. Она не замечала нас и что-то тихонько напевала.

Мы с Жюстином смотрели на нее не отрываясь, и было от чего. Стройная, с роскошными золотистыми волосами и такой заразительной улыбкой. Надеюсь, мы не выглядели слишком уж глупыми, когда она нас заметила.

– Вы, наверное, к бабушке пришли? Лечиться? – Голосок ее полностью соответствовал облику.

Я вскочил на ноги, позабыв обо всех подозрениях относительно своего здоровья. Жюстин тоже попытался это сделать, но у него ничего не получилось.

Улыбка девушки сменилась выражением соболезнования, когда она разглядела состояние принца.

– Вы не волнуйтесь, бабушка обязательно вас вылечит, – обратилась она к нему.

Ох, что-то я подозреваю, что теперь ему придется лечиться от другой болезни, от которой лекарство еще никем не придумано. Тут я вспомнил, для чего мы сюда заявились. Вот от фибуса точно нет никакого лекарства.

– А вот и бабушка, – радостно воскликнула незнакомка.

Прав был мальчишка, назвавший лекарку страшной.

Нет, она не была похожа на Бабу-ягу с кривым крючковатым носом, огромной бородавкой на самом его кончике и с седыми космами, выбивающимися из-под платка. Ничего такого не было и в помине. Мы увидели женщину лет пятидесяти, отнюдь не худую и вовсе не горбатую. Вот только черты ее лица были удивительно неправильными, как будто кто-то долго мял его руками, словно они были из мягкой глины, которая затем застыла.

Мне это далось легко, я достаточно насмотрелся в своем мире на причуды гримеров фильмов ужасов, а вот Жюстин слегка вздрогнул.

Девушка приблизилась к лекарке и чмокнула ее в щеку. Да, в сравнении с ее милым личиком уродство знахарки смотрелось еще контрастнее.

Последняя наша надежда скользнула по нам взглядом, задержавшись на Жюстине значительно дольше, затем указала подбородком на свой дом, приглашая войти.

Дом знахарки, совершенно обычный снаружи, внутри представлял собой огромную коллекцию гербариев, занимавших почти все свободное место. По крайней мере, в той комнате, куда мы попали.

Мне сразу в голову пришла мысль о необходимости предупредить ее о том, что, возможно, у моего спутника фибус. Я затаил дыхание: вдруг диагноз сейчас подтвердится, а потом… Как же не хотелось думать об этом «потом».

Знахарка, проведя пальцем по сыпи, краснеющей на груди у Жюстина, удачно срифмовала слово «фибус» с другим словом, в котором от названия болезни осталось только последние три буквы, а первая часть в самой что ни на есть разговорной форме называла мужское достоинство. Сделала она это вполголоса, потому что девушка вошла вместе с нами. Затем спросила громко и отчетливо:

– Какой дурак сказал эту чушь?

– Лекарь, тот, что живет возле корчмы, – ответил я.

– Могла бы и сама догадаться, – пробурчала она себе под нос.

– Так, значит?.. – Дальше я заткнулся, потому что продолжать было страшновато.

– Значит-значит. Вот только почему ты не привел его хотя бы пару дней назад? – напустилась она на меня.

– Пару дней назад он вообще ничем не болел, – оправдывался я с улыбкой, которую не смог сдержать от той вести, которую только что услышал.

Я буду жить! Нет, конечно же я тоже сдохну, но это будет не сейчас.

Я шел по центральной улице Крунстрилье по направлению к дому лекаря. Шел и улыбался счастливой улыбкой человека, которого сначала приговорили к смертной казни, потом отменили приговор, а затем и вовсе отпустили на свободу. Правда, отправился я в дом с зеленым фонарем над входной дверью не для того, чтобы исполнить свое обещание выпустить лекарю кишки в том случае, если диагноз, поставленный им, не подтвердится.

Знахарка, которую звали Верина, послала к нему купить микстуру с труднопроизносимым и труднозапоминающимся названием. Она повторила его три раза, а потом обозвала меня балбесом. А я лишь улыбался ей в ответ, потому что не злая она и ругательства у нее не злые, просто характер у Верины такой. И вообще она хороший человек.

Кончилось все это тем, что я записал мудреное название лекарства на клочке бумаги, опять пару раз переспросив.

В доме лекаря я получил жидкость ядовито-желтого цвета в склянке с длинным узким горлышком.

Верина заявила, что хоть этот лекарь и последний дурак, но и у него есть некоторые вполне нормальные лекарства. Но это лишь потому, что он их купил, а не сделал своими руками. И она могла бы сделать снадобье сама, но для этого требуется время, которого сейчас нет. Потому что один балбес не смог привести другого балбеса хотя бы день назад.

Наверное, не слишком приятно было принцу крови и наследнику престола выслушивать в свой адрес подобные вещи, но не сказал бы, что Жюстин выглядел слишком уж недовольным, потому что к тому времени он уже лежал в чистой уютной постели. Хозяйка успела напоить его каким-то отваром, после которого Жюстин почувствовал себя значительно лучше. Даже дрожь, постоянно колотившая его в последнее время, куда-то ушла. А может, это случилось потому, что рядом с Вериной постоянно крутилась Лиойя, ее внучка. Славная девушка, красивая, как картинка.

Нет, я люблю Милану, девочку мою ненаглядную, мое солнышко. А Лиойей просто любуюсь.

Обошлась мне склянка с лекарством всего лишь в половину серебряной кроны. Это четверть тех денег, что у меня были.

Лекарь, кстати, увидев меня, смертельно побледнел. Наверное, потому, что свою угрозу я высказывал с самым серьезным выражением. Но я успокоил его еще с порога, сказав, что послан за… Тут мне пришлось извлечь бумажку и прочесть название лекарства. Всего лишь с третьей попытки он понял, о чем идет речь.

Когда на обратном пути я проходил мимо корчмы, меня окликнули. Это был мужик, не так давно сидевший в корчме с девицей на коленях. Я подождал, пока он подойдет ко мне сам. Буду я еще на каждый оклик бросаться. Мне этот человек без надобности, ему нужно – пусть и подходит.

Вообще-то была у меня мысль заглянуть в корчму, уж больно аппетитные запахи из нее исходили. Вот только времени совсем не было.

Оказалось, незнакомец хотел предложить свои услуги. Поскольку времени на то, чтобы обсудить его предложение, у меня совершенно не было, разговаривали мы с ним по дороге к дому Верины.

Крижон, а именно так он представился, предложил себя в качестве бойца, охранника и так далее. И запросил вполне разумную сумму. Вот только нужен ли он нам сейчас? Ведь я все еще не знал, что нам делать дальше. Ладно, какое-то время уйдет на то, чтобы Жюстин поправился. А что потом?

Если бы принц дал мне конкретное указание или попросил куда-нибудь доставить его… Но нет. Порой мне казалось, что он и сам не знает, что ему делать дальше. И причина его поведения мне тоже была неизвестна.

Как они меня все достали со своими загадками! Никогда их терпеть не мог. Сюда нужно было попадать человеку, который такие вещи обожает. И который любит поломать голову над имеющимися фактами, сложить одно с другим и сделать вывод, точный и безукоризненный.

В общем, мы договорились с Крижоном, что встретимся завтра и тогда я скажу ему свое решение. Заодно я решил поинтересоваться причиной конфликта, произошедшего в корчме между принцем и теми людьми. Ничего нового я, понятное дело, не услышал. Один из них назвал Жюстина переодетой девицей весьма легкого поведения.

Да уж, думаю, что они легко отделались одними лишь извинениями. Не сомневаюсь: если бы Жюстин чувствовал себя немного получше, среди них было бы как минимум два трупа. Да и я бы в этом с удовольствием ему помог.

Тут я услышал уверения Крижона о том, что, если бы началась заваруха, он непременно выступил бы за нас. Ну да, теперь можно говорить все, что угодно. С другой стороны, треплом он вроде бы не выглядел. При прощании я озадачил его просьбой найти человека, который мог бы купить у нас излишки оружия. Нужно решать вопрос с деньгами, поскольку лечение Жюстина может быть довольно затратным. Конечно, оставалась надежда на то, что Верина согласится взять в оплату один из перстней, но слишком рассчитывать на это не приходится. Ведь у нее могут возникнут такие же проблемы, что и у нас. Украшения Жюстина – вещь слишком дорогая и приметная. Несомненно, перстни родовые, передающиеся в семье из поколения в поколение. Это же касалось и эфеса шпаги Жюстина, выполненного в виде фигуры хищника. И гарда очень богато изукрашена, покрыта сложной гравировкой с вкраплениями драгоценных камней.

В общем, вроде бы и есть что продать, и трудно, а еще больше жалко.

Крижон при моих словах встрепенулся и заявил, что в счет оплаты (не всей, конечно, а части) он готов взять один из пистолетов. Конечно, в том случае, если оружие в хорошем состоянии.

Мы расстались, договорившись встретиться завтра ближе к полудню.

Следующим утром Жюстин почувствовал себя немного лучше, и мне удалось переговорить с ним о наших дальнейших планах. Конечно, реализовать их в ближайшее время точно не удастся, но необходимо хотя бы знать, к чему готовиться. В результате принц решил отправиться водным путем в приграничный город Империи Кергент. Согласен, по воде будет и комфортнее, и безопаснее. Река – не дорога, где довольно легко проверить все повозки и всадников. Движение по Сотре оживленное, а ширина ее немалая, так что проскочить мимо охотящихся за Жюстином людей будет значительно проще.

Я напрямую спросил принца, почему ему приходится скрываться, и он дал слово все мне объяснить, но немного позже, когда ему станет легче. Еще он добавил, что пока не может никому доверять и что проблемы, свалившиеся на него в последнее время, связаны с его старшим братом. Тут он хмыкнул, вспомнив недавние события в корчме, и добавил, что не со мной. Ну хоть этим утешил.

На следующий день Крижон, как мы и договаривались, ждал меня в корчме. Мы быстро уладили с ним все вопросы, касающиеся найма. Я лишился одного из пистолетов и пары серебряных монет. Разумеется, я сначала обговорил все с принцем, и он решил, что надежный человек в нашей ситуации совсем не помешает, потому что дело обстоит куда серьезней, чем выглядит на первый взгляд. Ну что ж, ему виднее. Надеюсь только, что подробные объяснения я все же получу. И я хочу этого вовсе не из-за чрезмерного любопытства. Поскольку чаще всего решения приходится принимать именно мне, хотелось бы иметь достаточно информации, чтобы они были наиболее верными.

Еще Жюстин заверил меня, что покроет все расходы сразу же по прибытии в Кергент. Неплохо, конечно, вот только сейчас мне и расходовать-то особо нечего.

С Крижоном мы проговорили достаточно долгое время, за которое я успел составить о нем вполне объективное мнение. Торопиться было некуда, и он рассказал мне историю своей не слишком-то и долгой жизни. Родился Крижон в небольшом селе, расположенном чуть выше по течению Сотры, в многодетной семье рыбака. Ничего особенного в его жизни не происходило, пока однажды отец не взял его с собой в город, тот самый Кергент.

Там и повстречала его судьба в обличье вербовщика, угощавшего всех желающих пригодного возраста вином и расписывающего прелести солдатской службы.

В итоге отслужил Крижон в кавалерии семь из положенных пятнадцати лет, пока четыре года назад не получил ранение в схватке с кронтами, с которыми и мне самому посчастливилось встретиться не так давно. Дело кончилось тем, что он чуть не лишился левой ноги. Ногу полковому лекарю все же удалось спасти, но легкая хромота все же осталась. С армией Крижон распрощался.

Вернувшись в родной дом, он долго не мог найти себе занятие по душе. Заниматься отцовским бизнесом не тянуло, крестьянствовать тогда он еще не мог из-за незаживающей раны. По совету одного из своих знакомых он обратился к Верине, и она сумела ему помочь. Через пару месяцев Крижон и думать забыл, что совсем недавно не мог передвигаться без костыля.

При очередном визите к целительнице он встретил в Крунстрилье ватагу бедовых парней, среди которых обнаружилась и парочка бывших сослуживцев. Ребята занимались тем, что тайно навещали степи, сейчас принадлежащие кронтам. Прежние народы, жившие в степи задолго до «индейцев», оставили после себя множество курганов. Вот они-то и интересовали парней, и явно не в качестве объекта археологии: в этих курганах было много золота. Кронты относились к могилам с почтением, как к захоронениям дальних пращуров, иначе сами бы давно обчистили их до последней монетки. Был у «черных копателей» и еще один бизнес – сбыт смолы дерева житоя, чьи крупицы ценились чуть ли не на вес золота. Крижон случайно проговорился об этом занятии, увлекшись своим рассказом. Я же сделал вид, что не успел ничего понять.

Словом, четыре года ходил он по краю пропасти вместе со своими новыми знакомыми, но риск себя оправдывал – доходы были велики. Естественно, что деньги, добытые таким путем, крайне не любят задерживаться в карманах своих владельцев. Веревочка перестала виться пару месяцев назад, и из последней экспедиции вернулись только Крижон да еще один его коллега, который и умер у него на руках чуть ли не на пороге целительницы Верины.

В итоге остался он без средств и без компаньонов. Вот только желания заняться землепашеством или рыболовством у него нисколько не прибавилось.

Кстати, те люди, с которыми у нас произошел конфликт в этой самой корчме, и были частью одной из таких ватаг. Последнее время Крижон постоянно подумывал о том, не присоединиться ли ему к какой-нибудь из них. Но каждый раз он сравнивал этих парней со своими бывшими коллегами и не мог заставить себя сделать решительный шаг. Хотя предложения, понятное дело, были.

Из его рассказа я сделал два вывода. Во-первых, на мой взгляд, Крижону можно доверять. Доверять в такой степени, в какой вообще возможно доверять практически незнакомому человеку. И во-вторых, наследник Эйсенского престола попал в руки женщины, которая по праву может называть себя целительницей.

Глава 6 ЛЕКАРСТВО ПРО ЗАПАС

Крижон выполнил мою просьбу, найдя покупателя на оружие. Сделать это ему было легко, поскольку селение Крунстрилье, отнюдь не маленькое, являлось поистине пристанищем искателей приключений. Отсюда они и уходили на юг, в степи, принадлежащие кронтам. Местный торговец скупал у них добычу, одалживал деньги в счет будущих барышей и обеспечивал удальцов всем необходимым, в том числе и оружием.

Когда мы вышли из лавки, Крижон передал мне кошель с деньгами. Переговоры он вел от своего лица, потому что случайному человеку вроде меня никто бы не назначил хорошую цену. Конечно, и в этом случае торговец приобрел товар далеко не в убыток, но все же пару лишних монет мы выторговали. А вот лодки, на которой мы с Жюстином прибыли в Крунстрилье, у причала не оказалось. То ли я ее плохо привязал, что вряд ли, то ли у нее сам собой нашелся новый хозяин. Жаль, конечно: я уверен, что и ее нам удалось бы столь же легко продать.

Крижон мне нравился. Пусть предыдущее его занятие не совсем почетно даже в эти времена, но то, что он сам подошел ко мне с подобной просьбой, можно считать большой удачей. Он мотивировал свое решение тем, что ему очень понравилось, как лихо мы с Жюстином обошлись с совсем не робкими парнями, к которым он, кстати, питал далеко не дружеские чувства. А что, мотивы как мотивы, тем более за такую в общем-то разумную плату. Да и носить Жюстина на руках мне одному теперь не придется. А в конце пути мне принц еще и расходы возместит.

Был в Крунстрилье и постоялый двор, но разместился я не там. На подворье Верины нашлось достаточно места, чтобы устроиться такому неприхотливому человеку, как я. Кроме того, мне не хотелось находиться далеко от Жюстина, мало ли что могло произойти.

Договорившись встретиться с Крижоном у лекарки, я, вполне довольный с пользой проведенным временем, возвратился к ней в дом.

Верина покрывала колено Жюстина какой-то темной и очень пахучей мазью. Рядом находилась и Лиойя, внимательно наблюдающая за действиями своей бабушки. Знахарка даже тонко съязвила на этот счет, мол, никогда раньше не замечала за внучкой такого интереса к ее ремеслу.

Лиойя вспыхнула как маков цвет и, одарив родню не самым лестным взглядом, в котором даже слезы блеснули, гордо удалилась. На целых пять минут. Потом у нее нашлась причина, чтобы вернуться.

Я с трудом сдержал улыбку, чтобы совсем уж не обидеть ее. Не менее забавно выглядел и наследник престола, казалось бы, мужчина опытный и имевший любовницу, а то и не одну.

Жюстин украдкой посматривал на девушку, боясь, что Лиойя это заметит. Потом их взгляды случайно встретились, и оба они покраснели.

Нет, ну надо же! Вот чего бы никогда не подумал. Это Жюстин-то, принц и вообще, как я много раз успел убедиться, человек далеко не робкий. И краснеть от взгляда самой что ни на есть простолюдинки, девушки из забытого Создателем селения.

Верина конечно же тоже все видела. Но никаких замечаний больше не делала.

Принцу явно стало лучше. Опухоль на подъеме стопы спала, оставив многоцветный кровоподтек. И дышал он не так тяжело и хрипло. Даже легкий румянец на щеках появился. Хотя последнее обстоятельство наверняка связано с присутствием внучки целительницы.

В конце сеанса лечения Верина напоила больного каким-то зельем и что-то долго шептала, положив руку на его лоб.

Мы окончательно условились обо всех деталях лечения Жюстина. Лечение обошлось мне во вполне подъемную сумму, и это при условии питания, как моего, так и Крижона, который тоже должен был жить здесь. Иначе какой смысл в его найме? За что, спрашивается, ему платить, если он будет находиться неизвестно где?

Неожиданно Верина вспомнила, что у нее есть срочные дела, а ведь нужно еще и Жюстина накормить. Неотложные дела обнаружились и у меня, и мы даже посетовали с ней по поводу того, что больному придется ложиться спать голодным. И оба очень обрадовались, когда оказалось, что эту проблему нам поможет решить Лиойя.

Ужин, который она ему быстренько собрала, мог бы накормить, по крайней мере, четырех здоровых мужиков, весь день занимавшихся тяжелым физическим трудом, да еще и забывших пообедать.

Проводив девочку улыбками, мы продолжили наш разговор. И тут мне пришлось туго.

Ее интересовало, кто мы, откуда прибыли и куда держим путь. Я к подобным расспросам был совсем не готов. Тем более что скрывать простые вещи – это только вызывать лишние подозрения.

Тут я как нельзя кстати вспомнил о царапине, оставшейся у меня на груди после неудачной атаки одного из людей, обнаруживших Жюстина. Затем пришел черед ноги, где тоже оставалась царапина, полученная мною еще раньше. Все это время я судорожно придумывал легенду нашего здесь появления. И получалось это у меня из рук вон плохо. Тем более что и времени практически не было. Потому что Верина лишь бегло осмотрела обе мои тяжелейшие раны и ничего делать не стала, заявив, что и так все отлично заживет.

Когда откладывать ответ совсем уж было нельзя, в дом к знахарке нагрянули гости. И Лиойя, до этого оживленная и улыбающаяся, сразу потухла.

К тому времени на улице уже стемнело, но пары свечей, зажженных Вериной, вполне хватило для того, чтобы рассмотреть визитеров. Несомненно, за главного у них был крепыш с жесткими кучерявыми волосами и почти квадратным лицом, который старался держаться в тени. Говорил в основном один из его спутников, значительно выше ростом и тоньше в кости. Третий гость был рослым и широкоплечим.

Верина разговаривала с ними предупредительно, отбросив свое обычное ерничество, и сразу стала сама на себя непохожа. Сначала я даже не понял, о чем идет разговор. И лишь через несколько минут меня молнией озарила догадка. Так это же жених Лиойи! Тот, что у них за главного, краснорожий и приземистый. Вот только невеста явно не рада ему до безумия. Да что там, радости вообще не ощущалось. Лиойя забилась в уголок и сидела себе тихо, как мышка. Нет чтобы угостить суженого.

Не мог же Жюстин съесть все, что было предложено ему на ужин, он едва клюнул, слаб еще. Не пропадать же добру. Так нет.

Жених был постарше Жюстина, но моложе меня, на вид – года двадцать два – двадцать три. Самое время семьей обзаводиться. Хотя тут и в шестнадцать женятся, я уже о замужестве не говорю.

Я понял, что разговор о свадьбе идет уже давно, но Верина все тянет с ответом. Сейчас гости настаивали, чтобы она окончательно определилась со сроком.

Судя по тому, что Верина не послала их подальше, а она, с ее-то характером, может сделать это легко, жених в Крунстрилье – фигура значимая.

В моем представлении они совершенно не подходили друг другу, даже строчка откуда-то вспомнилась: в одну упряжку впрячь неможно коня и трепетную лань. Я чуть было вслух ее не произнес, еще и на родном языке. Даже улыбнулся от своих мыслей.

Жених если уж и напоминал коня, так вовсе даже не скакуна, а какого-нибудь битюга-тяжеловоза. Но это в моем представлении они не пара, а так – попробуй пойми женское сердце.

Так-то он, несмотря на возраст, мужчина основательный. Это видно и по одежде, и по манере держать себя. Да только девочки в возрасте Лиойи все больше о принцах мечтают. Не сталкивались они еще с суровой прозой жизни. Кстати, у нас и принц в наличии имелся. Да не какой-нибудь там завалящий, а самый что ни на есть наследный. Правда, не знал об этом его статусе никто, кроме меня. И если уж быть до конца циничным, принцы предпочитают жениться на принцессах, обычай у них такой.

Судя по всему, моя улыбка не была образцом радушия, потому что жених буквально впился в меня взглядом. Эй, уважаемый, а вот этого делать не надо. У каждого своя букашечка в голове живет, и у меня, ясное дело, такая есть. Моя вот просто ненавидит такие взгляды и всегда реагирует на них должным образом. К главному присоединились оба его спутника, да по барабану. Гляделок у вас не хватит, зуб даю. Да и не те вы люди, чтобы взглядом размазать, тут я еще одного зуба не пожалею. Когда напряжение в комнате стало почти материальным, в комнату вошел Крижон. И я сразу смог поздравить себя с удачным приобретением. Потому что бывшему кладоискателю было достаточно одного взгляда, чтобы понять и расклад, и обстановку. И хватило пары шагов, чтобы занять выгодную позицию. Вот что значит опыт. Мне бы на это явно больше времени понадобилось, пусть и на пару мгновений, но именно они иногда и бывают решающими.

Крижон отошел к окну, оказавшись в полутени за спинами двоих гостей.

– Ладно, – после минутного молчания первым отвел свой взгляд жених, – через пару дней я снова загляну.

После чего встал и направился к выходу. На выходе оглянулся, посмотрев на меня. Но к тому времени я уже повернулся к нему спиной, обратившись к Верине с каким-то незначительным вопросом, и все его маневры видел в отражении оконного стекла. Вали, пока при памяти, ты мне больше неинтересен.

Бедная Лиойя с облегчением вздохнула, когда за незваными гостями закрылась дверь. Нет, взаимностью здесь даже и не пахнет. С другой стороны, это для нее вполне удачная партия, да и, как говорится, стерпится – слюбится.

Заглянув в комнату к Жюстину, я обнаружил его сидящим на полу возле самых дверей, в длинной ночной рубашке, выданной ему гостеприимной хозяйкой. В руке он сжимал клинкерт. Интересно зачем? Жениха Лиойи на дуэль вызвать? Так не по рангу ему, простолюдину. Видимо, принц слышал весь разговор и решил, что ему необходимо вмешаться.

Я помог Жюстину добраться до кровати. Когда вышел из комнаты, сказал Лиойе, что больной хочет пить, лишь потом сообразив, что на столике у изголовья постели есть и кувшин с водой. Уж на то, чтобы налить себе воды, сил у него явно бы хватило. Ну не смог я придумать более подходящего предлога. Слишком уж часто бедная девочка поглядывала на дверь его спальни.

Лиойя подхватила ковшик с водой и отправилась поить больного. Судя по времени, проведенному ею там, поила она его из чайной ложечки. Эх, молодежь, молодежь. С высоты своего почти тридцатилетия я с улыбкой поглядывал на их игры. Боюсь только, что никакой перспективы у их отношений нет.

В путь мы отправились значительно раньше, чем смогли бы предположить, потому что всего через пару дней произошло событие, основательно нас поторопившее.

К этому времени Жюстин почувствовал себя значительно лучше. Не знаю, чем лечила его Верина, но изменения были разительны. Появился блеск в глазах, пропал ежевечерний жар и ежеутренняя слабость, когда он с трудом поднимался с постели. Разве что боль в колене мучила его по-прежнему. Опухоль спала, но сгибалось оно с трудом. Тем не менее до скамеечки, расположенной в небольшом саду, Жюстин доходил свободно. С одной стороны он опирался на костыль, а с другой его поддерживала Лиойя. Верина заверяла, что боли в колене со временем пройдут, а вот легкая хромота может остаться. Видимо, не зря я его Тимуром назвал.

Поторопила же нас дошедшая до нас печальная новость. И касалась она отца принца. Герцог – фигура известная, особенно здесь, вблизи границы с Эйсен-Гермсайдром.

Дрюмон XVII находился при смерти в результате то ли ранения, то ли отравления, то ли падения с лошади во время верховой прогулки. И это напрямую было связано с покушением. Ко всему прочему, пропал его младший сын, наследник престола. Находились даже свидетели, видевшие мертвого принца.

В подобных обстоятельствах единственным, кто мог вступить на престол, был старший брат Жюстина Ромерт, лишенный наследства и изгнанный из герцогства еще несколько лет назад. Разумеется, он не преминул объявить о своих претензиях на трон. Конечно же при дворе у него сразу же нашлись сторонники, задвинутые далеко-далеко при нынешнем правителе и рассчитывающие при новом герцоге здорово подняться.

Об этих событиях мы узнали из разговора Верины с одним купцом.

Купец, крупный солидный мужчина в годах, владелец нескольких речных судов, явился к ней с благодарностью. И благодарил он ее за снадобье, которое она ему приготовила.

Мужчина не так давно женился во второй раз. И у него возникло определенное беспокойство, поскольку женушку он взял почти на тридцать лет моложе. Снадобье же помогало отлично. Понять это было нетрудно, поскольку на довольно ехидный вопрос Верины о действенности своего препарата купец ответил довольным смехом, дескать, он бы и в молодости от такого лекарства не отказался. И еще признался, что взял жену с собой, чтоб показать ей белый свет и чтобы надолго не расставаться.

Судить об этом можно было и по взгляду, которым он одарил Лиойю, когда заявился в дом в сопровождении двух дюжих мужиков, вероятно своих телохранителей. На собак и прочую живность мужчины так не смотрят. Бедный Жюстин даже заерзал на скамеечке, на которой мы сидели и беседовали о местной географии.

Я же постарался просканировать его телохранителей. И решил, что смогу справиться с ними, сразу с обоими. Возможно, слишком оптимистичное заключение, но почему-то я был в этом уверен. Далеко не всегда достаточно наесть здоровенную ряху и с ног до головы обвешаться оружием, чтобы стать бойцом.

Затем, когда я вник в суть разговора, задумался о другом. Вообще-то у меня жена тоже молоденькая будет, если разобраться. И где гарантия, что лет через двадцать – тридцать мне самому не понадобится местная виагра?

С другой стороны, через столько лет Верина будет уже весьма и весьма преклонного возраста, и где гарантия, что она не начнет путать количество и соотношение ингредиентов? И впрок не запасешься, срок получается солидный.

Потом купец начал рассказывать своей спасительнице новости, и вся эта чушь мигом вылетела у меня из головы, потому что Жюстин изменился прямо на глазах. Еще минутой раньше он выглядел обыкновенным юношей с мечтательной улыбкой на лице, а теперь рядом со мной сидел человек, которому можно было доверить целое государство. Изменилось все – осанка, жесты, манера разговаривать. Он словно надел привычный для себя костюм, скинув маскировочный халат. И я уже приготовил ответ на его еще не высказанный вопрос: да, милорд, все готово, и мы можем отправиться в путь хоть сейчас.

У нас действительно все было готово, чтобы немедленно отправиться в путь: и провиант, и снаряжение, и транспортное средство в виде лойды. Она была новехонькой и еще не успела пропитаться навязчивым запахом рыбьего жира. А что, лодка вместительная, управлялась она тремя парами весел, даже возможность поставить парус при попутном ветре была. Ее хозяева, братья-погодки, выглядевшие, как близнецы, согласились доставить нас в Кергент. Их тоже нашел новый телохранитель принца. Двух гребцов должно быть достаточно, а в случае необходимости мы с Крижоном всегда сможем им помочь.

Сотра в этих местах широка и спокойна, так что путешествие не обещает быть мучительным. Можно попрощаться с лекаркой, поблагодарить ее за лечение и уходить. Верина действительно чудесница, поднявшая Жюстина на ноги за столь короткий срок. И хотя он все еще хромал на больную ногу, но от других его недугов не осталось ни следа.

Как я понял, для Верины дворянское происхождение Жюстина уже не было секретом, правда, думаю, она не догадалась, что он и есть тот самый пропавший наследник Эйсенского престола. А для Лиойи он и был как раз тем принцем, что иногда встречается девушкам, если очень повезет. Хотя она до сих пор считала его сыном небогатого купца.

Глава 7 ИДИОТ АРТУР

Нет, у Жюстина хватило выдержки отложить отправление до утра.

Да и какой смысл был отправляться немедленно, ведь буквально через пару часов стемнеет, мы едва успеем отчалить от берега.

Когда я вошел в комнату, отведенную нам с Крижоном, тот, как обычно, кидал кости. По-моему, он даже когда сам с собой играет, то делает ставки. И сейчас на столе лежали две кучки монет, одна несравненно больше другой. Интересно, кто выигрывает, Крижон или снова он сам?

Страсть у него такая, игра в кости. Чуть ли не все свободное время ей посвящает. Сам же и рассказывал, что проблем у него из-за этого было предостаточно. Иной раз чуть ли не до нательного белья проигрывался. А все неймется человеку. Привык к адреналину в крови, каждый его по-своему ищет. Вот в остальном всем хорош: спокойный, исполнительный, а иной раз и сам инициативой блеснет, нужной и своевременной.

– Отправляемся завтра с утра, еще до рассвета. Предупреди братьев, чтобы к этому времени ждали на берегу. И еще, нужна повозка для Жюстина – вот и все, остальное сам сообразит.

Крижон блеснул улыбкой, кивнув: все сделаем в лучшем виде.

Верина, узнав о нашем скором отъезде, предупредила, что Жюстину в ближайшие дни желательно не нагружать колено ни ходьбой, ни тем более бегом. Иначе все пойдет насмарку. Денег, чтобы оплатить лечение, хватило, даже перстень остался у нас, хотя я и держал его наготове. В конце разговора она выразительно на меня посмотрела, словно ждала от меня какого-нибудь объяснения. Когда я сделал вид, что не понял ее взгляда, она в ответ лишь пожала плечами. Вот всем хороша тетка, что ж ей так с внешностью-то не повезло?

Когда солнце показалось из-за Агнальских гор, мы давно уже были в пути. Я сидел за кормовым веслом, держа курс на один из горных пиков, виднеющихся вдали. Гора эта называлась Сестра, Брат, кстати, тоже имелся.

На веслах сидели братья Слои, Брук и Сток, дюжие парни, ладони которых немногим уступали размерам лопастей. Я подозревал, что это не настоящие их имена, а прозвища, но выяснять не стал, пусть зовутся так, как им самим удобно. На носу расположился Крижон, держа наготове заряженное ружье, так, на всякий случай. Вот он и сядет при необходимости на третью пару весел.

Жюстин устроился на свернутом парусе, между мной и гребцами. Вид у него был такой, что сразу становилось понятным: не спал он в эту ночь. И не из-за Лиойи. Мне пришлось провести ночь в его комнате, потому что вернувшийся от братьев Крижон сообщил, что в селении появились незнакомые люди. Я спал на полу, у самой двери принца, как сторожевая собака.

Лиойя выглядела утром хмурой и заплаканной. Очень трогательно было наблюдать за сценой прощания. Меня так и подмывало крикнуть: «Ну поцелуйтесь же вы наконец, черт бы вас побрал!» Но этого так и не произошло. И я сдержался, и они не решились.

Шли мы ходко, братья, казалось, вообще не знали, что такое усталость. Ближе к полудню поставили мачту и укрепили на ней парус. Так что теперь мы почти летели.

Жюстин все время смотрел в сторону оставленного нами селения, пока оно не скрылось за излучиной реки. Да уж, достается ему. Проблемы со всех сторон, еще и влюбиться угораздило.

Конечно, не хочется быть циничным, но не пара она ему. И не потому, что я считаю, что ему нужна девушка, равная ему по положению, у меня у самого ситуация с точностью до наоборот.

Жюстин очень многое может себе позволить, но такой шаг вряд ли. Да и Лиойя, знай она хоть наполовину, кто он, вела бы себя по-иному. А так, получается, влюбил в себя девчонку и бросил, даже ничего не пообещав. Обещать и не выполнить – плохо, но еще хуже, когда… Да черт его знает, что в таких случаях хорошо, а что плохо. Мне бы со своей проблемой разобраться. Я вот как раз наобещать успел, и что толку? Никакого просвета впереди, что делать, понятия не имею.

Братья уверили, что в Кергент мы доберемся на четвертые сутки пути. А пока лежи себе на боку и любуйся местными пейзажами. Места же здесь действительно красивые. Леса, вплотную подступающие к реке, недалекие горы с покрытыми снегом вершинами и луга, чем-то похожие на альпийские.

Сотра, перед тем как повернуть на запад и устремиться в глубь Империи, соединяла между собой несколько озер. Первый ночлег застал нас на острове посреди одного из них. Кроме нас на ночевку остановились еще несколько лодок, одна из которых больше напоминала речной корабль, с приличной по высоте мачтой и восемью парами весел. Тем спокойнее будет спать, поскольку в этих местах тоже имелись пираты, называемые строгдерами. Днем на этот счет можно не беспокоиться, мы не должны представлять для них никакого интереса. Пятеро вооруженных мужчин и никакого груза, кроме самых необходимых вещей. А вот во время ночлега – другое дело: кто-то из них может случайно нарваться на нашу стоянку, и тогда может произойти всякое. По крайней мере, теоретически. И хотя на стоянке все держались обособленно, не стремясь знакомиться друг с другом, но, случись что, помощь будет обязательно. Как нам, так и от нас.

Следующий день пути прошел скучно и монотонно. Та же река вокруг, те же виды на берегу и те же горы на горизонте.

Обедали мы с телохранителем на ходу, подменив братьев на веслах. На ночевку остановились в какой-то протоке среди небольших островков, густо поросших кустарником. На этот раз мы были одни, и ночь нам с Крижоном пришлось поделить на две смены. Братья Слои не в счет, им необходимо хорошо отдохнуть, а от Жюстина, в случае чего, толку будет мало, даже если он сам изъявит желание заступить в караул.

Я взял себе первую смену. Мне всегда было нелегко ложиться раньше полуночи, и Крижон с удовольствием согласился на такой расклад. Вот ему хватило буквально пары минут, чтобы заснуть сразу после ужина. Он в очередной раз предложил братьям сразиться с ним в кости, получил незамедлительный отказ, увалился на походное одеяло, завернулся с головой и тут же уснул.

К счастью, он не храпел, в этом я уже смог убедиться. Когда я пошутил по этому поводу, то Крижон объяснил мне, что в его прежнем бизнесе храпунам было не место, а если такие и попадались, то существует пара надежных способов за один сеанс отучить их от этого.

Жаль, что я тогда не поинтересовался этими способами, даже в моем мире и в мое время храп является неразрешимой проблемой.

Весь вечер Жюстин посматривал на меня странным взглядом, явно желая о чем-то спросить, но не решаясь. Что-то он сам на себя стал непохож. Нелегко ему приходится в последнее время, что и говорить. Тут и в отчем доме полный бардак, неизвестно, чем все дело закончится. И со здоровьем проблемы, да еще и любовь, судя по его внешнему виду, расцененная им как несчастная.

Еще одна наша ночевка, теперь уже заключительная перед прибытием в Кергент, пришлась на небольшой залив, скрытый от основного русла реки огромными каменными валунами. Младший из братьев, Брук, позевывая после ужина, заявил, что здесь полно рыбы. Молчал он, кстати, только во сне. Именно от него мы узнали много интересного о реке, о расположенных на ее берегу селениях, о проплывающих мимо нас разнообразных посудинах. Еще он рассказал нам местные сказки, легенды и поверья, а также историю его жизни, жизни его брата, семьи и всех своих родственников.

Мы все с нетерпением ждали, когда же он наконец замолчит. Но и во сне он не давал нам покоя своим храпом. Так что я с удовольствием применил бы к нему оба способа Крижона, даже будь они самыми изуверскими.

На этот раз мне предстояло нести вахту во вторую половину ночи. И конечно же мне сейчас не спалось. На это было сразу две причины. Во-первых, я ждал наступления полной темноты. Пришла мне в голову мысль немного порыбачить. Пара факелов уже готова, острога в лодке имелась. И нужно было как-то загладить свой вчерашний утренний проступок. Вернее, не проступок, а… Не знаю, как объяснить.

Этим утром мы встали, как обычно, еще до рассвета. Завтрак – жидкая каша из неведомой мне крупы – был уже готов. К ней наш повар подал по куску ветчины, ломтю хлеба и кружке горячей воды с медом и какой-то травкой.

Я быстро прикончил свою пайку (а чего рассусоливать? Мы ведь торопимся, будь такая возможность, ночами бы шли) и подошел с кружкой к самой воде. К этому времени светило показало свои первые лучики, взойдя между Братом и Сестрой. Красиво, черт побери. Водная гладь Сотры была похожа на зеркало, и лишь изредка на ее поверхности появлялись круги от рыбы, охотящейся за мошками. Я стоял, любуясь открывающимся видом, когда из-за острова в протоку выплыла пара лебедей. Вот уж действительно величественные птицы с необыкновенной, царственной грацией. До них было совсем близко, и я затаил дыхание, боясь их спугнуть. Они проплыли несколько метров, затем в лучах восходящего солнца их перья окрасились розовым. Захватывающее зрелище, честное слово.

Я всего лишь во второй раз в жизни видел лебедей в дикой природе. Впервые я увидел этих птиц в низовьях Ангары. Тогда было тоже раннее утро. Только стоял я на борту теплохода, с кружкой кофе и сигаретой в руках.

Сразу навалилась тоска по прежней жизни. Не знаю, сколько бы я ностальгировал, если бы не заметил прицеливающегося в птиц Крижона. Я успел увести ствол в сторону, заплатив за это оброненной в воду кружкой. Картечь, а именно ею было заряжено ружье, хлестнула по воде в метре от лебедей, спугнув их и заставив улететь. Кружку я так и не нашел, слишком большая глубина была у самого берега. Но разве это цена за спасение такой красоты?

Крижон ворчал, что мы лишились вкусного мяса, а ведь вполне вероятно, что он одним выстрелом смог бы достать обеих птиц. Наверное, это действительно было так, именно в этот миг лебеди подплыли друг к другу, и тот, что был немного крупнее, положил голову на шею подруги.

Да, я знаю, когда-то лебедей подавали к царскому столу. И даже был способ приготовления, когда целую птицу вносили на блюде и перед самой подачей на стол одним движением руки срывали с нее оперение. Но я не хочу говорить потом с всезнающим выражением лица, что мясо лебедя намного лучше гусиного или, наоборот, гусятина вкуснее. Особенно сейчас, после той картины, что увидел.

Мы ведь не умираем с голоду, и у нас достаточный запас продуктов. И еще, у моего народа существует поверье – у того, кто убьет лебедя, дети будут рождаться уродами.

Крижона поддержал Брук, заявивший вполголоса, что давно мечтал попробовать лебедя, птицу, в этих местах достаточно редкую. Брат его Сток, по обыкновению, промолчал, а Жюстин чуть заметно пожал плечами. Так я и не понял, поддерживает он меня или тоже жалеет об упущенной возможности…

Вторая причина моей бессонницы заключалась в том, что я клял себя последними словами. «Идиот» и «тупица» были самыми ласковыми в этом перечне. «Милана, жди меня, и я вернусь! Вернусь со шпагой на боку!» Идиот, какой же ты идиот, Артур.

Ведь она ясно говорила, что любит тебя, что твое положение для нее совсем не главное. И что мешало быть нам вместе до того момента, когда ты действительно сможешь раздобыть эту железяку? Получишь ты ее, обязательно получишь, не через полгода, так через год, два, три. И все это время ты мог бы быть с ней. Она уже достаточно взрослая девушка и не нуждается в опекунах, перед которыми должна отчитываться в своих поступках.

А что ты делаешь сейчас? Ты с каждым днем и с каждым шагом отдаляешься от нее. И это не приближает тебя к цели. И кто ты после этого, признайся честно? Ведь себе ты можешь не врать.

Ну и какой может быть сон с такими мыслями? Все, решено. Сопровождаю Жюстина туда, где он окажется в безопасности, и сразу же возвращаюсь назад. Надеюсь, он сможет проявить свою благодарность и мне этой благодарности хватит на обратную дорогу в Велент.

Я целыми днями ломал голову над тем, что же мне все-таки сделать, чтобы получить желаемое. Так вот, это же самое я могу делать рядом с Миланой.

Глава 8 ОТЛИЧНИК ИМПЕРСКОЙ СТРАЖИ

Стемнело, и я уже совсем собрался пройтись с факелом и острогой в надежде добыть рыбу, подплывшую на ночь к берегу, когда меня окликнул Жюстин. Он сидел возле костра с вытянутой ногой, все еще продолжавшей докучать ему болью в колене.

– Артуа… – начал он и замолчал. Даже при свете костра можно было догадаться, что он желает о чем-то спросить и не решается этого сделать. И уж совсем несложно понять, что вопрос его будет о Лиойе. Потому что ему не нужен мой совет относительно ситуации, сложившейся у него на родине, тут он и сам прекрасно разбирается.

Да и нет у меня никаких перед ним преимуществ, даже при условии того, что я владею знаниями, которые станут доступными здесь лишь через несколько веков, – они ничего сейчас не представляют. Какой толк в умении обращаться с автоматом, компьютером, автомобилем, если они еще не существуют и появятся очень не скоро. То же самое и со многими другими вещами, понятиями и методиками. Нет в них сейчас практического смысла, тем более если речь идет об управлении целой страной. Принца же учили лучшие преподаватели, так что с этой проблемой он вполне справится.

А вот делам сердечным обучиться можно только на собственном опыте. Выждав еще минуту, я решил помочь Жюстину сам:

– Милорд, если вас интересует, любит ли вас Лиойя, то я отвечу: да, и любит очень сильно.

– Вы так считаете? – В его голосе было столько надежды.

Конечно же я так считаю, я даже убежден в этом, и для этого у меня есть все основания. Я сам видел, как она поправляла принцу волосы, убирая их со лба, когда он уже спал. Столько нежности было в каждом ее движении! И еще, даже со стороны было очень заметно, что ей стоило немало усилий, чтобы не поцеловать его. И выражение лица, что было в тот момент у Лиойи, трудно подделать, особенно тогда, когда не подозреваешь, что за тобой наблюдают. А эти взгляды, какими она одаривали его, когда считала, что их никто не увидит?

Только нужно ли это им обоим? И какие могут быть перспективы в их отношениях?

Но это не мое дело, совсем не мое, и они отлично разберутся и без меня, хотя эта девочка действительно достойна лучшего, чем стать женой соседа-горшечника и нарожать ему кучу сопливых ребятишек.

И я в осторожных выражениях сказал Жюстину то, в чем был глубоко убежден, добавив лишь, что Лиойя даже не подозревает о его происхождении и любит таким, какой он есть сейчас. Любит неизвестного хромоногого странника.

– А этот вот… – Жюстин замолчал, размышляя, как назвать человека, прибывшего с намерениями обговорить день свадьбы.

– Если вы хотите спросить о ее так называемом женихе, милорд, то здесь беспокоиться нечего. Мы с Крижоном побывали у него в гостях и убедили его навсегда забыть дорогу к ее дому. И еще, Лиойя не родная внучка Верины. Верина обнаружила ее на своем крыльце, когда та была совсем малышкой. Сама девушка об этом даже не подозревает.

Все это я добавил на тот случай, если Жюстина будет беспокоить тот факт, что у нее когда-нибудь может родиться ребенок, похожий на ее бабушку. Меня бы такие вещи не остановили. Но разговор-то не обо мне.

Я оставил его в глубокой задумчивости.

Когда я возвратился со своей неудачной рыбалки, умудрившись сломать острогу, но так ничего и не добыв, Жюстин о чем-то разговаривал с Крижоном. Хотя какая тут загадка, он расспрашивал подробности нашего визита к тому человеку, что считал себя женихом Лиойи.

Его мы нашли в корчме, но не в той, в которой я успел побывать уже целых два раза. Он сидел в окружении своих людей, коих было пятеро. Когда мы вошли в корчму и он нас увидел, то выражение его лица словно говорило: на ловца и зверь бежит. Понятно, он далеко не последний человек в своем мирке, а в доме Верины с ним обошлись неподобающим образом, да еще и при свидетелях.

Мне пришлось ему объяснить, что пришел я просто поговорить на одну тему, а уже потом можно будет принимать какие-то решения. К концу нашего разговора «жених» имел совсем другой вид. Расстались мы не друзьями, но свое намерение поставить меня на место он растерял окончательно.

История, услышанная им, была выдумана мною с начала и до конца. А что еще оставалось делать? Не приставать же было к человеку с пустыми угрозами, мол, если ты еще раз подойдешь к этой девушке, не жить тебе, гадом буду. Несерьезно это. Начал я издалека, с событий, произошедших почти тридцать лет назад. Вряд ли он в силу своего возраста может знать о том, случились ли они на самом деле. Тем более что действия происходили достаточно далеко от этих мест, в Мулое – столице провинции. Обошелся я без имен, потому что все равно их не знал. Главное было в том, чтобы голос звучал убедительно и намеки присутствовали, те, по которым он сам должен сделать нужные мне выводы. Получилось хорошо, даже Крижон поверил, хотя при желании мог бы выявить некоторые несоответствия в моем рассказе.

Сама же история заключалась в следующем. Один высокопоставленный человек провинции Мулой, такой, что выше и не придумаешь, попал в чрезвычайно неприятную историю, из которой ему едва удалось выбраться живым. И получилось это у него не из-за стечения обстоятельств или еще из-за чего-нибудь, а только лишь благодаря помощи одного человека, которого он до этого времени и знать-то не знал. Естественно, благодарность его простиралась так далеко, что он приблизил своего спасителя к себе, невзирая на его неблагородное происхождение. Дела у спасителя резко пошли в гору, а потом случилось так, что они практически одновременно стали счастливыми отцами, тот самый очень высокий и значимый человек провинции Мулой и его спаситель.

Но и это еще не конец. Надо же такому случиться, что и с их детьми произошла подобная история, вот же чудо. И теперь уже сын спасителя сам стал спасителем.

Понятно, что отношения их после этого не стали хуже, как раз наоборот. Благоволит этот высокий человек к той семье очень, чего уж тут. В этом месте у меня случайно вырвалось слово «герцог», поскольку все предыдущее время я усиленно намекал, что именно наместник провинции Мулой и является тем самым таинственным благодетелем. Так вот, именно сын спасителя и лежит сейчас у Верины. И надо же такому случиться, влюбились пациент и внучка Верины друг в друга.

Такая вот незамысловатая история, но хватило и этого. В конце своего рассказа я тяжело вздохнул и лишь развел руками: такие вот дела. Всем своим видом я дал понять, что мне не нужно было всего этого рассказывать, но я не хочу, чтобы хороший человек пострадал из-за своей неосведомленности.

Мой собеседник понимающе кивнул.

Когда мы вышли из корчмы, я весьма своевременно, как это обычно у меня бывает, поинтересовался у Крижона, что этот жених из себя представляет. Крижон его, понятное дело, знал, его здесь все знают.

Вот уже несколько поколений семья поклонника Лиойи занимается тем, что скупает артефакты, найденные в курганах на землях кронтов. Скупщиков здесь всего двое: тот торговец, которому мы продали излишки оружия, и мой недавний собеседник. У обоих имеются постоянные клиенты, которым они в свою очередь перепродают товар. Артефакты очень популярны в высоких кругах, и спрос на них устойчивый.

Затем, помолчав, Крижон добавил, что вряд ли после всего услышанного мой недавний собеседник появится в доме Верины. Я и сам так считаю. Не чувствовалось у него особой любви к Лиойе. У меня сложилось стойкое впечатление, что он своим предложением делал одолжение. Хотел еще поинтересоваться у Крижона его именем, но передумал, сейчас уже и незачем…

В Кергент мы, как и рассчитывали, добрались на четвертый день пути. Лодка уткнулась носом в берег возле причала, на котором разгружалось судно, внешним видом напоминающее нормандский дракар. Те же заостренные нос и корма, такие же доски обшивки, скрепленные внахлест. Даже носовая фигура имелась, разве что изображала она какого-то незнакомого мне клыкастого зверя.

И люди были такими же голубоглазыми и светловолосыми, вот только статью не вышли, все ниже среднего роста.

– Черейнты, – сказал Крижон, – редко их увидишь. Видать, нужда какая-то припекла. Обычно они свои земли редко покидают.

Тогда все понятно. Небольшой замкнутый этнос помимо всех болезней, связанных с близкородственными браками, приобретает еще подобный цвет волос. Крижон хотел продолжить рассказ, но я только махнул рукой, есть более насущные проблемы.

В принципе мне осталось найти подходящий транспорт и отвезти Жюстина в дом местного начальника гарнизона. И все. Закончится мое путешествие в обществе наследного принца Эйсенского герцогства.

Не знаю даже, жалеть мне об этом или радоваться. Признаюсь честно, привык я к нему, да и человек он не самый плохой. Приму от него честно заработанное вознаграждение и отправлюсь в обратную дорогу по реке на лодочке. Только путь мой будет лежать чуть дальше, к Шертулье – Окунево, а потом уже по обстоятельствам.

Если найду в Шертулье Горднера, объясню, почему мне нужно срочно возвращаться. Если же нет, то отправлюсь в путь безо всяких объяснений. Проходя мимо судна псевдоварягов, взглянул мельком, что же они привезли. Бочки, бочки, бочки и ничего, кроме бочек самого разного размера, от больших, емкостью не меньше трехсот литров, до совсем маленьких, с ведро.

Надо будет у Крижона поинтересоваться, что же они в них привезли. Да и древесина, пошедшая на изготовление тары, интересная, отливающая чернотой и с красными прожилками, как у гранита. Я и не видел такой никогда.

Проходя уже мимо следующего судна, с виду самого обычного, я заприметил трех стражников, явно проявляющих ко мне интерес. И с чего бы это? Нет у меня за душой ничего такого, что могло бы их заинтересовать, ну разве что пара десятков жмуриков, какая чепуха. Все они были людьми, которые вели насквозь неправедный образ жизни. Так что мне еще значок «Отличник имперской стражи» положен, по меньшей мере, второй степени.

А что еще они могли бы мне предъявить? Неуважительное отношение к дворянству? Но откуда им об этом знать? Не иначе как ориентировка на меня пришла, с голубиной почтой.

Когда я поравнялся со стражниками, один из них преградил мне дубинкой путь. Стража по всей Империи обмундирована одинаково, и вооружение тоже не отличается разнообразием. Короткий палаш и дубинка почти метровой длины, украшенная металлическими кольцами с обоих торцов. У старших патрулей еще и пистоль имеется.

Естественно, я остановился. И даже поднял руки с растопыренными пальцами, дружелюбно скалясь. Нет за мной ничего такого, за что можно было бы бояться. В вашем Кергенте я и подавно не успел наследить. А вот серебряный конт есть, пусть и не надраенный до блеска. Но и расценки у вас не столичные, и такого за глаза хватит.

– По-моему, это не он, – сказал самый длинный из них, стоявший впереди меня. – Тот и толще будет, и усы у него с бородой.

– Он, он это, – раздался за спиной голос другого стражника. – Просто побрился и похудел. – Следом раздался смешок человека, произнесшего эту фразу.

Правый бок ожгло жгучей болью, и ноги сами по себе стали стремительно подгибаться. Меня поймали еще на лету, подхватив под обе руки. Из-за боли было трудно дышать. Я судорожно пытался загнать воздух в легкие, а он все время застревал на полпути.

– За что ты его так? – поинтересовался кто-то из них у человека, ударившего меня исподтишка.

– А ни за что, – беспечно ответил тот. – Мне его походка не понравилась.

Я немного перевел дух и смог разглядеть стоявшего немного поодаль стражника. Это был квадратный мужик с не менее квадратной челюстью. Он любопытно разглядывал меня.

Мне было очень, очень плохо. А главное, непонятно за что.

«А просто так, – словно говорил его взгляд. – Просто мне так нравится. Могу еще добавить, хочешь?»

Я хочу только одного: чтобы боль отпустила хоть на минуту.

Второго удара не последовало. Его напарник, видимо самый старший из троицы, строго окрикнул его. За то время, что я приходил в себя, у меня не стало пояса. Взамен я получил кусок пеньковой веревки, стянувшей запястья.

Черт, ну почему все так не вовремя. Хотя разве кто-нибудь когда-нибудь получал удар в печень такой силы вовремя? Мне и бежать пытаться нельзя – они видели, откуда я пришел. Неизвестно, что тогда будет. Там Жюстин, который и здесь скрывается, иначе он не просил бы меня достать именно крытую повозку. Значит, у него есть на то причины. Значит, попытаться убежать сейчас – это привлечь к нему внимание.

Ничего, сейчас мы разберемся, и все образумится. Подумаешь, Жюстин будет ждать меня на час-другой дольше. Ведь я действительно ни в чем не виноват.

Глава 9 ДВЕ СТОЛОВЫЕ ЛОЖКИ САХАРА

Шли мы со стражниками недолго, и все время в гору. Городок был расположен на склоне бегущего к реке берега и огражден крепостной стеной, пусть и не очень высокой. Приграничье как-никак, и соседи не очень спокойные.

Я рассчитывал, что вскоре предстану перед лицом местного начальства, но вышло совсем по-другому. Мы вошли в здание городской стражи, прошли по длинному коридору, спустились на несколько ступеней вниз, снова прошли по коридору.

Мне развязали руки и похлопали по бокам в поисках запрещенных предметов. Затем дверь узилища со скрежетом растворилась, и, получив дополнительное ускорение, я влетел в камеру.

Наверное, тот, кто ускорял меня при входе, рассчитывал, что я растянусь на полу. Нет, такого удовольствия мне удалось его лишить. У меня получилось приземлиться перекатом и вскочить на ноги, чтобы тут же присесть на корточки и схватиться за правый бок. Больно.

Дверь захлопнулась, звякнул засов, что-то проскрежетало, и я окончательно оказался там, где мечтал оказаться меньше всего на свете.

Да уж. В родной мне стороне Бог миловал от подобных приключений, так на тебе, здесь повезло. Смешно? Нет, совсем не смешно. Да и слишком уж быстро развивались события.

Со второй попытки мне удалось выпрямиться во весь рост. Комнату, где я очутился, трудно было назвать тюремной камерой, по крайней мере, выглядела она совсем не так, как я ее представлял.

Это было большое помещение безо всякого намека на мебель, с решетками на окнах и высокими сводчатыми потолками. Я увидел около тридцати лежащих, сидящих и бесцельно бродящих людей. И ощутил невообразимую вонь от немытых тел, гнилой соломы, отхожего места в виде дыры в полу в дальнем от дверей углу камеры. Словно все мыслимые и немыслимые миазмы, имеющиеся в мире, собрались здесь на дружескую встречу и с тех пор не могут расстаться уже много-много лет.

Пройдет немного времени, и вонь не станет такой острой, я привыкну к ней, и она притупится. В награду за это этим чудным запахом пропитается вся моя одежда, и я стану похож вон на того мужика с всклокоченной бородой и волосами, свисающими сосульками с грязного лба. Он безучастно смотрел на меня и то и дело яростно скреб тело под рубахой.

Еще и часа не прошло с тех пор, как я разговаривал с Жюстином, наследным принцем не самого маленького государства. И что теперь? А главное, за что? И еще очень болит в боку. Болит так, что хочется упасть прямо на грязный вонючий пол и выть не переставая.

Обращаясь ко всем, я поздоровался. Я слышал, что у нас так принято. Здесь, наверное, тоже. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Пусть будет так.

Потом я прошел к стене, той, что с окнами, и уселся на корточки. Долго я так сидеть не смогу, для этого нужен опыт, которого у меня нет. Но улечься на пол, покрытый тонким слоем грязной гнилой соломы, я не могу еще больше. Я мечтал о том, что сейчас проскрежещет дверь, меня вызовут к местному начальству и все образуется. Ага, сейчас!

Вечером давали что-то теплое, должно быть местный чай, с куском хлеба, больше похожим на брусок глины. Но кружки у меня не было, да и пробовать этот суррогат было выше моих сил.

Время от времени по камере проходила троица людей: один впереди и двое на шаг позади него. Они абсолютно не беспокоились о том, что могут наступить кому-то на ноги или даже на голову, и люди поспешно отползали в сторону, давая им дорогу. Тот, что шел впереди, был по-настоящему огромен. Сначала я даже подумал, что это Брой. Но нет, это был не он. Брой производил впечатление неглупого мужика. А этот больше напоминал опоенного быка. Два его спутника выглядели не так внушительно, но поглядывали на всех весьма дерзко, словно пытаясь нарваться на несогласный взгляд. При раздаче хлеба они отломили у каждого часть пайки.

Троица подошла ко мне и некоторое время молча рассматривала. Я же сидел с самым индифферентным видом, старательно их не замечая. Одному из них приглянулась моя рубаха. Нет, он не потребовал снять ее немедленно, но не думаю, что мне осталось долго ее носить.

Всю ночь я мечтал о сахаре, всего лишь о двух столовых ложках сахарного песка. Всего две ложки, и мне станет намного легче, боль уйдет, обязательно уйдет. В сахаре глюкоза, я не представляю механизм ее воздействия на клетки печени, но боль проходит, проходит всегда. Я еще не пробовал на себе этот способ, не было необходимости, но свято верил в него, особенно сейчас.

Под руку попался небольшой камешек, затем еще один. Ого, там, где стена встречается с полом, их целая россыпь. Наверное, камень, из которого делали кладку, крошится.

Всего час с многочисленными перерывами я потратил на то, чтобы оторвать подол рубахи. Рубашка была новая, и я надел ее первый раз перед тем, как сойти на берег. Это было мое единственное приобретение в Крунстрилье. У рубахи замечательный малиновый цвет, красивая плотная ткань с отливом и большой, весь покрытый вышивкой ворот. Черта с два ее получит тот, с длинным носом и бледной рожей. А мне и без подола сойдет, просто теперь я ее в штаны заправлю.

Ночь прошла тяжело. Досаждала боль в правом боку, люди, спящие вокруг, только и делали, что храпели, бормотали во сне и выпускали газы. Проворочавшись почти до рассвета, смирившись наконец с грязным полом, я подгреб под себя кучку соломы и умудрился уснуть.

Утро встретило прохладным ветерком, врывающимся через зарешеченные окна, уже почти привычной болью, проклятиями и стонами просыпающихся людей и первым знакомством в новом для меня мире.

Завтрак представлял собой точную копию ужина, разве что к нему добавился небольшой горшок с чем-то жидким и тягучим, в который люди по очереди окунали свой хлеб. Правда, сначала тот самый опоенный бык отделил от этого хлеба ровно столько, сколько счел необходимым.

Есть не хотелось, а вот пить да, в горле совсем пересохло. Видимо, здесь у каждого своя посуда, но мне-то ее где взять? И что мне теперь, руки ковшиком подставлять?

Выручил меня сосед по ночлегу, шустрый паренек, которому вряд ли минуло семнадцать. Еще вечером я заметил, что он разглядывает меня, и все ждал, что он подойдет пообщаться. Но нет, видимо, он решил отложить это дело до утра. Он и предложил мне глиняную кружку, довольно чистую и сильно щербатую по краям. Я отблагодарил парня, отдав ему свой хлеб, вернее, ту часть, которая от него осталась в результате уже привычной для всех остальных процедуры. Не было никакого желания жевать эту глину, обмакивая ее в горшок, в котором поочередно побывали пальцы всех здешних обитателей.

После этого мы долго разговаривали с пареньком почти шепотом. Кричать здесь было не принято, тем более Горген, так, оказывается, звали человека, габариты которого равнялись уже упомянутому мной животному, после завтрака решил немного вздремнуть.

Мой новый знакомый, Сориус, именно так он представился, оказался весьма разговорчивым собеседником с живым умом и острым языком. Он охарактеризовал каждого, кто попался ему на глаза. И характеристики эти были краткими, емкими и по существу.

Паренек вкратце рассказал историю своей жизни, и не было в ней ничего такого, чему можно было бы позавидовать. Своего отца Сориус не знал, мать занималась древнейшей профессией, рос он на улице среди таких же бедолаг, как и он сам. Сюда попал в результате облавы на местном рынке, в тот самый момент, когда пытался увести лошадь, оставленную на несколько минут без присмотра раззявой-хозяином.

Затем Сориус поинтересовался, правда ли, что я тот самый Дрегер. Мне не пришлось врать, чтобы ответить, что я не Дрегер и понятия не имею, кто это такой. Сориус поведал, что Дрегер в этих местах – личность довольно знаменитая. Мой таинственный двойник оказался жестоким бандитом. Это известие отчего-то не принесло мне особого удовольствия: стремлюсь к дворянству, а меня за бандита принимают. Хотя встречал я нескольких дворян, если бы не шпага, ни за что бы от грабителей не отличить.

Сориус посвятил меня в реалии местной тюремной жизни. Люди в этой темнице надолго не задерживаются, месяц-два, редко больше. Хотя был один дед, который пребывал тут уже год. Вероятней всего, о нем просто позабыли, а сам он не спешил о себе напоминать, потому что идти ему некуда, здесь же и стол, и кров.

Да уж, такое и в моем мире бывает.

Имперское правосудие достаточно скорое на расправу. И наказаний у него хватает. Тут и рудники, и каторга, кто бы мне объяснил, в чем между ними различие. Естественно, веревка с петлей как самое радикальное средство борьбы с преступностью. Имеются и телесные наказания, совсем уж за мелкие прегрешения.

Я же попал сюда по подозрению в дрегерстве. То есть меня приняли за того самого Дрегера. Вот только объяснить в ближайшее время, что произошла ошибка, мне не удастся – в городе сейчас проходит ярмарка по случаю государственного праздника. Когда-то в этот день на престол вступил первый из Крондейлов, предок правящей сейчас династии, так что теперь вся Империя три дня гуляет.

Получается, что я попал, по крайней мере, на ближайшие три дня. Потом, я очень на это надеюсь, все выяснится. В конце-то концов, не захотят же они мне пришить чужое дело, да еще такое серьезное, от которого попахивает прочной веревкой с надежной петлей. И вообще, это произвол какой-то – хватать на улице добропорядочных граждан, очень больно бить их в печень и отправлять в кутузку на неопределенный срок.

Так, с этим все ясно. Следующий вопрос: что за птица этот Горген? Оказалось, что к городскому криминалитету Горген не имеет никакого отношения, но слухи о нем ходили самые страшные. И руки у него по локоть в крови, это доподлинно известно. Самое главное, не чтит он местных авторитетов, отморозок, одним словом. Может быть, и есть кто за ним, но только не в воровской общине Кергента. В камере он объявился пару недель назад, собрал вокруг себя несколько таких же, как и он, беспредельщиков и теперь делал то, что считал нужным.

Ну что же, вопросов больше нет. Распорядок дня узнавать глупо, кроме трехразового питания, никаких других событий не происходит. Занимайся чем хочешь и жди, пока решат твою судьбу. На работу отсюда никого не водят, да и какая может быть работа? Есть в этом подвале и еще парочка подобных помещений, там примерно такая же картина, как и здесь.

Здесь даже стуимы оказались, целых два или две, не знаю, как будет правильно. На местном жаргоне так называют… понятно кого. Словом, все как у людей далекого будущего.

Вообще-то это здание совсем недавно городской страже перешло, и пары лет с той поры не минуло. Раньше здесь городской арсенал находился. Понятно теперь, почему здесь такие высокие потолки, для тюремных камер их бы такими делать не стали.

Ну надеюсь, недолго мне здесь чалиться. При этих мыслях я даже улыбнулся. Местной феней нужно овладевать, раз уж «счастливая» возможность появилась, а не родной пользоваться.

Вот только сложилось все по-иному. Время было к обеду, и я уже тщательно отмыл миску, найденную мне деятельным Сориусом, с помощью лоскута от своей рубахи, когда меня позвали к Горгену. Сейчас смотрящий по хате определит мое место в табели о рангах, словом, произойдет то, о чем я не раз слышал или читал, пусть и в своем мире. На многое я не претендую, проживу, сколько получится, мужиком, и дел всего.

Горген с царственным выражением лица сидел на куче соломы, не менее грязной, чем он сам. Присесть мне не предложили, да я и не настаивал: сомнительное удовольствие сидеть на грязном полу, пусть и в компании такого значимого человека. Справа от него расположился крепыш со шрамом на лбу, делавшим его лицо еще более страшным, чем оно было от природы. А природа, надо сказать, в этом смысле не поскупилась. Слева находился тот, кому понравилась моя рубаха.

Сам Горген подкреплялся перед обедом окороком и не обращал на меня никакого внимания до тех пор, пока не закончил обгладывать кость. Я же стоял и ждал. Сытно отрыгнув, он заметил:

– Ты не Дрегер.

Я поднял руки с открытыми ладонями. Самый миролюбивый жест из всех, что можно применить в подобных случаях:

– Я даже никогда его не видел.

Нет, ну до чего же он здоров! Если бы я не встречал до этого Броя, то посчитал бы Горгена самым большим человеком, которого мне когда-либо довелось увидеть. А так всего лишь второе место.

– Ты должен мне денег, – вновь подал свой голос серебряный медалист.

– У меня нет денег, и взять мне их неоткуда. – И я снова поднял обе руки.

– Ты должен был спросить, сколько именно.

Нет, это явный беспредел. Ты меня еще на счетчик поставь. У меня действительно нет ни медного гроша, все, что были, остались в поясе. Хотя… там уж они точно не остались.

– У меня нет денег, и взять мне их неоткуда, – еще мягче повторил я.

– Разве это мои проблемы? – Его голос звучал уже угрожающе. Вероятно, он хотел добиться того, чтобы я все же спросил у него, сколько ему должен. Дурацкая ситуация. Если я признаю свой долг, то мне придется его отдавать. Ну и какого черта, спрашивается, я должен это делать?

Следующая моя фраза снова не блеснула новизной:

– У меня нет денег, и взять мне их неоткуда.

– Ты должен мне два серебряных ала. Срок до завтра. Подойдешь утром и отдашь свой долг. Все, свободен. – И Горген отвернулся от меня, давая понять, что аудиенция окончена.

Когда я пошел назад, то услышал за спиной голос длинноносого, сидевшего слева от Горгена:

– Ты забыл снять рубаху.

«Не в этой жизни», – подумал я, продолжая идти к своему месту.

Вот же ситуация! И что мне теперь делать? Хотя я уже давно знал ответ на этот вопрос, с тех пор, как в первый раз встретился с Горгеном взглядом. От этого, Артуа, тебе никуда не деться.

Глава 10 ГОРГЕН

Сориус встретил меня сочувствием. Не так уж она и велика, эта камера. Когда мы беседовали с Горгеном, постоянный гул голосов стих, как по волшебству. Так что все слышали наш разговор до последнего слова.

– Сориус, ты сможешь мне найти сахару? – обратился я к нему.

От неожиданности тот выпучил глаза.

– Думаю, что смогу, – ответил он, когда пришел в себя, – но…

– Вот, – перебил я, протягивая ему маленькую серебряную фигурку местного божка, подаренную мне на счастье Аниатой. Не знаю, стоит ли она два ала, но кусочек сахара за него должны дать.

Когда распахнулась дверь и внутрь занесли котел с обеденным варевом, я уже успел покончить с сахаром. Разгрызть его мне удалось с трудом – настолько он был твердым. Ничего страшного, надеюсь, что глюкозы в нем не меньше, чем в привычном для меня песке или рафинаде.

Конечно же, первым к котлу подошел Горген и наполнил свою посудину доверху. Несмотря на мое состояние, я все же не смог прогнать мысль: «Ну и горазд он жрать». Почти такую же порцию мы на пятерых делили, когда направлялись в Кергент.

Когда Горген проходил мимо меня, я усиленно чесал себе грудь под рубахой, потому что мне нужна была причина держать руку именно там.

– Горген! – окликнул я его.

Тот повернул ко мне свою морду, язык не поворачивается назвать это лицом.

– Долг хочу отдать, – сказал я, рывком извлекая из-за пазухи кистень, сделанный еще ночью из камешков и подола рубахи.

Момент был самый удачный, обе руки Горгена заняты миской с похлебкой. Наверное, воспользоваться такой ситуацией – подло для человека, мечтающего стать дворянином, но, перед тем как ударить его в первый раз, я успел еще и плюнуть ему в миску. Плевок получился скудным, поскольку от волнения во рту все пересохло.

А вот удар вышел на загляденье, Горгена даже повело в сторону. Закрепляя успех, я ударил еще дважды, целясь все туда же, между глаз.

Затем мы оба упали на колени. У меня от боли снова скрутило правый бок. Неужели сахар не помог? Или его было слишком мало? Или такой способ лечения – обычные выдумки? Может, сахар помогает при других проблемах с печенью?

Все это пронеслось у меня в голове, когда я судорожно пытался встать на ноги. Боль в печени нельзя превозмочь. А ведь у него еще и двое подельников осталось, они непременно бросятся ему на помощь, а я не могу даже просто подняться на ноги.

Горген с колен завалился набок, похоже, потерял сознание. Черт, как удачно с ним вышло и как некстати меня скрутила боль. Я напрягся в ожидании ударов, когда подоспела подмога. Сориус выхватил откуда-то из-за спины кусок заточенного железа, похожего формой на сапожный нож, и нанес два режущих удара длинноносому, которому так понравилась моя рубаха, целясь ему в лицо.

Один из ударов достиг цели, и его противник тоже упал на колени, зажимая руками глубокий разрез на щеке.

Но самое неожиданное было не в этом. Третьего человека из свиты Горгена, со шрамом на лбу, одним ударом кулака свалил на пол и теперь охаживал обеими руками незнакомый парень. Нет, я видел его и раньше, и даже успел обратить на него внимание. Потому что выглядел он как настоящий черейнт, вот только ростом был еще выше меня. Голова его противника моталась из стороны в сторону после каждого удара.

Мы встали втроем, как поется в какой-то песне, плечом к плечу, и ждали, что будет дальше. Я посмотрел на лужицу крови, вытекающую из-под лица Горгена, затем на свой кистень, который все еще сжимал в руке. Почему-то эта картина вызвала у меня улыбку. Наверное, она получилась у меня не слишком симпатичной, поскольку наблюдавшие за нами люди буквально шарахнулись от меня в стороны.

Затем я сделал то, чему до сих пор не могу найти объяснения. Забрав у одного из сокамерников плошку, полную варева, я медленно вылил ее содержимое на лицо Горгена. Почему-то я решил, что варево было приготовлено из чечевицы, поскольку в мутной жиже плавало что-то, похожее на бобы. Может быть, я сделал это из-за увиденной мной недавно картины: Горген заставлял деда, местного старожила, изображать собаку. Старик должен был бегать на четвереньках, да еще и лаять при этом.

А может, причиной была услышанная мной история. Горген весело рассказывал всем, как однажды в лесной глуши он с четырьмя своими людьми набрел на заимку, где жили старик со старухой. С ними была еще их внучка, совсем девчонка. Стариков убили сразу же, а вот с внучкой забавлялись четыре дня, пока она не умерла. И те, кто слушал, угодливо заглядывая ему в глаза, смеялись: дура, мол, не понимала она своего счастья.

Или я поступил так из-за того, что сегодня утром один молодой парень оказался в том углу, где обитали стуимы. И он каждый раз вздрагивал, когда один из них клал ему руку на плечо, успокаивающе что-то говоря.

Но вероятнее всего, я просто перестал его бояться.

Затем я прошелся по камере, как совсем недавно ходил по ней Горген, и тоже в сопровождении двух человек. Я шел по подвалу, обращенному в тюремную камеру, пытаясь поймать враждебные взгляды, но таковых не обнаруживал. Они были какими угодно, эти взгляды – угрюмыми, равнодушными, настороженными и даже заискивающими. Но вражды в них не было, это точно. И мне вдруг стало понятным, для чего ходил Горген. Он пытался определить, не зреет ли против него бунт, чтобы погасить его еще в зародыше.

В конце своей прогулки я бросил через плечо, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Уберите их с прохода, – затем немного помолчал и добавил: – Если к завтрашнему утру они еще будут здесь, я убью всех троих.

И только после этого мысленно схватился за голову. Артур, не слишком ли ты круто себя ведешь? Интересно, можно ли здесь перейти в соседнюю камеру? Ведь если нет, тебе придется убивать их, за базар нужно отвечать.

Горгена, все еще не пришедшего в себя, за ноги оттащили к одной из стен, той, что была без окон. Длинноносый, зажимающий лицо ладонями, из-под которых все еще сочилась кровь, дошел туда сам, второго увели под руки.

Что-то стражи до сих пор не видно, мы ведь изрядно нашумели.

Когда я спросил об этом у Сориуса, тот охотно объяснил, что ее и не будет. Стража вообще относится ко всему происходящему здесь очень либерально, даже если все тут насмерть друг друга переубивают. Больные и раненые тоже не дождутся сочувствия. Выживут – их счастье, сдохнут – туда им и дорога.

Всю ночь мы спали по очереди, ожидая от Горгена ответной атаки. Вряд ли бы мы смогли ее отбить, но настроены были серьезно. Остальные держали стойкий нейтралитет, отлично понимая, что захватить власть – это еще не значит ее удержать. Трезвая позиция, должен заметить.

Сориус принялся меня уговаривать, чтобы я больше не трогал Горгена, потому что он скоро уйдет сам. Голос при этом он не принижал, так что его слова стали общим достоянием. Я же сидел с самым каменным выражением лица, всем своим видом стараясь показать, что если уж приму какое-то решение, то никакие уговоры не помогут мне его изменить. Если Сориус и подыгрывал мне, то делал он это мастерски.

Следующим утром в камере не стало всех троих. Надеюсь, никто не заметил того облегчения, что я испытал, увидев, что за Горгеном захлопнулась дверь. Когда он проходил мимо, я внутренне ужаснулся. Если он бросится на нас, пусть и в его теперешнем состоянии, то легко сметет всех троих. Сметет и затопчет. Но Горген не поднял головы и даже не посмотрел в нашу сторону. Наверное, это произошло потому, что он сломался. Такое бывает с людьми, очень одаренными физически. С самого детства все восторгаются их силой и статью. И вырастают они в полном убеждении, что нет им равных. А когда это все же случается и оказывается, что может быть очень, очень больно, то рушатся основы мироздания и весь мир переворачивается вверх дном.

Не знаю, случилось ли что-то подобное с Горгеном, но он потух. Если еще вчера от него осязаемо несло грубой звериной силой, то сейчас казалось, что из Горгена вышел воздух и он сдулся, как мяч.

Даже деньги он отдал безропотно.

Насчет денег мне сказал Сориус, и я сначала даже не понял, о чем идет речь. Оказалось, Горген обложил всех поборами. Любой вновь прибывший сюда расставался со всеми своими наличными, теми, что ему удавалось утаить от стражников. Любимым развлечением Горгена было взять человека за лодыжки, поднять над полом и потрясти. Бывало, таким образом ему в буквальном смысле удавалось вытрясти несколько монет. Тогда он был особенно доволен. Денег оказалось не так уж и много, Горген любил и поесть, и выпить, а стража за прибавку к жалованью охотно выполняла его заказы.

После ухода Горгена мы с Сориусом и новым знакомым, похожим на викинга парнем, которого завали Дист, заняли лучшее место в дальнем углу от туалета – дыры в каменном полу.

Когда я поинтересовался у Сориуса, есть ли среди его знакомых стражники, которые не откажутся от денег в обмен на кое-какие услуги, он заметно оживился. Такие знакомые есть, и они легко помогут в чем угодно. Вино, женщины, отличная еда – не вопрос.

Нет, Сориус, конечно же мы заслужили праздник, одолев в почти честном бою такого грозного противника, но я хочу другого. Надеюсь, ты оценишь то, что мы сейчас затеем. Хочется верить, что это понравится и остальным. А если кто будет против, придется нам подчиниться, иначе для чего же мы власть в свои руки взяли.

В конце концов, всем остальным это нужно больше, чем мне. Закончатся праздники, меня вызовут к местному начальству, все выяснится – и вот она, свобода. Осталось лишь чуть-чуть потерпеть.

Вот только был у меня в другом мире один добрый знакомый, знающий о таких местах не понаслышке. Большую часть своего еще далеко не почтенного возраста он в них и провел. Так вот, однажды он сказал мне одну вещь, которую я запомнил очень хорошо.

– Артур, – сказал он, – если в тюрьму приходит человек, рассчитывающий как-то пережить то время, что ему предстоит там провести, из этого не выйдет ничего хорошего. Сколько бы тебе ни выпало тянуть, ты должен настроить себя так, как будто будешь находиться там весь остаток своей жизни. Иначе…

И он неопределенно махнул рукой. Да и так все понятно, что еще можно добавить. Хороший был человек, да погиб по-дурацки.

Ладно, не до воспоминаний. Пора приниматься за дела.

Сориус, выслушавший мое пожелание, рассмешил меня, потому что вид у него стал совсем дурацкий. Он дважды переспрашивал, пока не убедился, что я не шучу. Но со стражей вопрос решил, вот только и они долго не могли поверить, услышав его заказ. Но деньги есть деньги, и теперь оставалось только ждать. Так, все это будет позже, пока займемся тем, что можно сделать прямо сейчас.

Я, все так же в сопровождении Сориуса и Диста, прошелся по месту своего заточения. Но на этот раз меня интересовали не взгляды, а несколько другие вещи. Так, с этим все понятно. Решим следующий вопрос. Дело касалось передач, что приходят с воли от родственников или друзей. Нет, я не буду заниматься тем, чтобы самому осматривать их, отбирая то, что приглянулось, после того, как это сделала стража. Нет. Четверть того, что получил, отдай и не греши. Отдай то, что выберешь сам. Но ровно четверть.

Съели. Поворчали-поворчали, но приняли, и особых возражений по этому поводу не было. А что вы хотели, порядок есть порядок, и сейчас я его олицетворение.

Так, есть еще одно дело. Был здесь тип, которого Горген старался не задевать. И вовсе не из-за его авторитета, криминального или еще какого. Человек этот был из городского управления и занимал в нем до последнего времени далеко не самый последний пост. Сюда попал из-за взятки, надо же, неужели в Империи за это в тюрьму сажают?

Одиночной камеры ему не нашлось, но он и здесь жил в свое удовольствие. Видимо, на свободе у него остались достаточно могущественные покровители и не менее богатые родственники. Место, где он обитал, было отделено от остальной камеры занавесью из плотной ткани, пусть и не бархатной. Прямо шатер посреди поля.

Мы подошли к занавеси втроем, и я сделал необходимый жест. Парни поняли меня правильно и мгновенно, попросту сорвав покров с тайны. Можно было выразиться и так, поскольку лица этого человека я раньше никогда не видел.

Вот как ты здесь устроился, прямо Мальчиш-Плохиш со своими бочками и корзинами. Так дело не пойдет, отдать придется ровно четверть того, что имеешь. Похудеть от этого не похудеешь, поскольку попросту не успеваешь сожрать всего, что приносят тебе каждый день.

Сегодня утром сам наблюдал, как полог распахнулся, и оттуда полетели какие-то испорченные продукты вместе с объедками. Судя по всему, это происходило постоянно, иначе как объяснить тот факт, что несколько человек не слишком приятной наружности появились там загодя. Прямо как собаки на помойке в ожидании очередной подачки.

Сориус пытался отговорить меня, мол, не стоит с ним связываться. Даже немного непонятно было, ведь не побоялся поддержать, хотя и после того, как выяснилось, что Горген уже пал в бою.

Этот тип хорошо устроился: и перина тебе, и небольшой столик с не самой плохой посудой. И все это стоит на ковре, тоже не на помойке подобранном. Две бочки у изголовья, вероятно, как продуктовые шкафчики используются. Хозяин этих несметных богатств даже не приподнялся с перины, вальяжно на ней развалившись. Эх, как не хочется конфликтов сейчас, когда до свободы всего ничего. Но ничего нельзя делать наполовину.

Я уселся на перине рядом с ним, предварительно скинув его ноги на пол. Вообще-то я пришел сюда не просителем, чтобы стоять перед ним, должен сам понимать. Ну и лишних разговоров не стал заводить, лишь поинтересовался, сможем ли мы договориться. Он понял, о чем я, стена-то у него из холста, и он отлично слышал все, что происходит в камере. Сначала ему захотелось помериться взглядами. Наверное, лень было разговаривать. Ну это мы пережили легко и даже одержали убедительную победу. День, наверное, у меня сегодня такой, победительный. Словом, договорились. Не знаю, что будет дальше, а пока удача была на моей стороне.

И шатер его я тоже забрал, у меня на него другие планы. Пусть вычитает стоимость из той четверти, что отныне мне должен.

Глава 11 ПРИТЧА

Вечером привезли солому, много соломы. Она была очень свежей и пахла солнцем, полем, цветами и волей. Это был один из моих заказов, так удививших и стражников, и Сориуса. Народ набросился на солому если не с радостью, то, во всяком случае, с энтузиазмом. Да и как тут не радоваться, если практически все день мы занимались тем, что убирали старую и перепревшую и тщательно скребли пол, пытаясь очистить его от грязи. Его чистили, терли, скребли с помощью все той же соломы.

Затем солому вместе с тряпками, лоскутами и всей прочей дрянью выкинули в окно, выходившее во внутренний дворик. За уборку мусора со двора тоже было уплачено.

Как мне показалось, в нашей темнице даже посветлело. По крайней мере, воздух в ней точно стал свежее. Сам я, конечно, мусор не убирал, лишь руководил при помощи мудрых советов и ценных наставлений. Хотя нестерпимо хотелось поднять с пола охапку грязной перепрелой соломы, прижать к груди и нести ее, нести, чтобы выбросить в окно. Шучу, конечно. Хотелось мне одного: поскорее увидеть небо над головой.

Когда начали вносить свежую солому, я грудью встал на ее защиту. Ну уж нет, по полу ее больше раскидывать не будем. Нужно связать ее в маты, подстилки или циновки. Такое возможно, я специально это узнавал. Вот только до темноты оставалось немного времени, и даже те несколько человек, что умели плести из соломы нужные вещи, попросту не успели этого сделать.

На следующий день привезли еще один мой заказ: обыкновенный дубовый стол с двумя лавками. И хотя тюремная стража здорово сэкономила на нем, приобретя где-то по дешевке давно уже бывший в употреблении, но и такая мебель пришлась как нельзя кстати. Стол долго служил в какой-то корчме, и его нелегкая служба оставила на столешнице множество отпечатков в виде порезов, сколов и темных пятен. Обитатели камеры долго его скоблили, чуть ли не выхватывая друг у друга из рук те предметы, что могли сгодиться для этого.

В обед за стол все не вместились, и те, кому не посчастливилось, терпеливо ждали своей очереди. Тот, кто не был лишен этого простого удобства долгое время, никогда не поймет, как приятно есть за столом. И еще, наш стол был похож на праздничный, потому что та четверть, что каждый выделил из передач, полученных с воли, находилась на нем.

К вечеру у всех уже были подстилки, сплетенные из соломы. Тут и выяснилось, что спать на них, оказывается, жестче, чем просто на куче соломы. Но помещение обрело совсем другой вид. Ровные ряды постелей, отхожее место, огороженное пологом, что не так давно служил шатром у мздоимца, и чистота. Конечно же чистота относительная, но с тем, что было до этого, разница разительная. Мне даже показалось, что люди просветлели лицами и стали больше улыбаться друг другу. Я сидел и думал, зачем мне все это было нужно, потому что осталось провести здесь всего лишь одну ночь.

Следующий день начался с того, что в камере произвели тщательный обыск, иначе шмон. Оказывается, в ней хранилось множество запрещенных вещей. Особенно это касалось ценностей и денег. Еще нашли несколько предметов, к которым с сильной натяжкой можно было применить слово «оружие». Я на этот счет совершенно не беспокоился, поскольку ничего такого за мной не числилось, а найти деньги, те жалкие крохи, что остались после приобретений на благо общества, было крайне затруднительно. Потому что здесь не бетон, где каждая неровность или трещина на виду, а здание каменной кладки. А обнаружить камень, под которым они припрятаны, просто нереально. Когда я спросил у Сориуса, как часто здесь происходит подобное, он сделал удивленное лицо. Понятно, можешь не отвечать. Непонятно другое: кому это нужно. Не хочу решать загадки, хочу на волю.

Почему-то я решил, что меня сегодня вряд ли отсюда вызовут. Так оно и вышло. Весь день я безуспешно дожидался, что заскрипит дверь и меня поведут к местному начальству. Дверь действительно скрипела, скрипела так, что приходилось закрывать уши. Кого-то уводили, взамен приводили новых страдальцев, но меня словно не существовало. Потом я сообразил, что даже нигде не зарегистрирован, меня сразу же провели сюда. Даже имени никто не озаботился спросить. Получается, что я вообще здесь не существую.

Как оказалось на следующий день, прорицатель из меня никакой. Практически всю ночь я не спал, ожидая, что сейчас распахнутся двери и в камеру ворвется Горген с пособниками, вступивший в сговор со стражей. Для этого и был проведен тщательный обыск. Нет, ничего такого не произошло, а первой новостью, что я услышал утром, была та, что Горгена еще вчера отправили в Мулой, центр провинции.

Потом за мной пришли.

Начальником местной стражи оказался невысокий полный человек в годах, которого звали господин Бойс. Он сидел за столом у окна и внимательно изучал какие-то бумаги. Время от времени Бойс отрывал от них взгляд, пристально смотрел на меня и снова в них углублялся. Наверное, все это должно было обозначать, что он изучает материалы дела, посвященного исключительно моей персоне. Судя по толщине лежащей перед ним стопки бумаг, я чрезвычайно матерый преступник, которого наконец-то посчастливилось поймать местному правосудию.

Решив, что я уже достаточно проникся этой атмосферой, Бойс коротко бросил:

– Рассказывай.

– О чем, господин Бойс? – не стал я медлить с ответом.

Его имя я успел выяснить у стражников, которые привели меня сюда под конвоем. Один из них сразу же вышел, а второй и сейчас маячил где-то у меня за спиной.

О чем рассказывать-то? Мне нужно хотя бы пару наводящих вопросов.

– Все рассказывай. Как зовут, зачем приехал в Кергент и на чем попался…

Вот это уже совсем другое дело.

– Меня зовут Артуа Койн, мне двадцать восемь лет, сюда прибыл в надежде встретить господина барона Эриха Горднера, в свите которого пребывал до последнего времени. Задержан ошибочно, меня приняли за какого-то Дрегера, – отчеканил я.

Легенду я себе придумал – не подкопаешься. Да и чего ее придумывать, почти все в ней было правдой, кроме двух моментов. В ней ни слова не говорилось о Жюстине, а свое появление здесь я решил обосновать желанием встретиться с бароном Горднером.

Только попроси меня, господин Бойс, и я расскажу тебе о братьях Слои, о Крижоне и о нашем путешествии на лодке. Я даже о Жюстине тебе расскажу, только назову его Тимуром и сообщу, что он сам набился мне в попутчики, еще и заплатив при этом. Слабые места? Да где их нет, и не слишком-то их много. Надеюсь, Жюстин уже там, куда все это время стремился. Не сидят же они в лодке, в конце концов, напряженно высматривая меня по сторонам.

– Барон Эрих Горднер? Знаю, знаю такого. Моего роста, темные глаза, лысина, небольшая бородка и еще постоянно улыбается, – заявил Бойс.

Как бы не так. Вряд ли их двое, баронов Эрихов Горднеров, да и описание прямо противоположно настоящему. Получается, что Бойс его знает и решил проверить меня.

– Никак нет, господин Бойс. Ростом он выше среднего, телосложение сухощавое, глаза серо-стального цвета, всегда гладко выбрит, ниже правого уха небольшой шрам. И еще, господин Бойс, я никогда не видел господина барона улыбающимся.

Мне самому составило немалых трудов сдержать улыбку, когда я представил радостно скалящегося Горднера. Слишком уже невероятным это выглядело.

На этом наш разговор закончился, и меня снова отвели в подвал. Когда я попробовал объяснить Бойсу, что арестовали меня неправильно, тот только махнул рукой конвоирам, мол, делайте свое дело. И как же мне теперь быть? Требовать адвоката? Или кого там требуют в таких случаях, не прокурора же?

Я вышагивал от одной стены к другой, хорошо хоть Сориусу с Дистом не пришло в голову сопровождать меня при этом, зрелище получилось бы очень комичным, потому что ходил я быстрым шагом, почти бегом.

Вот же попал, черт возьми! И что делать дальше? Ну не припишут же мне, в конце концов, чужие грехи, очень на это надеюсь. А тут еще приходится решать вопросы, которые мне к черту были бы не нужны. Ко мне обращались сокамерники, и у каждого имелись свои проблемы. Кто-то выиграл в кости, и проигравший не желал отдавать долг. Кому-то нужно было что-то приобрести через стражников. У других пропала часть полученной с воли передачи. Вот на черта мне все это нужно, ведь ни желания, ни опыта в подобных делах. Хорошо хоть Сориус консультировал меня по каждому вопросу. Уж что-что, а такие вещи он знал назубок.

Чтобы отвлечься от печальных мыслей, я попробовал заняться гимнастикой. Но и здесь не повезло, при любом резком движении в правом боку отдавало сильной болью. Видел я его, своего «благодетеля», когда к Бойсу меня водили. Он сегодня не патрулирует городские улицы, а дежурит в коридоре перед какой-то зарешеченной дверью, на сутки заступил.

Следующим утром мы с нетерпением ждали, когда же наконец откроется дверь камеры. И ждали вовсе не из-за завтрака. Просто нам хотелось убедиться в том, что проделанная нами ночью работа не была бесполезной.

Как я уже говорил, при открывании дверь ужасно скрипела. И звук этот был таким омерзительным, что даже зубы начинало ломить. Почему-то на самих тюремщиков этот скрип так не действовал. Среди них даже оказался один, кому доставляло истинное удовольствие постоянно открывать и закрывать дверь несколько раз подряд. Забавлял его не сам звук, а реакция заключенных. Говорят, ему даже деньги предлагали, но безрезультатно.

Этой ночью мы умасливали дверь в самом прямом значении этого слова. Масла ушла чертова уйма. Результатов пришлось ждать до утра, как иначе можно проверить то, что получилось? Стучать в дверь – от стражи может прилететь, кому это хочется?

Тридцать два человека, которые находились в общем каземате, самым натуральным образом превратились в слух, и это не было метафорой. Вот провернулся ключ в большом висячем замке на одном из запоров. Затем стукнул один засов, следом за ним второй. Сейчас-сейчас. Стояла такая тишина, что было слышно, как жужжат под потолком мухи.

Дверь медленно подалась наружу – и ничего, только легкий скрип, почти неслышный. В щели, образованной приоткрытыми дверями, показалось озадаченное лицо цербера, того, что так любил отсутствующий сейчас звук. Тюремщик несколько раз поводил дверью, но тщетно, тишина. Лицо его, до сей поры просто удивленное, сейчас приобрело вид крайней степени изумления. Боюсь, теперь ему очень нелегко будет от него избавиться.

Смеялись все. Затем тюремщик вместе со своей миной, словно прилипшей к лицу, рывком исчез, дверь распахнулась во всю ширь и в камеру вошел… Горднер.

Боюсь, что сейчас тюремщик по сравнению со мной явно проигрывал. По крайней мере, рот у него был открыт значительно меньше, нежели у меня.

Горднер прошел внутрь камеры, сделал несколько шагов, остановился и наморщил нос. Вы бы, господин барон, двумя днями раньше сюда пришли, боюсь, вам бы его еще и зажимать пришлось. Вероятно, даже двумя руками. Особенно когда сквознячок, гуляющий по канализации, приходил нас навестить. Сейчас это жерло смрада надежно прикрыто обеденной чашкой Горгена, идеально подошедшей по диаметру, и открывается только по мере надобности…

Как же я рад, что ему удалось тогда выжить! Горднер был вооружен шпагой, называемой у нас эстоком, дагой и пистолетом с колесцовым замком. Ну не знаю, по-моему, необходимость взводить каждый раз пружину замка специальным ключом скорострельности нисколько не прибавляет.

Вообще-то сюда запрещено входить с оружием. Даже наши тюремщики имели при себе только деревянные дубинки. Вот только хотел бы я посмотреть на того, кто посмеет Горднеру что-то запретить. Если только он не император или, на худой конец, какой-нибудь герцог.

Сердце мое билось учащенно. Неужели он пришел за мной? А за кем же еще?

Барон обвел взглядом помещение, обратив внимание на выскобленный еще с вечера стол, на пол без единого намека на мусор, на соломенные маты, сложенные один на другой, чтобы на них было удобней сидеть. Затем посмотрел на меня и сказал:

– Что стоишь, пошли! – И добавил, едва заметно усмехнувшись: – Брат Тимура.

Я посмотрел на Сориуса и Диста, стоявших, как обычно, за моей спиной. Ведь я обязан им жизнью. А сейчас просто их бросаю. Перевел взгляд на Горднера, но тот лишь покачал головой: без вариантов, и нетерпеливо указал мне на выход. Ничего, одну минуту потерпишь.

И мне оставалось лишь пожать парням руки, хлопнуть по плечу и подмигнуть. Держись, братва, даст Бог, свидимся.

Хороший парень Сориус, нет за ним убитых людей, не душегуб он. И старушек он не обворовывал, у местного преступного мира тоже есть свои законы и понятия. Диста жалко как человека, потому что ничего хорошего ему не светит. Если повезет, отделается рудниками, а если очень повезет, то проведет там лишь пару десятков лет.

Дист рассказал мне свою историю, похожую на тысячу других. Деревня, в которой он родился и жил, принадлежала барону Приенрису, одному из наиболее уважаемых граждан Кергента. Прожил Дист в своей деревне почти двадцать лет до того момента, когда и произошли следующие события.

Прибыл в очередной раз в деревню сборщик податей, чтобы собрать недоимки. Встретили его с почетом и уважением, подобающими при его должности. Только вот нечем платить крестьянам было, неудачный сезон выдался. Вот и надеялись они получить отсрочку до следующего урожая.

Сборщик, казалось бы, и не против этого был, но выдвинул встречное условие. Пойдет он им навстречу, лично с бароном переговорит, и все будет на мази. Только и жители должны ему не отказать. А желание его вот в чем состояло: жила в деревне одна девушка, и лицом, и фигурой хороша. Вот и выдвинул сборщик податей свое условие: будет она с ним ласкова – и сразу все вопросы положительно решатся. Если же нет – не обессудьте, служба прежде всего, а барон и благодетель ох как лют.

Надо ли говорить, что та девушка была невестой Диста. И отведал сборщик вместо ласк девичьих кулаков ее жениха. Да так отведал, что увезли его в беспамятстве. Дело политическим оказалось, как же, если всякий вместо податей таким образом платить начнет, то это уже конец света будет. Арестовали Диста, да он и не стал прятаться, чтобы остальным худа не сделать. Всего неделя до их свадьбы оставалась, когда все это случилось. Понимал Дист, на что шел, да только не смог через себя переступить…

И помочь я им никак не мог, как бы сильно мне этого ни хотелось. Эх, парни, вы уж держитесь здесь как надо, у вас получится. И прощайте. А сердце продолжало биться учащенно, но теперь уже по другой причине. Сейчас ранее утро, и если очень повезет… Как же я мечтаю, чтобы повезло.

Когда дверь камеры захлопнулась за моей спиной, и опять без того скрежета, что мне еще долго будет сниться в кошмарах, я обратился к Горднеру с просьбой:

– Господин барон, одолжите монету, мне нужно отдать долг.

Тот предложил горсть монет на выбор. Меня устроила медная, от нее меньше блеска. Этим Горднер мне тоже нравился, никогда не задает лишних вопросов. Надо – значит надо.

Мы шли полутемным коридором: трое стражников, Горднер и я. Медная монета была надежно прижата к ногтю большого пальца полусогнутым указательным.

Вот сейчас, за поворотом коридора. И если мне очень повезет… Повезло, мой недавний знакомый еще не сменился с поста. Утренние часы достались именно ему. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу: последние минуты – самые томительные.

Когда до него оставалась пара шагов, я чуть сбавил ход, одновременно посылая монету вперед, используя большой и указательный пальцы как катапульту. Монета пролетела удачно, не задев никого из идущих впереди людей, и весело зазвенела на каменном полу коридора. От серебряной монеты звона было бы больше, но она светлая, и ее полет легче обнаружить.

Конечно же все посмотрели в ту сторону, где раздался звон, в том числе и тот, кто был мне нужен. В этот момент я как раз поравнялся с ним и исполнил свой замысел.

Это очень, очень больно, когда бьют пяткой по подъему стопы, еще и приседая на опорной ноге, чтобы добавить весу. А я так и сделал. Если ему повезло, то он лишь недельку попрыгает на одной ноге, но мне хотелось, чтобы не повезло, потому что в таком случае кости свода стопы окажутся раздробленными.

Горднер, матерый волк, все же уловил движение за своей спиной. И увидел, как стражник на одной ноге медленно сползает на пол, широко открыв в безмолвном крике рот. И опять он ничего не сказал.

Наверное, я опять сделал что-то недостойное того, кто мечтает стать дворянином. Но тогда я думал о другом. В тот момент я вспомнил притчу, в которой один мудрец сказал, что за зло нужно платить злом. Иначе нечем будет платить за добро. Хотя, наверное, неведомый мудрец не имел в виду пару треснувших ребер и боль в боку, периодически напоминавшую о себе так, что хотелось упасть на колени и выть.

Глава 12 ИГРОВАЯ ЗАВИСИМОСТЬ

– Девочка моя сладкая, солнышко мое ненаглядное, зайка моя, – приговаривал я, запустив обе руки в гриву своей кобылы и прижавшись щекой к ее морде. – Они же совсем о тебе не заботились. Не чистили тебя, гриву с хвостом не расчесывали, морковкой не угощали. Негодяи они, как есть негодяи.

Никогда бы не подумал, что лошади умеют улыбаться. Ну а как это еще понимать? Собаки точно умеют, сам видел, но чтобы лошади…

Конечно, я преувеличивал. Моя Мухорка не выглядела изможденной лошадкой со спутанной гривой и хвостом, к которому прицепился репейник и другая липучая гадость. Но все равно они негодяи. Поди кормили в последнюю очередь и поили, зачерпывая воду уже со дна бочки. А моя красавица любит чистую воду и чтобы травку в кормушке солью немного посыпали.

– Надо же, почему-то раньше я считал, что вышедший из заключения мужчина стремится к женским ласкам, соскучившись по ним, – услышал я сзади знакомый голос. Это Тибор, его бас трудно спутать с чьим-то другим голосом. – Оказывается, можно измениться настолько, чтобы начать предпочитать женщинам лошадей.

Вот только пользовался Тибор несколько другими словами, местным блатным арго. Теперь мне понять его было нетрудно, практика, пусть и небольшая, у меня уже имелась.

Тибор довольно улыбался. Шея у него была перебинтована, но в остальном он выглядел отлично.

Мы пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Я очень рад был снова увидеть этого человека, которого уже считал мертвым.

– Рассказывай, куда ты исчез так, что тебя никто даже не смог увидеть, – поинтересовался Тибор, после того как мы уселись на лавку, вкопанную в землю возле крытой коновязи, где стояли наши лошади. Коновязь находилась на постоялом дворе на окраине Кергента, куда и привел меня Горднер.

И что мне рассказывать? Что я геройски убежал, посадив на спину Жюстина, чтобы меня не достала вражеская стрела?

– Как наши? Как вы сюда попали? – решил я ответить вопросом на вопрос.

– Наши? – Тибор помрачнел. – Наших осталось только восемь человек. Лигрус, Пойнт, Край, Солис… Их больше нет.

Он рассказал мне все, что произошло после моего исчезновения. Когда я умчался в неизвестность, утащив с собой наследного принца, Горднер, пытаясь спасти своих людей, отступил вдоль берега. Получилось так, что они прикрыли мой отход. Кронты, поначалу яростно атаковавшие, затем сами начали отступать, потому что с противоположного берега прибыло подкрепление.

Потом кронты ушли, так же внезапно, как и появились. Наверное, они решили, что с принцем покончено. Отряд, который я видел на краю леса, так и не вступил в сражение. Один из кронтов поскакал к ним навстречу, размахивая отрубленной головой. Задача выполнена, к чему лишние жертвы.

Когда они поняли, что жертва уцелела, ситуация уже в корне изменилась, поскольку к тому времени переправилось достаточно бойцов, чтобы организовать достойную оборону. Остатки гвардии принца и кирасиры сами перешли в атаку. После боя выяснилось, что принца нет ни среди живых, ни среди мертвых.

Надо же, как удачно у меня получилось исчезнуть. Горднер видел, как я подхватил Жюстина, но куда мы после этого делись, заметить не успел, отбиваясь от наседавших врагов. В Кергенте он со своими людьми оказался по одной простой причине – через него проходил единственный путь в Эйсенское герцогство. А значит, этот город мы не могли миновать. Здесь Горднер и рассчитывал нас встретить.

В Кергенте Жюстина ожидали и оставшиеся в живых люди из свиты принца, искренне надеясь на то, что он цел и скоро прибудет. Иначе на родине их всех ожидал бы далеко не самый горячий прием. Прежде чем покинуть Кергент, Жюстин обратился к Горднеру с одной просьбой, и теперь нам предстояло вернуться в Крунстрилье, только уже сухопутным путем. Когда я услышал суть этой просьбы, то удивился, но не настолько, чтобы обомлеть.

Мы должны были забрать целительницу Верину вместе с семейством и доставить их в герцогство. С целительницей, пожалуй, все понятно. Герцог все еще при смерти, а Жюстин лично успел убедиться в компетентности Верины. Вот только думаю, что в самом герцогстве лекарей в избытке. Хотя Жюстину видней.

Знаю я семейство целительницы, которое состоит из одной девушки, красивой, как картинка, и к тому же очень милой. Неужто он решился? Вообще-то, по всем канонам, он сам должен был к ней приехать, желательно на белом коне. Разве что ситуация для этого не совсем располагает. В отчизне разброд, и Ромерт, его старший брат, страстно желает воспользоваться этим. Тяжело Жюстину далось такое решение: сердце тянет в одну сторону, долг – в противоположную.

В путь мы отправились следующим утром, и среди нас был Крижон. Но теперь уже не в качестве моего наймита, а как полноценный член нашего отряда, принятый Горднером. Крижон успел уже спустить в кости часть своего снаряжения, проиграл даже пистолет, полученный от меня в качестве части оплаты. Вот же неймется человеку.

Стража вернула мне пояс с кинжалом, только денег в нем я серьезно недосчитался. Благо был в нем потайной карманчик, и спрятанный там единственный золотой только с помощью металлодетектора и можно было обнаружить. И еще клинкерт с Жюстином укатил. Вот его действительно было жаль. Все остальные вещи оказались в сохранности, об этом Крижон позаботился. Он рассказал мне о событиях, произошедших после того, как меня повязали прямо на пристани.

То, что меня арестовали, заломав белы рученьки, они не видели. Прождав почти до темноты, пришли к выводу: что-то пошло не так. Пуститься на мои поиски Крижон не решился: слишком большие подозрения вызывали у него братья-лодочники. И оставаться в лодке тоже было не резон, в этом случае их поведение становилось совсем уж непонятным. На свою удачу, он увидел прямо на пристани повозку, что привезла соседнему судну, так похожему на лодку викингов, кучу каких-то свертков, прикрытых тентом. И они решились. Телега довезла их до нужного места.

Там Жюстин расстался с Крижоном, попросив разыскать меня.

Этим Крижон и занимался ближайшие пару дней. Только искал он почему-то по кабакам, посчитав, что я непременно буду в одном из них. И помогал ему в этом давний знакомый, встреченный им в первой же корчме, куда он зашел промочить горло.

Горднер, прибыв в город, встретился с принцем. Узнав подробности, он отправился к начальнику городской стражи Бойсу.

– Где же было тебя еще искать, – усмехнулся Горднер в ответ на вопрос, как ему удалось меня разыскать.

Хорошее же впечатление я произвел на этих людей: один по злачным местам меня ищет, другой и вовсе в тюрьме. Когда я сказал об этом Горднеру, он снова усмехнулся.

– Артуа, с большей степенью вероятности ты мог оказаться именно там. Есть у тебя удивительная способность притягивать к себе неприятности. Не сомневаюсь, что ты и сам успел это заметить.

Вот в этом я с вами абсолютно согласен, господин Горднер. Порой и сам удивляюсь. И еще удивляясь тому, что раньше за мной такого не наблюдалось, но стоило только попасть в этот мир…

Бойса Горднер знал давно, еще с тех пор, как побывал в этих местах, разыскивая одного человека. В подробности он меня, конечно, не посвящал.

Когда мы вернулись в Крунстрилье и объяснили цель своего визита, Верина ничуть не удивилась. Не удивилась ни причинам нашего приезда, ни тому, кем оказался ее недавний пациент. А вот бедная девочка чуть не опустилась на землю там, где стояла, узнав, кем Жюстин является на самом деле. Мне даже жалко ее стало, честное слово. Она так беспомощно смотрела по сторонам… В глубине души она, конечно, подозревала, что Жюстин не совсем тот, за кого себя выдает, но чтобы настоящий принц…

Я же продолжал сомневаться в том, что из этой истории выйдет что-нибудь хорошее. Нет, конечно же всякое случается.

Взять ту же служанку Марту, вдову шведского солдата, которая, побывав поочередно любовницей Шереметева и Меншикова, в конце концов, оказалась в постели Петра I, чтобы после его смерти стать императрицей Екатериной I. И это официальная версия. Но ведь существует и другая, не менее заслуживающая доверия, в которой говорится о том, что была Марта обыкновенной маркитанткой, ублажавшей за деньги шведских солдат. Так чем же Лиойя хуже ее?

Но в любом случае, наверное, будет лучше, если она вырвется из забытой богом дыры. А там как знать, как знать. В конце концов, свет клином на всяких там принцах не сошелся.

Дорога от Крунстрилье до границы с герцогством заняла около десяти дней. И бедная Лиойя таяла прямо на глазах. Казалось бы, радоваться надо, но не тут-то было. Верина ворчала себе под нос, не слишком беспокоясь о том, что ее услышат, мол, не лечить всяких принцев-засранцев (эти слова на общеимперском звучали в рифму) надо было, а вторую ногу выдернуть. А еще лучше кое-что другое, чтобы не морочил бедной девочке голову. Мне от нее тоже доставалось за то, что я Жюстина к ней привел. Как будто у меня выбор был.

Первым делом целительница вылечила Горднера от застарелой раны на левом плече, которая никак не хотела затягиваться, периодически вскрываясь и кровоточа. Уж не знаю, что она прикладывала к ней, но я смог убедиться, что Горднер, как и все остальные люди, и ругаться умеет, и лицо морщить. Последнее меня особенно удивило, привык я уже к его холодной маске.

Вылечила и Тибора – в последнее время его после каждого приема пищи тошнить начинало. Первые два дня лечения он бледный ходил и постоянно отплевывался. Оно и понятно: один вид того, чем Верина его пичкала, вызывал желание сплюнуть.

Меня она тоже лечить пыталась, но я отказался, да еще и посмеялся при этом. Проблемы с головой не лечатся. Каким родился, таким и умру. Она сильно и не настаивала. Верину вообще трудно понять, когда она серьезно говорит, а когда язвит или шутит. Попросил я ее лучше Крижона вылечить, в смысле избавить его от пагубной тяги, всю жизнь ему калечащей. От игровой зависимости, в общем.

Такое даже у нас не лечат, легче пересадку сердца сделать. Но Крижон этой идеей загорелся. Вот тут-то самое интересное и началось.

Дело было в одной деревеньке, где мы остановились на ночлег. Увела Верина Крижона в пустой сарай, посадила на чурбан и велела глаза закрыть. Мы все по очереди ходили смотреть через щелку в стенке сарая. Потом с трудом на коленях отползали, зажимая рот двумя руками, чтобы не рассмеяться. Да где уж тут удержишься?

Сидит Крижон на чурбаке, все лицо чем-то черным изрисовано, руки в стороны развел и пальцы растопырил. Что самое интересное, когда он глаза закрывает, рот у него открывается во всю ширь. Глаза открывает, пасть захлопывается. И так много-много раз.

Верина стояла позади него, положив руки на плечи, уперев подушечки больших пальцев в затылок, и что-то шептала. Когда знахарке надоело слушать наш едва сдерживаемый смех, доносящийся к ней через тонкую стенку сарая, она заявила, что, если еще хоть кто-нибудь подойдет к сараю ближе чем на десять шагов, может сразу поставить на себе как на мужчине крест. Желающих проверить почему-то не нашлось, все поверили ей на слово.

После сеанса она сказала, что Крижону нужно постелить здесь же, в сарае, и до утра не беспокоить. Я помог Лиойе проводить бабушку до того места, где они устроились на ночлег. Верину заметно шатало, видимо, лечение отняло у нее немало сил.

А Крижону помогло, честное слово. Все же вокруг добренькие такие, первое время предложениями допекали сыграть кон, другой. Он всегда отказывался. Да еще все спокойно так воспринимал. Как человек, который только что вкусно и сытно отобедал и которому предлагают отведать пустую кашу, не слишком аппетитную на вид.

И еще он смастерил из костей что-то вроде амулета: просверлил кости и на шею повесил, вроде как на удачу. Правда, на какую именно, никого посвящать не стал.

Мы постепенно продвигались вперед. Дорога, по которой мы сейчас ехали, больше всего походила на проселочную. Вроде бы тракт постепенно приводили в порядок, но такими темпами мостить его будут явно несколько столетий. Как раз до изобретения битумной смолы. А вот в другом месте, по направлению к Коллейну, как сказал Горднер, работы ведутся не в пример активнее. Людей там согнали – не продохнуть. И вольнонаемных, и каторжников.

В последнее время было очень заметно, что Лиойе хочется выговориться, рассказать о своих сомнениях и тревогах. Ну и с кем ей можно поговорить? Верина лишь гладила ее по голове и обещала, что все будет хорошо. Да она и сама не представляла, что ждет их впереди. Поэтому как-то само собой вышло так, что собеседником оказался я.

И девочка разговорилась. Ей было страшно, потому что она не знала, как ей дальше себя вести. И что ей можно было ответить? Не хочется даже думать об этом, но вполне возможно, что она и Жюстина-то не увидит, поскольку в герцогстве нуждались прежде всего в целительнице Верине. А если он действительно ее любит…

Девочка моя, почему ты беспокоишься о таких вещах, о которых нужно думать в самую последнюю очередь. Ведь Жюстин полюбил тебя такой, какая ты есть, милой, непосредственной, неизбалованной. Что ему до твоих манер? Если бы ему были нужны именно они, то он давно уже был бы женат и счастлив. Не сомневаюсь, желающих у него и во дворце хватает с избытком.

И наряды, и манеры можно приобрести, а вот некоторые вещи не купишь и не выучишь наизусть. Когда любишь, все недостатки любимой становятся достоинствами. Я вот тоже не вижу их у тебя, хотя думаю и мечтаю совсем о другой.

Но это лишь в том случае, если он тебя любит. Если же нет, то ничего не поможет, ничего.

Примерно это я и сказал Лиойе, благоразумно умолчав о своих сомнениях относительно чувств Жюстина к ней.

Глава 13 ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ ЭЙСЕН-ГЕРМСАЙДРА

Когда мы поднялись на перевал Эйсен-Костом, нам открылась впечатляющая картина. Через узкий проход в скалах была видна огромная долина с извивающейся по ней голубой ленточкой реки, зеленью лесов и желтыми прямоугольниками несжатых полей. На заднем плане, в синеватой дымке вечернего тумана, едва виднелись снежные вершины далеких гор. У дороги в долину уходили вверх две башни.

Потрясающая картина, которой легко восхититься, но трудно описать словами.

– Отсюда начинается герцогство Эйсен-Гермсайдр, – объяснил Горднер. – Сразу за этими башнями. Подобных долин три, и эта считается самой малой из них. С запада попасть в герцогство можно только через этот перевал. С востока имеется несколько более широких проходов. Вот только перекрывает их крепостная стена, высокая и мощная. Говорят, что на ее строительство потребовалось больше века.

Да уж, теперь становится понятным, почему герцогство смогло отстоять свою независимость. Неприступные скалы защищают его лучше всяких крепостных стен.

Есть города-крепости, а здесь, выходит, государство-крепость. А если учесть, что и все три города герцогства выглядят цитаделями, то это сразу наводит уныние на возможных захватчиков.

Столица державы находилась в самой большой долине, расположенной в центре страны, и называлась Эйсендер. И добрались мы туда только к вечеру следующего дня. До самого Эйсендера путь наш лежал по живописнейшим местам. Дорога, выложенная каменными плитами красноватого цвета, домики, с виду похожие на игрушечные, ухоженные прямоугольники полей. Тенистые рощи, фруктовые сады, ровные ряды виноградников, спускавшиеся со склонов холмов… Красиво, черт побери, как будто бы попал в сказочную страну. Я весь извертелся, ерзая на Мухорке. К вечеру даже шея заболела.

Люди на вид были самые обыкновенные, разве что несколько хмурые с виду. Причина выяснилась быстро: великий герцог, отец Жюстина, был при смерти. Правителя здесь явно все любили.

На что надеялся Ромерт, его старший сын и бывший наследник, неясно. На помощь наймитов-кронтов, на деньги Монтарно, граничащего с герцогством государства, на сторонников внутри страны?

Совершенно непонятно. Кронты – воинственные кочующие племена, традиционно занимающиеся скотоводством и разбоем. Разве могут они что-нибудь сделать против организованной обороны народа Эйсен-Гермсайдра? Монтарно не станет помогать, не получая никакой выгоды. А какая выгода может быть от маленького, пусть и экономически развитого, государства? Разве что его присоединение. И чего Ромерт в этом случае добьется? Да и в открытую на стороне претендента на Эйсенский престол Ромерта Монтарно не выступит. Империя ясно дала понять, что такого не допустит всеми возможными для нее способами. Это кронты могут позволить себе все, что угодно, но ведь с них и спрос другой.

Остается еще жалкая кучка сторонников опального принца внутри страны, но вряд ли они представляют собой грозную силу. Нынешний герцог очень неглуп, иначе его держава не процветала бы. А раз он не нашел для них места в своих планах, то сразу можно судить о них как о людях, абсолютно ничего собой не представляющих.

Ромерт – это фигура скорее одиозная, чем харизматическая, судя по тому, что я о нем слышал. Это надо же так умудриться: законный наследник престола рассорился со своим отцом так, что тот попросту изгнал его из страны. Ладно бы герцог вел неправильную политику, ведущую отчизну к скорой гибели. Но ведь в нашем случае все как раз наоборот.

Что-то ты не на шутку разумничался, Артуа, твое ли это дело? У Мухорки сбрую поправить нужно у шорника, к кузнецу еще наведаться. Вот это как раз твои заботы. Ты еще к герцогу заявись да советовать начни. Так, мол, и так, знаю я такие мудрости… Глядишь, и место главного визиря тебе по праву отойдет.

Эйсендер был действительно красив какой-то необычной своеобразной красотой. Наверное, из-за своей интересной архитектуры, непохожей на то, что я когда-либо видел. Сравнивать с чем-либо трудно, но больше всего это напоминало романский стиль. Вот только всяким там росписям и рельефам уделяли здесь значительно больше внимания. Центральной частью Эйсендера была немалая цитадель, которая и являлась резиденцией герцога.

Замок возвышался над остальным городом, и все подходы к нему были засажены деревьями, ярко цветущими в эту пору года. Наверное, единственное, в чем были схожи две столицы, Дрондер и Эйсендер, так это обилием пышной зелени, в которой утопали оба города.

Я взглянул на Лиойю, выглядывавшую из-под полога тента повозки, в которой ехала и Верина, и она ответила мне робкой улыбкой. Что-то ты совсем дошла, девочка, бледная копия самой себя. Скоро, скоро все встанет на свои места. Нет ничего хуже неопределенности, особенно в таких делах. Ты уж потерпи еще немного. Я очень за тебя переживаю, солнышко. Мне не совсем понятно: то ли Верина – это предлог того, что тебя везут в Эйсендер, то ли ты едешь туда, потому что здоровье герцога, отца Жюстина, тает прямо на глазах. И лекарка – последняя надежда любящего сына. А может, сошлись оба обстоятельства.

Мы остановились в доме одного хорошего знакомого Горднера, место нашлось для всех. Прибыли мы под вечер, и Верина с внучкой в сопровождении барона сразу же отправились во дворец герцога.

Хозяин дома конечно же был дворянином, но, как я понял, активно занимался торговлей промышленными изделиями, изготовленными в герцогстве. Догадаться об этом было несложно, да и первый же разговор с одним из его слуг только подтвердил это.

Агнальские горы полны всевозможных полезных ископаемых, герцогство располагается в самом центре этих гор. Так что само собой разумеется, промышленность здесь была очень развита. В этом я сам смог убедиться, прогулявшись на следующий день по городу в компании Крижона и Тибора. Мы заглядывали в лавки, и мои спутники только тихо присвистывали, узнав цены и сравнивая их с имперскими. А вот продукты, по сравнению с той же Империей, стоили здесь несколько дороже. Оно и понятно: плодородных земель здесь меньше. Что и немудрено, учитывая расположение герцогства.

Поскольку никаких указаний от Горднера мы не получали, то посвятили осмотру Эйсендера чуть ли не весь день. Интересный город, ничего подобного в Империи я не видел. Все здесь было подчинено главному: удобству в обороне. Но и об удовольствиях жители столицы не забывали: хватало и кабачков, и таверн. Правда, местное пиво моих спутников не впечатлило. Мне самому об этом судить трудно, здесь я попросту умываю руки. Выпить кружечку холодного пива, намаявшись на жаре, – всегда приятно, но чтобы многими литрами, точнее, кводрами, это не ко мне. Вот к тому же Тибору, например, у него две стремящиеся к бесконечности особенности организма – желудок и язык. Потому что молчит он только во сне, а пива может выпить бочку.

Вечером меня нашел Горднер и поинтересовался состоянием карманов, вернее, количеством бренчащих там монет. Слегка они бренчат, господин барон, еле-еле, совсем не слышно. Мало того что поиздержался, обеспечивая Жюстину пропитание, кров и лечение, так еще и оказалось, что содержание в имперских застенках платное благодаря стражникам Кергента, облегчившим мой кошелек.

Вслух же я сказал, что осталась одна золотая крона и горсточка меди, которую здесь и за деньги-то считать нельзя. В ответ я получил еще один золотой и настоятельную рекомендацию приобрести завтра с утра приличный наряд, поскольку после обеда меня желают видеть во дворце.

Сказать по правде, что-то вроде этого я и ожидал. Нет, конечно, не того, что меня вызовут под светлые очи наследника, а благодарности от Жюстина.

Принц не производил впечатление человека, который забывает сделанное ему добро на следующий же день. Все-таки я помог ему, хотя и вышло так, что бросил его не в самый подходящий момент. К счастью, все закончилось удачно.

Жюстин вполне мог передать кошель через Горднера, но, если он решил лично выразить свою благодарность, я ничего не имею против. Интересно же, черт возьми, побывать в настоящем дворце, хотя никогда и не мечтал об этом. Тем более что музеев подобного толка хватает и у нас. Конечно, одно дело музей, и совсем другое – «действующий» дворец, в котором живут настоящие правители страны, пусть и не самой огромной.

Когда мы с Горднером в указанное время прибыли во дворец, больше похожий на неприступный бастион, нас уже ждали. Вернее, ждали только меня, поскольку барон почему-то остался на месте. Вот только повели меня не во внутренние покои, а в сад, самый настоящий сад, яркий и цветущий. Я в сопровождении двух человек, выглядевших переодетыми в лакейский наряд бывалыми воинами, проследовал еще за одним, точно уж лакеем, раздувшимся от собственной важности. Мы прошли по тропинке, выложенной такими же красноватыми плитами, как и все здешние дороги, перешли через мостик и попали на небольшой островок.

В беседке, спрятанной среди густой поросли цветущего кустарника, полулежал в кресле пожилой человек, с первого взгляда на которого было ясно, что жить ему осталось недолго. Бледное лицо, заострившийся нос, впалые щеки и сухие бесцветные губы… Вот только глаза его темного цвета резко контрастировали со всем остальным обликом. Яркие, живые и ничуть не выцветшие от времени. Да и не должен он быть глубоким стариком.

Видно, прав был Тибор, рассказывая мне почему-то шепотом, что в ближайшем окружении правителя был человек, добавивший в пищу нечто, после чего его едва смогли спасти.

Герцогу помогли принять сидячее положение. Вероятно, он и сам бы с этим справился, но стоявшие за его спиной люди услужливо уловили первое же его движение.

Я склонился в поклоне. Ниже, ниже, не переломишься, в этом нет ничего зазорного. Просто прояви ему уважение, то, которое он заслуживает, и так, как это здесь принято.

Великий герцог Дрюмон XVII, конечно же это был именно он, несколько секунд молча рассматривал меня. Затем он начал говорить, и голос его был усталым и безжизненным:

– Я благодарю вас за то участие, что вы приняли в судьбе моего единственного сына.

Вот оно как! Получается, что Ромерт для него умер. Я снова склонился в поклоне, ничего не сказав. А что говорить-то: какие пустяки, не стоит благодарности?

– Мой сын знает о вашей мечте, – продолжил герцог. – И все же мне хотелось бы, чтобы у вас был выбор.

Стол перед ним был заставлен графинами и всевозможными склянками, в одной из которых я увидел лекарство, название которого мне так и не удалось запомнить. А еще там много чего было. Серебряное блюдо, прикрытое кружевной салфеткой. Пара толстенных книг самого что ни на есть букинистического вида, с кожаной обложкой и металлическими застежками. Ваза с красивыми цветами нежно-золотистого цвета. Письменный прибор, выполненный в виде замка, с откинутой крышей одной из башен, из которой торчали перья.

Но когда на нем появился туго набитый кожаный кошель, я не заметил. Вероятно, это произошло, когда я склонялся в поклоне, и положил его один из трех стоящих за герцогом людей, один вид которых ясно давал понять, что телохранитель – это призвание.

Кошель смотрелся очень солидной вещью. И качеством кожи, которая пошла на его изготовление, и своими размерами, и еще чем-то неуловимым. В таких кошелях не хранят медь, да и серебру там не место. Так оно и оказалось.

Герцог легким движением сдвинул его с места, и из него на стол посыпались новенькие блестящие золотые монеты. Они так призывно блестели под лучами солнца, пробивавшимися сквозь окружающую беседку зелень, что у меня захватило дух.

Здесь же целое состояние! Да, эти люди умеют быть благодарными.

Если кошель полностью набит такими монетами, а я очень сомневаюсь, что в нем есть медь или даже серебро, то я смогу легко воплотить в жизнь часть моих планов, с которыми давно уже определился. Самую прибыльную часть. У меня было время и возможность подумать над этим. Производство, именно производство. Никаких лавок или даже оптовой торговли.

Есть у меня неоспоримое преимущество – я родился лет на триста позже всех окружающих меня людей. Есть и идеи, и знания, с помощью которых я смогу широко развернуться…

А уж затем, с теми деньгами, что заработаю, я смогу решить и проблему, что заботит меня больше всего на свете. Но…

– Ваше королевское величество… – Я обратился к герцогу на его родном языке, хотя до этого он говорил со мной на общеимперском. Я волновался, сомневаясь в том, что получится хорошо, что я не исковеркаю язык, да еще и в такой ответственный момент. Я не готовил это обращение, просто однажды в одном из разговоров с Горднером поинтересовался, как оно будет звучать на языке народа герцогства Эйсен-Гермсайдр. Получилось, по-моему, неплохо, но остальные слова я произнес уже на общеимперском. – За деньги, ваше королевское величество, можно купить многое, очень многое. Но…

Но сейчас я могу получить то, о чем мечтал столько времени. Получить сразу, в один миг. Если, конечно, это то, о чем я думаю. Да и что еще это может быть?

Герцог взглянул на меня еще раз и устало откинулся на спинку кресла. И опять его успели подхватить и помочь. Уже с закрытыми глазами он едва заметно шевельнул пальцами, отпуская меня. Возможно, здесь так принято. А может, на большее у него попросту не хватило сил.

Глава 14 БАШ НА БАШ

Я проснулся с ощущением радости, царившей у меня в душе. И нисколько не удивился, что лицо мое растягивает улыбка, быть может очень глупая на вид.

Я – барон. Барон Артуа де Койн. Это не сон, в чем легко убедиться. Достаточно протянуть руку, взять свиток и прочитать указ, подписанный рукой его королевского величества Дрюмона XVII. Нет, относительно того, что можно прочитать, я высказался несколько опрометчиво, поскольку указ написан на языке Великого герцогства Эйсен-Гермсайдр. Но как раз с этим нет никаких сложностей, по крайней мере, не для меня, поскольку там, где мне придется его предъявить, перевести указ не станет проблемой. Если понадобится это сделать.

Со вчерашнего дня я являюсь подданным и титулованным дворянином герцогства Эйсен-Гермсайдр.

Вот только земли, прилагающейся к титулу баронства, я не получил, мало здесь ее, чтобы раздавать направо и налево. Так что остался я без лена. Ну да бог с ним, перебьюсь как-нибудь.

Я до самого последнего момента не верил, что это произойдет. Слова герцога сложно было трактовать двояко, но мало ли… Не верил, когда за мной с самым важным видом пришли два человека, и конечно же оба они были при шпагах. Не верил, когда мы прибыли во дворец герцога и меня поставили перед Жюстином Эйсеном, который тоже имел очень важный вид. Когда я трижды обошел вокруг стоявшей посередине огромной залы статуи, изображавшей какого-то бородатого мужика в латах и шлеме с высоким гребнем и плюмажем, когда я слово в слово повторял что-то на незнакомом мне языке, вероятно, клятву верности дому Эйсенов.

А когда Жюстин после окончания церемонии назвал меня бароном, я вздрогнул.

Сама церемония происходила не очень гладко, с некоторыми заминками, которые даже мне были заметны. Как мне уже потом по секрету поведал Горднер, последнее присвоение титула в герцогстве происходило полтора века назад, так что некоторые детали ритуала успели основательно подзабыться.

Когда официальная часть закончилась, первым меня поздравил Жюстин. Сделал он это несколько своеобразно.

– Артуа, – обратился он ко мне, все еще не верившему в уже произошедшее событие, – если вы позволите, я оставлю клинкерт на память о нашем совместном путешествии. Взамен хочу предложить клинок, смею надеяться, не хуже качеством, чем ваш прежний.

С этими словами он принял из рук одного из присутствующих на церемонии людей шпагу и вручил ее мне. Я с полупоклоном принял ее, вынул из ножен и отсалютовал. Салют был похож на нечто среднее между тем, что я уже видел здесь и что подсмотрел в одном из фильмов. Получилось вполне браво. Правда, когда я вынимал шпагу, произошел небольшой конфуз, потому что извлечение клинка из ножен я задолбил на уровне рефлекса. Как только одна рука оказалась на эфесе, а другая обхватила ножны, он и сработал, заставляя мозг выдать команду. В итоге клинок обнажился так быстро, как будто ценой тому была моя жизнь. Слава богу, никто не шарахнулся в сторону, а в глазах некоторых я даже прочел понимание.

Так, теперь придется себя контролировать. Но в любом случае получилось значительно лучше, чем если бы я не смог обнажить шпагу одним движением.

Он и сейчас был со мной, мой новый клинок. Я долго любовался им перед сном, перед тем как задуть свечу, затем уложил его рядом с собой на постель. Утром, сразу же, как только проснулся и вспомнил о событиях вчерашнего дня, первым делом извлек шпагу из ножен.

Какая же она красивая! Клинок темного цвета с едва различимым отливом с узким неглубоким долом. Если в мире неодушевленных вещей есть совершенство, то оно заключено в моей шпаге. Если же приглядеться к клинку повнимательнее, то можно рассмотреть на лезвии сложный узор из переплетенных волокон. Сложный эфес с чашкой и перекладиной гарды и двумя дугами, прикрывающими кисть. И большой драгоценный камень на торце эфеса.

В очередной раз полюбовавшись шпагой, я одернул себя: «Артур, ты уже взрослый мужчина, тридцать лет не за горами, а ведешь себя, как сопливый мальчишка».

Естественно, такие мысли помогли, и я вставил шпагу в ножны, чтобы через пару мгновений снова вынуть ее все для той же цели.

Горднер, присутствующий на церемонии посвящения меня в дворянство, позже сказал:

– Когда-то у меня была такая же. И я до сих пор жалею о том, что ее не стало. Толейская сталь – этим все сказано.

Ночь накануне посвящения далась мне нелегко. И не потому, что я сожалел по поводу того, что отказался от денег. Ну не верилось мне, и все тут. Да и что, в конце концов, такого героического я совершил? Конечно же сейчас можно только гадать, что произошло бы в том случае, если я поступил бы по-другому, просто посадив Жюстина на своего коня. Кстати, отдавая приказ, Горднер именно это и имел в виду. Нам повезло, что конь под Жюстином рухнул в ручей, и в покрытом с ног до головы грязью человеке трудно было признать наследника престола. А кронты приняли за принца Корнелиуса, внешне похожего на принца, и именно его головой торжествующе размахивал один из них. Жюстин не раз вспоминал всякие детские шалости, связанные с их сходством. Повзрослев, друзья тоже не раз пользовались этим обстоятельством, но уже в других целях. А что, со мной тоже был один случай, когда в небольшом городке, в котором я очутился впервые, ко мне подошел незнакомый человек и сказал, что деньги сможет вернуть только послезавтра, назвав при этом чужим именем. Потом познакомили меня с тем, за кого приняли. Мы смотрели друг на друга и не видели ничего общего.

После завершения церемонии посвящения в дворянство я присутствовал на торжественном обеде, устроенном, правда, не в мою честь. Самого герцога, по понятной причине, за столом не было.

Обед проходил в одной из зал дворца, и присутствовало на нем никак не меньше пятидесяти человек. Все уместились за одним столом, и, хотя место мне определили почти в самом его конце, это был переход на новый уровень, потому что на приеме находилась не челядь хозяина, а цвет дворянства Эйсен-Гермсайдра.

Во главе стола сидел Жюстин. И должен признаться, что, несмотря на молодость, выглядел он, как человек на своем месте.

Один тост был поднят и в мою честь. Устремленные на меня взгляды в основном выражали одобрение, но кое-кто глядел на меня косо. Понятно, на чьей стороне были эти люди.

Обед затянулся, грозя плавно перетечь в ужин, но уходить с него раньше хозяина не принято, да и незачем. Никакой чопорности, все вели себя как давно знавшие друг друга люди, которым есть о чем поговорить. И мне было уютно за этим столом. А может быть, в этом мне помогли несколько бокалов вина, на вкус далеко не самого худшего из тех, что я когда-либо пробовал.

Мне даже не потребовалось особого знания этикета, да и не сложился он еще таким, каким будет через века. Все было обычно, разве что не слышно было чавканья и сытых отрыжек, все-таки уже не Средневековье.

От Жюстина я получил кошель в счет возмещения моих расходов. Он смотрелся не так внушительно, как тот, на столе герцога. Но там находилось ровно пятьдесят золотых монет, тех, что были в обращении на территории герцогства. В Империи их принимали без вопросов, меняя золото на золото, причем по хорошему курсу. Что и неудивительно, поскольку эти были немного больше в размере. Кроме того, монеты имели форму многогранника. Из любопытства я посчитал количество углов, и их оказалось двадцать два. Не знаю, имело ли это какой-нибудь скрытый смысл, но выглядели они очень красиво.

На реверсе монеты изображен сам Дрюмон, и его нетрудно признать по характерному хищному профилю. А вот на аверсе были отчеканены два животных, чем-то похожих на дельфинов. Кстати, на гербе Эйсен-Гермсайдра ничего подобного не было, и сам он был похож на соседний с ним имперский…

Сердце пело от радости. Все, теперь я могу возвращаться. И если после того, как Горднер вытащил меня из узилища, мне неудобно было даже заговаривать на эту тему, то сейчас совсем другая ситуация. Сейчас мы с ним на равных. При желании я даже могу скрестить с ним шпагу. Конечно, в том случае, если пожелаю быть проткнутым раз шестнадцать-семнадцать за пару-тройку секунд.

Теперь я подданный Эйсен-Гермсайдра, а не какой-нибудь оборванец непонятного всем происхождения, каким был еще пару дней назад. И не просто подданный, а титулованный дворянин, барон. Подданство мне пришлось принять, потому что титулы иностранным гражданам не давались. И я легко пошел на это, расставаясь с прежним гражданством, которого в этом мире и не существовало.

Что я вообще знаю о дворянстве? Пусть даже не о местном, существующем на этой планете, название которой звучало как Геремейнс? Так, разрозненные сведения. Это одно из высших сословий наряду с духовенством. Есть сюзерен и его вассалы, которым он раздавал земли на прокорм, требуя взамен поддерживать его во всех военных начинаниях. Дворяне обладали какими-то привилегиями, находились на гражданской и военной службе и бесконечно дрались на дуэлях, по поводу и без такового.

Ну этого добра и здесь хватает, я даже стал свидетелем парочки таких поединков. Один раз совершенно случайно, по дороге в Дрондер. И второй, когда Горднер был секундантом одного барона. И произошло это еще в Южном Мулое.

Как я понял, повздорили они по достаточно пустяковому поводу, не сойдясь во мнениях относительно достоинств какой-то там породы собак.

Горднер прибыл на место схватки в сопровождении меня и Тибора, наверное, для солидности. Или для того, чтобы было кому подержать его коня. Стояло раннее утро, и место выглядело каким-то угрюмым. Внутренний дворик полуразрушенного бастиона на окраине города. И сама дуэль мне не понравилась.

Оба дуэлянта, решив, что терять им уже нечего, потому что бьются они не на жизнь, а на смерть, крыли друг друга на чем свет стоит. И еще у меня сложилось мнение, что языками они владели куда лучше, чем шпагами. Конечно же свое мнение я благоразумно держал при себе, не поделившись им с Тибором. Кстати, по выражению его лица нетрудно было догадаться, что и он думает точно так же.

Дуэль закончилась полной победой нашей стороны. Противник получил укол в правую кисть, лишившись возможности держать в ней шпагу. Секунданты признали поражение безоговорочным, и все собравшиеся отправились в ближайщую корчму обмывать примирение сторон. Ну и стоило ради этого все затевать? Горднеру, наверное, такое действие тоже не очень приглянулось, поскольку ждали мы его у корчмы не больше четверти часа.

Все это так, но дворяне всегда были лучшими представителями общества. Образованием, культурой, привычкой держать свое слово, благородством, наконец. Дворянство и создавалось именно как военная каста, готовая при первой необходимости сложить голову, защищая родину.

Но сейчас мне было не до всего этого. Сейчас я больше всего на свете хотел как можно скорей вернуться в Империю, достичь одного очень славного местечка и увидеть ее.

«Любимая, – скажу я, – ты видишь перед собой человека слова, и мне не понадобилось полгода, чтобы вернуться к тебе, имея на боку символ нашего счастья».

Ну как тут было не извлечь в очередной раз тот самый символ и не полюбоваться им? Жаль, что в моей комнате нет зеркала. Так хотелось бы увидеть себя со стороны, со шпагой на боку. Мне бы еще усы, потому что подавляющее большинство мужчин этого мира носят либо усы, либо бороду, либо то и другое вместе. Но с этим не повезло.

Еще при первом нашем с Аниатой визите в Дертоген я обратил внимание, что практически все лица мужского пола украшают усами свои физиономии. Зачастую усы соседствовали с бородой или даже с бакенбардами. А вот гладко выбритых лиц была ничтожная малость. Тогда и я решил отрастить себе такое украшение.

Первое время Аниата посматривала на меня и никак это не комментировала. Но в один прекрасный день, когда я уже мог позволить себе расчесывать нововыращенные усы, со смехом потребовала сбрить их. Нет, они не были редкими или какого-нибудь позорного цвета. Просто не мое это, как оказалось. А жаль. Я мог бы, например, как тот же Тибор, холить их и лелеять. По вечерам, нагрев шомпол на огне, закручивать их кончики.

Да и черт с ними, тоже мне проблема. Мысль насчет зеркал куда как интереснее. Их здесь мало, они ужасно дороги, а это наводит на определенные мысли. Я человек будущего или как? Мне ли неизвестно такое, о чем эти жалкие аборигены даже не догадываются?

Вернусь, встречусь с Миланой, зацелую ее насмерть или задушу в объятиях, вот тогда и приступлю к воплощению своих идей.

Я рисовал в своем воображении встречу с Миланой, когда в комнату вошел Горднер:

– Артуа, надеюсь, ты не станешь возражать, если я по-прежнему буду называть тебя так? Мне нужно с тобой поговорить.

Конечно, не стану, какие проблемы, вот только мне самому нужно определиться, как величать тебя самого. Просто Эрихом? Наверное, это будет слишком. Ладно, по ходу дела разберемся.

Мы устроились в какой-то корчме, в небольшой комнате, рассчитанной на людей благородного происхождения. Здесь было чище, сервис лучше, а цены выше.

Всегда обожал запеченную в печи дичь, но на этот раз местный повар воистину проявил чудеса кулинарии. Или это произошло потому, что у меня было такое прекрасное настроение? Как оказалось, ненадолго.

– Артуа, я хочу поговорить с тобой об одном деле. – Горднер не стал портить мне аппетит, начав свой разговор уже после того, как мы вдвоем расправились с индейкой и дегустировали местное вино из груш. – Я понимаю, что в мечтах ты уже приближаешься к Веленту. Или, по крайней мере, проехал Дрондер. Так вот, я хочу, чтобы ты задержался здесь, пока мы не закончим одно дело. У меня мало людей, каждый человек на счету, и я надеюсь на твою помощь.

Не такой он уж и вкусный, этот индюк. Да и вино дерьмовое, нашли из чего делать. И сама жизнь такая же, когда не можешь сделать то, чего хочется больше всего на свете. Барон отлично понимает, что я не смогу ему отказать.

Вот только на черта я ему нужен, боец недоделанный. Сказки рассказывать о тех чудесах, что ждут человека в будущем? Так никогда этим не увлекался, разве что не сдержался пару раз, когда разговор зашел об оружии и тактике будущих войн.

Ему лучше нанять необходимое количество человек, хотя бы временно. Здесь или уже в Империи. Это не проблема, я знаю. Всегда существовала, существует и будет существовать категория мужчин, сделавших войну своим ремеслом. Профессионалы получше стоят дороже, похуже – дешевле. При желании можно целую армию из наемников набрать. Были бы деньги, а у Горднера они есть.

– Насколько это затянется? – Да что я несу, надо сразу отказываться, а не задавать глупые вопросы. Потому как это явно не на пару дней.

– Месяц, возможно, два. Вряд ли больше, – не задумываясь, ответил Горднер.

Взгляд у него изменился. Не то чтобы он вздохнул с облегчением, просто можно было понять: ну вот, эта проблема решена, теперь займемся другими.

Глава 15 СИЛУЭТ

Перед самым отъездом из Эйсендера я еще раз увиделся с Жюстином. Я шел к нему, сопровождаемый двумя слугами, и думал, что, наверное, приятно, когда город, а тем более столица, назван твоим именем. И пусть это заслуга предков, но все же. Вот стану большим человеком, заложу новый город и тоже назову его своим именем. Артуадер. Нет, что-то не слишком благозвучно. Койндер из той же оперы. Назову-ка я его лучше Миланой. Есть же у нас Милан, а здесь Милана появится. И название красивое, и девочке моей приятно будет.

Нам пришлось пересечь сад, в котором я уже побывал. Герцог снова сидел в своей беседке. Правда, выглядел он гораздо лучше. Возможно, помогло лечение. Рядом с ним стояла Лиойя и увлеченно что-то рассказывала, держа в одной руке цветок. Герцог внимательно слушал ее, и выражение лица его было, как бы точнее выразиться… доброе, что ли. Не сомневаюсь, это редкое зрелище даже для тех, кто его знает очень давно. Лиойя – милая девушка, и все ее эмоции очень непосредственные. Это не придворные дамы с их заученным выражением лица для «ах» и для «фи», как и положено согласно этикету.

Вероятно, герцогу приятно видеть рядом с собой столь искреннего человека, от этого он давно отвык. Недаром он улыбается, и недаром им двоим ни до кого нет дела, хотя рядом застыл человек с какими-то бумагами в руках, терпеливо дожидаясь, пока на него обратят внимание. Судя по всему, ждать ему придется долго.

Жюстин был в зале, которую я бы назвал каминной из-за огромного очага. Такой камин бревнами топить нужно. Принц расхаживал вдоль камина и о чем-то беседовал с человеком его возраста, одетым в камзол желто-канареечного цвета, из-за чего золотое шитье на нем было почти незаметным. Странные вкусы, но не мне о них судить.

Жюстин все еще заметно прихрамывал и даже опирался на трость. Вот только вид у него был значительно бодрее и на щеках присутствовал здоровый румянец. Увидев меня, принц отпустил своего собеседника кивком головы.

«Странный выбор в цвете одежды, но, по крайней мере, в толпе не затеряешься», – подумал я, с трудом удержав улыбку. Жюстину этого не удалось, а может быть, он не слишком старался, он себе такое позволить может.

– Талантливый поэт и музыку пишет, – он указал подбородком на выходившего из залы человека, – но вот во всем остальном… – И принц покачал головой.

Я чуть склонил голову в поклоне. Универсальный жест, его можно трактовать как угодно.

– Я хотел еще раз выразить вам благодарность, Артуа. – Жюстин на секунду замолчал, затем повторил: – Я бесконечно благодарен вам за все, что вы для меня сделали. За все.

– Это я вам благодарен, ваше сиятельство. Я получил то, о чем даже мечтать боялся. – С этими словами я чуть коснулся пальцами эфеса шпаги.

– Кстати, как она вам? Не пожалели, что ради нее лишились клинкерта?

Я так понимаю, что это шутка. Ну что ж, вероятно, тогда и я имею право пошутить.

– Должен вам признаться, ваше сиятельство, что совсем не выспался сегодня. И все потому, что никак не мог ею налюбоваться. Хотя я почему-то думал, что вы подарите мне новое нарядное седло и попону с вышитым на ней гербом герцогства.

Не ожидал, что моя наспех придуманная шутка вызовет такой успех у наследника Эйсенского престола. Он расхохотался.

– Должен вам в свою очередь признаться, что в карьер вы берете не хуже аргхала, – в свою очередь пошутил он.

Да уж, что есть, то есть. Никогда сам бы не подумал, что умею так быстро бегать, да еще с всадником на спине. Мы разговаривали еще некоторое время, вспоминая некоторые подробности путешествия, когда в залу в сопровождении придворной дамы вошла Лиойя.

Для меня это случилось неожиданно, но думаю, что не для Жюстина. Недаром он время от времени поглядывал в окно, выходившее в сад.

Лиойя мило смутилась, что на фоне чопорного лица ее спутницы было особенно заметно. Девушка была хороша в своем наряде, совсем не таком, в каких я привык ее видеть. Затем Жюстин и Лиойя обменялись взглядами, по их мнению ничуть не заметными для остальных. Как же.

Вот это да. Это, конечно, не мое дело, но не слишком ли вы поторопились? Лиойя выглядела так, как будто ей открылась тайна, доселе неведомая. Лицо Жюстина выражало гордость вперемешку с нежностью. И все это они скрывали под другими масками. Так, в моем присутствии больше нет необходимости. Вряд ли в ближайшее время Жюстин вспомнит, что только что разговаривал со мной.

Уже выходя из залы, я бросил на них прощальный взгляд. Отличная получилась бы пара, если бы на свете существовали чудеса. Но их не бывает, а жаль.

Мы выехали через день, и путь наш лежал обратно в Кергент. Мы – это Горднер, я и еще одиннадцать человек. В Эйсендере барон нанял трех воинов, выбрав лучших из наемников, предложивших свои услуги. И сразу же поставил их на место.

В этом мире рынок, предлагающий товар такого рода, процветает. Наверное, и на Земле так было раньше и есть сейчас, просто там я никогда с этим не сталкивался.

Когда Горднер привел всю троицу на постоялый двор на окраине Эйсендера, куда мы переселились, новые воины смотрели на всех оценивающе. Это своего рода лотерея, и для них, и для нас. Кто они, что собой представляют и насколько им можно доверять в бою? Люди эти – профессионалы, требующие за свою работу хорошую плату, но и занимаются они не земледелием. Вполне возможно, за эти деньги им придется отдать свою жизнь. Все трое производили впечатление опытных воинов, уже давно сбившихся со счета, сколько раз им приходилось смотреть смерти в глаза. Взгляды, походка, жесты, экипировка, манеры…

Когда в мою комнату вошел Тибор, я лежал, уставившись в потолок и мечтая о том, что буквально полтора-два месяца – и…

– Ваша милость, – затараторил он, что всегда забавно, потому что говорит Тибор густым басом, – пойдемте скорее, там господин Горднер новичков жизни учить будет.

Мое внезапное превращение в господина барона далось ему легко, в отличие от меня самого. После недавних событий между нами легла незримая стена, потому что в этом мире еще очень далеко до демократических ценностей и идей. Мне было значительно сложнее, ведь приходилось менять все: речь, манеры и даже привычки, в конце концов, потому что есть общепринятые нормы поведения для всех слоев общества, и лезть со своим уставом в чужой монастырь – это только полностью подорвать к себе уважение. Но, по крайней мере, в награду я получил возможность общаться с тем же Горднером если не на равных, то хотя бы свободно.

Как я успел понять, барон никогда не пользуется учебным оружием даже в тренировочных схватках. Сам он мне объяснил, что опасность получить ранение очень стимулирует.

Вот и сейчас Горднер спокойно стоял напротив троих новобранцев, сжимая в правой руке отнюдь не учебный клинок, а тяжелую шпагу, одну из двух, что он постоянно возил с собой. Нет, он не ходил, опоясавшись сразу двумя шпагами, просто их у него имелось две. Обе шпаги были эстоками, то есть имели обоюдоострую заточку клинка, разве что назывались они здесь иначе, скюрлами. В левой руке барон держал кинжал с длинным лезвием, большой чашкой гарды и приспособлением для захвата чужого клинка.

Одет Горднер был в белую рубаху свободного покроя с широкими рукавами, в отличие от своих противников, каждый из которых нацепил нечто, напоминающее кожаный жилет, сшитый из нескольких слоев толстой грубой кожи. Я уже встречался с подобными кожаными доспехами, да и сам приобрел такой же сегодня с утра, готовясь к походу. Вполне надежная защита от пуль на излете, идущих по касательной, и не слишком сильных ударов холодным оружием, нанесенных детской рукой. Разве что некоторая скованность в движениях, но за все надо платить, так было, так есть и так будет.

Горднер кивнул, слегка соприкоснувшись лезвиями своего оружия, предлагая оппонентам начинать. Вероятно, эта троица знала друг друга достаточно давно, поскольку старший из них, тип с черными обвисшими усами, вооруженный саблей с елманью, изобразил свободной рукой фигуру, состоящую из трех оттопыренных пальцев и соединенных кольцом мизинцем и большим. Как я понял, подобный жест означал определенные действия для всех троих.

Двое крайних резко подались вперед, пытаясь окружить Горднера. Тот сделал два скользящих шага назад и взял влево, выстроив их почти в линию. Снова попытка окружить его, и снова Горднер легко ушел от противников, на этот раз вправо.

Со стороны было очевидно, что двигается он не на пределе своей скорости и при нужде вполне может прибавить. Его противники поменяли тактику и попытались атаковать его по фронту вдвоем, оставив за своими спинами третьего. Горднер принял атаку, поочередно парировав удары обоих. Внезапно оба противника разошлись в стороны, давая место третьему, до этого остававшемуся в тени.

Горднер, не дожидаясь дальнейших действий своих оппонентов, сам пошел в атаку. Отбив выпад левого из них дагой, он нанес удар скюрлом плашмя по голове правому. Вернее, просто слегка обозначил его, примяв тулью шляпы. Усатого ждала та же участь, с той лишь разницей, что удар пришелся чуть ниже спины. Должно быть было больно, шлепок получился смачный, да еще и обидно. Оставшийся противник опустил саблю, показывая, что признает поражение. Какой смысл продолжать бой одному, если не смогли справиться втроем?

Да уж, вот это Горднер. Как мне показалось, будь противников вдвое больше, ничего бы не изменилось. Ну и этот, с усами, получил заслуженно за свой довольно-таки пренебрежительный взгляд, когда все начиналось.

Вечером новички проставлялись на постоялом дворе, где мы остановились. Только я в этом не участвовал. Вместо этого мы с Горднером нанесли визит одному из его знакомых.

Он жил на противоположной окраине Эйсендера, в доме, почти вплотную прижавшемся к крепостной стене. Разговаривали они на местном языке, и я ничего не понял. Разве что довольно часто они упоминали одно и то же имя, но и это ничего мне не давало, поскольку имя тоже было незнакомым.

Возвращались мы почти в полной темноте, небо было пасмурным, и редкие уличные фонари давали лишь общее представление о направлении.

Ближе к центру города фонари перестали быть редкостью, но прибавилась новая напасть: пошел дождь, вернее, ливень. Наверное, именно для таких случаев и приготовлено выражение: разверзлись небеса. Они действительно разверзлись, с громовым грохотом извергая потоки воды. Дождь бил косыми струями, настолько плотными, что одежда промокла моментально. Ко всему прочему, резкие порывы ветра заставляли наклоняться вперед. И это в городе! Представляю, что сейчас творится на открытой местности.

На наше счастье, практически сразу же мы набрели на корчму, призывно светящую раскачивающимся над входом фонарем. Заведение оказалось из разряда не самых пристойных. Низкие закопченные балки потолка, мебель, изрядно пострадавшая от времени и посетителей, не самый приятный запах. И посетители явно не являлись почетными гражданами Эйсендера. Сплошь бандитские рожи, а хозяин заведения определенно их главарь. Но внутри было тепло и сухо, а в дальнем углу призывно горели дрова в камине, растопленном по случаю ненастья.

Горднер по-хозяйски прошелся по залу, весьма пустынному из-за непогоды и позднего часа. И что-то мне это напомнило. Вот только ситуация тогда была несколько иная. Нас было больше, и мы явно были сильнее.

Здесь их не меньше десятка человек, и все не самой приятной наружности. Они так и зыркали в нашу сторону исподлобья. А Горднер как будто бы всего этого не замечал. Закончив обход, он отдал распоряжение придвинуть стол ближе к огню. И требование его выполнили, хотя стол меньше всего напоминал мне привычные по прежнему месту жительства. Тяжелый, явно выполненный из дуба и способный вместить добрую дюжину посетителей. За него мы и уселись, дожидаясь заказа.

Горднер заказал трош, горячее вино с медом, пряностями и еще чем-то. Этот напиток, кстати, я еще не пробовал. И стоил он порядочно, и повода не было. Сейчас же, после того как мы вымокли до нитки и продрогли, это то, что нужно. Да и не пиво же заказывать, в конце-то концов.

Кстати, о пиве теперь придется забыть. Как когда-то и у нас, пиво здесь считалось плебейским напитком, пойлом для простолюдинов. Появиться где-нибудь на рауте, благоухая изо рта запахом свежевыпитого пива… Ну отказаться от пива… для меня это не особая проблема.

Горднер достал горсть монет, среди которых блеснуло немало золотых, полюбовался при свете новеньким золотым местной чеканки и громко спросил у хозяина, принимают ли здесь имперские деньги. То утвердительно пробурчал в ответ.

У меня сложилось такое впечатление, что Горднер нарочно провоцирует собравшихся здесь людей.

Черт, сплошь бородатые рожи, у корчмаря так вообще борода лопатой. Петра I на вас нет.

Пока эти типы лишь присматривались к нам, но, если дело дойдет до серьезного, будет худо. Все-таки шпаги – оружие, не слишком эффективное в тесноте и против дубинок. Один удачный удар – и конец лезвию, не рассчитано оно на такое. Хотя и против дубин есть своя техника, и Горднер что-то такое мне уже показывал. Своеобразная техника, и если переводить на более знакомое, то получаются скорее сбивы, чем жесткие блоки.

Ладно, посмотрим, что будет дальше. Горднер вел себя вполне беспечно, и, по-моему, его такая ситуация даже забавляла.

Подали трош, и я наконец отведал его. А что, вполне приятен на вкус, горячий, сладкий и как раз по погоде. Горднер громко похвалил его, заявив, что во дворце герцога подают немногим лучше. Мне сравнивать напиток было не с чем, но его вкус мне действительно понравился.

По лестнице со второго этажа спустилась молодая рыжеволосая женщина. Была она весьма и весьма приятной наружности. Хороша Маша, да Милана лучше, констатировал я. Только она может, чуть поведя плечиками, вздернув носик и два раза хлопнув ресницами, сделать так, чтобы я, потеряв голову, был готов на все, что угодно.

Девушка уселась за одним из столов, тем самым, что стоял в дальнем углу и что занимала местная лихая братва. Лицо ее растворилось в полумраке, но остался силуэт. Да уж, оказывается, у нее не только наружность приятная, в профиль это хорошо видно.

Даже вспомнились строки из романа: «…с хорошо развитой и устремленной в будущее грудью…»

Не знаю, как там относительно устремлений, но все остальное соответствует полностью. Кстати насчет силуэта. Может, мне дагерротипством заняться или дагерротипизмом, как там правильно? А что, никаких особых затрат, и прогресс налицо. У нас дагеротипы лет на полтораста позже появились. Ничего сложного, полированная серебряная пластинка, пропитанная парами йода, соленая вода да камера-обскура. Вот только экспозиция уж больно много времени занимает, ждать нужно чуть ли не весь день.

Нет, наверное, на этом много денег не заработаешь. Мне же нужно много и сразу. Я не жадный, но вдруг у моей любимой запросы будут большие, и мне придется соответствовать, хочу я того или нет.

Вот интересно, этот тип, Силуэт, в два языка попал, по крайней мере. Во французский и в мой родной. Министр финансов Силуэт призывал экономить деньги и не к художникам за натюрмортами обращаться, а к фотографам. Отсюда и слово появилось в этом значении. Забавная история.

Очнувшись от размышлений, я обнаружил себя смотрящим на хозяина, да еще и с улыбкой на лице. Надеюсь, улыбка у меня правильная, иначе он черт знает что подумает.

Нет, как будто бы все, как надо. Хозяин уронил свой взгляд в пол. Хотя что это значит? Возможно, он только маскируется, подлец и негодяй, чтобы выбрать момент и нахально напасть. Переведя свой взгляд на Горднера, я заметил, что тот с интересом наблюдает за мной.

– О чем задумался, Артуа?

Что за глупая привычка у меня уходить в себя, иногда даже на несколько минут. И перед Горднером было неудобно. Случись что, а я где? Ладно бы о чем-нибудь умном думал. Ведь о всякой же ерунде, полностью отключившись от окружающего мира и устремив взгляд непонятно куда.

– Трош здесь вкусный, господин Горднер. Кстати, и дождь почти закончился.

Не дорос я еще до того, чтобы Горднера Эрихом называть. А дождь действительно заканчивается, это легко увидеть в окно.

Расплачиваясь с хозяином, Горднер добавил к счету серебряную монету, прокомментировав это словами: за благоразумие. И тот лишь молча кивнул.

Глава 16 СЛИССЫ

Когда мы наконец выбрались на клочок сухой земли, день давно уже приблизился к своему завершению. Этим клочком оказался островок с чахлой порослью редких деревьев посреди бескрайнего болота. Место крайне неудобное для привала и последующего ночлега, но выбирать не приходилось. И радостно, что под ногами не чавкающая трясина, которая в любой момент может предательски провалиться, а пусть и такая, но твердая земля. Берег рядом, до него не больше пары лиг, но туда нам ходу нет.

Весь день мы пробирались этим болотом, держась вдоль береговой черты и старательно обходя подозрительные места, выглядевшие, на мой взгляд, совершенно так же, как и вся остальная поверхность вокруг.

Лошади по бабки, а иногда и значительно глубже, проваливались в ненадежную твердь. Жара, миллиарды крохотных кровопийц, вгрызающихся в открытую плоть без всякого предупреждения, зловонные испарения… было от чего впасть в отчаяние.

Мы шли вдоль берега, не решаясь отдалиться от него в глубь этого ада, а параллельно нам по берегу двигались люди, преследующие нас и не намеренные отступать.

Причина вот она, сидит под невысоким уродливым хвойным деревцем, покрытым безобразными пятнами лишайника, – барон Чирен фер Бренуа, владелец ухоженных усов, выдающегося носа и презрительного взгляда, который мне хочется погасить парочкой выполненных на совесть оплеух уже второй день подряд.

Фер Бренуа нужен людям, преследующим нас. Не меньше нужен он и нам, нужен, потому что очень много знает. Мы захватили его еще позавчера именно по этой причине, причем при этом погибли два наших человека, а сам Горднер получил ранение в плечо. Весьма нехорошее огнестрельное ранение с близкого расстояния, так что, вполне возможно, вместе с пулей в ране оказался пыж или его часть. Пуля вошла сразу под левой ключицей, возможно, вошла неглубоко, но извлечь ее было некому, потому что штатный лекарь отряда, Керум, погиб еще на переправе через Сотру.

Керум был лекарем от Бога, из тех, что лечат не только делом, но и словом. Парни рассказывали, что берегли его, как могли, а он всегда лез вперед, чтобы никому не показаться трусом.

Конечно же рану Горднера залили уксусом и перевязали, но, для того чтобы извлечь пулю, необходимы умение, опыт и инструмент. Ничего этого у нас не было. Ранил его тот самый фер Бренуа, что сидел сейчас под деревом со связанными руками и беспрестанно ругался, не стесняясь в выражениях. Он мог себе это позволить, поскольку не хуже нас понимал свою ценность.

Больше недели мы ждали его появления в глухой деревушке, насчитывающей пару десятков дворов. Нет, фер Бренуа не должен был оказаться сам в той деревне, название которой при некоторой фантазии можно перевести как Сморчково. Просто недалеко от нее проходила не очень оживленная дорога, и барон должен был проехать именно по ней.

До этого примерно столько же времени мы провели в Роендере, городке, расположенном на Мулойском тракте, что ведет в соседнее с Империей герцогство Эйсен-Гермсайдр. Затем прибыл человек, который долго разговаривал с Горднером, и мы поспешно свернули лагерь и отправились в путь, хотя до заката солнца оставалось не больше пары часов.

Конечно же я полюбопытствовал у Горднера, в чем смысл всех этих маневров. Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, к которому я уже успел привыкнуть (легких-то взглядов у него отродясь не наблюдалось), и задал вопрос сам:

– Артуа, ты действительно хочешь знать все подробности?

Отличный встречный вопрос, напрочь убивающий желание любопытствовать дальше.

А барон тем временем продолжил:

– Поверь мне на слово, дело, которым мы занимаемся, весьма благородное. И связано оно с исчезновением людей: баронов фер Мостеа, фер Приегуа и Свегреда, графа Троинсера… К этому списку я могу добавить еще несколько имен, но тебе это ничего не даст, ты никого из них не знаешь. Все эти люди были весьма достойными дворянами, и виноват в их пропаже один и тот же человек. Нет, не тот, за которым мы сейчас охотимся. Зато наш «объект» в курсе всех событий, он знает так много, что, если мы сделаем все, как надо, ты сможешь купить много подарков своей красавице и еще останется достаточно денег на не самую скромную свадьбу.

Затем Горднер помрачнел и добавил:

– Особенно с учетом того, что нас стало меньше.

Фер Бренуа мы взяли легко, в лучших традициях партизанской тактики: деревья, поваленные в подходящем месте на узкой лесной дороге, дружный залп из засады по эскорту, сопровождающему карету барона, – и барон в наших руках. А нечего шиковать в такой глуши, верхом надо ездить, чай, не герцог.

Вот только одно мне было непонятно: все-таки мы в Империи, стране законности и порядка, что даже несколько удивительно для текущей эпохи. Когда я напрямую спросил об этом у Горднера, видя наши приготовления, он ответил:

– Мы на окраине Империи, барон. А здесь совсем другие реалии, совершенно другие.

К тому времени я уже перестал вздрагивать, когда меня называли бароном или вашей милостью. Я постоянно находился рядом с Горднером и старался перенять его манеру держать себя и манеру разговаривать. Все-таки они очень отличались от манер простого народа, но не настолько, чтобы что-нибудь повергло меня в шок…

При захвате кареты Горднер и получил ранение в плечо, хотя выстрел должен был принять на себя Тибор, первым открывший дверцы. Горднер находился позади него, верхом на кауром жеребце с непереводимой кличкой Сверт.

Вряд ли фер Бренуа промахнулся. Он явно целился в нашего командира, правда, непонятно, на что он рассчитывал: если бы ему удалось убить Горднера, его непременно убили бы самого. Тибор, облаченный в кожаную кирасу, попытался прикрыть Горднера, но тот все же поймал пулю…

Какая удача, что нам удалось найти сухой островок посреди бескрайнего болота, потому что нам необходимо отдохнуть перед тем, как отправиться в самую его глубь.

Другого пути нет. Если продолжать следовать вдоль берега, то упрешься в топи, самые что ни на есть настоящие. Мы уже доходили до них, и Чемир, который ехал во главе отряда, решительно повернул назад. Доверять его чутью можно, поскольку вся его жизнь до того момента, как он попал на службу, а затем и в отряд Горднера, прошла среди подобных мест.

Завтра будет еще сложнее, потому что люди, преследующие нас, расположились на отдых на берегу, где есть вода, дрова и трава для лошадей.

Наши кони весь день брели, проваливаясь в болото, и к вечеру истощили свои силы до такой степени, что только плети заставляли их передвигать ноги. За ночь они немного отдохнут, но нам нечем накормить и даже напоить их…

Когда мы захватили барона, то смогли бы оторваться и бесследно затеряться в лесах, если бы не напоролись на отряд, преследующий нас сейчас. Наверное, нам просто не повезло, потому что возьми мы на развилке дороги вправо – и остались бы незамеченными. Там мы потеряли еще одного человека, который ехал впереди дозором.

Теперь оставшиеся восемь бойцов должны были бросить жребий, чтобы выбрать тех троих, которым придется остаться на острове, чтобы прикрыть наш отход в глубь болота. Преследователи непременно отправятся за нами, вот только обойти островок, на котором мы расположились, будет практически невозможно. С одной стороны топи, в которые мы не рискнули соваться, с другой – каменная гряда, тянувшаяся вдоль берега на несколько лиг. Наш отряд прошел между грядой и берегом, в одном месте опасно к нему приблизившись.

Все восемь человек сидели с очень серьезными выражениями лиц, и даже Тибор, казалось, проглотил свой вечно болтливый язык. Как же, сейчас они сами, собственными руками будут выбирать себе жизнь или смерть. То, что погибнут все оставшиеся в заслоне, факт, не вызывающий сомнений. Вопрос только в том, смогут ли они продержаться достаточно долго, чтобы смерть их была не напрасной. Три человека против почти двадцати – это несерьезно, пусть и стволов у наших будет в избытке. Но такое давало остальным крохотный шанс.

Кидали кости, которые были похожи на те, которые есть и в нашем мире, других мне здесь видеть не приходилось. Две кости, один бросок. Тот, кто выкинет меньше всех очков, остается. Если совпадут числа – кости перекинут. Через пару минут все было решено. Оставались Крижон, Оседор – черноусый мужик, который был старшим в принятой Горднером троице, – и еще один, Касишес – плотный седобородый мужик лет сорока.

Те, кому суждено было остаться в заслоне, заметно побледнели. Нет, никто из них не стал клясть судьбу, лишь Крижон пробурчал под нос, что в кости ему никогда и не везло. В их глазах появилась какая-то отрешенность, как будто они уже попрощались с жизнью.

Крижон надеялся заработать на собственную харчевню. Он всегда подробно расписывал, как харчевня будет выглядеть, что у него будет в меню и кто станет поставщиком продуктов. Оседор даже не успел потратить хотя бы часть из выданного ему Горднером аванса. Касишес мечтал когда-нибудь стать пасечником.

Те, кого удачно миновал суровый жребий, тоже не радовались, по крайней мере вслух. Они вели себя так, как будто бы были виноваты в том, что такая доля их обошла.

Притихли все. И лишь фер Бренуа не преминул съязвить, что и остальные их надолго не переживут. Затем предложил свой план: немедленно освободить его, а он позаботится о том, чтобы всех нас убили не больно.

Очень хотелось встать и заткнуть ему пасть, ударив носком сапога под подбородок. Но я не мог себе этого позволить, как бы там ни было, фер Бренуа – дворянин, и поступить таким образом – значит оскорбить его, а сатисфакцию в сложившейся ситуации он явно не сможет потребовать.

Я сидел и думал о том, мог бы я вот так, одним движением руки, решить свою судьбу и как бы себя вел после этого. Боюсь, что не так, как они. Но проверять мне не хотелось.

Посреди суши разожгли небольшой костерок. В нем не было особой необходимости, но от его пламени становилось немного уютнее на душе. Завтра предстоял бесконечный день в удушающей духоте гниющего болота. Если, конечно, все мы переживем хотя бы его половину. Преследующие нас люди не отстанут, тем более им будет легче следовать за нами по проложенному пути, ведь там, где прошли мы, они уже не провалятся.

Потом они загонят нас в такое место, где мы не сможем толком обороняться. Сейчас они нападать не станут, к чему им лишние жертвы, когда стоит всего лишь немного подождать.

Завтра мы вытянемся цепочкой (а как еще возможно передвигаться по болоту?), и они начнут отстреливать по одному, начиная всегда с последнего. Вероятно, придется остаться еще нескольким из нас, чтобы задержать преследование. Вот тогда у меня и появится возможность узнать, что сейчас думают Крижон, Оседор и Касишес. Потому что фер Бренуа необходимо доставить туда, куда следует. Иначе к чему все это и зачем все наши жертвы?

Я посмотрел на болото, уже плохо различимое из-за наступающей темноты. Вот если бы судно на воздушной подушке… И тут же одернул себя: ну что за детский сад, еще о вертолете помечтай.

Затем в голову пришла следующая мысль. Вернее, я вспомнил о небольшой заметке, случайно попавшейся мне на глаза в какой-то газетенке. Что характерно, прочитал я ее там, где мы обычно читаем, чтобы не терять времени даром.

Относительно этого у меня также имеется собственная теория. Потребность читать в том месте возникает из-за того, что тело покидает такая же субстанция, что и информация, которой нас постоянно и старательно пичкают. Эти две субстанции идентичны, хоть одна из них материальна, а вторая – нет. Но потребность организма восполнить потерю весьма высока, вот и приходится читать все, что попадется под руку.

Так вот, в той заметке рассказывалось о наших предках, применявших для косьбы на заболоченных местах мокроступы, надевая их на копыта лошадей. Стоп. Что я об этом помню? Там не было никакого рисунка, лишь несколько строк: «Закругленная дощечка длиной двадцать – двадцать пять сантиметров с перекинутым посередине нешироким ремешком. Копыта продеваются под ремешок, и благодаря этому нехитрому приспособлению лошадь не проваливается в топь». О ширине дощечки, длине ремешка не было сказано ни слова. Сработает ли это здесь? Какая разница: здесь, там. Только не очень понятно, какая именно топь имелась в виду.

Но попробовать стоит. Вдруг это тот самый шанс. Дощечки я найду, в поклаже единственной у нас вьючной лошади их несколько штук, и все они примерно метровой длины. Откуда они там взялись? Это Оседор загрузил их туда, заявив, что много места они не занимают, да и весят всего ничего, а вот ему эти дощечки жизненно необходимы, потому что они из того дерева, черного, с яркими красными прожилками, что пошло на изготовление бочек черейнтов. Для чего они ему, Оседор сообщить не соизволил, и все сочли это блажью. Наверное, их бы выкинули еще днем, если бы было время. Думаю, Оседор не станет слишком разоряться, если я возьму одну, ее как раз хватит, если разделить на четыре части.

Нет, он точно не станет возмущаться: сейчас остающиеся в заслоне бойцы раздают вещи, которыми дорожат. Они не хотят, чтобы вещи достались врагу, но раздают с обязательным условием, что их непременно вернут, когда все закончится. И люди, принимающие вещи на хранение, тщательно им подыгрывают, клянясь в том, что так и будет. Хотя все отлично понимают, что нет у парней никаких шансов, абсолютно никаких.

Кожаных ремешков тоже как грязи, а грязи вокруг!.. Сделаю четыре мокроступа и на Мухорке опробую, глядишь, и получится что путное… Бедная кобыла устала, к концу дня ее даже начало пошатывать, а мне и помочь ей нечем: ни воды, ни травы. Но ничего, седлать не стану, прокатимся охлюпкой. Вдруг это шанс.

Я сделал две штуки, когда подошел Тибор и поинтересовался, чем это я так усиленно занимаюсь, что даже отказался от вина, заменявшего нам и ужин, и вечерний чай.

– Мокроступы, – заявил я с некоторым смущением. Мне ли их учить, жителей этого мира и этого времени, подобным вещам. Такого слова я не знал, и пришлось на ходу выдумать свое, состоящее из мокроты и ходьбы.

– А, слиссы. Ремешок чуть длиннее делать нужно, – заявил он и застыл на какой-то миг с широко открытым ртом…

В путь мы отправились с первыми признаками рассвета. Когда солнце выглянуло из-за еще видимых Агнальских гор, мы уже потеряли берег из вида. Наши преследователи пытались угнаться, но, видимо, среди них не нашлось человека, читающего всякую чушь в совсем не подходящих для этого местах. Они упорно пытались ехать за нами, но даже сравняться в скорости не смогли. Одна из их лошадей провалилась в топь, и бедное животное оставили погибать.

Слиссы дали нам преимущество в скорости, но не избавили от одуряющей жары, испарений и черных туч разнообразных летающих паразитов, которые явно учились на камикадзе, потому что избавиться от них можно было, только прихлопнув. И еще одна напасть – гады ползучие. Их тоже было немало. Я насчитал четыре разновидности, но затем бросил это дело, следя лишь за тем, чтобы змеи не попали под ноги Мухорки.

Но настроение было прямо-таки праздничное, особенно у тех, кто счастливо избежал смерти. Лишь Горднер по-прежнему оставался мрачен. Ну во-первых, это его обычное состояние, а во-вторых, раненое плечо не давало ему покоя.

Когда на пути попался небольшой островок суши, облюбованный какими-то птицами с длинными клювами и иссиня-черным оперением, мы остановились на отдых.

Тибор довольно язвительно поинтересовался у Чемира, по-прежнему ехавшего впереди отряда, как это он мог позабыть о слиссах. Тот даже взвился:

– Да откуда мне о них знать?! Не было у нас дураков лошадей по болотам таскать. Ты что думаешь, что у нас лошади табунами ходили? – кипятился он. – Да мы даже землю быками пахали. В деревне и лошадей-то было… – Чемир принялся загибать пальцы. – У мельника две лошади, еще у… – Тут он взмахнул рукой. – Да я сам-то на лошади ездить научился только тогда, когда в солдаты попал.

– То-то ты до сих пор на коне сидишь, как коза на заборе, – под общий смех заявил Тибор, но Чемир даже не стал ему отвечать, лишь обиженно от всех отвернулся.

Кратковременный отдых, неполная кружка вина, кислого и отдающего кожаным мехом, и снова в путь. Курс мы старались держать строго на север, туда, где виднелись вершины невысоких гор, по сравнению с Агнальскими выглядевших просто холмами. Все чаще и чаще нам приходилось забирать левее. Но горы становились все ближе, и вскоре на горизонте показался берег, еще далекий и не очень доступный.

К тому времени подул свежий ветерок, нагоняя тучи, вскоре пошел дождь, мелкий и прохладный. Капли воды разогнали гнус, дышать стало легче, и даже бедные лошади, казалось, приободрились. А может быть, они просто учуяли близость берега и травы, по которым непременно успели соскучиться.

Глава 17 ФИБУЛА

До твердой земли мы добрались почти в сумерках. Слиссы давным-давно были утеряны, но свое дело они сделали, позволив нам оторваться. Оторваться так надежно, что преследователи потеряли всякие шансы нас догнать. По крайней мере, как мы ни всматривались в пространство за своей спиной, но обнаружить их так и не смогли. Даже зрительная труба Горднера в этом не помогала.

Ближе к берегу земля стала более твердой, но вместе с тем все чаще стали попадаться участки, выглядевшие так же, как и все вокруг, но скрывающие под жестким покровом низкорослой колючей травы самую настоящую трясину. Вот в такую трясину и провалилась наша единственная вьючная лошадь. Она брела последней, ведомая Крижоном под уздцы.

Вероятно, будь на ней всадник, такого бы не случилось. Лошади же пришло в голову взять чуть правее, и она ухнула в такой зыбун, что только голова виднелась. В какой-то мере виноват в этом был и сам Крижон. Возьми он повод чуть короче, и лошадь просто не смогла бы так далеко уйти в сторону. Видимо, Крижон сам это понимал, потому что принимал в спасении животного самое горячее участие и даже лишился в борьбе с трясиной левого сапога. Лошадь мы все же спасли.

Это случилось недалеко от каменистого и почти лишенного растительности берега, где к тому времени уже находилась часть нашего отряда. Трава там была такой же жесткой и короткой, как и на болоте. Воды поблизости не оказалось, но Горднер принял решение остановиться на ночлег – дальше нам предстояло пересечь горы, которыми мы любовались всю вторую половину дня. Соваться туда в темноте – верх легкомыслия, а барона нельзя было в этом обвинить.

Сушняк для костра все же нашелся. Вскоре в котелке уже кипела вода – неприкосновенный запас, который несла спасенная нами лошадь. Теперь можно, теперь все, завтра мы обязательно добудем воду. Вполне возможно, что вон за той горой, чья вершина так похожа на кратер вулкана, течет река с заросшими изумрудного цвета травой берегами.

Мне необходимо было найти что-нибудь подходящее для пары факелов. Только нужно быть осторожнее, пресмыкающихся гадов здесь тьма-тьмущая, прямо змеиный заповедник. А факелы мне понадобятся вот для чего.

В паре сотен шагов от того места, где мы остановились на ночлег, виднелись развалины какого-то строения, чем-то похожего на храм, слишком уж необычная у него форма. Мне оно напоминало что-то индейское, из Центральной Америки, но значительно скромнее в размерах, хотя была в нем какая-то монументальность. Никогда себе не прощу, если проеду мимо, даже не заглянув.

Я еще раз посмотрел на положение светила, на развалины, на суетящегося у костра Чемира, оставленного за кашевара. Быть может, сейчас сходить, пока окончательно не стемнело? После ужина, пусть и такого скромного, а размеры котелка ясно давали понять о величине порции, будет гораздо труднее заставить себя тащиться осматривать местные достопримечательности.

Если это храм, то вряд ли его бы стали строить на краю болота. Наверное, когда-то здесь был морской залив или озеро, а может, протекала река, судя по размерам болота, очень и очень большая. Хотя, может быть, я ошибаюсь и храм посвящен какой-нибудь Великой Гадюке.

Все, решено, сейчас и пойду. Каши мне оставят, и раньше бы не забыли, а теперь, при моем нынешнем статусе господина барона, даже думать об этом смешно.

Вот только послушаю, чем там Тибор Крижона допекает, кажется, что-то интересное. Как оказалось, дело было вот в чем. После того как я в силу своего нынешнего положения отдалился от Тибора, с которым у меня до этого были весьма приятельские отношения, тот сблизился с Крижоном. Так вот, Крижон, оставаясь в заслоне, оставил Тибору якобы во временное хранение некоторые вещи.

Среди этих вещей была и фибула – застежка для плаща. Этот предмет одежды здесь все еще представлял собой кусок полотна самого разнообразного качества и окраски, изредка с капюшоном. И такая вещь, как фибула, не была украшением – ее использовали по прямому назначению.

Только фибула у Крижона была не простая. Это единственное, что осталось у него после походов в степи кронтов, и он ею очень дорожил. Наемник никогда ее не носил, пользуясь обычной медной застежкой. И даже в кости никогда не ставил ее на кон, что само по себе факт невероятный.

Видел я ее, эту фибулу. И она действительно стоила того, чтобы ею дорожить. Казалось бы, ничего особенного: фигурка коня, выполненная из непонятного материала черного цвета, вставленная в круглый золотой обод. Вот только сделана была эта вещь с несравненным изяществом и выглядела совсем новой. Потрясающий артефакт.

Тибор давно на нее зарился, предлагая купить или обменять на что-нибудь равноценное, но Крижон стойко держал оборону. Правда, однажды сделка чуть было не состоялась. На этот раз Тибор предлагал в обмен гребень для расчесывания конской гривы и хвоста. Но не обычный гребень, а заговоренный семью колдунами на священной горе в особый день, который бывает раз в целое столетие. Если расчесывать гребнем конскую гриву хотя бы дважды в день, вдохновенно врал он, а Тибор делал это всегда крайне убедительно, то лошадь никогда не будет болеть. Кроме того, такая несложная операция придаст животному необыкновенную резвость, настолько великую, что, если промчаться мимо стоящего человека, тот даже не сумеет разглядеть его масть.

Крижон совсем уж было поверил ему, но Тибор сам испортил все дело, заявив, что и кормить лошадь будет необязательно. Перестарался, в общем. На этом кредит доверия Крижона к Тибору полностью был исчерпан, о чем тот и не преминул ему заявить.

Невозмутимо повертев в руках деревянный гребень, совершенно ничем не отличавшийся от своих не заговоренных собратьев, Тибор так же невозмутимо выбросил его через плечо, пожав при этом плечами…

Мой бывший приятель добросовестно вернул Крижону все вещи, отданные ему якобы на хранение, кроме фибулы, и заявил, что никакой застежки он и в глаза не видел. Кроме того, не преминул добавить он, вместо того чтобы подарить застежку господину барону, то есть мне, за то, что он фактически спас ему жизнь, Крижон припрятал фибулу, да еще и наезжает на абсолютно невинного человека. И еще, ему всегда были крайне подозрительны личности, разгуливающие в одном сапоге.

Все мы, кроме хозяина фибулы, видели, как Тибор успел сунуть застежку Крижону в сумку, в которой тот хранил свои вещи.

Этот парень – прирожденный комик, даже Горднер улыбался, слушая их спор, превозмогая боль в плече.

Все еще посмеиваясь, я отправился осматривать храм. Издали больше всего он напоминал мавзолей. Тот, о котором без пояснений понятно, какой именно, где находится и кто в нем почивает. Разве что был несколько больших размеров, немного другой формы и без всяких трибун. Раньше храм был обнесен стеной, ее остатки и сейчас хорошо различимы по всему периметру. Ширина кладки была очень приличная. Конечно, тройка лошадей не проедет, но и раскинутыми руками явно не обхватишь.

Сам храм был построен из огромных каменных блоков. Даже не могу себе представить, какой же должна быть их масса при такой величине. У меня сложилось впечатление, что стена и была сооружена для того, чтобы прекратить доступ к храму, поскольку разрушить его было бы крайне затруднительно.

Я обошел здание снаружи, набираясь мужества, для того чтобы спуститься внутрь, через темное жерло входа. Наверное, когда-то его прикрывали двери, но сейчас от них не осталось даже трухи. Нет, меня напрягало не то, что со мной может произойти внутри. Меня больше волновали змеи, которых здесь было великое множество. Даже по пути сюда мне встретилась парочка, и обе оказались весьма устрашающих размеров. Вряд ли они здесь все удавы, скорее, какие-нибудь кобры и гадюки. Но выяснять это отчего-то мне совершенно не хотелось.

Змеи вполне могут оказаться и внутри храма. Вот только увидеть их будет значительно труднее. Во-первых, там стоит мрак, во-вторых, придется смотреть не только под ноги.

Так, все. Еще пара минут – и я уже не смогу заставить себя в него войти. В правую руку берем зажженный факел, в левую – кинжал, на всякий случай, для большей уверенности.

Шпагу я оставил на месте нашей стоянки, решив, что вряд ли она мне понадобится. Я нервно хохотнул, представив, что атакую готовящуюся к броску кобру с раскрытым капюшоном, и решительно шагнул в темноту. Положа руку на сердце, получилось не слишком уж и решительно, но оказаться внутри храма мне все же удалось.

Я ожидал увидеть что угодно: жертвенник с выдолбленными канавками для стока крови, бездонный колодец посередине, статуи неведомых божеств, но внутри было абсолютно пусто. Одно-единственное помещение с высоким потолком и гладкими голыми стенами. Пол перед входом был завален накопившимся здесь за столетия всяким мусором, но если пройти вглубь, то можно разглядеть, что он выложен квадратными плитами непонятного при свете факела цвета. Так, теперь осталось обойти помещение по периметру – и все, можно возвращаться. Убедился в собственной мужественности – и слава богу.

А может, все-таки поискать какой-нибудь тайный выступ, служащий рычагом. Я нажму на него – и вспыхнет яркий свет, а часть пола уйдет вниз, образуя ступени. Спущусь вниз и обнаружу веками, а может быть, и тысячелетиями хранившиеся здесь тайны. После чего вернусь назад, отягощенный мудростью и сокровищами давно исчезнувших цивилизаций.

Нет, ничего такого не произошло, хотя я несколько раз нажимал рукой на подозрительно выглядевшие выпуклости и впуклости. Бесполезно. Ничто никуда не сдвинулось со скрежетом, и даже света не прибавилось ни на йоту. Жаль. В таком случае пора назад, к, вероятно, уже остывшей каше.

У самого входа мне все же удалось обнаружить небольшое углубление, ловко скрытое между плитами стены. Так, рука туда точно влезет, вот только не нащупаю я ли там голову ядовитой змеи? Несколько движений кинжалом, потом посветить огнем. Нет, как будто ничего не шипит, не свистит и не рыкает. Теперь можно и рукой лезть. Только надену перчатку, хоть какая-то защита.

Мои перчатки с крагами не просто предохраняют руки от солнца и ветра. Они неплохо защищают кисть, так как выполнены из толстой кожи. Надеюсь, змеям они будут не по зубам.

Ого, что-то есть, мелкое и округлой формы. Ну хоть сувенир на память. Уже не с пустыми руками возвращаться.

Наверное, в этом был виновата перчатка, потому что нечто мелкое и блестящее выскользнуло из рук и упало на пол. Черт, и потребности в перчатке не было, это ведь не нора, моя рука уткнулась в стену в конце углубления.

Не повезло. Я остался без сувенира, потому что и на полу моей призрачной находки тоже не оказалось. И звона о плиты не было слышно, хотя вещь явно была металлическая. Зато между плитами я обнаружил узкую щель, видимо, туда моя вещица и попала, больше некуда.

Щель, несомненно, глубокая, сколько я ни вглядывался при свете факела, дна увидеть не смог. Свои поиски я прекратил только тогда, когда услышал треск и учуял запах жженого волоса. Вот же дьявол, волосы подпалил – слишком близко поднес к себе факел. Все, теперь уж точно хватит играть в Индиану Джонса, у него значительно ловчее получается.

На обратную дорогу факелов уже не хватило, но было легко сориентироваться по свету костра. Конечно, все уже давно поели, но в своих ожиданиях я не обманулся: моя пайка меня ждала. Я удобно пристроился с миской в руках и даже успел откусить от ржаной лепешки, когда раздался испуганный вскрик Крижона, сменившийся проклятиями.

В наступившей темноте было трудно что-то понять, но все выяснилось быстро – Крижона в лодыжку укусила змея. По иронии судьбы укус пришелся на правую ногу, поскольку Крижон, чтобы не выглядеть нелепо в одном сапоге, снял и второй.

Далеко уползти змея не успела, и из земли между камней торчал ее хвост. Если судить по его размерам, вбили ее в землю крепко, чуть ли не на полметра. Спина гадины была покрыта красными прямоугольниками, вытянутыми вдоль хребта, и это говорило об одном: укусило Крижона самое страшное порождение здешних болот – цецид. По пути через болото цециды попадались нам несколько раз, и теперь каждый знал, что укус его очень ядовит и непременно приводит к смерти. Чемир специально обратил на них внимание.

Вокруг Крижона заметались люди, пытаясь чем-то помочь. Ранку расширили, пытаясь выдавить яд вместе с кровью, кто-то предлагал прижечь каленым железом и даже сунул для этой цели кинжал в огонь. Побелевший Крижон переводил взгляд с одного на другого, а в его глазах было столько надежды… Его подбадривали, хлопали по плечу, уверяли, что все будет хорошо… И каждый понимал, что все бесполезно, спасения от укуса цецида нет. Или все же есть? Неужели его яд сильнее яда гремучей змеи? Стоит попробовать, даже если есть один шанс на миллион.

Я подошел к единственной нашей вьючной лошади и отвел ее в сторону от остальных животных. Молодая кобылка доверчиво потянулась ко мне. Ей сильно досталось, пока вытаскивали из зыбуна, и она успела пару раз хлебнуть мутной жижи, что вряд ли пойдет на пользу даже лошади.

«Извини меня, милая, тысячу раз извини. Люди привели тебя на это болото, где ты чуть не погибла, они же и спасли тебя от смерти. И спас тебя фактически Крижон, и пострадал он именно от этого: если бы один его сапог не увяз в болоте, ему не нужно было бы снимать другой. И теперь ты должна умереть, чтобы у нас был шанс помочь твоему спасителю».

Я вставил ей в ухо ствол пистолета и спустил курок. Пасшиеся неподалеку лошади не показали сильного беспокойства: их не испугаешь одиночным выстрелом, они воспитаны для войны.

Кобыла завалилась на бок и некоторое время дергала ногами. Все. Теперь мне нужно как можно быстрее извлечь печень. Ее следует резать тонкими ломтиками и прикладывать к месту укуса. Я знаю, однажды таким образом человек спас себе жизнь после укуса гремучей змеи. Правда, он использовал печень вовремя подвернувшегося оленя, да и змея сейчас не гремучая. Но это шанс.

Подлетел Тибор, вопросительно взглянул на меня. Буквально в нескольких словах я объяснил ему суть дела. Тибор быстро вспорол брюшину уже переставшей дергаться лошади, отделил печень и скачками унесся к Крижону. Вот и отлично, у меня бы это заняло кучу времени. Знать – не значит уметь.

И дай бог, чтобы помогло. Иначе я ночами буду просыпаться с криком, увидев во сне доверчивый лошадиный взгляд. Я не помню, как долго нужно прижимать к укусу печень, прежде чем сменить кусок. Помню только, что на срезе печени должна появляться зелень, похожая на плесень. Вот только не увидишь ее при свете факела.

Через час стало понятно, что Крижон не умрет. Нога его распухла до состояния бревна, он был бледен и покрылся испариной, но все же жил и как будто бы умирать не собирался. Еще через полчаса Крижон уснул, уложенный на попону и прикрытый парой походных одеял.

Все, вот теперь можно и поужинать.

Я ел остывшую похлебку и убеждал себя в том, что сразу, как только с ней закончу, поднимусь и пойду заниматься своим ежевечерним делом перед сном. Вчера пришлось пропустить, но слишком уж мало было свободного пространства на месте нашей последней ночевки.

Сначала я буду вынимать шпагу из ножен, стараясь делать это как можно быстрее. Затем много раз подряд повторю комбинацию, которую недавно показал мне Горднер и которую я еще не успел заучить. И в самом конце я буду двигаться очень-очень медленно. Все это займет минут сорок. Я пытался убедить себя, что у меня хватит на это сил.

Вышло же все несколько иначе. Покончив с едой, такой густой, что в ней вполне может стоять ложка, я встал, подошел к барону Чирену фер Бренуа, поднял его полную так и нетронутой похлебки чашку и с силой прижал ее к его лицу. Вторая моя рука крепко удерживала барона за шею.

«Что-то у меня это в привычку вошло», – подумал я, глядя на выражение лица фер Бренуа, после того как убрал чашку.

О, как мы, оказывается, умеем смотреть! И чего только в этом взгляде нет! Тут тебе и изумление, и гнев, и оскорбленное самолюбие.

– Ты будешь есть, уважаемый Чирен. И ровно столько, сколько тебе дадут. Если в следующий раз ты снова откажешься, я вобью чашку в твой рот вместе с зубами. Поверь мне на слово, когда у тебя появится возможность потребовать у меня сатисфакции, ты прекрасно сможешь сделать это и без зубов. И запомни хорошенько, среди наших с Горднером людей нет ни одного стуима. Еще скажу тебе по страшному секрету, что, если бы ты не был так нужен, мне не понадобилось бы убивать лошадь. Ты понял, о чем я?

Вероятно, мне следовало бы контролировать свои эмоции, потому что пленник даже попытался отползти от меня, упираясь в землю связанными ногами. А я еле себя сдерживал. Фер Бренуа успел достать всех. Горднера он не трогал, хотя и бурчал себе что-то под нос в его адрес, меня, кстати, тоже не задевал. Зато остальные наслушались от него таких вещей, что, не будь он благородного происхождения, его давно уже утопили бы в болоте.

Сейчас он смотрелся очень забавно, с перемазанным лицом, испуганными глазами и повисшими на усах ингредиентами похлебки. Кушать фер Бренуа будет, и мы доставим его к месту назначения крепеньким и розовощеким, чтобы он мог говорить долго и подробно, не падая при этом в обмороки от изнеможения.

Будет отказываться – накормим силой, и не беда, что до полиэтиленовых пакетов еще добрых пара-тройка веков, кожа вполне сможет их заменить. Рассказывали мне, что, когда в тюрьме объявляли голодовку и зашивали себе рот, кормили кашей именно так. И мы накормим его этим самым неблагородным образом.

Если же ему все-таки захочется уйти из жизни тихим и незаметным образом, рад буду подсказать несколько вполне надежных способов. Первый и самый простой: откусил себе пол-языка и сиди, кровь глотай. Можешь даже смотреть по сторонам и улыбаться. Не так уж и много ее у человека, вся в желудке поместится, пива больше влезет. Вот только вряд ли он на это решится.

– Чемир, – негромко позвал я. Все уже угомонились, кое-кто даже успел заснуть, так что шуметь не стоило.

– Да, ваша милость, – незамедлительно откликнулся он.

– В котле еще что-нибудь осталось? Господин фер Бренуа добавки просит.

Я же отправился проведать Мухорку, благо идти было два шага. Что-то не нравится она мне в последнее время. Одышка у нее появилась, и взгляд какой-то невеселый.

То ли приболела, то ли еще что. Ладно бы последние пару дней. Так нет, недели две уже точно. Неужели эти знатоки конских зубов с возрастом ошиблись?

Я вылил в прихваченную с собой плошку всю воду из фляжки. Что такое пара кружек для лошади, которой и ведра будет мало? Но хоть что-то.

Пойми, моя хорошая, не было у меня другого выхода. Пришлось убить твою сестренку. Какие у нее были глаза, будто все понимала. Но человека мы спасли, и далеко не самого плохого человека.

Мухорка чуть слышно всхрапнула, будто соглашаясь со мной. Не будет у меня сегодня тренировки, настроения нет, а заставить себя не смогу.

Когда возвращался обратно, меня окликнул Горднер. Что-то не спится ему, плечо, наверное, болит.

Горднер сидел возле костра в накинутом на голое тело камзоле. Сквозь повязку на плече просачивалась кровь. В очень неудачное место угодила пуля. При малейшем движении наш глава морщится, не в силах терпеть боль.

Я осторожно, стараясь, чтобы он не смог этого обнаружить, потянул в себя воздух.

Говорят, что при гангрене от ран исходит сладковатый запах. Не знаю, лечится ли гангрена в мое время, но здесь это верная смерть. Средство только одно – ампутация. Но это когда дело касается одной из конечностей…

Горднер горько усмехнулся:

– Артуа, я делаю это каждые пару минут.

Он непроизвольно погладил рукоять пистолета, лежащего рядом с ним. Да, этот человек ни за что не станет обузой, не тот характер. И он не будет отсрочивать неизбежное.

– Артуа, – вновь обратился ко мне Горднер, отвлекшись от каких-то своих мыслей, вероятно не слишком веселых, подбородком указывая на фер Бренуа. Смотрите-ка, а наш язык, оказывается, вошел во вкус, вон как похлебку уплетает. Вряд ли на него так мои слова подействовали. Хотя как знать. – Фер Бренуа обязательно нужно доставить в Мулой. Обязательно. И еще, пообещай мне, что, если это нельзя будет осуществить, он не останется в живых.

– Обещаю! – твердо ответил я. Потому что убить бедную лошадь мне было значительно труднее.

Глава 18 ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

Всю ночь меня мучили кошмары, и все они были связаны со змеями. Стоило мне закрыть глаза, как появляющаяся буквально из воздуха змея быстро ползла в мою сторону с очевидным намерением укусить за ногу.

Я вздрагивал, просыпался, судорожно оглядывался вокруг себя и снова проваливался в сон. Ближе к утру, проснувшись в очередной раз от очередного кошмара, я так и не смог заставить себя заснуть.

Перед рассветом подул легкий ветерок со стороны недалеких гор, и заметно посвежело. Ветер разогнал липкую жару, перемешанную со зловонием болотных испарений, и принес запах свежести и зелени.

Встав на ноги, я огляделся. Так, Горднер наконец-то уснул, Крижон жив, а фер Бренуа на месте. Все в порядке, если можно так выразиться. Горднер уснул полусидя, боясь потревожить раненое плечо, и во сне, когда он не мог себя контролировать, лицо его стянуло страдальческой миной. Крижон спал на спине, и распухшую ногу было хорошо видно даже в предрассветной полумгле. Его лицо тоже не являлось символом умиротворенности.

Фер Бренуа… Так, этого не может быть. Нет, я слышал о таком, и даже есть подобное выражение… На его груди, уютно свернувшись кольцами, спала змея.

Однажды, в угоду моему любопытству, черт понес меня в террариум. Не знаю, правильно ли будет назвать так собрание змей со всей планеты, и не сразу вспомню, в какой стране это было, да и не в этом дело. Дело в том, что змея, свернувшаяся на груди у барона, удивительно напоминала гюрзу, которую мне довелось в тот день увидеть: такое же толстое и кургузое тело, притупленная морда, выпирающие щеки… Разве что пятна, расположенные вдоль ее хребта, были более яркой окраски. Так вот, именно такую змею Чемир вчера назвал цецидом, и именно такая гадина укусила Крижона.

Фер Бренуа спал, ни о чем не подозревая, и во сне его лицо смотрелось значительно лучше, потому что во сне ушло то выражение брезгливости, даже гадливости, с которым он смотрел на нас.

Что делать? Можно, конечно, просто пройти мимо, направляясь по своим делам, ради которых я, собственно, и встал. Вчера, после случая с Крижоном, я оставил это на утро, не хотелось делать такое секундное дело у всех на виду. Но еще меньше хотелось удаляться от костра и от людей в темноту.

Фер Бренуа в любой момент может пошевелиться и потревожить цецида. И черт его знает, не придет ли змее в голову, что ей угрожает опасность. А при укусе в лицо или грудь вряд ли мы сможем спасти нашего языка, даже если полностью обложим его печенью всех наших убитых лошадей.

Крижон значительно крупнее фер Бренуа, и его-то змея ужалила в ногу. Сейчас стало немного прохладнее, жара спала, а говорят, что температурные условия тоже влияют на опасность умереть от укуса. Но вот с остальным…

Мешкать нельзя, где гарантия того, что через пару мгновений фер Бренуа не повернется на бок, потревожив змею, или даже прижмет ее к земле. Черт, черт, черт. А что наш караульный, неужели заснул?

Сон на посту – второе по тяжести преступление после предательства. На мой взгляд, даже неисполнение приказа не такое страшное дело. Приказы бывают разные, иные и вовсе являются воплощением тупости и самодурства, а вот сон на посту… Недаром же во время военных действий за такой проступок можно поплатиться жизнью. И это правильно.

Нет, вот он, часовой, на противоположном краю лагеря, всматривается в глубину болота, не иначе как пытается увидеть преследующих нас людей.

Так, может быть, пройти мимо, как будто я ничего не заметил? Баронство я получил, какие-никакие копейки есть, да и черт бы с ним, с эти выродком. Все равно он мне никогда не нравился. Но ноги сами несли меня к лежащему на спине барону фер Бренуа.

Осторожнее, Артуа, осторожнее. У змей нет ушей, но они всем телом чувствуют колебания почвы. Да еще и тепловое зрение у них, по-моему, присутствует. Но лежит-то гадина на груди у нашего пленника, грудь вздымается при дыхании, а это может поглотить мои шаги. Плюс ко всему от человеческого тела тепло идет, что, возможно, тоже на руку.

Придется цецида рукой отбрасывать, ногой могу промахнуться, да и неудобно будет, фер Бренуа закинул связанные руки за голову, помешают его локти.

Черт, надо было шпагу захватить и попробовать подцепить змею клинком. Нет, рукой все же надежнее. Со шпаги свалиться может. И перчатки, как назло, я куда-то засунул, даже не помню куда. Попробуй найди их сейчас, когда дорога каждая секунда.

Дьявол, еще одна проблема. Фер Бренуа спит чуть ли не в центре лагеря, и, если откинуть цецида куда получится, вполне может случиться так, что он упадет на кого-нибудь другого. Придется захватывать змею с той стороны, где у нее голова, чтобы постараться отправить на пустое место.

Какая же она все-таки уродина, черт возьми.

Краем глаза я увидел, как зашевелился Тибор, и зашевелился осознанно. Так, он видит то же, что и я. Но теперь-то какая разница, вот она, змея, рядом, достаточно руку протянуть. Давай на счет «три», как тогда…

Когда я маховым движением руки подбросил цецида в воздух, стараясь отбросить его туда, где никого не было, мимо меня промелькнула серая тень. Затем сверкнуло лезвие сабли, и змея еще в воздухе распалась на две половинки. Это Тибор, просто очуметь, какая скорость, никогда бы не подумал, что можно двигаться так быстро.

Я сел на камень, чувствуя предательскую дрожь в коленях. Наверное, мне все же показалось, что зубы цецида мелькнули в миллиметре от моего лица. На соседнем камне примостился Тибор.

Черт бы всех их побрал на этой чертовой планете. Какого дьявола они курение еще не изобрели? Как бы сейчас было к месту выкурить сигарету, а лучше две подряд.

Повернувшись к Тибору, я спросил у него:

– Скажи мне честно и не вздумай врать. – Тот всем своим видом изобразил крайнюю степень внимания. – Ты случайно тем гребнем себя два раза в день не расчесывал?

Тибор гулко расхохотался, да так громко, что мне пришлось на него шикнуть, еще людей разбудит.

– Кого будить-то, ваша милость?

И верно, не те это люди, чтобы продолжать спать при малейшем чувстве опасности, слишком характерный звук у рассекающего воздух клинка. Лишь фер Бренуа продолжал мирно почивать, слегка присвистывая при выдохе.

«Может быть, он этим свистом и змею к себе приманил?» – мелькнула в голове глупая мысль…

Конечно же спать уже не ложились, спеша покинуть проклятое место.

Через пару часов езды мы перевалили через невысокую гряду холмов и выехали на заросшую разнотравьем степь. Впереди блеснула лента реки, на противоположном берегу стеной стоял лес. Вот к реке нам и надо, напоить лошадей и хотя бы часок дать им попастись.

Я укутался в плащ, спасаясь от дождя, и размышлял. Что-то происходит в последнее время с моей Мухоркой, не такая она, как обычно. То, что она изменилась, это точно, но вот как это проявляется, понять не могу. Надо будет, чтобы ее Оседор осмотрел, он лошадник опытный, в этом все уже успели убедиться.

Мухорка-то ладно, а вот Горднер выглядит все хуже и хуже. Еще немного – и ему будет трудно держаться в седле самостоятельно. Хуже всего то, в ближайшие две недели никаких селений у нас на пути точно не встретится. Горднеру же не просто лекарь нужен, ему хирург необходим.

Я взглядом подозвал Тибора и сказал ему, чтобы он неотлучно находился при командире. Горднер упорный, будет ехать, пока с лошади не свалится.

Тибор ответил, что от самого барона он получил прямо противоположное указание – все время находиться при мне. Тогда я заявил, что когда усядусь в ближайшей корчме распивать пиво, вот тогда пусть он и будет при мне неотлучно. Тот хмыкнул и попридержал лошадь, пристроившись сразу за Горднером.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я принялся вспоминать события прошедших суток. Ловко у меня со змеями выходит. Будь я индейцем, мне непременно бы дали кличку Повелитель Змей или Ужас Гадюк. Хотя нет, получилось так, что обоих цецидов Тибор уничтожил. Что первого, укусившего Крижона, вбив его голову на полметра в землю. Что второго, предоставив ему возможность размножаться на манер дождевых червей. Так что это он Ужас Цецибов, а я, выходит…

Вот черт, накаркал, что ли? Это я про индейцев.

Из-за небольшой рощицы кипарисов показались десятка полтора всадников.

Нет, эти люди точно не кронты. Они были их полной противоположностью. Высокие, тонкие в кости, слегка удлиненное строение черепа, пучок длинных волос, связанных ремешком на затылке, глаза миндалевидной формы и никаких татуировок. Вооружены короткими копьями и небольшими, похожими на скифские, асимметричными луками. А до чего же хороши их лошади! Особенно у тех троих, что едут во главе отряда. Черной масти, с длинными тонкими ногами, маленькой головой и широкой мощной грудью. Красавцы, настоящие красавцы. Повстречавшиеся нам всадники вроде бы не выказывали воинственных намерений, но двигались наперерез.

Я оглянулся на отряд. Так, здесь все в порядке. Нормальные лица, никакой суеты, оружие у всех под рукой, и курки взведены. Чтобы в последнем убедиться, даже смотреть не нужно, щелчки при взводе характерные.

Всадники остановились. Я поднял руку, призывая своих сделать то же самое. От Горднера было бы значительно больше толку, но сейчас он не в том состоянии, так что придется действовать самому.

От повстречавшегося нам отряда отъехали два всадника, которые, преодолев примерно половину разделяющего нас расстояния, остановились, явно чего-то дожидаясь. Вероятно, нам следует поступить точно так же. Нет проблем.

Тибора, что ли, с собой взять? Нет, зачем человека дергать, он при исполнении. Оседора возьму. Он не хуже, да и вид у него представительный, за версту, вернее, за лигу видно, что воин бывалый.

У старшего из всадников за поясом заткнут пистолет, в дополнение к луку. Интересное сочетание. Попадались мне как-то на глаза сравнительные характеристики средневекового составного лука и пистолета Макарова. Ни в чем лук не проигрывает, а кое в чем и выигрывает, кроме скорострельности, конечно. Вот только для стрельбы из лука две руки необходимы. А еще лет пятнадцать необходимо серьезно тренироваться. К чему я это все вспомнил? Да к тому, что нет никакого практического смысла иметь пистолет, тем более такой, если есть лук.

Ага, вот оно в чем дело, у всадника явно что-то с левой рукой. Немного странно он ее держит. Возможно, не может из лука стрелять, но и расставаться с ним не желает, наверное, с детства к нему привык.

Этот человек в свою очередь пристально рассматривал фибулу на моем плаще. Да, Крижон подарил ее мне, и отказать ему было нельзя, потому что смотрел он на меня так, что становилось понятно: если я откажусь, он серьезно обидится.

Фибула действительно красивая, по золотому ободу вкраплено несколько камней разного цвета, кстати, без огранки. Оно и понятно, сколько лет этим могильникам, тогда еще такого не умели. Дорогая вещь, не каждый плащ к ней подходит, вот и мой нынешний не исключение. Но это временно, надеюсь.

Но без ответного подарка я его тоже не оставил, предложив на выбор кинжал, доставшийся от тумбоногого, и кошель, тот, что получил от Жюстина в счет расходов на него, как он когда-то и обещал. Кошель стоил немалых денег, его и какому-нибудь графу носить на поясе не зазорно было. Крижон попытался отговориться, но я настоял, и он все-таки выбрал изящную вещицу для хранения денег. Может быть, потому, что если его кинжал и был хуже моего, то ненамного.

Кстати, лошадка, изображенная на фибуле, очень уж напоминает ту, на которой мой визави гарцует. Да и внешность всадника вызывает какие-то смутные воспоминания. Ах да, точно, Крижон рассказывал, что скелеты людей, захороненных в курганах, такими и были, тонкокостными и с удлиненными черепами. Вот так дела. Неужели повстречавшиеся нами люди – их дальние потомки?

Разговор состоялся. Мой собеседник вполне прилично владел общеимперским. Я честно рассказал, что мы здесь проездом. Прошли через болото, на что он удивленно вздыбил брови. Везем пленника, очень важного и нужного. У нас двое тяжелобольных, Горднер и Крижон, нога которого все еще напоминала бревно. А какой смысл это было скрывать? Хотели бы они на нас напасть, давно бы это сделали. Причем вряд ли бы мы смогли увидеть начало атаки. Эти люди здесь хозяева и знают мельчайшие особенности рельефа как свои пять пальцев.

Главный среди них представился Скройлом. Он возвращался в родное стойбище после визита в Мулой. В тот Мулой, что и был нам нужен. В городе он получил из рук наместника провинции документ, подтверждающий его права на эти земли, доставшиеся ему после смерти отца.

Радовало то, что он вполне лоялен к имперской власти, а значит, ему нет никакого смысла уничтожать чужаков, вторгшихся в его владения.

В дне пути, рассказал Скройл, кочует его родное племя. И он предложил отправиться вместе с ним, поскольку у них есть лекарь, по его словам творивший с больными чуть ли не чудеса.

«Ага, как же, – скептически подумал я. – Придет к нам какой-нибудь шаман, напьется настойки мухоморов и будет камлать с бубном до тех пор, пока из плеча Горднера сама собой не выйдет пуля, а рана обеззаразится. Горднеру нужны хирург и антибиотики. Вот только выбора у нас нет».

Глава 19 ТАНЕЦ С БУБНОМ

В стойбище севелугов, а именно так себя называли эти люди, мы приехали уже к закату.

Горднера к тому времени заметно покачивало в седле, и Тибор приблизился к нему вплотную. Наверное, мы могли бы прибыть на пару часов раньше, но сдерживали лошадей из-за ухудшившегося самочувствия барона.

Скройл со своими людьми нас не покинул, хотя сразу указал нам направление, по которому следует двигаться, чтобы попасть к севелугам. Держались они особняком, но от нас не отрывались, хотя легко могли бы это сделать. Несколько раз Скройл посылал своих людей вперед, чтобы они осмотрели что-то, на его взгляд подозрительное или непонятное. Понятное дело, хозяин вернулся после недолгого отсутствия и теперь выясняет, все ли в порядке на его землях.

Оседор, ехавший рядом со мной во главе отряда, время от времени завистливо вздыхал, что-то бормоча себе под нос. Когда я поинтересовался причиной, он, опять со вздохом, ответил:

– Кони. Аргхалы. Те, что черные как смоль, – чистокровные. Но и остальные, полукровки, немногим хуже. Говорят, что аргхальские скакуны – очень древняя порода, выведенная еще в незапамятные времена. А еще есть легенда, что их нельзя купить, забрать у убитого врага или на что-нибудь обменять. Аргхала можно только подарить.

И Оседор вздохнул снова.

Лошади действительно были очень красивы. Грациозная поступь, не такая, как у обычных лошадей. И мне наконец стали понятны слова Жюстина, когда он однажды сказал мне, что в карьер с места я беру не хуже аргхала.

Когда Скройл в очередной раз послал троих всадников по какому-то делу, один из них, тот, что был на черной как смоль лошади, немного приотстал. Затем пустил коня вскачь. Казалась, что с пары скачков аргхал набрал полный галоп. Да уж, впечатляет.

Ничего, моя Мухорка вполне меня устраивает. И сейчас удобный момент выяснить у Оседора, что же с ней происходит. Как я говорил, мой спутник, ко всему прочему, еще и отличный лошадник. Удачное приобретение для Горднера, и вряд ли он его отпустит, даже если тот не захочет остаться с ним после всего этого. Горднер умеет убеждать. Вот только если будет кому убеждать.

На мой вопрос Оседор, скользнув взглядом по Мухорке, ответил:

– А что с ней? Кобыла в полном порядке, ваша милость. Она из тех лошадей, что лучше внутри, чем снаружи.

Затем снова посмотрел на нее и добавил:

– Ей еще месяца три жеребенка носить.

Какого жеребенка? Сначала я даже не понял. Затем до меня дошло. Так моя Мухорка, оказывается, беременна. А я ее пятками по бокам иногда стучал. Вот же незадача. Как бы осторожно узнать, до какой поры на жеребых кобылах ездить можно. Иначе что люди скажут. Издевается над животным, а еще барон.

Нет, я стал наездником хоть куда, иногда даже сам себе удивлялся. Но это если меня со мной сравнивать. Если же подойти с другой стороны…

Как-то мне на глаза попался указ самого великого корабела всех времен и народов Петра I, в котором повелевалось офицерам пехотных полков верхом в кавалерийских частях не ездить, дабы авторитет свой не ронять. Смеялись над ними кавалеристы. И это в восемнадцатом веке, когда люди даже не подозревали о возможности существования других наземных транспортных средств, кроме лошадей, ослов и верблюдов…

Вот и я забыл, что моя лошадь не только транспортное средство, о котором даже в ПДД упоминается, а еще и живое существо, способное приносить потомство. Я ласково потрепал гриву Мухорке. Ах ты, гулена. Кобыла фыркнула, не иначе как одобряя мою мимолетную ласку.

Селение кочевников-севелугов состояло из нескольких десятков шатров, разбегающихся кругами от центра, где находился самый большой шатер. Скройл направил своего коня именно к нему.

Мы скромно остановились на самой окраине селения и спешились. Я кивнул в сторону Горднера, и Тибор с Оседором помогли ему слезть с лошади. Точнее, не помогли, а попросту сняли, поставив его на ноги.

С барона станется соскочить с коня самостоятельно, гордый ведь. Пару последних часов перед прибытием он скрипел зубами так, что было слышно всем нам, а возможно, и ехавшим в стороне севелугам. Даже сквозь дорожную пыль и загар была заметна бледность его лица. Глаза запали, а губы обкусаны так, что походили на изжеванное мясо.

Ну и где же этот местный чертов шаман со своим бубном, или что там у него?

Впрочем, я волновался зря. Буквально через пару минут он и подошел. Вот только не вписывался лекарь в нарисованный мной образ шамана. Одет он был так же, как и остальные кочевники, а вот внешне на них совсем не походил. Ростом значительно ниже, голубые глаза с прищуром и небольшая бородка, совершенно седая. Как сказали бы у нас, европеоид, в отличие от севелугов, имевших явно азиатские черты лица.

Лекарь склонился над Горднером, сидевшим на земле, потому что ноги упрямо отказывались его держать, разрезал на плече одежду, несколько секунд внимательно что-то рассматривал, затем что-то негромко сказал двум своим помощникам. Те осторожно подхватили нашего командира и бережно перенесли его к стоявшему немного в отдалении от остальных шатру. Конечно же я последовал за ними.

Горднера заносить внутрь не стали, положив на лежанку, возвышавшуюся над землей примерно по пояс и изготовленную из нескольких до блеска отполированных досок. «Смотри-ка, операционный стол», – съехидничал я про себя.

Кстати, так оно и оказалось. Лекарь разложил инструменты, среди которых я снова не обнаружил бубна с кисточками из беличьих хвостов. Зато здесь были всякие крючки, пилочки, ножички, щипчики нескольких размеров и что-то еще, совсем уж непонятное. Инструменты не так давно подвергались кипячению. И изготовлены они были из серебра, или, по меньшей мере, на них было нанесено серебряное покрытие.

Отвар из мухоморов лекарь принимать не стал, зато на чистом общеимперском предложил Горднеру проглотить какую-то тягучую коричневую массу, посоветовав барону зажать нос, перед тем как выпить настойку. Похоже, Горднер сейчас в таком состоянии, что верблюжью колючку жевать станет, лишь бы хоть ненадолго избавиться от боли. Плечо выглядело ужасно. Красное, отекшее, с выделяющимся из раны коричнево-желтым гноем. Неожиданно выражение лица Горднера сменилось со страдальческого на спокойно-отрешенное, и лекарь приступил к операции.

Нет, никогда из меня не получится приличного хирурга, поскольку, после того как «шаман» углубился в рану какой-то железкой, вероятнее всего зондом, я поспешно отвернулся, живо представив себе, что эта железяка копается в моем теле.

Так я и простоял до конца операции, лишь изредка оборачиваясь. Лекарь извлек пулю, потом еще долго копался в ране, чистил ее, что ли. Наконец насыпал на нее какой-то порошок и наложил повязку.

Вот тебе и танцы с бубнами. Горднер все еще находился в состоянии общего наркоза, за время операции он даже ни разу не поморщился. Я поинтересовался у лекаря:

– Уважаемый, каковы шансы, что все будет хорошо?

– Полбочки на три ведра, – не задумываясь, ответил он.

Его слова меня немало озадачили. Затем я вспомнил, что это выражение соответствует привычному мне «пятьдесят на пятьдесят», поскольку в обычную винную бочку входит ровно шесть ведер.

Затем лекарь осмотрел ногу Крижона, заставив его что-то проглотить, от «приятного» зелья пострадавший заметно содрогнулся и некоторое время сидел с выпученными глазами. Потом целитель смазал место укуса и о чем-то спросил. Крижон объяснил, указав на меня. А что я, это был всего лишь шанс, пусть и мизерный. Вот мы его и использовали, как оказалось, удачно.

Для наших людей хватило пары шатров. Один из них заняли мы с Горднером, вернее, заняли теоретически – Горднер остался с лекарем. В другом, гораздо больших размеров, разместились все остальные.

В стойбище мы гостили почти неделю. За это время Крижон полностью пришел в себя, а Горднер стал выглядеть как тяжело раненный, а не как смертельно убитый.

Желающие приняли участие вместе с севелугами в охоте на медведя, ну а мне всегда было чем заняться в свободное время. Эту шпагу даже просто держать в руке приятно, ну а работать с ней – вообще одно удовольствие.

Когда охотники прибыли с трофеями, я, как обычно уединившись, отрабатывал связку, показанную мне конечно же Горднером. Связка была довольно сложная, состоящая из нескольких технических элементов. Парирование, уход, затем финт, заканчивающийся двумя рубящими ударами, снова финт и наконец глубокий выпад с колена. Горднер предупреждал, что самый опасный момент связан как раз с выпадом, поскольку, встав на одно колено, резко ограничиваешь себя в подвижности.

Да, насколько я помню, в секции фехтования нас такому не учили. Но нас учили другому, чем я пару раз так удивил Горднера, что однажды он застыл в изумлении. Покачав головой, он тогда заявил:

– Никогда, слышишь, никогда не показывай это другим. Держи для себя, и пусть это будет твоим последним шансом. Вот уж воистину век живи и век учись.

А что я такого особенного сделал? В секции фехтования это чуть ли не сразу ставить начинают, вот только убей – не помню, как называется.

Охотники вернулись веселые и довольные. Тибор гордо ехал на коне с перекинутой через седло серной. Добыли они и медведя, который был похож на всех остальных медведей, которых мне раньше довелось видеть, разве что имел несколько большие уши. Его убили одним-единственным выстрелом из лука. Очень удачный оказался выстрел, но и лук-то каков! С другой стороны, чему удивляться, такое оружие – целое произведение искусства. Стрелой из такого лука раньше рыцарские доспехи пробивали. Да и потом его еще долго предпочитали огнестрельному оружию.

Крижон радостно потирал руки в предвкушении. Оказывается, он ни разу не пробовал не только лебедятину, мясо серны и медвежатина тоже были для него в новинку. Это сколько же ему еще всего узнать предстоит? Даже позавидовать можно. Мне бы так, глядишь, и отпустило бы.

Мне каждый лишний день, проведенный здесь, нервов стоит. Понятно, что задерживаемся мы по объективным причинам, и все же.

Еще и Мухорка моя. С виду-то она совсем не изменилась, по крайней мере, мне так кажется. Как на ней теперь ездить-то? И можно ли ее вскачь пускать? Вдруг это вредно для ее будущего чада. И спросить не очень-то удобно. Сейчас многие вещи делать совсем не нужно, особенно глупые вопросы задавать.

Беременные женщины мне нравятся. Нет, я не извращенец какой-то. Просто у них такая плавная походка, взгляд такой особенный и загадочная улыбка, куда там Моне Лизе. Хотя слышал я одну из версий о природе ее улыбки, согласно которой женщина с портрета узнала, что ждет ребенка.

Вечером был пир. Кроме медведя и серны, добытой Тибором, охотники подбили еще порядочно дичи. Даже пару подсвинков добыли. Вот и я себя тоже порадую, ни разу серну не пробовал, возьму пример с Крижона. А что медвежатина? Мясо как мясо, никогда я в ней особого удовольствия не находил.

Пировали мы под открытым небом на застеленной кошмами земле. Помимо свежей дичи было много других не менее приятных яств. Один сыр из козьего молока, острый, пряный и с легкой горчинкой, чего стоил. Было и вино, и кумыс, и даже брага на меду. По крайней мере, я так подумал.

Мы с Горднером сидели на почетных местах рядом с Скройлом. Вернее, Горднер находился по левую руку от него, ну а уже следом и я устроился. У Скройла действительно левая рука плохо гнулась в локтевом суставе, и, для того чтобы выхватить лук, ему требовалось сделать лишнее движение. Видимо, поэтому он и носил за поясом пистолет. Хотя возможно, он служил просто украшением, потому что смотрелся пистолет именно как ювелирное изделие.

Горднер был бледен, рана еще давала о себе знать, но время основательно нас торопило. Мы решили выехать в Мулой через день.

Во время пира было произнесено множество тостов. Хозяева предлагали выпить за людей, которые не побоялись пройти через Гориенские болота. Мы в свою очередь поднимали кубки за гостеприимных хозяев – отличных наездников, грозных воинов и не менее удачливых охотников.

Играла музыка, целый оркестр, состоявший из пары инструментов, чем-то напоминавших мандолины, нескольких рожков и барабана. На барабан я обратил особое внимание, поскольку кожа, пошедшая на его изготовление, очень походила на человеческую. Да что там походила, насколько мне известно, только люди любят украшать свое тело всевозможными татуировками, а на барабане их хватало.

Так оно и оказалось. Поймав мой заинтересованный взгляд, Скройл объяснил, что кожа действительно человеческая, и принадлежит она, вернее, принадлежала одному из вождей кронтов, их извечных врагов. Если он хотел меня этим шокировать, не очень-то ему это и удалось, подумаешь, эка невидаль. Когда я спросил у него, не содрали ли эту кожу, перед тем как отправить бедолагу в котел, Скройл расхохотался и успокоил меня, что дело было совсем не так. После того как вождь кронтов остался без кожи, ему предоставили полную свободу и даже вернули коня. Так я и не понял, шутит ли Скройл или говорит серьезно.

Сами севелуги обычая расписывать тела у своих извечных врагов не переняли, и это легко можно было увидеть, так как многие были одеты в короткие кожаные жилетки на голое тело.

Вскоре местные батыры устроили борьбу, и тут уж совсем стало ясно, что татуировок нет, поскольку из одежды на борцах остались только набедренные повязки. Ничего из борцовской техники меня не заинтересовало, обычное пыхтение и топтание с целью заставить противника коснуться земли хотя бы коленом.

А вот девушки танцевали завораживающе, и это было куда как более интересное зрелище. У севелугов вообще женщины красивые, высокие, стройные, с интересным разрезом глаз и волнующей грацией движений.

Пир наш закончился далеко за полночь, и в завершение его Скройл заявил, что завтра будет продолжение, поскольку одновременно произошло слишком много событий: и его возвращение к родному очагу, и прибытие нежданных, но таких дорогих гостей, да и вообще настоящие мужчины гулять должны долго.

Его заявление породило бурю одобрительных возгласов, и не только со стороны севелугов. У меня это сообщение вызвало легкое уныние, потому что получалось, что мы опять должны задержаться.

Глава 20 РЕЖЕТ

Ночью на стоянку напали кронты. Их было немного, всего пара сотен, к тому же они были изрядно потрепаны имперской пограничной стражей. Это был один из тех отрядов, которые выступили на стороне Ромерта, принца-изгнанника. Планы Ромерта сорвались, и кронты с того времени были предоставлены сами себе. Конечно, мятежный принц привлек их на свою сторону не уговорами и посулами, а обычной предоплатой. Но денег много не бывает, и поэтому кронты решили наведаться в Империю. Там их, конечно, никто не ждал, но к подобным событиям были готовы. Одни, после того как получили от пограничной стражи, сразу вернулись в свои степи, другие задержались, чтобы получить еще раз, ну а эти оказались самыми невезучими.

Их долго преследовали, пытаясь загнать в болота, которые мы недавно пересекли, но кронтам удалось этого избежать. Все это мы узнали на следующий день, когда на место прибыл конный отряд пограничной стражи, так долго их преследующий.

В общем, на лагерь севелугов кронты наткнулись случайно и не смогли устоять от соблазна напасть на мирно спящее селение.

Стойбище севелугов состояло из тридцати пяти шатров, еще пять шатров стояло в отдалении, уж не знаю, по каким причинам. Если предположить, что в каждом шатре имелось по два воина, а по моим наблюдениям, так оно и получалось, выходило, что защитников вместе с нами было около сотни.

Не имеют обыкновения кочевники селиться большим станом в одном месте, степь широкая, зачем топтать траву, мешая друг другу, места на всех хватит. Для набега или еще для каких-нибудь других целей достаточно объехать соседей и назначить место сбора. Да не столь уж и многочисленны севелуги, и их спасает только то, что они находятся под рукой императора. Считается, для того чтобы народность не вымерла, необходимо не менее семи тысяч представителей. Иначе вырождение неизбежно. Не знаю, сколько осталось севелугов, а выяснить это у Скройла не удалось…

Я проснулся от шума, доносящегося сквозь тонкие стенки шатра. Горднер был уже на ногах и здоровой рукой надевал на себя перевязь со шпагой. Левая его рука висела на платке, и доктор категорически требовал, чтобы он двигал ею как можно меньше. Рана плохо затягивалась и грозила разойтись в любой момент.

Мне не потребовалось много времени, чтобы полностью экипироваться. Тем более спал я практически полностью одетым. Нет, возможность раздеться была, слишком уж выразительно поглядывала на меня одна из танцовщиц, милая девушка с пышными волосами и славной фигуркой, которую невозможно было спрятать даже за изукрашенным сложным узором балахоном наряда.

Такие взгляды и без перевода понятны, да и потом она определенно оказывала мне знаки внимания. Я даже успел узнать, что ее зовут Гелла.

Кончилось это тем, что я, от греха подальше в самом прямом смысле этого слова, удалился в свой вигвам. Вскоре пришел Горднер, тоже один, но по причине еще слабого здоровья…

Когда я бросился за Горднером к выходу из шатра, успев накинуть перевязь со шпагой и схватив оба своих пистолета, тот остановил меня криком: «Режет!»

Я обалдело помотал головой: кто режет, кого режет? И почему это Горднер заговорил на моем родном языке? И лишь через мгновение сообразил, что он имеет в виду кожаный жилет с двумя разрезами по бокам, являющийся своеобразной пародией на кирасу. Назывался жилет на общеимперском именно таким странным словом.

Я накинул режет поверх перевязи, благо его длина позволяла, спускаясь чуть ниже крайней точки живота. Дальше следовало завернуть края за спину и зафиксировать на животе ремешками с металлической пряжкой. Но сейчас было не до этого, и потом, ремешки не слишком длинные, чуть выше колен, как-нибудь не запутаюсь. Кстати, «кирас» в той лавке, где я и купил свою, предлагалось несколько вариаций: со вставленной между слоями кожи кольчужной сеткой мелкого плетения, с наплечниками, с усиленным нагрудником. Я выбрал самую простую, в основном из-за цены. Помнится, тогда мне еще в голову пришла мысль, что наплечники со временем эволюционировали в эполеты, затем в погоны, а потом и вовсе чуть не исчезли, превратившись в шевроны на рукаве.

Выскочив из шатра, я обнаружил, что наши люди уже успели выстроиться в одну линию, параллельно доносившемуся шуму боя. От Горднера, стоявшего позади шеренги, ощутимо веяло уверенностью и спокойствием. На миг обернувшись, он указал на место слева от себя.

Ну что ж, восемь выстрелов в упор картечью – это весьма убедительно. Все бойцы нашего отряда кроме ружей были вооружены еще и пистолетами. Вот копий не было совсем, а против конников они бы очень пригодились. Сабля в такой ситуации особого веса не имеет.

Горднер рыкнул своим феноменальным голосом, способным привести в чувство кого угодно:

– Стрелять только по команде.

И вскоре ему пришлось эту самую команду подать. Едва ли не сразу же из-за ближайших шатров показалось несколько всадников, громко ухающих. Такой сигнал я уже слышал на переправе, так что сомнений быть не могло, это кронты. Видимо, они прошли краем стойбища, обойдя его со стороны леса. Как же предусмотрителен был Горднер, приказавший поменять пули на картечь сразу же, как только мы сюда прибыли. Пуля – дура, а картечь, разлетаясь после выстрела, еще дурнее.

– Приготовились!

Горднера услышали все. Ствол перестал дрожать в руках как по волшебству.

– Огонь! – Команда барона сама прозвучала как выстрел.

Все восемь стволов бабахнули синхронно, слившись в едином громком звуке. Наверное, в дыме и грохоте и заключается сама суть залпа в эпоху дымного пороха. И это действует на нервы врагу чуть ли не сильнее, чем вид убитых и раненых товарищей.

Кронты дрогнули, разворачивая коней, и следующего, пистолетного, залпа не последовало.

Я стоял, сжимая в обеих руках свой кавалерийский пистолет, формой и размерами больше похожий на помповое ружье без приклада. Шпаге сейчас не место, и не хочется, чтобы дело дошло до нее.

– Тибор, Чемир, Оседор, – прозвучала новая команда Горднера.

Все трое, отступив на несколько шагов назад, принялись быстро перезаряжать ружья. Ловко у них получается, я даже позавидовал. Такой автоматизм достигается долгой и упорной практикой.

Шум боя сместился влево, и шеренга, которая состояла из пяти бойцов, вооруженных пистолетами, тоже пришла в движение и немного перестроилась.

Нам повезло: шатры, которые мы занимали, были на самом краю стоянки, сзади – обрыв речного берега, а по правую руку – лес.

Вероятно, туда и будем отступать в случае необходимости. Еще только-только начинает светать, и среди деревьев обороняться будет легче, тут уж преимущество конников над пешими воинами резко уменьшится.

Вот только нет здесь никаких удобств, кроме листьев лопухов и густых кустиков для особо стеснительных, и в этот лесок все селение ходит по понятной надобности. А в темноте так легко не заметить кучки и вляпаться. Война посреди… Мне почему-то стало смешно. Именно в этот момент Горднер посмотрел на меня, и я не успел сделать серьезную мину. Даже немного неудобно стало.

Тем временем Тибор с парой помощников успели перезарядить все ружья и снова занять свое место в строю. Барон некоторое время выжидал, не принимая никакого решения. Интересно, как он поступит: велит отходить к лесу или придет севелугам на помощь?

Сзади подал голос пленник, связанный ввиду ночной поры по рукам и ногам. Это днем ему дают относительную свободу, куда он денется на виду у такого количества людей. Фер Бренуа потребовал развязать его и дать оружие. В этой ситуации у нас общий враг, заявил он.

Я взглянул на Горднера, но тот коротко мотнул головой: нет. Наверное, это правильно, если фер Бренуа захочет сбежать, то сейчас сделать это очень легко. Тогда почему он не возьмет с него слово дворянина, ведь нарушить его – это несмываемое пятно на репутации. Видимо, с этим тоже не все так просто, вряд ли Горднер не подумал о такой возможности. Ладно, не до него. Шум боя не затихает, а наш командир все тянет с решением. Если уходить, то как можно скорее, да и с помощью тянуть не стоит. Может, он ждет, когда окончательно рассветет?

Так, а вот это уже серьезно. Слева от нас появилось еще несколько всадников, и это явно не севелуги.

Короткая команда Горднера – и наша шеренга снова пришла в движение. Ловко парни действуют, ни суеты, ни лишних движений. Ребята перестраивались, занимая новую позицию. А вот и мой черед. Прямо от живота, прижимая рукоять к боку. Ничего сложного нет, промахнуться трудно, враг почти рядом. Кронты умудрились показаться с той стороны, где их никто не ждал.

Мой выстрел совпал с резкой болью в левой стороне груди. Сначала я подумал, что как-то умудрился сам себя ранить. Нет, это не так. Да и как такое может быть, если из моей груди торчит стрела. Черт, какая же она короткая, таких коротких не бывает. Неужели все остальное во мне? Но почему же я тогда еще не умер или не упал по крайней мере? Ведь она торчит там, где у меня сердце.

Нет, как будто бы все не так страшно. Это просто угол зрения такой, ее длину скрадывает. Стрела вошла под углом, и если взглянуть чуть сбоку, то все становится на свои места. Спасибо Горднеру, ведь это он заставил меня надеть режет. Жив еще, только боль при каждом вздохе обжигает. А пока не сдох, можно выстрелить еще раз, вот в этого, со страшным оскалом. Так, теперь шпага, отбить копье и в бедро воткнуть, дальше не достану.

Вокруг меня гремели выстрелы, ухали кронты, орали наши люди. Буквально у моих ног упал рыжий Влисик, умерев еще по дороге к земле. Когда наконечник копья пробивает голову насквозь, выжить нереально.

Только бы самому не упасть на грудь, потому что в этом случае стрела войдет еще глубже и неизвестно, что будет на ее пути.

До меня донесся рев Горднера, подавшего команду: ко мне. И мы сплотились вокруг него, ощетинившись, кто чем смог. Только вот все стволы разряжены, а у кронтов луки, и им даже нет необходимости приближаться к нам. И тогда Горднер повел нас в контратаку, понимая, что только в этом наш единственный шанс.

Броском преодолев разделявшее нас расстояние, мы заставили противников дрогнуть и отступить. И снова Горднер отвел нас назад, для того чтобы перезарядить оружие. В контратаке мы потеряли двоих. Но как только стволы были заряжены, мы снова двинулись вперед. Теперь уже и я занял место в общей шеренге, а рядом со мной вышагивал Горднер.

Эта чужая война оказалась для нас совсем не чужой. Видимо, наша помощь пришлась как нельзя кстати, потому что севелуги сами перешли в наступление. Они успели занять оборону на самом краю стойбища, укрывшись за перевернутыми телегами с огромными колесами. Я уже давно обратил внимание на эти повозки, даже понедоумевал немного по поводу того, что телеги хаотично расставлены по всему поселку. По моему мнению, вполне логично было бы собрать их на окраине, проходы между шатрами и так были не слишком велики. Хорошо, что севелуги думали по-другому, иначе им пришлось бы крайне нелегко. Всадник хорош только в движении, когда он давит врага своей скоростью и массой. В большинстве других случаев он представляет собой крупногабаритную мишень.

Вот это да, я бы никогда не поверил, что можно с такой скоростью стрелять из лука. Те несколько севелугов с луками стопроцентно могут заменить собой пулемет. Потрясающее зрелище, честное слово. Град стрел обрушился на гарцующих за шатрами кронтов, уже не решающихся снова идти на приступ. А вот и сам Скройл, размахивая пистолетом, отдает команду группе всадников…

На следующий день не было праздника, была тризна по погибшим накануне воинам. Мы потеряли троих: Влисика, Сетира и еще одного, того, что пришел вместе с Оседором. Он был человеком тихим и незаметным, даже удивительно, что он выбрал себе такую опасную профессию.

Мы похоронили всех троих в общей могиле, и Тибор вырезал на стволе дерева, росшего в изголовье могилы, три косых креста. Севелуги развели несколько погребальных костров, похоронив своих павших воинов так, как это у них принято. Кронты потеряли убитыми не менее полусотни человек, но их севелуги кремировать не стали, попросту сбросив трупы в реку с крутого берега.

Мы почти закончили с этим печальным занятием, когда прибыл отряд пограничной стражи, преследовавший кронтов. Командовал бойцами (а их было около двух сотен) Серк Нориук, он был давним знакомым Горднера.

«Мы потеряли след», – сетовал Нориук. «Да, хороши следопыты», – подумалось мне. Хотя что я в этом понимаю? Людям, тысячелетиями живущим в этих степях, знакомы сотни уловок, чтобы сбить противника со следа. Тем более когда дело касается спасения собственной жизни.

Стражники не задержались надолго. «Теперь, когда кронтов стало много меньше, вряд ли вы еще раз потеряете след», – пронеслось в голове. Судя по выражению лица Горднера, думал он что-то похожее.

Рана моя оказалась неглубокой, все же помог режет, еще как помог. С другой стороны, моя экономия чуть не стоила мне жизни. Будь в кожу вшита кольчуга, стреле ни за что бы не пробить «доспех». Но один из наших людей, Сетир, был убит стрелой со стальным граненым наконечником, а его режет был именно с такой сеткой. Вероятно, мне просто повезло, и поэтому я решил оставить себе на память костяной наконечник стрелы, застрявшей на полпути к сердцу.

Не повезло мне в другом: Мухорку ранило. Непонятно, как это произошло, поскольку наши лошади паслись в стороне от стойбища, между крайними шатрами и лесом. Но факт остается фактом, стрела, скользнув по крупу лошади, оставила на ее коже глубокий порез. В общем, ничего страшного, за исключением того, что порез пришелся как раз на то место, что прикрывался седлом. И теперь понадобится время, чтобы Мухорку снова можно было оседлать. Время, которого у нас не было.

– Ничего, лошадка, – утешал я ее, прощаясь.

Отряд ждал меня уже верхом, а моего нового жеребца соловой масти, которого я перекрестил с Кронурета на Корнета, держал под уздцы Крижон. Жеребец достался мне почти даром, потому что в уплату за него я отдал лишь новенькую серебряную монету герцогства Эйсен-Гермсайдр. Не считая того, что моя лошадка тоже оставалась здесь. Корнет был рослым и статным жеребцом, по сравнению с невзрачной Мухоркой – просто красавцем. Вот только с аргхалами у него не было ничего общего.

– Тебе здесь будет хорошо, – убеждал я Мухорку. – Скоро ты принесешь жеребенка, и в этих степях он вырастет могучим скакуном. Эти люди не сделают тебе ничего плохого, потому что относятся к лошадям с трепетом.

Севелуги не едят конины и не имеют привычки издеваться над лошадьми. Это и многое другое рассказал лекарь, тот, что спас Горднера чуть ли не от неминуемой гибели. Давным-давно, когда он практиковал в столице Империи Дрондере, его звали Митхей Кронучек. Теперь он именовался среди севелугов не иначе как абоуб. Когда я его спросил, что это значит, тот с легким смущением ответил: колдун. С этим все понятно, врач он замечательный. А вот как он здесь очутился?

История, рассказанная Кронучеком, оказалась очень любопытной. В эти края он попал в составе экспедиции штатным врачом. Вот только целью экспедиции была не разведка земных недр, составление подробных карт или что-либо благородное, а нечто значительно более прозаическое. Они искали затерянный древний город, вернее, его развалины. У человека, возглавлявшего экспедицию, была карта, на которую и было нанесено необходимое место. Сам же глава отряда рассказывал, что в руинах спрятаны несметные сокровища. Город они не обнаружили, зато все, кроме Кронучека, нашли в здешних местах себе вечный покой.

Мне показалось, что лекарь не до конца искренен с нами, он явно о чем-то умалчивал. Ну что ж, севелуги не выглядят наивными людьми и наверняка умеют хранить свои тайны. А Митхей теперь один из них.

Когда Горднер предложил Кронучеку отправиться вместе с нами, тот решительно покачал головой, мол, мне и здесь хорошо.

Его решение вполне объяснимо. Здесь он уважаемый человек, все относятся к нему с почтением, да и конкуренции никакой. И все же главная причина, наверное, не в этом, а в его семье: в жене, молодой и симпатичной женщине, прямо-таки заглядывающей ему в рот, норовя предугадать любое желание, и в троих детях разного возраста, похожих на севелугов, но со светлыми глазами и волосами.

Глава 21 ДРОГАН

Скройл дал нам двух своих воинов в проводники. Одним из них оказался тот, что был вместе с вождем севелугов в день нашей первой встречи. У Кирста, на общеимперском это имя означало «уголь», был черный аргхальский скакун. Коня звали Кирстом, как и хозяина.

Наши проводники должны были провести нас короткой дорогой до перевала, откуда несложно было добраться и до Мулойского тракта. Мы могли выиграть несколько дней пути. Горы, через которые нам предстояло перейти, ясно виднелись на горизонте, но как-то не впечатляли. То ли дело Агнальские.

Впереди ехала пара проводников, за ними Горднер и я, следом двигались остальные пятеро. Был и еще один, фер Бренуа, постоянно что-то бормотавший себе под нос. Понятно, что в своих бормотаниях он явно не желал всем здоровья, мудрости и богатства. Но по крайней мере, теперь он все свои комментарии держал при себе. И от еды не отказывался.

Горднеру стало значительно лучше, и лишь изредка он едва заметно морщился. Моя рана на груди тоже не слишком беспокоила, и настроение было самое радужное, ведь каждый шаг моего коня приближал меня туда, где давно уже было мое сердце.

Первый ночлег на пути к перевалу застиг нас на берегу лесного озера. Вероятно, путники вроде нас останавливались здесь часто, потому что очаг, сложенный из камней, был полон свежей золы, а ветки огромного шалаша, целого шатра, не успели еще пожелтеть. Вода в озере оказалась кристально чистой и на удивление теплой, так что все желающие устроили себе купание, плескаясь и дурачась, как дети.

Тут и выяснилось, что Тибор, закаленный в боях ветеран, панически боится воды. Естественно, с помощью остальных он в ней и оказался. Тибор, когда его волокли в озеро, орал и брыкался так, будто его приговорили к кастрации и теперь несли на исполнение приговора. Вырваться ему не удалось, и воду он покидал с такой скоростью и с таким выражением лица, как будто бы его бросили в купель с концентрированной соляной кислотой.

Я старался вести себя сдержанно, что более подобает моему нынешнему положению, но все же не выдержал, когда Тибор обхватил ствол дерева с такой силой, что его не смогли оторвать вчетвером. При этом он ругался так громко и так виртуозно, сверкая налитыми бешенством глазами, что от хохота упали все. Невозмутимыми оставались только Горднер, чистящий один из своих пистолетов, да оба наших проводника, что-то готовивших себе на отдельном костре.

А потом нас ждала уха. Самая настоящая уха, приготовленная Крижоном, выросшим на берегах Сотры и понимающим в этом толк.

Ночью мне приснилась Милана. Я все пытался похвастаться своей шпагой, но она только печально смотрела на меня, и глаза ее были полны слез. Утром я проснулся в самом плохом настроении и долго не мог понять, чем это вызвано, пока не вспомнил о своем сне.

Прошло пара часов после дневного привала, и я полусонный болтался в седле, когда внезапно один из проводников, тот самый Кирст, резко выкинул вверх руку с растопыренными пальцами. Это был сигнал опасности или предельного внимания, и сон как рукой сняло. Большой палец автоматически вздернул курок пистолета, того, с которым я выехал еще из Дертогена и который неоднократно мне уже помогал. Тяжелая бандура, вот только привык я к нему, да и не задерживаются что-то у меня другие. Я внимательно посмотрел в сторону предполагаемой опасности, но не смог разглядеть ничего подозрительного. Небольшой перелесок своим дальним краем упирался в холм с плоской вершиной. Заросли кустарника, спускающиеся в низину, на дне которой трава была значительно ярче. Несомненно, там протекает ручей. Что же могло насторожить наших проводников? Мы растянулись неширокой дугой, лелея в руках приготовленные к стрельбе стволы.

Первый труп мы обнаружили рядом с рощицей. Человек из племени севелугов лежал на траве, и лица у него не было. Не стало его в результате мощного удара, кроме того, поработала местная лесная живность. Зрелище не из приятных, тем не менее один из проводников соскочил с коня и принялся внимательно его разглядывать, переворачивая с боку на бок. Затем обратился к своему напарнику на родном языке. Кирст переспросил его, дождался ответа и сказал Горднеру на ломаном общеимперском:

– Это Изерниль. Мы ждали его несколько дней назад. С ним было еще три воина.

Остальных мы нашли быстро, и только один из них оказался жив. Вот теперь я точно убедился в том, что запах от ран при гангрене какой-то сладковатый. Но это была не та сладость, вдыхать запах которой доставляет удовольствие. Напротив, очень хотелось отойти как можно дальше или хотя бы зажать нос.

Человек этот, несмотря на то что обе ноги его были перебиты, каким-то чудом умудрился заползти в самую гущу колючего кустарника. Наверное, это его и спасло, но надолго ли? Он умирал. Кирст попытался привести его в чувство, но тот только повторял в бреду: дроган, дроган.

Когда раненый все же открыл глаза и увидел перед собой соплеменника, то что-то едва слышно сказал ему, дернулся всем телом и затих, теперь уже навечно.

В нескольких словах Кирст объяснил Горднеру, что здесь произошло. Аргхалы. Те самые лошади вороной масти.

Сейчас я знал о них значительно больше. Аргхалы – это не отдельная порода лошадей, здесь все немного сложнее. Иногда, правильнее будет сказать: очень редко, рождается жеребенок угольного цвета. Это может произойти у кобылы любой масти, и дело совсем не в отце-жеребце. Единственное, что здесь приходит в голову для сравнения, так это то, что иногда у абсолютно белых родителей рождается черный ребенок. Так происходит, когда среди дальних предков, уж не знаю, по материнской линии или по отцовской, был такой родич. Эти случаи очень редки, но все же имеют место. Среди лошадей такое случается чаще, по крайней мере в этом мире. Сложность в том, что даже если свести двух аргхалов, жеребца и кобылу, вовсе не обязательно, что они дадут такое же потомство. В то же время черный жеребенок может родиться и в том случае, когда аргхалом является только один из родителей. Существовала даже легенда о божественном происхождении этих лошадей, но мне ее понять было сложно, поскольку некоторые слова и термины ставили меня в тупик.

Именно вороная масть давала лошади те качества, за которые так ценились аргхалы: неприхотливость, неутомимость, способность пускаться в карьер чуть ли не с места и значительно большую по сравнению с обычными лошадьми скорость бега. Правда, были у аргхалов и недостатки, в основном неукротимый нрав и тяжелый характер. Такой конь сам по себе очень дорог, кроме того, существовала вероятность того, что он сможет произвести такое же потомство.

Так вот, Изерниль со своими людьми столкнулся с охотниками за такими лошадьми. Не исключено, что повстречавшиеся им конокрады появились здесь с какой-нибудь другой целью, но, увидев аргхалов, не смогли преодолеть соблазн.

Кирст с надеждой посмотрел на Горднера. Тот тоже ответил ему взглядом, в котором ясно читалось, что он и рад бы помочь, но у него самого существует не менее важное дело, а время здорово поджимает. Севелуг раздумывал недолго, отослав своего напарника в стойбище. Действие, на мой взгляд, довольно бесполезное. С момента этих событий прошло не меньше трех дней, и след безнадежно остыл. Кроме того, севелугам потребуется время, чтобы сюда добраться. Мы предали огню все четыре тела и продолжили свой путь.

Как я понял, Скройл оказал нам любезность, решив провести нас самой короткой дорогой к Мулойскому тракту. Не дай он нам проводника, мы ни за что бы не смогли самостоятельно найти перевал, который ощутимо сокращал путь, избавляя от необходимости направляться в объезд невысокой, но труднопроходимой горной гряды.

На следующий день к вечеру мы уже были по ту сторону гор. И действительно, найти вход в ущелье, в конце которого и начинался перевал, без помощи Кирста было бы очень затруднительно. Сама природа старательно запрятала его среди нагромождения огромных валунов. Боюсь, попади я в эти места снова, мне пришлось бы немало потрудиться, чтобы его обнаружить. Вероятно, Кирст использовал какие-то ориентиры, дабы найти проход.

Когда мы преодолели гряду, он указал нам дальнейшее направление. Но и без этого несложно будет разобраться, трудно не заметить тракт, пересекающий треть Империи. Дело было под вечер, и Кирст остался с нами на ночлег, чтобы с утра отправиться в обратный путь.

Еще по пути Тибор умудрился добыть серну, и нам с Крижоном предстояло счастье отведать ее мясо уже во второй раз. Наше счастье оказалось в сильно урезанном виде, поскольку дичь, добытая Тибором, была весьма преклонных лет. По этому поводу Чемир, наш повар, съязвил, что горе-охотник застрелил животное, которое спряталось в кустарнике, чтобы спокойно умереть от старости. Поступок, конечно, гуманный, но как на охотнике Чемир ставит на Тиборе жирный крест.

Тот вполне достойно парировал выпад, заявив, что Чемир со своим талантом повара может любое мясо превратить в нечто дерьмоподобное. В какой-то степени он прав. Единственное, что у Чемира получалось всегда хорошо, так это лепешки. Пышные, мягкие внутри и с хрустящей корочкой, о чем Тибор и не преминул лишний раз ему напомнить.

Вот именно с такой лепешкой в руке я и стоял следующим утром, наблюдая за тем, как уезжает Кирст. Аргхал, плясавший под Кирстом, был просто великолепен. Не нужно быть ни специалистом, ни ценителем, ни просто любителем, чтобы это увидеть. Любовались прекрасным животным все наши люди. Вот Кирст еще раз коротко всем кивнул и ударом пяток послал коня вперед. Мы же стояли и смотрели им вслед.

Вспомнив наконец про лепешку, я поднес ее ко рту. И тут мне на плечо легла огромная черная морда. Не нужно быть догадливым человеком, чтобы понять, насколько быстро я отскочил в сторону.

Передо мной стоял аргхал и тянулся мордой к лепешке, той, которую я все еще продолжал сжимать в руке.

Я даже головой помотал, зажмурив глаза, – настолько это было невероятно. Нет, аргхал никуда не исчез и все так же продолжал тянуться к хлебу. Черный как уголь-антрацит и такой же блестящий, взнузданный и с седлом, сбившимся набок. С этим-то как раз все понятно – подпруги не затянуты, а вот откуда он взялся? Материализовался из моей мечты?

Я отломил кусок лепешки и протянул коню. Тот осторожно взял угощение с моей ладони бархатными губами. Позабыв обо всем на свете, я скормил всю лепешку. Затем приблизился к нему и расседлал. Он ходил так уже давно, потому что седло успело основательно натереть ему бок. Конь взглянул на меня, как мне показалось, с благодарностью. «Ну-ну, Артуа, – усмехнувшись, подумал я, – сейчас он тебе еще спасибо скажет, на общеимперском».

Нет, благодарности я не дождался. Вместо этого аргхал ткнул в меня мордой, требуя добавки. Когда я обернулся, чтобы попросить у Чемира еще одну лепешку, то обнаружил, что за нами наблюдают все. Даже Кирст специально вернулся и сейчас наблюдал за нами, держа свою лошадь под уздцы. Я скормил коню вторую лепешку, когда рядом образовался Оседор. Он тоже решил угостить животное хлебом. Но не успел он приблизить руку к морде коня, как тот клацнул зубами возле самой его кисти. Оседор озадаченно отошел в сторону.

Я знаю, как отучить любую лошадь от привычки кусаться. Необходимо лишь сварить репу, насадить ее на прут, спрятать в рукаве и протянуть лошади. Лошадь не умеет выплевывать, а вареная репа обожжет ей рот. Пары таких экзекуций хватит, чтобы отучить от дурной привычки самую кусачую лошадь. Вот только пусть посмеет кто-нибудь к нему приблизиться с этой самой репой, я его самого заставлю ее проглотить.

Подошел Кирст и осмотрел коня. Он что-то сказал на своем родном языке и лишь затем перевел на понятный нам всем:

– Лошадь Изерниля.

Изерниль – это тот, кого мы обнаружили самым первым. У его людей было еще два аргхала, а этот, видимо, сбежал от убийц своего хозяина. Вот только как он здесь оказался, было непонятно. Долго разгадывать шараду не пришлось, потому что через несколько минут на лугу, где возле небольшого родника мы расположились на ночлег, показались с десяток всадников. Двое из них ехали верхом на угольно-черных конях. Приблизившись к нам на расстояние в несколько метров, они остановились.

Так, двенадцать человек, явно не кочевники и все как один вооружены.

Как-то так получилось, что человек, бывший у них за главного, оказался передо мной. И его совершенно не смущало то, что он видит перед собой дворянина.

Эти люди не бандиты и не разбойники, пожалуй, их смело можно назвать авантюристами. И они не станут останавливаться ни перед чем, если дело пахнет неплохими деньгами. А здесь ими действительно пахло. Если продать четырех аргхалов, выйдет чуть ли не состояние. Немного непонятно, почему они приблизились к нам вплотную. Неужели настолько уверены в своих силах? Или я снова прокручиваю самый плохой вариант? Весьма вероятно, что они просто хотят попросить закурить. Хотя здесь ведь не курят… Может быть, им нужна соль?

Вот только два аргхала у них, слишком уж все сходится. Интересно, как там ведет себя Кирст. Уж он-то непременно должен признать лошадей. Но почему-то совсем не хотелось отворачиваться от их главаря, мне не нравился его взгляд. Еще один пытался сломать меня таким способом. Вот черт, никакой почтительности к человеку благородного происхождения.

Заявить ему: «Молчать, когда с тобой разговаривает подпоручик», сорвавшись в конце фразы на визг? Но он и не говорит ничего, сидит себе на гарцующей лошади и взгляда от меня не отводит. Да и я вовсе не подпоручик.

И я, глядя ему в глаза, старательно поскреб чуть пониже живота. Нет, ничего там такого не требовалось. Вот только похожи мы сейчас были на двух кобелей, и один из нас должен поджать хвост, признавая чужой авторитет. И мои действия читались так, что я прямо у него на глазах поставил свою метку на столбе поверх его метки. Не котировалась здесь моя шпага, сейчас другие ценности были в ходу. А еще я снисходительно улыбнулся.

Во взгляде моего визави что-то неуловимо изменилось. И сердце бешено застучало: сейчас, сейчас все начнется. Их больше, но пятеро наших парней дорогого стоят, да и Горднер не зря остался в тени.

Напряжение стало почти осязаемым. Я немного согнул ноги в коленях, так получится быстрее отреагировать на любое его движение. Ну и расслабился, насколько получилось, тоже для этой цели.

За моей спиной щелкнула тетива, и чуть ниже шляпы главаря, точно в середине его лба, вырос пестрый цветок – стрела севелугов. Надо же, вот это луки, стрела пробила голову насквозь.

Главарь начался заваливаться с коня в противоположную от меня сторону, и именно с той стороны раздался пистолетный выстрел. Видимо, уже в предсмертной агонии он нажал на спусковой крючок. И этот выстрел предназначался мне.

«Кирст, я твой должник», – пронеслось у меня в голове, когда я прыжком оказался за оставшейся без седока лошадью. Потому что ни за что у меня бы не получилось так, как в случае с бароном в том лесу, где Милана встретила своего дядю-герцога. Не получилось бы потому, что тогда я видел, как барон направляет в меня свой пистолет, который до этого держал стволом вверх.

Сейчас все было по-другому. Пистолет я увидел бы одновременно с выстрелом, потому что всадник прятал оружие за корпусом своего коня. Такое ведь и к ножам относится, когда лезвие скрыто за ногой, спиной, наложенной сверху ладонью другой руки, среагировать на удар практически невозможно. Ладно, зачем объяснять вещи, которые и без меня все знают.

Забухали частые выстрелы, к которым добавились звуки вонзающейся в плоть стали. Когда я появился из-за лошади, в правой руке у меня была шпага, а в левой пистолет. Цель нашлась сразу же – один из наших гостей, сидевший на аргхале. Расстояние было минимальным, чуть дальше выпада шпагой, так что промахнуться мне не удалось. Всадник выронил палаш и зарылся головой в лошадиную гриву.

Больше повоевать мне не пришлось, потому что к этому времени все уже было закончено. Мы одержали победу, заплатив за нее жизнями двух человек. Одним из них был Чемир. Когда я подошел к нему, он еще дышал. Скрючившись, он лежал на земле, прижав обе руки к животу. Нижняя губа его была закушена, и все равно он не мог сдержать стонов. Рана смертельная, и, для того чтобы понять это, не нужно быть Пироговым. Пуля такого калибра, сделанная из мягкого свинца, разворотила ему все внутренности, разорвав на своем пути одну из артерий.

Конечно, милосерднее всего было бы помочь ему уйти на тот свет. Чемир жил еще час, постоянно требуя помочь ему в этом, то прося, то угрожая проклятиями, то умоляя сквозь слезы. И ни у кого из нас не хватило на это духу, даже у Горднера, который стоял вместе со всеми, держась за плечо и зажимая рукой открывшуюся рану.

Вторым погибшим был Оседор. Сабельным ударом ему разворотило лицо. Оседор оказался последним из тех, кто присоединился к нам в Эйсендере. Было у нас и двое раненых, к счастью, их раны оказались не опасными для жизни. Погибших мы закопали в одной могиле, под дубом, одиноко стоявшим посреди поляны.

Кирст собрался уже уезжать, держа в поводу двух черных аргхалов, когда я подвел к нему третьего. Он отрицательно покачал головой, что-то сказав на родном языке. Затем добавил уже на общеимперском: «Дроган сам нашел себе хозяина». Уже отъехав на порядочное расстояние, крикнул: «Береги его!»

Я долго смотрел севелугу вслед, прижимаясь щекой к морде Дрогана. Имя моего коня означало «ворон».

Глава 22 ПИДЖИН

В Мулое я расстался с Горднером. Как он и обещал, наградой мне пусть и не за долгий но, наверное, все же безупречный труд стал красивый банковский вексель на предъявителя. И сумма, проставленная в нем, тоже выглядела достаточно красиво.

Нет, богачом в одночасье я не стал, и все же капитал у меня появился весьма солидный. Имевшиеся у меня деньги – подарок Жюстина – я перевел на другой вексель, благоразумно решив, что десяти монет будет вполне достаточно, чтобы добраться до места. Оба векселя я вложил в заблаговременно приобретенный кожаный тубус. Продавец сего девайса многократно заверил меня, что оный совершенно водонепроницаем. Для этого необходимо выполнить ряд весьма необременительных условий. В частности, не бросать тубус в воду, не держать его под дождем, и еще крайне желательно обернуть в пару слоев хорошо просмоленной парусины. Ну что ж, это в моих интересах, решил я.

Вряд ли мне этих денег хватит на приличную свадьбу, моя любимая не рыбачка и не белошвейка, а вот вполне приличный подарок для невесты я позволить себе смогу. Или возможны варианты.

Избавиться от Корнета удалось на удивление легко, особенно после того, как покупатель узнал, откуда тот родом. Севелугов здесь знали, и то, что Корнет вырос в их степях, оказалось лучшим сертификатом качества. Покупатель, немолодой егерский офицер, даже не стал торговаться.

Горднер сказал, что задержится в Мулое не менее чем на две-три недели, затем отправится в Дрондер. И если мне придет в голову желание встретиться с ним, то такое вполне реально.

Нет, господин барон Эрих Горднер, это вряд ли. И человек ты хороший, и как учитель просто бесподобен, но хватит мне уже приключений, по горло сыт. Отныне у меня совсем другие жизненные планы. Вот разве что посидеть за бутылочкой-другой доброго вина и вспомнить былое – это да, это можно.

Перед самым моим отъездом мы встретились снова. Горднер напомнил мне об одном разговоре, состоявшемся еще тогда, когда мы довольно много времени потеряли в одной забытой местным Создателем деревеньке, поджидая человека с важными известиями. Это было тогда, когда я и понятия не имел, что на белом свете существует такой человек, как фер Бренуа, и нимало этим не тяготился.

Мы провели там неделю, и единственным нашим развлечением было фехтование. Горднер делал это больше от скуки, ну а я, понятно, очень радовался такой возможности. Тогда меня одолевало двоякое чувство. Так хотелось бросить все и рвануть в Велент, к Милане. И в то же время я отлично понимал, что вряд ли судьба во второй раз преподнесет мне подарок в лице такого мастера.

Так вот, после одного из занятий, когда я в очередной раз убедился в своей ущербности, Горднер сказал мне следующее:

– Артуа, сейчас я расскажу тебе одну историю. Один мой хороший знакомый был отличным бойцом. Ты не поверишь, но я радовался, когда мог одержать верх в двух схватках из пяти. Однажды он погиб в бою с далеко не с самым сильным соперником. И это произошло потому, что он боялся умереть.

Так вот. Каждый день ты должен думать, что умер накануне, – продолжил он. – И если ты умер еще вчера, то тебе нет смысла бояться смерти сегодня. Любой из нас представляет собой то, что о себе думает и в чем не сомневается. Ты воин, хороший воин, но только уже мертвый воин. По-настоящему же ты умрешь в тот самый миг, когда засомневаешься в этом. Подумай над этим.

Тогда он сказал много, очень много. Но мне запомнились именно эти слова. О них он напомнил мне и сейчас.

В путь я отправился с самого раннего утра. Вернее, отправились мы втроем, потому что вместе со мной поехали Тибор и Крижон. Они должны были сопроводить меня до самого Велента и лишь затем вернуться в столицу. Горднер не имел ничего против, когда я заговорил о том, чтобы взять Крижона с собой. Дел у барона в ближайшее время никаких не предвиделось, да и раны следовало залечить основательно, а на это потребуется не меньше пары месяцев.

Тибор отправился за компанию, слишком уж деятельная у него натура. Ну и еще за практически пустяковую плату. Вызвался он сам, и я какое-то время не мог понять, чего ради, кроме его собственных уверений, что долго ему на одном месте не сидится.

Как выяснилось, вернуться как можно скорее в столицу у Тибора была достаточно веская причина.

Муж одной из его сестер предложил ему весьма выгодное дело. Разговор состоялся давно, но только сейчас у Тибора появилось достаточно средств, чтобы войти в дело в равной доле.

Вот и торопился он, покуда денежки не ушли из его рук не в пример легче, чем туда попали. Мулой – город немалый, соблазнов хватало.

У Крижона причин оказалось целых две. Увидеть столицу Империи – Дрондер он мечтал давно. О второй причине я узнал случайно, и у меня от удивления чуть было не отвисла нижняя челюсть. Один негодяй, которого по недоразумению назвали Тибором, уверил его в том, что после того как мы посетим столицу, то сразу отправимся разыскивать человека, который что бы в руки ни взял, все в золото обращает. Это я как-то к теме разговора рассказал легенду о царе Фригии Мидасе, что было еще до Крижона.

На вполне резонный вопрос Крижона, почему этого человека надобно искать, ведь с такими способностями жить ему на земле как в раю, Тибор ответил, что не все так просто. Обращать-то он обращает, да вот только очень больно ему такое дается. И корчи, и судороги, и боль зубная. И еще диарея страшная. Правда, он назвал ее по-другому. Но теперь все на мази будет, утверждал прохиндей, потому что Верина дала барону Артуа особый наговор. В награду за то, что он ее внучку в герцогский дворец пристроил.

В Верину Крижон верил безоговорочно. Потому что избавила она его от непреодолимой тяги к азартным играм. Крижон ведь и до этого несколько раз пытался, и денег достаточно много потратил на всяческих шарлатанов. А Верина с одного раза его вылечила. Крижон тоже поначалу в ней сомневался. Но когда после сеанса выяснилось, что больше его не тянет играть и он даже может спокойно смотреть на то, как играют другие…

Поняв это, Тибор сразу прибежал к Верине с благодарностями и все спрашивал, что ей нужно. Но Верина только послала его: одним дураком на свете меньше стало, вот ей и награда. Мы все тогда слушали их разговор, покатываясь от смеха.

Так вот, Тибор сказал Крижону, что все это страшная тайна и теперь Крижон вроде как бы на испытательном сроке. Если он будет плохо себя вести, то не возьмет барон, то есть я, его с собой. А это автоматически означает, что ни черта ему не перепадет. Кроме того, выяснилось, что барон, то есть я, весьма прислушивается к мнению Тибора, из чего Крижон должен сделать соответствующие выводы. И нелишне при этом помнить, что ему, Тибору, очень нравится пиво.

Вот же зазря талант у человека пропадает. Ему бы в наш мир – да в президенты или в премьеры. На самый худой конец – в депутаты. Нигде бы ему цены не было.

Что ж, такая компания со всех сторон вполне меня устраивала. И в дороге будет значительно легче. Ну и самое главное, два человека – это уже почти свита. Прибыть в сопровождении не каких-нибудь бродяг, а самых настоящих воинов, имеющих, несомненно, грозный вид и дорогое оружие. В эти времена и в этом мире такие вещи очень много значат и производят нужное впечатление. Дальше будет видно, ведь если следовать моим планам, то люди мне понадобятся, а с ними обоими я уже предварительно переговорил. Очень предварительно переговорил, поскольку принимать окончательное решение еще рано. Ну и получил такое же очень предварительное согласие.

С Вороном у меня сложились вполне нормальные отношения. Вероятно, на аргхалов слишком наговаривают, заявляя об их трудном характере, капризности и невероятном упрямстве, или мой конь не типичный аргхал. Это я о характере. С виду-то его ни с какой другой лошадью не перепутаешь, слишком бросаются в глаза особенности породы.

Есть у него, правда, одна слабость, любит он ржаной хлеб, посыпанный крупной солью. Морковку тоже любит, но это для всех лошадей типично. А вот к хлебу… Нет, наверное, ни одной другой такой лошади, чтобы любила его так самозабвенно.

Я уж и объяснять ему пытался, что неправильно это. Только толку от этого мало.

– Я человек, – говорил я ему, указывая на себя пальцем. – А ты лошадь, конь. – Теперь мой палец смотрел на него.

– Люди, – и я возвращал палец в исходное положение, – едят хлеб. А лошади, – тут мой палец снова целился в Ворона, – пусть и такие статные, красивые, быстрые и неутомимые, питаются травой, всяким там овсом с ячменем и прочей растительностью. Ты меня понял?

Ворон фыркал, соглашаясь, и тут же начинал обнюхивать карманы, почему-то всегда безошибочно находя тот, где действительно лежала краюха, предмет наших разговоров. Пучок же травы, заботливо мною сорванный, Ворон брать категорически отказывался, еще и косил на меня взглядом: сам такое жуй. Я корил его, заявляя, что за кусок хлеба он меня продать сможет, но раскаяния в его глазах так и не видел.

Была у него и еще одна слабость, более мне понятная: Ворон любил кобыл. Жеребец, что с него взять? Кобылы, правда, вниманием его тоже не обделяли. Однажды произошел, можно сказать, курьезный случай, и рассказал мне о нем Тибор. Сначала он немного помялся, что на него в общем-то не очень похоже, затем все-таки решился. Как оказалось, проезжая какую-то деревню, я засмотрелся на симпатичную селянку, стоявшую на обочине тракта. Мой Ворон в это время смотрел на противоположную сторону дороги, на пасшуюся на лугу кобылу. Так мы и ехали некоторое время, затем синхронно повернули головы навстречу движению.

Тибор даже хохотнул, вспоминая, затем осекся по понятной причине. Ведь я теперь о-го-го кто, а он как был, так и остался. Это он так считал конечно же.

Я представил себе всю картину, и мне самому стало смешно. Я что, я к любимой спешу и просто полюбовался немного, ведь та девчонка действительно была очень симпатичной. Волосы цвета соломы, ярко-синие глаза и чуть вздернутый носик, весь покрытый милыми конопушками. Ворону тем более можно глазеть, он же животное.

Нет, ну до чего же мне с ним повезло! Такой у него шаг комфортный, что хоть стакан с водой на круп ставь – не прольется. Даже когда галопом идет. Я ему все на ноги поглядывал, свесившись, пытаясь определить аллюр. Говорят, что иноходцы обладают таким достоинством, как очень мягкий шаг. Как будто бы нет, Ворон шел скачками.

Ни на кого его не променяю, даже если придется одним хлебом кормить. Вот только Мухорку немного жалко. Да кто же мог знать, что все так случится? Но и места лучше для нее не придумаешь, чтобы спокойно встретить старость.

И думается так хорошо на спине Ворона. Наверное, это еще одно достоинство аргхалов, о котором никто не догадывался. Встречусь с любимой, решим, что и как будет дальше, и займусь делами. Есть, есть у меня задумки, не так уж мало я знаю и о производстве, и о технологиях. Будет чем удивить и озадачить местный рынок. Можно, конечно, и просто торговлей заняться, опыт и в этом деле имеется. Вот только не очень по душе мне это дело.

Помню, пока имелись проблемы в процессе становления, было интересно. Когда дело наладилось и пошла текучка, сразу интерес пропал. Не мое это.

Мне всегда больше нравилось что-то организовывать, какие-то проблемы решать…

Да я их всех тут одним конвейерным производством или штамповкой заставлю крупными слезами плакать. Это надо же каждую вещь отдельно делать, мыслимо ли это? В общем, даешь прогресс. Когда здорово поднимусь в этом мире, заставлю себя Великим Прогрессором величать. Слово «Великий» и в местных языках есть, а «Прогрессор» оставлю без перевода. Надо будет только выяснить, не созвучно ли оно на местном языке с каким-нибудь непотребством.

И все же, наверное, далеко не все так просто. И примеры имеются.

Индия охотно покупала у моей страны «сушки», те самые, что имеют двигатели с изменяемым вектором тяги, позволяющим выполнять немыслимые до этого фигуры высшего пилотажа. Затем решила производить их сама. Лицензия? Не вопрос. Техническая документация? Было бы оплачено. Помощь в строительстве завода? Да никаких проблем. Строили-строили и наконец построили. Пришло время выпуска первого изделия. А нет. Индусы к нам: помогите. Платите, сейчас пришлем. Заплатили. Прислали.

Торжества по поводу первенца. Дело ко второму – и опять нет. Опять прислали. Так и не пошло дело. Снова стали просто покупать. Может, что-то и изменилось, но я уже не в курсе, я к тому времени уже Артуа начал называться.

Самолет, конечно, штука сложная, но и индусы не дикари, в отличие от местной публики. Уметь пользоваться – совсем не значит уметь производить.

Может быть, все дело было в менталитете. Специалисты, работающие там, жаловались, что не могут индусы делать то, что для моих соотечественников совсем привычно. Освоят они одну операцию, и все, чуть изменилось что-то – в ужас приходят. Ведь на нашем производстве и смекалка, и инициатива нужна. Построили бы там что-нибудь другое – глядишь, и вышло бы все отлично.

Или другой пример, один знакомый рассказывал. Произошло это еще в те времена, когда только-только железный занавес открылся, и хлынули в страну доселе невиданные товары. В общем, попросили его однажды перевести инструкцию к микроволновой печи. Казалось бы, чего тут сложного, адаптированный английский, чуть ли не пиджин. Только в глаза он ее никогда не видел, микроволновку эту, и пользоваться не приходилось.

Читать-то о ней читал, в толстом околонаучном журнале, человек образованный. И даже принцип действия представлял. Только вот те места в инструкции, где говорилось о том, что яйцо или помидор сначала проткнуть нужно, перед тем как в печь отправлять, ставили его в тупик. Не мог он понять, для чего это делать. Отказался, словом. Давно это было, и, наверное, пример не самый удачный, но попробуй объясни человеку то, о чем он даже представления не имеет.

Так что со сложными технологиями торопиться не будем. Не до аэропланов, со штамповки ширпотреба начну. Наверное.

Есть и еще очень и очень привлекательные варианты, только, для того чтобы их реализовать, необходимо сначала утвердиться здесь. Иначе может произойти так, что приберут к рукам все мое дело. Потому что желающих, нисколько в этом не сомневаюсь, найдется предостаточно. А я сейчас кто? Да почти никто, и звать меня почти никак.

Слишком уж оно будет громкое, это дело, на всю Империю. И затрат особых не потребует. Только сейчас я об этом стараюсь даже не думать лишний раз, чтобы не сглазить.

Глава 23 FIERI PRAESTAT, GUAM NASCI

Что-то у меня в этом мире большая часть времени в дороге проходит. Как в Дертоген попал, так и не прекращаются мои путешествия. Видимо, услышал кто-то наверху о давнишних моих мечтах и обеспечил приключениями в полной мере. Да и где же их еще искать, как не в дороге? При желании-то, конечно, можно найти приключения, прогулявшись пару раз вокруг своего дома или посетив ближайший пивной ларек, но это уже особый случай.

Вообще-то мне здесь нравится почти все. И климат, и люди, и экология. Особенно теперь, когда я барон с отличной шпагой на прекрасном коне. Вот только неприятностей бы чуть поменьше, ведь сыплются они как из рога изобилия. Не успеешь с одной разобраться, как уже следующая радостно потирает ладошки в предвкушении встречи.

По мере приближения к Дрондеру движение на тракте становилось более оживленным, чаще стали попадаться постоялые дворы. Тот, где мы остановились, выглядел как-то особенно уютно и был расположен в живописнейшем месте на берегу небольшого озера, сплошь заросшего кувшинками. На дальнем от дороги береге возвышалась скала с росшим на самой вершине одиноким деревом. И дубрава, густая дубрава по обеим сторонам тракта. Красиво.

Двор почему-то назывался «Грех и раскаяние», и мы провели в нем чуть ли не сутки, заселившись задолго до заката и отправившись в дорогу лишь на следующий день после обеда, позволив себе продолжительный отдых. Без этого никак, лошади – не машины и имеют обыкновение уставать.

Я расплачивался с хозяином за отличный обед, который мы только что отведали, когда на улице послышался шум. Сначала я не обратил на него внимания, в подобных местах это обычное дело. Тем более что голос, звучавший чуть ли не на визгливой ноте, явно принадлежал дворянину. А эта публика вечно чем-то недовольна. Такое вот у меня сложилось мнение из моего опыта общения с ними. Что характерно, чем ниже дворянин по статусу, тем он скандальнее, видимо, пытается таким поведением компенсировать свое ничтожество. Да и что их в большинстве случаев отличает от обычных крестьян? Если только принадлежность к дворянскому сословию да непомерная гордыня, напрямую связанная с этим. Особенно это относится к провинциальным дворянам. Сейчас я выйду и обязательно увижу одного из них, грубого невежественного человека с непомерным самомнением и гнутой ржавой шпагой на боку.

Нет, конечно, далеко не все такие. Всегда эти люди были на острие культуры, благородства и примеров служения отечеству. Помню, меня поразило, когда я прочитал о родном брате императора Александра I, великом князе Константине Павловиче, том самом, что прошел вместе с простыми солдатами армии Суворова всю Италийскую кампанию и выдержал переход через Альпы.

Как оказалось, в своих предположениях я не ошибся, вот только картина, увиденная мной, совсем мне не понравилась. Перед визжащим провинциалом, возвышаясь на целую голову, стоял Тибор, и по щеке его сбегала тонкая струйка крови от пощечины, нанесенной ему перчаткой чрезвычайно разгневанного дворянчика. Представитель местной знати продолжал орать на Тибора, называя его хамлом, быдлом и еще рядом подобных столь же нелестных слов, которым я даже не мог подобрать перевода.

Так, если взять его за шиворот и раскачать, то легко можно отправить под ноги к еще трем господам, прислушивающимся к разговору. Здесь главное поймать момент, когда все его усилия будут направлены на восстановление равновесия и он отклонится в противоположную сторону. Тогда полетит он как миленький, подняв при падении клубы пыли.

Вот только делать этого никак нельзя, потому что он в своем праве. Если Тибор оскорбил дворянина, то такой проступок грозит ему очень серьезными последствиями. Конечно же дело до суда не дойдет, не по статусу дворянам сутяжничать. Все решится здесь, на месте. И боюсь даже думать, чем все может закончиться. Но делать что-то обязательно нужно, ведь это мой человек.

– Что здесь происходит? – решительно заявил я, приняв соответствующую позу, положив руку на эфес шпаги. Сначала попробуем разобраться, а затем уже будем что-то предпринимать.

Человек обернулся ко мне и, увидев, что имеет дело с дворянином, гневно произнес:

– Это быдло оскорбило меня! – Для наглядности он указал пальцем на смертельно бледного Тибора.

– Преднамеренно?

Это очень важно, потому что в таком случае Тибора трудно будет спасти от расправы.

– Какая разница, преднамеренно или нет. Он оскорбил меня, и этого достаточно!

– Для кого достаточно? – Люблю разговаривать вопросами, это мало кому нравится и практически всех нервирует.

– Да хотя бы для меня!

Чем же бедный Тибор мог тебя оскорбить? Ведь он хорошо представляет себе последствия неуважительного поведения с представителями знати.

– Не имею чести?.. – Тоже неплохой вопрос, после которого воспитанные люди обычно представляются. У этого воспитания хватило.

– Эрнеур Агреус, – последовал легкий кивок, после которого мне следовало представиться самому.

– Артуа де Койн, барон. – Мой ответный кивок был ничуть не тяжелее. Кроме того, я убрал руку с эфеса шпаги – и сделал это очень удачно, потому что лучи солнца засверкали на крупном сапфире, утопленном в навершии эфеса.

Вот так-то, мон шер. Я, в отличие от тебя, имею титул, что в местной табели о рангах существенно повышает мой статус.

– Де Койн? Что-то я не слышал о таком роде, – не сдавался мой оппонент, скользнув взглядом по моей одежде. Конечно же его интересовал не ее фасон и даже не качество материала, пошедшее на ее изготовление. К дорожной одежде требования другие, и судить можно скорее по оружию, что я продемонстрировал вполне успешно. Суть в другом – в ее цветах.

Любой наиболее значимый род в Империи, да и не только, имеет свой особенный цвет, вернее, трехцветье. Например, Эйсенам принадлежал черный, золотистый и немыслимый оттенок голубого. Так вот, по этим цветам можно составить представление о принадлежности дворянина к тому или иному роду. Роды мелкие, но имеющие отношение к более знатным, могут иметь в своем гербе такие же цвета, но с некоторым отличием в оттенках, насыщенности и так далее. Когда представители разных родов сочетаются браками, то иногда их потомки пользуются уже сочетанием двух фамильных цветов. Словом, в подавляющем большинстве случаев по одежде можно составить хотя бы отдаленное представление о знатности и древности рода.

Конечно, совсем не обязательно отмечать свою родовую принадлежность пестротой наряда. Можно обозначить ее цветами перевязи шпаги, ремнем, лентой на тулье шляпы, другими деталями одежды, камнями в перстне, наконец. Неважно – как, главное, чтобы окружающим было понятно.

Так вот, ничего такого у меня еще не было. Не успел я еще обзавестись такими необходимыми вещами, как герб, родовые цвета или хотя бы девиз. Но знать ему об этом было совсем не обязательно.

– Вы знаете, я нахожу это весьма удивительным, – задумчиво протянул я, внимательно оглядев по очереди оба его уха.

Нет, я ничего не имею против людей с большими, почти огромными ушами. Вот только последняя его фраза если еще не оскорбление, то явный намек на него. В этой среде свои правила игры, и играть по ним придется, хочу я того или нет.

Моя шутка понравилась даже тем троим, которые, несомненно, были из его компании. Они даже не смогли сдержать улыбок, скромных таких и едва уловимых, но все же…

Тибор продолжал стоять в прежней позе, боясь пошевелиться. Для этого мира ситуация очень серьезная. Ничего, друг, мы что-нибудь придумаем. И дело даже не в том, что мы с тобой прошли огонь и воду и видели очень много. Будь на твоем месте человек, которого я знал бы всего второй день и с которым бы нас ничего не связывало, ничего бы не изменилось. Ты со мной, и я за тебя отвечаю. Иначе грош мне цена, что в этом мире, что в любом другом.

На самый крайний случай есть у меня одна мысль, и она обязательно должна сработать. Если дело зайдет слишком далеко и ничего уже нельзя будет изменить, я поинтересуюсь у своего собеседника, не из Сонтрондира ли родом его шпага?

Сонтрондир, небольшое королевство, расположенное рядом с Монтарно. Судя по рассказам, страна эта ничем не примечательна, кроме одного. Дворянский титул там можно купить. Причем купить за весьма приемлемые деньги. Вот только в Империи, да и во многих других державах получение такого дворянства весьма презираемо. Наверное, это снобизм, но, с другой стороны, дворянство должно присваиваться за какие-нибудь особые заслуги. Меня в расчет не берем – до сих пор кажется, что титул достался мне не совсем заслуженно. Хотя тот же Горднер успел уже пару раз успокоить меня по этому поводу.

Человек, купивший себе новый статус, не мог рассчитывать на хоть какое-нибудь уважение со стороны других дворян. Ему откажут в доступе во многие дома, да и там, куда он умудрится попасть, будут постоянно посмеиваться за его спиной. С владельцем купленного титула не станут спешить породниться, будь он даже владельцем весьма приличного состояния. Деньги здесь решают далеко не все, и это, наверное, правильно. И самое главное, обвинение в получении дворянства именно таким образом считается тяжелым оскорблением, за которым немедленно последует вызов.

И я ни секунды не сомневался в том, что большеухий мгновенно забудет о Тиборе, едва я задам ему этот вопрос. К сожалению, ничего более умного в голову не приходило. Так, ждем его ответный ход.

Когда мой собеседник уже открыл рот, чтобы произнести, не сомневаюсь, нечто для меня оскорбительное, из-за угла двухэтажного здания постоялого двора показался Крижон, который вел в поводу горделиво вышагивающего Ворона.

Ну до чего же он хорош! Лебяжья шея, длинные тонкие ноги, черная блестящая атласная кожа – само совершенство!

– Аргхал! – восторженно прошептал мой недавний оппонент. Кем бы он ни был, но в лошадях явно знал толк. Да и не нужно быть особым знатоком, достаточно лишь посмотреть на моего коня. Вряд ли он сможет оставить хоть кого-нибудь равнодушным.

Когда Крижон подвел его совсем близко, Ворон потянулся ко мне головой. Как же, как же, мой зайчик. Я же совсем о ней забыл со всеми этими негодяями. Вот она, твоя ржаная горбушка, посыпанная крупной, чуть желтоватой солью.

Ворон осторожно снял угощение с моей ладони бархатными губами и ткнул носом, всхрапнув.

Сейчас поедем, красавец, застоялся ты за это время. Ну их всех к черту с ничтожными проблемами и амбициями. Я вставил ногу в заботливо придержанное Крижоном стремя и легко взлетел на коня. Надеюсь, это у меня получилось действительно легко, потому что сейчас мне нужно было показать, что именно всадник достоин своего коня, а не наоборот. Иначе меня бы явно провожали насмешливым взглядом: везет же людям, на коне ездить толком не умеют, а обладают таким сокровищем.

Уже с высоты Ворона я заявил этому человеку, все еще стоявшему под впечатлением увиденного:

– Я обязательно накажу его, господин Агреус. И, клянусь честью, мое наказание будет очень жестоким.

Тибор поежился теперь уже под моим взглядом, надеюсь, достаточно тяжелым, а Агреус кивнул, словно говоря: «Да, да, конечно, нисколько в этом не сомневаюсь». Как же ты вовремя появился, Крижон, пусть даже сделал это случайно. Ведь все могло закончиться достаточно плачевно. А для Тибора царапина на щеке – очень удачная расплата за то, что он, может быть, даже и не совершал.

Когда мы отъехали достаточно далеко, я поинтересовался у «жертвы дворянского произвола»:

– Что произошло?

– Я наступил ему на ногу, ваша милость, – ответил тот.

Да уж, еще раз спасибо Крижону. Вполне возможно, за такое его и убить могли. И мне не удалось бы за него заступиться, потому что меня бы не смог понять абсолютно никто. Да и было ли у нас по-другому? Примерно в такие же времена в Японии крестьянин мог лишиться жизни за один лишь косой взгляд в сторону самурая.

– Тибор, – снова обратился я к нему, – я дал слово дворянина, что накажу тебя, и накажу очень жестоко.

Тот кивнул. А что ему еще оставалось делать, сыну своего времени и своего мира?

– Так вот, ты трижды объяснишь Крижону, почему обманул его насчет человека, который может своим прикосновением превратить любой предмет в золотой.

Крижона пошатнуло в седле. Ведь я знал его планы, в которых добытому таким способом золоту отводилась главная роль. Все та же корчма, только уже не на родине, а на западной окраине Мулоя, где он даже успел присмотреть для нее место. Слишком уж злая шутка получилась на этот раз у Тибора, хотя вряд ли он такого хотел. Ничего, отбрешется, да и Крижону пора поумнеть и перестать верить во всякие сказки. Тем более объясниться Тибору рано или поздно все равно бы пришлось.

В Дрондере мы пробыли пару дней. Причиной тому стало мое решение положить оба векселя в один из столичных банков. Так будет спокойнее для меня и надежнее для денег. Оба моих векселя были на предъявителя, но получить по ним деньги случайному человеку весьма затруднительно. Существовала специальная защита: чтобы доказать работникам банка, что векселя действительно мои, мне следовало при обращении за деньгами озвучить несколько цифр. Прямо ПИН-код какой-то. Уж не знаю, где такие цифры в векселе были зашифрованы и каким образом это сделали. Я внимательно изучил оба векселя, но так и не смог ничего понять. Выполнены они были из пергамента хорошего качества и пропитаны бесцветным веществом, видимо, для защиты от влаги.

Герб банка, выдавшего вексель, печать, сумма цифрами и прописью, еще какие-то закорючки и буквы.

Ничего не понятно. Да и черт с ним, мои ли это проблемы. Проблема оказалась в том, что в банке, куда я обратился, меня попросили подождать до следующего вечера. Не знаю, что было тому причиной, но пришлось подчиниться. «Экспертизу на подлинность будут производить», – усмехнулся я.

В столице мне в очередной раз пришлось обновить гардероб, потому что хотелось предстать перед Миланой совсем другим человеком. Зашел в Геральдическую коллегию, но пока безрезультатно. Дело в том, что при пожаловании титула или получении дворянства составляются новые гербы, которые подтверждаются королевской грамотой. Вот такое послание из герцогства я и ждал. Не было у меня времени, чтобы полностью решить этот вопрос еще в Эйсен-Гермсайдре, слишком уж мы торопились. Мне только и удалось переговорить с сухим морщинистым старичком, главным в коллегии.

Вместе мы набросали эскиз моего герба, договорились о его цветах и даже обсудили девиз, который будет на нем начертан. Все остальное он должен был сделать сам и переслать после утверждения великим герцогом именно по этому адресу. Тогда я смогу нанести свой герб на любое свое имущество по желанию, а также использовать в одежде мои родовые цвета. Придумать свой герб стоило мне огромных усилий, а затем я просто передрал его с эмблемы «феррари» – черная вздыбленная лошадка на золотистом фоне.

Это были цвета герцогства Эйсен-Гермсайдр, к которому я теперь имел отношение. А третьим цветом я выбрал алый.

С девизом особых проблем не было, почему-то мне в голову сразу пришел один из уже существовавших, пусть и в моем мире. Род этот давно пресекся, а сам я не имел к нему никакого отношения, но смысл девиза мне подходил как нельзя больше.

«Fieri praestat, guam nasci» – так это было на латыни, что в переводе означало: «Лучше быть пожалованным, чем родиться».

Глава 24 ЗАИРА

При нашем расставании Милана дала мне несколько адресов, по которым я мог бы ее найти или, по крайней мере, узнать, где она находится в данный момент. Одно из таких мест находилось в столице.

Столичным адресом оказался дом графа Толньера, находящегося с Эврарнами в близком родстве. Сказать по правде, не очень-то я и волновался, входя в его дом. Слишком мала была вероятность того, что Милана окажется там. Так оно и вышло.

Графа в доме не было, но это меня нисколько не расстроило. Один из его слуг поведал, что и хозяин дома, и Милана находятся сейчас в Веленте. Девушка действительно была здесь совсем недавно, еще и трех недель не прошло. И еще добавил, что мне следует поторопиться, чтобы застать ее в Веленте, поскольку в самом скором времени она собирается в Сверендер.

То, что слуга знает так много, меня не удивило. Зачастую они бывают осведомлены лучше хозяев. А вот поторопиться действительно следовало. Если до Велента всего несколько дней пути, то в Сверендер дорога будет измеряться уже неделями.

На следующее утро вопрос с векселями был решен, и наша троица вновь отправилась в путь.

Первые два дня пути прошли нормально, но на исходе третьего выяснилось, что их лошади не смогут выдержать заданный мной темп. Захромала кобыла Крижона, и остаток пути в тот день мы плелись уже шагом. Да и конь Тибора выглядел весьма утомленным дорогой.

Я оставил приятелей на постоялом дворе. Жаль, конечно, в их сопровождении я смотрелся бы более солидно, но взамен я значительно выигрывал в скорости. Ворон шел легко, мне даже приходилось сдерживать его ход. Слышал я об одном зверском способе забоя коней на мясо. Бедных животных привязывают к столбу и кнутами заставляют бегать по кругу, пока лошадь не падет. Мясо, как мне говорили, становится мягче и уже не отдает конским потом. Так вот, если бы изуверы привязали к такому столбу моего Ворона, то они скорей умерли бы от старости, чем мой красавец запыхался.

В Велент я попал поздним вечером, когда звезды уже заняли свои места на небосводе. И мне стоило немалых усилий, чтобы дождаться утра. Вполне объяснимо, что на следующий день я подходил к дому герцога Кейтского с затаенным волнением. Конечно, Милана могла находиться и в его загородном доме, том самом, который так похож на замок. Но мне почему-то казалось, что она непременно окажется здесь. Мне даже послышался ее голос, когда я дожидался в гостевой зале. Ожидать мне пришлось недолго, не больше пары минут. Вышел человек, одетый в ливрею родовых цветов герцога, и сообщил, что леди Миланы в доме нет, как нет ее и в Веленте. Графиня несколько дней назад убыла с мужем в Сверендер.

Сначала я даже не понял, о ком идет речь. Какой муж, о чем ты? Может, в этом доме есть еще одна Милана?

Увидев мое удивленное лицо, дворецкий сообщил, что леди Милана вышла замуж еще две недели назад, и сейчас молодожены отбыли в Сверендер. Свадьба состоялась здесь, в Веленте, по просьбе ее дяди, герцога Кейтского.

Плохо помню, как я вышел из дома герцога. «Две недели, я не успел всего лишь на две недели, – долбила голову одна и та же мысль. – На каких-то две недели».

Через открытые по случаю жаркого дня окна корчмы, в которой я уселся, доносился шум города. Звонкие голоса мальчишек, цоканье подков по мостовой, призывы продавца-лоточника покупать горячие пирожки, водонос, позвякивающий колокольчиком, две девицы, весело что-то обсуждающие…

Всего две недели… Хотя почему две недели? Две недели назад была свадьба. Не могли же они познакомиться и пожениться в один день. Так не бывает. Значит, все произошло намного раньше. Два месяца назад, три месяца, четыре месяца. Я ведь почти уложился в срок, который назначил самому себе, – полгода. И задержался всего лишь на те самые две недели.

Мог бы я приехать раньше? Конечно, мог, если бы бросил Горднера и сразу отправился сюда из герцогства. И что бы изменилось, прибудь я на пару месяцев раньше? Посмотри правде в глаза, Артуа, и ответь честно – да ничего. Потому что это не тот срок, за который можно забыть человека. Конечно, если любишь его. Значит, не было никаких чувств с ее стороны, а было всего лишь наваждение.

И что мне теперь делать? Мне и шпага-то нужна была только для того, чтобы мы могли быть вместе. Все пройдет, время лечит. Вот только от этого знания на душе ничуть не легче.

Как мне жить дальше и зачем? Нет, я не собираюсь расставаться с жизнью из-за несчастной любви, слишком уж это глупо. Вот только к чему теперь стремиться? Богатство, слава, власть? Все это нужно лишь для того, чтобы бросить к ногам любимой женщины и сказать при этом: «Все это для тебя, любимая».

Что-то быстро вечер наступил, и потребовалось на это так мало бутылок с вином. Сколько их тут передо мной? Четыре, пять?

Власть? Нужна тебе власть – заведи пару собак и сразу почувствуешь, что такое абсолютное подчинение и обожание. Тебе будут заглядывать в глаза, ловить каждый твой жест и стараться предугадать желание. И нужно будет всего лишь любить этих существ, им даже говорить об этом не надо, они и так поймут. И бросятся умирать за тебя, совершенно ничего не требуя взамен. Люди так не могут и никогда уже не научатся. Потому что со временем они все больше начнут ценить самих себя, верить в собственную исключительность и им все труднее будет умереть ради другого человека.

Конечно, всегда можно заставить. Но нужна ли такая власть ценой изломанных судеб и чьего-то горя?

Слава? Какой славы тебе хотелось бы добиться? Полководца, музыканта, лекаря, ученого? И что для этого нужно сделать?

А богатство зачем? Чтобы можно было позволить себе все, что вздумается. Дворцы, женщины, лакеи и лизоблюды. И что дальше? Да ничего. Только уверенность в своей собственной исключительности и убеждение в том, что купить можно все. Да черта с два. Ничего подобного.

Много у тебя денег? Тогда попробуй купить себе честь или совесть. Они либо есть, либо нет, и это не зависит от количества звенящих в кармане кружочков или шуршащих в бумажнике фантиков.

Попробовать вернуться к Горднеру? И что я буду иметь? Приключения, о которых всю жизнь мечтал? Как сказал Атос, пусть и по другому поводу: «Жизнь бессмысленна, даже если в ней есть приключения». Вот теперь я хорошо понимаю, что он этим хотел сказать.

Хозяин! У тебя что, закончилось это замечательное розовое вино? Так пошли кого-нибудь за ним, вот тебе деньги. И еще вон тем чумазым пацанам, что заглядывают в окно, хотя им уже давно пора спать. Нет, не вина, конечно, сдурел, что ли? Дай им хлеба и своей замечательной колбасы, что ты на удивление вкусно готовишь.

Нет, пожалуй, не нужно мне больше вина, пойду я спать, здесь совсем рядом. И передай тем двум чертям, если они вдруг решат последовать за мной, что у меня сейчас не то настроение, чтобы просто прочитать им нотации. Да, да, именно этим. Пусть не думают, что их намерения мне было трудно понять даже в теперешнем своем состоянии.

Я остановился в «Приюте странника», самом фешенебельном заведении подобного толка в Веленте. Хотелось мне вчера привести себя в порядок перед встречей с Миланой. Когда-нибудь такие заведения будут называться гостиницами. Они и сейчас не слишком-то от них отличаются, разве что вместо парковки крытые коновязи. И еще есть конюшня, такая, какой ей и положено быть, со стойлами. В одном из них и мой Ворон, но сейчас я к нему не пойду. Он не должен видеть меня в таком состоянии, ни к чему это.

А пойду я в свою комнату и лягу спать, утром мне станет легче. Наверное. И еще выпью перед сном вина. Черт бы их всех побрал в этом мире, почему здесь нет ничего крепче этой безалкогольной кислятины. Но я не буду помогать им в этом, ни за что не буду. Сами разберутся и поймут, что истина именно в вине, но никак не в спирте, в нем содержащемся.

– Вина, тускойского, три бутылки, мне в комнату. – Для наглядности я показал хозяину «Приюта» три пальца и тут же одернул себя: здесь это очень неприличный жест. Чтобы обозначить цифру три, следует показать один палец на одной руке и два на другой. Какая разница? Вот уроды. Ничего, стерпит, зря я, что ли, теперь с железякой на боку хожу. Вот прежнего меня за такое могли и выпроводить, коленом под зад.

Действительно, хозяин, толстяк со сплошь заросшим волосами лицом, съел и не поморщился. Еще и поинтересовался услужливо:

– Может быть, господин девочку желает? Очень хорошая девочка, господину непременно понравится.

Ты что, совсем очумел, какую девочку? А то не видно, что мне сейчас не до них! Поэтому я сказал:

– Хорошо, зови свою девочку. И главное, вино не забудь.

Я успел ополовинить бутылку, когда в дверь тихо постучали.

– Кьюис. – Это такое позволение войти, у уродов этих. Потому что «кьюис» означает что-то вроде «отодвигай».

Вошла девушка, подошла ко мне и застыла в ожидании. Молода, мила, свежа и чем-то неуловимо напоминает Милану. Теперь мне все будут Милану напоминать. Видимо, я сморщился, потому что она спросила:

– У господина что-то болит?

Все у меня болит, все, и лекарство паршивое.

– Как тебя зовут? – спросил я, указывая ей на соседний стул.

– Заира, – ответила она и сама задала мне вопрос: – Быть может, у господина есть какое-нибудь особое желание?

– У меня три особых желания. – На этот раз я благоразумно использовал обе руки, чтобы показать, что желаний целых три. – Перестань называть меня господином и выпей со мной. И самое главное: пожалуйста, веди себя так, как будто ты не на работе.

Заира кивнула. Красивая девушка и чем-то напоминает Милану.

Нет у меня опыта общения с женщинами, меняющими ласки на деньги. Без этого всегда обходился. Хотя нет, был один случай. Но тогда я до самого последнего момента не знал, кто она на самом деле.

Давай, девочка, посидим и помолчим. И еще выпьем немного вина. Нет, напиваться мы не будем, зачем. Вот только я передвину подсвечник с одинокой свечой, чтобы лучше тебя видеть. Ты красива, очень красива, Заира, и так похожа на Милану.

Я не буду расспрашивать тебя о твоей жизни, о твоем прошлом, расскажи мне лучше, что тебе нравится, что ты любишь и о чем мечтаешь. А я буду просто сидеть и смотреть на тебя. Наверное, слова о том, что можно бесконечно смотреть на огонь и воду, придумала женщина, потому что в этом списке нет женской красоты, которая непременно должна быть на первом месте…

– …Ты всю ночь называл меня Миланой. Всю ночь, – прошептала Заира, удобно пристроив голову на моем плече, когда за окном забрезжил рассвет.

Мне и казалось всю ночь, что рядом со мной Милана.

– Артуа, наверное, у тебя давно не было женщин?

Хочешь, я тебе скажу с точностью до одного часа, сколько у меня их не было? Вот только зачем тебе это?

– Ты был очень нежен со мной. Я понимаю, что все это было не для меня, но все равно спасибо тебе. У меня еще никогда так не было. Мне пора, Артуа.

Заира чмокнула меня в щеку и соскользнула с постели, одеваясь. Погоди, девочка, сейчас я отдам тебе твои деньги. Где же этот чертов кошель? Куда я его засунул вчера?

Девушка увидела мою шпагу и округлила глаза:

– Ты… Извините, вы дворянин?

Тебя что, не предупредили, когда посылали в мой номер?

– А что, непохож? – Какая мне теперь разница, кто я, ведь все это было ради той, чьим именем я тебя называл.

– Нет, то есть да… – смутилась она. – Но вы ведете себя не так, как все.

Вот только не нужно говорить, что с благородными у тебя другая такса, иначе все испортишь. Ничего подобного она не сказала, лишь держаться стала чуточку скованней.

Вот он кошель, нашелся наконец. Я веду себя так, как привык. И все мои привычки еще с прежнего мира. Хотя прошел уже год.

Так, возьми, Заира, и не отдергивай руку. Если бы не ты, я не представляю, как пережил бы эту ночь. Спасибо тебе за тепло твоего тела и за ту частичку тепла твоей души, что ты мне подарила. И я надеюсь, я даже верю в то, что все это было не за деньги, потому что так притворяться нельзя. Я, может быть, и дурак, даже законченный идиот, но вот в том, что касается эмоций, ошибаюсь редко.

Вот тебе две золотые монеты герцогства Эйсен. В Дрондере за одну такую дают полторы золотые имперские кроны. Не думаю, что здесь они стоят дешевле. И еще два серебряных конта, твоя обычная плата. Потому что я не хочу, чтобы тот, кто послал тебя сюда и имеет в этом деле свою долю, видел золото. Быть может, эти монеты помогут тебе, как помогла мне ты. Ведь для того чтобы заработать их, тебе придется посетить несколько сотен клиентов.

Заира ушла, метнув на прощание взгляд, полный благодарности. Счастья тебе, девочка. Ты очень красива и чем-то напоминаешь Милану.

Дверь захлопнулась, и сразу накатило. Болела от вчерашних возлияний голова, но еще больше болела душа. То, что называют «моральным похмельем». Алкоголь сжигает сахар в крови. Это всего лишь обычная химия.

Человек – сплошная химия, ходячее собрание химических элементов, и нарушение баланса любого из них всегда очень плохо. Постоянный недостаток сахара в крови приводит пьющих людей к непрекращающейся депрессии, что заставляет их лезть в петлю или сводить счеты с жизнью любым другим способом. Наверное, их было бы намного меньше, таких случаев, знай эти люди, что их состояние – обычная химия и ничего больше.

Но в моем случае не дождетесь. Я знаю, что происходит внутри меня, и потом, как я могу умереть сейчас, если я еще вчера умер, еще до того, как услышал от дворецкого герцога ту самую весть. Спасибо тебе, Горднер. И тебе, Заира, тоже. И дело совсем не в том, что ты так похожа на Милану.

Вот только голова очень болит. Мой взгляд метнулся на стол, где в гордом одиночестве стояла непочатая бутылка розового тускойского. Нет, вчерашнего достаточно. И потом, мне сейчас идти проведывать Ворона, и я не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии. Не знаю почему, но его мнение для меня очень важно. Как я сейчас понимаю Петра, взявшего в жены женщину с таким прошлым. Ведь только она могла усмирить ту головную боль, что зачастую его мучила. Но нет у меня своей Марты, совсем нет.

Глава 25 ДИФФАМАЦИЯ

Ворон моему приходу обрадовался. Еще бы, две краюхи ржаного хлеба, поджаристые и посыпанные солью, именно такие, как он любит.

– Ты же меня никогда не предашь? – поинтересовался я у него.

Тот только гневно фыркнул:

– Хозяин, ты что, с ума сошел? Конечно нет, ты, главное, хлеб почаще приноси. И поменьше пей, – добавил он после раздумья, обнюхивая мое лицо.

– Не буду, – пообещал я ему.

Так, сейчас плотно поем и буду отдыхать до следующего утра. Что буду делать завтра – завтра и решу. Уеду отсюда непременно, только вот куда мне отправиться?

Увидев хозяина «Приюта странника», я вспомнил о трех пальцах. Неудобно получилось, впредь осторожнее нужно быть с такими вещами. Подлетела расторопная служанка узнать, что угодно господину, в смысле мне.

Хочу жаркое, много жаркого, горячего и острого. Голова прошла, и сразу проснулся аппетит, по-настоящему зверский. Наверное, это Ворон вылечил меня от боли, а кто еще? Не три же бокала вина, выпитых мною залпом?

Доедал я жаркое уже полусонный, изо всех сил стараясь не думать о той, что продолжала занимать все мои мысли. Ничего, переболею, в моей жизни уже было нечто подобное. Тогда я провожал девушку на самолет, почему-то понимая, что больше никогда не увижу. Наверное, мне следовало порвать ее билет, но я так и не смог решиться. И меня долго мучил вопрос, ждала ли она этого или нет. Теперь я никогда об этом не узнаю. Я любил ее, это точно, но сомневался в ответных чувствах. Мы расстались, ну и кто в этом виноват? Это каким же надо быть дураком, чтобы признаться в том, что переспал с ее лучшей подругой? Да что там дураком, идиотом быть надо. И в том, что переспал, и в том, что признался.

Помню, лучший друг сказал мне тогда, пытаясь привести в чувство:

– Артур, не узнаю тебя, ты же такой пофигист, что с тобой происходит?

Мне трудно далось расставание с ней, очень трудно. Я даже думал, что в моей жизни подобного больше не будет. Оказалось, что это далеко не так. Появилась Милана.

Я не брошусь за ней вдогонку, чтобы спросить ее, что же произошло. И дело не в моей гордости. Зачем? Что может изменить наша встреча? Да абсолютно ничего, абсолютно. Милану не могли заставить пойти под венец без ее согласия. Герцог любит племянницу, это заметно. И что я могу от нее услышать при встрече? «Прости меня, Артуа, если сможешь. Прости». Могу и прощу, Милана. Могу и прощу. Вот только как же больно на душе. Сон куда-то испарился без следа. Нет, без вина все же не обойтись. Никто еще не придумал лучшего средства в такой ситуации.

За соседним столом сидела компания из нескольких подвыпивших дворян. Они разговаривали громко, и до меня долетали целые обрывки фраз. Компания обсуждала неудачное дело, дружно обвиняя в этом какого-то Мериаса. Особенно горячился тип с узкими черными усиками, очень напоминающими усы кота Базилио, такие же две стрелки, расходящиеся в стороны параллельно рту. При каждом его слове усы двигались, что, на мой взгляд, представляло собой довольно противное зрелище.

Было заметно, что они не расходились со вчерашнего дня: перед ними на столе стояла батарея винных бутылок, пустых и еще непочатых. Они то повышали голос почти до предела, то шикали друг на друга, переходя на шепот. Заговорщики чертовы, дьявол бы их побрал. Приличному человеку остаться наедине со своим горем не дают. И к себе в комнату идти не хочется, одному еще хуже.

Тип с мерзкими усиками продолжал доказывать что-то остальным, хотя никто и не говорил ничего против:

– Я же говорил Мериасу, что не следует ждать ее шестнадцатилетия. Уже потом можно было бы сказать, что невеста понесла, и, поторопившись со свадьбой, он лишь прикрыл ее грех. И никуда бы она не делась.

Другой – обладатель не в пример более пышных усов и бакенбардов, выглядевший самым трезвым из их компании, – заявил:

– Я был против Мериаса с самого начала. Тоже мне жених. У него характер скорее женский, хоть самого замуж выдавай.

И рассмеялся противным дребезжащим смехом.

Ему возразил еще один, лысый тип:

– У Мериаса самая подходящая внешность. Женщины любят смазливых. Кто же мог знать, что эта дурочка не влюбится в него?

Да уж, история очень похожа на ту, что произошла с Миланой. Может быть, это они и есть? Нет, вряд ли. Иначе получается просто невероятное стечение обстоятельств. Ну и пусть даже это они. Какое мне теперь до всего этого дело? В конце концов, она благополучно избежала той участи, что была ей уготовлена, а я получил за свою помощь вознаграждение, с которым до сих пор не могу разобраться. Надеюсь, что у нее сейчас все хорошо и что она любит своего мужа. Я очень желаю им обоим счастья.

Так, сейчас наверх, посплю после плотного завтрака, а ближе к вечеру поеду и посмотрю на постоялый двор, что на выезде из Велента. Мы договорились, что Тибор с Крижоном будут ждать меня там. Названия двора я не запомнил, но его трудно спутать: слишком уж своеобразное здание. Первый этаж сложен из светлого, почти белого камня, а второй – из красного кирпича. И это напомнило мне о последнем дне, проведенном с Миланой перед ее встречей с дядей. Ну вот, опять о ней подумал.

– …по-моему, я к вам обращаюсь!

Сначала я даже не понял, что это относится ко мне. Что за дурная у меня привычка: задумавшись, устремить застывший и невидящий взгляд в какую-нибудь точку. И этой точкой вполне может быть чье-то лицо. Вот как в данный момент, например.

На меня недовольно уставился обладатель усов-стрелок. Да и кому понравится, когда его пристально рассматривает совершенно незнакомый человек. Поди теперь объясни, что не видел я его, что мне вообще нет до него никакого дела. Как, впрочем, и до всех остальных из его компании. В любом случае обострять отношения не стоит.

– Извините, господа, задумался. – Надеюсь, моя интонация была достаточно убедительной.

Человек этот, секунду подумав, кивнул, бывает. Но тут вмешался еще один человек, который до сих пор молчал и в общем разговоре не участвовал:

– Вам не кажется, господин Как Вас Там, что подслушивать чужие разговоры крайне невежливо?

Голос этот принадлежал самому молодому из этой компании. Блондин, рост выше среднего, телосложение сухощавое, светлые глаза, около двадцати лет. «Прямо ориентировка получилась», – усмехнулся я про себя. Вслух же сказал:

– Еще раз прошу извинить, господа, но я действительно задумался.

Видимо, я перестарался с интонациями, потому что сейчас мой голос даже мне показался каким-то просительным, чуть ли не извиняющимся. Мне самому стало немного противно за свой тон. А блондин все не унимался:

– Вы не ответили на мой вопрос.

Какой, к дьяволу, вопрос? Ты что, за счет меня решил поднять авторитет в своей компании? Выпей вина, расслабься и не приставай к людям, у которых своих проблем по горло.

– Произошло недоразумение, господа. Я всего лишь немного задумался. Со мной такое бывает. Приношу свои извинения и желаю всяческих благ.

Вот теперь все, пусть себе катятся к черту, а я пойду спать. Встав из-за стола, я слегка поклонился своим недавним собеседникам и направился к лестнице.

Следующая фраза блондинистого дворянчика прозвучала выстрелом в спину:

– Сколько нынче стоят шпаги в Сонтрондире?

Ноги остановились сами собой. Не так давно я сам был готов задать точно такой же вопрос, чтобы спасти Тибора, и никак не думал, что мне самому придется на него отвечать. Наверное, определить мое недавнее по времени дворянство достаточно легко. Не сомневаюсь, полно всяческих мелочей, уловив которые очень просто сделать такой вывод. И еще акцент, от которого в ближайшее время избавиться у меня не получится. Кроме того, отсутствие родовых цветов, ясно указывающих на то, что за мной никто не стоит. Теперь ему достаточно спросить мое имя, чтобы его догадки окончательно подтвердились. Ну что ж, я сам помогу ему в этом.

Подойдя к столу, я сказал:

– Господа, я действительно пожалован дворянством очень недавно. Произошло это в герцогстве Эйсен-Гермсайдр, и зовут меня Артуа де Койн, барон. Еще я очень надеюсь, что последние услышанные мною слова были не совсем удачной шуткой.

Вот теперь мой голос звучал как и подобает, с должными интонациями, не слишком заносчиво и вполне твердо. По крайней мере, так показалось мне самому.

– Вы так и не ответили на мой вопрос. – Наглый блондин откинулся на стуле, сложив руки на животе и переплетя пальцы.

Все, теперь уже ничего изменить нельзя, слишком далеко это зашло. Господи, как же мне сейчас не до этого, как не хочется влезать в такую историю.

– Должен вас обрадовать, что с тех пор, как вы приобрели там свою, цены значительно выросли. Так что вы сделали очень удачное вложение капитала. – Надеюсь, мой голос звучал достаточно ровно.

Больше всего на свете мне хотелось схватить его за волосы и повозить лицом по столу. Туда-сюда, туда-сюда. Или ударить ногой в лицо. Или лицом об ногу.

Подействовало. Блондин вскочил, пылая благородным гневом. Как же, даже не слишком зрячему человеку должны броситься в глаза его родовые цвета, которые повторялись в одежде несколько раз. И цвета эти были достойными, по крайней мере, два из них: голубой и зеленый.

Вот только не надо пытаться дать мне пощечину, я это не оценю. Очень удобно будет подставить под удар сгиб лучезапястного сустава примерно в то место, где обычно измеряют пульс. Это надолго отобьет желание размахивать руками. Затем я возьму тебя за отвороты камзола, а вот дальше возможны варианты. Мне больше всего импонирует тот, при котором следует заехать головой в лицо.

Но тогда выйдет обычная кабацкая драка, а это не принято среди людей благородного происхождения. Хотя какое оно у меня, это самое происхождение? У моего Ворона родословная значительно почетнее.

Он сдержался. Может быть, потому, что прочитал нечто в моих глазах, но вероятнее всего, из-за того, что ему пришлось бы тянуться через стол. Хотя он, возможно, рассчитывал, что я подойду поближе, чтобы получить пощечину, а затем снова отойду на свое место и уже оттуда буду высказывать свое мнение о происходящем.

Помнится, был у меня разговор с Горднером о правилах вызова на дуэль, о так называемом дуэльном кодексе и еще о многих вещах, напрямую со всем этим связанных. Вот только разговаривали мы об этом вскользь. Кто бы мог подумать, что не пройдет и двух недель, как такие сведения мне понадобятся.

Сейчас я не знал, как вести себя дальше. Меня оскорбили, я оскорбил, и теперь кто-то из нас должен был сделать вызов. Все, что я запомнил: если один вызывает другого на поединок чести, вызываемый вправе выбрать оружие. Обо всем остальном договариваются секунданты. Непременно секундантом должен быть человек благородного происхождения. Наверное, это все, что мне удалось запомнить.

Ладно, будем лаконичны:

– Когда и где?

Дуэли теперь не избежать, так зачем рассусоливать? Видимо, я все же что-то сделал не так, как положено, потому что мой вопрос прозвучал одновременно с представлением моего будущего оппонента.

– Мишон Колдейн, граф.

Матерь Божья, надо же, не какой-нибудь там захудалый баронишко, а цельный граф. Весьма польщен. Хорошо, пойдем дальше. Мне нужен секундант, и я не представляю, где смогу его найти. Интересно, могут ли мне господа помочь разрешить эту проблему? Как оказалось, вполне.

Не прошло и часа, как в мой номер пожаловал некий господин, представившийся Селиолом Квостом, и предложил свои услуги в качестве секунданта. Причем сделал он это бесплатно.

Ему было около тридцати, высокий, сутулый. Не понравилась мне его скверная привычка – смотреть в сторону во время разговора. Ну выбирать не приходилось, и я дал согласие.

Когда я осторожно поинтересовался причинами его визита, мне удалось выяснить, что такую роль ему приходилось исполнять не два и даже не четыре раза. Во всех случаях он выступал секундантами у людей, столкнувшихся с похожими проблемами и не имеющих нужных знакомств в Веленте.

Подумав, я решил, что мне нет нужды скрывать свое невежество в этой ситуации. В итоге выслушал чуть ли не получасовую лекцию, да еще и произнесенную менторским тоном. Это нисколько не добавило мне симпатии к нему, но зато я стал обладать знаниями относительно целого ритуала, заключавшегося в словах приветствия, жестах, поклонах и прочей ерунде.

В отношении поединка особых ограничений не было. Когда я спросил своего секунданта, чего же все-таки делать нельзя, он, поморщив лоб, словно вспоминая, сообщил, что плевать в противника считается дурным тоном. Каюсь, я едва не рассмеялся. Наверное, это из-за нервов, но каждый раз, когда я представлял, что не смог сдержаться и плюнул в своего оппонента, я не мог удержать улыбки. Интересно, а какие санкции за это предусмотрены? Штрафной укол?

Бей, руби, коли, пинай и поноси последними словами, но плюнуть даже не моги…

Думаю, я произвел на Квоста неизгладимое впечатление своим поведением, по его мнению не совсем адекватным. Да по барабану, если честно. Наслышан я об этих самых дуэлях, что в своем мире, что в этом. Чего-чего, а благородства там много только на словах, а в остальном… Всякое бывало. Особенно в случаях, подобных моему. За мной-то ведь никто не стоит, и в случае моей смерти никаких неприятных последствий в виде кровной мести ожидать не нужно. Да и секундант, этакий защитник на общественных началах, явно играет не на моей стороне. Спросить у него, что ли, сколько людей из тех, кто воспользовался его услугами, осталось в живых? Пожалуй, в таком случае я сразу без секунданта останусь. Молчу, молчу, поскольку такой вопрос уже будет считаться диффамацией, которая сама является поводом для вызова.

Кроме того, выяснилось, что оскорбление было нанесено мною, и дворянин, потребовавший от меня сатисфакции, имеет право на выбор оружия.

И нам предстояло встретиться со шпагами в руках. Шпага и дага – вот выбор человека, которого я намеренно оскорбил. Пусть будет так.

Неизвестно, что было бы лучше, пистолет или шпага. Вообще-то пистолет считается уделом штатских дуэлей, а мы оба как нельзя более подходим под эту категорию. Но пистолет – это скорее случай, слишком они несовершенны как оружие, да и попасть в противника – дело случая.

Разошлись стрелки, затем начали двигаться друг другу навстречу по команде «сходитесь», выпалили и удалились, довольные собой и противником. Собой – потому что не струсили и все-таки вышли чуть ли не на верную смерть, а противником – потому что он промахнулся.

Есть еще один неплохой вариант – оба дуэлянта выстрелили в воздух, проявив по отношению друг к другу истинное благородство. Да и чего делить? Подумаешь, один другого к черту послал.

Шпаги же – совсем другое дело. Тут уже все зависит от твоего умения фехтовальщика. Да и шансов получить смертельное ранение гораздо больше. Убить меня хотят, чего ж тут непонятного. И плеваться запретили.

Тут я в очередной раз улыбнулся, мой будущий секундант в очередной раз отвел взгляд в сторону, и мы расстались, не очень довольные друг другом. Селиол Квост удалился еще раз обговорить условия дуэли, по крайней мере, он так сказал. А я отправился на поиски Тибора с Крижоном.

Глава 26 DEUS EX MACHINA

Постоялый двор назывался «На удачу». Хорошее название, удачи в последнее время мне катастрофически не хватает. Черт же меня дернул захотеть жаркого. В конце концов, заказал бы его в номер, и ничего бы не случилось. А если бы эти идиоты решили продолжить застолье в другом месте, результат был бы аналогичным.

Тибора я увидел еще издали, а подъехав ближе, услышал его своеобразный смешок, который ни с чьим другим не спутаешь. Он собрал вокруг себя компанию из нескольких человек и вдохновенно им о чем-то вещал. «Опять врет», – решил я, и не ошибся.

На этот раз слушателям была предложена душераздирающая история о том, как Тибор с таинственной целью в одиночку пересек Гориенские болота, полные гигантских цецидов, и самый маленький из них мог разом проглотить…

Тут Тибору пришло в голову найти подходящий по размерам предмет, он обвел взглядом ближайшие окрестности и обнаружил меня. Я указал на здоровенного быка, которого проходящий мимо крестьянин вел за кольцо, продернутое сквозь ноздри животного: вполне подходит для этой цели.

Крижона я увидел еще раньше. Тот чинил что-то из конской упряжи, расположившись рядом с играющей в кости компанией. Время от времени он поглядывал на игроков, сокрушенно покачивая головой, словно говоря: «Бывают же дураки на свете». Вот и отлично, надеюсь, что в их компании мне будет более спокойно. Оба выглядят бывалыми воинами, и хочется верить в то, что желающих прицепиться ко мне поубавится. Я знал, что в среде заядлых дуэлистов считается дурным тоном затевать новую дуэль, пока не состоялась предыдущая. Сейчас этот обычай мне очень нравился.

Необходимо было еще приобрести дагу. Вещь нужная, и кинжалом на дуэли ее не заменишь. Уверен, что Тибор сможет мне в этом помочь – он далеко не последний знаток всевозможного оружия. Помнится, даже Горднер с ним как-то советовался.

– Ваша милость! – заметив меня, закричал Тибор. Черт, мне и самому радостно было видеть его. Сейчас мне явно не хватало такого весельчака и оптимиста.

Крижон тоже не был огорчен нашей встречей. Вот и славно, перебираемся в «Приют странника», там и проведем следующие несколько дней, пока все не утрясется. Оба они знали о цели моего путешествия в Велент, но, вероятно, по выражению моего лица можно было понять все без слов, и им хватило такта не задавать лишних вопросов.

Места для моих парней в «Приюте странника» нашлись. Кто бы сомневался, при такой-то цене за комнату. За ужином я поведал им о предстоящей дуэли. Конечно, рассказывал я об этом с легкой небрежностью, как будто бы такие вещи для меня теперь обычное дело. Судя по всему, удалось. Чуть позже явился Селиол Квост, мой секундант на общественных началах. Ничего нового он не сказал, условия обычные. Поединок будет продолжаться до тех пор, пока один из участников не принесет извинения. Второй вариант развития событий более печальный: дуэль заканчивается, если один из противников выбывает из-за ранения или смерти.

Место встречи – древние развалины, расположенные на западной окраине Велента. Сообщая каждую подробность, Квост смотрел на меня, и я в ответ только кивал, мол, не имею ничего против. Меня все устраивает, кроме главного: совершенно не хочется принимать участие в самой дуэли. Зачем и чего ради? Вот только извиняться я не буду. Хотя бы по той причине, что нанесенное оскорбление касается не только меня.

Жюстин не говорил, что отныне я должен гордо нести высокое звание дворянина Великого герцогства Эйсен-Гермсайдр, напоминать о таком – чуть ли не оскорбление. Но и без этого все понятно. При любом постыдном поступке представителя рода ложится тень на сам род, а в моем случае – на целое герцогство. Вот так, ни больше ни меньше. Уж это мне ясно дали понять, пусть и не устами Жюстина.

Не спалось. Я мерил шагами комнату из угла в угол. Для спортсменов такое даже хорошо – волноваться накануне, а не во время соревнований. Вот только вид спорта я избрал весьма своеобразный, и ставка – выше не бывает – собственная жизнь.

Спуститься к хозяину и попросить его, чтобы он прислал мне Заиру? Что, Артуа, жизнь заела до такой степени, что ты решил искать успокоения в объятиях проституток? Вполне возможно, что именно сейчас Заира обслуживает очередного клиента. Не сомневаюсь, что она обязательно придет к тебе, вон как она удивилась, узнав о дворянстве. Да и гонорар. Наверное, она решит, что ей может повезти снова. Такие деньги на дороге не валяются. Успокойся и постарайся заснуть.

Уснуть мне удалось не раньше, чем за окном основательно посветлело. Разбудил меня Крижон. Когда мы вместе с Квостом приехали на место, моих визави еще не было, но и ждать их долго не пришлось. Они приехали большой компанией, и с ними прибыла парочка слуг. И еще один тип, с виду выглядевший как лекарь. Так оно и оказалось.

Секунданты внимательно осмотрели наши клинки с непонятной мне целью. Интересно, что они хотят обнаружить? Запрещенный к использованию на дуэлях лазерный целеуказатель? Смешно.

Затем секунданты задали каждому вопрос, явно только для того, чтобы соблюсти ритуал:

– Может быть, господин желает принести извинения?

«В следующей жизни», – подумал я и покачал головой в знак отрицания.

Мишон Колдейн выглядел спокойно, даже позевывал иногда, хотя время было ближе к обеду. Надеюсь, что и я выглядел также достойно, несмотря на то что эта ночка прошла для меня тяжело.

Когда прозвучала команда к началу дуэли, я выдохнул с облегчением. Наконец-то, никаких нервов не хватит ждать дальше. Колдейну проще, его отвлекают разговорами, дают последние наставления и даже шутят, пытаясь приободрить. Да и он сам наверняка бывалый бретер.

Дага, что я приобрел буквально за час до этого эпохального события, называемого моей первой дуэлью, представляла собой длинный кинжал с широким лезвием и большой чашевидной гардой. В лезвии имелось несколько отверстий – ловушек для клинка противника. На даге был даже специальный отросток для захвата шпаги противника. Когда оружие противника, скользнув по лезвию, оказывалось между ним и тем самым отростком, достаточно было лишь провернуть руку, чтобы на какое-то время задержать его там. Долго и не надо, хватит мига, чтобы нанести ответный удар другой рукой. А при удачном движении можно и вовсе вырвать шпагу из рук противника.

Горднер учил меня этой технике, вернее, просто демонстрировал ее, для того чтобы я о ней знал. Вот только заучить до уровня рефлекса времени у меня не было.

Я не обоерукий боец, и это очень прискорбно. Научиться такому невозможно, таким нужно родиться. Нет, конечно, можно долго и упорно тренировать свою слабую руку и в конце концов добиться немалых успехов. Но все это не то.

Рафаэлю или Микеланджело, вот же проклятая память на имена, учителя советовали: если нет натуры, нужно рисовать свою левую руку. Так вот кто-то из них, устав рисовать одной рукой, так же легко делал это другой. И получалось у него ничуть не хуже. Не сомневаюсь, стань он воином, был бы именно обоеруким. Это талант, а любой талант дается от рождения.

Красивая стойка у Колдейна, жаль, что дам поблизости не наблюдается, им бы непременно понравилось. Наши шпаги соприкоснулись в первый раз. До чего же мелодично звучит мой клинок, и это еще одна особенность толейской стали. А еще им можно запросто опоясаться – настолько он гибок. Конечно, если для этого хватит силы. Только мне этого не нужно. Нужно мне было немного другое.

Оказывается, граф вовсе не символ хладнокровия. Понимаю, не нравится. И никому не понравится, когда угрожают атакой в глаза. Это всегда нервирует, всех нервирует, и ты тоже не исключение. Вот только оба сразу не могут угрожать, кто-то один угрожает, а другой лишь отводит угрозу. Такое знание я принес еще из своего прежнего мира, и оно пригодно не только для шпаги и даже фехтования.

Кстати, что у нас там, на Земле, в этом смысле? Существовало две наиболее значимых школы, итальянская и французская. Они различались между собой, хотя и не очень существенно. И в спортивном фехтовании соревновались тоже они, пока не пришла еще одна, на этот раз отечественная. И как вы думаете, кто победил? Я тоже испытываю гордость.

К чему это я? Да к тому, что, если бы заранее знать, как дело обернется, черта с два я бы забросил фехтование. Адаптировал бы свое умение к тем особенностям, что имеются в этом мире, и цены бы мне не было. Сейчас я осторожничал. Очень осторожничал. Это не спортивный поединок, и малейший промах приведет не к поражению по очкам, а в самом лучшем случае к ранению.

Принимая выпады противника на дальнюю треть клинка, я только делал вид, что контратакую или собираюсь это сделать. Огрехи в технике Колдейна были очевидны, но воспользоваться ими у меня никак не получалось. Для этого необходимо было рискнуть, а я не мог себя заставить это сделать, не мог поймать кураж. Кураж – штука замечательная, но трудно настроиться на убийство человека в общем-то из-за пустяка.

Заметно было, что Колдейн приходит все в большее раздражение, стремясь покончить с делом как можно быстрее. Может быть, его злило то, что он никак не справится с таким неопытным противником, как я. Может, были еще какие-нибудь причины, недоступные моему пониманию, но свое хладнокровие он растерял полностью. Зато я осмелел настолько, что провел две неплохие контратаки, обе из которых могли окончиться вполне успешно, если бы не моя перестраховка. Он ответил не менее опасной атакой, и спасло меня только проворство ног и немного удачи.

Потом случилось то, к чему я долго готовился, но никак не мог решиться. Во время очередного выпада Колдейна я увел его клинок дагой в правую от себя сторону и нанес удар. Он был похож на тот, что наносят тореро, вонзая шпагу быку в загривок. Вот только мой удар был направлен Колдейну в правое плечо.

Я попал, и попал здорово. Острие шпаги уперлось в плечевую кость, и я даже использовал это, для того чтобы разорвать дистанцию скачком назад, оттолкнувшись. Колдейна шатнуло, и он не смог удержать шпагу в руке. Будь это обычный бой, мне бы не составило труда покончить с ним следующим ударом. Момент был подходящий, поскольку его левая рука с дагой прижалась к правому плечу. Наверное, стоило бы это сделать, но я не решился. Непонятно было, как истолковали бы этот удар секунданты и зрители. Возможно, как подлый и недостойный дворянина в таком благородном поединке, как дуэль.

Все. Остался лишь маленький нюанс.

– Не слышу извинений, – обратился я к Колдейну.

Тот сделал недоуменное лицо.

– Господа! – На этот раз мои слова были обращены к остальным. – Прошу извинить мое невежество, но, насколько я знаю, дуэль считается состоявшейся в трех случаях: в случае смерти одного из дуэлянтов, в случае ранения, в результате которого невозможно продолжить бой, и в том случае, если один из противников извинится. Смерти нет, тяжелой раны – тоже, остались только извинения. Итак, я жду.

После этих слов я переложил шпагу в левую руку, освободив ее от даги, и описал клинком изящную восьмерку. Боюсь, что это единственное, на что я способен левой рукой, и, если Колдейн решится на поединок, мне придется туго.

Вмешался лекарь, поспешно заявивший о том, что продолжать бой с таким ранением невозможно. Да кто же против, вряд ли я услышал бы извинения, тем более они мне вовсе не нужны. Откровенно говоря, мне и самому сложно было объяснить себе, почему я это сделал.

Боюсь, что мои проблемы не закончились, и для этого никаких пядей во лбу иметь не надо. Мне не нравились взгляды, которыми они обменивались между собой. Да что ж вы так ко мне привязались, кому из вас я дорогу перешел? Ворона вы черта с два получите, я еще вчера у стряпчего побывал и завещал коня Горднеру.

Кстати о моем бывшем командире. Из-за развалин башни, сложенной из необработанного камня, показалось три всадника. Те, что сзади, – это Тибор с Крижоном. Они запоздали, я ждал их еще полчаса назад. А вот тот, что ехал первым, был очень похож на Горднера. Неужели это тот самый deus ex machina и все мои проблемы позади? Вдруг парни и задержались как раз из-за встречи с ним? Но Горднер еще не меньше месяца должен находиться в Мулое. Или образовалось какое-то новое дело, которое заставило срочно изменить планы?

Остальные тоже смотрели на подъезжавших к нам всадников. Может быть, их прибытие удержит моих противников от осуществления замыслов, которые так очевидны?

Когда троица подъехала на достаточно близкое расстояние, я испытал лишь разочарование. Это был не Горднер. Незнакомец был похож на него не больше, чем кошка на тигра. Ну разве что осанкой. Во всем остальном – во взгляде, в манерах держать себя и еще в тысяче мелочей, которые невозможно заметить издали, – не было ни малейшего сходства.

Псевдо-Горднер направился к окружению моего недавнего противника. При виде Тибора и Крижона у меня на душе полегчало. Жаль, что пришлось впутать их в эту историю. Вот только убить меня сейчас будет значительно сложнее. Убить теперь придется всех троих, потому что право на защиту своей жизни есть у каждого, дворянин он или простолюдин, и мои парни обязательно им воспользуются. Если же получится так, что одному из них удастся скрыться, то обо всем этом узнает Горднер, и тогда он поступит так, как должно, пусть даже я этого уже и не увижу.

Тибор, спешившись, доложил:

– Все готово, ваша милость, – и передал мне бумагу, из-за которой они и задержались в Веленте. Ничего интересного в ней не было, лишь завещание, в котором и говорилось, что в случае моей смерти Ворон переходит в собственность Горднера. Впрочем, как и подаренная Жюстином шпага.

Остается только надеяться, что человек, прибывший вместе с Крижоном и Тибором, не настолько повязан с остальными, чтобы принимать участие в убийстве. Или, по крайней мере, покрывать его.

Подошел мой секундант, и вид у него был не очень довольный. Видимо, что-то пошло не по их плану. Не иначе поражение Колдейна. Я все же поинтересовался, что случилось.

– Сложность в том, господин де Койн, что вами были нарушены правила дуэли, и один из друзей Колдейна имеет в связи с этим претензии к вам.

И в чем же оно заключается, это нарушение? Уж не в том ли, что победу одержал именно я? И я не смог удержать в себе вспыхнувшую ярость, заявив:

– Передайте другу господина Колдейна, что он безмозглый осел, и я готов встретиться с ним на любых условиях. Подробности вы мне расскажете позже, если не сочтете за труд, а я вас покидаю.

Как смысл оттягивать неизбежное, если решение ими уже принято? Я даже догадываюсь, кто будет моим следующим противником в борьбе за звание лучшего фехтовальщика славного города Велента. И о том, что это опять будут шпаги, тоже догадаться не сложно. Дуэль на пистолетах слишком зависит от случая.

Уже позже, когда мы подъезжали к Веленту и ярость, так некстати вспыхнувшая во мне, угомонилась, я подумал: «Артуа, если уж кого-нибудь и называть безмозглым ослом, так это только тебя».

Глава 27 КАБАНЬЯ ГОЛОВА

– Уважаемый, – обратился я к хозяину «Приюта странника», кладя перед ним на стойку серебряный ал, – мне бы снова хотелось увидеть Заиру.

В але целых четыре конта, и этого будет вполне достаточно. А с Заирой я разберусь сам.

Больше всего я боялся услышать, что Заира сейчас занята с очередным клиентом, но, как только освободится, сразу же поднимется ко мне. Хозяин посмотрел на новенький блестящий ал, затем на меня и ответил:

– Заира уехала из Велента. Уехала в тот самый день, когда побывала у вас. Я даже подумал, что это как-то связано. Но если господину угодно, я пришлю любую другую. Поверьте, у нас богатый выбор. Девочки славные и очень молоденькие, на любой вкус. – Затем, секунду подумав, добавил: – Конечно, второй Заиры у нас нет.

Я отрицательно мотнул головой. Нет, мне нужна не просто девочка, мне нужна именно Заира. И очень хочется верить в то, что ее отъезд связан именно с той причиной, о которой подумал хозяин «Приюта странника».

К нему я обратился после того, как просидел в номере целый час и пришел к выводу, что меня ожидает еще одна кошмарная ночь. Сначала я зашел к парням, занимавшим смежную комнату. Крижон лежал на постели и о чем-то думал. При моем появлении он вскочил на ноги. Тибора не было вовсе. Не очень-то они ладят в последнее время, после того как Тибору пришлось признаться в том, что вся история о человеке, превращающем все, к чему он прикасается, в золото, выдумана им от начала и до конца. Нет, черная кошка между ними не пробежала, но теперь Крижон отказывался верить любому его слову. И он до сих пор переживал крах своей рухнувшей мечты.

«Да, с таким настроением Крижона свое настроение я тоже не улучшу», – подумалось мне. После этого я и направился к хозяину заведения.

Еще перед этим заходил Квост, принесший весть, что следующая моя схватка состоится послезавтра, как говорится, на том же месте в тот же час. И условия ее были точно такими же. Вот только встретиться мне предстоит с не в пример более грозным противником. Как мне показалось, Квост даже проникся ко мне легким сочувствием, поскольку голос его звучал немного печально. Или он решил таким образом оказать на меня психологическое давление?

Любишь же ты все усложнять, Артур. Вернее, теперь уже Артуа де Койн. Чего уж проще: собрал манатки и двинул в столицу завтра с утра, еще по холодку. Тебя ведь убить хотят, так что тебя здесь держит? Благородное слово дворянина? Да кто об этом думает в такой ситуации? Глядишь, все и утрясется. В конце концов, вполне возможно, ты и не встретишься с этими людьми уже никогда. Вот только не заявляй, что от себя не убежишь. Дуэль с Керклом Сентрирусом равна почти самоубийству. Это третий из их компании, опытный боец.

Утро выдалось хмурым. Сыпал мелкий нудный дождь. Но еще вчера я решил побаловать Ворона загородной прогулкой и от намерения своего не отступился. Ближе к обеду мы с Крижоном, составившим мне компанию, решили, что пора бы уже и возвращаться. Погода к тому времени уже улучшилась, так что обратная дорога обещала быть немного комфортнее. Кстати, Тибор так и не объявился. Но за него я совсем не беспокоился, поскольку знал его как ценителя прекрасного, по возможности не пропускающего ни одной юбки. Что-то тянет меня к таким людям. Словом, рыбак рыбака…

Имперский тракт проходил чуть в стороне от Велента, и, чтобы попасть в город, необходимо было преодолеть небольшую речушку. Сделать это было достаточно просто по добротному каменному мосту, возле которого и расположен постоялый двор «На удачу». Крижон убедил меня отведать местной кухни: там превосходно запекали в печи дичь, а я всегда имел слабость к этому простому блюду.

Корчма оказалась пуста, время было самое обеденное, так почему бы и вправду не зайти? К тому же прогулка, пусть и не пешеходная, прибавила аппетита, отсутствием которого я и так никогда не страдал. Крижон оказался прав, готовили здесь весьма неплохо, и мы с ним оба в первый раз отведали каплуна в ореховом соусе, единодушно сойдясь во мнении, что дело того стоило.

Я уже совсем было собрался вскочить на Ворона и даже вдел левую ногу в стремя, когда из-за угла красно-белого здания корчмы появилась группа всадников.

Впереди на крупном жеребце гнедой масти, но со светлыми гривой и хвостом ехал человек в широкополой шляпе и длинном бирюзовом плаще. Вероятно, я бы не обратил на него внимания, но у лошадей такого окраса грива и хвост обычно черные, да и посадка всадника сразу бросалась в глаза. На лошади этот дворянин, на что безошибочно указывала его длинная шпага, висевшая на переливающейся всеми цветами радуги шитой перевязи, сидел так, что меня даже пробрала легкая зависть.

Вот он повернул голову вправо, разглядывая что-то на обочине, и у меня невольно вырвался крик: Фред! Вслед за этим я прикусил язык, потому что обращаться так к дворянину, пусть и своему знакомому, по крайней мере, неприлично. Человек повернул голову на зов и резко осадил коня. Это действительно был Фред фер Груенуа, мой давний и хороший знакомый.

– Артуа! – в свою очередь воскликнул он и, наверное, так же как и я, пожалел о таком неформальном приветствии. Да и черт с ними, со всеми этими ритуалами и нормами поведения, ведь я действительно был очень рад его видеть. Как и он меня, судя по всему.

Соскочив с коня, Фред сжал мою руку, хлопнув другой ладонью по моему предплечью, и я ответил ему тем же.

– Что ты здесь делаешь? – Мы умудрились задать этот вопрос одновременно.

Пока я пытался сформулировать ответ, поскольку в двух словах всего этого не объяснишь, Фред осмотрел меня с головы до ног, щелкнув ногтем по эфесу шпаги, и внимательно посмотрел на Ворона.

В общем, я не успел ответить на его первый вопрос, как он задал уже следующий:

– Ты где остановился?

Ну тут даже мне тупить было сложно, и я ответил сразу:

– В «Приюте странника».

Через час мы сидели в «Приюте», и я уже успел узнать, что Фред прибыл в Велент по неотложному делу. Слово за слово – и я рассказал ему обо всех событиях, произошедших со мной с момента нашей последней встречи. Не обошел в своих рассказах и Горднера. На этом месте Фред оживился и долго выпытывал подробности.

Вот только о Милане я рассказал буквально в двух словах, обойдясь без ее имени и еще без многих деталей. В конце я выразил сомнение по поводу того, что титул получен мной не очень заслуженно. Фред посмотрел на меня с изумлением и спросил:

– Ты это серьезно?

Да куда уж серьезнее. Он весело расхохотался и поинтересовался, интересно ли мне будет узнать, каким образом его предок получил титул графа. Мне было интересно, и даже очень.

Оказывается, титул графа славный предок Фреда получил от не менее славного императора Конрада I за то, что вовремя подал ему в руки рогатину при охоте на кабана.

С тех пор на их родовом гербе присутствует кабанья голова. Тут я невольно расхохотался и не сразу смог объяснить причину своего смеха. Когда я справился с собой, то смог поведать Фреду о том, что на моем гербе присутствует лошадь и я только сейчас связал ее с катанием принца Жюстина на моей собственной спине.

Мы посмеялись вместе. Хороший человек Фред. И за все время, что мы не виделись, ничуть не изменился. Судить об этом я могу смело, потому что он не пропустил взглядом ни одной даже самой завалящей юбки ни по дороге на постоялый двор, ни здесь.

На мой вопрос о «Мелиссе» Фред немного помрачнел и ответил, что нет больше его красавицы.

Затем мне пришлось поведать о своих дуэлях, и он сразу посерьезнел. Самым подробным образом он расспрашивал меня как о самой дуэли, так и о событиях, ей предшествующих. Затем задал еще один вопрос:

– Скажи, Артуа, не было ли среди этих людей одного, вот с такими усами?

И Фред быстро развел большой и указательный пальцы, сложенные перед верхней губой.

Нетрудно было догадаться, о ком идет речь, и я не задержался с ответом:

– Боюсь, что этот человек станет следующим, с кем мне придется встретиться. Конечно, в том случае, если я переживу завтрашнюю дуэль.

Мне показалось, на лице у Фреда появилось чувство облегчения, но выяснять у него подробности я не стал. Меня в гораздо большей степени интересовало другое.

Встретил я его просто Фредом, пусть и владельцем не самого дрянного корабля. Теперь он граф, и понятно, что титул ему возвращен. На мой вопрос он ответил коротко: эсзидо.

Этот термин я знал, и означал он следующее. Иногда, можно даже сказать, что крайне редко, в ответ за какое-нибудь прегрешение, недостаточно тяжелое, чтобы лишить дворянства, и в то же время довольно серьезное, чтобы оставить его безнаказанным, дворянин не подвергался опале или ссылке куда-нибудь в глухую провинцию, вместо этого ему объявляли эсзидо.

Такой человек терял все дворянские привилегии, в том числе и возможность носить шпагу, но в то же время не опускался до уровня простолюдина. Получалось какое-то промежуточное состояние. Насколько я помню, в земной истории такого не было. Хотя я не могу похвастаться отличным знанием этого предмета.

– Женщина! – произнес я, даже не спрашивая, а утверждая.

В ответ он рассмеялся и развел руки. Мол, это не слишком трудно и понять. Есть такой грешок, но что в нем предосудительного.

Затем в нескольких фразах, не называя никаких имен, он рассказал подробности. Я сделаю их еще короче. Флирт, адюльтер и, как следствие, вызов на дуэль. Все. Вот только муж той дамы, с которым Фреду пришлось встретиться, был близок к императорскому двору. Тогда по Империи как раз прокатилась очередная волна борьбы с дуэлями, которая в очередной раз закончилась ничем. Противник Фреда отделался значительно легче, поскольку оправдал свое участие в поединке тем, что ему пришлось заступиться чуть ли не за честь императорской фамилии.

Фред фер Груенуа получил эсзидо и стал просто Фредом. Как выяснилось позже, на долгие пять лет. Не так давно его противник попал в опалу, и тут же в окружении Конрада III нашелся человек, который и рассказал императору о действительных событиях пятилетней давности. Император был в гневе. Как же, прикрываться его именем в каких-то низменных целях. На этом фоне проявили активность родственники Фреда, результатом которой и стало снятие с него эсзидо.

Затем мы с Фредом расстались, но буквально на пару часов.

Через два часа, в своих лучших одеждах, приобретенных для встречи с Миланой, я трясся в карете по булыжной мостовой. Напротив меня сидел Фред, рассказывающий веселую историю, не так давно произошедшую с ним по дороге в Велент. Я улыбался, кивал, в нужных местах поддакивал или делал соответствующую мину… В глубине же души я очень волновался. Волновался даже больше, чем перед дуэлью. Потому что отправились мы на раут в дом графа Энглиера, приходившегося Фреду дальней родней. Первый в моей жизни раут.

Напрасно я убеждал себя, что ничего страшного не происходит и мне не придется прикладывать много усилий, чтобы во мне не признали вчерашнего простолюдина. Видимо, мне не совсем удачно удавалось скрыть свое состояние, поскольку Фред внезапно прервал свое повествование на самом интересном месте и заявил:

– Артуа, я тебя не узнаю. Никогда бы не подумал, что на свете существуют вещи, которые могли бы так сильно привести тебя в смятение.

Мне его замечание помогло, и в дом графа я входил лишь с чувством естественного в подобной ситуации любопытства.

Когда мы прибыли, вечер был в самом разгаре. Никакому особому событию он посвящен не был, просто время от времени такое устраивает каждый из представителей городской знати Велента или других городов. Сегодня принимаешь гостей ты, завтра сам отправляешься в гости. Жизнь многих и состоит из таких встреч и приглашений. Состояние вечного праздника. Конечно, в том случае, если можешь себе такое позволить.

Как оказалось, Фреда здесь помнили хорошо. Еще бы, яркая личность. Да и не так уж много времени прошло с тех пор, как он побывал в этом доме в последний раз.

Фред поприветствовал хозяев, не забыв представить им меня. Затем прошелся по зале, говоря комплименты дамам, пожимая руки своим знакомым, которых оказалось великое множество. С кем-то он перешучивался, кого-то просто осчастливил кивком головы, кому-то давал обещание посетить их дом в самом скором времени. И вскоре получилось так, что он стал центром внимания всех присутствующих на вечере. И он этим воспользовался, да еще так, что, знай я заранее, попросту сбежал бы отсюда, не дожидаясь этого момента.

Я с самым независимым видом с бокалом вина стоял возле ломберного столика и делал вид, что внимательно наблюдаю за игроками, когда Фред, совершив обход залы, приблизился ко мне.

– Дамы и господа! – обратился он ко всем присутствующим, привлекая к себе внимание. – Рад представить вам человека, которого считаю своим другом. Конечно, все вы слышали историю, которая произошла не так давно. Историю о том, как наследника Эйсенского престола буквально вырвали из лап самой смерти.

Разумеется, все присутствующие слышали эту историю. А куда им было деваться, ведь никому не хотелось признаваться в своей провинциальности.

– Так вот, этим человеком и был мой друг, Артуа де Койн, пожалованный титулом барона великим герцогом Дрюмоном Семнадцатым.

И мне оставалось лишь раскланяться, при этом усиленно делая вид, что спасать наследников престола для меня сущие пустяки, которые я делаю не менее четырех раз в неделю, даже не позавтракав. Конечно, восторженного рева и бури оваций я не дождался, но поглядывать на меня стали несколько иначе.

Хитер Фред, хитер. Так ловко меня пропиарить. По его словам выходило так, что я и до этих недавних событий был дворянином, получив за заслуги лишь титул. Теперь можно легко объяснить и мой акцент, и манеры, и некоторые другие вещи, отличающиеся от общепринятых в Империи. Разве что найдется среди присутствующих человек, бывавший в герцогстве и знающий тамошний язык, но это вряд ли.

Как оказалось, в Веленте на меня уже успели обратить внимание, но в этом была в основном заслуга Ворона. Еще бы, единственный аргхал в городе, некоторым и видеть-то их раньше не приходилось.

Я как раз общался с одним из таких людей, представившимся Кериолом Гроем, отвечая на его многочисленные вопросы, касающиеся непосредственно аргхальских скакунов, когда ко мне обратился Фред:

– Артуа, я бы хотел попросить тебя присутствовать при разговоре, ради которого я и прибыл в Велент.

– Нет ничего проще, всем, чем смогу, Фред.

Разговор же вышел очень интересный.

Своего завтрашнего противника Керкла Сентриуса и человека, которым интересовался Фред, мы обнаружили сразу же, как только приехали на раут. Все это время мы делали вид, что не замечаем друг друга. Да и какой был смысл поступать иначе? Так вот, мы с Фредом пересекли залу и остановились перед этими двумя типами, находившимися в окружении еще нескольких дворян.

Фред внимательно посмотрел на одного из них, украсившего свою физиономию странными усами-стрелками, и влепил ему пощечину. Пощечина получилась смачной, и звук ее облетел всю залу, потому что небольшой струнный оркестр, все время наигрывающий какие-то мелодии, в это время решил сделать небольшой перерыв. Голова усача дернулась, и на щеке стали проступать красные пятна, повторяющие собой форму ладони Фреда.

Заглянув еще раз этому человеку в глаза, мой друг, все так же молча, пошел от него прочь. А что здесь говорить, завтра униженный и оскорбленный пришлет своего секунданта, вот тогда обо всем и договорятся. И никуда этому униженному не деться, вернее, деться можно, если уехать далеко-далеко, где никто не будет знать о его позоре.

– Если бы ты знал, Артуа, как долго я мечтал об этом! – признался мне Фред, когда мы отошли достаточно далеко.

Глава 28 СЬЕОЛА

– Артуа, а верно говорят, что ты родом из Лаверны?

Нет, это совсем неправда, милая моя девочка. О Лаверне я знаю еще меньше тебя. Но будет лучше, если я многозначительно промолчу, из скромности, пусть будет так. Давай я лучше еще раз расскажу, что у тебя очень красивые глаза, нежная кожа, милая улыбка и сногсшибательная фигура. И очень-очень сладкие губы. А больше всего мне понравилось то, что, когда мы остались наедине, ты словно сбросила маску холодной чопорности, преобразившись в милую ветреную девчонку, веселую, легко откликающуюся на мои шутки и страстную. И не прячь, пожалуйста, коленку под кружевами постельного белья, она у тебя такая славная.

Вот только мне уже давно пора уходить, а я все не могу от тебя оторваться. Мы еще встретимся, обязательно встретимся. Конечно, если меня сегодня не убьют.

Дай-ка я взгляну на тебя еще раз. Как замечательно, что еще не пришла мода на короткие женские стрижки. И еще долго не придет. Что может быть красивее копны раскиданных по всей подушке волос, чуть спутанных и немного взлохмаченных? Мне такие всегда нравились значительно больше, чем самая изысканная укладка. Будь моя воля, я заставил бы всех женщин мира ходить именно так.

Первыми словами, которые я услышал от Фреда, были следующие:

– Так, господин барон. Расскажите мне, пожалуйста, как вам это удалось.

Я пожал плечами: что я могу сказать, да и надо ли?

– Я просто любезно согласился проводить даму домой.

– А затем так же любезно ходил всю ночь вокруг ее дома, охраняя его, судя по твоему невыспавшемуся виду.

Умеет же Фред задавать вопросы так, что совсем не хочется сказать ему: а какое твое дело? Вот за это он мне тоже очень нравится. Конечно, понять его можно: он волочился за Сьеолой весь вечер, а в итоге она попросила меня отвезти ее домой.

Не было в голосе Фреда интонаций соперника-самца, лишь простое любопытство, почему так получилось и что я сказал такого, что решило все дело. Да ничего такого особенного, просто комплимент по поводу внешности Сьеолы, да и то с какой стороны на это посмотреть.

Так получилось, что мы случайно встретились в том месте, к которому лучше всего подойдет определение «барная стойка», и перебросились парой ничего не значащих фраз. После того как Фред представил меня сразу всем гостям дома, не стало необходимости, следуя правилам хорошего тона, искать кого-то, чтобы нас познакомили.

И я сказал ей один-единственный комплимент, если это можно назвать именно так. Я сообщил, что она самая красивая женщина из тех, что я когда-либо видел. Только одна была еще красивее, и нетрудно будет понять, кого именно я имел в виду. Славная девушка, и я до сих пор завидовал сам себе. И если переживу сегодняшний день, вечером мы обязательно встретимся снова.

Не дождавшись от меня ответа, Фред посерьезнел:

– Теперь о предстоящей дуэли. Положение твое серьезнее некуда. Керкл Сентриус считается одним из лучших фехтовальщиков провинции. Опытный боец. Ходят слухи, и не безосновательно, что ему предлагали стать фиолом.

Что такое фиол, я знал благодаря все тому же Горднеру. Однажды, еще в Эйсендере, он указал на сильно прихрамывающего господина. Господин этот, увидев моего спутника, спешно перешел на другую сторону улицы. Шел он быстро, при этом часто оглядываясь, и его лицо выражало лишь испуг.

– Бывший фиол, – сказал Горднер, не сдержав фирменной улыбки, – вот уж не думал, что встречу его здесь. Старый знакомый.

Слово «старый» Горднер выделил интонацией.

– Это был тот случай, когда я отказался от денег, чтобы самому не стать именно им… – Фред прервал мои воспоминания, продолжив: – Сентриус отказался, но не потому что считает такое занятие безнравственным. Его отказ имел какую-то другую причину. За его спиной чуть ли не три десятка дуэлей. И ни одну из них Сентриус не проиграл. Не скажу, что он обошелся без единой царапины, но и серьезных ранений не было. И еще, он одинаково хорошо владеет шпагой что левой, что правой рукой. Может во время схватки несколько раз поменять стойки, при этом меняя оружие в руках.

При этом Фред обвел кисть одной руки вокруг другой:

– Именно таким образом. Некоторых это очень нервирует.

Да уж, черт же меня побрал влипнуть в такую историю. Ну почему этот Керкл Сентриус не стал художником? На этой планете был бы свой Микеланджело, а у меня бы не было проблем.

А Фред продолжил:

– Пойми меня правильно, Артуа. Мне не хочется запугать тебя, просто я хочу, чтобы ты отнесся к предстоящей дуэли со всей серьезностью. Нисколько не сомневаюсь, что Горднер – великий учитель, но опыт – учитель не менее великолепный. А его Сентриусу не занимать. Кстати, я взял на себя такую наглость, став твоим секундантом. Надеюсь, ты на меня за это не в обиде. Твой прежний, мне даже имени его произносить не хочется, настоящий зиод.

Что такое «зиод», спрашивать не стоит, это ругательство мне знакомо, правда, только понаслышке. Как правило, ими называли дворян, в чьем бесчестье окружающие могли убедиться не один раз. Хочешь обеспечить себя дуэлью ровно одним словом, скажи именно его, и все будет в полном ажуре.

В уже знакомое мне местечко мы заявились довольно большой компанией. Помимо того что я прибыл с Тибором и Крижоном, Фред захватил с собой парочку знакомых дворян.

Утешало лишь то, что если я и проиграю эту дуэль, то проиграю ее честно. «Фантомас чертов», – ругнулся я, глядя на своего противника. Так чисто выбрить голову нельзя, непременно было бы что-нибудь видно. А у него даже брови едва проглядывались.

Сентриус прошелся по будущему ристалищу, разминаясь, несколько раз поменяв местами оружие в руках.

«Ловко у него это получается, даже завидки берут. Не иначе как на психику давит, – подумал я и тут же поправил себя: – Артуа, что за простонародные выражения: «завидки», «на психику давит». Теперь тебе следует пользоваться другими словами и выражениями, как и подобает дворянину и барону. Ровно столько, сколько тебе осталось». Эта невеселая мысль вызвала улыбку у меня и непонимание у Фреда, который недоуменно повел бровью. Всегда хотел научиться играть бровями, но теперь, видимо, уже не судьба.

«Наверное, это нервное», – пронеслось в голове, когда я безуспешно боролся с очередной улыбкой.

Слава богу, что по условиям дуэли разрешалось пользоваться привычным оружием, иначе дело было бы совсем плохо. Со шпагами ситуация обстоит проще, это пистолеты обязательно должны быть одинаковыми.

Вероятно, после раута в доме Энглиеров мне следовало вернуться в «Приют странника» и провести ночь в медитации и отдыхе. Усталость замедляет реакцию, притупляет внимание и лишает сил. Вот только верни меня во вчерашний вечер, и я бы ни за что не стал ничего менять, ни за что.

Сентриус пошел в атаку безо всякой разведки. Наверное, потому, что я не произвел на него впечатления хоть сколько-нибудь стоящего бойца или он слишком надеялся на свое умение. Первых его несколько выпадов мне удалось отразить достаточно успешно, ценой лишь утерянной даги.

Вероятно, он специально дал зацепить дагой клинок своей шпаги и, когда я попытался вырвать его, попросту атаковал кинжалом мою руку. Конечно, это было бы не смертельно, но получить на первых же секундах схватки ранение – это никуда не годится. Пришлось попросту разжать руку, выпуская кинжал, рывком разрывая дистанцию.

Да и черт с ней, с дагой, не настолько хорошо я ею и пользуюсь. В конце концов, перед дуэлью Фред туго перебинтовал мне левое предплечье куском плотной ткани, что не запрещено. Так что под несильные рубящие удары я вполне мог его подставить. Поначалу без даги я даже почувствовал себя свободнее. Его выпад, мое парирование, не слишком удачная попытка атаковать самому. Снова те же действия, но теперь уже без моей атаки. Да, серьезен Сентриус, и слава у него заслуженная. Даже не знаю, какое чудо спасло мою печень от даги Сентриуса. Но как же звенит мой клинок! Толейская сталь – этим все сказано.

Наверное, у противника оружие ничуть не хуже, только вот чем клинок крепче, тем он толще, что, в свою очередь, влияет на вес. Часа через два разница в весе, несомненно, скажется. Очень смешно, Артуа, очень. Ты что, надеешься прожить так долго?

Сентриус в очередной раз поменял клинки местами, и в очередной раз получилось у него это очень эффектно. И ради кого старается, ни одной дамы поблизости. Неужели и на мужчин это действует?

Ну а мы тем временем закрутим восьмерку, тоже ничего фигура. И усилий никаких не требует, и заодно руку разгрузим, ей такое полезно будет.

Дистанцию, Артуа, держи дистанцию, дистанция – это твое. И вот еще что, слегка касаемся своей шпагой его клинка, тогда начало его атаки несложно будет уловить. Нет ничего позорного в том, что пока ты просто стараешься держаться на той дистанции, которая тебя устраивает, абсолютно нет.

Стоп, это не промашка Сентриуса, это его уловка. Домашняя заготовка, не иначе. Что-то нервничать начинаешь. Давай, я тебе в этом помогу. Вот так, свой взгляд буду держать у тебя над плечом. Над левым, поскольку ты сейчас в правосторонней стойке. Да не вопрос, поменял стойку, и мы тоже поменяем. Очень такое нервирует, согласен, даже больше, чем если бы смотреть между глаз.

Нет, все-таки лучше было бы выспаться. Встреться мне любая другая женщина – и я именно так бы и поступил, но… мне повстречалась Сьеола.

Больно. Не так чтобы уж совсем, но больно. Как же так, ведь успел сообразить, что это очередная уловка, в последний момент, но сообразил. Теперь все, затягивать нельзя. У меня есть пара минут, не больше. Дальше будет только хуже.

У меня получилось. Получилось войти в то состояние, что показал мне Годим. Позавчера такого не было, и я даже не понял, что стало тому причиной. А вот сейчас – да. Снова хмель не хмель, огонь не огонь бушевал в крови. Странно даже, что у человека, который умер еще вчера, такое возможно. Не так уж он и быстр, этот Керкл Сентриус.

Что, не ожидал? Все верно, мертвые не умеют, не должны улыбаться. А я сейчас мертвец и есть.

Шаг назад, еще шаг, пора. Закрутив клинок, я ударом сверху сумел направить шпагу противника вниз и, выгнув кисть, вонзил острие в правое плечо Сентриуса. Но на этом моя атака не закончилась. Обернувшись вокруг оси, я продолжил рубящим ударом по его левому плечу. Все.

Больше рук у него не осталось, если он, конечно, не мутант. С этим мне повезло. Сентриус выронил и шпагу и дагу, схватившись левой рукой за правое плечо. Надолго его не хватило, и он со стоном уронил и вторую руку.

Горднер, когда мы встретимся и если мы встретимся, я буду поить тебя лучшим вином, захочешь ты этого или нет. Долго буду поить, очень долго. А после каждого тоста за твое здоровье буду кланяться в ноги. Если захочешь, даже лбом в пол стучать стану.

Так, все это потом, а сейчас мне хотелось только одного. Вынув новенькую блестящую серебряную полукрону, я бросил ее Сентриусу под ноги:

– Наймите слугу. В ближайшее время вы сами этого делать не сможете.

Судя по бешеному выражению его глаз, он понял, о чем идет речь. Вот и отлично. Понимаю, недостойно дворянину издеваться над таким же благородным, неспособным ответить на оскорбление. Вот только где было твое благородство, когда ты делал мне вызов? Ты что, не видел, что я из себя представляю? И еще, я ведь в самый последний момент подал руку чуть ниже, иначе удар пришелся бы тебе под подбородок, и нетрудно понять, чем бы все это закончилось. Мне очень хотелось, чтобы дело закончилось именно так, но я все же смог себя удержать. Живи, лучший фехтовальщик провинции.

Боль стала сильнее. Так, что там у нас? Колотая рана, прошедшая через грудную мышцу и вошедшая в переднюю дельтовидную плеча. На груди она небольшая, входное отверстие рядом с выходным. А вот с плечом серьезнее, но не смертельно.

Подошел Фред. Я ждал, что он начнет мне выговаривать за брошенную под ноги Сентриусу монету. Но нет, от него я услышал совсем другие слова:

– Впечатляюще, Артуа. Поздравляю. Правда, я никак не могу взять в толк, зачем ты все так затянул. А с монетой просто блестяще. Теперь он жалеет только о том, что ты оставил его в живых.

Я с изумлением посмотрел на него. Уж не шутит ли он? Какое там затянул, неужели со стороны было незаметно, что пару раз я был на самой грани? Нет, Фред смотрел на меня вполне серьезно, с такими глазами шутить невозможно.

К Сьеоле в тот вечер я так и не попал. Рана оказалась опасней, чем мне показалось. Разболелась голова, поднялась температура, и стало не до визитов. Я лежал, глядя в потолок и размышляя о том, что мне обязательно будет нужно найти в себе силы, чтобы прибыть завтра на место дуэли Фреда с Неором Комблисом. Когда скрипнула дверь, я уж было подумал, что вернулся Крижон, посланный за ужином, часть которого я все же надеялся в себя затолкать. Ужин действительно прибыл, вот только принесла его Сьеола.

И мне действительно удалось впихнуть в себя немного из заботливо прикрытой кружевной салфеткой еды. Потому что невозможно отказать даме с такими огромными выразительными карими глазами и с такой милой улыбкой съесть тот кусочек, что она заботливо подносит ко рту. И голова прошла, я даже пытался шутить, отчасти вполне удачно. В конце концов я почувствовал себя настолько хорошо, что попытался дать волю здоровой руке. Вот это у меня получилось не так удачно, поскольку в человеческом организме все взаимосвязано. Стоит пошевелить ногой, как сразу отдает болью в раненом плече. А уж если руку чуть сдвинешь…

На прощание Сьеола поцеловала меня в лоб и сказала, что очень ждет моего выздоровления. И уже у самых дверей заявила, что я напрасно надеюсь не увидеть ее завтрашним вечером. Затем весело рассмеялась, увидев выражение моего лица.

Следом пришел Фред. Я тоже был ему рад, вот только его появление почему-то не принесло мне столько облегчения от страданий, как в случае со Сьеолой. Мужик, что с него взять.

Фред не стал рассказывать, что же случилось с его «Мелиссой», заявив, что сейчас не самое подходящее для этого время. И настоятельно рекомендовал мне обязательно выздороветь до завтрашнего полудня, поскольку он желает видеть меня на дуэли, а моя комната слишком мала для того, чтобы перенести ее сюда.

После его ухода явился Тибор и рассказал мне все новости и слухи, а также поведал обо всех произошедших в Веленте за сегодняшний день событиях. Тоже приятно и познавательно, поскольку за окном позднее Средневековье и нет ни телевидения, ни радио, ни газет.

Самой главной новостью являлась состоявшаяся между мной и Сентриусом дуэль, побившая по своей популярности даже событие, связанное с начальником городской стражи Велента. Он умудрился застать свою жену в постели с самым главным воришкой города, которого безуспешно пытался изловить уже долгое время.

Глава 29 ДУЭЛЬ ФРЕДА

Конечно же на дуэль Фреда фер Груенуа я попал. Не настолько и серьезны были мои повреждения, к тому же издревле известно, что у победителей раны заживают быстрее. Нет, они не затянулись к утру, наоборот, та, что в плече, нехорошо воспалилась. Но настроение было прекрасным, как же, победил такого серьезного противника и умудрился при этом остаться в живых.

Когда я в сопровождении Тибора с Крижоном прибыл на уже хорошо знакомое место, то поразился обилию народа. Хотел Фред того или нет, но он устроил из своего поединка настоящее шоу. По крайней мере, по количеству зрителей, присутствующих на нем. Оно и понятно: публичная пощечина, полученная Комблисом в одном из самых известных домов Велента, привлекла внимание почти всей благородной публики этого славного города.

Считается нормальным прибыть дуэлянтам одновременно, а вот опаздывать нельзя, это уже дурной тон. Зрители же могут себе позволить явиться и загодя, почему бы и нет. И их тут хватало. Жаль, что никому в голову не пришло поставить палатки с гамбургерами, пивом и другими прохладительными напитками, умник сделал бы неплохой гешефт. Присутствие дам на таких мероприятиях считается неприличным, да вот только разве возможно определить, кто сидит в карете без герба с прикрытыми кружевными занавесочками окнами. Да, в моем случае все было значительно скромнее, только я об этом ничуть не жалею.

Противники появились одновременно, показавшись с разных сторон. Секунданта Фреда я немного знал, мы были представлены друг другу еще на рауте в доме Энглиеров, на том единственном рауте, где мне пока пришлось побывать. Фер Груенуа выглядел веселым и едва ли не счастливо улыбающимся, но и его оппонент отнюдь не являл собой символ уныния. Напротив, изредка он бросал в сторону Фреда красноречивые взгляды, мол, наконец-то это время пришло.

Фред поприветствовал меня, дружелюбно скалясь, а я в очередной раз позавидовал его умению держать себя и одеваться. Давно заметил, что даже самая обычная одежда смотрелась на нем так, как будто только что вышла из рук отличного портного. Наверное, это врожденное, но почему хотя бы не позавидовать?

– Рад, Артуа, очень рад, что ты пришел. Сразу, как только все это закончится, – с этими словами он небрежно указал в сторону своего противника и его окружения, – буду очень рад видеть тебя в нашей компании. Мы запланировали небольшую пирушку, и ты непременно должен в ней участвовать. Никаких отговорок, ну разве что ты умрешь от зависти, увидев, как я сейчас разделаю его под орех.

Причем Фред нисколько не бравировал, он искренне верил в то, что говорил.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – произнес я. – Вот только хочу напомнить слова Горднера. Вероятно, ты их и сам хорошо помнишь, и все же.

– Какие именно? – Фред поморщил лоб, делая вид, что усиленно что-то вспоминает.

– А те самые, господин фер Груенуа, те самые, в которых говорится, что в бою, как и в постели, во главу угла должна быть поставлена эффективность атак, а вовсе не их эффектность.

Фред расхохотался:

– Мне кажется, постель там не упоминалась.

– Разве? – Мне срочно пришлось сделать удивленное выражение лица. – По-моему, я ничего не перепутал.

Он понял меня правильно. Конечно, не мне с моим опытом давать ему советы, я всего лишь хотел напомнить, чтобы он не слишком бравировал на глазах у дам, определенно находившихся в каретах.

Противники сошлись. Нет, все же Фред не такой легкомысленный человек, каким кажется с первого взгляда. Начал он вполне осторожно, пытаясь прощупать Комблиса и определить скорость реакции в ответ на свои действия. После нескольких минут боя его противник ушел в глухую защиту, полностью отдав инициативу фер Груенуа. Но Фред по-прежнему не пер на рожон, тесня противника и выбирая момент для решительной атаки.

Внезапно Комблис сложным финтом ушел влево и сделал глубокий выпад. «Все», – промелькнуло у меня в голове, когда я увидел, как клинок шпаги противника почти полностью вышел из спины Фреда. Напрасно я так думал, очень напрасно. Как оказалось, Фред успел среагировать на его атаку должным образом, еще и сократив дистанцию встречным шагом. Зажав руку противника под мышкой и блокируя его дагу своим клинком, Фред поворотом вокруг оси вырвал шпагу из рук Комблиса, рывком разорвав дистанцию. Однако же рискованный шаг. Со стороны казалось, что Фред получил укол в грудь, когда пропускал удар между рукой и телом. Но и награда оказалась велика – вырванная из рук противника шпага. В принципе следующим ударом он вполне мог бы покончить со своим врагом, но Фред поступил иначе.

Он бросил шпагу под ноги Комблису, произнеся при этом, судя по интонациям, нечто унизительное, но мне непонятное, поскольку языка, на котором это было сказано, я не знал. Зато его знал Комблис, и лицо его побагровело от ярости.

Фред легко ушел от двух последующих атак разъяренного визави, даже не прибегая к помощи шпаги, и атаковал его комбинацией, знакомой мне под названием «крест». Такая атака призвана не для того, чтобы поразить противника, она должна ввести его в заблуждение. При ней уколы поочередно и очень быстро наносятся в голову, живот и плечи, главное – удерживать ту дистанцию, на грани которой можно получить ответный укол. И Комблис дрогнул, уходя назад и открываясь. Вот тут Фред и достал его в глубоком выпаде, приземлившись на правое колено. Тоже знакомая техника, но я применить бы ее не решился, держа в голове слова Горднера. Укол Фреда пришелся Комблису под левую грудную мышцу под небольшим углом вверх. Это смертельно, и целил Фред именно туда, куда и угодил.

Что ж, это его право, и нисколько не сомневаюсь в том, что у него на это были веские причины. И все же он не обошелся без некоторого позерства, не такой он человек: слишком уж рискованными были последние минуты боя. Но повторюсь, это его право, и хорошо все то, что хорошо заканчивается.

Слегка запыхавшийся Фред подошел ко мне и сказал то, о чем я только что думал:

– У меня на это были весьма веские причины, Артуа. Одним негодяем на свете стало меньше, только и всего. Поскольку умирать от зависти ты не стал, другие отговорки не принимаются. Пойдем, я представлю тебя своим велентским друзьям.

Не прошло и часа, как мы сидели дружной компанией за накрытым в саду столом, заставленным до такой степени, что даже локти некуда было приткнуть. Наверное, из-за такого постоянного изобилия в правилах хорошего тона и появился запрет класть локти на стол, иначе обязательно какое-нибудь изысканное блюдо свалится. Или же рукава камзола будут безнадежно испорчены.

Мы весело провели остаток дня, а когда все остальные уже разошлись и мы остались вдвоем с Фредом, я и услышал обещанную историю. Она была стара как мир, и в ней, по традициям жанра, присутствовали любовь, подлость, предательство и страстное желание отомстить. История касалась не полученного им эсзидо, потому что произошла задолго до этого. Несколько раз Фред прерывал свой рассказ, но не для того, чтобы выпить очередной бокал вина. Было заметно, что он волнуется, заново переживая события. Я же просто молчал и слушал – внимательный слушатель был сейчас нужен Фреду больше всего. Зачем задавать вопросы, если и так все ясно.

Еще в детстве Фред подружился с одним мальчишкой, и с тех пор они были неразлучны. Звали этого друга Неор Комблис. Их связывало так много: детские шалости, уроки фехтования у одного и того же учителя – старичка, прихрамывающего на одну ногу, но тем не менее великолепного мастера, – общий круг знакомств. Тогда Комблис не носил усов, вполне заслуженно прозванных «мерзавчиками», да и человеком был отличным. Фред, не задумываясь, встал бы рядом с ним против множества врагов и даже не поинтересовался бы причиной войны.

Но однажды друзей угораздило влюбиться в одну и ту же девушку, Кларину, дочь барона Амелье. С этого все и началось. Девушка долго не могла отдать предпочтения кому-либо из них, и, вероятно, у нее были на то причины. Затем она все же сделала выбор в пользу Фреда фер Груенуа, и они объявили о своей помолвке. Фреду в ту пору едва минуло восемнадцать, на мой взгляд, не самый удачный возраст, чтобы связывать себя узами брака. Тут мне пришлось себя одернуть. Артур, если у тебя очередное разочарование в любви, то это только твои проблемы, и не надо их переносить на людей, не имеющих к этому никакого отношения.

Фред продолжил. Дело шло к свадьбе, и до нее оставалось несколько месяцев, когда он попал в такую ситуацию, что перед ним встал выбор: любовь или честь, честь дворянина. В подробности он меня посвящать не стал, но стало понятным, что выбор для него был мучительным. Словом, свадьба не состоялась.

О том, что во всем этом виноват Комблис, Фред узнал значительно позже, когда у него не стало возможности призвать его к ответу, потому что он получил эсзидо.

«Нешуточные страсти», – решил я и опять себя оборвал.

– А что Кларина? – задал я вопрос Фреду.

– Вышла замуж, у нее трое детей. Не так давно она стала вдовой, Артуа.

– Комблис был ее мужем?

– Думаешь, я смог бы его убить, если бы это было так? – Взгляд Фреда был полон недоумения.

«Извини, Фред, это самый глупый вопрос из всех тех, что я мог бы тебе задать», – подумал я. Затем сказал то же самое вслух.

Помолчали. Что я могу сказать, Фред. Я был бы очень удивлен, если бы ты принял другое решение. Да и не услышал бы я всей этой истории, если бы произошло именно так. Только вот утешить мне тебя нечем, да и не нуждаешься ты в утешениях.

Фред улыбнулся, и я снова увидел его прежнего:

– Не будем о грустном, Артуа. Почему-то мне вспомнилась первая наша встреча. Не та, о которой ты сейчас подумал, хотя спасибо за помощь, чего уж там говорить. Она произошла еще раньше, когда ты впервые попал в Дертоген.

Фред улыбнулся снова.

– Выглядел ты, извини, оборванец оборванцем, но твоя походка… это да. Из-за походки я и обратил на тебя внимание. Ты очень изменился за это время, изменилось все, а вот походка осталась та же. Должен признаться, я даже немного завидую.

От такого признания я даже поперхнулся вином. Никогда бы не подумал, что Фред способен завидовать. Да и было бы чему.

То, что я очень изменился, я и сам чувствую. Многие вещи, которые раньше казались мне невозможными или дикими, теперь не вызывают сильных эмоций, они вообще никаких эмоций не вызывают. Разве я мог себе представить всего лишь год назад, что смогу убить человека, причем сделать это не задумываясь? Ко всему привыкаешь, только хорошая ли это привычка? Понятно, что выбор небольшой, либо я, либо меня, и все же…

Я закашлялся, и это отдалось болью в левом плече. Видимо, я сморщился, потому что Фред сказал:

– Спасибо, что все же нашел в себе силы не отказать в моей просьбе. Сейчас карета отвезет тебя в твой «Приют». Может быть, ты все же передумаешь и переедешь к нам? Глупо даже думать о том, что своим присутствием ты нас стеснишь.

К нам – это в дом Энглиеров. Стеснить будет крайне затруднительно, дом огромный, больше на дворец похож. Да вот только сам я буду стеснен, нет еще во мне той раскрепощенности, что присуща людям благородного происхождения, так что извини и спасибо. В «Приюте странника» мне будет свободнее.

Да и потом Сьеола обещала навестить меня. Боюсь, если я просто оставлю для нее записку, мы не сможем увидеться сегодня вечером. Очень милая леди и очень решительная. Когда я спросил у Сьеолы, не компрометирует ли ее визит ко мне, визит одинокой женщины к одинокому мужчине, она рассмеялась, заявив:

– Артуа, кого такие вопросы должны больше беспокоить, тебя или меня?

Когда она смеется, у нее на щечках появляются такие милые ямочки…

Глава 30 ТО, ЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАЖНО

Я сидел за угловым столом в «Приюте странника».

А что, вполне символичное название, только тем и занимаюсь, что странствую, странствую. И конца-краю моим странствиям не предвидится. Вот и в скором времени мне предстоит очередное путешествие. Но до этого еще несколько дней, а пока я отдыхаю.

Нравится мне «Приют», определенно нравится. И обстановка, и кухня, и все остальное. За те пару недель, что я в Веленте, здесь успели выучить мои вкусы, так что даже лишних слов говорить не приходится. И стол занимаю один и тот же, угловой. Очень удобно, весь зал на виду, и со спины никто не подойдет. Привычка занимать такие места у меня еще с прежнего места жительства осталась. Не знаю, зачем я так делал там, а здесь вполне насущно.

Только что ушел Фред, с которым мы проговорили добрых пару часов. Встретиться мы с ним не договаривались, он сам нашел меня в «Приюте». Когда Фред вошел в зал, то первым делом проводил взглядом служанку, принесшую мой заказ. Та, словно почувствовав его взгляд, закрутила задом еще интенсивней, хотя куда уж больше. И вообще, как она почувствовала, что к моему взгляду прибавился еще один, спиной, что ли? Или тем местом, которое мы разглядывали?

Нет, ну что за натура у человека (это я о Фреде)! Горбатого, как говорится… Нисколько не сомневаюсь, что самые красивые женщины Велента не смогут отказать ему во взаимной симпатии, а он пялится куда ни попадя. Хотя нашлась такая, которая отказала. Я едва сдержал самодовольную улыбку.

Фред с ходу, как только уселся за стол, поинтересовался моими дальнейшими планами. Да какие могут быть планы, я как раз сейчас занимаюсь их составлением. А если говорить серьезно, хочу в Дрондер направиться. Не знаю почему, но тянет меня туда, со страшной силой тянет.

Нет, не к Горднеру. Но с ним встречусь обязательно. Нам есть о чем поговорить, да и поблагодарить его хочу. И есть за что. Мне тоже не давал покоя один вопрос. Наконец я решился его озвучить:

– Может быть, расскажешь мне, что же все-таки случилось с «Мелиссой», сколько времени можно откладывать.

Фред на мгновение помрачнел.

– Помнишь Сенкельскую гряду, ту, на которой ты успел со мной побывать? – спросил он.

Конечно же помню, Фред. Как будто у меня есть выбор спутать ее с какой-нибудь другой грядой.

– Так вот, – продолжил он. – Там я «Мелиссу» и потерял. Между островами пролив есть, узкий и извилистый, он так и называется, Испытай удачу. И этим проливом можно здорово сократить путь. Сотню раз им ходил, а в тот день не повезло, наскочил на подводные скалы. Наскочил очень неудачно, считаные минуты – и волны поверх палубы гуляют. Ну а дальше, как и положено, если не повезет, так уж во всем. К вечеру шторм разыгрался, и не стало моей «Мелиссы», в щепки о скалы разнесло. Представляешь, только картину и спас, ее волной на берег вынесло. Разъело морской водой верхний слой, а под ним мужской портрет оказался. И усмешка у него злорадная такая. Прямо мистика. – И голос, и лицо у Фреда действительно были озадаченными. – Но ничего! – С этими словами он даже просветлел. – Скоро будет у меня новая «Мелисса». Всего лишь через пару месяцев. В Гроугенте. Новый трехмачтовик, критнер.

Критнеры как класс кораблей примерно соответствуют земным корветам. А что, корабль ходкий, с характером Фреда – то, что надо.

Друг на секунду задумался, и я успел вставить вопрос:

– Как твои люди, все целы?

– Да, и все они в Гроугенте. Понимаешь, Артуа, мечта у меня есть. – Глаза Фреда загорелись, а сам он стал похож на мальчишку. – Я организовал экспедицию. Целью экспедиции является открытие нового материка. Говорят, если идти строго на запад и найти проход среди рифов, то можно выйти прямо на него. Я со многими моряками разговаривал и карты видел. Есть он, есть, только проход трудно найти. Там этих рифов как… – он на несколько мгновений задумался, подбирая сравнение, но, видимо, затруднился это сделать. – Словом, великое множество. Не смогу найти там, на юг спущусь. Должны же эти рифы где-нибудь заканчиваться.

Да уж, остается только позавидовать, у человека есть мечта, и он весь ей отдался. Мне бы так. Ничего в голову не приходит, чем мне дальше заниматься. Перегорело у меня все, и никакой мотивации нет. Вот только что-то затянулась здесь эпоха Великих географических открытий. У нас к этому времени, насколько я помню, белых пятен на картах почти и не осталось. Разве что на полюсах. Правда, сделаны все открытия были скорее из меркантильных соображений, а не из всепоглощающей любви к географии.

Подсказать, что ли, Фреду, чтобы цивильных товаров с собой набрал, всяких там бус стеклянных да зеркалец. И о ружьях с очень длинными стволами не забыл. Ружья специально с такими стволами делали, поскольку меняли их на бобровые шкурки, уложенные одна на другую. И чем длиннее ствол, тем больше шкурок получается. Хороший бизнес можно наладить с местными индейцами, если они здесь имеются.

Стоп, Артур, не ерничай, у человека мечта, лучше признайся, что завидуешь.

– Послушай, Артуа, – вновь заговорил Фред, загораясь новой идеей. – Может быть, и ты со мной пойдешь? Что тебя здесь держит? А там… – И лицо у него стало совсем уж мечтательным.

А ведь он прав. Что меня здесь держит? Даже если буду долго думать об этом, то все равно ничего не отвечу. А там… Новые земли, новые впечатления, новые люди. Смуглые красавицы в тени пальм и баобабов…

– Нет, – вздохнул я. – Мне в Дрондер нужно. Только не спрашивай зачем, я и сам не могу ответить. Только чувствую, что нужно.

– Жаль! – Вздох Фреда был искренен. – Впрочем, у тебя еще есть время подумать. Месяца четыре, не меньше. Через пару месяцев «Мелисса» должна сойти со стапелей. Затем команду наберу, ходовые испытания, возможно, будут доработки. В общем, думай пока. Буду очень рад видеть тебя на борту нового корабля.

Спасибо, Фред. Четыре месяца – срок достаточный, чтобы разобраться с самим собой. А предложение и правда очень заманчивое. Перед глазами, как наяву, встали бескрайние просторы моря, я почувствовал его запах, привкус соли на губах, услышал скрип оснастки, хлопанье парусов на ветру… Вот только почему меня так тянет в Дрондер? Должно же быть этому хоть какое-то объяснение.

– Завтра я отправляюсь в Сверендер. – Фред рассматривал вино на свет в бокале, осторожно поворачивая сосуд вокруг оси. – Если имеешь желание, поедем вместе. Представляешь, не так давно с моей кузиной, Миланой Эврарн, произошла крайне неприятная история. Хорошо, что все закончилось благополучно. Недавно она вышла замуж, кстати, муж ее из Сверендера. А ведь я чуть было не попал на ее свадьбу. Я бы непременно на ней побывал, но эта хваленая имперская почта… Когда ко мне пришло приглашение, было уже слишком поздно. Я ведь помню ее совсем еще малышкой. Сейчас она, говорят, потрясающая красавица.

Я застыл с окаменевшим лицом. Благо Фред, рассказывая все это, отвлекся на проходивших мимо окон корчмы двух весело щебечущих миленьких девиц. Когда он повернулся ко мне, я уже смог с собою справиться. А мысли его уже перескочили на другую тему.

– Моя новая «Мелисса» – это просто мечта, а не парусник. Мне ведь удалось привлечь Морскую коллегию, так что экспедиция будет под ее эгидой. Правда, коллегия сумела навязать двух картографов, но это ли беда. Ведь в случае успешного предприятия меня представят при дворе.

Я с трудом воспринимал его слова. Как же тесен, оказывается, мир, и как в нем все переплетено. Ничего, справлюсь, я ведь уже начал ее забывать, если бы не это напоминание. А может быть, это страдает мое уязвленное самолюбие. Как же, меня предпочли другому. А ведь я не такой, как все, я особенный… Ну-ну.

Уже уходя, Фред подмигнул мне и сказал:

– Не забудь передать от меня привет очаровательной леди Сьеоле.

Конечно, дружище. Ради тебя я сделаю это целых два раза. А она и в самом деле само очарование, и сегодня мне предстоит встретиться с ней в очередной раз. Она устраивает у себя дома вечер и ждет меня обязательно. Еще и пригрозила, что, если я не приду, вызовет меня на дуэль и проткнет несколько раз шпагой. Вот тогда я точно никуда не денусь.

Надеюсь, моя улыбка сейчас выглядит не слишком глупой.

Сейчас я отправлюсь к местному ювелиру. Видел я у него вчера одну замечательную брошь вместе с не менее замечательным кулоном. Броши сейчас на вершине моды, а кулон будет прекрасно смотреться в ложбинке между ее таких волнующих… Стоп, Артуа, до вечера еще далеко, так что подумай о чем-нибудь другом.

– Вы позволите?

За стол напротив меня опустился господин в темного цвета одеждах. Что-то я не вижу на них тех признаков, по которым можно определить принадлежность его к какому-либо роду. Кроме того, обычно присаживаются уже после разрешения. Что за наглость!

– Господин де Койн, – произнес мой неожиданный сосед, – у меня к вам серьезный разговор.

Я кивнул, надеясь, что получилось это достаточно холодно. Меньше всего на свете мне хочется сейчас вести серьезные разговоры. Тем более что ничего хорошего от них ждать не приходится.

– Я весь внимание, господин…

Мой неожиданный собеседник сделал жест, мол, обойдемся пока без имен. Неплохо бы вообще без общения обойтись, не понравился он мне. Я не смог понять, чем именно: манерами, взглядом почти бесцветных глаз, мимикой, жестикуляцией… Да и важно ли это, главное, что не понравился.

– Если вы не будете против, господин де Койн, я перейду сразу к делу.

К делу так делу, я тоже не хочу затягивать. Сейчас я решительно откажусь от любого твоего предложения, прогуляюсь к ювелиру, затем совершу конную прогулку, и у меня останется времени ровно на то, чтобы привести себя в порядок перед визитом в дом Сьеолы.

– Я побывал на обеих ваших дуэлях, господин барон, и, должен признаться, впечатлен. Своеобразная техника, мне даже не с чем ее сравнить. И скорость – давненько я такого не видел.

Так вот почему твое лицо мне показалось знакомым. Что же касается техники, тебе знаком такой термин: компиляция? Если да, то можешь смело назвать ее этим словом. Ближе к делу, таинственный незнакомец.

Когда он наконец озвучил свое предложение, у меня едва хватило выдержки, чтобы сдержаться. Он предложил мне стать фиолом, то есть зачинщиком дуэли. Фиолы – это не бретеры, ищущие в дуэлях острых ощущений и плевавшие на опасность быть убитым. Я бы назвал фиолов убийцами, причем убийцами за деньги. Конечно, существуют наемные убийцы и здесь, в этом мире, но…

Но есть и более благородный способ избавиться от неугодного человека, а смерть на дуэли – дело довольно обычное. И если подвести к предполагаемой жертве незнакомца, так и вовсе все получается тихо и гладко.

Ни черта себе предложение. Мне такое и в голову не могло прийти. А мой собеседник продолжал:

– Конечно, огрехи в вашей технике имеются, но это как раз не проблема. У нас есть отличные учителя, которые здорово смогут вам помочь. Это не проблема. Главное, у вас есть то, что мало кому удается, – поставить дело так, что вам обязательно пошлют вызов. Редкостный талант.

Вот уж не ожидал от себя ничего такого. По-моему, весьма сомнительный комплимент.

– Кто вы сейчас? Никому не известный дворянин уже не юного возраста, только и имеющий что несколько медных грошей, отличного коня да шпагу неплохого качества. Ну и какие вы видите во всем этом перспективы? И я не вижу.

В случае согласия за вами будут стоять такие люди… – Мой собеседник выделил последние два слова, протяжно их протянув. – Поверьте, они не забывают то, что сделали для них, и очень, очень щедры.

Собеседник умолк, давая мне время обдумать только что прозвучавшее предложение. Как я себе все это представляю? Благодаря своему внезапно открывшемуся таланту я смогу делать так, что мне будут посылать вызов. Вызывать будут те, на кого мне укажут мои будущие работодатели. Ну а дальше уже дело техники, в моем случае компиляционной. И какой с меня спрос, ведь я сам-то никого не задеваю. Я, весь бедный и несчастный, просто защищаю свою честь от тех людей, за убийство которых мне будет хорошо заплачено.

Конечно, существует опасность, что меня проткнут на дуэли первым, но ведь такая вероятность существует и без того, чтобы за нее заплатили неплохие деньги. И потом, сомневаюсь, что бои будут проходить каждые выходные, вряд ли у моих будущих покровителей так много врагов, которых необходимо спровоцировать, а затем убить.

Что же во мне такого, что не смогли увидеть ни Горднер, ни Фред? Ведь они непременно сказали бы мне, что со мной не так. Непонятно.

Ну что ж, если у меня есть талант, то грешно им не пользоваться.

Я встал, взял со стола шляпу своего собеседника. «Знаете ли, уважаемый, на моей родине считается неприличным класть головной убор на стол» – это ли не повод? Затем нахлобучил шляпу ему на голову, щелкнул по кончику носа, слегка потрепал по щеке.

Может быть, еще и три пальца на одной руке показать, или этого будет достаточно? Уже выходя, через плечо бросил:

– Я остановился здесь же, в «Приюте странника», если вы запамятовали.

Вот только очень сомневаюсь, что эта история будет иметь продолжение. А если и будет, нет ничего страшного, судьба. Нечего предлагать заведомо провальные проекты. Пощечиной он слишком легко отделался.

Я шел по центральной улице Велента, мурлыча себе под нос:

Пора-пора-порадуемся на своем веку Красавице и кубку, счастливому клинку…

А что, и сама песня неплоха, и слова ее вполне соответствуют духу времени.

Остановившись, я поприветствовал пассажиров открытой кареты (у нас такие назывались ландо):

– Рад видеть вас, господин граф. Леди Силома, вы – само очарование. Конечно же госпожа Энглиер, сочту за честь снова посетить ваш дом. Непременно, леди Силома, специально для вас я исполню все, что пожелаете. И обязательно так понравившуюся вам песню. Да-да, леди Силома, вы правильно запомнили, это называется романсом. Нет, господин Энглиер, здесь я с вами снова не соглашусь. Картины Бениаля Грувеля излишне, на мой взгляд, аллегоричны. Все эти условности слишком сиюминутны. Пройдут века, и нашим потомкам будут непонятны аллегории, но тот дивный свет, которым пропитаны все его полотна, будет восхищать их всегда. Но только если вы сможете меня переубедить… До свидания, и с нетерпением буду ждать завтрашнего вечера.

И я пошел дальше, продолжая напевать всю ту же песню.

Нет, как все же замечательно, что я попал именно в этот мир и именно в это время.

И пусть от коновязи ощутимо тянет конскими яблоками, а у меня нет возможности вынуть из кармана телефон, позвонить Сьеоле и сказать ей, что с нетерпением жду нашей встречи, разве это что-то меняет?

Не нужны мне теперь флаеры, гравипланы и даже гиперпространственные перелеты.

Мне хорошо здесь, и вряд ли я когда-нибудь пожалею, что попал именно сюда.

Буду ли я заниматься теми вещами, о которых в отличие от жителей этого мира имею представление? Наверное, буду, пусть и не сейчас. Когда-нибудь потом, куда торопиться.

В этом мире честь все еще кое-что значит, а деньги пока не являются единственной мерой всего.

И это, наверное, то, что действительно важно.

ЗОЛОТО ВАЙХОВ

Глава 1 РАЗРЕШИТЕ ПРЕДСТАВИТЬСЯ

Вставать было лень. Чтобы хоть как-то отсрочить тягостный миг, я оглядел комнату. Два окна, стол, стул, что-то вроде сундука и скрипучая кровать подо мной. Убогое зрелище, что и говорить. Но из всех комнат, рассчитанных на одного постояльца, только эта оказалась свободной.

Когда путешествуешь в одиночку, на такие вещи обращаешь особое внимание.

Ничего, десять дней пути – и я буду дома. Всего десять дней. Скорости здесь другие и жизнь другая. Более неспешная, что ли.

Дом, милый дом. Наконец-то он у меня появился. В чужой стране, в чужом мире. Но это мой дом. Первый, хотя мне уже скоро тридцать два.

Дом добротный, каменный, о двух этажах. Еще не особняк, но уже и не хибара. С небольшим двориком – и это почти в центре города! И не просто города, а столицы. Есть повариха и садовник, он же конюх.

Я нашел эту пожилую супружескую пару, когда они, обнявшись, сидели и глядели на пепелище родного дома. И такая тоска была у них в глазах… Понятное дело – ни жилища, ни родственников. Так что мое предложение было принято ими после недолгих уговоров. Хорошие люди. Мне даже пришлось их уговаривать – в такой-то ситуации!

Вообще, здесь, в этом мире, я уже почти три года. Как сюда попал – как-нибудь после расскажу, под настроение.

Дом да дворянский титул – вот пока и все мои приобретения. С титулом забавная история вышла. Но об этом тоже потом. Вставать пора.

У меня и шпага есть – не из кочерги делана. Сталь синевой отдает, а как звучит при ударе! Еще есть конь аргхальской породы. Статный, выносливый, с длинными сухими ногами и маленькой головой – скакун, одним словом. Вороном зову, по масти. А еще есть огромное желание многого добиться в этом мире, коль скоро в родном мире мне это не удалось.

Так… Штаны, рубашка, сапоги, камзол, шляпа, шпага… Мушкетер, блин!

Спустившись на первый этаж, я заказал у трактирщика плотный завтрак с обязательной глазуньей. До вечера остановок не планировалось.

Публика в зале – ничего интересного. Разве что два типа в самом углу кого-то мне напоминают. Ну да бог с ними.

Застоявшийся Ворон нетерпеливо грыз удила. Даже посыпанной солью горбушке не так обрадовался, как седлу. Эх, молодость, молодость… Все вам дома не сидится.

Городок уже проснулся. В этом мире встают с первыми лучами солнца – электричества еще не изобрели. Значит, быть мне Эдисоном вкупе с Кулибиным. Можно даже на Николу Теслу замахнуться. Но сначала экономическая составляющая.

Вообще, путешествовать в одиночку в этих краях – верх безрассудства. Дороги неспокойны, недавняя засуха оставила многих без урожая, кроме того, как будут писать через много лет в газетах, произошел массовый падеж скота. Цены на продукты взлетели до немыслимых высот. И это в краю, традиционно считающемся житницей Империи.

А кушать хочется. Крестьяне, да и не только они, балуются грабежом на имперском тракте. Да что там балуются – выжить они хотят! Поди объясни голодным детям, что в доме есть нечего.

До бунта дело не дошло: власти вовремя прониклись ситуацией и отправили обозы с зерном и мукой в пострадавшую от засухи местность. С одним из них я и прибыл в Гойнт в сопровождении своего слуги Бробира, с которым расстался буквально на днях.

Имперские егеря тоже делают все что могут, виселицы у дорог не пустуют. Когда-нибудь все войдет в колею, а пока…

Ничего, самый опасный участок, Тейские степи, я уже преодолел, рассчитывая в основном на резвость и выносливость своего скакуна.

В Гойнте, небольшом городке недалеко от Сверендера, центра провинции Тосвер, я разыскивал одного человека, пообещавшего устроить встречу со своим знакомым, который в свою очередь мог свести меня с тем, кто был мне нужен. Вот так, не больше и не меньше.

Что самое интересное, тот, кто действительно был мне интересен, тоже проживал в столице Империи, Дрондере.

Цепочка разорвалась в самом начале, в Гойнте. Даже не знаю, печалиться мне по этому поводу или же, наоборот, радоваться. Слишком уж припахивало от этого дела, а я не могу позволить себе быть неразборчивым сразу по нескольким причинам. И самая главная из них та, что, если занимаешься подобными делами, начинаешь припахивать сам. Сначала едва уловимо, затем все больше и больше, и, наконец, уже ощутимо смердишь.

С Бробиром, своим последним слугой, я расстался не полюбовно, от души пнув подошвой сапога в пятую его точку, после того как он в очередной раз присвоил себе часть моих денег. Кстати, он уже третий слуга за время моего недолгого дворянства, и со всеми ими мне пришлось по разным причинам расстаться. Не держатся они у меня, видимо, потому, что я от них слишком многого требую: воровать в меру, держаться все время под рукой и хотя бы иногда просыпаться раньше хозяина.

Наверное, и на обратном пути мне следовало примкнуть к какому-нибудь обозу, следовавшему по Сверендерскому тракту в сторону столицы, но обстоятельства, обстоятельства…

Миновав городскую окраину, я пустил Ворона легкой рысью, наиболее экономичным и комфортабельным в данной ситуации аллюром.

Имперский тракт, крытый каменными плитами, то и дело нырял в тень от растущих по краям деревьев, среди которых изредка попадались такие родные березы. Их было мало, и назывались они совсем по-другому, но один их вид вызывал в памяти воспоминания о далекой родине.

Так уж случилось, что я родился на берегу самого курортного моря страны. Затем меня, еще совсем маленького, увезли во глубину сибирских руд. Отец был романтиком, да и время было такое.

И самое мое первое детское воспоминание связано со стуком колес на стыках рельсов и мелькающими за окном вагона пейзажами нашей необъятной родины.

Другое, что я запомнил из раннего детства, был жуткий мороз, под шестьдесят градусов, как выяснилось уже потом, когда немного повзрослел. Меня не выпускали на улицу, и я развлекал себя тем, что оттаивал глазок на замерзшем стекле. Через него было видно, как мужик в расстегнутом полушубке, надетом на голое тело, и без шапки, скручивал железный трос, укладывая его на свой трактор. У каждого они свои, первые детские воспоминания.

Потом я немного подрос, и мы переехали в большой город, в теплую светлую квартиру, где по утрам зимой не надо было пробивать кружкой лед в ведре с водой. Мама почему-то увидела во мне великого скрипача, чуть ли не Паганини, и отдала в музыкальную школу по классу скрипки. Отец больше заботился о физическом воспитании и отвел меня в спортивную секцию. Причем выбрал достаточно экзотический вид спорта – фехтование.

Затем, когда я подрос и мнение родителей перестало быть решающим фактором, скрипку сменила гитара, а фехтование – бокс. Все крутые парни в нашем дворе умели бренчать на гитаре и хорошо драться, именно они имели наибольший успех у девчонок. Так что мой выбор был осознанным…

Потом я умудрился получить образование, которое перестало быть нужным сразу же после того, как отработал по специальности положенное число лет. А потом меня изрядно помотало по свету… В конце концов я пришел к выводу, что лучше умереть от скуки, чем от приключений. Другое дело, что приключения ищут меня сами и находят довольно успешно.

День уже близился к полудню, и мне все чаще приходила в голову мысль, что не мешало бы подкрепиться парочкой захваченных в дорогу чудных, запеченных в печи цыплят, когда мое внимание привлекли выстрелы, раздавшиеся совсем близко, сразу за поворотом дороги.

В этом мире огнестрельное оружие уже давно завоевало прочные позиции. Ружья и пистолеты имели кремневые замки ударного типа, но попадались еще и колесцовые. Я тоже имел на вооружении пистолет в седельной кобуре, но отношения у меня с ним были довольно сложные. Слишком уж к другому оружию я привык.

Направив рывком поводьев коня в густой подлесок, я осторожно приблизился, ориентируясь на шум продолжавшейся схватки.

Вообще-то места здесь относительно спокойные, это не окраины Империи, но нарваться на неприятность можно где угодно, это уж как повезет.

Между тем звуки боя нарастали. Снова хлопнул выстрел, потом раздались чей-то протяжный вой, проклятия, звон металла и короткий вскрик. Наконец в просвете деревьев я увидел следующую картину. Сразу за поворотом дорога устремлялась под уклон, к небольшой речушке с перекинутым через нее добротным каменным мостом. Возле него все и происходило.

С первого взгляда можно было понять, что здесь случилось нападение на карету, отмеченную гербом. Сам герб оттуда, где я находился, разобрать было невозможно, но что не имперский, это однозначно. У того уж очень характерные очертания, захочешь – не спутаешь. Так же как ни с кем не спутаешь разбойников – слишком колоритные личности, таких через пару веков в театрах играть будут, тщательно гримируясь.

К тому моменту как я подъехал, все уже закончилось победой напавших на карету разбойников. Что и немудрено: бандитов было как минимум в два раза больше. Возле кареты, запряженной четверкой лошадей гнедой масти, лежали два трупа. Одно тело принадлежало мужчине в годах с обнаженной шпагой в руке. Другое – юноше, совсем мальчишке. Чуть поодаль имелось еще два, по всей вероятности, это были слуги, сопровождающие карету.

Ах да, вот еще и кучер – тоже мертвый.

Бандиты потеряли как минимум троих. И подранки есть – один стоит на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону.

Живых бандитов осталось пять человек. Ага, теперь точно пять: того, что раскачивался, свои же вылечили одним взмахом кинжала. Теперь у него совсем ничего не болит.

От меня до моста совсем близко, даже обрывки фраз долетают, правда не очень разборчиво.

Засуетились бандиты. И действительно, что-то они слишком медлят – в любой момент на них может кто-нибудь наткнуться. Все-таки это имперский тракт, пусть и не с самым оживленным движением. Один из разбойников полез на козлы кареты, уселся поудобнее, разбирая поводья. Наконец тронулся с места.

Остальные осматривают тела погибших в поисках наживы. Что характерно, со своих начали.

Ну что ж, пора и мне определяться. Либо я тихо и мирно провожаю их взглядом, либо…

Их пятеро. А меня – всего один. И мне все это не слишком надо. Но…

Когда один из бандитов, долговязый такой, заглянул в карету, в ней явно кто-то находился. И, по-моему, женщина. И, по-видимому, совсем молодая.

Затем выяснилось, что это действительно так.

Но дело даже не в этом.

Когда бандит открыл дверцу, он громко, со смехом заявил, чтобы леди подождала немного, совсем чуть-чуть. Потом он наглядно покажет ей, чем отличается настоящий мужчина от ненастоящего, пусть даже и благородных кровей. Да и остальные ему помогут. От нее, мол, не убудет. Если же и убудет, то совсем немного – не век же ей в девицах ходить. И в уговоре насчет этого ничего сказано не было, главное – живой довезти. А кто ж от этого умирает? Громко так сказал, чтобы все свои услышали. И «свои» ответили ему одобрительным смехом.

Так не должно быть, честное слово. Но их целых пять. А я по-прежнему один.

Мне вспомнился Горднер – именно его я называю своим учителем – и наш разговор, когда мы больше недели ждали проклятых вирейцев в забытой Создателем деревушке.

– Ты думаешь, оттого что мы от скуки каждый день звеним этими железяками, ты становишься воином?

Я пожал плечами: трудно отвечать на вопрос, когда смысл его не совсем понятен.

– Ты отказался от приличных денег, предпочтя вместо этого получить баронство. Почему?

Я вновь пожал плечами. Вопрос на этот раз понятен, но на него трудно ответить. Как объяснить, что мне приходится опускать взгляд перед всяким ничтожеством только потому, что у него, в отличие от меня, на боку висит длинная заостренная железяка, как учитель только что назвал шпагу.

– Можешь не отвечать на этот вопрос. Мне и так все ясно. А видел ты, как валяются в ногах императора все эти герцоги и графы, вымаливая себе прощение? Да-да, я видел это собственными глазами, – ответил он на мой невысказанный вопрос.

– Я не стану так делать, что бы ни произошло! – По крайней мере, сам я верил в свои слова.

– Вот потому-то ты мне, наверное, и интересен, – задумчиво произнес Горднер. – Теперь слушай внимательно и запоминай на всю жизнь – не знаю, сколько там у тебя ее осталось. Воином ты станешь в тот же момент, как только поймешь, что умер еще вчера… – И он замолчал, уставившись на меня тем самым взглядом, который трудно, почти невозможно выдержать.

Я же смотрел на его пояс, пытаясь обнаружить там катану. Слишком по-самурайски он рассуждал, прямо кодекс Бусидо зачитывал.

Нет, катана отсутствовала напрочь. Была только шпага, ножны с дагой и пистолет с колесцовым замком. Горднер предпочитал именно такие.

– Каждый день ты должен думать, что умер накануне, – продолжил он. – А если ты умер еще вчера, тебе нет смысла бояться смерти сегодня. Любой из нас представляет собой то, что о себе думает и в чем не сомневается. Ты воин, хороший воин, но только уже мертвый. По-настоящему же ты умрешь в тот самый миг, когда засомневаешься в этом. Иди и подумай…

Я до сих пор думаю, Горднер. И если бы хоть раз засомневался…

Карета уже преодолела мост, когда я шенкелями послал Ворона вперед.

Момент самый удобный: только один из них успел усесться верхом, поторапливая остальных, отмывающих в речной воде руки от крови.

Вот к нему-то я и направился, разгоняя коня. Он среди них главный, этот человек в шляпе с широкими обвисшими полями и с коротким артиллерийским палашом.

Лошади аргхальской породы славятся еще и тем, что могут так взять с места в карьер, как другим скакунам даже и не снилось.

Разделяющее нас расстояние мы с Вороном преодолели буквально за несколько мгновений. Главарь среагировал похвально быстро, судорожно схватившись правой рукой за эфес клинка. Когда мы с ним поравнялись, он уже был готов к отражению моей атаки. Но секундой раньше я направил движение Ворона чуть в сторону, даже не пытаясь замедлить его бег.

Весь расчет был на то, что длина шпаги значительно превышает длину его палаша. Расчет полностью оправдался. Проносясь мимо, я сделал выпад, наклонившись в его сторону и целясь в горло. Цель не очень удобная из-за своих размеров, но если попадешь – эффект потрясающий.

Я попал точно в цель, резко подав локоть вперед, чтобы не остаться без оружия. Такое бывает, если лезвие слишком углубится и застрянет в теле врага. Клинок выдержал, не сломался, хотя удар получился знатный. Уже на середине моста придержал Ворона, разворачиваясь.

Мой противник сползал с лошади, держась обеими руками за развороченное горло и пуская кровавые пузыри. Неэстетично как-то получилось. Ну да ладно. Осталось еще три бандита здесь и один на козлах кареты, но она уже далеко, почти в конце подъема.

А тут остальные, все трое. Ну что ж, это уже терпимо.

Как же мне все-таки повезло, что я нарвался на обычную банду «романтиков с большой дороги». Будь они чуть серьезней – раскатали бы меня тонким слоем и ноги вытерли. Взять, например, вот этого бородача, что с коротким прямым тесаком. Ну видно же, что человек больше к вилам привык и, будь они у него в руках, мне со своей шпагой куда как плохо пришлось бы. Да чего там – совсем кисло. А так даже смешно смотреть на его потуги.

Мой учитель фехтования, тот, которого я считаю лучшим из всех, с которыми мне посчастливилось встретиться, Эрих Горднер, делал ставку на скорость.

«Скорость и еще раз скорость», – была его любимая фраза. Отличный учитель и настоящий мастер. Жаль, что он смог уделить мне только три месяца. Всего три месяца. А потом наши пути разошлись – так сложились обстоятельства.

Направив коня по дуге, чтобы не слишком приближаться к бандитам, я переложил пистолет в правую руку, поменяв его со шпагой. Маловато еще опыта, чтобы стрелять с левой, да еще из допотопного оружия…

Мой выстрел попал в ногу того самого бородача, хотя, врать не стану, целился я в грудь. Бандит с воем упал на землю – больно, наверное.

Вот теперь мне необходимо спешиться: все-таки на земле я чувствую себя более уверенно, чем верхом. Я и на лошадь-то сел только три года назад, когда попал сюда. Было, конечно, раньше несколько конных прогулок, я даже знал, что на лошадь надо садиться с левой стороны. И на этом все.

Соскользнув с Ворона и хлопком ладони по крупу отправив его погулять, я застыл, ожидая, что же предпримут оставшиеся разбойники.

Бородача можно не принимать в расчет. Хоть пуля и попала ему в ногу, но слишком уж много крови, – вероятно, перебита бедренная артерия. А это все, абзац.

Оставшиеся двое тоже явно не бывали в солдатах.

Тот, что слева, с кавалерийской саблей, слегка изогнутой, как и положено. Он что, рубиться со мной собрался? Вон как эфес обхватил – большой палец остальные прижимает. Но у меня же шпага, сударь, тебе же так неудобно будет, ты уж поверь мне на слово!

Сделав шаг навстречу, я выполнил длинный скользящий выпад. Укол! Шпага вошла неглубоко, буквально сантиметра три, не более. Но эти три сантиметра оказались в ямке между ключицами. Так, теперь резко уходим влево. Пока он еще не упал, послужит препятствием для оставшегося оппонента. Еще нужно шпагу немного провернуть, чтобы рана расширилась насколько возможно.

Горднер успел лишь поверхностно ознакомить меня с великим искусством фехтования, возведенным в Империи чуть ли не в ранг религии. Несколько основных позиций, ударов и уколов. Все это было и знакомо, и очень отличалось от того, чему меня когда-то учили.

Еще он указал мне путь, по которому нужно двигаться.

– Великие мастера, – говорил он, – пользуются базовыми приемами, но отточенными до совершенства. Изучив со временем огромное количество приемов и комбинаций, они возвращаются к тому, с чего начинали.

Нечто подобное, будучи еще на Земле, я слышал о боевых искусствах Востока. Любое базовое движение универсально, будь то защита или нападение. Все остальное – это вариации на тему. И я склонен ему верить.

Очень интересна методика работы над скоростью, которую он мне предложил. Полностью она изложена в такой фразе: «Хочешь научиться делать что-то быстро – научись делать это медленно. Очень медленно. Очень, очень медленно. Когда самый простой выпад со шпагой будет занимать у тебя несколько минут, ты сможешь сделать этот же выпад быстро. Очень быстро. Очень, очень быстро».

И третье: состояние. Необходимо войти в состояние холодного гнева. Не ярости, но именно гнева, когда по венам хлещет адреналин, все вокруг замедляется, ты чувствуешь способность порвать весь мир голыми руками, но голова остается ясной. Вызвать в себе это состояние достаточно просто – труднее удержаться в нем хоть какое-то время. Правда, это умение тренируется – ну как задержка дыхания, например…

Так. Теперь последний, может быть, даже самый серьезный противник.

Долговязый, со шрамом через всю левую щеку, вздымающим верхнюю губу так, что видны крупные желтые зубы. У него маленькие бегающие глаза мутного цвета, низкий лоб и выдвинутая далеко вперед нижняя челюсть. Отвратный тип, чего там говорить.

Спрашивается, чего же пистолеты никто из них не стал перезаряжать? Не так уж много времени это занимает. Насколько мой противник чувствовал бы себя комфортней, будь у него сейчас пистолет не за поясом, а в руке…

Рывком перемещаюсь вправо и задействую подсветку. Солнышко теперь у меня за спиной – совсем маленькое, но преимущество. А ведь ты меня боишься – вон как глазки по сторонам забегали. Нет, убежать не получится, и помощи ждать неоткуда. Главный ваш там, где ему уже давно следовало быть, а остальным самим помощь нужна.

Последний напал, я в ответ поочередно уколол его в грудь и в колено. В колено попал. Славненько. Опять атакуем тем же манером, но добавляем еще третий удар – снова в грудь. Вот теперь попал как надо. Туше.

Все это хорошо и отлично – великие методики, мудрые учителя… Но достигнуть прогресса можно только практикой. А вот как раз ее у меня столько, что я с огромной радостью поделился бы с кем угодно, причем абсолютно бесплатно. Чуть ли не с первого дня пребывания в этом мире мне только и приходилось практиковаться. Вся эта практика заключалась в том, что я пытался выжить. К счастью, это у меня получилось.

«Да, – уже верхом на лошади подумал я, в последний раз оглядывая место нашей схватки. – Ты мужаешь, и это становится заметным. Мог ли ты представить себе всего три года назад, что способен на такое? Да что там три – даже пару лет, когда ты уже считал, что стал настоящим бойцом. А сейчас ты просто не можешь позволить себе этим гордиться. Подумаешь, разогнал кучку бывших крестьян, возомнивших себя воинами…»

Карету я догнал быстро.

Несомненно, взявший на себя обязанности кучера разбойник ждал подельников, поскольку ехал медленно и все время оглядывался. К нему я решил применить ту же тактику, что и к главарю, и это чуть не стоило мне жизни.

Когда я поравнялся с каретой, опять рассчитывая на длину своей шпаги, он направил на меня взведенный пистолет. Я отчетливо увидел черный зрачок ствола, наведенного мне точно в лоб, и с ужасом понял, что уже ничего не успеваю сделать.

Спас меня небольшой камень или выбоина: карету заметно тряхнуло, сбивая верный прицел. Почти у самого лица громыхнуло, обдав кислым запахом сгоревшего пороха и отбрасывая назад.

«Цел как будто, – пронеслось в голове. – Тольку щеку опалило».

Кучер зло ощерился, доставая второй пистолет. Ну уж нет, ведь второй раз он и попасть может!

Я с потягом ударил его по правой руке, промахнулся, но все равно вышло здорово: клинок шпаги попал по левому плечу, перерубив ключицу. Уже рефлекторно он нажал на спуск, угодив в одну из лошадей, запряженных в карету. Этим все и закончилось.

Бедная лошадка рухнула, резко затормозив бег остальных. Возница, не удержавшись, полетел вперед, на дышло упряжи, а уж затем на землю.

Карета остановилась, и я извлек из-под нее стрелка, потянув его за ноги. Разбойник был без сознания, крепко приложившись по дороге к земле головой. Это хорошо, живой ты нам дороже, языком будешь.

Связав бандиту руки его собственным поясом, я открыл дверцу кареты. Первое, что увидел, было направленное мне в лицо дуло небольшого дорожного пистолета – такого, знаете, со складывающимся спусковым крючком. И потом – бледное лицо девушки, державшей пистолет дрожащими руками. Ну на поцелуй я и рассчитывал. Слава богу, что все обошлось и она смогла удержаться от выстрела.

Кстати, спасенная мною девушка оказалась весьма недурна собой, прямо по закону жанра.

– Леди, поверьте, все уже закончилось, – обратился я к ней. – Вам больше ничего не угрожает. Слово дворянина. Вы ведь из рода Вандереров?

Герб на карете принадлежал Вандерерам, роду древнему и достаточно влиятельному. Вообще, геральдике местная знать придавала огромное значение. Какой-нибудь захудалый дворянин из окраинной провинции мог быть полным невежей абсолютно во всем, но что касается геральдики… Любой из них мог часами рассуждать о своих и чужих родословных, гербах, степенях родства et cetera.

Мне в свое время удалось вдолбить себе в голову информацию о наиболее известных и значимых семействах. Десятка полтора, не более, хотя только в Империи их насчитывалось не менее двух сотен. Но как раз Вандереры входили в список известных мне родов. Вспомнилось даже что-то об их притязаниях на трон.

Вместо ответа она присела на порог кареты и горько разрыдалась. Обычно женские слезы не вызывают во мне жалости, но сейчас был совсем не тот случай.

Я пристроился рядом и обнял ее за плечи. Она уткнулась лицом мне в грудь и продолжила свое мокрое дело. Через некоторое время до нее наконец что-то дошло – и она резко отстранилась.

– Кто вы, сударь? – спросила она, с опаской всматриваясь в мое лицо.

Заодно уж представлюсь и вам:

– Барон Артуа де Койн, миледи, к вашим услугам.

А что? Имя как имя, по-моему, вполне прилично звучит. Я его сам и придумал, когда получал это самое дворянство. Мое земное имя тут не каждый герольд выговорит, даже если по слогам. Дворянские же сословия вполне соответствуют земным, здесь вообще очень много общего.

Но об этом потом, сейчас нужно решать, что делать дальше.

– Элоиза Вандерер, дочь герцога Вандерера, – представилась девушка, забавно склонив голову набок. – Вы точно не принадлежите к числу этих негодяев?

Спросила так, будто я могу принадлежать к числу других негодяев.

– Успокойтесь, леди. Теперь все будет хорошо, уверяю вас. Успокойтесь и постарайтесь объяснить, что здесь произошло.

«Умно-то как, – пронеслось в голове. – Ты же сам знаешь об этом больше нее, практически на глазах все произошло. Лучше давай поторапливайся, – возможно, у них сообщники есть».

Так и не пришедшего в себя разбойника я затащил в карету.

Пусть герцог сам разбирается – то ли это случайное нападение, спровоцированное слишком малым количеством людей в свите, то ли запланированное действие его возможных недоброжелателей. Хотя, если судить по подслушанным мною обрывкам разговора, это заказ… Все равно, пусть герцог сам разбирается.

Девушка наотрез отказалась садиться в карету. Так мы и поехали – я на облучке, вместо кучера, а Элоиза рядом со мной. Девушка еще вздрагивала, вспоминая пережитое. Шум схватки, гибель близких людей, кровь повсюду. Сзади, на подоле ее платья, осталось несколько пятен крови. Хорошо, что она еще не обратила на них внимания, – не обошлось бы без истерики.

Думаю, что выслушивать эротические фантазии того гнилозубого мачо тоже не доставило ей особого удовольствия.

Я вовремя одумался и не стал добиваться от нее подробностей происшедшего события. В этом случае девушке пришлось бы пережить все заново. Вместо этого я постарался отвлечь ее, спрашивая о чем-то не относящемся к делу и рассказывая все, что приходило в голову. Сначала она поглядывала на меня недоуменно, но потом, догадавшись, бросила благодарный взгляд.

Так мы и ехали, пока не достигли имения графа Юлина Стойна, с семейством которого Элоиза оказалась близко знакома. Девушку я передал с рук на руки леди Сауасель, жене Стойна. Самого графа в имении не оказалось, он находился в столице.

Элоиза расплакалась сразу же, как только почувствовала на своих плечах руки графини. Все равно молодец, столько времени держалась и только сейчас расслабилась, почувствовав себя в безопасности.

Сам я отказался от гостеприимства хозяйки, сославшись на страшную спешку. Ворон, всю дорогу бежавший на привязи за каретой, гневно фыркал. Я отвязал его и, откланявшись, покинул поместье.

Глава 2 ДИАНА

Вернувшись в Дрондер, я обнаружил среди корреспонденции приглашение в дом графини Эликондер. Это было не первое ее приглашение, и я не проигнорировал ни одного. Леди Мариэль симпатизировала мне, но явно не по той причине, что первым делом приходит в голову. Слегка за пятьдесят, вдова, графиня была мне очень благодарна за то, что однажды я принял самое активное участие в судьбе ее младшего сына…

Как-то раз, еще в самом начале столичной жизни, я возвращался домой довольно поздно и не в самом лучшем настроении. В тот день мне довелось в первый раз побывать на великосветском рауте. Все было великолепно, я познакомился с одной из прелестных дам, присутствующей на вечере. Мы очень мило общались, и разговор уже дошел до того, что нам необходимо сейчас же поехать посмотреть ее прекрасную коллекцию фарфоровых безделушек. Мы также сошлись во мнении, что середина ночи – самое удачное время для этого, и я уже размечтался, что сумею удивить красавицу количеством доселе ей неведомых любовных позиций, когда она срочно покинула вечер. Не знаю, что за записку передал ей слуга, но лицо ее омрачилось, и она спешно уехала.

Моя новая знакомая при расставании вздохнула с таким искренним сожалением, что это послужило для меня легким утешением. Я тоже раскланялся с гостеприимными хозяевами и поехал домой. На подобные мероприятия не принято приходить пешком, поэтому наемный экипаж терпеливо меня дожидался. Когда мы миновали площадь Трех Фонтанов и до моего дома оставалась меньшая часть пути, произошла наша встреча с молодым графом, сыном леди Мариэль.

Дуэли в Империи обычное дело, несмотря на крайне негативное отношение к ним императора Конрада III. Но дуэли обычно подразумевают равное количество участников, присутствие секундантов и лекарей, а также заранее оговоренное место. Сейчас же передо мной предстала картина, которую иначе как избиением не назовешь. Три дюжих мужика с дубинами окучивали двух юнцов, причем один из них уже лежал на брусчатой мостовой. Второй, прижатый к стене дома, пытался противостоять обломком шпаги палкам наседавших на него противников.

Кучер попытался было прибавить ходу, но я вырвал у него кнут и поспешил на помощь.

Словом, вдвоем мы управились. Кнут – вообще отличная вещь, когда действуешь им умело. Вот так и состоялось наше знакомство с сыном леди Мариэль.

Через несколько дней мне пришло приглашение от Эликондеров, и Андригус, молодой граф, представил меня своей матери. Не знаю, что он там наговорил, но она посчитала меня чуть ли не спасителем своего непутевого сына. Андригус, кстати, так и не рассказал, что стало причиной его конфликта с мастерами оружейного цеха. Сам он тогда легко отделался, а вот спутник его пострадал, причем серьезно.

В доме Эликондеров я и познакомился с Дианой.

Леди Диана, урожденная герцогиня Лилойская, по мужу графиня Дютойл, принадлежала к типу тех красавиц, которых по праву называют роковыми.

Ее муж, граф Антуар Дютойл, был старше своей супруги на пару десятков лет, но, рано овдовев, она и не подумала вновь выходить замуж. Муж оставил ей огромное состояние, а она была молода, красива и пользовалась грандиозным успехом у противоположного пола. Что еще нужно?

Она не разбивала семей и не уводила женихов прямо от алтаря, хотя с легкостью могла все это делать – при желании. Но поклонников графиня меняла как те самые пресловутые перчатки. Говорят, у нее в ногах валялся сам принц Стенс, наследник престола королевства Монтарно, соседней с Империей державы. Но Диана отказала ему во взаимности, мотивируя тем, что ей не нравятся манеры принца.

Леди Мариэль сама представила меня Диане – это случилось во время второго визита в дом Эликондеров. Графиня оценила мои комплименты, посмеялась моим шуткам, и мы оба поняли, что рано или поздно окажемся в одной постели.

А потом на очередном рауте в доме леди Мариэль я вновь повстречался с Дианой. Меня поразил ее внешний вид: она выглядела бледной копией самой себя, хоть и старалась держаться весело. Но тщательно заретушированные тени под глазами, тусклый взгляд обычно сияющих глаз и усталый голос выдавали, что с ней определенно случилась какая-то неприятность. Я поинтересовался причиной таких внезапных перемен, но Диана не хотела ничего объяснять. Мне пришлось проявить изрядную настойчивость, чтобы она приоткрыла часть своей тайны.

В руки одного из поклонников Дианы, долго ею отвергаемых, попало письмо, способное наделать очень много шуму, в том числе даже при императорском дворе, если бы было обнародовано. И вот теперь человек, в чьи руки попало письмо, открыто шантажировал Диану, наконец-то получив доступ к тому, в чем ему много раз было отказано. Однако Диана не из тех птичек, что могут жить в клетке, пусть даже и золотой.

Но не это было самое страшное.

– Понимаете, Артуа, – произнесла она голосом, от которого у нормального мужчины все тело начинало вибрировать, – к сожалению, это касается не только меня. Если письмо станет достоянием гласности, могут пострадать очень многие люди…

Не знаю, что ее заставило довериться мне, человеку в общем-то малознакомому, – не иначе крайняя степень отчаяния, но я сумел ей помочь.

Буквально через день, в сгущающихся сумерках я прокрался через сад к особняку человека, владеющего письмом, и взобрался на второй этаж. Он как раз готовился нанести визит Диане и прихорашивался, мурлыча что-то себе под нос. Дождавшись, пока слуга выйдет из комнаты, я натянул на голову вязаную шапочку с прорезями для глаз, засунул в рот два ореха и, благодаря открытому окну, легко очутился в комнате. Орехи во рту не лишняя предосторожность: общеимперский дался мне легко, но небольшой акцент все же еще присутствовал.

Очутившись в комнате, я буквальным образом выбил из него письмо, действуя в основном ногами. Затем покинул комнату – снова через окно. Переполох в доме начался тогда, когда я уже перелезал стену, огораживающую сад, расположенный с тыльной стороны особняка.

Да, я здорово рисковал, но Диана такая женщина, ради которой мужчины умудрялись совершать и не такие безумные поступки.

Потом мне пришлось скоротать время в одной из таверн. А ближе к утру, также через окно и тоже на втором этаже, я прокрался в спальню Дианы и залюбовался ее лицом, грустным даже во сне. Так и не решившись ее поцеловать, вложил в руку письмо и, оставив на подушке алую розу, ретировался. Почему-то в тот момент я беспокоился не о том, что меня увидят и примут за ночного вора, нет – Диана могла уколоться во сне шипами.

С тех пор прошло больше месяца, и мы с ней ни разу не виделись.

Прибыв в дом графини, я первым долгом отправился к хозяйке, чтобы выразить свое почтение, как и предполагается правилами хорошего тона.

Каждый раз при нашей встрече леди Мариэль шутливо спрашивала меня, не собрался ли я наконец жениться, и всегда предлагала свою помощь. Я обычно отшучивался, что ищу девушку, похожую на нее, но, увы, таких больше нет. Вот и на этот раз мы обменялись репликами в том же духе, и я был благосклонно отпущен.

Я любил бывать в этом доме не только из-за доброго отношения хозяйки. На вечерах графини всегда присутствовала легкая, дружелюбная атмосфера, и многим из гостей нравилось навещать леди Мариэль именно по этой же причине. Создать такую атмосферу очень сложно и получается далеко не во всех домах, как бы ни старались хозяева. Графине же это удавалось без малейших усилий.

– Артуа, – послышался сзади чудный знакомый голос. Обернувшись, я обнаружил прежнюю Диану – веселую, цветущую, в открытом вечернем платье с глубоким декольте и в непременном окружении поклонников.

– Потрясающе выглядите, леди Диана… – Вот и все, на что меня хватило – настолько очаровательно она выглядела.

– Мне нужно с вами поговорить, барон. – Взгляд ее стал очень строгим, как будто я действительно серьезно провинился перед ней. Подхватив под руку, она отвела меня подальше от ушей и глаз своих воздыхателей.

Когда мы остались наедине, Диана все так же строго произнесла:

– Рассказывайте, барон, почему вы меня избегаете.

– Ну что вы, леди Диана, разве хоть одному из видевших вас мужчин придет в голову подобное? Меня не было в столице около месяца, и всего лишь… – начал активно оправдываться я.

– Да? И как же ее зовут?

– Леди Удача, но на этот раз она от меня отвернулась. – Я старался не смотреть туда, куда хотелось смотреть больше всего на свете. Но разве от женщины можно скрыть свой интерес, тем более если она намеренно обращает на себя внимание?

– Я очень благодарна вам, Артуа… – начала Диана, но я перебил ее:

– Насколько благодарны? – Меня ощутимо потряхивало от ее близости, настолько она была хороша.

– Даже в большей степени, чем вы можете себе представить. – Диана смотрела на меня смеющимися глазами, но лицо ее при этом оставалось совершенно серьезным.

– Тогда почему мы еще здесь?

– Ну существуют же правила приличия…

– Именно поэтому вы еще в одежде, – честно признался я.

Диана рассмеялась своим волшебным, чарующим смехом, и мне пришлось отступить на пару шагов назад, от греха подальше.

Час спустя мы покинули гостеприимный дом. Диана откланялась хозяйке, я же решил исчезнуть по-английски.

Дом мы покидали поодиночке. Как же, все могут знать, но никто не должен видеть – именно так говорили французы.

У самых дверей меня застиг довольно ехидный голос леди Мариэль:

– Господин де Койн, вы нас уже покидаете?

Да уж, спрячешь здесь хоть что-нибудь… Знать занимается этими играми чуть ли не с детства. Мне ли пытаться ввести в заблуждение хотя бы самых бестолковых из них? Я с сожалением развел руками: извините, мол, такая уж я бестолочь, опять забыл выдернуть утюг из розетки.

Леди Мариэль с улыбкой погрозила мне пальцем, но затем подмигнула с самым заговорщицким видом, всем своим видом показывая, что рада за меня и за мой выбор. Вот тебе и графиня в двухсотом поколении. Или сколько их там у нее?

Целоваться мы начали еще сидя в карете, везшей нас к дому Дианы. Оказавшись в ее спальне, я не стал сдерживать себя – слишком она меня волновала.

Когда у нас случилось то, чего мы оба желали, Диана тихо прошептала:

– Артуа, только не смей думать, что таким образом я решила выразить свою благодарность.

– Ну что вы, леди Диана. Я отлично понимаю, что вы безумно влюбились в меня буквально с первого взгляда и специально придумали предлог, чтобы добиться своего. – Все это я произнес совершенно серьезным тоном. Да еще и с интонациями человека, которого подобные домогательства безумно достали и который всерьез задумывается над тем, чтобы укрыться от них в монастыре.

Забавно было видеть ошарашенное лицо Дианы, ее открывшийся от удивления прелестный ротик. Она приподнялась на локте и изумленно посмотрела на меня, лежащего на спине с самодовольной улыбкой.

Так и не решив, серьезно я это говорю или шутки у меня такие, Диана сказала:

– Ну и нахал ты, Артуа!

– Зато целуюсь хорошо, сама говорила, – парировал я.

– Ну если вдуматься, не только целуешься, но все равно ты нахал, каких свет еще не видывал…

Мы встречались с Дианой очень часто, чуть ли не каждый день, за исключением тех вечеров, когда она бывала в императорском дворце. Графиня практически забросила светскую жизнь – нам было очень хорошо вдвоем, и никого не хотелось видеть. Мы даже похудели в результате наших постоянных постельных баталий и сами смеялись над этим.

Я приобрел двухколесный экипаж, на котором мы часто катались в окрестностях столицы. Недалеко от Дрондера есть живописнейшее озеро со многими поросшими зеленью островками. Взяв лодку, я катал Диану по озеру, усадив ее на заднюю скамеечку – кормовую банку, если угодно.

Иногда, засмотревшись на нее, я чуть не доводил дело до кораблекрушения, и тогда она, смеясь, брызгала на меня водой, приводя в чувство.

Мы высаживались на одном из островков, я разбивал небольшой шатер, доставал из лодки корзинки с продуктами и вином – словом, получался настоящий пикник. Ей очень понравилось это новое для нее слово, и всякий раз, услышав его, она весело смеялась – уж не знаю почему.

Мы много разговаривали. Диана рассказывала мне о столичной знати, ее обычаях, привычках, традициях, родословных – словом, обо всех тех вещах, знания о которых мне были необходимы, поскольку я собирался жить в этой среде. Еще я брал с собой гитару и с удовольствием пел ей – она так трогательно слушала, уперев подбородок в кулачок. Больше всего Диане нравились романсы, а самый ее любимый мне приходилось исполнять по нескольку раз. Что-что, а петь у меня всегда получалось хорошо, и если бы тогда, в том мире, все сложилось удачно, то возможно… Да что теперь об этом говорить.

Местная музыка вовсе не примитивная, самое полное представление о ней можно получить, если вспомнить, какой она была в Европе лет триста назад. Видимо, человечество везде развивается по одним и тем же законам, но мне самому судить об этом сложно, не хватает знаний.

Наше безумие продолжалось больше месяца, а потом пришлось расстаться.

Однажды, на очередном свидании в доме графини, я заметил, что она чем-то очень опечалена. Диана, в этот раз сама нежность, рассказала мне причину своей печали.

Ее мама, герцогиня Лилойская, опять собралась умирать. Последние несколько лет она делала это не реже раза в год, иногда даже чаще. Герцогиня безвылазно жила в одном из своих поместий на морском побережье, и всякий раз, решив, что дни ее сочтены, рассылала детям письма о своей близкой кончине.

– Это уже стало семейной традицией, – рассказывала Диана. – Раз в год мы собираемся всей семьей, гостим у нее, и маме сразу становится лучше. Моим братьям легче – оба они на службе и не имеют возможности задерживаться надолго. Мне же приходится отдуваться за всех. Иногда я задерживаюсь там надолго, бывает, что и на пару месяцев, представляешь? Мама ни за что не желает переезжать в столицу – климат ей не подходит.

– Что, у герцогини действительно проблемы со здоровьем? – посочувствовал я.

– Если бы, Артуа, если бы. Здоровье у нее отличное, а вот все остальное…

Да, письмом все у нас началось, письмом и заканчивается. Два месяца – срок приличный, и многое может произойти.

– Я тоже буду очень скучать по тебе, – заметила выражение моего лица Диана. – Ты знаешь, Артуа, конечно же у меня никогда не было столько мужчин, скольких мне приписывают, но из всех тех, которые действительно у меня были, ты лучший, и ни с кем другим мне не было так хорошо. И еще, ни с кем другим я не встречалась так долго. Обычно они надоедали мне после двух-трех свиданий. Я, наверное, мерзкая?

– Нет, девочка, ты тоже самая лучшая из всех моих женщин, самая сладкая, самая пылкая и самая нежная. Самая-самая, – прошептал я Диане на ушко, нисколько не кривя душой, и поцеловал ее в сладкие губы.

– Подожди минутку, Артуа, – сказала Диана.

Легко соскользнув с постели, она подошла к бюро и принялась в нем что-то искать. Света от одинокой свечи хватало, чтобы в полной мере насладиться красотой ее великолепной фигуры, отчетливо видимой на фоне незашторенного окна.

– Диана, если бы у меня имелся талант живописца, я бы заработал кучу золота, рисуя твои портреты в жанре ню.

Девушка улыбнулась, на миг оторвалась от своих поисков, приняла несколько завлекательных поз – и снова углубилась в недра бюро. Я лежал и любовался, моля только о том, чтобы то, что она ищет, оказалось где-нибудь высоко, например на верхней полке. Очень красивое зрелище, когда женщина тянется ввысь, а если при этом она обнажена и имеет потрясающее тело…

Но у бюро нет высоких полок, зато имеется множество отделений, что тоже очень приятно.

Наконец Диана нашла то, что искала, и вернулась в постель с приличным конвертом в руке.

– Вот, Артуа, я хочу сделать тебе подарок… – начала она. – Артуа, я просила тебя слушать, а не смотреть.

Ну да, легко сказать! Свеча горит совсем близко – сама же переставила ее поближе…

– Я хочу тебе сделать подарок, – повторила она.

– Диана…

– Да знаю я, знаю. Ты сам мне говорил, и не раз, что там, откуда ты родом, принято задаривать подарками своих женщин, а не наоборот. Здесь же совсем другое дело, ты сначала выслушай.

Диана немного собралась с мыслями и начала:

– Мой муж был кем угодно, но только не глупым человеком. Так вот, однажды я подслушала очень интересный разговор…

Покойный муж Дианы, граф Дютойл, был очень деятельным человеком, и его интересы лежали в самых различных областях. Среди имперской аристократии совсем не считалось зазорным заниматься торговлей, промышленностью, наукой, не говоря уже о политике. Во всем, за что он брался, граф был успешен и оставил своей жене огромное состояние.

Но подслушанный Дианой разговор был совсем о другом. Один из работающих на него людей привез ему сведения о золоте. Не о сокровищах, закопанных под дубом на приметной горе или в тайной пещере, а об одном из урочищ в Энейских горах, где, по словам этого человека, золота было очень много.

– Так вот, – продолжала Диана, потрясая конвертом, – в этом пакете подробные карты с указаниями, как туда попасть. Это место на самой границе Империи, я узнавала. Там живут дикие племена кочевников. Артуа, ты возьмешь конверт и уже сам решишь, что делать дальше. Этот человек рассказывал, что золота там много, очень много. Он привез два самородка, можешь сам на них посмотреть.

– А где сейчас этот человек, который привез карты и самородки?

– Его нашли мертвым в квартале, где очень много заведений с девочками – ну ты понимаешь. Муж очень расстраивался из-за этого, но и сам его ненадолго пережил.

…Да, если золото там действительно есть, то это многое меняло в моих планах. Можно разом решить главную проблему, которую я назвал экономической составляющей. Есть над чем подумать.

– Ты возьмешь пакет, Артуа? – с надеждой спросила Диана.

– Конечно, возьму, милая моя девочка. Я привезу много золота, и мы с тобой его поделим.

– А вот этого не будет. Нет, Артуа, и еще раз нет. Мне своего хватает, я девушка небедная. Вот чего мне не хватает – так это твоего поцелуя прямо сейчас. Ну, может, еще чего-нибудь…

Мы расстались с Дианой через день, почему-то оба понимая, что вряд ли у нас повторится то, что было. Я смотрел, как она садится в карету, и больше всего мне хотелось остановить ее, прижать к себе и никуда не отпускать. И она ждала именно этого, только понял я это слишком поздно.

Глава 3 КОЛЛАЙН

Прошло около месяца после расставания с Дианой. Я сидел в своем кабинете, в очередной раз перебирая бумаги из подаренного пакета. Все карты и схемы с сопроводительными записками уже давно отложились в моей памяти. Путь к Энейским горам, где в одном из урочищ обнаружено золото, займет примерно месяц. Все необходимое снаряжение и оборудование заказано, будет готово через неделю. Осталось решить главный вопрос: где взять людей? Надежных людей…

Это являлось серьезной проблемой, и решать ее надо было быстро. Времени потеряно достаточно. Организовывать предприятие с кем-либо на паях я не хотел ни при каких условиях. И не от жадности, это был просто холодный расчет. Мало найти золото, нужно еще вернуться живым. А кому можно доверять в таких случаях? Да никому.

Нет, конечно, людей порядочных полно, но где они? Я с ними не знаком. Вернее, с некоторыми знаком, но вряд ли смогу уговорить их на столь явную авантюру.

Кроме того, в горах неспокойно, местные племена традиционно занимаются разбоем. И это еще одна проблема. Словом, мне нужны люди, к которым можно повернуться спиной и которые способны постоять за себя, если на нас нападут разбойники.

За окном опускалась ночь. Пора выходить из дома: у меня сегодня свидание. Пару недель назад на одном из светских раутов я познакомился с баронессой, хрупкой миниатюрной брюнеткой с огромными карими глазами и пухлыми губками. Звали ее Лионой, и она была вполне в моем вкусе. То, что должно было случиться, случилось на втором свидании. Лиона оказалась страстной натурой, и мы быстро поладили.

Единственным недостатком Лионы являлся ее муж, служивший по фискальной части. Частые служебные поездки заставляли бедную девушку плакать в одиночестве, и я по возможности пытался скрасить ее досуг. Баронесса жила недалеко, всего в получасе ходьбы. Что же касается всего остального, то я вскоре стану лучшим в Империи специалистом по лазанью в чужие окна. А немного адреналина от постоянного ожидания возможного внезапного возвращения мужа добавляло встречам особую прелесть.

Прицепив шпагу и прикрепив к предплечью левой руки скрытые под рукавом ножны с небольшим стилетом, я вышел из дома. Стилет стал новым оружием в моем небогатом арсенале. Изготовленный кузнецом по специальному заказу, клинок мог использоваться и как метательное средство. Метал я его пока из рук вон плохо, но иногда и этого было достаточно.

Не так давно я оборудовал в своем доме небольшой тренировочный зал. Стараясь использовать свободное место как можно экономнее, мне удалось вместить в него множество приспособлений и тренажеров, расположенных по периметру комнаты. В правом от входа углу висел кожаный мешок, набитый песком. Всегда предпочитал этот весьма простой в изготовлении и очень эффективный снаряд. В левом – стойка со штангой, изготовленная местным кузнецом. Кузнец уже давно не удивлялся странностям моих заказов. Как говорится, было бы оплачено. Занятия с отягощениями всегда доставляли мне удовольствие, и я не собирался от них отказываться. Всю центральную часть комнаты я отдал фехтованию.

Два-три раза в неделю ко мне приходил невзрачный человек, отменно владеющий многими видами холодного оружия. Скрытный, со странными привычками, но тем не менее настоящий мастер. Брать с меня плату он отказался, объясняя это тем, что сам получает удовольствие. Мы спарринговали до изнеможения. Мне было чему у него поучиться, но и сам не раз удивлял мастера. Нашел я его через одного из друзей, гвардейского офицера.

А вот с огнестрельным оружием мне никак не удавалось подружиться так, как хотелось бы. Все-таки я привык к другому оружию. Кремневые пистолеты казались мне игрушечными самопалами, какие мы мастерили в детстве. Да и как можно серьезно относиться к тому, что в любой момент может подвести тебя осечкой.

Я часто выезжал за город, в расположение кирасирского полка, где находилось тренировочное поле для кавалеристов. Рубка на скаку – достаточно трудное занятие, требующее определенных навыков. Я стал там частым гостем, быстро приобретя популярность благодаря игре на гитаре.

Люди, многие служаки не в первом поколении, в большинстве своем прямые и открытые, никогда не отказывали мне в советах и наставлениях. Я же с удовольствием присутствовал на многочисленных вечеринках, исполняя немного переделанные песни. Репертуар определился быстро, и с некоторых пор я стал желанным гостем в полку. А несколько выигранных учебных поединков добавили ко мне уважение как к бойцу. Мне даже предлагали ступить на военную стезю, но мои жизненные планы лежали в несколько иной плоскости. Словом, я вел активный образ жизни, не давая себе времени на досужие размышления. Все это немного помогало заглушить тоску по Диане…

Я шел в сгущающихся сумерках, предвкушая близость встречи с баронессой. Очень милая особа и страстная любовница – я уже начинаю немного ревновать ее к мужу. Глупо, конечно, но что тут поделаешь. Голова моя рождала всяческие эротические фантазии, напрямую связанные с ней. Оставалось совсем немного, всего лишь перейти мост через Лонгу, приток Арны, самой крупной реки Империи, повернуть направо и пересечь сквер с небольшим фонтанчиком. А там все привычно – перелезть через стенку, прокрасться вдоль фасада здания, взобраться по декоративной решетке, увитой плющом, на второй этаж и проскользнуть в специально оставленное открытым окно. Чтобы шпага не путалась в ногах во время карабканья, пришлось придумать нехитрую сбрую. С ее помощью шпага крепилась на спине, что значительно удобнее. Ниндзя, блин!

Внезапно вспомнилась Диана, и настроение резко испортилось. Решив, что малышка-баронесса немного подождет, я перешел мост и свернул налево. Метров через триста по набережной располагался кабачок «У Ондоро» – небольшой, уютный, с неплохой кухней и отличным вином. Брат Ондоро, владельца таверны, имел собственные виноградники и обеспечивал его очень приличными винами. Публика здесь собиралась разношерстная, но вполне пристойная. Можно встретить и дворянина, и расторговавшегося сельского жителя, и владельца мастерской, и даже преподавателя Имперского университета, расположенного неподалеку. Толерантность в Империи на высоте, слов нет.

Поприветствовав хозяина заведения, я уселся за столиком у окна. Подлетевшая служанка смахнула несуществующую пыль со стола и замерла в ожидании. Заказав бутылку красного вина, сыра и зелени, внимательно осмотрел зал. Первым, кто попался на глаза, оказался высоченный плечистый парень с простоватым, если не сказать больше, лицом. Эдакий увалень. Вот его лицо как раз и привлекло мое внимание. Выражение растерянности и обиды настолько легко читалось на нем, что парень походил на большого ребенка, у которого обманом забрали любимую игрушку.

Все здесь понятно без слов – провинциального простака отработали по полной программе. Но вот лицо его мне понравилось: простое такое, открытое. Парень все не мог успокоиться, в который раз осматривая карманы, заглядывая под стол и озираясь по сторонам. Но всему есть предел, и до него наконец дошло.

Недоумение сменилось выражением ярости. Какое-то время он оглядывал посетителей, высматривая обидчиков. Наконец, осознав, что случившегося не вернешь, направился к выходу.

– Эй, парень, – окликнул я его, когда тот проходил мимо. – Не сочти за труд, присядь на минутку.

Он приостановился и вперил в меня взгляд, надеясь, вероятно, выместить на мне злость. Затем, разглядев рукоять шпаги, торчащую из-под стола, сник.

– Присядь, присядь. Возможно, я смогу тебе помочь. Да и что ты теряешь, в конце концов?

Нерешительно потоптавшись, он все же уселся напротив. Жестом показав служанке повторить заказ, я повернулся к предполагаемому собеседнику:

– Ну рассказывай.

– Что рассказывать-то, ваша светлость?

– Я не «ваша светлость». «Ваша светлость» – это обращение к графу, а я всего лишь барон. Рассказывай с самого начала: кто такой, откуда взялся и что у тебя случилось.

Я налил ему вина, пододвинул тарелки и приготовился слушать.

Звали парня Проухв Сейн, и родом он был из захолустного даже по местным меркам приморского городка. Единственный сын мелкого ремесленника, остальные все дочки. Здоровьем и статью Господь его не обидел, а вот учеба давалась нелегко. Только и научился, что считать до ста да расписываться. Зато силы у парня было немерено. Тесно стало ему в родном городке, и решил Проухв податься в столицу. Где, как не там, можно реализоваться? Жаждал он славы, золота и приключений – в любом порядке и в любых количествах. Подобно Ломоносову, Проухв добрался до Дрондера с рыбным обозом, только рыбу везли не мороженую, а соленую и вяленую. Пожив в столице некоторое время, он с удивлением обнаружил, что роковые красотки не вешаются ему на шею, что золота много, но все чужое, а приключения обходят его стороной. Загоревал парень и совсем уж было домой засобирался, но познакомился с хорошими людьми, которые много чего ему наобещали. Вот и пришли в кабак отметить это событие. Дальше мне и самому все было известно.

– Что делать собираешься? – поинтересовался я.

– Не знаю еще, ваша светлость. Можно в солдаты податься, да уж больно там порядки строгие. Домой возвращаться стыдно – засмеют меня. Делать я ничего не умею, отцу помогал, конечно, да что с того? Баржи грузить в речном порту – вот и все, что остается.

– Я не «ваша светлость», запомни. Есть у меня к тебе предложение, Прохор, – переиначил я его имя на свой манер. – Иди ко мне в услужение. Приключений тебе обещаю много, а там, глядишь, и подвиги подвернутся. Вот и сейчас предстоит мне одно дело, очень опасное, но и заработать можно хорошо, причем честно. Я сам здесь один как перст, мне нужны надежные люди. Об оплате договоримся, не обижу. Но смотри, сразу предупреждаю: слушаться беспрекословно! Скажу упасть – падай хоть в лужу, скажу стоять на одной ноге – стой хоть до вечера… Подумай хорошо. Надумаешь – жди меня здесь же вечером, перед закатом. С вещами. Все, думай!

Оставив ошеломленного предложением Проухва, я поспешил к баронессе Лионе.

Проходя мимо моста, услышал звон клинков и приглушенные ругательства.

«Оно мне надо?» – подумал я и ускорил шаг. Однако через несколько шагов пришла другая мысль: «А может, действительно надо?» – и поспешил на звуки продолжающегося боя.

Примерно на середине моста моим глазам открылась следующая картина: три человека с яростью нападали на четвертого, прижатого к перилам. Еще один стоял на коленях, зажимая рукой рану на груди. В таких случаях трудно принимать чью-то сторону, не зная всех обстоятельств. Соотношение сил еще ни о чем не говорит. Обороняющийся человек в равной степени может оказаться и подлецом, и героем. Это мне и предстояло выяснить, и немедленно.

– Добрый вечер, господа, – поприветствовал я собравшихся дуэлянтов. – Не сочтите за труд объяснить мне правила, по которым происходит ваша дуэль. Вам не кажется, что соотношение сил в корне противоречит дуэльному кодексу? Если вы подзабыли этот святой документ, сочту за честь вам его напомнить.

Мне важна была реакция на мое появление. Ручаюсь, если нападающие – приличные люди и преследуют благородные цели, то попытаются объяснить мне столь неспортивное поведение.

Но этого не произошло. Один из нападавших, по всей вероятности старший, бросил какую-то неразборчивую команду, и от группы отделился человек. Его очевидные намерения не вызывали ни малейших сомнений.

У японских самураев есть такая техника – не помню, как она называется, – когда удар наносится сразу после того, как катана покинула ножны. Фактически это одно движение. Так вот, готов поспорить с кем угодно, что со шпагой такое тоже возможно. Пока мой противник приближался ко мне, я спокойно стоял, придерживая ножны шпаги левой рукой. Но как только он пересек незримую границу, сделал выпад. Давно хотел попробовать эту технику, но все не было подходящего случая.

Перешагнув через еще агонизирующее тело, я подошел ближе. Существовала вероятность того, что нападающие и защищающийся объединятся против меня – такое бывает.

Еще одна команда – и следующий противник предстал передо мной. Наши клинки со звоном скрестились, разошлись, снова скрестились. Весьма посредственная техника – даже мне это понятно. На следующем выпаде он чуть-чуть провалился, и это стоило ему жизни. Прямо из четвертой позиции я нанес колющий удар, благополучно достигший цели. Все, противники остались один на один. Тщательно протерев шпагу, я спрятал ее в ножны.

И эта схватка оказалась недолгой. Сломленный потерей товарищей, последний из нападающих пропускал удары один за другим и после третьего рухнул на землю.

Человек, только что отправивший к праотцам своего соперника, пару мгновений переводил дыхание, присматриваясь ко мне. Я тоже стоял, дожидаясь, чем все это закончится. Горящие на мосту фонари не давали много света, но и того, что было, хватало, чтобы рассмотреть человека примерно моего возраста, чуть выше среднего роста, обладателя щегольских усов с закрученными кверху кончиками. Наконец он отыскал ножны, вложил в них шпагу, поднял валявшуюся неподалеку шляпу и изобразил ею приветствие.

– Позвольте представиться. Меня зовут барон Анри Коллайн, и мне хотелось бы знать, кому я обязан жизнью, – произнес единственный, кроме меня, оставшийся на этом мосту в живых.

– Артуа де Койн, барон. Если это представляется возможным, объясните, что здесь произошло.

– Подождите буквально пару минут, сударь, пока я избавлюсь от трупов. Эти люди не заслуживают погребения, уж поверьте мне на слово.

Несколько минут я наблюдал, как Коллайн сбрасывает тела в воду с моста. А вот их клинки он собрал, завернув в свой плащ. Странное дело, до сих пор не объявилась стража, обычно вездесущая, но, может быть, это и к лучшему.

– Вот теперь можно и поговорить. Хотя я предпочел бы делать это за стаканом доброго вина. Кстати, вам принадлежат две шпаги из четырех. Не бог весть что, но пару золотых за все вполне можно выручить.

– Отложим это дело на потом, – сказал я. – Пока же предлагаю пройти в таверну. Здесь недалеко.

– В любом случае вино за мой счет. И еще: можете рассчитывать на мою шпагу. Я уже успел попрощаться с жизнью. Четверо противников – это много даже для меня.

Мы почти сошли с моста, когда мой новый знакомый приблизился к перилам и решительно отправил сверток с клинками врагов в воду.

– Что подвигло вас на такой поступок? – не преминул поинтересоваться я.

– А-а-а, не хочется быть мелочным, – беспечно махнул рукой тот. – В свою очередь позвольте спросить о причине вашего интереса. Вы пожалели о той части денег, которую уже считали своей?

– Вовсе нет. Я лишь беспокоюсь о рыбках, водящихся в этой реке. Вполне возможно, что вы нечаянно проткнули одну из них острием клинка из вашего свертка.

Барон заразительно расхохотался, хлопнув меня по плечу.

Мы вернулись в таверну «У Ондоро». Самого Ондоро уже не было, за стойкой стоял его сын – не помню, как его имя. С Анри мы проговорили часа три, если не больше. Его история оказалась чем-то похожей на мою с той лишь разницей, что он урожденный барон.

Его угораздило попасть не в то время не в то место. Став невольным свидетелем одного весьма неприглядного события, он подписал себе приговор. И если бы не мое удачное вмешательство, этот приговор уже был бы приведен в исполнение. Он не стал распространяться на эту тему, а я не стал настаивать.

С возрастом я угадал. Коллайн оказался старше меня на пару лет, имения нет, в столицу прибыл, как и я, в поисках лучшей судьбы.

Чем дольше мы с ним разговаривали, тем больше он мне нравился. Общались мы на различные темы, перескакивая с одной на другую, словно пытаясь составить друг о друге наиболее объективное мнение.

Усы делали барона несколько легкомысленным на вид, но цепкий взгляд выдавал в нем умного и проницательного человека, достаточно битого жизнью, чтобы не ждать от нее слишком много хорошего. И еще мне понравилось, что после недавних событий он мог спокойно сидеть и рассуждать о появившейся среди столичных дам моде на шляпки с вуалью.

Нет, дело не в том, что совсем недавно он лишил жизни пару человек, а теперь сидит, не испытывая ни малейшего угрызения совести. Это и меня уже нисколько не напрягает, прошли те времена. Но мост буквально в двух шагах отсюда, и вполне вероятно, что в таверну в любой момент могут нагрянуть стражники или сообщники наших недавних врагов. А он само спокойствие!

Бывает так, что видишь человека первый раз, совсем не знаешь его – и все же чувствуешь к нему симпатию. Барон – это как раз тот случай. Поговорив еще некоторое время, я все же решился и сделал ему предложение. Мой новый знакомый как будто бы ждал его и нисколько не удивился, когда оно прозвучало.

На предложение составить мне компанию в экспедиции на запад Коллайн, не задумываясь, ответил утвердительно. Я не стал объяснять ему всех подробностей, а он и не настаивал. Договорились и об оплате, и о том, что пока барон поживет в моем доме, поскольку родственников в столице у него не имелось.

Сославшись на неотложные дела, я раскланялся и поспешил к Лионе.

«А ведь чуть не прошел мимо, – подумалось мне. – Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь».

Моя милая девочка конечно же не дождалась меня. Она сладко спала, подложив под голову ладошку. Ошеломленная моим напором, сонно хлопая глазами, она тем не менее приняла активное участие в процессе. Адреналин, выброшенный в кровь этой ночью, требовал выхода. А что может быть в этом случае лучше женской ласки?..

«Какой хороший у меня вкус, – думал я расслабленно. – Удивительно приятная во всех отношениях женщина».

– Завтра приезжает мой муж, – сказала она.

Муж – это всегда плохо. Чуть ли не первый раз в жизни я нарушил свой принцип, касающийся замужних женщин. Но слишком уж Лиона была славная женщина, да и узнал я о ее замужестве только после того, как у нас все случилось.

Глава 4 СТЕНБОРО

Следующим вечером я подходил к таверне «У Ондора». Проухва увидел еще издали – такого верзилу, топчущегося у входа, трудно не заметить.

– Ваша светлость, – прокричал он, кидаясь мне навстречу, – я уж испугался, что вы передумали.

Мать твою. Услышит это кто-нибудь из знакомых и ехидненько так спросит: «Когда это вы, барон, успели графом стать?»

– Проухв, в последний раз говорю тебе: я не «ваша светлость». В последний. А теперь ответь мне, ты хорошо подумал? Мои условия тебя устраивают?

– Да, да! – Парень радостно закивал головой. – Только это… – Он замялся. – Ваша милость, научите меня драться так же, как вы?

– А с чего ты, братец, взял, что я умею драться? Может, я шпагу для украшения ношу?

– Ну это… – Он еще больше замялся. – Я вчера на мосту видел… – И, помолчав, добавил: – Все. – Затем, спохватившись, заверил: – Только вы не подумайте, ваша милость, я по гроб жизни никому…

То-то мне вчера тень какая-то показалась – думал, примерещилась.

– Можешь не беспокоиться, Прохор. Эти негодяи того заслуживали.

С тех пор я его так и называл – Прохор. А когда был злой или веселый, так вообще, Прошка.

В животе у парня громко заурчало.

– Голодный, что ли?

– Так со вчерашнего вечера. Денег-то нет.

– Ничего, Проухв. Придем домой – поешь вволю.

Дома нас ждал Анри Коллайн. Комната ему была уже приготовлена Мартой. Проухв тоже получил комнатку недалеко от кухни. Оба они остались довольны.

Отужинав, мы с Анри прошли ко мне в кабинет, захватив бутылочку сливового вина и пару бокалов. Проведя весь вечер в беседе и опорожнив бутылку, мы разошлись спать, довольные друг другом.

На следующий день утром принесли письмо с приглашением от герцога Илана Вандерера, отца спасенной мною Элоизы. Встреча была назначена на завтра, на восемь вечера. Хорошо, так тому и быть, никаких дел на завтрашний день у меня не намечалось.

Чуть позже прибыл маэстро, мой неизменный спарринг-партнер. Когда мы закончили, я обратился к нему:

– Маэстро, у меня появился новый человек – такой, знаете, увалень. Но силы парень необычайной. Маленькая просьба к вам: посмотрите его и определите, что ему лучше подойдет. Не хочется терять зря время, а вы с вашим опытом и интуицией здорово можете мне помочь.

В том, что Прошка от природы обладает недюжинной физической силой, я убедился, приведя его в свой импровизированный спортзал. Парень, не имея ни малейшего представления о технике, поднимал и выжимал такие веса, что я только крякал. А вот с холодным оружием у него получалось хуже.

Маэстро любезно согласился. В зал привели Прошку и оставили их наедине. Примерно через час из дверей вышли донельзя довольный наставник и красный, взъерошенный Прохор. Оставшись с нами на обед, маэстро рассказал подробности. Он перепробовал все виды оружия, предлагая парню воспользоваться всем по очереди – в зале мною была собрана достаточно обширная коллекция. Частью я нашел ее в доме, частью купил по дешевке – к оружию для тренинга особых требований не предъявляется.

В конце концов, решив, что над ним издеваются, Проухв пошел в решительную атаку. Это здорово развеселило маэстро. Уходя от атак Прошки, он раз за разом ставил парня в дурацкое положение, изредка отвешивая ему не очень больные, но очень обидные удары. Когда Прохор выходил из зала, у него даже губы дрожали. Ничего страшного, будет парню хороший урок. «Победа техники над грубой силой» – в дзюдо, по-моему, такой девиз.

Еще маэстро посоветовал в качестве основного оружия натаскивать парня на тяжелый кавалерийский палаш – оружие, требующее немалой физической силы.

Но лучше всего у Прохора получалось с балотом – оружием, похожим на гибрид древнерусской совни и японской нагинаты. На балот маэстро и предложил обратить особое внимание.

Коллайн вызвался проводить учителя. У меня сложилось впечатление, что они давно знакомы, но не подают вида. Вернулся он довольно поздно, когда я, по обычаю, сидел в своем кабинете и приводил в порядок финансовые документы. Ситуация с финансами сложилась не очень, но на ближайшие полгода вполне терпимая.

Коллайн вошел в кабинет, наполнил свободный бокал вином, присел в кресло и заговорил:

– Вам очень повезло, Артуа, с этим человеком. Не сомневаюсь, что вы успели заметить факт нашего знакомства. Его имя ни о чем вам не скажет, но поверьте на слово, так будет даже лучше. У него есть веские причины скрывать свое имя. Кстати, он весьма высоко оценил вашу технику…

Следующим вечером я отправился к Вандерерам. С Элоизой мы встретились как старые знакомые. Она же представила меня всем членам семьи. Элоиза так расписывала мои подвиги, что мне даже стало немного неудобно. Очень симпатичная девушка – высокая, статная, но совершенно не в моем вкусе. Мне больше по душе хрупкие, быть может, даже немного анемичные женщины. Их так хочется холить, лелеять и защищать.

Отужинав в кругу семьи, мы поднялись в кабинет герцога. Усевшись в кресла, поговорили о том о сем, обсудили погоду и цены на лошадей. В общем, разговор ни о чем. Я отлично понимал, что герцог старается оценить меня с какой-то своей точки зрения, но не стал подыгрывать ему. Вполне возможно, что и здесь будет какое-нибудь предложение. А оно мне надо? От некоторых предложений невозможно отказаться при всем желании. Так что иногда лучше вообще их не выслушивать.

Наконец перешли к главному.

– Барон, давайте поговорим, не чинясь. Я, безусловно, бесконечно благодарен вам за спасение Элоизы, моей любимицы. Она очень дорога мне, и я просто не представляю, как смог бы пережить известие о ее гибели. – Голос герцога заметно дрогнул. – Я наслышан об истории, в результате которой вы получили титул барона. Считаю, что вполне заслуженно. Я навел о вас некоторые справки в обществе. Знают о вас немного: врагов практически нет, друзьями обзаводиться не спешите. От дуэлей не уклоняетесь, сами их не провоцируете. Мы с вами немного поговорили, но вы не захотели открываться. Что ж, я помогу вам. Скажу всего лишь одно слово, об остальном нетрудно будет догадаться. Речь идет о красном цветке… – Он пристально посмотрел на меня.

Куда уж яснее – он говорит о розе. Письмо, возвращенное мной Диане, касалось и герцога. Непонятно только, что я должен открыть. Никаких тайн у меня нет, разве что сам факт моего появления в Империи.

Я кивнул: мол, все ясно. Герцог продолжил:

– Может быть, посвятите меня в свои планы – чем намерены заняться в дальнейшем?

Что ж, откровенность за откровенность.

Я вынул из кармана небольшой футляр и протянул герцогу. Он открыл его и, достав предмет, находившийся в нем, повертел в руках.

– Что это? – спросил он.

– Ручка, обыкновенная ручка для письма вместо гусиного пера. Вы попробуйте, милорд, что-нибудь написать.

Герцог окунул перо в чернильницу и вывел несколько слов на листке бумаги.

– Да, действительно очень удобно.

– А кроме того, она значительно более долговечна и не требует никакого ухода. Вы представьте в масштабах Империи: канцелярии, частные лица… Пока существует в единственном экземпляре. При массовом производстве себестоимость близка к нулю. Мне всего лишь необходимо изготовить достаточное количество экземпляров, чтобы сразу охватить весь рынок.

Затем я решил сразу взять быка за рога:

– Милорд, с вашей помощью я мог бы получить государственные заказы. Естественно, в этом случае вы имеете определенный процент с реализации. Но это все мелочи, милорд. У меня есть несколько действительно крупных проектов. Без преувеличения это будет серьезным скачком в развитии как военной, так и гражданской промышленности. Например, что вы думаете о пистолетах, которые могут произвести пять-шесть выстрелов подряд без перезарядки?

– Это вы о многоствольных, что ли, барон? Их пытаются…

– Про одноствольные, милорд, про одноствольные.

Герцог на время задумался.

– С этими, как вы их называете, ручками проблем не будет. С остальным покажет время. Все это, я думаю, потребует крупных капиталовложений?

Нетушки, господа, все это мое. Никаких товариществ на паях.

– Сейчас я как раз работаю над этим вопросом, ваше сиятельство. Но первым, к кому я обращусь за помощью, будете именно вы.

Мы отлично поняли друг друга.

– Барон, – продолжил разговор герцог, – сейчас мы поговорим о следующем. – Он положил руку на бумаги, лежащие у него на столе. – Эти документы – дарственная на поместье Стенборо. Две деревни на сто пятьдесят и восемьдесят дворов и усадьба. Ежегодный доход около четырехсот золотых. Стенборо находится в дне пути от столицы по дороге на Трондент. Барон, вы отлично понимаете – одно дело обладать просто титулом и совсем другое – иметь поместье, достаточно немалое. Этот факт прежде всего несколько поднимет ваш вес в обществе. Помимо того, на доходы вполне безбедно можно будет существовать. И кроме всего прочего, там удивительно живописные места. От вас требуется только согласие. Скажу вам больше. Достаточно многие люди были опечалены, узнав о моем решении. Стенборо принадлежит мне, но… Впрочем, барон, вы человек неглупый, и все остальное можно не объяснять. Итак?

Его предложение ошеломило меня. Я, конечно, полагал, что Вандерер предложит вознаграждение за спасение горячо любимой дочери, но чтобы такое… От денег я собирался по известным причинам решительно отказаться. Герцог, видя мои колебания, продолжил:

– Сначала я хотел предложить вам деньги, но, немного поразмыслив, пришел к выводу, что вы откажетесь. Я решительно прошу принять мое предложение. Поверьте, здесь нет никакой подоплеки.

Получить земельные владения недалеко от столицы очень, очень трудно. Допустим, Стенборо стоит энную сумму. Даже обладая такой или еще большей суммой, я не смогу купить имение, и дело не в количестве денег. Заинтересовавшись этим вопросом, я обнаружил многие препоны, связанные как с законодательством, так и с другими, не менее важными факторами.

Последние слова герцога более чем понятны. По сути, поместье – общая благодарность от лиц, которые могли пострадать, получи содержание письма широкую огласку. То, что поместье принадлежит Вандереру и я получаю его в подарок именно от него, тоже вполне объяснимо. Элоиза – его дочь, и все события, связанные с ее похищением, известны многим. Личное дело герцога, как вознаградить спасителя своей дочери. Вознаграждение более чем щедрое, но письмо получается совершенно ни при чем. Предложение герцога – это действительно подарок судьбы. Я встал, отвесив Вандереру полупоклон.

– Ваше сиятельство, – сказал я, – с бесконечной благодарностью принимаю ваше предложение…

Вандерер жестом остановил мои словоизлияния:

– Поверьте, барон, это самое малое, что я могу для вас сделать. Скажу честно, вы произвели на меня самое благоприятное впечатление и можете рассчитывать на мою поддержку во всех начинаниях.

В общем, мы расстались вполне довольные друг другом. Я подписал необходимые бумаги и стал владельцем Стенборо. Вандерер тоже что-то получил, только я никак не мог понять, что именно, но выглядел он вполне удовлетворенным. Кроме того, я получил приглашение посещать дом Вандереров когда мне будет угодно, а это тоже многое значит.

Домой я возвращался в приподнятом настроении, документы на владение Стенборо приятно грели душу. Единственное немного омрачало настроение: муж Лионы все еще оставался дома.

Когда я вернулся, мы с Анри на радостях откупорили бутылочку весьма неплохого вина и отметили, так сказать, знаменательное событие. Анри искренне радовался за меня, мы обсуждали возможности, появившиеся в связи с новым приобретением. Словом, засиделись за полночь…

Навестить Стенборо я решил незамедлительно, не откладывая дело в долгий ящик. В полдень следующего дня мы отправились в дорогу. Мы – это я, Коллайн и Проухв. Проухву мы приобрели лошадь – крупного флегматичного жеребца. Прохор гордо восседал на нем, одетый в новый дорожный костюм и вооруженный палашом. Я помимо привычной шпаги с дагой засунул за пояс пистолет.

У Анри пистолетов было целых четыре: два за поясом, и еще два имелись в седельных кобурах. С детства привыкший к такому оружию, он как стрелок представлял собой весьма грозную силу.

Преодолев большую часть пути рысью, уже к вечеру мы прибыли в Стенборо. Нас встретил управляющий Герент Райкорд. Встретил довольно настороженно. Новый хозяин означает новую жизнь, и далеко не всегда лучшую, чем прежде.

Герент Райкорд являлся управляющим уже в четвертом поколении и дело свое знал как нельзя лучше. Усадьба Стенборо представляла собой замок, построенный около двухсот лет назад и утративший свое защитное значение. Войны, в которых участвовала Империя, никогда не докатывались до столицы, поэтому, когда замок в очередной раз перестраивался, в первую очередь рассматривались вопросы не обороны, а удобства проживания в нем.

Очень небольшой в размерах, он сразу понравился мне архитектурой. Стараясь не выдавать эмоций, я прошел в обеденную залу, где уже был накрыт ужин. Наскоро перекусив (на большее у меня не хватило терпения), я попросил Герента провести меня по замку и его окрестностям.

Чем больше я осматривал его, тем больше восхищался. Вандерер сделал мне отличный подарок, за который я был готов спасти Элоизу еще пару раз, а заодно и всех его домочадцев, а также близких и дальних родственников, не говоря уже про всякие там письма.

Наверное, все же нет, с письмами я немного погорячился. Добывая это письмо, я очень надеялся на горячую благодарность Дианы, пусть даже разовую. Меня до сих пор еще ощутимо потряхивает, когда я вспоминаю некоторые подробности наших встреч, – настолько она была хороша.

Осмотрев замок сверху донизу, мы поднялись на башню, с высоты которой открывался красивый вид на окрестности. Места и в самом деле живописнейшие. Только небольшой пруд вблизи замка чего стоит.

Все хозяйственные постройки располагались с тыльной стороны здания и прятались за ухоженным парком. Вдалеке, в долине у излучины реки, виднелась одна из деревень с таким родным названием – Малые Луки. Возможно, где-то и Большие Луки есть. Сам замок представлял собой каменный двухэтажный дом с пристроенной башней у одного торца здания и с террасой у другого. Две залы, несколько комнат, кабинет с камином, небольшая библиотека и кухня. Имеется также несколько помещений для челяди, скромнее в размерах и по отделке.

Как рассказал управляющий, стены с надвратными башенками были снесены за ненадобностью, а ров засыпан. Теперь на этом месте росли фруктовые деревья, окружающие замок по периметру.

Вандереры бывали в имении очень редко, поэтому большая часть комнат имела нежилой вид. Мне понравилось здесь все, кроме сантехники. Но это вопрос времени, надеюсь. К концу экскурсии мы отлично поладили с Герентом. Сам он жил с семьей в небольшом флигеле. Я развеял все его опасения, заверив, что пока порядок вещей останется неизменным. Подробно расспросив его об окрестностях, я выяснил ряд интересующих меня подробностей. Больше всего меня обрадовало два обстоятельства. Первое – имелась возможность поставить на реке водяное колесо, поскольку рельеф местности это позволял. И второе – в пределах моих владений находился выход каменного угля. Я еще раз мысленно поблагодарил Вандерера за столь восхитительную плату. Спать я пошел в превосходном настроении.

Глава 5 ПОХОД

Наутро мы с Анри Коллайном держали военный совет. Мой план в общих чертах был таков: использовать Стенборо как отправную точку нашей экспедиции на запад. Для этого необходимо набрать в принадлежавших мне селах достаточное количество людей – человек восемь – десять, естественно на лошадях, что значительно сократит время в пути. Часть людей придется вооружить, так как нам придется пересекать местности с крайне неспокойным населением.

Судя по документам, золото самородное, потребуется минимум оборудования – такого, как лопаты, кирки и лотки. Я имел неплохое представление о методах добычи золота, правда современными способами. Но если золота действительно много, то главный вопрос, как благополучно вывезти его из тех краев.

С Анри мы говорили начистоту: увидев доставленные мне заказы, он сразу понял, в чем заключается дело. На подготовку мы выделили неделю. Обговорив детали, я отправил Коллайна и Проухва в Дрондер за необходимым инструментом.

Сам же нашел управляющего и продолжил с ним разговор. Меня интересовали отставные солдаты, жившие в селах. Таких на два села набралось пять человек. Трое из них проживали в Малых Луках, вот туда мы и отправились.

Насколько я помню, климат зависит от наклона оси планеты. Местный климат позволял собирать два, а то и три урожая в год в зависимости от культуры. До очередного сбора урожая было еще достаточно далеко, обычно он происходил перед очередным сезоном дождей.

В Малых Луках нас уже ждала немалая толпа крестьян, очевидно предупрежденных о смене владельца. Мы подъехали к небольшой площади в центре села. Множество пытливых глаз устремилось на меня, очевидно желая угадать, какие изменения их ждут в связи с этим событием.

Еще они ждали, что им скажет новый хозяин. Но что нового он мог им сказать? Все мои познания в области сельского хозяйства ограничивались такими терминами, как двуполье и трехполье, минеральные и органические удобрения. Но что это все такое – я даже понятия не имею. Сделать широкий жест и отменить на пару лет налоги? Но тогда эти налоги придется платить мне – владельцу поместья их никто не отменит. Да и не поймет этого никто.

А народ уже собрался и ждал. Кормить сервов обещаниями, как наши политики, я точно не буду. Жаль, что не успел поговорить со старостой – абсолютно не владею ситуацией. Но выкручиваться как-то надо. Я, продолжая гарцевать на Вороне, оглядел собравшихся крестьян. Ладно, буду импровизировать на ходу.

– Ну что ж, давайте знакомиться. Меня зовут барон Артуа де Койн. Земли эти я получил в вечное владение и, должен признаться, впечатлен. Места здесь очень красивые, и люди с виду хорошие. Менять пока ничего не буду – не вижу смысла. И вот уж точно чего никогда не буду делать, так это драть с вас три шкуры. Это я вам обещаю.

В дальнейшем недалеко отсюда планирую построить фабрику, где желающие смогут работать за отдельную плату. Повторяю, только желающие и только за деньги. Если возникнут какие-либо вопросы или просьбы, скажите своему старосте, он передаст управляющему. И еще: скоро сюда приедут лекарь и учитель. Дети будут учиться грамоте и счету, самые способные поедут продолжать образование в городе и со временем смогут выйти в люди. Чем будет заниматься лекарь, объяснять не надо.

Необходимо и для учителя, и для лекаря построить дома, в которых они будут жить и работать. Договоримся так: деньги мои – работа ваша.

Сам я скоро уеду. Уеду далеко и надолго, и мне нужны люди – пять человек. Сразу скажу, дело опасное. Но заработать они смогут очень и очень неплохо. Каждый должен быть верхом и желательно с оружием. Кто поедет со мной, получит задаток – по половине имперской кроны.

Народ зашумел, заволновался: полкроны – деньги для крестьян значительные, если не сказать больше.

– Но еще раз повторяю, нет никакой гарантии, что вернутся все. Если найдутся желающие, обращайтесь к старосте, он мне передаст. А пока, скажем так, за знакомство, управляющий пришлет вам два бочонка вина. Вот, собственно, и все, что я хотел вам сказать.

Я слез с Ворона, передал узду ближайшему мужику и пошел в дом старосты. Народ стал медленно расходиться, продолжая обсуждать последние новости. В толпе я заприметил два-три смазливых личика, но это так, чисто машинально. Конечно, хозяин барин, вряд ли кто-то из них сможет мне отказать, но такие вещи быстро становятся широко известными в свете, а это не комильфо. Причем очень даже не комильфо. Так что или – или.

Старостой в селе был мужик лет сорока пяти, грузный, с окладистой бородой и седой редеющей шевелюрой. Держался он без излишнего подобострастия, как человек, знающий себе цену.

Отказавшись от обеда, я попросил рассказать про положение в селе, сразу предупредив, что мне нужна только достоверная информация, чтобы вникнуть в курс дела. Обстоятельно побеседовав со старостой около часа, я выяснил, что хозяйства в селе крепкие, в последнее время не случалось ни засух, ни неурожаев. Основная культура, возделываемая селянами, – это рожь. Переведя разговор на бывших солдат, узнал, что два из трех вернулись с увечьями, а вот третий, Нектор Гейв, вполне подходит для моих целей. Вот его-то я и попросил пригласить для разговора.

Не прошло и нескольких минут, как в дверь постучали и Нектор вошел в дверь. К тому времени я уже знал, что Гейв отслужил в егерях около десяти лет, принимал участие в двух военных кампаниях. Вернувшись около года назад, семьей не обзавелся.

Бывший егерь выглядел лет на тридцать – тридцать пять, имел шрам на лице и взгляд повидавшего жизнь человека. Среднего роста, широкоплечий, он сразу внушал к себе доверие – какой-то основательностью, что ли. Во всяком случае, мне он сразу понравился.

– Садись, Нектор, – предложил я, жестом указав на лавку.

Усевшись, бывший егерь вопросительно посмотрел на нас.

– Ты, вероятно, догадываешься, о чем пойдет речь, – начал я.

Он утвердительно кивнул.

– И что ты об этом думаешь?

Он пожал плечами и опять промолчал.

– Пойдем пройдемся, поговорим на свежем воздухе.

Некоторое время шли молча.

– Нектор, как ты здесь живешь? Нравится?

– Да разве это жизнь, ваша милость? – прорвало его. – Тоска зеленая, а не жизнь. Врагу не пожелаешь.

Видимо, такая жизнь действительно допекла человека, даже сдержаться не смог.

– Нектор, поговорим начистоту. Мне нужны люди, очень нужны. Ты мне подходишь как никто другой. Теперь о предстоящем деле. Нам предстоит отправиться на самые окраины Империи. Ты не понаслышке знаешь о тех местах – края, где очень просто остаться без головы. Но дело того стоит, уж ты поверь. Помоги мне – и я помогу тебе. Что ты хочешь от жизни?

Нектор немного помолчал:

– А что вы можете мне предложить?

– Сейчас или потом?

– Сейчас. И потом.

– Сейчас – трудную, но высокооплачиваемую работу. Потом – все, в пределах разумного, разумеется. Пойми, люди мне нужны не на год и не на два. Но об этом мы поговорим позже, когда вернемся. Если вернемся.

– Спасибо за откровенность, ваша милость. Я согласен. Вы говорили о полукроне…

– Это самое простое. Держи! – Я залез в карман и, вынув серебряную монету достоинством в полкроны, протянул ее Нектору.

Нектор взял монету, посмотрел на нее с обеих сторон. Потом, немного помявшись, сказал:

– Понимаете, это не мне. Я живу в доме сестры. Она вдова, четверо детей, а работник из меня тот еще. Не лежит у меня душа к земле. И раньше-то не лежала, а теперь, после службы, вообще…

Порывшись в кармане, я достал золотую крону и вложил в руку Нектора:

– Это отдашь сестре. Жду тебя завтра с утра в замке. Там решим вопрос с оружием и остальным.

Повернувшись, я пошел к дому старосты. Золотой монеты хватит, чтобы основательно поправить хозяйство. Уже подходя к дому, я обернулся. Нектор так и стоял на месте, зажав монеты в кулаке и глядя мне вслед.

По дороге в следующее село, Кривичи, я рассказывал управляющему поместьем о своих планах. Вообще-то я замыслил построить в этой местности, если можно так выразиться, целый научно-исследовательский центр с производственными площадями. В моих планах значилось производство револьверов (основная проблема – капсюль), изготовление зеркал (основная проблема – амальгама) и еще ряд других, будем так говорить, инноваций.

Револьверы будем изготавливать не самовзводные, как когда-то их называли, а по простейшей схеме, когда для каждого выстрела необходимо взводить курок. При движении курка проворачивался барабан, доставляя к стволу следующий патрон. Первые револьверы Кольта вообще были капсюльными, насколько я помню. Мне же необходим унитарный патрон. И здесь вся проблема упирается в капсюль. Токарные станки уже существуют, пусть пока примитивные. Дымный порох тоже не проблема. А вот капсюль нужно еще изобрести.

С зеркалами здесь та же история, что и на Земле. Монополию на производство зеркал имело островное королевство на востоке материка, называемое Индория. Зеркала стоили очень дорого. Состав амальгамы являлся самым страшным государственным секретом. У нас практически каждый знает, что амальгама – это сплав ртути и серебра. А вот пропорции еще предстояло выяснить.

Управляющему я нарисовал перспективы в общих чертах, не объясняя подробностей. Никаких револьверов и зеркал в разговоре не упоминалось. Кроме того, он получил задание построить мельницу к моему приезду.

– Три дня вам на то, чтобы составить смету строительства, – сказал я ему. – Деньги возьмете из суммы, которую получите после продажи урожая.

В Кривичах разговор шел по такой же схеме, что и в Малых Луках. А вот в бывших солдатах я разочаровался. Абсолютно ничего интересного. Зато в Кривичах имелся собственный кузнец.

Этот факт натолкнул меня на интересную идею – сделать оболочки для ручных бомб. Порох в наличии, фитилей в избытке, если добавить оболочки и соединить все это, получится отличное оружие ближнего боя. У меня даже потенциальный метатель на примете есть – конечно же Прошка. Силы у парня достаточно, руки длинные, потренируется на подходящих по весу булыжниках – и все, готовый гранатометчик.

Кузница располагалась, как ей и положено, на краю села. В ней работали сам кузнец и два молотобойца, его помощники. Один из них создавал впечатление вполне обученного кузнеца. Надо взять на заметку – была у меня одна идейка…

Тракт на Трондент проходил в четырех лигах от Стенборо. Там, где от него отходила дорога в мои владения, я заприметил отличное местечко для строительства кемпинг-отеля… Шучу, шучу. Но мысль построить там постоялый двор пришла мне в голову сразу после того, как я увидел, что недалеко от поворота к моему имению останавливаются на ночлег торговые караваны, идущие в столицу. И, как выяснилось, останавливаются они там постоянно. А при постоялом дворе и кузницу небольшую иметь невредно.

Пока я размышлял о предстоящих делах, кузнецы закончили работу над чем-то мне непонятным и вышли из кузни подышать свежим воздухом.

Кузнецы – народ особый, и подход к ним должен быть соответствующий. Я поприветствовал их, представившись. Старший степенно поклонился, соблюдая правила приличия, но не более того.

Помощники проявили большее уважение.

Я кивнул на одного из них:

– По всему видно – готовый мастер.

– Племянник мой, – ответил кузнец. – Что знаю, то и передал. Отделяться вот надумал. Что вашей милости угодно?

– А нужны мне от тебя, мастер, такие вот штуковины. Что-то наподобие горшков, но из железа и с узким коротким горлом. Через три дня. Дюжину. Сверху оболочка из свинца…

Чем дольше я говорил, тем мрачнее становилась его физиономия. Как же, быстро, много и черт знает что.

– Определись с ценой за работу и материалы, – продолжал я. – Половину оплачу сейчас, остальное – по готовности.

А вот теперь он даже немного растерялся.

– И еще: скоро я уезжаю. Вернусь месяца через четыре, и у меня с тобой будет серьезный разговор. Но до этого к тебе подойдет с предложением управляющий. Обговорите все хорошенько, дело того стоит.

Пока кузнец прикидывал что да как, подъехал и сам Герент, куда-то отлучившийся по делам. Вечерело, а нам еще предстоял обратный путь.

Наконец мастер определился с ценой, которая меня вполне устроила. Отсчитав обещанную половину, я еще раз хорошенько объяснил задачу. Переделывать времени не будет. Заодно попросил нарезать на свинце борозды – для того чтобы поражающих элементов добавилось. Кажется, с этим тоже все. Пора возвращаться в замок.

По дороге домой я рассказал управляющему о своих замыслах относительно постоялого двора. Говорил, а сам все не мог решить – окажется ли Герент способен решать проблемы по мере поступления. Ведь сразу всего не предусмотришь, а я никак не мог составить о нем полное мнение. До сих пор он вел спокойную, размеренную жизнь без особых хлопот – вся работа состояла из присмотра за усадьбой и крестьянами да сбора подати. Мне же нужен талантливый управленец, говоря современным земным языком. Сможет ли он?

По дороге в усадьбу мы успели о многом поговорить и многое обсудить. Оказалось, что Геренту приходила в голову подобная мысль, но Вандереры бывали здесь очень редко, текущее положение дел их вполне устраивало. Поместье приносит неплохой доход, а такого рода проекты слишком мелкие для состоятельных хозяев. И маялся Герент от безделья, но вот объявился барон де Койн собственной персоной… «Ничего, я тебе такое поле деятельности предоставлю, что будешь с грустью вспоминать о золотых денечках», – подумалось мне.

– Здесь вот еще что, – обратился я к нему, – нам будет нужно много кирпича для постройки фабричных зданий, лабораторий, возможно, жилых домов и обязательно стен вокруг всего этого… Еще нам нужен подходящий песок – белый такой, кварцевый. Необходимо также пригласить рудознатцев. Пусть внимательно исследуют мои земли на предмет всего, что только смогут найти. Неплохо бы осмотреть и близлежащие к нам земли чужих владений. Так, на всякий случай. Мельница само собой, это в первую очередь, сразу же после постоялого двора. Крестьянам будет удобно, и мы перестанем терять деньги, торгуя не мукой, а зерном. Таковы мои предположения, но вы управляющий, вам и карты в руки… Это далеко не все. Остальное я подробно изложу на бумаге. Вам будет чем заняться, уж поверьте. Деньги, полученные после продажи урожая, – ваш расходный фонд, оставьте четверть суммы на всякий случай, а остальное смело тратьте. Но учтите, отчитываться придется за каждый медный грош.

Моя речь произвела на него впечатление. Он некоторое время смотрел на меня, переваривая услышанное.

– Постоялый двор – прежде всего. Отдача от него будет немедленная. Дома обговорим детали и установим очередность исполнения. Все это, разумеется, в том случае, если надумаете остаться. Естественно, рассмотрим вопрос о вашем жалованье. Проявите себя с лучшей стороны – никогда не пожалеете, что остались здесь. Так что думайте и решайте быстро. Время не терпит, поверьте.

– Господин де Койн, а песок-то вам зачем?

– Зеркала, Герент, зеркала. Песок – это стекло, а стекло – это зеркала. Конечно, производство зеркал мы наладим до того, как получим свое стекло – его можно купить уже готовым. И вообще, у меня со стеклом связаны большие планы, просто громадные.

– Но, господин де Койн, секрет изготовления зеркал островитяне берегут пуще глаза: вся их экономика держится именно на зеркалах.

– Герент, мы будем делать зеркала – большие и маленькие, в дорогих рамках и совсем простые, и продавать их значительно дешевле, чем индорцы. Мы вообще много чего будем делать со временем.

Герент подумал немного и спросил:

– Вот вы мне подробно все рассказываете, а какова будет в этом моя роль?

– Все зависит только от тебя, Герент, – перешел я на «ты». – Мне понадобится много толковых людей, которым я смогу доверять и которые смогут понять, что я от них требую. Один великий человек сказал: кадры решают все. У меня пока нет таких людей, по одному собираю. Работы будет очень много и очень интересной. Планов у меня хватает – если удастся претворить в жизнь хотя бы часть из них, то все, кто будут мне помогать, поднимутся очень высоко. Риск, конечно, есть, но по-другому и не бывает. А вот что скучно не будет – это точно. Так что думай, Герент, думай. Все в твоих руках.

Дома нас ждал ужин, приготовленный женой Герента, миловидной женщиной лет на пять моложе его. Замок пока без прислуги – не успел еще обзавестись. Ни тебе горничной, ни другой какой служанки… Короче, спать одному. Но едва голова коснулась подушки, как я тут же уснул. И снились мне не чувственные красавицы с пышными бюстами, а дикие горцы с саблями, стерегущие золото…

Утром на невзрачной пегой лошадке приехал Нектор Гейв в поношенной егерской форме. Не впечатляла лошадка, честное слово. Управляющий объяснил мне, что на этой лошади Нектор вернулся со службы. Несмотря на неказистый вид, кобыла обладала отменной выносливостью и была на редкость резва. Нектор так ухаживал за лошадью, что местные остряки предлагали ему жениться на ней.

Мы с Герентом в это время занимались ревизией имеющегося в замке оружия: снесли в кучу все барахло, имеющее к этому отношение, и стали с ним разбираться. Еще утром, встретившись с ним, я взглянул на него вопросительно. На мой молчаливый вопрос Герент ответил:

– Другого шанса у меня не будет.

Я кивнул, и мы пошли заниматься делами.

В куче железа оказались обломки древних мечей, ржавые кольчуги, пробитая в двух местах кираса, мушкет с устрашающего размера калибром, гнутая шпага – словом, всякое дерьмо.

В хозяйских покоях я нашел пару неплохих кинжалов да неисправный кремневый пистолет – всего-то. Хотя чего можно было ожидать? Естественно, что все ценные вещи были давно вывезены из поместья, и это касается не только оружия.

Нектор прибыл полностью экипированным. Помимо кремневого ружья за спиной в седельных кобурах торчали рукоятки двух пистолетов. На поясе с одной стороны – кавалерийский палаш, с другой – устрашающего вида кинжал. К седлу приторочены два мешка. Хоть сейчас в поход.

Спешившись и привязав кобылу к коновязи, Нектор подошел к нам. Мы поприветствовали друг друга, после чего я дал указание Геренту поселить Гейва в одной из свободных комнат.

Подоспело время завтрака. За едой Нектор рассказал мне, что желающих присоединиться к нам более чем достаточно. Обещанная плата привлекла многих. Чуть ли не полсела загорелось желанием составить нам компанию. Но мне не требовалось столько народа. Десять – максимум двенадцать человек вместе со мной, Коллайном и Проухвом будет достаточно. Мало, конечно, но также мало будет и пятьдесят, и сто, и триста человек. Это уж как повезет, смотря на кого нарвешься.

Вполне полагаясь на бывшего егеря в этом вопросе, я сказал ему следующее:

– Нектор, ты знаешь этих людей достаточно, для того чтобы отобрать наиболее подходящих. Шесть человек, не более. Один-два человека, владеющие оружием, если таковые найдутся; остальные нужны как работники. Уходим месяца на четыре, не меньше. О продуктах я позабочусь сам. Но каждый должен иметь при себе все необходимое для путешествия. Ты человек опытный, поговори с людьми, объясни, что нас ждут ночевки под открытым небом – лес, горы, степь, сезон дождей. Возможно, вернутся не все. В этом случае семьи получат тройную оплату.

Все, кого отберешь, должны явиться сюда завтра с полным снаряжением. Посмотрим, что за люди. Я доверяю тебе целиком и полностью, но могут возникнуть вопросы. В общем, надо посмотреть на людей и поговорить с ними.

Вечером вернешься в поместье – жить теперь будешь здесь. Отправляться можешь немедленно. Сейчас тебе покажут комнату, оставишь лишнее там. Ступай.

Нектор кивнул и ушел седлать лошадь. Когда мы вышли во двор, его уже не было.

Мушкет я все же решил взять с собой, несмотря на тяжесть – слишком уж калибр грозный. А телегу все равно придется брать с собой. Это, конечно, немного снизит скорость передвижения, но без нее не обойтись, по крайней мере по дороге туда. Слишком много вещей, даже по самым грубым прикидкам. А в случае необходимости избавиться от телеги можно в любой момент.

После обеда мы с Герентом съездили на место предполагаемого строительства. Лиги четыре от усадьбы, не больше. Подходящее местечко. Вот здесь поставим водяное колесо – рельеф вполне удачный для плотины, здесь будут располагаться корпуса… Все, хватит об этом. Есть дела более насущные.

Вечером приехали Коллайн и Прошка. Привезли свинец, часть оружия, взятого из тренировочного зала, и мою корреспонденцию. Ничего нового или срочного, только короткая записка от моей маленькой баронессы взволновала меня. Но это придется отложить на потом.

Приехал Нектор – хоть здесь все хорошо. Народ отобран, прибудут завтра к обеду. Нужно не забыть сказать, чтобы приготовили обед и на них. Еще Нектор привез приятную новость – к нему приехал в гости бывший сослуживец, такая же неприкаянная душа. Узнав подробности, загорелся, стал напрашиваться в компанию, умоляя Нектора походатайствовать. Приехали вместе, сослуживец ждет внизу, у коновязи.

– Зови, – приказал я. – Посмотрим, что за гусь.

«Гусь» оказался дюжим верзилой, ненамного уступающим Прошке по габаритам. Лет примерно столько же, как Нектору, но не в пример более говорливый. Со снаряжением похуже – успел спустить по кабакам. Но лошадь, сабля и пара пистолетов были при нем. Поговорив с ним с четверть часа, расспросив о том о сем, вынес вердикт – беру. О чем и известил Шлона Брокона, так его звали. Тот чуть в пляс не пустился. Вот дурень, это я должен радоваться.

Озвучивать последнюю мысль не стал, только приказал Нектору потесниться в его комнате, а Геренту – выдать пару бутылок вина, чтобы боевые товарищи могли отметить встречу…

Задержаться пришлось на два дня больше, чем планировалось. Наконец ранним утром, еще до восхода солнца, мы пустились в дорогу. Отправились от замка, собрав всех еще с вечера, чтобы родственники не устроили ненужных долгих проводов. Было нас десять человек при трех заводных лошадях и телеге, груженной всякой всячиной – от продуктов до самодельных бомб и запаса пороха и пуль.

Пару лишних дней пришлось потратить на подгонку снаряжения и учебное бомбометание. Теперь у меня стало два бомбиста – Шлон и Прохор. Бомбы получились увесистые за счет свинцовой рубчатой рубашки. Сначала метатели забавлялись булыжниками, подобранными по весу бомб. Затем, когда Шлон уже начал подозрительно поглядывать на меня – мол, все ли в порядке с головой, – перешли непосредственно на бомбы. Пришлось перевести две штуки. Объяснив задачу, я лично поджег фитили.

Первым бросил свою гранату Шлон. Испытывали на полуразвалившемся сарае с отсутствующей задней стенкой. Получилось славно. Бомба, брошенная Шлоном, влетела точно внутрь. На всякий случай после броска и участники, и зрители шлепнулись на землю. И правильно сделали. Грохот – и бедный сарай разлетелся в хлам. Мне даже показалось, что осколки просвистели над нами. Шлон пришел в дикий восторг, так ему понравилась новая забава. Прошка тоже не подвел. Правда, метать ему пришлось в небольшой, но глубокий овражек – меня интересовал разлет осколков. Грохот был не меньше, но визуальных эффектов не наблюдалось, кроме клубов черного дыма.

Затем все спрыгнули в овраг – посмотреть, что да как. Парни как дети выковыривали осколки из глиняных стен, радуясь каждому кусочку. Я с непроницаемым видом стоял наверху, хотя в душе был очень рад, что испытания прошли удачно. Еще один козырь, который всегда можно придержать в рукаве. Бомб осталось всего девять штук, и больше переводить я не разрешил, хотя они чуть не умоляли. Даже обычно непроницаемый Анри радовался не меньше других.

С остальной экипировкой тоже получилось неплохо: у всех четырех моих бойцов имелось по меньшей мере по два ствола, а также кинжал и палаш либо сабля. Нанятые работники имели кто что, у одного даже нашлось ружье. Но перед ними ставилась другая задача.

Я определил такой порядок следования: впереди на некотором удалении ехали головным дозором два бывших егеря, Шлон и Нектор. Следом я, Анри и Прошка. Затем телега, и уже в конце отряда на разномастных лошаденках пылили остальные. Места достаточно спокойные, но пусть привыкают. В дальнейшем ничего в этом смысле менять не буду.

К вечеру мы одолели около двадцати местных лиг. Уже почти в полной темноте остановились на ночлег. Быстро развели два костра, вскоре закипела вода в котелках, запахло варевом. Как-то незаметно отряд разделился на две группы – на крестьян и воинов. Оно и понятно – разные интересы, разные темы для разговоров, разные обязанности.

Ночные дежурства я решил ввести с самого начала путешествия. Пусть входит в привычку у всех. Дежурили по двое – один от нас, один от крестьян, каждый у своего костра. Себе взял первые часы: все равно сразу не усну. Поужинав, немного посидели у костра, потом разговоры стали затихать и люди один за другим отправились спать.

Я сидел у костра и смотрел на огонь, время от времени подкидывая хворост. Это общеизвестно, что в карауле нельзя смотреть на огонь, нужно сидеть спиной к костру, иначе ничего не увидишь. Но пока на такие вещи можно не обращать внимания. Я сидел и размышлял о предстоящем пути.

Если вникнуть в ситуацию, то экспедиция выглядит чистейшей воды авантюрой: небольшой отряд, недостаточная подготовка и так далее. Но что-то подсказывало мне, что следует поторапливаться. Интуиция никогда не была моим коньком, однако на этот раз я полностью ей доверился. В любом случае следовало отправляться или сейчас, или же через три-четыре месяца, уже по окончании сезона дождей.

Всхрапнули кони, я насторожился, прислушался…

Как будто бы все спокойно. Посмотрел на сидящего у костра дежурного крестьянина. Не спит, ворошит в костре палкой. Я сразу предупредил всех, что за сон на посту буду карать очень сурово. Из-за одного разгильдяя могут лишиться жизни многие отличные парни. Надеюсь, всем все понятно. Кстати, пора будить следующего – вон та яркая звезда уже над вершиной одиноко стоящего дерева.

Проснувшись рано утром, примерно за час до подъема, растолкал Прошку. Шлон уже кашеварил у костра. Бывший егерь, шутник и балагур, оказался отличным поваром. Умывшись, мы с Прошкой приступили к ежедневной тренировке. Пара тяжелых учебных сабель ехала в телеге. Прошка старательно повторял за мной все движения. Желания у парня хоть отбавляй, а вот умения пока мало. Ничего, все задатки у него имеются. Толк будет. Размявшись, перешли к учебному бою. Парирование, финт, удар. Парирование, финт, укол. Меняемся местами. Отлично, Прохор, ты делаешь явные успехи.

После завтрака оседлали лошадей, тронулись в путь. В полдень привал, перекусываем, снова в путь, теперь уже до темноты. Третий день ничем не отличается от предыдущих. Так и движемся, день за днем. Мелкие городки проезжаем не останавливаясь, лишь изредка прикупая что-нибудь необходимое. Иногда мы с Анри снимаем комнаты на постоялых дворах, остальные ночуют табором. Ландшафт начинает меняться, селения все реже, леса все гуще. На третьей неделе пути на горизонте появляется Трондент, крупнейший город на западе Империи. У Анри здесь есть родственники, много знакомых. Я принял решение дать людям два дня отдыха.

Пока все держатся прекрасно, никаких происшествий, никто не заболел, лошади не захромали. Но впереди самая трудная часть пути: места почти безлюдные, равнина переходит в предгорье. Границы Империи там очень условны, власть находится у князьков местных полудиких племен.

Остановились, как обычно, табором у реки. Оставив Нектора старшим, объяснив задачи и выдав немного денег на расходы, мы с Анри отправились в город. Прошку, конечно, взяли с собой – да он и сам как тень, всегда у меня за левым плечом. Чем больше его узнаю, тем больше он мне нравится. Все схватывает на лету, не забывает ничего, не путает. Вот только наивный слишком, но ничего, это пройдет, жизнь заставит.

Задачи Нектору я поставил самые несложные – отдых, ревизия имущества на предмет пригодности, при нужде перековать лошадей, закупить кое-что из провизии. И поработать с крестьянами на случай возможной стычки с разбойниками. Пока Бог миловал – ни одной встречи, хотя попадались люди, пострадавшие от них. Еще одна задача, поставленная Нектору, – это изготовление пик.

Достаточное количество наконечников, изготовленных кузнецом в Кривичах, мы привезли с собой. Осталось насадить их на древки. Места здесь лесистые, отыскать древки из сухого, выдержанного дерева не составит труда. А крестьяне к подобным предметам привычны – взять хотя бы те же вилы. Ну и погонять их немного, чтобы начинали привыкать… В общем, работай, Нектор.

Трондент мне понравился. Уютный такой, знаете, городок. И совсем не маленький. А что особенно понравилось, так это обилие симпатичных девушек и женщин. Ничего удивительного – здоровый образ жизни, свежий воздух, калорийное питание и ежедневные физические упражнения определенно вызывают повышенный интерес к прекрасному полу. А посмотреть было на что.

– Их сюда, наверное, специально собирают, – заметил Анри, имея в виду красивых женщин.

– Ничуть не удивлюсь, если это и в самом деле так, – согласился я.

Наконец мы добрались до дома одного из родственников Коллайна. К счастью, двоюродный дядя оказался дома, и через пару часов, вымытые и накормленные, мы оценивали вино нового урожая в его кабинете. Дядя живо интересовался у своего племянника столичными новостями, расспрашивал об общих знакомых, я же был предоставлен самому себе и лишь изредка вставлял комментарии.

– Кстати, сегодня у наместника императора бал по случаю дня рождения супруги. Если желаете, господа, можете составить мне компанию, – заметил хозяин.

Мы с Анри переглянулись – а почему бы и нет? Отличная возможность развеяться после серых будней и дорожной скуки.

Когда мы прибыли в особняк наместника, веселье было уже в полном разгаре. Музыка, дамы в вечерних платьях, смех, звон бокалов, танцующие пары.

После столицы все смотрелось несколько убого – провинция есть провинция, но резкий контраст после двух недель кочевой жизни давал о себе знать. Анри представил меня нескольким своим знакомым дамам и господам, отрекомендовал как лучшего своего друга и улетел, подхватив под ручку высокую брюнетку с потрясающим бюстом. Бросил, негодяй, на произвол судьбы. Придется выкручиваться самостоятельно. Для начала, чтобы создать настроение, я воздал должное парочке бокалов местного вина и, подхватив с подноса третий, отправился в обход территории.

Безусловно, королевой бала являлась высокая блондинка с роскошной фигурой и яркими васильковыми глазами, одетая в черное, не слишком открытое платье. Вокруг нее увивались все местные донжуаны – они наперебой сыпали комплиментами и восторгались каждым ее словом. Но выражение лица блондинки показалось мне слегка скучающим.

Я знаю такой тип женщин, властных по отношению к мужчинам и требующих постоянного внимания. Но выглядела она сногсшибательно. Еще одна роковая красотка. Наши взгляды на какой-то миг встретились, и я отвернулся с самым равнодушным видом. У меня свои правила игры. Краем глаза я видел, как она движением подбородка указала на меня и что-то спросила. Тут же нашелся знаток, который знал обо мне подробности. Друг Анри Коллайна, барон Артуа де Койн, холост, прибыл из столицы с отрядом, направляется неизвестно куда, неплохо фехтует – вот, пожалуй, и все. Больше они ничего обо мне знать не могли. Старательно игнорируя красавицу, я обвел взглядом зал.

Мое внимание привлекла совсем молодая невысокая девушка в очень простом платье, с не то чтобы некрасивым, но обыкновенным лицом. У нее были немного неправильные черты и прическа, которая скорее портила, чем украшала. Стояла она чуть в стороне от роковой красотки, возле одной из колонн, в компании такой же невзрачной подруги. И только глаза, темные и немного печальные, выделялись в общем облике.

Откуда-то вынырнул Анри, все с той же брюнеткой под ручку, и сразу начал предостерегать от знакомства с блондинкой:

– Зовут графиню Аманда де Манор, недавно овдовела, муж был офицером, погиб в стычке с дикими горцами. Рога носил ветвистые. Вдова манипулирует мужчинами как марионетками. Любит высмеять, поставить в дурацкое положение. В общем, та еще дама. Смотри сам, но на всякий случай скажу: тобой интересовалась. Надумаешь – познакомлю.

– Спасибо за заботу, Анри, но я уж как-нибудь сам.

– Не говори потом, что не предупреждал, Артуа. Кроме всего, она вполне может обеспечить тебя парочкой дуэлей не на самых честных условиях. Говорят, и такое бывало. Стерва, а не женщина. Но хороша собой, чего говорить. Удачи, Артуа. Видит Создатель, она тебе понадобится.

Я отсалютовал ему бокалом и встал, прислонившись к колонне. Заиграла музыка, объявили следующий тур. Сунув бокал в руки пробегавшему мимо лакею, направился в сторону Аманды. Мой маневр не остался без внимания с ее стороны. Естественно, она продолжала разговор с одним из своих поклонников. Не знаю, какую месть она задумала, но я разрушил все ее планы. Я прошел мимо и, не замедляя шага, направился к девушке, стоящей у стены в окружении нескольких подруг, оживленно что-то обсуждающих.

Мне показалась, что Аманда даже слегка запнулась, настолько неожиданно я себя повел. Подойдя к незнакомке, слегка поклонился:

– Мадемуазель, разрешите пригласить вас на танец. Мы не представлены – не сочтите за наглость, если я сделаю это сам. Меня зовут Артуа де Койн, барон. И я буду очень опечален, если вы мне откажете. Очень прошу вас, окажите мне честь.

Она удивленно подняла на меня глаза и, не увидев ни тени насмешки, сказала:

– С удовольствием, барон. Мариам Сюнор, граф Антуан Сюнор – мой отец, – и слегка присела.

Я не знал, кто такой граф Сюнор, но кивнул с понимающим видом.

Танцевала Мариам хорошо, я тоже был в ударе, и на нас обращали внимание. Во время танца я успел отпустить пару шуток совсем не фривольного содержания. Щечки Мариам порозовели от танца, шутки мои умели успех, а улыбка красила ее лицо. После танца мы не спешили расставаться – присели за столик, продолжая мило беседовать. Я не строил никаких планов относительно Мариам, да и вряд ли бы мне это удалось.

Поговорив и немного пошутив над некоторыми присутствующими, мы станцевали еще один танец, потом попробовали вишневого вина, сойдясь во мнении, что оно не очень.

– У вас замечательная фигурка, Мариам, и напрасно вы ее прячете. А ваши глаза как два омута, таких глубоких, что можно утонуть. Нет-нет, Мариам, не подумайте ничего дурного – просто я имею плохую привычку говорить то, что вижу.

– И что же вы еще видите, Артуа? – спросила Мариам, подумав и решив не обижаться.

– Еще я вижу, что вы умная, ироничная леди, но почему-то не уделяете должного внимания некоторым вещам, которые могли бы раскрыть вашу натуру и приоткрыть внутренний мир…

А как еще можно объяснить женщине, что если невозможно спрятать недостатки, то следует подчеркнуть достоинства. Что плохо пошитое платье не подчеркивает фигуру, а делает ее бесформенной. Что ее грудь, волнующих размеров и отличной формы, надежно спрятана от глаз, а прическа вовсе никуда не годится.

– Вы считаете это важным?

– Конечно, Мариам, конечно. Это очень важно. Вы очень хорошая, чистая, добрая, но кто же вам поможет, кроме вас самой?

– И вы подошли ко мне только ради этого?

– Нет, конечно. Честно вам скажу, у меня были совсем другие планы. Но когда я узнал вас поближе… Эх, да что теперь говорить! – Конечно, я покривил душой, но уж слишком печальные у нее были глаза.

Девушка весело рассмеялась:

– Я знаю, что вы мне все врете, но так хочется вам поверить! И знаете, я поверю. Артуа, мне пора возвращаться домой, вы не проводите меня до кареты?

– Непременно, Мариам. Кстати, у меня к вам совсем маленькая просьба. – Я придал лицу очень серьезное выражение.

Мариам нахмурилась:

– Все, что в моих силах, Артуа.

– Нет, сразу пообещайте мне выполнить ее. – Я продолжал держать лицо крайне серьезным.

Девушка выглядела растерянной: обещать то, не зная что…

Я сделал вид, что наконец-то решился, и сказал ей:

– Обещайте чаще улыбаться. Когда вы улыбаетесь, как будто солнышко выглядывает из-за туч, светлее становится.

Улыбка у нее действительно была очень славная.

Рука об руку, весело переговариваясь, мы подошли к карете. Здесь Мариам привстала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

– Спасибо вам за все. Я и не помню, когда мне в последний раз довелось так приятно провести вечер.

Помогая ей подняться в карету, я успел шепнуть на самое ушко:

– Кстати, Мариам, у вас походка очень волнующая. Особенно, если сзади смотреть, – и побыстрее захлопнул дверцу.

Смеясь, она погрозила мне пальчиком через стекло.

Возвращаясь, я все думал: ну какого черта ты лезешь со своими наставлениями к совершенно незнакомым людям? Они прекрасно могут обойтись и без них. Но слишком уж печальные глаза были у Мариам и удивительно светлая улыбка. Нельзя в одночасье измениться, следуя словам незнакомца, но иногда такой совет очень помогает, знаю по себе.

Глава 6 ПОДАРОК АМАНДЫ

Когда я вернулся, объявили очередной тур. Я решительным шагом пересек залу, подошел к Аманде, щелкнул каблуками и произнес:

– Леди Аманда, все, что мне нужно для счастья, – это один танец с вами. Будьте милосердны, не откажите в такой мелочи.

Аманда сидела в кресле в окружении поклонников и внимала их красноречию. На мое неожиданное появление она растерянно захлопала пушистыми ресницами, однако быстро пришла в себя и спросила:

– А где же ваша партнерша, Мариам?

– Вот об этом я и хотел поговорить.

– Со мной? – Она растерялась еще больше.

– Конечно, с вами. Вряд ли кто еще сможет помочь…

Заинтригованная Аманда поднялась из кресла. Я завладел ее рукой и повел к танцующим парам.

– И о чем же вы хотели поговорить, барон?

– О вас конечно же, – не ослабляя напора, сказал я. – Леди Аманда, вы настолько ослепили меня своей красотой, что я совсем потерял голову.

– Позвольте, но ведь мы собирались поговорить совершенно на другую тему!

– Это была маленькая военная хитрость. Обходной маневр с целью завладеть вашим вниманием.

Мы полностью отдались танцу, и должен признать, что как партнерша Аманда была великолепна.

Сразу по окончании тура я заявил, увлекая ее из зала:

– Аманда, давайте выйдем на воздух. Вы не находите, что здесь душновато?

Я поставил перед собой цель завлечь Аманду в темный уголок – и через несколько минут успешно достиг цели.

В тени раскидистого цветущего куста, благоухающего незнакомым, но приятным запахом, я привлек девушку к себе, крепко обхватив руками за талию.

– Барон, да что вы себе позволяете? – изумленно спросила она.

– Леди Аманда, – услышала она в ответ, – сейчас я начну вас страстно целовать, и вам придется выбирать один из двух вариантов. Первый – вы расцарапаете мне лицо и гордо уйдете к своим воздыхателям, которые считаются мужчинами только потому, что носят брюки, а не юбки. Я, обливаясь слезами и кровью, удалюсь по своим делам. Вариант второй – вы отвечаете на мои горячие лобзания не менее горячими поцелуями. В этом случае я никуда не удаляюсь, вернее, мы удаляемся вместе. Даю вам немного времени подумать об этом.

Я с самого начала выбрал роль брутального самца и не собирался отступать.

– Ну вы и нахал, барон, – даже с каким-то восхищением произнесла она. – А почему вы так отзываетесь о моих кавалерах?

– Если бы среди ваших поклонников был хоть один настоящий мужчина, он давно разогнал бы всех остальных, чтобы не путались под ногами. Извините, но время вышло. – И я впился в ее губы поцелуем.

Сделав несколько попыток освободиться, Аманда оставила эту бесполезную затею. А я действительно потерял голову. Запах волос, упругая гибкость тела – Боже мой, что за женщина! Я с трудом оторвался от нее, когда она заколотила меня кулачком по спине.

– Вы самый большой негодяй, Артуа, из всех мужчин, что я только видела. Хотя ваши доводы весьма убедительны, – тихо рассмеялась она. – Но существует одна трудность: я все еще ношу траур по мужу.

– Мы сделаем это медленно и печально, – шепнул я, слегка укусив при этом за мочку.

Она недоуменно посмотрела на меня. Пришлось рассказать анекдот о любовнике, заявившемся к вдове вечером сразу после похорон. Она звонко рассмеялась. Прижимать женщину к себе, когда она смеется, это особое удовольствие, скажу я вам.

Отсмеявшись, Аманда сказала мне с деланой серьезностью:

– Барон, я всего лишь слабая женщина, и мне не устоять перед таким напором. Но видит Создатель, я сопротивлялась сколько могла…

Я прикрыл ее рот еще одним поцелуем, на этот раз очень нежным…

Вся ситуация полностью укладывалась в дремучий анекдот о поручике Ржевском, у которого спросили, как он добивается успеха у женщин. Ну и чем я рисковал? Тем, что получу по своей наглой роже? Так давно уже пора…

В любви Аманда оказалась воплощением страсти. Как и в жизни, она пыталась доминировать, но у меня в этом деле свои принципы, и мы быстро поладили. Даже самой сильной женщине иногда хочется побыть слабой и беззащитной.

В перерывах между приступами страсти Аманда рассказывала мне о своей жизни, о неудачном замужестве. Когда она выходила за графа, он виделся ей воплощением девичьей мечты. Однако высокий, с мужественным лицом и в блестящем мундире граф оказался человеком мелочным, со слабым характером, к тому же имеющим не совсем здоровые наклонности. Кроме того, добавились проблемы совсем другого плана: Аманда никак не могла забеременеть. Упреки со стороны мужа чуть не довели ее до нервного срыва. Его нелепая смерть – во время переправы граф умудрился упасть с лошади и утонуть – не слишком огорчила бедную девушку. Любовь давно уже прошла, да и была ли она? Граф нуждался не в жене, а в наследнике. В последнее время он все больше отдавался своей порочной страсти, предпочитая выступать в роли женщины. Мало того, он пытался использовать жену в качестве приманки для привлечения новых мужчин. Аманду даже передернуло от отвращения, когда она это рассказывала.

Я прижал ее покрепче к себе и, гладя по волосам, попытался успокоить:

– Аманда, ты молодая и красивая женщина, вполне обеспеченная, у тебя впереди долгая счастливая жизнь. Все забудется как кошмарный сон. Представь себе женщину твоих лет – мать семерых детей, уставшую, рано состарившуюся. От мужа она только и слышит – «жрать давай» да «подними подол». И нет у нее другой жизни и никогда не будет, и она знает об этом. Сидит и плачет. А хозяйство все – огород, коровенка и старая кляча, да еще поле, на котором пахать и пахать, чтобы не умереть с голоду. И сидеть-то ей некогда – работы еще непочатый край. А вскоре придет пьяный муж, которому и в голову не придет обнять, поцеловать, слово ласковое сказать. Ты думаешь, она одна такая? Если бы! Ты представь себе, сколько их – и все твои проблемы покажутся мелкими…

Аманда явственно вздрогнула, зябко повела плечами. Я еще крепче прижал ее к себе. Думай, солнышко, думай. Все познается в сравнении.

– Артуа, – спросила она уже совсем другим голосом, – а там, куда вы едете, опасно?

– Очень, – не стал я кривить душой. Да и к чему напрасная бравада? – Вполне возможно, что это дорога в один конец.

– А почему тогда ты едешь?

– Понимаешь, Аманда, это мой шанс. Может быть, даже единственный. Я фактически все поставил на кон, и в случае успеха у меня появятся головокружительные возможности. У меня грандиозные планы, но они требуют не менее грандиозных вложений. Я не хочу прозябать в своем имении или стать на весь остаток жизни завсегдатаем салонов. Хочу заняться производством, многими серьезными проектами. Честное слово, у меня есть для этого и знания, и возможности. Не хватает только одного – и вот за этим-то мы и направляемся.

Теперь представь себе горную цепь, на другой стороне которой находится то, что мне нужно. Есть объездная дорога – такая длинная, что на нее может уйти вся жизнь. Но имеется и другой путь, который ведет напрямик. Он очень опасный, там пропасти, враги, дикие звери. Но он значительно короче. Нет никакой гарантии, что мы сможем преодолеть его, не погибнув при этом…

И вот когда я увидел одну необыкновенную красавицу, то подумал: если я не подойду к ней сейчас, то буду потом очень жалеть об этом. Один Создатель ведает, что со мной произойдет завтра или послезавтра. И это помогло мне решиться.

– И ты сразу же отправился к Мариам, – засмеялась Аманда. – Кстати, что ты ей такого наговорил, что она прямо преобразилась?

– Я сказал ей то, что знает любая женщина. И она об этом знала, только не придавала большого значения.

– А я тебя сразу увидела. Ты вошел такой походкой… – Она неопределенно поводила кистью руки. Вспомнив все подробности, Аманда добавила: – Ну ты и нахал, Артуа… Свет таких не видывал:

Поздним утром, наблюдая, как я одеваюсь, Аманда спросила:

– Артуа, ты придешь сегодня?

– Даже не пытайся от меня избавиться, пока не уеду. Я приду вечером. Надеюсь, ты будешь дома?

– Приходи сразу, как только покончишь с делами. Я буду ждать. – Аманда сладко потянулась под одеялом…

Часам к трем пополудни мы с Анри управились со всеми делами. Купили на местном базаре продуктов, передав их Проухву и одному из крестьян, прибывших с нами из Стенборо. Посетили местную ратушу, но неудачно. Мы предполагали встретить здесь человека, близко знакомого с местами, по которым пройдет наш путь (юридически эта территория принадлежит Империи, но там ее власть весьма призрачна, и потому любая информация могла пригодиться). Увы, нужного человека мы не застали: он находился в поездке и должен был вернуться только через неделю.

Недалеко от ратуши в двухэтажном здании расположилась корчма с неплохой кухней, знакомая Анри еще по прежним временам. Вот в нее-то мы и заглянули, чтобы утолить жажду и голод.

Пока готовилось жаркое, подали красное вино, сыр и зелень.

– Артуа, боюсь, что новости не самые приятные. – Анри первым начал разговор.

Что мне в нем нравилось помимо других достоинств – способность добывать информацию, и я собирался в дальнейшем использовать это его качество, но ему пока не сообщал. Я заинтересованно кивнул, продолжая рассматривать на свет бокал с вином.

– Появились слухи, что мы везем золото для одного из степных князьков якобы в обмен на какие-то договоренности.

Я поставил бокал на стол, обдумал услышанную новость и заявил:

– Но это же чушь, Анри. Наш отряд слишком мал, да и люди совершенно не подходят для обычных в таких случаях делегаций. Крестьяне, отставники, два мелких барончика. Извини, но это о нас… Чушь, ни один умный человек не поверит.

– И тем не менее, Артуа, тем не менее. Человек, с которым я разговаривал, абсолютно уверен в этом. Он даже указал место, где хранится золото.

– И где же оно? Может, нам и не стоит ехать дальше, если оно спрятано под боком? – хохотнул я.

– В телеге, в деревянном ящике, который упрятан в кожаный мешок.

Ну и дела… В деревянном ящике лежали бомбы, каждая обернутая в кусок кожи, чтобы порох не отсырел. Только нанятым мною работникам могла прийти в голову такая чушь – остальные знали действительное положение дел. Мне и в голову не пришло – показать крестьянам бомбы, а теперь получилось, что зря.

Принесли горячее, бараньи ребрышки со специями и парочку зажаренных цыплят.

– Артуа, тебе прекрасно известно, что золото как магнит притягивает к себе всяких негодяев, – продолжал Анри, отдавая должное горячему.

– Предупрежден – значит вооружен. Будем решать проблемы по мере их поступления, – ввернул я подходящие афоризмы.

Анри засмеялся:

– Артуа, у тебя на каждый случай пара подходящих изречений. Ты где их берешь?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – выдал я очередной перл. – Анри, когда вернемся… э-э… если вернемся, – как тебе больше нравится, – что ты будешь делать дальше, когда получишь свою долю?

– Мне нравится ваш оптимизм, барон. Но так далеко я не заглядываю.

– Хорошо. Тогда у меня предложение, а у тебя будет время, чтобы обдумать его, – заговорил я. – Анри, если у нас все получится, как задумано, мне потребуется твоя помощь, – издалека начал я.

– И в чем она будет заключаться? – заинтересовался Анри.

– Мы создадим могучую империю. Империю внутри Империи. Но мы не станем заниматься политикой, это не для нас. Наша цель – производство, разработка новых технологий, научные изыскания. И мне понадобится человек твоего типа. Анри, как ты думаешь, что дороже всего на свете?

– Золото и бриллианты, – не задумываясь, ответил он.

– Нет, ты тысячу раз неправ. Самый дорогой товар – это информация. Так было, есть и будет.

Анри с некоторым сомнением посмотрел на меня.

– Я могу привести для наглядности миллион примеров, но хватит и нескольких. Возьмем самый простейший. Ведет купец свой караван, и его поджидают разбойники. Для обеих сторон информация друг о друге – это не цена золота, но цена жизни. Купец дорого даст за информацию о месте засады, количестве нападающих. Разбойники – за информацию о товарах купца и его охране.

Рассмотрим другой вариант. Предположим, что некто, затратив уйму времени и кучу золота, придумал, довел до ума и запустил в производство некий новый механизм, способный в области техники сделать революцию. Спрос обеспечен, цену можно назначить любую. Казалось бы, живи и радуйся. Но нет. Оказывается, что подобный механизм выпускает и продает кто-то еще. И цены у него значительно ниже, поскольку ему не пришлось тратиться на разработку и внедрение. Несложно догадаться, почему так случилось. Или вот еще ситуация…

Поговорив на эту тему еще некоторое время, я перешел к главному:

– Анри, я вижу тебя в роли начальника службы, добывающей информацию и отвечающей за ее сохранность. У тебя будет достаточное количество людей, которых ты подберешь сам, и денег ровно столько, сколько понадобится. Я даже не требую от тебя немедленного ответа. Поговорим об этом на обратном пути, – конечно, в том случае, если все сложится удачно.

Коллайн кивнул, продолжая задумчиво смотреть на меня. Затем, видимо решившись, сказал:

– Артуа, я давно хотел задать тебе вопрос. Конечно, ты можешь не отвечать, но все же спрошу. Ты ведь в Империи не так давно – а откуда ты прибыл?

Да, этот вопрос давно назрел. Но что на него отвечать – не знаю. Сказать, что с Луны свалился? Так здесь даже Луны нет. Выложить истинную историю моего появления – тоже не вариант.

Как он воспримет правду о том, что в один прекрасный (или не очень) момент я оказался на берегу моря совершенно голым? Прямо как Терминатор. Или нет, скорее как Афродит, поскольку лежал как раз на линии прибоя… Как на общеимперском будет «Пенорожденный»? Какуокль. Не слишком благозвучно, улыбнулся я своим мыслям. А Коллайн ждал.

Сказать, что из другого мира – тоже не годится. Не факт, что он поверит, да и подкрепить нечем. Еще сумасшедшим сочтет.

Раньше таких проблем не было, я ничем не выделялся, кроме акцента. Но Империя – многонациональная держава, этим здесь никого не удивишь. До сих пор я ни на чем не прокололся. Гранаты? Так идея на поверхности лежит. Кроме того, вполне вероятно, что их где-нибудь уже используют.

Надо придумать что-то попроще – про далекий остров или горную страну, существующую в изоляции от остальных. И обязательно про тайные знания моего народа завернуть, чтобы потом люди не удивлялись. Ну и часть правды о том, как на берегу оказался.

Так, значит… Шли мы на корабле в Гроугент, крупнейший порт Империи, потом шторм, волной смыло, еле доплыл до берега. До этого жил в Непале, далекой горной стране, где и узнал много всякого, что можно использовать. А что? Все равно не знаю, как здесь горные страны называются, а уж Непал точно не забуду. Все это я и выложил Коллайну. Не знаю, поверил он мне или нет, но отнесся к моему рассказу спокойно.

Фу, выдохнул я про себя. Как будто прокатило. На всякий случай заявил, чтобы он не принимал меня за принца, путешествующего инкогнито.

На это Анри рассмеялся:

– Не дождешься, манеры не те.

– Я что, за столом чавкаю?

– Нет, – успокоил он. И добавил, что совсем не обязательно благодарить служанку всякий раз, когда она что-нибудь на стол приносит. Принцы так не делают. У-у, язва!

– У меня к тебе маленькая просьба, Анри. Встретимся завтра на рассвете у Западных ворот. И захвати с собой моего Ворона, не сочти за труд.

Барон рассмеялся:

– Надеюсь, Артуа, у тебя будет время позавтракать.

– Я тоже на это надеюсь. До завтра. Передавай привет своей черноглазой красавице! – И мы разошлись в разные стороны.

Аманда обрадовалась, увидев меня. По крайней мере, насколько я разбираюсь в женщинах.

– Артуа, ты голоден? – спросила она, провожая меня в гостиную.

Я не стал отпираться.

– Просто чертовски, зверски голоден, – сказал я, не спуская кровожадного взгляда с ее декольте.

– Я совсем не об этом, дурачок, – прикрывая вырез платья рукой, смеясь, сказала она. – Ты что-нибудь ел или времени не хватило? – Последние слова она произносила, отбиваясь от моих настойчивых рук…

Мы не спали всю ночь. Болтали обо всем на свете, занимались любовью, пили молодое вино с персиками, смеялись безо всяких причин. Нам хотелось, чтобы эта ночь не заканчивалась никогда. Но так не бывает. Небо за окном все больше светлело. Наконец я решительно встал и начал одеваться. Аманда накинула пеньюар и подошла ко мне, уже полностью одетому.

– Артуа, – сказала она, положив руки мне на плечи и заглядывая в глаза, – обещай, что, когда будешь в следующий раз в нашем городе, непременно навестишь меня. Непременно.

– Обещаю, Аманда. Только боюсь, что к тому времени ты уже выйдешь замуж за хорошего человека и родишь ему одного, а то и двух детей.

– Все равно обещай. Кстати, что касается детей, то если родится мальчик, я уже придумала ему имя. – Она тихо рассмеялась. – И еще, подожди немного… – С этими словами Аманда подошла к столу и достала из ящика плоский лакированный футляр темного дерева с золотым вензелем на верхней крышке. Протянув его мне, она сказала:

– Возьми, Артуа, от меня на память, это тебе очень может пригодиться.

Я открыл коробку.

В углублении на бархатном ложе покоился пистолет с двумя вертикально расположенными стволами. Я осторожно извлек его оттуда. Пистолет лег в руку так, будто специально для нее был создан. Удобная рукоять с рубчатыми накладками из кости, тот же вензель на ее торце, что и на коробке, вороненые стволы, изящной формы курок. Невооруженным глазом было видно, что это работа Мастера. В остальных углублениях коробки лежали приспособления для ухода за оружием, мерка для пороха, запасные кремни и еще несколько предметов непонятного назначения. Я еще раз взглянул на пистолет, вздохнув про себя, положил его в коробку, а коробку – на столик:

– Спасибо, Аманда, но я не могу это взять. Ответного подарка нет, а купить его у меня попросту не хватит денег.

Аманда нахмурилась:

– Артуа, ты обязательно возьмешь пистолет. Не спорь, пожалуйста, со мной. И не подумай, что я дарю тебе вещи покойного мужа. А что касается твоего подарка мне… возможно, я узнаю о нем раньше, чем ты…

Если вы решили, что я тут же покинул Аманду, то заблуждаетесь. Анри пришлось ждать меня лишние полчаса.

Глава 7 ПЕРВЫЙ БОЙ

В путь мы отправились лишь спустя пару часов после рассвета. Выстроились обычным порядком и, поднимая пыль, двинулись по дороге. Некоторое время все ехали в молчании, думая каждый о своем. Я еще чувствовал на губах вкус поцелуев Аманды, горячую гибкость ее тела…

Расставаться всегда тяжело, в особенности с теми, к кому успел привязаться. Чтобы отвлечься от горьких мыслей, я достал пистолет и принялся его рассматривать. Интересная конструкция: один курок и один спусковой крючок на два ствола. Повертев его в руках, пощелкав взводом и спуском, я понял принцип действия механизма. Взведя курок на один щелчок, можно выстрелить из верхнего ствола. Вторым щелчком открывается возможность выстрела из нижнего. А взвод курка на два щелчка позволяет поочередно стрелять из обоих стволов, дважды нажимая на спусковой крючок. Дуплетом пистолет не стрелял, что значительно увеличивало его надежность. Полки располагаются по разным сторонам, что исключает возможность самопроизвольного возгорания затравки соседнего ствола. Сказка, а не пистолет. Спасибо, Аманда, спасибо, солнышко. При первой возможности отплачу за подарок сторицей. Подъехал Анри, взглянул на пистолет, и у него округлились глаза. Мне даже показалось, что у него дрогнул голос, когда он попросил посмотреть его.

– Да, – произнес он через некоторое время, – вот и мне выпало счастье подержать в руках работу мастера Гоббели.

– Можешь даже пострелять из него, – предложил я.

Анри сноровисто зарядил оба ствола и выстрелил, почти не целясь, в кочаны капусты, росшие на поле рядом с дорогой, попав оба раза.

– Заряди уж и мне, – попросил я.

Глядя на его движения, я завистливо сказал:

– Никогда мне так не научиться.

– Особенно если ты всякий раз будешь перекладывать эту работу на чужие плечи, – засмеялся Анри, протягивая мне заряженный пистолет рукояткой вперед. – Тебе очень повезло, Артуа. Работы маэстро Гоббели стоят бешеных денег. Такой пистолет как раз в пару к твоей шпаге.

А шпага у меня знатная, спору нет. Если присмотреться внимательно, то можно увидеть на клинке узор из перекрученных волокон. Теоретически я знаю такую технологию. Берутся три прутка из железа с разным уровнем содержания углерода, раскаляются, их скручивают и расковывают. Полученный прут разрезают на три равные части, раскаляют, скручивают и опять расковывают. И так много раз. Да, забыл еще сказать, что в сплаве обязательно должен присутствовать графит. Готовый клинок медленно, в течение трех-четырех суток, охлаждают. Но это в теории, а на практике работа может занять полгода, а то и больше.

Сам клинок темный с еле заметным синеватым отливом. Форма его нечто среднее между шпагой и саблей с узким неглубоким долом с обеих сторон – позволяет наносить как колющие, так и достаточно мощные рубящие удары. Эфес с виду не очень привлекательный, без всяких вычурных украшений, но даже с первого взгляда становится ясно, что он сам по себе является произведением искусства. Гарда крестообразная, с прикрывающей руку широкой дугой. Единственное украшение – крупный синий сапфир на торце эфеса, чистейшей воды и удивительной огранки. Досталось мне это чудо в том же деле, что и дворянское звание.

– Анри, – спросил я, отвлекаясь от воспоминаний, – а мастер этот, Гобелли, он еще жив?

– Поговаривают, что да. Но он удалился от дел и живет где-то на побережье. А зачем тебе он?

Стволы пистолета имеют воронение, мне это пригодится в будущем. Сама технология не слишком распространена, а возможно, даже является тайной. Кроме того, у меня будет чем удивить оружейного мастера.

– Мне нужно будет с ним поговорить. У меня есть предложение, от которого он не сможет отказаться, – произнес я широко известную в моем мире фразу.

Анри посмотрел на меня с непонятным выражением.

– Я найду его, когда понадобится, – пообещал он.

До самого привала ехали молча. Перекусив купленными в городе продуктами и напоив лошадей из небольшого озера, на берегу которого остановились, мы продолжили путь. Привстав на стременах, я оглядел свой небольшой отряд. Все бодры, иногда перешучиваются – в общем, пока все в порядке. Эх, мне хотя бы месяц на подготовку… Подобрали бы хорошее снаряжение, потренировались пешему и конному бою.

В дороге мы тоже старались не терять зря времени, проводя иногда учения по отражению вражеской атаки. Получалось не очень, но хоть что-то. Не прерывал я и утренние занятия с Прошкой, иногда подключая Коллайна или егерей.

– Проухв, – наставлял я его, – твое место сзади слева от меня. Ты оберегаешь от удара в спину. Я атакую врага, ты оберегаешь. Вперед не вырываешься, бьешь только того, до кого дотянешься, не покидая свое место.

Прошка делал неплохие успехи, рубя своим палашом придорожные кусты и деревья, но балот давался парню намного легче. Бывшие егеря действовали в паре, Анри предпочитал работать в одиночку. Крестьяне своими пиками больше мешали друг другу, и я никак не мог научить их взаимодействию. Да и когда учить-то? Единственное, что мы хорошо научились делать, так это понимать друг друга с помощью жестов. Взяв за основу сигналы егерской службы, я кое-что изменил, что-то добавил. Изрядно потренировавшись на ходу, добились в этом полного взаимопонимания.

– Приказы должны выполняться беспрекословно и моментально. В некоторых ситуациях только это и может спасти нас. При команде «спешиться» сначала мгновенно соскакиваем с коней, а уже потом крутим головой по сторонам. То же касается и любой другой команды.

Все это в большей степени относилось к крестьянам: остальные знали цену вовремя отданной команде. А с Прошкой вообще проблем не было – парень моментально исполнял любой приказ…

Ближе к вечеру селения стали попадаться все реже. Поля сменялись перелесками, густой лес иногда подступал к самой дороге. Светило уже склонялось к закату, когда я увидел, что наши дозорные остановились, поджидая нас.

Они застыли у самого края леса, через который проходила дорога. Нектор подал знак «всем внимание», и я решил проявить осторожность. Место вполне подходило для засады: густой кустарник вдоль опушки, за ним стеной стоит лес. С обеих сторон дороги степь, поросшая высокой травой.

– Оружие к бою, – негромко сказал я, сопровождая эти слова условным жестом. Защелкали взводимые курки, люди поправляли оружие, – словом, делали все то, что мы не раз проигрывали в учениях.

Поравнявшись с Нектором и Шлоном, я попридержал Ворона.

– Что случилось? – поинтересовался я у Нектора.

– Там кто-то есть. – Егерь показал в сторону леса. Как бы в подтверждение его слов, из леса начали выезжать всадники. Два, четыре, восемь, двенадцать, восемнадцать человек. До них оставалось еще метров пятьдесят. Я оглянулся на свой отряд. Мы тщательно отрепетировали свои действия в подобных ситуациях, и я с удовлетворением заметил, что тренировки не прошли даром. Все мои люди четко заняли свои позиции.

Не доехав нескольких метров до передовой группы, наша телега остановилась, и возница взял в руки ружье. Крестьяне разобрали свои пики, Прошка, положив древко балота на плечо и уперев торец в сапог, разминал кисти.

Приблизившись метров до двадцати, всадники разделились на три равные группы. Одна обходила наш отряд слева, другая справа, третья же продолжала двигаться прямо на нас. Я взвел курок заткнутого за пояс пистолета и направился навстречу. Прошка находился чуть сзади слева, а Анри ехал со мной стремя в стремя. Одежда незнакомцев напоминала форму легкой кавалерии. Я плохой знаток в этой области, но некоторые моменты показались мне подозрительными. Регулярная армия в Империи имеет одинаковые для каждого рода войск вооружение и амуницию. В данном случае такого не наблюдалось.

Теперь вся надежда на Анри и на его опыт. Мы сблизились почти вплотную и остановились. Некоторое время мы изучали друг друга.

Затем молчание нарушил один из всадников – судя по всему, главный. Густые кустистые брови, окладистая борода и пышные усы придавали ему вид атамана разбойничьей шайки. Но на боку висела шпага – признак благородного происхождения. И еще был у него взгляд человека, привыкшего повелевать.

– Кто такие? – спросил он.

Я не спешил с ответом, внимательно разглядывая всадников, перегородивших нам дорогу. Ситуация мне не нравилась. То, что это не регулярные войска, нет никаких сомнений. С такими рожами в бандиты нужно идти, без всяких рекомендаций возьмут. Да и нервничают они, это хорошо видно. Тянуть дальше нельзя, нужно принимать решение. Их больше, и если они начнут первыми…

Я скосил глаза на Коллайна и увидел, что Анри поправляет свои щегольские усы. Этот жест по уговору означал одно – враги!

Все сомнения сразу исчезли: надо действовать, и действовать быстро. Ударом шпор послав Ворона вперед, я выхватил взведенный пистолет и разрядил верхний ствол в лицо бородача, успев в последний момент заметить его удивленный взгляд и руку, потянувшуюся к поясу. Чуть поведя пистолетом вправо, выстрелил второй раз, в его соседа, уже успевшего наполовину выхватить клинок. Сунув пистолет за пояс, обнажил шпагу.

Дальше события понеслись вскачь. Справа Анри выстрелами с двух рук свалил с лошади одного и серьезно ранил второго из находящихся перед ним трех противников. Слева Прошка, хекнув, проткнул балотом уже успевшего выхватить саблю разбойника. Удар у него получился такой силы, что лезвие балота почти наполовину вошло в тело бандита. Выпустив из рук древко копья, Проухв схватился за палаш.

Сзади разрядил свой пистолет Нектор, заставив оппонента выронить оружие и схватиться за живот. Сблизившись с последним живым из передней шестерки бандитов, мы с Анри атаковали его с двух сторон. Уже на втором выпаде он получил от Коллайна удар шпагой в грудь – и выбыл из боя. С этими все, пора на помощь остальным. Развернув лошадей, мы увидели следующую картину. Нектор, уже спешившийся, поднырнул под брюхо лошади одного из противников и, выскочив с другой стороны, стащил его на землю, успев почти полностью срубить голову палашом.

Возница, имени которого я так до сих пор и не запомнил, разрядил ружье в гущу всадников и юркнул под телегу. Чуть дальше, шатаясь, поднимался с земли Шлон с залитым кровью лицом. В каждой руке он держал по пистолету. Грохот выстрелов с обеих рук – и одна из пуль достигла цели, свалив на землю разбойника. Вторая попала в лошадь. Бедное животное взвилось на дыбы и рухнуло на землю, придавив седока.

Переглянувшись с Коллайном, мы ворвались в самую гущу врагов, раздавая удары налево и направо. Краем глаза я уловил выпад противника и припал к холке Ворона, пропуская узкую блестящую полоску стали над головой. Откинувшись назад, почти коснувшись спиной крупа коня, я наугад ткнул шпагой и почувствовал, что попал во что-то мягкое. Развернув лошадь рывком поводьев, выхватил из седельной кобуры заряженный пистолет. Но добавки не требовалось: бандит сползал с седла, дергаясь в предсмертной агонии. Проухв тяжелым палашом наносил удар за ударом бородачу в шлеме, пытающемуся защититься саблей. Наконец сабля вылетела из рук бородача, и Прошка мощным ударом развалил своего противника от плеча почти до пояса. «Вот же силища у парня», – успел восхититься я, прежде чем заметил еще одного бандита, уже успевшего занести над ним свой тесак.

Закричав что-то несвязное, я выстрелил навскидку с левой руки, стараясь отсрочить неизбежное. И мой выстрел удался на славу – пуля угодила ему в висок. Я даже немного обалдел от случившегося: не ожидал от себя подобной прыти.

А события развивались дальше. Молодой парень, смуглый, с черными тонкими усиками, родственник Нектора по имени Амин с визгом вонзил пику в спину грузного бандита и, не удержавшись, сам вывалился из седла. Анри классическим кроссом воткнул шпагу в левую часть груди отчаянно отбивавшегося соперника в черной, низко надвинутой шляпе.

Я же чуть не прозевал атаку непонятно откуда возникшего врага с кавалерийской саблей в левой руке. Едва успев парировать его рубящий наискось удар, я нанес свой, нацеленный в горло и оказавшийся удачным. Лезвие клинка рассекло шейную артерию – это смертельно, добавлять не надо. Так оно и случилось: силы покидали противника вместе с фонтаном крови, бьющей из раны.

Как там остальные враги? А врагов, как оказалось, уже не осталось. Двое последних бешеным галопом скрывались в облаке пыли, преследовать их никто не пытался. Правильно, не было такой команды. И не будет.

Я оглядел поле недавней схватки. На земле лежали трупы, стонали раненые. Стоял запах еще не развеявшегося пороха и крови. Чуть в стороне жалобно ржала лошадь, пытающаяся встать на ноги и снова заваливающаяся на траву. Зрелище не для слабонервных.

Проухва рвало прямо с лошади. Ничего, парень, привыкнешь. Это те самые приключения, о которых ты мечтал. По рассказам всегда все красиво и романтично, а от человека, разрубленного почти пополам сабельным ударом, воняет содержимым его внутренностей и кишок, дерьмом воняет.

Сейчас необходимо побыстрее занять бледного как полотно Прошку делом. Парень молодец – как-никак первый бой, но не растерялся, не дрогнул. А что остальные? Нектор держался рукой за предплечье, между пальцев сочилась кровь. Шлон продолжал стоять на коленях, обхватив руками окровавленную голову. Анри болезненно морщился, потирая левое плечо. Еще у одного, не помню, как зовут, невысокого, но кряжистого мужика в выцветшей зеленой куртке резаная рана на бедре. Остальные на первый взгляд без повреждений. Сам-то я как? Прислушиваясь к ощущениям, повел плечами… Ничего, кроме небольшого жжения под левой лопаткой. И когда успели зацепить? Даже не заметил в горячке боя. Нормально, выживу.

Быстро пересчитав людей, насчитал девять. Где же десятый? Искать долго не пришлось. Возле телеги в неестественной позе лежал возница. Сомнений быть не может, он мертв. А я даже не удосужился запомнить его имя… Стоп. Эмоции потом, займемся делом.

– Прошка! – заорал я.

Парень повернул ко мне бледное, искаженное лицо, недоумевая, почему я, обычно вежливый со всеми, кричу на него благим матом. Ничего, потерпишь – это тебе же на пользу. Главное – занять тебя сейчас делом, чтобы не оставалось времени на переживания.

– Что стоишь камнем? – продолжал орать я. – Быстро лови лошадей, пока не разбежались! – И тут же скомандовал одному из крестьян: – Пелай, садись в телегу, разворачивай. Возницу положи, потом по-человечески похороним. И Шлону помоги усесться. Нектор! – Подъехав поближе к егерю, протянул ему рулончик тонкого полотна: – Перевяжи пока руку, позже серьезно займемся. И еще, – добавил я уже вполголоса, – лиги две назад с левой стороны есть холм – он там один, не ошибешься. Заезжайте за него и располагайтесь на ночлег. Там вода рядом. Отправляйтесь немедленно, мы вас догоним. Ты, – я ткнул пальцем в мужика с раненой ногой, – сопровождаешь телегу. Остальные – ловить коней, собирать оружие, в первую очередь пистолеты и ружья. Времени у вас – пока я заряжаю свои пистолеты.

– Это до утра, что ли? – невинно поинтересовался Анри.

Я улыбнулся шутке:

– Анри, к тебе у меня особая просьба. Я хочу знать, кто они, откуда о нас узнали и все остальное прочее. Сделаешь? – Я вопросительно посмотрел на него, ожидая реакции. Анри мог отказаться, мотивируя дворянской честью: мол, допрашивать раненых врагов не позволяют жизненные принципы.

Нет, такой реакции не последовало, Анри кивнул в знак согласия, спешился. Выбрав жертву по каким-то своим соображениям, ухватил «языка» за плечи и поволок за ближайшие кусты.

– Быстро, быстро, время пошло! – снова закричал я и добавил уже негромко: – А вообще, вы молодцы, парни, даже не представляете, какие вы молодцы.

Лазать самому по карманам убитых – это не для меня, мне проще свое отдать. А вот если кто-то из парней залезет ненароком – даже не замечу, заслужили. Но оружие – это совсем другое дело, это трофеи.

Я достал пороховницу, пыжи, пули, мерку. Отсыпал порох в мерку, высыпал в ствол, уплотнил шомполом, запыжевал, закатил пулю, уплотнил шомполом, снова запыжевал. Насыпал пороху в затравочное отверстие, закрыл полку, осмотрел состояние кремня. Порядок. Один ствол готов. Теперь те же самые процедуры со вторым стволом. Все, пистолет заряжен. Засунув его за пояс, достал второй. Осматривая пистолет, вспомнил удачный выстрел, спасший Прошку. Сам от себя не ожидал. Не такое уж это примитивное оружие в умелых руках. Ни мушки, ни целика на нем нет – все дело только в практике.

Заряжая пистолеты, я не забывал оглядываться по сторонам. Пока все тихо, никого не видно. Только мои парни, закончив сбор трофеев, азартно ловят лошадей, оставшихся без седоков. Из-за кустов показался Анри, вскочил на лошадь, подъехал.

– Погоня будет? – задал я ему самый животрепещущий вопрос.

– Некому. У них осталось всего несколько человек – тех, которых они в спешке не смогли найти, когда собирались на дело.

– Хорошо, это главное. Собирай народ, догоняем телегу. На месте расскажешь все подробности. Сначала раненые, потом все остальное.

Анри кивнул и трижды пронзительно свистнул. Этот сигнал означал у нас общий сбор.

Глава 8 УСЫ И ШЛЯПА

Костер весело потрескивал, стреляя быстро гаснущими искрами в предзакатное небо. На железной перекладине исходили паром два котелка с кипящей водой. Народ, еще возбужденный после схватки, обсуждал перипетии боя. То и дело слышался смех, который тут же смолкал, когда вспоминали об убитом возчике.

Веселитесь, парни, веселитесь, мне же пора заняться ранеными. Тонкого полотна, разрезанного на рулоны, хватало с избытком, этим добром я запасся основательно. Имелось у меня и одно радикальное средство в виде парочки пятилитровых медных бутылей, обшитых кожей, – самогонка, выгнанная из забродившего винограда и дважды отфильтрованная через древесный уголь. Я не специалист, но, по моим ощущениям, крепостью градусов семьдесят.

Этот мир еще не знал такой технологии, и я не торопился ее внедрять. Слишком много бед принесли крепкие напитки в мой мир. Если они появятся независимо от меня, тогда да, я свое с этого поимею.

Начнем, пожалуй, со Шлона, как с самого тяжелого. Шлон полулежал на подстеленном одеяле, опершись спиной на седло. Голова его, залитая уже засохшей кровью, выглядела ужасно. Омыв рану охлажденной в ключе кипяченой водой, я выяснил, что Шлон лишился приличного клочка кожи над левым ухом в результате сабельного удара. Насколько я мог судить исходя из своих скромных познаний в медицине, черепная кость не пробита. По крайней мере, мозгов не видно. А вот контузию от удара егерь получил приличную. Сотрясение мозга как минимум. Есть ли внутренняя гематома – мне не определить. Будем надеяться на лучшее.

– Шлон, – обратился я к нему, – сейчас буду тебя лечить. Для начала ты примешь эту микстуру внутрь. Потом зажмешь в зубах веточку, а я обработаю этой же микстурой твою царапину, через которую видны твои мозги. В них отчетливо читается желание, чтобы все отправились к дьяволу и оставили тебя в покое.

Шлон ухмыльнулся и кивнул на серебряный стаканчик, наполненный самогонкой, примерно наполовину разбавленной водой:

– Это то, что я думаю?

– Не знаю, о чем ты думаешь, но такого ты еще не пробовал. Так что выдохни, задержи дыхание и пей залпом! – Я вложил стакан ему в руку.

Шлон ухмыльнулся, в три глотка выпил содержимое и застыл с выпученными глазами. Все, теперь нужно подождать, пока микстура начнет действовать.

Остальные тоже заслужили по стаканчику – это снимет стресс и поднимет боевой дух. Хотя он и без того на высоте после выигранного сражения.

– Проухв, – обратился я к парню, – возьми помощника, и сообразите всем нам перекусить. Достань хлеб, колбасу, ветчину, сыр – ну ты меня понял.

Еще по дороге сюда я успел с ним поговорить.

– Не переживай, Проухв, ты все сделал правильно. Понимаешь, у всех нормальных людей такая реакция на первого убитого врага. Мы рождены совсем для другого, но однажды наступает момент, когда не остается выбора. Вернее, выбор-то как раз есть – либо мы их, либо они нас. Вообще-то ты молодец: в бою первый раз, а вел себя как настоящий герой!

– А у вас, ваша милость, тоже так было в первый раз?

– Конечно, Проухв, конечно. – На самом деле у меня все было гораздо хуже, но зачем ему об этом знать?

Прямо на траве лежало трофейное оружие – сабли, кинжалы, ружья, пистолеты, еще что-то, плохо различимое в наступивших сумерках. С этим завтра разберемся, а сейчас займемся Шлоном, уже дошедшим до нужной кондиции и порывающимся встать.

– Ну-с, приступим к лечению, – сказал я ему. – Зажми-ка, дружок, в зубах эту веточку и крепко держи. Не вздумай выпустить! – И щедро полил рану алкоголем.

Надо признаться, Шлон мужественно держался во время процедуры и только в конце, уже после перевязки, выплюнув перекушенную ветку, от души выругался. А что делать – единственный доступный мне антисептик. Вообще-то еще уксусом можно, но так надежнее.

Нектор уже получил свою дозу обезболивающего напитка и находился в нужном состоянии. Глубокий порез на внешней стороне предплечья требовал наложения швов. Сунув ему в зубы заранее приготовленную ветку, я достал из специальной коробочки длинную кривую иглу и нитки из бараньих сухожилий.

Насколько я помню, это называется кетгут. Подержав некоторое время иглу в кипящей воде, принялся за дело. Немного алкоголя на разрез, семь швов и метр полотна. Все, следующий пациент. Рану на ноге зашивать не пришлось, только тугая повязка. Остался Коллайн.

К этому времени по порции виноградной самогонки получили все. Я и сам принял за здоровье друзей и на погибель врагам. Не привыкшие к крепкому алкоголю люди быстро пьянели, посыпались шутки, дружеские колкости. Отпустило людей, чего я и добивался. Мы сидели одной группой вокруг общего костра, шутили, смеясь, вспоминали подробности боя. Наконец-то мы почувствовали себя одной командой, и это было здорово.

Левое плечо и верхнюю часть груди Анри покрывал огромный кровоподтек. Я ощупал ключицу, попросил его покрутить рукой. Все не так страшно, перелома нет, возможна трещина, но на глаз не определишь. Не удержавшись, поддел друга:

– Анри, у меня создалось впечатление, что эту отметину оставила вам в Тронденте ваша страстная красавица-баронесса, и в просторечии такие синяки именуются не иначе как засосами. Вы же пытаетесь пристроиться к воинской славе Пелая.

Это вызвало приступ хохота. Люди живо представили, каких размеров должен быть ротик у баронессы, чтобы оставить такой огромный след. Что же касается Пелая, так этого героя мгновенно сдуло с лошади при первом выстреле, и появился он из кустов, когда уже все закончилось.

Анри не обиделся, он хохотал вместе со всеми.

Что касается своей царапины под левой лопаткой, то я решил это быстро, попросив Нектора замазать ее целебной мазью, пахнущей дегтем и еще чем-то непонятным.

Подошел Прошка, протягивая мне куртку со словами:

– Возьмите, ваша милость, я заштопал ее на спине.

А куртка у меня знатная. Мне пошила ее Марта по моим указаниям, удивляясь необычности заказа. Из грубого полотна, вся в разводах желто-буро-зеленого цвета (я сам варил ткань, завязав узелки во многих местах), со множеством накладных и внутренних карманов. Похоже на армейскую куртку из моего мира. Разве что длиннее и подкладка из красного шелка. Из шелка – потому что он скользкий, быстрее надевать и снимать. Из красного – потому что кровь не заметна, эстет я.

Анри сначала косился на нее, а потом, убедившись в ее практичности, поинтересовался, где можно приобрести такую же. Отличная походная куртка получилась.

Прошка помялся немного, а потом вымолвил:

– Спасибо вам, ваша милость.

– За что это? Это тебе спасибо, – удивился я.

– Ну это, вы мне жизнь спасли. Вовек не забуду.

Все внимательно слушали наш разговор. Я подмигнул Анри и сказал Проухву:

– Так это я не о тебе заботился, а о себе.

– Как это? – не понял Прошка.

– Кто бы мне тогда куртку штопал, если бы тебя убили? Я просил Анри, он почему-то не хочет…

Анри тихонько хрюкнул.

– Так ему ж нельзя…

– Почему это нельзя? – еще больше удивился я.

– Так ему не положено, он же благородный, дворянин, – объяснил мне Прохор.

– А я-то все голову ломаю, почему он отказывается, – произнес я тоном человека, до которого наконец дошло.

Тут не выдержали все. Хохот стоял такой, что заволновались лошади, пасшиеся неподалеку.

Хороший Прошка человек и совсем не глупый, но наивный до ужаса.

– Ну что, ребята, еще по одной выпьем – и спать. Завтра отдыхаем, приводим себя в порядок, разбираемся с трофеями, а послезавтра в путь.

Ребята оживленно зашумели: моя микстура всем пришлась по душе.

– Ваша милость, – воспользовался Прошка всеобщим хорошим настроением, – может быть, споете?

Он стал горячим поклонником моего таланта. Стоило мне взять в руки гитару, Прохор мгновенно материализовался где-нибудь неподалеку.

– Извини, братец, без гитары какое пение? – нашел я отговорку.

– Так вон она, в телеге лежит, – услышал я в ответ.

Как – в телеге? Я же лично проверял перед выездом укладку вещей и продуктов. Когда успел положить? Бросим телегу – мне что, как кабальеро, ехать на лошади и фламенко играть?

Народ притих, ждет моей реакции.

– Хорошо, Прошка, неси.

Парень пулей бросился к телеге. Я взял в руки гитару, настроил, задумчиво провел пальцами по струнам. Что же сыграть-то? А что здесь думать…

А не спеши ты нас хоронить, а у нас еще здесь дела. У нас дома детей мал-мала, да и просто хотелось пожить[1].

Одного уж схоронили. Вырыли могилу, засыпали тело землей, утрамбовали сверху небольшой холмик. В изголовье поставили камень. Нет человека. Когда вернемся – если вернемся, – родные получат тройную плату. Да разве дело в деньгах? Три дочери у него, как оказалось, погодки, старшей двенадцать. Ладно, вернемся, тогда и разберемся.

А живым – живое.

Последние две строчки куплетов подпевали уже хором.

Лица людей просветлели: песня – тоже хорошая психологическая разгрузка, не хуже алкоголя, может быть.

– Все, всем отдыхать. Оружие проверить, держать рядом с собой. Первая смена в карауле ты и ты. – Я ткнул пальцем в двух крестьян, не получивших ни царапины. – Дежурите до полночи, завтра выспитесь.

Следующим утром встали поздно. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев небольшой рощицы недалеко от нашей стоянки. От костра доносился запах варева в бурлящем котле. Позавтракав, осмотрел раненых. Пока все в порядке – ни лихорадки, ни покраснений, ни нагноений.

Шлон намекнул, что готов хоть сейчас в бой, если ему дадут выпить волшебного эликсира, которым лечили накануне. Я ответил, что не против, но в том же порядке, что и вчера? – сначала обработаем рану, и лишь затем внутрь. Энтузиазм воина сразу угас.

Занялись осмотром трофеев. Неплохо. У меня появилась прекрасная возможность вооружить весь отряд: по паре пистолетов и по ружью на каждого. И я ею не преминул воспользоваться. Почти тридцать выстрелов в течение минуты – это сила.

С трофейными лошадьми, которых оказалось всего восемь голов (брали только лучших), случилась заминка. Крестьяне ни за что не желали расставаться со своими конями. Верховая лошадь – это одно, а рабочая крестьянская лошадка – совсем другое. Крестьянский конь универсален: может и пахать, и борону тянуть, и в телегу его можно запрячь. Скаковая лошадь – совсем другое дело. Можно, конечно, и ее запрячь, но это все равно что спортивную машину заставить тянуть прицеп с грузом.

Пора вмешиваться, решил я.

– Вы должны понять одно: наступит момент, когда ваша жизнь напрямую будет зависеть от резвости коней. Так что, ребята, быстро выбирайте лошадей и, пока еще есть время, привыкайте друг к другу. Лишних лошадей продадим в Дрогаунде – есть такое селение в четырех днях пути отсюда. Несогласные есть?

Таковых не оказалось. Я предложил Анри прокатиться по окрестностям. Он понятливо кивнул, поняв, что будет разговор.

– Что ты сумел узнать о напавших на нас бандитах? – спросил я его, когда мы отъехали достаточно далеко.

– Местный барон, некто Гормен Тройн. Его имение не так далеко отсюда. Та еще личность: о нем и раньше ходили плохие слухи, бандитствовал он на здешних дорогах. Вдруг узнал о золоте, которое мы якобы везем. Времени не хватало, собрал всех, кого успел, – в этом нам повезло. Кстати, тот бородач, которого ты застрелил первым, он и есть. И это еще большее везение. Он держал всех в кулаке, напрочь лишая инициативы. Вот его люди и растерялись, и получилось то, что получилось. Близких родственников у него нет, а дальние будут грызться за наследство, так что ни о какой мести не может быть и речи. Сплошное везение. Пожалуй, это все.

– Спасибо, Анри. Этого достаточно. Единственный вопрос: как ты узнал, что это враги?

– Не понял тебя, Артуа. – Вид у Анри был действительно озадаченный.

– Ты же подал условный знак…

– Артуа, я ничего не подавал, клянусь прахом своих предков! Я сам хотел задать тебе этот вопрос.

– Но ты же потер усы…

Посмотрев на мое лицо, он зарыдал от смеха:

– Я ничего не тер, Артуа. – Анри с трудом выговаривал слова. – Я просто хотел поправить шляпу.

Мы хохотали так, что Прошка, следовавший за нами на небольшом удалении, поглядел на нас с подозрением.

Глава 9 ВАЙХИ. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Еще три дня пути, похожих один на другой как сиамские близнецы. День в седле, краткий привал в полдень, остановка на ночлег за пару часов до темноты. Вечерняя каша и утренняя каша иногда сменялись мясной похлебкой. Природа тоже не баловала разнообразием.

Изредка попадающиеся нам навстречу обозы держались настороженно, да мы и сами не особенно стремились к общению с ними. У всех свои дела, своя работа. О чем, собственно, говорить?

В основном крестьяне везли свой товар на трондентский рынок. Поодиночке никто не ездил, сбивались в обозы по десять и более телег под охраной вооруженных верховых. Оно и понятно – места беспокойные, сказывается близость границы. Иногда попадались такие рожи, что рука сама тянулась к оружию.

Но нас не трогали, скорее сами поглядывали в нашу сторону с опаской. В какой-то степени это даже радовало: боятся, – значит, уважают, значит, выглядим не сбродом, а боевым отрядом, пусть и небольшим.

Четвертый ночлег после столкновения с бандитами застал нас на берегу озера, небольшого, но полного рыбой. От души наевшись ухи и раков, которых в нем оказалось немыслимое количество, мы заночевали по соседству с обозом, вышедшим из Дрогаунда сегодня утром.

На следующий день мы отправились в путь задолго до рассвета. Нам предстояло за дневной переход добраться до владений барона Марона Крейга, последнего форпоста Империи на границе со степью. Дальше до самых гор кочевали полудикие племена вайхов, как они сами себя называли. Раненые чувствовали себя хорошо, за исключением крестьянина, которому зацепило ногу. Рана у него загноилась, пошла нехорошей краснотой – еще один повод поторопиться.

Следовали прежним порядком, с одним изменением – место Шлона в головном дозоре занял Амин, тот самый чернявый парень, что так ловко проткнул пикой зазевавшегося бандита. Сам Шлон ехал сзади с обмотанной на манер чалмы головой. Перекусывали на ходу, не останавливаясь, чтобы не тратить времени на привал.

Дозор ехал на расстоянии лиги впереди – местность степная, видно далеко. Это не то что в лесу, где каждый поворот дороги скрывал их от нас уже в пятидесяти метрах.

Коллайн рассказывал мне что-то о восточных провинциях Империи, когда я увидел, что Амин отделился от напарника и карьером мчится к нам. Сам Нектор остановился и явно что-то пытается разглядеть. Дорога в этом месте пошла под уклон, что было верным признаком близости реки.

Подскакав к нам, Амин осадил лошадь и зачастил скороговоркой:

– Там, – он махнул рукой, указывая направление, – крутой спуск к реке, дальше брод. На другой стороне реки погоня. Какие-то всадники преследуют троих. Они еще далеко, но скачут к броду.

Так, не хватало еще в чужие разборки угодить. Ладно, решим на месте. Сейчас главное – занять выгодную позицию.

– За мной, – подал я команду, пришпоривая Ворона.

Доскакав до места, мы остановились на краю обрывистого берега справа от дороги. Вид на лежащую внизу долину с небольшой речушкой открывался превосходный, но любоваться на открывающиеся красоты времени не было. Через пойменный луг, не жалея лошадей, мчались три всадника, и направлялись они в нашу сторону.

Один из них здорово отставал – даже отсюда было заметно, что его лошадь держится из последних сил. За ними меньше чем в полулиге скакали преследователи – девять конников на низкорослых лошадках.

– Степняки, – уверенно заявил Нектор.

Еще в Дрогаунде мы подробно расспросили о реалиях жизни в Приграничье. С кочевыми племенами у Империи заключены мирные договоры. Но время от времени собираются банды разбойников, желающих пограбить селения, расположенные на территории Империи. Затем приходят регулярные войска, изгоняют их, вторгаются в степь, наводят там шороху. Вновь заключаются мирные договора, некоторое время стоит затишье, потом все повторяется снова и снова уже который век.

Какие же будут наши действия? Можно, конечно, навязать встречный бой, устремившись в атаку на врага, махая саблями и стреляя из пистолетов. Силы примерно равные. Но такой вариант чреват неизбежными потерями. А у меня каждый человек на счету. Мы пойдем другим путем.

Недалеко от дороги кустарник – отличное место для засады, если спешиться и укрыться за ним. Ударим сбоку изо всех стволов. Подъем достаточно крутой, с ходу не одолеют, в конце обязательно потеряют скорость. Одна проблема: кочевники, несомненно, растянутся, но если собрать их группой…

Телега. Добротная телега, доверху груженная, тщательно прикрытая парусиной и обвязанная веревкой. Степняки приходят сюда не из идейных соображений – ими движет желание пограбить. А тут такое заманчивое предложение… Должно сработать.

– Отряд, – закричал я, – спешиваемся, встаем за те кусты. Пелай, телегу поперек дороги! Поставь стопоры! Потом примешь лошадей, будешь за коновода. Оружие к бою! Быстро, быстро, быстро!

Я успел поймать обиженный взгляд Пелая. Пару дней назад, выбрав момент, когда рядом никого не было, Пелай подошел ко мне и, помявшись, начал:

– Ваша милость…

Я прервал его жестом:

– Не надо ничего говорить и объяснять. Первый бой есть первый бой. Люди и покрепче тебя теряют голову. Надеюсь, в следующий раз ты поведешь себя достойно. Пойми, нас слишком мало, каждый удар, каждый выстрел может иметь решающее значение, и поэтому от тебя, от твоей решительности в бою зависят наши жизни – точно так же как твоя жизнь зависит от нас.

Надеюсь, он проникся тем, что услышал, но сейчас не до него…

Наши чуть ли не ежедневные учения не прошли даром. Через считаные мгновения дорога опустела, люди скрылись за кустарником, телега стояла там, где ей положено. Я подбежал к повозке, извлек из кошеля пригоршню мелких серебряных монет и высыпал их на укрывающее груз полотно. Монетки весело засверкали на солнце, притягивая взгляд. Уж если это не задержит степных разбойников, тогда не знаю…

Меж тем догоняющие и преследуемые приближались. Мы с Анри сверху отлично видели картину развивающихся событий. Вот, взметая мириады брызг, через брод промчались первые два преследуемых всадника. Третий, безнадежно отставший, был обречен. Нет у него шансов, это очевидно. И мы, к сожалению, помочь ему ничем не можем.

Так и случилось: буквально через считаные секунды, поравнявшись с ним, степняк обрушил на его затылок удар древком короткого копья. Человек кулем вывалился из седла и застыл без движения, лежа на спине в нелепой позе. Оставшиеся беглецы уже пошли на подъем. Преодолев его, они даже притормозили от неожиданности, завидев меня с Анри. Еще бы, телега с запряженными лошадьми и два человека, машущие руками: проезжайте, проезжайте! Всадники быстро сообразили, что от них требуется, и пришпорили коней. Что-то немного странное показалось мне в одном из них, но присматриваться было некогда.

Укрывшись за кустарником, я обратился к своим людям:

– Парни, спокойно. Вместе со мной встаем, разбираем цели, по команде «огонь» стреляем. И помните, чему мы учились.

Буквально пару дней назад мы все послеобеденное время провели в отработке согласованности действий. Я понятия не имел о местной тактике, и поэтому мы отрабатывали в пешем строю следующий прием: растянувшись в неширокую цепь, производим залп из ружей, затем залп из пистолетов, обнажаем сабли, оставляя в левой руке последний из двух заряженных пистолетов. Именно залп, поскольку дымный порох ограничивает видимость тем, кто задержался с выстрелом, – стрелять приходится практически наугад. Мой маленький отряд ходил вокруг табуна наших ничего не подозревающих лошадей, по моей команде «товсь» вскидывал ружья, взводил курок, выбирал себе цель и по команде «огонь» стрелял. Щелкали курки, вспыхивал порох на полках. Затем извлекались пистолеты, снова «товсь» и «огонь». Выстрелов, естественно, не было. В итоге после нескольких часов мучений мы добились неплохой синхронности. Сейчас это должно пригодиться.

Дорога пролегала метрах в пятнадцати от нашей засады – вполне убойная позиция. Теперь оставалось только надеяться, что разбойники клюнут на нашу приманку. Вскоре послышался стук копыт, фырканье лошадей.

«Подъем крутой, каменистый – интересно, как его преодолевают во время дождей? – подумалось мне. – Должно быть, скользко. Хотя какое здесь движение? Захолустье…»

Наконец появился первый степняк – на гривастой комолой лошади с копьем в руке. Его взгляд сразу упал на телегу, затем на монеты, блеск которых был заметен даже отсюда. Подъехав вплотную, он прямо с седла начал собирать деньги – при этом часть монет просыпалась на землю. Вскоре к нему присоединились остальные, увлеченно разрезая веревки, крепящие поклажу, и сдергивая укрывающее ее полотно. Все, медлить больше нельзя: момент самый подходящий, лучше уже не будет. Я встал в полный рост, краем глаза наблюдая, как поднимаются мои бойцы, навел ствол ружья на бородатого разбойника в рваном стеганом халате и, выждав пару мгновений, подал команду «огонь», уже нажимая на спусковой крючок. В руках громыхнуло, рядом раздался почти слитный залп. Курки взвели заранее, так что задержки не случилось.

– Вперед, – отдал я следующее приказание. Затем выпустил из рук ружье и выхватил из-за пояса один из пистолетов – тот, что с одним стволом. Мы дружно шагнули вперед. Сквозь завесу дыма с истошным визгом метались оставшиеся в живых вайхи, разворачивая коней. Вновь раздались выстрелы, уже без команды.

«Всяк солдат знай свой маневр» – зря, что ли, столько времени готовились? Через минуту все было кончено.

– Один убег, ваша милость, – доложил Нектор, указывая разряженным пистолетом. И действительно, одинокий всадник, нахлестывая коня, находился уже у самой реки.

«Да и хрен бы с ним», – подумал я, а вслух произнес:

– Никого не зацепило?

Нет, на этот раз обошлось, хотя в такой суматохе легко можно было поймать шальную пулю или удар саблей. Телега и запряженные в нее лошади тоже не пострадали, хотя у меня были опасения на этот счет. В телеге помимо всего прочего хранились два бочонка пороха, наш запас. Могло бы и рвануть, тогда бы всем досталось – и нашим, и вашим. Парни сноровисто обыскивали кочевников, хотя что с них взять?

«Ловко мы их, – думал я, осматривая место схватки. – Все-таки кое-чему научились». Мои радужные мысли прервал подбежавший Анри:

– Артуа, это еще не все. Пойдем, покажу. – Вид у него был очень встревоженный.

Мы бегом поднялись на самый край кручи. Увиденное зрелище не воодушевило: по противоположному берегу реки двигался отряд в сорок, а то и более всадников. Никаких сомнений, это вайхи. И наш беглец скакал им навстречу. Представляю, что он им сейчас расскажет: полный воз серебра и десяток человек охраны. Наша уловка сыграла с нами злую шутку.

Тем временем беглец встретился со своими собратьями. Он подъехал к одному из них, держащемуся особняком, и стал что-то горячо втолковывать ему, размахивая руками и изредка показывая в нашу сторону. Сейчас они попытаются добраться до сокровищ, это однозначно. Вайхи, конечно, люди дикие, но не тупые, и должны бы задать себе вопрос: откуда здесь может взяться воз, полнехонький серебра? Но любые доводы перебьет шальная надежда: а вдруг действительно серебро?

Вайхи скучились вокруг своего вождя, оживленно что-то обсуждая. Наконец они приняли решение и направились к броду. Времени оставалось мало. Пора и нам определяться, что делать дальше. Никакого бегства, позиция слишком удобная, чтобы отдавать ее без боя. Вряд ли поблизости есть еще один брод – иначе кто бы пользовался этим, с таким тяжелым подъемом? Это означает одно: нас не обойдут, – и это радует.

– Анри, – обратился я к Коллайну. – Действовать нужно быстро. Телегу поставить ближе к спуску, в самом его начале, одной стороной к валуну – там есть такой. С двух сторон дороги отвесные склоны, обойти телегу можно только справа. Проход останется небольшой, от силы четыре всадника в ряд. Лошадей выпрячь, достать из телеги порох и бомбы. Всем зарядить стволы картечью, Прошке приготовить самопал. Поставим в проход четырех бойцов с пиками: когда разрядят ружья и пистолеты, возьмутся за них. Пятым будет Прошка с балотом, когда освободится от своей аркебузы. И еще: спасибо за то, что вовремя увидел это. – Я показал рукой на приближающихся врагов. – Иди, я побуду здесь еще немного.

Анри кивнул и побежал к отряду.

Была у меня слабая надежда, что вайхи проедут мимо, но она растаяла, когда степняки повернули к броду. Нам предстоит бой – это без вариантов. Все, рассматривать больше нечего. Вайхи едут к броду, и мне пора на позицию.

Мы заняли места и застыли в ожидании. Я обвел взглядом своих людей: спокойные и решительные лица, никакой лишней суеты. Слева от меня Прошка со своим фитильным мушкетом, положенным для устойчивости на рогатину. Длинный ствол с раструбом на конце вмещал добрый стакан крупной картечи. Справа Анри с ружьем в руках и несколькими пистолетами, уложенными перед ним на телегу. Дальше Нектор, вооруженный таким же образом. Чуть сзади него Шлон с двумя бомбами и зажженным фитилем наготове. Еще дальше расположились остальные четыре бойца с ружьями на изготовку. Кроме того, каждый имел заткнутый за пояс пистолет и пику, лежащую на земле у самых ног.

Сзади послышались шаги. Оглянувшись, увидел Пелая с бледным лицом. Он вопросительно посмотрел на меня. Я утвердительно кивнул и подбородком указал ему место в строю рядом со Шлоном. Правильно, Пелай, сейчас или никогда – это твой реальный шанс стать таким же, как все.

Теперь бомбы. Запалы для них мы старались делать с замедлением секунд десять – двенадцать. Они горели неравномерно, но устойчиво. Только как угадать момент броска, чтобы бомбы взорвались в нужный момент? Я взял подходящий по весу голыш, запустил его вниз по склону и начал отсчитывать секунды. Три, пять, двенадцать, пятнадцать, двадцать. Плюс еще скорость движения всадников навстречу.

– Шлон, режь запалы наполовину и, как только я подам знак, поджигай и кидай их вниз, так, чтобы они катились по земле. Две штуки.

Шлон кивнул мне в ответ: все понятно, сделаю как надо.

– Орлы, – обратился я к остальным, – они нам вполне по силам. Действуем спокойно, все козыри у нас на руках. Завалим всю дорогу трупами – они даже подняться не смогут. Воюют не числом, а уменьем, – добавил я изречение все того же полководца.

Вайхи, преодолев речку, остановились. Мы их прекрасно видели, но и им были видны наши приготовления. В чистом поле мы не имели бы против них ни единого шанса. Их обычная тактика – закружить карусель вокруг противника, непрерывно закидывая стрелами с наконечниками из бараньих косточек. Попробуй попади из тяжелого ружья в движущуюся мишень, когда от момента нажатия на спусковой крючок до самого выстрела проходит куча времени. А здесь им предстояло подниматься в гору по узкой дороге, неизбежно потеряв скорость в конце подъема. Да еще и телега как препятствие.

Интересно, как здесь на телеге спускаются? У нее есть несложное устройство для торможения, да еще лошади помогают, упираются. И все равно, не очень понятно. Я представил себе картину, как повозка, разогнавшись, толкает перед собой лошадей, заставляя их бежать все быстрее, а кучер в панике орет благим матом, – и невольно улыбнулся. Анри посмотрел на меня с некоторым удивлением: мол, чему можно радоваться перед началом смертного боя?

А вот и нет, больше всего в жизни я люблю покой, который, как известно, нам только снится. Кстати о стихах, а как там моя гитара?

– Прошка, – громко спросил я, – ты гитару из телеги вытащил?

– Забыл, ваша милость, – поник головой простодушный парень.

– Ну ты даешь. Смотри, если что-то с ней случится, придется тебе в Трондент за новой гитарой ехать. – Все с интересом прислушивались к нашему разговору.

– Так это ж далеко, ваша милость. Сколько времени уйдет…

– Ничего, мы тебя подождем.

– А где подождете-то? – поинтересовался Проухв.

Но разговор продолжения не получил.

– Они пошли, – сказал Нектор, имея в виду вайхов.

Степняки всей толпой с места рванули галопом, набирая скорость перед подъемом. Вот они преодолели четверть пути, вот уже на половине подъема…

– Шлон, время, – крикнул я бомбометателю. Тот один за другим поджег оба запала, бросил бомбы вниз по склону и схватился за ружье.

Плотная масса конников приближалась, замедляясь по мере подъема и переходя на шаг.

Тридцать, двадцать, пятнадцать метров.

– Залпом… огонь! – заорал я и нажал на спуск, целясь в ближнего врага. Раздался залп, следом грохнула пищаль Прошки. Откинув ружье, я схватил пистолеты и с обеих рук разрядил их в мелькающих среди клубов дыма вайхов. Где-то на склоне рванули бомбы, что вызвало дикий визг среди нападающих. Прошка с балотом в руках метнулся мимо меня на помощь пикинерам, сдерживающим натиск пытающихся прорваться в проход степняков. Взяв в руки последнюю пару заряженных пистолетов, я поспешил туда же. Анри, выстрелив все заряды, выхватил шпагу с дагой и вскочил на телегу.

«Безрассудно», – успел подумать я и всадил пулю в бок замахнувшемуся на меня копьем вайху. Уронив на землю пистолет, обнажил шпагу и запрыгнул на телегу, встав рядом с Коллайном. Наверху видимость резко улучшилась, и оба мои заряда из пистолета нашли свои цели. Быстро поменяв пистолет на дагу, спрыгнул на землю уже с другой стороны повозки, принял удар сабли на гарду кинжала и от души вонзил клинок шпаги в живот нападающему. Вырвав шпагу, прижался спиной к телеге.

Хлопнул пистолетный выстрел, и справа от меня сполз с коня еще один мертвый вайх.

«Да сколько же вас?» – уже с отчаянием подумал я, отражая выпад копьем и нанося удар в спину голому по пояс и сплошь покрытому татуировками кочевнику. Словно в ответ на мои невеселые мысли, вайхи стали разворачивать коней, отступая. Прошка, весь в крови, бросил в след убегающим врагам свой балот, угодив точно между лопаток одному из них. Я бросился к ящику с бомбами, достал одну, отрезал запал почти под корень, поджег его от валявшегося на земле дымящегося фитиля и катнул снаряд, чувствуя, как приливает кровь к лицу от усилий. Бомба взорвалась как нельзя более удачно, угодив под ноги задним из отступающих врагов. Взрыв разметал нескольких из них, придав ускорение остальным. Ухватившись за край повозки, прохрипел:

– Заряжай. Заряжаем, парни, стволы, все остальное потом, – и принялся заряжать своего двуствольного любимца. В голове упорно крутилась одна и та же мысль: нужно успеть зарядить все стволы, иначе кранты.

Ко мне неспешным шагом подошел Анри и сказал:

– Это победа, де Койн. Они убегают. Мы сделали это, и черт меня возьми, если нам хоть кто-нибудь поверит.

С этими словами он забрал у меня пистолет и сунул в руки кожаную бутыль с вином:

– Глотни, это сейчас важнее.

Усевшись возле колеса телеги прямо на землю, я закрыл глаза и от души приложился к горлышку. Только сейчас я ощутил сильную жажду и нервную дрожь в руках. После нескольких глотков почувствовал себя значительно лучше. Посидел немного с закрытыми глазами, чувствуя, как успокаивается сердце. Через некоторое время я услышал шаги подходившего человека. Он остановился рядом со мной и кашлянул, привлекая внимание. Это был Коллайн.

– Сколько человек мы потеряли? – спросил я у него, не открывая глаз.

– Одного. Еще троих ранило.

– Кто?

– Сентор. Это тот, с раненой ногой.

– Я знаю. Ранения тяжелые?

– Нет. Самый тяжелый я.

Я открыл глаза. По щеке у Анри текла кровь.

– Покажи свою рану, Коллайн.

– Вот она. – Он показал пальцем на свою щеку. – И не надо ничего зашивать. Так заживет. Но стаканчик твоего замечательного снадобья выпью с удовольствием.

Я с недоумением посмотрел на него. Если эта рана самая страшная, то что же говорить об остальных.

– Амин вывихнул себе палец. У Нектора царапина. Правда, место не самое героическое – правая ягодица. Шлон уже вовсю потешается над ним.

– Прошка весь в крови.

– Это чужая кровь. Парень в бою – зверь. Проткнул балотом вайха, поднял над головой и закинул его куда подальше.

– А где он сейчас? Что-то не вижу.

– Прячется от тебя. Переживает, что гитару не уберег. Досталось ей – копьем пробита. Прошка собирается за новой ехать. Шлон его утешает: помогу, говорит, тебе собраться, продуктов дам. Измывается, короче. А Проухв верит, как обычно.

– Что вайхи?

– Вайхи сбежали, скрылись из глаз. Их от силы треть осталось. А мы молодцы, черт меня возьми, до сих пор не верится. Как ты им вслед бомбу бросил…

– Когда же ты успел все узнать, не пойму.

– Ты, Артуа, с бутылью в обнимку с четверть часа уже сидишь как оцепеневший. Я велел тебя не трогать.

Да, дела. Мне показалось, что буквально на секунду глаза прикрыл. Нервы, наверное.

– Пойдемте, барон, трофеи смотреть – вон они, на холстине сложены. Приятное занятие после боя.

Посмотрим, обязательно посмотрим. Но сначала маленькое дело.

– Проухв, иди сюда.

Парень вышел из-за кустов, стыдливо пряча глаза.

– Ваша милость… – начал оправдываться он.

Я перебил его:

– Проухв, ты бился как настоящий герой, – похлопал его по плечу, для чего мне пришлось поднять руку выше головы. – В следующий раз мы все вообще не станем ввязываться – накроем в сторонке стол, будем попивать вино и закусывать, любуясь, как ты их колошматишь. Воины, правильно я говорю? – Ответом был дружный смех. – Разве что врагов будет сотни две-три, тогда придется тебе немного помочь…

– Ваша милость, гитара… – продолжал свое красный от смущения Прошка.

Как объяснить ему, что, затевая разговор о гитаре, я пытался шутить, чтобы снять с людей напряжение перед боем. Ведь если человек беспокоится об инструменте, значит, надеется выжить и верит в победу.

– Забудь о ней, Проухв. Выбрось и забудь. Новую гитару купим, еще лучше.

Затем подошел к Пелаю, скромно стоявшему в стороне.

– Ты молодец, Пелай, достойно бился, теперь все мы смело можем тебе доверять. А Нектор вообще обязан тебе жизнью, – сообщил я смутившемуся Пелаю.

Во время боя я успел заметить, как Пелай, подхватив пику рухнувшего Сентора, одним ударом снес с лошади вайха, уже готового обрушить свою секиру на голову Нектора. И сделал он это, невзирая на то что еще один степняк уже нацелился на него своим копьем. Только благодаря Прошке и его балоту Пелай сам остался жив.

Ну что ж, пора осмотреть трофеи.

Лошадей поймать не удалось. Степные скакуны, такие же дикие, как и их хозяева, в руки упорно не давались. Невелика потеря, эти лошади не очень ценились из-за своего непокорного нрава.

Среди собранного оружия тоже ничего особенно стоящего не нашлось. Разве что пара пистолетов с дорогой насечкой да еще тяжелая кавалерийская сабля, явно снятая с офицера регулярной имперской армии. Прошке приглянулась сабля, он вертел ее так и эдак, вынимал из богато изукрашенных ножен, любовался великолепной отделкой эфеса, не решаясь, однако, взять себе.

Я решил вопрос просто, забрав саблю из его рук и вручив назад со словами:

– Возьми и владей с честью, Проухв. По крайней мере, двое из нас обязаны сегодня тебе жизнью. И в пару к сабле вот это… – Наклонившись, поднял два пистолета, что выделялись своей отделкой.

– А от меня лично… – Я достал из повозки мешок со своими личными вещами, извлек из него широкий кожаный пояс с позолоченной пряжкой и всевозможными карманчиками, кольцами, крючками для оружия и с вышивкой золотой и серебряной нитью. Протянул его Прошке. Лицо парня даже засветилось от счастья: как же, общее признание воинских заслуг и отличное, дорогое оружие.

Я вновь похлопал его по плечу:

– Смотри не загордись, Проухв.

Затем обратился к остальным:

– Если найдете оружие лучше собственного, меняйте не задумываясь. Остальное мы продадим, а вырученные деньги поделите между собой.

Я уже уходил, когда мой взгляд упал на кинжал, лежащий на самом краю полотна. Взяв в руки, я внимательно осмотрел его. Кинжал как кинжал, из стали далеко не самого лучшего качества, с зазубринами и ржавчиной возле рукоятки. Что же привлекло мое внимание, недоумевал я.

Камень. В рукоятке кинжала блестел камень – крупный, с ноготь большого пальца величиной. Он был светлым, почти прозрачным, но стоило немного повернуть рукоятку – и камень поменял цвет с голубого на темно-фиолетовый. Осторожно, с помощью даги, я извлек его. Камень не был огранен или отшлифован и имел форму почти идеального шара. Посмотрев сквозь него на свет, я едва смог сдержать эмоции – тысячи крохотных звезд вспыхивали и гасли внутри него, стоило лишь чуть-чуть шевельнуть пальцами.

Я далеко не знаток в геммологии и не мог точно определить, к какому классу минералов он принадлежит. Камень очень красив, и этого достаточно. Можно было только догадываться, насколько он преобразится, побывав в руках хорошего ювелира.

Завернув его в носовой платок и положив в карман, я тут же забыл о нем, потому что из-за поворота показались два всадника – те самые, что убегали от погони вайхов.

Приблизившись к нам, один из них ловко соскочил с лошади. Вернее, соскочила, поскольку оказалась девушкой не старше двадцати лет, весьма и весьма приятной наружности. Я даже глаза расширил от удивления: как можно было ее не заметить? Оправданием служило только то, что ее заслонил от меня второй наездник, худой и бледный юноша.

Я поприветствовал даму полупоклоном. Черноглазая, с длинными волнистыми волосами цвета воронова крыла, высокая, гибкая в движениях – хороша, даже очень хороша. На девушке были брюки, каждая штанина которых представляла собой целую юбку, довольно пышную, и короткая бархатная курточка, вся вышитая сложными узорами. Шляпку, видимо, потеряла во время бегства.

Оценив произведенное впечатление, девушка подошла ко мне и представилась:

– Энолия Крейг, дочь барона Марона Крейга, хозяина здешних мест.

Что-то непохоже, что хозяина, скептически подумал я, а вслух произнес:

– Барон Артуа де Койн, к вашим услугам, леди.

– Барон Анри Коллайн, в восхищении от вашей красоты, леди Энолия, – представился невесть когда подошедший Анри.

Так, Коллайн, ты попал, и попал серьезно. Насколько я мог изучить своего друга, женщины типа Энолии больше всего тревожили его сердце. Завязался оживленный разговор, в котором мы узнали подробности встречи девушки с вайхами и ее бегства. Третьим всадником, погибшим у самой реки, оказался один из ее слуг.

Разговаривал больше Анри, полностью включив свое мужское обаяние. Я в основном поддакивал в нужных местах и глубокомысленно кивал. Голова была занята совершенно другими вещами, не относящимися к предмету разговора.

Наконец Энолия попросила сопроводить ее к замку и пригласила быть ее гостями. Здесь слово взял я, вежливо поблагодарил ее за предложение и конечно же согласился, глядя на изнывающего Анри. Но основной причиной согласия стала необходимость дать людям передышку перед решающим броском к заветному каньону.

На горизонте замаячил Прошка, знаками показывая, что могила Сентора готова и ждут только нас. Кивнув ему, я обратился к Энолии:

– Леди Энолия, мы с удовольствием сопроводим вас к замку и воспользуемся вашим гостеприимством, но сейчас нам необходимо похоронить нашего боевого товарища. Это не займет много времени, вам не придется долго ждать.

Тело Сентора, завернутое в полотно, лежало на краю могилы, мы стояли рядом, грустные и сосредоточенные.

– Друзья, – обратился я к своим людям, – мы отдаем последние воинские почести Сентору, погибшему в бою, как подобает настоящему мужчине. Никто не знает, что ждет нас завтра, но, пока мы живы, он останется в наших сердцах. И пусть земля ему будет пухом.

Я поднял вверх руку с пистолетом и взвел курок, подавая пример остальным. Грохнул недружный залп, и тело Сентора опустили на дно могилы.

– На моей родине так принято провожать в последний путь воинов, погибших на поле брани, – ответил я на молчаливый вопрос Коллайна.

– Красивый обычай, – промолвил Анри. Я кивнул, соглашаясь с ним.

Преодолев реку вброд, мы продолжили путь обычной колонной с той лишь разницей, что место Нектора занял Прошка.

Анри продолжал увиваться вокруг баронессы, засыпая ее комплиментами и рассказывая столичные новости. Энолия благосклонно принимала ухаживания, бросая на него томные взгляды. Изредка она обращалась ко мне, приглашая принять участие в разговоре. Я отвечал односложно, занятый своими мыслями.

Нервно всхрапнул Ворон. Потрепав по холке, я успокоил его и вспомнил слова Коллайна, сказанные накануне:

– Артуа, вы удивительно подходите друг другу – ты и твой конь. Оба не пропустите ни одной симпатичной кобылки. Вот уж воистину жеребец на жеребце! – И улыбнулся, довольный. Потом добавил: – Хотя чего можно ожидать от человека с таким фамильным гербом? – Коллайн заливисто рассмеялся.

Свой герб я, не мудрствуя лукаво, содрал с эмблемы Феррари – коня, поднявшегося на дыбы. Я не обижался на дружеские подколки, мы часто пикировались с ним, упражняясь в остроумии и разгоняя дорожную скуку.

И вовсе мы с Вороном непохожи – знаете, какие комплименты я умею дамам отпускать! Хотя кто его знает, что шепчет Ворон на ухо своим подружкам. Есть у него, кстати, достоинства значительно крупнее моих. А вот танцевать он не умеет и петь, между прочим, тоже. Сам ты, Коллайн, кобель порядочный. Бедная леди Энолия!..

Я приотстал, жестом подзывая к себе Нектора, ехавшего на лошади немного кривовато, что неудивительно, учитывая характер его боевого ранения.

– Нектор, мы потеряли уже двоих, а ведь самая трудная часть пути еще впереди. Нам просто необходимы как минимум два человека, желательно опытных в военном деле. Мы пробудем у Крейга несколько дней, так что не сочти за труд, постарайся найти таких людей и сведи меня с ними для разговора. Мы очень нуждаемся в них.

– Хорошо, господин барон, я попытаюсь. В этих местах должно быть полно людей подобного толка.

Внезапно он протянул руку, указывая пальцем направление. Зоркий глаз опытного егеря первым увидел большой отряд, показавшийся из-за перелеска и двигающийся нам наперерез. Мы остановились, свистом подозвав боевое охранение, напряженно всматриваясь в приближающихся людей. «Что-то много событий для одного дня», – пронеслось у меня в голове.

– Это папа, папа! – обрадованно закричала Энолия и понеслась навстречу всадникам.

Глава 10 «ДИКИЕ»

Замок барона Марона Крейга представлял собой маленькую крепость, стоявшую чуть в стороне от крупного селения Дрогаунд, окруженного в свою очередь невысоким валом и рвом, наполненным водой от протекающей в четверти лиги довольно крупной реки Дроги.

Мы сидели в обеденной зале замка, уже успев привести себя в порядок и утолить первый голод. Барон Крейг, несмотря на свои неполные пятьдесят, стройный моложавый мужчина, провозглашал очередной тост, в котором благодарил нас за спасение дочери от диких варваров. По словам Энолии, мы вырвали ее чуть ли не из рук вайхов. Все мои попытки объяснить действительный ход событий остались втуне.

Жена барона умерла при рождении дочери, единственный сын погиб несколько лет назад при набеге вайхов, так что Энолия из отца веревки вила. Барон был бесконечно благодарен нам за то, что мы оказались в нужном месте в нужное время. Крейг, узнав об очередном набеге кочевников, очень взволновался за судьбу отсутствующей дочери. Забрав с собой практически весь гарнизон крепости, он бросился на ее поиски. Встретив дочь, барон разделил свой отряд на две неравные части: большей отдал распоряжение расправиться с потрепанной бандой, а с малой вместе с нами возвратился в замок.

Мы в очередной раз выпили неплохого, должен заметить, вина – дар местных виноградников. Анри снова рассказывал о разгроме степняков, к слову сказать, практически ничего не приукрашивая и не преувеличивая. Но даже мне, принимавшему в сражении непосредственное участие, победа с его слов казалась очень впечатляющей. Больше сорока вайхов – это не шутка. Как выяснилось, они являлись частью большого отряда, отправившегося в набег, и наше счастье, что мы повстречались именно с ними, а не с основными силами.

В Дрогаунде именно на такой случай квартировал кавалерийский эскадрон, который находился в подчинении барона, и на ужине присутствовало несколько офицеров из этого отряда, также высоко оценивших нашу победу. Наконец Анри добрался в своем рассказе до гитары, искалеченной вражеским копьем, и Прошки, собравшегося ехать за новым инструментом в Дрогаунд. Все посмеялись, затем дочь Крейга, Энолия, поинтересовалась у Анри.

– Барон, вы играете на гитаре?

– Я нет, но вот мой друг Артуа де Койн делает это превосходно. Его песни несколько необычные, но очень затрагивают душу. Одну из них вы могли слышать по дороге сюда, до того как мы встретили вашего отца, – ответил Коллайн.

Действительно, парни, слегка захмелевшие после короткой тризны по Сентору, затянули полюбившуюся им песню «А не спеши ты нас хоронить…». Запевалой стал Шлон, у которого обнаружился приятный баритон. Остальные подпевали в силу своих певческих талантов.

Энолия обратилась ко мне:

– Артуа, вы споете нам?

Спеть? Отчего же нет? Был у меня в прежнем мире знакомый, любитель спеть под гитару, что получалось у него, надо признать, достаточно хорошо.

– Вдохновения нет, – время от времени провозглашал он, и ему пододвигали стакан, на треть наполненный водкой. Через некоторое время все повторялось.

У меня проблем с вдохновением нет: вышел из боя без единой царапины, сижу в отличной компании, пью хорошее вино, красивая девушка обращается с просьбой…

Принесли гитару, я настроил ее, взял несколько аккордов. Времени в пути достаточно – чтобы убить дорожную скуку и немного развеяться, я переводил тексты знакомых песен на имперский язык, иногда немного изменяя их, приспосабливая к здешним реалиям, да простят меня авторы.

Первой я исполнил песню, ставшую чем-то вроде гимна нашего отряда, – ту самую, что Энолия слышала по дороге. Затем несколько любимых романсов и, специально для находящихся здесь военных, лирическую песню об офицерской чести, мужестве и верности долгу. Один рубака, уже в возрасте, с седыми висячими усами, даже смахнул с глаз слезу, стукнул кулаком по столу и одним махом опрокинул кубок вина, стоящий перед ним. Специально для Энолии спел песенку о несчастной любви, после которой красивые глаза девушки увлажнились. Вполне довольный своим выступлением, отложил инструмент, решительно встал и извинился перед присутствующими:

– Господа, благодарю вас за прекрасно проведенный вечер, но, к сожалению, вынужден откланяться. Устал, знаете ли, – денек выдался беспокойный.

Я прошел в отведенную мне комнату. Посидел немного у раскрытого окна, вдыхая свежий вечерний воздух, принесенный с тех самых гор, куда лежал наш путь. Затем разделся и с наслаждением вытянулся под одеялом.

Не успел я смежить веки, как дверь тихонечко заскрипела и в комнату кто-то вошел. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно. Услышав легкие шаги, приближающиеся к моей постели, я сказал:

– Леди Энолия, не нужно делать глупостей. – Шаги стихли, и я добавил: – Прошу вас, отвернитесь, мне нужно накинуть одежду.

Я встал, быстро влез в штаны и рубаху, сунул ноги в войлочные туфли, любезно предоставленные гостеприимным хозяином, и подошел к девушке. Энолия стояла посреди комнаты и смотрела на меня. Одета она была в подобие домашнего шелкового халата, придерживая скрещенными руками его края.

Сейчас она разведет руки, халат скользнет к ее ногам – и предо мной предстанет стройная обнаженная девичья фигурка, живо представил я и на всякий случай отступил на шаг назад.

– Артуа…

– Не надо ничего говорить, леди Энолия, – перебил я ее. – Вам бы следовало обратить внимание на Анри Коллайна. Поверьте мне на слово, я неплохо знаю этого человека и вижу, как он смотрит на вас. Он еще ни разу не смотрел так ни на одну женщину. Вы вполне можете найти спутника на всю жизнь, а я уж точно не потеряю друга.

– И что вы предлагаете – прямиком отправиться в его спальню? – с сарказмом произнесла девушка. Можно подумать, в мою она шла окольными путями, подумал я. Вслух же сказал:

– Вы сами решите, что вам делать, а я очень хочу спать.

– Артуа, ну хотя бы поцелуйте меня.

– Нет, Энолия, я не железный и боюсь натворить глупостей, о которых потом буду жалеть всю жизнь. – На всякий случай я отступил еще на два шага.

Энолия резко повернулась и быстро вышла из комнаты. Сон как рукой сняло. Я постоял у окна, присел на кровать. Энолия очень красивая девушка. Но я видел, как смотрит на нее Коллайн. Вы замечали, какой глупый взгляд у влюбленных, когда они смотрят на предмет обожания? А я замечал. Но, черт возьми, она только что была здесь, такая желанная и доступная. Угораздило же Анри влюбиться в эту девушку! Я никогда не перейду дорогу этому человеку, он слишком мне дорог. А как бы я сам поступил на его месте, узнав о случившемся?

Вот в таких раздумьях я и провел большую часть ночи, забывшись только к утру.

День прошел в заботах, посвященных подготовке к завершающему рывку нашей экспедиции. За обедом Энолия старательно делала вид, что меня вообще не существует на свете, отдавая все внимание Коллайну, что меня только радовало. Ближе к вечеру мы с Анри пофехтовали с полчасика, чтобы не терять навык, выбрав уединенное местечко во внутреннем дворике замка. Уединения не получилось: едва мы закончили, слегка уставшие и довольные, в одном из окон появилась леди Энолия.

– Браво, браво, господа, – воскликнула она, хлопая в ладоши.

Коллайн галантно раскланялся, послав напоследок воздушный поцелуй. Кажется, дело идет на лад, подумал я. Увы, все было как раз наоборот, в чем я смог вскоре убедиться. Энолия поймала меня, когда я шел к своей комнате, внезапно появившись из полумрака коридора.

– Артуа, я… – начала она, но я снова перебил ее:

– Леди Энолия, мы вчера обо всем договорились. Нет смысла еще раз обсуждать эту тему.

Энолия не успокаивалась, пытаясь что-то сказать. Погоди же, сейчас я тебе устрою! И уж если это не поможет…

– Хорошо, киска, приходи сегодня и… – Последние несколько слов я шепнул ей уже на ушко. Девушка вспыхнула и удалилась, гордо подняв подбородок, не забывая, однако, вилять попкой чуть больше обычного. И чего так реагировать? Многим женщинам нравится заниматься этим.

Я сам себе был неприятен в этот момент, но такой ход должен сработать.

Ужин прошел отлично, мы много смеялись, разговаривали, обсуждали различные темы. Вайхи удалились в родные кочевья, не успев в этот раз пошарить по окрестностям, в чем, смею надеяться, была часть и нашей заслуги. Я исполнил несколько песен, новых и из вчерашнего репертуара, и пошел спать в отличном настроении. Леди Энолия на ужине не присутствовала, сказавшись больной.

Отлично на этот раз выспавшись и хорошо позавтракав, я встретился с Нектором, привезшим хорошую новость. Он приехал из Дрогаунда, где расположились все наши люди, исключая меня с Прошкой и Анри. Новость касалась людей, которых нам не хватало для пополнения отряда. Нектору удалось встретиться и переговорить с двумя воинами, в настоящий момент служащими у барона Крейга. Оба опытные бойцы, ранее служившие в Диком эскадроне. Это будет очень удачное приобретение – конечно, в том случае, если их удастся заполучить.

О Диком эскадроне знал даже я, далекий от императорской армии и всего, что с ней связано. Дикий эскадрон являлся особым подразделением, численностью давно уже переросшим в полк. Жесточайший отбор кандидатов продолжался жестким отсевом при начальной подготовке. Из оставшихся готовили универсальных бойцов, умеющих воевать пешими и конными в условиях степи, лесов, гор, а при необходимости – и в составе абордажных команд. Работали «дикие» двойками, то есть их готовили сражаться парами, хотя и в одиночку они представляли собой грозную силу. По выслуге лет они получали неплохой пансион, немалые привилегии, бывали даже случаи получения ими дворянского звания, правда, без права наследования. Анри однажды хвастался тем, что по скорости заряжания пистолета с ним могут сравниться только «дикие», а это говорит само за себя.

Нектор сразу назначил ветеранам Дикого эскадрона время и место встречи (после обеда, в деревенской таверне), понимая важность вопроса. Я кивнул: правильное решение – и спросил:

– Что-то еще?

Нектор достал небольшой кожаный кошель и отдал мне. Я взял мешочек, взвесил на руке. Моя доля с продажи вырученных трофеев и лишних лошадей. По неписаным законам, пятая часть добычи. Пелай оказался прирожденным торговцем, продав наши трофеи по весьма приличным ценам. То же касалось и закупок провианта и амуниции, необходимых для дальнейшего путешествия. Вернемся – будет у него другая работа, хватит, покрестьянствовал…

Я вернул кошель с деньгами Нектору:

– Забери и раздели на всех – заслужили. И вот еще что: вы поосторожнее с возлияниями. Все хорошо в меру.

Я отлично понимаю людей, рискующих жизнью. Ведь никому неизвестно, что станет с ним завтра-послезавтра. Но что самое обидное, твои деньги достанутся врагу, убившему тебя.

Что касается кошелька, предложенного Нектором, то мне эти гроши погоды не сделают, а парням дополнительный стимул.

Нектор взял протянутый кошель, поблагодарил и добавил:

– А насчет выпивки не беспокойтесь, господин барон. С этим все в порядке. Даже Шлон сам на себя непохож.

– Вот и отлично, Нектор. Мы пробудем здесь еще пару дней. Отдохните, остаток пути будет самым трудным. Все, встречаемся в таверне.

Я безрезультатно попытался найти Коллайна, плюнул на это дело и верхом отправился в Дрогаунд, захватив с собой Проухва.

Мои парни остановились на постоялом дворе, расположенном практически на самой окраине селения. Когда я прибыл туда, моим глазам открылась следующая картина: Амин, Пелай и Кадьен, вооружившись длинными шестами, пытались задеть Шлона по голове. Повязка на голове Шлона все еще напоминала чалму, в которую этот хохмач воткнул красивое красно-черно-зеленое перо. Шлон успешно отмахивался палашом, предусмотрительно обернув лезвие полоской кожи. Парни действовали довольно-таки толково, не мешая друг другу, но и это им не слишком помогало. Понаблюдав пару минут за сражением, я показался на свет и задал закономерный вопрос.

– Ну и что здесь происходит?

Парни застыли на месте, лишь Кадьен по инерции не слабо треснул Шлона по голове. Шлон взвыл и в свою очередь приложил Кадьену плашмя пониже спины, выполнив тем самым классический фухтель, и лишь затем схватился за голову.

– Судя по всему, ты получил именно то, чего добивался, – прокомментировал я увиденное зрелище.

Шлон, охая, ощупывал голову.

– Ваша милость, – начал он, страдальчески морщась, – мы тренировались… – От него явственно попахивало вином, но пьяным он не был. – Вы просто не вовремя появились. Еще чуть-чуть – и я бы выиграл пари.

– А на что спорили?

– На вино, конечно. На что же еще? А теперь все непонятно: с одной стороны, я проиграл, а с другой – не по своей вине.

– Так переиграйте.

– Нет, нет. Что-то желание пропало, – снова поморщился Шлон.

– Хорошо, моя вина – мне и платить. Пойдемте, угощаю, – смилостивился я. – Как голова, сильно болит?

– Да прошла голова. Сразу после ваших слов и прошла. Вот чудо-то! – И Шлон сделал удивленное лицо.

Парни за моей спиной жизнерадостно заржали.

Мы неплохо провели время до обеда, употребляя неплохое вино и заедая его острым сыром из овечьего молока. Я пил совсем мало, больше слушал треп Шлона – великого мастера хохмить. Пришел Нектор, подсел к нам, достал кошель с серебром и передал Пелаю. Тот быстро поделил содержимое, оставив долю Коллайна. Это вызвало новое оживление и очередные шутки Шлона. Шлон грозился скопить к концу похода на виноградарню.

Нектор выразительно посмотрел на меня, давая понять, что время подошло и мы должны отправляться на встречу.

Бывшие «дикие» уже ждали нас в корчме, расположившись за столом, стоявшим в глубине помещения, в самом углу. Со спины не подкрадешься, вход перед глазами, окон поблизости нет – в общем, похвальная привычка. «Дикие» встали, приветствуя меня. Саженного роста, широкоплечие, годами ближе к сорока, у обоих цепкий, внимательный взгляд. Они носили пышные усы с загибающимися вниз кончиками.

Стол широкий и длинный, за ним свободно поместятся и шесть человек, и восемь, но мне важна была ответная реакция на некоторые вопросы, поэтому я решил усесться напротив. Ничего страшного, Нектор сядет рядом с ними на правах уже знакомого и, случись что, вполне успеет предупредить меня.

– Кот, – представился один из них, тот, что повыше, с черными волосами.

– Ворон, – представился второй. Кличка совсем не соответствовала цвету его волос, совсем светлых. Разве что ворон-альбинос.

Так, надеюсь, что теперь у нас в отряде будет два Ворона.

Я слышал от Коллайна, что в эскадроне принято всех наделять кличками: в бою, когда все решается за доли секунды, некогда величать друг друга по именам, иногда труднопроизносимым. Да и запоминаются клички легче, это факт.

– Барон Артуа де Койн. Прошу вас, присаживайтесь. – И, подавая пример, уселся первым, поправив для большего удобства шпагу и чуть сдвинув пистолет за поясом.

– Работа Гобелли, – сказал Кот, имея в виду пистолет. Я кивнул, соглашаясь.

– А шпага при ударе издает характерный звон. – Это уже Ворон. Я снова кивнул.

Подлетела служанка, смахнула со столешницы, сбитой из широких толстых дубовых досок, несуществующие крошки и накрыла ее скатертью, низко склонившись над столом. В вырезе платья я увидел ее белоснежные груди, упругие и приятные даже на взгляд. Когда она отправилась на кухню, я с трудом оторвал взгляд от ее задорной попки, четко вырисовывавшейся под тканью юбки. М-да, этот вопрос нужно каким-то образом решать: долгое воздержание не есть хорошо, а впереди полтора-два месяца в сугубо мужской компании.

До каньона я планировал добраться за неделю, примерно месяц работы на месте… Снова подошла Илоя (ее имя сообщил мне Нектор), разгрузила поднос с вином и закусками и удалилась за следующим. Еще с утра я проинструктировал Нектора переговорить с хозяином корчмы и внести задаток, чтобы нас обслужили на уровне. Наконец все стояло на столе. Я широким жестом пригласил всех к трапезе, оставив дела на потом. Какое-то время мы ели молча, наслаждаясь вкусом великолепных блюд, не забывая время от времени подливать себе вина. Наконец, когда все отодвинулись от стола, приступили непосредственно к разговору.

– Извините, но мне нужно задать вам один очень важный вопрос, без ответа на который наш дальнейший разговор абсолютно лишен смысла. Итак, почему вы покинули Дикий эскадрон?

Суть в том, что эскадрон обычно покидают только по выслуге лет, а также из-за тяжелых ранений и увечий. Ни Ворон, ни Кот не попадали под эти категории. Оба отнеслись к вопросу совершенно спокойно, не отводя взглядов, не выказывая признаков нервозности.

– Понимаете, в чем дело, господин барон, мы не вправе открывать причину этого поступка ни при каких обстоятельствах. Единственное, в чем я могу вас уверить, что сей факт не наносит ни малейшего ущерба ни нашей чести, ни вашей, как нашего возможного работодателя, – проговорил Кот, ни разу не запнувшись. Ворон согласно кивнул.

Что ж, нечто подобное я и ожидал услышать.

– Вы работали в паре? – Оба синхронно утвердительно кивнули.

– Как вы понимаете, мне нужны люди, опытные в военном деле. Не скрою, заполучить вас будет для меня большой удачей. Условия следующие: оружие, боеприпасы, амуниция, провизия – все за мой счет. Требование единственное: беспрекословное выполнение приказов, любых приказов. Теперь об оплате…

Вопрос об оплате мы утрясли быстро – люди знали себе цену, а я не торговался.

«Дикие» помолчали, обдумывая подробности разговора, потом Кот высказал общее решение:

– Хорошо, мы согласны, мы идем с вами и далее сопровождаем до столицы. Но есть еще один маленький нюанс, не учтенный с самого начала разговора, – у нас есть устная договоренность с бароном Мароном Крейгом, согласно которой мы обязаны служить у него еще два месяца. Как вы сами понимаете, мы не в состоянии ее нарушить.

Кот определенно получил неплохое образование – чешет как по писаному.

– Ну что ж, это не та проблема, которую невозможно разрешить, – уверено заявил я, хотя особой уверенности не испытывал. – Сегодня же переговорю с бароном и искренне надеюсь, что получу его согласие. Встретимся завтра здесь в это же время.

«Дикие» опять синхронно кивнули и засобирались, прощаясь с нами.

Подошла Илоя: угодно ли что-нибудь еще господину?

– Ничего, милая Илоя, все было отлично, обед прекрасный, а сама ты просто прелесть, – ответил я, щедро расплачиваясь за угощение. Девушка скорчила гримаску и разочарованно вздохнула, видимо рассчитывая на большее. Извини, милая, я сам рассчитывал на большее, но мне срочно нужно в замок – поговорить с бароном Крейгом. Такие дела нельзя откладывать, как ни крути.

Глава 11 ЭНОЛИЯ

В замке барона не оказалось. У прислуги удалось выяснить, что он вернется ближе к вечеру.

Я сидел в своей комнате, разложив на столе принадлежности ухода за пистолетом. Пистолет лежал тут же – вычищенный, смазанный, притягивая взгляд совершенством линий и изяществом отделки.

Вошел Анри. Вид у него был как нельзя более довольный. Кивнул головой, приветствуя и одновременно спрашивая, как прошли переговоры. Я кратко объяснил ему ситуацию, нисколько не удивляясь, что ему известно и о «диких», и о моей встрече с ними. Его способность добывать информацию поражала меня постоянно.

Затем он немного прошелся по моим способностям быстро заряжать оружие. Тогда я предложил ему посостязаться, чем немало удивил его. Конечно же он согласился, поставив на кон серебряную монету достоинством полкроны. Я увеличил ставку вдвое. Анри поддержал ее с еще больше озадаченным видом.

Немногим ранее мне попался на глаза лист бумаги, натолкнувший меня на интересную мысль. На Земле в период расцвета кремневого оружия патроны в армии изготавливались из бумаги, – собственно, это были даже не патроны, а бумажные свертки из пороха и пули. Существовала даже официальная команда «куси патрон». Я вспомнил этот факт и свернул несколько штук на пробу. Все они лежали на столе, как будто дожидаясь именно такого момента. Анри не мог знать этого и потому не смог сдержать удивления, когда я стал настаивать, что смогу зарядить оружие быстрее, чем он.

Взяв в одну руку патрон и шомпол, а во вторую пистолет, я принялся наблюдать за его легкими, отточенными движениями. Коллайн никогда не пользовался меркой для пороха – при его опыте это совершенно не нужно, – а засыпал прямо из пороховницы. Подождав, пока он закончит, я делано зевнул, надкусил патрон и высыпал порох в канал ствола. Затем одним движением шомпола вогнал пулю. Бумага, в которую она была завернута, и послужила пыжом. Потом, стащив прямо у него из-под носа пороховницу, я насыпал порох на полку и положил пистолет на стол.

– Все. Господин барон, не откажите в любезности – я люблю новенькие блестящие монеты.

Челюсть у Анри на секунду отвисла, затем он нашелся:

– Если это еще и выстрелит, я признаю, что проиграл.

Мы отправились на небольшую тренировочную площадку, устроенную во внутреннем дворике замка, захватив по пути пару глиняных горшков. Водрузив их на специально вкопанные столбики, отошли метров на десять.

– Прошу вас, господин де Койн, продемонстрируйте ваш метод, – шутливо произнес Анри. Свой пистолет он держал, положив ствол на плечо.

Пожав плечами, я взвел курок и опустил пистолет стволом в землю. Нажимая на спуск, резко поднял пистолет и направил ствол на горшок, в душе боясь промахнуться.

Времени, затраченного на воспламенение затравки, а затем и самого пороха в стволе, вполне хватило для поднятия пистолета и наведения его на цель. Пуля попала точно в горшок, разнеся его на мелкие осколки, что неудивительно при таком калибре и малой скорости полета пули.

Анри, продолжавший стоять спиной к мишени с пистолетом на плече, выстрелил прямо из этого положения, нажав на спуск большим пальцем, не забыв, однако, прикрыть правое ухо тыльной стороной ладони левой руки. Мастер, что еще сказать.

– Браво, браво, господа. Отличная стрельба, – услышали мы голос неизвестно откуда появившегося Марона Крейга. Барон находился в неплохом настроении, и я решил не откладывать разговор ни на секунду.

Услышав мою просьбу, Крейг на секунду омрачился, но затем лицо его прояснилось. Да, эти люди, Кот и Ворон, – лучшие у него, и он надеялся продлить договор. Но, учитывая то, что мы успели для него сделать, он не станет чинить нам препятствий. Он понимает, что задача, стоящая перед нами, трудновыполнима, если не сказать больше.

Я предложил выплатить неустойку, но барон отказался. Мне с трудом удалось оставить выражение лица равнодушным, хотя внутри у меня все ликовало. Эти бойцы стоили десятка солдат, и нам удалось их заполучить.

Мы никогда не говорили с бароном о цели нашего путешествия, но здесь и без слов все было ясно. Слухи о золоте в горах ходили постоянно, и время от времени появлялись подобные нам авантюристы с подробными картами и схемами. Никому еще не сопутствовала удача: многие искатели приключений пропадали бесследно, часть их выкупали у степняков родственники, кого-то находили мертвыми. Но никто не возвратился с золотом.

Все это мы узнавали вечерами, общаясь после ужина с бароном и его приближенными. Крейг оказался интересным собеседником, много знающим о местных реалиях. Его рассказы не повергали меня в уныние: помимо подробной карты я сам видел пару самородков, один совсем маленький, но зато другой весом более килограмма.

Сегодняшний вечер практически ничем не отличался от предыдущих, проведенных в замке барона. Мы разговаривали, шутили, пили превосходное вино, я исполнил несколько песен, а Энолия меня не замечала. Словом, все как обычно с одним исключением – Коллайн отсутствовал. Наконец все отправились спать. Я прилег на постель, в очередной раз обдумывая предстоящий путь через степи. С легким скрипом приоткрылась входная дверь, и в комнату вошла Энолия. Остановившись возле входа, девушка произнесла:

– Артуа, я согласна.

Ну что ты будешь с ней делать! Я вскочил с постели, подошел к ней, лихорадочно обдумывая свою дальнейшую линию поведения. Лучше бы я не подходил!

Горевшая свеча давала достаточно света, чтобы разглядеть красивые глаза, линию пухлых губ, высокую грудь, отчетливо видимую через легкую ткань одежды. Я почувствовал одуряющий аромат молодого женского тела и пряный запах ее волос. Мои руки помимо моей воли обняли девушку за плечи.

Энолия оказалась пылкой и опытной любовницей, отдавалась страстно и самозабвенно. Я старался приглушить ее крики поцелуями, но мне не всегда это удавалось. Позже, немного успокоившись и отдышавшись, мы лежали на смятых простынях обнявшись. Я гладил горячее бархатистое тело Энолии, ощущая упругость груди, прижавшейся ко мне, и чувствовал себя замечательно. Все тревоги, проблемы и заботы отступили на задний план, исчезли в море нежности, которую я испытывал к девушке. Энолия приподнялась на локте, посмотрела на меня с неким торжеством и сказала, водя пальчиком по моей груди:

– А я ведь добилась того, чего хотела.

Вместо ответа я осторожно положил ее на спину и нежно поцеловал в губы.

Мы до утра не давали друг другу сомкнуть глаз, загораясь желанием вновь и вновь, растворяясь друг в друге, понимая желания без слов, словно были знакомы целую вечность. Энолия ушла, когда уже совсем рассвело, задержавшись в дверях на секунду и одарив таким взглядом, от которого чувство гордости переполнило меня до самого предела…

Я спускался к завтраку, еще переживая события ночи, когда в коридоре, ведущем к лестнице в обеденную залу, нос к носу столкнулся с Анри. Вид у него был еще тот – бледное лицо, темные круги вокруг глаз. На меня нахлынуло запоздалое раскаяние: как же так, за всю ночь я ни разу не вспомнил ни о нем, ни о его чувствах к Энолии.

– Судя по твоему внешнему виду, крепость пала, – сказал он.

– Анри, я…

Но он перебил меня.

– Артуа, нет необходимости ничего объяснять, – сказал он с непонятным выражением в глазах. Я с тревогой ждал продолжения разговора. – Лисия, служанка Энолии, все мне рассказала. И о попытках взятия крепости штурмом, и об ее осаде. А о том, что крепость пала, написано на твоем лице. Кстати, Лисия очень милая и ласковая девушка. Так что, брат, – Анри хлопнул меня по плечу и подмигнул, – не принимай все близко к сердцу. Ты продержался сколько смог. Боюсь, на твоем месте я бы вывесил белый флаг гораздо раньше. Пойдем и съедим за завтраком побольше мяса. Такие битвы требуют немало сил. – Он хохотнул. Я с облегчением выпустил воздух из легких.

– Пойдем, пойдем, Артуа. И спасибо тебе.

– За что спасибо? – удивился я.

– Понимаешь, Артуа, даже боюсь ставить себя на твое место. Кстати, я должен извиниться перед тобой, что не смог рассказать все это еще вчера вечером. Но, к сожалению, приехал поздно – у меня была встреча с одним человеком, и теперь мы сможем внести некоторые коррективы в наш первоначальный план. Поговорим об этом позже, время терпит, а я чертовски хочу есть.

Когда мы с Нектором вошли в уже знакомую корчму, Кот с Вороном ждали меня, расположившись за тем же столом, что и вчера. Усевшись за стол и дождавшись Илою, я заказал жареную рыбу, свиные колбаски, зелень и пиво. Сам небольшой ценитель пива, я в полной мере оценил искусство местных пивоваров. Мои собеседники не отставали от меня. Уничтожив на столе все, что можно было съесть, и заказав еще один кувшин пива, мы наконец приступили к главной теме нашего разговора. Барон Крейг уже подходил к «диким», так что разговор шел о деталях нашего сотрудничества.

– Господин барон, мы здесь посовещались с Вороном и по здравом размышлении пришли к выводу, что, если существует такая возможность, имеет смысл вооружить нас обоих дополнительной парой пистолетов, – начал Кот. Ворон кивнул в подтверждение слов напарника.

«Интересно он строит фразы», – подумал я и взглянул на Нектора. Немногим ранее, когда мы только въезжали в Дрогаунд, я распорядился попридержать часть трофейного оружия в расчете как раз на такой случай. Нектор кивком головы подтвердил существование такой возможности.

– Хорошо, вы оба получите по паре пистолетов. Есть что-нибудь еще, в чем вы испытываете нужду? Может быть, с оружием или снаряжением?

– Нет, с остальным все в порядке. Разве что мы хотели бы получить задаток. – Кот вопросительно посмотрел на меня. Отсчитав нужную сумму, я подвинул два небольших столбика серебряных монет к «диким». Когда монеты исчезли со стола, я облегченно вздохнул: все, с этого момента договор считается заключенным и они поступают под мое начало. Правда, осталось два момента.

– Вот теперь у меня к вам есть одна маленькая просьба и одно большое предложение. Начнем, пожалуй, с просьбы. Вы отличные, опытные бойцы с очень высоким уровнем подготовки, а мои парни в военном деле новички. А повоевать нам придется, это вне всяких сомнений.

Кот коротко хохотнул:

– Разделать под орех вайхов численностью раз в пять больше…

– Стечение обстоятельств и немного везения, – возразил я. – В моем отряде только двое имеют реальный опыт боевых действий, это Нектор и Шлон. Еще я и барон Анри Коллайн, но наш опыт довольно специфический. Так вот, в связи с этим у меня к вам просьба: в меру возможности прошу вас заняться подготовкой моих людей, подсказывать, показывать. Приказать не могу, сами понимаете. Но, учитывая то обстоятельство, что наши жизни зависят друг от друга… Теперь выслушайте предложение. Торопить с ответом не буду, времени подумать у вас будет предостаточно, до самого возвращения в столицу. К тому времени мы сможем приглядеться друг к другу и оценить. Так вот, дело в следующем: мне нужны люди. Люди толковые, хорошие, верные. Пока что мой отряд – это все, что у меня есть. Поэтому после возвращения я сделаю вам предложение продолжить службу у меня. Прослужите пять лет – получите достаточную сумму в золоте, чтобы начать новую жизнь, не заботясь о средствах к существованию. Прослужите десять – я куплю вам дом с садом в любом месте Империи, а вознаграждение, естественно, удвоится.

«Дикие» переглянулись между собой. Иметь собственный дом – мечта любого служаки, полжизни проведшего по казармам и гарнизонам.

– В чем будет заключаться служба? – задал вопрос Кот.

– Все то же, к чему вы привыкли, но ничего, что пойдет вразрез с вашей совестью. Я не хуже вас понимаю, что это преждевременный разговор. Но хочу, чтобы вы видели перспективу… Теперь поговорим о делах насущных. Пистолеты получите у Пелая и сегодня же переедете на постоялый двор. Познакомитесь с остальными, осмотритесь, оцените людей. Возникнут вопросы или просьбы – обращайтесь к Нектору. Выходим послезавтра, еще до рассвета. И последнее. У меня на родине говорят: слово – серебро, а молчание – золото. Надеюсь, понятно, о чем я.

Распрощавшись, я расплатился с Илоей и вышел во двор. Илоя уже не производила на меня такого впечатления, как вчера, когда в крови бушевали гормоны. Привлекательная девушка, и всего лишь. Мне же пора в замок, необходимо поспать хотя бы пару часов. Ночь предстояла жаркая, отдых мне не повредит.

Мы выехали, как и планировали, задолго до рассвета. Энолия в эту ночь заснула рано, чем помогла мне избежать сцены расставания. Я осторожно встал, поцеловал девушку, поправил на ней одеяло, стараясь не шуметь, оделся, полюбовался ее лицом, еще раз поцеловал и спустился во двор, где уже ждал Проухв с оседланным Вороном. Энолия собиралась проводить меня до ворот замка, но я не стал ее будить. Пусть спит сладкая девочка, а когда проснется – мы будем уже далеко. Не люблю расставаний, да и кто их любит? Милая, страстная, смешливая, избалованная мужским вниманием Энолия… Пошли тебе судьба счастье – ты его заслужила не меньше других…

Наш отряд двигался вдоль самой кромки леса, что высился по левую руку. По правую простиралась степь, уходя к самой линии горизонта. Десять всадников, четыре вьючные лошади. От телеги, как и планировалось, мы избавились в Дрогаунде, переложив необходимые вещи и припасы в чересседельные сумки и вьюки. На правом боку одной из вьючных лошадей мы приторочили Прошкину пищаль.

Сам он, в новенькой одежде, занимал привычное место чуть позади слева от меня. Справа бок о бок со мной ехал Коллайн. Впереди головным дозором двигались Нектор и Шлон. За мной следовал Амин, за ним четыре наших лошади, везшие груз под присмотром Пелая и Кадьена. Замыкали нашу маленькую колонну Ворон и Кот, представляющие собой грозное зрелище. Оба на могучих конях, в кирасах и шишаках, с ружьями за спиной и с пиками в руках. Кроме того, каждый имел по четыре пистолета и по две тяжелых кавалерийских сабли. И Кот, и Ворон оказались обоерукими бойцами, то есть могли рубиться, держа в каждой руке по сабле.

Накануне мы с Анри внесли изменение в маршрут нашего путешествия. Человек, с которым встречался Коллайн, подсказал ему неглупую мысль.

Нет необходимости пересекать степь напрямик, как первоначально планировалось, – слишком велика вероятность наткнуться на степняков. По новому плану мы потеряем два – максимум три дня, следуя вдоль леса, в котором при необходимости легко укрыться, зато приобретаем возможность пересечь степь за дневной переход, оказавшись в самых предгорьях.

Первый день пути прошел спокойно, нам никто не повстречался. Нас самих, едущих на фоне леса, заметить со стороны степи проблематично. Мы довольно рано остановились на ночлег, выбрав местом стоянки небольшую поляну с пробегающим невдалеке ручьем. Шлон принялся кашеварить, чему мы все очень обрадовались – готовил он вкусно. Остальные в ожидании ужина занимались кто чем. Ворон, правивший засапожный нож, закончил занятие и встал. Он взял в руки балот Проухва, прислоненный к дереву, повертел его немного, проверяя балансировку, и, поманив заинтригованного Прошку, направился к краю поляны.

Мы все заинтересованно смотрели в его сторону. Ворон остановился, взял балот посередине и показал нам такое, от чего мы все пришли в восхищение. Балот ожил в его руках. Не принимая вычурных поз и не совершая акробатических прыжков, Ворон делал то, за что уважают «диких» друзья и боятся враги. Скупые, экономные движения, использование инерции оружия – все пошло в ход. Вот колющий удар сменяется сбивом, сбив переходит в рубящую атаку по широкой дуге, и тут же балот прикрывает древком голову Ворона, чтобы уже через долю секунды снова атаковать длинным выпадом.

Все смотрели на работу Ворона затаив дыхание. Настоящий мастер, ничего не скажешь. Закончив демонстрацию, Ворон подозвал Проухва к себе и начал что-то объяснять, наглядно показывая технику владения балотом. Прошка внимал ему, брал оружие в руки и пытался повторить движения Ворона.

Все, процесс пошел. «Дикие» откликнулись на мою просьбу, и это не может не радовать. Поужинав, мы легли спать, не забыв выставить караулы. Я долго ворочался. Сон не шел: вспоминалась Энолия, ее ласковые руки и горячее тело. Промаявшись с полчаса, уселся рядом с догорающим костром. На своем ложе заворочался Прошка, я жестом успокоил его: спи, все нормально, мне нужно побыть одному. Игра света на углях завораживала, мысли плавно перетекали с одной темы на другую.

«Зачем мне все это надо? – думал я. – Опасности, ночевки у костра, подгоревшая каша, непрожаренное мясо и кислое вино. Мне вполне хватит доходов с подаренного имения – найду милую девушку, женюсь, пойдут дети, обязательно дочка и обязательно сын. Буду растить их, воспитывать. Вечерами будем сидеть с любимой женой на террасе в удобных креслах, смотреть на догорающий закат и целоваться. Накоплю денег, куплю домик с фруктовым садом у самого моря, лодочку с парусом. Море – оно всегда такое красивое, и когда ласково плещется возле твоих ног, и когда бьется в ярости пенными валами…»

С этими сладкими мечтами я и уснул, подложив под голову седло…

Утро выдалось прохладное, ночью выпала роса, покрыв траву и листья деревьев капельками воды, переливающимися всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца. Позавтракав, мы отправились в дальнейший путь. Я специально не стал поднимать людей еще в потемках – первый ночлег после отдыха у Крейга, пускай втягиваются.

За световой день мы успели отмахать порядочное расстояние, не останавливаясь привалом и перекусывая на ходу. И снова ужин у костра, ночлег, подъем, бесконечный день в седле, который, казалось, никогда не закончится.

Мы двигались почти строго на юг, и на исходе четвертых суток ландшафт начал понемногу меняться. Лес становился все реже, степь местами теряла густой травяной покров и напоминала пустыню.

На шестой день мы достигли места, откуда наш путь лежал через степь. Человек, с которым разговаривал Анри, подробно объяснил, где именно мы должны повернуть на запад. Пики двух гор – той, что повыше и подальше, и другой, пониже и поближе, – должны оказаться на одной линии. Последние два дня, со времени появления гор на горизонте, мы с нетерпением ждали этого момента. И вот он настал.

Лес в этом месте оказался совсем чахлым, да и воду, чтобы напоить лошадей, мы отыскали с трудом. До заката оставалось еще часа четыре, но я принял решение остановиться на ночлег, а утром, перед самым восходом, продолжить движение к теперь уже близким горам. Степь здесь совсем напоминала глинистую пустыню с редкими островками чахлого кустарника. В принципе кочевники должны пренебрегать этим участком степи – здесь даже неприхотливых овец трудно прокормить, но ближе к горам протекает река, а где вода, там и трава. Там-то и существует наибольшая вероятность встретить кочующие племена вайхов.

Все оставшееся время до заката солнца мы посвятили подготовке к переходу, мелкому ремонту снаряжения и просто отдыху. Шлон приготовил неплохой ужин – еще по дороге Нектор умудрился добыть парочку крупных степных птиц, не умеющих летать, но быстро бегающих. Шлон запек их в глине, я разрешил достать кожаные мехи с вином, но на предложение Шлона употребить под дичь что-нибудь более крепкое ответил, что эликсира мало и в следующий раз мне нечем будет лечить его дурную голову.

Кстати, он наконец поменял свою чалму на форменную егерскую шляпу, оставшуюся у него еще со времен службы. На розовую плешь, образовавшуюся после удара саблей, Шлон зачесал отросшие за время пути волосы. Нектор, желая подшутить над приятелем, предложил ему на выбор – содрать остальную кожу с головы либо же приклеить кусок овечьей шкуры с шерстью на место плешины. На это Шлон резонно заметил, что волосы на голове отрастут, а клочок кожи с шерстью необходимо приклеить Нектору на подбородок. И с гордостью погладил свою кудрявую бородку, изрядно отросшую за время похода.

У Нектора на месте бороды действительно было сплошное недоразумение, которое он категорически отказывался сбривать, несмотря на постоянные шутки друга.

Глава 12 ЖИЗНЬ НА ХОЛМАХ

День не задался с самого начала. Сначала Нектор, ни с того ни с сего занявший место штатного повара Шлона, умудрился испортить пшенную кашу, наш обычный завтрак на всем протяжении пути. Часть каши подгорела, а оставшаяся осталась недоваренной, так что пришлось вывалить ее на землю. Затем обнаружилось, что у одной из вьючных лошадей раздулись бока. Кадьен, наш самый опытный лошадник, внимательно осмотрев ее, заявил, что лошадь придется бросить, так как она, видимо, умудрилась схватить какую-то лошадиную инфекцию. Пришлось распределить груз между остальными лошадями отряда.

Наконец, ко мне обратился Амин, дежуривший последнюю треть ночи:

– Ваша милость, может, я ошибаюсь, но мне показалось, что за нами кто-то наблюдал вон с того места. – Он показал на небольшую возвышенность, находившуюся в четверти лиги от нашей стоянки.

Я послал Шлона с Нектором, лучших следопытов отряда, осмотреть холм. Вернувшись, они принесли не очень приятные вести – на вершине холма остались следы то ли человека, то ли животного. Отметин от лошадиных копыт нет, но там, у подножия, каменистая россыпь. Жизнь научила меня всегда рассчитывать на самый худший из возможных вариантов, и поэтому я склонился к мнению, что наблюдатель действительно был. А это не есть хорошо, это есть очень плохо. Кроме вайхов, здесь никого не может быть. Следует поторопиться.

Сборы заняли совсем немного времени. Буквально через считаные минуты мы уже двигались рысью по направлению к горным пикам, служившим путеводным ориентиром, оставив бедное животное привязанным к дереву, чтобы не увязалось за нами. Оголодает – оторвется, кожаный ремешок не такой уж и крепкий.

Первые часы пути прошли спокойно, тревога понемногу рассеивалась. Но ко времени, когда солнце поднялось в зенит, появились первые признаки преследования: Амин, самый зоркий из нас, далеко сзади разглядел клубы пыли. Мы прибавили ходу, стараясь оторваться от возможного преследования. Через час бешеной скачки стало ясно, что уйти от людей, преследовавших нас, не удастся.

Вскоре пришлось перейти на рысь – лошади не могут долго выносить сумасшедший темп галопа. А погоня все приближалась, превращаясь из темных точек в маленькие фигурки конных вайхов. Даже на беглый взгляд было видно, что врагов не меньше полусотни.

Мы снова перешли на галоп, пытаясь сохранить дистанцию. Но тщетно, вайхи все приближались. Безжизненная пустыня под ногами менялась на поросшую травой и кустарником степь. Местность пошла под уклон, сначала не очень заметный. Я оглядел своих людей: пока все нормально, никто не отстает, лошади идут тяжело, но ровно, захромавших нет. Эх, всем бы по такому аргхалу, как у меня. Ворон шел не напрягаясь, ни пены, ни лоснящихся от пота боков. Горы все ближе, но до них не успеть. Здесь же, в степи, принимать бой равносильно самоубийству. А решение пора принимать.

Растительность вокруг все гуще – наверняка сказывается близость воды. Что у нас впереди? Ложбина, в конце которой блестит вода, но вот что там – перекат, брод, огромные валуны, где переломаешь лошадям все ноги? Речка горная, может быть все, что угодно. А слева холм с плоской вершиной и одиноким сухим деревом. Подъем на него крутой, но верхом подняться можно. Я поднял руку, привлекая внимание, свистнул для того же и указал направление. Мы, не замедляя хода, повернули левее и, разогнав лошадей, заскочили на вершину. Ого, места здесь предостаточно, есть где разместиться даже с относительным комфортом.

– Спешиться! Пелай, убрать лошадей ближе к дереву! Прошка, бери свою мортиру! Шлон, бомбы! Быстро!

Мы заняли позицию возле подъема, по которому попали на вершину холма. Отсюда прекрасно можно было разглядеть приближающихся вайхов. Пересчитать затруднительно, но, во всяком случае, их не меньше, чем предполагалось.

Времени, до того как они приблизятся, еще много, можно осмотреть окрестности. Отсюда хорошо видно, что ложбина, расширяясь и углубляясь, спускается прямо к реке. Река в этом месте, судя по всему, не слишком глубокая, и течение не казалось стремительным.

А что у нас с краем холма, который выходит к реке? Здесь можно никого не опасаться, берег обрывистый, до воды метров пятнадцать, а то и все двадцать. Я все не мог привыкнуть к имперским мерам длины, всем этим фатумам и дойнам, воспринимал только лигу, в которой примерно два километра – сам шагами измерял, был такой случай. Другой склон холма даже склоном не назовешь – сплошная отвесная скала, местами козырьком нависающая над землей. Третья сторона примерно до половины очень круто спускается к земле, а оставшаяся часть выглядит вполне доступной для пешехода, но конному по ней не подняться.

Артуа, ты гигант военной мысли! Надо же выбрать отличное местечко. С маху отсюда нас не выковырнуть, думал я, возвращаясь к своим бойцам. Хотя если реально глядеть на вещи, позиция на той стороне реки вообще идеальна для обороны. Чтобы добраться туда, необходимо пересечь реку, преодолеть крутой подъем. Но это только с вершины нашего холма становится заметным, а снизу, на скаку…

Когда я вернулся, для обороны все было уже готово. Прошкин мушкет с дымящимся фитилем облокотился на рогатку, у ног Шлона лежали в невысокой траве бомбы, все шесть штук.

Пики и копья, воткнутые наконечниками в землю, тоже ждали своего часа. И лица у парней хорошие – сосредоточенные, без признаков нервозности. Шлон в обычной своей манере подкалывает лучшего друга, Нектора. Нектор, сама невозмутимость, обращает на него внимания не больше, чем на легкий ветерок, тянущий с реки. Чуть правее расположились Ворон с Котом, ходячие арсеналы. Ворон своей невозмутимостью и привычкой молчать мог поспорить с Нектором, да и Кот трепаться попусту не любил. Подбежал Пелай, управившийся с лошадьми, и занял место между Кадьеном и Амином. Левый фланг, где расположились наименее опытные бойцы, почти упирался в каменную кручу, да и косогор там больше. Еще левее, на самом краю холма, природа создала из скалы подобие башни с площадкой на вершине, поросшей кустарником. Вот туда и будем отступать, если до этого дойдет дело.

Передние всадники вайхов перешли на шаг, поджидая отставших товарищей. Вероятно, будут пытаться смести нас плотной массой. Давайте, ребята, давайте, мы уже побывали не так давно в подобной ситуации, а опыт – великое дело. Стрелять вы не будете, нам достаточно присесть – и попробуй тогда попади. Вам же еще в горку забраться надо, а потом успеть поменять луки и ружья на копья и клинки. Задним всадникам стрелять вообще не резон – впереди сплошные спины своих, поднимающихся вверх по косогору. Кто-то из наших произнес: «Шестьдесят семь», другой возразил: «Семьдесят два», в любом случае расклад получается хреновенький. Но почти сорок наших выстрелов в упор вы получите, господа кочевники.

– Цыплят по осени считают, – заявил я, привлекая к себе внимание и ловя недоуменный (при чем здесь цыплята?) взгляд Анри, стоявшего, как обычно, справа от меня. Ах да, здесь в ходу другие пословицы. – Парни, стреляем только по моей команде. Внимание! Приготовиться!

Вайхи стремительно приближались к нам, подбадривая себя визгом и криками. Только бы нервы выдержали у всех! Один преждевременный выстрел – и никого уже не остановить. А все дело именно в дружном залпе. Вот до них уже метров пятьдесят, вот сорок, тридцать. Наездники прикрыты головами и грудью коней, бедные животные, они всегда первыми отвечают за людскую глупость. Пора.

– Огонь! – заревел я, нажимая на спуск тяжелого, с укороченным граненым стволом ружья.

Бах! Почему-то первой громыхнула базука Прошки, откинув отдачей даже такого крупного парня, как он.

Бабах! Слились в одном звуке остальные выстрелы. Выронив ружье из рук, я выхватил оба пистолета. Первые всадники валились на землю вместе с лошадьми, второй залп, уже совсем не дружный, был почти в упор, а уж третий…

Справа выстрелы гремели один за другим, у Кота с Вороном на двоих десять стволов, и стрелки они отменные. Я взглянул на Шлона, который, словно почувствовав мой взгляд, повернулся ко мне. Показав ему два пальца, сложенные рогаткой, я махнул рукой: мол, давай, родимый. И родимый выдал.

Не знаю, сколько он оставил от запального шнура, но бомбы, пущенные им по склону, словно шары из кегельбана, взорвались сразу, как только скрылись за передними из притормозивших под плотным огнем степняков с интервалом в пару секунд, не больше. Удачнее бросков и придумать было невозможно, как нельзя вовремя. Взрывы просто разметали середину скучившихся вайхов.

– Копья к бою! – проорал я, пытаясь перекричать шум боя, и, схватив копье, выставил его перед собой. Дикое ржание лошадей, визг вайхов, рев моих бойцов…

Пространство перед нами немного очистилось от дыма. Вайхи бегут, разворачивая коней, нахлестывая их, спеша скорее покинуть место, где их встретила сама смерть. Не дошло дело до рукопашной, дрогнули степняки, повернули. Мы кричали, вздымая к небу оружие вслед удаляющимся от нас врагам.

Я опомнился:

– Зарядить оружие! Поторопись, поторопись, ребята! – И уже тише добавил: – А вот теперь считайте. Пора. Самое время.

Человек двадцать мы положили, это факт. Тела самых ближних от нас вайхов лежали метрах в пятнадцати, не больше. Лошади тоже пострадали, я насчитал четыре трупа, меньше, правда, чем ожидал увидеть. Дождавшись, когда парни зарядят все стволы, что заняло не так уж мало времени, учитывая их общее количество, отдал еще одно распоряжение:

– Амин, Кадьен, Пелай, соберите ружья, пистолеты, сабли и копья не забудьте. Егеря и «дикие» – на подстраховке. И еще мне нужны арканы, штук пять, не меньше. Вперед!

На особенную поживу я не надеялся: впереди у вайхов всегда самые молодые воины идут за славой и чтобы самоутвердиться. Откуда у них приличное оружие? Его еще добыть надо. Но и нам нужна не добыча, а стволы – наша сила именно в их количестве.

Ага, а что делают вайхи? Степные воины (честно говоря, скорее бандиты) остановились за ложбиной, проскакав еще с четверть лиги. Обжегшись при попытке сломать нас с налета, они совещались, собравшись в большую кучу. Вот, приняв, по всей видимости, какое-то решение, начали разъезжаться. И что же? Да ничего, они становятся лагерем – иначе трактовать такое трудно.

Вот и мои парни возвращаются с трофеями. А ведь неплохо, черт возьми. Стволов с десяток, если не больше, плюс холодное оружие – и арканы, между прочим, не забыли. Сложив оружие в кучу и кинув сверху арканы, парни собрались вокруг меня. У всех в глазах один вопрос: а что дальше-то? Дальше же будет вот что.

– Сколько вайхов там лежит? – задал я вопрос сразу всем.

Они поглядывали друг на друга: неужели никто не догадался сосчитать? Наконец, выдержав паузу, ответил Ворон:

– Двадцать один, господин барон, семеро из них ранены, почти все тяжело. Мы не стали их добивать.

Я согласно кивнул: все верно, решение правильно.

И еще мне понравилось, что Ворон назвал меня господином. Нет, это не льстит моему самолюбию, дело в другом. Ворон – «дикий», пусть даже и бывший, а это особая каста. Чувство собственного достоинства у них на высоте, и очень приятно, что они полностью признали мое старшинство. Это Прошке легко назвать меня «вашей милостью», для него это в порядке вещей…

– Господин барон, может, лучше добить их? – подал голос Шлон.

– Экий ты кровожадный, воин, – хлопнул я Шлона по плечу. – Мы не будем делать этого ни в коем случае. И не из-за нашей душевной доброты, коей мы скоро прославимся на всю степь. – Я обвел рукой усеянный трупами склон. Парни заулыбались, принимая шутку. – Чует мое сердце, что скоро вайхи попросят у нас разрешения забрать раненых, и тогда эти самые раненые станут воевать на нашей стороне.

– Как это, ваша милость? Они что, на своих кинутся? Они же еле дышат, какой с них толк? – Это уже Прошка, наивная душа.

– Сейчас, Проухв, я нарисую тебе одну картинку, и ты все поймешь. Убитых похоронят – и все, их не видно. А раненые стонут, проклинают врагов, требуют заботы, иногда умирают. Еще они постоянно напоминают живым, что такое может случиться с каждым и в любой момент. Они не дают спокойно отдыхать, спать и есть. Вот такие дела, Прохор.

Проухв изумленно посмотрел на меня:

– Так это что же получается, ваша милость, кровожадный-то не Шлон, а вы!

Мы хохотали так, что даже вайхи, услышав нас, забеспокоились, тревожно поглядывая в нашу сторону.

Наконец, когда смех утих, Шлон, утирая слезы, выступившие от смеха, спросил:

– Господин барон, что будем делать дальше?

Интересный вопрос, кому бы мне самому его задать. Сразу после боя я задумался над этим вопросом, рассматривая варианты, прикидывая так и этак. Больше всего меня интересовало, есть ли поблизости другие отряды вайхов или их стойбища и послали ли они за помощью.

Допустим, представил я себе, послали они гонца в стойбище за подмогой. Гонец прибывает и падает ниц перед Великим вождем (нойоном, касиком, Кормчим):

– Великая беда у нас, Отец народа. Сила вражеская, несметная пришла на наши земли.

– Сколько их? – спрашивает вождь нации.

– Десять человек, – отвечает гонец.

– О горе нам! – восклицает конунг и шлепается на землю рядом с гонцом.

– И еще три вьючные лошади, – тихо добавляет гонец, в бессильной ярости стуча кулаком по земле. Вождь смертельно бледнеет и падает в обморок.

– Мы пытались напасть на чужаков, подло ступивших на нашу священную землю.

– Сколько же вас было, отважные герои?

– Меньше сотни, всего семьдесят воинов.

– И что произошло?

– Враги перебили почти треть, остальные вайхи геройски убежали.

– Слава о вас переживет века, о вас сложат легенды, седые акыны будут петь песни о вашем мужестве, о гордость нации. А сейчас я пошел бить в большие барабаны – мы поднимем весь народ на борьбу с захватчиками. Я сам поведу войска, мы сметем этих нечестивых шакалов, мы не отдадим наших несметных сокровищ, мы не позволим обесчестить наших красавиц.

Я улыбнулся своим мыслям. Вне всяких сомнений, решения здесь принимаются не закрытым голосованием и не демократической грызней в ходе прений и дебатов. Есть вождь, который отдает приказы, и для него подобная ситуация грозит полной потерей авторитета. Если он не решит проблему самостоятельно, то в следующий поход за ним никто не пойдет. Все любят удачливых вождей, с которыми мало потерь и много добычи.

Вот и этот попытается покончить с нами самостоятельно – благо и сейчас у него бойцов больше вчетверо, это как минимум. Проблема в другом: стоит ли задержаться на этом холме еще на сутки или попытаться решить все уже этой ночью. Трудность в одном: корм для лошадей. Им необходимо кушать травку, а здесь, на вершине, ее совсем немного.

Зато у нас есть ячмень, а воду добудем.

Все, решение принято, и будем надеяться, я рассчитал правильно.

Я обвел взглядом посерьезневшие лица парней и ответил:

– Дальше? Дальше мы будем делать вот что. Амин, ты возьмешь арканы, свяжешь их, привяжешь к ведерку и пойдешь добывать воду из реки вон с того обрыва. Кадьен срубит единственное здесь дерево на дрова. Пелай принесет лопаты и кирки. Объясняю зачем.

Я взял в руки трофейное копье и копнул острием наконечника землю. Отлично, глина с песком. Копать будет легко. Потом начертил на земле линию, отмерил небольшое расстояние и провел еще одну черту. Три всадника в ряд – шире не надо.

– Здесь мы ничего трогать не будем, это проход. А вот с обеих его сторон по самому краю косогора отроем окопы. Все знают, что это такое? Ну вот и отлично. Глубина окопа – по пояс, больше не нужно. Наружная стенка отвесная, а вот внутреннюю сторону срежем наискосок. Всю землю валить на бруствер. – Я взглянул на небо, до захода солнца еще часа четыре. – Думаю, до темноты справимся, если поторопимся. К этому времени Шлон приготовит нам ужин. Посидим, отметим нашу победу моей микстурой, – при этих словах Шлон оживленно потер ладони, – песни попоем. Проухв, – обратился я к парню, – больше чем уверен, что, если покопаться, в одном из вьюков обязательно найдется гитара. Так?

– Так, ваша милость. Она же маленькая, – услышал я в ответ.

– Вот и отлично. Идем дальше. Шлон, помню, ты хвастался, что у тебя есть волшебные корешки – стоит их пожевать, и ночью как кошка видеть будешь. Это правда?

– Да, господин барон. Только сам я их еще не пробовал. И еще: говорят, что наутро голова болеть будет.

– Нам не привыкать, чтобы наутро голова болела. Вот этой ночью ты их и попробуешь. Первые часы дежурят Нектор, Шлон и Амин. Вторую половину ночи – Ворон, Кот и Кадьен. Это еще не все, слушаем дальше. Завтра с утра продолжим строительство наших редутов. Вечером опять ужин, костер, песни под гитару. Нет, Шлон, пить завтра мы будем только водичку. И вот теперь самое главное, слушаем внимательно. Завтра ночью, ближе к рассвету, мы тихо сядем на лошадей и…

– …И прорываемся через брод на тот берег, – перебил меня Шлон.

– Опять нет, Шлон, и, если ты еще раз встрянешь, тебе придется копать одному. Мы нападем на беззащитный лагерь вайхов, отберем у них весь запас спиртного, после чего возвратимся на холм. Сдается мне, вайхи, как и ты, не могут воевать без выпивки и потому сразу же ускачут прочь. А теперь серьезно. Мы нападем на лагерь, пройдем сквозь него и действительно вернемся сюда. Начнем с левого края, что вдоль берега реки, пройдем через центр и возвратимся назад. – Шпагой я показывал наше движение прямо на натуре, с высоты холма лагерь вайхов был виден прекрасно. Степняки еще не разбили его толком, но несколько костров уже дымились. Если что-то изменится к завтрашнему вечеру, внесу коррективы.

– Вайхи, вероятно, выставят дозор возле переправы, – подал голос доселе молчавший Нектор. Я согласно кивнул и обратился к «диким»:

– Насколько мне известно, решение подобных задач являлось одним из направлений вашей подготовки? – Я имел в виду снятие часовых, добычу «языков» и так далее.

Ворон кивнул:

– Сделаем, не вопрос. – И поинтересовался в свою очередь: – Почему атакуем именно с левого фланга?

– Если начнем с правого, то получится, что мы сгоняем их к реке, там берег крутой, бежать некуда, и они будут сопротивляться. Даже крыса, загнанная в угол, бросается на врага. В противном случае перед вайхами будет степь, только и всего. Детали обсудим вечером, а сейчас, Пелай, неси лопаты. Да, кстати, если кто-нибудь захочет сдаться в плен, подходите с утра записываться к барону Коллайну, – пошутил я.

– Ваша милость, они же могут рассказать вайхам о наших планах… – Это, естественно, Прошка. Народ навострил уши, ожидая моего ответа. Мне иногда становилось даже немного жалко наивного Проухва, но я ничего не мог с собой поделать.

– Не волнуйся, Прохор, они не смогут. Мы отрежем им языки.

– А-а-а, тогда понятно, – протянул Прошка. Все с трудом сдерживали смех. И здесь свое слово сказал Нектор. Он невинно спросил у Шлона, не собирается ли тот сдаться в плен. Шлон постоянно подначивал своего друга, а тут появляется реальная возможность лишить его языка. Все покатились со смеху, даже невозмутимый Ворон.

– Все, парни, за дело, время не ждет, – распорядился я.

Пелай принес шанцевый инструмент. Мы везли с собой пять лопат и четыре кирки, изготовленные из хорошего железа и с крепкими черенками.

Поплевав на руки, я взял лопату и вонзил в землю. Лопата вошла легко, грунт очень легкий. Вот и отлично, быстрее справимся. Анри недоуменно посмотрел на меня, но последовал моему примеру. Глядя на его неуклюжие действия, я решил спасать друга.

– Господин барон, будет больше толку, если вы осмотрите трофеи. Прежде всего, меня интересуют ружья и пистолеты. Посмотрите состояние и в любом случае перезарядите нашим порохом. Оружие может пригодиться, нам не нужны осечки.

Все дружно взялись за работу: копать предстояло немало, метров тридцать с одной стороны прохода и почти вдвое больше с другой. Ничего, это займет людей и очень поможет нам в случае повторной атаки вайхов.

Копать мне долго не пришлось, Нектор молча забрал у меня лопату и взялся за дело сам. Ну и ладно, даже не обидно, главное – воодушевить людей личным примером, а у меня и других дел полно. Вон, кстати, от вайхов отделились два всадника и направляются к нам. Приблизившись на безопасную, по их мнению, дистанцию, они остановились. Один из них, местный полиглот, на ломаном общеимперском потребовал разрешить вайхам забрать своих убитых и раненых.

– Анри, скажите им, что приближаться к нам можно группами не более чем из четырех человек. Иначе мы откроем огонь и угостим бомбами. Объясните, что это такие круглые штуки, которые громко взрываются и больно ранят, если они еще этого не поняли, – обратился я к Коллайну.

Сам же поднялся на созданную самой природой скалу, напоминающую формой башню. Площадка небольшая, но все наши люди поместятся, это без вопросов. Надо будет только не забыть распорядиться, чтобы сюда принесли пару бурдюков с водой – дай бог, не понадобятся. Я подошел к самому краю. Брод виден отсюда как на ладони. С такой высоты можно даже разглядеть дно реки, где не слишком глубоко. Да, через реку с маху не переберешься, вон на тех камнях лошади обязательно ноги переломают. В другом месте вода кажется черной, – значит, глубоко, река вымыла порядочную яму на дне. А вот если проехать до того камня, а затем свернуть параллельно берегу против течения, добраться до бурунов и двигаться наискосок, то затруднений не возникнет. Жаль, что ночью переправа невозможна, очень жаль. Знай я на месте вайхов, что нам необходимо перебраться через реку, то вообще ждал бы нас на том берегу в конце подъема, спрятавшись в зарослях слева. Прикинув дистанцию до брода, я вернулся к остальным. Эвакуация убитых и раненых вайхов была в полном разгаре. С мертвыми степняки вообще не заморачивались, волоча их на аркане в сторону своего лагеря. Раненых, пока я занимался рекогносцировкой местности, уже забрали. Парни, прекратив работу, с оружием в руках стояли настороже. Собрались все, не исключая Кадьена и Амина.

Глава 13 ВЕЧЕРИНКА

Сбор трупов не занял у вайхов много времени. Через четверть часа мы продолжили свою работу. Копали в пять лопат, кирки не потребовались. Может, напрасный труд, да и вряд ли мы сегодня успеем закончить. Но самый опасный участок, где можно подняться на лошадях, нужно перекрыть. Если же они спешатся и пойдут рассеянной цепью, тогда придется туго. Хотя и с этим можно поспорить. С учетом стволов, захваченных сегодня, у нас имеется практически по выстрелу на вайха. Кстати, пойду посмотрю, что мы там захватили.

Анри успел рассортировать ружья и пистолеты, а сабли и ножи так и лежали общей кучей. Вот они-то меня и интересовали в первую очередь. Не сами клинки, которые редко попадались даже среднего качества. Куются они в основном здесь же, в степи, уровень технологий очень невысокий.

Меня интересует нечто другое. Судя по всему, в местных горах прячется не только золото. Кочевники часто украшают свое оружие самоцветами – не обработанными, но крупными и чистой воды. Не все из них являются драгоценными, но мне уже попался один необычный камень. Я достал его из нарукавного кармана своей военной куртки и посмотрел на свет. Игра света внутри камня вновь заворожила меня. Красиво, даже дух захватывает. Полюбовавшись несколько секунд, одернул себя.

Хорош командир – все заняты работой, непонятно, что ждет нас в следующее мгновение, а он камешком любуется. Осмотрев железяки, сваленные кучей, я обнаружил три камешка, – по моему мнению, два изумруда и топаз, которые и извлек при помощи даги. Никто не был против такой экспроприации – этот вопрос я выяснил заранее, задолго до этого. Анри как-то сам сунул мне фиолетовый самоцвет, а остальные считали мое увлечение барской причудой. Вот если бы серебро или золото… В результате у меня скопилась почти дюжина камней всех цветов и размеров.

Очень, кстати, интересный вопрос на перспективу: вдруг эти самые Энейские горы, как Уральские, где есть золото, серебро, платина, железо, самоцветы, редкоземельные металлы и многое другое? С вайхами можно не только воевать. Что там говорится об осле с мешком золота на спине, который может подняться в любую гору?

Анри отложил в сторону три ружья и четыре пистолета, которые только что заряжал.

– Вот эти, – указал он на них кивком головы, – в очень приличном состоянии. Остальные дрянь, но стрелять можно.

– Анри, еще нужно решить вопрос о заграждении из копий в проходе, для этого мы их и собирали.

Коллайн на миг задумался, затем кивнул: хорошо, сделаем.

К копавшим землю бойцам подошел Кадьен, закончивший с дровами, и заменил Проухва, притомившегося с непривычки. Работа продвигается хорошо, но до вечера не справимся, это точно. На пять лопат семь человек, ребята подменяют друг друга, но фронт работ очень уж большой.

А что вайхи? Вайхи пока ведут себя спокойно и, судя по всему, готовятся к ночлегу, хотя кто знает, что у них на уме. Ага, а это что за шевеление? Неужели решились на новый штурм? Нет, что-то непохоже. На водопой собрались, вот оно что.

– Анри, Ворон, если возьмете с собой ружья и заберетесь вон на ту площадку, вполне сможете достать их.

Анри с Вороном, лучшие наши стрелки, подхватив по паре ружей, бегом отправились занимать позицию. Остальные прекратили работу в ожидании, что из всего этого получится.

Я отправился вслед за ними – появилась у меня одна мысль. Мимоходом захватил еще парочку стволов, вдруг пригодятся. Когда взобрался, стрелки уже лежали на самом краю, устраиваясь поудобнее.

– Погодите, не спешите. Посмотрим немного. Вдруг чего…

Ну-ка, ну-ка! Так и есть, один из вайхов вброд перебрался на другой берег. Не знаю, что он там забыл, но мои догадки подтвердил полностью. Прямо до камней вверх по течению, наискосок, а там можно и напрямик, сократив переправу.

– Можете открывать огонь, все ясно. – Я положил между ними оба ружья, прихваченных с собой. Сначала выстрелил Ворон, вслед за ним, с опозданием в долю секунды, Анри. Хотя дистанция была великовата даже для таких стрелков, как они, обе пули попали в цель. Выстрел Ворона выбил вайха из седла, тот, в которого целился Анри, схватился за правое плечо. Остальные спешно покинули опасное место. Вот и славно, еще одно неудобство мы им причинили. Мелочь, а приятно.

С нашей стороны послышался смех и улюлюканье: всем отлично была видна картина развивающихся событий.

Когда мы вернулись, Нектор произнес:

– Они смогут напоить своих лошадей ночью.

– Ночью пусть поят. Создатель, – я воздел руки к небу, – специально создал ночь для того, чтобы вайхи могли поить лошадей.

Отсмеявшись, мы продолжили работы по укреплению обороноспособности нашего форта.

– Повезет же кому-то, – тяжело вздохнул Шлон, бросая лопатой землю на бруствер, – придет на все готовенькое.

– Как бы самим не пригодилось на обратном пути, – резонно возразил Кадьен. – Да и отсюда нам еще выбраться надо.

– Выберемся, Кадьен, обязательно выберемся, – подбодрил я его, да и остальных тоже. – На обратном пути Шлона здесь оставим, одного, комендантом крепости – пускай порядок наводит в этих местах, да и Нектор спасибо скажет.

Шлон открыл рот, собираясь ответить, но, посмотрев на улыбающихся парней, только махнул рукой и снова взялся за лопату. Подошедший Амин доложил, что воды достаточно, кони напоены, вода в котлах закипает. Я кивнул и сказал:

– Шлон, пора тебе проявить свое поварское искусство. – Шлона, ценителя физического труда, как ветром сдуло. Он исчез раньше, чем упала лопата, второпях неглубоко воткнутая им в землю.

Наши посиделки у ночного костра удались на славу. Шлон расстарался, соорудив вкусный ужин практически из ничего.

Я поднял свой походный кубок и произнес первый тост:

– За здоровье наших друзей и за погибель наших врагов! – И залпом опрокинул стаканчик с разведенной речной водой виноградной самогонкой. Остальные последовали моему примеру. Один лишь Кот, несмотря на советы наученного горьким опытом Шлона, отмахнулся от него рукой: дескать, мы, «дикие», и не такое видали. Он выпил микстуру как пьют вино, чуть не поперхнувшись. Затем судорожно начал ловить воздух, пытаясь вдохнуть открытым ртом. Там всего-то градусов сорок, не больше, но без навыка…

Когда-нибудь, в хорошем настроении и в подходящем месте, покажу вам класс – махну стакан не разбавляя, опыт есть.

Мы чинно закусили твердым, как камень, сыром и сушеным мясом и принялись за похлебку из проса и того же мяса, приправленную поваром одному ему ведомыми травками и зельями. Вкусно, черт возьми.

Сам Шлон с Нектором и Амином, заступившие в караул, подходили по очереди, благо идти-то здесь метров тридцать, все компактно. Где первая, там и вторая, а вот третью в самом конце, когда будем ложиться спать. Когда же я в последний раз употреблял? Не спиться бы…

На тризне по погибшему Сентору, недели две назад – вот когда. После второй все расслабились, пошли разговоры, посыпались шуточки.

– Эх, бабу бы, да чтоб вот с такой кормой… – Шлон, подошедший, чтобы принять стопку вместе с нами, широко развел руки.

– А ты попроси господина барона, чтобы он это сказал, – услышал я чей-то негромкий голос. – И они сразу полезут неизвестно откуда, на любой вкус и много. Только вкусы у вас разные, – хихикнул тот же невидимый шутник. Я даже рот открыл. Вот это да!

Я, значит, стараюсь себя позиционировать как строгого, требовательного, но решительного и заботливого командира, а вы меня бабником обзывать? Да сколько у меня их было-то всего с начала нашего пути! Ну леди Энолия, дочь барона Крейга, ну Аманда, ну еще пара интрижек по пути сюда со служанками на постоялых дворах. Так это больше чем за месяц. Спасибо, уважили. И вовсе я не бабник, я ценитель прекрасного.

Коллайн, тоже услышавший слова невидимого шутника, откровенно ржал, глядя на мою реакцию. И этот туда же. «Жеребец на жеребце», – вспомнилось мне. Да вы у меня строевым шагом через горы пойдете, а я на лошади поеду. Если выживем завтра, конечно.

Прошка принес инструмент – действительно, меньший в размерах, чем обычные гитары. Я взял его в руки и провел по струнам, прислушиваясь. Звучал инструмент, на удивление, неплохо. Настроив, призадумался: с чего начнем?

Да вот с этой, походной, чтоб не спешили нас хоронить. Подпевали все в меру способностей и голоса, в том числе и «дикие». Спев пару песен, махнул Прошке: была не была, давай еще по одной – все держатся молодцами!

Только Амин не получит – молод еще, да и статью не вышел. Разве что на донышке, чтоб не обижался – воюет как все, а при разливе обделяют. Выпили по стаканчику, закусили, и пошли опять разговоры, шутки и подколки, сопровождаемые взрывами смеха. Интересно, что там вайхи думают? Приехали какие-то охреневшие, числом десять человек, попали в западню – и сидят себе, довольные, пьют, смеются и песни орут.

Я сказал об этом вслух, что вызвало новый взрыв смеха. Давно заметил, что шутки имеют больший успех, если шутить перед подчиненными, а не в кругу начальства или среди равных. Но какие они мне подчиненные – они почти кровные братья, и ближе них у меня нет никого на этой планете. Или это уже алкоголь подействовал?..

Проснувшись утром, первое, что я увидел, – двух скрюченных вайхов, связанных в лодыжках и запястьях. Это еще что такое? Почему не знаю? Выяснилось все быстро.

Несколько молодых вайхов, решив показать свое мужество и удаль, попытались под утро тайком пробраться в лагерь. Рассуждали они просто: вечером мы веселились, употребляли и, по их логике, все должны спать беспробудным сном. На свой страх и риск они прокрались почти до самой границы, очерченной свежевырытой траншеей. На их беду, в караул уже заступили «дикие» с Кадьеном. Ворон и Кот, оставив Кадьена, чтобы тот не мешал, попросту вырезали четверых, взяв на всякий случай парочку в плен. Одному удалось сбежать – правда, за ним никто и не гнался. Коллайн в это время не спал и велел меня не будить.

Я огляделся вокруг. Все еще отдыхали, за исключением Проухва и Пелая, заступивших в караул с рассветом. Ну и пусть – подумаешь, ночное нападение. Зачем мне знать? Без меня справились – на хрен я вообще тут нужен?..

Хотя с другой стороны, для нас нынешних – ничего серьезного, в случае реальной угрозы и действия были бы совсем другими.

Пойду я лучше Ворона проведаю, соскучился. Немного размочив в воде приличный кусок ржаной лепешки и щедро посыпав его солью, я направился к лошадям. Ворон потянулся ко мне игривой мордой с хитро блестящими глазами. Нет, мой верный скакун. Сейчас никуда не поедем, потерпи до вечера. На вот лучше, скушай кусочек.

Ворон съел у меня с ладони всю лепешку, осторожно беря кусочки бархатными губами, подумал, фыркнул и положил голову мне на плечо. Потерпи немного, брат, скоро напоим тебя, ячменем угостим. А завтра, глядишь, и травки пощиплешь – зеленой, сочной. Нет, кобылки не обещаю, кобель.

Потрепав Ворона по загривку, я отправился к краю холма, выходившего на реку. Встав у самого обрыва, огляделся вокруг. Эх, хорошо-то как. Внизу, перемывая камни, плещет река, чуть скрытая поредевшим туманом. Вдали горы, подернутые синевой, со снежными шапками на самых высоких вершинах. Сейчас бы кофе, целую турку, с коричневой плотной пенкой наверху, и сигарету.

Курить я бросил почти три года назад, сразу же как только попал сюда. Как говорится, нет человека – нет проблем, нет табака – нет и курения. Здесь не курили и даже не подозревали, что такое возможно. Но иногда тянет, и еще как.

Ладно, нет кофе – вино с утра тоже неплохо, а с полоской вяленого мяса так вообще красота. Завтрак туриста называется. Что-то на лирику потянуло, – наверное, день будет сложный. Кстати, а я ведь еще не взглянул, как там вайхи, – может, уже убрались к чертям свинячим. Ага, как же, вот они, как на ладони, тоже просыпаются.

Наказав дозорным сразу же уведомить меня, если они заметят поднимающуюся пыль или вайхи начнут всматриваться в сторону степи, я отправился завтракать. Подошел Проухв, помялся в сторонке, затем поинтересовался у меня, что будем делать с пленниками.

– С этими, что ли? – Я ткнул пальцем в лежащих вайхов, дожевывая кусочек мяса. – Этих мы съедим. – И запил вином свой скромный завтрак.

– Как – съедим? – поразился Прохор.

– Понимаешь, Проухв, существует старинный воинский ритуал, согласно которому мы должны съедать захваченных врагов. – Я посмотрел на побледневшего парня. – Тут ничего не поделаешь, воин, это обычай, и нарушать его нельзя.

– Я не буду их есть, – попятился Прошка.

Было слышно, как поочередно захрюкали Шлон, Нектор и Ворон с Котом, сдерживая смех.

– Вообще-то их положено есть сырыми, но я вижу, что Шлон уже проснулся и сейчас приготовит их. Одного можно сварить, а другого зажарим.

Шлон с готовностью вскочил на ноги, извлек откуда-то два кинжала самого зловещего вида и стал точить их. Он со скрежетом водил лезвиями друг по другу, плотоядно поглядывая на пленников. Вайхи не поняли ни слова, но задергались в путах, догадываясь, что дело очень худо.

Проухв отступил еще на два шага.

– Я не буду их есть, – упрямо повторил он. Отдыхающие возле костра землю грызли, чтобы не взорваться от смеха.

– Очень жаль, – сказал я голосом, полным сожаления. – Есть должны все, иначе какой смысл. Придется их отпустить. Шлон, отпусти их, к дьяволу.

Первым не выдержал Кот, затем прорвало остальных. Какой уж тут сон – парни вставали со своих походных постелей, отряхиваясь и утирая слезы.

Шлон одним движением вогнал кинжалы в землю до половины, подошел к вайхам, поднял их за шиворот и поволок прочь. Мне стало жалко парня: всегда так, сначала наговорю, он поверит, а потом начинаю сожалеть о содеянном.

– Проухв, ну когда же ты наконец начнешь понимать шутки? Нельзя же так, в самом деле. Я же пошутил, всем вокруг это понятно. – И обратился к остальным: – Господа, поскольку я вижу, что никто не спит, имеет смысл позавтракать и приступить к работе. Не думаю, что вайхи попытаются атаковать нас имеющимися силами, но существует вероятность того, что к ним подойдет подкрепление. И тогда наш адский труд не пропадет всуе. Мое скромное мнение, что лучше недоспать, чем почить вечным сном.

К сожалению, никто из нас не знал языка кочевников, поэтому держать их в плену не имело смысла, и я с легкой совестью решил отпустить их.

Но Шлон решил иначе. Когда я обратил внимание, куда устремлены взгляды всех остальных, было уже поздно. Оглянувшись, я увидел, как Шлон сбросил мычавшего сквозь кляп и яростно дергающего конечностями вайха с площадки, с которой мы вчера помешали степнякам поить лошадей. Я не успел даже набрать в легкие воздуха, чтобы закричать «отставить», как вслед за первым полетел и второй. Шансов у них не было: если с такой высоты упасть на камни, торчавшие из воды, то это верная гибель.

В принципе это наилучшее решение проблемы: нас мало, а освобожденные пленники, когда вернутся, не станут своих уговаривать вернуться в родные стойбища. Но все же…

Со стороны вайхов донесся шум – действия егеря не остались незамеченными.

Шлон вернулся и, скаля белоснежные зубы, доложил:

– Господин барон, пленники отпущены… К дьяволу, как вы и приказали. – И засмеялся, довольный.

Что ж, теперь уже ничего не изменить. Я придал своему лицу соответствующее выражение: мол, собственно, это и имел в виду.

– Кстати, Шлон, как твои корешки, действуют?

Шлон ответил не сразу, явно о чем-то вспоминая.

– Действуют, господин барон. Разжевал я кусочек, проглотил, и, когда прошло с полчаса, все сереть вокруг стало. Я уж было подумал, что рассвет скоро, но потом смотрю – какой, к черту, рассвет, ночь только началась. Бодрость появилась, такое, знаете, желание спуститься с холма и порвать вайхов голыми руками. И еще… – Он немного помялся, но все же вымолвил: – Бабу мне захотелось, да так захотелось, что просто жуть какая-то. Я чуть не завыл, еле сдержался – боялся остальных разбудить.

Нектор, естественно, не преминул поддеть друга:

– Так сходил бы, – он указал рукой в сторону лошадей. – Я давно заметил, что ты на одну кобылку неравнодушно смотришь.

Обычный солдатский юмор, но сейчас не до этого. Мне нужно знать подробности, и я жестом прервал Нектора, который собирался продолжить тему.

– И как долго продлилось это состояние, я имею в виду ночное зрение?

– Да пока не уснул, но часа три точно.

– Сколько ты принял и хватит ли на всех нас?

Шлон отмерил большим пальцем первую фалангу указательного и добавил:

– На пару раз точно хватит.

– Отлично, Шлон. У меня маленькая просьба. К вечеру приготовь по кусочку всем своего волшебного средства. Кстати, как ты себя чувствуешь – говорил, что должна голова болеть, или, может быть, еще какие побочные эффекты проявились?

– Мне и этих во как хватило. – Шлон провел ногтем большого пальца по горлу, рассмешив всех присутствующих…

Близился полдень, мы все чаще поглядывали в сторону кострища с подвешенными над ним котелками, в которых поспевал наш обед. Легкий ветерок то и дело доносил до нас вкусные запахи, пробуждая аппетит. Работа над укреплениями близилась к концу, еще часа три, – максимум четыре неспешной работы – и все будет готово. И тогда нас будет очень трудно сковырнуть с вершины холма, если, конечно, к вайхам не подойдет подкрепление. Я все время посматривал в сторону вражеского лагеря, пытаясь определить по поведению степняков, не ждут ли они помощи. В этом случае единственный наш шанс – бегство. Бежать придется налегке, бросив все что только можно. Холм мы не удержим, если к вайхам присоединится еще хотя бы сотня воинов.

Взглянув в очередной раз на вайхов, я увидел, что от шатра, стоящего в центре лагеря, самого большого и высокого (остальные и шатрами-то назвать нельзя), отделился всадник. Затем к нему присоединились еще двое, и все они направились в нашу сторону. На копье одного из них, того, что справа, болталась тряпка, вероятно обозначавшая белый флаг. Остановившись на середине расстояния между своим лагерем и нами, как раз в самой низине, тот, что с тряпкой, начал усиленно размахивать копьем над головой. Не иначе как парламентеры, мать их.

– Что надо? – заорал Шлон своим зычным голосом.

– Поговорить хотим! Зови главного на переговоры, – послышалось в ответ почти без акцента. Я жестом остановил Шлона, уже набравшего воздух, чтобы крикнуть что-нибудь в своем репертуаре, и сказал:

– Крикни им, пусть подождут. Сейчас спустимся. Коллайн, Проухв, поедете со мной. Кадьен, приведи лошадей. Ворон, остаешься за старшего. Еще принесите кто-нибудь воды умыться, никак местный владыка встретиться желает. – Я ухмыльнулся.

Минут через пять все было готово. Я натянул куртку, перепоясался широким ремнем, подцепил шпагу и дагу, сунул за пояс два пистолета, надел шляпу с высокой тульей и широкими полями. Прекраснейшая вещь, скажу я вам, – отлично защищает и от жары, и от холода, и от солнца. Только в сильный ветер немного неудобно – парусит. Еще в тулье есть хитрое устройство из металлических пластин, позволяющее амортизировать удар – не очень сильный, конечно, но все же.

Все наши бойцы уже собрались с ружьями в руках, прикрытые земляным валом примерно до середины груди, один Шлон спустился вниз по склону с горящим фитилем в зубах. Что еще задумал этот баламут, ведь все бомбы остались за валом. Ну да ладно, не до него, нас уже заждались внизу.

Я вскочил на Ворона и поехал через проход, освобожденный от заграждения, сделанного из трофейных копий, связанных арканами и полосками кожи. Справа от меня Коллайн, тоже при параде, слева чуть сзади – Прошка с неизменным балотом на плече. Так мы и спустились вниз, остановившись шагах в пяти от поджидавших нас вайхов. Я оглядел вожака, сидевшего на лошади с легкой небрежностью, что дается многолетней практикой. Чему удивляться – степные жители садятся на лошадь, когда, наверное, и ходить-то еще не умеют.

Старше меня на несколько лет, светлые глаза с легким прищуром, вислые широкие плечи, обрит наголо. Кроме того, властный взгляд, шрам на левой щеке, на поясе сабля и кинжал с дорогими рукоятями, пара неплохих пистолетов. Он одет в мундир имперского гвардейского офицера, почти новый. Трофей, надо полагать.

Меня так и подмывало приложить правую ладонь к левому плечу, вытянуть руку и сказать «хау!». Желание было такое сильное, что я с трудом отбросил это ребячество. Помолчали: ты меня позвал, тебе и разговор начинать. Главарь – а как его еще называть? – продолжал сверлить меня взглядом. Дорогой ты мой, чего ты хочешь добиться? Я, знаешь ли, умею держать и не такие взгляды – учился. Действенная методика, проверено на практике. Психологический тренинг называется, если тебе знакомы такие слова. Хватит играть в гляделки, надоело. Я зевнул, нисколько при этом не напрягаясь, прикрыв рот ладонью.

Наконец вождь сказал:

– Это моя земля. – Надо же, и акцента почти не чувствуется.

– Барон Артуа де Койн, – представился я. – А этого господина зовут Анри Коллайн, тоже барон.

Прошка отдельного представления не удостоился.

– Это моя земля, – повторил главарь.

И что я должен был ему ответить? Помолчали еще. И тут он понес откровенную чушь – я даже не ожидал ничего подобного. Он говорил о доблести вайхов, об их воинском искусстве, о том, что рано или поздно они положат всю Империю под копыта своих лошадей.

Ты для кого это все говоришь – для нас или для своих? Еще один потрясатель Вселенной, мать твою. С виду неглупый человек, зачем тебе все это?

Ворон потянулся головой к лошади человека с тряпкой на копье, принюхался – не иначе кобылу почуял. Ворон, да как же тебе не стыдно? Здесь вопрос жизни и смерти решается, а у тебя одно на уме. Я улыбнулся своим мыслям, хлопнул коня по крупу, осаживая, и, подняв правую полусогнутую руку со сжатым кулаком, стукнул ребром ладони левой по сгибу локтя. Надеюсь, этот жест и здесь в обиходе.

Тронув поводья, развернул Ворона и поехал назад нарочито неторопливо, не видя смысла продолжать разговор.

Когда мы, возвращаясь, поравнялись со Шлоном, егерь оглушительно свистнул, привлекая внимание вайхов. Оглянувшись, я увидел, что на звук обернулся все тот же человек с тряпкой на копье. Остальные сочли ниже своего достоинства реагировать на свист. Шлона устроил и такой вариант.

Помахав над головой дымящимся фитилем, он приложил его к круглому камню, издали похожему на бомбу, и катнул его вниз. Копьеносец с визгом ожег коня плеткой, бросая его с места в галоп, уносясь от катящейся мнимой бомбы. Остальные, увидев, чем пахнет дело, позабыли про всякое достоинство и понеслись вслед за ним, колотя пятками по бокам лошадей. Мои парни провожали их издевательским смехом и свистом. Шлон, довольный произведенным эффектом, исполнил свой коронный номер, повернувшись тылом к степнякам и согнувшись. Силен, бродяга, – поди, у самого уши заложило.

Когда мы слезли с лошадей и передали поводья Кадьену, Анри поинтересовался у меня, что обозначает этот жест, – и он в точности его скопировал. «Вот тебе раз, мои усилия прошли даром», – подумал я, а вслух сказал:

– Это жест отрицания, Анри. Всего лишь жест отрицания. Пошли обедать, остынет все. А так хочется горяченького похлебать.

После обеда разморило, прилег на часок в теньке, подремал.

Вообще-то у нас до вечера режим щадящий: отдыхаем, вяло показывая активность на рытье защитного вала. Проснувшись, я поднялся с подстеленной попоны, попил чайку, вернее, заменявшего его здесь бадана, и пошел осматривать нашу работу.

Неплохо, – даже лучше, чем задумывалось. С внешней стороны насыпь достигала почти полутораметровой высоты. Это не от людей, – конечно, человек перемахнет через нее не напрягаясь. А вот лошадь в конце подъема не сможет перепрыгнуть, не хватит разбега. Нам больше и не надо: секундная заминка в бою значит очень много. Но это все на крайний случай. А у нас совершенно другие планы.

Глава 14 НОЧНОЙ БОЙ

Мы собрались у ярко пылающего костра, когда уже совсем стемнело. Как будто бы все готово, оружие проверено, лошади оседланы, осталось только подтянуть подпруги. Не спеша поужинали, не забыв подменить дежуривших на валу часовых. Запили рассыпчатую кашу вином, чинно расселись вокруг костра. Ну что ж, пора приступать к инструктажу. Я уселся удобнее, с минуту помолчал, прогоняя в уме все моменты, уже в который раз за последние сутки, и начал:

– Слушаем все внимательно, запоминаем, вопросы и предложения в конце, когда закончу. В общих чертах план таков. После того как все обговорим, будем пару часов изображать застолье – с криками, смехом и пьяными песнями. Шлон, насчет пьяных песен у тебя должно получиться неплохо.

– Ваша милость, для полного правдоподобия неплохо бы…

Нектор прервал его «жестом отрицания»: мол, перебьешься. Ишь как быстро переняли, подумал я, лучше бы, например, мои изысканные манеры.

– Парни, осторожнее с этим жестом. Это не совсем жест отрицания. По правде говоря, он обозначает следующее…

В нескольких словах я объяснил его действительное значение, чем вызвал оживление и смех среди своих людей.

Ну что ж, у нашего отряда есть своя песня, теперь обзавелись фирменным знаком. Я представил себе картину, как мы проезжаем мимо высокопоставленных особ и в едином порыве приветствуем их жестом отрицания. Мне самому стало смешно, а когда Прошка поинтересовался, что меня так развеселило, рассказал ему, что вызвало новую бурю веселья у всех.

Ничего страшного, времени для обсуждения моего далеко не идеального плана еще куча, а своим весельем мы претворяем в жизнь его первую часть, где говорится о пьяном веселье, для того чтобы притупить бдительность противника.

Когда все стихли, я снова взял слово:

– Итак, господа. Все, веселье кончилось, обсуждаем серьезные темы. Часа за три до рассвета принимаем корешки, чтобы ко времени атаки подействовало наверняка и на всех. Ворон, Кот, вы скрытно выдвигаетесь первыми, осматриваете склоны холма на предмет наблюдателей. Иначе, если вайхи обнаружат наши приготовления, нас ждет в лагере горячий прием. Затем идете к броду – вайхи могли оставить там своих людей на тот случай, если мы попытаемся форсировать реку в темноте. Мы будем настороже и, если услышим шум у переправы, сразу придем к вам на помощь. В этом случае атака лагеря отменяется, все возвращаются на холм. Если все пройдет благополучно, возвращаетесь и присоединяетесь к остальным.

Всем приготовить белые повязки на голову. Корешки корешками, но подстраховаться не мешает. Далее. Работать будем парами, выстраиваемся по пять человек в две шеренги. Растягиваться в линию не вижу смысла.

Начинаю с правого фланга. Первая пара – Ворон и Кот, вторая – барон Коллайн и Амин, третья – я и Проухв, четвертая – Кадьен и Пелай и наконец крайняя – Нектор и Шлон. Атакуем с левого крыла лагеря, доходим до скалы и поворачиваем направо. Затем проходим через центр, прорываемся к степи и возвращаемся на холм. Задача первых в двойке атаковать, ведомые прикрывают. «Дикие», к вам особая просьба: по возможности уничтожьте главного, он спит в единственном шатре, как выглядит – вы видели.

Шлон, приготовь две бомбы, запального шнура оставь вот столько, – я развел большой и указательный пальцы, – и две сумки под них. Одна бомба у тебя, другая – у Проухва. Бросать по команде, при отходе. Ружей с собой не брать, пистолетов у нас достаточно. Ружья оставим здесь, у насыпи. Если за нами случится погоня, они очень нам пригодятся. Мы должны во время атаки шуметь как можно сильнее, орать, визжать – словом, вести себя очень шумно. Вайхи видят, что мы их не боимся, спокойно чего-то дожидаемся. Так пусть подумают, что к нам пришло подкрепление, это будет только на руку. Главное – не останавливаться. Остановимся – нас затопчут.

И последнее, может быть, самое главное. Запомните, мы своих не бросаем. Десять ушли, десять вернулись на холм. Раненые, мертвые – неважно. Повторяю, десять ушли, десять вернулись. Или все вернулись, или все остались там. – Я показал рукой в сторону лагеря. – У меня все, теперь вопросы и предложения.

Пару минут все молчали, переваривая услышанное.

Затем Кадьен поинтересовался: а что будем делать потом? Все зависит от реакции вайхов, ответил я. И добавил, что утро покажет наши дальнейшие действия. К моему удивлению, вопросов больше не было – не знаю даже, хорошо это или плохо.

Дальше мы сидели у ярко горящего костра, изображая пьяную компанию. Бедные вайхи, на их месте я бы голову сломал, чтобы понять, что все это значит.

Наконец пришло время принимать коренья, и Шлон раздал каждому по небольшому кусочку. Я разжевал свой корешок, прислушиваясь к ощущениям. Немного горчит, чуть щиплет язык, слюна стала вязкой. Проглотил его и стал ждать результатов. Костер догорал. Это к лучшему – в любом случае пора привыкать к темноте. Посидели, помолчали, думая каждый о своем. Мне вспомнилась Энолия, ее ласки и поцелуи, стройное нежное тело. Почувствовав томление в чреслах, я одернул себя, встал, прошелся. Смотрите-ка, а ведь действительно окружающий мир стал светлее, раздвинулись границы видимости. Следом почувствовался пьянящий прилив сил, желание броситься на врагов, крушить их и рвать на части. Эге, передозировка, однако. Я посмотрел на остальных – то же самое читалось и в их глазах. Кивнул «диким»: пора! «Дикие» встали и попрыгали, проверяя на себе источники шума. Затем, пригнувшись, скользящей походкой отправились в ночь.

Мы сидели верхом на лошадях у самого прохода, ожидая возвращения «диких». Корешки сработали на славу: я видел склон, лежащую за ним ложбину, но, несмотря на это, появление Ворона с Котом стало для меня неожиданностью. Я даже вздрогнул – настолько внезапно они появились перед самыми мордами лошадей.

Ворон развел руками в стороны и отрицательно покрутил головой. Указав в сторону реки и брода, поднял руку с тремя пальцами, а затем провел ладонью поперек груди. На склонах никого не оказалось, переправу сторожили трое, и все они уже мертвы.

Я кивнул и указал на лошадей, которых держал в поводу Кадьен. Когда «дикие» уселись, поднял руку вверх и покрутил ею, привлекая внимание. Затем вынул белую повязку и пристроил ее на тулью шляпы, пятками посылая Ворона в проход. Мы выстроились в две шеренги, на ходу набирая скорость вниз по склону.

Когда мы приблизились к левому крылу лагеря степняков, я заорал первым, подавая пример остальным. До скалы мы долетели, почти не снижая темпа, сбивая лошадьми, топча копытами и награждая ударами копий и сабель мечущихся ошалелых вайхов. У самой скалы повернули коней к центру, устремляясь к отлично видимому белому шатру вождя.

Я бросил трофейное копье в шарахнувшегося от меня степняка. Затем, выхватив шпагу и один из пистолетов, направил Ворона грудью на вайха, державшего саблю обеими руками. Завернув коня чуть влево, от души приложился шпагой по его шее. Выронив оружие, степняк рухнул на колени, пытаясь зажать рану руками.

Слева Прошка рубился с двумя кочевниками, страшно скалясь и нанося рубящие удары поочередно своим балотом.

Направив Ворона к ближайшему вайху, почти коснувшись стволом его затылка, в упор разрядил пистолет. Проухв воспользовался замешательством оставшегося противника, отвлекшегося на близкий выстрел, и вонзил клинок балота в его живот.

– Держать линию, – заорал я, узрев, что наш левый фланг притормозил перед группой вайхов, ощетинившихся копьями. Со стороны егерей забухали выстрелы пистолетов – три, четыре. Группа распалась, часть из них завалилась на землю, оставшиеся бросились в сторону близкой степи.

– Вперед, вперед, – скомандовал я, стараясь перекричать шум боя, одновременно пришпоривая Ворона и меняя пистолет на заряженный. Вот она, палатка главаря, еще чуть-чуть, и мы выходим на край лагеря, а дальше – все, к себе на холм. Мне на секунду показалось, что мелькнуло искаженное лицо главного вайха, что-то орущего, я направил лошадь в его сторону, но он пропал из виду. Вот и шатер, из-за него выскочил вайх с пистолетом, направляя его в мою сторону и прицеливаясь. Я попытался согнуться, спрятаться за шеей Ворона, понимая, что не успеваю. Откуда-то из-за моей спины возле него возник Анри, нанося удар шпагой по руке с зажатым пистолетом, сбивая прицел. Следующий его удар пришелся в грудь выронившего оружие степняка.

Полог шатра распахнулся от удара копьем находящегося внутри степняка, целящего мне в лицо, – я с трудом успел в последний момент отклониться немного назад. Но и это бы меня не спасло, если бы не Ворон, который чуть притормозил, отыскивая дорогу среди сваленных на землю у шатра кучи непонятных свертков. Копье пронеслось от моей головы буквально в нескольких сантиметрах, задев кожу лица привязанным к основанию наконечника конским хвостом, и втянулось обратно. Я выстрелил прямо через полог, надеясь не промахнуться на таком коротком расстоянии. Следовавший сзади Проух ткнул балотом пару раз прямо через ткань шатра, определенно в кого-то попав.

– Еще немного, нажмем, парни! – крикнул я во весь голос, и тут на моих глазах рухнула лошадь Коллайна, заваливаясь на бок и прижимая его своим туловищем. Ноги лошади судорожно задергались, не менее судорожно дергался и Коллайн, пытаясь освободиться от прижавшей его к земле массы.

И было из-за чего: в его сторону, яростно крича, бросились несколько вайхов. Среди них я увидел главного, которого трудно было с кем-либо спутать из-за его непомерной толщины. Я скачком приблизился к ним, выхватывая очередной пистолет. Удар шпагой, выстрел, снова удар шпагой. Анри все еще боролся с весом уже мертвой лошади. Ну скорее же, дружище, черт тебя возьми! Коллайн, словно услышав меня, наконец выдернул ногу и припал на одно колено, держа по пистолету в каждой руке. Два его выстрела слились в один, и ближнюю пару вайхов отбросило, сбив с ног.

Нанеся удар шпагой по левую сторону, я почувствовал резкую, обжигающую боль в правом боку. Это вайх, воспользовавшись предоставленной возможностью, вонзил в меня наконечник копья и продолжал давить, ухватившись за древко еще и левой рукой. Я, выронив и пистолет, и шпагу, вцепился в копье правой рукой, схватившись за луку седла другой, пытаясь сдержать давление. Но тщетно, рука скользила по древку, я чувствовал, как копье проникает все глубже, со звуком, удивительно похожим на треск рвущейся ткани. Мы орали оба – я от боли, вайх от ярости, а проклятое стремя не позволяло мне свалиться с лошади. Мне уже казалось, все, пришел конец, когда возле моего уха промелькнул балот. Проухв ударил, держась за самый конец древка, прямо из-за Ворона, и попал вайху по голове. Вайх упал на колени, освобождая меня от наконечника.

«Господи, больно-то как! – Пронеслось у меня в голове. Я зажал рану правым локтем, поднимая голову. Вайхов атаковали «дикие», нанося удары саблями с обеих рук и страшно скалясь при этом. Слева Нектор и Шлон яростно рубили степняков, тесня их на каждом шагу. Вайхи пятились, задние растворялись в темноте, отступая. И только те, кто попал под удары клинков, продолжали сопротивляться, пытаясь спасти свои жизни.

Через пару минут все было кончено. Коллайн с разряженными пистолетами опустился на землю, не в силах стоять на ногах.

– Анри, беги сюда, быстрее!

Ворон – могучий конь, вынесет обоих. Коллайн, сильно припадая на правую ногу, бросился ко мне, на ходу засовывая пистолеты за пояс. Я левой рукой помог ему забраться поперек седла и прокричал, вернее, прохрипел:

– Все, уходим! Шлон, Прошка – бомбы!

Взрывы, как последний привет, прогремели, когда мы вскачь преодолевали ложбину, отделяющую наш холм от лагеря вайхов.

Ворон легко внес нас на холм, следом подтянулись остальные, соскакивая с лошадей и хватаясь за приготовленные ружья. Анри спрыгнул с Ворона и поковылял к валу.

Я продолжал сидеть на лошади, боясь пошевелиться: при малейшем движении боль обжигала.

– Прошка, все вернулись?

– Все, только Кадьен, ваша милость… – И Прохор указал пальцем на тело Кадьена, лежащее на земле.

Еще один хороший человек погиб, подумал я. Сколько их еще будет, и не слишком ли велика плата за проклятый металл?

Эх, Кадьен, Кадьен. Он присутствовал в моих планах, была у меня мысль и желание сделать его конезаводчиком. Построить ферму для разведения лошадей, но не рысаков или верховых, а тяжеловозов или битюгов. Битюги, или, как еще их называют, ломовые лошади – тяжелоатлеты лошадиного царства. Крупные, сильные, выносливые, они способны в одиночку тянуть груз, что обычным лошадям и в паре не под силу. Да что теперь говорить…

Я подъехал к валу, пытаясь рассмотреть, что творится в лагере вайхов. С той стороны слышался слабый шум, но не видно ничего, темно. Корешки Шлона – отличная вещь, но и они имеют свой предел. Закашлявшись, приложил носовой платок ко рту, со страхом ожидая увидеть пятна крови – верный признак того, что задето легкое. Но нет, платок остался чист. Закружилась голова, и я непременно упал бы с лошади на землю, если бы Проухв не подхватил меня на руки. Он помог мне улечься на расстеленную попону, содрал с меня куртку, рубашку и уставился на рану.

– Что там?

– Ничего не видно, ваша милость, в крови все. Сейчас Шлона позову.

Подошел Шлон, при свете факела промыл рану кипяченой водой, припасенной именно на такой случай.

– Повезло вам, копье прошло между ребер, зацепило одно. Рана большая, но внутрь не идет. А вот возьми он чуть правее… Сейчас микстуру примете, на рану польем, хорошенько перевяжем. Крови много вытекло, но это дело наживное. Повезло.

Шлон поднес мне ко рту стаканчик с самогоном, дал запить водой с разведенным медом и сунул в зубы веточку. Затем безо всякого предупреждения начал поливать рану все той же виноградовкой. Вот теперь я хорошо почувствовал, что терпел он сам в свое время. Когда мне удалось отдышаться, Шлон уже заканчивал бинтовать.

– Шлон, как остальные? Кого-нибудь зацепило серьезно? Что с Анри?

– Серьезно только у вас, да у Кадьена серьезней некуда. – Шлон помрачнел. – У барона Коллайна сильный ушиб, возможно растяжение, но переломов нет. У Амина порез через всю щеку, надо зашивать, я сам все сделаю, видел, как вы шили. Шрам останется, но ничего, девки больше любить будут. Пелай без передних зубов остался, ругает вайхов так, что ужас, а сам шепелявит, ничего не поймешь.

У Проухва плечо прострелено, левое, но с самого краю – в мякоть попали. Нектор за бок держится, боюсь, что ребро сломано. Только «дикие» без единой царапины вышли, словно заговоренные.

– Мне бы самому кранты пришли, если бы Кадьен не спас, а сам… – Шлон тяжело вздохнул.

Я снова обратился к нему:

– Шлон, когда закончишь с ранеными – похороните Кадьена, помяните его как положено. И готовьтесь к дороге – вьюки на лошадей приторочить и все остальное. Чувство у меня такое, что утром дальше поедем – сколько можно здесь торчать? А я полежу пока немного.

Шлон кивнул и вдруг заговорил горячо и быстро:

– И все равно мы молодцы! Уже в который раз так надрали задницу самим вайхам! Про них такие страсти рассказывают… Мне же дома никто не поверит, когда вернемся, – брешешь, скажут. Ваша милость, можно мне на вас сослаться? Иначе же точно не поверят…

Я согласно кивнул, хотя уже хорошо знаю Шлона и его способности к фантазиям. Алкоголь подействовал, клонило в сон, я прикрыл глаза и полетел в глубокий черный колодец.

Глава 15 ГОЛОВА

Когда я пришел в себя, то первое, что увидел, была моя шпага. Она лежала недалеко от меня, на расстоянии вытянутой руки. Я уже совсем было попрощался с ней, не надеясь увидеть никогда. Можно сказать, успел оплакать ее, а она вот она, красавица моя. Потянувшись к ней и поморщившись от боли, я взял ее в руки и поцеловал.

Сбоку послышался тихий смешок. Конечно, это Анри. Я не ошибся.

– Какая трогательная сцена. У меня даже слезы умиления выступили!

Я не остался в долгу:

– Это что, новая столичная мода, дорогой барон? Очень приятно встретить в этой глуши человека по-настоящему светского.

У Коллайна на правой ноге белела свежая толстая повязка, сапог на нее, естественно, не налезал, и на ступне красовался кусок сыромятной кожи, примотанный тем же бинтом.

Анри улыбнулся:

– Артуа, обещай мне, что, когда ты умрешь, я оставлю себе на память твой язык. Вряд ли в своей дальнейшей жизни я встречу что-нибудь хотя бы отдаленно напоминающее его.

Я отмахнулся – не до пикировок – и с кряхтением поднялся на ноги:

– Что там внизу?

– Туман, де Койн, ничего не видно. Ты посмотри вокруг.

Я огляделся. Действительно, густой туман, даже здесь, на вершине холма, видимость ограничивалась максимум десятью шагами. Мы вдвоем доковыляли до вала, где собрались все наши. Поприветствовав всех поднятием руки, вспомнил:

– Анри, тебе же нужна лошадь.

Тот только махнул рукой:

– Лошадь Кадьена прибежала, увязавшись за нами. А вот седло… – Его лицо омрачилось.

Коллайн всего-то и имел, что шпагу отличной работы, пару неплохих пистолетов, красивое дорогое седло да честь, в которой не позволял усомниться нигде и никому.

Тяжелая потеря, ничего не скажешь. Постояли, помолчали, глядя вниз.

– Черт побери, когда же развеется этот туман, – со злостью произнес я. Как по мановению волшебной палочки, тут же налетел ветерок, рвя туман в клочья. Прошка посмотрел на меня разинув рот. Я сам удивился не меньше его, но не подал виду. – Давно уже следовало разбудить! – Следующий порыв ветра разогнал остатки тумана без следа. Прошкина челюсть упала еще ниже.

Мы все с напряжением взглянули на лагерь вайхов. Он был пуст.

Парни, в едином порыве прокричав «а-а-а», синхронно подняли руки в «жесте отрицания». Я с подозрением взглянул на Коллайна: вы что, сговорились, пока я спал? Но Анри и сам выглядел не менее обалдевшим.

Нет вайхов, нет, ушли они. Все, теперь надо действовать быстро.

– Кадьена похоронили? – Коллайн подбородком указал на свежую могилу с камнем у изголовья, которую я раньше не мог заметить из-за густого тумана.

– Все, парни, подъем. Быстро, быстро!

Через несколько минут мы уже спускались в ложбину, ведущую к реке. Анри посмотрел на меня, но я еще до этого принял решение и объявил его, не повышая голоса – в боку продолжал гореть огонь:

– Орлы, быстро осматриваем лагерь – не задерживаемся, время не ждет.

Вайхи уходили в темноте, в спешке, вряд ли они успели забрать с собой все.

Подъехав к самой воде, я остановил Ворона, осматривая место будущей переправы. Вот они, те самые камни, затем поворачиваем на буруны и наискось пересекаем оставшуюся часть реки.

Не оборачиваясь, я спросил у «диких», спустившихся к реке вместе со мной, имея в виду ночной бой:

– Главарь не попадался?

Ответил Кот:

– Еще как попался, господин барон. Его Ворон на голову короче сделал. Это точно он был, в мундире на голое тело. – И Кот коротко хохотнул.

Вот и славненько, туда ему и дорога.

Подъем на той стороне реки мне не нравился. Длинный такой подъем, крутой, в конце его густые заросли кустарника. Увидеть спрятавшихся за ними людей отсюда нереально. Придется рискнуть, естественно самому. Толку от поддержки будет ноль, ландшафт не тот.

Вскоре подъехали мои люди. Коллайн восседал в своем седле, и вид у него был довольный донельзя. Трофеев практически не нашлось: пара пистолетов, нами же и оброненных, да еще по мелочи. Прошка сунул мне в руку три тускло блеснувших камешка.

– Возьмите, ваша милость. Ребята наковыряли.

Поблагодарив, я сунул камни в карман и обратился ко всем:

– Сейчас я первым перееду реку через брод – смотрите внимательно и запоминайте. Напрямую реку не пересечешь: течение быстрое, камни на дне крупные, лошади могут переломать ноги. Собираетесь на том берегу у самой воды, ждете, пока я поднимусь в горку. Если наверху все нормально, махну рукой. Все, я поехал.

До середины реки я доехал нормально. Потом, уже взяв курс наискосок, решил немного сократить путь, повернув чуть правее.

Сделав два шага, Ворон рухнул в воду по самое брюхо, затем рванулся вперед и вывез меня на берег. Эти скачки очень болезненно отдались в правом боку, я даже выругался сквозь зубы. Надо же, а мне показалось, что в этом месте неглубоко. Я указал рукой, что нужно ехать дальше, не сворачивая, чтобы сократить переправу. «Дикие» перебрались нормально, за ними потянулись остальные. Наконец, когда перебрались все, я тронул лошадь на подъем, сжимая в левой руке своего двуствольного любимца. Меня обогнали Ворон с Котом, затем егеря. К концу подъема в хвосте отряда оказались два инвалида – Коллайн да я. Мне представилась прекрасная возможность сравнять счет, и я не преминул воспользоваться ею:

– Нисколько не сомневался, что вайхи оставят седло на месте.

– Это почему еще? – удивился Коллайн.

– Вайхи дикари, но не идиоты. Возьми они седло с собой – вы, барон, непременно бросились бы в погоню, и они это отлично понимают. Что им после этого прикажете делать? В степи спрятаться негде, а в горах они не выживут.

Это тебе за мой язык, дорогой Анри.

Мы все благополучно поднялись наверх. Никто нас не ждал, никто не выскочил из кустов, никто не начал палить с окружающих скал.

Жестом подозвав к себе Шлона, я обратился к нему:

– У меня к тебе просьба, именно просьба. Мне бы хотелось, чтобы ты задержался здесь на некоторое время. Меня интересует, придут ли вайхи. Все говорит о том, что кочевники ждали подкрепление – хочется в этом убедиться. Долго не жди, буквально пару часов, не больше. Мы направимся вон к той двугорбой горе. Между этими горбами перевал, дальше долина – туда нам и надо. Возьми с собой еще человека.

– Все понял, сделаю, – ни секунды не задумываясь, ответил он. – Я сам справлюсь, господин барон.

– И не рискуй понапрасну, у нас на счету каждый человек, тем более такой, как ты. Все, мы выступаем. Удачи тебе, Шлон. – У меня душа не лежала оставлять его одного, но я хотел узнать о причине, из-за которой банда вайхов бездействовала столько времени.

По всей видимости, они приняли нас за передовой отряд, разведку, так сказать. Всем своим поведением мы доказывали это. Так вести себя можно, только если знаешь, что основные силы на подходе. Ну а в таком случае совсем не зазорно обратиться за помощью. Если все обстоит действительно так, то мы успели уйти вовремя. Но пока такая версия событий только предположение. Может, у Шлона получится все прояснить.

Порядок следования изменился. Теперь впереди оказались «дикие», которые получили команду не отрываться от нас далеко. Следом я, Коллайн и Прошка. Амин с Пелаем ехали, держа в поводу наших трех вьючных лошадок. Последним, замыкая процессию, держался Нектор.

Мы ехали уже достаточно долго, день давно перевалил на вторую половину, я все чаще оглядывался назад, надеясь увидеть догоняющего нас Шлона, и уже сто раз пожалел о своей просьбе. Если бы не рана в боку, взял бы с собой Нектора, вернулись бы да посмотрели, что да как. Если бы да кабы…

Местность, по которой мы продвигались вперед, поражала своим разнообразием. Песчаные участки с торчащими из земли осколками скал чередовалась с клочками буйной растительности, переходящими в живописнейшие луга с яркой, пышной зеленью. В очередной раз оглянувшись, я вздохнул с облегчением: нас догонял Шлон, но не по нашим следам, а напрямик, через луг, вынырнув из густой дубравы.

Поперек его седла что-то лежало, и, когда он приблизился достаточно, я разглядел молодого рыжего оленя с белыми пятнами и небольшими рожками.

Охотник, мать твою! Мы уже все глаза проглядели, а он охотой развлекается.

Догнав отряд и поравнявшись со мной, Шлон лихо откозырял двумя пальцами:

– Они пришли, господин барон! Сотни две, если не все три, – буквально через пару часов после того, как вы уехали. Я понаблюдал за ними некоторое время, а когда увидел, что они собираются переходить реку, отправился вас догонять. Если бы не знал, куда вы направляетесь, вряд ли смог бы найти. Не думаю, что и они смогут, – местность не та, особенно возле реки. Ловко вы следы спрятали, ничего не скажешь.

Действительно, в самом начале пути мы долго ехали против течения по неглубокому ручью, дно которого было усеяно мелкой галькой. Увидев, что мой взгляд останавливается на его поклаже, Шлон широко улыбнулся:

– Сам на меня выскочил, чуть на коня не запрыгнул, честное слово! Мне даже стрелять не пришлось! – И он потряс коротким трофейным копьем.

Я с сомнением посмотрел на него и ничего не сказал. Чай, не мальчик, понимает, что звук выстрела слышен издалека, особенно в горах. Да и рана на левом боку оленя непохожа на огнестрельную.

Подъехал Нектор, задумчиво посмотрел на добычу и заявил:

– Такие обычно парами ходят. А он одного сожрал, чтобы с боевыми товарищами не делиться – вот и задержался.

Шлон от возмущения захлопал глазами, широко открыв рот. Нектор довольно ухмыльнулся и, попридержав лошадь, отстал от нас. Что-то разговорился наш молчун, спуску своему обидчику не дает, – может, это и к лучшему.

На ночлег мы выбрали отличный лужок с протекающим невдалеке бурным ручьем. Пока готовился ужин, главным блюдом которого благодаря охотничьему таланту Шлона должно было стать жаркое, мы с Анри в который раз рассматривали бумаги покойного графа Дютойла. До самой нашей вынужденной стоянки на вершине холма мы следовали путем, отличным от указанного на карте. Там маршрут пролегал южнее и не был столь опасным. Но нас торопило время: близился сезон дождей, длящийся обычно месяц-полтора, изредка чуть больше.

Весь этот период идет дождь, не прерываясь ни на минуту. Сильный дождь сменяется проливным, иногда едва моросит. Все вокруг сыро, мокро, раскисшая земля, вздувшиеся реки… Но что самое плохое – мы потеряем свой главный козырь, огнестрельное оружие. От всепроникающей влаги отсыревал порох, мокрый кремень не давал искры…

С момента переправы я строго следовал указаниям, присутствующим в бумагах графа. На следующий день мы должны пройти перевал, проходящий через двугорбую гору, и выйти в долину, пересечь ее и свернуть в ущелье. Преодолев ущелье, практически достигнем цели нашего путешествия – каньона, названного безвестным предшественником Золотым.

Карта крайне схематична: никаких условных знаков. Лес изображен как лес, река как река, горы тоже нарисованы горами. Раскрась – и получится детский рисунок. На рисунке долины, которую мы должны пересечь завтра, красовалось изображение мужской, вернее, старческой головы с длинными усами и бородой. Что это означает – непонятно, но обозначенный на карте путь доходит до нее и сворачивает налево, к ущелью.

С этим разберемся завтра, ужин готов. Я свернул бумаги, вложил их в кожаный тубус и заткнул его деревянной пробкой. Принятые в этом мире технологии изготовления бумаги не позволяют сворачивать ее пополам: после нескольких сгибов она ломается, если, конечно, не сделана из шелковой ткани. Но такая бумага стоит дорого.

После ужина, распределив ночное дежурство, все быстро угомонились – сказалось напряжение последних дней. Кони, оголодавшие за время вынужденной диеты, громко хрустели сочной травой, в полной мере наверстывая упущенное. Я еще долго лежал, всматриваясь в звездное небо над нами, казавшееся совсем близким. По сравнению с земными звезды казались огромными. На Земле таких звезд я не видел даже на экваторе. Ничего знакомого, абсолютно ничего.

Когда-то астрономия являлась частью моего образования, пусть и не основной. А здесь ни Млечного Пути, ни Полярной звезды, ни Южного Креста… Когда я стал осторожно наводить справки о Луне как о спутнике планеты, люди вообще не понимали, о чем речь.

С высот космических мои мысли вернулись к делам обыденным, земным. Вспомнил о своей ране, на которую Шлон перед сном наложил свежую повязку. Дело даже не в самом ранении – плохо чувствовать свою ущербность. Хотя он обнадежил меня: все идет хорошо, нагноения нет.

Дальше мысли потекли в сторону наших общих проблем. Провизии оставалось маловато, расходы оказались выше, чем предполагалось. Купить ее здесь нереально, охотиться некогда, да и опасно. Ладно, на текущий момент эта проблема некритична.

Перевал мы преодолели козьей тропой, затратив на переход не так много времени, как предполагалось. Горная долина встретила нас развалинами башни, сложенной из дикого камня, от которой осталось одно основание. Башня, судя по размерам, служила и для жилья, и для обороны. Прошка, не поленившийся залезть в развалины, рассказал, что внутри башни имеется обвалившийся колодец.

Дальше пошел лес, густой и нехоженый. Попадались и фруктовые деревья, уже давно одичавшие. Анри предположил, что в прошлом на этом месте рос сад, приносящий плоды хозяевам башни. Я вяло интересовался происходящим – немного лихорадило, было, честно говоря, не до следопытства. За лесом нас ждало поле, заросшее невысокой травой и усеянное гигантскими валунами, иногда просто громадными. Объехав очередной камень, мы увидели человеческую голову, высеченную из белого мрамора, – голову очень старого человека, с лицом, изрезанным морщинами, кустистыми бровями, длинными волосами, бородой до земли и вислыми усами. Лицо не выражало ни угрозы, ни гнева, а одно лишь спокойствие и холодное равнодушие. Мы подъехали и застыли, пораженные увиденным зрелищем. Камень удивительно напоминал голову старика, однако сколько мы ни всматривались, не могли обнаружить следов рук человека, работавшего с изваянием. Но под силу ли природе создать подобное?

На земле перед изваянием находился небольшой валун с плоской поверхностью, черный, с красными прожилками, изображающий алтарь. На нем лежали несколько тусклых монет, нож с роговой рукояткой и ржавым лезвием, серебряный ковшик, несколько камешков алого и синего цвета, давно выцветшие и сгнившие ленточки ткани. Рядом на земле валялись еще какие-то мелочи, уже почти неразличимые под слоем пыли и сухой травы. Прикоснувшись ладонью к щеке старика, я не почувствовал ни холода, ни жара. Достав пару мелких серебряных монет, бросил монеты на алтарь. Сняв шляпу и прижав ее к груди, отвесил легкий поклон неведомому божеству. Тронув поводья Ворона, уступил место Коллайну. Анри, на удивление, выглядел очень серьезным. Порывшись в поясе, он тоже внес свою лепту чешуйкой серебра.

Никто из нас не проехал мимо, не оставив старику воздаяние, – голова впечатлила всех. Пелай, задержавшись чуть дольше остальных, прошептал несколько слов. Прошка – тот вообще застыл как еще одно изваяние, вглядываясь в грубые, но удивительно точные черты лица каменной головы. Нектор хлопнул его по плечу: приди в себя, парень. Прошка подъехал ко мне:

– Он мне подмигнул!

– Кто?

– Старик этот.

Я пожал плечами: игра света, тени, еще что-нибудь. Я в чудеса никогда не верил и не видел их ни в этой, ни в прошлой жизни.

Хотя само мое появление здесь не чудо ли? Если, конечно, это все не сон и не горячечный бред. Но не может же это длиться около трех лет? На всякий случай я решил ущипнуть себя, но опомнился: когда болит бок, не стоит думать о щипках.

Хватит об этом, других дел много. От головы мы должны взять левее, держа направление вон на те скалы. Карта хоть и крайне примитивная, но очень подробная: на ней обозначены и удобные места для ночевок, и источники воды, и броды через реки.

Дальше, до самого входа в ущелье, мы ехали в молчании, осмысливая недавно увиденное зрелище. Закат догорал, до темноты оставалось не так уж много времени, и потому решили заночевать здесь же, чтобы пройти ущелье при свете дня. На дне ущелья бушевал поток, и нам предстоял путь по узкому карнизу, нависшему над пропастью. Стоит преодолеть его – и все, мы почти у цели, останется всего день пути.

Глава 16 КАНЬОН

Я стоял на самом краю каменного козырька, нависшего над бездонной пропастью. Где-то далеко внизу шумел и пенился буйный поток, но сюда, на такую высоту, доносился лишь слабый грохот.

Чуть дальше, вверх по течению, виднелась яркая радуга, висящая на мельчайших капельках водной пыли, образованных водопадом.

Мы прошли ущелье, преодолели оставшуюся часть пути до каньона, названного Золотым, и вот он передо мной, сразу за водопадом.

Мы теряем уже четвертые сутки, пытаясь найти вход в каньон. На карте есть все, кроме того, как попасть в него. Не могу себе даже представить, насколько это может затянуться. Прошлую и позапрошлую ночь мы ночевали практически на голых скалах, лишенных всякой растительности. Не хочу и думать, сколько нам их еще предстоит и насколько у нас хватит мужества.

Ни о каких веревках не может быть и речи. Нам понадобится пустить для этого кожу всех наших лошадей на ремни, и что толку? Из всех нас начальную альпинистскую подготовку имели только «Дикие» и я. Да и то большая часть моей подготовки приходится на лазанье по чужим окнам и балконам с известной целью, усмехнулся я. Мне тем более трудно сейчас, когда в правый бок словно штырь воткнули и забыли вынуть. Далеко внизу, на склоне, паслись наши лошади, вернее, пытались пастись, выщипывая между камней стебли чахлой травы. После ночевок на холодных камнях практически все начали сухо покашливать, и это только начало.

– Господин барон, ваша милость, я нашел… Нашел его!..

Ко мне, часто оскальзываясь и оступаясь на влажных камнях, бежал Амин. Добежав, он зачастил, все еще тяжело дыша от быстрого бега и возбуждения:

– Там проход… Такой узкий… Лошадь с поклажей не пройдет… Я случайно… Там еще куст растет, колючий такой… Я пролез туда, прошел… и вышел. А там, там… – Он на мгновение замолчал, подыскивая слова. – Там красиво. И река, и трава, и деревья. Пойдемте, я помогу вам дойти, я покажу.

«Ах ты мой Зоркий Сокол, – чуть ли не с нежностью подумал я, – что бы мы без тебя делали?»

– Спасибо, воин, я сам доковыляю.

Ковыляли мы достаточно долго. Амин весь дрожал от нетерпения, но, увы, я пока свое отбегал, прыгать с камня на камень никак не могу.

Вход в узкую расщелину, ведущую в каньон, действительно был замаскирован самой природой. Пройди хоть сто раз мимо – не увидишь, бесполезно. И как Амин умудрился отыскать эту щель, ума не приложу.

– Ты молодец, Амин, ты настоящий молодец, – сказал я, держа его за плечи и глядя ему в глаза. Довольное лицо парня, все еще обмотанное бинтами, расплылось в улыбке. – Беги собирай наших, сворачивайте лагерь, берите лошадей – и сюда. Я пока пойду сам посмотрю.

Мне с трудом удалось протиснуться мимо колючего кустарника с редкими синими цветочками. Затем я начал пробираться к выходу в каньон. Да, действительно узко, можно и застрять. Но вот впереди показался просвет. Осторожно ступая и придерживаясь руками за стенку, я добрался до выхода. Глянул на открывшийся вид и застыл в восторге: да, Амин прав, действительно очень красиво.

На противоположном берегу речушки зеленела роща, упираясь в самый край каньона. Левее от нее был веселый лужок с цветущими там и сям кустами. Невысокая каменная гряда, отделяющая лес от луга, доходила почти до самой воды. Сама речушка попадала сюда, образовав что-то среднее между порогом и маленьким водопадом, а вытекала через настоящий водопад, виденный мною не так давно с края пропасти. Правый берег был намного скучнее – весь усеянный крупными валунами, с редкими клочками зелени. Из отвесной стены каньона бил поток парящей воды.

«Здесь обязательно должна быть рыба, – решил я, глядя на реку. – Горная форель или еще что».

Позади, из расщелины, послышались голоса: показались Анри, Прошка, Шлон. Они вышли из прохода и тоже застыли, зачарованные открывшимся видом. Казалось бы, чего там – лесок, речка, луг, – но после скучных серых скал картина очень впечатляла.

В проход завели лошадей, перенесли весь скарб. Вскоре нашелся и брод через реку, мелкий, но неровный, с ямами и камнями.

Там и сломала ногу одна из наших вьючных лошадей, переходящая через реку последней. Она стояла на берегу, поджав покалеченную ногу, и по ее морде текли слезы.

– Шлон, – подозвал я егеря, – у нас уже не хватает продуктов. Ты понимаешь, надо ее… – Я указал на лошадь. – Мы уже ничем не сможем ей помочь, так ведь?

Шлон кивнул, соглашаясь со мной: мол, сделаю, не беспокойтесь.

Провизии действительно не хватало, нам все равно пришлось бы пустить одну из лошадей на мясо – вполне возможно, даже эту. Если бы Кадьен оставался с нами, возможно, он смог бы ей помочь, но какой смысл лечить одну, чтобы зарезать другую? И все же почему тогда такое поганое настроение?..

Я обратился к остальным:

– Все, парни, мы дошли. Дошли, несмотря ни на что. Завтра с утра приступим к поискам. А сегодня мы разобьем лагерь, приготовим ужин и будем отдыхать. Выпьем вина, споем песни и устроим пляски. Здесь достаточно безопасно, но испытывать судьбу не будем. Напротив прохода посадим дежурного с самопалом, Проухва. Его основная и единственная задача – сделать один выстрел и ретироваться на наш берег. Грохот мы услышим из любой точки каньона. Теперь лошади. Для них необходимо огородить участок леса, чтобы они не разгуливали где попало. Вот, собственно, и все. Обустраиваемся и отдыхаем до завтра. Потом начнутся суровые трудовые будни. Чем быстрее справимся, тем раньше вернемся домой. Вопросы есть?

Люди смотрели друг на друга, пожимая плечами. Какие могут быть вопросы, когда все ясно? Вот завтра, когда начнется та работа, ради которой мы здесь оказались, они появятся. А сейчас и так все понятно, роли давно распределены, каждый знает, чем ему заниматься при устройстве лагеря.

Один вопрос все же нашелся – у Проухва:

– Ваша милость, а зачем пляски плясать?

Я посмотрел на бледное, осунувшееся лицо парня с чистыми голубыми глазами. Рана у Прохора хоть и небольшая, слегка зацепившая мягкие ткани плеча, воспалилась и доставляла ему много неудобств.

– Я пошутил, Проухв. Плясать не будем. Будем отдыхать. И микстуры выпьем. – Подумав, добавил: – Немного.

Из взятых двух бутылей емкостью около пяти литров каждая осталась одна, заполненная примерно наполовину. Что такое десять литров алкоголя на десять здоровых мужиков, пусть и не привыкших к крепким напиткам? К тому же на обработку ран немало ушло. Захочешь, не сопьешься. А ведь нам еще предстоял обратный путь, не менее опасный, – надо экономить. Но сегодня можно, и даже нужно.

Работа закипела. Соорудили очаг, наносили дров, обустроили места для ночлега.

Я тем временем отправился на реку. Река горная, с быстрым течением и холодной водой. Должна здесь рыбка водиться, должна. Пройдя вверх по течению реки и упершись в скалы, я внимательно осмотрел выходы пород на берегу. Кварц, пирит – все это верные спутники золота.

Вот здесь мы поставим колоды, две штуки, прямо под те струи. Подавать породу будем отсюда – лопаты есть, и сделать придется всего пару шагов.

Парочку телячьих шкур мы привезли с собой. Много и не надо – порежем, застелем вместо ковриков. Я вспомнил, что на вопрос Прохора, зачем нам шкуры, ответил, что поменяем их на золото. Когда он поинтересовался, сколько за них дадут, с чистой совестью ответил: ровно столько, сколько сможем унести, чем немало его озадачил. Есть у нас и старательские лотки, целых пять штук, и им тоже найдется работа.

А вообще-то, пришла мне в голову новая мысль, вытесняя все остальные, это не часовому нужно убегать к нам, а нам спешить ему на помощь. В узкую щель иначе как поодиночке не протиснешься – максимум вдвоем, но в этом случае они будут мешать друг другу. Трех стрелков вполне достаточно, чтобы сдержать напор нападающих, остальные будут успевать перезаряжать оружие и подавать им. Построим напротив щели укрепление из камней, сверху его будет прикрывать скальный козырек. Ночью необходимо дежурить вдвоем, спать по очереди. Случись что – два ствола в такой ситуации уже сила. Бежать до расщелины отовсюду недалеко, в длину каньон примерно с лигу, в ширину и того не будет, брод мелкий, по колено, даже удивительно, как лошадь умудрилась сломать себе ногу.

Кстати, как нельзя более своевременно – вон какой запах стоит. Я посмотрел на своих людей, которые с нетерпением наблюдали, как Шлон священнодействует у очага, гремя сковородками. Казалось бы, и часа не прошло, как я, можно сказать, оплакивал покалеченную лошадь, а сейчас, почувствовав запах жареного мяса, уже и рад этому обстоятельству.

Мое внимание привлек деревянный предмет, почти не видимый из-за высокой травы. Нагнувшись, я обнаружил лоток круглой формы, похожий на вьетнамскую шляпу из рисовой соломы. Говорят, такими лотками пользовались на Клондайке. У нас другие, больше похожие на половинку вытянутого октаэдра. Что касается обнаруженного лотка – мы здесь не первые, это понятно. Но мы должны стать единственными, если все пойдет по плану. И конечно, в том случае, если здесь действительно есть золото.

Я подошел к воде, зачерпнул горсть песка и промыл его под бегущей струей воды. На ладони остались несколько мелких камешков и две тонкие пластинки золота, называемые старателями значками. Та, что крупнее, достигала размеров ногтя мизинца, вторая пластинка была поменьше, но ненамного.

Вот это да! С первого раза! С горстки песка!

Или его здесь очень много, или мне крупно повезло, в чем я сильно сомневаюсь – с моим-то везением! Настроение резко пошло в гору.

Меня позвали ужинать, и я, зажимая в кулаке значки, поспешил на зов.

Ужин Шлону удался на славу – шкварчащие колбаски из конского мяса с зеленью дикого чеснока, сорванного тут же, на берегу, и толстые свежеиспеченные лепешки с румяной корочкой сверху и мягкие внутри.

Все выпили, уже привычно задерживая дыхание, затем отдали должное колбасе и лепешкам. Что ж, теперь можно и слово молвить.

Начал по делу, рассказав свои мысли о защите прохода. Все согласились – вполне резонные доводы. В спокойной обстановке я старался лишний раз не приказывать, не объяснив причину и логику распоряжений. Это не в горячке боя, когда не до разъяснений.

Затем пошел дальше. В принципе все собравшиеся вокруг меня являются моими наемными работниками с твердой оговоренной оплатой, но если есть возможность простимулировать труд, почему бы этим не воспользоваться?

Начал я издалека.

– Воины, – обратился я к ним, – мы вместе с вами проделали долгий и нелегкий путь. Надеюсь, за это время я успел заработать толику вашего уважения, и потому у меня к вам будет маленькая просьба. Впредь называйте меня не «ваша милость» или «господин барон», а…

– Ваша светлость, – успел вставить Прошка.

Я исподтишка показал кулак Коллайну, который едва сдерживал смех, и пристально посмотрел на Проухва. Будь я на его месте, сам бы так сказал. Но нет, Прошка смотрел на меня простодушными и доверчивыми глазами, в которых не было и тени иронии.

– А, например, командиром.

– Что такое командир? – спросил Нектор.

– Командир – это старший, главный, шеф или босс – как вам угодно. – Я снова увидел расплывающееся в улыбке лицо Анри. Надо будет выяснить потом, что опять не так. – Ну вот, например, сейчас командир я. Убьют меня, не дай бог, кто станет старшим?

– Барон Анри Коллайн, – последовал ответ Пелая.

– Правильно. Вот он и станет командиром.

Нет в общеимперском языке такого слова, самое близкое по смыслу – начальник, но я при нем сразу вспоминаю известных гастарбайтеров из Средней Азии.

– Сами посудите. Идет бой. И вот я слышу: «Ваша милость, прошу вас обратить ваше драгоценное внимание на ситуацию справа, где, не замеченный вами, господин барон, к вам приближается дикий степной кочевник с явной целью поразить вторично многострадальный правый бок вашей милости». – Я специально утрировал до предела, вызвав общий смех. – Все, с этим покончено. Теперь о главном. Завтра приступим к поискам золота. Наша задача – добыть его как можно больше и уйти отсюда как можно быстрее. Предлагаю вам кроме положенной оплаты еще и часть того золота, которое мы здесь найдем. Скажем, одну восьмую. – Я жестом заставил всех замолчать. – А золото здесь есть. Можете сами убедиться.

Разжав кулак, протянул значки Нектору, который сидел рядом.

– Посмотрите, пощупайте. Стоило мне один-единственный раз зачерпнуть ладонью песок из реки – и вот результат.

Народ возбужденно зашумел, кое-кто порывался отправиться за золотом прямо сейчас, несмотря на сгущавшиеся сумерки. Обе новости им понравились. Еще бы! Я подал знак Прохору, подвизавшемуся на роли виночерпия: наливай!

Посидели еще немного и потянулись на отдых. «Дикие», даже сейчас в своих кирасах, поднялись и, захватив по паре ружей и походные одеяла, отправились к расщелине. Они не стали лезть в воду. Спустившись чуть ниже по течению, «дикие» пересекли реку, ловко прыгая по торчащим из воды валунам. «Дикие» – это воины. Таких бы человек пятьсот – и гоняй вайхов по степи из края в край, пока не надоест.

Я же решил перед сном пройтись немного по берегу реки. Меня догнал Анри, слегка еще прихрамывающий, но уже в сапогах на обеих ногах.

– И что тебя так рассмешило?

– Понимаешь, Артуа, слово «босс» на древнеимперском языке обозначает жеребца. Кстати, босс ор боссен, жеребец на жеребце – отличный девиз, и для герба походит, – рассмеялся он.

– Барон Коллайн, не сочтете ли вы за труд на ближайшие четыре месяца прикрыть единственную брешь в нашей обороне своей грудью? Провизию мы будем доставлять два раза в неделю. Но вы можете разбить огородик, опять же рыбку можно половить… Уверяю, что у вас будет достаточно свободного времени, чтобы позаботиться о своем пропитании.

– А почему четыре месяца? – удивился Коллайн.

– Извините, барон, погорячился. Я хотел сказать – на все время нашего пребывания здесь.

– Командир, я все понял и осознал. И впредь… тоже понял.

– То-то же. – Мы посмеялись и разошлись спать…

Утром меня разбудили азартные крики со стороны реки. На берегу ловили рыбу Шлон и Ворон, еще трое азартно им сопереживали, подбадривая рыбаков. На траве уже блестели серебристой чешуей с пяток крупных рыбин, длиной с руку взрослого человека. Ворон, потеряв обычную невозмутимость, азартно пытался вытащить на сушу очередную форель.

– А-тставить ловить рыбу, – подойдя к рыбакам, заявил я.

– Почему, командир? – недоуменно спросил Шлон.

– Пелай, сколько у нас соли? – спросил я у находящегося здесь же нашего «зампотылу».

– Ну, – тот почесал в затылке, – должно хватить.

– Вот так-то, Шлон, должно хватить, если будем экономить. А ведь тебе еще конину засолить надо. В реке же рыба плавает вся такая свежая, в любой момент поймал сколько надо – и все. Этого, – я указал пальцем на рыбу, лежащую на траве, – вполне достаточно. Рачительнее надо быть, рачительнее. А работу я вам сейчас найду. Пелай и Амин делают два желоба на колоды вот такой длины. – Отмерив шагами примерную длину, сделал метки. – Шлон, на тебе мясо – соли его, копти, вяль, но чтобы ни кусочка не пропало. Ну и рыбку ждем на обед. Остальные делают укрепление напротив прохода, основательное укрепление, на века. И лежанки в нем не забудьте, на камнях, согласитесь, не очень комфортно спать. Надеюсь, к обеду закончите. После обеда займемся тем, для чего, собственно, мы сюда и прибыли.

Вскоре застучали топоры плотников, а строители потянулись на противоположный берег…

Укрепив под потоком воды колоды с телячьими шкурами, прижатыми деревянными распорками ко дну, мои новоявленные старатели ждали дальнейших объяснений.

– Работа несложная, берем лопатой вот этот самый песок и кладем на начало колоды. Вода его уносит вниз, мы снова кладем песок и так далее. И еще один важный момент: нужно постоянно подгребать песок вверх, навстречу потоку.

Продемонстрировав наглядно, как это делается, я взял лоток и показал, как им пользоваться. Парни с энтузиазмом принялись за дело. Процесс пошел, и пошел неплохо, очень неплохо.

В первый же день старания мы сняли солидный урожай – по моим прикидкам, килограмма полтора-два. Работали все, за исключением стража возле прохода и меня по вполне понятным причинам. Восьмая часть, а это двенадцать с половиной процентов, будет делиться на всех, то есть и работать должны все, что справедливо. На следующий день наша добыча удвоилась, затем выросла еще немного и остановилась на этой цифре. Вероятно, мы достигли предела. За неделю мы сделали килограммов тридцать, может, чуть больше, но ненамного.

Еще в первые дни нашего пребывания здесь мне пришла мысль сделать эталон веса в десять килограммов. Обычно мой вес колеблется от девяносто до девяносто пяти килограммов. Сейчас я не в лучшей форме, примем мой вес за девяносто и будем плясать от этого. Я призвал Прошку, и мы соорудили весы-качели. На одной стороне встал я, на другой корзина, в которую Проухв складывал камни, пока весы не выровнялись. Отлично, необходимость во мне, как в гире, пропала. Камни в корзине делим пополам и уравновешиваем, то есть получаем по сорок пять килограммов на каждой стороне. Если разделить этот вес еще два раза, у нас выходит вес чуть более одиннадцати килограммов. Убираем на глаз кило – и вот нам искомые десять.

Мы делили веса с Проухвом независимо друг от друга, и в итоге у нас все сошлось. Ну почти сошлось. Мне так привычнее, я даже не стал ничего объяснять внимательно наблюдавшему за нашими действиями Коллайну, – правда, он и не спрашивал. Делить дальше не видел смысла – есть гиря в десять килограммов, и этого достаточно, чтобы определить успехи нашего старания…

Жизнь наша вошла в размеренное русло – подъем, завтрак, добыча золота, перерыв на обед, снова старание до самых сумерек, ужин, вечерние посиделки и сон. Так мы провели в каньоне две недели, и вес золота, добытого нами, приближался к семидесяти килограммам. Рана моя подживала замечательно, – отчасти благодаря мази Шлона и в неменьшей степени горячим ваннам, которые я принимал на противоположном берегу.

Бившая прямо из скалы струя, замеченная мною еще в первый день по прибытии, вымыла среди камней небольшую впадину в земле, заполнив ее доверху горячей водой, неприятной на вкус и запах. Но факт есть факт: полежав в этой ванне пару раз, сразу почувствовал ее лечебные свойства.

Я вообще вел праздную жизнь, слонялся по всему каньону, рыбачил, валялся на травке, – короче, бездельничал. Моих старателей погонять не было необходимости, энтузиазм так пер из них. Никто не отлынивал, не искал себе место потеплее, да и где его было взять?

За третью неделю мы взяли еще чуть больше двадцати килограммов, задача усложнилась – весь песок и породу поблизости от воды мы уже пропустили через колоды и лотки, пришлось срочно изготовить пару носилок. И все равно мы уже добыли золота больше, чем я представлял себе даже в самых смелых мечтах. Значительно хуже дела обстояли с продуктами: запасы наши истощились. Рыба все еще ловилась, но уже не в таком количестве, и я все чаще стал задумываться об убое еще одной вьючной лошади, тем более что трава катастрофически подходила к концу. Лошади только и делали, что жрали ее, жрали – иногда даже зло брало. И вот тогда Прошка нашел золото – много золота. Вернее, золото само нашло его.

Глава 17 ЗАКЛИНАНИЕ

Дело шло к окончанию работ на сегодня, поскольку солнце уже скрылось за каменой стеной ущелья. Я стоял задумавшись, глядя на Амина, ловко работающего на вашгерде, доводящего золотой концентрат до доступной нам чистоты. Вода, необходимая для работы на вашгерде, очень холодная и поэтому менялись там часто.

Вообще-то после этого полученный золотой песок обрабатывается азотной кислотой, сушится и подвергается действию обыкновенного магнита. И даже после этого оставались примеси, от которых можно избавиться только при плавке. В процессе плавления примеси сгорают, уменьшая вес золота примерно процентов на восемь – десять. Но ничего этого у нас не имелось, да и не требовалось. Благородного металла было много, и мы не заморачивались золотой пылью, сбрасывая ее в отвал, отбирая только крупные фракции. Эту самую пыль извлечь из породы можно амальгамированием с помощью той же ртути или применением цианидов, как на горно-обогатительных фабриках. Зато у нас экологически чистое производство, разве что воду мутим.

Подошел Проухв, весь грязный, с перепачканным лицом, но отчего-то ужасно довольный. Я кивнул ему: говори, мол, чего уж.

– Вот, ваша милость, посмотрите. – Прошка, наверное, единственный из всех, упорно продолжал называть меня таким образом, и протянул камень размером с пару кулаков, такой же грязный, как и он сам. Я взял его, удивился весу, колупнул ногтем и стал быстро обтирать камень прямо об рукав своей куртки. Мать твою, это же самородок!

Килограммов на шесть-семь, не меньше, и без всяких вкраплений кварца.

– Где ты его нашел?

– Там, – Прохор махнул рукой, указывая направление. – Там еще много. Провалился я под землю, одна голова торчит, начал выкарабкиваться, сапог застрял. Я наклонился, там темно, грязь, камни, я разгребать стал, а камни тяжелые, хоть и маленькие. Меня Шлон вытащил, я на камень посмотрел, а он блестит. Шлон меня к вам послал, – возбужденно рассказывал Прошка, ведя меня к провалу. Почти возле самой стены каньона, прямо на тропинке, протоптанной нашими людьми, носившими на носилках песок к воде, действительно зияло темное отверстие. Оттуда летели камни и грязь, затем из-под земли показалось чумазое лицо очень довольного Шлона.

– Командир, – заорал он, – вы только посмотрите, здесь же настоящий клад зарыт.

На шум прибежали остальные. Герои дня, Проухв и вылезший из ямы Шлон, гордо посматривали на остальных: мол, учитесь, парни, пока мы живы.

Как оказалось, они вдвоем несли носилки, доверху полные золотоносной породы, когда под Проухвом, шедшим впереди, внезапно разверзлась земля.

Шлон в который раз рассказывал собравшимся старателям свою версию событий. По его словам, Проухв остановился, прошептал заклинание и, топнув ногой, скрылся под землю. Шлон даже успел его расслышать, заклинание то есть. И звучало оно примерно так: надоело все, хочу домой, к мамке. Тщетно Проухв пытался возразить Шлону, что и не останавливался он, и не говорил ничего, и ногой не топал. Все, не слушая его, смеялись, хлопали по плечу и говорили: все, парень, теперь скоро домой поедешь, и мы вместе с тобой. Пора завязывать этот балаган, Прошку трудно, почти невозможно вывести из себя, но если он все-таки разъярится – спасайся, кто может!

– Так, слушайте сюда. На сегодня все, завтра посмотрим, что там нашел Проухв благодаря своей магии.

Народ потянулся к лагерю, оживленно обсуждая произошедшее событие.

– Ваша милость, – начал Проухв, – я не…

– Конечно, Прохор, конечно, – перебил его я. Ты ничего не говорил, не топал ногами. Шлон шутит. Шутник он у нас. А вот тебе действительно улыбнулась удача. Она по-разному всем улыбается. Тебе она улыбнулась таким образом.

– А вам она как улыбнулась, ваша милость?

– Мне? – Я на секунду задумался. – Мне она улыбнулась тем, что я тебя встретил. Идем, Проухв, идем, тебе еще вымыться нужно и одежду отстирать. Ты у нас герой сегодня, а герои всегда в белом ходят! – И увлек довольного парня за собой.

За следующие четыре дня мы достали из провала столько золота, что его общий вес перевалил за триста килограммов. Жила, определенно жила – да еще какая!

При промышленной добыче золота рентабельным считается его содержание два-три грамма на кубический метр, а это без малого две тонны породы. Здесь же мы легко, практически не напрягаясь, только при помощи подручных средств выдали на-гора за неполных четыре дня двести килограммов.

Наконец однажды вечером я заявил, что все, хватит, жадность фраера губит, заменив слово «фраер» местным синонимом – тругин. Народ недоуменно посмотрел на меня, и я принялся за промывание мозгов.

– Так, фартовые старатели, золото мало добыть – его еще надо довезти до дома, не потеряв при этом голову. Вот это, – я показал на небольшой мешок из грубо выделанной кожи, – десятая часть от общего веса. Потрогайте, поднимите, попробуйте на вес. Такой мешок повезет каждая лошадь, кроме вьючных, разумеется. Их мы грузить золотом не будем – понятно почему. Это, – я указал на следующий мешочек, поменьше, весом около пяти килограммов, – доля каждого из вас, которую вы получите сразу же по возвращении, в Стенборо. Главное для нас – это вернуться домой живыми, мертвым золото ни к чему. Назад пойдем налегке, взяв только самое необходимое, остальное оставим здесь, в долине. Теперь наши жизни зависят от быстроты ног наших лошадей, и перегружать их не стоит. Один умный человек сказал, что даже самым большим ртом нужно откусывать понемножку, иначе можно подавиться. Если будет угодно Создателю, мы сюда еще вернемся. Поэтому предлагаю: провал завалить камнями, два следующих дня отдыхать и готовиться к дороге, а на рассвете третьего отправимся в обратный путь. Если кто имеет особое мнение, будет лучше для всех, если он выскажет его прямо сейчас. Хуже нет недоговоренностей и бурчания за спиной… – Вот такая у меня получилась заключительная речь, подводящая итоги наших работ.

Парни молчали, переглядываясь, – вроде все верно, жадность никого до добра не доводила, а обратный путь не менее тяжел и опасен.

За всех высказался Ворон, обычно молчаливый и немногословный:

– Командир, вы правы во всем, возразить нечего. Да и дожди на носу. Верно, ребята? – Немного подумав, все поддержали Ворона. Я вздохнул про себя с облегчением: желтый дьявол портит людей – ох как портит!

– Парни, мы добыли золота достаточно, и, если вы правильно им распорядитесь, у вас начнется совершенно новая жизнь, ничуть не похожая на прежнюю. И потом, когда мы вернемся домой – я в этом абсолютно уверен, что мы все вернемся, – у нас будут такие дела, что это, – я пренебрежительно указал на кожаные мешочки, – покажется сущей мелочью, не более того.

До конца обстановку разрядил Шлон, вкрадчиво поинтересовавшись:

– Господин барон, командир, скажите, а моей доли будет достаточно, для того чтобы купить рецепт изготовления вашей замечательной микстуры от всех болезней? Клянусь использовать ее только для собственного употребления и унести секрет в могилу! Ну разве что Нектора иногда угощу, если он будет ублажать мой слух солдатскими песнями.

Смеясь, я ответил ему, что дома поговорим на эту тему.

На третий день мы выехали рано утром, как и было решено загодя.

Все лишнее, включая ставший обузой тяжелый Прошкин мушкет, надежно спрятав, оставили в каньоне. С собой взяли лишь вещи, необходимые в пути, и продукты, которые были на исходе. Немного пополнили за счет копченой рыбы, выловленной в Золотой реке, названной нами в честь каньона. Ехали тесной группой, выставив головной дозор из «Диких». К вечеру третьего дня преодолели брод и поднялись на холм, где еще недавно мы так успешно воевали с вайхами. Отличное место для ночлега, лучшего и искать не надо. Костер разводить не стали, чтобы не привлекать внимания – поужинали всухомятку и сразу легли спать. Поднявшись задолго до рассвета, отправились в путь еще по темноте.

Возвращаться мы с Коллайном решили другим путем – тем самым, что указан в бумагах покойного графа. Прежняя дорога была опасна: мы слишком засветились на ней, а теперь возвращаемся – целые и с грузом. Нетрудно догадаться, что съездили удачно, а это создаст для многих очень большой соблазн.

К вечеру мы пересекли степь, оказавшись практически в том же месте, где становились лагерем по дороге в каньон. Ночевка, день пути, снова ночевка. Наша дорога пролегала в основном среди лесов, нехоженых и богатых дичью. Благодаря егерям практически каждый день мы ели свежее мясо, без труда добываемое ими прямо по дороге.

Наконец появились первые признаки человеческой жизнедеятельности, да и немудрено – вскоре на нашем пути должен был повстречаться небольшой город Сентокс, отмеченный на карте графа.

В принципе сам Сентокс был нам не интересен, нас больше привлекал Ингард, город, расположенный чуть в стороне от имперского тракта, по которому мы и собирались продолжить наш дальнейший путь в столицу.

Проехать в Ингард можно было двумя путями. Один лежал через тот самый Сентокс и далее в обход Кайденской гряды. Существовала и другая возможность: не доходя до Сентокса, повернуть на юго-восток, сделать один дневной переход степью и выйти на Кайденское ущелье, насквозь проходившее через одноименную гряду. В этом случае мы экономили более трех суток, но теряли возможность пополнить и без того скудные запасы продовольствия.

На карте этот проход не был обозначен, про него рассказал мне Нектор, одно время служивший здесь в составе местных егерей и неплохо знавший местность. В Кайденское ущелье вела малоезженая дорога, в самом проходе трудно проехать на телегах, а вот для всадников проблем не будет. На мой вопрос, далеко ли она, Нектор ответил, что близко – достаточно перевалить через тот взлобок, а потом… – Он указал рукой направление, посмотрел туда же – и застыл как изваяние.

Присмотревшись, я увидел дым, поднимающийся как раз там, куда указывал егерь. Клянусь чем угодно, совсем недавно его не было – мы двигались как раз в том направлении и непременно бы его заметили.

Галопом взлетев на возвышенность, мы осадили коней, заставляя их пятиться в кустарник, густо росший на южном склоне холма.

Сентокс горел.

Пожар еще не полностью овладел городом, но дело шло именно к этому. С высоты холма, на вершине которого мы находились, город, лежащий в низине, был виден как на ладони. Но не это заставило нас попятиться, скрываясь в кустарнике. Вайхи, большой отряд кочевников, хозяйничал и в самом городе, и в его окрестностях. Могу представить, что творилось в Сентоксе. Жестокостью вайхов пугали детей, да и сам я, бывало, вздрагивал, слушая рассказы о поведении степняков в подобных случаях. Теперь выбора нет, остался только путь через степь к ущелью: вайхов много, несколько сотен, и это только на первый взгляд.

Я подозвал бывшего егеря:

– Нектор, где дорога к ущелью и как нам быстрее попасть на нее?

– Если мы отсюда направимся к тому перелеску и обойдем овраг справа, то выйдем прямо на нее. Это самый короткий путь и, наверное, самый безопасный. Со стороны города увидеть не должны – он ниже, нас прикроют холмы. Сразу за перелеском деревенька, совсем маленькая, десятка полтора дворов, я даже названия ее не помню. Надеюсь, вайхов в ней нет. Упаси нас Создатель столкнуться с ними лоб в лоб! Здесь, командир, видите местность какая: вроде и степь, а видимости ноль, не увидишь далеко, хоть убей.

Что-то Нектор разговорился – не иначе нервничает. Да и есть с чего. Нарваться на разъезд вайхов, когда до безопасных мест совсем ничего…

Я оглядел свой маленький отряд. На первый взгляд все спокойны, но это только на первый взгляд. Коллайн наглаживает рукоятку пистолета, торчащего из-за пояса, Амин теребит жидкую бородку, отросшую за время путешествий, Шлон то и дело пробует, как выходит клинок из ножен, стараясь делать это незаметно. Да и остальные, что греха таить, выглядят чуть иначе, чем обычно. Разве что Проухв, что понятно, да «Дикие», что еще более понятно, – само спокойствие.

Безусловно, обидно: в двух шагах от счастья, с сумками, набитыми золотом, – и так встрять. Назад нам дороги нет: что мы добрались до этого места, ни на кого не напоровшись, – просто счастливый случай. И все смотрят на меня – кто с надеждой, кто чуть ли не с мольбой: думай, командир, раньше получалось, может, и сейчас выйдет?

И что мы можем предпринять в данной ситуации? Сейчас действительно настал такой момент, что все зависит от быстроты ног наших коней. Лошади еще не устали, всего полдня перехода шагом, мы как будто специально экономили силы для такого случая. И еще обязательно нужно избавиться от лишнего веса, оставить здесь все что только можно. Доберемся до Ингарда – купим все необходимое, а не доберемся – ничего не понадобится.

Вот если бы еще лошадям стимулятора какого-нибудь… Существуют же конские стимуляторы, по крайней мере в моем мире. Я вспомнил о волшебных корешках Шлона: ведь они кроме возможности лучше видеть в темноте дают еще и отличный тонизирующий эффект, на себе испытано. Интересно, подействуют ли они и на лошадей так же? Кладут же бедуины за губу своим верблюдам кусочки гашиша во время песчаных бурь, продолжающихся иногда по нескольку дней. И на верблюдов действует: спят себе спокойно и видят свои верблюжьи сны. Они, по-моему, тоже парнокопытные, как и лошади… Или это коровы парнокопытные? А лошади, наоборот, непарнокопытные. Или все же ошибаюсь?

Я едва сдержал смех, представив, как слезу с Ворона, задеру ему ногу и начну рассматривать копыто. Дальше мне подумалось: а вдруг у лошадей будет такой же побочный эффект, как у Шлона, а затем и у всех остальных, в виде мощнейшей эрекции, которая здорово нам досаждала до самого нападения на лагерь вайхов. Затем вживую увидел, как по степи скачет наш отряд на лошадях с… ну и так все понятно. И тут я уже не выдержал – рассмеялся, поймав недоуменный взгляд Нектора и вздернутую бровь Анри.

Я мысленно укорил себя за несдержанность: командир должен иметь суровый вид и отдавать приказы властным, непреклонным голосом. Реакция на сильнейший стресс бывает разная – кто-то впадает в панику и рыдает, а кто-то громко хохочет, но это тоже форма истерики. Чтобы люди не подумали плохого, мне пришлось вкратце рассказать о своем предложении и о его возможных последствиях. Первым расхохотался Шлон, представив в красках, как вайхи в ужасе разбегутся, завидев такое зрелище, затем к нему присоединились остальные. Хохотали все, даже невозмутимые Ворон и Нектор.

Затем Кот, вспомнив о ночном зрении, живо нарисовал картинку, как наши неуправляемые кони будут набрасываться из темноты на ничего не подозревающих кобылок вайхов, сбивая с них всадников передними ногами.

Следом Шлон высказался в том духе, что на кобыле Нектора можно сэкономить, но пустить ее впереди отряда. Она у него очень резвая и задаст темп остальным лошадям.

Я хлопнул в ладони, привлекая внимание. Получили воины разрядку – пора и за дело. Хочешь избавиться от страха – посмейся над ним, сказал кто-то мудрый.

Подавая пример, я первым прислонил свое копье к дереву, на что Шлон невинно заметил, что теперь нам копья как будто бы и ни к чему, чем вызвал новый взрыв смеха.

В ответ я ему сказал, чтобы он быстрее заканчивал ревизию своих вещей и занялся дележкой остатков кореньев, иначе мне самому придется помочь ему разобраться с пожитками.

Немного подумав, решил оставить здесь ружья, хватит нам и пистолетов – благо их достаточное количество.

Затем обратился к «диким»:

– Ворон, Кот! Кирасы и шлемы придется оставить здесь. Это лишний вес, случись что – они не помогут, прорвемся – купим новые. Будет погоня – кони быстрее устанут, вы начнете отставать, а…

– А мы своих не бросаем, – вставил Прошка, находившийся, как обычно, рядом.

Ну что ж, я хотел сказать нечто другое, но так даже лучше. «Дикие» кивнули, соглашаясь, и стали расстегивать застежки своих кирас.

Недалеко от меня горестно вздохнул Шлон:

– Эх, думал, вернусь при деньгах, да еще с такими корешками… Как бы меня девушки любили, души бы во мне не чаяли!

– Не журись, сынок! – Утешая, Нектор похлопал его по плечу: – С такими деньгами девушки тебя с ног до головы зацелуют, не будь у тебя даже того корешка, что от рождения…

«Сынок» был годочка на два – на три старше своего папаши.

Я взял кусочек причитающегося мне корня, слегка разжевал и подошел к Ворону. Погладив его по морде, засунул корешок ему за губу. Лошади не умеют выплевывать: чтобы избавиться от чего-то, по ошибке попавшего в рот, они трясут головой и шумно фыркают. Но чтобы средство точно попало по назначению, пришлось сорвать пучок травы и предложить его Ворону. Тот понюхал и осторожно взял пучок с моей ладони. Все, дело сделано, теперь ждем результатов.

Наконец все было готово. На полянке лежала приличная куча оружия и вещей, я даже и не предполагал, что мы везем с собой столько барахла. Повезет же кому-нибудь, кто натолкнется на все это богатство. Лишь только Прошка смотрел так жалобно, что у меня не хватило решимости заставить его лишиться балота.

Обойдя овраг, мы миновали лесок, довольно редкий, и застыли на самой его кромке. В деревне хозяйничали вайхи, причем хозяйничали в своих лучших традициях, после рассказов о которых кровь стынет в жилах.

Селение действительно было совсем небольшим, несколько домов по обеим сторонам дороги, ведущей к Кайденскому ущелью.

Действовали вайхи обыденно, деловито, как будто выполняли привычную, рутинную работу. От опушки до селения было метров триста, не больше, и поэтому мы хорошо видели несколько трупов крестьян, попытавшихся, видимо, защитить свои семьи. Видели вайхов, выносящих из домов вещи, которые сочли ценными, нескольких молодых женщин и девушек, согнанных в кучку под присмотром двух кочевников, сидящих на низкорослых, косматых лошаденках. Все это происходило почти в полной тишине – ни воя женщин по убитым, ни криков степняков, иначе мы насторожились бы еще на подходе к опушке.

Вайхов десятка два, может, чуть больше, – вполне нам по силам. На нашей стороне внезапность нападения и возможность разогнать лошадей для прорыва прямо по дороге. Маневры степняков ограничены плетнями дворов, и у них два выхода – либо спешиваться и скрываться во дворах, либо спасаться бегством в дальний конец селения. Жаль, что мы оставили копья, сейчас бы им самое время, но ничего, и так справимся.

– Слушайте все! – Я поднял руку для привлечения внимания. – Атакуем прямо по дороге, выстраиваемся тремя тройками. Первая тройка – Ворон, Кот, я. Вторая – Нектор, Шлон, Проухв. Третья – Амин, Пелай с заводными лошадьми, Коллайн.

Держим строй, не останавливаясь проскакиваем деревню и уходим дальше на полном скаку. Если, не приведи Создатель, кто-то из нас будет ранен и останется в деревне, разворачиваемся за селением и атакуем снова. Все, воины, пошла работа!

Впереди, в первой тройке, – «дикие», потому что лучшие, и я, потому что авторитет зарабатывается месяцами, а теряется в один миг. И никуда от этого не деться.

Из леса мы выскочили уже тройками и, набирая ход, ринулись в атаку. Вайхи заметили нас почти сразу, но времени подготовиться им уже не осталось – слишком небольшая дистанция разделяла нас.

Мы ворвались в деревню, яростно крича и круша все на своем пути. Перед самым входом «дикие», нарушая строй, вырвались вперед, так что я оказался немного сзади, и заработали саблями со скоростью лопастей вентилятора. С боков меня прикрыли Проухв и Шлон, и мне оставалось только орать, размахивая шпагой над головой. Когда из-за плетня появился степняк, нацелившийся на меня копьем, Прошка, проносясь мимо, успел полоснуть его лезвием балота, и вайх с криком исчез. Справа сзади бабахнули два выстрела – не иначе Коллайн, его позиция. Я успел лишь единственный раз приложиться шпагой по вайху, отлетевшему от коня Ворона прямо мне под руку. Деревню мы проскочили за считаные секунды, разрушительным смерчем пронесясь по дороге, являющейся здесь центральной и единственной улицей.

Уже за околицей мы сбавили ход, для того чтобы убедиться, что все остались в строю. Потерь не оказалось, и я, опасаясь погони, скомандовал: вперед, вперед!

Погони не было: своей внезапной атакой мы изрядно проредили их ряды, но впереди нас ждала новая напасть. Отдалившись от деревни на изрядное расстояние, отряд перешел на мелкую рысь, экономя силы лошадей на всякий случай.

И случай этот подвернулся удивительно быстро. Изгибаясь между двух холмов, дорога плавно перетекла в ровную степь, открыв неожиданно вид на степняков, устремившихся нам наперерез, численностью не меньше сотни человек. Команды не потребовалось: мы рванули вперед, пытаясь оторваться как можно дальше. Все, теперь наши жизни напрямую зависят от выносливости коней. Мы скакали бешеным галопом, нахлестывая коней и подбадривая их свистом. Некоторое время вайхи пытались догнать нас, но, убедившись в тщетности попытки, сбавили ход. Однако от преследования не отказались. И какого черта им надо? Ведь мы ничего, кроме неприятностей, предложить им не можем, а про золото они не ведают.

Мы тоже уменьшили скорость – галопом лошади долго не продержатся. Гонка с преследованием перешла в гонку позиционную. Пойдет дорога под уклон – сможем немного оторваться, пойдет в гору – будет наоборот. Главное сейчас – не прозевать их рывок, чтобы вайхи не смогли сократить расстояние до дистанции выстрела из лука. Пуля – дура, а практически у каждого вайха лук и колчан, полный стрел. Степняки пару раз пытались приблизиться рывком, но мы вовремя реагировали на этот маневр противника. До темноты еще далеко, а у вайхов предпочтительные шансы: степные скакуны выносливые, а хозяева их полегче нас будут.

Побросать на дорогу мешочки с золотом было бы большой глупостью: это только раззадорит преследователей. Золото следовало спрятать в том месте, где оставляли лишний груз, но обидно, чертовски обидно расставаться с ним после стольких мытарств. Я отсчитывал секунды от приметного валуна на обочине: тридцать восемь, тридцать девять, все, вайхи поравнялись с ним, – следовательно, дистанция между нами осталась неизменной. Приблизился Нектор и закричал, обращаясь ко мне:

– Командир, через пару лиг спуск к ручью, затем подъем – не очень большой, но все же… Может, нам как в прошлый раз?.. – Он не договорил, но и без слов было понятно, что речь идет о бое в том месте, где мы повстречались с Энолией. Остальные прислушивались к разговору – как же, речь идет о спасении жизней. Я секунду обдумывал, затем отрицательно мотнул головой: нет, не пойдет. Вайхов значительно больше, времени на подготовку у нас совсем нет, да и стволов теперь меньше – сомнут.

– Ручей-то глубокий? – спросил я в свою очередь Нектора.

– Нет, он больше в ширину. Во время дождей он о-го-го какой, а сейчас… – Нектор пренебрежительно махнул рукой.

В голове мелькнула мысль. Потом пропала, но снова вернулась и застряла накрепко. А ведь это шанс. Неплохой такой шанс, жирненький. Дорога в таком состоянии, что хрен вайхи определят, свернули мы по ручью или за горкой скрылись, будь они все там Следопыты с Чингачгуками. Ветерок пыль поднимает – перед нами кто-то проехал, натоптано сильно…

Нам бы еще форы хоть чуток… Есть, должно сработать. Следующий вопрос – куда сворачивать по ручью, налево или направо. Конечно же по течению, дурень. Течением муть, поднимаемая дюжиной лошадей, устремится за нами. Вайхи, даже если знают об этой уловке, засомневаются, что даст нам драгоценные секунды, чтобы оторваться как можно дальше.

– Теперь внимание, – повысил я голос, придав ему нужные интонации. – Шлон, готовь две последние бомбы, одну – с запальным шнуром в два раза длиннее, чем обычно. Еще нам понадобится несколько камней, внешне похожих на бомбы, но сделайте это как можно незаметней для этих. – Я ткнул большим пальцем назад. – Дальше, когда приблизимся к ручью достаточно близко, Шлон зажигает обе бомбы и оставляет их на дороге. Как только взорвется первая, во весь опор, со всей скоростью, какую только сможем развить, отрываемся от вайхов, и не забудьте о камнях, бросайте их на дорогу, авось за бомбы примут – тогда это их точно задержит. Доскачем до ручья – и вниз по течению, повторяю: вниз!

Мой план сработал «на ура». Мы ускорились после первого взрыва, резко увеличивая дистанцию. И дно ручья оказалось, как на заказ, не илистым, а песчаным и каменистым. Отряд мчался по неглубокому руслу ручья, вздымая миллионы сверкающих на солнце брызг. Наконец после получаса бешеной скачки я подал команду «стоять».

Мы остановились, с нервным трепетом прислушиваясь, не приближается ли шум погони. Тишина. Только высоко в небе поют птицы, да похрапывают наши кони. Прямо на глазах люди начали расслабляться, выражение тревоги на лицах сменилось облегчением. Справа зеленел высокой травой пойменный луг, за ним на пригорке горели в предзакатном небе желтые стволы соснового бора.

Вот сюда и лежит наш дальнейший путь: лес наш друг, и чем гуще он, тем лучше. Я подал команду «за мной, по одному, след в след» и направил Ворона в сторону бора перпендикулярно течению ручья. Если мы проедем через луг разрозненной толпой, то основательно помнем траву, что сразу бросится в глаза преследователям. На краю леса остановился, дожидаясь остальных. Постояли, ожидая увидеть отставшую погоню, но не дождались и двинулись через лес в дальнейший путь.

Место для ночевки выбрали на лесной полянке, в самой лесной глуши. Костер не разводили, из еды нашлось только немного вяленого ленточками мяса, оказавшегося у любителя поесть Шлона. Весь остаток вечера развлекались тем, что спорили, подействовали или нет корешки на лошадей. Спорщики разбились на два лагеря и, лениво переругиваясь, доказывали каждый свою точку зрения. Не принимали участия в споре только я, Коллайн да «дикие». Так и не придя к единому мнению, спорщики по одному затихли, проваливаясь в сон после тяжелого дня. Я тоже незаметно уснул, улегшись на попону, положив голову на седло и укрывшись своей многострадальной курткой.

Глава 18 КАЙДЕНСКОЕ УЩЕЛЬЕ

Ко входу в Кайденское ущелье мы вышли к полудню следующего дня, не встретив по дороге ни единой души. Уже преодолев около трети прохода, наткнулись на конный разъезд тяжелых имперских кирасир, которые поинтересовались у нас относительно вайхов. Да, видели. Да, много. Да, Сентокс в огне. А что мы еще могли рассказать? Кирасиры пропустили нас, попросив заехать в штабную палатку, находящуюся на выходе из ущелья.

Кайденский проход представлял собой узкий извилистый коридор с отвесными высокими стенами протяженностью около трех лиг. На выходе из него действительно разбил лагерь отряд регулярной имперской армии численностью несколько сот человек. Штабная палатка отличалась от остальных своими размерами и выглядела как большой шатер.

Оставив своих людей недалеко от нее, передав повод Ворона Проухву и взяв с собой Коллайна, я направился выполнять свое обещание, данное кирасирам.

У входа в шатер я встретил графа Сорента Гробера, потомственного офицера, знакомого мне по посещениям кирасирского полка, квартировавшего под столицей. Тепло поприветствовав друг друга, мы прошли внутрь. В шатре собрались несколько офицеров, державших военный совет. И не нужно было быть физиогномистом, чтобы увидеть печать тревоги на их лицах.

Сорент представил меня, используя самые лучшие характеристики, а я в свою очередь представил Коллайна. Потом мы познакомились с присутствующими, и мне пришлось рассказать о вайхах все, что успел узнать по дороге сюда.

Казалось бы, пора и откланяться, но мое извечное любопытство заставило поинтересоваться, что же является причиной столь угнетенного настроения у господ офицеров. Причиной оказались те же вайхи, прорыв которых на Ингард через ущелье ожидается со дня на день. Численность – от тысячи до полутора тысяч человек, солдат же, включая присутствующих здесь офицеров, не более трехсот. Егерский полк, идущий на рысях в помощь защитникам прохода, сможет прибыть не раньше чем через неделю, в лучшем случае – через шесть дней.

Ингарду грозила участь Сентокса, и грозила небезосновательно. Ингард, довольно крупный по здешним меркам город, совсем не имел крепостных укреплений – в прошлом в этом не было никакой необходимости: прежде вайхи никогда не спускались так далеко к югу, предпочитая совершать свои набеги на северо-западные провинции Империи. На мой вопрос, какие действия собираются предпринять присутствующие, один из офицеров, представившийся графом Анри Дьюбеном, ответил, пожимая плечами:

– Ляжем все здесь – какие еще могут быть действия? Как будто у нас есть выбор… Около сотни тяжелых кирасир, четыре пушчонки, да чуть более полутора сотен пехоты… По крайней мере, задержим их сколько сможем – дадим жителям Ингарда уйти подальше…

Как же, уйдут они… Будут сидеть, запершись в домах и надеясь на чудо, а чудес не бывает, к сожалению. И станут вайхи хозяйничать в городе, вытворяя такое, что и в кошмарах не привидится.

Я всегда не терпел умников, смеющихся над тупостью военных, рассказывающих о них анекдоты, хотя сам не имел к армии никакого отношения ни в прошлой земной жизни, ни сейчас. Кто из них сможет сказать вот так, с холодной обреченностью, что ляжет здесь только потому, что выполняет свой долг, хотя с этого будет мало толку?

Да уж, ситуация… Есть о чем подумать.

В Анри я был полностью уверен, а вот с остальными необходимо поговорить.

– Извините, господа, вынужден вас покинуть на некоторое время, – заявил я и вышел из шатра.

За это время мои ребята успели освоиться в воинском лагере и теперь за обе щеки уплетали солдатскую кашу прямо из котла, добытого предприимчивым Шлоном. Парни сразу раздвинулись, уступая мне место, но я отошел в сторону, задумавшись.

Во мне заговорили сразу два человека, каждый отстаивая свою точку зрения. «Ну и на черта тебе все это нужно? – говорил один другому. – Именно сейчас, когда у тебя столько планов и появилась возможность их реализовать?» – «Ты же отлично знаешь, чем закончится взятие вайхами Ингарда. Там же дети, женщины, старики», – отвечал другой. «Ты-то чем сможешь помочь? Вас всего девять!» – «Вот потом, когда ты войдешь в силу, ты просто не допустишь такой ситуации», – настаивал первый. «А сейчас что, ты даже не попробуешь что-то изменить? Ты же будешь мучиться потом всю оставшуюся жизнь, что даже не попытался. Ты посмотри на этих офицеров и их солдат. Думаешь, им не хочется жить? Думаешь, у них нет стремлений, желаний и своих жизненных планов?» – «Они выполняют свой долг. А ты даже не подданный Империи. Оно тебе надо?»

Я внимательно слушал их обоих, отлично понимая, что решение давно принято и сейчас просто тяну время, вместо того чтобы действовать.

Парни оторвались от каши и поглядывали на меня.

Подойдя к ним ближе, я остановился, оглядывая всех по очереди. Все встали, понимая, что разговор будет серьезным.

– Господа, мы сделали то, что сделали, несмотря на все трудности и опасности. Но сейчас нам предстоит расстаться. Все вы получите свою долю и полный расчет. Мы с бароном Коллайном остаемся здесь, и вот почему… – Я объяснил ситуацию, возникшую в связи со скорым нападением вайхов, и поблагодарил их за помощь, оказанную мне во время нашего путешествия. Затем сказал:

– Если кто-нибудь выразит желание остаться, буду очень рад. С ответом не тороплю – мне нужно еще раз осмотреть ущелье. И напоминаю, почти наверняка все, кто останется здесь со мной, останутся в этой земле. – Я указал пальцем под ноги. В полной тишине вскочил на Ворона, разобрал поводья и поехал к проходу.

Я не испытывал никаких иллюзий по поводу решения моих людей. Сейчас, когда остался самый легкий кусочек пути к родному дому, зачем ввязываться в это почти стопроцентно смертельное дело? Они поедут дальше и будут тысячу раз правы. Ребята достаточно рисковали жизнью, чтобы получить свой шанс на счастливую жизнь, и вот он, этот шанс, уже в кармане.

Все, хватит об этом. Есть сейчас вещи куда важнее, о которых надо подумать…

Ага, здесь глина, и там, под самым откосом, и добраться туда очень сложно, что меня вполне устраивает. Здесь крупные камни – лошади точно не пройдут. В этом месте ущелье здорово сужается, на одной из сторон образовался приличный козырек, нависший над проходом. Вот, собственно, и все, что мне надо.

Нет, еще бы поесть, со вчерашнего утра ничего не ел, кроме горсти вяленого мяса. Надо решить этот вопрос – с таким богатством нельзя экономить на желудке, это где-то даже неприлично, думал я спустя полчаса, подъезжая к своим людям.

Соскочив с коня, я подошел к ним, пытаясь по глазам прочитать ответ.

– Командир, – обратился ко мне Шлон, – в вашей бутыли еще достаточно моего любимого зелья, чуть ли не четверть. Поэтому я остаюсь. Остальные, кстати, тоже, только их мотивы мне совершенно непонятны.

– Парни, да вы представляете… – начал я.

– Э нет, господин барон, не надо гнать нас, – в первый раз за все время позволил себе перебить меня Нектор. – Мы уже привыкли, что ваша милость из любой дерьмовой ситуации выезжает на белом коне, да еще и с полными карманами. Чую я, что и здесь все этим закончится. Верно я говорю? – обратился он к остальным. Те одобрительно зашумели.

Настроение сразу подпрыгнуло до небес.

– Спасибо, парни. Тогда так, – я протянул Шлону позвякивающий кошель, – это деньги (как будто и так было непонятно), а там, в двух часах езды, – город Ингард. Возьми с собой Пелая, и навестите этот славный городишко. Но не за тем, о чем ты сразу подумал. Купите все необходимое на всех и обязательно еды. А если ты на обратном пути свалишься с лошади, разрешаю Пелаю привязать тебя к ней, и обязательно мордой поближе к ее заду. Остальные пусть найдут укромное местечко, где можно спрятать до лучших времен куски этого презренного желтого металла, который по недоразумению назван благородным. А к тебе, Прошка, у меня вообще нижайшая просьба. Посмотри, у Ворона весь хвост в репейниках, мне даже стыдно к нему подходить…

По дороге к штабной палатке я размышлял о том, почему не видно никакой подготовки к отражению атаки вайхов. Может быть, дело в общей тактике и стратегии ведения войны на данном этапе истории?

В строгом порядке стоят на поле брани полки – каждый в отличительных цветах своей форменной одежды. Здесь красно-синий полк, рядом – белый с черным, а за пригорком – вообще фиолетовые цвета. Красиво стелется над землей пушечный дым, фельдмаршалы на холмах движением шпаги двигают полками как гигантскими шахматными фигурами…

Нет, не пришло еще время окопов в полный профиль и кинжального пулеметного огня. Смотрите-ка, солдаты вяжут рогатки, похожие на противотанковые ежи, только из дерева и против степной конницы. Непонятно, как же все-таки они собираются воевать против вайхов, не предпринимая никаких защитных действий? Может быть, выдержать несколько атак, а затем организованно отступить: все, мол, совесть наша чиста, силы слишком не равны – и мы умываем руки. Или выстроиться стройными рядами и погибнуть, но не отступить. Меня не устраивают оба варианта. Цель одна: защитить город, но при таком развитии событий и в том и в другом случае город обречен. Как и несколько селений, лежащих в его окрестностях.

В палатке ничего не изменилось – все та же гнетущая атмосфера, только на меня смотрели несколько по-иному. Не знаю, что там наговорил Коллайн, но я почувствовал это сразу, как только вошел.

– Господин де Койн, вы хотите нам что-то сказать? – обратился ко мне старший из офицеров, взявший на себя командование граф Мигуэль фер Стянуа, рослый седой мужчина с цепкими умными глазами и возрастом за пятьдесят, облегчая мне начало разговора.

– Да, господа. Понимаю, я здесь человек случайный, но не откажите в любезности выслушать не перебивая. И еще попрошу лист бумаги достаточного размера.

Бумага нашлась без проблем, а кусочек графита я вынул из собственного кармана.

Двумя линиями начертив границы ущелья, я начал излагать план его обороны.

– Господа, предлагаю действовать следующим образом. Здесь и здесь надо построить два укрепления из глины, которую мы будем брать, копая ров от этой россыпи крупных валунов примерно до этой точки. Этим рвом мы уменьшим ширину коридора, по которому вайхи смогут нас атаковать, что позволит нам сконцентрировать огонь пушек, установленных по две на каждом из редутов. Обратите внимание, правый редут выдвинут вперед, что дает ему возможность вести перекрестный огонь с левым укреплением. Ров прикрывает редут от атак противника с фронта, а с правого фланга его можно обойти только в пешем строю, чего вайхи чрезвычайно не любят. Там крупные камни, лошади не пройдут.

Теперь наш левый фланг. Вот в этом месте, возле самой стенки ущелья, имеется глинистая осыпь, что позволит нам выкопать два длинных окопа, посадив в него до пятидесяти стрелков. Вайхи до них не дотянутся – слишком круто для лошадей и очень трудно подняться пешим. Выкопать окопы можно, если подняться при помощи лестниц, а дальше откос становится более пологим. Если мы сможем обеспечить стрелков парой, а лучше более стволов, они смогут вести прицельный огонь из убойной позиции во фланг столпившихся перед укреплениями степняков, оставаясь вне досягаемости их сабель. Таким образом, головная часть орды попадает под перекрестный огонь с трех сторон.

Меня перебил один из присутствующих офицеров:

– Извините, господин барон, но мы не успеем построить два редута, возможно даже ни одного. Вайхи ожидаются завтра вечером, самое позднее – послезавтра утром. Нам банально не хватит времени.

– Хватит, обязательно хватит, если мы возьмемся за дело прямо сейчас. Нужно не откладывая реквизировать в городе и окрестностях обыкновенные мешки. Набивать их глиной будем прямо на месте и укладывать в нужном порядке. Цена пустых мешков и цена жизни несопоставима – все понимают это нисколько не хуже нас.

Граф фер Стянуа ткнул пальцем в план обороны:

– Почему бы нам не построить эти самые редуты в самом узком месте ущелья? Это значительно облегчит оборону.

– Нет, господа. Вайхи, столкнувшись с непреодолимым препятствием, отступят и обойдут нас через Сентокс. Через три-четыре дня они будут у Ингарда, а обороняться в степи значительно труднее. Егеря подойдут, как вы сами сказали, не раньше чем через шесть дней. За эти два дня от города ничего не останется.

Интересно, подумал я, почему вы сами не предприняли никаких попыток перегородить ущелье в этом месте? Разве что кому-то нападение вайхов выгодно – иного объяснения мне в голову не приходит. Но кому и зачем – вот вопрос. Иначе как объяснить бездействие офицеров, находящихся передо мной? Их нельзя обвинить в предательстве – ведь они приготовились здесь умереть. В таком случае почему мне вообще дают высказаться? Голову сломать можно. Ладно, идем дальше.

– Для этой узости у меня другое предназначение. Вот здесь и здесь, мне думается, необходимо заложить пороховые заряды, достаточно мощные, чтобы взрывом перегородить ущелье, но не раньше, чем половина вайхов пройдет через это место. Очень надеюсь, что завалы, образующиеся на месте взрывов, разделят орду вайхов на какое-то время. Хотя порох и обладает больше фугасными, нежели бризантными свойствами, но в нашем случае выбирать не приходится. Главное – заложить его в достаточном количестве. Надеюсь, с этим проблем не будет.

Несомненно, присутствующие здесь не имеют понятия, чем отличается бризантный заряд от фугасного. Они таких слов вообще не слышали, но это даже к лучшему – придаст весомости моим словам.

В этом мире еще нет другой взрывчатки, кроме пороха, потому и соответствующих терминов тоже нет. Граф фер Стянуа согласно кивнул: мол, чего уж там, и пороха достаточно, и люди найдутся, сделаем такое в случае необходимости.

Я продолжил:

– Попав под перекрестный огонь, будучи отрезаны от хвостовой части отряда, вайхи придут в замешательство на некоторое время – вот тут-то мы и атакуем их в лоб.

– Кто это «мы», барон? – задал вопрос фер Стянуа.

– Мы – это шестеро моих людей во главе со мной и сотня тяжелых кирасир, господин граф, – ответил я. – Нас всего девять, но двое останутся среди стрелков, там они пригодятся больше.

– Скажите, барон, вам-то зачем все это нужно? Что вас здесь держит?

Я обвел всех собравшихся взглядом и ответил:

– Откровенно говоря, господа, я и сам задавал себе подобный вопрос – и не нашел ответа. Но потом вспомнил слова, сказанные в другом месте и по другому поводу: «Если не я, то кто же?» Мне кажется, что они относятся к каждому из присутствующих здесь, – если не мы, то кто же? Там, – я махнул рукой в сторону Ингарда, – женщины и дети, и наш прямой долг, как мужчин, защитить их или хотя бы попытаться это сделать.

Затем, чтобы не заканчивать свою речь слишком уж патетически, задумчиво произнес:

– Хотя, положа руку на сердце, признаюсь вам, что в большей степени мною движет обыкновенная человеческая зависть.

– Зависть? Чему можно завидовать, господин барон?

– Ну как же – разгромите бандитов в пух и прах, вас осыплют наградами, вы прославитесь… Я же до конца жизни себе не прощу, что был здесь и не принял участия.

Граф фер Стянуа взглянул на Коллайна, тот слегка пожал плечами: мол, такой вот он, воспринимайте как хотите, а я уже привык.

Погоди, барон Анри Коллайн, я тебе припомню это.

– И поэтому вы хотите лично повести кирасиров в самоубийственную атаку? – спросил Анри Дьюбен.

– Ну конечно, дорогой граф. Мы набросимся на них, сверкая доспехами, круша направо и налево, крича при этом: «Да здравствует император Конрад III и его венценосная супруга Элеонора!»… Или что там нужно кричать?

– Барон, его императорское величество и его супруга скончались больше месяца назад от вьенской лихорадки. На трон взошла Янианна I, являющаяся единственной прямой наследницей. Императрице едва минуло шестнадцать.

Я посмотрел на Анри. Тот опять пожал плечами: дескать, знаю, но не имел возможности сказать.

– Хорошо, мы будем кричать: «Да здравствует императрица Янианна I». – И дальше уже серьезно: – Посудите сами, как это выглядит. Я приезжаю сюда, весь такой умный, предлагаю блестящий план, следуя которому вы легко одолеете вчетверо превосходящих вайхов, и со спокойной совестью удаляюсь. Это мой план, господа, и отвечать за него мне, – конечно, в том случае, если вы его поддержите, и я считаю, что место мое там, среди кирасир… Кстати, на мой взгляд, атака не такая уж и самоубийственная. Посмотрите, пройдя по центру, мы развернемся в этом месте и будем пробиваться вдоль южного склона ущелья. Стрелки, находящиеся в этих окопах, смогут поддержать нас огнем прямо через наши головы. В это время оба редута успеют перезарядить свои пушки и открыть огонь по левому флангу противника, не боясь нас задеть. – Объясняя это, я показывал все маневры на бумаге с планом обороны. – Вот таков мой план обороны ущелья. Теперь слово за вами, господа офицеры… – Я замолчал, ожидая реакции собравшихся в палатке. Обсуждение длилось недолго, и фер Стянуа наконец высказал общее мнение, которое сводилось к тому, что общая концепция обороны ущелья принята в том виде, в каком я ее представил.

– Господа, в таком случае у меня две маленькие просьбы. Первая заключается в том, чтобы мне и моим людям предоставили кирасы. Когда мы героически убегали от вайхов, нам пришлось бросить практически все вещи, мешающие нашей ретираде.

Фер Стянуа кивнул: эта проблема решаема.

– Вторая просьба касается ваших солдат. Мне кажется, им необходимо объяснить, что, выполняя приказ, они будут защищать не сам по себе город Ингард, а конкретных людей, проживающих в нем, – женщин, детей, стариков.

Граф секунду подумал, затем снова кивнул: хорошо, сделаем и это. Вреда не будет, а если случится какая-то польза, то вообще замечательно.

Здесь подал голос еще один офицер, до этого молчавший и всем своим видом показывающий, что слушает весь этот бред только из уважения к присутствующим. Я не запомнил его имени, да и представился он, буркнув неразборчиво себе под нос.

Граф не понравился мне с первого взгляда, и дело тут не в его реакции на мой план по защите города. Не знаю, как у остальных, но у меня бывает так, что не нравится человек – сразу, как только в первый раз его увижу. Я не могу с такими людьми общаться, воспринимаю в штыки все их слова и действия.

Так вот, граф высказал свое мнение в том духе, что быдло – оно и есть быдло и, перед тем как вспахать поле, вовсе нет необходимости объяснять лошадям или буйволам важность поставленных перед ними задач. Достаточно подгонять этот скот кнутом.

Я видел предостерегающий взгляд Анри, но уже ничего не мог с собой поделать.

– Дорогой граф, – обратился я к нему, – как известно, родителей не выбирают. Единственное, чем мы от этих солдат отличаемся, – это наличие (но вполне допускаю, что и отсутствие) образования и манер. А если раздеть вас и этих скотов, мы совсем не увидим между вами разницы: у них нет ни рогов, ни копыт. Или они имеются у вас? Тогда извините, неправ.

Судя по реакции собравшихся офицеров, этот человек не являлся душой компании – кое-кто с трудом удерживался от смеха. Граф вскочил, собираясь что-то сказать в ответ, но я довольно бесцеремонно перебил его, заявив:

– Господин граф, если вы испытываете ко мне еще какие-то чувства, кроме немого обожания, готов встретиться с вами когда угодно и где угодно, но только после того, как все закончится. Кроме того, буду очень рад видеть вас рядом, когда мы пойдем в атаку.

Граф с огромным трудом взял себя в руки, коротко кивнул и вышел из палатки.

– Извините, господа. Не сдержался, – повинился я.

Фер Стянуа вновь пожал плечами: до этого ли сейчас? Затем он обратился к собравшимся:

– Господа офицеры, коль скоро мы решили принять план господина де Койна к исполнению, прошу вас, высказывайте свое мнение…

Началось обсуждение, забегали вестовые, посыпались приказы. Мне здесь делать было больше нечего. Не имея специальной подготовки, я ничем не смогу ни помочь, ни дать дельного совета. Откланявшись, мы с Коллайном покинули штабной шатер, получив приглашение на ужин.

Глава 19 ЕДИНСТВЕННОЕ МЕРИЛО

Когда мы вышли на воздух, первое, что я услышал от Анри, было:

– Зря ты все это затеял, Артуа.

Я посмотрел на Коллайна вопросительно. Неужели Коллайн против нашего участия в обороне Ингарда? Кстати, я ведь даже не спросил его мнения – настолько в нем не сомневался.

– Я имею в виду ссору с графом Колином Макрудером. Ба, да ты ведь подумал совсем про другое! Ну, де Койн, от тебя такого не ожидал…

Я с облегчением выдохнул:

– Да катись он к дьяволу, индюк напыщенный! Тут стоит вопрос о человеческих жизнях, а он со своим идиотским самомнением.

– И все-таки зря, очень зря. Давай я тебе немного объясню действительное положение дел. Но сразу учти, некоторые моменты мне придется домысливать, так что за полную достоверность я не ручаюсь.

Дело в следующем. Конрад III и его супруга Элеонора умерли в одночасье, официально от лихорадки. Но многие, хотя и не все, считают, что причина их смерти несколько иная. Тебе, Артуа, нетрудно догадаться, о чем я предпочту умолчать. Юная принцесса Янианна, единственный ребенок, взошла на престол.

И вот здесь начинается самое интересное. У Конрада есть и непрямые наследники, которые спят и видят себя на этом месте. Но три жертвы для одной лихорадки – слишком много даже для них. А вот если злые кочевники посеют смерть и ужас на окраинах Империи, всем сомневающимся станет ясно: императрица слишком молода, и власть должна, просто обязана перейти в другие руки – крепкие и надежные, при которых в Империи будет обеспечен покой и порядок. Нет, юная императрица не умрет от болезни, с ней абсолютно ничего не случится. Она даже останется императрицей, но уже в качестве жены императора. Степень родства вполне позволяет этим «крепким и надежным рукам» жениться на Янианне. Кроме всего прочего, все в один голос утверждают, что Янианна поразительно красива.

Так вот, граф Колин Макрудер, который, кстати, является родственником того самого человека, привез от наместника провинции приказ, в котором говорится об отводе войск в силу их явной малочисленности. Что в общем-то и произошло. Но к счастью, не все считают, что можно бросить беззащитные города на произвол судьбы. Ты обратил внимание, как много здесь офицеров на такое малое количество войск? И чуть ли не все носят титулы графов. А у нас в Империи количество графов не соответствует числу булочников и портных.

Все они оказались здесь с одной мыслью: этого нельзя допустить. Ингард не должен пасть под копыта коней кочевников в угоду политическим соображениям. Конечно, приказ есть приказ – они люди военные. Но есть и честь, честь офицера и дворянина. Ты же видел их состояние, как они вели себя. А граф настаивает, машет приказом. Тут появляется барон Артуа де Койн, посторонний человек, которого здесь ничего не держит. И он предлагает умереть, но умереть так, чтобы хотя бы попытаться спасти город и людей.

Они люди неглупые и отлично понимают, где мы были и какой у нас груз. Скажи, какой нормальный человек бросит все это ради спасения совершенно незнакомых ему людей? Артуа, когда ты вернулся и начал излагать свой план, я был горд, что мы с тобой в одной команде. Знаешь, что я сказал этим людям в твое отсутствие?

Я заинтересованно кивнул.

– Я немного рассказал о нашем путешествии, не вдаваясь в подробности, но особо ничего и не скрывая – это не те люди. Когда же меня спросили, что ты за человек, я ответил вот что. Сейчас барон пойдет уговаривать своих людей, чтобы они уезжали отсюда как можно скорей, а те, естественно, откажутся. Затем осмотрит ущелье и предложит не самый безнадежный план, в котором выберет себе такое место, где практически невозможно выжить. Теперь скажи, в чем я ошибся? И что теперь остается этим людям? – Коллайн указал рукой в сторону палатки.

Ну не так все мрачно – глядишь, поживем еще. В конце концов, сотня тяжелых кирасир – это большая сила. Тем более против степняков, практически не защищенных. В поле вайхи и быстрее, и маневреннее. Но в этой теснине им некуда разбежаться, кирасиры пройдут сквозь них как горячий нож сквозь масло. Главное – не увязнуть.

– И все-таки скажи мне, Артуа, зачем тебе все это нужно?

Я помолчал минуту, обдумывая ответ. Знать бы точно самому, зачем мне все это нужно.

– Понимаешь, Анри, когда-то очень давно у моего народа единственным мерилом всех действий и поступков была совесть. Неважно, что сделал человек, но если он не ищет себе оправданий, значит, все сделал правильно, по совести. Мы можем проехать мимо и найти себе в оправдание тысячу причин, а потом всю оставшуюся жизнь искать новые. Я не смогу объяснить лучше, но я чувствую, что наше место здесь, в ущелье. И не делай, пожалуйста, из меня героя – я обыкновенный человек и больше всего хочу сейчас помыться горячей водой, съесть добрый кусок хорошо прожаренной дичи и лечь в мягкую, теплую постель с ласковой, симпатичной девушкой. Все, пошли к своим, нам еще золото надо спрятать.

Золото мы спрятали в отличном месте: если не знаешь, где именно, – ищи хоть тысячу лет. Сначала устроили целый спектакль, чтобы отвлечь внимание возможных наблюдателей. Россыпь камней, где будет лежать золото до окончания всей этой истории, хорошо просматривалась с места нашего бивака.

К этому времени вернулись Шлон с Пелаем, ведя в поводу наших запасных лошадей, превращенных во вьючных. Шлон был навеселе, но с коня не падал. «Горбатого могила исправит», – подумал я, устраиваясь на новом походном одеяле возле костра.

Только бы не было сильного дождя – если порох и запалы отсыреют, вайхи легко справятся с нами, задавят числом. Эта мысль упрямо лезла в голову, не давая покоя. Подошел Проухв, положил рядом со мной кусок сыра, ветчину, пару ломтей хлеба и мою походную фляжку, наполненную вином. Желудок требовательно заурчал, глядя на такое богатство. Верно сказано: война войной, а обед по расписанию. Хотя какое тут, к дьяволу, расписание – сутки почти ничего не ел. Я с жадностью набросился на еду, стараясь есть аккуратно. Плох тот командир, который давится и чавкает во время еды.

Ух, вот теперь можно и отдохнуть часок. Больше не получится: от приглашения на ужин не откажешься, не поймут люди. Да и самому интересно узнать, как разворачиваются события. Сейчас ничего особенного не происходит – только группа всадников ускакала в сторону Ингарда.

Ужин прошел замечательно. Много ели, не меньше пили и смеялись.

Я поднялся, держа в руке бокал с вином:

– Господа. Возможно, мы погибнем завтра или послезавтра. Но все равно, никто из нас не сможет прожить вечность, да и стоит ли? Мы точно знаем, что эта жертва будет ненапрасна, если благодаря ей люди останутся живы. Вырастут дети, у спасенных нами женщин родятся новые. Кто-то из них станет великим ученым, поэтом, музыкантом – да просто хорошим человеком, добрым и честным. Возможно, они даже не вспомнят о нас и о том, что мы сделали. Но сами мы никогда не пожалеем о содеянном – ни на том свете, ни на этом. Вот за это и предлагаю выпить. Ваше здоровье, господа! – И лихо опрокинул бокал вина. А почему бы, собственно, и нет – отличная компания, хорошее настроение…

Проснувшись еще до рассвета, первое, что я услышал, были слова Анри:

– И все-таки зря ты испортил отношения с Колином Макрудером. Граф не из тех людей, кто может себе позволить забыть о случившемся. Я больше чем уверен, что он покинет нас еще до обеда, сославшись на какую-нибудь необходимость. Свое дело он уже сделал, а наши попытки сдержать вторжение кажутся ему, да и не только ему, смешными. Отныне будь осторожен – если нам, конечно, удастся пережить следующую пару дней.

– Спать нужно по ночам, – заявил я. – Ты вчера во сколько вернулся? Под утро? То-то же, аналитик хренов. Плевать мне на этого графа! Будут проблемы – будем решать. Я не золотая имперская крона, чтобы всем нравиться. Ты лучше скажи, всезнайка, сегодня завтрак будет?

Коллайн хмыкнул: мол, знаем мы таких, на уме только еда да женщины, но ничего не сказал в ответ…

Ранним утром, едва начало светать, мы приступили к работе. Несколько возов с пустыми мешками прибыли еще ночью, их без особого труда удалось добыть в городе. Работа кипела сразу на нескольких направлениях. Часть солдат копала ров, тут же набивая мешки глиной и относя к двум строящимся из мешков редутам. Другая часть, чуть более пятидесяти человек, занималась рытьем окопов прямо на склоне ущелья, оборудуя себе стрелковые позиции.

Обеспечить их повышенным количеством ружей, практически по три ствола на каждого стрелка, удалось легко – за счет кирасир. Обычное вооружение кирасира состоит из карабина, пары пистолетов, палаша или тяжелой сабли, ну и, естественно, кирасы со шлемом. Кирасирам в нашем плане отводилась особая роль – конная атака, в ней ружья будут скорее мешать, чем помогать. Сам я с утра щеголял в новенькой кирасе, привыкая к ее весу. До этого мне ни разу в жизни не приходилось ее носить, даже примерять.

Некоторое неудобство и скованность в движениях компенсировались достаточно надежной защитой торса. Конечно, кираса не спасет от выстрела в упор или точного и сильного удара копьем, но все же…

Остальные мои бойцы обладали опытом ее ношения, за исключением Проухва. А Пелаю с Амином она вообще не понадобится – их дело стрелять, я включил обоих в состав стрелков левого фланга, которые будут находиться в окопах на откосе.

Работа двигалась быстро, уже к обеду мы имели два редута достаточной высоты, а окопы были отрыты еще раньше. Мешков с землей оказалось достаточно даже для того, чтобы перекрыть ими участок между левым укреплением и стеной ущелья.

Участок между редутами перекрыли рогатками: делать там еще что-то не сочли нужным, поскольку именно через этот проход должна состояться атака кирасиров. После обеда я даже позволил себе вздремнуть часика полтора, коль скоро отыскалась такая возможность. Обожаю послеобеденный сон – по мне, так лучше не спать полночи.

Ближе к вечеру мы стали все чаще поглядывать в глубину ущелья, ожидая увидеть вайхов. У входа в ущелье находился в карауле разъезд, посланный специально для того, чтобы вовремя предупредить о приближении степного войска.

Я со своими людьми, которым предстояло принять участие в конной атаке, находился в расположении кирасир, которыми командовал Дьюбен. С самого начала я дал ему понять, что совершенно не претендую на старшинство – да и глупо было это делать на моем месте. Граф Анри Дьюбен, кадровый офицер и потомственный военный, несмотря на свою молодость, уже имел за плечами несколько кампаний. Хотя Империя уже достаточно давно прекратила захват соседних территорий и прочно утвердилась в своих границах, тем не менее скучать своим солдатам в казармах не давала. Приграничные стычки и дружеская помощь союзникам давали возможность держать войска в постоянной боевой готовности.

Мы с графом в который раз прикидывали наши действия, рассматривая варианты, которые могут сложиться в ходе боя, выезжали на местность и все больше приходили к выводу, что атака действительно может стать самоубийственной. В то же время мы, как ни пытались, не смогли выдвинуть ни одной альтернативной идеи. Самым опасным моментом в этой атаке будет поворот к стене ущелья и дальнейший отход к своим. Сто отлично вооруженных и прекрасно обученных кирасир легко пройдут сквозь порядки вайхов до самого предполагаемого завала, вызванного взрывами. Затем нам предстоит развернуться и пройти вдоль левого края ущелья. Идеальным вариантом было бы вернуться под защиту укреплений через тот же проход, по которому начинали атаку. Запасной вариант предусматривал отступление с боем до окопов, отрытых на склоне, и закружить там карусель. Останавливаться нельзя: неподвижные всадники на фоне отвесной стены превратятся в превосходную мишень.

Сам Анри Дьюбен очень понравился мне как человек. Мы легко нашли с ним общий язык, отлично понимали шутки друг друга, и я даже получил приглашение посетить его дом, находящийся в городе Сверендер, что в нескольких днях пути отсюда. Я же в свою очередь подробно объяснил, как можно найти меня в столице.

Мы оба отлично понимали, что нам предстоит в ближайшие часы, но даже не затрагивали эту тему в разговорах. Переживем – значит встретимся, останемся здесь навечно – ну что же, судьба.

Под вечер показался разъезд кирасир, дежуривших у входа в ущелье со стороны Сентокса.

Вайхи пришли, но входить в проход не стали – стали лагерем, дожидаясь утра. Вот и прекрасно, с нашей стороны все готово к встрече, больше ничего предпринять уже невозможно. Короткое совещание в штабной палатке, где мы еще раз прошлись по плану обороны, затем выслушали указания на случай внезапной ночной атаки степняков – и все разошлись по своим местам.

Глава 20 НЕ СПЕШИ ТЫ НАС ХОРОНИТЬ

Порывистый ветер гнал низкие косматые облака, пропитанные влагой. Все мы смотрели вверх, моля небеса только об одном – чтобы не было дождя. Сильному дождю вполне по силам похоронить все наши надежды на счастливый исход дела.

Солдаты заняли свои места еще затемно, готовясь к приходу вайхов. Я поднялся к фер Стянуа, находившемуся в окружении нескольких офицеров на верхней площадке редута, сооруженного из мешков с глиной. Отсюда открывался неплохой вид на предполагаемое место сражения. По ущелью практически постоянно тянет ветерок, так что за потерю видимости от порохового дыма можно не опасаться – дым развеется быстро. Один из офицеров показал рукой на небольшую группу всадников, карьером приближающихся к нам. Это кирасиры, следящие за действиями вайхов, – нетрудно догадаться, что враг выступил.

Всадники въехали через проход, спешно расчищенный от рогаток, и присоединились к остальным. Короткий доклад одного из них только подтвердил нашу догадку о скорой атаке вайхов. Наконец спустя считаные минуты появились и они сами.

– Приготовились, – подал команду фер Стянуа, и все мы бросились занимать свои места.

Кирасиры выстроились колонной по восемь всадников в ряду. Мне определили место в третьем, примерно посередине. Как обычно, слева от меня находился Проухв, а по правую руку встал Анри Дьюбен. Коллайн оказался в шеренге сразу за мной, а оба «диких», Ворон и Кот, во втором ряду, прямо перед нами.

Первые два ряда – это сильнейшие бойцы, их задача самая сложная, и что я оказался в третьем – это для меня почет, и никак иначе.

Незадолго до этого ко мне подъехал Кот и протянул мешочек с чем-то непонятным. На мой немой вопрос он пояснил, что внутри конский волос и этот мешочек следует вложить в тулью шляпы, поскольку шлем я решил проигнорировать – слишком уж неудобным он мне показался. Что ж, нелишняя предосторожность: голова и так мое слабое место, о чем я знал всегда, а теперь стало ясно и для остальных. Когда я вполголоса изложил это Коллайну, он начал ржать, на что я заметил, что у его лошади получается лучше. Дьюбен, услышавший наш разговор, поддержал Коллайна так заразительно, что я расхохотался сам.

Они загоготали еще пуще, глядя на выражение моего лица, после того как мы услышали рассказ Шлона. Он с совершенно серьезным лицом поведал кирасирам, что его барон всегда смеется перед боем и вообще он человек веселый. Шлон только раз видел его злым – когда Нектор умудрился испортить обед. Тогда барон вскочил на коня и полдня гонял по степи то ли тридцать, то ли все сорок вайхов, пока не успокоился. Нектор заявил, что обед испортил не он, а сам Шлон, а вайхов было всего двадцать восемь и что Шлону ни в чем нельзя верить.

«Вот же сборище негодяев», – подумал я.

Но все это произошло накануне, а сейчас мы наблюдали, как в долину перед нами все втягиваются и втягиваются вайхи. По телу Ворона пробежала крупная дрожь – животные отлично чувствуют эмоции своих хозяев. Я успокаивающе потрепал его по гриве и добавил, склонившись к самому его уху:

– Все в порядке, малыш, все будет хорошо, вот увидишь.

Ворон фыркнул, как будто соглашаясь со мной.

Вайхов перед нами становилось все больше и больше. Наши укрепления не выглядели особенно впечатляюще, а ров с кольями мы замаскировали достаточно хорошо. Вайхи, несомненно, решили атаковать с ходу, явно зная о своем численном преимуществе. Часть всадников отделилась от основной массы и начала забирать влево, стремясь обойти один из наших редутов. Остальные тоже набирали ход, устремляясь прямо на нас. Еще пара мгновений – и они войдут в зону досягаемости пушечной картечи. Я взглянул наверх, туда, где находился фер Стянуа. Рядом с графом стоял сигнальщик и усиленно махал двумя шестами с красными флажками, разводя и скрещивая их над головой.

Затем время понеслось вскачь.

Группа вайхов, обходившая нас по правому флангу, попала в подготовленную ловушку. Всадники проваливались в ров, потеряв за считаные секунды несколько десятков. Задние продолжали напирать на пытающихся затормозить степняков, скачущих впереди. Взрывы зарядов, которые по нашему плану должны были разделить степняков на две части, почти слились с выстрелами пушек и дружным ружейным залпом из окопов, находящихся на левом фланге. На какое-то время вайхи опешили, и я ожидал, что рогатки сейчас разойдутся, освобождая нам проход для атаки. Но нет – сначала прогремел еще один взрыв, практически в середине степного войска, что еще больше привело вайхов в смятение.

И вот тут-то настал наш черед. Мы с места пустили коней вскачь, наращивая скорость перед ударом.

– Держать равнение! – зычным голосом прокричал Анри Дьюбен перед самым столкновением с вражеской конницей.

Мы легко вошли в разобщенную толпу степняков и заработали клинками. Адреналин буквально кипел в крови, прогоняя из головы все посторонние мысли. Приподнявшись в стременах, я с размаху обрушил клинок на шею подвернувшегося вайха, опускаясь на седло в момент удара. И еще раз, уже по следующему, и еще, но на этот раз мимо. А теперь, вытянувшись вдоль холки, достать врага хотя бы самым кончиком клинка. А сейчас, свесившись на правый бок лошади, ударить по голове пешего вайха, пытающегося проткнуть копьем Кота сзади. Теперь направить Ворона грудью на оказавшегося передо мной боком всадника в лохматой шапке и ткнуть лезвием клинка куда придется по откинутому в сторону врагу.

Все, забираем влево, еще влево, вот уже откос рядом, и держать шеренгу, держать, давай, Ворон, давай, родной. Мы прорвались и понеслись вдоль стены ущелья назад, ближе к своим, под защиту стрелков. Здесь, на краю, вайхов почти нет, все они шли центром, мы прорвемся, редуты все ближе. Снова ахнули пушки – одна, две, вот все четыре. Впереди яростный треск ружей, нам туда. А как наши? Вроде все целые, только Нектор сидит немного боком – или мне показалось? Ага, выпрямился, но лицо бледное, и губу прикусил. Вот Шлон щерится – все в порядке, командир! Что «дикие»? Ворон нормально, у Кота на кирасе сзади свежая царапина, успел все же ткнуть копьем, гад, – чуть задержался я с ударом… Коллайн подмигнул, с ним все нормально. Прошка тоже цел. Дьюбен, мать твою! Все плечо в крови, рука как плеть висит. Как же так, я же достал того вайха, и хорошо достал. Ничего, главное – жив, глядишь, и обойдется.

Вот они, окопы, прямо над головой, а до прохода нам не пробиться – много там вайхов, ох как много.

– Орлы, – заорал я, приподнимаясь в стременах, – встаем в круг! Карусель, мать вашу, карусель!

Послушались орлы, закрутились по кругу. Задний прикрывает переднего и по кругу, блин, по кругу, главное – не скорость, а движение.

– Раненые в центр, пистолеты к бою! – Это снова мой рев.

Вайхи вот они, рукой подать, дистанция выстрела – в упор, не промахнешься. Захлопали наши выстрелы, с окопов добавляют нехило – и кружим, кружим. Круг, второй, выстрелы все реже, перезаряжать времени нет. Нам тоже достается, потерь все больше. Снова грохочут пушки – рискуют парни: медь при такой скорости стрельбы не успевает охладиться, стволы горячие – картузы с порохом могут воспламениться при зарядке. Но свое дело картечь делает, отбрасывая вайхов от укреплений. Вот теперь и наш черед пришел, теперь в атаку – заканчивается чертова карусель, нет от нее больше толку.

– Воины! – снова кричу я изо всех сил. – Разгоняемся по кругу, и за мной, в атаку! А-а-а-а!

Разогнав Ворона, я скачу навстречу смерти, не размышляя, какой в этом смысл. Главное – подобраться поближе, на расстояние удара, сколько успею, а там будь что будет. Я опускаю клинок с потягом, с левой руки делаю два выстрела – к чему их теперь беречь? – и снова клинок в дело. Ворон спотыкается, пытаясь не наступить на стонущего под ногами человека – непонятно даже, кто это, сплошная кровь. Мимо проносятся «дикие» со своими вентиляторами сабель, Нектор, кирасиры. Шлон, мать твою! Шлон валится с копьем в боку, валится вместе с лошадью. Да как же так? Только не Шлон!

Господи, а это что? От тяжелого удара в грудь темнеет в глазах, и я чувствую, как сползаю с коня, свешиваясь все ниже и ниже. Чьи-то руки тянут меня наверх, в седло. Скосив глаза, вижу Проухва – спасибо, Прошка! Упаду – не встану, затопчут. Некоторое время прихожу в себя, утверждаясь в седле. В груди болит при каждом вдохе, но боль нерезкая, терпимо. Шляпы нет, по щеке течет струйка, подношу ладонь к голове, обнаруживая на ней следы крови, но немного, от этого не умирают. Не выронил я ни шпаги, ни пистолета, матерею, блин. Все, хватит о себе. Как там остальные?

Обвожу глазами поле. А ведь мы их сломили, мы сломили вайхов!

Только сейчас вижу, что взрывы не перекрыли ущелье полностью, оставили узкий проход. Но вайхи лезут не оттуда, а туда – бегут! Толпятся, торопятся, топчут своих, часть степняков уже побросала оружие, увидев, что им не спастись. А наши наседают, добавляя паники еще и криками. От укреплений бегут солдаты с ружьями, примкнув штыки.

Но так не должно быть. Врагов больше, много больше. Мы же все должны были остаться здесь, по любым прикидкам, и я уже смирился с этим.

Мы победили, но только что-то не очень радостно, а как-то очень даже равнодушно. Нет никаких эмоций – все потратил, ничего не оставив на миг победы.

И Шлона нет. Надо обязательно найти его – а вдруг он жив и ему еще можно помочь?

И все-таки я молодец, гениальный стратег и тактик, специалист по боям в узких местах и на склонах. Кстати, как там Нектор, как остальные – что с ними?

– Прошка, – прошу я, – разрежь застежки на кирасе – грудь больно.

На кирасе, почти в центре груди, вмятина с дыркой посередине, рваными краями внутрь. Это чем же меня так приложило?

Проухв мигом расчленил кирасу на две половины, дышать стало легче, на груди обнаружилась пара неглубоких ран от рваных краев металла. «Ничего страшного, кровь сама свернется», – подумал я, прижимая к груди кусок полотна.

Мы подъехали к месту взрыва, почти перегородившего ущелье землей. Здесь уже все было закончено: оставшиеся вайхи ускакали со всей возможной скоростью. Гляди-ка, мы даже пленных взяли, вон их сколько – точно, с полсотни.

Ко мне начали собираться бойцы. Подъехали неразлучной парочкой «дикие», полностью забрызганные кровью – от бабок лошадиных ног до навершия шлемов. Пешком подошел Коллайн, неся на спине седло – не везет же ему на лошадей! Припадая на левую ногу и держась за бок, приковылял Нектор, ведя в поводу хромающую лошадь. Следом подбежали Пелай с Амином с ружьями на плечах и парочкой пистолетов за поясом. Все, не хватает только Шлона.

Мы всей группой стояли наособицу, в стороне, наблюдая за тем, как солдаты занимаются сбором трофеев, попутно обыскивая тела вайхов в поисках добычи.

– Амин, Пелай, ищите Шлона, ищите хорошенько. Он должен быть там, возле воронки. И найдите его, очень вас прошу. – Потом обратился к Нектору: – Что с ногой?

Нектор ответил не сразу – морщась, потер ногу и нехотя сознался:

– Лошадь споткнулась, свалились мы оба. Мне ничего, пройдет. А вот Шлон…

Что тут сказать, чем помочь?

К нам в компании трех офицеров подъехал граф фер Стянуа. Не сдерживая эмоций, он рассыпался в благодарностях, превознося наше мужество и воинское мастерство, обещая все мыслимые блага. Коллайн искоса посмотрел на меня, ожидая обычного ерничества. И зря посмотрел: парни – настоящие герои. Ладно я со своей дурацкой головой вечно влезу в какую-нибудь историю, требуя справедливости, а парни пошли за мной – ведь никто их не тянул, я даже уговаривал их быстрее покинуть это место. Молодцы, какие же они молодцы! А вот Шлон…

– Господин граф, а откуда этот третий взрыв? – Я показал на воронку, возле которой Пелай с Амином пытались найти Шлона.

Фер Стянуа улыбнулся, перед тем как ответить на мой вопрос:

– Выходит, господин барон, этот взрыв оказался сюрпризом не только для вайхов? Мы посадили человека вон в той россыпи камней, единственной задачей которого было дернуть за веревочку, когда враги окажутся над зарядом. Ничего сложного – порох, пистолет и привязанная к нему веревка. Согласитесь, неплохо сработало.

Спору нет, очень неплохо и очень вовремя. По всей видимости, заложили бомбу, когда я соизволил поспать после обеда.

– И сколько же их было? – спросил я у графа, имея в виду количество вайхов.

– Не меньше тысячи, никак не меньше. И это нападение оплачено золотом – понимаете, барон? Вайхи получили золото за то, чтобы не стало ни Сентокса, ни Ингарда… – Граф не стал продолжать тему, но и без того все было понятно.

Фер Стянуа продолжил свой объезд, а я тронул коня в сторону воронки, все еще питая надежду отыскать Шлона живым. Но мы не нашли его тела. Да и немудрено, в том месте было такое ужасное месиво из человеческих и лошадиных трупов, что даже мне стало нехорошо.

Я старался оставаться невозмутимым, хотя давалось это очень нелегко. Тщетно, все наши поиски не дали никакого результата, – правда, Нектор утверждал, что одна из мертвых лошадей принадлежит его другу.

Наши общие потери составили около трети убитыми и ранеными. Больше всех досталось, конечно, кирасирам, что неудивительно. Анри Дьюбен получил ранение в плечо и был отправлен вместе с остальными ранеными в Ингард. Попытка отыскать Шлона среди тех, кого увезли в город, тоже не увенчалась успехом. Шлон исчез бесследно, – вероятно, так и попадают в списки пропавших без вести.

Мы простояли в заслоне еще сутки, ожидая повторной атаки вайхов. Разведка, посланная на поиски степняков, вернувшись, доложила, что вайхи ушли в свои степи. И тогда все мы свернули лагерь и поехали в Ингард, где нас ждал настоящий праздник.

Благодарные жители устроили нам замечательный прием, плавно перешедший в массовое гуляние с музыкой, песнями, плясками и бочонками вина, открытыми для всех желающих его употребить.

Мы с Анри праздновали в здании городской ратуши, куда получили приглашение вместе с офицерами. Было очень весело, вино лилось рекой, призывные женские взгляды обещали нам, героям и защитникам, то, что вайхи рассчитывали взять силой. Забыв о своих царапинах и ранах, мы всей душой окунулись в этот праздник. Я весело общался с двумя хорошенькими девицами, когда ко мне с рукой, висящей на перевязи, подошел Анри Дьюбен.

– Артуа, – сказал он, – вы нанесете мне смертельное оскорбление, если не заглянете в мой дом по дороге в столицу. Тем более что стоит он как раз близ дороги. Обещайте же оказать мне эту честь, и при этом обещайте немедленно.

Я согласился сразу – отчего же нет? В конце концов, мне самому будет очень приятно побывать у Дьюбена в гостях. Дальше лилось вино, произносились тосты и здравицы, играла музыка, под которую кружили в танцах пары, звучали обещания городского главы подарить всем героям золотое оружие и сделать нас почетными гражданами Ингарда, снова вино…

Проснувшись, я обнаружил себя лежащим на спине в совершенно незнакомой комнате на постели в обнимку сразу с двумя молоденькими обнаженными дамами. Они прижимались ко мне с обеих сторон, сложив на меня стройные ножки и изящные ручки. Я скосил глаза направо, затем налево. Так и есть, брюнетка и блондинка. Все как в моих давних и тайных мечтах – в постели с двумя девчонками, обязательно одна черненькая, а другая светлая. Я судорожно попытался вспомнить подробности ночи, но ничего, кроме смутных отрывков, не припоминалось.

Вот я целую девушку с темными волосами, кажется ее зовут Моника. Стоп, Моника – это блондинка, а брюнетку зовут… Как же ее зовут? Лана. А может, наоборот?

Господи, ну почему так случилось, за что ты меня так наказываешь? Хотя Создатель здесь ни при чем, пить надо меньше, только и всего. От моего горестного вздоха девушки проснулись и сразу защебетали. Они совершенно не выглядели разочарованными, а я продолжал мучить себя вопросами: было у меня с ними хоть что-нибудь или нет? С именами проще – одна зайка, и другая тоже зайка. С этим я справлюсь, не впервые. А вот как осторожно узнать об остальном? Набраться наглости и спросить напрямик? Можно ведь и обидеть девушек, а они такие симпатичные, такие лапочки.

Наконец я решился и заявил:

– Зайки, представляете мой ужас, я совсем ничего не помню. Я вас ничем не обидел? Если так, я не переживу, вы такие милые, такие красотулечки…

Светленькая спросила:

– Артуа, ты действительно ничего не помнишь?

Я отрицательно покачал головой: к сожалению, ничего.

– Совсем-совсем ничего?

– Да. Совсем ничего. – И опять горестно вздохнул.

– Да, Артуа, ты настоящий герой. Так умотать двух девушек, что они чуть не сбежали, и ничего не помнить…

Я внимательно посмотрел в глаза обеим, но не заметил ни тени насмешки.

– Девушки, красавицы, – взмолился я, – расскажите, пожалуйста. Ну ничегошеньки не помню, честное слово. Мне в бою по голове досталось, – наверное, из-за этого, – нашел я выход, вспомнив про свою царапину. Кстати, Ворону нужно до земли поклониться за конский волос в шляпе – нашел ее Прошка, с тульей, разрубленной чуть ли не пополам, и пластины не помогли.

Девчонки наперебой начали повествовать о событиях прошедшего вечера. О том, как мы знакомились, я еще что-то мог вспомнить. А вот потом…

– Сначала подошел Анри, твой друг, и начал рассказывать, какой ты герой, – говорила брюнетка, которую, как оказалось, звали Лоника. – А ты, Артуа, посоветовал Анри купить седло полегче, потому что ему часто приходится носить его на себе…

Вот же черт, надо будет не забыть извиниться перед Коллайном.

– Анри не обиделся на меня?

– Нет, он только рассмеялся и сказал, что при случае отыграется. – Это уже Мона, блондинка.

– Потом подошел другой Анри, с перевязанным плечом, и тоже стал говорить, что ты герой, – продолжила рассказ Лоника.

– А я?

– А ты ответил, что все герои. Но самый большой герой тот, кто сможет прямо сейчас не отрываясь выпить большую бутылку игристого прямо из горлышка.

– А что он?

– Он тоже рассмеялся и сказал, что заранее признаёт свое поражение. Тогда ты сам взял и выпил всю бутылку. А мы стояли и хлопали, пока ты ее пил.

Да, алкаш – он и в Империи алкаш.

– Потом ты взял гитару и начал петь красивые песни. Сначала такую, что все военные подпевали тебе. Там еще слова есть, чтобы не спешили хоронить.

Да уж, куда мне без этого.

– Потом ты сказал, что должен рассказать нам с Лоникой страшную тайну, но только в укромном месте, и мы пришли сюда.

Какую еще страшную тайну, кто бы мне ее доверил?

– Ты рассказал нам с Моной, что вайхи напали из-за нас, когда узнали, что в Ингарде живут две самые красивые девушки Империи, а ты проезжал мимо и не смог удержаться, чтобы не помочь.

Ну это на меня похоже, я и трезвым часто занимаюсь тем, что вешаю лапшу на женские ушки.

– А что было потом, зайки вы мои милые?

Девушки немного засмущались, но Лоника все же ответила:

– Потом мы играли, втроем.

Вот как, значит, играли. А я-то надеялся… Я обвел взглядом комнату, ища карты, шахматы или кости какие-нибудь…

– Во что же мы играли, рыбки?

– В миссионеров, в амазонок и еще… – Мона припомнила незнакомое слово: – В «догги стайл».

Значит, все было, было! А я совсем ничего не помню. Лицо у меня, видимо, так сморщилось, что Лоника испуганно спросила:

– Арти, у тебя голова болит? Сейчас вино принесу.

Девушка в чем была, а была она абсолютно ни в чем, метнулась к столу, мелькнув такой славной попкой, что я сморщился еще больше. А талия такая тонкая – ее же можно пальцами обхватить!

Все, с сегодняшнего дня ни единой капли, вот только сейчас промочу мигом пересохшее горло. Лоника вернулась с бокалом вина, поднеся мне его к самому рту. Но я узрел нечто значительно более привлекательное и впился долгим поцелуем в милые розовые губки. В награду я получил полбокала вина, пролившегося мне на голову, а Мона сказала:

– Артуа, я тоже так хочу…

Спустя минут сорок мы лежали точно так же, как в тот момент, когда я проснулся.

«Артуа, да ты настоящий герой, – думал я. – Надо было давно бросить курить. Или это корешки до сих пор действуют? Обязательно узнаю у Коллайна – ничего он необычного у себя не заметил? Наверняка Анри не скучал этой ночью в одиночестве. Только осторожненько нужно, осторожненько», – вспомнил я «босс ор боссен».

А может, воздух такой в Ингарде? Тогда стоит остаться здесь жить. Славный городок, и девочки очень славные. Я по очереди поцеловал чуть ли не мурлыкающих заек.

А что, могу себе позволить, и люди ко мне здесь хорошо относиться будут.

Куплю большой дом, сад разведу, хозяйство, хрюшек всяких. Опять же парное молоко, можно коммерцией заняться. И от людей почет и уважение. Как говорится, лучше синица в руке, чем дятел в заднице.

И надолго тебе хватит терпения? – спросил я сам себя. На неделю, на месяц, на два?

Заканчивай дурить, пара месяцев – и со скуки сдохнешь. Тоже мне, фермер де Койн. Прощайся и дуй к парням, время к обеду.

Я оделся, очень вежливо и нежно попрощался с нечаянными подружками, клятвенно уверив их, что обязательно навещу в следующий раз, когда окажусь в Ингарде. Потом совсем уж было собрался покинуть гостеприимный дом, но вдруг оглядел Лонику и Мону новым взглядом. Что за симпатичные мордашки, что за славные фигурки у этих девушек, залюбовался я, стоя уже у самой двери, и в душу закралось сомнение: не слишком ли я тороплюсь покинуть их? Когда еще в следующий раз мне будет так хорошо… Словом, прощание затянулось еще на час.

Глава 21 МИЛАНА

На постоялом дворе, называющемся лаконично и загадочно «Ку-ку», где остановились наши люди, к моему приходу собрались уже все. Стол в отдельной обеденной комнате, которую они заняли, ломился от яств и напитков. Хозяин двора помимо заказа расщедрился по поводу произошедших событий, выкатив на стол столь разнообразную снедь и выпивку.

Поприветствовав всех присутствующих, я уселся во главу стола.

– Шлона поминаем, ваша милость, – сообщил мне Прошка.

Да уж, такого парня потеряли. Мне очень нравился Шлон, балагур и весельчак, не унывающий в любых ситуациях и всегда готовый подставить надежное плечо. Да и поваром, чего там говорить, он был отменным. Прекрасное настроение, с которым я сюда пришел, сразу упало до минусовой отметки.

Я спросил у Прошки, осталось ли что-нибудь в заветной посудине. Утвердительно кивнув, Проухв вытащил из баулов, сложенных в углу комнаты, мой походный стакан из серебра, верно служивший мне почти два года, и бутыль, в которой плескалась искомая жидкость. Последовала привычная уже процедура смешивания содержимого бутыли и воды до нужной консистенции, после чего Проухв разлил всем присутствующим в подставленные емкости полученный продукт. Свой стакан я налил сам, прямо из бутыли, наполнив его до краев.

Встав на ноги и дождавшись тишины, я немного помолчал, после чего произнес: «Пусть земля ему будет пухом», хотел еще что-то добавить, но махнул рукой, плеснул немного самогонки на пол и выпил залпом. Чтобы сразу пробрало, чтобы отпустила щемящая тоска и горечь утраты. Потом сел, прислушиваясь к ощущениям.

Прошка мгновенно придвинул ко мне блюдо, доверху наполненное дичью и овощами. Когда огонь в желудке немного угас, я налил повторно и снова выпил. Народ, неотрывно наблюдавший за моими манипуляциями, тихо обменялся впечатлениями. Ворон даже уважительно крякнул, а у Прошки и вовсе отвисла челюсть.

Да чего уж там – вся хитрость в том, чтобы набрать как можно больше воздуха в легкие, подождать, пока утихнет огонь в желудке, и только потом уже выдохнуть. В прошлой жизни мне однажды пришлось по ошибке спирт спиртом запить – и не умер, а здесь всего-то градусов семьдесят.

Тогда, на Северных Курилах, перепутал я стаканы, с виду совершенно одинаковые, и пришлось мне пить второй, тоже со спиртом, чтобы не потерять лицо перед особами женского пола. Ребячество, конечно, да годков мне было тогда не более двадцати.

Выдохнув, я основательно взялся за мясо, на пустой желудок пить такими дозами чревато. В голове зашумело, все окружающие стали близкими и родными. И все равно Шлона жалко: как же так, столько вместе прошли, – и на тебе, прямо на глазах. Ребята тоже выпили, загремели приборами, поглядывая на меня. Но мне уже достаточно, дальше сами.

Я уже собрался идти спать, когда за дверью послышался хорошо знакомый голос, дверь со стуком отворилась, и в комнату ввалился Шлон собственной персоной.

Он был грязный, как будто только что из-под земли, помятый, с растрепанной шевелюрой и разорванной до пупа рубахой, но с висящей на боку саблей и при двух пистолетах. Мы все застыли как истуканы в разнообразных позах. Объединяло нас лишь то, что у всех были открыты рты и выпучены глаза.

Шлон сам застыл на мгновение, потом повел носом, уловив едва слышный запах самогонки.

– А что это вы все здесь делаете? – спросил он хриплым голосом.

– Тебя поминаем, – ответил Нектор, как мне показалось, слегка испуганно.

Шлон снова принюхался и спросил:

– Мне с вами можно?

– А ты точно живой? – ответил Пелай вопросом на вопрос с сомнением в голосе.

– Точно, – ответил Шлон и яростно поскреб грудь, обводя взглядом стол.

Мы хохотали так, что мне пришлось уцепиться обеими руками за край столешницы, чтобы не сползти на пол. Некоторым удержаться не удалось, и из-под стола тоже слышался смех.

Прийти на собственные поминки и попроситься за стол – из нашей компании на это способен только Шлон, кто же еще.

На шум заглянул испуганный хозяин таверны, посмотрел на нас и скрылся, наверняка сделав о нас не самые лестные выводы. Я же почувствовал, что катастрофически пьянею: алкоголь воздействовал на меня все сильнее и сильнее. Не слишком уверенно утвердившись на ногах, я обратился к нашей потере, успевшей выпить и усиленно закусывающей запеченной в тесте уткой.

– Ты, – я обличительно ткнул в него пальцем, – негодяй, законченный негодяй и подлец. И потому… – Тут стало ясно, что скоро язык перестанет мне подчиняться, и я решил закругляться с речью: – И потому… – Шлон сидел, замерев, с куском мяса, торчащим изо рта. – И потому… дай я тебя обниму, брат! – Пошатываясь, мне удалось добраться до него, ни разу не упав, и обнять и похлопать по спине.

– Прошка, отведи меня в комнату, где есть мягкая постель и где нет никого – слышишь, совсем никого, ни в постели, ни даже рядом. Мне нужно подумать, что делать дальше с этим типом. Пока я склоняюсь к мнению, что его нужно закопать там же, откуда он вылез.

Уже в дверях, опираясь на руку Проухва, я бросил взгляд на Шлона, который продолжал сидеть в полном недоумении. Нектор, находящийся рядом, задумчиво смотрел на него, поглаживая крепкий кулак.

Из Ингарда мы выехали через сутки, ранним утром, посвятив предыдущий день отдыху и подготовке к дальнейшему пути домой. Вместе с нами в сопровождении нескольких человек ехал Анри Дьюбен, получивший отпуск по ранению. Ранение, полученное Дьюбеном, было не столько тяжелым, сколько болезненным, и он активно принимал участие в нашем разговоре с Коллайном, время от времени морщась и осторожно потирая плечо, потревоженное тряской.

В хвосте колонны ехал Шлон, стараясь лишний раз не попадаться мне на глаза. Еще вчера я узнал подробности его пропажи практически на двое суток. Если говорить кратко, копье степняка попало в стык между задней и передней половинками кирасы, слегка оцарапав ему правый бок. А вот лошадь его погибла, упав на скаку и придавив хозяина. К тому же уже на земле Шлон получил удар по голове, лишивший его сознания.

Придя в себя, Шлон выбрался из-под коня, а поскольку битва уже закончилась, побрел к укреплениям. По дороге он встретил знакомого горожанина, с которым познакомился, когда ездил в город за припасами. К чести местных жителей надо сказать, что нам помогали около тридцати человек, прибывших из Ингарда, вооруженных кто чем.

Близкие по духу, Шлон и его знакомый принялись праздновать победу и все никак не могли остановиться. Наконец проснувшись между капустных грядок, Шлон вспомнил про остальных и быстро нашел нас благодаря нашей популярности…

К исходу четвертого дня пути мой маленький отряд достиг Сверендера, лежащего уже на Имперском тракте, родного города графа Анри Дьюбена. Когда-то Сверендер являлся центром Сверенского графства, но и после деления Империи дедушкой нынешней императрицы на новые административные округа оставался одним из самых больших городов провинции Тосвер.

Город лежал в низине, у излучины крупной реки Сверен, которая и давала ему название.

Вообще-то у меня с этой местностью связаны многие воспоминания, по большей степени грустные, но в самом городе я никогда не был.

Мягко, но решительно отвергнув приглашение графа погостить в его доме, мы остановились на постоялом дворе, расположенном на восточной окраине Сверендера. Уходя, Дьюбен взял с нас клятву, что навестим его завтра вечером: он устраивал праздник по случаю дня рождения супруги. Граф еще из Кайденского ущелья отправил вперед посыльных, чтобы успокоить жену и дать ей время подготовиться к встрече.

На следующий день мы с Коллайном обежали местных портных, желая приобрести более или менее приличное платье, которого мы лишились, бросив при бегстве от вайхов, и к вечеру уже стояли на пороге дома графа.

Дом Дьюбенов был по-настоящему огромен и вместе с садом занимал почти целый городской квартал. Лакеи в праздничных ливреях предусмотрительно распахнули массивные двери, и мы с Анри оказались в огромной зале, ярко освещенной большими люстрами, где уже играла музыка и веселилась местная знать.

Граф Дьюбен, увидев нас, подхватил под руку стройную, тоненькую женщину с пышными волосами цвета спелой пшеницы и поспешил к нам. Чем ближе они подходили, тем больше холодело у меня в груди и чаще билось сердце.

– Дорогая, я рад представить моих друзей, барона Анри Коллайна и барона Артуа де Койна, спасшего меня от верной гибели в Кайденском ущелье. Господа, это моя обожаемая жена, графиня Милана Дьюбен.

Коллайн отвесил галантный поклон, дополнив его не менее галантным поцелуем руки графини и комплиментом по поводу ее внешности. Затем отошел чуть в сторону, уступая мне место.

– Дорогой, я неплохо знаю барона Артуа де Койна, которому тоже обязана жизнью, причем не один раз, – произнесла Милана, протягивая мне руку для поцелуя. Я коснулся губами изящных пальчиков графини, пробормотав при этом нечто, надеюсь, похожее на приветствие. Граф бросил на нас несколько удивленный взгляд.

– В таком случае я прошу вас, дорогая, познакомить баронов с нашим домом и остальными гостями. – И Дьюбен направился к группе только что вошедших офицеров, среди которых я узнал графа Мигуэля фер Стянуа.

Мы встретились с Миланой взглядами, и я увидел в ее глазах то, чего больше всего боялся увидеть, – она не забыла меня, совсем не забыла. Анри незаметно удалился, тонко прочувствовав момент, когда третий абсолютно лишний.

– Здравствуй, девочка, – сказал я, стараясь не выдать голосом чувства, что бушевали у меня внутри.

– Здравствуй, Артуа, – ответила Милана, и мне показалось, что голос ее дрогнул.

Мы стояли, глядя друг на друга, и мне стоило немалых сил удержаться, чтобы не прижать ее к себе, плюнув на все приличия и условности.

– Милана, где мы можем присесть и поговорить, так чтобы нам никто не мешал, а мы оставались на виду у всех?

– Идем, Артуа, это совсем рядом.

Мы уселись за столик, на котором стояли вино, фужеры и ваза с фруктами. Я взял ближнюю к себе бутылку, откупорил ее, наполнил два фужера темно-рубиновым вином, один из которых поставил перед молодой женщиной. Милана пригубила из него, не отрывая от меня взгляда.

– Ты стала настоящей красавицей. Видишь, я не обманывал тебя тогда.

– Ты никогда меня не обманывал, Арти. А ты совсем не изменился, только на лице у тебя добавился новый шрам и взгляд стал таким, каким бывал, когда ты злился или когда думал, что тебя никто не видит.

– Это все благодаря этому… – Я легонько коснулся эфеса шпаги кончиками пальцев, имея в виду приобретенное вместе со шпагой дворянское звание.

– Ты все-таки добыл ее, – продолжила Милана.

А потом вдруг заговорила горячо, но пряча от посторонних эмоции за маской холодной вежливости, чему мне никогда не научиться:

– Я ждала тебя, Артуа, ждала целых полгода, я оборачивалась на каждый звук, я просыпалась ночью, видела тебя в случайных прохожих, а ты все не приходил…

– Я был в то время очень далеко отсюда, девочка, на противоположном краю Империи, зарабатывая себе шпагу.

– А потом?

– Потом я помчался похвастаться шпагой перед очень молоденькой и очень красивой девушкой, но не доехал.

– Почему не доехал, Артуа? – В ее голосе мне послышались недоумение, боль и обида.

– Когда я был уже недалеко от этих мест, то узнал, что эта девушка вышла замуж, и повернул коня. У тебя очень хороший муж, Милана, храбрый, честный, и он очень любит тебя.

– Я знаю, – кивнула она. – А еще у меня есть дочь, маленькая Эмилия, ей год и два месяца, у нее карие глаза, и она очень похожа на своего отца.

У Анри Дьюбена глаза светлые, у самой Миланы глаза голубые, яркого василькового цвета. А вот у одного придурка, который, вместо того чтобы шевелить мозгами, предпочитает махать шпагой, глаза самые что ни на есть карие. Я впился взглядом в Милану, до боли сжав побелевшими пальцами край стола.

– Да, – ответила она на невысказанный вопрос, – это твоя дочь, Артуа. Иногда она так становится похожа на тебя, что мне даже становится немного не по себе. Ты сам мне говорил, – продолжала Милана, отвечая на следующий не заданный мною вопрос, – что чаще всего человек становится заложником обстоятельств и не в силах что-либо изменить. Понимаешь, Анри, тогда у меня не было другого выхода, совсем не было, я клянусь тебе всем, что для меня свято.

Я потянулся к ее руке, лежащей на столе, чтобы погладить ладошку с длинными красивыми пальчиками, но вовремя одернул себя. Милана понимающе улыбнулась. Господи, откуда в этой совсем юной женщине столько мудрости? Хотя глупых женщин не бывает, в отличие от нас, мужчин.

– И не вини себя ни в чем, Артуа. Так уж расположились наши звезды, но все равно я счастлива, что в моей жизни был такой мужчина, как ты.

Я глупо кивал: слабое утешение, да и не заслуживаю того, что слышу.

– Какая она?

У Миланы загорелись глаза, она оживилась, как всякая мама, рассказывающая о своем ребенке.

– Она такая егоза, постоянно что-то лепечет, уже встала на ноги, и теперь за ней нужен глаз да глаз.

Я исподтишка любовался ее лицом, лицом матери моего ребенка, ее движениями, улыбкой, сиянием глаз. Наконец Милана оборвала себя на полуслове, обратив внимание на выражение моего лица.

Мне не место в этом доме, где все так хорошо, где муж светится счастьем, глядя на любимую жену, я здесь лишний и могу принести только горе графу и смятение чувств – его жене.

– Милана, я пойду, пожалуй, отсюда. Ты умная девочка, ты все понимаешь. Получилось так, как получилось, и уже поздно что-то менять. Но ты всегда можешь на меня положиться. Только позови, если потребуется моя помощь, и я примчусь. Брошу все и примчусь. Я очень, очень рад был тебя увидеть. Прости, но мне пора.

Все-таки решившись, я погладил нежную и бархатистую ладонь Миланы, затем резко встал, поклонился, поцеловал ее руку и решительно зашагал к выходу, ни на что и ни на кого не обращая внимания.

Мне удалось пересечь почти половину залы, когда я почувствовал толчок в плечо. Не оборачиваясь, извинился – так, на всякий случай, ведь я никому не заступал дорогу. Меня остановил смутно знакомый голос, произнесший:

– Это так похоже на людей, не столь давно купивших титул, – оскорбить человека, и убежать. К сожалению, нельзя купить воспитания и манер.

Ба, да это же сам граф Колин Макрудер собственной персоной в окружении нескольких своих приятелей, коим и вещал с презрительной полуулыбкой. И эта тирада направлена в мой адрес, нет никаких сомнений. Интересно только, откуда он узнал о моем совсем недолгом баронстве?

Гости Дьюбенов, до этого развлекавшиеся кто чем, заинтересованно потянулись к месту событий – ну как же, дело пахнет дуэлью, которые практически всегда входят в программу вечера, как свадебная драка у меня на родине.

Гости держались пристойно, не глазели, подобно уличным зевакам, – не то воспитание и положение, но внимательно следили за нами, делая вид, что заняты своими делами.

Теперь мне нужно достойно ответить графу, ведь он оскорбил меня прилюдно, и я должен либо проглотить обиду и извиниться, либо послать ему вызов, как подобает истинному дворянину и джентльмену.

Только не в этом доме и не сегодня. Сейчас мне больше всего хочется уйти, остаться наедине с собой и не видеть никого как можно дольше.

Обведя взглядом зал, я нашел Милану, опершуюся на здоровую руку мужа. Они с явным напряжением смотрели в нашу сторону.

– Извините, граф, я действительно вас не заметил.

Коллайн посмотрел на меня так изумленно, как будто у меня вдруг выросла вторая голова или я поменял ориентацию.

По толпе местной аристократии волной пронесся шепоток: все ждали чего-то большего. Где дворянская честь, где достойный ответ с моей стороны, где последующий вызов на дуэль?..

На месте Макрудера я придрался бы к формулировке моего извинения: мол, как же так, барон, вы не заметили меня, графа, словно я лакей или уличный торговец, а это еще большее оскорбление, чем то, что вы меня намеренно толкнули… Но в этом случае ему самому придется делать вызов, а значит, выбор места и оружия останется за мной. Но граф поступил иначе, заявив, что, если бы я имел таких славных предков, как он, мне бы и в голову не пришло просить извинения – такие дела должны решаться иным способом.

Снова пронесся шепот, явно одобрительный – в пользу графа.

– Один великий человек, в отличие от нас, очень умный, высказал мысль, что тот, кто кичится славой своих предков, похож на картошку. И в том и в другом случае все лучшее находится в земле, – начиная закипать, парировал я.

– Объяснитесь, барон, – потребовал Макрудер.

– Да сколько угодно. В этой зале полно людей, по праву гордящихся своими предками. Но и предки гордятся своими потомками, взирая на них с небес. К сожалению, граф, вы не входите в их число.

В ответ я снова услышал нечто очень нелицеприятное про своих родителей, которые не смогли дать мне приличное воспитание в силу своего скотского происхождения.

«А вот это ты зря, моих маму и папу трогать не нужно», – пронеслось у меня в голове. Я шагнул к графу, успев заметить выражение удовлетворения на его лице, и отвесил ему пощечину.

Если кто-то считает, что пощечина – всего лишь пощечина, то заблуждается в корне. Это полноценный удар, если нанести его правильно. Необходимо только довернуть корпус во время удара абсолютно расслабленной рукой и напрячь кисть в момент соприкосновения, перенеся вес на опорную ногу.

Нисколько не сомневаюсь, что в мире полным-полно людей, способных устоять после пощечины, нанесенной таким образом, но с ними я еще не встречался. Не стал исключением и граф Макрудер, который, мелькнув светлыми подметками сапог, пролетел несколько шагов, приземляясь боком на выложенный каменными плитами пол. Уже не контролируя себя, я подскочил к нему, сорвал с перевязи его шпагу вместе с ножнами и сломал ее об колено, бросив обломки на грудь все еще находящемуся в состоянии грогги Макрудеру. Затем, найдя взглядом Анри Коллайна, обратился к нему прямо через головы присутствующих:

– Барон, передайте, пожалуйста, этому… – здесь я прервался, затрудняясь с выбором слова, – …этому человеку, что готов встретиться с ним в любом месте в любое время и на любых условиях. Моим оружием непременно станет кочерга, а граф может выбрать себе все, что угодно, вплоть до Маренизанской мортиры.

Маренизанская мортира находилась в столице, отличалась очень большим, почти гигантским калибром и стреляла раз в год, в день основания города. Мне рассказывали, что горожане даже заключают пари, взорвется она при очередном выстреле или останется целой. Но это так, к слову.

Я подошел к чете Дьюбенов:

– Леди Милана, господин граф, прошу простить меня за мой поступок. Я действительно не смог совладать с собой, но, видит бог, очень старался.

Анри Дьюбен ответил сразу, не задумываясь:

– Барон, я все видел. И поверьте, если бы не мое плечо, я непременно стал бы одним из ваших секундантов…

Когда я подходил к наемной карете, откуда-то из темноты вынырнул Проухв, что-то дожевывая на ходу.

– Садись, – сказал я, открывая ему дверцу. Тот недоуменно поглядел на меня: сюда-то он прибыл на запятках.

– Давай садись, – повторил я. – Сейчас места хватит, Коллайн остается.

Некоторое время мы ехали молча. Наконец Прошка, не выдержав, спросил:

– Ваша милость, вы что, сегодня будете один, без дамы?

– Ну почему один, Проухв. Дома меня ждут несколько подружек.

Подумав, добавил:

– Штук семь или восемь. Больше не осилю.

Прошка уважительно посмотрел на меня, ничего не сказав.

Когда мы прибыли, я подошел к хозяину двора:

– Любезный, есть ли у вас приличное вино?

– Конечно, господин барон. Могу предложить вам рейденское, позапрошлогоднего урожая, очень удачный год выдался – вино получилось превосходное, храню специально для таких случаев. Сколько вам?

«Специально для каких случаев? Что, у меня на лице написано желание надраться?» – подумал я, а вслух произнес:

– Дюжину. Дюжина – красивое число.

– Может, вам приготовить жаркое или гуся запечь?

Закуска градус убивает, а сколько его в том вине? И моя микстура закончилась.

– Спасибо, не нужно. Фруктов и сыра будет достаточно. И отнесите наверх, в мою комнату.

Я сидел у себя, дожидаясь вина, когда дверь со стуком отворилась, пропуская Прошку.

– Как там наши?

– Все в порядке, ваша милость. Все в сборе, играют в кости, груз и вещи на месте, – четко доложил он.

– Значит, так. Утром всем быть готовыми к отъезду, Нектору скажи, чтобы нашел длинную кочергу, не слишком тяжелую, а сам возвращайся с каретой к Дьюбенам – заберешь Коллайна, если понадобится.

– Господин барон, зачем вам кочерга?

– Завтра дуэль, она у меня вместо шпаги будет, так Нектору и скажи. Все, можешь идти.

Прошка двинулся к дверям, которые распахнулись буквально перед его носом, и в комнату вошел хозяин, лично неся корзинку с вином и корзинку с фруктами.

– А вот и мои подружки – ставьте их на стол, будем знакомиться.

Наконец я остался в одиночестве, и сразу накатила тоска. Вспомнилась наша первая встреча с Миланой, тогда совсем еще молоденькой девчонкой с огромными испуганными глазами. Встретились мы очень вовремя. Милане грозила серьезная неприятность – она оказалась в компании трех негодяев, место было достаточно темным, а их намерения вполне очевидными.

Тогда я не знал, что девчонка не кто иная, как урожденная графиня Эврарн, да и выглядела она как самая обыкновенная дочка сапожника или кузнеца.

Так, вот эти мясистые сладкие сливы вкупе с прекрасным рейденским создают отличное послевкусие.

Ты, эстет хренов, одернул я себя, ты же собрался грустить о потерянной любви, или как тебя понимать?

Потом мы с Миланой долго ехали вместе к ее дяде, тоже герцогу. И еще у нас была ночь, когда я стал ее первым мужчиной. Нет, не нужно думать, что я растлитель малолетних – к тому времени Милане уже исполнилось шестнадцать, и она пришла сама. Это произошло в замке ее дяди, а наутро мы расстались – получается, что навсегда.

Вообще-то ты идиот, барон де Койн, причем идиот в квадрате, – переметнулись мои мысли к другой теме, когда я наливал очередной бокал вина из очередной бутылки.

«Я буду драться с вами кочергой!»

Хорошо же я буду выглядеть, если граф предпочтет пистолеты. Хотя, скорее всего, не должен. Пистолеты – удел штатских дуэлей. Его никто не поймет, это он должен и сам понимать.

Пусть кочерга, но какого черта ты сломал ему шпагу!

Таким образом лишают дворянства, причем за очень серьезные преступления против короны. И позволить себе это может лишь император. Артуа, я даже не стану выслушивать твоих оправданий!.. А вот вина можешь мне предложить: хочу попробовать его со спелым пушистым персиком…

Глава 22 ДУЭЛЬ

Коллайн разбудил меня нежно и ласково, вылив на голову полкувшина ледяной воды. Вскочив на ноги, я ошалело замотал головой.

– Извини, Артуа. Я перепробовал все известные средства, чтобы разбудить тебя, оставив этот способ на крайний случай.

Вид у Коллайна был серьезный и, по-моему, даже немного печальный.

– Осталось меньше часа, нам следует поторопиться, если мы не желаем опоздать.

Да, опаздывать нельзя ни в коем случае. Валяться в ногах у противника, вымаливая пощаду, и то не так позорно, наверное.

– Налей мне вина, Анри, в тот кубок, он побольше бокала будет, если тебя, конечно, не затруднит. – Да, я был о себе лучшего мнения – даже половины бутылок не осилил. Голова побаливала, но вполне терпимо, не умру раньше времени.

Коллайн с сомнением покачал головой, но мою просьбу выполнил.

Пока я завтракал вином со сливами и приводил себя в порядок, Анри рассказывал о моем противнике все, что успел узнать за это время. Я слушал вполуха, по его словам, вообще получалось, что мне нужно срочно скрыться, не пытаясь даже сопротивляться. Хорошенький способ ободрить друга перед дуэлью, ничего не скажешь. Когда я намекнул об этом Коллайну, тот заявил, что я должен забыть дурацкую идею использовать кочергу вместо нормального оружия. Вот уж хрен вам, обратной дороги нет. Я могу вернуть уважение окружающих только в том случае, если одержу победу именно с кочергой.

Анри заявил мне, что я дурак, а я послал его к черту и пригрозил поменять его как секунданта на кого-нибудь попроще, например на хозяина постоялого двора – благо у него такое отличное вино. В ответ услышал, что, коль скоро я ломаю шпаги, лишая дворянства, что является прерогативой императора, то, видимо, могу и посвящать в него, поскольку моим секундантом может быть только человек благородного происхождения.

Единственное, чего он добился, – не позволил мне выпить еще. Хотя, на мой взгляд, я вполне резонно обосновал свое желание запастись вином впрок, поскольку даже самому необразованному человеку в Империи известно, что оно очень полезно при потере крови, что со мной, вполне возможно, может произойти. Так, переругиваясь, мы и добрались до места будущего сражения.

Этим местом оказался покрытый травкой изумрудного цвета живописный лужок, примыкающий к лесу и ограниченный с одной стороны малоезженой проселочной дорогой. С другой стороны луг упирался в заболоченную низину. На дороге стояло несколько карет, дожидавшихся начала шоу.

Все уже были на месте и ждали только нас. Мой маленький отряд, готовый к дальнейшему пути, расположился на одной стороне луга. На противоположной стороне собрались люди Макрудера. Коллайн отправился на встречу с секундантом графа, я же немного прошелся, разминаясь. Мне показалось, что за прикрытой шторкой окном одной из карет мелькнуло лицо Миланы, но уверенности не было: гербы на всех каретах отсутствовали. И к чему эти шторки? Взяли бы и затонировали стекла – гаишников еще и в помине нет… Я усмехнулся, представив картину, как местные стражи порядка на лошадях, накрытых желтыми с синей полосой попонами, гоняются за каретами с наглухо тонированными окнами.

Услышав движение за спиной, обернулся и успел увидеть, как невозмутимый Кот вложил в ладонь Шлону пару серебряных монет. Явно у парней пари, но какое? Вот негодяи, на исход дуэли побились об заклад.

Так, где там моя кочерга? Нужно хотя бы чуть-чуть приноровиться к ней. На мой вопрос Нектор развернул сверток, до этого пребывающий у него под мышкой. Из свертка он извлек на свет божий довольно длинную и тонкую кочергу, к ручке которой был привязан темляк, а на другом конце, возле самого крюка, обнаружился большой красивый розовый бант. Судя по выражению его лица, эти апгрейды моего оружия и для него явились неожиданностью.

Однозначно это Шлон – кто же еще! Вон он стоит, с невозмутимым видом.

Взяв кочергу в руку, я проверил баланс. Черт, какой может быть баланс у кочерги? Кстати, кочерга выглядела совсем новой, и металл на нее пошел приличный, хотя она добросовестно испачкана сажей. Ночью ее, что ли, успели сделать? И темляк, несомненно, снятый с тяжелого кирасирского палаша, служил компенсатором, а не украшением. А вот бант нужно сместить к рукоятке – и обзор закрывает, и подобием гарды может послужить.

Постукивая крюком кочерги по голенищу, я стал ждать сигнала к началу схватки.

Вернулся Анри, взглянул на кочергу, открыл рот, но я прервал его движением ладони: это не обсуждается.

– Условия обычные: поединок продолжается до тех пор, пока один из вас не извинится либо же будет не в состоянии драться по причине смерти или ранения. Оружие, – Коллайн вновь покосился на кочергу, – только шпаги, никаких кинжалов и даг. Вот, собственно, и все. Начинаете по готовности.

Я пожал плечами: готов – почему нет? К чему откладывать и что это даст? Еще раз оглядев свое воинство, заметил Дьюбена, беседующего с Вороном, и поприветствовал его поднятием руки. Граф не остался в долгу, кивком послав мне ответное приветствие.

Наконец мы с Коллайном пошли к центру поляны, куда уже направлялся Макрудер со своим секундантом.

Я посмотрел на Макрудера, который небрежно помахивал шпагой с узким плоским лезвием. Что ж, вполне практично против моей кочерги. На его щеке еще оставалась отметина от пощечины, но выглядел он вполне решительно.

Граф одарил меня взглядом, выражающим, по его мнению, все, что он обо мне думал. Я ответил протяжным зевком, не забыв прикрыть рот ладонью – в каретах вполне могли находиться дамы. В животе громко заурчало: вчера забегался в поисках приличного платья, рассчитывая поужинать в доме Дьюбенов, утром тоже не сложилось. Незаметно оглядевшись, убедился, что никто ничего не заметил или просто сделал вид, что ничего не произошло.

Когда прозвучала команда сходиться, я остался стоять на месте, постукивая кочергой по голенищу сапога. Из этого положения и парировал первый выпад графа, направленный мне в грудь.

Потом, рывком увеличив дистанцию, занял позицию с кочергой в вытянутой правой руке и с поднятой левой над головой. Граф обрушил на меня град ударов, от которых я ушел прыжком влево, стараясь приблизиться к нему вплотную. Трава, мокрая от ночного дождя, предательски скользила под ногами. Ничего, мой оппонент в том же положении. Хотя нет, у него движения более уверенные – не боится поскользнуться. В этом он меня переиграл, выбрав обувь с подходящими подметками.

Воспользовавшись выглянувшим на короткое время из-за туч солнцем, на мгновение ослепившим Макрудера, я сделал выпад, целясь ему в голову. Почти достал – на лбу графа появилась небольшая темная полоска сажи. Черт, еще бы два-три сантиметра – и вряд ли бы он смог продолжать поединок. Мы разошлись и заходили по кругу, выискивая возможности для атаки.

Ага, рассечение есть: полоса побагровела, выступила кровь, тонкой струйкой потекла на левую щеку Макрудера. Граф нетерпеливо смахнул кровь рукой, осторожно приближаясь ко мне.

Вполне возможно, и шрам останется. «Граф, откуда у вас эта отметина, так красящая ваше мужественное лицо?» – прощебечет ему на ухо дама. «Да так, на дуэли кочергой зацепили», – небрежно отмахнется он. Я даже усмехнулся, представив эту картину, и это чуть не стоило мне жизни. Смех расслабляет, а расслабляться в этой жизни нельзя, иначе, как гласит анекдот, поимеют. Сначала клинок графа чуть не отсек мне пару пальцев, остановленный пышным бантом. Затем я еле успел уйти от колющего удара, выгнув корпус в пояснице. Мне только и оставалось, что отмахнуться кочергой, стараясь попасть по ребрам Макрудера. Это удалось, и мы снова разошлись.

Надо заканчивать быстрее: кочерга не шпага, ее даже держать горизонтально трудно, устанет кисть руки – и все, конец.

Дождавшись очередного выпада графа, я отклонил его шпагу в сторону левым предплечьем, на мгновение почувствовал режущую боль и, зацепившись крюком кочерги за гарду шпаги, резким рывком вырвал ее из рук Макрудера.

Великое дело рычаг, утверждал в стародавние времена Архимед, посиживая в ванне. Моя рука с зажатой в ней кочергой и явилась тем самым рычагом, без труда вырвавшим оружие графа. Я поднял руку, и шпага, скользнув по пруту кочерги, уперлась в бант. Теперь мне следовало вернуть шпагу владельцу, произнеся при этом что-нибудь крайне уничижительное.

Но у меня были совершенно другие планы. Подойдя к лежащему неподалеку обрезку бревна, я обхватил эфес шпаги двумя руками клинком вниз и с силой вонзил ее в дерево, присев в момент удара. Затем, отойдя на пару шагов в сторону, великодушно указал на шпагу: забирайте, граф. Клинок его шпаги был плоским, а не трехгранным. Трехгранный более надежен – не застрянет в костях врага. На знаменитых русских трехлинейках системы Мосина штыки были трехгранными именно по этой причине.

К своей чести, Макрудер отказался от шпаги после первой же попытки извлечь ее, чтобы не выглядеть смешным. Один из его секундантов спешно предложил ему другую, уже с трехгранным клинком. Жаль. Неплохо было бы поставить рядом с первой шпагой еще одну, а лучше парочку – бревно смотрелось бы очень эстетично.

Я отошел к центру поляны, дожидаясь продолжения поединка. На левом предплечье имелся небольшой порез, но оно того стоило. Кроме издевательства, учиненного мною, граф довольно чувствительно получил крюком кочерги по пальцам и сейчас усиленно массировал их, зажав шпагу под мышкой.

Настраивая себя на дальнейший бой, нагоняя в кровь адреналин, я рычал горлом, стараясь, чтобы звук шел из живота. Методика несложная, но действенная. Наконец, когда у меня появилось ощущение, что я могу зубами перекусить свою кочергу, бросился на Макрудера, уже стоявшего в защитной позиции, обрушив на него град ударов. После одного из них мне вновь удалось выбить оружие из рук графа, угодив ему снизу по запястью, и даже зацепить на лету гарду шпаги, состоящую из нескольких металлических дуг, защищающих руку. Воспользовавшись секундным замешательством оппонента, я в выпаде вонзил пятку кочерги в тело Макрудера, стараясь угодить в солнечное сплетение, и даже провернул ее, как при ударе атэми.

Граф рухнул на колени, схватившись руками за живот.

Сняв с кочерги шпагу, я взялся за самый конец клинка и изо всех сил закинул ее в сторону болота. Где-то вдалеке звучно чавкнула трясина.

Макрудер продолжал сидеть на коленях, зажав живот руками.

Раны быть не должно – конец у кочерги загнут, как ему и положено, но попал я прямо в цель, и попал серьезно. К нему подбежали его люди, подняли на ноги, ощупали живот. Макрудер попытался сделать шаг и со стоном повис на руках секундантов. Он смотрел на меня с такой ненавистью, как будто я у него на глазах растерзал всю его семью вместе с малолетними детьми.

Мне пришлось ответить ему взглядом, от которого обычно шарахаются даже близкие люди, не говоря уже об остальных. Несколько раз я пытался с помощью зеркала понять, что их так пугает. На меня смотрело мое отражение с дикими, полубезумными глазами. Очень неприятное, надо признать, зрелище, но чего они боятся – я так и не понял. Мне же было скорее противно, но ничуть не страшно.

Макрудер поспешно отвел взгляд, глухо пробормотав что-то под нос. Слов слышно не было, но ясно, что не рассыпался в благодарностях.

Подошел Коллайн, похлопал меня по плечу:

– Все, де Койн. Поздравляю, ты победил. Граф продолжать не в состоянии, у секундантов претензий нет. – Он усмехнулся: – Один барон, правда, пытался высказаться, но я ему объяснил, что сейчас ты разогрелся и очень зол, поэтому еще один противник придется как нельзя кстати. И ты знаешь, подействовало, сам не знаю почему, – вновь улыбнулся Коллайн.

Шутите, господа, а вот мне сейчас будет совсем не до плясок с саблями. Скоро начнется откат, и меня начнет ощутимо потряхивать и поколачивать.

Все-таки прав был Коллайн: не стоило мне связываться с Макрудером. Зря я затеял эти скоморошьи бои. Неизвестно, что хуже – убить его на дуэли или победить кочергой. Да что тут непонятного? Естественно, он предпочел бы первое. За ним стоят такие люди, которые сожрут меня не только с потрохами, но со всей одеждой и сапогами. Макрудеры – это даже не Вандереры.

Друзей бы умел заводить так легко, как врагов. Да что теперь об этом говорить…

– Анри, если все закончено, то отправляемся немедленно – мы и так потеряли кучу времени.

Все зашевелилось. Кареты одна за другой трогались, разъезжаясь. Что здесь еще делать? Цирк уехал, и клоуны, то есть мы с Макрудером, вместе с ним. Мои парни засуетились, подтягивая у лошадей подпруги, и вскоре наш маленький отряд был готов продолжить дальнейший путь. Я стоял рядом с Вороном, дожидаясь, пока Нектор закончит перевязывать мою левую руку, держа в правой кубок с вином, протянутый мне Коллайном по случаю победы. А вот пить больше не хотелось – хотелось только убраться отсюда поскорее. Я протянул кубок Шлону, но тот вежливо отказался. У него под левым глазом переливался всеми цветами радуги немалый синяк – дружеский подарок Нектора по случаю его, Шлона, воскрешения из мертвых.

Наконец все вскочили на лошадей, и мы поехали прямо через луг на имперский тракт. Я ехал позади отряда, когда со мной поравнялся Анри Дьюбен. Вид у графа оставлял желать лучшего, – по всей видимости, Дьюбен тоже провел бессонную ночь. Я попридержал Ворона: нам предстоит разговор, это понятно без слов. Пару минут мы ехали и молчали, мне нечего было сказать графу, а он не торопился начать.

Наконец граф промолвил:

– Артуа, Макрудер – очень опасный человек. После всего, что между вами произошло, вы заимели себе смертельного врага.

Я пожал плечами: мне и самому это ясно, но я ждал от Дьюбена совсем другого разговора.

Граф продолжил:

– Его семья имеет немалый вес в столице, но и наш род не из последних в Империи. Хочу заверить вас в том, что можете рассчитывать на меня. Вы, конечно, очень погорячились со шпагой Макрудера, но мы постараемся все уладить, очень постараемся… – И он снова замолчал. Молчал и я, не видя никакого смысла в том, чтобы оправдываться или благодарить за то, что еще не сделано.

– Артуа, вчера вечером Милана рассказала мне все. Я не просил ее об этом, но до сих пор у нас не было секретов друг от друга. Барон, я очень благодарен вам за то, что вы оставили все как есть. Я очень люблю эту женщину, она для меня все. Я отлично понимаю, что, помани вы Милану за собой, она бы ни секунды не стала сомневаться, как понимаю и то, что вам трудно далось это решение…

– У нас говорят, на чужом несчастье счастье не построишь, – перебил его я. – Откровенность за откровенность, граф, и пусть это останется между нами. Всю эту ночь я сомневался, стоит ли… – Махнув рукой, продолжил: – Меня остановило только одно: не хотелось, чтобы это произошло от руки такого негодяя. Милана – удивительная женщина, и вам с ней очень повезло, граф. Я неплохо вас узнал за это время и верю, что Милана будет с вами счастлива. Еще раз прошу извинить меня за все, что произошло. И поверьте, что я бы нашел способ отказаться от приглашения, если бы знал, что Милана ваша жена.

Мы еще некоторое время ехали в молчании, затем крепко пожали друг другу руки, и я пришпорил коня, догоняя отряд.

Коллайн поджидал меня в хвосте и, когда я догнал его, опять принялся за свое:

– Артуа, поверь, мне самому противно говорить на эту тему, но то, что произошло в доме Дьюбенов, может принести тебе большие неприятности.

– Насколько большие? – заинтересованно спросил я.

– Видишь ли, в худшем случае может случиться так, что тебя самого лишат дворянства. Не сомневаюсь, Макрудер приложит к этому все силы…

– А я сомневаюсь. Ведь тогда этот факт получит широкую огласку, что ему совершенно не нужно. Что же касается моего дворянства… Не скрою, не так давно я мечтал его получить. Признаюсь, спал и видел себя со шпагой на боку. Но когда мне это удалось, то оказалось, что я опоздал – совсем немного, буквально на месяц или даже на пару недель. Лишат меня теперь титула – ну что ж, жил я без него и раньше. На моей родине уже давно научились ценить человека по делам, а не по длине родословной. Ты не поверишь, но родословная там больше нужна собакам или лошадям – от этого зависит их цена. Смешно звучит, но это истинная правда. Такие вот дела, Анри… Надеюсь, это не скажется на наших отношениях, ваша милость, барон Коллайн.

Я, дружески ткнув его кулаком в плечо, прибавил ходу, чтобы присоединиться к остальным.

Глава 23 ПРИБЫТИЕ

Весь обратный путь прошел без приключений и особых событий.

Настроение портил только начинавшийся ненастный сезон. Дожди шли все чаще и все сильнее. Нередки бывали деньки, когда с неба с утра до вечера сыпалась влага, моросящая и назойливая. Холодно не было, не тот климат, но вечная сырость очень докучала. Правда, и ночевки под открытым небом случались теперь очень редко – ближе к столице селения сменялись одно за другим. Не успеешь проехать околицу одного села, как вдалеке уже виднеются дома следующего.

По мере приближения к родным местам настроение людей становилось все лучше и бодрее. За два дневных перехода до столицы, по прибытии в город Брен, у нас появилась возможность сократить путь в Стенборо. От Брена имелась достаточно хорошая дорога, выводящая на Трондентский тракт, а там уже рукой подать и до имения. Колея еще не должна была успеть раскиснуть, сезон дождей только начинался. В Брене мы постарались привести в порядок нашу одежду – всем хотелось прибыть домой при полном параде, и снова двинулись в путь.

Кроме того, в городском банке я обменял часть золота на имперские монеты, чтобы рассчитаться с людьми сразу по прибытии.

Приличного размера кожаные кошели с монетами везли «дикие», как самые сильные бойцы. На неудачную шутку Шлона: мол, самое время покинуть нас до окончания контракта, Ворон ответил ему таким взглядом, что тот осекся на полуслове.

Мы покрыли расстояние до Трондентского тракта за два дня, что дало нам экономию времени в целые сутки. Наконец подъехали к повороту с тракта на имение.

Несмотря на нетерпение людей, я объявил небольшой привал, чтобы каждый мог привести себя в порядок: все должны видеть, что герои вернулись с удачей.

День выдался неплохой, с кратковременным дождиком и просветами синего неба. Вскоре после извилины дороги, проходящей через буковую рощу, показался и сам поворот на Стенборо.

Да уж, мой управляющий Герент даром времени не терял, отстроив за время нашего отсутствия постоялый двор приличных размеров. Здание самой таверны о двух этажах, сараи, крытые коновязи, и все это обнесено приличным по высоте забором. Из глубины двора доносятся удары молота по железу – не иначе работает кузнец.

На самой таверне вывеска с названием – «Конь и петух», а под надписью изображены оные животные, один на другом, петух, естественно, сверху. А еще со двора доносился густой аппетитный запах пирогов – по крайней мере, мне он напомнил именно это. Из-за тына высунулась голова совсем молодого парня, почти мальчишки.

– Чье заведение? – не преминул спросить у него Коллайн.

– Господина барона де Койна, – ответил тот и сам задал вопрос: – А вы чьи будете?

– Мы сами свои, – ответил я за всех. Парень внимательно всмотрелся в нас и исчез. С высоты лошадиных спин было видно, как он стремглав несется к открытым дверям таверны.

Мы подъезжали к распахнутым настежь воротам, с одной стороны которых было изображение стола, заваленного всякими блюдами, заставленного бутылками с вином и корчагами с пивом, а с другой – кузнец, подковывающий лошадь. Кстати, надо отметить, нарисовано довольно талантливо. Мы уже проезжали их, когда из дверей таверны выскочил высокий дородный мужчина. Он бегом направился к нам, крича на ходу:

– Ваша милость, ваша милость!..

Признали, должно быть, подумал я, придерживая коня.

Добежав до нас, мужчина остановился, подхватив Ворона под уздцы:

– Вернулись, ваша милость! Загляните к нам, на пироги горячие – моя жена их на вечер стряпает. Может, испить чего пожелаете или еще что…

А почему бы и нет? Запах такой, что слюной подавиться можно.

Я направил Ворона в ворота. Мы спешились, разминая ноги, прошлись по двору. Все ладненько, чисто, сделано на совесть.

– Бор Мадьен мое имя, я из Малых Лук, меня сюда управляющий поставил. Я за хозяина здесь, а жена готовит, – зачастил он. – Пройдемте внутрь, ваша милость, посмотрите, отведаете чего. Только скажите – мы вам что угодно приготовим.

Ну столько времени у нас нет, а вот по пирожку – это да, это можно. Сегодня даже не ели ничего толком, как проснулись. Мадьен провел нас в комнату, судя по чистоте и обстановке, предназначенную для самых почетных посетителей.

Вошла женщина, не уступающая ему статью, с полным подносом горячих, аппетитных пирогов с румяной, поджаристой корочкой, вкусных даже на вид, и с поклоном поставила на застеленный скатертью стол.

– Ты вот что, Бор, рассиживаться нам некогда, расскажи мне вкратце, как у тебя дела здесь идут. Что-то посетителей совсем мало… Давно открылись?

– Да уже почти два месяца как работаем. А что гостей мало – так не время еще. К вечеру наедут – не повернуться будет. Управляющий говорил, что все расходы покрыли, уже неделя как. Место больно уж удобное – как раз день пути до столицы, кто туда едет, завсегда останавливаются, и обратно тоже. Битком всегда забито что ни вечер. И благородные, и крестьяне. Кто в комнатах ночует, а кто и за оградой – мы для таких навесы сделали да очаги с коновязями. Все равно они сюда приходят – уж больно жена моя, Кронта, готовит вкусно. Вы ешьте, угощайтесь, пока с пылу с жару.

Мы ели пироги, запивая их холодным пенистым пивом, нахваливая стряпуху. Кронта теребила край передника, раскрасневшись от похвал. Я распорядился Проухву отнести часть пирожков «диким», оставшимся во дворе охранять наше имущество, но Бор успокоил, сказав, что им уже унесли.

Бор рассказывал, что и у кузнеца, молодого парня из Малых Лук, что отделился от родственника, работы хватает. Жениться он собирается – ждет моего разрешения поставить здесь себе дом, чтобы было куда привести молодую.

Мадьен все ждал моей оценки, по глазам видно. Решение управляющего – это одно, а вот что скажет хозяин…

Я успокоил его в нескольких словах, заявив, что всем доволен, что все замечательно, везде чистота и порядок. Лучшего и ожидать не приходится. Мадьен расцвел – как же, ни придирок, ни ругани, одни лишь слова похвалы.

– А кузнец пусть строится на здоровье, но чтобы через год прибавление в семействе было, обязательно проверю, – в шутку пригрозил я.

Мы расстались, довольные друг другом, Бор с Кронтой еще долго махали нам вслед.

Чем ближе мы подъезжали к Стенборо, тем больше я волновался. Казалось бы, ничего особенного меня с имением не связывает, но было такое чувство, будто возвращаюсь домой. Наверное, из-за того, что мы достигли конца пути.

Все остальные тоже выглядели взволнованными, даже обычно непроницаемый Нектор. Только «дикие» смотрелись как обычно.

– Первым делом, как приедем, женим Прошку. Хватит ему в бобылях ходить, – вслух начал рассуждать я. Парни подтянулись поближе, ожидая очередных шуток.

– За что? – тут же отозвался он.

– Что «за что», Проухв?

– За что вы меня женить собрались, ваша милость?

– Ну как же – парень ты видный, герой настоящий, и денег у тебя хватает. За такого любая пойдет, да что там – вприпрыжку поскачет. Вот приедем, отдохнем денек-другой – и женим.

Прошка надулся, придумывая, как отвертеться от женитьбы, и, ничего не надумав, выпалил:

– Я сбегу.

– Зачем же тебе сбегать, Проухв? Мы тебе жену найдем красивую и ласковую. Кто же от таких жен сбегает? – поинтересовался я.

– Ага, сами вы, значит, опять куда-нибудь поедете, а мне дома сидеть? Все равно за вами сбегу, – повторил упрямо набычившийся парень.

– А тебе самому разве не надоело – все эти ночевки у костра, вечная каша, постоянно настороже и в любой момент сгинуть можно? – вновь поинтересовался я.

Прошка призадумался и ответил не сразу:

– Знаете, ваша милость, бывает, что все надоест, домой хочется, в покой и уют, но пройдет день-другой, и снова мне ничего не нужно, кроме жизни такой, веселой и опасной. Не надо меня женить – ни мне радости не будет, ни жене моей будущей.

Мы переглянулись с Коллайном. Вот как, не так уж прост Проухв, как кажется.

– Ладно, ладно, Прошка, не будем тебя женить. Не нагулялся ты еще, не будет с этого толку. Но женить все равно кого-нибудь надо – вот хотя бы Шлона. Иначе безобразие получается: у нас женатый только Пелай, а на свадьбе погулять хочется, – принял я решение.

Прошка с облегчением выдохнул. Шлон же, который ехал, посмеиваясь в усы и жуя припасенный в таверне пирожок, подавился и судорожно закашлялся. Нектор с удовольствием помог ему, звучно хлопнув ладонью между лопаток. Продышавшись, Шлон обратился ко мне:

– Командир, за что меня, я ведь слово дал, что пить больше не буду, и вообще…

К этому времени мы въехали на возвышенность, с которой открывался отличный вид на мой замок. С пригорка был виден окружающий его сад, ведущая к нему дорога, а на дороге толпился народ.

Это нас встречают – не иначе корчмарь, который Бор Мадьен, послал гонца с вестью, хитрая бестия, чтобы приготовиться успели. Вот и отлично, пусть встречают.

– Так, орлы, – обратился я к своим парням, – женитьбы пока откладываются. Всем принять геройский вид – не с сенокоса возвращаемся. Народ должен видеть своих героев во всей красе. Распорядок на остаток дня таков: сейчас переживаем дружную и горячую встречу, затем уединяемся в помещении, где каждый получит все, что ему причитается. Потом мне нужно будет съездить к семьям тех, кто не вернулся из похода.

А вечером устроим праздник. Накроем столы под открытым небом – дождя сегодня, по-моему, не предвидится.

Теперь о делах. В любом приличном замке должны быть подземелья, где держат несчастных узников и прелестных пленниц. Надеюсь, и этот не исключение. Там мы и поместим нашу добычу под надежной охраной.

– Прелестных пленниц надежнее держать не в казематах, а где-нибудь под рукой, например в своей постели, – вставил свое слово Коллайн.

Все радостно заржали, под стать общему настроению.

– Допускаю такую возможность, – милостиво согласился я. – Только прекрасных узниц у нас пока нет, но есть прекрасное золото, и нам требуется человек для его охраны, пока все будут пить, гулять и веселиться. Он должен быть надежным, проверенным человеком и конечно же непьющим. Есть у нас такие люди?

Все покосились на Шлона, который не так давно заявил о своем полном равнодушии к спиртному.

Тот с самым горестным видом подтвердил – есть, что вызвало новый взрыв хохота.

К собравшемуся для встречи народу мы подъезжали с самым лихим видом. Парни затянули ставшую нашей походной песню, «дикие» переместились в арьергард, а мы с Коллайном, напротив, заняли место во главе отряда. Ребятня встретила нас еще на подходе и бежала рядом, сопровождая веселой босоногой стайкой.

Когда мы подъехали совсем близко, народ заволновался, зашумел, обмениваясь впечатлениями. Да и было на что посмотреть – веселые бравые парни на отличных лошадях, обвешанные дорогим оружием.

Тот же Амин, выглядевший, когда уезжал, совсем юнцом, теперь преобразился. На загорелом, обветренном лице через всю левую щеку проходил тонкий шрам, нисколько не портящий его. Сам он приобрел уверенные движения и цепкий взгляд видавшего виды мужчины.

Пелай, в начале похода рохля рохлей, с заметным животиком, теперь смотрелся настоящим воином с подтянутой фигурой и суровым взором. Бывшие егеря, Прошка да и все мы изменились в лучшую сторону.

Мы степенно слезли с коней на небольшой площади, вымощенной булыжником, и нас сразу же окружили встречающие.

У всех у нас на лицах до сих пор оставалось примерно одинаковое выражение – нам еще не совсем верилось, что мы наконец вернулись домой.

Я бросил поводья Ворона Проухву, подошел к управляющему, стоящему вместе с женой у самых дверей, и поприветствовал их.

Вопрос с хранением золота решился быстро. Узилищ в замке не имелось, зато было отличное помещение без окон, с массивной дверью, обитой железными полосами. Кроме того, оно прикрывалось распашной железной решеткой с огромным висячим замком.

Когда управляющий поинтересовался, что мы собираемся там хранить, я ответил честно: золото. Так, совсем немного, примерно столько – и указал на бочонок из-под вина, чем привел его в небольшой шок. Но это между нами, заявил я.

Остальные были проинструктированы заранее: мы выполняли очень опасное задание лиц, имена которых лучше не произносить вслух, и получили щедрую плату. А что, легенда как легенда, на мой взгляд вполне удачная. Но от управляющего скрывать истину нет смысла, нам еще работать и работать вместе. По крайней мере, я на это надеялся.

А управляющий все порывался доложить о проделанных трудах и отчитаться о затратах. Я успокоил его: впереди у нас достаточно времени, чтобы поговорить обо всем подробно, а пока необходимо подготовиться к празднику в честь нашего возвращения. Кстати, не самая плохая идея – мы заслужили это, да и другие пусть за нас порадуются.

Через полчаса все девять человек собрались в небольшой комнате, плотно прикрыв двери и затворив окно. Кроме большого стола и нескольких грубых стульев здесь ничего больше не было, но в данный момент мы ни в чем и не нуждались. На столе стояли бутылки с вином, корчаги с пивом и кружки, но никто к ним не притронулся – мы собрались совсем не за этим.

Я внимательно обвел взглядом лица, ставшие мне за время похода дорогими. Все сидели и спокойно ждали, не проявляя ни малейших признаков нетерпения. Передо мной на столе лежало семь кошелей с деньгами, приготовленных для оплаты.

– Ну вот мы и дома. Сейчас поступим так. Каждый из вас получит плату и долю от нашей добычи. Все вы получили от меня предложение и имели достаточно времени обдумать его. Тот, кому предложение не показалось заслуживающим внимания, получает деньги и уходит. Встретимся вечером, на празднике. В наших отношениях ничего не изменится, кроме того факта, что повторного предложения не будет. Итак, Пелай. – Я протянул Пелаю его кошель.

Вслед за ним свои деньги получили и остальные. У Нектора и Шлона мешочки были чуть побольше, а самые большие – у «диких», но не за счет золота, а за счет серебра. Золотых монет, доли от нашей старательской деятельности, у всех было поровну.

Парни возбужденно зашумели, задвигались, забавляясь с полученными деньгами. Кто-то пересыпал весело звякающие монеты из одной руки в другую, кто-то выстраивал из них ровные столбики, чередуя золото и серебро. Лишь «дикие» заглянули в свои кошели и снова застыли как изваяния в ожидании предстоящего разговора.

Меня порадовала общая реакция присутствующих. Никто не заглядывался на чужое, не пересчитывал судорожно монеты, пытаясь определить, не обманули ли именно его при расчете. Словом, все вели себя достойно, и это не могло не радовать. Когда забавы закончились и все сложили деньги назад в кошельки, мы наполнили кружки вином и дружно сдвинули их со стуком, произнося добрые пожелания.

Осушив емкости до дна и поставив их на стол, все снова замерли, глядя на меня.

Ну что ж, теперь за главное. Начнем по порядку – с Коллайна, сидящего справа от меня.

– Барон, ваше слово, – обратился я к нему.

– Я остаюсь, де Койн, вне всяких сомнений, но при одном обязательном условии… – Коллайн выдержал томительную паузу, приведшую меня в смятение: как раз он и нужен мне больше других. Наконец он продолжил: – Я остаюсь только в том случае, если вы, Артуа, не станете женить меня насильно, без моего на то согласия, – закончил он под общий смех, разряжая обстановку за столом.

Ну погоди, Анри, месть моя будет жестокой и неизбежной – тоже мне актер из погорелого театра! Смотри какую паузу выдержал.

– Проухв! – Я посмотрел на Прошку.

Парень пожал плечами:

– Я тоже остаюсь, и меня тоже женить не надо.

Мать вашу, что вы все, сговорились?

Следующим сидел Шлон. Я ожидал и от него нечто подобное, но он лишь кивнул и коротко произнес:

– Да.

Кстати, к вину он не прикоснулся, чокнулся вместе со всеми и поставил кружку на стол.

– Нектор!

Нектор тоже ответил согласием, но обратился с просьбой оставить большую часть денег у меня: мол, соблазну меньше и надежней.

Я кивнул в знак согласия. Почти все остальные поступили так же, как Нектор. Вот и отлично – моя душа просто пела, никто не ушел и даже не сомневался на этот счет. Если бы еще не те неприятные обязанности, которые мне придется исполнить, нанося визиты в семьи погибших…

Я встал и обратился к своей команде:

– Спасибо всем. Не представляете, как я рад, что вы все остались. Мы с вами еще таких дел натворим! Но это все потом. А пока у всех отпуск на две недели. Отдыхайте, набирайтесь сил, готовьтесь к новым свершениям. Обещаю, будет не легче, но еще интереснее. Через две недели жду вас всех здесь и очень надеюсь, что за этот срок никто не передумает.

И вот еще что, денег возьмите столько, чтобы хватило на это время, до окончания отпуска больше не дам из них ни ломаного гроша. И не потому, что они мне будут нужны, а потому, что они будут нужны вам, когда вы вернетесь с трезвой головой и с трезвым расчетом, на что их потратить.

Разве что на свадьбу, – в шутку добавил я. – Империя нуждается в новых героях, а уж кому как не вам заниматься этим вопросом…

– Командир, – подал голос Шлон, в последнее время не очень разговорчивый и тем самым на себя не очень похожий, – а без свадьбы героев делать разрешаете?

– Как можно чаще, – легко согласился я. – Но поймите, что главное – героев не сделать, а вырастить и воспитать. Впрочем, как и героинь. Все. Вечером жду вас на праздник, а завтра с утра все в отпуске…

В комнате остались только мы с Коллайном и груда кошельков на столе. Я неторопливо собрал их в кожаный мешок, намереваясь передать его управляющему. Перепутать кошельки невозможно: жена Герента успела вышить на каждом инициалы владельцев, пока я делил деньги.

Коллайн, внимательно следивший за мной, спросил:

– Артуа, тебе обязательно самому ехать к вдовам погибших? С этим отлично может справиться и управляющий.

– Понимаешь, Анри, эти люди поехали не с управляющим, а со мной. Я очень не хочу ехать сегодня, но завтра мне захочется еще меньше, а послезавтра действительно придется отправляться ему. Я же найду для себя какой-нибудь благовидный предлог. А потому надо ехать прямо сейчас, но только после того, как приму ванну. Надеюсь, она уже готова. Кстати, куда ты хочешь поехать отдохнуть?

– Никуда не поеду, – махнул рукой Коллайн. – Здесь хорошо, места красивые, и барышень симпатичных полно. Скажи, де Койн, ты обратил внимание, что у тебя две новые служанки, и обе очень недурны собой?

Еще бы! Ни Камиллу – стройную худенькую брюнетку, ни Васию – блондинку с выдающейся во все стороны фигурой, но тонкую в талии – невозможно не заметить. Особенно если они постоянно крутятся вокруг тебя, так и норовя при этом задеть тугим бедром.

Я посмотрел на управляющего, но тот отвел взгляд, всем своим видом показывая, что тут приличный дом, хозяин холостой и еще молод, не нравятся эти – найдем других. Герент мне нравился все больше и больше: дом приобрел жилой вид, работа кругом кипит – одна корчма чего стоит, и никакой подобострастности в поведении, что, на мой взгляд, тоже очень ценно.

– Можешь приударить за ними обеими, да и вообще за кем угодно, кроме жены управляющего – он мне нужен, а вам работать вместе, – объявил я Коллайну.

– Хорошего же ты обо мне мнения, де Койн, – рассмеялся Анри. – И потом, мой герб скромнее, в отличие от некоторых других.

На гербе Коллайна тоже изображен конь, но под всадником с копьем в руке, а на плече у него сидит хищная птица, если судить по загнутому клюву.

– Барон, если вы еще хоть раз посмеете посмеяться над моим родовым гербом, мне придется скрестить с вами шпаги! – И, не выдержав, рассмеялся. Хорош родовой герб, которому еще и двух лет не исполнилось. Затем продолжил: – Вы мне еще не ответили за то условие, которое поставили передо мной. Теперь я буду спать и видеть, как женю вас на графине с потрясающим бюстом. Вы остепенитесь, потолстеете и непременно заболеете зеркальной болезнью, – мстительно добавил я.

Коллайн поинтересовался, что это за болезнь, и я подробно описал ее симптомы. Барон долго хохотал, щупая свой худой, впалый живот. Да и где его нарастишь с нашим образом жизни в последнее время?

Глава 24 КАК ХОРОШО БЫТЬ ВЛАДЕТЕЛЬНЫМ БАРОНОМ

Вскоре я уже трясся на Вороне в сопровождении управляющего и Прошки в сторону Кривичей. По дороге я успел поинтересоваться у Проухва его планами на предстоящий отпуск. На это Прохор ответил, что уезжать никуда не собирается, только отошлет часть денег вместе с письмом в родительский дом. Пусть знают, что человек он совсем не пропащий, а очень серьезный и в этой жизни крепко встал на ноги.

Проблема только в том, продолжал рассуждать Проухв, что не обучен он грамоте – пытался выучить, да не получается что-то. Вот считать он хорошо умеет, хоть до ста, и вычитать, и складывать. А это значит, что он не тупой, как кричал на него отец, пытаясь обучить грамоте, просто склад ума такой.

Я с трудом сдерживал улыбку, слушая его рассуждения. Кстати, вспомнилось мне, что там насчет учителя и врача? Управляющий объяснил, что и учитель, и врач в деревне уже есть, учитель переехал вместе с семьей в новый дом, построенный ему сельчанами на мои деньги, врач тоже живет в новом доме, где и больных принимает. Оплачивается их работа, естественно, тоже из моих денег. Все довольны, особенно рады крестьяне врачу – его работа, в отличие от учительской, сразу видна, тем более что лечит он и людей и животных.

Народ валит к нему валом, расплачиваясь, помимо положенного мной жалованья, продуктами и мелкой живностью. Только он немного странный, добавил после некоторого раздумья управляющий.

– В чем же заключается его странность? – поинтересовался я.

– Так он утверждает, что все болезни переносятся невидимыми существами, представляете? – произнес он с иронией в голосе. – А в остальном очень хороший врач. И роды тяжелые принимает, и переломы лечит, и со скотиной проблем нет. Поговаривают, – управляющий понизил голос, – что у него в столице большие неприятности были, кто-то умер – то ли лекарства новые он испытывал на людях, то ли неудачно оперировал. Когда я ему предложил переехать к нам, он с радостью согласился.

Да, надо будет обязательно навестить доктора. Продвинутый он у нас – о бактериях знает, на людях экспериментирует. И учителя посетить надо, они же теперь у меня сельская интеллигенция, не абы как, надо уважить, да и самому интересно, что за люди.

Первым долгом я решил заехать в дом нашего возницы, Арона Клея, убитого в первом же бою. Он жил на краю деревни, сразу же при въезде со стороны замка.

Оставив Прошку с лошадьми на улице, мы с управляющим вошли в дом.

Даже с беглого первого взгляда было видно, что хозяйство, и без того небогатое, приходит без мужских рук в упадок. Калитка открылась с трудом, плетень, подпертый палкой, опасно накренился, подгнившее крыльцо требовало ремонта. Все указывало на отсутствие хозяина, который остался далеко отсюда и вернуться уже не сможет…

У крыльца нас встретила женщина, еще молодая и достаточно привлекательная, если бы не следы горя от известия о гибели мужа: бледное, заплаканное лицо, черные круги под глазами… Любила она его, по всему видно.

– Проходите, ваша милость, – пригласила она тусклым, бесцветным голосом и посторонилась, пропуская нас внутрь. Дом просторный, еще крепкий, везде чистота, но бедность так и лезет изо всех углов.

При живом-то хозяине достатка не было, а что теперь будет?

В дальнем углу на лавке сидят три девочки-погодки, старшей на вид лет двенадцать, тоже изрядно зареванные. Помощницы из них никакие, и замуж отдавать рано.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, ваша милость. Может, испить чего желаете?

– Молока, – брякнул я, усаживаясь на лавку возле стола, жестом приглашая управляющего присесть напротив. Хозяйка изменилась в лице, подскочила к старшей и начала ей что-то объяснять вполголоса, явно куда-то посылая.

«Да у них даже коровы нет – к соседям ее посылают», – мелькнуло в голове. Как же они без коровы в деревне-то?

– Спасибо, хозяйка, что-то перехотелось мне молока, да и времени нет. Присаживайся с нами, поговорим, да и поедем мы по своим делам.

Женщина робко присела на краешек лавки.

– Как зовут-то тебя, хозяюшка?

– Гвалой родители нарекли.

– Не уберег я твоего мужа, Гвала. Хороший Арон был человек и погиб как герой, других спасая, – солгал я, чтобы хоть как-то утешить вдову. – Но не вернешь его теперь, а жить дальше надо, детей растить. Да и сама ты еще молодая, вся жизнь впереди. Герент, – обратился я к управляющему, – завтра пришлете людей, чтобы хозяйство поправили, дел много – на целый день хватит. Плетень, крыльцо, крышу пусть посмотрят, еще что – Гвала лучше знает, сама подскажет. – Управляющий согласно кивнул: сделаем. – И вот еще что: корова в хозяйстве нужна, прямо завтра, молодая, и чтобы молока много давала. – Черт его знает какой должна быть хорошая корова – надеюсь, управляющий разбирается в этом вопросе лучше меня.

Герент снова кивнул: и это не проблема.

Во время разговора я извлек из кармана один из трех кошельков, предназначенных для семей погибших, и постарался незаметно добавить в него горсть монет, в основном серебряных, но попалась и парочка золотых, что, боюсь, не ускользнуло от внимания Герента.

Высыпав звонкие монеты на стол и придерживая их рукой, чтобы не раскатились, я снова обратился к вдове:

– Гвала, это деньги, заработанные Ароном. Видишь, здесь достаточно, чтобы зажить нормально. Я понимаю, что деньги очень слабое утешение за гибель мужа, но жизнь продолжается. А если возникнут трудности или проблемы, обращайтесь ко мне или, если меня не будет, к Геренту, и мы обязательно их решим.

Женщина посмотрела на деньги и сказала:

– Здесь так много, ваша милость, куда я их спрячу? Мне даже страшно…

– Ну это совсем не проблема, возьми сколько считаешь нужным, а остальные будут храниться у управляющего. В любой момент сможешь забрать их все или сколько будет надо. Купишь обновки дочерям – вон какие красавицы растут, и про себя не забудь. И не волнуйтесь, мы вас не оставим.

Я встал, подошел ко вскочившей женщине, прижал ее к себе, погладил по волосам и заговорил на ухо:

– Все, все, Гвала. Арона уже не вернуть, а жить надо, у тебя есть ради чего жить.

Отъезжая к следующему дому, попросил Герента найти ей работу: не потянет она одна хозяйство, и дочери ей не помощницы. Подумав, тот ответил, что доктор просил найти ему женщину, чтобы убирала, еду готовила и так далее. Переговорит с ним – глядишь, и выйдет что.

В доме Сентора мы долго не задержались. Его жена, женщина очень крупная, едва ли не в два раза больше покойного мужа, спокойно приняла деньги, тщательно их пересчитала, вышла в соседнюю комнату, пошуршала там чем-то и, выйдя уже без кошелька, спокойно на нас воззрилась: мол, что еще скажете? Два ее уже совсем взрослых сына, очень похожих на мать и внешне, и габаритами, не проронили ни слова, а один даже позевывал украдкой.

Уже на улице Герент сказал, что в этом доме скорее ждали денег, чем возвращения мужа и отца. Я пожал плечами, в душе соглашаясь с ним.

В доме Кадьена царило настоящее горе. Его жена, старшая дочь, девица на выданье, двое сыновей-парубков – все они тяжело переживали горечь утраты любимого мужа и отца.

Только младшенькая, сразу же оседлавшая мои колени, несмотря на жесты и шиканье матери, оставалась веселой и улыбчивой. Я покачал ее на колене, сделал пальцами козу, и она засмеялась, довольная.

Старшая дочь была очень похожа на Милану. Такую, какой я ее встретил два года назад, – и возраст тот же, и фигурка стройная, и тонкая, как тростиночка, только у Миланы черты лица тоньше. Я вспомнил о дочери, которую так и не увидел: ей немного меньше, чем малышке, которая сидит у меня на коленях… Стоп, хватит ныть – все у тебя живы, здоровы, даст бог, увидишься еще. А здесь у людей горе.

Женю я Амина на этой девочке, дочке Кадьена. Сам лично слышал его слова, когда он спас Амина от копья вайха: в ответ на благодарность спасенного сказал как бы в шутку, что не чужой человек – зять почти. Тогда особого внимания не обратил, а сейчас вспомнил.

Когда мы возвращались в замок, я все еще успокаивал себя мыслью, что вполне мог погибнуть я, а домой вернулись бы они и мне не в чем себя винить.

Так, с грустными делами покончено, теперь можно подумать и о живых. Лишний день праздника никому не помешает. Сейчас, в этот период, когда дожди льют практически постоянно, особых забот у крестьян нет – пусть погуляют, тем более что есть повод, и еще какой!

Праздник удался на славу – народ веселился от души, употреблял вино и танцевал под музыку местных музыкантов.

Пришли и из Кривичей, и из Малых Лук – всех позвали, никого не забыли. Я вальяжно сидел во главе одного из двух длинных, наспех сколоченных столов, заставленных всевозможными яствами. Присутствовали и открытые бочонки с пивом и вином. Все мои парни были здесь и веселились вместе со всеми, за исключением Шлона, сторожившего наши богатства, и Амина, пропадавшего неизвестно где. Хотя и гадать не надо – он с дочкой Кадьена, где же ему еще быть?

Всегда невозмутимый Ворон лихо отплясывал с двумя сельчанками, улыбаясь им из-под усов. Кот что-то нашептывал на ушко разомлевшей красотке в яркой, праздничной одежде. Пелай, сидевший за столом, одной рукой обнимал за плечи жену, а другой лихо рубал невидимых врагов, которых было, судя по количеству движений, не менее десятка, а то и все два. Проухв, как на карусели, кружил двух девиц на вытянутых руках.

Нектор обстоятельно доказывал что-то седоусому и седовласому мужчине старше его лет на двадцать. Время от времени он подливал в кружки, делая знаки поджидавшей его женщине с корзинкой в руках, из которой торчали горлышки бутылок и половина жареного гуся.

Коллайн исчез еще раньше – я даже не успел заметить, когда и с кем.

Обе мои служанки вертелись рядом, обслуживая гостей и не забывая про меня.

Наконец я решил, что пора отдохнуть, решительно допил кубок и встал.

Кубок, доставшийся мне по наследству от прежних хозяев, имел на своем боку герб дома Вандереров – своего такого у меня еще не было. Но в остальном сосуд был хорош, красивый и вместительный, так что я без зазрения совести пользовался им в свое удовольствие. Поднявшись на ноги, оглядел присутствующих и здраво решил, что мой уход веселья не испортит. Скорее, наоборот: по себе знаю, что присутствие начальства напрягает, а я не кто-нибудь, а барон и благодетель.

Подскочившая Камилла поинтересовалась, не проводить ли господина барона в опочивальню, на что я милостиво махнул рукой – проводи. Заодно и Шлона сменю: вход в сокровищницу замка лежал через мой кабинет, далее через спальню, и уже из спальни ход вел в подвал замка. Предусмотрительно, надо сказать: твои богатства – сам и сторожи.

Я шел твердой и мужественной походкой местного владетеля, а то, что меня кренило на правый борт, в сторону поддерживающей меня Камиллы, – так это просто от усталости, скопившейся в моих членах в результате тяжелого похода, только и всего.

Хотя нет, усталость скопилась не во всех членах, не во всех. С высоты своего роста я явственно видел два округлых полушария, ритмично покачивающихся в вырезе платья девушки. Мне до ужаса захотелось их потрогать, но я стоически боролся с искушением, заложив руки за спину и сцепив их. Еще я заметил, что Камилла показала язык Васие, но не уверен в этом – возможно, что это следствие переедания слегка переперченных перепелов, тушенных в сметане.

В замке мне пришлось применить обе руки, но не так, как хотелось, а схватившись ими за перила лестницы, ведущей на второй этаж. Надо лестницу переделать – слишком уж крутая.

Наконец мы прибыли по назначению. Жестом отослав Шлона на двор, так ничего и не поняв из его скороговорки, я прошел в спальню и рухнул на широкую, мягкую и пахнущую чем-то приятным постель. Девушка, застыв у дверей, скромно потупила глазки и тихо спросила:

– Господин, мне уйти?

– Камилла, сейчас ты пойдешь на кухню и будешь до утра перебирать просо, отделяя зерна от плевел. Или у проса нет плевел? В общем, закрой двери на оба запора, иди сюда и приляг рядом.

Камилла послушно прилегла на постель.

– Ты не подумай ничего такого. Просто я так замерз в пути, так одинок и мне так не хватает человеческого тепла, – прошептал я ей на ушко, тиская все, что можно потискать, и гладя все, что можно погладить.

«Ох уж эти женщины. Спрашивается, ну зачем на них столько одежды и какой в этом смысл?» – подумалось мне, когда я окончательно запутался в складках платья.

Камилла гибко извернулась, освобождаясь от платья, затем стащила все с меня. Я поцеловал ее в сладкие, с готовностью подставленные губы, и она ответила мне тем же.

Тут я выдал класс: уткнувшись носом в ложбинку между ее грудей, закинул на нее согнутую в колене ногу и захрапел, успев, правда, шепнуть: «Не уходи…»

Проснулся я, когда в окнах уже стоял серый рассвет. Камилла, тихонечко посапывая, спала, прижавшись щекой к моему плечу.

Где-то я читал, что мужской организм, переживая похмелье, как будто предчувствует свою скорую кончину и потому стремится к продолжению рода. Мой тоже остро стремился к продолжению, и я не стал сопротивляться этому стремлению, но активно помог ему делом.

Когда проснулся во второй раз, на дворе уже было позднее утро. Сослепу пошарив вокруг себя, я никого не обнаружил. На столике у изголовья стоял поднос с бутылкой вина, бокалом и кувшинчиком пива. Там же было что-то мясное в глубокой тарелке, прикрытой крышкой, стояла ваза с фруктами, и мой любимый, нарезанный тонкими ломтиками острый сыр из овечьего молока. На краю натюрморта расположился серебряный колокольчик, предназначенный для вызова прислуги. Эх, хорошо быть барином, даже таким мелким.

И самочувствие, кстати, прекрасное – никаких последствий вчерашних возлияний. Я лежал, наслаждаясь покоем и уютом, погрузившись в сладкие мечты.

Можно же загулять, надолго загулять. Денег хватит надолго – лет на пятнадцать точно, даже если с песнями цыган и плясками цыганок. Цыган здесь нет, но есть кочевой народ, глоны, такой же веселый, музыкальный и вороватый. И служанок можно больше набрать, не меньше десятка, молоденьких и симпатичных – дом громадный, работы всем хватит, прокормлю как-нибудь.

Встав, я осмотрелся в поисках одежды и не нашел. Догадался открыть шкаф и обнаружил ее, аккуратно развешенную и разложенную. Эх, хорошо быть барином! Или я это уже говорил? Так, теперь умыться, побриться – и за работу, дела не ждут. Хотя какие могут быть сейчас дела – так, по мелочи, неделю отдыха я заслужил.

В кабинете на диване храпел Прошка, который нес нелегкую службу по охране золота. При моем появлении он вскочил на ноги. При сабле, двух пистолетах за поясом и с суровым выражением лица Проухв смотрелся весьма авантажно.

Я успокоил его жестом: расслабься. И вообще, это мой кабинет, надо ввести новый пост охраны где-нибудь за дверью. А то еще в спальне вздумают дежурить, заодно и свечу подержат, ироды.

Я поставил шпагу на подставку для холодного оружия, явно не новую, но недавно покрытую свежим лаком. Молодец Герент, в очередной раз подумал я. В кабинете вполне рабочая обстановка, ничего лишнего, но все необходимое имеется в наличии, даже чернильница полна чернил и ворох гусиных перьев торчит из стаканчика.

Вот сюда повешу ковер с двумя скрещенными шпагами и парой пистолетов – давно мечтал. О, здесь даже камин есть, а вот и широкая софа – вечером прикажу его затопить, и веселые отблески пламени будут играть на обнаженном теле Камиллы, которое, кстати, очень ничего.

Приведя себя в порядок, я спустился на первый этаж. Первой, кого я встретил, была Камилла, куда-то спешащая с кувшином в руке.

Я подозвал ее и объявил:

– Вечером зайдешь ко мне.

– Просо перебирать? – хихикнула она.

Прикинув свои возможности, я сообщил:

– Просо и гречу. Возможно, – но это только возможно, – еще и горох.

Девушка снова хихикнула, и я, не удержавшись, хлопнул ее по… короче, хлопнул ласково и нежно.

Управляющего, беседующего с бородатым сервом, обнаружил на площади перед домом. Я осмотрелся, дожидаясь, пока он закончит разговор. После вчерашнего веселья не осталось никаких следов – разве что трава местами немного примята.

Наконец крестьянин уехал, и управляющий, обернувшись, увидел меня и поспешил навстречу. Когда он подошел, я протянул ему руку и сказал:

– Артуа.

Управляющий недоуменно пожал ее и открыл было рот для вопроса.

– Герент, наедине можете называть меня Артуа. При людях да, конечно, субординация превыше всего – господин барон и так далее. Но наедине…

Увидев, что Герент вновь открыл рот, я снова опередил его:

– Это не обсуждается. Теперь пройдемте в кабинет, нам есть о чем поговорить.

В кабинете, удобно расположившись в кресле за письменным столом, я спросил его:

– Герент, все забываю вас спросить, сколько вам платили прежние хозяева?

Еще до нашего похода я заверил его, что плату мы можем пересмотреть, и никак не в меньшую сторону.

– Десять золотых имперских крон в год, – ответил он.

Много это или мало – как посмотреть: шпага моя оценивалась примерно в двадцать пять монет, а за Ворона давали пятьдесят…

– Имению потребуется новый управляющий, – задумчиво протянул я и заметил, как вздрогнул Герент.

Вот болван, нужно правильно выбирать слова, нельзя так.

– Вы не поняли меня, вам нужно подготовить человека себе на замену.

Ну-ну, де Койн, черт бы тебя побрал, начинать нужно с основной мысли, частности должны быть потом.

– Герент, вы отлично справились с заданиями. Хоть я и не видел всего, могу смело предположить, что и там все отлично. В Стенборо для вас больших перспектив нет. Ну закончим мы здесь все, что запланировали. А дальше что? Вы понадобитесь мне в столице. Вот там я дам вам возможность развернуться. Подготовите смену, посоветуетесь с женой и переберетесь в стольный град. В Дрондере я завалю вас таким количеством работы, что вы только ахнете. Но и вознаграждение будет соответствующим. Как вы на это смотрите?

– Жена поедет за мной куда угодно, – не раздумывая, ответил Герент.

Я посчитал его слова согласием – а как иначе их можно трактовать?

– Нет, с женой вы обязательно посоветуйтесь. Мало ли что, – может, ей не нравится столичная суета. Кстати, извините за личный вопрос, у вас ведь еще нет детей, почему?

– Мы долго ждали ребенка, и вот наконец… – Лицо Герента даже посветлело при этих словах. – Но я боюсь даже лишний раз говорить об этом.

– Хорошо, хорошо, Герент. Тогда давайте перейдем к делам насущным. Что у нас с финансовым положением?

– В этом году мы собрали неплохой урожай, господин… Артуа. После вычета налогов, расходов на строительство и остальные нужды чистая прибыль составит сто двадцать семь золотых имперских крон и… – Я махнул рукой: серебро пока не в счет, о мелочах потом. – В этих бумагах подробные отчеты, список расходов и так далее.

С этими словами управляющий положил на стол папку в сафьяновом переплете.

– Хорошо, я их изучу чуть позже. Сто двадцать семь золотых, говорите? Свою плату за этот год вы уже забрали?

– Нет, Артуа, от вас не было указаний.

– Тогда сделаем так, оставим на расходы по содержанию имения ровно сто золотых, а остальное возьмете себе в качестве оплаты и премиальных. Теперь пойдем дальше…

В дверь коротко стукнули, и в кабинет вошел Коллайн собственной персоной.

– Не помешаю?

– Нисколько. Проходите и присаживайтесь где удобно. – Я обвел рукой кабинет.

Анри выглядел неплохо – свежий, никаких мешочков под глазами и при неизменной шпаге на боку.

– Продолжим, – вновь обратился я к управляющему. – Что у нас с мельницей? Как идет строительство?

– Мельница готова и уже неделю как работает. Довольны все, кроме соседа, барона Кресле. Раньше крестьяне к нему ездили, сейчас же надобность отпала. На плотине имеется возможность поставить второе колесо, для механических нужд, как вы и планировали.

Приезжал из столицы рудознатец, – опередил мой следующий вопрос Герент. – Но, увы, ничего нового не обнаружил. Запас каменного угля приличный, при желании и необходимости мы даже можем приторговывать им. Глины, подходящей для производства кирпичей, тоже достаточно, мы уже приступили к их изготовлению и пока складируем прямо на месте. Расходы минимальны, залежи угля относительно недалеко, сплавляем по мере надобности лодками по реке.

На постоялый двор вы заезжали по дороге, все видели сами. Проект уже окупился, и в дальнейшем ждем неплохого дохода – очень уж место удачное. Кстати, продажа муки вместо зерна увеличит прибыль от зерновых примерно на треть. При необходимости можно увеличить площадь полей под засев, такая возможность имеется, – на одном дыхании доложил Герент, а я с гордостью посмотрел на Анри: вот какие люди у меня есть. Анри ответил мне взглядом с небольшой долей обычного скептицизма: дескать, поживем – увидим.

– Скажите, Герент, а что в окрестностях, на границах с соседями – есть в земле что-нибудь интересное? – задал я очередной вопрос.

Герент развел руками:

– Если что-то и есть, то мне неизвестно, к сожалению. Этот знаток земных недр напустил тумана, но ничего толком не сказал: мол, не может разглашать секреты владельцев земли.

Я вопросительно посмотрел на Коллайна. Тот утвердительно кивнул: поработаем над этим вопросом.

В дверь постучались, и в комнату вошел Проухв. Немного помявшись, как обычно, он обратился ко мне:

– Ваша милость, там наши, кто уезжает в отпуск, – он немного споткнулся на непривычном слове, – хотят попрощаться с вами.

– Проухв, передай им, что до обеда осталось времени немного, за обедом и попрощаемся. Час задержки ничего не изменит – пообедают и поедут. А те, кто не останется на обед, пусть по возвращении за своими деньгами не приходят, не отдам, – в шутку добавил я, считая вопрос закрытым. Ан нет, как оказалось.

– А куда вы их денете? – спросил Прошка, имея в виду деньги, оставленные мне на хранение.

– Колокольню построю, – буркнул я, зарывшись в бумаги из папки управляющего.

– Ваша милость, а зачем нам колокольня? – не унимался тот.

Черт, какая еще колокольня, на черта она нам нужна? Анри с Герентом внимательно следят за разговором, нужно выкручиваться.

– Понимаешь, Проухв, с детства люблю колокольный звон, так бы и слушал целыми днями. Так вот, построю на эти деньги колокольню, а когда парни будут вспоминать об утраченных деньгах, пусть залазят на колокольню и звонят. И они успокоятся, и мне удовольствие.

– А мне можно будет позвонить?

– Можно, – великодушно согласился я. – Тоже не приходи на обед и звони потом сколько хочешь.

– Нет, – подумав, огорченно отказался он. – На кухне поросенка запекают с кашей и черносливом. Очень уж вкусно пахнет.

– Хорошо, так и быть, позвонишь потом. Теперь иди и передай слово в слово.

Мы посмеялись, когда за Прошкой закрылась дверь, и продолжили наш разговор. Через некоторое время со двора послышался взрыв хохота: не иначе гонец добрался, передав послание.

Глава 25 ДОКТОР ЦАННЕР

– В самое ближайшее время необходимо переплавить золото в слитки весом по пять грандов каждый. – В Имперской системе мер один гранд весит что-то около килограмма, – по крайней мере, мой вес составил почти девяносто два гранда, но это величина, как известно, переменная. – При переплавке шлихового золота теряется примерно десятая часть веса за счет посторонних примесей, но и цена поднимается, причем достаточно, чтобы покрыть расходы на переплавку и еще выиграть при этом в стоимости.

Не думаю, что расходы будут значительными: температура плавления золота всего в три раза выше, чем у свинца, который легко плавится на любом костре.

Нам понадобятся всего лишь печь, уголь, тигель и формы для заливки. Мы, кстати, немного потеряли в цене, продав часть золота в шлихах, но дело, по-моему, того стоило. Люди получили свои деньги сразу же по прибытии, а это дорогого стоит. Остальное золото в слитках мы положим на хранение в надежный банк, необходимые деньги можно будет получать в банке под залог золота либо продав его часть. Этот вопрос необходимо решить в ближайшее время, Стенборо не Форт-Нокс. – Коллайн удивленно поднял правую бровь, но я не стал пускаться в объяснения, считая это излишним.

– Теперь далее. В Стенборо мы не станем запускать производство, не имеет смысла. Мы откроем его в столице – купим необходимые производственные площади, да и с рабочей силой решить вопрос будет значительно проще. Здесь же мы сделаем нечто другое, скажем так, научный центр по разработке и внедрению новых технологий.

Вот смотрите. – Я взял чистый лист бумаги и вывел на нем прямоугольник. – Вид сверху. Эта линия обозначает периметр, который нам необходимо огородить забором из кирпича высотой в два человеческих роста. К этому нужно приступить немедленно. Ворот для въезда достаточно одних, с южной стороны периметра. Вот в этом углу построим химическую лабораторию – это первое, что нам потребуется. Здесь расположится механический цех, напротив него еще одна лаборатория, но уже для опытов с оптикой. В центре выстроим здание с кухней и двумя обеденными залами, чтобы кормить наших ученых и их помощников.

Все это в перспективе, а сейчас только стена и помещение для химических опытов. Пока основной упор сделаем на изготовление зеркал. Зеркало – вещь дорогая, мой замок не самый маленький и бедный в Империи, но в нем, насколько я знаю, всего три зеркала – одно маленькое, а другие два еще меньше. Островитяне держат секрет изготовления зеркал уже насколько столетий и не торопятся ни с кем им делиться.

Что такое зеркало, вы представляете отлично. Лист стекла хорошего качества с особым покрытием с одной стороны, называемым амальгамой. Плюс еще рамка, деревянная, медная или из кости. Секретом является состав, из которого изготовляется амальгама. Я знаю, из чего она состоит, но не знаю пропорций. Вот это и предстоит выяснить нашему химику, которого еще нужно найти. Но не думаю, что подобрать нужный состав займет много времени и сил. Сами зеркала изготавливать будем в столице, доставляя отсюда уже готовую смесь. На рынок будем выходить только тогда, когда обеспечим достаточный запас готовых изделий.

Господин Коллайн, обеспечить секретность производства амальгамы предстоит вам, Герент же займется всем остальным, то есть строительством, снабжением и прочим…

Мы обсуждали предстоящую работу еще некоторое время, пока нас не пригласили на обед.

За столом собрались все, не исключая и Пелая с Амином. Я внимательно оглядел свою команду, привычно усевшись во главу стола. Стол, кстати, немаленький, вполне может вместить больше втрое, если не вчетверо едоков. А вот посуда разнокалиберная и разномастная. Но ничего, это дело наживное: со временем из серебра есть будем – обожаю серебряную посуду. Зато на столе всего в избытке при полном разнообразии – расстарались на кухне, чего уж.

Как хорошо быть владетельным бароном! Все вокруг тебя вьется и вертится, а исполнительность слуг не зависит от размера положенной платы. Прислуживать – не ходить целыми днями за плугом, не махать до одури косой, поэтому слуги изо всех сил стараются удержаться, закрепиться, чтобы и детям тоже в жизни повезло, и внукам – прислуживают поколениями. Сейчас времена такие, но пройдут века, и все изменится. Найти хорошую прислугу в приличный дом станет трудно, почти невозможно.

Подняв приглянувшийся мне кубок, уже наполненный внимательной Камиллой, старающейся предугадать все мои желания, я произнес вместо приветствия:

– Вы знаете, у меня двоякое чувство. С одной стороны, рад увидеть вас всех за моим столом, а с другой… С другой мне грустно за деньги, которые я уже начал считать своими. Я ведь и место под колокольню успел присмотреть…

В общем, обед прошел на редкость весело. Мы не отказывались от вина, обращая, однако, основное внимание на всевозможную снедь, выставленную на стол. Камилла суетилась вокруг меня, постоянно что-то подкладывая, пододвигая и подливая. Я с трудом удерживался от соблазна дать волю рукам.

Стоп, хватит уже вина! Я решительно отодвинул наполненный до краев кубок. Меня начинает слегка заносить, но ничего, у вина хмель легкий, выветрится быстро – после обеда еще предстоит поработать.

Остальные восприняли мой жест как сигнал об окончании обеда и начали вставать, прощаясь. Я хлопал по плечам, жал руки, раздавал напутствия. Словом, прощание тоже удалось.

Мы втроем просидели в кабинете до самого ужина, разговаривая о предстоящих делах. После ужина я проведал Ворона, отнес ему угощение в виде пары больших морковок и ржаной краюхи, густо посыпанной солью. Ворон покосился на меня, будто подозревая, что одну морковку я съел по дороге.

Затем пошел принимать ванну, относительно которой уже успел распорядиться.

Честно сказать, ванна моя представляла собой низкий широкий бочонок, склепанный из кедровых дощечек, придававших горячей воде неповторимый аромат.

Раскинувшись на широкой мягкой постели в своей спальне, я вспоминал подробности прошедшего дня и планировал следующий. Хотя чего здесь планировать? Пару-тройку дней нужно отдыхать и лениться. Разве что в село съездить, познакомиться с местной интеллигенцией, если желание будет. Но это не к спеху.

Дверь тихонечко скрипнула, и в образовавшуюся щель проскользнула Камилла. Застыла возле порога, опустив красивые карие глазки к полу, и голосом, полным смирения, произнесла:

– Господин, вы велели вечером прийти.

Я усмехнулся, вспомнив шутку о том, что девушки специально стыдливо смотрят вниз при разговоре с мужчинами, чтобы узнать, какое впечатление на них производят. Но в данном случае это неактуально – я ведь лежу в постели, да еще прикрытый одеялом. А вот этот голосок, полный смирения, заводит почище криков, возьми меня, я вся твоя.

– Проходи, Камилла, и ложись рядом со мной. Признаюсь, я весь день ждал этого момента.

Камилла освободилась от одежды, сложив ее на кресло возле дверей, хотя и рядом с постелью места для этого более чем достаточно. Затем грациозной походкой направилась ко мне через всю комнату, демонстрируя свою великолепную фигуру. На ходу девушка подняла руки и освободила от заколок копну волос, водопадом хлынувших на ее точеные плечи и грудь. Когда она подошла ко мне, я уже ждал ее сидя, в нетерпении протягивая к ней руки.

Камилла оказалась особой очень жизнерадостной, охотно смеялась в ответ на мои шутки и испуганно округляла глаза, когда я рассказывал о пережитых сражениях. Уже утром, сквозь сон почувствовав, что девушка тихо покидает мою постель, я успел поймать ее и затянуть обратно.

– Так, – сказал я самым зловещим тоном, отчего Камилла сжалась в комочек. – А кто будет перебирать гречку? – И уже на ушко ласково шепнул: – Зайка, никогда не уходи, пожалуйста, пока я не проснусь, хорошо?

Позже, когда я милостиво отпустил ее, Камилла скоро вернулась с подносом, на котором дымился горячий завтрак, и ловко увернулась от моих загребущих рук.

– Ваша милость, мне же работать надо, вы уж потерпите до вечера, – жалобно произнесла она.

А что я, мне пообниматься немного захотелось, только и всего. Надо Геренту сказать, чтобы поставил Камиллу на легкий труд, иначе бедной ни днем ни ночью покоя не будет. Можно и совсем освободить, но тогда она будет ходить целыми днями как неприкаянная, поправится еще, не приведи Создатель. Или ввести еще одну единицу в штат замка – например…

Тут я крепко задумался, не имея представления о замковой прислуге, сколько ее сейчас вообще и сколько должно быть. Надо выяснить у управляющего: стыдно владетелю не знать таких вещей. Все мои размышления происходили в горячей ванне, в которую я залез, оставив завтрак на потом. Хватит, намаялся в пути без благ цивилизации, мне еще месяц отмокать нужно.

Позавтракав, направился в свой кабинет и углубился в чтение бумаг из папки Герента, принесенной им накануне. Кажется, все правильно, все сходится и все понятно. Герент подробно расписал на разных листках затраты на строительство, на содержание замка, все остальные расходы. Отдельно были расписаны доходы. Вот это я получил с продажи зерна, вот это за говядину, проданную живым весом. Внизу каждого листка стояла сумма, а на отдельном листе были расписаны приходы и расходы, прямо дебит с кредитом. Главное – все доходчиво и очень разборчиво.

Читал на имперском языке достаточно бегло, а вот с письмом были определенные проблемы. Хотя алфавит и несложный, но начертание некоторых букв очень непривычно и не похоже ни на что мне известное. Поэтому заметки на полях, там, где они требовались, я писал на родном языке – так и быстрее, и расшифровать практически невозможно.

Когда я заканчивал с финансовыми документами, в кабинет, постучавшись, вошли Герент и Анри, продолжая что-то обсуждать. Через пару минут я закончил и обратился к управляющему:

– Герент, как у нас двигается переплавка?

Тот ответил не задумываясь:

– В замке, вернее, в той его части, где расположены хозяйственные постройки, имеется кузница, которой давно не пользовались, но она все еще в приличном состоянии. К вечеру в нее доставят пару возов угля, и завтра вполне можно попробовать. Начинать я предлагаю все же со свинца: и руку сами набьем, чтобы не привлекать лишних людей, и подберем нужную по объему форму для отливки – вряд ли эти два металла сильно отличаются. Мы с господином Коллайном как раз это и обсуждали.

Я кивнул – отлично, лучше и не придумаешь. И следующий мой вопрос не застал его врасплох:

– Скажите, какова численность прислуги при замке сейчас и сколько ее вообще должно быть? Я имею в виду и слуг, и остальных работников, исполняющих те или иные обязанности.

Как оказалось, число их сейчас составляет около пятнадцати человек – больше, чем до перехода имения в мою собственность. Оно и понятно, до этого замок пребывал чуть ли не в режиме консервации. Теперь же, к моему возвращению, Герент увеличил количество прислуги, не ожидая на этот счет особых распоряжений. Например, необходимы два повара, два кучера, садовник с помощником – сад немалый, да еще небольшой парк.

Еще два работника по хозяйству, прачка нужна и так далее и тому подобное. Этим количеством и будем пока обходиться.

Я осторожно попросил управляющего придумать что-нибудь для Камиллы. Мне нужна веселая, полная сил подружка – не насиловать же вечерами уставшую девушку, не имеющую возможности отказать в ласке своему господину. При этом я поглядывал на Анри, опасаясь его шуточек на этот счет. Но он весьма увлеченно рассматривал толстый фолиант, посвященный то ли псовой, то ли соколиной охоте, и не отпустил ни одного комментария.

Герент же, ни на секунду не задумываясь, предложил поставить Камиллу постельничьей, после чего я с подозрением посмотрел уже на него, но, как оказалось, зря. Это что-то вроде кастелянши, понял я из его объяснений. Вот и отлично – и не уработается, и название символичное. Жена Герента, Гелана, будет только рада избавиться от добровольно взваленной на себя обязанности, а после обеда он съездит в Кривичи и привезет новую служанку, женщину хорошую и нескандального характера, что немаловажно. Вот вместе и поедем – навещу нашего доктора, судя по всему человека интересного.

Через пару-тройку дней неплохо бы отправить обоз на столичный рынок, чтобы продать некоторые излишки сельхозпродукции, добавил управляющий и посмотрел на меня.

Да ради бога, Герент, не буду я совать нос в вопросы, в которых практически ничего не смыслю. Вы управляющий, вам и карты в руки. И Коллайну неплохо бы прокатиться до столицы, чтобы узнать последние новости и забрать почту. Анри мгновенно согласился, решив заодно устроить и свои личные дела.

Когда управляющий ушел, я осторожно поинтересовался у Коллайна состоянием здоровья. Тот недоуменно ответил, что все в абсолютном порядке, и в свою очередь спросил у меня: откуда, мол, такая забота? Ну как же, ведь я не услышал никаких комментариев по поводу моей маленькой просьбы относительно Камиллы. На лице Коллайна отразилось еще большее недоумение:

– Артуа, я еще относительно молод, но даже за свою не столь длинную жизнь я видел столько самодурства благородных дворян, которые устраивали из своих владений настоящие вертепы, что твое скромное желание просто теряется на их фоне. Представляешь, некоторые даже вводили право первой ночи, как будто на дворе не просвещенный тридцатый век, а дикий двадцать пятый или вовсе двадцать второй, ссылаясь на то, что законодательно это право еще в силе.

Даже если бы ты потребовал от управляющего менять служанок каждую неделю или каждый день, то и в этом случае мне нечем было бы тебя упрекнуть – это твои земли, твои люди, твои правила. А насчет Камиллы – ты же не собираешься на ней жениться? Если нет, то и говорить не о чем.

Нет, жениться на ней точно не собираюсь, и дело даже не в том, что Камилла простолюдинка, – в конце концов, я и сам не могу похвастать своей длинной родословной… Конечно, мне с ней очень хорошо в постели. Но у меня и раньше было достаточно много женщин, и не помню, чтобы с кем-то из них мне было плохо, так что же – на всех жениться?

Да уж, если судить по календарю, задерживается здесь развитие цивилизации…

Хотя с другой стороны, непонятно, с какого момента они свои века отсчитывают. Если бы мы пользовались календарем майя, то на дворе у нас вообще был бы пятидесятый век.

Я слышал, что во многих странах здесь до сих пор существует рабовладение, притом что технически мир находится на уровне семнадцатого – как минимум шестнадцатого века Земли.

Оба селения – и Кривичи, и Малые Луки – входили в собственность владельца имения Стенборо, как и жители, в них проживающие. Естественно, продавать людей было нельзя ни оптом, ни в розницу, и можно даже получить относительную свободу, как, например, Шлон, отслуживший в егерях положенное число лет, или принимая участие в акциях государства по заселению пустующих земель. Но и в этом случае не все так просто.

Казалось бы, пришел на новую землю, строй себе жилище, паши и размножайся. Но стоило образоваться селению, как оно тут же находило себе собственника – либо в лице государства, либо одного из представителей знати. В городах проще, но и там далеко не демократия.

Можно еще и выкупить себя, заплатив местному владетелю. А дальше что? Все земли, кроме незаселенных окраин, имеют хозяина. Остается только в город перебираться, но и там тоже очень непросто определиться, где жить и на что жить.

Так это все выглядит в общих чертах, а в частностях я и сам еще толком не разобрался.

Доктор Фройн Цаннер оказался человеком среднего роста в возрасте слегка за сорок, с аккуратно подстриженной бородкой и усами. Встретил он нас с Прошкой чуть настороженно, что и понятно – явился хозяин, кто его знает, чего от него ждать.

Следом за нами вошла женщина, держа за руку мальчонку лет восьми, беспрестанно тершего красный, распухший глаз. Доктор провел обоих в одну из трех комнат дома, служившую ему кабинетом.

Кроме того, здесь были спальня и гостиная. Кухня, по местному обычаю, связанному с теплым климатом, находилась на небольшом подворье. На дворе имелся еще и навес от дождя, заменяющий конюшню. Под ним стояла повозка о двух колесах со складным верхом, здорово напоминающая пролетку из моего мира. Необходимая вещь, ведь Цаннеру приходится обслуживать оба селения.

В самом доме остро чувствовалось отсутствие женской руки. В доме холостяков царит, как правило, либо неуютный бардак, либо неуютная стерильность. Только женщина способна парочкой занавесок и несколькими безделушками создать тот уют, после которого жилище сказочным образом превращается в место, куда хочется вернуться.

Наконец Цаннер закончил и прошел к нам в гостиную.

Настороженность доктора не пропала, он все еще не понимал, что нам нужно.

– Скажите, господин Цаннер, как вам здесь работается? Есть какие-нибудь просьбы или проблемы, которые мы можем помочь вам решить?

Цаннер пожал плечами:

– Как будто бы нет, господин де Койн. Разве что… – Цаннер секунду подумал, потом махнул рукой: – Сам разберусь с этим.

– Хорошо, в таком случае поведайте мне, что за неприятности случились у вас в столице, после которых вам пришлось перебраться в сельскую глушь? Согласитесь, мною движет совсем не праздный интерес – я о вас совсем ничего не знаю. А вдруг вы настоящий маньяк, которому нравится резать на части живых и здоровых людей, прикрываясь именем науки?

Цаннер насупил брови, не решаясь пуститься в объяснения, затем как в воду нырнул:

– Я считаю, что большинство болезней приносят нам невидимые существа, которых вокруг нас великое множество, – и замолчал, дожидаясь ответной реакции.

– Эка невидаль, – заявил я ошеломленному доктору. – Не такие уж они и невидимые, я вам сам их как-нибудь покажу. Они очень маленькие, эти существа, и увидеть их невооруженным глазом невозможно, только и всего. Позже, когда мы наладим производство оптических приборов, вы и сами сможете на них полюбоваться, и другим показать.

Цаннер даже вскочил на ноги и попытался что-то произнести, но у него получилось нечто невнятное. Впрочем, я ожидал подобной реакции и постарался ему помочь:

– Давайте договоримся сразу. Сейчас я постараюсь выложить вам все, что знаю о медицине. Но заранее предупреждаю, что я человек от нее очень далекий и никаких объяснений и подробностей дать вам не смогу – только голые факты. И не перебивайте меня, пожалуйста, в этом нет никакого смысла. Что-то вы знаете и без меня, о чем-то догадываетесь, кое-что услышите впервые, а что-то почти наверняка приведет вас в шок. Поверьте на слово, медицина в моих краях продвинулась так далеко вперед, что операции, например, по пересадке сердца от одного человека другому стали если не обыденностью, то повседневной реальностью. Проблема у нас состоит не в самой операции, а в достаточном количестве сердец, пригодных для пересадки. Итак, еще раз прошу не перебивать меня.

Цаннер послушно кивнул, но в глазах его явно читалась легкая ирония: говорите, говорите, я послушаю, глядишь, и услышу что-нибудь забавное.

Я безжалостно стер малопонятные записи с грифельной доски, висевшей на одной из стен, и взял в руки кусочек мела. Цаннер, видимо, имел обыкновение записывать на ней мысли, внезапно пришедшие в голову, но ничего: то, что я ему сейчас покажу, не менее важно.

На доске схематично изобразил человека с внутренними органами и начал свой рассказ. Доктор слушал сначала слегка рассеянно, но вскоре выражение лица его сменилось на крайнюю заинтересованность. Сначала я прошелся по внутренним органам, объясняя их задачи в организме человека. Функции сердца, кровеносной системы, печени, почек, поджелудочной железы, работа легких по обеспечению организма кислородом, роль мозга и нервной системы.

Затем пришло время окружающей нас среды с бактериями, вирусами, микробами и прочими инфузориями. Конечно, говорил я очень сумбурно, перескакивая с темы на тему, но главного добился: Цаннер слушал меня очень внимательно. Иногда он открывал рот, чтобы задать вопрос, но я безжалостно останавливал его, рубя воздух ребром ладони: не мешайте! Потом он попытался делать заметки на листке бумаги, но быстро оставил это занятие, чтобы ничего не прослушать.

Чуть позже я рассказал все, что знал о методах лечения и проведения операций, о лекарственных средствах. На этом я не особенно заострял внимание, пользуясь только тем, что когда-то читал или видел…

– Вот, собственно, и все, если вкратце. Извините за сумбурность, но я предупреждал вас, что совсем не специалист в этой области.

Цаннер сидел, ошарашенный потоком новой информации, вылившейся на него. Вот теперь пора окончательно его добить.

– Цаннер, вы, наверное, обратили внимание на начавшуюся стройку, что возле мельницы, на противоположном берегу реки?

Цаннер, немного придя в себя, кивнул:

– Да, конечно. Говорят разное, но никто толком не знает, что там будет.

– Признаюсь вам как на духу: есть у меня заветная мечта, мечта всей моей жизни. Заключается она вот в чем. Я хочу собрать в одном месте талантливых ученых, создать им необходимые условия, положить достойную оплату. Словом, сделать все, чтобы они могли спокойно работать и экспериментировать. Вечерами могли бы собираться вместе, чтобы устраивать дебаты и обсуждения. Я мог бы присутствовать при этом и набираться мудрости у этих людей. Нет, конечно, в первую очередь они бы работали над теми поручениями, которые буду давать им я, но и на свои собственные разработки времени будет более чем достаточно. Представляете – никаких проблем с бытом и деньгами, отличные условия жизни, один выходной в неделю, который можно использовать по своему усмотрению, в конце концов, бесплатное и очень качественное питание…

Видел бы кто, как смотрел на меня Цаннер! Всем своим видом он говорил: я ученый не из последних в Империи, только обстоятельства заставили меня практиковать в этой глуши. Но что-то мешало ему сказать это напрямую. Помучив его еще немного, я невинно спросил:

– Сами-то вы как относитесь к идее поработать в таком центре? – И тут же с сомнением добавил: – Хотя селения-то не оставишь без врача.

Цаннер вскочил на ноги:

– Да найду я сюда врача, господин барон, обязательно найду, это не проблема! А вот у меня второй такой возможности может и не быть, потому очень прошу, возьмите меня в этот ваш, как вы говорите, центр. А уж я, поверьте, не последний человек в медицине…

Я прервал его вопросом:

– Тогда расскажите, что же произошло на самом деле? Ходят слухи, что в результате ваших неудачных экспериментов гибли люди.

Если Цаннер и смутился, то виду не подал:

– Поймите, эти люди были смертельно больны, а я давал им шанс – пусть призрачный, крохотный, но шанс. Увы… – Доктор развел руками.

– Хорошо, хорошо, господин доктор, мы поговорим с вами обо всем этом позже, времени еще достаточно. На первом плане у меня все же другое. И еще: ищите себе замену, она вам понадобится. Как будете располагать свободным временем – приезжайте ко мне, побеседуем, у меня еще много есть что рассказать, да и к вам куча вопросов. Вы все-таки больше на мышках экспериментируйте, на собачках, на свинках разных.

– На мышках? – Цаннер задумался.

– А что, общепринятая практика. У нас с животными сходство значительно больше, чем нам хотелось бы думать. Возьмем тех же свиней – слышал я, что и обмен веществ у нас похожий, и процесс пищеварения, и еще что-то. Со свиньями, правда, дорого получится – где я вам столько свиней наберу? А вот с мышками самый раз, и дешево, и сердито.

Цаннер проводил меня до лошадей, даже сделал попытку помочь мне забраться на Ворона, так ему понравилась наша встреча и возможные перспективы.

По дороге я успел рассказать ему одну историю, то ли где-то услышанную, то ли прочитанную. В ней шла речь о группе врачей, у которых было что-то наподобие клуба по интересам. Они собирались по вечерам, беседовали, пили чай, вероятно, и еще что-нибудь, покрепче. И была у них своеобразная игра в угадайку. Поскольку все были практикующими докторами, а смертность в те времена была высока, они по очереди рассказывали симптомы болезни очередного своего почившего пациента и предлагали остальным поставить диагноз. Как известно, правильное определение болезни – одна из самых больших проблем в медицине. Так вот, посовещавшись и придя к общему мнению, доктора ставили диагноз. А поскольку пациент к тому времени был уже мертв и вскрытие выявило причины его смерти, их правоту нетрудно было проверить.

Так они и забавлялись, пока не заметили, что один из них стал лечить значительно успешнее своих коллег. И ему пришлось признаться, что он рассказывал симптомы болезни живых пациентов. Говорят, так и появился на свет медицинский консилиум, где ведущие специалисты ставят больному диагноз и назначают курс лечения в особо тяжелых случаях.

В этом мире до этого явно еще не додумались – я подарил идею Цаннеру безвозмездно, в знак хорошего расположения. Доктор понял это и взглянул на меня с благодарностью.

– Кстати, – я хлопнул себя по лбу. – Наконец-то вспомнил, зачем к вам пожаловал, кроме задушевной беседы, конечно. Скажите, есть ли среди ваших знакомых хороший химик, человек, влюбленный в свое дело и согласный переехать сюда? Вот он-то и нужен мне в первую очередь.

Такой человек среди знакомых Цаннера нашелся, и доктор подробно объяснил, как найти его в столице.

– Заезжайте, мы еще о многом с вами не поговорили – например, о генетике, о пластической хирургии, в конце концов, о фармакологии, – пригласил я доктора уже с коня.

Глава 26 ДЕЛА БАРОНСКИЕ

Мы с Проухвом отправились к кузнецу в Малые Луки – имелся у меня к нему и заказ, и разговор.

Некоторое время мы ехали, думая каждый о своем. Проухв весь разговор с Цаннером просидел с открытым ртом, даже не пытаясь его закрыть. Сейчас у него на лице явственно читалось желание задать мучивший его вопрос. Наконец Прошка не выдержал и спросил:

– Ваша милость, а эти вот… – он неопределенно поводил вокруг себя руками, – они везде есть?

– Конечно, везде, так и кишат вокруг. И бактерии, и вирусы, и микробы, и инфузории всякие, – мгновенно отозвался я.

Прохор с опаской огляделся.

– А если они такие маленькие, как они могут человеку вред нанести?

– Когда их мало – не могут. Но когда они попадают в благоприятные условия, то начинают размножаться, размножаться – и вот тут дело плохо. Ты понял, что такое иммунитет?

– Ну это который борется с ними, внутри человека сидит, только его тоже не видно. А у меня он есть?

Я взглянул на Прошку – здоровый такой малый, с румянцем на всю щеку.

– Конечно есть, Проухв. У тебя хороший иммунитет, можно даже сказать, отличный. Ты вообще болел когда-нибудь?

– Кашлял, когда мы искали проход в долину и на камнях спали. Потом прошло.

– А в детстве?

– В детстве нет, ничего не болело. Задница, правда, часто болела, когда отец розгой наказывал.

Может, это и есть путь к хорошему иммунитету, подумалось мне. Надо предложить Цаннеру дешевый и доступный способ. Наберет несколько контрольных детских групп и будет следить за ними, анализировать. Тех порют через день, тех раз в неделю, тех розгами, тех ремнем, а вот тех совсем не порют и даже не ругают… Лет через пятнадцать можно будет и диссертацию накатать, с диаграммами, статистикой и прочей ерундой. Изверг ты, Артуа, как есть изверг.

– Иммунитет низкий у ослабленного организма, а тебе, Прохор, нечего бояться: и организм у тебя сильный, и отец здорово поднял его тебе. Выкинь из головы и забудь. Не забывай только руки перед едой мыть – и все будет нормально.

В этом мире присутствовали и малярия, и оспа и, по всей видимости, бубонная чума – как там ее по-медицински? Насчет энцефалита не слышал и насчет гриппа тоже, но это не значит, что их нет. Надеюсь, что я ничего сюда не затащил. Все, хватит об этом – вот уже и кузня, и сам кузнец вышел встречать, предупрежденный подмастерьем…

С кузнецом мы сговорились быстро: я заказал ему свои любимые железки для занятий. Люблю я это дело – и удовольствие получаю, и для здоровья полезно. Оборудую зальчик небольшой, а фехтовать и на открытом воздухе можно, так даже лучше, в условиях, приближенных к боевым. Еще поговорил с кузнецом относительно возможного его перехода на работу в строящийся центр. Песню я пел обычную – работа интересная и оплата высокая.

Что ему делать в деревенской кузне? Ну коня подковать, ну ось тележную починить, гвоздей наделать, топор или лопату отремонтировать. С этим и мальчишка справится. Сам он кузнец знатный, к нему по сложным делам черт-те откуда приезжают. Предварительно поговорил, времени еще куча, пусть думает и прикидывает что да как.

В замок возвращался в хорошем настроении и поспел как раз к ужину. На сон грядущий еще и с Коллайном успел сразиться на тяжелых палашах – для общего развития, а в общем-то не мой профиль. Коллайн на саблях тоже не ахти, но и ему полезно – мало ли каким боком жизнь повернется.

После этого недолгие посиделки с бокальчиком вина, горячая ванна и – где ты там, моя маленькая горячая подружка с таким символичным названием должности? Красота! И называется эта замечательная картина – барон Артуа де Койн в отпуске. Скоро, скоро поспать будет некогда, и я этого уже почти хочу.

Дверь чуть приоткрылась, пропуская Камиллу. Девушка быстро скинула с себя одежду и юркнула ко мне под одеяло. Я невольно вздрогнул:

– Ты чего такая холодная, как лягушонок?

Камилла ойкнула и, отодвинувшись от меня, затараторила:

– Я ополоснуться решила, а вода остыть успела. Извините, господин. – И отодвинулась еще чуть дальше. Ага, сейчас! Я прижался к Камилле всем телом, поглаживая наиболее замерзшие, на мой взгляд, части ее тела.

– Сейчас я тебя согрею, зайка.

Объятия перешли в поцелуи, затем мы согрелись оба, причем основательно.

Когда дыхание немного успокоилось, я поинтересовался:

– Как тебе новая работа?

Камилла начала с воодушевлением благодарить меня: работа нравится, так интересно, и легче намного, она даже умудрилась вздремнуть часок.

– На днях в столицу отправится обоз, с которым поедет барон Коллайн. Посмотри, что нужно прикупить для твоего хозяйства, поговори с управляющим – пусть выделит деньги. Поедешь с обозом, город посмотришь… И еще подойдешь ко мне перед отъездом – у меня к тебе будет важное поручение. Все поняла?

Камилла часто закивала.

– А сейчас я скажу тебе самое важное. Слушай внимательно.

Девушка замерла, вся обратившись во внимание. Я сделал суровое лицо и произнес строгим тоном:

– Камилла, даже не вздумай стрелять глазками в мужчин и заигрывать с ними. Иначе, как только вернешься, сразу отдам тебя замуж, за… – Подумал и, не найдя подходящей кандидатуры, продолжил: – Отдам, короче. Все понятно?

Камилла с готовностью кивнула и, не выдержав, хихикнула.

– Ах ты еще и хихикаешь! – гневно воскликнул я, наваливаясь на беззащитную жертву и безжалостно целуя ее в такие сладкие губы.

Через два дня ближе к обеду приехал Шлон. Я как раз важно прогуливался перед замком, заложив руки за спину и мудро поглядывая по сторонам, когда из-за поворота дороги, ведущей на Кривичи, показался бывший егерь на своем боевом скакуне. Шлон приблизился, привязал лошадь к коновязи и подошел ко мне. Он был трезв, в новой одежде, с саблей на боку, пистолетами за поясом и чисто выбрит, что для него вообще нехарактерно.

А вот выражение лица у него было невеселое, кислое какое-то, что еще больше удивило меня.

– Никак жениться собрался, за деньгами приехал? – поинтересовался я, когда мы поприветствовали друг друга.

– Нет, командир, деньги пусть у вас лежат… – Он тяжело вздохнул.

– Ну так рассказывай, что случилось, ты сам на себя непохож.

– Да ничего не случилось, скучно стало. Погостил там-сям – неинтересно. Сказать по правде, и пить не хочется. А если совсем правду говорить, выпил бы я немного, но только вашей микстуры и в нашей славной компании. А так… – Шлон махнул рукой.

– Через две недели выпьем, раньше не получится. Как раз все соберутся.

Самогонка действительно к этому времени будет готова. На этот раз и время позволяет сделать ее лучше, и опыт какой-никакой у меня появился. Всю ее крепкой, как в прошлый раз, делать не буду, сделаю раза в два слабее, чтобы пить не разбавляя.

Для медицинских целей надо, наоборот, постараться градус поднять, так практичнее. Вот только название не очень, некошерное какое-то: барон хлещет самогонку со своими слугами и солдатами. Брр.

Нет, уж лучше так: барон Артуа де Койн позволил себе принять немного бренди в кругу верных соратников. Вот так будет куда как лучше.

– Эта микстура называется бренди, Шлон, – озвучил я название напитка.

– Бренди, – покатал он на языке новое слово. – Какое хорошее слово, бренди. Точнее не придумаешь.

Я пожал плечами: слово как слово.

– Сам-то чем думаешь заниматься в оставшееся время?

Шлон, помявшись немного, спросил:

– Господин барон, может, мне здесь какая-нибудь работа найдется?

– Отлично, – обрадовался я, – на днях в столицу пойдут телеги, и Коллайн поедет, вот и ты с ним, лишний человек не помешает.

Егерь заметно повеселел:

– Командир, а может быть, и Нектора вызовете?

– С ним-то что?

– С ним все нормально, только сестра его достает с помощью по хозяйству.

– Что же получается, с хозяйством проблемы?

– С хозяйством все хорошо, крепкое хозяйство, здорово они поднялись, пока мы ездили. Проблемы с Нектором: для него крестьянский труд как красная тряпка для быка, звереет прямо. Сестра заставила его сено перекидать, так он все черенки от вил переломал. Зацепит сена побольше, чтобы, значит, закончить побыстрее, а черенок – хрясть, и сломался, – совсем развеселился Шлон.

Верно, спасать надо боевого товарища, пока его быт не погубил.

– Тогда ты вот что, Шлон. Садись на коня и скачи к нему – скажешь, барон вызывает в полной боевой амуниции. С обозом вместе поедете, да и на сегодня дел хватит, после обеда будем золото в слитки переплавлять, ваша помощь понадобится.

Шлон с готовностью кивнул и совсем уже было направился к коновязи, но тут из-за угла появилась принаряженная по случаю новой высокой должности постельничьей Камилла. Она прошла мимо нас, скромно потупив очи долу, поприветствовала меня, как будто мы не расстались всего часа три назад, и скрылась в дверях. Шлон проводил ее стройную фигурку восхищенным взглядом и крякнул.

– На чужой каравай рот не разевай.

– Чего, ваша милость? – недоуменно спросил у меня Шлон, поскольку я не удосужился переводом с родного. Пришлось повторить, стараясь, чтобы при переводе не пропали ни смысл, ни рифма.

Шлон что-то пробормотал под нос, очевидно запоминая новое выражение, еще раз крякнул и развел руками: все понятно, вопросов нет.

Со слитками не заладилось сразу – еще бы, какие из нас мастеровые. Со свинцом было проще, значительно проще. В конце концов я обжег себе палец и послал Герента за кузнецом. Приехали они быстро, уж не знаю, что там Герент ему наговорил, но в курс дела вводить не стал, предоставив это мне.

– Пошли, – поманил я его за собой.

Когда мы вошли в кузницу, показал золото, формы и объяснил задачу. Бедный кузнец даже остолбенел на некоторое время, увидев количество золота, которое нужно обратить в слитки. Он переводил взгляд с меня на золото и снова на меня.

Я ободряюще хлопнул его по плечу: ничего страшного, металл как металл, работа как работа. С кузнецом дело быстро пошло на лад, и уже к вечерней зорьке мы имели перед собой пятьдесят восемь очень красивых брусочков. На пятьдесят девятый немного не хватило, но не беда, этого вполне хватит на реализацию моих первоначальных планов. Я отпустил кузнеца, щедро оплатив его участие и строго-настрого приказав ни словом никому не обмолвиться, даже жене ночью на ушко.

Когда кузнец взбирался на свою лошадку, Коллайн как бы невзначай сказал, что нет смысла оставлять золото в замке до утра, надо сразу везти его в столицу, как раньше и планировали. Я многозначительно прочистил горло: помолчи, мол, могут услышать посторонние.

Уловка бесхитростная, но все же. Хотя это и было чистой воды экспромтом со стороны Коллайна, я не задумываясь поддержал его. Любой может потерять голову при виде такого богатства, а последствия вполне предсказуемы. Нас в замке слишком мало, мои люди все в разъезде. Действительно, необходимо решить вопрос хранения золота как можно скорее…

Обоз с излишками урожая отправился на рассвете, чтобы успеть прибыть до темноты в столицу. Я провожал его в путь, ежась от утренней прохлады и позевывая: пришлось подняться ни свет ни заря, отвык уже от этого.

Подошла Камилла, наряженная в свою лучшую одежду, и встала рядом, дожидаясь, пока обращу на нее внимание. Обоз получился внушительным, ведь кроме моих возов к нему присоединились еще и телеги крестьян.

Группа сопровождения в составе барона Коллайна, Нектора, Шлона и Амина уже гарцевала на лошадях при полном вооружении. Пора давать сигнал к отправлению, все готово. Камилла робко напомнила о себе. Не волнуйся, солнышко, как же я о тебе забуду, тем более что последние ночи мы провели врозь по причинам, от меня не зависящим.

Попытку Васии заполнить собой этот промежуток я решительно отклонил. Не в моих это правилах, и все тут. Я погладил Камиллу по волосам, прикрытым легкой накидкой, и подробно проинструктировал еще раз. Напомнил, чтобы она вела себя осторожно, особенно на рынках, деньгами не светила и вообще не ходила никуда одна – только в сопровождении мужчины. И тут же пригрозил пальцем: смотри у меня! Затем продолжил таинственным шепотом, придав лицу загадочное выражение:

– Теперь о главном. Возьми этот кошелек. – Я протянул его Камилле. – В нем, как ты и догадываешься, деньги. Так вот, на все эти деньги купишь себе обновки – платья всякие, юбки, сорочки и прочие вещи, которые нужны таким красивым девушкам, как ты. И не вздумай экономить – запорю вожжами, так и знай.

Затем аккуратно прикрыл ей открывшийся от неожиданности ротик, мужественно преодолел соблазн ласково хлопнуть по тугой попке и отправил на посадку в отдельную повозку, по недоразумению считающуюся пассажирской. Как только Камилла уселась в нее, обоз, повинуясь моему знаку, отправился в путь.

Завтрак тоже получился ранним – идти досыпать не было смысла. За завтраком я распорядился вооружить пистолетами пару слуг, которые имеют представление, с какого конца вылетает пуля. Я назначил их дежурить возле входа, объяснив это тем, что у господина барона имеются враги, которые спят и видят похитить его для выкупа.

Самого управляющего я тоже заставил вооружиться, а что касается меня и Прошки, то мы давно уже чувствовали себя голыми без полного джентльменского набора в виде пары пистолетов и шпаги.

Нелишняя предосторожность: реальных бойцов у меня сейчас всего ничего, а шила в мешке не утаишь, так или иначе про золото скоро все узнают, если, конечно, уже не знают. С Анри отправили четыре слитка на продажу, остальные покоились в моей сокровищнице, дожидаясь своего часа.

Затем я поинтересовался у Герента назначением строения из дикого камня, увиденного недалеко от кузни. Строение необычной формы, в виде восьмиугольника, оказалось бывшей замковой башней, частично разобранной и приспособленной под жилье.

Дед управляющего рассказывал, что раньше давным-давно жил в ней таинственный человек, пытающийся получить золото – уж не знаю из чего. Алхимик, одним словом. Затем в ней обитал еще один ученый, одержимый мечтой создать эликсир бессмертия, а вот на памяти самого Герента башня всегда пустовала.

Хорошо хоть не логово некроманта, подумал я, но в любом случае удачно. Пропадает необходимость ждать, пока закончится строительство лаборатории, возникает возможность поселить химика в башне – пусть пока там химичит. Подождем Коллайна – он должен навестить протеже Цаннера. Хорошо бы самому с ним встретиться, но золото тогда на кого оставить? А у Анри действительно была необходимость побывать в столице, он меня в этом убедил.

Помещение бывшей башни нужно приготовить для работы уже сейчас, какой смысл откладывать? Вот этим мы с управляющим и займемся. Да и самому интересно посмотреть на внутренности башни: после последнего обитателя в нее никто не заходил, на дверях висит замок, изрядно заржавевший, а все окна забраны решетками.

Проухв легко справился с замком, вырвав его с петлями, навесами и заодно с дверьми. Ничего, не беда, это поправимо. Через дверной проем в нос шибануло спертой затхлостью.

Отправив Проухва дежурить обратно в замок и подождав, пока помещение немного проветрится, мы с Герентом шагнули внутрь. Солнечного света, проникавшего через дверной проем, было достаточно, чтобы разглядеть все подробности. Освободив окна от закрывавших их изнутри ставен, мы остановились посередине большой комнаты и огляделись по сторонам.

Наверняка когда-то здесь была лаборатория. Реторты, колбы, горелки, множество сосудов разнообразных форм и размеров. В дальнем от выхода углу оборудовано спальное место, по-другому это не назовешь. Небольшой стол возле лежанки, несомненно, являлся обеденным – на нем еще стояла столовая посуда из потускневшего серебра. Еще парочка столов, заставленных допотопным оборудованием, стеллаж с книгами и свитками, полуоткрытый шкаф с истлевшей одеждой.

Не иначе как последний обитатель покидал башню в страшной спешке, бросив все как есть. На краю одной из полок лежала горстка покрытых пылью монет. Я сгреб их в руку и подошел к окну, чтобы лучше разглядеть.

Монеты оказались достаточно древние, пару столетий они точно пролежали. Положив их в карман, я поймал удивленный взгляд Герента и показал ему жестом – все объяснения потом. Его удивление понятно: как меня могли заинтересовать мелкие медные монеты, среди которых была только парочка серебряных, после той кучи золотых слитков, которую он видел собственными глазами?

Монетки, Герент, я коллекционирую. У меня их уже больше сотни, разных времен и стран. Это увлечение осталось от прежней жизни, но тогда не было таких средств и возможностей, как сейчас. Еще в моих планах собрать коллекцию холодного оружия. А камни я и так уже собираю.

Моего увлечения монетами не понимал никто – ведь в обращении находились монеты, отчеканенные пару сотен лет назад, и ходили нормально, номиналы за века не менялись, во внимание принималось только состояние самой монеты…

Ну ладно, это все мелочи, а сейчас главное для меня – собрать людей, надежных, мастеровых, талантливых. Где же их собрать, да еще столь быстро, чтобы обеспечить целый центр?

Скромнее нужно быть, Артуа, и начинать с малого. Как там умные люди говорят: даже большим ртом нужно откусывать понемножку, иначе подавишься. С этой башни и начнем.

– Герент, вызовите пару плотников и кузнеца – дверь необходимо восстановить. Далее, нужно навести здесь чистоту и порядок, обратите внимание на мебель. Но ничего пока не выбрасывать – ни книг, ни оборудования. Новому хозяину башни, возможно, будет интересно, что оставил ему предшественник. И самое главное – пойдемте, я покажу вам периметр, который придется огородить забором из кирпича.

Управляющий посмотрел на меня слегка удивленно, ничего не сказав, но и так было ясно: откуда, мол, у меня такая любовь к заборам?

Усмехнувшись, я заявил:

– Знаете, Герент, я хочу еще и замок обнести стеной из кирпича – вместе с окрестностями. Не крепостной, конечно, но достаточно высокой. Однако это со временем, теперь же смотрите и запоминайте, а еще лучше – вбейте колышки.

Так-то лучше будет: и башня, и кузница, и еще одно строение из грубого камня, остатков когда-то окружавшей замок крепостной стены, обнесутся забором, достаточно высоким, чтобы скрыть происходящее за ним от ненужных глаз. Да и доступ сюда ограничится.

Вот здесь, в этом углу, поставим ветряк, чтобы заставить работать сверлильный станок, который расположим в том самом строении. Нет, работы по постройке центра не прекратим, ведь себестоимость кирпича совсем низкая, да и оплата работников нас не разорит. Но сначала закончим все здесь, назовем это приоритетом.

Скоро закончится сезон дождей, крестьян ждет посевная, привлекать рабочие руки со стороны в данном случае не вижу смысла. Герент слушал, кивая головой, задавал вопросы, получал на них ответы – словом, мы работали, правда пока только языками.

Вечером, перед самым ужином, приехал Цаннер, извинившись, что не смог выбраться раньше – много пациентов, ничего сложного, но каждый требует времени. Мы засиделись с ним в кабинете далеко за полночь, разговаривая на одну-единственную интересующую его тему.

Наш разговор больше походил на допрос с пристрастием, так много вопросов задавал доктор. Его интересовали любые мелочи, он делал для себя много пометок, а иногда мне приходилось объяснять одно и то же по нескольку раз. «Ужасный человек, недаром его из столицы выперли», – с тоской думал я, отвечая на очередной его вопрос.

Наконец я, не выдержав, ушел спать, оставив его в кабинете разбираться со своими записями. Уже сквозь сон услышал, как он заглядывает в мою спальню – хорошо хоть разбудить не решился. Утром Цаннер отбыл к своим пациентам еще до моего пробуждения. Вот и славно, вспомнил я с содроганием подробности прошлого вечера.

«В таком случае больному делают инъекцию необходимого лекарственного препарата…» – «Стоп, господин барон. Что такое инъекция?» – «Ну это укол, который производится при помощи шприца…» – «Что такое шприц?» – «Это механическое приспособление, созданное специально для инъекций. Давайте я вам его нарисую, так будет понятнее. Смотрите, это стеклянная трубка, это поршень, это съемная пустотелая игла. Наполняем шприц лекарством, обеззараживаем место укола спиртом, чтобы не занести инфекцию, и вводим лекарство – либо в мышечную ткань, либо непосредственно в вену. Шприцы многоразового действия, но перед употреблением их необходимо подвергнуть обработке в кипящей воде…» Фу, можно выдохнуть. «А что такое спирт?»

Мама моя, да когда же это закончится?

И отказать я ему не мог – все это касалось не механических чудес, а человеческих жизней. Можно спокойно обойтись без разных вещей, что окружают человека будущего, но когда стоит вопрос о его здоровье…

Глаза Цаннера горели, руки подрагивали. В начале разговора он честно признался, что после первой беседы очень сомневался в том, что я ему успел поведать. Но позже, после здравого размышления, понял, что ему выпала уникальная возможность заглянуть в будущее.

Источником моих знаний он не интересовался, но что касается сведений по медицине…

Смотрел я однажды по телевизору цикл передач, посвященных прорывам отечественных ученых в различных областях науки. В одной из них группа ученых-медиков рассказывала о своей работе, обещавшей получение качественно нового препарата, способного излечить от многих болезней и открывавшего чуть ли не новое направление в медицине. На вопрос одного из участников передачи, весьма ироничный, не претендуют ли ученые на создание лекарства от смерти, руководитель проекта спокойно ответил, что такое лекарство уже существует, и коротко добавил: пенициллин.

Действительно, пенициллин позволил излечивать людей от многих болезней, считавшихся до его появления смертельными. Что я мог сказать Цаннеру? Да, у нас существует лекарство, которое излечивает от многих заболеваний. А вот как его получить? Единственный факт, который мне удалось вспомнить, – это что впервые пенициллин был получен из плесени, образующейся на несвежем хлебе. Но даже таким образом я указал путь в правильном направлении, дальше лишь вопрос времени. Вот в таком ключе и прошел весь вечер, с которого я позорно сбежал, не выдержав.

Глава 27 МНОГО ВСЕГО, И ВСЕ ПРИЯТНОЕ

Коллайн с обозом задержался на день дольше, чем мы планировали.

Я боролся с гравитацией при помощи отягощений, когда в мой маленький спортивный зал заглянул Проухв и сообщил о скором прибытии обоза. Вот и славно, поздний ужин мне всегда нравился больше, чем ранний завтрак.

Когда я вышел во внутренний дворик, караван уже прибыл. Возле телег суетилась челядь и, следуя указаниям управляющего, приступала к их разгрузке. Камилла, в новом красивом платье, которое, кстати, очень ей шло, сразу же заметила меня и поспешила навстречу походкой модели. И ведь не учил никто, природа наградила. Подойдя, Камилла пустилась в объяснения, но я прервал ее, похвалил новый наряд, сделал комплимент, заставив девушку порозоветь от удовольствия, и отпустил.

Не до этого сейчас – вон идет Коллайн, веселый и довольный, а рядом с ним седой незнакомый тип годов сорока с ожогом на правой щеке. Этот человек и оказался рекомендованным Цаннером химиком по имени Нерк Капсом. В ответ на мой вопросительный взгляд Анри передал небольшую коробочку и, договорившись встретиться за ужином, а разговор продолжить в моем кабинете, мы разошлись по своим делам.

Первое, что бросилось мне в глаза в обеденной зале, был великолепный обеденный сервиз из серебра, новенький и блестящий. Я даже застыл на мгновение в дверях, любуясь, как на нем играет свет от ярко горящих свеч в канделябрах. Привычно усевшись в кресло, напоминающее небольшой трон, я обнаружил перед собой серебряный кубок, почти точную копию приглянувшегося мне кубка с фамильным гербом Вандереров. Этот отличался только тем, что на нем красовался мой герб – вздыбленная лошадка. То же самое оказалось и на стоящих передо мной приборах, на двузубых вилках и даже ножах. Я взглянул на Коллайна, явно довольного произведенным эффектом, и, все еще опасаясь подвоха, внимательно рассмотрел коня, изображенного на самом гербе. Но нет, ничего такого, что составляет самую заметную разницу между конем и кобылой, не было.

Довольный, я откинулся в кресле с кубком, уже наполненным заботливой Васией вином, дожидаясь, пока мне положат на блюдо всего понемножку. За столом мы сидели впятером: кроме меня присутствовали Коллайн, Герент, Капсом и приехавший к самому ужину доктор Цаннер, усевшийся рядом с Капсомом. Они о чем-то тихо беседовали.

За ужином Коллайн рассказывал о столичных новостях, не касаясь главных тем и многозначительно поглядывая на меня. Цаннер, по своему обыкновению, постарался заговорить о том единственном, что его интересовало в этом мире, но я решительно перебил его, отложив разговор на вечер и сразу предупредив, что столько времени, как в прошлый раз, уделить ему не смогу. Бедняга сразу скис, но что поделать – на это время и на остальную ночь у меня были совершенно другие планы.

После ужина я сидел в кабинете, просматривая накопившуюся за время моего отсутствия корреспонденцию из столицы. Ничего интересного, разве что пара давно просроченных приглашений.

В дверь робко вошла Камилла – опять в новом платье, не менее хорошо сидящем на ее стройной фигурке. Вошла она якобы для того, чтобы отчитаться за поездку в столицу. Я заставил ее пройтись по кабинету, размеры которого позволяли устроить импровизированный подиум, откровенно любуясь девушкой.

Довольная произведенным эффектом, Камилла подошла ко мне, ожидая приговора. Я похвалил ее за хороший вкус и, достав из кармана привезенную Коллайном коробочку, открыл ее со словами:

– Камилла, у меня есть для тебя небольшой подарок – надеюсь, он тебе понравится.

В коробочке, выполненной в виде простенькой шкатулки, лежали два перстенька, сережки и кулон с цепочкой затейливого плетения. Выполненные из золота и небольших, но очень красиво ограненных камней, они заставили меня восхититься неведомым мастером ювелирного дела.

Я попросил Анри уложиться в три золотых кроны, и теперь меня даже взяло сомнение – настолько дорого смотрелись украшения. Надо будет обязательно узнать у Коллайна подробности, где он смог приобрести эти украшения.

Камилла ахнула, прижав кулачки к груди, когда я протянул ей шкатулку. Она робко протянула руку и испуганно посмотрела на меня, все еще не веря. Я же, с виду сама невозмутимость, нарочито небрежно сказал:

– Возьми, зайка, мне кажется, что эти безделушки очень тебе подойдут.

Через несколько мгновений девушка уже вертелась перед одним из трех зеркал замка, висевшим у меня в кабинете. Еще одно такое же имелось в спальне, а самое большое, примерно метр по диагонали, находилось в холле, давая всем понять, что в замке живут достаточно обеспеченные люди.

Налюбовавшись на свое отражение, Камилла повернулась ко мне, просто светясь от счастья. Не кривя душой, я заявил, что украшения ей очень идут, что сама она просто прелесть и еще что-то в том же духе. Бедная девушка прямо разрывалась на части, поочередно поглядывая то на двери в спальню, чтобы немедленно отблагодарить, то на выход из кабинета, чтобы сейчас же похвастаться перед подругами.

Пришлось помочь ей, послав на кухню с указанием накрыть в кабинете стол с вином и легкими закусками, поскольку разговор будет долгим. Ну что ж, сегодняшняя ночь выдастся очень горячей – сказать, что подарок Камилле просто понравился, это вообще ничего не сказать.

За столом в кабинете собрались все участники ужина, да еще напросился Проухв, усевшийся в дальнем углу и приготовившийся слушать. Не знаю, что он понимал и какие делал выводы, но послушать умные разговоры о непонятных вещах стало его страстью.

Беседа действительно получилась долгой, несмотря на все мои попытки сократить ее. Капсом оказался человеком слегка взбалмошным, но по-настоящему увлеченным своим делом и приятным собеседником. Мы поговорили с ним вскользь на общие темы, не касаясь частностей.

– Завтра, – сказал я ему, – все будет завтра – и подробные объяснения, и конкретные задачи. Ваша комната готова, помещение под лабораторию, – здесь я глянул на Герента, и тот коротко кивнул, – тоже. Отдохните с дороги, а с завтрашнего дня я обещаю загрузить вас работой в полной мере, интересной и разной. Заодно утрясем и вопрос об оплате. У меня есть два варианта: либо я кладу вам твердое жалованье плюс премия за успешно выполненную задачу, либо сразу оговариваем гонорар за конкретную работу. Жить будете в замке, столоваться тоже, естественно бесплатно.

Заинтриговав ученого, я постарался ответить на несколько вопросов Цаннера, возникших как результат наших предыдущих бесед. Это было проще – с медициной мы так или иначе сталкиваемся в повседневной жизни довольно часто, а вот химия… Скудные воспоминания из школьного курса химии, да еще несколько статей из популярных журналов, прочитанных на досуге, – вот, пожалуй, и все. Но ничего, справлюсь. В конце концов, я ожидаю от него больше, чем он от меня. Труднее будет объяснить, например, что требуется именно азотная кислота, а не какая-нибудь соляная или серная. Как получить глицерин – можно объяснить на пальцах, а дальше уж дело за ним. Главное, что у лаборатории стены толстые: взрывчатка – вещь серьезная.

Спасибо Поланику, есть у него в одной из книг технология изготовления подобных вещей в домашних условиях. Так что справимся, если кислоту в этом мире вообще уже успели придумать. Но это потом, а прежде всего нужны зеркала.

Наконец мы остались вдвоем с Коллайном. Усевшись в креслах у горящего камина с бокалами вина, мы молчали, глядя на языки пламени. Погода на дворе стояла мерзкая – мелкий холодный дождь, сопровождаемый резкими порывами ветра. Самый разгар холодов в местном климате, градусов десять по ощущениям. Через пару-тройку недель погода наладится, земля быстро высохнет под щедрым солнышком и настанет лето, которое продолжится до следующего сезона дождей. Так и получается – два лета и два дождливых сезона месяца по полтора-два. Благословенный климат, я от него в восторге. Хотя иногда до жути хочется прогуляться по морозу, чтобы щипало щеки и перехватывало дыхание, а затем вернуться в теплый дом и усесться рядом с открытым огнем, подкидывая в него полешки, как сейчас.

Коллайн был доверху наполнен новостями, это по нему очень заметно, но молчал, ожидая, когда же я проявлю интерес. А мне было хорошо, хотелось просто сидеть и смотреть на огонь. Коллайн все же не выдержал, начал разговор первым, но совсем не с того, что я ожидал:

– Сейчас бы немного твоего снадобья, де Койн. На вкус, конечно, то еще пойло, но достоинства его намного превосходят его же недостатки, – мечтательно протянул он.

Надо же, еще один поклонник дистиллятов объявился – кто бы мог подумать!

– Будет, барон, обязательно будет. Как раз к тому моменту, когда соберутся все наши люди, мое замечательное пойло, как ты его назвал, будет готово. Кроме того, на вкус оно станет значительно лучше, можешь не сомневаться, и называться будет по-другому: бренди.

Я действительно рассчитывал сделать вкус более приличным. В прошлый раз пришлось пользоваться забродившим виноградом, и получилась обычная самогонка, к тому же не совсем хорошей очистки. А в этот раз я использовал белое виноградное вино. Так называемый первач я решил оставить на потом. А то, что мне нужно для бренди, перегоню пару раз, очищу более тщательно, залью в бочонок ведер на пять, добавлю дубовой коры, жженого сахару и немного ванили – мне нравится ее легкий, почти неуловимый привкус. Недели, думаю, хватит, чтобы мое бренди дошло до нужной кондиции. Еще прикажу, чтобы несколько раз в день содержимое бочонка перемешивали, катая его по полу.

Такой же бочонок из дубовой клепки оставлю года на три в покое, это и будет выдержкой. Что касается первача, то его мы перегоняем, тщательно очищаем от сивушных масел и получаем спирт на медицинские и химические нужды Цаннера и Капсома.

Последний и будет заниматься этим вопросом – первое время под моим чутким руководством, а потом самостоятельно. Спирт у нас получится дорогим, но что поделать – ректификата мне не получить. Даже понятия не имею, как построить ректификационную колонну.

– Бренди, – задумчиво произнес Коллайн. – На слух хорошее слово.

Вот, блин, что они, сговорились, что ли?

– На вкус еще лучше будет, – пообещал я, задумчиво вертя в руках понравившийся кубок. – А теперь выкладывай новости, не томи душу. Считай, что в молчанке ты победил.

И Коллайн начал рассказывать. По дороге приключений не было, здесь не глушь, все спокойно. Поселились в моем доме, там тоже все в порядке. Была у Коллайна идея подарить мне точно такой же кубок, как и вандерерский, но уже с моим гербом. С самого утра Анри принялся воплощать ее в жизнь. По рекомендации одного из своих столичных знакомых пошел он к ювелиру, по отзывам очень талантливому, но малоизвестному среди аристократии в силу своего молодого возраста и отсутствия протекции. Вот ему-то он и сделал заказ, предоставив в качестве образца кубок, захваченный с собой как раз на такой случай. Убедившись в мастерстве ювелира, Анри заказал ему же украшения для Камиллы и столовый сервиз с изображением моего герба.

Была у него еще мысль добавить к нему им же придуманный девиз, но он от нее отказался, поскольку по-настоящему образованных людей, способных прочесть надпись на староимперском языке, мало, да и стоимость работы увеличится.

Вот язва, припомним при случае.

Сам же ювелир произвел на него очень хорошее впечатление, и Коллайн осторожно переговорил с ним на предмет возможного сотрудничества. Здесь Анри провел пальцами по воображаемым струнам и пропел приятным тенором:

– Интересная работа при достойной оплате – что еще нужно ювелиру для счастья? – И рассмеялся, довольный собой.

Ювелир оказался в принципе не против, но попросил более детального разговора со мной.

Затем Коллайн отправился в банк, чтобы сбыть слитки, захваченные с собой из Стенборо. В банке долго рассматривали золото через лупу, царапали, чем-то на него капали, но, в конце концов, купили. Причем предложили такую цену, что Коллайн, предварительно проконсультировавшись о состоянии рынка в этой области, только крякнул, судорожно пытаясь сохранить лицо, – настолько она была высока.

А чему тут удивляться? Золото высокопробное, да еще в слитках…

Деньги обещали выдать на следующий день. Это вполне устраивало: ювелир тоже обещал выполнить заказ завтра к вечеру.

Потом Коллайн в сопровождении егерей и Амина отправился на поиски Капсома, чтобы переговорить и с ним. Дом ученого-химика был расположен не в самом респектабельном квартале и нашелся легко. Первый же мальчишка, у которого они спросили, сразу указал на него, выразительно покрутив при этом пальцем у виска. Сам дом носил следы недавнего пожара, вовремя потушенного.

Хозяин открыл дверь не сразу – после настойчивого стука сначала кулаком, а затем и сапогом Шлона. Капсом выглядел очень испуганным и сразу начал упрашивать об отсрочке. Понятно, ученый принял своих нежданных гостей за кредиторов.

Впрочем, настоящие кредиторы тоже не заставили себя долго ждать. Не успел Коллайн толком объяснить ученому, что он ошибся, как в дом ввалились шестеро парней самой бандитской наружности.

Вот тут-то Капсома и проняло по-настоящему, он даже с лица спал, рассказывал Коллайн. Не обращая внимания на присутствующих, бандиты начали грозить Капсому всеми мыслимыми и немыслимыми проблемами и карами, если ученый не отдаст сейчас же десять серебряных полукрон. Капсом только тряс головой, пытаясь что-то сказать и заикаясь от испуга.

Относительно химика у Коллайна были очень четкие инструкции: следовало убедить ученого немедленно переехать в Стенборо. Цаннер дал ему столь лестную характеристику, что о лучшей кандидатуре на то место, которое ему предстояло занять в реализации моих планов, и мечтать не приходилось.

Капсом, человек немного не от мира сего, увлеченный только своими исследованиями, как нельзя более подходил мне. Рассказывал Цаннер и о его проблемах, связанных с полным непониманием реалий жизни и быта. Сам не способный никого обмануть даже в мелочи, он и всех остальных считал такими же. Этим пользовались все, кто только мог. При этом, нуждаясь в средствах для своих экспериментов, он занимал необходимые суммы, совершенно не задаваясь вопросом, как будет возвращать долги. Вернее, он каждый раз рассчитывал продать одно из своих изобретений, но его разработками никто не интересовался. В итоге к нему в дом начали наведываться крайне недружелюбные личности с низкими лбами, мощными, покрытыми многодневной щетиной челюстями и глазами убийц.

Этот визит, как оказалось позже, должен был быть последним – все отведенные ученому сроки прошли, а стоимость его имущества не покрывала и половину долга. Возникала опасность создания нежелательного прецедента. Отдавать долги должны все, иначе получается не бизнес, а бардак, говаривал Варон Кройт, основатель банковского дома, с которым бедолага Капсом имел дело. В принципе мысль верная, но методы… Капсома ждала не долговая яма, а смерть и, скорее всего, мученическая – в этом головорезы Кройта знали толк. Когда тело ученого в конце концов обнаружили бы, люди долго с содроганием пересказывали бы друг другу подробности. Этот человек вовремя не отдал деньги Кройту, говорили бы они, понизив голос до шепота.

Сам Кройт, выходец из самых низов, добрался до вершин бизнеса по головам и трупам как своих конкурентов, так и людей, случайно вставших у него на пути. Теперь он являлся владельцем далеко не последнего банка Империи, имеющего свои филиалы в пяти крупнейших городах. Банк его считался напрочь криминальным и не гнушался ничем, если пахло крупными деньгами. Но основным видом деятельности было кредитование под залог имущества или просто под долговые расписки.

Говорят, что когда-то он вдоволь натерпелся от людей, могущих похвастаться благородством своего происхождения, и теперь воздавал им полной мерой. Варона Кройта ни хлебом не корми, ни другими изысками, только дай полюбоваться на дворянина, молящего об отсрочке, рассказывал Коллайн. Еще поговаривают, что Кройту не единожды самому предлагали дворянство, на что он всегда отвечал отказом.

Мотивы понятны: одно дело, когда равный требует деньги с равного, и совсем другое – если перед тобой, умоляя об отсрочке, ползает на коленях человек с родословной.

Коллайну пришлось столкнуться с людьми Кройта, получившими прямой и четкий приказ. Поначалу Анри повел разговор о том, чтобы оплатить долг Капсома с набежавшими процентами и со всеми прочими компенсациями. В принципе обсуждая возможные проблемы, связанные с переездом химика в Стенборо, мы предполагали нечто подобное, и Коллайн получил разрешение потратить разумную сумму на их устранение.

Но старший среди бандитов решительно отказался от попытки Анри расплатиться по долгам ученого, после чего у Коллайна возникло стойкое убеждение, что им нужны не деньги. Анри добавил пару серебряков, но и на этот раз предложение было решительно отвергнуто, и даже выдвинуто встречное: поскорее покинуть дом и не мешать серьезным людям делать не менее серьезные дела.

Возможно, Коллайн так бы и сделал, но его остановило одно обстоятельство: слишком уж нагло вел себя главарь, по всей вероятности перенявший у своего босса манеру разговаривать. Коллайн увеличил сумму выкупа еще на пять серебряных монет, но на этом переговоры окончательно зашли в тупик. Чем уж так насолил Капсом Варону Кройту, если вопрос нельзя было решить с помощью звонкой монеты, так и осталось загадкой. Коллайн тем временем занял более удобную диспозицию, переместившись за массивный стол, чтобы выиграть в случае необходимости пару мгновений, что не прошло незаметным для бандитов.

Шлон с Нектором пристроились возле окна, о чем-то оживленно беседуя. Вернее, говорил один Шлон, рассказывая вполголоса веселую историю. Однако со своего места Коллайн ясно видел, как Нектор, прикрытый могучей спиной друга, успел вынуть пистолеты и даже взвести курки.

Напряжение достигло апогея, когда Амин, кто бы мог подумать, протяжно зевнул и спокойно, с ленцой произнес:

– Господин барон, извините, что вмешиваюсь, но, как мне кажется, разговор начал вам докучать. Я понимаю, что не вправе давать советы, но, может быть, вам достаточно одного собеседника, а остальных мы… – И он провел ногтем большого пальца по горлу, плотоядно улыбнувшись. При этом он не забыл повернуться в профиль, продемонстрировав шрам через все лицо.

Шлон постарался на славу, когда штопал рану Амина, и в обычном состоянии шрам представлял собой узкую белую полоску. Но стоило парню ощериться… Не знаю, кто его надоумил, но даже я вздрогнул, когда первый раз увидел подобную улыбочку Амина, хотя предназначалась она не мне, а хозяину одного из постоялых дворов, на который мы заглянули по дороге в Стенборо.

Мы шумной толпой ввалились в таверну, насквозь промокшие и в плащах, заляпанных грязью, рассчитывая на горячий ужин и отдых в теплой сухой постели. Таверна была заполнена практически полностью. Пару центральных столов занимала компания, целиком состоявшая из юнцов, сынков местных владетелей, которые одарили нас нелестными взглядами, но которым хватило ума удержаться от комментариев.

Зрелище, чего там говорить, мы представляли весьма неприглядное, и хозяин, рассчитывая на поддержку оных, попытался выгнать нас обратно под дождь, пробормотав под нос нечто весьма неодобрительное. Коллайн, увидев мою реакцию, спешно заступил мне дорогу, когда я уже наметил себе цель в виде массивного подбородка трактирщика, поросшего густой рыжей щетиной. Тут из-за наших спин выскользнул Амин и, что-то спросив у хозяина, обаятельно улыбнулся ему, продемонстрировав левую сторону лица. У трактирщика мигом пропал весь запал. Словом, мы нашли и кров, и стол, и даже повышенный сервис.

Вот и сейчас улыбка Амина произвела на главаря соответствующее впечатление, заставив его отшатнуться.

– Парень дело говорит, – послышался спокойный голос Нектора. Обернувшись на голос, бандиты увидели две пары направленных на них пистолетов.

– А то. – Амин встал в свободную позу, держа в чуть отставленных руках два клинка обратным хватом.

Не обладая могучей статью, Амин поражал своей ловкостью и скоростью реакции, на что и сделали упор «дикие», когда ставили его как бойца. Два обоюдоострых кинжала стали его основным оружием, и в той сутолоке, которая могла случиться здесь с минуты на минуту, он чувствовал бы себя как рыба в воде.

Расклад, поначалу не предвещавший моим людям ничего хорошего, изменился качественно и отнюдь не в пользу оппонентов. Коллайну, чтобы выхватить свою пару пистолетов, довольно было секунды – итого шесть стволов.

Старший среди бандитов сразу понял, что продолжать качать права в такой ситуации по меньшей мере безрассудно, и резко сбавил тон. Дальше Коллайн сунул главарю в руку золотой полуимпериал, что с лихвой окупало все материальные и остальные издержки Варона Кройта, добавил парочку серебряных монет специально для него и проводил его к выходу. Затем извлек Капсома из-под стола, куда тот успел спрятаться, и дал ему час на сборы. Капсом предложение о переезде в Стенборо воспринял с энтузиазмом, и его можно было понять.

Вот и славно, подумалось мне, это решит многие проблемы. По крайней мере, здесь у него будет все, что ему необходимо, и даже более того. Мы нужны друг другу, и непонятно, кто кому больше.

– А что вообще в столице слышно? – спросил я у Коллайна, когда тот закончил свое повествование.

Анри помолчал немного, собираясь с мыслями.

– В столице, уважаемый барон де Койн, продолжают обсуждать события, происшедшие в Кайденском ущелье. Я поговорил кое с кем и выяснил, что это сражение решили предать широкой огласке со всеми вытекающими последствиями. Ты понимаешь, политика Империи…

Я жестом прервал входящего в раж Коллайна:

– Анри, ради всего святого, ни слова больше. Я и раньше тебе говорил и повторю снова: слово «политика» для меня – синоним слова «канализация». Я понимаю, что и то и другое – дело необходимое и где-то даже прибыльное, но уж больно вонючее. Так что уволь меня от разговоров о политике. Мне будет легче тебя выслушать, даже если ты станешь сейчас ругаться самыми грязными словами – не в мой адрес конечно. Вероятно, я и сам тебе помогу: есть у меня в запасе пара-тройка заветных выражений, но только без политики, я тебя умоляю. Все предельно ясно: мы помогли трону, да и сам факт неравной битвы – другим пример, так что не будем об этом.

Снова помолчали. Мне было забавно наблюдать за выражением лица Коллайна: ведь он заготовил целый рассказ, а его заткнули, хоть и вежливо. Но мне действительно неинтересно разговаривать о политике – этого добра и дома хватало с лихвой. Я вздрогнул, вспомнив одухотворенные лица властей предержащих, вещающих электорату, как все будет хорошо, и уже совсем скоро. Нет, только не это.

Анри внимательно посмотрел на меня и сказал совсем не то, что я готов был от него услышать:

– Артуа, а ведь ты герой.

Я, успешно скрыв удивленное выражение лица, ответил в свойственной мне ироничной манере:

– Тоже мне новость. Мог бы уже давно догадаться.

А что еще сказать в ответ на подобное высказывание?

– Я-то как раз давно об этом знаю. Но теперь, согласно указу, будут знать и остальные.

С этими словами Коллайн поднялся на ноги, извлек свиток и торжественным голосом зачитал указ о присвоении мне ордена Доблести и Славы первого ранга. Первой моей мыслью было, конечно, что это очередная шутка друга. Однако, взяв свиток из его рук, я обнаружил в нем свое имя, впрочем, как и имена графа Дьюбена, графа фер Стянуа, а также самого Коллайна, и еще несколько – знакомых и незнакомых. Все мы награждались орденами разных степеней и еще какими-то знаками отличия. Бумага имела печать Имперской канцелярии и даже подписана рукой самой императрицы Янианны I.

Не ожидая ничего подобного, я поставил свою отвисшую челюсть на место свободной рукой. Довольный произведенным эффектом, Анри начал комментировать указ, попутно посетовав на то, что ордена Доблести и Славы первого ранга получили только граф фер Стянуа, граф Дьюбен и я. Самому Коллайну и еще трем офицерам присваивался такой же, но только четвертого ранга.

Остальным достались еще более скромные ордена. Я хмыкнул, вспомнив свою шутку, произнесенную в шатре на совещании, что, если проеду мимо, останусь без награды. В ответ на удивленно поднятую бровь друга пришлось напомнить эту историю, которая его не развеселила. Орден не самый высший, пустился в объяснения Анри, но очень достойный, и награждают им только за воинские заслуги, что само по себе очень почетно. Что ж, пусть будет так, если разобраться, то мы их заслужили.

– Награждать будет сама императрица Янианна. Все в один голос твердят: очень красивая леди. И я ее увижу, – мечтательно закатил глаза Коллайн.

Я снова хмыкнул, но на этот раз про себя – не при демократии живем, не принято оскорблять царствующих особ даже таким способом.

Хотя знаем мы такую красоту. Если императрица хоть чуть-чуть привлекательна, льстецы скажут – красавица, а если действительно симпатична – провозгласят идеалом красоты, не меньше. Ну ладно, самому тоже интересно – ни разу не видел даже ни одной королевы, а тут целая императрица.

– Так что у нас, Артуа, всего неделя – нам же еще и соответствующее платье необходимо приобрести. Ехать надо завтра, прямо с утра, – решил за обоих Коллайн. – Времени совсем нет, послезавтра утром к портному, еще и за срочность придется доплачивать.

Ну да, Зингера еще не нашлось, все вручную шьется. Кстати, очень интересный вопрос – насчет швейной машинки. Коль нету, необходимо изобретать, тоже дело архивыгодное.

– Завтра, Анри, не получится. На завтра совсем другие планы, и отложить их нет никакой возможности.

Видя расстроенное лицо друга, я добавил:

– Успеем пошить, добавим платы сколько необходимо, и все будет в лучшем виде. Кстати, если не возражаешь, все затраты возьму на себя – в благодарность за серебро. – Я с удовольствием отпил вина из новенького кубка, с которым не хотел расставаться.

– Это вы Камилле будете платья дарить, сударь, – делано возмутился Коллайн и засмеялся, довольный своей шуткой.

Ну славу богу, отошел, а то все глаза закатывал, когда речь о красавице-императрице заходила. Видали мы красавиц, а некоторых даже руками трогали.

Глава 28 БУДУЩЕЕ ЗА ХИМИЕЙ

– За химией будущее, Капсом. Все, что нас окружает, есть не что иное, как химия. Да и сами мы представляем собой набор химических элементов, не более того, – вещал я ученому, пока мы неспешно двигались к его будущей лаборатории. В руках у меня находился змеевик, больше похожий на лом, скрученный в спираль неведомым силачом, и которым я небрежно помахивал. Мы – это я, Капсом, доктор Цаннер, Коллайн, Герент, ну и, естественно, Прошка.

– Взять, например, ту же воду.

Я мимоходом зачерпнул горсть воды из дубовой бочки, оказавшейся на моем пути как нельзя кстати.

– Вода, как вы знаете или по крайней мере догадываетесь, состоит из двух химических элементов, так называемых газов, – водорода и кислорода…

Легко и приятно быть поводырем в стране слепых: даже со своими весьма скудными познаниями в этой области я раз за разом заставлял Капсома открывать рот от удивления. Сзади, споткнувшись обо что-то, чертыхнулся Цаннер, напряженно прислушивающийся к нашему разговору. Коллайн следовал со слегка скучающим видом, но меня-то не обманешь, его тема тоже очень интересовала. Проухв – тот вообще рот не закрывал, но не спотыкался: не та выучка. Он еще и осматриваться успевал в поисках опасностей для своего господина, что вошло у него в привычку.

– Или взять тот же огонь, – продолжил я, махнув рукой в сторону костра, показавшегося на миг в просвете деревьев парка, где садовник жег срезанные ветки и опавшую листву, воспользовавшись отсутствием дождя.

– Горение является не чем иным, как процессом окисления… – И так далее, в том же духе.

Наконец мы подошли к лаборатории, обнесенной забором из новенького кирпича. Я незаметно показал Геренту большой палец и тут же выругался про себя – этот жест означает здесь крайнюю степень восхищения. Герент вполне может принять меня за маньяка, надо попозже объясниться.

Забор же мне действительно понравился – ровная кладка, крепкий фундамент, еще и несложный геометрический орнамент присутствует.

В широких воротах, настежь открытых по случаю нашего визита, дежурил Шлон при сабле, двух пистолетах и с очень суровым выражением лица. Это уже работа Анри, хотя здесь, по сути, и охранять еще нечего. Шлон козырнул двумя пальцами на военный манер, пропустил меня с Капсомом, Коллайна и решительно преградил дорогу остальным.

Все правильно: остальные проходят сюда только с разрешения барона или самого меня. Порядок есть порядок, и чем быстрее все к этому привыкнут, тем лучше. Оставив Коллайна объясняться с моими спутниками, я увлек Капсома внутрь ограждения. Неплохо: во дворе чистота и порядок, под навесом груженая повозка, очевидно скарб ученого-химика, еще под одним навесом несколько бочонков, – по всей вероятности, с белым виноградным вином, полуфабрикат для моего бренди. Имелась даже небольшая беседка чуть в стороне от башни. Это для отдыха на свежем воздухе после работы в душной, пропахшей реактивами лаборатории. И опять браво, Герент!

Лаборатория тоже впечатляла – и оборудованием, и мебелью, частью новой, частью отлично отреставрированной. Честное слово, мне самому захотелось накинуть на себя один из темных балахонов, висящих на вешалке, подойти к столу с таинственно поблескивающими на нем ретортами, колбами, пробирками и еще с чем-то непонятным – и немедленно что-нибудь сотворить.

Увиденное зрелище Капсома впечатлило не меньше, чем меня.

Не давая ему опомниться, я заговорил о предстоящих делах:

– Первая задача, которая стоит перед вами, уважаемый Нерк, – это создание состава, благодаря которому обычное стекло превращается в зеркало.

Капсом сник прямо на глазах.

– Барон, может быть, для начала что-нибудь попроще – например, золото из свинца получить…

Мне понравилась его ирония.

– Теоретически это возможно, по крайней мере, из ртути, – но на деле себестоимость такого золота так высока, что процесс теряет всякий смысл. Да и невозможно это при нынешних технологиях, вы уж поверьте мне на слово. Нет, я поставлю вам конкретную задачу и укажу направление, в котором предстоит двигаться, а все остальное за вами. Но сначала хочу предупредить, что все сказанное мною останется строго между нами.

Капсом часто закивал, немного даже испуганно, как мне показалось.

– Мне господин Коллайн успел все объяснить. С этим проблем не будет, господин барон.

Что ж, Коллайн тоже успел славно поработать.

– Понимаете, Капсом, я не собираюсь хранить в секрете все, что мне известно. Здесь нечто другое. Практически все, что я имею на данный момент, вы уже видели, и, согласитесь, всего этого не слишком много. Когда мы крепко встанем на ноги – тогда пожалуйста, берите и пользуйтесь всем, что сам знаю. А сейчас мы должны выиграть время, не более того. Сейчас мы конкуренции не выдержим, но пройдет какое-то время – и все будет иначе, уверяю вас. Теперь о деле.

Мне хватило неполных четверти часа, чтобы объяснить Капсому, чего я от него желаю в первую очередь. Разговор пошел о бренди – этим вопросом я попросил Нерка заняться сразу же после окончания нашего разговора.

Мы вместе собрали перегонный аппарат, химик получил подробные инструкции и жаждал немедленно приняться за работу. Но время подошло к обеду, который доставили прямо сюда, и мы все отлично пообедали прямо у него в лаборатории – благо там еще ничем не пахло. После обеда, усевшись в удобные кресла, мы завели разговор о перспективах нашего сотрудничества. Бренди – это хорошо, амальгама – вообще отлично, но это работа только на ближайшую пару месяцев.

– Капсом, вы человек весьма далекий от военного дела, но и вам должно быть понятно, что даст открытие, которое вам же и предстоит сделать в скором времени. А предстоит изобрести небольшую деталь, которая сделает революцию в производстве огнестрельного оружия и выведет его на новую ступень развития. Вот смотрите.

С этими словами я нарисовал на листке бумаги патрон, обыкновенный унитарный патрон в разрезе.

– Это металлическая трубка, это пуля, это порох, а вот это та самая важная деталь изделия, которое мы назовем патроном. Задача этой детали состоит в том, чтобы при ударе она смогла выдать достаточно мощную искру, от которой воспламенится порох, чтобы пуля вылетела из ствола. Представляете, как удобно – в хранении, в заряжании, при переноске… И таких «удобно» несть числа.

Капсому не пришлось объяснять дважды, мою мысль он понял моментально. Но я не дал ему открыть рта, а продолжил:

– Скажите, а вам не приходилось работать с кислотой, способной растворить золото?

Тот согласно кивнул: было такое дело.

Фу, прямо гора с плеч. Золото способна растворить только смесь концентрированных соляной и азотной кислот. Нам же нужна только азотная, а выявить, которая из двух она, – дело несложное. Получить глицерин элементарно из животного жира, того же говяжьего, обработать его азотной кислотой – и получится нитроглицерин. Пропитываем им что угодно, тот же парафин, и получаем динамит, не больше и не меньше. Парафин – это побочный продукт переработки нефти. Нобель в свое время пропитывал нитроглицерином остатки каких-то доисторических водорослей – убей, не помню их название, да и Капсому это ни к чему.

Но динамит нам пока без надобности, нас интересует только капсюль, корпус которого мы получим штамповкой из меди, а как из нитроглицерина сделать начинку – это пусть Капсом голову ломает, для этого его сюда и привезли.

Нитроглицерин – вещество очень чувствительное к детонации, иногда даже простого удара достаточно, чтобы вызвать взрыв. Впрочем, изготовление его связано с той же самой опасностью.

Существует и значительно более предпочтительный вариант – с гремучей ртутью. Для ее получения нужны собственно ртуть, этиловый спирт и опять же азотная кислота. Выбор за Капсомом, какой путь ему предпочесть. Насколько я помню, для капсюлей применяется еще и азид свинца, но в этом случае, кроме самого названия, ничего в памяти не задержалось.

Бездымный порох – это хлопок, обработанный опять же азотной кислотой. Хлопок в Империи не произрастает и является предметом импорта, но купить необходимое количество проще простого. Впрочем, хлопок необязателен, отлично подойдут также лен, копопля… Словом, все, что содержит растительную клетчатку.

Так что – дерзай, ученый, но – осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Этиловый спирт получите сегодня из тех бочонков с вином, а что понадобится из остальных ингредиентов… обращайтесь к Геренту, моему управляющему, и он вам поможет… Сначала бренди и спирт, потом амальгама, следом капсюль, бездымный порох и наконец динамит. Вот список ваших первоочередных задач, и именно в этом порядке.

Химик слушал меня внимательно, согласно кивая: все несложно и понятно. Здесь мне в голову пришла одна мысль: почему бы не назвать капсюль, который изобретет Нерк, капсомом? Капсюль – капсом, капсом – капсюль. Вполне возможно, что капсюль – это фамилия человека, который его изобрел. Мой ученый-химик – человек наверняка тщеславный. Вот пусть изобретение и носит его имя, что вполне справедливо. Если есть желание, можно и динамит переименовать в капсомит, лично я не против. Любое из этих открытий делает революцию, и Капсом это отлично понимает.

Короче, расстались мы с Капсомом, чрезвычайно довольные друг другом – оба должны были получить именно то, что хотели.

Выходя из лаборатории, я в очередной раз с сомнением посмотрел на толщину ее стен: нитроглицерин – штука очень мощная и взрывается при малейшей оплошности в обращении с ним.

Императрицу Янианну I мы с Коллайном так и не увидели. Ордена нам вручал очень важный сановник, мужчина в теле, с ног до головы в каменьях и золоте. Сама владетельница в столице отсутствовала. То ли из-за болезни, то ли, как мне сказал по секрету граф фер Стянуа, из-за ссоры со своим фаворитом, то ли еще из-за чего-то. Меня, в отличие от Коллайна, это не слишком огорчило – других проблем хватает.

Церемония награждения происходила в императорском дворце, в огромной зале, называемой Тротент Холл, традиционно используемой для подобных целей.

Вообще-то церемонии должен был сопутствовать бал, на который мы и были приглашены как главные виновники торжества. Но бал по известным причинам не состоялся. В остальном все происходило очень впечатляюще, угнетало только полное отсутствие дам.

Все же мы получили приглашение на бал, который должен был состояться через две недели, в честь окончания сезона дождей. Там нам и предстояло быть представленными самой Янианне I. Коллайна это известие удовлетворило, меня тем более.

Весь остаток вечера и большую часть ночи мы отлично посидели в компании офицеров в одном из лучших заведений столицы. Вино лилось рекой, здравицы и тосты сменялись взрывами хохота. Я познакомил господ офицеров с новым обычаем обмывать награды и звания, который всем очень понравился.

В нашей компании не было только графа Дьюбена – он отсутствовал по причине воспалившегося ранения в плечо. Жаль. Граф очень мне нравился, а такое со мной бывает достаточно редко.

Альбрехт Гростар, ювелир, оказался приятным человеком в возрасте около тридцати, с живым темпераментом и располагающей улыбкой. Мы быстро и легко нашли общий язык, поговорили о многих вещах, которые нас интересовали, в чем-то пришли к общему мнению, в чем-то нет, но расстались, весьма довольные друг другом. Гростар получил от меня несколько заказов, причем пару срочных, а я – его уверения, что он обдумает мое предложение по поводу дальнейшего сотрудничества под крылом создаваемого мной торгового предприятия, которое я решил назвать «Торговый дом де Койна».

В его открытии возникла острая необходимость, и причин тому было несколько. Это и производство, которое мне придется в скором времени развернуть, и то, что само существование «дома» в какой-то мере поднимало мой статус. И дело здесь было не в самолюбии, но моим людям скоро придется решать всевозможные вопросы, постоянно ссылаться на меня, а тут уж важен именно статус. «Кавалер славного ордена, владетельный сеньор и владелец торгового дома» – это будет звучать достаточно респектабельно, по крайней мере в начале моей деятельности. В ходу здесь и визитные карточки, – правда, несколько больших размеров, нежели привычные для меня, и выполнены они были в формате открыток моего мира. Визитки и явились одним из заказов Гростару, а основным делом, о котором мы сговорились, стало изготовление писчих ручек.

Альбрехт Гростар, человек широкого круга интересов, к своему отнюдь не зрелому возрасту успел перепробовать множество занятий и остановился на ювелирном деле, в основном из меркантильных соображений. На него работала пара человек, одного из которых трудно было назвать подмастерьем, поскольку годков ему было далеко за сорок. Страстью же Альбрехта было изобретательство, и он с гордостью продемонстрировал мне механизм, работающий от часовой пружины, больше всего своим видом напоминавший патефон, но служивший для заточки писчих перьев.

В специальный карман укладывалась пригоршня гусиных перьев, затем ручкой до щелчка взводилась пружина, нажимался особый рычажок, и из отверстия в торце аппарата по одному выскакивали уже готовые к употреблению перья. Я восхитился инженерным гением ювелира, возжелал приобрести пару таких же механизмов и посетовал по поводу того, что они не смогут пригодиться для заточки моих перьев, поскольку они вечные. С этими словами извлек из кармана пенал с ручкой и продемонстрировал ее Гростару. Надо сказать, что он мужественно выдержал удар. Тщательно протестировав представленный экземпляр и убедившись в его практичности и удобстве, Альбрехт грустно покивал: что здесь можно сказать?

Весь наш дальнейший разговор я посвятил тому, что рассказал ему часть своих планов и определил в них его роль. Мое предложение заключалось в том, что Гростар будет работать на меня, развивая под прикрытием торгового дома ювелирное направление. Я обещал профинансировать развитие и обеспечить заказами. Когда Альбрехт поинтересовался количеством заказов, я в свою очередь спросил, будет он их записывать или так запомнит, и начал перечислять. Буквально через четверть часа ювелир замахал руками и взмолился: хватит, хватит!

И все же первой задачей, которую я ему поставил, обрисовав перспективу, было массовое изготовление ручек со стальными перьями.

– Судите сами, рынок гигантский. Поставщики птичьих перьев непременно уступят нам рынок – преимущество перьев из металла налицо. Ваша задача здесь минимальна: разработать дизайн перьев и самих ручек. Изготавливать перья будем штамповкой, есть такой метод, и заключается он вот в чем…

Мне не понадобилось и пяти минут, чтобы объяснить его сущность. Гростар оказался на редкость понятливым и обещал изготовить такое устройство в ближайшие дни.

– Вот этим вопросом вы и будете заниматься. От вас требуется только подбор персонала и организация производства. В самое ближайшее время я представлю вам человека, к которому вы будете обращаться в связи с любой проблемой, возникшей по ходу дела. Его зовут Герент, и в настоящий момент он является управляющим моего поместья в Стенборо. Герент будет помогать вам во всем, что касается непосредственно вашей работы.

Буквально на днях в промышленном районе столицы я приобретаю участок земли с находящимся на нем зданием бывшей ткацкой фабрики. В нем будут изготавливаться зеркала. Да, вы не ослышались, именно зеркала. Я уже осмотрел помещение и убедился, что там и для изготовления ручек места достаточно. Видите, вы еще не дали своего согласия, а я уже раскрываю планы. Согласитесь, это говорит о многом.

Сами вы будете иметь процент с производства, мы его отдельно оговорим, но, по правде говоря, нужны вы мне не только для этого.

Кроме массового производства нужны еще и ручки для состоятельных господ – не станут же они пользоваться тем, что стоит гроши. Представьте изящный письменный набор с родовым гербом на крышке футляра, а в нем несколько ручной работы ручек с золочеными перьями. И на всем этом стоит клеймо маэстро Гростара. Что характерно, конкурентов у вас нет, а когда они появятся и бросятся догонять, будет слишком поздно: ниша уже занята. Закройте глаза, подумайте о перспективах – и у вас дух захватит, Альбрехт. А чтобы вы не сбежали от меня, когда это все случится, я повяжу вас контрактом – лет на пять, не меньше. Кроме того, попробуйте отгадать, сколько у меня подобных штучек в рукаве про запас?

Самое главное, Альбрехт, как и положено, в конце разговора: не стану скрывать, мне очень нравятся ваши работы. Безусловно, вы талант, попросту еще не оцененный широкой публикой. Кроме того, вы симпатичны мне как человек, и я очень надеюсь, что мы будем работать вместе. Ну и последнее: я не требую от вас немедленного ответа, можете думать сколь угодно, хоть до завтра.

В течение следующих нескольких дней я зарегистрировал «Торговый дом де Койна», приобрел бывшую ткацкую фабрику вместе с прилегающими территориями и небольшой двухэтажный дом под контору.

Вся регистрация заключалась в том, что я посетил Имперский департамент налогов и сборов, заявил о намерении открыть торгово-промышленную компанию, написал заявление и указал адреса, по которым меня можно будет найти в случае необходимости. Взамен получил патент, заплатив при этом довольно ничтожную сумму. Налоговая политика в Империи принята довольно щадящая: платишь в казну треть от прибыли – и все, занимайся чем хочешь, никаких дополнительных поборов больше не будет.

Территория, на которой в прошлом располагалась ткацкая фабрика, устраивала меня вполне. Не слишком большая, но достаточная для того, чтобы вместить два производства – зеркал и ручек. Да и само ее расположение выглядело удобным, по крайней мере на первый взгляд.

Со двора фабрики при желании можно было увидеть часть крыши моего следующего приобретения – дома, в котором я собирался расположить офис предприятия. Это здание, крепкое двухэтажное строение из камня, обошлось мне просто в смешную сумму. Бывшие владельцы старались как можно скорее избавиться от него по причинам, так и оставшимся мне неизвестными. Цена, запрошенная ими, устроила меня как нельзя более, и я купил его не торгуясь и не осматривая внутренних помещений. А чего их осматривать, все равно не избежать перепланировки и ремонта. Дому и сотни лет нет – новостройка, можно сказать. Сложенный из крупных тесаных камней, на мощном фундаменте, он простоит еще лет триста как минимум.

Составив договор купли-продажи прямо на месте и расплатившись банковским векселем, я вошел в свой будущий офис уже на правах владельца. Вернее, мы вошли вчетвером – я, Анри, Проухв и Шлон, – оставив Нектора присматривать за лошадьми во дворе.

Внутри строение тоже поражало фундаментальностью, и будущие затраты казались не такими уж большими: мебель, косметический ремонт – и можно вселяться. Да, еще вставить решетки в окна первого этажа и обнести кирпичным забором внутренний дворик. Словом, после осмотра нового приобретения я остался им очень доволен.

Теперь на очереди портной: бал в императорском дворце – мероприятие нешуточное, и не хочется выглядеть провинциалом. Гардеробом придется заняться серьезно, здесь тоже встречают по одежке, а вся моя работа будет состоять в основном из встреч, приемов, визитов и так далее.

Кроме того, давно назрел вопрос о пошиве единообразной одежды для моих воинов. Воинская униформа, как и все остальное, развивается по мере развития цивилизации. Мне остается только использовать многовековой опыт, адаптируя его к тому времени, в котором нахожусь. Ну одеть своих парней в цифровой камуфляж я, конечно, не смогу, но изготовить обмундирование значительно более удобное и практичное, чем принятое здесь, необходимо. Задача не самая простая. Причем нужна как полевая форма, так и одежда для повседневного ношения.

Одежда эта должна взять все лучшее из опыта, накопленного за века, но в то же время не выглядеть смешной. Необычной – возможно, но не смешной и нелепой. К полевому обмундированию требования проще, в нем главное практичность – множество удобных карманов, двойные швы, соответствующий покрой, вполне возможно, что и разгрузочный жилет. Интересно, а как будет смотреться разгрузка поверх кирасы? Словом, есть над чем подумать.

Глава 29 АМАЛЬГАМА, И НЕ ТОЛЬКО

От герцога Вандерера пришло очередное приглашение посетить его дом. Первое я получил в Стенборо практически сразу же по возвращении. Но тогда неотложные дела не позволили мне им воспользоваться. Дальше отказываться от приглашений нельзя, это становится неприличным. Захватив с собой барона Коллайна, я отправился с визитом.

Весь вечер мы с бароном были центром внимания у мужчин и повышенного интереса у женщин. У меня появилось сразу несколько возможностей для более близких знакомств с дамами, но не тут-то было – Элоиза не отпускала меня от себя ни на шаг. Похоже, девушка увлеклась мной всерьез, и Анри только подтвердил мои опасения.

Конечно, я засыпал девушку комплиментами с ног до головы, шутил, станцевал с Элоизой большинство туров, но в душе соболезновал сам себе – надо же, вокруг столько прелестниц, а я вынужден развлекать дочь хозяина дома. Мы даже удалялись с ней по разным причинам в сад, но до поцелуев дело так и не дошло. И не скромность Элоизы была тому виной.

Казалось бы, что тебе еще нужно, Артуа. Красивая молодая девушка, богатая наследница, и отец – далеко не последний человек в Империи. Все это так, конечно, но…

Не ее я видел в своих мечтах, совсем не ее. А кого видел – и сам не мог понять. Скотина ты, Артуа, как есть скотина. Дожить до таких лет, и все мечтать о принцессе! Ну не волнует меня Элоиза, совсем не волнует. Не начинает часто биться сердце, когда мы случайно соприкасаемся, я не слушаю звук ее голоса как музыку. И мне не хочется обнять ее, крепко прижать к себе и не отпускать до конца жизни.

Хорошо Коллайну, он исчез с половины вечера с роскошной огнегривой леди, на прощание сочувственно сказав мне пару слов. Неужели все так заметно по выражению моего лица? Наверное, все же нет: это барон у нас такой человек – всегда все знает, все видит, все слышит и все замечает. А вот к брюнеткам его интерес в последнее время совсем угас, но на эту тему я с ним никогда говорить не буду.

По окончании вечера герцог снова принял меня в своем кабинете. На дворе стояла глубокая ночь, но это обстоятельство не слишком нас волновало. Ему, как и мне, не нужно вставать чуть свет и спешить на работу, тем более что день завтра был воскресный. С ним я мог говорить начистоту, что и делал в течение целого часа.

Я рассказал Вандереру все подробности нашего похода, затем он сам задал целую кучу вопросов. По ходу моего рассказа Вандерер пару раз тяжело вздохнул, и я расценил его вздохи как сожаление по поводу утраченной молодости. Видимо, герцог и сам когда-то был нечужд приключений – на левой руке у него нет безымянного пальца, а на лице присутствует шрам. Возможно, и под одеждой их тоже хватает.

Помолчали, отведав весьма неплохого вина из его собственных виноградников. Незаметно разговор перешел на его дочь Элоизу. Что ж, я был готов и к этому.

– Господин герцог, клянусь вам, что никогда и ни при каких обстоятельствах я не сделаю вашей дочери ничего дурного. Смею вас заверить, что в этом вы можете быть абсолютно уверены.

Затем я в очень осторожных выражениях дал ему понять, что не претендую на ее руку, и это только потому, что не испытываю к Элоизе никаких чувств, а это для меня в подобных вопросах самое важное. Я не Анри и не смог определить по лицу герцога, доволен ли он услышанным или все же испытал разочарование.

Наконец заговорили о делах. Вандерер поинтересовался, что с моими прожектами, сдвинулось ли дело с мертвой точки.

В ответ я раскрыл нечто вроде кофра и извлек пару свертков. Развернув один из них, передал ему письменный прибор в виде шкатулки с изображенным на верхней крышке родовым гербом Вандереров. Этот прибор был первым из заказов Гростару, и должен заметить, исполнение меня впечатляло. А что скажет герцог, человек к подобным вещам привычный?

Вандерер осторожно откинул крышку и принялся внимательно рассматривать ручки, чернильницы, стеклянные сосуды с песком и прочее. Я внимательно смотрел за ним, пытаясь по выражению лица определить, оставляет ли увиденное хоть какое-то впечатление. Молчание длилось пару минут, за которые герцог успел написать несколько слов новыми ручками на листке бумаги и внимательно рассмотреть клеймо Гростара, поставленное на всех изделиях.

– Потрясающе, – наконец вымолвил он, чем заставил меня порадоваться в глубине души. – А скажите, де Койн, вот эти широкие перья, они для чего?

– Это на тот случай, милорд, если вам придет в голову написать что-нибудь очень крупными буквами. – Несколько перьев в коробке были плакатными.

– Клеймо мне совершенно незнакомо. Кто этот мастер, безусловно талантливый?

– Альбрехт Гростар, ваше сиятельство. Буквально вчера мы заключили с ним контракт на пять лет, – предупредил я следующий вопрос графа.

– Вы знаете, барон, мне пришла в голову мысль заказать с десяток таких приборов, чтобы подарить моим друзьям. Согласитесь, неплохая мысль.

– Альбрехт уже занимается изготовлением, господин герцог. Было бы замечательно, если бы вы дали список этих людей, чтобы он мог исполнить наборы в родовых цветах и гербах. Извините, мне не очень удобно об этом говорить, но есть один нюанс…

– Ну-ну, смелее, Артуа, прошу вас.

– Понимаете, идея с металлическими перьями лежит на поверхности, а я еще не готов охватить весь рынок. Вот посмотрите, – с этими словами я положил на стол пенал с десятком ручек. Выглядели они, конечно, не в пример ручкам герцога – стальное перо и деревянная, покрытая лаком держалка, назовем ее так. – Станок мы запустили только вчера, и его производительность рассчитана на пятьсот штук за смену. Мне понадобится примерно месяц и еще пять-шесть таких станков. Вот тогда нам нечего будет скрывать.

– Пятьсот штук в день! – поразился герцог. – Сколько же человек у вас уже работает?

– Трое. Этого достаточно, на один станок конечно. Штамповка прессом, сразу пять перьев за одно нажатие.

В общем, герцог проникся ситуацией и пообещал, что не будет пока показывать шкатулку, которая, кстати, очень ему понравилась. Я в свою очередь поклялся, что если у меня появится еще что-нибудь новое, подобное этому, то в первую очередь новинку увидит он.

Кроме того, я озадачил его еще одной просьбой. Дело в том, что при Промышленной коллегии имелся небольшой отдел, который занимался рассмотрением изобретений и рационализаций, так это будет звучать, если на родной язык перевести. Вот он меня и интересовал, вернее, его архивы.

Рассчитывал я увидеть в бумагах архива много интересного. Бюрократия есть бюрократия, обратился человек со своим изобретением, рассмотрели его как положено – и ничего интересного не обнаружили. Но зарегистрировать необходимо, так же как и подробно описать суть предложения. Адрес автора тоже – вдруг в дальнейшем понадобится. Обращалось в этот отдел достаточно много народу, поскольку премии, положенные за удачные идеи, довольно солидные, это мне сам Коллайн рассказывал. Я же имею неоспоримое преимущество перед чиновниками: ведь то, что может им показаться нелепым или абсурдным, в моем мире давно и успешно существует.

Так вот, меня интересуют как изобретения, так и в первую очередь сами люди, которым идеи пришли в голову. Теория – это отлично, но свой центр в Стенборо я мечтаю создать именно для практиков.

Взять ту же химию: повесил человек сушить на печь тряпку из хлопка, упавшую в концентрированную азотную кислоту, а она возьми да вспыхни чуть ли не со взрывом. В результате – бездымный порох и новая эра в развитии стрелкового оружия. Потом уже был подробно описан процесс, с формулами и всем остальным.

Вот мой кузнец из Кривичей. Отличный кузнец, чего уж там. Но съедает его страсть к изобретательству, все-то он пытается усовершенствовать. Переманил я его к себе. Для начала озадачил мясорубкой. Да-да, именно мясорубкой. Котлеток, видите ли, мне захотелось. Обратился к повару, тот меня понял, но рубленое мясо – все же не провернутое. Я к кузнецу, к кому же еще? Что там сложного в устройстве – корпус, бесконечный архимедов винт, четырехлопастный нож, диск с отверстиями да ручка. Два дня он промучился, но сделал. Огромная мясорубка получилась, раза в три больше привычной, но действующая. Повар теперь во мне души не чает, настолько ему труд облегчил. Я кузнецу новую задачу подкинул, и вообще, говорю, переходи работать в кузницу, что при замке. Будешь делать что в голову придет, о куске хлеба думать не нужно, а об оплате сговоримся. Ну и о моих заказах не забывай.

Альбрехт Гростар – тот вообще Леонардо своего мира. Показывал он мне свои рисунки, хотя до вертолета дело и не дошло, но много чего интересного в них оказалось. Я к нему с конкретной просьбой: хочу, мол, бинокль, и чтобы непременно с центральной фокусировкой. Работа тонкая, ювелирная – к кому же еще, как не к нему? Объяснил как мог, на бумажном листке нарисовал. Альбрехт увлекся задачей не на шутку, грозился сделать в скором будущем.

Сколько их еще по Империи разбросано, таких самородков, и как их найти? Главное в этих людях – что руки растут откуда нужно и мыслят неординарно. Я поставлю им свои задачи, но и у них может оказаться то, что мне нужно…

В отдел Промышленной коллегии такие люди сами приходят, и искать их не нужно. Герцог сможет мне помочь, если захочет. После недолгого раздумья Вандерер обещал похлопотать, но попросил неделю времени. Да мне и не к спеху, время терпит.

На следующий вечер, уже после заката, мы подъезжали к Стенборо. Завтра наступал день, назначенный для сбора всех моих бойцов. Все, отпуск закончился, пора за работу.

Ужинали при свечах, за окном стояла темень. Капсом отсутствовал, в ответ на мой вопрос управляющий сообщил, что химик частенько ночует в лаборатории – благо этот вариант мы предусмотрели, и позаботились о такой возможности.

Утром, когда я зашел в башню, Капсом сидел за столом, уткнувшись в старую книгу, доставшуюся ему по наследству от прежних хозяев, одновременно что-то помешивая в стеклянном сосуде свободной рукой. Увидев меня, Капсом вскочил, и мне даже показалось, что обрадовался. Мелочь, но приятно. Мы вместе позавтракали тем, что я захватил с собой.

Беда с этими учеными – натуры увлекающиеся и зачастую смотрят на пищу как на досадную помеху, что отрывает от дел. Поговорив о том о сем, я как бы невзначай спросил, что там с зеркалами. Капсом махнул рукой в сторону стола в одном из углов башни. И действительно, на столешнице лежало несколько пронумерованных кусков стекла, покрытых черной краской. Взяв в руки один из них, я перевернул его и ахнул: на меня смотрела до боли знакомая физиономия с открытым ртом. Перевернул следующий кусок – то же самое. Все они оказались зеркалами. Качество у них немного различалось, но большинство зеркал были просто великолепны. Капсом смотрел на меня, чрезвычайно довольный произведенным эффектом.

Я подскочил к нему, поднял на руки и закружил по комнате, благо его габариты это позволяли. Еще немного – и я бы расцеловал его небритую физиономию, но сдержался.

– Господи, Нерк, как вам это удалось за столь короткий срок? – Честно говоря, мне самому до этой минуты не очень верилось, что нам удастся получить амальгаму, – не верилось, и все. Слишком уж все просто: одно мешаешь с другим, возможно, что-то добавляешь… А как же многовековая монополия той же Индории? Ведь за это время не один десяток исследователей безрезультатно пытался получить этот самый состав.

Капсом махнул рукой:

– Все до банального просто. Достаточно…

Я замахал на него руками: молчите, ради бога, мало ли что… Химик понятливо кивнул и протянул мне исписанный лист бумаги:

– Здесь все подробно расписано, по фазам. Я…

На этот раз его заставило замолчать появление Коллайна. Мне срочно пришлось принять равнодушный вид, хотя внутри все ликовало.

– И как наши успехи? – поинтересовался он. В ответ я протянул ему одно из зеркал.

Анри внимательно рассмотрел в нем свое отражение и сказал:

– Мне сразу стало все понятно по ликующему выражению твоего лица. – И, глядя на мою вытянувшуюся физиономию, рассмеялся: – Нет-нет, дорогой Артуа, никто другой ни за что бы ничего не понял, мне же этот талант по наследству достался. Кстати, ты не мог бы дать мне одно из этих зеркал в счет будущего жалованья? А то бриться неудобно…

– Бери хоть половину из них, причем о деньгах и думать забудь, – милостиво разрешил я. Затем обратился к Капсому: – Все, работы на сегодня окончены. Сейчас идем в замок, будем праздновать. Ведь это не просто зеркала – это наше будущее.

В разговорах мы неплохо провели время до самого обеда, употребив не одну бутылку вина.

Узнав о моем приезде, из Малых Лук примчался доктор Фройн Цаннер и составил нам компанию.

После весьма неплохого обеда я устроил себе адмиральский час, считая, что вполне заслуженно. Но полноценного отдыха все же не получилось: именно в это время Камилла зашла в спальню поменять салфетки на столе. Она так мило засмущалась, что застала меня в постели… Словом, поспать не удалось…

К ужину собрались все. Приехали «дикие», Амин с Пелаем прибыли буквально вслед за ними. Мы опять собрались всей нашей славной компанией за одним столом в обеденной зале. Серьезные разговоры отложили на завтра, поскольку за ужином решили устроить дегустацию бренди – а чего откладывать, трех лет выдержки ждать долго. По моему сигналу в залу внесли небольшой, литров на пятьдесят, бочонок и разбондарили его под восторженные возгласы моих парней. Но я сразу предупредил: убеждаться в том, что у бочонка есть дно, сегодня не будем. А вот выпить за здравие друзей, за погибель наших врагов и за некоторые другие хорошие вещи мы просто обязаны, и все тут.

Налив себе в бокал на три пальца, я осторожно понюхал жидкость. Пахнет отлично. А как на вкус? Отпив небольшой глоток и покатав его языком по рту, почувствовал и виноград, и легкий привкус дуба, и еще что-то неуловимое, но очень приятное. М-да, мы с Капсомом здесь потрудились на славу.

Парни внимательно следили за моими действиями, видимо гадая, где надо делать выдох, где пить залпом и после этого морщить лицо? Нет, ребята, тут нечто другое, и вы сейчас сами это оцените.

Бренди понравилось всем без исключения. Никто слишком не усердствовал, но сам факт, что бренди целый бочонок и его можно использовать в любой момент, грел душу каждому.

Мы славно посидели до позднего вечера, веселясь от души. Нам было что вспомнить, а вспоминалось почему-то только веселое и забавное. Замок иногда вздрагивал от взрывов хохота. Была и гитара, и исполнение хором песни, ставшей нашим гимном.

Немного поговорили и о предстоящих делах. «Дикие» нашли трех очень неплохих воинов, которые должны прибыть в Стенборо завтра к вечеру, чтобы я мог на них посмотреть и переговорить с ними на случай возможного найма.

– А что с ними разговаривать? Конечно, беру! – Я решительно рубанул воздух ребром ладони.

– Но вы их даже в лицо не видели… – недоуменно протянул Кот.

– Господа, – обратился я к «диким», – за то время, что мы вместе, мы неплохо успели изучить друг друга. Я уважаю ваше мнение, и мне достаточно того, что вы их рекомендуете. Нам нужны воины, которым мы могли бы доверить свои спины, и вы отлично это понимаете. Если вы доверяете им, то доверяю и я, а если нет – то и разговор не нужен. Что вы об этом думаете?

Ни секунды не колеблясь, Ворон кивнул: да, доверю.

– Ну вот видите, как все просто. Представите их мне – этого будет достаточно. И хватит говорить о делах, с завтрашнего дня мы только этим и будем заниматься.

Повар, заранее предупрежденный о нашей встрече, приготовил столько всего разного, вкусного и красивого, что в душе я был даже горд таким столом. И ели мы с серебра, как было когда-то обещано. Кроме бренди на столе присутствовало и вино, много вина на любой вкус. Но когда мы вставали из-за стола, никто из нас не пошатывался, не требовал заплетающимся языком продолжения банкета. И это тоже заполняло мое сердце гордостью.

Глубокой ночью я проснулся оттого, что в спальню без всякого стука ворвался Шлон и попытался что-то мне сообщить, но получалось у него плохо – сплошные хрипы да бульканье. На первом этаже послышался приглушенный шум, потом грохнул выстрел.

«Нападение, Шлон ранен», – мелькнуло у меня в голове. Я оставил попытку натянуть штаны и бросился к Шлону.

– Что с тобой? Куда попали? – Но почти в полной темноте трудно было хоть что-то разглядеть. Сзади послышались удары кремня по кресалу, это Камилла пыталась зажечь свечу.

«Надо Капсому спички заказать», – некстати подумал я.

Наконец ей это удалось, и при свете свечи я увидел, что Шлона прямо корчит от смеха.

Он что, пьян? Нападение же! Но нет, спиртным от него не пахло. Он и вечером пил через раз, откликаясь только на тосты.

– Извините, командир. На нас бандиты напали. Представляете, на нас! Обыкновенные бандиты! А их всего человек двадцать! – И его снова скорчило. Внизу снова раздался выстрел и чей-то истошный крик. Я прислушался: понять трудно, но, кажется, кричал кто-то не из моих.

Наконец Шлон справился с припадком смеха и бросился на первый этаж.

При свете свечи мне удалось одеться значительно быстрее, и я поспешил вслед за ним, успев на ходу крикнуть девушке:

– Сиди здесь и не высовывайся, пока не позовут.

На ходу я схватил с подставки в кабинете шпагу с дагой, своего двуствольного любимца работы Гобелли и еще один пистолет, доставшийся мне после битвы в Кайденском ущелье. Этот пистолет имел короткий широкий ствол с раструбом на конце и предназначался для стрельбы картечью в упор. Для боя в помещении то что надо.

Когда я спустился на первый этаж, все были в сборе. У окон, находившихся по обеим сторонам двустворчатой двери, дежурили Амин с коротким ружьем и Коллайн с неизменной парой пистолетов. Остальные бойцы расположились в просторном холле, все при оружии, а «дикие» еще и в кирасах.

Вообще-то Шлон прав, можно и посмеяться. Замок строился давно, и как раз в целях обороны. Дверей всего три: парадный вход в холле, есть еще черный и на кухне. Стены у замка толстые, расположение внутренних помещений выполнено в расчете на то, что враги все же смогут ворваться внутрь.

В башню, формой напоминающую восьмигранную шахматную ладью, вели два входа – на первом и на втором этажах замка. Она возвышалась над самим замком этажа на полтора и имела наверху крытую площадку с зубчатым парапетом. Места в ней было достаточно, чтобы отсидеться в случае необходимости: есть запас воды и продуктов, есть даже тюфяки, набитые соломой. Я мысленно похвалил себя за прозорливость, за то, что вовремя догадался отдать распоряжение, чтобы в башне навели порядок и приготовили все необходимое.

Из открытой двери на первом этаже башни простреливался холл замка, куда выходили все помещения, а из дверей второго этажа просматривался длинный коридор, шедший через весь уровень. То есть мы не будем пассивно отсиживаться, даже если укроемся в ней.

Из минусов – то, что замок внутри неоднократно перестраивался для удобства проживания в нем. Так, на первом этаже появились окна, которых раньше не было и в помине. И хотя они были забраны толстыми железными решетками, у меня не хватит бойцов, чтобы контролировать их все.

Еще в замок можно забраться через окна второго этажа – решетками там и не пахнет. Значит, первоочередная задача – контроль за коридором второго этажа.

Я уже было набрал воздух в легкие, чтобы раздать приказы, когда вспомнил – Герент с женой живут во флигеле, расположенном в стороне от замка, а во дворе хозяйничают бандиты. Я даже застонал: надо же так, где была моя прозорливость? Теперь придется все срочно переигрывать. Но двоих человек в башню, на обзорную площадку, посылать нужно в любом случае. И не наблюдателей, а стрелков, причем лучших. А лучшие стрелки у меня Коллайн и Ворон. И оба здесь нужны на случай прорыва к флигелю. Хотя нет, без Коллайна обойдусь. Анри уже раздал необходимые распоряжения, еще до моего прихода, и в целом мы контролировали все возможные точки проникновения, кроме второго этажа, – теперь он будет полезнее как меткий стрелок, а в рукопашном бою, который нам предстоит, Ворон и Кот стоят всех нас остальных.

– Коллайн, Амин, на башню! Возьмите ружей сколько сможет унести – и наверх. Прикроете нас – нам необходимо пробиться к флигелю, где живет Герент с женой.

– Не нужно этого делать, де Койн. Они…

– Как это – не нужно? – взвился я. – Вы представляете, что там может сейчас твориться? Хорошо, если они вообще еще живы! Они так долго ждали этого ребенка, а сейчас… Быстро наверх, я сказал! Начнем, как только услышим ваши выстрелы. Остальным…

Коллайн жестом перебил меня. Да что это с ним? Обсуждать мои приказы, да еще в такой ситуации!

– Артуа, они здесь, с нами.

Только сейчас я увидел Герента, вооруженного двумя пистолетами, и его жену, бледность лица которой заметна была даже в сумраке холла.

Сразу стало неудобно за свой тон, но извиняться будем потом, сейчас не до того. Хорошо, обыгрываем первоначальный план.

– Коллайн и Ворон, на башню! Стреляйте во всех бандитов, кого увидите. Остальные делают следующее…

Когда вся челядь укрылась в башне, Амин с Пелаем взяли под контроль коридор второго этажа, устроив баррикаду из мебели прямо перед входом. Шлон с Нектором проделали то же самое на первом, а в холле возле окон остались только мы с Прошкой и Кот.

Теперь можно вздохнуть с облегчением: выковырнуть нас отсюда смогут только регулярные войска, но не эта жалкая кучка бандитов. Конечно, существует опасность, что бандиты попытаются использовать пороховые заряды, чтобы проникнуть внутрь, но, надеюсь, этого не произойдет. Хочется верить, что, хорошенько получив по зубам, они сделают правильные выводы и уйдут. А огрызаться мы уже начали: с башни один за другим раздались четыре выстрела, и три из них достигли цели. По крайней мере, Коллайн крикнул: «Минус три!» После этого на несколько минут все стихло.

Когда глаза привыкли к сумраку, стоявшему в холле, возле самых входных дверей я разглядел парочку трупов. Кот шепотом объяснил мне, что во вторую половину ночи на пост заступил Ворон. Он-то и встретил первым налетчиков, пытающихся незаметно проникнуть в замок. Все двери в замке на ночь закрывались до утра, и парадный ход не был исключением. Но именно через него они и ворвались. Вряд ли кто-нибудь другой из нас смог бы выдержать такой натиск, а вот Ворон справился блестяще.

Он встретил их в дверях, положил на месте первую двойку, буквально выбив остальных во двор, закрыл двери на засов и только после этого протрубил общую тревогу, разрядив оба своих пистолета в столпившихся перед дверью бандитов прямо через стекло окна.

Так, а почему дверь, несмотря на самые строгие указания, оказалась открытой?

А она не была открытой, объяснил Кот. Дверь закрыли только на небольшую задвижку, проигнорировав тяжелый засов, который сочли излишней предосторожностью. Так… Как бы все ни закончилось, предстоит серьезный разбор полетов. Отсюда и смех Шлона – из-за самонадеянности.

Осторожно выглянув в окно, я ничего не смог разглядеть – темно. Хотя нет, как будто бы что-то виднеется, очень похожее на плечо человека. С башни снова раздался выстрел, послышался далекий вскрик с тыльной стороны здания. Плечо человека дернулось – понятно, это один из бандитов караулил входные двери, спрятавшись за колонной. Самое время испытать свою ручную мортиру, такая задача как раз для нее. Темно, конечно, хорошо не прицелишься, но из нее и не надо. Разлет картечи огромный – во что-нибудь попадет.

Когда я нажал на спуск, раздался такой грохот, что меня чуть самого не контузило. Перед глазами все заволокло дымом, превратив отвратительную видимость в нулевую. Но попасть-то я попал, и, судя по раздавшемуся вою, попал неплохо. Следом выстрелил Кот – как оказалось, в другого бандита, у которого не выдержали нервы, и он попытался убежать от дверей, возле которых притаился.

Снова пару минут тишины. Чего они хотят? Неожиданного нападения не получилось, держать осаду бессмысленно, у них одно преимущество – темнота, да и то скоро пропадет. Переговоров они вести не пытаются – может быть, из-за того, что понимают всю бессмысленность этих попыток? Что я могу потерять – нескольких лошадей в конюшне, сожженные хозяйственные постройки, лабораторию Капсома? Какая чепуха, мой Ворон остался в столице: Вандерер упросил, у него кобылка есть, тоже аргхальской породы – понятно, для каких целей.

Капсом с нами, и, слава богу, я уже прочитал его подробное описание процесса получения амальгамы: «…затем нагреваем кардониум, но не накаливаем, и смешиваем с насыщенным раствором гронора, в который помимо троуна необходимо добавить четверть куна линиля…» И это еще самое понятное, хотя черт его знает, что означает этот линиль.

– Командир, мы что, так и будем сидеть взаперти? – Это Шлон громким шепотом.

Да, так и будем до самого рассвета, а может, и до следующего, подумал я, а вслух произнес:

– Шлон, поставь Герента вместо себя, сам подмени меня, а я пойду на башню. И вот еще что: если на втором этаже начнется стрельба – отходите в башню, это не обсуждается…

За окном чуть посерело, скоро рассвет. Сейчас бы те самые корешки – с побочными эффектами проблем не будет, во всяком случае у меня. Я усмехнулся, не беспокоясь, что увидят: темно еще.

Проходя мимо Амина с Пелаем, тихонько спросил: что у вас? Пока все спокойно, никто через окна не лезет, услышали бы. Я обратился к Прошке, тенью следовавшему за мной:

– Останься здесь – поможешь, если понадобится.

Когда поднялся чуть выше, высокий плечистый парень в овчинной душегрейке на голое тело и босиком заступил мне дорогу:

– Ваша милость, меня Кармоном зовут.

– И что?

– Ваша милость, можно мне с вами?

– Что – с нами?

Парень замялся, переминаясь с ноги на ногу:

– Ну с вами вместе.

– Воевать с нами вместе?

– Ну да.

– А что умеешь?

Кармон заторопился, пытаясь сказать все сразу:

– Я и стрелять умею, и верхом. У меня отец в кавалерии служил, только помер он год назад. Он меня учил – говорил, я способный. Я даже из лука умею, куда хотите попаду.

– А почему босиком?

– Так некогда было, я только это успел схватить. – Он показал здоровенный тесак.

– Хорошо, после поговорим. Спустишься вниз, найдешь Нектора, скажешь – я тебя послал. Стрелять, говоришь, умеешь? – Кармон часто утвердительно закивал. – Тогда держи! – Я сунул ему в руки свою ручную мортиру. – И слушайся Нектора.

Кармон закивал еще чаще и помчался вниз, боясь, что я передумаю.

Только лучника нам не хватало – от этого, наверное, все проблемы.

Наверху гулял предрассветный ветерок, несильный, но зябкий. С высоты башни неплохо просматривались и ближние, и дальние подходы. Разъяснело, небо было такое звездное, что и Луны не надо. Беспокойство внушал только противоположный торец здания: к нему легко можно подобраться, оставаясь незамеченным. Я насчитал во дворе восемь трупов, еще возле входа минимум три, и два внутри лежат. Однако. Вряд ли их двадцать, иначе получается, что мы уже больше половины ликвидировали. В таком случае остальные давно бы ушли, а этого не происходит.

– Что там у нас? – обратился я к Коллайну.

– Притихли пока, затаились. Никакого движения. Но не нравится мне эта тишина, да и вообще все не нравится. Неправильно это. У меня сильное подозрение, что это заказ. Суди сам…

Договорить он не успел: на втором этаже захлопали выстрелы, три или четыре, затем секундная тишина – и снова выстрел, на этот раз из моей мортиры, ее звук ни с чем не спутаешь. Перепрыгивая через ступени, я помчался вниз, на ходу взводя курок пистолета.

Весь коридор второго этажа заволокло дымом, сквозь который доносились крики и ругань. Не раздумывая, рухнул на колено и разрядил на звук оба ствола, чуть поведя пистолетом влево после первого выстрела. С колена легче попасть, когда стреляешь наугад, да и поймать ответную пулю шансов меньше. И в кого-то попал, черт побери. Когда пуля большого калибра попадает в тело, звук мерзкий и его трудно с чем-то спутать. Рядом, упав на колено, с обеих рук выстрелил Ворон и тоже попал. Затем мы синхронно спрятались за опрокинутый стол из добротных дубовых досок, и вовремя. Над головой просвистели ответные пули, и сзади раздался вскрик одного из моих людей. Ворон не остался в долгу: приподнялся над краем столешницы и разрядил в темноту коридора вторую пару. Шум от упавшего тела стал ему наградой.

До суматохи проход освещало несколько свечей, а теперь впереди стояла кромешная тьма, но, насколько я мог судить по звукам, бандиты отступили. Они даже раненых с собой не забрали, по крайней мере двоих. Один тяжело и хрипло дышал, другой тоскливо выл на одной ноте.

– Кого зацепило? – спросил я, не оборачиваясь, одновременно выполняя команду «куси патрон».

– Меня, ваша милость. – Это голос Кармона, его бас трудно спутать. – Царапнуло руку слегка.

– Он вообще молодец, господин барон. – Это уже Пелай. – Вовремя из своей пушки бахнул, в самый раз. Мы свои разрядили, за клинки схватились, а он тут как тут. Вот это ствол, даже нам не по себе стало!

Действительно молодец – пистолет-то я ему разряженный дал. Сверху раздался выстрел Коллайна – он там один остался. Затем еще один выстрел и звук его шагов по ступеням.

– Что случилось, Анри? – Действительно, что же такое могло случиться, что заставило его бросить свой пост.

– Да нормально все, де Койн. С башни увидел, что нам на выручку кавалерия идет, сабель с полста, вот я и подумал, что мне наверху делать. Враг бежит, самое время в погоню за ним бросаться.

Какая еще кавалерия, что за шутки?

Но Коллайн не шутил. Помощь пришла оттуда, откуда не ждали. Сторож, охранявший лабораторию Капсома, заслышав в замке пальбу и крики, бросил все и помчался в Малые Луки. Там он сообщил старосте о стрельбе, а у того зять вечером вернулся с постоялого двора – овощи отвозил и овес на продажу. Он и сообщил тестю, что на дворе остановилась на ночлег полусотня легкой кавалерии. Староста послал зятя за помощью. Командовал полусотней родственник Вандерера, не знавший, что хозяин у поместья переменился, и потому выступивший не мешкая. Но все равно спасибо – как нельзя вовремя.

Бандиты ретировались, как только увидели приближающийся отряд. И правильно сделали, сам бы так поступил. Мы организовали погоню, в которой я, правда, не участвовал, и даже захватили в плен четырех из них. Коллайн прямо на месте, мягко выражаясь, переговорил с ними, но ничего интересного не узнал – обычные исполнители, которых наняли за деньги.

Банда сборная, численностью около сорока головорезов, больше половины из которых присоединились специально для этой акции. Пришли они за золотом, которого, как им обещали, в подвалах замка хранится очень много. Что самое неприятное – им еще нужна была моя голова, причем мертвая. Коллайн прав, это заказ. Главарю удалось скрыться, заказчик остался неизвестным. Хотя и он вряд ли смог бы что-нибудь прояснить, обычно такие дела делаются через третьи руки.

С другой стороны, не так уж много у меня врагов, и если вдуматься, в голову сразу приходит граф Колин Макрудер. Макрудеру я успел здорово насолить, разрушив его планы, да еще и смертельно оскорбив его лично. Коллайн придерживался того же мнения. Что ж, сделаем соответствующие выводы и на время забудем об этом. Хорошо все, что хорошо кончается. Потерь у меня нет, у бойцов пара легких царапин, Цаннер обещал излечить их за неделю. Есть еще небольшие разрушения в замке, но это тоже поправимо. Вот только кучер погиб, который обычно ночевал при конюшне, на сеновале. Жалко деда – незлобивый такой и лошадей любил очень. Даже мой Ворон его обожал.

Угостив наших спасителей отличным обедом, мы распрощались с ними.

С трупами бандитов, а их оказалось пятнадцать, поступили просто – вырыли для них общую могилу и закопали. Троих раненых бандитов отвезли к Цаннеру, доктор ничего не гарантировал – ранения слишком тяжелые. Ну и не жалко, знали, на что шли.

Ближе к вечеру произошли еще два небольших события, но оба приятные. Приехали люди, которых пригласил Ворон, и из столицы доставили новое обмундирование для моих бойцов.

Как раз перед этим мы с управляющим обсуждали одну мысль, пришедшую мне в голову во время налета, – перестроить крышу замка так, чтобы сделать по периметру достаточно высокий зубчатый парапет, как на башне. Когда-то он там был, но исчез при очередной перестройке. Если бы на крыше были люди, нам было бы значительно легче держать оборону, это факт.

Еще я велел прорезать бойницы в башенных дверях, закрывающихся изнутри, и обить сами двери толстым железом. Ну а в ближайшем будущем необходимо окружить замок кирпичной стеной, достаточно мощной и высокой. Хочется чувствовать себя в замке в безопасности, а какая тут может быть безопасность, если только мастерство Ворона, по сути, и спасло нас всех. Перед этим у меня был серьезный разговор с парнями, из которого, надеюсь, они сделали соответствующие выводы.

Когда из-за поворота дороги показалась телега в окружении нескольких всадников, мы говорили о скором переезде Герента в столицу. Вопрос практически решен, его жена теперь сама настаивает на этом. С жильем решили поступить просто: первое время они поживут у родственников, а затем присмотрят и купят себе дом. Я даже пообещал ему необходимую сумму, из расчета, что он выплатит ее за десять лет без всяких процентов. Вот на днях вместе и отправимся – скоро бал в императорском дворце, до жути хочется на нем побывать.

Люди Ворона понравились мне с первого взгляда. Матерые такие мужики, в возрасте слегка за тридцать, прошедшие, как говорится, огонь и воду. Служили они в разных местах: двое из бывших кирасир, а третий, представившийся Гордоном, большую часть службы провел на флоте в составе абордажных команд. Там ребята отчаянные подбираются, которым, как говорится, сам черт не брат.

Судьба свела их вместе, и последнее время они зарабатывали на жизнь тем, что нанимались в сопровождение караванов, одно время искали преступников, за головы которых назначена награда. «Дикие» встретили их в одном из кабаков, где те обмывали очередное удачное дело. С Гордоном они были знакомы до того и потому быстро нашли общий язык.

Не знаю, какое впечатление я на них произвел, но служить они у меня согласились не раздумывая. Условия я выдвинул следующие – контракт на три года, оплата такая-то, распоряжения и приказы выполняются мгновенно и беспрекословно. Я же со своей стороны гарантирую своевременную оплату, бесплатное питание и обмундирование, а также обеспечиваю оружием и боеприпасами. Обговорив еще некоторые мелкие детали, мы ударили по рукам.

Отлично, теперь у меня семь профессионалов, а учитывая нас с Коллайном и принятого в состав команды Кармона, которому я торжественно вручил палаш с кинжалом, пару пистолетов и ружье, двенадцать бойцов. Сила, можно сказать. Пелай отвоевался – оставлю его пока управляющим вместо Герента, а там видно будет.

Подойдя к телеге, привезшей новую одежду, я сказал:

– Подходите, разбирайте по размерам, полчаса на переодевание – и снова встречаемся здесь.

Парни оживленно зашумели, выбирая обновки. А что, ткань отличного качества, свободный покрой, множество удобных карманов и еще много чего такого, что появится в одежде только через сотню, а то и больше лет. Всего я заказал пятнадцать комплектов: особых мерок не потребовалось, у меня только два верзилы – Проухв и Шлон, остальные имеют более или менее одинаковые размеры, одежда должна подойти всем.

Комплект состоял из сапог, пошитых из кожи хорошего качества, свободных шаровар, удобного мундира, шляпы с широкими полями, портупеи, двух пар нательного белья и еще нескольких мелочей. Одежда, конечно, здорово отличалась от общепринятой в Империи, но не настолько, чтобы выглядеть в ней смешным. Дополнял комплект водонепроницаемый плащ. Он представлял собой не просто кусок ткани, а полноценный армейский плащ длиной до самых пят, с капюшоном и прорезями для рук, и застегивался он спереди на пуговицы. Вот белье было на завязках – нет еще резинок в этом мире. Но ничего, видел я здесь гевеи, а если Капсом вулканизирует каучук с серой, то получим искомое.

Шлон, обнаружив на штанах ширинку с пуговицами, недоуменно спросил:

– А это что такое?

– Это на тот случай, если захочешь по малой нужде сходить – задницу оголять не придется, – ответил я.

Шлон хмыкнул, но от дальнейших вопросов воздержался.

Когда люди расходились, я услышал, как Гордон спросил у него, имея в виду следы от недавнего боя:

– А что у вас здесь было?

– Да ничего особенного, банда напала, человек сорок, – небрежно отмахнулся тот.

– И что?

– Ну положили мы восемнадцать – пятнадцать насмерть, а троих в деревню к доктору отправили, хотя вряд ли они выживут. Я бы их… того, но господин барон запретил. Всех не успели – кавалеристы подскочили, когда самая потеха началась. Потом мы погнались за ними, еще нескольких достали да четверых в плен взяли. Теперь будут работать, пока не решат, что с ними делать.

– У вас-то убили кого?

– Нет, из наших только двоих легко ранило. Кармона царапнуло, да Коту осколком стекла в лоб попало.

– А почему напали? Обычно они возле столицы не трутся, боятся.

– Вот из-за нее и напали. – Шлон указал на проходившую мимо Васию, колыхавшую при ходьбе пышным бюстом. Что он рассказывал дальше, я уже не слышал. Вот трепло-то! Ничего, Гордон еще и сам в этом убедится.

Через полчаса я стоял перед шеренгой из десяти человек. А что, очень даже ничего смотрится, на бывалых бойцах форма сидит отлично, на новоиспеченном воине Кармоне чуть мешковато, но в целом даже лучше, чем я ожидал. Подошел Коллайн, оценивающе осмотрел всех, хмыкнул по своему обычаю, но тоже остался доволен.

– А это что такое? – спросил он, указывая на красные полоски по бокам синих штанин.

– Лампасы.

– И для чего они?

Шут его знает для чего, но красиво. У нас с такими лампасами только генералы ходят, да еще маршалы.

Я так и ответил: для красоты, ожидая дальнейших ремарок барона. Но Коллайн только внимательно посмотрел на них, а затем на свои брюки, очевидно прикидывая, как будут на них смотреться лампасы.

Пройдясь вдоль шеренги, я подтянул портупею на Амине, поправил Кармону шляпу и обратился к Шлону:

– Ну как, со всем разобрался?

– Да, господин барон, – гаркнул он в ответ. – Я уже и испытать успел, удобно, господин барон! – вызвав ответом общий смех.

Распустив строй, я уже было собрался сходить навестить Капсома, убежавшего в свою лабораторию сразу, как только опасность миновала, когда меня остановил вопросом все тот же Шлон:

– Ваша милость, когда в город поедем?

– Вообще-то мы планируем ехать послезавтра, но тебя я собираюсь оставить комендантом замка и ответственным за его оборону, – с самым серьезным выражением лица заявил я. Лицо Шлона сразу поскучнело.

– А что случилось-то?

Шлон тяжело вздохнул:

– Люди Вандерера тоже одеты одинаково. Но теперь, когда нас увидят, от зависти лопнут. А то все голодранцами обзывали. Мне бы хотелось посмотреть, как у них челюсти отвалятся. – И он вздохнул еще тяжелее.

– Хорошо, – с таким видом, будто делаю ему огромное одолжение, вымолвил я. – Возьму тебя с собой. Но и замок без охраны оставлять нельзя. Придется комендантом Капсома поставить.

Только сейчас он понял, что над ним подшучивают. Добил его Нектор. Задумчиво оглядев друга со всех сторон, он заявил:

– Из Капсома комендант лучше получится, с какой стороны ни посмотри…

В город мы поедем все, золото из замка необходимо срочно вывезти. Почти три центнера золота в слитках – серьезное искушение для кого угодно. Сегодня сорок человек напало, а завтра четыреста. В столице у меня имеются договоренности сразу в трех банках, чтобы все яйца в одну корзину не складывать: научены горьким опытом, хоть и чужим.

Вечером мы снова собрались в обеденной зале, теперь уже для того, чтобы решать серьезные вопросы. Вернее, вопрос стоял один: в Золотой каньон надо ехать снова. Как известно, денег и здоровья много не бывает, так вот, нам нужно добыть первое, не потеряв при этом второго.

Вообще, когда я планировал вторую экспедицию за золотом, у меня была мысль организовать в каньоне прииск. Но чем больше я над этим размышлял, тем сильнее склонялся к мнению, что пока такое мне не по силам.

Прииск – это оборудование, рабочие, снабжение, охрана, в конце концов. Первая наша поездка была чистейшей воды авантюрой, к счастью закончившаяся удачно. Нас было мало, но в этом была и хорошая сторона. Небольшая группа более мобильна, ей легче замести следы, проще обеспечить всем необходимым.

Сейчас, когда наша экспедиция получила широкую огласку и о ней судачат чуть ли не на каждом углу, и не только в столице, скрыть наши действия гораздо сложнее.

Я не смогу нанять, например, тридцать рабочих, объявив им: поедем со мной не скажу куда, но заплачу вам хорошо, если вернетесь, конечно. Допустим, я даже найду столько дураков, которые не ведают, что это тот самый барон, который выкрал из-под носа у вайхов кучу золота. А дальше что? Дальше будет длинный обоз с продуктами, оборудованием и личными вещами будущих старателей, который растянется черт знает насколько и за которым плетется толпа людей. Все это не спрячешь в лесу, когда возникнет такая необходимость, не заставишь нестись галопом целый день, спасаясь от погони. Даже если всех посадить на лошадей, этим проблемы не решить.

Кроме того, я уверен, что, после того как наш удачный рейд получил широкую известность, множество авантюристов последуют нашему примеру. Натура у всех людей одинаковая: если он смог, значит, и мне по силам. Где гарантия, что у них ничего не получится, что они не найдут тот самый каньон?

Все, решено: собираем отряд численностью человек тридцать – тридцать пять и налегке, с одним лишь оружием и припасами, отправляемся в путь. Никаких обозов и никаких рабочих: ничего там сложного нет, жила богатая, бери голыми руками. Дальше видно будет, а сейчас нужно ловить момент. В конце концов, золото вон оно, под боком, у Капсома в лаборатории, зеркалами называется.

Хорошо бы еще организовать поближе к степи временную базу в каком-нибудь близлежащем селении – аэродром подскока, так сказать. Тогда пропадет необходимость везти с собой лишний груз. Человек, отправленный туда заранее, приобретет к нашему приезду все необходимое. Затем появляемся мы, забираем припасы – и в путь. Лишнее оружие тоже можно отправить заранее, обозом и под охраной. Вооруженные отряды здесь не редкость, но большая группа всадников, обвешанных оружием с ног до головы, – это слишком опасно. Таков план в общих чертах, а нюансы обговорим позже.

За столом собрались десять моих бойцов, Коллайн, Пелай и Герент. Пусть тоже присутствует, может, что толковое подскажет. Я промочил горло, задумчиво обвел всех взглядом и спросил:

– Ну что, орлы, как вы думаете, много еще в каньоне золота осталось? – Вопрос, можно сказать, риторический – сам знаю, что очень много. Орлы знали об этом тоже и потому зашумели утвердительно. – Не спалось мне как-то ночью, и пришла в голову мысль, что неплохо бы съездить туда еще разок. Да и вайхи по нас соскучились, неплохо бы их навестить, а то в прошлый раз распростились второпях – неудобно даже. Что вы об этом думаете?

Вот в таком ключе и пошел наш разговор. Как всегда, то в шутку, то всерьез мы обсуждали эту тему. Новые за нашим столом люди сначала крутили головой по сторонам, ничего не понимая. Когда наконец до них дошло, Гордон с удивлением протянул:

– Так вы те самые… – На что Шлон весело подмигнул ему, а Ворон развел руками: извините, мол, парни, при нашей встрече я сказал все что мог.

В итоге мы пришли к единодушному мнению, что ехать надо, и как можно скорее. Но подготовиться необходимо более тщательно, с учетом опыта предыдущего похода. Проблемой оказался только Пелай, который категорически отказывался оставаться здесь, даже управляющим.

Еще полгода назад ему бы и в голову не пришло, что перед ним может встать такой выбор, а вот теперь отказывается от хорошего места ради тяжелой и очень опасной поездки с неизвестным исходом…

Напрасно я старался убедить его, приводя самые неопровержимые доводы, и дело было совсем не в деньгах. Пелай человек далеко не глупый, он отлично понимал, что у нас примерно равные шансы приехать домой с золотом и остаться в горах навечно. Конечно, я мог бы прямо заявить ему: «Пелай, ты с нами не поедешь», ничем это не аргументируя и никак не объясняя, но разве можно так разговаривать с человеком, который спас тебе жизнь?

Так и не добившись его согласия, я оставил этот разговор на потом и позвонил в колокольчик, сигнализируя, что пора накрывать ужин.

«А ведь мы и действительно натворим с ними дел», – думал я, глядя на собравшихся за моим столом людей.

Коллайн с вечной своей скептической полуулыбкой на лице – человек, который может добывать информацию буквально из воздуха. Но главное даже не в этом. Я видел однажды, еще в первые дни нашего знакомства, как он сунул голодному чумазому мальчугану пару монет, вполне может быть последних. Причем постарался сделать это незаметно для меня.

Герент, что сидит, принимая участие в общем разговоре, улыбаясь чужим шуткам и стараясь поддержать их своими. Но только мне понятно, что сейчас он думает о другом – о делах, что предстоят завтра.

Шлон, спрашивающий о чем-то своего друга Нектора – не иначе нашел новую тему для подтруниваний. Человек со своими слабостями, но надежный и держащий слово.

Пелай. Я ведь видел, как Пелай лез в самую гущу боя с бледным как полотно лицом, пытаясь доказать всем, и в первую очередь себе, что он не трус. И делал Пелай это не ради денег – мертвым деньги не нужны.

«Дикие», Ворон и Кот, сидящие друг против друга, – наш оплот надежности и спокойствия.

Живчик Амин, флегматик Проухв – все они были настоящими людьми.

Новички за нашим столом, Гордон с товарищами. Они не якали, не бахвалились своими подвигами, чтобы доказать, что сидят здесь неслучайно. Потому что понимали: придет время, и им придется доказать это делом.

Надеюсь, что и я не самый последний в этой компании.

Примечания

1

Группа «Чайф», песня «Не спеши».

(обратно)

Оглавление

УЧЕНИК УЧЕНИКА

  Глава 1 АФРОДИТ

  Глава 2 Р-Р-Р!

  Глава 3 НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

  Глава 4 ГИРД

  Глава 5 ФРЕД

  Глава 6 «ЭЛИЗА В ЛУННОМ СВЕТЕ»

  Глава 7 ЗВЕРИНЫЙ ОСКАЛ

  Глава 8 ПЕРЕВОД С ФРАНЦУЗСКОГО

  Глава 9 ГИЙД

  Глава 10 ТРУГИН

  Глава 11 ПОХОДКИ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ

  Глава 12 ДЕРЖИ ДИСТАНЦИЮ

  Глава 13 ФЛОИ

  Глава 14 ЛЮБОВНЫЙ ПОРОШОК

  Глава 15 КРОНОР

  Глава 16 ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН

  Глава 17 СНОВА КРОНОР

  Глава 18 УЧЕНИК УЧЕНИКА

  Глава 19 ГОДИМ

  Глава 20 РАЗНОВИДНОСТИ ПАМЯТИ

  Глава 21 ГРАНИТ НАУКИ

  Глава 22 ДРОНДЕР

  Глава 23 ПЛОЩАДЬ КРАСНЫХ ГИЛОТОВ

  Глава 24 УДИВЛЯТЬСЯ УМЕЮТ ВСЕ

  Глава 25 ОБЩИЕ ЗНАКОМЫЕ

  Глава 26 ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ

  Глава 27 ТЕМПЕРАТУРА ПИВА

  Глава 28 МАСТЕРА ДРЕВНОСТИ

  Глава 29 БУССОЛЬ

ТО, ЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАЖНО

  Глава 1 ПЕРЕПРАВА

  Глава 2 ПАЛЕВО

  Глава 3 ЩЕНОК

  Глава 4 БРАТ ЖЮСТИНА

  Глава 5 ЛИОЙЯ

  Глава 6 ЛЕКАРСТВО ПРО ЗАПАС

  Глава 7 ИДИОТ АРТУР

  Глава 8 ОТЛИЧНИК ИМПЕРСКОЙ СТРАЖИ

  Глава 9 ДВЕ СТОЛОВЫЕ ЛОЖКИ САХАРА

  Глава 10 ГОРГЕН

  Глава 11 ПРИТЧА

  Глава 12 ИГРОВАЯ ЗАВИСИМОСТЬ

  Глава 13 ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ ЭЙСЕН-ГЕРМСАЙДРА

  Глава 14 БАШ НА БАШ

  Глава 15 СИЛУЭТ

  Глава 16 СЛИССЫ

  Глава 17 ФИБУЛА

  Глава 18 ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

  Глава 19 ТАНЕЦ С БУБНОМ

  Глава 20 РЕЖЕТ

  Глава 21 ДРОГАН

  Глава 22 ПИДЖИН

  Глава 23 FIERI PRAESTAT, GUAM NASCI

  Глава 24 ЗАИРА

  Глава 25 ДИФФАМАЦИЯ

  Глава 26 DEUS EX MACHINA

  Глава 27 КАБАНЬЯ ГОЛОВА

  Глава 28 СЬЕОЛА

  Глава 29 ДУЭЛЬ ФРЕДА

  Глава 30 ТО, ЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАЖНО

ЗОЛОТО ВАЙХОВ

  Глава 1 РАЗРЕШИТЕ ПРЕДСТАВИТЬСЯ

  Глава 2 ДИАНА

  Глава 3 КОЛЛАЙН

  Глава 4 СТЕНБОРО

  Глава 5 ПОХОД

  Глава 6 ПОДАРОК АМАНДЫ

  Глава 7 ПЕРВЫЙ БОЙ

  Глава 8 УСЫ И ШЛЯПА

  Глава 9 ВАЙХИ. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

  Глава 10 «ДИКИЕ»

  Глава 11 ЭНОЛИЯ

  Глава 12 ЖИЗНЬ НА ХОЛМАХ

  Глава 13 ВЕЧЕРИНКА

  Глава 14 НОЧНОЙ БОЙ

  Глава 15 ГОЛОВА

  Глава 16 КАНЬОН

  Глава 17 ЗАКЛИНАНИЕ

  Глава 18 КАЙДЕНСКОЕ УЩЕЛЬЕ

  Глава 19 ЕДИНСТВЕННОЕ МЕРИЛО

  Глава 20 НЕ СПЕШИ ТЫ НАС ХОРОНИТЬ

  Глава 21 МИЛАНА

  Глава 22 ДУЭЛЬ

  Глава 23 ПРИБЫТИЕ

  Глава 24 КАК ХОРОШО БЫТЬ ВЛАДЕТЕЛЬНЫМ БАРОНОМ

  Глава 25 ДОКТОР ЦАННЕР

  Глава 26 ДЕЛА БАРОНСКИЕ

  Глава 27 МНОГО ВСЕГО, И ВСЕ ПРИЯТНОЕ

  Глава 28 БУДУЩЕЕ ЗА ХИМИЕЙ

  Глава 29 АМАЛЬГАМА, И НЕ ТОЛЬКО Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg