«Маска призрака»

Маска призрака (fb2) - Маска призрака [litres] (пер. Татьяна Николаевна Кухта) (Dragon Age - 3) 2222K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дэвид Гейдер

Дэвид Гейдер Маска призрака

David Gaider

Dragon Age: Asunder

Text Copyright © 2011 by Electronic Arts, Inc.

© Т. Н. Кухта, перевод, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА®

Глава 1

«Я – Призрак Башни».

Отделаться от этой неприятной мысли Коулу не удавалось. Говорят, что призраков не существует, что мертвецы никак не могут пребывать среди живых, – и все равно некоторые люди верят в привидения. Верят, что душа умершего может заблудиться на пути к трону Создателя и обречена будет вечно скитаться в мире теней.

Коул отнюдь не мертв… однако же не существует – и в то же время пребывает среди живых.

Как-то раз ему довелось подслушать, как двое магов – пускай даже сами того не подозревая – говорили о нем. Коул обнаружил эту парочку в одном из темных коридоров Белого Шпиля. В этом громадном строении было множество таких вот укромных уголков, где маги частенько прятались от бдительного ока храмовников, – и Коул знал все эти места наперечет.

О самих магах ему было известно куда меньше. Одно, впрочем, наверняка: тайком выбравшись из своих покоев, они здорово рисковали. Местные храмовники не отличались снисходительностью, и почти все они были твердо убеждены, что маги постоянно затевают заговоры, дабы призвать в мир некий невообразимый ужас… в то время как истинная причина чаще оказывалась куда заурядней. Конспиративные беседы магов состояли в основном из обычных сплетен. Маги шепотом делились тайнами – порой то была досужая болтовня о чьих-то любовных шашнях, но иногда и более серьезные разговоры о том, что маги знали точно, но не смели обсуждать прилюдно. Время от времени Коулу случалось наткнуться и на парочки, ускользнувшие от надзора по более романтичному поводу. Прижавшись друг к другу, они предавались тайным любовным ласкам с лихорадочной жадностью людей, которым лишь изредка удается урвать минуту уединения.

Двух магов, которые говорили о нем, Коул обнаружил случайно – проходя мимо в сумраке, расслышал их шепот. Один шептун оказался девушкой – некрасивой, с длинными соломенно-желтыми волосами. Ее собеседником был тощий юнец-эльф. Обоих Коул знал, правда только в лицо. Ученики-переростки из тех, чей магический дар более чем скромен, у кого чересчур затянулась подготовка к неизбежному финалу ученичества. Недалек тот час, когда храмовники призовут этих двоих на Истязание, и больше Коул их не увидит… или же встретит в чертогах Башни Усмиренными – живыми куклами, которых лишили магических способностей и обрекли на покорное служение своим мучителям.

Коул помнил, какой смертельный ужас застыл в их глазах. На щеке некрасивой девушки лиловел внушительных размеров синяк, который уже понемногу начинал блекнуть. Затаившись в своем укрытии, маги настороженно высматривали, не появится ли поблизости стражник, и вздрагивали при малейшем шорохе. Даже от дробного топота лапок пробежавшей мимо крысы оба мага подпрыгнули как ужаленные, но все же не бросились наутек.

Впрочем, хоть они и были настороже, но о приближении Коула даже не подозревали. Правда, ничего иного он и не ожидал. Подойдя совсем близко, он остановился рядом и подался вперед, прислушиваясь к разговору.

– Говорю тебе, я его видела! – упорствовала девушка, и голос ее вздрагивал от волнения. – Я как раз шла по нижним коридорам, за книгой для чародея Гарлена, и вдруг гляжу – он!

– Призрак, – хмыкнул эльф, не скрывая скепсиса.

– Стало быть, драконы существуют, а призраки – нет? – возмутилась та. – Церковь не всеведуща! В Тени есть такое, о чем они даже представления не…

– Это мог быть демон, – перебил эльф.

Девушка тотчас осеклась, и лицо ее побелело от страха.

– Но… он даже не попытался заговорить со мной! Мне кажется, он вовсе меня не видел. Я подумала было, что это сторонний посетитель заблудился, бывает… но когда я свернула за угол, он просто исчез!

Молодой эльф нахмурился и понизил голос до шепота, который даже Коулу нелегко было разобрать:

– Забыла, чему нас учат? Когда демон является магу, вначале он кажется совершенно безобидным. Прикинется чем-то занятным, а уж потом, когда примется за его душу…

Девушка обеспокоенно сжала губы, невидяще глядя перед собой. Сейчас она смотрела прямо сквозь Коула, но у него мелькнула лишь одна мысль: «Неужели она и вправду меня видела?»

Юноша-эльф тяжело вздохнул, обнял собеседницу и привлек к себе, нашептывая успокоительные слова. Дескать, он ничего такого не имел в виду, просто напомнил… может быть, она и права. Девушка безмолвно кивала, сдерживая слезы.

– Как он выглядел? – спросил наконец эльф.

– Подлизываешься?

– Нет, я серьезно спрашиваю. Может, это был храмовник?

– Думаешь, я еще не знаю наперечет всех храмовников в башне? Некоторых даже ближе, чем хотелось бы. – С этими словами она потрогала синяк на щеке.

Эльф помрачнел, но ничего не сказал.

– Нет, на нем не было ни доспехов, ни мантии. Обычный парень, немногим старше тебя. Волосы растрепанные… светлые, кажется. Кожаная куртка и давно не стиранные штаны. Его встречали и другие и описывали точно так же.

– Может, это был рабочий из тех, что трудятся в подземельях.

– Когда это там в последний раз были рабочие?

Эльф явно растерялся, пожал плечами:

– Да знаю, просто…

– Я подошла так близко, что разглядела его глаза. – Девушка сдвинула брови, сосредоточенно вспоминая. – Знаешь, он был так печален… словно заблудился там. Представляешь?

Она содрогнулась, и эльф ободряюще ухмыльнулся:

– Так вот он какой, зловещий Призрак Башни. Теперь тебе будут завидовать.

Девушка слабо улыбнулась в ответ:

– Об этом, наверное, лучше никому не рассказывать.

– Да, пожалуй.

Они пробыли в укрытии еще некоторое время, и Коул тоже не спешил уходить. Он надеялся услышать продолжение разговора о том, что видела девушка, однако этого не произошло. Парочка просто держалась за руки в темноте, вслушиваясь в приглушенные звуки песнопений, которые доносились далеко сверху, из башенной часовни. Затем полуночная служба закончилась, наступила тишина, и маги с видимой неохотой вернулись в свои спальни.

Коул не последовал за ними. Взамен он устроился на месте, где сидели молодой эльф и девушка, и позволил тишине накрыть его с головой. Коул знал, что он не демон. Он никогда прежде не видел демона, не говорил с демоном – по крайней мере, насколько мог судить, – но все-таки считал, что подобное невозможно. Разве что удается быть демоном и самому об этом не подозревать. Но вот призрак ли он? На этот вопрос Коул не мог ответить с той же уверенностью.

Он помнил, как впервые появился в башне. Как и всех других магов, его, охваченного ужасом, приволокли сюда грубые руки храмовников. Коул понятия не имел, где находится это странное место, не знал даже, как долго они добирались сюда. Бóльшую часть пути он провел с завязанными глазами и без сознания, и безжалостные люди, схватившие его, не желали ничего ему объяснять. Коулу оставалось только предполагать, что его хотят убить.

Он помнил и то, как его гнали по темному коридору, почти безлюдному, если не считать редких учеников, спешивших убраться с дороги храмовников. Многие из них при виде Коула отводили глаза, и это лишь подхлестывало охвативший его страх. Тащат в темницу, в черную яму, откуда нет возврата, а все лишь потому, что он – маг. Именно так, отрывисто и злобно, окликали его храмовники, когда им нужно было зачем-либо к нему обратиться. Маг. До того дня Коул и помыслить не мог, что это слово может относиться к нему. Раньше он слышал его только из уст церковников, и означало оно того, кто был проклят самим Создателем.

А теперь и он, Коул, оказался одним из них. Прóклятым.

Его бросили в камеру. Он валялся, тихонько поскуливая, на сыром каменном полу. Думал, явятся его бить, но никто так и не пришел. Вместо этого дверь камеры с оглушительным лязгом захлопнулась, и вначале Коул этому даже обрадовался… но едва храмовники ушли, радость испарилась. Его бросили в темноте совершенно одного, если не считать крыс. Эти невидимые твари шныряли вокруг узника, покусывали его острыми, точно бритва, зубами. Коул попытался уползти от них, но деваться там было некуда и делать нечего – разве что сжаться в комок и молиться.

И в той камере, в холоде и безмерной пустоте, Коул молился о смерти. Все лучше, чем дожидаться, когда вернутся храмовники, и чем гадать, какие новые муки они измыслили для него. Жрецы говорят, будто маги притягивают демонов и те превращают магов в ужасных чудовищ, одержимых… но Коул не в силах был представить себе монстров ужаснее, чем сами храмовники. Даже зажмурившись, он не мог изгнать из памяти их безжалостные взгляды.

Коул не хотел быть магом. Не желал узнавать, что бывает с тем, кто вдруг оказался магом, да и сама мысль о магии не пробуждала в нем ни малейшего восхищения. Вновь и вновь он пылко молился Создателю, прося избавить Его от этого бремени. Взывал, пока совсем не охрип; просил, чтобы храмовники вообще забыли о его существовании.

И сбылось по слову его. Храмовники и вправду о нем забыли.

Быть может, он так и умер, заброшенный, там, во тьме. Быть может, именно так и появляются призраки – те, кто скончался, но не пожелал с этим смириться. Так они и влачат существование в мире живых, который их отторгает.

Коул крепко зажмурился. «Создатель Всевышний, – подумал он, – если я и вправду мертв, дай мне знак. Неужели Ты не хочешь, чтобы я, как говорят все жрецы, восседал у подножия Твоего? Не бросай меня здесь, Создатель».

Ответа не было. Впрочем, как и всегда.

Если Коул мертв, с какой стати он по-прежнему нуждается в сне? Почему он продолжает испытывать голод, потеет, дышит? Мертвецы ничего такого не делают. Нет, как бы его ни называли, он вовсе не призрак и не демон.

Только это отнюдь не значит, что он – настоящий.

Высоко над ним, в Белом Шпиле, кипела жизнь. Там много ярусов, полно просторных залов и солнечного света. Коул забредал туда редко. Ему гораздо уютнее было здесь, внизу, посреди всего того, о чем храмовники, как и о нем, забыли – предпочли забыть. Подземная часть уходила глубоко, и в этих подземельях Коул был как дома.

Первые ярусы подземной части башни были вполне безобидны. Здесь располагались кухонные кладовые, а также оружейные – громадные помещения, битком набитые оружием и доспехами, которых хватило бы снарядить целое войско храмовников. Ниже размещались архивы – бесконечные комнаты с книгами, которые предпочитали не хранить наверху, в библиотеках.

Тут были труды не только по магии, но также по музыке и философии, книги на давно забытых языках и даже запрещенные, которые содержались под семью замками. Обыкновенно в архивах не было ни души, однако порой Коул натыкался на какого-нибудь мага, долгими часами читавшего при свете свечей. Коул никогда не мог понять, чем так привлекают магов слова и картинки. Для него самого книги были всего лишь пожелтевшей от старости бумагой, и не более того.

Куда интересней казались ярусы, которые начинались ниже архивов. Старейшая часть башни в обиходе называлась Ямой, и редкий смельчак – если не считать Коула – решался углубиться в ее недра. Там, внизу, тянулись затопленные туннели, которые еще в незапамятные времена заложили кирпичом, и теперь стены крошились и осыпались, брошенные на произвол судьбы. Шаткие лестницы приводили к старинным складам – в одних не осталось ничего, кроме густой пыли, в других до сих пор хранилась диковинного вида рухлядь. Громадная усыпальница высилась словно безмолвное напоминание о храмовниках, умерших многие столетия назад, и над мраморными гробницами стояли изъеденные временем изваяния давно забытых героев. Коул находил клады, чьи владельцы давным-давно ушли в небытие, бродил по сумрачным туннелям, которые кругами опоясывали Яму, либо обрушились, либо даже уводили в городские катакомбы. Знал ли кто-нибудь наверху об этих потайных ходах?

Коул изучил Яму как свои пять пальцев – всю, кроме того, что располагалось в самом ее сердце. Там были темницы, бесчисленные ярусы бессчетных камер. Много больше, чем могло понадобиться храмовникам, гораздо больше, чем использовалось ими сейчас. В самых древних обитали лишь беззвучные стоны замученных душ, навсегда впечатавшиеся в хладный камень. От них Коула бросало в дрожь. Он избегал темниц и появлялся там лишь при острой необходимости. Только в случае крайней нужды.

Как сейчас.

Факелами в темницах не пользовались – их заменяли свет-камни в стеклянных колбах. Сияние, которое источали такие лампы, колебалось и дрожало, словно пламя факелов, но было при этом холодного голубого цвета. Коул точно знал, что тут замешана магия – проходя мимо, он всякий раз кожей чувствовал ее вкрадчивое дуновение. Впрочем, и подобных светильников здесь было раз-два и обчелся. Только для того, чтобы стражники могли подсветить себе дорогу.

В темницы вел один-единственный вход – чудовищно длинный коридор со сводчатым потолком и множеством железных ворот, которые можно было захлопнуть в мгновение ока. Того, кто в этот миг оказался меж створок, насквозь пропороли бы шипы, выскочившие из отверстий в стенах. Минуя эти устройства, Коул внутренне содрогался. Здесь, в темнице, таких смертоносных ловушек было немало. Храмовники предпочитали скорее прикончить беглеца, нежели упустить, и старинные следы пламени на стенах красноречиво напоминали о неудачниках.

По другую сторону этого коридора размещалась одна на все темницы кордегардия – незамысловатая клетушка со столиком и парой кресел. Коул разглядел откупоренную бутылку вина и тарелки с выстывшими остатками ужина. На крюке, вбитом в стену, висел плащ, а под ним на полу лежали два измазанных грязью шлема. В кордегардии не было ни души, внутренние двери распахнуты настежь. Стражники, должно быть, скрывались в глубине.

Коул нерешительно ступил в темницу. Тотчас же в ноздри ему ударил острый запах страха – и застарелого, и совсем свежего. Здешние камеры использовались часто. Коул точно не знал, сколько узников здесь было сейчас, но мог сказать с уверенностью, что уж один имелся наверняка. Из глубины коридора доносилось испуганное хныканье.

А еще – смех и праздная болтовня двоих мужчин. Их голоса эхом отдавались в коридоре. Коул крадучись продвигался вперед, пока не различил блики голубоватого света. Два храмовника в доспехах стояли перед распахнутой дверью камеры. Один из них держал в руке лампу со свет-камнем. Оба стражника были без шлемов, и потому Коул сразу узнал обоих. Как их звать, он понятия не имел, да и вообще почти не знал имен храмовников, зато помнил, что эти двое – безжалостные преследователи магов, из тех храмовников, которые так долго пробыли в ордене, что если в них когда-то и жило некое подобие милосердия, то оно давным-давно истлело.

– Смотри в оба, – предостерег Лампоносец. – Эта девка умеет вызывать огонь.

Второй стражник, которого Коул мысленно прозвал Большеносым, пренебрежительно фыркнул:

– Да пускай только попытается.

Из камеры донесся тихий жалобный плач. Лампоносец закатил глаза и отвернулся:

– Это вряд ли. Когда мы ее брали, она уже не особо сопротивлялась… а уж сейчас и вовсе скисла.

– Хм. Думаешь, она пройдет Истязание?

– Да пожалуй, лучше бы не прошла. Для ее же блага.

Безнадежный плач стал громче, и стражники обменялись понимающими взглядами. Большеносый пожал плечами, с грохотом захлопнул дверь камеры и стал рыться в увесистой связке железных ключей, пока не отыскал нужный. Замок защелкнулся со зловещим лязгом.

Храмовники разом развернулись и двинулись в сторону Коула, перешептываясь на ходу. Один из них отпустил какую-то шутку, за ней последовал бессердечный гогот. Коул не тронулся с места и, беспокойно затаив дыхание, следил за приближением стражников. Впрочем, когда они оказались рядом, произошло то же, что и всегда: храмовники просто обошли его, сами не сознавая, что делают. Коул всякий раз не был уверен, что так будет, и едва ли не ждал, что кто-то его увидит. Даже почти надеялся, что это произойдет.

Связку ключей он снял с пояса Большеносого, когда тот проходил мимо.

Затем стражники удалились. Они унесли с собой лампу, единственный источник света в темнице, и теперь вокруг воцарилась кромешная тьма. Коул медленно выдохнул, дожидаясь, когда отзвуки шагов окончательно стихнут вдалеке. Из-за двери камеры по-прежнему доносилось жалобное всхлипывание. Где-то неподалеку размеренно стучали по камню капли воды. Крысы попискивали, выбираясь из дыр в стенах. Только из соседних камер не доносилось ни звука. Если там и были узники, они либо уснули, либо впали в забытье.

Надо идти. Коул попытался принудить свои ноги двигаться, но те не шелохнулись. Ему чудилось, что он бесплотен, словно соткан из той же зыбкой материи, что и тьма, и стоит ему сделать шаг, как он навеки растворится в этой тьме. Коула охватила паника, сердце неистово заколотилось в груди, по лицу потекли ручейки пота.

«О нет! – ужаснулся он. – Не сейчас! Только не сейчас!»

И протянул руку к стене. В глубине души Коул страшился, что рука сейчас просто пройдет сквозь твердь, что он пошатнется, упадет… и будет лететь вечно. Падать и падать все ниже… и единственный последний вскрик его канет бесследно в черное ничто. Однако же… его рука коснулась тверди. Восхитительного прохладного камня. Коул благодарно выдохнул и прижался лицом к стене, всей кожей ощутив ее леденящую шершавость.

Дыхание его понемногу выровнялось. Он дрожал всем телом, но… он пока еще существовал.

Еще не поздно.

Пошарив в кармане, Коул извлек небольшой холщовый сверток. И бережно развернул, выпустив на волю лазурное сияние свет-камня. Для того, что сейчас произойдет, ему понадобится свет.

После нескольких неудачных попыток он наконец обнаружил ключ, которым храмовник запирал камеру. Ключ бесшумно провернулся в замке, и вот лязгающий скрежет возвестил, что дверь отперта. Коул замер – рыдания, доносившиеся из камеры, мгновенно стихли. Не трудясь выяснить, услышали ли стражники звук, он толчком распахнул дверь и вошел в камеру.

Сияние свет-камня озарило крохотное, заросшее грязью помещение. Всей обстановки здесь было одно-единственное ведро, а в углу скорчилась девчонка в грязных лохмотьях, заляпанных высохшей кровью. Она закрывала лицо руками, и черные волосы, слипшиеся от пота, болтались, словно мокрые веревки.

Долгое время Коул ничего не предпринимал – стоял, переступая с ноги на ногу, и наблюдал за девчонкой. Затем он присел на корточки, а свет-камень положил рядом на пол. Зыбкое сияние камня замерцало сильней, и от-того по стенам камеры неистово заплясали тени. Даже сквозь густую вонь, царившую в камере, Коул чуял запах, исходивший от девчонки, – запах обильного пота и блевотины. Та дрожала всем телом: наверняка решила, что он пришел ее мучить. И потому Коул просто ждал.

Наконец поверх ладоней, закрывавших лицо, глянули покрасневшие от слез глаза. Девчонка оказалась хорошенькой, вернее, прежде была симпатичной. Теперь она выглядела изможденной, измученной тем, что ей довелось испытать, прежде чем попасть сюда. От сияния свет-камня девчонка заморгала, и ее непонимание боролось с безумным страхом. Она уставилась на Коула, и он ответил таким же пристальным взглядом.

– Ты меня видишь, – проговорил он с безмерным облегчением.

Девчонка взвизгнула, будто ее ударили, и отпрянула, пытаясь отползти от него как можно дальше. Словно загнанный зверек, она, тяжело дыша, вжалась спиной в угол камеры. Грязные пальцы скребли стену, словно узница таким образом надеялась просочиться сквозь камень. Коул терпеливо дожидался, когда она прекратит эти безнадежные попытки и снова взглянет на него.

– Ты меня видишь, – повторил он, на сей раз куда увереннее.

– Я не хотела их жечь! – задыхаясь, прошептала девчонка. – Огонь сам сорвался с моих рук, а как это вышло – я даже не знаю… Все случилось так быстро, я хотела их предостеречь, но…

Она крепко зажмурилась, и по замурзанному лицу покатились слезы. Девчонка дрожащей рукой смахнула их, еще больше размазав грязь.

Коул ждал. Наконец рыдания стихли, и девчонка вновь поглядела на него, на сей раз более настороженно. Он все так же сидел перед ней на корточках и заметил, что теперь в ее глазах блеснуло любопытство.

– Так ты маг? – спросила она. – Мне сказали, что за мной придет маг.

Он поколебался, но все же ответил:

– Нет.

– Тогда… кто ты такой?

– Меня зовут Коул.

Такой ответ девчонку, похоже, не устроил. Она выжидающе смотрела на Коула, однако он молчал.

– Но… если ты не маг, то что ты здесь делаешь? – наконец спросила она. – И что тебе нужно от меня?

– Я здесь потому, что ты меня видишь.

С этими словами Коул сунул руку под кожаный жилет и извлек из ножен кинжал. Изукрашенный резьбой клинок был снабжен бронзовой рукоятью, искусно выточенной в форме драконьей головы. Лезвие кинжала сверкнуло в голубом сиянии свет-камня, и девчонка вперила в него безмерно изумленный взгляд.

– Я почуял это, едва тебя доставили сюда, – продолжал Коул. – Я знал, что ты меня увидишь, еще до того, как пришел к тебе.

Девчонка приоткрыла рот, но тут же крепко сжала губы. Когда она вновь заговорила, голос ее прозвучал еле слышно:

– Ты хочешь… убить меня?

– Думаю, что да.

Девчонка помимо воли тихонько вскрикнула:

– Потому что я – маг?

– Нет, не поэтому.

– Тогда… почему? Что плохого я тебе сделала?

– Ты не сделала мне ничего плохого.

Безысходное отчаяние – чувство, которое Коул старательно подавлял, – теперь всколыхнулось в нем с новой силой и рвалось наружу, грозя захлестнуть его с головой. От этой борьбы у него перехватило дух, и на мгновение он уткнулся головой в колени, бессильно раскачиваясь на корточках. На краю сознания мелькнула мысль – пустит ли девчонка в ход магию именно сейчас, пока у нее еще есть такая возможность? Может, вызовет огонь, как предупреждал тот храмовник? Как это будет? И сможет ли она его убить?

Ничего не произошло. Сделав над собой усилие, Коул выпрямился, медленно выдохнул и лишь тогда поднял голову. Девчонка впала в оцепенение. Она никак не могла оторвать глаз от кинжала, и ей, наверное, даже в голову не пришло оказать хоть какое-то сопротивление.

– Я… истаиваю, – пробормотал Коул. – Моя суть будто вытекает сквозь трещинки. Прости… у меня нет другого выхода.

– Я закричу, – пригрозила она.

Но не закричала. Коул почти явственно видел, как сама мысль об этом рассыпалась в прах, едва девчонка осознала, что на крик сбегутся разве что храмовники – если вообще кто-нибудь явится. Даже сейчас, оказавшись лицом к лицу с вооруженным незнакомцем, она куда больше страшилась возвращения стражников. И Коул ее слишком хорошо понимал. Безнадежно обмякнув, девчонка медленно опустилась на пол.

С неистово бьющимся сердцем Коул чуть заметно подался к ней. Протянул руку, легонько погладил по щеке – и девчонка даже не отпрянула.

– Я могу сделать так, что всего этого не будет, – прошептал он ласково, держа кинжал острием вверх, чтобы видом его подкрепить свое обещание. – Не станет ни боли, ни страха. Не придется томиться здесь и ждать того, что еще для тебя уготовили.

Узница окинула его пристальным, неестественно спокойным взглядом.

– Ты демон? – решилась она. – Говорят, с магами так и бывает. Являются демоны и превращают их в чудовищ.

Девчонка усмехнулась, и эта усмешка, больше похожая на безжизненную гримасу, как нельзя больше подходила к ее помертвевшим глазам.

– Хотя можешь не трудиться. Я и так чудовище.

Коул промолчал.

– Я сказала, что не хотела никого жечь. Тем – храмовникам – я тоже так объяснила. Это неправда. – Признание сорвалось с ее уст, словно поток ледяного яда. – Я слушала, как они кричали, как кричали отец и мать, слушала – и пальцем не шевельнула. Я хотела, чтоб они все сгорели! Я рада, что они сгорели!

Исторгнув на свет свою страшную тайну, девчонка сделала глубокий вдох и смахнула набежавшие слезы. Теперь она в ожидании смотрела на Коула, однако тот лишь вздохнул:

– Я не демон.

– Но… кто же ты тогда?

– Забытый.

Коул встал и протянул девчонке руку. Мгновение та колебалась, но затем молча кивнула. Коул помог ей подняться, и они оказались лицом к лицу. В голубом сиянии свет-камня эта близость вдруг обрела странный, почти любовный оттенок. Он видел ее лицо до мельчайших по-дробностей – каждую оспинку, каждое влажное пятнышко от слез, каждую прядку волос.

– Посмотри на меня, – попросил он.

Узница смятенно моргнула, но повиновалась.

– Нет, не так. Посмотри на меня.

И она так и сделала. Не просто посмотрела на Коула, а заглянула в самую его душу. Он хотел убить ее, и она это знала. Он влачил убогое существование, не видимый и не замечаемый никем, но сейчас для этой девчонки он был средоточием всего сущего. Теперь она знала, кто такой Коул: освободитель, несущий ей спасение от ужасного мира. В глазах ее отразилось безмерное облегчение, смешанное со страхом. Этот взгляд не давал Коулу соскользнуть в небытие, и он чувствовал, что существует.

– Спасибо! – выдохнул он и вонзил кинжал в ее грудь.

Девчонка вскрикнула, но не отвела взор. Коул налег на рукоять, и лезвие глубоко вошло в сердце. Она выгнулась в судороге, изо рта обильно хлынула ярко-алая кровь. Тело девчонки в последний раз содрогнулось и безжизненно обмякло в руках Коула.

Он прижал умирающую к себе, жадным взглядом впиваясь в ее глаза. И лихорадочно поглощал каждую каплю жизни, стремительно вытекавшей из нее. Казалось, этот миг продлится вечно… и тут все кончилось.

Дрожа всем телом, Коул разжал руки, и труп, соскользнув с кинжала, безвольно осел на пол. Лишь отчасти, словно издалека, Коул сознавал, что лезвие, руки, кожаный жилет на груди – все залито еще теплой кровью. Он никак не мог оторвать взгляда от глаз девчонки, безжизненно уставившихся в пустоту. Опустившись на колени, он закрыл эти глаза, и на веках остался кровавый след. Затем Коул неуклюже отпрянул, привалился спиной к стене. У него перехватило дыхание.

Остановись! Хватит!

Лишь собрав остатки воли, Коул сумел отвести взгляд от убитой. Шатаясь, словно пьяный, он шагнул к свет-камню, который так и валялся на полу, схватил его и поспешно замотал в тряпицу. Камера вновь погрузилась в благословенную темноту. Медленно и размеренно дыша – вдох-выдох, вдох-выдох, – Коул постепенно взял себя в руки.

Он уже почти позабыл, что это значит – соединиться с живым, почувствовать себя частью живого мира. В глубине его души жила твердая уверенность, что в камеру вот-вот сбегутся стражники, что всему Белому Шпилю сразу станет ясно, кто он такой: беглый маг, таившийся в стенах Круга. Призрак Башни.

И все явятся сюда с мечами и чарами. Они схватят Коула и вновь заточат в камере. Бросят одного в этой непроглядной тьме, а потом вернутся, чтобы покончить с ним навсегда. На сей раз о нем не забудут. Дверь распахнется, и вошедшие увидят, как он валяется тут на полу, и тогда уж он будет умолять, чтобы с ним покончили.

Вот только никто так и не пришел.

Глава 2

Обычай орлесианской знати требовал на людях носить маски. Эти изысканные шедевры ремесленного труда разрисовывались сообразно достатку владельца и его знатных предков. Одни маски были покрыты узорами, искусно выложенными из крохотных драгоценных камней, другие – изукрашены серебром и золотом. Некоторые, правда, позволяли себе излишества, щедро украшая свои маски павлиньими перьями или сверкающей драконьей чешуей. Превзойти по красоте маски соперников считалось необыкновенно веским преимуществом, а потому имперские изготовители масок традиционно считались едва ли не самыми популярными среди ремесленной братии.

Слуги носили маски попроще, но с виду такие же, как у хозяев, и этим возвещали миру: «У меня есть господин, и тот, кто меня заденет, рискует навлечь на себя его гнев». Носить чью-то маску, не имея на то права, считалось тягчайшим преступлением. Здравомыслящий аристократ берег свои маски не менее ревностно, чем свою репутацию.

Таким образом, в Орлее прилюдное появление без маски было своего рода декларацией. Либо ты крестьянин, не годящийся даже на то, чтобы состоять на службе у знатного рода, либо считаешь себя вне Игры. Впрочем, для аристократии никто не мог быть вне Игры. Кто не игрок, тот пешка, а третьего не дано.

Джустиния V, Верховная Жрица Церкви и почетная гостья на сегодняшнем празднестве, была без маски. То же касалось сопровождавших ее священниц. Нельзя сказать, что Церковь считалась вне Игры, скорей уж занимала в ней особое положение, и всякий аристократ обязан был, беседуя с духовной особой, выказывать ей безупречное почтение, независимо от того, прикрыто или нет ее лицо. Тем не менее многие священницы принимали живое участие в Игре, и поговаривали даже, что Верховная Жрица принадлежит к числу лучших игроков. Церковь просто играла по другим правилам.

Евангелина тоже была без маски. Будучи храмовницей, она формально пользовалась той же поблажкой, что и духовенство. Правда, для большинства знати эта льгота оставалась пустым звуком.

И еще – во всем бальном зале дворца Евангелина была единственным человеком в латах и при оружии. Она начистила храмовнический доспех до блеска, надела лучшую свою тунику – красную, с вышитой золотом эмблемой Церкви – и даже заплела черные волосы в косу, уложив ее наподобие элегантной высокой прически, модной среди придворных дам. Правда, все эти ухищрения все равно блекли рядом со сверкающими драгоценными камнями платьями, пышными париками со множеством причудливых завитков и жемчужных ниток, в соседстве с переливающимся в свете факелов и свечей мерцанием бесчисленных украшений. Бледнели – и Евангелина это знала.

А еще ей было отлично известно, о чем думают знатные дамы, когда оглядываются на нее; она до последнего слова знала, о чем они перешептываются друг с дружкой, прикрываясь изысканными веерами. О том, что столь хорошенькая девица без труда могла бы подыскать себе мужа. Однако же она вступила в воинский орден, а стало быть, либо происходит из небогатой семьи, либо – что гораздо хуже – слишком неотесанна, чтобы войти в приличное общество.

И в том и в другом случае они ошибались, однако это не имело никакого значения. Евангелина пришла сюда не затем, чтобы участвовать в Игре. Она – почетный караул Верховной Жрицы, наглядное предостережение тем, кто захочет использовать нынешнее празднество как повод устроить заварушку.

Формально этот бал давала императрица, однако ее величества в зале не наблюдалось. Судя по тому, что говорили Евангелине, правительница Орлея сейчас пребывала в своем зимнем дворце, в далеком Халамширале: то ли наслаждалась ласками нового любовника, то ли готовила отпор мятежникам – это уж смотря кого спросить. В любом случае очевидно было, что праздник устроен дворцовыми чиновниками, и гости нисколько не возражали. Появиться на таком балу означало показать обществу, что тебя сочли достойным приглашения, и ради одного этого стоило сюда прийти. В бальном зале было не протолкнуться.

Верховная Жрица восседала на громадном, изукрашенном резьбой троне, который поставили в зале специально для этого случая. Трон был установлен на высоком помосте, что позволяло ее святейшеству без помех обозревать весь зал. Притом же всякий, кто захотел бы выразить почтение высокой гостье, был вынужден подходить к ней снизу. Орлесианские аристократы терпеть не могут, когда им напоминают, что они ниже кого-то по положению, даже если превосходство этого «кого-то» неоспоримо, а потому после того, как длинная череда отдающих дань вежливости в самом начале бала иссякла, к помосту вовсе почти никто не приближался.

И вот почетная гостья праздника восседала на троне в чопорной тишине, окруженная только ближними священницами. С высоты помоста она взирала на многочисленных танцоров, круживших по залу, и лицо ее оставалось безупречно бесстрастным, так что никому бы и в голову не пришло, что ее святейшество скучает. Если Верховной Жрице и было неуютно в обширной красной мантии и сверкающем венце, она ничем этого не показывала. По мнению Евангелины, ее святейшество являла собой воплощение ледяной любезности, и все же большинство реплик, которые доносились до ее слуха, касалось возраста почетной гостьи. Ее предшественница возглавляла Церковь добрых полвека – так долго, что империя привыкла к дряхлой и старчески слабоумной Верховной Жрице. Теперь все изменилось, и кое-кто выражал надежду, что Джустиния V не доживет до столь почтенного возраста.

Разумеется, высказывали это в типичной орлесианской манере – исподтишка и заглазно, старательно пряча камни за пазухой. Речь, в конце концов, шла об Избранной Создателем. Евангелине это стремление оправдать святотатственную болтовню хихиканьем и ядовитыми уколами казалось почти омерзительным, но что поделать – так устроена империя.

Музыканты – многочисленный оркестр, собравшийся на верхней галерее бального зала, – вдруг перешли на более быструю мелодию. Толпившиеся в зале гости дружно захлопали, одобряя их выбор, и тут же принялись выстраиваться для турдиона. Этот энергичный танец стал особенно популярен после того, как недавно пронесся слух, что его обожает императрица.

Танцоры встали друг напротив друга и приняли позицию, которая называлась «постюр друат», то есть выставили правую ногу перед собой, равномерно распределив вес тела. И началось: взмах левой ногой, прыжок на правой, потом ноги меняются, и так по пять раз. Вот танцоры дружно отпрыгнули, возвращаясь в изначальную позицию, и все возобновилось.

Зрелище выходило впечатляющее. Изрядно захмелевшие танцоры дурачились от души, хотя были и такие, кто исполнял фигуры с неподдельным старанием и заученной грацией. Гости, выстроившиеся вдоль стен, громко хлопали в знак восхищения, и к этим аплодисментам присоединились даже Верховная Жрица и ее ближние священницы.

Музыка заиграла пуще, и танцоры задвигались с неистовой быстротой. Вдруг раздался испуганный крик – какая-то девушка упала, порвала юбку да еще увлекла за собой трех соседних плясуний. В довершение с нее слетела маска и с оглушительным стуком запрыгала по полу. Музыка тотчас оборвалась, и по залу пронеслись любопытные шепотки, смешанные со взрывами хохота.

Никто не поспешил на помощь к упавшей. Та кое-как поднялась на ноги и, придерживая разорванную юбку, бросилась в погоню за маской. Величественного вида дама в громадном белом парике – очевидно, мать девушки – выскочила на середину зала и, схватив бедняжку за руку, уволокла ее прочь. Лицо матери скрывала золотая маска, однако все ее жесты выражали не столько сочувствие дочери, сколько гнев и стыд.

Опытный наблюдатель мог бы заметить, что причиной этого падения стала другая девушка – в ярко-желтом платье. Заметил бы он и еще кое-что: когда музыканты, дабы оправиться от сбоя, заиграли новую, более медленную мелодию, девушка в желтом платье тотчас направилась к кавалеру, против которого танцевала упавшая соперница. Правду говоря, Евангелина подозревала, что все собравшиеся в зале прекрасно знали, что именно и по какой причине проделала коварная девица… а также мысленно одобряли ее выходку. Великая Игра столь же беспощадна к проигравшим, сколь и омерзительна.

Евангелина все так же стояла перед помостом, на котором восседала Верховная Жрица, и незаметно, но внимательно оглядывала гостей. От долгого стояния на месте ныли ноги, и крепкий запах пота, перемешанный с при-торным ароматом духов, становился все нестерпимей. Но ей нельзя ослаблять бдительность. Беда такого количества масок в том, что под каждой запросто может скрываться наемный убийца. Любой, кого ни возьми в этой толпе, может оказаться чужаком, а его соседи об этом даже не подозревают. Приходилось надеяться, что многочисленные стражники, торчавшие в начале вечера у входа в бальный зал, отнеслись к своей задаче со всем прилежанием. Между тем ей, Евангелине, остается только одно: ждать. Быть может, через часок-другой Верховная Жрица соизволит покинуть бал – тогда-то придет конец и ее обязанностям.

– Я гляжу, тебе не терпится уйти.

Евангелина резко обернулась и увидела, что с помоста к ней спустилась одна из спутниц Верховной Жрицы. Эту женщину Евангелина видела и раньше. Рыжеволосая, коротко остриженная, с ярко-голубыми глазами, она держалась с такой хладнокровной грацией, что Евангелина ничуть не удивилась бы, окажись та вопреки церковному облачению отнюдь не духовным лицом. Может быть, она телохранитель? Для Верховной Жрицы вполне разумно не полагаться на услуги одного-единственного воина. Евангелину такое решение ничуть бы не задело.

– Ее святейшество может не опасаться, что я покину ее, – ответила она вслух.

Рыжеволосая вскинула руку и обезоруживающе улыбнулась:

– О, я вовсе не намекала, что ты можешь так поступить. Ты умеешь скрывать свои чувства куда лучше, чем большинство знакомых мне храмовников. И все же нынешнее задание наверняка вызывает у тебя невыносимую скуку.

Евангелина помедлила, не зная, как лучше ответить.

– Полагаю, рыцарь-командор вспомнил о моем происхождении и посчитал, что находиться здесь мне будет уместнее.

– Однако он ошибся?

– Эта часть моей жизни давно осталась в прошлом.

С такими словами Евангелина окинула взглядом толпу танцоров, которые как раз завершали очередной танец. Оживленно похлопав музыкантам, они рассыпались по залу и погрузились в разговоры. Со стороны это больше походило на рыскание волчьей стаи. Знатные волки выискивали слабейшего и окружали его, предвкушая кровавую охоту. Впрочем, кровью тут не пахло, только гладкие речи и посулы. Бальный зал был своеобразным полем боя, уже усеянным мертвыми телами, и однако же в этой войне не побеждал никто. На следующем балу та же сцена повторится, и то же будет на других аристократических сборищах – неизменно, как прилив и отлив.

– Богатство, влияние, сила – и чего ради все это пус-кается в ход? Во имя личного благополучия, и это в эпоху, когда мир рушится.

Рыжеволосую женщину такие слова явно впечатлили.

– Я готова с тобой согласиться. И ее святейшество, насколько мне известно, тоже.

– Значит, нас уже трое.

Женщина от души рассмеялась и протянула руку:

– Прошу прощения за невежливость. Меня зовут Лелиана.

– А я – рыцарь-капитан Евангелина.

– О да, знаю. У нас долго обсуждалось, кто же сегодня будет охранять Верховную Жрицу. Все-таки многие твои собратья по ордену – и рангу – уже выразили кое-какие… взгляды, которые не могут не вызывать у нас тревогу.

Тон, которым это было сказано, пробудил любопытство Евангелины – собеседница как бы давала понять, что за ее словами кроется нечто большее. Когда Лелиана отошла на пару шагов к столику, чтобы налить себе вина, храмовница не колеблясь последовала за ней.

– На что ты намекаешь? – прямо спросила она. – Что вызывает тревогу?

– Тебе ведь известно, что произошло в Киркволле?

– Это всем известно.

Лелиана жестом указала на ряд огромных окон в дальней стене зала, за которыми виднелся силуэт Белого Шпиля. Башня Круга была одним из немногих – если не считать самого дворца – зданий, видных из любого уголка столицы, притом же ночами ее озарял волшебный свет, и она сверкала в темноте, словно серебристый клинок: «меч Создателя», как любили называть себя храмовники.

– Круг магов в Киркволле взбунтовался и вверг город в гражданскую войну, ее последствия до сих пор ощущаются во всем Тедасе. Храмовники могут оценивать это событие двояко: либо как вызов их могуществу, либо… как урок, которым нельзя пренебречь.

– И как это относится ко мне? Не припомню, чтобы я высказывала свое мнение по этому поводу.

– Разве? – Лелиана пригубила вино, поверх кромки бокала глядя на Евангелину. В глазах ее плясали веселые искорки. – Ты сказала, что знать не использует своего влияния на благо общества. Должна ли я понимать, что храмовники, по-твоему, поступают иначе?

И снова в ее голосе прозвучал неявный намек.

– Да, я так считаю. Мы защищаем мир от магов, а магов – от них самих. Не потому, что они нас об этом просят, и не потому, что дело это легкое, а просто так надо.

– Вот тебе и мнение, причем вполне определенное.

– И его разделяют все мои собратья по ордену.

– Если бы так. – Лелиана на миг помрачнела, но тут же пожала плечами. – Многие считают, что война неизбежна и что Церковь недостаточно поддерживает усилия храмовников по ее предотвращению. Они говорят, что нам пора сделать выбор.

– И ты утверждаешь, будто меня назначили в охрану именно потому, что я, по-твоему, уже сделала выбор?

– Наверняка не скажу. Пожалуй, это стоит обсудить.

Евангелина промолчала, озадаченная этими словами. Рыжеволосая собеседница продолжала потягивать вино – с таким невинным видом, словно разговор у них велся о сущей безделице.

В дальнем конце зала появился другой храмовник. Этот был совсем молод – из рядовых членов ордена, и лицо его блестело от обильного пота, – стало быть, он добирался сюда в немалой спешке. Разглядев Евангелину, он явно испытал великое облегчение и через толпу гостей бегом устремился к ней.

– Сер Евангелина! Хвала Создателю, я тебя нашел!

И тут же осекся, запоздало сообразив, что помешал чужому разговору.

Лелиана беспечно рассмеялась, не выказав ни малейшего неудовольствия.

– Нет нужды беспокоиться, добрый сер, хотя… надеюсь, у тебя имелась веская причина явиться сюда при оружии. Все-таки в этом зале положено находиться лишь одному мечу, – прибавила она, кивком указав на ножны у пояса Евангелины.

Юный храмовник кинул взгляд на свой клинок, покоившийся в ножнах, и залился краской:

– Я… прошу прощения, мне как-то в голову не пришло…

– Ты искал меня, – напомнила Евангелина. – Зачем?

– Я… Ах да! – радостно воскликнул он и, выудив из-под туники пергаментный свиток, вручил его Евангелине. – Меня прислал рыцарь-командор. В Белом Шпиле произошло новое убийство.

– Опять?

Холодок пробежал по спине Евангелины, когда она развернула пергамент. Ей приказывали вернуться в башню сразу после того, как Верховная Жрица покинет бал. В послании говорилось также, что Лорд-Искатель проявил личный интерес к последнему убийству. Между строк ясно читалось, что рыцарь-командор считает это обстоятельство весьма неблагоприятным.

– Передай, что я вернусь, как только смогу.

Юный храмовник кивнул, однако вместо того, чтобы сразу удалиться, замешкался. Неуверенно покусывая нижнюю губу, он уставился на Лелиану, и та вопросительно изогнула бровь.

– Прошу прощения, мадам, но, похоже, у меня есть послание и для вас.

– Вот как? От храмовников?

– Нет. Там, снаружи, я наткнулся на одного слугу. Он сказал, что ищет рыжеволосую священницу, которая состоит при Верховной Жрице. Говорил, что с вами хочет повидаться старый друг.

– Старый друг? – озадаченно переспросила Лелиана. – А слуга не сказал, кто это такой?

– Нет, мадам. Сказал только, что тот прибыл из Ферелдена, если это вам о чем-нибудь говорит.

– О да, говорит.

Она повернулась к Евангелине и учтиво наклонила голову:

– Похоже, сер рыцарь, нам придется отложить разговор до более благоприятного времени. А пока что – да хранит тебя Создатель.

– И тебя тоже.

Евангелина смотрела вслед рыжеволосой женщине, которая покидала зал вместе с юным храмовником, и чувствовала, как любопытство разгорается в ней все сильнее. Поговаривали, что Верховная Жрица держит при себе нескольких доверенных лиц и что среди них есть барды – искусные участники Игры, порой шпионы и даже наемные убийцы. Если эта женщина одна из них, то разговаривать с ней прилюдно было делом чрезвычайно опасным.

Евангелина нарочито небрежным взглядом окинула зал, гадая, многие ли гости заметили – и запомнили, – что она беседовала с Лелианой? Дойдет ли сплетня об этом до рыцаря-командора? Сейчас для храмовников наступили трудные времена. Бунт в Киркволле породил мятежные настроения во всех Кругах Тедаса, а жестокое подавление этого бунта еще более осложнило и без того напряженную ситуацию. Теперь храмовники шарахались от каждой тени, и во всех углах им чудились коварные заговоры. Белый Шпиль не был исключением.

По счастью, никто из собравшихся не обращал явного внимания на молодую храмовницу. На подобных сборищах Верховная Жрица, по мнению орлесианской знати, была лишь чем-то вроде украшения, а Евангелина – заурядной телохранительницей, которая не заслуживала ни малейшего интереса. Девушка медленно выдохнула и вернулась на свое место перед помостом. Что ее действительно должно волновать, так это убийства. Расследование, которое она проводила, зашло в тупик, а в нынешней обстановке это непростительный провал. Остается лишь надеяться, что на сей раз ей удастся собрать больше улик.

Бал постепенно подходил к концу, музыканты уже раскланивались и откладывали инструменты. Кое-кто из мужчин спешил удалиться в «вечерний зал» дворца, а проще говоря – предаться обильному пьянству, курению трубок и прочим удовольствиям, которых не поощряют их супруги. Это обстоятельство позволяло женщинам всласть посплетничать об отсутствующих мужьях и заняться деятельным поиском пары для своих отпрысков. Иные гости уже и прощались – те, кто совершил на балу какую-то промашку и спешил уйти прежде, чем окончательно испортит свою репутацию, пусть даже уход с бала раньше почетной гостьи мог быть расценен как признание слабости.

Словно почувствовав подходящий случай, ее святейшество поднялась с трона. Священницы, которые окружали ее, выступили вперед и громко захлопали в ладоши, привлекая внимание толпы. Им это удалось, и гости под возбужденные перешептывания прихлынули к помосту, чтобы выслушать речь. Евангелина отступила немного в сторону, дабы случайно не заслонить особу ее святейшества.

Верховная Жрица благодарно кивнула ближним священницам и воздела руки. В венце и парадном одеянии она выглядела впечатляюще, и по справедливости аристократам следовало преклонить колени и возблагодарить Создателя за то, что даровал им возможность лицезреть Его Избранную, а не относиться к ней как ко всякой гостье с пышным титулом. Впрочем, те, кто собрался в зале, были слишком пресыщены или чересчур горды, чтобы выказать такую почтительность… но зато охотно притворялись учтивыми, и через некоторое время в толпе воцарилась полная тишина.

– Достопочтенные граждане, братья и сестры! – начала Верховная Жрица, и голос ее эхом разнесся по залу. – Мы собрались здесь нынче вечером, дабы возблагодарить Создателя, ибо лишь волей Его дарованы нам столь многие блага – процветание, свобода, империя, что простерлась на добрую половину Тедаса. Именно в этом городе Песнь Света начала свое путешествие во все уголки мира, и оттого пристало нам не почитать себя единственно любимыми чадами Создателя.

Верховная Жрица смолкла, а затем с загадочной улыбкой спустилась с помоста. Евангелина чуть не поперхнулась от изумления, а едва скрываемый ужас на лицах священниц, оставшихся на помосте, говорил о том, что ее поступок был для них в высшей степени неожиданным. Да что там неожиданным – неслыханным.

Изумленные шепотки разнеслись по залу, когда ее святейшество приблизилась к знатным гостям. Иные неуверенно попятились, другим хватило воспитанности отвесить поклон или преклонить колени. Главы Церкви традиционно держались в отдалении от мирской суеты и вообще редко покидали Великий Собор – разве что по причинам государственной важности. То, что нынешняя Верховная Жрица приняла приглашение на бал, пусть даже по личной просьбе императрицы, само по себе было полной неожиданностью. У знати, таким образом, не было опыта прямого общения с ее святейшеством, кроме как на официально испрошенной аудиенции.

Джустиния взяла за руку пожилую женщину в элегантном платье бронзового оттенка, которая приседала перед ней в почтительном реверансе. Непритворно дрожа всем телом, женщина приподняла маску и коснулась губами колец, украшавших руки ее святейшества. Благожелательно улыбаясь, Верховная Жрица двинулась в самую гущу толпы, и аристократы с готовностью расступались перед ней. По сути – отшатывались, и Евангелине эта расфуфыренная толпа, несмотря на пышные парики и причудливые наряды, чудилась скопищем злобно шипящих змей.

Лишь сейчас она вспомнила, для чего, собственно, присутствует на балу, и поспешила догнать Верховную Жрицу. На ходу она зорким взглядом обшаривала знатных гостей, которые хоть и держались на почетном расстоянии от ее святейшества, но теснились поближе к месту событий. Без труда можно было догадаться, что к ужасу, который таился за красочными масками, примешивалось жгучее любопытство. Быть может, в этом и есть преимущество того, что владычица священного трона так молода?

– Не следует допускать, чтобы страх затуманивал доводы рассудка, – продолжала Верховная Жрица. – Нам надлежит помнить обо всех, кто защищал нас в недобрые времена минувших веков, кто жертвовал собой ради нашего процветания. Мы перед ними в долгу – и однако же до сих пор постыдно избегаем вспоминать об этом.

Ее святейшество выдержала драматическую паузу, испытующе оглядывая притихшую толпу.

– Я говорю о магах. Песнь Света гласит: «Магия должна служить человеку, а не человек магии», – и так было до сих пор. Столетиями маги исправно служат нам в бесчисленных войнах, но так ли исправно мы служим им в мирное время? Мы не желаем им зла, но разве при этом не причиняем зло?

– Ложь!

Этот выкрик донесся из толпы. Мгновение невозможно было разобрать, кто же кричал, но затем по толпе пронесся потрясенный ропот, и аристократы вновь торопливо отхлынули, пропуская на сцену нового участника действа. С виду он ничем не отличался от прочих знатных гостей – лысоватый, но в целом вальяжный господин в черном бархатном камзоле, – однако же, когда он сорвал маску, стало видно, что лицо его искажено болью и яростью.

– Нет, вы желаете нам зла! – продолжал он. – Именно Церковь учит людей бояться нас! Мы всецело в вашей власти, а вы неустанно напоминаете, что позволяете нам существовать только потому, что мы полезны!

Толпа пятилась от кричавшего, отступая все дальше, так что в конце концов он остался один на один с Верховной Жрицей и Евангелиной, которая стояла в двух шагах позади нее. Храмовница положила руку на рукоять меча. Если этот человек и вправду маг – он опасен. Если она сейчас обнажит клинок, если стражники, несущие караул за дверями зала, решат вмешаться в происходящее, то жизнь Верховной Жрицы окажется под угрозой.

К чести ее святейшества, следовало признать, что она не потеряла присутствия духа и только воздела руки, стремясь умиротворить толпу.

– Успокойтесь, добрые господа! – воззвала она. – Опасаться вам нечего. Это, безусловно, не лучший способ добиться аудиенции, однако же я охотно выслушаю этого человека.

Гости нервно перешептывались, не вполне убежденные этими словами. На мага ее речь тоже не произвела особого впечатления.

– Выслушаешь?! Ты распустила Коллегию чародеев, заткнула рот нашим предводителям! Непохоже, чтобы ты к нам прислушивалась!

– Нет, прислушиваюсь, – терпеливо возразила она, – однако же нельзя допускать хаоса, и я не сомневаюсь, что ты это понимаешь. Если мир и будет достигнут, то никак не угрозами и категорическими требованиями. Речь идет не только о самих магах, но и о многих, многих невинных жизнях.

Евангелина исподтишка внимательно следила за магом. Этот человек никак не должен был здесь оказаться. Судя по его речам, он состоял в Круге – быть может, даже в Круге Белого Шпиля, хотя самой Евангелине лицо его не было знакомо. Однако он явно ускользнул из-под надзора храмовников, чтобы пробраться на бал. И она сомневалась, что маг сделал это лишь с тем, чтобы светски поболтать с Верховной Жрицей.

Он весь дрожал и, казалось, едва сдерживал слезы, но при этом крепко стискивал кулаки, прижимая руки к бокам.

– Мы не видим никакого пути к достижению мира! – отрезал он. – Если Киркволл нас чему и научил, то лишь одному: хочешь чего-то достичь – дерись!

С этими словами маг воздел руки, и вокруг них соткалась ярко-алая аура силы. Электрические разряды, пронизавшие воздух в зале, неприятно покалывали кожу, в ушах возникло гулкое рокочущее гудение. Магия! Незримая плотина, которая до сих пор сдерживала натиск всеобщей паники, вдруг рухнула. Толпа завопила от страха, многие сломя голову бросились к дверям зала. Они сбивали с ног всякого, кто попадался им на пути, нещадно топтали упавших, и к паническим воплям добавились крики ужаса.

Евангелина метнулась вперед, заслонив собой Верховную Жрицу. В мгновение ока она выхватила меч и угрожающе направила его на мага. Взгляды их скрестились, словно клинки, – взгляды мага и храмовника, извечных врагов.

– Опомнись! – предостерегла она. – Ты знаешь, на что я способна. К чему доводить до кровопролития?

У мага вырвался то ли смешок, то ли всхлип.

– А чем еще все это может закончиться, кроме кровопролития? Я и так уже мертв.

Он простер руки, и между ними полыхнула дуга слепящего пламени… но Евангелина уже начала действовать.

– Назад, ваше святейшество! – прокричала она, надеясь, что Верховная Жрица сумеет ее расслышать, бросилась навстречу пламени, ощутила, как волна жара опаляет лицо, и направила меч прямо в грудь мага.

Евангелина тоже обладала силой – той, что была подвластна всем храмовникам. Мощью, которая так страшила магов. В тот самый миг, когда острие клинка достигло цели, Евангелина направила эту силу вперед, и мощный поток, пройдя по ее рукам, хлынул в меч. С нестерпимо яркой вспышкой вся накопленная магом мана обратилась в ничто, и пламя, полыхавшее перед ним, иссякло.

– Мерзавка! – взвизгнул он и попятился, едва держась на ногах.

На груди его, там, где острие меча распороло камзол, проступила кровь. Маг погрузил в нее пальцы и уставился на них с видом, будто именно крови найти никак не ожидал. Затем он перевел взгляд на Евангелину, и лицо его исказила лютая ненависть.

Поняв, что сейчас произойдет, храмовница метнулась к магу… но опоздала. Кровь на руках его зашипела, испаряясь на глазах, – маг высасывал ману прямо из нее. Кровавое пятно на груди задымилось, и глаза мага полыхнули адским огнем.

Волна чужой силы ударила прежде, чем Евангелина успела дотянуться до мага. Она попыталась было окутать себя аурой, но враждебная магия разнесла ее защиту вдребезги, словно хрупкое стекло. Удар едва не вышиб из нее дух. Евангелину отшвырнуло назад. Пролетев по воздуху, она со всей силы грохнулась о мраморный пол и по-катилась, скользя по гладким плиткам. А потом ударилась головой обо что-то твердое.

Так она и лежала и, превозмогая тошнотворное головокружение, безуспешно пыталась встать. Руки отказывались повиноваться. Оглушительные вопли неслись, казалось, со всех сторон. Слышны были и крики стражников, которые, судя по всему, пытались пробиться в зал, но не могли совладать с толпой гостей, отчаянно продиравшихся наружу. И еще где-то позади кричали священницы, умоляя Верховную Жрицу бежать.

Волну жара Евангелина ощутила еще до того, как пламя обрушилось на нее. Она едва успела вновь призвать ауру, и на сей раз защита выдержала. Выстояла, но прогнулась под напором огня, и боль от ожогов оказалась мучительной. Храмовница пронзительно закричала. В глазах у нее потемнело, и она ощутила, как гаснут в ней последние жалкие очаги силы.

Прошло мгновение, а может быть, и час, пока Евангелина вновь открыла глаза. Она сидела на полу, скорчившись, прикрыв обожженными руками голову. Меча не было видно, – должно быть, выронила при падении. В воздухе стоял едкий запах дыма: где-то занялся огонь, и теперь пожар стремительно распространялся по залу. Паника, обуявшая толпу, усилилась, люди словно обезумели, и всякий на свой манер искал пути к спасению. Кто-то запустил креслом в сводчатое окно, и осколки стекла с оглушительным звоном осыпались на пол.

Затем Евангелина подняла глаза и увидела пару черных башмаков. Они принадлежали магу, и он неумолимо шел к Верховной Жрице. Венец свалился с ее головы, но по красному парадному одеянию Джустинию можно было безошибочно различить в дыму, заполнявшем зал. Она отступила к дальней стене и теперь стояла, прижавшись к ней спиной, точно загнанный в угол зверь. И не сводила настороженных глаз с мага, явно не желая поддаваться всеобщей панике.

Евангелина увидела, как маг поднял сжатый кулак и вокруг его руки соткался ореол набирающей силу магии.

– Нас и так уже боятся! – прорычал он. – Так пусть и у вас будет причина для страха!

С диким криком Евангелина вскочила. Стиснув зубы, чтобы превозмочь боль, она рванулась к магу и только чудом успела ухватить его за полу камзола. Она с силой дернула мага к себе, и тот попытался развернуться. Со взметнувшихся рук к потолку устремился клубок пламени. На миг показалось, что весь потолок залит раскаленными ало-черными волнами, бушующим огненным морем, которое на глазах растекалось все дальше.

Евангелина беспощадным броском швырнула мага на пол. Рыча, как зверь, маг попытался оттолкнуть ее прочь. Одной рукой он схватил ее за лицо, скрюченные пальцы впились в глаз, но храмовница ни на миг не ослабила хватки.

Кулак ее в латной перчатке с размаху обрушился на лицо мага – раз, другой, третий… и тут раздался хруст. Евангелина остановилась. Бальный зал был по-прежнему объят пламенем – но уже не волшебным. Виновник этого хаоса был недвижен, лицо его превратилось в кровавое месиво, и лишь опустевшие глаза взирали на Евангелину с немым укором.

А затем наступила тьма.

Придя в себя, Евангелина обнаружила, что сидит на полу террасы, примыкающей к бальному залу. Обычно во время дворцовых праздников гости выходили сюда, чтобы подышать свежим вечерним воздухом, но сейчас на террасе царил настоящий хаос. Всюду, куда ни глянь, потерянно толпились люди. Знатная женщина в изодранном платье бродила неподалеку от Евангелины, громко выкли-кая по имени какого-то мужчину. Видно было, что она вот-вот забьется в истерике. Рядом сидел на полу вальяжный аристократ; его дорогой камзол почернел от запекшейся крови, и дворцовый стражник неумело перевязывал его раны. Вдалеке же метались стражники городские, безуспешно пытавшиеся восстановить порядок.

Долго ли она валялась без сознания? Что с Верховной Жрицей? Разобраться, что происходит вокруг, невозможно – слишком велико смятение, слишком много доносится отовсюду беспорядочных криков. Евангелина попробовала встать, но боль обрушилась на нее, словно удар кулака. Стиснув зубы, она осторожно опустилась на пол и постаралась собраться с мыслями.

Из окон дворца валил дым, и только сейчас прибыли пожарные с ведрами воды. Оставалось надеяться, что они сумеют справиться с огнем прежде, чем выгорит добрая половина дворца. В противном случае императрица, вернувшись из Халамширала, будет, мягко говоря, недовольна.

Если только правительница сама не замешана в этом покушении. Вряд ли можно считать простым совпадением, что ее не было во дворце в тот самый вечер, когда маг пробрался на бал, чтобы убить Верховную Жрицу. Если это подозрение справедливо, тогда храмовники вряд ли что-то смогут сделать. Если нет… что же, кто-то поплатится за случившееся.

Евангелина зашлась в приступе кашля. В глазах у нее потемнело.

– Рыцарь-капитан? Все ли в порядке?

Не сразу Евангелина поняла, что к ней обращается Лелиана – та самая рыжеволосая женщина, с которой у нее недавно состоялся столь странный разговор. Лелиана присела на корточки рядом с Евангелиной, и во взгляде ее было непритворное сострадание.

– В порядке? – непонимающе переспросила Евангелина. Потерла лоб – и лишь тогда обнаружила, что волдыри на руках исчезли. Ни следа от ожогов.

Лелиана, получив ответ на свой вопрос, улыбнулась:

– Маги уже здесь. Один из них по моей просьбе исцелил тебя, но болеть будет еще долго. Боюсь, ты изрядно надышалась дымом. Я беспокоилась…

– Нет-нет, все хорошо. Спасибо. – Евангелина помотала головой. Крики, доносившиеся отовсюду, теперь были слышны намного явственнее, и очертания мира постепенно обретали четкость. – Что… что с Верховной Жрицей? Она не пострадала? Ей удалось выбраться отсюда?

– Удалось. Ее уже доставили в безопасное место.

Евангелина облегченно вздохнула. Что ж, одной заботой меньше.

– Я хочу поблагодарить тебя, – продолжала Лелиана. – Мне самой следовало быть здесь. Если бы в мое отсутствие с Джустинией случилось что-то дурное, я бы никогда себе этого не простила.

– Понимаю.

– Знай, что ее святейшество тоже безмерно тебе благодарна. Если когда-нибудь понадобится помощь…

Евангелина лишь кивнула – ни на что больше у нее не было сил. Удовлетворенная, Лелиана ободряюще сжала ее плечо и, поднявшись, отошла. В зале уже появились и другие храмовники, с каждой минутой их становилось больше. Порядок понемногу восстанавливался. Сделав глубокий вдох, Евангелина встала и оправила доспехи. Магическое исцеление не убило боли – все тело ныло так, словно переломаны кости, и саднили забитые копотью легкие.

Магия не всесильна.

Глава 3

Рис сидел в приемной рыцаря-командора, ожидая неизбежного вызова в личный кабинет. Приемная представляла собой неказистое помещение со стенами из серого камня, всей обстановки – пара деревянных стульев, единственная достопримечательность – громадное окно-эркер в дальнем конце комнаты. Из этого окна был виден весь Вал Руайо – вплоть до морского побережья, где раскинулся порт. Редко кто из магов удостаивался чести полюбоваться этим поистине великолепным видом, поскольку магов крайне редко вызывали на верхние ярусы Белого Шпиля – разве что в случае какого-то неприятного происшествия.

Похоже, сейчас был именно такой случай. Храмовники пока что ни словом не обмолвились о случившемся, однако их мрачные лица были намного красноречивей слов. Стало быть, очередное убийство.

Рис окинул взглядом Адриан и ухмыльнулся, наблюдая, как та раздраженно металась из угла в угол по тесной приемной. Туда-сюда, туда-сюда, словно собиралась выйти, и тут – бац! – на пути стена. После этого Адриан круто разворачивалась и бросала испепеляющий взгляд на массивную дубовую дверь во владения рыцаря-командора – так, будто открыть ее можно было одним велением воли. За все годы, которые Рис и Адриан провели вместе в Круге магов, он не мог припомнить случая, чтобы та не решилась ввязаться в стычку – не важно, по поводу или без оного. Кое-кто поговаривал, что эта ее черта совсем несвойственна магу, и такие замечания неизменно приводили Адриан в бешенство.

Рис, слыша подобное, только веселился. Да и кто может сказать, что именно свойственно или несвойственно магу? Он знал, какого мнения придерживаются обычные люди за стенами башни. Те, кто подобрей, сказали бы, что маг – тощий седобородый старец, проводящий все время за чтением свитков и книг. Недоброжелателям маг представлялся зловещим типом с черными волосами и остроконечной бородкой, который рыщет во тьме, неустанно вызывая демонов – всякий раз, когда ему не мешают это сделать доблестные храмовники.

Адриан решительно не отвечала ни тем, ни другим представлениям. Миниатюрная, с копной рыжих кудрей и веснушками, она до сих пор походила на ребенка, хотя была лишь на пару лет младше Риса, а он стремительно приближался к сорокалетнему порогу. Адриан подобные сравнения бесили, и один лишь Рис, да и то иногда, мог поддразнивать ее безнаказанно. К тому же ругалась она не хуже базарной торговки.

Если задуматься, Рис и сам не очень-то походил на мага. Адриан утверждала, что он слишком красив, и от этих слов Риса разбирал смех. Он и сам считал, что первая седина, едва тронувшая бороду, придает благородства, однако женщины при виде ее отнюдь не бросались ему на шею. Уж это Рис заметил. К тому же он терпеть не мог рыскать в темноте и не предавался усердно тому, что обыватели называют «учеными занятиями». В свое время он немало занимался научными изысканиями, но запереть себя в библиотеке и часами портить глаза над книгами – увольте, это его не прельщало. Равно, впрочем, как и вызовы в приемную рыцаря-командора.

Его это бесило. И Рис, и Адриан – старшие чародеи; оба верно служат Кругу магов уже не одно десятилетие с тех пор, как Истязание сделало их полноправными магами… но здесь, по какой бы причине их ни призвали, они все равно что бестолковые ученики.

– Дерьмо! – выругалась Адриан.

Как обычно, она выражала свою злость с гораздо большей готовностью, нежели Рис. И остановилась на мгновение, одарив его уничтожающим взглядом, в котором явственно читалось: «Почему ты сидишь сложа руки?»

– Ты, когда злишься, такая милашка.

– Тебе нравятся милашки? Хочешь, я устрою здесь пожар? Интересно, ты и тогда скажешь, что я милашка?

Рис легкомысленно рассмеялся:

– Что ж, я бы и в самом деле счел, что это очень мило. Хотя храмовники, наверно, со мной бы не согласились.

– Зато уж как бы забегали! – зло бросила она. – Мне уже обрыдло, что меня никто не замечает!

– Ну так скажи об этом храмовникам. Они же здесь, совсем рядом.

– Думаешь, не скажу? – Адриан круто развернулась к двери в кабинет. – Мы торчим здесь уже битый час! Как вы смеете так с нами обращаться?!

Рис не знал, смеяться ему или пугаться, но потом решил совместить одно с другим.

– Дыхание Создателя! Да уймись же ты наконец! Сама знаешь, зачем нас сюда пригласили. Хочешь вызвать у них подозрения?

– Думаешь, нас и так не подозревают? Они уже решили, что убийца – один из нас, а теперь попросту пытаются это доказать.

Адриан решительно прошагала к пустому стулу рядом с Рисом, уселась, но тут же вскочила, как будто сидение на месте было уступкой, на которую она пока не желала пойти.

– С тем же успехом все эти убийства мог совершить храмовник! Это им в голову не приходило? У кого еще есть ключи от камер?

Рис тяжело вздохнул и потер виски. О, разумеется, Адриан всего лишь в пятый раз за минувший час излагает свою излюбленную теорию – как будто именно его нужно убеждать в ее правоте.

– У меня уже голова разболелась от твоих воплей, – пожаловался он.

– Но тебя же все это бесит ничуть не меньше. Признайся, что я права!

– Если «бесит» означает «сводит с ума», то ты, конечно, права. Про нас с тобой действительно никак не скажешь, что мы в своем уме… – С этими словами Рис хитро подмигнул Адриан, и та, хотя и выразительно закатила глаза, невесело хихикнула. Это ее отчасти успокоило – как всегда. – Собственно говоря, я слыхал, что не все жертвы убийцы были обнаружены в темницах. Один из убитых – ученик.

– Ты не Джолена имеешь в виду? Я думала, он не прошел Истязания.

– Так думали все, но мне пару дней назад удалось подслушать во внутреннем дворе разговор храмовников. Они упоминали Джолена.

– Неужели храмовники ведут свои разговоры там, где ты можешь их услышать?

Рис опять подмигнул Адриан:

– Знаю я подходящее заклятие, тебе бы оно наверняка понравилось. Притворяешься, будто чем-то занят, а сам внимательно слушаешь. Чудо что за чары – действуют даже на храмовников.

Адриан пропустила его шутку мимо ушей.

– Джолен плохо справлялся с учебой, – проговорила она, задумчиво теребя подбородок. – Чародейка Адрия сказывала, что всю последнюю неделю своей жизни он только и норовил укрыться в келье – так боялся Истязания. И когда он не вернулся уже Усмиренным, я решила…

– Я тоже, – кивнул Рис.

Часто бывало, что ученики попросту исчезали. Храмовники забирали их на Истязание посреди ночи, без всякого предупреждения. Кто проходил Истязание – становился полноправным магом. Кто терпел поражение – умирал. Если ученик отказывался пройти Истязание, его ждал ритуал Усмирения, и он возвращался к своим собратьям куклой, лишенной живых чувств. Иных даже устраивала такая участь, но Рису в это верилось с трудом: сам он не мог даже пройти мимо Усмиренного без содрогания. Он предпочел бы умереть, нежели остаток жизни смотреть на мир глазами живого мертвеца.

Если же Истязание завершалось провалом ученика, то прочим магам об этом не сообщали. Испытуемый попросту исчезал. Такое случалось нередко, а если вспомнить, что маг никогда и не был хозяином своей судьбы – его могли перевести в другой Круг или же отправить на исполнение некоего дела Церкви, при этом не дав даже времени с кем-либо попрощаться, – в башне привыкли к подобным исчезновениям. И лишних вопросов не задавали. Так что убийств могло быть и больше, чем подозревали маги, и лишь храмовники знали наверняка сколько.

– Они должны были сообщить нам об этом! – кипятилась Адриан, явно думавшая о том же. – Уж хотя бы Первому Чародею! Нельзя же вечно держать нас в неведении!

– Боюсь, храмовники с тобой не согласятся.

После этих слов Рис ожидал новой вспышки, но Адриан смолчала, и на лице ее отразилась глубокая задумчивость. Она отошла к дальней стене и остановилась у окна, сосредоточенно глядя на раскинувшийся внизу город. Рис точно знал, о чем она сейчас размышляет. Сам он прошел Истязание почти двадцать лет назад и после позволил себе поверить, что для Круга он не пустое мес-то, что здесь высоко ценят его таланты и труд ради общего блага. Нелегко было раз за разом убеждаться, что на самом деле это не так.

С тех самых пор, как по приказу Церкви была распущена Коллегия чародеев, положение магов неуклонно становилось все хуже. Временно отменили разрешения покидать Круг. Запретили все собрания, и если даже в редких случаях магам дозволялось сойтись в парадном зале Белого Шпиля, Первому Чародею, по сути, нечего оказывалось им сказать. Предполагалось, что он должен быть предводителем и заступником магов, однако в последнее время его, похоже, низвели до уровня бесполезной марионетки.

Поговаривали, само собой, о бунте. Подобные разговоры велись постоянно. Год назад в далеком Киркволле маги и впрямь взбунтовались, и если вспомнить, чем это закончилось, Рис не видел ничего удивительного в том, что дальше разговоров дело не шло. Скорее уж он удивился бы, произойди обратное. Будь на то воля Адриан, так бы и случилось… и Рис порой даже готов был принять ее сторону.

Он вздрогнул от неожиданности – дверь в приемную рыцаря-командора внезапно распахнулась. Адриан стремительно развернулась и, судя по гневному выражению лица, уже готова была без обиняков высказать свое мнение о происходящем, но тут оба они опешили при виде женщины на пороге приемной. Это была рыцарь-капитан Евангелина, причем в полном храмовническом облачении и явно не склонная шутить.

Рядом с ней стоял Первый Чародей. Почтенный Эдмонд, формально возглавлявший магов Белого Шпиля, был так убелен сединой и согбен годами, что казалось, вот-вот рухнет под тяжестью своих черных одеяний. Сейчас вид у него был совершенно убитый, руки и ноги так явственно дрожали от изнеможения, что, лишь опираясь на посох, он мог держаться хоть сколько-то прямо. Эдмонд глянул на Риса, и в его осоловелых глазах промелькнуло виноватое выражение – то ли он извинялся за то, что говорил им прежде, то ли за то, что сейчас произойдет. Затем он медленно, постукивая посохом, без единого слова вышел из приемной.

Сер Евангелина проводила взглядом Первого Чародея, и на миг ее каменное лицо смягчилось. Она смежила веки и вздохнула – так вздыхает человек, вынужденный заниматься крайне неприятным делом. Потом Евангелина вновь открыла глаза, и от минутной слабости не осталось следа.

– Чародей Рис, – проговорила она, жестом предлагая тому войти в кабинет.

Адриан шагнула вперед.

– А как же я? – резко осведомилась она.

– Всему свое время.

– То есть я должна тут торчать, покуда вы, мать вашу, не соизволите решить, что пора? Почему с нами обращаются как с преступниками? Если вам нужна наша помощь в расследовании – так это не самый лучший способ ее…

– Всему. Свое. Время.

В голосе храмовницы лязгнула сталь. Предостерегающий взгляд недвусмысленно намекал, что терпение Евангелины почти истощилось, и этот намек заставил умолкнуть даже Адриан. Глядя на нее, Рис выразительно качнул головой – остынь, мол. По крайней мере, он надеялся, что Адриан поймет его именно так. Женщина стиснула зубы, ожгла его сердитым взглядом, но все же промолчала.

Вслед за рыцарем-капитаном Рис вошел в кабинет.

На первый взгляд здесь ничего не изменилось. Все те же трофеи, напоминавшие о славной армейской юности рыцаря-командора. Все та же унылая картина кисти какого-то родственника рыцаря-командора, помешанного на пасторальных пейзажах орлесианского захолустья. Все тот же книжный шкаф, битком набитый тягомотными трактатами по истории и догматам Церкви. Очаг давно уже не горел, а едва дымился, однако ухитрялся кое-как прогревать комнату. Одно только изменилось в кабинете: здесь не было самого рыцаря-командора.

Вместо него за массивным дубовым столом сидел совершенно незнакомый человек. Обильная седина в волосах показывала, что он немолод, но лицо его было словно вырублено из камня. Доспехи незнакомца напоминали храмовнические, разве что были черного цвета и с необычной эмблемой – похоже на солнце Церкви, но с одиноким глазом посередине. Примечательней всего оказался взгляд его серых глаз – ледяной и острый. Это был настоящий воин, причем из тех, кто убивает не задумываясь. Впервые за все время Рис почувствовал себя в нешуточной опасности.

– Садись, – бросил незнакомец, коротко кивнув на стул, стоявший по другую сторону стола.

Рис подчинился прежде, чем успел осознать, что делает. И сидел тихо, следя, как незнакомец перебирает листы пергамента. Затянувшееся молчание не сулило ничего хорошего, и Рис даже затруднился бы объяснить, что его больше пугало – то, что в этих пергаментах могло быть что-то о нем самом, или вид Евангелины, которая с ничего не выражающим лицом стояла навытяжку у стола.

Он деликатно откашлялся. В конце концов, вовсе не обязательно, что его ждут именно неприятности.

– А рыцарь-командор к нам присоединится? – осторожно осведомился он.

Незнакомец оторвался от чтения и вскинул брови, с интересом разглядывая неуместно дерзкого мага. Секунду казалось, что он так ничего и не ответит. Затем он положил пергаменты на стол и с нарочитой неспешностью выровнял их в аккуратную стопку.

– Рыцарь-командор Эрон более не является главой этого подразделения ордена. Мое имя – Лорд-Искатель Ламберт, и в Белом Шпиле – вплоть до последующих распоряжений – буду командовать я.

По спине Риса пробежал холодок. Он мог не сразу распознать необычную эмблему на латах собеседника, но кто такие Искатели, знал хорошо. Искатели Истины – так назывался орден, который стоял выше храмовников и служил непосредственно Великой Жрице. Разговоры об этом ордене велись только шепотом и лишь на одну тему: где появился Искатель, там жди беды.

– Это как-то связано с убийствами? – спросил Рис.

Лорд-Искатель помедлил, сверля взглядом дыру в черепе мага.

– Тебе известно об убийствах?

– О них всем известно. Если вы не сообщаете нам, что происходит, это не значит, что мы не способны догадаться обо всем сами. Мы же не идиоты.

Лорд-Искатель метнул убийственный взгляд на Евангелину, однако та с изумительной стойкостью сделала вид, что не заметила этого. Лишь уголок ее губ чуть дернулся, как бы напоминая: «Я же говорила». Тогда Лорд-Искатель скрестил руки на груди и вновь обратил сверлящий взгляд на Риса.

– Странно – все прочие маги в этой башне дружно, как один, утверждают, что понятия не имеют об убийствах. Было бы крайне любопытно выслушать, что же, как ты утверждаешь, известно тебе.

Рис мог солгать, но к чему? Вполне вероятно, что Лорд-Искатель и так уже знает, что он собирается сказать. И все же уступать нажиму было досадно. Рис не обладал талантом Адриан смачно ругаться, но и не привык давать себя в обиду. В конце концов, храмовники правят в башне не потому, что маги их об этом просили, а потому, что это в их власти и Церковь полагает правление их священным долгом. От магов требуют только одного – безоговорочного подчинения, а Рис не из тех, кто может беспрекословно смириться с подобной несправедливостью.

– Думаю, убийств было пять, – начал он небрежным тоном, – хотя я слышал, что самое меньшее – двенадцать. Наверняка не знает никто.

– Продолжай.

– Первой жертвой был новичок. Деревенский парнишка, которого привезли с юга Сердцевины. Нам даже не довелось узнать его имени, потому что его убили в камере всего через два дня после того, как храмовники привезли его в башню.

– Странно, что ты вообще мог об этом узнать.

– Что же тут странного? Вы ведь держите в темнице не одних только новичков, а ее стены не могут поглотить все звуки. Кто-то в камере по соседству слышал крики – страшные крики, а на следующий день храмовники носились по башне как ужаленные.

Лорд-Искатель пожал плечами:

– Новички часто умирают.

Рис почувствовал, что закипает. Судя по небрежному тону, каким были произнесены эти слова, смерть молодого мага считалась сущей безделицей. Он постарался взять себя в руки, сохранить легкомысленный вид и улыбку на лице – словом, не дать собеседнику вывести его из себя. Это было ох как нелегко.

– Вот только при этом не вопят благим матом, – наконец процедил он сквозь зубы.

Лорд-Искатель пропустил эту реплику мимо ушей:

– Как ты узнал о других убийствах?

– Мы… нам было известно, что в башню привозили новичков, но потом они не появлялись среди нас уже учениками. Храмовники утверждали, что их, мол, отправили в другой Круг, но когда храмовник лжет, это легко распо-знать. Слишком много было расспросов и внезапных обысков. А затем погиб Джолен.

Лорд-Искатель вопросительно глянул на Евангелину.

– Четвертая жертва, – кивнув, пояснила она.

– Ах вот как, – проговорил он. – Да, неудивительно, что местные храмовники не сумели сохранить это происшествие в тайне.

– А с какой бы стати вам хранить его в тайне? – резко вопросил Рис, чувствуя, как в нем, невзирая на все попытки сдержаться, закипает гнев. – Если кто-то рыщет по башне и убивает магов, то разве мы, маги, не вправе знать об этом? Храмовники вроде бы должны нас защищать! Разве не по этой причине – отчасти – нас и держат взаперти?

Лорд-Искатель вперил в Риса ледяной взгляд, и тот сразу же пожалел о своей вспышке. Причем помимо воли; на самом деле ему хотелось и дальше кричать, скандалить, втолковывать этой парочке, насколько несправедливо обращаться с магами – зрелыми и могущественными чародеями – будто с неразумными детьми. Под ледяным взглядом Ламберта он отчетливо понял, что это бессмысленно. Рис неплохо разбирался в людях. Лорд-Искатель, дай ему повод, без раздумий перерезал бы горло Рису, прежде чем тот успел бы подумать о магии. И перерезал бы с тем же ледяным немигающим взглядом.

Лорд-Искатель нахмурился, побарабанил пальцами по столу, как бы выбирая наиболее уместный ответ.

– Безусловно, – наконец изрек он, – магов содержат в башне отчасти именно для того, чтобы вас защищать.

Тон его внезапно сделался любезным, и это отчего-то показалось Рису еще страшнее.

– Другая причина вашего заточения состоит, вне сомнений, в том, что магия сама по себе опасна. Опасна порой даже вопреки добрым намерениям самого мага – если им завладеет демон… а ведь далеко не все маги отличаются добрыми намерениями?

Вопрос этот таил в себе угрозу и задан был явно неспроста.

– Знаком ли тебе некий чародей по имени Жанно? – осведомился вдруг Лорд-Искатель.

– Да, конечно. Старший чародей нашего Круга, как и я.

– Боюсь, что он был старшим чародеем. Прошлым вечером Жанно на глазах у множества свидетелей совершил покушение на жизнь Верховной Жрицы и сам был убит.

И Лорд-Искатель впился зорким взглядом в лицо Риса, ожидая, какое впечатление произведут его слова.

Рис похолодел, как холодеет человек, вдруг обнаруживший, что до сих пор беспечно прогуливался по самому краю смертельно опасной пропасти. Стало быть, не в одних убийствах дело, не только в них. Жанно покушался на жизнь Верховной Жрицы? Да как ему вообще удалось выбраться из башни? Проделать такое без посторонней помощи… просто немыслимо. Внезапно все встало на свои места – и непонятное отсутствие рыцаря-командора, и загадочное поведение Первого Чародея.

– Да… понимаю, – только и сумел выдавить Рис.

– При покушении Жанно использовал магию крови, – продолжал Лорд-Искатель. – Ты знал, что он владеет запрещенными чарами?

– Нет, понятия не имел.

– Занятно.

Лорд-Искатель все так же барабанил пальцами по столу, и только этот звук нарушал воцарившуюся в комнате тишину. Рис почувствовал, что по лбу его медленно ползет капля пота. Удержать весь Круг под неусыпным надзором было невозможно, разве что запереть магов по кельям, точно узников. Храмовники знали, что маги по-стоянно перешептываются и сплетничают у них за спиной, и логично было предположить, что они также обмениваются друг с другом приобретенными познаниями. Там, где завелся один маг крови, может появиться и другой. И не один.

«Они считают, что мне об этом известно. Или что я тоже маг крови».

– На сегодняшний день в Белом Шпиле убиты шестеро, – сообщил Лорд-Искатель. – Четверо новичков и двое учеников. Все прочие убийства, о которых ты слышал, – досужие выдумки. Впрочем, эти шесть случаев весьма… примечательны.

Он жестом приказал Евангелине изложить детали. Храмовница явно сомневалась в такой надобности, но тем не менее подчинилась.

– Все шестеро были заколоты ударом в сердце и брошены истекать кровью, – бесстрастным тоном начала она. – Орудие убийства найдено не было. На трупах не было обнаружено никаких следов. Насколько нам удалось понять, убийца, кто бы он ни был, сумел проскользнуть мимо стражников, отпереть камеры и уйти незамеченным. Никем.

В голову Риса закралось смутное подозрение. Он попытался прогнать эту мысль, выбросить ее из головы – но тщетно. «Незамеченным… никем…» – только и твердил он, стараясь не выдать своих мыслей, но, судя по тому, как хищно уставились на него оба храмовника, без особого успеха.

Лорд-Искатель навалился на стол, сцепил пальцы и вперил испытующий взгляд в Риса.

– Вполне возможно, – проговорил он, – что все эти убийства совершил храмовник, а собратья по ордену его покрывают. Можно предположить, что убийц было несколько и они возжаждали крови тех, кого были приставлены охранять. Случай прискорбный, однако не единичный.

– Я первым делом опросила всех храмовников, – пояснила Евангелина Рису, словно оправдываясь. – Мы стали менять расписание дежурств, перемещали стражников с одного поста на другой…

– Точно так же возможно, – перебил ее Лорд-Искатель, – что некий маг крови усыпил стражника либо вынудил его забыть все, что тот мог увидеть. Подобные чары, дающие власть над разумом, и есть одна из причин, по которым магия крови находится под запретом. Кровь, пролитую жертвой, могли между тем использовать для иных, куда более страшных чар. Трудно даже представить, для каких именно.

– Убийства мог совершить и демон, – вставила Евангелина.

– Если и демон, то достаточно могущественный, чтобы подчинить себе магов Круга. – Лорд-Искатель порылся в пергаментах и, найдя нужный лист, постучал по нему пальцем. – Здесь сказано, чародей, что ты медиум.

Рис постарался сохранить бесстрастный вид.

– Верно.

– Ты обладаешь редким даром обнаруживать духов и демонов, а также общаться с ними.

– Это так.

– Случалось ли тебе обнаружить духа или демона в Белом Шпиле?

Еще одна капля пота заползла Рису в глаз. Маг смахнул ее в надежде, что собеседники не заметят, как дрожат его руки.

– Да, но… в этом месте Завеса чрезвычайно тонка. Подобные случаи – часть моих научных трудов. О них наверняка сообщалось в докладах Первого Чаро…

– Мне известно о твоих трудах, – перебил Лорд-Искатель, и в голосе его прозвучало откровенное неодобрение. – Кроме того, я знаю, что ты прервал их почти год назад, после мятежа в Киркволле – то есть задолго до того, как начались убийства. Были ли такие случаи в последнее время?

– Нет, не было, – ответил Рис. Почти правдиво.

– Сдается мне, что маг, обладающий таким даром, легко обойдет все запреты храмовников. Мы ведь не в силах последовать за тобой через Завесу. Ты мог бы встречаться с демонами по ночам, когда все спят, – и концы в воду.

– Это не так просто, – возразил Рис. – Чтобы войти в Тень, будучи в полном сознании, нужны долгие приготовления, слаженная работа нескольких магов. Во время исследований меня приходилось всячески оберегать от духов, с которыми я общался, на случай если…

– Тебя превратят в одержимого, – закончил за него Лорд-Искатель.

– Изучение духов и демонов жизненно необходимо для защиты от них. После каждого ритуала рыцарь-командор тщательно обследовал меня. Он доверял мне. Иначе бы…

Лорд-Искатель аккуратно положил пергамент поверх стопки листов.

– Проницательность рыцаря-командора не помогла ему ни уберечь своих подзащитных, ни обнаружить у себя под боком мага крови.

При этих словах сер Евангелина насупилась, но Лорд-Искатель Ламберт ничего не заметил. Рис помрачнел: дела принимали скверный оборот. Совсем скверный. Он спросил напрямую:

– Меня в чем-нибудь обвиняют?

– Нет. Пока что.

Рыцарь-капитан кашлянула, намеренно не заметив предостерегающий взгляд Лорда-Искателя. И подалась к Рису.

– Я видела тебя с Жанно, – негромко проговорила она. – И тебя, и чародейку Адриан. Все вы, все трое, – либертарианцы. Думаю, ты понимаешь, что нас беспо-коит.

Вот оно, началось! Рис давно гадал, когда же зайдет речь о либертарианцах, и сейчас слова Евангелины настолько взбесили его, что он отбросил все попытки сдержаться.

– Думаете, все либертарианцы стали магами крови? По-вашему, ради обретения свободы для Круга мы готовы пойти на все? Даже стать теми, из-за кого и был создан Круг? – Рис подался вперед, ожег гневным взглядом сперва Евангелину, затем Лорда-Искателя. – Так вот что я вам скажу: я не знал, что Жанно стал магом крови, и не знаю, почему он совершил то, что совершил. Мы с ним никогда не были близки. Узнай я обо всем этом – тут же сообщил бы Первому Чародею. Именно такие люди бросают тень на наше братство, да и на всех магов.

– Тогда скажи нам, кто был с ним близок.

Маг скрестил руки на груди.

– Нет.

У Лорда-Искателя округлились глаза.

– Ты отказываешься отвечать?

– Отказываюсь. Я не стану невольным участником гонений, которые обрушатся на мое братство. Нас и так первыми винят во всех грехах.

– Тогда дай нам другой ответ.

– Вам не нужны ответы! – Рис вскочил, вызывающе глядя на собеседника. – Это же не расследование! Кто-то там покушался на жизнь Верховной Жрицы, и вы теперь места себе не найдете, покуда не состряпаете подходящий заговор. Словом, что бы вы там ни замышляли, валяйте, действуйте! Засадите меня в темницу. Вдруг этот таинственный убийца меня прикончит? Уж тогда-то я разом очищусь от всех подозрений!

Наступило долгое напряженное молчание, которое прервал лишь разочарованный вздох Евангелины. На лице Лорда-Искателя было написано холодное бешенство. Он поднялся из кресла, чопорным движением оправил нагрудник и процедил:

– Глупая выходка.

Если Лорд-Искатель ждал от Риса какого-то ответа, то ожидания оказались напрасными. Маг не тронулся с места, и несколько мгновений они сверлили друг друга ненавидящими взглядами. Рис прекрасно понимал, что за такое поведение его и впрямь могут бросить в камеру. И продержат там до самой смерти, а то и превратят в Усмиренного – просто так, на всякий случай. Впрочем, Рису теперь было на это наплевать. Одно дело – бесследно сгинувший ученик, но он-то старший чародей, к тому же либертарианец. Пускай храмовники попробуют объяснить его исчезновение всем прочим магам, а в особенности Адриан. Пусть сами убедятся, что из этого выйдет. Ничего хорошего, если вспомнить о настроениях, бурлящих в башне весь этот год после мятежа в Киркволле.

– Пошел вон! – прорычал Лорд-Искатель.

Сер Евангелина шагнула к Рису и крепко взяла его за плечо. Тот попытался было вырваться, все так же, в упор, дерзко взирая на Лорда-Искателя. Этот тип явно жаждал драки, и Риса так и подмывало пойти ему навстречу. Все же он сдался и позволил вытолкать себя из кабинета, считая, что еще легко отделался.

В конце концов, он и вправду знает больше, чем сказал. И храмовникам это теперь тоже хорошо известно. Покидая кабинет, Рис не мог отделаться от ощущения, что шею его захлестнула невидимая петля и теперь только и ждет подходящей минуты, чтобы затянуться потуже.

Допрос Адриан прошел не лучше. И даже гораздо хуже, если судить по ее последующему бешенству. И несколько часов спустя она все еще разъяренно вышагивала по общему залу, твердя каждому, кто соизволял выслушать, о заговоре храмовников.

Общий зал на самом деле вовсе не предназначался для общих собраний. То была просторная площадка, примыкавшая к кельям магов на средних ярусах башни, откуда можно было пройти к центральной лестнице. Особым уютом она не отличалась – голые каменные полы да пара небольших окон, из которых зимой сквозило холодом. Вдоль колонн, подпиравших свод зала, рядами высились статуи – угрюмые фигуры воинов из давнего прошлого. Рис терпеть не мог эти статуи. Ему чудилось, что надменные неживые глаза так и сверлят его взглядом, безмолвно осуждая за наглость быть магом.

Впрочем, больше магам податься было некуда. Слухи о присутствии в башне Лорда-Искателя, равно как и весть о покушении на жизнь Верховной Жрицы, разнеслись повсюду с быстротой лесного пожара. К тому времени, когда Рис и Адриан появились в общем зале, там уже было не протолкнуться. Все разговоры велись приглушенными голосами, как будто громкое слово могло вызвать неудовольствие храмовников. Страх нависал над толпой грозовым облаком, но в нем таились молнии гнева.

Что, если Лорд-Искатель объявит Право Уничтожения? Этот вопрос повторялся снова и снова. Смириться с мыслью, что всех магов башни до единого могут предать мечу, было нелегко. Право Уничтожения, которым обладали храмовники, должно было применяться только как последнее средство в том случае, если Круг безнадежно погрязнет в запрещенной магии. По всей вероятности, именно это и произошло в Киркволле. Если Право Уничтожения с тех пор не объявлялось ни разу, то, безусловно, лишь из опасения вызвать новый мятеж… но кто знает, когда чаша терпения храмовников переполнится?

Судя по речам Адриан, тот же самый вопрос можно было задать и о магах. Она не верила тому, что Лорд-Искатель говорил о Жанно. Каким образом маг-одиночка мог так близко подобраться к Верховной Жрице? Адриан считала, что вся эта история выглядит крайне подозрительно и что попытку покушения придумали храмовники, дабы привлечь на свою сторону общественное мнение.

Рис не был в этом уверен. Среди либертарианцев ходили слухи, что некоторых магов уже не устраивают мирные пути освобождения, тем более что после роспуска Коллегии чародеев таких способов и не осталось. Эти маги стремились действовать – даже если придется силой тащить за собой не желающих драки собратьев. С них сталось бы ради победы пустить в ход запрещенные ритуалы, не говоря уж о том, чтобы скрыть свои действия от прочих членов братства. Словом, у храмовников были веские причины для беспокойства.

Вот только храмовникам известно далеко не все. Стоя в общем зале и наблюдая за толпой, которая колыхалась вокруг подобно штормовому морю, Рис терзался угрызениями совести. Он действительно кое-что скрывает – и от храмовников, и от собратьев-магов. Никому из них Рис не мог открыть всей правды, и маловероятно, что ему когда-нибудь удастся это изменить.

Адриан двинулась к нему, явно собираясь произнести очередную обличительную речь. Что это? У нее открылось второе дыхание? Разговоры в зале давно уже шли по замкнутому кругу и вряд ли могли привести к чему-то толковому – хотя, конечно, не по вине Адриан.

– Ты намерен хоть что-нибудь сделать? – резко осведомилась она.

Рис ухмыльнулся:

– Я этим уже занимаюсь. Наблюдаю.

– И только?!

– Дражайшая Адриан! – хохотнул Рис. – Каких именно действий ты от меня ждешь? Это ты у нас воплощение праведного гнева. За тобой и наблюдать-то – нелегкий труд.

Он хотел было обнять женщину за плечи, успокоить, прежде чем та позволит себе какую-нибудь необдуманную выходку, но Адриан вырвалась и ожгла его возмущенным взглядом.

– Не мели чепуху! Ты не хуже меня знаешь, что к твоим словам прислушаются скорее, чем к моим! Так всегда бывает.

– Отнюдь нет, – пробормотал Рис, самую малость кривя душой.

Кое-кто из молодых чародеев уже заговаривал с ним, в тайной надежде задавая осторожные вопросы. Другие маги и сейчас прислушивались к их разговору. Они ждали, что ответит Рис. Это ожидание явственно читалось в их глазах. Ощущение было не из приятных.

– Первый Чародей бездействует! – заявила Адриан достаточно громко, чтобы ее расслышал сам Эдмонд.

Тот стоял неподалеку, молча глядя в окно. До сих пор он не обменялся ни с кем ни единым словом и, услышав реплику Адриан, лишь измученно прикрыл глаза. Рис от души посочувствовал старику – события последних дней поставили его в более чем тяжелое положение. Неужели Адриан этого не понимает? Он вскинул руку, жестом призывая собеседницу умерить голос, но та лишь решительно отмахнулась.

– Бездействует! И другие старшие чародеи ничем не лучше! Только ты можешь что-то сделать, Рис, – так возьми же дело в свои руки!

Всегда одно и то же. Адриан была прямолинейна и легко наживала врагов. Рис, как говорила она, обаятелен, ему проще вызвать симпатию окружающих. Он мог бы донести ее точку зрения до тех, кто не желает ее слушать, – Адриан об этом твердила, сколько бы Рис ни возражал, что в таком случае он окажется в том же положении, что и она сама.

– Ничего не выйдет, – сказал он вслух.

Адриан тяжело вздохнула и опустила голову. Рис разочаровал ее – правда, уже не впервые. Они с Адриан давние друзья… откровенно говоря, одно время они были даже не просто друзьями, насколько позволял затворнический уклад Круга. Вот только Рис никогда не станет вождем магов, чего хотелось бы Адриан… а потому они так и остались товарищами, и не более.

– По крайней мере, расскажи про убийства. – Она понизила голос. – Ты же знаешь, они умирают от любопытства, а мне не удалось вытянуть из Искателя даже этого. Напыщенный, высокомерный ублюдок!

Рис замялся. Меньше всего он хотел говорить именно об убийствах. Впрочем, ему так и не пришлось принимать никакого решения: миг спустя в общий зал вошли несколько стражников и приказали всем разойтись по кельям. Риса такой оборот нисколько не удивил. При обычных обстоятельствах и он, и Адриан уже оказались бы в темнице – вкупе со всеми, кто хотя бы однажды поздоровался с Жанно. По счастью, храмовники сейчас не были заинтересованы в том, чтобы разжигать недовольство магов.

Адриан, разумеется, нисколько не оценила их снисходительность. Глаза ее гневно засверкали, и Рис с замиранием сердца ждал неизбежной вспышки. Повезло: именно в эту минуту Первый Чародей наконец-то вышел из оцепенения. Отвернувшись от окна, Эдмонд вполголоса предложил собравшимся подчиниться приказу. И набраться терпения: мол, поживем – увидим. Эта краткая речь остудила пыл Адриан, и маги начали потихоньку расходиться.

Рис вздохнул с облегчением. Быть может, теперь ему удастся осуществить задуманное.

Следующие несколько часов он провел в своей келье – лежал на койке и смотрел в потолок. Время от времени за дверью слышались шаги проходивших по коридору стражников. Хорошо, что старшим чародеям полагаются отдельные комнаты. Как бы скудно они ни были обставлены, все же здесь можно уединиться, что в общих спальнях немыслимо. Само собой, и из спальни можно выскользнуть без труда – ученики проделывают это по-стоянно, но от соседей по комнате не скроешься. Рису же нужно было, чтобы никто не узнал, куда именно он отправится.

Ближе к полуночи в башне воцарилась мертвая тишина. Вот уже больше часа из-за двери не доносилось ничьих шагов. «Что ж, – сказал себе Рис, – сейчас или никогда». И медленно сел на койке, прислушиваясь в кромешной темноте, не раздастся ли в коридоре хоть малый шорох, возвещающий о приближении стражников. Нет, ни звука.

Рис нашарил стоявший у стены посох. От его прикосновения дерево потеплело, ожило. Хрустальный шар, приветствуя хозяина, озарил келью неярким свечением, но Рис одним взмахом руки погасил его. Свет ему сейчас был совсем ни к чему.

И тут же он вздрогнул – в тот самый миг, когда свет погас, в комнате что-то шевельнулось. Взяв себя в руки, Рис усилием воли засветил посох и выдохнул, когда понял, что видел лишь собственное отражение в большом зеркале с резной рамой, которое стояло в углу кельи. То был подарок Адриан – она купила зеркало в городе много лет назад, когда магам еще было разрешено выходить в город. «Сможешь вдоволь налюбоваться собой», – заметила она со смехом, а смеялась Адриан так редко, что Рису не хватило духа отказаться от подарка. Впрочем, зеркало так и осталось единственной во всем его имуществе причудливой безделушкой, и Рис до сих пор не мог привыкнуть к его присутствию. Раздраженный, он едва удержался от соблазна с силой пнуть злосчастное зер-кало.

«Уймись, болван, не то сам себя предашь в руки храмовников». Рис позволил себе усмехнуться, и страх понемногу рассеялся. Осталась дрожь во всем теле да еще неловкость, оттого что свалял изрядного дурака.

Рис загасил посох и крадучись двинулся к двери. Он повозился с засовом, стараясь отодвинуть его как можно медленнее, и был вознагражден за труды: дверь открылась с одним чуть слышным щелчком. Рис осторожно выглянул в коридор. У центральной лестницы висела лампа со свет-камнем, но она была далеко, а ближе весь коридор затопила тьма. Снаружи не было видно ни души, но Рис не мог полагаться на зрение.

Сосредоточившись, он проник мыслью за Завесу и призвал духа. Тот был крохотный – клочок тумана, едва ли обладавший собственным сознанием. Сияющий шарик завис над ладонью Риса, источая магическое гудение, от которого щекотало в затылке.

– Мне нужно, чтобы ты не шумел, – прошептал Рис. – Справишься?

Дух возбужденно заплясал над ладонью и потускнел. Теперь Рис едва мог разглядеть его. Он подбросил туманный шарик и смотрел, как тот неспешно выплывает в общий зал. Даже для таких крошечных духов пребывание в мире плоти служило источником неописуемого ликования. Их приводили в бесконечный восторг сущие пустяки – деревянный стул, недоеденный кусок мяса, перышко. Предоставленный самому себе, дух часами бы кружил там и сям, с восхищенным гудением обследуя окружающую обстановку.

Храмовники косо смотрели на использование даже таких кротких духов, хотя категорического запрета не налагали. Призывали же лучшие целители себе на помощь духов сострадания. Подобные духи ненадолго задерживались по эту сторону Завесы и почти сразу возвращались в свой призрачный мир, но Церковь все равно относилась с подозрением ко всякому, кто обладал способностью к общению с ними, то есть к таким, как Рис, но все же этот дар находил себе применение.

Рис терпеливо ждал. Он уже начинал опасаться, что дух отвлекся от порученного дела, – и тут почуял, что его бесплотный посланец возвращается. Туманный шарик опустился на раскрытую ладонь и возбужденно застрекотал. Рис прикрыл глаза, стараясь извлечь из памяти духа все, что тот видел на своем пути. Вначале образы были сумбурные – судя по ним, в общем зале торчало не менее десяти храмовников. Потом Рис сообразил, что дух загляделся на статуи и не сумел отличить их от живых людей. Весьма похоже на духов.

Впрочем… одна из «статуй» двигалась. Рис сосредоточился на этом образе и получил от духа достаточно четкое видение, чтобы разглядеть все подробности. Часовой в дальнем углу лестничной площадки. Стало быть, за коридором все-таки следят.

– Мне нужна от тебя еще одна услуга, – негромко и просительно проговорил он. Дух слетел с его ладони, заранее трепеща от предвкушения. – Я хочу, чтобы ты увел этого человека. Куда – не важно. Просто отмани его ненадолго, а потом ты будешь волен вернуться в Тень.

Задание было воистину сложное. Дух закрутился на месте, едва заметно замерцал, размышляя, и вновь уплыл прочь. Минуту спустя Рис услышал, как невидимый стражник приглушенно выругался. Затем дробно затопотали шаги, быстро удаляясь вниз по лестнице. Отлично. Теперь у Риса есть время, чтобы исполнить задуманное.

Выскользнув в коридор, он повернул не к лестнице, а в укрытую мраком часть общего зала. За спальнями скрывалась крохотная каморка. Ступая как можно тише, Рис подобрался к ней и нырнул внутрь.

В каморке царила кромешная тьма и стоял густой запах застарелой гари. Подавив приступ кашля, Рис засветил посох. Свет, озаривший каморку едва ли на расстояние вытянутой руки, выхватил из темноты ряды ветхих шкафов, битком набитых всякой рухлядью, которой пользовались Усмиренные, обслуживавшие комнаты магов. Видно было и то, что в каморке частенько появлялись ученики: пол усыпан хлебными крошками, пеплом как из запретных курительных трубок, так и от истощенных свет-камней.

В таком случае странно, что ученики не обнаружили в дальней стене каморки незакрепленный камень. Сумей они это сделать – очень скоро сообразили бы, что тесниться в клетушке им незачем. При нажатии на камень открывался люк, за которым тянулся узкий лаз. По нему можно было незамеченным пробраться мимо поварен и спуститься на подземные ярусы. Подобных тайных ходов в Белом Шпиле было множество, и те немногие маги, которые знали о них, ревностно хранили секрет, чтобы храмовники не запечатали ход.

Час, если не больше, Рис ползком, в пыли и кромешной темноте пробирался по узкому ходу. Возле поварен ему пришлось буквально волочить себя между стенами, задерживая дыхание, чтобы не задохнуться от зловония. Наконец тайный ход вывел его к необычно крутой лестнице. Здесь можно было выпрямиться во весь рост, зато стены сузились настолько, что Рис едва протискивался между ними. Вокруг царила затхлость. Духота. Удушье.

Ощутив наконец дуновение свежего воздуха, Рис едва не вскрикнул от ликования. Он знал, что лестница вела к открытой комнате в той части подземных ярусов, которой давным-давно никто не пользовался. Это означало, что он близок к цели. Рис нетерпеливо ринулся вперед… и, как выяснилось, излишне поспешно. Одна из ступенек в самом низу лестницы обрушилась под его тяжестью, и он, испуганно вскрикнув, ничком повалился в пустоту.

Посох вылетел из его руки и, погаснув, с глухим стуком покатился вниз. Миг спустя за посохом последовал и сам Рис. Он попытался цепляться за стены, чтобы замедлить падение, но этим только ухудшил дело. Он кубарем покатился вниз, ударился головой о стену и в итоге со всей силы рухнул на пол.

О-ох!

Рис валялся в непроглядной тьме, терпеливо свыкаясь с болью. Боль была изрядная. Он медленно, ощупью обследовал себя. Руки сгибаются хорошо. Ноги целы. Ни одной кости не переломано, хотя тело, кажется, вот-вот развалится на куски. Что ж, уже повезло.

До слуха его не донеслось ни шагов, ни иных звуков, которые означали бы, что кто-то услышал шум падения и отправился выяснять, в чем дело. В этом не было ничего удивительного. Темницы отсюда недалеко, но звук в Яме распространялся такими причудливыми путями, что вряд ли кто-то, даже если бы и услышал шум, сумел бы отыскать его источник. Да и стражники обычно в эти места не забредают, хотя все когда-нибудь случается в первый раз.

Рис, постанывая, кое-как поднялся на колени и принялся шарить вокруг в поисках посоха. Руки натыкались на пыль… снова пыль… и опять-таки пыль. Среди других находок были выпавшие из стен камни и обломки трухлявой древесины. Вполне вероятно, что здесь когда-то располагалась кладовая, хотя трудно вообразить, сколько лет назад было это «когда-то». На полу кое-где валялись ветхие бочонки и ящики, давным-давно опустевшие и служившие лишь пристанищем для пауков. Интересно, табурет еще здесь? Некогда его принес сюда какой-то неустрашимый маг, но садиться на этот табурет уже небезопасно.

Наконец Рис отыскал посох. Стиснув древко в руке, он засветил хрустальный шар…

…и вскрикнул. Рядом кто-то был.

Юноша сидел на корточках шагах в пяти от Риса, боязливо глядя на него из-под копны спутанных белокурых волос. Он явно не был ни магом, ни храмовником: потертые кожаные штаны и куртка щедро измазаны пылью и грязью, а их владелец, судя по всему, не мылся целую вечность. Поза выдавала настороженность и страх – так застигнутая на открытой местности крыса замирает, парализованная ужасом, но вместе с тем всей душой жаждет броситься наутек.

– Коул! – пробормотал Рис, делая глубокие вдохи, чтобы утихомирить неистово бьющееся сердце. – Ты меня до смерти перепугал.

Юноша прикусил нижнюю губу и неловко поежился.

– Тебя давно не было, – сказал он. Голос у него был скрипучий, явно оттого, что хозяин пользовался им нечас-то. – Я думал, ты меня забыл.

– Нет, не забыл. Разве я не говорил тебе, что в последнее время стало труднее пробираться сюда?

Рис осторожно поднялся на ноги. Отряхнулся от грязи и пыли, хмурясь при виде порванной одежды и ушибов, которые тем труднее будет потом объяснить. И замер, вспомнив наконец, чего ради в первую очередь явился сюда. Он повернулся к Коулу, тщательно обдумывая, как лучше повести разговор. Юноша и без того был издерган.

– Мне нужно тебя кое о чем спросить, – решился Рис. – Это важно.

– Ух! – Коул заерзал на месте, словно провинившийся сорванец, который ищет повода удрать, но не смеет рвануть наутек, – и одно это движение разом сказало Рису все, что он хотел узнать.

Коул точно знал, о чем Рис собирался его спросить. Знал, но все равно пришел к нему, потому что не мог иначе.

– Это же ты? Ты – убийца?

Глава 4

Впервые Рис увидел Коула почти год назад.

Он хорошо запомнил время, потому что именно тогда в Белый Шпиль дошли известия о мятеже в Киркволле. Маги тряслись от страха, храмовники наводнили все коридоры и залы. Во всей этой суете Рис то и дело примечал незнакомого юношу, который, в отличие от прочих, не метался бестолково из угла в угол, а просто… наблюдал. Одет незнакомец был довольно чуднó, однако Рис поначалу не придал этому особого значения. Либо новый ученик, либо посетитель, получивший у храмовников разрешение на вход. Во всяком случае, больше никто не обращал на юнца внимания, так зачем же ему, Рису, об этом беспокоиться? Конечно, посторонние в башне бывают редко, но все же встречаются.

Позднее, во время доклада в парадном зале, Рис опять увидел незнакомца. Сидя в задних рядах, юноша с явным замешательством наблюдал за всем происходящим. Выглядел он здесь настолько неуместно, что Рис повернулся к Адриан и спросил, кто такой, по ее мнению, этот человек.

Адриан оглянулась и озадаченно сдвинула брови:

– О ком ты говоришь? Там никого нет.

– Ты уверена?

– Шутишь? А ты что там увидел?

Рис прикусил язык. Если он видит то, чего не видит Адриан, значит этот юноша – плод его воображения или… или кое-что похуже. Быть может, это дух, а то и демон… что не сулит ничего хорошего. С другой стороны, Рис – медиум. Если странный незнакомец – демон, почему же Рис этого не почувствовал?

А потому он внушил Адриан, что произошло недоразумение, тем более что и сам был в этом почти уверен. Позднее он порасспросил других магов – само собой, крайне осторожно. Не видел ли кто в башне нечто странное? Кого-нибудь постороннего? И тогда-то впервые услышал о Призраке Башни.

Слух, конечно, был совершенно нелепый. Все научные изыскания Риса показывали, что призраков не существует. В лучшем случае это духи, которые либо изображают давно умерших людей, либо же просто заблудились в мире плоти. После смерти душа человека уходит… неизвестно куда. Если верить Церкви, души покойников пребывают у трона Создателя – в каком-то неведомом краю по ту сторону Тени. Даже сами духи утверждали, что не знают, куда деваются души умерших людей, – если, конечно, речам духов можно доверять.

И тем не менее слухи о Призраке Башни усилили беспокойство Риса. А потому он исподтишка высматривал повсюду странного юношу, исполненный решимости поговорить с ним и узнать всю правду. И, согласно старой поговорке о котелке, который закипает медленнее, если за ним следить, юноша так нигде и не появился.

Тогда Рис отправился искать его в Яму. Все, кто говорил о загадочном призраке, утверждали, что там для него самое подходящее место. Если юноша – дух, Рис должен ради науки выяснить, почему не почувствовал его… а еще – для собственного спокойствия убедиться, что его не обвел вокруг пальца чрезмерно хитроумный демон.

Он заглядывал в архивы. Он бродил по давно заброшенным уголкам башни – даже там, куда заходить было официально запрещено. К тому времени, когда Рис уже почти уверился в том, что вся эта история есть плод его воображения, он наконец наткнулся на Коула. Вернее, это Коул на него напоролся.

Рис помнил, как завернул за угол и едва не врезался в юношу, который стоял там и следил за ним во все глаза. Когда он заговорил с юношей, тот шарахнулся, словно его ударили. Встреча с человеком, который его видит, явно оказалась для Коула нешуточным потрясением, и Рису пришлось потратить немало слов и времени, чтобы хоть как-то успокоить его. Он пришел сюда, заинтригованный скитаниями Риса по Яме, однако ему и в голову не пришло, что Рис скитается по Яме именно из-за него. Коул давно уже перестал следить за тем, замечают ли его другие люди, – просто потому, что никто его не видел.

Первый разговор с ним прояснил… многое. По словам Коула, храмовники привезли его в башню и бросили в камеру. Он не помнил, когда именно это случилось, не мог припомнить и каким образом выбрался из темницы… но после обнаружил, что оказался один-одинешенек в мире, где его никто не видит. Рис никогда не слыхал ни о чем подобном. Ему пришлось даже дотронуться до собеседника, дабы убедиться, что тот и вправду существует.

– Как же получается, что ты невидим? – спросил он.

– Не знаю.

– Но… тебя все-таки видели. Пускай мельком, но все же… Мне рассказывали об этом.

– Иногда меня видят, а почему – не знаю.

Коул отвечал уклончиво. От расспросов ему было не по себе, и к тому же он опасался намерений Риса теперь, когда тот знал о его существовании. Он жарко, почти со слезами умолял не выдавать его храмовникам. Рис без особой охоты, но все же согласился. Да и кто ему поверит, скажи он, что по башне бродит человек-невидимка? Особенно если тот сам не хочет, чтобы его видели.

А потому он оставил Коула одного, пообещав когда-нибудь вернуться, и не понял тогда, почему юноша в ответ лишь промолчал с явным недоверием в глазах. Несколько дней спустя Рис вернулся и снова поверг Коула в безмерное удивление. Коул рассказал, что ему и прежде удавалось сделать так, чтобы его заметили, – это получалось, если хорошо постараться. Вот только очень скоро эти люди вновь его забывали. Коул просто переставал для них существовать… и он решил, что то же самое произойдет и с Рисом.

Вышло иначе. Рис возвращался к нему вновь и вновь. Сперва потому, что был чрезвычайно заинтригован этой удивительной загадкой. Если бы только он смог разобраться, что же делает Коула незримым, возможно, тот мог бы избавиться от невидимости. Быть может, сила, которая укрывала его от чужих глаз, могла бы стать источником новых знаний. Рис не был фанатичным ученым, но его привлекало решение сложных проблем, особенно если при этом удавалось кому-то помочь.

А Коул, похоже, как раз и нуждался в помощи. Он ни разу не заговаривал об этом, но и так было ясно, что он отчаянно одинок. И хотя понятие дружбы для него было чем-то чуждым и пугающим, страх не мешал ему приходить на встречи с Рисом. Со временем стало ясно, что помощь тут ни при чем. Рис, безусловно, хотел разгадать тайну, но теперь уже потому, что Коул пришелся ему по душе. Юноша не был скор на язык, зато обладал острым и любознательным умом. К тому же его существование объясняло, почему от Круга в нынешнем виде нет никакого толка. Что, если бы Коула встретили в башне не храмовники, а собратья-маги, если бы к нему отнеслись не с презрением и страхом, а с пониманием? Если бы ему сумели втолковать, что владение магией не чудовищное проклятие, а редкостный и прекрасный дар?

И потому Рис виделся с Коулом так часто, как только смел ускользать из кельи. Они играли в карты при свете лампы, и Коул показывал старшему товарищу некоторые диковинки из тех, что ему довелось обнаружить в Яме. Рис даже представить себе не мог, что там может найтись такое. Они болтали обо всем на свете, покуда разговор велся о пустяках. Стоило Рису спросить, каким образом Коул превратился в невидимку, или даже завести речь о том, как ему помочь, – и юноша уходил, растворяясь в темноте.

Их обнаружили лишь однажды. Дозорный храмовник, обходивший архивы, появился в ту самую минуту, когда они размышляли над шахматной доской. Тот постоял, недоуменно уставясь на Риса, а затем спросил, часто ли тот играет сам с собой. Рис неловко промямлил, что, дескать, вырабатывает тактику игры, и стражник двинулся дальше, на ходу озадаченно покачивая головой. До этой минуты Рис втайне подумывал, что Коул попросту неприметен, а тот, кто смотрит прямо на него, обязательно его увидит. Оказалось, что это не так.

А потом распустили Коллегию чародеев.

Одновременно ужесточили надзор за всеми магами в башне, и Рису стало намного труднее выбираться из своей кельи незамеченным. Он все реже приходил на встречи, а придя, неизменно обнаруживал, что Коул неразговорчив и замкнут. Всякий раз юноша бывал убежден, что Рис о нем все-таки забыл, и никакие слова его не разубеждали. Потом он мрачнел и утверждал, что если Рис его и не забыл на сей раз, то уж наверняка забудет в следующий.

А потому Рис с удвоенным старанием принялся искать разгадку. Он подумывал поделиться с Адриан… но что она скажет? И как бы отнесся любой другой? Не говоря уж о том, что его тайну могли обнаружить храмовники. Какой совет дали бы ему те, кому он даже не в состоянии доказать, что Коул существует? Собственное бессилие вызывало у Риса угрызения совести, и это чувство лишь усугублялось тем, что от его визитов Коулу становилось только хуже.

Когда Рис в прошлый раз спустился в Яму, ему пришлось искать Коула несколько часов. Это было необычно, так как прежде юноша всегда находил его первым. Рис не посмел звать Коула вслух и вместо этого долго, в душе страшась наткнуться на мертвое тело, обшаривал укромные закутки, где обитал невидимка.

Наконец он отыскал Коула в усыпальницах, где когда-то хоронили храмовников. Юноша сидел на крышке массивного саркофага нахохлившись, словно печальный ворон. Вид у него был нездоровый, лицо бледное, как будто он не спал неделю кряду. При виде Риса он даже не поздоровался и лишь настороженно следил, как тот подходит все ближе, а затем ни с того ни с сего спросил: считает ли Рис, что он, Коул, – мертвый?

– Ты не мертвец, – возразил Рис. – Ты такой же настоящий и живой. Как я.

– А может, это ты ненастоящий. Может, ты демон, посланный, чтобы мучить меня.

– В самом деле? Разве я тебя мучаю?

В глазах Коула метнулся испуг.

– Да. Нет.

Рис протянул руку, чтобы ободряюще похлопать юношу по плечу, но тот лишь отпрянул, отодвинувшись выше на крышку саркофага.

– Оставь меня в покое.

– Ты и вправду хочешь, чтобы я ушел?

– Нет.

– Коул, пойдем со мной. Мне нужно отвести тебя к Первому Чародею, заставить его тебя увидеть. Сделаем записи, чтобы ничего не забыть. Тогда мы сможем помочь тебе. Прости, но в одиночку я не справлюсь.

Молчание.

– Ты же хочешь, чтобы тебе помогли?

– Я не хочу, чтобы мне сделали больно.

Коул не был ребенком, но эти слова прозвучали как испуганная детская мольба. Рис надолго смолк, беспомощно глядя на него. Потом заговорил:

– Ты ведь можешь покинуть башню. Это я вынужден здесь торчать, а ты свободен.

– И куда я пойду?

На этот вопрос у Риса не было подходящего ответа.

Никуда. Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Будь я Коулом, я спокойно прошел бы мимо храмовников, покинул башню и ушел туда, где они меня никогда не найдут.

Вот только Рис не Коул. Тот старательно избегает верхних ярусов башни, потому что боится людей. Буйное многолюдье города за пределами башни ввергло бы его в такой ужас, что и представить трудно. Да и что это за существование – видеть, как вокруг кипит жизнь, и оставаться в этом кипении только бессильным зрителем?

А потому Рис, вопреки собственному желанию, оставил Коула в покое и вышел из усыпальницы, чувствуя, как сверлит спину напряженный взгляд. Это произошло с месяц тому назад, и до сегодняшнего дня, до разговора в кабинете рыцаря-командора, у Риса и мысли не мелькнуло о том, что этот несчастный юноша связан с убийствами в башне. То, что Коул может быть не только жертвой, ему никогда не приходило в голову.

И вот теперь Коул сидел перед ним на корточках и глядел исподлобья так же мрачно, как в прошлую встречу. Может быть, Рису грозит опасность? Он считал, будто знает, на что способен этот юноша, но вот ошибся. Да нет, не просто ошибся, а свалял дурака. В глубине души Рис упорно цеплялся за мысль, что всему этому должно было найтись какое-то объяснение.

– Скажи, что это неправда! – горячо потребовал он. – Скажи, что на самом деле ты никого не убивал и все было иначе!

– Не могу.

– Ты прибегнул к магии крови? Неужели ты пытался… излечить себя каким-то ритуалом? Ты нашел его в архивах?

На лице Коула отразилось замешательство.

– Не знаю я никакой магии.

– Тогда зачем ты убивал? Ответь хоть на этот вопрос!

– Так… так было нужно.

– Тебе нужно было их убивать? Но каким образом… – Рис осекся, пораженный, как громом, ужасной мыслью. – Это дело рук Жанно? Он нашел тебя, да? И говорил с тобой? Это он велел тебе совершать убийства?

– Не знаю я никакого Жанно.

– Это маг. Такой же, как я, но постарше. И волос поменьше. Я знаю, что он часто спускался сюда…

– Он ест персики? Один человек, похожий на того, что ты описал, бывает в архивах. Иногда я вижу его в усыпальнице, но только когда он говорит с другими.

– С другими? Кто эти другие?

Коул пожал плечами:

– Они сидят в темноте и толкуют о разных скучных вещах. Этот маг всегда бросает на пол косточки от персиков. Так я и узнаю, что он там бывает.

Рис задумался над его словами. Тайные сборища в усыпальнице? Если в них участвовал Жанно, то подозрения Лорда-Искателя насчет заговора в башне могли оказаться недалекими от истины. От этой мысли ему стало не по себе.

– Почему ты мне раньше не рассказывал об этих встречах?

– Понятия не имел, что тебе это неизвестно. И что тебе надо об этом знать.

– Эти люди могли тебя увидеть? Может, они наложили на тебя какое-то заклятие и принудили убивать? Кто знает – вдруг именно они сделали тебя убийцей.

Коул задумался. С минуту он молчал, хмурясь и рисуя в пыли какие-то черточки.

– Они меня не видели, – наконец вымолвил он. – Никто не может меня увидеть, кроме тебя. И еще тех, кого я…

– Убил.

Коул кивнул.

– Ты поэтому и убивал, да? Опасался, что они выдадут тебя храмовникам?

– Нет. Те люди меня не видели, пока я сам к ним не приходил. Но я знал, что они меня увидят.

Коул прикусил губу. Рис и прежде видел у него на лице такое выражение. Оно возникало всякий раз, когда юноша пытался облечь какую-то сложную мысль в слова.

– Ты бывал когда-нибудь глубоко под водой? – спросил Коул.

– Да, конечно.

– В одном нижнем зале есть небольшая заводь. Иногда я прихожу туда. – Юноша запнулся, погруженный в мысли. – Знаешь, под водой можно плавать. Если закрыть глаза, кажется, будто плывешь в пустоте. Вокруг черно и ничего не слыхать, кроме самого себя. Весь мир как будто бы далеко-далеко.

– Не понимаю.

Коул раздосадованно вздохнул:

– Мне иногда кажется, что я очутился глубоко под водой и больше уже никогда не выплыву. Просто опускаюсь все глубже и никак не достигну дна. Темнота вот-вот поглотит меня целиком. – Коул смятенно уставился в пол. – Я как будто просачиваюсь в трещинки между настоящим миром и призрачным, и если не смогу остановиться, то меня просто не станет. И спастись от этого можно только…

Рис попятился. Всего на шаг, но Коул все равно заметил это движение. Лицо его исказила такая боль, что у Риса мучительно сжалось сердце. Он разрывался между тревогой и страхом. Коул – славный мальчик. Он всегда был по душе Рису, но слишком уж нелегко увязать безобидного юношу с убийцей, вонзившим нож в сердце шестерым беспомощным магам.

– Спастись от этого можно, только если ты кого-нибудь убьешь? – тихо, сдавленным голосом докончил Рис.

– Я знаю, что они меня увидят, – прошептал Коул. – Непонятно откуда. Но знаю. И тогда я иду к ним. В тот миг, когда они умирают, они смотрят на меня. Знают, что это я их убил, и тогда я становлюсь для них самым главным в мире. – Лицо его вновь исказилось болью. – Никогда и ни для кого я не был самым главным, – прибавил он, и его хриплый голос сорвался.

– И то, что ты становишься самым главным… помогает тебе остаться настоящим?

Коул поглядел на него широко открытыми, непонимающими глазами:

– А с тобой разве не так?

Рис не знал, что на это ответить. В глубине души он сейчас задавал себе совсем другой, куда более важный вопрос: убьет ли Коул и его? В конце концов, Рис ведь тоже его видит, как видели все жертвы. Если Коул проникнется убеждением, что смерть Риса каким-то образом поможет ему сделаться настоящим, то неужели же он не решится на убийство? Как бы ни стремился Рис помочь юноше, теперь было очевидно, что Коул просто безумен. И помочь ему невозможно.

– Вот что, Коул, – твердо проговорил Рис. – Выслушай меня. Ты не исчезнешь. И убийство невинных людей ничего не изменит.

– Откуда тебе знать? Ты сам говорил когда-то, что понятия не имеешь, в чем моя беда.

Рис шагнул к юноше, крепко схватил его за плечи и рывком поднял на ноги. Глаза Коула округлились от изумления, однако он не попытался вырваться.

– Ты не представляешь, чем грозят эти убийства! И не только тебе – всем нам! Храмовники думают, что убийца – маг крови. Ты обязан пойти со мной!

– Нет! – Юноша рванулся было, но Рис не ослабил хватки.

– Мы сделаем все, чтобы тебя увидели! Объясним, что это невидимость, откуда бы она ни взялась, довела тебя до сумасшествия, что на самом деле ты ни в чем не виноват… не знаю, да хоть что-нибудь объясним! Только так и можно будет тебе помочь!

– Никто мне не поможет! – Коул все-таки вырвался из рук Риса и отскочил к дальней стене. – Не поможет!

Во взгляде его читались безграничный ужас и полное крушение надежд.

Рис колебался. Коул, безусловно, прав. Даже если устроить так, чтобы храмовники увидели его и тут же не забыли, помощи от них не дождешься. Скорее всего, они решат, что Коул подпал под власть демона. Что касается магов, в Коуле они увидят лишь убийцу шестерых своих собратьев… и Рис вовсе не был уверен, что сумеет их разубедить. Коул болен. Чтобы избавиться от некой напасти, он убивал других людей. Разве это не преступление?

Он вскинул руки, чтобы не дать Коулу сбежать.

– Больше так продолжаться не может, – твердо изрек он. – Так или иначе, но убийства должны прекратиться.

– Не надо! – всхлипнул Коул. Он так страдал, что не сочувствовать ему было невозможно. – Правда, я не хотел тебя сердить! И не хочу, чтобы ты перестал со мной разговаривать!

– Тогда пойдем со мной.

– Не могу!

С этими словами Коул опрометью метнулся к двери. Рис бросился было за ним, но, поскольку в одной руке сжимал посох, сумел лишь другой ухватить Коула за край кожаной куртки. Этого оказалось мало, и он едва не потерял равновесие, когда Коул сломя голову выскочил в темноту коридора.

– Проклятье!

Рис не хотел ничего подобного. Он выбежал из комнаты вслед за Коулом и остановился на пороге. Свечение посоха озарило коридор, уходивший прямо вперед, и винтовую лестницу справа. Насколько помнил Рис, по коридору можно было добраться до темниц, а лестница уводила вниз, в недра Ямы. Там, на глубине, располагался запутанный лабиринт старинных переходов и залов, в том числе храмовнических усыпальниц. Рис не видел, куда именно побежал Коул, а топот его ног доносился, казалось, отовсюду.

Тогда он помчался вниз по лестнице. В темницах наверняка ходят дозоры храмовников, и хотя Коула они разглядеть не в силах, беглец вряд ли направился бы туда. Рис перемахивал через две, а то и три ступеньки; с каждым поворотом лестницы он налетал на каменные стены. В глубине души Рис боялся, что снова покатится кубарем и тогда дело кончится куда хуже, но сейчас предпочитал пренебречь опасностью.

Наконец Рис достиг подножия лестницы и мгновение спустя заметил вдали Коула, бежавшего прочь со всех ног.

– Стой!

Рис пропустил через посох поток маны, и в темноту коридора сорвался ослепительно-белый шар. Он ударился о стену, едва не задев Коула, и ветхая кладка с оглушительным треском лопнула. Во все стороны брызнули осколки камней.

Коул громко вскрикнул от страха. Рис зажал рот ладонью, закашлялся в облаке каменной пыли, но упрямо помчался дальше. И наконец увидел Коула – тот сидел, сжавшись, возле груды камней, а с потолка над ним все еще сыпалось крошево осколков. Коул был весь в пыли, но, судя по всему, невредим. И это хорошо. Рис не хотел его смерти.

– Не вынуждай меня так поступать! – крикнул он на бегу, с трудом переводя дыхание. – Коул, ты должен пойти со мной! У тебя нет выбора!

И резко остановился. Коул вовсе не сжался в комочек от страха. Нет, он низко пригнулся, и глаза его опасно сверкали. В руке он сжимал кинжал с зазубренным лезвием – оружие убийцы… И видно было, что юноша сумеет пустить его в ход.

– Я не хочу тебя убивать, – вполголоса, с неприкрытой угрозой предостерег Коул.

Взгляды их скрестились. Гнев охватил Риса при мысли о том, что все это время он искренне сопереживал юнцу, который на поверку оказался волком в овечьей шкуре. Правда, Коул никогда и не утверждал, будто чист и невинен как младенец… но Рис все равно чувствовал себя жес-токо обманутым.

– Отчего бы и нет? – процедил он. – Я ведь тебя вижу. Убьешь меня – станешь настоящим.

Судя по тому, как дернулся Коул при этих обвиняющих словах, Рис мог с тем же успехом наотмашь ударить его по лицу. Впрочем, он не жалел о сказанном. Хватит нянчиться с этим паршивцем.

– Это твой последний шанс, – прибавил он, и шар в навершии посоха заискрился.

Глаза Коула сузились, и на долю секунды Рису по-чудилось, что юноша сейчас бросится на него. Внезапно Коул вскочил и метнулся прочь. Застигнутый врасплох, Рис ударил молнией из посоха, но Коул проворно отпрыгнул в сторону, и удар не достиг цели. Брызнуло каменное крошево, породив еще более густое облако пыли, и Рис отшатнулся, зашедшись отчаянным кашлем.

Когда он пришел в себя и протер глаза, Коул исчез. Из огромных трещин в потолке сеялись осколки камня. Зря он так неосторожно – не хватало еще устроить здесь обвал. Впрочем, Рис не намерен был отступать. Как ни претила ему сама мысль о том, чтобы силой тащить кого-то к храмовникам, на сей раз придется поступить именно так. Единственный способ доказать, что убийства совершались не магами, – сдать храмовникам Коула и молиться Создателю, чтобы необычные свойства юноши не заставили их через пять минут забыть об этом.

Собравшись с духом, Рис нырнул в облако каменной пыли и бросился в погоню. Посох он держал перед собой, на бегу собирая в него энергию. В следующий раз он не промахнется.

Евангелина валилась с ног от усталости. Если б она осталась спать в своих покоях, как и задумывала ранее, то не обнаружила бы, что чародей Рис пропал. Незнание этого освободило бы ее от необходимости действовать, а к утру, вполне вероятно, чародей мог вернуться к себе – и концы в воду. Евангелина прекрасно знала, что маги тайком шныряют по всей башне. Словно крысы, ухитрялись они выискать заветный темный уголок или потайной ход, где можно было без помех насладиться уединением. В обычных обстоятельствах Евангелине и в голову бы не пришло беспокоиться из-за такого пустяка.

Сейчас, однако, обстоятельства изменились, и храмовница это прекрасно понимала. Еще раз проверить пост, выставленный в общем зале, а уж потом спать – так она велела себе. Часовой сперва мямлил и отнекивался, уверяя, что не покидал пост. Это, естественно, означало, что на деле все было иначе. Нарочито небрежным тоном он доложил, что заметил на лестнице свет, будто кто-то нес в руке лампу, – по крайней мере, так ему показалось. Вот тогда-то Евангелина в точности поняла, что произошло.

Казалось бы, храмовники, из года в год стерегшие магов, должны были свыкнуться с тем, что их подопечные пускали в ход не только молнии, но и прочие чары. Видимо, служба в ордене никак не способствовала развитию воображения. Если учесть, что чародей Рис обладал даром общения с духами, не так уж трудно догадаться, что именно отвлекло внимание часового.

И вот теперь Евангелина вслед за Первым Чародеем Эдмондом поднималась по длинной лестнице в комнату, где хранились филактерии. Эдмонд освещал дорогу сиянием посоха, однако тьма все так же упорно со всех сторон подступала к идущим. Старый маг почти на каждом шагу спотыкался и останавливался, чтобы протереть покрасневшие от изнеможения глаза. Евангелина всей душой сочувствовала ему, но другого пути у них не было.

Миновало не так уж много времени, когда лестница вывела их в небольшой зал, за которым располагалось хранилище филактерий. Голые каменные стены подпирали массивный свод. Дверь хранилища – искусный механизм гномьей работы – представляла собой ряд перекрывающих друг друга кругов, отлитых из бронзы, стали и прочих сплавов, которым Евангелина даже не знала названия, – достаточно прочных, чтобы выдержать самый мощный и слаженный удар магии. Вся башня могла бы обрушиться до основания, но на этой двери не осталось бы даже царапины. Само собой, то, что хранилось за дверью, в этом случае тоже превратилось бы в прах, и потому Евангелина не могла понять, почему хранилище не разместили в подземных ярусах башни. По всей вероятности, орден предпочитал держать филактерии наверху, чтобы магам труднее было до них добраться, – так жестокосердая нянька трясет блестящей погремушкой высоко над головой отчаянно вопящего младенца.

По обе стороны от двери хранилища мерцали красноватым светом две стеклянные пластины. Два ключа, открывающих вход: один – для мага, другой – для храмовника. Только таким образом, как установилось с самого зарождения Церкви, и можно было проникнуть внутрь.

Перед дверью хранилища стоял часовой в доспехах храмовника. Он вытянулся столь старательно, что можно было не сомневаться: еще минуту назад он мирно дремал.

– Капитан! – воскликнул он, лихо отдав честь.

За сон на дежурстве часовой заслуживал выволочки, но пост у входа в хранилище и вправду был самым скучным во всей башне. Раньше здесь вовсе не было охраны, а появилась она только после мятежа в Киркволле: рыцарь-командор Эрон счел такое решение благоразумным. И все равно вряд ли можно было ждать, что кому-то понадобится войти в хранилище глубокой ночью. Бедному стражнику попросту не повезло.

– Весь в трудах, как я погляжу? – Евангелина приблизилась.

– Так точно, сер!

Часовой усиленно заморгал, и на лбу его заблестели капли пота. Холеное лицо говорило о знатном происхождении, – по всей вероятности, второй или третий сын захудалого дворянского рода из дальнего закутка империи, втайне наверняка страдающий от того, что сделать карьеру в ордене оказалось не так легко, как он мечтал.

– Отойди, – раздраженно махнула Евангелина, и часовой едва не взвизгнул, спеша убраться с ее пути.

Евангелина повернулась к стоявшему рядом Первому Чародею:

– Приступим?

Маг выглядел так, словно от усталости вот-вот рухнет с ног.

– Сер Евангелина, ты уверена, что это так уж необходимо?

– Один из вас пропал в ночь после того, как было совершено покушение на жизнь Верховной Жрицы. К тому же незадолго до исчезновения мы допрашивали его насчет убийств. Я считаю такое совпадение подозрительным, а ты?

– Это странно, но само по себе не преступно.

– Если хочешь, разбудим Лорда-Искателя и спросим, что он об этом думает.

Первый Чародей безнадежно ссутулился. Тяжело вздохнув, он прошаркал к одной из прозрачных пластин и приложил ладонь. Красный свет, отзываясь на его прикосновение, забурлил, всколыхнулся и преобразился в голубой. Кивнув, Евангелина направилась к другой пластине, сняла латную перчатку и повторила действие Первого Чародея. Тотчас сквозь ее ладонь хлынула струя магической энергии, и вторая пластина тоже медленно поголубела.

Хранилище содрогнулось, издав звучный стон, и эхо его заметалось по всему залу. Завертелись шестерни, и металлические круги, из которых состояла дверь, начали плавно расходиться в стороны. Евангелина зачарованно смотрела, как они накладываются друг на друга… и наконец запор лязгнул в последний раз и стих. Небольшая панель в центре отошла прочь, обнажив дверную ручку.

Евангелина решительно шагнула к ней, резким взмахом руки отогнала разинувшего рот охранника и налегла на ручку. Массивная дверь отворилась на удивление легко и притом почти беззвучно, как будто ее петли в последний раз смазывали только вчера, а не много столетий назад. Да, гномы – настоящие мастера.

Зал без окон, находившийся за дверью, был огромен. Шесть могучих колонн – пять по краям зала, одна в центре – высились до самого свода. Все они были выложены рядами хрупких стеклянных сосудов и окружены металлическими винтовыми лестницами. В каждом сосуде содержалось несколько капель крови, которую брали у всех магов при вступлении в Круг. Сосуды были насквозь пропитаны магией, и оттого кровь, хранившаяся в них, светилась. Со стороны казалось, что колонны покрыты сотнями и сотнями сумрачно сверкающих драгоценных камней, а свечение сосудов, сливаясь, озаряло зал зловещим багрянцем. Цветом запретной магии.

Евангелина терпеть не могла хранилище. Сосуды с кровью непрерывно вибрировали, и эта вибрация не столько слышалась, сколько ощущалась всей кожей. С каждой минутой, проведенной в этих стенах, ощущение усиливалось и в итоге едва не сводило с ума. В представлении Евангелины, филактерии были слишком близки к магии крови, но поскольку орден считал их полезными, он и не возражал против существования филактерий. Толика ханжества во имя благой цели.

Первый Чародей Эдмонд стоял рядом с Евангелиной, взирая на колонны с откровенным отвращением. Старческой морщинистой рукой он потер лоб и лишь тогда обнаружил, что храмовница наблюдает за ним.

– Рис – славный малый, – проговорил он, словно отвечая на незаданный вопрос.

– Ты и про Жанно сказал бы то же самое?

– Нет, хотя сомневаюсь, что ты мне поверишь.

– И правильно делаешь.

Евангелина подошла к центральной колонне, потрогала металлическую лестницу, которая обвивала ее, – просто убедиться в прочности последней. Казалось немыслимым, чтобы такая субтильная конструкция выдержала вес человека, если он решит подняться на самый верх, но до сих пор узкие ступеньки ни разу даже не прогнулись у нее под ногами. И все равно она неизменно – ради собственного спокойствия – ощупывала лестницу.

Евангелина осторожно начала подъем. Она заметила, что некоторые сосуды перестали светиться. Обычно это означало, что маг, чья кровь помещена в сосуд, умер. Надо будет предложить, чтобы Усмиренные изъяли ненужные филактерии, – давненько здесь, как видно, не наводили порядок. Впрочем, к кому она обратится с этим предложением? К Лорду-Искателю? Евангелина сильно сомневалась, что этого человека интересуют такие мелочи, как повседневное управление делами башни.

Филактерия чародея Риса нашлась примерно посередине колонны. Хотя так и значилось в описи, Евангелина для страховки проверила рунический знак на сосуде. Она нередко задумывалась, способны ли ошибаться Усмиренные, которые занимаются ведением описей. Усмиренные, как правило, нечеловечески методичны и, поскольку их не обуревают страсти, считаются благонадежными… но не слишком ли храмовники на них полагаются? Все эти люди когда-то были магами, и хотя у них не осталось прежних чувств, кто знает, может быть, когда-то случится так, что и Усмиренный восстанет против ордена.

Церковь всегда утверждала, что это невозможно. Правда, Церковь некогда считала немыслимым и мятеж магов.

– Что же, нам теперь вовсе запрещено покидать свои комнаты? – спросил снизу Первый Чародей. – Магам всегда разрешали свободно перемещаться в пределах башни. Нельзя же почти начисто лишить человека свободы, а потом отбирать жалкие остатки и надеяться, что он просто исчезнет.

– Потому что иначе взбунтуется? Как взбунтовались в Киркволле? – Голос Евангелины прозвучал излишне раздраженно. Спускаясь с филактерией по лестнице, она постаралась взять себя в руки. – Условия там, уж поверь, были куда суровей здешних. Если вспомнить, чем все это закончилось, то даже ты, надеюсь, согласишься, что сравнения неуместны.

Первый Чародей пожал плечами:

– Покушение на жизнь Верховной Жрицы, спору нет, чудовищная глупость. Я прошу одного – чтобы за это не пришлось расплачиваться всем нам.

Евангелина сошла с лестницы и повернулась к нему:

– Вполне возможно, что чародей Рис вовсе не замешан в этом деле. Что, если сейчас он валяется где-то с ножом в груди, потому что кто-то другой решил таким образом прикрыть свою вину? Нравится вам это или нет, но храмовники нужны и для того, чтобы защищать магов.

– Даже если эта защита нас убивает? – Старик рассеянно махнул рукой, предупреждая резкую отповедь храмовницы. – Извини. Время позднее. Ты нашла то, что искала?

– Да.

– Тогда пойдем отсюда.

Они вышли из хранилища, и Евангелина отпустила Первого Чародея. Без единого слова он заковылял вниз по лестнице, а часовой со смиренным видом закрыл за спиной Евангелины дверь. Он явно разрывался между двумя стремлениями – притвориться, будто ничего особенного не случилось, и подлизаться к старшей по чину. Евангелина решила, что еще задаст ему жару.

Она поднесла к глазам филактерию и внимательно ее осмотрела. «Ну что же, проверим, куда ты девался». Сосредоточившись, Евангелина направила на сосуд с кровью лучик энергии. Алое свечение запульсировало, а затем медленно набрало силу.

Стало быть, Рис еще в башне. Уже легче.

Евангелина двинулась вниз по лестнице, ни на миг не отрывая глаз от сосуда. Чем ниже она спускалась, тем ярче светилась кровь. Это не помогало найти Риса, зато подсказывало, что она движется в нужную сторону, – и так Евангелина, минуя ярусы со спальнями магов, установила, что пропавший чародей находится еще ниже. Стало быть, он воспользовался тайным ходом, если только часовой в общем зале не отошел от своего поста дальше, нежели утверждал.

Она шла и шла по сумрачным коридорам башни, и зловещее свечение филактерии освещало ей путь. Во внутреннем дворе, где обычно упражнялись храмовники, сейчас не было ни души. Тишина царила и в безлюдной часовне, лишь Вечный Пламень, пылавший в священной жаровне, свидетельствовал о том, что сюда все-таки приходят молиться. Евангелина была совершенно одна и не слышала вокруг ни единого звука, кроме эха собственных шагов.

Наконец филактерия привела ее ко спуску в Яму. Правду говоря, в этом не было ничего неожиданного. Если чародей и впрямь так близко, как показывает яркое свечение крови, а на жилых ярусах его нет, то где еще ему ошиваться, как не в Яме?

Первым делом Евангелина направилась в темницы. И не потому, что надеялась отыскать там Риса, – филактерия, что и понятно, с ней согласилась, – а потому, что не собиралась в одиночку отправляться на поиски опасного (вполне вероятно) мага, не предупредив никого о своих намерениях. Недавнее происшествие на дворцовом балу еще раз напомнило ей, что даже один-единственный маг может оказаться довольно грозным противником.

Темницы были отвратительным местом. Остались они с тех времен, когда башня еще не принадлежала Церкви, но служила укрепленной резиденцией императора Кордилия Драккона. Именно он основал Церковь в те давние смутные времена, когда повсюду множились уродливые культы и бесновалась еще не укрощенная магия. Евангелина подозревала, что когда-то в темницах не было ни одной пустой камеры и старинная пыточная тоже не простаивала без дела. Храмовница содрогалась при мысли, что орудия пыток, до сих пор пылившиеся там, снова будут пущены в ход.

И ведь такое может случиться, если маги зайдут слишком далеко. У Евангелины хватало ума это понять, у магов – как она надеялась – тоже.

Два храмовника, сидевшие в тюремной кордегардии, увлеченно резались в карты. При виде офицера они хотели было вскочить, но Евангелина покачала головой – не надо.

– Не спится, рыцарь-капитан? – спросил один.

– Ищу пропавшего мага. – Евангелина показала филактерию.

– Мы никого не видели.

– Да я тоже не думаю, что он первым делом побежал бы сюда, – хмыкнула Евангелина. – Просто решила предупредить вас, что собираюсь побродить по Яме. На всякий случай.

Мужчины обменялись многозначительными взглядами.

– Ждешь неприятностей? Хочешь, кто-нибудь из нас пойдет с тобой?

– Не нужно. Проверьте камеры. Убедитесь, что все заключенные целы и невредимы.

Евангелина тронулась было с места, но остановилась, заметив, что один из стражников выглядит обеспокоенным.

– В чем дело, сер? – напрямик спросила она.

Тот с виноватым видом отвернулся от напарника, который смерил его уничтожающим взглядом.

– Я… слышал какие-то странные звуки. Оттуда, снизу.

– Какие именно?

– Да самые обычные! – категорично заявил второй стражник.

Это уже было интересно. Евангелина скрестила руки на груди и, вскинув брови, вопросительно глянула на храмовников:

– И что ты считаешь «обычными звуками»? Я сама давно уже не несла стражу в темницах, но для кого-то, возможно, это самый первый пост.

– Послушай, что я скажу! – Стражник вскинул руки, словно защищаясь от невысказанных обвинений. – В таких ветхих местечках всяких звуков полным-полно. Снизу то и дело доносится какой-то шум. То рушится кладка, то булькает что-то в сточных ходах. Если бросаться туда всякий раз, когда что-то послышится, так всю ночь и пробегаешь в темноте.

– А еще это может быть Призрак Башни, – с некоторым смущением вставил первый.

Евангелина выразительно закатила глаза. До нее уже доходили слухи о призраке – очередная чушь, состряпанная магами, но вот чтобы об этом заговорил храмовник… Впрочем, пресловутый призрак вполне мог оказаться демоном – тем более что в башне обнаружились маги крови, а такая возможность придавала пустячным сплетням некоторый вес. По сути, ей следовало серьезнее отнестись к россказням о призраке.

Евангелина покинула темницы и спешно устремилась дальше.

Будучи незнакома со здешними местами, она все еще разыскивала дорогу к нижним коридорам, когда в первый раз услышала странный звук. Отдаленный грохот, чем-то похожий на раскаты грома… или взрыв. Она перешла на бег и опрометью помчалась вниз по лестнице, на ходу выхватив из ножен меч. И тогда услышала еще кое-что – сухой и резкий треск молнии. Внизу кто-то творит заклинания.

Что, во имя Создателя, там происходит? Бой?

Евангелина бежала по коридорам, держа перед собой филактерию, чтобы следить, насколько ярко светится кровь в сосуде. Дважды ей пришлось повернуть назад, потому что впереди оказался тупик, а в третий раз – когда она выяснила, что коридор ведет совсем в другую сторону. Евангелина выругалась сквозь зубы, отчасти коря себя за то, что с самого начала не подняла на ноги всю башню, отчасти поминая недобрым словом безымянных идиотов, которым некогда пришла в голову блестящая идея устроить в подземелье лабиринт. Ордену следовало запечатать эту часть Ямы еще несколько веков тому назад.

А потом Евангелина ворвалась в усыпальницы храмовников и тогда наконец увидела чародея Риса. Он стоял рядом с одним из больших саркофагов, а статуя, ранее возвышавшаяся на крышке, теперь валялась грудой обломков на полу. В воздухе висело облако пыли и едко пахло дымом. Сам маг с ног до головы был измазан грязью, и… стоп, что там у него на лице? Кровь? Посох в руке чародея сверкал и искрился силой, явно готовый к очередной атаке.

– Ни с места, маг! – выкрикнула Евангелина, взмахнув мечом. – Посмей только ослушаться, и тебе конец!

Вздрогнув от неожиданности, Рис стремительно развернулся к ней. Мгновение казалось, что сейчас он ринется в драку… но затем маг узнал Евангелину, и свер-кание, окутавшее посох, погасло. Рис невесело ухмыльнулся.

– Кого я вижу, – проговорил он. – Доброй ночи, сер Евангелина. Что привело тебя в закоулки Ямы?

– Шум, а также пропавший маг.

Рис кивнул, теперь уже посерьезнев:

– Полагаю, это было неизбежно.

Каким-то образом он ухитрялся даже под слоем грязи оставаться привлекательным. Должно быть, дело в глазах – теплых, карих, как у ее отца. Будь они другого цвета, Рис – чернобородый, с резкими чертами лица – выглядел бы мрачно и даже зловеще. Оттого и не удавалось понять, каков он на самом деле. То, как он держался в разговоре с Лордом-Искателем, свидетельствовало о храбрости… или о безрассудстве.

Евангелина решительно двинулась к нему:

– Изволь-ка объяснить, что ты здесь делаешь!

На долю секунды ей почудилось, что Рис и впрямь готов подчиниться этому требованию. Во всяком случае, видно было, что он, сосредоточенно хмурясь, размышляет над такой возможностью… однако в итоге маг покачал головой:

– Ты мне все равно не поверишь.

– Не поверю? – Евангелина рискнула шагнуть ближе – так, что острие меча едва не касалось груди мага.

Рис скосил глаза на клинок, но не шелохнулся. Стало быть, он не полезет в драку. Отлично.

– А что, по-твоему, я должна подумать? Вначале Лорд-Искатель допрашивал тебя, а потом ты тайком ускользнул сюда… зачем? Чтобы разрушить усыпальницу? Выместить зло на беззащитном камне?

– Это не совсем так.

– Ты с кем-то сражался. С кем?

Говоря это, Евангелина зорко следила за магом. Она заметила, как он украдкой глянул на темный угол в дальнем конце усыпальницы. Она тоже посмотрела туда, но увидела только каменные плиты, пятна сажи да клочья дыма. Рис определенно метал заклинания… но в кого?

– Ты видишь кого-нибудь, с кем я мог бы сражаться? – уклончиво, вопросом на вопрос ответил маг.

Евангелина помедлила. Вполне возможно, что неведомый противник Риса уже скрылся. Она вошла сюда через единственный вход, но в усыпальнице наверняка могло обнаружиться с десяток тайных выходов. И все же… что-то здесь было не так.

– Нет, не вижу. – Евангелина опустила меч – ненамного, самую малость. – Однако это не ответ.

Чародей ничего не сказал, лишь рассеянно потер лицо. На щеке его под слоем грязи наверняка скрывалась рана, и он, когда опустил руку, с искренним недоумением уставился на окровавленную ладонь.

– Итак, – проговорил он легкомысленным тоном, словно они вели светскую беседу где-нибудь в коридорах башни, – как ты теперь намерена поступить?

– Ты не оставил мне выбора. Придется подержать тебя в камере, покуда я не разберусь с этим делом.

– В камере? Вот уж не знаю…

Евангелина не дала ему договорить. Она прянула вперед и, развернув в прыжке меч, ударила мага рукоятью в затылок. Застигнутый врасплох, Рис мгновенно обмяк и повалился на пол, словно мешок с картошкой. Посох его погас, и теперь усыпальницу освещало только алое сияние филактерии.

Стоя над Рисом и не опуская меча, Евангелина пристально оглядела усыпальницу. Здесь должно было найтись нечто подозрительное… но она увидела лишь струйку дыма, тянувшуюся над поверженной статуей, да густое облако пыли. В остальном было тихо и недвижно.

«Дыхание Создателя! Что же ты здесь делал, маг?»

Чу! Вроде бы краем глаза она уловила какое-то движение? Евангелина крепче стиснула меч и крадучись, бесшумным шагом двинулась в дальний угол усыпальницы. Она тщательно осмотрела все зазоры между саркофагами, обыскала все темные местечки – не затаился ли там кто.

Пусто.

Храмовница зябко поежилась. Слишком много здесь статуй, изображений людей, которые умерли так давно, что имена их стерлись даже с эпитафий. И слишком много в последнее время велось разговоров о призраках. От этих мыслей по спине пробежал холодок… а Евангелина этого терпеть не могла. Со страхом не повоюешь.

Она вернулась к Рису, который так и валялся без сознания. Сунув меч в ножны, Евангелина не без труда взвалила мага на плечо и побрела к выходу. Она шла и чувствовала, как волосы на затылке встают дыбом.

И не могла отделаться от ощущения, что за ней следят.

Глава 5

Рис очнулся в темноте, не имея ни малейшего понятия, где находится.

Первым, что он ощутил, была невыносимая боль, от которой раскалывалась голова. Затем нахлынула паника, и лишь позднее он вспомнил угрозу Евангелины. Руки его были скованы. В ноздри бил едкий запах пота. Он в темницах башни, и ему не оставили даже одеяла, чтобы согреться.

Рис провалялся так, казалось, целую вечность, дрожа от холода и борясь с тошнотой. Иногда он задремывал, но тут же просыпался. К тому времени, когда наконец явилась Евангелина, Рис едва не свихнулся. Он был почти уверен, что торчит в камере уже месяц с лишним, и немало изумился, когда храмовница сухо сообщила, что на самом деле миновал от силы день.

За этим сообщением последовал допрос. Что делал Рис на подземных ярусах? Как он туда попал? Кто его сообщники? Словом, те же вопросы, которые Евангелина задавала в усыпальнице, вот только сейчас ему выдавалась и впрямь последняя возможность ответить. Рис упорно молчал: время говорить правду прошло. Даже если бы он хоть в малой степени надеялся, что храмовники ему поверят, – а он и не надеялся вовсе, – такую невероятную историю они сочли бы только ложью, состряпанной во имя спасения собственной шкуры.

И Рису вдобавок было совершенно ясно, чего ждет от него Евангелина: признания, что он отправился в усыпальницу для встречи с заговорщиками-либертарианцами. Рис едва не спросил вслух, кто, по ее мнению, были эти заговорщики, неужели той ночью пропал еще кто-то из магов? Быть может, Евангелина решила, что он заодно с храмовниками? При этой мысли Рис похолодел. Если бы только он в силах был сочинить ложь, которая ее устроит!

В конце концов храмовница с отвращением покачала головой и ушла. Рис едва не взмолился ей вслед, чтобы принесли воды, но что в том проку? Умереть от жажды было бы, скорее всего, благом по сравнению с тем, что для него уготовили.

А значит, ничего не оставалось, как только ждать неизбежного. Время в темноте тянулось медленно. Боль в голове постепенно утихла, зато заныл живот. Рис проклинал скованные руки и ерзал, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее на холодном каменном полу. Иногда ему случалось поспать, правда без сновидений. Все прочее время он просто лежал наедине со своими мрачными мыслями.

Придет ли по его душу Коул? Вот он, Рис, способный его увидеть, со скованными руками и совершенно беззащитный. Храмовники решат, что его смерть – дело рук заговорщиков-магов, которые таким образом стремились заткнуть ему рот. Поймет ли Коул, что со скованными руками Рис не в силах сотворить приличного заклинания? Положим, он сумел бы призвать какого-нибудь духа; возможно, даже смог бы открыть дверь камеры. И что дальше? Единственный выход отсюда – коридор, где стоит стража да еще полным-полно древних ловушек, которые в один миг превратят его в жаркое.

Всякий раз, когда Рис открывал глаза, он ожидал увидеть Коула, который сидит на корточках напротив и сверлит его печальным и испуганным взглядом. Иногда Рис был твердо уверен, что в такую минуту задохнется от безмерного ужаса, а порой испытывал только гнев и неуемное желание осыпать мальчишку проклятиями за то, что втянул его в этакую передрягу, выкрикнуть в лицо: «И зачем только я тебя увидел?» Однако в самые тягостные минуты заточения, лежа на голом полу, мучаясь от голода и жажды, Рис подумывал о том, что, пожалуй, был бы рад узреть Коула. Знакомое, близкое лицо того, кто пришел избавить его от участи хуже смерти.

И тогда он плакал в темноте, всеми силами стараясь изгнать из головы подобные мысли.

Надо было ему, когда Коул отказался идти с ним к храмовникам, попросту повернуться и уйти. Подняться по лестнице к себе и молча надеяться, что все обойдется. Но что, если бы Коул совершил новое убийство? Храмовники увидели бы, что их опасения подтверждаются, и за преступление одного заплатили бы с лихвой все маги башни.

Впрочем, не исключено, что так и будет. Это вопрос времени. Что бы храмовники ни сделали с ним, Рисом, рано или поздно они возьмутся за Адриан… равно как и за любого мага, который вызовет у них подозрение. Может, все-таки стоит сказать им правду? Если его так или иначе убьют – что он теряет?

А может быть, его и не убьют. Сделают Усмиренным. Каково это – прожить остаток жизни, никогда и ни о чем не беспокоясь? Быть довольным и покорным, сознавать, что с тобой сотворили, но ничуть не беспокоиться об этом? Расскажет ли он тогда храмовникам про Коула? Выложит ли всю правду, не заботясь о том, к чему это приведет?

Нет, они не посмеют. У них нет никаких улик. И суда над ним не было. Все, что есть у храмовников, – смутные подозрения да то, что Рис оказался в неположенном месте в неположенное время. И одного этого хватит, чтобы вычеркнуть его из жизни? Всего лишь потому, что храмовники опасаются, как бы он чего не натворил?

Вспышка гнева отчасти согрела похолодевшее сердце Риса – здесь, в холодной камере, это ощущение было даже приятным. Пусть приходят. Пускай придет Коул. Он использует все заклинания, какие только сумеет применить, он будет драться – и плевать на последствия.

К моменту, когда дверь камеры вновь открылась, Рис уже был готов к такому исходу. Он лежал, затаившись, и зернышко магии, заботливо взлелеянное в груди, ждало возможности расцвести смертоносным взрывом.

– Чародей Рис. – Храмовник остановился на пороге. Голос его прозвучал обыденно, и миг спустя он бросил на пол стопку сложенной одежды. – Облачайся. Я проведу тебя в купальню.

– В ку… купальню? – Рис не знал, что и думать.

– Тебя освободили.

– Долго я здесь пробыл?

– В камере? Четыре дня. А теперь поторопись.

С этими словами стражник развернулся и вышел, оставив дверь открытой. Рис поморгал, с трудом веря услышанному. Четыре дня? Ему-то показалось, что прошла неделя, не меньше. Впрочем, без воды и питья он бы через неделю наверняка уже испустил дух. Рис попытался удержать накопленную ярость, но та протекла сквозь пальцы как песок. Не важно почему, но все-таки его освободили.

Он снял измазанную засохшей грязью мантию, оделся в чистое и осторожно выглянул в коридор. Из кордегардии доносились мужские голоса и даже смех, а потому Рис двинулся туда. То была, вне сомнения, самая невероятная прогулка в его жизни. В кордегардии обнаружились трое храмовников. Они попивали вино и на Риса глянули как ни в чем не бывало.

– Вода на столе, – сказал стражник, выпустивший его из камеры. – Еда тоже.

Рис проследил за его жестом и увидел оловянную кружку, возле которой стояла миска похлебки. Запах мяса притянул его как магнит, и не успел он глазом моргнуть, как уже вовсю пожирал угощение. Похлебка давно остыла и даже подернулась жирком, но Рису на это было наплевать. Он так поспешно набивал рот едой, что едва не подавился, но все равно – никогда у него не было такой восхитительной трапезы. Вода омывала его пересохшее горло, как божественный нектар.

А потом Рис повалился на пол, скрючившись от невыносимой боли в желудке. Он стоял на коленях, обхватив руками живот, а стражники, глядя на него, от души хохотали. Наконец боль утихла, и все тот же храмовник, ухватив Риса за плечо, рывком поднял его на ноги.

– Пошли уж, – не без сочувствия хмыкнул он.

Очень скоро Рис оказался в совершенно другом месте башни – комнатке, где в окно струился солнечный свет. Глаза тут же заслезились от боли, и Рис бессильно зажмурился, гадая, зачем его привели сюда. Из-за двери доносился плеск воды, лившейся в ванну, пахло ароматными солями. Риса охватило дурное предчувствие. Он ощутил себя агнцем, которого готовят к жертвенному закланию.

Минуту спустя в комнату вошла молодая эльфийка. На ней была серая неброская мантия, а на лбу – Рис мгновенно разглядел это – блеклый знак священного солнца. Метка Усмирения.

– Ванна готова, – монотонно проговорила она. – Можешь мыться.

С этими словами эльфийка протянула руку, но Рис этого будто не заметил.

– Это… больно? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Вода не причинит тебе боли.

– Нет, я про… – Рис указал на метку.

И подумал было, что вопрос бестактный, но тут же напомнил себе, что Усмиренного оскорбить невозможно. Впрочем, слабое оправдание. В башне Рис постоянно сталкивался с Усмиренными. Они занимались всякими хозяйственными делами, так что, казалось, он должен был свыкнуться с их присутствием, но все равно ему становилось не по себе, и он знал, что большинство магов испытывали те же чувства. Чаще всего маги пытались сделать вид, будто Усмиренные – лишь часть окружающей обстановки и никогда прежде не были такими же, как они.

Эльфийка моргнула и наклонила голову. Этот жест мог обозначать смятение, но Рис не поручился бы, что не ошибся.

– Ритуал Усмирения, – ровно уточнила она. – Мне не позволено говорить о нем. Тебе это известно.

– Если меня собираются сделать таким, как ты, я хочу это знать.

– Я не готовлю тебя к ритуалу. Тебе надлежит предстать перед собранием магов в парадном зале.

Женщина повернулась и плавным шагом направилась в соседнюю комнату. Рис молча последовал за ней.

– Лорд-Искатель велел привести тебя в порядок, и меня прислали помочь тебе при купании.

И действительно: в соседней комнате обнаружилось несколько бронзовых ванн, а одна была почти до краев наполнена горячей водой. Рис никогда прежде здесь не бывал, так что эта купальня, скорее всего, находилась в казармах храмовников. Странно. Недоумевая, он повернулся к эльфийке:

– Стало быть, я свободен? Меня просто освободили, и все?

– Мне об этом ничего не известно.

Рис колебался долю секунды, а затем решительно сбросил мантию и забрался в ванну. Стеснительность тоже относилась к тем качествам, которых Усмиренные лишались раз и навсегда. Женщина проследила за ним ничего не выражающими глазами и, когда он погрузился в воду, подала ему полотенце. Рис, стараясь не глазеть на ее лоб, невнятно пробормотал слова благодарности, и эльфийка направилась к выходу.

На пороге она остановилась и обернулась к Рису.

– Если я и испытывала боль, – негромко проговорила она, – теперь это не имеет ровным счетом никакого значения. Когда-то мне был ведом только страх, теперь – одно лишь чувство долга. Какова бы ни была та боль, обмен, я полагаю, равноценный.

И Усмиренная ушла. Рис сидел по горло в почти кипящей воде, и все же по спине его пробежал явственный холодок.

Через час он уже был в парадном зале. Это громадное помещение находилось не внутри самой башни, а примыкало к ее нижнему наземному ярусу. Оно служило главным входом в башню; по нему в давние времена шествовали в окружении свиты бесчисленные короли и королевы, а затем и первый император Орлея. Трон, само собой, давно убрали, но роскошные арочные своды и витражные окна зала до сих пор выдавали былое величие. Теперь парадный зал стал свидетельством мощи ордена храмовников, и его великолепие неизбежно напоминало об этом магам в тех редких случаях, когда им бывало дозволено здесь собраться.

Парадный зал был изрядной длины, пол выложен шахматным узором из черных и серых плиток. Вдоль стен с двух сторон тянулись рядами кресла, однако сейчас они пустовали. Все прибывшие толпились посреди зала, то и дело сбиваясь в группки и возбужденно переговариваясь. Насколько Рис сумел определить на глаз, здесь было свыше нескольких сотен магов, даже самые молодые ученики – словом, весь Круг в полном составе.

Он стоял на входе, изумленно взирая на это зрелище. До очередного традиционного собрания магов оставался самое меньшее месяц, а если вспомнить о покушении на жизнь Верховной Жрицы, то Рис мог бы побиться об заклад, что храмовники запретят даже это мероприятие.

И тут перед взором Риса промелькнули знакомые буйно-рыжие кудри – это Адриан, вынырнув из толпы, направлялась прямиком к нему.

– Тебя выпустили из темницы? – воскликнула она, подойдя ближе. – Вот это неожиданность!

Рис приветственно ухмыльнулся ей:

– Храмовники не устояли перед моим непобедимым обаянием.

– Меня это ничуть не удивляет.

Рис указал жестом на толпу магов, многие из которых украдкой поглядывали в его сторону:

– Какое занятное зрелище. Не скажешь ли, зачем здесь собрался весь Круг?

– Хм, я как раз собиралась спросить об этом у тебя. Никто не знает. Тайна.

– Обожаю тайны! Может, сделают какое-то важное объявление?

– Да, я тоже об этом думала. Возможно, Лорд-Искатель желает обратиться к нам с речью? – Адриан усмехнулась. – Или же собрать всех магов в одном месте, чтобы храмовникам проще было нас перебить.

– Признай, в расторопности им не откажешь.

Женщина невесело хмыкнула и, взяв Риса под руку, повела его в зал. Шаги их по мраморному полу отдавались гулким эхом, привлекая любопытные взгляды присутствующих. Адриан этого словно не замечала, но Рису все-таки становилось не по себе. Считают ли эти люди, что именно он виноват в том, что сейчас происходило в башне? Много ли им рассказали? Словно прочтя его мысли, Адриан на ходу подалась к нему:

– В башне только и разговоров было, что о тебе. Первый Чародей сообщил, что ты пропал, но и только. Храмовники и вовсе не пожелали говорить.

– Откуда же ты узнала, что я был в темнице?

– Мы, само собой, подняли шум, и я была в первых рядах. Целая толпа явилась требовать ответа у храмовников. Те схватились за мечи – словом, все как обычно. Ты пропустил недурную потеху.

– И все это из-за меня? Как трогательно.

– Не могла же я допустить, чтобы ты просто исчез, а пару недель спустя появился в башне уже Усмиренным. Да еще без малейших доказательств хоть какой-то вины. – Адриан насупилась, как бывало всякий раз, когда она нехотя воздавала собеседнику должное. – Первый Чародей поддержал нас. Он тоже был там, и с ним все старшие чародеи, и он потребовал встречи с Лордом-Ис-кателем.

Рис ограничился кивком, потому что на миг лишился дара речи. Он способен был высмеять любой порыв, но сама мысль, что прочие маги встали на его защиту, рискуя даже собственной шкурой, его совершенно обескуражила. Поступил бы он так же на их месте? Хотелось думать, что да.

– И чем же все закончилось? – наконец спросил он.

– Явилась сер Евангелина. – Адриан, произнеся это имя, выразительно закатила глаза. Она никогда не скрывала своего мнения об окружающих, и меньше всего – о храмовниках. – Она велела своим людям отступить, а нам сообщила, что ты посреди ночи тайком выскользнул из своей спальни. Отправился в Яму и даже вроде бы там с кем-то дрался.

На этих словах они дошли до середины зала, и Адриан помолчала, глядя на Риса с настороженным любопытством, после чего осведомилась:

– Скажи… ведь этого не было?

Вот оно, началось. Рис заметил, как несколько магов, торчавших поблизости, прервали разговоры и старательно притворились, что не прислушиваются к каждому его слову. Адриан так и распирало от желания узнать правду. И не только Адриан.

– Было, – неохотно признал он.

– Что именно было?

– Я спустился в Яму, – начал Рис, осторожно подбирая слова. – Мне нужно было кое-кого отыскать. Меня поймали, и на этом все кончилось.

– Тебе нужно было отыскать кое-кого?

– Да.

Глаза Адриан гневно сверкнули.

– Что ж, прекрасно. Можешь не говорить.

И она вновь увлекла Риса через зал, теперь уже погрузившись в угрюмое молчание. Ничего не поделаешь, у Адриан были все основания на него рассердиться. Уж если кто-то и мог поверить его рассказу о Коуле, так это именно Адриан… вот только что дальше? Она сразу воспылает желанием сделать хоть что-нибудь, даже если не будет знать, что именно. Втянуть в эту историю Адриан означало бы только ухудшить положение – и ее самой, и всех магов башни.

Рис огляделся, надеясь заметить в толпе Первого Чародея. Ему, наверное, следует поблагодарить старика… или хотя бы извиниться за то, что причинил столько хлопот. В конце концов, Рис отправился искать Коула, чтобы избавить Круг от неприятностей, а не с целью навлечь на него новые беды. Увы, Первого Чародея нигде видно не было.

Наконец Адриан остановилась там, куда направлялась, – возле группы старших чародеев. Знакомые все лица: члены местного братства либертарианцев… вот только Жанно среди них, естественно, не было. Один из чародеев – эльф с длинными черными волосами и раскосыми, как у всех эльфов, глазами – приветствовал Адриан и Риса угрюмым кивком. Гарис был негласным предводителем братства до того, как его успешно вытеснила с этого места Адриан. Не интригами, конечно, а тем фактом, что ей и не требовалось кем-то руководить, чтобы настоять на своем.

А потому Гарис не питал ни малейшей симпатии к ним обоим. Рис платил ему тем же: Гарис был одной из причин, по которым он чурался тесных связей с местными либертарианцами и общался с ними разве что через Адриан.

– С возвращением, – поздравил Риса эльф. В его голосе не прозвучало ни намека на искреннюю радость.

– Откровенно говоря, я собирался пробыть в камере подольше, но разве можно было пропустить такое событие? Что это – неужели общее собрание? Потрясающе!

И Рис мысленно усмехнулся, заметив, как собеседник стиснул зубы в крайнем раздражении.

Адриан, сурово нахмурясь, скрестила руки на груди:

– Похоже, сер Евангелина сказала нам правду. Он действительно улизнул той ночью из своих покоев.

Гарис выразительно вскинул брови:

– Что ж, тем бóльшими глупцами мы оказались, когда заступались за тебя. Почему ты пошел на такое безумие, Рис? И почему храмовники тебя все-таки выпустили? – Глаза эльфа подозрительно сузились. – Что ты им рассказал?

– Ничего он им не рассказывал! – отрезала Адриан. Затем глянула на Риса, и по лицу ее вдруг промелькнула тень сомнения. – Ведь это так? Ты ничего не сказал храмовникам?

– Я ничего и не знаю.

– Это не помешало бы тебе состряпать какую-нибудь чушь, – проворчал эльф.

Рис пожал плечами:

– Я не дал храмовникам повода в чем-то обвинить либертарианцев, если ты намекаешь именно на это.

Гариса его ответ явно не убедил, но Адриан лишь отмахнулась от подозрений эльфа:

– Не важно. Мы снова в полном составе, и пора обсудить, каков будет наш следующий шаг. Если станем сидеть сложа руки, кончится тем, что храмовники припишут нам покушение на жизнь Верховной Жрицы. Сами знаете, что так и произойдет.

– Поглядим, – буркнул Гарис и повернулся к Рису. – Либертарианцы выступили в твою защиту, и, возможно, благодаря этому ты был освобожден. Скажи, ответишь ли ты нам услугой на услугу? Знаю, ты никогда душой не был с нами… но теперь-то будешь?

Какие-то нотки в голосе эльфа помешали Рису ответить сразу. Украдкой оглянувшись, он отметил, что их окружают одни только либертарианцы. Братство что-то задумало – и, вполне возможно, нечто серьезное. То ли им нужна помощь Риса, то ли они хотят его испытать. В любом случае разговор принимал опасное направление – особенно здесь, посреди многолюдного зала.

Этот вывод натолкнул Риса на еще одну мысль. Что, если либертарианцы и впрямь замешаны в покушении на Верховную Жрицу, а ему об этом никто не сообщил? И Адриан тоже в числе заговорщиков? Это вряд ли, она никогда не умела хранить секреты, но все же…

Адриан, как и все прочие маги, выжидающе смотрела на него.

– Ну так что же? – наконец спросила она.

Счастливый случай избавил Риса от необходимости отвечать. Разговоры в зале внезапно стихли. Маги вразнобой двинулись к расставленным вдоль стен креслам, и шаги их отдавались в зале таким звучным эхом, что беседовать стало невозможно. Рис заметил, что меж людей, еще толпившихся посреди зала, снует Усмиренный, вполголоса просящий их разойтись.

– Похоже, наше время истекло, – пробормотал Гарис.

– Поговорим позже, – отозвалась Адриан. – Если только Лорд-Искатель не собирается нам таким образом сообщить, каких еще привилегий мы лишимся. И если нас всех не запрут по комнатам.

С этими словами она торопливо зашагала к двум свободным креслам – в первом ряду, само собой, – и жестом призвала Риса последовать ее примеру. Он так и сделал, предоставив Гарису корчить мрачные рожи в компании прочих либертарианцев.

Очень скоро по залу пронесся приглушенный шепот. Вошел Первый Чародей Эдмонд. Он был облачен в парадные одежды – черную парчовую мантию с золотой каймой и белый меховой плащ, который, казалось, своей тяжестью пригибал старика к полу. Первый Чародей опирался на посох, и каждый шаг его по мраморному полу сопровождался отчетливым стуком. Едва маги притихли, этот стук остался единственным, что нарушало воцарившуюся тишину. К тому времени, когда Первый Чародей дошел до середины зала, взоры всех собравшихся уже были устремлены только на него.

Эдмонд огляделся, поначалу не говоря ни слова. Вид у него был такой же изнуренный, как во время разговора в кабинете рыцаря-командора.

– Я рад, – начал он едва слышным голосом, – что вы пришли на это собрание и что все живы и благополучны. Времена нынче недобрые, друзья мои, и я не хочу, чтобы кто-то из нас усложнял и без того напряженное положение. Наш дар способен принести немалое благо, если только мы…

Он замолк, оборвав фразу на полуслове, и прикрыл глаза. Никто из собравшихся не посмел подать голоса, и в зале было слышно лишь неловкое покашливание. Вновь открыв глаза, старик поднял руку и кивнул:

– Знаю, знаю. Я стар, и хотя считаюсь вашим главой, дело оборачивается так, что мне нечего вам сказать. Знали бы вы, как я сожалею об этом! – Он повернулся к дверям. – Впрочем, сейчас перед вами предстанет тот, кто, возможно, сумеет сказать вам больше, нежели дано мне.

Все головы разом повернулись к входу. В зал вошла женщина – немолодая, но, в отличие от Первого Чародея, несшая бремя лет с горделивым достоинством. На ней была мантия из голубого шелка, царственно-белый плащ ниспадал складками на мраморные плитки. Седые волосы женщины были стянуты на затылке в строгий узел, но от глаз не укрывалось, что когда-то она отличалась редкой красотой. Теперь она стала разве что привлекательной, и на лице ее лежала печать отягченной заботами зрелости, часто свойственной людям, которые облечены властью.

Эта гостья не нуждалась в представлении, потому что все маги тотчас узнали ее: то была Винн, носившая титул архимага и девять лет назад геройски сражавшаяся с Мором в Ферелдене. Несмотря на это, ее ждал совсем не тот прием, какой обычно устраивают героям. Тут и там послышались вежливые хлопки, однако большинство магов хранили потрясенное молчание. В конце концов, именно Винн способствовала тому, что Коллегия чародеев, перед тем как Верховная Жрица объявила о ее роспуске, проголосовала против независимости магов. Очень многие в этом зале считали сей поступок предательством.

Рис внутренне застонал. Меньше всего он ожидал увидеть в зале именно Винн. Уж лучше бы это был Лорд-Искатель. Кто угодно, только не она.

– Глазам своим не верю! – прошипела на ухо ему Адриан.

– Да и я тоже.

Словно не замечая недоброго напряжения, Винн вежливо кивнула Первому Чародею, покидавшему зал. И обвела холодным взглядом собравшихся, то ли прикидывая их количество, то ли подзадоривая высказаться тех, кого возмущало ее появление. Желающих не нашлось. Рису почудилось, будто на нем этот взгляд задержался чуть дольше, и он как можно старательнее отвел глаза. Затем Винн вскинула над головой белый посох. Ослепительная вспышка – и молния, вырвавшись из его навершия, ударила в сводчатый потолок. Миг спустя весь зал сотрясли раскаты грома, и витражные окна отозвались жалобным дребезжанием.

Послышались испуганные вскрики, многие маги обхватили руками головы, ожидая, что на них сейчас обрушится свод. Этого не произошло. Винн опустила посох и снова обвела взглядом рассевшихся по креслам магов. Лицо ее посуровело.

– Таково наше могущество, – ровным голосом проговорила она. – Мы можем выпустить на волю страшную разрушительную силу – или же обуздать ее. Вот выбор, стоящий перед нами, и делать его надлежит мудро, поскольку эта мощь способна принести миру немалые беды.

Винн умолкла и подняла другую руку. Пальцы ее задвигались, выплетая сложный узор заклинания, и вскоре медленно соткался дух. Облик его лишь отдаленно можно было назвать человеческим, – казалось, что этот смутный силуэт образован тончайшими паутинками света. Дух смятенно парил перед Винн, и она протянула к нему руку. Пальцы ее насквозь пронизали зыбкий облик, от них разбежалась призрачная рябь. Лицо женщины озарилось почти материнской нежностью.

– А еще случаются времена, когда нам не оставляют выбора. – Винн взмахнула рукой, и дух растворился в воздухе. – Не все духи такие кроткие, и если завладеют разумом мага, маг превратится в чудовищное творение хаоса. – Винн шагнула к ученикам, в упор глядя на мальчугана, которому исполнилось двенадцать. Тот неловко отвел глаза. – Даже самый безобидный из нас может стать воплощением ужаса, и кого это постигнет, нам заранее знать не дано.

Тень печали мелькнула по лицу Винн, и она отвернулась. Теперь она снова обращалась к собравшимся в зале магам, и голос ее заметно смягчился.

– Если я сообщаю всем известные вещи, то лишь по одной причине: мы забываем, насколько мы исключительны. Не помним, почему другие люди боятся нас и что для этого страха есть веские основания. Мы видим только жесткие ограничения, наложенные на нас, которые кажутся нам воистину несправедливыми.

По ближайшим к Рису рядам пробежал озлобленный шепоток. Адриан, сидевшая бок о бок, побледнела от злости. Рис явственно ощущал, как она стискивает зубы, силясь удержаться от вспышки. Он и сам потихоньку закипал и, подобно ей, старался подавить гнев.

– Есть ли у нас другой выход? – продолжала Винн. И сделала паузу, дожидаясь отклика, но не дождалась. – Может быть, попросим разрешения самим, без помощи Церкви, надзирать за собой? Убедим народы Тедаса поверить, что мы не повторим ошибки тевинтерских магистров – промахи, которые уже не раз приводили мир на край гибели?

Теперь Винн держала посох перед собой, и его навершие окутала аура яростного огня.

– Или ринемся в бой? – Пламя запылало так ярко, что Рис вынужден был отвести глаза. И не только он. – Восстанем против наших притеснителей и докажем, как они ошибаются, недооценивая нас! – Слепящее пламя вдруг угасло, и в зале наступила мертвая тишина. – И что дальше? – прошептала Винн. – Даже если мы перебьем их всех, это ничего не изменит. Как и год назад, на Коллегии чародеев, я советую вам проявить терпение. Да, нынешний порядок вещей должен быть изменен… но если мы не покажем готовности идти на уступки, как нам ожидать того же от тех, кто нас и без того боится?

– Терпение?! – раздался выкрик, да такой громкий, что эхо прокатилось по всему залу.

Рис с немалым удивлением обнаружил, что кричит он сам. Оказалось, что он стоит стиснув кулаки, и теперь по залу пронесся слитный шорох более сотни мантий – все собравшиеся разом повернулись к нему. В том числе и Винн, которая сейчас разглядывала его, заинтригованно изогнув бровь.

– Чародей, ты хочешь что-то добавить? – осведомилась она.

Рис был по горло сыт ее кривлянием. Послушать эту женщину, так маги должны быть благодарны за то, как с ними обращаются… и при этой мысли его распирало от ярости. Тем не менее он вовсе не собирался произносить речь. Это уже второй случай, когда он не сумел удержать себя в руках: первый раз – в беседе с Лордом-Искателем, и вот опять. Будь он поумнее, промямлил бы какую-нибудь отговорку и благоразумно уселся на место.

Вот только это было бы… малодушием.

– Да, хочу! – наконец выпалил он.

Адриан смотрела на него с изумлением, но и с неподдельным восторгом. В конце концов, именно она прославилась в башне как главный возмутитель спокойствия. Скрежетнув зубами, Рис продолжал:

– Кто ты такая, чтобы учить нас терпению? У тебя больше привилегий, чем у любого из нас. Тебя не держат взаперти в башне, не загоняют по вечерам в спальню, словно малое дитя. Никто не грозит тебе Усмирением, если хоть на шажок отступишь от правил. Легко говорить о терпении, если не довелось пройти через то, что за минувший год пережили мы!

Раздались разрозненные хлопки – аплодировали главным образом Адриан и другие либертарианцы; Рис услышал и противников своего выступления. Кое-кто повысил голос, выражая недовольство, другие громко возражали – словом, шум в зале набирал силу. Винн подняла руку, и голоса понемногу стихли.

– Я действительно пользуюсь некоторыми привилегиями, – признала она, – однако же получила их за то, что много лет исполняла свой долг, а также как награду за участие в войне с порождениями тьмы. Я усердно трудилась, чтобы заслужить доверие Церкви, а не сидела и ждала, когда оно само упадет мне в руки.

– А что сделали мы, если Церковь отказывает в доверии нам – тем, кто всю жизнь беспрекословно исполнял все, что ни требовалось? Почему за проступки немногих вынуждают расплачиваться всех?

На сей раз ему рукоплескали громче. Вернулся Первый Чародей и с обеспокоенным видом подошел к Винн, однако та покачала головой.

– И что же ты прикажешь делать Церкви? – под многоголосый галдеж обратилась она к Рису. – Спорить о процедурных тонкостях, когда, того и гляди, рухнет сама башня? Видишь ли, молодой человек, все мы в одной лодке, а потому каждый должен грести что есть силы, иначе течение унесет нас неведомо куда.

Рис хотел было ответить, но, перехватив выразительный взгляд Первого Чародея, передумал. Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Маги, сидевшие по обе стороны зала, повскакивали с мест; одни шикали, другие разъяренно вопили во все горло. Кто-то увлеченно хлопал, выражая поддержку Винн, кто-то яростно спорил с ее хулителями. Словом, в зале воцарился полнейший балаган.

Винн взирала на это действо с безнадежным видом. Первый Чародей Эдмонд что-то зашептал ей на ухо. О чем бы он там ни просил, но Винн с явной неохотой кивнула и направилась к выходу. Маги были так захвачены спорами и препирательствами, что и не заметили ее ухода.

Адриан, сидевшая с Рисом, встала. Она не принимала участия в развернувшейся дискуссии, но наблюдала за ней с мечтательным восторгом.

– Недурно сработано, – оценила она. – Я и сама не справилась бы лучше.

– Да уж, мой язык явно живет своим умом.

– А мне нравится. Почаще давай ему высказываться за тебя.

Рис с отвращением смотрел, как двое магов неподалеку принялись награждать друг друга увесистыми тычками. Один из них был либертарианцем, второй – из братства лоялистов, которых иногда называли прихвостнями Церкви, поскольку они проповедовали покорность и яростно сопротивлялись любым попыткам добиться независимости. Рис поморщился, когда забияки принялись опрокидывать кресла, вовлекая в потасовку окружающих.

– Ну, – сказала Адриан, – дальше можно не смотреть. Сейчас этой потехе положат конец.

Она кивнула на главный вход, и Рис, обернувшись, увидел, что в зал ворвались храмовники. Их было по меньшей мере десять, все с мечами наголо и уже с порога орали во все горло, веля магам немедля разойтись по своим комнатам.

Юные ученики, многие из которых наблюдали за происходящим круглыми глазами, тотчас бросились исполнять приказ. Другие действовали не так поспешно, а потому храмовники устремились к рядам кресел и принялись подкреплять свои слова действиями – то есть хватать подвернувшихся под руку магов и выволакивать их на середину зала. Это породило всеобщую сумятицу: все маги толпой отхлынули от кресел, причем одни откровенно спасались бегством, а другие, вступаясь за собратьев, осыпали храмовников бранью.

Накал страстей в зале достиг точки, когда, казалось, вот-вот произойдет непоправимое. Рис задержал дыхание, почти ожидая, что сейчас кто-то пустит в ход магию, – достаточно одной искры, даже посоха, направленного на храмовника, и произойдет катастрофа. Противники будут вынуждены применить силу, и прольется кровь.

Этого не случилось. Порядок мучительно медленно, но все же был восстановлен. Рис остался там, где стоял, – среди нескольких старших чародеев, которые с тревогой наблюдали за вакханалией. Адриан покачала головой:

– Может, пойдем и мы, покуда храмовники не выволокли нас из зала?

Рис кивнул. Храмовники все прибывали, и маги уже безропотно позволяли сгонять себя в стадо. Буйные крики сменились угрюмой тишиной, в которой слышно было лишь клацанье шагов по мраморному полу. Когда Адриан и Рис протолкались через толпу, образовавшуюся в дверях, к ним подошел пожилой Усмиренный в серой мантии:

– Чародей Рис?

– Да, это я.

– Лорд-Искатель велел, чтобы ты явился к нему в кабинет. Я должен проводить тебя туда немедленно.

Рис и Адриан обменялись настороженными взглядами. Надо же, как быстро! Впрочем, он и вовсе не рассчитывал на освобождение, а потому не особо удивится, если его снова бросят в темницу… или что похуже.

– Я пойду с тобой! – решительно объявила Адриан. Судя по тону, спорить с ней было бесполезно.

– Дело твое.

Долгая дорога к кабинету рыцаря-командора, где сейчас обосновался Лорд-Искатель, напоминала путь на эшафот. С каждым шагом на верхние ярусы вокруг становилось все тише, словно башню окутал громадный саван. Казалось, что над головой нависла грозовая туча. Ни один храмовник, встретившийся по пути, не удостоил их ни единого слова, и Усмиренный, шедший впереди, тоже предпочитал хранить молчание.

Рис на ходу склонился к Адриан и прошептал:

– Если храмовники решат наказать меня, дай слово, что не станешь им препятствовать.

– Ты спятил? Еще как стану!

– И дашь им повод заодно наказать тебя? Адриан, ты ничем не можешь мне помочь и другим тоже не поможешь, если угодишь в темницу.

Она насупилась, но ничего не ответила и всю оставшуюся дорогу упорно избегала настойчивых взглядов Риса.

Вскоре они вновь оказались в приемной. Второй раз за неделю – этот случай достоин хроник. Огромное окно на сей раз было распахнуто, и по приемной гулял ветер, приносивший неаппетитные запахи города, что раскинулся внизу. Вместе с ветром в комнату врывался холод поздней осени, и Риса тут же пробрал озноб.

Перед дверью кабинета застыли навытяжку два храмовника, так усердно изображавшие бдительность, что их страх заметил бы и слепой. По всей вероятности, страх перед Лордом-Искателем. Храмовники не обратили ни малейшего внимания на Усмиренного, который поклонился и без лишних слов выскользнул из приемной.

– Лорд-Искатель ждет только тебя, чародей, – заявил один из храмовников, грозно глянув на Адриан. Дыхание слетало с его губ облачком холодного пара.

– Я никуда не уйду, – отрезала она.

Стражник поколебался, затем пожал плечами. Он явно предпочел, чтобы Лорд-Искатель срывал злость на магах, а не на его скромной особе, и потому лишь распахнул дверь и отступил в сторону.

Адриан и Рис вошли в кабинет. Как и в прошлый раз, Лорд-Искатель сидел за столом, а рядом стояла сер Евангелина. Зато в кресле по другую сторону стола теперь расположилась Винн. Она тотчас же встала и окинула вошедших холодным оценивающим взглядом.

– Здравствуй, Рис, – негромко произнесла она.

Ну да, конечно, где же еще ей быть, как не здесь? И почему его это удивляет?

– Здравствуй, мама, – ответил он.

Если бы брови Адриан могли взлететь выше, они наверняка утонули бы в челке.

Лорд-Искатель откашлялся, вперив в Риса неодобрительный взгляд:

– Мне сообщили, что ты стал причиной беспорядков в парадном зале.

– Так меня поэтому сюда вызвали?

– Нет, не поэтому. Чародейка Винн пожелала, чтобы тебя после общего собрания доставили в этот кабинет. С чего бы еще, по-твоему, тебя выпустили из камеры?

При этих словах Рис опешил. Что ж, теперь все встало на свои места. Лорд-Искатель между тем перевел взгляд на Адриан и грозно насупился:

– Не припомню, чтобы она изъявляла желание видеть кого-то еще.

– Я пришла сама, – дерзко заявила Адриан.

– Ничего страшного, – перебила Винн прежде, чем Лорд-Искатель успел разразиться суровой отповедью.

Тот откинулся в кресле, побелев от едва сдерживаемого бешенства.

– Делай то, зачем пришла, – процедил он сквозь зубы.

Винн удовлетворенно кивнула и снова повернулась к Рису.

– Боюсь, вам обоим негде присесть… – начала она, обшаривая комнату взглядом, как будто лишние кресла могли появиться из воздуха.

– Ничего, я постою, – буркнул он. – Так в чем дело?

– Мне нужна твоя помощь.

– Помощь? – Рис украдкой глянул на Лорда-Искателя, затем на Евангелину, но на их каменных лицах не было и намека на подсказку. – Зачем тебе понадобилась моя помощь? И с какой стати я должен тебе помогать?

– Хочешь вернуться в камеру? – вмешался Лорд-Искатель.

Рис ничего не ответил, но внутренне содрогнулся от этой угрозы.

Винн кивнула с таким видом, словно и не ожидала иного ответа.

– Один мой старый друг, – сообщила она, – превратился в одержимого. Я намерена его спасти, а это означает отправиться в Тень и сразиться с демоном, который им завладел. Дело трудное, и в одиночку я с ним не справлюсь. Мне нужно, чтобы ты отправился со мной и помог провести ритуал.

Лорд-Искатель бешено зарычал и стукнул кулаком по столу:

– Ты не говорила, что заберешь чародея Риса из башни!

– Не говорила, пока это не понадобилось.

– Разве ты забыла о покушении на Верховную Жрицу? Этот человек замешан в заговоре, и я не могу отпустить его из башни. И не отпущу!

– Я знала, что такое может случиться.

С этими словами Винн запустила руку в карман белого плаща и достала пергаментный свиток с восковой печатью Церкви. Лорд-Искатель, озлобленно хмурясь, выхватил у нее свиток. Сорвав печать, он развернул пергамент и погрузился в чтение.

– Как видишь, – продолжала Винн, – Верховная Жрица дала мне полное право исполнять свою миссию так, как я сочту нужным. – Она едва заметно усмехнулась. – Я же считаю нужным взять с собой чародея Риса. Он, в конце концов, медиум, и его таланты мне пригодятся.

Словно не слыша ее, Лорд-Искатель читал и перечитывал пергамент. Крайне внимательно. Хмурое лицо его стало темнее тучи.

– Как ты раздобыла это письмо?

– Получила из рук Верховной Жрицы. Меня представил ей один старый друг.

Ламберт скатал пергамент и швырнул его на стол, как никчемный мусор.

– У тебя, как видно, много старых друзей, – злобно хмыкнул он. – И что же, я должен позволить тебе рисковать жизнью одного мага ради спасения другого? Что в нем такого особенного, в этом твоем друге?

Винн помешкала, обдумывая ответ.

– Он – Усмиренный, – наконец сказала она.

Рис от изумления едва не поперхнулся слюной.

– Что?! Это невозможно!

Лорд-Искатель тоже был потрясен. Прищурясь, он с подозрением уставился на Винн:

– Ритуал Усмирения навсегда рассекает связь мага с Тенью. Усмиренный не может стать одержимым – в этом и состоит главная цель Усмирения.

– И тем не менее это произошло. – Винн взглянула на Риса. – По словам Первого Чародея, ты много лет изучал демонов. Мой друг занимался тем же. Если он столкнулся с демоном, обладающим необычайной мощью, нам надлежит узнать, что представляет собой этот демон и может ли такое повториться в дальнейшем. Если же в данном случае не сработал ритуал Усмирения…

– Ритуал срабатывает всегда! – горячо возразил Лорд-Искатель.

– А если нет, – подхватил Рис, – то об этом должны узнать все.

Лорд-Искатель обдумал его слова и скривился, как от кислятины. Наконец он принял решение.

– Ни за что! – отрывисто заявил он. – Я не дам разрешения на такое необдуманное предприятие.

Винн сладко улыбнулась:

– Это не тебе решать.

– Я отвечаю за безопасность всех магов этого Круга.

– Если ты предпочитаешь получить личный приказ Верховной Жрицы, то это легко устроить.

Лорд-Искатель вперил в нее уничтожающий взгляд. Так смотрит человек, который надолго запомнит оскорбление. Винн не дрогнула, и остальные с минуту затаив дыхание наблюдали за этим безмолвным поединком. Казалось, эти двое вот-вот бросятся друг на друга с кулаками.

Наконец Лорд-Искатель сдался.

– С вами отправится сер Евангелина, – бросил он. – Она проследит, чтобы чародей Рис после завершения твоей миссии вернулся в башню.

У храмовницы округлились глаза, она открыла было рот, явно собираясь возразить, но благоразумно смолчала. Винн подобных колебаний не испытывала.

– Не припомню, чтобы я просила об охране.

– Тем не менее ты ее получишь. – Лорд-Искатель искоса глянул на Евангелину, и та коротко кивнула, принимая приказ. – Уверен, Верховная Жрица не станет возражать против того, чтобы я обеспечил вас дополнительной защитой… не говоря уж об уверенности, что маг, подозреваемый в заговоре, не исчезнет таинственным образом, едва покинув башню.

– Так я еще и подозреваемый? – фыркнул Рис.

– Именно. – Ламберт одарил его зловещим взглядом. – Считаешь нас дураками? Сер Евангелина обнаружила тебя в усыпальницах, и ты даже не соизволил дать внятного объяснения, как и почему там оказался. Ты знаешь куда больше, чем говоришь, и одно это уже улика, о которой, будь уверен, я не забуду.

Эти слова он произнес с таким нажимом, что Рис невольно попятился.

– Забирай его, – буркнул Лорд-Искатель, обращаясь к Винн. – Но знай: если ты замыслила укрыть своего сыночка от правосудия, тебе это не удастся. Попробуй только помешать нашему расследованию – и даже Верховная Жрица тебе не поможет.

– Понимаю. – Винн убрала пергаментный свиток в карман плаща. Затем она вновь уселась в кресло и пытливо взглянула на Риса. – Ну, теперь-то ты согласен мне помочь? Если нет – поверь, я не стану тебя принуждать.

Рис задумался. Если он ответит отказом, его, вне всяких сомнений, тут же вернут в камеру, однако… он не слишком доверял побуждениям Винн. Здесь, по крайней мере, он знает, чего ожидать. С другой стороны, ее товарищ, как и Рис, занимался изучением демонов. Что, если он обладает знаниями, которые помогут снять загадочные чары с Коула? Помимо прочего, Рис тогда сумел бы доказать, что не причастен к убийствам. Шансов, конечно, мало, но иного случая может и не представиться.

– Ладно, – нехотя согласился он и сразу пожалел об этом. – Однако, судя по тому, что мне известно об этом ритуале, для его проведения нас двоих будет мало. Нам нужен как минимум… еще один маг.

– Верно! – вдруг выпалила Адриан. – Возьмите меня!

И обменялась с Рисом многозначительными взглядами. Адриан изнывала от желания отправиться с ними. Подвергать опасности ее жизнь Рису нравилось ничуть не больше, чем рисковать собственной шкурой… но с другой стороны, он не мог представить, с кем еще столь же охотно пошел бы навстречу любой опасности. Опять-таки, если забрать Адриан из башни, она не займет его мес-то в камере.

– Согласен, – вслух сказал он. – Адриан должна пойти с нами.

Винн позволила себе удовлетворенно улыбнуться:

– Что ж, тогда, дорогие мои, ступайте готовиться к отправке. Выходим утром, а путь до Западного Пригорья неблизкий. – Она перевела взгляд на Евангелину. – Это, милая, касается и тебя, однако тебе придется взять своего коня. Запасной у меня только один.

– Конь найдется.

Никто не тронулся с места. С минуту в кабинете стояло неловкое молчание, а затем Рис бесцеремонно развернулся и вышел. Говорить и в самом деле было больше не о чем. Адриан следовала за ним по пятам.

– Жду твоих объяснений, – прошипела она, едва они оказались за дверью кабинета.

– Не сомневаюсь.

Они пересекли выстывшую приемную – оба стражника старательно сделали вид, что не замечают их, – и вышли в коридор. Рис подумал, что у предстоящего путешествия есть по крайней мере одно преимущество: в кои-то веки он выберется из кишащей храмовниками башни. Пускай лишь на время, пусть подозрения в заговоре так и будут висеть над ним, как топор палача, но зато он хотя бы всласть надышится свежим воздухом. И все беды, грозящие Кругу магов, хоть на время останутся позади.

Равно как и Коул. При мысли о нем у Риса изрядно испортилось настроение.

«Коул, ад тебя побери, что же ты сейчас делаешь?»

Глава 6

Рис уезжает!

Никогда еще Коул не проводил столько времени на верхних ярусах башни. От обилия храмовников неистово колотилось сердце. Всякий раз, когда храмовник проходил мимо, Коул едва удерживался от того, чтобы, затаив дыхание, не вжаться в ближайшую стену, хотя и знал, что его наверняка не заметят. Он до сих пор опасался, что такое может случиться. Видит же его Рис, видели и многие другие… отчего бы среди этих «других» не оказаться и храмовнику? В один ужасный день на плечо Коула опустится тяжелая рука, и он, обернувшись, встретит его грозный вопрошающий взгляд.

Что он сделает тогда? Убьет храмовника? Коул обнажил клинок против Риса. Он вовсе не хотел так поступать, но ведь Рис и вправду угрожал ему. Коул предал своего единственного друга, и даже если при этом просто защищался, то все равно чувствовал себя после этого поступка одиноким как никогда.

Риса он отыскал довольно легко, но, хотя изнывал от желания поговорить с магом, подойти к нему не решился. Да и что бы он мог сказать? Коул никогда не был особо красноречив. Даже если бы Рис согласился его выслушать, Коулу не приходило на ум ни единого довода, который мог бы его переубедить. И потому он вынужден был следить за Рисом издалека, разрываясь между нерешительностью и страхом.

Он видел, как Рис шел по коридору с дорожным мешком на плече, а с ним – веснушчатая магичка с копной огненно-рыжих волос. Куда они направлялись, Коул понятия не имел, но почти все, кого ему удалось подслушать, утверждали, что эти двое скоро покинут башню. Уйдут по каким-то тайным, чрезвычайно секретным делам.

И у них будет еще одна спутница – рослая черноволосая храмовница, та самая, что поймала Риса в усыпальнице. Коул ее хорошо запомнил. Она стояла шагах в пяти и смотрела – хотя и не знала об этом – прямо на него, а потом отвернулась и ушла. И Коул вздохнул с облегчением.

Коул видел эту женщину и прежде. Мысленно он называл ее исключительно рыцарем-капитаном, потому что так к ней обращались все прочие. И относились к ней почтительно, а это значило, что она важная персона.

И потому Коул стал ходить по пятам за рыцарем-капитаном. Быть может, хотя бы она знает, куда собрался Рис и вернется ли он вообще. Это означало, что Коулу придется пробыть в расположении храмовников куда дольше, чем он когда-либо отваживался. Там он чувствовал себя совершенно беззащитным, но с другой стороны – что еще ему оставалось?

У рыцаря-капитана оказалось немало дел. Вначале она провела больше часа во внутреннем дворе, беседуя с подчиненным – вероятно, о том, что и как ему надлежало делать в ее отсутствие. Коул почти не прислушивался к разговору и уловил только, что рыцарь-капитан сама не знала, когда вернется. Может быть, через неделю.

Потом она разговаривала с другой женщиной, тоже храмовницей, – обсуждала «происшествие» в парадном зале. Коул понятия не имел, что там случилось. Шум волнений был слышен и на нижних ярусах, но одного любопытства оказалось недостаточно, чтобы заманить Коула наверх. К тому времени он знал одно: Риса уже освободили.

До того как это произошло, Коул часами просиживал перед камерой. Глаз не сводил с этой двери, зная, что там, внутри, – Рис. И все думал, не войти ли, не лучше ли получится разговор, когда ему некуда будет деться? Да, но ведь Рис тогда решит, что Коул пришел его убить. Непременно решит.

Коул не сумел бы этого вынести, не смог бы увидеть в глазах Риса то же, что видел в глазах других, когда убивал. Уж лучше умереть.

Следуя за рыцарем-капитаном, он побывал в разных местах башни и наконец поднялся на ярусы выше тех, на которых жили маги. Взбираясь по лестнице, Коул внутренне содрогался: в этой части башни он почти никогда не бывал. Очень уж тут было неприглядно, безжизненно и стыло. Даже храмовникам, которые приходили сюда, явно становилось не по себе.

Коул держался вплотную к рыцарю-капитану, а потому едва не врезался в нее, когда та остановилась, чтобы отпереть дверь. Это ее спальня? Значит, здесь живут самые главные храмовники? С чего бы такой важной шишке сопровождать Риса? Неужели он в беде? Из-за Коула?

Он изнывал от желания задать ей эти вопросы. Именно так поступают все обычные люди, а Коул еще смутно помнил свою прежнюю жизнь, помнил время, когда и он мог спросить кого-то и даже получить ответ. Теперь ему оставалось только гадать, что происходит; он тонул в океане безмолвия, нарушаемого лишь нечастыми приходами Риса. Всякий раз, когда Рис уходил, ему становилось хуже: наступала тишина, которую все труднее было переносить.

Храмовница вошла в комнату, и Коул проскользнул следом, успев прежде, чем та захлопнула дверь. И в самом деле – спальня, хотя и крохотная. Койка и одежный шкаф занимали почти половину комнаты. Небольшое окно выходило в город, на подоконнике выстроились в ряд несколько крошечных фигурок, выточенных из камня. Движимый любопытством, Коул подошел к окну и взял одну безделушку. Крапчато-серая статуэтка изображала сидящего волка со злобно горящими глазами – красными камушками. Странно.

Он поставил фигурку на подоконник, и едва слышного стука хватило, чтобы рыцарь-капитан резко обернулась. Коул замер, ругая себя за глупость. Если он привлечет внимание храмовницы, она может его увидеть, а если потом и забудет, то сейчас ему от того ничуть не легче.

До этого происшествия она начала расстегивать ремешки нагрудника, но теперь замерла. Оглядела спальню, недоуменно сдвинув брови. Коул ощутил, как по скуле лениво сползает капля пота. Хотелось сорваться с места, побежать… но он не посмел. Тогда рыцарь-капитан точно его увидит. Но если она сделает хоть шажок вперед…

Этого не случилось. Нахмурившись, женщина вернулась к прерванному занятию. Коул медленно выдохнул. Пронесло.

Затаившись, он смотрел, как храмовница раздевается. Коулу и прежде доводилось видеть чужую наготу – например, когда натыкался на магов, любившихся в укромном уголке. Еще он видел, как люди моются в больших ваннах, наполненных горячей водой, и недоумевал, отчего они так себя утруждают, если глубоко внизу, в Яме, полно превосходных заводей. Помимо того, Коул часто наблюдал за магами, завороженный зрелищем их повседневной жизни, и, само собой, видел, как они переодевались или готовились ко сну. Со временем это занятие потеряло свою привлекательность. Коул чувствовал себя ребенком, который прилип снаружи к окну, жадно глазея на теплую и уютную комнату, куда ему вовеки не суждено попасть.

Рыцарь-капитан снимала доспехи по частям. Первым делом она избавилась от громоздкого нагрудника, за ним последовали наплечники и наручи. Наконец она сбросила тяжелые латные сапоги и осталась в одной потемневшей от пота тунике. И почему только храмовники изо дня в день таскают на себе столько железа? Неужели и впрямь ожидают, что их каждую минуту могут бросить в бой? Против людей, не имеющих даже доспехов? Еще один вопрос, который Коул никогда и никому не сможет задать.

Стянув тунику через голову, женщина облегченно вздохнула. На ночном столике в изголовье кровати стоял тазик с водой. Храмовница разбила тонкий ледок, намерзший на поверхности воды, намочила салфетку и принялась обтираться. Коул заметил, что ее мускулистое тело покрыто многочисленными шрамами. Интересно, откуда они?

Женщина между тем закончила обтирание, открыла шкаф и надела чистую тунику. На секунду взгляд ее задержался на какой-то другой вещи, лежавшей в глубине шкафа. Она извлекла оттуда книгу – пыльный фолиант, переплетенный в кожу. На обложке был вытиснен символ Церкви – священное солнце. Что это за книга, Коул мог только гадать. Кожаный переплет так истерся и растрескался, что казалось, от прикосновения женщины рассыплется в крошево.

Рыцарь-капитан обращалась с книгой крайне бережно. Она провела пальцем по обложке, и лицо ее смягчилось, а в глазах промелькнули нежность и безмерная грусть. Дряхлый переплет отозвался протестующим скрипом, и женщина, раскрыв книгу, вдохнула запах пожелтевших пергаментных страниц.

Коул ничего не понимал. Что в ней такого особенного, в этой книжке? Внизу, в архивах, таких полным-полно, есть и много старее этой. Лежат себе, собирают пыль, не нужные ни ему, Коулу, ни кому другому.

Раздался решительный стук в дверь. И рыцарь-капитан, и Коул разом вздрогнули. Захлопнув книгу, храмовница поспешно сунула ее в шкаф.

– Кто там? – окликнула она.

Голос ее прозвучал как-то странно – словно в горле застрял тугой комок. Ответа не последовало, однако дверь распахнулась, и стучавший вошел.

Ночной гость был не из простых. Облаченный в черные латы с диковинным значком на нагруднике, он держался так властно, что можно было не сомневаться – он здесь главный. Лицо его выражало непреклонную безжалостность, и оттого Коулу тотчас стало не по себе. Дело, впрочем, было не только в этом. От пришельца веяло чем-то непонятным, зловещим. Он обладал неким могуществом, которое не было доступно другим храмовникам.

Коул никогда прежде не видел этого человека… и его мгновенно охватил ужас.

– Лорд-Искатель Ламберт, – процедила рыцарь-капитан. – Я могла бы сама явиться в твой кабинет. Тебе незачем было…

Ночной гость предостерегающе вскинул руку. И, даже не смотря на храмовницу, быстро обшарил взглядом спальню. Глаза его подозрительно сузились, словно он вдруг почуял неладное.

И тогда Коул понял: «Он ищет меня!» Он попятился, втиснулся, насколько мог, в темный угол, укрылся за распахнутой дверцей шкафа. Лорд-Искатель уловил даже это едва заметное движение. Он вперил взгляд туда, где затаился Коул, хотя самого Коула и не видел… однако явно знал, что там кто-то есть. Так серый кот-мышелов, учуяв поблизости добычу, выжидает подходящей минуты, чтобы прыгнуть на жертву и нанести смертельный удар.

– Что-то не так, – вслух заявил Лорд-Искатель.

При этих словах рыцарь-капитан вскинулась, как по сигналу тревоги. Бегом бросившись к месту, где были свалены ее доспехи, она выхватила из ножен меч. Держа клинок наготове, храмовница тщательно осмотрела комнату в поисках врага. Взгляд ее упал на Коула – и проскользнул мимо.

Лорд-Искатель словно и не заметил этих маневров.

– Чем ты занималась до моего прихода?

– Снимала доспехи.

– И все?

– Больше ничего особенного, милорд.

Коул задержал дыхание. В тот самый миг, когда он уже решил, что ночной гость сейчас направится прямиком к нему и схватит за горло, Лорд-Искатель опустил руку. Недовольно морщась, он поглядел на храмовницу:

– Пребывание в этой башне изрядно расшатало мне нервы. Мне почудилось, будто… впрочем, не важно.

Женщина опустила меч, но на лице ее отразилось сомнение.

– Ты что-то хотел от меня, Лорд-Искатель?

– О да.

Ночной гость прикрыл за собой дверь. Затем достал из кошеля на поясе небольшой сверток из лиловой ткани. Рыцарь-капитан приняла его, и, когда развернула ткань, внутри оказались три крохотных сосуда. На донышке каждого плескалась мерцающая ярко-голубая жидкость. Коул ощутил знакомое дуновение магии.

Рыцарь-капитан, похоже, знала, что это за штуки. Правда, она помрачнела, словно ей вручили не слишком приятный подарок, и поспешила вновь завернуть сосуды.

– Благодарю, Лорд-Искатель, – молвила она, – но тебе вовсе незачем было приносить их лично.

– Незачем. – Ночной гость помолчал, поглаживая челюсть и подбирая слова. Тишина, царившая в спальне, становилась все напряженнее. – То, что я собираюсь тебе сказать, не должно выйти за пределы этой комнаты.

– Понимаю.

– Я отправлял записку в Великий Собор. Не знаю, каким образом чародейка Винн получила от Верховной Жрицы столь бредовые привилегии, однако она говорила правду.

Храмовница сдвинула брови:

– Но… это же хорошо?

– Это означает, что мы будем действовать, как решили. – Лорд-Искатель сцепил руки за спиной и принялся вышагивать по комнате. Коулу показалось, что он чем-то обеспокоен. – Однако у меня есть подозрение, что Верховная Жрица не до конца осознает, какие осложнения может вызвать миссия этой чародейки.

– Осложнения?

– Я могу и ошибаться. Вполне возможно, что предположения Винн насчет этого Усмиренного неверны или же обстоятельства, которые сделали его одержимым, настолько невероятны, что повторить их не удастся. – Лорд-Искатель остановился. – Но если нет… если он и впрямь каким-то образом восстановил способности к магии, если в ритуале Усмирения обнаружится слабое место…

Рыцарь-капитан побелела:

– Неужели такое возможно?

– Я сказал «нет» и уверен в своей правоте. – Лорд-Искатель мельком глянул в окно и с отвращением покачал головой. – Но я также достаточно стар, чтобы знать: когда дело касается магии, ничего невероятного нет. Если чародейка Винн обнаружит любую возможность обратить Усмирение… твоя задача – сделать все, чтобы весть об этом никогда не достигла ничьих ушей.

Рыцарь-капитан открыла было рот, но говорить передумала. Помолчав с минуту, она повторила попытку:

– И каким же образом, Лорд-Искатель, ты предлагаешь этого добиться? Со мной будут три мага, и все трое обладают немалым могуществом.

Лорд-Искатель шагнул к ней, положил руки на плечи и посмотрел в глаза. Взгляд его был напорист и суров.

– Тебе известно, какие последствия влечет за собой ритуал Усмирения. Милосердным его не назовешь, однако он избавляет слабых магов от необходимости всю жизнь противостоять соблазнам демонов. Если маги Круга поверят, что Усмирения можно избежать, – и не важно, разумно это или нет, – нас ждет хаос.

Он с силой сжал плечи храмовницы.

– Сер Евангелина, я рассчитываю, что ты исполнишь свой долг во имя мира и порядка. Из всех решений рыцаря-командора Эрона за время, когда он возглавлял Белый Шпиль, наиболее мудрым было – в том нет сомнений – назначение тебя на этот пост.

Евангелина – ну конечно, сообразил Коул, так ее и зовут – расправила плечи и решительно вскинула подбородок.

– Благодарю, милорд, – кивнула она. – Я обо всем позабочусь… если дело до того дойдет.

– Помолимся, чтобы этого не случилось.

С этими словами Лорд-Искатель вышел из спальни. Когда дверь за ним закрылась, Евангелина обмякла. И оперлась о кровать, словно у нее вдруг подкосились ноги. Потом она швырнула на койку лиловый сверток и протяжно выдохнула.

Коул, сжавшись в своем углу, дрожал всем телом. Когда страшный гость ушел, он обрадовался, но сейчас его терзала тревога. Если он правильно понял подслушанное, значит Рису грозит опасность? Первым побуждением Коула было тотчас же найти Риса и все ему рассказать. Но… что, если Коул ошибся? Что, если Рис ему не по-верит?

Что же теперь делать?

Рис вдохнул свежий воздух и обнаружил, что на вкус тот гораздо слаще, чем ему помнилось.

Путники наконец-то покинули Вал Руайо с его утомительным многолюдьем, со всеобщей манерой выплескивать помои из окон на головы прохожим, с неотвязной вонью навоза и тухлой рыбы. Стражники у городских ворот искоса разглядывали необычную компанию: троих магов – пускай и в дорожной одежде, но при посохах, и храмовницу в полном латном облачении. Такое встречалось не каждый день, хотя стражники служили в гарнизоне города, где высился Белый Шпиль. Им до того не терпелось поскорей выставить эту шайку за ворота, что обошлись без обычных придирок.

Рис уже и забыл, что это такое – оказаться за пределами не только башни, но и города. Время от времени, если где-то требовались услуги магов, их выводили из башни в сопровождении храмовников, но это было, конечно, совсем не то. Рису казалось, что он вырвался на свободу. Он любовался могучими дубами, которые росли рядами по обе стороны дороги, заглядывался на их буйные кроны, окрашенные в золото и багрянец поздней осени. Он приветствовал улыбкой проезжавшие мимо торговые фургоны, даже если возницы старательно отводили взгляд. Он смеялся при виде стайки ребятишек, которые вертелись на обочине, пронзительными воплями выпрашивая у проезжих «грошик». В конце концов, это был старинный орлесианский обычай, и Рис сожалел, что ему нечего бросить маленьким попрошайкам.

Адриан нисколько не разделяла его восторгов. Она пребывала в седле позади Риса, крепко обхватив его руками, и если подавала голос, то жаловалась на холод и на то, что у нее болит седалище. Адриан в жизни не призналась бы в этом, но Рис-то знал, что она боится лошадей. Его весьма развеселило, когда на выходе из башни она подозрительно косилась на смиренную животину. Впрочем, Рис был уверен, что она справится со своими страхами – но только из чистого упрямства.

Евангелина тоже помалкивала. И даже не оглянулась, когда путники проезжали мимо придорожного селения, откуда доносилась бодрая музыка. На деревенской площади шел веселый пляс, и три эльфа на деревянном помосте вовсю наигрывали на клавикордах. Когда Рис предложил свернуть с дороги и поглядеть на это зрелище, храмовница мрачно напомнила ему, что они отправились в путь не ради развлечений. Сама она ехала, почти не сводя глаз с дороги, и не выказывала ни малейшего желания поболтать. Алый плащ ее развевался на стылом осеннем ветру.

Что касается Винн…

Пожилая магичка изрядно отставала от своих спутников, и даже когда Евангелина многозначительно заметила, что им стоит поторопиться, Винн только улыбнулась в ответ и продолжала ехать тем же небыстрым шагом. Поверх голубой мантии она накинула теплую шаль и то и дело с явным удовольствием рылась в дорожных мешках, доставала какую-нибудь книжку и читала, пока еще не начало смеркаться. Всякий раз, когда Евангелина пыталась подробнее расспросить о цели их путешествия, Винн ограничивалась уклончивыми ответами. В конце концов храмовница отступила.

Если что и могло испортить лучезарное настроение Риса, так это присутствие Винн. Наверное, он должен был благодарить ее за то, что вытащила его из башни… но эта мысль лишь сильней раздражала Риса. Словно язва, саднила она в глубине сознания, постепенно разъедая радость, и в конце концов Рис сделался почти так же молчалив, как его спутницы.

Наконец Евангелина остановила отряд у первого постоялого двора. Подобные заведения часто встречались на торговых трактах, особенно в Сердцевине. Эти прочные каменные постройки, крытые синим шифером, были хорошо заметны издалека и служили надежным приютом для странствующих торговцев и просто путников. Постоялый двор выглядел вполне прилично. Имперский герб, красовавшийся над воротами, был начищен до блес-ка, а внутренний двор – полон повозок и распряженных лошадей.

Судя по всему, Евангелине не слишком хотелось заходить внутрь, однако им нужны были дорожные припасы, которых они не смогли раздобыть в башне. Адриан вызвалась сопровождать храмовницу, хотя – Рис это точно знал – вовсе не потому, что желала составить ей компанию. Ей просто хотелось ненадолго слезть с лошади.

А потому он остался с глазу на глаз с Винн. Они сидели в седлах у самых ворот, и единственным звуком, нарушавшим тишину, был посвист ветра в кронах деревьев. На окне верхнего этажа со стуком болталась ставня.

Винн закрыла книжку и вздохнула. Притворяясь, будто не замечает, как Рис сверлит ее взглядом, она задумчиво посмотрела на облака.

– Может пойти снег, – заметила она. – Не рановато для этих мест?

– Возможно.

Загадочная улыбка сошла с губ Винн, и чародейка нахмурилась.

– Ладно, Рис, – вздохнула она, – если хочешь о чем-то спросить – сейчас самое время.

– Угадала. – Рис повернулся в седле, чтобы оказаться с ней лицом к лицу. – Зачем ты взяла меня с собой?

– Я ведь уже рассказывала о своем деле.

– Но не о том, зачем в этом деле тебе понадобился именно я, – отрезал Рис. – И не надо кормить меня сказками о моем редком даре! Ты умеешь общаться с духами не хуже меня, а то и лучше.

– Весьма вероятно.

– Тебе нужна пара магов, чтобы провести ритуал вхождения в Тень. Для этой цели сгодится любой маг. Стало быть, единственная причина, по которой ты захотела взять меня с собой, – это…

– То, что ты мой сын, – закончила за него Винн.

Рису так захотелось нагрубить, что он едва успел прикусить язык. Ему пришлось отвернуться. Взгляд его упал на девчонку, которая затаилась в кустах, шагах в десяти от них. Ей было на вид лет восемь, не больше, и она смотрела на магов совершенно круглыми глазами. Вернее, не столько на чародеев, сколько на их посохи. Разве не удивительно, что детей так восхищает магия? Только с возрастом благодаря урокам Церкви они учатся по-настоящему бояться ее.

– Значит, вот в чем дело? – вслух проговорил он. – Я и о твоем-то существовании узнал лишь неполных десять лет назад. Ты явилась в башню после ферелденского Мора, назвала себя… и с тех пор я тебя не видел.

– Я хотела увидеть сына, – сказала Винн. – Взглянуть, каким человеком он стал без моих наставлений. И увидела.

– Ну а сейчас-то я на кой тебе сдался? В этом своем деле ты прекрасно обойдешься без меня. Тебе даже незачем было заворачивать именно в Белый Шпиль. И однако же ты это сделала.

– Я завернула в Белый Шпиль вовсе не ради тебя. Просто после встречи с Верховной Жрицей эта башня Круга оказалась ближайшей. – Винн теснее запахнула шаль, неотрывно глядя на ворота постоялого двора, словно надеялась, что оттуда сейчас выйдут Адриан и Евангелина. – Прибыв в башню, я узнала, что тебя бросили в темницу и что ты подозреваешься в убийствах, которые расследуют Искатели Истины. – Винн обернулась к Рису, и взгляд ее ужесточился. – Десять лет назад я увидела человека, которому от меня ничего не было нужно. Теперь же дела обстояли иначе.

– Мне не нужна твоя помощь, – проворчал Рис. – Я никого не убивал.

– Судя по словам храмовников, ты сделал все, чтобы убедить их в обратном, – пренебрежительно фыркнула Винн. – Да еще и ухитрился связаться с либертарианцами. Я была лучшего мнения о твоем рассудке.

– Не все маги падают лапками кверху по команде «умри», будто дрессированные мабари. Мы взрослые люди, однако храмовники обращаются с нами как с несмышлеными детьми.

– Потому что многие из вас и ведут себя как дети.

– Надо же! – Рис ощутил, как в нем с новой силой подымается гнев, и на сей раз не дал себе труда его сдерживать. – Великий архимаг учит нас ответственности? Ты хоть помнишь, что это такое – жить в башне? Можешь хоть на минуту представить, каково живется нам – тем, что так и остались затворниками? После мятежа в Киркволле…

– Стоит ли сызнова начинать этот спор? – перебила Винн.

– Нет, не стоит. Да и к чему?

Они сидели в седлах и молчали, слушая, как над головой воет ветер. Имперский герб поскрипывал, мерно раскачиваясь на крюке. Было зябко. И от Винн веяло холодом. Их разделяла стена невысказанных слов – всех тех, что копились в сознании Риса с той поры, когда он впервые увидел мать. Сейчас он чувствовал, как эта стена растет и крепнет.

Девчонка, прятавшаяся в кустах, испуганно пискнула и, выскочив из своего укрытия, бросилась наутек, словно за ней гнались. Ни мать, ни сын не проводили ее взглядом, застывшие в ледяном молчании.

– Зачем же тогда ты мне помогла? – наконец спросил Рис.

– Это важно?

– Для меня – да.

– Если б я знала, как ты отнесешься к моей помощи, – вздохнула Винн, – я бы, пожалуй, оставила тебя в камере. Быть может, тебе там самое место.

Эти слова глубоко уязвили Риса. Не зная, что ответить, он просто покачал головой:

– Ты изменилась.

– Ты слишком плохо меня знаешь, чтобы это утверждать.

– Я помню женщину, которую увидел десять лет назад, – возразил Рис. – Я считал себя ферелденцем и думал, что меня попросту слишком рано забрали из семьи, оттого-то я и не помню своих родных. Всю свою жизнь я гадал, кто же была моя мать, – и вдруг она явилась, возникла как по волшебству из ниоткуда. Сердечная, добрая женщина – и в то же время героиня. Я гордился тем, что она моя мать.

Винн промолчала, упорно глядя куда-то вдаль.

– Та женщина распространялась, как она рада тому, что мы наконец-то встретились. Обещала вернуться… и больше я ее не видел. До сих пор не знаю, что с ней случилось.

– Я здесь, – холодно напомнила Винн.

– Женщина, которую я узнал десять лет назад, не стояла бы в парадном зале, говоря нам, что правильнее терпеть, чем надеяться на лучшее. Та женщина не убедила бы Коллегию чародеев, что единственный выход для нас – сдаться.

– Что ж, тогда сожалею, что разочаровала тебя.

Рис пожал плечами. Чего еще он мог от нее ждать? Первый Чародей Эдмонд поведал ему как-то, что с магами иногда такое случается. Проводя всю жизнь вдали от обычных людей, маги в конце концов забывают, что и сами когда-то были людьми. Винн, которую он помнил, была любящей и заботливой, а не надменной и властной; казалось невозможным, что сейчас рядом с ним та же самая женщина.

Хотя, наверно, Рис должен быть ей благодарен. Даже если эта поездка – лишь временная отсрочка неизбежного приговора, то все лучше, чем ничего. Так или иначе, он вырвался из башни… пускай и не навсегда.

Глава 7

Евангелину уже не на шутку донимало царившее в отряде напряжение.

Как бы неприятно ни было магам путешествовать под надзором храмовницы, друг к другу они, похоже, относились еще более неприязненно. Рис и Адриан, ехавшие на одной лошади, то и дело перешептывались, явно не желая, чтобы этот краткий обмен мнениями услышали остальные; зато с Винн они за все время не обменялись ни единым словом. Старая чародейка с тем же успехом могла бы путешествовать в полном одиночестве.

До той минуты, когда Рис в кабинете Лорда-Искателя, обращаясь к Винн, назвал ее матерью, Евангелина не подозревала, что между ними существует родственная связь. Да и никто из храмовников Белого Шпиля об этом понятия не имел. Они знали, что матерью Риса была магичка и что он содержался в церковном приюте, покуда не достиг возраста, позволявшего ему вступить в Круг. Таков был обычный порядок вещей: башня Круга – неподходящее место для младенцев. Каким образом Рис узнал о том, кто его мать, оставалось загадкой. Если они с Винн и встречались, то в глубокой тайне… хотя, судя по всему, им явно не удалось сохранить эту тайну от Искателей.

Правда, было непохоже, чтобы кровная связь пробудила в них теплые чувства друг к другу. Это поневоле напомнило Евангелине о ее собственной матери, которая умерла еще до того, как ее дочь вступила в орден храмовников. Они часто ссорились – главным образом потому, что Евангелина не питала пристрастия ни к чему, что, по мнению общества, пристало девице знатного происхождения. Ей не доставляли ни малейшего удовольствия ни танцы, ни музыка, ни выезды в свет для поиска подходящего мужа. Всему этому Евангелина предпочитала отцовские уроки боя на мечах и воинского искусства, ко-торыми он овладел за годы службы империи в качестве шевалье.

И все же, когда мать умерла, Евангелина испытала глубокое сожаление, что они никогда не были близки. Все эти годы она отталкивала от себя женщину, которая желала ей только добра и просто опасалась, что неженские пристрастия дочери не принесут ей счастья. Этого не случилось, однако Евангелина сильно сомневалась, что карьера храмовницы совпадала с тем будущим, о котором мечтала для нее мать.

Поскольку у нее не было ни мужа, ни детей, это означало также, что после смерти отца семейное состояние достанется кому-то другому. Евангелина до сих пор по-мнила тот день, когда ей доставили известие о том, что ее отец умер. Рыцарь-командор Эрон спросил тогда, не желает ли она покинуть орден и вступить во владение отцовским наследством. Из этого следовало, что ей придется выйти замуж и десятки аристократических семейств будут осаждать ее дом, норовя подсунуть в мужья своих младших сыновей, которых кому-то другому сбыть не удалось, зато перезрелая дева наверняка примет с благодарностью. И несмотря на это, принять решение оказалось нелегко. Судя по последним новостям, которые дошли до Евангелины, ее дядя проиграл все свое состояние и продал отцовское поместье какому-то неварранскому купцу. Это известие глубоко ее опечалило.

И вот у Евангелины остался лишь один путь – тот, который она сама же и избрала; путь воина, оберегающего мир от зла, которое способна причинить магия. Хотя многих магов и возмущало это предназначение храмовников, Евангелина знала, что точно так же многие маги страшатся собственного дара. Что бы они делали без Круга магов, который собирал их воедино и учил всему, что им необходимо знать?

Порядок должен быть незыблем – именно об этом говорил Лорд-Искатель.

Миновало четыре дня с тех пор, как отряд покинул надежные стены Белого Шпиля. Евангелина вела своих подопечных подальше от больших трактов, предпочитая окольные дороги, проходившие через сельскую местность вдалеке от городов. И все же они ехали по Сердцевине. Даже на проселочных дорогах народу было полно. Путники проезжали мимо торговцев, паломников, которые направлялись в столичный Великий Собор; крестьян, гнавших на рынок фургоны; эльфийских батраков, искавших позднего приработка в последние дни сбора урожая… продолжать этот список можно было бесконечно.

Кого Евангелина не видела, так это имперских войск. Солдаты под пурпурным стягом были привычным зрелищем даже на проселочных дорогах. Всякий путник мог ожидать, что его по меньшей мере однажды остановит армейский патруль… но теперь патрулей не было и в помине.

На третий день пути они разглядели вдалеке столб черного дыма, и два торговца-гнома, которых они остановили, сообщили, что в городе Вал Форэ начались бунты. Гномы добавили, что за пределами Сердцевины дела обстоят еще хуже. Они поведали о бандитских шайках и вербовочных отрядах, нанятых местными землевладельцами, чтобы сгонять в войско простолюдинов. Позже путники повстречали беспорядочную толпу беженцев, оборванных бедолаг, тащивших весь свой нехитрый скарб на спине, и узнали, что те бегут от какого-то сражения на востоке. Они даже не представляли, кто и с кем там сражается, – знали только, что солдаты убивают всех, кто подвернется им под руку.

Слухи были тревожные. Новости в Орлее и в лучшие времена распространялись небыстро, но про такое Евангелина наверняка должна была бы услышать и в огражденном от мира Белом Шпиле. Столица была настоящим рассадником слухов, но, хотя там и поговаривали, что кое-кто выказывает недовольство императрицей, и толковали, как водится, про мятеж эльфов в Халамширале, никто ни единым словом не обмолвился о том, что в империи назревает гражданская война.

Из чистой предосторожности Евангелина решила не искать ночлега в попадавшихся на пути селах. Она купила на постоялом дворе походное снаряжение – под бременем этих тюков у ее коня подкашивались ноги – и, несмотря на протесты магов, настояла на том, чтобы ночевать под открытым небом. Протестовали, впрочем, только Рис и Адриан. Винн, выслушав их возражения, улыбнулась и сообщила, что во время Мора вела исключительно походный образ жизни. Уж если ей это оказалось по плечу, то им – тем более.

В первую ночь шел дождь, ледяной, промозглый, и путники ежились от холода, свернувшись клубком в палатках. Поутру землю покрыл тонкий ледок, который, впрочем, быстро растаял. Несмотря на это, пронизывающий холод и пелена серых туч недвусмысленно намекали, что улучшения погоды не предвидится. Вполне могло статься, что к тому времени, когда они вернутся с Западного Пригорья, уже выпадет снег.

Адриан непрерывно ворчала. Не настолько громко, чтобы Евангелина могла ее напрямую одернуть, а просто бормотала себе под нос, и слышал ее только Рис. Ощущение было такое, словно над самым ухом зудит назойливая муха и не желает уняться, сколько ни отмахивайся. Ханжеское негодование рыжеволосой чародейки понуждало Евангелину стискивать зубы и логике вопреки мечтать, чтобы дождь припустил сильнее.

– Почему мы едем этим путем? – вопросила Адриан в третий раз за последние три минуты.

– Я хочу обогнуть Вал Форэ, – ответила Евангелина.

– Зачем? Только из-за того, что сказал тот бродяга? Он был пьян.

– И что с того? «Пьян» не значит «глуп как пробка».

– Знавала я одного гнома, – вмешалась внезапно Винн, – которого почти невозможно было увидеть трезвым. И тем не менее он мог одним ударом рассечь порождение тьмы надвое.

Адриан выразительно закатила глаза:

– Как мило!

– Я имела в виду, – невозмутимо пояснила старая чародейка, – что рассудить здраво можно и не будучи трезвым. Например, сообразить, что в родной деревне оставаться небезопасно.

– Странно все это, правда? – подал голос Рис и окинул своих спутниц вопросительным взглядом. – Судя по тому, что мы слышали, здесь уже давно пора развернуться имперской армии. Даже не припомню, когда в последний раз до меня доходили слухи о подобных беспорядках.

– Но ведь это же не… – начала Адриан.

– Это война, – перебила ее Винн. – Если не ошибаюсь, в игру вступил Гаспар.

– Великий герцог? – потрясенно уточнила Евангелина.

– Именно.

– Но в Вал Руайо говорили только о мятеже в Халамширале. Если б великий герцог выступил против императрицы, об этом гудел бы уже весь дворец.

Старая чародейка пренебрежительно хмыкнула:

– Не говори глупостей, моя дорогая. Гаспар не станет посылать гонцов в столицу, где у Селины полным-полно союзников. Нет, весь замысел заключался в том, чтобы выманить ее на восток слухами об эльфийском мятеже.

Рис медленно кивнул:

– Чтобы он мог застать ее врасплох.

– Я думаю, что против эльфов Селина прихватила с собой куда меньше войск, чем взяла бы против Гаспара. – Винн пожала плечами. – Вполне возможно, что у него даже есть сторонники среди шевалье. В любом случае, чем быстрее и решительнее действует Гаспар, тем сильнее он выглядит. Чем больше смуты и беспорядков разжечь в империи, тем слабее будет выглядеть Селина и тем скорее ударится в панику императорский двор.

В ее речах был пугающий смысл. Евангелина поневоле задумалась, насколько хуже обстояли бы дела, если бы то покушение на жизнь Верховной Жрицы оказалось удачным. Половина империи схватилась бы за оружие, и… может быть, к этому случаю и впрямь не причастны маги?

Она искоса глянула на Риса и Адриан, восседавших на одной лошади. По угрюмому лицу рыжеволосой магички трудно было угадать ее мысли, однако Рис выглядел искренне озадаченным. Надо признать, что, задумай она кого-то прикончить, было бы весьма мудро свалить вину на того, о ком подумают в первую очередь. С чего бы храмовникам усомниться в том, что мятежные силы внутри Круга решились нанести удар по Церкви?

Однако это не объясняет случившиеся убийства. Может быть, эти события вовсе не связаны друг с другом? Лорд-Искатель стремится смотреть вглубь и за одним заговором видит другие. Ей надлежит взглянуть на это дело непредвзято. Придется подумать.

– Откуда тебе это известно? – спросила Евангелина у Винн.

– Гаспар пытался нанять меня.

– Нанять тебя?

– Я прибыла сюда из Ферелдена, а стало быть, проезжала через Долы и восточные земли. Наверное, Гаспар прознал о моем прибытии, потому что отправил солдат перехватить меня у Джейдера. – При этом воспоминании старая чародейка поморщилась. – Они вели себя довольно настырно. Не знаю, с чего Гаспар вздумал, что такое обращение побудит меня стать его союзницей. Впрочем, у него хватит самодовольства решить, что день – это ночь, просто потому, что он так считает.

– Но ты отказала ему?

– Естественно. Он пытался применить силу, но я тоже не беспомощна.

Винн при этих словах лишь чуть заметно пожала плечами, будто речь шла о сущем пустяке, однако Евангелина подозревала, что на самом деле все было куда серьезнее. Великий герцог Гаспар де Шалон славился крутым нравом. Что подумал он о старухе, которая посмела ответить ему отказом? Об этом Евангелина могла только гадать.

– Почему же ты никому об этом не рассказала? – спросила Адриан, потрясенная до глубины души.

Винн ядовито хмыкнула:

– Кому рассказывать? Селина к тому времени уже покинула столицу. Впрочем, даже будь дело в этом, вряд ли я стала бы с кем-то откровенничать.

– Но почему? Почему?

Старая чародейка холодно усмехнулась:

– Прежде всего потому, что я ферелденка. Я не питаю любви к Орлею, и если империя развалится на куски, меня это не очень огорчит. Кроме того, война в некоторых отношениях выгодна.

– Выгодна?! – возмутилась Адриан.

– Она имеет в виду Круг, – мрачно пояснил Рис. – Если в империи начнется гражданская война, власти неизбежно обратятся за помощью к магам.

Винн осталась довольна его проницательностью.

– Вот именно. Знаю, вы считаете, будто я не стремлюсь улучшить условия нашего существования, однако дело в другом. Позиция силы прибавит нам преимущества, когда мы начнем действовать.

– Ценой гибели невинных, – пробормотала Евангелина.

Винн одарила ее бесстрастным взглядом:

– Невинные уже гибнут.

На это возразить было нечего. В конце концов, Винн права: если в империи воцарится хаос, власть имущие наверняка призовут на помощь Круг. Маги были незаменимы во время Моров – в боях с порождениями тьмы; принимали участие в великих Священных походах былых веков… и ни для кого не прошло незамеченным, сколь высоко после каждой такой войны взлетал авторитет Круга. Может ли она искренне сказать магам, что им следует быть патриотами? Что магов не должна оставлять безразличными судьба тех, кто боится и даже поносит их? Нет, не может… хотя это не значит, что ей по душе такой меркантильный подход к делу.

Очевидно было, что Рису такой подход тоже не по нраву. Он ничего не сказал, но одарил Винн тяжелым взглядом, который был красноречивей любых слов.

Всадники продолжали путь. Небо становилось все темнее, дальние раскаты грома недвусмысленно грозили ледяным ливнем. Адриан вытащила из дорожного мешка одеяло и с несчастным видом укуталась в него. Рис по-пытался было выразить ей сочувствие, но в ответ получил одно бурчание. Как ни приятно было Евангелине, что рыжеволосая магичка наконец притихла, в глубине души ее и саму ничуть не радовало предстоящее ненастье. Чем дальше на юг, в пустоши, тем сильнее будет холодать.

Винн нагнала Евангелину, впервые за все время покинув свое место в арьергарде отряда.

– Может, нам провести эту ночь под крышей? – вкрадчиво осведомилась она.

– Я думала, тебе нравится походная жизнь.

– «Нравится» – слишком сильно сказано. Я способна ее вынести, хотя уже не так молода, как раньше. – Винн оглянулась на ехавшую позади парочку.

Рис потчевал Адриан байкой про ученицу-эльфийку, которая вымокла под дождем и расхворалась не на шутку, а когда рыцарь-командор решил, что она притворяется, несчастная облевала ему весь нагрудник. Адриан этот рассказ ничуть не позабавил, и Рис посмеивался над ней.

– Думаю, – продолжала Винн, – нам стоит подыс-кать ночлег хотя бы ради этих двоих. В конце концов, довольно скоро мы окажемся в краях, где никакого ночлега вовсе не сыскать.

Евангелина обдумала ее слова.

– Впереди есть один городок, неподалеку от мест, где я выросла. Быть может, если там все спокойно…

– Это было бы разумно.

Настойчивая нотка, промелькнувшая в голосе Винн, живо напомнила Евангелине, что она не командует отрядом, а только сопровождает магов в путешествии. Затем Винн придержала коня и вновь оказалась в хвосте отряда, не оставив Евангелине возможности спорить.

Они ехали по дороге еще несколько часов. То был цветущий сельский край, повсюду росли сады, а дальше к западу на склонах гор раскинулись виноградники. Мужчины и женщины, которые возделывали эту землю, трудились на ней из поколения в поколение большей частью под покровительством сеньора, но были среди них и вольные землепашцы – фригольдеры. Они звались «землевладельцами бедняков», и как раз к таким принадлежал отец Евангелины. Ему хватило денег, чтобы выкупить свой надел у одной баронессы, отчаянно нуждавшейся в средствах, и он всегда гордился тем, что заработал свое положение честным трудом.

Когда Евангелина была еще девчонкой, она любила бродить по отцовским садам. Ей нравился сытный запах возделанной почвы, и она лазала по яблоням, покуда из поместья не прибегала, подобрав юбки, мать и не начинала кричать на нее. Меньше чем в часе пути отсюда лежало озеро Селестин, и в разгар лета его спокойные воды блистали под солнцем так, что дух захватывало. Сейчас, конечно, уже поздняя осень, воды озера встревожены рябью, и бороздят их разве что рыбаки.

В глубине души Евангелина подумывала, не заехать ли в поместье, которое некогда принадлежало ее семье. Уж верно она сумела бы придумать правдоподобный предлог для спутников. Быть может, новые владельцы даже пригласят ее в дом – если, конечно, не заметят, что она путешествует с магами. Евангелину сжигало болезненное любопытство – ей хотелось увидеть, что изменили в поместье нынешние хозяева, пусть даже перемены и опечалят ее. Нет, пожалуй, лучше ей держаться подальше от бывшего дома.

Городок под названием Велун показался вдали ранним вечером, как раз к началу дождя. Небеса буквально разверзлись, и ливень обрушился на путников с такой силой, что даже Евангелине стало не по себе. Городок выглядел вполне обычно, ничем не отличаясь от города тех времен, когда Евангелина разглядывала его с высоты отцовского фургона – отец возил урожай на здешний рынок. Мирное зрелище портила только одна деталь: лобное место, располагавшееся у самой дороги. Три железные клетки, и в каждой – человек… вернее, в одной человек, а в двух других – разлагающиеся трупы. Живой узник уже мало чем отличался от своих мертвых собратьев; он так ослабел и пал духом, что едва поднял голову, когда путники проезжали мимо.

– Суровое наказание, – заметил Рис.

– Это насильник, а двое других – воры.

– Откуда ты знаешь?

Евангелина ткнула пальцем в лобное место:

– По рунам на шесте, который торчит над клетками.

– Гномьи они, что ли? – Рис старательно прищурился, силясь разглядеть знаки сквозь пелену дождя. – Почему было просто не вывесить объявление?

– Потому что не все умеют читать.

Маг кивнул, хотя было видно: он мало что понял. Тому, кто вырос в башне, в окружении книг, простительно думать, будто все люди в мире такие же, как он. Истина же в том, что маги получают образование, какое за пределами Круга могут позволить себе разве что богачи.

Велун представлял собой беспорядочное скопище строений, окружавших центральную площадь, – по торговым дням здесь было людно, поскольку население города вырастало в разы, но сегодня вечером площадь была совершенно пуста. Зато множество окон озарялось теплым светом: горожане сидели по домам. Несмотря на безлюдье, знакомое зрелище приободрило Евангелину. Она почувствовала себя почти что дома.

Под навесом торговой лавки съежился, дрожа от холода, одинокий стражник. Он кивнул, увидев Евангелину и ее спутников, которые направлялись к нему под отчетливое цоканье копыт по мостовой.

– Добрый вечер, сер, – поздоровалась Евангелина.

– Поздновато для приезжих, – без особого интереса заметил стражник, пытаясь согреть дыханием руки.

– Это уж точно. А «Спригган» еще существует? Я что-то не заметила его по дороге.

Стражник прищурился, разглядывая ее:

– А ты, что ли, местная?

– Моя семья владела Брассар-мано.

При этих словах стражник сделался чуть любезнее. Нет ничего удивительного в том, что жители провинций опасаются чужаков. С тех пор как отряд покинул пределы Сердцевины, можно было столкнуться кое с чем и похуже.

– «Спригган» сгорел пару лет назад, – сообщил стражник. – Старина Луссо выстроил новый трактир как раз за церковью. Ищите синий фонарь у входа – точно не пропустите.

Церковь была недалеко. Евангелина благодарно улыбнулась стражнику и во главе отряда двинулась через площадь. Она поймала себя на том, что всматривается в некоторые дома, пытаясь припомнить, изменились ли они с последнего раза. Просто удивительно, сколько зданий остались прежними. Такова уж она – жизнь маленьких городков.

– Ты и вправду из здешних мест? – спросил Рис, когда они пересекали площадь.

– Не из самого Велуна, но наше поместье было отсюда неподалеку.

Маг одарил ее проказливой ухмылкой:

– Стало быть… ты у нас дворянка?

– Если воображаешь меня в бальном платье, то знай: такого никогда не было. Я предпочитала мечи нарядам с тех пор, как впервые сумела удержать в руке клинок.

– Что ж, я думаю, на сельских балах ты представляла собой необыкновенное зрелище.

Евангелина вопреки желанию прыснула.

Буря тем временем набирала силу, ветер завывал уже так, что становилось трудно разговаривать. Поэтому путники ехали молча, покуда не показался трактир. Как и говорил стражник, у входа висел большой фонарь, настолько густо покрытый патиной, что его металлический свет отливал синевой. Изнутри доносились взрывы смеха, запах дыма и аромат жареного мяса. Пустой желудок Евангелины откликнулся на эту благодать голодным бурчанием. После четырех дней на сушеном хлебе и фруктах приятно будет наесться досыта.

Трактир был из разряда тех, что сплошь и рядом встречаются в сельских городках по всему Орлею: просто переименованная таверна, где сдаются комнаты усталым путникам. Очаг, пылавший в центре общего зала, наполнял его теплым светом и резким запахом горящей живицы. Вокруг очага в беспорядке были расставлены небольшие столики, за многими все места были заняты городскими работниками и проезжими купцами. Посетители сбивались в группки, чокались деревянными кружками и весело смеялись. В тесном уютном зале царили мир и всеобщая приязнь.

По крайней мере, так было, пока сидевшие за столами не увидели, кто вошел в зал.

Все разговоры тотчас стихли, и в ошеломленной тишине на приезжих уставились десятки глаз. Евангелина поморщилась. Она знала, на что так пристально глазеют люди: во-первых, на ее храмовничьи доспехи, во-вторых, на посохи в руках магов. Четверка путников так и теснилась на пороге, роняя капли воды на дощатый пол, а посетители таверны продолжали сверлить их настороженными взглядами.

– Сохрани нас Создатель! – раздался вдруг жизнерадостный возглас.

Он прозвучал так громко, что рука Евангелины помимо воли дернулась к мечу, но храмовница тут же остановилась, увидев, что из кухни вывалился совершенно необъятный толстяк. На нем красовался пожелтевший от застарелого жира фартук, да и тряпка, которой он на ходу деловито вытирал руки, тоже не блистала чистотой.

– Пришлось выйти поглядеть – неужто все померли? – Толстяк сдавленно захихикал и тут же смолк, заметив, что посетители по-прежнему не сводят глаз с приезжих. – Ну что вы, задницы, уставились? Церковников не видали? Пейте свое пиво, не то велю Амельде в следующий раз подлить туда больше воды, чем положено!

По залу пронеслось недовольное ворчание. Несколько человек обменялись мрачными взглядами, но тем не менее вновь принялись за пиво – правда, без особого воодушевления. Евангелина заметила, что двое работников все так же неприязненно пялятся на нее. Это были грубые, неопрятные типы из числа тех, кто живет недолго, а головой работает и того меньше. Именно из-за таких людей Евангелина до нынешнего вечера избегала густонаселенных мест.

Между тем толстяк, широко раскинув руки и налепив на лицо подобострастную улыбку, бодрым шагом двинулся к приезжим.

– Входите же, мои добрые друзья! Надеюсь, Церковь, как обычно, снабдила своих слуг изрядным количеством звонкой монеты?

Евангелина ответила звоном денег в кошельке на поясе.

– Предоставь нам ужин и комнату – и не пожалеешь.

– Чего еще человеку желать?

Трактирщик резво протопал через небольшой зал к столику, стоявшему у самого очага, и бесцеремонно выдернул стул из-под щуплого, пронырливого с виду типа. Тот метнул на толстяка оскорбленный взгляд и ретировался искать столик поменьше.

– Прошу вас, друзья! Присаживайтесь!

В другое время Евангелина нипочем не стала бы устраиваться посреди зала, но от очага веяло таким уютным теплом… Улыбнувшись трактирщику, она уселась на предложенное место, и толстяк стремглав умчался в кухню. Маги последовали ее примеру, с сомнением озираясь по сторонам.

– Мы что же, и вправду будем тут ночевать? – осведомилась Адриан.

– Если хочешь, – сладко улыбнулась Винн, – мы можем вернуться наружу и поискать ночлег, который больше придется тебе по вкусу.

– Э… нет, спасибо.

– Стало быть, придется удовлетвориться этим.

Евангелина заметила, что Рис прячет улыбку. Повернувшись к очагу, он стал греть руки над пламенем. Она сняла латные перчатки, положила их на стол и расстегнула плащ. Тот так пропитался водой, что весил, казалось, тысячу фунтов. Надо будет после отжать плащ и обязательно снять доспехи. Магам пришлось не лучше. Будет просто чудо, если все они не застудятся до смерти.

Из кухни вышла девушка в фартуке, который по чис-тоте не многим отличался от того, что носил трактирщик. Евангелина заключила, что девушка – дочь хозяина «Сприггана». Во всяком случае, у нее был такой же нос картошкой, хотя отцовский нрав и аппетит она явно не унаследовала – робкая, как мышка, и тоненькая, как тростинка. Девушка со стуком брякнула на один из столиков пару кружек, а затем с явной неохотой подошла к Евангелине и ее спутникам.

– Чего желаете? – осведомилась она.

– Вина, – тут же ответил Рис.

Евангелина нахмурилась:

– Неужели тебе не хватает вина в башне? У нас все погреба забиты бочонками.

– Забиты, потому что никто не хочет пить эту мочу.

Евангелина усмехнулась:

– К твоему сведению, нам приходится пить ту же самую мочу.

Рис одарил служанку чарующей улыбкой:

– Принеси-ка нам из погреба пыльную бутылочку. Какой-нибудь дивный местный сорт, на который храмовники никогда не раскошелятся для нас, скромных магов.

– Чудесно, – сухо проговорила Винн и подняла руку, чтобы привлечь внимание служанки, которая от речей Риса впала в полную растерянность. – Если уж они так хотят, принеси им вина. Лично я предпочитаю что-нибудь покрепче. У вас есть гномий эль?

Адриан зашлась хохотом:

– Ты серьезно?

– Почему бы и нет?

– В твои-то почтенные годы пить гномий эль? Да нам еще повезет, если ты утром проснешься живой!

Винн такие слова уязвили.

– Я привыкла к элю, когда была в Орзаммаре.

Адриан с сомнением глянула на Риса:

– По-моему, она просто пытается произвести на нас впечатление.

– Вовсе нет, – возразила Винн и, вопросительно выгнув бровь, поглядела на служанку. – Так у вас есть эль? Если нет, я возьму и ферелденского виски, лучше откуда-нибудь с побережья.

Девушка туповато кивнула:

– Отец держит бочонок эля для гильдийских торговцев.

– Превосходно.

– Принеси тогда и мне эля, – вмешалась Адриан и злорадно усмехнулась старой чародейке. – Бьюсь об заклад, что выпью свою порцию и допью твою, а ты все еще будешь валяться под столом.

– Это вряд ли.

– Н-но… эль стоит дорого, мадам, – осторожно проговорила служанка.

Винн запустила руку в складки мантии, достала небольшой кошелек и швырнула его на стол. Хотя кошелек промок насквозь, было видно, что он битком набит монетами. И денег, между прочим, было намного больше, чем везла с собой Евангелина.

– Полагаю, этого хватит. Если то, чем пахнет из кухни, – похлебка, принеси и ее. – Старая чародейка лукаво покосилась на Адриан. – Кое-кому лучше заранее наполнить желудок.

– Слушаюсь, мадам! – выпалила девушка и с явным облегчением убежала.

– Отлично! – провозгласил Рис и, улыбаясь Евангелине, плотоядно потер руки. – Нам с тобой больше вина достанется!

Евангелина пила умеренно, лишь изредка делая скромный глоток и предоставляя Рису в одиночку управляться с содержимым бутылки. И к похлебке она едва притронулась, хотя запах от той исходил восхитительный. В зале, на ее вкус, было чересчур тихо. Кое-кто из посетителей уже незаметно удалился, а те, что остались, не столько беседовали, сколько в упор рассматривали магов. А если уж и начинали разговор, то исключительно шепотом. От веселья, которое царило в зале до их прибытия, сейчас и следа не осталось.

Евангелина нисколько не доверяла этой тишине. Маги, само собой, ничего не замечали. Сперва они напивались тихо, причем Рис держал покрытую пылью бутылку бережно, словно это было бесценное сокровище, а Винн и Адриан были увлечены своим поединком. Обе до бровей накачались густым черным пойлом – лишь бы доказать друг дружке, сколь мало на них действует выпивка. Винн побеждала: вид у нее оставался все такой же невозмутимый, и Адриан это удручало.

Евангелина не понимала, как они вообще могут пить эту гадость. Гномий эль по большому счету и элем-то не был – настойка из каких-то грибов, по крайней мере так говорили. Одни только гномы и могли пить его без того, чтобы сразу стошнило. Оставалось узнать, чем кончится дело на сей раз.

– Это был дракон, – настойчиво говорила Винн. Хмель уже брал свое, и язык у старой чародейки слегка заплетался. – Мы сошлись с ним на крыше форта Драккон, куда его вынудили приземлиться. Последняя битва, которая должна была положить конец Мору… и одного удара хвостом этой твари хватило бы, чтобы пришибить нас всех до смерти.

Она опрокинула в рот последний глоток эля из своего кубка – для ровного счета – и рассеянно махнула рукой служанке, подавая знак принести еще.

– Дракон! – возбужденно воскликнула Адриан.

Она сидела, уткнув подбородок в сжатые кулаки, и неотрывно глядела на Винн осоловелыми, полными благоговейного трепета глазами. Рыжие кудри ее, просохнув, торчали смешной копной спутанных прядей. В отличие от Винн, Адриан выглядела упившейся в стельку.

– Самый-самый настоящий-пренастоящий дракон?

– Адриан без ума от драконов, – весело пояснил Рис.

– Это был архидемон, – сказала Винн, – дракон, изуродованный скверной, превращенный в создание зла, и во всем Тедасе никто не мог ему противостоять. – Она не сумела сдержать едва заметной горделивой улыбки. – Разумеется, кроме Стража.

– Стража? Героя Ферелдена?

– Да.

Несколько мгновений Адриан беспорядочно жестикулировала и лишь затем сообразила, что не в силах облечь свое возбуждение в слова. И уставилась на Винн так, будто только сейчас осознала нечто совершенно невероятное.

– И тебя для всего этого выпустили из башни?!

– Не совсем. Ферелденский Круг магов был… выведен из строя.

– Я слышала об этом, – заметила Евангелина.

– Большинство магов угодило во власть демонов, – продолжала Винн. – Нас осталась жалкая горстка, когда прибыл Страж.

– Он спас тебя и остальных?

– Совершенно верно.

– И забрал тебя из башни!

– Ему нужна была моя помощь.

– Везучая.

Адриан поднесла к губам кубок и вновь разочаровалась, обнаружив, что он пуст. Она огляделась в поисках служанки и, не увидев ее, попробовала встать. Попытка закончилась тем, что Адриан едва не опрокинула стул и в итоге неуклюже плюхнулась на него.

– Осторожней, Адри! – воскликнул Рис, безопасности ради придержав ее за плечо.

Рыжеволосая женщина воззрилась на него с изумлением и хмельной нежностью:

– О-о! Ты не называл меня так с тех пор, как мы…

Рис попытался принять равнодушный вид, но не слишком в этом преуспел.

– Ты пьяна, – пробормотал он.

Адриан накрыла ладонью его щеку, и на лице ее отразилось вдруг столь проникновенное чувство, что Евангелина смутилась, ощутив себя лишней. Рис покраснел и, виновато ухмыльнувшись, осторожно отвел руку Адриан.

– Я и не знала, что вы были… – Винн оборвала фразу, не зная, как ее закончить.

Рис мельком глянул на мать, и в глазах его вспыхнуло раздражение.

– Между нами ничего нет.

– Все, что я вижу, свидетельствует об обратном.

– Я же сказал – между нами ничего нет. – Рис выпрямился на стуле, с сосредоточенным видом подливая в кубок вино, вернее, как заметила Евангелина, его остатки. – А если бы и было, тебя это ничуть не касается.

– А я разве сказала, что касается? – игриво хохотнула Винн. – Для меня, знаешь ли, не новость, что маги в башне занимаются не только учеными изысканиями. Как, по-твоему, ты появился на свет?

В глазах Риса промелькнуло беспокойство.

– Я… я вообще не хочу об этом думать.

Винн пренебрежительно отмахнулась:

– Ты же взрослый человек, мужчина. Полагаю, ты в силах перенести тот факт, что некая едва знакомая тебе женщина сорок лет тому назад переспала с храмовником… даже если эта женщина – твоя мать.

С этими словами старая чародейка лихо опрокинула в рот остатки эля, а у Риса от потрясения округлились глаза. Он неуклюже склонил голову к плечу с таким видом, словно был не в состоянии переварить услышанное. У Адриан таких трудностей не возникло. Она грохнула кулаком по столу и так громко взвизгнула от восторга, что привлекла внимание всех посетителей таверны.

– Ты спала с храмовником?!

Винн прикусила язык, лишь сейчас осознав, что проболталась.

– Ну-у, – промямлила она наконец, – это было, да, но очень давно.

Она беспомощно взглянула на Евангелину и неслышно вздохнула, когда храмовница демонстративно отвернулась. Нет уж, ее в этот разговор никто не втянет. Ни за какие коврижки.

– Какая прелесть! – ликовала Адриан.

– А вот я так не думаю, – пробормотал Рис. Вид у него был подавленный.

Винн одарила его снисходительной улыбкой:

– Можешь считать всех храмовников исчадиями зла, но на самом деле они обычные люди. И мужчины к тому же. – Уголок ее рта дернулся в попытке изобразить лукавую усмешку. Та удалась. – Уж я-то знаю, – со смехом добавила чародейка.

Рис застонал, а Адриан расхохоталась так оглушительно, что ей пришлось постучать кулаком по столу, чтобы подчеркнуть, насколько ей пришлась по душе эта реплика.

– Гляжу я, вы, юбочники, шибко собой довольны.

В буйное веселье встрял чужой грубый голос. Адриан оборвала смех, и глаза ее округлились. Развернувшись на стуле, Евангелина обнаружила, что над их столом навис дюжий мужик. Борода его топорщилась, точно поросль черных кустов, мощные руки смахивали на бревна. Незнакомец – очевидно, местный фригольдер или же батрак – был словно вытесан из дерева. В глазах его пылал непримиримый гнев.

Адриан, казалось, готова была огрызнуться, но ее опередил Рис.

– Мы просто путники, пришли сюда, спасаясь от дождя, – дружелюбно проговорил он. – Может, нам угостить тебя – в благодарность за местное гостеприимство?

– И за что будем пить? – прорычал здоровяк. – За то, что вы, маги, пытались убить ее святейшество?

– Мы здесь ни при чем.

Великан грохнул кулаком по столу с такой силой, что пустая бутылка и кубки покатились на пол. В зале воцарилась мертвая тишина.

– Нет, это вы натворили со своей вонючей магией! Будь ее святейшество в здравом уме, она всем велела бы вешать вас, как собак! Каленым железом выжечь из мира ваше проклятое семя раз и навсегда!

Винн как будто сохраняла спокойствие, однако Евангелина заметила, что рука старой чародейки украдкой тянется к посоху. Рис не двигался, улыбка его поблекла. Адриан, напротив, вскочила, пьяно пошатываясь, и видно было, что она обозлилась не на шутку.

– Проклятое?! – прошипела она. – Да единственное наше проклятие – в том, что нас хулят такие вот невежественные ублюдки! Как будто вы, заурядное быдло, за всю историю не совершили ни единого злодейства!

– Историю? – с видимым отвращением повторил здоровяк, по-собачьи оскалясь. – Да плевать я хотел на эту вашу историю! А вот на Жана Малютку мне не плевать. Он сгорел в собственном доме две недели тому назад. А знаешь, кто это устроил? Его дочь, малолетняя паршивка, и храмовникам пришлось силой уволочь ее, пока еще кого-нибудь не погубила. – Он придвинулся ближе. – Решила, я тебя уважать стану за твою магию? Думаешь, кто-то здесь будет тебе кланяться?

Ему в тон отозвались уже несколько голосов, другие посетители повскакивали с мест. В зале запахло насилием. Эти люди давно уже кипели от злости, ожидая, когда кто-нибудь выразит общие мысли вслух. Из кухни вынырнул толстый трактирщик, и озабоченность, написанная на его лице, мгновенно сменилась страхом. Он схватил за руку проходившую мимо дочь, и оба они скрылись в кухне.

Глаза Адриан сузились от ненависти. Она вытянула руку, и вокруг пальцев заплясал ореол голубого пламени. Зал наполнился гулом набирающей силу магии.

– Не знаю, не знаю, – проговорила она низким и мрачным голосом. – Мы, маги, умеем вызывать к себе уважение.

Евангелина вскочила. Крепко обхватив Адриан одной рукой за шею, она вогнала в магичку поток собственной силы с такой быстротой, что вся магия, собранная Адриан, лопнула как мыльный пузырь. Голубое пламя на миг ярко вспыхнуло и исчезло. Адриан, застигнутая врасплох, успела разве что шире раскрыть глаза – и Евангелина со всей силы толкнула ее. Та перевалилась через стул, упала на пол и ударилась головой о край камина.

Евангелина не столько увидела, сколько почуяла движение чернобородого здоровяка. Не дав ему даже дотронуться до себя, она перехватила его могучую руку, развернулась и сильным толчком отбросила назад. Взбешенный, тот стиснул кулаки и хотел уже броситься на нее… но замер. Меч в руке Евангелины был приставлен острием к его горлу.

– Не дури, – предостерегающе процедила она.

Другие посетители подступали ближе, сжимая кулаки. Винн поднялась, выставив перед собой посох; к счастью, у нее хватило здравого смысла не призывать магию. Рис опустился на колени рядом с Адриан, помогая ей встать и в то же время не давая ринуться в бой.

– Хочешь нас перебить? Из-за магов? – прорычал здоровяк. – Уж кому-кому, а вам, храмовникам, хорошо должно быть известно, на что они способны!

– Мой долг – защищать магов и защищать вас от магов. Ничего более.

– Не заслужили они, чтобы их защищали!

– Чего они точно не заслужили, – твердо проговорила Евангелина, – так это быть вздернутыми разъяренной толпой. Я понимаю, что ты разгневан. Попытка убить ее святейшество – непростительное преступление. И тем не менее, пока я здесь, я не позволю вам выносить приговор невиновным.

– То есть как это они – невиновные? – заорал здоровяк. И, развернувшись к толпе, которая все теснее окружала их, простер руки в поисках поддержки. – Разве один Жан Малютка пострадал от магии? Прошлый год в Вал Брезене человек превратился в демона прямо на рыночной площади! А подзаборная ведьма, что сглазила урожай Арлана? А мальчишка Викенов, который разговаривал с духами, – вы же знаете, что это он убивал наших бедных псов! – Толпа отозвалась согласным ропотом. – Сколько еще мы будем стоять в сторонке и смирно глядеть, как пухнет этот гнойник? Уж Создатель того не допустит!

– Создатель сам разберется! – рявкнула Евангелина. Она гневно, с вызовом глянула на толпу, и многие под ее взглядом попятились. – Эти маги, как и я, служат Церкви. Не забывайте, что в минувших войнах именно мы не раз спасали Орлей от гибели!

Адриан вырвалась из рук Риса и выскочила вперед.

– Вот! – воинственно выкрикнула она. – Вы все должны быть нам благодарны!

Евангелина стремительно развернулась к ней:

– Молчи, безмозглая! Это вам, магам, надо быть благодарными за то, что вам только одного и не хватает – свободы! Вы вправду думаете, что в мире страдают только маги?

Адриан, опешив, попятилась и налетела на стол. В кои-то веки она не могла найти слова для достойного ответа. Рис шагнул между нею и Евангелиной, глаза его гневно сверкнули.

– Нет, – сказал он ровно, – мы так не думаем.

– Нет, думаете! – огрызнулась Евангелина. – Живете себе вдали от мира, варитесь в собственном соку и даже не представляете, что такое настоящая беда!

– Я знаю, что такое настоящая беда, – сказала Винн.

И, сосредоточенно сдвинув брови, обратилась к окружавшей их толпе:

– Добрые жители Велуна, успокойтесь. Мы никому не хотели причинить зла. Прошу, оставьте нас в покое, и мы тоже не потревожим вас.

Люди недовольно зашептались, но видно было, что боевого пыла у них поубавилось. Даже здоровяк, который и заварил всю кашу, сейчас только злобно сверкнул глазами и не двинулся с места. Что может один человек, пускай даже такой верзила, против воина с мечом и троих магов? То, что один из чародеев – самая обыкновенная старуха, выбило почву у него из-под ног.

– Вам тут не рады, – ворчливо бросил он. – Мы хотим, чтобы вы убрались отсюда.

– Мы непременно уйдем, – заверила его Евангелина. – В свое время. И больше не вернемся.

Здоровяк с отвращением оглядел своих недавних союзников. Наконец он озлобленно рыкнул и широким шагом направился к выходу из зала. Евангелина проводила его взглядом, не опуская меча до тех пор, пока за чернобородым не последовали и другие посетители. Они вполголоса выражали свое недовольство, убеждая друг друга, что дело могло бы обернуться совсем иначе. За считаные минуты зал почти опустел, осталось несколько торговцев. Рассевшись по углам, они уткнулись в пивные кружки с видом, будто их самих и вовсе не было.

Винн шагнула к Евангелине:

– Ты молодец.

– Я просто не дала вам, перепившимся болванам, пустить в ход магию против этих бедолаг. У них не было бы ни единого шанса уцелеть.

– Тем не менее ты молодчина.

– Так-то ты нас защищаешь? – выкрикнула Адриан. И рванулась к Евангелине, подскочив так близко, что в лицо храмовнице ударил тяжелый запах эля. – Я первой никого не трогала, а ты бы бровью не повела, если бы меня выволокли из трактира!

– Этого не случилось.

– Благодаря великодушной защите храмовников! – издевательски ответствовала Адриан. – Мы, маги, варимся в собственном соку, витаем в облаках и понятия не имеем, что такое насилие или что значит постоять за себя!

– Адриан! – предостерегающе проговорил Рис. И, бережно взяв женщину за плечо, повел ее прочь.

Та сопротивлялась лишь мгновение, затем уступила. Глаза ее по-прежнему сверкали от злости, но Рис признательно кивнул Евангелине.

– Спасибо тебе, – сказал он. – Знаю, мы не выглядим благодарными, но если бы толпа не отступила… нам пришлось бы применить магию, а этого никто не хочет.

И, не дав ей времени ответить, быстро вывел Адриан из зала. Миг спустя из кухни осторожно выглянул трактирщик – и просветлел, не обнаружив следов кровопролития. Нервно потирая руки, он с глуповатым видом ухмыльнулся Винн и Евангелине.

– Надо же, какая вышла… неожиданность! – патетически воскликнул он.

– Увы, ничего неожиданного в этом не было. – Евангелина достала кошелек и вручила трактирщику несколько монет. – Думаю, этих денег хватит, чтобы оплатить выпивку и убытки. В доме мы ночевать не станем, на случай если этим людям взбредет в голову вернуться. Если у тебя есть сеновал, мы проведем ночь там, а утром уйдем.

– Есть сеновал, а как же, на заднем дворе, в конюшнях. – Трактирщик замялся, явно разрываясь между горячим желанием, чтобы храмовница и ее дружки-маги поскорей убрались восвояси, и надеждой на новую мзду. – Вы… вы не подумайте только, что велунцы всегда такие. Кабы я знал, что они устроят эту грубую выходку…

– Времена нынче нелегкие, – согласилась Винн.

Больше трактирщик от них ничего не дождался, и ему оставалось лишь проводить обеспокоенным взглядом опасных посетителей.

Проливной дождь перешел в мелкую морось, и пленка ледяной воды, застывавшая на лице, казалась тоненькой коркой льда. Рис неудержимо дрожал от холода. Эх, была бы у них теплая комната, чтобы и просохнуть, и погреться вволю!.. А иначе он, кажется, уже до самой смерти не сможет согреться. Будь поумнее, остался бы со всеми на сеновале. Не самое теплое местечко для ночлега, но там хотя бы дождь не льет.

Вместо этого он крался в ночи, как вор, по городским улицам. Все окна давно погасли, вокруг не было ни души – только иногда голодный бродячий пес подбегал к Рису, с надеждой помахивая хвостом. Стражника, которого путники повстречали на въезде в городок, тоже нигде не было видно, но Рис все равно старался держаться в тени. Очень уж ему не хотелось ни с кем объясняться – ни со стражником, ни, уж точно, со своими спутниками.

Они, хвала Создателю, спали. Адриан так и рухнула без сил под одеяло. Она по-прежнему была взбудоражена событиями в трактире и злилась на Евангелину, но до того опьянела, что не могла держаться на ногах. Наутро она будет просто невыносима. Винн отошла ко сну без единого слова. Зато Евангелина еще около часа бодрствовала, опасаясь, что горожане все-таки решат вернуться и разделаться с неугодными приезжими.

Рис притворялся, что спит, а сам краем глаза следил за храмовницей, пока та не задремала. Он был уверен, что скрип ветхой лестницы выдаст его с головой, однако Евангелина даже не шелохнулась. Что же, в кои-то веки ему сопутствовала удача.

Сейчас Рис понемногу задумывался, с какой стати его вообще понесло наружу. В городке царила мертвая тишина, и сколько он ни бродил по улицам и закоулкам, в полночных тенях не обнаружилось ничего, достойного внимания. Может, разумней было бы махнуть на все рукой и вернуться? Если кто и проснется, всегда можно будет сказать, что ему приспичило по нужде.

И тут он уловил в темноте какое-то движение. Смутный силуэт метнулся в проулок между двумя запертыми лавками, и Рис бросился вдогонку. Он свернул за угол, почти уверенный, что обманут игрой собственного воображения, и тут же увидел человека, скорчившегося у самой стены. Ночной гуляка сильно смахивал на мокрую мышь: отсыревшие пряди светлых волос прилипли ко лбу, кожаная куртка, пропитанная водой, почернела. Бедолага дрожал всем телом, уставясь на Риса с настороженностью и страхом.

– Коул, – вздохнул маг.

Он не стал подходить ближе и крепко сжимал посох на тот случай, если юноша решит на него напасть… или просто сбежать, как в прошлый раз. Рис только вчера впервые заметил, что за ними кто-то следует, держась на приличном расстоянии – ровно настолько, чтобы не упус-кать из виду. Едва маг сообразил, что Евангелина, державшаяся начеку, не замечает загадочного преследователя, он сразу понял, кто это может быть.

– Прости! – проскулил Коул.

– Ты что же, шел за нами от самой башни? Зачем, во имя Андрасте, ты здесь оказался?

Юноша зябко потер плечи, громко и безудержно стуча зубами.

– Я никак не мог иначе. Мне нужно было тебя предупредить, но я боялся…

– Предупредить? О чем?

– Я видел, как рыцарь-капитан говорила с одним человеком, страшным человеком в черных доспехах. Он сказал, что, если вы что-то там обнаружите, об этом никто не должен узнать. – Коул поднял взгляд на Риса. В глазах его светилась нешуточная тревога. – Я не мог допустить, чтобы с тобой стряслось что-то дурное, ты же мой единственный друг! Просто… я так боялся, что ты больше никогда не…

И он, совершенно подавленный, уткнулся лицом в колени.

Рис не сводил с него глаз, не зная, что и подумать. Мог ли Коул солгать? Состряпать правдоподобную историю, дабы вернуть его, Риса, расположение? Нет, вряд ли. Коул мог иногда о чем-то смолчать, но впрямую прибегнуть к обману – никогда. По крайней мере, уж в этом-то Рис был уверен.

– И ты проделал такой путь только ради того, чтобы мне это рассказать? – спросил он вслух, изумленно качая головой.

– Ну да, – сказал Коул. – Я ужасно боялся, что потеряю вас из виду и не сумею сам вернуться назад. Уж тогда бы я точно пропал навсегда. Мне и в голову не приходило, что вы едете так далеко!

Вопреки обыкновению, Рис почувствовал жалость к юноше. Тяжело вздохнув, он опустился на колени рядом. Коул сперва отпрянул, но затем сообразил, что Рис не собирается на него нападать. Тогда он в отчаянии прильнул к магу и крепко обхватил его руками.

Рис тоже обнял его. Что еще ему оставалось делать? Да, Коул убивал… но поступал так не со злыми намерениями. Никто не научил его управлять собственной силой, не дал ему ответа, который он был бы в состоянии понять. Коул испуган, потерян и одинок… и Рис в глубине души хорошо понимал, каково ему приходится.

Но что теперь делать? Взять с собой Коула он не может, а оставлять его на произвол судьбы тоже не годится. Все равно что бросить в глуши беспомощного ребенка. Одному Создателю известно, каким образом Коул по пути утолял голод. Скорее всего, воровал пищу – ведь его никто не мог поймать за руку… вот только в безлюдных пус-тошах воровать будет уже не у кого.

– Коул, – сказал Рис, – ты должен вернуться.

Юноша отстранился – ровно настолько, чтобы окинуть Риса уязвленным взглядом.

– Не могу!

– Да можешь, конечно. Если доберешься до какого-нибудь большого тракта, то без помех попадешь в Вал Руайо. Город большой, не пропустишь.

– Я должен тебя защищать!

Рис благожелательно похлопал юношу по плечу:

– Достаточно и того, что ты меня предупредил. Я сумею за себя постоять.

– А вот и нет! Тебя бросили в темницу, а я не должен был этого допускать. Надо было мне тебя послушаться! Пойти с тобой… прости меня, Рис, прости!

– С этим делом мы разберемся, когда я вернусь в башню.

– Нет! – Коул резко отстранился и встал. – Больше я не допущу, чтобы с тобой случилась беда. Больше не позволю им причинить тебе зло.

Не сказав больше ни слова, он развернулся и убежал в темноту.

Рис проводил его взглядом. Гнаться за Коулом было так же бессмысленно, как в прошлый раз… и все же его не покидали дурные предчувствия. Что задумал Коул? Вдруг он попытается убить Евангелину? Он, вполне вероятно, и не представляет, сколько новых бед принесет им такой поступок.

И все же хорошо было вновь – хотя бы мельком – увидеть Коула прежним, каким Рис его знал. Очень уж нелегко было думать о том, что Коул – убийца; потрясение от этого страшного открытия не выветрилось до сих пор. Какие еще тайны Коула ему неизвестны? Если он, Рис, не найдет способа помочь юноше или остановить его, кровь новых жертв будет на его совести. Он должен неустанно напоминать себе, что, хотя Коул и не чудовище, это вовсе не значит, что он не опасен.

А впрочем, сейчас уже больше ничего не поделаешь. Тяжело вздохнув, Рис поднялся на ноги и неспешно побрел к трактиру. Несколько раз он оглядывался проверить, не пошел ли Коул следом, однако так ничего и не увидел. Оставалось лишь надеяться, что юноша не совершит никакой глупости. А если повезет, то и вовсе решит вернуться в башню.

Рис двинулся вдоль стены трактира, ощупью нашаривая дорогу в почти кромешном мраке, и наконец различил впереди очертания конюшен. Луна почти целиком скрылась за тучами, но и этого скудного света хватало, чтобы разглядеть: на пороге конюшен кто-то стоит. Женщина в храмовнических доспехах, скрестив руки на груди, нетерпеливо всматривалась в темноту.

Вот тебе и вернулся незамеченным.

Заметив Риса, Евангелина выразительно вскинула брови.

– Вылазка закончилась? – осведомилась она.

– Зов природы, – скромно пояснил Рис.

– В таком случае странно, что тебя не было возле нужника… да и вообще поблизости. Не иначе искал уединения по всему городу.

Рис развел руками и широко ухмыльнулся:

– Ты меня разоблачила. Ну конечно, я ходил на встречу с демоном. Он мне дал чудный рецепт пирожка с магией крови. Хочешь попробовать?

Шутка не произвела впечатления. В затянувшемся молчании Евангелина недоуменно разглядывала его.

– Ты просто не в состоянии позаботиться о своей шкуре.

Рис неловко кашлянул:

– Пожалуй, да.

– Твое счастье, что ты такой обаятельный.

– Правда? Ты считаешь меня обаятельным?

Храмовница спрятала ироническую усмешку:

– Примерно как бестолковый щенок. – Лицо ее окаменело. – Рис, я же не дура. О чем ты думал? Те люди из трактира могли заметить тебя бродящим в одиночку.

– Но ведь не заметили.

– Вот уже второй раз я ловлю тебя на том, что ты шляешься где ни попадя. Если бы я не считала тебя умнее – решила бы, что это побег. Так зачем же ты уходил?

Рис помолчал, вспоминая, что рассказал ему Коул. Неужели это правда?

– Собственно, я тоже хочу тебя кое о чем спросить. Если мы, добравшись до друга Винн, обнаружим нечто неугодное Церкви, то как ты с нами поступишь? Какой приказ отдал тебе Лорд-Искатель?

Глаза Евангелины сузились.

– На что ты намекаешь?

– Но ведь это правда? Ты отправилась с нами, чтобы защищать интересы Церкви?

Храмовница сошла с порога и приблизилась к Рису. Взгляд ее выдавал самые серьезные намерения.

– В этом деле речь идет не только о наших личных интересах. Я сделаю все, что велит мне долг, ради высшего блага.

– А Винн об этом знает?

– Если не знает, стало быть, она глупее, чем я думала. – Евангелина печально вздохнула, и на мгновение Рис разглядел под маской храмовника обычную женщину. В глазах у нее читалось сомнение. Что ж, приятно знать, что он имеет дело не с послушной марионеткой Лорда-Искателя.

– Должна признаться, – продолжала она, – я очень надеюсь, что мы обнаружим нечто незначительное, некий особый случай, с которым сможем управиться вместе. Я не держу зла ни на тебя, ни на всех остальных, но тем не менее… исполню свой долг.

– Даже если для этого надо будет попытаться нас убить?

От ее внимания не укрылось, что он сказал «попытаться». Одинокий храмовник недолго выстоит против трех старших чародеев… если, конечно, они будут действовать сообща.

– Хватит уже увиливать от ответа! – проворчала Евангелина. – Где ты был?

– Если расскажу – не поверишь.

– А ты попробуй.

Рис не на шутку задумался. Что изменится, если он расскажет Евангелине про Коула? Храмовники уже считают Риса убийцей, и что проку сейчас сочинять очередную ложь, если Евангелина сразу ее разоблачит? Если Коул и вправду готов его слушаться, тогда ему рано или поздно придется предстать перед храмовниками. А если нет… вряд ли это ухудшит судьбу самого Риса. Хуже и так некуда.

– Что ж, ладно, – решился он. – С тех пор как мы покинули башню, один человек следует за нами по пятам. Я уходил, чтобы отыскать его.

– Я не спускала глаз с дороги.

– Ты и не могла его заметить. Он невидим.

Евангелина недоверчиво взглянула на Риса, пытаясь понять, не дурачит ли он ее.

– Невидим, – повторила она. – Это что, шутка?

– Разве сейчас время шутить?

– Совсем не время.

Рис сдался и обреченно вздохнул:

– Да, он невидим. Ты скажешь небось, что это особый талант. Большинство людей не видит его, и даже те, кто видит, забывают об этом. Я его вижу, и, думаю, кое-кто из магов в башне его иногда замечал. Они прозвали его Призраком Башни, хотя сомневаюсь, слышал ли об этом хоть кто-нибудь из храмовников.

Понимание, вспыхнувшее во взгляде Евангелины, сказало яснее слов, что уж она-то слышала. И все равно вид у нее был недоверчивый.

– Говоришь, он живет в башне?

– Да, его привезли туда храмовники, и с тех пор он ни разу не покидал ее… до недавнего времени.

– Возможно, это демон.

– Я чую духов. Я бы сразу понял, что к чему.

– Демоны мастерски умеют обманывать.

– Я знаю и это. – Рис пожал плечами. – Вот уже почти год я прихожу к нему на нижние ярусы башни и пытаюсь разобраться, как ему помочь. Я никому не мог рассказать об этом, мне бы не поверили.

Евангелина задумалась над его словами.

– Так это с ним ты дрался, когда я тебя обнаружила?

– Да.

– Почему?

– Это… долгая история.

Евангелина ему не поверила, – впрочем, как он и ожидал. Рис видел это по ее глазам, по тому, как она вновь сложила руки на груди и принялась ходить вокруг него, словно выискивая слабое место.

– У тебя есть хоть какое-то доказательство, что это правда? – наконец спросила она. – Можешь ты привести его ко мне?

– Пока что нет. Он боится храмовников, и не без причины.

Евангелина долго, в упор смотрела на него. Затем кивнула:

– Ты либо говоришь правду, либо подпал под власть демона… в обоих случаях мне придется не спускать с тебя глаз. Как бы то ни было, сейчас не время для этого разговора. Побеседуем обо всем позднее, когда вернемся в башню.

Рис позволил себе медленно выдохнуть:

– Я уж думал, ты захочешь увезти меня туда силой прямо сейчас.

– Захотела бы, – сказала она, – да только, боюсь, без Винн. Моя первейшая обязанность – способствовать ее миссии. Что потом из этого выйдет – уже другое дело. – Глаза Евангелины посуровели. – И я надеюсь – ради твоего же блага, – что ты говоришь правду и что этот невидимка – именно тот, кем ты его считаешь. Если нет… сохрани тебя Создатель.

Разговор, похоже, был на этом окончен. Евангелина повернулась, чтобы уйти, но замешкалась, заметив на лице Риса изумление.

– Я почти ждал удара мечом, что бы я там ни наговорил, – признался он. – А ты человек достойный… по крайней мере, для храмовника.

Евангелина фыркнула, выразительно закатив глаза:

– Какой дивный комплимент из уст мужчины, налившегося вином по самую маковку.

С этими словами она удалилась в конюшни.

Рис остался снаружи, глядя ей вслед. Определенно, под латами скрывалась женщина… причем хорошенькая. Он тут же выругал себя за эту крамольную мысль. «Ты, верно, пьян, – мрачно подумал он. – Она же тебя живьем сожрет».

Маг вздохнул, и мысли его вновь омрачились. В последний раз он огляделся по сторонам, высматривая Коула. Ни души.

«Вернись! – хотелось ему сказать. – Вернись в башню и жди меня там!»

Бесполезно. Если уж Коул решил следовать за ним по пятам, Рис ничего поделать не сможет. События, куда бы они ни завели, пойдут своим чередом.

И да поможет им всем Создатель.

Глава 8

Следующее утро выдалось самым погожим с тех пор, как отряд покинул Вал Руайо. Выйдя из конюшен, путники увидели, что ясное небо переливается всеми оттенками розового и золотистого, а из-за горизонта уже выглядывает краешек солнца. Земля, еще сырая, была подернута тонким слоем инея, отчего в воздухе веяло пронзительным холодком. Рис готов был счесть это утро прекрасным, если бы не навязчивые воспоминания о вчерашней ночи, оставлявшие неприятный привкус во рту. Горожане уже брались за дела, и то, с какой подозрительностью они глазели на приезжих, говорило, что весть о происшествии в трактире разошлась по всему городу.

Эти взгляды напомнили Рису время, когда он жил в имперском консульстве в Тараевине. В юности Рис был назначен в ученики к престарелому магу-эльфу по имени Арвин. В памяти Риса остались лицо, похожее на сморщенную от старости кожаную перчатку, раскосые глаза и вечное неодобрительное ворчание. Арвин оказался строгим наставником и с большой неохотой снисходил до скудной похвалы, когда Рис лез из кожи, чтобы ему угодить. Словом, жилось Рису паршиво, и он был твердо уверен, что конца этой жизни не будет. Он возликовал, когда Арвин сообщил, что его переводят в консульство… и онемел от потрясения, когда старик захотел взять его с собой.

То был неслыханный случай. Возможность не просто покинуть башню на короткое время, но отправиться в совершенно другую страну? В Тевинтерскую империю, удивительный и запретный край, где, как говорят, правят маги? Пусть даже Рис наверняка знал, что Арвину просто нужен слуга, который будет подавать ему на стол и чистить сапоги, он все равно не находил себе места от радости. Долгими ночами Рис лежал без сна в общей спальне и разглядывал потолок, чуть не дрожа от предвкушения при мысли о предстоящем путешествии.

Одно уже то, что старый чародей изменил своим правилам и пригласил его с собой, в те времена казалось Рису немыслимым. Старый маг даже не пожелал объяснить, чего ради он это делает, и на все вопросы только фыркал да посылал ученика за соленой жвачкой, которая продавалась в магазинчике столичного эльфинажа. Из-за этого лакомства у старика вечно несло изо рта рыбой, да так ядрено, что у Риса слезились глаза всякий раз, когда наставник наклонялся к нему что-то растолковать. Впрочем, к тому времени Рис уже приучился терпеть вещи и по-хуже, только бы не вызвать неудовольствие учителя.

Он до сих пор помнил, как прибыл в Тараевин. Даже великолепие Вал Руайо со всеми его дворцами и сверкающими зданиями меркло перед этим тевинтерским городом. Повсюду виднелись приметы древности: полуразрушенные изваяния драконов, руины старинных храмов, ветхие, сплошь поросшие мхом дома. Казалось, что весь Тараевин возведен на останках иного, более древнего города, а тот в свою очередь возрос на костях предшественника, и прошлое прорастало сквозь них, как диковинное дерево, упорно не желая быть похороненным в памяти. Чародея Арвина эти картины оставили равнодушным, зато Рис был ими ошеломлен.

Даже здание консульства оказалось необыкновенным. Мраморные колонны и острый запах ладана, который тевинтерцы жгли, чтобы заглушить вонь сточных канав на улицах. Мозаичные фрески, облупившиеся настолько, что Рис так и не сумел разобрать, с кем сражались изображенные на них безликие воины. В летнем саду был даже фонтан, сотворенный много веков назад не машинами гномов, а магией. Мраморный дракон давно лишился крыльев и передних лап, однако морда его пылала такой злобой, что Рис не сомневался: то было изображение Древнего Бога.

И еще там жили рабы. Рис тогда был чересчур молод, чтобы понять, что это означает и почему Арвин приходит в такую ярость всякий раз, когда видит раба. Однажды рабыня-эльфийка подала старику поднос с инжиром. Арвин выбил поднос у нее из рук и раскричался так, что прибежал сам консул. Рис, конечно, читал о том, как Тевинтерская империя захватила в далеком прошлом земли эльфов, но для него это были начертанные в книге слова. Рабы казались ему лишь еще одной экзотической особенностью Тевинтера, очередным предметом изумления и восторга.

Только пару недель спустя Рис понял, что он в этом городе нежеланный гость. Орлей и Тевинтер вечно были на ножах, и так повелось с тех пор, когда имперская Церковь отделилась от Великого Собора в Вал Руайо. Одно дело было знать об этом историческом событии, другое – ощущать его последствия на собственной шкуре. Местные жители были подозрительны и становились откровенно враждебными всякий раз, когда слышали орлесианский выговор Риса. Он обнаружил, что его избегают, торговцы так и норовят обсчитать… и никто из местных не желает перемолвиться с ним словом.

Жить в такой атмосфере было нелегко. Причудливая новизна города скоро приелась, и далее Тараевин казался Рису обшарпанным и уродливым. А еще ему было отчаянно одиноко.

Наконец случилось неприятное происшествие: когда Рис шел на рынок за соленой жвачкой, его вдруг окружили трое ребят постарше. Они были не только учениками некоего магистра, но и выходцами из знатных семей, а потому сочли себя вправе поизмываться над безвестным орлесианцем. Риса сбили с ног и пинали, пока он, доведенный до предела, не решился применить магию. Он обжег одному обидчику лицо, в ответ они тоже пустили в ход чары. Рису изрядно досталось, и, вполне возможно, он там бы и простился с жизнью, если бы шум драки не привлек внимание городских стражников.

Увы, на этом дело не закончилось. Слух о происшествии достиг ушей того самого магистра, и тот обратился с официальным протестом в консульство. Арвин усадил Риса перед собой и сказал, что у него нет другого выхода. Рис должен будет отправиться назад, в Белый Шпиль. Старый маг прибавил, что такому одаренному юноше не стоит принимать случившееся близко к сердцу; подвернется другая возможность обрести достойную жизнь, пус-кай даже и в строгих рамках Круга.

Это был единственный комплимент, который Рис когда-либо получил от своего наставника. От потрясения он лишился дара речи; много часов спустя, уже сидя под присмотром храмовника в повозке, направлявшейся в Орлей, Рис горько пожалел, что не сумел достойно поблагодарить старого мага за добрые слова.

Он несколько раз писал Арвину и даже однажды свиделся со стариком, когда тот ненадолго вернулся в Белый Шпиль. Со временем именно Арвин помог Рису получить звание старшего чародея. Вскоре после того Рис узнал, что его прежний наставник скончался. Храмовники не стали уточнять, что именно явилось причиной смерти, однако ходили упорные слухи об отравлении. Похоже, Арвин на самом деле занимал в консульстве должность не советника, а шпиона. Просто удивительно, что Рис в то время так и остался в блаженном неведении.

И потому сейчас он не стал возражать, когда Евангелина потребовала впредь избегать городов, а лагерь для ночлега разбивать невдалеке от дороги. Винн и Адриан тоже не сказали ни единого слова против. Никто из них не нуждался в повторении событий прошлой ночи; чем дальше от Сердцевины, тем хуже местные жители будут относиться к странствующим магам – если только не переодеться и каким-то образом не замаскировать посохи.

Время в пути текло быстро. Адриан помалкивала, все еще не оправившись после вчерашних излишеств, как, собственно, Рис и предвидел. По крайней мере, когда он ее разбудил, она не разворчалась: ей, как и всем, не терпелось поскорее выступить. Винн помалкивала, размышляя о чем-то своем, и лишь однажды заметила вслух, что дорога на удивление малолюдна. Сущая правда: путники и впрямь почти все время ехали одни. Сияло солнце, дождь наконец прекратился – идеальный день для путешествия.

Вот только в действительности это было не так. Евангелина в нескольких словах дала понять Рису, что не желает с ним разговаривать. Даже Адриан, как ни была поглощена собственными страданиями, заметила неладное и вопросительно глянула на Риса. Тот вздохнул и пообещал, что все расскажет позже.

Так он и поступил. Вечером того же дня, когда разбили лагерь, Рис объявил Адриан и Винн, что хочет с ними поговорить. Евангелина при этих словах выгнула бровь, однако ничего не сказала и предпочла найти себе другое занятие. Рис выложил все – о своем знакомстве с Коулом, об удивительном проклятии, которое тяготело над юношей, и о том, как Коул следовал за ними от самой башни. Единственное, о чем не стал говорить, – что именно Коул убивал магов.

Очевидно, в этом и не было нужды. Лицо Адриан с каждым словом Риса выражало все большее недовольство. Наконец она не выдержала:

– Если этот человек невидим, то почем тебе знать – может, он и есть убийца? Ты же сам сказал, что храмовники никого не видели.

Рис замялся с ответом, и этого оказалось достаточно.

– Он убийца! – прошипела Адриан. – И ты сам это знаешь! Почему ты ничего не сказал?

– Потому что обнаружил это, только когда уже было поздно.

– Но ты мог отрицать свою вину! Храмовники-то считают, что убийца – ты!

– И что бы я им сказал? Они не смогли бы отыскать Коула, а Коул не пожелал пойти к ним. Он их до смерти боится. Мне не удалось отвести его даже силой. – Маг раздосадованно вскинул руки. – Послушайте, я же его не оправдываю. Вовсе нет. Но если бы я рассказал о нем храмовникам, они попросту решили бы, что мной завладел демон.

– А почем тебе знать, что это не так? – спросила Винн.

Рис одарил ее уничтожающим взглядом:

– Уж я-то понял бы.

– В своих путешествиях я встречала множество явлений, которые не поддавались никаким объяснениям. Духов, Рис, гораздо больше, чем нам известно, и иные из них способны на вещи, непостижимые для нашего разума. Уж ты-то при твоих научных изысканиях должен понимать это лучше, чем кто бы то ни было.

– Я и понимаю, но… я провел в обществе Коула много часов. Он даже и не пытался искусить меня. В нем совершенно нет ничего демонического.

– Если не считать того, что он невидим. – Винн жестом остановила Риса, готового дать резкую отповедь. – Если бы влияние демона было так легко распознать, маги подпадали бы под него намного реже.

– Ладно, если Коул – демон, то вряд ли именно он убивал магов? Так ведь?

– Ты уверен, что он убийца?

– Он сам сказал… – Рис осекся и безнадежно вздохнул. – Ну да, сам я не видел, чтобы он кого-нибудь убивал. И все же Коул не бестелесный дух. Я не раз дотрагивался до него… если только и это не плод моего воображения.

В последних его словах прозвучала горечь.

– Ты говорил, у него нелады с памятью. Возможно, Коул – дух, который просто позабыл, кто он такой. Или же самый обыкновенный юноша, которым завладел некий дух.

– Тогда он превратился бы в одержимого.

– Не всякий маг, которым завладел дух, становится одержимым.

Винн произнесла эти слова с таким жаром, что привлекла внимание даже Адриан, и та с любопытством глянула на старую чародейку.

– Ты-то что об этом знаешь? – осведомился Рис.

– Вполне достаточно. – Винн бросила в костер объедки и встала. К ней уже вернулось обычное хладнокровие. – Советую тебе прервать всяческие отношения с этим молодым человеком и тем избавить себя от куда больших неприятностей.

И Винн отошла прежде, чем Рис успел ей ответить.

– А мне хотелось бы знать, – воинственно заявила Адриан, – почему ты скрыл все это от меня.

– Потому что ты попыталась бы что-нибудь предпринять.

Глаза ее полыхнули бешенством.

– Еще как попыталась бы! Когда этот паршивец по-явится снова, просто ткни в него пальцем – и я его с удовольствием прикончу!

– Он столько пережил – где твое сострадание?

– Да во мне полным-полно сострадания! – Адриан вскочила, сжав кулаки. – Если б я столкнулась с магами, которые превратились в одержимых, я бы сострадала им всей душой, но все равно прикончила бы всех до единого!

– И однако мы едем в горы, чтобы спасти одержимого.

– Не я так решила, – сказала Адриан. – Есть вещи, на которые нельзя закрывать глаза. Не забудь, что твой друг – убийца.

С этими словами и она стремительно удалилась. Рис остался сидеть, неотрывно глядя на костер. Адриан, конечно, права. Все они правы. Если бы он раньше связал Коула с убийствами или сразу о нем сообщил… но он этого не сделал. Все вышло как вышло, и теперь он уже ничего не в силах изменить.

Евангелина, чистившая неподалеку меч, подняла голову и одарила Риса странным взглядом. Интересно, многое ли ей удалось расслышать. Хотя, пожалуй, теперь это уже не важно.

Следующие несколько дней путники довольно быстро ехали по южным дорогам. Покинув земли Сердцевины, они оказались в Провинциях. Зеленые нагорья и плодородные пашни исчезли бесследно. На смену им пришли голые скалы, за которые отчаянно цеплялась скудная растительность. Повсюду была бурая грязь; дорога в иных местах так раскисла, что приходилось пробираться вперед с великой осторожностью, иначе лошади вполне могли запнуться и упасть. Встречные путники попадались все реже, а жители нечастых деревушек выглядели убого и с явным облегчением провожали взорами удаляющийся отряд.

Настроение странников тоже резко переменилось. Адриан старательно не обращала внимания на Риса, подчеркивая свое ледяное безразличие дружеской болтовней с Винн. Она упорно выспрашивала у старой чародейки подробности ее прежней жизни – детали, которые из ныне трезвой Винн вытянуть было практически невозможно. Неудачи, само собой, только закаляли упорство Адриан; на второй день она сидела уже за спиной у Винн, и чародейки до хрипоты спорили о Круге. Вернее, спорила Адриан, а Винн больше слушала и помалкивала, соизволяя ответить, лишь когда рыжеволосая магичка становилась особенно настырной.

Что до Евангелины, она не сводила глаз с дороги. Всякий раз, когда ей случалось заметить впереди более чем одного путника, она поднимала руку, предупреждая остальных об опасности. Тогда они объезжали незнакомцев на безопасном расстоянии или останавливались и ждали, пока те проедут. Учитывая то, что все встречные держались так же настороженно, бдительность Евангелины была отнюдь не лишней.

Однажды, когда отряд проезжал западнее города Монсиммара, храмовница заметила, что на утесе, нависшем над самой дорогой, стоят несколько человек. Все как один в кожаных штанах и куртках, вид самый разбойничий – а может, и вправду бандиты. Объехать их было невозможно, а среди скал таилось слишком много укромных местечек, и потому Евангелина не решалась проехать напрямую. Незнакомцы тоже не собирались уходить.

Удача улыбнулась путникам, когда на дороге показались имперские солдаты. Адриан первой заметила пурпурные знамена, и даже Рис возликовал при виде сотни людей в доспехах, которые слаженным шагом направлялись прямо к ним. Во главе строя ехали несколько шевалье – рыцари в изукрашенных серебром латах и шлемах с пышными золотисто-зелеными плюмажами. Даже боевые рыцарские кони красовались в богато отделанной сбруе, которая выглядела более подходящей для праздничных парадов, нежели для серьезного дела. И все же военный отряд выглядел внушительно. Неизвестно, входило ли в обязанности солдат защищать проезжих от разбоя, однако бандитов с утеса точно ветром сдуло.

И это было весьма кстати, так как имперские солдаты даже не замедлили шаг и не удостоили путников взглядом. Рису подумалось, что вид у солдат угрюмый, как буд-то они направляются воевать… но с кем? Ждать ответа на этот вопрос не приходилось. Евангелина увела спутников с дороги, иначе бы их просто затоптали, и, как только солдаты скрылись из виду, поспешила миновать коварный утес прежде, чем разбойникам придет в голову вернуться.

Рис чувствовал себя в отряде лишним. Никто не желал с ним разговаривать, и он уже собирался пожалеть о том, что рассказал спутницам про Коула. То и дело он оглядывался через плечо, высматривая, не промелькнет ли позади отряда знакомый силуэт. Безуспешно. Зачем Коулу было прятаться, если только Рис и мог его увидеть? Непонятно.

Наконец Евангелина заметила его маневры.

– Твой невидимый друг следует за нами?

За два дня это был чуть ли не первый случай, когда храмовница заговорила с Рисом. В голосе ее звучало плохо скрытое недоверие.

– Не знаю. Я его не вижу.

– Тебе это не кажется странным?

– Возможно, он все же решил оставить нас в покое.

Евангелина окинула его долгим задумчивым взглядом. Затем покачала головой и отвернулась.

– Гадаешь, не сошел ли я с ума?

– Нет, – ответила она, – решаю, не пора ли мне перейти к действиям. Долг велит мне не сидеть сложа руки при виде мага, свернувшего на кривую дорожку.

– И что же ты надумала?

Евангелина не ответила. Рис не знал, можно ли это считать добрым знаком. Наверное, да, поскольку голова его пока не слетела с плеч… однако ему по-прежнему не давала покоя мысль о Коуле. Идет ли он за отрядом или бросил эту затею? Неизвестность изрядно действовала на нервы, но еще неприятнее было ждать, что мальчишке придет в голову появиться в самый неожиданный момент. Например, посреди ночи. При мысли об этом Риса пробрал озноб.

Между тем местность становилась суше – отряд въехал в Западный Предел. Рис представить не мог, откуда взялось это название. Предел чего? Дальше к западу лежат степи, кишащие омерзительными тварями, да леса, настолько мрачные и непроходимые, что из них никто не возвращался. Да и кто по доброй воле станет искать подступ к пустошам? В лучшем случае – возможность выбраться из них, а точнее говоря – бежать без оглядки.

Согласно тому, что довелось прочитать Рису, этот край некогда стал полем сражения – одного из самых крупных в пору Второго Мора. Немало столетий тому назад орды порождений тьмы хлынули из бездны на поверхность и так обильно пропитали здешние земли скверной, что край не смог оправиться. Тысячи и тысячи воинов пролили кровь на пески Западного Предела, чтобы загнать врагов обратно в подземные норы и не дать им заполонить весь мир. Мужчинам и женщинам, которые гибли здесь, наверняка казалось, что само небо разверзлось и исторгло на их головы черную лавину смерти.

И все же Западный Предел обладал некой странной красотой. То была пустыня, но не жаркая, не покрытая ослепительно-желтым песком, а стылая, пятнисто-лиловая, словно незалеченный синяк. Скальные колонны тут и там торчали из песка, будто осколки причудливо искривленных костей, и чудилось, что все остальное давным-давно засыпали песком пустынные бури. Тем не менее это зрелище нельзя было назвать ни отталкивающим, ни ужасным – скорее уж мрачным и даже отчасти печальным. Как будто сам мир скорбел над смертельной раной многовековой давности.

– Туда, – бросила Винн, указывая вдаль. Силуэт железной вышки был едва различим сквозь пелену взвихренного ветром песка. – Именно так и передвигаются в здешних местах. Когда доберемся до вышки – увидим оттуда следующую.

– А если не доберемся? – спросила Евангелина.

– Придется ждать, пока не стихнет ветер. Забредать далеко в пески не стоит. Почва здесь не всегда надежна, и других опасностей тоже хоть отбавляй.

– Вот уж не сомневаюсь.

Адриан морщилась, прикрывая глаза от ветра.

– И кому придет в голову поселиться в этом проклятом Создателем месте?

– Крепость Адамант поставлена на самом краю бездны, – пояснила Винн. – Некогда она принадлежала Серым Стражам, которые хотели быть уверены, что порождения тьмы больше не выберутся оттуда наверх, как то случилось в начале Второго Мора. Со временем Серые Стражи покинули Адамант, но кто-то там все же остался. Даже в таком краю можно выжить.

– А твой друг? – спросил Рис.

Винн нахмурилась, избегая смотреть на него:

– Моего друга зовут Фарамонд. Он жил… живет в Адаманте, потому что Завеса там необычайно тонка. Это весьма способствовало его опытам.

Теперь уже разговором заинтересовалась Евангелина.

– Опытам?

– Фарамонд – Усмиренный. Он проводит кое-какие исследования – полагаю, по воле Церкви. Вряд ли Усмиренному хватило бы любопытства без разрешения церковников заняться такой проблемой.

– По воле Церкви.

– Да, насколько я поняла.

– Он изучал ритуал Усмирения? – спросил Рис.

Винн вскинула руки:

– В подробности меня не посвящали. О том, что случилось с Фарамондом, я узнала лишь месяц назад. Я искала помощи для одного своего товарища, а вместо этого обнаружила, что другой попал в еще бóльшую беду.

– Ты его видела? Я имею в виду – одержимым?

– Я видела крепость, кишащую демонами, и ощутила, во что превратился Фарамонд. Лицом к лицу я с ним не встречалась. В противном случае мне бы ничего не оставалось, как только убить его.

– И ты предпочла подвергнуть опасности всех нас.

Винн метнула в Риса уничтожающий взгляд:

– Мне хочется верить, дорогой, что я могла бы сделать то же самое для тебя… или ты – для любого другого мага в подобной беде.

Отряд продвигался по пустыне. По словам Винн, путь до Адаманта был недолгий, но мог существенно удлиниться, если ветер усилится. Самому Рису, измученному дорогой, казалось, что они будут ехать по пескам целую вечность. Он опускал ниже голову, прикрывая глаза, и старался не клевать носом под мучительно неспешный шаг лошадей. Если бы смутный силуэт вышки постепенно не обретал все более ясные очертания, Рис мог бы поклясться, что они бродят по пустыне кругами.

Однажды Евангелина вдруг обнажила меч. Острием она указала на высокий скальный гребень, пересекавший путь. Черный, как ночь, камень лоснился, отполированный бесчисленными пригоршнями песка. Рис всмотрелся, напрягая зрение, но сумел различить лишь расплывчатые фигуры, двигавшиеся наверху скалы. Они были чересчур далеко, а мгновение спустя и вовсе исчезли из виду.

– Порождения тьмы, – молвила Винн.

Евангелина содрогнулась:

– Они нападут на нас?

– Только когда стемнеет.

Эти слова прибавили путникам прыти, и до первой вышки они добрались еще засветло. Та оказалась высотой не меньше ста футов – уродливое сооружение из ржаво-го железа, которое не единожды латали и укрепляли, но все равно казалось, что оно вот-вот рухнет. По вышке можно было без особого труда взобраться в крохотное «воронье гнездо», хотя Рис мог только гадать о силе ветра там, наверху. На самой вершине вышки трепетал орлесианский флаг, – во всяком случае, Рис так предполагал. Бесформенная тряпица настолько выцвела и истрепалась, что разглядеть рисунок было немыслимо.

Евангелина потребовала двигаться дальше, объявив, что хочет достичь второй вышки до наступления темноты. Вне всякого сомнения, она при этом думала о порождениях тьмы, и никому из магов не пришло в голову ей перечить. Лошади то и дело принимались ржать и взбрыкивать, и такое поведение животных вызывало всеобщую тревогу.

И тут ветер разом стих. Внезапно, как будто его выключили. Рис, который сгорбился в седле, почти налегая лбом на поток встречного воздуха, в этот миг потерял равновесие и чуть не свалился с коня.

– Что случилось? – подняв голову, удивленно спросил он.

– По ночам ветер стихает, – пояснила Винн.

Это было, пожалуй, преувеличением. Над пустыней по-прежнему задувал ветерок. Иногда порыв его взметывал между скалами малый песчаный смерч, который так же внезапно опадал… но большей частью царила полная тишина. Солнце быстро садилось, расцвечивая серые небеса пламенем цвета янтаря и бронзы.

И тогда Рис увидел это. Вдалеке, за каменными столбами, земля словно раскололась пополам. Зияющая пропасть в добрую милю шириной тянулась насколько хватало глаз. Вполне вероятно, что путники ехали вблизи от нее уже несколько часов, но не могли разглядеть за завесой поднятого ветром песка.

– Что это?! – потрясенно ахнула за спиной у Риса Адриан. Глаза ее точно так же округлились от изумления.

– Бездонный Разлом, – объяснила Винн. – Дальше к западу он станет намного шире.

– А он и вправду бездонный?

– Это никому не известно. Некоторые говорят, что он тянется до самых Глубинных Троп, а быть может, и дальше. К счастью, Адамант стоит по эту сторону Разлома.

– Поехали! – раздраженно бросила Евангелина, хотя и сама зачарованно взирала на гигантскую пропасть. – Иначе дождемся, что эти твари выберутся из укрытия.

Следующая вышка была уже хорошо видна – серебристый прутик в нескольких милях впереди. В быстро сгущавшихся сумерках мешкать не следовало. Вздымая клубы пыли, путники ринулись к вышке. Рис почти ждал, что чья-нибудь лошадь вот-вот споткнется, но к моменту, когда на небе погасли последние отблески света, отряд уже оказался у подножия строения.

Евангелина осадила коня и, сдерживая его, шагом обошла вышку, высматривая признаки погони. Рис тоже смотрел во все глаза. Ничего. На пустыню сошла темнота, и вместе с ней явился стылый холодок, который так и просачивался под мантию. Ночь обещала быть зябкой.

– Остановимся здесь, – объявила храмовница без особой уверенности.

Адриан соскользнула с коня и тяжело приземлилась, морщась и потирая бедра. У самого подножия вышки виднелся очаг, окруженный стеной из камней почти в два фута высотой. И все равно это сооружение было почти наполовину засыпано песком. Адриан принялась было рыться в обугленных кусках дерева, заполнявших очаг, – вдруг найдется что-то пригодное на растопку, – однако Винн повелительно взмахнула посохом:

– Огонь лучше не разводить.

– Но мы же замерзнем!

– Тогда приготовь побольше заклинаний. Будем драться при свете пламени.

Адриан была не в восторге от этой идеи. Швырнув обратно в очаг обугленный чурбачок, она выразительно закатила глаза, но Рис, которому предназначался этот взгляд, мог только улыбнуться в ответ и пожать плечами. Странно, что кому-то пришло в голову сложить очаг в таком опасном месте, но дело могло быть в том, что путники, пересекавшие пустыню, собирались в крупные вооруженные отряды. Хотя трое умелых магов и храмовница наверняка сумели бы отбиться от порождений тьмы, Рис не стремился на собственной шкуре выяснить, как много этих тварей рыщет вокруг.

Час от часу ночь становилась холоднее. Рис продрог до костей, дыхание срывалось с его губ облачками белого пара, которые сразу же поглощал сухой воздух.

«Лучше бы я остался в лагере».

И тем не менее он этого не сделал. Он стоял на краю Бездонного Разлома, как назвала эту гигантскую пропасть Винн. Тот оказался много ближе, чем чудилось поначалу: всего десять минут пешего пути по песку – и внезапно Рис обнаружил, что стоит на оголенном камне и смотрит вниз, в непроглядную черноту.

Он наверняка свалился бы, не озаряй небо диковинные переливающиеся ленты света. Такого Рис прежде никогда не видел: полосы перетекали, словно вода, друг в друга, затем разделялись и множились или бесследно исчезали. Этот неспешный и величавый танец серпантина в безжизненном сером небе зачаровал Риса, а заодно осветил, пусть и скудно, пустыню. Вполне достаточно, чтобы в темноте серебрились каменные столбы и иззубренный край пропасти.

Вокруг не слышно было ни звука. Рис простер руки над бездной, зиявшей у самых его ног, и упивался тишиной. Что там, далеко внизу? Он не мог ничего разглядеть, однако чувствовал, насколько глубока пропасть. Рис представил себе, как делает один-единственный шаг вперед с обрыва и ныряет в непроглядное море тьмы. Скорее всего, он падал бы очень-очень долго, погружаясь в мирную тишину, пока наконец не сгинул бы в неохватной вечности.

В этой мысли было нечто притягательное и вместе с тем пугающее – именно потому, что притягательное. С убийственной ясностью напоминала она рассказ Коула о том, как он тонет в пустоте. Пожалуй, страхи Коула не так уж и трудно понять.

– Сер Евангелина в бешенстве, – донесся из-за спины знакомый голос.

Рис хмуро взглянул на подошедшую к нему Винн, но постарался скрыть досаду на то, что она так грубо нарушила его уединение. Легко было здесь, над необъятной пустотой, притворяться, что он совсем один и все его беды – дурной сон, о котором проще позабыть… однако на деле это было не так.

– Вы что, никогда не спите? – пробормотал он.

– Ты покинул лагерь, улизнув у нее из-под носа. Она и сама отправилась бы за тобой в погоню, но это значило бы бросить меня и Адриан без охраны. Я вызвалась тебя разыскать.

Винн куталась в одеяло, но все равно дрожала от холода и тяжело опиралась на посох. Долю секунды спустя она сообразила, где именно стоит Рис, и глаза ее широко раскрылись от испуга.

– Рис… что ты здесь делаешь?

– Мерзну.

– Да нет же, что ты делаешь именно здесь?

Рис вздохнул и, повернувшись, вновь уставился в бездну. Та источала слабый запах, едкий и острый, похожий на серный, но не такой уж неприятный. Мелькнула смутная мысль: что, если край обрыва рухнет под его тяжестью? Угольно-черный камень был источен песчаными вихрями и, может быть, обветшал, однако казался прочным.

– Да просто любуюсь видом. Вот… никак не мог уснуть.

Он отступил от края, однако непохоже было, чтобы Винн вздохнула с облегчением. Плотнее закутавшись в одеяло, она в упор, встревоженно смотрела на Риса, и долгое время тот стоял молча, покорно принимая этот неотступный взгляд.

– Ты сердишься на меня? – наконец спросил он.

Винн испустила долгий усталый вздох. Оглядевшись по сторонам, она обнаружила крупный кусок скалы, легким шагом направилась к нему и села.

– Сержусь, – неуверенно согласилась она.

– Когда я рассказал вам о Коуле…

– Я не из-за того сердита.

– Тогда из-за чего?

Винн задумалась.

– Тебе нужно быть осторожнее. Я едва знаю тебя и все-таки вижу, что ты стремительно движешься к ужасному концу. Как думаешь, к чему все это приведет?

– Понятия не имею.

– Нет, имеешь! – отрезала Винн, раздражаясь. – Без моего вмешательства ты стал бы Усмиренным. Этот Коул… кто бы он ни был, именно то, что ты продолжал с ним якшаться, и втянуло тебя в неприятности. Ты же знаешь, что он натворил.

– Да, но мне кажется, что он не в своем уме. Ему нужна помощь.

– Это тебе нужна помощь. Ты должен защищать себя – и сейчас больше, чем когда-либо.

– Я не могу уклониться и бездействовать.

– Именно так тебе и стоило бы поступить. – Винн на миг умолкла, покачав головой. – Ну вот, опять я с тобой спорю. Хорошо бы мне научиться сочувствовать тому, кого прямо тянет ввязываться в безнадежные предприятия.

Рис невольно ухмыльнулся. Возможно, он сам был отчасти виноват в том, что Винн той ночью на него разозлилась. Он нелестно отозвался о ее готовности помочь другу, пускай даже с риском для жизни, и это после того, как ранее объявил ее бессердечной. И то и другое было неправдой. На самом деле, сколько бы Винн ни утверждала обратное, ей вовсе не безразлично, что станется с Рисом. Может, она сейчас и не та добрая старушка, с которой он познакомился несколько лет назад, но за маской нынешней Винн сохраняется прежняя.

Рис хотел сказать это вслух, когда вдруг услышал слабый свист и долей секунды позже что-то вонзилось ему в грудь. Он опустил глаза и потрясенно увидел черную зловещую стрелу.

Но этого просто не может быть!

– Рис! – пронзительно закричала Винн, вскочив с камня.

Порождения тьмы возникли из пустоты, ниоткуда. Бледнокожие твари оскалились, зашипели и, вскинув над головами грубые мечи, ринулись в атаку. Рис ошеломленно уставился на них, не веря собственным глазам. Да, он знал, что порождения тьмы рыщут где-то в пустыне, но сейчас, вблизи, они казались нереальными, словно плод дурного сна. Рис смотрел на черные струйки неведомой жидкости, сочившиеся из их ртов и орбит, таращился на остекленевшие от ненависти глаза. Время будто замерло.

Винн вскинула белый посох; тот запульсировал силой и разродился ослепительной вспышкой, которая вывела Риса из оцепенения, а порождений тьмы вынудила отпрянуть, шипя от боли. Стрела все так же торчала в груди Риса, и лишь сейчас он начал ощущать ее – странное болезненное стеснение, с каждой секундой становившееся все сильнее. Боль пересилила потрясение, и у него вырвался сдавленный вскрик. Рис попытался сдвинуться с места, но лишь неловко повалился на колени. Каждое движение давалось ему через силу, словно он увязал в зыбучем песке.

Винн закрутила вокруг себя посох, и в воздухе полыхнули десятки молний. Слепящими зигзагами прорезали они темноту, разлетаясь от камня к камню, от одного порождения тьмы к другому. Гром рокотал так, что Рис едва не оглох.

Он видел, как одна тварь рухнула, пораженная молнией, и пронзительно завизжала от боли – мощь заклинания сварила ей внутренности. Другая тварь, заревев от ярости, бросилась на Винн, и старая чародейка вновь стремительно развернулась. Она выставила перед собой руку, и порождение тьмы застыло, мгновенно обратясь в кусок льда, а затем рассыпалось на мелкие осколки.

Еще одна тварь подбегала к Винн сзади. Рис хотел было крикнуть, предостеречь, но понял, что опоздает. Он сосредоточился, не обращая внимания на боль в груди, откуда торчала стрела, собрал в кулак силу – и ударил. Волна магии, хлынув с его ладоней, обрушилась на по-рождение тьмы. Мощный толчок сбил чудовище с ног и швырнул в бездну, а душераздирающий вопль потонул в оглушительных раскатах грома.

На затылок Риса обрушился тяжелый удар. Маг зашатался, качнулся вперед, пытаясь уйти от пока невидимого противника. Молнии полыхали так ярко, что он ничего не мог разглядеть.

Нападавший сзади вцепился ему в плечо. Острые когти глубоко вонзились в плоть, и Рис закричал от боли. Не теряя ни секунды, Винн вскинула посох, и из него исторгся раскаленный белый луч. Рис скорее почувствовал, чем увидел, как тот полоснул его противника, и услышал, как тварь застонала от боли.

Он вырвался из когтей порождения тьмы и повалился наземь. Древко стрелы с треском переломилось под тяжестью его тела, и жгучая боль снова пронзила грудь. В глазах у него помутилось, к горлу подступила тошнота.

Сколько же здесь этих тварей? Грохот грома вдруг показался далеким, словно доносился сквозь длинную узкую трубу… Совсем близко взметнулась голубая мантия Винн, перед самыми глазами Риса промелькнули ее сапоги. Он видел, как молнии исполняли слепящий танец. Слышал визг порождения тьмы, пораженного ударом магии. На песке между его раскинутыми руками расползлась лужа черной крови, и в ноздри ударил тошнотворно-сладкий запах.

Рис попытался вновь призвать магию. Он закрыл глаза, сосредоточился, дрожа от напряжения всем телом; нет, он не допустит, чтобы Винн сражалась одна! Вот только силу черпать оказалось неоткуда – слишком остра была боль.

– Вставай, Рис! Вставай! – кричала Винн ему в ухо, но где она, понять было невозможно. – Их много, они идут сюда!

И забытье властно заключило его в блаженные объятия.

Глава 9

Евангелина с улыбкой смотрела, как Рис, сидя на лошади, приходит в себя. Было забавно наблюдать, как он смятенно моргает, пытаясь сообразить, где находится и отчего куда-то движется. Учитывая, сколько им всем довелось пережить из-за него прошлой ночью, нельзя было не согласиться, что Рис страдает вполне заслуженно.

Адриан, сидевшая позади Риса, крепче обхватила его руками и не дала вывалиться из седла. Перед отъездом его закутали в теплый плащ, и рыжеволосая магичка более или менее успешно удерживала его в сидячем положении. Евангелина не захотела рисковать, дожидаясь, когда Рис придет в себя, чтобы тронуться в путь. Если бы ожидание чересчур затянулось, им пришлось бы провести возле вышки еще одну ночь – а значит, пережить новое нападение.

– Где я? – прохрипел Рис.

– На лошади.

Маг уставился на Евангелину, не сразу смекнув, что та шутит, но потом все же изобразил слабую усмешку:

– Теперь понятно, откуда такой запах… но как же порождения тьмы? Я помню, что…

Их настигла Винн. Старая чародейка выглядела бледной и изможденной, что было вполне объяснимо. Евангелина даже представить не могла размаха силы, которой Винн манипулировала прошлой ночью. Вспышки молний, порожденных ее чарами, озарили всю пустыню, и когда Евангелина опрометью неслась к месту событий, она почти ожидала увидеть, что весь ближний край Разлома обрушился в бездну.

– Я тебя исцелила, – пояснила Винн.

– Но как мы вообще остались живы?

– Ты – чудом. Если бы не подоспели сер Евангелина и Адриан…

Рис удрученно вздохнул:

– Не надо было мне уходить из лагеря.

– Именно это я как раз собиралась сказать, – вставила Евангелина. И усмехнулась, когда Рис метнул на нее покаянный взгляд. – Надо бы разозлиться на тебя как следует, но на сей раз, похоже, тебе повезло. Порождения могли запросто напасть на нас в лагере. Возможно, их отвлекла более легкая добыча.

Рис оглянулся на Адриан и криво ухмыльнулся:

– Слыхала? Я, оказывается, герой!

– Ты меня разбудил, – проворчала магичка.

– Рис, – произнесла Евангелина уже без тени юмора.

– Что?

– Больше так не делай. – Увидев, что он выразительно вскинул брови, она добавила жестче: – Не забудь, что ты пока остаешься магом Круга. Еще раз уйдешь без спроса, и я обойдусь с тобой как с отступником.

На это Рис ничего не ответил.

Ветер снова задул перед самым восходом солнца… или того, что в этих прóклятых землях считалось солнцем. Тускло-серого свечения в небе хватало, чтобы определить направление, и путникам пришлось довольствоваться этим. Как и предсказывала Винн, глубже на запад Разлом неуклонно расширялся, и вскоре дальний край его стал неразличимым. Теперь гигантская расселина больше походила на последний предел мира.

Окрестные земли были холодны и непривлекательны, и Евангелина уже не впервые задумалась: а что же, собственно, она здесь делает? Ах да, исполняет свой долг… вот только как его исполнять, если она не в состоянии отследить действия даже одного мага? Эта мысль беспокоила ее не на шутку. Храмовницу терзали дурные предчувствия, однако она предпочитала помалкивать.

Впереди постепенно вырастала крепость Адамант. Смутные очертания стен и башен все отчетливей проступали сквозь завесу песка. Крепость была невелика, но построена прочно и удобна для обороны – словом, вполне заслужила свое название. Высокие стены из сумрачно-черного турмалина, массивные ворота со стрелковыми башнями по бокам. Адамант восседал – обманчиво зыбко – на самом краю Разлома, точно огромный стервятник, готовый спикировать на жертву. Всякое нападение на крепость могло исходить лишь с одной стороны – разве что враг поднялся бы из самой бездны, а если вспо-мнить историю, в этом не было ничего невероятного.

Подъехав ближе, путники явственно ощутили, что от крепости веет недобрым. Прежде всего, Адамант был безжизненно тих. На башнях не видно лучников, огромные ворота приоткрыты. Из внутреннего двора тянулась черная дымка, словно там совсем недавно загасили костер. Евангелина почуяла и запах – даже песок и ветер не помешали ей безошибочно различить трупную вонь.

Конь под ней шарахнулся, заплясал, упрямо не желая идти дальше. Евангелина пыталась образумить его, пока не увидела, что именно напугало животное: мертвые тела, отчасти присыпанные песком. Десятки трупов валялись повсюду вокруг приоткрытых ворот. Песок превратил их в подозрительного вида холмики, и лишь немногое намекало на то, что под ними скрывалось: где-то торчала наружу мертвая рука, где-то – ладонь со скрюченными пальцами или острие меча… только эти приметы и подсказывали путникам, что под ногами у них огромный могильник.

Губы Винн сурово сжались.

– Это бывшие обитатели крепости, – пояснила она. – Когда мы прибыли сюда, они напали на нас. Ожившие трупы, в которых вселились демоны.

Евангелина содрогнулась. Она направляла коня с величайшей осторожностью, стараясь не смотреть, как ветер треплет светлые пряди на торчащей из песка голове. Девушка в расцвете юности, ныне ставшая добычей пустыни, иссохшим трупом. Если она, находясь среди нападавших, уже была мертва, то теперь стала мертвой вдвойне.

– Мы? – переспросил Рис.

– Я приехала сюда не одна.

Адриан указала на землю:

– Твои спутники все еще здесь? Следов полным-полно, и они свежие.

Она была права. Песок у ворот оказался во многих местах истоптан, а пустынные ветры дули с такой силой, что очень скоро занесли бы любой след. У ворот побывал большой конный отряд – день тому назад, а может, и меньше.

В глазах Винн мелькнуло подозрение.

– Следов слишком много. Здесь есть кто-то еще.

– Вон они. – Рис указал посохом вдаль.

В мареве песчаных вихрей возникло десятка два всадников, огибавших шагом дальний край крепостных стен. Наездники были в латах, и Евангелина, прищурившись, разглядела, что это храмовники.

– Твои дружки? – осведомился Рис.

– Понятия не имею, что они здесь делают.

Велев спутникам оставаться на месте, Евангелина выехала вперед. С какой стати здесь – именно здесь – оказались храмовники? Может быть, про одержимого узнали в какой-то другой башне Круга? Вдруг они опоздали? Нет, не похоже – если бы храмовники и впрямь разделались с демоном, они наверняка не стали бы здесь задерживаться.

Когда Евангелина подъехала ближе, храмовник, возглавлявший отряд, махнул ей рукой. Она помрачнела, обнаружив, что этот человек ей знаком. Арно, один из офицеров, которых привел с собой Лорд-Искатель, когда принял командование Белым Шпилем. Этот тип был чересчур смазлив и самоуверен, да к тому же вообразил, что скоро сменит Евангелину на посту рыцаря-капитана. Возможно, он был прав. В любом случае она не выносила его заносчивого вида и старалась как можно реже иметь с ним дело.

– Сер Евангелина! – окликнул ее Арно. – Наконец-то вы здесь!

Женщина осадила коня и окинула отряд Арно испытующим взглядом. Все храмовники до единого были из Белого Шпиля.

– Безусловно, – согласилась она, помимо воли холоднее, чем намеревалась. – Хотелось бы только знать, как вы оказались здесь раньше нас.

– Нас прислал Лорд-Искатель.

– Вот как?

Арно искоса глянул на магов, оставшихся у ворот:

– Насколько я понимаю, тебе может понадобиться… помощь. На случай если все обернется не так благополучно, как ты надеешься.

– Я ни на что не надеюсь. Мне было приказано охранять чародейку Винн в ее путешествии, одобренном Верховной Жрицей. Если Винн случится обнаружить нечто опасное, я с этим разберусь.

– Именно для того мы и здесь. Помочь тебе… разобраться.

Евангелина вскипела. Получалось, что Лорд-Искатель ждал от Винн опасных находок. Знал ли он больше, чем говорил, или просто проявил осторожность? В любом случае она не намерена подталкивать события к неприятному исходу.

– Тогда будем надеяться, что ваша помощь не понадобится, – бросила она Арно. Развернула коня и, уже направляясь к воротам, прибавила: – Оставайтесь тут и ждите нашего возвращения.

– А если вы не вернетесь? – крикнул вслед Арно.

Евангелина не ответила. В конце концов, если она не вернется, то исход дела уже не будет зависеть от ее решений, и Арно придется самому придумывать, как ублажить Лорда-Искателя.

Маги встретили ее выжидающими взглядами.

– Этот отряд прибыл из Белого Шпиля, – сообщила Евангелина. – Помогать нам.

На лице Адриан отразилось сомнение.

– Они пойдут с нами в крепость?

– Нет. Они будут ждать снаружи.

По крайней мере, она на это надеялась.

Ворота оказались открыты достаточно широко, чтобы можно было проехать верхом. Евангелина заметила, что между створками скопилось изрядное количество песка. Вновь закрыть ворота будет не так-то легко, если кто-то еще пожелает обосноваться в Адаманте после того, как они закончат свое дело.

Судя по тому, что они увидели во внутреннем дворе, это было маловероятно. Сам донжон выглядел совершенно нетронутым, двери наверху лестницы остались плотно закрыты, но все прочее пришло в полную негодность. Видно было, что здесь велось нешуточное сражение. Строения, возведенные внутри стен, были сожжены до основания, и по обугленным руинам не удавалось догадаться, для чего они предназначались. Повсюду виднелись пятна черной копоти – следы магических боев, и булыжники вокруг расколотого вдребезги резервуара посреди двора почернели и покрылись пеплом.

Евангелина заметила груду мертвых тел: их сожгли, причем явно недавно. Вот он, источник черного дыма, который путники разглядели издалека. Все прочие пожары давно отгорели.

Единственной неуместной деталью была статуя, замершая у подножия лестницы. Семи футов высотой, грубо вытесанная из массивного камня, там и сям утыканная кристаллами – поистине странное украшение для монумента – и ничуть не похожая на изящные изваяния, которые Евангелина скорее ожидала увидеть в орлесианском замке.

И вдруг статуя зашевелилась. Каменная голова повернулась к путникам, глазницы зажглись злобным огнем.

– Берегись! – крикнула храмовница, во мгновение ока выхватив меч.

– Стой! – тут же прозвучал предостерегающий возглас Винн.

Онемев от изумления, Евангелина во все глаза смотрела, как старая чародейка соскользнула с коня и уверенно двинулась к статуе. Спрыгнув наземь, Рис попытался удержать ее, но Винн только отмахнулась и пошла дальше.

– Старейшая долго не возвращалась, – посетовала статуя. Голос у нее был гулкий и скрежещущий, словно десятки камней терлись друг о друга.

– Я же предлагала тебе отправиться со мной.

– Чтобы тварь, засевшая в крепости, сбежала? Даже не думай. – Статуя указала на груду обугленных трупов. – Я тут занималась уборкой. Точно служанка. Как я счастлива снова и снова заниматься всякой ерундой по велению какого-то там мага!

Винн легкомысленно рассмеялась и оглянулась на спутников, заметив, что те уставились на нее во все глаза.

– Это Шейла, – представила она статую. – Сопровождала меня в прошлый приезд. Откровенно говоря, я надеялась, что Фарамонд поможет нам изменить ее… состояние.

– Теперь уже вряд ли, – проскрежетала статуя.

– Шейла, мне искренне жаль.

– Так это… голем? – спросила Адриан.

– Ты сказала – «она»? – уточнил Рис. – Это существо мало похоже на женщину.

– Да совсем не похоже! – оскорбленно заявила статуя.

Винн вздохнула:

– Да, Шейла – голем. Она была в нашем отряде, когда мы сражались в Ферелдене с порождениями тьмы. Мы открыли, что в это каменное тело много лет назад была заключена душа гнома-воительницы, и с тех самых пор Шейла стремилась вернуть себе живой облик. – Старая чародейка сочувственно похлопала статую по могучему плечу. – Увы, мы в этом мало преуспели.

Статую ее речь нисколько не тронула.

– Преимущества живой плоти в лучшем случае можно назвать сомнительными.

Евангелина спешилась, не спуская глаз с голема. Ей доводилось слыхать о подобных существах – творениях гномов древности, с тех пор благополучно утративших секрет изготовления каменных великанов. Поскольку големы не старились со временем, в мире их и сейчас оставалось немало, хотя, насколько поняла Евангелина, большинство големов давно и прочно свихнулось. И уж верно она никогда не слышала о говорящих големах. Этот факт пробудил в ней подозрения – главным образом потому, что Винн прежде ни словом не упоминала Шейлу.

– Она не опасна? – спросила Евангелина.

Женщина-голем развернулась к ней всем каменным телом, и глаза ее раздраженно блеснули.

– Может, неучтивой храмовнице понравится, если я сяду на нее и раздавлю в кашу? Оно [1] сразу получит ответ на свой вопрос.

– Шейла, в этом нет необходимости, – заметила Винн.

Она повернулась к дверям донжона и принялась их рассматривать, сосредоточенно щурясь. Если двери заперты, войти внутрь окажется не так-то просто.

– Рис, – осведомилась Винн, – ты что-нибудь чуешь?

Маг прикрыл глаза:

– Там, внутри, безусловно есть демон. Возможно, не один. Завеса здесь тоньше, чем в Белом Шпиле.

Чародейка кивнула:

– Сер Евангелина, не подождешь ли снаружи?

– Предпочитаю пойти вместе с вами.

– Как пожелаешь.

С этими словами Винн выжидающе глянула на голема. Шейла испустила тяжелый вздох и решительно двинулась вверх по лестнице. Каждый шаг ее массивных ног отдавался в тишине внутреннего двора оглушительным грохотом. Даже не попытавшись взяться за дверные ручки, женщина-голем погрузила могучие пальцы прямиком в древесину. Двери издали душераздирающий стон; металл, которым они были окованы, покорежился. Наконец Шейла мощным рывком сдернула двери с петель, и во внутренний двор полетели увесистые обломки дерева и металла.

Евангелина отскочила, едва успев увернуться от внушительного обломка.

– Ты что, спятила? – крикнула она.

Шейла оглянулась и пожала плечами:

– Оно достаточно проворное.

По крайней мере, никто не пострадал. Спутники явно не разделяли раздражения Евангелины – их гораздо больше привлекал освободившийся проход в башню. Винн отважно двинулась внутрь, и прочие маги не мешкая последовали за ней. Храмовнице ничего не оставалось, как присоединиться.

В донжоне было темно и холодно – куда холоднее, чем следовало ожидать даже в постройке, сложенной из камня. Хуже того: в скудном свете, проникавшем в дверной проем, глазам их открылось поистине кошмарное зрелище. Прихожая была сплошь залита запекшейся кровью. Кровью был замаран пол, она же была размазана по стенам, и в воздухе стоял ее резкий гнилостный запах. Трупов видно не было, но из темноты, залегшей в глубине башни, доносились какие-то звуки, как будто нечто крупное ворочалось там, с усилием волоча массивное тело по полу. В воображении Евангелины тотчас родились десятки неаппетитных картин.

Винн стукнула посохом по полу; звенящее эхо рассыпалось в тишине, и белый посох облекся сиянием. Темнота отпрянула, как живая, открыв взору огромную парадную лестницу и уводящие вбок коридоры; впрочем, Евангелине не стало от этого легче. Она чувствовала себя незваным гостем. Недоброе предчувствие леденило кожу, словно скользкое прикосновение змеи.

– На стене что-то написано, – вполголоса проговорила Адриан.

И в самом деле, стену справа от входа покрывали кое-как начертанные кровью надписи. По большей части их невозможно было разобрать, но одна фраза читалась без труда: «МЫ ХОТИМ ВЫЙТИ».

Евангелина озадаченно сдвинула брови:

– Но ведь двери были заперты изнутри? Если они так хотели выйти отсюда, могли бы просто взять и… убраться.

Она тотчас пожалела, что заговорила в полный голос, – эхо ее слов с готовностью заметалось по всему залу. О том, кто такие «они», Евангелина предпочитала не думать. Мертвецы, в которых вселились демоны, или… нечто похуже?

– Двери не заперли, – пророкотала Шейла. – Запечатали.

– Каким образом?

– Я об этом знаю столько же, сколько и оно.

Рис попятился от стены, исписанной кровью. Его мутило. Евангелина вполне разделяла чувства мага.

– Куда теперь? – спросила она. – Вверх по лестнице?

Винн покачала головой:

– Вниз. Адамант встроен в склон Разлома. Эта часть донжона – просто жилые помещения. Лаборатория Фарамонда располагается ниже.

– Вниз, – повторил Рис. И встряхнулся, словно сбрасывая с себя нечто крайне неприятное. – Ну разумеется, вниз, куда же еще? Как я мечтаю когда-нибудь встретиться с демоном, который обожает уютную обстановку и хорошее освещение.

– Сегодня твоя мечта вряд ли сбудется.

– Старейшая все еще хочет отыскать своего друга? – спросила Шейла.

– Да, – ответила Винн без особой уверенности.

Они стояли во мраке донжона, а снаружи, за дверным проемом, мстительно завывал ветер. Говорить больше было не о чем. Настала пора приступать к делу.

Рис велел возвращаться в башню, и был момент, когда Коул всерьез подумывал подчиниться его приказу. Укрывшись в тени, он наблюдал за тем, как путники покидают городок, и размышлял над словами Риса. Он мог бы пойти назад по собственным следам, отыскать нужную дорогу и в одиночку добраться до громадного, пугающе многолюдного города. Это было бы настоящее приключение.

Но потом Коулу стало одиноко. Он и представить не мог, что, оказавшись в огромном внешнем мире, среди бесчисленных незнакомцев, станет еще более невидим, чем всегда. В известном смысле возвращение в башню принесло бы ему облегчение. Знакомое место и притом безопасное. Вот только там не будет Риса. Рис окажется в смертельной опасности и, может быть, даже никогда не вернется. И тогда Коул останется один – навсегда. Эта мысль побуждала его идти вперед.

И он вновь пошел за отрядом. День за днем, старательно держась на безопасном расстоянии, страшась, что Рис может его заметить и вынудит повернуть назад. Маг по-стоянно озирался, обшаривая взглядом дорогу, и всякий раз, когда это случалось, Коул сжимался от ужаса. Он старался как можно реже выходить на дорогу и при всякой возможности прятался в кустарнике, но потом ему в голову пришла кошмарная мысль: что, если Рис его просто не видит?

Что, если он стал теперь невидимым и для Риса?

Это опасение все сильнее терзало Коула, глодало его изнутри, росло в желудке, свернувшись холодной змеей. Каждое утро Коул просыпался мокрым от росы и дрожащим от холода и тотчас испытывал страх, что Рис и его спутницы уже тронулись в путь. С бьющимся сердцем он срывался на поиски их лагеря и в конце концов убеждался, что они еще спят. Лишь тогда Коул позволял себе вздохнуть с облегчением, пусть даже в глубине души ему отчаянно хотелось разбудить Риса. Просто чтобы с ним поговорить. Услышать человеческий голос.

Порой, двигаясь вслед за отрядом, Коул выходил на самую середину дороги в надежде, что Рис оглянется и хоть что-нибудь сделает. Часто путники уезжали так далеко вперед, что казались лишь точкой в зыбкой дали, и всякий раз, когда они исчезали за склоном холма, Коула охватывала тревога. Что, если они свернули с дороги, а он этого не заметил? Что, если он затеряется и сгинет здесь навсегда?

А потом окрестности изменились. Земля стала сухой, затем обратилась в лиловый песок – и ничего больше не было вокруг, кроме этого песка да ветра. Странное запустение царило вокруг, словно весь мир умер и попросту иссох, рассыпавшись в пыль. В одиноком завывании ветра звучали боль и опустошенность; горестная эта песня терзала сердце Коула. Ему в голову не приходило, что на свете существуют подобные места… и что кто-то может отправиться туда добровольно.

Одно хорошо: теперь стало гораздо проще следовать за Рисом и его спутницами. Лошади брели куда медленней, и хотя завеса песчаных вихрей мешала Коулу разглядеть путников, за ними оставался отчетливый след. Правда, его быстро заносило песком, но Коулу и того хватало.

И еще в этом краю были странные твари. Темные создания, рыскавшие в укромных уголках. Коул их не видел, да и не рвался увидеть… однако опасался, что твари могут заметить его. Первая ночь в пустыне была ужасна: до рассвета он укрывался в скальной расселине, стуча зубами от невыносимого холода. Темнота была так непроглядна, что казалось, вот-вот поглотит его целиком.

Но гораздо хуже была музыка. Коул не знал, что она такое, но доносилась мелодия как будто из дальнего далека. Музыка звала его, и в этом зове не было ничего приятного, а лишь повелительный тон, от которого чаще билось сердце и кровь кипела в жилах. Темные твари – те, что рыскали по пустыне, – внимали призыву. Коул не знал, откуда ему это известно, зато чуял, как где-то в отдалении твари вытягивают шеи и вздымают когтистые лапы навстречу зову.

Он уткнул голову между колен и зажал уши. Когда стали слышны другие звуки – шум боя, грохот и взрывы заклинаний, – Коул задрожал всем телом. Где-то вдалеке кричал от боли Рис, но Коул не тронулся с места. Он чувствовал себя трусом. Тьма, царившая вокруг его укрытия, была слишком страшна. Повсюду рыскали твари. Если бы Коул мог прямо сейчас убежать и вернуться в башню, он бы так и сделал.

В какой-то момент безмерная усталость оказалась сильнее страха. Нельзя сказать, что Коул по-настоящему заснул, – скорее, то был поток странных видений. Воспоминания всколыхнулись в нем, будто открылись, источая гной, старые раны. Он видел чьи-то лица, но не знал, почему они наводят на него такой страх. Он где-то прятался, но не в расселине между скал… в другом месте, где было темно и тесно, где-то в невероятно далеком прошлом. Всем сердцем он жаждал одного – выбраться оттуда. И бежать.

А потом Коул очнулся. Все та же музыка запустила незримое щупальце в темные глубины его грез и безжалостно выволокла его на свет. Снова задул ветер, и вместо того, чтобы тотчас забеспокоиться о судьбе Риса, Коул мысленно повторял: «Я жив». Он был счастлив… и совершенно один.

Коул выбрался из расселины, весь облепленный песком, с затекшими руками и ногами… и остолбенел. Шагах в десяти от него стояла одна из тех самых тварей. Внешне она походила на человека, но на самом деле, конечно, это был не человек. Вернее, человеческое существо, которого нечто злое и темное пожирало изнутри до тех пор, покуда сама тьма не исторглась из него, сочась в окружающий мир. И это существо вдруг пришло в движение. Развернулось и вперило в Коула жуткий взгляд стеклянистых глаз, омерзительных окон, за которыми маячило истерзанное вечной мýкой бытие.

Меньше всего на свете Коулу хотелось, чтобы его увидела именно эта тварь.

Миг спустя чудовищное создание мучительно медленно, но все же отвело взгляд. Значит, оно смотрело не на Коула… точнее, не видело его. Зато чуяло запах.

Тварь принюхалась, а затем издала сиплое шипение. И шагнула к камням, у которых застыл Коул. Руки его медленно потянулись к висевшему на поясе кинжалу. Он не хотел обнажать оружие. До поры. Еще один шаг – и у него уже не останется выбора. А потом… потом появятся другие твари. Они узнают, что произошло.

И вновь Коула спасла странная музыка. Внезапно она набрала силу, и вместе с ней усилился ветер. На миг, всего лишь на краткий миг сквозь пелену серых туч пробился лучик солнца – и тварь скорчилась, словно от боли. Затем торопливо вскарабкалась на камни, метнулась прочь и… исчезла.

Понять, в какую сторону направились Рис и его спутницы, было нелегко. Коул отыскал их маленький лагерь у подножия железной вышки, которая торчала из песка, как великанский костлявый палец, и издалека привлекла его внимание, – вот только ветер к тому времени успел занести почти все следы. Судя по тому немногому, что осталось, совсем недавно – вероятно, прошлой ночью – вокруг лагеря топталось немало ног. Коул ощутил полное бессилие.

И тогда он сделал единственное, что ему оставалось: двинулся вдоль края гигантской пропасти. То была настоящая рана в плоти мира. Много веков назад неведомая сила расколола в этом месте землю и выпустила на волю нечто темное, до сих пор витавшее в воздухе, словно дым от погасшего костра. Вид пропасти повергал Коула в трепет, рядом с этой громадой он чувствовал себя ничтожным червем, и близость бездны изрядно страшила его. Однако выбора не было. Рис пока что ехал в том же направлении, и Коул волей-неволей должен был следовать за ним.

Тогда-то он и увидел крепость, которая возвышалась на самом краю бездны. Возле крепости обнаружились верховые храмовники. Они отирались у ворот и, прикладываясь к флягам, громко хохотали над шутками друг друга. Некоторые оказались знакомы Коулу – в том числе Большеносый. Почему здесь оказались храмовники, Коул понятия не имел. Они же не ехали сюда вместе с Рисом.

Не обращая внимания на всадников, он осторожно двинулся через внутренний двор, заваленный обломками дерева и металла. Крепость ему не понравилась. Здесь присутствовало… нечто. Музыка с наступлением дня стихла, но теперь ее сменил шепот. Бесплотный голос бормотал что-то в самое ухо Коула так тихо, что было не различить ни слова, но достаточно внятно, чтобы ему стало не по себе. Все это место пропиталось дыханием смерти, и дело было не только в груде обугленных трупов, от которых Коул старательно отводил взгляд. Ужас впечатался в самые камни крепости, да так явственно, словно этот оттиск появился не далее чем вчера.

И зачем только Рису вздумалось отправиться сюда?

Во внутреннем дворе стояли кони под седлами, а это значило, что Рис ушел в донжон… но как давно это случилось? Коул двинулся туда же, содрогнулся, переступая порог. Нашептывания зазвучали настойчивей. «Бойся!» – велели призрачные голоса, и Коул дрожал от страха.

Хуже того – здесь, внутри, тоже не было ничего, указывающего путь. Ни голосов, ни отзвука шагов – ничего. Коул ждал, лихорадочно потирая руки, чтобы хоть немного их согреть.

– Рис! – позвал он громко.

«Рис!.. Рис!.. Рис!..» – откликнулось эхо.

– Ты здесь? Это я, Коул!

«Коул!.. Коул!..»

Тишина.

Он все надеялся, что в зал кто-нибудь войдет – хоть кто-то, за кем можно будет последовать в недра донжона. Чего ему точно не хотелось, так это бродить тут в одиночку. Только выбора у него, похоже, нет. Пойти наверх? Вниз? Свернуть в один из боковых коридоров?

Коул решил, что пойдет наверх. Внизу было слишком… нет, он спустится вниз по этой темной лестнице, только если ничего другого не останется.

Лестница оказалась усыпана странным хламом, точно здесь порезвился не в меру шустрый зверек. Окровавленные обрывки одежды, обломки мебели, детская кукла. Здесь жили люди. Эта мрачная крепость кому-то служит… или служила… домом.

Больше часа Коул бродил по коридорам верхних этажей. Там располагались спальни, – по крайней мере, таково было их прежнее предназначение. Кровати разбиты, мебель превращена в месиво. И повсюду кровь… вот только ни единого трупа. И тишина. Редкие уцелевшие окна были забраны решетками, и в тусклом свете, который они пропускали, можно было разглядеть лишь густо клубившуюся в воздухе пыль. Атмосфера была затхлая и отдавала странным мясным привкусом.

Сердце Коула гулко забилось. Что, если Риса здесь вовсе нет? Он еще несколько раз выкрикнул его имя, но ответа так и не получил. А если Рис не может его услышать? Вдруг он, Коул, истаивает, прямо сейчас, сию минуту, как всегда и боялся?

Он остановился в темноте коридора, привалился к стене, чувствуя, как по лицу вяло ползут капли пота. Несмотря на холод, ему казалось, что он пылает, весь охваченный огнем. Что же теперь делать? Он так долго бродил по этим безлюдным спальням, но все их прежние обитатели давно уже либо мертвы, либо пропали бесследно.

И тут Коул замер.

Здесь поблизости кто-то есть. Он уловил это так же, как чувствовал, когда храмовники доставляли в башню новичка… который мог его увидеть.

Коул медленно отступил от стены, опустился на корточки, вынимая из ножен кинжал. Всеми ожившими чувствами он проник во тьму, пытаясь понять, где же затаился неизвестный. Сейчас… сейчас… еще немного…

Есть!

Коул двинулся в темноту. Он отчетливо слышал биение чужого сердца, напоминавшее зов, настойчивый и влекущий. Чувствовал чужое отчаяние. В мертвой тишине оно было похоже на призывный клич сигнального рожка. И как только он мог не услышать его раньше?

Снова он поднимался по лестнице, направляясь на верхний этаж донжона. Пересек темный зал, где почти не было ни разбросанных вещей, ни крови. Что бы там ни произошло в крепости, этого места оно едва коснулось. Засохшая кровь на стене, несколько смазанных пятен на полу… но комнаты остались большей частью почти нетронутыми. Одна спальня, которую миновал Коул, судя по всему, служила детской… и резная деревянная люлька терпеливо ждала, когда в нее вернут младенца.

И вот наконец он оказался там, куда стремился. Наверно, гостиная или что-то в этом роде. В Белом Шпиле Коул подобных комнат не видел, так что и сравнивать было не с чем. Должно быть, раньше здесь обитал какой-нибудь богач. Изысканное кресло с красной кожаной обивкой, выстывший очаг, массивный книжный шкаф, занимавший целиком одну из стен… все это осталось нетронутым. Даже книги стояли на своих местах.

И все же кто-то здесь умер. В центре комнаты валялся измятый коврик с красно-золотым узором, а в середине его засохла большая отвратительная лужа крови. Свернувшейся, почерневшей. Они бились ожесточенно, подумал Коул. На ближайшей стене – длинные бурые брызги; крупное кровавое пятно распласталось на книжном шкафу. По смазанному следу, тянувшемуся от коврика, было видно, что побежденных выволокли отсюда.

В дальней стене комнаты была еще одна дверь, но это уже не казалось важным. Тот, кого он почуял, находился здесь. Коул крадучись обошел комнату, прислушался, жадно ловя каждый звук. Едва слышное жужжание мух, и больше ничего. Но ведь он здесь! Коул точно это знал.

Внезапно он метнулся к коврику, отшвырнул его прочь и был вознагражден видом деревянной крышки потайного люка. На ней тоже чернели пятна крови… но под нею, внизу, был кто-то живой. Коул опустился на колени и рывком откинул крышку. Протестующе завизжали петли.

Глазам его открылась темная каморка, и человек, прятавшийся там, жалко скорчился, вскрикнув от ужаса. Это была девушка, и сейчас она извивалась, безуспешно пытаясь отползти подальше от отверстия люка. Коул смотрел на нее во все глаза. Истощенная – только кожа да кости, черные волосы встали дыбом от страха. Неказистая, в одной только грязной сорочке. И сама вся в грязи от макушки до пят. Все в каморке свидетельствовало о том, что девушка провела здесь немало времени: засохшие остатки пищи, грязное одеяло и невыносимая вонь мочи.

Коулу доводилось видеть людей, которые подолгу не спали. Их держали в темницах башни, покуда они не сходили с ума. Эта девушка была такая же. Она дрожала не только от страха, но и от истощения.

А еще она его видела. Облегчение, которое испытал Коул, было явственно ощутимым – хоть пальцем ткни.

Девушка закрывала лицо ладонями и не сразу решилась приопустить руки, чтобы глянуть на него. Взгляд ее метнулся к кинжалу и снова остановился на лице Коула.

– Ты… хочешь меня убить? – еле слышно прошептала она.

– А ты хочешь, чтобы я тебя убил?

Девушка ничего не ответила.

– Я могу избавить тебя от всего этого. Если захочешь. Я сделаю это быстро.

Девушка неотрывно глядела в его глаза; дрожь ее постепенно унялась. Молчание воцарилось между ними, и Коул осознал, что она его понимает. Знает, что предлагают ей избавление от боли и страха. Вот только никак не может решиться и произнести нужные слова.

Коул провел большим пальцем по лезвию кинжала. Ей некуда деться. Он всего лишь страж на узкой тропке между жизнью и смертью. В нем уже всколыхнулось знакомое чувство, застарелый страх, который настоятельно требовал: чтобы удержаться в этом мире – борись! «Не сдавайся! – твердил этот страх. – Не дай себе истаять в ночи!»

Но… что же скажет Рис?

Скажет, что Коул безумен, что ему не следует подчиняться голосу страха. Что смерть невинного не поможет ему, не сделает его более настоящим. Но так ли это? Глядя сейчас на эту девушку и понимая, что ей выпало испытать, поневоле спросишь себя: разве лучше для нее оставить все как есть? Люди, которых Коул находил в башне, соглашались, каждый на свой лад, получить избавление. Коул напряженно думал, так и сяк вертя в голове эту мысль.

– Я тебя не убью, – наконец сказал он.

Девушка разрыдалась. Поначалу Коул решил, что все же ошибся с выбором, но потом понял: это были слезы облегчения. Девушка вновь закрыла лицо руками и рыдала так, что все ее тело сотрясалось. Коула это зрелище опечалило, и он подумал, что правильнее будет оставить девушку в покое. Он повернулся, чтобы уйти.

– Не надо! – взмолилась девушка. И добавила уже неувереннее: – Пожалуйста… не уходи.

Коул остановился. Девушка все так же неотрывно смотрела на него, однако не спешила выбраться из своего укрытия.

– Ты не видела Риса? – спросил Коул.

На лице ее мелькнуло смятение.

– Я не знаю такого человека.

– Долго ты просидела здесь?

– Я… я иногда выхожу добыть еды. Но по ночам приходится прятаться.

– Почему?

Глаза девушки потемнели.

– Потому что они приходят за нами по ночам.

Стало быть, есть и другие. Где-то. Коул, конечно же, знал, где именно. Внизу. Там, куда он спускаться не хотел, однако теперь будет вынужден пойти. Он поднялся.

– Не уходи! – выкрикнула она излишне громко, но сразу в ужасе зажала рот рукой.

Медленно села в каморке, высунула голову из люка и широко раскрытыми глазами огляделась по сторонам. Дышала она часто и шумно. Коул терпеливо ждал, и вот девушка, вздрагивая от малейшего шороха, осторожно выбралась наружу. Когда он двинулся к дверям, она бросилась следом и вцепилась в его плечо. Ногти ее с силой вонзились в кожу.

– Куда же ты? – жалобно вопросила она.

– Я должен найти Риса.

– Они же тебя убьют!

Коул не знал, что ответить. Если неведомые «они», о которых говорит девушка, могут убить его, значит опасны и для Риса. При этой мысли он похолодел. Что, если Риса уже убили? Единственный его друг мертв, а он, Коул, проделал такой долгий путь, но даже не попытался защитить его. А еще Риса могла уничтожить рыцарь-капитан. Может, именно потому и торчат здесь все эти храмовники.

Девушка вплотную приблизила к нему лицо. Казалось, что, будь ее воля, она приросла бы к Коулу намертво… но он постарался не обращать на это внимания. К нему так давно никто не прикасался… Он даже не мог припо-мнить, когда это случилось в последний раз. Как приятно. Словно он – настоящий. Ради такого стоит потерпеть даже вонь.

– У тебя есть имя? – тихо спросила девушка.

– Коул.

– А я – Дабрисса.

Он попытался вспомнить, что положено делать, когда с кем-то знакомишься. Пожимать друг другу руки? Но девушка и так дотрагивается до него. Коулу осталось неловко пожать плечами.

– Дабрисса, – повторил он. – Хочешь уйти отсюда?

– Я не могу. Донжон запечатан.

– Нет, двери открыты.

Девушка отступила на шаг, не сводя с Коула подозрительного взгляда… а затем опрометью выскочила в коридор. Коул на миг замешкался, не зная, нужно ли бежать за ней следом… но, с другой стороны, куда еще ему идти?

Он догнал Дабриссу на верхней площадке лестницы. Девушка смотрела вниз, на первый этаж, где отчетливо зиял пустотой дверной проем.

– Видишь? – спросил Коул.

Дабрисса изумленно помотала головой:

– Был… такой страшный шум. Я подумала: «Что-то случилось! Нужно спрятаться!» А оказывается, я могла уйти отсюда. Я могла…

Глаза ее вновь налились слезами, и она утопила лицо в ладонях.

Коул протянул руку и неловко погладил ее по плечу. Этот жест показался ему бессмысленным и бессильным. Он понятия не имел, как следует утешать плачущих… не знал и того, чего ради ему хочется утешить Дабриссу.

– Там, снаружи, есть люди. Всадники. – Коул на миг задумался. – Они могут тебе помочь. Наверное.

У него были свои сомнения на этот счет. Когда это храмовники кому-то помогали? Правда, Дабрисса не маг, но Коул не был уверен, что это имело хоть какое-то значение.

И все же от его слов Дабрисса будто приободрилась.

– А ты пойдешь со мной?

– Нет. Я должен найти Риса.

Девушка кивнула, если и не понимая, что он делает, то признавая важность этого дела. Потом она двинулась к выходу, но, пройдя лишь пару шагов, остановилась и повернулась к Коулу:

– Ты спас меня. – Дабрисса улыбнулась. Улыбка вышла неловкая, но полная благодарности. – Я тебя никогда не забуду.

– Забудешь.

Коул не стал смотреть на нее и в итоге услышал, как она спускается по лестнице. Два-три осторожных шага… а затем она со всех ног выбежала наружу. И не вернулась.

Он потрогал свое плечо в месте, где за него цеплялась Дабрисса, и вновь ощутил беззвучный шепот собственной пустоты. Если он хочет разыскать Риса, лучше поскорей сойти вниз. Непроглядно темные недра донжона ждут его… и зовут.

Глава 10

По крайней мере, мы слезли с этих дурацких лошадей.

Тесный коридор бесследно поглотил голос Адриан. Эха здесь не было, на смену ему пришел гнетущий страх замкнутого пространства, и чем ниже они спус-кались, тем он становился сильнее. Рис мельком глянул на Адриан, та была бледна и откровенно нервничала. И вздрагивала чуть ли не от каждой тени, которую отбрасывал сияющий посох Винн.

– Все хорошо, – прошептал он ей на ухо. – Успо-койся.

– Какое там хорошо! И зачем нас сюда понесло?

– Ты сама вызвалась, забыла? – Рис одарил ее лучшей своей улыбкой.

Это не помогло.

– Лучше не напоминай.

Шейла развернулась, в упор воззрилась на них. Глаза ее в каменных орбитах горели багровым огнем.

– Может, маги соизволят прекратить болтовню, если не хотят привлечь нежелательное внимание? Мне-то плевать, но существам из мягкой плоти лучше поберечь свои внутренности.

Рис испытал сильное искушение заметить, что тяжкая поступь голема и без того уже вполне успешно сообщила местным обитателям об их приближении. Даже когда Шейла старалась ступать бесшумно, ее путь по коридорам сопровождался ритмичным и гулким «бум-бум-бум». Впрочем, голем сейчас был не в настроении выслушивать замечания… если у ходячей статуи вообще имеется настроение. Рис поневоле припомнил величественные изваяния храмовников, стоявшие в общем зале магов, и попробовал представить, как они бы себя повели, если бы вдруг ожили и сошли с пьедесталов.

Отчего-то он сомневался, что они будут так же несдержанны на язык.

Евангелина шла первой, держа наготове обнаженный меч. Для такой осторожности была веская причина: звуки, которые путники слышали раньше, теперь усилились. Неведомые твари все так же ворочались в темноте, но коридоры столь прихотливо извивались и сплетались, что Рис ни разу не сумел определить расстояние до источника звуков. Порой казалось, что тот за следующим поворотом, иногда – что прямо у него за спиной. Все это порядком действовало на нервы.

После спуска по длинной лестнице отряд оказался в помещении, которое раньше служило чем-то вроде передней. Здесь было совершенно пусто и голо, если не считать крови, обильно покрывавшей пол и стены. Клочья окровавленной одежды, фрагменты растерзанных украшений. Воняло здесь, точно в склепе, однако трупов по-прежнему видно не было.

– Надо отдать должное местным обитателям, – пробормотал он. – Они знают толк в интерьерах.

– Вид весьма соблазнительный, – без тени улыбки согласилась Евангелина.

– Может быть, устроить нечто подобное в Белом Шпиле?

– А откуда мы возьмем столько крови?

– В башне, где полным-полно магов? Вот уж не проблема.

– Действительно.

Адриан одарила Риса сердитым непонимающим взглядом. То ли из-за того, что ему вздумалось шутить, то ли потому, что он обменивался шутками с Евангелиной. Зная Адриан, Рис подозревал, что оба предположения верны. Он умолк, замкнувшись в себе, но оттого лишь сильнее занервничал. Безмолвие, которое нарушал только отдаленный шорох гигантских волочащихся тел, становилось почти невыносимым. Рис принялся бы вопить во все горло, пока кто-нибудь не сбежится на крик, – что угодно, лишь бы разогнать эту проклятую тишину… если бы только верил, что от подобной выходки будет хоть какой-то прок. Рис почему-то в этом сомневался.

Неожиданно отряд вышел к еще одной лестнице, от нижней ее площадки отходили разветвляющиеся коридоры. Винн уверенно повела спутников в нужном направлении: вправо, потом налево, спуститься по лестнице, повернуть за угол… От такого маршрута голова шла кругом… если Рису придется выбираться отсюда в одиночку, вряд ли он отыщет обратную дорогу. Крепость оказалась намного обширней, нежели он предполагал.

– Сколько здесь было жителей?

– Несколько сотен, если не путаю, – ответила Винн.

– Но тут можно разместить и тысячу.

– Как я уже говорила, Адамант когда-то принадлежал Серым Стражам. В разгар Второго Мора они наверняка держали в крепости даже не тысячу воинов, а много больше… не говоря уж о грифонах.

– Грифонах? – заинтересовалась Евангелина.

– Разумеется. Древние вейры [2] – пещеры, вырубленные в скале, – выходили прямо в бездну. Сейчас они запечатаны, но никуда, насколько я понимаю, не делись.

– Но если здесь жили сотни людей…

Вопрос повис в воздухе. Во внутреннем дворе валялось, самое большее, два десятка трупов. Куда же девались остальные? Обилие крови недвусмысленно говорило об их участи, но куда девались тела?

Путники прошли еще через несколько помещений, которые прежде использовались под кладовые. Ящики были разбиты вдребезги, будто здесь похозяйничали дикие звери, рассыпав по полу зерно вперемешку со съестными припасами. Часть последних была залита кровью, многое протухло. Над этим разором тучами вились мухи.

А из соседнего помещения доносился шум. Там стояла непроглядная тьма, посох Винн освещал только порог, но за пределами света что-то мелькало. Рис различил низкий монотонный гул и шорох бесчисленных движений. Тех, что рыскали там, в темноте, было много… возможно, сотни.

Евангелина застыла, напряженно вглядываясь во тьму.

– Приготовьтесь к бою, – прошептала она.

Рис от души надеялся, что она преуменьшает опасность… но, скорее всего, надеялся зря. Усилием воли он засветил свой посох и размеренно вливал в него силу, пока тот не заискрился ослепительно-белым сиянием. Адриан последовала его примеру. Рис видел, как по ее лицу стекают капельки пота.

Винн, сплетая пальцами затейливый узор, почти беззвучно сотворила заклинание, и тончайшие лучи ее силы, вспыхнув в темноте, опустились на саму чародейку и ее спутников. Жжение пробежало по коже, и Рис ощутил, как его облекает защитное поле, порожденное магией Винн.

Старая чародейка сделала знак голему:

– Шейла, ты пойдешь первой. Сер Евангелина – за тобой.

– Существа из плоти такие хрупкие, – согласно хмыкнула та.

И, сжав кулаки, ворвалась в дверной проем. Остальные последовали за ней. Посох Винн полыхнул с такой силой, что Рис невольно отшатнулся. И прикрыл ладоНью- глаза, усиленно моргая, чтобы вернуть себе зрение.

Как только его усилия увенчались успехом, он горько об этом пожалел.

Когда-то здесь, по всей видимости, были казармы, но теперь они превратились в омерзительное логово. В ослепительном свете посоха Рис увидел огромную толпу людей… вернее, бывших людей, а ныне – уродливых скрюченных тварей, пожиравших человечину. Они ползали по грудам костей, перебираясь даже друг через друга; словно дикие звери, эти создания ожесточенно дрались из-за ошметков мяса. Валялись в лужах загустевшей крови. С ног до головы они были покрыты кровью и грязью, и лишь кое-где виднелись обрывки того, что раньше служило им одеждой.

А еще – глаза. Когда твари, рывком развернувшись, уставились на незваных гостей, очи их вспыхнули, словно огни дальнего маяка, но только горящие злобой. Казалось, что некая черная сила изливается наружу из этой изуродованной плоти. Твари яростно зашипели, скаля окровавленные клыки, и тем окончательно обрели сходство с демонами.

Никогда еще в жизни Рис не испытывал такого ужаса.

– Берегись! – крикнула Евангелина. И рванулась к ближайшим тварям, которые уже бросились на нее.

Первую тварь храмовница рассекла мечом почти пополам, но другие прыгнули на нее и едва не сбили с ног. Евангелина мощным броском отшвырнула их. Одна тварь тотчас вскочила, громко шипя, и храмовница снесла ей голову.

Шейла, впрочем, уже обогнала ее. Она ринулась вперед, сотрясая пол громовыми шагами, разом сгребла в охапку нескольких бесноватых и швырнула через комнату. С оглушительными воплями твари пролетели к дальней стене, рухнули на своих сородичей и посбивали их с ног.

Другие твари уже карабкались на Шейлу. Стоило ей оторвать от себя одного одержимого, как его место тут же занимал другой. Женщина-голем не уделяла им особого внимания и лишь размахивала могучими кулаками, нанося удары по тем, что пытались добраться до магов. От каждого удара очередной противник отлетал прочь, как тряпичная кукла.

Однако твари прибывали. Новая волна их хлынула в комнату, завывая и хищно вопя. Винн окинула строгим взглядом Риса и Адриан:

– Вы готовы?

Маги дружно кивнули.

Первым взялся за дело Рис. Он уже поборол страх и сосредоточился, собирая в кулак подымавшуюся изнутри силу. Напор ее рос, пока Рис не задрожал всем телом, пока не почувствовал, что сейчас взорвется. Тогда он простер руку, направляя скопленную силу наружу.

Изумительно было чувствовать, как проходит сквозь его плоть поток магической мощи. Сгусток магии черным шаром сорвался с пальцев и стремительно полетел вглубь комнаты. Миновав Шейлу и Евангелину, шар ударился о дальнюю стену и мгновенно распух. Превратился в зияющую черную дыру, которая тут же притянула к себе ближайших тварей. Бесноватые с дикими воплями исчезли в ее алчном чреве. Дыра увеличилась, и мощь ее возросла. Синеватый энергетический ореол очертил ее, засасывая в сердцевину воздух, хлам, человеческие останки и все прочее, что было в пределах его досягаемости. Те твари, которые были слишком далеко, чтобы их втянуло в дыру, замедлили движение. Словно борясь с ураганным ветром, они сгибались в три погибели, и каждый шаг давался им с величайшим усилием.

Настала очередь Адриан. Рыжеволосая магичка закрыла глаза, сделала глубокий вдох, и Рис ощутил, как от нее исходит тепло. Когда Адриан открыла глаза, в них пылало багровое пламя. Она подняла руку, и над открытой ладонью соткался крутящийся шар огня. Затем Адриан с силой швырнула шар, и на лету он рос, становясь все жарче. Угодив в группу бесноватых, шар обрушился на них потоками адского пламени. Твари душераздирающе завизжали, объятые огнем.

Винн метала во врагов молнии, срывавшиеся с навершия посоха. Поразив одну тварь, разряд мгновенно убивал ее и слепящей дугой перемещался к соседней. Тем не менее многие твари сумели прорваться мимо Шейлы и Евангелины, и когда они бросились к Винн, та выпустила навстречу волну холода. Все нападавшие тотчас застыли, обратившись в куски льда.

Однако другие твари попросту обогнули заледеневших сородичей, не обратив на них ни малейшего внимания. Нескольких Винн сразила магией, но один бесноватый высоко подпрыгнул и сверху, оскалив клыки, обрушился на нее, сбив с ног.

– Винн! – отчаянно закричал Рис.

Его охватила паника. Ком магической энергии сорвался с его посоха и поразил тварь в тот самый миг, когда та уже готова была вонзить клыки в шею Винн. Удар отшвырнул бесноватого наземь, а пока он пытался подняться на ноги, Винн обрушила на него ледяное заклинание. Бесноватый в одно мгновение закоченел, а затем разбился на тысячи осколков.

Винн бросила на Риса благодарный взгляд, но тут нечто увесистое со всей силы врезалось в него сбоку. Рис со всего размаха грохнулся на пол и, извернувшись, увидел прямо перед собой лицо напавшей твари. Это была женщина – кожа покрыта пятнами и гнойниками, слипшиеся пряди светлых волос свисали с головы, точно куски пакли. Тварь зашипела, обнажив клыки, покрытые черной слюной и кровью.

Рис отчаянно боролся, пытаясь ее оттолкнуть, но та оказалась неожиданно сильной. В тот самый миг, когда нежить уже почти одолела его, на ее висок обрушился удар посоха. Над ними возникла Адриан с искаженным от ужаса лицом и нанесла твари еще один удар. Та спрыгнула с Риса, развернулась, зашипела на Адриан, и тогда рыжеволосая магичка направила на нее струю огня. Визжащую от боли тварь отшвырнуло в темноту.

– Их слишком много! – прокричала Адриан.

Рис едва различил ее слова. С каждой молнией, которую обрушивала на врагов Винн, комнату сотрясал гром. От этого грохота и от воплей тварей, которые кишели вокруг Евангелины и Шейлы, впору было оглохнуть.

– Знаю!

Адриан оглянулась на толпу врагов. Рис последовал ее примеру. Еще больше бесноватых прорвалось мимо Шейлы, на которой твари висели гроздьями. Нападавшие были достаточно сильны, чтобы постепенно разодрать на куски даже каменную плоть голема. Не осталась невредимой и Евангелина – кровь из раны на лбу заливала ей лицо и стекала на нагрудник. Винн была совсем измотана… все они от изнеможения обливались потом и вряд ли могли продержаться долго.

– Я призову бурю! – Адриан сосредоточилась, свела ладони, и перед ней возникло зернышко алого пламени, которое разрасталось на глазах.

– Не смей! Ты убьешь Евангелину!

– А иначе погибнем мы все!

Наплевав на всякую осторожность, Рис вскочил. Сразу несколько тварей бросились на него. Собрав остатки силы, он послал навстречу волну чистой энергии, и нападавших отшвырнуло прочь. Рис со всех ног помчался к Евангелине, которая неистово размахивала мечом. Твари тесно окружили ее со всех сторон, и по безысходно-мрачному лицу храмовницы Рис понял: она знает, что долго не выстоит.

– Евангелина! – крикнул он громко, что было сил.

Храмовница его не услышала. Рис рванулся к ней, расшвыряв ударами магии нескольких ближайших тварей. Когда он добежал до Евангелины, та стремительно развернулась и едва не рассекла его надвое прежде, чем сообразила, кто перед ней.

Храмовница потрясенно уставилась на Риса. Лицо ее было залито кровью.

– Ты спятил?!

– Ложись! – Рис вцепился в нее, увлекая за собой на пол. Она отбивалась – отчасти от гнева, отчасти из страха перед тварями, которые бросились к ним.

И тут разразилась огненная буря.

Пламя окатило потолок, заплясало, крутясь ураганными смерчами. Потоки огня с оглушительным ревом хлынули вниз, обрушиваясь на тварей и почти мгновенно сжигая их дотла. Краем глаза Рис видел Адриан – та раскинула руки, окруженная ореолом пламени, которое не причиняло ей ни малейшего вреда. Магичка взмыла над полом, рыжие кудри ее развевались, она походила на ужасную мстительную богиню.

Рис уткнулся лицом в плечо Евангелины, а она прикрыла голову руками. Жар обжигал их. Рев достиг такой силы, что, казалось, стал живым существом. Он обрушился на Риса, навалился всей тяжестью, грозя растерзать в клочья. Рис хотел закричать, но не сумел выдавить из себя ни звука. Он едва мог дышать.

А потом все закончилось – почти так же мгновенно, как началось. Буря вдруг улеглась, и в бывших казармах воцарилась зловещая тишина. Ни воплей, ни грохота или рева пламени – лишь еле слышное шипение, сопровождаемое вонью горелой плоти.

Рис поднял голову. Евангелина сделала то же и ошеломленно, немо воззрилась на него. Слов не осталось – только странное головокружительное опустошение. Усилием воли Рис затеплил посох и, когда голубое свечение стало ярче, увидел, что бой окончен. По всей комнате, от стены до стены, валялись обугленные трупы; над ними еще струился черный дымок. Поблизости стояла Шейла, раздраженно стряхивавшая с каменного тела горячий пепел.

– И от магов бывает польза, – ворчливо признала она.

Неподалеку от них распростерлись на полу Винн и Адриан. Обе не подавали признаков жизни. Рис проворно вскочил, бросился к ним, закашлявшись от вони и дыма. Винн, кое-где обожженная и изрядно растрепанная, тем не менее оказалась невредима и лишь сердито отмахнулась от Риса. Зато Адриан была бледна как смерть и едва дышала.

Рис коснулся ладонью ее щеки – холодная.

– Адри! – испуганно прошептал он.

Рыжеволосая магичка с усилием приоткрыла глаза.

– Я умерла? – простонала она.

Рис засмеялся от усталого облегчения:

– Пока что нет.

– Экая жалость…

К ним подошла Евангелина, на ходу пряча в ножны меч. С ног до головы она была покрыта сажей и кровью – воистину закаленный в битвах воитель.

– Тварей, судя по всему, больше не осталось. Мы в безопасности… во всяком случае, пока.

Винн вновь зажгла посох. Видя, что Шейла не получила никаких повреждений, одобрительно кивнула и огляделась по сторонам.

– Вон тот проход в дальней стене ведет в лабораторию Фарамонда. Он там.

– Неужели ты веришь, что Фарамонд еще жив? – скептически осведомилась Евангелина.

Старая чародейка смерила ее серьезным взглядом:

– Верю.

Странно было думать, что сейчас они как ни в чем не бывало двинутся дальше, будто бой с бесноватыми был лишь досадной помехой на пути к намеченной цели. Эти злосчастные твари были лишь невинными людьми, ставшими добычей демонов; если причиной тому – опыты Фарамонда, Рис сильно сомневался, стоит ли его спасать. Впрочем, он не стал высказывать свои сомнения вслух. Что еще им остается делать, как не идти дальше? К тому же Винн права. Теперь, когда битва позади, Рис снова чувствовал присутствие темной сущности. Что бы ни произошло в крепости, источник всех событий находился здесь, в соседнем помещении.

Рис не особо хотел узнать, что он собой представляет.

Первое, что поразило Риса, едва они вошли, – размеры лаборатории. Состоявшая из множества ярусов, она являла собой нечто среднее между библиотекой и мастерской. И это лишь то, что высветил посох Винн; бóльшая часть лаборатории тонула во мраке. Что еще более странно, этого помещения совершенно не коснулся разор, царивший во всем донжоне. Книги стояли рядами на полках, рабочие столы были завалены бумагами и странного вида инструментами. Зрелище ничем не отличалось от обстановки в лабораториях Белого Шпиля.

За исключением эльфа, который восседал в роскошном кресле посреди комнаты.

Вернее, того, кто когда-то был эльфом, а теперь обезображен до неузнаваемости. Его исковерканная плоть жгутами оплетала костяк. Неестественно длинные руки, когтистые пальцы, губы растянуты в жуткой гримасе, обнажающей клыки. Единственным признаком, по которому Рис мог бы определить в этом существе эльфа, были заостренные уши, да и они больше смахивали на рога. Глаза, впрочем, остались совершенно ясными… и этими очами хозяин лаборатории, не приподнявшись из кресла, взирал теперь на пришельцев со спокойным интересом.

Сущность, которую чуял Рис, находилась внутри него. Демон, обладавший каждой клеточкой этого уродливого тела, источавший злобу, которой было пропитано все вокруг.

Винн стояла в нескольких шагах от существа, рядом с ней замерла Шейла. Рис вначале не понимал, почему Винн бездействует, но, как только они вошли, старая чародейка предостерегающе вскинула руку, а затем указала на пол. Только тогда Рис увидел начертанные вокруг кресла руны. В них была заключена могучая сила, – по крайней мере, хоть это он смог понять, ощутив знакомое покалывание.

– Приветствую вас. – Демон вальяжно откинулся в кресле, постукивая когтями по подлокотнику. Голос у него оказался странно утонченный, хотя и с нечеловеческими нотками, от которых мороз шел по коже. – Я долго ждал гостей. Вы должны простить моих младших собратьев. Они стали так… возбудимы… после того, как прошли через Завесу.

– Ты – Фарамонд? – осторожно спросила Винн.

– А сама ты этого не можешь определить?

– Я полагаю, что ты когда-то был Фарамондом, а теперь превратился в нечто иное.

– Бедняжка Винн. – Губы демона сдвинулись, еще больше обнажая зубы в подобии усмешки. – Ты пережила столько потрясений, которые более слабого человека вынудили бы молить о пощаде… но что же ты получила за все свои труды? Как печально, должно быть, тебе, столь обласканной судьбой, обнаружить, что она больше ничего не может тебе предложить.

Винн нахмурилась, но не ответила. Евангелина шагнула вперед, не сводя настороженного взгляда с демона и держа наготове меч.

– Ничего не понимаю, – прошептала она Винн. – Откуда ему известно твое имя? И почему он так и сидит в кресле?

– Руны образуют связующий круг. Демон не в силах переступить его, и я советую всем нам оставаться по эту сторону круга. Что до имени – он читает мои мысли… или пользуется памятью Фарамонда.

Ухмылка демона стала шире.

– Смышленая магичка.

Евангелина опустилась на колени, пристально осмотрела круг.

– Это зачарованные руны. Такими пользуются Усмиренные.

Винн кивнула, однако теперь подал голос Рис:

– Стало быть, связующий круг начертал Фарамонд? Это означает, что он…

– Сделал это неспроста, – закончила его мысль Евангелина. – Сотворил связующий круг и остался внутри него. Этот демон появился тут не случайно.

С минуту все молча обдумывали ее слова. Все, что они до сих пор видели в крепости, было делом рук демонов, темных духов, которые просочились в этот мир из Тени… и вот теперь перед ними доказательство того, что демонов впустил сюда Фарамонд. Быть может, он сделал это и ненамеренно, однако же знал о такой опасности – иначе зачем бы начертал связующий круг? Вполне вероятно, что именно он запечатал и двери донжона. Если это были меры предосторожности, то они оказались тщетны.

Оставалось только два вопроса: как он это сделал… и зачем?

Евангелина выпрямилась и в упор взглянула на Винн:

– Надеюсь, ты увидела достаточно. Что бы там ни исследовал твой друг, он использовал при этом демонов. От такого добра не жди.

– Я еще не приняла решения.

– Что тут решать? Это же глупость!

Винн упрямо вздернула подбородок:

– Я прибыла сюда спасти Фарамонда, и эта цель одобрена Церковью.

– Церковь изменила бы мнение, если бы знала, что он натворил.

– Церковь об этом узнает. – Винн обожгла храмовницу неприязненным взглядом. – Мы еще не получили всех ответов, и я не намерена делать поспешные выводы. Ты вольна помогать мне или нет – как пожелаешь.

Демон хохотнул, забавляясь, и этот смешок привлек их внимание. Уродливое существо медленно поднялось из кресла, при каждом движении сухо похрустывая кожей. Шейла с воинственным видом шагнула к кругу, но Винн остановила ее. Демон вновь ухмыльнулся и широко раскинул руки:

– Сделай одолжение, каменное существо. Войди в круг и уничтожь меня, если посмеешь.

– Пусти, я его раздавлю! – прорычала Шейла.

Винн покачала головой:

– Нет. Мы пришли сюда не за этим.

– Мне известно, Винн, зачем пришла сюда ты. – Демон протянул длинную руку к Евангелине. Та вскинула брови, однако не шелохнулась. – Но знаешь ли ты, зачем здесь эта храмовница? Почему она так настойчиво требует, чтобы ты отказалась от своих намерений?

– На что ты намекаешь?

– Ага! Так Рис тебе ничего не говорил?

Винн оглянулась на Риса, и тот ощутил угрызения совести. Да, он рассказал Адриан и Винн про Коула, однако умолчал о том, чего ради на самом деле отправилась с ними Евангелина. Теперь Рис сожалел об этом.

– Она должна выяснить, что именно изучал Фарамонд, – осторожно проговорил он вслух. – И не причинят ли его открытия вреда Церкви.

Адриан оттолкнула Риса и попятилась. Она едва держалась на ногах от слабости, но ей хватило присутствия духа, чтобы с подозрением уставиться на Риса.

– Что это значит? – резко спросила она. – А если то, что мы обнаружим, ей не понравится?

– Тогда, – мрачно сказала Евангелина, – оно останется здесь. Что бы это ни было.

– То есть ты нас убьешь. – Глаза Адриан округлились, когда до нее дошла эта нехитрая истина. – Именно за этим и прибыли все те храмовники? Признавайся!

Винн попятилась от Евангелины, и глаза ее опасно вспыхнули.

– Это правда?

Шейла, сделав шажок, встала перед ней и заслонила старую чародейку своим огромным телом, как будто храмовница и впрямь готовилась напасть.

Евангелина стояла, поглаживая рукоять меча, однако не шелохнулась. Она обвела осторожным взглядом своих спутников и кивнула:

– Те храмовники явились сюда не по моей воле – но да, именно для того.

– Я так и знала! – прошипела Адриан. – Сколько бы ты ни твердила, что защищаешь нас, ты на самом деле такая же, как все храмовники, – защищаешь только себя!

– Были опасения, что Верховная Жрица недостаточно осведомлена обо всех тонкостях вашей миссии, – твердо проговорила Евангелина, – и теперь я вижу, что это правда. Я здесь для того, чтобы наблюдать за происходящим и при необходимости принять решение. Радости мне это не доставит, но я исполню свой долг.

– А разве твой долг не в том, чтобы следовать воле Верховной Жрицы? – осведомилась Винн.

– Я действую по приказу Лорда-Искателя, а он – правая рука Верховной Жрицы. Мне не положено подвергать сомнению его суждения.

– Значит, ты просто выполняешь приказ? – процедила Адриан. Простерла руки, и вокруг пальцев соткалось кольцо пламени.

Рис попытался сдержать ее, опасаясь, что она чрезмерно истощит свои силы, но Адриан отскочила от него:

– А ты, ты!.. Все знал и помалкивал, да? Почему ты молчал, Рис?

– Ох, не знаю, – тяжело вздохнул он. – Может, потому, что ты такая предсказуемая?

Зря он так ответил. Адриан выпрямилась, и глаза ее гневно засверкали.

– Может, я должна быть благодарна храмовнице, которую послали нас прикончить? Такое поведение тебя бы устроило? – Она развернулась к Евангелине, и огонь, окружавший ее ладони, запылал ярче. – Ты и вправду думаешь, что мы позволим тебе легко отделаться?

Храмовница бровью не повела:

– А ты и вправду надеешься обнаружить здесь что-то стóящее? Спасем мы Фарамонда или нет, его исследования обрекли на смерть всех невинных обитателей этой крепости. Это запретная магия, а я поклялась, что буду защищать от нее мир до последнего дыхания.

– Запретная магия! – презрительно расхохоталась Адриан. – Именно так вы, храмовники, называете все, чего не в силах понять!

– Что тут еще понимать?

– И ты не хочешь узнать, как демон мог завладеть Усмиренным? – Адриан помотала головой, словно досадовала, что Евангелина могла позабыть такую важную подробность. – Разве не ради этого мы здесь оказались? Не важно, каким образом Фарамонду удалось это сделать, – главное, что получилось!

– О, – вмешался демон, – в этом я могу вам помочь.

– В самом деле? – Винн с подозрением глянула на одержимого.

– Существуют лишь две возможности, – усмехнулся демон, постукивая пальцами по подбородку, как будто обдумывал предмет разговора. – Либо я настолько могуществен, что даже разум Усмиренного не в силах меня отторгнуть, либо… тот, кого вы видите перед собой, сумел изменить свое состояние. Он больше не Усмиренный.

– Это невозможно! – возразила Евангелина.

– И тем не менее я здесь. Спроси себя, какой вариант более вероятен. – Демон захихикал, глядя на ее мрачное лицо. – Ах да! Если окажется, что ритуал Усмирения обратим, храмовники вынуждены будут присматривать за Усмиренными так же зорко, как за магами. Пуфф – и уже ни на что нельзя полагаться.

На лице Евангелины отразилось беспокойство, но прежде, чем она успела ответить, Адриан бросилась к Винн.

– Останови ее! – потребовала она. – Не важно, что мы обнаружим, и ты это знаешь. Церковники не хотят, чтобы мы спасли твоего друга, и если демон говорит правду, они скорее умрут, чем позволят разгласить, что их драгоценный ритуал на деле не стоит ни гроша!

Евангелина гневно развернулась к ним:

– А ты считаешь, что это знание хоть кому-то пойдет на благо?

– Да, считаю! – дерзко ответила Адриан. – Всем магам, которых храмовники искалечили, превратили в слуг и хуже того – в рабов! С какой стати мне не радоваться возможности исправить вред, который вы причинили?

Лицо Евангелины окаменело.

– Ты говоришь о тех, кто не в состоянии управлять собственным даром. У нас нет иного выхода – разве что бессильно наблюдать, как они становятся добычей демонов, которым не могут противостоять.

– А как вы решаете, могут они или не могут? Вы науськиваете на них демона в смертельном испытании, а взамен предлагаете одно – пройти этот ваш ритуал? Это же варварство!

– А как, по-твоему, мы должны поступать? Казнить их?

– Это было бы честнее! А вы вместо этого притворяетесь, будто вовсе никого не губите, оказываете нам великую милость!

– Ну и дура же ты, – покачала головой Евангелина.

Адриан взвизгнула от ярости и бросилась на нее с растопыренными пальцами, намереваясь вцепиться в глаза. Храмовница вскинула меч, но прежде, чем они сошлись в поединке, между ними встал Рис. Адриан попыталась проскочить мимо него, но Рис поймал ее и сгреб в охапку. Она отбивалась, яростно рыча, а когда поняла, что сопротивление бесполезно, влепила ему пощечину.

– Прекрати! – рявкнул Рис. – Неужели не понимаешь, что именно этого добивается демон?

При этих словах Адриан затихла, и он перевел взгляд на Евангелину.

– Даже когда демоны не лгут, – сказал он, – они жонглируют правдой, чтобы добиться своего. Не слушай его.

Винн, которая до этой минуты наблюдала за стычкой с опасным огоньком в глазах, медленно кивнула. Даже Адриан неохотно повторила ее кивок, хотя мрачный вид ее говорил, что это ей вовсе не по нраву. За все годы, что Рис близко знал рыжеволосую магичку, ему всегда удавалось утихомирить ее словами, не допустить буйства… но на сей раз он как никогда был близок к фиаско.

– Спасибо тебе, – сказала Евангелина.

– О да, геройский поступок! – Ухмыляясь, демон разразился рукоплесканиями. – Может, Рис, тебе все-таки стоит объяснить своим спутницам, почему ты не сообщил им о тайном задании храмовницы. Возможно, тогда они не станут считать тебя таким уж героем.

– Я не рассказал им об этом, потому что знал, чем это закончится!

– Ой ли? А не потому, что хотел подольститься к храмовнице? Поискать у нее защиты от участи, которая ждет тебя по возвращении в башню?

– Нет!

– Понимаю, – кивнул демон. – Тогда, возможно, причина в том, что ты хотел защитить храмовницу. Она ведь хорошенькая, а? – И одержимый довольно захихикал.

Адриан высвободилась из рук Риса, однако избегала смотреть на него и не говорила ни слова.

– Адриан, – сказал он тихо, – вспомни, что я говорил. Демон просто пытается одурачить нас лживыми речами.

– Мне нет нужды лгать, когда правда гораздо восхитительней лжи.

Взбешенный, Рис круто развернулся к демону и призвал магию, готовясь нанести удар. Он хотел одного – стереть ухмылку с этого уродливого лица, испепелить мерзкую тварь.

Винн ударила посохом по полу, и этот отчетливый стук прервал его приготовления. Все взоры обратились к ней.

– Слушайте только себя, – приказала она, – и не обращайте внимания на демона.

И повернулась к Евангелине:

– Мы собираемся продолжить ритуал, я пройду в Тень и там сражусь с демоном. Намерена ли ты меня остановить?

Евангелина помедлила, размышляя.

– Нет, – изрекла она наконец.

– Превосходно! – самодовольно воскликнул демон. И уселся прямо, изобразив горделивую осанку короля, принимающего своих подданных. – Сделай одолжение, пожалуй в Тень, где на моей стороне будут все преимущества. В конце концов, мне больше и некуда податься.

После этих слов воцарилось напряженное молчание, и прервала его Шейла. Она шумно вздохнула и осведомилась:

– Значит ли это, что свара окончена? Слушать вас было на редкость скучно.

– Да, окончена, – отрезала Винн.

– До тех пор, пока ты не вернешь Фарамонда, – уточнила Адриан.

Она многозначительно посмотрела на Евангелину, которая сохраняла нарочито бесстрастный вид. Взгляд ее лишь на долю секунды встретился со взглядом Риса, и тот поспешно отвел глаза. Ему было очень неловко. Что теперь думает о нем Евангелина? Что правда, то правда, она привлекательна. Более того – насколько Рис мог судить о людях, она честна и благородна… а эти качества у храмовников встречаются нечасто.

И тем не менее Евангелина – храмовница, а он маг. Нечто большее между ними недопустимо, а если даже и возможно, то сама мысль об этом теперь омрачена гадкими речами демона. Рис старался не замечать, как прилила к лицу жаркая кровь.

Винн указала на него посохом:

– Становись по другую сторону связующего круга. Ты тоже, Адриан.

– А как же Завеса? – спросил Рис. – Здесь она тоньше, чем даже в Белом Шпиле. Прежде я не хотел призывать духов, потому что боялся – с ними ворвутся другие сущности. Если мы ошибемся…

– Мы сделаем то, что должны. – Винн перевела взгляд на Шейлу. – Тебе, старый мой друг, придется нас охранять. Помнишь, как было в Редклифе?

Женщина-голем закатила глаза:

– Я пока еще не впала в маразм – в отличие от одной дряхлой магички.

– Отлично. В таком случае я надеюсь, что ты не заснешь.

– Если бы я могла заснуть, то уж наверняка искусилась бы.

Адриан, стоявшая у границы круга, хмурилась и неприязненно поглядывала то на демона, то на Евангелину. Рис занял место по другую сторону круга и тихо радовался тому, что они наконец взялись за дело. Тишина, стоявшая в лаборатории, была невыносима. Рис почти сожалел о грохоте и реве, которыми сопровождалась недавняя битва в казармах.

– Адриан, – окликнул он, – ты уверена, что у тебя хватит сил?

Рыжеволосая магичка даже не глянула в его сторону:

– Справлюсь.

Демон повернул голову, окинул Риса оценивающим взглядом своих слишком человеческих глаз. Рис постарался не встретиться с этим взором. За время своих изыс-каний он общался с немалым количеством духов, в том числе и демонов… но ни один из них не был и вполовину так могуществен. То, что он стоит в одной комнате с этим существом, и то, что оно так спокойно восседает в кресле, казалось ему слишком нереальным, похожим на сон.

– Разумеется, она справится, – хохотнул демон. – Бояться-то нечего, вовсе нечего.

– Заткнись.

– Рис, я всего лишь предоставляю тебе новую возможность побеседовать с демоном. Удивительно, как твоя подружка-храмовница вообще допускает такое.

Рис заметил, что Евангелина нахмурилась сильнее. Опустив глаза, она поглаживала пальцами рукоять меча. Быть может, раздумывала, не покончить ли с ними, пока они будут проводить ритуал? Если так, то остановить ее сумеет только голем. Впрочем, Рис сомневался, что Евангелина предпримет такую попытку.

И тут ему в голову пришла другая мысль.

– Что значит «еще одну возможность»? Ты что-то знаешь про Коула?

Винн, порывшись в дорожном мешке, извлекла бутыль с мерцающей голубой жидкостью. Чистый, необработанный лириум. Даже на расстоянии Рис сумел уловить его едва слышное пение – мелодию, которая звучала у него в голове и покалывала кожу.

– Рис, не разговаривай с ним, – предостерегающе бросила старая чародейка. – Что бы он тебе ни сказал, это будет ложь.

– До сих пор он не лгал, – пренебрежительно фыркнула Адриан.

– А если ему известно, кто такой Коул? – беспомощно возразил Рис, разрываясь между осторожностью и крохотным шансом, что демон скажет ему действительно полезную вещь.

В глубине души Рис не верил, что Коул – демон. Вот этого демона, что сейчас восседает перед ними, Рис превосходно чует – отчего же Коул должен быть исключением? Но… что, если он и впрямь исключение?

– Он питается твоими сомнениями, – сказала вдруг Евангелина. – Успокойся, умиротвори разум. Если ты и получишь ответ на свои вопросы, то уж верно не из уст этого создания.

Храмовница смотрела на Риса с тревогой, и тот вдруг обнаружил, что стало полегче. Евангелина права. Рис благодарно кивнул ей.

Винн выпрямилась:

– Можно начинать.

Она откупорила бутыль, следя за тем, чтобы ни капли не пролить на себя. Сырой лириум опасен для магов. Даже у обычного человека он может вызвать сумасшествие. Контрабандисты, тайно возившие лириум из гномьих владений, иногда заболевали и умирали, истошно крича от незримых пыток. Для мага впитать зараз такое немыслимое количество маны означало мгновенную смерть.

Рис с волнением следил, как Винн наливает лириум в небольшую бронзовую чашу. Едва коснувшись металла, жидкость забурлила. Пузырьки лопались, высвобождая энергию, от которой Риса пробрала дрожь. Демон следил за этой сценой с болезненным восторгом и чуть не затрясся от удовольствия, когда над чашей поднялось облачко голубых испарений.

Винн закрыла глаза, сосредоточилась. Ладони ее задвигались над облаком, словно маня и дразня, но не касаясь его. Часть облака вытянулась в длинное щупальце, которое, разветвляясь, подалось к Адриан. Рыжеволосая магичка подставила ему ладони, и пар лириума медленно окутал ее.

Рис тоже протянул руки, сосредоточившись на мелодии. Теперь она зазвучала громче, единым хором сверхъестественной силы, который отзывался восторгом в его душе. Испарения лириума, как живые, поплыли к нему, обволокли его тело. Всюду, где они касались кожи, Рис ощущал странное покалывание, словно от электрического разряда. Волоски встали дыбом.

Все поглотила мелодия, неотвязный звук, который будто вытягивал душу из тела. Испарения, окружавшие его, медленно потянулись к Адриан, сплелись с невесомыми щупальцами, которые колыхались перед ней, – и круг замкнулся. Кольцо силы окружило демона. Оно росло, становясь все настойчивей и властней, и наконец эта мощь достигла такого предела, что Рис больше не мог этого снести.

Слишком много силы. Слишком. Он закрыл глаза, и мелодия обрушилась на него такой мощью, что казалось, сейчас он рассыплется на мельчайшие частицы и перестанет существовать. Рис отчаянно затряс головой, но стало только хуже.

«Я не… могу… это…»

И тогда Завеса упала.

Глава 11

Разум Коула взбунтовался.

Эта мелодия, вначале такая странная, непохожая на ту, что он ощутил, когда ночью в пустыне столкнулся с оскверненной тварью, теперь превратилась в кошмар. Она проникла в Коула, заполнила его изнутри, а затем разорвала в клочья… но и на этом не остановилась. Он помнил, как повалился на землю, зажимая руками уши и пытаясь закричать… однако не услышал ни звука, только музыку, терзавшую его, и она подхватила Коула и швырнула во тьму.

А теперь… теперь было тихо. Только он очутился совсем в другом месте.

Он стоял посреди улицы, в незнакомом городе, который был охвачен войной. Горели дома, метались и кричали люди. Всюду царил хаос. Зловещая тьма покрывала небо, словно некая чудовищная чума разрослась и заполонила мир. Хуже того – все здесь было неправильно. Коул будто смотрел на мир через матовое стекло, и все, что его окружало, было как бы подлинным, но в то же время ненастоящим. Все было чересчур ярко и резко, но на границе зрения расплывалось, теряя очертания.

Коулу хотелось схватить кого-нибудь из бегущих, заставить увидеть его, потребовать ответа – где он, что это за место? Что за гора заслоняет весь горизонт? Коул никогда прежде не видел гор. От чего бегут все эти люди? Почему город пылает? Однако он был слишком испуган, и все происходило чересчур быстро.

Коул опрометью метнулся к обочине, увернувшись из-под ног бегущих эльфов – целое семейство, с детьми, со скудными пожитками, – и укрылся в дверном проеме выгоревшей лавки.

Там, внутри, валялись обугленные трупы. Коул не хотел смотреть на них. Весь город пропах смертью и горьким дымом. Сердце его неистово билось, не желая уняться, и хотелось кричать что есть силы. Что здесь творится?

А затем он увидел тварей. Похожих на ту, в пустыне, с белесой кожей и оскверненной сердцевиной. Твари выскочили из-за угла, кровожадно вопя и размахивая уродливыми мечами. Только в них тоже было что-то неправильное. Коул не слышал той музыки, неотвязной мелодии, которая запускала в него незримые щупальца. Твари оказались лишь пустыми оболочками, не более.

Но… они видели Коула. Не сразу он сообразил, что белесые твари тычут в него пальцами. Они взревели, застучали по мостовой огромными клинками и ринулись на Коула.

Первой твари он перерезал горло кинжалом. Коул даже не заметил, когда обнажил его, – просто действовал не задумываясь, и кинжал словно сам собой очутился в руке. Черная вязкая кровь хлынула из перерезанной глотки, тварь захлебнулась и повалилась ничком вглубь лавки. Вторая взмахнула мечом, но удар пришелся мимо цели, лезвие прорубило обугленный косяк и застряло. Коул полоснул по руке с мечом, вынудив противника разжать пальцы, а затем, крутнувшись, с силой вогнал лезвие в грудь твари.

Та рухнула замертво, испустив дикий вопль, но к лавке уже бежали ее сородичи. Их было много. Чересчур. Коул развернулся и обратился в бегство. Он стремглав пересек лавку, перепрыгивая через мертвые тела, и выскочил наружу сквозь пролом в обрушенной задней стене дома.

Коул мчался, не зная куда. За спиной пронзительно завывали бросившиеся в погоню твари, и этот вой лишь сильнее подстегивал его. Сломя голову несся он по извилистым проулкам, сквозь клубы едкого черного дыма, мимо перепуганных людей, что шарахались с его дороги.

Наконец Коул выскочил на какую-то площадь, залитую кровью. Здесь был жаркий бой: повсюду валялись убитые солдаты, в основном люди, и все в одеждах неизвестной Коулу раскраски. У мертвецов было перерезано горло, отрублены руки и ноги. Один солдат – с виду ровесник Коула – лежал совсем рядом. Язык, вывалившийся изо рта, распух и полиловел, застывшие от ужаса глаза уставились в пустоту. Вонь стояла такая, что Коула едва не стошнило.

Страшный крик, донесшийся сзади, из проулка, подтолкнул его к действию. За площадью начиналась улица, довольно широкая и почти не объятая пламенем. Быть может, это путь к спасению. Коул двинулся через площадь, со всем тщанием обходя многочисленные трупы.

Он добрался уже до середины площади, когда услыхал ликующий кровожадный вопль. Обернувшись, Коул увидел, что из проулка выбегают твари. Десятки их неудержимо хлынули на площадь.

Коул понял, что убежать не успеет. И, обливаясь едким потом, что есть силы стиснул рукоять кинжала. Глянул на убитых солдат – не взять ли у них какой-нибудь щит… или меч? Коул не умел обращаться с этими штуками, а солдатам они, похоже, не очень-то помогли.

«Умри как мужчина!» – прозвучало в его голове. Кто это сказал? Где-то Коул уже слышал этот голос и теперь при звуке его стиснул зубы. И, затаив дыхание, ждал. Казалось, твари бегут к нему медленно, словно преодолевая поток мутной воды, но на самом деле это было не так. Это он, Коул, замедлился.

А потом полыхнул взрыв.

Онемев от изумления, Коул смотрел, как гигантский сноп огня разметал тварей, точно щепки. Они летели по воздуху, нелепо размахивая руками, и грузно падали на мостовую. И горели, и страшно кричали.

– Коул!

Он обернулся на крик и увидел, что на площадь выбегает Рис. С ним были другие маги – старуха и рыжая, а еще рыцарь-капитан. Позади них маячила громадная каменная статуя, усаженная кристаллами. В другое время Коула потрясло бы такое зрелище, но сейчас эта статуя была лишь еще одной странностью в невыносимо причудливом мире.

– Рис? – вполголоса пробормотал он.

Маг взирал на него с открытым от изумления ртом. И рыцарь-капитан тоже не сводила с него глаз, хотя ее лицо было недобрым, настороженным. Она держала наготове меч, словно опасалась, что Коул может на них напасть. Вот уж чего бы ему и в голову не пришло.

Старуха и рыжая двинулись к тварям, которых не затронул взрыв. Разом вскинули посохи – и на врагов обрушились вспышки огня и молний. Твари бросились врассыпную; тогда вперед метнулась каменная великанша. Она грохнула кулаками по мостовой, и земля сотряслась, сбивая с ног уцелевших чудищ.

Новый залп огня и молний – белесые твари наконец обратились в бегство. Похватав оружие, бросив убитых сородичей, они поспешили исчезнуть в темноте проулка. Коул глядел им вслед, все так же стоя посреди площади. В воцарившейся тишине, которую нарушали только отдаленные крики и треск огня, он вдруг осознал, что все смотрят на него. Они его видят.

Рис шагнул было ближе, но рыцарь-капитан протянула руку и остановила его.

– Коул, что ты здесь делаешь? – недоуменно спросил Рис.

– Знаю, ты не хотел, чтоб я шел за вами, но…

– Нет, как ты оказался именно здесь?

Коулу стало не по себе. Он не привык, чтобы на него смотрело столько людей, и к тому же они ничего больше не делали – только пялились. Коулу отчаянно хотелось обнять Риса, попросить у него прощения… Столько раз он мысленно представлял себе эту встречу – но не так, совсем иначе.

– Это все музыка, – тихо сказал он. – Она звучала так громко, она заполнила меня и унесла сюда. Только я не знаю, что это за место.

– Это Тень, – сказала старуха.

Коул только сейчас внимательно присмотрелся к ней. Она могла бы сойти за добрую бабушку, если б не колючие проницательные глаза. Острый взгляд их видел Коула насквозь, оценивал, измерял и взвешивал, а за этим взглядом, в глубине, таилось нечто такое… что Коула пробрала дрожь. Ему это совсем не понравилось. И почти захотелось снова стать невидимым.

– Царство духов, – продолжала Винн. – А то, что нас сейчас окружает, – чей-то сон. Полагаю, что мой.

Рыжая нахмурилась:

– Твой сон?

– Мы в Денериме, столице Ферелдена, в гуще Мора. Идет то самое сражение, в котором был убит архидемон и порождения тьмы были наконец разгромлены.

– Но это же хорошо!

Лицо старухи осунулось, и на мгновение вид у нее стал безмерно усталый.

– Оглянись по сторонам, Адриан. Это был настоящий кошмар. Победа далась чудовищно дорогой ценой, и воспоминания об этом преследуют меня по сей день.

Не только рыжая – все последовали ее совету, поглядели на горящие дома, на тьму, которая бурлила в небе. От пронзительных криков по спине Коула побежали мурашки. Он вовсе не хотел стоять на этой площади, среди такого множества мертвецов. Если это сон, почему бы им всем попросту не проснуться?

Ходячая статуя высилась над ними, недовольно кривя каменное лицо.

– Опять старая магичка затащила меня в Тень. Мне это и в прошлый раз не понравилось.

Старуха со вздохом кивнула:

– Это вышло случайно, Шейла. Судя по всему, сквозь Завесу прошла не только я, но и все, кто был рядом.

Статуя обратила горящий взгляд на Коула:

– А это тоже было рядом? Можно, я его раздавлю? Оно мне не нравится.

Рис тотчас очнулся от оцепенения.

– Не смей! – крикнул он. – Не трогай его!

– Мы не знаем, кто он такой, – возразила рыцарь-капитан. – Подумай хорошенько, Рис. Никто не может его увидеть, но вдруг он оказывается в Тени? Именно там, где ты? Не будь глупцом.

– Коул не демон!

– Не знаю, не знаю, – с сомнением отозвалась старуха.

Шагнула к Коулу – и тот попятился. В руке он до сих пор сжимал кинжал и теперь подумывал, не придется ли пустить его в ход.

– Я не чую в нем духа, но что это значит здесь, в Тени? В существах, которые за ним гнались, я тоже не чуяла духов, но они совершенно точно не были порождениями тьмы.

На мгновение воцарилась недобрая тишина, а затем Коул поглядел на Риса:

– Ты… ты все еще сердишься на меня? Я только хотел тебя защитить.

– Коул, ты не можешь меня защитить. Именно поэтому я велел тебе вернуться.

– Я… не смог.

Рыжая смотрела на Коула сердито, а впрочем, насколько он мог судить, она всегда сердилась. Голос ее вонзался в уши, точно острый нож.

– Почему это ты не смог? – резко осведомилась она. – Ты хотя бы представляешь, что пережил Рис из-за тебя?

Коул вновь попятился, но рыжая неумолимо шагнула к нему.

– Я не желал Рису ничего плохого, – прошептал он.

– А как насчет магов, которых ты убил? Им ты тоже не желал ничего плохого?

Коулу показалось, что под ногами у него разверзлась пропасть. Как он объяснит рыжей, почему так поступал, если даже Рису с превеликим трудом сумел это объяснить? Она не знала людей, которых убил Коул, – измученных и затравленных узников в каменных клетках… да и самого Коула она тоже не знает.

– Так это и есть убийца.

Голос принадлежал рыцарю-капитану. Она ничуть не выглядела удивленной – скорее, разочарованной. Зато одарила убийственным взглядом Риса:

– Этого ты мне не сказал.

– Я… думал, ты все слышала.

– Ты должен был рассказать мне об этом сам!

– И что бы ты сделала? – жестко спросил Рис. – Ты и так мне почти не поверила. Решила бы, что я лгу, пытаясь выставить себя невиновным.

Рыцарь-капитан поглядела на него в упор и кивнула.

– Ты прав, – сказала она. И, повернувшись к Коулу, выхватила меч. – Демон или убийца – он заслужил одно.

Коул низко пригнулся и отскочил. Он не хотел убегать в город, где наверняка рыщут белесые твари, а еще не собирался бросать Риса, которого так долго искал. Эта рыцарь-капитан хорошенькая и вроде бы славная – для храмовника, конечно, – но Коул-то хорошо знал, зачем она сюда явилась. Он не даст ей исполнить задуманное и точно так же не позволит себя убить.

– Стой! – Рис бросился к рыцарю-капитану и схватил ее за плечо.

Рыжая покачала головой:

– Не надо, Рис. Как еще, по-твоему, с этим покончить? Зачем тебе заступаться за убийцу?

Рис молчал, не в силах ответить. Впрочем, по его неуверенному виду, по вопрошающему взгляду, который он бросил на Коула, и так было ясно, каким мог оказаться его ответ. Коулу отчаянно хотелось оправдаться перед Рисом, доказать, что он, Коул, по-прежнему его друг… но как это сделать? Никогда в жизни он не испытывал такой боли, как сейчас, когда увидел, что Рис медленно опускает руку.

– Полагаю, дело улажено, – процедила рыцарь-капитан и с мрачным видом повернулась к Коулу.

Тот сильнее стиснул кинжал, изготовясь к бою.

И тут мир содрогнулся.

Оглушительный рев раскатился в небе, такой нестерпимо громкий, что на Коула словно обрушился гигантский кулак. Этот рев поглотил все прочие звуки. Коул скорчился, зажав уши; голова, казалось, вот-вот лопнет от непереносимой боли. Ему чудилось, что рев длится вечно, и лишь когда он наконец утих, Коул осмелился поднять глаза.

Ему и прежде доводилось видеть изображения драконов – в архиве Белого Шпиля, на выцветшей фреске, где дракон был окружен отрядом рыцарей с сетями и огромными копьями. Судя по фреске, дракон отчаянно сопротивлялся врагам, однако был тяжело ранен и явно проигрывал битву. Коулу всегда казалось, что тот дракон прекрасен: могучее существо, несправедливо преследуемое людьми, которым не дано оценить его дикую красоту.

Но этот дракон был совсем не похож на своего собрата с фрески. В черном небе парило исполинское чудище, вовсе не покрытое гладкой чешуей. Тело его представляло собой лишенное кожи сплетение жил и мускулов, изъеденное червями, которые до сих пор копошились внутри. Словно некто взял полуразложившуюся плоть и смастерил из нее дракона.

– Архидемон! – в ужасе закричала старуха.

Предпринимать что-либо было некогда. Дракон обрушился на площадь, и земля задрожала, как от подземного толчка. Коул было метнулся прочь, но один только взмах гигантских крыльев хлестнул по площади порывом ураганного ветра. Коула вместе с трупами погибших солдат оторвало от мостовой и пронесло по воздуху, а затем он с размаху врезался в каменную стену.

Мир вокруг завертелся неистовым колесом. Коул распластался на мостовой, жадно хватая ртом воздух и кривясь от боли, пронзившей все тело. Все было как в тумане. Где-то кричали люди, но где – он понять не мог. Кто-то выкрикнул: «Уходите с площади! Быстро!» Но кто это был, Коул не знал.

Дракон снова взревел, на сей раз громче. Коулу он виделся исполинской черной горой – дым, который нагнали на площадь взмахи огромных крыльев, затянул все вокруг почти непроницаемым облаком. В панике Коул кое-как поднялся на ноги, радуясь, что не выронил кинжал, и торопливо огляделся в поисках Риса.

Вот они! Три фигурки в мантиях, едва различимые в дыму, опрометью неслись по дальней стороне площади. Дракон вздыбился, изогнул змееподобную шею… и прянул вперед, изрыгнув струю черного пламени. Коул с ужасом глядел, как оно окутало магов, и на миг ему показалось, что им пришел конец. Затем, когда дым рассеялся, он увидел Риса, припавшего на одно колено, – маг возвел вокруг себя и спутниц блистающий щит, и это уберегло их от неминуемой смерти. Тем не менее магический щит уже прогибался и корчился от напряжения. Рис обессиленно рухнул наземь.

Старуха и рыжая бросились вперед, заслоняя его собой, выставили посохи. Один ударил молнией, другой – зарядом чистой энергии. Гром сотряс площадь, когда оба заклинания угодили в грудь дракона. Серьезного вреда они, судя по всему, не причинили, но чудовище в бешенстве растопырило крылья.

Затем словно из ниоткуда возникла ходячая статуя. Коул во все глаза смотрел, как она ринулась на дракона и увесистыми кулаками ударила его в бок.

– Один раз я его уже убивала – и опять убью! – проревела статуя.

Удар был настолько силен, что бестия пошатнулась, и мгновение казалось, что сейчас она завалится набок. Однако затем дракон извернулся и отвесил статуе шлепок, словно прогонял надоедливую муху.

Вращаясь, точно пушечное ядро, статуя полетела прямиком в одно из каменных строений неподалеку от Коула. С оглушительным грохотом она врезалась в стену, проломив ее насквозь и обрушив на себя все здание. Поднялась туча пыли, и Коулу, зашедшемуся кашлем, пришлось отбежать в более безопасное место.

Следующие мгновения помнились ему неясно. Дракон круто развернулся, и Коул, отпрыгнув вбок, едва успел разглядеть метнувшийся в его сторону хвост. Краем глаза он заметил, как рыцарь-капитан, взмахнув мечом, нанесла удар по лапе бестии. Клинок глубоко разрубил полусгнившую плоть, и из раны хлынула черная кровь. Мгновенно взъярившись, дракон опять крутнулся, но рыцарь-капитан, как незадолго до того Коул, сумела ускользнуть от него.

И тут воздух взорвался слепящим сверканием электрических разрядов. Коул ощутил, как покалывают кожу потоки магии, услышал шипение молний, бьющих во все подряд. Несколько ударило совсем близко, Коул отскочил в сторону… и наткнулся на дракона, который горой возвышался над ним. Громадные черные глаза ненавидяще уставились на него – кипящие лютой злобой, бездонные, как сама вечность. Дракон оскалил клыки – каждый длиной с руку Коула, – презрительно фыркнул и, разинув исполинскую пасть, прянул к нему.

Время невыносимо замедлилось. Коул видел раздвоенный язык бестии, тягучие капли слюны, бугры черной плоти в разверстом рту. Каждый зуб дракона обвивали черные щупальца скверны, и дыхание его было пропитано гнилостным смрадом.

В невообразимом далеке кто-то кричал: «Коул!» Почти не раздумывая, он перекатился вбок по каменному крошеву и трупам и услышал, как позади с жутким скрежетом сомкнулись громадные челюсти дракона. Коул мог поклясться, что они враз перекусили бы его пополам. Дракон развернулся всем телом, но Коул не стал мешкать. Он уже сломя голову мчался прочь, и мир вокруг полыхал вспышками молний, но Коулу чудилось, будто он бежит поперек текучей воды.

Ощутив толчок воздуха, он проворно пригнулся. Прямо над головой промелькнула огромная лапа с кривыми, лоснящимися чернотой когтями. Коул увидал, как впереди, неподалеку от него, с трудом поднимается на ноги рыцарь-капитан. Лицо ее было в крови, и на долю секунды взгляды их встретились. По ужасу, промелькнувшему в ее глазах, Коул понял, что сейчас произойдет.

Он развернулся и увидел, что дракон делает вдох.

Позади бестии прочертил темноту огненный шар и, ударив в цель, взорвался потоками бушующего пламени. И на этот раз дракон остался невредим, однако удар оказался достаточно сильным, чтобы отвлечь его. Коул тотчас воспользовался случаем и, пригнувшись, поднырнул под необъятное брюхо чудовища.

«Что ты делаешь? – безостановочно твердил у него в голове тоненький голосок. – Почему ты не убегаешь?» Коул попытался прикрикнуть на этот голосок, чтобы угомонить его, но тот все не унимался.

Брюхо дракона скользило над самой его головой. Коул был уверен, что чудище расплющит его или же, наступив громадной лапой, разорвет в клочья. Ему приходилось двигаться ползком, живот царапали обломки камней. Не задумываясь, что делает, Коул ударил вверх кинжалом, и лезвие, проткнув жесткую драконью плоть, пропороло в ней глубокую рану. На Коула хлынул поток жаркой вонючей крови.

Отклик последовал незамедлительно. Дракон напрягся всем телом и дернулся вверх с такой силой, что Коула едва не увлекло следом. Подняв голову, он увидел, что чудовище взлетает над куполом молний и его распростертые крылья накрывают всю площадь. Дракон исторг в небо воинственный рык.

Каждый взмах исполинских крыльев порождал неис-тово свистящие потоки ветра. Летели во все стороны камни, взмывали над мостовой мертвые тела, пара строений обрушилась – на площади воцарился хаос. Хватая ртом воздух, Коул что есть сил вцепился в обломок рухнувшей стены. Он видел, как мимо прокатилась кубарем седовласая старуха, видел, что белый посох ударом вырвало из ее рук, но помочь ей ничем не мог.

А затем дракон приземлился в дальней стороне площади – сел с такой сокрушительной мощью, что мостовая под ним прогнулась. Коул вскрикнул от ужаса, ощутив, как неведомая сила тащит его вверх. Он бы так и покатился к бестии, но сумел все же отползти назад. Огромная трещина пролегла между ним и спасением, и она стремительно расширялась, расходилась все дальше.

Коул прыгнул. Он летел по воздуху, бессильно болтая руками, а под ним зияла бездонная чернота. Эта трещина была схожа с той, что рассекала стылую пустыню, – леденящая, безмерная бездна. И Коул падал в нее. Из последних сил он вцепился в дальний край трещины. Пальцы отыскали опору, однако камень, на котором он повис, тут же начал крошиться. Собрав остатки сил, Коул рывком забросил себя наверх и наконец оказался на прочной земле.

Дракон снова взревел. Все заволакивал дым, глаза слезились. Коул слышал, как что-то кричит рыцарь-капитан, а также взрывы заклятий. Затем кто-то схватил его за руку.

Коул поднял глаза. Над ним стоял Рис – обожженный, в запятнанной кровью мантии.

– Прочь отсюда, Коул! Беги!

– Я тебя не брошу!

И в этот миг он увидел, как дракон перемахнул через площадь, направляясь к ним. Бестия стремительно снижалась, вытянув когтистые лапы.

– Берегись! – закричал Коул.

Вцепившись в Риса, он рывком дернул его на себя, и дракон обрушился на мостовую в том самом месте, где только что стоял маг. От толчка Рис и Коул покатились по мостовой.

Рис тотчас вскочил и яростно развернулся к дракону. Вокруг него вспыхнул и забурлил вихрь магической энергии, такой яркий, что Коул едва не ослеп. Маг сосредоточился, набирая силу, а затем с надсадным криком обрушил ее бурный поток на дракона.

Чудовище покачнулось, пламя магии с треском плясало на его плоти, с каждым прикосновением прожигая ее насквозь. Дракон издал сиплый яростный визг, но прежде, чем он успел что-то предпринять, на голову ему обрушилась громадная каменная глыба. Коул увидал, как из груды обломков поднялась ходячая статуя. Грозно свер-кая глазами, она один за другим хватала обломки камня и швыряла их в дракона.

А затем из темноты позади чудовища ударила струя ослепительно-белого пламени. На высокой глыбе камня стояла рыжая магичка. Ей изрядно досталось, но это не сломило ее дух. Струя пламени срывалась с посоха, стремительно набирая силу.

Атакованный сразу с нескольких сторон, дракон извивался и корчился, удары камней и вспышки заклинаний не давали ему опомниться. Наконец он в последний раз издал яростный вопль, эхом раскатившийся в небе, и взмыл высоко вверх.

Поток ветра, порожденного взмахами крыльев, сбил Риса и Коула с ног и поволок к самому краю площади. Рис сумел ухватиться за торчавший из щебня обломок стены, но Коулу никак не удавалось найти опору. Он ударился о мостовую и, вскрикнув от острой боли, пронзившей все тело, выкатился в проулок.

И там наконец замер. Он лежал недвижно и, хрипло дыша, смотрел на возвышавшиеся над ним стены. Одна из них начала распадаться. В смятении Коул глядел, как по стене разбегаются трещины, и осознал опасность, лишь когда внушительный кусок известки полетел прямо ему в голову. Закричав от страха, Коул откатился прочь, и обломок разбился вдребезги о мостовую.

Все здание медленно оседало.

Коул вскочил. Он хотел было броситься назад, на площадь, но прямо перед ним с грохотом обвалился огромный кусок стены. Затем что-то ударило его по голове – он даже не разглядел, что именно. Шатаясь, Коул попятился. Теперь уже стал рушиться и дом напротив. Потоки известки хлынули в проулок, загромождая его, и Коул в спешке отступал все дальше.

Остановившись на перекрестке, он оцепенело воззрился на развалины. Сердце неистово билось, подгоняемое пережитым страхом. Что ж, кажется, худшее уже позади.

И тут Коул услышал глухое ворчание. Развернувшись прыжком, он увидел в дальнем конце проулка белесую тварь. Та занесла меч, пожирая Коула алчным взглядом мертвых глаз. Позади нее возникло еще несколько тварей.

А кинжала при нем нет. Выронил?

– Рис! – отчаянно закричал Коул.

Чудовищный грохот недавней битвы сменился зловещей тишиной, но и в ней Коул не услышал ответного крика. Может быть, Рис уже мертв.

Коул бросился бежать.

Рис медленно приподнялся. Голова шла кругом, и он чувствовал себя совершенно опустошенным. «Я бы мог проспать без перерыва целую неделю… вот только, наверное, считается, что я и так сплю». Немало времени прошло с тех пор, как он в последний раз применял магию в Тени. Он и позабыл, какую невероятную силу обретают в этом месте заклинания и каким мучительным истощением приходится платить за эту мощь.

Площади больше не было. Гигантская трещина расколола ее надвое, почти целиком поглотив дальний фрагмент. Здания, некогда окружавшие площадь, большей частью сгинули бесследно, и теперь в воздухе висело густое облако пыли. Стояла пугающая неестественная тишина. Даже отдаленные крики и шум боя как будто стихли. Только черные тучи все так же бурлили в небе, и это порождало странное ощущение, будто время остановилось. На одно-единственное чудовищное мгновение он оказался заперт в городе, где никогда не был наяву.

– Ты цел?

Рис поднял глаза и увидел, что Евангелина протягивает ему руку. Лицо ее было заляпано кровью, доспехи покрывал слой известковой пыли, но каким-то образом она ухитрялась выглядеть все той же гордой воительницей. И притом в высшей степени недовольной. Рис от души надеялся, что ее испепеляющий взгляд предназначен не ему.

– Более-менее.

Он ухватился за ее руку и встал. И тут его как громом поразила мысль: где остальные? В панике Рис огляделся и облегченно вздохнул, увидев измученную Винн, ко-торой помогала подняться на ноги Шейла, а на дальнем краю площади – Адриан, которая отряхивалась от пыли… и только Коула нигде не было. Проулок, куда он ускользнул, теперь был завален обломками камня.

Ужаснувшись, Рис бросился к завалу.

– Коул! – закричал он.

Принялся было растаскивать камни, но тут же сообразил, что это бессмысленно. Если Коул там, под завалом, то он уже мертв. Если нет – расчистить обратный путь ему все равно не удастся.

К Рису подошла Адриан. Выглядела она не лучшим образом – впрочем, как и Винн. Седые волосы старой чародейки растрепались, голубая мантия была изодрана и покрыта грязью. Она хромала, опираясь на руку голема.

– Коул жив, – уверенно сказала она.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела, как он убегал, когда рушились здания.

– Значит, я должен его найти.

– У нас нет на это времени. Мы должны завершить свою миссию.

Евангелина решительно шагнула вперед, и лицо ее ис-казила неприкрытая ярость.

– Миссию! – процедила она сквозь зубы. – Именно твоя миссия вовлекла нас в эту передрягу! Ты всему виной, чародейка, и я больше не позволю тебе бездумно подвергать нашу жизнь смертельной опасности.

Винн широко открыла глаза:

– Не позволишь?

– Именно. – Евангелина на миг запнулась, когда Шейла с угрожающим видом шагнула к ней. Впрочем, храмовницу это не остановило. – Я объявляю твою миссию оконченной.

Рис обеспокоенно глянул на Адриан, однако понимания не дождался. Конечно, она не больше самого Риса радовалась, что угодила в Тень, но после разговора в лаборатории не питала ни малейшей симпатии ни к нему, ни к Евангелине. И сейчас Адриан, нахмурившись, отвела взгляд.

Винн расправила плечи. Несмотря на потрепанный вид, внезапно явилась та величественная и властная женщина, которую Рис видел в парадном зале Белого Шпиля… вот только сейчас она кипела гневом.

– Ты не имеешь на это права, рыцарь-капитан.

– Как бы не так! Сколько еще жизней ты подвергнешь опасности ради того, кто сам себе выкопал яму? – Она выхватила меч, и глаза Шейлы при этом движении зловеще вспыхнули. Евангелина и бровью не повела. – Я не намерена принимать в этом участие и также не собираюсь позволять этого ни тебе, ни кому другому.

Винн тронула Шейлу за локоть, и та отступила на шаг… однако осталась начеку.

– Думаешь, ты и вправду держишь в руках этот меч? – осведомилась старая чародейка. – Твой клинок может ранить или убить, но лишь потому, что ты веришь, будто он ранит или убьет. Храмовники много где распоряжаются полновластно… но только не здесь, в Тени. – Винн сумрачно усмехнулась. – Демонов притягивает к нам, поскольку мы преображаем реальность сообразно своей воле. Это наше проклятие, но здесь… это наша сила.

Евангелина нахмурилась и медленно опустила меч, но не отступила.

– Согласна, я не могу принудить тебя силой. Значит, ты намерена и дальше рисковать нашими жизнями?

– Мы ничего не знаем об обстоятельствах, которые привели Фарамонда к его поступку. Я предпочитаю дождаться, пока он освободится из-под власти демона, а дальше уже судить его. И потому – да, я намерена завершить начатое. Я никогда не утверждала, будто эта миссия ничуть не опасна, и не просила, чтобы ты нас сопровождала. Тем не менее ты здесь, так что нам лучше держаться вместе.

С этими словами Винн вопросительно оглянулась на Адриан и Риса.

– Я не пойду с вами, – твердо сказал Рис.

Адриан резко повернула голову к нему.

– Что значит – не пойдешь? – изумилась она. – Куда тебе еще идти? – И вдруг запнулась, сообразив, что он задумал. – Ты все еще хочешь его разыскать? Этого убийцу?

– Он спас мне жизнь. Если бы не он, дракон бы меня прикончил.

– Это не оправдывает его преступлений! – отрезала Адриан.

Евангелина покачала головой:

– Можете не спорить. Рис, ты никуда больше не пойдешь в одиночку. Эта миссия мне по нраву ничуть не больше, чем тебе, но я хорошо знаю, в чем состоит мой долг.

– А как насчет твоего долга перед Коулом? – Во взгляде Евангелины промелькнуло смятение, и Рис вынужден был умерить закипавшую ярость. – Мне прекрасно известно, что он натворил… а еще – что с тех самых пор, как храмовники привезли его в башню, он знал только одиночество и страх. Долг храмовников состоял в том, чтобы защищать Коула и прочих от опасных последствий его магии, но он ускользнул у них из-под носа. – Рис сердито ткнул пальцем в нагрудник Евангелины. – А теперь ты можешь его увидеть. Раньше ты мне не верила, но теперь знаешь, что Коул существует. И вместо того чтобы помочь ему, как велит твой долг, ты его судишь. А заодно и меня.

Евангелина нахмурилась сильнее, но ничего не ответила, зато Адриан стремительно шагнула вплотную к Рису. Она была ниже его почти на голову, но ее гневный взгляд устрашил бы кого угодно.

– Рис, ты болван! – рявкнула она. – Знаю, ты хочешь как лучше, но пора бы, в конце концов, подумать и о себе самом! Ты останешься с нами, мы найдем Фарамонда, а потом выберемся из Тени.

Риса охватили сомнения. Сумеет ли он в одиночку отыс-кать Коула? Даже если дракон не вернется – кто знает, какие твари могут подвернуться ему на пути?

– Адри, – молвил он, – мне бы пригодилась твоя помощь.

И сразу понял, что просить об этом бессмысленно. Все его надежды умерли, когда она холодно покачала головой.

– Нет, – отрезала Адриан. – Я тебе помогать не стану.

– Я пойду с Рисом.

Ошеломленный, он не сразу осознал, что эти слова произнесла Евангелина. Лицо ее было угрюмо, но, судя по всему, она говорила искренне. Рис даже не успел выразить удивление, его опередила Адриан.

– Ты что, шутишь? – недоверчиво фыркнула она.

– Но ведь он прав, – с явной неохотой возразила Евангелина. – Если этот Коул и вправду маг, привезенный храмовниками в Белый Шпиль… значит мы в ответе за него и за его поступки, по крайней мере отчасти. – Она взглянула на Риса, и угрюмая гримаса на ее лице сменилась замешательством. – Кто бы он ни был, человек, который рискует собственной жизнью ради спасения другого, не может быть неисправимым преступником. О его виновности, как и о виновности Фарамонда, можно будет говорить, когда все мы окажемся в безопасности.

Рис ощутил безмерное облегчение. Он благодарно улыбнулся Евангелине, однако не нашел, что ей ответить.

Винн нахмурилась. И долго молчала, взирая на Риса. Неужели он ее разочаровал? Или разозлил? Рис не в силах был понять, что означает этот взгляд.

– Ты действительно хочешь так поступить? – наконец спросила она.

– Ты могла бы пойти со мной. Мы бы вместе нашли Коула, а потом отправились на поиски Фарамонда.

Винн слабо улыбнулась:

– Ты хочешь отыскать своего друга, а я – своего. – С этими словами она поглядела на Шейлу, которая равнодушно взирала вдаль. – Надеюсь, хотя бы ты пойдешь со мной?

– Вот как? Оно уже перестало болтать языком? А мне казалось, что мы дожидаемся возвращения дракона.

Винн хихикнула:

– Разве не в этом пункте ты должна сказать, что не боишься архидемона, так как если он тебя и проглотит, то исторгнет наружу целой и невредимой?

Женщина-голем только что не побледнела:

– Вот уж без такого удовольствия я бы точно обошлась.

– Ну и славно. Тогда – вперед!

Винн и Шейла двинулись прочь. Адриан направилась было за ними… но остановилась и с сомнением оглянулась на Риса.

– Ты ее берегись, – предупредила она, и Рис не сразу понял, что речь идет о Евангелине. – Если найдете этого мага, или кто он там еще, помни, что она все-таки храмовница. И явилась сюда не затем, чтобы нас защищать.

И, не дожидаясь ответа, быстро пошла прочь.

Рис и Евангелина остались одни. Краем глаза глянув на храмовницу, он неловко кашлянул и сказал:

– Спасибо тебе.

Евангелина даже не улыбнулась:

– Не спеши меня благодарить.

Глава 12

Евангелина осматривалась и чувствовала, как по спине бегут мурашки. Лишь секунду назад она и Рис пробирались по развалинам города – и вдруг окружающий мир резко переменился. Теперь они стояли на заброшенном крестьянском поле. Земля, насколько хватало глаз, была совсем недавно выжжена и теперь дымилась. От едкого дыма, висевшего в воздухе, слезились глаза.

Вдалеке виднелась крестьянская лачуга. Не добротное жилище фригольдера, но жалкая развалюха из тех, что часто встречаются в провинциях. Отчаявшиеся люди, жившие тут, едва могли прокормиться с истощенной земли, и лачуга в полной мере отражала их нищету: дощатые стены посерели от времени и непогоды, краска облупилась, от всего веет безысходностью.

– Ты уверен, что это здесь? – спросила Евангелина.

Рис угрюмо кивнул. У виска его парил крохотный шарик света – призванный им дух, который, по словам Риса, должен был привести их к Коулу. Евангелина не доверяла духам, даже таким крошечным, и опасалась, что тот может увлечь их невесть куда. Рис утверждал, что такие духи почти не обладают собственной волей и знают Тень куда лучше, чем может быть доступно смертному существу. Евангелина всей душой надеялась, что он прав.

Теперь, когда они выбрались из города – или кошмарного сна с участием города, все едино, – покрытое пеленой скверны небо сменилось зияющей пустотой. Вместо звезд и облаков в ней плыли острова и причудливые мерцающие полосы света. Они переливались, превращаясь из зеленых в золотистые, порой становились невероятно четкими, а иногда расплывались, словно тошнотворные испарения, наполнявшие бездну.

И совсем далеко, едва различимый сквозь дымку, проступал остров, который на глаз превосходил размерами все прочие, а на острове раскинулся город, окутанный непроглядной тьмой. Черный Город, некогда обитель Создателя, а теперь – вечное свидетельство человеческой глупости. Евангелина читала о нем в книгах и слышала, будто он – единственное, что остается в Тени неизменным, и что его можно увидеть там отовсюду… но даже и помыслить не могла, что когда-нибудь узрит Черный Город воочию.

Она содрогнулась. Все здесь казалось странно расплывчатым. Маги утверждали, что люди приходят в Тень по ночам, во сне, и попросту забывают о своем путешествии. Ей же казалось, что здесь вообще не место живым.

Они брели через поле, каждым шагом вздымая облачка золы. Не было никаких признаков того, что в лачуге кто-то есть. Входная дверь, распахнутая настежь, размеренно постукивала на ветру. На веревке сушилось белье, простыни почернели от сажи, а некоторые вовсе попадали на землю. Везде, куда ни глянь, полновластно царило запустение.

– Что это за место? – спросила Евангелина.

– Не знаю. Быть может, родной дом Коула.

– Что тебе известно о прошлом Коула?

– Ничего. Он сказал, что не помнит, откуда родом. – Рис огляделся. – Полагаю, что некая часть его разума это хранит. Все вокруг – воспоминание, в которое он бежал.

Евангелине не было нужды спрашивать, хорошее ли это воспоминание. В том, что их окружало, ничего доброго не было. Они остановились у входа, высматривая внутри хоть какие-то признаки жизни. За дверью была одна только темнота. Тощий котенок с сильно обожженным ухом выбрался из-под крыльца и, глядя на пришельцев, жалобно замяукал.

Евангелина опустилась на колени и протянула к нему руку. Тот осторожно обнюхал ладонь и, не обнаружив ничего съестного, запищал еще горестней. Умом Евангелина понимала, что этот котенок – всего лишь часть сна, однако помимо воли пожалела его. Увы, ей нечем было угостить голодного малыша.

– Это просто, – вмешался Рис.

Он опустился на колени рядом с ней, и на ладони его оказался ломтик сырого мяса. Котенок в безумном восторге метнулся к мясу, жадно стащил его с ладони и, урча, принялся за еду.

– Помни: у тебя есть меч лишь потому, что ты думаешь, будто у тебя есть меч.

– Так ты можешь менять тут что угодно?

– Нет, не что угодно.

Евангелина смятенно покачала головой:

– Тень всегда такая?

– Духи видят мир в нашем сознании и стараются создать подобие этого мира. Они не понимают, что на самом деле это вовсе не мир, каков он есть. В наших мыслях он пронизан чувствами и воспоминаниями… но духи думают, что этот мир настоящий, и находят его восхитительным. Их неодолимо влечет к нему. Вот только не все сны созданы духами.

Евангелина кивнула с видом, будто все поняла, хотя на деле это было совсем не так. Во всем, что касается Тени, сведущи прежде всего маги, а ей остается лишь доверять Рису. Впрочем, Евангелина ему до известной степени верила. Как ни глупо вел себя Рис, она искренне считала, что действует он исходя из самых благих намерений.

Маг неловко кашлянул:

– Послушай, я хотел поговорить о том, что сказал демон…

– Сейчас не время и не место для подобного разговора.

– Я просто не хочу, чтобы ты решила…

– Пойдем искать твоего друга.

Евангелина выпрямилась, глядя, как котенок утаскивает драгоценную добычу под крыльцо. Рис лишь угрюмо кивнул. Что еще могла она ему сказать? Демон явно стремился вбить клин между ним и Адриан… и, насколько могла понять Евангелина, вполне в этом преуспел. Слишком уж охотно Адриан подозревает во всех самое плохое.

Что до того, правду ли говорил демон… да какая, собственно, разница? Она храмовница, Рис – маг. При всех своих обаятельных манерах вряд ли он видит в ней женщину… да это и ни к чему.

Они поднялись на скрипучее крыльцо и вошли в распахнутую дверь. Темнота, стоявшая внутри, была противоестественной. Казалось, наружный свет не в силах проникнуть дальше порога. Вдобавок в доме царил невероятный холод, и дыхание срывалось с их губ облачками пара.

Евангелина и Рис обменялись настороженными взглядами. Она обнажила меч. Рис поднял повыше посох, и кристалл в навершии засветился. Глазам их предстала комната, почти лишенная обстановки. Пара стульев, причем один сломан. Охапка грязных одеял. Повсюду валялись пустые винные бутылки, и, судя по осколкам стекла на полу, несколько таких бутылок разбили о стену. Все было покрыто тонким слоем изморози.

– Что здесь произошло? – прошептала Евангелина, не решаясь заговорить в полный голос.

Рис явно знал об этом не больше, чем она сама. Чем бы это ни было, комната хранила память о происшедшем. Здесь веяло ужасом. Евангелина встречала такое прежде у магов, которых привозили в башню. Собственный магический дар настолько устрашал их, что они падали ниц и жарко молили предать их мечу. Страх этот тогда задел черным крылом и Евангелину; то же самое она ощутила сейчас.

Сбоку располагалась крохотная кухня – небольшие посудные шкафы, щербатые тарелки. На полу виднелась лужа замерзшей крови, и по форме ее можно было предпо-ложить, что тело, из которого она вытекла, еще недавно было здесь.

Крошечный дух, витавший вокруг Риса, разволновался, и маг принялся ворковать, успокаивая его.

– В чем дело? – спросила Евангелина.

– Не знаю. Он… почуял что-то необычное.

– По мне, так здесь нет ничего обычного.

Рис как будто и не услышал ее. Быть может, общался с крошкой-духом? Шарик света возбужденно крутился и от беспокойства то тускнел, то снова вспыхивал. Евангелина нервно стиснула рукоять меча. Если только ей не почудилось, в лачуге заметно похолодало.

И тут она различила странный звук. В одном из посудных шкафов тихонько хныкали. Она развернулась, пытаясь понять, в котором именно… и в этот миг по лачуге разнесся оглушительный рев:

– Коул!

Рис вздрогнул, а крошечный дух затрепетал от ужаса и стремительно унесся прочь. Евангелина подняла меч, отчетливо осознав, что холод стал еще сильнее. Рис дрожал всем телом, а ее доспехи на глазах индевели.

– Откуда это? – спросила она.

– Из погреба, я полагаю.

– Коул, мелкий ты ублюдок! Думаешь, так и будешь вечно от меня прятаться?

Некто, грузно ступая, подымался по лестнице. Евангелина вышла из кухни, глядя, как содрогается в петлях дверца в задней стене лачуги.

– Что будем делать? – тревожно спросила она.

– Драться. Это демон, который держит здесь Коула.

Дверца рывком распахнулась. За ней стоял мужчина с бочкообразной грудью и венчиком седых волос, окружавших лысину, в нижней рубахе, покрытой пятнами свежей крови. На ткани отчетливо виднелся отпечаток ладони. Лицо у него было бледное и одутловатое, кожа свисала с черепа, как с трупа, едва начавшего разлагаться.

– Выходи и умри как мужчина! – прокричал он, брызжа слюной. – Знаешь ведь, что заслужил наказание!

Евангелина осторожно двинулась на него. Некоторые демоны владеют магией, и если она сумеет разрушить его заклятия, демон не получит преимущества над ними.

– Уходи, – угрожающе бросила она. – Нам нужен только Коул.

Демон оглядел ее с головы до ног.

– Жалкое дрянцо! – глумливо процедил он. – Надо было утопить тебя, еще когда родился! Ты порочен, мальчишка, это у тебя от мамаши! Ну да ты за это заплатишь, как заплатила она!

Евангелина бросилась на него с мечом, направляя в клинок всю силу, какую только решилась потратить, и… застыла на середине взмаха. Острие меча замерло перед самым лицом демона. Храмовница не могла шевельнуть даже пальцем.

Демон придвинулся к ней вплотную, зловонно дыша в лицо:

– Что я говорил, а?

– Не тронь ее! – взревел Рис. И, проскочив мимо Евангелины, ударил посохом.

Едва шар в навершии коснулся кожи демона, полыхнул слепящий свет – и демон пронзительно завопил от боли. Он отпрянул, бессильно размахивая руками, и скатился бы кубарем с лестницы, но чудом успел вцепиться в дверной косяк.

– Создатель побери тебя и твою вонючую магию!

Демон широко разинул рот, достав нижней губой до груди, и исторгнул бурлящий поток льда. Заряд ледяных игл хлестнул по лицу Евангелины, и она закричала бы от боли, если б только могла кричать. Рис пошатнулся, но все же успел выставить защитный барьер, который принял на себя основной удар.

Маг проворно обхватил Евангелину за талию и оттащил, словно статую, в кухню. Там он опустил ношу на пол и, тяжело дыша, коснулся ладонью ее лба. Евангелина ощутила, как магия Риса ворвалась в нее, сметая узы паралича.

Она жадно, судорожно вдохнула… и воскликнула:

– Берегись!

Пронзительно визжа, демон прыгнул на Риса сзади. Он сбил мага с ног и, повалившись вместе с ним на пол, вонзил зубы в его плечо. Брызнула кровь, и Рис закричал от боли. Он извивался всем телом, пытаясь стряхнуть со спины демона, но тщетно.

Евангелина вскочила. Обеими руками она высоко занесла меч и со всей силы обрушила его на демона. Клинок глубоко вошел в спину твари, и сила, которой напитала свой меч храмовница, разнесла в клочья демоническую магию.

Тот выпустил Риса, вскочил, истекая синеватой кровью. Взгляд налитых злобой глаз впился в Евангелину.

– Ничему-то ты не учишься, треклятое дурачье!

– Создатель побери твое зло! – прорычала она и, взмахнув мечом, обезглавила демона.

Отсеченная голова распалась в прах прежде, чем коснулась пола. Тело демона, слепо хватая руками воздух, повалилось навзничь, и из кровоточившего обрубка с диким ревом ударил вверх поток черной энергии. А затем безголовое тело начало распадаться, расползаться лужей омерзительной слизи… и наконец исчезло бесследно.

Евангелина тяжело дышала, сердце ее билось так, что едва не выпрыгивало из груди. Рис, который сидел на полу, бережно обхватив прокушенное плечо, уставился на нее во все глаза.

– Я… думаю, с ним покончено, – выдавил он.

– Будем надеяться.

– Кстати… неплохой приемчик.

Комната менялась на глазах. Отступил лютый холод, исчезла лужа крови на полу… но мрак остался. Они были одни в пустом и темном доме, давно заброшенном людьми… не осталось ни единого признака, что здесь когда-то свершилось нечто ужасное, но Евангелина по-прежнему чуяла присутствие зла, пропитавшего половицы.

Она огляделась, на всякий случай не убирая меч.

– Почему все не исчезло? Ты ведь, кажется, говорил, что это создал демон.

– Демон держал здесь Коула, но сам кошмар принадлежит Коулу. – Рис принялся выплетать заклинание. Целительный голубой свет проникал в плечо, заживляя истерзанную зубами плоть. – Теперь нам остается только найти его… покуда сюда не явился другой демон. Они ревностно следят за охотничьими угодьями друг друга.

Это известие Евангелину ничуть не порадовало. В глубине души она надеялась, что демон, с которым они расправились, – тот самый, из лаборатории Фарамонда, но, судя по всему, это было не так. Тот демон, вне сомнения, сейчас там, где находится сам Фарамонд. Евангелине с трудом верилось, что демон способен быть одновременно в двух местах… но, с другой стороны, разве с ней не случилось то же самое? Тело ее осталось в реальном мире, а все прочее – здесь, в Тени.

Покуда Рис занимался лечением, Евангелина искала Коула. Сперва она решила осмотреть погреб. Именно оттуда поднялся в дом демон, и ей подумалось, что именно в таком месте демон – и, само собой, безжалостный отец – держал бы свою жертву.

Однако, открыв дверь, она обнаружила, что лестница уводит в непроглядную тьму. Там, внизу, колыхался страх в первозданном виде, порождение детских страданий и долгих часов, проведенных в безнадежной тьме. Евангелина поспешно, с бьющимся сердцем захлопнула дверь и мысленно выругала себя за глупость. Она же воин, а не ребенок. Отец поднимал на нее руку, только когда она и впрямь заслуживала наказания. Этот страх не имеет к ней ни малейшего отношения.

А затем ей в голову пришла другая мысль. Почему демон искал Коула, если тот уже был в погребе? Смутное подозрение терзало Евангелину… и наконец она вспомнила, что слышала в кухне хныканье.

– Что-то не так? – спросил Рис, когда она вернулась в кухню.

Ничего не ответив, Евангелина напряженно вслушалась. Тишина. Тогда она принялась медленно, один за другим открывать кухонные шкафы. Везде было пусто – только пыль.

– Что ты ищешь? – Рис уже раздражался.

Евангелина распахнула дверцу последнего шкафа. Внутри его скорчился мальчик лет двенадцати с виду – чумазый, со спутанными светлыми волосами, которые свисали на глаза. На лице его был написан неприкрытый ужас, в глазах давно просохли слезы, оставшиеся грязными дорожками на щеках… но самое страшное – вместе с ним в шкафу находилась девочка лет шести. Одной рукой мальчик крепко прижимал ее к себе, а другой затыкал ей рот, опасаясь, что она закричит.

Вот только девочка была мертва.

Мальчик затрясся всем телом, борясь с подступающими рыданиями.

– Не говори ему! – дрожащим шепотом взмолился он. – Мама велела нам спрятаться. Мы должны.

– Коул?

Рис, стоявший позади Евангелины, с ужасом смотрел на мальчика.

Она не знала, как быть. Мальчик затрясся сильнее, глаза его вновь наполнились слезами, однако он не проронил ни звука. Вряд ли он вообще знал, кто они такие… и кто такой он сам.

Евангелина отняла ладонь Коула от рта девочки.

– Банни плакала, – пояснил Коул тоненьким гоЛос-ком. – Мама велела нам не шуметь. Я хотел только, чтоб она сидела тихо.

Евангелина бережно высвободила из его объятий мертвую девочку, и тот неохотно подчинился. Она была совсем легонькая – кожа да кости, прикрытые невесомым желтым платьицем. Настоящая живая девочка, наверно, гордилась бы таким нарядом, считала его красивым… Мертвое тельце, едва его вынули из шкафа, бесследно растаяло.

Евангелина беспомощно оглянулась на Риса. Маг осторожно отстранил ее и присел на корточки перед шкафом.

– Коул, – сказал он, – ты помнишь, кто я такой?

Мальчик во все глаза уставился на него. Видно было, как на лице его борются тревога и беспредельный ужас. Рис потянулся было к нему… но замер, потому что в руке у того блеснул кинжал. Кинжал Коула. Мальчик занес его с явной угрозой, и на лице его постепенно проступала безысходная ярость.

– Больше ты маму не тронешь! – прошипел он. – Я не позволю!

Евангелина едва не бросилась оттаскивать Риса. Она понятия не имела, могут ли их убить в Тени, но не горела желанием это выяснять. Рис, однако, лишь умиротворяюще вскинул руки.

– Успокойся, – прошептал он. – Я не трону тебя… и никого здесь не трону.

Дрожащий в руке мальчика кинжал медленно приподнялся, острие уперлось в шею Риса. Не отнимая лезвия, мальчик то судорожно вздыхал, то принимался испуганно хныкать. Взгляд его застыл от неимоверного напряжения.

И вдруг он перестал дрожать.

– Рис? – проговорил он с ноткой узнавания таким несчастным и в то же время исполненным надежды голосом, что сердце Евангелины сжалось.

Маг безмолвно кивнул.

Кинжал со стуком упал на пол, и в то же мгновение мальчик вывалился из шкафа. Только он уже был не мальчиком, а юношей, тем самым, которого Евангелина видела на площади, – постарше годами, в кожаной куртке, заляпанной кровью.

Он уткнулся лицом в грудь Риса и разразился мучительными рыданиями, которые исторгались, казалось, из самых глубин души. Он рыдал, а Рис просто обнимал его. И шептал что-то успокаивающее, но юноша рыдал все сильнее.

И тогда лачуга исчезла. Оглядевшись, Евангелина обнаружила, что они снова оказались на выжженном поле. Больше там ничего не осталось, словно лачуги никогда не существовало. Однако она была. В глубине души Евангелина знала, что для Коула эта лачуга некогда была кошмаром, а потом превратилась в воспоминание… ужасное воспоминание, которое Тень выудила из самых темных и страшных закоулков памяти, где ему лучше и оставаться навеки.

Она стояла, неловко глядя, как Рис обнимает и утешает юношу, и сердце у нее разрывалось.

Пробираясь по городу вслед за Винн и големом, Адриан заметила, что вокруг воцарилось странное запустение. Прекратились пожары, на улицах не было ни души. Ни бегущих людей, ни беснующихся порождений тьмы… лишь темные окна домов да тоскливый ветер, раздувавший белый плащ Винн.

В сущности, и сами дома как будто переменились. Архитектура города обрела иной облик – остроконечные крыши и сложенные из известняка стены куда больше напоминали то, что Адриан привыкла видеть в Орлее. И лишь когда вдалеке проступили стройные очертания высокой белой башни, ее осенило: да ведь это Вал Руайо!

– Мы в столице? – недоверчиво спросила она.

Винн кивнула:

– В столице, какой ее кто-то себе представляет. По всей вероятности – Фарамонд.

Адриан достаточно часто случалось покидать башню, и она неплохо знала главные улицы Вал Руайо… но сейчас никак не могла определить, где они находятся. Словно вокруг был не сам город, а впечатление о нем. Картина, нарисованная тем, кто никогда здесь не был, но послушно изобразил все, что ему описали, вот только забыл добавить хоть какие-то признаки того, что здесь живут люди.

В этом было нечто пугающее.

Призванный дух исправно летел впереди, хотя и так уже стало ясно, что они направляются к Белому Шпилю. Вся сложность, как выяснилось, была в том, чтобы отыс-кать к ней дорогу. На извилистых улицах Вал Руайо можно было порой заблудиться и в реальном мире; здесь же они представляли собой самый настоящий лабиринт. Уже не единожды путники натыкались на тупик и вынуждены были повернуть обратно. Винн мрачнела, досадуя на задержки.

– А если бы ты пришла сюда одна? – отрывисто осведомилась Адриан. – Что бы ты сделала, не будь нас рядом?

– Померла, – проворчала Шейла.

Винн одарила голема раздраженным взглядом:

– Демон прячется. Он сотворил всю эту путаницу именно затем, чтобы мы его искали. Если бы в Тень не затянуло всех нас, у него хватило бы духу встретиться со мной в открытом бою.

– И что бы ты сделала тогда? – не унималась Адриан.

– Померла, – хихикнула Шейла.

– А вот и нет, – лукаво возразила Винн. – Я сразилась бы с демоном и одолела его – как и будет, когда мы до него доберемся.

– Примерно так, как одолела архидемона?

– Строго говоря, архидемона сотворила я.

– Строго говоря, я собственными глазами видела, как старейшую носило ветром по всей площади.

– Ты прекрасно знаешь, Шейла, что демоны создают в Тени далеко не все, что мы видим. Они предоставляют нам сцену, как и было в этом случае, а уж мы выпускаем на эту сцену свои кошмары.

– Хорошо бы оно все-таки обзавелось кошмарами послабее.

– Знаешь, мы ведь могли угодить и в твой кошмарный сон, и тогда столкнулись бы не с архидемоном, а с гигантским голубем. Неужели лучше?

– Битва с голубем доставила бы мне куда больше удовольствия.

– Что ж, учту это на случай, если мы снова соберемся в Тень. Видит Создатель, все мы только затем и существуем, чтобы тебя радовать.

Адриан исподтишка наблюдала за перепалкой. Видно было, что эти двое – старые друзья, что каждый из них назубок знает слабости собеседника и не стесняется над ними подшучивать. И точно так же можно было не сомневаться, что Адриан для них – третья лишняя. Это было заметно по тому, как они постоянно хоть на шажок старались ее обогнать, как искусно не допускали в свои разговоры. Все это Адриан подмечала, хотя и помалкивала… и тем острее ей недоставало Риса.

Мысль о нем отзывалась болезненным стеснением в груди. Надо было пойти с ним, теперь-то Адриан это понимала. А тогда ей просто хотелось наказать Риса – вовсе не за то, о чем болтал демон, а за то, что Рис явно перестал ей доверять. Кажется, еще недавно у них не было друг от друга никаких тайн. А теперь? Рис начал скрытничать. Сколько раз ему подворачивался случай рассказать Адриан про Коула – но нет, смолчал! Прознал о тайном приказе, который получила сер Евангелина, а ей, Адриан, об этом ни слова. Что же выходит? Либо Рис по-лагает ее неспособной хранить тайну, либо считает, что ей недостает здравомыслия, а потому она все испортит.

Ну да, у нее есть свои недостатки… а разве у Риса их нет? Он почти такой же вспыльчивый, как сама Адриан, и к тому же чересчур легковерный. Адриан постоянно приходилось оберегать его шкуру, потому что сам он этого делать не желал. Иногда ей казалось, что Рис прямо-таки стремится к гибели. Даже если это было не так, получалось у него отменно.

Хотя Адриан и считалась негласным предводителем либертарианцев, друзей среди них у нее было мало. Откровенно говоря, вовсе не было. Прочие маги считали ее полезной, ибо она всегда говорила вслух то, что они из нерешительности предпочитали замалчивать. Рис, однако, всегда поддерживал ее. Он разделял взгляды Адриан и был, как она, убежден, что Круг – это тюрьма и что маги должны обрести свободу. С ним заветные перемены выглядели достижимой целью. Без него Адриан казалось, что она совершенно одна.

А теперь она бросила Риса – быть может, именно тогда, когда он особенно нуждался в ее поддержке. Если бы только она могла понять, почему этот самый Коул оказался для Риса важнее всех прочих… и зачем он заступался за храмовницу. При одной только мысли о том, что она может навсегда потерять Риса, Адриан охватывал невыносимый страх.

Она прибавила ходу и нагнала Винн. Старуха даже не потрудилась скрыть недовольную гримасу. Вот она, благодарность за то, что Адриан не отказалась помогать ей даже после того, как их против воли загнали в Тень. Просто непостижимо, почему Рис до сих пор не махнул рукой на эту женщину! Да, она выдающаяся чародейка, одна из лучших в Круге, но настолько не похожа на Риса… и невозможно представить, кому еще так мало подходило бы зваться матерью.

– Почему ты так поступаешь? – раздраженно спросила Адриан.

Вопрос застал Винн врасплох.

– Ты имеешь в виду спасение Фарамонда?

– Ты могла бы пойти с Рисом, но отправилась спасать… друга? Просто друга, и все? Вместо того чтобы помочь собственному сыну? А если с ним что-то случится?

– Если тебя так заботит безопасность Риса, тебе следовало пойти с ним.

– Но я здесь, с тобой, и считаю, что вправе требовать объяснений. Ты всегда готова на все ради своих друзей? Они для тебя важнее, чем кровная родня?

Винн стиснула зубы, подавляя гнев.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Зато я знаю Риса, – возразила Адриан, – и считаю, что он достоин твоей помощи.

– Я уже помогла ему.

– И теперь он сорвался на поиски мага-невидимки, или кто он там еще, этот мальчишка… сорвался потому, что хочет помочь человеку, а еще потому, что мальчишка мог бы подтвердить его непричастность к убийствам. Только я считаю, что этим он лишь ухудшит дело… тем более что с ним пошла эта храмовница.

Винн улыбнулась, явно позабавленная:

– Судя по тому, как прозвучало «эта храмовница», ты питаешь к ней неприязнь? Я имею в виду – личную.

– А разве должно быть иначе? Ты сама слышала, что сказала сер Евангелина. Она, дескать, исполнит свой долг любой ценой. Вряд ли Рис понимает, что это значит.

– А ты понимаешь? – Старуха снисходительно пожала плечами, чем привела Адриан в бешенство. – Я обязалась помочь Церкви. Для меня это важно. Просто так уж вышло, что Фарамонд еще и мой друг, и я не желаю бросать его на произвол судьбы.

– Даже после того, что он натворил?

Винн резко остановилась и, повернувшись к Адриан, смерила ее ледяным взглядом:

– Ты принадлежишь к либертарианцам, которые утверждают, что им равно дороги интересы всех без исключения магов, но при этом с восхитительной готовностью отвергаешь всякого, кто не укладывается в рамки твоих взглядов. Похоже, не только храмовники скоры на суд.

Адриан опешила, не зная, как достойно ответить на этот выпад без того, чтобы завязался новый спор. Винн, однако, сочла ее молчание знаком согласия и понимающе кивнула.

– Так я и думала, – проговорила она. – Хочешь судить меня – пожалуйста, сколько угодно. Но советую тебе обдумать вот что: у меня, по крайней мере, есть миссия, которую необходимо исполнить, и друг, которому нужно помочь. У тебя же нет ни того ни другого. Хочешь спрашивать – спроси сначала себя.

С этими словами старуха быстро зашагала прочь. Адриан, сконфуженная, осталась стоять посреди улицы под немигающим взглядом женщины-голема. По красным огонькам, горевшим в каменных глазницах, непрос-то было понять, что на самом деле думает Шейла… но Адриан подозревала, что ходячая статуя получила от этой сцены истинное удовольствие.

– Оно должно быть поосторожней, – заявила Шейла.

– Вот как? С чего бы это?

– Если оно разозлит старейшую, та прихлопнет его как назойливую муху.

Адриан фыркнула:

– Может, у нее побольше опыта, но я старшая чародейка, а это кое-что значит. Никто меня не прихлопнет.

– Оно слишком мало знает о старейшей, – упорствовала Шейла.

– И что же такое я о ней не знаю?

Та, однако, не пожелала вдаваться в подробности и, гулко топая по мостовой, пустилась догонять Винн. Адриан не тронулась с места, кипя от бессильной злости. Спору нет, старуха – могущественная чародейка, но не в одиночку же она победила архидемона? Почему она так уверена в своих силах, что собирается запросто одолеть демона, который правит этой частью Тени? Что же она, Адриан, упустила?

Какое-то время они шли по безлюдным городским улицам, и дух безошибочно указывал им дорогу. В домах, мимо которых они проходили, двери были распахнуты, и Адриан спросила, почему они, чтобы попасть в башню, не воспользовались таким вот входом. Известно же, что любая дверь в Тени – всего лишь переход и с ее помощью можно попасть почти куда угодно. Винн, однако, отнеслась к такой идее с сомнением и объявила, что все эти двери вполне могли быть ловушками, которые устроил для них демон. А потому они и дальше шли пешком.

Не все вокруг казалось Адриан незнакомым. Она приметила вдалеке, на возвышенности, императорский дворец, такой же блистательный с виду, каким он хранился в ее памяти. Они прошли по улочкам Бель Марш – огромного рыночного квартала, но если в настоящем Вал Руайо на них было не протолкнуться от торговцев, бродячих певцов и актеров всех мастей, то здесь не было ни души. Между тем Бель Марш, насколько помнилось Адриан, никогда не пустел. Даже по ночам здесь бывало людно, и в тавернах веселье било ключом.

Белый Шпиль, приближаясь, с каждым их шагом становился все громадней. Светлый силуэт его устремлялся в небо исполинским копьем, как будто хотел дотянуться до парящих в высоте островов и даже вознестись над ними. Адриан вдруг осознала, что в обыденной жизни башня вовсе не так огромна. Для того, чье воображение создало этого исполина, Белый Шпиль – и, очевидно, Круг магов – образовывал основную часть бытия. Адриан вполне разделяла его чувства.

Наконец, словно городу вдруг надоело морочить их переплетением перекрестков и поворотов, впереди показался вход в башню. Увитые плющом ворота из кованого железа были распахнуты настежь, как и массивные двери, ведущие в парадный зал. Всюду, где обычно стояли охранявшие Круг храмовники, и там, где они постоянно сновали, заходя в башню и покидая ее, сейчас не было никого.

– Кажется, нас приглашают внутрь, – заметила Винн.

Женщина-голем оглядела ворота и насупилась:

– И они навсегда захлопнутся за нами? Может, старейшая хочет, чтобы я сорвала эти ворота с петель?

– С какой стати? То, что мы ищем, находится там, внутри.

С этими словами Винн махнула рукой парившему духу, и светящийся шарик, благодарно затрепетав, погас. Они остались одни, и тишину нарушал лишь едва слышный посвист ветра в проемах между домами позади.

– Мне это не нравится, – пожаловалась Адриан.

Винн вздохнула:

– Трудно найти здесь то, что могло бы кому-то понравиться.

Они вошли в башню. Парадный зал оказался таким же, как наяву, – шахматный узор плиток на мраморном полу, огромные арочные своды, обязательные витражные окна. В отличие от раскинувшегося снаружи города, здесь все выглядело так, как дóлжно. Адриан почти ожидала, что двери в дальней стене сейчас распахнутся и в зал толпой хлынут маги, спешащие на традиционное собрание. Этого не произошло. Шейла зорко оглядывала все уголки зала, стискивая кулаки с такой силой, что Адриан различала поскрипывание камня. Она и без того была взвинчена, а от этого звука ей тем более стало не по себе.

Первое живое существо они увидели в нижнем наземном ярусе башни. Здесь всегда можно было встретить храмовников – если не во внутреннем дворе, где они упражнялись с оружием, то, по крайней мере, в коридорах и залах. Что и неудивительно, потому что внизу располагались казармы храмовников. Тем не менее навстречу Винн и ее спутницам вышел один-единственный маг. Потом Адриан разглядела серую мантию и мысленно поправила себя: не маг, а Усмиренный.

Человек подошел к ним и поклонился. На губах его играла безмятежная улыбка. Так улыбаются многие Усмиренные – не потому, что радуются чему-то, а потому, что знают: такое выражение лица умиротворяет собеседника. Адриан считала эту гримасу отталкивающей. Впрочем, ее в Усмиренных отвращало все. Сама мысль о том, что и ее могут запросто превратить в нечто подобное, вызывала брезгливость и страх.

– Приветствую вас, – проговорил Усмиренный. – Вы что-то ищете?

Винн внимательно осмотрела его. И, не оглядываясь на Шейлу, предостерегающе вскинула руку, чтобы остановить женщину-голема, которая уже изготовилась к атаке.

– Я ищу Фарамонда, – сказала старая чародейка. – Ты знаешь, где его найти?

Усмиренный кивнул, словно ждал такого ответа, и указал вверх. Значение этого жеста было предельно ясно: верхний ярус. Почему-то Адриан это ничуть не удивило.

– А ты кто такой? – спросила Винн.

– Мое имя не имеет значения. Я всего лишь тот, кто познал гармонию.

Он произнес эти слова столь бесстрастно и убежденно, что Адриан пробрала дрожь.

– Почем нам знать, что это не демон? – шепнула она Винн.

– Он не демон, иначе бы я это почуяла, – ответила Винн без особой уверенности.

Усмиренный лишь терпеливо улыбнулся:

– Мне понятно ваше недоверие. Всю свою жизнь я представлял опасность для окружающих, и хотя то время миновало, меня не удивит, если кто-то отнесется ко мне с подозрением.

– Что значит «то время миновало»? – не выдержала Адриан.

Усмиренный плавным жестом обвел окружавшие их стены башни:

– Разве не видите? Башня эта отныне стала лишь памятником недостойной упоминания эпохи. В Круге магов более нет нужды. Храмовники давно покинули башню, а мы – те немногие, кто остался здесь, – поступили так лишь потому, что сами этого пожелали.

– Не понимаю.

– Идемте. Я вам все покажу.

Усмиренный поманил их за собой и направился к лестнице. Шейла дернулась было, чтобы его схватить, но Винн отрицательно покачала головой. Затем ударила посохом в пол, и навершие засияло магическим светом. Взглядом предупредив спутников, чтобы оставались начеку, старая чародейка двинулась вслед за Усмиренным.

Поднявшись выше, они увидели и других людей, мужчин и женщин, которые степенно прогуливались по коридорам и залам. Все они хранили молчание, и Адриан слышала лишь едва уловимое шуршание серых мантий. Иные, проходя мимо, останавливались и приветствовали их учтивым кивком, однако ни от кого не веяло ни тревогой, ни опасностью.

И лишь когда они поднялись на ярус, где жили маги, Адриан поняла, отчего ее все сильнее охватывало дурное предчувствие. В общем зале, как всегда, было людно. Мужчины и женщины собирались группками, невозмутимым шепотом беседовали о чем-то своем. Вот только среди них не было ни одного мага. Все они – все до единого – были Усмиренными.

– Видите? – спросил провожатый.

Взмахом руки он с почти довольным видом обвел собравшихся в зале людей. Некоторые оглянулись на пришельцев, однако никто не улыбался.

– Как я уже сказал, в храмовниках больше нет нужды. В мире снова царит порядок.

Дрожь ужаса охватила Адриан. Значит, вот он каков – страшный сон Фарамонда, во многом напоминавший ее собственные кошмары.

Винн шагнула в общий зал, взглядом обшаривая толпу. Губы ее были неодобрительно сжаты, однако увиденное, похоже, подействовало на нее не так сильно, как на Адриан. Все, кто их окружал, источали такое спокойствие. Ореол безмерного покоя окутывал башню, точно саван, и Адриан отчаянно хотелось дико завизжать и броситься наутек.

– Где Фарамонд? – жестко спросила Винн.

Разговоры тотчас стихли. Взгляды всех, кто собрался в зале, обратились на пришельцев, и по спине Адриан побежали мурашки. В мертвой тишине, которая установилась в зале, она вдруг отчетливо осознала, что все эти люди на самом деле не Усмиренные. Они просто часть сна, а быть может, и демоны, и в любой момент могут наброситься на них. Учитывая, сколько народу здесь собралось, добром это не кончится.

Шейла сделала шаг и встала рядом с Винн, стискивая кулаки.

– Может, я их раздавлю?

– Пока рано.

– Что бы ты ни собиралась сделать, – пробормотала Адриан, – советую не мешкать.

И тут толпа дружно расступилась, пропуская вперед еще одного Усмиренного – величественного эльфа с длинными белоснежно-седыми волосами. Адриан не сразу поняла, что это тот самый эльф, которого они видели в лаборатории, только не обезображенный одержимостью. Лишь одно осталось неизменным – голубые глаза, лучившиеся безмерной добротой.

– Ах, Винн, наконец-то ты здесь, – улыбнулся эльф.

Угрюмое лицо Винн ничуть не смягчилось. Посох ее окутался белым сиянием, и хотя старая чародейка не шелохнулась, Адриан явственно ощутила, как та призвала магию. Будет, пожалуй, разумно и ей приготовить свои заклинания – на всякий случай. Напряжение в зале сгустилось, словно грозовая туча.

– Ты не Фарамонд, – проговорила Винн.

– Разве? Мы с ним одно, ныне и вовеки.

– Я изгоню тебя.

Демон легкомысленно рассмеялся и широким жестом обвел окружавших его Усмиренных:

– Оглянись, Винн. Зачем ты сопротивляешься? Вот оно – будущее, которое ожидает тебя. Это знаю я, знает Фарамонд, да и ты тоже.

– Это не наше будущее! – упрямо возразила она.

– А что ты сделала, чтобы его предотвратить? Тебе было даровано столько лет, и чего ты добилась? Разве что беспомощно смотрела, как все твои усилия утекают сквозь пальцы, словно песок.

Адриан с изумлением увидела, что слова демона достигли цели. Непреклонность на лице Винн сменилась сомнением.

– Я… делаю все, что могу, – пробормотала она.

Демон расхохотался:

– И что же ты делаешь? Поведай мне, о великая героиня борьбы с ужасным Мором! Я вижу перед собой только женщину, чья душа иссохла, отвергая все, кроме цели, ко-торая ныне стала для нее недостижимой.

Ослепительно-прекрасный эльф шагнул ближе и обхватил ладонью подбородок Винн. Та не сопротивлялась.

– Став Усмиренной, дражайшая моя Винн, ты будешь гораздо счастливее. Вся твоя жизнь – ошибка, пустая трата того, что было тебе даровано.

На лбу Винн заблестели крупные капли пота. Сияние, исходившее от белого посоха, ослабло, колени подогнулись. Воля ее вела незримый поединок с волей демона… и старая чародейка проигрывала.

Шейла поняла это в тот же миг, что и Адриан. С яростным криком женщина-голем бросилась в атаку. Каменный кулак обрушился сбоку на эльфа, и тот, не издав ни звука, отлетел прочь от Винн. Старая чародейка рухнула на пол, выронив посох.

И тут же Усмиренные пришли в движение. В полной тишине, все так же безмятежно улыбаясь, они хлынули к Адриан и Шейле и схватили их десятками сильных рук. Адриан было попятилась, объятая ужасом, и тотчас же чьи-то пальцы вцепились ей в волосы. Серые мантии окружали ее со всех сторон, кто-то уже пытался вырвать у нее посох.

– Довольно! – крикнула она.

Ореол магического пламени очертил ее, и нападавшие вспыхнули, точно факелы. И закричали, корчась от непереносимой боли. Адриан стиснула зубы, напоминая себе, что это не живые люди, а всего лишь порождения сна. Настоящая цель тут одна – демон.

Она сосредоточилась, черпая магию из самых глубин источника своей силы. Пламя заполыхало живее, и Адриан мощным толчком направила его туда, где как раз поднимался на ноги демон. Шар слепяще-белого пламени, вобравший в себя всю энергию, накопленную Адриан, полетел в демона и, обрушившись на него, превратился в огненный смерч.

Огонь охватил демона и всех Усмиренных рядом. Люди в серых мантиях визжали, сгорая заживо, безуспешно пытаясь спастись бегством. Адриан, совершенно опустошенная, упала на колени. Сквозь завесу бушующего пламени она едва различала Шейлу – та без устали размахивала кулаками, во все стороны расшвыривая Усмиренных.

А потом… из огня вышел демон. Он был невредим и самодовольно ухмылялся.

– Решили бросить мне вызов в самом сердце моих владений? Глупцы вы, что вообще явились сюда!

Он вскинул руку, словно жестом подзывая к себе, – и башня сотряслась. Сердце Адриан сжалось от страха.

И тогда Винн встала.

Что-то в ней необратимо переменилось. Бесследно исчезла обессиленная старуха, теперь Винн источала силу. Она выпрямилась, дерзко преграждая дорогу демону.

– Ошибаешься, творение Гордыни. – В голосе Винн прозвучала нечеловеческая мощь, одним махом разметавшая тьму. Адриан почудилось, будто в душу ее ворвался очистительный ветер. – Ты прочел мои мысли, однако не все уголки моего сознания были доступны тебе – и тогда, и сейчас. Именно этого ты и страшишься.

Хладнокровие демона развеялось как дым. Оскалив зубы, он припал к полу и яростно зашипел. Черты его менялись на глазах, утонченно-прекрасный эльф уступал место уродливой, пышущей злобой твари – будто то, что бурлило под очаровательной маской, сейчас прорывалось наружу.

– Прочь отсюда, дух! – визгливо завопил демон. – Он мой, и ты его у меня не отнимешь!

Винн шагнула к нему… нет, заскользила. Мантия обратилась в прозрачный, трепещущий серебром покров, ореол ее силы сиял все ярче и ярче.

– Ты его уже лишился, – промолвила Винн.

Рука ее ухватила демона за горло и легко оторвала от пола. Тот извивался всем телом, безуспешно царапая руку Винн, а затем истошно завизжал. По лицу и телу его побежали трещины, и из них хлынул яркий белый свет. Демон корчился, охваченный этим сиянием, и наконец растворился в нем без следа.

И тогда Адриан услышала музыку.

Она звучала повсюду. Она пробуждала ликование и в то же время страх. В мгновение ока волна музыки подхватила Адриан и вместе с ней взмыла высоко в небеса, прочь от ложной башни, огня, предсмертных криков Усмиренных. Неземное великолепие этой музыки неуклонно росло и в конце концов стало настолько нестерпимым, что Адриан отчаянно захотелось закричать: «Умолкни!»

А потом она проснулась.

Глава 13

Мир обретал ясность мучительно медленно, и Рис не сразу осознал, что лежит на полу лаборатории. Другие были рядом – кто лежал, кто уже поднялся на ноги, но у всех был одинаково одурманенный вид. Словно спа`ла пелена тумана, застилавшая разум, но при этом казалось, будто все, что их сейчас окружает, – сон, а явью был мир, который они только что покинули.

Воздух трепетал, предельно насыщенный магией. Завеса была разорвана, словно бросили нараспашку невидимое окно и сейчас в него задувал недобрый ветер. Риса пробрала запоздалая дрожь, и отчаянно захотелось почесаться всюду, где зудела кожа от соприкосновения с магией.

Он огляделся. В лаборатории все осталось как прежде – тот же затхлый воздух, та же давящая темнота. Лишь одно претерпело изменения – демон. Уродливый одержимый исчез, а на его месте сидел старый эльф с длинными белоснежно-седыми волосами. Лицо его было мертвенно-бледно, изодранная мантия потемнела, пропитавшись пóтом, а руки стискивали подлокотники кресла с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– Это… не сон? – спросил он, хрипло и сорванно дыша.

Все взоры тотчас обратились к нему, словно звук этого голоса развеял в прах неестественное спокойствие. Винн, поднявшись на колени, подползла ближе к связующему кругу, но остановилась за его пределами.

– Фарамонд? – еле слышно, с тревогой прошептала она. – Это… ты?

Эльф потрясенно воззрился на нее. Прозрачно-голубые глаза его налились слезами, он задрожал всем телом… и вдруг разразился резким смехом. Вскочив на ноги, он проворно оглядел все углы комнаты и при этом бестолково ухмылялся, хотя по лицу его текли слезы.

– Это я! – закричал он. – Я! В самом деле – я!

Ликующе гикнув, Фарамонд бросился к опешившей Винн и рывком поднял ее на ноги. Крепко сжав ее руки, он несколько раз открывал и закрывал рот, будто никак не мог подобрать подходящих слов. Наконец эльф заключил Винн в крепкие объятия.

– Спасибо тебе, спасибо! – всхлипывал он. – Даже не знаю, какими словами выразить свою благодарность…

Рис поднялся, поморщился от ноющей боли во всем теле. Невозможно было определить, как долго они тут пролежали. В Тени время течет иначе, чем в реальном мире. Они могли пробыть тут день, пару часов и даже несколько минут… хотя Рису казалось, что целую вечность. Счастье еще, что, прежде чем приступить к ритуалу, они перебили всех прочих демонов. В противном случае все они, скорее всего, были бы сейчас мертвы. И застряли бы в Тени навечно, не ведая, отчего никак не могут покинуть царство снов, пока вообще не забыли бы, чего ради нужно его покидать.

Он увидел неподалеку Шейлу, озабоченно хмурившую каменное лицо. Рядом с ней растирала затекшие плечи Адриан. Держалась она на удивление тихо и при этом не сводила подозрительного взгляда с Винн. Рис мог только гадать, что творилось в ее голове. Может, после того, как они расстались, с Винн что-то произошло? Между тем Евангелина как раз поднималась на ноги. Рис сообразил, что она задумала, еще до того, как храмовница обнажила меч.

– Отойди от него, – приказала она Винн. Клинок был направлен не на старую чародейку, а на Фарамонда.

Эльф уставился на Евангелину, и ликование сменилось на его лице безмерным ужасом.

– Что ты делаешь? – пролепетал он.

И попятился, в спешке едва не споткнувшись, но храмовница неумолимо наступала на него. Меч в ее руке не дрогнул.

– Думаю, и так ясно, что я делаю.

Винн решительно встала между ними, словно не замечая, что острие меча едва не уперлось ей в грудь.

– Я не позволю тебе убить его, – твердо проговорила она.

Рядом с ней угрожающе высилась Шейла – совсем как в той сцене, которая произошла между ними в Тени.

– Вот как? – Евангелина даже не глянула на голема, взгляд ее был по-прежнему устремлен на Фарамонда. – Можешь ты быть уверена, что он больше не во власти демона? Внешне он изменился, но ты же знаешь, что это ничего не значит. Возможно, он пытается нас обмануть.

– Это не обман. – Винн указала на связующий круг: начертанные кровью руны стерлись. Жест ее был недвусмысленно ясен: Фарамонд вышел за пределы круга по собственному желанию.

Евангелина впилась взглядом в руны, медленно осознавая истину, и наконец неохотно опустила меч. Однако не спешила убирать его в ножны.

– Что ж, хорошо, – сказала она. И, секунду поколебавшись, обратилась к Фарамонду: – И все же тебе придется ответить.

– За что? – неподдельно изумился эльф.

– Твои поступки привели к гибели ни в чем не повинных обитателей этой крепости.

Эти слова поразили Фарамонда как удар молнии. Он отшатнулся, не сводя с Евангелины округлившихся глаз… а когда Винн, охваченная беспокойством, шагнула к нему, эльф попятился и от нее.

– Неужели… – начал он и осекся на полуслове, разом осознав ужасную правду. И вдруг молнией метнулся к выходу из лаборатории.

– Стой! – крикнула Евангелина.

Бросив на Винн обвиняющий взгляд, она устремилась в погоню. Остальные поспешили за ней.

Далеко Фарамонд не убежал. Не дальше бывших казарм, примыкавших к лаборатории. Старый эльф упал на колени, вне себя от ужаса. Здесь все так же валялись повсюду обугленные трупы, к омерзительному запаху горелого мяса примешивалась тошнотворная вонь разложения. В дымном воздухе почти невозможно было различить подробности, чему Рис был искренне рад – его и так выворачивало наизнанку.

– Я не хотел… – Фарамонд помотал головой, совершенно раздавленный, и сделал глубокий судорожный вдох. – Я думал, что защитил их от…

– Ты запечатал двери, – напомнила Евангелина.

– Только из предосторожности! – живо возразил он. – Так посоветовал лорд-мэр!

– А они об этом знали?

Эльф медленно кивнул:

– Они… поддерживали меня. Они верили в меня. Тогда мне казалось, что так будет правильней, но я не хотел…

Эльф окинул взглядом обезображенные тела, и его затрясло. Жалобный стон сорвался с губ, за ним последовали всхлипы.

– Я погубил их! Это моя вина!

Рис, испытывая чувство неловкости, смотрел, как эльф разразился слезами. Это было мало похоже на обычное горе – скорее, тот судорожно исторгал из себя безнадежную боль. Всем телом содрогаясь от рыданий, Фарамонд закрыл лицо руками и так, стоя на коленях, раскачивался из стороны в сторону.

Винн колебалась лишь долю секунды, а затем подбежала к эльфу, опустилась на колени рядом с ним и, выражая всем видом крайнее терпение, ободряюще обняла его за плечи.

– Фарамонд, – прошептала она, – я понимаю, как ты сейчас страдаешь, но нам нужно поскорей отправляться в путь. Ты должен взять себя в руки.

Эльф поглядел на нее поверх прижатых к лицу ладоней. Глаза его припухли и покраснели от слез.

– Не могу! – отчаянно всхлипнул он. – Я… я теперь снова чувствую… и я просто не в силах остановиться! Помоги мне Создатель!

И Фарамонд рухнул на пол, корчась от горя. Словно малое дитя, он захлебывался криком и молотил кулаками по присыпанному пеплом полу. Винн попыталась поднять его, но оказалось, что эльфа невозможно сдвинуть с места. В смятении старая чародейка оглянулась на своих спутников… задержавшись взглядом на Рисе.

Наверное, это страшнее, чем быть Усмиренным, – так долго ничего не ощущать, а потом вдруг обнаружить, что чувствуешь всё? Бедный эльф сейчас был полностью во власти своих чувств и так глубоко страдал, что больше походил на попавшее в капкан животное. Внутренний голос твердил Рису, что ему следует броситься на помощь, однако маг был не в состоянии сделать и шагу.

Наконец к Фарамонду решительно направилась Евангелина. Винн протестующе вскинула руку, но храмовница и бровью не повела. Ухватив эльфа за плечо, она рывком вздернула его на ноги… а затем со всей силы влепила ему оплеуху. Удар вышел тем более веский, что рука Евангелины была в латной перчатке. Фарамонд едва слышно застонал и обмяк.

– Это и я могла бы сделать, – фыркнула женщина-голем.

Винн вскочила с искаженным от гнева лицом… но запнулась, так и не сказав ни слова. Фарамонд уже поднимался на ноги. Оплеуха, похоже, оказалась действенным лекарством: рыдания прекратились. Эльф потер щеку, на которой уже вспухал багровый кровоподтек, и настороженно воззрился на Евангелину.

– Расскажи, чем ты занимался, – потребовала она.

Фарамонд помедлил, косясь на Винн, словно взглядом испрашивал ее разрешения. Старая чародейка кивнула, и этот жест не ускользнул от внимания Евангелины.

– Я много лет изучал природу ритуала Усмирения – каким образом он отсекает Усмиренного от Тени и лишает его способности видеть сны, почему это избавляет Усмиренных от опасности угодить во власть демона и возможен ли вообще иной выход. Это был… труд всей моей жизни.

– Усмиренные не делают ничего из того, о чем их не попросят.

– Это неправда! У нас есть свобода воли. Просто мы… ничего не хотим, ни к чему не стремимся. – Фарамонд на мгновение замолчал, отрешенно глядя вдаль. – Впрочем, это не важно. Меня действительно попросили. Заняться этим исследованием мне поручила Церковь.

– Церковь? – Евангелина нахмурилась. – Так Церкви известно о твоих трудах?

Она метнула обвиняющий взгляд на Винн, но старая чародейка лишь покачала головой. Очевидно, она об этом тоже не знала.

– Ну разумеется известно! – почти оскорбленно подтвердил Фарамонд. – Как бы иначе я здесь оказался? С чего бы я вообще явился сюда?

– Но знала ли Церковь, чем именно ты занимался? – Евангелина жестом указала на груды обезображенных трупов. – Знала ли Церковь, что ты задумал призвать демона?

– Я его не призывал! – Фарамонд сделал паузу, обдумывая свои слова. – Я почти сразу понял, что по эту сторону Тени последствия ритуала устранить невозможно. Это необходимо было проделать с другой стороны. Перекинуть мост через пропасть, которая отделяет Усмиренного от Тени, должен был дух… а дух сумел бы это совершить только в том случае, если бы точно знал, где искать. Ритуал делает Усмиренных невидимыми для духов.

– Не невидимыми, а неуязвимыми.

– Вовсе нет! – вскричал эльф, приходя в возбуждение – как свойственно всякому ученому, когда ему подвернется случай поговорить о любимом предмете. – Не неуязвимыми, а неугодными! Демоны стремятся обрести власть над смертными, поскольку жаждут ощутить вкус жизни. Усмиренный для них – все равно что неодушевленный предмет. Даже хуже, ибо Усмиренный способен сопротивляться. Для того чтобы демон пересек пресловутый мост и завладел Усмиренным, его необходимо приманить…

Винн смятенно сдвинула брови:

– Так ты намеренно стремился угодить во власть демона? Фарамонд, чего же ты надеялся достичь?

Эльф тяжело вздохнул:

– Я вовсе не хотел отдаться во власть демона! Мне лишь нужно было, чтобы он пересек тот самый мост… убедиться, что это вообще возможно. Я отправился в мес-то, где Завеса особенно тонка, где можно отыскать духа и вступить с ним в переговоры.

Фарамонд опустился на колени возле одного из обгорелых трупов. На лице эльфа отразилось неизбывное горе. Он протянул было руку, словно собираясь коснуться мертвеца, но так и не решился. Поспешно отдернул ее и крепко зажмурился, борясь с подступающими сызнова слезами.

– Эти люди встретили меня так приветливо! Как родного. Они считали, что я искалечен, и всем сердцем желали мне исцелиться. Они были готовы пойти на риск, и я, соответственно, счел…

Он задохнулся, не договорив.

Евангелина гневно качнула головой:

– Ты напрасно погубил этих людей. Что бы ты ни узнал, эти сведения совершенно бесполезны.

– Вовсе нет! – горячо возразил Фарамонд.

Теперь уже Адриан шагнула вперед, и в глазах ее вспыхнуло любопытство.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я считал, что демон должен лишь попытаться завладеть мной, что попытка эта сама по себе восстановит мою связь с Тенью. – Эльф открыл глаза и напряженно воззрился на Адриан. – Оказалось, что это совсем не так. Нужно было только, чтобы демон потянулся ко мне через пропасть и коснулся моего разума… и более – ничего. В тот самый миг, когда это случилось, я исцелился. Демон завладел мной… позже.

– Но то же самое мог бы проделать любой дух! – вмешался Рис. И, перехватив недоверчивый взгляд Евангелины, повторил: – То же самое мог бы проделать любой дух – при условии, конечно, что он был бы достаточно могуществен. Совсем не обязательно, чтобы это был демон.

Фарамонд согласно кивнул:

– Чтобы приманить такого духа, нужен медиум.

– Я – медиум.

После этих слов в комнате воцарилась мертвая тишина. Адриан одобрительно закивала, но Евангелина упорно не желала отступать.

– Вы, верно, спятили! – презрительно фыркнула она. – Разве можно всерьез думать о том, чтобы повторить этот опыт? Да вы только оглянитесь вокруг!

– Так, значит, они должны были умереть впустую? – возмутилась Адриан. – Фарамонд больше не Усмиренный. Если его труды можно применить, не допуская повторения того, что случилось в крепости, они достойны продолжения!

– Устранение Усмиренности никому не нужно, – отрезала Евангелина и, прежде чем Адриан успела огрызнуться, указала на Фарамонда. – Взгляните на него! Неужели ему сейчас лучше, чем было раньше? Что, если он так никогда и не оправится?

– А если оправится?

– А если причина, по которой его сделали Усмиренным, никуда не исчезла? Мы не применяем ритуал без нужды. Сейчас он опасен и самому себе, и другим – взять хотя бы обитателей этой самой крепости!

Фарамонд угрюмо кивнул:

– Это правда.

– Не слушай ее! – велела ему Адриан. И, увидев, что Евангелина поднимает меч, проворно метнулась между нею и Фарамондом. – Я не дам тебе его убить! Усмирение не панацея… и он уже знает об этом больше, чем когда-либо потрудились узнать другие. Пусть найдет иное решение!

Лицо Евангелины было мрачно и непреклонно.

– Эти знания окроплены чужой кровью, и еще больше крови прольется, если их пустить в ход. Вы всего лишь дадите ложную надежду тем, кто заслуживает лучшей участи.

С этими словами она, сжимая в руке меч, попыталась обойти Адриан, но та вновь заступила ей путь.

– Нет! – выкрикнула магичка и беспомощно оглянулась на Риса. – Да ведь именно об этом всегда толковали либертарианцы! Храмовники не имеют права калечить нас Усмирением! Разве не понимаешь? Это наш шанс возместить зло, которое веками причиняла нам Церковь!

Кто бы сомневался, что Адриан посмотрит на дело именно так. Сам Рис не был в этом настолько уверен. Даже если бы он сумел безопасно повторить созданный Фарамондом ритуал… стоит ли это делать? Евангелина не так уж и не права.

– Адриан, я…

Не дослушав, та стремительно повернулась к Винн:

– Это же твой друг, тот самый, которого ты так упорно стремилась спасти! Неужели ты допустишь, чтобы его приговорили к смерти?

Винн сперва ничего не ответила, лишь непроницаемо смотрела на Адриан. Риса поразило ее спокойствие.

– Должна признать, – наконец проговорила она, – что мне горько видеть, как мучается Фарамонд, и отвратительна сама мысль о том, чтобы вынести ему приговор на месте, без суда… но ведь он действительно позволил демону завладеть им. То была не случайность.

– А в чем разница? – напористо осведомилась Адриан. – Кто-кто, а уж ты должна это знать!

Винн выпрямилась и, крепче сжав посох, одарила ее уничтожающим взглядом.

– Верно, – согласилась она, – уж кто-кто, а я точно знаю, в чем разница.

– Лицемерка!

Рис не знал, что и подумать. Накал страстей между этими двумя выходил за пределы обычной для Адриан неприязни. Он хотел было вмешаться, но его опередила Евангелина.

– Хватит разговоров, – отрывисто бросила она и повернулась к Фарамонду, подняв меч. – Ты применил запрещенную магию и привел к ужасной гибели ни в чем не повинные души. Подобное преступление не может остаться безнаказанным. Властью ордена храмовников я…

Адриан яростно вскрикнула, и с ее посоха сорвался заряд магической энергии. Он ударил в нагрудник Евангелины и отшвырнул ее прочь. Храмовница, изумленно охнув, рухнула на пол между обгорелыми трупами. Меч она из руки не выпустила.

– Адриан! – ужаснулся Рис. – Что ты делаешь?!

– То, что мы должны были сделать, как только явились сюда!

В тревоге он оглянулся на Винн, но та не шелохнулась, только хмурилась, наблюдая за этой сценой, и не собиралась вмешиваться в происходящее. Шейла придвинулась ближе, готовая броситься на ее защиту.

Евангелина поднялась, стерла с нагрудника следы копоти. Лицо ее не сулило ничего хорошего; она покончила с попытками уладить дело миром.

– Зря ты так, – процедила она, принимая боевую стойку, и по ее клинку заструился ослепительно-белый поток силы – силы храмовника, готового сразиться с чародеем.

Адриан призвала магию, и вокруг ее ладони уже соткался багряный шар огня.

– Стойте!

Рис осознал, что это выкрикнул именно он. Опять, уже в который раз, его язык проявил своеволие. «Болтун растреклятый! – мысленно выругался Рис. – И что тебе не сидится за зубами?»

Евангелина заколебалась, и даже Адриан оглянулась на него. Атмосфера в комнате накалилась так, что казалось, одной искры хватит, чтобы случилось непоправимое. Рис облизал губы, лишь сейчас обнаружив, как они пересохли. Сердце его стучало с лихорадочной быстротой.

– Есть другой выход, – медленно проговорил он.

Никто не откликнулся, и тогда он решительно встал между Адриан и Евангелиной. Обе смотрели на него настороженно, Адриан – еще и с безмолвной яростью. «Ты должен был мне помочь», – говорил ее взгляд, но Рис твердо знал, что не смог бы на это пойти. Не сумел бы, как бы сильно ей этого ни хотелось.

– И какой же? – с сомнением в голосе осведомилась Евангелина.

– Фарамонд вел свои изыскания по просьбе Церкви. Может, церковникам и не было известно, что он задумал, но разве не могут они даже в этом случае счесть его открытие достойным внимания? – Рис намеренно смолк, но Евангелина ничего не ответила. Она все так же не сводила глаз с Адриан, и напряжение между ними не ослабевало. – Так почему бы нам не доставить Фарамонда к церковникам? И пусть они сами решают, как с ним поступить. К чему выносить приговор именно здесь и сейчас?

– У меня есть приказ, – отчеканила она.

Винн, внезапно оживившись, шагнула к Рису и встала рядом с ним.

– Приказ тебе отдал Лорд-Искатель, но от кого получает приказы он сам? Моя миссия одобрена Верховной Жрицей. Если открытие Фарамонда кому-то и пригодится, так это ей.

Адриан негодующе фыркнула, перекатывая в ладонях огненный шар. Видно было, что она хочет боя. Евангелина, однако, задумалась над услышанным. Меч ее по-прежнему искрился, напоенный силой, но она уже отвела взгляд от Адриан и теперь задумчиво рассматривала Фарамонда.

– Ты и вправду хочешь в одиночку решать его судьбу? – спросил Рис.

Храмовница медленно опустила меч, и его белое сияние погасло.

– Нет, – молвила она. – У меня есть долг перед орденом… но и перед Церковью тоже. Вполне вероятно, что церковники в конце концов решат то же самое, но я не хочу лишать их выбора.

Чувство, которое отразилось на лице Адриан, было сродни разочарованию. Рыжая магичка развеяла огненный шар и отступила. Один ее взгляд яснее слов сказал Рису, что она думает о его вмешательстве.

– Стало быть, решено, – подытожила Винн. – Мы возвращаемся в Вал Руайо, а я сообщу об этом Верховной Жрице. Пусть она и решает, как быть.

– И что тогда ждет Фарамонда? – воинственно спросила Адриан. – Что, если церковникам не придется по вкусу то, что они услышат?

– Посмотрим.

– Ты всегда так отвечаешь.

– И еще ни разу не ошиблась.

Евангелина кивнула и спрятала меч в ножны, хотя этот жест нисколько не ослабил царившего в комнате напряжения. Храмовница и Адриан обменялись мрачными взглядами, обещая друг другу со временем поквитаться. Рис не понимал, почему Адриан никак не уймется, – не пожелай Евангелина прислушаться к голосу разума, она бы повела себя иначе. Вместо этого она предпочла переложить бремя решения на плечи вышестоящих. Неужели мало?

Винн помогла Фарамонду подняться на ноги. Эльф смотрел растерянно, не соображая, вправду ли все решено. Покинет ли он крепость? Сохранят ли ему жизнь? Рис прекрасно понимал его смятение. Фарамонд точно так же, как и он сам, получил лишь временную отсрочку. Между тем Рису все-таки удалось предотвратить кровопролитие.

Глубоко запавшие глаза эльфа печально взирали на трупы бывших обитателей крепости. Рису подумалось, что с отъездом отряда Адамант станет так же мертв и безжизнен, как весь край вокруг. Захочет ли кто-нибудь, зная о судьбе прежних хозяев крепости, обосноваться здесь? Вряд ли. Адамант превратится в исполинскую усыпальницу.

И быть может, уместный памятник тем, кто ищет запретного знания.

Коул укрывался в темноте прихожей в верхней части донжона. Снаружи стояла ночь. Луну, висевшую в черном безоблачном небе, видно было далеко не из всех окон. Это означало, что внутри донжона царит упоительная тьма… и Коула это устраивало. Ему не хотелось глазеть по сторонам и натыкаться на бесчисленные напоминания о том, что здесь произошло. Гораздо хуже была тишина, которая установилась сейчас в крепости, – всеобъемлющая, невыносимая тишина.

Совсем недавно ее здесь не было и в помине. Коула разбудили сердитые крики. Медленно, ощупью пробираясь по непроглядно темным коридорам, он наконец обнаружил, откуда доносятся голоса: из большой комнаты, где пахло гарью и смертью. Там были Рис и все остальные, они громко ссорились, и в свете их посохов заметны были следы недавнего сражения – обугленные и обезображенные трупы, лежавшие грудами на припорошенном пеплом полу. Зрелище это живо напомнило Коулу мертвых солдат на городской площади.

Только Рис и его спутники ссорились вовсе не из-за трупов. Спор их как-то был связан со странным эльфом в изодранной мантии – его Коул видел впервые. Рыцарь-капитан собиралась убить эльфа, рыжая – помешать ей, и никого, похоже, не интересовало, чего хочет сам эльф. Даже издалека Коул разглядел стывшее в его глазах отчаяние. Эльф мечтал умереть. Будь это в его власти, он бы с радостью принял смерть и позволил ей увлечь его во тьму желанного небытия.

Однако его не убили. Коул затаился у стены, на всякий случай сжимая рукоять кинжала – вдруг Рису понадобится его помощь. Он наблюдал, как страсти все разгорались… а потом сошли на нет. Итог спора никого не обрадовал; правда, Коул так и не сумел разобрать, к чему они пришли. Безрадостней всех выглядел старый эльф.

Коулу было жаль его, стоявшего на коленях среди спорщиков, такого безнадежно одинокого.

Теперь он не знал, что делать дальше. Память о событиях в мире снов продолжала его преследовать. Многие подробности уже стерлись, как часто бывает со снами, но суть осталась. Воспоминания всплывали из глубин сознания зловонными пузырями, и Коул никак не мог отделаться от этого запаха.

Он смутно помнил, как восседал на груди отца. Из родительского рта с бульканьем вытекала кровь. Коул держал свой кинжал у самых отцовских глаз, чтобы тот как следует разглядел клинок. Чтобы знал – это он, Коул, покончил с ним, и больше отец никому уже не причинит боли. Он помнил, как умирающий пытался что-то сказать, и ему представлялось, что отец молил о пощаде, но вместо слов на губах его вскипала кровавая пена.

Коул навсегда запомнил, с каким наслаждением он вонзил кинжал в сердце родителя. Оружие принадлежало матери. То была единственная память о диком лесном народе, которую ей удалось сохранить, и когда отец попытался продать кинжал, мать припрятала его, зарыла в поле. Коул тогда подглядел за ней и теперь вспоминал, как выкапывал кинжал, разгребая землю голыми руками, а из глаз его текли жгучие слезы.

Помнил он и сестренку. Даже слишком хорошо. При мысли о ней у Коула защипало глаза и отчаянно захотелось стереть ее облик из памяти. Вернуться к тем дням, когда он ничего не помнил. Вот только воспоминания никак не желали его покидать, и всякий раз, когда Коул прикрывал веки, перед его мысленным взором всплывали незваные картины прошлого.

– Что с тобой?

Коул вздрогнул, застигнутый врасплох, – он-то был уверен, что чутко прислушивается к малейшему звуку. Оказалось, он так погрузился в свои мысли, что не заметил, как в комнату вошел Рис. Серебристо-голубое свечение его посоха отчасти разогнало пустоту, и Коул был этому искренне рад.

– Я совсем не был тебе нужен, – угрюмо признался он. – Я пошел за вами, потому что боялся, что они причинят тебе зло… а ничего такого и не случилось. Надо было мне послушаться тебя и вернуться.

Рис ничего не сказал. Он смотрел на Коула так же, как взирал всякий раз, когда они встречались в башне, – с жалостью и тревогой. Коулу всегда было трудно выдерживать этот взгляд. Вот и сейчас он отвернулся, уставясь в пол, и постарался не дернуться, когда Рис уселся на ступеньку рядом с ним.

Несколько минут они молчали, и тишину нарушало лишь едва уловимое гудение, которое источал посох Риса. Наконец маг первым прервал молчание.

– Та лачуга в Тени… – осторожно начал он. – Это и был твой дом? Тот, где ты родился и вырос?

– Не знаю. Да.

– А тот человек… это был твой отец?

– Да.

Снова наступило молчание, а затем Рис медленно кивнул:

– Коул, мне очень жаль, что тебе выпало все это пережить. Я родился в Круге, а потому не знаю, каково это – магу расти среди обычных людей… но слышать доводилось всякое. По большей части такие маги не хотят об этом рассказывать.

Коул не знал, что ответить. Сам он никогда не говорил с другими магами. Он испытал странную неловкость, словно Рис открыл ему нечто глубоко личное, а у него, Коула, таких воспоминаний не сохранилось. Странно это было лишь потому, что Коул даже не подозревал об их существовании, пока вслед за Рисом не угодил в царство снов… но теперь ему было что вспомнить, и недобрая память встала между ними стеной.

– Коул, ты не виноват в ее смерти.

Ну вот, началось. Коул отвернулся, чувствуя, как жаркая кровь приливает к лицу. Ему захотелось расплакаться или закричать, а может быть… не важно что. Темный ком, засевший глубоко внутри, болезненно сжался. Он всегда был там, в глубине, но Коул к нему привык. Привык к тому, что нечто неустанно глодало его изнутри.

– Я ее даже не помню, – пробормотал он.

– Неправда.

Коул неловко поерзал на ступеньке:

– Я не хотел, чтобы так вышло.

– Знаю.

– Я просто пытался угомонить ее, чтобы отец нас не услышал. Я так радовался, что она послушалась и больше не шумит…

Коул задохнулся и смолк, не в силах продолжать.

– Знаю. – Рис положил руку ему на плечо. Самый обыкновенный жест, но как же от него полегчало!

Коул вдруг безумно обрадовался, поняв, что Рис на него больше не сердится. С той самой ночи, когда они повздорили в усыпальнице, он боялся, что Рис больше не захочет его видеть. И он, Коул, заслужил это, потому что оттолкнул от себя Риса. Облегчение, которое он сейчас испытал, было так нестерпимо, что к глазам подступили слезы. Они пробивались наружу настойчиво, как родник из-под земли, и Коул сам не заметил, как расплакался.

Рис обнял его за плечи, крепко прижал к себе, и Коул уткнулся лицом в грудь мага. Он уже и не помнил, когда в последний раз плакал. Казалось, что никогда, словно он до того иссох, что эти слезы были глубоко чужды и противны его естеству. И все же… все же плакать оказалось приятно. Мучительно, но сладостно.

А затем Коул оцепенел, осознав, что в комнате они не одни.

То же самое почувствовал Рис и, замерев на миг, оглянулся на вход в комнату. Там стояла рыцарь-капитан. Она молча смотрела на Риса и Коула, и на ее нагруднике чернела уродливая выжженная отметина – будто кто-то хотел зачеркнуть окруженный пылающим солнцем крест.

– Рис, – сказала она, – прости, что я в тебе сомневалась.

Маг неловко откашлялся:

– Я и не знал, что ты пошла за мной следом.

– Остальные помогают Фарамонду собрать вещи. Я заметила, что ты незаметно удалился… как всегда. Нетрудно было догадаться, кого ты отправился искать.

– Ты… видишь меня? – растерянно спросил Коул.

– Вижу. – Рыцарь-капитан сделала шаг вперед, но остановилась, когда тот в тревоге приподнялся. – Быть может, проклятие спало с тебя?

– Не знаю.

– Возможно, причина в том, что ты видела его в Тени, – заметил Рис. – Однако мы не знаем, как долго это может продлиться. Вполне вероятно, что ты его снова забудешь.

Он был прав. Эта мысль обеспокоила Коула, но, с другой стороны, рыцарь-капитан видит его, хотя он не приложил к этому никаких стараний. И она его не забыла. В Тени это обстоятельство не казалось таким уж важным, но здесь… совсем иное дело.

Вот только она смотрела на Коула как-то странно. Словно не могла до конца поверить, что он существует, или ожидала, что он сейчас превратится неизвестно в кого. В насекомое, например… или в демона.

– Ты хочешь убить меня? – напрямик спросил он.

Рис с тревогой глянул на рыцаря-капитана. Та задумалась и наконец покачала головой:

– Нет. Я сегодня и так слишком часто грозила кого-то убить.

Она снова двинулась к Коулу, на сей раз медленнее, и опустилась на колени неподалеку, у подножия лестницы. И окинула Коула испытующим взглядом красивых глаз.

– Я была там, – молвила она. – Я видела, что с тобой произошло. Я это чувствовала. Не могу сказать, что твои преступления должны остаться безнаказанными, но судить тебя буду не я.

Коул промолчал, не находя слов.

– Вернись с нами в Круг, – продолжала рыцарь-капитан. – Если Рис намерен доказать Лорду-Искателю свою невиновность, ему понадобится свидетель. Если же проклятие с тебя не спало, мы устроим так, чтобы Лорд-Искатель смог тебя увидеть, как увидела я. А потом… потом я выступлю в твою защиту. Это все, что я могу тебе предложить.

Рис одарил рыцаря-капитана благодарной улыбкой, но она даже не посмотрела в его сторону. Взгляд ее был все так же прикован к Коулу… честный, искренний взгляд. Коул ей верил.

– Чего ради ты станешь за меня заступаться?

– Потому что долг храмовника прежде всего в том, чтобы защищать магов. Рис говорил, что мы не сумели тебя защитить… и он прав. Если Церковь хоть чем-то может помочь тебе, я уверена – мы постараемся не упустить этой возможности.

– Церковь, – сказал Рис, – скорее всего, пожелает сделать его Усмиренным. И ты это знаешь.

На лице ее отразилось сострадание.

– Неужели это так страшно?

Жить, не видя снов, не ведая воспоминаний. Жить, не боясь ежеминутно, что тьма поглотит тебя и навечно растворит в себе.

– Нет, – пробормотал Коул. – Совсем не страшно.

Рыцарь-капитан протянула ему руку… и Коул принял ее.

Глава 14

Возвращаясь вместе со всеми в Вал Руайо, Рис старался не думать о том, что ждет его в Белом Шпиле. Это было нелегко. Глухая враждебность, накалявшая обстановку в отряде, грозила выплеснуться наружу при первом же неосторожно сказанном слове, а потому все предпочитали помалкивать, и Рис, таким образом, слишком часто оставался наедине с невеселыми мыслями.

Он старался не спускать глаз с Коула. Видно было, что юноше трудно проводить столько времени в обществе людей, которые его видят, и каждое утро, когда все просыпались, Коул заново удивлялся тому, что за ним не только наблюдают, но и помнят его.

Исключением стал Фарамонд. С одной стороны, печально было смотреть на Коула, когда тот обнаружил, что проклятие никуда не делось, с другой стороны, интересно понаблюдать за действием самого проклятия. За все время, что Рис был знаком с юношей, ему ни разу не подвернулось случая увидеть, что происходит, когда Коул надолго остается в компании обычного человека. Фарамонд попросту не видел юношу – до тех пор, пока кто-нибудь не привлекал его внимание к Коулу, и всякий раз, когда это происходило, эльф заново удивлялся тому, что в отряде вдруг появился «незнакомец». О том, что их уже знакомили, он в упор не помнил, а через пару минут снова не замечал Коула.

Что за магия могла сотворить такое явление? До того как они попали в Тень, Рис рассказал своим спутницам о Коуле, и с тех пор они ни разу не забыли его имени. Почему же с Фарамондом иначе? Неужели только потому, что Коул здесь, рядом? Если именно встреча с Коулом в Тени позволила всем остальным увидеть и запомнить его, может быть, в этом и состоит способ раз и навсегда покончить с проклятием? Вот загадка, которую Рис, скорее всего, никогда не сумеет разгадать.

Присутствие Адриан ничуть не облегчало ему жизнь. Она, похоже, злилась на всех сразу. Считала, что Евангелина непременно их предаст, и ничуть не стеснялась вслух высказывать свои подозрения. В присутствии Винн Адриан закипала от ярости, с кислым видом пускалась в рассуждения о том, как старая чародейка могла бы ее поддержать, – рассуждения эти, вне всяких сомнений, предназначались и Рису, – или заводила с ней спор о важности трудов Фарамонда. Адриан была убеждена, что, едва они перешагнут порог Белого Шпиля, им предстоит вступить в жаркую схватку, и то, что Винн отстранялась от борьбы, приводило ее в большее бешенство. Коула она избегала как чумы, а если он подходил слишком близко, одаряла его осуждающим взглядом.

С Рисом она вовсе не разговаривала. Ледяное молчание изрядно действовало ему на нервы, особенно с тех пор, как Винн составил компанию Фарамонд и Адриан пришлось сесть за спину к Рису. Взгляд ее неотступно буравил его затылок; кольцо рук, обхвативших его за пояс, давило так, что становилось трудно дышать. В глубине души Рис гадал, удастся ли им с Адриан снова стать друзьями, но в то же время злился на ее эгоистическую убежденность, что все непременно должны разделять ее мнение.

Евангелина была целиком поглощена дорожными хлопотами. С тех пор как отряд покинул крепость, она предпочитала хранить молчание. Рис подозревал, что это как-то связано с отрядом храмовников, который поджидал их за стенами Адаманта. Евангелина вместе с храмовниками отъехала в сторону, и, судя по всему, у нее состоялся жаркий спор с командиром отряда. Адриан шепотом твердила, что им следует приготовиться к бою, и ее предостережения в тот миг показались Рису не такими уж надуманными.

В конце концов все обошлось. Командир храмовников жестом велел своим людям отдать Евангелине запасного коня вкупе с кормом и провизией. Те, хотя и с угрюмым видом, повиновались, а командир снова обратился к Евангелине. Что он говорил, Рис расслышать не мог, но его недовольное лицо было красноречивей всяких реплик. Затем храмовники развернулись и без единого слова ускакали прочь.

Неужели они и вправду собирались напасть на магов? И Евангелина сумела их разубедить? Вернувшись, она ничего не сказала о происшедшем, лишь отрывисто велела отправляться в путь – и чем скорее, тем лучше. Спутники поспешили исполнить ее приказ.

Шейла, едва они выехали в пустыню, сделалась невыносима. Совсем несносной против обычного. Женщина-голем беспрестанно сетовала на то, что кони едва бредут по песку под встречным ветром. В первый вечер, когда наконец устроили привал, Шейла причитала больше часа, монотонно перечисляя недостатки «мягких» людишек – длиннейший список, в котором не последнее место занимала способность уставать.

Все прочие терпеливо сносили сетования голема, хотя Рис заметил, как Евангелина время от времени выразительно закатывала глаза к небу. Зато Фарамонд был в восторге от того, что впервые в жизни повстречал самого настоящего голема, и засыпал Шейлу разнообразными вопросами. Ответы ее были по большей части образцом ехидства. Когда эльф спросил, из какого материала она изготовлена, последовал ответ: «Из окаменевшего дерьма магов». На вопрос, каким образом она появилась на свет, Шейла пустилась в пространные разглагольствования о големах-мамочках и големах-папочках, которым Фарамонд верил целых пять минут. Потом эльф захотел узнать, как она ухитряется что-то видеть горящими дырами орбит, заменявших ей глаза. Шейла любезно пояснила, что на самом деле она предпочитает вставлять глаза, которые собственноручно вырывает у «мягких» созданий, – в особенности эльфийские.

После этого Фарамонд от нее отстал – по крайней мере, на время.

Следующее утро Шейла начала с подробного описания того, какие звуки издают во сне ее спутники. Далее последовали замечания о том, как медлительно продираются они сквозь наихудшую бурю, какая только застигала их в здешней пустыне. Львиная доля издевок относилась к Винн, причем слова «дряхлое» и «ржавое» звучали на каждом шагу.

Наконец Винн, не выдержав, развернула коня. Ослепительно улыбаясь, она осведомилась, не будет ли Шейла столь добра пойти вместо нее во главе отряда. Женщина-голем с превеликой охотой приняла брошенный вызов и справилась в самом деле отменно. По колее, которую она протаптывала в песке, передвигаться оказалось гораздо удобнее. Правда, однажды Шейла ухитрилась с головой провалиться в воронку, и лошадям пришлось добрый час пыхтеть, чтобы выволочь ее оттуда.

Вскоре после того, как отряд покинул пустыню и на склонах гор снова появилась зеленая трава, Винн предложила отправить Шейлу с посланием в монсиммарский Круг магов. Этот Круг, сказала она, ближе всего, и тамошние чародеи могут воспользоваться кристаллом видений, чтобы переговорить с Белым Шпилем. Посылать видения – дело непростое, однако, учитывая интересы Церкви, было бы весьма кстати сообщить церковникам об их возвращении… и о том, что им необходимо как можно скорее встретиться с Верховной Жрицей. К сожалению, Монсиммар находился далековато от дороги в столицу.

Евангелина согласилась с почти видимым облегчением. Шейла завздыхала – ну вот, ее уже превратили в посыльного, что дальше? Может, Винн потребует подавать ей стул? Или водрузит ей на спину седло и поедет верхом? Одного убийственного взгляда Винн оказалось достаточно, чтобы женщина-голем притихла. Взяв послание, она отправилась восвояси.

Рис недолгое время забавлялся, воображая прибытие голема к воротам Монсиммара. Пожалуй, явление Шейлы даже добавит посланию Винн убедительности. Много ли на свете големов-посыльных, да еще с такими очаровательными манерами?

После отбытия Шейлы в отряде вновь воцарилась тишина. Евангелина вела своих спутников той же дорогой, какой они ехали в Адамант, и постоянно поторапливала их – насколько это было возможно. По пути они долго не встречали ни единой живой души и лишь на третий день увидели кативший навстречу фургончик, на котором восседал гном-торговец.

Он не сразу соизволил остановиться и косился с подозрением даже на символы Церкви, красовавшиеся на латах Евангелины. Когда приступили к расспросам, гном сообщил, что направляется в Монсиммар – обходной дорогой, подальше от беспорядков, которые вспыхнули после начала сражений. Увидев изумление на лицах путников, гном развеселился и захихикал. Разве они ничего не слышали? На востоке идет война. Кто с кем воюет – об этом толкуют разное, но из-за потока беженцев, хлынувшего в Сердцевину, в деревнях творится невесть что. Им здорово повезет, если сумеют добраться до столицы, прибавил он.

И, подхлестнув коней, бодро покатил дальше. Путники смотрели ему вслед, потрясенные до глубины души. Что это – гражданская война? Почему же тогда не было сборов шевалье, не призывали добровольцев стать под имперские знамена? Что стряслось, покуда они скитались по пустыне?

Худшую новость и придумать было невозможно. Рис втайне наблюдал за тем, как Евангелина задумчиво смотрит вдаль, словно ей под силу неким образом разглядеть, что ждет их в столице. Ветер завывал меж холмов, маги молча ждали, когда храмовница поведет их дальше… однако она так и не шелохнулась.

– Сер Евангелина! – неуверенно окликнула Винн.

Ответа не было.

– Сер Евангелина, у нас еще час до заката.

– Если мы поедем в темноте, то доберемся до Велуна, – заметил Рис. – Может, там и разузнаем все новости?

Эта реплика наконец-то привлекла внимание храмовницы.

– Нет, – изрекла она твердо. – Будем держаться подальше от населенных мест. Если в Сердцевине царит хаос, нам грозит еще бóльшая опасность, чем прежде.

С этими словами она повернулась в седле и оглядела спутников, нахмурившись, когда взгляд ее упал на Фарамонда.

Рис, казалось, мог прочесть ее мысли. Если эльф окажется в людном городе, у него будет больше шансов сбежать. Станет ли он помышлять о побеге? Этого Рис наверняка не знал, но, кроме Евангелины, которая всякий миг неусыпно следила за Фарамондом, не говоря уж о Коуле, никто и ничто не могло помешать эльфу пуститься в бега.

– Будем разбивать лагерь, – решила Евангелина.

Шел дождь. Рис никогда не думал, что может соскучиться по дождю, но после изнурительного перехода по пустыне почти блаженством было стоять под открытым небом и чувствовать, как вода смывает налипший песок. Рис запрокинул лицо к ночному небу и зажмурился, наслаждаясь ледяными уколами. Отдаленные раскаты грома казались ему звуком скорее приятным, чем зловещим.

Усталость и пережитые тревоги взяли свое: в лагере все уснули, только Евангелина осталась стоять на страже. Рису, в отличие от спутников, не спалось, а потому он сидел в тишине у затухающего костра. Он вызвался было посторожить лагерь, чтобы Евангелина могла хоть немного поспать, но та в ответ молча покачала головой. Быть может, опасалась, что Рис тоже подумывает о побеге. Уж верно у него имелись на это веские причины.

Коул свернулся клубком рядом с ним, пристроившись как можно ближе к костру, чтобы и согреться, и не обжечься. Дождь так и молотил по нему, но он даже не шевелился, лишь иногда трепетали плотно сомкнутые веки. Дурные сны. Помня все, что выпало на долю этого юноши, Рис не судил его за желание избавиться от воспоминаний. Он мог не понимать, что именно побуждает Коула убивать, мог неустанно напоминать себе, что Коул – убийца, но это не мешало сочувствию.

Рис отвел с глаз Коула намокшую прядь светлых волос и молча помолился о том, чтобы Создатель даровал ему хоть пару дней покоя и мирного отдыха прежде, чем они доберутся до башни. Для Создателя это пустяк.

– Возможно, они не станут нас слушать, – вдруг произнесла Евангелина.

Вздрогнув от неожиданности, Рис поднял голову. Храмовница задумчиво стояла у кострища. Ее серебристые латы лоснились от дождевых капель; алый плащ потемнел, промокнув насквозь. Влажные черные волосы облепили лицо, и все же она оставалась прекрасна. Рису не хотелось признавать это, но что поделаешь – так оно и было.

– Храмовники? – уточнил он.

Евангелина кивнула:

– Я плохо знаю Лорда-Искателя Ламберта. Я верю, что он справедлив, хотя и суров, но если в стране война…

– Ты полагаешь, что он не станет нас слушать.

– Я полагаю, что он сочтет порядок важнее истины. Убедить его, что Коул не демон, будет… довольно трудно. – Евангелина помолчала, размышляя, и затем продолжила: – Что до храмовников, с которыми я говорила… они вернутся к Лорду-Искателю со своей версией случившегося. Тут я ничего не могу поделать, и любое мое заступничество сочтут предвзятым. Сожалею, что не могу сказать обратного.

Рис обдумал ее слова, потом вздохнул:

– Что же нам остается?

– Бежать.

Оторопев, Рис во все глаза уставился на Евангелину. Она присела у костра и принялась ворошить прутиком угли. В темноту, наполненную дождем, брызнули искры, потянулся едкий дымок.

– Я должна доставить Фарамонда в башню. Что касается тебя, то к этой миссии ты не причастен. Ты можешь взять с собой Коула и бежать. В Ферелден, если не побоишься из-за войны пройти через Долы, или на север, в Тевинтер.

Маг судорожно сглотнул. Испытывает она его, что ли?

– За мной будут охотиться, – напомнил он.

Евангелина запустила руку под плащ и извлекла небольшой стеклянный сосуд. Внутри его зловеще переливалась багряная жидкость, и от ее вида по спине у Риса побежали мурашки. Сосуд источал магию… но не только ее.

– Это твоя филактерия, – пояснила Евангелина. – С нею я могу отыскать тебя, если сбежишь. Однако если ты нападешь на меня и разобьешь сосуд…

– Зачем ты это делаешь?

Вопрос заставил ее примолкнуть. Она смотрела на тлеющие угли, и на лице ее все отчетливей проступала угрюмая гримаса.

– Мне не по нраву, когда меня вынуждают выбирать между исполнением долга и правильным поступком. Рыцарь-командор Эрон часто говорил, что долг храмовника следует всегда подвергать сомнению и что когда мы прекратим это делать, то перестанем быть храмовниками.

– Он… наверное, он хороший человек.

– Так и есть. Куда бы его ни отослали, я надеюсь, что с ним обращаются справедливо. – Евангелина вновь повернулась к Рису, глянула на него в упор. – Ты спас мне жизнь. Когда Адриан метнула в меня заклятие, ты мог бы оставить меня на верную гибель… однако спас.

– Сомневаюсь, чтобы ты тогда погибла.

– А я в этом не сомневаюсь.

Рис сконфуженно усмехнулся:

– Об этом я не думал. Я просто знал, что обязан предостеречь тебя… хотя, по справедливости, мы оба должны были сгореть заживо.

Евангелина пристально всматривалась в него. Быть может, пыталась понять, не скромничает ли он; ее мысли оставались для Риса загадкой. После минутной паузы храмовница кивнула с видом, будто приняла окончательное решение.

– Я неверно судила тебя, Рис. Ты хороший человек, и если кто способен противостоять демону, так это именно ты. Отпустив тебя, я никого не подвергну опасности.

– А как же Коул?

– Обучай его. Оберегай. Он достоин получить второй шанс.

– Несмотря на то что натворил?

– После того, чтó мне довелось увидеть, я не желаю судить Коула. Я оставляю это право Создателю.

Оба долго молчали, и в тишину вплетались лишь едва слышное шипение углей да изредка, высоко в небе, раскаты грома.

– Ты могла бы отправиться с нами, – тихо проговорил Рис.

– Я должна доставить в башню Фарамонда.

– Да пропади он пропадом! Пускай его везет в башню Винн. В конце концов, это ее миссия, а не твоя. Если ты вернешься в башню с живым и невредимым Фарамондом, да еще без меня…

Евангелина слабо улыбнулась. И, вновь укрыв филактерию в складках плаща, достала небольшой сверток из лилового шелка. Не говоря ни слова, она положила сверток на землю и развернула. Внутри оказалось пять крохотных склянок. Четыре были пусты, но в пятой плескалась на самом донышке мерцающая голубая влага. Что это такое, он понял даже прежде, чем в сознании зазвучала знакомая мелодия.

– Лириум! – выдохнул он.

Евангелина кивнула:

– Мы не маги, Рис. Нам недостаточно одного только воинского мастерства; чтобы справиться с магией, нужен лириум. Ты об этом наверняка знаешь.

– Но как это связано с…

– Остался только один сосуд. – Евангелина бережно завернула и спрятала свое сокровище. – Когда опустеет и он, мне останется, вероятно, еще неделя, прежде чем я почувствую первые симптомы. Через месяц, а может быть, два я сойду с ума.

– Ты больна.

– И с этим ничего нельзя поделать. Церковь держит в своих руках запасы лириума и тем самым – храмовников. Для тех, кто попал в орден, обратной дороги нет. – Она пожала плечами. – Мою судьбу изменить невозможно. Твою – вполне.

Рис задумался над ее словами. Помолчав немного, он встал. Хладнокровно взвешивать это предложение, сидя вот так, под пристальным взглядом Евангелины, – нет, это было выше его сил. Рис направился прочь от лагеря, втайне надеясь, что храмовница не последует за ним. В конце концов, она сама минутой раньше предложила ему бежать, так что вряд ли станет требовать, чтобы он не покидал лагеря.

Так и вышло. Рис отошел достаточно далеко – настолько, что уже стал неразличим слабый отсвет догорающего костра. Луну заволокли дождевые тучи, и вокруг царила почти кромешная тьма. Рис двинулся вверх по склону ближайшего холма, радуясь, словно впервые, хлюпанью мокрой травы под ногами и бодрящему запаху свежести.

Поднявшись на самую вершину холма, он окинул взглядом горизонт. Гряды холмов, уходившие вдаль, отчасти затрудняли обзор, и хорошо была видна лишь завеса тумана, в лунном свете мерцавшего призрачным серебром. Барабанный перестук дождя звучал почти завораживающе. Умиротворяюще. Рис глубоко вдохнул, чувствуя, как прохладный воздух остужает его разгоряченную голову.

Бежать… Побег, само собой, превратит его в отступника. Даже и без филактерии храмовники начнут повсюду гоняться за ним. Он вечно будет в бегах, да еще придется заботиться о Коуле… если, конечно, Коул пожелает остаться с ним. И куда же они отправятся? Да куда угодно – везде будет безопаснее, чем в башне… но все же эта затея казалась Рису безнадежной.

С другой стороны, он обещал помочь Коулу. Теперь, когда стало ясно, что люди способны увидеть и запомнить Коула, Рис и в самом деле мог кое-что предпринять. Продолжить труды по общению с духами – то, чем он лишен был возможности заниматься весь последний год. Быть может, ему удастся подыскать уединенное жилище там, где местные жители не станут проявлять излишнего любопытства, оборудовать лабораторию и…

И повторить судьбу Фарамонда.

Мысль об этом отнюдь не порадовала. Как бы ни донимал Риса постоянный надзор храмовников, их неусыпная бдительность означала, что он никому не сможет причинить вреда. В противном случае достаточно одной ошибки, единственной встречи с особо опасным демоном – и он обречет на гибель не только себя самого, но и многих других.

– Не уходи, – прозвучало сзади.

Рис стремительно обернулся и увидел Адриан. Промокшая до нитки, она зябко обхватила себя руками, ежась под проливным дождем. Вид у нее был жалкий, однако в глазах горела мрачная решимость. Видно было, что она упрямо стискивает зубы, и Рис слишком хорошо понимал, что это означает.

– Ты подслушивала, – вздохнул он.

– Вы разговаривали рядом со мной.

Рис отвернулся, упорно глядя на долину, пытаясь вернуть недавнее ощущение торжественного покоя. Не иначе его развеял ветер.

– У меня нет желания с тобой спорить. И потом – почему ты не хочешь, чтобы я ушел? Ты уже ясно дала понять, что ненавидишь меня.

Адриан выразительно вскинула руки.

– Я тебя вовсе не ненавижу! – возразила она раздраженно. – Мне горько, что ты пальцем не шевельнешь, чтобы помешать храмовникам с тобой расправиться. Мне противно, что ты позволяешь смазливой храмовнице водить себя за нос.

– Стало быть, дело в Евангелине.

Адриан помрачнела. Пройдя к вершине холма, она остановилась рядом с Рисом и тоже воззрилась на простершуюся в темноте долину.

– Ну да, я ревную, – согласилась она. – Ты это хотел услышать?

– Евангелина – хороший человек. Ты же слышала ее предложение.

– Да, я слышала, как она предложила тебе провести остаток жизни в бегах, чтобы у храмовников появился еще один повод считать магов теми, кем они нас вечно выставляют. – Адриан с отвращением мотнула головой. – Рис, тебе нужно встретиться с ними лицом к лицу. Ради себя самого, для всех нас.

– И что, по-твоему, я должен сделать?

Адриан схватила его за руку, рывком развернула к себе. Впилась в него горящим взглядом.

– Вернись в башню, Рис! Пусть храмовники откажутся признать правду! Пускай попробуют расправиться с тобой в назидание всем прочим! Покажи им, чего они стоят!

– Дыхание Создателя! Адриан, ты хочешь сделать из меня мученика?

– Маги знают тебя, Рис! Они вступятся – все до единого!

Рис высвободился из ее цепкой хватки, стараясь не показать, насколько он зол. Как это легко – отправлять других сражаться вместо себя! Пускай себе гибнут за правое дело, а Адриан будет стоять в сторонке и разжигать страсти. Хотя, наверное, он к ней несправедлив. Он-то знает, как горячо – может быть, даже излишне пылко – она жаждет освобождения магов. Сколько Рис ее помнил, она была поглощена этой целью. Именно это всегда его в Адриан и восхищало.

– А как же Коул? – спросил он.

– Разве мало ты уже для него сделал?

– Мало. И не только я, но и все остальные.

Адриан хмурилась. Видно было, что она старательно подбирает слова, чтобы не вывести его из себя. Такое усердие было ей несвойственно.

– Если ты и вправду хочешь помочь Коулу, – осторожно начала она, – то не стоит возвращать его в башню. Ты же знаешь – храмовники ради него и пальцем не шевельнут. Знаю-знаю, – перебила она прежде, чем Рис успел что-то возразить. – Сер Евангелина обещала тебе свою помощь. Вот только она ничего не сможет сделать, и ей это известно. Потому-то она и предложила тебе бежать.

– И именно так я, возможно, и поступлю.

Адриан одарила его проницательным взглядом:

– Коул годами ухитрялся спокойно существовать под самым носом у храмовников. Думаю, ему не грозит, что за ним станут охотиться… а вот за тобой – будут. Бегство не лучший выход.

– Думаешь, я этого не знаю?

– А ведешь себя так, будто не знаешь. – Адриан положила руку ему на плечо, серьезно заглянула в глаза. – Если весть об открытии Фарамонда станет достоянием гласности, весь мир поймет, на что идут храмовники, чтобы сохранить свою власть над нами. И когда они попытаются расправиться с тобой, дело кончится тем же, что и в Киркволле. Рис, это наш шанс! Это именно то, чего так долго ждали либертарианцы.

– А мне ты отводишь роль жертвенного агнца. Восхитительно.

Рис вздохнул, провел рукой по мокрым волосам. Дождь понемногу стихал, хотя отчего-то казалось, что ему впору хлынуть сильнее прежнего. Рис ожидал, что грянет буря, засверкают молнии, небеса разверзнутся над его головой. Вместо этого он лишь промок до нитки.

– Адриан, – заговорил он. – Не все делят мир на черное и белое, как делаешь ты. Мятеж не единственный выход из положения. Есть и другие.

– Какие же, например?

– Тот, который предлагает моя мать. Не думаю, что она…

Лицо Адриан окаменело, и она отстранилась.

– Я помню, что Винн – твоя мать, – сказала она, – и знаю, как много это для тебя значит. Однако не стоит возлагать на нее надежды. Ей нельзя доверять.

– Ты никому не доверяешь.

– Дело не в этом. – Адриан помолчала, взвешивая слова, и по тому, как она поглядывала на Риса, стало ясно: то, что она сейчас скажет, ему не понравится. – Я не могла рассказать об этом раньше, в присутствии сер Евангелины.

– Ты меня пугаешь.

Адриан собралась с духом:

– Когда мы добрались до демона, Винн одолела его в одиночку, без всякой моей помощи. Подозреваю, что я была ей не слишком нужна.

– И что с того?

– Все дело в том, как она его одолела. Внутри Винн обитает дух, причем могущественный. Я своими глазами видела его явление. Это было не заклинание, и Винн его не призывала. Думаю, он все время был в ней.

Рис оторопело уставился на нее:

– Ты хочешь сказать…

– Я считаю, что Винн – одержимая.

На следующее утро, едва край солнца показался над горизонтом, лагерь начал оживать. Рис провел остаток ночи в тягостном бодрствовании и в конце концов уговорил Евангелину поспать. Он не понимал, как ей удавалось каждую ночь караулить лагерь и не падать с ног от усталости. Воздействие лириума или обостренная бдительность?

Было странно сидеть посреди безмолвного лагеря и разглядывать лица спящих спутников. Особенно Винн. Даже во сне лицо ее было изможденно и бледно. Старая женщина, которая сочла необходимым проехать половину империи и ночевать под открытым небом в дождь. Винн решительно не походила на одержимую. Одержимые, как правило, уродливые жуткие твари вроде той, в которую превратился Фарамонд. Даже когда демон не обезображивал облик своего раба, оставались другие следы демонического присутствия. Рис умел их улавливать.

Может, Адриан ошиблась?

Проснувшиеся спутники неуклюже поднимались на ноги, отряхивая одежду и энергично растираясь, чтобы хоть немного согреться. Рассветное ясное небо полыхало оранжево-багряным заревом, и Рис мог бы залюбоваться этой картиной, не будь он так поглощен собственными мыслями.

Когда Евангелина отправилась сгонять лошадей – их пустили пастись неподалеку, – Рис окликнул ее.

– Оставь одну лошадь, – попросил он. – Мне нужно поговорить с Винн. Наедине.

Винн перестала причесываться и подняла на него удивленный взгляд. Все прочие сгорали от любопытства, но никто не произнес ни слова. Евангелина лишь кивнула:

– Мы поедем медленно. Нагоните нас, когда сможете.

Можно было только гадать, что она подумала о его намерениях. С тех пор как Рис и Адриан вернулись в лагерь, Евангелина не задала ему ни единого вопроса.

Один за другим все молча забрались в седла и двинулись прочь, оставив позади Риса и Винн. Только Коул и оглянулся в их сторону. Вид у него был встревоженный. Быть может, он решил, что Рис задумал бросить его? С видимой неохотой юноша повернул коня к дороге… и через минуту Рис и Винн остались одни.

Старая чародейка продолжала причесываться как ни в чем не бывало. Вынув из складок мантии пригоршню шпилек, она закрепила волосы тяжелым узлом на затылке, так и не глядя на Риса. Он ломал голову, не зная, с чего начать разговор. Всю ночь он дожидался этой минуты, но теперь заготовленные фразы бесследно испарились. Как можно бросить в лицо собеседнику, что тот – одержимый?

– Она тебе все рассказала, – проговорила Винн.

Маг уставился на нее с разинутым ртом. Это был не вопрос – обычное утверждение между делом. Винн уселась, сложив руки на коленях, и настороженно посмотрела на него.

– Я… ну да, рассказала, – промямлил Рис.

– Закрой рот, дорогой. Это неприлично.

Рис с отчетливым стуком захлопнул рот.

– Думаю, это было неизбежно, – вздохнула она.

– Это правда? – спросил он почти через силу.

– Правда ли, что во мне обитает дух? Да, это так.

Рис хотел задать следующий вопрос, но Винн предостерегающе подняла палец и терпеливо улыбнулась:

– Нет, меня изменило совсем не это. Когда мы с тобой встретились впервые, дух уже пребывал во мне.

– Но это же было…

– Да, много лет назад. – Винн сосредоточенно сдвинула брови, вперив взгляд в остывшие угли костра. – Видишь ли, я умерла. Это произошло в самом начале Мора. Ферелденскую башню магов захватили одержимые, и меня убили в бою. Когда я пребывала на грани между жизнью и смертью, мне явился дух. То был не демон, не чудовищное порождение гордыни, и он предложил мне второй шанс.

Рис ждал продолжения – у этой истории оно явно имелось, – однако Винн молчала. Взгляд ее был все так же неотрывно устремлен на костер, и Рис мог только гадать, о чем она думала. Чем-то ее рассказ напоминал покаяние.

– Второй шанс? – наконец переспросил он. – Зачем?

Винн пожала плечами:

– Если бы я знала! Тогда, много лет назад, я считала, что срок мне отмерен недолгий, что я получила лишь временную отсрочку. Я осталась жить ради некой великой цели, и как только эта цель будет достигнута, я умру, как и должна была умереть изначально. – Она скорбно покачала головой. – Я сражалась, дабы спасти Круг от катастрофы, предотвратить войну, грозившую унести бесчисленное множество жизней, и… ничего. Я по-прежнему живу.

Рис ожидал от этого разговора чего угодно, но только не такого. Он отошел на пару шагов, потер лоб, словно этим жестом мог подстегнуть застопорившиеся мысли, и вернулся к кострищу. Винн все так же сидела там, выжидающе глядя на него. Рис уселся, точнее, плюхнулся на траву.

– Ты уверена, что это не демон? – спросил он. – Понимаешь… я никогда не слышал, чтобы добрый дух вселился в человека. Наш мир вызывает у духов любопытство, но они ни за что не пойдут против своей природы, проникая в него так, как проникают демоны.

– Духи и демоны не так уж сильно отличаются друг от друга. Они всего лишь две грани одного явления. Что до того, почему этот дух избрал именно меня… – Голос Винн стал глуше, на лице отразилась глубокая задумчивость. – Не знаю. Это случилось так быстро. Думаю, этот дух всегда был рядом со мной и просто выбрал момент, чтобы явиться открыто.

– А почему – ты не знаешь?

– Мы с ним не говорили. Я… почувствовала, как он проник в меня, словно теплое сияние разошлось по всему телу. Дух принес с собой искру жизни, которая уже отлетала от меня, – и, я думаю, так и пребывает во мне до сих пор. Частью меня, частью моей души.

– Так я поэтому не могу его почуять?

– Полагаю, что да. Я и дух – единое целое.

– Но Адриан утверждает, что видела, как он явился.

Винн позволила себе загадочно улыбнуться:

– Возможно, именно так это выглядело. В Тени я обладаю тем же могуществом, что и дух. Если я не проявила этого раньше, то лишь затем, чтобы не раскрыть карты демону.

Пока Винн укладывала вещи, Рис, покусывая губу, напряженно размышлял. Ему следовало задать еще массу вопросов… но то, с чем он столкнулся, было настолько грандиозно, что ни о чем другом он думать не мог. Вспо-мнилось, как разозлилась Винн, когда зашла речь об одержимости – в тот самый день, когда Рис рассказал ей и Адриан про Коула. Теперь все стало на свои места.

«Познакомьтесь с моей матерью. Она одержимая».

«О, какая прелесть! И она вовсе не уродлива, как большинство одержимых».

«Согласитесь, что для покойницы она выглядит прекрасно».

Рис медленно выдохнул:

– И что теперь?

Винн, завязывавшая дорожный мешок, отвлеклась от своего занятия:

– Превосходный вопрос. На свой лад все вышло очень кстати. Я давно уже хотела поговорить с тобой в отсутствие сер Евангелины, да все никак не подворачивался удобный случай.

– Что ты имеешь в виду?

Винн в упор поглядела на него:

– Я хочу, чтобы ты выучил ритуал Фарамонда.

– Что?!

– Верховная Жрица намерена изменить природу Круга. Первый шаг к этому – то, что узнал Фарамонд. Нельзя допустить, чтобы его открытие умерло вместе с ним, а по тому, что сер Евангелина пыталась предпринять в крепости, становится ясно, что такой исход вполне возможен.

Рис вскочил, и гнев полыхнул в нем с новой силой, когда он осознал все то, о чем прежде и подозревать не мог. Пусть у него до сих пор не укладывалось в голове, что его мать то ли мертва, то ли одержима… но вот такое вполне укладывалось.

– Ты все это время знала, что задумал Фарамонд!

– Мне было известно, над чем он работает.

– И ты… ты все равно дала бы сер Евангелине убить его?

Винн пренебрежительно отмахнулась:

– Я бы не довела до убийства. Вмешалась бы Шейла. Так уж вышло, что безрассудная вспышка Адриан сделала это вмешательство ненужным. Я по-прежнему считаю, что Фарамонд совершил глупость, зайдя так далеко… только Усмиренный способен сознательно отдаться во власть демона… тем не менее цель Верховной Жрицы недвусмысленно ясна – как и моя.

– Значит, все эти россказни о спасении старого друга были только прикрытием?

– Да – чтобы не привлечь внимания храмовников. За последние годы я не раз навещала Фарамонда в надежде, что он рано или поздно добьется успеха. Так и вышло.

– Почему ты не рассказала об этом мне?

Винн печально усмехнулась:

– А почему ты не удосужился рассказать мне о Коуле? Или о тайном приказе, который получила сер Евангелина? Я не могу подвергать опасности свой замысел… и сотрудничество с Великой Жрицей.

Рис круто развернулся и, кипя от ярости, зашагал к лошади. Винн вскочила, бросилась следом и, схватив его за плечо, развернула к себе.

– Рис, послушай! Либертарианцы вроде Адриан считают, что Круг должен быть уничтожен. Я же думаю, что Круг можно изменить к лучшему. Храмовников надо заставить увидеть правду!

– А почему бы Верховной Жрице просто не приказать храмовникам исполнять ее волю?

– Потому что это совсем не просто. Верховная Жрица вынуждена бороться с порядками, которые создавались веками, и у нее немало противников в самой Церкви. Или ты вправду веришь, будто один-единственный маг мог тайком выбраться из Белого Шпиля и проникнуть на бал в императорском дворце без посторонней помощи?

Рис опешил:

– Ты хочешь сказать…

– Именно. Храмовники – все равно что дикие звери. Их можно пригнать к водопою, но нельзя заставить пить. Пока они сами, образно выражаясь, не припадут к воде, мы должны оберегать себя. – Винн на миг замялась… и в порыве неожиданной нежности погладила Риса по щеке. – И тебя тоже нужно оберегать. Выучив ритуал, ты станешь единственным – кроме самого Фарамонда, – кто способен его применить. Это придаст тебе ценности в глазах Великой Жрицы… и Лорда-Искателя.

Рис помрачнел и решительно отстранил ее руку.

– Ты знала, что медиум способен выучить ритуал. Поэтому и взяла меня с собой.

– Я знала, что это может спасти тебя.

Рис повернулся к лошади. Подобрав поводья, он вскочил в седло. Винн так и осталась стоять, молча следя за каждым его движением. Раньше Рис воображал, что видит ее насквозь… но, судя по всему, горько ошибался.

– Ну ты и штучка, – покачал он головой. – Ты ничем не лучше Адриан. Ни она, ни ты не способны за своей великой целью разглядеть тех, кого собрались облагодетельствовать.

Винн издала терпеливый вздох:

– Рис, я только хочу…

– Хочешь понять, чего ради дух тебя воскресил. Поскольку это, конечно, не могло быть сделано случайно, без всякого тайного умысла. Тебе нужно быть героиней, спасающей мир. Понимаю.

Слова эти прозвучали резче, чем хотелось Рису, но они, по крайней мере, заставили Винн замолчать. Может быть, у нее и вправду благие намерения. Адриан тоже преисполнена добродетельных планов. Мысль схватить в охапку Коула и пуститься в бега вдруг показалась ему не такой уж непривлекательной.

– Садись в седло, – с горечью пробормотал он. – Я не выдам твоей тайны. И выучу ритуал.

Винн медленно кивнула:

– Могу я узнать почему?

– Потому что бегство уже никого не спасет. Настало время остановиться и принять бой.

Глава 15

До столицы остался день пути. Так сказала рыцарь-капитан, и Коул встретил эту новость с нетерпением, к которому примешивались дурные предчувствия. В пути, под открытым небом, в чужих и чуждых ему местах, он ощущал себя нагим и беззащитным. Приятно будет вернуться в башню, снова бродить по ее темным коридорам, где он и с закрытыми глазами безошибочно знает, куда идти. Одно лишь страшило Коула – перспектива предстать перед храмовниками. Они будут его судить и, конечно же, объявят преступником.

«Только не в камеру! – мысленно молился он. – Что угодно, только не в одиночку!»

Все труднее давалось ему пребывание среди людей, которые его видели. Коул давно об этом мечтал, однако теперь постоянно чувствовал на себе их взгляды – даже когда на него не смотрели. От этого ощущения по спине его бежали мурашки, и он никак не мог с этим справиться. Всякий раз, когда Коул с кем-то заговаривал и ему отвечали, он вздрагивал, как от удара… а потому старался подавать голос как можно реже.

Они оказались бы в столице гораздо раньше, если бы рыцарь-капитан – Евангелина, мысленно поправил себя Коул, – минувшим днем не увела отряд с большой дороги. Она заявила, что будет безопасней держаться подальше от чужих глаз, ехать проселочными дорогами и войти в столицу с запада, а не с юга. Остальные, услышав это, явно встревожились, однако возражать никто не стал. Даже рыжая, которая почти всегда находила повод для пререканий.

Коул подозревал, что решение Евангелины как-то связано с войском, встреченным по пути. Не настоящим войском, конечно. На дороге они видели от силы десяток солдат, хотя потом Евангелина сказала, что поблизости их наверняка гораздо больше. Может быть, сотни. К путникам подъехал для разговора пожилой человек в нарядном пурпурном плаще. Из шлема торчал пучок белых перьев – Коул никогда не видел ничего глупее. Человек в плаще смотрелся бы богачом, только очень уж был заляпан грязью и пятнами ржавчины.

Разговаривал он с Евангелиной и старухой. Доброжелательный и скучный разговор, к которому Коул даже прислушиваться не стал. Вместо этого он спешился и направился туда, где стояли кучкой другие солдаты, – к самой обочине. Рис, заметив это, издал сдавленный звук. Он, наверное, попытался бы остановить Коула, если бы не понимал, что этим привлечет внимание солдат к ним обоим.

Итак, Рис не стал ничего предпринимать. На свой лад Коулу было приятно бродить между людьми, которые даже не глядели в его сторону. Зато его сразу заметили лошади. Всякий раз, когда Коул подходил слишком близко, они выкатывали черные выпуклые глаза и принимались ржать. Насколько припоминал Коул, до этого путешествия он ни разу не приближался к лошадям. Они были бы гораздо симпатичней, если бы от них не воняло, как от припорошенного пылью навоза.

Да и все равно Коула куда больше интересовали солдаты. Все они были рослые, с грубыми лицами и в доспехах, которые сидели на них так ловко, точно приросли к коже. Коулу не понравилось, как они посматривали в дорожную даль и беспокойно поглаживали оружие. Взбудоражил их вовсе не страх – предвкушение. Коул почти явственно ощущал, как от этих людей веяло кровожадным нетерпением.

Один спросил:

– Долго еще ждать остальных?

– Скоро будут, – ответил другой. – Только бы он этих задержал тут подольше.

Вот и все, что нужно было услышать Коулу. Он бегом вернулся к Рису, торопливо пересказал разговор солдат, а затем Рис поехал вперед и шепотом сообщил эти сведения Евангелине. Едва она вежливо попрощалась с Пурпурным Плащом, обстановка резко переменилась. Улыбка его стала вымученной. Коул не расслышал ни единого слова, но прекрасно понял, что происходит, когда Пурпурный Плащ подал знак солдатам и те с оружием в руках поскакали во весь опор прямо на путников.

И резко остановились, потому что путь им преградила мерцающая завеса магии. Сотворил ее Рис; Коул видел, что он поднял посох и навершие засияло, как солнце. Расслышал он и громкие, четкие слова Риса:

– Барон, мы именно те, кем кажемся. Советую забрать солдат и убираться восвояси, если не хотите превратиться в жаб; впрочем, дело ваше.

Пурпурный Плащ побелел как мел и поспешно ретировался. Вслед за ним, ругаясь во все горло, ускакали солдаты. Евангелина тотчас увела отряд с дороги, пояснив, что солдаты скоро вернутся с подкреплением. Коул ощутил смутное разочарование. Неужели Рис и вправду мог превратить их в жаб? Вот бы посмотреть!

Путники стремительно пересекли травянистую долину, перескочили через крестьянскую изгородь, затем миновали небольшой лесок. Наконец они остановились. Кони были взмылены и к тому же проголодались. Евангелина, похоже, считала, что им удалось оторваться от по-гони. Когда Коул спросил, зачем было Пурпурному Плащу нападать на них, старуха ответила:

– Ради выкупа. Он решил, что мы путешествуем под видом храмовника и магов, чтобы никто в пути не осмелился с нами связываться.

– Он хотел денег? – недоуменно спросил Коул.

– Да, если бы сумел вытянуть их из нашей родни. А иначе кое-кто из нас угодил бы на невольничий рынок.

– Империя в тартарары, – покачал головой Рис.

Евангелина согласно кивнула:

– Повсюду кишат бандиты, а если положение не изменится к лучшему, по округе будут рыскать толпы голодающих селян. Если знать уже собирает ополчение, скоро появятся и вербовщики. Боюсь, вернувшись, мы застанем в Вал Руайо хаос.

Остальные выслушали эти слова с таким видом, точно проглотили какую-то дрянь. Старый эльф до того засуетился и разволновался, что старухе пришлось ласково по-говорить с ним, чтобы успокоить.

Коул не знал, что и думать. «Вербовщики? Вербой они торгуют, что ли?» Надо бы у кого-нибудь спросить… но он сегодня, наверное, и так уже всем надоел глупыми вопросами. И потому Коул промолчал, а когда Евангелина вновь забралась в седло, вцепился в нее со всей силы, и отряд сорвался с места, торопясь наверстать потерянное время.

Это случилось два дня назад, а сегодня они устроились на ночлег в старом сенном сарае, постепенно приходившем в негодность вместе с полем, которое густо заросло лавандой. Всюду, куда ни глянь, лиловели цветы, и вечерний ветерок легонько покачивал их, разнося приятный, хотя и отчасти приторный запах. Скота на лугу видно не было, и Евангелина сказала, что ветхий крестьянский дом, стоявший вдалеке, скорее всего, заброшен, но так ли это – проверять ей не хочется.

Коула это устраивало. От дома веяло унынием. Коул разглядывал его, стоя на краю поля, и пытался представить, что за люди там когда-то жили. Два окна, черневшие над дверью, таращились на него, словно полные злобы глаза неведомой твари. «В этом доме тайны, – как бы говорили они. – Тайны, скрытые в его стенах и половицах, и они пребудут здесь, пока вместе с домом не превратятся в прах».

Коул зябко поежился и поспешил отвернуться. Стоять лагерем на поле, среди цветов, было гораздо приятней. К тому же небо чистое – ни облачка. День выдался теплый, и вечер был ему под стать. Если что и радовало Коула в жизни под открытым небом, так это подобные вечера.

Вполне вероятно, что скоро у него и этого не будет.

Старуха – Винн, как она постоянно поправляла Коула, – сидела в конюшне, зашивая прореху в мантии. И терпеливо слушала, как рыжая изводит ее речами на свою излюбленную тему: о свободе. Коулу не вполне было ясно, что она имеет в виду. Впрочем, он подозревал, что рыжая и сама этого толком не знает. В любом случае она была исполнена решимости добиться этой самой свободы любой ценой.

Этот спор продолжался, казалось, целую вечность, но в конце концов рыжая вскочила и отправилась чистить лошадей. Они ей нравились. С ними она разговаривала ласково и называла всякими нежными словечками. Среди лошадей маленькая магичка хорошела – гнев и суровость бесследно исчезали с ее лица. Коул посоветовал бы ей почаще возиться с лошадьми, если бы не опасался в ответ получить резкую отповедь.

Евангелина ушла несколько часов назад. Сказала, что неподалеку отсюда есть небольшая деревенька и хорошо бы купить там съестного. Что до Риса и Фарамонда, эти двое удобно устроились среди цветов и завели оживленный разговор. О чем они говорили, Коул понятия не имел. Он уже заметил: стоит подойти к кому-то поближе, и всякие разговоры умолкают. Раньше Коулу в голову не могло прийти, что люди не любят, когда их подслушивают.

Даже в обществе тех, кто мог его видеть, Коул чувствовал себя на отшибе. Может, так и должно быть. Может, это тоже часть его проклятия.

Рис говорил, что, возможно, с проклятием удастся покончить, что люди, которые видели Коула в мире снов, не забывают его наяву и в этом ключ к разгадке. Коул не стал говорить, что уже приметил кое-какие изменения. Он видел, как Евангелина поутру смотрела на него с озадаченным видом, будто пыталась понять, кто он такой. Рыжая вечно ругалась, что Коул подкрадывается к ней исподтишка, а он между тем все время стоял рядом.

Все они уже начали понемногу забывать его и даже сами того не сознавали. Зато Коул это очень даже хорошо понимал. Словно почва у него под ногами постепенно превращалась в зыбучий песок, а все прочие шли себе дальше, не замечая, что он погружается в бездну. Он опять истаивал… и от этого чересчур знакомого ощущения становилось страшно.

– Коул? Что случилось?

Звала Евангелина. Она быстрым шагом направлялась к Коулу, неся на плече увесистый мешок. Алый плащ ее струился по ветру. Луна, только что поднявшаяся над горизонтом, очертила ее фигуру серебристым ореолом, и при виде этого у Коула сжалось сердце. Храмовница смотрела на него так, будто знала о нем нечто, чего он и сам не подозревал… и от этого взгляда Коулу становилось тревожно. Впрочем, это беспокойство было на свой лад приятно.

– Я… я думал, ты пошла в деревню, – запинаясь, пробормотал он.

– Я была там. – Дойдя до полусгнившей изгороди, у которой стоял Коул, Евангелина сбросила мешок на землю и облегченно вздохнула. – Мне повезло встретить крестьянина, который возвращался с рынка, так и не распродав товар. Торговля, сказал он, совсем не идет. Что бы ни происходило в стране, этой части Сердцевины оно покуда не коснулось.

– Это хорошо.

– Для нас – безусловно. – Евангелина мельком покосилась на Риса и Фарамонда, а затем с любопытством оглядела Коула. – Почему ты не подойдешь к ним поговорить? Я же видела, с какой тоской ты следил за ними. Уверена, они не станут возражать.

Рис что-то сказал, и старый эльф развеселился так бурно, что от смеха катался по земле. Впрочем, он всегда так смеялся. Стоило кому-то обронить забавное словцо, он тут же разражался оглушительным хохотом и веселился, пока все прочие не начинали неловко переглядываться. Чувства обуревали его, как волны в бушующем море захлестывают утлое суденышко, играя им по своей прихотливой воле.

– Я… не могу. – Коул помотал головой, ощущая, как лицо заливает густая краска смущения. Должно быть, Евангелине он видится застенчивым, неуклюжим ребенком, который понятия не имеет об окружающем мире.

Опершись на изгородь, храмовница испытующе рассматривала Коула, старательно избегавшего ее взгляда.

– Скажи-ка мне вот что, – наконец промолвила она. – Откуда ты узнал о том, что мне приказали?

– Я слышал твой разговор с человеком в черных доспехах.

– С Лордом-Искателем? Тогда, в моей спальне он… что-то почуял. Тебя, стало быть?

– Да.

– Ты был там и раньше?

– Д-да, – колеблясь, ответил Коул.

– Когда я раздевалась.

Это был уже не вопрос – утверждение. Коул вспо-мнил, как наблюдал за Евангелиной, пока та снимала доспехи… и отвел глаза, чувствуя, что краснеет еще пуще. Живя в башне, он постоянно подсматривал за другими людьми, но даже не представлял, что им это может не понравиться. До этой минуты.

– И часто ты этим занимаешься? – осведомилась Евангелина.

Коул яростно замотал головой:

– Ты собиралась увезти Риса из башни – я должен был узнать зачем! Я хотел только…

Он перехватил ее взгляд и сбился, не в силах продолжать. Евангелина смотрела на него в упор, сдвинув брови, и видно было, что она расстроена. Меньше всего на свете Коулу хотелось ее огорчать – ведь она к нему так добра!

– Извини, – неуклюже пробормотал он.

Некоторое время они стояли у изгороди в неловком молчании. Евангелина уставилась на мешок, отрешенно толкая его носком сапога. Казалось, она силилась принять какое-то решение.

– Что это была за книга? – спросил наконец Коул.

Храмовница вскинула голову, опешив от неожиданности.

– Какая еще книга?

– Ну та, в спальне. Ты достала ее из шкафа… мне показалось, что она тебе очень нравится.

Лицо Евангелины изменилось. Взгляд ее смягчился, сделался почти печальным – в точности как когда она смотрела на старинный фолиант.

– Эта книга принадлежала… моему отцу. – Голос Евангелины дрогнул, и она отвела взгляд. – Песнь Света. Вдвоем мы часто ее перечитывали. Ты… ты знаешь, что такое Песнь Света?

– Нет.

Храмовница кивнула с видом, словно и не ожидала услышать иного ответа. И вдруг одарила Коула смущенной улыбкой:

– Мой отец тебе понравился бы. Он был хороший человек.

С этими словами она скорбно вздохнула и помотала головой, отгоняя мрачные мысли. А затем внезапно подалась к Коулу и поцеловала его в лоб.

– Ступай, – велела она мягко. – Поговори с Рисом. Он тебя ни в чем не винит.

И, подхватив с земли мешок, зашагала к сараю. Коул глядел ей вслед, растерянно ощупывая лоб. Там, где его коснулись губы Евангелины, кожа словно горела, и этот жар распространялся по всему телу.

Эта сцена тоже опечалила Коула. Евангелина скоро забудет его. Через неделю – может быть, через месяц. Только он, Коул, и будет помнить этот поцелуй.

Он направился к Рису и Фарамонду. Источавший сияние посох Риса служил им своеобразным светильником. На земле между ними лежала раскрытая книга из тех, что прихватил с собой старый эльф, и оба были поглощены чтением.

Коул остановился в нескольких шагах от них, угрюмо наблюдая за этой сценой и втайне надеясь, что его присутствие останется незамеченным.

Как бы не так.

– О, здравствуй! – удивленно воскликнул старый эльф. – Откуда ты взялся?

Рис ухмыльнулся.

– Это Коул, – пояснил он уже в десятый раз с тех пор, как они покинули Адамант. – Я тебе о нем рассказывал, помнишь?

Фарамонд нахмурился в явном замешательстве:

– Тот самый юноша, которого все забывают? Не думал, что так скоро с ним встречусь. Мне-то казалось, никто не знает, что мы здесь.

Затем лицо его просветлело, и он разразился заливистым смехом:

– Ну конечно же, дело во мне! Он все время был здесь, а вот я его как раз позабыл! Чудесно!

Он хохотал так, что слезы навернулись на глаза. Коул насупился, и Рис одарил его косым взглядом, в котором явственно читалось: «Терпи!» Он и терпел.

– Что же тут чудесного? – вслух осведомился Рис.

Хохот Фарамонда превратился в сдавленные смешки, а потом и вовсе стих. Так же стремительно старый эльф посерьезнел. Печально глянув на книгу, он провел пальцем по странице.

– Не так уж это плохо, когда никто не помнит, что ты натворил, – задумчиво проговорил он, – но все же гораздо лучше, когда об этом не помнишь ты сам.

– Что бы я ни делал, об этом никто не помнит.

Эльф поскреб подбородок и искоса глянул на Риса:

– А если вести записи? Возможно, письменное свидетельство о существовании этого юноши могло бы благотворно повлиять на память окружающих. Как полагаешь?

Рис пожал плечами:

– Не знаю. Мне не удалось найти в архивах никаких записей, относящихся к Коулу, а уж я искал на совесть, поверь. Не исключено, что они просто исчезли.

– Поразительно! – Странные прозрачно-голубые глаза эльфа воззрились на Коула так, будто он был загадкой, которую следовало немедленно разгадать. Коул внутренне поежился под этим испытующим взглядом. – Скажи-ка мне, юноша, вот что: способен ли ты творить магию?

– Не думаю.

– Хмм… быть может, расстройство маготока?

Рис и Коул обменялись недоумевающими взглядами.

– Расстройство чего? – осторожно переспросил маг.

– Этот термин ввел магистр Аллинеас, живший в середине века Башен. Он утверждал, что магический дар подобен текущей реке. Будучи верно направлена, река эта находит путь к океану – так случилось с тобой, Рис, и со всеми магами, способными творить заклинания. Однако же, будучи предоставлен самому себе, магический дар может устремиться в ином, совершенно неожиданном направлении. Тем не менее он так или иначе себя проявит.

Рис нахмурился:

– Ты хочешь сказать, что Коул – подзаборный маг?

– Этот уничижительный термин придуман Церковью. До появления Круга магический дар проявлялся различными способами, зачастую направляемый традициями седой древности. Иные из этих, как ты выразился, «подзаборных магов» повелевали силами, которые недоступны никаким заклинаниям Круга. Их непредсказуемость сочли опасной.

– Ты будто одобряешь это.

Эльф развел руками:

– Я лишь цитирую старинные тексты. И тем не менее должен отметить, что Аллинеас употребил слово «расстройство» не случайно. Такой самобытный дар был не просто непредсказуем, но совершенно неупорядочен. По словам Аллинеаса, эти люди, общаясь с духами, зачастую ступали на путь зла… и многие сходили с ума. Жизнь их обычно длилась недолго.

Коул приуныл. Вот оно, значит, что. Именно так он и думал: вопреки всем надеждам Риса, излечить его невозможно. Повернувшись, он побрел прочь и вдруг услышал яростный шепот Риса. Старый эльф проворно вскочил и, нагнав Коула, схватил его за руку.

– Создатель милосердный! – воскликнул он. – Я сказал это не подумав! Умоляю, не слушай меня!

– Но это правда.

– Слова, всего лишь слова! – Глаза Фарамонда затуманились, и он с пылом проговорил: – Все, чего я достиг своими трудами, свидетельствует об одном: всякая теория может оказаться ошибочной. Помни об этом, юноша!

Коул неожиданно подумал, что у него много общего с этим старым эльфом – куда больше, чем могло показаться. Фарамонд погружался в небытие, которого так страшился Коул, и даже после того, как выбрался оттуда, не стал опять настоящим. Он словно призрак, невесомая тень себя прежнего, которую без труда развеет легчайший ветер. Коул явственно чуял, как душу старого эльфа заволакивает тьма – та, что преследовала его самого.

– Каково это – быть Усмиренным? – спросил он вдруг.

Фарамонд отпрянул, словно громом пораженный. И с силой зажмурился, борясь с подступающими слезами. Рис поднялся, с тревогой глядя на него:

– Коул, может быть, не стоит…

– Нет-нет! – севшим голосом перебил эльф. Дрожа всем телом, он старался овладеть собой. – Ты рассказывал о юноше, который возвращается в башню, чтобы очистить тебя от обвинений в убийствах. Это ведь он. Вполне вероятно, что ему предстоит Усмирение… впрочем, как и тебе.

Рис угрюмо кивнул.

– И мне тоже, – заключил Фарамонд и содрогнулся, словно одна мысль об этом наполняла его невыносимым ужасом.

Коул решил, что продолжение он вряд ли услышит, однако эльф коротко кивнул, сумев взять себя в руки.

– Есть некая ирония в том, что ритуал Усмирения отсекает пути в мир снов, поскольку само по себе Усмирение и есть сон, длящийся наяву. Во сне все так, как дóлжно, все на своих местах… но в глубине души чувствуешь: что-то не так. Это не твой сон, не твоя жизнь… не ты. Однако изменить ход событий во сне человек не в силах. Сон течет своим чередом, а ты покорно следуешь за ним, твердо зная, что все это понарошку, что ты, свернув за угол, проснешься в целости и сохранности. Вот только этого не происходит. И тебя все тесней обволакивает тишина, нестерпимо прозрачная, лишенная всяческого смысла.

Они стояли посреди поля в лиловых, неспешно колеблемых ветром цветах. Стояли – и молчали. Впервые с тех пор, как отряд покинул крепость на краю бездны, Коулу стало по-настоящему страшно.

– Мрачное зрелище.

Евангелина не могла не согласиться с Рисом. Они подъезжали к Вал Руайо с западных холмов и теперь воочию видели то, о чем раньше знали только с чужих слов. Почти весь день им встречались толпы людей, бредущих прочь от столицы, и все эти прохожие твердили одно: в Вал Руайо царит хаос.

Известия о войне в восточных провинциях как громом поразили город, вызвав паническое бегство знати. Затем прошел слух, что императрица мертва, – первая из множества безумных россказней, которые тотчас разносились по всему городу, обрастая невероятными подробностями. И когда лорд-канцлер издал указ о мобилизации крестьянства, в столице вспыхнули бунты.

Казалось невозможным, чтобы столько событий произошло за какие-то две недели, и каждый новый слух, звучащий из уст беженцев, казался еще более диким и маловероятным, нежели предыдущие… однако теперь взорам путников явилось наглядное доказательство того, что по крайней мере некоторые из этих слухов не были досужим вымыслом.

Перед городскими воротами собралось войско – настоящее море палаток и шатров. Евангелина на глаз прикинула: здесь разместилось никак не меньше десяти тысяч человек. Дым, тянувшийся от походных шатров, казался тем плотнее оттого, что добрая половина города либо еще горела, либо совсем недавно была охвачена огнем. Густая пелена сажи и пепла затянула небо, воздух был пропитан запахом гари и – в довершение худшего – вонью пота, железа и кожи, которую источал огромный лагерь.

Дворец, высившийся на холме, был почти неразличим за пеленой дыма. Даже отдаленный силуэт Великого Собора терялся в гигантском скопище зданий, которое представляла собой столица Орлея. Единственным, что еще можно было разглядеть в этом хаосе, оставался Белый Шпиль. Он высился над обезумевшим городом, как ослепительный маяк порядка и разума.

– Городские ворота закрыты, – заметила Адриан.

Она была права. Солнечные ворота являли собой чудо архитектуры, изготовленное из железа и украшенное золотым фасадом, на котором изображалось восхождение на трон императора Драккона. Говорили, что в солнечные дни ворота эти сверкают так ярко, что могут ослепить армию врага. То был, конечно, нелепый предрассудок, однако орлесианцы относились к Солнечным воротам с известным благоговением. Как гласила старинная поговорка: «Всяк живущий в Орлее рано или поздно пройдет через Солнечные ворота». Впрочем, эта поговорка утратила смысл. В последний раз ворота Вал Руайо запирали, когда на город напали драконы. Это было ужасное событие, от последствий которого столица долго не могла оправиться. Оставалось лишь надеяться, что на сей раз ворота оказались заперты по менее катастрофической причине.

– Это войско осаждает столицу? – спросил Рис.

Винн покачала головой, указывая на скопление шатров:

– Видишь вон тот алый стяг с головой оленя? Это герб маркиза де Шевин, одного из ближайших союзников Селины. Я вижу также стяги Гислена, Моррака, графини д’Аржан… маркиз собрал северное ополчение.

– Тогда почему закрыты ворота?

– Думаю, чтобы горожане не разбежались от призыва по деревням. Или же в городе чума… был, кажется, и такой слух?

Евангелина досадливо отмахнулась:

– Всего-то за две недели? Большинство этих людей даже и не входило в город. Сами разузнаем, в чем дело… если только нас впустят.

И она первой двинулась вниз по крутой тропе, которая вела прямиком в центр военного лагеря. Его можно было и обогнуть, проехав вокруг столицы до менее грандиозных Ночных ворот, но тогда пришлось бы пересекать реку. Умозрительно рассуждая, путникам беспокоиться было не о чем. Их прибытия ждали.

Правда, это обстоятельство тревожило Евангелину ничуть не меньше.

Они медленно ехали через лагерь. Повсюду виднелись угрюмые лица; мужчины и женщины в самых дрянных доспехах – если у них вообще были доспехи – сидели у костров и жадно черпали из мисок похлебку. На их неказистом фоне сразу бросались в глаза шевалье – рыцари в полном боевом облачении, на котором пестрели красочные фамильные гербы. Всадники проезжали вдоль рядов, выкрикивая приказы, и безостановочно, словно трудолюбивые пчелы, сновали от шатра к шатру. Никто из них не задерживался на месте, и шевалье, по мнению Евангелины, проявляли куда больше беспокойства, нежели рядовые солдаты.

В воздухе царило напряженное ожидание. Евангелина поневоле задумалась – не идет ли на Вал Руайо вражеская армия? Быть может, эти люди готовятся выступить в поход? Интересно, примет ли в нем участие орден храмовников. В прошлом и такое случалось – по велению Церкви. Если это правда, то как бы вскоре ей самой не оказаться в рядах этого войска.

Здесь же можно было заметить изрядное количество людей, которые не имели никакого отношения к военным. Повсюду шныряли дети, бродили женщины – не то маркитантки, не то пришлые особы, задумавшие пристроиться к воинству. Повара занимались стряпней, слуги-эльфы носились по лагерю, исполняя поручения; ушлые торговцы норовили всучить солдатам «защитные амулеты», и даже рыскали по темным углам продувные представители воровского племени.

Перед городскими воротами стоял отряд стражников, довольно многочисленный. По меньшей мере два десятка солдат не спускали глаз с нескольких сотен просителей – путников, решивших дождаться, когда перед ними откроются городские ворота. Вблизи последних вырос свой, на скорую руку поставленный лагерь, и его удрученные обитатели не нашли себе занятия лучше, как только сверлить взглядом стражников, будто створки могли распахнуться по велению их воли.

Евангелина и ее спутники слишком выделялись из толпы и сразу привлекли к себе внимание. Увидав, как они подъехали к воротам, многие просители повскакали с мест, почуяв удобный для себя случай. То же самое ощутил и один из стражников. Шагнув вперед, он угрожающе выставил пику:

– Ни с места! Ворота Вал Руайо закрыты по приказу лорда-канцлера!

– И что, никого не впускают? – спросила Евангелина. – Нам нужно попасть в Белый Шпиль.

– Постой-ка! – донеслось от ворот, и вперед выступил другой стражник – много старше первого, седой, в тунике с имперским гербом поверх доспехов. Либо командир, либо кто-то еще, облеченный властью. – У тебя есть имя, храмовница? – осведомился он, с подозрением оглядывая Евангелину.

– Разумеется, есть. Сер Евангелина де Брассар.

Стражник скривился и смачно сплюнул себе под ноги:

– Принесла же вас нелегкая в мою смену. Я как раз собрался сгонять в трактир.

– Означает ли это, что нам откроют ворота?

– Ясное дело, откроют, только в город вы не войдете, пока не прибудет Лорд-Искатель. Мне велено сообщить ему лично, когда вы появитесь. А вам до того не трогаться с места. Это он особо подчеркнул.

Командир стражников раздраженно махнул своему подчиненному с пикой, чтобы тот убирался. Он скрылся за калиткой, направившись к кордегардии.

– Что это значит? – спросил Рис, едва тот ушел.

– Это значит, что Лорд-Искатель очень зол.

– Силы небесные! – воскликнул Фарамонд и в волнении дернул за ворот мантии. Он вздрогнул, когда толпа просителей протиснулась мимо них, норовя подобраться поближе к воротам. Все они были возбуждены, поскольку догадывались: что-то затевается. – Я и позабыл, как неприятно бывает оказаться в такой массе людей!

Адриан, похоже, разделяла его неприязнь.

– Может, нам лучше уйти отсюда?

– А ты куда-то торопишься? – осведомилась Евангелина.

– Задай мне этот вопрос, когда твои храмовники бросят нас в темницу.

Наконец стражники отогнали толпу, причем пару крикливых торговцев из Тевинтера изрядно поколотили. Мрачного вида головорез – по всей видимости, охранник одного из торговцев – обнажил было меч, но кто-то из стражников тут же проткнул его пикой. После этого у толпы угас всякий интерес к воротам, и смутьяны так поспешно бросились наутек, что едва не потоптали друг друга.

Евангелине и ее спутникам, сидевшим верхом, ничто не угрожало, но лошади, чуя общее напряжение, нервничали все сильнее. Они стали еще беспокойней, когда в небе, затянутом низкими тучами, ворчливо зарокотал гром. Дождь, наверное, пришелся бы кстати, – по крайней мере, воздух очистился бы от копоти и вони. Но ожидания оказались напрасными: ливень так и не хлынул, и сгустившиеся тучи тяжело нависали над городом, не спеша исполнить свою угрозу.

Прошло больше часа. Когда они добрались до ворот, был уже поздний вечер, дело шло к ночи, и ждать становилось все труднее.

Евангелину терзали недобрые предчувствия. Кто знает, что там наговорил Лорду-Искателю сер Арно? Он не испытал ни малейшей радости, увидев, что все они вышли из Адаманта живыми и невредимыми, и уж совсем обозлился, когда Евангелина велела отдать ей часть припасов и убираться восвояси. Можно было представить, как нелестно Арно описал ее действия в своем докладе. Не то чтобы Лорд-Искатель нуждался в новых доводах против нее, ему и своих хватало. Объяснять, в чем, по мнению Евангелины, состоит ее истинный долг, наверняка будет подобно спору с непрошибаемой стеной. Скоро она пожнет плоды своего решения.

Раздался лязг поворотного механизма, и Евангелина вздрогнула. На угрюмых путников, скопившихся поодаль, звук этот произвел магическое воздействие. Люди тотчас повскакали, возбужденно перекрикиваясь с сотоварищами, и бегом бросились к воротам. Евангелина заметила, что многие прихватили с собой пожитки в надежде, что им наконец-то подвернется возможность попасть в город.

В эту минуту из калитки вышел командир стражников и стал мрачнее прежнего при виде такого оживления в толпе.

– Во имя Андрасте, не подпускайте их к воротам! – рявкнул он стражникам. – Всякого, кто попытается проскочить мимо вас, бить без жалости!

Наконец исполинские створки зловеще загрохотали, дрогнули и стремительно распахнулись. В глаза ударил ослепительный свет. Евангелина поспешно прикрылась ладонью и, отчаянно моргая, смотрела, как из ворот выезжает отряд храмовников. Три десятка верховых в латах, и у каждого в руке факел. Во главе их ехал Лорд-Искатель Ламберт. Черные доспехи придавали ему грозный и внушительный вид. Рослый строевой конь под ним был тот же, на котором Лорд-Искатель несколько недель назад прибыл в Белый Шпиль.

Толпа, хлынувшая к воротам, мгновенно оцепенела. Люди пятились в страхе, так и не посмев сунуться к изготовившим пики стражникам, и очень скоро у входа остались только Евангелина и ее спутники. Наступила мертвая тишина.

Лорд-Искатель был вне себя от бешенства. Это было заметно по его каменному лицу, по недоброму блеску серых глаз, по тому, как рука в латной перчатке тисками, едва не до хруста сжимала поводья. Быть беде, подумала Евангелина. Быть беде.

– Лорд-Искатель Ламберт, – проговорила она, стараясь поклониться как можно учтивее. – Рада, что мы снова встретились.

– Полагаю, мне следует радоваться уже тому, что эта встреча вообще состоялась, – процедил тот, чеканя каждое слово. – Происшествий в пути не было? Разбойники не встречались? В последнее время они расплодились.

– Встречались, милорд, но все обошлось благопо-лучно.

– Понимаю. – Ламберт послал коня вперед и остановился близ Винн и Фарамонда. Старая чародейка приветствовала его учтивой улыбкой, но эльф откровенно затрясся от страха. – А это и есть тот, кого вы отправились спасать?

– Совершенно верно, – ответила Винн. – Труды Фарамонда…

– Я уже знаком с его трудами, – перебил Лорд-Искатель, обратив на нее ледяной взгляд. – Кто-то отправил сообщение о них через кристаллы видений. Белый Шпиль буквально гудит от пересудов.

Он повернулся к выжидающе замершим храмовникам, взмахом руки приказал подъехать ближе.

– Сопроводите их в Великий Собор. Не мешкайте и не дозволяйте никому из них удаляться из поля зрения.

– Разве мы не должны вернуться в Белый Шпиль? – удивилась Винн.

– Святейшая назначила вам немедленную аудиенцию. – Каждое слово Лорда-Искателя сочилось ядом. – Очевидно, в ее распоряжении тоже имеется кристалл видений. Но я уверен, что ты это знала. Я прибыл содействовать этой встрече.

Не прошло и минуты, как Евангелина и ее спутники очутились в плотном кольце храмовников. Те не обнажили оружия, а выражение их лиц надежно скрывали шлемы, но одно было ясно – с ними лучше не спорить. В этом сопровождении отряд медленно двинулся к воротам.

– Сер Евангелина! – окликнул Лорд-Искатель. – Ты поедешь со мной.

Евангелина осадила коня, стараясь не выдать охватившего ее смятения. Все прочие продолжили путь. Рис оглянулся и, перехватив ее взгляд, глазами выразил сочувствие и ободрение. Коул, сидевший позади него, изо всех сил старался сделаться незаметным. Не имело значения, обратил ли Лорд-Искатель внимание на юношу, даже если был способен увидеть его, – Коул жалел, что не может забраться под мантию Риса и вовсе исчезнуть из виду.

Через минуту всадники скрылись.

– Езжай со мной, – только и бросил Лорд-Искатель и, развернув коня, двинулся следом.

Евангелина ехала рядом, и стоило им миновать врата, как вновь раздался лязг поворотного механизма. Миг спустя исполинские створки захлопнулись с таким оглушительным грохотом, что Евангелину пробрал озноб.

Они молча ехали по бульвару Солнца. Днем здесь было многолюдно, по обеим сторонам тянулись торговые лавки, и перед ними торчали зазывалы, заманивавшие приезжих в какой-нибудь выдающийся магазинчик, бордель, трактир… на всякого, кто едва входил в Вал Руайо, тотчас обрушивались эти призывные вопли. По ночам бульвар становился тише, а удовольствия, предлагаемые клиентам, – сомнительнее.

Этой ночью вокруг было пусто. Свет-лампы, установленные на бульваре за высокую плату (об их исправности заботились Усмиренные), заливали улицу синим сиянием, которое в дымном воздухе обретало почти зловещий оттенок. Евангелина знала, что в кварталах бедноты дело обстояло гораздо хуже. Судя по количеству стражников, обходивших дозором улицы, был введен строгий запрет выходить из дома после наступления ночи.

– Быть может, я недостаточно ясно изложил свой приказ, – наконец заговорил Лорд-Искатель.

– Не думаю.

– В таком случае ответь – почему эти люди оказались здесь? На тот случай, если произойдет неизбежное, я отправил тебе в помощь отряд опытных храмовников. Ты отослала их прочь. И вот теперь я оказался лицом к лицу с хаосом, который ты должна была предотвратить.

– Милорд, я…

– Ты не только допустила, чтобы маги вышли из пустыни живыми да еще прихватили с собой Усмиренного. Из-за твоего попустительства они добрались до Круга магов и разослали свое сообщение через кристаллы видений! – Лорд-Искатель смерил Евангелину уничтожающим взглядом. – Все видения в первую очередь получают маги, что не дало мне возможности предотвратить распространение слухов, и даже захоти я скрыть это известие от Верховной Жрицы – как бы не так! Она тоже получила видение!

Он прервал поток красноречия, ожидая ответа Евангелины.

– Милорд, – натянуто проговорила она, – обнаружились обстоятельства, которые…

– Ах, обстоятельства.

– Да, милорд. Верховная Жрица лично заинтересована в исходе миссии Винн. Я решила, что будет лучше предоставить ей возможность самой определить, как следует поступить в этом деле.

– Решила, – с видимым отвращением повторил Лорд-Искатель и покачал головой.

Воцарилось молчание. Лорд-Искатель ехал, глядя прямо перед собой. Быть может, размышлял, как с ней поступить? Вряд ли – скорее всего, он принял решение еще до того, как Евангелина добралась до столицы.

– Рыцарь-капитан, я отдал тебе приказ. Неужели это ничего не значит?

– Я принесла клятву служить Церкви, – твердо проговорила Евангелина. В глубине души она ужасалась усердию, с которым рыла себе яму… но в то же время начинала злиться. – Наш долг не только в сохранении мира и порядка. Мы в ответе перед Верховной Жрицей, равно как и перед магами, которых призваны защищать… Со всем почтением, милорд.

– Я не вижу никакого почтения. Я вижу только женщину, которая лишила меня возможности покончить с этим делом мирно, без новых потрясений. Ты этого добивалась?

– Я действовала так, как сочла наилучшим, и если ты, милорд, предоставишь мне возможность подробно объяснить мои действия, то, я надеюсь, согласишься со мной.

– Увы, для объяснений нет времени. Мы едем прямиком в Великий Собор. – Лорд-Искатель стиснул зубы, по-прежнему не желая смотреть на Евангелину. – По возвращении в Белый Шпиль доложишься серу Арно. Он сменит тебя на посту рыцаря-капитана.

– Да, милорд.

Евангелина подавила гнев. Что правда, то правда: действуя через голову Лорда-Искателя, она не оставила ему иного выхода… но сейчас она все тверже убеждалась в том, что поступила правильно. И не допустит, чтобы страх лишиться должности помешал ей поступать так и впредь.

Недолгое время они ехали через рыночный квартал. Здесь явственно виднелись следы беспорядков, которые пережила столица. Многие дома были сожжены дотла, иные так недавно, что еще дымились, и судя по тому, как выглядела мостовая, здесь разыгралось настоящее сражение. Даже в глубоких сумерках Евангелина безошибочно различила темные пятна крови.

Лорд-Искатель Ламберт считал, что говорить им больше не о чем, однако она держалась другого мнения.

– Есть еще одно обстоятельство, – через силу проговорила Евангелина. – Новые сведения касательно убийств.

– Вот как? – едко осведомился тот. – Удивительное дело, но с тех пор, как чародей Рис покинул башню, у нас не было ни одной новой жертвы.

– Как бы то ни было, он не убийца.

– Тогда кто же?

– Это… требует некоторых объяснений.

Лорд-Искатель повернулся в седле и смерил Евангелину подозрительным взглядом. Ей пришлось приложить все силы, чтобы его выдержать. Историю Коула было бы нелегко объяснить и в самых благоприятных обстоятельствах, но это не означало, что она должна была заранее сдаться.

– Я выслушаю тебя в Белом Шпиле, – объявил Лорд-Искатель. – Там, сер Евангелина, ты мне все объяснишь. А пока что нам предстоит разделаться с аудиенцией.

Судя по всему, мысль о предстоящей аудиенции вызывала у него раздражение, зато Евангелина отчасти воспряла духом. Верховная Жрица, как показалось ей тогда, в ночь неудачного покушения на дворцовом балу, – человек честный и справедливый. Оставалось лишь мысленно молиться Создателю, чтобы даровал своей святейшей слуге мудрость рассудить их.

Надежда была слаба, но Евангелина цеплялась за нее.

Глава 16

До сего дня Рису довелось побывать в Великом Соборе лишь однажды. Вскоре после того, как он стал старшим чародеем, его, Адриан и еще нескольких магов, получивших это звание вместе с ним, доставили в Великий Собор на встречу с Верховной Жрицей Беатрикс III. То была, безусловно, просто дань вежливости, и Рис хорошо помнил, как несколько часов простоял в невыносимой духоте, дожидаясь появления Святейшей.

К тому времени ей оставалось жить чуть меньше года, но Рис нисколько не удивился бы, испусти она дух, не сходя с места. Он помнил морщинистую старуху, которую ввели в зал четыре помощницы, – старуху, едва не падавшую под тяжестью своих алых одеяний. Крупный золотой медальон, висевший на шее, как будто пригибал ее к полу, драгоценный венец съехал набекрень.

Добредя до Солнечного трона, Верховная Жрица заморгала и в смятении огляделась.

– Где мы? – вопросила она. Рис заметил, что во рту у нее осталось только три зуба. – Что, уже пора завтракать? Я же говорила им, что не голодна. И чтобы никакой каши. Я сказала!

Одна из помощниц склонилась к ней:

– Святейшая, здесь маги.

Мелкие, как бусинки, глаза старухи округлились от потрясения.

– Маги?! – Она быстро обшарила взглядом зал, от возбуждения едва удерживаясь на ногах. – Андрасте милосердная, на нас напали?!

Совместными усилиями помощниц и пары храмовников, оказавшихся поблизости, Верховную Жрицу удалось успокоить, а также убедить, что злые маги ни на кого не собираются нападать. Затем ее, словно гору тряпья, водрузили на трон – на фоне его величия она казалась особенно маленькой и жалкой, – и там Верховная Жрица мгновенно заснула. Риса и прочих магов поочередно «представили» Святейшей, при этом все старательно притворялись, будто не слышат громоподобного храпа старухи.

Рис никогда не считал себя истинно верующим андрастианцем. Возможно, дело было в том, что его растили церковники, а может, объяснялось лишь тем, что, будучи магом, он был не в состоянии трепетно дивиться вещам, другим казавшимся чудесными. Тем не менее он помнил, какое испытал разочарование. Столько приготовлений, безмерное смирение, которое он ощущал, входя в этот зал… и все ради того, чтобы выяснить: наисвятейшая во всем Тедасе особа просто старуха.

С тех пор минуло семь лет, а Великий Собор ничуть не переменился. Он высился на огороженном холме, который располагался на самом краю Вал Руайо; раньше это место и вовсе находилось за пределами столицы, но затем город разросся как на дрожжах. Собор представлял собой величавую твердыню из серого камня с обилием сводчатых арок, которая поднималась, казалось, до самого неба. Несмотря на роскошный фасад, на ряды золоченых статуй и красочных витражных окон, которые опоясывали все здание, Великий Собор оставался угрюм и мрачен, служа грозным напоминанием о кровавом прошлом.

В конце концов, и сама религия, которую проповедовала Церковь, была порождена войной, сотрясшей весь Тедас. И Великий Собор, и Белый Шпиль были некогда крепостями, выдержавшими бесчисленные осады, возведенными на бессчетных трупах.

Вспоминая об этом, Рис поневоле гадал, не прибавится ли нынче к этому зловещему фундаменту новая порция останков.

Снова он, как и в прошлый раз, стоял в аудиенц-зале, взирая на пустой трон. Сейчас, глубокой ночью, витражные окна были непроглядно темны, и только пламя в мраморной чаше Вечного Светильника озаряло зал. От пляшущих языков огня по стенам зала метались хороводы теней. Сорокафутовое изваяние Андрасте, изображенной в мантии и с занесенным вверх мечом правосудия, почудилось сейчас Рису особенно зловещим. Каменная женщина словно взирала на него с высоты своего роста, зная, что его ждет, и заранее сострадая ему.

Лорд-Искатель Ламберт стоял у трона, храмовники выстроились двумя рядами вдоль и замерли навытяжку. Среди них с совершенно непроницаемым лицом стояла Евангелина. Коул… по всей вероятности, укрылся где-то в темном углу. Наблюдал. Посреди зала остались только маги. Ожидание казалось Рису нестерпимо мучительным.

Прозвучал гонг. В зал чередой вошли священницы; молитвенно сложив руки перед собой, они на ходу слитно выпевали строки Песни. Эхо их пения заметалось между стен, и Риса пробрал озноб.

Сразу же за священницами появилась Верховная Жрица. Не дряхлая карга, но молодая, полная сил женщина, которая держалась гордо и прямо. Она не нуждалась в том, чтобы ее поддерживали под руки; ее сопровождала лишь одна помощница, несшая шлейф просторного алого одеяния. Все, кто был в зале, опустились на одно колено, приветствуя Верховную Жрицу. С минуту в зале была слышна лишь приглушенная поступь Святейшей, которая поднялась на Солнечный трон.

– Славься, Святейшая Джустиния, Пятая по имени своему, возвышенная слуга Создателя! – провозгласил один из храмовников, и звучный голос его прокатился по всему залу.

– Даруй нам мудрость! – отозвался хор голосов.

После минутной паузы Джустиния произнесла:

– Встаньте.

Все поднялись с колен. Верховная Жрица опустилась на трон, и сразу стало видно, что она, в отличие от своей предшественницы, выглядит на нем совершенно уместно. Она сидела прямо, с полным сознанием своей власти, и благожелательно взирала на собравшихся для аудиенции.

Ближние священницы, сопровождавшие Святейшую, отступили в дальний конец зала. Только одна из них осталась стоять на помосте у трона – красивая женщина с рыжими, коротко остриженными волосами. Несмотря на церковное облачение, держалась она так грациозно и непринужденно, что Рис помимо воли заподозрил в ней телохранительницу. Ходили слухи, будто Верховная Жрица нанимает для личных услуг бардов. Раньше Рис считал, что эти слухи, как и многие другие, – преувеличение. Не ошибся ли он?

– Столь поздний час для аудиенции, – заметила Верховная Жрица.

Зал был обустроен таким образом, что голос ее без труда разносился по всем его уголкам – почти как если бы она говорила Рису на ухо.

– Впрочем, хорошо, что все вы пришли сюда. Я ждала этой встречи.

– Разрешите, ваше совершенство? – Лорд-Искатель широким шагом двинулся к помосту. – Нет никакой необходимости выслушивать этих людей. Уверен, что при нынешнем состоянии империи у вашего совершенства есть более важные заботы, нежели внутреннее дело Круга магов.

– Я ценю твое мнение, Ламберт, – проговорила Верховная Жрица.

Рису почудилась в ее голосе нотка сарказма, и уж верно от Лорда-Искателя не ускользнуло, что глава Церкви не употребила его звания. Глаза Ламберта гневно вспыхнули, однако он промолчал.

– Империи грозит война, – продолжила та, – и хотя мы усердно молимся за души невинных, которые уже оказались вовлечены в ее начало, Церковь не может из политических соображений презреть свой исконный долг.

– Ваше совершенство, я уже занимаюсь этим делом…

– Вот как? – вскинула она брови. – И однако же всего пару недель назад на мою жизнь покушался маг. После злосчастных событий в Киркволле храмовникам все труднее управлять Кругом. Возможно, им не помешала бы помощь. Что скажешь?

Согласный кивок Лорда-Искателя в лучшем случае можно было назвать вынужденным.

– Если ваше совершенство так считает…

– Считаю. – Верховная Жрица оглядела зал, явно выискивая кого-то, и наконец ее взор остановился на шеренге храмовников. – Кстати, о покушении на мою жизнь – мне так и не представилось случая поблагодарить ту, которая, собственно, меня и спасла. Сер Евангелина, будь добра выйти вперед.

Рис увидел, как глаза Евангелины потрясенно расширились. Она замялась, не решаясь тронуться с места, и тогда Верховная Жрица знаком поманила ее к себе. С видимой неохотой храмовница вышла из шеренги и, поднявшись на помост, тотчас опустилась на одно колено.

– Отчет о событиях в Адаманте, который я получила, содержал немало подробностей, – сказала Верховная Жрица. – Насколько я понимаю, именно благодаря тебе ваш отряд завершил свою миссию и благополучно вернулся в Вал Руайо.

Евангелина не поднимала глаз:

– Ваше совершенство… я сделала все, что было в моих силах.

– Воистину так. И стало быть, я должна благодарить тебя не за одну, а сразу за две услуги, оказанные Церкви. – Верховная Жрица перевела взгляд на Лорда-Ис-кателя. – В твоем подчинении, Ламберт, имеется весьма многообещающий храмовник. Надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы сер Евангелина была достойно вознаграждена?

Лорд-Искатель ничего не ответил. Взгляд его скрестился со взглядом Верховной Жрицы, и некоторое время в зале стояла напряженная тишина. Наконец Лорд-Искатель сдался:

– Как пожелает ваше совершенство.

– Святейшая! – запинаясь, пробормотала Евангелина. – Я не… не смею просить…

– Ты и не просила. Скорее уж это я прошу тебя и впредь служить Создателю. – Верховная Жрица жестом велела Евангелине подойти ближе. – Постой рядом со мной, пока я буду разбираться с этим делом.

Евангелина и Лорд-Искатель обменялись взглядами. Оба они стояли к Рису спиной, и тот не мог как следует разглядеть их лица… но по тому, как Лорд-Искатель окаменел, можно было без труда угадать его бешенство. Воля Верховной Жрицы взяла верх над его волей. Рис был бы лжецом, если бы не признался себе, что этот факт его весьма порадовал.

– А теперь продолжим, – молвила Верховная Жрица. – Чародейка Винн?

Винн выступила вперед, ведя за руку Фарамонда. Эльф так трясся от ужаса, что казалось, его сейчас стошнит. Едва дойдя до помоста, он простерся ниц перед Верховной Жрицей.

– Ваше совершенство, пощадите! – взмолился он дребезжащим голосом. – Клянусь, я делал только то, о чем вы меня просили!

Винн опустилась на колени рядом с ним и попыталась его утешить, однако эльф не желал ее слушать. Он дрожал всем телом и всхлипывал, под носом у него повисла капля. Наблюдать это жалкое зрелище было мучительно. Наконец Верховная Жрица подняла руку.

– Встань, – повелела она. – Пока что я желаю только поговорить с тобой.

Фарамонд с помощью Винн медленно поднялся на ноги. И постарался взять себя в руки, хотя и без особого успеха.

– Святейшая, я… делал только то, о чем ты меня просила, – повторил он.

Лорд-Искатель стремительно шагнул вперед и, вне себя от бешенства, развернулся к Верховной Жрице:

– «Просила»?! Что это значит?

– Ламберт, ты забываешься.

– По-моему, храмовники вправе знать, что творится в наших владениях! – отрезал тот. – Нам сейчас и без того трудно управляться с магами, и мы не нуждаемся в постороннем вмешательстве!

Верховная Жрица грозно нахмурилась. Что-то будет, подумал Рис. Два самых могущественных человека в Тедасе вот-вот сцепятся на глазах у простых смертных. Напряженная тишина, воцарившаяся в зале, не сулила ничего хорошего, и Рис не мог не отметить, что храмовники не только вооружены до зубов, но и обладают значительным численным преимуществом. Но… они служат Церкви. Чтобы храмовники открыто выступили против системы? Это немыслимо.

– Что ж, позволь объяснить, – сухо проговорила Верховная Жрица. – Пять лет назад я попросила кое-кого заняться изучением природы ритуала Усмирения. Постоянно им пользуясь, мы до сих пор не постигли полностью, что он собой представляет. Я хотела узнать, может ли ритуал лишать мага доступа к дару, не выхолащивая при этом его разум. Также я хотела узнать, возможно ли обратить Усмирение. – Она жестом указала на Фарамонда. – Последнее, как видишь, осуществимо.

– Но зачем?! – гневно вопросил Лорд-Искатель. – Ритуал Усмирения применяется во благо Церкви уже много столетий. Он – последнее наше средство против магов, которые не в состоянии управлять собственным даром. Святейшая, наш долг – блюсти мир и порядок! Защищать невинных людей от магов, а магов – от них самих!

Верховная Жрица кивнула:

– Как удобно нам этой сказкой убаюкивать свою совесть! Создатель говорит, что магия должна служить человечеству… однако и у нас, Лорд-Искатель, есть долг перед теми, кто нам служит. Нельзя восхвалять магов, когда их деятельность идет нам во благо, и запирать в клетку, когда она причиняет неудобства. Маги – дети Создателя, и их надобно не терпеть, стиснув зубы, но лелеять и чтить.

Рис был ошеломлен. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь услышит такое из уст церковника, тем более главы Церкви. Судя по шепоткам, которые пробежали по залу, многие слушатели разделяли его чувства. Оглянувшись направо, он заметил, что Адриан, стоявшая неподалеку от него, не сводит глаз с трона.

И плачет.

Лорд-Искатель наморщил лоб, в ужасе взирая на Верховную Жрицу.

– И какую цену, Святейшая, нам придется заплатить за этот идеализм?

– Идеализм, Ламберт, главное оружие Церкви. Религия без идеалов есть тирания. Что до цены… – Она повернулась к Фарамонду. – Именно это я намерена выяснить.

Винн низко поклонилась Верховной Жрице:

– Ваше совершенство, позвольте отвечать на вопросы мне. Фарамонд после своего… возрождения не всегда может совладать с чувствами. Боюсь, этот разговор окажется ему не по силам.

Эльф одарил ее благодарной улыбкой, однако на Лорда-Искателя эта речь произвела совсем другое впечатление.

– И мы должны верить, что такой человек сумеет противостоять демонам? – проворчал он.

Верховная Жрица взглядом приказала ему помолчать.

– Твой отчет, чародейка Винн, был весьма подробен, – сказала она. – Прими мою благодарность за это. Тем не менее у меня остались некоторые вопросы. Буду признательна, если ты на них ответишь.

– Безусловно, ваше совершенство.

Верховная Жрица села прямо и, уткнув подбородок в сплетенные пальцы, задумчиво прищурилась.

– Прежде всего я хочу узнать, что произошло с жителями Адаманта.

Винн медлила с ответом, и Рис прекрасно понимал почему. Он вспомнил груды обугленных трупов, измазанные кровью стены – и содрогнулся.

– Они мертвы, – наконец прошептала Винн.

– Громче! – рявкнул Лорд-Искатель.

– Они мертвы, – уже в полный голос повторила Винн.

Верховная Жрица прикрыла глаза, и губы ее беззвучно зашевелились, произнося молитву. Долгое время в зале было тихо, и вот Святейшая вновь открыла глаза. Рис заметил в них влажный блеск – она искренне горевала, и оттого ему стало совестно. Как ни ужаснули его следы чудовищной резни в крепости, иные тревоги тогда занимали его куда больше, чем печаль о погибших.

– Как это случилось? – дрогнувшим голосом спросила Верховная Жрица.

Винн помедлила, прежде чем ответить.

– Завеса в Адаманте и прежде была тонка. Опыт Фарамонда открыл демонам дорогу в наш мир. Они завладели людьми, жившими в крепости…

– И разорвали друг друга на части, – закончил за нее Лорд-Искатель.

Винн кивнула.

– А потом вселились в трупы.

Винн снова кивнула.

Лорд-Искатель не стал смотреть на Верховную Жрицу. Ему это и не требовалось.

– И что же сулит нам упомянутый тобой опыт? – спросила Верховная Жрица. – Случайно ли были устранены последствия Усмирения, или это может повториться?

Винн хотела ответить, но на сей раз ее опередил сам Фарамонд.

– Клянусь, я не стремился к тому, чтобы мной овладел демон, – заявил он. И, неловко откашлявшись, продолжил: – Я считаю, что этот процесс можно повторить более безопасным образом… то есть если ты, Святейшая, пожелаешь… – Эльф осекся и смолк.

– Но получил ли ты новые сведения о природе ритуала Усмирения?

– Да, разумеется.

– И ты уверен, что можно отыскать способ, благодаря которому ритуал будет ограничивать силу мага, не превращая его в Усмиренного?

Рис заметил, что на лбу Фарамонда заблестели крупные капли пота. Эльф беспомощно оглянулся на Винн, но та лишь кивнула, знаком веля ему отвечать. Тогда он вновь повернулся к Верховной Жрице, что-то пробормотал, запинаясь, но в итоге тихо и внятно выговорил:

– Нет. Я не думаю, что такое возможно.

Ответ повис в воздухе.

– Стало быть, больше нечего обсуждать, – объявил Лорд-Искатель. – Если все эти исследования показали только, что ритуал Усмирения можно обратить, я полагаю их провалом… и весьма опасным, Святейшая. Уже сейчас в Белом Шпиле хватает тех, кто считает, будто мы должны снова сделать всех Усмиренных магами!

Верховная Жрица задумалась над его словами и ничего не ответила. Впрочем, ей и не пришлось говорить, потому что вперед шагнула Адриан. Рис внутренне застонал при виде неприкрытой ярости на ее лице, еще влажном от недавних слез.

– И это так! – выкрикнула она. – Прежде всего вы не должны были их калечить!

Лорд-Искатель одарил Адриан уничтожающим взглядом, но откликнулся на ее слова не он, а Верховная Жрица:

– Дорогая моя, и как же, по-твоему, нам следовало поступить? Казнить их?

– Да! – Адриан огляделась по сторонам, но ошеломленные взгляды слушателей, похоже, лишь подхлестнули ее. – Да! Думаете, так милосерднее – превращать их в бездушных кукол, в покорных слуг? Если уж вы нас так боитесь – убейте нас! И не притворяйтесь, будто убить в человеке все человеческое не то же, что убить его самого!

Лорд-Искатель подал гневный знак стоявшим вдоль стены храмовникам, однако Верховная Жрица резко покачала головой. В бешенстве он уставился на Святейшую, но та будто и не заметила этого взгляда.

– Мне понятно твое отчаяние, – проговорила она, обращаясь к Адриан, – но и нам приходится нелегко.

– А станет еще труднее, Святейшая! – воскликнул Лорд-Искатель.

И вдруг он припал на одно колено перед троном, всем видом выражая столь искреннюю мольбу, что Рис опешил. Его чувства вполне разделяли сер Евангелина и рыжеволосая женщина, стоявшая сбоку от трона. Обе они смотрели на Лорда-Искателя с удивлением.

– Нельзя допустить, чтобы эти исследования продолжались, – проговорил тот. – Сам же эльф подтвердил, что они ведут в никуда. Мы должны приложить все силы к сохранению мира и порядка, пока весть о его открытии не стала достоянием гласности.

Еще удивительней было то, что его речь задела Верховную Жрицу. Она нахмурилась, отрешенно глядя вдаль, взвешивая все доводы «за» и «против». Рис почти надеялся, что Адриан не смолчит, но вскоре увидел, что та подавленно покачала головой, отказываясь от борьбы.

– Нет! – выкрикнул Рис, прежде чем успел сообразить, что делает.

Крик его прокатился по огромному залу, и все взоры тотчас обратились на него.

«Опять ты за свое! – выругал он себя. – И когда только ума наберешься?» Собравшись с духом, Рис направился к помосту и преклонил колено, так же как до него поступил Лорд-Искатель.

– Прости, Святейшая, но я должен высказаться.

Краешек ее губ дрогнул в затаенном веселье.

– Почему бы и нет? Похоже, сегодня все мы склонны отступать от церемоний. И кто же ты такой?

– Чародей Рис, Святейшая.

– А! – Верховная Жрица улыбнулась. – Сын чародейки Винн. Семейное сходство весьма заметно.

Рис оторопел сразу по двум причинам: во-первых, оттого, что Винн, очевидно, поведала Верховной Жрице об их родстве; во-вторых, потому, что Верховная Жрица обратила внимание на его внешность. К тому же он совсем не похож на Винн… Его минутным замешательством тотчас воспользовался Лорд-Искатель:

– Не слушай его, Святейшая. Этот человек подозревается в нескольких убийствах, и что бы он ни сказал, это будет всего лишь попыткой себя обелить.

Верховная Жрица засмеялась, опуская руки, и непринужденно откинулась на спинку трона.

– Все мы, Ламберт, не лишены недостатков. Раз уж ты позволил этому человеку принять участие в миссии Винн, то я, так и быть, готова его выслушать. – Она кивнула Рису. – Продолжай.

– Я считаю, – заговорил тот, – что прекращать исследования, начатые Фарамондом, было бы ошибкой. Все, что мы знаем о ритуале Усмирения – и даже о самой магии, – основывается на традиции и сведениях из третьих рук. Пускай его открытие и не послужит заменой ритуала – кто сказал, что такую замену нельзя отыскать?

– Ты-то откуда знаешь? – осведомился Лорд-Искатель.

– После отъезда из крепости я много беседовал с Фарамондом. Его высказывания показались мне в высшей степени поучительными.

Лорд-Искатель потрясенно уставился на него. И, мазнув испепеляющим взглядом Евангелину – та стояла с каменным лицом и не отвела глаз, – развернулся к Верховной Жрице:

– Что я говорил? Эта чума уже расползается! Теперь он станет нас убеждать, что для продолжения этой работы понадобятся демоны!

– Не демоны, а духи! – возразил Рис. И, видя ошеломленное выражение на лицах Лорда-Искателя и Верховной Жрицы, продолжил еще решительней: – Духи далеко не всегда злы. Мы используем их при лечении людей, и Церковь это одобряет, так как мы действуем на благо общества. То же и здесь – разницы никакой.

– Еще какая разница! – загремел Лорд-Искатель. – И пример тому – невинно убиенное население целой крепости!

– И ты допустишь, чтобы их гибель оказалась бессмысленной?

– Не я! Бессмысленной их гибель сделал себялюбивый поступок того, кто ценой их жизни обратил вспять незыблемое по закону! Это кощунство!

Рис горько рассмеялся:

– Кощунство? Дверь уже открыта. Можно ее захлопнуть, а можно узнать, что находится по ту сторону! За нею может найтись способ избежать мятежа, а уж то, что иначе мятеж неминуем, должно быть понятно даже тебе!

Лорд-Искатель выхватил меч. Металлический лязг, с которым клинок покинул ножны, разнесся по всему залу, и отклик последовал незамедлительно. По меньшей мере половина храмовников обнажила клинки, и непохоже было, что они намерены помешать Лорду-Искателю – скорее, наоборот. Рис в тревоге попятился, собирая в кулак силу. Адриан метнулась к нему, меж ее ладоней уже зарождалось, пылая, кольцо огня.

– Хватит! – крикнула Верховная Жрица. – Бойни не будет!

Евангелина с мечом в руке бросилась к Лорду-Искателю, но ее опередила рыжеволосая священница. Она схватила того за правую руку и, когда Лорд-Искатель в бешенстве развернулся, чтобы отбросить ее, встретила его ледяным непреклонным взглядом в упор.

– Не дури, – едва слышно процедила она.

Лицо Лорда-Искателя исказила гримаса ярости, но все же он опустил меч. И, рывком высвободив руку, повернулся к Рису.

– Я не вижу неминуемого мятежа, – прошипел он. – Я вижу только магов, которые, стоит дать им палец, готовы откусить всю руку, забывая причины создания Круга. А слышу я угрозы, исходящие из уст либертарианца, который первым поддался бы соблазну, угоди власть в его руки!

Рис позволил набранной силе развеяться, хотя это далось нелегко. Лорд-Искатель источал такое презрение, настолько непрошибаемую уверенность в собственной правоте, что Рис всем сердцем жаждал одного – стереть с его лица самодовольную ухмылку… даже если за это придется заплатить своей жизнью.

– Я не угрожаю, – возразил он. – Я говорю, что есть и другой выход, но вы слепы, чтобы его разглядеть. Если и впредь будете подавлять магов – потеряете нас. Это я вам обещаю.

Пропустив его слова мимо ушей, Лорд-Искатель вновь обратился к Верховной Жрице:

– Видишь, с чем мы вынуждены бороться? Бунт на каждом шагу. Так покончи с этим здесь и сейчас, пока зараза не вышла за эти стены!

– Поздно! – прозвучал громкий возглас.

Голос принадлежал Винн. Ободряюще похлопав по руке истерзанного страхом Фарамонда, старая чародейка оставила его и направилась к помосту.

– Прости, Святейшая, – продолжала она, – но Кругу магов уже известно об открытии Фарамонда.

– Что ты хочешь этим сказать? – гневно вопросил Лорд-Искатель.

Винн одарила его сладкой улыбкой:

– Видение, которое получили в Белом Шпиле и Великом Соборе, было разослано также по всем Кругам Тедаса. Уже сейчас, в эту самую минуту, Первые Чародеи этих Кругов направляются в Вал Руайо.

Адриан ахнула. Рис тоже был ошеломлен. Неужели Винн так и задумала с самого начала? Неужто Шейла намеренно изводила всех ворчанием, чтобы Евангелина с радостью согласилась ее отослать? При мысли об этом он невольно испытал смутную досаду.

Лорд-Искатель стремительно развернулся к Верховной Жрице.

– Казни их! – прорычал он. – Казни их всех! Это плевок в лицо всему, что дорого Церкви, прямой вызов нашей власти!

Верховная Жрица нахмурилась и окинула Винн задумчивым взглядом, постукивая пальцами по подлокотнику Солнечного трона. Винн склонилась перед ней и проговорила, тщательно подбирая слова:

– Святейшая, это твой шанс действовать рука об руку с Кругом, разглядеть в открытии Фарамонда не угрозу, но благоприятный случай.

– Ты поставила нас в сложное положение, – промолвила Великая Жрица.

Рис видел, что она рассержена и, может быть, даже чувствует себя загнанной в угол. Она обменялась суровым взглядом с Лордом-Искателем, и Рис, перехватив этот взгляд, занервничал. Неужели Святейшая все же ответит отказом? Неужели Винн сделала врагом ту, что, казалось, была на их стороне?

– Не сложнее того, ваше совершенство, в котором находимся мы, маги, – ответила Винн.

Верховная Жрица еще немного побарабанила пальцами по подлокотнику и коротко кивнула:

– Да будет так.

Лорд-Искатель хотел возразить, но она предостерегающе вскинула руку:

– Ускорь приготовления, Ламберт. Лучше пусть конклав соберется здесь, в Белом Шпиле, нежели в Кумберленде. Позаботься о том, чтобы это произошло не позже чем через месяц. Пускай маги обсудят политику сосуществования.

Лорд-Искатель скрипнул зубами, но видно было, что он тоже очутился в безвыходном положении.

– Хорошо, – отрывисто бросил он. – По мне, так это бесплодная затея, но у нас, похоже, нет выбора. Храмовники согласятся на проведение конклава, но… у меня есть три условия.

– Назови их.

– Во-первых, мы ограничим число участников. Я не хочу, чтобы в башню слетелись все старшие чародеи от Вал Руайо до Ферелдена. Скопление в одном месте стольких могущественных магов может толкнуть их на безрассудные поступки.

Верховная Жрица кивнула:

– Полагаю, те старшие чародеи, которые сейчас находятся здесь, должны будут принять участие в конклаве. Помимо того, согласна – только Первые Чародеи.

– Во-вторых, я хочу, чтобы эти маги были помещены в темницу. Я не желаю, чтобы они сеяли смуту – ни в Белом Шпиле, ни где-либо еще.

– Пусть сидят под домашним арестом в своих по-коях. – Верховная Жрица взглянула на Винн. – Думаю, мы можем сделать исключение для тебя, чародейка, – как признание твоих былых заслуг. Пока не соберется конклав, ты останешься в Белом Шпиле. Если Лорд-Ис-катель Ламберт сочтет, что ты злоупотребляешь этой привилегией, – разделишь участь остальных.

Винн кивнула:

– Понимаю, Святейшая.

– И последнее. – Лорд-Искатель указал на Фарамонда. – Я хочу, чтобы этот эльф вторично подвергся ритуалу Усмирения.

После этих слов наступила мертвая тишина, а затем Фарамонд издал душераздирающий вопль отчаяния. И рухнул на колени, глядя на Лорда-Искателя с безграничным ужасом. Глаза его налились слезами.

– Не надо! – выдохнул он. – Прошу вас, умоляю – не надо…

Винн бросилась к нему, поддержала, не давая упасть.

– Ради любви Создателя! – взмолилась она, обращаясь к Верховной Жрице. – Святейшая, будь милосердна!

Лорд-Искатель сдвинул брови:

– Причины, по которым он был предан Усмирению, остаются в силе и сейчас. Более того – взгляни на него, Святейшая. Он не способен даже держать себя в руках. Как же ему устоять против демона? Что до знаний, которыми он обладает, то они сохранятся и после Усмирения.

Фарамонд повалился на пол. Безнадежные пронзительные стоны, которые срывались с его уст, походили на жалобный визг угодившего в капкан зверька, и при мысли об этом у Риса сжималось сердце.

– Вы не смеете так с ним поступить! – крикнул он. – После всего, что ему довелось пройти, это попросту бесчеловечно!

– Возможно, ты предпочитаешь присоединиться к нему, – ледяным тоном заметил Лорд-Искатель.

Верховная Жрица покачала головой:

– Довольно, Ламберт. Эльф снова станет Усмиренным. Это решено.

С этими словами она поднялась с трона. Все храмовники тотчас замерли навытяжку. Однако прежде, чем сойти с помоста, Верховная Жрица остановилась и предостерегающе взглянула на Винн:

– Будем надеяться, чародейка, что ты права и этот конклав позволит Кругу и Церкви достичь согласия. Если же нет – да смилуется Создатель над всеми вами.

Рыжеволосая помощница взяла Верховную Жрицу за руку и повела за собой. Они сошли с помоста в полной тишине, которую прерывали лишь жалобные всхлипывания Фарамонда. Эхо их разносилось по всему аудиенц-залу, и Рис вдруг осознал, что так и стоит посреди, потрясенный до глубины души.

Что же произошло? Соберется конклав… и он там должен присутствовать? Похоже, он опять получил отсрочку… хотя вряд ли надолго – судя по взгляду, которым сверлил его Лорд-Искатель.

Да, ему повезло больше, чем бедняге Фарамонду. Рис и Адриан подошли к эльфу, но что они могли сделать? Разве только стоять и смотреть, как Винн пытается утешить его. Старая чародейка обнимала Фарамонда и укачивала, как дитя, под Вечным Светильником, а тот захлебывался горестными рыданиями.

Что бы ни натворил Фарамонд в крепости, какие бы ошибки ни совершил, сейчас он расплачивался за них сполна. Если в мире есть что-то страшнее лишения всех человеческих чувств и превращения в бесплотную тень себя прежнего, то вот оно – отчетливо вспоминать это постылое прозябание и знать, что оно ждет тебя сызнова.

Глава 17

Три недели.

Евангелина осталась рыцарем-капитаном, но звание это было пустым звуком. Несмотря на заявления Верховной Жрицы, Лорд-Искатель и не подумал поощрять «выдающегося храмовника». Наоборот. Ей поручали задания, которые прежде не выпадали рыцарю-капитану, – к примеру, несение караульной службы в темницах. В одиночку.

Арно не скрывал ликования. Он расхаживал по башне, выставляя напоказ, словно стяг победы, свою невыносимую ухмылку, и с издевкой рассказывал Евангелине, что, как только завершится конклав чародеев, придет конец и ее пребыванию в должности рыцаря-капитана. После конклава Верховной Жрице станет на нее наплевать. Вполне возможно, что он был прав. Это не мешало Евангелине страстно мечтать о том, чтобы вбить эту ухмылку ему в горло вместе с парой зубов. Может, даже и стоило поддаться этому соблазну – и будь что будет.

Конечно, не все храмовники разделяли позицию Арно. Некоторые приходили по ночам в темницы, чтобы поддержать Евангелину сочувствием и добрым советом. Извинись, говорили они. Припади к ногам Лорда-Искателя, моли его о снисходительности, иначе лишишься всего, чего добилась за годы службы. Они не учитывали того, что Лорд-Искатель не знал, что такое снисходительность… и ей теперь было все равно.

Хотя… вот это как раз неправда. Конечно, ей было не наплевать. Настолько не все равно, что бессильный гнев жег ее грудь, как раскаленные угли. Орден храмовников, которому она некогда дала обет служения, был совсем другим. Люди, состоявшие в том ордене, защищали слабых и невинных, всеми силами оберегали их от опасности. Они верили, что маги нуждаются в помощи точно так же, как простые люди за пределами башни, и не забывали ниспосланный Создателем долг сострадать тем, кто находился в их власти.

Таким был рыцарь-командор Эрон. Таким был ее отец. Ни следа этих убеждений Евангелина не находила в Лорде-Искателе – одну только бездушную самоуверенность, которая исключала всякие надежды на примирение. Хуже того – многие храмовники боялись Лорда-Искателя и понимали, что он притесняет их так же, как магов, но при этом никто не желал открыто выступить против него. Участь рыцаря-капитана наглядно показывала им, что произойдет со всяким, кто осмелится пойти поперек воли Лорда-Искателя, и этот пример пресекал их решимость на корню.

Поэтому Евангелина уже три недели прозябала ночами напролет в безысходном мраке темниц. Несколько раз она без толку пыталась добиться встречи с Лордом-Искателем. Он не желал говорить с ней, не хотел даже признавать, что она существует. Евангелина знала, что он следит за ней, словно ястреб, дожидаясь малейшего повода обвинить ее в ослушании.

А это означало, что она не могла искать встречи ни с Рисом, ни с кем-либо другим. Даже с Винн ей удалось поговорить только мимоходом, и старая чародейка выразила полное понимание, когда Евангелина сказала, что лучше им не встречаться. Рис сидел под домашним арес-том в своих покоях, и Евангелина терзалась оттого, что не может повидаться с ним, поговорить о… о ком?

Стоя в темноте, Евангелина смятенно наморщила лоб и вдруг сунула руку под тунику, извлекла клочок пергамента. Торопливо подошла к свет-лампе и в синем ее сиянии прочла:

Его зовут Коул.

Он совсем молод, лет двадцати, не больше. Он светловолос, длинные пряди свисают на глаза, одет в грязную кожаную куртку и штаны – другой одежды у него, наверное, и нет. Когда ты обнаружила Риса в старинной усыпальнице, он тоже был там, но ты не могла его увидеть. Его никто не видит, а те, кто видит, быстро забывают. Так же как теперь его забываешь ты.

Помни про сон.

Евангелина опустила пергамент и прикрыла глаза, напрягая память. Сон в Тени. Ужасная лачуга, мальчик, прячущийся в кухонном шкафу. Все это она помнила, но облик Коула ускользал от ее мысленного взора. Евангелина не видела его лица, не слышала голоса… но отчаянно хотела и видеть, и слышать. Это ее долг – помнить.

Что сталось с Коулом? Он приходил к ней пару дней спустя после аудиенции у Верховной Жрицы. Воспоминание об этом визите больше походило на сон – не событие, но смутное впечатление о нем. Коул расспрашивал ее про Риса, а потом спросил, нужно ли ему пойти и сдаться храмовникам.

«Прости, Коул, – сказала она тогда, – не знаю. Честно не знаю».

Она остро ощутила собственное бессилие, и тяжко было видеть, как безнадежно обмякли его плечи. Всю обратную дорогу до Белого Шпиля он цепенел от ужаса – уж это Евангелина помнила. Все его надежды и страхи были связаны с ожиданием того, что так и не случилось. Они прибыли в Великий Собор… а дальше все смешалось, события замелькали одно за другим. Лорд-Искатель полностью лишил ее возможности с кем-либо видеться, а Коул, конечно, вновь укрылся в темных недрах башни.

Вполне вероятно, что в эту минуту он наблюдает за ней.

– Читаем на досуге, сер Евангелина?

Она вздрогнула от неожиданности. Лорд-Искатель Ламберт стоял на входе в темницы. Он был в полном боевом облачении, и отблески синего света играли на черной глади доспехов. Не дождавшись ответа, Лорд-Искатель подошел к столику и лениво поворошил рассыпанные там карты – Евангелина от скуки играла сама с собой.

– Вижу, ты не сидишь сложа руки. Караульная служба – занятие довольно однообразное, но важное.

– Что тебе нужно, Лорд-Искатель?

Ламберт мрачно взглянул на Евангелину:

– Я ценю в подчиненных дерзость – до определенной степени. С учетом твоего положения советую тебе сменить тон.

Евангелина сделала глубокий вдох. Лорд-Искатель, безусловно, прав. Не стоит настраивать его против себя.

– Я всю неделю просила о встрече с тобой, – сказала она. – И просто удивилась, что ты пришел сюда, в Яму. Я могла бы явиться в твой кабинет.

– Могла бы. – Лорд-Искатель прошелся по помещению, заложив руки за спину, и на несколько минут умолк. Евангелина не знала, следует ли считать это добрым знаком. – Я хотел встретиться с тобой частным образом, подальше от любопытных глаз. Это связано с твоим отчетом.

– Ты прочел его.

– Разумеется. Изложено весьма основательно. Тем не менее у меня есть вопрос. Ты утверждаешь, будто чародей Рис не виновен в убийствах и что настоящий преступник – некий молодой маг по имени Коул.

– Совершенно верно.

– Более того, ты утверждаешь, что Коул невидим и всякий, кто встретится с ним, его забывает. Тебя, насколько я понял, это не касается?

– Я… я уже начинаю забывать его, милорд.

Лорд-Искатель остановился и с любопытством глянул на нее.

– Понимаю, – только и сказал он. – И ты по-прежнему заявляешь, будто можешь представить доказательства его существования?

– Он сказал, что появится сам, чтобы помочь Рису.

– Ну так пусть появится. Я хочу встретиться с ним.

Евангелина неловко повела плечами:

– Боюсь, милорд, я не знаю, где он сейчас находится.

Лорд-Искатель кивнул, как будто именно такого ответа и ожидал.

– Стало быть, он… где-то в башне? Предположим, что этот человек действительно существует…

– Он существует, милорд.

– Повторяю – предположим, что это так. Тебе не приходило в голову, что его способности суть отличительные признаки магии крови? Странное, невиданное прежде могущество, которое он питает кровью своих жертв?

– Я так не думаю.

– Не думаешь. – Лорд-Искатель нахмурился сильнее и покачал головой, словно ответ Евангелины его разочаровал. – Значит, ты возразишь, если я допущу, что этот Коул, возможно, влияет на твой разум, а также на разум чародея Риса? Можешь ли ты быть совершенно уверена, что дело не в этом?

Евангелина вздохнула. С одной стороны, это правда – она ни в чем не может быть уверена. Она впервые увидела Коула в Тени, но там не почуяла в нем ничего предосудительного. Коул, вполне вероятно, мог быть и демоном, как вначале подозревала Евангелина, и малефикаром – носителем запрещенных знаний, который умело управлял ее мыслями и воспоминаниями, дабы она считала его безобидным. Возможно, он воздействовал так же и на всех остальных.

С другой стороны… Евангелина вовсе не считала Коула безобидным. Она помнила – насколько удавалось по-мнить, – что он может быть и смертельно опасен. А еще он был вечно встревожен – почти как ребенок, которого бросили на произвол судьбы в огромном, почти непостижимом мире. Евангелина вынуждена была полагаться на свое чутье, а то твердило ей, что Коул именно таков, каким кажется. Что ему нужна помощь.

– Нет, я не могу быть в этом совершенно уверена, – призналась она. – И все равно считаю, что права. После того как Коула доставили в башню, его дар каким-то образом… исказился. Под воздействием страха или же по другой, неизвестной мне причине. Ему нужно пройти Усмирение, пока он окончательно не потерял рассудок и не натворил новых бед.

Лорд-Искатель удовлетворенно кивнул:

– Приятно слышать, что ты по-прежнему веришь в необходимость ритуала Усмирения. Я уж подозревал, что ты перешла на сторону либертарианцев.

– Ритуал необходим, однако я согласна с чародеем Рисом – нам нужно искать другой выход. Рис прав, и он не убийца. Наш долг – быть выше противоречий между магами и храмовниками и признать правду.

– Смело сказано.

Лорд-Искатель вновь принялся расхаживать по комнате, потирая подбородок и о чем-то размышляя. Сухарь, подумала Евангелина. Для этого человека все, с чем он ни сталкивается, – проблема, которую надо обстоятельно решить, а потом отложить на полку и забыть. Все, что не поддается решению, представляет собой угрозу.

– Позволь сделать тебе предложение, – наконец произнес Лорд-Искатель. – Я соглашусь встретиться с этим Коулом, когда ты его найдешь. Ему не причинят вреда. Если то, что ты говоришь, – правда, чародей Рис будет освобожден.

– А взамен?

– Ты предстанешь перед конклавом Первых Чародеев и осудишь исследования Фарамонда.

Так вот ради чего Лорд-Искатель явился в темницы! Он опасается подозрений в снисходительности и уж всяко не хочет, чтобы кто-то заметил, как он сговаривается с Евангелиной насчет ее выступления на конклаве.

– Почему ты решил, что я соглашусь?

– Потому что именно из-за тебя я оказался в нынешнем положении. Ты обязана возместить мне ущерб. – Он поднял палец, не дав Евангелине заговорить. – Я читал твой отчет. Очевидно, что ты сочувствуешь магам, и это похвально. Я готов даже обещать, что в будущем мы, возможно, вернемся к этим исследованиям – разумеется, под более тщательным присмотром. Не исключено, что это дело будет поручено тебе. Однако сейчас, когда маги только и ждут повода к мятежу, это невозможно.

– Ты предпочитаешь дать им такой повод?

Лорд-Искатель пренебрежительно фыркнул:

– Мы не собираемся шутить. Было время, когда этой страной – да и всем миром – правила магия, и чтобы свергнуть власть магов, Создателю пришлось ниспослать нам свою избранную невесту. Мы – бастион, который защищает мир от повторения этой ошибки. Мы, и никто другой.

– А разве нельзя достигнуть того же состраданием?

– Позволь, я расскажу, к чему нас приводит сострадание. – Лорд-Искатель подошел к выходу, за которым начинались тюремные камеры, и вгляделся во тьму коридора, будто различал там призраков прошлого. – Я родом из империи Тевинтер. Десять лет я служил имперской Церкви, ты знала об этом?

– Нет.

– Меня это не удивляет. Я покинул Тевинтер, потому что тамошний Круг магов безнадежно погряз в пороке. Магистры вновь забирали в свои руки власть над Кругом… постепенно, шаг за шагом. В конце концов, что плохого в том, чтобы позволить чародеям самим управлять своим сообществом? Кто лучше их знает, что нужно магам и как научить их противостоять соблазнам демонов?

– Превосходные вопросы, – заметила Евангелина.

– Верно. Тогда я считал, что на них можно ответить положительно, что магам будет лучше обучаться у своих же собратьев. – Лорд-Искатель перехватил недоверчивый взгляд Евангелины и почти усмехнулся. – Да, в начале службы я был убежден, что магам можно доверять. Да и кто из нас, начиная свой путь, так не думал?

– Помня то, чему учит нас Церковь…

Лорд-Искатель пожал плечами:

– Я вступил в орден, потому что надеялся изменить мир. Я отыскал союзников среди магистров и был уверен, что они послужат примером остальным. Одного из них я даже считал своим другом.

– И он предал тебя.

Лорд-Искатель покачал головой:

– Он стал Черным Жрецом. Идеальный пост для воплощения наших мечтаний в жизнь, но вскоре мой друг стал поглощен не столько тем, чтобы употреблять власть, сколько тем, чтобы ее сохранить. Те, кто желал сместить его, обратились к запретной магии, и он, дабы устоять против них, сделал то же самое. Я этого не знал.

Евангелина не сразу решилась подать голос.

– Ты ни в чем не виноват, – молвила она.

– Нет, виноват. Мои расследования все чаще заходили в тупик. Храмовникам чинили препятствия, они неспособны были управиться с простейшим делом, а я упрямо не желал признать очевидной причины этого: маги – те самые маги, которым я помог подняться к власти, – не хотели, чтобы их порочность оказалась разоблачена.

– Но в итоге ты узнал правду.

У Лорда-Искателя вырвался горький отрывистый смешок.

– Да. Я бросил ее в лицо своему другу, а он… он сказал, что я наивен и не знаю, что такое власть. Отлично, в тот день я узнал о власти очень многое.

Евангелина неловко переступила с ноги на ногу. Ей не по нраву пришлось это краткое путешествие в прошлое Лорда-Искателя – не потому ли, что было проще считать его неспособным внять доводам разума? Наверное, горькая правда в том, что у любого храмовника эти доводы свои и для каждого они по-своему хороши. И в то же время все они кажутся оправданиями.

– Но кто сказал, что эта история повторится здесь и сейчас? – произнесла она вслух.

Лорд-Искатель отвернулся от дверного проема и вперил в Евангелину взгляд:

– Стоит нам дать слабину, маги сразу потребуют новых поблажек – и в конце концов неизбежно произойдет то, что случилось в Тевинтере.

Евангелина покачала головой:

– Мы не всегда правы, милорд. Если мы будем слишком сильно давить на магов, они станут именно такими, какими ты их представляешь. Наверняка существует другой путь.

Лорд-Искатель испустил тяжелый вздох и снова отошел к выходу.

– Другого пути нет, – возразил он, – но я не вижу смысла продолжать этот разговор. Что ж, выступай на конклаве, как тебе заблагорассудится… но после его завершения ты в этой башне не останешься, что бы там ни говорила Верховная Жрица.

– А как же Коул?

– Если он существует, мы его разыщем. – Лорд-Искатель двинулся было наружу, но остановился. – Похоже, мое первое впечатление о тебе оказалось неверным. Рыцарь-командор Эрон явно подбирал себе подчиненных с теми же заблуждениями, какими тешился сам. Очень жаль.

С этими словами он удалился.

«Счастлива, что разочаровала тебя», – подумала Евангелина.

Три недели.

Прежде Рис никогда не считал свои покои в башне тесными. Уж если он должен был где-то безвыходно просидеть три недели, то лучше здесь, чем в тюремной камере. По правде говоря, намного лучше. Вот только время все равно тянулось мучительно медленно. В его распоряжении было целых два занятия: либо изнемогать от досады, либо читать – а он рисковал помешаться и от пары страниц сухого ученого труда брата Дженитиви о новых Священных походах.

Да и не хотелось ему читать. На самом деле Рис страстно желал одного: выйти из опостылевших покоев и во всеуслышание поведать о том, что произошло в Адаманте, об открытии Фарамонда и о том, как храмовники замышляют приложить все силы, чтобы замолчать это открытие. Рису хотелось кричать об этом с городских крыш, и плевать, что для него это может плохо кончиться. Он и так уже в неприятностях по самую маковку, и так было с тех пор, как началась вся эта история.

Впрочем, в нем могла говорить досада.

Бóльшую часть времени Рис пребывал в тревоге. Он был уверен, что Евангелина угодила в беду из-за того, что хотела помочь магам. И ведь она знала, что такое возможно, еще когда говорила с ним о побеге. То, что она тем не менее предложила Рису бежать, заслуживало всяческого уважения. Будь в ордене побольше таких храмовников, Круг наверняка избежал бы нынешних неприятностей.

Впрочем, что толку себя обманывать? Подобных Евангелине в ордене мало. Большинство храмовников настолько поглощено собственной властью, что, кроме нее, не в состоянии ничего разглядеть. Они лишь тюремщики, а маги – узники, которых полагается либо осуждать, либо жалеть. Пусть Верховная Жрица и сочувствует магам, но это не возместит того, что Церковь веками учила простых людей обвинять магию в событиях тысячелетней давности.

Рис тревожился и о Коуле. Всю эту неделю о юноше не было ни слуху ни духу. Правда, Коул и прежде ни разу не посмел появиться в покоях Риса, но если кто и мог проскользнуть мимо стражи, так это он. Может, с ним что-то случилось? Может, аудиенция у Верховной Жрицы напугала его или же он решил, что его предали? Когда магов уводили из Великого Собора, Рис озирался по сторонам в надежде увидеть Коула, но так и не нашел.

А теперь его и вовсе накрыла глухая неизвестность. Только один человек регулярно навещал Риса, и то неясно было, радоваться этому или наоборот.

Легка на помине! В дверь негромко постучали.

– Я здесь, Винн.

Винн заглянула в комнату. На ней была новая мантия – черная, какие носили Первые Чародеи. Формально Винн не имела права так одеваться, но это было не важно, если вспомнить, что в Круге она занимала особое положение. Она сообщила Рису, что сожгла старую мантию: дескать, после путешествия под дождем и ночевок в раскисшей грязи ей больше не хочется видеть эти обноски.

Винн улыбнулась:

– Я и не думала, что тебя здесь нет. Просто хотела удостовериться, что ты не спишь.

Она принесла поднос с едой – сыр, печенье и миску дымящегося супа. Аромат съестного тотчас пробудил в Рисе зверский аппетит. Не то чтобы Лорд-Искатель стремился уморить его голодом, но храмовники, похоже, приносили пищу, лишь когда вспоминали, что надо бы ее принести, – то есть довольно редко. Если бы не частые посещения Винн, Рис, наверное, обгладывал бы с голоду собственные пальцы.

– Спасибо.

Он принял поднос и тотчас набил рот печеньем. Быть может, чуть более жадно, чем требовали приличия, но Винн этого словно не заметила. Присев на краешек койки, она сложила руки на коленях и уставилась на Риса.

– Думаю, тебя порадует известие, что армия уже выступила, – сказала она. – Судя по всему, маркиз все же намерен принять сторону императрицы.

– Я не знал, что это было под сомнением, – заметил Рис, продолжая жевать.

Винн пожала плечами:

– Велись откровенные разговоры о том, что императрица может быть низложена – особенно после слухов с востока. Одни говорят, что она мертва, другие – будто ее захватили в плен. Тем не менее некоторые утверждают, что императрица заперта со своим войском в Джейдере и что Гаспар оседлал восточный тракт. Думаю, это более вероятно.

– Круг могут призвать на войну? – Рис легкомысленно хохотнул. – То есть я могу лишь представить, чем это закончится…

– Верховная Жрица предпочитает дождаться окончания конклава, что с ее стороны весьма осмотрительно. Лелиана, похоже, считает, что даже и тогда это маловероятно, разве что Гаспар двинется на Вал Руайо.

– Лелиана?

– Ты видел ее в Великом Соборе, рядом с Верховной Жрицей. Она мой старый друг.

Ага, еще один «старый друг» Винн. Интересно, сколько у нее таких?

– Полагаю, Первые Чародеи уже прибывают в башню? – спросил Рис.

– Правильно полагаешь. Многие уже здесь. Минувшим вечером приехал из Хоссберга Бриаус, а сегодня утром – Ирвинг из Ферелдена. Насколько я понимаю, Верховная Чародейка тоже должна быть в Вал Руайо, но если это так, в башне она пока что не показывалась, – нахмурясь, добавила Винн.

– Ты, наверное, предпочла бы, чтобы она осталась в Кумберленде?

– Фиона когда-то была Серым Стражем. Если вспо-мнить, что из ордена Серых Стражей не уходят, ее можно назвать… отклонением от нормы. – Винн, по-прежнему мрачная, задумалась. – Впрочем, меня тоже, так что разница, пожалуй, невелика. И все же именно избрание Фионы привело к роспуску конклава.

– Ты так говоришь, будто это ее вина.

– Чья же еще? Моя? – Винн пожала плечами. – Фиона неустанно выступала за независимость Круга. Верховный Чародей Бриаус нипочем не допустил бы такого голосования, верно считая, что оно лишь восстановит против нас Церковь. С избранием Фионы все изменилось.

Рис отвлекся от еды и внимательно посмотрел на Винн. Вид у нее измученный – это даже ему заметно. До конклава осталось меньше недели, и она, должно быть, уже обдумывает свое выступление. Рис и сам размышлял о том же.

– Знаешь, – осторожно начал он, – ты уже столько раз навещала меня, а мы до сих пор не обсудили, что собираемся делать на конклаве.

– А мы собираемся что-то делать?

– Думаю, могли бы. – Рис насупился, увидев, что его слова явно позабавили Винн. – Я хочу сказать: после того как ты своим поступком оттолкнула от нас Верховную Жрицу, я решил, что ты отказалась и от ее замысла «исправить Круг»… – Винн от души расхохоталась, и он стал еще мрачнее. – Или нет?

– Ах, дорогой мой мальчик! – Винн оборвала смех и виновато взглянула на него. – Прости. Конечно, откуда тебе знать… кто, по-твоему, попросил меня разослать это известие? Верховная Жрица не лучше, чем я, представляла, что мы можем обнаружить в Адаманте, но ее наказ был недвусмысленно ясен: если я узнаю, что исследования Фарамонда принесли плоды, мне надлежит немедленно связаться с Первыми Чародеями.

– Значит… это игра?

– Джустиния Пятая приняла власть над Церковью, которая привыкла к дряхлой и бессильной Верховной Жрице. Многие ненавидят ее всей душой и готовы ухватиться за малейшую возможность разрушить ее планы. Если она намерена проводить политику реформ, то делать это следует крайне осторожно.

– Реформ? Думаешь, храмовники это допустят?

Винн загадочно улыбнулась:

– Наш долг – хотя бы попробовать.

Как будто она сама не пыталась. И не только она – все пытались, уже не первый век. Мятеж в Киркволле доказал одно: поиск золотой середины позволяет лишь обманывать себя возможностью мирного решения. Впрочем, спорить об этом с Винн смысла не было. Избранный ею путь совершенно ясен.

Рис отрезал большой кусок сыра и предложил ломтик Винн. Та вежливо покачала головой.

– В прошлый свой визит, – сказал Рис, жуя, – ты говорила, что собираешься побеседовать с Фарамондом.

Лицо Винн стало печально. С минуту она отрешенно теребила пальцами край мантии и лишь затем проговорила:

– Он… очень плох. Лорд-Искатель Ламберт назначил проведение ритуала в ночь перед конклавом, и ожидание убивает его.

– Но почему? Зачем тянуть время?

– А ты не понимаешь? Всему Кругу известно, что произошло с Фарамондом. Ламберт хочет провести ритуал в последнюю минуту, чтобы избежать всякого вмешательства магов.

– Вот как.

Наступило молчание. Рис заканчивал трапезу, а Винн неотрывно смотрела на него. Тишину нарушал только вой ветра, бесновавшегося за крохотным окном. Всего неделю назад Рис спорил с матерью, упрекая ее в том, что она использует его для достижения своих целей… и вот теперь такое же впечатление оставалось от ее визитов. Он не знал, что и думать.

Доев последнее печенье, Рис отставил поднос и в упор взглянул на Винн. Та ответила таким же прямым взглядом, и на мгновение он ощутил невыносимую неловкость.

– Тебе незачем так часто сюда приходить, – наконец проговорил он. – Я ведь уже сказал, что сохраню твою тайну.

Винн кивнула и отвела глаза. Рису подумалось, что вид у нее огорченный. И усталый. Безмерно усталый.

– Когда я впервые приехала с тобой повидаться, – заговорила она, – я сказала, что мне хотелось увидеть, каким стал мой сын без моего наставничества и участия в его судьбе. Это так, но… тогда мне казалось, что я скоро умру. Война в Ферелдене закончилась, и я думала, что дух скоро перестанет поддерживать во мне жизнь. Я должна была непременно увидеть тебя, хотя бы напоследок.

– Тогда почему же ты не вернулась?

Винн взглянула на него повлажневшими глазами и, протянув руку, погладила его по щеке. Этот жест был исполнен любви и нежности.

– Потому что твоя жизнь была упорядоченна и налажена. Ты добился успеха, ты был хорош собой. Что я могла дать тебе, кроме как навредить?

– Навредить?! Но…

– Что проку было бы тебе от такой старухи? Ты всю жизнь прожил один, и вдруг явилась твоя мать – одержимая героиня, мечтающая спасти Круг? Ты примкнул к либертарианцам, и я была рада уже тому, что ты отыс-кал свой путь.

– Значит, вот как? – Рис дернул головой, стряхнув ее руку. – Ты считала, что скоро умрешь, а когда оказалось, что это не так, вернулась лишь потому, что хотела меня использовать?

Винн в ужасе замотала головой:

– Нет-нет, Рис, ты ничего не понял! Я…

В дверь постучали.

Кто это мог быть? Стражник? Рис и Винн одинаково растерялись.

– Убирайся! – крикнул Рис.

И тогда из-за двери донесся быстрый яростный шепот:

– Рис, это я!

Адриан. Она проворно метнулась в комнату, тут же прикрыла за собой дверь и остолбенела, обнаружив присутствие Винн.

– Клянусь любовью Андрасте! – выдохнул Рис. – Адриан, что ты творишь? Тебе же запрещено покидать свои покои!

Винн поднялась:

– Не буду вам мешать.

Адриан заступила ей дорогу:

– Собственно, я хотела поговорить и с тобой.

– Думаю, мы с тобой уже достаточно наговорились. Если спросят, я скажу, что не видела тебя.

С этими словами Винн обогнула Адриан и вышла из комнаты. Рис смотрел ей вслед, и вдруг его охватило предчувствие, что больше она не придет. Внезапно он пожалел о том, что сказал. Негоже так говорить на прощание.

Хмурясь, он смотрел, как Адриан плюхнулась на край койки.

– Рис, она приехала! – яростно прошептала она, трепеща от возбуждения. – Верховная Чародейка!

– Да, я слышал.

– Нет, я имею в виду – она здесь, в башне!

– Откуда ты знаешь? И как ты вообще сюда добралась?

Адриан пренебрежительно отмахнулась:

– И это говорит мне человек, который сам недавно устраивал вылазки! Я всю неделю трудилась не покладая рук, постоянно общалась с либертарианцами, а ты чем занимался?

– Не высовывался.

– Ну так прекращай это занятие. Ты нам нужен. Верховная Чародейка собирается объявить новое голосование.

Рис ошеломленно выпрямился:

– Но это же безумие! Конклав собирается, чтобы обсудить открытие Фарамонда, а не вести разговоры о независимости. Лорд-Искатель будет следить за каждым нашим вздохом. Он этого ни за что не допустит.

Адриан ликовала. Рис видел, что ее глаза горят непреклонной решимостью. Казалось, близится то, чего она ждала всю свою жизнь… но что это будет? Война? Их всех убьют? Насколько далеко они решатся зайти?

– Не важно! – отрезала она. – Голосование – лишь политический жест, причем необходимый. На что бы ни решились храмовники, об этом тотчас станет известно всему Кругу магов.

Адриан схватила Риса за плечи и от возбуждения чуть ли не затрясла, как грушу.

– Только подумай, Рис! Мы будем там, в самом центре событий! На наших глазах будет твориться история!

– Адриан, – возразил он, – история пишется кровью.

Она резко отстранилась, и лицо ее тотчас приняло оскорбленное выражение. Помолчав с минуту, Адриан нахмурилась.

– Все дело в той храмовнице? – с подозрением спросила она. – Боишься, что она пострадает? Думаешь, если Лорд-Искатель пустит в ход силу, ей придется выступить на его стороне?

Рис тяжело вздохнул:

– Дело не в этом.

– Тогда в чем? – Адриан вскочила, взволнованно заходила по комнате, затем резко обернулась к Рису и сомкнула ладони почти в молитвенном жесте. – Скажи, Рис, – что изменилось? Когда-то мы вместе вступили в братство либертарианцев. Ночами мечтали о Круге под руководством магов, воображали, как помогали бы им управлять. Неужели ты больше этого не хочешь?

Рис провел рукой по волосам, стараясь обуздать раздражение. Адриан смотрела на него беспомощно и смятенно, и Рис жестом указал ей на постель.

– Сядь, Адриан, – велел он и, когда она замешкалась, с нажимом повторил: – Сядь.

Адриан повиновалась.

Рис взял ее руки в свои, чтобы наверняка заставить ее выслушать.

– Я хочу этого, – твердо сказал он. – Я только не желаю, чтобы кто-то пострадал. Ни Евангелина, ни ты, ни Коул – никто.

Адриан наморщила лоб:

– Кто такой Коул?

– Не важно. Мы должны быть осторожны, вот и все. Если мы изберем неверный путь, если станем действовать безрассудно – особенно если этого ждет Лорд-Искатель, – мы погубим все и всех.

Адриан вздохнула, печально покачав головой. Она смотрела на Риса так, словно он был наивным ребенком и она не знала, какими словами объяснить очевидное.

– Да, возможно, дело дойдет до кровопролития. Мы должны быть к этому готовы. И если это случится, нам придется действовать плечом к плечу.

Рис помрачнел, но не мог не признать, что Адриан права. В конце концов, он и сам уже размышлял о невозможности отыскать золотую середину.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он.

– Поговори с Винн.

– Я уже говорил с Винн. Она навещает меня почти каждый день.

– Многие эквитарианцы колеблются. На конклав прибудут Астебади из Антивы и Гвенаэль из Неварры. Верховная Чародейка сказала, что их можно будет без труда склонить к активным действиям. – Адриан выдержала театральную паузу. – Рис, это наш шанс! Грядут перемены. Если Винн встанет перед конклавом и выскажется за отделение от Церкви, к ней примкнет все братство эквитарианцев. Даже лоялисты могут ее поддержать.

– Она этого не сделает.

– Значит, ты должен ее убедить.

– У Винн есть собственный план, а также поддержка Верховной Жрицы. Я считаю, что ей надо по меньшей мере дать возможность осуществить задуманное.

– Ни за что! – Адриан отчаянно замотала головой, не желая даже думать об этом. – Нам разрешили собрать конклав, чтобы нас умиротворить. Что бы мы ни сказали об Усмирении, разве это хоть что-то изменит? Это наш единственный шанс дать открытый бой!

– Значит, нам придется обойтись без Винн.

– Нет! – с досадой отрезала она. И хотела было вскочить, но Рис удержал ее за руки. Зарычав от ярости, Адриан резко выдернула руки. – Заставь ее прислушаться! Рис, она твоя мать. Если кто и может ее убедить, так только ты.

Наверное, она была права. Рис даже мысленно представлял, как обратится к Винн. «Если я для тебя хоть что-то значу – помоги нам. Я никогда и ни о чем тебя не просил, но теперь прошу. Пожалуйста, Винн… сделай это. Ради меня».

И все равно так нельзя. Винн использовала его – и что же, он теперь должен отплатить ей тем же? Пустить в ход родственную связь, пускай и слабую, чтобы добиться своего?

– Адриан, я… не могу.

И Адриан сдалась. Она сидела на койке с убитым видом, и Рису на миг даже показалось, что она сейчас заплачет. Столько душевных сил вложила она в эту борьбу! Рис невольно подумал: что станется с Адриан, если она когда-нибудь достигнет желанной цели? Когда больше не с кем будет бороться? Да, в прошлом они не раз мечтали о свободном Круге – но осталось ли что-то от той наивной пылкой девочки? Год за годом Рис наблюдал за тем, как эта часть ее личности неумолимо растворяется в новой Адриан… а сам между тем оставался прежним. Безнадежно прежним.

Он уже подбирал слова для извинений, когда Адриан вдруг порывисто подалась к нему и поцеловала. Опешив, Рис схватил ее за плечи и отстранил от себя – быть может, резче, чем намеревался.

– Что… что ты делаешь?

– Я не хочу потерять тебя!

А вот теперь она действительно плакала. Слезы, вырвавшись на волю, текли ручьем, и лицо Адриан исказилось от горя.

– Все эти годы я твердила себе, что лучше оставаться твоим другом. Я считала, что мы всегда будем вместе и рука об руку сумеем свернуть горы. Но сейчас… сейчас я чувствую, что ты отдаляешься от меня!

– Адриан! – Рис попытался обнять ее, утешить, но она отвернулась, стесняясь собственных слез. – Адриан, таким способом нас вместе не удержать.

– Не удержать? – Покрасневшие от слез глаза с мольбой взглянули на Риса. – Разве ты меня не любишь?

На это Рис ничего не мог ответить – точно так же, как в прошлый раз, много лет назад. С тех самых пор этот вопрос так и остался без ответа, и Адриан понадобилась целая вечность, чтобы справиться с чувствами отвергнутой женщины… а теперь она зачем-то вновь извлекла их на свет.

Истина же заключалась в том, что женщины, которую он любил, давным-давно не существовало.

Адриан не потребовалось дожидаться ответа, она все прочла на лице Риса. И торопливо встала, вытирая слезы и стараясь взять себя в руки.

– Впрочем, это не важно, – уже сдержанно проговорила она. – Мы справимся… с тобой или без тебя.

– Я же сказал, что помогу вам.

Адриан смерила его уничтожающим взглядом:

– Рис, ты даже самому себе не в силах помочь.

С этими словами она повернулась и вышла, а Рис остался сидеть, где сидел… один. Опять один.

Глава 18

Затевалось нечто значительное. Назревало, как зреет буря и в ее преддверии воздух пахнет грозой. В башне царило нервное возбуждение. Никто не хотел бури, но все уже извелись в ее ожидании.

Коул понимал немногое. Готовилось какое-то собрание, и в нем должны были принять участие важные маги, которые понемногу съезжались в башню из всяких отдаленных мест. Все обращались к ним «Первый Чародей», и Коул недоумевал: как это столько людей сразу могут быть первыми? Разве не должно быть «Второго Чародея», «Третьего Чародея» и так далее?

Однако, хотя эти маги и были важными особами, они боялись храмовников. Когда им случалось заспорить, они непременно понижали голос, потому что храмовники все время были неподалеку… и следили за ними, не сводили с них глаз. Сложив руки на груди, они смотрели на магов и грозно хмурились подобно стряпухе при виде мыши. И пусть эти маги щеголяли в изысканных черных мантиях – все равно они оставались узниками.

Иногда Коул замечал Большеносого. Он не знал, откуда этот человек добыл новые латы, но они были начищены до блеска. И еще он носил теперь алый плащ, такой же, как у Евангелины. Большеносому нравилось пугать магов. Он кружил вокруг них, притворяясь, будто подслушивает их разговоры, и маги постепенно замолкли вовсе. Большеносый им не нравился, и Коул не мог их в этом упрекнуть. Большеносый ему самому не нравился.

Странное дело. Раньше Коул мог бы смело утверждать, что во всем мире для него нет никого и ничего страшнее храмовников… и что же нынче? Он смело подходил к ним вплотную. Стоял прямо перед ними, смотрел им в глаза и знал, что они ничего не видят. Глядят сквозь него, точно в пустоту. «Я вас вижу, – хотелось ему сказать. – Я теперь знаю, какие вы на самом деле».

Рис ничем не мог ему помочь. Риса держали взаперти в его комнате. Коул подумывал навестить друга, но что бы сказал на это сам Рис? Коул и так принес ему порядочно бед. Уж лучше держаться подальше, – может, хоть так он немного облегчит участь Риса.

Евангелина тоже не могла помочь Коулу. Она была такая красивая и добрая, что у Коула щемило сердце. Когда она пообещала отвести его к храмовникам, он испугался… но у него появилась надежда. Евангелина казалась сильной, да и кто мог лучше ее знать храмовников? Но теперь ее отправили в Яму и заставили делать то, что не пристало рыцарю-капитану. Так утверждали другие храмовники. Они сплетничали про Евангелину, говорили о ней гадости, которые приводили Коула в ярость.

И старуха тоже ничем не могла ему помочь. Он видел, как она ходит взад и вперед, иногда направляется в комнату Риса. За ней постоянно следили, и она это знала. Может быть, ей было известно даже, что и Коул следит за ней, но она притворялась, будто ничего не замечает. Коул подозревал, что старуха с самого начала умела видеть его. Просто для нее это не было важно, поскольку он не имел никакого отношения к ее замыслам.

Рыжая – Рис называл ее Адриан – не стала бы помогать Коулу, даже если бы могла. Ее, как и Риса, держали взаперти, но это ничего не меняло. Были другие маги, которые пробирались к ее дверям, чтобы доставить послания, и даже сама она пару раз изловчилась выбраться наружу. Забавно было наблюдать, на какие ухищрения пускались Адриан и ее друзья, чтобы обмануть стражников. У Адриан замыслов было не меньше, чем у старухи. Коул мог бы подслушать и все про них разузнать, но ему не хотелось. Что бы там ни замышляла Адриан, ему это ничем не могло помочь.

Никто из них не мог помочь Коулу.

Зато Коул мог им помочь. На обратном пути в город он прислушивался к разговорам спутников. Они были правы насчет храмовников. С этими придется нелегко. Раньше Коул читал в их глазах угрозу, теперь – страх. Безмерный страх, способный выжечь все на своем пути.

Еще недавно храмовники были демонами, населявшими его замкнутый мир, и все, на что его хватало, – прятаться в темноте… но, может быть, хватит скрываться? В конце концов, его не заперли в комнате, не загнали в Яму, за ним никто не следит; он волен действовать как пожелает.

Коул осторожно пробирался по темному коридору, остро, до мельчайших деталей осознавая все, что его окружало. В башне давно все спали… или пытались уснуть. Собрание, которого все так ждут, состоится завтра утром, и всеобщее напряжение достигло такого накала, что Коул ощущал его всем своим существом. Одно неверное движение – и за поворотом он наткнется на стражника. Тогда все будет кончено.

Перед дверью, к которой крался Коул, зевал толстый храмовник. Голова его то и дело опускалась на грудь, но тут же он резко вскидывался. Если бы стражник просто клевал носом, все оказалось бы гораздо проще, но Коулу не повезло. Стражнику не давал уснуть страх. Боязнь человека в черных доспехах.

Вспомнив того, Коул содрогнулся. Он словно выкован из стали, заточенной до смертельной остроты. Когда Коул таился в спальне Евангелины, этот человек почуял его. Было в нем нечто, отличавшее его от других храмовников, а что именно – Коул не мог определить. Да и не хотел.

Медленно, с отчаянно бьющимся сердцем он подошел к стражнику. Фарамонд говорил: то, что Коула все забывают, происходит не случайно. На них воздействует некая сила, которой обладает Коул. И если это так, быть может, он сумеет воспользоваться ею сознательно.

«Ты не видишь меня. Ты не заметишь того, что я сделаю». Прямо глядя в глаза стражника, Коул сосредоточился и призвал… нечто. Он ощущал его присутствие. Оно таилось в самой глубине его существа, в непроглядной тьме, куда он никогда не осмеливался заглянуть. Стараясь не поддаваться страху перед этой таинственной силой, Коул велел ей пробудиться.

И, протянув руку, со всеми предосторожностями снял с пояса храмовника ключи. При этом он ни на долю секунды не отрывал взгляда от глаз стражника. Ключи тихо звякнули, и Коул застыл. Обошлось. Воин не шелохнулся, даже не моргнул.

«Получилось! Я заставил его не увидеть меня!»

Опьяняющее чувство. Коул все так же осторожно попятился, прижимая к груди связку ключей. Дойдя до самой двери, он оглянулся и окинул стражника пристальным взглядом. Тот по-прежнему не шевелился.

Коул закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Темная сила, которую он призвал, неумолимо подымалась все выше. Коул попытался усилием воли остановить ее, загнать в логово, но тьма не повиновалась. Она просачивалась во все поры его существа, стремясь поглотить, растворить в себе. Чтобы он истаял.

«Нет, я тебе не поддамся!»

Коул стиснул зубы, мерно дыша. Медленно и мучительно тянулось мгновение за мгновением… и наконец ему стало легче. Казалось, глубокие тени, заполнявшие коридор, удлинились, словно бы потянулись к Коулу… но он постарался не обращать на них внимания. Он – настоящий. Он стоит здесь, у входа, и готов действовать.

Коул отпер дверь. Едва слышный щелчок раздался, когда он повернул ключ в замке, неявный шорох – когда взялся за дверную ручку. Стражник стоял в каких-то двух шагах, но Коул даже не оглянулся в его сторону. И проворно скользнул внутрь.

В крохотной спальне было темно. В зарешеченном окошке видны были лишь клочок ночного неба да мелкий снежок – первый в этом году. Одинокая свеча на столе почти догорела, оплыла лужицей воска. В ее скудном свете тьма, подступавшая со всех сторон, казалась еще траурнее. Эта комната была склепом… или дожидалась того, чтобы им стать.

– Кто… кто здесь? – прозвучал из темноты дрожащий голос.

Коул едва мог различить силуэт того, кто лежал на узкой койке. Впрочем, ему это и не требовалось. Он и так знал, кто перед ним.

– Это я, Коул, – сказал он.

Фарамонд вскочил, изумленно глядя на него. Судя по виду, он не спал несколько дней, а может быть, и не одну неделю. Осунувшийся, бледный, с темными кругами под глазами, изнуренный почти до полного истощения сил. Когда-то этого эльфа с белоснежно-седыми волосами и прозрачно-голубыми глазами можно было даже назвать красавцем, но теперь он был просто очень стар.

– Я тебя вижу! – потрясенно прошептал Фарамонд. – И помню, кто ты такой. Почему? Что изменилось?

– Ты.

Коул подошел к эльфу и присел на край койки. Фарамонд взглянул на кинжал, и глаза его округлились от страха.

– Ты видишь и помнишь меня, потому что хочешь умереть, – молвил Коул.

Эльф громко судорожно сглотнул… но не отвел взгляда. Не спросил, откуда Коулу это может быть известно. И не сказал, что он ошибается.

– Завтра утром меня снова сделают Усмиренным, – сдавленно прошептал он. – Больше всего на свете я хочу умереть.

Коул печально кивнул, но ничего не сказал. Он упорно смотрел на пляшущий огонек свечи, и некоторое время они сидели молча. Коулу казалось, что быть Усмиренным не столь уж плохо. Он так долго страшился тьмы, что, наверное, испытал бы облегчение, будь с делом покончено. Стать ничем страшно лишь до тех пор, пока не станешь ничем.

Так же как умирать страшно, пока не умрешь.

– Я могу вывести тебя отсюда, – сказал он вслух. – За этим я и пришел.

– Вывести?… Как?

– Так же как вошел сюда. – Коул помолчал, тщательно обдумывая мысль. – Мне кажется… если ты будешь со мной, я сумею заставить храмовников не замечать и тебя. Мы выйдем вместе, и они больше никогда не смогут причинить тебе вред.

– Что, если это не сработает?

– Тогда ты умрешь.

Фарамонд был ошеломлен, словно мысль о побеге никогда и не приходила ему в голову. Он встал, забегал по комнате, возбуждаясь все сильнее… но вдруг остановился, угрюмо глядя на окно, за которым сыпал снег.

– И куда же ты меня уведешь? – спросил он.

– А куда ты хочешь пойти?

– Я не знаю даже, куда мог бы пойти.

Коул ничего не мог предложить. Мир за стенами башни был ему совершенно неведом. То немногое, что он увидел за время путешествия в крепость, наводило на мысль, что мир этот холоден и страшен; люди, живущие в нем, обращают друг на друга даже меньше внимания, чем на него, Коула.

– Где угодно будет лучше, чем здесь. Разве нет?

Фарамонд подошел к окну, легонько провел пальцами по решетке. Железные прутья уже покрыл тонкий слой изморози.

– Зимы в Адаманте ужасны, – проговорил он. – Пустыня промерзает насквозь, а песок… ветер дует с такой силой, что тот, кажется, сдирает плоть с костей. Люди в крепости начинают готовиться к зиме задолго, и все равно каждый год кто-нибудь погибает. Охотники, застигнутые бурей, заезжие торговцы, не знающие здешних мест, неразумные дети…

Коул не знал, зачем эльф рассказывает ему об этом, но все равно слушал. Странно… очень странно. Прежде всякий раз, когда он отыскивал одинокого и отчаявшегося человека, его подгоняла к цели нестерпимая жажда. Он нуждался в своих жертвах точно так же, как они нуждались в нем. Времени на разговоры не оставалось, потому что ему нужно было увидеть в их глазах узнавание – тот предсмертный миг, в который они даровали ему возможность снова стать настоящим.

Что же он чувствует сейчас? Тьма, которую он сам же и высвободил, ворочается в нем, расползается ордой алчных насекомых… но той самой нестерпимой жажды нет. Коул провел большим пальцем вдоль лезвия кинжала. Острый. Подарить Фарамонду такую свободу будет проще простого. Если он не нуждается в этой смерти – можно ли считать ее милосердным поступком, а не хладнокровным убийством?

– В день, когда выпадает первый снег, – продолжал Фарамонд, – обязательно устраивается праздник. Мне это казалось странным. Зима смертельно опасна, что тут праздновать? Однако местные жители неизменно надевают венки и учиняют обильное пиршество с плясками. Меня тоже всякий раз приглашают на пир и зовут танцевать, хоть и знают, что я откажусь. Я просто наблюдаю за ними и недоумеваю – к чему все это? – Голос его прервался. Смолкнув, он повернулся к Коулу, и тот увидел, что эльф плачет. – Этой ночью в Адаманте не будет никакого праздника.

– Ты не хочешь бежать?

– Я не хочу бежать. Я хочу, чтобы ты убил меня.

Последний конклав, на котором присутствовал Рис, произвел на него неизгладимое впечатление.

Коллегия магов в Кумберленде занимала дворец. Когда-то он принадлежал одной неварранской герцогине, а потом был подарен Церкви – по слухам, из-за того, что у дочери герцогини обнаружился магический дар. Герцогиня желала, чтобы ее дочь жила в привычной роскоши, а не в какой-нибудь мрачной башне в сотне миль от родного дома.

Рис охотно верил этим слухам. Если Белый Шпиль поражал воображение своим подавляющим величием, то Коллегия магов – непомерной роскошью интерьера: мраморные колонны, красочно расписанные фрески, вазы, золоченый узор из виноградных лоз на стенах. Особый интерес представлял входной зал – там стояли изготовленные из песчаника бюсты всех верховных чародеев, ко-торые занимали эту должность за последние шесть сотен лет. Весь дворец блистал золотом. Казалось невероятным, чтобы магам предоставили для собраний это средоточие роскоши, и тем менее так оно и было.

Красная аудитория, названная так из-за куполообразного потолка, отделанного красным деревом, без труда вмещала две сотни человек – Первые Чародеи, главы братств, старшие чародеи и даже любопытствующие ученики. Они спорили, похвалялись, разбивались на группы и произносили речи. Некоторые приходили просто по-наблюдать за собранием, маги почтенного возраста – поглазеть на восторженных новичков. Рис тогда долго бродил в нестройном шуме множества голосов и безуспешно гадал, какова повестка дня, пока не сообразил, что ее попросту нет. Всякая попытка укрепить порядок на собрании отметалась ради свободного общения.

В итоге собрание почти ничего не успевало решить, и, судя по высказываниям чародеев, такое было в порядке вещей. Впрочем, никого это обстоятельство не огорчало. Участие в конклаве придавало магам ощущение, что они являются частью чего-то большего, нежели их собственный Круг, и могут, если будет на то их воля, выступить как единое целое.

Нынешний конклав, если его вообще можно было так назвать, проходил в совсем иной обстановке.

Громадный зал Белого Шпиля был чересчур велик для собравшихся – пятнадцать Первых Чародеев, не считая тех четверых, которые не успели прибыть вовремя, и Верховная Чародейка. Помимо них в зале находились только сам Рис, Адриан и Винн. Храмовники, выстроившиеся вдоль стен, пожирая недобрыми взглядами магов, превосходили их числом более чем вдвое. Это унижало, и всем участникам конклава явно было не по себе.

Рис держался особняком, чувствуя себя посторонним в тесном кружке Первых Чародеев… в отличие от Адриан, которая с первой минуты ни на шаг не отходила от Верховной Чародейки. Разговоров никто не вел. Все ждали, когда приведут Фарамонда, и одно это было поводом для всеобщего напряжения: Винн уже рассказала о том, какая участь его ожидает, и Первых Чародеев это известие отнюдь не порадовало. Рис не знал, что произойдет, когда в зал войдет эльф, во второй раз ставший Усмиренным. По всей вероятности, ничего хорошего.

Верховная Чародейка Фиона была эльфийкой: черноволосая, с седеющими прядями на висках и почти такая же миниатюрная, как Адриан. Рядом с рослыми магами эти две женщины смотрелись бы даже забавно, если бы не излучали столь мощную энергию, что казались на голову выше всех прочих. Фиона бросала на храмовников уничтожающие взгляды, и остальные маги, судя по всему, разделяли ее чувства.

Стоя поодаль, Рис наблюдал за этой сценой, и тут к нему подошла Евангелина. Ее доспехи были недавно начищены до блеска, но Рис заметил, что она не надела алый плащ. Без него храмовница выглядела не так… внушительно. Рис, впрочем, никогда и не считал ее внушительной, однако привык видеть в ней человека, облеченного властью. Если Евангелина сейчас стремилась преуменьшить это впечатление… что ж, из всех храмовников в зале она была единственной, кому такое пришло в голову.

– Ты держишься особняком, – заметила она.

Рис ухмыльнулся:

– Потому что я не такой, как все.

– Да неужели?

– Разве ты не знала? Я маг, которого подозревают в убийстве. Мое опасное обаяние так подействовало на дам, что они едва не лишились чувств, а потому попросили меня постоять в сторонке.

Евангелина рассмеялась и тут же бросила на него сердитый взгляд, упрекая за то, что вызвал этот неуместный смех, хотя скрыть веселье ей все равно не удалось.

– Уверена, что они так не считают.

Рис пожал плечами:

– Возможно. Как бы то ни было, я не Первый Чародей.

– Адриан тоже, но это ее, похоже, не останавливает.

– Адриан так жмется к Верховной Чародейке, что вполне может сойти за предмет туалета. Поясок, к примеру, или надушенную перчатку.

Евангелина улыбнулась и вслед за Рисом посмотрела на стоявшую посреди зала Адриан. Та ощутила их внимание, и когда ее взгляд скрестился со взглядом Евангелины, улыбка храмовницы тотчас погасла.

– Что-то они не спешат открывать конклав, – заметила она.

– Ждут Фарамонда.

– Вот оно что.

– Ты не знаешь, когда он появится? Сколько времени занимает ритуал Усмирения?

Евангелина окинула взглядом шеренгу храмовников, и глаза ее сверкнули гневом.

– Ритуал уже должен был закончиться. Я спрашивала, но мне лишь изволили сообщить, что Фарамонд прибудет «в свое время». – При этих словах Рис вскинул брови, и Евангелина невесело усмехнулась. – Меня сейчас не особо жалуют в ордене.

– Из-за меня? Прости, что причинил тебе столько неприятностей.

Евангелина не ожидала услышать от него извинения.

– Дело не в тебе, Рис, – возразила она. – Я говорила, что постараюсь помочь… Коулу. Я сказала тебе, что вижу в этом свой долг храмовника, и это не пустые слова. Если орден не желает идти на уступки, твоей вины в этом нет.

Евангелина не забыла Коула. Пускай на мгновение она запнулась, но Рис видел, как она силится удержать в памяти это имя. Ее старания глубоко тронули его. Некоторое время оба молчали, не испытывая нужды в словах, – просто стояли и смотрели на магов, бесцельно переминавшихся посреди зала.

– Я должен тебе кое-что сказать, – наконец заговорил Рис. – Евангелина, я восхищаюсь тобой. Мое мнение о храмовниках всегда было нелестным, но ты ухитрилась опровергнуть его по всем статьям. Если бы только было больше храмовников, похожих на тебя…

Евангелина чуть порозовела, но ловко скрыла смущение, приняв непринужденный вид.

– В ордене пренебрегают идеалами в угоду насущной необходимости. Там попросту нет места состраданию или милосердию, а те, кто все же испытывает эти чувства… – Она на мгновение запнулась, затем пожала плечами. – Таких орден рано или поздно изгоняет для наглядного урока всем прочим.

– Таким, как мы, например?

– Очень может быть.

Рис ухмыльнулся:

– Это лишь прибавляет тебе привлекательности.

Евангелина глянула на него с подозрением, пытаясь понять, смеется он или говорит серьезно. Был большой соблазн отшутиться, сделать вид, что он лишь дразнил ее… но Рис вдруг обнаружил, что не сможет так поступить. Он встретил взгляд Евангелины, и в этот миг словно искра проскочила между ними, невидимая, но от того не менее подлинная.

– С меня хватит! – донесся громкий голос из середины зала.

Чары рассеялись. Евангелина, вспыхнув, отвела глаза, и Рис испытал острое чувство потери. Он так мало успел сказать… и произнес совсем не то, что хотел.

Возглас, нарушивший всеобщее оцепенение, принадлежал Верховной Чародейке, которая стучала посохом по полу, требуя внимания Первых Чародеев. Посох полыхал ярким светом, отчего ее белые одежды еще резче выделялись на фоне их черных мантий. Храмовники яростно зашептались, и несколько человек направилось к выходу из зала.

– Мы не станем ждать! – объявила Фиона. – Все мы в сборе, и всем хорошо известно, о чем пойдет разговор. Нам нет нужды в том, чтобы очередной Усмиренный наглядно показал, как оскорбительно относятся к нам храмовники!

– Да помолчи ты! – испуганно прошипел один из Первых Чародеев – антиванец с черной, заплетенной в косички бородой.

– Нет, я не буду молчать! – Сжимая в руке полыхающий посох, Фиона окинула горящим взглядом сгрудившихся вокруг нее магов. – Нам впервые за весь этот год позволили собраться вместе, я не намерена упускать этот шанс. – Она сделала эффектный вдох. – Я вношу предложение об отделении Круга магов от Церкви.

По залу пронесся потрясенный вздох. Вновь кое-кто из храмовников устремился к выходу – только на сей раз их было больше, и они мчались так, точно за ними кто-то гнался. Рис почуял, что надвигается нечто страшное; самый воздух в зале был напоен гневом, и взрыв казался неминуемым. Евангелина уже бежала к центру, и он бросился следом.

– Мы собрались, чтобы обсудить открытие Фарамонда, – услышал он твердый голос Винн. – И все. Если ты сорвешь и этот конклав, нового шанса не будет.

Фиона презрительно фыркнула:

– Это не конклав, а нелепая шутка! Мы можем хоть горло сорвать, споря о том, нужен ли ритуал Усмирения, но неужели ты думаешь, что храмовникам хоть на минуту придет в голову внять нашему мнению?

– Но Верховная Жрица…

– Да пошла она в задницу!

Все уставились на нее, потрясенные таким святотатством. Фиона вздохнула и взволнованно потерла лоб.

– Я уверена, что Верховная Жрица – замечательный человек, – продолжала она уже более мирно. – Такой же была Эльтина, Владыка Церкви в Киркволле. Она всем сердцем стремилась осчастливить всех – и к чему это привело? Проблемы как были, так и остались, и в итоге ее убило собственное бездействие.

Винн нахмурилась:

– Эльтину убил безумец-одиночка.

– Я не оправдываю поступок Андерса, – сказала Фиона, – но я понимаю, почему он так поступил. Я же предлагаю не взрывать Белый Шпиль, а перейти от слов к делу.

– Да неужели? И чем, по-твоему, ответят храмовники?

– Мы не несем ответа за их поступки – только за свои собственные. – Фиона обвела взглядом Первых Чародеев. – Все вы знаете, кто я такая. Я пришла в Круг из Серых Стражей, потому что поняла: бездействовать больше нельзя. Будучи Серым Стражем, быстро учишься выжидать подходящий момент и не упускать его – сейчас он настал.

– И что, по-твоему, мы должны сделать? Дать бой храмовникам, когда они захотят нас арестовать? – Винн встала перед Верховной Чародейкой, умоляюще простерла руки к остальным магам. – Открытие Фарамонда дало нам надежду на перемены. Теперь, когда доказано, что ритуал Усмирения небезупречен, Верховная Жрица получила желанное основание реформировать Круг. И мы дождемся реформ, обещаю вам!

– То же самое ты обещала и на прошлом конклаве, – проговорила Фиона. Рису показалось, что слова ее прозвучали отнюдь не резко – скорее, в них была безмерная усталость. – И к чему это привело? Винн, мы понимаем твои чувства, но не Церкви решать, когда исправить вопиющую несправедливость.

– Значит, либертарианцы хотят принять это решение за нас? – воскликнул один из Первых Чародеев, грузный лысый человек с андерфелским акцентом.

Маг с бородой, заплетенной в косички, нахмурился:

– Я все же не понимаю: действительно ли Фарамонд открыл нечто важное, или это буря в стакане воды?

– Он сумел исцелить себя, – вмешалась Адриан, – а теперь храмовники снова сделали его Усмиренным. О чем это говорит? Им нет дела ни до наших познаний, ни до изъянов ритуала Усмирения. Храмовникам нужно только одно – сохранить власть над нами!

Первые Чародеи скорбно закивали, соглашаясь с ее словами. Лицо Винн потемнело. По всей вероятности, она почувствовала то же, что и Рис: конклав неотвратимо склонялся на сторону Верховной Чародейки. Даже те, кто, по его ожиданиям, должен был выступить в поддержку Винн, хранили упорное молчание. Первый Чародей Эдмонд, к примеру, был, как и Винн, эквитарианцем… но сейчас лишь хмурился, поглаживая длинную бороду.

Рис заметил, что Евангелина обеспокоенно наблюдает за тем, как храмовники все активнее покидают зал. Лишь около десятка их осталось стоять у выхода, зловеще поглядывая на магов. Снаружи из коридоров доносился нестройный тяжелый топот.

– Я понимаю, что мое мнение вас вряд ли интересует, – обратилась Евангелина к магам, – но, что бы вы там ни задумали, советую не мешкать. Конклав всегда существовал для того, чтобы маги сами решали, как им поступать, – подчеркнуто ровным тоном проговорила она. – Так что решайте.

Все молчали. Винн, казалось, задумалась, но Рис подозревал, что она уже высказала все, что могла, – как и Верховная Чародейка. Каждый здесь уже знал, что думают другие, и прекрасно понимал, что им предстоит сделать. Просто никому не хотелось шагнуть в пропасть первым.

– Можно мне сказать? – негромко спросил Рис. Удивительно, но все тотчас обернулись к нему – даже Верховная Чародейка. – Я, конечно, не Первый Чародей…

– Мы знаем, кто ты такой, Рис, – перебил лысый маг. – Винн много рассказывала о тебе. Будучи либертарианцем, ты тем не менее всегда придерживался умеренных взглядов. Мы выслушаем тебя. Говори.

Рис нервно облизал губы.

– Верховная Чародейка права, – молвил он. – Вы получили шанс собраться, и другого уже не будет. Чем бы ни закончилось голосование, Лорд-Искатель посчитает его изменой. Так что остается один-единственный вопрос. – Он встретился взглядом с Адриан и, казалось, прочел ее мысли: «Ну же, говори! Убеди их!» – Что вы предложите Кругу? Сохранять худой мир и надеяться на Верховную Жрицу – или принять бой?

Снаружи донесся оглушительный лязг железа. К залу спешили храмовники – судя по грохоту, все, сколько их было в башне. По глазам магов Рис видел, что его поняли: жребий брошен, и обратного пути нет.

– Объявляю голосование, – торопливо проговорила Верховная Чародейка. – Кто за?

Поздно. Все обернулись к входу. В зал тяжело ворвался Лорд-Искатель, а вслед за ним хлынули храмовники. Все с мечами наголо. Рядом с Лордом-Искателем шагали трое в таких же, как у него, черных доспехах. Тоже Искатели, понял Рис. Громоподобная поступь их казалась шествием самой смерти.

Храмовники и Искатели рассыпались по залу, в одно мгновение окружив магов, а Лорд-Искатель направился прямо к ним. Холодная ярость, написанная на его лице, яснее слов говорила, зачем он явился.

– Конклав распущен! – объявил он. – Вам, как малым детям, нельзя доверять – так и норовите ослушаться. Я не потерплю измены в этих стенах!

Верховная Чародейка Фиона выступила вперед, словно пытаясь заслонить собой других. Рядом с рослым Лордом-Искателем эльфийка выглядела совсем крохотной, и ее усилия могли бы показаться смехотворными, если бы от нее не веяло неимоверной силой. В руке ее ослепительно полыхал посох, будто вторивший гневу.

– Измены здесь нет. Верховная Жрица дозволила нам провести конклав, и ты не имеешь права указывать, как его проводить.

– Верховная Жрица – дура! – прорычал Лорд-Искатель. – И все вы глупцы: во-первых, потому, что думаете, будто вам позволят поступать по-своему. И потому, что слушаете убийцу!

Рис не сразу осознал, что речь идет о нем.

– Усмиренный Фарамонд, – продолжал Лорд-Искатель, – сегодня утром был найден в своей спальне мертвым. Его закололи кинжалом. Я взял на себя смелость обыскать покои чародея Риса – и нашел вот это.

С этими словами он бросил на пол нож с черной рукоятью. На лезвии явственно виднелись следы крови. Нож не принадлежал Рису и был совершенно не похож на кинжал Коула. Рис видел его впервые в жизни.

– Но… это не мой нож, – пробормотал он.

– Да что еще ты можешь сказать!

– Это правда!

Евангелина шагнула вперед:

– Милорд, я уже объяснила тебе, кто виновен в убийствах. Если бы ты меня слушал…

– Я и выслушал. А теперь у меня есть доказательство, что ты ошибалась.

– Но возможно и другое объяснение! – не отступала она. – Рису могли подбросить этот нож. Кто-то хочет…

– Молчать! – гаркнул Лорд-Искатель. – Не ухудшай своего положения, глупая девчонка! Мы имеем дело с магом крови. Если не он повлиял на твой разум, то, значит, тебе заморочила голову твоя нелепая любовь к магам. – Он подал знак храмовникам. – Взять чародея Риса под стражу.

– Нет! – Винн схватила Риса за руку, рывком оттащила. – Это безумие! Клянусь, Верховная Жрица об этом узнает!

Рис был совершенно сбит с толку. Он знал, что Лорд-Искатель взъелся на него, но чтобы дойти до такого? Между тем храмовники с мечами наготове уже приближались к нему. Маги в ответ угрожающе взмахнули по-сохами, и зал наполнился искрящимися токами магической энергии. Чародеи преградили путь храмовникам – назревало сражение.

Лорд-Искатель и бровью не повел.

– Мне больше нет дела до того, что подумает Верховная Жрица, – объявил он. – Рано или поздно ее идеи ввергнут эту страну в непоправимый хаос. У вас есть выбор: либо вы подчинитесь и вернетесь в свои башни живыми и невредимыми, либо с вами обойдутся как с мятежниками – каковыми вы, собственно, и являетесь.

– Нет, это у вас есть выбор, – угрожающе процедила Верховная Чародейка. – Не мешайте нам проводить законно созванный конклав. Дайте нам самим спокойно и здраво расследовать обвинения против чародея Риса. Иначе пеняйте на себя.

– Угрозы? – Лорд-Искатель выразительно вскинул брови, и взгляд его остановился на Евангелине. – А ты? Примешь сторону этих изменников или вместе с нами обратишься против безумия?

Евангелина стиснула зубы и обнажила меч:

– Здесь только один безумец – человек, который не желает признать, что творит зло.

– Быть по сему.

Лорд-Искатель взмахнул рукой, и храмовники атаковали. Хотя маги были готовы к бою, их застигла врасплох волна разрушительной силы, сорвавшаяся с мечей. Сила храмовников призвана уничтожать заклинания магов, а в таком бою это решало все. Удары мечей обрушились на магические щиты, сокрушая их, рассыпая по всему залу снопы сверкающих искр.

Магов это не остановило. Верховная Чародейка с яростным криком обрушила на ближайших к ней храмовников слепящий шар энергии. Кое-кто успел прикрыться щитом, но и это не помогло, когда взрыв шара разметал их по полу. Стены зала содрогнулись от удара взрывной волны.

Храмовники бросились к Рису. Чародейка, стоявшая рядом с ним, в испуге вскинула руки.

– Я сдаюсь! – закричала она.

То ли храмовники не расслышали ее за немыслимым шумом, то ли решили, что она готовится ударить заклинанием, – этого Рис так никогда и не узнал. Храмовник, бежавший первым, ударил женщину мечом.

По его изумленному лицу было видно, что он и сам такого не ожидал. В ужасе смотрел он, как чародейка опустила голову и с бессмысленным любопытством воззрилась на меч, пронзивший ее грудь. Открыла рот, собираясь что-то сказать, – и оттуда хлынула струя крови. Женщина беззвучно соскользнула с меча и осела на пол. На груди ее расплывалось кровавое пятно.

Зал взревел. Страшный крик вырвался у магов, видевших эту смерть, и теперь они уже не просто оборонялись – они убивали. Рис услышал, как Адриан в исступленной ярости пронзительно закричала, после чего на храмовников обрушился смертоносный огненный дождь. Заметались предсмертные вопли сгоравших заживо людей. В одно мгновение в зале воцарился хаос, и посредине, там, где стояли маги, клубился дым и яростно хлестали воздух призванные магией молнии. Храмовники атаковали уже без разбора, стремясь зарубить всякого, до кого могли дотянуться.

Во всеобщем смятении невозможно было понять, что происходит. Рис едва успел увернуться, когда с потолка рухнул прямо ему на голову увесистый кусок каменной кладки. Затем из завесы дыма вынырнул еще один храмовник и, воинственно закричав, взмахнул мечом. Вскинув посох, Рис ударил его накопленной силой, и человек отлетел назад, в сумятицу сражения.

Обернувшись, Рис увидел, что Винн обхватила руками убитую женщину. Отчаянно взывая к духам-целителям, она пыталась залечить страшную рану, но поток магии, вливавшейся в окровавленную плоть, оставался бессилен. Женщина была безнадежно мертва. Охваченная ужасом, Винн мотала головой, и слезы текли по ее лицу.

– Так не должно быть! Не должно! – твердила она.

Рис попытался оторвать Винн от покойницы, но она сопротивлялась. Тогда он схватил ее за плечи и рывком поднял на ноги, повернул лицом к себе. Винн смотрела на него широко раскрытыми, невидящими глазами, явно не понимая, чего он от нее хочет.

– Нам надо выбраться отсюда! – прокричал он.

Из дымной завесы вдруг возникла Евангелина. Меч ее был обагрен кровью, а мрачное ожесточение на лице яснее слов говорило, как ненавистно ей происходящее. Увидев Риса и Винн, она бросилась к ним.

– К воротам! – крикнула она, скривившись, когда стены зала сотряс очередной взрыв. – Они заперты, но ты сможешь их выбить!

Схватив Риса за руку, Евангелина потащила его за собой, а он увлек следом Винн. Втроем они пробивались через охваченный сражением зал. Повсюду метались духи, беспорядочно бросаясь на храмовников, которым нечем было защититься от этих атак. Магия, исхлеставшая зал, разорвала Завесу, и Рис, осознав это, похолодел. Долго ли еще ждать, пока кто-нибудь из магов не справится с гневом и не позволит демону завладеть собой? Тогда битва станет неизмеримо страшнее.

– И куда это вы направились?

Страх тисками сжал сердце Риса: перед ними стоял Лорд-Искатель, небрежно сжимавший в руке обсидиановый клинок. Хаос, царивший в зале, не беспокоил Ламберта – холодные серые глаза были неотрывно устремлены только на беглецов.

– Уйди с дороги, Ламберт, – процедила Евангелина.

– Никто из вас не покинет этого зала, – ледяным тоном ответил тот. – Никто.

За спиной у него возникло с десяток храмовников, и к ним уже спешили другие. Маги были рассеяны, иные в отчаянии пытались бежать, но мечи храмовников настигали их. Другие были окружены врагами, и сила храмовников разрушала их ману, лишая возможности творить заклинания. Маги терпели поражение.

Утирая слезы, Винн оттолкнула руку Риса.

– Тебе это даром не пройдет! – хрипло выкрикнула она.

– Что именно? Поимка преступника? Изничтожение на корню нового мятежа? То, что здесь сегодня творится, – дело, угодное Создателю, только и всего.

С этими словами Лорд-Искатель шагнул вперед, и обсидиановый меч начал наполняться силой. Прочие храмовники окружили беглецов.

Евангелина с непреклонным видом подняла клинок. Винн крепче стиснула посох и тоже приготовилась к бою. Рис не мог этого допустить. Он зачерпнул ману из самых глубин своего существа – оттуда, куда прежде не осмеливался дотянуться. А затем с неистовым криком вскинул посох и выпустил на волю магический смерч.

Волна силы, кольцом растекшаяся от него, расшвыряла храмовников, точно сухие листья. Содрогнулась вся башня… и на краткий миг Рис ощутил ликование. Никогда еще он не управлял такой непомерной мощью. Она струилась по жилам, заполняла все его существо.

Так просто было бы пойти дальше. Завеса непрочна, и он уже чует демонов, которые рыщут по ту сторону, стремясь проникнуть в мир. Стоит только воззвать – и он, Рис, обретет нужное могущество. Погибая, он заберет с собой столько храмовников, что его последний бой навсегда запечатлеется в памяти ордена.

Запретная мощь трепетала у самых кончиков его пальцев, искушала, манила.

Исторгнув мучительный крик, Рис решительно отступил от края бездны. И обернулся к Винн и Евангелине. В глазах его ослепительно пылала сила.

– Бегите! – крикнул он.

Обе женщины потрясенно смотрели на него, но даже не шелохнулись.

– БЕГИТЕ! – проревел Рис.

И, не дожидаясь ответа, развернулся к храмовникам. Искрящаяся стена чистой силы отсекла их от Риса, и они безуспешно молотили по ней мечами, не в состоянии продвинуться дальше. Подняв посох, Рис призвал бурю, и та смешалась с крутящимся смерчем. Если понадобится, он разнесет по камню весь зал.

И тогда к сверкающей стене двинулся Лорд-Искатель. Призвав собственную мощь, он обрушил на стену обсидиановый меч и одним ударом разбил ее вдребезги. Жгучая боль пронзила Риса. Он швырял в Лорда-Искателя огненные шары. Тот легко отражал их один за другим, но это хотя бы давало Рису краткую передышку. Он сдвинул брови, из последних сил стараясь пробить защиту врага.

И тут на затылок обрушился страшный удар. В глазах у Риса помутилось. Он ответил заклинанием, и невидимого противника подбросило к потолку с такой силой, что наверняка сокрушило кости. Тут же по боку Риса полоснула острая сталь. Даже не оглянувшись, он метнул в ту сторону другое заклинание.

А потом увидел перед собой Лорда-Искателя. Глаза его горели безудержной ненавистью.

– Да направит Андрасте мой клинок! – выдохнул Ламберт и со всей силы нанес удар.

Волна отбросила Риса прочь. Все завертелось перед глазами, и он повалился навзничь. Несколько храмовников тут же набросились на него, стали избивать рукоятями мечей и кулаками в латных перчатках. От боли чернело в глазах, но Рис не сопротивлялся.

Когда мир вокруг начал блекнуть, он из последних сил огляделся. Лорд-Искатель стоял над ним, с ледяным безучастием наблюдая за избиением… но Винн и Евангелины нигде не было видно. Они успели бежать.

«Отлично. Наконец-то я хоть что-то сделал как надо».

А потом пришла тьма и накрыла его с головой.

Глава 19

Евангелина и Винн пробирались через катакомбы – по колено в воде настолько вонючей, что Евангелине даже гадать не хотелось, что в ней плавало. Изначально эти туннели были обустроены на случай осады – чтобы по ним подвозить припасы, минуя вражеские порядки, а иногда и укрывать от опасности жителей города. Годы, минувшие с тех пор, обошлись с катакомбами немилостиво, и сейчас обветшавшие, давно заброшенные туннели служили приютом для всяческого рода отбросов.

В том числе и рода человеческого. Тут и там виднелись свидетельства того, что здесь, под землей, тоже обитают люди, – ветхие шалаши, выстывшие кострища, клочки нищенского тряпья и даже оружие. В недрах города жили беднейшие из бедняков, кого наверху называли «су де жан» – «голодранцы», но сейчас в туннелях не было ни души. Вне сомнения, шайки вербовщиков еще несколько недель назад прочесали катакомбы, отлавливая всех, кто мог сгодиться для армейской службы, какой бы он ни был хворый. Впрочем, многие обитатели катакомб наверняка с радостью ухватились за такую возможность – ради сытной кормежки. Пожалуй, Евангелине и Винн несказанно повезло, что их подземное путешествие обходилось без непрошеных свидетелей.

Под землей царил пронизывающий холод. Решетки, закрывавшие выходы наружу, густо обросли инеем; кое-где снег лежал сугробами в несколько футов толщиной. Мутная вода леденила ноги Евангелины даже сквозь доспехи. Винн приходилось еще хуже: на ней была только мантия, теперь почти до пояса заляпанная грязью.

Но старая чародейка не жаловалась. С тех самых пор, как они ускользнули от преследователя и спустились под землю, Винн не произнесла ни слова. Она шла быстро, на лице ее застыла гримаса холодной ярости, и было неясно, сознает ли она вообще, что за ней идет Евангелина, а если и сознает – имеет ли это для нее хоть какое-то значение. Если не считать гулкого плеска воды, их окружала полная тишина. Евангелина не имела ни малейшего понятия, куда они направляются.

В начале бегства именно она вела за собой Винн, точнее, волокла силой, сколько та ни кричала, что они должны вернуться и спасти Риса. Ничего не поделать, он был прав. Кто-то должен был задержать храмовников, иначе бы схватили их всех. Однако от этого Евангелине было не легче бросить его на произвол судьбы, а Винн – простить ее за то, что они его покинули.

Евангелина прекрасно ее понимала. Ей и самой сейчас отчаянно хотелось повернуть назад и пробраться в Белый Шпиль. Что, если Рис еще жив? Что намерены делать другие маги Белого Шпиля? Они наверняка услышали взрывы. Евангелина подозревала, что Лорд-Искатель разобрался с этой проблемой еще до того, как явился на конклав, – загнал всех магов в спальни и держал под неусыпным надзором. Таким образом, им оставалось лишь трястись от страха и строить догадки, что же произошло. Знали они только, что всех магов, которых не было с ними в заточении, сделали Усмиренными, а они, вполне вероятно, могут оказаться следующими.

Лорд-Искатель явно спланировал все это заранее – быть может, сразу после аудиенции в Великом Соборе. Храмовники объявят, что произошел новый мятеж, и воспользуются им как предлогом ужесточить порядки в башне. При мысли об этом Евангелину передернуло от отвращения. Эти люди не успокоятся, пока не лишат магов даже возможности дышать, и будут при этом свято уверены в своей правоте.

Время шло, а они все брели по старинным туннелям. Винн шла первой, и дорогу им освещал только посох, слабо светившийся в ее руке. То и дело они проходили мимо сточных решеток, и то, что сквозь те не пробивался солнечный свет, говорило Евангелине, что снаружи наступил вечер. Стало быть, они в бегах уже целый день. Что-то принесет утро? Придется ли им и вовсе покинуть Вал Руайо?

– Погоди! – окликнула она Винн. – Куда мы идем?

Винн даже не замедлила шаг.

– Лелиана всегда говорила, что нужно быть готовой ко всему, и на сей раз, хвала Создателю, я ее послушала.

С этими словами она свернула за очередной угол, и сияние посоха высветило в стене катакомб небольшую металлическую дверцу, запертую на невероятно сложный замок.

– Ну наконец-то, – с облегчением проговорила Винн. – Я уж опасалась, что забыла дорогу.

Евангелина с сомнением наблюдала, как старая чародейка возится с замком.

– Так это твой тайник? Здесь, в самом сердце катакомб?

– Я арендовала его еще в первый свой приезд у одного добропорядочного юноши из местной гильдии воров… просто на всякий случай.

Дверца с громким лязгом открылась, и за ней в глубине тайника стали видны два предмета – небольшой мешок и посох из отполированного темно-красного металла. Винн первым достала посох и любовно провела по нему ладонью.

– У тебя же есть посох? – удивилась Евангелина.

– Этот – особенный. – Винн убрала в тайник свой прежний посох и вручила Евангелине мешок.

Тот оказался довольно увесистым и негромко побрякивал, словно был набит деньгами. Скорее всего, так и было.

– Этот посох – память о пережитом во время Мора. Мне подарил его Герой Ферелдена. Такую вещь немыслимо пускать в ход по пустякам.

– Но разве он не пригодился бы в Адаманте?

– О да – если бы я заодно хотела, чтобы о его существовании узнали храмовники. – Вмиг посерьезнев, Винн взглянула на Евангелину. – Что, по-твоему, они предпримут сейчас? Можно не сомневаться, что они до сих пор нас ищут.

Евангелина задумалась.

– Прочешут улицы, проверят все места, где, по их мнению, мы можем прятаться. Возможно, Лорд-Искатель объявит о поисках беглого отступника – в таком случае к храмовникам довольно скоро присоединятся добрые горожане. Потом закроют все городские ворота и, как только поймут, что мы не покидали город, спустятся сюда.

– Значит, у нас еще есть время.

– Пожалуй, да. Мы отправимся в Великий Собор?

– Нет.

Красный посох в руке Винн засветился. Этот свет мало походил на умиротворяющее сияние белого посоха. В его тусклых зловещих отблесках тени, заполнявшие туннель, зашевелились как живые. Евангелину передернуло. Ей вдруг отчаянно захотелось броситься наутек, выбраться из катакомб и снова бежать без оглядки, пока не утихнет пугающая дрожь.

– Я намерена вернуться в башню, – объявила Винн, и решимость, горевшая в ее глазах, недвусмысленно показывала, что возражений она не потерпит. – Если понадобится, я разберу по камешку весь Белый Шпиль, но либо найду своего сына живым, либо отомщу его убийцам.

Евангелине стало не по себе. Понятно, почему старая чародейка хранила посох в тайне, – храмовники были убеждены, что всякий маг, даже самый добродетельный, в безвыходном положении прибегнет к запретной магии. То, что Винн владеет подобным артефактом, лишь послужило бы доказательством того, что она намерена когда-нибудь им воспользоваться… а потому должна понести соответствующее наказание.

Евангелина тем не менее не могла безоговорочно разделить позицию храмовников – в безвыходное положение магов загоняли именно они. Она не припоминала, чтобы кто-нибудь из Первых Чародеев, отчаянно сражавшихся в парадном зале Белого Шпиля, превратился в одержимого, но если бы это и случилось, неужели она смогла бы их винить? Ведомые страхом, храмовники толкали магов прибегнуть к тому, в чем их обвиняли. Порочный круг, который нужно и дóлжно разорвать.

Ничего не сказав, она прямо взглянула в глаза Винн и кивнула. Момент был напряженный, и старая чародейка, судя по всему, сочла такой ответ удовлетворительным. Развернувшись, Винн решительно – и теперь куда быстрее – двинулась по туннелю.

– Ты понимаешь, что, если пойдешь со мной, твое будущее в ордене будет окончательно загублено? – на ходу спросила она.

– Оно уже загублено.

– А как же лириум?

– Лириум можно достать и другими способами.

Много лет одной из обязанностей Евангелины было выслеживать шайки гномов-контрабандистов, поставлявших лириум в Орлей. До сегодняшнего дня она и представить себе не могла, что ей пригодятся познания в этой области, хотя убедить тех, за кем она когда-то охотилась, что на сей раз перед ними обычный покупатель, будет непросто.

– У меня есть еще по меньшей мере неделя, прежде чем я окончательно стану для тебя бесполезна, – вслух прибавила она.

– Что ж, тогда не будем терять времени.

Они вошли в другой туннель, и тут Евангелина обнаружила, что впереди, в темноте, что-то движется. Крыса? Нет. Кто-то шел им навстречу, ступая так легко и тихо, что не слышно было даже плеска воды в сточной канаве, но Евангелине и этого оказалось достаточно, чтобы насторожиться.

– Постой, – бросила она Винн и стремительно выхватила меч.

Человек приближался к ним – настороженно, пригнувшись, будто готовился к прыжку. Это оказался не храмовник – юноша в грубой кожаной одежде, с растрепанными светлыми волосами, которые падали на глаза. Впрочем, если это «су де жан», он тоже был опасен, потому что сжимал в руке зловещего вида кинжал. И все же Евангелина колебалась. В этом юноше проступало что-то смутно знакомое, словно она должна была его знать… словно узнать его было крайне важно.

– Коул, – хмурясь, проговорила Винн.

Юноша просветлел:

– Ты меня помнишь.

«Помни сон». Память Евангелины мгновенно прояснилась. Сунув меч в ножны, она направилась к Коулу, который в смятении уставился на нее. Подойдя ближе, Евангелина крепко обняла его.

– Я так рада, что ты цел, – прошептала она.

Коул вначале пытался вывернуться из ее объятий – такое ему было непривычно, – но затем успокоился и тоже обнял ее. Так они и замерли на миг: две потерянные души, обнимающие друг друга в кромешной тьме.

– Держись от него подальше! – резко бросила Винн.

Зловещий свет ее посоха сгустился, окутав старую чародейку недоброй тенью. Евангелина разжала объятия и повернулась к Винн, но вместо того, чтобы отойти от Коула, встала перед ним, на всякий случай заслоняя его собой.

– Почему? Что он такого натворил?

– Неужели не ясно? Фарамонда нашли убитым в его покоях. Я могу поверить, что Лорд-Искатель способен на многое… но не на это.

Евангелина заколебалась. Нож, который Лорд-Искатель бросил на пол перед конклавом, не принадлежал Коулу, однако… может быть, Лорд-Искатель ошибся? Ей не хотелось верить, что юноша снова совершил убийство, но что, если это правда? Какой нужно быть дурой, чтобы сострадать человеку, который способен подставить под удар своих друзей? Быть может, из-за него Рис уже мертв.

Она вопросительно взглянула на Коула, и при виде его виноватого лица подозрения медленно сменились страхом.

– Я не убивал его, – пробормотал Коул… но то, как он упорно смотрел в пол, красноречиво свидетельствовало об обратном.

Глаза Винн сверкнули.

– Отойди, Евангелина.

– Но, Винн…

– Я сказала – отойди!

Старая чародейка ударила посохом по полу, и внезапно из посоха вырвалось черное пламя. Языки огня, извиваясь, оплели Винн, словно щупальца некой темной мощи, которая насыщалась ее гневом и черпала из него силу. Винн была сейчас воплощением мести, и глаза ее горели кроваво-красным свечением. Евангелине стало жутко.

Коул бросился бежать. Он мчался по туннелю, разбрызгивая мутную воду сточной канавы, а вслед ему уже летел пущенный Винн шар черного пламени. Коул отпрыгнул вбок, шар пролетел на волосок от него и, ударившись о воду, разросся в завесу ледяного огня. Воздушная волна, как кулаком, ударила Евангелину в грудь, и храмовница пошатнулась, едва удержавшись на ногах. Винн не шелохнулась, высматривая в клубах дыма фигуру Коула.

– Прекрати! – закричала Евангелина. И, метнувшись к Винн, обеими руками вцепилась в красный посох.

Тот был таким ледяным, что обжигал кожу, ладони ее вмиг покрылись волдырями… но посоха она не выпустила. Они боролись, а посох раскачивался в их руках, брызжа из навершия сгустками черного пламени. Один такой сгусток пролетел рядом с лицом Евангелины, чиркнув по щеке.

– Не трогай! – рычала старая чародейка разъяренным зверем.

Евангелина всем телом налегла на нее, толкнула к стене туннеля. Ударившись спиной, Винн на долю секунды ослабила хватку, и Евангелина вырвала у нее посох. Развернувшись, она со всей силы швырнула его оземь… и посох разбился вдребезги.

Винн испустила дикий животный крик, исполненный тоски и ярости. Заряд магической энергии полетел в Евангелину, и та не успела увернуться. Удар оторвал ее от земли и швырнул, словно щепку, вглубь туннеля. Застонав от боли, она рухнула в сточную канаву, тошнотворная жижа хлынула в рот, и на миг перед глазами почернело. Евангелина бессильно извивалась, и собственный крик отдавался в ее ушах сдавленным ревом.

Затем она вынырнула. Единственный глоток воздуха наполнил легкие невыносимой болью. Барахтаясь в мутной воде, Евангелина кое-как добралась до суши. Отчаянно моргая, она подняла голову и увидела, что над нею стоит Винн. Глаза старой чародейки сузились от бешенства.

– Зря ты это сделала, сер Евангелина.

Винн подняла руку, призывая ману, и в ее ладони соткался шар силы. Евангелина попыталась заговорить, хоть как-то ее урезонить… но с губ срывался только хриплый кашель.

И вдруг шар бесследно исчез. Винн застыла, словно окаменев… и Евангелина увидела, что за спиной у нее стоит Коул и что кинжал его приставлен к горлу старухи.

– Ты ее не тронешь, – процедил он. – Я тебе не позволю.

На миг Евангелине показалось, что он сейчас и впрямь перережет Винн горло. Этого не произошло. Коул лишь осторожно вынудил ее отступить от воды вместе с ним. Евангелина выползла на сушу, и ее вырвало дрянью, которой она наглоталась из канавы. Когда обезумевший мир перестал кружиться перед глазами, она наконец откашлялась и вытерла рот ладонью.

– Ты его защищаешь! – прошипела Винн.

– Этот посох был злом, – отозвалась Евангелина, медленно поднимаясь на ноги. – Что бы ни произошло, что бы ты ни задумала, его нельзя было использовать… и ты это знаешь.

Старая чародейка нахмурилась, но Евангелина различила в ее глазах сожаление. И вот Винн сдалась; гнев, переполнявший ее, разом испарился. Она, наверно, упала бы на колени, если бы не кинжал Коула, который по-прежнему был приставлен к ее горлу.

– Коул, – сказала Евангелина, – все в порядке. Можешь ее отпустить.

Он подчинился и тут же отскочил. Лицо его было мрачно.

– Я не убивал Фарамонда, – проговорил он. – Он умолял, чтобы я убил его. Он хотел умереть. Только я… не смог. Я знал, что Рис огорчится, и не хотел, чтобы он из-за меня снова попал в беду…

Коул невиновен, потому что он лжет… он виновен, потому что не убивал Фарамонда? Хотя и считал, что его следовало убить? Странным образом все это имело смысл. Евангелина вспомнила отчаянные мольбы эльфа, вспо-мнила, как было искажено страхом лицо, когда его уволокли храмовники. Если бы она очутилась на месте Коула и Фарамонд умолял оказать ему милость…

– Тогда кто же убил Фарамонда? – в смятении спросила Винн. – Ведь не сам же Лорд-Искатель.

– Почему бы нет? – возразила Евангелина. – Фарамонд был угрозой его власти. Как и Рис. Он однажды уже приказал мне убить всех вас. Помнишь?

Винн медленно кивнула… и отвернулась, не в силах смотреть им в глаза.

– Простите меня, – прошептала она. – Я чувствую себя так глупо. Просто… я все время думаю… что, если Рис мертв? Я столько пережила, столько выдержала… и чтобы теперь мой сын умер раньше меня?

– Он не умер, – вмешался Коул.

Винн потрясенно воззрилась на него:

– Что… что ты сказал?

– Рис ранен. Его бросили в темницы, но я не могу вывести его оттуда. В темницах сейчас слишком много храмовников. – Он помолчал, неуверенно глядя на обеих женщин. – Потому-то я и искал вас. Я не смогу помочь ему в одиночку.

– Зачем ты все это делаешь?

Коул поежился, как от холода:

– Рис всегда хотел мне помочь. Не знаю почему, но хотел. Все, что с ним случилось, вышло из-за меня. Я должен хоть что-то сделать.

Винн, долго не отрываясь, смотрела на него… а затем пристыженно покачала головой:

– Я просто старая дура. Я действовала не подумав; совершила все ошибки, против которых предостерегала других магов. Я… надеюсь, мальчик, ты сможешь меня простить. Тому, что я сделала, нет оправдания.

– Ты мать Риса, – просто ответил Коул. – Моя мать тоже пыталась меня защитить.

– И ей это удалось?

– Нет. Она умерла.

Лицо Коула исказилось от горя. Он попятился от Винн и Евангелины, оступился и ударился спиной о стену туннеля. Там он присел на корточки, уткнул голову между колен и накрыл ладонями затылок. Словно захлопнулся.

Евангелина опустилась на колени рядом, положила руку ему на плечо, зашептала ласковые, утешающие слова. Так ее успокаивал отец. Только однажды, когда умерла мать. Даже цепенея от горя, он не мог видеть, как страдает его дочь. Наверное, он тогда чувствовал себя таким же беспомощным, как она сейчас.

– Я… напала и на тебя, сер Евангелина, – проговорила старая чародейка. – У меня нет слов…

– Храмовники защищают магов, помнишь? – перебила ее Евангелина. – Даже от них самих. Я могу не верить в орден, но это не значит, что я перестала верить в то, ради чего он создан.

Винн поглядела на нее как-то странно, будто видела впервые.

– Кажется, я понимаю, что разглядел в тебе Рис.

– Просто спаси его.

Евангелина поднялась, и Коул тоже встал. Он вдруг снова сделался спокоен, словно и не было вовсе минутной слабости. И вновь его окружала стена, которую он же сам и возвел. Евангелине стало грустно, но здесь она ничего не могла поделать.

– Если мы хотим спасти Риса, – молвила она, – нам нужен разумный план. Мечась по башне в бестолковой ярости, мы ничего не добьемся. Надо проникнуть в темницы таким путем, чтобы на обратном пути нам не пришлось сражаться со всем Белым Шпилем.

– Я знаю такой путь, – заявил Коул.

Обе женщины ошеломленно воззрились на него.

– В Яме есть такие места, о которых никто не знает, – продолжал он. – Совсем древние. Кое-где стены обвалились, и там можно пробраться в катакомбы. Именно так я сюда и попал.

Евангелина улыбнулась: мысли ее уже мчались, обгоняя друг друга. Им, конечно, все равно придется справиться со стражей, которую Лорд-Искатель расставил в темницах, не говоря уж о тамошних смертоносных ловуш-ках. Но если они сумеют проникнуть в башню, не поднимая тревоги…

– Я знаю, что мы сделаем, – сказала она.

Рис закашлялся, и все тело пронзила нестерпимая боль. Новая порция крови хлынула в рот, и его затошнило от мерзкого железистого привкуса. Он сплюнул, и кровь тонкой струйкой потекла на каменный пол камеры. Рис повторил, но от этого усилия желудок свела болезненная судорога. Тогда он закрыл глаза и стал ждать, когда спазм пройдет.

Его пронзили мечом. Рис помнил только, что это произошло незадолго до того, как он окончательно потерял сознание. Над ним стоял храмовник с большим носом – тот самый, что с отрядом других дожидался их в Адаманте. «Уж теперь-то вы все получите по заслугам», – пообещал он… и нанес удар. Рис, казалось, до сих пор чувствовал, как входит в живот холодная сталь, словно это случилось только что, а не вчера.

А впрочем, ерунда.

Почему его не убили? У храмовников были на то основания. Риса запросто можно было объявить мятежником… да и вряд ли его смерть разъярила бы магов сильнее, чем они взбешены сейчас. После неравного сражения в парадном зале одни маги Белого Шпиля взбунтовались, другие сидели под замком. Рис мог только гадать, что произойдет, когда вести об этом сражении дойдут до прочих Кругов. Вот уж когда храмовники будут по-настоящему заняты.

Один удар по шее – и все, что известно Рису о трудах Фарамонда, умрет вместе с ним… хотя, может быть, дело именно в этом? Возможно, храмовники хотят выудить из него некие сведения, которые, по их мнению, известны ему одному? Что ж, тогда их ждет разочарование. Эльф подробно излагал свои теории насчет того, как устранить последствия Усмирения, – но и только. На большее прос-то не хватило времени.

При мысли о Фарамонде Риса охватила грусть. Эльф испытал краткий миг освобождения от чудовищной пус-тоты, которая звалась Усмирением, но лишь затем, чтобы в тягостном ожидании новой казни быть убитым в своих покоях.

Быть не может, чтобы его убил Коул. Нож, который Лорд-Искатель бросил к ногам конклава, не принадлежал Коулу, да и с чего бы тому понадобилось другое оружие? Это означало, что храмовники казнили Фарамонда, а после обвинили Риса в его смерти. Зачем? Он выяснит это, когда придут его допрашивать.

Коул… Не так давно, придя в себя, Рис увидел, что над ним склоняется Коул. Тогда он решил, что это очередной бред, порожденный его израненным телом. И в самом деле, ему до того уже мерещились и Евангелина, и Винн. Даже Адриан. Череда призрачных гостей прошла по его камере, и они то жалели, то упрекали Риса. Впрочем, в этой толпе призраков визит Коула выглядел наиболее правдоподобно.

«Я вытащу тебя отсюда. Обещаю».

Кажется, именно так сказал тогда Коул? Рис не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. Он только всем сердцем надеялся, что ослышался. Никто не рискует жизнью ради него – ни Коул, ни Винн, ни Евангелина. Пусть лучше спасутся сами, бегут как можно дальше от Вал Руайо, чтобы их не поглотила неминуемая катастрофа.

В том, что она неминуема, Рис не сомневался. В сравнении с тем, что грядет, мятеж в Киркволле покажется сущим пустяком. Он своими глазами видел, как были убиты несколько Первых Чародеев, а что случилось с остальными?… Впрочем, сейчас это уже и не важно.

За дверью камеры послышался отчетливый звук: ключ проворачивался в замке. Рис попробовал приподняться и преуспел, хотя эта попытка сопровождалась мучительным приступом боли. Замерев в темноте, он терпеливо ждал, когда яркий свет ослепит его.

Ожидание было не напрасным. С оглушительным лязгом распахнулась железная дверь, и в камеру действительно хлынул мощный поток света. Рис зажмурился, дожидаясь, когда привыкнут глаза, и услышал грузный топот обутых в тяжелые сапоги ног.

Вот оно как. Что же ему уготовили – казнь? Или что-то другое?

– Оставьте нас одних, – распорядился кто-то.

Топот удалился, стих, дверь с грохотом захлопнулась. Рис открыл глаза, поморгал в ожидании, когда исчезнет хоровод разноцветных пятен, и вгляделся в человека, стоявшего перед ним. Тот был облачен в доспехи… и в голубом неярком сиянии свет-лампы, которую он держал в руках, Рис узнал Лорда-Искателя.

С высоты своего роста он взирал на Риса с безграничным презрением.

– Ты очнулся. Хорошо.

Лорд-Искатель повесил лампу на крюк, торчавший в стене, и уселся в кресло – его, похоже, принесли сейчас, потому что Рис не помнил, чтобы оно стояло в камере. Хотя, конечно, в такой кромешной темноте кресло с тем же успехом могло торчать у него под боком – он бы все равно ничего не заметил.

– И это все? А печеньки? Право, я разочарован.

Лорд-Искатель пропустил эту реплику мимо ушей:

– Нам с тобой надо поговорить. Давно пора.

Рис разразился хохотом, но тут же закашлялся, брызжа кровью.

– Поговорить? – выдавил он. – Я бы предпочел, чтобы меня казнили. Это не так мучительно, да и, откровенно говоря, чем я лучше остальных?

Лорд-Искатель терпеливо улыбнулся, но глаза его при этом остались холодны.

– Казней не было. Все, кто не погиб в парадном зале, были взяты под стражу и разделили твою участь… впрочем, как и многие другие. Осмелюсь сказать, что темницы Белого Шпиля уже много веков не были так плотно населены.

– Вы собираетесь держать нас всех в заточении?

Лорд-Искатель откинулся в кресле и, сложив руки на груди, вперил в Риса непреклонный взгляд.

– Что станет со всеми остальными, зависит исключительно от тебя.

– И что тебе от меня нужно?

– Покаяние.

– Отлично. Каюсь: я – маг.

– Не паясничай.

– Я не убивал Фарамонда, – фыркнул Рис. – Кому-кому, а тебе это хорошо известно.

– Да неужели? – Лорд-Искатель неодобрительно изогнул бровь. – Полагаю, ты сейчас скажешь, что убийца – тот самый человек-невидимка? Как там его – Коул? Он убил Фарамонда так же, как убил других магов?

По спине Риса пробежал холодок. В глубине души он надеялся, что храмовники позабудут Коула, как забывали его все остальные. То, что Лорд-Искатель узнал о Коуле от Евангелины, означало, что этого не случится.

– Коул не убивал Фарамонда, – заявил он вслух. – А если и убил, то не своим кинжалом.

– Ты уверен? – Лорд-Искатель подался вперед, и Рис помимо воли сжался.

В этих серых глазах, сверливших его напряженным взглядом, было нечто еще… неужели беспокойство? Да, беспокойство, хотя трудно было сказать, связано ли оно с Рисом или с неким другим обстоятельством, ему неведомым. Сама мысль о том, что этот человек способен испытывать хоть какое-то сострадание, казалась смехотворной.

– Кто такой, по-твоему, Коул? – осведомился Ламберт.

– Маг, которого привезли в башню, а потом забыли о нем.

– Маг, обладающий способностями, которые присущи исключительно магии крови?

– Он не маг крови.

– Возможно. Где ты увидел его впервые?

Не дождавшись ответа, Лорд-Искатель поднялся с кресла. И, расхаживая по тесной камере, продолжил сам:

– Подозреваю, что это случилось здесь, в башне. Не иначе ты постоянно замечал в толпе незнакомца, которого больше никто не видел? Но чтобы поговорить с ним, тебе пришлось самому его разыскать.

– Я не единственный, кто способен увидеть Коула. Например, Евангелина…

– Она впервые увидела его в Тени.

– Да, но он следовал за нами…

– Через добрую половину империи? Ни разу не отстал и каким-то образом ухитрился не попасться тебе на глаза? Позволь догадаться: ты увидел его, только когда отправился разыскивать. – Лорд-Искатель остановился и вперил в Риса недоверчивый взгляд. – Ну же, чародей! Ты отнюдь не глуп. Я ожидал от тебя более здравых рассуждений.

– Коул не демон, – упрямо возразил Рис, но вдруг его ухватила неуверенность.

Это предположение он отверг уже много раз. Беседуя с Коулом, он нутром чуял, что этот юноша – настоящий, заблудшая душа, которая нуждается в помощи. Такой же человек, как и он сам. И все же тень сомнения не исчезала…

«Не смей! Он хочет тебя одурачить!» Очередная попытка вывернуть правду наизнанку. Лорду-Искателю нужно от Риса одно – покаяние… хотя зачем – непонятно.

– Позволь освежить твою память.

С этими словами Лорд-Искатель сунул руку за кресло и поднял с пола увесистый фолиант. Рис узнал его: объемистый труд, который написал он сам в те годы, когда занимался изучением духов, и найденный Лордом-Ис-кателем в каком-то дальнем уголке архивов. Рис забросил исследования еще год назад, а потому почти забыл об этом труде. Странно было увидеть его именно сейчас… и еще более удивительно, что Лорд-Искатель удосужился извлечь его из забвения.

Сейчас тот с книгой в руках отошел к свет-лампе и принялся перелистывать страницы, покуда не обнаружил то, что искал.

«Зачастую демонов, прошедших через Завесу, охватывает смятение, – читал он вслух. – Такой демон оказывается в мире, которым не может управлять и с которым не обладает связью. Демон принимается искать эту связь, вселяясь во все, что может видеть и осязать, и пытаясь переменить его сообразно покинутому им миру – миру, который соткан из мыслей и чувств, а не высечен целиком из неспособной меняться реальности. Таким образом, демон становится частью мира смертных, и это сводит его с ума».

Лорд-Искатель захлопнул книгу и вопросительно взглянул на Риса, но ничего не сказал. Рису стало не по себе.

– Ты утверждаешь, что Коул – смятенный дух, но это не…

– Скажи, – перебил Лорд-Искатель, – когда начались убийства? До или после твоей встречи с Коулом?

Рис поколебался.

– После, – неохотно ответил он.

– Почему не до того? Как долго, по словам Коула, он обитает в башне?

– Я… не знаю. Наверное, много лет.

– То есть все эти годы он жил в башне, невидимый и всеми забытый, и не испытывал потребности убивать, пока не встретился с тобой? – Лорд-Искатель пожал плечами и вернул книгу на пол за креслом. – Такое, конечно, возможно. Говорил он, зачем убивал всех этих людей?

– Потому что ему казалось, будто он истаивает, но…

– Истаивает. Словно он терял связь с нашим миром, но убийства каким-то образом укрепляли ее. – Лорд-Искатель задумчиво потер подбородок, и тревога, охватившая Риса, усилилась. Он ожидал услышать угрозы, осуждение… что угодно, только не это.

– Магия крови, – продолжал Лорд-Искатель, – есть управление энергией жизни, самым мощным источником маны – и единственным ресурсом, запретным для магов. Могла бы энергия жизни обеспечить духу связь с нашим миром? Не важно, насколько стойкую?

Рис медленно кивнул.

– Однако творить магию крови способен только маг. Следовательно, либо этот Коул завладел телом какого-то несчастного, превратился в одержимого и так получил возможность пользоваться магией своей жертвы… либо он – бестелесный дух, который отчаянно стремится обрести связь с нашим миром, однако способен лишь влиять на умы его обитателей. – Лорд-Искатель развел руками. – Вопрос один: с кем мы имеем дело?

– Что, если Коул ни то и ни другое? – спросил Рис. И снова сел, скривившись, когда острая боль пронзила грудь. – Но даже если нет, какое отношение это имеет к моему покаянию? Если Коул – дух и тебе это известно, почему ты обвиняешь в убийстве меня?

Лорд-Искатель кивнул, будто одобряя его вопрос.

– Ты отзывчивый человек, чародей. Ты всегда готов помочь тем, кто нуждается в помощи. За это тебя и любят. – Глаза его сузились, и он значительно поглядел на Риса. – Тебя, должно быть, сильно огорчило, что юноша, с которым ты познакомился, столь одинок и несчастен.

– Но я бы ни за что…

– Только ты мог ему помочь. Ты не смел никому рассказать о нем, поскольку опасался быть неправильно понятым… и никто, кроме тебя, не мог его увидеть. Почему это было дано именно тебе – кто знает? Совпадение, быть может. Некая грань твоего дара, о которой ты сам не имеешь ни малейшего представления.

От этих слов повеяло чем-то странно знакомым. Рис промолчал.

– Интересно, чем ты решил помочь бедному юноше? Тут могла бы пригодиться магия крови, но воспользоваться ею мог только ты. Отыскать заключенного в темницу мага, отчаявшегося настолько, что смерть станет для него избавлением, вытянуть из него жизненную силу…

– Ничего подобного я не делал! – выкрикнул Рис.

Лорд-Искатель вперил в него понимающий взгляд:

– Дух избрал тебя. Во время своих исследований ты повстречал множество духов. Они знали, кто ты такой, и могли последовать за тобой в башню. Вот почему ты видишь Коула.

– Нет!

– Я изучил все отчеты вдоль и поперек. Там имеются подробности обнаружения всех отступников, приказы доставить их в Круг, свидетельства посланных с этими приказами храмовников… и там нет ни слова ни о мальчике по имени Коул, ни о ком другом, хоть сколько-то похожем на него. Тебе решать: либо дар этого юноши способен стирать не только воспоминания, но и архивные записи, либо же твой Коул никогда не существовал.

Рис попытался отвернуться. Он больше не в силах был выдерживать взгляд Лорда-Искателя. Сердце его гулко билось, и хотелось только одного – закричать: «Нет! Неправда!» Вот только теперь Риса одолевали сомнения. Если Коул способен заставить людей забыть его самого, то, возможно, ему под силу стереть из их памяти и кое-что другое. Вдруг он, Рис, и вправду согласился ему помочь? Что, если он действительно впустил в себя Коула, открыл ему свой разум буквально на один вечер… а потом забыл об этом? Возможно ли такое?

Лорд-Искатель метнулся к Рису и схватил его за горло. До боли стиснув ему шею пальцами в латных перчатках, он вынудил Риса поднять голову и встретить его взгляд. Теперь его серые глаза пылали, и в них не осталось ни намека на терпение.

– Покайся! – властно потребовал он. – Ты расскажешь Первым Чародеям, что подпал под влияние демона. Объяснишь, что убил эльфа и всех остальных, что по недомыслию позволил этому демону управлять разумом магов этой башни.

– А если не покаюсь? – сквозь стиснутые зубы спросил Рис.

– Тогда ты умрешь.

Лорд-Искатель разжал пальцы и вновь отступил. Рис повалился на пол, кашляя и задыхаясь, жгучая боль в груди становилась невыносима.

– Первые Чародеи будут казнены, равно как чародейка Адриан и все прочие маги, которых мы взяли под арест. Мятеж недопустим, и я найду способ его предотвратить – так или иначе.

Рис засмеялся. Смех был жалкий, сиплый, перемежавшийся болезненным кашлем, но он ничего не мог с собой поделать. Рот опять наполнился кровью, и Рис выплюнул ее, но остановиться никак не мог. Лорд-Искатель смотрел изумленно, и на лице его постепенно проступала ярость.

– Что тебя так рассмешило? – резко спросил он.

– Ты меня почти убедил, – сквозь смех выдавил Рис.

Обливаясь по`том от изнеможения, он перекатился на бок и кое-как, пошатываясь, сел на полу. На Лорда-Искателя этот маленький подвиг не произвел никакого впечатления.

Постепенно веселье, обуявшее Риса, угасло. Он вытер ладонью рот и уже серьезно взглянул на Лорда-Искателя.

– Даже если Коул тот, кем ты его считаешь, – проговорил он, – сомневаюсь, что сам он об этом знает. И уж верно он не управляет разумом всех обитателей башни. Если ты ищешь, кого бы во всем обвинить, – поищи в другом месте.

– Но ты и в самом деле убил всех этих людей.

– Или же ты все подстроил именно для того, чтобы провести этот разговор. – Рис сладко улыбнулся. – Думаю, правды мы никогда не узнаем.

Лорд-Искатель молчал. Взгляд его, устремленный на Риса, стал задумчив… и у Риса мелькнула мысль: не стоит ли все-таки уступить? Что, если он и вправду убийца, а Коул – демон? Ему в любом случае не жить, а покаяние хотя бы спасет от смерти остальных.

Спасет – но для чего? Чтобы стать Усмиренными? Накормить их ложью, дабы они и впредь покорно глотали все, что соизволят вывалить на них храмовники? В глубине души Рис не верил тому, что говорил Лорд-Искатель. Коул такой, каким кажется, и то же можно сказать о Лорде-Искателе – человеке, который хватается за соломинку, только бы удержать в своей власти Круг магов.

– Как пожелаешь, – наконец изрек Лорд-Искатель.

Он повернулся и вышел, прихватив с собой свет-лампу. Когда дверь камеры с грохотом захлопнулась за ним, Рис опять оказался в полной темноте.

«Помоги мне, Создатель! – мысленно взмолился он. – Не допусти, чтобы они попытались меня выручить! Вели им бежать и спасаться самим!»

Рис закрыл глаза, вдруг задрожав всем телом от неимоверного изнеможения.

«И помоги Коулу. Где бы он ни был, кем бы он ни был, я верю, что он желает только добра. Верю».

Глава 20

В ферелденской башне было лучше, – пробормотала Шейла.

Винн фыркнула.

– Как ты можешь такое говорить? – шепотом отозвалась она. – В башне ферелденского Круга ты была один-единственный раз, и тогда там шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на скверну всех мастей или на одержимого.

– Ей это пошло только на пользу.

– Да утихните вы! – прошипела Евангелина.

Идти, не поднимая шума, в компании голема было трудно и без этой легкомысленной болтовни. Как Винн ухитрилась отыскать Шейлу, Евангелина даже представить не могла. Побывав в Монсиммаре, женщина-голем двинулась вслед за ними в столицу, да там, как видно, и осталась, наводя ужас на местных голубей. Скрытное передвижение явно не было ее коньком, однако Евангелина подозревала, что в деле, которое им предстоит, Шейла окажется незаменимой.

До сих пор все шло гладко. Они проникли в башню через старинный участок катакомб, – то, что сточные туннели когда-то соединялись с Белым Шпилем, уже давно выветрилось из людской памяти. Евангелина уж точно об этом понятия не имела, а обветшавшие развалины в самой глубокой части Ямы уже много столетий не посещала ни одна живая душа. Тем не менее этот путь в башню оказался не таким уж и легким: сперва им пришлось чуть ли не с головой погрузиться в вонючую воду, а потом вскарабкаться до середины каменной стены, которая, по глубокому убеждению Евангелины, каждую минуту могла обрушиться и похоронить их под собой.

Однако стена устояла. Она выдержала даже тяжесть голема, и очень скоро они очутились внутри башни. Коул, знавший Яму как свои пять пальцев, безошибочно вел их в непроглядной тьме. Там было так много поворотов и развилок, столько раз преграждали путь обрушенные ходы и остатки древних укреплений, что без Коула они бы нипочем не отыскали здесь дорогу.

Добравшись наконец до темниц, они убедились, что Коул говорил сущую правду: здесь было полно храмовников. По меньшей мере два десятка их теснилось в кордегардии, еще больше слонялось снаружи. Должно быть, в темницах сейчас содержалась добрая половина магов Белого Шпиля, если не все до единого, – того и гляди, Лорду-Искателю придется вновь открыть камеры нижнего яруса темниц, где без труда поместилось бы и вдвое больше узников.

Конечно, можно было ворваться в темницы с боем. Мысль о том, что снова придется сражаться с недавними товарищами, Евангелину не радовала, но глупо было верить, что она сможет пройти свой путь до конца, не пролив ничьей крови. Да и дело было вовсе не в самих храмовниках. Стоит лишь одному из них случайно дернуть не за тот рычаг – и он приведет в действие хитроумную систему ловушек, установленную на входе. И тогда уж никто не сможет ни войти в темницы, ни выйти оттуда.

Сложность заключалась именно в этом.

– Я тревожусь за Риса, – прошептала Винн, нервно покусывая губу. – Лучше бы мы пошли с Коулом и Лелианой. Рис ранен. Кто исцелит его?

– Все будет хорошо, – заверила ее Евангелина. – Нам надо выполнить свою часть плана.

Крадучись взошли они по длинной лестнице, которая вела на главный ярус башни. Белый посох в руке Винн не светился, так что идти приходилось крайне осторожно. Даже в столь позднее время на лестнице мог оказаться кто-то из храмовников. Стоит лишь наткнуться на него – и все их усилия пойдут прахом.

Им повезло. На лестнице не нашлось ни души, и в самой башне тоже царила мертвая тишина. Обычно ночные дежурства проходили либо у входа в парадный зал, либо в общем зале магов, хотя сегодня Евангелина ожидала увидеть усиленные посты у каждой лестницы и у каждой двери. И сейчас была только рада, что ошибалась.

– Тоже мне охрана, – фыркнула женщина-голем.

– Похоже, они не ожидают нападения изнутри башни.

– С чего бы это? Как раз его и нужно бы опасаться.

– Магов держат взаперти. Башня чересчур велика, чтобы храмовники могли быть сразу во всех ее уголках. Впрочем, если мы задержимся здесь надолго, то неизбежно столкнемся с дозорными.

С этими словами Евангелина указала вперед, и небольшой отряд медленно, со всеми предосторожностями двинулся вверх по центральной лестнице.

Несколько ярусов они миновали без происшествий, но когда приблизились к жилым ярусам магов, сверху стали слышны приглушенные голоса. Выглянув из-за перил, Евангелина убедилась в правоте своих подозрений: в общем зале располагался целый отряд храмовников. Нельзя сказать, чтобы они усердно несли боевое дежурство: несколько храмовников, усевшись в кружок под единственной свет-лампой, играли в карты, другие перешептывались о чем-то или клевали носом в углу. Ни одного мага видно не было.

Если Лорд-Искатель увидит такое разгильдяйство, храмовникам не поздоровится… но это как раз несущественно. Важно, что они не сумеют незаметно пройти дальше по лестнице.

– Винн, не могла бы ты…

– Конечно.

Старая чародейка простерла перед собой руку и сосредоточилась. Слабое свечение соткалось над ее ладонью, становясь все ярче и ярче, покуда Евангелину не охватило беспокойство. Затем Винн открыла глаза.

– Тсс, успокойся, – шепнула она сияющему шарику, который парил над ней… и тот послушно умерил свечение. – Ты понимаешь, о чем я тебя прошу?

Шарик запрыгал, что можно было счесть подтверждением, и взлетел выше. И разделился на десяток совсем крохотных сфер, светившихся так слабо, что они едва были различимы в темноте. Стайка этих крох рассыпалась и полетела к храмовникам.

– Что они собираются сделать? – нервно прошептала Евангелина.

– Сейчас увидишь.

Крошечные шары проплыли над головами храмовников, которые даже не потрудились глянуть вверх. К счастью, если не сказать больше, но, с другой стороны – чего ради им задирать головы? Затем стайка разделилась, каждый шарик полетел к выбранной им двери и проскользнул в щель над порогом.

Евангелина, Винн и Шейла затаились на лестнице, нетерпеливо ожидая продолжения. С каждой секундой становилось все вероятнее, что на ступенях или в зале появится кто-то еще и это неимоверно осложнит их положение. Никому из них не хотелось ввязываться в безнадежный бой. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.

Затем, в тот самый миг, когда один из храмовников с победным криком бросил карты, из-за дверей донеслись один за другим громкие хлопки, похожие на небольшие взрывы. Отклик на это событие последовал незамедлительно. Храмовники повскакали с мест, заметались, хватаясь за мечи. Сразу несколько человек бросились к дверям, распахнули их настежь, и из спален донеслись испуганные крики магов.

Этого было достаточно. Топот и крики вкупе со всеобщим замешательством должны были надежно прикрыть продвижение по лестнице. Оставалось лишь надеяться, что шум привлечет сюда храмовников с нижних ярусов, а не с верхних.

– Надеюсь, из-за этого происшествия никто не пострадает, – прошептала Евангелина, пока они спешно удалялись от общего зала. – В этих спальнях живут в основном ученики, а при нынешнем накале страстей…

– Я тоже на это надеюсь, – отозвалась Винн.

Больше обсуждать было нечего. Они поднялись на верхние ярусы башни, где обычно размещали офицеров. Здесь располагались и покои Евангелины… или бывшие покои, если Лорд-Искатель уже передал их новому хозяину. Быть может, ее прежнюю спальню занял торжествующий Арно? В глубине души Евангелине отчаянно хотелось заглянуть туда. В спальне осталась единственная вещь, которая была ей дорога, – отцовская книга. Нет, сказала себе Евангелина, это слишком рискованно. Книга – просто память о прежней жизни, которая теперь далеко позади.

Здесь было тихо, как в могиле, и лишь изредка одинокая свет-лампа освещала их путь. Отзвуки шагов казались ударами грома. Евангелина не на шутку опасалась, что кто-нибудь их наверняка услышит.

На лестничной площадке они повернули за угол… и одинокая фигура преградила им путь.

Винн от неожиданности вскрикнула. Шейла, сжав кулаки, ринулась было в бой, но Евангелина остановила ее. Перед ними стояла эльфийка в серой мантии и со знаком священного солнца на лбу – Усмиренная. Она замерла в темноте лестничной площадки, но на лице ее не отражалось ни тени страха. Одно лишь спокойное любопытство при встрече с неожиданным.

Напряженное противостояние длилось пару секунд. Никто не шелохнулся.

– Ты знаешь, кто я такая? – спросила Евангелина.

– Знаю, рыцарь-капитан, – ответила Усмиренная. – Лорд-Искатель Ламберт объявил тебя врагом Круга.

– И ты поднимешь тревогу?

Эльфийка поколебалась:

– Вы собираетесь причинить кому-либо вред?

– Только если на нас нападут первыми.

Усмиренная медленно кивнула, словно признавая такой ответ приемлемым.

– Лорд-Искатель был срочно вызван в Великий Собор и отбыл туда с большим отрядом храмовников. Он объявил, что скоро вернется. Что бы вы ни задумали, советую поторопиться.

Евангелина и Винн переглянулись. Похоже, Лелиане все-таки удалось уговорить Верховную Жрицу им помочь. Вот и объяснение, почему в башне так малолюдно.

– Почему ты нам это рассказала? – спросила Евангелина. – Я никогда не слышала, чтобы Усмиренный сделал что-то помимо приказанного.

Женщина заинтересованно склонила голову к плечу, как будто ответ был очевиден.

– Послушание целесообразно. Толковать его как отсутствие свободной воли было бы ошибкой.

Она повернулась, чтобы уйти, но затем остановилась:

– Удачи, рыцарь-капитан.

С этими словами Усмиренная двинулась прочь и скрылась в темноте.

– То есть как? – непонимающе пробормотала Шейла. – Мы просто позволим ему уйти?

Винн кивнула, лицо ее было почти печально.

– Да, – подтвердила она.

Евангелина не могла с ней не согласиться. В конце концов, у них не было причины трогать эту женщину. И тем не менее разговор поверг ее в изумление. Было ли поведение эльфийки равнозначно безмолвному одобрению, признаку того, что даже Усмиренные находят действия ордена предосудительными? Евангелину всегда занимало, как поступили бы Усмиренные, если бы их холодный, подчиненный логике разум нашел причину взбунтоваться. На что был бы похож этот мятеж?

Но медлить им было некогда. Евангелина, теперь уже прибавив шагу, повела Шейлу и Винн вверх по последнему лестничному пролету. Этот путь надежно запечатлелся в ее памяти – не так давно, причем с той же целью, она поднималась здесь вместе с Первым Чародеем Эдмондом.

Они поднялись на самый верх башни… к залу с массивной дверью, за которой находилось хранилище филактерий. Все здесь осталось таким, как помнила Евангелина, и возле двери стоял, как и прежде, только один часовой. Правда, на сей раз в руке у него был меч. Он нервно стискивал рукоять, и пот градом катился по его лицу. Он видел перед собой не только храмовника, но и архимага, чей посох еще лучился энергией, и исполинского голема, чья каменная плоть была усажена кристаллами.

– Стой! Кто идет? – дрожащим голосом выкрикнул часовой.

Евангелина узнала его. Имени она не помнила, но этот храмовник был совсем молод: он вступил в орден едва ли не год назад и пока еще был полон идеалов и наивных мечтаний. Как бы ни было ему страшно, он не сдвинулся с места и был готов защищать свой пост.

– Ты знаешь, кто я такая, – ответила Евангелина, обнажая меч.

Когда она вошла в зал, храмовник опасливо поежился, поглядывая то на Шейлу, то на Винн. Меча он не опустил ни на дюйм, хотя, судя по тому, как гулял в его руке клинок, мечник из него был неважный. Евангелина могла без труда разоружить его. Даже проткнуть мечом, если бы захотела.

– Рыцарь-капитан, – сказал он, – тебе нельзя здесь находиться.

– Тем не менее я здесь.

Этот ответ не пришелся ему по вкусу. Молодой храмовник попятился и отступал, пока не ударился спиной о дверь хранилища. От неожиданности он вздрогнул, и на миг Евангелине показалось, что сейчас он бросится на пришельцев… однако юноша сумел удержать себя в руках.

– Слушай меня внимательно, – проговорила она. Меч в ее руке был направлен на храмовника и перемещался вслед за каждым его движением. – Ты не умрешь. Ты покинешь свой пост, сбежишь по лестнице вниз и расскажешь храмовникам, где мы. Сделай это быстро и как можно громче.

Молодой храмовник нервно облизал губы:

– Но…

– Твой долг – поднять тревогу, а не сражаться с превосходящими силами противника.

Тот сделал шаг к Евангелине – осторожно, как бы проверяя ее слова. Меч в его руке дрожал пуще прежнего. Евангелина посторонилась, освобождая ему дорогу. Ободренный этим, храмовник сделал еще два шага к Шейле и Винн. И развернул меч, направив острие на них. Видно было, что он едва сдерживается, чтобы не удариться в панику.

Винн ответила невозмутимым взглядом. Токи магии, обвивавшие ее посох, угасли, и она тоже отступила в сторону. Женщина-голем не спешила последовать ее примеру. Она смерила молодого храмовника неприязненным взглядом горящих глаз и лишь потом с видимой неохотой отошла. Путь к лестнице был открыт.

Храмовник ступал медленно, то и дело останавливаясь и с каждым новым шагом набираясь уверенности, что его дурачат. Ничего не произошло. Дойдя до дверного проема, он вдруг сорвался с места и опрометью бросился вниз по ступеням, вопя так громко, что эхо его криков заметалось в лестничном колодце. Евангелина прислушалась и вздохнула.

Вот и все, подумала она. Скоро начнется.

– Приступим к делу, – бросила Винн.

Быстрым шагом она подошла к пластине по дальнюю сторону двери и приложила к ней ладонь. То же самое проделала Евангелина с другой стороны. Ключ ко входу в хранилище филактерий – храмовник и маг, действующие заодно. Евангелина могла лишь надеяться, что Лорд-Искатель не сумел изменить это правило.

Не сумел. Евангелина и Винн одновременно направили в пластины потоки силы, красный свет покорно поголубел, и дверь хранилища дрогнула. Громко завертелись шестерни; металлические круги на двери начали расходиться в стороны, накладываясь друг на друга. Далеко внизу, у самого подножия лестницы, раздались первые крики.

– Лучше бы оно его убило, – пробурчала Шейла.

Евангелина ничего не ответила. Едва обнажилась дверная ручка, она подбежала и налегла на нее. Массивная дверь распахнулась с прерывистым стоном. За ней открылось хранилище филактерий, нисколько не изменившееся с тех пор, как Евангелина видела его в последний раз: огромные сверкающие колонны, протянувшиеся до самого свода, и на каждой – сотни ало мерцающих сосудов: филактерии с кровью всех магов Белого Шпиля и многих других. Их зловещая энергия пульсировала в зале, как живая, и по спине Евангелины пробежал холодок.

Они вошли в зал, на миг позабыв о суматохе, которая нарастала внизу. Винн зачарованно, широко раскрытыми глазами взирала на колонны. Быть может, она прежде никогда не бывала в хранилище филактерий? Трудно было понять, какие чувства пробуждает в ней это зрелище – то ли восторг, то ли омерзение.

Евангелина подошла к могучей центральной колонне:

– Кажется, я помню, где должна быть филактерия Риса. Будем надеяться, что Усмиренные вернули ее на…

– Погоди.

Винн пристально разглядывала соседнюю колонну. Протянув руку, она провела пальцами по стеклянным сосудам, и лицо ее посуровело. В глазах вспыхнула ярость, беспощадный гнев, набиравший силу с каждым мгновением.

– Винн, нам нельзя мешкать.

– Даже если мы найдем филактерию Риса, здесь есть еще филактерии Первых Чародеев. Что проку освобождать их, если их смогут выследить?

Евангелине стало не по себе.

– Что ты предлагаешь?

Винн перевела взгляд на Шейлу.

– Разбей, – сказала она. – Разнеси все вдребезги.

Евангелина могла поклясться, что женщина-голем улыбнулась. И с готовностью двинулась к центральной колонне. На долю секунды Евангелина задумалась, не следует ли вмешаться. Уничтожить филактерии? Это же… немыслимо. Или все-таки нет? Ей всегда казалось сомнительным, что храмовники пользуются магией крови прос-то потому, что это удобно. Да и какой смысл теперь идти на попятный?

Она сделала выбор. Все они сделали выбор.

Евангелина смотрела, как Шейла подходит к колонне. Женщина-голем коротко глянула вверх, затем сцепила руки… и словно гигантским молотом с размаху с чудовищной силой ударила по ней. Оглушительно зазвенело разбитое стекло. Колонна содрогнулась сверху донизу, и целые ряды филактерий сверкающим дождем обрушились на пол.

Шейла вновь ударила, и на сей раз колонна покачнулась. Сотрясение от удара отозвалось во всем теле Евангелины. Металлическая лестница, которая обвивала махину, внезапно отошла от креплений, сложилась почти вдвое и рухнула на пол. Она едва не угодила в голема, и в месте падения поднялось облако мелких обломков и пыли.

Взревев что было силы, женщина-голем нанесла третий удар, и колонна не выдержала. Она медленно зашаталась, осыпая на Шейлу оставшиеся филактерии, а потом резко завалилась набок. С громоподобным стоном падающая колонна ударилась о соседнюю, и та тоже рухнула. В падении она зацепила еще одну, и так продолжалось до тех пор, пока не обрушились все, кое-где прихватив с собой куски свода.

Винн и Евангелина попятились в зал, прикрывая лица от тучи пыли, которая хлынула, клубясь, из хранилища. Казалось, что вот-вот обрушится вся башня. Евангелина была ошарашена: размах разрушения был поистине впечатляющим.

Когда неимоверный грохот начал стихать, они заглянули туда, где совсем недавно располагалось хранилище филактерий. В темноте за клубами пыли мало что можно было разглядеть. Казалось невозможным, чтобы хоть что-то осталось здесь нетронутым… и чтобы женщина-голем уцелела в этой катастрофе. И тем не менее из глубины разоренного хранилища к ним приближалась знакомая исполинская фигура, громко хрустевшая разбитым стеклом.

Шейла вынырнула из облака пыли, с ног до головы осыпанная искрящимися осколками стекла… и широко ухмыльнулась.

– Это было на удивление приятно, – сообщила она.

Снизу по лестнице к ним приближался топот ног, сопровождавшийся громкими криками. Сюда бежали люди, и их было много.

Евангелина стиснула зубы, готовясь к бою. Сейчас прольется кровь.

У Коула затекли ноги. Он затаился во мраке, невдалеке от входа в темницы, и наблюдал за происходящим.

Будь он один, ему бы и вовсе не пришлось прятаться, но сейчас у него была спутница – женщина с коротко остриженными рыжими волосами, которую старуха назвала сестрой Лелианой. Слово «сестра», по всей вероятности, должно было означать «священница», но если так, то на священницу она ничуть не походила. Медная кольчуга, сапоги из черной кожи, почти доходившие до бедер, за спиной – вычурно изукрашенный лук. Коул никогда не видел лука с такой богатой отделкой. Судя по ее виду, в драке она чувствовала себя как рыба в воде. Разве бывают такие священницы? Об этом Коул понятия не имел.

С той минуты, как Евангелина и все остальные ушли, Коул и сестра не обменялись ни единым словом. Она сидела рядом на корточках, не сводя напряженного взгляда с храмовников. Коулу очень хотелось расспросить ее. Откуда она знает Винн? Знакома ли с Рисом? Он смутно помнил, что видел сестру рядом с женщиной в высокой шапке – в святом месте, где все пропахло благовониями; правда, тогда она выглядела совсем иначе.

Но разве это важно? Коул здесь не затем, чтобы спрашивать, а для спасения Риса. Тогда, в камере, Рис был совсем бледен и едва подавал признаки жизни. Его ранили в живот, и рана выглядела просто ужасно. Коул ничего не смыслил ни в снадобьях, ни в целительных заклинаниях, а то бы непременно попытался ему помочь. Если, пока он торчит здесь, Рис умрет…

Прошла, казалось, целая вечность, пока не случилось то, чего они ждали.

Сперва откуда-то сверху донесся звук, похожий на раскат грома, такой далекий, что Коул не был уверен, что ему не почудилось. Затем громыхание усилилось, и по по-толку пробежала дрожь. Комья слежавшейся пыли посыпались на пол, и храмовники тотчас всполошились. Они разом повскакивали, выхватив мечи, и принялись кричать друг на друга. Прежде чем они успели что-то предпринять, вниз по лестнице сбежал еще один храмовник. Он несся так, что едва не упал.

– На нас напали! – пронзительно закричал он.

– Напали? Кто? Где Лорд-Искатель?

– Не знаю!

Храмовники растерялись, и тут с высоты снова донесся грохот, только на сей раз это был взрыв. Он вывел храмовников из оцепенения. Один из них принял команду на себя. Приказав троим храмовникам остаться в темницах, он собрал прочих, и они сломя голову помчались к лестнице. Топот их удалялся, постепенно стихая, и тогда сестра наконец шевельнулась.

Она сняла со спины лук, наложила стрелу, но спускать тетиву не спешила. Лицо у нее было недовольное.

– Плохо, – пробормотала она. – Они оставили троих. Я надеялась, что их будет меньше.

– Разве трое – это много?

– Дело не в этом. Хватит и одного, чтобы привести в действие ловушки, а быстро прикончить всех троих будет… сложно.

Чуть заметно усмехнувшись, она подняла лук и, аккуратно прицелившись, натянула тетиву.

Коул положил руку ей на плечо.

– Я сам этим займусь, – сказал он.

Сестра глянула на него с любопытством, но возражать не стала. Коул встал. Никогда прежде он не поднимал руку на храмовника, но эти люди мешали ему спасти Риса, а Евангелина предупреждала, что времени у них будет немного.

Сжимая кинжал, Коул крадучись устремился по коридору к кордегардии. Он добрался до первого храмовника, немолодого солдата, который стоял неподалеку от входа. У него было загорелое, обветренное лицо, густые черные усы сбрызнуты сединой. Глядя сквозь Коула, храмовник беспокойно уставился на лестницу. При каждом отзвуке боя он вздрагивал.

– Еще один бунт, – проворчал он.

Храмовница с квадратной челюстью, в шлеме, который почти скрывал ее лицо, с отвращением помотала головой.

– Вот глупцы, – вздохнула она. – На сей раз Лорд-Искатель им этого не спустит. Могли бы уже понять, что дело безнадежное.

Пожилой храмовник лишь пробурчал что-то невразумительное. Коул неотрывно смотрел ему в глаза, стоя так близко, что явственно ощущал гнилой запах изо рта. Сосредоточившись, он коснулся затаившейся внутри него тьмы. И стиснул зубы, преодолевая страх, который нахлынул с этим прикосновением.

«Я не позволю, чтобы ты меня поглотила, – подумал он. – Рис – мой единственный друг во всем мире, и я сделаю все, чтобы его спасти. Все».

Коул поднял кинжал и осторожно приставил зазубренное острие к шее храмовника. Слегка надавил, и на коже проступила капелька крови… но храмовник даже не шелохнулся. Он упорно смотрел на лестницу.

«Ты не видишь меня». Коул погрузил кинжал в шею, и на нагрудник хлынула ярко-алая кровь. Глаза храмовника округлились, и он беззвучно охнул, хватаясь за горло. Кровь потекла быстрее, пятная его тунику и капая на пол. Поднеся к лицу перчатку, храмовник недоуменно уставился на нее. Затем в горле у него булькнуло, и он упал на одно колено.

«Ты не заметишь того, что я сделаю». Коул отошел от пожилого храмовника и двинулся к женщине. Он ощущал пелену, которая по его воле заволокла ее глаза. Женщина сопротивлялась ей, сама того не сознавая. Виски Коула пронзила мучительная боль.

«Ты меня не остановишь». Он приставил острие кинжала к ямке у горла женщины и всем весом налег на рукоять. Лезвие вошло глубоко. Женщина чуть слышно застонала, изо рта ее брызнула струйка крови. И однако она стояла как вкопанная, не в силах вынырнуть из черных вод забытья, которые накрыли ее с головой.

«Никто из вас меня не остановит». Коул, выдернув кинжал, смотрел, как женщина, зашатавшись, тяжело привалилась к стене. Меч выскользнул из ее рук и со стуком упал на пол. Она безуспешно пыталась зажать руками рану, из которой струей била кровь. Затем она обернулась к последнему храмовнику, протянула к нему дрожащую руку, силясь выкрикнуть предостережение… но с губ ее сорвался только сдавленный всхлип.

«Если Рис мертв, я убью всех вас. Всех до единого. Клянусь».

Последний храмовник был совсем молод. Волосы у него были светлые, спутанные и длинные, и чем-то он напомнил Коулу его самого. Молодой храмовник наморщил лоб, словно чуял неладное, но не мог понять, что именно. Коул напрягся, стараясь сохранить сосредоточенность, но она слабела, развеивалась как дым. Сердце так неистово колотилось в груди, что он ничего не слышал, кроме этих гулких ударов.

Убитая женщина наконец сползла наземь, и глухой стук ее падения привлек внимание молодого храмовника. Он резко обернулся, вскрикнул от изумления и увидел Коула.

– Нет! – закричал он, вскинув меч для удара.

Поздно. Коул прыгнул к нему и полоснул кинжалом по горлу. Храмовник зашатался, и Коул без труда увернулся от его неуклюжего выпада. Тот вновь попытался занести клинок, но из раны уже струей била кровь. Силы его иссякли. Меч закачался и выскользнул из ослабевших пальцев. Храмовник упал на колени, не сводя с Коула безмерно удивленных глаз, а затем повалился замертво.

Коул шумно выдохнул. И попятился прочь от уби-того, привалился к стене, еле сдерживая приступ рвоты. Темная сила теперь заполняла его целиком, пропитав, словно тошнотворной смазкой, все поры его существа. Дрожа всем телом и чувствуя, как пот градом катится по лбу, Коул закрыл глаза. Оттолкнуть ее, отторгнуть от себя, загнать в логово… Вся его воля до последней капли ушла на то, чтобы восстановить власть над собой.

Когда он, едва держась на ослабевших ногах, выпрямился, в кордегардию уже входила сестра. Лук она по-прежнему держала в руках. Она заметила убитых храмовников, однако все ее внимание было приковано к Коулу. И в глазах ее была настороженность. Даже страх. Сестра боялась его.

– Какие… занятные штуки ты проделываешь, – осторожно проговорила она.

– Ничего. Ты это забудешь.

Сестра, похоже, ему не поверила. Коула это не волновало. Он вытер кинжал плащом одного из убитых. Шум и вопли наверху лестницы приблизились.

Сестра сорвала со стены свет-лампу, схватила связку ключей, висевшую на поясе пожилого храмовника, и они выбежали в коридор, по обе стороны которого тянулись двери камер. Из-за многих доносились приглушенные крики – там были люди. Масса людей. Коул не мог припо-мнить, чтобы в темницах держали столько народу – и здесь, и на нижних ярусах… и все они кричали, звали на помощь.

– Я должен найти Риса, – нервно проговорил он.

– Найдем!

Сестра подбежала к ближайшей камере и отперла дверь. Они увидели невысокую женщину с уродливым кровоподтеком в половину лица. Она враждебно смотрела на них, забившись в угол, точно загнанный зверь, который вот-вот прыгнет на врага. Коул вдруг сообразил, что знает эту женщину: это была рыжая. Адриан. Та, что все время спорила.

– Что вам от меня нужно? – резко спросила она.

Сестра усмехнулась:

– Хорошо же ты встречаешь своих спасителей!

Глаза рыжей подозрительно сузились.

– Спасителей?

– Если, конечно, ты не предпочитаешь остаться в камере.

Рыжей хватило секунды, чтобы сообразить, что происходит. Она встала и вытянула скованные руки.

– Тогда поскорей снимите с меня кандалы, – потребовала она. – Надо разыскать Верховную Чародейку. Если кто и должен спастись, так это она.

Сестра кивнула и, сдернув со связки ключ, протянула его Коулу:

– Выпусти остальных. И побыстрее.

– Я должен найти Риса, – повторил он.

– Мы должны освободить всех!

С этими словами она бросилась к Адриан и отомкнула оковы. Коул выбежал в коридор. Крики стали громче. В голосах узников волной нарастал страх, и Коул позволил ему захлестнуть себя с головой.

Закрыв глаза, он мысленно потянулся к Рису… и сразу почуял его. Рис жив. Он где-то совсем близко, ослабевший, почти без сознания, но все же живой. Коул не опоздал. Пусть сестра помогает остальным узникам – он пришел сюда не ради них.

«Не умирай! – мысленно воззвал он. – Я пришел за тобой, как и обещал. Я не дам тебе умереть».

Глава 21

Затопленный болью, Рис почувствовал, как некая сила безжалостно выволакивает его наружу. Кто-то тряс его за плечи. Он хотел закричать, потребовать, чтобы это безобразие прекратилось. «Ради любви Создателя, мне же больно!» Увы, вместо крика с губ сорвался лишь слабый стон.

– Проснись, Рис! Проснись!

Голос принадлежал Коулу. Все происходящее казалось далеким, словно он смотрел с высоты на самого себя, распростертого в темноте, но на самом деле все это не имело к нему отношения. Не явь – всего лишь дурной сон, от которого он никак не может очнуться.

– Рис!

Он неохотно разлепил глаза, и действительность обрушилась на него во всей своей беспощадности – сгустком непереносимой боли, которая пылала в животе, запуская жгучие отростки во все клеточки тела. Рис хотел скрыться от этой боли, вернуться в благословенную темноту, но его продолжали настойчиво трясти за плечи, и он не мог убежать.

– Коул… – невнятно пробормотал он. – Да прекрати же… я не сплю…

Коул просиял от облегчения. И принялся возиться с кандалами Риса, а тот, постепенно приходя в себя, осознал вдруг, что творится что-то неладное. Снаружи, в коридоре, звучали крики. Хлопанье дверей, топот бегущих ног. Нетерпеливые, возбужденные голоса. Где-то вдалеке прогремел взрыв.

Встревоженный, Рис сел. Неужели на башню напали?

– Погоди, – сказал он, – что происходит? Что ты натворил? Надеюсь, ты не…

Кандалы соскользнули с его рук и с глухим стуком упали на пол. Раньше Рис и не сознавал, насколько они тяжелы, но теперь чувствовал себя несказанно легко.

– Мы пришли тебя спасти, – сообщил Коул с видом, будто ничего проще и не придумаешь. И озабоченно заглянул в глаза Риса. – Ты сможешь держаться на ногах? Если нет, я тебя понесу.

Рис сомневался, что Коулу хватит на это сил, но в то же время был уверен, что тот из кожи вылезет, чтобы исполнить обещанное. Впрочем, колебался Рис не поэтому. Он пристально наблюдал за Коулом – за его движениями, жестами, за лицом, исполненным тревоги, – и пытался понять, нет ли в Коуле чего-то такого, что он раньше проглядел. В памяти вновь заструились речи Лорда-Ис-кателя.

А если это правда? Если все, что он говорил, – правда?

– Коул… мне нужно тебе кое-что сказать.

Эти слова вырвались у Риса прежде, чем он успел их обдумать.

Коул не стал ни о чем спрашивать, не намекнул, что сейчас не самое подходящее время для разговоров. Просто кивнул и сел на пол, ожидая продолжения.

Что же ему сказать? Доказательств у Риса не больше, чем у Лорда-Искателя – человека, который имел все основания подтасовать факты для пущей своей выгоды. Лорд-Искатель никогда не видел Коула, не смотрел ему в глаза. Он не был в Тени, не стал свидетелем страданий, которые сделали юношу таким, каков он сейчас. Коул – настоящий. Рис был в этом совершенно уверен.

Отчего же тогда его мучит совесть? Рис медленно отвел глаза.

– Забудь, – пробормотал он.

Коул помог ему подняться, и вместе они вышли в коридор. Идти оказалось нелегко: каждый шаг причинял невыносимую муку и встряхивал все тело, отчего Рису казалось, что его кишки вот-вот вывалятся наружу. Он попытался зажать живот руками, но это не помогло. Пот ручьями тек по его лицу, и он никак не мог унять дрожь.

– Не могу… больше не могу! – простонал он.

– Ну же, еще немного! – подбадривал его Коул.

Рис попробовал призвать ману, чтобы исцелить себя. Он закрыл глаза, сосредоточился… но боль была чересчур сильна. Слепящее белое сияние, сквозь которое он так и не смог пробиться, а все попытки лишь ухудшали дело. Рис сложился пополам, голова у него шла кругом, и он испугался, что вот-вот потеряет сознание.

Кто-то бежал к ним, и в руке у него была свет-лампа. Адриан. Рис обрадовался, как не радовался ни одной встрече в жизни. Он был уверен, что Адриан погибла во время сражения в парадном зале, – уж если кто и бился бы до конца, так именно она. Судя по кровоподтеку на ее лице, она не сдалась без боя.

Адриан резко остановилась.

– Что с ним? – спросила она у Коула. – Почему он не может исцелить себя?

– Он слишком тяжело ранен, – ответил Коул.

Адриан нахмурилась:

– В этой башне тысячи лечебных зелий, и никто не догадался прихватить хотя бы одну склянку?

Она приподняла голову Риса за подбородок, внимательно осмотрела его лицо. Рис стиснул зубы; ему чудилось, что он горит огнем и в то же время промерзает насквозь.

– Прости, Рис, – проговорила Адриан, и раздражение сменилось на ее лице неподдельной тревогой. Похоже, вид у него был хуже некуда. – Ты же знаешь, у меня нет целительных заклинаний, а искать того, кто ими владеет, некогда.

– Как… как ты? – слабым голосом спросил Рис.

Вопрос застал ее врасплох. В глазах мелькнуло замешательство и даже тень подозрительности. Это было странно, хотя Рис ни за что на свете не мог бы сказать почему. Он знал Адриан много лет, но сейчас ему отчего-то вспомнился их последний разговор. Наверное, женщины, которая так долго была ему другом, сейчас и в самом деле больше нет. При этой мысли Рису стало грустно.

– Прекрасно, – наконец ответила Адриан. – Постарайся выбраться отсюда.

И с этими словами она умчалась. Рис проводил ее взглядом, а затем благодарно кивнул Коулу, который поддержал его и повел вперед. Это было непросто, ноги у Риса заплетались, но все же он мог идти. Хотя бы так.

Мимо них бежали люди. Некоторых Рис узнал – Первые Чародеи, с которыми он встретился в парадном зале, маги из Белого Шпиля. Все они были охвачены страхом, и никому в голову не приходило замедлить бег. Впереди, у выхода в коридор, маячила рыжеволосая женщина со свет-лампой. Она махала рукой, поторапливая бегущих. Лицо ее показалось Рису смутно знакомым, но вспо-мнить, кто она такая, он никак не мог. Впрочем, у него сейчас были дела поважнее.

Например, двигаться. Рис изо всех сил старался не выбиваться из ритма причудливой поступи, которой передвигались они с Коулом: шагнули – подволокли ногу – подпрыгнули, шагнули – подволокли ногу – подпрыгнули… Так они шли – мучительно медленно, но Рис только стискивал зубы и продолжал идти. Он чувствовал себя настолько беспомощным и бесполезным, что едва не сходил с ума… но Коул, похоже, воспринимал все как должное и лишь терпеливо подбадривал Риса продолжать путь.

Вскоре они изрядно отстали от остальных беглецов. Рыжеволосая женщина громко призывала всех поторапливаться. Рис разглядел рядом с ней Верховную Чародейку, а также Адриан. Потом они исчезли. Рис и Коул остались в темноте совершенно одни, и лишь отдаленный шум боя да крики магов, бежавших где-то впереди, подсказывали им направление. Впрочем, Коул и не нуждался в содействии. Он знал эти туннели, как свои пять пальцев.

Шагнули – подволокли ногу – подпрыгнули, шагнули – подволокли ногу – подпрыгнули.

Время тянулось медленно. Крики и шум боя отступали все дальше, а темнота стала совершенно непроглядной. Рис будто ослеп. Он знал, что они спускаются на самое дно Ямы, но понятия не имел, где они сейчас находятся. Он полагался на то, что Коул знает дорогу, и единственным, что нарушало окружавшую их тишину, были звуки их шагов по стылому камню и стук его собственного сердца, молотом отдававшийся в ушах.

Где Евангелина? А Винн тоже здесь? Участвуют ли они в сражении? Куда ведет его Коул и что будет, если их обнаружат храмовники? Рису отчаянно хотелось задать Коулу все эти вопросы, но сил у него хватало только на то, чтобы сдерживать жгучую боль и идти дальше.

Через час этой пытки он услышал, как под ногами у них захлюпала вода. В ноздри ударила едкая гнилостная вонь сточной канавы, смешанная с затхлым запахом многолетней пыли.

– Где мы? – спросил Рис, судорожно хватая ртом воздух.

– Почти пришли, – ответил Коул. Если бы не голос в темноте и не рука, крепко обхватившая Риса за пояс, юноша был бы самым настоящим невидимкой. – Там, впереди, стена. Тебе нужно будет по ней спуститься.

– Ты хотел сказать – с нее свалиться, – безрадостно хохотнул Рис.

– Мы что-нибудь придумаем.

И вдруг Рис различил позади топот множества ног. Кто-то бежал сюда, грохоча сапогами, чьи-то голоса выкрикивали приказы. Храмовники! Рис замер, по привычке попытался собрать ману, чтобы приготовиться к неизбежному бою… но приступ боли свел все его усилия на нет. Рис пошатнулся, споткнулся о камень, и Коул едва успел подхватить его.

Сердце Риса неистово билось. Он присел на корточки и поморщился, когда рана в животе отозвалась на это движение жгучей болью. Затаил дыхание. Может быть, храмовники вовсе не пойдут в эту сторону? Может быть… но тут надежды Риса рухнули: вдалеке недвусмысленно замаячило синее сияние свет-лампы. Храмовников оказалось несколько. Синий свет стал ярче, когда они решительно двинулись туда, где укрылись Рис и Коул.

– Надо бежать!

– Погоди, – уверенно возразил Коул. – Все в по-рядке.

То есть как это – в порядке? Пусть ковыляющая поход-ка Риса и не позволит им далеко уйти, но сидеть и ждать, надеясь на чудо?

Когда в поле зрения показался первый храмовник, Риса охватила паника. Противников было пятеро – все рослые, кряжистые, в тяжелых доспехах, обильно политых кровью. Угрюмые лица выдавали готовность не моргнув глазом убить всякого, кто подвернется на пути.

Командир поднял над головой свет-лампу и пристально вгляделся во тьму туннеля. Рис опешил. Храмовник стоял шагах в пяти. В свете лампы беглецы стали бы видны как на ладони. Как же этот человек их не заметил?

– Клянусь, я слышал плеск, – пробормотал храмовник.

– Это были наши шаги, – отозвался другой. – Эхо, и больше ничего.

– Возможно. С чего мы взяли, что здесь вообще кто-то прошел? Что там дальше?

Храмовник с окладистой черной бородой в раздражении взмахнул мечом вдоль стены туннеля.

– Дыхание Создателя, да кто его знает? Надо возвращаться. Делать нам больше нечего, как только гоняться за призраками.

– Лорд-Искатель велел найти всех, кто сбежал из темниц. И обещал пойти вслед за нами, как только сможет.

– А если не пойдет? Разве мы сами справимся с десятком Первых Чародеев? Опомнись, друг!

Командир храмовников мрачно глянул на него:

– Вот сам об этом и скажи Лорду-Искателю. Может, тебе охота разделить судьбу сер Евангелины? Она сражается бок о бок с магами, мы с тобой видели это собственными глазами. Это безумие.

Остальные храмовники промолчали, старательно избегая смотреть в глаза друг другу, чтобы не выдать своих тайных мыслей. Командир с отвращением сплюнул и решительно зашагал вглубь туннеля. Прочие поспешили за ним. Все они прошли, расплескивая воду, мимо Риса и Коула, но ни один их так и не заметил.

И тогда Рис ощутил присутствие силы, настолько слабое, что он едва сумел ее различить. То было безмолвие, которое окутало Риса невидимой пеленой – плотной, не пропускающей ни единого звука. И исходила она от Коула. В последних отблесках света от ламп, которые уносили с собой храмовники, Рис увидел, что глаза Коула плотно зажмурены. Он поддерживал чары, сосредоточив на этом все свои силы, и из носа его текла тонкая струйка крови.

– Коул, – прошептал Рис. – Они ушли.

Глаза Коула мгновенно открылись. Он изумленно глянул на Риса… и вдруг лицо его исказила боль. Он скорчился, уткнув голову между колен, и жалобно застонал. Рис не понимал, в чем дело. Он сидел рядом, беспомощно поглаживая юношу по плечу. Храмовники были уже далеко, и теперь их снова окружала непроглядная тьма.

Наконец учащенное дыхание Коула стало ровнее.

– Кажется… теперь все в порядке.

– Как ты это сделал?

Коул ничего не ответил. Просто рывком поднял Риса на ноги и повел дальше. Новая способность Коула вызвала у Риса нешуточную тревогу. Ему были знакомы многие разновидности магии, но то, что совершил Коул, не походило ни на что, ему известное. Это было нечто… совершенно иное. Мысль об этом была малоутешительна.

Храмовники упомянули Евангелину. Значит ли это, что она жива? Рис всем сердцем надеялся, что это так. Если Создатель и вправду покровительствует добрым и верным, Он дарует ей спасение.

Они дошли до стены, о которой говорил Коул. Спус-каться по ней в полной темноте оказалось нелегко. И очень, очень долго. Рис цеплялся за невидимые камни, хватал ртом воздух и горячо молился о том, чтобы не упасть. И все-таки упал. По счастью, Коул был уже внизу и успел подхватить его. Боль была невообразимая. Покуда она не схлынула, Рис валялся в стылой и вязкой воде сточной канавы, а Коул только и мог, что бессильно гладить его по голове и уговаривать идти дальше.

Наконец они вошли в катакомбы. То, что это именно катакомбы, подтверждала стоявшая здесь омерзительная вонь. Очевидно было, что этим путем прошли остальные беглые маги. Из глубины туннелей доносилось слабое эхо отдаленных голосов, и Коул поспешно повел Риса в противоположном направлении.

Довольно скоро им снова встретились храмовники. Много храмовников. Они выкрикивали друг другу приказы, под ногами у них шумно плескалась вода, и звуки эти исходили, казалось, отовсюду. Это сбивало с толку, но Коул, похоже, знал, куда идет. Рис ему доверял.

Они свернули в один туннель, затем в другой. Мнилось, что этому не будет конца, в пелене боли терялось ощущение времени, и Рис, вероятно, неоднократно лишался сознания, но если это и случалось, то всякий раз, приходя в себя, он обнаруживал, что идет дальше. Наконец он дернул Коула за рукав.

– Мне… надо остановиться, – просипел он, тяжело дыша. Ноги так дрожали от слабости, что вот-вот могли отказать.

Коул ничего не ответил, просто взял Риса за плечо и повел на сушу. Там они сели, и Рис безуспешно силился выровнять дыхание. Живот горел огнем. Рана вновь начала кровоточить, и Рису чудилось, что не просто кровь, а сама жизнь неудержимо, по капле вытекает из него. Голова шла кругом от безмерного изнеможения.

Сквозь решетку в потолке сеялся слабый свет – очевидно, огни ночного Вал Руайо. Его было достаточно, чтобы выхватить из темноты очертания стен туннеля и шнырявших по углам крыс. Рис подумал, что через это отверстие они могли бы выбраться в город, но он сразу отбросил эту идею. Даже найдись здесь лестница, вряд ли он сейчас сумел бы вскарабкаться по ней… и вдруг решетка заперта? Без магии от него мало проку.

Рис замер. Кто-то шел к ним – не бежал, а именно шел неспешным шагом. Коул схватил его за руку, и Рис содрогнулся, когда сила безмолвия вновь окутала их темным саваном. Теперь их никто не увидит.

Преследователь появился в поле зрения. Это был Лорд-Искатель.

Он медленно брел по воде, держа перед собой сиявший алым сосуд. Сердце Риса сжалось – должно быть, это его филактерия. С ее помощью Лорд-Искатель разыскивает его. Он двигался небрежно, даже грациозно, словно охотник, выслеживающий зверя.

Скроет ли их от филактерии сила Коула? Рис затаил дыхание, глядя, как Лорд-Искатель остановился. Медленно повел вокруг себя филактерией, наблюдая за ответной игрой алых бликов. И нахмурился.

– Выходи, – приказал он. – Я знаю, что ты здесь. Столько усилий было затрачено, чтобы уничтожить твою филактерию, а она все это время была у меня.

Ни Рис, ни Коул не шелохнулись.

– Ах да, – хохотнул Лорд-Искатель. – Надо признать, невидимость – весьма занятный трюк. Впрочем, всякий фокус хорош, только пока его не разоблачит истина.

С этими словами он убрал филактерию и достал небольшую книжку странного вида – размером с его ладонь и с переплетом из сверкающего золота. Лорд-Искатель открыл ее и начал читать вслух. Слова старого, как мир, языка, на котором когда-то говорили в империи Тевинтер, зазвучали размеренно, почти напевно. Рис представить не мог, чего ради Лорд-Искатель устроил эту непонятную сцену.

И вдруг что-то изменилось. По шее Риса пробежало знакомое покалывание – прикосновение магии. Поток ее, словно порыв ветра, пронесся по туннелю и увлек за собой скрывавшую их пелену. Коул потрясенно вскрикнул.

Лорд-Искатель тотчас повернул голову на шум. Когда он заметил Риса и Коула, серые глаза его сузились… а затем он холодно улыбнулся.

– Вот мы и встретились, – проговорил он. – Коул, я полагаю?

И, отшвырнув книжку, выхватил меч.

Коул вскочил, сжимая в руке кинжал, и без единого звука бросился навстречу Искателю. Рис в испуге попытался его удержать:

– Нет, не смей! Это же глупо! Беги!

Коул, однако, не остановился, и все, чего сумел достичь Рис, – кубарем скатиться с берега. Он упал в воду, кровь бросилась в голову, и мир завертелся перед глазами. В отчаянии Рис попытался призвать ману, зачерпнуть из глубинного источника энергию – что угодно, но ответом ему была расколовшая голову боль. Рис пронзительно закричал.

Коул увернулся от первого выпада Лорда-Искателя; поднырнул, низко пригнувшись, под мечом и нанес удар кинжалом. Лезвие бессильно скользнуло по черной броне, не оставив на ней и царапины. Искатель тотчас развернулся – Рис и не предполагал, что можно двигаться так стремительно, – и ударил Коула латным сапогом. Сила удара была такова, что юноша отлетел прочь и со стоном рухнул в канаву.

Но ненадолго. Одним слитным движением он вскочил и, пригнувшись, принял боевую стойку. Теперь противники кружили друг против друга, и Лорд-Искатель оценивающе разглядывал Коула.

– Я не дам тебе тронуть Риса! – прорычал Коул. И метнулся к Лорду-Искателю, нанеся удар стремительно, как жалит змея.

Искатель с силой опустил меч, но юноша в последнюю секунду успел отпрянуть, и удар клинка впустую разбрызгал воду. В тот же миг Коул высоко подпрыгнул и поЛос-нул кинжалом по шее противника. Он не промахнулся, и если бы Лорд-Искатель не отклонился вбок, то получил бы куда более серьезную рану.

Впрочем, и этого было довольно, чтобы его разъярить. Ламберт поднес руку в латной перчатке к шее, а затем осмотрел следы крови.

– А ты шустрый, – проговорил он. – Этого у тебя не отнять.

С этими словами Лорд-Искатель направил меч в сторону Коула, следуя острием клинка за каждым движением юноши, который перемещался то влево, то вправо… и вдруг Ламберт ринулся в атаку. Удары его сыпались один за другим, и Коул всякий раз едва успевал увернуться. Под натиском противника он вынужден был отступить, споткнулся о берег, и тогда Лорд-Искатель шагнул к нему, чтобы нанести смертельный удар.

– Коул! – в ужасе закричал Рис.

Юноша попытался отразить выпад, но удар тяжелого меча выбил из его пальцев кинжал. Тот упал на землю, и Лорд-Искатель пинком сбросил его в воду. Когда Коул прыгнул за кинжалом, Искатель проворно ударил его рукоятью меча по голове. Юноша отлетел прочь и со всей силы ударился о стену туннеля.

Не мешкая ни секунды, Лорд-Искатель вонзил меч ему в плечо. Клинок вошел глубоко, и Коул пронзительно закричал от боли.

Едва Искатель выдернул меч, юноша зарычал, как бешеный зверь, и прыгнул на него. Такого Лорд-Искатель явно не ожидал. Коул повис на нем, царапая и кусая лицо. Ошеломленный этим животным натиском, Лорд-Искатель пошатнулся и выронил меч. Впрочем, замешательство длилось недолго. Схватив Коула за волосы, он оторвал его от себя и швырнул прочь, будто тряпичную куклу.

Коул с оглушительным плеском шлепнулся в воду, но тут же снова вскочил. Лорд-Искатель, однако, был наготове и ударил его ногой в живот. Удар отбросил Коула на несколько шагов – и снова в воду. Юноша приподнялся было, но Лорд-Искатель опять отшвырнул его ударом ноги. Изо рта Коула текла кровь, но он поплыл назад.

– Не надо! – закричал Рис. – Беги, Коул! Беги!

И пополз по мутной воде к месту, куда Лорд-Искатель отбросил кинжал. Он должен быть где-то здесь! Дрожащими руками Рис вслепую обшаривал склизкое дно.

Лорд-Искатель широким шагом подошел к Коулу и, схватив его за волосы, рывком поднял на ноги. На сей раз Коулу хватило сил только на тщетные попытки вырваться. Искатель сжал кулак и со всей мощи ударил его в лицо. Тот упал, но все равно попробовал подняться. Тогда Лорд-Искатель вздернул его за шевелюру и снова врезал по лицу. И еще, и еще… С последним ударом из носа Коула обильно хлынула кровь. Он уже не пытался встать, но медленно, с трудом полз по воде к берегу.

Рис нашел кинжал. Пальцы его крепко стиснули рукоять, и он, шатаясь, кое-как поднялся на ноги. Все плыло перед глазами. Он попытался было броситься на Лорда-Искателя, но сумел лишь заковылять к нему.

– Не тронь… его! – выкрикнул он.

Лорд-Искатель развернулся к Рису, ухватил его за запястье и стискивал до тех пор, пока Рис не выронил кинжал. Затем пренебрежительно тыльной стороной ладони ударил Риса по лицу. Маг качнулся назад, врезался в стену и сполз по ней наземь. Живот точно проткнули раскаленным вертелом, и Рис корчился на земле от боли, не в силах даже кричать – вместо криков из горла его вырывался только сдавленный хрип.

Раздраженно вздохнув, Лорд-Искатель подошел к валявшемуся на земле мечу и поднял его. И помедлил, глядя, как Коул упрямо встает. Лицо юноши превратилось в кровавую маску, подбитый глаз распух, он едва стоял на ногах… но все же был готов драться. Такое упорство произвело впечатление на Искателя.

– Неужели тебе так не хочется упускать свою жертву, демон? Разумнее для тебя было бы скрыться в Тени и никогда больше не возвращаться.

Коул выплюнул сгусток темной крови:

– Я… не…

– Не демон? Ну конечно же демон. – Лорд-Искатель огляделся по сторонам, высматривая брошенную им книжку. Поднял ее и показал Коулу: – Литания Адраллы. Знаешь, что это такое?

Коул с ненавистью взглянул на него и ничего не ответил.

– Разумеется, не знаешь, – продолжал Лорд-Искатель. – Ее создал один тевинтерский магистр для освобождения разума от демонической власти. Она действует только на демонов.

Сердце Риса мучительно сжалось. Он увидел, как гнев, горевший в глазах Коула, потух. Юноша смятенно смотрел на Искателя.

– Бедный глупый дух, – проговорил Лорд-Искатель и, убрав книгу, двинулся к Коулу.

Тот попытался отступить, но никак не мог оторвать взгляда от Искателя и все смотрел на него, приоткрыв рот.

– Неужели ты так старался притвориться одним из нас, прикинуться настоящим, что забыл, кто ты есть на самом деле?

Ламберт выбросил вперед руку, схватил Коула за горло и оторвал от земли. Коул задыхался, бессильно извиваясь, но вырваться не мог.

– Ты не настоящий, – процедил Лорд-Искатель, и каждое его слово било наотмашь. – Ты просто очередной паразит, который прополз в наш мир кормиться тем, что тебе самому не дано.

– Отпусти его! – крикнул Рис. – Он тебе не нужен!

Лорд-Искатель обернулся и глянул на Риса с неподдельным испугом.

– Эта тварь охотится на тех, кого я поклялся защищать, пусть даже они того недостойны. Он обманул тебя, превратил в убийцу и очень скоро завладел бы тобой окончательно. Почему ты защищаешь его?

– Потому что ты не прав. – Рис собрался с силами и, стиснув зубы, поднялся на ноги. – Не все духи одинаковы, и то же относится к магам. Не всякий, кем завладел дух, – одержимый. И магия тоже бывает разная.

Он потянулся мыслью к источнику в глубине своего существа и призвал ману. Боль была немыслима, почти нестерпима, но Рис усилием воли преодолел ее. Вокруг его сжатых кулаков завихрилось белое пламя, и воздух наполнился щекочущим дыханием магии.

Ему удалось привлечь внимание Лорда-Искателя. Рис видел по его глазам, что тот лихорадочно пытается оценить весомость угрозы: «Хитрит или нет? Сколько у него осталось силы?» Ламберт выпустил шею Коула – юноша тут же осел на землю – и угрожающе наставил меч на Риса:

– Не будь глупцом.

Рис не дрогнул:

– Глупец – тот, кто тянет руку к недостижимому. Глупец – тот, кто не желает признавать ограниченности своих познаний. Я не глупец.

Коул пополз прочь от Лорда-Искателя и вдруг замер. Он оглянулся на Риса, глаза их встретились… и Рис увидел, что юноша плачет. Он не кипел гневом, ничего не отрицал и не отвергал – он просто осознал страшную истину. Мир Коула рухнул, и то, чего он всегда так страшился, сбылось: он – ненастоящий.

И Коул, подтверждая этот приговор, растворился в воздухе.

В это мгновение Рис понял, что Лорд-Искатель сказал правду. И что он в глубине души, даже самому себе не признаваясь, всегда знал, кто такой Коул.

Словно бездонная пропасть разверзлась под ногами, и в эту бездну канула его готовность принять бой. Мана отхлынула, белое пламя рассеялось, и Рис обессиленно упал на колени. «Пусть он меня убьет, – безнадежно по-думал он. – Пускай все это закончится раз и навсегда».

– Я разочарован. – Лорд-Искатель, поджав губы, направился к Рису. – Мне казалось, чародей, что в тебе больше боевого задора. С некоторых пор я ждал этого бунта и, честно говоря, полагал, что подавить его будет трудно.

Рис даже не поднял головы.

– Ты можешь убить меня, – проговорил он, – но других это не остановит.

– Дойдет очередь и до них. Порядок будет восстановлен, даже если для этого придется каждый день убивать по магу.

– Боюсь, что для этого уже слишком поздно, Лорд-Искатель.

Из темноты появилась Евангелина.

В тусклом свете, сеявшемся сквозь решетку, было видно, что она побывала в бою: доспехи ее были покрыты потеками крови, а в глазах застыло мрачное ожесточение человека, который был вынужден убивать прежних товарищей по оружию. По тому, что в руке она сжимала меч, становилось ясно, что храмовница готова к новой схватке.

– Сер Евангелина, – проговорил Лорд-Искатель. Судя по его тону, именно ее он никак не ожидал увидеть. Забыв о Рисе, он развернулся к Евангелине и недвусмысленным жестом поднял меч. – Напрасно ты не бежала, пока могла. Ты позоришь наш орден, свою семью и Создателя.

Не сводя друг с друга глаз, они медленно кружили по мелководью.

– В одном ты ошибся, – молвила Евангелина. – Насчет моей семьи. Отец гордился бы моим решением. Он всегда говорил, что тирания – последнее прибежище тех, кто лишился права на власть.

– Он плохо тебя учил.

– Евангелина, – прохрипел Рис. Он был настолько обессилен, что едва мог держаться прямо. – Коул…

Она ни на миг не отвела взгляда от Лорда-Искателя.

– Я слышала. Это ничего не меняет.

С этими словами она бросилась в атаку. Скрестились и зазвенели мечи. Со стороны казалось, что противники исполняют сложный танец, стараясь отыскать слабые места в защите друг друга, – опытные бойцы, не знающие пощады. Рису оставалось только наблюдать за боем. Он попытался было призвать ману, но едва не потерял сознание.

Сюда спешили другие. Он слышал их голоса и плеск воды под бегущими ногами. Маги или храмовники? «Держись, Евангелина».

Она сражалась доблестно. Несколько раз Рису чудилось, что Евангелина вот-вот одолеет Лорда-Искателя, бросаясь в стремительную атаку всякий раз, как замечала слабину в его обороне. Однако тот отбивал выпад или в последнюю секунду уворачивался от удара.

Постепенно он начал брать верх. Евангелина вынуждена была перейти к обороне, отступать, бросая все силы на то, чтобы отразить его натиск. Лорд-Искатель знал, что побеждает. Он принялся наносить мощные удары по клинку Евангелины, вынуждая ее тратить все больше сил на то, чтобы удержать в руке меч.

И вот из темноты появились те, кто бежал сюда. Все-таки это оказались маги. Впереди неслась Винн с белым, ослепительно сверкающим посохом, за ней – еще с десяток чародеев. Все они мчались к Лорду-Искателю, спеша остановить его.

Но опоздали.

Евангелина отвлеклась всего лишь на краткий миг, но Лорд-Искатель мгновенно бросился в решительную атаку. Мощный удар – и меч вырвался из руки Евангелины. Неистово крутясь, он пролетел по воздуху и со звучным плеском упал в воду в шаге от Риса. Прежде чем Евангелина успела осознать случившееся, Лорд-Искатель метнулся к ней и, пробив нагрудник, вонзил клинок в ее грудь.

– Евангелина! – закричал Рис.

Он протянул к ней руку, проклиная свое бессилие… и в этот миг воцарилась мертвая тишина. Рис не видел ничего, кроме глаз Евангелины, которые были устремлены на него. В них застыли боль и горечь утраты, прощание с тем, что уже никогда не сбудется. Те же чувства, что охватили его. Губы Евангелины шевельнулись.

– Про-сти, – беззвучно выговорила она, и изо рта ее хлынула кровь. А затем Рис, потрясенный до немоты, увидел, как она, обмякнув, соскользнула с черного меча и беззвучно осела в воду.

Маги, бежавшие к ним, резко остановились. Вперед вышла Винн, поглядела на мертвую Евангелину, на Риса… а затем перевела взгляд на Лорда-Искателя. Лицо ее было сурово и непреклонно.

– Твои храмовники разбиты, – проговорила она. – Ты проиграл.

Лорд-Искатель ответил не сразу. Он стоял, изготовившись к бою, и торопливо прикидывал свои шансы. Одинокий раненый маг, не способный защититься заклинаниями? Мальчишка, вооруженный лишь кинжалом? Этих он одолел без труда. Даже в поединке с храмовницей, опытным воином, он безусловно был на высоте. Но сразиться с десятком разъяренных магов… нет, это уже совсем другое дело.

– А вы ничего не выиграли, – наконец бросил он. – Что бы вы ни устроили здесь, бегать на свободе вам никто не позволит. Мы разыщем вас всех и загоним обратно в клетки. Клянусь, так и будет.

Глаза Винн сузились.

– Не сегодня.

Лорд-Искатель попятился. Выставил перед собой меч, показывая, что готов ударить всякого, кто вздумает поднять на него руку, а потом развернулся и бросился наутек. Маги тотчас сорвались за ним в погоню, посохи их дружно полыхнули огнем. Мгновение – и все они под грохот разлетающихся заклинаний скрылись из виду… все, кроме Винн. Старая чародейка осталась стоять, печально качая головой.

Рису не было дела ни до нее, ни до кого другого. Превозмогая слабость и боль, он полз по воде туда, где лежала Евангелина. Он почти не сознавал своего плача, по-тому что внутренне кричал. Это несправедливо. Так не должно было случиться. Пускай бы Евангелина позволила Лорду-Искателю убить его, не вмешивалась и осталась жива.

Он дополз до ее тела и вытащил его из воды. На это ушли все оставшиеся силы. И тогда он обнял ее, отвел мокрые пряди волос с окровавленного лица. Она казалась такой спокойной, почти умиротворенной, открытые глаза отрешенно смотрели в никуда.

– Нет… нет, нет, нет! – твердил Рис, и горе уже безудержно изливалось из него.

Он не хотел терять ее. Он хотел, чтобы она вернулась. Рис потянулся мыслью внутрь себя, призвал остатки маны, содрогнулся от непереносимой боли… Маны у него осталось совсем немного, однако он щедро вливал ее в тело Евангелины, врачевал разрубленную плоть, заращивал раны… Вот только это не помогло. Евангелина оставалась все так же бледна и безжизненна.

Чья-то рука бережно коснулась его плеча.

– Рис… – Голос Винн мучительно дрожал от сочувствия. – Слишком поздно. Ты не сможешь…

Он замотал головой, от горя почти лишившись дара речи:

– Она самая лучшая, лучше всех. Она этого не заслужила. Не может быть, чтобы Создатель отнял ее у меня именно сейчас, когда…

Рис уронил голову на грудь Евангелины, рыдая и безмолвно моля, чтобы смерть забрала и его. Он потерял Коула, потерял Евангелину, утратил всех. Он хотел только одного – помочь, а вместо этого разрушил все, до чего мог дотянуться.

Винн провела ладонью по его волосам. В этом безыскусном жесте была нежность, и когда Рис поднял голову, он увидел в ее глазах слезы сострадания. Ему вспомнилась женщина, с которой он встретился впервые много лет назад, – героиня Мора, вошедшая в Белый Шпиль с сердечной улыбкой и открытым сердцем, та, кого он был горд назвать своей матерью.

– Позволь мне, – прошептала Винн.

– Но ты же не сможешь. Она…

– Тсс… – Винн приложила ладонь к его губам и заставила замолчать. Затем она погладила Риса по щеке – с любовью, но в глазах ее стояли сожаление и грусть. – Раньше я не знала, почему дух даровал мне жизнь, хотя я должна была умереть много лет назад. Теперь знаю.

С этими словами Винн повернулась к Евангелине и, возложив руки на ее тело, закрыла глаза. Рис ощутил явственное дуновение силы. Он не знал, какими словами мог бы ее описать. Она исходила от Винн, наполняя угрюмый туннель теплым светом, и в безмерном изумлении он увидел, как нечто покинуло Винн и проникло в Евангелину. В том не было ничего темного или ужасного. Это была жизнь. Искра.

Вначале Рису казалось, что ничего не изменилось, но потом… потом лицо Евангелины порозовело. В тот же миг она сделала долгий, захлебывающийся вдох. Глаза ее открылись, и она в панике встрепенулась. Рису пришлось придержать ее, чтобы она не упала в воду.

Глаза их встретились. Это была Евангелина. Живая.

И тогда Рис понял, что это значит. Он оглянулся на Винн… и увидел, что мать улыбается. «Прощай!» – словно говорила эта улыбка. А затем Винн легко опустилась на землю и ушла навсегда.

Глава 22

Стоя на самой высокой из уцелевших башен, Рис озирал руины крепости, и стылый ветер перебирал его волосы. Темные тучи, клубившиеся в небе, с самого полудня обещали скорый снегопад, и все замерло в напряженном ожидании бури, однако посулы до сих пор не сбылись. Сдается, в природе царят такие же смятение и неуверенность, как в его душе.

Предел Андорала располагался на самой границе Орлея. В незапамятные времена эта могучая крепость принадлежала Тевинтерской империи и была разорена, когда Андрасте подняла на бой свои варварские войска, дабы навсегда покончить с владычеством магов. Тем более примечательно было, что именно здесь собрался конклав магов – первый после событий в Белом Шпиле.

Еще месяц назад, с тех пор как в Предел Андорала прибыли Первые Чародеи, сюда начали добираться разрозненные группки магов. В иной день их бывало до десяти человек, в другой – поток беженцев почти иссякал, и вот в руинах древней крепости собралось свыше сотни магов – все до одного отступники. Рис не знал, откуда они прослышали про Предел Андорала, равно как не имел понятия, чего ради они стремятся именно сюда, – но факт оставался фактом. Да и куда еще им было идти?

Они приходили изголодавшиеся, с пустыми руками и со страхом в глазах, а также с новостями из других Кругов. Храмовники перешли к решительным мерам. Кое-где они узнали о событиях в Белом Шпиле даже раньше самих магов и нанесли удар заблаговременно. Впрочем, это не имело значения. Повсюду происходило одно и то же: маги сражались, многие гибли, а уцелевшие бежали.

Рис полагал, что ему есть из-за чего тревожиться. Уничтожение столь огромного количества филактерий до сих пор защищало их от преследования, но если про Предел Андорала узнавали маги из других Кругов, точно так же об этом убежище могли пронюхать храмовники. Филактерии им и не понадобятся. Правда, если храмовники решат явиться в Андоралов Предел, им придется прихватить с собой целую армию. Руины изрядно обветшали, полуобрушенные стены густо поросли плющом, но укрепления еще могли послужить защитникам крепости. Если на них встанет сотня с лишним магов, они смогут без труда дать отпор войску, вдесятеро превышающему их числом, а то и больше.

«Пусть приходят», – мрачно подумал Рис.

В сотый раз он окинул взглядом горизонт, но увидел лишь заснеженные холмы да свинцово-темное небо. И ни одного храмовника. Судя по слухам, гражданская война, охватившая империю, разгоралась все жарче. Где-то в Сердцевине состоялось кровопролитнейшее сражение. Говорили, что Вал Руайо в огне. Если это хоть отчасти правда, то у храмовников сейчас полно других забот, и вряд ли у них есть возможность заняться отступниками, которые укрылись на самом краю империи.

Шаги Адриан Рис услышал задолго до того, как она сама появилась наверху лестницы. Тяготы пережитого не оставили в ней видимых следов, и это Риса ничуть не удивляло. Адриан была на редкость вынослива. Теперь она носила черную мантию Первого Чародея: престарелый Эдмонд умер во время бегства из Белого Шпиля, и неделю назад уцелевшие маги избрали Адриан на его мес-то. Так она стала Первой Чародейкой – но чего? Круга у нее не было – впрочем, как и у всех.

Это не мешало Адриан с воодушевлением относиться к своей новой роли, как бы недолго ей ни предстояло пребывать в этой должности. Подойдя ближе, она приветственно кивнула Рису и ладонью отвела с лица рыжие пряди, которыми играл своевольный ветер.

– Рис, – сказала она, – тебя зовут. Скоро начнется.

– Я знаю.

После этих слов Адриан могла бы уйти, однако осталась стоять рядом с Рисом. По его примеру она разглядывала безжизненные холмы, и молчание, разделявшее их, становилось все напряженнее.

– Сер Евангелина сообщила мне, что ты вышел из братства либертарианцев.

Адриан произнесла эти слова непринужденно, как бы между делом, но Риса ее тон нисколько не обманул. Он безошибочно видел, что Адриан смертельно оскорблена.

– Она говорит, что ты намерен присоединиться к эквитарианцам, – добавила она.

Ах вот зачем она его разыскала!

– Уже присоединился, – вслух ответил Рис. – Сегодня утром Первый Чародей Ирвинг просил меня занять место моей матери и представлять братство на конклаве. Я согласился.

– Ты будешь представлять эквитарианцев?

– Очевидно, они доверяют моему суждению.

Адриан нахмурилась, размышляя:

– И как же ты намерен голосовать?

– Я еще не решил.

Адриан зорко всматривалась в него, пытаясь разгадать причину его колебаний. Быть может, ее послала Верховная Чародейка, надеясь, что давняя дружба побудит Риса исповедаться Адриан еще до начала конклава? Если так, то Фиона ошиблась. Рис и раньше чувствовал, что их отношения дали трещину, но теперь они превратились в непреодолимую пропасть. Прежняя дружба бесследно испарилась, сменилась неловкостью, причину которой Рис никак не мог объяснить. Дело было не только в том, что тогда, в разговоре накануне конклава, он отверг чувства Адриан. Было нечто странное в том, как она старательно избегала смотреть ему в глаза… и Рис размышлял над этим обстоятельством.

Адриан, поняв тщетность своих усилий, повернулась, чтобы уйти, но Рис перехватил ее за плечо.

– Погоди, – сказал он. – Я хочу тебя кое о чем спросить.

Адриан напряглась, но, когда повернулась к Рису, на лице ее отразилась подчеркнутая беззаботность.

– Спрашивай.

– Как умер Фарамонд?

Адриан вздрогнула, застигнутая врасплох:

– Храмовники убили его и обвинили тебя.

– Лорд-Искатель отрицал это. – Взмахом руки Рис оборвал ее попытку возразить. – Знаю, ты скажешь, что он лгал, – но чего ради? Во всем остальном он был честен, так зачем ему лгать в этом случае? К чему тратить столько сил, чтобы обвинить меня в убийстве? Это бессмысленно.

Адриан пожала плечами:

– Значит, Фарамонда убил тот, кто расправился со всеми прочими магами.

– Его имя – Коул. Ты встречалась с ним, но не по-мнишь об этом. – Рис перехватил взгляд Адриан, вынудив ее посмотреть ему в глаза. И нахмурился, когда она поспешила отвернуться. – Видишь ли, Коул сказал Евангелине, что не убивал Фарамонда. О других убийствах он говорил только правду, так с чего ему понадобилось лгать об этом?

– Не знаю. Зачем убийце может понадобиться солгать?

Рис шагнул к Адриан, обжигая ее гневным взглядом. Опешив, она пятилась, пока не прижалась спиной к ограде. Тогда она мельком глянула на раскинувшийся далеко внизу внутренний двор и снова перевела взгляд на Риса.

– Думаю, на мой вопрос есть и другой ответ, – процедил он.

Так они и стояли лицом к лицу в недоброй тишине. Адриан упорно не желала ни отвернуться, ни ответить Рису. Наконец она медленно опустила глаза.

– Ладно, – произнесла она. Голос ее прозвучал тихо, и столько в нем было вины, что Рис уже заранее знал, что услышит. – Это я убила Фарамонда, и я подбросила нож под твою кровать.

– Но зачем?

– А ты как думаешь? – яростно огрызнулась Адриан. – Это был единственный способ заставить Винн передумать. Она явилась на конклав, чтобы снова отговорить всех голосовать за независимость… и ей бы это наверняка удалось. – Адриан вскинула голову и с вызовом поглядела ему в глаза. – Винн нипочем не пошла бы против храмовников без веской причины. Если бы они не угрожали тому, кто ей дорог.

Рис ощутил, как в нем закипает гнев. Он сгреб Адриан за ворот мантии, испытывая сильнейшее искушение сбросить ее с башни. Никакая магия не спасет ее от падения с такой высоты, и к тому же она даже не пытается сопротивляться. Наоборот, будто подначивает его так поступить. Это было еще отвратительнее.

– Ты убила Винн, – прошипел он. – Ты убила Евангелину и еще многих людей. Их кровь на твоих руках.

– Я готова ответить за свои поступки, – сказала Адриан, – но не за дела храмовников. Я и не представляла, что все зайдет так далеко. Но если бы и знала, поступила бы так же.

– Ты гордишься содеянным.

– Так было нужно. Для общего блага.

Для общего блага. Рис грубо оттолкнул Адриан и отвернулся. Он не мог больше видеть эту женщину… хотя на свой лад она была права. Подумаешь, еще один труп в основании Великого Собора. Он и сам, в конце концов, не безгрешен. И на его руках тоже достаточно крови.

И все же он не мог не вспомнить о том, с чего начался мятеж в Киркволле. Маг по имени Андерс убил Владыку Церкви и дал ход цепи событий, которые в итоге привели к гибели почти всех магов местного Круга… и он тоже действовал ради общего блага, поскольку не видел иного выхода, кроме как вынудить магов на открытое столкновение с храмовниками. И разве имеет значение, кто угодит между этих жерновов…

Неужели это все, что им осталось, и обе стороны будут проливать кровь, убивать друг друга во имя собственной правоты, пока в живых не останется победитель? Не так уж давно Рис был свято убежден, что Круг необходимо уничтожить, а Винн не права. Она переменила свое мнение благодаря Адриан, но передумал ли он? Сейчас он чувствует только одно – глубокое отвращение.

– Между нами все кончено, – холодно проговорил он. – Когда-то мы были друзьями, но больше нет. Я хочу, чтобы ты это знала.

В глазах Адриан промелькнула печаль, но – ни тени удивления.

– Я понимаю.

– Ты ничего не понимаешь.

Рис повернулся к ней спиной и направился к лестнице. Начинался снегопад.

Этот конклав разительно отличался от предыдущего. Вместо просторного зала, изобилующего мрамором и витражами, маги собрались в полуразрушенном помещении, где когда-то, скорее всего, были казармы, а теперь не было почти ничего. Стены наполовину превратились в груды камня, изрядная часть потолка давно обрушилась. Через трещины в полу проросла трава, и повсюду, где только удалось примоститься, зеленел мох. С тем же успехом конклав мог собраться под открытым небом.

Да и народу здесь было куда больше, чем полтора десятка Первых Чародеев. Не одна сотня магов набилась в зал, и жалкие остатки потолка далеко не всех могли укрыть от непогоды. Снег падал на головы собравшихся, постепенно нарастал сугробами на полу. Маги стояли буквально плечом к плечу, оставив свободным лишь проход к поваленной колонне в центре зала – она, насколько понял Рис, должна была послужить трибуной для выступлений.

А еще на этом конклаве присутствовал всего один храмовник. Евангелина при виде Риса улыбнулась с явным облегчением. Он улыбнулся в ответ, выбросив из головы недавний разговор с Адриан. Евангелина двинулась ему навстречу, и многие из собравшихся обернулись в их сторону. Разговоры в зале стали стихать и скоро совсем прекратились. Все знали, что сейчас начнется конклав.

Верховная Чародейка Фиона подошла к поваленной колонне. Эльфийка со всеми предосторожностями взобралась на нее, и когда она повернулась к торжественно притихшей толпе, никто не посмел бы усомниться в том, что она по праву занимает свой пост. От Верховной Чародейки веяло неукротимостью. Непреклонностью. Не составляло труда поверить, что раньше она была Серым Стражем. Оставалось узнать, поведет ли она магов вперед, к свободе… или же назад, в объятия Церкви.

– Перед нами стоит выбор, – провозгласила Верховная Чародейка. Голос ее без труда разнесся по всему залу, и никто из собравшихся не смел шептаться. – Полагаю, что присутствующим известно, каков он: либо сдаться, либо принять бой.

Взгляд ее обежал лица слушателей, словно подстрекая возразить. Желающих не нашлось.

– Если мы решим сдаться, – продолжала она, – мы сделаем это все вместе, без исключения. Даже либертарианцы. Мы вернемся под власть Церкви и предадим себя ее милости. Не всем вам известно, что Верховная Жрица способствовала нашему бегству из Белого Шпиля. Она – наш друг. Быть может, она даже сумеет спасти кого-то от Усмирения или казни… но уж точно не всех.

В зале стояла мертвая тишина.

– Если мы примем бой, то примем все как один. Мы объявим, что Круг мертв и с этим пришел конец правлению храмовников и Церкви. Это означает неизбежную войну. Верховная Жрица не сможет сдержать храмовников, если вообще захочет попытаться. Многие из нас погибнут в грядущих сражениях… но не все.

И вновь никто не произнес ни слова. Снег, падавший в проломы потолка, стал гуще, но этого никто не заметил. По спине Риса пробежал холодок.

– Пора обсуждений прошла, – сказала Верховная Чародейка. – Ныне мы должны действовать, прежде чем сюда явятся храмовники и отнимут у нас всякую возможность выбирать. Как Верховная Чародейка Круга магов я объявляю начало голосования за независимость.

Шепоток пробежал по залу, но быстро стих.

– Не все Первые Чародеи присутствуют здесь. Я получила сообщение, что в Круге Дарсмуда объявлено Право Уничтожения. Убиты все, кто был в башне, в том числе Первая Чародейка Ривелла. – Она вновь сделала паузу, дожидаясь, пока затихнут потрясенные вскрики. – Судьба прочих неизвестна. Маги, здесь собравшиеся, предпочли, чтобы их интересы представляли братства. Я предлагаю главам всех братств выйти сюда и во всеуслышание объявить свой выбор.

Первым ее призыву внял согбенный старец, вновь избранный Первый Чародей, который заявил, что представляет братство лоялистов. Дрожащим голосом он произнес краткую речь, призывая магов сдаться. Победить храмовников невозможно, сказал он. Народы Тедаса ни за что не примут свободных магов и могут, как во времена Андрасте, подняться всем миром и низвергнуть их. Круг – единственная надежда магов.

От лоялистов никто другого и не ждал, но куда более неожиданными оказались следующие выступления. Один за другим выходили представители мелких братств, и каждый вслед за лоялистами выбирал одно и то же: сдаться Церкви. Как ни малочисленны были их последователи, с каждым таким выступлением в зале все больше сгущалось уныние. Глаза Верховной Чародейки потускнели.

Затем из дверного проема, неподалеку от Риса, в зал ступила Адриан.

– Либертарианцы голосуют – принять бой! – выкрикнула она. В толпе зашевелились, все тотчас повернулись к ней. – Неужели вы – бессловесный скот, готовый покорно подставить горло под нож мясника? Если вы считаете, будто, сдавшись Церкви, дождетесь хоть каких-то перемен, – о да, вы правы! Все изменится к худшему! Всякий Круг станет тюрьмой! Всякий маг, который побывал хоть за милю от этого места, будет усмирен! Они прос-то не умеют действовать иначе и не научатся, пока их не научим мы!

Отклики на ее выступление были громче, но прямых противников Адриан в зале оказалось немного. Мало кто мог отрицать ее правоту. Маги опустили головы, неко-торые откровенно плакали, и Рис, глядя на это, подумал, что им остается только решить, какой исход принесет им больше страданий. Да, выбор предстоял нелегкий.

Когда шум улегся, Верховная Чародейка обратила взгляд на Риса. Эквитарианцы были самым многочисленным братством, и теперь, как, впрочем, и всегда, все зависело от них. Если они примут сторону либертарианцев, то вместе превзойдут числом всех прочих. Если присоединятся к лоялистам – исход голосования будет решен. Многие, должно быть, дивились тому, кого именно эквитарианцы выбрали своим представителем: человека, который не был Первым Чародеем, а до нынешнего утра не числился даже и членом братства. Рис и сам этому дивился. Он ощущал себя не слишком удачной заменой своей матери. Как бы то ни было, никто даже не предполагал, каким будет его решение.

Он почувствовал, как Евангелина украдкой сжала его руку, и ответил на это пожатие.

– Все вы знаете мою мать, – заговорил Рис, – и перед тем, как умереть, она меня кое-чему научила. Всем нам пора отбросить былые домыслы как о других, так и о себе самих. Мы ничего не знаем ни об Усмирении, ни о демонах, ни даже о пределах собственной силы. Что бы нам ни предстояло, мы справимся, только если приобретем новый взгляд на вещи. В противном случае мы попросту повторим старые ошибки… и участь наша, какова бы она ни была, окажется заслуженной.

Иные маги кивали, соглашаясь с его словами, но никто не произнес ни звука. Верховная Чародейка Фиона выжидающе помедлила, а затем обратила на Риса обеспокоенный взгляд.

– Прости, чародей Рис, – проговорила она, – но ты так и не сказал, за что голосуешь.

Рис глубоко вздохнул… и сделал последний шаг.

– Я голосую – принять бой.

К ночи снег повалил гуще, но Риса это не волновало.

Он сидел в темном углу внутреннего двора, наконец-то оставшись наедине со своими мыслями. Он ожидал, что за его выступлением последует рев голосов, но, когда он смолк, в зале воцарилась полная тишина. Осознание того, что Круг магов окончательно и необратимо стал достоянием истории, влекло за собой неизбежный вопрос: что дальше? Думать об этом Рис был пока не готов, а потому предпочел покинуть конклав. Другие маги поступили так же – всем нужно было время, чтобы свыкнуться с неизбежным.

Из завесы снега, крутящегося на ветру, появилась Евангелина. Кого угодно Рис мог бы счесть нежеланным нарушителем своего уединения, но только не ее.

– Свершилось, – объявила она, останавливаясь рядом с Рисом. Лицо ее было мрачно.

– Да, – согласился он, – свершилось.

Евангелина протянула ему руку, помогая встать:

– О чем ты думаешь?

– О матери.

Евангелина лишь печально кивнула, дальнейшие объяснения ей не понадобились.

– Я была по ту сторону бездны мрака, а Винн послала ко мне золотой свет, и он вернул меня обратно. Это было… прекрасно.

Впервые за все время Евангелина заговорила о случившемся той ночью. Рис до сих пор изумлялся тому, что она жива. Никогда прежде магия не преодолевала стену между жизнью и смертью. Такое считалось невозможным, и все же Евангелина здесь, рядом с ним; она не дух, не копия женщины, которую он когда-то знал. Чудо.

– Он… внутри тебя? – неловко спросил Рис вслух.

– Кто – дух? Не знаю. Я не чувствую никакой разницы.

– Ты помнишь, что произошло до того?

Евангелина ответила не сразу.

– Я помню Коула. Помню, какие были у тебя глаза, когда ты… осознал, кто он такой.

Рис кивнул, чувствуя, как лицо заливает предательская краска стыда, но Евангелина ободряюще положила руку ему на плечо:

– Ты не должен мучить себя.

– Не должен? Он обманул меня. Меня, которому, как никому другому, полагалось распознать обман.

– Я была тогда в Тени. Рис, он не лгал.

Рис покачал головой:

– Но это невозможно. Мальчика по имени Коул не существовало. Того, что мы видели в Тени, просто не было. Наверное, все это лишь…

– А кто совсем недавно говорил магам, что настала пора отбросить прошлые домыслы? – Рис тотчас захлопнул рот, и Евангелина сочувственно засмеялась. – Я понятия не имею, что такое был Коул. Знаю только, что он заблудшая душа и что ты старался поступать с ним по справедливости. Все прочее не важно.

– Думаю, это я убил всех тех людей.

– Знаю. Для меня это ничего в тебе не меняет.

Какое-то время оба молчали.

– Как думаешь, – наконец заговорил Рис, – мы еще когда-нибудь увидим Коула?

– Не знаю. Вряд ли.

Рис согласно кивнул.

– Итак… что же ты теперь будешь делать? – негромко осведомился он. – Круга больше нет. Храмовники придут сюда, и разразится война – в точности как говорила Фиона. И ты будешь сражаться против них?

Евангелина взглянула на него, но на сей раз лицо ее осталось совершенно серьезным.

– Если это означает, что я буду сражаться плечом к плечу с тобой, – что ж, я с радостью погибну еще раз и ни о чем не пожалею.

– Тогда мы встретим будущее вместе.

Евангелина согласно кивнула. Затем крепко обняла Риса, и он с готовностью ответил на эти объятия. Внезапно он осознал, что мысли о будущем уже не пугают его. Когда рядом Евангелина… Рис оборвал эту мысль, потому что утонул в ее глазах. Он едва не потерял ее навсегда. И сейчас во внутреннем дворе давно разрушенной крепости, под бесшумно падающими хлопьями снега они крепко и нежно поцеловались. Это было именно то, чему надлежало быть, – только так, и не иначе.

Когда они оторвались друг от друга, Евангелина улыбнулась и взяла его за руку:

– Пойдем со мной.

Место, куда они направились бок о бок, находилось неподалеку от Предела Андорала. Посреди поля рос одинокий могучий дуб, узловатый, скрюченный, поседевший от старости, настолько древний, что непонятно было, как он еще держится корнями за землю… и однако столь величавый, что при взгляде на него захватывало дух. Этот дуб повидал много столетий. Он видел Моры, насылавшие на мир орды порождений тьмы, однако уберегся от скверны. Быть может, он даже взирал на то, как армии Андрасте крушили мощь древней тевинтерской крепости; был очевидцем битв, которые унесли сотни тысяч человеческих душ, – однако остался невредим.

Именно у подножия этого дуба должен был упокоиться прах Винн. Так предложила Лелиана. Винн, сказала она, не пожелала бы видеть над своей могилой ни памятника, ни мраморного склепа, не захотела бы пышного оплакивания. Просто последний приют, куда близкие люди могли бы прийти, помолчать и вспомнить ее такой, какой она была при жизни: женщиной, которая сражалась за то, во что верила, с равной доблестью противостоявшей ордам порождений тьмы и хаосу. Той, что употребила дарованные ей годы жизни на то, чтобы сделать мир лучше.

Лелиана уже была там, как и Шейла и Первый Чародей Ирвинг. И многие другие стояли, печально опустив головы, вспоминая ушедшего друга и прощаясь с ним. Даже Шейла, вопреки обыкновению, не отпускала саркастических реплик, и огоньки в ее глазницах были тусклы.

Рис и Евангелина, остановившиеся неподалеку, молча глядели на эту сцену. Рис старался припомнить лицо матери, ее последнюю улыбку. Сердце его сжималось, когда он думал, как могла бы сложиться его жизнь, не будь мать с самого начала вынуждена расстаться с ним… и насколько иной была бы ее жизнь. Наверное, они бы тогда больше любили друг друга.

Лелиана завела песнь. Она пела по-эльфийски, но Рис все равно понимал каждое слово. Песня говорила о радости и утрате и о том, что всему на свете приходит конец.

Никогда прежде Рис не слышал такой пугающей и столь прекрасной мелодии.

Эпилог

Лорд-Искатель Ламберт широким шагом вошел в свои покои. Лицо его раскраснелось от удовольствия. Стремительно сбросив с плеч черный плащ, он швырнул его эльфу-пажу, который следовал за ним тенью. Пятнадцать рыцарей-командоров, и ни один не возвысил голоса против! Все они знали, что должно быть сделано. Те немногие, что втайне считали иначе, либо будут помалкивать, либо окажутся смещены.

Они соберут войско, и жалкие маги, засевшие в Пределе Андорала, будут раздавлены… или вымрут от голода, это уже не важно. Смерть их послужит уроком потомкам. Круга магов больше нет, и очень скоро его заменит новый орден, который наконец-то будет обладать достаточной властью, чтобы установить подлинный мир. Там, где потерпела крушение даже Церковь, Искатели Истины восторжествуют пред взором Создателя.

– Приготовь письмо, мальчик, – бросил он.

Паж едва не взвизгнул от страха, выронив и плащ, и бумаги, которые нес с собой. Лорд-Искатель нетерпеливо дожидался, покуда мальчишка все подберет. Наконец паж повесил плащ на крюк и, усевшись за небольшим письменным столом, дрожащей рукой обмакнул перо в чернильницу.

– Дыхание Создателя! Мальчик, если письмо окажется неразборчивым, я с тебя шкуру спущу.

Паж судорожно сглотнул:

– Да, милорд.

Руки его перестали дрожать, хотя дышал он все так же испуганно и часто. Ламберту, пожалуй, повезет, если мальчишка ухитрится дописать письмо, не испустив дух на месте. Впрочем, это пустяки, главное – чтобы письмо было написано и доставлено сегодня же. Расстегивая ремешки брони, Лорд-Искатель принялся диктовать:

Святейшая!

Искателям Истины прекрасно известно, какую роль ты сыграла в недавнем мятеже. Ты вызываешь меня среди ночи в Великий Собор, дабы поговорить о каких-то «важных» делах, а между тем болтаешь о пустяках. А затем, возвратившись в Белый Шпиль, я обнаруживаю, что там царит хаос и что среди отступников находится одна из твоих шпионок.

Неужели ты думала, что я ничего не замечу? Неужели полагаешь себя выше последствий подобного поступка? Черный день настал в истории Церкви, когда на Солнечный трон взошла столь нелепая особа. Я не стану праздно взирать на то, как ты разрушаешь все, что было создано веками традиций и праведности.

На двадцатом году Божественного века было подписано Неварранское соглашение. Искатели Истины склонили свой стяг и согласились служить правой рукой Церкви, и вместе мы создали Круг магов. Теперь же, поскольку Круга более не существует, я объявляю Неварранское соглашение расторгнутым. Ни Искатели Истины, ни орден храмовников более не признают над собой власти Церкви, но станут вершить угодный Создателю труд так, как он был задуман изначально и каковым ему надлежит быть.

Подписано сего дня, сорокового года века Дракона.

Лорд-Искатель Ламберт ван Ривс.

Он подошел к столу и, едва мальчишка дописал последнее слово, выхватил у него письмо. Пробежав его взглядом, Лорд-Искатель одобрительно кивнул:

– Запечатай моей печатью и передай в собственные руки серу Арно. Скажи ему, что он должен лично доставить письмо в Великий Собор. Лично. Ты понял?

– Да, милорд.

И паж так поспешно ринулся вон из комнаты, что едва не споткнулся. Ламберт захлопнул за ним дверь и наконец позволил себе улыбнуться. Он представил, как Верховная Жрица читает это послание. Без храмовников Церковь бессильна – кучка дряхлых старух, вооруженных одними словами. Что она предпримет? Попытается убедить простых людей, которых веками учили, что магов дóлжно бояться и держать под замком, – теперь, дескать, все будет иначе?

Через три дня войско храмовников выступит в поход на Предел Андорала. Если повезет, к тому времени, когда он вернется с победой, Церковь опомнится и изберет новую Верховную Жрицу – ту, что с превеликой радостью подпишет новое соглашение с Искателями Истины, вручив власть тем, кому она и должна принадлежать.

Лорд-Искатель закончил снимать с себя доспехи, убавил сияние свет-лампы и забрался в постель. Нынче он будет спать сладко. Скоро он станет героем, маги будут водворены на место – и в мире снова воцарится порядок. Да, славный сегодня день.

Уже засыпая, Лорд-Искатель вдруг осознал, что происходит нечто неладное. Слух его уловил в темноте едва слышный скрип, будто приоткрылась дверь в комнату. Лорд-Искатель тотчас потянулся к мечу, лежавшему у кровати, но прежде, чем он успел схватить оружие, призрачная фигура прыгнула на него из темноты. Опрокинув его на кровать, пришелец уселся сверху и приставил к горлу кинжал.

В тусклом лунном свете, сочившемся сквозь окно, Лорд-Искатель разглядел копну спутанных, падающих на глаза светлых волос и тотчас узнал незваного гостя.

– Демон! – прорычал он и тут же зашипел от боли, когда острие кинжала проткнуло кожу.

Юноша склонился к нему, и в глазах его горела неумолимая решимость.

– Мальчик по имени Коул существовал, – прошептал он вкрадчиво. – Вы забыли его в камере, и я слышал его плач и крики, когда больше никто не желал их слышать. Я пришел к нему и держал его за руку в темноте, пока все не было кончено. Когда храмовники обнаружили его, они уничтожили все следы своего проступка… а я был бессилен вмешаться. – Печаль и, быть может, сожаление промелькнули на лице юноши, но лишь на миг. – Теперь я не бессилен.

От этих слов сердце Ламберта заледенело.

– Что тебе от меня нужно?

Юноша холодно улыбнулся:

– Я хочу, чтобы ты посмотрел мне в глаза.

Примечания

1

 Шейла всех называет «оно». – Прим. перев.

(обратно)

2

 Термин «вейр» взят Гейдером из романа Энн Маккефри «Перн», давно ставшего классикой. – Прим. перев.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg