«Флаги над замками»

Флаги над замками (fb2) - Флаги над замками [litres] 1383K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Фламмер (Дашкевич)

Виктор Фламмер Флаги над замками

Глава 1. Возвращение

Холодно. Какое это непривычное ощущение – чувствовать собственный холод. Словно он по-прежнему мальчишка-сотник, от которого шарахаются в страхе собственные солдаты. Тогда ночью он так же поднял руку и смотрел, как тает покрывающий ее иней, стекая каплями по запястью.

Он снова чувствует эти капли: они медленно ползут по коже, оставляя мокрые дорожки. Он видит эти дорожки и отблеск огня светильников на влажной ладони. Он ощущает запах благовоний и слышит тихое бормотание где-то там, внизу.

Настоятель. Вот он, прямо перед постаментом, уверенно и спокойно произносит священные слова сутры, соединив руки перед грудью. Его тело мелко дрожит от холода или страха, или всего вместе, тело – но не голос.

Голос настоятеля он знает хорошо. Хотя впервые слышит его ушами. Не многие могут говорить с ками[1]. Этот человек может. Даже среди монахов такое редкость. Это значит, что в крови настоятеля тоже течет сила.

А может, и ничего не значит. Он, Като Киёмаса, не слишком хорошо разбирается в монастырских порядках.

Като Киёмаса. Он едва сдержался, чтобы не рассмеяться, вспомнив, как звучит его имя. Звучит на человеческом языке. Языке живых людей. Человеческое имя.

Есть ли имя у настоятеля? Надо будет спросить.

Потеплело. Монахи у потрескивающей светящейся сферы в углу повернулись и посмотрели на него с нескрываемым ужасом. Плохо. Надо взять себя в руки. Тем более они у него теперь есть.

Он поднял руки и помахал ими в воздухе. Настоятель перестал бормотать, открыл глаза, и в них плескался такой неземной восторг, что Киёмаса не выдержал и рассмеялся. И шагнул вниз с постамента. Можно подумать, этот человек увидел своего ожившего бога. Можно подумать.

– Мой великий господин Дзёотиин[2]…

Босые ступни коснулись пола, и Киёмаса развернулся настолько резко, что монах отшатнулся.

– Като! Господин Като! Привыкай, монах! – рявкнул он и от души хлопнул настоятеля по плечу.

И наклонился, внимательно его рассматривая:

– А впрочем… «Великий господин» можешь оставить. Мне нравится.

В святилище царил полумрак, а воняло так, что хотелось проломить стены и впустить сюда хоть немного воздуха. Зачем эта дурацкая атрибутика? Он и без всяких древних ритуалов прекрасно откликался, когда его призывали. Впрочем… может, это нужно монахам, чтобы настроиться? Нанюхаться дыма и… Киёмаса снова огляделся по сторонам. Очень непривычно – не ощущать больше этих стен и дверей, ламп и статуй. И не чувствовать, как судорожно бьются сердца собравшихся здесь людей. Их много вокруг, еще бесконечные мгновения назад он видел их души и слышал их мысли. Души, переполненные чистым восторгом предвкушения, и мысли, мечущиеся под коробками их черепов, – страх, неуверенность, беспокойство.

Ну еще бы. А сам бы он как себя вел, если бы ожидал прихода Великого Нитирэна[3] в святилище, которое для него же и построил? Так что глупо, нехорошо смеяться над слабостями других, если сам не смог стать совершенством.

Или смог? Людям виднее.

И только одна душа, что светилась ярче всех, интересовала его сейчас. Мысли этого человека были спокойны и безмятежны.

Находился он, хоть и поблизости, но на достаточно безопасном расстоянии.

Не обращая больше ни на кого внимания, Киёмаса шагнул под своды длинного коридора, соединяющего святилище с остальными храмовыми постройками. Сюда никогда не допускались обычные посетители, и он надеялся, что хорошо запомнил дорогу и не заблудится в этом лабиринте. Он больше не чувствовал чужих душ… Разучился…

Зато он теперь видел, слышал, ощущал запахи и даже холод. Обычный холод неотапливаемого коридора. Низкий потолок нависал прямо над головой – если протянуть руку, то можно коснуться плотной бумаги в белом квадратике стены…

Киёмаса прикоснулся и тут же отдернул руку. Это не бумага. Это что-то холодное и скользкое, как стекло.

…или не разучился? Совсем рядом он ощутил спокойное обволакивающее тепло. Ну уж нет! Теперь эти штучки с ним не пройдут! Рывком раздвинув створки дверей, Киёмаса почти ввалился в небольшое, закрытое со всех сторон помещение. Человек, стоявший перед огромным, на полстены, зеркалом, обернулся с легкой улыбкой:

– Я очень рад приветствовать тебя, старый друг.

Киёмаса оглядел его с ног до головы. Дурацкие узкие штаны и хаори[4] с рукавами, словно приклеенными к запястьям. А из-под хаори виднелся воротник, больше напоминающий ошейник. Одежда чужестранца. Он знал, точнее предполагал, что сейчас многие одеваются так: проигравшая сторона надевает одежду победителя. Но… Но больше смущала не одежда, а возраст этого человека. Нет, не таким он его видел в последний раз.

– Мне нужна одежда. И конь. И мое оружие.

Человек в ответ весело расхохотался, тряся плечами и прикрывая губы ладонью. Киёмаса нахмурился и шагнул вперед, нависая над ним.

– Не злись, я смеюсь не над тобой. Просто вспомнил один фильм, иностранный… Тебе тоже нужно будет изучить современную культуру, она весьма любопытна. И одежду ты, несомненно, получишь, все давно готово. Не можешь же ты показаться своим потомкам в таком… хм… виде. И оружие тебе дадут. А вот с конем… об этом мы поговорим позже.

Киёмаса сделал еще один шаг, приблизившись к собеседнику почти вплотную. И поднял руку на уровень его груди, пошевелив пальцами, будто намеревался сомкнуть их на его шее.

– Не заговаривай мне зубы, тануки[5]. Тебя же не смущает мой вид, старый друг? А я очень, очень хочу знать, что Токугава задумали на этот раз.

– Дамы и господа! Наш самолет совершил посадку в международном аэропорту Пулково…

Дальнейший текст объявления потонул в шуме аплодисментов. Сандер открыл глаза и поморщился. Он давно забыл об этой дурацкой традиции – хлопать команде, посадившей самолет. Или люди таким образом просто избавляются от стресса и радуются, что их не взорвали террористы и не подстрелили украинцы?

Он просил стюардессу разбудить его перед посадкой. Полноватая мулатка тогда поулыбалась и предложила виски. Умом она явно не блистала: он же ясно выразился «разбудить», а значит, собирался спать, а не пить. Ему нужно экономить силы: Андрюха не будет слушать жалобы на усталость после перелета. И от лишнего алкоголя стоит себя пока поберечь. Поэтому Сандер сразу после пересадки в Хельсинки надел повязку и пропал из окружающего мира, назло всем террористам.

Он отстегнул ремень и потянулся, похрустев спиной. Хоть это и бизнес-класс, но кресло – не кровать, а двадцать три года – не шестнадцать, когда они с Андрюхой ночевали под мостом где-то около Рязани, а сиденье старого раздолбанного КамАЗа казалось райски удобным…

Сандер улыбнулся. Интересно, как сейчас выглядит Андрюха? Не отрастил ли пивное брюшко? По скайпу он видел только его широкую круглую мордаху и вечную довольную ухмылку.

К счастью, очередь за багажом оказалась меньше, чем Сандер ожидал. Поймав свой чемодан, он поставил его на колеса и неспешно покатил к выходу.

– Саня-я-я! Тормо-оз!

Он оглянулся. Со стороны входа, на бегу хватая со столика мобильный телефон и, по-видимому, ключи, к нему приближался Андрюха. Точнее, господин Андрей Нечаев – назвать Андрюхой этого солидного мужика наверняка мало у кого повернулся бы язык. Высокий, но худой и нескладный, сейчас Андрюха раздался в плечах, но нет, никакого пуза не отрастил. Наоборот, стал выглядеть гораздо спортивнее, чем пять лет назад. И одет был хоть и в джинсы со свитером и торчащей из-под него синей рубашкой, но покупалось все это, определенно, не в дешевом магазине.

А вот лицо не изменилось. Впрочем, эту морду Сандер лицезрел не далее как полсуток назад на экране своего телефона. И на этой самой морде красовалась она, неподражаемая Андрюхина улыбка.

– Ты, блин, чебурашка пришибленная! Тащится, как удав по стекловате! Бегом! – Андрюха сграбастал его за плечи и поволок к выходу. – Пятнадцать минут бесплатная парковка! Если опоздаем – пятисотку снимут. Совсем озверели!

Он схватил чемодан Сандера и вприпрыжку кинулся к дверям. Сандеру ничего не оставалось, как последовать за ним.

Но поспеть за трясущимся за свои кровные пятьсот рублей Андрюхой было не так-то просто. Когда Сандер вышел из здания аэропорта, Андрей уже заталкивал его чемодан в багажник огромного оранжевого крузака. И, нет, это не был какой-нибудь, прости господи, паркетник, что вы! Настоящий ФДжи, с огромными колесами и бездонным салоном, в котором, при большом желании, можно было разместить лошадь.

– Андрюха… – осведомился Сандер, подходя к машине и складывая брови домиком, – скажи мне, старый друг, тебя что, батя покусал?

– Так, не умничай! – Андрюха втянул товарища в пахнущий кожей и почему-то водкой салон и захлопнул дверь.

– У нас минута. Полетели! – Он газанул с места и, отчаянно вращая глазами, понесся к выезду с парковки. Едущее навстречу такси испуганно попятилось и прижалось к обочине. А внедорожник, взвизгнув, затормозил возле шлагбаума. Андрюха сунул в прорезь талон и – о чудо! Шлагбаум медленно пополз вверх.

– Й-й-эс! – Андрюха хлопнул себя кулаком по колену и повернулся к Сандеру. – Видал? «Ба-а-тя покусал»… Что б ты в тачках понимал, америкос, – он хохотнул. – А я, между прочим, фермер! Понял?

– Понял-понял. Ты мне вот что скажи, фермер, у тебя водярой откуда прет?

– А… – Андрюха принюхался, – блин! Вот блин! – Он съехал на обочину и остановился. И перегнулся назад.

– Точно. Грохнул одну. Мать ее… – Он повернул к Сандеру расстроенное лицо. – Надо будет по дороге заехать еще купить, остановимся.

– По дороге куда, Андрюх? – Сандер вздохнул. Не то чтобы у него была хоть малейшая надежда, что друг отвезет его домой, но кто может запретить человеку, вернувшемуся с учебы из далекой страны в родные места, хоть немного помечтать?

– Как куда? На базу, конечно! Я ж тебе не сказал разве? Там все ждут уже. И батя, и Настюха, в общем, все наши. Ну да, а как ты думал? Я за тобой поехал и за водкой. А так – шашлык, баня, Ладога… Красота?

– Угу, красота… – Сандер вздохнул и посмотрел другу прямо в глаза. – М-м-м, а ты точно ничего не забыл?

– А? А что? – Андрюха вытаращился на него, и его лоб пошел глубокими складками.

– Медведя, Андрюх. Ты забыл медведя. Поехали!

Ёситада наклонился над раковиной и плеснул в лицо ледяной водой. Потом еще. И еще. Потер щеки и снова подставил руки под струю. Вдохнул, выдохнул, набрал воды в рот, прополоскал его, чтобы избавиться от ненавистного ментолового привкуса. Не помогло: язык и горло жгло так, словно он завтракал в корейском ресторане.

Нет, даже в таком ключе не стоит думать о завтраке. Рано, еще слишком рано – желудок уже не содрогался от спазмов, но болел сильно, а в горле стоял противный колючий ком.

И проклятый ментол. Сколько он съел тех бесполезных конфет? Десяток? Больше? Какая разница, все они в той или иной форме попали в розовый, пахнущий клубникой пакет. Какой идиот придумал ароматизировать пакеты? Человек и так не может справиться с собственным желудком, а тут ему еще предлагают на выбор яблоко или банан. Впрочем, вероятнее всего, это придумали ради заботы о соседях несчастного страдальца – самому ему уже ничем не поможешь.

Конечно же, наученный прошлым, невероятно горьким опытом, Ёситада принял все меры предосторожности. Ничего не ел аж за пять часов до посадки в самолет и принял снотворное еще в зале ожидания, да такое сильное, что уснул, едва защелкнув ремень безопасности.

…Чтобы проснуться через два часа как раз над Тихим океаном. Разумеется, он выбрал место подальше от окон, но авиакомпания позаботилась не только о пакетах. В спинку впереди стоящего кресла был вмонтирован экран. И спутниковая карта предстала перед Ёситадой во всей своей красе. С четким указанием высоты и глубины того места, над которым они сейчас пролетали.

Поэтому сначала ему принесли ингалятор, так как он начал задыхаться. Потом плед, потому что его трясло так, что, наверное, остальным пассажирам показалось, что они попали в турбулентный поток.

Конфеты и пакет были уже позже, когда обслуживающий персонал лайнера понял, что он не собирается умирать прямо сейчас.

«Неужели такой молодой и симпатичный юноша настолько боится упасть на землю?» – слегка насмешливо поинтересовалась у него пожилая соотечественница с соседнего кресла. Ёситада не помнил, что именно он ей ответил и ответил ли вообще. Впереди было еще двенадцать часов ада. Нет, как раз упасть он совершенно не боялся. И идея выпрыгнуть из самолета неоднократно посещала его голову за эту кошмарную бесконечность, которую он провел, зависая в пустоте. Ведь одиннадцать километров! Одиннадцать километров было только до поверхности воды. Примерно через час Ёситаде стало казаться, что земли под ним нет и никогда не было.

При этом, разумеется, суворексант, снотворный препарат нового поколения, продолжал действовать. Спать хотелось до одурения. Врач, выписавший рецепт, сказал, что на его памяти с этим лекарством ни разу не было сбоев. Видимо, Ёситада оказался первым – надо будет написать доктору. Или судиться с фармацевтической компанией.

Хотя, может, он и правда проспал бо́льшую часть полета, и ему снилось, как он летит над Тихим океаном с розовым клубничным пакетиком в руках.

Ёситада поднял голову и вытер лицо плотной матерчатой салфеткой. Сойдя с трапа самолета, он еле подавил в себе позыв броситься на родную землю и целовать ее. Хотя бы за то, что она есть.

Зеркало отразило слегка зеленоватое изможденное лицо, обрамленное торчащими во все стороны ярко-рыжими прядями.

«Анимешка», – называла его Оливия. Он напоминал ей персонажа японской мультипликации. Замученная, несчастная дурацкая анимешка… Надо написать Оливии, что он долетел. Она знает, как он переносит полет, и беспокоится.

Звякнул телефон. Ёситада взял его с полочки и открыл сообщение. И улыбнулся слегка печально. «Я знаю, что тебя не съели акулы, потому что я та акула, которая уже давно сожрала тебя».

Увидит ли он когда-нибудь Оливию еще раз? Вероятнее всего, нет, и она это тоже прекрасно понимает. Его беззаботная юность, полная приключений и романтики, осталась там, за ограждением аэропорта имени Джона Кеннеди. Теперь все будет совершенно по-другому. «Служить семье». Ёситада поморщился, снова криво улыбнулся и быстро набрал:

«Увы, я не рыба

И даже не птица, скользящая в небе.

Змея. Но зато на земле».

Нажав «отправить», он убрал телефон в задний карман брюк и вышел из туалета.

На парковке его ожидала черная «Хонда-Легенд». Сато, личный водитель и доверенное лицо господина Токугавы Ёримицу, стоял возле дверей, вытянувшись, как сухой бамбуковый стебель. При виде Ёситады он молча согнулся в слишком глубоком поклоне, и на мгновение показалось, что его худая спина сейчас треснет пополам. По мнению Ёситады, Сато давно было пора отправиться на заслуженный отдых, – еще ребенком он помнил водителя дедушки глубоким стариком. Но сейчас он несказанно был рад видеть этого человека. Сато потрясающе умел молчать не только языком, но и глазами. И словно умел читать мысли. Когда Ёситада был мальчишкой, это пугало его. А сейчас он знал, что Сато отвезет его именно туда, куда нужно, – в небольшую квартиру в Эдогаве. Там Ёситада не был уже пять лет, но он не сомневался, что все осталось на своих местах. И что окна с прекрасным видом на реку тщательно вымыты, а на кровати – чистое постельное белье. Стоит ли заказать еду по дороге? Или потом, когда он наконец выспится?

Громкий щелчок за спиной отвлек Ёситаду от размышлений. Он обернулся и тут же зажмурил глаза, ослепленный вспышкой. Кулаки сжались сами собой, и он медленно, четко разделяя слова, произнес:

– Я же ясно сказал: никто не должен знать, когда я прилетаю.

Сато тоже повернулся в сторону фотографа. На его лице появилось такое выражение, будто он сейчас выхватит из-за пояса несуществующий самурайский меч. Он шагнул вперед и протянул руку к наглому журналисту:

– Отдайте камеру, господин.

Тот отошел на пару шагов и снова защелкал камерой. Вспышка за вспышкой, прямо в глаза. Ёситада представил, как вскоре вот эти фотографии, где он с темными кругами под глазами, взъерошенный и мокрый, разлетятся по всей сети, и ярость раскаленной тягучей лавой поползла по его позвоночнику вниз. Он хотел броситься за наглым папарацци и отнять у него камеру силой, ударить, в конце концов, но понял, что не может сделать шаг.

И в эту секунду земля вздрогнула. Сейсмодатчик на столбе взорвался сигнальной сиреной, фотограф пошатнулся, попятился, споткнулся и шлепнулся на цветную плитку тротуара. Камера выпала из рук, и осколки брызнули во все стороны.

Ёситада выдохнул и оперся рукой на капот машины, чтобы сохранить равновесие. Но этого не понадобилось. Снова стало тихо, словно ничего и не произошло. Только попискивала предупреждающе сирена сейсмодатчика, показывая амплитуду толчка.

«Родная земля помогает мне даже в таких мелочах». Ёситада сморгнул выступившие слезы и сел в машину. Все-таки нужно будет заказать еду по дороге.

Слова приветствия, которые, без сомнения, от всего сердца произносил Като Такуми, девятнадцатый прямой его потомок и глава рода Като, Киёмаса благополучно прослушал. Самое нужное и важное из сказанного он и так знал, а именно: все эти имена и титулы никакого значения теперь не имеют. Замок, его замок, который он строил семь лет, собственноручно прорисовывая каждую балку на чертеже, отняли еще у его сына. И спалили в придачу. Поэтому предложение посетить замок он отверг, пожалуй, излишне резко. Не стоило пугать своего пра-пра… кого-то там. Мало того что они, эти люди, живущие в современном мире, напрочь забыли, что такое настоящие страх и опасность, так еще и ростом его потомки едва доставали ему до груди: и отец семейства, и сыновья. Самых младших членов семьи ему обещали показать позже, когда они доберутся до Нагато. Там находилось имение Такуми и, судя по всему, кузнечная мастерская, которой тот владел. Что же, гордиться потомками ему явно не приходилось, но и стыдиться тоже было нечего. Его отец был кузнецом, и Киёмаса не считал такую работу зазорной. Да и про то, что самурайского сословия больше нет, он отлично знал. А нынче и армию порядочную его стране запрещено иметь. И именно этот вопрос он очень хотел обсудить с Иэясу, который, как всегда, очень ловко ушел от разговора, сославшись на то, что встреча с потомком – важнейшая часть церемонии.

Одеждой Киёмаса остался доволен. Ткань нижнего косодэ[6] была из простого хлопка, но при этом удивительно хорошего качества – мягкая и легкая. А хакама были украшены вышивкой, да такой красивой и яркой, что Киёмаса сначала даже нахмурился, не спутали ли его с девицей. Но счел, что это церемониальный наряд и позже ему дадут что-то другое. И очень надеялся, что это не будет похоже на костюмчик Токугавы.

Нет, все же… Он бы в жизни не узнал Иэясу в таком виде, если бы встретил его случайно на улице. И ладно бы одежда – старик Токугава был до неприличия молод. Киёмаса не дал бы ему больше тридцати лет.

Он задумался. А как же выглядит он сам? Чувствовал он себя превосходно – сильным, молодым и здоровым. Может, он тоже похож на мальчишку? Он попытался припомнить, как выглядел в том зеркале, возле которого стоял Иэясу, но внезапно понял, что не видел там своего отражения. Только стену. Ладно, об этом он спросит потом.

– Где мое оружие? – наконец задал он самый важный вопрос.

Такуми низко поклонился и махнул рукой. Двое монахов, одетые в такую же странную одежду, как и те, кто колдовал в святилище, поднесли длинный, украшенный резными узорами ящик. Такуми взял его, положил на столик и открыл, поклонившись на этот раз тому, что он там увидел. И только затем, взяв лежащий в ящике меч, протянул его Киёмасе.

Тот принял меч, выдернул его из ножен и взмахнул клинком в воздухе. Да, это действительно один из его мечей. Что совсем не плохо.

Если не считать того, что ему нужно было его копье. Этот меч, острый и удобный, разлетелся бы на осколки, призови Киёмаса сейчас свою силу.

А коня, видимо, придется растить самому. Именно на это, похоже, намекал Токугава.

– Проводи меня в мои покои, потомок. Я хочу привести себя в порядок и принять фуро[7]. И пусть мне принесут еды и сакэ, я хочу говорить со своим… – он подобрал слова, – старым другом.

Мини-отель Иэясу выкупил полностью на неделю. Он не знал, насколько долго затянется церемония: у его людей – ученых, которые занимались разработками, сам Иэясу был первым опытом. И получится ли что-нибудь с другим ками, до конца было не ясно. Однако, будучи ками, Като Киёмаса исправно откликался на призывы и молитвы, обращенные к нему, и с ним удалось договориться. Дальнейшее зависело уже от техники и ученых, которые все это и придумали.

Радовало, что подошла кровь. Род Като прервался. По сути, нынешний глава был провозглашен таковым формально и не являлся прямым потомком. Тем не менее, судя по всему, его кровь вполне подошла. По крайней мере, внешне Като Киёмаса выглядел точно таким же, каким его запомнил Иэясу. Впрочем, он помнил его едва ли не с детства.

Очень хорошо, что Като настроен доброжелательно. Если бы он хотел напасть – уже бы напал. Значит, поверил. А теперь предстоит убедить его и дальше сотрудничать. Ну ничего, первый разговор – самый важный, тем более что бывший ками еще толком не привык к своему новому телу. И даже если он придет в ярость…

Иэясу остановился возле двери, ведущей в номер, отведенный для Киёмасы. Они постарались сделать обстановку привычной для человека, покинувшего этот мир четыреста лет назад, но все же оставалось еще многое из того, что могло сильно удивить или озадачить. Не потому ли Киёмаса уже больше двух часов не выходит из номера?

Иэясу дернул ручку и осторожно приоткрыл дверь. Киёмаса вполне мог стоять с обратной стороны, пытаясь понять, как она открывается.

Впрочем, нет. Он бы ее давно выломал.

В номере никого не оказалось. Иэясу успел мысленно отереть пот со лба, представив, что Киёмаса ушел один гулять по городу, но тут из ванной комнаты раздался шум воды.

Иэясу улыбнулся. Действительно, как он мог об этом не подумать. Вода.

Он подошел к двери ванной и прислушался. И собирался было уже открыть рот, чтобы предложить Киёмасе покинуть-таки фуро, но тут дверь резко отъехала в сторону, и Иэясу с ног до головы окатила струя воды.

– Видел?! Ты видел?! Она сама течет! И на тебя тоже! А на стену – не течет! И на полку. А на меня… – Киёмаса поднял розетку душа над головой, и поток воды обрушился ему на макушку. – Вот! – Он фыркнул, отплевываясь, развернул душ к стене и помахал им в воздухе.

– А так – не течет! – с гордостью объявил он и провел рукой под розеткой. Струя снова хлынула на пол, и без того по щиколотку залитый водой. Видимо, система слива не была рассчитана на то, что кто-то будет лить воду прямо на пол.

– И еще, смотри! – Киёмаса повесил душ на крючок и поводил под ним руками. – Видишь: не течет! А знаешь, где она?! Вода?

Иэясу вздохнул. Он знал. Но расстраивать Киёмасу не хотелось.

– Вот она! – Тот провел рукой под носиком крана, и струя полилась ему на руки.

– Я повелеваю водой! – Он снова схватился за душ, но Иэясу на этот раз был настороже и увернулся.

– Для тебя это новость, Киёмаса?

– Да нет, – Киёмаса расхохотался. Мокрая церемониальная одежда прилипла к его телу, а с волос вода текла прямо на лицо.

– Это почти как у Кобаякавы Такакагэ! Нет, даже, наверное, он так не умел! Как это сделано? Ты знаешь? О… – Киёмаса внезапно осекся и бросил душ на пол. – Только не говори, что там, в подвале, сидит человек, владеющий силой воды. И это он? Вот до такого дошло?

– Тихо. Успокойся, – Иэясу вздохнул, увидев, как вода на полу начала подергиваться тонкой корочкой льда, и повторил, шагнув назад: – Успокойся, никто ничем не управляет. Это современный водопровод. За тобой наблюдают и перекрывают воду, когда она тебе не нужна. Разве тебе этого не объяснили?

– Объяснили. А кто следит? Где? – Киёмаса заозирался по сторонам.

– Не знаю, потом поищешь. Тебе во многом нужно разобраться, ты помнишь?

– Помню. Но все же хорошо, что наделенные силой не набирают воду в фуро для гостей. Это было бы слишком. Я не согласен жить в таком мире.

Иэясу вздохнул еще глубже:

– Мне кажется, ты не совсем понял, Киёмаса. Похоже, что в этом мире владеющих силой осталось двое – я и ты.

Тщательно вытерев полотенцем волосы, Киёмаса протянул его Иэясу и завернулся в юкату[8] с вышитыми по подолу журавлями и бамбуком. И прошел в комнату, где на столике стояли заказанные сакэ и угощение.

– Ну вот. Сейчас сядем, выпьем и как следует все обсудим.

– Вот оно как… – Иэясу отер лицо, повесил полотенце обратно и хитро прищурился. – То есть беседовать мы будем у тебя?

Киёмаса медленно повернул голову и усмехнулся:

– А что тебя смущает, старый друг? – Он снова выделил голосом слово «друг». – Ты давно не сёгун, да и сёгуната больше нет. И ты не Великий Бог Востока теперь. К чему разводить церемонии?

Иэясу нахмурился было, но тут же рассмеялся:

– Что же… я рад, что ты согласился принять мое приглашение. Без тебя этот мир был намного скучнее. К тому же это ведь мой дом, не так ли? Не все ли равно, где обедать?

Киёмаса откинулся, опершись спиной о стену, и тоже рассмеялся:

– Тануки… Все перевернет с ног на уши.

– Я рад, что мы поняли друг друга. Прости, мне нужно переодеться в сухое, я сейчас вернусь. А ты наливай пока. Да не жалей – разговор будет долгим.

– Можешь себе представить: они все считают, что я тебя отравил.

– Что? Кто считает? – Киёмаса с нарочитым подозрением повертел в руках чашку и бутылочку сакэ и хмыкнул.

– Люди. Так пишут во всех книгах, показывают в фильмах.

– В филь-мах? – Киёмаса повторил незнакомое слово по слогам. Он уже второй раз услышал его от Иэясу – видимо, оно было довольно важным.

– Ну да. Я тебе потом покажу. Это гравюры, только движущиеся. И люди, и события выглядят на них настоящими.

– Это как? – Киёмаса недоуменно наморщил лоб.

– Я же обещал, что покажу. Это не объяснить словами. Так вот. Я хотел сказать: я очень рад, что ты не держишь на меня зла.

– Эй! Это что, правда, что ли?! – Киёмаса замер, не донеся чашку до рта. – Ты совсем из ума выжил на старости лет? Я тебе живым нужен был как никому! Или… – Он отставил чашку в сторону и наклонился вперед, широко распахнув глаза. – Или ты господина Хидэёри отравить хотел?!

– Тихо… спокойно. – Иэясу поднял руку и выставил ее ладонью вперед. Рукав его юкаты медленно заколыхался почти перед самым носом у Киёмасы. – Никого я не травил. И не собирался. Ты сам сказал: я еще не выжил из ума. Я собирался править этой страной не один год, и мой род тоже. Мне едва удалось замять это дело: ты умудрился заболеть сразу после того приема. Но если бы умер юный Хидэёри – тогда бы мне точно не отвертеться. А вот ты на самом деле хотел меня убить. Скажи мне, ты бы пустил в ход свое оружие, которое прятал под одеждой? А я доверял тебе – тебя даже не обыскали.

– Нет, убивать я бы тебя не стал. А вот взять в заложники… взять в заложники тебя и вывести господина Хидэёри я бы успел. Все делают глупости. Особенно плененные соблазном решить все одним махом. А уж сохранить доброе имя… не очень ты о нем заботился там, под Осакой[9].

– …Значит, все-таки не простил… – Иэясу вздохнул глубоко, всем телом, и прижал руку к губам.

– Простить? Я? Господин Хидэёри звал меня, стоя в огне! Я слышал это! Слышал, но ничего не мог сделать, когда твой сын расстреливал его убежище из пушек! – Киёмаса привстал и треснул кулаком по полу так, что чашки и тарелочки на столике зазвенели.

– Ты не мог! Ты был мертв! А я… был жив! – Иэясу вздрогнул, и губы его задрожали. Он снова прижал к ним ладонь и, сильно кусая себя за палец, уставился на Киёмасу внезапно остекленевшим взглядом.

Киёмаса вздохнул и опустил голову.

– Вернись назад. Все уже кончилось. Даже пепел давно глубоко в земле. Ты сказал, что я не держу на тебя зла. Ты прав. И что тебе мое прощение? Не оно тебе нужно. Хидэтаде – вот кому бы я задал парочку вопросов. Что же ты сына своего любимого не вернул? А?

– Ты ведь знаешь. Он отказался от поклонения, сочтя, что недостоин его[10]. И где сейчас пребывает его душа, не известно даже мне.

– А душу господина Хидэёри? Думаешь, ты сможешь отыскать ее?

– Он проклял меня перед смертью. И душа его до сих пор не знает покоя. И именно для этого мне нужен ты. Он отзовется, если ты позовешь.

Киёмаса наконец-то поднес чашку к губам и выпил сакэ. Налил и тут же снова залпом выпил. И вытер губы тыльной стороной ладони.

– И стоило ради этого воплощать меня? Ками куда легче найти неупокоенную душу, чем человеку.

– Ты не понимаешь, – Иэясу покачал головой, – моя цель не просто получить прощение и вернуть ему покой. Я хочу подарить ему новую жизнь. Взамен той, которую отнял у него. Я уже полгода в этом мире. И ты знаешь, он прекрасен, и я ни о чем не жалею. Мои потомки сыграли не последнюю роль в том, чтобы сделать его таким. И я хочу, чтобы Хидэёри увидел этот мир. А для этого… мне нужна твоя кровь, Киёмаса. Ведь у рода Тоётоми не осталось потомков.

Глава 2. Что нового?

Вода в Ладоге, как всегда, была ледяной. Но Сандер и забыл уже, каково это – после парилки, отхлеставшись веником и обжигая пятки о горячий пол, выскочить на свежий воздух и нырнуть в холодную воду. Словно заново родился. Может, они все и правы? Папа, Андрюха? И это именно то, что нужно, чтобы почувствовать, что он вернулся домой?

– Пивка? – Андрюха прямо в простыне зашел по колено в воду, протягивая Сандеру кружку с темным напитком.

– Не, я квасу лучше. Мне еще водку пить, не хочу мешать.

– Все… Дамы и господа! – во весь свой неслабый голос объявил Андрюха. – Наш друг, сын и брат Александр Одоевский окончательно превратился в янки! Ай! – За вскриком раздался громкий плеск. Сандер хмыкнул, провожая взглядом скрывшуюся под водой белобрысую макушку, и зашагал к берегу. Вслед ему полетела пустая кружка.

– Ты! Гребаный пиндос! – Рев Андрюхи разнесся над водой и был встречен многоголосым хохотом на берегу.

Сандер подошел к накрытым столикам и налил себе квас в пивную кружку. Сделал глоток и довольно зажмурился. Да, вот сейчас как следует навернуть мяса – самое то. А потом и выпить.

Мало что изменилось за прошедшие пять лет в этих местах. Отец совершенно не постарел, разве что слегка раздался в талии, но это было заметно только когда он голым скакал по парной. Настюха из тощей девицы превратилась в большегрудую нимфу, тоже слегка увеличившись в талии и бедрах. Или сестренка беременна? Надо будет спросить у Андрюхи, не хотелось бы попасть впросак.

– Ну ты… блин! – Подошедший сзади Андрюха ощутимо ткнул его в спину. – Как ты это сделал, вражина? Я даже не заметил, как ты меня завалил!

– Ха, – Сандер картинно отставил в сторону кружку с квасом, – это секретная техника якудза!

– Да ну? – недоверчиво уставился на него Андрюха. – Где это ты в Америке нашел якудз?

– Что б ты понимал… я был лучшим другом главного якудзы Японии! Страшный человек! В Маленьком Токио все падали в ужасе, только заслышав его имя!

– Эй, а что ты делал в Токио? Ты же был в Кембридже?

– Это район в Лос-Анджелесе. Я там вел бизнес. Да вот, сам посмотри. – Сандер обтер мокрую руку о красную льняную салфетку, на которой лежал нарезанный лаваш, и взял со стола телефон.

– Во! Смотри! – Он нашел нужную фотку и повернул телефон экраном к Андрюхе.

– А-а-а… в натуре японец! Ты с ним учился, что ли? Выглядит, как полный педик.

– Сам ты выглядишь, как полный педик, – неожиданно обиделся Сандер, – это мой сосед по комнате. Мы учились вместе.

– А чего волосы крашеные? И глаза разные?

– Эх… надел бы ты свой ватник, фермер, – усмехнулся Сандер и потянул к себе шампур с мясом, – это особая, отличительная черта настоящего якудзы. Понял? – Он вцепился зубами в крайний кусок, снял его и, завернув в лаваш, отправил в рот.

На четырех столах, уставленных разнообразной снедью, начиная от соленых огурцов и капусты и заканчивая каким-то кошмарно вонючим и странного зеленоватого цвета сыром, наверняка невероятно элитным, из алкоголя были только пиво, водка и красное вино «Для дам-с», как любил говорить отец. Сам он пил исключительно водку, считая ее, и только ее, «настоящим мужским напитком», и демонстративно морщился и высмеивал тех, кто пил марочный коньяк, а виски именовал не иначе как «самогонка американская».

И только Сандер знал, что на самом деле ничего, кроме водки, желудок отца просто не принимает. Мать тоже знала, но была свято уверена, что мужу тогда, в девяносто восьмом, удалили желчный пузырь.

Может, и удалили – Сандер никогда об этом не спрашивал. Картина, как отец сползает по открытой дверце своего чероки, держась за живот, и красные струйки начинают вытекать у него между пальцев, впечаталась в его мозг навсегда. И голос отца. Шипение. «Саня… на пол…»

Сандер никому не рассказывал об этом. Даже Андрюхе. Да и отец никогда не рассказывал, как распустился огненным цветком бензобак перегородившего трассу крузака и оторванная горящая голова его водителя шмякнулась им на капот. Это была их маленькая тайна.

Сандер налил в стопку холодную, явно недавно вынутую из морозилки водку (видимо, Андрюха вез запас на случай ядерной войны) и подмигнул отцу, поднимая стопку.

– Пей! – прикрикнул на него тот, шлепая ладонью по столешнице. – А то сидишь, как девица на смотринах.

Отец был весьма конкретно не трезв. Впрочем, когда они обнимались возле великолепной Андрюхиной оранжевой тачилы (Сандер не мог называть даже мысленно это произведение японского автопрома как-то по-другому), от отца уже слегка попахивало… ожиданием.

Сандер протянул руку, звякнул своей стопкой о другие, протянувшиеся к нему, и выпил залпом. И закусил ломтиком ветчины. Водка горячим приятным шариком прокатилась по горлу и мягко скользнула в желудок. То, что издавна в народе называлось «хорошо пошла».

– Ма-а-ам! Да сядь уже! – позвал он.

Мама тоже не изменилась совершенно, хотя ее Сандер толком рассмотреть не успевал: маленькая, юркая, похожая на рыжую белку, она постоянно суетилась между столами, что-то нарезая, подкладывая, выхватывая из рук дяди Игоря шампуры со свежим шашлыком.

– Да-да. Сейчас… еще квасу принесу…

– Сядь, сказали! – рявкнул отец и дернул ее за руку, усаживая рядом с собой. И, не отпуская, второй рукой налил вина в стоящий рядом бокал. – Сын приехал, а ты его встретить нормально не можешь. И так жратвы – за неделю не съесть.

– Дюшка за день справится, – засмеялась за спиной Настюха и тоже уселась на лавку, перекинув через нее ногу. – Ну, давай, рассказывай. Как ты там Америку открывал?

Отец тем временем встал и пошел в домик. И вернулся оттуда спустя пару минут с небольшим футляром в руках. Снова сел за стол и постучал по нему, привлекая внимание. Футляр он положил рядом.

Сандер покачал головой. Его начали терзать недобрые предчувствия.

– Сегодняшний вечер я бы хотел продолжить, так сказать, официальной частью, – заговорил отец, убедившись, что все на него смотрят. – Все знают, что мой сын, Александр, сегодня вернулся домой. Окончив с отличием Гарвардский университет! Мы все по праву гордимся этим человеком: и тем, что родили, вырастили его, дружили с ним и прочее и прочее… – Он рассмеялся, и его смех потонул в аплодисментах, а Сандер мысленно взмолился, чтобы на этом «официальная часть» и закончилась. Но нет. Отец поднял в воздух футляр и, дождавшись, когда хлопки смолкнут, продолжил:

– И поэтому я считаю, что пришел наконец долгожданный час. Именно сегодня я хочу передать тебе, Александр, мой сын и наследник, нашу старую семейную реликвию.

Он открыл футляр и извлек из него японский кинжал. Сандер закатил глаза и подпер подбородок ладонью.

– …Как известно, мой прадед, Виктор Одоевский был дворянином и офицером царской армии. Он прошел Русско-японскую войну, где и получил в качестве трофея этот японский офицерский кортик, а также был героем Гражданской войны, разумеется, со стороны истинных патриотов России! И, несмотря на то что был вынужден покинуть родину, когда родной стране снова угрожала опасность, он, как истинный патриот…

– …решил во Второй мировой войне не участвовать, как впрочем, и вся остальная Франция, а вернуться на родину уже после, пока все были добрые, – закончил за него Сандер и, снова закатив глаза, развел руками.

Над столами повисла гнетущая тишина. Только слышно было тихое шуршание волн Ладоги по песку.

– Что ты сказал?.. – Отец недоуменно посмотрел на него и даже слегка приоткрыл рот.

– Я сказал: хватит сочинять, папа. Никогда, ни дня в своей жизни наш предок не воевал. Он был комендантом концлагеря для японцев, а потом переводчиком в штабе. И с этими же японцами и уплыл. А этот танто[11] он забрал у японца, который им закололся в плену. И диплом у меня самый обычный, могу показать. А в «Теодолите» я не буду работать даже курьером. Я тебе об этом уже не раз говорил.

Тяжелый дубовый стол покачнулся, и с края посыпались вилки и огурцы. Отец захрипел, и его лицо налилось кровью.

– Охренел совсем там, в америках своих – так на меня быковать?! – Скамейка полетела в сторону.

– Витя! Витя! – Мать повисла у него на руке, но отец стряхнул ее и, приблизившись вплотную к Сандеру, размахнулся, метя кулаком в лицо.

И только тогда Сандер наконец поднялся.

– Придурки… два сапога… идиоты… – Мать свернула в три четверти мокрое полотенце и протянула его отцу.

Тот прижал его к челюсти и усмехнулся одной стороной губ. – Мать… свали, не причитай. Кто тебя драться учил?

– Друг. – Сандер облизал разбитые костяшки пальцев и тоже усмехнулся. – Мама, принеси водки.

– Правильно мыслишь… – Отец нахмурился и зыркнул из-под бровей. – Ну ты и скотина, Саня. Я ж для тебя все это…

– Что – все?

– Ну, вот это. – Отец повел рукой вокруг.

Сандер огляделся. Несколько домиков, кусок берега, огороженный забором, – «базу» отец купил незадолго до его отъезда, и Сандер еще не знал, приносит ли это место хоть какую-то прибыль или используется отцом исключительно для отдыха.

– Ты мне что, хотел эту дачу подарить, что ли? – усмехнулся Сандер.

– Дурак ты… Я помру – чья компания будет? Настькина?

– А ты не помирай… Не хочешь Насте – внуку передашь.

– Тоже заметил… Эх… внуку. Нечаев он будет, а не Одоевский. Понимать надо. Сань… ты ж один у меня сын… почему ты так поступаешь?

Мать принесла нераспечатанную бутылку и две стопки. И, коротко кивнув, ушла наводить порядок на столе. Сандер откинулся спиной на стену домика и протянул руку:

– Дай полотенце.

Забрав, откупорил бутылку и начал поливать ворсистую ткань.

– Э-э! – возмущенно завопил отец. – Не переводи продукт!

Он отнял у Сандера бутылку и приложился к горлышку.

– Вот, возьми, прижми к щеке. А то говорить завтра нормально не сможешь.

– Угу. – Отец забрал у сына полотенце и сунул тому в руки бутылку.

Сандер подумал немного и наклонил бутылку над стопкой, наблюдая, как густая струя наполняет ее до краев.

– Знаешь кто я, папа? И кто ты?

– Ну? – Отец поднял взгляд.

– Ты – человек, который в семнадцать разгружал машины с кроссовками на Апрашке. А в моем возрасте уже имел с десяток таких машин. А сейчас – я даже не буду перечислять то, что принадлежит тебе сейчас. «Теодолит» – одна из ведущих компаний в своей отрасли. А я? Сынок богатого папочки, поехавший учиться в Гарвард на деньги отца. Вот скажи, есть чем гордиться? А? Ты бы собой гордился? А отцом таким? А я тобой горжусь, пап, понимаешь?

– Понимаю… – Отец потрепал его по волосам. – Понимаю… Дать бы тебе в морду все же как следует.

– Ну дай. – Сандер усмехнулся и опрокинул залпом содержимое стопки.

Ёситада поднял руку, взглянул на часы и поправил рукав рубашки. Ему показалось, что на нем образовалась складка. И снова огляделся. С одной стороны, этот лифт ужасно его раздражал и временами даже пугал – кабина была почти полностью зеркальной. Кроме пола, но и он был отполирован до блеска. Создавалась полная иллюзия, что висишь в пустоте. Впрочем, существовали лифты и похуже, например полностью прозрачные. С другой стороны, у этого лифта было неоспоримое преимущество – можно рассмотреть себя как следует, даже со спины. А значит, заметить любой непорядок в одежде, обуви или прическе, если таковой имелся. И вовремя исправить. Потому что неряшливости дедушка не терпел. Не терпел настолько, что за недостаточно аккуратную прическу сотрудники вылетали даже из совета директоров. Кто знает, может тот, кто разрабатывал дизайн этого лифта, и правда был движим заботой о людях.

Ёситада увольнения не боялся, но и не хотел раздражать дедушку сильнее необходимого. А лифт тем временем остановился и бесшумно распахнул створки, представляя вниманию Ёситады просторный коридор двадцать восьмого этажа, где находился головной офис «Китаханы». И кабинет дедушки. Сердце компании. Ёситада вышел из лифта и ступил на глянцевый дорогой паркет. Стилизация под древность. Именно стилизация, легкая и ненавязчивая, дерево только устилает пол, все остальное – сталь, пластик и стекло. И огромное панорамное окно с фонтаном и диванчиками возле него. Для посетителей.

Которые оказывались здесь не особенно часто. Телевизор, обычный для таких холлов, отсутствовал. Что должно было подчеркивать, во-первых, традиционность, а во-вторых, серьезность посетителя, желающего попасть на прием к господину Токугаве Ёримицу. То есть, если ты серьезный человек и тебя интересует бизнес, а не развлечения, смотри фонтан. Или в окно.

Ёситада в окно смотреть не любил. Да и задерживаться тут не планировал. Он прекрасно знал, что еще сильнее, чем опрятность, дедушка ценит пунктуальность. Поэтому снова взглянул на часы, помедлил несколько секунд, еще раз оглядел свое отражение в черной полированной двери кабинета и ровно в 12:00 распахнул ее, перешагнув через порог.

И одновременно повернулось большое черное кресло возле панорамного окна, по размерам едва ли не большего, чем то, которое украшало коридор.

В детстве Ёситада думал, что дедушка отсюда управляет городом. Как в фильмах. Сейчас Ёситада понимал, что в детстве не слишком ошибался. Токугава почти век назад отказались от любого участия в политике. Официального участия. И ни разу не нарушали данного слова.

Но разве не знает даже ребенок, что настоящую власть держит в руках не правительство? Истинные правители страны – хозяева крупных корпораций.

Масштаб «Китаханы» не настолько грандиозен. Но это была лишь одна из компаний, принадлежащих семье Токугава. И Ёситада прекрасно знал, зачем он сюда пришел. Осталось совсем немного времени до той неизбежной поры, когда он сам должен будет сесть в это кресло.

Тогда он первым делом распорядится, чтобы на окно повесили… что-нибудь. Например, экран из десятимиллиметровой стали.

С некоторым содроганием, впрочем, исключительно внутренним, он шагнул на середину комнаты. Или, скорее, небольшого зала. Дедушка любил проводить заседания совета именно здесь, в своем кабинете. Кресла, предназначенные для посетителей, прятались в нишах, из которых готовы были выехать, как только понадобится…

…и наброситься на тебя.

Ёситада едва заметно сглотнул и ощутил непреодолимое желание расправить слишком тугой галстук. Но вместо этого склонился в глубоком почтительном поклоне.

– Приветствую тебя, дорогой внук, – услышал он слегка надтреснутый, но привычно спокойный и уверенный голос.

– Я прибыл, мой господин. – Ёситада медленно выпрямился и встретился взглядом с сидящим в кресле пожилым человеком. – И готов приступить к своим обязанностям. – Он немного помолчал и добавил: – Но волосы красить я больше не буду. И линзы носить – тоже.

Ему показалось, что даже воздух в помещении замер и загустел настолько, что стал слышен шум ветра за окном. Но Ёситада смотрел дедушке прямо в глаза. Не отводя взгляда. И эту гнетущую тишину нарушила череда четких редких звуков. Сухих и трескучих, как автоматная очередь в дешевом кино. Дедушка также смотрел на него, не отрываясь, – двигались только руки. «Хлоп. Хлоп. Хлоп».

Ёситада не выдержал и посмотрел вниз. На пол. Стараясь не зацепить взглядом экран.

– Я не ожидал от тебя другого ответа. Я много размышлял: что ты скажешь, какими будут твои первые слова? И не ошибся. Скажи ты что-нибудь другое – я бы крепко подумал, сажать тебя в это кресло или повременить еще десяток лет. Присядь. – Господин Ёримицу сделал приглашающий жест рукой, и одно из кресел выехало из ниши и подкатилось к ногам Ёситады. Тот осторожно опустился на мягкую замшу и наконец-то вздохнул. Дедушка обожал современные технологии и зрелищные фокусы. И оставалось только гадать, подаст ли кофе робот-секретарь или чашечка сама выскочит из столика.

Но Ёситада не угадал. Бесшумно открылась дверца в стене, и совсем юная девушка в деловом сером костюме с совершенно непроницаемым лицом внесла поднос. Расставив чашки на столе, она так же тихо исчезла, словно растворилась в стене.

…Впрочем, кто сказал, что она не робот?

Ёситада едва заметно улыбнулся. Формальности были закончены.

– Ну? А как сам считаешь? Ты готов? – Господин Ёримицу похлопал ладонью по столу.

– Это огромная честь для меня. И нельзя быть к этому готовым. Мне предстоят еще годы и годы учения искусству управления у вас. И все-таки, я прошу ответить на мой вопрос. Почему я? Почему не мой отец?

– Потому что он не Токугава. И такому, как он, не место в этом кресле. Понимаешь меня? – Негромкий голос хозяина компании тем не менее эхом разнесся под сводами зала.

– Да, – коротко выдохнул Ёситада.

– Хорошо, – господин Ёримицу кивнул, – ты должен понимать. Ты мой внук. А тот человек так и не стал мне сыном. А ты? Почему ты сам не хочешь встретиться с отцом?

Ёситада потупился.

– Говори, не смущайся. Я знаю, что ты не навестил Самико с тех пор, как вернулся. Потому что ждешь, когда отец уедет из дома по делам. Ты хоть звонил ей?

– Конечно, разумеется… – смутился Ёситада. Он и сам очень хотел как можно скорее повидать маму, но она не считала пристойным посетить без мужа даже собственного сына. Она, вероятнее всего, просто не хотела ссоры ни с кем из них.

– Я… и отцу звонил тоже. Но ему нет дела, где сейчас Митоко. Он не хочет этого знать. О чем мне с ним говорить?

Господин Ёримицу поднял одну бровь:

– А, на мой взгляд, это похвально, что он так увлечен работой и не смотрит развлекательные каналы. А без твоей сестры сейчас не обходится ни одно приличное шоу.

– Вы смотрите выступления Митоко? Вы? – потрясенно спросил Ёситада.

– Конечно. Девочка отлично поет и замечательно танцует. И кто еще, кроме меня, проследит, чтобы малышку никто не обманул? И не обидел?

– Но… – Ёситада изумленно хлопал глазами, – но это вы лишили ее нашей фамилии! Почему? Если вы понимаете, что сцена – это ее жизнь?!

– А ты не кричи на меня, юноша, не кричи. Жизнь, без сомнения, принадлежит Митоко. А вот фамилия – моя. Подумай об этом как следует. Но позже. А сейчас мне нужно рассказать тебе об очень важном событии. Которое, вероятно, изменит дальнейшую судьбу нашей семьи. И я хочу познакомить тебя кое с кем. Как только он решит свои личные дела и вернется в Токио.

«Зеркало» оказалось вовсе не зеркалом. Киёмаса сосредоточенно рассматривал черную гладкую поверхность такого же прямоугольника, возле которого он увидел Иэясу в первый раз.

– Да, да. Это он. Монитор. Жидкокристаллический.

– Чего? – Складка над переносицей Киёмасы стала еще глубже. – Жидкий? Он что, жидкий, что ли? – Он протянул руку, потрогал гладкую скользкую поверхность и довольно улыбнулся. – А-а-а! Лед! Да?

– Ну… почти, – рассмеялся Иэясу, – это на самом деле стекло. Только не обычное. Помнишь Зеркало Морского Дракона?

– Помню. Оно показывало прошлое и будущее.

– Ну вот. Это что-то вроде. В общем, я знаю, нервы у тебя крепкие, поэтому просто отойди и смотри. Хорошо? И ничего не трогай – это всего лишь картинки.

– Что я, дурак, что ли? – обиделся Киёмаса. – Я же не хочу, чтобы крабы откусили мне пальцы!

Иэясу снова рассмеялся и поднял плоский черно-серебряный прямоугольник. Киёмаса попытался понять, что Токугава делает, но внезапно «зеркало» засветилось и откуда-то полилась тихая мелодия. Киёмаса закрутил головой, пытаясь понять, где находятся музыканты. Наверняка они замаскированы ширмой – его светлость очень любил такие шутки, а Киёмаса любил отгадывать такие загадки.

– Не ищи. Тут никого нет. Откуда звук, ты поймешь позже. Смотри на экран. Вот сюда. – Иэясу протянул руку, указывая, куда нужно смотреть.

На том, что он назвал «экраном», появилось изображение замка. Его, Киёмасы, замка, настолько правдивое, что Киёмасе показалось, будто он смотрит в окно. Он как завороженный уставился в «экран». Картинка задвигалась, и он едва не вскрикнул от неожиданности, но показывать перед лицом Иэясу удивление или страх… Нет уж. Хитрый тануки никогда не поймает его на слабости. Поэтому Киёмаса слегка поджал губы и одобрительно покачал головой:

– О! Это зеркало – превосходная, достойная вещь, я бы и сам хотел себе такую же. Наверное, стоит целое состояние?

Иэясу махнул рукой:

– А, брось. Это ничего не стоит. Небольшой подарок тебе. Смотри, я тебе покажу, как оно работает.

Картинка с замком снова поплыла, поворачиваясь разными ракурсами, потом замок оказался снизу, а Киёмаса смотрел на него с такой высоты, что у него слегка закружилась голова. И он увидел, что замок стоит в самом центре города. Странного, непривычного города.

Киёмаса не знал, как выглядят теперь человеческие города. Он просто ощущал, что с каждым годом людей вокруг его святилища становилось все больше и больше. Он слышал их мысли, их молитвы и просьбы. И именно из них узнавал, как все это время менялся мир. Но это уже начинало забываться, покрываться легким туманом, словно сон, который он помнил, но не более.

А вот эти картинки – они настоящие. Киёмаса, не отрываясь, следил за изображением, которое разворачивалось перед ним. Огромные каменные дома, по сравнению с которыми его величественный когда-то замок казался игрушкой, множество сверкающих стальных повозок, снующих туда-сюда по отличным гладким мощеным дорогам. И люди. Везде толпы людей в разноцветной, непривычной одежде.

Губы Киёмасы растянулись в довольной улыбке, и глаза увлажнились:

– А ведь они неплохо живут, да, Иэясу? Смотри! Они выглядят довольными!

– Да, Киёмаса, да. Ты отлично справлялся все эти годы. Оберегал своих людей и защищал их. – Иэясу коснулся пальцем блестящей поверхности прямоугольника, который он держал в руках, и изображение замерло. – Я расскажу тебе, на что похож современный мир. И покажу.

«Ты моя бесконечная ночь, Ты мой закат и рассвет…» –

разносилось по коридору.

Эту песню Иэясу знал почти наизусть: очень популярная в этом месяце, она звучала отовсюду. Из приемников проезжавших мимо машин, в магазинах, кафе. «Ты мой закат и рассвет…» – раздавалось едва ли не из каждого второго телефона, прежде чем владелец подносил его к уху.

И – из покоев Като Киёмасы. Четыре комнаты было в его номере, и окна двух из них выходили во двор. И Иэясу, вылезая из машины и отпуская водителя кивком головы, ничуть не сомневался – Като Киёмаса прекрасно разобрался с подаренной ему техникой.

Ты растаешь в моих лучах, Я замерзну в твоих объятьях…

Иэясу постучал в дверь номера.

– Киёмаса! – крикнул он, но ответа не последовало. Он дернул за ручку, открывая дверь. И глубоко вздохнул, остановившись на пороге.

Киёмаса сидел посреди комнаты, скрестив ноги, и таращился на экран огромными удивленными глазами. Пальцы его рук, лежащих на коленях, слегка подергивались, рот был приоткрыт, и по подбородку стекала струйка слюны.

– Киёмаса… – снова позвал Иэясу, осторожно приближаясь. Но тот сидел, все так же уставившись в экран ошарашенным немигающим взглядом.

Да, зрелище и правда было завораживающим для человека, видевшего что-то подобное в первый раз. На экране по залитой разноцветными огнями сияющей сцене скользила юная девушка. Серебристый, почти зеркальный шелк ее длинных одежд отражал все огни, направленные на нее. Длинные волосы, уложенные на макушке и украшенные сияющими камнями, спускались ниже пояса и золотом струились по ее телу, прячась в складках одежд. Певица будто двигалась по лунному лучу, поднимаясь все выше и выше над сценой. Голос тоже был неплох. Иэясу закатил глаза, покачал головой, наклонился, поднял пульт и тронул кнопку посередине.

Девушка исчезла, и на экране появилась заставка – плывущие над морем облака.

– Госпожа Луна! – взревел Киёмаса, вскакивая. – Ты! Ты что наделал?! – Он выхватил из рук Иэясу пульт и принялся тыкать в него пальцем. Но ничего не происходило: Иэясу не только нажал «стоп», но и заблокировал сенсор, ожидая такой реакции.

– Где? Госпожа Луна?! – Киёмаса в отчаянии развернулся к экрану, словно ожидая, что девушка появится там опять.

– Прекрати, Киёмаса, – слегка скривил губы Иэясу, – это не живое выступление. Я найду тебе запись этого концерта, и хоть всю ночь сиди со своей «госпожой Луной».

– Иэясу! – Верхняя губа Киёмасы дрогнула, обнажая зубы, и он сжал кулаки. – Я не хочу эти песни читать! Я хочу слушать! И смотреть, как танцует госпожа Луна!

Иэясу судорожно сглотнул и отступил на шаг. Сердце сжала ледяная ладонь, по спине поползли мурашки. Бежать. Бежать отсюда, пока не поздно. Иэясу попытался вдохнуть, и, к счастью, у него это получилось. Он выставил вперед ладони, и тепло заструилось по его пальцам, сбрасывая с тела оцепенение. И в эту секунду раздался треск, и во все стороны брызнули мелкие черные и серебристые осколки.

– Като! – выдохнул Иэясу и поднял голову, ловя взгляд Киёмасы, но тут же понял, что это уже не нужно: Киёмаса и сам смотрел на него, и в этих, еще мгновение назад прозрачных ледяных глазах, плескались недоумение и обида. Киёмаса медленно поднял руку, в которой только что был пульт, и стряхнул с ладони капельки воды. И виновато посмотрел на Иэясу.

– Как же так?.. – в его голосе звучала растерянность. – Иэясу, как же так?.. Я клянусь тебе: со мной такого лет с двадцати не случалось!

– Ничего… ничего, все в порядке, Киёмаса. – Иэясу поднял руки в успокаивающем жесте и постарался говорить ровно и спокойно, восстанавливая дыхание.

– Это новое тело всему виной. Точнее, то, что ты отвык управлять телом и силой. Немного тренировок – и все придет в норму. Просто пока сдержанней выражай свои чувства. Ты чуть не убил меня! А кто знает, удастся ли моим потомкам фокус с воплощением еще раз. – Он по-доброму весело рассмеялся.

– Точно, – улыбнулся в ответ Киёмаса, но тут же снова нахмурился. – Проклятие, я сломал твой подарок. Нет мне прощения. Как я могу искупить свою вину?

– Ничего ты не сломал, Киёмаса. Это всего лишь пульт.

– Что?

– Пульт управления… это… как бы… о! Это как уздечка. Порвав уздечку, ты же не убьешь лошадь, ведь так?

– Ну… да… – Лицо Киёмасы мгновенно просветлело. – И можно купить другую… уздечку, так?

– Так. Сегодня займемся и этим тоже. Раз тебе уж так приглянулась «госпожа Луна», – захихикал Иэясу.

– Ты что подумал, старый тануки?! – возмутился Киёмаса, хватая Иэясу рукой за плечо.

Иэясу увернулся, продолжая хихикать. Вот чем ему всегда нравился этот человек – никогда не перепутаешь, злится он по-настоящему или только делает вид.

А еще он был очень доволен тем, что действие его силы на Киёмасу ничуть не изменилось.

– Ладно. Но – ты видел? Ты видел ее, Иэясу? Ее волосы?

– Видел. Но…

– И что? – перебил его Киёмаса, не дослушав. – Сравни ее волосы и мои! – На лице Киёмасы появилась победная улыбка, и он подергал себя за пучок волос, связанных на затылке. – Ты ошибся, Иэясу!

– Нет, Киёмаса, прости, но боюсь, что ошибаешься ты.

– Я? Ну уж нет. Ты меня не держи за дурака, я тоже кое-что в этом понимаю. Я все детство думал, что я не человек, а выродок и ёкай! Пока мне не объяснили, что я наделен такой внешностью оттого, что в моих жилах течет кровь богов!

Иэясу смерил Киёмасу взглядом и покачал головой. Даже он, впервые увидев этого человека еще совсем мальчишкой, содрогнулся. Его волосы были подобны остывшим углям костра, подернутым пеплом. Можно было решить, что они просто рано поседели, если бы не его глаза – настолько бледно-голубые, что издалека казались белыми. И само лицо, с резкими, как будто высеченными из куска камня чертами, почти лишенное ресниц и бровей, не отличалось красотой и изяществом. Длинные развевающиеся белесые волосы дополняли картину. А перед боем Като Киёмаса подводил глаза черным, чтобы выглядеть еще страшнее. А если добавить ко всему этому огромный рост… Враги называли его «генерал-дьявол» не только из страха перед ним. Многие и правда верили, что он порождение Махападма-нараки – Великого лотосового ада[12].

Иэясу еще раз помотал головой и печально улыбнулся:

– Боюсь расстраивать тебя. Но у твоей красавицы не настоящие волосы.

– Чего?! – прищурился Киёмаса и сложил руки на груди. – Я что, по-твоему, не способен отличить женские волосы от конского хвоста?

– Я вовсе не об этом говорил, Киёмаса. Несомненно, волосы принадлежат этой девушке. Она просто красит их, чтобы выглядеть необычно и привлекательно. У людей из-за моря часто встречается такой цвет, да ты и сам это знаешь. Разве это означает, что их кровь божественна?

– Пусть так. И ты уверен, что сила ушла из нашего мира?

– Я не знаю, Киёмаса. Но мои дети, то есть мои потомки, даже не слышали о том, что она была. Да и я за полгода не увидел ничего похожего. Истории про «воина, выступавшего в одиночку против тысячи» они считают сказками.

Киёмаса прикрыл глаза и сжал пальцами подбородок.

– Я тоже считал это сказками, которые рассказывают монахи, чтобы дети не разбегались с занятий по письму. А когда однажды ночью мои солдаты чуть не умерли от холода и страха – ушел в лес и жил там всю осень, уверенный, что мне не место среди людей.

– Я говорю не о простых людях, Киёмаса. Глава моего рода должен был знать. Но боюсь, что именно на моей семье лежит ответственность за то, что произошло.

– Это почему же?

– Долго, очень долго не было войн. И никто не обучал воинов как положено.

– Может, и так… Что же – за этим мы и вернулись, а? – Киёмаса усмехнулся и хлопнул Иэясу по плечу так, что тот пошатнулся.

– Нет. Мы вернулись, чтобы отдать старые долги. И чтобы жить в этом мире как обычные люди. Помнишь, мы именно об этом договорились с тобой и ты дал свое согласие?

– Ну, помню.

– Вот за этим я и пришел. Ты готов к прогулке по городу, Киёмаса? – спросил Иэясу.

– Готов. Я всю ночь рассматривал эти движущиеся картинки, и, конечно, я хочу видеть, как оно все выглядит на самом деле. И эти… самоходные повозки. Я хочу прокатиться на такой! Они быстро ездят? Как лошадь? Быстрее?

– Намного быстрее. Но, думаю, не надо тебе объяснять, что открыто показывать, что ты удивлен, не стоит?

– Иэясу! Я что, по-твоему, неотесанная деревенщина?! – возмутился Киёмаса.

– Нет, что ты. Просто ты иногда бываешь… несдержан. Например, тебе может показаться, что тебя кто-то оскорбил.

– Так пусть не оскорбляют!

– Я же сказал: может показаться. Сейчас очень, очень изменились нравы и понятия о вежливости.

– Так и говори, Иэясу: «Ты никто в этом мире и веди себя так, как будто твоя рука никогда не держала меч».

– Нет, не так… но хорошо, что ты заговорил об этом. Меч. Оружие нельзя носить на улице. Это запрещено.

– Что?! Я должен ходить по улице без меча?! О чем ты говоришь?!

– О том, что тут так принято. Оружие носят только стражники. И потом, неужели ты боишься? Боишься, что в твоем городе на тебя кто-то нападет?

– Я?! Вот еще. Просто… ты бы еще предложил мне прогуляться по улице в одних фундоси[13]!

Иэясу снова вздохнул. Его самого около месяца не выпускали на улицу, готовя к встрече с незнакомым миром. Он считал эту предосторожность излишней. И прекрасно понимал, что у Киёмасы попросту не хватит терпения ждать так долго. Ему нужно все потрогать и на все посмотреть своими глазами. Да и самому Иэясу доставляло огромное удовольствие показывать своему современнику этот изменившийся мир.

– Хорошо, – внезапно покладисто проговорил Киёмаса, – я оставлю меч тут. Но взамен обещай мне кое-что.

– Что ты хочешь? – Иэясу слегка насторожился.

– Пообещай мне, что больше никогда не скажешь, что у госпожи Луны ненастоящие волосы!

– Обещаю. Ни слова об этом. – Иэясу на всякий случай снова поднял открытые ладони. – Вот еще что. У меня есть для тебя маленький, но очень важный подарок. Именно этот предмет так же важен для современного человека, как меч для тебя.

– О? Что это? – немедленно заинтересовался Киёмаса.

Иэясу достал из внутреннего кармана куртки плоский прямоугольник размером примерно с ладонь.

– Это что? Еще одно зеркало? Такое маленькое? О-о-о… – Киёмаса наклонился и принялся рассматривать незнакомую вещь. Блестящая полированная поверхность загадочно мерцала.

– Не совсем. Это куда более нужная и сложная вещь. Но ты справишься, я уверен. Я уже говорил: вся жизнь современного человека – вот здесь, – Он коснулся пальцем края «зеркала», и на нем появилась картинка – все тот же замок. Только в снегу и ранним вечером.

– Возьми.

Киёмаса осторожно принял в ладонь эту хрупкую вещь. Он боялся вздохнуть лишний раз, чтобы не повредить ненароком странное сокровище.

– А теперь смотри. – Иэясу достал из-под куртки точно такое же «зеркало» и потыкал пальцем в экран.

Хрустальный прямоугольник в руке Киёмасы словно ожил. Он подхватил его двумя руками, чтобы не уронить, и озадаченно моргнул, когда вместо замка появилось лицо Иэясу. В некотором недоумении Киёмаса повернул голову.

– Вот. Смотри, видишь тут такой кружочек? Я сейчас выйду в коридор, а ты после этого коснись его пальцем.

– Да… – протянул Киёмаса, глядя на экран и стараясь ничего не упустить. Когда за Иэясу закрылась дверь, сделал так, как тот и говорил.

Внезапно изображение ожило. Иэясу на картинке заулыбался и спросил:

– Ну как? Ты меня хорошо слышишь?

Киёмаса завертел головой. Нет, голос Иэясу из коридора не мог доноситься настолько отчетливо. Он раздавался из этой плоской штуки. Киёмаса осторожно сжал ее в руке и бросился в коридор.

– Эй! Чертов тануки! Как ты это делаешь?!

Глава 3. О науке и странных идеях

Ёситада прошел за низенькую бамбуковую ширму и с наслаждением опустился в мягкое кресло. Водителя он отпустил еще утром, а собственным автомобилем пока не обзавелся – сначала нужно получить права: международные не действительны на его родине. Поэтому, не желая толкаться лишний раз в общественном транспорте, несколько кварталов от станции до ресторанчика, в котором была назначена встреча, он прошел пешком. И понял, насколько отвык от пеших прогулок. Но ему нравилось тут – модное смешение традиционного и европейского стилей позволяло расслабиться и чувствовать себя максимально удобно.

– Что-нибудь желаете?

Ёситада вздрогнул. Он совершенно забыл о хостес, которая отвела его к столику и положила перед ним три книжечки меню в кожаных переплетах. Солидные, увесистые тома. Когда Ёситада был здесь в прошлый раз – меню было одно. И этаж – тоже один. А сейчас он насчитал их не менее трех, по крайней мере, именно на третьем и оказался забронированный им столик. Что же, это говорит только о том, что качество кухни и обслуживания как минимум осталось прежним.

– Горячий шоколад с мятным сиропом, пожалуйста. И ванильно-банановый коктейль.

Он проводил взглядом хостес и открыл меню. Голоден он особенно не был, но по местному рамену очень скучал. И темпуру[14] из морского леща следует заказать обязательно. Ёситада отметил это блюдо в меню и внезапно рассмеялся. Когда-то в доме Токугава его было запрещено подавать. Именно от него, по легенде, умер Токугава Иэясу – основатель их рода и первый сёгун династии, которая правила Японией больше двухсот лет. Из-за последних событий это показалось Ёситаде забавным вдвойне.

– Ты так голоден, что думаешь о еде больше, чем обо мне?

Ёситада поднял голову и радостно улыбнулся, показав зубы. Узнал бы он Митоко, если бы встретил на улице? Нет, скорее всего, не узнал. И дело даже не в том, что ее голова и плечи были тщательно укутаны золотисто-зеленым шелковым платком, а половину лица закрывали зеркальные очки.

Когда он уезжал, Митоко была нескладным подростком, к тому же убежденным, что она – самая некрасивая девочка в мире. И у нее имелись все основания так считать. Если ему, мальчишке, рыжую шевелюру еще хоть как-то прощали, то для девочки такое было просто верхом неприличия. Особенно девочки из его семьи. Он хорошо помнил, как вырывал из ее рук ножницы, которыми она кромсала свои волосы прямо по отросшим золотистым корням, заливаясь слезами. Ведь тогда он поклялся себе, что никому не даст в обиду свою маленькую сестренку.

Как так вышло, что ближе они стали именно тогда, когда их разделило полмира?

– Если бы ты не была моей сестрой – я бы сейчас ни о чем думать не смог. И говорить не смог, застыл бы соляным столбом от восхищения.

– Почему соляным? Почему сразу не сахарным? Я люблю сладкое!

Смех Митоко был нежный и мелодичный, даже у Ёситады по спине поползли мурашки. Очевидно, что смех, как и голос, ставили профессионалы. А она тем временем легко и небрежно сбросила с головы платок, открывая волосы, и опустилась в кресло напротив. И сняла очки. Безупречный макияж только подчеркнул зелень и глубину ее глаз. Ёситада не стал сдерживать восторженного вздоха:

– Ты самая прекрасная девушка на свете!

– Ты говорил то же самое, когда я была прыщавой, толстой и неуклюжей, как утка!

– Вот уж неправда! – возмутился Ёситада. – Никогда ты не была толстой!

– Ах, значит, прыщавой и неуклюжей была, да? – Митоко схватила меню и стукнула брата по голове.

– Нет! Тс-с, смотри, нам несут заказ. Выбери, что ты хочешь, я уже.

Митоко вернула книжку на стол и открыла ее.

Официантка принесла поднос, и улыбка на ее лице сменилась с дежурной на восторженную. Она приняла заказ и замялась, словно не решаясь уходить. Митоко в ответ тепло улыбнулась девушке и поднесла палец к губам:

– В следующий раз подойдите с открыткой – я вам подпишу. Но это будет наша тайна!

Официантка быстро кивнула, поклонилась и исчезла, прихватив поднос.

Митоко попробовала коктейль и довольно зажмурилась:

– М-м… ты еще не забыл…

– Конечно, – Ёситада придвинул к себе глубокую чашку с шоколадом, – ты думаешь, за каких-то пять лет что-то настолько изменилось?

– А мне кажется, что за эти пять лет прошла вечность… но, видя тебя сейчас, я понимаю – все самое главное осталось прежним. Ну как, дедушка уже взял тебя в оборот или тебе дали время хотя бы отдышаться?

– Время… да, дали, если можно так сказать… – Ёситада сложил руки перед собой и внимательно посмотрел на сестру. – Давай так. Ты сделаешь заказ, я расскажу тебе главную новость дня, а потом мы поговорим об остальном. Подходит?

– Конечно, – Митоко кивнула и снова открыла меню.

– Та-ак… я буду мисо-суп с креветкой и салат с тофу. – Она захлопнула книжку и нажала кнопку.

Официантка появилась спустя секунду – видимо, ждала поблизости. Разумеется, с открыткой, которую она протянула двумя руками. Митоко привычным движением достала из сумочки ручку, что-то написала на своей же фотографии и сделала заказ. А когда довольная официантка скрылась, подперла рукой подбородок и в свою очередь посмотрела на Ёситаду выжидающе:

– Ну, не томи.

– Так вот. Мы распечатали на биопринтере Токугаву Иэясу. – Он слегка наклонился, наблюдая, какое впечатление произведет на Митоко это заявление.

– Хм… – Митоко слегка хлопнула ладонями по столику. – То, что ты сказал, звучит, как… ну… – она нахмурилась, пытаясь подобрать аналог, – это звучит, как «мы распечатали на биопринтере Токугаву Иэясу». «Мы» – это кто? И что такое «биопринтер»?

– «Мы» – это наша семья, в лице дедушки, разумеется. Потому что это было сделано с его одобрения. У нас есть научно-исследовательский центр, занимающийся стволовыми клетками и…

– А биопринтер? – перебила его Митоко.

– Я об этом и говорю. Биопринтер – это такой прибор, при помощи которого можно «распечатать» человеческие органы. Любые органы. Именно этим занимается наш центр.

– Органы для пересадки, что ли? А-а-а… Любые? И можно вот просто взять и напечатать целого человека?!

– Да. Получается, что да. Наши ученые далеко продвинулись в своих исследованиях. Берешь стволовые клетки человека и из них выращиваешь орган. Любой – хоть почку, хоть сердце, хоть глаз. Потом их пересаживают, и у тебя снова твой родной глаз или печенка. Только новые.

– Ничего себе! – Митоко прижала руки ко рту и округлила глаза. – Слушай, братишка, это что, получается, ты мне подаришь новое тело, когда я состарюсь?

– Ну… да, конечно, если ты захочешь… наверное… – Ёситада неуверенно улыбнулся. Об этом он пока не задумывался.

– Ура! – подпрыгнула Митоко. – Тогда я закажу еще темпуру и… и коктейль с мороженым!

– Подожди торопиться, – рассмеялся Ёситада, – это пока экспериментальная технология. И я тебе еще не все рассказал.

– Ну да, – Митоко кивнула, – ты сказал «распечатали Токугаву Иэясу». Так что выходит? Он реально живой? И шевелится?

– Похоже на то… – задумчиво протянул Ёситада. – Был взят образец ДНК из сохранившихся волос. И живые стволовые клетки. Дедушка сам выступил донором. На основе этого материала создали образец, из которого Токугаву Иэясу и «распечатали». Целиком.

– А! Ясно. Они его клонировали. Так бы сразу и сказал.

– Не совсем. Это не эмбрион и не младенец. Это взрослый человек… который поехал по делам в Кумамото. Поэтому мне его покажут через неделю.

– Поехал по делам? – Митоко нахмурилась. – Как это? Подожди. Если он взрослый – он что, что-то помнит? Как это возможно? Ну то есть это настоящий Токугава Иэясу?

– Вот именно. Это самый главный вопрос. Дедушка сказал, что наши ученые разработали особую технологию. Называется «нейросинхронизация». Токугава Иэясу стал после смерти ками, Тосё Дайгонгэном[15]. И его душа таким образом сохранилась. И память. Вот эту душу и «вселили» в новое тело, «записав» информацию в клетки мозга. По крайней мере, я понял так.

– Звучит как полная чушь. Душа? Ками? По-моему, дедушка тебя разыграл. Или это ты разыгрываешь меня? Когда ты говорил про биопринтер и стволовые клетки, все звучало очень правдоподобно! Ёситада!

Ёситада вздохнул:

– Нет, к сожалению, я тебя не разыгрываю. И не думаю, что меня разыграл дедушка. Но с его любовью ко всем новейшим технологиям… это делает его чересчур доверчивым.

– Хм. Ты думаешь, его обманывают? И под видом «нашего предка» подсунули актера? А зачем?

– Как это зачем? Деньги, Митоко. Средства, которые выделяются на развитие именно этого направления. Ты же понимаешь – по сути, ему объявили, что раскрыли секрет бессмертия. – Он замолчал, давая время подошедшей официантке расставить на столике заказ.

– Ты… ты собираешься с этим разобраться, так? – Митоко пощелкала палочками и принялась за салат. Ёситада посмотрел вслед удаляющейся официантке.

– Ты не боишься, что она сейчас всем о тебе разболтает и через пять минут сюда налетит толпа журналистов?

– Да их здесь и так полно, – рассмеялась Митоко и тут же прикрыла ладонью рот, – они скрываются и тайно фотографируют. Ты что! Я же с мужчиной! Наедине! Да еще с таким необычным красавчиком. Будет грандиознейший скандал – они же не хотят ничего упустить.

Ёситада нахмурился:

– А у тебя не будет проблем? С продюсером и контрактами?

Митоко пожала плечами:

– Конечно, нет. Он же сам себе не враг. Скандал пойдет только на пользу: поднимется ажиотаж, фанаты будут закатывать истерики… а потом рыдать и просить прощения за то, что «посмели во мне усомниться», когда я сообщу официально, что встречалась с братом, которого не видела пять лет. – Она снова рассмеялась красивым мелодичным смехом.

Сандер поморщился и попытался задернуть штору, не открывая глаз. Это не удалось – солнечный луч не пропал, просто переместился и жарил теперь левую щеку.

– М-м… – Он помотал головой и стянул одеяло. Потом потянулся, сел и открыл глаза.

Было душно: Сандер терпеть не мог кондиционеры, поэтому в своей комнате всегда отрубал «климат-контроль». Он протянул руку в слишком широкую щель между шторами, нащупал ручку и открыл окно. Свежий утренний воздух ворвался в комнату, слегка колыхнув плотную ткань. Стало значительно легче. И, на мгновение зажмурившись, Сандер таки отодвинул штору и высунулся в открытое окно.

Сундук, дремавший на крыше своей будки, видимо, услышал его, повернул голову, приоткрыл глаза и фыркнул. И слегка заворчал. Был недоволен, что его разбудили в такую рань. Сандер улыбнулся – старый алабай радовался, как щенок, когда они с семьей на лето перебирались в Комарово. Такое раздолье: просторный двор – бегай не хочу, соседские коты, лупающие глазами с высокого кирпичного забора. Нет, Сундук на них не лаял, вот еще. Он приличный, воспитанный пес. Но ворчал и смотрел с неодобрением. Как и на наглых воробьев и синиц, пытавшихся клевать корм из его миски.

Впрочем, сейчас он уже не бегал, почти все время лежал на солнышке и грел старые кости: шестнадцать лет для собаки – весьма почтенный возраст.

А Сандер помнил еще, как мама с отцом ругались из-за щенка. Мама хотела назвать его Хосе, а отец настаивал на Гранде – так звали какую-то лошадь из фильма. А получился в результате Сундук. Смешной, неповоротливый щен, готовый «сложить в себя» все, что хоть отдаленно напоминало еду.

Стоило Сандеру только подумать про еду, как хвост мирно дремавшего Сундука застучал по крыше.

– Щас! – негромко сказал в окно Сандер, встал и пошлепал босиком на кухню. Благо его комната была напротив. Взял с полки заботливо вымытую мамой огромную миску с надписью «Happy Dog» и вытащил с нижней полки большой пакет с кормом. Насыпав еды, он открыл ногой дверь и, пройдя через бесконечную веранду, вышел, в конце концов, на крыльцо.

Сундук уже крутился у ступенек, радостно виляя хвостом. Его отменный аппетит намекал на то, что умирать от старости пес в ближайшее время не собирается. Однако отец уже заговаривал о «смене» и ждал только приезда Сандера, чтобы вместе выбрать щенка. Старик Сундук еще должен успеть воспитать «наследника».

«Бз-з-з», – сказал с подоконника телефон. Сандер потянулся и достал его, включая экран. Сообщение с «Фейсбука». Ёситада. Сандер усмехнулся. Типично японская вежливость – написать только тогда, когда видишь человека онлайн. Чтобы ненароком не разбудить. А что первым делом делает любой человек, когда просыпается? Правильно, включает телефон и смотрит время.

Ну или Ёситада просто хорошо изучил его привычки. Сандер остановился посреди двора и, прикрыв экран от солнца рукой, открыл сообщение:

好忠

– Доброе утро. Скажи, только честно, ты веришь в то, что у человека есть душа? Настоящая душа, которая сохраняется после смерти тела?

Сандер от неожиданности почесал ухо. Двинулся спиной к широким качелям, висящим на четырех цепях под заплетенной плющом деревянной крышей, и, не глядя, плюхнулся на них.

Sander

– И тебе добрый день. Ты ж у нас буддист, чего у меня-то спрашиваешь?

好忠

– Ты понимаешь… Вера – это вера. А я тебя с научной точки зрения спрашиваю. Если так можно выразиться. Что-то конкретное, что действительно можно как-то измерить и «пощупать». Чтобы можно было точно убедиться, что это на самом деле существует. И что это личность человека, а не просто «некое энергетическое поле».

Sander

– Слушай, у меня восемь утра, а ты мне тут про душу. С научной точки зрения. Понятия не имею. Думаю, есть что-то. Даже уверен, что есть. Но вот можно ли измерить… Не думаю, что ученые до этого уже дошли. Но дойдут. Раз что-то существует, значит умные дяди до этого доберутся и разберут на фотоны или волны. Или из чего там состоит душа;)

好忠

– Может, и так. Я в некоторой растерянности. Сандер, а как бы ты отреагировал, если бы тебе предложили поговорить со своим предком? По-настоящему поговорить?

Sander

– Спиритический сеанс, что ли?;)))))

好忠

– Если бы… тогда бы это была просто забавная игра. Нет. Речь идет именно о науке. И о древнейших традициях нашего рода. Извини, я не могу пока сказать тебе больше. И ты прав, это имеет прямое отношение к религии. Только не к буддизму, скорее – к синтоизму. Поэтому все очень и очень не просто. И все-таки? Как бы ты отнесся, если бы тебе предложили поговорить с твоим прапрадедушкой?

Sander

– А тебе предложили? О_о… Без обид;) Все, не спрашиваю, тайна – значит, тайна. Я бы пошел. На месте бы разобрался, что там за «дедушка». У нас тут одно время был бум на экстрасенсов. Все кому не лень с предками и духами рода общались. Ну а уж ты легко выведешь мошенника на чистую воду, сам знаешь.

好忠

– Да, ты прав, огромное спасибо за поддержку.

Sander

– Я прямо вижу, как ты там телефону кланяешься;))))) О, кстати, постой… о предках… я сейчас!

Мысль, которая беспокоила Сандера несколько дней после бурного отдыха на ладожской базе, наконец оформилась окончательно. Он забежал в дом, влетел в гостиную и снял с полки над камином шкатулку с японским ножом. Тем самым, который вручил ему отец в день приезда. Вытащив, он положил нож на стол и сделал несколько фото. Потом извлек из ножен и сфотографировал еще раз. И отправил Ёситаде.

Sander

– Во, гляди. Это же японский нож, да? Ты можешь хотя бы примерно сказать, кому он мог принадлежать? Какому роду?

好忠

– Этот танто? Совершенно не имею понятия. Но это не новодел, можешь не сомневаться. Приблизительно, позднее Эдо, лет двести ему точно есть.

Sander

– Да нет. Мне не это нужно. Ну вот смотри. Тут, видишь, на навершии значок такой? Ну, как три головастика по кругу? Это же чей-то герб, да?

好忠

–)))) Головастики! Это знак, символизирующий воду. Очень распространенный – его можно увидеть и на боевых нобори[16], и на фонарях бродячего театра. Очень многофункциональный символ. Так что, если ты хочешь узнать, кому именно принадлежала эта вещь, – по одному такому значку не получится. Нужен хороший эксперт. А зачем тебе? Или это тоже семейная тайна?)

Sander

– Нет, не тайна, скорее легенда. Вроде как моему прапрадедушке его подарил один японец. Во время Русско-японской войны. Точнее – как подарил? Этим ножом тот японец сделал харакири, а нож как бы оставил моему предку в награду за то, что тот ему это сделать разрешил и обещал отправить письмо в Японию его жене и детям. Это я к чему? Раз были дети, значит, может, и сейчас кто из потомков живой? Вот подумал, что хорошо бы его найти. И вернуть наследие и память о его прапрадедушке, погибшем в русском плену.

好忠

– О… Сандер, мое восхищение. Я никогда не сомневался в твоем благородстве. Это очень, очень достойное желание. Хотя исполнить его будет не просто. А имя? Имя этого японца ты знаешь?

Sander

– Нет, но могу у отца спросить. Вдруг ему рассказывали.

好忠

– Отлично. Узнай, а я найду в архивах имена попавших в плен во время той войны. Только узнай еще, где именно он был в плену – может оказаться много людей с одинаковыми именами. Но, Сандер, ты отлично придумал. Когда найдем семью этого человека – приезжай в Японию. Мы пригласим телевидение, и все узнают эту историю.

Sander

– О, это замечательная идея. А не отправиться ли мне в Японию?..

Сандер сам не заметил, как снова вышел во двор, сел на качели и стал раскачиваться. Утро было невероятно продуктивным на идеи.

…А и правда? Почему не Япония? Уехать и реализовать себя на этих загадочных островах, по сути, в другом, чужом мире! Сандер прекрасно понимал, что тут ему отец свободы все равно не даст. Даже если Сандер устроится грузчиком в «Пятерочку» – отец немедленно позвонит директору и договорится обо всем: от премий до повышения. Сандер не мог осуждать отца за это: понимал, как тяжело тот шел к успеху. И сам Сандер стал бы подвергать своих детей риску и трудностям? Когда у него будут дети? Этого он не знал. Но четко знал одно – он хотел гораздо большего. Сандер не знал, что означает это «большее» – наверное, примерно «все».

Он рассмеялся своим мыслям. Глупости. Он не маленький мальчик и понимает, чего он хочет и чего боится. Хочет он приключений и яркой жизни. А не хочет сидеть в душном офисе под фальшивым ветерком и перебирать бумажки одной рукой, держа четыре телефона в другой. Он снова глянул на экран.

好忠

– Прямо сейчас? Отличная идея! Я покажу тебе все бары в Эдогаве!))) У меня есть немного времени, мне еще нужно войти в курс дел компании, так что бывают свободные вечера. О… подожди, а ты? Тебе тоже дали время разобраться? Ты хочешь потратить его на отдых в Японии?..

Sander

– Ёситада, я же рассказывал тебе. Все рассказывал.

好忠

– Извини. Я думал, вы с отцом поругались. И что ты просто будешь стартовать с самых низов компании, чтобы честно сделать в ней карьеру. Это очень достойно уважения, Сандер!

Sander

– Ты не понимаешь. Отец не даст мне сделать карьеру честно. Я вот подумал. Я не отдыхать поеду в Японию. А работать. Строить свой бизнес. Как тебе?

好忠

– Свой бизнес? Здесь? Ты уверен? В Японии свои правила, и тебе придется их изучить.

Sander

– Ты ведь поможешь мне с этим? И потом, ты что, сомневаешься во мне? Ты же видел, как у меня отлично получалось в Америке! Ты же помнишь?

好忠

– Как я изображал якудзу? О, ты думаешь: об этом можно забыть? Это было самое невероятное приключение в моей жизни, Сандер.

Sander

– Это сейчас было похоже на сарказм.

好忠

– Вовсе нет. Эх, Сандер, мои приключения закончились. Теперь меня ждут бесконечные заседания, согласования и подписания. Самым интересным будут пьянки, сопровождающие заключение очередного договора. Возможно, я даже залезу на улице на фонарь, и об этом напишут все токийские газеты. Но не сомневайся, приезжай. Я помогу тебе на первых порах. Приму тебя в одно из отделений нашей компании специалистом по завершению рабочего дня.

Sander

– Э… Кем?

好忠

– Специалистом по завершению рабочего дня. Это человек, который в конце рабочего дня следит за тем, чтобы все вовремя собрались и покинули рабочие места.

Sander

– Я что-то не понял. Ты мне что же, предлагаешь должность «выгоняльщика домой»? Так, что ли?!

好忠

– Да, так. Это очень важная и ответственная должность. Надо уговорить сотрудников собраться и уйти домой. Японцы относятся к такому человеку не очень серьезно. Точнее, его не особенно слушаются и продолжают сидеть. Но, я думаю, если их будет прогонять с работы высокий русский блондин – эффект будет невероятным.

Sander

– Вот чего я никогда не мог угадать – так это когда ты начинаешь шутить…

好忠

– Потому что я всегда серьезен, Сандер. Ты не представляешь, насколько я серьезен сейчас. Кароси – национальная проблема. И я как раз разрабатываю проект по решению этого вопроса в нашей компании. С кароси у нас идет настоящая война. Компания, допустившая такое, подвергается осуждению, что очень вредит ее репутации. А если удастся доказать, что произошедшее на самом деле кароси, то она еще и несет серьезные финансовые потери в виде штрафов и выплат семье погибшего.

Sander

– Друг мой… А не мог бы ты снова перейти на английский? Я не настолько хорошо знаю твой язык. Что такое «кароси»?

好忠

– А, извини. Это смерть от переутомления, от усталости. Дело в том, что японцы очень перерабатывают. Остаются работать сверхурочно, не уходят в отпуск, ночуют на работе. Это мало того что пагубно сказывается на здоровье человека, но и отражается на качестве самой работы. Но японцы считают, что работать до изнеможения почетно и достойно уважения. Причем, увы, к качеству работы это имеет крайне малое отношение. Поэтому я сейчас занят разработкой проекта по оптимизации работы нашей компании. Так что ты как нельзя лучше вписываешься в этот проект. Нанять красивого блондина иностранца – мне кажется, это будет очень необычным и продуктивным решением.

Sander

– Ёситада… не говори мне, что и сейчас ты серьезен…

好忠

– Сандер. Мой дорогой друг. Я был полностью серьезен тогда, в Маленьком Токио. Более того, я был серьезен, даже когда изображал звезду джей-рока, чтобы проникнуть на закрытую вечеринку, где предполагались Джим Керри и Николь Кидман. Почему же ты считаешь, что я сейчас шучу?

Sander

– Потому что… а, проехали. Кстати, вот что. Все время забываю тебя спросить. В Маленьком Токио… Что ты сказал тем татуированным жиртрестам? Я в то время еще очень плохо знал японский, помнишь? Путал «столовую» и «домашнее задание». Я разобрал только твою фамилию и слово «якудза».

好忠

– Ты уверен, что хочешь узнать об этом сейчас, спустя столько времени?

Sander

– Конечно! Ты ужасно их напугал – они плюхнулись прямо в грязь и принялись кланяться и извиняться! А ты только улыбался. Скажи уж!

好忠

– Я боюсь, что это может обидеть тебя и твою семью.

Sander

– Что? Ну-ка, говори, обещаю: не буду обижаться!

好忠

– Я представился и сказал, что я прямой потомок сёгунов. А ты сын известного русского якудзы. И если они извинятся – мы разрешим им выбрать, какой смертью они умрут, и твой отец не тронет их семьи. Ты же знаешь, я очень не люблю врать.

Совершенно напрасно Иэясу опасался, что Киёмаса будет шуметь. Однажды, очень давно, он, еще мальчишка, проживший всю жизнь в деревне, впервые прибыл в столицу. И пораженный красотой и роскошью Киото начисто утратил дар речи. И мычал, размахивая руками, как в раннем детстве, к огромной радости братца Итимацу. Он и раньше видел замки, но даже замок Нагахама, который он считал воплощением роскоши и шедевром строительного искусства, выглядел сараем по сравнению со столичным великолепием.

И тогда он пообещал себе, что обязательно построит замок еще лучше, еще выше. Неприступный и поражающий воображение.

…Сейчас он испытывал нечто подобное. Нет, не роскошь поразила его. Величие. Величие того, что создали потомки.

Он построил замок. И не один. Грандиозный замок в Нагое, на строительство которого были собраны лучшие инженеры и где Киёмаса сам проверял каждую линию в их чертежах, осматривал едва ли не каждый камень перед укладкой. Его собственный замок, здесь, в Кумамото… он должен был стоять века – так и вышло. Да, верхние, деревянные этажи сгорели, но основа осталась нерушимой.

…И вот опять он стоял посреди улицы, смотрел вверх, захлебываясь от восторга, не в силах даже вообразить себе высоту, на которой находились окна верхних этажей. И медленно поглаживал нагретый солнцем, отполированный до зеркального блеска камень.

– Пойдем, – потянул его за рукав Иэясу, – на тебя уже смотрят люди. А это лишнее, мы говорили об этом.

– Как… как это сделано? – наконец сумел выдавить из себя Киёмаса.

– Понятия не имею, я не строитель. Пойдем же. Если ты будешь останавливаться возле каждого дома и прилипать к нему – мы никогда не дойдем до остановки. А ты ведь хотел прокатиться на самодвижущейся повозке?

Киёмаса быстро закивал и послушно побрел за Иэясу, не переставая оглядываться. Но через несколько шагов, едва не запнувшись на ровном месте, решил, что необходимо взять себя в руки. Все же он давно не тот деревенщина, каким был, и повидал в своей жизни многое – гораздо больше, чем эти странно одетые, снующие вокруг люди. Подумаешь, дома высотой с хорошую гору. И повозки, пролетающие мимо на огромной скорости. Он даже глазом не дернет, не удостоит их поворота головы! Киёмаса, придав лицу выражение отрешенности от всего мирского, гордо поднял голову и зашагал по улице.

– Бз-здзынь! – внезапно раздалось у него за спиной, будто большая куча железа рухнула на землю. Рука сама дернулась к поясу и… нащупала пустоту. Тем не менее Киёмаса, сжав кулаки, медленно и с достоинством обернулся. Прямо на него надвигалась огромная самодвижущаяся повозка. Это она издавала такой резкий пронзительный звук.

– Отойди, – громко зашептал Иэясу, – вот за эту черту отойди. Видишь рельсы? Она едет по ним.

Киёмаса отступил на пару шагов, заметив, что повозка стучит колесами по длинным стальным желобам. И нахмурился:

– Почему это я должен отходить? Почему она не остановится?!

В это время повозка замедлила ход и встала.

– Вот видишь? – рассмеялся Иэясу.

– Да! – обрадованно оскалился Киёмаса. По всей видимости, возница остановился сразу, увидев его. Просто не мог сделать это быстро на таких скользких желобах. Красивая блестящая дверь из полированного железа и стекла отъехала в сторону, и Иэясу быстро взошел по ступеням. Киёмаса последовал его примеру. И увидел, как тот достает из-под одежды маленькую лакированную пластину. На ней были нарисованы разноцветные картинки и какие-то непонятные значки. Киёмаса наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что они ему напоминают. Ну да! Точно! Это похоже на значки-буквы людей из-за моря! Датэ Масамунэ умел их рисовать и страшно этим гордился, демонстрируя свое искусство к месту и ни к месту. И в христианских книгах он видел такие же. Киёмаса с еще большим интересом уставился на пластинку. А Иэясу между тем приложил ее к желтой висящей возле двери коробке. Там что-то пискнуло. И тогда Иэясу достал еще одну такую же и протянул Киёмасе.

– Сделай так же.

Киёмаса повертел пластинку в руках, пытаясь понять, из чего она сделана. Не металл и не эмаль – это точно: слишком легкая. Лакированное дерево? Кость?

– Киёмаса…

Он помотал головой. И правда, разберется позже. Сейчас главное – понять, для чего это. Он приложил пластинку к коробочке и, услышав писк, довольно заулыбался. Похоже, что он все сделал правильно.

– Пойдем сядем, – предложил Иэясу, – или тебе удобнее стоять? Тогда держись крепче. – Он сам взялся за металлические перила.

Киёмаса тоже вцепился в них обеими руками и не пожалел. Повозка дернулась и, застучав колесами, начала набирать скорость. Киёмаса сжал зубы, быстро-быстро задышал, потом не выдержал и зажмурился.

– Проклятье, – едва слышно пробормотал он.

– Слишком быстро? Не смотри в окно пока. Привыкнешь – будет легче.

– Ну уж нет, – прошипел Киёмаса, еще плотней, до скрипа, сжал зубы и открыл глаза.

За окном на огромной скорости проносились деревья, словно влекомые ураганом. Высокие столбы, какие-то дома. Киёмаса проглотил ком тошноты, подкатывающий к горлу, и снова быстро задышал.

Ему приходилось не раз плавать на корабле. И только от большого количества сакэ он выплескивал свой обед за борт. И тут он не ударит в грязь лицом. Зажмуриться, подышать. Снова открыть глаза. Вот это скорость! Тошнота отступила на второй план, сменившись восторженной эйфорией. Он посмотрел на свои руки, лишь изредка поглядывая в окно, и ему стало гораздо легче.

– Трамвай.

– Что?

– Повозка, на которой мы едем, называется «трамвай». Тебе нужно будет запомнить это слово. И еще очень много новых слов.

– Иностранных? – криво усмехнулся Киёмаса.

– Не только. И наш язык не слишком сильно, но все же изменился. Меня долго готовили к возвращению в этот мир. Но, я уверен, ты справишься намного быстрее. Я думаю, что твоя семья тоже предоставит тебе наставника.

– Монаха? Надеюсь, он будет не из школы дзэн. Я их терпеть не могу, – Киёмаса рассмеялся, и тут «трамвай» начал замедляться и остановился.

– Нет, конечно, если это будет монах, то твоей школы. Разумеется. – Иэясу вышел из трамвая.

– Что?.. Все? – разочарованно протянул Киёмаса и пошел за ним. И тут вспомнил про пластинку, которую машинально сунул в рукав – он с детства привык так носить важные мелкие предметы. Он вышел на небольшую площадку, покрытую ровной гладкой брусчаткой, сунул руку в рукав, вытащил пластинку и поднес ее к носу Иэясу. – Это что?

– Это?.. – Иэясу наморщил лоб, потер его и поднял палец. – Это такая табличка. На ней знаки, видишь? Это буквы английского языка. Так называют хозяина этих трамваев. И не только их – у него много разных самоходных повозок, ты увидишь. Так вот. Ты покупаешь такую пластинку – и получаешь разрешение ездить на его повозках. Но только на тех, которые принадлежат ему. Это легко понять – вот такие буквы написаны или на самой повозке, или возле места, где она останавливается. Это называется «кар-та».

– О… – Киёмаса повертел пластинку, рассматривая со всех сторон. – А зачем? Можно же просто заплатить вознице.

– Киёмаса, – рассмеялся Иэясу, – ну смотри сам. Возница может украсть деньги хозяина, так? Ну и, кроме того, носить такую маленькую штуку куда удобнее, чем таскать с собой связку монет. И с картой выходит дешевле.

– Дешевле… так бы и сказал, – Киёмаса запрокинул голову и захохотал во весь голос. – Ты, небось, и пешком ходить научился, лишь бы не переплатить лишнего.

– Пешком я всегда ходить умел, – обиделся Иэясу. – Ты просто не застал времена моей юности! А сейчас – посмотри на меня. Да я с легкостью одержу над тобой победу хоть в скачках, хоть в беге. Да хоть и на копьях!

– А это мысль! Всегда мечтал помериться с тобой силами, тануки! – Киёмаса бросил руку ему на плечо. И внезапно резко зажмурил глаза: яркая вспышка ослепила его.

– Что это за хрень?.. – завопил он и, проморгавшись, открыл глаз, который пострадал меньше.

И увидел, как какой-то молодой и плохо одетый парень спешно пытается засунуть за пазуху «смартфон». Этот «смартфон» был больше, чем тот, который ему подарил Иэясу. Но Киёмаса мгновенно узнал эту вещь. Его смартфон тоже лежал в рукаве, и Киёмаса, немедленно выхватив его, кинулся за парнем.

«Этот предмет так же важен для современного человека, как меч для тебя».

Значит, эту штуку можно использовать как оружие. Почему Иэясу ему этого не сказал? Но думать времени не было. Он догнал парня, схватил за плечо и, резко развернув к себе, выхватил у него смартфон.

– Господин! – Парень молитвенно сложил перед лицом руки и попытался кланяться, настолько низко, насколько позволяла вцепившаяся в его плечо рука. – Прошу господина простить меня! Нижайше прошу! Вспышка случайно сработала! Такое ничтожное создание, как я, и в мыслях не держало вызывать гнев такого великого господина!

– Киёмаса, Киёмаса! Стой, отпусти его! – Лицо догнавшего их Иэясу было красным от гнева. – Отпусти! Мы договаривались! Много ли стоят твои слова?

– Прости… – Киёмаса смутился и отпустил парня. – Но он…

– Он извинится. И не хотел ничего плохого.

– Да! Я извинюсь еще раз! Только, пожалуйста, верните айфон!

Иэясу вздохнул:

– Встань на колени, поклонись и попроси прощения. – Он повернулся к Киёмасе и протянул руку.

Киёмаса осторожно отдал Иэясу явно очень дорогую вещь. И хотел было сказать ему, что этот бедно одетый человек не мог купить такое сам – он наверняка украл его, но в это время парень ткнулся голыми, торчащими из дыр в штанах коленками в землю и низко наклонился, опираясь на руки, и заголосил:

– Великий господин! Примите мои глубочайшие извинения! За мой ужасный поступок! – Закончив эту тираду, парень повернул голову в сторону Иэясу и снова молитвенно сложил руки. – Сфотайте нас! Очень вас прошу! Я сейчас еще раз извинюсь, а вы нас сфотайте, ладно?

Иэясу усмехнулся и поднял смартфон парня к своему лицу. Парень радостно заулыбался и опять припал лбом к гладким плитам.

И Киёмаса снова увидел молнию. Она сверкнула в верхней части смартфона, и на этот раз не ослепила его – просто перед глазами появилось яркое пятно. А парень вскочил, забрал смартфон у Иэясу и, быстро поклонившись и пробормотав «спасибо, большое спасибо», скрылся за углом дома.

– Что это все значит? Этот оборванец…

– Постой, Киёмаса… Я тебе сейчас все объясню. – Иэясу поднял руку. – Помнишь, я показывал тебе, как обращаться со смартфоном и для чего он нужен?

Киёмаса помнил. С первым подарком Иэясу он разобрался очень быстро. Там было достаточно просто тыкать пальцем в разные цифры, и от этого менялась картинка на экране. Смартфон оказался сложнее. Здесь пришлось запомнить последовательность нажатия маленьких картинок, прежде чем появлялось то, что нужно, – картинка с лицом Иэясу. И тогда, нажав на нее, можно было на любом расстоянии увидеть его самого и услышать его голос. Поэтому Киёмаса поднял свой смартфон и кивнул:

– Но ты не сказал, что его можно использовать как оружие.

– Его нельзя использовать как оружие.

– Да? А это, по-твоему, не молния была? Разве этот человек не хотел меня ослепить? А потом… я думаю, это вор, Иэясу. Он хотел ограбить меня!

– Киёмаса… – Иэясу закатил глаза, – этот человек вовсе не вор. Он хотел всего лишь сделать твою фотографию.

– Сделать мою… что?.. – Киёмаса нахмурился. – Иэясу, мне так никакой головы не хватит – вместить новые слова!

– Вот что. – Иэясу поднял повыше свой смартфон и спустя секунду повернул его экраном к Киёмасе. – Проще показать… смотри. Это ты.

Киёмаса наклонился. И правда – это был он. Такой, каким видел буквально утром себя в отличном зеркале в ванной. Картинка была такая же яркая и точная, как и те, движущиеся. Только неподвижная. Киёмаса провел по экрану пальцем. Картинка исчезла. Он удивленно поднял голову:

– Э?..

Иэясу тоже провел пальцем по экрану. Картинка вернулась назад.

– Этот человек увидел тебя и так был впечатлен встречей с тобой, что решил сохранить память о ней.

– Да?.. Иэясу, ты хочешь сказать, что этот человек меня узнал? Но как?

– Киёмаса! Очнись, это твой город! Здесь все тебя знают! Да сам посмотри! – Иэясу махнул рукой.

Киёмаса огляделся по сторонам. И заметил, что у большинства проходящих мимо людей в руках смартфоны. А некоторые, совершенно не скрываясь, поворачивают их в его сторону. И ему стало стыдно, что он так напугал горожанина. Конечно, тот настолько ошалел от радости, что забыл, как подобающе себя вести. Это простительно. Киёмаса выпрямился, улыбнулся, сжал руку в кулак и поднял над головой. Пусть все видят, что его не стоит бояться и что он не против того, чтобы они «сделали фотографии».

– …Кого я обманываю, – пробормотал у него за спиной Иэясу, – тебя нужно срочно переодеть.

Глава 4. Все любят аниме

Сосед по комнате Сандеру не понравился сразу. Слишком аккуратный. Слишком чистый. Слишком вежливый.

Слишком фальшивый.

Сандера с души воротило, когда противный япошка заходил в комнату, извинялся за беспокойство и, более не обращая на него никакого внимания, переодевался, вешал в шкаф безукоризненный пиджак и тщательно отутюженные брюки, разворачивал свой ужин, упакованный в дешевый, мерзко шуршащий бумажный пакет, и садился есть за маленький столик у окна. Пока он ел – молча пялился в телефон.

Сначала Сандер решил, что японец бедный. Из тех студентов, что поступили бесплатно и пользуются льготами как малоимущие: еду он покупал в супермаркетах, которые принято именовать «бюджетными». Иногда брал готовую, иногда делал себе сэндвичи из обычного хлеба для тостов. Несколько раз Сандер замечал его в столовой – тот выбирал в меню самый дешевый суп и не забывал бесплатную булочку. Ни в какие бары или другие увеселительные заведения его сосед по комнате никогда не ходил. Каждый раз, когда Сандер видел его, тот или ел, или спал, или занимался.

Да, этот парень сидел над учебниками сутками. Сандер даже в выходные, приползая из очередного ночного клуба, утыкался взглядом в его согнувшуюся над столом спину. И изо всех сил сдерживал желание врезать по ней чем-нибудь или выдернуть стул. Останавливало его лишь то, что япошка наверняка и в этом случае извинится.

От этих бесконечных «соррей» Сандера уже трясло. Он слышал это слово чаще, чем любое другое, да что там говорить – за почти пять месяцев «совместной жизни» сосед не удостоил его и десятком слов.

…И вот это, именно это и бесило. Бесконечный презрительный снобизм Токугавы Ёситады.

Проклятие, Сандер почти месяц был уверен, что японца зовут Токугава, ведь тот, когда представлялся, не потрудился объяснить, что по японским правилам первой идет фамилия, а затем – имя. По его мнению, это было очевидно всем, кроме русского студента-идиота.

Сандер быстро себя поставил так, что его начали уважать сокурсники. Учился он хорошо, несмотря на регулярные гулянки по выходным, и успел даже стать заводилой нескольких традиционных студенческих развлечений.

В которых Токугава Ёситада не участвовал никогда. «Извините меня, мне нужно заниматься».

Казалось бы, обычный ботаник. Учеба в Гарварде – огромная честь для такого, и держаться за удачу следует любой ценой. Так и старался себя успокаивать Сандер, вздыхая лишь, что не повезло с соседом по комнате. Сменить его было нельзя: ничего, чем можно было бы мотивировать желание избавиться от него, не было. Не писать же в жалобе «слишком вежливый и много занимается».

Все испортил смартфон Токугавы. Не разбирающийся в японских марках телефонов Сандер не обращал на него особого внимания, пока, видимо, из-за совместного пользования вайфаем на его собственный ноутбук не пришла реклама каких-то примочек для этого гаджета. Сандер погуглил его и даже икнул от удивления. Это была последняя модель «Фуджицу». И стоила такая игрушка почти две тысячи долларов – как-то очень, очень чересчур для «поступившего на бюджет бедного задрота».

У самого Сандера был «Самсунг» баксов за пятьсот. Ему хватало.

…Этот Токугава и правда был фальшивый насквозь, чутье Сандера не обмануло. Но гадать и наблюдать Сандер не особенно любил. Поэтому, когда сосед вечером вернулся с бумажным пакетом, на котором красовался логотип очередного дискаунтера, Сандер не выдержал и задал ему вопрос в лоб. Почему он ведет себя как нищий студент, почему не участвует в вечеринках, почему не желает ни с кем общаться?

«Я не хочу тратить деньги своей семьи. И плохо знаю английский язык», – такой ответ получил Сандер. Причем произнесенный почти без малейшего акцента.

Парень оказался законченным снобом. К тому же презирающим Сандера за то, что он учится и гуляет на деньги отца.

Больше они не разговаривали. Ровно до того самого вечера.

Студенты и их развлечения – это, безусловно, было очень весело. Но Сандеру хотелось настоящих приключений. И искать их стоило подальше от стен родного университета.

И однажды наступил такой день, когда Сандер их для себя нашел в полной мере. Уик-энд вышел не очень удачный – Уильям, который обещал показать «отпадное местечко», внезапно свалился с лестницы и сломал руку. А первый же бар, который Сандер нашел на карте, оказался баром трансвеститов. Это не помешало Сандеру пропустить там несколько коктейлей и двинуться в следующий. А потом в еще один. А вот последний из баров – точнее, не бар и не клуб, скорее, бильярдная в подвале – оказался «расово неверным». И все бы обошлось, если бы охрана просто дала пинка пьяному русскому студенту, но нет. Крепкие смуглые ребята в татуировках обступили его и потребовали «заплатить за право находиться на их территории».

В эти игры Сандер умел играть с детства. Поэтому ничуть не растерялся, а, наоборот, радостно оскалившись, завопил на всю бильярдную:

– Парни, я русский! У меня дохрена денег! Бармен, горящие шоты всем моим новым друзьям!

Его поддержали свистом. А когда бармен принес первый поднос и под вопли восторга поджег все шоты одной горелкой – Сандер, убедившись, что стоит спиной к выходу, толкнул столик от себя.

Всполох пламени осветил зал. И тут же полыхнуло все, что могло гореть. Охранник, схватив огнетушитель, бросился к эпицентру, а Сандер так же спешно его покинул. И отдышался только на углу двух пересекающихся улиц. Поймал первое попавшееся такси и уже через час ввалился в комнату, пропахший ромом и дымом.

Токугава повернулся, сказал: «Добрый вечер» – и стал собирать учебники. Правильно, Сандер пришел – можно ложиться спать.

…Вероятнее всего, Сандер прокололся с такси. Ему не следовало сообщать таксисту адрес, нужно было попросить высадить его где-нибудь в одном из ближайших районов, не связанных напрямую с университетом.

На самом деле не важно было, как именно его нашли. Но в тот вечер, спустя почти неделю после эпичного поджога бильярдной, Сандер, двигаясь через парк к своему общежитию, увидел, как навстречу ему на дорожку вышли двое. Один держал в руках биту, а другой помахивал ремнем с весьма тяжелой пряжкой – видимо, эмблемой их мотобанды. Или что там было у них.

Сандер не стал долго раздумывать – кинулся вперед, метя в горло парню с битой. Бинго! Ему удалось ошеломить противника и даже выхватить у того из рук биту, но триумф был коротким. Спустя мгновение он ощутил сильный удар под колено, нога подкосилась, и он, падая на землю, заметил еще двоих. И тут же получил удар пряжкой по спине. Едва успел выставить биту, прикрывая голову, но тяжелый ботинок впечатался ему в живот.

«Бежать, нужно бежать». Сандер закричал в надежде привлечь внимание кого-то из проходящих мимо, но было поздно и большинство студентов сидели по своим комнатам. Это ему приспичило поужинать в пиццерии. Черт. Не нужно было жрать столько пиццы, сейчас она вся полезет наружу.

Сандеру внезапно стало смешно.

– Эй, ты че лыбишься? Помнишь нас, хренов пироман?

Сандер не ответил: он снова попытался закричать. И крик захлебнулся от удара битой в грудь.

«Убьют или просто покалечат?»

Сандер постарался откатиться, но его окружили и пинали со всех сторон. Чудом увернувшись от очередного удара по почкам, он попытался вскочить на ноги, но успел только подняться на колени.

И увидел на дорожке под фонарем Токугаву. Тот остановился, едва взглянув на происходящее, и двинулся было дальше, когда Сандер, опираясь на руки, заорал:

– Эй, косоглазый! Помоги!

Именно злость на безучастность японца придала ему сил. Он все-таки вскочил на ноги и кинулся на одного из стоящих байкеров. Но тот, словно по какому-то волшебству, отлетел в сторону, выронив биту. Сандер подхватил ее и только после этого огляделся. Рядом стоял Токугава. Почему-то без пиджака. Один миг – и тот развернулся, а очередной нападающий, сжимая в кулаке обломок биты, тоже оказался на земле.

– Уходим? – Сандер попытался схватить японца за плечо, но тот как будто растворился в воздухе. И до него долетело только:

– Нет. Их надо добить. Иначе вернутся.

Сандер кивнул.

– Эти двое – мои! – закричал он. Перехватил поудобнее биту и кинулся на того, кто врезал ему пряжкой.

Когда последний из ублюдков скрылся в темноте, Сандер, отдышавшись, поискал глазами Токугаву. А тот совершенно спокойно снимал с ограды аккуратно повешенный на нее пиджак.

– Ты… ниндзя, что ли?

– Нет. Я занимаюсь кудо с пяти лет. И кендо с восьми.

– Ясно. Я знаю дзюдо, тхэквандо, айкидо и еще много страшных слов, – усмехнулся Сандер, – а таких и не знаю.

Он закашлялся и схватился за живот.

– Сам дойдешь? – поинтересовался его неожиданный спаситель. – Я могу вызвать скорую.

– Дойду. Не нужно. Еще полиции не хватало.

До общежития они добрались быстро, благо оно находилось рядом. И уже там, умывшись и в безопасности комнаты, Сандер задал самый главный вопрос:

– Почему ты мне помог? Я максимум надеялся – полицию вызовешь или охрану кампуса.

– Ты попросил. А я мог помочь. – Токугава вытер лицо и положил полотенце к грязным вещам.

И Сандер увидел, что глаз, вокруг которого расцветал хороший синяк, – не карий и не черный. Он зеленый.

Поймав его взгляд, японец обернулся к зеркалу:

– А… черт. Линзу потерял.

Сандер только вздохнул. Было ли в этом парне хоть что-то настоящее?

– Так. Та-ак… – Отец постучал костяшками пальцев по столику из темного толстого стекла и медленно затушил окурок в круглой фаянсовой пепельнице, на которой плясал веселый скелет с повязкой на одном глазу.

Сандер помахал рукой, отгоняя от лица дым, и пожал плечами.

– Еще раз. Ты хочешь отдать семейную реликвию, которая передается в нашей семье из поколения в поколение, от отца к сыну, какому-то неизвестному тебе японцу, которого ты еще думаешь разыскать?.. Я… все правильно понял? Да, Сань? – Отец потянулся к пачке, но, передумав, отдернул руку и потер подбородок.

Сандер кивнул:

– Почти. Я хочу найти потомков того человека и передать им этот нож в торжественной обстановке. Я еду в Японию не только за этим. Я собираюсь заняться там собственным делом. Открыть свой бизнес.

Отец все-таки вытянул из пачки сигарету и защелкал зажигалкой, золотой «Зиппо», подаренной ему в те давние времена, когда сверкнуть такой игрушкой было важным показателем статуса. Отец берег зажигалку, не потерял ее, впрочем, он очень бережно относился к вещам.

В том числе и к семейным реликвиям. Сандер понимал, что разговор будет не простым. И вздохнул:

– Пап… Разве ты не отдал эту вещь мне? Разве не волен я распоряжаться подарком? Ведь ты меня сам с детства учил: что мое, то мое. И я могу делать с этим все, что захочу.

Отец медленно затянулся и встал. Обошел стол, наклонился над креслом, в котором сидел Сандер, и выдохнул струю дыма ему прямо в лицо.

– Саня… я тебе сейчас зубы выбью, – ласковым голосом произнес он.

– Пап… – Сандер закашлялся и слегка отодвинулся в сторону.

– «Пап»? «Пап»?! Что – «пап»? – Отец внезапно сорвался на крик: – Ты смеешь сравнивать шмотки, игрушки и все эти приблуды, – он ткнул пальцем в смартфон, торчащий из кармана рубашки Сандера, – с семейной реликвией?! Ты Одоевский! «Эта вещь», как ты выразился, принадлежит не только тебе! Она принадлежит твоему сыну! И твоему внуку!

Сандер выдохнул и закатил глаза.

– А если я чайлдфри? Или вообще гей?

Отец заревел, схватил кресло за подлокотник и швырнул вбок. Сандер выкатился из него на пол, но тут же вскочил на ноги. И посмотрел на отца из-под растрепавшейся челки.

– Давай не будем драться в доме. Мама нас обоих закопает.

– Хорошо, хорошо… правильно. Не будем. Никто не будет драться. Хорошо, замечательно. – Отец провел ладонью по лицу и затоптал сигарету, которую выронил ранее. И снова медленно опустился в кресло. – Вот что. Ты прав. Ты полностью прав. Это твоя жизнь. И твой нож. Можешь его продать с аукциона. Можешь выкинуть в помойку. И обручальное кольцо твоей матери ты можешь надеть на палец шлюхе, педику или засунуть себе в задницу. Но запомни. Если ты переступишь порог этого дома – ты больше не получишь от меня ни копейки. Ни на что. Ясно? И все, что ты от меня вообще будешь получать, – это зарплату. Которую я буду тебе выплачивать. И все. Ты понял? И работать ты будешь как миленький. Или иди офис-менеджером в ООО «Застроим всё». Зарабатывай себе деньги… на бизнес в Японии. И снимай конуру в Колпине.

Именно этого Сандер и ждал. Он засунул руку в задний карман джинсов и вытащил оттуда сложенные вчетверо листки. И бросил их на стол перед отцом.

– Что это?

– А ты посмотри.

Отец развернул бумаги и, нахмурившись, начал читать. Отложил одну, принялся за вторую. И брови его все больше сдвигались к переносице.

– Это что? Что это значит?!

– Это выписки с моих счетов, папа. Вот на этот ты переводил мне деньги. Хочешь – можешь забрать их обратно. А это – то, что я заработал в Америке. У меня и моих друзей был там небольшой бизнес – сеть кафе. Перед выпуском мы все продали, а деньги поделили между собой. Так что у меня есть на что жить, папа, не волнуйся. И на что открывать свое дело в Японии.

Отец отложил листки и открыл рот. Закрыл. На его лице отразилась крайняя растерянность. Потом оно стало багровым, и Сандер похолодел и дернулся было к отцу. Сердце у того было хорошее, но все же он не молод. Но внезапно из глаз отца потекли слезы.

– Саня… Санечка… – Отец всхлипнул и закрыл лицо дрожащими руками.

– Ну ты че… ну чего… – Сандер бросился к нему и схватил за плечо. Отец отнял от лица руки, обхватил Сандера за запястье и прижал его ладонь к груди.

– Санечка… сынок… – как заведенный, повторял он.

Андрюха похлопал папкой меню по большому деревянному столу, привлекая внимание официанта. Темнело, за широким окном можно было разглядеть разгорающиеся огни Дворцового моста, и Сандер почему-то не сводил с них глаз. Скучал? Или, наоборот, заранее ностальгировал перед отъездом? Или все вместе? Он помотал головой. Вернуться всегда успеет.

– Лагер и мясную тарелку, пожалуйста, – обратился к официанту Андрюха. Тот наклонил голову в знак того, что принял заказ, и повернулся к Сандеру:

– Вы уже выбрали?

– А? Да-да… – Сандер взял в руки меню. – Котлеты из щуки и бехеровки пятьдесят… нет, давайте сразу сто. И облепиховый чай.

Официант снова кивнул и удалился.

Андрюха ткнул его в плечо и приблизился почти вплотную:

– Нет, серьезно? Твой батя плакал? В жизни бы не поверил!

– Да… Санечка совсем большой, и все такое… а, брось, не стоит это обсуждать.

Сандер внезапно почувствовал себя неловко. Словно разговаривал не со старым другом детства, а с посторонним человеком, случайным знакомым. Или эта тема действительно была настолько личной, что даже Андрюхе этого рассказывать не стоило.

Но нет. Это был его друг и брат – Андрюха. Скользнув по товарищу глазами, Андрей сам смутился не меньше, чем Сандер, и отвел взгляд.

– Так это… кафе, – немедленно перевел он тему, – как это вы так крутанулись? Чего, в Америке без вас мало кафе?

– Хм… – Сандер криво ухмыльнулся, – это были не простые кафе, понимаешь?

– А-а-а, – гоготнул Андрюха и подмигнул, – понял. С девочками, да?

– С девочками, с девочками. Только не с теми, о которых ты подумал.

– О… а с какими? Малолетками, что ли?..

– В точку!

– О-о… – Андрюха закряхтел и поморщился. – Ну… э-э… Это, наверное… ну, очень рискованно, да.

Сандер расхохотался:

– Да нет. Это не такие малолетки, точнее… ну, в общем, ты что-нибудь слышал про мэйд-кафе?

– Нет…

– Короче, слушай. – Сандер хлопнул себя ладонью по колену. – Это такое кафе, где тебя обслуживают девочки в костюмах анимешных школьниц. Ну такие, лоли[17]. Изображают девочек, соответственно себя ведут. Играют с мужиками в детские игры, улыбаются и хихикают. Лапать – нельзя, они же девочки! Азиатки подходят лучше всего. Они маленькие, и по ним совершенно непонятно, сколько им лет – то ли четырнадцать, то ли тридцать. У нас как раз в основном азиатки и работали.

– Ага. То есть все-таки бар для педофилов, ага? – Андрюха хмыкнул.

– Ну нет, все не так.

– А как?

Сандер откинулся на спинку диванчика, пока подошедший официант расставлял по столу заказ, а когда тот ушел, наклонился над столом, поближе к Андрюхиной голове, и заговорщицки подмигнул:

– А так. Понимаешь, все любят аниме.

Входная дверь с шумом распахнулась. Ёситада слегка вздрогнул, но оборачиваться не стал. Возможно, Сандер что-то забыл – заберет и уйдет. Такое часто случалось. Не то чтобы его друг был рассеянным – просто у него планы нередко менялись настолько молниеносно и, чтобы их воплотить, требовался уже другой набор вещей.

– Ёситада!

Он обернулся. Нет, похоже, Сандер ничего не собирался брать. Наоборот, принес. На его плече красовалась длинная картонная коробка, которую тот придерживал рукой. Несмотря на эту предосторожность, коробка все равно угрожающе наклонялась то вперед, то назад. Сандер ногой захлопнул дверь. Ёситада возвел глаза к потолку и повернулся вместе с креслом. Занятия, видимо, придется отложить.

– Ёситада, у тебя кимоно есть?

– Есть… Юката, обычная, домашняя, черная. И кендоги[18] с хакама для занятий тоже. Что именно тебе нужно?

– Все. И не мне, а тебе. Надевай!

– Э… зачем?.. – Ёситада нахмурился, но встал и пошел к шкафу. В таких случаях он никогда не спорил и не спрашивал ничего у Сандера: знал, что это бесполезно. Чем быстрее он выполнит его просьбу, тем быстрее узнает, что именно задумал товарищ. И, возможно, успеет принять контрмеры. Если это необходимо. Достав из шкафа коробку с формой, он облачился в кендоги и старательно завязал пояс хакама красивым узлом. И вопросительно посмотрел на Сандера.

– Не-не, что у тебя еще есть? Кимоно такое, длинное.

– Юката. Ее не надевают поверх…

– Перестань, кто тут в этом разбирается? Надевай давай!

Ёситада вздохнул, взял с полки аккуратно сложенную юкату и развернул ее. Он думал, что будет носить ее, как и дома, – после ванны и перед сном, но в присутствии Сандера ему было неловко так одеваться, поэтому даже после душа он старательно натягивал джинсы.

– Так, что ли? – Он расправил рукава, повертел в руках пояс и убрал – теперь, по крайней мере, можно было сделать вид, что это хаори. Или вроде того.

– Во! – Сандер показал большой палец и открыл коробку. В ней лежал сувенирный меч.

– Это что?..

– Это катана, конечно. Ну-ка, возьми!

Ёситада поднял меч и вынул его из ножен. Меч действительно был сувенирный, из тех, которые вешают на стену для украшения интерьера. Ёситада повертел его в руках и улыбнулся понимающе:

– А-а-а… мы идем на костюмированную вечеринку?

– Нет, гораздо лучше. Я тут много думал. Ты ешь дешевую еду и почти не ходишь на вечеринки, если они в клубах. Ты прав. Я тоже считаю, что кутить на деньги отца – это отстой, – Сандер употребил русское слово, но Ёситада уже знал его значение: они начали изучение языков друг друга именно с самых распространенных ругательств.

– …И поэтому мы будем зарабатывать деньги сами. И на них гулять! – Сандер встал в картинную позу и развел руки в стороны.

– И чем же? Ты будешь меня в таком виде и с сувенирным мечом показывать за деньги? – Ёситада прищурил один глаз.

– Во! В точку! – Сандер выставил указательный палец вперед, поднял большой и сделал вид, что прицеливается и стреляет.

– Э?..

– Мы будем продавать суши на вынос. В кампусе. Настоящие суши, приготовленные настоящим японцем. Главное – это реклама. И дело пойдет, я это тебе обещаю.

– Реклама, да… хорошее дело. Только есть один маленький нюанс. Я не умею готовить суши. Более того, единственное, что я умею готовить, – это сэндвичи. А, ну еще рамен. Который в коробке.

– Ерунда, – Сандер, снова приняв прежнюю позу, обеими руками указал на дверь. В нее сразу постучали.

– Входи!

Дверь открылась, и в комнату вошла девушка. Мулатка или латиноамериканка – Ёситада еще плохо разбирался в этом. Кожа ее была смуглой, а волосы, собранные на темени в высокую «пальму» разноцветными резинками и веревочками, сверху топорщились упругими пружинками. На шее у нее висела фотокамера, а в руке она держала белый объемный пакет.

– Это Оливия, – представил гостью Сандер, – она три года работала в суши-баре. Готовить будет она. А ты станешь лицом компании.

– Да. – Девушка уверенно прошла мимо Ёситады к столу и начала выкладывать из пакета содержимое: ножи, продукты, контейнер с вареным рисом и большой пакет с имбирем. Розовым.

Ёситада кинулся к столу, сгребая учебники. Убрал их в ящик и снова поднял меч.

– Вот так? – Он встал в стойку.

– Во! – Сандер и Оливия подняли большие пальцы одновременно.

– А вот это… это вас не смущает? – Ёситада опустил меч и провел по отросшему на голове рыжему ежику. Пару месяцев назад он наголо сбрил свои черные крашеные лохмы. – Я не буду больше красить волосы. И не хочу надевать парик.

– Зачем? И так классно. Ты похож на Ичиго Куросаки[19], – рассмеялась Оливия.

Ее смех оказался звонким, как храмовые колокольчики. И Ёситада понял, что, да, продавать суши – отличная идея.

– На кого?.. – переспросил он.

– На Куросаки. Парня из аниме. Это точно сработает. Все любят аниме. – Оливия улыбнулась и подняла нож.

«Щелк» – письмо отправлено. «Бип» – уведомление о получении. «Щелк-бип, щелк-бип…»

Ёситада выпрямил спину и поднял руки вверх, шевеля пальцами. Он отправил за сегодня двадцать шесть писем. И пока не получил ни одного ответа. Но это ничего не значило – сначала письма прочитает секретарь, потом он же ответит: «мы всесторонне рассмотрим…», и дальше все зависит от графика работы директората или от того, кто в фирме или корпорации отвечает за такие вопросы. Ответы должны прийти в течение недели, не позже. Поэтому нужно запланировать на следующую неделю время для возможных встреч.

Ёситада открыл ежедневник на телефоне. Секретаря у него еще не было, и он подозревал, что дедушка оставит ему «в наследство» своих секретарей – опытных и ответственных людей. Ёситада пока не вступил в должность, но уже посещал совещания и присутствовал на совете директоров. Формально – чтобы включиться в дела компании, а на самом деле дедушка очень умело ему демонстрировал характеры будущих подчиненных, их сильные и слабые стороны. И заодно учил внука тонкостям управления.

Ёситада усмехнулся: каникулы оказались недолгими, снова учеба. Но это мелочи по сравнению с работой, которая ему предстояла. Потому что он задумал ни много ни мало – полностью модернизировать компанию. Нет, не сразу. Для внедрения запланированных новшеств требовалось много времени. И не меньше потребуется, чтобы совет директоров принял его – вчерашнего мальчишку-студента.

Он взглянул на открытое на экране монитора окно. Дизайн сайта, выполненный в приятных золотисто-синих тонах, обошелся не дешево. Впрочем, и сам проект не будет дешевым. На самом верху страницы было выведено красивым шрифтом «Мир на ладони».

Все заработанные в Америке деньги Ёситада вложил в этот проект. Но это была капля в море. Поэтому он и рассылал письма с просьбами выступить спонсорами. Если он найдет их в достаточном количестве – скоро любой талантливый школьник Японии получит возможность обучаться в любом из заграничных университетов.

Ёситада не сомневался, что многие фирмы ответят согласием на его предложение: молодые, хорошо обученные специалисты нужны всем.

Раздался писк. Ёситада свернул окно и глянул на уведомление в углу. Нет, это не был ответ на одно из его писем.

«Я в Пулково. БОЙСЯ» – гласило сообщение.

«Лежу в обмороке», – ответил он и улыбнулся. Встал, подошел к окну кабинета, который временно занимал. Нет, оно не было таким кошмарным, как у дедушки, но все равно впечатляло. Но Ёситада мужественно поднял голову и посмотрел на яркие вечерние огни. И снова улыбнулся. Напрасно он вздыхал о том, что приключения закончились. На самом деле они только начинались.

Тораноскэ[20] боялся дышать. И даже моргать. Подбородок отчаянно чесался от узла, стягивающего шлем, но мысли пошевелиться он не допускал – вдруг шлем завалится набок? Или, еще хуже, роскошные о-содэ[21] сползут с плеч.

– Настоящий воин, – наконец-то одобрительно склонил голову господин Хасиба[22]. Лицо его было серьезным, брови сдвинуты, губы плотно сжаты – действо, которое происходило сейчас, требовало наибольшей сосредоточенности.

Тораноскэ икнул. Шлем, украшенный позолоченным полумесяцем, угрожающе зашатался. Вытянуть спину. Не шевелиться.

Этот доспех – подарок господина Хасибы – Тораноскэ не решался примерить несколько дней. Просто ходил вокруг, трогал, гладил металл и лакированную кожу и буквально задыхался от восторга. Настоящие боевые доспехи! Подарок господина! За боевые заслуги! И пусть «заслугой» было доставленное вовремя письмо с распоряжением, но разве не благодаря таким мелочам выигрываются битвы? И разве не личные таланты – выносливость и быстрота – позволили Тораноскэ пробраться в расположение их резервных отрядов? Как жаль, что не удалось добыть ни одной головы, ах, как жаль…

…Но господин Хасиба не отличался таким терпением. И поэтому вчера вечером вызвал Тораноскэ к себе и осведомился, почему тот не примерил подарок и не пришел покрасоваться. Тораноскэ покраснел, пробормотал извинения и клятвенно заверил, что еще до обеда прибудет при полном параде. И тут он задумался – он понятия не имел, как надевают такой доспех.

С горем пополам и помощью Итимацу[23] он научился натягивать до-мару[24] – легкий нагрудник асигару[25], но это великолепие… Они с Итимацу долго стояли и чесали затылки, не зная, как нужно к нему подступиться. Пришлось идти на поклон к Сакити[26]. Тот сначала не пожелал говорить с ними, только усмехнулся и смерил Тораноскэ таким взглядом, словно это он сам был выше на два сяку[27]. Но, услышав волшебные слова «приказ господина Хасибы», с презрительным хмыканьем достал с полки книжку и сунул им. К огромному счастью, в книжке оказались картинки.

…Под нагрудник пришлось подсунуть одеяло, иначе он просто не затягивался: место оставалось еще на одного такого же Тораноскэ. И Тораноскэ понимал, почему так получилось: доспех явно принадлежал статному, крепкому воину, ведь по росту он не был ему мал. Станет ли Тораноскэ когда-нибудь таким? Или навсегда останется бамбуковой палкой с одеялом, намотанным на грудь?

Господин Хасиба тем временем махнул рукой, все так же сосредоточенно глядя на юношу и как бы показывая, что осмотр закончен и самое время выразить благодарность за подарок.

Тораноскэ попытался медленно опуститься на пол, но стянутые туго шнуровкой спина и ноги подвели его – с громким стуком он обрушился на пол, ткнувшись лицом в татами и вытянув руки. Кабуто[28] с роскошным полумесяцем съехал на затылок. А сбоку на пол свесился вывалившийся конец одеяла. Тораноскэ испуганно, заливаясь краской стыда, приподнялся на руках. Лицо господина Хасибы приобрело еще более суровый вид. А потом его глаз задергался, из него потекла слеза, и господин Хасиба залился хохотом. Опрокинулся на спину и оглушительно засмеялся, дергая в воздухе ногами.

Тораноскэ тоже улыбнулся. И облегченно вздохнул. Он был очень доволен, что рассмешил господина.

В конце концов Киёмаса пришел к не очень утешительному выводу. Все люди, которые попадались им по пути, – очень бедные. По крайней мере, если судить по одежде. Очень хорошо было заметно, как сильно они экономят на ткани: рукава и штанины были просто позорно узкими. И если у мужчин они были хотя бы пристойной длины, то женщины… полы их кимоно иногда не доставали даже до колена, как у самых нищих крестьянок. Но, вполне возможно, что эти женщины и правда были бедны: они ходили пешком и спешили куда-то, скорее всего, на работу. Наверняка в городе жили и другие – они или сидели дома, или их лица можно было разглядеть через стекла самодвижущихся повозок. И они, точно, обладали и красивыми нарядами, и достойной косметикой. Киёмаса плохо разбирался в этих женских штучках, но выйти на улицу с такой прической, лицом и едва ли не в лохмотьях… Ему вдруг стало жалко этих женщин – вот идут совсем молодые девочки, в одинаковых коротеньких кимоно, шумят и веселятся. Кто они? Возможно, родители продали их в веселый квартал, но они милые и явно достойны лучшей участи…

Киёмаса вспомнил, как тяжело и много работала его мать. Как быстро поблекла ее красота после смерти отца. И он сам никогда бы не допустил, чтобы его жены и дочери работали. И, несмотря на то, что себе он не позволял излишней роскоши, считал неприличным выгадывать на женских нарядах. Впрочем, с женами ему везло: все они были скромницами и сами не очень любили рядиться в шелка.

Он покосился на Иэясу. Этот точно не нищий, однако одежда на нем тоже не блистает роскошью.

А может быть, он ошибается? И эти все люди не бедные? Просто стало неприлично показывать прилюдно свой достаток? Это как раз Киёмаса одобрял.

Иэясу поймал его взгляд.

– Все, мы почти пришли. – Он указал рукой на высокое здание впереди, казалось, целиком состоявшее из стекла, которое явно теперь слишком дорогим не было – Киёмаса видел его повсюду.

Они подошли к прозрачным дверям, и Киёмаса протянул было руки, чтобы открыть их, но створки внезапно разъехались сами, открывая вход.

– О… – протянул Киёмаса и замотал головой, ища человека, который открыл дверь. В трамвае это, видимо, делал возница.

Он заметил человека, стоящего недалеко от дверей, приветственно помахал ему рукой и поблагодарил наклоном головы. Тот широко улыбнулся и поклонился в ответ.

– Смотри! – воскликнул Киёмаса и повернулся к Иэясу. Но тот куда-то исчез.

Киёмаса стал оглядываться, отыскивая его в толпе, и внезапно ощутил, что у него опять кружится голова – перед глазами замелькали разноцветные пятна.

Кругом были огни. Огромное количество разноцветных огней. Все это мигало, переливалось, играло бликами. Киёмаса выдохнул и крепко зажмурился.

– Это ты еще ночью не гулял. Привыкнут глаза. Пойдем. – Он почувствовал, что его тянут за рукав. И, приоткрыв один глаз, послушно пошел за Иэясу. И затормозил, чуть не врезавшись носом в очередные прозрачные двери.

– Подождем. – Иэясу остановился и зачем-то посмотрел вверх.

Киёмаса тоже поднял взгляд и обалдел – прямо на них сверху падала огромная круглая плита.

Он едва удержался, чтобы не рвануть в сторону. Но плита падала медленно. Он видел подобные фокусы раньше – однажды он привез в подарок господину Хидэёси огромных размеров камень для строительства Осакского замка. И его светлость, чтобы повеселить собравшихся, поднял его в воздух и начал медленно опускать всем на головы. И только когда до головы Киёмасы – самого высокого из толпы – осталось меньше трех сун[29], отвел камень в сторону и уронил на землю. От удара все упали. Это действительно была отличная шутка. Киёмаса смеялся так, что едва не задохнулся.

А плита тем временем опустилась как раз за дверями, и они открылись. И Киёмаса шагнул в стеклянную комнату первым. Он понял, что это, и очень захотел испытать.

– А вот сейчас лучше закрой глаза. – Иэясу спокойно встал рядом.

– Ну уж нет! – Киёмаса вцепился руками в блестящие поручни, и комната взмыла вверх.

– А-а-а-а-а! – завопил от восторга Киёмаса. У него на секунду перехватило дух. А комната остановилась, и двери открылись.

– Все?.. – протянул он разочарованно.

– Все, – улыбнулся Иэясу. – Ты не расстраивайся: сейчас мы найдем для тебя одежду и поедем дальше вверх. Я хочу угостить тебя современной едой.

– А?.. Да, – закивал Киёмаса, и они двинулись по коридору.

– Это лавки с одеждой. Целый этаж. Ну, что-то вроде улицы. Нам нужно найти одежду больших размеров. Должно быть на вывеске… так…

Но Киёмаса его не слушал – он прошел вперед и остановился перед лавкой, над которой красовалась вывеска с надписью «Стальной конь». Никаких лошадей и даже седел внутри Киёмаса не увидел, зато прямо за стеклом, на огромной черной безликой кукле была надета шикарная кожаная дофуку[30]. Да, с уже привычно зауженными рукавами, но зато проклепанная на манер китайского доспеха. И клепки были не просто круглыми – они имели разную форму: колец, звезд, выпуклых квадратов. Спереди дофуку украшали несколько толстых стальных цепочек, а на поясе сверкала пряжка – подобные украшения носили чужестранцы. Тяжелая пластина из черненого металла, на которой был искусно выкован медведь, поднявшийся на дыбы. А между лап у него был «глаз змеи» – родовой герб Киёмасы.

– Иэясу, мы можем купить эту дофуку?

– А? – Иэясу обернулся. – Эту?.. Думаю, можем, если тут есть подходящий тебе размер. Но прежде чем брать ее, сначала надо…

Но Киёмаса его не слушал. Он уже распахнул двери и шагнул в лавку.

Владелец лавки встал и низко поклонился. А когда выпрямился, то оказалось, что он не слишком сильно уступает ростом Киёмасе.

– Добро пожаловать. Что желает господин?

– У вас есть вот такая куртка, – Иэясу втиснулся между ними и указал на манекен, – размером на этого человека?

– Найдем. – Торговец осмотрел Киёмасу с ног до головы и хмыкнул явно одобрительно. – У вас янки или вип? Хотя… вам бы пошел гратян[31], но наши байки слишком малы для таких, как мы, – он усмехнулся.

– Что?.. – захлопал глазами Киёмаса и просил взглядом помощи у Иэясу. Но тот только пожал плечами.

Тогда Киёмаса повернулся, чтобы еще раз показать торговцу, что именно он хочет. И тут увидел висящий на стене экран. Звука не было, поэтому он его не заметил сразу.

Сначала он не понял, что происходит на экране, его заворожила быстрая смена кадров. Но спустя несколько мгновений он разглядел всадника в длинном черном хаори, развевающемся на ветру. Конь под ним творил чудеса – взлетал над пропастью, перепрыгивал деревья, скакал по воде, поднимая тучи брызг. Но тут всадник приблизился, и Киёмаса понял, что под человеком вовсе не конь. Всадник сидел в седле удивительной повозки, с яркой алой рамой и двумя бешено крутящимися колесами.

И в это мгновение в голове Киёмасы щелкнуло. Он вмиг понял, где находится и что означает название лавки. Недаром его светлость всегда хвалил его за сообразительность. Стальной конь! Ну, конечно же! Вот что это за штука с колесами! Это механическая лошадь. Так вот что на самом деле имел в виду Иэясу, сказав, что вопрос с конем они обсудят позже. Вот хитрец! А эта лавка – здесь продают одежду и обувь для езды на такой лошади.

– Во! – Киёмаса протянул руку, указывая на экран.

– О-о-о… – уважительно протянул торговец, и в его голосе отчетливо послышалась зависть, – не уж-то и правда «Стрит»? «Харли-Дэвидсон Стрит Спейшл»?

Киёмаса не понял ни слова. Но на всякий случай важно кивнул и небрежно взмахнул рукой.

– Мне нужно полностью все обмундирование. Все, что нужно для езды на стальном коне.

…Киёмаса смотрел на себя в зеркало, и ему очень нравилось то, что он там видел. Штаны он выбрал отличные, из плотного прочного хлопка с кожаными вставками красивого цвета слегка подвявшей травы – ему всегда такой нравился. Дофуку оказалась без стальных пластин внутри, но это не слишком расстраивало – кто сейчас будет пользоваться стрелами? А мушкетная пуля запросто пробивает любые доспехи. Нижнее косодэ было без рукавов, зато из очень мягкой приятной ткани, которая еще и (вот удивительное дело!) тянулась во все стороны и не стесняла движений. Но особенно Киёмасе понравились «ботинки» – он старательно пытался запомнить незнакомое слово. Торговец сказал, что они «с военных складов», а это значило, что такую обувь носят современные воины. И Киёмаса вполне оценил удобство: крепко стянутые шнуровкой и соединенные с подошвой кожаные поножи[32] отлично защищали ногу от острых камней, веток и травы.

И в завершение всего он получил в подарок от торговца отличные перчатки со вставками на ладонях, чтобы удобнее держать поводья, и срезанными кончиками пальцев. И можно было даже пользоваться «смартфоном», не снимая их.

– Ну? – Киёмаса наклонился над Иэясу, когда они наконец вышли из лавки. – Где здесь продают стальных коней? Веди меня туда.

Иэясу, не поднимая голову, устремил на Киёмасу печальный и одновременно какой-то обреченно-всепрощающий взгляд:

– Киёмаса, друг мой! А может быть, мы сначала пообедаем?..

– Да! – радостно воскликнул Киёмаса. – Воздушная площадка! – И он, довольный, с громким топотом зашагал назад по коридору.

Глава 5. Все только начинается

Из здания архива Сандер выбрался около трех дня. Солнце нещадно слепило глаза, перед которыми до сих пор мелькали «яти». Он крепко зажмурился, а потом отчаянно заморгал.

Золотой Мост, наконец представший его взору, смотрелся шикарно. Придя в архив в половине шестого утра, Сандер не обратил внимания на то, что именно его окружает, – просто вылез из такси, примчавшего его из аэропорта за сорок минут, и открыл дверь, за которой его ждал Сергей – худой мужчина средних лет, легко согласившийся за совершенно скромную плату помочь в его изысканиях. И даже прийти на работу намного раньше. Самолет Сандера приземлился в аэропорту Владивостока в четыре утра. А время зря тратить не хотелось.

…И все же именно так и вышло. Эти часы в пыли и полумраке (они тут на лампочках экономят, что ли?) были проведены совершенно безрезультатно. Никаких упоминаний о японце, который совершил сэппуку в лагере военнопленных, Сандер не нашел. Нет, списки пленных сохранились. И смерти среди них тоже были – но везде стояло либо «скончался от лихорадки», либо «от сердечной горячки». Сандер выписал на всякий случай имена японцев, оставшихся навсегда в русской земле, – ведь такой неприятный эпизод могли скрыть, списав смерть на болезнь. Но он все больше и больше сомневался в том, что история, рассказанная его прадедом, имеет хоть какое-то отношение к правде. Перед отъездом отец под большим секретом поведал ему, что это не вся семейная легенда: много позже, уже в Японии, прадед встретил того заключенного в виде мальчика, в котором возродилась его душа. И этот мальчик, дескать, его узнал.

Был ли вообще японец?

Прадед на самом деле был комендантом, эту информацию удалось отыскать, так что Сергей свои деньги заработал честно. Все документы Сандер аккуратно отсканировал и отправил отцу – пусть порадуется. А себе взял только старую карту острова Русского. Что он рассчитывал там найти? Сандер не знал.

Оглядевшись по сторонам, он наконец увидел серебристый «лансер», припаркованный на углу. Подошел и постучал в окно.

– Ты на Русский? Только до Ворошиловской везу, там дальше дорогу залило к… кхм.

– Ясно. Поехали.

Сандер плюхнулся на заднее сиденье и кинул рядом небольшой рюкзак. К рюкзаку с одной стороны был пристегнут самонадувающийся коврик, с другой – маленький финский пуховый спальник.

Палатку Сандер решил не брать – нафига тащить лишнюю тяжесть? Если пойдет дождь – он переночует под крышей одного из фортов.

Когда отец перевез их с матерью и Андрюхой из Засосья в Кронштадт, Сандеру едва исполнилось двенадцать. Тогда и увидел Сандер море в первый раз. Он помнил и бабушку, и залив, и даже катер, который тогда переправлял людей на остров Котлина, но это казалось смутным сном. А в жизни была глухая лесная деревенька, из которой дед Василич возил их в школу на уазике. УАЗ купил и пригнал отец – более серьезная машина могла привлечь слишком большое внимание. И самого отца, когда тот приезжал, дед Василич привозил со станции на том же УАЗе.

Потом была синяя «нива», на которой они уже сами гоняли на рыбалку, а дед только ворчал. Нет, Сандеру грех было жаловаться на свое детство, он особенно и не знал ничего другого, но когда впервые вышел на берег Финского залива – пропал навеки.

Отец заметил это. И уже в июне Сандер получил от него самый шикарный подарок в жизни – трехместный «квиксильвер». С мотором.

Мама немедленно упала в обморок. Но совершенно внезапно на защиту ошалевших от такого счастья пацанов встала бабушка – она не терпящим возражения тоном заявила, что в их семье еще никто ни разу не утонул. И что она от души надеется, что Сандер, как положено порядочному мужчине, станет морским офицером. А не хрен пойми кем, как его отец.

…И помчались дни, полные приключений. Сандер всегда с улыбкой и ностальгией вспоминал, как они с Андрюхой сбегали от сторожа на Чумном, как попали в шторм и просидели три дня на Обручеве….Мама рыдала потом и клялась, что больше никогда и ни за что… Но уже следующим летом Сандер поехал к бабушке без нее – вдвоем с Андрюхой. Мама осталась в городе, наконец-то налаживать новую жизнь.

Сандер облазил едва не каждый закоулок Кронштадтской крепости. И навсегда полюбил ее форты и пристани.

И море.

Как можно пройти мимо фортов Русского? Тем более сама судьба привела его к ним. Сандер выбрался из машины и выпрямился, вдыхая свежий, пахнущий морем воздух. Тихий океан. Сейчас он его увидит по-настоящему.

– Ноги мои ноги… руки мои руки… – Сандер скинул рюкзак со спины на каменную приступку и тяжело плюхнулся рядом. И посветил фонариком вокруг, осматриваясь. Мощный бело-голубой луч высветил заросшие мхом серые стены и черный провал – вход внутрь, в форт. Сандер вздохнул и пожал плечами, усмехнувшись. В эту дыру он полезет завтра. Изрядную часть пути сюда ему пришлось проделать уже в темноте, и он чудовищно устал карабкаться по едва заметной на склоне тропе. Фонарь был хороший, мощный (дорогу и карту было видно отлично), но очень тяжелый. Поэтому Сандер рассудил, что на сегодня в правую руку готов вложить исключительно гамбургер. Он встал, поднял руки, поболтал ими и немного прошелся по открытой площадке, на которую взобрался с таким трудом. С моря дул слабый ветерок, небо было чистое и искрилось миллиардами огоньков.

Млечный Путь… Сандер запрокинул голову и замер, глядя вверх. Прямо по небу расстилалась дорога. Кто знает, может в древние времена, когда еще существовали боги, это был их путь? И они по нему обходили свои владения на Земле? А потом появились ученые, открыли галактики и богам пришлось уйти с Земли глубоко в космические дали.

Сандер и сам никогда не мог сказать точно: верит ли он в каких-либо богов. В церковь он ходил много раз, с бабушкой, верующим человеком, но не воцерковленным, как принято говорить сейчас. Внука она крестила, но никаких обрядов соблюдать не заставляла и есть мясо в пост не запрещала. Впрочем, Сандер был на сто процентов уверен, что если Бог и существует, то к мясу в пост он имеет крайне мало отношения.

Что-то было, это точно. Сандер не верил, он знал это с детства. Иногда ему казалось, что мир вокруг живой и разумный. И даже у этих зелено-серых камней есть что-то вроде души.

Он глубоко втянул ночной воздух и шагнул в самую середину площадки, широко разводя руки. И внезапно по спине прокатилась волна жара: Сандер услышал возле правого уха едва слышное шипение. Он скосил глаза и едва сдержал резкий выдох, вместо этого медленно выпуская из легких воздух. В полуметре за его правым плечом болтался темный багровый шарик. Жар, который исходил от него, чувствовался даже через куртку.

– Ты зачем пришла? – медленно выговаривая слова, произнес Сандер, продолжая искоса смотреть на шаровую молнию. – Смотри, как тихо и безопасно. Уходи домой.

Шарик скользнул влево, потом облетел Сандера вокруг, словно обнюхивая.

– Иди домой, – повторил Сандер уже настойчиво.

Молния поднялась повыше и внезапно рассыпалась искрами прямо у него над головой.

Сандер, снова начав нормально дышать, опустил руки. Вытер со лба рукавом выступивший пот и пошел к рюкзаку. Вытащил из него бумажный шуршащий пакет и водрузил рядом на серую бетонную поверхность. Камень был еще теплым, поэтому Сандер прислонился спиной к стене, достал из пакета коробку с двойным гамбургером и, распаковав его, вгрызся в мягкую булку с кунжутом: есть хотелось просто безумно. Доев, он проинспектировал пакет с едой и задумался – у него оставалось еще четыре бургера и шесть пирожков: два с яблоком и четыре с вишней. Хватит ли этого на завтра? Он решил, что должно. Главное, чтобы не испортились на жаре. Впрочем, большую часть дня он собирался провести под землей. Выловив из пакета пирожок, Сандер упаковал все обратно в рюкзак, медленно сжевал пирожок, оказавшийся с яблоком, и запил фантой. Теперь он чувствовал себя просто отлично. Самое время лечь поспать.

Спальник, без сомнения, был рассчитан на то, чтобы защитить своего хозяина от холода. И в определенной степени от дождя. Но, по всей видимости, про утренний морской ветер изготовители не подумали. Сандер попытался свернуться калачиком, но так оказалось еще хуже: вредный ветер теперь задувал еще и сверху, за шиворот. Поворочавшись некоторое время, Сандер все же разлепил глаза и вылез из спальника наружу – прямо в прохладное, росистое нарождающееся утро. Солнце еще не появилось за горизонтом, но оранжевая полоса уже вовсю намекала на то, что дневное светило, возможно, тоже разбудил пронизывающий ветерок и оно скоро плюхнется в море умываться. Сандер потянулся и пожалел, что не может последовать его примеру: слишком долго спускаться на берег, а потом подниматься обратно. Искупается он позже. Когда находится и устанет – нырнуть в прохладную воду будет вдвойне приятно.

Вставать окончательно или лечь поспать еще немного? Сандер открыл рюкзак и потащил оттуда теплую куртку. Если он залезет в спальник в ней и ляжет вон за той стенкой – ветер не доберется до него. Или уже поесть и идти? До вечера не так много времени, а к 22:00 ему нужно снова быть в аэропорту. Куртка упорно сопротивлялась. Сандер дернул сильнее и вытащил ее наконец полностью. А вместе с ней – зацепившийся за рукав танто, тот самый японский нож, ради которого все это и затевалось. Танто отцепился от рукава, описал в воздухе дугу и, игнорируя все попытки Сандера его поймать, полетел вниз, прямо на круглую бетонную площадку с дыркой посередине. От удара клинок вылетел из ножен и упал за бетонный круг, воткнувшись в землю.

– …Твою мать… – сквозь зубы выругался Сандер.

Он хорошо знал, как легко испортить лезвие японского оружия, острого, как хорошая бритва. И то, что произошло, было довольно подходящим способом это сделать. Еще раз выругавшись, он поискал глазами тропинку, ведущую вниз с бастиона, и, продираясь через кусты, начал спускаться. И в это время край солнечного диска появился над горизонтом. Первый алый луч отразился в лезвии, будто окрасив его кровью, и внезапно внизу, прямо перед собой, Сандер отчетливо увидел стоящего на коленях человека в длинной белой расстегнутой рубашке. Человек медленно поднял нож, на его клинке блеснуло солнце, и Сандер моргнул: солнечный зайчик ослепил его. А когда он снова открыл глаза – ничего уже не было. Помотав головой, он спустился, вытащил из земли нож и тщательно его осмотрел. К счастью, клинок не пострадал. Валяющиеся в паре метров ножны – тоже. По крайней мере, если на них и прибавилось царапин, то Сандер их не заметил. С трудом задвинув танто обратно в ножны, он нахмурился и покачал головой – ну как нож так легко мог из них выскочить?

Это была еще одна загадка. Что же, это приключение начинало ему нравиться.

Сандер вернулся к своему «лагерю», завернул на всякий случай танто в спальник (все равно сдавать в багаж), достал из рюкзака фанту и приник к горлышку. Потом убрал обратно и вытащил из кармана куртки телефон.

– Ёситада, скажи мне, ты веришь в призраков? – написал он и нажал «отправить».

Он надеялся, что не разбудит товарища слишком рано.

Иэясу терзали сомнения с самого утра. Он даже проснулся раньше обычного – солнце едва-едва поднялось над деревьями. Причина сомнений, надо полагать, давно встала и развлекает немногочисленную обслугу отеля утренней тренировкой во дворе. Иэясу поднялся, потянулся и подошел к окну. Он не ошибся. Киёмаса размахивал мечом в самом центре дворика, стоя спиной к фонтану. Именно этот меч и был основной причиной душевных терзаний Иэясу. Сегодня придется покинуть Кумамото. И оставить Киёмасу одного. Да, конечно же, под присмотром членов его семьи, но… Одного, зачем пытаться обманывать себя? Если Киёмасе что-то взбредет в голову – все эти люди не смогут его остановить.

Нет, силу против обычных людей он, скорее всего, применять не будет. Ему на этот счет когда-то очень давно клан Мори преподал отличный урок. И это уже было очень хорошо, но… Като Киёмаса слишком мало прожил в мире, где законы устанавливает не тот, у кого длиннее копье. И кто знает, возможно, он мечтает вернуть те славные времена. По крайней мере, до Иэясу доходили и такие слухи.

Иэясу сделал все, что было в его силах, чтобы донести до Киёмасы современные законы и правила поведения и, главное, необходимость их соблюдать. Больше всего он опасался, что Киёмаса будет возмущен запретом на ношение любого оружия и откажется расставаться с мечом, но нет – он согласился на это достаточно быстро, повозмущавшись, скорее, для порядка.

…И эта легкость сильно беспокоила. Да и о чем говорить? Киёмаса и голыми руками способен оторвать голову кому угодно.

Иэясу отошел от окна и нажал на кнопку вызова горничной: следовало поторопиться с завтраком, раз он уже проснулся. Все эти достижения современной цивилизации ужасно ему нравились, Иэясу с огромным удовольствием пользовался ими. Когда его учили управлять техникой – подходили к этому вопросу очень осторожно, видимо, опасаясь напугать. Иэясу улыбнулся. Наверное, он сам, так же как Киёмаса сейчас, напоминал большого ребенка, которому интересно все. Новые предметы обихода, новая техника, новые слова. И теперь, спустя всего полгода, его не отличить от современного человека. Сможет ли Киёмаса так же легко войти в этот новый мир?

В дверь постучали.

– Войдите.

Зашла горничная, полноватая женщина средних лет с приятным круглым лицом. Низко поклонилась.

– Принесите завтрак, пожалуйста, – Иэясу доброжелательно улыбнулся и уселся в кресло. Все важные дела следует делать после еды.

Проклятое тело. Чужое, незнакомое. Непривычное. Киёмаса снова медленно принял стойку, сделал замах, развернулся и… тихо выругался сквозь зубы. Руки не слушались. Более того, плечи и запястья болели так, словно он неделю назад в первый раз взял в руки меч. Ноги были, как корявые корни деревьев: требовалось неимоверное усилие, чтобы заставить их отшагивать правильно. Он как будто заново учил свое тело простым движениям, вновь превратившись в нескладного подростка.

«Эй, крестьянин, где ты украл этот меч?» – Киёмаса как наяву услышал за спиной насмешливый голос Ёсицугу. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь. Казалось, вот он сейчас откроет их и наткнется взглядом на ехидную ухмылку Сакити. Ранящую больнее, чем самый острый клинок.

Шаг, поворот, замах. Свист рассекаемого воздуха. Не то. Не так. Не злиться. Он отвык от тела. В конце концов он действительно забросил тренировки аж на четыреста лет. Кто угодно потеряет форму. Он молод, силен и здоров. И быстро наверстает упущенное.

Шаг назад, разворот, полуприсед. Киёмаса замер, выдыхая. Да, Иэясу сказал, что оружие носить нельзя. И что никто уже давно не пользуется мечами. Это Киёмаса знал и без него. Но путь воина – это не только искусство владеть мечом, копьем, луком и другими видами оружия. Это постоянная готовность принять бой. Каждую секунду воин должен ожидать сражения. Даже во сне его рука должна лежать на рукояти меча. Мир никогда не длится вечно. Мушкеты и пушки – отличная, не заменимая в бою вещь, но у них есть существенный недостаток: такое оружие расслабляет тело и разум. Нельзя полагаться в бою на меч – лишь на руку, которая его держит.

Киёмаса резко выпрямился и устремился вперед, нанося удары, с виду хаотично, но на самом деле четко рассчитывая каждый взмах. И каждый из них сопровождался резким выдохом и криком. Лучше. Так уже лучше.

И мало ли что там сказал Иэясу? Да Киёмаса скорее бы поверил целой стае лисиц, чем хитрому тануки. Но когда он приносил присягу свежеиспеченному сёгуну, выбора у него не было. Он не верил Иэясу, но в тот раз пришлось ему довериться. Потому что шестилетний мальчик, чья жизнь стояла на кону, был Киёмасе дороже всего на свете. В том числе и собственной чести. Если бы Киёмасе дали волю – он бы сам забрал Хидэёри и воспитал как собственного сына, подальше от этой грязной и мерзкой политики. К драным ёкаям власть над страной. Самое главное – сохранить жизнь сына его светлости. Позволить ему вырасти, и там уж он сам решил бы, что ему делать. А Киёмаса поддержал бы его в любом решении.

Платой за эту жизнь стала голова Сакити на площади в Киото. Дурья башка. Киёмаса с детства ненавидел его за чудовищную, нелепую, отвратительную гордость.

…Может быть, и правда стоило прикончить Иэясу на той встрече? Война разразилась бы незамедлительно. Но кто знает, каков был бы ее итог? По крайней мере, он успел бы дотянуться до горла Хидэтады. Токугава Иэясу не давал ему никаких обещаний. Не то что господин второй сёгун.

Сейчас тоже ничего не остается, кроме как довериться Иэясу. Он искренен в своем раскаянии – Киёмаса чувствовал это.

Стоп. Когда это он успел стать таким сентиментальным? Киёмаса нахмурился. Конечно, у него ничего не выходит: сумбур в мыслях мешает ему сосредоточиться на главном – на мече. Он должен стать мечом, а разве меч может думать? Если меч начнет думать, то это будет никуда не годное оружие. Киёмаса выдохнул, не спеша повернулся и вновь замер с мечом, поднятым над головой. Вдох-выдох. Снова вдох. Рукоять – это часть его руки. Он – это меч. Меч – это он. Не думать. Только чувствовать. Он медленно опустил руки, а потом резко присел и хлестнул воздух крест-накрест.

– А-а-а-а-а-а! – Резкий внезапный вопль и последовавший за ним звон резанул по ушам.

Киёмаса открыл глаза и выпрямился, опуская меч. Прямо перед ним, широко раскрыв от ужаса глаза и рот, стоял маленький человек в синей одежде. Судя по всему, меч просвистел у него перед самым лицом. Возле его ног валялись черная коробка, видимо, выпавшая у человечка из рук, и вывалившиеся из нее непонятные блестящие штуки.

– Ты кто?! Что тебе нужно? – взревел Киёмаса.

Ну вот только что ему наконец удалось уловить нужный ритм, и этот человек был совершенно не кстати со своими воплями. Киёмаса едва сдержался, чтобы не отсечь ему голову. Но он обещал соблюдать закон и порядок. И сразу же преисполнился гордости оттого, что сумел справиться с этой непростой задачей.

«Нельзя убивать людей. Никаких. Даже если они оскорбили тебя или мешают. Если ты убьешь человека – твою семью подвергнут позору».

Киёмаса совсем не хотел позорить своего потомка, старого кузнеца. Поэтому убрал меч в ножны и постарался изобразить на лице улыбку.

Человек отшатнулся, задрожал и забормотал:

– Я… почтенный господин стоял… я шел… господин как прыгнет! – Он зажмурился и снова вздрогнул, видимо, вспомнив пережитое. А потом присел на корточки и начал быстро собирать рассыпанное.

– Я задал вопрос, – Киёмаса нахмурился: человечек стал раздражать его своим мельтешением.

– Я… я служащий, мастер… ремонт… – тот втянул голову в плечи, – вызвали. Вода течет по стене… наверное, трубы, надо чинить… водопровод.

Киёмаса еще сильнее сдвинул брови и прищурил глаза. Но внезапно его лицо просветлело:

– Водопровод? Ты умеешь чинить водопровод?

– Да, господин… я мастер…

– Значит, ты знаешь, как он устроен? Водопровод? Как и откуда вода поднимается по трубам?

– Да, господин…

Киёмаса издал радостный вскрик и схватил человека за плечо, дергая вверх, как дайкон.

– О! Великолепно! Сейчас ты мне все расскажешь и покажешь.

Иэясу, тяжело вздыхая и иногда громко икая, спускался вниз по лестнице. Нет, нельзя столько есть, а то опять разнесет. Впрочем, «диетолог», молодой улыбчивый мужчина, совершенно не похожий на врача, сказал, что от тяжелой пищи следует воздерживаться во второй половине дня. А сейчас ведь утро, так? И бегать он не собирается. И вообще – если заботливые потомки не хотят, чтобы он столько ел, то зачем готовят так вкусно?..

В этом мире было столько разной еды, которую Иэясу не пробовал раньше, что он терялся от выбора. Поесть он любил всегда, а тут – такое изобилие и совершенно никаких запретов.

Самым большим кошмаром оказались пицца (огромные круглые лепешки с разной начинкой) и чипсы. Вот это было настоящее проклятие. Когда он открывал блестящий шуршащий пакет, то не мог остановиться до тех пор, пока последняя тоненькая хрустящая долька не исчезала у него во рту. Сам не успевал понять, как это происходит….А рука уже тянулась за следующим пакетом.

Чипсы ему приносили коробками, долго приносили… а потом прислали этого юного милого доктора.

Один маленький пакетик в день. И этот пакетик еще не тронут, лежит в сумке. Иэясу решил, что прибережет его до самолета. Ну и пусть уже будет поздний вечер – один раз можно, ничего не случится.

Занятый этими приятными мыслями, Иэясу вышел во двор и…

Киёмасы там не было.

– Мд-а-а… – уныло протянул Иэясу.

Было обидно, что он проделал весь этот путь по лестнице зря. Обычно Киёмаса не заканчивал тренировку так рано. Куда он делся? Вернулся в свой номер? Или ушел гулять? Это было бы совсем не кстати. Не стоило его пока отпускать без сопровождения. Надо вернуться и найти девочку, обычно сидящую за стойкой, и спросить ее. Ее не было, когда он проходил через холл. Может быть, она что-то знает?

Он зашел обратно и огляделся. Наверное, надо зайти сюда, в дверь с табличкой «служебное помещение». Иэясу уже взялся было за ручку, но тут дверь сама распахнулась и на пороге возникла та самая девочка с ресепшен. Лицо ее раскраснелось и выражало крайнюю степень обеспокоенности. Увидев его, она вскрикнула и радостно всплеснула руками.

– Господин! Извините! Как хорошо, что вы здесь. Вы можете помочь? Это касается вашего друга… – Она смущенно замялась.

Сердце Иэясу екнуло. Киёмаса… вот как чувствовал, что не обойдется без неприятностей.

– Что с ним случилось? – Он наклонил голову, стараясь говорить как можно спокойнее. – Надеюсь, он никого не убил? – Иэясу широко улыбнулся, стараясь, чтобы его слова выглядели как шутка.

– Нет, что вы… не убил… пока.

– Пока? – Иэясу приподнял брови.

Девочка кивнула.

– Дело в том, что мы вызвали сантехника: одна из стен почему-то стала намокать. А ваш друг схватил его и поволок в подвал. И ужасно на него кричит. Я не знаю, нужно ли мне вызывать полицию… – Она опять смутилась и опустила глаза.

– Не нужно полицию, все в порядке. – Иэясу улыбнулся на этот раз участливо и протянул руку, касаясь плеча девушки. Ее напряженное тело, почувствовав исходящее от его ладони тепло, немедленно расслабилось.

– Да… конечно, – она улыбнулась в ответ, – все в порядке. Я вернусь на свое место. Вы же сами со всем разберетесь, так?

– Несомненно. Только покажите мне, где подвал. А вам и правда лучше остаться здесь.

– Пройдете прямо по этому коридору и вниз по лестнице. Там будет дверь.

– Благодарю вас, – Иэясу вздохнул. Опять лестница. И ладно бы по ней нужно было бы идти только вниз – но ведь потом придется возвращаться обратно.

– Как? Я тебя спрашиваю не «что», а «как»! Ты совсем дурак?! – услышал Иэясу, еще толком не дойдя до двери.

Зычный голос Киёмасы доносился из закрытого помещения так громко, будто тот стоял прямо перед Иэясу. Следовало подготовиться. Интонации Киёмасы не сулили ничего хорошего. Иэясу сконцентрировал силу и, едва открыв дверь, направил ее поток на обоих: самого разгневанного Киёмасу и его жертву – маленького тщедушного мужчину в синей форме.

На всякий случай. Слишком близко к несчастному находился человек, который прославился своей жестокостью не только на всю родную страну, но и за ее пределами. Заслуженно прославился.

– Киёмаса, – тихо проговорил он, – отойди, пожалуйста, от этого человека.

– А?.. – Киёмаса прищурился, по всей видимости, разглядывая его, – свет из коридора ослепил находящихся в полумраке подвала людей.

– Иэясу… Ты чего? Я ничего такого же не делаю! Такамори объясняет мне устройство насоса, вот и все. – Киёмаса поднялся с колен и отряхнул руки. – Правда, я ни ёкая не понимаю. Но Такамори терпеливый учитель, да? – Он мотнул головой в сторону своего невольного «наставника».

Тот быстро закивал:

– Да, да, господин, так и есть, я объясняю… да.

Испуганным он не выглядел. То ли от действия силы Иэясу, то ли Киёмаса и правда злился, но на себя, и вполне владел собой.

– Все ясно. – Иэясу расслабился. Что бы тут ни происходило – он пришел вовремя.

Сможет ли его «подопечный» и дальше прилично себя вести? В конце концов он привел его в этот мир на свой страх и риск. Да, при прямом столкновении, если вдруг Киёмаса «сорвется» или задумает мстить, – Иэясу справится с ним. Но сможет ли его остановить кто-то другой?

Впрочем, думать об этом было поздно. Вот он, Като Киёмаса. Генерал-дьявол. Ужас врагов, ночной кошмар женщин и детей. Стоит и улыбается, вытирая ладонью пот со лба.

Устройство насоса… Иэясу покачал головой.

– Зачем оно тебе нужно?

– Зачем?.. – Киёмаса распахнул глаза и развел руки в стороны, изображая крайнюю степень удивления. – Ну сам подумай. Ты мой водопровод в замке видел? Там колодец выходил прямо на кухню! Это я сам так придумал. – Киёмаса ударил себя ладонью по груди. Получилось гулко. – А вот представь: если воду бы можно было прямо наверх поднимать? А? Никто источник не отравит, никто канал не перекроет! Твои враги под стенами бесятся, а ты сидишь и чистейшую водичку попиваешь. А? – Он с довольным видом махнул рукой, и его раскрытая ладонь замерла в воздухе.

Иэясу вздохнул и опустил плечи, задумавшись. А потом поднял голову и снова вздохнул.

– Киёмаса… – он тоже развел руки в стороны и покачал головой, – похоже, ты не совсем понимаешь. В твоем замке наверняка давно есть водопровод и стоят насосы. И никто и никогда не будет его осаждать.

Он подошел ближе и коснулся пальцами запястья Киёмасы. Той руки, которую тот держал опущенной вниз. Так, на всякий случай коснулся: неизвестно, как поведет себя его старый враг и друг.

– Понимаешь, мы никогда не вернемся домой. Не будет больше битв и осад. Никогда. Здесь теперь наш мир. И наш дом.

Повисла тишина. Бедняга сантехник только мотал головой, переводя взгляд с одного человека на другого и явно не понимая, что тут происходит. Потом, видимо осознав, что, кажется, спасен, попятился к двери, постоянно при этом кланяясь:

– Я зайду чуть позже, простите, простите, не хочу вам мешать.

Но Киёмаса не обратил на его уход никакого внимания. Он понурил голову и стряхнул пальцы Иэясу со своей руки.

– Я понимаю, – тихо пробормотал он, а потом дернул плечом. – Пожалуйста, уйди. Я хочу побыть один.

Киёмаса тщательно разгладил ладонями лежащий перед ним на полу фуросики[33] и отклонился назад. Красиво. Разноцветные неяркие полосы и темные желтые мелкие листья – практичный и приятный глазу узор. Он сам выбрал этот квадратик мягкой ткани и собственноручно заплатил за него. Картой! Он бережно взял в руки эту блестящую пластинку и положил в самый центр фуросики. Это его деньги. Точнее, деньги лежат у ростовщика, а карта это подтверждает. И торговец верит ему, дает нужный товар, а сами деньги забирает потом у ростовщика. А ему, Киёмасе, дает листок бумаги, чтобы подтвердить, что не взял лишнего. А чтобы никто не присвоил карту себе, есть шифр из четырех чисел. Его нельзя никому говорить и показывать. Нужно просто нажимать на кнопки с нужными символами.

И это было самое трудное. То, что Иэясу называл «цифрами», было похоже на закорючки, какими писали люди с запада. Да, Датэ Масамунэ показывал их ему… но чтоб он хоть что-то помнил! Но не зря его светлость считал Киёмасу необыкновенно сообразительным. Все эти цифры он записал на внутренней стороне рукава, а под ними – обычные, чтобы если забудет, можно было быстро и легко посмотреть. А сам шифр – на четырех уголках фуросики: юг – три, восток – семь, север – пять, запад – девять. Даже если фуросики украдут – никто не догадается.

Он улыбнулся. И положил сверху именную табличку. Тоже очень важная и ценная вещь. Подумал и добавил туда же желтую карту от трамвая. И только потом взял обеими руками смартфон, поклонился уважительно, протер рукавом экран и осторожно опустил сверху. После чего тщательно завернул все свои ценности в легкий мягкий хлопок и спрятал получившийся сверток за пазуху. Все, теперь можно идти. Киёмаса покосился на пустую стену – носильщики вещей сняли с нее телевизор и, запаковав в коробку, унесли куда-то. Ясутака – внук, кажется, нынешнего главы его рода, а может, и правнук, короче, какой-то его потомок, сказал, что внимательно проследит, чтобы подарок Иэясу не повредили по пути. И что телевизор повесят на стену в его покоях.

Киёмаса только усмехнулся: ну какие покои могут быть в доме кузнеца? Разумеется, для него освободят спальню главы дома, но он непременно откажется и просит самую маленькую комнату. И даже согласится делить ее с кем-нибудь из младших внуков. Он покажет своим потомкам, что скромность – наивысшая добродетель.

– Господин Като?

А вот и сам Ясутака. Будет его сопровождать. Так сказал Иэясу и очень просил слушаться юношу во всем, как бы ни противоречило это самой природе человеческих отношений. И Киёмаса пообещал. Несомненно, он будет слушать человека, даже очень юного. Хотя бы потому, что сейчас, в этом мире старше него только Иэясу. Киёмаса рассмеялся этой мысли и встал.

– Мы поедем на повозке, которая летит быстрее, чем самая быстрая стрела, так? – уточнил он у Ясутаки.

– Да, господин Като, я уже взял билеты. Соблаговолите спуститься вниз, там нас ждет такси до станции.

Киёмаса кивнул. Разумеется, он будет слушать. А слушаться – это он уже сам разберется, без чужих советов.

Ёситада чувствовал себя несколько растерянным. Под апартаменты родоначальника дома Токугава был выделен весь этаж в здании, расположенном почти в самом центре Токио. Весьма почетно и довольно дорого, но…

Нет, не так. Все не так.

Когда ему сообщили о том, что господин Токугава Иэясу желает наконец принять его, причем в приватной обстановке, Ёситада ожидал, что поедет за город в какой-нибудь роскошный особняк, перестроенный и оборудованный под нужды гостя из далекого прошлого. Ну там эти всякие татами, сады камней и прочие бумажные стены. Нечто, в классическом традиционном стиле. Ёситада бывал в замках, часть из которых была оформлена под старину, а в части действительно сохранился интерьер, не претерпевший серьезных изменений в течение веков.

В общем, Ёситада представлял себе если не реконструкцию сёгунского дворца, то, по крайней мере, грамотную стилизацию. Ведь «воскресший предок» должен производить впечатление, не так ли? Иначе вся эта затея начисто лишена смысла.

Но небоскреб в центре? Двадцать пятый этаж? Ёситада был сбит с толку. А когда дверцы лифта открылись, впуская его в просторный холл, сверкающий металлом, стеклом и светом неоновых ламп, он понял, что не понимает совершенно ничего.

Пол современный, заливной, но без всех этих модных 3D-картин, нейтральный бежевый с голубым рисунок, кресла из светло-коричневой замши… стены с зеркалами. Несколько современных абстрактных картин.

И свет. Из-за зеркал казалось, что он струится отовсюду, как будто кто-то объявил войну теням – ни одного неосвещенного уголка не осталось, ни одной щели, в которую не проникал бы свет. Даже окно терялось, не привлекало к себе особого внимания, словно одна из картин.

И это как раз радовало. Хотя желания подойти к нему не вызывало.

Ёситада хотел было сесть, ожидая, когда за ним придут и проводят к «великому прародителю», но решил, что раз обстановка так уж сильно смахивает на любимую дедушкой, то и пунктуальность у обитателя апартаментов может быть схожей. А до назначенного времени приема осталось меньше трех минут. Он вынул телефон и посмотрел на входящие сообщения.

«Еду в аэропорт, заказывай столик».

От Сандера. Ёситада усмехнулся, настучал большим пальцем «уже» и нажал «отправить». Он очень надеялся, что встреча не затянется надолго. Конечно, на крайний случай он отправит за Сандером машину – Кагава, секретарь, с утра предупрежден. Но все же хотелось бы встретить друга самому.

Ёситада спрятал телефон, поднял голову и вздрогнул от неожиданности – буквально в паре метров от него, возле выхода из холла в широкий коридор стоял человек. Увидев, что Ёситада его заметил, человек шагнул было вперед, но тоже вздрогнул, и его брови удивленно поползли вверх. А глаза стали круглыми, как чайные блюдца. Потом он нахмурился и слегка наклонил голову.

Секретарь? Интересно, почему он разглядывает гостя вместо того, чтобы проводить куда нужно?

Впрочем, Ёситада тоже в свою очередь сдвинул брови к переносице. Секретарь? Нет, секретарь бы никогда не позволил себе в качестве рабочей одежды джинсы и сиреневую рубашку из мокрого шелка. И уж тем более не вышел бы встречать гостя в носках. В полосатых носках. А странный человек тем временем сердито прищурился.

– Вот как, значит, у вас нынче принято приветствовать своих предков, – он покачал головой. – Я, конечно, понимаю, что тут вряд ли кого-то учили придворному этикету и ты только что вернулся из далекой страны, где прожил несколько лет, но ведь существует обычная вежливость! Или там, где ты учился, принято вместо приветствия таращиться на собеседника во все глаза?!

Несмотря на грозное выражение лица, этот человек говорил удивительно мягко и на таком старом киотском диалекте, что Ёситада даже не сразу понял все, что было произнесено. Но самое главное было ясно – именно это и есть тот самый Токугава Иэясу, встреча с которым ему назначена. Предок. Основатель рода. В полосатых носках.

Ёситаду бросило в жар, он спешно отвесил глубокий поклон, попутно маловнятно бормоча извинения. Он был настолько ошарашен, что начисто забыл все слова приветствия, которые учил вчера весь день. Кем бы ни был этот человек, он никак не соответствовал тому образу, который Ёситада себе нарисовал.

Он ожидал разного. Например, увидеть «ряженую куклу» – клона, которого научили ходить, разговаривать и даже подражать манерам того времени, в которое жил Токугава Иэясу. Или же грамотного хорошего актера, блестяще исполняющего роль «сёгуна-в-отставке». Да кого угодно на самом деле, но не этого молодого мужчину в джинсах, с аккуратной прической и круглым симпатичным лицом. Такого он мог бы встретить в баре вечером или в парке под руку с женой, катящей коляску с малышом.

Постаравшись взять себя в руки, Ёситада медленно выпрямился и наконец-то выдавил из себя:

– Солнце Востока озарило своим ясным светом мою ничтожную тусклую жизнь…

Но закончить он не успел. Токугава Иэясу расхохотался, слегка подавшись вперед, подошел, взял его руку в свои и легонько затряс.

Руки оказались удивительно теплыми и мягкими. И это смутило Ёситаду еще больше. Он замолчал, уставившись вниз, на ноги в полосатых носках.

– Ну что же, мой мальчик, это я должен просить прощения за то, что так сильно смутил тебя. Ведь, право, ты совершенно другое ожидал увидеть. Но я здесь для того, чтобы жить в этом мире, а не рядиться в старые пыльные тряпки, не находишь?

Ёситада быстро кивнул, не поднимая головы. Это резкое вторжение в личное пространство вкупе с обращением «мой мальчик» его несколько напугало. Но еще более напугало то, что он быстро проникся к этому человеку искренним расположением. Симпатия в смеси с неловкостью и страхом?

Ёситада упорно смотрел вниз. А Токугава Иэясу, проследив за его взглядом, выпустил наконец его руку из своих и картинно развел их в стороны.

– Хорошая штука эти полы с подогревом. Всегда мечтал, но, увы, мои скромные домики всегда почему-то оказывались вдали от теплых источников, а топить печи и греть воду круглый год – это расточительно. Пойдем ко мне в кабинет, посидим, познакомимся поближе.

Кабинет оказался под стать всей остальной обстановке. Рабочий стол с висящим над ним на стене экраном, кресло, тоже бежевое, большое и удобное даже на вид. Вдоль стен – диванчики и низенький стеклянный столик на круглых металлических ножках. Единственное, что могло как-то напомнить посетителю о Японии, – это большой золоченый веер с моном рода Токугава напротив низкого, до самого пола окна. Свет так падал на него, что казалось: символ рода светится изнутри.

Токугава Иэясу уселся на диван, откинувшись на спинку, и махнул рукой на противоположный:

– Присаживайся, мой мальчик, не стой. Никогда не любил, когда мои дети стесняются.

Ёситада присел на краешек. Он все еще не определился, как именно себя вести. Перед ним явно разыгрывали спектакль. Только кто? И зачем? Именно в этом и предстояло разобраться.

Тем временем хозяин кабинета с явным и видимым удовольствием вдавил кнопку, вмонтированную в подлокотник. И громко произнес:

– Можно подавать чай.

Меньше чем через минуту в комнату вошла юная девушка. А вот она как раз была одета в соответствии с модой четырехсотлетней давности, как ее себе представлял Ёситада. Тщательно уложенные длинные волосы, закрепленные блестящими заколками, длинное, почти в пол кимоно, украшенное белыми по голубому цветами. Но в руках она несла хромированный поднос, на котором стояли современные чайные принадлежности. Чайной церемонии явно не ожидалось. Расставив по столу чашечки, чайник с заваренным чаем и блюдца со сладостями, девушка низко поклонилась и скрылась за дверью.

– Ну… надеюсь, ты любишь черный чай, мой юный друг, – Иэясу улыбнулся и потянулся к чайнику.

И Ёситада не выдержал:

– Прошу меня простить за нескромный вопрос. Девушку вы, выходит, привезли с собой? Она несколько… э… выбивается из общего стиля.

Иэясу расхохотался. Нагнулся над столом и посмотрел Ёситаде прямо в глаза.

Что-то не так с ним было, с этим человеком. Что-то неправильно. Ёситада наморщил лоб, пытаясь понять.

– Верно подметил, верно. Красивые женщины – моя слабость. А что самое красивое в девушке, а? Разумеется, ее одежда! Даже самое милое личико потеряется, если его не подчеркнуть парой метров хорошего шелка. То, как одеваются современные женщины, – это просто неприлично. Они выглядят так, будто все на одно лицо. Но, увы, увы. К моему сожалению, искусство ношения женского платья утрачено. Вот и эта милая девочка двигается так, будто опаздывает на метро. Резко, порывисто. Женщина не должна ходить, она должна плыть. А руки ее – уподобиться порханию крыльев нежного мотылька.

Ёситада поймал себя на мысли, что ему становится уже несколько легче понимать говор собеседника. Может, именно ради этого тот говорит настолько много?

Он протянул руку и тоже налил себе чаю.

– Однако все остальное вам здесь определенно по нраву. Мир ведь совсем не такой, к какому вы, должно быть, привыкли. Вот, например, компьютеры. IT-индустрия очень сильно шагнула вперед за последние четыреста лет.

– Эх… – Иэясу вздохнул, – мне и правда удалось тебя смутить. Я бы сказал, что мне жаль, но мне ничуть не жаль. А вот скажи-ка, тебе бы больше понравилось узреть средневековый замок и восседающего на подушках старика в традиционном парадном облачении? Чувствовал бы ты себя лучше?

Иэясу протянул руку через стол и коснулся пальцами рукава пиджака Ёситады:

– И легче было бы поверить в меня?

Ёситада улыбнулся уголками губ:

– А почему вы решили, что я не верю вам? Или – в вас?

– Ах, юноша, юноша, зачем же задавать такие вопросы! – Иэясу закачал головой, как китайский болванчик, и всплеснул руками. Потом округлил глаза и тихо проговорил: – Я же ками. Мне ведомы все тайны, мой свет проникает даже в самые потаенные уголки твоей души. Ты считаешь, что от меня можно что-то скрыть?

Это было уже слишком. Ёситада не удержался и скривил губы. Сцена была настолько наигранной и фальшивой, что захотелось просто встать и уйти. Для чего нужен этот фарс?

Иэясу резко откинулся назад, опадая всем телом на спинку диванчика. И зажал рот ладонью, сдерживая смешок. Потом снова выпрямился.

– Ох… ну прости же меня. Выражение твоего лица бесценно, я просто не могу сдерживаться. Это мне забавны мои шутки, я-то прекрасно знаю, кто я. Господин Ёримицу, нынешний глава рода Токугава и твой дедушка, предупредил меня, что ты не веришь в богов и относишься к моему появлению с изрядным скептицизмом. Но он обещал, что ты будешь вежлив и ничем не выдашь своих сомнений. Увы, боюсь, что господин Ёримицу очень давно не видел тебя.

Ёситада решительно посмотрел на собеседника:

– Вы знаете, уважаемый господин Токугава, я тоже так думал. Я готовил речь и репетировал поклоны. Думал, что если дедушке так нравится театр, то мне совершенно не сложно подыграть. Но раз вы говорите прямо, то и мне тем более нет нужды что-то изображать. Я не знаю, кто вы. Я не знаю, верить мне вам или нет. Но я собираюсь это выяснить. И заранее приношу глубочайшие извинения, если мои сомнения напрасны.

– Эх… – Иэясу хлопнул ладонью по колену, – мне что же, и правда стоило принять тебя, сидя во дворце?

– Не думаю. Но все же… все это. Вы прекрасно разбираетесь в современной технике. И вы молоды, одеты и причесаны, как большинство японцев. Если бы я вас встретил в Киото, то принял бы за директора филиала своей компании.

– Вот как? Даже за директора? За что такая честь? Я думал, что выгляжу как обычный горожанин.

– Тогда вам бы следовало выбрать одежду подешевле. Эти джинсы стоят больше, чем «обычный горожанин» зарабатывает за полгода.

– О-о… – Иэясу осмотрел себя, словно увидел впервые, – выглядят совсем простыми… неужели так заметно?

– Похоже, чего-то вы о современном мире не знаете. Такие вещи специально покупают из-за их цены. Чтобы каждый, кто их видит, знал о достатке хозяина. Мне опять удалось вас смутить?

– Опять? Разве это не я все время этим занимаюсь?

Ёситада мотнул головой:

– Не только. Увидев меня, вы удивились не меньше, чем я при виде вас. Могу я узнать, что не так оказалось со мной?

– О, конечно же. Почему ты решил, что что-то не так? Все замечательно, можешь не волноваться. Ты производишь очень приятное впечатление – такой серьезный молодой господин. Меня несколько э-э… удивил цвет твоих волос. Скажи мне, только честно, раз уж мы так разоткровенничались. Это натуральный цвет волос или ты их… красишь?

Ёситада постарался превратить язвительную усмешку в подобие улыбки. Он предполагал, что этот вопрос будет задан, рано или поздно. Он оперся подбородком на пальцы левой руки и слегка прищурил один глаз. Да, именно тот, который у него был зеленым.

– Можете не сомневаться – мой, родной. Я действительно всю жизнь красил волосы, но только в черный. Меня сильно испортили там, в другой стране, – я больше не буду этого делать. И, поверьте мне, я стопроцентный японец, ни капли крови иноземцев не течет в моих венах. Мне это доподлинно известно.

На лице Иэясу отразилось такое неприкрытое изумление, что Ёситада даже устыдился своей резкости.

– Мой мальчик… о чем ты говоришь? Какие могут быть иноземцы? Этот цвет – признак чистейшей крови нашего рода! Истинной крови! Мы ведем свой род от Минамото, издревле именно огненный цвет волос был признаком крови сёгуна! Великого воина, который поведет за собой тысячи тысяч. Цвета пламени были волосы моего героического деда Киёясу. Ему не было и двенадцати лет, когда он, во главе войска, напал на замок, который занял его дядя, узурпировавший власть в клане. И сверг его.

Ода и Имагава трепетали при имени Мацудайра! Мой сын, мой старший сын, ставший моим наследником и преемником, Хидэтада, также… – Иэясу внезапно запнулся и нахмурился, видимо заметив, как исказилось лицо Ёситады.

Тот поднялся с кресла, и его губы задергались, прикрытый глаз превратился в щель:

– Вы… вы сейчас зачем мне все это говорите? Вам не кажется, что шутка зашла… слишком далеко? – Голос его, несмотря ни на что, был спокойным. По крайней мере, самому Ёситаде так казалось. Он больше не испытывал ни неловкости, ни стыда. – Мой отец… делал ДНК-тест. Втайне от матери. Знаете, что это такое? Или четыреста лет назад были другие способы определять отцовство? Моя сестра уже пять лет не появляется в родном доме, да-да, все из-за вашего «сёгунского цвета»! Где вы раньше были с этими историями про дедушку Киёясу? А глаза у меня такие в кого? В вашу тетю? Или…

Ёситада замолчал. Нет, ему совершенно не было стыдно за свою несдержанность. Просто тема была больной. И что бы ни задумал этот человек, но шутить таким образом с собой Ёситада позволять не собирался. Всю жизнь он и его сестра страдали из-за цвета волос. Он – из-за рыжего, а Митоко не повезло еще больше: она родилась блондинкой. Иногда Ёситада думал: а любил бы их отец, если бы они выглядели, как обычные японцы? Или «что подумают люди» всегда было для него важнее собственной семьи?

…Но что если этот Токугава Иэясу не шутит? Что если… Ёситада вздрогнул. Его собеседник сидел напротив, не сводя с него широко распахнутых глаз, и Ёситада вдруг понял, что с тем было не так с самого начала. Живя в Америке, где постоянно попадались люди с глазами, волосами и даже кожей почти всех цветов радуги, он перестал на это обращать внимание. А зря. Потому что глаза у Токугавы Иэясу были голубыми. Не того цвета неба и штормового моря, как у Сандера, скорее мягкое голубоватое серебро. И едва заметные золотистые искорки мерцали в их глубине.

Что если он говорит правду?..

А тот как будто понурился:

– Бедный мой мальчик… Неужели все зашло… так далеко? Неужели даже в нашей семье разучились понимать язык символов? Неужели все… забыли? Что же, у тебя есть право не верить мне. Я столько лет был хранителем не только этой страны, но и нашей семьи. И только на мне вина, что я допустил такое.

Иэясу тоже встал и, подойдя к окну, повернулся к Ёситаде спиной.

«Солнце Востока! Великий дух моего рода! Помоги мне! Помоги!» – так это звучало? – Иэясу внезапно развернулся вполоборота. – …А внизу было что? Пустота? А вверху – синее небо?

…Внизу была пустота. Молочно-белая пелена утреннего тумана надежно скрывала землю: казалось, что под ногами бездонная пропасть, наполненная зыбкими клубами. Но он не смотрел вниз. Не нужно было, он и так все знал. Он смотрел вверх, в пронзительно синее небо, но и его он не видел. Все его мысли и чувства были сосредоточены на одной точке – на черной дыре кольца крюка, из которого свисала распахнутая пасть карабина. И с каждой секундой, с каждым его движением она распахивалась все шире и шире.

Уже потом он думал о том, что это был брак. Что не мог страховочный карабин взять и просто развалиться под тяжестью всего одного тела. Но тогда у него вообще не было никаких мыслей. Только липкий, мокрый, как туман внизу, ужас, расползающийся по всему телу. Руки стали мягкими, как вата, и он, взглядом словно пытаясь удержать медленно, но верно скользящую к краю веревку, не сводил глаз с этой зияющей пасти.

Из-за уступа выполз первый рассветный луч и провел теплой рукой по его лицу. И тогда Ёситада закричал. Он умолял исступленно, он звал так, как ребенок, задыхаясь от ужаса ночного кошмара, зовет свою мать, а солнце все быстрее выкатывалось из-за холодной скалы и вливало в него силы.

… И руки как будто вросли в камень. Рывок, еще один – и вот новый надежный металл сжимает в своих объятиях красно-оранжевый трос. А предатель сам летит в пропасть.

…Да откуда этот человек может знать об этом? Никого там не было, кроме самого Ёситады. За эту оплошность, самоуверенность и глупость он проклинал себя потом неоднократно.

К подножию они прибыли с группой. Ёситада занимался альпинизмом с тринадцати лет, как только понял, что страх высоты по-настоящему способен одержать над ним верх. Этого нельзя было допускать. «Не тот трус, кто боится…» Это был его девиз. И он, стиснув зубы, стараясь не смотреть вниз, упорно шел с инструкторами и членами своей команды в такие места, от которых его тошнило даже когда они были изображены на картинках.

…Что если он встретится со своим страхом один на один?

И он пошел один, до рассвета, никого не предупредив. Ему было пятнадцать. И он не был храбрецом, он был балбесом.

Ёситада прикрыл глаза. Не может человек этого знать. Никто не может. Даже его инструктор не знал: когда Ёситада вернулся, то рассказал, что ходил пить чай и смотреть рассвет. Обвязку спрятал в кустах и потом незаметно забрал. Так какого дьявола здесь вообще происходит? Он постарался ничем не выдать своего удивления. Но насколько он в этом преуспел, Ёситада не знал. Сейчас его задачей было – собрать как можно больше информации об этом человеке.

– Что? Вы о чем? – Ёситада уже взял себя в руки.

– Не важно, извини, я задумался. Прошу, садись. Мне, право, очень неловко, что я невольно расстроил тебя, мой мальчик.

Ёситада сел. Кто этот человек? Кто же он такой, черт бы все это побрал?

Иэясу проводил взглядом удаляющуюся спину Ёситады и, прикрыв дверь в кабинет, тяжело плюхнулся на диван. И вытер со лба внезапно проступивший пот. Нет, ни о чем важном они больше не говорили. Юноша сделал вид, что поверил ему, и соблюдал приличия, а он сам… он сам делал вид, что ничего необычного не происходит. Что все идет так как надо, он, Токугава Иэясу расслаблен, спокоен и уравновешен.

…Да какое там спокойствие? О чем думал Ёситада в ту минуту, когда он процитировал ему ту молитву?

– Нет. Это совпадение. Просто моя кровь, сильная кровь. Вот и все. Не более того.

Или нет?

Иэясу взял со стола недопитую чашку и начал пить, медленно и мелкими глотками. Когда напиток закончился, он повертел в руках пустую чашку и нажал на кнопку три раза.

– Пусть приготовят машину, я еду в аэропорт Ханэда, – громко и отчетливо проговорил он.

– Слушаюсь, – ответил из динамика женский голос. – Что именно господин планирует? Нужно заказать билеты?

– Нет, не нужно билетов, – Иэясу улыбнулся то ли голосу, то ли своим мыслям, – я просто хочу посмотреть, как взлетают и садятся самолеты.

– Машина будет готова через шесть минут.

– Замечательно.

Иэясу потер рукой подбородок, сжал его и на несколько мгновений застыл в задумчивости.

Огни вечернего Эдо мелькали за окном автомобиля. Ко многому Иэясу тут привык и многое принял, но никогда он не признает нового имени своей столицы. Нет, не так. Крохотного городка, который он сам сделал столицей. Как же выросло его «дитя»! Эдо поглотил десятки, сотни таких городов, каким сам был когда-то. Превратив их в улицы и районы. Иэясу прикрыл глаза. Чтобы чувствовать свой город, ему не нужно было его видеть. Он дышал им, он жил им. А город… город жил миллионами человеческих душ и судеб, переплетенных в одно сердце.

…Что ждет этот город?

Машина повернула в очередной раз и мягко остановилась.

– Господин? – Водитель тихо окликнул его, видимо, сочтя спящим.

– А? Нет, я не сплю. Открой двери, я хочу прогуляться.

Он вышел в теплый уютный вечер, мягко освещенный золотистыми фонарями. Разноцветные ряды машин таинственно поблескивали, и вдали Иэясу разглядел яркое красное пятно. Это автомобиль Ёситады или просто похож? Он свернул направо, в аллею, и неспешно пошел в сторону высоких стеклянных стен. Именно за ними происходило самое важное. И, остановившись на площадке, прислушался. Гул заходящего на посадку самолета нарастал. Иэясу задрал голову, ища его в небе. Вот они, мигающий огонь и тень, которые скоро, очень скоро обретут очертание воздушного корабля.

«– Ты бы хотел научиться летать, а, тануки?

– Люди не могут летать, ты опять говоришь глупости, Сабуро.

– Люди не могут… а еноты?!»

Иэясу вздрогнул, очнувшись.

– Токугава всегда сами встречают старых друзей, не так ли, мой мальчик?.. – едва слышно проговорил он.

Глава 6. У каждого свои слабости

Сандер подошел к Ёситаде нарочито небрежной походкой, демонстративно засунув руки в карманы джинсов.

– Ну и что тут у нас, – осведомился он тоном жителя цветных кварталов и смерил товарища взглядом с ног до головы. – Нет, я бы тебя обнес в переулке. Выглядишь, как конченый мажор.

Ёситада пожал плечами и махнул рукой в сторону выхода.

Сандер наклонился к его уху и вопросил громким шепотом:

– Надеюсь, бар, в котором ты заказал столик, – без караоке?

Ёситада усмехнулся:

– Ты в Токио, друг мой. Здесь нет баров без караоке.

Сандер страдальчески закатил глаза и издал протяжный стон.

– Ну-ну, все не так страшно, – Ёситада похлопал его по плечу. – Как ты заметил уже, я теперь ВИП-персона. Поэтому петь будем только мы с тобой.

Япония встретила Сандера ярким теплым светом уличных фонарей. Воздух был густой и пах странно, но что это за запах, понять никак не получалось.

– ВИП, значит… – Сандер ткнул пальцем в затылок идущего впереди друга и хмыкнул:

– И куда же делся наш скупердяй Токугава? Ты ведь зал зарезервировал? Или вообще весь бар?

– Приватный зал всего лишь, не волнуйся. – Ёситада повернул голову и на мгновение остановился. – Все, забудь старые добрые деньки. Свобода осталась за океаном.

– Ты как будто расстроен?

– Нет, ничуть, – Ёситада улыбнулся, и свет фонаря отразился в его глазах, не прикрытых линзами, – черном и зеленом.

– Просто есть правила. Их много, но если вырос в этом – только перестав их выполнять, понимаешь, что бывает как-то по-другому. Даже выпивать мне можно лишь в заведениях, соответствующих моему статусу. Если ушлый журналюга сфотографирует меня в дешевом клубе – на следующий день весь интернет взорвется сообщениями о том, что «Китахана» на грани банкротства.

– Эх, сложно у вас, – рассмеялся Сандер. – Вот я перед отъездом пил с другом в обычном кабачке в центре Питера – и ни одной собаке не было до нас дела. Ты сам все оплатил?

– Да, разбогатеешь, отдашь, – расхохотался Ёситада.

Друзья остановились возле автомобиля.

– А машину тебе самому водить можно? Или положены шофер и красная ковровая дорожка?

– Машина спортивная. Я просто в тренде.

– Я, между прочим, тоже не нищий, вообще-то… О, кстати, мне надо же бабло в йены перевести, у меня вот и карта ваша есть… – Сандер захлопал себя по карманам и вдруг ошарашенно вытаращил глаза. – Оп-па… а где бумажник?.. – Он еще раз проверил все карманы. – Нету… в задний карман штанов засовывал, точно помню… сперли, что ли?

– О-о… – Ёситада нахмурился и задумался. – Похоже на то… Когда ты рюкзак свой забирал с ленты – вокруг тебя какой-то отаку крутился.

– Отаку?..

– Ну да. Пацан в жилетке с кучей значков. И прическа такая… анимешная, когда волосы во все стороны.

– Хм… не видел никакого отаку. Ёситада, у вас что, реально воруют?!

– Ну… – Ёситада смущенно опустил глаза. – Обычно нет, то есть редко и не посреди токийского международного аэропорта. Надо сообщить в полицию – они проверят записи с камер и… – Он внезапно вскинулся и замахал руками. – Так вот же он! Вон он, отаку!

Сандер посмотрел в сторону, в которую указывал Ёситада, и сначала не разглядел ничего, кроме причудливых теней, которые отбрасывали деревья аллеи. Но тут одна из них шевельнулась, и он отчетливо увидел «отаку». И правда, пацан был едва ли не с ног до головы увешан значками, а на голове красовалась яркая, то ли красная, то ли оранжевая повязка. Сандер неодобрительно дернул плечом. Это слепым надо быть, чтобы сразу такого не заметить. И решительно пошел к пацану.

– Эй! – окликнул он. – Стой!

Мальчишка остановился, обернулся и внезапно припустил что есть мочи.

– Во я дура-ак, – протянул Сандер и рванул за ним. И тут же понял, куда так мчится воришка – вон к тому припаркованному мотоциклу, рядом с которым буквально мгновение назад неспешно курил другой парень – в черном блестящем шлеме. Как только мальчишка побежал, тот немедленно выплюнул сигарету и вскочил в седло.

«Вот черт, не успею», – с досадой подумал Сандер, замедляясь, а отаку с разбегу вскочил в седло сзади своего подельника и мотоцикл рванул с места, едва не встав на дыбы.

– Вот уроды! – в сердцах воскликнул Сандер.

– Догоним! – внезапно услышал он крик Ёситады. И, ни на миг не раздумывая, помчался обратно к машине.

– Наперерез! – завопил он, когда они сдали назад.

– Ну нет, – Ёситада выкрутил руль и вдавил педаль газа, – мне не нужны заголовки «В аварии с участием наследника Токугава погибли двое школьников». Я же сказал: догоним.

– И что делать будем? Ехать рядом и уговаривать, что красть нехорошо?

– Они на выезде остановятся в любом случае – там их и возьмем.

Ёситада прибавил газу, и они едва не коснулись бампером заднего крыла мотоцикла. Сандер высунул из окна телефон, нажал запись и завопил:

– Эти люди украли последнее у бедного русского туриста! Они – позор Японии! Сейчас мы догоним их и восстановим справедливость. Не забывайте ставить лайки!

Внезапно мотоцикл резко свернул в сторону, поднялся на одно колесо, взлетел на бортик ограждения и помчался прямо по траве вверх по склону. Пара секунд – и он уже скрылся в тоннеле под взлетной полосой.

Ёситада сбросил скорость и с досадой стукнул кулаком по рулю.

– Не парься! Зато я это снял, – рассмеялся Сандер.

– Угу, – Ёситада стиснул зубы, – извини, пожалуйста, я не ожидал такого. Это же полное безумие.

– Ага, парни конченые, ты прав был. Запросто могли в нас вписаться. Пусть подавится, крысеныш.

– Блокируй карты. Ты с телефона свои российские сможешь? Документы еще восстанавливать. Ну что за… Я звоню в полицию – может, их успеют задержать.

– А-а-а, – отмахнулся Сандер и сунул руку в карман куртки. – Забей. Все карты тут. А документы в кармане рюкзака. Я в бумажнике только нал ношу. Ну и всякую фигню вроде визиток. Жалко просто: отец подарил, и дорогой, зараза. И карта там.

– Какая карта?

– Русского острова, на удачу… а, ладно. Зато хорошее начало, а?

– Отличное, – хмыкнул Ёситада, – надо выпить. – И он свернул на главную дорогу.

Когда Сандеру было тринадцать, отцу кто-то порекомендовал бехеровку: якобы она хорошо идет при всяких проблемах с пищеварением. Но отцу она не пошла, и литровая бутылка оказалась в баре вместе с «женским» вином, на случай прихода маминых подруг, и водкой, которую по выходным употреблял перед едой отец. Водка постоянно заменялась новой, а вот про бехеровку, по всей видимости, давно и прочно забыли. И поэтому Сандер был уверен, что никто и не заметит, если он иногда будет отливать из огромной бутылки буквально пару крышечек. Настойка приятно обжигала горло, и по телу разливалось тепло, а самое главное – Сандер себя чувствовал совсем взрослым.

…Ровно до того, пока отец не пожелал угостить пришедших в гости и не пьющих вина дам. В бутылке к этому времени оставалось чуть больше половины – и спать бы Сандеру неделю стоя, если бы мама, быстро сообразив, что к чему, не «созналась»: это она пила настойку вечером «от головы». Ураган благополучно пролетел мимо, а Сандер навсегда полюбил этот эксклюзивный чешский напиток.

– Она вот так запросто здесь продается?! – восхитился Сандер, взяв в руки зеленую бутыль, заботливо поставленную на специальный поднос официантом. – И ты не забыл!

– Тебя послушать, так Япония – это какая-то задница мира. Если бехеровка продается в России и США, то что ей мешает продаваться в Японии? И ты все же не рассказал, что именно за дело ты думаешь открыть здесь.

– Я? – Сандер отодвинул пустую тарелку из-под еды, подтянул поближе блюдо с закусками и наполнил стопку.

Ёситада с задумчивым видом накладывал в свой стакан с виски лед из хрустального ведерка.

– Я собираюсь открыть тут школу боевых искусств. Под названием «Русский медведь».

– Что?.. – Ёситада от неожиданности разжал щипцы, и кубик льда плюхнулся в стакан, разбрызгав по сторонам содержимое.

– Школу. Боевых искусств. Русский национальный кулачный бой. Понимаешь, у нас издревле деревнями ходили стенка на стенку.

– Скажи, что ты пошутил…

– Когда это я шутил? – Сандер нагнулся над столом и вытянул вперед руку:

– Гляди, – он загнул один палец, – во-первых – экзотика, у вас такого нет. Второе – вы, японцы, обожаете иностранщину, – он загнул второй палец. – И третье! – Сандер выставил вперед средний палец. – Здесь никто не знает, как это должно выглядеть реально! – Он рассмеялся и убрал руку.

– А кто будет тренером?

– Я, конечно, ну поначалу. А если пойдет – выпишу из России парочку бывших вэдэвэшников покрупнее. Да должно пойти.

Ёситада усмехнулся и покачал головой. И поднял стакан:

– За встречу. И пусть у нас все получится! Кампай!

– Кампай! – подхватил Сандер и залпом проглотил настойку.

– И ладно, со мной все понятно, по ходу дела разберусь. Ты. Ты мне хотел что-то рассказать. Про духов предков. А я расскажу про призрака, которого видел я.

Ёситада поднял руку и выставил ее ладонью вперед.

– Это… понимаешь, просто так не расскажешь. Я и сам, если честно, даже и не знаю, что думать. Я тут с одним человеком встретился… И мне еще самому надо все как следует переварить. Кроме того, скажи-ка мне, что ты вообще знаешь о нашей истории?

– Хм… – Сандер почесал нос и внезапно вскочил. – Я – демон седьмого неба! Я – Ода Нобунага! – завопил он и изобразил одной рукой над головой что-то вроде нимба, а другой – развевающийся сзади плащ.

– Понятно, – закивал Ёситада, – «Самурайские войны» или «Сёгун»?

– Обижаешь! Это для детей. «Сэнгоку Басара».

– Это «Сёгун» для детей? Да я до сих пор не весь прошел!

– Потому что это не твое, мой дорогой друг. Занимайся своей экономикой и не пытайся понять высокодуховное.

– Это «Басара» – высокодуховное? Ну да.

– Да ты не играл.

– Я видел скрины, мне хватило. И м-да, в качестве информации об истории Смутных времен – мягко скажем, не самый подходящий источник.

– А что не так? Ода Нобунага пытался захватить Японию, убил своего вассала Акэти Мицухидэ, его потом убил Датэ Масамунэ, потом пришел Тоётоми Хидэёси, и его убил Токугава Иэясу. Верхом на роботе. А Исида Мицунари хотел отомстить, и у него был еще друг такой противный, на подносе…

– Са-андер!.. – Ёситада прикрыл лицо рукой. Плечи его содрогались в беззвучном хохоте.

– А что?! – Сандер возмущенно вскинулся, потом тоже расхохотался, сел и плеснул себе еще. – …Ну, у меня так получилось, что я могу сделать?

– Эх… ну, например, почитать хотя бы основное. И, да, именно про Смутное время. До эпохи Эдо. Это то время, когда появился и пришел к власти наш род. Тогда, я думаю, ты поможешь мне разобраться в одном непростом… хм, семейном вопросе.

– Ага… так все-таки? У вас объявился призрак предка?

– Вроде того. Все, давай об этом потом. Я не хочу сейчас ни о чем думать, сегодня я хочу просто повеселиться и отдохнуть.

– О, кстати, – Сандер взял с блюда креветку и повертел ее между пальцами, – меня отвезут домой? Я же понятия не имею, где снятая тобой квартира.

– Конечно. Нас заберут и отвезут. Я же сказал: снял недалеко от своей. Черт. Лед весь растаял… – Ёситада скорчил недовольную гримасу и нажал кнопку под столом.

Две головы, одна в черном шлеме, другая в алой повязке, склонились в гробовом молчании над распахнутым портмоне. Яркий свет фонаря хорошо освещал его содержимое и побелевшие кончики пальцев, сжимавших коричневую мягкую кожу.

– Дерьмо, – медленно проговорил хозяин той головы, что была в повязке.

– Не выражайся. – Парень в шлеме выпрямился, вытянул сигарету из слегка смятой пачки зубами и принялся шарить по карманам в поисках зажигалки.

– Давно ты моя мама? Ты посмотри! – Мальчишка поднял портмоне повыше и потряс. – Что это? А? Это похоже на баксы? «Это точно американец! У них полно бабла!» А? Кто это сказал? Это что? Из какой страны вообще?!

Его собеседник наконец-то нашел зажигалку и, пожав неопределенно плечами, прикурил.

– …А… – Мальчишка вытряхнул содержимое портмоне на землю. Разноцветные бумажки разлетелись по сторонам. – Что молчишь? Что молчишь, я спрашиваю? – Он внезапно подпрыгнул и вцепился в ворот куртки товарища обеими руками, заставив того слегка наклониться. Портмоне полетело вслед выброшенным деньгам.

– Пофиг на деньги! Что это было?! Как этот хрен меня заметил вообще? Ты видел меня?!

– Нет, Дайске, я тебя не видел.

– Значит, я все-таки был в тенях? И не зови меня «Дайске»! Я – Юкимура! Юки-мура. «Юки» – как удача, «мура» – как деревня. Неужели так сложно запомнить?!

– Да легко. Как деревня. Отпусти меня, пожалуйста.

– Саске! Сам ты деревня! Ты понимаешь, он не мог меня видеть. Или не понимаешь? А вот это… – Мальчишка выпустил подельника и пнул портмоне, из которого вывалился сложенный вчетверо лист. – А это что? – Он нагнулся, поднял его и развернул.

– Похоже на карту. – Тот, кого назвали Саске, затянулся еще раз и щелчком отправил окурок в кусты.

– Точно. Это остров. А тут отметка, видишь? О, а вдруг это карта сокровищ?!

– Даже если и так? Мы даже не знаем, из какой страны приехал тот парень.

– Все равно. Пригодится. – Мальчишка свернул лист и сунул в карман.

– Это тоже пригодится: оно дорогое. – Его товарищ поднял портмоне и затолкал куда-то под куртку.

– Ладно, поехали, Юки-мура.

Они оба уселись на мотоцикл и спустя мгновение растворились в темноте.

Черный дым. Огромным столбом, застилающим небо. Иногда сквозь его клубы прорывается пламя – главная башня Осакского замка полыхает уже полностью. Гарь от пожираемого огнем дерева и треск – от них нигде не укрыться. Дым разъедает глаза – именно из-за этого его лицо мокро от слез. Кабуто на нем нет – только коричневая шапочка-подшлемник, Иэясу отворачивается и стягивает ее с головы, вытирая с лица слезы, пот и сажу. Долго смотрит на комок в руке и черные разводы на нем. Встает и медленно, как во сне, бредет вперед. Усталость? Или это старческая слабость, беспомощность? Словно в подтверждение на лицо падает седая прядь липких от пота волос.

Все кончено. Но отчего так больно где-то под левым плечом, будто туда попала вражеская стрела?

Хидэтада стоит на пригорке. Похожий на изваяние грозного бога, охраняющего храм. Или демона? Яркие языки пламени вырываются из-под его золоченого шлема – колосья на нем выглядят рогами. Услышав шаги отца, он поворачивается – и нет, не опускается на одно колено, просто наклоняет голову и плечи, не сводя с Иэясу взгляда. Один его глаз полыхает зеленым огнем. Иэясу глотает ком, застрявший в горле. Его ли это сын?

– Хидэтада… – наконец стоном вырывается у него из груди, – …зачем?!

На секунду лицо Хидэтады рассекает усмешка, как трещина в камне:

– Что – зачем? Мы победили, отец.

– Зачем ты приказал открыть огонь? – тихо, почти шепотом произносит Иэясу. – Мы говорили о мире. Было перемирие, помнишь? Мы и так уже победили. О-Тятя была напугана до смерти, она просто женщина, несмотря на все упрямство. А Хидэёри сделал бы все, как сказала бы его мать. Они бы согласились на все условия. На надел на Кюсю, даже на монастырь! Зачем ты… убил их?

Хидэтада снова поворачивается спиной к нему и лицом к пылающему замку. Раздается грохот – верхняя башня, рассыпая тучи искр, рушится вниз.

Это вопиющее неуважение. Но Иэясу это сейчас волнует в последнюю очередь.

– Он должен исчезнуть. Исчезнуть навсегда.

– Хидэтада! Кто вынул из твоей груди человеческое сердце и вставил туда камень?!

И легкий поворот головы, и то же зеленое дьявольское пламя:

– Вы, отец.

Иэясу сел на постели, сжимая голову руками. Отреагировав на движение, в углу комнаты зажегся ночник. Еще темно – ночь или раннее утро. Иэясу протянул руку и взял со столика коробочку с влажными салфетками. Ему показалось, что его лицо все еще в саже и слезах.

Будто и не минуло четыреста лет. А впрочем, это для ками Тосё Дайгонгэна прошли века. А для него, Токугавы Иэясу, – всего полтора года. Год после победы – в безудержном веселье и пороках: бесчисленные женщины, западное вино рекой и изысканные кушанья. Всю жизнь он отличался воздержанностью, но теперь можно все, ведь ничего больше от него не зависит. Почему, почему Хидэтада не позволил ему умереть там, под стенами Осаки? Как подобает воину? Что ж, возможно, сдохнуть в потоках черной рвоты – и есть смерть, достойная человека, предавшего того, кого клялся защищать…

«Потому что вы мне нужны».

Хидэтада… Он никогда не признавал уступок и полумер.

…Когда армия возвращалась назад, Иэясу приказал нести себя в закрытом паланкине, сославшись на плохое самочувствие. На самом деле – не хотел смотреть на обочины дорог. Но, даже заткнув уши, он слышал стоны умирающих: кресты с распятыми на них защитниками Осаки тянулись до самой столицы.

«Я отсеку любую руку, что посмеет поднять меч».

Беспомощность – разве не это самый большой кошмар для того, в чьих руках была сосредоточена власть? Нет, не перед Хидэтадой, которому он сам передал сёгунский титул, чувствовал себя бессильным Иэясу. А перед его несокрушимой и чудовищной правотой. Перед миром, который устроен так, а не иначе. И – будь ты даже божеством – его законы неумолимы.

…И полгода здесь. В новом мире. Изменился ли мир на самом деле? Или это просто яркая обертка, сними которую – и обнажится все тот же жуткий оскал, и дохнёт смрадом разлагающихся тел?

Не важно, кто и на кого похож. Иэясу лег, повернулся на бок и закрыл глаза. Хватит ворошить прошлое. Именно сейчас у него есть возможность все исправить. По-настоящему исправить.

Было четыре часа дня, когда Иэясу наконец встал из-за рабочего стола. Вот еще одно из достижений современной цивилизации, которое он полюбил всем сердцем, – клавиатура. Не нужно выводить кистью сложные знаки. Не надо разбирать чужие каракули. Нажимаешь на кнопочки с детскими буквами – на экране сами по себе возникают нужные иероглифы. Правда, рука все равно устает, если писать очень долго.

– Господин, пришли ответы на ваши запросы.

Он обернулся. Его всегда поражало, как Ии Киёми может настолько бесшумно двигаться на таких высоченных каблуках. Очень хотелось как-нибудь надеть на нее длинное фурисодэ[34] и полюбоваться ее точными и плавными движениями. Но он отчего-то смущался попросить. И потом – эта женщина на работе. А рабочая форма секретаря именно такова: нейтрального цвета юбка до колена и изящный жакет по фигуре.

По крайней мере, так она объяснила на первой же встрече, извинившись, что не в кимоно.

На самом деле в разговоре с Ёситадой Иэясу слегка покривил душой. Не одежду он считал самым красивым в женщине. По его твердому убеждению, главным украшением женщины был ум. Его первая жена была прекрасна, как цветок яблони, и настолько же глупа.

Но хуже глупой женщины может быть только женщина, считающая себя умной. Глупость Сэны погубила не только ее, но и их старшего сына.

Впрочем, об этом Иэясу не любил вспоминать. Но после всегда выбирал в спутницы жизни только тех женщин, которые заменяли ему советников.

Ии Киёми бесспорно была умна. И так же бесспорно – замужем за прямым потомком самого верного Токугавам рода. Поэтому Иэясу позволял себе восхищаться исключительно ее умом и грацией.

– Да-да, я слушаю… – Он повернулся.

– Все согласовано. Храм, посвященный Като Киёмасе и Тоётоми Хидэёси в Нагое, закроют на три дня. Под предлогом реставрационных работ. Этого будет достаточно?

Иэясу улыбнулся:

– Милая моя, ну откуда же я знаю? Эти ками – такие непредсказуемые существа. Настоятель клянется, что связался и договорился обо всем. И получил согласие. Но это все же его светлость Тоётоми Хидэёси. Кто же может предугадать, что выкинет старая Обезьяна? Будем просто надеяться, что все пройдет хорошо.

– Тогда я отправлю ваши письма в институт, пусть начинают подготовку. – Секретарь согнулась в поклоне.

– Конечно, отправь, пожалуйста. И подай мне телефон, если не трудно.

Киёми медленно выпрямилась, подошла к тумбочке, на которой лежал вставленный в зарядное устройство смартфон. Отсоединила его, вернулась и с глубоким поклоном протянула обеими руками Иэясу. Тот взял его, махнул рукой, отпуская секретаря, и набрал нужный номер.

– Киёмаса, – сказал он, откидываясь на спинку кресла, – время пришло. Готовься.

Дилемма казалась почти не разрешимой. Киёмаса стоял напротив витрины, и на его лице, выражение которого не менялось даже от самых жестоких ран, читалось страдание. Настолько явственно читалось, что охранник, наблюдавший за этим странным громилой, уже минут двадцать ошарашенно бродящим по супермаркету, сменил место у окна на то, от которого ближе бежать к кассе. На случай, если этому человеку взбредет в голову что-то нехорошее.

Нет, сладости не должны стоить так отвратительно, безумно дешево! Дешевле, чем дайкон и даже вяленая хурма! Хватит ли его мужества, чтобы справиться с таким соблазном?

Первый раз он попробовал настоящие сладости на приеме у его светлости. Нет, тогда господин был всего лишь вассалом великого Оды Нобунаги, но уже имел свой замок и – любил роскошь.

А Тораноскэ, сунув в рот разом несколько разноцветных сахарных капель, пропал навсегда. Каких усилий ему стоило скрывать от других свою страсть! Мужчина, воин – и женские конфетки. Любого, кто бы заподозрил его в такой позорной любви, Тораноскэ бы убил на месте. Даже всеведущий Сакити ничего не знал, а вот если бы догадался Ёсицугу, то Тораноскэ вскрыл бы себе живот, чтобы избежать позора. Уж этот бы не упустил возможности поглумиться над «крестьянским выродком» всласть.

…Нет, если бы узнал Сакити – было бы хуже. Тогда бы Тораноскэ сполна расплатился за «девчонку» и все остальные свои насмешки. Поэтому на чаепитиях с господином он ел сладости с каменным лицом, чтобы все понимали, что он это делает исключительно из уважения к господину.

…Только много лет спустя он понял, что именно на его столике всегда были и медовые данго[35], и сладкие моти[36] с восхитительной, алой, как кровь, начинкой из бобов адзуки, и яркие сахарные драгоценные конфеты, которые привозили из столицы. Столы остальных были на сладости куда как скромнее.

Похоже, что все знали. Просто молчали, чтобы не смущать глупого мальчишку.

Киёмаса взял с витрины яркий пакетик с разноцветными сахарными ягодами и понял, что сейчас разрыдается.

Его светлость… проклятие, как ужасно он скучал по нему! Как Киёмасе не хватало в тот десяток лет, что был отпущен ему в мире после того, как его покинул господин, отеческой заботы и величайшего ума этого человека. Его великолепных шуток, подарков, наставлений. А он как отплатил? Даже сына его не смог защитить. И юный господин Хидэёри погиб в огне, так и не дождавшись помощи.

Но не только это гложет сердце.

Сакити. Даже сейчас он так и называет Мицунари мысленно детским именем. И, наверное, тот бы очень обиделся, если бы услышал. А Ёсицугу бы усмехнулся презрительно и сказал: «Наш деревенский товарищ не может освоить китайское письмо, вот и говорит, как пишет».

Отани Ёсицугу. Ненавистный, отвратительный человек, ядовитый, как мамуси[37]. Ни от кого Киёмаса за всю свою жизнь не терпел столько унижений. Ни с кем так не мечтал сойтись в бою и убить. Превосходный стратег. Великолепный воин. Лучший друг.

…Масанори крепко запил после Сэкигахары[38]. Брат всегда любил выпить, но тут сакэ просто лилось рекой: до Киёмасы доходили слухи, что вассалы уже забыли трезвый облик своего господина. А когда Киёмаса все же дождался его к себе в замок погостить – за очередным возлиянием Масанори сознался, что пьет не один, «а с Гёбу»[39]. И не может отказывать друзьям в выпивке. От чего помутился его разум? От крепкого сакэ или от чувства вины?

Проклятье. Да кого он пытался обмануть? Он сам не спился, как Масанори, только благодаря юному Асано. Мальчишка-племянник, чьим наставником стал Киёмаса по просьбе его отца, по сути спас его, вытащив из той дыры, в которую Киёмаса проваливался после смерти его светлости. Как спас тогда, в осажденной крепости в Ульсане[40]. Когда пробрался за стену и добыл ему воды. И угрожал лишить себя жизни, если господин генерал не будет пить… Но смог ли Асано Юкинага заменить ему погибших друзей?

О чем думал Мицунари, видя с горы из командного пункта, как нобори Фукусимы Масанори двигаются в направлении позиций Отани? Что сказал сам Ёсицугу, когда развернул боевые порядки, чтобы достойно встретить врага, а ему в тыл покатились с пригорка воины предателя Кобаякавы Хидэаки? Сколько он продержался, с пятьюстами воинами против двадцати тысяч, зажатый в клещи? Долго. Просто невероятно долго. А последними его словами было проклятие предателю.

Нет. Асано не смог их заменить.

Сакити. Кацурамацу[41]. Никто и никогда не сможет их заменить. Мицунари. Ёсицугу. Преданные им друзья.

Киёмаса выпустил из пальцев пакет и открыл глаза. И увидел прямо перед собой охранника, который, больше не скрываясь, сверлил его взглядом. На миг ярость захлестнула его. Этот человек думает, что он хочет украсть конфеты? Или… думает, что он, Като Киёмаса стесняется их брать?

Он зашевелил ноздрями и шумно задышал. И решительно схватил пакетик с конфетами и опустил в железную корзинку, которую взял на входе. Именно так делал Иэясу, когда приводил его в магазин. Потом туда же полетел пакет с моти, какими-то чересчур воздушными и легкими, и два пакета с прозрачными мягкими фигурками разных животных. Он старался не брать сладости, на которых были нарисованы цветы и полуобнаженные разноцветные женщины. На многих пакетах и коробках были рисунки воинов в необычных доспехах и самоходных повозок. А на одной – большой и яркой – даже изображение повозки, которая летит быстрее стрелы. Киёмаса приехал на ней. И даже выучил название: «синкансэн»[42].

– Синкансэн, – тихо произнес он и улыбнулся.

Настроение заметно поднялось, ярость и грусть растворились без следа. Он подумал и добавил в корзину еще пакетик маринованных слив и коробку с вяленой рыбой. И направился в отдел, где были расставлены бутылки с сакэ. Остановился возле полок и резво обернулся. И охранник едва не врезался в него. Киёмаса еле сдержал смех. Наклонился над стоящим едва не вплотную к нему человеком и гаркнул:

– Покажи мне самое крепкое сакэ!

В глазах охранника на мгновение мелькнул испуг, но тут же сменился явным облегчением: этот мужчина перестал вести себя странно и начал – в соответствии со своим обликом. Он растянул рот в широченной улыбке и протянул руку к витрине:

– Вот, пожалуйста. Это иностранное сакэ, называется «уокка». Очень крепкое – горло обжигает. Дорогое, хорошее сакэ.

– Я тебе верю. – Киёмаса оскалился еще шире, взял с полки мутновато-прозрачную бутылку. Она выглядела солидно – обернутая черной бумагой с белыми иностранными буквами. Сразу было видно, что это сакэ для настоящего воина. Одобрительно хмыкнув, Киёмаса положил ее в корзинку и направился туда, где сидел продавец. Это место называлось «касса». И торжественно водрузил корзину на черную самодвижущуюся штуку.

Стоп. Или покупки надо выложить на нее самому? Пока Киёмаса морщил лоб, пытаясь вспомнить, как надо правильно делать, – корзина поехала к кассе и сидящая там молодая девушка начала вытаскивать покупки и по одной прикасаться к ним какой-то штукой, издававшей писк. Киёмаса этот обряд уже видел. Это таким образом специальная машина «читает» стоимость покупки, чтобы продавец не ошибся или не обманул покупателя. Это был очень честный и удобный для жизни мир.

– О, господин любит своего сына? – Девушка, закончив пробивать сладости, улыбнулась Киёмасе, и улыбка была искренней.

Киёмаса облегченно выдохнул. Он все сделал правильно. Эта девушка подумала, что он берет сладости ребенку.

Он принял пакет, в который кассирша заботливо упаковала конфеты и к которому прикрепила картинку с таким же воином в доспехах, как на одном из пакетиков. И второй, непрозрачный, бумажный, куда она поместила сакэ, рыбу и сливы. И протянул карту. Он в первый раз платил сам. Слегка волнуясь, он нажал на кнопки с нужными значками, и девушка поклонилась ему, протянула карту обратно двумя руками и дала длинную белую бумажку.

Он положил ее в пакет (так тоже делал Иэясу) и вытащил фуросики, чтобы спрятать карту обратно. Но в это время зажужжал его смартфон. И на экране появилось лицо Иэясу.

Киёмаса прикусил губу. И старательно, но аккуратно надавил на красный кружочек и потянул его в сторону. А после этого приложил смартфон к уху.

– Киёмаса, – услышал он знакомый голос, – время пришло. Готовься.

Телефон и пакеты чуть не выпали из его рук. Так быстро! Неужели? Неужели совсем скоро он сможет увидеть его светлость?!

– Да. Конечно. Что я должен делать?

Глава 7. Следствие ведут…

Синкансэн. Киёмаса неотрывно смотрел в окно и временами восторженно вскрикивал. Но тихо. Можно сказать, вообще про себя – что он, первый раз едет на синкансэне? Второй! Поэтому не будет себя вести как мальчишка. Он еще раз проверил, не забыл ли короб с вещами. Короб был мягкий, из плотной ткани, натянутой на раму из чего-то гибкого, и удобно пристегивался к спине. И туда вошло все, что нужно было Киёмасе в пути. Еда. Тут уж Киёмаса без малейших сомнений запасся сладостями. Они занимают не много места, но дают много сил. Еще в войну с Кореей конфеты из рисовой муки, меда и орехов отлично показали себя. Пять часов – не долгий срок, но Киёмаса прекрасно знал, что в дороге может произойти все что угодно, и был готов к любым неожиданностям. Его проводили и посадили в поезд, а Иэясу по приезде сам обещал встретить. Но… но! Пять часов! Эта волшебная повозка способна домчать из бывших далеких владений клана Мори до деревни, в которой он вырос, в Овари, за каких-то пять часов! Если бы он шел туда с армией – на это ушли бы недели.

Впрочем, его светлость как-то сумел добраться из Биттю в Киото всего за три дня. Чтобы отомстить за смерть господина. Ох, и бежали они… Киёмаса даже оставил доспехи в Химэдзи – у него были лишь нагрудник да копье, чтобы ничего не мешало. Ведь драться с проклятым предателем Акэти он собирался не на жизнь, а на смерть. Люди Акэти подкараулили тогда его светлость и чуть не убили… Его светлость! По телу Киёмасы прокатилась волна дрожи. Совсем скоро. Уже совсем скоро. Он взял с собой парадный костюм, который надел, когда сам только ступил в этот мир. Он должен выглядеть достойно. Ох… где же ему разместить господина, когда тот вернется? Киёмаса очень сомневался, что Тоётоми Хидэёси согласится воспользоваться гостеприимством Токугавы.

На самом деле Киёмаса действительно был удивлен, когда в первый раз увидел дом своего потомка. Это и правда оказался довольно приличный особняк: видимо, или кузнецом тот был искуснейшим, или ремесло это стало очень доходным. Впрочем, все эти автомобили, трамваи и прочее – их было столько, что, несомненно, кузнецы этого мира не сидели без работы. Такуми обещал ему обязательно показать кузню, как только Киёмаса будет готов к этому. А сам дом… Он получил в свое пользование все северное крыло верхнего этажа и, стыдно признаться, побывал даже не во всех комнатах. А все почему? А потому что не обманули его те люди: первое, что увидел Киёмаса, зайдя в свои апартаменты, – волшебное зеркало, подаренное Иэясу.

Согласится ли его светлость на гостеприимство семьи Като? Ведь у Тоётоми не осталось потомков.

Ничего. Иэясу обещал все исправить. А когда он отдаст свои долги, то и Киёмаса начнет платить по счетам.

Иэясу из угла тихо наблюдал за настоятелем. Тот стоял, воздев руки высоко вверх, прикрыв глаза, и что-то тихо бормотал. То ли читал молитву, то ли разговаривал. Иэясу просто ждал. Его люди почти час инструктировали монаха, что именно и как нужно передать ками, которого собираются воплотить. Тело будет готово еще не скоро, и соединить с ним душу нужно до завершения процесса его создания.

Киёмасу он встретил на вокзале и тут же проводил в трейлер, в котором из Эдо было привезено необходимое оборудование. Там у Киёмасы должны были взять кровь и все остальное, что было нужно для воплощения. Иэясу заглядывал в этот трейлер – находиться внутри было страшновато: даже неподключенное оборудование смотрелось весьма внушительно. Кто-то из техников высказал опасение, что не хватит энергии.

Почему Иэясу ничего не чувствовал и не слышал сейчас? Ведь настоятель явно беседовал с Хидэёси. Интересно, Киёмаса слышит своего господина? Ведь это святилище и его тоже. Храм, построенный в бывшей деревне, где родились два крестьянина, сумевшие добраться до вершин власти. Неудивительно, что им строили храмы. Людям кажется, что сильные духом будут всегда их защищать.

И так оно и есть. Это долг того, кто владеет силой. Защищать обычных людей. При жизни и по ее завершении.

Горе тому, кто нарушит этот закон, установленный древними богами-предками.

…А вот Киёмасу не услышать было невозможно. Он ворвался в зал, где происходил обряд, подобно ледяному вихрю. Часть светильников погасла, остальные моргнули, но продолжили гореть. Настоятель вздрогнул, выходя из транса, и широко раскрыл глаза.

Киёмаса остановился резко, словно только сейчас осознав, где находится, и лоб его сморщился. Он выбросил вперед руку и указал на настоятеля:

– Ты! Я тебя знаю!

Монах посмотрел на него ошалело и вдруг рухнул на колени, прикрывая голову рукой.

– В-вы… ваше… господин… это вы?..

– О! И ты меня знаешь, – обрадовался Киёмаса и шагнул на помост. И, наклонившись, тихо спросил: – Его светлость – он где?

– Он здесь, – еще тише прошептал монах.

Иэясу закатил глаза. Похоже, настоятель этого храма только что окончательно уверовал.

Киёмаса грохнулся на колени и принялся отбивать поклоны. Потом сложил руки на уровне груди и едва не уткнулся в них носом. И начал громко, нараспев декламировать. Иэясу узнал сутру Священного Лотоса. Видимо, как верный последователь Нитирэна, Като Киёмаса искренне считал, что она подойдет для любого случая.

А может быть, это его просто успокаивало. Монах тем временем, медленно пятясь, отошел в сторону. И, подойдя к Иэясу, наклонился к самому его уху и прошептал:

– Прошу прощения, господин, его светлость… поставили условие… Вы не должны присутствовать во время обряда. Его светлость не желают видеть лицо господина первым в этом мире.

Иэясу пожал плечами и жестом предложил настоятелю выйти из храма. Мешать Киёмасе и отвлекать его не стоило. Чем крепче он установит связь с объектом – тем вероятнее благоприятный исход.

…Если бы можно было обойтись без старой Обезьяны – Иэясу бы обошелся более чем охотно. Хидэёси еще непредсказуемее, чем Като Киёмаса. Понять, что придет в его голову, было очень нелегко.

Но тем интереснее было иметь с ним дело. Иэясу всегда восхищался этим человеком, его изворотливостью, своеобразным мышлением… и терпеть не мог его внезапные жуткие выходки. Но без него не обойтись. Поэтому если понадобится – Иэясу снова сыграет в эту игру.

– Как тебя зовут, монах?

– Исида Токитиро, господин.

Имя монаха заставило Иэясу улыбнуться. Забавное, очень забавное сочетание для служителя духу Хидэёси. Именно под именем Токитиро Иэясу узнал Хидэёси в первый раз. Смешного и нелепого любимца Оды Нобунаги звали тогда Киносита Токитиро, а сам господин Нобунага называл его Обезьяна. И было за что – за ужимки и шутки, вызывающие неизменный хохот сурового и грозного властителя клана Ода и нередко спасающие других вассалов от гнева тяжелого на руку господина. Токитиро завидовали те, кто жаждал расположения Оды Нобунаги, его обожали те, кого он считал своим другом. Его боготворили женщины, несмотря на непривлекательную внешность.

А «Исида» – именно Исида Мицунари был самым верным и преданным вассалом Хидэёси. С ранней юности отдал ему свою верность и служил до последнего вздоха. Иэясу жалел, что Исиду Мицунари пришлось казнить. Он не раз предлагал этому умному и честному человеку перейти на службу к нему, но, даже сидя в тюрьме и ожидая смерти, тот отвечал на все предложения усмешкой. Гордый, очень гордый человек. Именно гордость его погубила. Интересно, этот молодой монах – потомок? Вряд ли. Скорее всего, просто совпадение, сыгравшее роль в выборе объекта служения.

– Ты давно служишь его светлости?

Монах слегка помялся и внезапно в его глазах что-то мелькнуло. Что-то тревожное, будто вопрос Иэясу застал его врасплох. Опустив голову, он застыл на несколько мгновений. Иэясу осторожно тронул его рукой, но тут же убрал. Может, это транс. Может, Хидэёси опять желает передать ему что-то важное. Ничего, пусть потерпит немного – скоро сможет сам высказать все.

– А… прошу прощения, я задумался… я не постоянно служу. Я, вообще-то, работаю на бумажном заводе. Зам начальника отдела по расфасовке… ну и вот, здесь служу в свободное время. Но – да, с пятнадцати лет. Меня отец сюда привел. Я бы посвятил служению всю жизнь, но надо кормить семью. У меня две сестры еще. И отец уже совсем пожилой.

Иэясу понимающе покачал головой:

– Конечно, конечно, тебе хорошо заплатят за твою работу и помощь.

– Нет, что вы! – Он, похоже, испугался. – Не надо мне никаких денег! Я всю жизнь мечтал увидеть его светлость! Ради этого я готов дни и ночи…

– Мы можем уже заходить? – окликнул их один из рабочих. Из трейлера выгружали коробки, от которых тянулись длинные змеи проводов.

– М… сейчас… узнай, что там. Если Като Киёмаса закончил молиться – скажи, чтобы выходил.

Монах поклонился и скрылся внутри. А Иэясу принялся с интересом наблюдать за учеными, суетящимися вокруг техников. Один из них также стоял немного в стороне и наблюдал. Надо потом подойти к нему и задать несколько вопросов. Это, кажется, и есть тот, кому Иэясу обязан своим появлением.

– Ну?! – услышал он за спиной. – Скоро уже?! – Вид у Киёмасы был несколько ошалелый.

Иэясу помахал рукой перед собой и окликнул техников:

– Все, можете начинать, – и повернулся к Киёмасе. – Не торопись, мой друг. Процесс займет несколько дней. Я снял хороший отель в тихом месте. Пока моему старому другу и твоему господину будут делать новое тело, мы посмотрим, как изменились эти места.

– Он здесь! Ты слышал? Он здесь! Я видел его собственными глазами!

– И?

– Что значит «и»?!

– Я спрашиваю: это хорошо или плохо?

– Это прекрасно! Я и не ожидал такой удачи. Теперь я смогу отомстить, по-настоящему отомстить. Я не позволю проклятому тануки вновь осквернить собой человеческий мир.

– Тебе еще не надоело?

– Что?

– Мстить. Четыреста лет ты уничтожаешь его род. Но его род при этом живет и процветает.

– О чем ты говоришь?! Не ты ли терзаешь четыреста лет одну и ту же душу в каждом ее воплощении? И это ты спрашиваешь меня – не надоело ли мне?

– Ну… должен же я чем-то заниматься, пока ты вершишь свою месть, убивая по Токугаве в десятилетие? Так ты их до скончания веков будешь изводить.

– Я трижды обрывал линию сёгунов!

– Я горжусь тобой.

– Прекрати. Не смей смеяться надо мной. Ты не понимаешь. Убив Токугаву Иэясу, я обрету силу, которая позволит мне уничтожить их род до последнего человека. И ты должен увидеть это!

– А мне обязательно смотреть?

– Да! Оставь свою сумасшедшую игрушку и насладись со мной моим триумфом!

Нет, все-таки японцы были странные. Не то чтобы это сразу бросалось в глаза – просто общая обстановка была совершенно непривычной. Америка не настолько сильно отличалась от России – Сандер вообще не заметил особой разницы, кроме языка. Может, потому что жил в университетском городке? А быт студентов везде и во все времена одинаковый? Да нет вроде. Он же везде бывал, даже вел дела, имел дело с местными бандюками. Бывал, и не раз, в японских кварталах в Америке. Но даже там все было по-другому и воспринималось, скорее, как декорация. Ну что-то вроде «узкоглазые американцы играют в японцев».

Здесь японцы были настоящими. И вроде вели себя обычно – люди как люди, но… Ну вот заходишь ты в магазинчик. Тебя там встречают таким бурным восторгом, так рассыпаются в любезностях, словно ты известный киноактер. И даже если ты зажигалку купил – завернут в три обертки и перевяжут яркой ленточкой.

– Нет, серьезно, Ёситада, это странно. Это на всех так реагируют или только на меня?

Ёситада как раз затормозил на светофоре и окинул Сандера долгим взглядом:

– У тебя волосы светлые и глаза голубые. И ты выше на голову почти любого японского мужчины. С точки зрения японца, ты выглядишь, как добрая половина актеров Голливуда. Скажи спасибо, что у тебя еще автограф не берут.

– Ты не поверишь, но со мной несколько раз пытались девушки фотаться! А я-то думал, японки скромные.

– Японки, как и девушки в любой стране сейчас, помешаны на соцсетях. Представляешь, сколько лайков наберет фото с тобой? А если еще и соврать, что ты ее парень?

– О, ничего себе. А что, с иностранцем встречаться – это разве прилично для девушки? У вас же блюдут чистоту крови или я тебя не так понял?

– Тут в другом дело. Для большинства обывателей ты американец. А Америка – «страна риса». Страна несметных сокровищ и баснословно богатых людей. Это сказка. А ты в этой сказке волшебный принц. Но не обольщайся, это игра. На самом деле девушки лишь фантазируют на тему того, что заморский принц увезет их в волшебную страну. Попробуй предложить встречаться по-настоящему – ты услышишь «ну… это немного неудобно…» и очень туманный и расплывчатый прогноз ваших вероятных встреч типа «в следующий раз обязательно». А потом девушка просто исчезнет. Это очень страшно – «на самом деле», а не на фотографии для однокурсниц.

– Ох… вы и правда странные, – Сандер покачал головой, – а еще у вас в метро специальные люди в форме запихивают людей в вагоны. Я сам видел!

– О, и что ты делал в метро в час пик?

– Как что? Ходил посмотреть. Ты тоже странный. Зачем ехать в кабак, если все равно мы там будем сидеть в отдельной комнате? Почему нельзя просто посидеть у меня дома или у тебя? Там с балкона отличный вид!

– Сандер… – Ёситада печально улыбнулся, – ты не в студенческом общежитии. И не в своем доме. Если мы будем пить в квартире, то можем помешать соседям. Так не делается.

Зал на этот раз был поскромнее – скорее, комната на втором этаже заведения, оформленного в японском стиле.

– Здесь отлично кормят, а я сегодня даже не обедал, – Ёситада уселся в кресло, – я для тебя заказал темпуру из креветок и лосося: тебе нравилось, как ее Оливия готовит. Тут похоже.

– Скучаешь? – Сандер взял меню и сразу же открыл карту бара. – Взять, что ли, сакэ для разнообразия… никогда не пил сакэ в Японии.

– Как? Не может быть! Ты здесь уже три дня и до сих пор не пил сакэ? – Ёситада насмешливо прищурился.

– Эй, эй, – замахал руками Сандер, – я – русский! Но! А ты не уходи от ответа.

– Не ухожу. «Скучаю» – неверное слово. Мы переписываемся каждый день. Просто… это не то, понимаешь? Мы оба старательно делаем вид, что все в порядке, но это уже игра.

– Может, проще было сразу все разорвать?

Раздался стук. Зашла официантка, с глубоким поклоном поставила на стол поднос и расставила принесенные блюда. Перед Сандером – темпуру, перед Ёситадой – огромную порцию рамена.

– Я действительно очень голодный. И это только начало! – провозгласил Ёситада, вынимая из коробки палочки.

Девушка еще раз поклонилась и вышла.

– …А ты опять…

– Ухожу от ответа? Сандер, ты мой друг. Но не лезь. Лучше было бы вообще не начинать. Так ведь?

– Не так. Слушай, я не японец, мне до фонаря ваша этика. Я понимаю: семья и все такое. Но это же средневековье какое-то. Почему ты не можешь жениться на девушке, которую любишь? Почему ты не можешь просто все это взять и послать? Долг?

Ёситада посмотрел на Сандера исподлобья, усмехнулся и прищурил один глаз:

– Долг, да. В моей семье «все это послала» Митоко. И теперь вся ответственность лежит на мне. Твой отец может передать дело внукам. Но мой дедушка не проживет так долго. А я не хочу разбивать его сердце. Он вложил душу в компанию. Кроме того, мне самому это нравится, я не заставляю себя сидеть до десяти вечера над документацией – я делаю это не из долга, а потому что у меня огромные планы по реорганизации, модернизации и улучшению условий работы сотрудников в главном отделении и в филиалах. Может, я стану старше – запал и жажда изменений пройдут. Но сейчас, пока я молод, пока я помню все, что я видел и слышал за границей, я хочу служить своей семье. И – да. Ради этого приходится чем-то жертвовать. И знаешь еще что? Даже если бы я получил одобрение дедушки – Оливия не будет счастлива со мной. Ты же помнишь ее. Запертая в клетке лесная птица не поет. А я – я и так чересчур эксцентричен. В глазах некоторых директоров я вижу на собраниях священный ужас.

– А ты будь эксцентричным! Будь, как Ода Нобунага. Который ввалился на похороны отца без штанов.

– Предлагаешь так же заявиться на заседание совета директоров?

– А что? Отличная идея. Оду Нобунагу называли «дурак из Овари», а ты будешь дурак из… компании «Китахана». По-моему, неплохо звучит. Надо выпивку заказать. А то жевать всухомятку как-то невкусно. – Сандер стукнул по кнопке.

– «Дурак из России» звучит куда лучше. Тем более Ода Нобунага ближе по типажу к тебе. Я бы, может, и мог управлять провинцией, но завоевать страну…

– Не прибедняйся.

– Никоим образом. Это я тебе комплимент делаю.

Вновь раздался стук, и вошла та же самая девушка. И опять поклонилась. Сандер повернулся и сказал по-японски:

– Принесите нам хорошего сакэ, пожалуйста.

Девушка, продолжая улыбаться, вопросительно посмотрела на Ёситаду. Но тот молчал. Наконец она, сделав улыбку еще шире, произнесла на ломаном английском:

– Я не есть понимать.

– Ну вот, – расстроился Сандер, – у меня так ужасно получается? – Он набрал побольше воздуха и медленно, по слогам произнес: – Мы хотим вы-пить са-кэ.

Официантка продолжала стоять, улыбаться и хлопать глазами. Потом слегка растерянно произнесла:

– Изви… ните… я понимать английский язык не есть, – и, повернувшись к Ёситаде, быстро заговорила по-японски: – Прошу простить меня, господин, я не знаю английского языка и не могу понять, чего хочет ваш друг.

– Принесите нам сакэ, хорошо? Сэйсю, – улыбнулся Ёситада.

Девушка быстро поклонилась и, семеня, выбежала из комнаты. Видно было, что ей самой неловко.

– Блин, – по-русски сказал Сандер.

Ёситада рассмеялся:

– Дело не в твоем японском, хотя он, конечно, ужасен. Но тебя вполне можно понять, когда ты говоришь. Тренировки – и все будет в порядке.

– Тогда что я не так сказал?

– Все так. Просто ты выглядишь как человек, который должен говорить по-английски. И все, точка. Эта девушка слишком уверена, что ты должен разговаривать на английском, и поэтому даже не слышит, что ты говоришь на ее родном языке. Тем более мы при ней разговаривали «на иностранном».

– Но… в магазинах такого не было.

– Потому что в магазинах люди ожидают встретить иностранца, который может связать пару слов на японском. И то – тебе просто везло. Кстати, твои познания в области штанов Оды Нобунаги уже явно происходят не из «Сэнгоку Басара».

– Конечно, нет, – Сандер сделал оскорбленное лицо, – я три дня сидел и штудировал статьи: от смуты годов Онин[43] до начала эпохи Эдо[44]!

– О-о, ничего себе. Теперь ты у нас специалист по Эпохе Воюющих Провинций[45], так?

– Ну как… не спец, но… кое-что знаю, – улыбнулся Сандер. – И про предков твоих знаю, между прочим!

– И что же ты про них знаешь? – Ёсидата облокотился на стол и подпер руками голову.

– Токугава Иэясу! – Сандер с пафосным видом поднял палец вверх. – Его в детстве звали Такэтиё. А потом – Мацудайра Мотоясу. Это невероятно просто. Ладно, я еще понимаю – имена постоянно менять, но фамилии? В этом можно не только черту ногу сломать, но и шею. Но я запомнил! И он дружил с Одой Нобунагой. Которого тогда звали не Нобунага, а Сабуро. Потому что они были детьми, и Такэтиё и Сабуро – это детские имена. Вот так-то. Все правильно?

Ёситада улыбнулся:

– Да, с именами ты разобрался, это верно. А они дружили в детстве? Не помню такого…

– Ну как же? Такэтиё был пленником в клане Ода. И Сабуро, который Нобунага, с ним дружил. Потому что Нобунаге было наплевать на все правила приличия!

– Да, я вижу ты определился с приоритетами.

Ёситада жестом показал принесшей сакэ официантке, что разливать не надо, и сам налил сакэ из белой глиняной бутылочки с хризантемой в маленькие чашечки.

Сандер взял свою:

– Ну, за твоего славного предка!

Они оба выпили, и Ёситада наморщил лоб:

– Погоди. Мацудайра ведь был заложником у Имагавы Ёсимото.

– Точно! Вспомнил, как этого разукрашенного типа зовут! Имагава! – Сандер хлопнул ладонью по столу. – Это он попер на Оду Нобунагу с сорока тысячами. Против его трех. Но он был идиот: остановился на пригорочке поесть леща – и тут войско Оды на него налетело и-и-и… – Сандер резким движением провел ребром ладони себе по горлу. – …вот так Имагава Ёсимото умер от леща.

Ёситада наклонился и приподнял одну бровь.

– Ну… от леща… игра слов такая. У нас в языке есть такое выражение: дать леща. В смысле ударить.

– А, понятно, – Ёситада ничего не понял, но покивал. И снова налил в чашечки сакэ.

– Эх, – Сандер заглянул в чашечку, – этот компот нужно пить кружками.

Что такое компот, Ёситада знал.

– За Оду Нобунагу, раз он так тебя впечатлил.

– Кампа-ай. – Сандер опрокинул чашечку в рот и протянул обратно Ёситаде, сделав печальные просящие глаза. – А я тебе еще что-нибудь расскажу.

– Чего я не знаю? Ну, давай. – Ёситада опять наполнил чашечки.

– Ну так вот. А Мацудайра, который Токугава, жил у Имагавы в заложниках. Его в детстве отбили у клана Ода и отдали клану Имагава. И он там рос и служил этому петуху. А когда того порешили – вспомнил, что они с Сабуро в детстве друганами были, и быстренько пошел к нему в союзники. И начали они завоевывать Японию.

– Да-да, кажется, припоминаю что-то подобное.

Сандер расхохотался:

– Ладно, я понимаю, что ты это все уже тысячу раз читал, слышал и даже наверняка видел. Про твоего предка и Оду Нобунагу по-любому снят миллион фильмов.

– Да, довольно много. И ты прав, некоторые я смотрел. Правда, мне всегда в них Тоётоми Хидэёси нравился. Сама его жизнь – это один большой вызов всему мироустройству. Подняться от нищего крестьянина до правителя страны – это мало кому удавалось. Особенно здесь, у нас. В Японии до сих пор жесточайшие иерархичность и субординация. Да ты сам увидишь.

– Вот да. Тоётоми Хидэёси меня тоже впечатлил. Представляешь, он, оказывается, был вассалом Оды Нобунаги! Сначала ему тапочки приносил, а потом нормальную такую карьеру сделал.

– О, для тебя была новость – про службу Нобунаге? Ах да… совсем забыл изначальный источник твоих познаний.

Сандер вновь расхохотался:

– Глупо выглядело, да? А еще Тоётоми Хидэёси порвал в клочья подлеца Мицухидэ. Этот хмырь обиделся на своего господина и предал его. Выждал, гадина, когда Ода Нобунага останется с небольшой свитой в храме, м… забыл, как назывался…

– Хонно. Храм Хонно. Если хочешь – на выходные можем съездить в Киото, посмотреть на него.

– О… Как это? Он же сгорел, вместе с Одой Нобунагой!

– Его восстановили потом, так что можно посмотреть.

– О, здорово. В общем, этот Акэти Мицухидэ напал со своим войском на этот храм Хонно и убил своего господина. Ты знаешь, по-моему в «Басаре» у меня вышло лучше!

– А ты за кого играл?

– Ну не за Акэти же! Обижаешь. О-о… а кто выпил мое сакэ?!

– Ты.

– Не может быть! Налей еще.

Ёситада наполнил чашечки.

– Так вот, я это к чему? – Сандер почесал ухо. – А, так вот, когда Ода Нобунага погиб, Хидэёси был далеко, как я понял. Они тогда воевали с кланом Мори. И он осаждал крепость Такамацу. В общем, я карту смотрел – там реально пилить и пилить. Короче, Тоётоми Хидэёси со своей армией, узнав о смерти господина, за три дня добежал до Киото и оттяпал Акэти бошку. Молодец ведь?

– Однозначно. – Сакэ закончилось, и Ёситада, придавив кнопку вызова, посмотрел на Сандера:

– Опять сакэ? Или что другое закажем?

– … ну давай вискаря, сейчас… – Сандер открыл меню бара. – Во, яблочный виски. Обалдеть. Берем. – Он отложил меню, и буквально через секунду в дверь постучали. Сандер просто кивнул и улыбнулся девушке, а Ёситада озвучил заказ.

– И, да. Вот что я тебе еще расскажу, наследник сёгунов. Про Такамацу.

– Водная осада?

– Точно! – Сандер вытянул палец и почти коснулся носа Ёситады. – Она самая. Этот самый Хидэёси, он с Мори сражался. А крепость Такамацу принадлежала Мори. И там комендантом был вассал клана Мори – Симидзу Мунэхару. И ему поначалу Хидэёси от лица Оды Нобунаги предлагал золотые горы и еще немного звездочек с неба, чтобы тот крепость сдал. Видать, она важная была, очень. Ну, тот Хидэёси послал, вежливо, но далеко. У него гарнизон был меньше тысячи, а у Хидэёси в двадцать тыщ рыл армия. Но ребята в крепости не сдавались никак. И тогда Хидэёси приказал построить дамбу, перекрыть реку и затопил крепость. Но и тогда Симидзу Мунэхару не сдался. А тут с другой стороны образовавшегося озера, собственно, подтянулись главные силы Мори в качестве подкрепления. А дальше все было вообще интересно. Хидэёси пришло сообщение о гибели Оды Нобунаги. Ну он сначала расстроился, типа все пропало, а потом быстро сориентировался. Наврал генералам Мори, что Ода Нобунага «вотпрямщас» придет сюда и всех раскатает. А если они не хотят, чтобы их раскатали, то давайте побыстрее заключать перемирие. Вы мне – Такамацу и голову вашего упрямого вассала. А мы вам – подпись на бумажке, что мир, дружба, труд и май. На мир и май Мори согласились, а вот Симидзу Мунэхару отдавать отказались, мол, такие вассалы как бэ на дороге не валяются. Так эта хитрозадая Обезьяна… о, ты знаешь, что у Хидэёси было прозвище Обезьяна?

– Знаю, конечно.

– Все ты знаешь. И про водную осаду тоже знаешь. Я, наверное, глупо выгляжу, рассказывая тебе это все.

– Нет. Мне очень интересно. Во-первых, я уже многое забыл. Про осаду Такамацу знаю, что она была, и была водная. И что оттуда Хасиба Хидэёси бегал в Киото. Так что рассказывай. Тем более – я уверен, что эта история тебя впечатлила не просто так.

– О… да ты детектив, Ёситада. Ладно, слушай дальше. Так вот. Эта Обезьяна вот чего придумала. Отправить гонца с письмом на лодке к самому Симидзу Мунэхару. И предложить ему самому сдать крепость и совершить сэппуку перед войском Хидэёси, в обмен на то, что с Мори будет заключен мир и им вернут часть уже захваченных у них земель. А то Мори его отдавать не хотят, а Ода Нобунага сейчас придет, и все – всем кирдык. И тот согласился. Только попросил прислать ему сначала сакэ и еды, а то они тут голодают, а прощальную вечеринку организовать хочется. И Хидэёси им все это прямо в крепость прислал.

Официантка как раз принесла виски и лед.

– И нам прислали, – обрадовался Сандер, откупоривая бутылку. – Теперь я наливаю.

– Ты на самом интересном месте остановился.

– А, ну да. Так вот. Наутро Симидзу Мунэхару сел в лодку, выплыл на середину озера, чтобы его хорошо было видно, станцевал красивый танец, спел песню и сделал сэппуку при большом скоплении народа. Шоу удалось: говорят, все плакали и в лагере Мори, и в лагере Хидэёси. Короче, чудные вы люди, японцы. Предлагаю выпить за этого благородного человека и верного вассала! – Сандер поднял стакан.

Они молча выпили. И Ёситада нарушил это молчание первым:

– Ладно. Отличная история. Так к чему ты мне ее рассказал?

– Тебя не проведешь. Хорошо, гляди. – Сандер вытащил телефон и открыл картину, которую, похоже, заранее приготовил. И повернул экраном к Ёситаде. – Во.

Это была японская гравюра с изображением человека в фиолетовых одеждах, танцующего с веером в лодке.

– Это, надо полагать, Симидзу Мунэхару? Я такой гравюры не видел.

– Да, он. Да ты посмотри на его одежду – что видишь? Герб. Он такой же, как на моем кинжале! Может быть, он принадлежал Симидзу?

Ёситада вздохнул и развел руками:

– Я же тебе говорил, что этот узор очень популярный. Он вполне мог быть гербом рода Симидзу и еще двух десятков родов. И этот танто эпохи Эдо. Он никак не мог принадлежать Симидзу Мунэхару. Так что, Сандер, из тебя детектив не вышел.

– Ха! – Сандер усмехнулся и опять начал тыкать в телефон. Повернув его к Ёситаде, он с победоносной ухмылкой изрек: – Читай.

Ёситада нахмурился и прищурил глаза:

– Тома… Томай Ш… Ши-ми-за. Томай Шимиза? Что это?

– Это список пленных японцев, умерших в лагере. Я его сфотал. «Шимиза» это ведь «Симидзу», так? И не надо мне говорить, что фамилия тоже распространенная. Ты лучше вот что скажи: у того Симидзу Мунэхару были потомки?

– … не знаю, но это можно узнать. Да, но…

– Так, никаких но. – Сандер выставил вперед ладонь. – Это зацепка? Да или нет?

– Ну… да, хорошо, это зацепка. И ты прав: пока у нас нет больше ничего. Но мы все-таки можем обратиться на телевидение…

– Пока не будем. Мне нравится эта версия, и я буду прорабатывать ее. И ты еще главное забыл. Призрак. Которого я на фортах видел. Никогда не страдал галлюцинациями.

– Танто с моном. История водной осады четырехсотлетней давности и запись в старом журнале. Отлично, господин детектив.

– А вот не смейся мне тут. Раз уж речь зашла о призраках четырехсотлетней давности. Давай, рассказывай, о своих духах предков. Зря я, что ли, все это читал? И сидел тут, как на экзамене?

– Да, – Ёситада постучал пальцами по столу, – ты прав. Чего тянуть? Ученые института, принадлежащего моему дедушке, распечатали на биопринтере Токугаву Иэясу. С ним я и встречался в тот день, когда ты прилетел. Так что я уже не знаю, во что мне верить. – Ёситада огляделся по сторонам. У него внезапно случился острый приступ дежавю.

…Глаза не открывались. Он сделал еще одну попытку разлепить веки – безуспешно. А если попробовать поднять руку? Нет. Тоже не выходит. Тело полностью неподвижно. Может быть, ему повезло и он все-таки умер? А что, вполне возможно… Сколько может выдержать истощенное тело, даже если его кормят через зонд? Он не знал, как это – умирать, да и откуда бы ему это знать? Он же не помнил своих многочисленных смертей. Но знал, что все равно смерть принесет облегчение. Пусть и не слишком долгое. И, возможно, подарит еще двадцать лет без страха.

Белое сияющее пятно. Что это?.. А, это же лампа на потолке! Похоже, глаза открылись. Он попробовал пошевелить пальцами – и услышал тихий скребущийся звук ногтей по простыне. И медленно повернул голову, фокусируя взгляд. Так и есть – ремни. Он пристегнут к кровати полностью: и руки, и ноги, и все остальное тело. Только голова без фиксатора. Катетер в вене. Не полагаются на ремни, значит. Интересно, на чем его держат? На нейролептиках? Слишком ясное у него сознание сейчас и не тошнит. Да какая разница? Важно сейчас то, что ничего не изменилось с того часа, когда он последний раз приходил в сознание. И пытался задохнуться, засунув себе в горло простыню. М-да… так себе была идея. Что ж, кнопка вызова медсестры должна быть под левой рукой, вмонтирована в стену. Отлично, есть. Он вывернул кисть руки, пытаясь непослушными пальцами нажать кнопку, но они настолько ослабели, что только скользили по поверхности.

Довольно серьезный недостаток конструкции – надо будет указать на него. Что если пациенту, вышедшему из комы, например, понадобится настоящая помощь? И этот пациент тоже окажется из числа тех, кто способен засунуть себе в рот более мягкую резиновую грушу или обмотать шею шнуром? Психически больной ребенок, например, аутист. И опять же – в кому очень часто впадают после попыток суицида. Он надавил еще раз, постаравшись это сделать всей ладонью. И, кажется, кнопка поддалась. Он расслабил руку, которая уже заболела от напряжения, и прикрыл глаза. Итак. Надо сосредоточиться. Надо вспомнить свое имя, они его точно будут спрашивать. Настоящее имя, данное ему при рождении. Нужно обязательно соглашаться пить воду. И есть самостоятельно. Сейчас от этой мысли противно, но он точно знает, что стоит перебороть себя несколько раз и его организм вспомнит, как это делается. Сразу его не отстегнут – не доверяют. Ничего. Капля камень точит, так? Но не это сейчас главное, совсем не это. Да где же медсестра? Должна была бы добежать, неужели спит на дежурстве?

Щелчок и негромкий писк включившегося динамика:

– Добрый вечер, господин Хаяки. Как вы себя чувствуете?

Хаяки… это имя. Запомнить. Хаяки.

– П-позвони-те брату…

Слова даются с трудом, язык высох и почти не шевелится. Поняла ли его эта женщина?

– По… звоните. Срочно… брату, слышите? По… нимаете?

– Да, конечно. Срочно позвонить вашему брату, так?

– Да… Важно. Очень важно. Мне… нужно с ним… поговорить… – Он закашлялся.

– Сейчас, подождите, я позову доктора.

– Позвоните… сначала позвоните!

– Хорошо.

Тишина. Остается только надеяться, что она сделает все, как нужно.

И что еще не поздно.

У инспектора Итами с утра не задалось все. День – само собой. Впрочем, как и вся эта неделя. Но к вечеру – к вечеру ему начало казаться, что окружающий мир его за что-то ненавидит. Потому что иначе никак нельзя объяснить, почему он, инспектор, детектив первого отдела южного полицейского участка города Нагоя, стоит в коридоре, как какой-то стажер, и мнет в руках сунутые ему небрежно визитки. И нет, если бы это были детективы из Токио – ему было бы обидно, да. Очень обидно. Но то, что происходило сейчас, просто вгоняло в ступор. Он еще раз повертел визитки в руках. Перечитал. «Мори Ватару. Старший инспектор. Глава Управления. Префектура Ямагути». «Мори Укё. Старший судмедэксперт Центра криминологии. Префектура Ямагути».

Черт знает что. Ямагути! А почему не Кагосима? Не Кумамото? Почему не Хоккайдо, в конце концов? Поближе сотрудников не нашлось? Присылать детектива и судмедэксперта из самой задницы Хонсю? Это вообще что? Что происходит?

Да он бы их и на порог не пустил. Но звонок от главного с приказом «оказывать всяческую поддержку в расследовании этого дела» не оставлял ему выбора. И возразить было нечего. Все так: три дня – три изувеченных трупа. И никакого прогресса. Да черт, черт, черт! Да, он виноват, что списал первое убийство на несчастный случай! И да! Пытался спихнуть и второе: Первый отдел занимается убийствами, а не отловом бешеных собак! Но так его позорить!..

…Нет, все правильно, он виноват.

– Инспектор Итами, я вам кофе принес.

Он оглянулся. Ёнедзава. Стоит со стаканчиком и улыбается. Когда только сбегать успел?

– Слушай, Ёнедзава… а вот скажи, тебе не обидно, что эти двое выставили тебя с твоего рабочего места? И ставят под сомнение результаты твоих исследований? – Итами взял горячий стаканчик и отхлебнул. Немного полегчало – он не спал с двух ночи, с того времени, как обнаружили третий труп. И – да, тоже разорванный огромным псом. Ёнедзава сказал, что этот монстр не меньше восьмидесяти сантиметров в холке.

– Мне? Нет, что вы, инспектор. Глупо обижаться, – Ёнедзава внезапно перешел почти на шепот: – Этот Мори Укё… Его считают лучшим судмедэкспертом в Японии. Неофициально, конечно. У него две книги по криминалистике – я в университете их изучал. Он нереально крутой!

– О, вот как. И что же этот талант тогда прозябает в провинциальном городке с населением в сто тысяч?

– Тс-с. Говорят, у него характер… – Ёнедзава скорчил гримасу и высунул язык.

– А этот, второй? – Итами снова посмотрел на визитки. – Они что, братья?

– О нет, не знаю, не думаю. Но… вы знаете, кто отец этого Мори Ватару?

– Нет. А кто?

Ёнедзава выпучил глаза и сделал испуганное лицо. И демонстративно прижал одну ладонь ко рту, а другой указал наверх.

– О? Не может быть! – Итами тоже округлил глаза и снова судорожно глотнул кофе.

– Ага. Точно, он. И это правда те самые Мори из Тёсю.

– Гм… тоже характер? У сына?

– Понятия не имею. Но, похоже, у них с отцом так себе отношения.

– Откуда ты это все успел узнать?

– Обижаете, шеф, это моя работа. – Ёнедзава похлопал себя по нашивке на форменной синей куртке судмедэксперта. – Мне же тоже визитки дали. И времени полчаса.

Итами допил кофе и смял стаканчик в руке.

– Да сколько там можно возиться?

– А вот сейчас узнаем. – Ёнедзава постучал в дверь прозекторской. – Господа, вы уже закончили? Можно зайти? – Не дожидаясь ответа, он приоткрыл дверь.

– Пусть заходят, раз такие нетерпеливые. – Голос звучал негромко, но Итами прекрасно его расслышал. Сжал зубы, излишне поспешно ввалился в раздевалку и взял с полки пакет с одноразовым халатом. Дернул его, едва не разорвав вместе с халатом, и громко, нарочито громко шурша, начал одеваться.

– Конечно, заходите, детектив. Вы же ведете это дело. Мы прибыли лишь для того, чтобы вам помочь.

Другой голос. Но и эта «вежливость» звучала настолько издевательски, что Итами даже не счел обязательным надевать на лицо ответную вежливую маску. Хватит им и медицинской. Он надеялся, что по его глазам все равно будет видно, что он думает о вторженцах. И, громко стуча ботинками (а точнее, шурша бахилами), он ворвался в прозекторскую.

Человек, склонившийся над останками жертвы, не соизволил даже поднять головы. Только свет лампы отражался в его круглых очках, а больше ничего из-под маски и шапочки видно не было. Зато второй двинулся к Итами и вежливо поклонился. Но руки не протянул. С-сынок.

Итами всегда ненавидел это место. Нет, трупов он не боялся. Осматривая тела жертв на местах преступлений, он ни разу не испытал приступа дурноты, чем очень гордился. Но тут просто и откровенно воняло смертью. Это был запах крови, разложения, какой-то химии, видимо, используемой для дезинфекции. И, несмотря на мощные вытяжки, эта вонь, казалось, впитывалась во все, что попадало в это помещение. И, хотя на Итами был халат, ему всегда потом хотелось вымыться и выстирать одежду.

Как Ёнедзава может так спокойно тут находиться?

– О-о, господин Мори Укё! Я так хотел посмотреть на вас за работой! – А вот и он, Ёнедзава. Совершенно неуместный восторг.

– Если бы вы хотели увидеть меня за работой – вы бы не спрашивали, закончил я или нет.

Головы этот «великий судмедэксперт» так и не поднял. И вообще, о том, что он говорит, можно было догадаться только по тому, что звук исходил с его стороны. Итами поморщился.

– Так… что вы нашли? – поинтересовался он. – Что-то новое?

– Все соответствует предоставленному отчету. Травмы нанесены хищным животным семейства псовых, высота в холке около восьмидесяти – восьмидесяти пяти сантиметров, масса – от семидесяти килограммов. Все остальные данные тоже соответствуют. По крайней мере, эксперты у вас знают свое дело.

– Что?.. – Итами даже не стал делать вид, что не понял намек.

– Ничего. – Мори Укё наконец-то почтил его прямым взглядом. Колючим и ехидным взглядом конченого прохиндея. – Почему вы здесь? Вы уже нашли фургон?

– Фургон? – Итами недоуменно нахмурился.

Судмедэксперт демонстративно закатил глаза.

– Фургон, в котором перевозят собаку, разумеется.

– Почему вы считаете, что собаку перевозят в фургоне? – Итами почувствовал огромное желание немедленно придушить этого человека.

Мори Укё смерил его взглядом учителя, который в двадцатый раз объясняет тупому ученику, что два плюс два равно четыре.

– Потому что собака такого размера не влезет в багажник машины. Или вы думаете, ее перевозили связанной? Это или фургон, или автомобиль с большим багажником. Возможно, возили на заднем сиденье, но сомневаюсь: так она могла попасть в поле зрения камер.

– Так. – Итами попытался взять себя в руки. – С чего вы тут вообще решили, что собаку куда-то и кто-то перевозил?

– Господин инспектор, посмотрите сюда, – заговорил внезапно Мори Ватару. И открыл ноутбук. На экране высветилась карта.

Черт побери, все-таки они братья или нет? И почему его это так волнует?

Итами посмотрел на отмеченные на ней точки – места, где были найдены трупы.

– Вот, взгляните. Первая жертва была найдена недалеко от парка Накамура. Вторая – в парке Сига. И, наконец, третья – вот здесь, возле замка Киёсу. Посещаемые туристические места. Такую огромную собаку точно бы заметили, если бы она бегала там одна. Значит, у нее как минимум есть хозяин и он возит ее не на метро или трамвае.

– То есть вы утверждаете, что это – серия убийств? – Вопрос был риторический, но Итами все равно его задал.

– Нет, конечно, это начало вторжения инопланетян.

– Господин Укё! – довольно резко и жестко осадил коллегу Мори Ватару. И у Итами проснулось некоторое подобие симпатии к нему.

– Я… приношу извинения, – эксперт слегка наклонил голову и плечи, – я объясню. Первое и главное – если собака одна, она нападает на человека только в трех случаях: защищаясь, от голода и когда она больна бешенством. Возбудителя вируса бешенства на останках не обнаружено. Шансы, что три человека в разных районах напали на собаку, крайне малы, а все части тел жертв – на месте. Я бы на месте бродячей голодной собаки обязательно бы что-нибудь съел.

Итами поежился. Ни намека на шутливую интонацию не было в этом голосе. И подумалось, что этот человек действительно съел бы. И не поморщился.

– Кроме того, – продолжил инспектор Мори, – ни в одном из этих мест собака не попала в поле зрения камер. Значит, кто-то специально искал места для нападения, где камер нет. Собака, похоже, хорошо обучена. Возможно, это не просто серийные убийства, а убийства на заказ. Вы же проверяете, что может связывать жертв между собой?

– Разумеется, но пока никакой связи не обнаружено. Учительница средней школы, дворник, работающий в парке, и водитель фуры – ну что у них может быть общего? И какие враги?

– Мало ли. Может, они высказывались на форумах догхантеров, например. И какой-то зоопсих решил их покарать.

– Да-да, их компьютеры изъяты, мы все проверяем, – вклинился в разговор Ёнедзава.

– Так и проверяйте, молодой человек, проверяйте. Нечего таращиться на меня, когда у вас полно работы. Или я вас зря хвалил? – Мори Укё пристально посмотрел на своего коллегу.

– Да! Уже бегу. Фургон, сайты… – Ёнедзава выскочил из прозекторской.

– Хорошо, мы проверим камеры видеонаблюдения. Вы будете смотреть записи? Или нам выполнить черную работу и предоставить вам отчеты? – Итами уже немного успокоился, но все равно ему хотелось как-то уязвить приезжих.

– Ну что вы, конечно, нет, – тепло улыбнулся инспектор Мори, – это мы приехали, чтобы вам помочь. Я скоро присоединюсь к группе расследования, прошу подождать.

– Хорошо, – Итами кивнул и тоже вышел. Надо еще выпить кофе. Много кофе.

В прозекторской повисла тишина. Мори Ватару неспешно прошелся вдоль стены в одну сторону, потом в другую. И, наконец, подойдя к столу, где его подчиненный что-то внимательно рассматривал на свет, громко спросил:

– Что?

Мори Укё повернулся. Шапочка съехала в сторону. Ватару отошел на несколько шагов и сложил руки на груди.

– Ты их всерьез отправил фургон искать или…

– Или. Нечего им под ногами путаться. Этот Ёнедзава – толковый парень, но ему же лучше, если он от этого дела будет держаться подальше. А господину инспектору и подавно тут делать нечего.

– Вот как. Итак, что у нас плохого? Что ты увидел?

– Взгляните сюда. Видите – шерстинка? Она рыжая. И это не собачий мех. Это лиса. И следы зубов – это лисьи зубы. Они не слишком, но все же отличаются от собачьих. Немного другое строение челюсти. Неудивительно, что парень не заметил этого. Да даже если и заметил – кто себе может вообразить лису размером с волкодава? Решил, небось, что просто особенность прикуса или породы.

Ватару поднял правую руку и направил ее на собеседника, выставив указательный палец так, словно стреляет из пистолета. И прищурился:

– Ты мне зубы не заговаривай. Не отчет пишешь. Мунэхару, я тебя спрашиваю, что ты увидел?

– Ничего не увидел. Только оскаленную пасть и горящие глаза. Эти тела помнят только то, как их рвали на части в темноте. Но мне кажется: этого достаточно. Если мы встретим в парке лису с вас размером – думаю, можно смело утверждать, что это и есть преступник.

Ватару опустил руку. Укё наклонил голову, и его черные глаза сверкнули поверх очков. Старший инспектор Мори знал этот взгляд. А там, под медицинской маской сейчас и без того тонкие губы сжаты почти в ниточку и растянуты в широкой улыбке.

– Ясно. Все-таки мононоке[46], так?

Укё кивнул:

– Без сомнений. Ну или какая-нибудь лаборатория невнимательно следит за своими мутантами.

– Эх… придется здесь задержаться. Но ты не прав, говоря, что ребята инспектора Итами бесполезны. Пусть ищут то, что связывает жертв. Такие духи редко нападают на всех без разбора. – Он снова прошелся вдоль стены и присел на краешек стола под вытяжкой. Задрал полу халата, достал из кармана пиджака портсигар и вытащил сигарету. Прикусил ее зубами и щелкнул пальцами правой руки. Между ними появился небольшой язычок пламени.

Укё убрал пинцет в стерилизатор и бросил на коллегу укоризненный взгляд:

– Хм. Использование силы для придания большего пафоса своему облику – это как, в «личных целях» или нет? – Он, снимая перчатки, направился к раковине.

Ватару усмехнулся в ответ, прикурил и пустил облачко дыма в вытяжку.

– Мононоке, значит. Будет весело.

Глава 8. Старые друзья

Спины убегающих в ужасе врагов. О, это зрелище Киёмаса любил едва ли не больше, чем запах свежей крови. Он уже не гнался за ними с гиканьем, размахивая копьем, – наоборот, ступал степенно, как человек, уверенный в своей силе, а не безусый мальчишка. Усы у него, кстати, были. Настоящие и уже довольно густые: незачем больше цеплять это украшение на маску демона, прикрывающую его лицо. О, он отлично представлял себя со стороны, глазами врагов. Сильно отросшие за три года волосы он распустил, чтобы они развевались за спиной, когда он бежит, вокруг глаз густо намазал черным – теперь он гордился тем, что выглядит как самый настоящий ёкай. И сила его была – страх. И не просто страх – дикий, леденящий ужас охватывал противника, который осмеливался вступить с ним в бой. И слово «леденящий» в этом случае не было метафорой: после волны страха приходила волна холода. Если не убежал и не упал на землю, содрогаясь от ужаса, – застынешь ледяной статуей.

Киёмаса знал, что такую силу ему дает вода. А вода есть везде – даже в воздухе ее полно. Так сказал наставник Хамбэй.

Вот еще один из бегущих замер, в ужасе уставившись на него. Киёмаса махнул копьем – голова труса отлетела в сторону. Сколько он сегодня их добыл? Устал считать. Киёмаса даже не обернулся – знал, что следующий за ним в нескольких метрах адъютант подберет добычу и привяжет на палку. Вот и все. Проход к реке свободен.

Его сотня не зря была поставлена в авангарде. Даже такая небольшая брешь в защите противника – очень, очень важное достижение. И сегодня Като Киёмаса собирался показать себя. Его люди двигались в отдалении: они привыкли к его силе, но все же попадали под ее действие. И чем дальше они окажутся от него в этот миг, тем проще им будет сдерживать свой страх.

А он, Като Киёмаса, сейчас сделает то, что навсегда прославит его имя. Река – препятствие для обычных людей. Но не для него. И не для его господина. Здесь глубоко. И никто не ждет атаки.

Киёмаса встал на берегу у самой кромки. И коснулся воды кончиком копья. Тотчас же вокруг образовалась корка льда. Он поднял копье повыше, чтобы лезвие не вмерзло в лед. А ледяной круг становился все шире и шире, пока не достиг противоположного берега.

Киёмаса шагнул на лед и медленно пошел, все сильнее концентрируясь и укрепляя ледяной настил. Воздух вокруг него звенел от холода. Наконец, уже на середине реки, он топнул по льду ногой и призывно поднял копье. В ответ с его берега раздался многоголосый радостный гул. И первыми пошли его люди. Киёмаса ослабил силу: лед теперь довольно толстый и не растает быстро. А люди смогут пройти. Вот уже его сотня вся на другом берегу реки. Еще немного, и к переправе подойдут основные силы, но его ребята успеют взять больше всех вражеских голов.

Но… что это?.. Киёмаса с удивлением посмотрел себе под ноги. Вода? Сандалии мгновенно промокли, и он почувствовал, как начинает погружаться. Сначала по щиколотку, потом… Не растерявшись, он снова вскинул копье и прокричал, что было мочи, подходящим к реке своим:

– Стойте! – И сконцентрировал силу.

Вода начала было замерзать – он едва успел выдернуть ноги из-под свежей корки льда, но тут же опять растаяла. И лед начал таять на глазах, так же быстро, как до этого намерзал. Киёмаса почти мгновенно оказался по шею в холодной воде.

Да что же это такое? Он потерял контроль над силой? Как же так? Столько тренировок! Не может быть!

И внезапно воды реки расступились. Просто отхлынули от него и замерли с двух сторон прозрачными переливающимися на солнце стенами.

И тогда Киёмаса понял, что происходит.

– Эй! Выходи, сразимся! Один на один! – закричал он, вскидывая копье, которое сжимал в руке.

Вместо ответа вокруг него прямо из земли поднялись столбы пламени.

Мокрая одежда едва не закипела на нем. Киёмаса аж зажмурился, концентрируясь, и жар отступил. Языки огня прижались к земле и змеились, не в силах подняться и добраться до него.

…Но лишь на миг. Камни на опустевшем так внезапно дне реки покраснели от жара – казалось, они сейчас сами потекут раскаленной рекой. И снова пламя взметнулось вверх. Нет, не вверх – как будто раскаленные руки потянулись к нему, сжимая, душа, сжигая.

Киёмаса закашлялся. Неужели камни могут гореть и дымиться? Глаза заволокло плотным белым туманом.

Да нет же, это не дым – это пар. А если пар, то, значит, вода! Радостно вскрикнув, он направил свою силу на белое горячее марево. И крупные белые хлопья тут же закружились над ним. Приятный холод потек по коже, которая, казалось, уже была готова потрескаться. Огонь прижался к земле и начал отступать, словно в страхе перед этим снегом. А Киёмаса все давил и давил огонь своим холодом. Еще немного…. еще… Вены на руках вздулись от напряжения.

– Выходи… трус! – прохрипел он.

И языки огня вновь зашевелились, и он опять ощутил жар. Неужели он настолько слаб? Неужели проиграет?

Почему не видно противника? Или… тот настолько силен, что может атаковать на таком большом расстоянии?

Ну уж нет! Этот трус еще не представляет всей мощи его силы!

Киёмасе показалось, что его череп сейчас треснет. Пламя было живым, оно танцевало вокруг него, заглядывало в лицо, в глаза, кровь из трещин на губах запеклась коркой. Киёмаса чувствовал ее, когда облизывал губы пересохшим языком. Очень сильно хотелось пить, горло распухло, а древко копья нагрелось так, что обжигало руку, – похоже, еще немного, и дерево вспыхнет. Киёмаса поднял руку и сконцентрировался на копье. Ему всегда проще было сосредотачиваться на предмете и через него выпускать свою силу. От руки по древку медленно пополз иней. Выше, еще выше…

Лезвие копья вдруг взорвалось мелкими осколками. Древко разлетелось на куски, а вокруг Киёмасы выросли разноцветные, переливающиеся пики света. Ледяного света. И этот ледяной цветок распускал свои лепестки все дальше и дальше. Киёмаса замер, сам пораженный произошедшим. Языки пламени потускнели и впитались в раскаленные камни на дне. Киёмаса издал победный крик. Вот так-то! Вот тебе, трусливый глупец! Огромная мощь пьянила. Кто, кто сможет остановить его сейчас? Копья у Киёмасы больше не было, поэтому он просто вскинул руку вверх, издал клич и…

Стены воды с двух сторон обрушились на него.

Ловушка. Такая простая ловушка, и он, как дурак, в нее попал.

Он ослабил поток холода сразу. Насколько мог. Но все равно опоздал – вода мгновенно замерзла, образовав вокруг него огромную ледяную глыбу. И он понятия не имел, какой толщины ее стенки.

Между его телом и льдом осталась небольшая прослойка воздуха. Он попытался пошевелиться, продавить или расколоть лед, но ничего не вышло. Слишком мало места.

…И слишком мало воздуха, чтобы дышать. Потемнело в глазах, и последней его мыслью было: «Тупой крестьянин».

– Очнулся?

Киёмаса открыл глаза. Перевернулся, пытаясь встать, но почувствовал, что руки и ноги стянуты веревкой. В плену. Да как же так? Почему он не умер?!

– Зачем вы его связали? Я приказал всего лишь сбить лед. Вы что, считаете, что я могу испугаться мальчишку?

Киёмаса ощутил прикосновение холодного лезвия к коже, и его руки освободились. Через миг – и ноги тоже. Он вскочил. Ни за что он не будет, как червяк, ползать на земле перед врагом. И наконец сумел как следует разглядеть отдающего приказы.

Высокий, хоть и ниже его, с черными, гладкими усами, аккуратной ухоженной бородой и насмешливыми глазами. И хотя этот человек и не подумал задирать голову, его взгляд из-под густых бровей был направлен прямо в лицо Киёмасы. Кто это? Враг, который взял его в плен?

– Как тебя зовут, парень? – Голос был жестким, но в нем не было ни злости, ни издевки. Просто спокойствие. Обыденность.

Киёмаса молчал.

– Хорошо, мне нравится твое упорство перед лицом противника. – Человек махнул рукой. Тотчас же двое его воинов выволокли из-за полотнищ, огораживающих лагерь, адъютанта Киёмасы. Все его лицо было в крови, руку он прижимал к животу.

– Мое имя Кобаякава Такакагэ. Знаешь меня? Если нет – я советник и дядя Мори Тэрумото[47], главы клана, с которым воюет твой господин. Видишь, я ничего не скрываю. А теперь твоя очередь. Все твои люди у меня. Правила такие: я задаю вопрос – ты отвечаешь. Если ты не отвечаешь – одному твоему человеку отрубают голову. Если ты делаешь шаг за пределы лагеря – одного распинают на кресте. Убегаешь – всех оставшихся варят заживо. Подумай хорошо над важностью ответов на вопросы, которые я задаю. Понятно?

Киёмаса закусил губы до крови. Мало того что он попался сам, так еще и привел в ловушку свой отряд. Что же делать? Он в плену телом. Но сдаться душой? Стоп. Этот человек ничего не говорил о том, что нельзя нападать на него самого. Киёмаса едва сдержал улыбку и призвал силу.

– Это был вопрос, – как ни в чем не бывало проговорил Кобаякава Такакагэ.

В чем дело? Почему ничего не происходит? И сам Киёмаса… он ничего не чувствует. Ни легкого озноба, ни подрагивания кончиков пальцев… Что этот человек с ним сделал?

– Давай, – тот тем временем кивнул одному из воинов, державших пленного адъютанта.

Воин выхватил меч и замахнулся.

– Я понял, – выдохнул Киёмаса.

– Хорошо. Повторяю: как тебя зовут?

– Киёмаса.

– Вот как. Като Киёмаса. Двоюродный брат Хасибы Хидэёси. – Кобаякава махнул рукой в сторону адъютанта. – Уведите его и перевяжите. Остальным дайте воды. – А затем вновь повернулся к Киёмасе. – Ценный приз, а особенно ценный тем, что ты, парень, не просто человек. Ты владеешь силой, доступной лишь потомкам богов. Силой воды, к слову. Как и я. Это я взял тебя в плен. Если ты еще не догадался. Огонь – тоже мое. Говорят, владеть противоположными стихиями – большая редкость и удача. Но мне повезло, как видишь. Тебе тоже повезло. Во-первых, тебе, крестьянину, достался дар богов. А второе твое везение – что первый, с кем у тебя случился настоящий бой, тебя не убил. Как ты думаешь, почему я оставил тебя в живых?

Киёмаса оглянулся. Кобаякава Такакагэ рассмеялся:

– Ты мне нравишься все больше и больше. Ты смышленый, заботишься о своих людях. Да, это был вопрос.

– Я не знаю. – Киёмаса ненавидел играть в угадайку.

– А я уже ответил сам. Ты мне нравишься. Я давно за тобой наблюдаю. С тех самых пор, как ты повадился моих воинов своей силой пугать. И еще ты обязан жизнью своему низкому происхождению.

Киёмаса метнул на вражеского генерала бешеный взгляд. Его уже достали шутки по этому поводу. И от врагов он не намерен был их выслушивать. «Шутники» будто не понимали, что, оскорбляя его, они также унижают господина Хасибу.

Кобаякава выставил перед собой ладонь:

– О, не надо так волноваться. Я не хотел тебя оскорбить. Но. Понимаешь, владеющие силой в большинстве своем – люди благородные. Ведущие свой род от богов. Эта сила дана не просто так. Она дана, чтобы защищать людей. Защищать, понимаешь? И править ими для их блага. Поэтому применять ее против обычного человека категорически запрещено. Кто так поступает, у того нет чести. Любого другого, нарушившего это правило, я бы убил без промедления. Но ты родился в деревне. Ты про это просто не знал, я надеюсь. Да и откуда тебе: твой господин наверняка тоже об этом не знает. У тебя есть меч – им и дерись, как равный с равным. Настоящая сила человека – это сила его духа. Есть лишь одно исключение из этого правила. Хочешь знать какое?

– Да, хочу. Но сначала хочу задать вопрос.

– Какой? Почему ты не можешь применить силу? Это просто. Среди нас есть человек, который может на время лишить другого его способностей. Видишь, я раскрываю тебе все наши стратегические секреты.

– Я понял, – Киёмаса наклонил голову и уставился в землю. Проклятье. Вот он попался… – так… вы сказали, что есть исключение?

– Да. Даже ты должен был слышать сказки про воинов, которые выходили одни против тысячи?

– Да, слышал.

– Так вот. Когда врагов больше тысячи, а ты один – ты можешь применить против них силу.

Киёмаса хмыкнул. И опять закашлялся.

– Принесите воды, – скомандовал Кобаякава Такакагэ.

И тут же, словно стоял наготове, возник мальчишка с тыквой-горлянкой в руках. И протянул ее пленнику, как ни в чем не бывало. Похоже, здесь привыкли слушаться командира с полуслова. Хорошая дисциплина.

– Что вы будете со мной делать, раз не собираетесь убивать? – напившись, Киёмаса почувствовал себя куда лучше и уверенней. – Отпустите? – Он усмехнулся. Этот человек должен был понимать, что пытаться переманить Киёмасу на службу Мори – бессмысленная трата времени.

– Разумеется, отпустим. Когда договоримся с твоим господином по некоторым небольшим вопросам. Видишь ли, то, что ты у нас в руках, сделает господина Хасибу сговорчивее.

Киёмаса не выдержал и расхохотался в открытую.

– Вы, вы всерьез считаете, что ради сохранения моей жизни господин Хасиба пойдет на какие-то уступки? Только потому, что я его родственник? Это невозможно.

– Эх. Плохо, плохо знаешь ты своего господина. Разумеется, пойдет. Но не только потому, что ты приходишься ему родней, хотя это тоже немаловажно. Скажи мне: а много у вас в армии командиров, которые могут реку заморозить?

Киёмаса замолчал. Нет, об этом он врагу ни за что не скажет.

– Правильно молчишь. Сотня, да даже тысяча солдат не стоят того, чтобы твой противник знал о том, сколько воинов, владеющих силой, есть в твоей армии. Потому что их не много. Даже в знатных семьях не в каждом поколении рождается сын, способный повелевать стихиями. И когда такой ребенок появляется на свет – род крепнет. Кто передал тебе кровь богов, я не знаю. Может, когда-то война Тайро и Минамото прокатилась по твоим родным местам, а может, ты – потомок потерпевших поражение самураев, ставших ронинами. Но это и не важно. Вот только – я повторяю – таких, как ты, не много. А тех, кто может использовать силу в бою, и того меньше. Поэтому, если Хасиба Хидэёси умен, а он умен, он не станет упрямиться и разбрасываться такими подарками судьбы. А цена, которую мы собираемся запросить за твою жизнь, не так уж и высока.

Киёмаса сжал кулаки.

– Нет, – процедил он, – не бывать этому. Я покончу с собой. За мой труп вы от моего господина ничего не получите. Даже если вы свяжете меня – откушу себе язык.

– Звучит очень грозно. – Кобаякава Такакагэ покачал головой и подошел к Киёмасе совсем близко. И, внезапно выбросив руку вперед, схватил его за волосы и резко дернул к себе, наклоняя его голову. – Ты с чего взял, что имеешь право распоряжаться своей жизнью? Жить тебе или умереть – будем решать только я и твой господин. Запомнил? Можешь не отвечать. – Он отпустил волосы Киёмасы и повернулся к нему спиной:

– Накормите его. И дайте теплую одежду.

Почему именно здесь и сейчас Киёмаса вспомнил об этом человеке? Так ярко и явственно, словно он еще вчера был самоуверенным юнцом, думающим, что для победы достаточно только силы и ярости? Потому что здесь, в тех местах, где прошли его детство и юность, воспоминания особенно сильны? О людях, которые были его учителями в бою, в жизни, в совершенствовании духа? И как тут ни вспомнить того, кто научил его по-настоящему понимать и чувствовать свою стихию? Дав ему то, что не успел дать покинувший их слишком рано наставник Такэнака Хамбэй?

Рассвет отразился в прозрачной голубизне клинка. Удар. Шаг назад, поворот. День за днем, год за годом, движения так же просты и привычны, как шаг или бег. Должны быть просты и привычны…

…Еще шаг назад. Удар. Нет, не так, разворот, снова удар. Палка касается столба с негромким стуком. Снова в стойку.

– Хорошее дело. Без ежедневных тренировок слабеют душа и тело. И нельзя отдыхать даже во время осады. Или в плену. Особенно, когда тебе восемнадцать.

– Мне уже почти двадцать. – Киёмаса сбился со счета и опустил палку. Судя по всему, это была брошенная сломанная стойка от походного тента.

– Подожди. Сейчас тебе принесут боккэн[48].

– Спасибо, не нужно, – Киёмаса буквально выплюнул эти слова и снова отвернулся, сосредотачиваясь.

– Я тебя не спрашивал. Пока ты в моем лагере – приказы отдаю я. Когда ты возьмешь меня в плен, тогда и будешь распоряжаться.

Подбежал мальчик (тот же или другой?) и протянул ему деревянный меч.

– Пойдем со мной.

– Куда?

– На тренировочную площадку. На то, как ты держишь меч, я не могу смотреть без боли в сердце.

Сидеть было больно. Очень больно, а еще больше – обидно. К боли Киёмаса привык еще в самом начале своего пути воина, но сейчас он уже давно не был ребенком, а господин Кобаякава выпорол его, как щенка. Будто нарочно он раз за разом наносил тяжелые хлесткие удары по бедрам и ягодицам. И это при том, что Киёмаса ни разу не поворачивался к нему спиной!

– Ты слишком длинный. И сам себе мешаешь. Твои длинные руки – твоим же длинным ногам. – Кобаякава Такакагэ сам налил чай в его чашку, отправив жестом из шатра мальчишку-косё[49].

Что же, Киёмаса уже и так находился на самом дне омута позора, чтобы скорбеть о своей отбитой заднице, поэтому он просто взял предложенную чашку и поднес к губам.

Вода в чашке закипела.

Киёмаса сдвинул брови к переносице и отвел руки в стороны. Нет, он не покажет, что ему горячо и больно!

Над чашкой поднялся столб пара, и вода из нее забила ключом, поднялась и выплеснулась прямо ему на ноги. Киёмаса медленно поставил чашку на столик и уставился на «гостеприимного» хозяина шатра взглядом, полным ярости.

– Больно?

– Да! – с вызовом ответил Киёмаса.

– Правильно. Кипяток на ноги – всегда больно, даже через плотную ткань. Вода закипела, и до того, как она на тебя пролилась, у тебя было три секунды. Почему ты ничего не сделал?

Не отвечать было нельзя – он помнил.

– Потому что дурак, – выдохнул он.

– Нет. Потому что ты медленно соображаешь. И именно поэтому ты мне и проиграл. Что нужно было делать, когда погас огонь? Орать от восторга? Отвечай. Быстро.

Киёмаса замер всего на мгновение, а потом выпалил:

– Заморозить водяные стены! – Слезы чуть не хлынули у него из глаз от обиды на себя и свою глупость. Но… этот человек… – Почему, почему вы мне объясняете мои ошибки?! Я ваш враг!

– Сегодня враг – завтра союзник. Вечером вассал – а с утра сидишь на месте господина. Такое уж нынче время, – усмехнулся в усы Кобаякава, опять наливая в чашку чай и протягивая ее Киёмасе. – Используй силу для того, чтобы выпить этот чай.

– Силу? Но… я же не могу этого сделать.

– Като Киёмаса, ты говоришь, что тебе почти двадцать. Нельзя быть настолько наивным. Ты всерьез думаешь, что моему брату больше нечего делать, как ходить за тобой по пятам?

– Вашему… брату?..

– Да, Киккава Мотохару. Слышал?

– Да… конечно. Киккава и Кобаякава. Вас и называют Две Реки. Это он лишил меня силы?

– Да. И не смотри на меня с таким ужасом. Во время боя все равно узнаешь секреты вражеской стратегии, так? Ты уже давно свободен. Так что давай, бери чашку.

Киёмаса взял.

– А вы не беспокоитесь, что я могу напасть на вас?

– Конечно, нет, ты же не дурак. Видишь ли, я могу сколько угодно раздавать тебе советы, потому что разница между нами такая же, как между водой в этой чашке и в реке, что шумит у тебя за спиной. И именно это я тебе сейчас и покажу.

Вода в чашке вновь забила ключом. Киёмаса сосредоточился, ощутил знакомое покалывание, чашка с треском разлетелась вдребезги, а на колени Киёмасе упал кусочек льда. Что же, это было куда приятнее кипятка.

– Ты меня плохо расслышал? Задание было выпить этот чай.

– Выпить?.. – Киёмаса посмотрел на собеседника недоуменно.

– Да. Ты что думал, тренировка была там, на поле, с палками? Нет. Она только начинается.

Киёмаса так и не понял, не узнал ответа на вопрос, почему этот человек стал его учить. Его, чужого воина, мальчишку без роду и племени. Учил так, как отец учит своего сына, все свое свободное время занимая тренировками с ним. А ведь шла война. Война с его господином! А Киёмаса, как щенок, ходил хвостом за вражеским генералом и смотрел на него влюбленными глазами. И с губ не раз было готово сорваться слово «наставник».

Но это было бы уже слишком.

«Сегодня враг – завтра союзник. Вечером вассал – а утром сидишь на месте господина».

Может ли быть так, что Кобаякава Такакагэ уже в то время понимал то, о чем не догадывался Киёмаса? Ведь Акэти Мицухидэ ожидал поддержки от Мори. А до событий в храме Хонно оставались считаные месяцы. Никому не известно, когда Акэти пришла в голову его отвратительная идея. Что, если тот, чья рука, по сути, и управляла кланом Мори, уже тогда знал, что скоро мир изменится? И тогда, когда Киёмаса, стараясь скрывать плещущую из него гордость, пригубил наконец чашу с чаем нужной температуры, может быть, именно в тот миг Кобаякава Такакагэ сделал свой выбор в этой игре? И Мори поддержали не Акэти. А Хасибу Хидэёси.

А Киёмаса обрел хорошего друга. Если, конечно, можно было назвать дружбой это почти религиозное поклонение.

Наверняка бедняга младший Асано смотрел на генерала Като Киёмасу такими же восторженными глазами. И так же мечтал биться с ним плечом к плечу.

Болото казалось бесконечным. Впрочем, иногда Чосон[50] вообще казался Киёмасе одним большим болотом. Ноги по колено вязли в грязи, но останавливаться было нельзя. Сейчас от них зависело слишком многое.

Киёмаса видел, что путь дается господину Кобаякаве не легко. Даже сам Киёмаса в свои неполные тридцать шесть изрядно устал и выдохся. Но тот ничем не показывал своей усталости и ни на шаг не отставал. Только капельки блестели на его побелевших усах.

Кобаякава Такакагэ наотрез отказался отступать. И согласился лишь на условии, что он останется прикрывать отступление. И задержит врагов, сколько продержится, давая возможность остальной армии уйти подальше.

«Я покажу, как нужно сражаться. Есть кто-нибудь, кто хочет составить мне компанию?»

И Киёмаса шагнул вперед.

…Даже если им суждено сгинуть в этой грязи – оно того стоило. Войско Мин[51], приняв их за основные отступающие силы, послушно шло в расставленную ловушку.

Наконец – сухой пригорок с редкими, торчащими из земли кривыми деревьями. А внизу расстилалась пелена тумана, из которой вот-вот должны показаться наконечники вражеских копий.

– Ну что, генерал Като, как думаешь, сколько их там? – Белые усы вздрагивают, скрывая усмешку.

– Думаю, тысяч семьдесят, не меньше.

– Хорошо. Морозь это проклятое болото. Сейчас я тебе покажу, как правильно готовить темпуру.

Киёмаса остановился, некоторое время постоял, всматриваясь в солнечные блики на своем мече, затем убрал его в ножны. И оглянулся. Иэясу стоял неподалеку и внимательно за ним наблюдал.

– Ну и как?

– Ты в очень хорошей форме. – Иэясу шагнул вперед. – Ты закончил? Обряд начнется через два часа. Думаю, тебе следует пойти переодеться.

Хм… Киёмаса бросил на Иэясу неодобрительный взгляд. А сам он, он что, не собирается менять свою куцую одежонку на что-то более соответствующее торжественному событию? И хочет предстать перед его светлостью в таком затрапезном виде? Киёмаса было уже открыл рот, чтобы высказать свое возмущение, но потом вспомнил. Его светлость не хочет видеть Иэясу. Значит, на самом обряде Токугава присутствовать не будет. Но… а если господин Хидэёси все-таки захочет?..

Киёмаса покачал головой. Ладно, его это все не касается. Он сам приготовился как следует. Парадное камисимо[52] со вчерашнего вечера лежало расправленное в его комнате, мечи, большой и малый, тоже были при нем. Не может он, Като Киёмаса, встречать его светлость без мечей. Ведь ему даровано право носить оба меча даже в замке.

– Я скоро. – Киёмаса направился к двери, но на пороге оглянулся. – Все пройдет хорошо? – с волнением в голосе спросил он.

– Да, не сомневайся, – Иэясу кивнул и двинулся вслед за ним.

Что может быть мучительнее ожидания? Киёмасе казалось, что он стоит на коленях перед широким постаментом с прозрачным занавесом целую вечность. Ему виден был лишь смутный силуэт в сумраке храма, освещенного только светом горящих свечей.

Настоятель самозабвенно молился. Киёмаса перечитал три раза Священную Сутру и теперь просто тихо, шепотом разговаривал с его светлостью, не получая ответа.

Его не слышат? Или просто не хотят разговаривать? Он плохо помнил, что и как он слышал и чувствовал, когда был ками. И здесь, в этих стенах, на несколько мгновений эти чувства вернулись, и он опять слился с окружающим его миром. Но тут же, испугавшись, «вернулся» обратно в привычное состояние. Нет. Это его светлость возвращается из мира духов в мир живых, здесь и именно здесь они увидят и услышат друг друга.

…Долго еще? Ему показалось или там, за мутной пеленой, какое-то движение? Киёмаса поднял голову и замер, боясь пропустить что-то очень важное. И не зря. Потому что между плотными складками занавеса показалась рука. Пальцы на руке были растопырены, ощупывая воздух вокруг, а потом сжались в кулак на прозрачной плотной ткани. И занавес скользнул в сторону.

Киёмаса открыл рот, чтобы сказать слова приветствия, но так и замер с отвисшей челюстью.

На постаменте стоял, выпрямившись во весь рост, совсем юный мальчик. Мальчик подошел к краю постамента и уселся на него, свесив ноги вниз.

Нет, не мальчик. Невысокого роста юноша, худой и с торчащими во все стороны волосами. Узкие губы его кривились в какой-то странной гримасе.

– Уважаемый господин… – Настоятель, похоже, тоже оказался весьма удивлен увиденным, но, взяв себя в руки, начал приветственную речь. Но закончить ее не успел.

– Все пошли вон, – громко проговорил юноша и нетерпеливо дернул ногой. И добавил через пару мгновений: – Вон, я сказал! Кроме тебя, Киёмаса. Ты останься.

Настоятель повиновался мгновенно, быстрыми шагами покинув храм. Но люди, суетившиеся вокруг волшебной машины, создающей тела, замешкались, переглядываясь. Киёмаса нахмурился и грозно посмотрел на них. И они, тихо перешептываясь, тоже вышли.

Киёмаса никогда не видел своего господина молодым. Он был младше на двадцать пять лет, и, когда пришел на службу, сам еще будучи мальчишкой, тот был уже взрослым солидным мужчиной.

Юноша, который сидел перед ним сейчас, ничем не был похож на его светлость, каким запомнил его Киёмаса. Даже с господином Хидэёри было только неуловимое отдаленное сходство – молодой господин пошел в мать и больше всего был похож на своего двоюродного деда Оду Нобунагу. Даже Иэясу признавал, что у господина Хидэёри блестящее будущее…

…Но голос, голос его светлости, Киёмаса не перепутал бы ни с чем. Все слова, которые он готовил, застряли у него в горле. Он просто стоял на коленях, подняв голову вверх и таращась на господина во все глаза, из которых текли слезы радости.

А его светлость тем временем соскочил с постамента и, искоса глядя на Киёмасу, пошел к нему. А приблизившись вплотную, сильно и резко ударил его пяткой в лицо.

– Предатель, – выплюнул он.

Киёмаса опустил голову. И тут же получил еще один удар.

– Предатель. Токугавская подстилка. Ничтожество. Продажная девка! – Каждое из этих слов сопровождалось ударом и ранило сердце Киёмасы больнее самого острого меча.

– Что молчишь? Отвечай! Как тебе совести хватило, мразь? Мое тело уже остыло, когда ты ринулся лизать пятки Иэясу? Или еще нет? Отвечай, скотина! – Удар ногой обрушился Киёмасе на голову, чуть выше уха. Такой сильный, что он даже на мгновенье оглох.

– А-а-а-а! – заорал господин Хидэёси и запрыгал на одной ноге. – Твоя тупая деревянная башка! Я ногу отбил!

– Ваша светлость! – Киёмаса, едва не задохнувшись от ужаса, вскочил, но тут же снова упал на колени, протягивая руки к поврежденной конечности господина.

– Что орешь? У тебя шкура, как у быка!

– Простите, простите, господин. – Киёмаса выпрямился, срывая с пояса ножны с большим мечом, и обеими руками протянул их господину Хидэёси.

– А, вот так лучше. – Тот схватил меч двумя руками и, замахнувшись, опустил на спину Киёмасы. – Я уже говорил, что ты грязный шелудивый пес?

– Нет, мой господин.

– Пес. Готовый вилять хвостом за кусок тухлого мяса. – На этот раз удар пришелся по шее. Что-то хрустнуло, но, похоже, это все-таки были ножны. – Нет, ты ответь: как ты посмел?!

Киёмаса закрыл глаза. Как, ну как он мог ответить на этот вопрос?..

…Тогда так же, как и сейчас, горели свечи в храме. Киёмаса был одет во все белое, а волосы острижены в знак скорби. Там, в его поместье, все приготовили: площадку на берегу пруда отгородили, на столике лежали кусунгобу[53] и салфетки из белоснежного хлопка. И Юкинага ждал: он вызвался быть кайсяку[54]. И боль сжимала не так сильно – видимо потому, что Киёмаса больше не чувствовал себя частью этого мира. Все, что его волновало, – это памятный столб с его именем, который установят возле мавзолея его светлости.

Он не услышал, как раздвинулись двери, весь ушедший в молитву. И очнулся только от крика:

– Дядюшка! – Через зал к нему бежал Хидэёри. Киёмаса непроизвольно вытянул руки, и мальчик, тихо всхлипывая, уткнулся ему в плечо.

– Почему папочка умер?! – Хидэёри поднял голову, по его личику катились слезы.

Киёмаса повернулся ко входу. Там, в прямоугольнике дневного света стоял Иэясу.

Зачем, зачем он привел сюда юного господина? Зачем напоминать малышу о его потере?

– Он плачет по ночам, – словно прочитав его мысли, тихо проговорил Иэясу. И, пройдя в глубь храма, остановился и наклонился к мальчику. – Видите, господин Хидэёри, Като Киёмаса тоже скорбит о вашем отце. И он не бросит вас никогда, всегда будет любить и защитит от любой беды.

– Правда? Дядюшка, ты же не бросишь меня?

– Нет, конечно, нет… – Это все слова, которые нашлись у него тогда. Он прижал к себе ребенка и зарыдал в голос, не обращая внимания на Иэясу, стоящего рядом. А тот и не собирался смотреть. Развернулся и вышел наружу.

– Обещай, поклянись, что не бросишь меня никогда-никогда!

– Я… клянусь, молодой господин…

…Что ему оставалось, кроме как поверить Иэясу?..

Но разве это оправдание? Клятву, которую он давал господину Хидэёри, он тоже не сдержал.

Только он не может дальше молчать, он обязан ответить. Склонив голову совсем низко к полу, Киёмаса пробормотал:

– Я… я…

– Я-а-я-а! – передразнил его господин Хидэёси и снова ткнул ногой в ухо. – Вас без присмотра не оставишь. Все просрали, болваны. Все, что было можно, все просрали. Почему в моем роду все тупые, кроме меня?! А? Как так вышло?! Отвечай!

Киёмаса вскинул голову и жалобно посмотрел на господина.

– М-да… Помоги мне одеться. А то сейчас припрется этот хитрозадый енот – не хочу, чтобы он застал меня в таком виде.

Киёмаса поднялся, подошел к разложенной для его светлости одежде и бережно взял в руки расшитые разноцветным шелком хакама. Остальная одежда была под стать: желтое, вышитое гербами Тоётоми верхнее косодэ, алое с оранжевым хаори…

– Ваша светлость, но… Вы приказали Токугаве Иэясу не появляться. Неужели вы думаете, что он…

– Замолчи. Нет мозгов – хоть не позорься. Неудивительно, что тануки удалось обвести тебя вокруг пальца – ты ж сущий младенец. Давай, шевелись, а то мы твоего нового хозяина здорово повеселим! – Господин Хидэёси засунул ноги в хакама и растопырил руки, чтобы Киёмасе было удобнее его одевать.

Киёмаса почти привык к такому необычному облику своего господина. Тем более что, кроме внешности, не изменилось почти ничего. Голос, манеры, ум. И потрясающее знание людей.

Киёмаса едва успел затянуть тяжелый шелковый пояс и завязать его узлом, как двери храма распахнулись. И Иэясу шагнул внутрь. И выглядел он совсем не так, как тогда, когда встречал самого Киёмасу. Длинные одеяния синего шелка с золотыми мальвами ниспадали чуть ли не до пола. Токугава не шел, а плыл к ним и, остановившись в нескольких шагах, поклонился.

– Ты что, совсем совесть потерял, Иэясу? – Господин Хидэёси всплеснул руками, и на его лице отразилось совершенно наигранное изумление. – Ты почему не на коленях?! И это что? Это что, я тебя спрашиваю? – Он подбежал и сильно дернул Иэясу за рукав.

– Время, когда наши титулы имели какое-то значение, давно прошло, Хидэёси. Хотя, глядя на тебя, мне хочется сказать: Токитиро.

– Да? – Господин Хидэёси пропустил мимо ушей издевку, и Киёмаса тоже счел за лучшее промолчать. – Так чего это ты так вырядился? Ничего себе! У тебя рукава в два раза длиннее моих! И это! – Он демонстративно повернулся спиной и постучал по ней кулаком. – Это обычный шелк! Почему мои гербы вышиты шелком, а не золотом?! Можешь не отвечать, я тебе сам расскажу. – Господин Хидэёси развернулся обратно и наклонил голову, глядя на Иэясу снизу вверх. – А это потому, что ты очень жадный, Иэясу. И твои потомки очень жадные. Вам все хочется себе – красивую одежду, много женщин и риса. Страну. Все себе. И – вот уже и золото на одеждах. Эх, если бы меня встречали мои потомки – они бы весь этот храм золотом покрыли! Но они меня не встречают. Потому что ты их всех убил, Иэясу.

– Я сказал, что сожалею об этом. Именно поэтому я и стою здесь.

– Не так ты здесь стоишь, Иэясу. Ты на меня сверху вниз смотришь, а надо наоборот. Но… О! – Господин Хидэёси бросился к постаменту и в мгновение ока взобрался на него. И принял картинную позу, выставив ладонь вперед. – О! Ну что, я тебя уел?

– Мы разве играем в игру «кто выше стоит»?

– Ты первый начал играть в нее, Иэясу. – Господин Хидэёси сел, скрестив ноги. – Сожалеет он… ничего себе. Тебе не кажется, что простого «мне жаль» тут недостаточно? Ты был моим вассалом, Иэясу! Более того, я искренне считал тебя другом! Я доверил тебе самое дорогое – своего сына! А ты? Что сделал ты?!

– А что сделал ты с сыновьями своего господина? И моего друга? – тихо проговорил Иэясу.

– Я… я сохранил жизнь Самбоси!

– …отняв у него все и заставив служить себе. Внука своего господина сначала использовать в своих целях, а потом отдавать ему приказы. Не больший ли это позор, чем смерть? А Ода Нобутака? Что же случилось с ним?

– Так вот оно что… – Господин Хидэёси стал медленно раскачиваться. – Так это ты мне мстил?.. Так?.. Это была месть, Иэясу? – вдруг закричал он, вскакивая.

– Нет. Не месть. Просто твои вассалы поступили так же, как вассалы твоего господина. Перегрызлись за власть. – Иэясу подошел к Киёмасе и указал на него рукой. – А этот человек был верен тебе до конца.

– До конца, говоришь? Да, пожалуй, что ты и прав. Сейчас не время сводить старые счеты. Ты почти расплатился со своими долгами, вернув меня в этот мир. А он мне нравится, Иэясу, очень нравится. А вот ты – нет. Киёмаса, убей его.

Киёмаса сделал короткий шаг в сторону, развернулся, выхватывая из ножен короткий меч, и всадил его в бок Иэясу. Прямо сквозь длинный шелковый рукав.

Ватару терпеть не мог кофе из автомата. Поэтому, нажав дважды кнопку «дополнительный сахар», он подумал и добавил еще сливок. Так хотя бы это можно будет пить. Вытащил стаканчик и пригубил. Нет. Нельзя. Но придется. Или выкинуть и взять кофе в банке? Тут где-то был автомат…

– Мунэхару, ты мне сваришь кофе, когда мы наконец доберемся до гостиницы?

– Можно подумать, у меня есть выбор. – Его напарник, не оборачиваясь, продолжал ощупывать стену. Наверное, это забавно выглядело со стороны – человек в приличном костюме ощупывает и гладит стену древнего замка. Но никто из прохожих и не думал глазеть – мало ли, может, человек всю жизнь мечтал увидеть Киёсу.

– Ну? Ты видишь что-нибудь?

Тело жертвы убрали очень быстро, чтобы не напугать туристов, следы тоже тщательно замыли. Ватару считал, что так делать нельзя: сохранить место преступления в неприкосновенности – важнейшая часть расследования. Но жизнь вносит свои коррективы в правила: оставить пятно крови за натянутыми вокруг него синими пластиковыми стенами в таком месте – так себе идея, если не хочешь собрать вокруг всех репортеров Нагои.

– Вижу. Вот Ода Нобунага выезжает из ворот со своей армией на битву при Окэхадзаме. Как раз здесь хорошо видно заднюю часть его коня.

– Я предпочел бы свежие новости. – Ватару еще раз попробовал кофе. Лучше тот не стал.

– Растерзав свою жертву, мононоке побежал вон к тем деревьям. Вероятно, дальше по аллее. Пойдемте. – Укё потряс руками в воздухе и пошел вперед.

Ватару последовал за ним, отдаляясь от автомата с банками. Впрочем, в нем кофе еще хуже. Может быть, взять кока-колу? По крайней мере, она просто приторно сладкая.

– Да, здесь, как раз под фонарем. Ох, ничего себе лисичка. Я бы увидел такую в парке ночью – обделался.

– Да, скорее, мононоке бы обделался, увидев тебя… – пробормотал Ватару.

– А? Вы что-то сказали? – Укё обернулся.

– Кофе гадкий, говорю, выкинуть надо. – Ватару отошел на полшага, к мусорке, и протянул руку, чтобы выбросить стаканчик.

– Стойте!

Ватару замер со стаканчиком в руке.

– Подождите, пожалуйста. Вот как раз здесь он остановился. – Укё наклонился и ощупал траву рядом с мусоркой. – Да, здесь. Он осматривался. Не уверен, но, похоже, он выбирал дорогу.

– Камеры. Он не попал ни на одну из камер. Значит, специально выбирал дорогу, где их нет. Заранее или уже после нападения? – Ватару разжал пальцы, и стаканчик наконец-то оказался в положенном месте.

– Значит, наша лисичка разумна. Без вариантов. Тело-носитель определенно человек, не животное. Что нужно, чтобы трансформировать человеческое тело в лисье?

– М… – Ватару задумался. – Кровь кицунэ[55]. Или другого оборотня. Но и сам дух должен обладать такой силой.

– Да, верно. Значит, или обиженный дух долго искал носителя, или они родственники.

– Одно из двух. И жертвы. Главное – жертвы. Чем они могли разозлить мононоке? Не похоже, чтобы он просто убивал без разбора и в ярости. Он заранее готовился. Вот скажи мне, что может делать молодая женщина в два часа ночи под стенами средневекового замка?

– Свидание? – Укё присел на скамейку и принялся расшнуровывать ботинки.

– Свидание? Как-то, на мой взгляд, слишком романтично. Жертве тридцать четыре года. Такое больше подходит для пятнадцатилетней школьницы… Твоя жена бы пошла одна в парк среди ночи?

– Если вы помните, первое «романтическое свидание» с Хироко у меня было в логове огромного розового плюшевого зайца. И ей как раз тогда было пятнадцать. – Укё снял носки и потрогал босыми пальцами землю.

– Пойдем по следу?

– Да, так будет быстрее, чем искать места, где нет камер. – Укё встал и медленно, крадучись, двинулся по траве между деревьями.

Ватару пожал плечами и пошел за напарником. Минут через двадцать, петляя по кустам, они дошли до парковки.

– Все. Тут след обрывается. – Укё вздохнул, вынул из кармана пиджака влажные салфетки и, опершись на одну из припаркованных машин, начал вытирать ноги.

– Угу… тут, значит, – Ватару прикрыл глаза, – в этом месте был багажник машины. Ты видишь номер?

– Нет, просто темный провал, в котором скрылась лиса.

– Очень любопытно. В это место почти не доходит свет вон того фонаря, который ночью тут все освещает. И, похоже, багажник был открыт.

– Конечно, открыт – у лисы нет рук. А возвращаться в человеческую форму, видимо, это животное любит с комфортом.

Ватару прошел от указанного места до бордюра, считая шаги.

– Для фургона маловато. И ты не видел, как человек вылезал обратно. Думаю, микроавтобус. И по длине похоже.

– Или минивэн. Вернемся в участок – надо проверить камеры на выезде, отобрать подходящие по габаритам машины.

– Думаю, этим инспектор Итами уже занялся. Ты внезапно угадал с объектом поиска.

Укё повернулся и посмотрел на Ватару поверх очков.

– Такакагэ… Я судмедэксперт, а не гадалка. Я анализирую факты.

– Точно. А еще видишь прошлое предметов. Что, несомненно, очень помогает при анализе.

Зазвонил телефон. Укё заскакал на одной ноге, натягивая на вторую носок, и сунул руку под пиджак.

– Слушаю, – сказал он в трубку, когда ему наконец удалось справиться с телефоном. – Что? Да, я понял. Нет, у меня нет на это времени. Ничего ему не давайте, ремни не снимать. Кормите из дозатора. Только жидкой пищей. Пусть доктор Ямадзаки мне позвонит завтра утром. Нет. Я же сказал: у меня нет на это времени. Вам что-то непонятно? Отлично. До свидания. – Укё сбросил вызов, захлопнул телефон и сунул его в карман штанов.

– Что случилось? – Ватару нахмурился. Чтобы Мори Укё был раздражен… Такое случалось не часто.

– Хидэаки очнулся. Желает со мной говорить.

– О, это же отлично. Разве нет?

– Нет. У меня нет времени выслушивать его очередную ложь. И потом злиться на него и на себя за то, что поверил.

– Послушай, Мунэхару. Это всего лишь телефонный звонок. А что, если он и вправду смог справиться?

Укё медленно натянул второй носок, потом также не спеша надел и зашнуровал ботинки.

– Нет. Он врун и слабак. Может, и правда будет лучше, если он умрет.

Ватару покачал головой и подошел поближе. И положил руку на плечо напарника.

– Послушай. Он все-таки твой брат. Здесь и сейчас. И он ни в чем не виноват. И ты это прекрасно знаешь.

– Не виноват?! Я с детства готовил его. Он шесть лет учился в меде! Изучал клиническую психиатрию! И для чего? Когда появился этот чертов онрё[56] – он должен был сказать мне. А не пытаться «бороться самостоятельно». Вы видели глаза матушки, когда она обнаружила этого придурка, болтающего ногами в петле под потолком? А я видел.

– Он держится десять лет, тем не менее. Это рекорд.

– Нет, это не рекорд. Это не он держится. Это я его держу. Потому что есть надежда еще на Рэйко. Но если и она не справится – я сам вколю ему двойную дозу дроперидола. – Укё отвернулся и зашагал к припаркованной в противоположном конце стоянки машине.

Ватару сжал кулаки.

– Мунэхару, – негромко проговорил он вслед удаляющейся спине, – ты столько судеб сломал ради этого человека. А теперь даже по телефону поговорить с ним не хочешь. – Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, и пошел следом. Иногда врезать Мунэхару хотелось просто до дрожи в пальцах.

Инспектор Итами сидел перед монитором, подперев голову руками. Перед глазами уже плыло. Он даже не обедал сегодня: совершенно не было времени сжевать сэндвич. Зато горка пустых стаканчиков из-под кофе в мусорной корзине все росла. Нет, нужно что-то делать. Если ночью произойдет еще одно убийство…

– Они вернулись, инспектор.

Итами тяжело поднялся из-за стола. И вышел навстречу «гостям». Он не злился на них, ну, почти не злился. Какая разница, кто они и откуда? Сейчас не до этих разборок. До наступления ночи меньше пяти часов.

– Ищем минивэн. Отъехал от стоянки возле замка Киёсу в промежутке с трех до восьми утра.

Мори Ватару. Уже отдает приказы. Ну и что? Он старше по званию, в конце концов, имеет право. До вежливости ли тут? Итами сжал зубы и едва не зарычал. Нет, все равно они безумно раздражают.

– Бессмысленно искать. Этот урод заклеил камеры на выездах со всех стоянок на местах убийств. Почему минивэн?

– Я нашел шерсть животного на стоянке. – Мори Укё поднял над головой пакетик для улик, в котором можно было разглядеть пару волосков.

Черт бы его побрал, как он смог обнаружить их на огромной автопарковке? С лупой по ней ползал?

– И?..

– Вероятно, волоски упали на землю, когда хозяин заводил собаку в салон через заднюю дверь. И мы замерили длину до бордюра.

– Отлично… так лучше. Как вы думаете, сколько в Нагое минивэнов?

– Ого. – Ёнедзава, стоя за спиной этих Мори, показал сразу два больших пальца.

Предатель.

– Много, – вмешался в разговор второй Мори. Который Ватару.

Проклятье, почему нельзя им было дать разные фамилии?

– …Поэтому нужно проверить все дороги, на которые выходят съезды со стоянок. Хоть немного сузим поиск.

– Делаем, делаем, здесь не дураки сидят.

– Господин Итами, – старший инспектор Мори подошел к столу и оперся на него. И заговорил негромко: – Послушайте, я понимаю ваше состояние и настроение. Мы все злы. Все не выспались. И все хотим поймать ублюдка. Предлагаю эту злость использовать на благо общего дела. Что-нибудь есть по связям жертв? Как минимум двоих как-то выманили ночью в парк.

– Да, работаем, – Итами кивнул, – но пока ничего. Проверили телефонные звонки, общих номеров нет. Первая жертва – дворник, он работал в парке той ночью. Остальных выманили, вы правы. Вряд ли они возвращались домой так поздно. Мы выделили людей для ночного патрулирования, каждый участок отправит вечером сотрудников в парки.

– Отлично, – улыбнулся Мори Ватару, – пусть будут на связи.

– Запретите им стрелять, – вклинился в разговор судмедэксперт, – позвоните и скажите начальникам, чтобы категорически запретили стрелять. Если увидят животное или сам момент нападения на жертву – пусть свистят, кричат, светят фонарем, но не стреляют.

– Это еще почему? – Итами поморщился. – Зачем подвергать людей риску?

– Затем, что вы опять забыли: собака не убийца. Собака – оружие. Что толку, если вы отнимете у преступника нож? Он пойдет и купит новый.

– Хм, – Мори Ватару потер подбородок, – это так. Если собаку напугать, то она может побежать к хозяину.

– А если она побежит не к хозяину, а к нашему сотруднику? А? – Итами понимал, что эти двое правы, но идея была не из лучших.

– Вот тогда пусть и стреляют. В голову. Это же полицейские, они должны уметь стрелять быстро.

– О, да вы знаток, господин судмедэксперт. А вы сами хорошо ли умеете стрелять? – Итами вытянулся вперед и посмотрел Мори Укё прямо в глаза.

Тот в ответ сдвинул очки немного вниз и усмехнулся:

– Те, с кем мне обычно приходится иметь дело, как правило, никуда не убегают. И не нападают на людей. Но если вдруг такое произойдет – я вас уверяю: пистолет будет совершенно бесполезен.

Запах, доносящийся с кухни, был просто невыносим.

– Мунэхару! Неужели сварить кофе – это процесс, который занимает полтора часа?!

– Вы же хотели хороший кофе, нет? И прошло всего двадцать минут. Я сначала смолол зерна, потом засыпал в турку, потом…

– Избавь меня от подробностей, если это не поможет ускорить процесс. – Ватару снова уткнулся в ноутбук, открывая новую таблицу.

Укё зашел спустя пять минут, в синем гостиничном халате и с подносом, на котором стояли турка, чашка и блюдечко с домашним зефиром.

– Только не говори мне, что зефир ты тоже сейчас испек.

– Нет, это Хироко. Дала с собой, вы же его любите. – Укё поставил поднос на столик возле кресла и заглянул в ноутбук.

– Проверяете наши списки?

– Да, вполне вероятно, что носитель может в них быть, если засветился где-то ранее как кицунэ.

– Угу. Надо всех кицунэ проверить. Они перерождаются только в своем роду – можно поискать по фамилии, вдруг повезет.

– Да, так и сделаем. – Ватару отвлекся, наблюдая, как Укё наливает кофе. Ровной тонкой струйкой, словно автомат. Стальные нервы у человека.

– Ты видел глаза инспектора Итами, когда я сказал, что мы едем в гостиницу?

– Конечно, – Укё поставил турку на поднос и сел на ковер рядом с креслом, снова заглянув в ноутбук, – он же думает, что мы тут отдыхать будем.

– Отдыхать. Да, хорошее слово. – Ватару взял чашку и поднес ее к губам. Сделал глоток и блаженно зажмурился. – Что бы кто ни говорил, а я на тебе в следующей жизни снова женюсь.

– На что только человек не согласится ради хорошего кофе… Увы, я боюсь, что на этом мои достоинства в качестве жены и заканчиваются. И мне еще раз придется родиться женщиной.

– Ну, если ты родишься, например, у моей супруги, то… стоп… стоп, стоп. Что это?! – Он ткнул пальцем в монитор.

– Микава Юта?.. Это ведь наша жертва номер один. Дворник. – Укё приподнялся, глядя в экран.

– Ого… Так. Погоди-ка… Давай-ка посмотрим весь список владеющих силой по Нагое. – Ватару открыл другую таблицу и ввел в поисковик имя второй жертвы.

– Ого… – воскликнули они уже вдвоем, когда имя высветилось в таблице.

– Давайте третью, нашу даму… – Укё облокотился на ручку кресла, едва не уткнувшись носом в колено Ватару.

– А вот и она…

Они оба уставились в монитор.

– Все латентные. Ни один не светился в этой жизни. Слабые стихийные. Вода, земля, воздух. Если они и пытались защититься, то просто не смогли. – Укё снова опустился на пол.

– М-да… – протянул Ватару, – это плохо. Это очень и очень плохо. Этот урод убивает владеющих силой. Слабых, не способных дать ему отпор. Как он их вычисляет?

– По запаху, думаю. Многие духи чувствуют «запах силы».

– Да, ты прав. Итак… Наш мононоке убивает не из мести. Он, похоже, копит силу, разрывая на части тех, кто ею владеет. Для чего?

Укё снял очки и потер глаза. Потом снова надел. И задумался.

– Как вы думаете, мононоке может хотеть захватить мир или устроить переворот?

Ватару покачал головой:

– Сомневаюсь. Цель таких существ почти всегда месть. Их природа – разрушать, уничтожать.

– Вот именно. У меня всему этому есть пока только одно объяснение. Тот, кто обидел духа, владеет силой. И, в отличие от этих несчастных, силен по-настоящему. Кто бы он ни был, надо поймать мононоке как можно быстрее. Это все может кончиться плохо. Очень плохо.

– Да, ты прав. Кстати, почему ты запретил стрелять по нему? Опасаешься за тело-носитель? Не похоже на тебя.

– Опасаюсь, да. Но не из сочувствия ему. Если тобой управляет мстительный дух – об этом трудно не знать. Так что он, как минимум, соучастник. Но я все честно сказал. Носитель лишь орудие. Может, это единственное тело, которое ему подходит, а может, их там выводок. Да и, чтобы убить мононоке, нужен дробовик. А в идеале – огнемет. Но у нас ведь не вооружают полицию огнеметами, м-м? – Укё поднял голову и хитро прищурился.

– Поймаем, увидишь, – усмехнулся Ватару и сунул напарнику в руки ноутбук. – А пока вот, держи.

– И что мне с ним делать?

– Как что? Обзвони всех потенциальных жертв. Их около двадцати. Придумай что-нибудь, чтобы они ночью из дома носа не высовывали, и дай каждому наши телефоны. А я пойду отдохну.

– Будет исполнено. – Укё поклонился прямо до пола, потом поднялся и пошел на кухню. – Мне понадобится очень много чая маття. Очень много.

– И этот человек что-то говорит мне про пафос, – пробормотал Ватару, беря в одну руку чашку, а в другую зефир.

Глава 9. Линии пересекаются

Квартира у Ёситады оказалась не слишком впечатляющей. Обычный двухкомнатный «мансён»[57], как говорил сам хозяин жилья. Циновки на полу, встроенные шкафы, только кровать вполне европейская, на высоких ножках. Компьютерный стол и низкий диванчик перед экраном на стене. Вот и вся обстановка. Зато вид из окна и правда был хорош, несмотря на то, что этаж был пятый. Но Сандер знал, что для Ёситады и это было огромным достижением.

– Да уж. Бедновато как-то для наследника сёгунов. Я думал, у тебя тут пентхаус.

– Для школьника, не желающего жить в одном доме с отцом, более чем прилично, – усмехнулся Ёситада и спросил: – Чай? Кофе? Кофемашина на кухне, варит вполне пристойно.

– Давай по кофе. И какой у тебя пароль от вайфая? – Сандер вынул из пакета коробку с новеньким ноутбуком и зашуршал упаковкой.

– А вон на стене бирочка висит.

Пока Сандер возился с ноутбуком, Ёситада принес кофе. И сел на диванчик с пультом и клавиатурой.

– Вот, смотри, что я нашел. Пока – всякие изображения Токугавы Иэясу. А вот – фото человека, с которым я разговаривал. В парадных одеяниях. Эти фото делал дедушка в Никко. На церемонии встречи. Как, по-твоему, похоже?

Сандер хмыкнул, потом прижал ладонь ко рту и захохотал.

– Н-не очень.

– Потому, что ты не японец, – насупился Ёситада, – и ничего не понимаешь в традиционной живописи.

– Ладно, ладно, – Сандер миролюбиво поднял ладони, – одежда очень похожа.

Ёситада метнул в него гневный взгляд.

– Совсем не страшно. – Сандер присмотрелся. – А это твой дедушка? Да? Вот с ним как раз есть некоторое сходство.

– Ничего удивительного. У него ведь и брали биоматериал.

– Так, та-ак. Давай разберемся. То есть в то, что этот человек искусственно создан, ты веришь?

– Ну… это правдоподобно.

– А вот твой дед, похоже, верит от начала и до конца. А он не похож на человека, которого легко обмануть.

Ёситада покивал, соглашаясь. И снова перелистнул картинки.

– Смотри. Только внимательно смотри. – Он приблизил изображение.

– М-м-м… А что я должен увидеть? Прическа короткая, не самурайская ни с какой стороны. Глаза… Глаза?! О, они у него голубые, что ли?

– Верно.

– Ох… так вот ты в кого, анимешка! Это что же, вашу кровь еще первые европейцы разбавили? А у тебя проявилось? Хотя… нет, не сходится. Они вроде позже прибыли, чем он родился, нет?

– Да. И этот человек сказал, что мой цвет волос – это «цвет сёгунов», и у его деда был такой же. И у сына. Который стал сёгуном после него.

– А-а-а, это который опоздал на битву при Сэкигахаре? – рассмеялся Сандер.

– Да-да, этот. Вот с чего такое сочинять, а? Да и если бы актер… Ну выбрали бы более похожего на «официальный облик». Ну, как себе все представляют Токугаву Иэясу. И уж точно бы с нормальными глазами нашли. Значит, действительно сделали? Но если это и правда клон, то как он ходит и разговаривает? Чтобы обучить человека с нуля, нужно черт знает сколько времени.

– Хм-м… А сам процесс создания и «пробуждения предка» на видео не снимали? Тогда все было бы понятно.

Сандер посмотрел зачем-то в потолок.

– О, – он внезапно поднял большой палец, – это фотки же в храме сделаны? Вон смотри, монахи же? Может, у них спросить? И там же наверняка туристов миллион. Можно найти свидетелей церемонии.

– Вот не дают тебе покоя лавры детектива… – Ёситада допил кофе и поднялся, чтобы пойти на кухню. – Что-нибудь принести?

– Если только что-нибудь поесть.

– Ничего нет, редко ем дома. Давай закажу что-нибудь. Китайскую еду?

– Давай. И пиццу тогда еще, четыре сыра. – Сандер открыл ноутбук. – Вдруг чего наснимали и выложили? – Он рассмеялся и вбил в поиск «Возвращение Токугавы».

Ёситада взял телефон и вышел на кухню.

– Два гобаньчжоу, пекинский салат и жареный рис с креветками. – Он продиктовал адрес и собрался звонить в пиццерию, как вдруг услышал из комнаты громогласный хохот Сандера. Опустив телефон, он вернулся в комнату.

– Что?..

Вместо ответа Сандер развернул ноутбук:

– Ты посмотри – красавец какой. Это аэропорт, да?

– Что? – Ёситада всмотрелся и сжал свободную руку в кулак. – Вот гаденыш! Он таки выложил фото!

– Кто?

– Да тот папарацци! Надо было отнять у него камеру! Или хотя бы карту памяти. Вот сволочь! Покажи, где это выложено?

– Сейчас, – Сандер тыкнул на изображение, – какая-то онлайн-газетенка.

– А… хм… да нет, приличная газета вполне, – Ёситада внезапно очень недобро усмехнулся.

Сандер вопросительно приподнял брови. Было ясно, что его друг что-то задумал.

– Интересно, а хозяин этой газеты видел эти фото? Уверен, что нет.

– Ну-у… не хозяйская это работа, – хмыкнул Сандер, – а что такое?

– Да ничего. Видел бы – позвонил бы давно и пригласил куда-нибудь. Мы с этим парнем в старшей школе учились. Только он потом в Тодай[58] пошел.

– Хозяин? Одноклассник твой, что ли?

– Ага, – в улыбке Ёситады было столько злорадства, что Сандеру аж стало не по себе.

– Устроишь репортеришке веселую жизнь?

– Конечно. Ему вдогонку такую рекомендацию дадут, что его не возьмут даже в аниматоры.

– О… Ничего себе, ты мстительный. Не ожидал. Все же парень свою работу выполняет, и неплохо, разве нет? Мы же и ищем тут фотки и статьи подобных ребят.

– М-да… ладно, посмотрим. Потом с этим типом разберемся. Это все, что ты нашел?

– Ну… о возвращении Токугавы – все. Но давай посмотрим конкретно Никко. В каких числах случилось пришествие?

– Э… сейчас. Получается, в декабре прошлого года.

– Ога… Никко? Сейчас гляну… О, смотри-ка… Как там ваш храм Токугавы Иэясу называется?

– Тосёгу.

– Вот-вот. Он был в декабре закрыт на неделю на «реставрационные работы».

– Вот как…

Ёситада сел на диван и взял клавиатуру.

– Значит, закрыт… Интересно, что там была за «реставрация»? – Он защелкал клавишами.

– Стой. Подожди-ка… – Сандер внезапно махнул рукой.

– Да?

– Смотри. – Сандер указал на монитор.

– Реставрационные работы в Тосёгу….И реставрационные работы в храме Хоммё в Кумамото? Ты про это?

– Ага. И вот, смотри, еще один… Прочитай, я не понимаю.

– Миёгё. Храм Миёгё, а что такое? Реставрация тоже… или ты думаешь… о, стоп, а ну-ка погоди… – Ёситада ткнул на первую ссылку. – Это храм, посвященный Като Киёмасе. Знаешь, кто это?

– Не-а…

– Хм, не важно, – Ёситада нахмурился, – Миёгё тоже его… Подожди, как… Этот Токугава Иэясу же был в Кумамото в эти самые числа, мне дедушка говорил. По «личным делам»… Проклятье! – Ёситада изумленно распахнул глаза и повернулся к Сандеру. – Слушай, если это все взаправду, они что, выходит, и Като Киёмасу воскресили?! Но зачем?

– Ну… – задумчиво протянул Сандер, – если бы я знал, кто это такой…

– Ну, это воин такой, известный очень. Служил Тоётоми Хидэёси. Когда была война с Кореей, там сражался. Замок вот построил, в Кумамото… – Ёситада прищурил один глаз и задумался.

– Хм… – наконец изрек он.

– Да? – Сандер наклонил голову вбок.

– Сейчас проверим кое-что.

Ёситада снова взял телефон, нашел нужный номер и поднес аппарат к уху.

– Здравствуйте. Это Токугава Ёситада. Могу ли я встретиться с господином Токугавой Иэясу? О, как жаль… А куда, можно узнать? И когда вернется? А, понятно. Запишите меня, пожалуйста, на вечер следующего дня. Большое спасибо. – Он опустил телефон. – Вот это номер…

– Это ты с кем разговаривал?

– Секретарша Токугавы Иэясу. Ии Киёми.

– Что разузнал? Не тяни.

– А то… – Ёситада улыбнулся было, но тут же снова нахмурился. – Он уехал в Нагою. Как тебе это, а?

– Ого… – Сандер откинулся на спинку дивана и раскинул по ней руки во всю длину. – …А задачка-то сошлась с ответом…

– М-да… что это все вообще может значить?

– Так, – Сандер хлопнул себя по колену. – Давай начнем расследование с того, что предположим, что подозреваемый виновен.

– Чего?..

– Ну, давай исходить из того, что Токугава Иэясу – это Токугава Иэясу. И начнем искать этому доказательства. Потому что по-другому получится – «я не верю в бога, потому что никогда его не видел».

– Да, ты прав. Давай искать. Только как?

– Думаю, нужно съездить в Никко, в Кумамото и… в эту, Нагою. В Нагою – чем быстрее, тем лучше. Можем вообще поймать на месте преступления.

– Да, точно… но я не смогу до воскресенья, извини.

– А чего ты передо мной извиняешься? – Сандер сел ровно и снова открыл ноутбук. – Это же тебе в первую очередь надо.

– Именно. Поэтому и извиняюсь. Не хочу тебя напрягать.

– …но напрягу, – Сандер рассмеялся и набрал в поисковике «Нагоя билеты купить». – Я поеду сегодня вечером. А ты – в воскресенье в Никко… или в Кумамото? Куда лучше?

Ёситада потер лоб и задумался.

– И туда, и туда я за один день не успею. Никко – это рядом, а если в Кумамото – то это только ехать сколько… будет ли у меня время кого-то расспрашивать? В Никко, однозначно.

– Эх… а кого бы отправить в Кумамото? Во, а твой одноклассник этот? Журналист который?

Ёситада покачал головой:

– Он не журналист, он владелец газеты. Он организует работу… о, стоп. – Лицо его внезапно просветлело, и спустя секунду на губах заиграла все та же нехорошая усмешка.

– Что?

– Я, кажется, нашел того, кто у нас поедет в Кумамото.

Он положил клавиатуру на колени, нашел страницу со своими фотографиями и щелкнул на имя автора статьи. Открыл его профиль и написал: «Это Токугава Ёситада, которого ты сфотографировал в аэропорту без разрешения. Вот тебе в подарок еще одно фото… – Он открыл папку „мой класс“ и выбрал оттуда одну из фотографий. И добавил к сообщению: –…Надеюсь, ты узнаешь человека справа от меня, хоть он и стал сейчас старше. Я ему еще не звонил по поводу твоего увольнения и рекомендаций, но собираюсь позвонить. Однако я готов предоставить тебе шанс. У меня есть для тебя работа. Если хорошо ее выполнишь – останешься в редакции». – Он нажал «отправить».

– Опа!.. – воскликнул Сандер. – А ты добрый.

– Да, ты же сам сказал: разнюхивать – это и есть работа таких, как он.

– Хорошо. А если и правда у вас тут ками воскресают? Он не напишет про это статью?

– Нет, я же сказал: это вполне приличная газета, там такую чушь не опубликуют.

Сандер и Ёситада в один голос расхохотались.

Пискнул телефон Ёситады, и на экране высветилось: «вам пришло сообщение».

Ёситада открыл и прочитал: «Что я должен сделать?»

– Ха, – сказал Сандер и подмигнул. – Давай кидай ему инструкции, а я пока билеты куплю.

В дверь позвонили. Похоже, прибыла заказанная еда.

Иэясу вскинул руку и перехватил меч за лезвие через ткань рукава до того, как Киёмаса успел его выдернуть.

– Стой.

Киёмаса нахмурился, замешкался на миг, но все же потянул за рукоятку, возвращая себе оружие.

Иэясу поморщился:

– Ты все же порезал мне руку… – Он показал кровь, стекающую по ладони на синий шелк. И медленно перевел взгляд на сидящего на постаменте Хидэёси, наблюдавшего за происходящим с явным интересом. Аж рот раскрыл, обезьяна старая. Впрочем, о чем это он? Хидэёси выглядел просто неприлично молодо. Иэясу помнил Токитиро, но даже когда они только познакомились с этим человеком, он выглядел значительно старше, чем сейчас. Тем не менее Иэясу ни с кем бы его не перепутал. Прозвище Обезьяна, которое дал Ода Нобунага, было на редкость точным и емким. И отражало одновременно и внешность, и натуру Токитиро. Его лицо все время находилось в движении, и тело тоже. И даже если ничего не двигалось – пальцы, ноги, голова, то все равно создавалось впечатление, что этот человек в любую секунду готов сорваться с места.

– Я думал, ты умнее, Хидэёси. Или что ты все-таки любишь своего сына и хочешь его увидеть, – слова давались Иэясу с трудом. Приходилось следить за дыханием и больше не двигать руками.

– Глупости, маленькая шутка. Ты что, обиделся? – рассмеялся Хидэёси. – Раз твои потомки научились делать человеческие тела – слепят тебе новое, не обеднеют. А ты шустрый, тануки.

Иэясу поморщился. Не только от боли – он терпеть не мог это прозвище из уст Хидэёси.

– Если бы ты был умнее, Обезьяна, ты бы догадался, что то, на чем ты сидишь своим бесхвостым задом, и есть та штука, которая «лепит тела». И если мы с Като Киёмасой устроим тут драку – от нее ничего не останется. И твой сын будет по-прежнему завывать в пустоте неупокоенной душой.

– Да как ты смеешь! – Хидэёси вскочил и сжал кулаки.

– Подумай. У тебя теперь полно времени. – Иэясу наконец вдохнул полной грудью и вышел из зала.

Оказавшись на улице, он понял, что до машины с оборудованием не доберется, об отеле даже речи не шло. Он чувствовал, как кровь стекает по его ногам, и надеялся, что многочисленные слои одежд хорошо ее впитают – в основном он и нарядился так, потому что ожидал от Хидэёси чего-то подобного. Рана уже почти закрылась, но от ходьбы разошлась снова.

Скамейка. То, что надо. Ему не потребуется много времени, чтобы залечить такое ранение, но нужен покой. Иначе все зарастет криво и будет потом болеть.

Иэясу сел на скамейку и откинулся на спинку. Проклятье, ну до чего же больно! И это еще только начало – дальше будет просто кошмар, когда рана начнет ужасно чесаться изнутри. Он поднял руку. На ней все еще сочился кровью порез. Обычно такая мелочь исчезает почти мгновенно. Но сейчас все силы направлены на более серьезное ранение.

Заметил ли Хидэёси? Судя по его словам, нет. А вот понял ли Киёмаса? А если да, то крайне важно – расскажет он своему господину или нет. Киёмаса очень, очень сильно изменился. Однако, вероятнее всего, его бывший хозяин еще не понял этого.

Все владеющие силой больше всего оберегали свою тайну. Скрывали не само умение управлять стихиями и первостихиями – это как раз было почетным, и многие, кто был лишен такой способности, прибегали к фокусам, чтобы их тоже считали потомками богов. Но что именно дает тебе твоя стихия и каким элементом ты владеешь – держалось в строжайшем секрете. И доверяли его только самым близким друзьям. Даже дети не всегда знали, какой силой владеет их отец. А что поделать – в такое время вырос Иэясу: не раз бывало, что сын бил в спину отцу.

Иэясу считал такое отношение глупостью. Своего сына Хидэтаду, который наследовал силу, Иэясу обучил всему. Сначала нашел ему хорошего наставника, умеющего держать язык за зубами, а потом и сам.

А вот способности Хидэтады он скрывал едва ли не больше, чем собственные.

Ходили слухи, что Мори умеют видеть чужие элементы, а Мори Мотонари – так и вообще сами способности наделенных силой людей. Но Иэясу точно этого не знал. Да и сам Мори Мотонари умер, когда Иэясу еще был ребенком, а с его сыновьями ему не приходилось воевать. Да, интересная получается штука: то, что умеешь делать в бою, знают лишь твои друзья и твои враги.

Но о том, что ты можешь, помимо сражения, не должен знать никто. О том, что Иэясу умеет залечивать свои раны, знал только Ода Нобунага. Он сам увидел те три пули, которые упали на землю, когда Иэясу снимал с себя доспех. И очень, очень громко ругался, что Иэясу не сказал ему, не доверился. А он в пылу боя даже и не заметил, что пули пробили его насквозь.

Дышать стало намного легче. Но теперь внутри стало так жечь и чесаться, что хотелось разодрать рану снова, чтобы как следует почесать себе кишки. Иэясу прикусил губу, на глазах выступили слезы. Ничего. Потерпеть. Совсем немного потерпеть.

Киёмаса рассматривал свой меч с некоторым недоумением. Ну как он мог промахнуться? Запутался в складках одежды? Да нет же, он отлично почувствовал, как клинок погружается в плоть. Вот же… неужели Иэясу и правда тануки? И сумел обвести его вокруг пальца?

– Ах-ха-ха! – Его светлость тем временем явно не был расстроен и веселился от души, наблюдая за его лицом.

– Ты бы видел себя! Киёмаса Кривые Руки, вот как я буду тебя теперь звать. Или… ты промахнулся нарочно, а, Киёмаса?

Киёмаса вздрогнул и опустил меч. И посмотрел на господина настолько ошарашенно и жалобно, что тот опять расхохотался:

– Ладно, ладно, я тебе верю. Иди сюда.

Киёмаса медленно подошел к помосту и снова опустился на колени:

– Мой господин…

– Встань. – Хидэёси спрыгнул вниз. – Тут есть зеркало? Хочу посмотреть на себя.

– Я… я сейчас принесу. – Киёмаса вскочил и бросился к выходу.

– А ну стой!

Он замер.

– Успеешь. Как я выгляжу? Молодым? Здоровым?

– Да, ваша светлость! Очень здоровым и очень… молодым.

– Так, – на лице Хидэёси отразилось недовольство, – ты хочешь сказать, что я выгляжу как мальчишка?!

– Нет, что вы, мой господин, вы…

– Правду!

– Да. – Киёмаса опустил голову.

– Отлично!

Хидэёси пробежался по залу, повертел головой, зачем-то упал на землю и вскочил снова.

– Великолепно! – Он схватил себя за прядь волос на виске и скосил глаза. – Ты смотри, смотри, Киёмаса! Они снова черные! Ни одного седого волоска, ни одного! И я могу согнуться, разогнуться, и даже вот так могу сделать, смотри! – Он упал на пол, перевернулся на спину и задрыгал ногами в воздухе.

– Да, ваша светлость! Это восхитительно! – Киёмаса восторженно закатил глаза и разулыбался во весь рот. И слезы счастья хлынули из его глаз. Господин снова с ним. Он молод и здоров. И не держит на него обиды. Значит, все будет хорошо.

– Так, отлично, – Хидэёси поднялся на ноги, – а теперь можешь пойти и поискать зеркало. И верни обратно этот комок обиженного меха. Я не собираюсь его прощать, но он прав – пока он нам нужен.

Киёмаса коротко кивнул и вышел. И почти сразу увидел Иэясу. Тот сидел на скамейке возле ограды, за которой росли цветочные кусты, и вид у него был очень расстроенный. Киёмаса подошел к нему поближе и увидел слезы на его глазах. И сам тут же чуть не задохнулся от жалости. Тихо подойдя к Иэясу, он легонько тронул его за плечо:

– Ты… не переживай так. Господин обязательно тебя простит. Он отходчивый. Ты вернешь ему господина Хидэёри, и он точно тебя простит!

– Спасибо тебе. – Иэясу повернул голову и внимательно посмотрел в лицо Киёмасы. Вид у того был крайне удрученный и сочувственный. Было видно, что он действительно беспокоился за его, Иэясу, душевное состояние. Он еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Нет, все-таки Като Киёмаса ему ужасно нравился.

– На будущее – передай своему господину, что шутка была не очень удачной. Видишь ли, мы не «умеем лепить тела» в любых количествах. Это тело – одно-единственное, второй шанс, если хочешь. Потеряв его, мы умрем. И наша душа отправится туда, куда ей положено. Может, на круг перерождений, а может, еще куда. Вернувшись в этот мир, мы перестали быть ками. Пусть бережет мой подарок.

– О… – Киёмаса приоткрыл рот и уставился на Иэясу.

– Что? Ты не знал?

– Да нет… я просто не думал, что можно снова получить тело. Не задумывался. А его светлость…

– Тоже не задумался, как я посмотрю. Ну? Он готов к разговору?

– Да, но…

– Что?

– Он просил зеркало.

– Ничего, подождет. Поедем в отель – там полно зеркал, он сможет сполна насладиться своим видом.

– Нет! Нужно сейчас!

– Вы оба невыносимы. Я не хочу бегать. Вон там, недалеко от ворот, сувенирная лавка. Сходи и купи. А я отдохну.

Киёмаса рванул по дорожке к воротам. Иэясу покачал головой. Правильно ли он поступил, что пустил Хидэёси в этот мир? Но без него никак не обойтись. Придется терпеть.

Двери лавки были открыты, и Киёмаса вбежал внутрь.

– Дай мне зеркало, – гаркнул он с порога.

Торговец, невысокий мужчина средних лет, радостно заулыбался и принялся выкладывать товар на стеклянные полки, под которыми лежали всякие мелочи. Киёмаса уже много раз видел такие полки в магазине – это и правда было удобно: все видно и никто не украдет. Он присмотрелся и внезапно заметил, что все вещицы, лежащие на полках, украшены гербами: его гербом – глазом змеи, и павлонией Тоётоми. Он осмотрелся по сторонам. На стенах висела одежда с рисунками, на некоторых из них был изображен замок, похожий на Осакский, на некоторых – храм или силуэт воина. А вот – памятник ему, Киёмасе! И почти на всех красовались гербы. Глаз змеи или павлония. Или и то и другое.

– О-о-о… – негромко протянул он.

– Зеркала, господин Като. – Лицо торговца, казалось, лопнет от улыбки.

На полке были разложены несколько зеркал. Киёмаса взял одно, круглое, перевернул. На обратной стороне красовался герб Тоётоми.

– Во, вот это. – Он положил его обратно, отдельно от других. И взгляд его остановился на лежащих под стеклом головных платках. Один из них был черным, с двумя красными кругами по углам. Киёмасе всегда нравилось такое сочетание. Он ткнул пальцем в стекло:

– Вот это тоже.

Он засунул руку за пазуху. Хорошо, что не оставил фуросики в комнате на том постоялом дворе. Положил на стекло, развернул и вытащил карту. Торговец взял ее двумя руками и отошел в сторону. Вернулся, отдал и хотел было упаковать покупки, но Киёмаса жестом остановил его, забрал карту, зеркало сунул в рукав и выскочил из лавки, на ходу повязывая платок.

Иэясу все так же сидел на скамейке и, похоже, дремал.

– Эй… – позвал его Киёмаса.

– А? – Иэясу приоткрыл один глаз.

– Его светлость хочет тебя видеть. Пойдем.

– Эм… а сюда его светлость не может выйти? Поехали бы уже, там обед, наверное, накрыли… – произнес мечтательно Иэясу.

– Пойдем! – Киёмаса дернул его за руку.

– Ай… сейчас. Иди со своим зеркалом, я подойду.

– Хорошо. – Киёмаса рванул к входу в храм и уже на пороге остановился и обернулся – Иэясу зачем-то, нагнувшись, вытирал скамейку.

Киёмаса вошел в зал и опустился на колени, поклонившись до земли. Потом поднял голову и выпрямился, протягивая зеркало. И вскрикнул. Потому что кланялся он пустому постаменту. Господина Хидэёси в зале не было.

Киёмаса вскочил и начал оглядываться по сторонам. Подошел к занавесу – никого. Заглянул за алтарь, за ширмы: его светлость любил прятаться и появляться неожиданно.

Но храм был пуст. Растерянно хмурясь, он вышел наружу и столкнулся в дверях с Иэясу.

– Э? – Тот посмотрел на него удивленно.

– Его там нет…

– Что значит – нет? – Иэясу тоже зашел внутрь. – М-да… похоже, он вышел, когда ты был в лавке, а я дремал. Он очень тихо ходит…

– Вышел? Куда? – Киёмаса почувствовал, что по спине пополз холодок.

– Откуда я знаю? Может, в уборную?

– А… – Морщины на лбу Киёмасы на миг разгладились – Тогда подождем.

– Ты жди. А я тогда схожу перекушу. – Иэясу повернулся и неспешно отправился к подсобному помещению, которое временно заняли рабочие, устанавливающие оборудование.

Киёмаса встал возле входа и стал ждать. Его светлость точно не пройдет мимо, когда будет возвращаться. А он не будет спать, как Иэясу.

Однако ждать пришлось долго. Первым вернулся довольный Иэясу. Он переоделся в свою обычную одежду, и Киёмаса хмыкнул неодобрительно.

– Что такое? Нам давно пора ехать. В машину неудобно садиться во всех этих шелках. Он вернулся?

– Нет… – Киёмаса не знал что и думать.

– Плохо. Значит, сбежал.

– Что?! – вытаращил глаза Киёмаса.

Иэясу неопределенно пожал плечами.

– К-к-а-а-к это «сбежал»?! Зачем?!

– Откуда я знаю. Это же Хидэёси. Ему все что угодно может в голову прийти. Вот что. Его нужно найти, срочно. Пока он не попал в неприятности.

– Неприятности?.. Его светлость? О-о-о… – Киёмаса прижал ладонь ко рту. И тут же понял, насколько Иэясу прав. Его светлость совсем не знает этот мир. Могут случиться любые неприятности! На него могут напасть! Он может попасть под трамвай! А может заблудиться в огромном городе и остаться совсем один, без еды и крыши над головой!

Киёмаса сорвался с места. Рисуя в голове картинки, одна страшнее другой, он выскочил за ворота и остановился, дико озираясь по сторонам.

За воротами никого не было, только какой-то иностранец остановился посреди дорожки и с интересом на него уставился. Едва не сбив зазевавшегося туриста с ног, он помчался по ней вперед и вверх: если господин пошел туда, то может попасть в беду. Там много машин и людей, оттуда они и приехали. Как же так? Почему он не уследил? Киёмаса несся, задыхаясь, пока не добежал до шоссе. Там он остановился и перевел дух. И мысленно закричал.

Кругом были толпы людей. По шоссе носились машины, разноцветные вывески мигали разными огнями. Ну как, как он найдет в этом всем своего господина?

В конце концов решено было ехать с утра. Ёситада по дороге на работу сам отвез Сандера на вокзал, где тот уселся в вагон и тут же заснул: он очень любил спать в транспорте. А проснулся – уже объявляли конечную остановку.

Сандер потянулся, выбрался из уютного теплого вагона и ощутил потребность позавтракать. Утром дома он выпил чашку кофе с парой сырных крекеров и больше ничего не ел. Он посмотрел в телефоне, где тут ближайший Макдоналдс, и двинулся туда. И уже сидя за столиком и жуя двойной чизбургер, принялся изучать карту.

Такси тут, в Японии, стоило неприлично дорого. Но Сандер этому не был удивлен – при такой системе общественного транспорта такси было скорее роскошью, чем средством передвижения, особенно в крупных городах. Даже собственная машина скорее доставляла неудобства, чем давала преимущества. Ну разве что добраться из пригорода до станции метро.

Метро, как успел заметить Сандер, служило тут одним из основных видов транспорта. Но это как раз его не удивило, так же было и на родине. Но вот что ему очень понравилось – это система электропоездов. При большом желании с их помощью можно было добираться куда угодно, и ходили они очень часто. Это вам не ждать два часа на станции с ведрами клубники.

Впрочем, может быть, со времен детства что-то и изменилось, Сандер толком не интересовался этим вопросом. Поизучав карту, он решил, что до района Накамура он будет добираться на метро. А оттуда на трамвае до самого храма. Первым делом, как говорится, самолеты. А потом – а потом Сандер планировал посетить местные достопримечательности, которых в Нагое было невероятно много… Изрядная их часть связана с Одой Нобунагой – светлый (а вернее, темный) образ этого человека интересовал Сандера все больше и больше.

Впрочем, это было не удивительно. Именно отсюда, из провинции Овари он и начинал свой победоносный путь. А еще Сандер узнал очень много интересного. Например, что «темный образ» несколько преувеличен, а прозвище Демон Шестого Неба – не выдумка создателей компьютерных игр, а действительно имело место быть: его им наградили монахи, с которыми Ода Нобунага яростно сражался. А известный монастырь на горе Хиэй так вообще спалил дотла вместе с обитателями. Не то чтобы Сандер одобрял подобные культурные мероприятия, но… Петр Первый, великий реформатор Российской Империи, тоже не слишком дружил с монастырями и монахами. Видимо, эти люди всегда не особенно любят прогресс. А может, просто очень жадные до власти.

…Эх, надо же, никогда бы не подумал, что так заинтересуется японской историей. Сандер и свою, родную, знал в основном благодаря бабушке, да и то в основном это знание ограничивалось тремястами годами от сотворения мира, то бишь Санкт-Петербурга. И родословную свою он знал едва ли не назубок. И, да, князья Одоевские там действительно были!..Но очень давно. Поэтому себя Сандер особенным аристократом не считал, как было модно одно время. Зато, чего греха таить, этой моде сильно поддался его отец.

Сандер отметил точками на карте места, которые собирался посетить, и проложил маршруты. Первая остановка – Накамура. Там деревня, в которой родился и вырос Тоётоми Хидэёси и откуда пришел на службу к Оде. Там же и находился искомый храм – место поклонения и, вероятнее всего, место, в котором можно найти ответы на некоторые вопросы. Сунув в рюкзачок два литра колы, Сандер вышел из закусочной и отправился за приключениями и тайнами.

Выйдя из трамвая, он снова сверился с картой. Судя по всему, идти надо было вниз, по той дороге, у поворота. Перейдя ее, он остановился у перекрестка и опять заглянул в карту. А когда поднял голову – не смог сдержать улыбку. Из-за поворота, где росли густые тенистые деревья, вышел мальчишка. Лет, может быть, двенадцати-тринадцати, лохматый, чем-то похожий на маленькую симпатичную мартышку. Конечно, будь он одет так же, как обычные японские школьники, в синюю школьную форму, Сандер не обратил бы на него внимания. Но на мальчике был настоящий самурайский костюм. Широкие штаны в крупную складку, рубаха с широченными рукавами и жилетка, на которой были вышиты гербы. Сандер наморщил лоб, вспоминая, где видел такие. Точно! Это же гербы Тоётоми! Сандер улыбнулся еще шире. Так вот что это за паренек. Видимо, из местного бусё-тай. Так назывались косплееры, которые одевались возле разных достопримечательностей в исторические костюмы и развлекали туристов. Тут храм Тоётоми, вот мальчик и одет соответственно. А тот тем временем остановился, озираясь, и медленно, как-то странно семеня, подошел к нему. И вытянул палец вперед. И быстро заговорил.

Сандер сдвинул брови. Из всего, что сказал паренек, он понял только слово «Киёсу».

– Э… Не понимаю… – пробормотал он по-японски, – извини…

А паренек смешно сморщил нос и, размахивая руками во все стороны, снова заговорил. Теперь Сандер разобрал слова «куда» и «пользоваться». И его осенило. Возможно, его спрашивают, на чем можно доехать до Киёсу? Странно для местного мальчика спрашивать об этом иностранного туриста, но Сандер решил, что не будет усложнять никому жизнь, поэтому просто достал телефон и запустил голосовое приложение к карте. И сказал в микрофон:

– Каким транспортом добраться до Киёсу.

И поднес телефон к мальчику, врубив самый громкий звук.

Паренек замер, широко распахнув глаза. Его рот открылся, и он принялся вертеть головой в разные стороны. Потом сфокусировал взгляд на телефоне.

– Это что такое? – наконец довольно внятно произнес он.

Сандер вздохнул. Видимо, он все-таки неправильно понял. Он убрал телефон, смущенно улыбнулся и развел руками.

– Извини, – еще раз сказал он. И зашагал вниз по дороге. Но все же остановился и оглянулся. Паренек в костюме продолжал стоять на месте и смотреть на него. Сандер опять улыбнулся и помахал рукой. Возможно, его вновь приняли за какого-нибудь иностранного «айдола».

Дорога привела его к воротам. Возле которых красовался огромный памятник самураю в смешном высоком шлеме и с копьем. Вероятно, это и был тот самый Като Киёмаса, про которого рассказывал Ёситада. Родственник Тоётоми Хидэёси, тоже выросший в этих местах. Сандер остановился и достал телефон. Себя на фоне этого грозного воина нужно было заснять обязательно. Сделал снимок и хотел было убрать телефон, но рука замерла в воздухе. Прямо из ворот на него вылетел еще один косплеер. И на этот раз это не был ребенок.

Мужчина, одетый в средневековый костюм, был, пожалуй, даже выше самого Сандера. И на поясе у него висел меч. Вот только бандана на голове смотрелась излишне современно, но, может быть, Сандер чего-то не понимал? Он было шагнул навстречу и даже открыл рот, чтобы поздороваться и попросить сфотографироваться с таким колоритным японцем, но тот, остановившись на мгновение, снова рванул куда-то по дороге, едва не снеся Сандера плечом. Видок у него был донельзя озабоченный.

Сандер хмыкнул и пошел к воротам. И почти даже в них зашел, но тут маленький пожилой японец, наверное, служащий здесь, преградил ему путь.

– Извините. Это закрыто, – сказал он по-английски.

Сандер закатил глаза. Впрочем, он этого ожидал. И медленно, почти по слогам произнес по-японски:

– Извините. Я иностранец. Приехал из далекой страны. Очень люблю Като Киёмасу и Тоётоми Хидэёси. Завтра утром уезжаю. Пустите посмотреть, пожалуйста.

– Нельзя! Закрыто! Ремонтируют! – замахал руками японец и добавил уже по-японски: – Опасно!

Сандер пожал плечами. Извинился и, повернувшись, пошел прочь. Этого он тоже ожидал. Оглянувшись через несколько секунд и убедившись, что служащий скрылся за воротами, он повернул обратно и пошел вдоль ограды.

Несерьезная была ограда. В России бы на ее месте красовался забор в два человеческих роста и с острыми штырями. И хорошо еще, если не с колючей проволокой. Так что, отойдя на достаточное расстояние, Сандер легко перемахнул ее и оказался на территории храма. И тихонько, чтобы не привлекать ничье внимание, пошел туда, откуда виднелась сводчатая крыша.

Парк оказался чудесный. Невысокие деревца, каменный мостик через ручей. Если бы было открыто – Сандер с удовольствием здесь побродил между камнями с надписями и аккуратно высаженными цветами и кустарниками. Но сейчас в его задачу наслаждение красотой не входило. Он осторожно обошел основное здание храма и, похоже, обнаружил то, что искал. Со стороны заднего, видимо технического, въезда был припаркован огромный серебристый трейлер, от которого прямо к храму тянулись толстые кабели. Сандер пригнулся и притаился за большим каменным светильником. И, достав телефон, сделал несколько снимков. Эх, пробраться бы в храм… А с другой стороны? А что будет? Увидят – выгонят, в крайнем случае, заплатит штраф. Он было выпрямился, но тут же снова согнулся в три погибели: двери трейлера открылись и оттуда по лесенке стали спускаться люди. Сандер замер. Если это были рабочие-реставраторы – то он был испанским летчиком. Больше всего эти люди напоминали или хирургическую бригаду, или работников санэпидемстанции. На них были голубые с серебристым комбинезоны, а головы закрывали пластиковые капюшоны и маски. Люди вышли и, негромко переговариваясь, направились к храму. Один остался и начал что-то делать с кабелями.

Следом за людьми в комбинезонах вышли еще двое. Эти были в обычной одежде, без масок и перчаток. Один, в брюках и рубашке с галстуком, держал в руках планшет. Остановился и повернул его к второму, в джинсах, и несколько моложе. Тот с интересом наклонился над экраном. Сандер нахмурился. Лицо того, который в джинсах, было ему знакомо. Точно! Это же он! Тот самый человек, которого показывал ему Ёситада!

Сандер поднял телефон и снова сделал несколько снимков. А эти двое тем временем стали разговаривать. Говорили они громко. Сандер отлично слышал обоих, но разобрал только «наблюдать», «стоит на месте» и «повернул налево». Эх… Вот если бы здесь был Ёситада… О, действительно… почему он сразу до этого не додумался?

Сандер врубил режим записи и осторожно вытянул телефон вперед. Было довольно тихо, не считая периодически шуршащего кабелем работника, и весьма возможно, что Ёситада сможет понять, о чем беседуют эти двое, так старательно водя пальцами по экрану.

Появились еще двое в комбинезонах. Один аккуратно поднимал с земли кабель, сворачивая его в кольцо, и подавал напарнику, который нес его на плече. Что бы здесь ни происходило – Сандер успел застать самую концовку. Двое с планшетом направились куда-то в сторону основного выхода.

Сандер выключил диктофон. В храм. Нужно обязательно пробраться в храм. Он еще раз, крадучись, обошел здание, снова оказался у главного входа и, убедившись, что вокруг никого нет, потихоньку скользнул внутрь.

В помещении храма горели яркие прожекторы и суетились люди в голубых комбинезонах, сворачивая полупрозрачный полиэтилен. За ним Сандер разглядел круглую площадку с нависающей над ней крестообразной аркой, створки которой были подняты вверх. Он вытащил телефон и навел камеру на конструкцию.

И почувствовал, как его плечо сжала рука.

– Кто ты такой?! – услышал он возмущенный возглас.

Он резко повернулся и увидел человека в длинных монашеских одеждах.

– Простите, простите! – начал он заготовленную речь. – Я иностранец, я заблудился и… – Он внезапно замолчал, столкнувшись взглядом со стоящим напротив человеком. В этих глазах было столько ярости и ненависти, что по спине Сандера поползли мурашки. И вдруг затылку стало так жарко, словно он прикоснулся головой к горящей лампе. Возле левого уха послышалось тихое гудение.

Этого только не хватало… что тут происходит? Или он, иностранец, совершил святотатство, проникнув без разрешения в храм?

Сандер решил не задавать больше вопросов. Слегка отодвинув монаха плечом, он бросился наутек. И остановился отдышаться только тогда, когда ограда храма осталась далеко позади. Вытащил телефон и принялся отправлять Ёситаде все, что ему удалось добыть.

Киёмаса озирался по сторонам. Вокруг сновали люди, некоторые оглядывались на него и улыбались. А он понятия не имел, куда ему бежать и что дальше делать, и только растерянно мотал головой.

– Господин! Господин! – Совершенно внезапно к нему подбежали две девочки и ухватили за рукава. – Там! Туда!

Киёмаса переводил взгляд с одной на другую, не понимая, что от него хотят. Но внезапно его осенило. Наверное, они видели его светлость! Ведь в сравнении с остальными людьми, они оба одеты необычно. Обрадованный, он наклонился и уточнил:

– Юноша в ярких одеждах?

– Да! – Девушки встревоженно заохали и потащили его еще усерднее.

– Ваш сын? Ох, какой ужас, какая трагедия!

– Да нет, наверное, это ученик, господин, вы же были наставником этого мальчика?..

«Трагедия»? «Был»?

Киёмаса вырвал рукава из рук девочек и взревел:

– Что случилось?

– Да как же… авария же!

– Ага. Машина сбила, насмерть! Все в кровище!

– Что?.. – Киёмаса замер, задохнувшись. – Где?! – Он схватил одну из девочек за руку.

– Ай! Там, вон за поворотом, смотрите, туда скорая поехала.

Через перекресток пронеслась машина, мигая цветными огнями.

Дальше Киёмаса не слушал. Он помчался в указанном направлении, сбивая с ног подвернувшихся прохожих.

Каждый шаг казался вечностью. Сердце было готово выскочить из груди, в голове металась только одна мысль:

«Как ты мог оставить его одного?!»

Вот наконец и поворот. Перебежав перекресток, не обращая внимания на громкие гудки пролетающих мимо автомобилей, он бежал туда, где вдалеке толпились люди. Нет, не может быть, он добежит, он успеет, он спасет.

Разбросав в стороны толпу, он выскочил на дорогу. Вокруг машин не было, но стоял человек, который держал в руке короткий красный жезл. А впереди посреди дороги стояла та самая машина с мигающими наверху огнями. И в нее люди в синей одежде грузили носилки, накрытые белой простыней. Из-под простыни свешивался ярко-алый рукав. Вот они загрузили их, запрыгнули следом, и машина рванула с места.

– Стойте! – что есть мочи заорал Киёмаса, кидаясь за ними.

Но машина все набирала скорость. Он бежал, что-то громко выкрикивая, махал руками, пока машина не скрылась из виду, и даже звук, который она издавала, постепенно затих. Тогда он грохнулся на землю и заколотил по ней кулаками, разбивая руки в кровь.

– Эй… с вами все в порядке?

Киёмаса медленно повернул голову, оперевшись на локти. Над ним участливо склонился человек в форме стража порядка.

Точно. Если он не смог спасти господина – по крайней мере, сможет за него отомстить. Машины не ездят сами. У каждого есть возница. И это он убил господина.

Киёмаса поднялся на ноги и навис над полицейским.

– Кто? – прохрипел он. – Кто его убил?!

Полицейский на всякий случай отошел на пару шагов и поднял руки перед собой:

– Что вы, господин, ваш паренек жив. Таксист не сбивал его, он увидел его на дороге, лежавшим без сознания, остановился и вызвал скорую.

– Что? – Киёмаса вытаращил глаза. Надежда полыхнула внутри ярким пламенем.

– Живой, точно. Ни царапины. И дышал, я сам видел. А когда на носилки грузили, застонал и что-то пытался сказать. Вот, возьмите. – Полицейский протянул ему квадратик плотной бумаги. – Это адрес больницы, куда его увезли.

Киёмаса растерянно взял бумажку:

– Но… девушки сказали… кровища… насмерть… – Он осекся. Действительно, когда он бежал, то не заметил никаких следов крови. И даже запаха не почувствовал.

– А… – ободряюще улыбнулся полицейский, – глупенькие школьницы. Наверное, увидели толпу, полицию и напридумали страстей. Да вон, тот мужчина стоит, который скорую вызвал. Спросите у него. Его уже допросили.

Киёмаса, не дослушав, бросился к стоящей у обочины машине. Возница уже открыл дверь, намереваясь сесть и уехать. Ну нет. Этого Киёмаса не допустит. Он помчался к машине, раскинув широко руки, и заорал:

– Эй! Подожди!

Мужчина закрыл дверь и отошел от машины. Киёмаса подбежал к нему и, с трудом переводя дыхание, выдавил:

– Что? Что произошло?

– Не волнуйтесь, только не волнуйтесь. Я никого не сбивал, клянусь. Я ехал, остановился на светофоре, смотрю: паренек стоит прямо на дороге. А потом бац – и упал. Прямо на проезжую часть. А я первый стоял. Подъехал, остановился, выбегаю – дышит. Алкоголем не пахнет. Я вызвал скорую. А полицию уже потом вызвали, думали, что я его сбил. Но я не сбивал!

Киёмаса прикрыл глаза и едва не сполз вниз по дверце машины, на которую оперся. Но быстро взял себя в руки.

– Вот, – он ткнул в лицо вознице кусочек бумаги, – ты знаешь, где это?

– Да. Это госпиталь Сугияма. У меня у жены там страховка…

– Отлично, – Киёмаса хлопнул его по плечу, – поедем туда.

– Что? Но…

Киёмаса наклонился над мужчиной и тяжело задышал, широко растопыривая ноздри:

– Едем в это место. Быстро. Я заплачу.

– Поехали. – Мужчина вздохнул и, открыв дверцу, сел в машину.

Киёмаса нахмурился. Он уже ездил в такой штуке, но ему открывал водитель. А этот человек почему-то так не сделал.

– Эй! Дверь открой. – Киёмаса стукнул по передней части машины ладонью.

– Что?

– Открой! Я не знаю, как! – Киёмаса начал злиться. Время идет, и что там делают с его светлостью – неизвестно. Он знал, что произошло. По крайней мере, думал, что знает. Но справятся ли местные лекари с такой болезнью?

– Да открыто же! – Возница повернулся назад и протянул руку. Раздался щелчок, и дверь открылась.

Киёмаса с трудом влез внутрь и откинулся на мягком кресле. Да-а, эти штуки куда удобнее паланкинов. Не нужно сидеть, скрючившись в три погибели, сиденье было мягким, и ноги не отваливались после пары часов пути. Кроме того, почти не трясло.

Киёмаса никогда не понимал, почему большинство считало эти деревянные коробки удобными. То ли дело конь. Можно понять женщин – не всякая способна освоить науку верховой езды, да и падать с лошади для девицы больно и страшно, но мужчины? И не какие-нибудь аристократы со слабенькими ножками и уже от рождения хворые или старики, а полные сил воины!

Киёмаса вспомнил о железном коне. Да, надо как можно быстрее приобрести такого. Он представил себя, мчащим по улицам города, по крышам домов и аллеям, оставляя далеко позади ограниченные гладкими дорогами четырехколесные повозки.

На таком коне он бы догнал его светлость в мгновение ока.

– Давай быстрее! – прикрикнул он на возницу.

– Я и так гоню, куда уж быстрее, – недовольным тоном отозвался тот.

– Тогда почему мы стоим?!

– Красный свет, вы что, не видите?

– И что? Едет кто-то важный? Сёгун? Император?

– Вы что, с луны свалились? Или иностранец? В вашей стране можно ездить на красный свет? – Возница глубоко вздохнул, и машина тронулась с места.

– Вот так-то лучше, – удовлетворенно улыбнулся Киёмаса и убрал руку с меча. Скоро он найдет господина Хидэёси, и все будет хорошо.

– Все, приехали. – Возница остановился и, повернувшись, выжидательно уставился на Киёмасу.

– А… эм… вот. – Киёмаса достал карту из-за пазухи и вручил вознице.

– Э… это же карта JRP. На такси это не действует. Вы что, первый раз в Нагое?

– Нет… я тут родился… – Киёмаса задумался. Иэясу четко сказал: этой картой платят в транспорте, а этой – в магазине. Это транспорт. Может быть, возница пытается его обмануть?

Он нахмурился было, но все же протянул вторую карту. Он обещал дать денег. Какая разница, сколько возьмет этот человек? Главное, что привез его куда нужно.

– Это точно то место?

– Конечно. – Возница взял карту и приложил ее к коробочке с экраном.

Киёмаса выдохнул – такие же были у торговцев. А в синкансэне совсем другие. Он забрал карту и выбрался из машины.

– Здоровья вам и вашему сыну! – помахал ему вслед возница и уехал.

Киёмаса подбежал к широким стеклянным дверям. Они открылись, пропуская его, и он тут же подскочил к высокой стойке и выкрикнул прямо в лицо стоящей за ней девушке:

– Где он?

Девушка улыбнулась:

– Добрый день. Назовите имя и фамилию, пожалуйста. И желательно – время поступления.

– Тоётоми Хидэёси. Только что привезли! – Киёмаса уже начал терять терпение.

– Сейчас. – Девушка наклонилась и защелкала пальцами по кнопкам.

– М… – Она подняла взгляд и внимательно осмотрела Киёмасу с ног до головы. – Это имя, которое ему дали родители?

– Какая разница?! – взревел Киёмаса.

– Прошу вас, успокойтесь. Я понимаю, как вы волнуетесь. Но мы принимаем очень многих пациентов, мне нужно знать имя, чтобы найти вашего знакомого в базе данных.

– Токитиро, – выдохнул Киёмаса, – так его светлость назвали родители.

– Тоётоми Токитиро, так? – Она снова защелкала по кнопкам. – Извините, нет такого.

Да что же это? Неужели возница его обманул?! Киёмаса вдруг понял, что до сих пор сжимает в руке бумажку с адресом.

– Во! Это у вас? Полицейский мне дал.

– Да… полицейский? ДТП? Сейчас посмотрю. А, только что доставили на второй этаж. Пациент без сознания. Сейчас запишу. Тоётоми Токитиро. Как пишется «Тоётоми»? Как у Тоётоми Хидэёси?

– Да! – рявкнул Киёмаса. Девушка была на редкость тупой. Кто вообще догадался поставить писарем женщину? Она хоть знает китайское[59] письмо?

– Прошу вас, не кричите. Вы родственник?

– Да! Где он?

– Подождите немного, сейчас вашего… кто он вам? Сын? Брат?

– Брат… двоюродный, – Киёмаса понял, что проще отвечать на странные вопросы этой дуры. Тем более что его светлость без сознания, он же не мог назвать свое имя. Но на нем была одежда с гербами, неужели все настолько забыли, как выглядит герб Тоётоми?!

Внезапно стало грустно. Так что же это? Выходит, его светлость сейчас здесь – обычный человек? От такой несправедливости защипало в глазах.

– Ваше имя?

– Като Киёмаса.

– Простите, это ваше настоящее имя? – Девушка улыбалась уже как-то странно, как будто сдерживаясь.

– Да!

– Прошу прощения, а вы не могли бы показать ваше удостоверение личности?

Киёмаса понял, что если бы перед ним не была женщина, он бы уже схватился за меч. Ладно, раз он решил следовать местным правилам, то будет делать это столько, сколько возможно. Тем более что его господина уже осматривает лекарь.

– Именную табличку? – Он полез за пазуху и снова извлек заветный сверток. – Вот.

– О-о… – глаза девушки удивленно округлились, – э, благодарю… – она явно слегка растерялась, но опять бодро защелкала кнопками.

– Скажите, вы не помните номер его страхового полиса? Случайно?

– Номер чего?

– Страхового свидетельства. Его нужно будет привезти не позже завтрашнего утра.

– Что привезти?! – Киёмаса уже просто взвыл.

– Полис медицинского страхования. У вашего брата он есть? Нужно знать, кто будет оплачивать лечение и пребывание в нашей больнице.

– А… – Киёмаса выдохнул с облегчением. Так вот к чему были все эти вопросы! Эта девушка просто хотела быть уверенной, что им заплатят. – Я заплачу за все. У меня – вот. – Он показал карту.

– А, хорошо. То есть полиса нет, оплата будет осуществляться через банк. Спасибо, извините… – Она поклонилась. – Поднимайтесь на второй этаж и подождите там. Доктор выйдет к вам и все расскажет.

Киёмаса пошел было к лестнице, но что-то заставило его остановиться. Он обернулся и увидел, как девушка из-за стойки подняла свой смартфон и повернула в его сторону. Он уже знал, что это значит. Поэтому он скосил глаза к носу, оскалил зубы и поднял руку в приветственном жесте.

Глава 10. Подозреваемый

Из замка Киёсу Сандер вышел уже в сумерках. И, облокотившись на красные перила моста, прикрыл глаза. Ноги гудели, да вообще его заметно пошатывало. Тому было сразу несколько причин. Первая из них – он все-таки встал довольно рано, добранное в синкансэне время сна – не в счет. Вторая была более банальна – в бутылке с кока-колой плескалось пол-литра виски….С обеда.

Выбежав из храма с добычей, Сандер первым делом направился в ближайшее кафе. Гамбургер, который он съел утром, давно переварился, и крепкий, здоровый, но подвергшийся нервному напряжению организм требовал дозаправки. Тем более что прогулка предстояла долгой – Сандер полностью распланировал день. Все отснятое он отправил Ёситаде и теперь ждал от него ответа. А пока ожидал – заказал кофе, пиццу и четыре онигири с разными вкусами. И примерно на третьем Ёситада наконец позвонил:

– Так, сразу же, чтобы не терять времени. Человек на твоих фотках – это он.

– Токугава Иэясу?

– Да. По записи слышно плохо, но, судя по всему, эти люди за кем-то следили. Отслеживали телефон или как-то еще. Потому что они обсуждали, что «кто-то куда-то пошел, потом свернул, остановился и долго стоит на одном месте». Один другому объяснял, куда именно идет объект слежки.

– Да, я писал: у второго, который не твой предок, был планшет в руке.

– Вот-вот. Я смотрел на остальные фото. Что это за машина? Кто эти люди? Ты видел еще что-то? Внутри?

– Да. Там какие-то приборы стояли. Но я не успел сфотать: меня злобный монах поймал.

– Злобный монах?

– Ага. Увидел меня и так взбесился – я думал, он меня на месте сожрет. Еле удрал.

– Странно…

– Да? То есть я не совершил ничего, настолько разрушающего ваши устои?

– Ну-у… не настолько, чтобы взбесить монаха. Ты иностранец, тебя, по идее, должны были бы просто вежливо выпроводить наружу. Либо тебе очень «повезло», либо ты действительно увидел что-то, совершенно не предназначенное для твоих глаз.

– Да, похоже на то. А, вот еще. Я, когда заходил, видел там мужика-косплеера. Ну, из бусё-тай. Он едва меня не снес, так торопился куда-то. Здоровый такой, выше меня. И пацан еще был, недалеко, возле остановки. Искал замок Киёсу, кажется. Тоже такой, в костюме. Эх, надо было сфотать.

– Да… надо было. Хорошо. Приедешь – надо будет все это обсудить. Извини, я больше не могу разговаривать.

– А у тебя что, даже обеденного перерыва нет?

– Ты что? Я же не простой сотрудник, – Ёситада рассмеялся и нажал на отбой.

Сандер тоже убрал телефон. И решил, что все это надо очень, очень хорошо обдумать. Особенно мужика с кругами на одежде. Сандер погуглил: это и был герб того самого Като Киёмасы, который из Кумамото.

А что если здесь воскресили еще одного ками? И этот мужик – настоящий средневековый самурай?

В бандане. М-да. Все это выглядело, как сюжет аниме. А тот пацан тогда кто? Хотя… вроде бы у Тоётоми Хидэёси был сын…

Сандер хмыкнул. Действительно, хоть аниме снимай. Нет, все-таки нервное напряжение – опасная штука. Поэтому, выйдя из кафе, он зашел в ближайший магазин и купил там бутылку «Чиваса». И, зайдя в подворотню, перелил ее в бутылку с колой взамен отпитого. И отправился в путешествие по достопримечательностям.

Киёсу он оставил на сладкое. А именно – на вечер, чтобы неспешно и расслабленно походить по этому прекрасному месту. Он видел вечерние и ночные фото – смотрелось великолепно. Замок Нагоя тоже, с точки зрения фаната Оды Нобунаги, был хорош, но там вовсю шла реконструкция, и, судя по всему, эта была настоящей.

…А что бы было, если воскресить Оду Нобунагу?

Именно об этом Сандер думал, почти повиснув на перилах моста. Как бы повел себя этот человек, оказавшись в современном мире? Попытался завоевать его? Сандер усмехнулся и потянулся. Надо отдохнуть. И поесть.

Кафе оказалось уже закрытым: видимо, Сандер действительно очень долго гулял. Зато замок был невероятно красив в темноте, в ярких огнях подсветки. Сандер сел на лавочку, вздохнул и вытащил из рюкзака остатки шоколадки, которую брал в качестве закуски. Доел ее, глотнул из бутылки, где оставалось уже меньше половины, и, скатав обертку в шарик, пульнул его в урну. Попал. Закрыл бутылку и удовлетворенно прикрыл глаза.

…И тут же открыл их, потому что лавочка начала раскачиваться. Он огляделся по сторонам и вдруг понял, что он не на лавочке в парке. Он на мосту. И на коне! Обалдело завертев головой, Сандер обнаружил вокруг себя толпу воинов в самурайских доспехах, а впереди – желтые знамена с черным цветком, гербом клана Ода. И конь, на котором Сандер сидел, был черным и тоже в желтой попоне. И с такими же гербами.

Конь шел по мосту вместе с остальной процессией.

– Эй! – вдруг окликнул его кто-то со спины.

Сандер обернулся. В воротах замка стоял человек с завязанным на голове хвостом, в оранжевом полосатом кимоно и без штанов. На плечах у него было длинное копье.

– Эй ты! – закричал человек. – Ты знаешь, на что способно длинное копье против короткого? – С этими словами человек рывком сдернул копье с плеч и раскрутил. И не успел Сандер опомниться, как оказался на земле.

– Мэн-сан! Мэн-сан! – услышал он над головой обеспокоенный женский голос. – Мэн-сан, с вами все в порядке?

Сандер открыл глаза. Над ним склонилась девушка с коротко подстриженными волосами. Она трясла его за плечо и заглядывала в лицо:

– Мэн-сан?

Сандер помотал головой. Он что, заснул тут, на лавочке?

– Извините, – пробормотал он по-японски, – все нормально. Сколько времени?

– Половина второго ночи. – Девушка выпрямилась и теперь смотрела на него укоризненно.

Ну да. А как она должна на него смотреть? Заснул на лавочке и воняет вискарем.

– Извините, – еще раз смущенно пробормотал Сандер.

На электричку он давно опоздал. Придется вызывать такси.

Он достал телефон и открыл приложение. Но внезапно задумался. А что, собственно, эта девушка делает здесь в такое время? Не самое людное место, и уж точно не самое подходящее для молодой девушки. А она тем временем отошла от него и направилась в сторону моста.

Впрочем, может, у нее тут свидание? Романтика? И сейчас выйдет юный самурай в костюме Оды Нобунаги и преподнесет ей обручальное кольцо?

Хорошо бы. Главное, чтобы девушка пришла сюда не бросаться с моста. Впрочем, даже если она это и сделает, то просто намокнет.

Сандер встал и потянулся. Надо вызвать такси. Но сначала он тоже поглядит на ночной замок. И, кто знает, может увидит красивую романтическую встречу.

Нет, какая, к черту, романтика? Глядя на удаляющуюся девушку, Сандер испытывал тревогу. И чем ближе девушка подходила к мосту, тем больше тревога нарастала.

…До гудения возле левого уха. Сандер поежился и потихоньку двинулся следом.

Внезапно из рва метнулась черная тень. По телу Сандера прокатилась волна жара. Миг – и черный силуэт попал под свет фонарей.

Здоровенный пес. Неестественно громадными прыжками он настигал девушку, а она словно и не слышала ничего, продолжала идти.

– Эй! – заорал Сандер, чтобы предупредить. Но опоздал. Собачье тело мелькнуло в воздухе, сшибая жертву с ног. До ушей Сандера донесся громкий вскрик.

– Эй! – снова заорал он и бросился вперед. – Фу! Нельзя… – Он осекся и заорал по-японски: – Нельзя! Пошел вон! Фу!

Успеет ли? За левым ухом гудело уже оглушительно.

– Пошел вон! – орал Сандер, приближаясь, и, о чудо, пес отскочил от своей жертвы, поднял голову и оскалил клыки.

…Никакая это не собака. Это была огромная, размером со взрослого человека, лиса. Сандер обалдел. Нет, он точно ничего не путал. Он повидал в своей жизни достаточно лисиц, даже собственными руками ловил в курятнике лисенка.

– Это что за хрень?.. – воскликнул он на родном языке.

А гигантская лиса, рыча, пятилась от него. Глаза ее полыхали красным светом. И вдруг она присела и прыгнула. Затылок обожгло пламенем. Гудение превратилось в глухой рев. Лиса, перескочив через его голову, метнулась в сторону. Отчетливо запахло паленой шерстью. Еще прыжок – и зверь остановился, повернувшись. И вдруг между ними полыхнул темный огненный шар. Набирая скорость, он помчался к чудовищу, но лиса, невероятным образом перевернувшись в воздухе, отскочила в сторону, и внезапно налетевший сильнейший порыв ветра едва не снес Сандера с ног.

– Ах ты дрянь! – Сандер кинулся вперед.

Огненный шар развернулся и уже без разгона врезался прямо в бок зверюги. И рассыпался искрами.

Лиса взвыла. Ее шерсть заполыхала, распространяя вокруг отвратительную вонь, и вдруг за спиной Сандера начали взрываться фонари. Он прикрылся руками, не зная, в какую сторону бежать. А лиса тем временем каталась по земле, вереща и пытаясь сбить пламя. Ветер стих. Снова раздалось гудение, и возле головы Сандера появился еще один огненный шар.

Лиса вскочила с земли, ее алые глаза выстрелили в Сандера, и она метнулась ко рву. Раздался всплеск, и зверь скрылся в темноте.

Огненный шар уменьшился в размерах и исчез. Сандер вздохнул и прижал руки к открытому рту. Потом наклонился, упер ладони в колени и стал дышать, глубоко и медленно. Затем выпрямился и оглянулся: девушка, судя по всему, была цела. Она сидела возле моста и дико озиралась по сторонам. Сандер отвернулся. Все равно надо вызывать скорую. У нее может быть шок или что-то сломано. Он вынул телефон и нажал кнопку вызова на последнем звонке.

– Ёситада, – воскликнул он, когда трубку наконец сняли, – тут творится полная чертовщина. Как мне вызвать скорую? И, наверное, полицию.

– Полиция, – раздалось у него за спиной.

Сандер оглянулся и опустил телефон.

– Полиция, – повторила девушка, поднимаясь на ноги и роясь в сумочке. И, подойдя к нему почти вплотную, вытащила оттуда и продемонстрировала полицейский жетон. А в следующий миг на его руках защелкнулись наручники.

– Ёситада, меня тут арестовали, я перезвоню, – сказал Сандер, вновь поднеся телефон к уху, затем наклонился к девушке, спросил: – Эй?.. Что тут происходит?

Сон. Это внезапная, непредвиденная роскошь, особенно когда ведешь расследование. И не того, как ревнивый молокосос полоснул ножом по горлу девицы, крутившей, кроме него, еще с двоими, – все эти человеческие страсти понятны и просты.

Другое дело то, что движет теми, кто покинул этот мир. Их – как понять? Как предугадать, что они чувствуют, чего хотят? «Хочешь поймать преступника – думай, как он».

…Для этого как минимум нужно умереть.

– Мунэхару?

Кажется, его напарник задремал над ноутбуком. Ватару поднялся с кресла и, потянувшись, зевнул.

– Послушай. А вот ты… Тебе никогда не хотелось отомстить?

– Мне? – Укё поморгал, окончательно просыпаясь, и закрыл ноутбук. И повернул голову. – Мстить? Кому?

– Ну… например, тому же Тоётоми Хидэёси. Он ведь подло обманул тебя, разве нет?

Укё вздохнул и задумался:

– Нет, не думаю. Да и родился я через шесть лет после его смерти. А когда начал что-то вспоминать – мстить было уже некому. Последнему потомку его рода отсекли голову под Осакой.

– А Токугава? – Ватару заглянул в чашку с давно остывшим кофе и печально вздохнул.

– А что Токугава? Давайте будем честны: Мори Тэрумото сполна заслужил то, что получил. А насчет всего остального – разве мы не взяли реванш в 1867 году? – Укё едва заметно усмехнулся. – Прошу прощения. Я плохой советчик в вопросах, связанных с мстительными духами.

– Тогда, может, позвонишь и поговоришь?

– Нет. – Укё вскочил, пожалуй, излишне резко и вышел на кухню. – Я сварю кофе. – С этими словами он скрылся за дверью.

Ватару посмотрел ему вслед.

И снова открыл таблицу. Мононоке. Мстительный дух, обиженный кем-то и когда-то. Люди, которых он убивает, никак не связаны с тем, кто нанес ему обиду. Они лишь средство для осуществления мести. Пища, которая дает ему силу. Так кто же объект ненависти? Если понять это, можно остановить мстительное существо.

…Самое главное сейчас – узнать, как ему удалось выманивать жертв. Ватару как следует просмотрел выписки звонков – последние были сделаны из автоматов недалеко от мест убийств. Проклятие. Да кто вообще до сих пор пользуется автоматами? В эпоху мобильных телефонов? Эх, как бы упростилась жизнь следователей, если убрать с улиц этот бессмысленный анахронизм…

Телефон зазвонил внезапно, как насмешка над его мыслями. Тренькающий звук, как на старых стационарных аппаратах. Ватару много раз порывался поставить какую-нибудь новомодную мелодию, но…

…но не воспринимал современные рингтоны, хоть ты тресни. А ведь ему всего тридцать шесть. Имеет ли он право осуждать тех, кто пользуется телефонными будками?

…Имеет, если это убийца, заметающий следы.

– Да, я вас слушаю. – Он поднес телефон к уху. Видеозвонки его раздражали, несмотря на повсеместную популярность.

– Господин Мори…

Услышав голос инспектора Итами, Ватару окончательно проснулся. От легкой расслабленной дремоты ожидания не осталось и следа.

– …У нас выживший. И – подозреваемый. Мы уже едем в участок.

– Что? Было еще нападение?

– Да. У замка Киёсу. К счастью, объектом нападения стал наш сотрудник. Никто не пострадал.

– Вот как. Подозреваемый?

– Иностранец. Подъезжайте как можно быстрее.

Пи-ип…

Ватару опустил телефон.

– Мунэхару!

– Да? – Укё высунулся из кухни. – Я только порошок засыпал.

– К ёкаям порошок. Было еще одно нападение.

– Что?!

– А чему ты удивляешься? Три дня – три трупа. Сегодня четвертый.

– Отлично. Срочно едем туда. Я осмотрю труп и место, пока следы свежие. Или они опять убрали все? Где это?

– Опять Киёсу, ты не поверишь. Но извини, что расстраиваю, – трупа нет.

– Как нет? А куда он делся?! – Укё вышел из кухни и скинул халат. Снял с вешалки рубашку и совершенно спокойно принялся застегивать пуговицы. – То есть жертва выжила, так? Это прекрасно.

– Более чем.

Ватару взял из шкафа свой костюм и прошел в ванную.

– Там еще подозреваемый есть. Они взяли кого-то, – сказал он, закрывая за собой дверь.

– Идиоты, – громко, чтобы он слышал, воскликнул Укё. – Если они спугнули мононоке – я, пожалуй, пересмотрю свое отношение к мести.

То, что сняли наручники, уже было неплохо. И это означало, что есть надежда выйти под залог или под подписку. Сандер огляделся по сторонам. Не то чтобы он первый раз был в комнате для допроса – приходилось влетать и в Америке, и даже дома, по малолетству, но кто знает, как с этим дела обстоят в Японии? Будут ли бить, например? Сандер серьезно опасался, что номер, как тогда, в Приморском РУВД, когда внезапный пожар списали на неисправность электропроводки, здесь может не пройти.

Тем более если эта девушка-полицейский расскажет обо всем, что она видела. И тут самое главное – поверят ей или нет. Впрочем, а что он знает об этой стране? Может, здесь лисы размером с теленка и парни, швыряющиеся файрболами, – обычное дело?

Если верить аниме – так и есть. Но Сандер аниме не верил. Поэтому решил, что отпираться будет до последнего. Зря он, что ли, удирал из Миёгё, когда в голове неожиданно загудело под напором бешеного монаха?

М-да-а… если бы он нечаянно спалил храм, то было бы весьма затруднительно выйти под залог. Если здесь, конечно, вообще существует подобная система. Надо было хоть почитать перед отъездом. Ведь понятно же, что рано или поздно он в местную ментовку загремит.

Дверь открылась. Сандер поднял голову и едва сдержал усмешку. Местный коп, который зашел в комнату для допроса, словно сбежал из популярной дорамы. Серьезный, в идеально сидящем костюме, с тщательно повязанным галстуком, он, явно отрепетированным движением, сел на стул напротив и вонзил в Сандера стальной взгляд.

– Ваше имя? Из какой страны вы прибыли?

Сандер поймал дежавю. Это прозвучало как пять лет назад, когда он впервые включил диск с японским аудированием. Он прищурился и четко проговорил по-английски:

– Я требую адвоката. И переводчика.

– Адвоката вам предоставят позже, – ответил полицейский на хорошем английском и повторил: – Как ваше имя?

– Александр Одоевский, – ответил Сандер и мстительно усмехнулся. Пусть сами гадают, что тут имя, а что – фамилия. Но не тут-то было. Этот коп был совсем не так прост.

– Из какой страны вы прибыли, господин Одоевский? – записав что-то в блокнот, поинтересовался полицейский и продолжил сверлить Сандера взглядом.

– Я могу узнать ваше имя? Звание? – осведомился в ответ Сандер.

– Конечно, – полицейский кивнул, – старший инспектор ГУП Мори Ватару. – Он достал черную корочку с какими-то значками и показал ее Сандеру.

– А, хорошо. – Сандер сделал вид, что впечатлен. – Я прибыл из России.

На лице полицейского не проявилось даже тени удивления. Он спокойно и это записал в блокнот, затем снова поднял взгляд на Сандера:

– Где вы были ночью вчера, позавчера и позапозавчера?

Блин. Им что, ноутбуки не выдают? Когда Сандера задерживали в Америке – все, что он говорил, сразу вносилось в общую базу данных.

…Или та девушка уже все рассказала? И то, что хочет услышать этот коп, в общую базу вносить не стоит?

– Я был в Токио. Приехал в Нагою сегодня в 9:34 утра. Можете проверить: в моем телефоне, который вы отобрали, есть электронный билет.

– Обязательно проверим. Когда вы прибыли в Японию?

– Неделю назад. Я прошу прощения, но, может быть, мне скажут, в чем меня обвиняют? Или в этой стране спасать девушек от бешеных животных противозаконно? – Сандер решил перейти в нападение.

– Хм. То есть вы утверждаете, что спасали девушку. Так?

– О… – Сандер перегнулся через стол. – А она что рассказывает?! Она что, не видела, кто на нее нападал? Или у меня есть клыки? Или, может, хвост?

Самым важным было узнать, что именно рассказала эта дама. Сандер уже понял, что все очень, очень непросто. Ведь и правда, не на свидание же ходила сотрудница полиции под стены Киёсу. А зачем? От этого зависит то, что ему самому следует говорить.

Но этот следак тоже оказался не промах. Он, пропустив мимо ушей все провокации Сандера, вновь записал что-то в свой блокнот и опять внимательно посмотрел на Сандера.

– Я бы сначала хотел услышать вашу версию событий.

– Сравнить хотите? – Сандер хмыкнул.

– Именно.

– Хорошо. Что вас интересует?

– Все. – Следователь не сводил с него пристального взгляда, продолжая сверлить глазами. Сандера давно было этим не пронять, но тут он почувствовал себя не очень уютно. И понял, что руки и ноги начинают потеть. Жарко. Почему-то стало очень жарко.

Черт. Трижды черт. Вот только этого не хватало. Сандер потер подбородок. Он брился позавчера, и на лице уже наросла изрядная щетина. Может, она и не очень бросалась в глаза, но ощущалась хорошо.

– А можно мне кофе? А то я сейчас засну прямо тут. – Он постарался улыбаться как ни в чем не бывало. Успокоиться. Да, этот человек опасен. Но Сандер не сделал ничего дурного.

– Да, конечно. Вам принесут. – Полицейский встал, выглянул за дверь и что-то тихо сказал по-японски тому, кто стоял снаружи. А вернувшись, снова сел за стол. – Итак, я вас слушаю. Что вы делали ночью возле замка Киёсу?

– Гулял. Мне нравятся замки ночью. Я даже видел Оду Нобунагу! – Сандер решил, что это будет хороший ход, и, похоже, попал.

– Вот как? И что же он делал? – Вот теперь на лице следака появилась настоящая заинтересованность. Сандер мысленно поставил себе плюс.

И жара внезапно спала. А, ладно, первый раз, что ли?

– Он врезал мне копьем, а я упал. А потом ваша девушка меня разбудила.

– Понятно. Рассказывайте, что было дальше.

Сандеру показалось или он увидел на лице этого серьезного японца легкую тень улыбки?

– Ну вот. Я проснулся, хотел вызвать такси. Потом вижу: огромная псина, и прямо на девушку. Я же не знал, что она из полиции. Девушка, не псина. Я давай орать. Побежал туда. Псина – на меня. Я бежать. А там даже палки никакой нет. Потом ба-бах – грохот, и фонари погасли. А псина, видать, испугалась и смылась куда-то. Я девушке помочь хотел – вдруг ранена, а на меня – наручники. Так за что?

– Хорошо, благодарю за откровенность. И вы не отдавали… хм… собаке никаких команд?

– Что? А-а-а… – Сандер хлопнул себя по лбу. – Вот оно что! Да, я кричал ей «фу, нельзя» сначала по-русски, потом подумал: это же японская собака, поэтому начал кричать «най, най»! – Сандер замахал руками и изобразил, как именно он кричал. – А она решила, получается, что это мой пес? Так это, проверьте, я собак с собой не привозил. И тут не покупал и не подбирал. Да я утром приехал – когда бы успел?

То, что его словесный поток никто не останавливал, Сандер счел хорошим знаком. Тем более что следователь явно о чем-то крепко задумался. Но облегченно вздыхать было еще рано. Что же рассказала девушка? Или с ней разговаривал кто-то другой? Но в любом случае, если что – пусть именно ее считают больной.

…А может, она и правда была в таком шоке, что просто ничего не заметила? Или решила, что ей показалось?

– Хорошо… – полицейский тем временем закрыл блокнот, – буду тоже с вами откровенен. Мы расследуем серию убийств. Очень жестоких убийств. Жертв уже три. И если вы говорите правду, то без вашего вмешательства их было бы четыре. А если вы лжете… – он потер переносицу, покачал головой и вдруг наклонился и едва не ткнулся носом в кончик носа Сандера, – …а вы лжете. Не стоит. – Голос был тихим, но слова упали на стол, как куски свинца.

Сандер скривился:

– Так вот оно что. Кто-то натравливает свою псину на людей, а вы не можете понять, кто? А зверюга рвет людей в куски? Но я к этому точно не имею отношения. Проверяйте, – он растопырил руки ладонями вверх, – я полностью чист.

– Ясно, – следователь встал, – зря я был с вами откровенен. Вы турист, и вам безразлично, сколько еще япошек будет «порвано на куски». Заплатите штраф и с утра пойдете гулять дальше. – Он поднял со стола блокнот и шагнул к двери.

– Эй! – Сандер возмущенно махнул рукой. – Штраф-то за что?

– За распитие спиртных напитков в общественном месте. – Следователь обернулся, и да, Сандеру не показалось, теперь на его лице была легкая усмешка.

Сандер тоже приподнялся:

– Значит, хотите правды? – Он широко улыбнулся.

Полицейский замер и медленно повернулся к нему:

– Говорите.

– Это была ни черта не собака. Это была гигантская лиса. Впрочем, можете считать, что я пьян и мне приснилось. Доброй ночи, – добавил он по-японски.

– Благодарю вас. – Следователь Мори кивнул и вышел из комнаты для допросов.

А Сандер прикрыл глаза. Проклятье. Когда его отведут в камеру? И дадут поспать?

Ватару нашел Укё в курилке на улице. Тот стоял, прислонившись к стене, и задумчиво раскуривал трубку. Ватару достал было сигареты, но, передумав, сунул их обратно.

– Быстро ты обернулся.

– Да, один патрульный был так добр, что доставил меня туда и обратно на машине.

– Отлично. Парня я допросил.

– И я так понимаю: это не он, – медленно и задумчиво произнес Укё, выпустив вверх круглое красивое кольцо дыма.

– Конечно, нет. Сержант Кимура видела и его, и мононоке одновременно. Она решила, что он хозяин, но мы-то знаем, что это не так. Кроме того, в плане силы он чист.

– Вот как? – Укё неторопливо опустил трубку, наклонил голову и глянул из-под очков, прищурив глаза. – И что же рассказал этот чистый человек?

– В чем дело, Мунэхару? – Ватару подошел почти вплотную. – Что ты там увидел?

– Так что же?

– Он рассказал, что это была лиса. Под конец разговора сказал – я немного надавил на его совесть. И он перестал врать про собаку.

– Вы уверены, что у него есть совесть? – хмыкнул Укё и поправил очки.

– Конечно. Человек на чужой земле кинулся спасать незнакомую девушку – у этого человека она точно есть. Но мне больше интересно, почему про собаку соврала сержант Кимура. Я понимаю: отчет, но я говорил с ней сам. Впрочем, она фонари взорвала – может быть, и правда не видела, кто нападал.

– …Или видела куда больше, чем мы думаем…

– Му-нэ-хару!..

– Да?.. Я хотел спросить, а кто-нибудь из них рассказал про шаровые молнии с два кулака размером? Судя по вони и клочкам паленой шерсти, именно они и подожгли нашего рыжего приятеля.

– Что?! – Ватару снова полез за портсигаром. – Это что? Наша госпожа Кимура умеет такое? Нет, не может быть. Она слишком слаба.

– Угу, – Укё кивнул, затягиваясь, – и это я так, для того чтобы вы себе представили, сказал: «шаровая молния». Нет, это не электричество. Это огонь, без малейших сомнений. Причем тот, кто катает такие шары, ни с какой стороны не дилетант. Парень чист? Точно?

– Да, – Ватару вытащил сигарету, – дай спички.

Укё протянул ему коробок.

– Я не увидел у него силу, если ты об этом. А если бы у него огонь был, да еще такой силы, я бы с ним в одной комнате сидеть нормально не смог. Правда… – он прикурил и нахмурился, – стало слишком жарко.

– Ох, вы как-то слишком нервничали для обычного допроса, – усмехнулся Укё.

– Мунэхару…

– Извините. – Укё зажал трубку в зубах и поднял руки вверх.

– И все-таки что-то с ним не так… Так ты говоришь, что это он кидался огненными шарами?

– Не могу сказать точно. Они возникали у него сзади, над головой. С равным успехом это могли делать он сам, госпожа Кимура или… кто-то третий. Но точно не мононоке, – Укё улыбнулся и пустил вверх очередное кольцо. На этот раз оно зависло в воздухе.

– Третий? Вот только этого не хватало. Что это может означать?

– Ну… может быть, дух Оды Нобунаги пробудился от такого безобразия? Творящегося прямо под стенами его крепости?

– Ты же пошутил, надеюсь? – Ватару нахмурился.

– Надеюсь… – Укё вздохнул. – Вы же прекрасно знаете, что Оду Нобунагу пока не нашли ни среди живых, ни среди духов.

– Это не значит, что его нет ни там, ни там. Разве что он в аду.

– А это вряд ли. То, что он сделал там, в Хонно, отмывает его от доброй половины грехов.

– Да, пожалуй. Но где-то он должен быть. Раз не проявил себя до сих пор, значит есть причина. Снимать со счетов его не будем. Кто у нас еще с сильным огнем?

– Вы, Такакагэ.

– Это точно не я. У меня алиби есть. Я сидел в кресле справа от тебя. А ты Кимуре звонил, когда обзванивал потенциальных жертв?

– Конечно.

– Хм… кстати, что ты им всем сказал?

– Так и сказал, – Укё пожал плечами, – что это полиция, на вас сегодня ночью планируется покушение с целью убийства, просьба не выходить из дома в ночное время до поимки преступника.

Ватару закашлялся очередной затяжкой:

– Ты что, серьезно?!

– Конечно. Зачем что-то придумывать, когда можно сказать правду?

– Ты же людей до смерти напугал!

– Хм… – глаза Укё блеснули в свете фонарей, – увы. Люди так устроены, что самый лучший способ их убедить что-то не делать – это напугать до смерти.

– На сержанта Кимуру это, по всей видимости, не подействовало.

– Да, похоже на то. Но это ее работа. Хотя… а это ее смена была? Надо проверить.

– О, ты думаешь…

– Я ничего не думаю. Просто проверить надо все. Она молчит про лису и огненные шары. И фонари она грохнула. Это значит, что про силу она знает, и про свою в частности.

– …или ничего не значит. Но ты прав. Так кто еще с огнем?

– Ходзё Соун.

– Этого еще не хватало. Может, лучше Ода Нобунага?

– Не лучше… Санада Юкимура. Но ему сейчас четырнадцать, рано. И профиль не его.

– Ладно, поглядим по спискам. Возможно…

Договорить он не успел.

– Господин Мори!

Они оглянулись.

– Это явно тебя, – ухмыльнулся Ватару, – толпа восторженных фанатов.

С крыльца по ступенькам сбегал местный судмедэксперт, кажется, Ёнедзава. В руках у него была стопочка листов, которыми он махал в воздухе, как флагом.

– Распечатки звонков, вот. По всем жертвам, а это – подозреваемого. Да он только по одному номеру и звонил.

– Спасибо. – Укё протянул руку и взял бумаги. И улыбнулся, добродушно и по-отечески. – Вы большой молодец, господин Ёнедзава. Отличная работа.

– Да, благодарю, – тот низко поклонился и рванул обратно наверх. Видно было, что работы у парня много.

Укё проводил его взглядом и изменился в лице.

– Взгляните, – он сунул Ватару лист.

– Хм… Что?!

– Да, именно. Он звонил Токугаве Ёситаде. Да-да, тому самому. Последний звонок – прямо во время задержания.

– Наследник Токугава… Кто он у нас по списку?

– Токугава Ёсимунэ.

– Та-ак…

– Угу. Вы говорили о мести… а не по вашу ли душу эта лисичка?

Трубка у Укё погасла. Он повертел ее между пальцами и потянулся за спичками.

Ватару накрыл трубку рукой.

– Достаточно. Ты чересчур много куришь. Думаешь, Токугава решили нам отомстить? Спустя почти полторы сотни лет?

– Клан Мори ждал двести пятьдесят.

– Да уж… как же мне все это надоело… – Ватару вытащил портсигар и открыл крышку. Укё тут же протянул руку и осторожно ее захлопнул. И посмотрел искоса и с легкой полуулыбкой.

– Да я курю-то раз в полгода! Только во время серьезных дел! – возмутился Ватару.

– Вы – глава клана, мой господин. Ваше здоровье стоит намного дороже здоровья какого-то ничтожного вассала.

– Прекрати уже ёрничать, «ничтожный вассал». Нельзя этого русского так просто отпускать.

– Да, я прикреплю к его рюкзаку маячок и прослушку.

– Отлично, – Ватару с сожалением убрал в карман портсигар, – сержанту Кимуре тоже нужно. Сможешь сделать?

– Уже, – Укё усмехнулся, – девушка совершенно не следит за своими вещами. И, похоже, любит играть в супергероев.

Тоётоми Хидэёси открыл глаза. Долго смотрел вперед, явно пытаясь сфокусировать взгляд.

– Киёмаса? Ты?.. Что ты здесь делаешь?.. Разве ты не в Чосоне? – едва слышно произнес он.

Киёмаса подскочил как ужаленный. Бросился к кровати господина и схватил того за руку.

– Вы… вы не помните?..

– Что? – Хидэёси сморщил лицо и сжал губы. Потом закрыл глаза.

– Господин! – завопил Киёмаса.

– А… – вдруг громко и внятно сказал Хидэёси и распахнул глаза. – Так, выходит, я помер. Точно. – Он повернул голову. – Знаешь, той весной я устроил грандиознейший праздник любования сакурой. Было так хорошо, я играл с Хидэёри и чувствовал себя помолодевшим и счастливым. А потом Хидэёри захотел потрогать цветы. Я нагнулся, чтобы поднять его, и потерял сознание. Как думаешь, что я увидел?

– Что?.. – Киёмаса уже знал ответ, поэтому только горестно вздохнул.

– Темноту. Просто глухую черноту, без звуков, запахов и цветов. Но я не смерти испугался тогда, хотя сразу все понял. Я испугался того, что все сделанное мной было зря. Страшно прожить бессмысленную жизнь, понимаешь?

– Вы прожили не бессмысленную жизнь, мой господин!

– Ты ошибаешься, мой верный, честный, но наивный тигренок.

Хидэёси приподнялся на кровати. Киёмаса попытался было подхватить его, но Хидэёси шлепнул его по руке.

– Я тогда не знал, что будет дальше. А теперь знаю. И – подумай. Представь, что было бы, если бы меня и вовсе не было? Просто не родился бы, и все? А?

– А?.. – Киёмаса непонимающе захлопал глазами.

Хидэёси похлопал его по запястью:

– Послушай меня. Если бы не было меня, то преемником господина Оды Нобунаги стал бы Иэясу. Этот гадкий енот мигом бы прибрал к рукам все, что оставил мой господин после себя. Да, точно так же, как он сделал это после моей смерти. След, который оставил я на этой земле, – всего лишь отнял у времени власти рода Токугава пару десятков лет. Бессмысленно пытаться плыть против течения: рано или поздно твои руки устанут и ты окажешься там же, откуда начал свой путь.

– Ваша светлость…

– Не зови меня так. Я больше не правитель этой страны. Я вообще никто. Где мы? – Хидэёси огляделся по сторонам.

– В госпитале.

– В лечебнице для бедных? – Он горько усмехнулся.

– Нет, что вы! Вовсе не так! Это хорошая лечебница, здесь красиво и чисто и…

– Не заговаривай мне зубы, Киёмаса. К богатым людям врач приходит домой. А у меня есть дом? А?

Киёмаса опустил голову.

– Вот именно. Куда мы отправимся отсюда? На постоялый двор? Или к твоей родне?

– В гостиницу… – Киёмаса осторожно взглянул на господина, не поднимая головы. – …Но это хорошая гостиница. Даже Токугава Иэясу в ней остановился.

– Отлично! Теперь я должен радоваться, что мне дозволено жить рядом с самим Токугавой Иэясу! Так, довольно, – он вскочил с кровати, – пойдем отсюда. Я не немощный старик, чтобы валяться в кровати. И чувствую себя замечательно.

– Конечно, ваша… мой господин. Я сейчас принесу вашу одежду. И… – Он внезапно замялся и вопросительно посмотрел на Хидэёси.

– Что?

– А что вы увидели на этот раз?

– А, вот ты о чем… Я увидел море. Море за кормой корабля. И удаляющийся порт с огромным висячим мостом и кораблями. Знаешь, я думаю, не все еще потеряно. Поехали к Токугаве. Хорошо, что ты не убил его: он нам нужен. Пусть вернет мне всех, кого я любил. А уж потом он сполна заплатит за все. А может, и нет. Может, я буду благороден и опять возьму его на службу, когда знамена Тоётоми вновь взовьются над Осакским замком. Что ж, пошли в твою гостиницу.

– Это совершенно не смешно!

– Да нет, наоборот. Я четыреста лет так не смеялся. Тебя отделали, как щенка. И ты еще собрался тягаться с Иэясу? Неужели одного раза тебе не хватило? Брось эту затею. Связываться с Иэясу и тогда было верхом глупости, а сейчас – полное безумие. Ты слаб и беспомощен.

– Я не понимаю, что это значит. Эта девица… да она своей молнией бы и сухой травы не подожгла. А этот парень? Откуда он взялся? Откуда?!

– Я бы на твоем месте не искал ответа на этот вопрос.

– Ответ… я бы разорвал его в клочья, несмотря на огонь… но. Ты знаешь, когда он приблизился, связь моей души с телом настолько истончилась, что я чуть не потерял над ним власть. Мне пришлось приложить все силы только к тому, чтобы оставаться в форме лиса. Ты же знаешь, мононоке – зверь, будучи им, я почти лишен разума. Но я хорошо помню: стоило мне приблизиться к этому парню, как связи рвались и приходилось восстанавливать их заново. Мне неведом страх. Но испугался человек.

– Тебе неведом страх, потому что ты глупец. Прошу тебя, откажись. Или на мою помощь можешь не рассчитывать.

– Помощь? Мне не нужна ничья помощь. Я докажу тебе. Ты сам все увидишь.

– Пока я вижу лишь то, что ты потерял все собранные силы в этой стычке. И долго не сможешь выйти на охоту.

– Ты ошибаешься. И ты признаешь свою ошибку. Клянусь тебе.

Ватару пристроил планшет на руль и провел пальцем по экрану, увеличивая изображение. Укё отстегнул ремень и наклонился, заглядывая ему через плечо.

– О, вот наша точка. Выходит из участка и идет к остановке. Первый пошел. – Он вытащил из портфеля еще один планшет и тоже запустил. – А вот и второй… Такакагэ, кто у нас сейчас в приоритете?

– Иностранец. Поедем за ним: он может прямо сейчас умчаться обратно в Токио, и мы ничего не узнаем. Ты поставил прослушку в телефон?

– Обижаете. – Укё прищурился и склонился над своим планшетом. – А госпожа Кимура у нас никуда не денется как минимум до ночи.

– Кстати, смена была не ее. Ты был прав. Как она догадалась, что «собачка» не по зубам обычной полиции? И, выходит, развивала свою силу, так? Кто-то учил? Как считаешь?

– «А-абсолютная вла-асть!» – Укё скорчил зверскую рожу и вскинул руки, согнув пальцы и явно изображая главного злодея из «Звездных войн».

– Ты же вроде изображал магистра Ордена джедаев, нет? – Ватару хмыкнул.

– Дети охотно верят в известные сказки. Если бы я начал рассказывать мальчишке про древних самураев и традиции – он бы в лучшем случае заснул, а в худшем – поднял бы на смех. Для человека, которого не учили с детства, узнать, что он владеет какой-то непонятной силой и отличается от обычных людей, – уже травма.

– Не скажи. Сейчас полно аниме про «древних самураев», которые могут швыряться молниями с двух рук или подвешивать в воздухе предметы.

– Такакагэ, мне сорок шесть, и я старомоден. И не было тогда такого аниме.

– Или ты его не смотрел.

– Или я его не смотрел. О… Что это? Ах-ха…

Ватару заглянул в планшет к Укё, а потом в свой.

– О… – протянул он, – а мы продолжаем играть в героев…

Две точки, красная и желтая, двигались на расстоянии пары десятков метров друг от друга.

Такакагэ тронул педаль газа. Медленно вырулил на шоссе и повернул на соседнюю улицу. И остановился у обочины.

– Эдак она нам всех лисиц распугает. Вот что, магистр-джедай. Пойди-ка и хорошо побеседуй с этим падаваном.

Сержант Кимура поправила сумочку и зевнула, прикрыв рот телефоном. До самого утра она заполняла бумаги, отвечала на вопросы и отправляла объяснительные. Да, вышла в нерабочее время, нет, не требует сверхурочных, нет, не расписывалась, да, берет ответственность… надоело просто до ужаса. Надо было прикинуться, что находишься в состоянии шока, тогда бы отвезли в больницу и оставили в покое.

…Нет, этого, конечно, делать не стоило. Эти недоумки отпустили подозреваемого, которого она арестовала. Но ничего не поделать. Сержант Кимура не знала, что рассказал им этот человек, но сама она не могла себе позволить такой роскоши – говорить правду.

Да даже если этот иностранец и не виновен, и действовал из самых благих побуждений, его присутствие в этом городе – это уже очень, очень серьезно.

Она дошла за ним до остановки такси и остановилась, сделав вид, что беседует по телефону. А когда подъехала машина – сфотографировала номер и выдохнула с облегчением. Если этот человек не покинет Нагою сегодня – она его разыщет. А покинуть не должен: вот он остановился и достал телефон. Она сумела пройти совсем близко и заметила, что у него открыт сайт с гостиницами. Вероятнее всего, он сел в такси до одной из них.

Вечером она узнает, где именно он остановился. А сейчас – домой, и поспать хотя бы четыре часа. Но сначала нужно сделать одно важное дело.

Где находится телефонная будка, она прекрасно знала. Нужно было пройти через улицу и свернуть налево возле моста. Тихонько цокая каблучками, она заспешила туда. На всякий случай огляделась по сторонам – люди шли мимо, занятые своими делами, на нее никто не обращал внимания. Добравшись до автомата, Кимура сняла трубку и еще раз огляделась по сторонам. Все, хватит паниковать, она таким образом только внимание к себе привлекает. Этот парень просто увлекся чтением чего-то в своем смартфоне и вовсе не собирается ее фотографировать. А тот немолодой мужчина остановился лишь для того, чтобы раскурить свою трубку.

Она набрала номер.

– Я вас слушаю, – раздалось на другом конце провода.

– Наставник, это я. Мне нужно срочно встретиться и поговорить с вами. Произошло нечто непредвиденное.

– Вот как. К сожалению, я не могу сейчас встретиться с вами: плохо себя чувствую, похоже, грипп. Отправьте мне полный отчет на электронную почту, пожалуйста.

– Да, хорошо. Сегодня вечером отправлю. Но все же надо бы встретиться…

– Разумеется. Как только мне станет лучше – я с вами свяжусь.

– Да, конечно, буду ждать.

Кимура положила трубку и отошла в сторону. Все, теперь можно успокоиться. Вечером еще нужно зайти в интернет-кафе и отправить отчет. Довольная собой, она направилась к станции метро.

Но, не пройдя и десятка шагов, вдруг почувствовала, что происходит что-то странное. Ноги вдруг отяжелели, ей показалось, что она идет не по земле, а по вязкому болоту, она изо всех сил дернула ногой, туфля слетела, и Кимура поняла, что падает. Попыталась выставить руки вперед, но они словно завязли в липком желе. Медленно она опустилась на землю, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

Мимо равнодушно проходили люди. Но вот какая-то пожилая женщина нагнулась над ней:

– Девушка, вам плохо? Вызвать скорую?

Она попыталась что-то сказать, но и челюсти парализовало. А на нее уже было нацелено несколько камер телефонов. Вспышка, еще вспышка… по крайней мере, хоть глаза она может закрыть. Кимура зажмурилась, а когда снова открыла глаза – над ней склонился тот человек, с трубкой.

– Разойдитесь, я врач. У женщины, похоже, инсульт, я сам вызову скорую.

И как по мановению руки вокруг них образовалось пустое пространство.

Укё убрал трубку в портфель и вынул из уха приемник. Разговор он записал, позже перешлет Такакагэ. Сейчас времени не было: кто-то мог его не послушаться и вызвать скорую сам. Он достал телефон и набрал номер. Он делал это по памяти – никогда не записывал важные номера на случай утери или кражи телефона.

– Код 6-19. Повторяю, код 6-19.

Он огляделся по сторонам и продиктовал адрес. И только после этого поднялся. И отошел чуть в сторону. Госпожа Кимура не может двигаться, но прекрасно может видеть и слышать. Он снова поднес телефон к уху и прикрыл рукой:

– Ожидаю бригаду. Решил брать. Есть причина. Сейчас перешлю.

– Да, я понял. Этот парень вызвал такси до гостиницы «Синрёку». Еду туда – убедиться, что он заселился. Потом к тебе. Адрес тоже скинь, я всего один раз был в отделении в Нагое, не хочу блуждать.

– Да. – Укё отправил запись, снова достал трубку и подошел к «пленнице». – Не бойтесь, ничего страшного с вами не происходит. И не произойдет, если не будете делать глупости. – Он вытащил из нагрудного кармана удостоверение и показал его девушке. И, усмехнувшись, покачал головой:

– И вам очень повезло, что вы сейчас лежите на асфальте, а не у меня на столе.

Он закурил, ожидая машину. Но не успел сделать и трех затяжек, как услышал сирену.

– Хм… оперативные ребята, если это наши… – пробормотал он, на всякий случай готовясь к беседе с настоящими врачами.

Но когда машина подъехала, из кабины ему приветственно кивнуло знакомое лицо.

– Господин Ёсида?

– Да, господин Мори, давно не виделись. Грузите давайте! – крикнул он.

Укё обошел машину:

– Грузите аккуратно. И обращайтесь бережно, вероятно, это ваша будущая коллега.

Хидэёси сидел в кресле, поджав под себя ноги, и внимательно рассматривал сгиб левой руки. Киёмаса подошел сзади и опустился рядом на колени.

– О-о, а вот и ты. Смотри! – Хидэёси вытянул руку и ткнул пальцем в красную точку. – Они воткнули в меня иголку и через такую прозрачную трубочку набрали крови в несколько маленьких банок! Было ужасно больно, но ради своего сына я готов вытерпеть и не такое!

– Прошу простить, господин. Если бы была возможность не подвергать вас такой болезненной и унизительной процедуре, то я бы…

– Что бы ты сделал? Киёмаса, если бы можно было обойтись без меня – Иэясу бы обошелся, не сомневайся. А скажи мне, зачем ему на самом деле мой сын? А? Что-то я не верю в его раскаяние ни вот настолько. – Хидэёси свел ладони вместе так, что между ними не просунуть даже палец.

Киёмаса опустил голову:

– А я ему верю.

Хидэёси фыркнул:

– Кто бы сомневался. Он такого, как ты, в два счета вокруг пальца обведет.

Киёмаса покачал головой:

– Нет, все не так. Я помню… Да, я знал, что Иэясу захватит власть и не позволит господину Хидэёри править страной. Но я также знал, что он сохранит вашему сыну жизнь. А это главное. Даже если бы юного господина отправили на Кюсю, выдав там кусок земли, – это все равно было бы лучше того, что произошло. Я именно этого и хотел, затем и строил свой замок. А потом, когда господин Хидэёри бы вырос, это было бы хорошее начало к тому, чтобы сначала вернуть роду Тоётоми Кюсю, а затем и всю Японию. Если бы он этого захотел.

– Ишь ты. Ты что же, думал обмануть тануки? – Хидэёси рассмеялся.

– Нет. Я не настолько умен. Все, что я хотел, – это сохранить мир между Тоётоми и Токугава до того часа, пока господин Хидэёри не начнет сам принимать решения. Если бы его устроило то положение, которое он занимал, – все бы осталось как есть. И именно этого и добивался Иэясу. Он не хотел войны. Уж чего Токугава Иэясу действительно не любит, так это воевать. И я уверен: он не был равнодушен к вашему сыну. Он заботился о нем, делал подарки. Нет, войну с вашим сыном затеял не он.

– Киёмаса, ты меня поражаешь. А кто же?

– Хидэтада.

– Хидэтада?! Да он слова отцу поперек сказать не смел, не смеши меня. Нет, если на окраине земель Токугава выросла хурма, то, значит, в Эдо поливали росток.

– Вы… прошу прощения, запомнили его другим. Я тоже, к моему глубокому сожалению. Но это именно он приказал открыть огонь по замку, когда Иэясу вел мирные переговоры. И он же приказал казнить маленького сына господина Хидэёри. А когда его дочь Сэн пришла просить пощадить детей своего супруга – просто вышвырнул ее вон.

– Откуда ты все это знаешь, Киёмаса? – недоверчиво усмехнулся Хидэёси. – Иэясу рассказал?

– Нет. Он не стал бы очернять своего сына, он и сейчас считает, что несет ответственность за все. Я был там. Господин Хидэёри звал меня в последние минуты своей жизни. Но моих сил не хватило даже, чтобы погасить огонь. Слишком далеко был мой храм.

Хидэёси сжал зубы и вцепился Киёмасе в плечи.

– Ты! Почему он звал тебя? Тебя, а не меня? А? Почему?!

– Простите, простите, господин!

– Не прощу! Никого не прощу! Почему так вышло?! Почему я взял и помер, а ублюдок Иэясу дожил до семидесяти пяти?! А Хидэтада? Маленький гаденыш, я же обращался с ним как с родным! – Хидэёси потянул Киёмасу к себе и вдруг замер, ощупывая его плечи. – Мм… а ну-ка, встань.

Киёмаса вскочил.

– Так. А ну-ка, что это ты на себя напялил?

– П-прошу прощения, господин. Это, – Киёмаса провел руками по телу, – это так одеваются в современном мире. Вот это дофуку называется «куртка», а вот это – футболка. Видите, как она делает, – Киёмаса потянул себя за ткань на животе и отпустил, – а вот это, – он потопал по полу, – это современная военная обувь!

– Ого… – Хидэёси спрыгнул с кресла и обошел Киёмасу кругом. Потом остановился перед ним, потянул и ткнул в живот. – Так, а ну-ка, объясни мне, почему я тут наряжен в токугавские обноски, а ты разгуливаешь, одетый по последней моде? А?

Киёмаса рухнул на колени:

– Мой господин, я немедленно все исправлю! Мы отправимся в торговые ряды и купим вам все самое лучшее!

– Купим? На что? На токугавские деньги?! Я нищий, ты забыл?!

– Нет, мой господин. – Киёмаса запустил руку за пазуху и вытащил сверток с ценностями. – Вот, смотрите, вот, – он развернул его дрожащими руками и показал карту. – Это мои деньги, нет, точнее, это деньги моей семьи. Мой потомок – искусный кузнец, и он богат. Мы ничего больше не возьмем у Токугав!

– Деньги? – Хидэёси нахмурился. – Дай посмотреть. Не похоже на деньги. Как этим платить?

– Я покажу! И объясню все подробно. Вот, возьмите!

– Ну уж нет. Это твоя семья и твои деньги, – Хидэёси оттолкнул его руки, – сам и будешь ими платить. Пойдем.

– Сейчас?

– Ну а когда? Я отлично себя чувствую. Эх, как здорово быть молодым: даже на гостиничном футоне я великолепно выспался!

Киёмаса уже с трудом мог фокусировать взгляд. Яркие краски перед его глазами давно смешались в одно ярко-радужное пятно, руки были заняты – в каждой из них было по несколько пакетов. Они тихо шуршали в такт его шагам.

– Давай еще сюда, – скомандовал Хидэёси, поворачивая в очередной сверкающий витринами коридор, и внезапно остановился как вкопанный.

– О-о-о… – В его голосе послышался такой неземной восторг, что Киёмасе стало немного страшно. Но он послушно подошел поближе. И тоже увидел. В витрине стояла ростовая кукла, они были здесь во множестве. Но привлекла внимание его господина явно не она. А то, что на ней было надето. Это были штаны, обычного в этом мире кроя, когда ткани едва хватает, чтобы обернуть ноги, но цвет…

Сначала Киёмаса долго моргал, думая, что это просто у него что-то с глазами, но потом понял, что ткань и правда переливается всеми цветами. С одной стороны смотришь – она фиолетовая, с боков – красная, а если отойти на шаг – становится изумрудно-зеленой.

– Все. Берем эти. – Хидэёси решительно шагнул в лавку и скомандовал: – Принесите мне их. Не упаковывайте, я их надену прямо сейчас.

И, не дожидаясь ответа, направился в примерочную. После посещения почти полусотни таких магазинчиков, он уже находил ее безошибочно. Киёмаса неслышно вздохнул и снова вынул карту.

– Так, куда мы идем? – довольным голосом спросил Хидэёси, когда они вышли. наконец. из торгового центра.

– В гостиницу, я сейчас позвоню Иэясу, чтобы тот водитель, который нас привез, за нами приехал.

– Иэясу? Позвонишь? Это как? – Хидэёси нахмурился.

– Ну вот, такая штука. – Киёмаса достал телефон и провел пальцем по экрану.

– О… – Хидэёси уставился на незнакомый предмет, и внезапно его лицо озарила счастливая улыбка. – А! Эта такая штука, она разговаривает и показывает картинки!

– Да! – обрадовался Киёмаса. – Вы уже видели такое?

– Да, видел… – Хидэёси вдруг наморщил лоб и потер его пальцем, – …не помню, где. Слушай, а за гостиницу кто платит?

– Иэясу, наверное… – смутился Киёмаса. Сам он об этом не задумывался раньше, просто приехал и заселился в комнату. Для его господина тоже все было готово с первого дня, и, судя по всему, он остался доволен ночевкой.

– Так, понятно. Не хочу туда возвращаться. И в гостинице жить не хочу. Найди мне дом.

– Дом?

– Да, я что, тихо говорю? Небольшой домик с маленьким двориком, в котором можно выращивать дайкон. И с добрым хозяином, который не будет драть втридорога. Ясно?

– Э… да, мой господин. Но, прошу прощения, я понятия не имею, где искать такие дома. Этот город такой большой… И я не видел здесь пока таких кварталов – люди живут вот в этих высоких домах.

– Понятно. Все нужно делать самому. Возвращаемся в храм.

– Куда?

– В наш храм, Киёмаса, в нашу родную деревню, от которой не осталось ничего. Скажешь настоятелю, чтобы нашел дом. Думаю, он легко справится с такой задачей.

– О! – хлопнул себя по лбу Киёмаса. – Это великолепное решение! Разве есть на свете человек умнее вас?

– Дураком быть легче, Киёмаса. Вот ты – раз – и переложил на другого свою ношу, пусть тащит. Но не радуйся. Куда надо идти, чтобы попасть в храм?

Киёмаса победно улыбнулся:

– Туда! – Он указал на прозрачное сооружение с крышей. – Это остановка. Туда придет трамвай. Я видел трамвай возле Миёгё. Значит, на нем туда можно добраться.

Ватару въехал в ворота и припарковал машину возле небольшого двухэтажного здания. Эта клиника находилась в собственности у клана Мори, но в большинстве корпусов занимались тем, чем заявлено в профиле, а именно – патологиями нервной системы и головного мозга. Но этот корпус, стоящий в отдалении и числившийся как ВИП, был огорожен забором с густым садиком и даже имел отдельную парковку. И вот здесь находился второй по величине филиал «отдела № 0». Название это много лет назад придумал Мунэхару, и оно прижилось. Другой филиал находился в Токио. А основной и главный центр как раз и был в Ямагути, вдалеке от любопытных глаз.

Ватару огляделся. Да, выглядит все довольно скромно, по сравнению с тремя подземными этажами главного центра. Но тут и не держат никого подолгу. Если владеющий силой опасен по-настоящему, то его накачивают препаратами и доставляют в Ямагути в кратчайшие сроки. Ватару поднялся по лестнице. Дверь в комнату отдыха была открыта, и первым, кого он увидел, был Укё. Тот сидел, водрузив себе на колени ноутбук, рядом стояла почти литровая кружка с чаем, а изо рта торчала дымящаяся трубка.

– Это одно из немногих мест, где все еще можно курить, а? – Ватару прислонился к дверному косяку и махнул рукой, указывая на кружку. – А тебя тут помнят, я посмотрю.

– А, да. Ёсида был молод, когда брали Ханзо, но выжил. И сохранил привычку подавать мне чай.

– Я отправил людей Итами проверить, кому был тот звонок. Пришел результат.

– О, отлично, – Укё поправил очки, – и кто же наш «наставник»?

– Сейчас. – Ватару вытащил планшет и потыкал в экран. – Некий Исида Токитиро. – Он сел рядом на диванчик и повернул планшет экраном к Укё:

– Смотри, ничего особенного, работает в бумажной компании, не женат, живет с матерью и двумя сестрами в Накамура. О… смотри-ка…

Укё нагнулся:

– Настоятель храма Миёгё? Это который… кто же там…

– Като Киёмаса! – Ватару посмотрел на него укоризненно.

– Ах да, – рассмеялся Укё, – как я мог забыть о еще одном месте поклонения вашему кумиру.

– Он не мой кумир. Просто он мне нравится. Я интересуюсь историей этого выдающегося человека. Кстати…

– Такакагэ, – Укё вздохнул, – нет, я его не видел. Если он и размахивал копьем на берегу устроенной Тоётоми Хидэёси лужи – было далеко, и он не представился. Я вам уже много раз это говорил. И вот, кстати, в этом храме еще вроде как поклоняются самому Хидэёси, они же в одной деревне выросли.

– Да нет, я не об этом… Я… О, стой, – Ватару медленно встал и потер пальцами виски, – погоди-ка…

– Что?

– Исида, Исида… Исида Мицунари.

– Да, был такой. И под Такамацу он вроде тоже был.

– Да, был. – Ватару наклонился. – А ты помнишь – Токугаву Иэясу называли тануки. А про Исиду Мицунари рассказывали, что он кицунэ. Была там какая-то история с пропавшей головой.

– Головы нашли… но. Так. А если этот парень – потомок? Ну, допустим? – Укё отложил на стол погасшую трубку.

– Тогда он и может быть телом мононоке. – Ватару снова сел.

Укё поднялся и выглянул в коридор:

– Ёсида!

– Да, господин Мори? – Из соседней двери высунулась голова.

– Быстро мне нашел список всех, кто сегодня после двух ночи обращался в клиники с ожогами.

– Будет сделано! – Ёсида скрылся за дверью.

– Вот ведь, – Ватару сжал кулаки, – ты где такой умный с утра был? Мы бы уже давно сделали запрос.

– Вам бы пришлось долго объяснять – зачем. И заполнять много бумаг. Ёсида сейчас что-нибудь наврет своим коллегам, и все получится куда быстрее.

– Мунэхару, неужели твой язык не способен выговорить фразу «я не подумал об этом»?

– Хорошо. Я не подумал. На лисе горела шерсть, ранения явно были серьезными и, вероятнее всего, отразились на человеческом теле после трансформации.

Укё опустился коленями на светлый ковер и ткнулся лбом прямо в длинный ворс.

– Прошу простить мне мою оплошность.

– Мунэхару, – сквозь зубы произнес Ватару, – я тебя сейчас действительно ударю.

– Простите, господин. – Укё поднялся.

– Речь идет о человеческих жизнях. Я понимаю, что тебе это безразлично, но…

– Нет. – Укё поднял голову, и его взгляд поверх очков на мгновение стал колючим.

– Извини, – тут же смягчился Ватару, – это наша общая оплошность. Тут есть кофе?

– Да, но только автомат.

– Ладно, принеси мне кофе, и давай прекратим это.

– Да, конечно. – Укё отошел к дальней стене, и Ватару услышал шипение кофемашины. И снова включил на прокручивание запись разговора Кимуры.

«Наставник, это я. Мне нужно срочно встретиться и поговорить с вами. Произошло нечто непредвиденное… … Да, хорошо. Сегодня вечером отправлю. Но все же надо бы встретиться…»

– Он ведь не согласился на встречу, так?

– Да, велел отправить письмо. Эх, жаль: нельзя услышать причину отказа, ну ничего, если он обращался в ожоговую… – Укё поставил чашку с кофе на стол и взял свой чай.

– Он мог и не обращаться из страха, что его раскроют. Он очень осторожный.

– Угу, – ответил Укё, набрав полный рот чая. Сделал усилие, проглотил и добавил: – Тогда просто сходим в этот храм и посмотрим на него. В списках его точно нет.

– Или не посмотрим, потому что он отлеживается дома?

– Или так, – Укё усмехнулся. – Но все равно вы сможете оставить записочку Като Киёмасе – вдруг он помнит вас? И заодно поможет нам поймать мононоке.

– А вот это отличная идея. – Ватару пододвинул к себе ноутбук и набрал латиницей «Alexander Odoevsky».

– О, – он полистал то, что выдал поисковик, ткнул в пару ссылок и принялся с интересом читать. Наконец хмыкнул и развернул ноут. – Смотри, а он, оказывается, известный человек. Русский писатель, декабрист.

– Э? Кто? – Укё взял со стола трубку и вынул из кармана спички.

– Эх, ничего ты не знаешь, кроме родных рисовых полей. Это в России было известное восстание интеллигентов. В нем участвовали русские классики: Пушкин, Достоевский, Толстой. Но они не были воинами, и их быстро разбили, а главных зачинщиков повесили перед замком их Императора.

– Ну что поделать, – улыбнулся Укё, заглядывая в экран. – Вы закончили Тодай, а я – всего лишь маленький провинциальный университет. А разве этот великий русский человек не умер более ста шестидесяти лет назад?

– А когда это было надежным алиби?

Оба расхохотались.

– А вот и страничка в «Фейсбуке» нашего друга. Он?

– Да, похоже, посмотрите список его друзей.

– Да… Мунэхару, смотри-ка, – Токугава Ёситада. О… ты видишь то, что вижу я?

Укё наконец прикурил и сделал глубокую затяжку:

– Он рыжий. Очень интересно. Он раньше красился или сейчас начал? И глаза – они у него разные. И это явно не фотошоп и не линзы. Что у него, не помните?

– Свет – точно, он в списке носителей. Второй элемент – земля или вода, что-то из четырех стихий, надо посмотреть.

– Вот, пожалуйста, списки. – В дверном проеме показался Ёсида и с глубоким поклоном протянул планшет с открытой таблицей.

– Спасибо, можешь идти. – Укё взял планшет и провел пальцем по экрану.

– Так… так! Вот он. Исида Токитиро. Обратился в 5:30. Центр экстренной помощи. От дальнейшей госпитализации отказался.

Повисла тишина.

– Вот гад, – Ватару неторопливо поднялся, – так вот как он находил жертв. «Наставник». Какая скотина! Он им и звонил из автоматов. Конечно, они шли ночью туда, куда он скажет. Эти люди ему доверяли! Возможно, он их находил и учил. Но как – у нас почти под носом!

– Хм, сейчас пойдем и узнаем. – Укё погасил трубку и вышел в коридор.

За окном не было видно ничего, кроме нескончаемого потока зелени. И оно было так же наглухо закрыто, как и двери, – Кимура проверила это в первую очередь. Несколько раз она нажимала кнопку вызова персонала, но лишь слышала в ответ из-за двери вежливый голос:

– Не волнуйтесь, вам скоро все объяснят.

Сначала она и правда поверила, что у нее инсульт. Человек, который показывал ей удостоверение (она вспомнила его имя), был из той группы, которая прибыла для помощи расследованию. И скорая, которая приехала, не внушала подозрений. Смущало только это – «код 6-19». Она очень хорошо его запомнила. Но, возможно, так разговаривают врачи между собой?

Тогда что происходит сейчас? Почему ей ничего не объясняют? Почему заперли? И если это инсульт, то почему она так легко и спокойно ходит и двигает руками?

…Или это на самом деле психиатрическая клиника? Нет, нет, не может быть! Она никогда и никому ничего не рассказывала, кроме наставника. А он не мог, не мог ее предать! И она не сумасшедшая! Или?..

Кимура закрыла глаза. И снова почувствовала горячее дыхание на своей шее, сконцентрировалась, победно улыбаясь, уверенная, что сейчас разряд тока отбросит монстра на несколько метров, а дальше – у нее был шокер, поставленный на максимум, а в земле – полно электрических кабелей. Он бы не ушел… но… Ничего не происходило, как бы она ни напрягалась. Лишь слабые искры между пальцами.

…И этот иностранец. И огненные шары… А вдруг он и правда спас ей жизнь? А она… все, что у нее получилось, – это испортить фонари. Было оглушающе стыдно. Что скажет наставник, когда узнает, что она так опозорилась?

Внезапно щелкнул замок. Она обернулась. Дверь открылась, и вошли двое: тот эксперт, который привез ее сюда, и детектив, который допрашивал ее ночью. Ну да, это они, приезжие следователи.

– Что это все значит, – возмущенно выпалила Кимура, – может быть, вы мне объясните, что вообще здесь происходит?

– Да-да, господин Ватару, объясните сержанту Кимуре.

Мори Ватару. Так звали этого человека. Он вышел на середину комнаты и, подняв руку, щелкнул пальцами. И раскрыл ладонь. На ней расцвел яркий огненный цветок.

Сержант Кимура вскрикнула и медленно опустилась на кровать.

Глава 11. О'кей, Гугл

Когда они дошли до храма, уже начало смеркаться. Киёмаса заглянул за ограду – было тихо, только горел фонарь на беседке. Он подергал ворота – закрыто.

– Наверное, ушел домой, – растерянно пробормотал он. Где находится дом настоятеля, он не знал.

Хидэёси тем временем юркнул в заросли за беседкой и крикнул оттуда:

– Эй, тут свет горит, иди сюда.

Киёмаса послушно пошел за ним и увидел, что в лавке, где он брал зеркало, действительно открыта дверь и горит свет. Он заглянул внутрь – там никого не было, кроме его господина, который стоял в центре, раскрыв рот, и вращал головой.

– О-о-о… – наконец выговорил Хидэёси, растопырив пальцы в разные стороны, – ты все это видишь? Это же современная одежда, да? Она модная?

– Конечно! – на всякий случай заверил Киёмаса: даже предположить, что вещи, украшенные гербом его господина, могут быть не модными – было смерти подобно.

– Здорово, я хочу это… и это, – Хидэёси кинулся к стенам.

– Помогите! Спасите меня!

Этот отчаянный крик словно ударил Киёмасу по голове.

– Что это? – Он начал оглядываться по сторонам.

– Спасите, спасите, спасите!

Было ощущение, что кричат совсем рядом, прямо за спиной.

– Мой господин?

– Что? – недовольно отозвался Хидэёси, стягивая с вешалки красную футболку с золотым силуэтом его собственного шлема.

– Вы… ничего не слышите?

– Нет, – Хидэёси обернулся, – а что?

– Н-ничего…

– Спасите… – Крик в этот раз прозвучал слабее, будто зовущий на помощь уже совсем потерял силы.

Киёмаса вышел наружу и внезапно, не отдавая отчета в том, что он делает, метнулся за ограду, в глубину сада.

…И его накрыла волна чужой боли. Киёмаса замер, остановившись настолько резко, что чуть не потерял равновесие. В нескольких шагах от него распростерлось человеческое тело, а над ним склонилась тощая зверюга с длинным хвостом. Волк? Собака?

– Эй! – заорал Киёмаса и потянулся к поясу. Но меча там не было. И он бросился вперед, намереваясь свернуть бешеной гадине шею. Услышав крик, зверь отпрыгнул в сторону. В зубах у него была человеческая ступня.

– Ах ты мразь… – прошипел Киёмаса, останавливаясь. Если он бросится на нее сейчас – псина сбежит и нападет еще на кого-нибудь. Стоп… какая же это псина?

Киёмаса пригляделся – перед ним стояла огромная лисица. Тощая, с окровавленной мордой, и глаза ее светились красным огнем.

«Мононоке» – Киёмаса чуть не застонал оттого, что у него нет при себе меча. Но в конце концов он и так справится с тварью. Он медленно двинулся навстречу.

Лиса зарычала, выронив «добычу» на землю. Киёмаса призвал силу и ударил холодом по распахнутой оскаленной пасти.

Тварь заверещала, подпрыгнув и перевернувшись в воздухе. И внезапный вихрь сорвал листву с деревьев и ударил ветками и пылью Киёмасе в лицо, и в тот же миг прямо перед глазами оказались окровавленные клыки. И Киёмаса, забыв о природе того, с кем сражается, со всего размаху врезал по оскаленной челюсти рукой.

Мононоке отлетел в сторону, но, почти не касаясь земли, снова ринулся в атаку. Новый вихрь заставил Киёмасу покачнуться, но он опять призвал силу и сам поежился от потоков ледяного ветра. Тварь остановилась и уставилась на него своими горящими глазищами.

Он тоже замер и остановил поток. Даже ветер стих. Но холод не оставил Киёмасу – наоборот, спина словно покрылась коркой льда, руки задрожали. А сердце забыло, как нужно биться.

– Са… Сакити?.. – сдавленным голосом пробормотал он.

Мононоке попятился назад. Оказался прямо под светом одного из небольших фонариков, освещающих сад. И тут Киёмаса разглядел у него на боку огромную, покрытую струпьями и клочьями шерсти сочащуюся кровью рану, которая выглядела так, будто кто-то пытался поджарить оборотня живьем.

– Сакити! – заорал он, бросаясь вперед.

Зверь моргнул, на мгновение погасив свои красные огни, и рванул прочь из сада.

Киёмаса бросился за ним.

Лис перескочил через ограду и помчался прямо по дороге, полностью освещенный фонарями. Бежал он как-то странно, заваливаясь, тяжело и неровно. И Киёмаса понял – зверь серьезно ранен и очень слаб.

Зверь?.. Сакити… Мицунари… Как же так?!

– Эй, что ты орешь? – Из-за беседки появился Хидэёси. На нем красовалась та самая красная футболка. Он вышел на дорогу и прищурился вслед убегающему зверю. На спине у него было написано «Тоётоми Хидэёси» и нарисована тыква-горлянка.

– Это что такое?.. – озадаченно спросил он.

– Мицунари… это Мицунари, – почти прорыдал Киёмаса и медленно осел на землю. – Как же так? Как такое могло произойти? – Он бил себя кулаками по коленям, а потом поднял голову к небу и заорал:

– А-а-а!

И тут же пинок прилетел ему в живот.

– А ну замолчи. Хватит выть, надо его догнать. Бежим. – Хидэёси схватил его за ворот и дернул на себя.

Киёмаса вскочил и побежал за господином.

«Он не мог далеко уйти. Такой – не мог…» – билась мысль в голове.

И, действительно, не пробежав по дороге и двухсот метров, они увидели распростертое на земле тело. Киёмаса подбежал первым.

Нет, это была не лиса. Лежащее на земле тело принадлежало человеку. Он был голый, а его шея, левое плечо и часть груди представляли собой одну большую спекшуюся рану. Киёмаса осторожно перевернул его, вглядываясь в лицо.

– Да это же наш настоятель, – воскликнул приблизившийся Хидэёси, – вот, а ты говорил, что домой ушел.

Человек тем временем открыл глаза:

– Прошу, помогите мне! Я не виноват! Я правда не виноват! Я не знал, что Исида Мицунари начнет убивать людей!

Ватару сидел на диване, скрестив ноги, и нервно постукивал пальцами по столу. Бесшумной тенью в комнату зашел Ёсида, принес чай и свежесваренный кофе – похоже, заказал где-то в кафе поблизости. Или при больнице была столовая, где его варили, Ватару не вдавался в подробности. Поставив поднос на стол, Ёсида так же тихо скрылся за дверью.

– Твой чай, – проговорил Ватару и повернул голову.

Укё разместился на полу, опираясь спиной на ручку дивана. В руке он сжимал бутылочку сакэ, в которой плескалось уже меньше половины. Причем треть из нее была выпита еще по дороге сюда.

– Чай… Если эта тварь еще кого-нибудь сожрет – я сэппуку сделаю. – Укё медленно поднес бутылку к губам и сделал глоток.

– Мунэхару, тебе нельзя сэппуку. У тебя ипотека, – меланхолично произнес Ватару и попробовал кофе. Он был вполне пристойным.

– А вы думаете – почему я пью? – Укё повернул голову так, что одна сторона его очков сползла вниз.

– Потому что ты алкоголик, Мунэхару. Кстати, – Ватару поводил мышкой по столу, и экран ноутбука снова засветился, – этот господин Кагава, может быть, и выживет еще. Он сам успел вызвать скорую, прежде чем отключился, а это хороший знак. И приходил в сознание в машине. А знаешь, что он рассказал медикам? Что его спас Като Киёмаса. Он воззвал к нему в молитвах, а тот пришел и защитил.

– Жаль, что он не рассказал, кто на него напал. Впрочем, похоже, мы и так это знаем. Тварь ранена, видимо, настолько сильно, что напала на первого, кто ей попался поблизости. Хорошо, что храм был закрыт на реконструкцию – жертв могло быть больше. А спас его какой-то босодзоку. Их там двое было – похоже, грабили сувенирный магазинчик при храме и услышали крики.

– Завтра надо будет все-таки проследить его путь, куда он удрал. Может, хоть номер машины узнаем.

– Да, вы правы, но я при такой толпе не мог просто взять и побежать на четвереньках или босиком. Вы скажите лучше: этот Кагава – он на самом деле чист?

– Полностью. Обычный человек.

– Плохо, очень плохо. Мононоке ранен, он пытается восстановиться любой ценой. Он торопится.

– Почему же он не напал на тех парней?

Укё наконец повернулся, подтянул ноги и все остальное свое тело к столу и взял чай. Но вместо того, чтобы его пить, сунул в рот трубку.

– Думаю, испугался, – он прикурил и выдохнул густой поток дыма, – тот парень был метра под два ростом, а наш преступник, видимо, совсем ослаб. И… а-а-а, проклятье! – Укё внезапно вскочил с пола и начал озираться по сторонам.

– Что? – Ватару отставил кофе.

– Он слаб! Кидается на любого, кто окажется рядом. Куда, по-вашему, он мог отправиться?

– Домой? О-о! Следующими жертвами могут быть его мать и сестры.

– Да. Надо срочно звонить. Где мой телефон? – Укё снова принялся оглядываться.

– Да вон он, под столом, в зарядке. Сейчас найду номера матери и девочек.

Укё опустился на колени на ковер и сунул руку под стол. Секунду спустя он уже стоял с телефоном в руке.

Ватару продиктовал номер:

– Это мать. Звони сначала ей.

Укё не ответил, набрал номер и приложил телефон к уху.

– Здравствуйте, это больница Аои. Госпожа Исида? Прошу прощения за беспокойство, сегодня утром мы осматривали вашего сына, и он оставил ваш телефон для связи с родственниками. У нас вызывает опасение его здоровье, а до него мы никак не можем дозвониться… Да? Когда? Час?…К нам? О, прошу прощения, видимо, его еще не внесли в общую базу. Да, мы вам обязательно перезвоним. – Он сбросил вызов.

– Ну дела… – Подобрал с полу бутылку и допил содержимое.

– Мунэхару!

– А? – Укё обернулся. – Ой, прошу прощения. В общем, час назад его увезли в больницу. В ту же. Мать вызвала скорую, он пришел, по ее словам, с работы и упал прямо на пороге квартиры. Я думаю, все ясно.

– Надеюсь, он выживет. – Ватару поднялся, прошелся по комнате и постучал в стенку.

Через несколько мгновений на пороге появился Ёсида.

– Договорись с больницей Аои. Отправь наших в качестве персонала. Код 0-46. Пациент Исида Токитиро.

– Может быть, его сразу сюда? – Ёсида нахмурился. – Если он «четыре»? Там полно людей.

– Посмотрим. Людьми нельзя рисковать, но… – Ватару покачал головой. – Держать под наркотиками, и все.

– Тут он почует опасность и сбежит. И вот еще. Сейчас господин Ватару скинет фотографии жертв. Нужно срочно сделать распечатку, – прибавил Укё.

– Что ты задумал? – спросил Ватару, когда Ёсида ушел.

– Это надо прекращать. – Укё снова взял телефон и набрал номер. – Рэй, слушай меня внимательно, – проговорил он в трубку, – немедленно вылетай в Нагою. Возьмешь билет – скинь номер рейса, я пришлю машину. 0-46.

– Да, ты был прав. В прошлый раз было не смешно. А сейчас я просто умираю от смеха.

– Ты уже мертв четыреста шестнадцать лет. И как, как я, по-твоему, мог предвидеть, что там окажется Като Киёмаса?!

– Действительно, что бы ему делать возле своего храма?

– Ты не понимаешь! Он был живой! Это был человек из плоти и крови, а никакой не дух! Я слышал стук его сердца!

– Что же… тогда твой потомок не очень-то откровенен с тобой.

– Прекрати. Что мне его откровенность? Я не читаю его мыслей, мне нет до них дела. А ками и мы ходим разными путями.

– Ты напал на обычного человека, Мицунари. Ты жалок. А твоя ярость не более чем пепел на углях. И тело, единственное, в которое ты мог вселяться, ты угробил. Поздравляю, ты только что прекратил существование своего рода.

– Есть еще женщины.

– Давай, убей и их. И, наконец, оставь этот мир.

– Так что же мне делать?! Я не могу отступить, не могу, понимаешь? Понимаешь?

– Да. Не можешь отступить – жди. Дай своему потомку оправиться, если он выживет, конечно. И не делай глупостей. Затаись. Если Като Киёмаса найдет тебя – тебе конец.

Укё зашел в палату и молча разложил распечатки веером по столику возле кровати. Сержант Кимура демонстративно отвернулась к окну и делала вид, что не замечает вошедшего. Но Укё это ничуть не смутило.

– Вы не поели. Зря. Вы ведь не в заложниках у террористов.

– А где я? В камере? Тогда подожду, когда мне предъявят обвинения.

– Никто и ни в чем вас не обвиняет, – Укё нарочно пошуршал бумагами, – наоборот, вас просят помочь. Не желаете ли взглянуть?

– Что это? – Девушка обернулась.

– Это фотографии жертв. Вероятно, вы их не видели. А если видели, то не так подробно. Это из нашей базы, отделения судмедэкспертизы. Как вы думаете, что в них самое любопытное?

– Любопытное?

– Да. – Укё взял один из листков в руки и подошел к окну. – Посмотрите, вот этот кусок мяса раньше был грудью девушки. Примерно вашего возраста. А теперь посмотрите внимательно – кровь. Видите, сколько ее? А артерии, наоборот, пустые. Вот и вот. Знаете, что это значит?

Кимура промолчала, прикусив губу.

– Это значит, что когда жертве вырывали грудь, она была жива. Ваш «наставник» разрывал людей на куски живыми.

– Я уже много раз вам говорила: это не он! Вы ничего о нем не знаете!

Укё вздохнул:

– Мы знаем гораздо больше, чем вам бы хотелось. Например, то, что Исида Токитиро находится сейчас в больнице с сильными ожогами.

– Что? Он в больнице? Где?

– В той же самой больнице, в которую он обратился сегодня утром, да, с ожогами. Не подскажете, где бы он мог их получить?

Кимура опять не ответила, лишь опустила глаза. Но Укё спокойно вытянул вперед фотографию и поднес ей прямо к лицу.

– Вы. Вчера ночью ваша грудь могла бы выглядеть так же. Вы честно рассказали нам о том, что произошло возле замка Киёсу. Вы должны дойти до конца и помочь нам.

– Но это не может быть он. А если он не виновен?

– Мы извинимся. – Укё вернулся к столику. – Вот, полюбопытствуйте еще. – Он поднес к ее глазам новое фото. – Это человеческая ступня. До сегодняшнего вечера она принадлежала некому господину Кагаве, смотрителю храма Миёгё. Не знаете такого случайно?

– Что?.. – Кимура распахнула глаза, и на ее лице появилось растерянное выражение. – Господин Кагава? Он… убит?.. Этого не может быть.

Укё улыбнулся мысленно. Это был его основной козырь. Не зря, ох не зря он провел в сувенирном магазинчике почти двадцать минут. И ему очень повезло, что посетителей не было – заходили только работники и парень из бусё-тай. И госпожа Кимура. Она так долго болтала с жертвой, что не было ни малейших сомнений – они давно и хорошо знакомы. И это уже как минимум подтверждало, что ходила она туда часто.

А и правда. Не поведет же ее «наставник» к себе домой.

– Исида Токитиро, – невозмутимо продолжил Укё, не отвечая на ее вопрос, – получив медпомощь, не остался в больнице. Его туда доставили совсем недавно, и его состояние теперь очень тяжелое… а знаете почему? – Он помолчал, но ничего сказать ей не дал. – Потому что он был ранен, слаб, беспомощен, но не больница ему была нужна. Ему была нужна человеческая кровь. И он напал на того, кто находился ближе всего. Но убить его не успел – только оторвал ногу. Его спугнули. Господину Кагаве очень, очень повезло. Как и вам. А вот вашим товарищам по несчастью – нет. Скажите, кроме вас, у Исиды были другие ученики?

– Нет. Никого не было. Он обучал только меня.

– А как вы познакомились?

– Он сам ко мне подошел после службы. Сказал, что поможет мне. И что я не одна такая. Вы хоть представляете, как это – когда ты понимаешь, что не такой, как все? Когда тебе семнадцать лет и ты думаешь, что сходишь с ума? И даже поделиться не с кем? Вы знаете, что такое психиатрическая лечебница?! – Кимура почти кричала.

– Знаю. У меня в ней лежит младший брат. Уже десять лет. Его туда уложила такая же пакость, что сейчас обитает в теле вашего наставника.

– Что?

– Вы ведь тоже десять лет знакомы с Исидой?

– Вы не ответили про брата. – Кимура сжала пальцами нижнюю губу.

– А о нем нечего говорить. Он уже не мой брат. Как и мононоке больше не Исида Токитиро. Все жертвы были, как вы, они владели силой. Разной: у вас – молния, у кого-то были вода, земля или воздух. И все они стали пищей для мстительного духа. Они, как и вы, доверяя тому, кого знали как наставника, послушно шли в отдаленное место, где и были убиты. Он таким образом наращивал свою мощь. Простые люди не подходят для этого – нужны такие, как мы с вами.

– Вы… вы тоже владеете силой?

– Разумеется. А иначе как бы вы сюда попали?

– О… так вот что это было? Вы парализовали меня силой?

– Не вас. Воздух. Я просто сделал его более плотным, чем обычно, и увеличил давление. Мои элементы – воздух и земля.

– Вот как… а что это значило, когда вы сказали: «код 6-19»?

– А, это просто. Элементов всего семь. Огонь, вода, воздух, тьма, земля, молния, свет. Ваш боевой элемент – молния, номер шесть. Единица – это степень вашей опасности, вы не опасны для окружающих. Девять – это ваша мощь, она довольно низкая, хотя и не десятка. Если бы вместо единицы я сказал, например, «четыре» – это значило бы, что вы убивали людей. А если бы «шесть» – значит, вы потеряли контроль над своей силой или склонны к этому.

– То есть это что-то вроде моего личного номера в деле? Идентификационного? – Кимура слегка улыбнулась и наклонила голову.

– Да. Это должна знать бригада, которая будет вас ловить, – Укё улыбнулся в ответ.

– Вот как… а у вас, у вас есть такой номер?

– Разумеется. 3-43. Не правда ли, красивое число?

– Да уж. Выходит, вы убивали.

– Увы. – Укё развел руками.

– И вы… вы так легко мне все это рассказываете? Вы ведь, если я не ошибаюсь, какая-то секретная спецслужба?

– Да, вроде того, – Укё кивнул, – а зачем скрывать? Вам же все равно придется скоро это все учить.

– Что? Да с чего вы взяли, что я буду вам помогать?!

– Вы полицейский, сержант Кимура. А значит, вы служите обществу и защищаете людей. И ваши способности тоже предназначены для защиты слабых. Куда вы денетесь? – Он посмотрел на девушку поверх очков и улыбнулся.

– Вы! – фыркнула Кимура. – Вы отвратительно самоуверенный человек.

– Увы, – повторил Укё, – но вы поможете нам уничтожить это существо? Ведь ваш наставник был первой его жертвой.

– Да, – твердо произнесла Кимура. – Что я должна сделать?

Киёмаса сидел прямо на голой земле, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. Хидэёси обошел его кругом и заглянул с одной стороны в лицо, потом вернулся назад и заглянул с другой. Отошел, осмотрелся и потер руками плечи.

– Холодно, – наконец сказал он.

До ушей снова донеслись ревущие звуки. И отблески мигающих огней отразились на темной листве.

– Мне холодно! – еще громче проговорил он. Киёмаса словно не слышал.

– Холодно! – Хидэёси заорал ему прямо в ухо.

– А… – Киёмаса вздрогнул и посмотрел на Хидэёси таким взглядом, будто только что увидел. – Господин… как же так могло получиться? Почему Мицунари?

– Почему Мицунари – что? – Хидэёси вновь поежился и, поняв, что от Киёмасы толку не будет, принялся сам рыться в пакетах в поисках теплых вещей.

– Мицунари… он же всегда такой был… не такой. На его одежде и пятна не оставалось в самый дождливый день. Он и меч-то обнажал только на тренировках и… Так почему он стал тварью, жрущей людей? Как?

Хидэёси перебрал вещи в одном пакете, не нашел ничего подходящего и залез во второй. Признаться, он плохо помнил, что он купил, а что – только мерил. Но пока ему попались штаны и пара коротких хаори с блестящими в свете далеких огней пуговицами. Эх, зря он оставил свою старую одежду за шторкой в одной из лавок. Сейчас бы просто напялил сверху.

– Это я виноват, – Киёмаса опять принялся бить себя кулаками по коленям, – это я позволил, чтобы его душу сожрали боль и ненависть. Я должен был остановить его. Или выступить с ним. А я… я отсиживался на Кюсю, когда голова Мицунари торчала на колу на площади! И любой мог плюнуть в нее или бросить камень! Я должен был выступить с ним или убить его сам.

Хидэёси наконец вытащил из пакета вещь, рукава которой были ниже локтя, – дофуку из плотного синего материала. На груди были пришиты два куска ткани так, что в них можно было складывать вещи – Хидэёси решил, что это удобно. Он натянул ее и задумался. С тем, что было на нем надето сейчас, эта дофуку совершенно не сочеталась. Он снова полез в пакет и достал-таки оттуда синие штаны, которые купил первыми. Снимать с себя разноцветное чудо не хотелось, но выбора не было. Впрочем, этот костюм ему тоже очень шел.

– …Вы знаете, это ведь была идея Отани Ёсицугу – разделиться. Когда он понял, что уговорить Мицунари не ссориться с Иэясу не выйдет, – он придумал план. Такой, чтобы Токугава Иэясу точно поверил нам. Мы с Масанори и младшим Асано напали на Мицунари, сделав вид, что хотим убить. Да он и сам поверил в это. После того, что он вам наврал про то, как мы сражались в Чосоне, мне и правда постоянно хотелось его придушить. Но его предупредили, разумеется. И Мицунари сбежал от нас, нарядившись в женскую одежду…

…Лучше бы мы в самом деле прикончили его в тот раз. Ведь позор, которым он покрыл себя тогда, – ничто по сравнению с тем, во что он превратился сейчас.

Хидэёси всегда гордился тем, как он ловко застегивает пуговицы. Его светлость Ода Нобунага постоянно хвалил его за то, что в чужеземный костюм он переодевается быстрее и правильнее всех. Ни разу Хидэёси не перепутал, куда должен крепиться манжет, а куда – воротник. Эта одежда была похожа на ту, которую так любил господин Нобунага. Вспомнив о нем, Хидэёси только глубоко вздохнул. Где сейчас его мятежная душа? Нашла ли покой?

Жаль, что сейчас бывший господин его не видит. Однозначно пришел бы в восторг.

– Ну как? – поинтересовался он у Киёмасы, закончив наконец облачение.

– Что?

– Я переоделся! – заорал Хидэёси. – Смотри!

– О, ваша светлость! Вы великолепны! Восхитительны! И вас невозможно отличить от современного юноши.

– Прекрасно, – по лицу Хидэёси расплылась довольная улыбка, он гордо вскинул голову и махнул рукой.

– Эх, – проговорил он, – не надо было так быстро отпускать настоятеля, сначала нужно было выяснить у него…

– Да! – с жаром перебил его Киёмаса. – Нужно было узнать, кому и за что мстит Мицунари! Ведь никто не становится мононоке просто так! Не может же быть, что его так оскорбил и унизил тот несчастный, которому он отгрыз ногу. Но… – Киёмаса опустил голову и сжал кулаки. – Нет. Наверное, это и не важно, почему. Какая разница, что исковеркало его душу и втоптало в грязь его имя. Я должен положить этому конец. Я сам убью мононоке и очищу душу Сакити.

– …Вообще-то я имел в виду – спросить про дом. Про дом, Киёмаса, – застонал Хидэёси, – дом! Ты меня слышишь?! Тут темно, холодно, я хочу есть. Я хочу спать! Я хочу жить хоть где-нибудь, но не тут, на газоне!

– Дом? – переспросил Киёмаса, очнувшись. – Дом. А, снять дом! – Он так быстро закивал головой, что она у него чуть не отвалилась, и внезапно замер, задрав голову высоко вверх. – Дом! Я знаю, у кого спросить про дом! – торжественно провозгласил он и с победным видом полез за пазуху, доставая сверток. Вытащил телефон, потыкал пальцем в экран и со всей мочи заорал в микрофон:

– О'кей, Гугл, как снять дешевый дом в Нагое?

Разбудил Сандера телефонный звонок. Он зевнул во весь рот и потянулся за телефоном, едва не упав с кровати. Ёситада.

– Алло, – Сандер прижал телефон к уху плечом.

– Ты как, выспался?

Сандер снова зевнул. Перед тем как лечь спать, он написал товарищу, что все в порядке: его отпустили, он в гостинице и ложится спать. Не вдаваясь в подробности. И после этого отключался на…

– М… еще не знаю. Сколько времени?

– Девять вечера, – из телефонной трубки раздался смех, – я тебя разбудил?

– Ага… ничего себе. Я весь день продрых, что ли?

– Выходит, что так. Давай, рассказывай, за что тебя. А я с тобой потом тоже новостями поделюсь.

– Угу… – Сандер почесал нос и взял-таки телефон рукой, поднялся и направился на кухню. Достал стакан, открыл кран и налил воды. – Ты не поверишь – за распитие спиртного.

– Чего? Ты напился, что ли? Буянил?

– Ну, немного. Но поблизости оказалась дама из полиции – я оглянуться не успел, как трах-бах и на мне наручники.

– Сандер, а поподробнее? Что произошло?

– Ох… – Сандер вздохнул и в два глотка опорожнил стакан, – ты понимаешь, тут такая чертова хрень, что лучше об этом не по телефону. Но поверь на слово: твой предок – это не самое странное, что тут творится.

– Ясно. Ты когда обратно?

– Да не знаю, наверное, умоюсь, почитаю новости, пойду куда-нибудь пожрать, да и поеду.

– Ладно, тогда кратко пока. Наш агент в Кумамото показывал сотрудникам исторического комплекса твои фотографии. И – да, двое опознали трейлер. Видели такой же точно. Но! Это еще не все. Недалеко от замка Кумамото есть небольшой отель. И его полностью выкупил один наш общий знакомый. Как думаешь, кто там останавливался?

– Кто?.. – Сандер налил себе еще один стакан.

– Нынешний глава рода Като с семейством.

– Семейные торжества? – усмехнулся Сандер, вновь прикладываясь к стакану.

– Вроде того. А знаешь, что у меня есть? Фото этого семейства в традиционной одежде. Я тебе сейчас скину. Их сделала девочка с ресепшен.

– Слушай, у тебя очень полезный раб, однако, – Сандер расхохотался.

– Ладно. Не стебись, мне стыдно. Но ты прав, парень и правда великолепен. Посоветую его повысить.

– Какой же ты непоследовательный, Ёситада. Уволить с волчьим билетом, повысить… хорошо, что я на тебя не работаю.

– Согласен, – Ёситада хрюкнул в трубку, – я тоже несказанно этому рад. Жду. Завтра я свободен, поедем в Никко.

Сандер положил телефон на столешницу и полез в шкафчик на стене за кофейной чашкой. Вынул, поставил под кофемашину и начал с интересом наблюдать, как в нее течет темная жидкость. Несколько раз пискнул телефон, принимая файлы. Сандер взял чашку в одну руку, телефон – в другую и принялся листать снимки. На третьем вздрогнул и вытаращил глаза, едва не выронив чашку. Поставил ее, приблизил изображение и потрясенно покачал головой:

– Ничего себе…

С фотографии на него смотрел тот мужик, который чуть не сбил его возле храма Миёгё.

«Ёситада, я видел этого парня», – написал он под фотографией и отправил.

И, присев на край стола, принялся задумчиво поглощать кофе.

Купить билет получилось только на 2:30 ночи. До утра Сандер ждать не хотел – он отлично выспался, а чем заниматься ночью, особо не знал. Гулять? Нет уж, за прошлую ночь он достаточно нагулялся. Не хватало еще опять загреметь в полицию.

Сандер встал с кровати, потянулся и врубил телек. Полистал каналы, нашел местные новости и пошел на кухню: в шкафчике лежало несколько пачек с печеньем и шоколадом. Ими он и перекусит, а нормально поест уже по пути на поезд. Он задумчиво засунул печенье в рот. Хм. А есть ли здесь ночные заведения? Взяв телефон, Сандер поискал и нашел аж два, причем в пешей доступности от гостиницы. Подумал еще немного и набрал номер ближайшей раменной – очень не хотелось прийти голодным и наткнуться на закрытую дверь.

– Извините, вы будете работать сегодня около часа ночи? – спросил он. Получив утвердительный ответ, на всякий случай попросил придержать ему столик и, когда его заверили, что мест свободных будет полно, удовлетворенно отложил телефон в сторону. И довольно покивал – его японский поняли, и поняли верно. Вернувшись в комнату, он завалился на кровать с очередной чашкой кофе и поставил рядом коробку печенья.

«…На этот раз – возле храма Миёгё», – тем временем сказал ведущий.

– Чего? – Сандер подпрыгнул, чуть не вылив кофе на себя, и прибавил звук.

«…Животное, известное как „собака Баскервилей“, на этот раз не успело разорвать свою жертву. Нам не удалось узнать, в каком состоянии находится потерпевший, но, по словам очевидцев, он был еще жив, когда его забирала скорая помощь».

Камера показала окрестности храма. Место, недалеко от которого прятался Сандер, показали крупным планом. Только сейчас там все было перекрыто синими пластиковыми тентами, образовавшими что-то вроде палатки. Видимо, место преступления было внутри.

«Именно здесь нашли растерзанного мужчину, – диктор снова появился на экране, указывая рукой на огороженное место преступления, – сейчас там работает полиция. К сожалению, от комментариев произошедшего они отказываются. Но мы не теряем надежды узнать для вас самые свежие подробности этого громкого дела».

Сандер снова лег и взял печенье. Он надеялся, что понял слова ведущего правильно. Да, надо срочно уезжать. Если кто-то расскажет, что видел его и возле Миёгё тоже, – будет крайне сложно отвертеться.

Монах. Может рассказать монах.

Впрочем, девушка на ресепшен гостиницы, если понадобится, подтвердит, что он зашел рано утром, а выйдет – ну, в полпервого ночи, по всей видимости.

«…Для реконструкции замка Нагоя была найдена огромная четырехсотлетняя сосна…» – продолжал тем временем ведущий. Сандер убавил звук и взял телефон. «Новости, Нагоя, собака Баскервилей» – ввел он в строку поиска.

За что Сандер любил рамен, так это за размер порций. Обычно он заказывал суп отдельно, а лапшу отдельно, но сейчас, соблазнившись найденным в меню «сырным раменом», он заказал блюдо целиком. Сыр японцы в еду добавляли редко, как он уже заметил, а Сандер его очень любил. Тарелка по размеру больше напоминала тазик для стирки белья, и это приятно грело сердце. Сандер попросил вилку и принялся за еду.

…Итак, что он имел в результате? Насколько Сандеру удалось узнать, эта лиса-монстр убила уже четверых. Ну или троих, если та жертва, которая у храма, таки жива. И убивает каждую ночь. Выходит, что так. Прошлой ночью Сандер, получается, ее спугнул. Но не убил, раз она продолжает нападать. Эх. А он так надеялся, что эта жуть потонула. Видимо, нет. Стоп, о чем он? Это не обычное животное, вряд ли оно может просто взять и утонуть в воде. И это не призрак. Может, призрак и способен разрывать людей на куски, но точно не будет гореть и вонять паленой шерстью. Впрочем, что он знает о японских призраках? Да и о призраках вообще, если уж на то пошло. Надо спросить у Ёситады. Ему должен быть знаком местный фольклор. М-да… Придется все ему рассказать. Но, с другой стороны, рано или поздно это надо будет сделать. Местный фольклор… а самому-то Сандеру что известно про нечисть, которая обитает в родной стране? Леший, кикимора, Баба-яга… Он фыркнул.

– Да, папочка, я уже скоро… а-а-а… – раздалось внезапно у него над ухом, и на него обрушился горячий поток. Сандер вскочил, размахивая руками, пытаясь увернуться, но тут же ударился головой обо что-то твердое.

– А-а-ай! – снова раздался крик, на этот раз снизу. Сандер опустил голову, потирая ее рукой, и увидел сидящую на полу девушку в длинной черной юбке, из-под которой выглядывала странно вывернутая нога в туфле без каблука. Впрочем, каблук валялся рядом. Как и поднос, с которым девушка, видимо, шла. А его содержимое частично расплескалось по полу, частично – по куртке Сандера. Девушка одной рукой держалась за подбородок, а второй пыталась пристроить на нос свалившиеся зеркальные очки. Сандер присмотрелся и хмыкнул: на глазах у нее были красные линзы. Впрочем, это хорошо гармонировало с остальным обликом девушки. Ее губы, накрашенные темно-красной помадой, казались черными. Распущенные по плечам волосы почти скрывали черно-алую кружевную блузку. В прядях запутался рамен.

«Готы… кажется, они называются готы», – вспомнил Сандер и протянул руку, намереваясь помочь девушке встать.

– Извините, – смущенно пробормотал он.

– Нет, нет, извините вы меня, – захлопала огромными ресницами девушка, – вот сломался, гад, – она указала тонким длинным пальчиком с черным, отливающим алым ногтем, на каблук, – простите, я вас испачкала! Вы не обожглись?

– Нет, все нормально.

Она ухватила его за руку и попыталась встать. И тут же вскрикнула и упала обратно.

– Нога-а… боли-ит, – пробормотала она.

Сандер, не долго думая, подхватил девушку с пола и посадил на диванчик напротив своего места – туда, где было чисто.

– Хотите, вызову скорую?

– Нет, нет, – девушка замотала головой, – скорая – это очень, очень дорого. Я сейчас позвоню папе, он приедет за мной и отвезет к врачу. Телефон… а где мой телефон?..

Сандер осмотрелся по сторонам. Телефона он нигде не увидел.

– Ой… вон он… – Девушка указывала пальцем куда-то под стол.

Сандер нагнулся и увидел телефон. Точнее, крышку от него. Корпус торчал из-под дивана, а батарея валялась возле подоконника. Вздохнув, он залез под стол и собрал все детали.

Экран был весь в трещинах…

– А-ах… – воскликнула девушка, когда он сложил добычу на стол. Схватила части телефона и принялась судорожно их собирать. Сложив все вместе, она попыталась включить телефон, но, судя по всему, попытка закончилась неудачей.

– Что же делать?.. – Она посмотрела на Сандера расстроенным взглядом. – Ой, вы весь в рамене… я сейчас салфетки найду. – Она принялась рыться в сумочке.

– Да не надо. Я вымою куртку. Может, позвонить вашему отцу? Вы номер помните?

– Конечно! Но… если ему ночью позвонит мужчина… ну, вы понимаете…

– Позвоните тогда сами. – Сандер вытащил свой телефон и протянул девушке.

– Благодарю, благодарю вас, извините за беспокойство, – обрадованно зачастила девушка и принялась набирать номер.

Сандер кивнул и отправился в туалет.

К счастью, пострадала только куртка. Он сунул ее под струю воды и принялся оттирать бумажными полотенцами. Рамен немного присох, но все равно Сандер легко справился с задачей. Вытерев насухо куртку, он умылся и вернулся в зал. Там уже мыли пол возле его столика. Девушка сидела на своем месте и, задрав больную ногу, тщательно ее рассматривала. Сандеровский телефон лежал на столе. Увидев, что Сандер вошел, она сложила руки на груди и поклонилась:

– Вы спасли меня, просто спасли. Вот, вам подарок! – Она протянула ему маленький брелок в виде самурая с большой головой и в шлеме, на котором был нарисован герб Оды Нобунаги.

– Ода Нобунага? – усмехнулся Сандер.

– О-о, вы знаете! – обрадовалась девушка. – Нагоя! Киёсу! Да?

– Да, – утвердительно наклонил голову Сандер, пристегнул подарок к рюкзаку и принялся за рамен. К счастью, он не пострадал.

«Дом», который Киёмаса снял для господина, повергал его самого в уныние. Тесная хибара – крохотная кухня, отгороженная сёдзи[60] от основной комнатки, в середине которой торчала лестница, ведущая наверх, в спальню с низким потолком, окном, больше похожим на воздуховод, и свернутым в углу футоном. «Уютный садик», как назвал это хозяин жилья, представлял собой разномастное нагромождение кустов и цветов, размером в пять шагов вдоль – до решетки забора, и десятка поперек – до стен соседских таких же убогих домишек.

Но сам господин Хидэёси, похоже, был в полном восторге. Он внимательно слушал хозяина, задавал ему разные вопросы, а тот отвечал с улыбкой и таким воодушевлением, словно и правда был ужасно рад сдавать дом именно им.

…Конечно, рад. Кто бы еще у него снял это убожество.

– Что это такое? – наконец спросил господин Хидэёси, показывая пальцем на стоящий в углу на подставке плоский предмет. Рядом лежала низкая продолговатая блестящая коробка. Это «зеркало» было гораздо меньше того, которое подарил Киёмасе Иэясу, но все равно Киёмаса эту штуку сразу узнал.

– О, это… – хозяин похлопал рукой по коробочке, – вы, молодой человек, уже, наверное, и правда не помните, что это такое. Привыкли все смотреть в интернете, да? А это – DVD-плеер. Отличная штука, я вам скажу. Раньше у меня было больше тысячи дисков с фильмами. Ну а сейчас… сын мне все это скопировал. Все – и на один, да такой маленький, меньше моей ладони, представляете? – Мужчина развел руками. – Вот такие штуки происходят с миром.

– О… – протянул Хидэёси, трогая блестящий гладкий корпус DVD-плеера, – а как им пользоваться? Что он делает?

– Да фильмы же показывает! – рассмеялся хозяин и повернулся к Киёмасе. – Расскажите братишке. Вы-то должны помнить. Сколько вам лет? Тридцать?

– Я… я не помню… – потупился Киёмаса.

– Ох, – снова расхохотался хозяин и открыл тумбочку, на которой стояли «зеркало» и «DVD-плеер». – Тут совсем немного осталось, и в основном музыка. – Он взял плоский квадратный предмет из стопки таких же, открыл его (оказалось, что это тоже коробка) и достал из него блестящий радужный диск.

– О-о-о, – восхищенно выдохнул Хидэёси.

Он с широко распахнутыми глазами наблюдал, как блестящая штука исчезает в щели, и внезапно черная поверхность «зеркала» стала голубой.

– Вот сюда надо нажимать и вот сюда. – Хозяин протянул ему плоский черный прямоугольник.

Киёмаса знал, что это такое. И воскликнул удивленно:

– Это же пульт для телевизора!

– Да, телеканалы он тоже ловит. У меня кабельное, больше ста каналов, не заскучаете. А захотите диски с фильмами – в комбини[61] на углу большой выбор. Тут многие с плеерами: в этом районе люди в возрасте живут.

По экрану поползли буквы, а потом заиграла музыка. И появились несколько молодых девушек в весьма откровенных костюмах. Они выглядели несколько странно, но Киёмаса смотрел не на них – такое он видел уже много раз. Он смотрел на своего господина.

А тот уселся на пол, скрестил ноги и прилип взглядом к экрану. Некоторое время он молчал, сосредоточенно созерцая происходящее и слушая музыку, а потом махнул рукой:

– Стоп. Дай мне эту штуку.

Киёмаса быстро выхватил пульт из руки хозяина и со всем почтением вложил в руку господина.

– Так, – Хидэёси сначала по очереди коснулся нескольких кнопок, а потом поднял взгляд на хозяина жилья. – Еще раз покажи мне, как это делается.

Когда мужчина наконец ушел, оставив Киёмасе ключи, Хидэёси просто впал в неистовство.

– Ты видел?! Ты все это видел? – Возбужденно размахивая руками, он бросился к лестнице, забрался наверх и свесился оттуда. – Киёмаса, залезай сюда!

Киёмаса забрался по шатким ступенькам и сел на пол, согнувшись. Не то что стоять – даже сидеть здесь было тесно.

– Так, я сплю тут, ты – внизу. А теперь покажи мне свой.

– Что?.. – Киёмаса нахмурился, не понимая.

– А-а, – махнул рукой Хидэёси и принялся его ощупывать. Потом запустил руку за пазуху и достал сверток с ценностями. Вытащил телефон и сунул его Киёмасе под нос. – Твою говорящую вещь! Включи и покажи мне!

Киёмаса провел пальцем по экрану, и тот засветился.

– Ну. Скажи же!

– Что?

– Ну ты и дурак. Что ты говорил тогда, в парке? Чтобы он начал отвечать! Заклинание!

– А-а-а… – догадался Киёмаса, – а что вы хотите узнать?

– Не знаю, спроси что-нибудь.

Киёмаса задумался.

– О! – наконец-то сказал он. – О'кей, Гугл! Кто такой Като Киёмаса?

Экран засветился, и на нем появились надписи:

«как приготовить мясо», «что такое карась», «приключения кота томаса».

– А-ха-ха… – захохотал над ухом Хидэёси, – эта штука глухая.

– Нет, – зашевелил ноздрями Киёмаса и повторил, стараясь говорить внятнее: – О'кей, Гугл! Кто такой КАТО КИЁМАСА?

На экране появился замок Кумамото и памятник.

– О! – торжественно изрек Киёмаса. – Вот, смотрите! Мне памятник поставили.

– А мне?! – Хидэёси возмущенно постучал по экрану. И закричал: – Эй ты! Окейгугл! Покажи памятник Тоётоми Хидэёси!

Киёмаса тихо спустился вниз и прошел на кухню. И осмотрелся. Надо было что-то приготовить для господина, но он нигде не увидел очага. Но был дворик – наверное, придется готовить там. Он начал открывать шкафы в поисках посуды и действительно в одном из них нашел несколько котлов, чайник и даже сковороду.

А из соседнего шкафчика на него пахнуло холодом. Он сунул туда руку – полки были просто ледяными. «Да это же погреб», – догадался он. Видимо, сюда нужно складывать продукты. Это уже было хорошо. Можно пока купить готовую еду в магазине и положить сюда. Он видел такую еду – в коробочках, накрытых прозрачной тканью, лежали рис, овощи, рыба и прочее. Теперь остается только найти магазин. Он вернулся в комнату. Сверху все так же доносилось:

– Окейгугл! Презренный Токугава Иэясу!

Киёмаса улыбнулся и вышел из дома. Он надеялся, что, вернувшись, не обнаружит дом опустевшим.

– Нагоя! Киёсу! Да?

– Так, все, достаточно, – Ватару выключил звук, – фотографии глянем по дороге, не думаю, что это срочно. Все, в гостиницу, и спать.

– Я, пожалуй, останусь тут. – Укё повертел в руках планшет, явно намереваясь его включить.

– Ну уж нет. Ты едешь со мной. За Рэйко заедут и отвезут в квартиру напротив дома Исиды. До утра она понаблюдает, потом я. Да и, кроме того, состояние Исиды Токитиро стабильно, думаю – выживет. Смысл менять его тело на пожилую женщину или девочку?

– Мононоке торопится. Очень торопится, – медленно проговорил Укё, вставая. Планшет он все-таки убрал, вот еще знать бы – куда.

– Угу. Кто такой «предок»? Господин Токугава-старший, дед нынешнего наследника?

– Это вы про телефонный разговор? Вероятнее всего. А что тогда за «знакомый», выкупивший отель? Знаете, похоже, мы не одни ведем расследование.

– Ничего, послушаем, о чем разговаривают эти ребята. Но, кажется, этот русский не случайно оказался тут. – Ватару спустился вниз по лестнице и подошел к дверям. И остановился. – Като Киёмаса. А я тебе что говорил?

– А я что – спорил?

Они вышли на улицу.

– Ками, мононоке… не нравится мне все это.

– А что тебе обычно нравится? – Ватару завел машину.

Укё сел рядом и достал планшет. Некоторое время он молчал, листая полученные от Рэй фотографии, а потом покачал головой:

– Что там за торжества в семье Като? Като Киёмаса переродился?

– Укё, давай завтра. Като Киёмаса точно никого не убьет. А мне нужны будут свежие мозги. Надо очень тщательно спланировать операцию.

– Вы правы. Я сейчас, одну минуту, – Укё набрал: «новости», «Като Киёмаса», «семья», – я только посмотрю. Может, это что-то официальное, а мы зря… – Он осекся.

– Что? – спросил Ватару, не поворачиваясь, – они как раз проезжали перекресток.

– Остановите, пожалуйста, машину, – тихо попросил Укё.

Ватару резко взял влево, подкатил к обочине и включил аварийки:

– Что там?

Укё повернул к нему планшет:

– Видите этого парня на семейной церемонии? Высокий такой. Со светлыми волосами?

– Да, – Ватару нахмурился.

– А вот это фото сделано позавчера здесь, в больнице.

– О… – Ватару взял планшет и снова открыл предыдущее фото, – это и правда один и тот же парень, даже костюм такой же, – он перелистнул назад. – «Като Киёмаса приехал в клинику за Тоётоми Хидэёси», – прочитал он заголовок на фото и повернулся к Укё. – Мунэхару… ты бы за словами следил?..

Супермаркет Киёмаса нашел быстро. Он уже хорошо научился отличать подобные магазины, а на этом еще и красовалась такая же вывеска, как на том, в котором он брал сладости. Сладости. Их надо купить побольше, ведь господин Хидэёси их очень любит. Киёмаса вытащил из стопки корзину и принялся бродить по залу. Вот и коробки с едой. Он взял по одной каждого вида, набрал тех сладостей, что понравились ему больше всего, и прихватил еще гроздь длинных желтых фруктов, похожих на бананы. Выглядели они довольно вкусно и стоили не очень дорого. Господин Хидэёси наверняка никогда таких не пробовал! И пошел на выход. Расплатился, переложил покупки в пакет и направился обратно. Мысли, больше не занятые едой и жильем, снова вернулись к Мицунари.

Что же делать? Вопросов, на которые требовались ответы, было два. Мононоке, в которого превратился Мицунари, во-первых, нужно выследить, во-вторых – убить. И то и другое не было легкой задачей.

Мицунари всегда был слабее Киёмасы. Его стихия – воздух – позволяла ему отлично направлять стрелы в цель и могла помочь поднять пылевое облако, чтобы скрыть отступление армии или затруднить продвижение врага. При сражении один на один он мог попытаться сбить противника с ног, но только если тот и так не очень прочно на них стоял. В давние времена Киёмаса справился бы с ним с легкостью.

Но сейчас все было по-другому. Мононоке – порождение зла. Это не Мицунари, а его боль, ненависть, злоба и обида: та самая сила, которая движет этим существом. У него скорость зверя, помноженная на живучесть и ярость. Драться с таким противником, ох, не легко. Но даже не это плохо. Против страха и льда тяжело устоять любому существу. Но убить тело мононоке не достаточно. Ощутив смертельную опасность, он может покинуть носителя. Поэтому удар нужно нанести одновременно в обоих мирах. Мире живых и мире духов.

Это Киёмаса умел. Ему приходилось сражаться и с настоящими о́ни[62] и даже с тэнгу[63]. А каппу[64] он как-то победил в борьбе сумо, чем особенно гордился.

Но для этого ему нужна одна вещь – его копье. Он должен сконцентрировать силу и выпустить ее одним мощным рывком, накрывая сразу оба мира.

И копье должно это выдержать. Хотя бы один такой удар. Где же сейчас его копье? Сохранилось ли? А если нет – как получить такое, чтобы сталь не рассыпалась от холода?

Занятый мыслями, он не заметил, как зашел во дворик. Он остановился, поставив пакеты на траву. Дверь открылась, и господин Хидэёси высунулся наружу.

– Что там у тебя? – поинтересовался он. – Давай показывай, что принес: я умираю от голода.

Киёмаса не ответил.

– Да что это такое? – Хидэёси подошел к пакету, заглянул в него и восторженно охнул. Попытался поднять – пакет оказался слишком тяжелым.

– Киёмаса! – закричал он. – О чем ты опять думаешь?!

– А? – очнулся Киёмаса. – Копье… мне нужно копье. Чтобы сразиться с мононоке.

– Копье?.. Киёмаса, кончай мне морочить голову, бери эти узлы и неси в дом. Копье ему нужно. У тебя потомок – искусный кузнец, скажи ему, пусть скует. Нашел, о чем думать.

Глава 12. Здравствуйте, я ваш косё

Ох, как же не хотелось оставлять господина одного… Киёмаса даже попробовал было пригласить его с собой, но господин Хидэёси отказался наотрез. Почему отказался, он не пояснил, и от этого было еще тревожнее. Да он бы и не ехал никуда, но Такуми, у которого он спросил про копье, сказал, что да, разумеется, сможет. Только нужно измерить, насколько «сильный холод» должен выдерживать металл. Киёмаса не спорил – кузнец, который ковал прошлое копье, заставил его перебрать кучу заготовок, прежде чем сумел сделать нужную и хотя бы начать работу.

Киёмаса надеялся, что в этот раз процесс не займет год. Кузнечное дело так продвинулось за эти столетия! А надо торопиться. Не просто же так Мицунари нападает на людей. У него должна быть цель, кроме бесконечной злобы, которая и породила мононоке. Зачем он напал на того мужчину у храма? Что вызвало его ярость?

Внезапно Киёмаса остановился как громом пораженный. Иэясу! Вот на кого направлен гнев мононоке! Вот что пробудило его и лишило покоя душу Мицунари. Появление в этом мире Токугавы Иэясу.

Более четырех веков Исида Мицунари пребывал, разрываемый яростью и болью… И поэтому на свет появилось чудовище.

– Ты чего встал? – ткнул его в бок Хидэёси. – Забыл, где торговые ряды?

Киёмаса не то чтобы забыл, он и не знал. Но он звонил хозяину дома, который любезно оставил ему свой номер телефона, и выяснил, как до них добраться.

Оказывается, у трамваев были номера! И нужно не просто садиться на первый, который появится, а выбрать номер, который будет следовать по определенному маршруту. Киёмаса счел это весьма удобным. Ведь чтобы попасть в нужное место, ты должен всего лишь запомнить номер трамвая и номер остановки, на которой выходить.

А все потому, что господину Хидэёси понадобился телефон. Конечно, он необходим ему, как и любому современному человеку, поэтому покупку нужно было сделать не откладывая – вечером Киёмаса уезжал в Нагато. Билет Такуми ему взял и пообещал встретить с синкансэна.

Когда-нибудь он обязательно покажет господину Хидэёси синкансэн.

– Ну? – Хидэёси нетерпеливо подергал его за рукав.

– Туда, – указал рукой Киёмаса. Огромное стеклянное здание с кучей горящих вывесок – это просто обязаны быть торговые ряды.

Открывающиеся самостоятельно двери Хидэёси уже видел, потому с гордым видом прошел через них и остановился. Куда идти дальше – он не знал. Киёмаса, судя по всему, тоже. М-да… когда они выбирали одежду, было гораздо проще.

А, какая разница? Это же просто рынок, рано или поздно нужная лавка найдется. Хидэёси решительно пошел вперед, но, не сделав и десяти шагов, наткнулся на стойку с прикрепленной к ней табличкой: «Чего-то не знаешь? Спроси у меня». Над табличкой виднелось улыбающееся лицо молодого парня. Хидэёси поднял голову и вытянул вперед руку, едва не коснувшись носа молодого человека.

– Ты – Окейгугл?

– Да, вроде того, – парень рассмеялся.

– Ясно. Окейгугл, скажи, где купить э… – он замялся, – Киёмаса, покажи ему.

Киёмаса достал телефон и продемонстрировал.

– А-а, – снова заулыбался парень, – салон «Сони» на втором этаже, номер двести одиннадцать. Приятных покупок.

– Ты молодец, Окейгугл, – похвалил парня Хидэёси, – хорошо работаешь. Только иногда плохо слышишь. – Он захихикал и направился за Киёмасой. Тот явно знал, куда идти. Они остановились возле стеклянных дверей.

– Смотрите наверх! – обрадованно зашептал Киёмаса.

Хидэёси посмотрел. Оттуда на них падала круглая металлическая площадка.

– Это лифт! – провозгласил Киёмаса, когда двери открылись. Хидэёси зашел внутрь, и кабинка взмыла вверх.

Ух, это было здорово, аж дух захватило.

– Киёмаса, почему в прошлый раз ты таскал меня по самодвижущимся лестницам и не показал такое чудо? – наигранно возмутился Хидэёси, но по его лицу расплылась довольная улыбка.

Киёмаса еще раз нажал кнопку – лифт полетел вниз.

– А-а-а! – восторженно завопил Хидэёси. – Это даже лучше той штуки, которую ты придумал! Гораздо лучше!

– Тогда такого не было, к сожалению. А тут я сразу увидел, но… нам надо выходить.

«Киёмаса, придет охрана и выставит нас отсюда», – как наяву он услышал голос Иэясу. И опять зашептал:

– Нельзя долго. Мы сейчас купим вам смартфон и еще немного покатаемся.

– Пошли, – скомандовал Хидэёси, и они вышли из лифта.

Лавку они нашли быстро. Киёмаса зашел внутрь и ошалело принялся вертеть головой по сторонам. К ним тут же подошла девушка и поклонилась:

– Что хотят посмотреть господа?

– Нам нужен смарт-фон, – по слогам произнес Киёмаса, чтобы его точно поняли.

Девушка вновь поклонилась и подвела их к одной из витрин.

– Вот, пожалуйста, выбирайте. Я вам расскажу обо всех моделях, которые вам понравятся.

– Господин, – снова громко зашептал Киёмаса, – какой смартфон вы хотите?

– Дурацкий вопрос, – таким же шепотом ответил Хидэёси, – самый большой, разумеется.

Здоровенный, с собственную ладонь смартфон купил и оформил на себя Киёмаса. У самого господина Хидэёси не было именной таблички. И этот вопрос стоило тоже решить, но как? Ведь господин не согласится принять помощь Иэясу, а как еще добыть такую вещь, Киёмаса не знал. Но догадывался, что вряд ли сейчас это стало проще, чем было в его время. Нужны связи с судьей или еще с каким важным чиновником. А их у него не было. Украсть или отнять тоже не подходило – на табличке была фотография хозяина. Но ничего, этот вопрос не требовал срочного решения. Об этом он подумает позже, когда разберется с копьем.

В комбини они зашли по дороге с остановки. Киёмаса забрал заказанные накануне диски с фильмами про Тоётоми Хидэёси и заодно прикупил еще готовых обедов, чтобы его господину не понадобилось срочно никуда выходить. Мало ли что может с ним случиться. Опять могут забрать в больницу, а то и того хуже – в тюрьму! Ведь он совсем не знает местных законов, и от стражей порядка не сможет отбиться. Нет, лучше пусть не выходит никуда. По себе Киёмаса знал, что просмотр фильмов может занять надолго. И когда они зашли в дом и Киёмаса положил на пол покупки, он наконец-то вздохнул с облегчением. И даже этот убогий домишка показался ему родным и уютным.

Колеса для синкансэнов! Вот что изготавливали в кузнице у Като Такуми! Киёмаса был вне себя от восторга. Колеса эти, гигантские литые диски, длинными рядами стояли на складе – огромном, крытом прозрачной крышей дворе, куда привел его потомок-кузнец.

Впрочем, слово «кузница» мало подходило к этому громадному трехэтажному зданию с кучей рабочих и причудливыми механизмами, которые, по словам Такуми, во многом заменяли людей.

Киёмаса очень любил всякие устройства и механизмы. От китайских игрушек до боевых машин – он изучал их, разбирал незнакомые, собирал и придумывал свои собственные. И многое из этого работало, и отлично работало. Например, подъемник для укладки камней. При помощи дерева, металла и веревок можно было поднять даже самый большой камень на высоту в три человеческих роста. А самоходные повозки? Внутри них одни люди вращали колеса, а другие, скрытые от врага, могли стрелять из аркебуз или ручных пушек.

Но то, что он увидел здесь, превзошло все его ожидания. Да на одну погрузку колес в вагоны можно было смотреть часами.

К сожалению, времени у него не было.

– Пройдемте наверх, – поклонился Такуми, пропуская его вперед, к лифту, – я хочу еще кое-что вам показать.

Лифт. Этот не был прозрачным – он состоял полностью из металла, но Киёмаса понял, что их также тросом поднимают вместе с кабиной. Двери открылись, он вышел и сначала слегка оторопел. Словно из современного мира он вернулся назад, домой. Плетеные узорчатые татами, коврики у стен, ниши над ними. И окна, затянутые рисовой бумагой. Такуми прошел вперед и раздвинул сёдзи. Киёмаса последовал за ним и оказался в додзё[65]. Самом настоящем, в каких занимались дети самураев, которые не могли позволить себе собственных наставников.

На дальней стене висел веер с его гербом, а выше было написано «Славься, сутра Священного Лотоса».

– О… – только и смог протянуть Киёмаса.

– Здесь юноши обучаются воинскому искусству, – поклонившись, сказал Такуми. В его голосе звучала гордость.

Юноши, о которых, судя по всему, и шла речь, – шестеро совсем еще мальчишек, разбившихся на пары, и взрослый парень – видимо, старший ученик, синхронно повернулись, опустились на колени и поклонились наставнику.

А может, и Киёмасе тоже?

– Они знают меня? – негромко спросил Киёмаса.

– Я прошу простить меня, но я еще не успел им вас представить.

– Ничего! – радостно рассмеялся Киёмаса. – Знакомиться лучше всего во время тренировки! – Он подошел к боккэнам на стене и указал на один. – Я возьму, наставник?

– Конечно, – Такуми поклонился еще ниже, выпрямился и подошел к нише со стойкой. Взял оттуда один из двух боккэнов и протянул Киёмасе:

– Только, прошу вас, возьмите этот. Это мой. Те – ученические.

– Нет, я не стану брать твой. – Киёмаса снял другой боккэн со стены, скинул куртку и встал в стойку. – Нападай, наставник, посмотрим, на что ты годишься.

…И едва успел отмахнуться от мгновенного удара. Он не ожидал от этого почтенного человека, да что там – старика, – такой прыти. Сам он даже мальчишкой так не носился! И это не были хаотичные прыжки – каждое движение, которое Киёмасе удавалось замечать, было четким и выверенным – ничего лишнего. Он перешел в атаку. И принялся давить, наступая и непрерывно атакуя, почти не отвлекаясь на защиту, – тактика против более быстрого, но менее сильного противника.

Вот где пригодились детские тренировки с Сакити. Точно так же, как тогда, нужно было не дать противнику опомниться, обрушивая на него град сильных ударов и вынуждая того уворачиваться, а не отбивать, рискуя потерять оружие и подвижность руки.

И тело. Так же, как в детстве, слушалось просто отвратительно. Он уже пропустил два удара от маленького сухонького старика! Да, скользящих, и по ногам – будь меч настоящим, они бы только порвали одежду, но все же! Сам он задел Такуми только один раз, и тоже едва чиркнул по груди. Хорошо, что есть додзё. И отлично, что есть такой прекрасный партнер для тренировок. Киёмаса отступил на шаг, а потом снова, с удвоенной силой принялся теснить.

Техника Такуми была ему не знакома. Она была сложнее той, к которой он привык, и подходила для выступлений куда больше, чем для настоящего боя. Но это и было то, что нужно, – тренировки для развития скорости, духа и тела. А не для убийства. Для убийства особых техник и не требуется. Киёмаса размахнулся и, вложившись всем корпусом в удар, выбросил руку вперед.

Боккэн Такуми, вылетев из его рук, громко стукнулся об пол. Киёмаса коснулся кончиком деревянного меча его горла. Некоторое время они так стояли молча в гробовой тишине, а потом Киёмаса отшвырнул в сторону боккэн, подошел к Такуми, присел на корточки и сжал в объятиях.

– Какой же я счастливый-то! Какими внуками наградили меня боги! – Он отпустил Такуми, встал и поклонился ему:

– А тебя благодарю за отличный бой. Надеюсь встретиться еще.

– Конечно, – тот поклонился в ответ, – сюда ходят много достойных людей, с которыми приятно скрестить мечи.

Такуми повернулся к присутствующим. Юноши выстроились вдоль стены, чтобы им не мешать, и наблюдали за происходящим с огромным интересом.

– Вот, – сказал Такуми, – я хочу представить вам господина Като Киёмасу. Поприветствуйте его.

Все как один, вместе со старшим учеником, опустились на колени и склонили головы в поклоне:

– Приветствуем вас, мастер.

Киёмаса наклонил голову в ответ.

Такуми отошел в сторону, и Киёмаса последовал за ним.

– Вы говорили, что вам нужно просторное помещение. Это подойдет?

– Конечно, – Киёмаса кивнул и огляделся, – только пусть все выйдут, и ты тоже. Тут станет очень холодно. Ты принес заготовку?

– Заготовку?

– Ну, я не знаю, как это правильно называется. Такой длинный брусок металла. Я его колол силой, а кузнец смотрел по сколам, насколько силен холод и какие металлы надо смешать, чтобы сделать прочнее. В последний раз только с шестой попытки получилось – представляешь, как выросла моя сила?

Такуми кивнул, но не уверенно.

– Господин Като, прошу прощения, я не совсем понимаю, о чем вы говорите, но я взял вот это, – он достал из сумки, которую принес с собой, длинный стеклянный стержень. И протянул его Киёмасе. Киёмаса посмотрел. Внутри были начерчены полоски и стояли иностранные цифры. Он уже выучил их. В самом низу была нарисована цифра 200.

– Что это такое?

– Это термометр для низких температур. Он измерит даже самый сильный холод и покажет температуру лучше всяких сколов.

– О, – рассмеялся Киёмаса, – забавная вещица. Но ты не понял. Будет такой сильный холод, что эта стекляшка сразу разлетится. Даже металл не выдерживает, я же говорю.

– Нет, что вы, – Такуми улыбнулся и покачал головой, – этот термометр выдерживает погружение в жидкий азот. Да не каждый металл на такое способен – это особенное стекло.

– Жидкий – что?

– М… представьте себе такой холод, что воздух замерзает и становится как вода.

– О-о-о… – Киёмаса вытаращил глаза, – ничего себе. И такое научились делать?

Такуми кивнул:

– Представьте себе самую холодную зиму. Так вот, этот термометр способен измерить холод сильнее в двадцать раз.

– Какая вещь! – Киёмаса сжал стеклянный стержень в руке. – Хорошо, тогда пусть все выйдут. Когда я закончу – я тебя позову.

Оставшись один, Киёмаса некоторое время разглядывал термометр. Выходит, точка концентрации силы должна быть на этой штуке. Надо сосредоточиться, чтобы Такуми увидел его полную мощь. То самое ледяное пламя. И его последнюю производную – ледяное лезвие. Это был видимый даже простому глазу поток силы, который образовывался вокруг лезвия его копья и прикосновение которого обращало плоть в лед и крошило камень. И удар достигал любого объекта в пределах видимости Киёмасы.

Стекло… что же, не узнаешь, если не попробуешь.

Он положил прибор в самом центре на пол и протянул руку, указывая на него. Настроился, расслабился, отпуская силу. Пусть она течет свободно, не встречая препятствий. Воздух вокруг заколебался. Киёмаса сам не чувствовал холода, но знал, что воздух остывает и смешивается с тем, который еще остыть не успел, – это и дает появившееся легкое марево. По татами вокруг термометра начало расползаться пятно инея. Киёмаса сосредоточился и ощутил вдруг во всем теле такую легкость, что расхохотался от внезапно нахлынувшего счастья. Давно, о как давно он не испытывал подобного! Вокруг него цветком полыхнуло голубое сияние, он как будто плыл в нем, летел вверх, купался в этих лучах.

Киёмаса развел руки в стороны и снова рывком свел их вместе, на груди. А потом направил сомкнутые ладони на прибор.

И луч, похожий на хрустальный, потянулся от его рук. Еще миг – и он коснулся лежащего на полу прибора, и воздух вокруг загустел и словно потек. Киёмаса не успел удивиться, как вдруг раздался треск, додзё наполнило нестерпимое сияние, а грохот и звон едва не оглушили его. На пол посыпались осколки стекол из оконных проемов.

«Так это все-таки была не бумага», – ошалело подумал Киёмаса и опустил руки.

Термометр лежал на полу, расколовшись на три части. Киёмаса огляделся по сторонам – все от пола до потолка было покрыто толстым слоем инея, а по краям разбитых окон свисали здоровенные сосульки. Лампы на потолке лопнули, и на додзё опустился полумрак. С ужасом он осматривал помещение и хлопал глазами – как же так? Опять? Почему он опять не смог совладать с собой?..

Сёдзи задергались. Не с той стороны, с которой заходили Киёмаса и Такуми, а с другой. Видимо, там был черный ход. Наверное, дерево от холода перекосило, и оно поддавалось плохо. Наконец створка отъехала. В додзё влетел взволнованный Такуми и остановился в нескольких шагах, совершенно обалдевший. Следом за ним из дверей показались любопытные лица учеников.

Повисла тишина.

– Нифига себе… – послышался в этой тишине голос одного из парней, – вот это банкай[66]!

Такуми некоторое время постоял с растерянным видом, а потом опустился на колени.

– Вот она – сила ками! – воскликнул он и коснулся лбом пола.

«Сила ками. Так вот в чем дело!» – осенило Киёмасу. Похоже, за четыреста лет его мощь возросла, а он не научился еще с ней справляться, не привык. Он быстро пошевелил плечами, повертел головой и похлопал глазами. Поднял руки. Вроде ничего не болело – значит, тело эту силу выдерживает. Отлично. Он снова огляделся по сторонам и смущенно пробормотал:

– Извини. Я… я все уберу.

Мальчишки оказались чудесными. Получив все, что нужно для уборки: метлы, совки, плотные перчатки – они с энтузиазмом принялись за дело. Иногда, явно смущаясь, «случайно» оказывались рядом и задавали вопросы. Киёмаса охотно отвечал. Он ворочал тяжелые татами, тщательно вытряхивая из них осколки, – кому будет приятно наступить на них ногой? К счастью, пострадали только окна, перекосило крепления и дерево, которым были отделаны стены, слегка потрескалось в нескольких местах. Но Такуми сказал, что так и оставит – в память о столь знаменательном событии в его додзё. Сам он ушел, как только работа закипела. Старший ученик, Синдзи, самый высокий из всех, кроме самого Киёмасы, обосновался на длинной лестнице под потолком – чинил лампы. В додзё быстро потеплело: этому в немалой степени поспособствовало то, что выдался погожий день. Теплый ветер проникал в пустые оконные рамы, и Киёмасе было несколько неловко, но Такуми заверил, что уже завтра привезут новые стекла и все заменят.

Начало темнеть, когда они закончили уборку. Синдзи сложил лестницу и торжественно щелкнул выключателем. Лампы загорелись. Все дружно захлопали в ладоши. Киёмаса посмотрел и тоже принялся радостно ударять ладонью о ладонь.

Когда он разберется с мононоке, обязательно перевезет сюда господина. И юного господина Хидэёри тоже сюда приведет. И будет наконец учить его как положено.

– Господин Като… – Подошедший к нему Синдзи смущенно опустил голову.

– Что? Говори.

– Прошу простить меня за дерзость, но если бы вы были так добры, чтобы снизойти до такого ничтожного криворукого неумехи, как я…

– Подраться хочешь, что ли? – расхохотался Киёмаса.

– Прошу прощения, господин, я не смею…

– А ты смей. Тащи сюда боккэны.

Не веря своему счастью, Синдзи кинулся к сложенным в углу и еще не развешанным по стенам деревянным мечам.

И тут из толпы учеников шагнул один, невысокий и вихрастый. Поднял голову и звонким голосом выкрикнул:

– А я? А можно я тоже?

Остальные зашикали на него, схватили за одежду и потащили назад.

– А не боишься? – Киёмаса сделал грозное лицо и шагнул вперед.

– Н-нет, – парнишка высвободил рукава своего косодэ и поклонился.

– Так, ясно. Кто еще смелый?

Возникла небольшая заминка, а потом тишину разорвал хор голосов:

– Я!

– И я!

– Я!

Киёмаса оскалился:

– Тихо! Сейчас я должен бой Синдзи. Как только мы с ним закончим – нападайте все. И пощады не ждите!

Такуми вернулся, когда совсем стемнело. В додзё, несмотря на вечернюю прохладу, было жарко.

– Наставник! – закричал кто-то, и все немедленно выстроились в шеренгу, вытянувшись по струнке. И также дружно опустились на колени. Стоять остался один Киёмаса.

– Я вижу, вы тут не скучали, – улыбнулся Такуми. – Что делали?

– Я продержался против господина Като две с половиной минуты, – гордо отрапортовал Синдзи.

– А мне удалось один раз задеть господина Като, когда мы нападали толпой! – выкрикнул тот самый вихрастый парнишка.

– А еще мы делились на две команды: одной руководил мастер Синдзи, а другой – господин Като. И мы действовали не силой, а тактикой!

– Отлично. Я понял, что все замечательно провели время. А теперь слушайте меня внимательно. Поклянитесь, что ничто из увиденного вами сегодня не покинет стен этого додзё.

– Клянемся, – хором сказали ученики.

– Хорошо. Можете быть свободны.

Сам он подошел к Киёмасе:

– Благодарю вас за то, что снизошли до моих бестолковых учеников.

– Да они замечательные парни, я очень доволен!

– Господин Като, я бы хотел перейти к делу. Вы были правы – лучше работать сразу с металлом. Я заказал несколько образцов специального сплава, разработанного для использования при очень низких температурах. Их доставят к завтрашнему вечеру. Будет освобожден один из цехов – там и проведем исследования. Это не слишком долго? – Такуми выжидательно посмотрел на Киёмасу.

– Долго? Да мой кузнец тратил на одну заготовку почти месяц! – развел руками Киёмаса и, довольный, хлопнул Такуми по плечу.

– Тогда прошу пожаловать домой, господин Като. Вас ждет ужин.

– А водка? Водка будет?

– Конечно. Специально закупили самую лучшую. – Такуми отошел в сторону, пропуская Киёмасу к выходу.

– А теперь встаньте боком. И снова пройдите от двери к окну. Поверните голову. Нет, в другую сторону – так, как будто что-то услышали. Хорошо. Поправьте волосы.

Укё отошел от окошка к двери, постоял немного и постучал.

– Да, уже заканчиваем, – раздался из комнаты голос Рэй.

Укё открыл дверь и вошел. Сержант Кимура стояла возле окна, замерев в нелепой позе, Рэй восседала на кровати и вертела на пальце туфлю на низком каблучке, принадлежавшую госпоже Кимуре.

– Вы можете продолжать – я не мешаю.

– Мешаете! – Госпожа Кимура повернула к нему лицо. – И скажите, почему вы меня не отпускаете домой? Не доверяете? Мне надоело тут ночевать. В конце концов люди обо мне беспокоятся.

– Не волнуйтесь, – Укё пожал плечами и поправил очки, – в отделении все знают, что вы в клинике из-за того, что произошло. И находитесь под наблюдением врачей. А живете вы одна, так что там точно никто беспокоиться не будет.

– Я в клинике? И известно, в какой? Так что же, вы всем сообщили, что у меня инсульт? Или шок? Это же конец моей карьере!

– Что вы. Я бы никогда не стал так поступать. Ваши коллеги думают, что вы повредили шею во время нападения на вас животного. Придется потом немного походить в бандаже.

– Вот спасибо, – Кимура скрестила на груди руки и закусила губу, – да зачем все это? Почему мне просто не выписать выходные и отпустить домой хотя бы ночевать. Еще раз спрашиваю: вы мне не верите?

Укё вздохнул и присел на край кровати рядом с Рэй.

– Знаете, не хочу вам лгать. Видите ли, речь тут не о доверии, а о безопасности. Вы жертва, недобитая жертва. Удобная и подходящая. И именно на это и расчет. Но не о вас мы волнуемся в первую очередь. А о тринадцатилетней Тиэко и семнадцатилетней Мэгуми. Вы же знаете их?

Кимура кивнула, продолжая кусать губу.

– Тем более должны понимать. Они тоже Исиды. Значит, подходят как тела для мононоке. Мы не знаем, может ли он менять носителя, если предыдущий еще жив, и надеемся, что не может. Но если мы ошибаемся… видите ли, вероятнее всего, ваш наставник – медиум. Он может беседовать с духами, и это делает его подходящим объектом для вселения. И это же спасает его тело и разум. Он может пережить то, что его тело и душу трансформирует мононоке. Девочки же, вероятнее всего, этого не переживут. То есть, если мононоке использует, например, тело Тиэко, чтобы напасть на вас, – после того, как он его покинет, девочка умрет.

– Через два часа я сменю господина Ватару, – вклинилась в разговор Рэй, – поэтому я ухожу через двадцать минут. Мне надо еще найти и купить туфли.

– Да, я же сказал, можете продолжать.

– То есть на меня вам плевать. Тогда к чему этот театр? Боитесь упустить мононоке? – Кимура горько усмехнулась.

– Именно. Не волнуйтесь, вы не останетесь в стороне. Разумеется, о вас я беспокоюсь в последнюю очередь. Вы полицейский, у вас есть сила. Шокер, наконец. А у семьи Исида есть только наша внимательность.

– Вы нам мешаете, отец, – Рэй встала, – я же говорю: у меня мало времени. А вы болтаете и болтаете.

– Я лишь отвечаю на вопросы, не более того.

– Вы можете на них ответить, когда мы закончим. Что вы хотели?

– Хотел сказать, что еду с тобой. У нас с господином Ватару есть важное дело – он только что звонил.

Если бы повод не был таким печальным, Киёмаса бы плясал от радости. Годным оказался первый же слиток, который он получил от Такуми. Темный, красиво мерцающий металл даже не треснул, когда воздух вокруг него стал жидким. Только радужная волна пробежала по поверхности. Что же, теперь кузнецы точно обойдутся без него. Такуми сразу, убедившись, что все прошло успешно, купил ему билет на поезд.

Оказавшись на вокзале, Киёмаса все пытался заглянуть с платформы вниз – увидеть колеса. Он видел, как они выглядят, на складе, но больше всего было интересно, как они крепятся к поезду. Ведь Такуми рассказал ему о том, что благодаря колесам синкансэн только набирает скорость, а потом втягивает их, как черепаха лапы, и летит над землей. Это было настолько невероятно, что не укладывалось у Киёмасы в голове. Обычные люди напридумывали таких штук, по сравнению с которыми то, что умели делать потомки богов, казалось просто смехотворным. Такуми также рассказал ему про современное огнестрельное оружие и показал, где о нем почитать. Сам он больше интересовался мечами, но решил, что Киёмасе будет интересно побольше узнать про то, чем пользуются современные воины. Полночи они просидели перед экраном, на котором Такуми показывал ружья, стреляющие так далеко, что обычному глазу не видно цели, и так быстро, что не успеваешь моргать. Эх… сам бы Киёмаса просидел и до рассвета, тем более что водки еще оставалось прилично (он даже прихватил одну бутылку с собой), но Такуми уже был слишком стар и чуть не заснул прямо перед экраном. Пришлось прекратить это увлекательное занятие.

Но у Киёмасы в смартфоне лежало множество картинок с подробным описанием, и время в поезде пролетело незаметно.

Когда он открыл дверь дома, тишина его изрядно напугала. Нет, только не это! Неужели господин опять куда-то ушел?! Киёмаса шагнул за порог и остановился, ошалело хлопая глазами. Нет, господин был на месте. Он сидел спиной, уставившись в экран, по которому бегала голубая рябь, – судя по всему, фильм, который он смотрел, давно закончился. Но не это поразило Киёмасу. Вокруг господина громоздились горы коробок, оберток и огрызков. Да что там – комната выглядела так, словно в ней устраивали попойку с десяток асигару. Растоптанные фрукты, которые сначала явно швыряли об стену, рис, присохший к полу, и что-то белое и липкое даже на вид, размазанное по лестнице…

– М-мой… господин?.. – Киёмаса выронил из рук пакеты с покупками – по пути он зашел в комбини.

– Киёмаса?.. – Хидэёси медленно обернулся. – Киёмаса!

Он вскочил, бросился к Киёмасе и принялся трясти его за грудки:

– А-а-а! Мерзкий, подлый тануки! Тварь, гадкая подлая тварь!

– Иэясу?.. О, господин, что случилось? Что он сделал?!

– Он убил меня! Он, скотина, прикончил меня! Прикончил, пока Ханбэй умирал, захлебываясь кровью! А Мицунари, о, мой бедный Мицунари, как он кричал, как он пытался догнать и покарать ублюдка!

– Что?.. – Киёмаса сглотнул и растопырил руки. Нет, не может быть, чтобы разум оставил господина. Злые языки говорили про такое, но Киёмаса быстро их укорачивал. Но… тогда о чем он говорит?

– Где? Как? Когда?

– Там! – Хидэёси указал на экран. – Ублюдок! Подлый Токугава! А ты? Где был ты, когда меня убивали? Почему ты не защитил меня? А эта одноглазая северная змеюка! Я знал, я знал, что ему нельзя доверять!

– Что?.. – Киёмаса все еще не мог понять, что происходит. – Северная змеюка? Это кто?

– Да Датэ же! Вот подлец. Они сначала господина Оду прикончили, а потом за меня взялись, скоты. Ну, ничего. Смотри, что у меня есть! – Он метнулся к тумбе и, схватив лежащие там три диска, развернул их веером:

– Вот. У меня еще три осталось. Мицунари еще жив. И Отани Ёсицугу тоже. Они же отомстят за меня, да?

– К-конечно. – Киёмасу аж затрясло от облегчения. Он медленно подошел к экрану и без сил опустился возле него. Фильмы. Господин Хидэёси просто посмотрел фильмы. Иэясу уже рассказывал, как перевирают все художники и авторы этих спектаклей.

А Хидэёси тем временем, вытащив из принесенного им пакета упаковку шоколадного зефира (Киёмаса запомнил, как называется его любимое лакомство), поднял с пола еще один диск и вручил Киёмасе:

– Сохрани его. Тут я самый красивый. И нравлюсь госпоже Оити.

Работы оказалось больше, чем ожидал Киёмаса. Пол отмывался плохо, радовало лишь то, что в доме нашлись тряпки и ведро для воды. И что она текла из крана теплой. Скребка для пола Киёмаса не обнаружил, поэтому просто залил пол водой и стал ждать, когда он отмокнет. Сам же принялся оттирать лестницу.

– Да! Мицунари, убей его! – орал у него за спиной Хидэёси.

«Иэясу-у-у!» – неслось с экрана. Бегающий там с мечом безумец совершенно не был похож на всегда аккуратного и уравновешенного Мицунари, но если господину нравилось… Впрочем, может, создатели этого фильма что-то знали? Киёмаса вспомнил полные звериной ненависти глаза. И опять в груди все сжалось. Он присел на ступеньку и начал тоже смотреть на экран.

…И едва услышал телефонный звонок. Он вытащил смартфон – звонил Такуми.

– Добрый вечер, господин Като. Я прошу простить меня за то, что отвлекаю вас, но я бы хотел сказать, что отливку и ковку закончили. Остаются только шлифовка и заточка. Завтра к вечеру я пошлю к вам курьера. И – древко. Какое оно должно быть?

– А, без разницы. Главное, чтобы прочное и легкое и не сломалось сразу. Через него сила не проходит. Иногда бывает, что его конец трескается и отваливается, но древко всегда можно переставить. – Киёмаса так обрадовался, что забыл о своих переживаниях.

– Очень хорошо. Древко мы тоже изготовим. Нужно что-нибудь еще?

– Нет, Такуми, ты просто молодчина. Ничего не нужно. Ну разве что… – он огляделся по сторонам, – служанку. А еще лучше – косё, – он рассмеялся. Оружие – это главное. С остальными мелочами он как-нибудь разберется.

Ватару, нахмурясь, наблюдал за тем, как Рэй осматривает снайперскую винтовку, закрепленную на окне. Уверенно, со знанием дела и явно одобрительно.

– Экстренный случай. Ты, надеюсь, помнишь, что это?

– Конечно. – Рэй повернулась, и лицо ее было совершенно серьезным. Она протянула руку и пошевелила пальцами.

– Мунэхару, выдай ей ампулы.

– Весь набор?

– Конечно. И вот – ключи от квартиры семьи Исида. Если заметишь, что кто-то из них заражен и один, – можешь попробовать захватить в доме. Если там поблизости остальные члены семьи – стреляй.

– Благодарю, но я хорошо знаю инструкцию.

– Нет, Рэй, ты не «хорошо ее знаешь». Сейчас мы будем первый раз пробовать осуществлять именно захват духа, а не его ликвидацию. С твоей помощью. Поэтому я тебе разрешаю применить крайние меры, но помни: это именно крайние меры. Ну и если ты увидишь, что заражен основной объект, – не делай с ним ничего. Просто убери девочек от него подальше. Ну и, само собой, снотворное применять запрещено.

– Господин Ватару, прошу прощения, я не совсем дура. И, кроме того, – Рэйко похлопала по пакету, который поставила возле окна, – зря я, что ли, на час опоздала?

Укё изобразил на лице страдание.

– Именно. Час. Целый час мы бегали по этажам, потому что нежный персиковый отличается от кораллового! Да я даже не думал, что ты знаешь такие цвета!

– Конечно, знаю. А вы сомневались?

– Разумеется. Я был уверен, что тебе из цветов одежды и обуви известны только красный, ярко-красный, очень красный и пятьдесят оттенков черного.

– Вообще-то я девушка.

– Вообще-то время идет, – вмешался Ватару.

– Да, прошу прощения, – Рэй отдернула занавеску, – все трое чистые? Полностью?

– Да, – Ватару кивнул. – Все, Укё, поехали. Исиду Токитиро выпускают сегодня. Надо подготовить место.

Когда они сели в машину, Ватару покачал головой:

– Не уверен до сих пор. Но рано или поздно это придется сделать в первый раз.

– Я сам не уверен. – Укё поправил очки и задумался. – Но, с другой стороны, Рэй пока работала без сбоев. Контроль хороший. Но тьма…

– Именно. Но тьма. Неупокоенный дух может сильно ударить по контролю. И я опасаюсь за девочек.

Укё отвернулся:

– Тут мы ничего сделать не сможем. Даже если удастся захватить духа, вселившегося в одну из них до трансформации, – психика девочки пострадает настолько серьезно, что восстановить ее практически невозможно. Сначала меняется сознание, и лишь потом – тело.

– Скажи мне лучше: а может мононоке заставить убивать того, кто изначально не способен на убийство? – Ватару выехал на шоссе и перестроился.

Укё по-прежнему смотрел в окно.

– Да. Думаю, может.

– Тогда не получается ли так, что мы заведомо приговариваем невиновного человека?

– Он виновен. Одержимый духом Исида не мог бы звонить и договариваться с жертвами. Он был в здравом уме и твердой памяти. И камеры. И все остальное. Это действия разумного человека.

– Мунэхару, выслушай меня спокойно.

– Хорошо. Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните.

– Да. – Ватару слегка наклонил голову. – Хидэаки. Почему ты так уверен, что обманывает тебя именно он? Почему бы не предположить, что его разумом может управлять Отани Ёсицугу? Настолько тонко, что мы просто этого не замечаем. Ведь твой брат до двадцати лет был умным, жизнелюбивым и готовым сражаться с онрё до конца. Он был несокрушимо уверен в том, что в этот раз готов и справится. Мы наблюдали за ним все эти годы. Его душа не разрушена тьмой. Несмотря на то что Отани Ёсицугу терзает его в каждом воплощении, свет Кобаякавы Хидэаки остается с ним. Как выходит, что этот человек каждый раз идет на немыслимые ухищрения ради того, чтобы лишить себя жизни?

– Не знаю… – Укё наморщил лоб, упорно делая вид, что смотрит в окно. – Я не читаю его мыслей. А Току я к нему не подпущу никогда.

– Что-то мне подсказывает, что говорят в тебе не только отцовские чувства, – усмехнулся Ватару.

Укё наконец повернулся и тяжело вздохнул:

– Нет, господин Такакагэ, во мне в первую очередь говорит инстинкт самосохранения.

На стоянке было полно машин. Ватару едва нашел место, чтобы припарковаться. Они вышли и осмотрелись по сторонам.

– Вы думаете, тут будет безлюдно ночью? – Укё сощурился от солнца.

– Да. Мне особо нечем было заняться во время слежки, я тут все фото посмотрел. Ночью здесь тихо. И от жилых домов далеко. Машины оставляют, да. И это тоже хорошо.

Укё хмыкнул:

– А кто будет платить за разбитые, если что-то пойдет не так?

– Я думаю, мэр Нагои, кто же еще. Оформим как стихийное бедствие, – Ватару криво усмехнулся.

– Так, значит, отпускаем сегодня?

– Да. – Ватару снова стал серьезным и достал телефон. Сделал несколько фотографий. – Здесь он должен оставить машину: больше негде. Открытая площадка – там, за деревьями, – он указал рукой, – камер нет, на случай если он проверит. Если будет проверять – придет как раз сегодня вечером. Посидим, покушаем пиццы, полюбуемся на звезды. Если придет – значит точно все сработает.

– Да, главное, чтобы не спугнул никто. – Укё обошел машину кругом и приложил руку ко лбу, как козырек. – Кимура слабое звено. А что, если предупредит? Все же она может верить своему наставнику больше, чем нам.

– Рискнем. Она должна позвонить ему сегодня. Кроме того, нам все равно придется ей доверять, если мы собираемся брать ее на службу. Свари кофе и возьми термос.

Водки оставалось на донышке. Киёмаса горестно вздохнул и снова наполнил чашку. Пьян ли он? Да какая разница? Никакого это значения не имеет. Да о чем он? Что сейчас вообще имеет значение? Он украдкой посмотрел на господина Хидэёси. Тот сидел боком к нему и лицом к экрану. И неотрывно смотрел туда. Иногда он набирал в руку горсть орехов, которые Киёмаса заботливо насыпал в чашку, и отправлял в рот. Когда орехи закончатся – надо насыпать конфет. Досмотрев фильмы, Хидэёси переключился на телевещание. Смотрел все подряд: новости, рекламу, передачи для детей. Киёмаса понимал его: сам первые дни делал то же самое. А Такуми, как малышу, объяснял ему, что именно он смотрит и для чего это нужно.

Эх… казалось, это было так давно. А он и сам бы сейчас хотел сидеть рядом с господином и рассказывать ему все, что знает об этом мире.

Господин… а есть у Киёмасы право теперь его так называть?

– Киёмаса! Смотри, какой мост. Ты видел этот мост?! Это же невозможно! Как могли такое построить! Смотри!

Киёмаса поднял на Хидэёси полный скорби мутный взгляд.

– Так, – Хидэёси снова прихватил горсть орехов, – а ну перестань, немедленно. Я тебя не прогонял! Что ты ведешь себя, как побитая собака?

Киёмаса вместо ответа опустил голову.

– Можешь обижаться дальше.

– Я не обижаюсь, – вскинулся Киёмаса, – нет! Как бы я посмел! Но вы… Вы… – Слезы покатились из его глаз.

Хидэёси пододвинулся ближе, не вставая с пола. Понюхал водку, сморщился:

– Ну и дрянь. Зачем ты это пьешь? Эй! Я всего лишь освободил тебя от вассальной клятвы. Все. Ты мне больше не вассал. Я говорил, что ты мне больше не брат? Не приемный сын? Еще раз. Я прогонял тебя?

– Я!.. – Киёмаса согнулся и ударил лбом в пол. – Вся моя жизнь, весь ее смысл – это служение вам! Все! Зачем мне что-то еще? Зачем мне тогда жить, если я вам не нужен?!

– Да нужен, нужен, прекрати, – Хидэёси ткнул его пяткой, – голову подними. И послушай меня. Я еще раз повторяю, внятно и по слогам: я не могу сейчас позволить себе вассала. Мне нечем платить тебе за службу. У меня нет земли, чтобы наградить тебя ею. Наоборот – именно твоя семья сейчас содержит меня.

– Господин! Не сочтите это оскорблением!

– Я не считаю, – Хидэёси сложил на груди руки, – хотя это унизительно! Но дело не в этом. Я хочу быть честным с тобой.

– А я хочу лишь служить вам! Как верный Бэнкэй[67] служил великому Минамото Ёсицунэ[68]! Разве вы сами не говорили, что я – его воплощение?

– Говорил, говорил, – Хидэёси нахмурился, – говорил. Мало ли что я тогда говорил? Слушай, когда я умер, ты принес клятву Токугаве Иэясу. Разве моя смерть уже не освободила тебя?

– Но сейчас-то! Сейчас-то вы живы!

– Да. Но сейчас другое время. Ты сам это сказал. И вон, по телевизору что показывают! Самолеты! Киёмаса, ты летал на самолете?

– Нет, – быстро ответил Киёмаса. Но, спохватившись, снова горько вздохнул. – Умоляю, не прогоняйте меня! – Он снова ударил лбом в пол.

– А… опять за рыбу деньги. Киёмаса, ты понимаешь, что пока ты служишь мне, за мной копится долг? Я не хочу начинать новую жизнь в долгах!

– Мне ничего не нужно!

– Конечно, тебе ничего не нужно! Тебя же содержат твои дети, как немощного старика!

Киёмаса схватил бутылку и залпом опрокинул в себя содержимое.

«Тр-р-р-блинь-дзынь», – разнеслось внезапно по комнате.

– О, что это? – Хидэёси огляделся по сторонам.

– Не знаю. – Киёмаса поднялся и на всякий случай взял меч.

Звук повторился.

– Это оттуда! – Оба одновременно указали на входную дверь. Выглядело так, будто звук издает она.

Киёмаса тихо подошел к двери. Прислушался. Снаружи явно кто-то был. Он осторожно отодвинул щеколду замка, потом ногой распахнул дверь и замер на пороге с занесенным мечом.

– Э?.. – Меч так и завис в воздухе. В дверях стоял парнишка в черной куртке с натянутым на голову капюшоном. В руках он сжимал какой-то сверток, а из-за его спины торчало что-то длинное, похожее на меч в странном чехле. Глаза его были крепко зажмурены.

– Ты кто? – Киёмаса опустил меч.

– Я Юкита, господин! Асано Юкита! Вы меня помните?! – Парнишка стянул капюшон и радостно заулыбался. – Вот! Наставник Такуми просил передать вам подарок! – Он протянул ему сверток. – И вот. – Он бережно снял с плеча продолговатый круглый чехол и бережно протянул Киёмасе.

– Это что?

– Это ваше копье.

– Копье? – Киёмаса взял чехол и отступил вглубь комнаты. – Такое маленькое?

– Я, я сейчас все объясню. И покажу, – юноша тоже шагнул внутрь, – извините… калитка открыта была, вот я и подумал… ну, сразу в дверь позвоню.

– А! Так вот что это был за звук! – понял Киёмаса. Сейчас, на свету, он узнал паренька. Тот самый вихрастый нахал, который лез впереди всех. Сейчас, не иначе, тоже сам вызвался доставить копье.

– Дверь закройте, – раздался недовольный голос Хидэёси.

– Да, сейчас, конечно, – пробормотал Киёмаса, кидаясь к двери.

– О… прошу прощения, кто это такой? – тихонько спросил паренек.

– Это его светлость, господин Тоётоми Хидэёси! – Киёмаса был возмущен до глубины души. Ну как можно о таком спрашивать?! Но тут же осекся. Незачем пугать этого парня, он ни в чем не виноват. Если сам Киёмаса не сразу узнал господина, то чего он хочет от мальчугана?

– О… Это… он тоже ками? Как и вы?

– Да, да, я тоже ками, как и Киёмаса, – пробурчал Хидэёси, поворачиваясь, – а что тебя смущает? Мой несолидный вид? Так вот, смотри, я молод, да. Как ты. Такой же молодой и сильный юноша! Постареть, знаешь ли, всегда успеем!

– Я – Асано Юкита, ваша светлость, – юноша распростерся по полу, – для меня огромная честь видеть вас! Прошу простить меня – я не знал, что вы здесь! Иначе бы принес достойные дары для вас!

– Дары… дары. Это я люблю. А скажи мне, юный Асано, а не приходишься ли ты родственником брата моей жены? Случайно?

– Я происхожу из ветви Асано Нагаакиры, ваша светлость, это второй сын господина Асано Нагамасы. Это не та ветка, из которой сорок семь ронинов… э… а вы, наверное, не знаете. Просто обычно все спрашивают.

– Эх… все оставили потомков, кроме меня. Теперь вот сижу и ем чужой хлеб, – Хидэёси вздохнул.

– Юкита, говоришь, тебя зовут? – Киёмаса глубоко вздохнул. – Я не был близко знаком с основателем твоей ветви, но я был хорошим другом и наставником его старшего брата. Очень рад, что Такуми отправил ко мне именно тебя. Без сомнений, он знал, что я буду рад тебя видеть.

– Вы правда… рады? – Юкита поднял голову и посмотрел на Киёмасу взглядом, полным восторга.

– Конечно. Все-таки мы с тобой родственники. И дрался ты хорошо – я запомнил тебя, станешь хорошим воином.

– Благодарю, благодарю, господин Като. Не сочтите за дерзость, я нижайше молю дать мне дозволение просить вас…

– Просить? О чем? – Киёмаса наклонил голову набок.

– Возьмите меня на службу! – выпалил Юкита, не сводя с Киёмасы взгляда, в котором, кроме восторга, теперь плескалась еще и надежда.

– На службу? Тебя? Я?

– Да. Господин Киёмаса, я слышал, вам нужен косё… я ловкий, вы сами это видели. Я умею чистить копье и изготовлять древко, ухаживать за мечом и шнуровать доспех. Готовить набэ[69] на огне и запекать рыбу на углях. Могу долго нести короб с вещами и не уставать. Возьмите, я всю жизнь мечтал служить вам!

– Мне?.. – Киёмаса немного оторопел и смотрел на парня, слегка сдвинув брови.

– Какой ты забавный мальчик. – Хидэёси встал, подошел, наклонился над Юкитой и начал с интересом его разглядывать. – А разве современные воины носят доспех? И пользуются копьем и мечом? Где ты учился этому? И ты, выходит, знал, что Киёмаса воплотится, так?

– Нет… прошу прощения, ваша светлость… я не знал. Я вообще не думал, что встречу его здесь, в нашем мире.

– А где же ты собирался с ним встретиться? В загробном?

– Нет… я сейчас объясню, – Юкита распрямил спину, но продолжал смотреть в пол, – я… ну, я хотел попасть в прошлое. Ну, то есть не хотел, но мечтал, как в кино показывают. Когда ты такой идешь по улице, упал, очнулся, и раз – в Средневековье. И служишь потом Оде Нобунаге или Токугаве Иэясу. Участвуешь в битвах. Ну да, это кино, но я был маленький совсем и думал: а вдруг? И начал готовиться. Только служить я хотел господину Като. Он – величайший воин. Я все-все про него читал и смотрел. Каждый год ездил в Кумамото на праздник фонарей. А прошлым летом провел месяц в бусё-тай при замке Кумамото. У меня и доспех есть, и шлем. И в храме господина Като я всегда просил исполнить мою мечту. А сам готовился, чтобы не быть как эти, которые попадали и ничего не умели толком. Не хотел быть, как они.

– Значит… ты ждал меня, чтобы мне служить, так, что ли? Хотел ко мне попасть? А? – Киёмаса усмехнулся.

– Ну… да. Ну, это я в детстве так хотел. Потом, конечно, стал взрослым и понял, что это невозможно, если вдруг не изобретут машину времени, но все равно продолжал. Есть много людей, которые увлекаются реконструкцией, мы иногда собираемся на фестивали и участвуем в шествиях. Я вам обязательно покажу! Только возьмите меня! Я как вас увидел – сразу узнал.

– Взрослый, говоришь… И сколько тебе лет?

– Семнадцать!

– О, действительно взрослый парень. – Киёмаса посмотрел вопросительно на господина Хидэёси.

Тот пожал плечами:

– Ты сам решаешь, это не мое дело. Он к тебе пришел.

Киёмаса вновь перевел взгляд на Юкиту. Тот все так же смотрел на него, и столько надежды было в этих глазах, что Киёмаса понял: не сможет он вот так взять и прогнать этого юношу. Если кто-то хочет служить тебе – нельзя его прогонять. Он снова тяжело вздохнул и наклонил голову:

– Хорошо, Асано Юкита. Я тебя беру на службу. Косё… вот что, косё, а знаешь ли ты, где здесь недалеко можно как следует выпить? Я хочу немного… развеяться.

– Вот, господин Като, давайте отойдем сюда. Сядьте, подышите, вам полегчает. Это все дым. Табачный дым.

– Что? Табачный… дым? Что мне табачный дым? Думаешь, я не курил никогда трубку? Курил! Фу… гадость… – Киёмаса тем не менее сел на каменный парапет и прислонился к дереву. Юкита встал рядом, готовый, если понадобится, подхватить господина. Ну как он не подумал? Ведь организм человека, рожденного в Средние века, сильно отличается от современного. Он не привык к этой отраве. А он тоже хорош. Посоветовал господину Като заказать пиво. Он же его наверняка никогда не пробовал.

Сам Юкита не пил. Во-первых, он спортсмен, во-вторых, он никогда не считал, что нарушать закон круто. Пару раз все же пробовал пиво и решил для себя, что ему это не нравится. Но Като Киёмаса жил в такие тяжелые времена, когда пили все, поэтому Юките и в голову не пришло его осуждать за пьянство. Тем более ему и правда было так тяжело! Его господин не простил ему того, что он приносил клятву верности другому после его смерти, и прогнал его из вассалов. Как так вышло, что люди, которые творили историю четыреста лет назад, а потом стали ками – духами-покровителями, оказались здесь и сейчас? Юките страшно хотелось это узнать. Просто трясло от желания. Почему они молоды? А Тоётоми Хидэёси вообще юн, хотя он и покинул этот мир глубоким стариком. Их перенесли из прошлого? Но господин Такуми называл Като Киёмасу «воплощенным ками». То, что ками может обрести плоть и появиться среди людей, Юкита знал. Про это было огромное количество сказаний – когда такой дух спасал людей, попавших в беду. Но это явно не тот случай. Эти «воплощенные ками» одеты в современную одежду и, похоже, собирались остаться здесь надолго. Но появились недавно – наставник Такуми долго инструктировал его, как именно надо вести себя и разговаривать со средневековым воином. Да Юкита и сам неплохо знал это: столько перечитал и пересмотрел. Но он не будет проявлять неуместное любопытство. Ему все расскажут и объяснят, когда сочтут достойным. А пока все, о чем просил наставник его и остальных учеников, – это не говорить никому о том, что они видели. Чтобы их не посчитали за сумасшедших. Юкита счел это излишней предосторожностью – дураков, желающих попасть под насмешки одноклассников и обвинения в том, что «пересмотрели своего аниме», среди них не было.

– Фу-ух… ты прав, мне уже лучше. Пойдем, выпьем еще. Пиво! Отличная штука!..Но водка лучше. Она, как огонь, согревает сердце. Жаль, что кончилась…

– Э… господин Като, вы пили водку?

– Да… я говорю: кончилась. Где наливают водку? Показывай!

Больше всего Юките хотелось показать Като Киёмасе дорогу домой. Чтобы уложить спать. Перспектива торчать посреди улицы в не самом благополучном районе Нагои с пьяным в хлам средневековым самураем не казалась ему радужной. Как бы беды какой не стряслось. Но в бар идти было еще опаснее – Юкита и так вывел Киёмасу на улицу раньше, чем им заинтересовалась охрана. И тут его осенило:

– Господин Като, нам нужно вернуться домой. Мы оставили его светлость, господина Тоётоми одного. Вдруг с ним что-то случится? Это неспокойный район.

– О… – Киёмаса выставил вперед палец, потом поднес его к носу Юкиты. – Ты прав, Юкинага… пойдем домой. Нельзя оставлять… нельзя. Потом опять… полы мыть… аха-ха-ха… – Киёмаса запрокинул голову и расхохотался на всю улицу. Но послушно пошел вперед.

Юкинага… Или Ёсинага?.. Так ведь звали первого сына Асано Нагамасы, того, который умер, не оставив наследников. И это он был другом господина Като. Юкита помнил это. Они вместе сражались в Корее и выдержали тяжелую осаду в Ульсане. А потом именно с ним Като Киёмаса ездил на встречу Тоётоми Хидэёри и Токугавы Иэясу. На ту самую, где и был отравлен. А Асано Юкинага был тоже отравлен Токугавой годом позже…

Получается, Като Киёмаса принимает его за своего друга?.. Эх… домой. Нужно срочно отвести его домой.

– Эй! А ну стой!

Юкита замер и медленно повернулся. Он уже знал: ничего хорошего он там не увидит. И действительно. Из-за поворота от той самой пивной, из которой они вышли недавно, к ним развязной походкой направлялись трое.

Босодзоку. Юкита не помнил, видел ли он их в баре, но было похоже, что они обратили внимание на Киёмасу и не случайно оказались здесь.

– Эй! Громила? Ты глухой? Стой, говорят!

Като Киёмаса медленно повернулся и окинул троицу недоуменным взглядом.

– Э?.. – сказал он.

– Ты оборзел, что ли? Ты кто такой? Что тут делаешь?

Они подошли совсем близко. Молодые парни, едва ли намного старше самого Юкиты. Но, видимо, были у них права, раз их обслуживали в пивной. А, судя по их виду, они провели там не мало времени.

– Брысь, шавки, – внезапно процедил сквозь зубы господин Като и, отвернувшись, вновь пошел дальше.

– Да ты охренел, бычара? Знаешь, с кем разговариваешь, кусок дерьма? – Один из босодзоку сдернул с пояса прикрепленную к нему цепь и намотал на руку.

Като Киёмаса снова остановился и медленно обернулся. Рука его дернулась к поясу и замерла. Юкита похолодел. В мгновение ока он кинулся вперед и встал между парнями и господином. Он понял, что происходит. И очень надеялся, что удастся все-таки разойтись.

– Эй, пацаны. Все о'кей. Мы из Нагато, случайно здесь. Уже уходим. Хотите выпить? – Он полез в карман и достал оттуда скомканные купюры – все, что у него было наличкой. Около трех тысяч йен, – тут не много, но так, дружеский жест, за беспокойство, – Юкита широко улыбнулся.

– Слышь, ты, сопля, – один из троицы шагнул вперед и выбил деньги у него из руки, – я не с тобой базарю. А с твоим потерявшим берега корешем! – Он наклонился и вытащил из голенища высокого шнурованного ботинка длинный нож и, схватив Юкиту за волосы, прижал нож к его горлу.

Юкита ощутил прикосновение к коже холодной стали, и время замедлилось. Он вскинул правую руку, намереваясь провести удар под локоть нападающего и перехватить его запястье левой, но его ладонь ударила в пустоту. Все, что произошло дальше, он даже не успел толком разглядеть. Раздался крик, потом треск, что-то пролетело мимо его головы и с противным звуком шмякнулось на асфальт. Он непроизвольно повернул голову – за его спиной на земле распростерлось тело, с цепью, все еще обмотанной вокруг руки, и неестественно вывернутой головой. Юкита, вздрогнув от ужаса, посмотрел назад и увидел Като Киёмасу, сжавшего горло еще одного из парней.

Он рванулся изо всех сил и повис у Киёмасы на руке.

– Отпустите! Господин, умоляю отпус… – Дыхание внезапно перехватило, волна ужаса нахлынула на него, сердце сжалось. Юкита повалился на землю и начал судорожно хватать ртом воздух. Стало немного полегче. Страх, накативший внезапно, постепенно отступал.

– Эй! Вставай давай, – к его лицу протянулась рука. Он поднял голову и увидел наклонившегося над ним господина Като.

– Ты чего этим поганцам предлагал? Деньги, что ли?.. – Като Киёмаса скривился.

– Господин… – Юкита поднялся, оглядываясь по сторонам. И громко икнул, прижав руку к губам, чтобы сдержать вскрик. Один из нападавших, которого он уже видел, лежал без движения с явно свернутой шеей. У второго – хозяина ножа – этот самый нож торчал из груди, и тоже не было похоже, что он хотя бы дышит. Третий… он хрипел, катаясь по земле и пытаясь разорвать ворот своей куртки. Юкита кинулся к нему и протянул было руки, чтобы помочь, но парень отпрянул, его глаза вылезли из орбит, тело несколько раз дернулось, и он затих. Юкита отшатнулся. И ошалевшим взглядом уставился на Като Киёмасу:

– Вы… вы… убили их всех…

– Э? – Тот нахмурился. – И что? А ты-то почему струсил?

– Я… – Юкита сжал руками голову, – господин… я… спортсмен….джиу-джицу… ну, кроме кэндо… он первый достал нож… просто побить, просто побить, понимаете?!

– А-а, – рассмеялся Киёмаса, – вон что. Ты их сам побить хотел, так?

– Да… то есть нет, то есть… вы их убили! Черт, черт, черт, – Юкита принялся озираться по сторонам, – надо уходить отсюда. Кто-то мог видеть и вызвать полицию.

– Полицию? Стражей? Ну и что?

– Как это что? – едва не застонал Юкита. – Они вас арестуют! Вы же убили этих парней!

– Арестуют? За что?! Ты что несешь? Это же разбойники, отребье!

– Все равно. Послушайте, послушайте меня. Сейчас такие законы. Преступников ловит полиция, потом их судят и сажают в тюрьму. Нельзя убивать самому, понимаете?..

– Как это? – Киёмаса наморщил лоб. – Он тебе нож к горлу приставил. Ты что, должен был дать себя зарезать и подождать «полицию»? Что за чушь?!

– Не чушь. Господин, ну послушайте. Надо уходить, быстрее. Хорошо, если здесь нет камер… – Юкита молитвенно сложил руки перед грудью. – Господин, прошу, пойдемте скорее! Я потом все объясню!

– Ну… хорошо. – Киёмаса зашагал вперед.

Юкита кинулся следом. Надо было еще найти автомат и позвонить в скорую. Вдруг кто-то из этих несчастных еще жив.

Глава 13. По одному пути

– Я все вижу, – медленно проговорил Ватару, глаза тем не менее и не подумав открыть.

– Не может быть. Вы спите. Что вы можете видеть? – Укё спрятал плоскую фляжку во внутренний карман пиджака и откинулся на спинку сиденья.

– Я вижу, как ты нарушаешь инструкцию, употребляя алкоголь во время ответственного задания.

Укё вздохнул нарочито громко:

– Вы выпили литр кофе. И все равно спите. А мне что прикажете делать?

– Бдить, разумеется. Ну и попытаться полюбить кофе. А мне через шесть часов сменять Рэй на посту.

– М-да… – Укё вытянул руки и похрустел пальцами. – Я надеялся, что он вечером появится.

– Я тоже. Не уверен, что он уже придет. Сколько времени?

– Половина третьего.

– Пять с половиной часов, – Ватару застонал, – все, не мешай мне. Ты-то выспишься завтра.

– Я и не мешал…

– Булькал!

– Я больше не буду. Эх… жаль, что я не могу видеть силу, как вы. Это очень здорово бы выручало нас в работе.

– А я не умею читать прошлое вещей. И не помню своих предыдущих воплощений, если уж на то пошло.

– Хм… поверьте мне, вам нечему завидовать.

– Есть, – Ватару потянулся, но глаз упорно не открывал, – ты придешь утром в гостиницу и завалишься спать. А я пойду обниматься с биноклем. Почему эта тварь не идет?

– Не знаю. Может, не придет сегодня. Его только из больницы отпустили. Спите, пожалуйста.

– Угу, – Ватару устроился поудобнее и сложил руки на груди.

Укё посидел немного, всматриваясь в полумрак аллеи. Кто знает – может, он и не на машине приедет. Оставит ее где-нибудь на обочине и придет пешком. Но в любом случае без фонарика он не увидит камер. Так что вряд ли уйдет незамеченным.

Укё протянул руку к карману, но тот внезапно ответил предательской вибрацией. Он вынул телефон, посмотрел на входящий и нахмурился.

– Кто там? – спросил Ватару.

– Хм… Ёнедзава.

– Что? – Ватару подскочил и заморгал. – Врубай на громкую связь! Не может быть!

Укё нажал кнопку:

– Да, я вас слушаю.

– Доброй ночи, ой, извините. Глупо прозвучало… я вас, наверное, разбудил?

– Ничего страшного, господин Ёнедзава, – Укё напряженно сжал телефон и поднес поближе к Ватару, чтобы тому было лучше слышно, – что случилось?

– А, хорошо, – донеслось из телефона, – мне нужна ваша помощь. Я такое впервые вижу… – Голос судмедэксперта звучал взволнованно.

– Ну?! – не выдержал Укё. – Не тяните!

– А, да. Так вот. Сейчас трупы привезли, три штуки. Тройное убийство, подростки. У всех права, но, я думаю, – подделка.

– Что?! – вмешался в разговор Ватару. – Подростки? Где это произошло? Почему мне никто не позвонил?!

– Это вы, господин Мори? – в голосе говорящего послышалось недоумение. – В смысле господин старший инспектор Мори? Вы вместе?!

– Конечно. Мы не спим, мы работаем. Ведем расследование.

– А, ясно. Нет, это не то дело. Иначе господин Итами сразу бы вам позвонил. Это я сам, по личной инициативе. Тут немного непонятно… – Он замялся.

– Ну, говорите, – поторопил Укё, – если смущаетесь – я выйду и поговорю с вами наедине, – он приложил палец к губам.

Ватару кивнул.

– А… не знаю. Вот что. Три трупа. Одно ножевое, проникающее. Я вскрытие не делал еще, но крови почти нет, внутреннее кровотечение. Второй – шея свернута, кости черепа деформированы… ну это и не важно. И третий. Следы пальцев на шее. Похожие на следы удушения. Но… – В телефоне было слышно, как неуверенно и шумно сопит Ёнедзава.

– Да не мнитесь вы! – взорвался Укё. – Вы судмедэксперт или девица-первокурсница?

– Да. Вот. Следы пальцев. Ткани повреждены. Дерма вздута, визуализируется красная серозная жидкость. Вокруг наблюдается ореол синюшной кожи – по всей видимости, разрывы тканей и многочисленные тромбы и кровоизлияния. Я бы поклялся, что это холодовый ожог. Ну как если бы на парня плеснули жидким азотом. Но это точно следы от пальцев. Пальцев очень большой руки. Вы когда-нибудь видели подобное?

Укё прикрыл глаза на мгновение и распахнул их снова.

– Да. Это очень странно. У меня есть пара идей на этот счет. Я могу вас попросить не проводить вскрытие сейчас? Идите поспите, я приеду часов в шесть утра.

– Да, конечно! Я тогда дождусь вас. Посплю тут на диванчике. Только закончу описание. И… господин Мори… вы один сейчас?

– Да, разумеется. – Укё сделал невинное лицо и пожал плечами.

– Я вот что хотел сказать… я снова смотрел материалы по «собаке Баскервилей»… вы не замечали ничего странного?

– А что именно вы имеете в виду?

– Ох… не подумайте, что я тут спирта выпил, – Ёнедзава сдавленно захихикал, – но мне кажется, что это гигантская лисица. Глупо звучит, да?

– Нет, совершенно не глупо. Ждите.

– Да, благодарю от всей души!

Укё сбросил вызов. И громко, от души выругался.

– Ты думаешь о том же, о чем я? – Ватару наморщил лоб и запустил руку в волосы. Потом потер глаза.

– Это правда звучит как бред, – Укё покачал головой, – холод? Но и совпадением это быть не может. Или может?

– Като Киёмаса, – медленно проговорил Ватару. – Если что-то крякает как утка и выглядит как утка… слушай, у нас есть воплощающиеся ками? Про которых точно известно, что случалось?

– Датэ Масамунэ. Каждые сто лет – хоть сверяйся. Пятьдесят тут, пятьдесят там. У него и говорящий всегда один – глава клана Катакура. Он точно знает, в каком из миров его господин.

– Не-ет… проклятье, не сходится. Я в прошлом году был в Кумамото.

– А, ну да, все время забываю, что вы фанат.

– Хватит, не время для шуток. Настоятель с ним разговаривал – Като Киёмаса был на своем законном месте. Я, между прочим, много куда езжу, в Никко тоже бываю раз в год. А уж в Хонно – сам знаешь.

– Знаю.

– Нет, не сходится, вообще не сходится, – снова пробормотал Ватару.

– Ну да, – Укё кивнул, – если бы Като Киёмаса переродился в прошлом или в этом году – это бы объяснило, что именно празднует его род. Но вот следы на шее – никак. Да и того типа на фотографиях – тоже.

– Возможно, мы чего-то не знаем о ками? Нельзя судить по одному Датэ Масамунэ.

Укё вздохнул:

– Боюсь, господин Такакагэ, мы вообще ничего не знаем о ками.

– Да уж… вот что. Сменю Рэй – пусть едет туда. Сама осмотрит, проведет вскрытие и допросит жертв, если получится. Может, что-то прояснится.

– Да, отличная идея, – Укё зевнул, – а я тогда пойду спать.

– Нет, Мунэхару, ты не угадал. Ты поедешь на место преступления.

– Как всегда… О! – Укё ткнул пальцем в окно. – Глядите-ка!

Ватару повернулся. Вдалеке мелькнул свет.

– Фонарь, – он довольно заулыбался, – я же говорил: придет он, гаденыш. Ложись.

Хидэёси лежал на полу на спине, дрыгал ногами и закатывал глаза.

– А-а-а, – протяжно стонал он, – ну в кого… ну в кого ты родился таким тупым, Киёмаса? Твоя мать была умнейшая женщина, твоего отца я не знал, но Ито никогда бы не вышла замуж за дурака! Почему у нее родился ты? Что она ела, когда тебя носила? Мясо оленя?!

Киёмаса, казалось, сейчас протрет лбом дыру в полу. Юкита сжался в углу и старался даже лишний раз не дышать.

– Ну вот как, а? – Хидэёси внезапно сел. – Почему ты никак не способен уложить в своей голове, что я тут, в этом мире, никто. И ты тоже никто. А теперь еще и убийца. Тебя будут искать. Найдут – казнят. А ты куда смотрел? – накинулся он внезапно на Юкиту. – Не мог увести эту дубину до того, как он полез в драку? Ты ж трезвый, я вижу.

– Да, ваша светлость, я не пил. Прошу меня простить – все произошло так быстро…

– Не зови меня «светлостью», – вспылил Хидэёси, – это звучит как издевательство в этой конуре. А, что с тебя взять… Попробуй останови этого быка… – Он сжал голову руками и закрыл глаза. Посидел немного в такой позе и снова распахнул веки:

– Если тебя казнят – где я буду жить? А? У твоей семьи конфискуют все имущество, в лучшем случае. А то и казнят вместе с тобой. Эй, парень, как там тебя?

– Асано Юкита…

– Вот что. Вас видел кто-нибудь?

– Не знаю… не думаю.

– Так, отлично. А эти? Они точно сдохли, ты проверял?

– Н-н-не знаю… – Юкита смущенно уставился в пол. По дороге он таки нашел автомат и вызвал скорую. И как раз надеялся, что хоть кто-то из парней выжил. Лучше бы все. Тогда хороший адвокат докажет самооборону.

– Ясно. Киёмаса, тебе надо бежать. Туда, где живет твоя семья. Возвращайся к ним немедленно. Это же далеко? Я знаю, что транспорт сейчас быстрый.

– Да… наверное. – Киёмаса наконец поднял голову.

– Тогда прямо сейчас собирайся, и вон отсюда.

– Да… но…

– Что за «но»?!

– Исида Мицунари, господин. Я не могу это так оставить. Пусть меня казнят, но я не позволю ему и дальше бегать с хвостом и жрать людей. Он – человек, и достоин лучшей участи.

– Исида Мицунари? – вытаращил глаза Юкита. – Что с ним?!

– Наш милейший Мицунари на почве ненависти к Токугаве Иэясу обратился в мононоке. В чем нет ничего удивительного: я едва сам так не сделал. Шутка ли – каждый день к тебе в храм приходят и жалуются, как ужасно стало жить при Токугавах. И так четыреста лет. Все обиженные сёгунатом – толпой ко мне. Помоги, Хидэёси, спаси, избавь от деспотов. – Хидэёси потянулся к пакету, достал из него пачку печенья, разорвал обертку и задумчиво сунул одно печенье в рот.

– Может, вам… чаю сделать? – спохватился Юкита.

– Как ты его сделаешь? Тут очага нету. Брось, я уже привык – тут из крана горячая вода течет, я ее так пью.

– О… – протянул Юкита, – как это нету? – Он встал и заглянул на кухню.

– Все есть.

– Где? – подорвались одновременно Киёмаса и Хидэёси.

– Так вот же. – Юкита полностью отодвинул сёдзи и зашел на кухню. Повернул включатель, и одна из конфорок плиты тут же засветилась красным.

– О-о-о… – Киёмаса бросился к плите и тронул ее ладонью. – Горячо! – возмущенно воскликнул он и отдернул руку.

– Дурень, – заключил Хидэёси.

– Я сейчас чай поставлю, – поднял руки Юкита.

– Ставь. Так, ладно. Киёмаса, ты хоть болван, а прав. Нельзя это дело с Мицунари так оставлять. Нужно с ним разобраться побыстрее и убираться отсюда.

– Да, но…

– Опять «но»?

– Копье. Я даже не посмотрел его. И вот еще что. Как же найти Мицунари? Можно, конечно, захватить настоятеля, но думаю, что Мицунари не дурак и сам ко мне в руки не пойдет.

– Не пойдет, конечно. Ладно. Копье. Что с ним? – Хидэёси снова уселся на пол. Печенье он больше не трогал – ждал чая.

Юкита набрал в чайник воды и поставил его на плиту.

– Вот, – Киёмаса принес чехол, – оно тут. А где древко? Такуми же обещал.

– А, – довольно улыбнулся Юкита, – я сейчас покажу. – Он открыл чехол и аккуратно разложил на полу содержимое. Извлек из плотного конверта само лезвие и продемонстрировал Киёмасе.

– Вот, смотрите, – он протянул ему лезвие и поднял с пола одну из четырех трубок, почти по метру каждая, – это сюда. Вставляйте лезвие вот с этого края.

Киёмаса с сосредоточенным видом сунул нижний край наконечника в трубу.

– А теперь поверните направо, до щелчка.

Киёмаса повернул. Что-то щелкнуло, и наконечник сел на трубку как влитой.

– О, – обрадовался Киёмаса и подергал, – крепко!

– Теперь берите вот эту и стороной с красной полоской соедините с нижним краем… да, вот так!

Снова раздался щелчок.

– О-о-о! – Киёмаса издал восторженный рев. – Это так можно бесконечное копье собрать? – Он рассмеялся.

– Ну вроде того. Но вообще – это запасные. Если одна деталь сломается – можно просто снять и заменить. Ну или удлинить.

– О! – Киёмаса вскочил и замахнулся.

– Осторожно, болван. Лестницу снесешь – буду по тебе в спальню залезать, – проворчал Хидэёси. Но было видно, что он тоже доволен. – Ладно, копье есть, дело за Мицунари. Эх… все приходится делать самому. Значит, так. Мицунари убивал каждый день, пока ты его не спугнул. Кто-то еще его ранил и, видимо, сильно: он давненько не нападает. Но ничего. Оклемается – опять выйдет на охоту. Сегодня поздно уже. Будем ловить завтра ночью.

– О… а откуда вы все про него знаете? – Киёмаса удивленно вскинул брови.

Хидэёси встал, подошел к экрану и нежно обнял его:

– Телевизор смотреть надо.

Вода закипела. Юкита снял чайник и выключил плиту.

– Так, вот что сделаем. Киёмаса – вон отсюда спать. Никакой от тебя пользы, вред один. Асано, слушай меня. Сделай чай и иди сюда. Нагамаса, гад, помер, ну да ничего – будешь мне за него.

Инспектор Итами прямо с утра чувствовал, как он ненавидит свою работу. Нет, на самом деле он ее очень любил, причем искренне и самозабвенно, но в такие минуты был действительно готов положить конверт с заявлением об увольнении на стол начальнику.

Девушку, которая бесцеремонно вломилась в его кабинет, он сначала принял за потерпевшую. Ну или за особенно наглую свидетельницу. Впрочем, было сложно ожидать хороших манер от дамы, которая, едва забрезжил рассвет, нацепила темные очки. Хотя, справедливости ради, стоило отметить, что они не особенно бросались в глаза на фоне остального ее облика. Ярко-алая шелковая рубашка, юбка до колен и чулки. ЧУЛКИ, не колготки, и – да, это было заметно. Образ дополняли вишневая помада и ботинки на такой высоченной шпильке, что было непонятно, как она на них вообще держится. Оставалось только неясным, кто ее пустил к нему, почему не задержали ранее.

Но девушка изящным движением извлекла из сумки документ, который все объяснял.

– Мори Рэйко. Эксперт-криминалист. Коронёр[70], – прочитал он вслух.

И поднял глаза:

– Что вам нужно, госпожа… Мори? – Он проглотил комок, сдерживая нервный смех.

– Эксперт Мори, – поправила она и убрала удостоверение, – мне нужна ваша подпись на разрешении на вскрытие трупов, доставленных сегодня ночью.

– Вот как, – Итами изо всех сил старался говорить вежливо, – но, понимаете, это дело не имеет никакого отношения к тому, что расследуют ваши э… коллеги. Это просто криминальная разборка между молодежными группировками.

– Я знаю. И тем не менее. Вот разрешение. Его прислали час назад. Мне нужна только ваша подпись.

Итами моргнул. Сжал зубы, а губами изобразил улыбку. Чиркнул, не глядя, по листку и поднял трубку.

– Ёнедзава? Тут к тебе. Поднимись.

Лицо Ёнедзавы тоже вытянулось, когда он увидел новоприбывшую.

– А… вы? Я думал, он придет… – промычал он расстроенно.

– Проводите эксперта Мори в морг, пожалуйста, – Итами махнул рукой, – будете вести протокол вскрытия.

– Нет, – госпожа Мори протянула руку и пошевелила пальцами, – я проведу вскрытие без ассистента. Давайте ключ.

– Но… – Ёнедзава выглядел крайне растерянно.

Итами вздохнул и уронил голову на руки.

– Дайте ключи, Ёнедзава. Надеюсь, госпожа эксперт найдет дорогу в подвал.

– Несомненно. – Она перехватила пальцами в тонких кружевных перчатках ключи и направилась к двери.

– Хорошего утра, – сказала она и вышла.

– Хорошего утра… – хором ответили Итами и Ёнедзава. И переглянулись.

– У этих Мори там что, гнездо? – скривил губы Итами.

Ёнедзава только недоуменно развел руками.

Укё вышел из ванной, тщательно вытирая лицо полотенцем. Мокрые волосы на лбу топорщились.

– Я спал сегодня три часа, – пожаловался он.

– Ну так иди и ложись. – Ватару мельком заглянул в бинокль и повернулся.

– Сначала дождусь звонка от Рэй. Но… Помните того парня с фотографий? Это он. Я плохо рассмотрел: темно и объект далеко находился. Но, судя по росту и цвету волос, – он. Такого не спутаешь. Только одет в совершенно обычную одежду – куртка точно на нем была.

– Я так и думал, – кивнул Ватару.

– А вы случайно не надумали, кто это такой?

Ватару покачал головой:

– Новых версий пока нет. Что интересного ты еще видел?

– С ним еще один парень был. Невысокий и худощавый. Они вместе шли из пивного бара неподалеку. Потом из этого же бара вышли трое – будущие жертвы. Я был у бара – там все затоптали, не стал тратить время.

– Правильно. Итами мне прислал материалы. Жертв охранник опознал. И про «человека высокого роста с большими руками» он тоже сообщил. Что был такой и вышел чуть раньше. Так что наш условный Като Киёмаса сейчас главный подозреваемый. Итами затребовал записи камер бара.

– Это плохо. – Укё отложил полотенце и принялся нашаривать на столике очки. Нашел, надел и пригладил волосы.

– Да, ничего хорошего. Надо брать этого парня, кто бы он ни был, пока полиция к нему не сунулась.

– Да уж… кстати, напали как раз жертвы. Шли за ними, потом, похоже, окликнули. Невысокий остановился – наверное, пытался разговаривать. Протянул деньги, но, видимо, или мало, или что еще не так оказалось. Один из троих наклонился, вынул нож и приставил к горлу того парня. Тогда высокий и напал. Всех троих расшвырял мгновенно и профессионально. Или военный, или боевик-якудза. Второе вероятнее. Возможно, о своей силе и не подозревает – следы можно объяснить тем, что разозлился. Но и по этой версии хочу дождаться доклада Рэй.

– Тогда пока ждешь – сделай мне завтрак. Я на рамен уже смотреть не могу. Тут на углу магазин. Сходи, принеси что-нибудь нормальное.

– Господин Такакагэ… – Укё посмотрел на него укоризненно, – а вы не могли мне позвонить, когда я еще снаружи был?

Ватару задумался:

– Нет, тогда эта светлая мысль мне в голову не пришла.

Омлет был хорош. Равно как и слегка поджаренный хлеб с сыром. Ватару молча пил какао, хрустя бутербродом, и думал. И ничего хорошего ему в голову не приходило. Так или иначе – а то, что сейчас происходило в Нагое, не могло быть простым совпадением. Шесть трупов за неделю. Это даже для такого большого города немало. Что же, второе дело тоже придется забрать у полиции и плотно им заняться. Но сначала нужно разобраться с мононоке…

– «Като Киёмаса никого не убьет», – мрачно усмехнулся он и допил какао.

– Заметьте, я молчал. – Укё отложил бинокль и повернулся. – Объект пока спит. Мать ушла на работу, вернется только к обеду. Можно немного отдохнуть, я думаю.

– Да, можно. Спасибо за завтрак, кстати. Я думал, ты просто возьмешь пару о-бэнто[71].

– Вы здесь вторые сутки торчите – должно же быть в вашей жизни что-то хорошее, – усмехнулся Укё.

Зазвонил телефон.

– Рэй, – Укё взял трубку. – Да, – сказал он, – хорошо.

Он некоторое время молчал, видимо, выслушивая доклад, и кивал. Ватару поймал себя на мысли, что он очень благодарен Укё за то, что тот избавил его от всех подробностей, которыми так любила сыпать Рэй при докладе.

– Ясно. Все, передавай отчет Ёнедзаве. Нет, пиши все как есть. Он дотошный – все равно перепроверит и обнаружит. Лучше не наводить его на мысли о подлоге. Да, я найду, как объяснить, это моя задача. Да. Иди выспись. По слогам повторяю: иди выспись. Все.

– Что там? – спросил Ватару, когда Укё убрал телефон.

– Ничего принципиально нового, кроме одного интересного факта. Но давайте по порядку. Она смогла допросить только одного – того, который получил удар ножом. Умер мгновенно, ничего не успел понять. Поэтому ей легко удалось призвать его душу и разговорить. Действительно, они выпивали в баре, увидели незнакомого босодзоку. Он не подошел, не проставился, не выпил с ними. Это их обидело. В баре разбираться не стали, так как их документы – фальшивка: самому старшему из них было девятнадцать лет. По словам жертвы, убивать или грабить никто никого не хотел – хотели «попугать» или «поучить вежливости». Что получат отпор – никто не ожидал: парни на взгляд показались безоружными.

– М-да… – вздохнул Ватару, – хотели попугать, да сами испугались. До смерти.

– Не похоже, что вы жалеете жертв, – произнес Укё.

– На самом деле – жалею, – в голосе Ватару теперь прозвучали злость и досада. – Дурни малолетние. Им это кажется романтичной игрой. И играются до тех пор, пока не поубивают друг друга. Потом сопли размазывают. Те, кому выжить повезло.

– Вот за это и не люблю работу с подростками.

– Ну да, с трупами – оно проще, – Ватару криво усмехнулся.

– Да, насчет напугать до смерти – опять вы в точку попали. Может, у вас пророческий дар открылся?

– Что? – сдвинул брови Ватару.

– Тот парень, у которого следы на шее. Он не от удушья умер. Причина его смерти – остро развившаяся кардиомиопатия такоцубо. Как результат – разрыв стенки желудочка.

– Угу, отлично. А теперь по-японски, пожалуйста.

– Он умер от страха.

– От страха?.. Подожди, Мунэхару… ты сказал – от страха? – Ватару откинулся назад на стуле и стукнул кулаком по столу. – Этого не может быть.

– Увы.

Ватару уронил руку на колено и запрокинул голову.

– Страх. Холод. Это Като Киёмаса. Взрослый. Обученный. Как такое возможно? Исида Мицунари. Като Киёмаса. Что вообще тут происходит? Не хватает только… Мунэхару! – Он внезапно вскочил. – Звони! Звони в клинику, быстро! Ты должен поговорить с Хидэаки! Немедленно!

Укё быстро кивнул, вытащил телефон и, найдя нужный номер, нажал вызов.

– Дайте мне переговорить с Хаяки, – сказал он в трубку без всяких приветствий и предисловий. – Спит? Разбудите его немедленно и дайте телефон.

Он слегка отодвинул телефон в сторону.

– Прошу… простить меня. Мне следовало сразу переговорить с ним. Возможно, то, что он хотел рассказать, действительно важно… – Голос Укё звучал растерянно.

Ватару только похлопал ладонью по столу.

– Потом будешь извиняться. Сейчас я хочу знать, что он тебе скажет.

– Да? – снова заговорил в телефон Укё. – Не хочет? Дайте ему трубку. Положите рядом и включите звук. Да. Хидэаки, послушай меня. Это очень важно. Скажи мне то, что хотел. Это важная информация по следствию. Погибли люди. Ты можешь спасти тех, кто еще жив. – Он замолчал, и его брови сдвинулись к переносице. – Хорошо. Хаяки, помоги нам, пожалуйста. Мне, пожалуйста. Да, я прошу прощения. Да, приеду. Обещаю, что приеду. Говори. – Он молча слушал. Постепенно его лицо менялось: он закусил губу и глаза распахивались все шире и шире. Наконец он снял очки, положил их на стол и вытер лоб тыльной стороной ладони. – Да. Спасибо тебе. Я… приеду, сразу. Отдыхай, ешь. – Укё уронил руку с телефоном и медленно опустился на стул. Пальцы его разжались, и телефон выскользнул из руки.

– Ну?

– Отани Ёсицугу оставил его. Хаяки слышал их беседы с Исидой Мицунари. Они собираются уничтожить род Токугава. Они, господин Такакагэ. Их тут двое. Проклятье.

– А про Като Киёмасу он ничего не сказал?.. – Ватару поставил локти на стол, положил голову на руки и задумался. – Может ками вселиться в чье-то тело?

– И мстить?.. Не знаю. – Укё запустил руку в волосы и сжал их.

– Отани Ёсицугу, – сказал он, словно выплюнул. – Надо снимать Рэйко с задания.

Ватару некоторое время смотрел на стол, на остатки завтрака.

– Нет, – наконец медленно проговорил он, – действуем по плану. Переигрывать поздно. Когда-нибудь это должно было произойти.

– Да, – Укё тяжело вздохнул, – какой же я дурак. Но… – Он поднял взгляд, и его глаза без очков неожиданно показались Ватару непривычно беззащитными. – Если что-то пойдет не так – я прошу, не нужно колебаться. Накрывайте огнем всех. Я зафиксирую время.

Хидэёси сидел на лавочке и рассматривал в купленное Киёмасой зеркало свою новую прическу. Ох, как же он сам себе нравился! Там, где делают модные стрижки и куда его привел Юкита, он увидел картинку: юноша с волосами, в которых блистали золотые пряди. И немедленно захотел себе такие же. Что и было сделано. Он потрогал свой затылок. Сзади его постригли очень коротко – так, что аж шее было холодно, а вот передние пряди падали на глаза. И часть из них сверкала на солнце золотом. Юкита сказал, что это превосходно сочетается и с его великолепными штанами, и даже синяя «куртка» сюда подходит – такой стиль называется «джей-рок» и считается очень модным среди подростков. Он усмехнулся – надо же, Асано семнадцать, и в этом мире он все еще считается подростком. Интересно, он уже проходил гэмпуку[72]? Надо будет спросить. И он сам – тоже подросток. Так забавно.

Как завершающий штрих была куплена обувь – нечто похожее на китайские туфли, только блистающее лаком и с золотой же шнуровкой. Хидэёси первые полчаса так неистово ими любовался, что чуть не врезался в столб.

– Вот адрес! Я все сделал, как вы велели. Рассказал, как мы беспокоились, когда узнали, что настоятель болен, и что собрались его навестить. И его дали! – Юкита подбежал к лавочке, радостно размахивая белым бумажным квадратиком.

– Отлично. Далеко он живет? – Хидэёси убрал зеркало.

– Сейчас. – Юкита достал телефон и начал списывать с бумажки адрес.

– Что это у тебя? – поинтересовался Хидэёси.

– Интерактивная карта. Сейчас проложит нам путь. О, есть. Да это совсем недалеко – в квартале отсюда.

– Пошли. – Хидэёси спрыгнул с лавки.

– А это куда? – Юкита указал на нарядный сверток с лентой и букет цветов. – Что, правда, настоятелю этому понесем?

– Еще не хватало, – Хидэёси рассмеялся, – выкинь, там все равно обертки от печенья. А цветы возложим к моему памятнику где-нибудь по дороге.

Когда они оказались во дворе, Хидэёси огляделся по сторонам.

– Так, – сказал он, – настоятель живет в этом доме?

– Да.

– Угу… а где он хранит свою повозку? Мы с Киёмасой в тот раз довели его до нее – там была его одежда. Сзади была крышка, она открывалась вверх. Внутри одежда и лежала.

– А, машина.

– Да, маши-на, – повторил Хидэёси.

– Думаю – там. – Юкита указал на низенький заборчик, за которым стояли машины.

– Идем.

Они зашли на стоянку. Хидэёси прошелся вдоль рядов, с интересом разглядывая автомобили. Когда они проносились мимо, совершенно не было времени их как следует рассмотреть. А они выглядели очень, очень интересно. Гладкие, блестящие машины смотрели на Хидэёси своими немигающими глазами и напоминали огромных животных, сейчас послушных и недвижных в своих стойлах, но готовых мгновенно сорваться с места на огромной скорости. Хидэёси подумал и решил, что они ему нравятся.

– Вот, вот на эту похожа, – наконец сказал он, указывая на одну из них. Большую, серебристую и с крышкой сзади, в которой было окно. В него-то он и заглянул.

– Тут одеяло и еще что-то… – сообщил Юкита, заглядывая в машину с другой стороны.

– Одеяло? Очень кстати. Да, а как она открывается?

– Хозяин открывает ключом.

– Плохо. Надо у него как-то достать этот ключ. Или заставить открыть и отвлечь. Как его заставить открыть крышку, а?.. – Хидэёси задумался.

– Ну… эта крышка открывается вместе с остальными дверями. Потом он заходит в салон и снова все закрывает.

– О… О! Это просто великолепно. Так. Я сейчас тебе скажу, что мы будем делать. А пока надо найти место, откуда мы сможем следить. И дождаться ночи.

– Ночи? А если он выйдет раньше?

– Нет. Не выйдет. Мононоке не любит свет и охотится только глухой ночью, желательно, когда нет даже луны и звезд. Ищем место. А ты мне покажешь, в какие игры играют современные подростки. Чтобы мы не привлекали внимания.

– А, да, сейчас. – Юкита достал телефон и довольно улыбнулся. – Ваша модель точно потянет!

– Садитесь. – Укё открыл перед сержантом Кимурой дверь машины. Она послушно села на заднее сиденье и поставила на колени сумочку.

– Все-таки не доверяете мне. Вы действительно боитесь, что я позвоню ему, предупрежу или что-то подобное? Мне даже домой зайти не разрешили…

– Разве вам не принесли все, что вы просили? – Укё сел впереди, захлопнул дверцу и обернулся. – А насчет доверия… Вам надо отучаться произносить это слово. Оно бессмысленно. Да, составить идеальный план операции невозможно. Но постараться предусмотреть все случайности необходимо. Например, что объект может оказаться намного умнее, чем о нем думают. И поймет, что это ловушка. Как итог – попытается убить вас в другом месте и в другое время. Выделять людей на слежку еще и за вами? Какой в этом смысл?

– Во сколько вы договорились встретиться? В 12:30 ровно? – Ватару сел за руль, пристегнулся и завел машину.

– Да, он сказал, что я сегодня точно поймаю зверя. Что он снова выследил его, и надо подготовиться. Черт! – Она стукнула себя кулаком по колену. – Почему, почему я должна верить вам, а не ему? Я все понимаю, да, но… Черт!

Ватару обернулся к ней:

– Прекратите это немедленно. Да, такое может случиться в жизни служителя правопорядка. Придется арестовывать близкого человека за совершенное преступление. Это больно. Страшно. Очень обидно, но это не просто работа. Мы, полицейские, не только ходим в свои офисы или решаем головоломки на бумаге. Мы отвечаем за жизни людей. Всех людей этой страны. Это колоссальная ответственность, и если кто-то не готов ее на себя брать – в полиции ему делать нечего. Возьмите себя в руки, сержант Кимура!

– Да, извините, спасибо, господин старший инспектор. Я готова выполнить свой долг.

– Хорошо, тогда поехали. У нас времени меньше двух часов.

Ватару выехал за ворота больницы и свернул на шоссе. Нужно было еще забрать Рэй.

Происходящее на экране телефона увлекло Хидэёси настолько, что он и не заметил, как наступили сумерки. Следили за подъездом они по очереди: один играет, другой наблюдает. К ночи стало малолюдно.

– Надо куда-то спрятаться, чтобы мы не бросались в глаза, но при этом – чтобы если нас увидят, сразу было понятно, почему мы прячемся. Что в нынешнем мире осуждается, но не наказывается?

– Хм… курение. Если ты школьник. Алкоголь. Но за это и правда могут оштрафовать.

– Ерунда, – махнул рукой Хидэёси, – сделаем вид, что пьем. А что в самом деле нельзя?

– Ну да. Школьникам запрещено продавать сакэ, пиво и прочее. Если взрослые увидят, что ты пьешь, – могут сказать участковому, он придет и проведет беседу. И может наложить штраф.

– Ого. Ну, беседу мы как-нибудь переживем, – Хидэёси расхохотался, – но, значит, купить выпивку не выйдет – не продадут, так?

– Так, – вздохнул Юкита.

– Угу… дай подумать…

– А… господин Хидэёси… у меня идея… мы же пить по-настоящему не будем?

– Нет, конечно, – Хидэёси скривился, – еще не хватало. Не сейчас.

– Тогда… погодите немного. – Юкита встал со скамейки и умчался. Вернулся через некоторое время, пряча что-то под курткой.

– Вот! – с гордостью он откинул полу и показал две блестящие банки.

– Что это? – Хидэёси взял одну из них. Она оказалась пустой.

– Это банки из-под пива. Спрячемся и будем делать вид, что пьем пиво.

– Да, хорошая идея. Где ты их взял?

– Да тут мусорка за углом. Жестяные банки только в пятницу забирают, значит, должны были найтись.

– Молодец, смышлен. – Хидэёси одобрительно похлопал его по руке. Юкита аж покраснел от гордости.

Сумерки наползали быстро. Очень здорово, что экран светился и можно было спокойно играть в темноте. Юките, который не знал настоятеля в лицо, Хидэёси велел обращать внимание на любого мужчину, который выйдет из нужного дома. Но уже совсем стемнело, а настоятель все не показывался.

– Вышел один, – шепотом проговорил Юкита.

Хидэёси поднял глаза. Лицо человека в темноте не разглядеть. Но Хидэёси заметил, что походка у того не очень уверенная.

– Так, – скомандовал он, – если мы ошиблись – вернемся. Давай, иди. Все хорошо помнишь, что нужно делать?

– Да, – кивнул Юкита.

Человек свернул за угол и направился к автостоянке. Хидэёси тихо крался следом. Да, наверняка это он. По походке и росту похож. Вот он идет, заходит на стоянку и – да! Он подошел именно к той машине, которую они рассматривали ранее. Хидэёси сжал кулак и улыбнулся: все шло идеально. Он не стал заходить на стоянку – рванул к повороту, который изучил вдоль и поперек, и спрятался за низким бортиком ограждения, распластавшись по земле. Здесь машина должна проехать медленно. Очень медленно. Если верить Юките, конечно.

Ждать пришлось недолго. Из-за поворота показался свет. Так светились «глаза» машины – Хидэёси это очень в них нравилось. Он приподнял голову и…

Раздался резкий звук, потом стук и щелчок открывшейся двери. И Хидэёси увидел, как человек, за которым он следил, выскочил из машины.

– А-а-а, помогите, умираю! – раздался душераздирающий вопль Юкиты. – Моя нога-а!

Самого Юкиту Хидэёси не разглядел. Но это было и не нужно. Не важно, что он там делает, главное – как громко он кричит и насколько отвлечет настоятеля. А это точно был он – теперь Хидэёси отлично видел его в свете фар. Он выскользнул из своего укрытия и метнулся к машине. Надавил пальцами туда, куда показал Юкита, и – сработало! Крышка открылась. Он юркнул внутрь и прикрыл ее за собой. Раздался щелчок. Но вряд ли за воплями Юкиты настоятель что-то заметил.

…Хидэёси в юности нередко так зарабатывал на жизнь. Разбивал заранее камнем до крови ногу и бросался под копыта не очень быстро скачущего коня. Выбирая всадника с наиболее добрым лицом. Потом плакал и давил на жалость – выпрашивал деньги. Чаще всего это работало – били его редко, в основном кидали несколько монет.

Даже если настоятель слегка поколотит Юкиту – большой беды не будет.

Хидэёси прополз между сиденьями, свернулся в проходе и накрылся одеялом.

Опять раздался щелчок двери – похоже, вернулся хозяин машины, и через некоторое время Хидэёси ощутил плавное покачивание – они поехали. Все получилось.

Как только автомобиль скрылся за поворотом, Юкита быстро подбежал к месту, где должен был прятаться господин Хидэёси. Его не было.

– Ух… – громко выдохнул Юкита и схватился за телефон. – Мой господин, – быстро сказал он в трубку, – вы меня слышите?

– Да, – отозвался Киёмаса.

– Все получилось. Господин Хидэёси едет с ним. Вызывайте такси. Когда приедет – садитесь и активируйте в своем телефоне программу, которую я туда поставил. Если вы забудете последовательность действий – я на листке записал, что делать. Когда появится движущаяся точка – покажете водителю и скажете, чтобы ехал туда же, куда и она. Скажете…

– Да, я помню: «моя жена села в эту машину».

– И еще что?

– Что?.. А. Точно. «Я заплачу».

– Все. Господин Като, а что делать мне?

– А тебе ждать, парень. Не волнуйся, все пройдет как нужно.

Киёмаса нажал на кнопку, и лицо Юкиты исчезло. Он взял бумажный прямоугольник с написанными на нем цифрами и напечатал их. Нажал вызов.

– Ближайшее время, – сказал он, когда трубку сняли. Нахмурился, взял лист, оставленный Юкитой и отредактированный господином, и тщательно, по слогам, прочитал адрес. И добавил: – Длительная поездка с заездами. – Он понятия не имел, что это значит, но на том конце его явно поняли, потому что сказали «слушаюсь» и «машина прибудет через две минуты».

Киёмаса взял чехол с копьем. Жаль, что собирать его придется на месте – лишняя трата времени. Но в собранном виде оно не влезет в машину – они об этом много думали. И оставалось только надеяться, что мононоке далеко не уйдет.

Киёмаса не хотел называть это существо именем Мицунари. Ему казалось, что это еще больше опозорит его старого товарища. Он не знал, что будет делать, когда все закончится. Возможно, вернется в храм. Или пострижется в монахи, или совсем покинет этот мир. Иэясу говорил, что им снова не стать ками – что же, это не беда. Он и в первый-то раз не то чтобы на это рассчитывал.

«Любой человек может стать божеством, если будет верно следовать своему пути».

Видимо, Киёмаса при жизни выбрал правильный путь. Он и сейчас не сомневался. Сомнения – отрава, разрушающая душу.

Он вышел к калитке. И тут же увидел свет фар. Подошел к подъехавшей машине и наклонился.

– Ты такси? – спросил он.

– Да, господин… – Таксист вдруг удивленно округлил глаза. – О-о, так это вы? Я вас помню: вы в больницу ездили! Вот в таком, – он провел руками вдоль тела, имея в виду, очевидно, одежду. И открыл дверцу. – Садитесь.

Киёмаса сел. Медленно и аккуратно тыкнул пальцем в те картинки, которые появлялись на экране по инструкции Юкиты. Точка на узоре извилистых линий тоже появилась.

– Вот, – он протянул вознице телефон, – ты должен ехать за этой точкой. Моя жена села в эту машину.

– О… обалдеть. Я что, детективное агентство?! – возмутился водитель.

– Я заплачу, – сказал Киёмаса.

– Ладно. Платите двойной ночной, и едем.

– Да, – Киёмаса кивнул, и они рванули с места.

– Последний раз тебя прошу, Мицунари, не делай этого. Затаись, не дай себя обнаружить. Пусть все поверят, что ты исчез. Пусть забудут и перестанут искать.

– Нет. Такое случается лишь раз. Я восстановлю свою силу – я много, много ее накопил. Пусть то тело еще не полностью здорово – что мне до этого? Когда моя месть будет завершена – на что мне потомки? Я не вернусь к ним. Я не позволю Иэясу снова уйти от меня.

– В прошлый раз он пришел к тебе, Мицунари. И ты проиграл. Потому что так же был слишком самонадеян. Отступись.

– Нет. Я заберу силу этой девчонки. И тогда мне не страшен ни Като Киёмаса, ни Токугава. Меня никто не остановит.

– Как хочешь. Тогда оставайся один. Я не желаю прыгать в яму, которую ты себе выкопал.

Машина остановилась. Хидэёси сильнее вжался в пол и снова накрыл одеялом лицо. Дышать было трудновато, поэтому он уже несколько раз рискнул высунуться, надеясь, что сидящий впереди возница не заметит этого. Он знал, для чего это одеяло – настоятель при нем закутался в него, когда голый дополз до своего убежища. Видимо, холод очень досаждает после возвращения обратно в человеческое тело. Это означало, что одеяло точно не понадобится до возвращения мононоке, а значит, Хидэёси мог себя под ним чувствовать в полной безопасности. Впрочем, одна только мысль о том, что Мицунари может на него напасть, вызывала смех. Он и правда смеялся, когда Юкита предложил просто подбросить в машину телефон – ведь отслеживали именно его. Глупый мальчишка – да откуда бы ему знать. Дело не в опасности. Чтобы план сработал, Хидэёси должен быть на месте вовремя.

Хлопнула дверь. Настоятель вышел и, по всей видимости, обойдя машину, дернул крышку. Она с едва слышным шелестом открылась. Хидэёси затаил дыхание. Вновь послышалось шуршание, и на него сверху плюхнулось что-то мягкое, как тряпка. «Он раздевается», – понял Хидэёси. Интересно, сколько времени занимает трансформация? Успеют ли подойти все действующие лица? Он надеялся, что да.

Машина закачалась – видимо, настоятель забрался внутрь. Хидэёси напрягся и приготовился, если что, задать стрекача. Через перед машины. Но было тихо. Более того, тишина повисла такая, что в ней исчезли все звуки ночи. Стрекотание цикад, далекий шум проезжающих автомобилей. Такая тишина, наверное, бывает… в могиле. Хидэёси почувствовал, как по телу поползли мурашки. Нет, это был даже не страх, что-то другое, первобытное, зашевелилось внутри. И приказало: «замри». А его и не надо было уговаривать: кажется, что он даже кровь в венах притормозил, чтобы сердце билось не очень громко. И тут, как из черной ямы смерти, на него дохнуло запахом кислой гнили, а потом – смрадом мокрой грязной шерсти. И такой поток животной, всепоглощающей ярости он ощутил, что душу разорвало надвое: одной половинке хотелось бежать с воплями без оглядки, а другой – вцепиться зубами в любого, кто окажется поблизости, и рвать, рвать, рвать, глотая горячую кровь.

…Проклятый, мерзкий Иэясу! Вырвать его черное сердце и жрать его, давясь. От хохота и счастья, от невыносимой легкости и беспредельной сытости покоя. Разрывать нежную плоть клыками и захлебываться горячей кровью и…

Хидэёси стиснул зубы. И заставил себя вспомнить, как нелепо и смешно плясал Иэясу, когда он, Хидэёси, заставил его выйти на подмостки во время спектакля. Он переваливался с ноги на ногу, как настоящий круглый толстый енот. Потом Хидэёси переключил внимание и вспомнил, как четырнадцатилетний Киёмаса пришел к нему похвастаться доспехом и от старания упал на пол вверх тормашками. Потом – как Тятя хотела сорвать хурму и упала в фонтан. И наконец – как Мицунари под Такамацу с гордым и восторженным видом влез на дамбу, строительством которой руководил, и начал вещать о непобедимости их армии. Но было видно, что у него ужасно чешется спина, и он так забавно подергивался, что Хидэёси чуть не умер от смеха во время доклада.

И теперь он едва сдерживался, чтобы не засмеяться. А мерзкий запах постепенно стал слабее, и Хидэёси, стараясь не шевелиться, тем не менее немного выглянул из-под одеяла.

И увидел исчезающий в открытом проеме длинный лохматый хвост.

И выдохнул. Подождал немного и достал телефон. Посмотрел на замершую точку, закрыл и набрал номер.

– Киёмаса, ты где?

– Сейчас… а, я уже близко.

– Давай быстрее. Бегом. Он уже обратился лисом. Мы у замка. Ты знаешь, где замок Нагоя?

– Да. Я его строил.

– Хм… думаю, тут все сильно изменилось. – Хидэёси тихонько вылез из машины и осмотрелся – вокруг никого не было. Он очень надеялся, что Киёмаса сможет найти мононоке раньше, чем тот поужинает.

Бежать было тяжело. Нет, дело даже не в том, что тело плохо слушалось, – тревога, тяжесть на душе. Непонятная тяжесть. И – запах. Вместе с запахом железа и кожи – другой, знакомый. Невероятно знакомый, до тоски. Нет. Бежать вперед. Он помнит дорогу – оставил метки. А вот и следы той, кто предназначена в жертву. Запах. До чего же сладкий запах. Запах мести. Запах силы. Он пьянит. Он окружает, заплывает в ноздри, заставляя их трепетать от предвкушения.

Просто идти следом. Нет, нет сил больше сдерживать эту страсть. Вот же она – добыча. Прибавила шаг – услышала его? Заметила? О, так даже лучше – устроить гонку за жизнь: беги, попробуй спастись. Шлейф силы, одуряюще пахнущий, тяжелой пеленой накрывающий все вокруг, – как много, много этой силы! Хочется прыгнуть в нее и купаться в ней, плескаясь и рассыпая брызги во все стороны.

Хидэёси затаился за деревом. Одинокую женскую фигурку он увидел издалека. Женщина медленно прогуливалась по дорожке, слишком медленно и беспечно для такого позднего часа. И такого пустынного места. Будто кого-то ждала.

А может, у нее свидание? Где же Киёмаса? Если мононоке сожрет эту девицу – он станет много, много сильнее.

Впрочем, это не имеет особенного значения. Его тигренок справится. Если это будет нужно.

…Но все-таки… до чего же эта женщина ведет себя подозрительно. Будто приманка в ловушке.

…В ловушке. Еще в прыжке он понял, что летит прямо в расставленную ловушку. Сила. Ее и правда слишком, слишком много. У его жертвы нет и не может быть такой мощи! Но отступать поздно: лапы коснулись плеч, и тело жертвы упало на землю. Вот только зубы вместо того, чтобы впиться в шею сзади, щелкнули мимо. И он почувствовал, как что-то, подобно сети, начало опутывать его. Черные щупальца поползли по земле со всех сторон, превращаясь в прочные нити.

Он дернулся, вырываясь, и отскочил в сторону.

– Стой, Исида Мицунари. Брось свою несчастную жертву и сразись со мной. Я, Като Киёмаса, вызываю тебя.

Он отпрыгнул еще дальше, переворачиваясь в прыжке, оскалил клыки и повернулся к новой угрозе. Нет. Он не сдастся. Не сдастся никому и никогда.

В темноте тускло блеснул наконечник копья.

Киёмаса лишь мельком взглянул на упавшую девушку. Если она жива и в обмороке – господин потом поможет ей. Если мертва – с этим уже ничего не сделаешь. Он поднял копье и вгляделся в красные угольки, горящие в темноте. Много ли там осталось от Исиды Мицунари?

И это были последние мысли о друге, которые он себе позволил. Перед ним был враг. Безликое и бессмысленное зло, которое нужно убрать из этого мира. Глубоко вздохнув, он описал копьем широкую дугу и сконцентрировал силу. На самом конце лезвия зажегся серебристо-зеленоватый огонек.

Мононоке оскалился еще сильнее и зарычал. И прыгнул прямо в потоки им же порожденного ветра. Это был не прыжок, скорее полет, лисье тело двигалось в воздухе, меняя направление броска. Киёмаса отскочил в сторону, перехватывая копье двумя руками и снова описывая им дугу. Лезвие не коснулось бока зверя – лишь на кончиках шерстинок засветились на мгновенье искорки инея. И лис снова встал на четыре лапы позади него.

Хороший бросок. Киёмаса еле сдержал улыбку. Тело, ощутив вкус настоящего боя, приятно гудело. Он наклонился слегка, отведя копье назад, и прыгнул сам, выбрасывая вперед мерцающую и искрящуюся в отблесках фонарей сталь с такой скоростью, что воздух засвистел.

Но в том месте, где только что стоял зверь, было пусто. Только порыв ветра хлестнул Киёмасу в лицо и сорвал с головы повязку. Киёмаса, не оглядываясь, ударил за спину и услышал полный ярости и злобы рык прямо над самым ухом. Игры закончились. Теперь все начиналось по-настоящему.

Киёмаса пригнулся, разворачивая копье поперек и перехватывая его руками на всю их ширину. Древко аж прогнулось, принимая на себя тяжесть летящего тела. Как хорошо, что оно не деревянное. Зубы клацнули почти у самого носа, Киёмаса вдохнул полной грудью смрад, исходящий из оскаленной пасти, – запах свежей крови и давно истлевшей плоти. Наверное, так пахнет ненависть.

«А ты силен», – с какой-то странной гордостью подумал Киёмаса.

Мононоке, отброшенный сильным ударом, отлетел на несколько шагов и чуть не врезался в фонарь. Киёмаса не стал терять время зря. Новый поток силы хлынул через его руки, кончики пальцев закололо. Вокруг лезвия копья распространялось зеленовато-голубое сияние. Миг – и волна бледного искрящегося света затопила все вокруг. Киёмаса выставил вперед копье, и яркий сверкающий полумесяц перечеркнул его оружие у основания лезвия. Он ударил.

Тело мононоке будто осыпало снегом. Каждая шерстинка побелела и заискрилась, угольки глаз, на доли секунды засветившись еще ярче, потухли. Зверь опустил голову и застыл. Киёмаса развернул копье и сосредоточился, намереваясь нанести новый удар.

Ветер, поднявшийся в мгновение ока, яростно завыл, закручиваясь вокруг мононоке огромным, видимым глазу даже в темноте торнадо. Тело лиса подняло в воздух, перевернуло и несколько раз швырнуло из стороны в сторону. С его меха будто посыпались хлопья снега – казалось, он стряхивает с себя иней, но – нет. Шерсть так и осталась молочно-белой и вздыбилась во все стороны. Зверь завыл, как от дикой боли, его начало раздувать, лапы вытянулись почти вдвое, глаза вспыхнули вновь, только пламя в них уже было не алым, а темно-багровым. Еще один хвост взметнулся у чудовища над спиной, а за ним – еще один. Все три хвоста опустились вниз перед броском. Мононоке – истинный кицунэ во всей своей мощи – встал на четыре лапы и наклонил морду, вздыбив шерсть на затылке.

– Не для тебя я копил эту силу. Умри, Като!

Этот прыжок был не прыжком – ударом. Словно лисье тело швырнули из катапульты на такой страшной скорости, что человеческому взгляду невозможно было за ней уследить. Удар сшиб Киёмасу с ног. Он перекатился, сжимая копье в одной руке, снова вскочил, развернулся, и полумесяц прочертил широкую яркую полосу по белоснежному боку. Шерсть вокруг потемнела, лис развернулся в воздухе, взвизгнул возмущенно, и огромные клыки сомкнулись на левой руке Киёмасы. Тот изо всех сил ударил древком по черному лисьему носу и выдернул руку из пасти, оставляя в ней рукав своей куртки. И расхохотался:

– Большой размер – это не всегда хорошо, Мицунари! Помнишь, ты сам мне это говорил?! – Он замахнулся, и лезвие его дзюмонзи яри[73] со свистом пронеслось над головой мононоке. Одно ухо, начисто срезанное, шлепнулось на землю.

– Теперь дело за хвостами! – вновь разразившись хохотом, воскликнул Киёмаса. – Многовато их у тебя.

Мир вокруг него изменился. Воздух поплыл, над головой разлилось яркое сияние. Земля под ногами затрещала, раскалываясь от холода. Он опять поднял копье. И луч, слетевший с него, ударил мононоке прямо в грудь, расходясь яркими синими волнами. Раздались треск и звон разбитого стекла. Летящее тело лиса, наткнувшись на невидимую преграду, ударилось об нее и отлетело назад. И врезалось в землю, проехав по ней несколько десятков метров. На траве осталась черная полоса обнаженной земли.

Мононоке снова вскочил. На этот раз – тяжело и неуклюже, как пьяный. И помчался вперед, по земле, набирая скорость. Мимо Киёмасы, словно желая сбежать. Киёмаса развернулся резко, чтобы не дать противнику уйти. И вовремя. Буквально в паре шагов за его спиной зверь внезапно взмыл в воздух и каменной глыбой рухнул на него.

Копье казалось слишком длинным, чтобы Киёмаса успел выставить его вперед. Однако, боясь, что потратит слишком много времени на сборку, Киёмаса полночи и почти весь день потратил, собирая и разбирая его, и, в конце концов, это начало занимать у него меньше времени, чем нужно, чтобы три раза моргнуть.

Нижняя часть копья отлетела в сторону, с тихим звоном ударившись о землю. А лезвие по самый полумесяц вошло в грудь мононоке. Киёмаса, валясь на спину под тяжестью нанизанного на копье тела, издал победный вопль.

– Подлец, – вырвался хрип из раскрытой пасти, – предатель…

Киёмаса в ответ лишь вдавил лезвие глубже, и ледяной полумесяц начал, шипя, плавить белую шерсть.

Предатель… Рука, державшая копье, вдруг замерла. А ведь и правда… что он делает? Убьет мононоке, а потом…

Нет. Он убивает Исиду Мицунари. Того, кто не играл в политические игры, того, кто бился до последнего за свою правду, за честь рода Тоётоми. Того, кто не побоялся даже покрыть свое имя позором, навсегда потерять свои душу и разум ради торжества справедливости. Не бояться смерти – это ли честь? Не бояться позора – вот истинное благородство. А он? Он, Киёмаса? Чего он стоит на самом деле? Прикрывая свою трусость заботой о юном господине, что он сделал? Десять лет лизал пятки тому, кто отнял у его семьи все. Тому, кто сжег сына его господина в пламени умирающей Осаки.

Достоин ли он, Киёмаса, чего-либо, кроме презрения?

Он выдернул копье из груди хрипящего лиса и в растерянности отошел на шаг. Сердце его сжалось. На чьей же он стороне? Разве его место – тут? Он с ужасом посмотрел на окровавленный кусок металла. Как же он жалок в своей гордыне. В своей уверенности, что поступает верно. Он не уберег господина. Не спас его сына. Он предал друзей и позволил им умереть позорной смертью. И служил их убийце! И сейчас! Ведь он и сейчас это делает! Разве не в горло Токугавы Иэясу должны были вцепиться эти огромные клыки, по которым из-за него стекает кровь?

Киёмаса опустился на колени. Провел рукой по набухшей от крови белой шерсти.

– Сакити… – прошептал он, – не умирай, Сакити…

…«Зачем ты пришел, Тораноскэ? – Сакити не обернулся к нему. Но даже его спина излучала больше презрения, чем способен иной взгляд.

– Хочу… – он сглотнул горькую слюну, – хочу чтобы ты научил меня…

– Чему? – Сакити наконец повернулся, и даже не ухмылка была на его лице – тень ее. – Сражаться мечом? Я много раз говорил тебе: этому надо учиться с детства.

– Нет, – твердо сказал Тораноскэ, глядя прямо в надменные глаза, – я хочу, чтобы ты научил меня китайскому письму. Хочу уметь читать книги».

За что бьется он, Киёмаса? За что отдал свою жизнь и душу Сакити? Все уже давно кончено. Давным-давно кончено.

Им нечего делать в этом мире.

Киёмаса сжал рукой копье возле самого основания и направил острие себе в горло.

…«Брось эту штуку, крестьянин. Пойди и возьми тяпку. Если я испачкаю сандалии в дерьме – даже их я не стану вытирать о тебя»…

Киёмаса крепко сжал пальцы на прохладном металле и сильно, крест-накрест полоснул себя по груди. И медленно, не поднимая головы, встал на ноги.

– Покажись, Ёсицугу. Это подло – нападать из-за угла.

– А не боишься расстаться со своим ужином? – раздался за спиной насмешливый голос.

Киёмаса медленно обернулся. Призрачная фигура повисла воздухе в нескольких шагах от него. И чем дольше он всматривался, тем явственнее она обретала очертания.

– Вот. Теперь ты меня видишь. А я предупреждал.

Черные провалы в том месте, где у людей глаза. Плоть, отстающая от костей, – из-за этого на лице призрака странная усмешка: левая часть губ повисла на куске кожи, обнажив зубы. С почти голого черепа свисают несколько длинных прядей и падают на лицо. И – рука. Она просто поднята вверх, но кажется, что она тянется к сердцу, чтобы сжать его костлявыми, покрытыми черными пятнами гнили пальцами.

– Ты и при жизни выглядел не лучшим образом, – усмехнулся Киёмаса, отступая. Нельзя дать себя коснуться. Он не знал нынешней силы онрё. Но когда Отани Ёсицугу был жив – прикосновение означало конец. И это было еще везение, если далее следовала смерть. Тьма. Она разрушила тело Ёсицугу тогда, заставив его гнить живьем.

А сейчас Киёмаса видел, что она сделала с его душой.

– А ведь у меня почти получилось, Киёмаса. Я видел: еще миг, и ты бы вспорол себе горло.

– Ты был моим другом двадцать лет, Гёбу. И я не покончил с собой. Это ведь чего-то, да стоит, а? – Киёмаса, продолжая усмехаться, медленно отступал назад от призрачной руки и, наконец достигнув цели, упал на землю, схватил отстегнутое древко и в мгновение ока пристегнул его к наконечнику. Миг – и он уже стоял на ногах. – Ведь это ты убил Кобаякаву Хидэаки, а? И ты убил Масанори. А я-то думал: он просто допился до того, что ему мерещатся призраки прошлого.

– Чушь. – Бледная фигура надвигалась на него. Раненый лис за спиной Ёсицугу перевернулся и, тихо скуля от боли, попытался встать на ноги.

– Чушь… – повторил Ёсицугу, – ты не поймешь. Ему со мной было лучше, чем без меня. Вина жрала его сильнее, чем моя тьма.

– Кого? Кого из них, Гёбу? – Киёмаса отступил еще на несколько шагов. Сердце его сжалось от жалости в один колючий комок. Глаза застилала пелена слез. Он вздохнул и поднял копье. Серебряно-голубое сияние разлилось от его руки до острия и вспыхнуло на нем ослепительной звездой.

– Сакити. Кацурамацу. Обретите наконец покой.

Небо над ними полыхнуло зеленым светом.

Укё, зажмурив глаза, откинулся в кресле назад.

– Господин Ватару, помогите, пожалуйста.

– Да, сейчас. – Его лица коснулись раскаленные пальцы.

– Ай, осторожнее!

– А чего ты хотел, – Ватару достал рулончик салфеток из бардачка и принялся отряхивать с пиджака осколки, – если ты не хочешь, чтобы мы превратились в ледышки, – терпи.

– Так это вы? Это вы согреваете воздух? – донеслось с заднего сиденья.

– Да, госпожа Кимура. Но я, кажется, сказал вам лечь на пол и не шевелиться, – Ватару перегнулся назад, – вы в порядке?

– Да… почти. Что тут происходит?

– Битва ками и онрё, я полагаю, – Укё наконец открыл глаза, – Такакагэ… вы это видели? Нет, вы это видели?!

– Если ты не закроешь рот, Мунэхару, – следующую порцию стекла я буду доставать из твоего горла.

– Тут больше не осталось стекла…

«Покажись, Ёсицугу. Это подло – нападать из-за угла», – донеслось из динамиков.

– Так, та-ак… – проговорил Укё и поднял рацию. – Рэй, немедленно уходи. Как хочешь, но немедленно покинь активную зону. Это приказ.

– Ты думаешь, она послушается? – покачал головой Ватару.

– Я должен был попробовать.

– Почему вы не вмешиваетесь? – Голос Кимуры звучал сдавленно. Видимо, она отнеслась к приказу не шевелиться всерьез.

– Потому что если вмешаться сейчас – это может повлечь катастрофу. В настоящее время здесь «мертвая зона». Мы зачистили территорию. Идет реконструкция замка. Все эвакуированы под предлогом опасности обрушения. В радиусе трех километров нет ни единой живой души.

– А мы знаем радиус поражения силы Като Киёмасы? – Укё покачал головой.

– В архивах есть мои записи времен Кобаякавы Такакагэ. Там написано: почти тысяча кэн. Это как раз чуть меньше двух километров.

– Рэй, уходи оттуда. Повторяю. Убирайся из активной зоны! – Укё снял очки и надел их снова.

– Она рискует своей жизнью… – пробормотала Кимура, – чтобы мы могли слышать то, что там происходит?

– Она рискует этим городом. А-а, несносная девчонка.

«Сакити. Кацурамацу. Обретите наконец покой», – приглушенно послышалось из динамиков.

– Всем пригнуться, – скомандовал Ватару.

– Киёмаса, опусти копье, пожалуйста.

Голос был тихим, подобно шуршанию свежей осенней листвы. Но даже в гуще битвы он услышал бы его. И не только он. Все замерли, как будто вслушиваясь в этот звук, даже мононоке поднял единственное ухо и зашевелил им.

– Опусти. Оно не нужно тебе больше.

Киёмаса медленно повернул голову. Иэясу стоял возле чудом уцелевшего дерева, спокойно и непринужденно, будто гулял в этом парке и решил прислониться к стволу, чтобы дать отдых усталой спине.

…И внезапно Киёмаса понял, что может разглядеть на этом дереве каждый листок. И не только. Весь мир внезапно стал ясным и ярким – нет, ночь никуда не делась, просто темнота больше не мешала и ничего не скрывала. Наоборот, подчеркивала каждую деталь, делая ее отчетливее. Киёмаса нахмурился и прищурил глаза. Фонари поблекли. Да и не были они больше нужны. Лицо Иэясу светилось изнутри, а глаза блестели тусклым золотом. Бледным, как наливающийся рисовый колос.

Киёмаса сделал шаг к Иэясу. Но, опережая его, воздух пронзила белая молния.

– Иэясу-у-у, – раздался протяжный вой. Три хвоста мелькнули в воздухе над головой Киёмасы, и капли крови упали ему на лицо.

Иэясу вскинул руку, выставил ее вперед, защищая горло. И мощные челюсти сомкнулись на ней, фигура Иэясу скрылась в белом вихре. Но только на короткий миг. А потом с неба обрушилась невидимая плита, и если бы не это странное свечение, делающее мир таким до боли ярким, Киёмаса бы и не заметил, как вторая рука Иэясу почти без замаха опустилась на голову зверя.

Бездыханное тело, покрытое белым мехом и алыми пятнами, упало к ногам Иэясу.

Киёмаса стиснул зубы и сжал копье. Нет. Он не позволит Иэясу еще раз убить Мицунари. Если тот умрет – только от его, Киёмасы, руки.

Но то, что произошло дальше, лишило Киёмасу дара речи. Иэясу наклонился над телом и стал, осторожно поглаживая, перебирать белый мех. И, похоже, что-то шептал бьющемуся в агонии зверю.

– Вот, возьми. Ты хотел ее, ты так хотел ее… – это все, что удалось расслышать Киёмасе.

Иэясу вытащил руку из ослабевших, больше не сжимающих ее челюстей, и поднял над приоткрытой пастью. Тяжелые темные капли упали на вывалившийся язык.

– Возвращайся. Исида Мицунари. Вернись, твой господин ждет тебя. Насыть свою ненависть и исцели свою душу. Вернись, Исида Мицунари, становись собой.

…И Киёмаса понял, что ему просто больно смотреть на это. Глаза слезились, как будто он по глупости решил в полдень взглянуть на солнечный диск. Он вздохнул и опустил копье. На тело навалилась усталость. Хотелось просто сесть на траву и отдохнуть.

– …А вот теперь все кончено, – услышал он голос над ухом.

– Что? – Он обернулся.

Ёсицугу стоял у него за спиной. Но почему-то Киёмаса больше не опасался, что тот к нему прикоснется. Да и не выглядел он теперь как злобный дух. Скорее, он был таким, каким Киёмаса видел его в последний раз. Бледное лицо и светло-серые невидящие глаза, в которых, казалось, навсегда застыла бесконечная усталость.

Киёмаса снова посмотрел на Иэясу. И его глаза распахнулись от удивления. Возле ног того лежало не тело мононоке, а сжавшийся в комок трясущийся человек.

– Ушел?.. – растерянно спросил Киёмаса.

– Нет… – тихий шелест голоса Ёсицугу.

Киёмаса решительным шагом, не выпуская копья, направился к Иэясу.

– Что здесь происходит? – спросил он, наклонив голову и глядя исподлобья.

Человек, лежащий на земле, шевельнулся:

– Я проиграл… я опять ему проиграл… Киёмаса. Прикончи меня, если у тебя осталась хоть капля совести.

– Что? Мицунари? – Киёмаса, потрясенный до глубины души, замер, глядя на распростертое возле его ног тело. Оно принадлежало настоятелю храма, он хорошо запомнил его.

Киёмаса поднял взгляд на Иэясу:

– Ты… Что ты здесь делаешь? Кто тебя сюда звал?

– Я, – раздалось из темноты, и под свет фонаря из кустов выбрался Хидэёси.

Киёмаса чуть не выронил копье. Волосы его господина сверкали золотом в лучах фонарей. И от этого казалось, что от его головы идет золотое свечение. Как будто солнце освещало его.

– Ваша голо… господин?… – Киёмаса замер, потрясенный.

– А ты кого ожидал тут увидеть, Киёмаса? Его светлость Оду Нобунагу? Я ужасно замерз и так хочу есть, что готов слопать целое рисовое поле.

– Вы? Вы позвали Токугаву Иэясу? Но… как?

– Очень просто. Позвонил ему. У тебя в телефоне есть его номер. Так и подписано – «Токугава Иэясу», ничего сложного. Ты думаешь, я не знаю испанские цифры? Да я их первый при дворе господина Оды выучил!

– Хидэёси действительно позвонил мне, Киёмаса. У тебя в телефоне стоит такая штука, по которой я легко тебя могу найти. Извини, – Иэясу развел руками.

– Господин Хидэёси. Хотя бы. Но уже спасибо, что не Обезьяна, – Хидэёси ткнул кулаком Иэясу в бок, – и у меня тоже такая про-грамма есть. Вот так. Мы ее скачали.

– Нет, но… господин, – Киёмаса недоумевал, – я не про то… Почему? Почему вы позвали Токугаву Иэясу?

Киёмаса и правда был потрясен до глубины души. Его мир, и без того изрядно пошатнувшийся, сейчас был просто вывернут наизнанку.

– Сейчас я объясню. Потому что ты на самом деле не понимаешь. Ты этому тануки меч по рукоять в бочину загнал – а ему хоть бы что. И не говори, что не понял. Все ты понял, Киёмаса. Только ты дурак, а я нет. И поэтому сделал выводы, – Хидэёси поднял вверх указательный палец. – Ведь если он так легко излечивает раны на теле, то, может, его свет способен и раны на душе исцелить? Тем более – я видел однажды… кое-что. Давно это было. Но я не люблю играть в угадайку. Поэтому позвонил и спросил прямо: можешь или нет. И оказалось – он не знает. Но готов попробовать. Так, Иэясу?

– Все так, – Иэясу кивнул. – После этого звонка я поспешил сюда. И успел вовремя. Но стоило позвонить мне раньше.

– А это уже мне решать, когда тебе звонить, Иэясу. – Хидэёси вытянул руку вперед и указал на лежащего на траве человека. – Вот что. Верни мне сына и моего Мицунари. И мы в расчете.

– В-ваша светлость… это вы? Это в самом деле… вы?.. – Мицунари, а это действительно был он, поднял голову, и только сейчас Киёмаса заметил, что на нем нет и следа от ран. – Простите… меня…

– За что ты просишь прощения? А? За то, что болван? Так за это у меня полстраны должно ползать в ногах и умолять о прощении. Это моя вина. Бросил вас без присмотра. – Хидэёси наклонился над распростертым телом и провел пальцами по спутанным волосам.

– Тс-с. Все, довольно. Ты просто устал. Опять сидел ночами за своими бумагами и устал. Спи. Спи, мой верный глупый Сакити.

Голова Мицунари опустилась на траву. Глаза закрылись, и он заснул, мгновенно, словно его сморила усталость.

– Он не за то просит прощения, – голос Ёсицугу рванул по ушам Киёмасы, как скрип бамбуковой пилы. – Он просит прощения, что предстал перед господином в таком недостойном виде. Про то, что он дурак, он и так знает.

– Ясно… – Киёмаса почесал голову. – Похоже, я не был тут нужен? Тогда… господин, зачем вот это все?.. – Он поднял копье.

Хидэёси закатил глаза:

– Киёмаса, тебе нужно пить отвар «чертова куста». Чтобы твоя голова работала хоть немного. А что бы случилось, если бы у Иэясу ничего не вышло? Я бы тут один разбирался со взбесившейся лисой?

– И что сейчас с ним? – Киёмаса указал на спящего. – Он что, больше не мононоке?

– Как видишь. В его душе больше нет ненависти ко мне. Она чиста, – ответил Иэясу.

– И я благодарен тебе за это, Иэясу. – Хидэёси наклонил голову.

– Я тоже рад наконец тебя по-настоящему приветствовать, старый друг.

– Меня сейчас стошнит от их любезностей. Киёмаса, ты все еще меня слышишь? – Голос Ёсицугу впивался в разум. Как клещ в тело, мешая разделить всеобщую радость.

Киёмаса молча кивнул.

– Все это ложь, Като. Все, что говорил и говорит тануки. Ты всегда легко поддавался и свету, и тьме. У тебя чистая душа, Киёмаса. Слишком чистая, чтобы жить в этом мире.

– Что?

– С кем ты там разговариваешь, Киёмаса? – Хидэёси посмотрел на него с подозрением.

– Я? Нет… ни с кем. Просто… думаю…

– Тогда не делай этого вслух.

Киёмаса сжал рукой древко копья. Его это немного успокаивало. Но не в этом случае.

– Гёбу, – едва слышно пробурчал он себе под нос, – тебя сейчас кто-нибудь видит, кроме меня?

– Нет. Все испытывают щенячий восторг, потому что находятся под властью силы Иэясу. А Мицунари… искренне верит, что я теперь оставил его. Хотя я был рядом с ним четыреста лет. Если бы он меньше заглядывал в свою душу и больше смотрел по сторонам – он бы заметил это.

– Так что же будет, когда сила Иэясу перестанет на меня действовать? – Киёмаса наклонился и принялся разбирать копье. Скрежет металла глушил его голос.

– Откуда я знаю? – Легкая улыбка скользнула по губам Отани. Тогда, при его жизни, это было невозможным – проказа парализовала мышцы его лица. – Может, ты сопьешься. Или мучимый чувством вины вспорешь себе живот. А может, начнешь убивать направо и налево. Я теперь твое проклятье, но это не я вас убиваю. Это делаете вы. Сами.

– Я надеюсь, ты сдержишь обещание и у тебя найдется для Мицунари новое тело. И хорошо, что он сегодня никого не сожрал. А эта девушка… – Хидэёси осмотрелся, – а где девушка?..

Все завертели головами. Пострадавшей девушки нигде не было.

– Ты видел то, что видел я?.. – Ватару повернулся к Укё, вытянул руку вперед и выкрутил звук на максимум. – И он сказал: «Токугава Иэясу»?

– Да, он так сказал. Именно это. Плохо слышно. Эх, жаль, что они отошли настолько далеко…

– Мунэхару, это не ты только что орал: «Рэй, уходи из активной зоны?» – Ватару покачал головой. – Что он сделал? Этот Токугава Иэясу?

– Мне показалось, что он поил мононоке своей кровью. Но я не буду с уверенностью это утверждать. – Укё снова приложил к глазам бинокль.

Ватару кивнул.

– Или зверь мертв, или Исида Мицунари ушел, оставив человека.

– Что с ним? Дайте, дайте мне посмотреть! – Кимура перегнулась вперед и протянула руку к биноклю. – Пожалуйста! Или хотя бы просто скажите: он жив?

– Похоже на то. По крайней мере, он шевелится и разговаривает. Проклятье. Уже ничего не слышно. Господин Такакагэ, это максимальная громкость?

– Максимальная, – донеслось вдруг со стороны заднего окна, и в него просунулась рука.

Кимура вскрикнула от неожиданности.

– Нет, вы поглядите, – рука пошевелила пальцами, – у меня ноготь сломался, когда я падала, аж до мяса. А теперь, глядите, целенький. – В окно вслед за рукой просунулась голова Рэйко. – Ого, как у вас тут тепло, несмотря на выбитые окна. Господин Такакагэ, позвольте, я сяду вам на колени? Меня уже можно класть вместо льда в виски. – Она открыла дверцу и забралась в салон.

– В этом нет нужды. Просто дай мне руку.

Рэй просунула руку вперед между креслами, и Ватару взял ее за запястье.

– О-о-о… – блаженно застонала Рэй и откинулась на спинку сиденья.

– Я думаю, пора убираться отсюда. – Укё положил бинокль на переднюю панель.

– Стоп, а брать их когда будем? – Рэй наклонилась вперед.

– Ты – никогда, – Укё надел очки, – ты отстраняешься от этого дела вообще и от оперативной работы на месяц.

– За что?! За то, что мерзла там, давая вам возможность услышать много прелюбопытнейшего? Там был Отани Ёсицугу! Но я его не видела. Потому что лежала, уткнувшись носом в траву.

– За неповиновение приказу.

– Что? Отец… я бы на вас посмотрела, как вы бы оттуда уползали. Это чистейшей воды неисполнение по причине чрезвычайной ситуации. Я подам жалобу главе клана.

– Не раньше завтрашнего дня, и в письменном виде. – Ватару зевнул и завел машину. – Брать эту компанию мы будем по одному.

– Мы что… так и бросим его там?.. – Кимура вцепилась в подголовник кресла. – И даже не вызовем скорую?

Укё повернулся и посмотрел на нее поверх очков:

– Взгляните на ноготь Рэйко. Что-то мне подсказывает, что здоровье Исиды Токитиро гораздо лучше, чем вы себе представляете.

Эпилог

– Не говори «кэкко», пока не увидел Никко, – Ёситада выглядел донельзя довольным.

И правда, вид с того места, где они стояли, был просто волшебный. Резные золоченые крыши, утопавшие в зелени, слегка тронутой желтизной, причудливый орнамент построек, узорчатые мостики через узкие речки и люди. Все нарядные, словно пришли на праздник. А само ощущение от места – тихая радость, хотелось улыбаться просто так, без всякой причины. И Сандер, разумеется, не стал сдерживаться и улыбнулся.

– «Кэкко» – это же «хватит», так?

– Да, именно в этом смысле, – кивнул Ёситада.

– Угу. У нас есть выражение «теперь я видел все», когда видишь что-то такое, что поражает твое воображение. То есть, если ты видел Никко, ты видел все? Тебе нравится тут?

– Конечно. Я с детства обожаю Никко. Всегда просился поехать сюда на выходные.

– Это дух твоего предка. Тебя к нему тянет, – рассмеялся Сандер. – Так куда нам?

– Туда. Видишь вон тот храмовый комплекс? Это Тосёгу, место упокоения Токугавы Иэясу. Там знаменитые три обезьяны и спящая кошка.

– Кошка?

– Да. Она символизирует покой.

– М-да, – Сандер почесал затылок, – что-то твой досточтимый предок не выглядит… упокоенным. Ходит, разговаривает.

– Мы за этим сюда и приехали. Чтобы во всем разобраться. Пойдем, я договорился с настоятелем на двенадцать часов. Он должен ожидать нас в парке возле храма.

Сандеру очень хотелось, когда они завершат все дела, просто тут прогуляться. У него было ощущение… нет, не того, что он наконец прибыл домой, скорее – как от встречи со старым добрым другом, которого он не видел очень давно. Ну, примерно как когда он увидел в аэропорту Андрюху, с которым несколько лет общался исключительно по скайпу.

Только тут никто не потащит на пьянку. Сандер поймал себя на мысли, что никак не может перестать улыбаться.

Настоятель ожидал их возле беседки. Когда Ёситада окликнул его, он, поприветствовав, низко поклонился. И сдержанно кивнул Сандеру. В глазах монаха явно читался вопрос.

…Но как же эти глаза отличались от тех, других, которые Сандер видел в другом храме и у другого монаха. Он даже сейчас поежился, вспоминая, сколько в них было ненависти и злобы.

«…А вдруг тот монах – и есть этот злобный оборотень, который жрет людей? И выследил меня, чтобы покарать за святотатство?» – Сандер аж подпрыгнул от посетившей его мысли. Он ведь не все рассказал Ёситаде. Сказал, что фонари взорвались, и именно это напугало монстра. Было немного стыдно, но… он обязательно расскажет правду. Потом.

Этот монах совершенно не был похож на оборотня. А если и был им, то наверняка оборачивался в толстого добродушного кота. Лениво грелся на солнышке и давал посетителям себя гладить.

– Это мой друг, господин Александр, – представил его тем временем Ёситада. – Мы вместе учились. Я недавно приехал из-за границы, поэтому, к сожалению, не смог присутствовать на церемонии возвращения Великого Тосё Дайгонгэна. Но я встречался с ним вживую. Это огромная честь. Но все же я хотел бы услышать от вас, как проходила сама церемония. Это наверняка было впечатляющее зрелище.

– Разумеется! Я вам не только расскажу – я вам покажу. Вся церемония снята на видео, и мне разрешили сохранить эту запись в архивах храма.

– О… – Ёситада и Сандер переглянулись. Когда Ёситада позвонил настоятелю, представился наследником Токугава и договорился о встрече – они и подумать не могли, что им настолько повезет.

– Да, конечно, будет здорово, – Ёситада кивнул, – а… извините за некорректный вопрос. Вы сейчас, здесь… вы же продолжаете выполнять все ритуалы, несмотря на то что Тосё Дайгонгэн покинул это место и вернулся в мир живых. Это для конспирации? Или просто как дань традиции?

Настоятель, который было уже двинулся к храму, обернулся. На его лице застыло крайнее удивление.

– Покинул? Нет, конечно, о чем вы говорите? Великое Солнце Востока здесь. Вы что же, сами не чувствуете?

Пальцы уже болели. Но нужно было записать все, пока воспоминания еще свежие. Это не только для архива – благодаря этой записи Такакагэ будет разрабатывать схему операции по захвату. Укё ужасно устал. Сначала пришлось бегать, причем очень много – босиком. Теперь – вот эта писанина. Но нельзя упустить ни одной мелочи из того, что он видел. То, что автомобиль, приехавший и забравший всех действующих лиц ночного представления, не скрываясь, припарковался под фонарем, очень облегчило поиски. Номер был четко виден. Сейчас Укё уже знал, что эта машина принадлежит Токугаве. Токугаве Иэясу. Куплена и зарегистрирована на это имя четыре месяца назад.

Думать пока было некогда. Укё писал.

– А-а-а… неужели я наконец-то выспался. – Ватару вошел в кабинет, потягиваясь.

До гостиницы они так и не добрались – ночевали в свободных палатах нагойской базы. Укё поднял руку, посмотрел на часы и хмыкнул. Было двенадцать дня. А он сам встал в восемь.

– Я почти закончил. Вот, посмотрите, не правда ли, любопытно?

– Токугава Иэясу? – Ватару наклонился и оперся руками на стол. – Серьезно? Очень, очень интересно. Знаешь, у меня была версия, что все эти ками воплотились на время, чтобы поймать взбесившегося духа и водворить куда положено. Но, похоже, это не совсем так, – он протяжно вздохнул.

– Да-а, тогда все было бы просто. Они бы разбежались обратно по своим храмам. А мы бы поехали домой отдыхать.

Ватару похлопал его по плечу:

– Мунэхару-Мунэхару, как же ты не любишь работать… Так, ладно. Като Киёмасу надо брать срочно. Если он и рассосется в процессе – нам же лучше. Токугава Иэясу… Надо пробить его – раз он официально существует, значит о нем есть данные. Сделай запрос в токийский отдел.

Укё кивнул.

– Вот знаете, что еще меня смущает, – он снял очки и протер стекла. И поморгал.

– Что?

– Помните, когда мононоке прыгнул на него? На этого Токугаву Иэясу? Он ведь не призрак – у мононоке вполне материальное тело. И после второй трансформации он увеличился едва не втрое. Это больше пары сотен килограммов будет. Не меньше. А этот Токугава даже не шелохнулся, когда эта туша в него врезалась.

– Да, я тоже заметил, – Ватару снова зевнул, – кофе… ты сварил мне кофе?

– Нет, сейчас допишу и сварю.

– Да, хорошо. Токугава Иэясу. Мы почти ничего не знаем о его силе. Четыреста лет назад мы еще нерегулярно вели записи и специально никого не изучали. А напрямую воевать с Токугавой Иэясу нам не приходилось. А потом был Тэрумото, который погубил большую часть и без того скудных архивов. Сам же знаешь. Известно, что у Иэясу свет. Второй элемент – возможно, земля. Уж больно у него удар хороший, по слухам, был.

– А что с исцелением? Я не помню такого.

– Я тоже. Ладно – следим. Вот с Като Киёмасой нам повезло, – Ватару усмехнулся.

– Да, хорошо, что вы с ним дружили и сражались вместе. Мы все знаем и о его силе, и даже о характере. Я читал его письма к вам – очень трогательно.

– Я его еще и учил, если верить этим письмам. Когда он был у меня в плену, еще совсем мальчишкой.

– Да… интересно, а тот, третий? Молодой совсем парень? Кто это был такой? Что у него с силой?

– Десятка. Или чист. Точнее не скажу, слишком сильным был общий фон. Но скорее, десятка – он смог держаться на ногах во всем этом фейерверке. Значит, хоть какая-то сила, да есть. Ну или просто привычный к чужой.

– Ясно. Надо выяснить, кто это. И забирать Исиду Токитиро. Я не знаю, что они все там задумали, но чем быстрее это сделать, тем лучше.

– Да. Ты за ним и сходишь. Дописывай давай. Кофе хочется – сил нет.

Киёмаса закрыл глаза. И выпил почти полчашки водки залпом.

– Можешь даже уши заткнуть – это не поможет.

– Ты ошибаешься, считая, что я не могу на тебя смотреть. Просто это сакэ очень крепкое. – Он снова открыл глаза. Как только Иэясу уехал, к Ёсицугу вернулся прежний облик, предназначенный, судя по всему, для того, чтобы вызывать у жертвы ужас и отвращение. Ни одного из этих чувств Киёмаса не испытывал, вероятно, не разу в жизни.

– Крепкое? – Костлявые полупрозрачные пальцы коснулись бутылки. – Ты мог бы и мне налить, хотя бы из приличия.

– Да, – Киёмаса сглотнул слюну, – сейчас.

– Что ты там бормочешь? Ты мне спать мешаешь, – раздался сверху недовольный голос Хидэёси.

– Тс-с… – Ёсицугу приложил палец к тому, что у него было губами, – не буди никого. Проведем этот вечер вдвоем.

Киёмаса не ответил. Тихо встал и осторожно прошел на кухню. На полу, свернувшись в углу и укрывшись тонким одеялом, спал Юкита. Услышав шаги, он заворочался, но не проснулся. Киёмаса взял еще одну чашку и вернулся в комнату. И спросил тихим шепотом:

– Устроит?

– Да, конечно. – Ёсицугу с явным интересом наблюдал, как Киёмаса наполняет чашку. Потом коснулся содержимого и опять поднес пальцы к лицу, словно желая ощутить запах.

Киёмаса налил и себе тоже.

– Ты не обижайся, Като, – ничего личного. Понимаешь, я же не просто мстительный дух. Я – проклятие. Могу использовать силу только против того, кто является непосредственной жертвой. Никто больше не видит и не ощущает меня.

– Я это уже понял. Ты… таким образом хотел защитить Мицунари?

– …И у меня это почти получилось.

– Я все равно отправлю тебя в Чистую Землю. – Киёмаса опрокинул еще чашку, и перед глазами наконец слегка поплыло.

– Ничего у тебя не выйдет. Что ты можешь сделать? Копье твое тут бессильно. Да и не попаду я в Чистую Землю. Сам знаешь, куда мне прямая дорога. Неужели отправишь своего друга прямиком в ад? А, Като? Рука не дрогнет?

– Замолчи.

– Не могу. Я хочу, чтобы ты понял, в каком положении оказался. Ты очень любишь сидеть с закрытыми глазами.

Киёмаса поднял голову и пристально посмотрел прямо в черные провалы глазниц.

– Ты не представляешь, как я скучал. – Он снова потянулся за бутылкой.

Кимура взвесила в руке тяжелую папку с бумагами.

– Это вот все мне нужно будет сейчас прочитать, так?

– Именно, – Укё протянул ей ручку, – и поставить подпись на каждой странице.

– Вот как… серьезно. – Кимура открыла первую страницу и углубилась в чтение. – О, – через некоторое время сказала она, – так что же, выходит, вы… ну, то есть мы, подчиняемся непосредственно самому Императору?!

– Да, вы все правильно поняли. Именно Император и курирует нашу службу. А вы правда думали, что его роль чисто церемониальная?

– Признаться, именно так…

– Это заблуждение. Отделом № 0 руководит глава клана Мори. Он приносит присягу каждому новому Императору. Так происходит уже больше ста пятидесяти лет – с тех пор, как глава клана Мори дал клятву Императору Мэйдзи и была основана эта служба.

– Та-ак… – Кимура снова углубилась в чтение.

– Здесь есть что-нибудь горячее? – раздался хриплый голос, и одновременно открылась дверь. Рэй вошла и прямиком направилась к кофемашине. Понюхала воздух и наморщила нос. Горло ее было перемотано шарфом. Черно-красным, естественно.

– А чай с лимоном тут есть? – поинтересовалась она и резко закашлялась, прижав ко рту ладонь.

– Да, открой верхний ящик – там чай и чистый заварник. Лимон в холодильнике. Там же мед.

– О… откуда это все? Неужели тут работают настолько предусмотрительные люди? – Рэй достала лимон и принялась снимать с него упаковку.

– Да. Я, – Укё присел на ручку дивана и посмотрел через плечо Кимуры, что именно она читает. – Обратите внимание вот на этот пункт. Он очень важный.

– Про секретность?

– Да. Вы не только обязуетесь никому не разглашать информацию. Вы еще должны будете, по мере возможности, ликвидировать последствия применения силы, если вы ее использовали или оказались свидетелем.

– А может, вы сами и чай заварите? – Рэй сложила молитвенно руки перед грудью. – Ну пожа-алуйста! А то у меня выйдет ужасная мерзость, как обычно.

– Нет нужды делать хороший чай, чтобы потом портить его лимоном.

– А вы сами пить не будете? Чашечка ароматного вкусного чая… ох, это так здорово… – Рэй картинно закатила глаза.

– Тебе вообще следует ехать домой и лечиться, – произнес Укё недовольным тоном, но подошел к столику и взял заварник.

– Не могу. Я участвую в операции захвата.

– Что? – Укё оглянулся. – Я тебя отстранил вообще-то.

– Я уже подала жалобу. Господин Ватару рассмотрел ее и вынес решение.

– Какое?

– Отстранение от оперативной работы на месяц оставил в силе. А отстранение от текущего дела отменил. Потому что я пойду на захват в паре с ним. Пока вы будете арестовывать Исиду Токитиро.

– О, а этот пункт что означает? – Кимура оторвалась от чтения и удивленно взглянула на Укё:

«В случае гибели во время выполнения задания сотрудник получает компенсацию, размер которой рассчитывается исходя… м-м, сейчас…. и которая, вместе с последней зарплатой кладется на специальный счет, доступ к которому открывается по достижении сотрудником совершеннолетия». Что это значит?

– А, это… это один из бонусов работы нашей организации. Сейчас, – Укё подошел к столу и достал из кармана плоскую коробочку, – возьмите это.

Кимура открыла ее – там лежали часы.

– Часы? – Она нахмурилась.

– Да. Это не просто часы. Это прибор, который фиксирует ваш сердечный ритм. Как только ваше сердце останавливается – они фиксируют точное время вашей смерти. Это необходимо, чтобы сделать расчет вашего нового места и времени рождения по специальной таблице.

– Что?.. – Кимура аж поперхнулась. – Вы имеете в виду мое следующее… воплощение?!

– Именно, – Укё кивнул и закатал рукав, показывая похожие часы.

– Это… извините, вы что, серьезно? Мою последнюю зарплату и компенсацию выдадут мне в следующей жизни?

– А что такого? Нормальная система, я считаю. – Рэй отрезала кусок лимона, сунула его в рот и подцепила ложкой мед. – Я, между прочим, миллионерша, правда, отец?

– Да, – Укё вернулся к столику и залил в заварник воду из чайника, – у Рэй на счету очень солидная сумма. Только она ею не пользуется.

– О… а почему? – Кимура скептически усмехнулась.

«Тех, кто тратит золото и серебро на одежды, а потом жалуются на тяготы жизни, следует подвергнуть наказанию. В мирное время подготовь оружие и доспехи, отвечающие твоему общественному положению, обеспечь рисовым пайком вассалов, а наступит день сражения – без сожаления потрать золото и серебро», – с невероятно пафосным лицом произнесла Рэй. И сунула в рот ложку с медом.

– Като Киёмаса, – добавил Укё, – цитата.

– Угу. Жду не дождусь, когда наконец познакомлюсь с ним. Мне же разрешат с ним встретиться?

– Не знаю. Сначала надо его взять.

– Прошу… прощения, – смущенно пробормотала Кимура, – Исида Токитиро… после его ареста я смогу увидеться с ним?

– Я не знаю. Не могу обещать. Все будет зависеть от его состояния. Даже если он ни в чем не виноват и все действия совершал под контролем духа – все равно это очень серьезная нагрузка на психику. И ему предстоит долгое и очень серьезное лечение в нашей клинике. Наши специалисты обследуют его. И если дадут разрешение – несомненно, вы как наш сотрудник сможете его навещать в закрытом учреждении.

– Благодарю, – кивнула Кимура и решительно поставила подпись на первом листе.

Из Никко они уехали только к вечеру. Сандеру тоже разрешили посмотреть видео, правда, настоятеля не очень порадовала эта идея. Все же – чужак, посторонний, иностранец. И – в святая святых. Но с Ёситадой настоятель был настолько приветлив и вежлив, что, видимо, частично это распространялось и на его друзей, поэтому Сандер был милостиво допущен.

И не пожалел. Вернее, пожалел только о том, что не видел церемонии вживую. Участников было не много – видимо, только самые доверенные люди, но все они были разодеты в традиционные одежды. Съемка начиналась в зале, где горели светильники, тысячи светильников. Они разгоняли мрак. Слышалось пение. Потом появился сам Токугава Иэясу. Он вышел из-за шелковой, вышитой гербами рода ширмы, встал на высоком помосте и медленно, с достоинством наклонил голову, приветствуя собравшихся.

Все опустились на колени – камера это запечатлела. А Токугава спустился и прошел мимо них с улыбкой на лице. И вышел на свет – к тем, кто находился снаружи. И они тоже опустились на землю.

– Камера не передает того, что все мы чувствовали в этот миг. Вы знаете, что такое счастье, юные господа? Я теперь знаю.

Сандер ничего не сказал. Он смотрел на экран и понимал, о чем говорит настоятель. На лицах людей на экране была такая эйфория, как будто они все приняли серьезный наркотик. Он видел такие лица – несколько его знакомых употребляли героин. Кто бы это ни был – человек или божество, – он как-то воздействовал на окружающих. Вряд ли специально, чтобы ввести зрителей в заблуждение, в воздухе что-то распылили.

Потом показали много танцующих девушек, потом – приветственные речи и наконец – как Токугаву Иэясу сажают в нарядный паланкин и уносят к автобусу. Сандер улыбнулся.

– Да… – восхищенно протянул он, – никогда не видел ничего подобного.

– Конечно, – улыбнулся настоятель с гордостью, – теперь вы понимаете, о чем я говорю? Не важно, где находится тело, – сердце и дух Тосё Дайгонгэна здесь, в Никко.

– Как ты думаешь, что он имел в виду? Настоятель? Про душу и тело? – спросил Ёситада, когда они выехали из парка.

– Не знаю. Но ты же чувствуешь там такое… ну, покой, радость? Даже я почувствовал. А ты сам говорил – любишь это место.

– Ну да… думаешь, это ками делает? Но тогда Токугава Иэясу, которого я видел, – что он такое?

– О, аватара! – Сандер наконец-то нашел подходящее слово. – Ты-то должен знать. Это же из вашего, из буддизма.

– Это индуизм вообще-то, – заметил Ёситада, – но, ты прав, похоже. То есть он и тут и там одновременно?

– Ну, типа этого. Средоточие силы в Никко – Тосё Дайгонгэн. А Токугава Иэясу – человек и пароход – уехал в Нагою. Воскрешать Като Киёмасу. Интересно, приехал уже?

– Да, сегодня должен был к вечеру прибыть. У меня с ним на завтра встреча назначена. Поговорю еще.

– Ёситада, я есть хочу, давай где-нибудь остановимся.

– Посмотри по навигатору приличное кафе.

Примерно через двадцать минут они сидели за столиком.

– Так, слушай, – вдруг нахмурился Ёситада, – не сходится. Если Като Киёмаса в Нагое, то кого встречали в Кумамото?

– Да… действительно. Выходит, что в Кумамото – его. И он вместе с Токугавой Иэясу встречал в Нагое… кого-то еще? Кого?

– Не знаю… но! – Ёситада достал телефон. – У меня идея. Напрягу-ка я еще раз одного нашего друга. – Он набрал сообщение и отправил.

– Что ты хочешь у него узнать?

– Номер Като Такуми. Главы рода Като. Помнишь того пожилого мужчину с фотографии?

Домой Ёситада приехал почти на закате. Сначала отвез Сандера и только потом отправился к себе. Надо было отдохнуть. Завтра вставать очень рано – надо до вечера сделать кучу дел, ведь придется уйти пораньше – часов в шесть.

Он зашел в дом, положил вещи и пошел на кухню налить себе кофе. Пискнул телефон. Ёситада открыл сообщения и довольно улыбнулся. Телефон Като Такуми. «Отличная работа», – написал он в ответ. И перевел на счет журналиста обещанную сумму.

Налил кофе и сел на стул. Дождаться Сандера? Но… завтра не успеет, потом рабочая неделя… Эх…

С Никко все получилось как-то очень подозрительно, даже невероятно просто. Но, может, он и правда ищет сложности там, где их нет? Он пожал плечами и набрал присланный номер.

– Здравствуйте, чем могу быть полезен? – почти сразу услышал он.

– Господин Като Такуми? Прошу прощения за столь поздний и несвоевременный звонок. Вас беспокоит Токугава Ёситада. Я бы хотел поговорить с господином Като Киёмасой.

– О?.. Что-то случилось? С ним все в порядке? Он ничего не… ох, прошу прощения.

Сердце Ёситады подпрыгнуло. Он попал в точку.

– Нет, все в порядке. Он сейчас в Нагое, вместе с господином Токугавой Иэясу, ведь так? Мне нужно задать ему несколько вопросов. Понимаете, не могу связаться с господином Иэясу и беспокоюсь. Извините, что вынужден вас так беспокоить. Но я не знаю, где его искать.

– Нет, что вы, вовсе нет. Конечно, разумеется. Сейчас я отправлю вам номер его телефона.

– Ох, даже не знаю, как вас и благодарить.

– Не стоит благодарности. Всегда готов оказать любую помощь семье Токугава.

Ёситада положил телефон. Сердце бешено колотилось. Он налил-таки кофе и принялся пить большими глотками.

Телефон снова пискнул. Ёситада схватил его и, поколебавшись всего мгновение, набрал присланный номер и нажал видеозвонок. Он хотел посмотреть, правда ли трубку возьмет именно тот человек с фотографий.

Повисла тишина. Ёситада сделал еще глоток кофе. Наконец он услышал:

– Это кто? – и на экране появилось удивленное лицо. Да. Это был он.

– Извините, господин Като, это вас беспокоит Токугава…

– Хидэтада?! – заорал в телефон человек на том конце. – Это ведь ты, Хидэтада! Ах ты… проклятый тануки… обмануть меня хотел! Хидэтада?! А…

– Послушайте, извините, вы, похоже, ошиблись…

– Хидэтада!!! – проорал Киёмаса в трубку. Его трясло. Как можно было так его обмануть? Разумеется, Иэясу первым делом воскресил своего сына! Своего любимчика! И ничего ему не сказал.

…И это понятно. Знал, что сразу же сделает Киёмаса, если увидит этого выродка, – свернет ему шею.

Нет, второе. Сначала он его все-таки спросит. Спросит – зачем. Он уже открыл рот, чтобы высказать все, что он думает о семье Токугава, как вдруг в шею его что-то ужалило.

– Послушайте, извините, вы, похоже, ошиблись…

Киёмаса ударил себя по плечу и нащупал что-то твердое. Выдернул и поднес к глазам. В его пальцах была тонкая стальная игла.

Он растерянно повертел ее и открыл рот. Но ничего сказать не успел. Вокруг потемнело, пакет, который он нес из комбини, выпал из рук, телефон упал сверху, и Киёмаса медленно осел на землю. Все качалось. Он попробовал ползти, понимая, что отравлен. Ведь до его дома оставалось всего ничего – вот он, за поворотом. Господин. Надо успеть предупредить господина.

…Токугава?.. Неужели это Иэясу? Решил, что он больше не нужен ему.

Тело не слушалось. Он снова попытался подняться, но не смог, только перевернулся на спину. И последнее, что увидели его глаза, – это лицо наклонившегося над ним Ёсицугу. Который рассматривал его с явным интересом.

– Вот так оно все и заканчивается, Като, – сказал он.

Кимура тихо, стараясь не издавать лишних звуков, вошла в храм. Было довольно поздно, никого не было. Лишь одну фигуру можно было разглядеть в полумраке свечей. Настоятель. Наставник. Это был именно он – Кимура бы узнала его даже в полной темноте. Было слышно тихое бормотание – судя по всему, он молился. Кимура прошла несколько шагов и остановилась.

– Вы… – тихо проговорила она и замолчала, больше не зная, что сказать.

– А, ты пришла… я не думал, что ты придешь. А ты пришла. – Он не повернулся. Только перестал бормотать молитвы.

– Вы… как? Почему? – только и вырвалось у нее.

– Я ни в чем не виноват. Меня заставили. Я не мог сопротивляться, – ответил он, – ты ведь это хотела услышать? Так?

– Нет… – она провела ладонью по лицу, – да, проклятье! Да!

– Тогда прости меня. Я не скажу так, потому что это будет ложь. Исида Мицунари убивал. Да. Но звонил тебе и другим жертвам, подбирал места, находил и заклеивал камеры я.

– Но… почему?.. Что мы вам сделали? Что? Вы же учили меня! Спасли меня, я была близка к тому, чтобы окончить свои дни в психиатрической лечебнице. Вы направляли мою руку. Помните, помните, как я первый раз зажгла лампочку, не прикасаясь к выключателю? Помните? Как вы подарили мне брелок с женщиной-молнией? Как я звонила вам ночью, плакала? А вы меня утешали и приехали через весь город? Как же так? Вы что, уже тогда задумывали убить меня?

– Нет… тогда я понятия не имел, что все вы будете убиты.

– Все? Сколько нас было?! – По лицу Кимуры потекли слезы. – Сколько?!

– Пятеро. Кроме вас, остался еще один. Ему сейчас двенадцать лет. Его не отпустили родители. Думаю, поймали, когда он пытался сбежать ночью.

– Как?.. Вы… даже ребенка?! Зачем мы были вам нужны? Если не для того, чтобы накормить монстра?! Для чего вы нас обучали?

– Вы не поняли? Я готовил армию. Я думал, что все вы станете его армией.

– Кого – его?

– Исиды Мицунари. И на этот раз его армия растоптала бы Токугав. Уничтожила этот проклятый род. Но все изменилось, когда появился Токугава Иэясу. Все изменилось. Все.

– Вы хотели… Так вот оно что!

– Он пришел, когда мне было пятнадцать лет. И в моей жизни появился настоящий смысл. Я должен был стать человеком, который поможет переиграть величайшую битву в Японии! Но чертов Токугава опять, опять выиграл… это он, он заставил Исиду Мицунари убивать. Он. Ничего бы этого не было, не появись он в этом мире. Ничего уже не исправить. Ничего. Это он его таким сделал. Это он… – Настоятель медленно повернулся. По его лицу текли слезы. В руках блеснуло лезвие ножа. Он занес его над головой.

– Стойте! – закричала Кимура.

– Нет… нет. Нет! Я больше никогда не позволю пользоваться моим телом! – Он схватился за нож обеими руками и с силой ударил себя в грудь.

…Лезвие остановилось в миллиметре от его тела. Только одежда слегка примялась. И настоятель застыл как изваяние.

– Не волнуйтесь, господин Исида. – Укё шагнул под своды храма. – Ваш достопочтимый предок больше не тронет вас. Он больше не мононоке, его душа обрела наконец покой. Я сам это видел. И, я надеюсь, навеки. Вам же будет оказана надлежащая медицинская помощь. Сержант Кимура, наденьте на него наручники и зачитайте права.

– Хорошо, – она кивнула, вытерла слезы и достала наручники. Нож со стуком выпал из рук настоятеля. А она подошла и защелкнула наручники у него на запястьях. – Вы арестованы за пособничество в совершении преступления и укрывательство преступника. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Очнулся он от резкого приступа тошноты. Казалось, что не только желудок, он сам сейчас вывернется наизнанку. Стиснув зубы, он замычал, голову пронзила резкая боль. Киёмаса попытался перевернуться на бок, чтобы хотя бы не захлебнуться рвотой, если не сможет удержаться. И понял, что не способен на это. Тело не слушалось. Он дернулся еще раз – и тут обнаружил, что связан. Сознание вернулось к нему. Голова все так же трещала. Он попытался разлепить веки, но перед глазами была лишь мутная пелена. Где он? Кто его связал?

Снова подкатила тошнота. Киёмаса глубоко вздохнул, выдохнул и постарался дышать глубоко и ровно. Стало легче.

Сколько же он выпил вчера?

…Заснул он на рассвете, точнее, не заснул даже, а впал в забытье. Очнулся после обеда, лежа на полу…

Стоп. Он очнулся дома. И долго не мог даже встать, пока Юкита не принес ему воды. Стало легче. Что было потом? Да, он попытался смотреть с господином Хидэёси какой-то фильм. Какой – он не смог вспомнить. Помнил только, что Юкита постоянно приносил ему чай.

Да, чай он пил, а от еды отказался. Зато нашел еще полбутылки водки.

А нет, не так. Водку спрятал Юкита, пока он спал. А Ёсицугу сказал, где. И тогда стало лучше. Точно.

Киёмаса снова попытался пошевелиться. Да нет же, он не связан. Он скован. Запястья и лодыжки явственно ощущали холод металла. Что это все значит? Он в плену?

Хидэтада… Он видел Хидэтаду!

В голове разлился холод. И все встало на свои места.

Когда водка закончилась, он пошел в комбини. Тем более что еды уже не осталось. Посылать Юкиту было бессмысленно – парню не продавали алкоголь. И он пошел сам. Потом… позвонил Хидэтада. Зачем? Зачем он ему позвонил? Но это точно был он. Киёмаса не мог ошибиться – не настолько он был пьян.

А потом в него выстрелили из фукибари[74]. Отравленной иглой. Проклятье… почему он не взял с собой Юкиту, накричал на парнишку? Он бы успел добежать до дома и предупредить. Или его бы тоже?.. А если… пока он ходил за чертовой водкой – на дом напали?

Киёмаса дернулся. И понял, что скованы не только ноги и руки. Горло тоже сдавливал металл. Он снова открыл глаза. На этот раз муть почти пропала – он рассмотрел белые стены. Откуда-то сверху падал свет. Киёмаса был прикован к некоему подобию кресла, а на стене напротив было что-то блестящее. Похоже, зеркало.

Кандалы… Какая ерунда – сейчас он избавится от них. Плохо, что железо впивается в кожу, но придется немного потерпеть. Он прикрыл глаза и призвал силу.

Холод ударил резкой болью, руки свело судорогой. Киёмаса стиснул зубы и…

Все прекратилось. Металл нагрелся. И даже начал слегка обжигать. Киёмаса нахмурился. Что-то знакомое было во всем этом…

Открылась дверь, и в комнату вошел человек. Остановившись напротив, он некоторое время молчал, пристально разглядывая Киёмасу, потом произнес:

– Приношу извинения за ваше самочувствие. Подбирая дозу препарата, мы не учитывали, что в вашей крови окажется, хм… столько алкоголя. Когда вы выходили из дома, то не производили впечатление пьяного.

Киёмаса прищурился, вглядываясь в лицо этого человека. Оно было ему не знакомо, но он знал его, совершенно точно – знал. И очень хорошо.

Он напряг память, но в ответ получил лишь очередной приступ головной боли.

– Да кто ты такой, – наконец не выдержал он. И тут пришло осознание. К черту внешность, но эту силу, это чувство он не перепутает ни с чем.

– Мое имя Мори Ватару. Я – глава клана Мори. Но, полагаю, вы меня могли запомнить как Кобаякаву…

– Такакагэ! – выпалил Киёмаса и рванулся, попытавшись вскочить. И опять словно получил палкой по голове. – А-а… да что тут происходит? Я что, в плену? Опять? – Он подавил смешок. – И почему вы так выглядите?

– Господин Като Киёмаса, как ни прискорбно мне об этом сообщать, но вы арестованы по обвинению в тройном убийстве и применении силы против людей. Находитесь вы в тюрьме для владеющих силой. Если вы попытаетесь во время допроса использовать силу – вас немедленно снова усыпят. Вы понимаете меня?

– Да, – усмехнулся Киёмаса. – Я помню. Я должен отвечать на ваши вопросы, господин Такакагэ.

– …А ведь я предоставил тебе отличную возможность покончить с собой, а? – раздался над ухом голос Отани Ёсицугу. – Жаль, что ты ею не воспользовался.

Глоссарий по историческим личностям – героям романа

Три великих объединителя Японии, силами которых была прекращена столетняя междоусобная война и страна перешла от феодальной раздробленности к единой централизованной власти – сёгунату: Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси, Токугава Иэясу.

Ода Нобунага (1534–1582) – первый объединитель Японии

Был правителем небольшой провинции Овари. Начал с того, что благодаря хитрости и умелой тактике разбил войска напавшего на него Имагавы Ёсимото, по численности превышающие силы Оды почти в двадцать раз. После чего продолжил завоевание окрестных земель и захватил Киото, столицу Японии, где находился Император, который к тому времени являлся фигурой скорее символической, чем обладающей настоящей властью. Ода Нобунага был близок к окончательному завоеванию страны, но был предан своим вассалом Акэти Мицухидэ и убит в храме Хонно.

Обладал жестким бескомпромиссным характером, славился вспыльчивостью, нестандартными, неожиданными и эксцентричными поступками и решениями, вызывающими недоумение и неодобрение, за что в юности получил прозвище «Большой дурак из Овари». Но практика показывала, что самые странные решения оказывались самыми верными, и в результате «дурак из Овари» обрел огромную власть. Современники отмечали, что, несмотря на вспыльчивость, Ода Нобунага был справедлив, доверял своим соратникам, многих из которых он буквально «поднял из грязи».

Клан Ода

Ода Оити

Сестра Нобунаги. Была отдана замуж в клан Адзаи для укрепления военного союза и с целью слежки за супругом, чтобы в случае предательства предупредить брата. Однако, полюбив мужа, не выполнила обязательств, вследствие чего Нобунага получил от зятя «удар в спину». После гибели мужа, побежденного Нобунагой, была выдана за одного из главных вассалов брата, Сибату Кацуиэ. Покончила с собой вместе с мужем во время осады их замка. Родила трех дочерей: Го, Тятю и Хацу.

Ода Нобутада

Сын и наследник Оды Нобунаги. Уже в юности сумел себя проявить как отличный воин и талантливый полководец, выполняя миссии, порученные отцом. Погиб при «инциденте в Хонно».

Мори Ранмару

Косё (адъютант, паж, оруженосец) Оды Нобунаги. Был взят на службу в шестилетнем возрасте за сообразительность. Проявлял редкую исполнительность и умение предугадывать желания господина, за что тот его очень ценил. Погиб в возрасте восемнадцати лет в Хонно.

Акэти Мицухидэ

Вассал Оды Нобунаги, бывший ронин, талантливый воин, стратег и поэт. За заслуги был приближен к Нобунаге, сделал отличную карьеру, став одним из главных вассалов. Пользовался большим доверием, которое не оправдал. Зная, что господин остановился в Киото, в храме Хонно с небольшим гарнизоном, напал на него. Причины предательства называют разные: от договоренности с императорским двором, где боялись увеличивающейся власти Нобунаги, до личных обид за плохое обращение. После смерти Нобунаги в Хонно получил от Императора титул сёгуна, но продержался в этом звании только тринадцать дней, за что и прославился в веках как «тринадцатидневный сёгун». Был разбит армией другого вассала Оды Нобунаги, Хасибы Хидэёси, бежал, но, вероятнее всего, был убит во время побега. Тем не менее существует легенда, что он выжил и стал известен под именем монаха Тэнкая.

Хасиба Хидэёси (1536–1598), в юности Киносита Токитиро, впоследствии Тоётоми Хидэёси – второй объединитель Японии

Вассал Оды Нобунаги. Родился в бедной крестьянской семье, в пятнадцать лет из-за побоев отчима ушел из дома и долго бродяжничал. Поступил на службу к Нобунаге, которого интересовало не происхождение людей, а только их таланты. Начав службу подавальщиком сандалий, стал одним из главных вассалов клана Ода. Носил прозвище Сару (обезьяна) за внешний вид, хитрость и повадки.

Во время «инцидента в Хонно» вел войну с кланом Мори и осаждал крепость Такамацу. Несмотря на численное преимущество противника, крепость не сдавалась, и Хидэёси пошел на хитрость: построив дамбу и направив на крепость воду из ближайших рек, затопил осажденных. Однако крепость не пала, а клан Мори прислал подкрепление. Получив вести о гибели Нобунаги, Хидэёси обманом заключил мир с Мори и в рекордные сроки (около трех дней) перебросил свою армию в Киото. Акэти Мицухидэ, не ожидавший такой стремительности, потерпел поражение.

После этого Хидэёси вступил в борьбу за «наследие господина», сначала разбив силы Сибаты Кацуиэ, а потом договорившись с главным соперником – другом и союзником Оды Нобунаги, Токугавой Иэясу. Окончательно завоевав страну, получил от Императора титул «кампаку» (регента), поскольку из-за низкого происхождения не мог получить статус сёгуна, и стал официальным правителем Японии. Умел производить впечатление человека недалекого и забавного, но был очень хитрым и умным политиком, практически лишенным моральных ограничений, готовым идти к цели любой ценой. Огромное значение для него имели личные симпатии и антипатии. Из-за нищеты в юности любил яркие одежды, роскошь и золото, чем обожал поражать окружающих. Например, возил с собой в военные походы золотую разборную чайную комнату и дзимбаори[75] из павлиньих перьев.

Клан Тоётоми

Тоётоми Хидэёри

Сын Тоётоми Хидэёси. Ему было шесть лет, когда умер отец, поэтому Хидэёси оставил Совет Регентов для управления страной до совершеннолетия сына. Однако из-за возникшей борьбы за власть правление оказалось в руках Токугавы Иэясу. Пытаясь вернуть себе «положенное по праву», клан Тоётоми ввязался в войну с кланом Токугава и был полностью уничтожен. Хидэёри покончил с собой в горящем замке Осака.

Исида Мицунари

Служил Хидэёси с юности, был личным секретарем и доверенным лицом. Отлично разбирался в экономике и был превосходным администратором (его труды по экономике до сих пор изучают в университетах Японии). Однако в военном деле разбирался плохо, что служило причиной его конфликтов с «военной фракцией» вассалов Тоётоми Хидэёси. После смерти господина обеспокоенный возрастающей властью Токугавы Иэясу собрал сторонников и поднял бунт. Противостояние Западной коалиции, возглавляемой Исидой Мицунари, и Восточной Токугавы Иэясу закончилось в долине Сэкигахара одним из самых крупных сражений в истории Японии. Исида Мицунари, преданный союзниками, проиграл битву и был казнен в Киото.

Като Киёмаса

Троюродный брат Тоётоми Хидэёси. Вырос в деревне, рано потерял отца. Поступил на службу к Хидэёси в четырнадцать лет, воспитывался в его семье и стал его приемным сыном. Один из самых верных вассалов клана Тоётоми. Был полководцем. Прославился воинским искусством, строительством замков, а также боевых и осадных машин и приспособлений. После смерти Тоётоми Хидэёси принял сторону Токугавы Иэясу, считая, что только так сможет сохранить жизнь малолетнему сыну господина. На протяжении одиннадцати лет удерживал мир между родами Токугава и Тоётоми. Умер в возрасте пятидесяти лет, по легенде был отравлен по приказу Токугавы Иэясу.

Отани Ёсицугу

Вассал Тоётоми Хидэёси, близкий друг Исиды Мицунари. По отзывам современников, «превосходный стратег, но как человек – сволочь». Заболев проказой, оставил военную карьеру. После смерти Хидэёси намеревался присоединиться к силам Токугавы Иэясу, считая его победу несомненной, и пытался отговорить Мицунари от его планов. Однако выступил на стороне Западной коалиции. К этому времени он ослеп и не мог самостоятельно передвигаться, на решающую битву его доставили в открытом паланкине, откуда он и командовал войсками. Во время битвы при Сэкигахаре его позиции подверглись атаке Кобаякавы Хидэаки, внезапно перешедшего на сторону Токугавы Иэясу. Длительное время он сдерживал во много раз превосходящего по силе противника, но потерпел поражение и покончил с собой.

Кобаякава Хидэаки

Племянник Тоётоми Хидэёси. Был отдан в приемные сыновья Кобаякаве Такакагэ с целью укрепления отношений родов. В шестнадцатилетнем возрасте был назначен командующим войсками во время Корейской войны, но из-за критики его действий Исидой Мицунари попал в немилость. Лишь благодаря заступничеству Токугавы Иэясу сохранил жизнь и большую часть земель. Перед битвой при Сэкигахаре сначала присоединился к Мицунари, заняв самую выгодную стратегическую позицию, однако во время битвы напал на союзников, что решило ход сражения в пользу Токугавы Иэясу. По легенде, Отани Ёсицугу перед смертью проклял его за предательство, и призрак Отани преследовал Хидэаки до тех пор, пока он не покончил с собой в возрасте двадцати двух лет.

Токугава Иэясу (1543–1616) – третий объединитель страны

Родился в клане Мацудайра и был единственным наследником земель. В возрасте пяти лет был захвачен в плен кланом Ода. Есть сведения, что он познакомился с юным Сабуро (детское имя Оды Нобунаги) и, несмотря на разницу в возрасте, мальчики подружились. Затем Такэтиё (детское имя Токугавы Иэясу) стал заложником в могущественном клане Имагава, а после поражения и гибели Имагавы Ёсимото перешел на сторону Оды Нобунаги и заключил с ним союз. Сменил имя с Мацудайра Мотоясу, которое получил в клане Имагава, на Токугава Иэясу, чтобы окончательно разорвать связь с кланом Имагава. Воевал на стороне клана Ода до гибели Оды Нобунаги. Некоторое время не вмешивался в дележ наследства, но когда Хасиба Хидэёси набрал слишком много власти, выступил против него на стороне одного из младших сыновей Оды Нобунаги. Силы оказались равными и через некоторое время Хидэёси и Иэясу перешли к мирным переговорам, в результате которых Токугава Иэясу женился на сестре Хидэёси и принес ему вассальную клятву. После смерти Тоётоми Хидэёси вошел в состав Совета Регентов при его малолетнем сыне Хидэёри. Разгромив войска Исиды Мицунари в битве при Сэкигахаре, получил от Императора титул сёгуна, который спустя полтора года передал своему сыну, Хидэтаде. Таким образом было положено начало сёгунату Токугава, который правил Японией до 1867 года.

Через пятнадцать лет после битвы при Сэкигахаре между родом Токугава и родом Тоётоми возникли разногласия, закончившиеся войной и уничтожением рода Тоётоми.

Токугава Хидэтада

Третий сын Токугавы Иэясу. Был рожден его любимой наложницей и выбран наследником. Некоторое время находился в заложниках у Тоётоми Хидэёси, где и получил имя Хидэтада (хидэ – иероглиф из имени Хидэёси, который тот жаловал в знак особого расположения). Перед решающей битвой при Сэкигахаре был отправлен отцом во главе сорокатысячной армии окружной дорогой и должен был прибыть к месту сражения, но не успел, так как был хитростью задержан возле замка Уэда, которым владел Санада Масюки. Из-за его опоздания Токугава Иэясу едва не потерпел поражение и победил лишь благодаря предательству Кобаякавы Хидэаки.

Хидэтада получил титул сёгуна от своего отца. Участвовал в осаде Осакского замка. По свидетельствам современников, именно он отдал приказ обстрелять замок и убежище Тоётоми Хидэёри во время мирных переговоров. Известна история о том, что его дочь, Сэнхимэ, которая была отдана замуж за Хидэёри, во время осады сумела добраться до ставки Хидэтады и умоляла отца пощадить ее мужа. На что получила ответ: «Ты должна была умереть с ним, а не позорить его и наш род своими мольбами». После смерти отца Хидэтада полностью взял власть в свои руки, упразднив государственный аппарат Иэясу. Провел ряд реформ, полностью изменивших жизнь Японии: окончательно лишил Императора власти, запретил исповедовать христианство и положил начало полной изоляции страны от внешнего мира. Умер в возрасте пятидесяти трех лет, по слухам был отравлен кормилицей старшего сына, которого намеревался отстранить от наследования.

Хаттори Ханзо

Известнейший в истории Японии синоби (ниндзя). Служил Токугаве Иэясу и был главой целого клана тайных разведчиков и убийц. По легенде, именно он спас Токугаву Иэясу от людей Акэти Мицухидэ, которые преследовали его, намереваясь убить: Хаттори Ханзо показал Иэясу тайные пути по лесам провинции Ига и помог добраться до земель Токугава незамеченным врагами, после чего был приглашен Иэясу на службу. По другой версии, он служил Иэясу с самого начала, но после этого случая получил звание самурая, что для синоби было огромной честью.

Клан Мори

Мори Мотонари

Родился в клане Мори. При помощи интриг и, вероятнее всего, тайных убийств встал во главе рода. Затем постепенно завоевывал земли соседних кланов, также используя в своих целях политические интриги. Довольно скоро ему удалось устранить два главных соперничающих клана и захватить несколько провинций, обеспечивая себе выход к морю. Клан Мори имел хороший флот, благодаря которому было легче вести и войну, и торговлю. Существует знаменитая легенда о том, что однажды Мотонари призвал своих трех сыновей и дал им пучок стрел, наказав сломать. Никто из них не сумел справиться с задачей. Тогда он развязал пучок и с легкостью сломал каждую стрелу по отдельности. И это был наказ сыновьям всегда держаться вместе. И сыновья оправдали ожидания – все трое оказались талантливыми военачальниками и политиками, благодаря чему кланом Мори были захвачены огромные территории. Перед смертью Мори Мотонари завещал не захватывать новых земель, «не откусывать кусок более, чем можете проглотить».

Мори Такамото

Старший сын Мори Мотонари. Воевал вместе с отцом и братьями. После того как Мори Мотонари оставил пост главы клана, стал официальным правителем рода Мори. Но вскоре умер, оставив наследником сына Мори Тэрумото.

Киккава Мотохару

Сын Мори Мотонари. Был отдан на усыновление в клан Киккава, внезапно оказался единственным наследником, таким образом переведя клан под управление Мори. Мотохару и его брат Кобаякава Такакагэ были советниками при Мори Тэрумото, воевали и получили прозвище Две Реки (от «кава», река, общего иероглифа в их фамилиях). Мотохару участвовал во многих сражениях, был хорошим полководцем и стратегом, поэтому занимался в основном военными делами клана.

Кобаякава Такакагэ

Сын Мори Мотонари. Был отдан на усыновление в клан Кобаякава и также оказался единственным наследником. Занял пост главы клана в двенадцать лет. Как и Киккава Мотохару, был советником Мори Тэрумото, но занимался в основном политикой и, по сути, был действительным правителем клана Мори. Вел войну с Одой Нобунагой, в том числе и политическими методами. Вместе с Киккавой Мотохару долго воевал с Хасибой Хидэёси. После смерти Оды Нобунаги Мори заключили мир с Хидэёси, а после того, как Хидэёси получил власть над страной, Кобаякава Такакагэ поддержал его во время захвата острова Сикоку. В дальнейшем Мори перешли на службу Тоётоми. Такакагэ принимал участие в войне с Кореей, где вместе с Като Киёмасой прикрывал отступление японских войск. Усыновил племянника Хидэёси, Хидэаки, и оставил его наследником рода, так как не имел собственных детей.

Симидзу Мунэхару

Вассал рода Мори. Служил комендантом приграничной крепости Такамацу с гарнизоном меньше тысячи человек. Во время войны с Одой Нобунагой его крепость окружило войско Хасибы Хидэёси численностью около тридцати тысяч человек. Несмотря на обещания щедрой награды, Симидзу Мунэхару наотрез отказался сдать крепость. Тогда Хидэёси приказал построить дамбу и затопить замок водами ближайшей реки. Осада крепости Такамацу получила название «водной осады». Мучимый голодом гарнизон Такамацу отказывался сдаваться. Войска клана Мори, пришедшие на помощь, из-за разлива реки не могли ничего сделать. Получив весть о гибели Оды Нобунаги, Хидэёси пошел на хитрость. Он скрыл смерть господина и пообещал сохранить жизнь защитникам Такамацу и заключить мир с Мори в обмен на голову Симидзу Мунэхару. Мори отказались платить за мирный договор такой ценой, но сам Мунэхару согласился. И в лодке, посреди озера, на виду у обеих сторон совершил сэппуку. Мори, узнав об обмане, были возмущены, Киккава Мотохару требовал напасть на Хидэёси. Но Кобаякава Такакагэ его отговорил, ссылаясь на то, что тогда жертва Мунэхару окажется напрасной.

Сноски

1

Ками – в синтоизме духовная сущность, божество. Выдающиеся люди могут своими поступками заслужить божественный статус. Токугава Иэясу, Като Киёмаса и многие другие выдающиеся деятели почитаются в Японии как ками.

(обратно)

2

Дзёотиин – посмертное имя Като Киёмасы.

(обратно)

3

Великий Нитирэн – японский монах, основатель буддистской школы Нитирэн-сю, приверженцем которой был Като Киёмаса. Нитирэн особо выделял сутру Священного Лотоса, считая, что она может обеспечить счастье Японии и ее почитателям.

(обратно)

4

Хаори – японский жакет прямого покроя без пуговиц, надеваемый поверх кимоно или с хакама – традиционными японскими длинными широкими штанами.

(обратно)

5

Тануки – енот-оборотень, прозвище Токугавы Иэясу.

(обратно)

6

Косодэ – нижнее кимоно, традиционно считавшееся нижним бельем.

(обратно)

7

Фуро – традиционная японская ванна.

(обратно)

8

Юката – традиционная японская одежда, представляющая собой летнее повседневное хлопчатобумажное, льняное или пеньковое кимоно без подкладки.

(обратно)

9

Осака – имеется в виду вторая осакская кампания, в результате которой род Тоётоми Хидэёси, прежнего властителя страны, был уничтожен, его сын, Тоётоми Хидэёри, совершил самоубийство в горящем замке Осака, а к власти окончательно и на долгие годы пришел род Токугава.

(обратно)

10

Токугава Хидэтада, второй сёгун Японии из рода Токугава и выдающийся деятель, перед смертью отказался от поклонения, сказав, что недостоин его, и не почитался как ками.

(обратно)

11

Танто – короткий меч самурая.

(обратно)

12

Ад в буддизме – нарака – мир адских существ (нараков), которые подвержены тяжелым мучениям из-за своих кармических деяний. Существует восемь холодных адов. Один из них – Махападма-нарака – Великий лотосовый ад. Все тело трескается от холода, и внутренние органы от страшного мороза тоже растрескиваются.

(обратно)

13

Фундоси – традиционное японское мужское нижнее белье.

(обратно)

14

Темпура – популярное блюдо японской кухни из рыбы, морепродуктов и овощей, приготовленных в кляре и обжаренных во фритюре.

(обратно)

15

Тосё Дайгонгэн – посмертное имя Токугавы Иэясу, признанного японцами ками.

(обратно)

16

Нобори – высокий и узкий вертикально расположенный флаг для обозначения подразделений армии.

(обратно)

17

Лоли – сокращение от японского термина Лоликон, имеющего отсылку к роману В. Набокова «Лолита».

(обратно)

18

Кендоги – традиционная одежда для занятия кендо. Обычно состоит из удлиненной куртки кендоги, под которую может надеваться хадаги (нижняя короткая куртка) с хакама. Кендоги обычно того же цвета, что и хакама.

(обратно)

19

Ичиго Куросаки – герой манги и аниме «Блич», парень с рыжими волосами.

(обратно)

20

Тораноскэ – детское имя Като Киёмасы.

(обратно)

21

О-содэ – часть самурайских доспехов, огромные, очень прочные наплечники, крепившиеся к доспехам сложной системой шнуров.

(обратно)

22

Господин Хасиба – прежнее имя Тоётоми Хидэёси (1536–1598), японского военного и политического деятеля, объединителя Японии, которому с юных лет служил Като Киёмаса.

(обратно)

23

Итимацу – детское имя Фукусимы Масанори (1561–1624), японского полководца, вассала Тоётоми Хидэёси, двоюродного брата Като Киёмасы.

(обратно)

24

До-мару – ламеллярный (состоящий из сплетенных между собой шнуром пластин) доспех самурая, который был предназначен для пешего боя и самостоятельного надевания (без помощи слуг).

(обратно)

25

Асигару – вид легкой пехоты в средневековой Японии, из не-самураев.

(обратно)

26

Сакити – детское имя Исиды Мицунари (1559–1600), видного политического деятеля периода Сэнгоку, вассала Тоётоми Хидэёси.

(обратно)

27

Сяку – японская мера длины, равная 30,3 см.

(обратно)

28

Кабуто – японский тип шлема. Имел, как правило, полусферическую форму и присоединенные пластины для защиты шеи.

(обратно)

29

Сун – японская мера длины, равная 3,03 см.

(обратно)

30

Дофуку – верхняя одежда самураев, короткая, открытая спереди куртка.

(обратно)

31

Янки, вип, гратян – стили босодзоку, японской полукриминальной субкультуры байкеров.

(обратно)

32

Поножи – часть доспехов, которая защищает переднюю часть ноги от колена до щиколотки.

(обратно)

33

Фуросики – буквально переводится как «банный коврик» и представляет собой квадратный кусок ткани, который использовался для заворачивания и переноски предметов любых форм и размеров.

(обратно)

34

Фурисодэ – традиционный японский наряд незамужних девушек и невест, кимоно с длинными рукавами.

(обратно)

35

Данго – японские шарики моти на палочке, обычно подаваемые с соусом.

(обратно)

36

Моти – японский вид рисового теста.

(обратно)

37

Мамуси – самая ядовитая и смертоносная змея из семейства гадюк, зарегистрированная в Японии.

(обратно)

38

Сэкигахара – битва (1600 г.) около деревни Сэкигахара, итог противостояния Восточной (Токугава Иэясу) и Западной (Исида Мицунари) армий, закончившаяся поражением Исиды Мицунари, в результате чего Токугава Иэясу в дальнейшем стал сёгуном Японии.

(обратно)

39

Гёбу (гёбу-сёю) – придворный титул (младший советник по наказаниям) Отани Ёсицугу, по которому его часто называли даже друзья.

(обратно)

40

Ульсан – речь идет о войне с Кореей, во время которой генерал Като Киёмаса долго удерживал осажденную китайским войском крепость Ульсан. В наше время – город в Южной Корее.

(обратно)

41

Кацурамацу – детское имя Отани Ёсицугу.

(обратно)

42

Синкансэн – высокоскоростная сеть железных дорог в Японии, предназначенная для перевозки пассажиров между крупными городами страны, а также название самих поездов сети.

(обратно)

43

Смута годов Онин – гражданская война в средневековой Японии, длившаяся десять лет (1467–1477).

(обратно)

44

Эпоха Эдо – исторический период (1603–1868) Японии, время правления клана Токугава.

(обратно)

45

Эпоха Воюющих Провинций (период Сэнгоку) – период в японской истории со второй половины XV до начала XVII века.

(обратно)

46

Мононоке – в японской культуре люди или, реже, животные, которые обратились в ёкаев под действием тяготящих их чувств, таких как ненависть, злоба, зависть, месть, ревность и др. Цель мононоке зачастую – банальное убийство людей, являющихся объектом сильных негативных эмоций, пробудивших духа.

(обратно)

47

Тэрумото – Мори Тэрумото (22 января 1533 – 27 апреля 1625) крупный японский даймё, после смерти Тоётоми Хидэёси – один из пяти опекунов малолетнего Хидэёри, сына Хидэёси.

(обратно)

48

Боккэн – деревянный макет японского меча, используемый для тренировок.

(обратно)

49

Косё – юноша, выполняющий при самурае обязанности оруженосца, слуги и т. д.

(обратно)

50

Чосон – название Кореи с 1392 до 1897 г.

(обратно)

51

Мин (Империя Мин) – название Китая с 1368 по 1644 г. Во время Имджинской войны (японо-корейская война, 1592–1598) выступала на стороне Кореи.

(обратно)

52

Камисимо – парадный костюм самурая, надевавшийся в особо торжественных случаях, поверх официальной церемониальной одежды.

(обратно)

53

Кусунгобу – ритуальный японский кинжал с тонким лезвием и общей длиной около 300 мм. Этот вид оружия использовался исключительно для одной цели – совершить ритуальное сэппуку.

(обратно)

54

Кайсяку – помощник при совершении обряда сэппуку, который должен был в определенное мгновение отрубить голову совершающего самоубийство, чтобы предотвратить предсмертную агонию.

(обратно)

55

Кицунэ – в японской мифологии лиса, обладающая сверхъестественными способностями, оборотень. А также общее название лисы.

(обратно)

56

Онрё – в японской мифологии привидение умершего человека, вернувшееся в мир живых ради мести, восстановления справедливости или исполнения некоего проклятия.

(обратно)

57

Мансён – многоквартирный японский дом.

(обратно)

58

Тодай – Токийский университет, один из самых престижных вузов Японии.

(обратно)

59

В Японии существует три вида письма: иероглифы (кандзи) и две слоговые азбуки (каны) – хирагана и катакана. Иероглифы были заимствованы из Китая. В средние века ими пользвались образованные люди из высших слоев общества, женщины и крестьяне писали упрощенной азбукой – хираганой.

(обратно)

60

Сёдзи – в традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.

(обратно)

61

Комбини – в Японии небольшие круглосуточные магазины в шаговой доступности, предоставляющие широкий выбор товаров и услуг.

(обратно)

62

О́ни – в японской мифологии большие злобные клыкастые и рогатые человекоподобные демоны с красной, голубой или черной кожей, живущие в Дзигоку, японском аналоге ада.

(обратно)

63

Тэнгу – в японской мифологии могущественный горный дух, владыка и хранитель лесов.

(обратно)

64

Каппа – согласно японской мифологии, существо, живущее в воде. Обычно не опасное, но может утащить на дно и утопить. Любит сумо.

(обратно)

65

Додзё –. «место, где ищут путь», изначально это место для медитаций и других духовных практик в японском буддизме и синтоизме. Позже, с одухотворением японских боевых искусств будзюцу и превращением их в будо, этот термин стал употребляться и для обозначения места, где проходят тренировки, соревнования и аттестации в японских боевых искусствах.

(обратно)

66

Банкай – (из манги «Блич») дословно: «полное освобождение», когда дух меча материализуется в реальном мире.

(обратно)

67

Бэнкэй – Сайто-но Мусасибо Бэнкэй (1155–1189), японский воин-монах, служивший Минамото Ёсицунэ. Он обычно изображался как человек большой силы и верности, являясь популярной темой японского фольклора.

(обратно)

68

Минамото Ёсицунэ (1159 –1189) – японский полководец из клана Минамото.

(обратно)

69

Набэ – одно из самых популярных японских блюд, суп из разных ингредиентов.

(обратно)

70

Коронёр – должностное лицо, специально расследующее смерти, имеющие необычные обстоятельства или произошедшие внезапно.

(обратно)

71

О-бэнто – японский термин для однопорционной упакованной еды. Традиционно бэнто включает в себя рис, рыбу или мясо и один или несколько видов нарезанных сырых или маринованных овощей в одной коробке с крышкой.

(обратно)

72

Гэмпуку – исторический японский ритуал совершеннолетия.

(обратно)

73

Дзюмонзи яри – копье с наконечником в виде симметричного или асимметричного креста, заточенного по всей кромке.

(обратно)

74

Фукибари – духовое оружие, «метательный мундштук», короткая (около 5 см) бамбуковая трубка с отравленной стрелой (хари), спрятанная во рту (на языке).

(обратно)

75

Дзимбаори – род жилета, один из элементов поздней самурайской одежды, разновидность накидки.

(обратно)

Оглавление

Глава 1. Возвращение

Глава 2. Что нового?

Глава 3. О науке и странных идеях

Глава 4. Все любят аниме

Глава 5. Все только начинается

Глава 6. У каждого свои слабости

Глава 7. Следствие ведут…

Глава 8. Старые друзья

Глава 9. Линии пересекаются

Глава 10. Подозреваемый

Глава 11. О'кей, Гугл

Глава 12. Здравствуйте, я ваш косё

Глава 13. По одному пути

Эпилог

Глоссарий по историческим личностям – героям романа Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg