«След Охотника»

След Охотника (fb2) - След Охотника [СИ] 937K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вячеслав Базов

Вячеслав Базов След Охотника

Глава 1

— Я не убивала скот, не влюбляла в себя юношей, — она плакала, растирая по лицу слезы, и все же без истерики, сдержанно. — Это все ложь… наговоры, на самом деле я обычная девушка. Поверьте мне, пожалуйста.

Лицо закрывали рыжие волосы: растрепанные, непричесанные. Светлая женская рубашка ей была велика, спадала с плеч. В подземелье церкви чадили черным свечи, от которых и сам потолок был черен, как ночное небо. Здесь не было ни единого окошка. Перед священником лежал на середине открытый бестиарий, на главе: «Ведьмы». Пойманную девушку охраняли двое тщедушных послушников в мешковатых рясах. Бежать она больше не пыталась.

— На теле должны быть знаки, — задумчиво проговорил священник, не отрывая взгляда от ткани, облегающей пышную грудь. — Нужно раздеть ведьму, поискать хвост, третий сосок. Но даже если их не будет…

Послушники, что держали девушку, покосились с интересом, словно молились про себя только о том, чтобы их не выгоняли, когда будет «смотр». И среди общей толкотни, в атмосфере страха и величия церкви, раздалось спокойное:

— Ты что делаешь?

Священник оторвался от созерцания еще прикрытой груди, поднял голову. В паре метров от них стояли двое: коренастый кучерявый парень в латах и с ним светловолосый, в рясе из плотной темной ткани, на шее татуировка — мудреный рисунок креста. Такие татуировки у Охотников на нечисть — той силы, чьими руками церковь, оставаясь в безопасности, несла слово Божье темным людям, избавляя их от упырей, вурдалаков, оборотней и прочих нехристей. И все же это не являлось поводом так обращаться к святому отцу, и он сурово поджал губы. С ведьмами церковь всегда сама справлялась.

— Глейн, — дернул Охотника за рукав коренастый в латах. На плече у того покачивался походный мешок. — Глейн, ты что несешь?.. Ты же видишь, Его Святейшество уничтожает ведьму. О чем ты спрашиваешь?

Глейн, смешавшись, опомнился, попытался улыбнуться:

— Правда, простите, Святой отец. Я говорил не вам… Я разговаривал с ведьмой.

Приняв это за шутку, заржали послушники, пихнули друг друга в бока. Смех замолк, когда к ним приблизился Глейн — его присутствие продрало морозом по коже, над вещмешком кружились мухи.

— Я могу быть свидетелем. Дело в том, что Екатерина мой давний друг. Она не может являться ведьмой.

На последних словах Глейн, обойдя послушников, удерживающих девушку, смотрящую на него с благодарностью спасенной, оказался напротив священника. Тот смотрел сверху вниз, потому что Глейн и для среднего роста был низковат, а долговязому святому отцу и вовсе по плечо.

— Что, думаешь, я поверю? Охотники по служению часто… — начал он, но Глейн приподнялся на цыпочки, шепнул что-то ему на ухо. Святой отец изменился в лице, побледнел. Не дослушав до конца, дал отмашку:

— Отпустите девушку, извинитесь перед ней. Она не ведьма. Охотник свидетельствует за нее.

После этого священник развернулся, кивнул Глейну следовать за ним.

— Привет, я Луц, — поздоровался рыцарь, когда девушку передали ему. Без особой на то необходимости он снял свой плащ, закутал ее, словно голую. — Невероятная удача, что сэр Глейн проходил тут, не так ли?

Девушка вытерла слезы, кивнула благодарно:

— Да, невероятная…

* * *

— Зачистка упырей на севере, — перечислял священник, — чернокнижник в прошлом месяце в столице. Остагутский зверь два месяца назад.

— И еще вурдалак на прошлой неделе, — кивнул Глейн, ожидая напротив стола священника. Тот вернулся к записям, отрицательно покачал головой.

— Мне об этом не сообщали.

Глейн пожал плечами, скинул мешок с плеч и поставил на стол отрубленную голову, похожую на свиную. Священник кивнул, как счетовод, записал в книгу. В его кабинете был такой же почерневший потолок, за спиной над столом располагался огромный витраж, ночью выглядевший не так красиво, как при солнечном свете. Даже не разглядеть, что именно выложено из стекла — света в кабинете было мало, только лампада на письменном столе.

— Город?

— Овна.

— Итого двести монет. Заберешь все?

— Только сотню, вторую оставлю, — доброжелательно отозвался Глейн. Народ платил налог церкви в том числе и за то, что мог остановить любого Охотника и попросить его разобраться с поселившейся у них нечистью. За это Охотника могли накормить и приютить, а деньги он в любом случае получал только с церкви, из тех же налогов. Поэтому подвиги их скрупулезно записывались, подсчитывались, только иногда с опозданием.

— Рыжую уведешь? — на секунду священник перестал быть счетоводом, смотрел исподлобья, и Глейн улыбнулся ему, скидывая монеты в мешок.

— Да.

* * *

— Сэр Глейн, в этом храме довольно мрачно… — заметил Луц но все время заинтересованно косился на девушку, что шла позади них, стараясь не отставать. В путь они отправились еще до рассвета, по широкой дороге мимо полей, к чернеющему вдалеке лесу.

— Это инквизиторы, — отозвался Глейн, словно это что-то должно было объяснить. Мешок натирал плечо, потяжелел, но эту ношу другому Глейн бы доверил только в крайнем случае. Не столько из страха ограбления, а из-за того, что самому в любой момент могло понадобиться бежать, и тогда пришлось бы колоть дрова и носить воду за плату, чтобы как-то протянуть до новой встречи с тем, у кого остался его мешок или другой церкви.

— Как ты с ними лихо, а? — кивнул Луц. Городские стены остались далеко позади, они трое углубились в лес. — Как ты догадался, что девушка честная, что ее оклеветали? Ты правда был с ней знаком? Что ты сказал Его Преосвященству?

— Что перед ним настоящая ведьма, и что она уже троих, таких как он, кастрировала и языки вырвала перед смертью, и ему лучше отпустить ее, — безразлично рассказал Глейн. Луц нахмурился, но быстро понял:

— А! Обманул, чтобы спасти честную девушку?

— О чем ты? — Глейн начинал злиться. — Это все — правда.

Луц обернулся к благодарной крестьянке — и онемел, замер. Глейн остановился тоже, его подождать.

Девушка завязала спереди шнуровку кожаного корсета, под грудью сделала бант. Словно не в пути была все время, а ей дали несколько часов на то, чтобы переодеться. Да что там, это был уже совсем другой человек: рубашка та же, но поверх корсет, юбка, волосы больше не были растрепанные, и даже губы горели кроваво-красным, темнели ресницы, волосы заплелись непокорными кудрями. Она затянулась невесть откуда взявшейся курительной трубкой, посмотрела на спутников одним глазом, пока второй закрывала челка, и капризным тоном спросила:

— Глейн, ну какого хрена?

Охотник вздохнул, продолжил свой путь, остальным тоже пришлось двинуться за ним.

— Знаешь, я не особо люблю, когда горят монастыри и кастрируют священников.

— Будь я слабой девочкой, что бы он сделал? А? Будь я той, кем притворялась? А если ему попадется крестьяночка, чистая и…

— Не дави на мою совесть, — перебил Глейн. — Поверь мне, крестьянки достаточно умны, чтобы не провоцировать священников.

— Не всегда, — возразила ведьма.

— Но это не повод их выводить, — прибавил Глейн, тут же спохватившись, снова остановился и обернулся:

— Луц, это Морана, она же Екатерина. Морана ее ведьмовское имя. Морана, это Луц, он странствующий рыцарь. Решил, что сесть на хвост Охотнику — лучший способ добыть себе подвигов.

— Рискованно, — выдохнула дым Морана. — Как вы познакомились?

— На тракте, — коротко ответил Луц.

— Что? И Глейн не спасал тебя из какой-нибудь передряги? Наверное, это только со мной случается, — продолжила Морана, улыбнулась, и Луц от этого оробел еще больше. — Нам нельзя в одном городе больше суток находиться. Иначе начинается кошмар какой-то. И познакомились мы впервые, когда Глейн меня спас… Глейн, который искал меня, чтобы убить за сожженного священника.

— Морану хотели использовать в призыве демона, — нехотя рассказал Глейн. — Я просто решил, что лучше живая ведьма, чем расхаживающий по земле демон.

— Ты остановил пришествие антихриста в этот мир? — поразился Луц. — Насколько же ты силен?..

— Неа, не остановил, — улыбнулась Морана.

— Этот демон теперь ее покровитель, — недовольно пояснил Глейн. Луц смотрел то на ведьму, то на Охотника, пучил глаза и все ждал, когда кто-то из них скажет, что пошутил.

Но никто не шутил.

— По нашему миру расхаживает демон?

— Ему тут холодно, — Морана ушла вперед, по тропинке вглубь темного леса. — Но после обряда он может тут появляться, когда захочет.

Луц всем своим видом умолял Глейна сказать, что это шутка, но тот молча ждал, когда спутник примет происходящее.

После этого Луц держался позади, молчал, мрачно глядя в спины идущих наравне Охотника и ведьмы.

— А как насчет другого спутника? Менее человечного, — стрельнув глазами, негромко спросила Морана. Глейн отвернулся недовольно, но в темном лесу ему почудилось стремительное движение зверя, складка на переносице разгладилась.

— По-прежнему появляется, когда захочет. Я так и не понял, голову он мне откусить собирается или ищет повод отблагодарить за спасение… — ответил Глейн задумчиво.

— Вы про оборотня? — тут же вклинился Луц. — Ох говорил я вам, сэр Глейн, что не пса эти волки грызли, а вы мне не верили… а еще Охотник.

— Так уж и не верил? — с хитрецой в голосе, глядя на Глейна, спросила ведьма. Но любопытство ее исчезло, когда она услышала из леса сигнал — что-то похожее на вой, но все же не животного.

Глейн при этом звуке ощупал нож на поясе.

— Ну, Морана, приятно было увидеться. Луц, лучше жди здесь, я не знаю, что там может быть.

— Что это? — не понял рыцарь. Ведьма, уже не склонная к шуткам, ответила устало:

— Сигнал другого Охотника, попавшего в беду.

Глейн сорвался с места стрелой, просочился между поваленным деревом и ручьем, исчез в зарослях. Луц, перекрестившись, нырнул следом, но от него было больше шума: он продирался, как медведь, ломал ветки и постоянно в темноте спотыкался.

Морана, вздохнув и осмотревшись, продолжила путь.

* * *

Всю дорогу Глейна сопровождал звук рога, истерический и в то же время угасающий, все тише и тише. Сначала он ориентировался на звук, потом на запах крови и дыма. Увидев впереди просвет прогалины, на которой и должен был находиться источник сигнала, Глейн спружинил от одного ствола, уцепился рукой за другой и выскочил почти в центр поляны, держа наготове нож.

— Фу нафонес-то, — произнес стоящий тут. У него оплывал разлагающийся подбородок, обнажались зубы, среди которых выделялись два удлиненных резца. Глейн не сразу его узнал — высокий вампир, с цветом волос темным в рыжину.

— Бедвир?

Тот придержал челюсть, которая почти отвалилась, кивнул и всучил Глейну сигнальный охотничий рог: окованный серебром, чтобы нечисть не смогла его использовать и заманить в ловушку других Охотников.

Из-за страшной раны Глейн не сразу заметил и черный ошейник без застежки на шее Бедвира, неприятная догадка мелькнула где-то в сознании. Бедвир, пока лишенный возможности говорить, показал в сторону пепелища. Где-то за елками дымилось что-то, разгоралось. Уже без спешки Глейн направился туда.

Охотник лежал лицом вниз, но все еще мертвой хваткой цеплялся за нож. На том не видно было металла из-за крови, вокруг занималась огнем небольшая деревня из землянок и хижин. Трупов: волосатых, без одежды, так много — что поначалу Глейн принял их за почву, неровные кочки.

— Вя ему фоворил, што… — начал Бедвир, но осознал, как непонятно звучит, отмахнулся. Челюсть обрастала мышцам, мясом. Стала более-менее приличного вида, когда из леса вывалился запыхавшийся Луц.

— Поможешь донести? — произнес Глейн, обернувшись. Луц удивленно осмотрелся, потом бесцеремонно пальцем указал на раненого Охотника:

— Что, он один всех? Он вообще живой?

Бедвир начал смеяться, и при несросшейся челюсти звук получился странный; Луц заметил его только теперь.

— Вы тоже ранены.

— Оставь его, — скомандовал Глейн, начал поднимать раненого. — Лучше помоги мне его тащить, он тяжелый.

У Охотника были короткие светлые волосы, серые от пыли, по земле за ним волоклась цепь. Глейн опустился, чтобы перекинуть ее себе на плечи.

Вампир оставил хозяина им, сам исчез.

Снова появился он только в трактире все в том же городе, из которого они не так давно вышли. С улыбкой поздоровался с Глейном, подняв руку, и безошибочно прошел по лестнице вверх к комнате, в которой они оставили перевязанного Охотника. На спине Бедвир нес мешок в половину его роста и в две ширины его тела. Луц проводил его восхищенным взглядом.

Они с Глейном были практически единственные посетители ранним утром, завтракали за крайним столиком.

— Оооо, это великий Охотник, — Луц вспомнил о том, что привело их сюда. — Он ведь в одиночку все это гнездо вырезал? Что это были за волосатые мелкие твари, Глейн?

— Упыри, — ответил тот.

— Они были очень опасны?

— По одному не особо. Только мертвых и жрут… В стаях — да. Я спрашивал жителей — у них стали пропадать дети, они рассказали об этом Охотнику.

— Дети, — погрустнел Луц. — Слабые и беззащитные создания… Значит, он поступил правильно? Тогда почему ты так печален?

— Жду, когда проснется Охотник, — безразлично отозвался Глейн. В его чарке плескалось разбавленное вино, кисловатое, неприятное. Луц пил пиво, одна закупоренная пузатая бутылка еще стояла на столе.

— Волнуешься? — понял Луц. — Да, твой собрат, герой. Как тут не вспомнить, что смерть ходит рядом. Но он выкарабкается.

— Конечно, выкарабкается, — гаркнули над ухом. Луц вздрогнул, пролил на колено пиво. За его спиной оказался улыбающийся Бедвир, сел на свободный стул, опасливо глянув за окно, за которым еще только занимался рассвет. Таверна находилась ниже уровня мостовой, а окна — под самым потолком, прямо как в тюрьме. Пахло гнилью, но в целом было прилично и опрятно. — На нем все как на собаке.

Бедвира сложно было бы отличить от человека, если б не привычка постоянно улыбаться. Людям представлялся вампир как кто-то утонченный, с бледным лицом, длинными волосами и вселенской скорбью на лице. Бедвир же был этому образу полной противоположностью.

— Вы же вампир, — догадался Луц. — Сэр Глейн объяснил мне, что не вся нечисть плохая.

— Как быстро, — кивнул Бедвир. — Вы ведь недавно знакомы?

— Бедвир — это странствующий рыцарь Луц. Луц, это личная говорящая собачка Охотника, — представил Глейн, рассматривая свое отражение в кружке. Повисла неловкая пауза, после нее Бедвир с той же улыбкой сделал три хлопка, придвинул к себе кубок и налил в него вина.

— Хорошая шутка. В каждой шутке есть доля шутки, — но выпил уже мрачно, обидевшись.

— Как ты до этого докатился? — уже мягче спросил Глейн.

— Ну что ты, Глейн, как ему можно отказать?

— Заставил, — понимающе кивнул Глейн.

— Не то чтобы… Я поддался, куда же он без меня. Так повелось, что он к себе никого не подпустит. Без меня давно бы уже угробился.

— Очень самонадеянно, — кивнул Глейн, задумчиво разглядывая чашку. С одной стороны, может, Бедвир врал, а с другой — это же Бедвир. Кто его поймет. Он вполне может быть серьезен.

— Меня все терзает одна догадка, — Луц наклонился ниже, облизнул губы, и от такой суеты Глейн и Бедвир посмотрели на него внимательнее. — Ходит среди людей легенда. Об одном Охотнике. Он уже почти мифический герой — стольких, говорят, вырезал, что ему уже на личный замок хватит. Уходит в одиночку во вражеский стан — возвращается на своих двоих, а упыри, зомби, оборотни — горят синем пламенем. Или дохлые лежат, все как один. Ему не нужно ждать подмоги, сколько бы врагов ни было, он всех по деревьям развешает, глотки всем перережет.

— Все так, — кивнул Глейн. — У нас есть такой.

— И? Это ведь он спит наверху? — еще тише продолжил Луц. Бедвир прыснул в кулак. — Разве он не непобедим?

— Непобедим, — подтвердил Бедвир с гордостью, тут же понял, что соврал. — Не против всех. Все было круто — он упырей размазывал только так. Короля их за минуту прирезал. Но потом пришел демон.

Глейн цыкнул раздраженно, отвернулся. Бедвир говорил уже с ним, оправдывался:

— Демон даже не убить его хотел, только выяснить что-то… Чуть ли не в ад зазывал.

— Не могут дождаться, когда он сдохнет? — недовольно проворчал Глейн.

— Что, ты не слышал? — ахнув, спросил Бедвир и на удивленный взгляд закончил с серьезной миной: — Он бессмертен.

Потом взорвался смехом, продолжая смеяться поднялся из-за стола.

— Ладно. Пойду проведаю его.

Луц подхватил неоткрытую бутылку пива, протянул вампиру.

— Подари Хегану. От меня, в знак глубочайшего уважения.

— Э, нет, — отказался Бедвир. — Давайте не будем давать ему то, что он может разбить о мою голову.

Мурлыкая что-то под нос и пританцовывая, он снова ушел наверх.

— Увидеть Хегана, вживую. Помочь ему. Это так здорово, — зачарованно признался Луц. — Я понимаю, друг мой Глейн, для тебя это ничего особенного. Наверняка по долгу службы вы часто видитесь с Хеганом. И на ваших собраниях. Но для меня раньше он был легендой. Теперь я поверил, что он настоящий. Ты бы ведь не смог справиться с толпой упырей.

Глейн кивнул, задумчиво глядя в свое отражение в чарке. На несколько секунд в сонном трактире стало тихо, спокойно. А потом сверху раздался грохот, что-то упало там, затем с шумом распахнулась дверь той комнаты, куда отнесли Охотника.

— Дай-ка, — Глейн стащил с отвлекшегося Луца его накидку с капюшоном, застегнул на себе, закрыл голову. Луц хотел что-то возразить, но в это время сверху тяжелыми шагами спустилась живая легенда.

Хеган был высокий, подтянутый, с широкими плечами. Без рясы, в расстегнутой на две пуговицы рубашке, открывающей его крест на шее. Короткие почти белые волосы у него были выстрижены неаккуратно, с одной стороны чуть длиннее. И взгляд — холодный, презрительный, неживой. Луц под этим взглядом вжал голову в плечи, улыбкой пытался загладить свою вину за то, что родился. Хеган упал на третий стул, на котором только что сидел Бедвир, принялся изучать собеседников взглядом в упор.

— Я много наслышан о вас, — начал Луц. — И я очень счастлив, что нам довелось увидеться. Как говорится, после такого и умереть не жалко!

Хеган закончил с изучением рыцаря, перевел глаза на Глейна, поморщил нос, сорвал со своего пояса кошелек и кинул на стол с громким звоном.

— За спасение, — прокомментировал Хеган. — И беспокойство.

Луц, спохватившись, подвигнул кошелек обратно:

— Что вы! Вы нас не так поняли. Сэр Глейн спас вас просто по своей душевной доброте! Ему не нужно за это денег.

— Глейн, — задумчиво кивнул Хеган, глядя в упор на Охотника.

В следующую секунду тяжелый стол летит в сторону Глейна, он успевает отскочить, швырнуть в Хегана стул, который тот отбрасывает. Глейн тем временем вбегает по стене на высокое окошко под потолком.

— Луц, — крикнул Глейн оттуда. — Прибереги мои вещи, я тебя найду.

Хеган попытался забраться следом, но согнулся пополам от боли, зашипел. Глейн проворно выбрался из окна на улицу.

* * *

Мама Глейна его нагуляла. Это было бы не так страшно, будь ее супруг мельником, простым мужиком, который махнул бы на это рукой. Но тот слыл жестоким нравом, к тому же был кузнецом на три головы больше самого высокого мужика в деревне. Глейн слишком отличался от него, был сыном заехавшего в деревню на вечер менестреля — такой же светловолосый, казавшийся хрупким. Глейн всегда завидовал силе названного отца.

Когда мать оправдывалась, она кричала, что ее попутали темные силы, а светловолосый музыкант был демоном, суккубом, явившимся соблазнить ее. Под его чарами она и думать забыла, что она уже замужем, и какой красивый и желанный ее супруг. Поверил ей кузнец или нет — кто ж его знает, но, кроме того, чтобы избивать жену и сына, его любимым развлечением было силой притащить Глейна в город, на площадь, где сжигали ведьм и еретиков, и шептать бледному мальчишке: «Смотри-смотри, ты будешь гореть в таком же пламени. Вот только подрасти. Скажу: „Посмотрите на жену мою, на меня. Откуда у нас такой ребенок? Дьявола сын, подкидыш, удушивший в колыбели наше дитя“».

Это не могло кончиться хорошо, а Глейну очень хотелось жить. Даже если его сторонились в деревне из-за этого слуха, даже если игнорировала родная мать.

После очередных побоев, прижимая к груди сломанную руку, Глейн сбежал в лес. Мог там же и умереть, но через несколько дней выбрался по реке к какому-то городу, в котором раньше не был. Тогда Глейну только-только исполнилось семь. Его подобрала церковь, спрашивала, из какой он деревни. Эти люди не могли спасти Глейна, они бы просто вернули его отцу. Если тот так сильно бьет ребенка своего, значит сын это заслужил. Тогда Глейн начал врать.

Он сказал, что не помнит названия деревни, что ни разу не был в этом городе и бежал очень давно. По его истощению в это поверили. На вопрос о побоях расплакался и ответил, что деревню сожрала нечисть, только он и сбежал. И ему поверили снова.

Через пару недель пришел Варин — стареющий Охотник. Когда Охотник доживал до его лет, ему можно было брать учеников, и за Варином уже всюду следовало двое мальчишек на три-четыре года старше Глейна. Церковь рассчитывала, что Глейн захочет отомстить. Пойдет в Охотники, чтобы убивать тех, кто вырезал его деревню. В конце концов, что мальчику просто некуда больше идти. И Глейн согласился.

Священники, да и Варин, просчитались только в одном: не нечисть так била Глейна, а человек. Он с детства понял, что слишком многие свои грехи люди привыкли обзывать «нечистой силой» — дьявол попутал, демон соблазнил, суккуб морок навел. Глейн боролся не против нечисти как таковой. Он дрался против несправедливости. Если где-то в лесах жил монстр, жрал рыцарей вместе с лошадьми — Глейн приходил убить его. А если мелкий бес таскал яблоки с чужого огорода, Глейн говорил с ним и оставлял в покое дальше воровать яблоки. Еще не разу Глейну не прилетало в спину после такого, хотя он и к этому был готов.

* * *

Так как в самом разгаре было утро, удалось напроситься к торговцу в компанию, чтобы подвез. Торговец оказался болтливым, и честно говоря лучше бы брал деньгами за свою помощь, потому что вместо того, чтобы спать, Глейну пришлось рассказывать ему про себя и подвиги других Охотников, как какому-то треклятому менестрелю. К вечеру добрались до развилки, на которой Глейн наконец сошел и в лес углубился уже по небольшой тропинке. Стоило стихнуть конскому топоту и скрипу телеги, как Глейна ударило шишкой в затылок. Несильно, он сначала даже подумал, что с дерева упала, а потом заметил парня поодаль. И по его наглой улыбке осознал — нет, не с дерева.

— Если этот ваш белобрысый снова тебя достает, то просто разреши мне с ним разобраться. Убивать не стану, только руки переломаю, — предложил парень, приближаясь. Глейн ощупал пояс. Его спасала привычка немного монет хранить в кошеле при себе, остальное класть в мешок. До встречи с Луцом должно было хватить, не придется колоть дрова крестьянам. Не то чтобы Глейн был против помочь, но с тяжелой работой у него не ладилось.

— Глупости не говори. Он тебя на ближайшем дереве вздернет и освежует, а мне при встрече подарит накидку из собачьей шерсти, из тебя же сделанную.

— Ублюдок, — фыркнул собеседник, нагнал Глейна, пошел с ним вровень. — Зачем тебе этот рыцарь?

— Он сильный, — пожал плечами Глейн.

— А ты ловкий.

— Я имел ввиду мирную силу.

— А. Вещи нести, бревно отодвинуть, яму вырыть, лошадь на плечах перетащить. Еще?

— Мне нравится его искренность, — добавил Глейн. — Будь он неприятным человеком, я не согласился бы на его компанию.

— Ну да. Зато я от вас все время по кустам шарюсь. Хорошо, что вы разошлись. Я тоже сильный, могу вещи перенести, глотки перегрызть.

— Ты опасный, Кэйсар, — заметил Глейн, но улыбнулся. — Охотникам можно брать помощников, но ты ж ошейник не дашь на себя одеть.

— Ага, нашел дурака. Эти ваши ошейники — сплошное издевательство. Хозяину больно — и тебя ошейник душит. Хозяин умер — тебе тоже кранты. Если я превращаюсь в собаку, это еще не значит, что я буду вашему брату руки лизать.

— Тогда почему продолжаешь за мной ходить? Я уже говорил, что… Что, опять ты? — отвлекся Глейн. Верхушки деревьев были закатом окрашены в розовый. Он шел по небольшой тропинке на одну повозку, но даже и тут его умудрились подкараулить — оборотень и ведьма. Морана подбирала мешок с травы, ее трубка уже не дымилась, ведьма ее грызла скорее по привычке.

— Птичка на хвосте принесла, что ты подобрал в лесах Хегана. Вот я и подумала, что этой дорогой убегать будешь. Слушай, Кэйсара он, конечно, освежует, но ты можешь помочь мне — и Хеган исчезнет. Как по волшебству. Ему самому так лучше будет.

— Ничего я не собираюсь делать с Хеганом и никого ему заказывать не буду. Меня просто бесит, что он обозлился на меня за то, что я Бедвира от него спас, а теперь Бедвир — его личная собачка. И думаете, я хоть на секунду допустил, что, может быть, Хеган больше не злится? Нет! Это же Хеган. Господи, какой же он мудак иногда.

— А мальчишкой, небось, сам сказками про него заслушивался, — с улыбкой заметила Морана. Глейн даже не возразил, ведьма засмеялась.

— Я по-прежнему испытываю к нему огромное уважение. Которое, впрочем, местами пропадает при его поведении, — все же прибавил Глейн.

— А тебе чего надо с нами? — переключился Кэйсар. — Давай, иди куда шла. Забыла, что говорила? Когда вы с Глейном вместе, начинаются проблемы.

— Твой друг просто ревнует, — пожала плечами Морана. — Не волнуйся, Кэйсар. Я ему предлагала. Но у Глейна, кажется, обет бестрахия.

— Может, мне не стоит идти посередине? Тогда вы не будете обсуждать только меня.

— Я точно знаю, что вам можно заводить связи. Нет, безусловно, спать с ведьмами вам запрещается, во всяком случае с ведьмами свободными, но я более чем уверена, что мне ты отказываешь не из-за каких-то там правил. Плевать ты на них хотел. И с каждого собрания ваших выходишь с разбитым лицом, но продолжаешь поступать так же. Глейн, честное слово, я более чем уверена, что у тебя среди наших друзей больше, чем среди людей, — Морана сделала вид, что жалеет его, развела руками скорбно. — Возможно, именно поэтому ты взял с собой рыцаря. Кроме него у тебя друзья-то как? Есть?

— Варин, — кивнул Глейн. Кэйсар фыркнул.

— Учитель твой, — для себя проговорил он. — Конечно. Друг. Именно этот друг тебе за каждую ошибку зубы пересчитывает.

— Ничего, Глейн. Зато мы за тебя кому хочешь глотку порвем, — с улыбкой произнесла Морана, ласково погладила его плечо, но Глейн сбросил ее руку, показал вперед.

— Монастырь. Вас туда не пустят.

— Сбежать от нас решил? — поняла Морана. — Ну давай. Может среди своих святош тоже друзей заведешь, хотя я сомневаюсь, среди них один ты нормальный и есть. Даже этот Хеган… Слушай, я могу замолвить за тебя словечко. И Кронос тебя к себе возьмет, без вопросов.

— Впервые слышу, чтобы мне так доброжелательно предлагали гореть в аду, — заметил Глейн.

Морана и Кэйсар понимающе попрощались с ним подальше от поселения, чтобы не подмочить репутацию Глейна. Тот вздохнул спокойно — клонило в сон, гудели уставшие ноги.

Монастырь возвышался посреди селения, почти в самом центре. А вокруг — частокол метров пять, деревянные заточенные осиновые колья, толщиной как раз с Глейна. Обычно такой забор не проблема, когда ты пришел с миром. Глейну пришлось минут пять поорать, чтобы над воротами появилась удивленная лохматая заспанная башка и кивнула:

— Сейчас святого отца кликну.

Глейн еще немного постоял у стен, над которыми появлялось то одно, то другое удивленное лицо, то два сразу. А потом ворота открылись — тяжело и со скрипом, но все же. За ними стоял священник лет сорока, на две головы выше Глейна.

Глейн расстегнул ворот до того, как его об этом попросили, и священник, открывший было рот, тут же его закрыл, подождал, когда Охотник покажет татуировку, пристально изучил и кивнул. На шее у всех Охотников была татуировка креста с затейливой вязью, с вписанной в грани молитвой, переходящая ниже, до ключиц. Где-то дня три уходило на то, чтобы ее набить, и это являлось как их доказательствами сана, так и защитой. Как раз в том месте, куда так любят кусаться вампиры. Защита слабенькая, когда тебе скорее норовят голову оторвать, чем деликатно цапнуть в шею, но все же помогала.

— Меня зовут Глейн, — представился он, когда суровый священник подобрел. — Утром вышел из города. Возможно, это слабость, но я не хотел бы проводить эту ночь в лесу.

— Конечно, — кивнул священник. — Мое имя Хемминг. Можешь остаться в деревне, за стенами с наступлением ночи становится опасно.

Глейн мог бы на это фыркнуть, но забором был огорожен небольшой участок, дворов на двадцать. Такие деревни обычно сами по себе существовали, без частокола. Здесь же вроде как опасно. Настолько, что взрослое население деревни, вооружившись вилами и косами, с этим справиться не может. Выглядело все так, что лучше поверить на слово. Поэтому Глейн поспешил войти, ворота за ним закрылись.

Внутри стен было грязно от глины, едким дымом исходили кузницы, никаких улочек — дома натыканы как попало, все низкие, в один этаж, окна почти у самой земли. Надо всем этим, как чужой, возвышался деревянный монастырь с колокольней.

— Совсем недавно тут был один из ваших, — рассказывал Хемминг. — Переночевал и отправился дальше. Мы не просили у него помощи, и от вашей тоже откажемся, если захотите предложить. Мы справляемся сами.

— С вампирами? — понял Глейн, больше глядя по сторонам и под ноги, чем в спину священника, поэтому пропустил кивок того.

— Да. С ними. Им нравится чем-то это место. Ночью за стены не выйдешь. Только если ты самоубийца. А днем ничего, нормально… Торговцев не трогают. А вот Охотника попробовали бы сожрать.

— Не впервой, — пожал плечами Глейн.

— Вы не понимаете, — возразил священник. — Их полчища. Обычно детей и женщин с наступлением темноты запирают в домах. Но если интересно — можете ночью посмотреть. Они иногда нападают, иногда просто сторожат вокруг деревни. Даже если их перебьют — придут новые. Мы уже пробовали.

— Охотник, что был тут до меня, случайно, не со светлыми волосами, высокий и?..

— Да, Хеган, — остановился у такого же вросшего в грязь домика Хемминг. — Вот тут никто не живет. Можете пока занять это место. За нас правда не стоит волноваться. Уверен, что у Охотника найдется более важное дело, чем вычерпывать воду из моря.

Дом внутри оказался темный, запыленный. Приятно пахло свежим деревом и сеном. Глейн скинул рясу, наконец с удовольствием упал на лавку с соломенным тюфяком — то ли после Хегана убрать забыли, то ли гости тут все же бывали.

* * *

Хеган. Что у него, ум теперь не на месте? Зарекся убивать вампиров, а то каждый недобитый будет за ним бегать? Или, насмотревшись на Бедвира, в них тоже людей увидел? Хеган был не самым мирным из Охотников, и, если Глейну сказать, мол, на нас нападают вампиры, но мы так сто лет жили и еще проживем, так что не беспокойтесь — он мимо пройдет. А Хеган возьмет свою цепь и отправится ночью в лес охотиться. Всех не перебьет, но до кого дотянется — точно.

Говорили, что у Хегана и правда всю семью убили. Большую, любящую семью. Когда Варин представлял ему Глейна, он так и сказал: «Смотри, Хеган. Это мальчик Глейн. Вы с ним похожи, у Глейна тоже всех убили».

Глейну тогда было тринадцать, Хегану — двадцать два. В столицу, где обучали Охотников, он прибыл из-за ранения, на Глейна смог глянуть только одним глазом, второй был забинтован. Мальчишки робели перед легендой. А Глейну впервые стало невыносимо стыдно за свою ложь: показалось, будто Хеган не проверил, прочитал по глазам, что малец тут — обманом. Это потом Глейн узнал, что Хеган на всех смотрел, как на дерьмо.

Не верилось, что настолько одержимый своим делом человек упустил возможность цепью помахать и в чьих-нибудь кишках ножом покопаться. Стареет?

* * *

Проснулся Глейн в полной темноте и тишине. Днем стучали кузницы, галдел народ, а теперь словно вымерли все. И снаружи почти не было огней — только далеко-далеко, кажется, у стен. Еще некоторое время Глейн лежал на боку, пытался проспать еще несколько часов до рассвета, а потом сдался и поднялся.

Этот дом оказался похож на склеп, тут было неуютно ночью, и, наверное, в лесу ощущалось бы спокойнее. Рясу Глейн оставил на лавке, но забрал нож, который крепился на поясе за спиной. Все-таки не прогуляться в столице вечерком шел. А впрочем, и там в некоторых районах не стоило без оружия ходить, что днем, что ночью.

Он выбрался к огню, к стенам, откуда на него оглянулись бодрые, не то что днем, серьезные стражи в блестящих серебром кольчугах и, рассмотрев гостя в свете факелов, подозвали подняться. Так обычно зовут взрослые детей на городской площади во время представления, чтобы посадить на плечи. Глейна они, наверное, приняли за едва закончившего обучение семнадцатилетнего мальчишку. Работать он уже три года назад начал, чуть-чуть не дотянув до семнадцати, а вот выглядел всегда младше своих лет, и к нему все относились как к неопытному. И все же, приглашение он принял — поднялся на мостик к стене, посмотрел за частокол, но там стояла тихая ночь, пустынный темный лес. Ничего интересного.

Как только Глейн успел об этом подумать, стражник поджег второй факел и швырнул через стену дальше, на прогалину. Несколько раз тот перевернулся в воздухе, осветил стволы деревьев и еще…

Глейн отшатнулся, едва не упал, успел ухватиться за протянутую ему руку, и сторожа рассмеялись. Очень быстро факел догорел, оставив снова лес в темноте.

Глейн не думал, что их вообще столько существовало. Хотя вокруг чаща, силуэтов с клыкастыми мордами приходилось по три на каждую сосну. Они стояли неподвижно, такие же, как деревья в этом лесу, и смотрели вверх, за забор, в затихшую деревню.

Глава 2

— Он и раньше тут жил, но как-то… Не беспределил что ли. Крысы его в город за инструментом наведывались, кузнец им мясницкие ножи ковать отказывался, иногда местные, перебрав, могли одну-другую крысу пристукнуть, так они же слабенькие, много ли им надо… Но он из деревенских никого не трогал. Ему-то, может, и хотелось, но мы ж вилы возьмем. Или вот, Охотника кликнем, и все, прощай вечность и уютный домик в лесу. Так-то он где-то в городе живет. Там люди пачками пропадают, и ничего.

Бедвир, обычный деревенский паренек, говорил без умолку, задорно, иногда с непривычки потирал шею, ощупывал языком новые клыки, когда в разговоре возникали паузы.

— А в деревне была девушка. Первая красавица. Таких, я уверен, и в городе нет. Парнями крутила как хотела. Ну, и я попал… Я чего не женатый до сих пор — как жениться время пришло, мать слегла. Под себя ходила, кашу только протертую ела, умирала потихоньку… Выбрал я невесту, в дом ее привести не успел, а она мне как-то на сеновале: «Убьешь мать — пойду за тебя. Ты ж видишь, она мучается». Слыхал, да? Я и мать…

— Девушку убили вампиры? — напомнил Глейн. Бедвира нужно было постоянно возвращать к теме разговора, он сбивался, начинал говорить о другом.

— Да не, — протянул Бедвир, криво улыбнувшись. — Ее похитили. Парни сробели, а может, знали что. А я думаю — вот он мой шанс. Схожу туда, скажу: «Что-то ты зарвался. Сейчас деревню с вилами приведу». И он ее отпустит. Пришел… И слуги такие учтивые, крысы эти: «Проходите, будьте здоровы, может быть чаю?». И к нему — я думал в кабинет, а они в спальню. Вот веришь, я чуть не обделался от страха. Не, думаю, врешь, в челюсть сейчас дам и без зубов оставлю, будешь через соломинку кровь сосать. А потом понял… Она сидит в его кровати. И ночнушка на ней шелковая. Красивая. И она, и ночнушка… Прям как графиня сразу стала. Смотрит на меня и улыбается. Чего, типа, приперся?

— Мать-то жива? — грустно спросил Глейн, понимая уже, чем кончилась эта история — клыки Бедвира и след на шее говорили сами за себя. Бедвир рассказывал, пока вел Охотника к лесному домику.

Когда Глейн пришел в деревню, его попросили о помощи местные жители. Встал вопрос о том, кто может его проводить, и деревенские выставили у кромки леса блюдечко коровьей крови, как для кошки. На Бедвира, выбравшегося из-за деревьев к лакомству, они смотрели с тоской и сожалением. Тот держался осторожно, при Охотнике выходить не хотел, тогда Глейн спросил: «Кого боишься? Меня боишься? Я тебя вон на сколько ниже. Пойдем, отомстим за тебя».

Никто не пустит вампира жить в деревню. Будь на месте Глейна другой Охотник, он бы вырезал все поместье, потом подошел бы к Бедвиру с ножом и грустно спросил: «Ну, ты же понимаешь?» И жители деревни понимали, поэтому Бедвира провожали в последний путь. Девушки плакали, парни хмурились и сжимали кулаки, старики молились. В маленькой деревеньке Бедвира любили, Глейн еще там решил, что убивать его не будет. Расскажет, как дальше жить, куда бежать.

И при всей безнадежной веселости Бедвира, Глейну было его искренне жаль.

Бедвир помолчал, пожевал свой язык, отстраненно ответил:

— Да. Два года назад умерла. Отец еще раньше помер: пил, скотина, заснул в хлеву и лошадь его в навоз втоптала. Благо я тогда уже взрослый был, мог уже и себя, и мать прокормить.

Еще немного помолчали.

— Да… Хорошо, что мать не дожила, — и, снова беря разбег: — Так вот, и понимаю, что у Хельги-то клыки и на шее две дырочки. Ну, ты, говорю этому вампиру, дождался тут. Я, знаешь ли, тоже не пальцем деланный, щас в зубы дам, и больше не будешь у нас девок портить, и про соломинку тоже хотел пообещать… Только он у кровати стоял, а в следующее мгновение мне в шею вцепился.

Бедвир снова потер место укуса, развел руками. Он даже теперь улыбался. Глейн уже видел крышу дома — богатого, большого. «Крысы», как называл их Бедвир, были слугами вампиров. Порода та же, но что-то в них шло не так, они старели, слабели, но не умирали. Приходилось идти на легкую работу к своим же, и те принимали. Глейн нащупывал на поясе нож, закрепленный у рукояти и на конце лезвия, мрачно раздумывал. Стоило убить только хозяина или и новоявленную вампиршу тоже? Пожалуй что обоих, да и слуг, если под ноги бросятся. Бедвир никого не трогал и не собирался. Ему хватало жить в лесу у деревни, просто потому, что он всегда там жил, и местные любили его настолько, что сами кровью подпаивали. Сделанное с ним было убийством. Глейн верил, что Бедвир не врал ему — такие никогда не врут.

То, что Глейн поначалу принял за дымок из печи, оказалось смогом из окна спальни на втором этаже. Сада или забора вокруг не было, а входная дверь открыта настежь, внутри темно. И тишина, как вымерли все.

— Нас тут явно не ждали, — улыбнулся Бедвир, лунный свет скользнул по его клыкам. Глейн среагировал первым — рванул в сторону, сшиб Бедвира с ног, заставив лечь. Из темноты дверного провала вырвалась и зацепилась за дерево цепь. Секунду назад перед этим деревом стоял Бедвир. Глейн сориентировался только потому, что знал, что именно тут произошло — другой Охотник без просьбы деревенских наткнулся на этот домик. Он не знал истории, он не собирался мучиться выбором, как Глейн, кого убивать, а кого оставить. Он просто вырезал всех в этом доме.

— Слушай, — быстрым шепотом осадил Глейн. — Беги отсюда, я с ним поговорю. Избегай крестов, чеснока, ходи только по ночам. Никакого серебра. Кровь пить только у животных. И ни в коем случае не у людей.

Люди привыкли, что нечисть живет рядом с ними. Если им не досаждают — они не попытаются убить, не наймут Охотника.

— Если девушка — только из вампиров.

— А если добровольно? — с сияющими глазами спросил Бедвир. Глейн выругался, рывком поднялся, потянул из-за пояса нож.

Хеган был похож на нечисть, на саму смерть — такой же белый, с высокими скулами. Цепь от дерева не стал отрывать, просто бросил, тоже потянул нож из-за пояса.

— Что ты делаешь? — спокойно спросил он. Глейн обернулся через плечо, еще раз крикнул:

— Беги!

Бедвир не двигался с места, завороженно смотрел на Охотника.

— Легендарный, — прошептал он, узнав. Хеган приближался.

— Да он убьет тебя, беги! — скомандовал Глейн, но Бедвир растерялся:

— А разве… так не должно быть?

Он и за Глейном пошел, думая, что, сразу после хозяина загородного дома, Охотник прирежет и его, и теперь не знал, почему должен себя спасать.

— Девушки! — напомнил Глейн. — Они любят вампиров! Будут тебе в ноги падать, любить тебя вечно! Только в вампиров их не превращай.

Бедвир улыбнулся одной стороной лица, по второй дал себе пощечину.

— Спасибо, парень! Я в долгу перед тобой! — прокричал Бедвир, уже удаляясь. Хеган оставался наедине с Глейном, и, возможно, для несчастного вампира поневоле Глейн выглядел героем. Он бы таким и был, если б дрался до конца, а не сбежал от Хегана, как только посчитал, что Бедвир уже достаточно далеко.

* * *

Эти люди — ненормальные. Если бы Глейн родился тут, он уговорил бы семью собрать все, что смогут унести, и в первый же светлый день бежать отсюда как можно дальше. Ему и теперь было страшно уходить из-за стен.

Вернувшись в выделенный ему домик, он до рассвета ходил из стороны в сторону, выглядывая на темную улицу, и во вспыхивающих там огоньках ему виделись глаза. Давно у Глейна такого не было: почти детский страх перед тем ужасом, с которым невозможно справиться.

Но к рассвету, успокоившись, он улегся снова на соломе подремать перед выходом и заснул крепко. Глейн как кот: когда он чувствовал, что ему ничего не угрожает — спал крепко, не разбудить. Другое дело ночью посреди леса, там ветка хрустнет — он уже с ножом наготове. Будто и не спал, а притворялся.

Выспавшийся на несколько лет вперед, с больной головой, лохматый, Глейн оторвался от промявшейся под ним соломы и посмотрел в окно. Солнце клонилось к макушкам деревьев, часа три до заката. Далеко не уйти.

— Проклятье, — нашел наконец нужное слово Глейн, поднялся.

Ощущение было, что люди в этом городе питались только железом: никаких огородов Глейн не заметил, размышлял какое-то время о том, что местные наверняка живут в постоянной осаде и продовольствия не хватает. Глейн как раз ругал себя мысленно за то, что задержался, когда заметил поднимающегося к дому священника.

— Мне сказали, что вы были на стенах. И что были напуганы. — В Хемминге была заметна обеспокоенность, хотя Глейну стало стыдно за свою слабость. — Мы тут привыкли уже, а приезжих пугает… Обычно я прошу не пускать новых людей на стены ночью. Но наши парни, кажется, хотели посмеяться. Показать свою отвагу перед Охотником.

— Я понимаю, — кивнул Глейн. — Все в порядке. Это… Правда было жутко. Не знаю, как вы живете здесь.

— Может быть, вы голодны?

А ведь этот священник, пожалуй, для того сюда и шел. Глейн появился у стен налегке, если не считать оружия, и провел тут уже сутки. Конечно, он был голоден.

Люди попадались разные. Одни хотели денег за еду и кров, другим от Охотника нужна была помощь, и потому они бесплатно позволяли им остаться и кормили. Были и такие, как Хемминг, кто не мог оставить человека голодным и уставшим. И Глейн кивнул, ощущая себя на тот возраст, в каком его видели, — семнадцатилетним юнцом, недавно начавшем путешествовать без учителя. Совести хватило только уточнить:

— У вас ведь нет проблем с урожаем?

Хемминг улыбнулся понятливо, отрицательно покачал головой. Убедившись, что Охотник понял правильно и идет за ним, священник направился в центр селения.

— Эта деревня живет тем, что может смастерить. Добрый вечер, — Хемминг поклонился девушке с корзинкой, улыбнулся ее ребенку. — Продовольствие мы закупаем. Спасибо, замечательно, а как вы поживаете? Потому что сами понимаете — вырастить что-то за пределами деревни — невозможно. А тут земля пропиталась… Тут уж либо выращивать… Спасибо, замечательно, а вы как? Либо производить.

На Глейна посматривали с интересом, но не подходили поговорить и не останавливали. Люди тут выглядели, как в любой другой спокойной деревне. Правда привыкли?

Глейна едва не сбил с ног ручеек детей. Даже они ничего не боялись, теперь ему по-настоящему стало стыдно за себя.

— Почему они не нападают? — спросил Глейн и только теперь заметил, что Хемминг разговаривал со знакомым и не расслышал вопроса, пришлось повторить.

— Я… не знаю, — растерялся священник. — Я предполагаю, что мы на их земле. На их святыне. Они как волки — бродят вокруг деревни. Есть забор — и они только скрипят зубами. Но, поверьте, ночью туда лучше не выходить.

— Я и не собирался проверять, — тут же поднял руки Глейн. Он уже осознанно играл юнца, который толком не освоился со своим опасным ремеслом. Хемминг грустно улыбнулся, кивнул:

— Да, правильно. Тем, кто живет тут давно, город не покинуть — они найдут на следующую же ночь, как бы далеко не убежал. Но если бы вы попытались нас спасти — ваша кровь была бы на моих руках. Года три назад один отчаянный Охотник услышал, что нам докучают вампиры. Он, кажется, не понял, насколько все плохо. Мы уговаривали его вернуться, но сами понимаете… Когда начало темнеть, мы закрыли ворота.

Глейна продрало морозом по коже. Стало настолько не по себе, что притупилось чувство голода. Скорее всего того бедолагу просто разорвали.

— Не буду вас пугать, — заметил это добрый Хемминг. Они уже пришли на место, и стало понятно, почему священник относился так покровительственно к Глейну — из дверей монастыря осторожно выглянули мальчишки-послушники, на вид лет пяти-шести.

— А, это, — спохватился Хемминг, — иногда сюда привозят осиротевших детей. Кого-то забирают жители деревни, кто-то остается тут… Я уверен, они бы с радостью забрали всех, но ведь и у них самих в семьях родные дети… Я понимаю. К тому же, они живы на то, что жертвует город.

— Здравствуйте, — произнес остановившийся за несколько шагов до ворот Глейн. В этих мальчишках он увидел маленького себя, осиротевшего при живых родителях. Хемминг совсем не похож на Варина, который был учителем Глейна. Варин — суровый, молчаливый и угрюмый стареющий Охотник, когда-то повредивший руку так, что она не двигалась, а висела плетью вдоль тела. Но даже этот человек, когда гнал Глейна в полночь на улицу тренироваться вместо сна, когда давал ему два ведра и требовал наполнить пруд водой из речки под горой, был лучше его отца. Будь то кровный или тот, что сломал Глейну руку. Ему всегда казалось, что Варин если и не знал всего с самого начала — догадался позже.

Это «позже» было тогда, когда выгонять Глейна уже не имело смысла. Ну не убивали у него всю семью — и ладно, домой не сбежал — уже хорошо. Не жаловался — вообще замечательно.

Одно было плохо: сильнее Глейн не становился. Не так, как остальные или тот же Хеган. Глейн уже тогда научился хитростью добиваться того, что остальные получали силой. Но от тех заданий, которыми нагружал его учитель, Глейн выматывался, падал и норовил себе что-то снова сломать. Когда Глейну было шестнадцать, он путешествовал с Варином по стране, готовился к самостоятельной жизни. Где-то в землях, где правила нечисть, а не люди, Глейн спрятал их татуировки, из походного мешка сделал накидку для Варина и прошел эти земли как мальчик-поводырь для слепого старца, которого изобразил Варин. Они ни разу не сражались там, где была вероятность вообще живым не вернуться. После этого Варин заявил, что как-нибудь его ученик проживет, по крайней мере, ума ему хватит. Варин был хорошим учителем — если где-то и перегибал, то зная, что Глейну это спасет жизнь. Хемминг не должен был перегибать, он не скрывал своей заботы об этих детях. То, что снаружи выглядело как монастырь, оказалось приютом.

— Раньше был монастырь, — за общим столом пояснил Хемминг. Из взрослых ели не только он и Глейн — еще трое парней в мешковатых рясах обедали с ними. — Но нас тут не так много, дети нас не потеснили.

* * *

Что-то не давало Глейну покоя. Ночью, выспавшись за день, он лежал, глядя в потолок. Какое-то чутье мешало спать.

Все в порядке с детьми. Хемминг в деревне и староста, и главный священник. Их церковь не устраивала сожжения еретиков. С вампирами у них нечто вроде соглашения: ни одной человеческой рожи за забором деревни ночью — и никому не будет плохо. Они следят за вампирами, пока те за ними. Конечно, необычное поведение для этих существ, но кто их знает… Не к ним же выходить и расспрашивать, в самом деле. И вроде Глейн в самом деле тут только прохожий, от него не требовали ничего, они привыкли, ситуацию не исправить, и они вполне жили так. Но что-то было не так. Нельзя уходить, пока не понял.

И Глейн, снова прихватив все вещи из заброшенного домика, выбирался в глухую тихую ночь, но не к забору. В центр этой деревни — к деревянному, почерневшему от времени монастырю. Только он никого не предупредил о визите, напротив — спрятав лицо и светлые волосы капюшоном, спрятался в темноте от стоящего у входа монаха, внутрь проникнул открыв до этого наглухо закрытое окно на заднем дворе.

Но и внутри ничего подозрительного не было. Спали спокойно дети, заполнял книги Хемминг в своей спальне, в другом крыле дрыхли, похрапывая, послушники.

Глейн почти сдался. Настолько успокоился, что даже обнаружив под полом ход вниз, под монастырь, ожидал увидеть там запасы.

С уверенностью отметил: «Ну да. Запасы. И клетка».

Только после этой мысли его передернуло.

Тут горела свечка, как раз у клетки, и, пока открылась дверь в подпол и Глейн спускался ниже, из темноты к прутьям вышла девочка лет тринадцати. «А вот это уже не хорошо», — решил Глейн и, приложив палец к губам, попросил ее быть тише.

Если не считать клетки, даже девочка выглядела обычно: простенькая белая ночная рубашка, аккуратно заплетенные волосы, смотрела без страха, с интересом, пока Глейн зажигал больше свечей и искал, где в этой клетке дверь.

— Ты же ведь не убивать меня пришел? — спросил ребенок.

— Зачем? — не понял Глейн. Когда света стало достаточно — осмотрел как мог. Синяков не было, девочка выглядела сытой и не измученной, бледная только. Может, у них это наказание такое? Провести ночь одной в подвале.

— Потому что ты — Охотник, — пояснила она. Прежде, чем Глейн переспросил, девочка показала зубы. Глейн даже как-то успокоился — перед ним стоял вампир. Не то чтобы так лучше, но все же этим можно было объяснить поведение заперших ее тут людей.

— Ты из тех, что снаружи? Попалась? — с пониманием кивнул Глейн.

— Нет. Я была тут изначально. Это мой дом. Значит, не убьешь?

— Нет.

— Тот Охотник, что был тут недавно, тоже не стал меня убивать, — рассказала девочка, сложив руки перед собой в замок и отведя глаза. Глейн мысленно прикинул, быстро понял:

— Большой, светлый, страшный. Выглядит лет на тридцать.

Она кивнула. Значит, Хеган ее не убил. Что-то новое. И правда, мягче стал.

— Ему пояснили, что я нужна. Что благодаря мне город существует, и…

— Это как? — не понял Глейн. Не железо же из нее добывали.

— Клетка, — попыталась объяснить она, подобрала слова. — Вампиры, что собираются вокруг деревни… Они собираются, чтобы вызволить меня. Но я передаю им, что со мной все хорошо. И они не нападают. Мне нравится здесь, дети играют со мной, и вообще тут хорошо.

— В клетке? — переспросил Глейн.

— Ну разве что клетка… Но я же все-таки вампир. Вдруг я кого-нибудь из детей укушу? Я иногда сама себе не верю, они такие теплые… Так что все в порядке.

— Все равно не понимаю, зачем? — нахмурился Глейн.

— Это место умирало. Люди не хотели жить общиной, каждый хотел свою торговлю и ремесло, своих работников… Но железо общее. И они спорили за то, кто будет им владеть… И ругались много-много. Это было плохо. И они могли уйти, могли ведь… Хорошие мастера везде нужны.

— Так тебе сказали? — уточнил Глейн. Он всё искал на девочке раны, синяки, но их не было. Она даже не просто ребенок, а как маленькая принцесса. Внутри клетки стояла кровать с балдахином и игрушек лежало больше, чем Глейн видел наверху, у всех детей приюта.

— Что-то я и сама видела. Я разрешила запереть меня тут, и тогда стали приходить они. И все стало хорошо: люди испугались, объединились. И теперь все счастливы.

— И ты? — Глейн смотрел внимательно, серьезно, в самую душу. Даже если она сказала бы да — он не поверил бы. — Тот Охотник, получается, видел тебя? Говорил с тобой, выслушал всю эту историю и ушел…

— Да.

— И ни о чем больше не спрашивал?

— Спросил-спросил, — кивнула девочка. — Он спросил…

«Священник тебя трогал?»

Глейн почти слышал в ее словах стальной тон Хегана. Повертел эту мысль и отложил на потом — даже ему ясно, что Хемминг не стал бы приставать к ребенку. А вот у Хегана какой-то прямо клин на этом, Глейн и раньше слышал о нем странные истории.

— Ты не хочешь знать? — спросила вампирша.

— Нет, — Глейн пожал плечом. — У меня будет другой вопрос. Неужели тебе нравится жить в клетке? Когда ты в последний раз видела солн… луну? Небо? Мир дальше этого подвала?

Девочка улыбнулась, показала на свою прекрасную комнату, потом ночную рубашку, висящее в стороне голубое платье, а потом сломалась. Вздрогнула нижняя губа, она приложила руку тыльной стороной к глазам и, уже плача навзрыд, завыла:

— Давно… Шесть лет… И маму с папой… тоже… давно…

Ей можно было бы посочувствовать, если бы Глейн не понимал, что вой этот перебудит теперь весь дом. И он, даже услышав быстрые шаги явно тяжелого взрослого человека, уже знал, что не сбежит.

Это чертово чувство скользкого положения, когда происходило что-то неправильное, но ведь эти люди действовали из лучших побуждений, и потому убивать или калечить их нельзя. Только сдаться.

* * *

Все прошло так мирно, и никто не угрожал, не дрался. Хемминг был уверен, что Глейн все понял или поймет, если объяснить. Глейн — что его не станут убивать.

Было бы проще, если бы попытались. Тогда все ясно: тут враг, убей всех, кто против тебя — потом простят, потому что жизнь Охотника важнее, его поступки оправдывают те деньги, что платили церкви в качестве налога. Понятно, что в такой неоднозначной ситуации Хеган махнул рукой.

— Я уверен, что вы достаточно разумный молодой человек. Конечно, девочку стоило бы прятать лучше, но ей и так тяжело. Я не гоню вас. Оставайтесь тут сколько пожелаете, но постарайтесь никому не рассказывать об увиденном.

Обычная беседа: Хемминг сидел за столом из свежих досок в окружении свечей. Глейн напротив, через стол, над ним замерли двое послушников — вот эти точно дети кузнецов, тут весь город кузнецов, не ошибешься. Глейна даже не били, просто спустившийся проспавший его охранник поклонился и предложил пройти с ним наверх. Пришлось прощупывать почву самостоятельно:

— То есть, тот вариант, в котором я забираю девочку и передаю родителям, не рассматривается?

Какое-то движение за спиной Глейна началось, но оно оборвалось, как только Хемминг внимательно глянул туда, потом снова на Охотника.

— Она не ваши сироты. У нее родители есть. Или и ваши дети не все без родителей?

— Некоторым детям лучше тут, чем с родителями. Вы же видите, какой прелестной девочкой она растет. Как ее воспитывали бы родители? Считать людей за мясо?

Если бы Глейна забрали от родителей и держали в клетке, он вряд ли был бы благодарен.

— Она не животное, — напомнил Глейн.

— Но все еще опасна. Со временем она перестанет…

— Вы хотите предложить ей картошкой питаться вместо крови?.. Давайте не будем спорить, кому лучше где быть. Ведь вы ее тут держите для того, чтобы деревню каждую ночь окружали, и жителям было не до ссор.

— Вы не видели, что тут творилось раньше. К тому же я не прошу ваших о помощи. Я говорю — все в порядке, проходите. Обычно так и происходит, погибшего я всеми силами отговаривал.

Картина восстанавливалась: с Хеганом был Бедвир, остался снаружи, пообщался со своими и рассказал про девочку. Хеган решил, что благоразумнее не трогать этого равновесия.

— Я так не могу, — поставил точку Глейн, напрягся, почувствовав кожей враждебность. У него не отбирали оружия, и он пообещал себе, что руку отрежет тому, кто попробует его сейчас ударить.

— В таком случае я должен просить вас покинуть наше селение. Сейчас.

На дворе ночь, за забором — толпа вампиров. Это все равно попытка убийства.

— Нет, — возразил Глейн. — Я уйду днем.

— Не уйдете, — вздохнул Хемминг. — Либо вы уходите сейчас, либо к утру вас тут и не было. Тут печки, которые даже кости сжигают.

Глейна дергает, он действует прежде, чем успевает подумать — вытаскивает широкий нож из-за пояса, обрушивает его на стол. Нож вонзается в деревянную столешницу и несколько секунд слышен только звон железа.

— Хороший нож, — похвалил Хемминг. — Глейн, вы один. То, что девочка так по-детски хочет к маме и папе — нормально. Но вы без меня знаете, какие у нее родители. Я стараюсь, как могу, чтобы ей было тут хорошо. Я не хочу убивать вас. Охотники вообще слишком ценны. Сколько вас сейчас осталось на всю страну? Сорок?

— Тридцать два, — кивнул Глейн. Может, и меньше, но на последнем собрании были эти цифры.

— Тем более. Вы можете спасти еще столько людей. Но вы заставляете меня выбирать: либо безопасность и неведение этой деревушки, где я крестил, пожалуй, каждого жителя — либо продолжение вашего путешествия. Глейн, поверьте, вы совсем юный мальчик, давайте не будем доводить до греха. Я же не говорю, что не выпущу вас. И я ничего плохого не делаю. Но мне нужно сохранить тайну.

* * *

— Здравствуйте, Охотник, — кивнула девочка и отошла в сторону. Решетка отодвинулась странно, непривычно — разобралась часть стены, после этого прутья ушли в бок. Вампирша отбежала в дальний угол, осталась там, пока Глейна толкнули в клетку. Прутья вернулись на место.

В голове Глейн перебирал тех, кто мог бы ему помочь. Кэйсар? Скорее всего, обошел это место и ждал его на пути дальше. Волноваться начнет дня через два. Морана никогда не могла его спасти, потому что, просить о помощи ее означало просить демона. Луц, конечно, мог идти этой дорогой, но его пустят в город, скажут, что Глейн ушел не так давно, и Луц отправится догонять. Ощущения опасности не было, хотя Глейн верил: Хемминг мог бы убить, если он упрется. И странно, Глейн никогда бы не подумал, что в нем столько принципиальности.

— Ты себя плохо вел? — спросила девочка.

— Очень, — кивнул Глейн. Когда его разоружали, он поранил одного из послушников, тут же сам себя испугался, перевернул нож рукоятью к Хеммингу и отдал. Теперь сидел на небольшой деревянном стульчике, лицом к прутьям клетки, спиной к вампирше.

— Мне тебя нужно съесть?

— Нет, — Глейн сначала ответил, потом до него наконец дошло, о чем спросили. Но девочка выдохнула облегченно:

— Это хорошо, что не надо. Не то чтобы я хотела… Но ты мне понравился.

— Тебе спать не пора? — Глейн этим вопросом скопировал Варина, который так же спрашивал, когда ученики его донимали. Спать пора было, когда разрешал сам Варин, и если тренировка заключалась в том, чтобы три дня идти куда-то без отдыха, то спать никому было не пора.

— Я думала, ты расскажешь мне интересные истории…

Стоит сказать: «Интересные истории» — и любые мало-мальски занимательные выпадали из головы.

— Про кого?

— Про Охотников. У вас же интересная жизнь… много путешествий. Много людей.

Ну да, а еще убитых монстров на пути, в том числе вампиров. Глейн за три года таких с десяток прирезал. Возможно, Хемминг был прав: те относились к людям, как к мясу.

— Есть один Охотник, которому совсем не отдыхается, — сдался Глейн. — Надолго нигде не задерживается. Еще не всех перерезал, а годы уже к тридцатнику. Скоро пора будет успокоиться…

— И что же он станет делать, когда успокоится?

Глейн думал, что Хеган ляжет и сдохнет. Такие как он не доживали до старости, не брали учеников. Они просто умирали.

Для Глейна то время, когда ему понадобятся ученики, казалось далеким. Он почти верил, что однажды совершит фатальную ошибку и его повесят свои же.

— Остепенится. Купит замок, обзаведется семьей. Посадит в будку своего ручного вампира… — опомнившись, Глейн развернулся, но девочка слушала с интересом, не шарахалась. Сделать ее таким же, как Бедвир? Свои засмеют. Бедвир не только разведка, он еще и сила, а от ребенка, тем более девочки — какой прок? Да и даже если на ней будет ошейник — Глейн отсюда ее не сможет вывести, а у Хемминга появится больше причин убить его.

Хемминг пришел к прутьям, когда девочка уже спала, а Глейн продолжал сидеть у самой решетки в ожидании.

— Я думал, мы договоримся, — начал священник. — Но я вижу, что нет… Я не спал всю ночь, Глейн. Мне не нужны напрасные жертвы. Давайте сделаем так — вы уходите от нас с миром, сохраняете нашу тайну. А я никому не расскажу, что вы приставали к одной из наших воспитанниц.

— Я не… — начал Глейн, но понял, замолк и продолжил через некоторое время: — Я понимаю, вы думаете, что поступаете правильно. Но это не так.

— Некоторые чужаки понимают, некоторые нет… Ты не видел этой деревни раньше. Я мечтал о таком месте, но людей надо держать в клетке, чтобы сделать счастливыми. Не заставляй держать в клетке и тебя.

— Меня будут искать.

— Тогда убивать, — спокойно возразил Хемминг. — Правда. Я еще никогда этого не делал и не хочу покупать наше спокойствие еще более дорогой ценой.

* * *

Глейна удивило, что черно-белый крупный пес остался в зарослях, не подошел ближе, только смотрел на него и иногда приветливо махал хвостом. Прежде, чем Глейн успел его окликнуть, с тропинки впереди раздалось:

— Сэр Глейн!

Луц бежал к нему, громыхая латами. И при нем был походный мешок Глейна.

— Странный парень тут был. Я собирался дождаться в Сече, как условились, но он сказал, что тебе может понадобится помощь. Выглядишь усталым… Что-то случилось?

— Встретил монстра, с которым не смог справиться, — ответил Глейн. — Не важно. Пойдем.

Глейну стало понятно, почему именно Луца он взял с собой. Луц искренний, открытый, честнее Глейна. При нем Охотник не смог бы сказать: «Хорошо, только отпустите меня уже, и я никому ничего не расскажу и больше в вашу поганую деревню не вернусь». Луц расшибся бы насмерть, но вытащил девочку-вампира из подвала монастыря.

* * *

Глейн пытался оставить Луца в одной из деревень, убеждал, что вернется за ним, но рыцарь отказывался. Уговаривал Луца пока вернуться домой, поискать страждущих — да что угодно, только не ходить с ним в этот город — и все же рыцарь упрямо пер вместе с ним. И пялился на непривычно пустой город так, словно что-то сожрало всех и вот-вот нападет на них из-за угла.

Конечно, он был не так далек от истины, но все же.

Одно из немногих шумных зданий в городе — каменная таверна, где гудели песни, шумели мужские голоса. Вместо того, чтобы обрадоваться, Луц побледнел, схватился за рукоять меча.

— Если не смотреть им в глаза, они ничего тебе не сделают, — пообещал Глейн и распахнул дверь. Их обоих оглушило грохотом и светом, пока глаза, уши и весь организм Луца к этому привыкал, Глейн исчез, а дверь закрылась. Луцу даже показалось, что его бросили, но потом он услышал веселое:

— Качай коротышку!

— Качай!

И возражения Глейна:

— Я не коротышка!

Луц успел в гущу собрания людей в темных рясах, которые вели себя как напившиеся крестьяне, а не Охотники. Глейна он нашел по росту и по комплекции, потащил к себе и вцепился в него так, словно эти недосвященники сейчас будут его бить за облом веселья. Глейна в деле Луц уже видел, и ему правда было страшно от того, что тут пара десятков таких же, как он.

— Простите, — выпалил Луц, осторожно оттащил Глейна к двери и оставался в напряжении до того момента, пока эта толпа не прогремела новым взрывом смеха.

— Все в порядке, — заверил Глейн. — Мы друг друга знаем поименно.

В просторном светлом зале почти нет других посетителей, и Глейн признал в остальных людях спутников и друзей Охотников, которым не страшно было сунуться сюда, в самое пекло. Это успокоило: он боялся, что на него станут смотреть косо из-за того, что он притащил сюда Луца.

— Глейн, ну скажи, прямо как обычные собрания, только веселее, — Глейна за плечо перехватил рыжий Мэт, потащил к пустому столику, скомандовал тащить выпивку. Глейн все осматривался и не видел ни Бедвира, ни Хегана. Вот и хорошо, только их двоих тут и не хватало… С другой стороны, без Хегана как-то страшнее, чувствовал себя уже не так уверенно. Луц как новый в компании давно знакомых между собой людей поспешил за Глейном, протиснулся между людьми. Один из Охотников, плечистый детина, остановил его, весело предложил:

— Слушай, а ты вроде не слабак. Не хочешь силой помериться?

— Да, весело, — тем временем мрачно кивнул Глейн рыжему. — Сдохнем все завтра, и будет еще веселее.

— Чтобы ты и сдох? — продолжил тот, засмеялся. — Глейн, да все думали, что ты еще на тренировках сдохнешь. Потом — что ты и года не продержишься в Охотниках, и хорошо если сбежишь, а не сожрут. Но ты три года ходишь, а еще даже ранен всерьез не был! И мы же поначалу думали все, что ты просто по тавернам шляешься и в сараях спишь, а потом в книги глянули! Ба, а Глейн-то у нас молодцом.

Мэт усадил его за стол, ответить Глейн не успел — за спиной его собеседника, который наливал в кубок пива, вырос скалой Хеган. Живой, здоровый. Бедвир был прав: на нем все как на собаке, только три месяца назад Глейн его тащил на себе до ближайшего постоялого двора, а вот Хеган уже приперся на битву.

— Свалил отсюда, — скомандовал Хеган Мэту, и тот послушался — исчез, оставив бутылку на столе. Глейну же остался кубок, которого он не коснулся. Хеган приложился к горлышку, сел верхом на стул напротив. Глейн слишком давно его знал — если Хеган не попытался убить сразу, значит… ищет более подходящий момент. А им, во-первых, сейчас нужен каждый Охотник, а во-вторых, Хеган при других не рискнет убить своего же. Но темными переулками лучше бы не ходить в этом городе.

— Я не буду тебя тут убивать, — подтвердил его догадки Хеган. Прополоскав пивом рот, шумно проглотил. Хеган держался неровно и, похоже, уже был пьян. Глейн к кубку не прикоснулся — рядом с пьяным Хеганом лучше быть трезвым. На всякий случай. — Я тебе немного задолжал за то спасение.

— Нет, не задолжал, — отрекся Глейн, наклонился ниже. — Ты же думаешь, что там был торговый тракт и кто угодно мог услышать сигнал. В конце концов, твой вампир мог бы тебя дотащить, просто не унес бы сразу и твой мешок с головами, и тебя. Но на мешок-то тебе плевать… Так что ты не думаешь, что что-то там мне должен.

— Я хотел предложить тебе избавление от твоего «хвоста», — продолжил Хеган, словно и не слышал.

— А мне нравится мой «хвост», — возразил Глейн.

— Тогда поводок на него одень, — огрызнулся Хеган. Напряжение росло с каждой фразой, и от грохота Глейн вздрогнул, только теперь вспомнив: он забыл про Луца. Конечно, его тут не тронут: просто некому, да и не за что. Но этот звук — повод вскочить, прервать игру в гляделки с Хеганом и осмотреться.

Там уже собирались люди, вокруг массивного стола, за одной стороной которого сидел Луц, и выглядел он вполне собой довольным. За вторую половину уже садился следующий Охотник, протянул руку, их поставили локтями на столешницу. Раздалась команда, и Луц с ходу уложил руку противника на стол, костяшками вниз.

Пошатываясь, поднялся Хеган, опять хотел что-то сказать, но дверь открылась снова, и собравшиеся интуитивно затихли, как всегда бывало перед бывшими учителями.

Среди прибывших стариков оказался и Варин — осмотрел присутствующих, и Глейн не смог сдержать улыбки, детской радости от того, что снова встретился с ним.

Варин, найдя его глазами, только кивнул, потом еще кому-то, и прошел внутрь, впуская в таверну еще людей: еще двоих учителей и несколько подростков. Разом стихло веселье, Охотники замерли, кто где стоял, молча смотрели на вошедших, как в зеркало, показывающее их прошлое.

— Если вы все там передохнете, — начал отчитывать Варин, — то следом пойдут эти ребята. Исправлять ваши ошибки. Сдохнут после вас.

Старшему, наверное, лет пятнадцать, младшему около девяти. У Охотников отпало желание веселиться, больше не до выпивки. Дети вырастут, отправятся в свое путешествие. А потом начнут пропадать без вести, оседать сухими записями в книгах: «Был убит. Был сильно ранен и скончался». Обычно в первые пару лет отсеивались те, кто не годился в Охотники, у остальных же были все шансы жить до старости.

— Так что помните, что вас мало, заменять вас еще некому.

На этом официальная часть собрания закончилась, и детей выгнали обратно на двор, следом за ними ушли и трое из учителей. После этого гулянка закруглилась, Охотники расползались по комнатам.

Город был пуст, на постоялом дворе не осталось даже хозяев, и каждому досталась своя спальня: либо тут же, в таверне, либо в соседнем здании. Именно туда пришлось идти на ночь Луцу, потому что Глейна ждали, а его — нет. Бедвира по-прежнему не было видно, но никто из Охотников и не приехал со своей нечистью, из спутников тут оставались только люди. С другой стороны, с Хегана сталось бы и прибить вампира в подпитии.

Комната предназначалась только для Глейна, поэтому зайдя он поначалу впал в ступор: посреди кровати, под одеялом, лежал ком по форме напоминающий свернувшегося человека. Кто-то пьяный забрел, перепутал двери? Глейн раздумывал несколько секунд, потом двинулся будить гуляку.

— Простите, тут я сплю, — начал Глейн раздраженно, прикидывая, кто мог до такого напиться накануне сражения. Кого не было на празднике?

Стоило коснуться одеяла, и сработала «ловушка» — оно подлетело в воздух, а под ним оказался Кэйсар. Глейн успел заметить только довольную улыбку, а потом одеяло накрыло их обоих. Глейн отскочил почти сразу, но быстро опомнился и некоторое время потратил на то, чтобы отделить оборотня от своего одеяла, а отобрав — вышвырнул Кейсара на холодный пол, пояснил:

— Люди ночуют в соседнем здании. Нелюди — скорее всего по лесам.

— Не. В лесу ночевать невозможно. Там… эти, — Кэйсар повел плечами, снова попытался занять место хотя бы в ногах. — Или ты хочешь, чтобы я отправился в лес?.. Чтобы меня убили, а, Глейн? Или чтобы я вышел из твоей комнаты и меня убили ваши? Умнее ничего не придумал?

— Как пришел, так и уйдешь, — Глейн снова ловко подцепил его за шею и отправил на пол, легко пнул к двери. Оборотень не стал спорить — город пуст, можно выбрать любой дом, если там не стоит защиты. Да и сюда наверняка забрел просто так изощрено сказать: «Смотри, я тут. Я все еще готов отдать тебе долг».

* * *

Им оставили весь день на то, чтобы отдохнуть и выспаться. Днем из окна Глейн наблюдал, как уводили будущих Охотников, к замку в центре — и в безопасности, и, если что, можно вышвырнуть на поле боя. За Варином не заржавеет.

Стук в дверь отвлек Глейна от этого зрелища.

На пороге оказался Луц, и по бледности его лица Глейн понял, что ему все рассказали.

— Никто не требует у тебя идти с нами. Напротив, сначала пойдем мы, нам это привычнее, — мягко начал Глейн, ни о чем не спрашивая.

— Я так не могу, — заверил Луц, схватил Глейна за запястье, и Охотник едва не шарахнулся. Луц осознал ошибку, поднял руки, осторожно спросил:

— Я войду?

Всем бы быть такими вежливыми. Глейн посторонился, чтобы Луц мог войти.

— Поэтому я и говорил, что тебе не обязательно ходить за мной.

— Хеган тебя не трогал? — опомнившись, спохватился Луц. Глейн никогда и не спрашивал о том, что было после его бегства от Хегана несколько месяцев назад. Впервые понял, что стоило бы.

— Что он сказал?

— Что ты обманщик и лицемер.

— Не весть. — Глейн пожал плечами. И все же обидно. Значит, Хеган все знал. Даже если Глейн попал в Охотники обманом — он неплохо справлялся. Не отлынивал. К тому же чтобы стать Охотником, не обязательно быть сиротой, или чтобы родителей убили умертвия. Просто в семь лет Глейн себе не принадлежал. — Я ведь нигде и не говорю, что у меня убили родителей или вырезали деревню.

— А что тогда с тобой случилось? Разбойники? Просто сбежал из дома в поисках приключений?

— Просто сбежал, — кивнул Глейн, спохватился. Луц слишком правильный, он может начать уговаривать вернуться, показаться родителям, поклониться им и попросить прощения. Луц сел на край кровати.

— Я тоже просто сбежал, — выдохнул Луц, и Глейну опять стало стыдно. О себе он рассказывать не любил, но снова прослыть лжецом, который подстраивает свою ситуацию под собеседника, хотелось еще меньше, и Глейн поправился:

— Я… просто ублюдок, которого нагуляла мать и пытался за это убить отец. Я избавил их от себя.

Луц переварил эту информацию, кивнул:

— Ясно… Я законный. Старший сын. Отца до восемнадцати лет не видел — он все в походах был. Зато мать много про него рассказывала. Какой он героический, благородный. Читала книги, и вместо каждого рыцаря, убивающего дракона, спасающего даму, умирающего за короля, я представлял отца… Так нельзя говорить, но, Глейн, лучше бы он правда сдох.

— Я могу понять, — поддержал как мог Глейн. — Передо мной оправдываться не нужно.

Да и рассказывать не надо было.

— И вот мне восемнадцать, я готовлюсь быть благородным рыцарем, мне сковали доспехи, и возвращается отец. Я был разочарован — от красавца с картины там не осталось ничего. Я даже не поверил, что это мой отец. Он пил за троих, не давал покоя матери, лапал служанок, бил слуг и собак. А когда напивался, начиналось… Он рассказывал про свои походы. Совсем не как в книгах или в рассказах матери. Как грабил, как убивал… Он советы давал, как это делать лучше, Глейн! Как старший, умудренный опытом. Это было отвратительно. «Ты, парень, сразу к бабе не лезь, ты посмотри, не гноится ли там у нее». И меня готовил — жениться и в поход. Конечно, я сбежал.

— Я понимаю, — неловко согласился Глейн. — Все правильно.

— У Охотников лучше… Они и правда такие, как в книгах и легендах.

— Ну… Среди наших тоже есть ребята, которые падки на женщин. Или любят выпить. Излишне агрессивные, устраивающие драки в трактирах.

— Нет, Глейн. Я просто слишком стесняюсь рассказывать обо всем, что творил отец. Если вашим нравятся девушки и сами девушки не против — то лучше единственный порыв, чем заставлять кого-то ждать вас всю жизнь. Драки в трактирах обычное дело, половина народа туда ходит в них поучаствовать, а вторая половина — посмотреть.

— Скорее всего, дело в том… — Глейн попытался собраться с мыслями, при этом не глядя на Луца. — У нас есть свои правила. Нам их с детства внушают. Еще до того, как берут в ученики. Если ты отказываешься помочь крестьянам, потому что испугался, а не потому, что один с армией не справишься — тебе сломают пальцы. Если убьешь невиновного человека — тебя и самого убьют. Повесят. Тронешь девушку без ее согласия — оскопят. Но за мои три года службы такого не случалось. Девушки обычно сами… не против. За все остальное — на усмотрение учителя.

— Дисциплина, — просмаковал Луц. — Почему мне лет в десять никто не сказал, что такое рыцари и что лучше быть Охотником?

— Каждый для себя решает, что лучше, — пожал плечами Глейн. — Ты же ведь рыцарь? И именно такой, про каких читал в книгах.

* * *

Все началось на рассвете, в тумане. Давно было обговорено, на каком участке сколько Охотников, сигналы тревоги и прочее-прочее, что могло и не понадобиться. С Глейном вместе еще двое вышли дальше от каменных городских стен, в поля.

— Я, короче, с Нетопырями рубился. Один мне руку расшиб, сижу перевязываю. Тут чую — дерьмецом завоняло. Думаю, боится меня кто-то, — спокойно рассказывал Мэт, который шел впереди всех и иногда оборачивался проверить, не отстали ли спутники. — А нет… Выходит — вместо ног копыта, башка рогатая. Я за нож, а он меня за волосы взял, морду поближе придвинул и в лицо мне как дыхнет… «Не тот». Ребята говорят, у них тоже бывало. Кого-то из наших ищут что ли…

— Хегана? Кого у нас еще искать? — фыркнул Вайс.

— Мы как-то Хегана подобрали… Он тоже после встречи с одним из демонов был. Был бы он, не было бы тут Хегана. Давно бы утащили, — припомнил Глейн.

— Да, — протянул Мэт. — Это ж Хеган. Мы на жопу сели и: проходишь мимо — и проходи, милый демон. Людей не обижаешь, меня не трогаешь — ну и иди куда шел. Я тебя не видел, ты меня тоже. А Хеган не такой. Все, что не по Писанию, то убить.

— Поэтому его и пришлось до города тащить, — проворчал Глейн. Вайс не поверил, рассмеялся:

— И как? Ты дотащил? Не сломался.

Может, Глейн бы и ответил, но в утреннем тумане впереди начали вырисовываться человеческие силуэты.

Люди без челюстей, с седыми волосами, торчащими в разные стороны, со сморщившейся кожей, местами оплывшей, с ввалившимися глазами. И качались, как водоросли в спокойной речке. У Охотников тут же пропало желание шутить — Глейн потянул из-за пояса нож, Вайс зарядил арбалет, Мэт приготовил крюк на цепи. Возникло секундное замешательство, прежде чем Мэт как самый крупный и смелый первым подал голос:

— Эй! Гниль, из могил повылезавшая! А ну, обратно пошли, твари, пока бошки не поотрывал!

Глава 3

К ночи возвращались обратно, под защиту стен. Глейн шел к бочке с дождевой водой, брезгливо смывал с себя гнилую кровь, куски грязи и ошметки трупов. Место зачистки не менялось, жертв пока не появилось. Да, конечно, это было мерзко и страшно, но мертвецы неповоротливые, слабые. Рубить их все равно что косить рожь.

На второй день, спустившись в тишину таверны, Глейн обнаружил сидящую за столом Морану. Та поприветствовала задорно, помахав трубкой.

— Какого черта? — устало спросил Глейн.

— Сказала, что у меня от тебя будет ребенок, и пустили.

— Ты знаешь, что со мной за твою ложь на собрании сделают?

— Глейн, посмотри на меня и на себя. Как думаешь, кто-то мне поверил? — Морана засмеялась, но Глейн по-прежнему был серьезен, пришлось прибавить: — Не бойся. Я сказала твоему учителю правду, ничего тебе не будет.

— Правду, что ты ведьма, которую я уже три раза спасал, и один из них был от инквизиции? — Глейн сел наконец напротив, смотрел с вызовом. Выпивка была в их распоряжении, если хотели есть — кухня в правом крыле, еда в кладовке, только приготовить. Никаких слуг тут не осталось, весь город был вывезен на время, пока под стенами не перестанут качаться живые трупы.

— Ох, Глейн, ты бы сам себя давно сдал. Но нет, я сказала, что мы давние друзья и мне очень, очень-очень срочно нужно с тобой переговорить. Потому что твоя девушка беременна.

После секундного замешательства Глейн пнул ее стул. Варин мог спросить, обручался ли Глейн с кем-то, и если нет, а Морана правда ему про это соврала, то врежет как следует.

— А на самом деле что тебе нужно?

— Пришла купить кое-что.

— Все лавки закрыты. Возвращайся.

— У тебя же купить. Глейн, с твоим везением ты постоянно куда-то влипаешь. Давай так — я дам тебе метку, — Морана подвинула ему по столешнице перстень: массивный, с красным камнем и почерневшим металлом, — ты сможешь трижды вызвать сильнейшего из демонов, и он должен будет убить всех, на кого ты покажешь. Укажи короля — убьет короля. Укажи другого демона — убьет его. Скольких пожелаешь за раз. Рано или поздно ты же влипнешь так, что не вылезешь. И твой оборотень тебя не вытащит, и рыцарь с тобой же умрет, один панцирь останется. Так ведь?

— Это, вроде как, не твое дело, — огрызнулся Глейн, но Морана не обиделась — протянула руку, погладила его по щеке, словно ребенка, поцеловала в висок. Охотник не уклонился.

— Глейн, мы все тебя очень сильно любим. Он говорил, что готов один раз тебя спасти, я рассмеялась ему в лицо и сказала, чтобы он тебя за дешевку-то не считал. Но если тебя убьют, а тебя рано или поздно прижмут и убьют, то нам всем будет очень грустно и плохо. Мы привязались к тебе, даже я привязалась. Я могла попытаться купить любого из ваших, но я хотела бы, чтобы это был ты. Чтобы я могла спасти тебя.

Глейн расслабился от ее прикосновений.

— Чего он хочет?

— На каком участке сражается один из ваших?

— Кто?

— Э, нет, Глейн. Ты сначала печать возьми, а потом уже говорить будем, — улыбнулась Морана, но руку убрала.

— Ему нужен Хеган?

— Ну да, у вас же кроме Хегана никого больше не существует. А вдруг у Кроноса тут сын от обычной женщины?

— Тогда этим сыном был бы Хеган, — пожал плечами Глейн, щелчком откинул перстень к ведьме. — Я не похож на дурака. Любого тут напои, что угодно предложи — они не скажут, где Хеган. Они не идиоты. Он страшен и когда он за нас, а когда против нас — вообще кошмар наяву.

— Я же говорю — это не Хеган, — Морана поднялась. — И любого из Охотников мне тоже не надо. Кронос может вести свои игры, а я хотела спасти тебя. Но если ты в себе уверен — не умирай, Глейн.

— Постараюсь, — отозвался тот.

* * *

В предрассветной тишине стелился туман, когда начинались нападения.

— У него когда-нибудь кончатся трупы, — сквозь зубы прошипел Мэтс. Он был старше Глейна лет на десять, через висок к уху тянулся старый шрам. Такой как Мэтс даже когда рясу снимал, оставался Охотником.

— Ну не скажи, последние уже посвежее выглядят, — глухо рассмеялся Вайс. Новые фигуры проявились в тумане. Глейн пытался отдышаться, уперев руки в колени. — Живой?

Глейн махнул рукой, остальные переглянулись.

— Ты пока отдохни, потом догонишь, — Мэтс хлопнул Глейна по плечу. — Мы справимся. Смотри, чтобы тебя не сожрали.

Оставлять его не опасно — зачистка шла от стен дальше, вглубь полей. На открытой местности все довольно просто, только Глейну выносливости не хватало столько драться, и предложенные пару минут отдыха он принял с благодарностью. Оба Охотника исчезли в тумане. Где-то звенело оружие, слышался нестройный гул. Глейн отдыхал недолго — еще два глубоких выдоха. Встряхнул правой рукой и побежал догонять. Едва не нарвался в тумане на еще две фигуры, более низкие для Охотников. Но Глейн успел вовремя отвести руку, размахнуться…

И так же вовремя остановил лезвие ножа у ребер старика. Тот живой, моргал вполне осознанно, крестился и ругался не звериным воем умертвия, а вполне человеческим. Рядом за руку цеплялась босая девочка в платье. Глейн убрал нож за спину, поклонился:

— Доброе утро.

— В задницу себе свое утро засунь! Напугал, падла! Че с ножом тут бегаешь, и так страшно! На кого охотился, а?

— Зачем вы тут? Разве жителей не увезли? — поморщился Глейн, отделяя мысленно речь от оскорблений.

— Куда увезли? Совсем, что ли, остервенели… Нам говорили, праздник в городе. Король будет. А они что, всех жителей подальше угнали?

— Праздник? И много людей на него идет?

— Да, пожалуй, и много, — кивнул успокоившийся дед.

Вот они и свежие трупы, и пополнение армии.

* * *

Хотя выступать нужно было уже на рассвете, совещание затянулось до поздней ночи. Охотники составили все столы в центр, образовав один большой, будто для пира. Только вместо песен орали, кто во что горазд:

— Сразу нужно было искать некроманта, а не рубить его кукол.

— Чтобы найти некроманта, нужно было сначала всех вырубить. А потом уже шарить по лесам. А то пока шаришься…

— А то мы не искали! Разминаться ходили, нам же больше делать нечего!

Глейн молчал, прямо напротив него сидел Хеган, и он, казалось, и не слушал. Ковырял ногтем стол, даже не смотрел на присутствующих. А взгляд все-таки почувствовал, перехватил и нахмурился. Глейн тут же отвернулся.

— Тихо, — веско произнес Варин. От остальных учителей Глейн за все время еще ни слова не слышал. — Делимся на две группы. Одна спит, другая прошаривает окрестности. Потом меняетесь. Крестьян, что идут в город, проводим через умертвий, оставляем за стенами. Если вашу защиту не прорвут, то всяко безопаснее. Мальчишки из новеньких пока здесь посторожат на случай, если вы кого-то пропустите… Слышите, нет? — последнее громче, и Охотники мрачно кивнули. Глейн мысленно прикинул, в каком возрасте он мог бы справиться с зомби. С одним? С несколькими? Лет с пятнадцати, наверное, смог бы. А сколько там пятнадцатилетних привели?

— Трое в команду искать некроманта. Мертвецов не трогайте, экономьте силы, — продолжал второй учитель, и голос его оказался неожиданно скрипучим, словно у старика. — Пока отдохните, мы раскидаем по командам. Местность больше не прочищаем, сосредоточьтесь на дорогах к городу.

* * *

— Хеган пойдет, — произнес Херт, тот самый учитель со скрипучим голосом. Сел к камину, отстегнул деревянную ногу от культи.

— Тогда Глейн идет с ним, — отозвался Варин, остальные двое обернулись посмотреть на него. Третий учитель, Слаз, проворчал под нос недовольно:

— Варин, он, конечно, выжил и Слава Господу. Но ты не сравнивай.

— Это вы не сравнивайте. Глейн парень изворотливый. Попал туда, где ему силы не доставало, и везде умом брал. Когда еще я его сопровождал, оборотни девочку утащили. Стая. Оставили живой, думали родителей сожрать или тех, кто явится за ней. Девочка светловолосая, похожая на него. Глейн переоделся в рубашку. Пришел к ним, сказал, что он ее брат, просил взять его вместо сестры. А когда его сожрать попытались — тогда уже нож достал. Врасплох застал.

— И что?

— То, что Хеган слишком прямой для подлости. И слишком въедливый. А еще… крышу у него снести может, у него с некромантами свои счеты.

— Разве не с оборотнями? — глухо спросил Слаз.

— В записях ошибка. Я говорил с Хекком, его учителем. Он рассказывал, что вытащил его из замка некроманта.

— Некромант позже был, — просипел Слаз. — Уже лет в тринадцать. Хеган в его замке дня два от силы пробыл. Уверен, с ним случалось дерьмо и похуже.

— Я не буду спорить. Дайте ему Глейна.

— Он его похоронит где-нибудь на обратном пути, — подал голос Херт. Варин поморщился:

— Это еще почему?

— Мальчишки рассказывали, что-то они не поделили.

Варин усмехнулся — «мальчишки». Тридцать пять старшему из Охотников, девятнадцать младшему.

— Получается, Глейн не слишком умный, раз перешел дорогу Хегану.

— Или Хеган слишком много себе позволяет, раз стал на других срываться… Я не думаю, что любой из них поставит личные интересы превыше задания, — закончил Варин. — Там, где Хеган полезет напролом — Глейн попробует найти обходной путь. Там, где Глейн проигрывает в силе, Хегану работы на пару минут. Дайте им того, кто будет их разнимать, и отличная выйдет команда.

* * *

— Я не пойду с Хеганом, — Глейн выглядел разочарованным: столько ждал, когда у учителя появится время с ним поговорить — и такие новости. Слишком хорошо Глейн знал Варина, сразу после сказанного зажмурился и сжал зубы, получил удар в челюсть.

— Повтори, — скомандовал Варин. Он еще дважды спросит, но Глейн сдался после первого — языком ощупывая зубы, признал:

— Я был не прав. Хеган самый сильный, и я многому мог бы у него поучиться.

— Из-за чего вы грызетесь? — смягчился Варин, осмотрел свои костяшки. Он никогда не бил вполсилы, но все же левая рука слабее покалеченной правой.

— Девушку не поделили, — соврал Глейн.

— Хегана с девушкой никогда не видели.

— Все бывает в первый раз, — пожал плечами Глейн, но смотрел в сторону. Мог бы сказать, но челюсть и так болела. Зачем лишний раз получать за правду? А так, может, и не узнает никто. Не сдаст же его Хеган?

— Глейн, Хегана никогда и не увидят с девушкой. Давай так, ты говоришь правду, а я обещаю закрыть на это глаза.

— Это мы уже проходили, — Глейн отступил на два шага назад. — Надо, значит надо. А тянуть из меня, с кем и почему я грызусь, это уж, будьте добры, не теперь.

— Я хотел помочь.

— Не надо, — Глейн проговорил негромко. — Хеган меня за дело гоняет. Если прирежет — будете знать, что правильно поступил.

— Его самого за убийство Охотника четвертуют, — огрызнулся Варин, и Глейн наконец посмотрел на него — как на наивного ребенка, сказавшего глупость.

— Хеган стоит десятка Охотников. И прежде чем он десяток их не убьет, ничего ему не будет.

— С каких пор Хеган исключение?

— С очень, очень и очень давних пор, — протянул Глейн. — Я рад, что с вами все в порядке. Которые из ребят ваши ученики?

* * *

Внезапно с ними отправили Ёмина — немого Охотника. Немым он был не всегда, раньше отличался веселым и взбалмошным нравом, потом кто-то отрезал ему язык, и с тех пор Охотник был мрачен. Глейн смотрел на него долго, пытаясь понять, каким образом тот должен разрядить обстановку. Тихий и быстрый — это точно, скорее всего, его поэтому и выбрали. И разнять если что сможет, по крайней мере, поднять Глейна над землей — и Хеган уже не достанет.

Хеган тоже немногословен, поверх рясы — обрывок ткани, Охотник был замотан от шеи до самого носа. Наверное, ему холодно. Все эти дни Глейн не видел Бедвира, впрочем, как и остальную нечисть, что подчинялась Охотникам. Если не запрещено — не значит, что этим можно хвастать.

Кэйсар тоже после первой ночи в город не наведывался, словно обиделся. При Луце оборотень появлялся редко, иногда выходил к костру, чтобы Глейн почесал за ухом, иногда мелькал в лесу, но к рыцарю так и не привык. Жаль, Глейн продолжал надеяться, что они подружатся.

Ждали предрассветного тумана, чувствуя, как пекло спину чужими взглядами.

— Хеган, — окликнул Глейн спокойно, протянул руку для рукопожатия. — Давай потом разберемся.

Хеган безразлично ее пожал, и Глейн почувствовал детскую робость от того, что этот человек, которого все считали легендой, признал его.

* * *

То, что у непривычных людей вызывало бы мистический ужас, в Глейне порождало только робкую оторопь. Тени ходили вокруг них, шуршали дальше, к городу, загребая ногами землю. Стонали что-то невнятное сгнившими связками, и Глейн чувствовал себя в чистилище — толпа живых мертвецов, а они трое шли в другую сторону. Мертвые были достаточно далеко, чтобы не обращать на них внимания. Иногда кто-то вываливался из тумана, Хеган взмахивал ножом, и труп падал без головы. Обыденно и привычно, будто каждое утро в эти поля за картошкой выходил.

Территория возле города проверенная, там никого кроме трупов не осталось. Будь некромант рядом, они поняли бы сразу — в его присутствии мертвецы становились более разумными, он управлял ими, как марионетками. Но больше всего Глейн боялся услышать, как где-то зовут на помощь. Они могли и не успеть.

— Мы отклонились, — Глейн остановился, когда Хеган попытался увести их в сторону леса.

— Там лесничего домик. Его никто не проверял. Не в землянке же он сидит, — Хеган пояснил так, словно сделал этим одолжение. Но пришлось ему поверить — это они около стен зачищали, а Хеган мало ли куда успел дойти.

Глейн наблюдал за его спиной в тумане и не мог понять — что не так? Хеган какой-то слишком добрый, слишком беззащитный что ли. Навыки боя — они остались, а вот поведение вроде и то же, но есть в нем что-то. Человеческое что ли.

Пуста была сторожка лесничего, в ней оказались перевернуты и разломаны лавки, а стол выброшен на улицу. Когда вокруг ходили живые мертвецы и пока еще живые люди, Глейн воспринял это как: «Крови, трупов нет — и ладно, куда дальше?»

Дальше через реку, к летнему дому с садом. Где-то там было первое нападение. Глейн отметил, что от кладбища они все дальше, но не возражал. Если Хеган сейчас развернется и скажет: «Ой, все, дальше без меня», — то Глейн раскрутился бы на месте и пошел в ту сторону, лицом к которой остановился. То, что делал Хеган было хоть как-то полезно.

На путь ушел весь день, уже не то что тумана не было — смеркалось. Лучше всего казалось проверить дом и остаться в нем на ночь, но Глейн этого не предлагал, иначе решат, что им навязали слабого Охотника, который уже устал.

Слова о первом нападении стали сочнее, приобрели краски, и цвет их — алый. Выломаны ворота, вытоптана трава. Дверь — в щепки. Глейн задержался у забора, осмотрел сад — ухоженный, еще не успевший зарасти. Тут жили люди. Возможно, кого-то из хозяев или слуг этого дома Глейн не так давно зарубил у стен. От человеческого горя всегда не по себе, а живые мертвецы — самое отвратительное проклятье. Вампир или оборотень еще мог оставаться человеком — умертвия же теряли характер, превращались в опасный мычащий скот, и годились только умереть.

Хеган осмотрелся тоже с чем-то вроде жалости, и Глейн смотрел на это, как на чудо. Хегану жаль. Да у его цепи было больше жалости, чем у него.

Заметив взгляд Глейна, он еще попытался изобразить: «Ах, какой я злой, так что не расслабляйся», — но момент уже был упущен.

Внутри темно, тихо. Напротив двери темнела лестница на второй этаж, как разинутая пасть исполина.

— Может, привал? — предложил Глейн, заранее зная, что его не услышат. Время подгадал такое, чтобы не услышали. И от звука его голоса дом проснулся, превратился в разоренный улей.

В нем начало шуршать по нарастающей, и вместо привычного уже мычания что-то более осознанное, но по-прежнему нечленораздельное. Стоило Глейну броситься в одном направлении, к главной комнате — Хеган перехватил его за шкирку, второй рукой удержал Ёмина, потащил ко второму этажу.

— Мы нашли, — пояснил Хеган. Глейн на секунду поверил, что Хеган просто скормит его мертвецам, когда тот пихнул его к лестнице.

Мертвецы не шатались, стояли вполне уверенными, спокойными и наблюдали сверху вниз за Охотниками. Так непривычно, что это зрелище пробрало холодом по позвоночнику. Не верилось, что этим тоже голову срезать достаточно. Хеган остановился сзади — прикрывал спины. И снова отвлекся, когда со второго этажа послышалось что-то, похожее на погремушку. Нечто с шелестом подкатилось к лестнице, и остальные марионетки расступились, дали дорогу… чему-то.

Говорили, что некроманты не только могли поднимать мертвецов. Иногда они и сшивали их в причудливые куклы. Почему-то Глейн вспомнил об этом только сейчас, глядя, как в лестницу впились несколько неестественно длинных рук. Оно было похоже на то солнце, каким рисовали его дети: комок мяса в центре и лучами от него руки, никаких ног. На несколько секунд оно зависло, приноравливаясь к лестнице, и за это время Хеган произнес:

— Этот мой.

— Никто и не спорит, — выдохнул Глейн, и, прежде чем успел договорить, вся лавина бросилась к ним. Солнце из рук — безошибочно к Хегану, словно у них старые счеты.

Глейн забрал тех, что сбегали по лестнице. Ёмин — первый этаж, дверь и, вытеснив их, вывалился драться в сад. На него с Глейном пришлось где-то по пятнадцать мертвецов, более быстрых, чем те, с которыми им приходилось иметь дело. И все же никто из них не променял бы своих врагов на всего одного противника Хегана.

Того с сшитым трупом швырнуло в боковую комнату, Существо снесло косяк, загребло мусор отставшей рукой, подтянуло ее за собой, снова бросилось с шипением, но звон охотничьей цепи заставил его быть потише. В конце концов, Хеган всегда справлялся, кто бы ему ни подворачивался. Сколько бы рук у этого кого-то ни было.

Глейн наткнулся на старика первым, сначала принял за покойника, с его белым лицом и запавшими глазами. Но в момент его появления все отрубленные конечности, безголовые трупы, потянулись разом к Глейну, схватили за руки и ноги и оставили напротив высокого старика.

— Не ты, — прошипел тот, повернулся к первому этажу, где еще шла драка. — Хеган ведь с вами? Где он?

Приехали. Всем нужен Хеган. Но, пожалуй, и к лучшему — будь Глейн им, мог бы, наверное, сейчас ножом под ребра получить. Он молчал, прислушиваясь к происходящему на нижнем этаже. Тут ничего не сделать — Хеган закончит, и сам поднимется, даже если ему орать: «Беги, тебя тут ждали!»

— Хеган! — крикнул старик, тут же зашелся кашлем. Снизу все стихло мгновенно, Глейн почти поверил, что его спутники притаились, но нет, скорее, этот человек остановил мертвецов, чтобы те не мешали ему. — У меня один из ваших. Я ему конечности оторву, потом пришью обратно как попало и отправлю на вас же.

Этого еще не хватало. Глейн попытался вывернуть руку, но из-за присутствия некроманта и его личного контроля, та держала крепко, как настоящая.

— Или просто сердце ему вырву и на вас натравлю.

Это договорил уже у самого лица, и Глейн отвлекся от своих попыток высвободиться, смотрел в глаза со старательностью примерного ученика. Обидно, что так попался, но он знал ответ Хегана еще до того, как с нижнего этажа послышалось:

— Я не сделал бы лучше. Давай, старик. Убей его.

— Ты врешь, — прохрипел тот, отвлекшись от пойманного. Глейн снова попытался вывернуть руку. Некромант отвлекся, поэтому стала слабее хватка.

— Нет. Мне запретили его убивать, но у тебя получится, я уверен, — Хеган даже нож убрал, хотя за его спиной поблескивало что-то, шевелилось, и Глейн узнал в этом все того же монстра, с которым дрался Хеган. Секунду-другую старик еще не верил, и в эту паузу замешательства ослабил захват. Глейн попытался действовать быстрее, угадав, что произойдет дальше. Потому что если его смерть не напугала Хегана, то зачем оставлять его в живых? И все же Глейн не успевал, и старик замахнулся посохом.

Глейна сорвало с места, за ткань рясы потащило в угол, над ухом зарычал кто-то, пока к ним снова подбирались ополовиненные и безголовые тела. Но старик уже спускался вниз по лестнице, туда, где за спиной Хегана раскидывал конечности монстр, состоящий из одних только рук. Глейн быстро вытащил ткань рясы из зубов черно-белого пса, пообещал себе поблагодарить его потом, расшвырял пинками ползущие к нему куски трупов. Никто больше не контролировал их напрямую, они стали привычно слабыми.

— Ты убил моего брата, — рассказал некромант. — Семнадцать лет назад.

— Это не мог быть Хеган, — Глейн начал спускаться, старик обернулся к нему, и снова вскинулись те части, которые только что беспомощно царапали доски. Глейн задержался разобраться с ними, мельком глянув вниз. Длинные руки чудовища были как трон вокруг Хегана, а он оставался спокоен настолько, что, казалось, успел поладить с этим монстром, и теперь оно — его личное.

— Нет, это он. Не просто убил, — продолжил некромант, глядя прямо в глаза. — Вырвал глаза. Вспорол живот. Жег его, пытал… По частям его резал, а потом голову его оставил на праздничном блюде… Безглазую, с вырванным языком.

Надо признать, очень похоже на Хегана. Тот по-прежнему не шевелился, ждал своего противника. Если руки из-за спины попробуют атаковать — Хеган отмахнется и продолжит смотреть вверх. Некромант и не торопился подходить, и Глейн только теперь понял, в какой они ситуации. Понял, мельком глянув в окно, — мертвецы подбирались ближе, их набралась толпа. Нужно было брать некроманта в кольцо и добивать, иначе у них начнутся проблемы, из которых Хеган, может, и выберется, а вот Глейн — точно нет.

К тому же, здесь был Кэйсар. Он тут, конечно, только из-за Глейна, и очень не хотелось бы, чтобы из-за него же и умирал.

Отвлекшись на оборотня, Глейн упустил тот момент, когда между ним и некромантом появился еще один участник.

— Брат твой, говоришь, — оповестил о своем присутствии Бедвир. Все мертвецы, даже чудовище за Хеганом, моментально забыли о том, что должны сражаться с Охотниками, они устремились к центру лестницы, на защиту хозяина, облепили его и Бедвира. И в следующую секунду опали, как им и положено, мертвыми кусками мяса.

Бедвир вгрызался в сухое горло, как пес в кость, с таким же рычанием. Когда подошел Хеган, дернулся и не отдал ему труп, продолжил пить.

— Дорвался, — прокомментировал Кэйсар, который только что был псом, а теперь заворачивался в обрывки занавески. — Я бы тоже сейчас мяса пожевал, да только оно тухлое уже все.

К вампиру, который казался комичным, сейчас и подходить было страшно, даже Хеган оставил его в покое, явно собирался в обратную дорогу. И Глейн, без возможности спуститься, пока занята лестница, окликнул:

— Эй! Тебе ж тогда тринадцать было!

Хеган обернулся, взгляд был такой же стальной, каким он смотрел на некроманта.

— Он же врал… Перепутал, — неуверенно продолжил Глейн. Когда Глейну было тринадцать, он еще не мог справиться с некромантом. Те окружали себя армией мертвецов, нужно было дорогу трупами завалить, чтобы к ним прорваться. Хеган что, родился легендой?

— А если нет? — спросил спокойный Хеган.

— Эй.

Глейн вздрогнул — оторвавшись от еды, Бедвир смотрел на него горящими глазами, сам он был нервный, движения дерганными.

— Не трогай его, понял? — скомандовал Бедвир, и Глейн вздохнул — он ведь спас от Хегана эту тварь, а тот теперь вот как. Сам за Хегана заступается. Бедвир медленно пришел в себя, посмотрел на труп в руках, поднял взгляд к Кэйсару, рукавом вытер лицо, от этого вопрос получился глухим:

— Доедать будешь?

Кэйсар оскорбленно фыркнул, отказавшись. Пользуясь затишьем, Глейн обошел вампира, проскользнул мимо Хегана, выбрался искать Ёмина как единственного еще нормального в этой компании.

И нашел его труп на крыльце дома. Хеган толкнул Глейна плечом, вышел на улицу, так же продолжил идти дальше, словно ничего и не случилось. Только через пару шагов окликнул.

— Ты идешь? Или собираешься ему могилу копать?

— Он один из нас, — напомнил Глейн. — Нас с тобой так же однажды убьют.

Хеган посмотрел на него, как на ребенка, потом на труп в такой же рясе, как на нем и Глейне, потом решился на откровение:

— Когда меня убьют наконец — это будет лучший день в моей жизни.

Глейн мстительно прибавил то, что слышал от Бедвира в последнюю встречу:

— Неа. Ты бессмертный.

* * *

Когда они вернулись в город и объявили о победе, все уже были слишком вымотаны, чтобы праздновать. Обещали это отметить потом, сначала проспать неделю. И как-то сразу в городе стало тихо. Глейну было знакомо это чувство, когда дороже любого праздника, еды или веселья возможность как следует отдохнуть.

Глейн же мечтал о бане с горячей водой, но до поздней ночи там было слишком тесно и многолюдно, и ему пришлось сидеть с Варином, который молча пил и ни о чем не спрашивал. Все завтра.

— Хеган правда с тринадцати убивал? — заговорил Глейн. Учитель вздохнул так, словно ему ну вот очень нравилась эта тишина, в которой они сидели, зачем ее прерывать таким дурацким вопросом?

— С двенадцати, — ответил Варин. — Хекк говорил, что Хегану на самом деле на год меньше, чем по бумагам. Ему тридцать только через несколько месяцев.

— Он какое-то чудовище? Полудемон?

— Обычный, — Варин на всякий случай налил и Глейну. — Вы помирились?

Глейн отозвался каким-то невнятным звуком, но все же однозначно похожим на нет.

— Что ему будет, если он меня убьет?

— Он не дурак убивать Охотника.

— У него такой взгляд, что я в это как-то не верю… Интересно, народ из бани уже разошелся?

— Сходи проверь, — тут же посоветовал Варин и, на случай, если Глейн не решится, поднялся сам, прихватив со стола бутылку. — А я спать. Зная ваших, завтра с утра отмечать начнут.

— Они сутки проспят, — возразил Глейн, а все же отправился к пристройке.

Пар еще шел из трубы, но внутри не слышно было голосов, плеска воды, значит народу не так много. Войдя, Глейн заметил только одного человека, вздохнул спокойно, начал расстегивать пуговицы рубашки. С запозданием до него дошло, что единственный человек тут — Хеган, и пуговицы он продолжил расстегивать медленней, ушел от взгляда Хегана, опустив глаза ниже, и замер, словно напоровшись на лезвие.

* * *

Варин, сам бывший Охотник и все же учитель, поймал его у кровати за горло, сначала едва не сломал шею, потом присмотрелся и спросил:

— Какого?

— Я могу тут спрятаться? — попросил Глейн. Он был бледен, его трясло, в последний раз Варин видел своего ученика таким лет пять назад.

— Пошел нахер.

— Учитель, правда. Вопрос жизни и смерти. Он меня убьет. При любом из Охотников убьет, а при вас не станет.

— Глейн, мне пятьдесят семь. Если у меня будет ночевать мальчишка из учеников, у которого своя комната, я потом до смерти не отмоюсь. Так что иди к черту и помирись с Хеганом!

— Я не смогу помириться с ним, потому что без башки это будет сложно сделать!

Варин прислушался — постоялый двор, который несколько часов назад казался таким же вымершим, как весь город, теперь гудел тревожно. Правда, может, случилось что?

— Глейн, вали. Если Хеган тебя прирежет, значит я зря время на тебя тратил.

* * *

У Луца тоже рефлексы, и с кровати он вскинулся, стоило только открыть дверь. Но при виде Глейна успокоился и лег снова спать.

— Нет-нет-нет! — Глейн бросился его тормошить. — Луц, вставай! Нам надо уходить отсюда. Бежать!

— Почему? — не понял Луц, но из-под одеяла выбрался. Глейн быстро начал одевать его в латы.

— У нас с Хеганом истек срок перемирия, он ищет меня, чтобы убить.

— Да ладно, Хеган не станет при ваших…

Очень вовремя, как раз в эту секунду, с улицы послышалось:

— Где этот ублюдок мелкий?!

Глейн многозначительно поднял палец вверх и быстрее справился с латами. Луц замолк, активнее засобирался.

* * *

Все холоднее становилась осень, а ночевки в лесу менее удобными. Приходилось искать место для ночлега под крышей.

— Знаешь, когда я один путешествовал, было сложнее, — рассказывал Луц. На горизонте вдалеке виднелся забор: то ли деревня, то ли небольшое владение. В любом случае уже темнело, холодало, хотелось верить, что дальше идти не придется. — Открывали дверь, видели здоровенного рыцаря и говорили, что мест нет. Боялись. В замки пускали охотнее, но попробуй их найти, эти замки.

— Я слышал, хотели сделать специальные домики, где нам можно будет ночевать, чтобы не напрашиваться к жителям, — вспомнил Глейн. Он был завернут в шарф до глаз. Кажется, Луцу несмотря на все висящее на нем железо не было холодно, а вот Глейну — до дрожи. Из города, около которого убили некроманта, они спешно сбежали всего дня три назад, а уже так изменилась погода. К тому же в полях ветер пробирал до костей.

— Почему не сделали? Отличная идея, — поддержал Луц.

— До сих пор обсуждают, — вздохнул Глейн. — Если Хеган сдохнет, никому не оставив заработанное, то его денег хватило бы на такие вот домики.

— Нет, ну Хеган ведь еще не стар. Он может жениться на достойной девушке, оставить все ей и детям, — рассудил вслух Луц. Наверное, Глейна это чем-то задело и всю оставшуюся дорогу до ворот он молчал.

Они вышли к большому крестьянскому владению. Из тех, где хозяину кроме детей помогали нанятые работники, слуги. Открыл, правда, сам хозяин — плечистый мужичок. Сначала хмурился, рассматривая Луца, потом перевел взгляд на Глейна, и лицо его стало более приветливым.

— Добрая ночь. Охотник хочет переночевать тут?

— Со спутником, — кивнул Глейн. — Я могу заплатить, если нужно.

— Отчего бы и не заплатить, — согласился хозяин. — Много не возьму. Я покажу, куда можно пройти, но там уже есть гость.

— Ничего, — радостно согласился Луц. — Мы совсем не против тесноты.

Глейн старался не ходить по торговым трактам, потому что и нечисть туда особо не лезла. Поэтому встретить в хуторе на окраине еще одного путника — странное совпадение. В том, что это не совпадение, Глейн убедился, когда хозяин привел их в маленькую пристройку, по-видимому, для слуг. Сейчас она пустовала, потому что недавно закончился сбор урожая, и для троих тут оказалось места достаточно. Пообещав прислать кого-нибудь из слуг с ужином, хозяин, по-прежнему бодрый в такой поздний час, ушел. Луц снял перчатку, прежде чем протянуть руку второму гостю.

— Доброй ночи. Мы тоже оказались в этом месте застигнуты ночью. Я Луц, а мой спутник Глейн, а вас?..

— Его зовут Кэйсар, — произнес стоящий в дверях Глейн. Парень поднялся из-за стола, улыбнулся рыцарю вполне дружелюбно.

— Мы же встречались, — приветливо напомнил он. — Забыл?

— Простите? — извинился Луц. Кэйсар явно наслаждался происходящим, отступил на шаг назад, упал, и в следующую секунду из его одежды выбрался черно-белый крупный пес. Луц шарахнулся, но взял себя в руки, кивнул:

— Да, я помню.

Кэйсар не показывался ему на глаза. Но во время ночевок в поле, когда полагал, что рыцарь заснул, подходил к Глейну. Иногда устраивался к нему под бок большой собакой, грел. Глейн открывал глаза, сонно моргал и засыпал снова. Кэйсар успевал уйти до того, как все проснутся.

— Ты хотел поговорить? — Глейн по-прежнему стоял у двери, и это внушало Луцу опасения по поводу оборотня. Не вся нечисть плохая, но та, от которой Глейн держался подальше — да.

Кэйсар вернулся в человеческий облик, подобрал с пола одежду, без спешки начал одеваться.

— Ну да. Я решил, что хватит бегать за вами по кустам. Вашей компании не помешает третий. Все равно я всегда рядом был.

— Без проблем, — кивнул Глейн. — Тогда я должен одеть на тебя ошейник.

Кэйсар замер на секунду, улыбнулся и продолжил застегивать рубашку.

— Неа. На рыцаре же нет ошейника.

— Он человек. Я ничего не могу сделать, это наши правила. Иначе нечисть просто набивалась бы к нам в друзья, а потом загрызала во сне. От нас требуют гарантии, что тот, кому мы доверились, не попробует перегрызть нам глотку.

Луц схватился за рукоять меча, когда стремительным движением Кэйсар оказался около Охотника. На несколько секунд челюсть у оборотня удлинилась до собачьей, прорезались клыки, но только щелкнули у горла Глейна. Тот не сопротивлялся, глаза прикрыл, и все. Руки все так же были опущены.

— Ты не веришь, что я смогу тебя убить, — пояснил Кэйсар с улыбкой.

— Я часть клана, которому плевать, во что верю и что думаю я.

— Я твоей собачкой не буду, — Кэйсар больше веселился, он злился. — Я хочу быть равным. Хочу быть защитой. Я спас тебя. Ты должен мне.

— Должен что? Я могу расплатиться деньгами. Во сколько ты мою жизнь оцениваешь? — Глейн тоже злился, сорвал с шеи шарф, но Кэйсар улыбнулся, открыл рот ответить что-то. Его перебил стук в дверь — слуга или кто-то из детей хозяина с молоком и хлебом.

Глейн и Кэйсар замерли, словно если не шевелиться — их не видно. От двери только отодвинулись, позволяя пройти. Луц тут же нашел предлог сбежать:

— На дворе темно. Пойдем, я провожу, а ты покажешь мне колодец.

«Ну вот, — провожая его взглядом, подумал Глейн, — выгнали на холод».

— Я хочу быть частью твоей команды, — когда они остались одни, продолжил Кэйсар. Глейн не торопился переодеваться — сейчас нужно идти к этому колодцу возвращать Луца.

— Нет у меня никакой команды.

— Хочу путешествовать с тобой, не прячась при этом по кустам. Ночами ты уходишь в чужие дома, за тобой закрывается дверь, и меня съедает мысль, что тебе может понадобиться помощь.

— Я припоминаю, как мы познакомились, — нахмурился Глейн, будто правда подзабыл. — Это ведь ты был той собакой, чья шерсть была красной от крови. Это ведь я разогнал остальных, а теперь ты веришь, что есть что-то, с чем я справиться не могу.

— Есть, — подтвердил Кэйсар. — И ты постоянно в это лезешь.

Глейн задумчиво кивнул, оттолкнулся от стены, развернулся к двери.

* * *

Луца он нашел у колодца. В промозглом холоде ночи тот умывался ледяной водой, вытирал смоченной тряпкой шею.

— Простудишься, — произнес Глейн. — Пойдем обратно. Мы поговорили.

И по выражению лица рыцаря понял, что Глейн, может, и поговорил, а вот с ним еще не все наговорились.

— Сэр Глейн, — начал Луц со вздохом, который особенно Глейну не понравился, продолжил вытирать шею и руки до локтей. — Я понимаю, что кто я такой, чтобы тебя учить, как себя вести… Но правила не просто так написаны. Ты учил меня, что есть хорошие оборотни, вампиры… может даже и упыри не такие плохие. Но если скрывать нечего, то и ошейник не помеха…

Глейн прислонился к углу.

— Все не то, — продолжал Луц, стараясь не смотреть на него. — Ведь тогда… когда мы встретили его впервые, я же спросил тебя, оборотень ли это? А ты соврал… Чего ты боялся? Что я не пойму?.. Ты же постоянно и всем врешь, Глейн. И я думал, что это для благого дела. Но тогда в чем было твое благое дело? Обмануть меня? Ты мог сказать, что он оборотень. И доверить мне решение, хочу я ему помогать или нет. Видел ли я когда-то тебя настоящим? Или и для тебя я просто сила, которой тебе так не хватало. Как заклинание, которое можно с собой таскать… Глейн, ты же почти священник. Ты же молишься, я видел. Но при этом постоянно врешь всем. Врешь мне…

— Я не священник и тем более не святой. Наверное, стоило сказать это сразу после того, как представился. Да, я не доверял тебе. Что теперь? Ты пойдешь своей дорогой? — уточнил Глейн. — Я могу отвести тебя на собрание. Любой другой Охотник не откажется от твоей компании и силы. Ты не доставлял мне хлопот…

— Что, правда? — зло переспросил Луц, и Глейн впервые за почти пять месяцев их путешествия увидел его таким. — Я думал, что ты объяснишь. Извинишься. Пообещаешь хотя бы мне, другу своему, с которому столько дорог прошел, никогда не врать больше. И, наконец, перестанешь продолжать подвергать опасности нас обоих, выгонишь этого оборотня и заставишь его либо ошейник надеть, либо никогда больше к нам не приближаться.

— Я не собираюсь прогонять его, — Глейн оторвался от угла, ему стало совершенно все равно, даже если Луц тут всю ночь проведет. — Ты… ни хера не понимаешь. Думаешь, если я что-то про себя рассказал, то все ясно. Думаешь, что если у меня в семь не было выбора, и я пошел в Охотники, то более взрослым уже не могу выбирать…

— Просто думал, что мы друзья, — вместо злости в Луце проснулось что-то по-детски беззащитное, взгляд стал открытым, виноватым. Но Глейн, уже разозлившись, ответил емким и не совсем приличным словом, равным по значению: «Нет», и ушел. Всю дорогу к пристройке ругался на себя за то, что поперся снова на улицу мерзнуть, чтобы зачем-то вернуть Луца, которому, казалось, и не холодно совсем, раз он купаться еще полез.

Кэйсар встретил его как ни в чем не бывало — закинув ноги на стол, пил молоко. Хлеб лежал нетронутым, и Глейн оторвал себе кусок, налил молока в другую чашку.

— Не нашел? — спросил Кэйсар.

— Ему тут жарко, — огрызнулся Глейн. Кэйсар, почувствовав угрозу в голосе, решил не нарываться.

Время позднее, ужин быстро свернулся, и у Глейна хватило совести оставить для Луца ломоть побольше. Ночью кровать, на которой должен был спать рыцарь, пустовала — он так и не вернулся. Каким-то звериным чутьем Кэйсар знал, что Охотник не спал, никак не мог успокоиться. Не скрываясь, в полный голос, оборотень спросил:

— Так почему ты отказался от ведьмы? Уж не из-за охотничьих принципов же, иначе ночевал бы я сейчас на улице. Не нравится или не по зубам?

— Я не думаю, что она всерьез. К тому же, она невеста одного из сильнейших демонов, — задумчиво ответил Глейн. — Я видел его. Это ожидаемо… Рядом с ним я чувствовал себя мальчишкой. И не мог перестать думать: «Я сдохну? Я теперь сдохну? Почему я еще живой?»

— И ты решил не нарываться? А если бы не было демона?

Глейн закрыл глаза и сделал вид, что заснул, лишь бы не отвечать. Хотя оборотень все равно знал, что это ложь, но и такой ответ принял.

* * *

Глейн проснулся перед рассветом. Увидел, как Луц доедал свой ужин, сидя к нему спиной и задумчиво покачиваясь на стуле. Гнев прошел, и Глейну стало неловко за вчерашнее поведение, но он молчал. Думал, что еще будет время объясниться.

Но утром вещей Луца в доме не оказалось.

— Рыцарь ушел на рассвете, — удивленно пояснил заглянувший утром хозяин, когда Глейн расплачивался с ним за ночлег. Стоило двери за ним закрыться, как Кэйсар зевнул, все еще валяясь в кровати, отмахнулся:

— Да ну и черт с ним.

* * *

Глейн не любил земли, граничащие с теми, где контроль полностью был отдан нечисти. Там была уже чужая территория и страна, но никакие пограничные стены не сдерживали то, что наползало с тех земель. И ладно если бы просто приползало.

— Детей, — произнес священник, замолк, пытаясь справиться с эмоциями, — они в лес пошли… Тут же стена, тут безопасно. Да и недалеко они были — родители крики услышали. Что под рукой было похватали, а уже поздно.

— Их еще можно спасти? — спросил Глейн, вместо того, чтобы уточнить, убили их или похитили.

— Спасти? — священник сморщил нос, старался говорить без эмоций, но актер из него получался плохой. Он же наверняка и крестил когда-то этих детей. — Там их земли. Я не хочу, чтобы Охотник умер, потому что мы попросили его сделать невозможное… Просто найдите, как они сюда попали, где в стене дыра, мы бы залатали и…

— Дети живы? — спросил Кэйсар, улыбнулся задорно, почуяв новое приключение. — Ну, давай, старикан. Их живыми забрали или на месте сожрали?

— Забрали, — ответил священник, прощая в этот момент и звериный оскал Кэйсара, и его неуважение.

— Глейн, что ты задумал? — повернулся к нему Кэйсар. У Охотника белели скулы, он нахмурился, кивнул на книгу перед священником.

— Сколько у меня денег?

— Чуть больше трех сотен.

— Я хотел бы забрать все. Далеко отсюда город? И мне нужно знать, сколько детей пропало, описания… Чтобы не получилось, что я кого-то не забрал.

* * *

В стенах были ворота, люди никогда не возражали против того, чтобы кто-то из нечисти уходил в свои земли и больше не возвращался. А вот с той стороны их под любыми предлогами не пускали.

Карета с белыми лошадьми остановилась у поста, из одной дверцы вывалился уже довольно пьяный оборотень в камзоле, помахал стражникам, как слугам:

— Че стоим? Не видите, я домой возвращаюсь?! Открывайте ворота!

— Вы должны доказать, что… — начал один из стражников. Оборотень зло отмахнулся, упал на четвереньки, и перед каретой уже стоял черно-белый пес. Сидящий на козлах другой оборотень засмеялся этому, как шутке. Хозяин его превратился обратно, с сожалением посмотрел на валяющийся на земле камзол, позвал:

— Глейн! Глейн, вылезай! Подбери!

Осторожно из кареты выбралась молодая девушка в широком ошейнике, послушно подобрала одежду, вернулась обратно. Оборотень поклонился, голым забрался в карету.

Ворота открылись.

Глава 4

— Тебе идет, — засмеялся Кэйсар, рассматривая Глейна. Вместо рясы на том было дорогое шелковое платье с высоким воротом, застегнутое под самое горло, и поверх ворота — темный ошейник.

Глейн потратил все сбережения на эту авантюру — чтобы купить карету, дорогую одежду. Флакончик со средством для быстрого роста волос когда-то подарила Морана, и Глейн тогда еще знал, что пригодится.

Более того, пришлось в городе задержаться, подкараулить одного из богатых вампиров, у которого была «рабыня». Тут, вблизи стен, вампиры вели себя нагло, не прятались. Даже девушку-рабыню он притащил в трактир.

Глейн убил его, вежливо попросил у девушки ошейник. Гравировку ему исправил местный мастер и, повертев в руках, прежде чем отдать, цыкнул задорно:

— Какую интересную штуку задумал ты… Глейн.

Лучше, конечно, было бы дождаться оборотня, забрать с трупа его знаки отличия и клановой принадлежности, но на это не было времени.

— Ну что, что? — Кэйсар не спешил одеваться. — Помог бы тебе тут твой рыцарь? Кем бы притворился?

Глейн молча приложил пальцы к глазам, словно у него болела голова.

— Они все просто смотрели. Продолжали пить и смотрели, как девушка ему подливает. Девушка, у которой и жизни-то не было, — негромко вспомнил Глейн, все еще держа пальцы на веках. Кэйсар фыркнул, оценив, что Охотник не в духе.

— Глейн, а что они могут? Мы заведомо сильнее вас. Один попробует сунуться — ему голову об стол разобьют. Нарвешься на богатого вампира толпой — завтра же вернется его семья, и весь город будет гореть. Разве у вас, людей, не так? Разве ваши господа не распоряжаются своими крестьянами, как скотом?

— У нас нет рабства, — возразил Глейн.

— Ох, тебя, кажется, из монастырей-то на время обучения не выпускали, да? И в деревнях с народом только по поводу умертвий общался? И ничего даже отдаленно не слышал, да? Мало ли, тебе расскажешь, а ты, может, и мстить пойдешь…

— Хватит, — перебил Глейн, наконец открыв глаза.

Кэйсар после этого вспомнил, что надо бы одеться.

У них почти весь день ушел, чтобы добраться до замка. Двое оборотней — лакей, что сидел на задворках, и кучер — были найдены Кэйсаром в лесах, согласились на это как на развлечение и возможность попасть за стену. Эти оборотни были из превращенных, когда-то бывших людьми, и Кэйсар предупредил, что они могут сбежать в первую же ночь. Не зная, кто такой Глейн, они посматривали на него с хищным интересом, шпыняли, когда того не видел Кэйсар, и выглядело это в целом достаточно похоже на нужный им вариант.

— Нас ведь не раскроют? — запоздало спросил Глейн, когда карета остановилась у рва вокруг замка. Кэйсар посмотрел с интересом, улыбнулся и гордо заверил:

— Не бойся, я с родословной. Видишь, какой ты молодец, что не стал на меня ошейника надевать?

Это правда, ошейник потом не снять, если он есть — то на всю оставшуюся жизнь. Конечно, потомственные их никогда не надевали, чаще люди, которые, вдруг оказались по ту сторону, и не знали, куда себя деть.

Когда их впустили слишком легко, Глейн успел подумать, что и он о Кэйсаре почти ничего не знает.

* * *

Они впервые встретились в лесах, когда Глейн только недавно познакомился с Луцом. Где-то на тропинке, в поисках места для ночлега, Глейн услышал в лесу шум и вой. Среагировал на них так же, как на горн Охотников: сорвался с места, нырнул в чащу.

На поляне с руинами каменного дома они и дрались — волки против пса. Собака проигрывала, была к тому моменту ранена. И за всем этим с самой высокой точки каменных обломков наблюдал спокойный огромный волк.

Глейн окликнул, потянул из-за пояса нож. Волки отвлеклись от жертвы, переключились на него. Вожак заинтересованно повернул голову. Стоило Глейну сделать шаг к противникам, из темноты потянул назад за рясу запыхавшийся Луц, зашептал:

— Сэр Глейн! Вы не видите?! Это же оборотни. Не лезьте в их войну! Они сами друг друга перегрызут.

— О чем ты? — переспросил Глейн, тогда еще пытавшийся делать вид, что правил своего ремесла не нарушает. — Я вижу, что два волка пытаются загрызть чью-то собаку. Я же Охотник, я могу отличить оборотня от волка или собаки.

Было ли это сложно? Да, пожалуй что и было, и Луц зря прибежал за ним сюда. Если бы Глейна загрызли, то рыцарь был бы следующим, а потом оборотни вернулись бы уже к раненной собаке.

Пес не пытался бежать или уползти, он наблюдал внимательно, как дрался Глейн. Как тот подхватил носком ботинка камень покрупнее, пнул в морду одному волку, сшиб другого, полоснул ножом по боку и потом, уже пытавшегося отползти, добил ударом в голову. Подол рясы обернул вокруг руки, которой защитился от второго опомнившегося, воткнул нож в горло, смахнул с рук труп.

Тогда встал вожак. Без спешки спустился со своего почетного места, остановился напротив Глейна, расставив лапы, глядя в глаза Охотнику.

А потом сорвался и удрал в лес.

Глейн догонять не стал. Поодаль лежало еще двое загрызенных волков, пес дышал тяжело, продолжал смотреть. Когда Глейн над ним наклонился — закрыл глаза, словно все, за него отомстили, можно умирать.

Глейн взвалил его на плечи, как добычу.

Так и явился с ним в поместье — ближайшее человеческое жилище, до которого они дошли. Хозяин взглянул на Охотника, на рыцаря, на мертвую, по его мнению, собаку, и все же впустил их и ткани для перевязки дал.

Кэйсар думал, что Глейн правда глупый и перепутал его с собакой, поэтому первая встреча с ним лицом к лицу, а не лицом к морде, была сюрпризом. Подкрался к Глейну со спины собакой, превратился и на пол опрокинул уже человеком.

— Почему ты не убил вожака? Почему решил выходить меня? — спросил Кэйсар, пока Глейн пытался выбраться из-под него. Ножны с поясом и оружием лежали в другом углу, и отчего-то Глейн казался ему без них безопасным. Мнение Кэйсар поменял, как только получил кулаком в раненное брюхо.

— Не люблю, когда толпой нападают, — бросил Глейн, поднимаясь. — Если хочешь поквитаться — сначала долечись.

Глейн был необычным. Такими не бывали ни Охотники, ни люди. Ни прочая живность. Кэйсар сначала просто наблюдал, потом откровенно следил, как за очень интересной книгой, а потом и вовсе стал злиться, что он не часть истории этого Охотника.

* * *

— Неплохо, неплохо, — Кэйсар осмотрел высокие потолки замка, богатые гобелены, потом перевел взгляд на сидящих напротив хозяев. Между ними было три метра и низкий лакированный столик. — Давайте сразу к делу. Слышал, что у вас можно купить… человечины.

— Вы же понимаете, что мы торгуем не мясом, — начал лысый с узкими щелочками глаз, похожий на яйцо не только лысиной, но и формой тела. — Наш товар ценнее.

— Знаю-знаю! — Кэйсар радостно похлопал Глейна по пояснице, потом притянул к себе одной рукой, второй сжал подбородок, заставив поднять лицо. — Я, короче, увлекся. Думал ну рабыня и рабыня… Но как-то заворожило меня. И вот отец тут на днях заявил: «А почему бы мне не попробовать твоей человечины?» А сам раньше плевался, и в меня в том числе, что с человеком связался. Но у него на лица так себе память. Так что — мне бы кого похожую. Отцу подсунуть, он и не разберет.

— Вы же понимаете, что товар не дается на время и не возвращается потом, — предупредил второй — плечистый, заросший рыжей бородой до самых бровей.

— Так я и не буду возвращать. Я влюбчивый и совсем не против двоих людей такого типа.

Наверное, Кэйсар издевался, но со спины рука переползла на бедро, хозяйски погладила Глейна. Чтобы выражение лица оставалось все таким же безразличным, Охотник подсчитывал, сколько денег пустил на этот маскарад. Вспоминал, сколько времени заняло у него набрать эту сумму, не считая трат на текущие дорожные расходы.

— Хороший тип, — рассматривал его пристально лысый. — Дорогая, должно быть… Таких редко встретишь. Наверное, вы много за нее отдали?

— Дорого? — Кэйсар засмеялся, перестал мять Глейна, наклонился к собеседникам. — Ни монеты. Ее слуги из какой-то деревни глухой притащили. Ей лет десять тогда было. Я сам ее воспитывал.

— И как? Послушная?

— Была бы послушная, было бы неинтересно. Но от послушной я бы тоже не отказался — разнообразие.

Карета с лошадьми больше сотни монет. Пятьдесят стоила одежда одного только Кэйсара. Двадцать пять на Глейна. В магазине сказал, что нужно дорогое платье для сестры, которую несколько лет не видел, но комплекции она примерно его. И только после этого вспомнил, что снова сорвал. Наверное, Луц прав, и ложь стала для Охотника слишком обыденной, все равно что необходимость иногда есть, чтобы жить.

— Можно на пару-тройку лет помладше. Глейн очень нравилось растить, но теперь она уже полностью сформирована. Никаких сюрпризов.

— Можно ли рассмотреть получше? — сладко улыбаясь, продолжил лысый. — Чтобы точнее понять, что вам нужно.

Кэйсар снова хлопнул его по спине, и Глейн послушно поднялся, навстречу поднялся и лысый.

По пятьдесят пришлось заплатить каждому оборотню, которые их сопровождали. Пришлось бы платить раза в три больше, если бы они знали, что едут предавать своих же, а не сопровождать богатого оборотня в поисках приключений.

Кэйсар наблюдал, не отводя глаз и, казалось, не моргая даже. Средства, чтобы за три ночи волосы хотя бы до плеч отрасли, бесплатно от Мораны. Куда сложнее оказалось с запахом — Кэйсар забраковывал один за другим. Один не перекрывал настоящего запаха, другой не был похож на женский. Когда на очередном бутыльке оборотень сказал: «А этот тебе не подходит», Глейн запустил в него склянкой.

Лысый наклонился, обошел Глейна кругом, кивнул многозначительно. А потом потянул руки к ошейнику, и Кэйсар мгновенно отреагировал:

— Отгрызу.

— Заказчик очень ценит ее, это видно. И понятно… Она может раздеться?

— Нет, не может, — с оттяжкой отказал Кэйсар. — Сколько времени займет подборка?

— Завтра предоставим варианты, — подал голос рыжий, все это время смотревший за Кэйсаром, а не его игрушкой. От лысого еще один прямой взгляд в глаза Глейну, потом он вернулся на место, приговаривая:

— Вы можете отдохнуть ночь здесь. Мы не выгоним гостя на улицу. Это за символическую плату. Как вам постелить?

— Нам в одной комнате.

* * *

Кэйсар еще остался на обед, Глейна отправили в комнату только потому, что есть то же самое он не будет. Возможно, кого-то пришлют с едой потом, а может, и вовсе забудут: он не такой важный гость.

Глейна проводил до комнаты в дальнем крыле сморщенный слуга из тех, которых Бедвир когда-то емко назвал «крысами». Слуги эти правда похожи на лысых бесхвостых крыс. Если такой нападет — Глейн может защищаться, и потом сказать, что так учил его хозяин. Главное не защищаться слишком профессионально. Ему и так все время казалось, что шелковая ткань плохо скрывает не по-женски сильные руки.

Оказавшись один в комнате, Глейн тренировал терпение. Теперь можно было расслабиться, прекратить изображать куклу без эмоций, начать тихо злиться. Проявлять свою злобу как-то еще — нельзя. Его могли подслушивать.

Вещи лежали в сундуке у кровати. Глейн чуть ослабил тугой ошейник, рассматривая крышку.

* * *

— Доброй ночи, — неуверенно поздоровался Глейн, и из клетки к нему обернулись несколько пар глаз. Говорили, что детей пропало пятеро. В клетке же человек двадцать обоих полов, возрастом лет до пятнадцати. Кто-то ахнул, младшие потянулись к прутьям, к Глейну ближе. Старшие неодобрительно посмотрели на задыхающуюся в руке Охотника «крысу». В подвалах, где стояла эта клетка, было сыро, чадили вставленные в стены факелы — кажется, свет и охрана тут были всегда, неотлучно.

Двадцать детей. И вокруг — земли нечисти. Стоит увести этих людей на пару метров, как за ними потянется хвост желающих полакомиться. Все в карету не влезут, а Глейну очень не хотелось выбирать, кого забрать с собой, а кого оставить тут, с мрачным будущим — рабство или стать мясом.

В этих землях давно пора было навести порядок, да только если послать сюда Охотников, они так и сгинут, потому что на одного придется по десятку-другому нечисти, причем не самой слабой.

Самое ужасное, что Глейн уже себя сдал — двое убитых охранников у подземелья, еще пятеро тут, все еще кряхтящий в его руке слуга, который согласился проводить под страхом смерти. Глейн выдохнул через зубы пару раз, его неуверенность не скрылась от более старших детей.

— Зачем ты это сделал? — зло спросил мальчик у прутьев. У него на руках пряталась маленькая девочка, похожая на него. Сестра? — Когда они злятся, становится хуже. Тебя просто убьют, а нас оставят без еды на неделю…

Вместе с этим к Глейну вернулась и решительность.

— Эй, я вас вытащить пришел. Так что рот закрой и готовься домой вернуться.

«Меня не просто убьют, — подумал в это время Глейн. — Когда это Охотников тут просто убивали? И Кэйсара вместе со мной засадят в соседнее помещение, где пыточные инструменты по столу разложены. Надо убить палача, на случай, если правда все провалится. Только толку-то, будто остальные не найдут, к чему раскаленное железо приложить».

— Были уже такие, — возразили недовольно из другого угла. — Спрашивали, чего сидим, чего ждем… Бежать надо. Их потом снова в клетку возвращали — с глазами выжженными.

«И мне тоже выжгут, — продолжил убеждать себя Глейн. — Купить их всех? Денег не так много осталось, на одного не хватит даже. Да и… этих всех купишь, а они новых притащат из-за стены. Прибыльное дело-то — они похищают, а Охотники выкупают. Так у всей церкви денег не хватит».

— Ну, значит и мне выжгут, так все не вам же, — пожал плечами Глейн, развернулся вернуться наверх, потому что здесь он пока ничего сделать не мог — там еще было опасно, чтобы выпускать детей. И, когда развернулся, сзади, со спины, раздалось отчаянное, в несколько голосов:

— Куда?

— Дяденька, а мы?

— Ты ведь вернешься? Ты нас не оставишь?

— Не уходи, они же убьют тебя.

— Дядя! Дядь! — позвал мальчишка лет восьми, вцепившись в прутья. — Я их настоящих видел! Иди сюда, тебе расскажу. А то ты же думаешь, они просто оборотни, а про таких раньше никто не слышал.

Глейн послушался, подошел ближе, опустился на колено.

* * *

Они ждали его у выхода из подвалов, в окружении всего троих слуг. Ждали смиренно, спокойно — лысый сложив руки на объемном животе, рыжий ковыряясь в зубах.

— Нельзя разгуливать по дому. Хозяин был прав, ты невоспитанный слуга.

Глейн закрыл за собой громоздкую дверь в подвал. Да, конечно, на нем по-прежнему был ошейник, но волосы забраны в хвост, да и одежда мужская. И скорее всего обман рухнул полностью, они знают и что не простой парень к ним явился, прикрываясь оборотнем. Просто для этих существ он — мышка, с которой можно поиграть.

— Ничего. Я перевоспитаю, — кивнул рыжий. Сейчас, когда они стояли, когда вокруг них находились слуги, стало заметно, что они на пол тела выше прочих людей. Глейн все еще молчал и выглядел все той же куклой без чувств. — Тем более, что хозяин твой погиб скоропостижно. Но мы позаботимся о тебе, не волнуйся.

— Я даже попросил его убить без мучений, — с улыбкой рассказал лысый, раздулся больше. Слуги отошли назад, уступили ему место. — Я в некотором роде даже благодарен ему. Привез к нам такой экземпляр.

— Ты же не думаешь, что мы можем продать его? — спросил рыжий, кошачьим движением упал на пол на четвереньки, выгнул спину и отрастил длинный гибкий хвост.

— После того как я с ним закончу? Если только на мясо, — ухмыльнулся лысый. На нем затрещал сюртук, лопнула кожа, как скорлупа.

— Мясо… Тоже неплохо. Говорят, охотничье мясо очень вкусное. Можно по хорошей цене продать.

— Я бы и сам поел, — расплылись черты лысого, словно лицо натягивалось на большой шар. Из-под скорлупы появились шесть ног, похожих на огромные паучьи. Рыжий стал чем-то вроде кошки со странной мордой. Ребенок все-таки сильно преувеличил, но Глейн почувствовал, как при внешней невозмутимости у него дрожала рука, когда он схватился за нож за спиной. В смерть Кэйсара он не верил, но если к нему кого-то подослали, то это его задержит. Сколько Глейн сможет сражаться с обоими?

Вторая проблема — эти оборотни на четвереньках в два раза выше человека, в своей собачьей форме против них Кэйсар как маленькая собачка против волкодава.

Но за спиной дети. Детство для Глейна больная тема. Нравилось смотреть, как бегали друг за другом стайки детей в деревнях, как дрались на палках в улочках городов и росли обычной, мирной жизнью. И страшно, когда что-то такое, мерзкое и убогое, пыталось перечеркнуть их детство. Это хуже жестокого отца, потому что оттуда еще можно было сбежать. Эти дети оказались в ситуации, из которой никуда не денешься. И когда Глейн представил себя на их месте, ему показалось, что он бы не стал сидеть сложа руки, и ему просто выжгли бы глаза.

Прошла дрожь, Глейн бросился вперед.

Нож выбивает искры из белого панциря паука, но не царапает его. Тот заходится смехом, белое пузо на тонких ножках подрагивает. Выскочив из-под этой махины, Глейн машинально, почти не глядя, разрубает череп одному из слуг, остальные опасливо отскакивают. Одна из паучьих лап в эти секунды подхватывает Глейна за ошейник, вздергивает вверх. Лапы более хрупкие, но рубятся тяжело, как кости. Срезав конечность, Глейн кончиком лезвия подцепляет и ошейник. Неаккуратно, и на подбородке остается царапина, но разрезанный ошейник падает на пол. Глейн видит, как бросается к нему рыжая кошачья морда, успевает достать из-за пояса пистолет и выстрелить в глаза. Существо падает на спину, орет, прикрыв морду лапами. Только после этого Глейн вспоминает, что выстрел лучше было потратить на то, чтобы пробить панцирь белого, а времени перезаряжать уже нет.

Глейн отбивается от одной лапы, от второй, успевает увернуться от третьей, четвертая больно клюет его в бок, и следующая, только-только отбитая, хватает Глейна за ногу, тянет снова под твердое брюхо. Если его хотели убить сразу, достаточно было бы сейчас ткнуть в печень или сердце, но белая скорлупа нависает, лицо опускается ниже, чтобы лучше рассмотреть Глейна. Свободная лапа подцепляет его правую руку за запястье, сжимает и тянет, намереваясь оторвать.

Глейн видит только, как что-то продолговатое, железное, с громким стуком ударяется об лысую голову, отвлекает противника. Он разворачивается, не отпуская Глейна, и в это же время в спину ему ударяется что-то мягкое, похожее на шерстяной мешок.

— Я сказал, руки отгрызу, если его тронешь, — Кэйсар стоял на верху лестницы, у перил. Щека была разорвана, в дыру проглядывали зубы, но в целом держался на ногах уверенно, чего не скажешь о Глейне. Паук только теперь всмотрелся в то, что Кэйсар в него швырнул, узнал кого-то из слуг. Глейна он бросил по полу коту, который уже стоял на всех лапах, с морды у того струйкой стекала вязкая темно-вишневая кровь. Пока Глейн до него катился, он успел переложить нож в левую, здоровую руку и рубануть в мягкую подушку потянувшейся к нему лапы. Тут Глейн справится, а вот как Кэйсар собрался драться с чудовищем, которого даже охотничий нож не брал — непонятно.

— Я передумал, — прорычал рыжий, стряхивая кровь с лапы крупными каплями. Глейн впервые видел, чтобы оборотень в зверином облике разговаривал. — Я башку тебе отгрызу, остальное доедим. Тебя проще убить сразу, чем возиться.

«Хеган бы справился». Эта мысль окончательно помогла ему собраться. Кэйсар не победит, Кэйсар может только задержать. И единственная надежда сейчас и для людей в подвале, и для Кэйсара, не великий Хеган, а сам Глейн. Хеган в этот момент даже не человек, а переходящий титул спасителя, который сделал нечто невозможное. Глейн сам стал этим светом.

Пес слишком юркий, чтобы попасть по нему, и белое существо паучьими лапками делало дыры в мраморном полу, роняло вазы, а зацепить не могло. Кэйсар, словно издеваясь, отскакивал, но оставался в пределах досягаемости, он играл с противником.

— Отгрызешь, значит, — прогремел паук, всем корпусом развернулся туда, где должен был сражаться Охотник. И замер — в лоб ему смотрело дуло пистолета. Но выстрел же был уже? Охотнику некогда было перезаряжать.

Рыжая меховая глыба дышала часто, глубоко, загребала пол лапами, но только размазывала по нему кляксы крови. Глейн выстрелил.

После этого, считая, что драка окончена, Кэйсар приподнялся снова превратиться, потому что осталась только мелюзга, но Глейн скомандовал, как хозяин, словно это на Кэйсаре его ошейник:

— Не упусти никого из слуг! Если они сбегут и расскажут о случившемся, тут появятся твари похуже.

Кэйсар мог бы возразить, мог бы послать Глейна к черту, но Охотник был прав, и Кэйсар бросился к Глейну. Убивать, чтобы защитить его.

* * *

Пока Кэйсар пытался отдышаться, вином полоскал рот от гнилой крови, Глейн, сидя на лестнице, заматывал обрывком грубой ткани правую руку, ощупывал ее и морщился.

— Не сломана, — выдохнул он, мгновенно от покоя перешел к новым действиям — поднялся, скомандовал: — Всех сразу не увезем… Придется два раза съездить. Те, кого ты нанял, либо разбежались, либо мертвые уже. Сможешь один управлять?

— А ты? — поморщился Кэйсар, прикладывая платок к порванной щеке. Дня за три эта рана зарастет, а пока так.

— Побуду тут, — спокойно ответил Глейн.

— Что значит «побуду»? — тут же сорвался Кэйсар, попытался поймать забинтованную руку, но Глейн отступил от него на несколько шагов. — Тебя сожрут тут.

— Не сожрут. Возвращайся скорее, и не сожрут, — отрицательно покачал головой Глейн. — А что ты предлагаешь? Взять самых молодых? Забрать только девочек? Считалкой выбрать, кого спасать? В карету все не поместятся.

— Туда и обратно — это сутки, даже если менять тут лошадей. За сутки сюда много чего приползти может.

— Это замок, — пожал плечами Глейн. — Просто не буду открывать.

— И кого они кликнут, если ты не будешь открывать? Глейн, тут другие звери. Тебя как человека тут сожрут и не подавятся. Да ладно сожрут, ты же видел, что тут водится! Они могут тебя на части рвать и при еще живом конечности доесть!

Глейн почти не слушал — перезарядил пистолет, пошел открывать подвал.

— Глейн! — окликнул Кэйсар, и в голосе его послышалось рычание. Но, когда Глейн обернулся, оборотень выглядел растерянным, бессильным. — Не умирай, хорошо?

— Хорошо, — кивнул Глейн. Спокойный, уравновешенный и совершенно лишенный эмоций, словно копировал кого-то.

* * *

А все же первыми отправили детей помладше — их и поместилось в карету больше, и старшие более понимающие. Глейн снова запер их в клетке, пообещал:

— Я постараюсь вернуться, если что-то пойдет не так.

— Зачем? — спросил один из остающихся парней, но поджал губы, зная ответ, покачал головой. — Спасибо.

Глейн сам убьет всех оставшихся, если его прижмут. Это будет лучше, чем когда до них доберутся чудовища.

Кэйсара он еще провожал. Оборотень переоделся в более простую одежду, чтобы не вызывать подозрений, управляя лошадьми в богатом камзоле. Он больше не нервничал и, сверкнув в сторону Глейна взглядом ярких глаз, пообещал:

— Ох и должен ты мне будешь за это, не расплатишься.

— Возвращайся, чтобы я смог расплатиться, — кивнул Глейн и улыбнулся, пожалуй, впервые с начала этой авантюры.

Трупы свалили в пыточную, причем главные оборотни закрыли вход в нее. Глейн занимался тем, что отмывал от крови мраморные полы, убирал осколки. После наступления темноты он услышал крик у подъемного моста — новый покупатель приехал.

Глейн быстро сполоснул руки, насухо вытер, снова застегнул дорогую рубашку, оставшуюся от Кэйсара, распустил волосы и вышел к воротам встретить гостей.

Из кареты вывалился двухметровый оборотень в шубе из другого оборотня. Что-то вроде знака силы, которого Глейн никогда не понимал. Развеселый гость был пьян и едва держался на ногах, посмотрел на Глейна свысока, но с интересом.

— Хозяев зови! — приказал он.

— Они ожидают в общем зале, пройдемте, — кивнул Глейн и по возникшей паузе понял — что-то не то. Не доиграл, не дотянул. После этого он поклонился низко, втянул голову в плечи, чтобы не видно было разреза на ошейнике.

— А выпить там есть? — повеселел оборотень.

— Все для гостей.

Глейну, наверное, стоило улыбнуться, но он не мог решить — учат слуг быть приветливыми и делать вид, что им все нравится, или нет?

Остались у кареты слуги, довольные тем, что отдохнут наконец, за Глейном по пятам топала широкоплечая туша в шубе.

— А что, — доверчиво начал гость, — хороши у хозяев девочки?

Глейн посмотрел на него через плечо, кивнул молча, поджав губы.

— Что-нибудь светлое есть? Чтобы и волосы, и кожа молочного цвета.

— Это сложнее, придется подождать, — мягко продолжил Глейн, открыл дверь в главный зал и остался за порогом. — Проходите.

Оборотень вошел, но сделал только два шага, заметил подвох.

— Э, а хозяева-то… — начал он, а договорить или развернуться полностью не успел — лезвие воткнулось в подбородок, вышло в переносице.

* * *

Утром подморозило, и земля покрылась инеем. Глейн почти заснул, поджидая новых гостей в пустой карете недавнего гостя. А потом услышал: кто-то подгонял лошадей, спешил, как на пожар. Отчего-то он и не подумал, что это могла быть опасность, что кто-то пришел отомстить.

Кэйсар спрыгнул, помчался к открытым воротам, и Глейну пришлось окликнуть его, показавшись из кареты.

— Меня заметили, — обеспокоенно сообщил бледный Кэйсар. Сонливость как рукой сняло, Глейн побежал внутрь, к запертым в подвале детям.

Может, им везло вплоть до полей вблизи врат, может, засада ждала именно там, но первое, что заметил Глейн — пыль. Потом уже волчью свору. Где-то позади нее светлело что-то еще, более громоздкое, но из-за пыли неразборчивое.

— Успеем! — проорал Кэйсар, подгоняя лошадей. Глейн приподнялся на козлах, при этом бешеном беге прямой, как тополь, посмотрел в ту сторону, откуда их нагоняли, держал наготове нож, но против такой толпы — что он мог? Кэйсар крикнул еще что-то, но уже было не разобрать, ветер относил слова назад. Глейну пришлось наклониться к его уху, чтобы произнести: «За двадцать метров у ворот тормозни». Кэйсар сделал вид, что не расслышал, продолжил гнать. И только когда понял, что Глейн спрыгнет и так, на полной скорости — притормозил лошадей.

Глейн приземлился на замерзшую грязь, но неудачно — не удержался на ногах и упал на колени, перекувырнулся. Поднялся, отряхнулся без спешки. Карета и стая от него были равно удалены, Глейн остался посередине между этой лавиной и теми, кого стоило таких усилий спасти. Рука побаливала, но не смертельно, и вполне себе двигалась.

— Да ты никак сдохнуть смертью храбрых решил? — раздалось задыхающееся откуда-то со спины. Глейн обернулся резко, хотя голос узнал. Мэтс, с которым они были в одной команде, когда защищали город от умертвий. Тут же был Стейн, которого вообще на той маленькой войне не было. И позади шумно бежал, громыхая латами, Луц. Глейн прикинул, что рыцарь, наверное, прибыл с кем-то из Охотников, но тот успел сказать только:

— Я искал тебя.

Время на разговоры закончилось, первая волна врезалась в них.

Если в начале Глейн и волновался о рыцаре, то первая же волна доказал, что очень даже зря: Луц был и защищён лучше Охотников, и меч у него был тяжелый, двуручный. И оборотни, не будучи дураками, сначала все же нападали на людей, одетых в рясы, а не железо. Стая рассредоточилась на четыре кучки, по несколько на Охотников, пара отчаянных на Луца, еще двое попробовали под шумок прорваться через этот заслон и к спешащей карете, но почти одновременно их срубили Метс и Луц одним расчетливым ударом. Глейна, уставшего и раненного, оттеснили так, чтобы на него приходилось меньше всего оборотней, но Охотники не успевали отбивать своих, и Глейну тоже приходилось сражаться, но у него не получались уже сильные удары, только отмахиваться ножом. На что он надеялся? Думал умереть здесь? А в этой мешанине он понимал, что и умер бы.

Нечто белое подошло уже позже, когда на земле лежало штук пятнадцать трупов: собачьих и волчьих. За этой стаей неуклюже спешил и медведь с шерстью, которая казалось острой, как у ежа.

— Рыцарь! — послышался справа голос Мэтса. — Медведь твой. Я займусь башней! Глейн, Стейн тут!

Глейн лишь на секунду позволил себе отвлечься. Приближающееся белое, что Мэтс назвал «башней» невозможно было детальнорассмотреть так просто. У существа были четыре тонкие ноги, но выше к ним крепилось продолговатое тело, спереди располагались две небольшие лапы. Чем-то оно напоминало того паука, которого не так давно убил Глейн, но все же было другим. Охотникам про таких не рассказывали.

Когда рыцарь преградил медведю дорогу, тот поднялся на задние лапы и просто встал. Он был выше Луца на две головы. Луц, привыкший к честности, тут затерялся, меч так и остался занесенным. Это Глейн успел заметить, когда посматривал, как там дела у Мэтса. Остальных оборотней оставалось уже не так много — вокруг них кружили пятеро, зато самые изобретательные, выжидали удобного момента. И Глейн, пользуясь затишьем, предоставил им этот момент — сменил быстро нож на огнестрел. Пуля от единственного выстрела ушла в массивный лоб медведя, и тот заревел, напомнив Луцу, кто перед ним. На Глейна в это время налетел один из волков, и Охотник подставил вместо руки в челюсть зверю пистолет, ставший временно бесполезным. И тут же уже в самого зверя что-то ударило, в районе хребта, тот начал опадать, и Глейн, не разбираясь, как смог спастись, отпихнул его в сторону и вскочил.

Медведь все еще загребал лапами землю, пытался достать рыцаря, хотя в центр его туши был воткнут двуручный меч. Волков рядом уже не было — может, убежали, а может всех перебил Стейн. Со стороны поля послылалось бодрое:

— Поберегись!

И они успели заметить, как медленно падал на них белый оборотень, названный «башней».

* * *

Лекарь — заросший седыми волосами старичок намного ниже Глейна. Осматривал руку, повертел ее в своих узловатых пальцах, потом молча вышел. По руке ручейками начали расползаться подкожные кровоподтеки, да и само запястье припухло.

Больше всего хотелось голову руками закрыть и орать так, чтобы и на той стороне стены слышали. Потому что там, за стеной, творился какой-то кошмар, до него не дотянуться и не исправить в одиночку, и пусть Глейн вытащил этих детей, а скольких он еще не смог спасти, потому что не знал, где искать?

К тому же проникнуть за стену ему помогла черта, доставшаяся от родного отца, которую Глейн так в себе ненавидел. А именно внешность: совсем не сурового Охотника, какими были Стейн, Мэтс — да все были, кроме Глейна. Внешность хорошенького мальчика.

Старик вернулся с узелком обледеневших камней, опустил его Глейну на руку, отошел растирать что-то в горшочке.

— Месяц будешь сидеть в деревне. Никуда не пойдешь. Ты пока калека.

— Так это лечится? — морщась, спросил Глейн.

— Лечится, — кивнул старик, вернулся к своему занятию, и больше ни слова из него не вытащить.

Мэтс у сторожки баловался — пускал пар изо рта, но при виде Глейна тут же подобрался, улыбнулся широко.

— Разрешили пока отдохнуть? — спросил он. Глейн не выглядел радостным. Они без спешки пошли к недавно построенному домику, в котором разрешили остановиться Охотникам.

— Месяц на одном месте… Кто меня вытерпит?

— Иди в столицу. Там раненным Охотникам праздник каждый день. Жаль, я со своей царапиной пойти не могу, — Мэтс вытянул руку вперед, на тыльной стороне ладони красовался отпечаток когтей, выглядело больно. Глейн отвел взгляд, подумал о чем-то, прежде чем буркнуть:

— Не хочу в столицу.

— Хегана там нет.

— Дело не в нем, — Глейн прошел мимо, Мэтс побежал за ним.

— Ладно, не ходи туда. Оставайся в деревне. Ты им детей вернул. Ты им дыру в стене залатать вроде еще обещал?

— Нет никакой дыры в стене. Есть богатые оборотни и алчные стражники. Я проверял.

— Ну и хрен с ним. Они тебя все равно боготворят и год вытерпят и забесплатно кормить будут. Какой еще дурак попрется на территорию нечисти в одиночку.

— Хеган.

Остановились оба — Стейн сидел на поленнице, смотрел на закат с таким видом, словно сегодня уже с жизнью прощался. Продолжил неспешно, гордо:

— Я с ним на ту сторону как-то ходил. В их город.

— Хеган оттуда бы живым не выбрался, он бы не стал прятаться, — возразил Глейн и — не верил. Стейн засмеялся беззвучно, похлопал себя по колену и с той же гордой улыбкой рассказал:

— Да они все расступались перед Хеганом. Если не отдашь, говорит, кого похитил, я тебе конечности отхвачу. А образина ее сожрать уже успела. Хеган там при всех ей брюхо распотрошил. А остальные смотрели во все глаза и ничегошеньки не делали.

Глейну вспомнился вампир в баре, у которого они отобрали рабыню ради ошейника. Такие же равнодушные люди вокруг, которые могли только смотреть.

Две территории как песочные часы. Немного пленных людей за стеной, немного ошалевших от власти нелюдей тут.

Мэтс остался спросить еще о чем-то. Глейн ушел незамеченным, перестав мгновенно быть героем или просто человеком, совершившим что-то невероятное.

И наткнулся на картину, которую можно было считать наградой за его подвиг: Луц и Кэйсар разговаривали, пока рыцарь переливал воду из колодца в корыто ведрами.

— Сэр Глейн вправе сердиться… Но я много думал о той ссоре. Кто бы он ни был, разве не важнее то, что он делает? Возможно, я испугался. Что Глейн такой же, как сказки про отца… кажется, что великий Охотник, а на деле только и умеет, что изворачиваться и обманывать.

— Ты же не жизни его учить вернулся? — ехидно спросил Кэйсар, но в голосе слышалась нервозность.

— А теперь думаю, что Глейну можно доверять. Даже если он мне снова соврет. Даже если он согласился на компанию оборотня, пренебрегая ошейником для него.

— Его и не спрашивали, — Кэйсар рассмеялся, но тут же сменил тон на серьезный: — У меня есть гордость. По мне и не скажешь, конечно… Но, как ни странно, мы с тобой похожи. И цели у нас одинаковые. Мы увидели, что рядом с Глейном настоящая жизнь. И все мои прошлые драки, распри, сомнения показались глупыми, скучными. И при этом Глейну нужна чужая сила, чтобы продолжать делать то, что он делает.

— Странно слышать это от оборотня, — подал голос Глейн, подойдя ближе к колодцу. Луц вытянулся, словно перед военачальником. — Я не буду извиняться. Если бы тогда, в лесу, я оставил его умирать — я не смог бы сейчас спасти этих детей. И если бы на Кэйсаре был ошейник. Он мог там сдать меня, а из-за этой выходки на него ополчатся свои же.

— То же мне новость, — фыркнул оборотень.

— Зато я хочу извиниться, — расслабился Луц, даже улыбнулся. — Такое пропустил… мог бы помочь тебе спасти детей.

— Нужен ты там был больно, — прошептал достаточно громко Кэйсар.

— К сожалению, будет еще много, и не только детей, которых нужно будет спасти. И один оборотень без ошейника, с присутствием которого надо просто смириться.

* * *

Светловолосый Охотник появился в деревне через неделю. Обойдя ее по периметру, нашел старосту, о чем-то побеседовал с ним, потом направился прямиком к небольшому домику в центре. На крыльце уже сидели двое, которых при первом осмотре тут не было: рыцарь справа опирался на тяжелый меч, оборотень (все еще без ошейника, черт бы его побрал) слева, ковырялся в клыках.

— Добрый день, — мягко поздоровался рыцарь. — Чем можем быть полезны?

— А то не знаете? — склонив голову набок, огрызнулся Хеган. Оборотень усмехнулся, пожал плечами:

— Как ты думаешь, сколько мы с тебя возьмем, чтобы пропустить к Глейну?

— Нисколько. Просто не пропустите, — вздохнул Хеган, начал снимать с пояса цепь. — Только через ваши трупы.

Рыцарь поднялся, но меч по-прежнему был воткнут в землю. Хегану ничего не будет за убийство оборотня, тем более не принадлежащего Охотнику, а без ошейника он именно вольный. А вот за рыцаря его не похвалят.

— Хеган, вы легенда для Охотников, и я уже говорил, что вырос на сказках о вас. Но Глейн ничего плохого не сделал. Более того, он еще многих может спасти. Отбросьте ваши распри, помиритесь. Вы общее дело делаете. Вы спину друг другу прикрывали.

— А сам он не хочет поговорить? — Хеган словно и не слышал.

— Ему язык вырвали, — соврал Кэйсар легкомысленно. — С нами поговори, мы передадим.

— Хорошо, вопрос к вам, — кивнул Хеган, перестал скользить взглядом по окнам. — Что Глейн рассказывал о нашей ссоре? Обо мне?

Луц растерялся, обернулся к Кэйсару, тот пожал плечом, и рыцарь ответил:

— Он спас от вас вампира, который теперь служит вам.

— Еще что-то? — подбодрил Хеган.

— Мне казалось, это противоречие характеров, — Луц распалился. — Просто… Вы с Глейном очень разные, и тебе нужен был только повод.

Хеган сразу потерял интерес к разговору, развернулся уходить:

— Пусть выздоравливает.

Кэйсар и Луц, уже готовые драться, да что там, умирать готовые, застыли каждый на своих местах, опешив от такого развития событий. Они проводили Хегана взглядом, и каждый ждал, что следующим шагом Охотник развернется, передумав оставлять их в покое.

— Получается, — когда он скрылся из вида, радостно, задыхаясь от этого чувства, заключил Луц, — Хеган правда не такой злой, как показался? Может, он не всерьез гоняет Глейна? Он же никогда его не трогал…

— Просто Глейн быстро бегает, — отозвался Кэйсар, беспокойно втягивая носом воздух.

* * *

Мир то переворачивался, то снова возвращался на место. Близилась зима, и при каждом выдохе изо рта Глейна вырывалось облачко пара. Лучше было повредить руку зимой, когда в дороге проблемы с ночевкой грозили проблемами и со здоровьем, но ноябрь отдохнуть в тепле — тоже неплохо. Но совсем без дела Глейн сидеть не мог. Зацепившись ногами за перекладину, он складывался, подтягивал к ней плечи, снова отпускал, повиснув вниз головой. Третья неделя отдыха, и рука уже почти не болела, если не напрягать ее, и от безделья мутило. Конечно, Охотников полно и без него, и бывало так, что месяц-два никаких монстров не попадалось, но все равно каждый день у Глейна было ощущение, что где-то там, далеко, кто-то умирал без его помощи.

В очередной раз подтянувшись наверх, Глейн нос к носу столкнулся с мелким волосатым существом с выпирающей нижней челюстью. Остановился на секунду, потом спрыгнул на пол и отошел на шаг назад, зацепив ворох соломы ногой. Это был сарай, казавшийся построенным раньше дома, но лишенный сейчас каких-либо животных. Пол же все равно был застелен.

— Охотник? — спросило существо. В вороте расстёгнутой рубашки — татуировка, Глейну даже говорить ничего не нужно было, существо кивнуло удовлетворенно. — Да, вижу… А что будешь делать, Охотник, если люди воду мутят?.. Или вы только чудовищ убивать горазды?

— Есть очень много всего, что я не могу, — подтвердил Глейн. — Но если это разбойники или мародеры, то никто не запрещает нам разбираться и с ними.

Существо поскучнело, дернуло большими ушами.

— Нет… Горожане простые.

— Что же они делают? — Глейн вытерся рукавом от пота. Если выгоняют из города и домов таких существ — то тут Глейн не помощник.

— А внешне так-то ничего. Люди как люди. Ходят, яблоки на базаре покупают. А ночами, страшно сказать… Своих же едят.

— Зачем? — Глейн все еще не знал, можно ли этому верить.

— Да мне-то знать откуда? Я в том трактире домовой. Вечером люди селятся, и хорошо все. Кормят вкусно, хозяева приветливые… А ночами жуть какая-то. У трактира соберутся, чужаков из комнат выволокут и тащат куда-то… И больше не видно их потом.

— Похоже на разбойников, — Глейн уже прикидывал, сможет ли драться со своим запястьем. Оно не болело — значит сможет, а лекарь, допустим, давал время для окончательного выздоровления. Вернется, когда все проверит, и досидит неделю в тишине и покое — так рассудил Глейн. Чувство страха щекотало внутри, и даже если домовой врал, Глейну нужно проверить. Он ночами спать не будет, если не узнает, правда ли это.

Глава 5

— Глейн, мы его нашли! — Кэйсар влетел в дом, осмотрелся поспешно, но внутри было пусто. Выбежал к сараю. — Глейн, мы справились! Ты, блин, где?

Пуст сарай. Никого не было и на тропинке у реки. Кэйсар, по-прежнему спокойный, сделал круг около дома, в воротах наткнулся на Луца.

— Глейн обрадовался? — спросил рыцарь, но Кэйсар отмахнулся от него, снова позвал: — Глейн!

На свое несчастье в поле зрения попался деревенский староста, Кэйсар побежал ловить его.

— Охотник? — тот выглядел удивленным, того и гляди скажет, что не было тут никакого Охотника все эти три недели. — Он попросил крестьянскую рубашку и кафтан. Решил сходить в город, отдохнуть.

— Город в трех днях отсюда, — не понял Кэйсар. — Он три недели отдыхал. Чего ему еще нужно?

Он почти бросился в погоню, но за плечо его поймал Луц:

— Погоди. Глейн доверился нам, надо довести до конца. Мы нашли стражника, что пропускал с той стороны нечисть, — и уже совсем безумно: — мы должны убить его.

Кэйсар смотрел, приподняв одну бровь, неуверенно переспросил:

— Ты с ума сошел?

— Глейн специально сбежал, чтобы на него не пало подозрение. К тому же он еще не может драться.

— Да Глейн не знал, что мы найдем. Мы этого тут третью неделю искали. Почему сегодня-то?

— Глейн верил в нас, — кивнул Луц.

Кэйсар молча ждал, когда рыцаря отпустит, но тот, занервничав в этой тишине, с нажимом заговорил:

— Завтра снова ведь… Кого-то пустят сюда, они натворят дел, ведь они же не просто так…

— Так давай убьем того, кто придет, а стражника оставим на откуп Глейна. У меня нет никакого желания идти кого-то без него убивать.

— Если узнают, что Глейн замешан — у него будут неприятности. А нас никто не контролирует. К тому же… Ну что еще с этим человеком делать, если не убивать? Сколько детей, девушек замучили из-за него, сколько людей умерло из-за жадности одного человека.

— Глейн оставил меня одного с ненормальным фанатиком, — вслух пожалел Кэйсар.

* * *

— Ух ты, красотища какая. А народу-то, народу!

— Впервые в городе, парень? — усмехнулся бородатый извозчик. Пацан лет восемнадцати, подсевший к нему на тракте, смотрел во все глаза на каменные стены, на людей в городских нарядах, на стражников. — А ты чего из дома-то сюда? Убег что ли?

— Да не. Батя послал. Говорит, нечего штаны дома протирать, и так трое старших братьев, им землю и отдам. А ты поди в город, попросись к мастерам. Может, научишься чему.

— Эх, не к тем мастерам едешь. В городах, бывает, в кузницах дым столбом, как на пожарище. И грохоту, что глотку сорвать можно, пока докричишься. А у этих кузницы стоят чинно, вылизанные. Как без дела. Как ни приеду — все пьяные, все празднуют.

— Так вот и мне бы так, — кивнул парень.

— Тебе лет-то сколько?

— Так пятнадцать.

— Эх, а на вид уже здоровый лоб. Правильно батя тебя выгнал, да только, чую я, толку с тебя не будет.

— Ну коли не будет, то к бате и вернусь, — засмеялся парень, но поправил высокий ворот кафтана, плотнее укутался в шарф. Светловолосый, наивный, как бы не испортил его никто в этом городе.

У трактира он дернул извозчика за рукав:

— Дядь! Ты тут останови.

— Мал еще, — проворчал тот.

— Останови, говорю, мне рассказывали про место это.

Крестьянин поджал губы и хлестнул лошадь, чтоб шла быстрее. Тогда парень легко спрыгнул на замерзшую грязь дороги, крикнул весело:

— Дядя! Спасибо!

В трактире только пьяница храпел в углу, да двое за столом играли во что-то, кажется, на деньги. Парень вертел головой по сторонам так, что вот-вот она от шеи открутится. Остановился напротив хозяина и какое-то время глупо рассматривал его, как достопримечательность, потом покопался в карманах и щепоткой вытащил три монетки.

— Батя сказал, что хватит, — гордо произнес он. Хозяин пересчитал, кивнул:

— Я подготовлю спальню. Если еще монеты две прибавишь, можно и девочек разбудить.

— Не, батя голову оторвет, если трихомудину какую домой привезу.

— Обижаешь, у нас девочки здоровые.

— Ага, вчера, может, и были здоровые, — парень шарфом вытер замерзший нос. — Да только мне не надо.

И вздрогнул, когда его по плечу хлопнул кто-то, и женский голос радостно окликнул:

— Глейн! Какое совпадение.

Парень, обмерев от страха, обернулся, неловко улыбнулся девушке в темном шерстяном платье.

— О, Катерина, а ты откуда тут?

Он оробел, отвел глаза. Девушка же — открытая, улыбчивая, взяла за руку. Хозяин, подмигнув, бросил напоследок:

— Я подготовлю спальню.

— Нам можно на двоих одну! — прибавила девушка, потянула гостя в темный угол, к стоящему там столику.

— У меня плохое предчувствие, — негромко сообщил Глейн, пытаясь отковырять от стола что-то липкое.

— Потому что я тут? — улыбнулась ему Морана. Судя по простенькому платьицу и заплетенным волосам, она тоже старалась себя не выдавать.

— Именно, — Глейн не смотрел ей в глаза не потому, что стеснялся, а потому что, по мнению хозяина, должен стесняться. — Тебя каким ветром сюда занесло?

— Гуляю, — с вызовом ответила Морана. — А тебе чего не сидится?

— Тоже гуляю.

— Ты гулял бы в рясе и с ножом за поясом, потому что вашей братии наливают бесплатно, — несмотря на едкий тон, Морана осторожно погладила его руку, правую. Изучила запястье, как гадалка линии жизни. — Ох, Глейн. Так ты еще и недолеченный.

— Хоть бы раз навестила, — упрекнул Глейн, хотя изображал застенчивую улыбку.

— А я слышала у тебя охрана такая, что даже Хеган не пробился.

— Друзей они бы пропустили.

— Разве это не твой личный ревнивый гарем, который не подпустил бы к тебе бабу? — Морана продолжила приветливо улыбаться, говоря это. Глейна даже не задело, он почти любовался тем, до чего же они похожи. Оба сильные при внешней слабости, и оба изворотливые, принимающие на себя любые роли, умеющие управлять людьми. И оба никогда не могли заставить работать на себя друг друга. То ли друзья, то ли камешек в ботинке. — Глейн, ты ведь понимаешь, что ни один деревенский мальчик не устоит передо мной. Священник может нос воротить — тьфу, ведьма. Охотника могут интересовать только побои, которые им за это причитаются. Но мальчик, который впервые в большом городе, не откажется подняться со мной в спальню.

— Какое там, устоит, — в сторону произнес Глейн. — Если сам демон не устоял.

— Ой, Глейн, не ревнуй. Сегодня я с тобой… Ох, ты же сейчас испугаешься. Не подумай ничего. Просто нам лучше держаться вместе. Я не идиотка, чтобы ради одной ночи подставлять тебя перед Кроносом.

— А когда-то кто-то обещал, что он ничего не узнает, — подозрительно припомнил Глейн, и голос его тут же изменился: — Она, ну… я ж ее мелкой еще помню, ну как можно-то, Кать. Чем только батя думает?

— Комната готова, — сообщил мягко подкравшийся хозяин. — Наверное, устали с дороги?

* * *

Когда за ними закрылась дверь, Морана подождала несколько минут, потом размяла плечи, словно личина хорошей девочки давила на них.

— Тебе город не кажется странным?

Глейн только кивнул, он смотрел на улицу в окно. Так бывало в городах, но только по праздникам. Много пьяных, которые едва держались на ногах. Конечно, можно увидеть в городе пьяниц в разгар дня, но обычно это люди, которые больше пьют, чем работают. Они хуже одеты, потому что все заработанное спускали на выпивку. Эти же выглядели так, словно дела у них шли в гору независимо от того, пили они или нет. Много вычурно одетых женщин, которые где-то в толпе или на картинках видели графинь и теперь пытались блеском украшений походить на них.

— Не понимаю, — Глейн со вздохом оторвался от окна. — Мне говорили, что тут убивают постояльцев. Как это может быть связано?

Морана сидела на кровати, откинувшись назад, распутывала волосы из косичек, предложила:

— Меня спроси.

— Хорошо, госпожа ведьма, подскажите, что не так и не напрасно ли я трачу тут время?

— Руку покажешь?

— Что, за объяснения? — не понял Глейн.

— По дружбе же, — Морана улыбнулась, сладко потянулась и начала снимать платье, под ним оказалась легкая рубашка и еще несколько юбок. Глейн сел на край кровати, поднял рукав до локтя. Морана устроилась напротив, мягко взяла его руку. На ведьм не действовали ни крест, ни защита. И ошейников на них надевать не получалось, они ведь по-прежнему оставались людьми. Поэтому церковь их боялась и истребляла своими силами, Охотники же их без необходимости не трогали, боялись рисковать, перепутав ведьму с простой девушкой. Ведь им, в отличие от инквизиции, грозило за это наказание.

Морана кончиками пальцев провела по руке, хмыкнула:

— Пришел бы ко мне, срослось бы в два раза быстрее.

— К тебе дорого, — проворчал Глейн. Морана второй рукой взъерошила его волосы, потом свои, поднялась разобрать кровать, сбить простыни, объяснила, не отрываясь от дел:

— Ты сюда пришел, потому что пропадали люди? В город входили, а потом не видел их никто.

— До города еще добраться надо. Да и он большой, кто скажет, в этом месте люди остановились или нет?

— Ну, тебе настучали, что отсюда куда-то отправляют людей, местная власть закрывает на это глаза, а город жирует, ничего при этом не делая.

— Ну… да, именно это мне и сказали, — своей неуверенностью Глейн показал, что знал намного меньше. Нечего притворяться перед Мораной, сейчас у них цели одинаковые, иначе они не оказались бы в одном и том же трактире среди огромного города.

— Глейн, ты бы за сколько человека продал? — закончив с кроватью, Морана легла поверх одеяла, потянулась. — Ах да. Ты бы не продал. Сколько вам за каждую голову платят?

— Смотря за кого. Есть ведь разница — упырь или оборотень. Монстр, который коней жрет в один глоток, или вампир, которому хватит крестом по морде дать.

— Люди — самое дешевое и в то же время самое дорогое мясо. Я тут от Кроноса. А впрочем, я в последнее время только по его велениям и мотаюсь. Удобно устроился, надо сказать, и девушка в постели, и служанка на земле.

Глейн глянул скептически, потому что кто тут хорошо устроенный — так это Морана. Та изобразила наигранное возмущение, надула губы и сложила руки на груди.

— Продолжай, — кивнул Глейн.

— Кроносу не нравится, что происходит в этом городе, потому что это происходит без его ведома.

— Очень многое происходит без его ведома, — фыркнул Глейн.

— Ну да. Но подозреваю, что это кто-то из его подчиненных. Кронос недосчитывается своих денег.

— Зачем ему деньги в аду?

— Глупый Глейн, а за души люди, по-твоему, что просят?

— Кому-то продают чужие души? — понял Охотник.

— В точку. Ложись в кровать, мы с тобой выглядим как два простака, которых долго еще не хватятся. Ты очень хорошо притворялся, да и я не промах. Ночью за нами придут. Ты как, сразу их убьешь или подождешь, чтобы узнать, при чем тут я и Кронос?

— Подожду, — ответил Глейн нервно. Это очень рискованно — если его скрутят, то могут увидеть крест. Если дело и правда плохо, а люди виноваты в чем-то перед церковью, то Глейна убьют сразу, как опасную крысу.

Глейн не взял с собой ни ножа, ни пистолета. Он думал, что столкнуться придется с людьми, и там все решит закон, а ему не придется убивать. Но нельзя и сказать, что он не был готов к неожиданностям.

Немного подумав, Глейн залез под одеяло, но постарался держаться края, и Морана тут же выпихнула его обратно.

— Глейн, вот сразу видно, что секса у тебя не было. Раздевайся.

Глейн скинул теплый кафтан, остался в рубашке.

— Совсем раздевайся.

— За нами придут. А у меня крест на шее, у тебя клеймо на груди, — проворчал Глейн.

— Хм… И правда. Будем считать, что тебе многого не нужно.

Какое-то время Морана молчала. Глейна клонило в сон, хотя последние три недели он отсыпался за три года бродячей жизни.

— Глейн, ведь вот в одной кровати лежим. Неужели ничего не екает внутри? Я совсем для тебя пропащая?

— Я просто знаю, чья ты женщина, и очень не хочу, чтобы меня при жизни в котле пару недель проварили.

* * *

Глейн проснулся с чувством, что его переиграли. Он знал, куда шел, знал, что происходит и насколько все опасно, а оказался все равно не готов — что уж говорить о простых путниках.

Они ничего не пили и не ели. Именно потому, что чего-то могли подмешать в воду. Глейн выспался, к тому же на заданиях обычно было нервное состояние, во время которого и не спалось, и не елось толком. И он ничего не заподозрил, когда его ранним вечером начало клонить в сон. Сознание, очнувшееся и обнаружившее руки связанными, даже попыталось удивиться. Как же так, я же чутко сплю, я же бесстрашный (ну почти) Охотник, а валяюсь тут и правда как деревенщина какая-то.

Проверил горло — ворот по-прежнему доставал до подбородка, но это не значило, что креста не успели увидеть.

В этой комнате, пустой, без мебели и с одним окном, за которым все еще темно, Глейн был один. Откуда-то слышались приглушенные голоса. Не пугало, что Мораны не было рядом, потому что ее как раз есть кому вытащить даже из самой безвыходной ситуации. Глейн осторожно, как можно тише, перевернулся на спину. И, хотя шума от него не было, дверь в пустую комнату открылась.

— А чего происходит? — промямлил Глейн, глядя снизу вверх на хозяина гостиницы. — Если вам деньги нужны, то берите, только не трогайте.

— Ты же сам пойдешь? — присев на корточки, спросил трактирщик. Он улыбался так же дружелюбно, как когда принимал от него деньги или говорил о том, что готова спальня.

— Куда скажете пойду, — согласился Глейн, и в каждую секунду ждал удара под дых и яростного: «Ты думаешь, мы тебя не раскусили?! Креста твоего не заметили, что ли?!». Хорошо, что уже почти зима и застегнутая под самое горло одежда — обычное дело.

— Вот и хорошо, — одобрил хозяин и отступил на шаг. Терпеливо ждал, пока Глейн неловко и осторожно поднялся сам. Трактирщик тоже был готов бить, если тот побежит или попробует драться.

— А где девушка? — спросил Глейн только потому, что мальчишка, которого он изображал, спросил бы. Хозяин посмотрел в глаза насмешливо, ответил только:

— Спит еще.

А вот это не хорошо: Глейн надеялся на того, кто явится защитить ее. Думал, за компанию и его вытащит. Ну и ладно, хозяин — мужчина крупный, сильный, но против Охотника, да еще не ожидая атаки, не справится.

И Глейн правда искренне все то время, пока его вели вниз по темной лестнице трактира, на улицу, был уверен, как наивный мальчишка, что и ему ничего не грозит, что он сможет справится. И уже там, замерев в дверях, почувствовал, как сбилось сердце, пропустило удар, а потом начало колотиться с бешеной силой. Он на секунду стал собой: Охотником, попавшим в безвыходную ситуацию. Этого из всей толпы, ожидающей его на улице, казалось, не заметил никто — настолько незначительное отличие.

— Молодой, он таких любит.

— Мясо свежее, кровь ароматнее. Да и неиспорченная еще душа.

— Ага. А недавно купца понюхал и говорит: «Что за ерунду принесли, этот и так нашим будет».

— А, слыхать, купец после этого и пить бросил, и почти все деньги раздал…

Говорили приглушенно, словно в церкви. Хозяин трактира перехватил Глейна за шкирку, закинул на плечо, опять потащил вперед, похвастался:

— Там еще девка дрыхнет.

— А не жирно ему будет двоих сразу? — рассмеялся кто-то.

— Авось не подавится, — весело откликнулся хозяин, и все разговоры были полушепотом. Шли они как можно тише, стараясь ногами не шаркать. Вышли на двор, и Глейн почувствовал себя чучелом, которое будут сжигать в конце праздника.

Двор оказался расчищен, на нем почти ничего не было. Толпа, черт бы ее побрал, около пятидесяти человек, разбрелась. Все, кто метелками, кто руками, разглаживали землю, постепенно открывали песком присыпанную плиту с вырезанными на ней символами.

— Дядь, — зашептал Глейн. — Он и меня кушать не будет. Я это… Отца-то ограбил. Не отправлял он меня никуда.

— Ври, ври, сопляк, — равнодушно отозвался тот.

— Я — ври? А ты в кошель заглядывал? Дают столько детям, что в город едут?

Хозяин промолчал, сопел задумчиво. Попытался развернуться, чтобы Глейну в глаза посмотреть, но пока тот у него на плече — не получалось.

— И девушку обманул, жениться на ней клялся. А она мне первому отдаться обещала. Девушка она, дядь.

Откровенный блеф, в который, может, и не поверят, но в кошельке правда денег столько, сколько еще оставалось после той поездки за стену. Более того, сколько смогли выручить от ненужной теперь роскоши, использованной для прикрытия.

— Слушайте, — окликнул хозяин, поставил Глейна на землю. — Я пойду еще девушку разбужу… обоих сразу отдадим. А то, может, кто из них тоже порченный.

Бежать бесполезно, он оказался в круге людей, безоружный, со связанными руками. Кого только в толпе не было: и мужчины, и женщины всех возрастов. Постепенно из песка появился символ. Глейн, и раньше осознавший происходящее, сам для себя подтвердил — символ знакомый. И история, кажется, повторялась.

Морану принесли на руках. В светлой рубашке и без своего обычного яркого окраса она выглядела достаточно невинной, чтобы трактирщик купился, но девушка то ли спала, то ли притворялась.

— Начнем с нее, — решил трактирщик.

— Почему не с парня?

— Потому что парень уже проснулся. И на женское мясо он явится охотнее.

Вот так просто Глейн подставил одного из друзей, и в следующий раз Морана вряд ли будет осматривать его руку, предлагать ему помощь, да просто никуда с ним не пойдет. Ее уложили прямо на землю, в центр символа, и, вот чудо, она резко открыла глаза. Настолько, что даже трактирщик шарахнулся.

— Не делай этого, — приказала она. Словно не она тут связанная, словно не толпа кругом, а она этими людьми владела, и слуги задумали что-то против нее. На секунду хозяин опешил, но потом снова перехватил нож удобнее. Морана успела найти глазами Глейна. Возможно, ее ошибка сказалась в разрыве зрительного контакта — в следующую секунду нож вонзился в плечо, пробил насквозь.

Глейну стало стыдно, ужасно тошно от самого себя, его ломало от пронзительного крика Мораны, но ее раны — их ключ к спасению. Как только кровь начала заполнять рельеф рисунка, тот засветился.

— Теперь давайте и парня, — с довольным оскалом протянул руку трактирщик, и Глейна подхватила человеческая волна, потащили к этому плечистому мужику с его мясницким ножом.

В круге закрутился ветер, существо сформировалось из пыли — пухлое, высокое, с витыми рогами, ростом оно достигало четырех метров. А самое жуткое, что даже его улыбка была не такая страшная, как у трактирщика.

— Девушка, — кивнуло существо довольно. — Хорошая девушка, много денег за нее дам. И… Что у нас тут?

Оно принюхалось, опустив голову к Глейну. Тот продолжал стоять прямо, уверенно. Нужно выхватить у трактирщика нож, развязаться — и с ним можно сражаться. Он из слабых демонов, надежда еще была.

Но демон отскочил, закрыв нос руками.

— Вы что наделали, твари?!

Так приятно оказалось смотреть, как улыбки сползали с лиц этих людей.

— Что?.. — растерянно спросил трактирщик. Пользуясь замешательством, Глейн плечом отпихнул его, опустился на колени около Мораны. У нее был мутный, измученный взгляд, и Глейна снова обожгло стыдом. Пока никто не обращал на него внимания, он поспешно распутывал узел на руках.

— Я ж говорил, проверяйте! А вы кого притащили?! А девка!?..

Оно втянуло носом воздух и обмерло от ужаса. Кажется, сникли даже рога. Глейн наконец стащил ослабленные путы с рук, снял с себя рубашку, заткнул ею дыру в плече ведьмы. Морана была не в состоянии злиться, но взгляд говорил за нее. Глейн ругнулся мысленно — где он? Почему еще не здесь? Ее бы убить успели.

— Ну все, — севшим голосом проговорил демон. — Ну вас… К дьяволу… обманули меня! Соврали!..

Вокруг людей возвышались стены зданий, деться им практически некуда, а существо, когда-то подчинявшееся им, теперь оказалось противником. И всем уже стал виден крест на шее Глейна, но они еще не знали, что попытаться скормить демону Охотника — не так страшно, как истекающая кровью девушка.

Демон первым отреагировал, пригнулся к земле и встал на колени, после этого Глейн заметил, как сгустился воздух над знаком, как практически из пыли выстроился силуэт, до неприятного зуда знакомый, как потяжелел и раскалился воздух.

А потом послышался громкий чих.

— Дьявол вас всех дери, — ругнулся демон. Он практически не отличался от темноволосого высокого тощего человека, только черные высокие рога выдавали. За его спиной — лестница вниз там, где только что была каменная плита, и из пролома вырывались языки пламени. — Холодно-то как… Базель! Какого черта?!

— Я не виноват, — не поднимая головы, выдохнул демон.

— Да? Не ты подворовывал из моих запасов? — тот высморкался в платок, оглянулся по сторонам, нашел взглядом ведьму и тогда стал совсем похож на человека — в его взгляде появились беспокойство, жалость.

— Я, я сир. Но я же для дела. Я же души покупал для ада. С прямой доставкой, как говорится. А ведьму не я… Ведьму они тронули. Я же знаю, что это твоя ведьма, Кронос.

Глейн видел, как постепенно начал утекать народ в выходы, как зародилась паника, как бросил нож трактирщик, промямлил:

— Не знали же… мы ж не знали, она не говорила…

Глейн поднялся, отступил, наблюдал за тем, как Кронос провел рукой по рваной ране, и кровь вернулась обратно, в вырезе рубашки остался только светлый шрам, заметный даже на белой коже. Морана облегченно выдохнула и рывком поднялась.

Кронос изменился сразу после этого. Выпрямился, заметил беглецов, рявкнул по-хозяйски:

— Куда?!

И толпа против воли стянулась, их потащило в ноги к Кроносу, и стало тесно, слишком жарко, слишком душно. Из дыры за его спиной выбрались двое крупнее, накинули на плечи Кроноса плащ, укутывая хозяина с девушкой вместе. Глейна передернуло — плащ был из светлой кожи, похожей на человеческую.

А потом Кронос повернулся к нему.

— Глейн! — со злой и пренеприятной улыбкой, он оставил Морану укрытой, сам повернулся к Охотнику. — Какие люди…

Глейн отступил на шаг, и демон-слуга подпер его со спины, не дал сбежать. Этот совсем на человека не похож — стоял на четвереньках, вместо носа пятачок, и уши как у животного, треугольные и висели к низу.

— Спорим, без тебя не обошлось, сука, — Кронос сузил темные глаза. Хотя здесь уже стало жарко, Глейна пробрало холодом. От того, что Кронос улыбнулся после этого, легче не стало, Глейн только вжался сильнее в грубую кожу демона за спиной.

— Мы уже в городе встретились, — устало произнесла Морана. Постепенно алым наливались губы, чернели ресницы, волосы на глазах укладывались в локоны. — Глейн… попался под горячую руку. Ты же понимаешь, что он такая же жертва, как и я…

Это не помогло — Кронос наклонился ниже, к самому лицу Глейна, втянул носом его запах.

— Ладно, Глейн. Большая удача, что ты тут, — он провел кончиками указательного и среднего пальцев по кресту Охотника, запахло паленым и кожа демона на месте соприкосновения начала дымиться. — Я должен закончить, ты же понимаешь. Мне пока некогда с тобой говорить. Давай перенесем.

— Я не собираюсь… — начал Глейн, но Кронос обратился к слугам с приказом:

— Охотника перетащите ко мне пока.

К Кроносу — это в зияющую дыру ада за его спиной. Глейн, уже зная, что это бесполезно, попытался сбежать. Но один из младших демонов схватил его за ногу, другой за руку, как мешок картошки потащили к дыре. Базель попытался присоединиться к этому, но Кронос поймал его за рог, потянул к себе, словно тот не был в два раза больше него, а просто мелкий мальчишка.

— Куда? — окликнул уже не так грубо Кронос. — С тобой тут поговорим.

Глейн видел, как взглядом проводила его Морана, и ей, казалось, тоже его уже не жаль. И все же она защитила его.

Жаром опалило все тело, но хуже всего показалось в том месте, на котором набита татуировка. К нему словно раскаленный прут приложили, Глейн сорвал голос от крика, попытался вырваться, но его тащили все глубже. Эти звери и не такое видели, привыкли уже.

Кроноса не было не так уж долго, но Глейну это время казалось бесконечным. Его бросили в просторной каменной комнате с алым ковром на полу, огромной кроватью с балдахином и столом в углу, заваленным пергаментами. Глейн, спиной прислонившись к ступеньке, отделяющей кровать от кабинета с рабочим столом, приложил ладонь к кресту, чтобы как-то успокоить. Боль только слегка притупилась, он до скрипа сжал зубы. И замер, забыв о том, что должен дышать, когда дверь снова распахнулась.

— Ты не могла просто спросить у местных, что случилось? Зачем было в это лезть? Конечно, они попытались принести тебя в жертву. Ты, между прочим, отличная жертва, я тогда оценил.

— Не злись. Я же не думала, что все так. Я думала, посижу там день-другой, послушаю… Кто ж знал, что ночью меня убивать потащат. Я же ничего не делала. Мы даже были вместе с Глейном.

— Так себе защита, — закончил Кронос, уже глядя Охотнику в глаза. Его лицо перечеркнула улыбка, он скинул с себя кожаный плащ, сел на корточки напротив бледного Глейна. — Больно тебе, да? Как думаешь, что будет, если я тут твоего креста коснусь?

— Кронос, — одернула Морана, тот будто не слышал.

— Расскажи мне кое-что. Мне нужен один из ваших.

— Хеган, — выдохнул Глейн, почувствовав, как резануло на словах пересохшие губы.

— Он, — кивнул Кронос. — Тебе же плохо, Охотник. Ты же сдох бы тут, если бы в аду была смерть. Но ты будешь мучиться… Пока не скажешь мне, где Хеган.

— Я не знаю, где он, — признался Глейн.

— Ну да, — кивнул Кронос. — Но знаешь, где будет. У вас же бывают всякие собрания. Так? И войны, в которых вас собирают вместе.

— Нет, не бывают, — соврал Глейн. Кронос, улыбнувшись шире, тут же положил руку поверх его, над татуировкой. Хотя между ними была ладонь, та все равно среагировала. Словно поверх креста накалывали новый рисунок раскаленными иглами.

— Глейн, я тебя отсюда не выпущу, пока не согласишься помогать, — почти ласково уговаривал Кронос. — Я не собираюсь убивать его. Не собираюсь вредить ему. Я хочу просто поговорить с Хеганом. Один из моих демонов ранил его, когда тот отказался прийти ко мне. Это ужасно, я очень не хочу, чтобы это повторилось и чтобы Хеган считал меня врагом.

Было слишком сложно воспринимать через боль все то, что говорил Кронос. Раз его не собирались выпускать — то лучше бы оставили в покое, потому что вслушиваться сейчас в речь, распознавать ее смысл — дополнительная пытка.

— Глейн, — заметив это, нетерпеливо окликнул Кронос. Но когда ответа не последовало — резко протянул вторую руку к Охотнику, и ее перехватили женские ладони.

— Кронос, — обратилась Морана ласково, но все же с холодком в голосе. — Глейн мой друг и многое для меня сделал. Любой другой Охотник — пожалуйста. Но прекращай мучить его.

— Тогда почему ты привела меня именно к нему?! — Кронос отпустил шею, смахнул ладонь Мораны со второй руки.

— Это ошибка, я не собиралась отдавать его тебе. Не волнуйся, я найду Хегана и вернусь сюда. А пока… тебе не кажется, что Глейн задержался? Ему пора наверх. Я тебя столько времени не видела. Или ты хочешь, чтобы он наблюдал за тем, как сильно я по тебе соскучилась?

Глейн больше даже сидеть не мог — привалился плечом к ступеньке и все равно съезжал вниз. Морану с демоном он видел только до поясницы, но уже в том, как ведьма поглаживала руки Кроноса, было столько интимности, что Глейн закрыл глаза. От боли тошнило, в горле пересохло, и словно иглы проросли из гортани, продырявили кожу.

— Как он может помочь тебе найти Хегана? Он же не следит за ним. А наводить на его след все отказываются, они все знают, что ты хочешь от Хегана…

— Так почему нет?! — тут же вспыхнул Кронос, превращаясь в капризного ребенка. — Я могу дать ему вечность! Я ему силу дам. Если он перебьет всех этих крыс вроде Базеля, я только похвалю его. Хеган и сам не откажется быть одним из моих демонов.

— Нет, не думаю, что ему понравится эта идея.

— Да брось. Вечная жизнь и огромная сила. Кому это может не понравиться?

— Кронос…

Проследив взгляд Мораны, Кронос обернулся, увидел, как поднялся Глейн. Его шатало, крест на шее стал красным, кровоточил. Взгляд у Глейна был больной, расфокусированный, Охотник едва на ногах стоял.

— Хеган не пойдет, — произнес Глейн. — Хеган тебе кишки выпустит и… и все.

Очень хотелось верить, что Хеган не купится на вечную жизнь или силу. Ему что-то другое нужно, но не дай бог Кронос это «другое» нащупает. Глейн даже через боль чувствовал себя так, словно у него пытались отобрать что-то намного более масштабное и неосязаемое, чем личность кумира. Словно Кронос лишал его свободы.

— Тогда тем более, чего бояться, — улыбнулся Кронос, отвлекся от ведьмы, вернулся к Глейну. — Сведи нас с ним, он выпустит мне кишки, и у вас всех станет на одну проблему меньше. Я не стану настаивать, если Хеган откажется. Я ведь хочу быть его другом, а не хозяином.

Глейн сделал нетвердый шаг вперед, потом второй, зацепился за ворот рубашки Кроноса, но сказать что-то уже не получилось — горло высохло, даже дышать было больно.

— Кронос, — услышал он ласковый голос Мораны. — Пожалуйста. Не могу смотреть на то, как Глейну плохо… Верни его наверх.

Кронос развернулся подобно черной глыбе, легко подхватил Охотника на руки и, вместо того чтобы тащить куда-то, просто подбросил вверх. На несколько секунд у Глейна заложило уши, замелькало все перед глазами, а потом он оказался лежащим на земле где-то в поле, и вокруг благословенный холод, и постепенно утихла боль в шее.

С неба сыпал дождь со снегом и хлопьями пепла. Глейн, пошатываясь, поднялся на ноги. От него исходил белый пар, снег даже не касался его. Выпрямившись, Глейн осмотрелся, чтобы понять, куда идти, и осознал, что это не поле. Он стол в центре выжженного кратера, где-то далеко были видны оплавившиеся городские стены, кое-где — черные от копоти руины, но в основном это оказалось выгоревшее дотла место.

У Глейна закружилась голова, он упал обратно, почти на то же место, из которого появился.

* * *

Сложно сказать, каким образом они с Мораной стали друзьями. Глейн собирался казнить ее за разрушенный приход и убитого священника. И в этой погоне вляпался в историю с вызовом демона. От жертвоприношения Глейн пытался ее спасти не ради нее самой, а чтобы оно не состоялось. Был уверен, что убьет ведьму потом.

Но Глейн ни разу не поднял на нее ножа.

Уже через сутки после начала погони, после случившегося между этими событиями ада, Морана безмятежно выжимала подол платья и рассказывала:

— Ты не поверишь, но на пятерых священников приходится только один, который действительно сажает в пыточную, грозит каленым железом.

— Так ты ж ведьма, — недоверчиво напомнил Глейн. Его волосы тоже были мокрыми, и от этого казались темнее. Рубашка неприятно липла к телу, порох отсырел. Он все еще злился. Морана стояла по щиколотку в воде, вокруг стелился влажный и жаркий туман, из воды торчали бревна, местами кирпичные кладки. По мутной глади воды проплывала то корзинка, то перевернутое корыто.

— Я — да. А замученные ни за что девочки не были.

И Глейн окончательно сдался. Он не подумал, что ведьма может делать что-то не по прихоти, а из мести за людей. Он вел себя так же, как все Охотники: не разобрался и попытался бы убить Морану быстро, прежде чем она остановится и успеет оправдаться. Да и она не стала бы оправдываться перед Охотником, который пришел по ее душу. После всего случившегося Морана показалась ему великой, потому что пожертвовала собой, соблазнила демона и загнала его обратно в ад обещаниями спускаться к нему по первому же требованию. Глейн еще не знал, что у них все получится хорошо, и что Кронос сам не горел желанием ходить по их миру. Но, пока Глейн высыхал после того, как Морана обрушила на разгоревшийся город соседнее озеро со всей тиной, водорослями и рыбами, он еще восхищался ею как героиней.

— Что с теми священниками, которые не трогали тебя?

— Они не трогали меня, я не трогала их, — Морана улыбнулась, встряхнула волосами. После ее выходки вода, оставшаяся в городе, омывала ее лодыжки. Тех, кто Кроноса вызывал, он сжег по просьбе той же Мораны. Демон всем подложил свинью, выполнял желания только жертвы, в обмен на душу. Тело Морана ему отдала почти даром, если не считать его защиты.

Морана погрустнела, села рядом с Глейном на приступочки. Небо было пасмурным, люди потихоньку отделяли сгоревшее и ненужное от еще пригодных вещей.

— Красивые, да? — ведьма пропустила между пальцами прядь рыжих волос, любовалась переливами. — У мамы такие же были. Ярко-ярко рыжие. Я смотрела на нее и думала, что буду такой же яркой и красивой, как мама. Папа ее очень любил, да и во мне души не чаял. Наверное, таких счастливых семей не бывает… И не должно быть. Как только начался мор, они обвинили маму. Она не была колдуньей, только не боялась никого и… была рыжей. Отец рыдал так же, как я. Нас обоих держали, пока ее уводили, чтобы мы не могли помешать. А она… сама шла. Прямая, уверенная. Словно ее в рай забирают, а не на пытки и костер… Ужаснее дней до ее сожжения ничего нет. Когда ты ее так любишь, а ей там больно делают, ни за что, а у тебя ручки слабые, детские… Отец, наверное, и вовсе бы повесился, если бы не я. Друг друга заверили, что на казнь не пойдем, и оба там столкнулись, на площади… Как я рыдала. У меня горло еще неделю болело. А отец ничего, за плечи меня держал, лицом окаменел, и смотрел только. Как оправилась — достала книги запрещенные, стала бегать в лес, в глушь, к ведьме. Настоящей, а не то, что мама. Отец знал, он только боялся за меня, все говорил: «Тише, дочка. Тише, милая. Тебя никто не видел, солнышко?», — Морана улыбнулась. С кончиков волос капало на платье, небо прояснилось, туман оседал и город перестал напоминать ожившее кладбище. — Мы же с ним знали, что за мной придут. Раз мать ведьма, то и дочь научила. Но, Охотник… Мы ведь могли просто уехать оттуда в другой город. Но оба понимали, что не поедем.

— Потому что хотели мстить, — кивнул Глейн.

— Именно. Я улыбалась горожанам. Флиртовала с парнями, хотя, когда приходили свататься, отец отказывал им с суровым лицом. И я одобряла. Говорила, что храню себя до брака. И от меня отстали. Когда начался падеж скота, мне шестнадцать было. И за мной пришли… О, как они горели. Я сожгла всех, кто к нам заявился. Я их всех знала лично, и с каким удовольствием слушала их крики. Отец был как бы и не при чем… Я его с тех пор не видела, потому что остаться в городе означало навлечь беду на него. Я уверена, что он нашел, как откреститься от меня. Как-нибудь я вернусь в город проверить, все ли с ним в порядке. И так же сожгу любого, кто причинил ему вред.

Глейн помолчал, разглядывая солнце в луже. Если и оставались еще сомнения, рассказ их развеял. Таких, как Морана, Глейн не трогал даже при возможной опасности. И почему-то захотелось перед ней оправдаться за свое прощение.

— Моя мать, чтобы скрыть измену, врала, что ее совратил демон. И я, получалось, сын этого демона. Если бы я не сбежал, они бы сожгли меня. Кузнец бы и отдал. Меня не жгли только потому, что жалели мелкого.

— Спать я с тобой не буду, — улыбаясь, насмешливо произнесла Морана, и Глейн о своих словах пожалел, совершенно по-детски закрылся. — А хотя… Ты же видел, чья я теперь. То есть ты не врал?.. Впрочем, ваши любят истории о том, как их оставили без семьи или как побеждали семиглавое чудовище. Да, похоже на правду… Ты куда?

— Тут мне больше делать нечего, — Глейн поправил ножны, закрепил отсыревший пистолет.

— Дурак был этот кузнец, — ухмыльнулась Морана, которая извиняться не собиралась. — Когда ему говорили бы, что у него красивый сын, он мог отвечать гордо: «Весь в меня», даже если бы это было не так. Одиноким бабам неосознанно хотелось бы такого же красивого и доброго сына, и кузнец бы не раз еще супруге отомстил.

Глейн перестал так поспешно собираться, на секунду и вовсе остановился, кивнул каким-то своим мыслям, пообещал:

— Если будешь кому-то невинному вредить — я сам тебя сожгу.

— Мы сможем подружиться, — пообещала Морана. И была права.

* * *

Глейн пришел в себя на прохладной, свежей белой простыне, под теплым одеялом, и сначала ему показалось, что он в раю. А потом пришли боль и ломота во всем теле, так в раю болеть не могло.

— О, он восстал из мертвых, — пошутил сбоку голос Кэйсара. Глейн без спешки повернул голову к нему, протянул руку и погладил по голове, как верного пса.

— Мои вещи? — спросил он. На этот раз ответил Луц:

— Мы их принесли.

— Надо заплатить за больницу. Я же в больнице? — голос был глухой, чужой, как у старика. Кэйсар стал настолько послушный, что разрешал погладить себя по голове, остался стоять, наклонившись к Глейну.

— Какого хрена ты там забыл? — спросил недовольно Кэйсар, при этом всем видом выражая покорность. Глейн осторожно пожал плечами:

— Я не мог.

Он чувствовал — горло плотно замотано тканью, а крест жгло, словно старую рану.

— Хорошо, что с тобой все в порядке, — мягко произнес Луц и вышел из маленькой комнатки. Кэйсар внимательно и как-то настороженно посмотрел ему вслед. Глейну было слишком плохо, чтобы это заметить, он прикрыл глаза.

— На тебя и тут скоро молиться будут, — глухо сказал Кэйсар.

— Ерунды не говори, — огрызнулся Глейн. На глаза ему опустилось что-то прохладное, мягкое, влажное.

— А как еще? Город за ночь сгорел дотла, и посреди всего этого мракобесия выжил только один Охотник. Вот какая сильная вера у него, даже демон против него спасовал, — Кэйсар произнес это так, словно цитировал какую-то не слишком интересную книгу. Он знал, что все было не так.

— Меня Морана спасла, — подтвердил Глейн.

— Ты ей нравишься.

— А я ее едва не убил до этого… Там ситуация была, что вокруг человек пятьдесят, и нас уже не выпустят, даже если я орать начну, что я Охотник, а ее покровитель Кронос… Хотя с ней может и сработало бы. А вот меня бы точно зарезали… И я подставил ее, чтобы был хоть какой-то шанс. Я не хотел, чтобы она умирала, и спасаться за ее счет тоже… не хотел. Но сделал. А потом она меня вытащила. Они могли меня там держать, понимаешь?

От этого «там» тянуло потусторонним холодом, и голос Глейна на этом слове дрогнул, как пламя свечи на ветру.

— Ты нам очень нужен. И Моране нужен. Вы еще встретитесь и поговорите с ней, попросишь у нее прощения. Я уверен, она поймет. А если нет — тогда будешь мучиться совестью, — как мог успокоил оборотень.

— Тебе разве не знакомо это чувство? Даже если тебя простили, сам себя не прощаешь.

— Неа, не знакомо, — Кэйсар наклонился совсем низко, шепнул у самого уха. — Луц убил человека.

Глейн повернул голову, тряпка сползла с глаз.

— Кого? — так же глухо спросил он.

— Стражника ворот. Который пропускал к вам наших. И обратно выпускал, — уже чуть громче ответил Кэйсар. — А потом очень вовремя новость пришла, что город сгорел к чертям. Буквально в тот же вечер узнали, вещи собрали и когти рвать. А то сидел бы, ждал, когда и его убивать придут.

Глейну стало чуть легче после этих слов, и все же осталось беспокойство. Он словно ожил — налилось румянцем лицо, он попытался встать, и Кэйсар не мешал, только настороженно смотрел, готовый подхватить в любой момент.

— Может, мне его лучше позвать? — спросил Кэйсар. Глейн отрицательно покачал головой, выбрался тяжело из кровати. Но, встав на ноги и выпрямившись, он снова стал прямым, уверенным шагом вышел из комнаты.

Они нашел Луца на конюшнях с петлей в руках, на которую рыцарь задумчиво смотрел. При виде Глейна попытался ее спрятать за спину, смутился так, словно его застали за неприличным. И оправдываться начал, как большой ребенок:

— Я не… не это. Не собирался… Просто представил, что поймают, такую же накинут и вздернут.

Глейн в этот момент был страшен, невольно вспомнилось, что он только недавно вернулся из ада. Теперь волосы у него были не просто растрепанные, а дыбом. Казалось, что он по-прежнему дымился.

— Дети там, в подвале, испугались, когда мы пришли их спасти. Сказали, тем, кто пробовал бежать, выжигали глаза. Пока я был один в замке, приехал оборотень — метра два ростом, наглый, расхлябанный. Спросил, можно ли приобрести девочек, светлых. Пока мы туда не пришли, они похищали детей и подростков. Если те отказывались слушаться — калечили, потом убивали. Потому что смерти эти дети уже не боялись, а вот боли пока еще да… Меня до сих пор трясет при мысли о том, скольких они успели продать, и их уже не спасти, потому что все те земли перетрясти надо. Скольким таким вот светленьким девочкам жизнь испоганили. Если тебя вздернуть придут за эту падаль — я за тебя встану. Я убью всех тех, кто попытается тебя казнить, если они не поймут.

— Да ну вас, всегда можно сказать, что это я его убил, — вклинился Кэйсар. — Я ж дурной, я же оборотень. Захотел — убил. А вас обманул просто.

— Сколько я спал? — Глейн привалился спиной к стене, разом сдулся.

— Где-то… дня четыре, — неуверенно произнес Луц, все еще тиская веревку за спиной. — Но лекарь сказал, что тебе нужно еще полежать.

— Тебя куда несет? — устало спросил Кэйсар.

— Надо найти учителей. Поговорить с ними.

— Что тебе там сказали в этом аду? — угадал Кэйсар.

— Кронос хочет забрать у нас Хегана.

* * *

Торговый тракт — очень удобное место. И города чаще, и между ними у дороги располагались небольшие гостевые домики, в которых можно было передохнуть. В одном из таких они и остановились вечером. Спален не оказалось, но на втором этаже навалена солома. Дом обогревался большим камином, поэтому можно было ночевать и так. Все лучше и теплее, чем на снегу в лесу.

Народу не так много собралось, в половину зала шесть на шесть метров.

В Глейне было не признать Охотника — он завернулся в теплый светлый плащ, шея замотана в шарф. Это и к лучшему, иначе к нему приставали бы с просьбами помочь, а он был еще слишком слаб, чтобы рубить чудовищ. Глейн, обычно беспокойный, теперь особо и не нервничал.

— Монстры обходят тракт стороной, — объяснил он. Плащ и шарф делали его как-то больше и внушительнее на вид. — Слишком много людей. К тому же Охотники тоже снуют туда-сюда. Раненные в столицу, вылеченные из столицы.

— Ты по-прежнему не выглядишь довольным, — заметил Кэйсар, склонившийся над чашей с вином.

— Я не люблю столицу, — вздохнул недовольно Глейн.

— Почему? — не понял Луц.

— Там опасно.

После секундной паузы Кэйсар начал смеяться, опустив голову почти что на стол, переспросил:

— В столице?

— Ой, иди к черту, — послал Глейн и укутался теплее. Открылась дверь, впустив внутрь еще снега и холода, в небольшой зал вошел скрюченный старик. Но Глейн подметил уверенность его движений — такую, словно это человек не пожилой, а кто-то вырядившийся в старика. А потом уже наткнулся на хитрый прищур глаз. После этого вся его фигурка гипнотизировала Глейна, и, поймав его взгляд, путник улыбнулся и поковылял к их столику.

— Ничего, если дедушка тут присядет? — сладко спросил он. Луц подскочил, подвинул ему свой стул, прямо напротив Глейна. Кэйсар среагировал иначе — положил на этот стул ноги и, глядя нагло и расхлябанно, отказал:

— Попутал что, старче? Смотри, сколько места свободного. Или решил, что тебя тут кормить задарма будут?

После быстрого движения Кэйсар оказался лежащим мордой в пол, а оба стула свободными. Старик уселся, кивнул Луцу:

— Чего ты встал, юноша? Я тебя не потесню, садись.

Он распутал тугой шарф, оголив шею с правой стороны, показал Глейну выцветший до синевы крест. Кэйсар проворчал: «Нет бы сразу сказать…», послушно пошел за другим стулом.

— Мое имя Хекк, — представился старик. — Мне сказали, что ты отправился в столицу, чтобы поговорить со мной.

— С вами? — переспросил Глейн.

— Учителями. Поговорить о моем подопечном, должно быть. Это именно я вырастил Хегана.

Глава 6

— Насколько я знаю, Варин покинул столицу, как только сказали, что ты побывал в аду. Он думает, что демоны искали тебя, но ты сбежал. Но я-то знаю…

— Им нужен Хеган, — кивнул Глейн. Он по-прежнему был закутан в пальто и шарф, который серым облаком охватывал шею. — Как вы меня узнали?

— Так ведь я тебя видел. Ты почти не изменился. Только чуть вытянулся, — старик провел ладонью над своей головой. Перед ним стояла чашка с вином, из которой раньше пил Кэйсар. — Я, в целом, знаю, но ты все же подтверди — зачем им Хеган?

Проскользнуло что-то ласковое в тоне старика, когда он говорил о своем подопечном. Тоска, как о родном отбившимся от рук внуке.

— Кронос хочет, чтобы Хеган стал демоном. Он ведь не согласится?

— А кто его знает. Смотря что предложат, — пожал плечами Хекк.

— Чем же можно купить Хегана? — недоверчиво и все же беспокойно переспросил Глейн. Хекк посмотрел так же лукаво, нагнулся вперед, ближе к Глейну, и спросил шепотом:

— А есть такой слушок, что ты досадил ему чем-то.

— Есть слушок, — кивнул Глейн.

— Ты же знаешь… про него?

— Я еще раньше ему насолил, — признался Глейн. — Вы ведь осознаете, что такое Хеган для Охотников? Сейчас мальчишки идут к нам, только чтобы чуть-чуть света его славы коснуться. Когда говорят «Охотник», все сразу представляют Хегана. Если он станет демоном, это не просто сильный демон у Кроноса. Нам всем в спины плевать начнут.

— А если ты станешь? — спросил старик, затем, кивнув в сторону Луца: — Он станет? Оборотень твой станет? Тоже начнут?

— Нет.

— Ну так и отстаньте от Хегана. Он в легенды не метил. У него просто… раскаленная подкова под жопой, посидеть смирно не может. Как нечисть видит, так в глазах темнеет.

— Мне казалось, в Охотниках много таких, — возразил Глейн. Кэйсар слушал, присмирев, Луц старался слиться с мебелью. Хекк кивнул несколько раз, как ржаной колос под ветром, развел руками:

— Сам не понимаю. Я думал, что его убьют быстро — он же совсем останавливаться не умеет. Но когда в голове отключается что-то, там, видимо, совсем другой человек появляется. Такой, в котором ни страха, ни усталости… А может я палку перегнул. Он же слабее остальных был, вот я и выжимал все, на что он способен… Все ведь, наверное, думают, что я его спас. Взял в Охотники, забрал из замка.

— Некромант говорил, что Хеган его брату все, что смог, отрезал.

— Именно. Хеган уже тогда был не в себе. Я не его из замка спас… Я мир от него спас. Подумал — да ладно, пусть лучше этот монстр на нас работает.

— Это многое объясняет, — кивнул Глейн.

— И мне ну очень не хочется, чтобы из-за этого в аду появился такой демон… Если бы я убил его сразу, в аду бы и не догадались, на что он способен. Демонам нужен не Хеган, нет. Им нужна легенда.

— Сами вы что думаете?

— Я? — Хекк засмеялся глухо, но грустно. — Отвалили бы все от него… Он еще тогда устал, а я его выдернул, заставил бороться. Но раз уж не отвалят… Я его аду не отдам. Даже если он туда счастливо побежит. Я ищу его, чтобы пару раз мордой об стол приложить. Разок — объяснить, что я его никуда не отпускал, и второй за то, что он, такой борзый, тебя гоняет. Что за война у вас?

— Это личное.

— Хм… Ну раз личное, то только разок его мордой приложу.

* * *

В тепле и на соломе спалось хорошо, не тесно. Глейн накрыл голову шарфом, снял пальто и укутался в него вместо одеяла. Где-то в дальнем углу, к печке поближе, устроился старик, лежа на спине. Луц держался к Глейну ближе, но все же оставил между ними расстояние вытянутой руки. Оборотень же в собачьем обличии свернулся под боком Охотника, его тепло не было лишним. Было так тихо и спокойно, Глейн настолько доверял людям вокруг, что заснул крепко, чувствуя себя в безопасности.

И проснулся от того, что его передернуло. В окна светило тусклое рассветное солнце, с нижнего яруса кто-то громко звал:

— Глейн! Глейн, я знаю ты тут!

Глейн сел, протер глаза и лицо. Кэйсар обеспокоенно потянул носом воздух. Кто-то из путников, злой спросонья, тяжело поднялся и потопал вниз, разобраться, но бегом вернулся обратно. Глейн выбрался из кокона пальто и рясы, пошел спускаться. Кэйсар превратился, быстро накинул рубашку, натянул брюки и сразу за ним, Луц остался наблюдать у лестницы.

— Здорово, — буркнул Хеган. Бедвир за его спиной казался измученным, улыбка у него была какая-то извиняющаяся, словно ему жуть как неудобно за Хегана. И с ними еще человек — помятый, со странной улыбкой он осматривался по сторонам, спросил:

— Куда ты меня завел, тут же ни одной бабы нет.

Мужчина был высокий, статный и красивый, хотя и уже стареющим. На спине вместо оружия висела лютня. Заметив ошеломленный взгляд Глейна, приосанился, стрельнул в него глазами, с улыбкой довольного кота поинтересовался:

— Куда уставился?

Кэйсар не совсем понял, что происходит, потому что не видел, как побледнел Глейн. Хеган отошел к трактирщику, заказал выпивку, вернулся, бросив глухо:

— У нас же праздник.

— Какой праздник? — заинтересованно переспросил менестрель, достав из-за спины лютню, готовый играть. Он был пьян, покачивался, но на ногах стоял.

— Конечно, праздник, — продолжил Хеган.

— Хеган, — подал голос вампир. — Ты ж не такой мудак, Хеган.

Получалось, что такой, потому что, приобняв менестреля дружески за плечо, Хеган наклонился к Глейну, протянул с наслаждением:

— Какой же я мудак? Я своего друга с его отцом знакомлю, которого он никогда не видел.

Секунда-другая затишья, а потом мир начинает двигаться — шарахается менестрель, разворачивается уйти Глейн, и его ловит Кэйсар, кутает в шарф, как ребенка. Сбегает вниз по лестнице Луц, бледный от злости, губы сжаты.

Хеган успел заметить опасность первым, и лицо его удивленно вытянулось, когда со второго яруса дома на него упал старик. Упал смачно, с хрустом. Менестрель успел улизнуть, никто его не останавливал, Глейн обернулся заинтересованно.

Хекк, маленький старикашка, сидел на спине Хегана, заломив ему руку за спину, тот молча терпел, как дрессированный волкодав ребенка, а когда учитель потянул руку сильнее, только зубы сжал.

— Вот хоть убей, Хеган, а я не помню, чтоб я тебя этому учил. Вас же трое мальчишек было тогда в учениках. Я ж вас в одну комнату спать отправлял и из одного котелка есть заставлял. Они тебе новыми братьями стать должны были.

— У меня уже были братья, — огрызнулся Хеган. Он по-прежнему не сопротивлялся, хотя казалось, что еще чуть-чуть, и учитель сломает ему руку. Луц осторожно тронул Глейна за плечо, тот жестом показал: не стоит беспокоиться. А у самого было будто болото вместо внутренностей. Лучше б Хеган ему в лицо плюнул.

А еще противнее было оттого, что Глейн заслужил это, он соврал.

— Так и будешь жить в прошлом?

Когда раздался влажный хруст, вздрогнули все. Бедвир поспешил заступиться за хозяина, но Хеган сам сорвался, сбросил старика с себя, размял руку, проверил, двигаются ли пальцы.

— Хеган, а Хеган, — как ни в чем ни бывало окликнул Хекк, — давай, признавайся, чем так демона привлек? Как там его звать?

— Кронос, — подсказал Глейн.

— Я не знаю, — безразлично отозвался Хеган, увернулся от удара учителя под колено.

— Как следует отвечай, — скомандовал тот. Но заставить Хегана подчиняться сейчас было невозможно даже для этого старика. Существовала некая граница, за которой Хеган переставал терпеть и становился собой.

— Впервые слышу, — зло огрызнулся Хеган.

— Демонов его видел?

— Видел.

— И чего хотели?

— В ад звали. Поговорить, — Хеган сжал зубы, Хекк смотрел на него снизу вверх, прищурив глаз.

— А ты их пинками в ад погнал? — понял старик. — Молодец. А на службу тебя возьмет — пойдешь?

Затихло снова все, даже на втором ярусе проснувшиеся гости прислушивались, Бедвир боялся шелохнуться, Глейн смотрел Хегану в глаза — сейчас тот оказался в центре событий.

— Рога обломаю, — прорычал Хеган, в его фигуре на этих словах проглядывалось что-то стальное, мазнуло присутствующих своим блеском, и в мир снова вернулись звуки — громче засобирались на втором ярусе, Глейн развернулся за рясой и вещами, Бедвир радостно хлопнул Хегана по плечу, и Хекк кивнул ему с довольной, отеческой улыбкой.

* * *

Варин появился в этом придорожном домике к ночи, когда внутри уже почти опустело, один только Хекк пил у камина. Старик улыбнулся учителю как давнему другу, хлопнул по месту рядом с собой.

— Тебе когда-нибудь казалось, что сколько бы ты в жизни не сделал — все мало? Построишь дом, а хотелось два. Вырастишь десять сыновей, а мечтал о дочери. Убьешь сотню врагов, а все не то. Так вот… сегодня я подумал вдруг, что сделал достаточно.

— Ты виделся с Хеганом? — Варин стряхнул снег с плаща, повесил его к камину просушиться.

— Да. Он не уйдет, я уверен в нем.

— Почему же?

— А у него якорь появился.

Пока вся толпа уставилась на Хегана, ждала ответа от него, Хекк рассматривал Бедвира и то, как вампир смотрел в спину своему хозяину. Такой в ноги вцепится, а не отпустит.

— И твоего ученика тоже видел, можешь не искать. Он снова дальше от тракта свернул, Хеган по своим делам отправился. В разные стороны. Я Глейну сказал, что в его возрасте был такого же роста, как он, и он, вроде, даже обрадовался. С ним ведь никогда проблем не было?

Варин долил себе в полупустую чашку Хекка, выпил сразу полную.

— Нет, послушный был мальчик.

— А у меня проблем было до крыши. Невоспитанный, непослушный, своенравный мудак. Но я не мог его бросить в том замке, потому что лучше бы он злость срывал на нечисти, чем на людях, которые под руку попадутся.

* * *

Семнадцать лет назад в семье торговца жила девочка Вера. Отец в ней души не чаял, мать все присматривала, как можно выгодно отдать замуж такую красавицу. Вера была девочкой худенькой, с пшенично-светлыми волосами. Женихи находились, и господа засматривались, поэтому почти все детство Веры прошло в окружении троих старших братьев, готовых если что ее защитить. И между собой дети дрались на равных, и по деревьям лазали, и в лес на спор уходили так, что возвращались за полночь, и были одинаково биты матерью. Вере с братьями рослось уютно и намного интереснее, чем с девочками. Платья ей казались слишком просторными и неудобными, а мысль о замужестве — чем-то невероятно скучным.

В городе был купец, у которого подрастал сын. Когда Вере было двенадцать, тому исполнилось шестнадцать, и в то время мама наконец выбрала, кому отдаст дочь. У отца было достаточно денег, семья жила в большом доме, и проблем купить красивое платье не было. Братья, которым, конечно, были скучны бабские дела, убежали гулять в лес.

И вот недовольная Вера в красивом тяжелом платье, с заплетенным волосами, с поджатыми губами, стояла за спиной мамы, собиравшейся на смотрины. Она слушала невозможный женский щебет о том, как хорошо ей будет жить после свадьбы и как самой маме повезло с ее четверыми детьми, и не знала, что все оборвется с открытием двери, ведущей из дома в сад.

Мама спросила, кто этот человек и кто пустил его к ним в сад. Сказала, что ей работники не нужны и милость они не дают. Хотела добавить еще что-то, но тогда уже Вера выглянула из-за нее, и она-то все поняла сразу: на пороге стоял не гость, а живой мертвец с почти отвалившейся челюстью, и медленно наступал. Вера успела захлопнуть дверь. Думала, что этим спасла маму.

Ни отец, ни братья не вернулись. Слуги кто разбежался, кто защищал — итог был один. К вечеру город полыхал, трупов в нем, свежих и доползших с кладбища, прибавилось.

Маму съели, когда они пытались сбежать. Рядом чавкали кем-то из слуг, орали, и этот набат мешался с общим криком и стоном города. Вера снесла голову одному дряхлому мертвецу, загнала в рот швабру второму, раззявившему пасть ее сожрать. Но потом повалили на землю и ее. И, наверное, тоже бы съели.

А может, лучше бы и съели.

Город паниковал, агонизировал, и среди этого ужаса нереальным показалось услышать:

— Ну куда?! Куда рот расхлебянил! Тебе любое мясо сгодится, это мне оставь. Такую красоту чуть не угробил.

Ей еще тогда было ясно, что ее не просто спасают, и не из доброго умысла. Потому что управляющий мертвецами человек в долгополом балахоне с черепом птицы на шее не мог быть хорошим.

Некромант похитил ученика Хекка. Тогда еще толком не знали, что случилось с опустевшим городом, кто всех убил. Мертвецы вернулись в могилы, и вокруг города бродили Охотники и учителя. Хегана Хекк взял с собой потому, что тот был полным и ленивым мальчишкой, все искал, как отлынить и что съесть повкуснее. Хекк думал его перевоспитать. Пацан не испугался вырезанного города, сбежал ночью поживиться оставленными ценностями.

Но именно след ученика привел Хекка в мертвый замок. Можно сказать, замок опустел дважды — сначала когда его для себя заприметил некромант, потом когда что-то случилось с самим некромантом, потому что мертвецы, еще недавно нападавшие на людей, гнили и тухли в коридорах, и казалось, что упали они разом, как шли.

Девочку он нашел в одной из спален. В белой сорочке, изляпанной крупными кляксами крови. К ее правой ноге тянулась цепь, прикрученная к стене, в руках — безглазая голова.

— Что тут произошло? — спросил Хекк, проходя в комнату. Она не обрадовалась, наблюдала спокойно, как старик обходил разбросанные по комнате части тел. Это потом уже Хекк понял, что мертвец был только один. Прикованная к стене, Вера обрекала себя на смерть, убив хозяина.

— Ничего, — она пожала плечами, продолжила выламывать у головы зубы пальцами.

— Ты его… так?

— Да.

Хекк не без опасений присел рядом, и Вера даже оторвалась от своего занятия, наблюдая, как старик ножом пытается открыть замок на лодыжке. Охотник опасался, что девочка бросится и на него, но она была спокойна. Голову, правда, не отдала, и когда Хекк потянулся — резко отдернула руки.

— Этот человек был главным в замке? — попробовал по-другому Хекк. Девочка кивнула. На самом деле кандалы на ноге уже были открыты, но Хекк еще не показывал этого, прощупывал почву. — А ты у нас из города? Он обидел тебя?

— Убил моих родителей, — кивнула Вера, нахмурилась, еще один зуб хрустнул. У головы не было ни глаз, ни языка, ни ушей.

— Значит ты хорошая девочка, — кивнул Хекк, и за это чуть не получил по руке цепью, которой она была прикована, только поймал вовремя. — Я хочу сказать… После всего пережитого… Сколько ты уже тут?

— Не знаю, — Вера поднялась, отряхнула подол, отошла в другой угол. Цепь спала с ноги, и она стряхнула ее как-то по-звериному, дергано. — Долго.

— Чернокнижник украл моего ученика. Я искал его. Не знаешь, где он?

Вера обернулась, поставила голову, как наскучившую игрушку, на белую скатерть стола, кивнула.

— Да. Мертвые притаскивали мальчишку недавно. Я покажу.

Хеган был коренастый, рыжий, весь в веснушках, не только лицо, но и руки. А вот глаза невыразительные, серые. До того, как на его семью напали оборотни, он был сыном путешествующего торговца. В Охотники пошел от детской обиды и вскоре, пожалуй, передумал, но уже поздно было.

Лучше бы он и правда возвращался в дом отца и пробовал вникнуть в его дело.

С глазами-бельмами, с язвами на лице, он тоже сидел на цепи в одном из залов, прикованный к столбу. Как и остальные мертвецы, он остановился в тот момент, когда Вера убила чернокнижника.

— Как бы вот, — пожала плечами та без особых сожалений. — Он сказал, что парень больно упитанный. Предложил ему бежать и пустил по следу одного из этих… Быстрых. Перешитых.

— Хватит, — оборвал Хекк, девочка пожала плечами. Весь пол был усыпан каменными обломками. Разрушен замок, убит город, хаос творился вокруг, но все остановила маленькая девочка, которую некромант по ошибке забрал в свою спальню. Вера смотрела неприязненно, но не вырывалась, когда Хекк забрал в кулак ее волосы. Попытался представить, что будет, если подстричь их коротко. Лицо у Веры были достаточно вытянутое и скуластое, чтобы сойти за мальчишеское. Хекку казалось, что он разменял одного ученика на другого и что все не зря. А еще что нельзя развернуться и уйти, предоставив этого монстра самому себе.

— Хеган, а тебе убивать понравилось?

— Я не Хеган, — поправила она. Руки напряглись, но она все еще терпела.

— Если понравилось и хочешь продолжать, придется быть Хеганом.

— Неудачником, который не справился с одним мертвецом? — мрачно переспросила она. Хекк сжал сильнее — он с Хеганом два года провел, уже успел прикипеть к мальчишке, всерьез думал, как его исправлять или его отрицательные черты в пользу обратить. Пожалуй, именно поэтому ответил так же зло:

— Что, лучше быть девочкой, которая была игрушкой некроманта?

Хекк успел отскочить, иначе в руке, что сжимала волосы, торчал бы не нож даже, а заточенный обломок.

— Ладно, — согласилась девочка. — Хеган так Хеган…

* * *

Когда в Бедвира прилетело металлической кружкой, он успокоился, потому что это обычно был последний аргумент Хегана. После этого Охотник, как древнее чудовище, погрузился в глубокую металлическую ванну так, что его стало не видно из-за бортика.

— Это у тебя ритуал такой? — спросил Бедвир, поднимая кружку с пола.

— Какого хрена ты вообще ко мне в ванную лезешь? Или в кровать.

— Мне кажется, тебе не хватает любви и заботы. Того, кто потрет тебе спинку и поцелует в лоб, пожелав спокойной ночи. В конце концов того, в кого можно швырнуть чем-то тяжелым.

За окошком с мутными стеклами падал снег, комната была большая, светлая. Бедвир крадучись устроился на табурете около ванной, успел схватить мочалку, помахать ей в воздухе: «Смотри, я тут помогаю тебе, не надо бить меня». И Хеган успокоился. С ним всегда проще было жестами договориться, чем словами.

Вампир осторожно соскоблил отсыревшие корочки крови с плеча, потом с руки, и Вера при его прикосновениях стала плюшевой, податливой. Бедвир обнаглел, начал намыливать ей волосы.

Вера пыталась сопротивляться сначала, когда на Бедвире уже был ошейник. Предупреждала, рычала, вышвыривала на улицу в солнечный день, и вампиру приходилось прятаться под крыльцом, пока не сядет солнце. Но Вера не убивала его, и Бедвир не понимал — почему? И все же проявлял настойчивость. Когда-то он напросился в помощники к легенде, теперь ему с этой легендой дозволялось чуть больше, чем всему остальному миру. Вера выворачивала руки дворовым девкам при попытке ее коснуться. Ломала носы бравым воякам, когда те пытались дружески похлопать ее по плечу. Косилась на Охотников, что пожимали ей руку, с таким видом, словно готова была ее отгрызть. Пинками отгоняла мальчишек, которые пытались дотянуться до нее как до легенды.

А когда Бедвир намыливал ей голову — закрывала глаза и будто бы дремала.

— Неужели ты вняла моим словам о том, что сама виновата в случившемся? — ласково спросил Бедвир. Он в который раз говорил о том вечере, когда в тайну Веры случайно оказался посвящен третий — Глейн.

— Я не мог дольше быть грязным… Еще этот урод… Мне хотелось соскоблить с себя тот день вместе с кожей, — отозвалась Вера. — Ты прав. Нужно было идти на речку или попросить принести воды в комнаты.

— Попросить меня посторожить.

— Ты бы внутрь бани полез, — проворчала Вера, но как-то беззлобно, спокойно.

— Но предупредил бы, что кто-то идет.

— Глейн никому не сказал, — вздохнула Вера, откинулась на толстый металлический бортик. — Даже своим.

— Да ты запугала всех. Никто никогда никому не скажет. Даже вот у меня язык без костей, а я молчу.

Тело у Веры, словно ее в деревянной ступе вырастили, — прямое и плоское. Ни круглых бедер, ни выступа на груди, в одежде может быть кем угодно, хоть девушкой, хоть парнем. А раны, как кометы на звездном небе. И так же, одни исчезали — новые появлялись. А некоторые навсегда, как созвездия. Как сам Хеган.

Погнутой кружкой Бедвир зачерпнул воду из ванной. Волосы от воды были темнее, тяжелее, достигали почти до носа. Такую чистюлю, как Веру, еще поискать. Сначала Бедвир шутил о том, что светлые волосы и белое тело требуют постоянной стирки. Потом, что Хегана преследует запах крови убитых им. Потом, что Хеган готовится стать графом.

А потом, когда узнал, за все это было невозможно стыдно. Город с мертвецами очень плохо повлиял на Веру. Охотник и раньше много пил, но там напился так, словно на утро не нужно было сражаться. И Бедвир бы понял, если бы Вера в него пустыми бутылками кидалась, пинками из своей комнаты гнала, осиновыми колами к стене прибивала, это было бы больше на нее похоже и не так жутко. Но пьяный Охотник, может и не соображая толком, кто перед ним, подозвал почти ласковым: «Иди сюда», — а потом уткнулся куда-то в ключицу и так сидел, не шелохнувшись. Дышал тяжело, шумно, и рубашка у его лица нагревалась, мокла.

Вера ничего не рассказывала внятно, обдуманно. Только пьяные жалобы, угрозы кому-то в прошлом, обещания найти и еще раз расчленить, заверения в том, что с Бедвиром то же самое сделает, если он кому-то скажет.

А Бедвир ужасался и млел. Сидел, боясь шелохнуться или сказать хоть слово, в то время как его разрывало от жалости, нежности, от нереальности того, какой может быть легенда. И Хеган переставал быть сказками, которые слышал и Бедвир, хотя был на год старше. Хеган становился живым человеком, который убивал не для того, чтобы всех спасти, а для того, чтобы заглушить в себе прошлое.

— С отцом вообще было жестоко… Про тебя, конечно, все говорят, что ты мудак, да и я убеждался пару раз, но вот это был третий.

— Я не виноват, что Глейн не такой, как я. Я думал… он сможет отомстить. Что ему захочется показать этому человеку: «Смотри, какой я. Ты меня бросил, а я все равно вырос достойным».

Бедвир и сам не понимал тогда, к чему идет. Когда Хеган взялся подливать заезжему менестрелю — это уже казалось подозрительным, и Бедвир ждал, что вот-вот симпатичную мордашку певца Охотник расквасит об стол. Особенно когда менестрель хвастался, что тоже не промах, сколько женщин были сражены его красотой и музыкой.

— А что, музыкант, — шепотом обратился Хеган, и от замершего у губ стакана казалось, что Охотник улыбается. Если бы он умел улыбаться, — дети-то от твоих приключений наверняка остались?

Тот тронул струны, кивнул с ухмылкой:

— Да пожалуй, что и в каждой второй деревеньке, которую я навещал, бегает мелкая, или не очень, моя рыбешка. Если, конечно, матери не вытравили их.

Когда долго ждешь чего-то жуткого, приходит облегчение, когда оно случается наконец. Это и почувствовал Бедвир, когда Хеган схватил менестреля за шкирку и потащил к выходу, бросив трактирщику несколько монет и даже не взглянув на него. Бедвиру приказал только: «Найди мне Глейна».

— Серьезно, Хеган, — мрачно произнес Бедвир, глядя перед собой. — Тебе пора учиться общаться с людьми. А то они думают, что ты им назло все делаешь. Мог бы спросить у меня. Конечно, Глейн не обрадовался. Если бы ему нужен был папа, он ходил бы по деревням с вопросом, не видели ли там эту наглую рожу. А Глейн сказал в детстве, что у него никого нет, и очень надеялся, что от него отстанут.

Вераа словно и не слышал, откинула голову назад, мокрой макушкой прислонилась к плечу Бедвира. И его, как зверька, Бедвир боялся спугнуть.

* * *

— Уходите сейчас же.

От того, как изменилось настроение хозяина дома, едва он увидел татуировку, Глейна и самого продрало холодом. Вроде договорились об одной ночевке, обсудили плату, всех все устраивало, пока Глейн не снял шарф. Даже снежинки на пальто еще не успели растаять. Были такие люди, которым платила или защищала нечисть, они предпочитали не связываться с Охотниками, но с таким резким отказом Глейн еще не сталкивался.

— Э, мы ж договаривались, — начал Кэйсар, но Луц удержал его за плечо, поспешно шепнул:

— Хозяин всегда прав. Если он просит уйти, то мы не можем злоупотреблять.

Глейн молча снова закутался в шарф.

— Так вы и не сказали, что с Охотником. Вот один такой Охотник белобрысый в прошлом месяце попросился на двор к знатному господину. Утром Охотника след простыл, а господин на люстре повешен с выпущенными кишками.

— Но это был не Глейн… — на этот раз вступился Луц, пока сам Охотник уже выходил в дверь. — Глейн бы никогда так не поступил…

Темнело, крепчал ветер. Кроме этого дома только крестьянские избушки чернели вдалеке.

— Глейн, ты только скажи… — расхрабрился догнавший его Кэйсар, но Охотник оборвал спокойным:

— Я думаю, крестьяне не откажут.

— Как же страшная история про Охотника-убийцу? — переспросил Кэйсар удивленно. Из ворот вывалился к ним гремя латами Луц.

— Даже если они боятся, они не откажут священнику. А в лесу ночевать — нас к утру до сугроба занесет, — Глейн первым спустился под гору, к крестьянским маленьким домикам. Казалось, если его подтолкнуть в спину, то под гору скатится уже снежный ком. Зимой он мерз больше всех в их компании, кутался как можно плотнее, превращаясь в большой шар из теплой одежды.

В сенях уже стемнело, у вышедшей на стук девочки валил пар изо рта, и при виде трех мужчин она сначала отступила назад.

— Нет-нет! — тут же попытался успокоить ее улыбкой Луц. — Это Глейн, он Охотник. Я Луц, я благородный рыцарь. А это Кэйсар, и он… с нами…

— Где старшие? — спросил более наблюдательный Глейн.

Ребенок опустил глаза:

— В лес ушли. За хворостом.

— Когда должны были вернуться?

— Позавчера.

— Да чтоб вас, — сквозь зубы выругался Кэйсар. — Слушай, снег идет. Я сейчас никакого следа не возьму. Темнеет, ты тоже следа не возьмешь. Снега в лесу столько, что даже наш рыцарь завязнет, так что… дорогая девочка, пусти переночевать, а утром Охотник найдет твоих родителей.

— Кэйсар, — зло оборвал Глейн, еще раз посмотрел на ребенка и, не сказав ничего — развернулся к темнеющему лесу.

— Тц, так и знал, — Кэйсар нахмурился, но потрусил следом, позади тяжело ступал Луц, которому было вроде и совсем плевать — ночевать в тепле или в темном лесу искать потерявшихся людей. — Ладно, Глейн, не злись, видишь, я с тобой иду. Сейчас дальше отойдем — попробую след взять.

— Он не на это злится, — мягко пояснил Луц. — Мы как-то были в одной деревне…

— Просто не надо ничего обещать, — развернулся Глейн. — Я делаю то, что могу. Но я очень часто появляюсь после беды, когда есть жертвы. Девочка там второй день сидит, ждет, когда вернутся мама с папой. Слабая и беспомощная. И тут у ее ворот появляется Охотник, который, по ее мнению, папу с мамой из пасти дракона вытащить должен. А я не могу людей с того света вернуть. Но она теперь будет надеяться.

— Так если они мертвые, то могли бы переждать ночь у девочки, ей бы не так страшно было, — легкомысленно отозвался Кэйсар, начал раздеваться. — И вообще, мне-то так теплее, я за тебя переживаю.

— А мне тоже не холодно, когда я делом занят, — возразил Глейн. Кэйсар, издеваясь, замотал свой шарф на его голове, остался в рубашке и штанах и выскользнул из них большой собакой. Луц, вздохнув, начал собирать его одежду со снега в мешок. Кэйсар сначала забавно, слишком активно для ищейки, обнюхался, но замер, поднял голову, глядя вглубь леса. Желание шутить у пса пропало, и на Глейна он посмотрел выразительно, немного виновато. Глейн кивнул, снял с себя шарф, расстегнул ворот.

— Все плохо? — понял Луц. Кэйсар не бросился в лес, он трусил без спешки, ожидая, когда его спутники догонят. И все же Глейн прибавил шагу, словно там, впереди, кому-то еще нужна была помощь.

Когда Кэйсар привел их к определенному месту в чаще, уже окончательно стемнело. Испугался Луц, когда что-то в лесу всхрапнуло, зашевелилось, но успокоился, различив в этом привязанную лошадь. Кэйсар рыл снег, без собачьего огонька, с ленцой, Глейн стоял напротив дерева, и Луц не сразу разобрал, что внизу на сосне не нарост, а привалившийся спиной человек с опущенной головой. Человек сожженный, черный. Кэйсар рыл прямо напротив него и из-под снега начали появляться тряпки, белая кожа, смерзшиеся всклокоченные волосы.

— Не похоже, чтобы их волки загрызли, — приметил Луц, осторожно коснулся обгоревшего тела. Осыпались обуглившиеся веревки, что вели к стволу дерева. Закончив раскапывать, Кэйсар подлез к нему под руку, и Луц догадался, накинул на него пальто, чтобы он мог превратиться обратно.

— Все, — произнес Кэйсар, стуча зубами, — все мертвы, пойдем переночуем, потом поищем, кто это сделал.

— Можешь возвращаться, если хочешь, — Глейн мрачнел на глазах. Зарядил пистолет, удобнее устроил нож в кожухе.

— Да куда ты собрался? — вздохнул оборотень. Он словно замерзал на глазах, но оставался в человеческом облике, еще надеясь отговорить Глейна. — Кто их убил? Монстр что ли? Я вот монстров тут не чую. Это дело людей, они сами разберутся.

— Женщину убили не сразу. Не хватает руки, лицо обезображено, живот вспорот. Мужа заставляли смотреть. Они крестьяне, брать нечего, лошадь тут. И ты не прав, Кэйсар… Их убили именно монстры. Во всяком случае, люди, совершившие такое, по нашим правилам приравниваются к монстрам.

— Вот это отлично, — поддержал Луц, тоже сдвинул пластины лат, приготовился к сражению. У Кэйсара краснели от холода уши и нос, он фыркнул по-звериному, снова обернулся псом, оставил одежду валяться на снегу.

— Луц, — негромко окликнул Глейн, пока Кэйсар обнюхивал снег, — надень пальто на себя.

— Зачем?

— Спрятать латы. Снег не стряхивай, держись позади, — пока Глейн это произносил, он плотнее закутывал шею.

Кэйсар вывел их к небольшому домику уже ближе к утру. Такие обычно использовали как перевалочные пункты для охоты или просто ночевки в лесу. Из трубы шел дымок, внутри горел свет.

— Не превращайся, — скомандовал Глейн негромко, потрепав Кэйсара по загривку. — Жди тут, делай вид, что привязан.

Кэйсар зашелся хриплым лаем, и в нем слышалось не только что-то наигранное, собачье, но и обида за то, что его оставляли на улице под снегопадом, когда внутри будет самое интересное.

Глейн постучался, потом осторожно открыл дверь. Луц держался позади, ссутулился, как учил когда-то Охотник, вперед не лез.

— Простите, — осторожно и жалко начал Глейн. — Мы сбились с дороги и боимся, что окончательно потеряемся в темноте и в этом снегопаде. Можно ли остаться с моим слугой на ночь?

Двое, молодые, младше Глейна года на три. На лавочке были сложены меховые накидки. У них одинаковые лица, и Глейн второй раз в жизни видел настолько похожих близнецов. Прошлые были среди Охотников, всего на год младше Глейна, и последние пару лет на собраниях их не было.

Его осматривали заинтересованно — один брат снизу вверх, в то время как другой от головы до ног. Словно связанные между собой мысленно, они улыбнулись почти одновременно. Они даже не пытались выглядеть безобидными.

— Конечно, проходи, — начал один из братьев.

— Тепло. Места много. Кто там лает?

— Моя собака.

— Она крепко привязана?

— Да, — кивнул Глейн, проплыл внутрь — усталый, разморенный теплом. Он только слегка ослабил шарф. Когда следом за ним зашел Луц, с лиц близнецов сползли улыбки, теперь они смотрели исподлобья. Рыцарь должен был понимать, что атаковать его будут первым как более опасного. Когда Глейн сел на лавочку, он прикинул, что братья ростом с него. Конечно, то, что Кэйсар привел их сюда, еще не доказательство вины именно этих двоих, но проглядывалось что-то хищное в их поведении, заинтересованное. И Глейн ощутил себя куском мяса, брошенным перед собаками. Наверное, стоило оставить Луца в деревне, тогда все быстрее бы подтвердилось. Рыцарь мрачной горой сел в углу у двери, небрежно смахнул снег и остается там оттаивать. Из-за одежды, накинутой на латы, он казался еще больше и внушительнее, старше.

— Что ты делаешь тут? — ласково начал один из братьев. — Мы вот с братом ушли в лес, но началась метель, и мы не успели вернуться.

— Я направлялся к отцу в Беринг.

Город совсем в другой стороне, то, что нужно для заблудившегося. Свернул не туда, ушел в сторону, никто и не найдет, куда он пропал, если его тут же закопают. А чей труп весной всплыл — кто знает?

Глейн грел замерзшие руки у огня, он старался держаться от незнакомцев дальше, потому что даже обычному путнику они бы не внушали доверия.

— Как твое имя? Сколько тебе лет? — ласково продолжил ближайший из братьев.

— Глейн, семнадцать, — отозвался Охотник и очень натурально вздрогнул, когда с другого конца лавки подсел второй близнец, перекрыв ему ходы к отступлению.

— Наш ровесник.

Завозился в своем углу Луц, заволновался, приподнялся, но сел обратно. С надеждой Глейн посмотрел в его сторону, но его внимание снова перетянули на себя братья.

— И? Зачем же тебя отец в такую даль посылал?

— К деду по материнской линии.

— Ты прямо как в той сказке, — засмеялся близнец, — волк тебя не сожрал? Или ты взял его с собой?

Глейн приподнялся, начал извиняться и собирался отсесть, но другой брат оборвал:

— Дрова почти догорели. Эй, медведь. Принеси хвороста, а то твой хозяин замерзнет.

— Никуда я не пойду, — проворчал насупленный Луц, и отправить его подальше отсюда Глейн не мог — потому что слишком выдавали себя эти двое. Один из близнецов, что сидел к выходу ближе, встал, направился в угол к рыцарю, полностью закрыв от того брата и Охотника.

— Ты что, ослушаться решил? В сугробе спать будешь.

— Мне хозяин ничего не приказывал, — пропыхтел Луц и сгорбился настолько, что того и гляди в круг скатается. — Вот ежели бы он приказал, я бы и пошел.

— Разве тебе не холодно? — спросил брат, все еще сидящий рядом с Глейном. Охотник постепенно погружался в ледяное озеро жути. Вот он, купеческий сын, толком ничего дальше своего двора не видевший, отправлен в соседний город отцом. С ним слуга и верный пес, но ночью в лесной сторожке они натыкаются на двоих, от которых и безо всяких трупов в лесу мурашки по коже. И кажется, уж лучше под открытым небом остался бы ночевать. Да что там, упыря бы в избушке нашел, не так испугался.

Дрожь от холода и страха прорвалась наружу, и голос вздрогнул, когда он попросил:

— Нет, не оставляй меня.

Секунда, чтобы растворился напуганный сын купца, вернулся Охотник. Глейн успел достать нож, резанув плотную ткань рясы в спешке. Скрипнул металл о металл — это попытались зарезать Луца, но наткнулись на латы. Глейн ногой сошвырнул с лавки второго брата, тот нелепо взмахнул руками, в одной из которых был зажат мелкий нож, повалился на пол. Уже оттуда зло спросил:

— Так ты борзый? — и замолк при виде ножа. Ружье стояло, прислоненное к стене. Когда противник потянулся к нему, Глейн рубанул по его запястью, как по куску мяса, только после этого он вспомнил, что у женщины в лесу тоже не было руки.

После всех чудовищ, с которыми Глейну доводилось драться, люди казались неповоротливыми, медленными и непозволительно слабыми. Под натиском с улицы затрещала дверь, распахнулась, и влетевший пес бросился под ноги противника Луца, пока парень рядом с Глейном орал, заматывал в шерстяную ткань обрубок.

— Два трупа в лесу, — Глейн распутал шарф, расстегнул горловину, чтобы видно было крест, хотя кто на него сейчас будет смотреть? — Замученные до смерти. Их ребенок дома ждет.

В жалком, поверженном и непоправимо раненном человеке изменилось что-то — он перестал скулить, обернулся к Глейну лицом с невозможным в этой ситуации, довольным оскалом, ответил:

— В следующий раз начнем с ребенка.

Глейн отвлекся на крик — Кэйсар вцепился не в горло, он со звериным задором раздирал второго брата, пытаясь оторвать кусок из бока, рвал тулуп на кровавые клочья, добирался до мяса.

Очень ловко для раненного противник Глейна ускользнул в окно. Скинув с себя лишнюю одежду — шарф и пальто — Охотник выпрыгнул следом.

Если сначала догнать его по снегу было сложно, и бежали они примерно одинаково, только у близнеца было чуть больше времени оторваться, то потом преследуемый выдохся, продираясь через сугробы. Он дышал сипло, двигался то рывками, набравшись сил, то увязая в снегу по грудь. Вскоре у него сдали нервы, и он начал орать от ужаса и звать на помощь. Глейн почти не слышал его, он представлял другие крики: в лесу, у тех сосен, где найдены были трупы. Крики, которых никто не мог услышать. Глейн еще не расправлялся с чудовищами с таким хладнокровием, с каким преследовал этого человека.

Охотник нагнал его у редких деревьев, как раз там, где была возможность размахнуться. Рубанул наискосок в открытую спину, прорезал тулуп, но задел несильно, не смертельно. Парень обернулся, упал в снег, успел закрыться обрубком руки, и Глейн замахнулся снова. И вздрогнул, как только-только очнувшийся, когда раздался выстрел.

— Отойди от сира!

Обычный слуга в лохматом старом тулупе со свалявшейся шерстью. На Глейне надета ряса, даже если в темноте не видно было креста — одежда выдавала в нем Охотника, возможно поэтому слуга медлил. Он не знал, что творил его хозяин, а защитить его — прямая обязанность. С этим человеком Глейн не собирался сражаться, он выронил нож в снег, объяснил, тяжело дыша:

— Он с братом убил двоих в лесу. Я из Охотников, я уверен…

— Руки поднял! — скомандовал слуга, и Глейн удивился — после этих слов в том наоборот проснулась решимость. — Сир, вы живы?

— Да, — прохрипел тот и начал смеяться, глядя снизу вверх на замершего Охотника. Глейн послушно поднял руки.

— С этим что делать?

— С собой заберем. Крикни людей, с ним еще один.

Глава 7

Глейн не понимал.

Парень превратился в человека при смерти.

Только недавно убегавший по сугробам, он лежал на носилках, когда его вносили в дом, и болезненно стонал, как умирающий. Что делать со слугами — непонятно. Другой Охотник, пожалуй, и убил бы их всех, а Глейн видел нерешительность в этих людях. Они тоже не знали, как будет правильно. Для них Глейн — враг, пытавшийся убить хозяина и, верно, прирезавший его братца. Но Глейн — Охотник, а таким запрещено нападать на людей без причины. Поэтому Глейна только прикладом по лицу ударили разок, руки связали, а больше не трогали, посадили в клетку, где пол был покрыт соломой. Вообще место оказалось очень похожим на загон для скота. Глейн не знал, а нужно ли ему бежать, или лучше остаться, показать найденные трупы, рассказать, как близнецы напали и на него, не зная, кто перед ними.

И в то же время невозможно было сидеть спокойно. Людей отправили в ту сторожку, они могли наткнуться на Луца с Кэйсаром, и тех как убийц казнили бы на месте, не дав объясниться. Глейна еще берег статус — за убийство Охотника по закону ничего не грозило, но на деле — масса неприятностей от собратьев, если те узнают. Одно дело чудища в лесу, хотя и те от мести редко уходили, и другое — люди. Даже разбойники чаще предпочитали или договориться с Охотником, или бежать, чем драться с ним.

Перед рассветом в поместье привезли растерзанный труп второго брата. Его принесли к клетке Глейна, уложили разорванным животом к Охотнику. Последним шел престарелый мужчина в дорогом камзоле. Ему пришлось пригнуться, чтобы пройти, но он остался в дверях, Охотника изучал с холодной яростью.

— Это ведь не ты его.

— Я не один, — кивнул Глейн. — Их нельзя убивать.

— Я сам решу. Вы убили одного моего сына и покалечили второго. Тебя слуги трогать боятся, Бог их за тебя, видите ли, проклянет.

Про это Глейн слышал впервые.

— У сына нет таких предрассудков. Ты его в семнадцать оставил без руки. Как только он проспится, он сам к тебе спустится. Но до этого… — он отошел от дверного проема, длинные полы камзола задели пыльные корзины, стоящие тут, погладили вспоротый живот мертвого сына. Глейн сидел, глядя снизу вверх. Неприятно саднила разбитая прикладом щека, руки были связаны не за спиной, а спереди, потому не особо мешали. Дворянину пришлось пригнуться снова, и заговорил он глухо, вроде и не шептал, а все же не хотел, чтобы снаружи слышали, хотя за его спиной находились еще двое слуг, и им-то точно было слышно.

— Почему ты напал на них?

— Они напали первыми, — вздохнул Глейн, показал на татуировку. — Креста не было видно, они приняли меня за простого путника.

— Сначала история была другая.

— Она и есть, мы выслеживали их после того, как нашли в лесу трупы.

— Вот это звучит более правдоподобно, — кивнул дворянин. Как пятно масла расползалось по воде — Глейн начал понимать, тут же изменилось его отношение к происходящему, но и чуть меньше надежды на спасение осталось.

— Вы знали?

— Они мои сыновья и единственные наследники. Но… я могу понять, зачем ты это сделал. Это не значит, что я тебя отпущу.

* * *

Коренастая женщина с провалом вместо глаза, оборачиваясь на выставленных у клетки слуг, принесла Глейну воды и кусок хлеба — небольшой, словно украденный. Слуги, что охраняли Глейна, озирались осторожно, но делали вид, что не видят нарушительницы.

— Он спит еще, а как проснется — ох и достанется тебе… Мы вашим передали, что Охотник тут. Но пока они придут…

— Вы мне помогаете? — уточнил Глейн. Постепенно для него вырисовывалась полная картина — два жадных до чужих страданий мальчишки, и у них целый двор слуг. Никто не накажет их за замученную дворню, их не должны были казнить и за убитых крестьян. Если бы дошло до суда, главным вопросом к Глейну было бы: «Знал ли на кого нож поднимаешь?» Глейн бы ответил отрицательно, и его отпустили, но и близнецов бы никто не стал арестовывать или наказывать. В этой ситуации виноват был Глейн, потому что пытался заступиться за бесправных. И защищали его только сан и неведение, обычного крестьянина давно убили бы.

— Брось, как мы можем тут помочь? — расстроено прошептала женщина. — Воды принесли и хлебушка чуть? А людей твоих не убьют. Скажут, что хотели хозяина порадовать, чтобы сам их убил, а там уж молись, чтобы ваши подоспели и чтоб хозяин правда не «обрадовался».

Глейна оставили в покое в этот раз надолго, и он задремал. Где-то снаружи наверняка снова падал снег, и мир был тих и бел, а тут полумрак и переминались с ноги на ногу слуги у клетки. Где-то там, в заснеженном мире еще бегали Кэйсар и Луц, которые уже должны понять, во что вляпались.

Их привели ближе к вечеру, со связанными за спиной руками, и оба выглядели радостно, спокойно.

— Прохлаждаешься? — спросил довольный Кэйсар, но, когда им открыли не клетку Глейна, а напротив, он нахмурился, попытался сопротивляться. — Эй, мы вместе.

— У Охотника шансов выжить больше, — пояснил один из слуг, толкнул оборотня к открытому вдоху. Кэйсар рванулся броситься и замер, стоило Глейну подать голос:

— Кэйсар. Лезь в клетку, они на нашей стороне.

Слуга попытался спрятать глаза, открыл рот что-то возразить, но в целом выглядел огорошенным, беспомощным и испуганным, хотя это был детина выше Луца ростом.

Рыцарь выглядел самым помятым, но при этом все равно довольным. Кажется, Глейн за них боялся больше, чем они за себя.

— Мы не можем быть на вашей стороне, — негромко произнес слуга, остановившись напротив клетки Глейна. — Нам прикажут — мы же первые вас к лошадям привяжем и на четыре стороны их пустим. Потому что даже если вас успеют спасти, мы-то останемся.

— Ваш лорд выглядит человеком благородным, — прощупывал осторожно Глейн. — Иначе, думаю, я бы остался трупом в лесу. Никто бы и не прикопался.

— Лорд колеблется — выгнать вас или убить. Раньше у него было трое детей. Младшему десять было, когда он почему-то в лес ушел и не вернулся больше… Да только старшие особенно исчезновению брата не огорчились.

Одних их не оставляли, и вместо двоих слуг караулили теперь трое. Это не мешало общаться.

— Глейн, ну как так-то? Ну на несколько минут оставить нельзя! — Кэйсар расхаживал по клетке из угла в угол, на Охотника смотрел изредка. — С кем ты там не справился? С одноруким сосунком холеным? Или со слугами?

— Я не собирался драться с невиновными.

— А что? — Кэйсар бросился на прутья, улыбнулся во все зубы. — Тебе потом свои что-то сделают? За слуг? Они на тебя напали. Хорошо, они не знали, но они тебе грозили голову отхватить, ты защищался. Вы двое кретинов, и если вас тут убьют, то вы вполне это заслужили.

Замолк, глядя на прутья так, словно прикидывал, сможет ли перегрызть. Тогда подал голос Луц, задумчиво и счастливо произнес:

— Они благодарили нас.

— Кто вас благодарил?! — сорвался один из слуг, бросившись на прутья, но отскочил, когда Кэйсар только открыл пасть.

— Да никто, — ответил за него оборотень. — Нас позже отблагодарят. Расплавленным свинцом в глотку.

— Хорошая идея.

Мальчишке не пришлось пригибаться, он и так невысокого роста. И совсем не выглядел расстроенным смертью брата или потерей руки. И все же Глейн по взгляду понял, что этого человека вел азарт, об остальном он будет задумываться позже, а сейчас он по-прежнему в пылу охоты, даже если жертва поймана и сидит в клетке. Тем более когда поймана. Под тяжестью этого взгляда Глейн снова ощутил себя заблудившимся мальчишкой, стало не по себе.

Клетка Охотника прямо напротив двери, а Кэйсара и Луца — у противоположной стены в углу. Рыцарь насупился при виде барчука, снова начал метаться по клетке оборотень. Слуги сместились ближе к угловой клетке.

— Я теряюсь в фантазиях, что с тобой делать, — барчук сел на предпоследней ступеньке. Подперев щеку целой рукой, ощупал Глейна взглядом. Охотник сидел напротив в сбившейся рясе, с синяком на щеке, связанными руками, смотрел исподлобья. — Потому что ты сдохнешь, пока я доделаю все, что собираюсь. Говорят, Охотники очень крепкие. Ты крепким не выглядишь. Ты выглядишь… очень сладко, — расползлась по лицу улыбка, дернулись плечи под тяжелым бархатным халатом. Барчук был то ли пьян, то ли под такими сильными травами, что мутили разум, чтобы заглушить боль. — От таких интереснее всего по кусочку отщипывать. Приколоть булавками и вышивать по живому.

— Попробуй, — сорвался Кэйсар. — Я потом из тебя печень достану и при тебе поджарю. И тебе скормлю!

— Твой друг просто кладезь идей, — улыбнулся собеседник, не оборачиваясь в его сторону, продолжал изучать Глейна. — Но ты совсем не такой, как там… в халупе. Конечно, с Охотником тоже играть интересно, я даже думаю, что я бы кожу снял вместе с твоим крестом, но все же… Это как показать что-то сладкое, но съесть самому. Давай так, пока ты будешь играть снова того напуганного мальчика, я не трону твоих друзей.

— Глейн! — залаял Кэйсар. — Глейн, только посмей!

— Я не собираюсь тебе потакать, даже чтобы спасти кого-то, — спокойно отозвался Охотник. — Прежде всего потому, что я тебе не верю. А уже потом потому, что тебе лучше все равно начать с меня. Иначе, когда я отсюда выберусь, больно сделаю уже я тебе.

— Очень будет интересно на это посмотреть, — задорно отозвался барчук, поднялся, отряхнул халат и случайно задел ткань обрубком руки. Его тут же скрутило от боли, но он быстро успокоился. Засмеялся глухо, словно закашлял. — Я подготовлю свою комнату. Нас ждет очень интересный вечер.

Кэйсар послушно дождался, когда барчук уйдет. Слуг за людей оборотень больше не считал, вцепился в прутья до скрипа, прорычал:

— Глейн! Какого хрена ты сидишь?! Я могу прутья выломать! Я могу тут всех перегрызть! Они против тебя, какие они безвинные?

— Кэйсар, — негромко окликнул Луц, как ребенок потянул его за полу плаща, оборотень отмахнулся.

— Да если он только сунется сюда снова!.. Если он снова тебя глазами расчленять будет!..

— Замолчи, — негромко скомандовал Глейн. — И жди. Я не позволю сделать больно себе или вам. Но наберись терпения.

* * *

Отец вошел в комнату, когда последний оставшийся сын сам растапливал камин. На столике рядом лежала горка всевозможных железных изделий разных форм: блестящие иголки, покрывшиеся налетом светлые гири, щипцы.

— Я понимаю твою злобу от смерти брата, могу понять твою боль, но погоди, — начал отец, разглядывая инструменты так, словно разговаривал с ними, — связываться с церковью и Охотником чревато. Выбрось его из замка, отыграйся на его слугах.

— Пап, ты что, не видел его? Слуги — лохматый брехливый пес и безответный медведь. Слышал голоса? У обоих глухой, у Охотника звонкий, мелодичный. И лицо страдальца. Светлая тонкая кожа. Я привык начинать с десерта.

Без руки трудно разжечь огонь, да и полученная искра все время тухла. Отец поднял тонкий меч, который до этого стоял прислоненный к столику, рассмотрел его в свете свечей.

— Следом придут Охотники. И я не уверен, что смогу защитить даже себя, не то что тебя… Тебе не кажется, что вы с братом слишком далеко зашли?

— Он мне руку отрубил и брата зарезал, а ты хочешь, чтобы я его отпустил?

— А не за что было? — скучающе спросил отец. Пламя разгорелось наконец.

Он видел трупы в лесу — обожженный, привязанный к дереву, и изуродованный женский. И, найдя их, в очертаниях чужих, взрослых людей увидел вдруг младшего сына, пропавшего там же. Это сдвинуло его симпатии не в сторону наследников. Младший даже не был им угрозой, но у него была светлая кожа, открытый взгляд и еще детский звонкий голос…

Действие трав начало проходить, вместе с этим испортилось и настроение, потому что просыпалась боль в отсутствующей руке. Барчук баюкал ее, глядя, как разгоралось пламя. Но его пронзила новая боль, которой раньше не было — через спину, до груди, словно острым прутом пронзили. Он поднял целую руку ощупать больное место, и она наткнулась на скользкое от крови лезвие.

* * *

Двое Охотников появились у поместья к вечеру — решительные, молчаливые, замотанные в шарфы с головой так, что видно было только глаза. Ловко перепрыгнули каменный забор, приземлившись на мягкий снег в саду, и остались согнутыми. Еще светло, но небо серело, уже почти сумерки.

— Ну наконец-то!

Они сидели на очищенном от снега крыльце: Глейн, завернутый в светлый шарф, как дворянский сын, Кэйсар в расстегнутом полушубке и сонный Луц, у которого, похоже, какие-то особые всегда теплые латы. В доме — ни огонька, он как вымер.

— Там есть кто живой? — спросил один из Охотников, не открывая лица. Глейн выглядел уставшим, но здоровым.

— У людей траур, — Глейн спустился с крыльца, пошел к воротам из сада. — Обоих наследников в лесу загрызли волки.

— Да? А нам передали, что волки грызут уже чуть ли не тебя, — засмеялся второй. Они двое шли за Глейном вслед, замыкали это шествие Кэйсар и Луц.

— Нас просто пустили переночевать, переждать снегопад, — размеренно рассказал Глейн.

— А если честно?

— А если честно, то я только в клетке посидел. Все само случилось.

— Глейн, я вот честно никогда не понимал — как это у тебя все само так получается? А ты с друзьями чистенький и только, гады, поспать не дали. Это там, где любого из нас бы четвертовали до прихода помощи.

— Крейс, не завидуй. Спорить могу, Глейн и в клетку-то загремел потому, что казался слишком наивным и слабым, чтобы кого-то просто своим присутствием до смерти затравить.

* * *

Обычно Глейн готов был идти сутками без отдыха и сна, лишь бы не оставаться ночевать в лесу, и в этот раз его уговорили заночевать среди леса товарищи. И Кэйсар, и Луц были опытны в таких привалах: выбрали сторону склона без ветра, сделали настил из веток, развели костер и смастерили палатку из прочной ткани. Все это время Глейн сидел, замотанный в свой пушистый шарф. Таким образом он показывал, что обиделся и лучше еще несколько часов прошел бы, чем сейчас ночевать в снегу. При всей привычности к суровым условиям походной жизни, у Глейна портилось настроение, когда приходилось спать зимой под открытым небом. Откуда только взялась эта почти аристократическая любовь к комфорту и теплу?

— Чем дольше будешь сидеть, тем дольше будет холодно, — как ребенку сделал выговор Луц. Глейн только плотнее завернулся и, дождавшись, первым полез в палатку. Кэйсар и рыцарь переглянулись.

— У меня ощущение, что Глейн в такие ночевки становится старым и ворчливым, — посмеялся Луц. Кэйсар улыбнулся:

— А у меня… — и не договорил, прислушался к лесу. Улыбка исчезла с его лица, оборотень вытянулся в одну сторону, и Луц обернулся туда же, но лес темен, почти ничего не было видно.

— Что-то не так? — спросил рыцарь. Кэйсар задумчиво отозвался:

— Не, в порядке все. Дальше без меня.

Собственно, и делать дальше нечего — хвороста набрать только. Но и уйти Кэйсар не успел, остановился в круге света на притоптанном снегу, вгляделся в темноту. А потом Луц услышал шуструю волчью рысь по смерзшемуся снегу.

— Глейн, — окликнул взволнованно рыцарь. Два серых силуэта вывалились на них из темноты, одного перехватил Кэйсар — голыми руками за пасть. Второй попытался вцепиться Луцу в бок, но зубы скользнули по металлу, и волк отскочил.

— Так это ты Охотник Глейн?! — высокий человек в богатой волчьей шубе появился у костра, хотя до этого не было слышно его шагов по насту или топота лошадей. Луц растерялся на несколько секунд, не зная, как точно отвечать.

— Да, я, — не очень умело соврал он и попытался приосаниться. Кэйсар с волком смотрели друг другу в глаза, и до рыцаря дошло — взгляд у животного осмысленный, он смотрел осуждающе, недовольно.

Второй волк снова попытался отхватить от Луца кусок, получил железной перчаткой в нос, потряс головой.

— Сожрать, — приказал мужчина в шубе. — Костей не оставить.

— Я те сожру, — пообещал грозно Кэйсар, стискивая голову волку в рука. Тот заскулил, попытался отбиться.

Глейн выбрался из палатки злой, все так же завернутый в шарф. Пинком отшвырнул волка, что нападал на Луца, отобрал у Кэйсар его добычу, бросил в лес, повернулся к человеку и неожиданно вежливо представился:

— Доброй ночи. Я Охотник Глейн. Мы в пути уже достаточно давно, успели вымотаться. Давайте, вы попробуете сожрать меня завтра, а то сегодня так спать хочется, что я кому-то из ваших точно башку откручу.

Глава 8

Когда Луц, всю ночь не спавший, выбрался из палатки, у прогоревшего костра сидели послушно трое волков, по центру тот, что в два раза больше остальных. Кэйсар черно-белым псом лежал, укрытый снегом, не сводил глаз с врагов.

Глейн спал. В самом деле спал, хотя и ворочался во сне, но правда решил, что разговоры подождут до утра. И Луц, которому не спалось, отправился собирать дрова. Уже окончательно рассвело.

Сонный Глейн выбрался из палатки на запах супа, посмотрел на волков так, словно они должны были сбежать за ночь или приснились ему. Но, поразмыслив, подсел к костру. Утро теплое, а с улучшением погоды подобрел и Глейн.

Самый большой волк обернулся человеком, полез тут же одеваться в камзол и шубу. Кэйсар приподнял голову, сощурился подозрительно.

— У меня, конечно, щенков много, — начал оборотень, — многие из них даже в человека превращаться не научились. Из помета Руслана только он и смог человеком стать. Но это не значит, что я буду своими щенками разбрасываться. Ты, Охотник, наверное, спишь и видишь, как бы на него ошейник надеть.

— На кого? — переспросил Глейн.

— На Руслана, — оборотень кивнул на Кэйсара, тот отвернулся, стоило Глейну повернуться к нему.

— А, Кэйсар… Нет, он просто за нами увязался.

— Ага. И за стену с тобой просто увязался. После этого я и узнал, с какой мерзкой компанией он связался.

— Я его не держу, он даже не в ошейнике.

— Именно, бать! — зарычал Кэйсар, тут же и одевался. — Что хочу, то и делаю! Что за бред?!

— Не, Руслан, ты не что хочешь делаешь, ты шерсть и клыки мои позоришь. Ты пойми, я бы простил, если ты за стену ездил вампиров погрызть, но ты на оборотней нарвался.

— Да беспредельщики потому что! Людьми торговали!

— А если и торговали, ты не суйся. Мне теперь высказывают, что ты Охотникам прислуживаешь.

— Так то же не Охотник, то Глейн. Он тем и знаменит, что за наших!

— «За наших»? — переспросил отец. — Вольфраги два месяца назад. Вольфесы в прошлом году. Какие-то шалудивые стаи раза три.

— Глейн бы просто так убивать не стал, значит, было за что!

— Руслан, они оборотни! Если в тебе собачья порода и ты свинину любишь больше, чем человечину, то ты себя с ними не равняй.

— Кстати, я бы поел, — безразлично вполголоса произнес Глейн, и Луц отвлекся от семейной ссоры, полез в мешок за жестяной тарелкой.

— А я что, виноват, что ты с кем попало трахался?!

— Руслан, я никогда не трахался с кем попало, — гордо поправил его отец. — По собачьим меркам она была графиней, такие собаки ценнее людей. Оборотни тебя, кажется, ни разу за твою мать не упрекнули, это все людишки с их взглядами!

Луц едва не выронил полную тарелку супа, Глейн успел ее перехватить, спокойно отхлебнул.

— Как насчет меня?! Я из кожи вон лез, чтобы доказать, что не хуже!

— Кому доказать?!

— Себе!

— Чем? Тем, что к Охотнику прицепился! Видишь, он тебя не ценит даже! Да если я тебя в карету впихну и домой увезу, он только выдохнет с облегчением!

Глейн отложил тарелку, из-за пояса достал нож и воткнул в бревно, потом вернулся к супу.

— На языке Охотников это значит, что ему не понравится, если ты так сделаешь.

— Я поддержу только выбор, Кэйсар, — пояснил Глейн. — Если захочет ехать домой — грустно, но я не буду задерживать. Но Кэйсар, кажется, не хочет.

— Бать, иди к черту, — перевел Кэйсар. — Мне с этим Охотником интереснее.

— Это все твоя собачья кровь! И с какой стати он вмешивается?! Ну-ка превращайся, так поговорим!

Двое волков сидели, как дрессированные, слушали, пока Кэйсар с отцом лаяли и рычали друг на друга. Луц сначала посматривал в их сторону настороженно, потом взял пример с Глейна и начал есть. Налил в миску Кэйсара, предложил волкам, но те проигнорировали, старались даже не смотреть в сторону котелка.

— …и сучку твою новую туда же! — превращаясь, договорил Кэйсар, оперся о Луца и залпом выпил остывший суп, ссыпал в рот овощи со дна, подцепил пальцами прилипшее. Волк снова зарычал и рявкнул, Кэйсар среагировал, показав ему средний палец. — Глейн, ты, блин, прости, что он у меня такой недалекий.

— Ничего, — пожал плечами Глейн. — В отцах я пока очень хорошо разбираюсь. У меня два, и оба не подарок.

— А ну рот закрой! — рявкнул старший оборотень, снова превратившись. Так своим перевоплощением владели только кровные оборотни, укушенные не могли это контролировать, они становились неуправляемыми собаками в полнолуние.

— Не похоже, чтобы Кэйсар скучал по дому, — невозмутимо продолжил Глейн. Даже вечно правильный Луц, который сам сбежал из дома, не возражал и не пытался говорить Кэйсару о значении родителей.

— Дом, как же, — фыркнул Кэйсар. — По-твоему, сколько живут собаки? После превращения мать меня за своего перестала признавать. Да и прожила до десяти — отличный возраст для собаки, слишком мелкий для человека.

Глейн закончил с едой, поднялся, снова взялся за нож:

— Как бы там ни было, а вы на нас напали. Охотники не слишком уравновешенные ребята и такого обычно не прощают.

— Да он на тебя ошейник оденет через полгода, и будет прав! — самый крупный игнорировал Глейна, напирал на Кэйсара, который уже сворачивал ткань палатки. Тот отмахнулся, не обернулся. — Руслан! Мне плевать, как ты живешь, но ты же не дворняга!

— Они меня не замечают, — попытался пожаловаться Глейн, но Луц хлопнул его по плечу, забрал у Кэйсара ткань, впихнул в мешок.

— Нам пора, — Луц сам забрал из рук Глейна нож, отдал рукояткой вперед.

* * *

Оборотни остались на месте стоянки, отец еще кричал что-то, но Кэйсар мало того, что не слушал, он еще и был непривычно многословный, не затыкаясь говорил с Луцом. Но их не преследовали, и Глейн вздохнул с облегчением.

До села они добрались ближе к ночи, и Луц с Кэйсаром выглядели довольными — они были правы, скоро ночлег Глейн бы не нашел. Но в крайнем доме не горел свет и были занавешены окна, хотя слышны людские голоса.

— Похороны, — понимающе произнес Глейн, распутал с шеи шарф. В следующий дом их впустили сразу, только увидев его крест, потому что рядом с Охотником даже трехглавый гоблин — не враг. Не было еще такого, чтобы монстр, следующий за Охотником, кого-то при нем растерзал. Наверное потому, что Охотники сами добивали всех монстров, а самых опасных и ненадежных к себе предпочитали не брать. Но Глейн отчего-то был уверен в Кэйсаре. Возможно, обманывался его собачьей природой, а может, судил по делам, все-таки они уже несколько месяцев вместе путешествовали. Кэйсар был задирой, мог напугать, но вреда никому не причинял.

— Ты правда прости, что отец так себя вел, — шепотом начал Кэйсар, пока Луц общался с хозяйской дочкой. Рыцарь — завидная партия, поэтому девушки к нему льнули, игнорируя оборотня и Охотника, который выглядел начинающим. — Я его до этого лет пять не видел. Тут как у собак — вырос и хрен с тобой, с кем попало только не путайся.

— Я же сказал, что все в порядке, — пожал плечами Глейн. Он был еще более добрый, чем обычно — сказывалась обретенная крыша над головой и стены вокруг. Кэйсар, задумавшись об этом, сменил тему:

— Тебе не очень подходит бродячая жизнь, да? Почему согласился?

— Мне семь было, откуда я знал, что мне подходит, — Глейн тут же огорчился, но быстро вернулся к прежнему спокойствию. — К сожалению, нельзя сидеть в тепле и ждать, что чудовища сами придут.

— Хеган так может, — пожал плечами Кэйсар. Первым заметил, что вернувшийся Луц бледнее обычного, тут же зацепился за это, как за повод для шутки: — Если тебя звали в кровать, то иди, конечно. Глейн же почти священник, грехи тебе отпустит.

— Пойдем поговорим? — предложил Луц, и эта нервозность стерла с лица Кэйсара улыбку. Он приподнялся, чтобы выйти с рыцарем, но Глейн перехватил Луца за край рубашки, заглянул в глаза Кэйсару, скорее приказал, чем попросил:

— Тут говори.

— Это невежливо, — проворчал рыцарь. — Это касается Кэйсара, и ему, может быть, неловко за это.

— Я не почти священник, — понизив голос, произнес Глейн. — Я к духовному сану имею только формальное отношение. И я с вами так давно, что у вас уже не должно быть никаких неловких тайн от меня.

— Хорошо, — кивнул Луц. — Кэйсар, вода вскипела. Готовить придется тебе.

Глейн сам себе не верил: Луц только что нагло соврал, зная, что его ложь заметят. Переобщались. Хорошо, что на Кэйсара невозможно плохо влиять — куда уж дальше?

— Неловко-то как, — наигранно расстроился Кэйсар, и поднялся разобраться с готовкой. Еще несколько секунд Глейн смотрел в честное и открытое лицо Луца, потом выбрался со своего места, мазнув пыльный пол подолом рясы, ушел не к Кэйсару, а на улицу.

В доме с темными окнами ему открыли не сразу, тут тоже выручил крест — стоило коренастому мужчине увидеть Охотника на пороге, и Глейна затащили внутрь, без предупреждения.

— Трое их было, — вскоре поспешно рассказывал он. Вся его многочисленная семья слушала: старый беззубый дед с печи изучал Глейна недоверчивым взглядом; из-за печки осторожно выглядывали двое детей, мальчик и девочка; в углу под иконой жена беззвучно плакала — закрывала лицо платком, а по щекам непрерывным потоком бежали слезы. — Все одеты богато. На одном волчья шуба, он у них вроде главного, сир какой-то… Ну нелегкая меня и толкнула. Думаю, а чего гостей не пустить. Девчонка маленькая еще, не позарятся. И впустил на ночь. А они поздно уже прибыли, еще и мороз. Ну, я… — начавшийся задорно рассказ лишился той искры, стал тише, искренней, паузы длиннее, — сам не пошел… сына старшего послал. Мол, пойди лошадей господ накорми. А он… ленивый. Может, и накормил, да сеном только. Причесал абы как… Ну я ж и не договаривался с ними, чтоб еще и лошадей их кормить, да оставить как-то совестно и…

Глаза стали блестящими, смотрели куда-то не на Глейна, а назад, в прошлое.

— Откуда поняли — не знаю. Да только в конюшне волками двое из них обратились, и… и все… Завтра хороним. Да ведь карета богатая, не простой ведь оборотень, да, Охотник?..

— Не простой, — кивнул Глейн. Он не мог сказать, что они встретили его в лесу. Любой другой Охотник убил бы оборотней на месте, тем более после того, как они напали первыми. Конечно, тогда ситуация не выглядела серьезной, больше походила на злую шутку, но вот теперь все оборачивалось по-другому.

— Значит, нельзя его к ответу-то?

Каждый взгляд в Глейна — как вбитый гвоздь. Если он скажет, что нельзя, ведь потом проблем не оберешься, они поймут. Любой заезжий аристократ мог убить крестьянского сына, и никак ему нельзя отомстить. Но дело было не в статусе, дело было в Кэйсаре, который мог с отцом лаяться, а убить бы его не позволил.

Иногда люди врали. Глейн относился скептически к чужим рассказам. Иногда преувеличивали. Эти же говорили правду, да и как тут соврешь — описание то же, в сенях свежий гроб, заколоченный.

Когда Глейн вернулся в темный дом, на столе стояла какая-то похлебка, но Кэйсар и Луц сидели в мрачной тишине — поговорили, значит.

— Я уж думал, ты в лес ночевать собрался, понравилось, — усмехнулся Кэйсар, но взгляд у него был нездешний и немного виноватый.

— Вам надо было поговорить, — пожал плечами Глейн, стащил рясу через голову.

Ночью снова выпал снег. Очень долго пришлось ждать, когда заснет Кэйсар, самому Глейну не спалось — как всегда, если есть незаконченное дело. Когда оборотень засопел, Глейн выскользнул из-под шерстяного одеяла, надел рясу и шарф, забрал оружие и вышел.

Оборотни нашли его сами, как Глейн и надеялся — после того, как селение скрылось из вида, на тропинке между сосен, настолько широкой, что могла проехать лошадь с повозкой. Больше всего Глейн боялся, что они попытаются договориться, но нагнали его уже три волка, два помельче первыми бросились вперед. Ближайший получил пулю в подбородок, второй успел вцепиться зубами в руку, обмотанную шарфом, прежде чем Глейн ножом в левой вскрыл ему горло. Все быстро, не раздумывая, потому что больше всего проблем будет с крупным волком. И тут снова желательно не думать, хотя отчего-то внутри ныло при мысли о том, как отреагирует Кэйсар на то, что он не посоветовался, не предупредил. Но Глейн боялся, что Кэйсар предложит свою жизнь взамен отцовской.

— Руслан сам перегрызет тебе горло после этого, — напротив поднялся с четверенек уже человек, но оскал был по-прежнему звериный. — К тому же, Охотник, как думаешь, почему такие, как я, живут дольше и на виду? Я тебе не по зубам.

— А вас он от моей смерти не возненавидит? — Глейн, не глядя, перезарядил пистолет.

— Возненавидит, — кивнул оборотень. — Я оторву тебе ногу. Или руку. Будешь сидеть и не высовываться… Впрочем, тогда снова скажут, что мой сын прислуживает покалеченному Охотнику. Приятного мало. Пусть уж лучше ненавидит.

— Жаль, что вам нельзя просто что-нибудь оторвать, — заканчивая с перезарядкой, произнес Глейн, отступил на шаг назад и снова — нож в левой, пистолет в правой.

Волк огромный настолько, что на четвереньках где-то по плечо Глейну. От выстрела он уходит, пригнувшись. После сшибает Глейна с ног, лапой придавливает к снегу, разевает пасть, и лезвие ножа вонзается в твердое нёбо, но погружается лишь на несколько сантиметров. Не смертельно, но и челюсть не сомкнуть, отхватив Охотнику голову.

У пистолета серебряная рукоять. Охотники вообще пихали серебро и чеснок во все, что только могли. Рукояткой оборотню попадает в ухо, тот ослабляет хватку настолько, что у Глейна получается выскользнуть, но выдернуть нож — уже нет. И Глейн бежит, напролом, в лес, цепляясь в темноте за ветки, спотыкаясь, на ходу пытаясь перезарядить пистолет снова. Белой лавиной за ним, сшибая деревья, ударяясь о стволы — огромный волк. Нож выплюнул сам, настолько неглубоко тот засел. Волк обычного размера был бы в зарослях быстрее, эффективнее, но и этот нагоняет, пока Глейн роняет пулю в снег, достает следующую, загоняет в патронник, заряжает порохом. Инстинктивно падает на спину и видит, как над ним с раскинутыми лапами пролетает в стремительном прыжке волчье мягкое светлое брюхо. Именно в эту беззащитную при нападении мягкость Глейн и стреляет.

* * *

Проснувшись, Кэйсар ощутил, что рядом пусто. Полез проверять — сначала наощупь, наткнулся на лежащего поодаль Луца, переполз через него, пока он ворчал. В комнате еще темно, светало теперь поздно, и Кэйсар не сразу заметил свернувшегося у печи Глейна. Он был накрыт шарфом, рясой, и сверху еще тулуп Луца. Стоило Кэйсару приблизиться — Охотник открыл глаза, но взгляд тут же стал сонным, он перевернулся на другой бок.

— Замерз? — осторожно спросил Кэйсар, наклонившись.

— И очень хочу спать, — пробормотал Глейн, заворачиваясь плотнее. Печка остывающая, едва теплая.

— А от меня холоднее?

— Пинаешься во сне.

Кэйсар сидел рядом еще некоторое время, держа руку поверх комка из одежды, под которой спал Глейн, потом осторожно серьезно спросил:

— Тебе рассказали? Теперь ты ненавидишь меня? Прогонишь?

— Ты не виноват, — так же сонно отозвался Глейн. — Мы оба тебя понимаем, и я, и Луц. Ты не виноват. Ты не отвечаешь за своего отца.

— Глейн… — вздохнул Кэйсар, собрался с мыслями, прежде чем продолжить: — Я ему глотку перегрызу, когда снова увижу.

— Не надо, — промямлил Глейн. — Пожалуйста… можно я посплю?..

— Конечно, — согласился Кэйсар.

* * *

Чем ближе к столице, тем мрачнее становился Глейн. Луц пытался его подбадривать:

— Увидишь ваших ребят. Там ведь есть те, с которыми ты вместе учился, они еще живы? Вот, встретитесь. Хеган, вроде, больше не пытается тебе голову оторвать. Значит, будешь рад их всех увидеть. Тем более, что и опасности никакой нет, просто собрание.

Который день сияло солнце, морозило. Кэйсар вместо подбадриваний подшучивал:

— А что у вас там на собраниях? Наливают бесплатно? Мне в лесу ждать или ты представишь меня Варину? Ошейник не надену, так и знай.

— Туда можно с друзьями, — пояснил мрачный Глейн, снова завернутый в шарф до самых глаз, и одинаково угрюмый и ворчливый, где бы они не ночевали. — На собрание само вас не пустят. Ну и, так как Кэйсар без ошейника, любой Охотник может попытаться его прирезать.

— Пусть попробуют, — задорно отозвался Кэйсар.

— Я не думаю, что попробуют. Они знают, что ты очень помог мне за стеной. С ошейником или без, но для них ты свой.

— А вот сейчас обидно было, — прекратил веселиться Кэйсар.

Столица шумная, огромная, окруженная зубчатыми крепостными стенами. Даже вокруг — деревушки и поля. Нечисти тут не бывало, это исключительно человеческие земли, и на Кэйсара горожане сначала смотрели удивленно, а потом Глейн распутал шарф и показал крест на шее. Вопросы исчезли, так и не возникнув, и стража на воротах их пропустила внутрь спокойно.

Собрание — то событие, когда за все платил король и церковь. Они снимали все комнаты на постоялом дворе: для Охотников, их друзей и спутников. Но все равно на эти собрания Охотники не любили тащить всех, чтобы воспользоваться такой щедростью. Особенно Охотники предпочитали оставлять в другом месте девушек, которым надеялись понравиться.

— Земли не пустеют, пока вы все на собрании? — спросил Луц, хотя глазел по сторонам на улочки, на совсем по-другому одетых девушек, на разукрашенные богатые дома.

— У нас два собрания в год. Летнее и зимнее. Охотников делят на две группы, одни должны являться летом, другие зимой. Именно чтобы нечисть не наглела в это время. Но еще, если не успеваешь, не можешь посетить свое собрание — через полгода все равно обязан будешь присутс…

Глейн замолк — на пороге постоялого двора стоял Хеган, при виде Охотника с его свитой издевательски-почтительно посторонился, пропустил.

— Что такое, белобрысый? Потерял своего вам… — попытался поддеть Кэйсар, проходя мимо. Глейн успел подхватить, когда тот упал, и втащить на постоялый двор. Замыкал шествие Луц, который извинился за поведение оборотня.

— Не зли Хегана, — попросил шепотом Глейн. — Все и так на взводе.

Оно и заметно — когда их ждала битва, когда они были одни в опустевшем городе — все и то были веселее, задорнее. Сейчас же их встретили вежливыми кивками, недружелюбным приветствием, и снова уткнулись в свои кружки. Скорее всего, Хеган просто не выдержал этой атмосферы.

Глейн выбрал место рядом с Мэтсом, который сидел, обхватив голову руками, над тремя пустыми кружками.

— Так плохо? — вежливо спросил Глейн.

— Трактирные девки, будь они неладны… Ну что я сделаю, если мне бесплатно не дают, а?..

— Ничего, — мягко успокоил Глейн. — Не смертельно.

— У тебя смертельно? Кого ты отпустил опять? — отвлекся Мэтс.

— А что, у меня не может быть трактирных девок? — почти возмутился Глейн, но Мэтс смотрел так, словно ждал, когда Глейн сам осознает свою ошибку.

— Ничего, нас одинаково взгреют. Зубы выплюнем и дальше пойдем, на год свободны.

— Почему все такие мрачные? — удивленно спросил Луц, который попадал на веселую пьянку Охотников. Кэйсар просто сел, закинул ноги на стол. — В том городе на смерть веселее собирались.

— Тебя дома мама или нянька ругали? — снова зажегся Мэтс, полез через Глейна объяснить, и рыцарь смутился, сникли плечи.

— Ругали.

— И как? Радостно тебе было, когда они тебя ругали? Или радостнее в пещеру на окраине жуткую лезть?

— Дисциплина, — понял Луц. Глейн чуть отодвинул Мэтса, чтобы тот не лез в его личное пространство, пояснил:

— Если сильно напортачил — завтра же свои и повесят. Тоже радости не добавляет. Даже если повесят не тебя.

— Завтра зато будем в вине выбитые зубы купать, — успокоил Мэтс. — Че мы правда носы повесили, будто впервые?

И все равно, на собрание — как на смерть, и на постоялом дворе тихо, как в доме покойника. Словно и правда живые мертвецы среди них, потому что никто не признается, если его завтра есть за что казнить.

И Глейн посматривал украдкой на Кэйсара, хотя и избегал его. На том же собрании Варин мог приказать либо надеть на оборотня ошейник, либо прирезать. Ночью, разглядывая неровный потолок, Глейн думал о том, что каждого Охотника, пожалуй, есть за что ругать. И для обычных людей эти проступки незначительны — продажная любовь, жалость к нечисти, трусость. Но не для них, их пестовали как новые легенды, и даже если бы учителя прощали их, формально все равно обязаны были наказать.

Утром, кроме Луца и Кэйсара, Глейна внизу ждал мальчик-паж в бархатной ливрее, и Охотнику обрадовался как родному. Вскочил и с улыбкой протянул конверт из плотной коричнево-серой бумаги с вензелями.

— В прошлый раз вы сказать велели, что я вас не нашел, в этот раз, видите, с рассвета прислала. Чтобы я вас не пропустил. Теперь отказаться не получится.

Поднялся взволнованный Кэйсар, заметив бледность Глейна и сжатые в линию губы, но Охотник жестом показал, что все в порядке, он разберется сам. Забрал конверт, вскрыл, вернул не читая.

— Милый мальчик, — ласково произнес Глейн, — скажи, что я согласен и за мной нужно будет зайти вечером. А вечером погуляй где-нибудь, когда придет пора позвать меня. А потом вернись и скажи, что Охотник Глейн так от своего учителя схлопотал, что стесняется в таком виде показаться ей на глаза.

— Плакать будет, — предупредил расстроенный мальчик.

— И что мне очень неудобно, — продолжил Глейн. Мальчик пожевал свои губы, раздумывая, выпалил:

— Ну хоть платок свой дайте.

— Какой платок, — вступил Кэйсар, подтолкнул слугу к дверям. — Не носят Охотники платков, им некогда сопли подтирать. Давай, выметайся.

Как только он выпроводил мальчика на улицу, сидящий до этого в углу молча Вайс сорвался на нервный, булькающий смех.

— Глейн, блин. Ну прям как барышня, — подытожил он. Глейн молча, плечом задев Кэйсара, опустился на свое место.

— В столице опасно? — подойдя ближе, с пониманием переспросил Кэйсар.

— Сразу после собрания уезжаем, — скомандовал Глейн. Луц грустно качнул головой:

— Да уж, с чудовищами проще. Она знатная дама? Некрасивая?

— Красивая, — вздохнул Глейн, и Кэйсар расплылся в улыбке. — Замужняя.

— Ну ты герой-любовник, — Кэйсар хлопнул его по плечу, шепотом прибавил: — Еще и старше тебя, небось?

* * *

Наискосок, по касательной в живот, и потом — в промежность. Без жалости. Мэтса сложило в ноющий комок, отдалено похожий на человека. Половина круга уже такие ноющие куски мяса, остальные стояли, как изваяния, заложив руки за спину, и смотрели перед собой безразличными пустыми глазами.

— Девок покупать понравилось? Как вещи? — прокряхтел его учитель, пытаясь отдышаться после наказания. Били всегда те учителя, что натренировали, исключение — только если воспитывавший уже мертв, или не смог появиться. Били на свое усмотрение, куда и как сильно. Получалось, что Охотнику единственный судья — это человек, его создавший.

В мягкое подбрюшие Свеину, потому что нечего ждать подмоги, с одним оборотнем мог и сам справиться. А все же учитель его пощадил, да и проступок несерьезный. Каждый удар приходился резонансом куда-то во внутренности Глейна, и своей очереди он ждал, как избавления. И вот напротив остановился Варин, начал чуть ли не с отеческой мягкостью:

— Глейн, — а потом в зубы, так, что хрустнуло, и еще удар по касательной, наискосок, чтобы упал. Рефлекторно дернулись руки, защититься, удержал их только силой воли, сплюнул на каменный пол просторной темной залы кровь и, когда посчитал, что уже все — еще один удар в спину локтем, в вывернувшуюся от боли лопатку. — Химера на севере, ее потом видели дальше в лесах. Тебя ее убить просили, а не дальше спровадить. Русалку в Перепутье не тронул, так она рыбаков там и пугает!

— А третий за что? — прохрипел Глейн.

— Так уж и не за что? — сурово спросил Варин, и Глейн больше не возражал. Даже если попытаться сказать, что раз не рассказали, то ничего и не было — Варин ведь узнает, и тогда вдвое всыплет. Да и ладно, виноват.

Крайза за пьяный дебош в каком-то городе, и второй раз под ребра — отказался убирать устроенный им бардак после драки. Как-то получилось, что последним стоящим на ногах остался Хеган, и до него очередь дошла, когда остальные уже начинали подниматься, отплевываясь и вытирая кровь из разбитых носов. Глейн почти верил, что к Хегану не за что придраться и ему все сойдет с рук, тем более, что его учителя тут не было. Но распахнулись со скрипом двери, и в сопровождении двух плечистых ребят вошел согнувшийся Хекк. Осмотрел всех хитрым прищуром, словно на урок зашел, а не в разгар наказаний. У Глейна жгло скулу, у него было ощущение, что лопатка вывернулась в обратную сторону, все время хотелось проверить ее рукой. С появлением Хекка все затихло, тот остановился напротив Хегана, и у Охотника были губы белые, сжатые в линию, а взгляд все такой же — свысока.

— То ли ты вымахал, то ли я усох, — прокряхтел Хекк, глядя снизу вверх. Подошел почти вплотную и — быстрым ударом под ребра выбил из Охотника весь воздух. Хегана сложило пополам, и он, как и остальные, терпел, не сопротивлялся. Обычная картина, значит и Хегана есть за что, но все изменилось, когда выпрямившийся Хекк произнес:

— Графское поместье в Локрафте. К ним постучался высокий светловолосый Охотник. Без рясы, но крест-то твой видели… Хеган, ты понимаешь, что делаешь? — перехватил Охотника за волосы, заставив смотреть на себя. — Охотников после этого боялись в дом на ночь брать. Кто знает, может тоже что-то в голову взбредет, и зарежет хозяина по утру… Почему ты его убил, Хеган?

— Меня там не было, — спокойно отозвался тот, тут же получил удар в подбородок, от которого, должно быть, прикусил язык.

— Еще и врешь мне, — Хекк отшвырнул его, снова ударил в живот, в спину — прямо в позвоночник. Не жалел, с такой силой, что Хеган упал на пол, потом перевернулся на спину. Тогда учитель поставил ногу ему на горло. Что-то дернулось не только в Глейне, все Охотники подобрались ближе, но смотрели так, словно происходило все за прутьями клетки. Они хотели помочь, они верили, что какой бы сволочью ни был Хеган, он не станет убивать просто так. Потому что если сейчас скажут, что Хеган совсем рехнулся и теперь убивает направо и налево — это сломает весь смысл клана Охотников.

— Тебя ж повесят, — прошипел Хекк. — Соври, сука. Скажи, что он оборотням продался. Что он детей на завтрак жрал, тебе поверят.

Хеган молчал, цепляется за ногу учителя, но порыв освободиться затух. Охотник не сопротивлялся. Когда Хекк устало отступил, все выдохнули с облегчением. Держась за содранное грязное горло приподнялся Хеган, дышал с хрипом, и все ждали, что Хекк либо простит, либо прикажет подать веревку. Но казнь Хегана — нечто слишком страшное, чтобы быть правдой. Старым, безобидным дедушкой Хекк проковылял обратно к ученикам, и там, глубоко дыша, скомандовал устало:

— Ваша очередь. Если убьете — то заслужил.

Ученики заколебались, но взгляд Хекка подогнал их, как кнут. Двумя окаменевшими монументами они подошли ближе, пока Хеган снова поднимался на ноги.

— Он не станет сопротивляться, смелее, — напутствовал Хекк.

* * *

Бедвир выскочил на крыльцо, цеплялся за стену, стараясь оставаться под навесом. Дышал, как выброшенная на берег рыба, и Кэйсар, который хотел было пошутить, увидел, как до красных ссадин затягивался ошейник на шее вампира.

— Хегану плохо, — пояснил Бедвир глухо.

— Ну, — Кэйсар пожал плечом, накинул на него свое пальто, чтобы поберечь от солнца, — он заслужил.

— Ничего он не заслужил! — горячо возразил Бедвир. — Он все правильно сделал… И он знал, что его за это казнят.

— Так его там убивают? — Кэйсар попытался шутить, но по спине холодком — а если и Глейн в чем-то виновен? Если ездить за стену нельзя, даже чтобы кого-то спасти? Или ему припомнят убитых близнецов?

— Не могут его убить! — упрямо твердил Бедвир, съехал по стене на пол, но вроде отпустило, уже не задыхался. Ошейник выглядел вросшим в шею. — Это же Хеган.

— И что? Если он что-то натворил, то и его повесят, — возразил Кэйсар, и вампир перестал с ним спорить, как с недалеким, который не понимал.

Но прав Бедвир. Хегана принесли к вечеру — руки закинуты на плечи других Охотников, голова опущена. Он в сознании — вздернул подбородок, стоило пройти мимо Бедвира, и кончики разбитых губ подернулись, словно в улыбке.

Собрание кончилось, значит до следующего его не убьют. Бедвир собрался бежать следом, в спальню, куда волокли Хегана, но его перехватили остальные Охотники — их все еще слишком много: восемь человек, и среди них Глейн. Смотрели с примесью брезгливости и надежды.

— Что хозяин натворил? — мрачно спросил Мэтс, который держал Бедвира за руку. Тот осторожно попытался отобрать свой рукав, обернулся на лестницу, но та пуста: Хегана уже унесли.

— В деревне сказали… — Бедвир откашлялся, приглушил голос, — что лорд любит девочек молоденьких к себе в замок брать. Совсем молоденьких, не шестнадцати даже. Одной тринадцать было, когда она родила от него. Ребенка отдал ее родителям, девочку оставил при себе. И, вроде как, жаловаться на него некому…

— И они пожаловались Хегану, — кивнул Глейн. Охотники выглядели как мальчишки после драки — встрепанные, с ссадинами, треснувшими губами, у Вайса заплывал синяком правый глаз.

— Ну да… А у Хегана это просто больная тема. Если б он их убивал там, Хеган бы еще подумал. А тут его переклинило.

Мэтс отпустил, с облегчением сделал вывод:

— За дело, короче.

— Да по закону Хеган мимо пройти должен был, — напомнил Слайз, стоящий позади всех и просто задержавшийся посмотреть, не дойдет ли до драки.

— Хеган неприкасаемый для них, — произнес Глейн, часто моргая. Поодаль остановился Луц, который хотел подбежать к другу спросить, как все прошло. От перил наблюдал вышедший из комнаты Кэйсар, с ним еще несколько спутников Охотников. Ближе не подходили. Из спальни Хегана выбрались двое, спустились по лестнице к собравшимся, вокруг которых словно меловой круг, и внутрь войти могли только Охотники и Бедвир.

— Ни фига себе неприкасаемый. Как Бог черепаху отмудохали, — Мэтс сплюнул на пол, и видно было — ему жаль, невероятно стыдно, что не заступился.

— Так его просто так отпустить и не могли. Иначе мы бы вдруг решили, что…

— Эй.

Хеган стоял, опершись о перила, будто на прогулку вышел, а что лицо в кровь разбито — так он всегда так ходит, привык уже.

— От вампира отошли. И хорош меня обсуждать, как базарные бабы.

Наверное, из Хегана получится отличный учитель, если он доживет. Потому что ребята, все как один уже закаленные, некоторые и старше его, смутились, смешались, начали расходиться. Кэйсар перехватил Глейна на лестнице, шепотом спросил:

— Так что за богатая особа?

— Забудь, — так же глухо ответил Глейн. — Нам пора.

— Нет, Глейн, ну если тебе мешает, то просто скажи, я ей объясню.

— Никому ничего не надо объяснять. Собирайся.

— Что, и без праздника? Халявной выпивки? И за Хегана волноваться больше не будем?

— Кэйсар, какая к чертям выпивка и Хеган, если меня убьют, задержись я тут еще на несколько дней? — уже с отчаянием закончил Глейн. Кэйсар криво улыбнулся, уже без того задора продолжил:

— Что-то очень многие тебя убить пытаются.

* * *

Парень в пропыленном камзоле нагнал их уже у ворот, и сначала Глейн напрягся в ожидании беды, но слуга не к нему.

— Сэр Луц, — обратился он, и в интонации было что-то просящее, жалкое, — отец ваш при смерти.

Глейн сделал шаг назад, чтобы не мешать разговору, одернул заинтересованно прислушивающегося Кэйсара. Луц дважды порывался начать что-то говорить, и лицо его менялось, то морщилось, то разглаживалось. Он ответил выбранным:

— Он это заслужил…

— Луц, — осуждающе окликнул Глейн. Странно, Луц всегда был примером нравственности, но отчего-то Охотник знал, что в этой ситуации он именно это и ответит.

— Я не могу вернуться, — горячо возразил Луц. — Мне не нужен замок, не нужны деньги отца. Я хочу приносить пользу, а не сидеть на богатствах.

— Ты будешь очень полезным, если будешь Охотников пускать на ночлег, — серьезно объяснил Глейн. Луц полностью развернулся к нему:

— И слушать про их интересные приключения?! А самому оставаться там же? Глейн, пойдем со мной?!

— Ты еще женись на нем, — проворчал недовольно Кэйсар, выступил вперед, между Глейном и Луцом. Рыцарь паниковал не потому, что нужно было их покинуть, просто он понимал — если отец правда умрет, то из замка Луц будет выбираться только на охоту и в боевые походы, а гулять по стране с Охотником ему будет уже не по статусу. — Ты чего за Глейна цепляешься, как маленький? Без мамки уже ничего не можешь? А «при смерти» это такое дело — может ты прискачешь, а отец уже по дому в бархатном халате бегает, а «при смерти» — только похмельем и было.

— Кэйсар, — снова одернул Глейн, промямлил что-то слуга. Луц взглядом вцепился в Охотника, в глаза, отчаянно, почти что с мольбой.

— Эти месяцы были очень интересными. Даже если я только помогал… я чувствовал, что занимаюсь тем, что мне действительно по душе.

— Да, спасибо за твою помощь, — кивнул Глейн, и словно стену между ними строил. — Я буду всегда рад тебя видеть. Но тут дело даже не в том, чего хочешь ты. Дело в людях, которые без тебя не смогут. В матери, которая, конечно, привыкла управлять одна замком, но… но у нее все же был ты, а теперь хочешь ее совсем одну оставить.

Луцу, пожалуй, стало стыдно, он рывком вернулся к слуге, схватил того за плечо.

— Лошадь есть? Как давно отец болен?

И Глейн больше здесь не был нужен, развернулся, смешался с многочисленными повозками, выезжающими из ворот города.

— Я присмотрю, чтобы Глейн ни во что больше не вляпался! — пообещал Кэйсар, но Луц, наверное, и не слышал.

Они шли в человеческом потоке, как в бесконечном косяке рыб, и, устав от присутствия людей, Глейн свернул в лес, где совсем не было тропинки. Просто, напролом, через поваленные деревья, по кочкам, покрытым снегом.

— Как насчет тебя, Глейн? Я часто слышу, что ты не выбирал, чем заниматься. Но не представляю тебя… крестьянином, землевладельцем или… даже певцом.

— Потому и неплохо, что все выбрали за меня, — произнес Глейн.

— И кем бы ты хотел быть?

Глейн остановился, подождал, когда Кэйсар поравнялся с ним.

— Конечно, я предпочел бы сидеть дома, в тепле, не искать где заночевать каждый вечер, не рисковать жизнью всякий раз, когда находится работа, и не получать в зубы за всякий случай, когда оказался слишком добр. Но… нас и так мало. И даже такой маленький и слабый Охотник, как я, смог столько сделать. Значит не зря, значит можно и потерпеть.

— Что, а к старости учителем станешь?

Охотники вольны выбирать, куда отправиться доживать свои годы и чем заниматься. В учителя уходят не все.

— Я не думаю, что доживу, — серьезно отозвался Глейн и, кажется, даже сам стеснялся своего печального настроя.

В последнее время ему очень везло — два года путешествовал один, и тут появился Луц, потом и Кэйсар. Глейн и не заметил, насколько это стало важно для него. Не задумывался — рыцарь предложил составить ему компанию по дороге до города, а потом оказалось, что тому все равно куда идти, и почему бы не пойти с Глейном? Он мог выбрать любого другого Охотника, но прикрепился к Глейну. И с тех пор Охотника не оставляли одного — даже когда Луц исчез, рядом был Кэйсар. Его друзья ждали, когда он оправится после ранения. Ввязывались с ним в опасные приключения и всегда были на его стороне. Глейн уже и забыл, что они — не части его, они сами по себе и всегда могут свернуть с опасного пути. Не по малодушию, нет. По зову долга. А ведь Кейсар не знал еще ни о смерти отца, ни о его убийце…

Глава 9

С приходом весны Глейна стала отпускать его хандра, усилившаяся было с уходом Луца. Раньше Глейн не замечал, как его спутники уравновешивали друг друга — слишком правильный рыцарь и нахальный оборотень. Даже чудовищ стало поменьше, а те, что попадались, являли собой зрелище жалкое, с ними либо просто было справиться, либо и справляться было незачем. Весна принесла веру в лучшее, хотя казалось бы — что может случиться хорошего в жизни Охотника?

В небольшой деревне, затерявшейся среди болот, Охотнику обрадовались как родному, Глейн сразу почувствовал — есть дело.

— Я таких чудовищ не знаю. Мать говорила, что в ее времена в деревне кого-то из девушек похитили. Но я в детстве решил, что разбойники, а она меня за дурака держит и придумывает небылицы про чудовищ.

— Тогда почему же оно чудовище? Уверены, что не человек? — спросил Глейн.

Напротив него сидел крестьянин, которого напрямую касалось случившееся — отец пропавшей девушки. За его спиной примостился староста, который в избу Глейна и привел. Кэйсар остался снаружи, чтобы не смущать. Из-за высокого ворота все думали, что на нем есть ошейник.

— Был бы такой человек, давно помер бы, — приоткрыв один глаз, возразил староста. — Я видел его как-то. Тощий, кожа да кости.

— Как же он девушек похищал?

— Сильный, совсем таковым не выглядит. Да и девки… сами из домов выходили, как заколдовали их. И в лес шли. Ежели кто замечал такую — останавливали, она будто бы проснется. А больше никуда не рвалась. А та, что уходила, та и с концами. Да места-то болотистые, сначала думали, что их тварь какая болотная в трясину зазвала.

— Мы знаем, где его искать, — перебил старосту крестьянин, но тот, словно и не заметив, продолжил:

— Да на моей памяти дважды это случалось, сейчас вот только второй. Ну в том смысле, что пропадали. Уйти-то, пожалуй, девок пять пытались, да либо мужья за волосы оттаскали, либо мамки по щекам отхлестали. Видишь, Охотник, не справляемся. Спим зимой как медведи, а девки босы по последнему снегу в лес уходят, и не остановит никто…

— Предыдущих нашли? Хоть кого-нибудь?

— Неа, живыми уже нет. Мать говорила, пропадала когда-то давно одна, — продолжил крестьянин. — Ее в лесу потом-то нашли. Все думали, что вроде и не она, а родные признали. Платье на ней такое было, богатое. Прям не крестьянка, а графиня. Но высохшая она была, прям как тот, кто похитил.

— Может быть, вампир? — предположил Глейн.

— Че? Вампиров что ли не видали? — фыркнул староста. — Видали.

— Среди них тоже есть тощие и сморщенные, лысые, — Глейн попытался изобразить их рост руками, но крестьянин отрицательно покачал головой.

— Нет. Тот высокий. Господин Охотник, в нашем мире много чудовищ. Я вот недавно в лес пошел, а там бурое лохматое что-то. Думал, хана мне, медведь, а у него нос по земле волочется и уши, как у пса-дворняги. Меня увидало и побежало. Так я к тому, что, может, и не вампир, а может, и вампир, но вам-то разве есть разница? Дрянь какая-то, она и есть дрянь какая-то… Да только вы ж не слушаете. В курганах оно живет, мне так бабка сказывала.

— Не мать? — переспросил Глейн.

— Мать рассказывала, как девка пропала. А про курганы — бабка. Туда не ходит никто. Там еще раньше домины были, в этих доминах людей вместо земли хоронили. Так вот и ходили сказки, что живет оно там. Что непослушных да распутных девок к себе заманивает.

— Сказки? — уточнил Глейн, раздражаясь.

— Да где же вы еще искать будете, если не по сказкам?! — возразил крестьянин. — Вот вы, господин Охотник, можете не верить, а только дочь у меня пропала, а чтобы найти ее что, будете в болото нырять?

— Да, вы правы, — смягчился Глейн. — Сказки лучше, чем ничего. Но вы понимаете…

— Что там, может, и нет ничего кроме черепов и земли. Понимаю. Да только мне туда идти страшно — а с вами я бы конечно, я бы пошел. Один я там пропаду только.

— Я сам справлюсь, — заверил Глейн. — Давно она пропала?

— Да уж дней пять как, — снова вмешался староста, и Глейн почувствовал, как от этих двоих у него уже заболела голова.

— Если не найду? — всерьез спросил он, смотрел в глаза.

— То есть как — «не найду»? Ты, может, только нам скажешь, что искать… — начал подниматься крестьянин, но староста положил руку ему на плечо, заставил сесть обратно.

— То и ступай с миром. Лет триста уже с этим живем, от проказы девок больше гибнет. В болотах летом, как по ягоды, больше тонет, чем он за это время увел.

— Да ведь дочь моя… — возмутился крестьянин, и в тон ему староста отозвался:

— Так ведь следить надо было. Да и кто ее замуж теперь возьмет, после того, как она у умертвия столько времени пробыла?

— И без «замуж» живут, — возразил Глейн, поднялся. — Сделаю, что смогу.

Кэйсар встретил его радостно, как заждавшийся пес, с задором поинтересовался:

— Что там?

— Не знаю. Не слышал о таком. Кажется, вампир. И болота, когда лед уже начинает таять, — вздохнул Глейн, приложив руку к лицу. — Сможешь выследить девушку, которая пять дней назад пропала?

— Нет, — без особого сожаления ответил Кэйсар, уже привыкший и к трупам, и к чудовищам, и никому не обещать вернуть родственников домой.

— Значит, будем ходить по болотам, — попытался уговорить Глейн, бодро зашагав к лесу. Кэйсар, уже изучивший эту его привычку, с усмешкой добавил:

— Все равно нет.

* * *

Глейн никогда таких курганов не видел. Обычно это небольшие холмы, тут же — огромная черная башня, похожая на сгоревшие дерево, и такая же раздвоенная. Но и явно не просто черная насыпь посреди снега.

— Может, курганы дальше? Или мы их пропустили, все-таки сугробы… — неуверенно начал Глейн, глядя в спину спокойного Кэйсара.

— Ну да, естественно, — согласился оборотень. — На каждом поле же таких насыпей с десяток. Постоянно их вижу.

Шутил Кэйсар, впрочем, с серьезным лицом. Глейн догнал его, чтобы говорить тише:

— Чувствуешь что-то?

— Трупов много.

— Свежих?

— М… Нет.

Глейн выпрямился, выдохнул:

— Это же курган.

Кэйсар не спешил смеяться или объявлять сказанное шуткой, он по-звериному наморщил нос, негромко откликнулся:

— Ну да. Конечно.

Курган вблизи был похож на сгоревший замок — был открытый проход внутрь, и на пол уже намело снега. Ничего больше, только винтовая лестница вверх, такая же черная, и, судя по наружному виду этого места — узкому и вытянутому, комнат по лестнице быть не могло. Тихо, только мела поземка по полу, по ступенькам. Свет лился откуда-то сверху, дневной, тусклый. Внизу было просторно, но пусто, и Глейн, поверив в опасность, вытащил из-за пояса нож, начал подниматься по лестнице, у которой не было перил, и у края ее — только пропасть. Кэйсар отставал от него на пару ступеней.

Это началось где-то со второго витка… Уже даже не столько тела — скелеты в красивых, расшитых жемчугом и камнем платьях. У кого-то еще остались длинные седые волосы, обрывки кожи. Все они стояли у черной стены, примерно через шаг друг от друга, как кем-то на веревку нанизанные бусины. Через несколько витков Глейн начал замечать изменения — мертвецы более свежие, уже не только кости остались от них, но платья все такие же запыленные.

— Не понимаю, — обернулся Глейн. — Зачем?

— Я встречал одного оборотня, — начал мрачно Кэйсар, — так он у врагов рвал клык и вешал себе на шею. И все хотел полную нитку собрать.

— Вроде доказательства подвигов? — Глейну вспомнились головы, которые иногда брали с собой Охотники, если никто их не просил убивать чудовище и они не смогут доказать, что там были.

— Или чтобы возвращаться.

Вскоре говорить стало труднее, и уже Кэйсар бежал впереди, по-прежнему бодро, а Глейн останавливался отдохнуть, отдышаться, уперев руки в колени.

От прямой башни было одно ответвление, словно это рогатина, именно его они и нашли, пройдя достаточно далеко, и сначала Глейн едва не прошел мимо, но у входа в это место не стояло трупов, которые теперь уже были не скелетами, а засохшими до сморщившейся кожи мумиями.

Глейн вытер рукавом пот, размял руку с ножом, пошел проверить провал, и, стоило его коснуться, оттуда раздалось испуганное и глухое:

— Там кто-то есть?

За чернотой не было двери, там только холодная стена, на ощупь как скала, и Глейн ждал, что на пальцах останется копоть, но они чистые. Башня не горела, она сама по себе черная, как сажа.

— Я Охотник, — произнес Глейн, прощупывая поверхность — от одного украшенного трупа, до другого. И услышал всхлип.

— Слава Богу… Слава ему, что он прислал вас. Простите, но… может быть у вас есть еда?.. Хотя бы чуть-чуть…

Глейн обернулся к Кэйсару, у которого теперь находился общий мешок, тот безразлично пожал плечами. Должны быть небольшие запасы, для одного человека хватит.

— Есть, — успокоил Глейн, рукой почувствовал сквозняк, к найденной щели приставил лезвие и с той стороны послышалось, как кто-то скребется. — Я попробую открыть. Отойдите.

Подождал, вслушиваясь. При нажиме непонятно, что заскрипело — лезвие или стена. Глейн отколол сначала кусок камня, и тот раскрошился, как стариковские зубы, из щели подуло уже заметнее, появилась сквозная дыра, и там, в темноте, что-то белое мелькнуло, нетерпеливо топталось рядом, но не подходило. Кэйсар, не особо заинтересованный, взялся за другой осколок, потянул на себя, пока Глейн пытался расковырять дыру лезвием. Кэйсару повезло больше и с таким скрипом, словно рушится весь курган, высокая каменная дверь открылась.

Девушка не бросилась к Глейну, она просто упала на него, едва не напоровшись на лезвие вовремя отклоненного ножа.

— Еды, — попросила она. — Если есть — вода… Но еда…

Кэйсар кинул Глейну мешок; под тяжестью и человека, и ноши Глейн упал на одно колено. Девушка помогла ему копаться в вещах, быстрыми пальцами нашла сушеные овощи, которые использовались для супа, захрустела крупой.

— Он тебя морил голодом? — зачем-то спросил Глейн, оставив общий мешок ей на растерзание. Девушка нашла разбавленное почти до воды вино, жадно выпила, вытерла губы.

— Он не знает, что люди должны есть, пить… ничего не знает, — она попыталась и говорить, и пережевывать, закрыла рот рукой, чтобы не упустить ни крошки. — Поэтому, все умирают.

Она была одета в богатое платье, блестящее ожерелье, на пальцах кольца. Одежда такая же, как у всех тех трупов на лестнице. Глейн поднялся, больше ни о чем не спрашивал, ждал, когда она наестся. Кэйсар стоял рядом, плечом к плечу с ним. Он был настороженным, осматривался по сторонам, хотя в зале было пусто, стены гладкие и блестящие. Тут невозможно было подкрасться незаметно — с самого верха проникал солнечный свет, и, хотя внизу полумрак, но все же достаточно светло.

— Ну все, хватит тут задерживаться, — недовольно проворчал Кэйсар, потянул девушку подниматься. На вид платье весило раза в три тяжелее, чем она, и после еды ее клонило в сон.

— Да, уводи ее, — внезапно приказал Глейн, убрал нож, начал заряжать пистолет.

— А ты? — тут же наскочил Кэйсар, все еще удерживая девушку за локоть.

— Догоню, — спокойно ответил Глейн, направился к двери.

— Кого ты догонишь?! — моментально сорвался Кэйсар. — Нас догонишь или его догонять собрался? Глейн! Я тут из-за тебя, а не из-за всех тех людей, будь они хоть трижды детьми и бабами, которых ты бегаешь спасать.

— Да, я знаю, — спокойно кивнул Глейн, потянулся к створке ворот, но понял, что они снова наглухо закрыты. Более того, с этой стороны ворота были гладкие, не прямые, а горкой. Глейн где-то секунду-две еще думал, что это ворота, а потом инстинктивно тело дернулось назад, и он отскочил.

У существа был вид человеческий, но не вампира. Череп с редкими волосами, впалые глаза и щеки, он был похож на одного из тех мертвецов, что выставлены у лестницы, но вместо одежды — каменная ткань, которую Охотник и принял за закрытые двери.

— Что вы делаете? — неестественно медленно спросило оно. Ростом до крыши одноэтажного дома, он задел макушкой дверной проем, когда вплыл в залу. Девушка не кричала, но начала цепляться за Кэйсара в поисках защиты, и он грубо отпихнул ее, чтобы не мешала. Существо в темном плаще было похоже на ворона, смотрело то на девушку, то на Глейна, слегка задело взглядом Кэйсара, не задерживаясь на нем. — Кого пришел спасти? От кого спасти? Ты спасти пришел?

Оно переместилось плавно, как по воде.

Глейн никогда с таким не сталкивался и не слышал. Говорили, иногда Охотники пытались драться с чем-то, что не знали, как убить. А ведь попытки — серебряные пули, кресты — могли, сорвавшись, стоить им времени, а вместе с тем и жизни. И все же, пока Глейн думал, даже боялся этой неизвестности перед ним, тело действовало словно независимо от него — правая рука с пистолетом вскинулась, нажала на курок, левой Глейн выхватил нож. Пуля попала существу в щеку, медленно оно начало раскрывать с шуршанием кузнечных мехов складки плаща. Внутри него — черная пустота, и, когда Глейн бросился вперед, нож увяз в этих складках, которые по-прежнему казались каменными. Стемнело постепенно, и той же твердой породой от Охотника отрезало весь мир, стало вдруг холодно, непроглядно. Это существо спрятало его под свой плащ, и полы его, теперь твердые, сужались, пытались похоронить Глейна. Обычно страх во время сражений жил где-то отдельно от Глейна. Как ножны — Глейн оставлял его за поясом, он как бы есть, он рядом, но это не имело значения, пока он не мешал. Теперь же он выполз из своего укромного места, обволок Глейна новым слоем, и Охотник начал рубить бессмысленно, почти истерично, куда придется, в попытке отогнать, выбраться, хоть как-то спастись. Страх уже не просто чувство, не просто часть Глейна — это новое чудовище, и именно оно жрало Глейна живьем, не давало рассуждать здраво.

А потом откуда-то очень издалека послышалось, как кто-то звал его по имени — надрывно, в ужасе, в отчаянии еще большем, чем испытывал сейчас Глейн. Это отрезвило. В темноте Глейн наощупь перезарядил пистолет, выстрелил вверх, перезарядил еще раз — второй выстрел туда же. Пули серебряные, но все-таки ведь пули, и должны наносить урон не только вампирам и оборотням.

Стены перестали сужаться, пространство покачнулось, завалилось на бок, и Глейну пришлось пригнуться, он по-прежнему был в тесной могиле, но она больше не стремилась раздавить его. И Глейну правда казалось, что он победил, пока рядом с ним не послышался тот же блеклый голос:

— Зачем это сделал? Что такое жжется?

Пахло чем-то резким, гниющим, и в этом каменном мешке что-то ползло мимо Глейна, как змея, и у него снова сдали нервы.

— Кэйсар! Вытащи меня! — заорал он и понял своим Охотничьим чутьем, что существо смотрело прямо в глаза ему, замерло напротив. У Глейна это вызвало отторжение, сродни тошноте, словно ему на голову бочонок с крысой надели.

Скорее от страха, чем расчета ранить, Глейн лезвием вверх поднял нож. Он уперся во что-то мягкое, и, почувствовав облегчение от этого, от того, что может сделать хоть что-то, Глейн из всех оставшихся сил повел нож вверх, рубил эту самую «крысу». Какое-то время не происходило ничего, и Глейн ждал удара с любой стороны, но потом его каменная могила рассыпалась отдельными камнями, и, хоть и выбиваясь из сил, оставшийся снаружи Кэйсар проворно эти камни откидывал в стороны. Он уже и забыл о спасенной девушке, та плакала от ужаса, спрятав лицо в ладонях.

У Глейна были серые от пыли волосы, лицо в черной каменной крошке, и он выглядел таким же беззащитным, как эта девушка, такой же тихий и напуганный, когда его наконец достал Кэйсар.

* * *

Пожалуй, Глейн еще надолго остался бы в том кургане, если бы не тормошил Кэйсар. Девушку отцу отдали в почти бессознательном состоянии, она бледнела, закатывала глаза и болезненно стонала. Глейн снова сам говорил со старостой и от предложения остаться в деревне на ночь отказаться не смог. Тем более, что и правда темнело. И все же Глейн выглядел отрешенным, странным, и заметивший это староста к вечеру принес бутылку с едкой мутной жидкостью, налил в небольшую чашку всего пару глотков, и Глейн выпил, ни о чем не спрашивая. После этого стало лучше — мир поплыл и перестал быть чем-то настоящим. А чудовище в кургане — как что-то далекое, прочитанное в книге.

Когда-то в детстве Глейна пугали и оборотни, и вампиры, и прочие умертвия. И от первых чудищ он шарахался. Какое же чувство собственной силы было у него после того, как он впервые помог учителю убить что-то хищное, страшное. Глейн смог победить страх физически, после этого он с еще большим азартом приступил к тренировкам. И давно пора было уже перестать бояться, но получалось, что монстры — дело привычки. С вампирами дрался, ходячих мертвецов крошил, а новые чудовища еще вызывали в нем дрожь и мистический ужас.

Лежа на спине, Глейн думал о том, что наверняка никто больше из Охотников не испытывал страха, если только детский перед учителями, именно за то, что «будут ругать». И Глейн не мог отделаться от мысли о собственной ничтожности и о том, сколько еще будет незнакомых, пугающих монстров, и совершенно не чувствовал от этого детского восторга, который был с самого начала.

Кэйсар вошел, прикрыл дверь в пыльный покинутый дом, пустотой своей напоминающий палатку. Даже огня никто не зажигал, но на дворе уже весна, и в доме не стужа, а освежающая прохлада.

Глейн приподнялся. Он всегда старался делать вид, что ему лучше, чем кажется. Он мог жаловаться на холод, на слякоть, и то выражать не словами, а кислой миной, но показывать, что ему было страшно, — все равно, что жаловаться на недержание.

— Знаешь, — негромко начал Кэйсар, и в темноте видно было только его блестящие глаза и бледный мазок лица, — я сегодня понял эту вашу идею ошейников… то есть не вашу, а для нас что они значат. Когда Хегана там избивали, у его вампира чуть шея не переломилась. И сегодня, когда тебя этой скалой накрыло, я не знал, умер ты или нет. А был бы ошейник — я бы все чувствовал. К тому же… когда хозяин умирает, если нового нет, чтобы освободить хотя бы… тот, что в ошейнике, тоже ведь кончается.

— Я все-таки надеюсь, что ты проживешь дольше меня, — пожал плечами Глейн, и Кэйсар подобрался ближе, сел на корточки напротив него, совершенно искренне спросил:

— А зачем?

* * *

— Мучается девонька. У нее же пять дней в животе ничего не было, а ты ее пшеном кормить, как птаху, — мягко упрекнул староста.

— Простите, нас убивать учили чаще, чем спасать, — извинился Глейн.

— Дать тебе еще с собой бормотухи? Мне не жалко, у меня много ее.

— Нет, спасибо. Давно пора учиться как-то самому с этим справляться, — улыбнулся Глейн. Ему вспомнился Хеган, часто пьяный до безобразия на собраниях. Но тот глушил не страх, у Хегана больное место — это память.

— Да я-то не в обиде, даже если эта девочка умрет — столько убережется теперь.

Глейн так и не дошел тогда до конца лестницы, но девушки пропадали либо на протяжении веков, либо уходили не только из этой деревни, просто остальные не знали, на каких монстров валить, а у этих курган был под боком.

Кэйсар встретил его в доме ленивым зевком, выглянул на улицу, где уже рассвело, предложил:

— Может быть, задержимся?

— Я не смогу стать учителем, — вместо ответа произнес Глейн. — Но я, кажется, знаю, что буду делать на старости.

— Решил дожить? — улыбнулся Кэйсар, забыв о том, что собирался уговорить Глейна повременить с продолжением путешествия.

— Вдруг получится? — как бы в шутку отозвался Глейн, сел рядом на широкой лавке, заменяющей кровать. — Я бы собирал в одну книгу виды чудовищ и способы борьбы с ними. Слабые места, где встречались… Опасны ли они вообще, или их можно отпустить с миром.

Кэйсар перевернулся на спину и, улыбаясь, но как-то грустно, спросил:

— А я? Что я буду делать? Лежать у камина в твоем замке?

— Нет, ты не понимаешь. Я тогда буду уже старым. Это будет лет через двадцать-тридцать, — возразил Глейн. Он вздрогнул, почти собрался защищаться, когда Кэйсар перехватил его руку, но тот, глядя в глаза Глейна, с той же улыбкой, лишь немного спрыснув ее язвительностью, спросил:

— А как ты считаешь, я с тобой на сколько лет?

— На… — Глейн растерялся. Он не думал об этом. Просто Кэйсар есть, с ним не скучно, а будущее для Глейна отмерено до следующего собрания, на котором ему велят либо выгнать оборотня, либо уходить из Охотников. Он не думал о том, что будет через столько лет, он почему-то представлял, что будет один. Не потому, что выберет карьеру Охотника, а потому, что надоест Кэйсару, и тот сам сбежит. — На сколько?

— Навсегда, — улыбка Кэйсар превратилась в самодовольную. Глейн растерялся. Вспомнилось, и что в Кейсаре собачья кровь, отсюда и такая странная для людей преданность, и то, что оборотню правда по сути идти некуда. Когда они встретились, Кейсар просто бродил, а теперь, кажется, наконец обрел в жизни цель.

* * *

В начале апреля в очередном приходе вместе с деньгами Глейну вручили и письмо — на богатой бумаге с красивыми вензелями. Несколько секунд он глупо смотрел на него, не желая касаться, опасаясь чего-то, а потом разобрал в закорючках на конверте имя — письмо от Луца.

Кэйсар обычно оставался ждать за несколько домов до прихода, а то и вовсе за пределами города, или сразу шел на постоялый двор, занять место.

Глейну хватило терпения донести письмо до постоялого двора, не читать его в приходе или по дороге. Город многолюден, но тих. Нелюди здесь были, но вели себя мирно, старались не выделяться. Глейн не свернул бы сюда с окраин, если бы не кончились деньги.

Когда Глейн обнаружил, что Кэйсар разговаривал с кем-то, как со старым другом, он сначала застрял на пороге и подумал, не сбежать ли. Ведь друзьям Кэйсара может не понравиться его общение с Охотником, но оборотень махнул ему, жестом подсказал присоединяться.

Так и есть — напротив Кэйсара другой оборотень, при виде Глейна он привстал и попытался сбежать, но Кэйсар поймал его за рукав, рывком посадил на место.

— Глейн не продаст, он не трогает тех, кого не за что.

— Так ты че, на Охотника работаешь? — возмутился оборотень, а все равно гнулся к столу, сложились покорно широкие плечи.

— Сейчас зубы выбью, — ласково пообещал Кэйсар. — С Охотником не скучно, понял?

— Да ну нахер такое… — начал оборотень, но Кэйсар снова дернул его за рукав.

— Продолжай.

— Нет.

Глейн напрягся и ждал, что их придется разнимать, но Кэйсар внезапно подобрел, отпустил рукав, и собеседник отодвинулся от него.

— У них там проблемы. Я мог бы пойти разобраться сам, но тебе ведь это тоже будет интересно, тебя тоже коснется. Хочешь в небольшую войну оборотней ввязаться?

— За что воюют? — лицом Глейн был повернут к Кэйсару, глазами старался смотреть на его собеседника. Тот надулся, откинулся на спинку стула, но молчал.

— Ой, ну это ж оборотни. Кто-то кому-то на хвост наступил, остальные подтянулись, вот уже война, — Кэйсар очень нагло врал и наверняка знал, что Глейн это понимал. Но третий продолжал молчать, как на допросе.

— Нет, давай без меня, — в отместку отказался Глейн, поднялся, и на этот раз, другой рукой, Кэйсар резко усадил на стул его.

— Господин Охотник, что же получается, — притворно-сладко зашептал Кэйсар, — я с вами уже столько месяцев путешествую, а вы отказываетесь со мной съездить? Как-то это нечестно.

— Я тебя не заставлял, — напомнил Глейн, но больше вставать не торопился, ждал правды от Кэйсара. Но тот выбрал шантаж в ответ и, повернувшись к третьему за столом, с улыбкой спросил:

— Ты когда-нибудь пробовал Охотника?

И это было и резко, и обидно, это уже чересчур даже для шутки — предложение сожрать непослушного Охотника.

Глейн вырвался. Увернувшись от второй попытки его схватить, он ушел наверх, к комнатам, хотя совершенно не знал, какую из них на ночь нанял Кэйсар, и нанял ли вообще, или просто отирался внизу. Едва не дошло до драки, когда Кэйсар догнал его, перехватил за одежду и потащил обратно к столу, но оборотень попросил глухо:

— Я потом сам все объясню. Просто послушай.

Но за столиком уже пусто.

О письме Глейн не забыл, но сейчас просто не до него было. Кэйсар показал комнату. Закрыв дверь, он сел напротив, у него горели глаза и то и дело обнажались в ухмылке клыки.

— Они из-за наследства сцепились. Любой другой Охотник к черту бы послал. Но не ты, Глейн.

— Почему? — не понял тот. — Почему я должен лезть в дела оборотней?

Кэйсар поморщился, он сейчас был похож на бандита, который пытался втянуть Глейна в какое-то опасное дело.

— Потому что оборотни — такие же люди. Потому что их хозяин все оставил среднему сыну, которому еще четырнадцать, и он слабый. Его не смогли защитить, его сторонников отбили, и теперь он изображает, что все понял и подчинился. Но он же не дурак.

— Ты тут при чем? — по-прежнему не понимал Глейн, и на Кэйсара этим вопросом словно ведро холодной воды вылили. Он перестал суетиться, посмотрел в доски деревянного пола, и уже серьезнее признался:

— Отец умер. Мои братья моего же брата в заложники взяли, чтобы оставленное ему самим забрать. Я, наверное, должен был бы сам разобраться, но я не хочу тебя одного оставлять.

— Со мной ничего не случится, — Глейн почувствовал, как все внутри похолодело и задеревенело тело в страхе, что любой жест может выдать его тайну.

— А со мной? — спросил Кэйсар, очень похоже изобразив беспокойство. — Мне очень нужна твоя сила, Глейн. Ты уж прости меня… Получается, я тобой только пользуюсь, но я не смогу справиться, если ты не…

— Прекращай, — скомандовал Глейн, нахмурился. — Это ваши земли. Не за стеной, конечно, но Охотнику там будут не рады.

— А я, значит, по человеческим хожу с Охотником, и ничего, — возмутился Кэйсар, снова сменив настроение. Они словно занимались перетягиванием одеяла, прямо как дети. Только Глейн понимал, что отказывался теперь потому, что боялся — Кэйсару скажут правду чужие и при нем, при Глейне. А с другой стороны, кто видел, что именно он убил оборотня? Глейн ничего не обещал крестьянам и не брал у церкви денег за это убийство, и смерть не была записана на него. А на серебряных пулях не нарисовано, чьи они. Но молчать или отказываться идти с Кэйсаром из-за правды — трусость. Глейн облизнул пересохшие губы, понизил голос:

— Ты понимаешь, за что они убьют меня?

— Да не убьет тебя никто, — отмахнулся Кэйсар, и Глейн поймал его за ворот, заставил смотреть в глаза.

— Убьют, Кэйсар. Потому что и отца твоего убил я. Вся эта стая будет против меня.

Кэйсар не откликнулся на это, продолжил смотреть на Глейна так же ласково и даже чуть улыбаясь, но не моргая и никак не меняя выражение лица. Потом кивнул с той же улыбкой, выдохнул и стал серьезнее, в лице проскользнуло что-то похожее на злость. И Глейн понял, что сам ждал замерев, боясь даже дышать.

— Да, ты прав, — глухо произнес Кэйсар, отвернувшись, нервно ногтями расчесывал шею. — Они и правда тебя разорвут… Чуть тебя в такое не втравил.

— Кэйсар, им можно просто не говорить, — уцепился за него Глейн. — Никто же не знает…

— Мне тоже можно было просто не говорить, — глухо откликнулся Кэйсар, и в голосе не разобрать: злость или обида. — Ничего себе вести… Ладно, дай мне время. Завтра решим, что с этим делать.

— Кэйсар, — Глейн позвал спокойно и уверенно, и тот обернулся, снова замер, пристально глядя в глаза. — Я пойду с тобой. Тебе нужна моя помощь.

— Да, конечно, — кивнул Кэйсар как-то слишком легко, показал направо, в стену. — Я буду в соседней комнате. Один побуду, ладно? А завтра поговорим.

* * *

«Друг Глейн. Домой я прибыл вовремя, но отец мой всего пару дней не дожил до весны. И хоть я мало знал его, хоть и сбежал от него из дома, но скорби моей предела нет до сих пор.

Хотел бы спросить, все ли хорошо у вас и бережете ли вы себя, но находясь с вами в путешествии я сам видел, как часто вы подвергали себя опасности. Благо вы никогда не были серьезно ранены. Смею надеяться, что нам еще доведется увидеться.

Я пишу сказать вам спасибо, что в тот момент, когда я готов был смалодушничать, и остаться бродячим рыцарем, вы направили меня на верный путь, потому что место мое здесь, в этом замке, на этих землях. Когда я вернулся и когда наследство перешло ко мне и я узнал о всех бедах моих людей, я понял, что думал только о себе. Вы знали тогда, когда велели мне идти, что я должен быть здесь. Я много думал об этом. Наше путешествие было интересным, но вы шли своей дорогой и следовали своему предназначению, а я лишь прикрепился к вам, помогал, но вы могли справиться и сами. Здесь же без меня не обойтись никак, тут я принесу куда больше пользы. Но я рад, что оставил вас не в одиночестве, и Кэйсар, конечно, не всегда порядочный и часто склочный сэр, но все же он вас не покинет. Я вижу это в нем. И вы его не прогоняйте, тогда я буду спокоен, буду знать, что вас есть кому защитить».

Глейн успел выучить Кэйсара за тот короткий промежуток времени, что они знакомы. Ночью он прислушивался к звукам из-за стены, и слышал, как оборотень ходил там. Мимо спальни иногда сновали люди, но дверь в комнату Кэйсара не открывалась. И все же — утром комната пуста, и Глейн ждал этого. Знал, что так и будет, зашел только убедиться, чтобы не получилось так, что Кэйсар остался, а Глейн, плохо его изучив, ушел без него, не проверив. Он чувствовал себя так, словно Кэйсар что-то украл у него, что-то очень ценное, схожее с семейной реликвией. Более того, что-то единственное ценное, что еще оставалось у Глейна.

* * *

Когда Глейн открыл глаза, мир был темный и покачивался, почему-то он увидел его только одним глазом. Попытался подняться, и на плечо легла сильная тяжелая рука.

— Тихо-тихо, лежи, — произнес шепотом знакомый голос. Глейн понемногу начал ориентироваться, вещи обрели названия и смысл. Он в повозке, закрытой непромокаемым тентом, вроде торговых. Сейчас в ней только какие-то тряпки и он, Глейн. Человек рядом в мешковатом балахоне, в капюшоне, такие даже торговцы не носили. А оказался он здесь как? Его увез Кэйсар?

— Кэйсар? — на всякий случай окликнул Глейн и понял, что нет, это не может быть он.

— Ты, друг, совсем на голову больной, — глухо продолжил извозчик знакомым голосом. Глейн вспомнил, кто это, только имя никак из памяти вычленить не мог, но вез его другой Охотник. — Ты если сам не справляешься, то ты блин погоди.

— Люди, — Глейн сам не знал, почему именно это слово, но оно было как-то связано с гудящей головой, с больной рукой, к которой почему-то прилип рукав рясы.

— А, ну ясно, — вздохнул Охотник. Это Мэтс, точно. Часто они в последнее время стали пересекаться. — Вот бы нас били еще за каждый раз, когда мы сломя голову бежим людей спасать. Не дожидаясь подмоги.

Глейн все-таки приподнялся, посмотрел в те места, от которых они уезжали. Ткань хлопала на ветру, то открывала, то закрывала пейзаж. Тянуло гарью, где-то там виднелись языки пламени.

— Почему нас двое? — не понял Глейн, поморщился.

— Потому что всех съели еще до того, как ты пришел, — как можно более цинично, даже чересчур для человека, которому все равно, ответил Мэтс, и Глейн со стоном упал обратно, закрыл глаза руками.

В замке был большой пир, поэтому из деревень было похищено несколько человек. Особо даже не разбирались, вносили разнообразие в меню — старики, женщины, сильные мужчины, дети. Всех набрали. Когда Глейн пришел, пир был уже в разгаре, живых людей там не оставалось.

Он точно кого-то убивал, возможно поэтому рука ныла и рукав от крови влажный. А потом его как следует приложили по голове. Честно говоря, Глейн уже и не надеялся проснуться. Если б ему и оставили жизнь, то только чтобы он умирал в муках, но тогда ему первым делом отрезали бы ноги.

Мэтс ехал без спешки, чтобы избежать тряски. Значит за ними некому гнаться.

— Где правда твой оборотень? Помер? — спросил Охотник, чтобы чем-то отвлечь Глейна. Тот, не отрывая ладоней от лица, отозвался глухо и спокойно:

— Ушел.

— Ошейник надо было надевать, — нравоучительно добавил Мэтс, словно только ради этих слов и спрашивал, и Глейн разозлился на него за это, даже теперь, когда Охотник спас его от смерти.

* * *

Рука не перетрудилась, убивая. Чуть выше локтя и к запястью глубокий порез. Как раз, когда перестала болеть голова, проснулась боль в руке. Лекарь впихнул в порез какие-то травы, прямо в кровоточащую мякоть, и Глейн заорал, попытался вырваться, Мэтсу пришлось держать его за плечи. Лекарь мужик основательный, больше похожий на торговца или кузнеца, сплюнул в сторону и проворчал:

— Как баба прямо, а еще Охотник.

Глейну стало стыдно, и он прикусил губу, чтобы больше не кричать. Вместе с травой руку перевязали белой тканью, на голову только холодную тряпку кинули, и то с каким-то уже презрением. Словно Глейн помеха. Это было неприятно, все-таки он же не виноват, что не успел, он хотел спасти всех…

— Ты давай полегче, — уловив его настроение, проворчал Мэтс. — Глейн у нас выглядит, конечно, слабым, но он тоже молодец.

— Вижу я, какой молодец, — огрызнулся лекарь, отошел к котелку, от которого пахло чем-то горьким, и Глейн понял, что скоро его заставят это пить. Мэтс напрягся тоже, даже попытался поднять Глейна и вытащить из дома, пока лекарь отвлекается, но тот прикрикнул:

— Положи! Чего как дети?!

— Подумал, что мы вас достали и надо и честь знать, — пробубнил Мэтс. Глейн сидел насупленный, баюкал руку, которую теперь жгло огнем, и в целом выглядел как человек, готовый бежать.

— Ну так и пойди, чего тут сидеть? Я, вроде как, не тебя лечу, — выругался лекарь, и Мэтс возмущенно надулся и остался, только Глейна больше не трогал.

— Прямо чудеса какие-то, да, Охотник? — лекарь обращался только к Глейну, снял с огня котелок, попробовал варево и налил в чашку. Глейн смотрел за этим так, словно в чашку лился раскаленный свинец. — Единственный, кого в итоге спасли, это ты. Так?

— Не смешно, — уже серьезно ответил Мэтс. — Да, не получилось. Но мы на своей службе столько людей спасаем, что вполне нормально, чтобы и нас хоть раз кто-то спас.

Лекарь протянул чашку Глейну, и тот, теперь сникший и покорный, забрал ее здоровой рукой.

— Как остынет, чтобы выпил, — приказал лекарь. — Это чтобы ты не превратился, если тебя там цапнул кто. Помнишь, кусал тебя там кто-то?

— Не помню, — спокойно ответил Глейн.

— Вот и то-то же!

Когда лекарь отошел по каким-то своим делам к дальнему углу, Мэтс возмущенно пропыхтел:

— Ты! Ты давай мне тут помогай, я не справляюсь! Как мне тебя отбивать, если ты…

— Ты еще тут?! — развернулся лекарь. Возмущенный Мэтс за шкирку поднял Глейна, едва не расплескавшего густо заваренный кипяток, и потащил к выходу. На улице заговорил уже в голос.

— Экий жук, и так лекарей не перевариваю, а этот вообще мудачье.

Глейн попытался отпить, обжегся, шел рядом спокойно, без спешки, Мэтс же месил грязь почти солдатской поступью. Обернулся у одного из домов, когда люди были достаточно далеко, чтобы их не расслышать, огорошил:

— Новость знаешь?

— Может быть, — Глейн сел на чью-то лавку у крестьянского дома, снова попытался отпить, но соврал себе, что слишком горячо, хотя рот больше обжег мерзкий вкус. — Которую?

— В который Хеган сбежал, — Мэтс плюхнулся рядом, запыхтел недовольно. Глейн посмотрел удивленно, и сначала ему показалось, что собеседник соврал, но слишком серьезное и обиженное у того было лицо. Словно своим побегом Хеган в первую очередь его, Мэтса, и задел. — Ну, может, и не сбежал… Только совпало как-то. После того, как его на собрании отмудохали, он месяц повалялся, потом манатки собрал и свалил из города. Хрен его знает, что у него там на уме было. Но как бы и все. И с концами. После этого не видел его никто, и ни духа от него… Кто-то говорит: обосрался Хеган, понял, что его повесят. Но не повесят его! Мы все это знаем, а он тем более не может не знать! Вот куда он поперся? Ему вот там нормально?! Я когда ранение отсиживаю, меня дергает, как там на дорогах без меня. А он! Он! «Семерых одним ударом» и…

— Как он пропал? — перебил Глейн, отпил кипяток, морщась. Мэтс замолк, собрался с мыслями, продолжил уже спокойнее:

— Черт его знает. Ушел, и не видели его больше. Как провалился… Думаешь, пропал?

— Да.

— Убили?

— Он бессмертный, — привычно ответил Глейн, но поздно вспомнил, что Мэтс не знал, что это шутка, прибавил: — Не умрет он. Это же Хеган.

— Вот и я так думаю… Только куда вот он пропал?

— А Бедвир?

— Кто?

— Вампир его?

— Да черт бы с ним! Этого Хеган мог и сам пристукнуть!

— Бедвир пропал тоже? — нажал Глейн. Мэтс снова задумался, прежде чем ответить:

— Да. И вампир с ним пропал. И ни следа обоих…

— Эти следы вообще искал кто, или решили, что Хеган сбежал, и больше об этом и не вспоминали? — внезапно даже для себя огрызнулся Глейн, но Мэтс принял это как правду, кивнул:

— Было бы охрененно, если он не сбежал… Но тогда меня трясти начинает от того, что с ним случилось что-то, а мы не чешемся… Хекк с учениками там околачивался, вроде как пытался его найти. Не знаю, насколько успешно.

Глейн, пока думал, разминал раненую руку. Ее все еще жгло, и каждое движение отдавалось так, словно в нее иголками тыкали, но в целом жить не мешало. Полчашки отвара он допил залпом, не думая.

— У меня никаких дел, — наконец заключил он. — Я мог бы помочь Хекку.

— А говорили, Хеган тебя убить пытался… Не надо этого, Глейн. Мы бы все хотели каждый куст вокруг столицы перерыть. Но если Хеган сбежал, то его никто и не найдет. А если нет, то, пока мы ищем, у нас страна в крови захлебнется. Эти твари ж в рамках себя держат только потому, что придет Охотник, на них пожалуются, и все, не сбежишь.

Глава 10

Становилось с каждым днем теплее, и любой шорох в кустах Глейн воспринимал как возвращение Кэйсара. Что оборотень вернется — он не сомневался. Единственное плохое развитие событий то, в котором Кэйсара убивали в его разборках. И мысли эти не давали Глейну покоя, ночами его живьем глодала советь. За Луца можно было не волноваться, а вот Кэйсар ушел чуть ли не на войну. И Глейн жалел, что не согласился, не пошел с ним. Если честнее было бы признаться, то мог сделать это там, уже на месте. С другой стороны, сейчас у Кэйсара могли найтись союзники, а узнали бы они о том, кого тот привел с собой, и против них двоих была бы вся свора.

Хекка с учениками он встретил на одном из трактов, и то именно потому, что осознанно шел в ту же сторону, в которой сгинул Хеган. Старый учитель выглядел бодрее двоих амбалов за своей спиной, и все же даже он был какой-то поникший и уставший и улыбнулся скорее по привычке, когда Глейн, нагнав, поздоровался с ним.

— А, маленький Охотник. Еще живой.

— Слава Богу, — кивнул Глейн. Хекк посмотрел за его спину, на дорогу, по сторонам, потом кивнул:

— Один.

— Один, — согласился Глейн. Ученики поглядывали на него с надеждой, что для разговора учитель предложит остановиться и присесть, но тот довольно шустро продолжал путь.

— Так бывает. То один, то толпа. Если что — Охотники как семья, поддержат. Надолго хоть один?

— Не знаю. Есть новости о Хегане? — нетерпеливо спросил Глейн. Хекк сокрушенно вздохнул:

— Один и тот же вопрос у всех, скоро деньги буду за ответ брать… — пошутил он с невеселой улыбкой, тут же попытался ее спрятать. — Пропал Хеган.

— Говорят, что сбежал.

— Пусть говорят.

— А на самом деле?

— А на самом деле на его последней стоянке прогоревший до головешек костер, копыта на земле, и где-то у озера следы теряются.

— Копыта? — у Глейна похолодело внутри. Хекк кивнул уже совсем невесело. — Демоны?

— Добрались, — подтвердил Хекк, вздохнул. Он прибавил шаг, и Глейн, поняв намек, остался стоять, пока маленького старичка пытались догнать его молодые ученики.

Когда Глейна обучали, вместе с ним было еще двое мальчишек разных возрастов — один постарше, другой помладше. Старший сбежал, не выдержав тренировок, и Варин не стал его искать, рукой махнул. Младший должен был выйти в этом году, хотя ему исполнялось восемнадцать. Учитель сам решал, когда Охотник готов, просто приблизительно это было в семнадцать лет. Глейн до этого возраста пару месяцев не доучился, и его выход на «охоту» выглядел так, словно Варин его выбросил, потому что ученик уже надоел. Охотники вокруг казались ему бессмертными, не только Хеган. Тот же Мэтс вряд ли прохлаждался между собраниями, но вот тоже еще живой. А все же их становилось все меньше, и вот уже, казалось бы, кому-то из Охотников тридцать, в шрамах весь, в разных передрягах бывал, опыта было предостаточно, а убит.

То, что Глейн стал Охотником, спасло ему жизнь. Если бы не тот побег, его давно бы уже убили, лет в тринадцать-четырнадцать. И Кэйсара тогда, в чаще, вытащить было бы некому, как и подлечить потом.

Ни собственные ранения, ни ужас, вызванный существами, с которыми раньше не сталкивался, не вызывали в Глейне такого чувства обреченности, которое пришло с новостью о том, что Хеган пропал. Что его, возможно, все-таки забрал Кронос. Крест на шее чесался при воспоминании о том, каково это оказаться в аду. Но Хеган ведь другой, он не станет просто сидеть, он кровью харкать будет, а все равно оттуда сбежит. Глейну очень хотелось в это верить, потому что с этой вестью пришло ощущение пропасти за спиной, словно Хеган был эдаким атлантом, который держал тылы и почву под ногами. Будто когда Глейн или кто-то другой умрет, оставался еще Хеган, и его хватило бы заменить всех. От этого у Глейна возникло ощущение такого конца, что впору уверовать в близящийся Апокалипсис. И в это сложное время он — один.

Состояние одиночества казалось ему чуждым. Детство — с Варином и другими его учениками. Потом несколько лет держался на эйфории от того, что стал самостоятельным, что теперь он — суровый серьезный Охотник, которого учили убивать. Луц и Кэйсар показали ему, как может быть. Что Глейн не обязан нести это бремя один, даже в правилах Охотников ничего про это не сказано. Нужна женщина в дороге — возьми с собой женщину, только держи ее от опасности подальше. Нашел того, кто согласился тебе помогать — путешествуйте вместе, но если это нечисть, то надень ошейник на него, потому что нечисти доверять нельзя. Никто не обязал Охотников путешествовать по одному, и они при первой возможности обзаводились компанией. До этого Глейн принимал все как должное, но теперь ждал с нетерпением возвращения Кэйсара.

* * *

Рана на руке успела зарубцеваться, когда в одной из деревень крестьянин, пустивший Глейна на ночь в свой дом, сел напротив, приготовившись рассказывать.

— Это, — он облизнул губы и, сцепив руки в замок, смотрел в пол, — вы ж посланники Божьи на земле?

Начало Глейну уже не понравилось. Те, кому нужна помощь, выглядели и обращались по-другому и обычно при старосте, если он в деревне был.

— Смотря для какого дела, — кивнул Глейн.

— Для хорошего дела, — тут же заверил крестьянин и понизил тон. — Хозяин наш, граф, совсем распоясался. Кроме налога с нас еще дерет денег. Оставляет так, чтобы зиму протянули, и…

— Охотники имеют дело только с монстрами, — остановил Глейн, и только из вежливости прибавил: — Нас повесят, если мы убьем человека.

— Так никто и не узнает. А мы заплатим! Мы так заплатим, как ни за какого монстра не дадут! Все, что ему в налог отложено — тебе отдадим.

Глейн поднялся, подхватил от порога свой мешок. Ночевать в доме человека, которому не смог помочь — против его правил. Тем более, если тот просил о такой работе.

— Ну господин Охотник, — заканючил крестьянин, будто ребенок, — на кого еще нам надеяться, если не на вас?

— На себя, — честно ответил Глейн, открыв дверь.

Он не стал бы верить на слово, но и наказание за убийство все еще морозило ему спину так, будто он согласился. Уже давно разгар весны (Кэйсар ушел чуть больше месяца назад), и ночевать в лесу не так уж холодно. В соседний дом Глейн не постучался, ушел в чащу леса по тропинке, и привал искал только когда стемнело окончательно.

Глейн успел пожалеть о своей принципиальности ночью, когда проснулся от треска веток где-то недалеко, словно два каменных медведя продирались через заросли. Сначала Глейн прислушивался, потому что лес — место общее, и что бы по нему ночью ни шаталось, это его личное дело, если оно идет мимо.

Но оно не шло мимо. Треск двигался в сторону Глейна, более того — по той же тропинке, по которой Глейн пришел сюда. Он подхватил свои вещи, поспешно ослабил ножны, зарядил пистолет и бросился от места стоянки дальше, в заросли. Что бы оно ни было, а сталкиваться с ним Глейну бы не хотелось, будь он хоть трижды Охотник. И все же он понимал, что раз оно шло по его следу, то столкнуться придется, но ждать спокойно на месте стоянки слишком рискованно. В зарослях Глейн выбрал массивное дерево, которое не свалить, закинул мешок в ветки и забрался повыше над землей, чтобы самому затеряться в кронах, но видеть, что за ним шло. И все же внутри что-то трепетало, неприятно дергалось от каждого шага, и казалось, что надвигались два великана, оба с это дерево ростом.

Сначала в пределах видимости появился стройный силуэт в балахоне, обманулся и прошел без спешки под деревом, дальше. А потом, ломая мелкие деревья, из чащи вывалились они — два звероподобных демона, похожих на того, с которым был Кронос. У одного из них шрам через правый глаз, вокруг него кружились мухи, как около мертвеца, но он все равно не замечал их. Пасти у каждого демона была обвязана веревкой. Как собаки, они обнюхали землю, и оба остановились у дерева и задрали головы, масляными свиными бусинами глаз уставившись прямо на Глейна.

— Этот шуганный какой-то, — женским голосом сказал вернувшийся преследователь в балахоне. — Может, он нам не подойдет, мальчики? Проще убить?

Демоны попытались облизнуться. Глейн, глядя на это скептически, прицелился без спешки и первую пулю пустил в последний целый глаз раненого, и в эту свиную бусинку попал. Демон завыл, ударился лбом о ствол дерева — раз, другой. Оно покачнулось, и перезарядить у Глейн получилось не сразу, удержаться важнее.

— Думаешь ловкий, да? — раздалось из-за спины — погонщик в балахоне уже сидел на ветке за ним, и Глейн поспешно спрыгнул. Здоровый демон поднялся на задние лапы и оторвал передние, как для объятий. Глейн схватился за ветку, ушел в сторону, спрыгнул на мягкую влажную почву и сразу перекатился. Второй демон продолжил подпирать дерево, он был больше не опасен, в первого Глейн направил дуло и выстрелил в переносицу. Тот помотал головой, и по морде скатились алые капли, но демон еще оставался живым. Сверху плавно спустилась женщина в балахоне, оглянулась на поверженного демона.

— Ладно, — согласилась она, — будет толк.

И, как коня, шлепнула раскрытой ладонью второго демона. Тот разогнался, но Глейн успел откатиться в сторону. Пистолет убрал за пояс, на него сейчас не было времени. От второго забега спасся, подтянувшись на ветке, но надолго там не остался: дерево тонкое и от прямого удара сломается. Почти задел лезвием ножа подкравшуюся тень в балахоне, отвлекся на разворачивающегося демона. И сразу следом его самого свалили ударом в основание черепа, и мир словно погрузился в воду, стал слишком быстрым.

Глейн упал на колени, рука с ножом опустилась безвольно. Всего секунда-две этой слабости, но именно в это время на него налетела туша демона, сгребла в охапку и, не сбавляя хода, неуклюже потащила его дальше, придавив руки к телу, и не пошевелиться.

* * *

Слепой демон ориентировался на запах, сбивал углы, но все же тащил Глейна за вторую руку, в то время как еще зрячий тащил за первую. Иногда демоны расходились дальше друг от друга, тогда Глейн боялся, что его разорвут. Его несли через каменные ступени по замку, раскаленному, как печь зимой. Все попытки сопротивляться или бежать подавлялись непреодолимой физической силой. Глейн не понимал только, почему его не убили? Кажется, им пересчитали все ступени, прежде чем втащить в просторный кабинет. За массивным столом, за которым ее почти и не видно, девочка подросток. Вот только глаза у нее были алые, а над ушами два завитых рога. Глейн удивился даже не этому — у окна стояла спокойная Морана, и выглядела она как гостья.

— Это и есть Глейн? — девчонка выбралась из-за стола, обошла его по кругу и нагнулась, чтобы рассмотреть лучше. Охотника уложили животом на пол, щекой прислонили к горячему камню. — Помяли чуток, — глаза, несмотря на цвет, ледяные, оценивающие, совсем не детские. Глейн молча, прикусив изнутри щеку, смотрел на Морану. — Он правда так хорош?

— О, Глейн один из самых талантливых Охотников. Он уже сейчас почти сравнялся с Хеганом, — сладким голосом заверила Морана, рассматривая Охотника так же насмешливо. Вот только она врала, Глейн никогда не мог сравниться с Хеганом, и всегда были Охотники сильнее него. — Только это же расточительство, бросать его сразу к зверю. Он должен увидеть, что ему грозит.

— Да, — согласилась девочка прохладно, Глейн перевел взгляд на нее. — Я Вибек, Охотник. В аду так скучно… Никто не умирает. Поэтому я выбралась на поверхность и устроила тут… Тебе знакомо слово Колизей? Арена? Грешники рассказывали. Когда голодному льву выбрасывают человека. Лев? Видел на картинках? — Глейн молчал, но взгляда не отрывал. Вибек вздохнула. — И чего я тут распинаюсь?.. Сам все увидишь скоро.

Из кабинета его вытащили уже в клетке: невысокая, в ней нельзя было встать, она похожа на большую птичью. Руки за спиной цепью крепились к одному из прутьев. Тащили ее на толстых ветках те же два демона, один из которых так и не прозрел, продолжал ориентироваться по нюху. Клетку несли узкими сырыми коридорами, больше похожими на пещеры, а навстречу попадалась разнообразная нечисть, по виду — слуги. Они радовались так, словно Глейн — диковинная зверушка в клетке. Один из них, внешне похожий на жабу, отложил коробку и увязался за клеткой, морда у него при этом непроницаемая, лишенная эмоций, а глаза навыкате, внимательные, даже не моргали. У Глейна от него мурашки по коже, и он выдохнул с облегчением, когда у лестницы монстр остановился. Глейна вытащили на открытую площадку, на возвышенность, остальное пространство спускалось вниз, ступенями, а в центре небольшая площадка, ровная, засыпанная песком. Прямо как огромная каменная глубокая тарелка, и по краям ее сидели те, кого у Охотников принято считать чудовищами. Вибек появилась справа, в платье, которое ей велико. Она вплотную подошла к клетке, и что-то острое, по ощущениям шило, воткнулось Глейну в лопатку, и он прикусил губу, чтобы не закричать. Не от боли, а от собственной беспомощности.

— Сегодня не так много народу, там мелкая рыбешка. Когда будешь выступать ты, тут будет не протолкнуться.

Снизу крик — кто-то отказывался выходить, уговаривал громко, клял собравшихся.

— О, ты не будешь таким шумным, Охотник. Ты за все время тут не проронил ни слова, — вздохнула Вибек и убрала от Глейна шило, подошла ближе к бортику, чтобы лучше рассмотреть.

Открылась решетка снизу, напротив Глейна, и он тоже подался вперед, насколько позволяли путы. Оттуда выбрался человек в рясе Охотника, высокий, светловолосый, поджарый, с длинной цепью вокруг бедер.

Узнать-то Хегана просто, только Хеган это внешне, двигался он неспешно, как живой мертвец. Переставлял тяжело ноги, и лицо у него лишено эмоций, бледное. Глейн пытался понять, что именно не так, с ужасом присматривался, не умер ли Хеган. То, что кричало внизу, при виде такого противника успокоилось и, пользуясь этим состоянием, бросилось на Охотника, попав в поле зрения Глейна. Это зеленая болотная тварь, не особо опасная, Хеган таких мог десяток уложить, не запыхавшись. Но то было в его лучшей форме, что теперь с Хеганом — неясно.

Охотник будто в себя пришел, стоило врагу приблизиться. Это похоже на бросающегося паука — только что был спокоен и вот уже рядом, рубит наискосок ножом, так чисто, что тот не задерживается в костях. Хватило бы и этого удара, но Хеган замахнулся и рубанул уже с другой стороны, снова наискосок. Когда тело упало, он опять перешел в невменяемое состояние и развернулся к своей норе. Это тот Хеган, чью личность стерли, оставили только реакции и инстинкты.

— Твоя задача быть чуть более удачливым и продержаться там дольше. И быть интереснее, — учительским тоном рассказала Вибек. — Чтобы тебя не мучила совесть, я волью в тебя такой же отвар. Два Охотника на одном поле и правда то еще зрелище.

Впервые она улыбнулась, задумчиво прижимая палец к губам.

Так же, как безвольное мясо, Глейна унесли в темные подвалы, единственным плюсом в которых — прохлада. И уже там его наконец перестали вертеть, как игрушку, — вышвырнули в комнату с железной дверью и решеткой на ней и оставили в покое, даже еды и воды не принесли, а впрочем, Глейн есть бы и не стал.

Когда замок постепенно затих, у двери появилась знакомая рожа, довольная настолько, что Глейн почти принял его за предателя.

— Что ты тут делаешь? — мрачно спросил Глейн. Бедвир раскланялся:

— Слежу, чтобы этому придурку голову не оторвали.

— Плохо следишь, — бросил Глейн, вампир пожал плечами:

— Ну, она у него пока что на плечах, да? — потом уже серьезнее, прижался к прутьям вплотную. — Ты с ведьмой знаком?

— Да, — быстро ответил Глейн.

— Значит не обманула, — сам себе кивнул Бедвир. — Она тебе поможет.

— Она меня отдала сюда, как она мне поможет? Почему ты не можешь мне помочь? — отчаянно зашептал Глейн, быстро осматриваясь по сторонам. Бедвир спокойный, смотрел на него, но улыбка стала грустной, он чуть наклонился:

— Хотел бы помочь. Правда. Но я тут единственный барьер между Хеганом и всеми этими отморозками. А вдруг не получится?.. Ведь тебя тогда убьют. И меня следом убьют, и Хеган останется один.

Глейн смотрел на него некоторое время молча, в надежде, что ослышался, или что Бедвир пошутил, ведь он даже теперь улыбался. Но вампир тоже больше ничего не говорил, ждал, что Глейн поймет его.

— Я… — Глейн проглотил беспомощное «спас тебя», потому что сейчас оно совершенно бесполезное и жалкое. Сглатывая это чувство, он отошел от прутьев, потому что Бедвир все еще ждал чего-то, а уйти отсюда нельзя, чтобы больше его не видеть. — Я не мясо.

— Прости меня, — попросил Бедвир, но все равно не уходил. Зачем вообще явился? Облегчить совесть? — Я надеюсь, что у ведьмы получится, а то буду чувствовать себя виноватым.

Глейна впервые так откровенно променяли на Хегана, и пожалуй что да, конечно, Бедвир прав. Глейна-то теперь точно убьют, а Хегана еще можно защитить, вытащить, главное сейчас рядом быть. И в то же время так отчаянно не хватало Кэйсара и Луца, как тех, кто всегда будут на стороне Глейна, и для кого Глейн будет важнее даже Хегана.

Бедвир попытался сказать еще что-то, может быть, успокоить, но оба вздрогнули от женского голоса:

— Иди наверх. Потом перед ним извинишься.

Бедвир кивнул, пробормотал легкомысленное: «И то верно», — и вышел, место напротив Глейна заняла Морана с глиняной чашкой в руках.

— Я не буду ничего пить, — покосившись на нее, нервно отказался Глейн.

— Простая вода.

— Я тебе не верю.

— Именно мне и надо верить, Глейн, — почти ласково отозвалась Морана, тоже прислонилась к прутьям. — Потому что у меня простая вода. Я сказала им, что напою тебя отваром. Что смогу обмануть тебя, потому что эта дура и Хегана под зельем тебе показала, и тебя обещала напоить. Но это вода. Из моих рук — вода. Если не выпьешь — в тебя вольют силой, и там я уже не успею заменить на воду.

— Зачем ты это делаешь? — глядя то на чашку, то на ведьму, спросил Глейн. Та пожала плечами, завела прядь волос за ухо:

— Выполняю свое поручение.

Глейн смотрел ей в глаза, поморщился, прежде чем произнести:

— Под ареной круг.

— Он должен среагировать на кровь Охотника. Но Хеган… Она заведомо бросает ему недостаточно сильных, чтобы его ранить.

— Нет, — отказался Глейн. Его нервировала та ситуация, в которой он оказался, и то, что все выходы вели в новые ловушки.

— Глейн, это уже не от меня зависит. Тебя завтра выбросят на арену, и он тебя убьет, потому что он ничего не соображает, он убивает все, что ему кидают.

— Это именно ты! Ты подсказала ей поймать меня! — повысил тон Глейн, настолько, что их уже могли услышать.

— Я, — согласилась Морана, стала спокойнее, циничнее. — Так же, как ты отдал меня мещанам, чтобы меня убили.

— Они бы не убили, — проворчал насупившийся Глейн.

— Мне плечо насквозь продырявили. Шрам остался. Представляешь, как больно было?

— И теперь надо, чтобы продырявили меня?.. Да ладно бы просто продырявили, я бы понял, если бы в той ситуации мое ранение могло нас обоих спасти лучше, чем твое. Но ты меня используешь, чтобы Хегана отдать Кроносу, это ведь другое. Этого я не могу тебе простить.

Ведьма и вампир, должно быть, сговорились, потому что после этих слов Морана улыбнулась мягко и с жалостью:

— Не прощай. Но ты наверняка хочешь пить… Воду-то ты можешь от меня принять, чтобы в тебя силой отраву не вливали?

— Как я могу верить, что это вода?

Морана прикоснулась губами к чашке, сделала пару глотков, потом протянула Глейну.

* * *

Бедвир, прямо как служанка, складывал простыни, разбирал кровать. Боевая цепь была убрана на стену вместе с ножом, сам Хеган сидел в кресле, как кукла, смотрел в пустоту. Его опаивали трижды в день, хотя достаточно было и раза, и почти все время Охотник либо спал, либо сидел, уставившись в одну точку, либо сражался. Бедвир остался около него верным псом — переодеть, постелить, отмыть от крови. И каждый день обещал себе, что скоро сможет его вытащить отсюда.

— Там Глейн внизу, в подвале. Наверное, зря они тебя спаивают, ты и так был бы рад ему голову открутить, — невесело пошутил Бедвир и улыбался, раскладывая на постели подушки. Сам он спал в соседней комнате, готовый прибежать сюда на любой шорох. И все надеялся, что шорох этот будет означать, что Хеган наконец пришел в себя. — Да и вообще… Кажется, ты именно об этом мечтал, да, Хеган? Ничего не помнить, ничего не чувствовать, только рубить кого попало… А еще чтобы тебя в покое…

Бедвир обернулся, когда открылась дверь. Вибек замерла в проеме, за ее спиной еще две служанки, но она жестом велела им уйти. Вошла в комнату, остановилась прямо напротив Хегана, сверлила его заинтересованным горящим взглядом. Бедвир для нее — все равно что болонка, только говорящая.

— Рассказывали, что Хеган никого к себе не подпускал, — задумчиво начала Вибек, и Бедвир, придуриваясь и едва сдерживаясь от смеха, доложил:

— Истину говорят, госпожа. Девкам дворовым при попытке себя коснуться руки выворачивал. Крестьянок при намеке на симпатию с их стороны слал по-матерному.

— Так что же, девушки у него не было?

— При мне не было, — кивнул Бедвир и не мог перестать как-то по злому веселиться. Вибек наконец повернулась к нему, пренебрежительно велела:

— Выйди пока. Я тебя позову.

Бедвир поклонился, вышел в коридор, но остался стоять у двери, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Что-то в нем еще пыталось веселиться, в ожидании того, что скоро случится. А в то же время царапало изнутри — ведь он так привык, что Хегана может трогать только он. Когда раздался грохот, Бедвир уже прыснул от смеха, готовый отвечать: «Так и не спрашивали» или «А я думал, на войне оторвало», — но вывалившаяся из спальни возмущенная Вибек не сказала ничего. Только ударила в живот своим любимым шилом, потом локтем в затылок со всей силы. Но, даже валяясь на полу, Бедвир не мог перестать смеяться.

— Подонок, — выдохнула Вибек, но оставила его в покое.

Когда затянулась дырка в животе, Бедвир вернулся в комнату, снял испачканную в крови рубашку и обернулся. У Хегана были расстегнуты три верхние пуговицы рубашки, но он такой же неживой и кукольный. Бедвир сел напротив на корточки, зашептал, поглаживая ладони Хегана:

— Завтра. Ты Глейна сильно не бей, потому что потом вас обоих спасут. И мне будет так стыдно, что я променял его на тебя.

* * *

Когда за ним пришли, Глейн сидел на лавочке напротив решетки, уставившись перед собой застывшим взглядом. У прутьев снова та женщина в балахоне, только на этот раз капюшон был снят и видны язвы на лице, какие оставались на коже суккубов от святой воды. Звероподобный демон за ее спиной только один, зрячий. Суккуб еще присматривалась к выражению лица некоторое время, потом осторожно открыла дверь, отошла за демона.

— Встать, — как дрессированному, приказала она. Охотник подчинился. — За мной.

Между ними по-прежнему топал демон, передние лапы волочились по полу. Глейн шел впереди, без спешки, минимум движений. Они спускались куда-то на нижние этажи. Вчера рясу у Глейна отобрали вместе с оружием и ножнами, теперь завели в комнату, где его вещи были аккуратно сложены, оружие почищено и заточено. Словно ему хотели дать хоть какой-то шанс на сопротивление. Но это же Хеган, их не нужно ставить на одно поле и заставлять сражаться, чтобы понять, сколько Глейн продержится против него. Достаточно сравнить то количество умертвий, что за год убил Хеган, и то, что уничтожил Глейн.

Пистолет и рясу ему не отдали, но нож в ножнах на поясе закрепили, даже со знанием дела, крепко. Демон ждал у двери, суккуб закончила с приготовлением и, уже успокоившись, развернулась к выходу.

— Надо сказать… — начала она и пошатнулась, когда нож проткнул ее насквозь через грудную клетку. По инерции Глейн сохранил все то же отрешенное выражение лица, оно словно давало ему еще несколько секунд собраться с силами. Демон тоже это время не реагировал, а потом разинул пасть зареветь. Через открытый рот Глейн и проткнул ему горло ножом, провернул, хотя мог остаться без руки, если враг просто сомкнул зубы. Поблекли темные свиные глаза, туша опала на пол.

Из комнаты Глейн выбрался в балахоне суккуба, и он ему был велик, но в глаза это не бросалось. Он прошел мимо суетящихся слуг, мимо мраморных лестниц, через жаркую общую залу. Сейчас, один, он Хегана вытащить не сможет, но выбраться отсюда и позвать на помощь — это да. Главное успеть уйти. Но удача Глейна закончилась на той комнате, где ему вернули нож, и за несколько шагов от главной двери его окликнула Вибек:

— Лура, а где Охотник? Разве не ты его готовишь?

У Глейна, пожалуй, впервые ступор. Он не знал, должен ли кланяться, как ответить, как быть с голосом, поэтому так и стоял спиной к лестнице.

— Лура? — позвала снова Вибек, уже с подозрением. Начав разворачиваться, Глейн незаметно вытянул из рукава нож.

Ближайший слуга упал, разрубленный, не успев осознать всей опасности. Следующий бросил об пол блюдо с дымящейся картошкой, попытался схватить Глейна и получил лезвием по рукам, успел отползти, пока Охотник отвлекся на следующего. Но они бежали на него, как муравьи, — слабые, но их много, Глейна спасало только то, что убивать его не собирались. И помогало ему это недолго: попытавшись вырваться из этой кучи, Глейн споткнулся, толпа навалилась сверху, и, повернув голову, взглядом он уперся в туфельки стоящей в шаге от него Вибек.

— Она говорила, что ты выпил, — вздохнула огорченно, велела кому-то в стороне: — Ведьму тоже поймайте, если еще не сбежала. Ее сразу после него зверю кинем.

Пол заходил ходуном, когда подбежал слепой демон, вытащил Глейна из шевелящейся кучи, больно сжав ребра.

— Безоружным тогда вышвырнете. Будет не так интересно, но он бы все равно сдох, — приказала Вибек, подняв с пола окровавленный нож Охотника. А потом холодный взгляд обратился к Глейну, уже не таким спокойным тоном она заверила: — О, твое счастье, что они все пришли посмотреть, как ты сдохнешь. Иначе я бы тебе все кости переломала. Для начала.

Протащив его по всем полам за сложенные руки, демон слепо ударился о прутья решетки, и, потерев вскочившую шишку, открыл дверь на арену, швырнул Глейна как можно дальше. Охотника дважды перевернуло, прежде чем он остановился, и его тут же оглушили вопли ликующей толпы. Трибуны мало того что заполнены — монстры разных мастей жались к бортику, лезли через головы.

Хеган уже по центру, смотрел вперед, как слепой, но на грохот, который получился от Глейна, голову повернул и больше не двигался. Закрылись прутья, демон сел около них сторожить, чтобы никто не попытался сбежать.

Глейн разгреб песок. Над этим местом уже ночь, солнце давно зашло, и освещали арену только факелы. Глейн скорее нащупал, чем увидел: в камне под песком вырезаны линии пентаграммы. Тут одной каплей крови не обойтись, но и Хеган вполне в состоянии кишки ему выпустить.

Глейн успел подумать, что если он не будет сражаться, то и Хеган его не атакует, но тут же разочаровался в своей идее: Хеган едва не срезал ему череп по диагонали. Глейн успел уйти в сторону, перевернулся. Затянувшуюся на ноге цепь он ощутил также остро, как нож под сердце. Так же чувствовала бы это пойманная на крючок рыба — дыханием близкой смерти. Во время падения Глейна хватило только на то, чтобы подло, из отчаяния, швырнуть горсть песка в лицо Хегану. Пока тот протирал глаза, Глейн успел высвободить ногу. Цепь, как промахнувшаяся змея, снова медленно поползла к Хегану, который еще щурил один глаз. Мельком Глейн заметил, как к решетке подвели и Морану со связанными за спиной руками, но пока не пускали на арену. Бедвир был прав, ему нельзя было помогать, да и связываться с пленником оказалось чревато.

Глейн упер одну руку в колено, стер другой пот, наблюдая за Хеганом. Два оружия, с одной стороны, — очень опасно и действенно, с другой стороны, сила рассредоточилась между ними, и можно попытаться отнять у Хегана хотя бы нож. Хотя Глейн не представлял, что будет делать потом — Хегана ему не убить, с арены не выбраться. В этой ситуации даже Кронос казался меньшим из зол, но таким же недопустимым. Когда Хеган бросился на него снова, Глейн наклонился влево, поднял руку перехватить нож за рукоятку, но получил цепью в висок. Глейн упал в песок, Хеган прижал его грудь ногой, снова замахнулся цепью.

Удары не точечные, куда пришлось — в лицо, в плечи. Некоторые били в землю рядом с Глейном. Несколько ударов — и Хеган отступил, перехватил удобнее нож. Глейн через звон в ушах различил ликующий гул толпы. Хеган — их герой, а Глейн — мясо. Он перевернулся на живот, приподнялся, попытался отползти, тело слушалось с трудом, с запозданием.

А потом обожгло болью — Хеган воткнул в него нож, в спину, под лопатку, лезвие прошло насквозь. Мир постоянно терял фокус, становился то четким и слишком ярким, то расплывчатым. В секунды его четкости Глейн видел лезвие широкого ножа и как стекала по нему кровь, несколько капель впиталось в песок. Уже ничего толком не соображая, Глейн подставил ладони под кровавую капель, потому что если она попадет на рисунок — явится Кронос и заберет Хегана. Того самого Хегана, который пытался его убить. Но крови слишком много, она просачивалась между плотно сжатыми пальцами и все равно разбивалась о землю. Хеган выдернул нож, пнул Глейна, чтобы положить на землю, замахнулся снова.

Прежде чем он успел ударить, линии рисунка под песком начали светиться. Это остановило Хегана в том же положении, словно он окаменел вдруг. Глейн еще видел, как осыпался песок и в центре арены открывались врата с языками пламени. И как в ужасе бежали чудовища, до этого с удовольствием наблюдавшие за представлением.

Кронос рассматривал Хегана с улыбкой, чуть наклонив голову. Охотник смотрел на прежнюю жертву секунду-другую, потом повернулся к демону. Снова в воздух взлетела цепь, подняв фонтан песка, но Кронос поймал ее, дернул на себя и под живот перехватил сопротивляющегося Хегана. Получил от него ножом в висок, в ухо, в плечо, но раны затягивались, а Кронос даже не вздрогнул, ему не было больно.

— Какого черта они с тобой сделали? — спросил Кронос, отшвырнул Хегана от себя, поднял руку с открытой ладонью. Хеган остановился на носках, его словно тянуло к Кроносу, и в то же время что-то удерживало на месте, его выгнуло. А потом и вовсе сложило пополам и вырвало на песок.

Пока Хеган приходил в себя, одновременно произошли два события: Морана, по пути скидывая с рук веревки, вбежала на арену; Кронос, тоже всего лишь пассом одной руки, вытащил Вибек с трибун и поставил перед собой. Всклокоченная и недовольная, она стала похожа на избалованного заигравшегося допоздна ребенка.

— Тебя отец искал, — сообщил Кронос.

— Да пошел он… — проворчала Вибек, попыталась вырваться, но ее словно в невидимый кулак сжало, и не сбежать.

— Я тебе говорил не трогать мое. А все в аду знают, что Хеган — это мое.

— Кронос! — испуганно окликнула Морана, склонившаяся над Глейном. У нее руки испачкались в крови, она стащила с себя верхнюю рубашку, пыталась зажать кровоточащую рану. — Кронос, помоги ему!

— Позже, — ответил тот, легким движением вышвырнул Вибек в открытые двери ада. И тут же его череп рассекло надвое охотничьим ножом. Кронос вздохнул, обернулся, придерживая половинки, пока они срастались. Хеган пытался отдышаться, нож держал наготове.

— Зачем ты это делаешь? Я тебе что, враг? — расстроено спросил Кронос, протянул к Хегану руку и тут же получил лезвием по открытой ладони, отдернул ее и подул словно занозил. — Хеган, совсем не хочешь меня слушать. Я тебе желаю только добра, — голос ласковый, проникновенный, и когда Хеган попытался напасть снова — тем же пассом Кронос приложил его оземь. — Я так долго бегал за тобой. Влюбленный юнец давно бы плюнул на даму сердца, будь она настолько неуловимой. Я нес тебе дары, Хеган.

Тот приподнял голову, смотрел ошарашенно — рядом с Кроносом стояли два человека, только появившиеся здесь: женщина в красивом платье и мужчина с пышной бородой. Такие же, какими Хеган их навсегда запомнил.

— Ты же говорил, что тут наша дочь? — недоверчиво поморщилась женщина.

— Столько лет прошло, многое могло измениться, — задумчиво протянул Кронос, тут же раздраженно отмахнулся на оклики Мораны — не до нее.

— Вера? — на пробу окликнул отец. Хеган был спокоен, уже забыл, как надо откликаться на это имя, да и реакции у него никакой. Кронос с улыбкой, как фокусник, стер две фигуры, отряхнул руки. Вера продолжила смотреть исподлобья, настороженно, но больше не атаковал.

— Как ты думал, где они? В раю что ли? — рассмеялся Кронос. — Торговец и его жена, пытавшаяся продать единственную дочь подороже? Ты можешь по ним не скучать, твое дело.

— Уходи, — сдерживаясь, приказала Вера, начала сматывать цепь, на вид она уже успокоилась.

— Это еще не все дары, — Кронос оказался вплотную с ней, перехватил поднявшуюся для удара руку Веры, дернул ее на себя, развернул к воротам. Охотник отчаянно попытался вырваться, решив, что его в ад затащат силой, но замер, когда из дыры вынесли черную от копоти клетку. Внутри тощий мужчина с впалыми щеками, и теперь, столько лет спустя, Вера узнала его быстрее, чем родителей. Еще раз дернулась проверить захват, сжала зубы.

Мужчина ее не узнал, загнанно осмотрелся по сторонам. Прутья клетки были усеяны шипами, направленными вовнутрь.

— Я выкупил его у брата, этот некромант стоил мне доброй сотни душ, — зашипел Кронос, ослабил захват, и Вера вырвалась, но больше ничего не делала. Кронос продолжил уже громче: — Будешь убивать его хоть по сто раз на дню! Как пожелаешь — расплавленное железо, кормить иголками, скармливать ему его же кишки. Когда кончится фантазия…

Только что здесь почти никого не было, и вот уже полная арена демонов. Они стояли безмолвно, как статуи, и все смотрели в центр.

— Твоя армия, — кивнул довольный Кронос. — Скажешь им умереть — они умрут. Прикажешь убить всех врагов — убьют. К тому же…

Кронос попытался взять Хегана за руку, та увернулась, спрятала ее за спину, как ребенок.

— Я сделаю тебя сильнее, чем сейчас. Намного сильнее. Ты же видишь, как я могу. И ты сможешь так же. Даже нет… Я так могу только потому, что я уже демон. А ты будешь сильнее, чем я. Смотри, — снова пасс рукой, и Вера попыталась увернуться, но ее тоже поймало в невидимый кулак, сжало. Охотника скрутило, что-то захрустело, но он терпел молча. Длилось это всего пару секунд, а потом Вера упала на колени. Кронос подошел сам, сел на корточки. Посреди моря чудовищ только они двое и клетка с некромантом. Морана потерялась где-то за спинами этих монстров, слышен только ее обеспокоенный голос, но Кроноса она больше не звала, пыталась справиться сама. Вера повернула голову туда, Кронос заговорил ей в затылок:

— Я сотру твою память. Будешь жить с чистого листа. Думать, что ты всегда была демоном. Никто не убивал твою семью… Никто не забирал тебя в плен. Не сажал на цепь, как пса, — и, едва различимым шепотом, с замершей над плечом Хегана рукой, на волосок от соприкосновения. — Никто не насиловал тебя.

Вера дернулась сильнее, чем когда Кронос пытался ее раздавить, показывая свою силу. Охотник зло обернулся к нему, но Кронос с улыбкой поднял руки, направился к вратам. В яму занесли клетку с полумертвым от страха некромантом, ряд за рядом начали исчезать войска демонов, Вера по-прежнему стояла на месте, осматривалась по сторонам. А потом раздалось ласковое: «Хеган», — и она обернулась к вратам. Кронос ждал, протянув ей руку, словно приглашая на танец. Хеган два шага топталась на месте, потом снова, как опоенная, пошла в сторону демона и открытых за его спиной врат. Улыбка Кроноса стала шире, превратилась в оскал победителя.

Среди общей тишины, в которой уже даже Морана не звала, послышалось суетливое: «Пожалуйста, разойдитесь. Можно, я?.. А, спасибо. Я пройду, ладно? Мне туда, да, у меня там друг». Бедвир буквально вывалился из оставшихся рядов демонов, его никто не трогал. Быстро глазами нашел замешкавшуюся Веру. Видно было, как Кронос попытался его перехватить, но Бедвир поднырнул под эту силу, выпрямился уже около Веры, сгреб ее и с ней едва не упал. Все так же исчезали демоны. Хмурился Кронос, который уже почти победил.

— Ты куда собралась, а? — Бедвир, согнувшийся, потряс Веру за плечи, пытался улыбаться, но неловко. — Ты для этого что ли? В аду сидеть, прошлые раны зализывать? Ты их восемнадцать лет все зализываешь и не нализалась еще? А родителям ты там сильно нужна? Главным демоном, они всегда мечтали, наверное, да? А забыть все, прямо мечта твоя, да? И меня забыть?

— Отпусти, — неуверенно, но Вера попыталась от него отделаться, оттолкнуть. — Не твое дело.

— Да как не мое дело?! Ты совсем тупая, да?! — Бедвир уже кричал, улыбки больше из себя выдавить не пытался. Кронос подобрался ближе, перехватил вампира за ворот, попытался пока вежливо убрать от Хегана, и Бедвир отмахнулся, снова весь подался вперед. Одной ладонью придержав Веру за затылок, чтобы не сбежала, Бедвир обнаглел настолько, что поцеловал ее, и из-за этого потерялся даже Кронос, отступил на шаг, не мешал. Вспомнил о том, что его, кажется, звал еще кто-то, и обернулся — у Мораны были сжатые в линию побелевшие губы и блестящие от слез глаза. Ее рубашка уже красная от крови, испачканы руки. У Глейна лицо такого же серого цвета, как песок под ним.

Глава 11

— Да ладно, — отмахнулся Кэйсар. — Тебе никто кроме себя никогда не был нужен.

— Это неправда, — Глейн покачал головой, попытался руку на плечо положить Кэйсару, чтобы лицом к себе развернуть, но тот дальше, чем казалось. — Мне не хватало тебя. Где ты был?..

— Ты привык только на себя полагаться. Остальные были просто компанией на твоем пути. Свернуть на их путь тебе и в голову не приходило.

— Я не принадлежу себе, — возразил Глейн. От того, что Кэйсар говорил, внутри все сжималось от боли, только почему-то не слева, где сердце, а справа. — Я делаю то, для чего меня почти всю жизнь готовили.

Глейн думал, что боль скоро пройдет, он наклонился, придержал ладонью больное место. Пальцы отчего-то влажные, липкие.

— Ты никому принадлежать не должен. Но все перебрасываются тобой. Собираются пытать, запирают, угрожают, намечают в жертвы. И во всех их желаниях ты теряешься. Знаешь только, что не хочешь боли и что хочешь, чтобы умирало как можно меньше людей. Но это не желания для себя. Не настоящие желания для себя.

Глейну стало трудно дышать, он хватал воздух ртом, песок разлетался от его выдохов.

— Кэйсар, подойди, — позвал Глейн беспомощно, но тогда голос стих. Мир начал сужаться до лежащего на земле Охотника, и лучше ему не становилось. И оттуда, где раньше был Кэйсар, потянуло жаром. Глейн приподнялся, чтобы рассмотреть открытый провал огромных врат, из которых вырывались языки пламени.

И открыл глаза.

Ему еще никогда не приходилось спать с такой роскошью, на кровати с полупрозрачным балдахином, в комнате с тяжелыми бархатными занавесками на окнах, с резными столиками и коврами с толстым ворсом, гобеленами на стенах и камином.

Двигаться Глейн почти не мог — только слабо сжать руку, повернуть голову, чтобы рассмотреть, где он. Попытка встать так и осталась попыткой, и в комнате никого. Если бы тут было жарче, если бы реагировал крест, Глейн подумал бы, что он снова вернулся в ад.

А потом он вспомнил о том, что было до того, как он потерял сознание. Кроноса, который так заманчиво уговаривал Хегана пойти с ним. Сжав зубы, Глейн рывком попытался встать, но упал с кровати. В эту секунду он почувствовал себя фарфоровым, потому что все тело вспомнило о том, что ему больно, почувствовало себя на куски разбитым.

— Глейн!

Голос женский, и Глейн замер, перестав даже шипеть от боли. Почему ему раньше в голову не приходило, что есть места опаснее ада? Он осторожно приподнял голову.

Женщина в пышном платье окликнула испуганно слуг, два вбежавших пажа помогли Глейну подняться, уложили обратно в кровать, и Глейн, опершись о них, ничего не объясняя, сел. Грудь была плотно перевязана тканью, на нем ночная рубашка, приятно льнущая к телу. Наверное, дорогая.

— Я так рада, что ты очнулся. Я чуть с ума не сошла от беспокойства, когда сказали, что тебя привезли раненого! Тут же попросила доставить в замок, обещала сама о тебе позаботиться. Кошмар приснился? Глейн?

— Нет, — неуверенный, как перед хищником, ответил он, тут же опомнившись. — Нет, Ваше Величество. Просто… когда я потерял сознание, я был на поле боя, и, очнувшись, попытался продолжить сражаться и упал.

— Ты бледен, — она села на край кровати, светлыми руками с ухоженными пальцами достала из таза около кровати тряпку, отжала и влажной попыталась протереть Глейну лицо, но он отшатнулся, пробормотав слабо: «Я не стою». Она улыбнулась:

— Стоишь. И хватит называть меня Величеством или королевой, я же просила — просто Вестой.

Двое слуг у кровати, замершие в ожидании распоряжений. Видимо, Глейн очень выразительно посмотрел на них, что королева, обернувшись, велела мягко:

— Оставьте нас одних.

Глейн, не придумав ничего лучше, тут же снова упал с кровати, на этот раз с другой стороны, и королева бросилась поднимать его вместе со слугами. И руки ее отличались от их, хотя и такие же ухоженные, но касались бережнее, задерживались дольше.

Глейн чувствовал себя странно, прямо как девушка, которую настойчивый ухажер уложил в свою кровать и теперь только ждал, когда удалится прислуга. Хотя, конечно, она ничего не могла бы себе позволить тут, в замке.

Королевой была женщина молодая, хотя и старше Глейна на семь лет, не уродливая, непривычно тонкая для знатной особы, не высокомерная и не злая. Возможно, будь она девочкой-крестьянкой или дочкой торговца, в общем обычной девушкой, Глейн был бы польщен. Но любовь Ее Величества вызывала только чувство страха, потому что…

— Веста, мальчик болен, — король был похож на большой шкаф — такой же фундаментальный, широкий в плечах, высокий. Впился в Глейна таким выразительным взглядом, словно мысленно свежевал его заживо. — Ему нужен покой. Вовсе ни к чему вокруг него бегать.

— Но он упал… — попыталась оправдаться королева. — И я услышала, прибежала на…

— Слуги бы справились, — король кивнул им так, что стало ясно — это его люди, они доложат обо всем, что слышали и видели.

— Я… — пытаясь спастись, заговорил Глейн, и после первого звука пошло уже лучше, уверенней, — Ваше Величество, в столице есть больница для Охотников. Я не герой, всего три года на посту и просто делаю свою работу. Я не заслуживаю находиться здесь, можно ли отправить меня в больницу?

— Но… — грустно начала Веста, повернулась к королю, — он ранен, его опасно лишний раз тревожить…

— Тогда нужно было сразу отправлять его в больницу. Ты, вроде, не тащишь сюда каждого Охотника, которого привозят в столицу с ранением.

— Да, но Глейн — другой. Ты же сам сказал «мальчик». А при этом он Охотник и…

— Я попрошу больницу прислать карету. А лучше отправлю его со своей, мягче и удобнее. Довезу его сам.

— Не стоит отвлекаться от своих дел ради… — начала Веста с улыбкой.

— Это вам не стоит отвлекаться, у вас гости, — напомнил король. Он не ушел, и даже Глейн понимал, что он ждал, когда Веста первой покинет спальню. У Глейна было чувство, что после этого его, раненного, зарежут слуги. Веста смутилась, словно фрейлина, которую отчитывал государь, поклонилась ему, быстро покинула комнату. Удивительно, как они уживались вместе — статный и суровый король и тонкая мягкая королева. Может, поэтому и тянуло ее к Глейну, который был младше, ниже, тем более теперь, когда он и слабее.

Слуги не бросились на него с ножами, они так же с поклоном вышли, и Глейн остался один на один с королем. Тот сел на дальний край кровати, продолжил взглядом свежевать Охотника, серьезно спросил:

— Боишься?

— Я избегал ее как мог.

— Я виноват, что тебя сюда привезли? — хмурясь, переспросил король.

— Всех раненных Охотников везут в столицу. Но не в замок. Я был без сознания и… — Глейн всего на секунду отвел глаза. Железная хватка сжалась на его шее, утопила его в подушках, король зашипел зло:

— Если я узнаю только… я не буду разбираться, кто из вас виноват. Я тебя распну, она этим достаточно будет наказана.

— Я помню, — прохрипел Глейн, после этого хватка разжалась. Когда король обернулся, в дверях снова стояла Веста, сжав бледные губы в линию. Как жаль, что Глейн не мог самостоятельно отсюда выйти. Что уж там, бежать отсюда через окно спальни, и даже не в больницу для Охотников, а в леса, от столицы подальше.

— Глейн — Охотник. Он браво сражался, был ранен. Ерсус, ты как король и просто человек не имеешь права угрожать ему.

— А как ревнивый супруг?

— Я не подойду больше к Глейну. Отправь его в больницу, и забудем о нем, — Веста попыталась улыбнуться. Глейну хотелось бы ей верить, но похожий разговор был и в прошлый раз. — Только со слугами отправь. Где это видано, чтобы король сам гостя в больницу отвозил.

* * *

Больница для Охотников — спокойное место, похожее на монастырь, да и врачевали там монахини. Для раненных Охотников — отдельные комнаты на втором этаже. Для бедняков, которым нечем заплатить лекарю — общие палаты на первом этаже. Все равно Охотников бывало не так много, чтобы переполнить больницу. Пока там лечился Глейн — на этаже еще двое. У Зара половина тела темная, как обгоревшая, он почти не приходил в себя, метался в бреду и иногда орал от кошмаров. Успокаивался только когда над ним читали молитвы, но стоило замолчать — и снова в крик, опять метаться. У Срея лохмотья вместо ноги, и надо бы их отрезать аккуратно, до культи, пока не загноилось, но он не давался. Его спутница не отходила от него, уговаривала, на весь коридор было слышно, как они то и дело начинали орать друг на друга. Глейн из пациентов второго этажа самый легкий, его не страшно оставить одного. Когда вечером снимали повязки, единственное, что он заметил — рана не такая ужасная, как была. Казалось, пока он был без сознания, внутренние органы срослись, но осталась брешь в коже, сшитая теперь нитками и кровоточащая вперемешку с желтым гноем. Рану промыли, снова смазали чем-то жгучим и забинтовали.

Тут не нужно было ни от кого убегать, никого бояться, и Глейн мог спокойно читать, лежа в кровати. Вечером первого дня в палату зашел Варин. Хотя Глейн спал до его визита, он проснулся, как только в комнате появился посторонний.

— Я надеялся, что это тебе ногу оторвало, — вздохнул учитель.

— Почему? — не понял Глейн.

— Ранение меньше, да и на покой после него отправляют… Но я рад, что ты не тот, которого прокляли и который теперь корчится в муках.

— Нельзя так говорить. Он мучается через комнату от меня, такой же Охотник, как я.

— Дыра сквозная? — спросил Варин. Глейн кончиками пальцев огладил вздувшуюся рану под повязками.

— Внутри зарастили… Там ведьма была…

— Ведьма, — кивнул Варин недовольно.

— Мы общались раньше.

— Общались, — с той же интонацией, и Глейну в этом послышался намек на что-то неприличное.

— Я думаю, что либо она залечила, либо попросила за меня, — закончил Глейн. — Рана только снаружи.

— И кто ее нанес?

Глейн про себя прикинул, может ли он говорить правду или лучше соврать, с тем же растерянным выражением лица обернулся к Варину.

— Это важно?

— Докатились, — вздохнул Варин. — Хекк волнуется. Говорят, ты искал Хегана. Он боится, что нашел.

Впервые за все время после того, как Глейн очнулся, его продрало морозом по коже от осознания:

— А Хеган?.. Разве не вернулся?

— Нет, — покачал головой Варин. — Хегана до сих пор никто не видел… Или стоит сказать, никто кроме тебя?..

* * *

Хекк появился в конце недели и выглядел так, словно все расстояние сюда он бежал. Для такого старика, как он, это пугающее зрелище, и Глейну казалось, что учитель сейчас же рухнет, цепляясь за сердце, хватая ртом воздух, и умрет. Удивленный Глейн даже попытался уступить ему свою кровать, но учителя наконец прорвало на слова:

— Хеган? Что с ним?

— Его нашел Кронос.

Хитрый старик, слишком активный для своих лет, всегда такой живой, упал лицом в одеяло, словно оплакивал Глейна. По лестнице загрохотало, двое учеников Хекка едва не промахнулись мимо комнаты, но вернулись, тяжело дышали в дверях, глядя на учителя.

— Об этом я и говорил, — просипел тот. — Как беда какая, так Хеган спасай, а как его спасти надо, так нет никого.

— Кронос не собирался делать ему больно.

— Если б Хеган с ним пошел. А тот ведь откажется! И тогда что?

Глейн молчал, на всякий случай прикусив язык.

— Вырастил, называется… Думал, этот если и помрет, то и счастлив тому будет. А у него вон какая страшная судьба… Он ведь живой. Где-то. Тогда чувствовал и теперь чувствую.

* * *

Глейн не мог перестать ждать Кэйсара. Ему представлялось, как где-то там, далеко, на землях, где больше нечисти, чем людей, до Кэйсара дойдут слухи о том, что Глейн ранен. Как тот бросится обратно, плюнув на все незаконченные дела. Или что Кэйсар сам ранен и кроме боли страдает еще и от того, что оставил Глейна одного, а тот как всегда сам себя уберечь не смог. Глейн думал об этом настолько часто, что, проснувшись среди ночи и заметив постороннего человека в комнате, окликнул именем оборотня.

— У тебя есть любимая? — удивленно спросила Веста, так и замерев над кроватью. Глейн едва не упал снова, но остался сидеть ближе к противоположному углу.

— Есть.

— Тогда почему она не здесь? — в голосе послышалась улыбка, Веста потянулась к нему, и Глейн, обнаглев, отбросил ее руку.

— Она не знает, что я ранен. Я не могу ей сообщить пока. Как только буду здоров — отправлюсь к ней.

— Но она ведь и обо мне не узнает, — настаивала Веста.

— И вы ни разу не спросили, как я отношусь к вам.

Это пробило — королева замерла, тоже отсела дальше, как заигравшаяся кокетка.

— И правда… Но разве ты не боишься моего супруга?

— Не только, — подтвердил Глейн. — Я уважаю вас как королеву. Люблю тоже как справедливую и добрую правительницу. Но не как женщину.

— Кто та девушка? — сменила тему Веста.

— Ведьма.

— Глейн, тебя заставят убить ее, — всерьез огорчилась королева.

— Да, я знаю, — кивнул Глейн. Веста вздохнула:

— Ну вот, а врешь, что боялся моего мужа… Когда я тебя впервые увидела, ты был совсем мальчишка. И все оборачивался на своего учителя: «А правильно ли я делаю? А смотрит ли он на меня?» Сейчас — совсем другое дело. Совсем другой мальчик. Глейн?

Он насторожился, но королева просто протянула ему руку — не коснуться, а тыльной стороной ладони вверх. Глейн помешкал несколько секунд, прежде чем поцеловать гладкую светлую кожу.

* * *

Первое, что услышал Глейн — это крики. Женские, панические, словно началась война.

— Позовите учителей! Скажите Варину! Он должен знать!

Глейн промешкал секунду, не понимая, при чем тут Варин, но очень скоро, вспышкой, до него дошло — это за ним. Варин как его учитель мог его защитить. Глейн вынырнул из кровати, распахнул окно. Тут был широкий карниз, по которому можно было сбежать, и не обязательно прыгать сразу на землю, а там и Варин придет, учителя присоединятся, сама Веста объяснит мужу, что ничего не было.

Но у окна Глейна поймали, вышвырнули обратно в комнату, и он почувствовал, что лопнул заживающий шрам. У окна человек с маской на половину лица, один из личных охранников короля. Тот закрывал собой дверь, за ней осталось еще несколько стражников, чтобы не допустить обеспокоенных монахинь.

— Она клянется, что ничего не было, — сразу пресек оправдания Ерсус. Пока Глейна прижимали к полу, лицом вниз, втащили переносную жаровню, из которой валил дым, и она тут же завладела вниманием Охотника. Слишком часто общался с нечистью, у которой любимое обещание — сожрать живьем. Но, когда открылась крышка жаровни, оттуда достали кочергу с докрасна раскаленным основанием в виде буквы «Х». Глейн знал этот инструмент, он принадлежал церкви и был предназначен только для Охотников. Его использовали при отлучении от этой должности. Конечно, не в том случае, когда Охотник уходил сам, и его отпускали с миром. Эту печать применяли, когда Охотник опозорил свою профессию и его должны казнить или только изгнать. На клейме были буквы, подтверждающие это.

Ерсус собрался посягнуть не только на его жизнь и здоровье, он собирался лишить Глейна и его статуса, потому что, даже если потом за Охотника заступятся учителя и церковь — поверх клейма нельзя снова вытатуировать крест. Нужно было выиграть время.

Глейн перестал обращать внимания на открывшуюся рану: если сейчас в чем-то себя пожалеть, или ограничить, то он точно проиграет. И охранник Ерсуса почувствовал, как Охотник от покорной жертвы вернулся к убийце нечисти. Напрягся и усилил захват, а все же удар затылком в подбородок пропустил. Следующий — выскользнувшим локтем под ребра, этого хватило, чтобы Охотник освободился и выбрался из захвата. Второй шанс на спасение — забыть, что Ерсус король, и что обращаться к нему надо с почтением. Сейчас это сильный мужчина, куда сильнее Глейна, и знающий цену своим умениям. Медленно Ерсус вытянул из ножен меч, спокойно спросил:

— Не будешь оправдываться?

— Мне не в чем, — серьезно отозвался Глейн. И дело даже не в том, что он ничего не сделал. Ерсус знал это, но ждал повода наказать не Глейна. Он для него не один из Охотников. Он — возможность показать Весте, что будет с теми, с кем она хотя бы попытается изменить. А это значило, что Глейна так просто не убьют.

Левой рукой Глейн подхватил подушку, швырнул в Ерсуса, часть перьев и порванной ткани полетела в огонь. Попытавшегося схватить его охранника Глейн перебросил через себя на кровать, и при этом рана, которая, казалось бы, уже лопнула, по ощущениям стала еще глубже, чем была, когда Глейн впервые очнулся.

Снова освободился выход через окно. Глейн успел только вспрыгнуть на подоконник. Чудовищная сила, какой раньше обладали только монстры, перехватив его рукой за горло, втащила снова обратно в комнату. Ерсус держал его, даже не напрягаясь и не реагируя на попытки выбраться из захвата, иногда довольно болезненные. Как только стих звон в ушах, Глейн услышал голоса за дверью.

— Иди отсюда, калека.

— Не могу. Он же тоже Охотник, понимаете?..

— Хочешь тоже за государственную измену поплатиться?

— Не хочу. Но он Охотник, как вы не понимаете, он же как брат… Эх, была бы нога!..

А потом мир сузился до раскаленной кочерги в руке Ерсуса. В попытке сопротивляться Глейн задел железо и тут же отвлекся, зажав раненую руку. Секунда слабости стоила ему проигрыша — кожу с татуировкой пронзило болью куда сильнее, чем от прежних ранений. И Глейн потерялся в запахе паленого мяса, осознании, что это он пахнет, и что это — не просто шрам. Это клеймо, перечеркивающее все, чем Глейн был раньше.

* * *

Его доставили в замок безвольной куклой. Никто не успел его спасти. Ерсус расшвырял монахинь, напомнив им, что он король. Смерил грозным взглядом пытавшегося заступиться Срея — тот смог только глазами их проводить, играя желваками на побелевших скулах. Никто из учителей не успел, во всяком случае Глейн никого не видел. Все тело жгло так, словно весь уголь из жаровни его заставили сожрать. Руки были закованы в кандалы, ноги тоже, слуги волокли его дальше, с черного входа и прямиком в камеры. Там же — пыточные подвалы. Тень бросилась им наперерез, но очень ловко Ерсус перехватил ее.

— Иди в спальню, — приказал он.

— Отпусти Глейна, — зашептала Веста. — Ты собрался с церковью ссориться?!

— А что они сделают?

— Не придут, когда тебе помощь понадобится!

— Мне? Помощь?

Разговор удалялся, и Глейну совсем не верилось, что Веста сможет его отстоять. Все тело — пульсирующая рана. Казалось, вместе с кровью по телу острыми кубами путешествовала и боль. Его снова не оставили одного, втащили в дурно пахнущую камеру с пылающим камином, и к ним удивленно обернулся низкий одноглазый человек. Он словно и не ждал сегодня гостей.

— Охотник? — удивился он. Глейна свалили прямо на земляной пол.

— Тебе ж говорили.

— Думал, у королевы получится его отвоевать… Как может женщина не знать, чем уговорить своего мужчину?

Глейна не оставили в полузабытьи: первое, что с ним сделали, — это опустили лицом в холодную воду и держали, пока он не начал захлебываться. Потом уже и взгляд стал более осмысленный, и плечи заходили ходуном, когда он попытался удобнее устроить руки.

Через повязки и ткань рубашки проступила кровь, стекала вместе с водой. Когда Глейна потащили к доскам, сколоченным в виде буквы «Х», он снова попытался вырваться. Одного из стражников удачно отшвырнул к очагу, прямо на стол с металлическими инструментами, второму попытался накинуть цепь на шею, но — удар в хребет, и Глейн на несколько мгновений снова безвольная кукла. Этого хватило, чтобы привязать его к кресту — за руки и ноги к перекладинам. Веревки тут же затянули так, что вскоре Глейн не смог чувствовать конечностей. Одноглазый палач похлопал стражников как хороших лошадей, довольно разрешил:

— Можете идти. Я дальше сам.

И это ощущение, что да, сейчас этот рябой и тщедушный человек правда справится с Глейном сам, настолько он беспомощен, ударило по самолюбию. И еще сильнее законность происходящего: Глейна не вытащат, либо будет уже поздно. Что стоило сейчас палачу отрезать ему руки до запястий?

Палач отошел поднять столик, вернуть на него инструменты, некоторые складывал в огонь. Он орудовал любовно, с удовольствием, словно матушка, присматривающая наряды для подросшей дочери. Он еще не приступил, а у Глейна уже болезненно ныли связанные руки.

— Есть какие-то пожелания? Если это чтобы я сдох или оставить тебя в покое, то такое я уже слышал. Придумаешь что-нибудь новое, и я не стану начинать с иголок под ребра или гвоздей в пятки.

Где-то внутри тяжело бухало сердце, и словно гнало из раны кровь — беги, спасайся, покидай тело. Но и умирать тоже не хотелось. И настолько громко его внутренний голос снова звал кого-нибудь на помощь, что когда приоткрылась скрипучая дверь в пыточную — Глейну показалось, что он ошибся снова.

— Я же сказал, что… — начал палач, разворачиваясь ко входу с раскаленным шилом, но удивленно остановился. — Ты кто? Я тебя тут раньше не видел.

Одновременно с утвердительным кивком в его сторону Кэйсар отрастил зубы и собачью пасть, сомкнул челюсти на шее палача. Тот уже не мог орать, только хрипел. Раскаленное шило то с противным скрежетом соскальзывало с железной брони, то все же попадало в щели между пластинами, в мягкое мясо. Кэйсар хрустел чужим горлом, как дворовый пес брошенной костью, и держал, пока палач не перестал дергаться. Потом сплюнул тело на пол, повернулся с измазанным кровью лицом к Глейну и улыбнулся.

— Херово выглядишь, Глейн.

— Поторопись.

— Совсем тебя одного оставить нельзя… — вздохнул Кэйсар, и Глейн начал злиться на него даже больше, чем на палача.

— Развяжи меня, пока я рук не лишился, — пригрозил Глейн, но взгляд у оборотня изменился — скользнул по шраму на шее, по кровавым кляксам на рубашке.

— Я убью его, — пообещал Кэйсар.

— Нет, — Глейн больше не просил, тон был приказной. — Развяжи меня. Надо уходить, иначе нас обоих тут привяжут.

Кэйсар, опомнившись, кивнул. Ножом осторожно поддел веревки, чтобы не порезать Глейна, но от них уже остался след с сорванной кожей.

Глейн не понимал, как до этого мог сопротивляться, кого-то расталкивать, пытаться бежать, потому что сил у него не было даже встать самому, только с помощью Кэйсара.

— У меня, короче, есть балахон. Нам добраться только до камер, а там будет ход… Ползти придется, правда, но ты мелкий, ты пролезешь. Идти сможешь?

— Да, — Глейн собрал остатки сил, самого себя в кучку, выпрямился.

* * *

После всего случившегося казалось, что такого мира существовать не может. Словно обратно в больницу вернулся, и все остальное было кошмаром — бережно перевязана рана, замотана грудь. И тело словно не его — легкое и не чувствовало боли. Но и попытки поднять хотя бы руку потерпели неудачу.

Кэйсар спал на кровати рядом, но к углу ближе, будто боялся его. Лежал прямо поверх одеяла, на животе, лицом к Глейну, рот был приоткрыт и искривлен, от этого быдл похоже, словно Кэйсар задирался, да так и заснул. И его присутствие тут тоже показалось сном — Глейн протянул руку, и Кэйсар сначала перехватил ее, потом открыл глаза и отпустил. Он сел в кровати, попытался пригладить волосы, не глядя на Глейна спросил:

— Болит?

— Нет.

— А пошевелиться можешь?

— Нет.

— Хорошо. Значит действует. Я посмотрел, как тебя там располосовали, приложили, и решил, что лучше совсем отрубить.

— Навсегда?

— Нет, — Кэйсар пожал плечами, лениво поднялся с кровати. — Я ж не дурак. Но ты два дня спал под лекарствами. Тебе полезно.

— Где мы?

— В моем доме.

— У тебя есть дом? — Глейн и правда удивился — Кэйсар никогда не говорил о том, что ему есть куда вернуться. Комнатка была небольшой, похожей на спальню небогатого помещика.

— Теперь есть. Брат подарил за верную службу. Тут раньше другой оборотень жил, так что слуг всего три человека.

— Слуг? Человека? — слабо шевелились пальцы, Глейн тревожно рассматривал свои попытки снова начать двигаться.

— Слуг. Оборотней. Они неплохие, я приглядываю за ними.

— А дом тебе подарил сын оборотня, которого я убил, — напомнил Глейн. Кэйсар выдохнул раздраженно, развернулся лицом к Охотнику.

— Глейн, ты, давай, не действуй на нервы человеку, который может не приносить тебе волшебного снадобья, от которого у тебя ничего не болит. Никто ничего тебе не сделает. Да и не узнает никто, особенно если ты об этом говорить больше не будешь… — Кэйсар, пользуясь тем, что Охотник ничего не чувствует, подошел к кровати и провел пальцами по клейму на шее. Раньше Кэйсар не мог его коснуться, потому что это был крест, сейчас — нарушенная татуировка и шрам. Глейн только теперь задумался о том, что единственное волшебство, подвластное Охотникам, — защитные татуировки. И ошейники. — Я рад, что это кончилось, и тебя не заставили выбирать между мной и продолжением своего пути.

Глейн как-то не думал об этом. Выбор казался не такой проблемой, как клеймо предателя и объявление его самого вне закона. Что уж говорить о пыточных подвалах.

— Я не простил бы тебе даже колебания, — продолжил Кэйсар. — И я рад, что тебе не пришлось…

Глейн смахнул его руку, попытался отодвинуться в угол кровати. Кейсар, словно опомнившись, продолжил уже дружелюбнее:

— Ты ненавидишь меня теперь? За то, что я так думал?

— Это сделал не ты и не твое желание. Ты спас меня. И вообще, знаешь, спорить с хозяином дома, в котором ты лежишь не в состоянии пошевелиться… — недовольно закончил Глейн, Кэйсар только глухо засмеялся.

* * *

Лето было в самом разгаре. Глейн привык к новому дому, к нему самому привыкли оборотни. Кажется, они думали, что от службы Глейна отлучили за то, что он так прочно подружился с Кэйсаром и даже отказался одевать на него ошейник. Глейн их не переубеждал.

Но, когда достаточно зажили раны, он начал тосковать. Пока Охотник отдыхал — где-то умирали люди, которых он мог бы спасти. Но Глейн сейчас сам был вне закона, любой его выход на дороги, в земли людей, подчиненных Ерсусу, чреват гибелью. И Глейну пришлось смириться.

Что-то интересное началось, когда они с Кэйсаром выбрались в соседний город на рынок за продовольствием. Предупредил об этом сам Кэйсар — накинул на голову Глейна капюшон его балахона и потащил в темную таверну, пропахшую кислым пивом и крепким потом. Сначала Глейн даже подумал, что они прячутся от кого-то, но нет. Все наоборот.

— Да. Мелкий, светловолосый. Шрам на шее поверх креста, — объясняла женщина, стоящая к ним спиной. Голос грубый, фигура мускулистая, прямая, совсем не женская, такие у наемников. Глейн сделал шаг назад, застыв в дверях, но Кэйсар потянул его в угол, кивнул хозяину таверны за стойкой. — Но он такой жук… Может выглядеть как угодно. Даже бабой вырядиться может.

— Не, таких не знаю, — покачал головой трактирщик. На звон монет обернулись все немногочисленные посетители, и разговор продолжился: — А, да, припомнил. Маленький. С клеймом поверх татуировки. Он живет в замке к северу отсюда. Говорят, служит там кому-то из оборотней, за то и погнали.

К северу правда замок, но Глейн никогда там не был. Казалось бы, спасен, но около стойки появились двое, выбравшиеся из-за стола рядом.

— Эй, а я тоже знаю одного такого, только в другой стороне. Так, Грэг?

— Да, припоминаю похожего. С клеймом тут только один, и совсем не к северу. Может, тоже уговоримся об оплате?

— Ага. Только денег у нас столько, что можем и тебе приплатить, так что придется подумать, чем отдавать будешь.

Намекнуть он не успел, женщина уложила одного носом в стойку, до влажного хруста переносицы, второго сложило ударом в живот, и все это не отводя взгляда от трактирщика.

— Так кто врет? — спросила она. Кэйсар прыснул от смеха, Глейн наконец понял, почему они не сбежали, а заглянули послушать. Он приподнялся из-за стола, в это же время женщина обернулась проверить, кто дерзнул смеяться.

— Тебя хрен найдешь, мелкий, — пожаловалась она, пока Глейн поспешно снимал капюшон. У Хеган не было креста, вместо него красная клякса, похожая на гладкий ожог. Значит, искусственно выводили. И все же — у Хеган нет рогов или демонической силы, она почти та же, если не считать платья. Кэйсар рассмеялся уже в голос:

— В девку переоделся. Ничего смешнее не видел. За тобой такая серьезная охота, что ли?

Хеган нахмурилась, направилась в его сторону, и Глейну пришлось встать между ними, хотя он при этом и рисковал. Но Хеган не тронула бывшего Охотника, остановилась вплотную, Кэйсар подавился смехом уже от этой близости. Хеган убрала ткань капюшона, потом ворот рубашки, рассматривала клеймо.

— Они думали, что власти врут про твой побег. Пытаются их отвлечь, чтобы не искали, — продолжила Хеган. — Месяц ушел, чтобы убедиться, что в пыточных тебя нет.

— Ты его насквозь проткнул в прошлую встречу, — напомнил Кэйсар. Его проигнорировали снова.

— Ты и сам пропал, — произнес Глейн. На руку Хеган он косился, как на ядовитую змею, — того и гляди сама Хеган отрастит рога, откроет врата ада и затащит туда Глейна, в свою новую армию, раз тот все равно больше не Охотник.

— Мне надо было подумать.

— Где Бедвир?

— А солнечный день не похож на ответ? — хмуро переспросила Хеган. Глейн отошел на шаг назад, спиной почувствовал, как близко к нему стоял Кэйсар.

— Так зачем ты меня нашел?

— Как тебе тут? Удобно? Кормят хорошо, никакой опасности, оборотень тебя оберегает. Раны все зализал?

— Ты прямо скажи, чего хочешь? — Глейн передернул плечами, отвел глаза. Хеган кивнула, направилась к выходу.

— Поговорим по дороге?

Пока они в черте города, Кэйсар старался не отставать, не идти позади и все вклинивался между Глейном и Хеган. У Хеган волосы до лопаток, такие же светлые. Глейн никак не понимал, настоящие ли.

— Как они так быстро отросли? — спросил он.

— Ведьма. Та, что тебя лечила. Она же помогла вывести татуировку. Все помнят, что Хеган был Охотником, а баб в Охотники не берут. Пока ни разу не узнали.

— И кто ты теперь?

— Вера. Наемник… — подумав, Хеган поправилась. — Наемница.

— И как же?..

— Мне надоели правила, — пожала плечами Хеган. — Этих убивай, тех не трогай.

— Надо же, — проворчал Глейн, Хеган смерила его взглядом, который можно расценивать как: «Не нарывайся». — Я хочу сказать, что наемник это не совсем то…

— Поэтому я и отыскала тебя. Ты знаешь, что по своей инициативе в нашу эпоху только двое Охотников отправлялись за стену?

— Не думал об этом…

— И как тебе там? Понравилось?

Глейн осмотрелся — они покинули город, значит, самое время начать говорить о деле.

— Нет, — честно ответил Глейн.

— Вот и мне нет.

Затих даже Кэйсар, слушал внимательно и не пытался перебивать, хотя и знал, к чему шел разговор.

— Я успела забрать свои деньги. Их хватит на то, чтобы купить там дом. Когда крест вытравили, с Бедвира сняли ошейник. Рубцы уже пропали, хотя и не так давно.

— Ты будешь притворяться? — не поверил Глейн.

— А что, сейчас я не притворяюсь? — Хеган повернулась и долго смотрела ему в глаза. Глейн кивнул, чтобы она продолжала. — Двое друзей, вампир и оборотень, с кем не бывает. Странно, да. Но все же… Устали от этих земель, купили дом там, за стеной.

— Почему один? — не понял Кэйсар.

— Если за нами придут, лучше быть вместе. Купили дом. И еще несколько людей из рабов. В прислугу. Живут и никого не трогают.

— На что живут? — сразу спросил Глейн.

— На то, что заработает наемник. Хрен с ним, раб-наемник.

— Рабыня, — поправил Кэйсар. Хеган смерила его недовольным взглядом, понизив голос пригрозила:

— Скажи спасибо, что не заставляю работать Глейна — и совсем другим ремеслом.

Кэйсар развернулся сказать что-то, но увидел лицо Глейна, закрыл рот.

— Что? — не понял Глейн.

— У тебя глаза горят, — заметил Кэйсар. — Тебе нравится идея, в которой мы против всех за стеной спасаем людей.

— Это похоже на новый смысл жизни, — кивнул Глейн.

* * *

— Короче… Вот тут вот они копают. Копают как-то очень близко к стене и явно не самородки там ищут, — Бедвир провел пальцем по карте. Расстояние до стены от этой точки и правда с мизинец. Глейн заправил за ухо выпадающие волосы.

— Почему ты не стрижешься? — моментально отреагировала Хеган.

— Потому что так больше похож на того, за кого себя выдаю, — в очередной раз объяснил Глейн. Бедвир тоже отвлекся:

— Он всегда был твоим поклонником. Просто подражает.

— Мы вроде не прически обсуждаем, — веско и грозно добавил Кэйсар. На спинке его кресла висел один из парней в ошейнике — подобранных и оставленных тут. В свободное время Глейн и Хеган готовили из него что-то среднее между Охотником и тем, чем они занимались сейчас. Первый помощник, хотя Кэйсар утверждал, что нечисть тоже нужно и полезно брать к ним. — Что с подкопом?

— Идеально, — Бедвир руками изобразил раскрывающуюся радугу. — Зарежем охрану, вход подорвем, и остальных там просто завалит.

— Ты с каких пор такой кровожадный? — мрачно спросил Глейн.

— С кем поведешься, — тут же прыснул Кэйсар. Гостиная просторная, низкий столик и кресла кругом в самом центре смотрелись тут, как остров в море.

— Смешно вам. Если нас раскроют, то без кровожадности не обойдемся, — заметил Бедвир. Хеган фыркнула:

— Я думала, на этот случай у нас подъемный мост и ров.

— Нет. На этот случай у нас ты, — Бедвир попытался быть серьезным, но выдавала улыбка. — Мост и ров задержат их меньше. Так что, сегодня не спим? Выдвигаемся?

— Я тогда вздремну, — Глейн устало размял шею, стараясь незаметно спрятать отросшие волосы в ворот. Кэйсар обратился к ребенку у кресла:

— Ну что, один справишься?

— А как же, — вытянулся тот, заложил руки за спину и не мог сдержать гордой улыбки. Кэйсар покупал его одним из первых, когда мальчишка был пойман за попытку побега. Купил дешево, со словами: «Все равно на мясо», — и из своих находок гордился больше всего им.

* * *

Дверь приоткрылась, когда Глейн уже засыпал. Недовольный, он запустил в том направлении подушкой, но Кэйсар спокойно ее поймал.

— Раньше ты перед заданием спать не мог.

— Мало ли что было раньше, — проворчал Глейн. Зимы он теперь проводил дома. Осталась опасность, осталось ощущение того, что делает нужное и полезное дело. Если не считать того, что их в любой момент могла окружить догадавшаяся об обмане нечисть, то в целом Глейн устроился неплохо. Кейсар бесцеремонно дошел до ящика с оружием, забрал из него палицу и вышел, плотно прикрыв дверь. Даже те, кто узнавал, что Глейн бывший Охотник, только больше начинали уважать Кэйсара за то, что смог заполучить и запугать Охотника, превратить в слугу. Если враги поймут, что они — как монстр, затаившийся тут, чтобы спасать людей и убивать нечисть, они смогут сбежать. Стена близко, все всегда наготове.

* * *

— А я говорю, из своих это кто-то. У людей это разбоем зовется. Иначе почему свидетелей не оставляет? Не по статусу ему тех оборотней резать и их добычу себе отбирать.

— А у добычи кто спрашивал, кто хозяев убил?

— Спросишь ее, конечно… К пузу что ли ухо прикладывать? Знать бы еще к чьему пузу… Как представлю себе погреб этого, кто разбойничает — там наверняка мяса столько, что одному не сожрать. Может, мясников потрясти? А может, они нам и своих же скармливать начали, дешевле ведь, чем людей доставать.

— Ой, заткнись. И без тебя жутко. И так вся работа ночью, — охранник переступил с ноги на ногу, зябко ежится. На тыльной стороне его ладоней росла жесткая густая шерсть, и челюсть чуть выступала вперед.

— И кого пугаться? Че как человек?

— А смерти все боятся. Вот я с тобой говорю, а чудится, что идет кто-то. И что…

— Тс.

Кто-то и правда шел — мягкие шаги по земле, такие бы человек не расслышал, да и они еще гадали — а не капель ли? Не послышалось?

И вздрогнули, когда на дороге появились двое: один долговязый, худой, с серебряной цепью, другой ниже, с широким ножом.

— Никого не оставлять в живых, — скомандовала Хеган. Глейн кивнул, посмотрел вперед ледяным взглядом и вдруг улыбнулся:

— Доброй ночи, оборотни. Подскажите, есть ли в лазе за вашей спиной люди, или его копает только нечисть?

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg