«Жизнь после: Надежда во мраке»

Жизнь после: Надежда во мраке (fb2) - Жизнь после: Надежда во мраке [publisher: SelfPub.ru] (Жизнь после - 1) 848K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Степан Витальевич Кирнос

Кирнос С.В.

Жизнь после. Надежда во мраке

Предисловие от автора

Это книга, сей рассказ, посвящён тому, что происходило после событий антиутопического романа – «Под ласковым солнцем: Империя камня и веры», написанного также мной ранее. Сначала это книга задумывалась, как единичный рассказ, для того, чтобы довести сюжетную линию определённых героев до конца, но потом посетила мысль о создании целого цикла, который будет отдан тому, что бы рассказать про то, что обычное бывает после, так называемых, «революций» в антиутопическом обществе и к каким событиям может привести противление новой власти, живущей по старым правилам.

Этим самым можно говорить о создании целого цикла рассказов, которые будут строиться на основании того, чем закончился роман-антиутопия. Новый цикл получит название «Жизнь после», в котором хочется показать и выразить все особенности и стремления в мире-антиутопии, который построен так, что не способен жить и выжить никак иначе, чем продолжать следовать установившемуся и единому для всех подобных повествований правилу – удерживать общество с помощью недостижимой идеи, которая может покоиться на крови тысячей.

«И тот, кто ищет, тот всегда найдёт». – Евангелие от Луки 10:11.

«Люди, обуреваемые страхами и неуверенностью, сами себя покрывают мраком, который ложится на душу и не даёт увидеть свет истины, несущий надежду». – Сарагон Мальтийский.

«Пусть мысли ваши будут ясными и цели осознанными, тогда вы всегда сможете найти, то, что действительно ищите, то, в чём истинно нуждетесь». – Ламес Иллирийский.

Пролог

Милан. День.

Шёл пробирающий до костей своей прохладой дождь. По коже любого могли пробежать уколы нагнетающего холода. Печально, словно рыдая, завывал лютый ветер, что поднимал мелкий мусор в паллет и закручивал его в вихре. Серая плачущая небесная твердь только и взывала к отчаянию, которое ползло по городу со страшной энтропией.

Среди стройных однотипных и бесцветных домов, что собрались в новом районе, ходили бесконечные патрули, состоящие из полицейских или уличных комиссаров. Их единственной задачей была поимка или арест любого, кто прилюдно усомнится или оскорбить установившееся правление Архиканцлера. «Никто не посмеет плюнуть на освящённую Богом и народом новую власть, что понесёт свет праведности и истины» – как выразился новый глава государства, когда издавал указ о поимке всех «политически нестабильных и угрожающих стабильности Автократорства Рейх».

Никто не смел, встать у них на пути или чем-то перечить, если поступит требование. Слуги нового правителя без жалости, без страха или сожаления истребляли любого, кто посмеет им перечить.

Среди вихрей ветра и сдавливающих пространство домов бродили бесконечные своры чиновников из различных управлений нового Все-министерства, которое теперь обязано было держать под тотальным контролем всё общество. Никто не мог уйти от их взора или контроля, ибо они пытались управлять на улицах всем: от поведения людей на дороге, до того, как человек совершит покупку и выразит благодарность тому, что благодаря Архиканцлеру он может что-то приобрести. И всё это делалось для того, что бы поддержать стабильность и привнести любовь к правителю, что «был благословлён господом на собственное правление».

И это стало не единственным местом контроля нового органа управления. Они были везде: от слежки за канализационными стоками до управления жизнью города и всех его мелочей.

Служба Внутренней Разведки, под видом доброжелательных граждан, рыскала повсюду, в поисках тех, «кто, под овечьей шкурой, ведёт сокрытую жизнь сопротивленца новому священному правлению». Никто не мог уйти от ока этих агентов, проводя последние минуты жизни в мыслях, что их, суровое и безжалостное правосудие Рейха никогда не настигнет.

Но помимо чиновников, стражей порядка и агентов было ещё множество людей, провозглашавших себя сторонниками «нового посланника божьего». Этими людьми являлись, прежде всего, слуги Христианской Конгрегации Праведной Веры. Тысячи священников проводили службы у монументов-часовен, посвящённых Архиканцлеру, стараясь в своих таинствах вымолить у Бога благословение на его правление. А ещё десятки тысяч клириков и миллионы граждан готовили крестный ход, дабы восславить «нового отца, который принесёт праведность и спасёт грешные души».

Но на этом волна фанатизма не кончалась. По улицам в серых, без знаков различия, рясах ходили люди, похожие на монахов и ведущие страстную проповедь о том, что необходимо неукоснительно почитать собственную страну и государство. Каждого «монаха» окружало по трое солдат, вооружённых старыми автоматами или даже архаичными винтовками. И те, кто выразят непочтение «монаху» тут подвергались расстрелу, естественно после заполнения соответствующего протокола. Без всякого сомнения, это были члены Великой Конгрегации Веры в Государство, которые так же ревностно и с фанатизмом насаждали повсюду веру в Архиканцлера и Государство, как священные институт, единственно способный к дарованию истин.

Что ж, это был Рейх, в своём новом обличии и никак не изменившийся с поры той самой «Революции».

Но посреди всего «марша праведности» выделялся один человек, что подобно тени пробирался сквозь толпы священников, чиновников, уличных комиссаров и полицейских, что монолитными толпами исполняли столь старую цель нового правления.

Этот человек облачился во всё чёрное. Кофта с широким капюшоном цвета ночи покрывала хорошие джинсовые штаны, под которыми на ногах прекрасно уместились остроконечные туфли.

Незнакомец пробирался среди бетонных холодных стен и фанатично пламенных людских масс, оставаясь незамеченным, словно ночной призрак, который никому не был виден. Ни слуги церкви, ни Конгрегации, никто почему-то никто и даже не подходил к странному гражданину.

Человек, облачённый в чёрное, увидев впереди усиленный и смешанный патруль, свернул с главной улицы и быстро скрылся в подворотне. Гражданин, сориентировавшись на местности, понял, что совсем немного осталось до места назначения. Оставалось буквально пара кварталов, но все они кишели новым священническим слоем в иерархии – «гражданские министранты». Это были люди из обычных граждан, что поступили на службу церкви. Их единственной задачей была слежка за всеми и выявление признаков ереси и таящегося религиозного неповиновения.

Гражданин в чёрном одеянии подошёл к одному из «серых исполинов», что стоял в ряд с собственными бетонными безликими собратьями и образовывал монолитную и безликую стену домов, так и желающих проломить сознание любого человека, сделав его таким же тусклым.

Загадочный человек достал пластиковую карточку и приложил её к специальному замку, что чёрной пластиной красовался на массивной чёрной двери. И в это же мгновение прозвучал истошный писк, после чего тяжёлая дверь медленно приоткрылась. Понадобилось немало сил, чтобы её открыть и настолько аккуратно закрыть, чтобы не раздался жуткий гул.

– Принесла? – Послышался вопрос, наполненный эмоциональным и интонационным холодом, от которого пробирала дрожь и ползла стужа по душе.

– Вы же сказали, что будете ждать в квартире. – Прозвучало уточнение, преисполненное нотками удивления.

– Нет времени. За каждой квартирой пытаются следить министранты.

От голоса мужчины исходил безэмоциональный хлад, спешивший наполнить разум любого морозом общения.

– Да.

– Тогда давай.

Человек снял капюшон и на тусклый холодный свет, исходящий только от старых диодных ламп в подъезде, подалось прекрасное лицо. Короткие чёрные волосы девушки едва ли касались плеч. Лицо своими очертаниями напоминало овал, с выделяющимися чертами, которые можно было охарактеризовать только как «прекрасные»: весьма аккуратный худой нос, серые, словно посеребрённый адамантий глаза и тонкие бледные губы.

Девушка достала из кармана бумажный свёрток и передала его высокому мужчине, облачённому в только чёрные, как непроницаемая ночь, одеяния, от которых даже свет не отталкивался. Он спешно схватил свёрток и так же холодно пояснил суть следующего задания:

– Тебе необходимо найти бывшего верховного инквизитора Карамазова. Я знаю, что он прячется где-то в этом городе. – Последние слова чуть было не пропали в безумном кличе, что донёсся сверху: «Именем Христианской Конгрегации Праведной Веры, оставайтесь на месте».

– Будет исполнено, магистр Данте. – Сказала девушка и скрылась прочь.

Часть первая. Метод прикладной тирании

Глава первая. Рассеянные братья

Спустя два дня. Милан.

Стояла мрачная и серая погода, которая предзнаменовала наступление тяжкой и холодной зимы, что скуют своим ледяным поветрием весь север бывшей Италии. В это время люди запасаются тёплыми вещами, а новообразованное управления: «Коммунального обслуживания», «Подачи горячей воды» и «Надзора за температурой в помещениях», начнут тотальную и масштабную подготовку к холодному сезону. А раньше, до Великой Континентальной Ночи в этих краях, даже когда далеко на севере стоял лютый мороз, было весьма тепло. Но всё изменилось после ожесточённой войны между Рейхом и Либеральной Капиталистической Республикой, когда при полной своей ярости схлестнулись в жестокой бойне два абсолюта, да с таким остервенением, что чуть Альпы не были обращены в горную пыль.

И таков сейчас Милан, ставший первым крупным городом у Альп и стоявший верным стражем на случай вторжения вероломного соседа с севера. Этот город со сломленным духом свободы, полностью подчинённый воле Архиканцлера, всецело скованный его чёрной волей и видением идеального мира.

«Никто не смеет перечить идейному курсу, ибо в нём свет истины» – как утверждалось в указе нового правителя, когда он спускал всех инквизиторов на всех тех, кто посмеет против него выступить, или нового курса, который, как полагал новоявленный глава государства – «спасёт государство от ереси похотей и развращения».

И, некогда великий и гордый город, погрузился в пучину мрака, что стал сутью новой реальности, со старым и неизменимым фундаментом. Средь бетонных джунглей проходили религиозные чистки, устраиваемые инквизиторами, чтобы доказать собственную лояльность новому правлению в старом режиме.

Ярые последователи Великой Конгрегации Веры в Государство, находясь под защитой духовно-просветительских войск, выискивали всякого, кто посмеет выразить сомнение в новом курсе. С таким же пламенным фанатизмом, даже не изменившим форму, принимая государство, как священный институт, сторонники Конгрегации старались убедить всех граждан в собственной правильности и праведности слов, а тех, кого не удавалась убедить – расстреливали на месте, и как в издёвку, дабы соблюсти законы Автократорства и быть чистыми перед Великим Трибуналом, после каждого акта «праведного мщения» составлялся протокол и вызывались уличные комиссары.

Везде и на каждом шагу любого гражданина могло поджидать возмездье за то, что «он не должным образом выражал свою любовь и отношение к государству». Так, если человек посмотрит на один из плакатов и исказит лицо в некой гримасе, что не понравится «монахам» из Конгрегации, священникам или уличным комиссарам, то его могли арестовать за «оказание лицевого неуважения к стране». Ибо, как сказал Архиканцлер: «никто не смеет выражать неуважения в любой форме к праведности государства, ибо его воплощаю – я».

Но хуже всем приходилось тем, кто был принят на различную работу при правлении второго Канцлера. За ними устанавливался особый надзор, как за «идеологически нестабильными гражданами, по причине вербовки при неправедном правлении». А «неправедным правлением» новый глава государства осознанно называл время управления второго Канцлера, который по идейной сути решил отойти от принципов первого правителя Рейха.

Но многие граждане Автократорства понимали, что их кошмар единственный способ спасения в этом мире и поэтому приняли новый старый режим с благоговейной верностью и спокойствием, осознавая, что он ничем не отличается от правления первого и второго Канцлера.

Все с радостью и ликованием праздновали приход нового Архиканцлера, устроив огромный и пышный праздник, прокатившейся по уголкам всего государства: от огромной столицы до самых захолустных деревень и полузабытых посёлков.

Но не все в старом городе со сломленной гордостью торжествовали победу нового правителя с приевшимся «идейным душком»…

По улицам города пробирался человек, который собственным видом не вызывал подозрений. Серый, как вся миланская действительность, протоклассический костюм, под которым виднелась белая рубаха, а на ногах чёрные туфли. Через левую руку перекинулась деревянная тросточка, зажата под подмышкой, а половина лица скрыта под бесцветной шляпой.

Ничего примечательного или весьма подозрительного в этом человеке не было. Он с лёгкостью мог бы сойти за служащего какого-нибудь управления из Все-Министерства.

Человек только изредка крутил головой, чтобы увидеть, что творится вокруг и более точно выстроить маршрут. Но кругом он видел, как льётся повсюду сладкая, тем и тошная, похвальба нового правления. Везде, где только можно было висели транспаранты и плакаты с изображением нового правителя, а под ними подписи, восхваляющие его пришествие к власти. Мужчина подметил пару надписей и произнёс у себя их в голове: «К светлому будущему придём вместе», «Чем жестче правление, тем больше порядка», «Вместе проложим курс к счастью». От прокрученных в разуме нелепых изречений нового государя неприметному гражданину чуть не стало тошно, ибо он знал, что этого человека заботит только «власть ради власти» и уничтожение всех тех, кто мог бы подорвать моральный курс, установленный ещё первым Канцлером…

Внезапно взгляд человека, облачённого в серый костюм, приковала сцена, развернувшаяся на улице, ставшая актом показательной сути «нового курса». «Монахи» из Великой Конгрегации Веры в Государство, остановили гражданку. Шесть человек из духовно-просветительских войск, оградили девушку от «монахов» винтовками и спинами, за которыми и послышалась речь, полная недовольства:

– Дочерь наша, почему у тебя губы накрашены столь яркой помадой? Разве ты не знаешь моральный курс, установленный нашим, всеми любимом, Архиканцлером: «никто не должен привлекать к себе внимание, взывающее к животным инстинктам, ибо такова есть суть развращения».

Женщина стояла в полнейшем недоумении от происходящего и даже не знала, как реагировать, но всё же нашла пару нужных слов:

– Простите, но это не в вашей юрисдикции. Этим должны интересоваться священники из Христианской Конгрегации Праведной Веры, но никак не вы.

«Монахи» опешили от такого ответа, явно понимая, что девушка права и дела с обязанностями одного департамента власти, не должны касаться юрисдикции другого ветви власти. Но, обиженные и наполненные досадой от такой пощёчины они не собирались и перешли в новое идеологическое наступление, желая свершить кару:

– Ты права, но столь красные губы… Этот цвет – древний символ коммунистов, и самой коммунистической веры. Конечно, будь у тебя другой оттенок, то мы бы и прошли мимо, но столь насыщенный и яркий, этот цвет может породить ностальгию к коммунизму. А пресечение антигосударственных посылов – наша юрисдикция.

После этих слов, тут же послышался звук передёргивающихся затворов на винтовках и в самом воздухе завитало напряжение от готовящегося акта «правосудия».

Но внезапно вся фантасмагория фанатизма оборвалась от возгласов пяти полицейских, облачённых в серые шинели.

– Имением Автократорства – прекратить. – Приказал один из полицейских.

Тут же к нему развернулись «монахи», лица которых покраснели от налившейся крови, в глазах вздулись сосуды, и послышался голос, преисполненный ревностной и фанатичной злобы:

– Страж порядка, ты смеешь нам перечить в деле свершения правосудия?

– По закону, ты обязан передать эту девушку мне, а не свершать над ней самосуд. Нам надоело убирать за вами горы трупов.

– Мы есть рука правосудия. – Прозвучал протест сторонников Веры в Государство.

– Нет, – поучительно начал полицейский. – Это мы длань правосудия, ибо так хотя бы написано в законах. – И повернувшись к обескураженной женщине, уже утвердительно, с нотками ультимативизма продолжил. – А теперь мы заберём эту гражданку для проведения допроса.

Конец спектакля настал. Девушка, продолжая находиться в прострации, была заключена под стражу полиции и уведена от объятых «праведным» гневом культистов Государства.

Человек в сером, уделив чуточку внимания этому представлению, продолжил свой путь, желая как можно скорее быстрее уйти с улиц, где так сильно неутомимое и неусыпное «Око Императора», следящее за каждым человеком, что находится в его владении.

Неприметный гражданин на всём ходу устремился в так называемые «новые районы» города, ставшие самой настоящей бетонной тайгой. Но до них оставалось примерно несколько сот метров, а на его пути было несколько служащих Управления по Надзору за Гражданской Активностью. Этим людям было поручено подгонять граждан на улице, чтобы всё выглядело, будто народ занят и заинтересован в собственной жизни и участии в общественных процессах.

Полный абсурд, но такова была воля нового управляющего государством, ибо он считал, что «необходимо людям радоваться тому, что они живут в таком прекрасном государстве и не предаваться унынию на улицах и впадать в апатию в публичных местах, ибо это есть акт морального разложения».

Неприметный гражданин, пока шёл по городу, всматривался в каждый аспект того мира, который его окружал. И помимо культистского и чиновничьего наплыва в городе было ещё тысячи священников, которые прилюдно молились «во имя и славу нового правителя». Они могли наспех сооружать маленькие святилища или проводить целые мессы у монументов-храмов. И каждого представителя церкви окружали десятки министрантов, что служили и помогали во всём священникам в их нелёгком молебном труде.

И все улицы города, кроме подворотен, превратились в один большой и бесконечный храм, в котором ждёт кара всех несогласных с новой верой, старого типа, и наистрожайшим образом соблюдается ультраконсервативная мораль, а всё это подаётся под маской «великого идеала».

Всё-таки гражданин дошёл до нужного места. За его спиной остались старые кварталы, собранные из прекрасных домиков и предстали ввысоке и монументальные строения, образующие бетонный лес, от которых, кроме ощущения безнадёжности бытия, исходил так же и жуткий холод.

Человек в сером зашёл в пространство между этими домами и подошёл к тому месту, что располагалось рядом с главным входом. Рядом с ним под дом уходила лестница, в конце которой тоже была массивная и чугунная дверь, закрываемая лишь амбарным замком, которого не было…

Гражданин, спустившись по лестнице, подошёл к двери и простучал своей тростью специальный код, схожий с шифрованием азбуки Морзе. В эту же секунду послышался вопрос из-за двери:

– Рассвет придёт.

– Сменяя закат, отбросит мрак. – Ответил мужчина.

Дверь тут же открылась, как и истина содержимого того места, что называют подвалом дома.

Человек в сером костюме аккуратно ступил вовнутрь и ощутил, что внутри было прохладно и даже в чём-то сыро. Всё помещение освещали светодиодные лампы, которые покрывали всё пространство холодным и даже режущим глаз свечением.

Повсюду были те, кого звали «экономически несамостоятельными» – нищие и бомжи, которых а Автократорстве практически не оставалось, ибо каждого подобного государство пыталась пристроить. Но в таких огромных городах, как Милан подобные люди продолжали присутствовать.

В этом помещении они располагались буквально повсюду: на старых диванах, креслах у телевизоров, в кучах всякого хлама. В общем, заполняли собою пространство. Но не каждый мог заметить, что у всякого «нищего» в этом подвале странно оттопыривают карманы.

Гражданин в сером свершил краткий кивок, чем подал сигнал тем, кто его окружает, что «всё хорошо» и подошёл к бетонной стене, и к одному ему известному месту приложил серую карточку, сделанная из симбиоза металла и пластика. В эту же секунду прозвучал глухой щелчок и кусок бетонной стены, посыпаясь крошками, отодвинулась в сторону, уйдя в остальную стену.

Ни один из бомжей и не помотал головой, продолжив заниматься собственным делом. А тем временем странный человек вошёл вовнутрь, прикрыв за собой эту тайную дверь.

Перед гражданином в сером одеянии предстал вполне приличный, и даже прибранный кабинет, устроенный для автономного житья. Помещение наполнялось светом от десятков различных лампочек, привинченных к потолку в виде люстры и к стенам в форме старинных фонарей, что заливали освещением всю комнату. Сам кабинет был довольно небольшой, скорее компактный. У стены, что стояла напротив входа, расположился книжный шкаф, забитый множеством книг и выполненный из тиса, украшенный золотым орнаментом. Перед шкафом был простой рабочий стол, сделанный в форме прямоугольника из тёмно-коричневого дуба, наполненный стопками бумаг, окаймлявших старенький ноутбук. А у стола, повернувшись высокой спинкой к входу, стояло кожаное кресло. Ну а по бокам у других стен расположились диван и вход в гальюн.

Всё помещение напоминало скорее убежище родовитого аристократа или матёрого староанглийского лорда, нежели простого бездомного…

Но вошедшему хозяину стало не до отдыха или любования жилищем. Внезапно мужчина почувствовал каменную крошку под подошвой собственных туфель и приложился ладонью к ручке на трости, и тут же с металлическим звоном подалось сияющие на свете лезвие клинка. Он посмотрел наверх и увидел, что решётка вентиляции выбита, а на месте где она упала россыпью лежит серый камень и пыль.

Хозяин до конца вынул клинок из трости и стал аккуратно продвигаться к своему креслу, которое очень странно стояло…

– Можете опустить клинок. – Послышался приятный женский голос, издавший со стороны кресла, которое стало стремительно разворачиваться.

В ответ мужчина лишь грубо и громко воззвал к пустоте, желая вытащить на свет незнакомку:

– Кто здесь?! Покажись!

Кресло до конца свершило поворот, и на глаза хозяина кабинета предстала прекрасная девушка, чья красота только подчёркивалась столь аристократическим фоном и игрой света. Прекрасные и выразительные глаза, цвета божьего серебра смотрели прямо на мужчину. Утончённые и во многом выдающиеся черты лица никак не умаляли общую концепцию лика, представленного вытянутым и худым овалом. А чёрные волосы, чуть касавшиеся плеч, были подобны дорогому и неимоверно прекрасному шёлку. И на фоне златого света, который заливал всё вокруг, эта девушка могла показаться ангелом, сошедшим с небес.

Столь прекрасный образ девушки ненамного смутил мужчину, но он тут же отбросил всю тень смущения и поднял вверх рапиру, занеся её остриём для атаки. И в этот раз, сделав голос ещё грубее и злее, но тише, задал вопрос:

– Кто ты? Кто тебя послал?

Прекрасная девушка слегка усмехнулась, её тонкие губы разомкнулись, неся ответ голосом, который напоминал сущность ласки, подобно тому как хозяйка нахваливает или успокаивает своё дитя:

– Я Эмилия, называй меня так. Меня послал магистр Данте.

– Откуда мне, знать, что ты послана бывшим Консулом, а не нашим безумным Архиканцлером? – Прорычал мужчина, наполненный подозрениями.

– Будь я послана Архиканцлером, то навряд ли говорила с тобой.

Хозяин кабинета опустил рапиру, но не спрятал её. Он подошёл к столу и снял шляпу, закрывавшую множество его черт лица. И тут же на свет подалось лицо, испещрённое весьма свежими шрамами, один из которых, покрывал губу, второй проходил возле левого глаза, но его не задевший и последний – рассекающих правую щёку. Суровые тёмно-синие глаза были налиты еле сдерживаемой злобой, и смотрели с недоверием на девушку. Кожа мужчины по виду напоминала безжизненную светлого оттенка наждачную бумагу, и щетина только подтверждала этот образ. Сам череп чуть выдавался вперёд, чем только подчёркивал мрачность лица, делая его вконец осунувшимся.

Мужчина снял пиджак, аккуратно его положил на диван и одним движением сдернул рубашку, которая как доспех, держала тело в тисках. Торс, слегка покрытый жиром, предстал изуродованным и перекопанным, разливаясь безобразными узорами из шрамов на теле, словно кто-то в упор выстрелил залпом стекла…

Бледные и иссохшие губы разомкнулись и полилась речь, насыщенная общей апатичностью и усталостью:

– Зачем пришла?

Голос девушки, от увиденного лица сделался менее игривым и стал более отдалённым и холодным:

– Я так понимаю, вы Верховный Инквизитор Карамазов.

– Бывший, – чуть ли не вскрикнул мужчина, и его безжизненное лицо слегка покраснело, а губы сжались. – После воцарения нового государя, жестокой битвы за нашу «Великую Цитадель» и установления «Инквизиторской Пентархии», я потерял все титулы и звания.

– «Пентархия»? – С недоумением вопросила девушка.

– Вас Данте совсем не информирует? Архиканцлер решил «почистить» ряды Инквизиции и весь руководящий эшелон решил устранить. Несколько дней шла битва за наш оплот, после чего мы были отброшены, а всей Инквизицией стало управлять пятеро Великих Инквизитороиев.

– Нам про это ничего не рассказывали. – Прохладно начала Эмилия, после чего слегка поёрзала на кресле, выдохнула, чуть расслабилась, а в её глазах сверкнул луч азарта. – Что ж, ещё пару секунд назад вы мне не доверяли, а сейчас рассказываете то, что даже Данте не узнал.

Мужчина не стал задумываться, почему решил довериться этой девушке, он просто и холодно поделился собственными мыслями:

– Данте не может чего-то не знать. Если он вам не сказал, значит, была причина. А доверился я тебе… Может я устал и потерял бдительность, толи я повёлся на твой ангельский лик, ну или всё же поверил, что ты от бывшего Консула… Всё это неважно. Говори лучше, зачем ты пришла. – С требовательностью закончил Карамазов.

Без признака ошарашенности или смущения, Эмилия изложила суть прихода, а точнее проникновения через вентиляцию:

– Меня прислал Данте, чтобы обсудить планы по возрождению Тетрархии.

– Что? – Усмехнулся Карамазов. – Тетрархии? Прости, но это невозможно.

– Как так?

– Объективные причины. – Холодно ответил мужчина.

– Какие на то причины могут быть? – Всё не унималась девушка, выдавая один из элементов собственного характера – настойчивость.

– Тит Флоренций сейчас где-то в канализациях под Римом, отбивает атаки преследователей. Бывший Верховный Отец скрылся среди граждан во Флоренции. Ну а инспектор Морс вообще пропал из виду, после того, как было объявлено о создании Тетрархии.

– Как так случилось? – С непониманием, спокойно спросила девушка.

– Предательство. – Сурово, едва ли не срываясь на злобу, пояснил Карамазов. – Нас предал один из собратьев по Ордену Железной Лилии. Он донёс всё до ушей Архиканцлера, и за нами началась охота. Через три дня нас попросту рассеяли, загнав под пяту, так и не дав собравшись. И единственное, что я смог сделать, так это достать того предателя и перерезать ему глотку, прежде чем отступить из Цитадели…

– И что же теперь? Вы сдадитесь?

Бывший Верховный Инквизитор сначала усмехнулся, но его лёгкий смешок нёс только таившееся отчаяние и слабость, выдаваемую сквозь дикую боль, а потом он заговорил:

– Люди, те, что снаружи, это всё, что осталось от моей гвардии, в которой раньше было тысяча человек. А сейчас они вынуждены играть роль бездомных, чтобы не попасться в лапы государевы…

Казалось, что Карамазова накрыло отчаяние и он готов был самолично пустить себе пулю в висок, чтобы не терпеть всего этого, но он внезапно обратил свой обескровленный взор на прекрасную Эмилию и в его глазах вспыхнул свет. Мужчина скоротечно заговорил, стараясь как можно быстрее изложить суть своей мысли:

– Ты мне поможешь.

– Я? Но как?

– Я знаю, где искать Верховного Отца и Морса, но мне никак добраться до Тита. Ты должна его вытащить из Рима и того положения, в котором он застрял. Потом вместе с Данте приходите в «место сбора Ордена Железной Лилии». Твой магистр поймёт, где это.

– Когда? – Вопросила Эмилия, уже вставая с кресла, шурша своими чёрными одеждами.

– У нас времени очень мало, и необходимо действовать как можно быстрее. – Немного призадумавшись, назвал дату. – Через два дня.

Как только были произнесены время и место назначения, а главное – условия, Эмилия решила воспользоваться тем же входом, каким и пришла, не привлекая к себе внимания со стороны гвардейцев Карамазова…

Глава вторая. Загнанные в угол

Канализации Рима. Спустя день.

Тит сработал быстро. Даже очень. Лезвие его ножа скользнуло в свете слабого свечения, чем оборвало жизнь ещё одного солдата Архиканцлера. Боец, облачённый в серую шинель, пал на грязный и запятнанный нечистотами бетонный пол, распластав конечности.

Затем брат-лейтенант подобрал свой исцарапанный автомат и дал залп, выкашивая короткими очередями сцепившихся в рукопашной с его солдатами, воинов Автократорства. Один за другим, брызжа кровью, они падали на грязный пол и каждую смерть знаменовал пронзительный крик. Внезапно, из правого тоннеля подошло подкрепление в виде вооружённых старыми винтовками бездомных, что окатили огнём наступающих.

В широком, огромном прямоугольном пространстве завязался тяжёлый бой, который медленно и верно складывался в пользу Тита и его бойцов. Но, словно испытывая его командирский талант, в помещение ворвался один из Стражей Шпиля. Облачённый в сияющую броню, он предстал подобно богу войны в этом помещении. Его, наполненная энергией алебарда уже жаждала кровопролития и новых жертв. Внезапно Страж Шпиля обратил внимание на Тита и стал к нему идти, сотрясая землю и раскидывая всякого, кто встанет у него на пути.

Командир обороны поднял руку, став выжидать, и как только Страж оказался на нужной линии он взмахнул. Тут из угла, который был сокрыт во мраке, с рёвом и неожиданностью прилетел огромный гарпун, попавший точно в сочленение доспеха на ногах и прошивший оба колена разом.

Кровь, вместе с металлом и охлаждающей жидкостью, брызнули на пол. Воитель жутко взревел и с металлическим звоном упал на пол, выронив собственное оружие, став неистово орать и просить помощи.

Но ему на помощь никто не пришёл. Все, кто перешли в наступление, были прижаты огнём вытащенной, раритетной картечницы, что стала подобно дождю поливать свинцом противника, так опрометчиво неэкипированных бронежилетами.

Тит медленно, словно хищник к жертве, подошёл к стражу и вынул из кобуры особый пистолет. Стилизованный под старинное оружие Нового Времени и стреляющее одним залпом он нацелил его прямо в шлем противника. Один выстрел и лицо противника исчезло в вихре пламени и дыма, разлетевшись кусками брони, плоти и костей, ярко окрасив пол.

Увидев, каким образом их командир был прикончен и сама его смерть, послужила сигналом к паническому отступлению. Оставшиеся солдаты Автократорства, поняв всю тщетность наступления, решили пойти на самый мудрый шаг в этом положении – отступать прочь и перегруппировываться.

Но их просто так никто отпускать не собирался. Как только солдаты Архиканцлера дрогнули и попятились назад, в них, градом, хлынул ливень оружейного свинца. Тит перезарядив свой пистолет и дал ещё один оглушительный залп. Странные заряды скосили сразу четырёх человек, нанеся им страшные увечья. Но всё же, в свою очередь, отвечая своим хилым и разрозненным огнём, бойцы государства продолжали отступать к тому тоннелю, через который и пришли.

Внезапно Тит сорвал со своего пояса взрывчатку и, приложив силу, добросил до тоннеля. Через пару секунд прозвучал громоподобный взрыв, и часть тоннеля обвалилась, чем обрекла на смерть оставшихся в ловушке бойцов. Понимая всю тщетность сопротивления, они не собирались сдаваться и провели последние секунды своей жизни как воины, умерев с оружием в руках, не потеряв чести.

Тит Флоренций осмотрелся вокруг, оценивая обстановку и тут же подбирая варианты решения проблемы.

– Тит, они наступают из заднего тоннеля. Не менее роты. Лёгкая пехота. Вооружены пистолетами-пулемётами. – Прозвучал голос кого-то воина.

– Поставьте к проходу картечницу и держите коридоры. – Бесстрастно дал приказ командир.

Брат-лейтенант смотрел вокруг и видел повсюду только серые окровавленные шинели, что усеяли грязный пол. Воины Автократорства пошли в поистине самоубийственную атаку, а блестящий в свете тусклых ламп и факелов Страж Шпиля знаменовал лишь погибшую надежду на победу. В душе Тита что-то сжалось, и он в уме выразил почтения павшим врагам и благодарность своим за героическую и стоическую оборону.

Но продолжать сдерживать атаки в этом помещении они не могли. Тут нет укрытий или баррикад, и каждая атака превращается в кровавый вихрь рукопашной. Ещё пара таких прорывов и оборонять больше будет ничего.

Флоренций, перезаряжая автомат, невольно ударился в воспоминания о прошедшем времени и попытался из них выудить нечто ценное для себя.

Вот уже целую неделю в канализациях Рима он ведёт непрекращающееся битвы за собственную жизнь, ведя за собой остатки того сопротивления, принявшего участие в сражении за Рим. И вся неделя вытянулась в одну бесконечную вереницу скоротечных боёв, что становились подобны бойням.

Как только Тит с воинами оказался под землёй тут же за ним новый правитель начал охоту, прикрыв все выходы из канализации и пустив в погоню пять полков лёгкой пехоты. Те сорок человек, что остались у Тита не выдержали бы и дня, если не то удивительное открытие, что сделал брат-лейтенант.

Под Римом оставались тысячи бездомных и неугодных режиму людей ведущих жизнь тут ещё со времён существования Римского Престола. Несколько десятков лет назад вечный город уходил в подземелья, и тут велась бурная жизнь. Раньше здесь были рынки, жилые дома и тысячи жителей. С приходом первого Канцлера всё переменилось. Поддерживались лишь специальные части канализации, которые необходимы были для жизни города, но до девяноста процентов подземелий было заброшено и оставлено во тьме. И, как всегда, нашлись те, кто не захотел покидать собственного дома. И именно эти люди, узнав о погоне и том, псы правительства спустились в канализации, решили помочь Титу в его обороне. Так и завязалась недельная война, которой не было конца.

В день случалось до сотен мелких кровопролитных сражений с полками Архиканцлера. В узких коридорчиках и широких штольнях велись боевые действия, на острие которых всегда был Флоренций и его командиры, вдохновляя солдат личным примером. Город под городом стал местом великого момента. Под Римом звучали тысячи громовых раскатов, что знаменовали разгар самых жестоких битв. Канализационная вонь сменилась, к которой брат-лейтенант адаптировался очень быстро, запахом серы, крови и раскалённого металла. На сон и приём пищи времени практически не оставалось времени, ибо сражения сменяли друг друга один за другим, становясь похожими на один кровавый шторм, раскатами оружейного грома заявлявший о собственном присутствии.

Броня Флоренция с каждым сражением портилась и вскоре стала похожа на лоскутья разорванной и испачканной ткани, где все пластины были почерневшими и расплавившимися от того, что приняли на себя удар сотен пуль. Командиру обороны пришлось пользоваться подручными средствами и вместо специального сплава, вставлять обычные листы старой усиленной стали, что бы хоть чем-то защититься.

И всё это время брат-лейтенант стоял на самом краю обороны, сдерживая натиск противника всеми доступными средствами и теми ресурсами, что были у него в распоряжении. Но только наличия людей было недостаточно. Народ, живший десятилетия во тьме истории и вдалеке от цивилизации, оказался очень воинственным и плохо оснащённым. Большинство вооружения подземного населения составляли несколько автоматов, самодельные винтовки, арбалеты, древние пистолеты и гарпуны. Что касалось тяжёлого вооружения, то это были большие гарпуны, с которыми в старину ходили на кита, картечницы и изредка пулемёты, даже, несмотря на то, что изредка попадалось неимоверно мощное оружие, как новый пистолет Тита. И всё это нельзя было достойно противопоставить лёгкой пехоте Автократорства, которая несла с собой массу тяжёлого вооружения, отличные винтовки, чьей силы хватало, чтобы прошивать бетонные стены, автоматы и гранаты. И когда начиналась перестрелка, то оборона неминуемо, но проламывалась. Однако если начиналась рукопашная, то канализационному народу ничего не могли противопоставить солдаты Архиканцлера, ибо закалённые в суровой и жестокой подземной жизни люди каждый день дрались за скудные ресурсы. Вооружённые тесаками, ножами и топорами они с яростью и жестокостью вступали в рукопашную, устраивая из неё кровавую баню и прорубая себе путь сквозь ряды нападающих.

Но всего этого было недостаточно. Медленно, с жуткими потерями, но полки продвигались вглубь, проминая оборону. Тогда Тит решил устраивать ловушки и засады, ибо народ, живущий в этом кошмаре, знал канализацию настолько досконально, что любой пятнадцатилетний подросток мог гулять по ней с закрытыми глазами. И на четвёртый день битв численность нападавших снизилась до одного полка, который был рассеян чуть ли не на отделения, в то время когда силы обороны составили десять тысяч бойцов, потеряв всего шесть тысяч.

На пятый день в канализацию спустили подкрепления, в виде усиленных Стражей Шпиля, трёх полков Чёрной Гвардии и целый корпус Гвардии Великого Трибунала, при поддержке четырёх рот Армии Автократорства. Вот тогда начался самый настоящий ад, который бурей прокатился по местам битвы. С неимоверной скоростью, яростью и рвением шли атакующие, сметая всё оборону, подобно буре из преисподней. Но и защитники, захватив трофейное вооружение, смогли ответить ураганом инфернального огня, превратив наступление в багровое безумие. Воины Автократорства столкнулись с жестоким сопротивлением, и потери оказались ужасающими, несмотря на оснащение, которое было на порядок выше, чем у сил обороны.

Новая атака готова была захлебнуться, если бы не сорок новых Стражей Шпиля, которые, облачённые в новейшие экзоскилеты, вооружённые последним оружием, шли на острие атаки, обращая оборону в пепел и устраивая для защитников сущий кошмар, наступая волнами кровопролития и страха. Но и оборона отвечала порой такой сумасшедшей и отчаянной яростью, что такое контрнаступление не могли остановить и Стражи Шпиля, численность которых к этому моменту составляла восемнадцать человек.

И сейчас, Тит Флоренций, стоял на самом краю обороны. К этому часу количество его воинов составляла не более двух тысяч человек, которые продолжали стоически держаться. Врагов тем временем вчетверо больше и наверняка шли ещё подкрепления. Всё, что осталось у обороны это сей пятачок, с ответвлениями и последняя штольня, в которой располагается управление всем народом этого подземного мира, располагавшаяся на севере Рима. Брат-лейтенант отчётливо понимал, что их загнали в угол и эти часы, возможно последние в его жизни. Но он не собирался отступать и лучше погибнет в битве, чем сохранит честь офицера канувшего во тьму Полк-ордена. Решение было столь скоротечным, как и понятным.

– Отступаем! На последние рубежи! – Громогласно скомандовал Тит и его воле подчинились оставшиеся на этом пяточке десятки солдат, став медленно отступать, взрывая за собой узкие проходы.

Тит, идя по узким проходам, вместе с десятками выживших бойцов, вышел в огромное пространство, которое было вырыто в кусках земельно-бетонной породы. Флоренций, ещё когда посетил это место в первый раз, понял, что тут был край канализации, который и ознаменовывал контур города. Но со временем, пришедшие сюда люди, пользуясь старыми и утраченными технологиями пробурили породу и стали её расчищать, чем образовали целую огромную пещеру, с потолком до тридцати метров. Но город разросся и сейчас над этим местом край города, и если взорвать потолок, то под землю уйдёт часть нехитрых построек, что похоронит под собой всех. Поэтому вариант побега не рассматривался.

Это был тупик, и образованная пещера не продолжалась, именно поэтому здесь и суждено было разыграться последнему акту кровавого спектакля, что близился к своему завершению.

В этом месте было множество старых и серых бункерных строений, среди которых некогда кипела жизнь, остававшихся с былых времён и именно в них расположились последние силы героического сопротивления.

Флоренций практически бегом преодолел место траншей, бункеров, что расположились полукругом, выгнувшись в сторону единственного входа, возле холма, который был огромной администрацией, залом совета, а теперь стал пунктом управления, что возвышался на десять метров в высоту. Брат-лейтенант в бесконечности его коридоров и проходов дошёл до маленького зала, в котором собрались выжившие командиры.

В помещении, было, тускло, от едва светящих ламп и рассмотреть детально людей было невозможно, а черты лица крылись в тени головных уборов. На каждом командире красовался бронежилет, с различными вплетенными узорами и амулетами. Так же все они были одеты в майки, испачканные штаны и берцы, а единственным знаком командования была шляпа с пером на лысой голове.

– Ну, что делать будем? – С лёгкой улыбкой вопросил один из командиров, опершись руками на стол, и после его слов прозвучал оглушительный взрыв, давший знать, что последние проходы запечатаны.

– Воевать, брат. – Ответил другой и с вдохновением добавил. – Сейчас мы можем только умереть, забрав с собой как можно больше поскуд.

– Тише. – Бесстрастно начал Тит Флоренций, чьё лицо оставалось скрыто под маской-противогазом. – Нам необходимо выработать план обороны, ибо без него нас сметут за несколько минут.

– И что ты предлагаешь? – Прозвучал вопрос одного из командиров.

– Необходимо разместить оставшиеся силы равномерно, что бы на каждые десять метров было тяжёлое вооружение в виде пулемётов или картечницы. Так мы их хотя бы удержим на месте.

– Ну а что делать с консервными банками?

– Против Стражей Шпиля используйте оставшиеся гранатомёты, и дайте приказ, что бы целились им в сочленения брони, чтобы их хотя бы обездвижить. Эту броню вам не пробить. – Спокойно пояснил Тит.

– А когда кончатся патроны?

– Это не проблема. У нас боеприпаса осталось на несколько минут интенсивной стрельбы и когда они кончатся – переходите к рукопашной. – Срываясь на хрип, ответил Тит Флоренций и отдал последний приказ. – А теперь на передовую.

– Во славу предков и в отмщение врагам! – Воскликнули свой древний клич командиры гордого народа, и пошли на передовую.

Брат-лейтенант испытывал гордость от того, что проведёт последние часы жизни с теми, кто, даже загнан в самый угол и перед лицом смерти не предаётся панике, приготовившись без страха встретить врага.

Флоренций не стал выходить на поле боя, став наблюдать за боем из узкой амбразуры бункера, при этом приложив к ней винтовку, ставшей чудом технологий Великой Европейской Ночи. Она была плоской, имела некий футуристический дизайн, при этом выкрашенная в белый цвет и имела прекрасный оптический прицел.

Враг начал наступление. Стены пещеры в четырёх местах брызнули волной кусков камня и бетонной пыли, чем создали дымовую завесу из которой, предвкушая лёгкую победу, замаршировали солдаты Автократорства, создав разрозненные боевые порядки. И им тут же ответили. Пещера наполнилась раскалывающим слух грохотанием оружия. Пули, оставляя яркий след, устремились к стенам пещеры, где произошёл прорыв, скашивая десятки солдат за минуты. Пулемёты и картечницы заработали без перебоев, мрачно сея смерть на поле битвы и орошая кровью землю. Атакующие, продолжая неумолимое наступление, проходились по рядам обороны автоматами, которые едва ли приносили вред тем, кто в окопах и бункерах.

Внезапно на поле боя появились переносные треножные устройства, на которые ставилась труба. Один залп из трубы и пять метров по площади оказывались охваченными жарким огнём. Стоны и крик заполнили пещеру, сотрясая её от взрывов и агонии.

И тут на театр войны вышли они. В серебряной броне и с алебардами наперевес они демоническим криком подгоняли бойцов продолжать наступление, которые уже прятались от шквального обстрела за трупами товарищей.

В Стражей Шпиля ту же секунду полетели залпы гранатомётов, чьи снаряды оставляли шлейф из дыма. Одному из стражей залп угодил в сочленение груди и головы. В итоге бедняге оторвало голову. Но эти гротескные войны не собирались просто так сдаваться, и, прорычав боевой клич, перешли в атаку, поддерживаемые частями обычных солдат, которые вдохновились примером и вместе с ними ринулись в лобовую.

Всё это напоминало безумие. За последние минуты боя, как минимум тысяча человек успело умереть, и вихрь воины не думал останавливаться. Гротескные, устрашающие собственным видом, звери воины, сдерживая на себе ливень пуль, неумолимо наступали, а за ними ещё тысячи бойцов Трибунала и армии.

Тит продолжал палить из собственной винтовки. Каждый раз она выдавала сгусток синего вещества и отправляла его с рёвом в полёт. Каждый выстрел выкашивал до трёх солдат, обращая их плоть в чёрный уголь. А уже троим Стражам Шпиля он успел выжечь системы жизнеобеспечения, работы и связи, чем превратив их в беспомощные консервные банки.

И командир обороны не собирался останавливаться. Его оружие продолжало косить противника, пока по его позиции не дали коллективный залп из тяжёлых станковых пулемётов, установленных впопыхах солдатами Рейха, в надежде остановить инфернальный огонь.

Флоренций, спасая собственную жизнь, отбросил винтовку и сделал кувырок в сторону, чем лишился удивительного оружия. Патроны пулемёта сделали из бункерного помещения помойку, изорвав всю мебель и всё, что было. А со временем бетон стал настолько хрупким, что крупнокалиберные пулемёты разорвали позицию на куски, сделав её открытой. И увидев это, брат-лейтенант решил выйти на передовую, дабы лично видеть положения дел.

Пока он выходил из командного бункера, прошло две минуты, но и этого хватило, чтобы ситуация изменилась кардинально.

Силы Автократорства вплотную подошли к бункерам первой линии обороны, из которых огонь становился всё менее интенсивным. На этом рубеже обороны было около пятисот человек, став тем, что должно было ослабить врага. Вторая линия обороны уже строилась возле командного холма. И держать первый рубеж обороны было тщетно, и даже глупо, но отступить нельзя, ибо враг держал под прострелом весь театр сражения, и отойти равнялось смерти.

Враг на пару секунд приостановил наступление и специальные отделения подходили с огнемётами, что «вычистить» траншеи и окружённые бункера. Эти пятьсот человек ждала мучительная и позорная смерть. Но они решили уйти на собственных условиях, как и планировали.

Внезапно всё озарилось ярким светом, и прозвучал оглушительный, разрывающий уши, взрыв, ставший подобен звучанию миллиона труб Иерихона. Тита отбросила волной силы и он, отлетев на полметра, приземлился в стену бункера. Когда он пришёл в себя, то тут же поднялся и всмотрелся. Когда он понял, что произошло, то ужаснулся. Несколько тонн тратила и зарядов с обеднённым ураном детонировали, чем забрали жизни нескольких тысяч человек. Половина поля битвы стало похоже на адский пейзаж, пребывая в огненном вихре и ползущем пламени. Но ужаснее было то, что потолок пещеры застонал, издавая страшные звуки.

Однако битва и не думала кончаться. На поле боя, подобно главному антагонисту, вышел высокий воин, с синим плюмажем, облачённый в золотой доспех. За ним следом появилось двадцать Стражей Шпиля, которые последними представителями этого подразделения. Золотой воитель, с явной злобой осмотрел поле боя и увидел Тита. Он вспомнил того, кто его обездвижил на мосту и жаждал с ним расквитаться. И понеслась.

Последние минуты боя напоминали конец света. Стражи Шпиля накинулись на оставшуюся оборону, став её рвать в рукопашной с таким остервенением и злобой, что никто не мог их остановить, ибо этих рыцарей апокалипсиса вела месть за своих павших собратьев. Их златой командир за пять минут бега продвигался к Титу, желая привнести сладкое возмездье. Он был подобен сверкающей лавине, которую никто не мог остановить. Брат-лейтенант метнул в него самодельную электромагнитную гранату, но она тут, же попалась на острие алебарды и разлетелась на части.

Оружие врага рассекло воздух и разрезало всех, кто стоял возле Тита, обратив их в кровавые подёргивающиеся ошмётки мяса, который успел нагнуться. Брат-лейтенант поднял автомат и приготовился дать залп прямо в бронированное лицо, сделанное на подобии маски ангела, но воитель ударил своей алебардой по автомату и разрубил его. Тит, изнеможённый, усталый и обессиливший попятился назад. Командир Стражей Шпиля, уже предвкушая победу, вознёс потрескивающее от энергии оружие и пошёл к Титу, но брат-лейтенант не думал так просто умирать. Он резким движением достал пистолет и сделал залп. Пламя и дым охватили великолепного воина, его нагрудник обратился в расплавленный почерневший металл, и вся электроника заискрила, словно бенгальский огонь. Но всё же Страж смог его достать обухом алебарды, что угодил в лицо.

Флоренций, практический потеряв сознание, начал падать на землю, но внезапно его подхватили крепкие руки и он за пару секунд был заброшен на чьи-то плечи. Страж Шпиля, исчез в вихре воины и Тит Флоренций, потеряв всякую способность к сознанию, провалился во тьму.

Глава третья. Магистр Данте

Этим временем в Адриатическом море.

Стояла прекрасная погода. Шум прибоя наполнял всё пространство, даруя прекрасные слуховые ощущения, которые наполняли разум, даруя спокойствие и сосредоточение. Шорох надвигающихся волн и их шелест, когда они разбиваются о песчаные берега, уносили сознание человека до невозможности далеко.

Лёгкий северный бриз, подобно благому поветрию, дул по всему побережью, преподнося лёгкую прохладу и ещё больше унося любого человека в мир его собственных грёз.

На берегу, который был усеян золотистым песком, что на лёгком ветру отпускал в свободный полёт малое количество песчинок, стоял человек. Он был облачён в длинный чёрный камзол, белую рубаху, штаны и длинные кожаные сапоги, доходившие практически до колен. Человек стоял на фоне заходящего солнца и всматривался в закат. На фоне алого и раздутого светила, этот мужчина мог показаться чёрным угольком, на полотне красного огня.

Он просто стоял и завлечено смотрел вдаль, словно высматривая там некое явление, что обязательно должно вот-вот грянет на берег. Но ничего даже и не думало случаться, а человек всё продолжал смотреть в горизонт.

– Магистр Данте! – Послышалось воззвание сзади, из глубин острова, и чувствовались постепенно приближающиеся шаги, шуршание которых сменилось на обращение. – Магистр Данте, возведение передового наблюдательного пункта закончено. Ваши дальнейшие приказы.

Мужчина обернулся. Его белоснежное лицо резко контрастировало с золотистым берегом, а чёрные длинноватые волосы слегка развивались на лёгком ветерке. Он всмотрелся своими изумрудными глазами в субъект голоса. Там стоял невысокий мужчина, на котором слегка подёргивалось лёгкое кожаное пальто, покрывавшее броневую пластину.

– Гранд-капитан, отправляйтесь на запад и возведите там несколько авгурных систем. Этому посту не нужно быть застигнутым врасплох. – Холодно дал следующий указ магистр.

– Так точно! – Ответил командующий первой ротой ордена и отправился собирать собственных бойцов.

Данте всмотрелся и увидел тот самый пост, на который и пришёл сюда посмотреть, оставив крепость и все дела в ней. Высокая наблюдательная башня, от ока которой не сможет уйти в неизвестность не одно передвижение. Этот пост не должен застигнуть в окружение со стороны Турецкого Султаната и Автократорства Рейх. К башне примыкало небольшое коробкообразное строение, ставшее казармой и столовой для разместившегося там гарнизона, а в его подвалах хранилось тяжёлое вооружение, способное дать отпор любому врагу. Сам пост был обнесён сетчатым забором, что находился под напряжением, укреплённый мешками с песком. Внутри, за забором, была небольшая площадка, на которой стояла пара автомобилей. Сам пост был снабжён средствами радиопередачи и наблюдения. На этой небольшой территории находилось около тридцати солдат ордена Лампады, готовых вступить в первый бой и дать отпор противнику.

Данте слегка ухмыльнулся. Он захотел улыбнуться, но края его губ не смогли раздвинуться на достаточное расстояние. В его душе должна была возникнуть радость от успехов собственных солдат, но всё очень быстро погасло, даже не начавшись. Что ж, такова была его расплата за жизнь верную и службу стране…

Бывший Консул вспомнил, что теперь таких наблюдательных постов не менее десяти и все они стали неусыпным оком, что бдит за главной крепостью ордена, получившей название «Прибой Спокойствия».

– Магистр. – Шёпотом сорвалось с губ Данте, и тут же потерялось среди шороха морского прибоя.

Человек, переставший быть Консулом, взял на себя почётную должность магистра той организации, что стремилось к сохранению мира. И с тем самым Данте взял на себя великую власть, которая была ограничена при прошлом посту. Ему было вверено решать чужие судьбы и фатуму самого Автократорства, пускай он ополчился на мужчину. Именно от решений Данте теперь зависел ход самой истории, его холодным рассудком определялся следующий день.

И такой собранной мощи была причина. Новый орден Лампады проник практически во все сферы Автократорства, практически вплетясь в большинство ключевых узловых систем, начиная от мелких уровней Все-Министерства и заканчивая Имперским Буле. Если магистр того захочет, то по его воле парализуется часть Автократорства, что приведёт к его падению.

Но это не нужно было бывшему Консулу. Даже перед лицом смертельной угрозы он не отдаст такой приказ, что поставит на грань существования его единственный смысл жизни… Все эти махинации необходимы были для того, чтобы обезопасить себя от безумства нового правителя, возомнившего себя праведником, дабы замести все следы своей деятельности и не быть обнаруженными.

Однако вместе с такой силой и властью на Данте ложилась и колоссальная ответственность, что стала ещё одним бременем на душе, терзаемой подавляемой болью. И эта ответственность находила своё отражение в том, что необходимо поддерживать в порядке крепость, вместе с воинами, становясь для них символом лидера, гарантом истинного героя. Так же от его решений зависело, каким проснётся завтра часть Автократорства: спокойно, без подозрения иль же сгинет в вихре политических «чисток», отпущенных в приступе паранойи Архиканцлера. Данте приходилось видеть за несколько шагов вперёд, чтобы уберечь людей от собственного глупого шага. И ощущение ответственности за тысячи человек лежат титаническим грузом на истерзанном сердце магистра, став ещё одной душевной болью, прибавившись к сотне другой.

Естественно, Данте предлагал разделить эту ответственность и полномочия между собой и «советом ордена», но все отказались от этой затеи, добровольно решив полностью отдать свои жизни и судьбы в руки одного человека, посчитав его достойным их бытия и удела. Магистр не просил этого, но получил в собственное пользование то, о чём мечтает любой уважающий себя тиран – других людей, вместе с их свободой и правами. Но Данте не просил этого, а посему воспринял это как дар, который он обязан оберегать всеми силами души и отвечать за них собственной       жизнью.

Теперь он воистину напоминал человека, что был подобен магистрам из древних орденов, ставшие идеалом служения великим и благородным целям. И сейчас Данте несёт цель, поставив её в статус смысла жизни, которая может стать не только благородной, но и спасительной для многих душ, вставших на его пути…

Внезапно мысли магистра были развеяны воззваниями со стороны наблюдательной базы и мужчина плавно повернул свою голову, чуть трепетнув своими смольными волосами.

– Магистр, прибыли новые донесения и сведения из Рима, Флоренции, Венеции и Милана.

Данте увидел, как к нему подошёл высокий, выше него мужчина. Он был облачён в тёмную кожаную куртку, походившую на жакет, что покрывал сиреневую рубашку и чёрные зауженные брюки и туфли.

– Да, что там? – Бесстрастно поинтересовался глава ордена.

– Господин магистр, в Риме, на фоне подземных боёв, прошли многомиллионные шествия, посвящённые недели правления Архиканцлера. В результате них было арестовано шестнадцать человек, за «недостаточное ликование на празднике, что ведёт к пространственной апатии, а значит социальной энтропии». Среди задержанных был и наш сотрудник, который внедрился в Управление по Надзору за Южными Дорогами.

– Его необходимо вызволить. Подключите наших агентов из полиции и Управления по Руководству Тюремным Заключением и Протоколированием.

Приказ Данте прозвучал подобно тому, если бы его отдал механизм, обладавший разумом.

– Будет исполнено.

– Докладывайте, что в остальных городах. – Потребовал магистр.

– В Венеции вынужденной ликвидации подверглись последние «Аристократические дома», за то, что «не соответствовали идеологическому курсу святейшего Архиканцлера и активно содействовали в мерзком деле совращения народа».

– А что именно они сделали?

– Решили продавать жёлтые тигровые лилии, вместе с красными и синими розами на праздники, а Конгрегация Веры в Государство усмотрела в этом «акт стремления к развращению населения излишним цветовым разнообразием» и «стремление заработать на добрых чувствах населения и великом празднике».

– Что ж, у них и так до Архиканцлера ни власти, ни влияния не было. Они всегда оставались всего лишь красивой декорацией.

– В Милане проведены погромы старых кварталов и даже подверглись сожжению несколько книжных магазинов, потому что они выставили на полки литературу, которая утверждает, что трудиться двадцать часов в сутки опасно для здоровья. Их тут же заклеймили «сопротивленцами праведности», обвиняя в «тенденциях к осуществлению действий по разврату населения через пропаганду лени».

– Ну а что во Флоренции? – Сохраняя холод в голосе, чётко поинтересовался магистр ордена.

– Самое интересное. В районе, где расположился старый собор Санта-Мария-Дель-Фьоре, вчера произошёл бой между сторонниками Конгрегации Веры в Государство и неизвестными людьми.

– Детали боя. – Прозвучало требование, словно озвученное компьютерной речью.

– Несколько десятков человек, используя лёгкое стрелковое вооружение, без предупреждения атаковали три отделения духовно-просветительских войск. На несколько минут им даже удавалось оттеснить отряды Конгрегации Веры в Государство и полиции, но когда подошли четыре роты Армии Рейха, всё сопротивление исчезло из виду, словно растворилось в воздухе. Но самое главное, что им удалось оттянуть на себя все подразделения, что были в городе.

Данте без сомнения понял, что это было, что за действо и решил прояснить его суть голосом, который был словно напев северного ветра:

– Это был отвлекающий маневр. Без всяких сомнений

– Как? – Чуть со смятением вопросил докладчик, не понимая логики своего командира. – Разве?

– Насколько я помню, там действовало движение «Свет свечи». Просмотрите его активность после битвы.

– Но как можно вывести незаметно несколько сотен или даже десятков из города без ведома Управления по Выезду из Городов?

– Движение может насчитывать и десяток человек, если его цели ясны, методы предусмотрены, а воля сильна.

– Понятно. – Покорно согласился докладчик и тут же обратился к своему командиру. – Разрешите идти.

– Ступайте, глав-гражданкий агент.

Человек отвесил лёгкий поклон, и поспешило удалиться поскорее, чтобы вновь вернуться на собственную работу.

Данте снова остался один, но ненадолго. К нему постепенно подходил невысокий человек. На фоне доживающего день солнца силуэт человека практически терялся, становясь похожим на чёрную точку.

Еле слышимый шелест сухого золотистого песка, что практически терялся в шуме прибоя, привлёк слух магистра. Он медленно развернулся и обратил свои зелёные глаза на источник звука.

В чёрных, слегка мешковатых одеждах, в которых обычно действуют полевые разведчики ордена Лампады, подходил человек. Его капюшон был откинут, а посему и лицо для магистра было легко узнаваемым.

– Эмилия. – Прохладно обратился к девушке Данте.

– Да, господин магистр. – Прозвучал прекрасный голос, наполненный покорностью.

– Ты выполнила поручение ордена?

Серебряные глаза девушки засияли на свете златого солнца, и полилась её певучая речь, несущая суть ответа:

– Да, господин магистр. Карамазов найден и смог обнаружить бывшего Верховного Отца. Отделение ордена в последний момент добралось до нашего брата и смогло его вытащить из той бойне. Обвалилась даже часть края города, унеся под землю несколько военных частей.

– Какова реакция Архиканцлера?

– Спустил с цепи инквизиторов и инспекторов. Они теперь ищут по всему Автократорству в поисках отступников и «пособников канализационному движению». Даже готовит к реализации специальный указ, по которому Инквизиция, Армия Рейха и силы Трибунала проведут зачистку всех канализаций во всех городах.

– Чем бы дитя ни тешилось. – Попытался усмехнуться Данте, но у него попросту это не вышло, и фраза прозвучала так же серьёзно и холодно, как и остальные.

Магистр понимал, что этот указ не начало новой политики, а есть продолжение старой линии, которая идёт вод уже несколько десятилетий, начиная от правления Канцлера Южно-Аппенинского Ковенанта.

– Каков статус Тита Флоренция? – Тихо прозвучал вопрос девушки.

Данте обратил на неё свой пристальный взгляд, рассматривая возможные варианты. С одной стороны, Тит верно послужил и, и ордену Лампады, когда остался в Риме, наблюдать за Тетрархией. Но с другой стороны он выступил против идеалов ордена Лампады, вступив в явную битву с войсками нового правителя, личным примером взывая к тому, что можно сопротивляться. А это привело бы к падению всех систем Автократорства. «Это явное противление идеалам ордена означало лишь то, что Тит не является собратом по духу обновленному ордену» – подумал про себя Данте, узнав в своих мыслях стремлению к идеализации и установлении единого стандарта мышления…

Магистр заглянул прямо в глаза девушке, углядев в них некий свет, что лучится из глубин её души, словно она с нетерпением ждёт чего-то, что приведёт её к состоянию счастья.

– Я решу на собрании Тетрархии. – Хладно ответил Данте и поспешил к «Прибою Спокойствия», откуда он отправиться на встречу, которая может изменить мир.

Глава четвёртая. Тетрархия объединённая

У подножья Альп. Бывшее место заседания ордена Железной Лилии.

Вокруг шпиля, погружённого навечно во тьму, кружили снежные вихри, окутывая её практически до самого пика, отчего она пребывала в неком пространном великолепии. Её окна не светились, навечно потухнув во мраке, как и свет всего комплекса, который погрузился в сумрачное состояние. Несмотря на ту тишину, то безмолвие, что царило внутри построек, в каждой постройке отчётливо слышалось плачевное завывание вьюги, которая так и рвалась внутрь, кроша каменную крошку под смертоносным ледяным напором.

Вся площадка возле построек была заметена и представляла собой один большой пляж со снежными барханами и дюнами, которые сияли серебром под ликом луны. И каждая снежинка, заигравшаяся в этом стремительном вихревом танце, подпадав под серебряные лучи тусклого лунного сета, становилась подобна мелкому и сиятельному брильянту, который удалось поднять в воздух.

Внутри каждой постройки царило молчание и тишина, что странной вуалью повисли на этом историческом месте, отчего оно становилось ещё мистичнее и обворожительнее.

Но не вся постройка, не весь комплекс находился в тени истории, прикрывшись тюлью безмолвия. На самом верху, где некогда был кабинет самого магистра этого ордена. Именно там, в темноте комнаты, тени истории и на задворках мира готовились собраться те, кто стремился к изменению мира.

В кабинете сидело три человека. Оперившись на подоконник стоял человек в классическом сером костюме и бежевом пальто, снисходившим практически до пола. На нём был неширокая шляпа, так же бежевого цвета. На этом, по виду, мужчине были серые, потёртые местами брюки, коричневые туфли и белая рубашка с жилеткой.

За креслом у деревянного главного стола сидел высокий мужчина, облачённый в ту броню, на которой некогда поклялся в верности Рейху. Сапоги, выполненные в стиле латных, уходили практически под колени. На груди был специальный пластинчатый нагрудник, и каждая пластина к верху налегала сама на себя. Спину и плечи покрывало кожаное пальто, одетое чисто для вида. И вся эта экипировка было одинаково чёрного цвета.

Ну и третий мужчина разместился на зелёном кресле. Он был одет скуднее всех и больше походил на обычного трудягу. Грязная поседевшая борода, потное и блестящее в свете луны лицо старика, такие же засаленные седые волосы. На нём были обычные штаны, уходившие под грязные кирзовые сапоги. Верхнюю часть тела покрывала банальная телогрейка, ложившаяся на испачканную кофту. А на голове прекрасно уместилась подвёрнутая шапка, чьи края не доходили и до ушей.

Они пришли сюда вместе, к строго установленному сроку, который с каждой минутой должен наступить, чем определит судьбу Империи. И эти трое понимали всю ответственность, которая на них ложилась, и тем гордились, ибо не каждый день собираются люди, способные изменить мироздание. В общем, это все те, кто тут пока собрались, но они не предпочитали сидеть в безмолвии, ведя при этом активный разговор.

Никто не помнил, с чего началась эта беседа, то ли с того, что мужчина, сидевший на зелёном кресле, решил узнать про цель этой встречи, а может человек, опёршийся на подоконник, решил начать разговор с некого повествования, что перешло в оживлённый диалог. Всё это было неважно.

Мужчина, сидевший на кресле возле главного стола, немного подался вперёд и обратился к старику:

– Ну, как твои начинания в том городке?

Пожилой человек тяжко выдохнул и слегка усмехнулся, после чего всё же последовал ответ:

– Неплохо, мало кто из моих знакомых, сейчас лоялен «перевороту», но всё вынуждены сохранять внешние подобострастие сегодняшнему правителю. Да и богосвященная миссия в том городе удавалась. Вышло вывезти практически все реликвии сумрачной длани.

– Реликвии сумрачной длани? – Послышался удивлённый возглас, исходивший со стороны подоконника.

– Да, священные тексты о «Часе дьявола», сказание о «Эпохе постогоморризации Европы», времени, которое предшествовало Великой Европейской Ночи или «Часу дьявола», так же ещё множество вещей, пришедши из той эпохи.

– Плохо тогда было вашему брату. – Спокойно, но с толикой язвы сказал мужчина у окна.

– Любая власть от Бога, – по-старчески тяжело дыша начал старик. – Всё, что творится – творится по воле Его, которая никогда нами не будет постигнута.

– Это точно.

И сразу после этих слов дверь комнаты заскрипела. Все обратили внимание на источник звука. В проходе появилась фигура. Это был высокий мужчина, и несмотря на повисший сумрак можно было разглядеть его основную одежду – чёрный камзол, такого же цвета штаны и сапоги…

– Магистр Данте, похоже, это ваше место. – Встав из-за стола, сказал мужчина, сидевший у него.

– Карамазов, это вы. Искренне рад встречи. – Словно оксюмороном последовала реплика старого хозяина помещения, когда его речь была выдана с такой эмоциональностью, с которой говорят машины.

И посмотрев на старого седого пожилого мужчину, облачённого в испачканную одежду, везде истёртую, пропитанную потом и грязью, обычного работяги, магистр обратился:

– Бывший Верховный Отец Флорентин Антинори, я счастлив вас сегодня видеть, –сказал Данте, при этом попытавшись подшутить. – Почему-то всегда так священников и представлял. – Кинул магистр, только чуть позже уловив, что его шутка вкупе с абсолютным холодом в эмоциях даёт не самый лучший результат.

– А я…

– Инспектор Морс. – Кинул магистр, оборвав мужчину у подоконника.

– Как вы быстро сюда добрались? – Тут же поинтересовался Карамазов.

Данте обратил на него свой холодный взгляд и так же прохладно ответил:

– У меня был реактивный самолёт. А потом, сюда в горы, я долетел на вертолёте, который под этот буран практически бесшумно сел.

После того, как губы Данте сомкнулись, в кабинет вошли ещё два человека, появление которых не было неожиданным, но стало приятным. Первым зашёл высокий мужчина, облачённый в обычную военную куртку и штаны серо-чёрной пиксельной раскраски, а на ногах были берцы. Даже в сумраке было видно, что вся одежда новая, практически только что сошедшая с производства. В объятиях мрака были слабо различимы черты лица этого человека, но основное угадывалось совершенно просто. Это лицо, имеющие очертание квадрата, в основном мощные, даже грубые, очертания, мощный подбородок, крупные губы и блеснувшие в свете луны светло-голубые глаза, отдавшие чем-то оттенком самого лунного света.

– Тит, проходи, – Потребовал Данте и добавил. – Ну, теперь вся ваша Тетрархия в сборе.

За крупным мужчиной прошла низкая фигура, чьи очертания под лучами холодного лунного света сильно напоминали формы девушки, несмотря на то, что она была одета в мешковатые чёрные одежды.

– Эмилия. – Чуть ли не воскликнув внезапно и, причём довольно бодро и живо сказал человек, стоявший у стола.

– Карамазов? – Слегка перепугано от неожиданности, что её окликнут, вопросительно сказала девушка, причём скинув капюшон.

Когда лоскут ткани оказался на спине, на лицо девушки сразу же упали лучи лунного света, которые еле как пробирались из-за поднятых ледяным ветром миллиардов снежинок. Чёрные волосы девушки сразу же отдали шёлковым блеском, прекрасные и во многом милые черты лица стали отражением совершенства, по мыслям одного из присутствующих, а серебряные глаза играли внутренним светом.

– Это Эмилия, господа, та прекрасная девушка, благодаря которой мы собрались сегодня. – Как-то скоротечно выдавил из себя Карамазов и, подойдя, встал рядом с ней.

Эта фраза ввела в ступор сразу нескольких человек. Данте стоял с лёгким недоумением, не понимая, почему его заслугу пододвинули и даже не его упомянули, ведь Эмилия говорила, что действует от имени и по приказу магистра… И именно Данте решил собрать Тетрархию. Но, проведя моментальный анализ, сразу понял, в чём тут дело. Но помимо магистра эта фраза выбила из колеи мышления и Флорентина и Морса, свершив их полную протерю мировоззрения.

Морс наклонился к уху бывшего Верховного Отца, дабы не смущать своего друга, и мгновенно прошептал:

– Он сказал «прекрасная» или я сошёл с ума?

Пожилой мужчина едва заметно усмехнулся и ответил:

– Пути Господни неисповедимы, сын мой.

Но секундное замешательство было обречено на крах. Данте начал ход и подошёл к своему столу, затем присел на кресло и открыл тумбочку столика. После чего достал оттуда несколько бумаг, которые оставил на будущее.

– Зачем ты нас собрал сегодня, магистр Данте? – Сурово спросил инспектор Морс, решая уже перейти к делу.

– Потерпи немного. Сейчас перейдём к делу. – Сухо ответил хозяин кабинета и продолжил рыться в бумагах, после чего, практически сразу, нашёл нужный лист и положил его на стол, с шорохом убрав все остальные.

– Осенью, предположительно полтора года назад была произведена казнь девушки по имени Калья. Приговор подписан всеми двенадцатью Верховными Лордами, а место казни – «заброшённый театр». – И замолчав, осмотрев всех, оценивая их внимание, он продолжил. – Эта фальшь. Один из двенадцати знал, что там не жена второго канцлера, а подставное лицо.

– Так вот ты зачем нас собрал. – С лёгкой улыбкой и недовольством в голосе выплеснул Морс. – Тебе нужны лишь сведения.

– Погоди, пусть расскажет всё. – Тяжело дыша, сказал бывший священнослужитель.

– Спасибо. – Без всякой дрожи или тембра отвесил похвалу Данте. – Жена второго Канцлера была казнена ему в назидание, но до конца собственной жизни он и не осознавал, что его вечная любовь жива и здравствует. Не знает и нынешний Архиканцлер, что очень хорошо.

– Что вы хотите, говорите конкретнее. – Потребовал Карамазов и добавил. – У всех у нас не столько много времени, и ещё меньше возможностей, использовать это время. Таков наш мир.

– Хорошо. – Согласился Данте. – Нам будет предпочтительней, если Тетрархия начнёт свою деятельность по подрыву обстановки на территории, где сейчас жена убитого Канцлера.

Магистру тяжелее всего дались слова, связанные с прошением начать эскалацию обстановки, ибо он всю жизнь стремился к сохранению мира, стабильности, но сейчас вынужден просить об обратном.

– А неплохой бартер! – Вспылил Морс. – Мы вам даём информацию, делаем за вас грязную работу, а вы забираете готовое… Где хотя бы гарантии, что мы потом все живы останемся.

Внезапно полился милый певучий голос, а это означало, что в спор ввязалась Эмилия:

– Нет никаких гарантий, что и вы нас не обманите.

– Хм, – фыркнул инспектор. – Можем условиться о месте передачи выжившей жены, если она вам так нужна.

– Что ты такое говоришь! – В праведном гневе воскликнул Флорентин, при этом начав тяжело подниматься. – Тебе совсем рассудок затуманило, я тебя совсем не так учил. Она не какая-то вещь, что бы ей помыкать и торговать. Это намучившаяся женщина, забитая в угол. Её нужна наша помощь и помощь ордена.

– Не думаю, что можно брать поддержку от ордена. – Язвительно кинул Морс, обратив упрёк против Данте. – Ведь прошлый орден не смог пресечь прихода к власти безумного тирана и не борется с ним сейчас.

– Пойми Морс, ни мы, ни орден не может сейчас тягаться с Архиканцлером и единственный способ на спасение – это объединиться. Иначе нас разобьют. – Вступился Карамазов.

– Морс, я последние дни то и дело боролся с Архиканцлером, и скажу тебе, что его сила непомерна. И даже целой армии не противостоять ему более нескольких дней. Молот его армий сокрушителен. – С явной усталостью проговорил Тит.

– Инспектор, только вместе мы сможем добиться успеха. Ваши связи, ваш гений и наша сила – этого хватит, чтобы добиться цели. – С хладностью льда проговорил Данте, стремясь убедить Морса.

Инспектор ещё с полминуты оглядывал присутствующих. Он видел бывшего Верховного Отца, чья мудрость его убеждает. Видел и Тита, который испытал мощь и жестокость «Его» войск. Смотрел на Карамазова и Эмилию, стоящих рядом с друг другом и чуть ли не в один голос готовых его убеждать в своей правоте… И Морс, с неохотой, но согласился.

– Хорошо, магистр. – Обернувшись к тому, кто сидел за столом, исказив голос в недовольстве, сладился инспектор. – Так уж и быть, Тетрархия единодушно выступит на стороне ваших интересов.

– Отлично. – В голосе Данте можно было услышать некие слабые нотки бодрости. – Нам понадобится проработка. Нам нужен план. Но самое главное, что мы будем делать, это направим все силы, все ресурсы на то, чтобы ослепить око Архиканцлера, направить его в другую сторону. Приковать его внимание к совершенно другой области. А затем моментально нанести удар, обойти все защитные системы Автократорства и вырвать девушку из того кольца, в котором она оказалась. Затем нам нужно будет её вывести из-под одумавшихся слуг Архиканцлера. – И замолкнув, Данте обратил своё внимание на инспектора Морса. – Но что бы всё это сработало, нам нужны точные координаты девушки.

Морс, услышав это, слегка улыбнулся, потёр нос и назвал место пребывания объекта, чем повергнул остальных в неподдельный шок…

Глава пятая. Златая нить в ночи

В доме было тихо. Даже слишком. Лишь слышны были лёгкие переговоры за окнами помещения, из-за стен, смысл которых становился абсолютно непонятен, словно разговор на улице шёл непонятным говором.

Было весьма прохладно, даже гранича с лёгким морозком, который мог спокойно пощипывать незащищённый кожный покров. Всё из-за того, что в доме были установлено несколько мощных кондиционеров, которые окатывали этот дом волнами, делая в нём температуру более менее нормальной. Но временами эти кондиционеры и тепло целыми массивами выдавали, когда в доме становилось уж слишком холодно…

Внутри дом был облицован деревянными плитками у пола, а стены обклеены светло-зелёными обоями, которые отдавали изумрудным цветом, словно сами состояли из драгоценного напыления.

Домик был двухэтажный и снаружи выглядел как обычное двухэтажное строение, построенное в стиль местного колорита. Но внутри было отделано полностью в стиле английский аристократических поместий викторианской эпохи, которые так и манили своей изящностью и утончённостью.

Дом усеивали сотни предметов изыска, не свойственных этому месту. От прекрасных кувшинов и цветов, до восхитительных резных столиков и помпезных предметов мебели и сервиса, которые так и напоминали о временах роскоши и благоденствия. На стенах висели картины, выполненные кистью самых лучших мастеров из древних эпох и времён. Произведения искусства, которые могут быть дотированы временами того периода, когда по земле ходили воины, облачённые в стальные доспехи, вооружённые клинками, нарисовавшие на груди кресты и ставшие воевать за веру, не щадя тела своего, ибо верили, что этим душа спасётся. И ко всему этому множество украшений из золота и серебра, что расплескались драгоценным металлом по всему дому.

Но не стоит прельщаться такой, с первого взгляда, роскошью, которая встречалась на каждом шагу, ибо в тени неё стояли те, кто могли переломить хребет любому нарушителю, что посмеет сюда проникнуть. Всё находилось под строжайшим контролем пятидесяти одного охранника, что незримо и неусыпно несли свою службу.

Но вся эта охрана сводилась не к защите одной комнатушке или даже человека, который в нём жил. Всё было направлено на то, чтобы удержать эту комнату от любого посягательства…

Сама комната имела довольно невнушительные размеры, однако отличалась своей роскошью и даже неприличной помпезностью. В ней была и прекрасная кровать с шёлковым и монохромным бельём, качество которого могло посоревноваться с качеством пастели самого Великолепного Султана. Тумбочки, стулья, столы и вся иная мебель без спора по своему качеству и изяществу превосходила мебель многих шейхов из Аравийской Конфедерации и с прекрасной отделкой этой мебели, представленной в виде узоров, форм животных, обивки благородными металлами, гравировки и инкрустации драгоценными камнями, могла поспорить только отделка мебели самих Великих Шейхов. Вилки и ложки были сделаны из столового серебра. С белоснежного потолка, выполненного мраморными плитами, висела довольно приличная люстра, похожая на равно уложенные свисающие виноградные лозы, сделанные из настоящего горного хрусталя, что на свете мог переливаться сотнями самых различных оттенков и цветов. Несмотря на всю роскошь в комнате не было ни телевизора, ни компьютера, ни даже радио, но это обусловлено было безопасностью.

Предметы быта, выполненные максимально изящно говорили только о том, что здесь может находиться только император, но никак иначе. Но действительность было иначе, чем это представлялось и старалось выставиться напоказ…

К комнате неспешными шагами, аккуратно удерживая в руках книгу, подходил человек. Это был высокий седой мужчина, с зализанными назад серебряными волосами и начисто выбритым подбородком. Человек оделся в хорошие чёрные брюки, покрывавшие блестящие лакированные туфли, что шаркали по бесценному паркету. На торсе мужчины был чёрный жилет, который покрывал белую рубашку. А в слегка морщинистых руках он удерживал небольшую книгу в чёрной обложке с непонятными символами на лицевой стороне.

Мужчина подошёл к двери и постучал в неё. В ответ прозвучал еле уловимый голос согласия, но его уловил человек и открыл дверь.

Резная дверь отварилась и на вид предстала девушка, сидевшая на кровати и читавшая некую книгу в зелёной обложке. Она была одета в весьма обычную, даже неприлично скромную для этих хором одежду. На ней была обычная лёгкая кофта, сшитая из серых нитей, белые мешковатые и свободные штаны. Сама девушка была довольно стройная и даже подтянутая. Цвет её кожи напоминал больше слегка побледневший персик и напоминал светло-веленованую бумагу. Лицо прекрасной дамы имело очертание овала, имевшего треугольные формы. Широкий нос и прекрасные пышные алые губы, идеально сочетались с глазами, которые были цвета безупречного сапфира. А медно-рыжие, но довольно затемнённые, волосы прямыми локонами волнами опускались до поясницы.

– Дюпон, это ты? – Напевным голосом спросила девушка.

– Да, госпожа. – Со слегка французским акцентом ответил мужчина и продолжил, излагая цель визита. – У вас всё хорошо?

– Ты опять? Ну, зачем, я хорошо себя чувствую. – С отмашкой, исказив губы в лёгкой улыбке, ответила девушка.

– Это моя работа, госпожа и залог вашей безопасности. Я должен.

– Ну, разве тебе не тяжело, не надоедает эта процедура?

Вопрос девушки прозвучал подобно тому, как подросток спрашивает родителя о чём-либо, стараясь сгладить вопрос внутренней игривостью.

– «С долгом всё становится проще» – ответил мужчина и лирически завершил. – Как вы думаете, ваш супруг хотел бы, что бы вы себя подвергали опасности?

– Хорошо. – Ответила девушка, тяжело выдохнув и слегка поникнув ликом.

Дюпон подошёл к её кровати и достал из кармана специальное устройство, выполненное в форме небольшого чёрного брусочка. Он аккуратно взял руку девушки и поднёс её к бруску. Затем он вынул иголку и ткнул её в палец девушки. На прекрасной коже проступила красная насыщенная жидкость. Мужчина поднёс брусок к крови и приложил его торцом к ранке. Устройство тут же вспыхнуло, пару раз мигнуло зелёным цветом и выдало цифры на лицевой стороне. Дюпон всмотрелся в них и стал внимательно изучать, рассматривая каждый показатель, написанные очень мелким шрифтом. И буквально с минуту простояв, всё просмотрев, он заговорил с девушкой:

– Вот видите, у вас всё в порядке. Все показатели в норме.

– И стоило волноваться. – Слегка возмущённо и кинула прекрасная девушка.

– Конечно. – Не поднимая голоса начал Дюпон. – Это залог вашей безопасности. И мой долг, который мне был дан вашим покойным супругом и хозяином.

При упоминании своего недавно умершего мужа девушка поникла лицом, а на её лике начала мрачной тенью проступать коварная печаль. Слуга это заметил и поспешил приподнять настроение своей госпожи, попытавшись увести её от темы мужа.

– Госпожа, кстати, как вам книга? Интересно или новую принести?

Девушка слегка выдохнула и заглянула своими сапфировыми очами в зрелое лицо своего слуги и ответила:

– Ну почему сюжеты этих историй практически одинаковы? Всегда есть пара, у них случается несчастье и парень идёт спасать. Это романтично, но в постоянном повторении – скучно.

– Так люди былых времён пытались показать важность любви и подвига. Они хотели в книгах показать, что без подвига не бывает любви, что человек должен был пойти на всё, чтобы спасти то, что важнее жизни. – Пояснил Дюпон.

– Может ты и прав. – До конца не соглашавшись, ответила дама и мгновенно переключила своё внимание на предмет в руках своего слуги. – А это что у тебя за книга?

– Ах, это? – И взяв в обе ладони тонковатую, не более ста страниц книжку. – Это произведение, написанное в конце эпохи Великой Европейской Ночи, называется как «Методы Прикладной Тирании».

– Ох, – засмущалась девушка, услышав странное название. – И что это за методы?

– Писатель говорит, что таких методов всего несколько. Во-первых, это высшая цель, которая никогда не будет достигнута. Если правитель ставит такую цель, желаемую всем людям, утопическую, то народ превращается в его рабов, так как сделает всё ради выполнения этой цели. Во-вторых, правитель наделяет себя божественными свойствами, объявляя «посланником», «рукой господней». Тем самым он позволяет себе творить любые бесчинства от имени того, к кому никаких претензий нельзя объявить. В-третьих, это вездесущий и постоянный контроль. Это даёт человеку опрокинуть любую личную свободу людей. – И прервавшись, заведя руки за спину, слуга продолжил. – Конечно, писатель перечисляет ещё множество методов, вроде подавления любой свободы или уничтожения всех несогласных с его правлением, но самым главным он называет именно первый метод.

– Почему?

– Потому что, только если в обществе или группе людей есть идея, которая является утопией, становится воплощением движения к идеалу, то тогда все закрывают глаза на то, что может происходить вокруг. Эта идея слепит подобно солнцу, заставляя не видеть ничего по сторонам, и что происходит вокруг. Люди, ослеплённые этим ярким светилом, могут спокойно подчиняться любой несуразице, которую им предлагают. Они попросту не видят ничего, кроме этой идеи. И именно утопическая идея один из методов тирании.

– И что же нам делать?

– Не быть инструментами тирании, трезво смотреть на вещи и не вестись на красивые слова. – Скоротечно ответил Дюпон и взглянул на наручные часы. – Ох, мне же идти нужно. Посмотреть, что на кухне наготовили.

– Постой! – Воспротивилась девушка. – Ходят слухи среди охраны, что ты можешь…

– Что могу? – Заинтересованно спросил Дюпон.

– Предсказывать будущее. – Выдала, наконец, девушка.

В ответ слуга лишь поморщил бровями, словно услышал клевету на себя, но вспомнив кому служит, смягчился и ответил:

– Моя бабка была прославленной колдуньей и предсказательницей. Вот и говорят, что я могу предсказывать будущее.

– Но слухов без «дыма» не бывает.

Слуга уже понял, чего хочет его госпожа, но до последнего не собирался исполнять её желание, ибо «никто не должен знать о своём будущем слишком много», как сказано в одном из очень старых фильмов.

– Ну, так это правда? – Всё продолжала докапываться девушка.

В ответ слуга слегка улыбнулся и попытался уйти от ответа:

– Ты же знаешь, что в той местности, той стране, где мы сейчас находимся ни о каком колдовстве, прорицательстве и думать нельзя. За любые слухи могут повесить или сжечь. Наш сегодняшний мир не приемлет ничего кроме слепой веры тем, кто его ведёт.

– Я тебя прошу, не пытайся уйти от темы. Лучше скажи, что будет дальше. – С полными энтузиазмом глазами вопросила девушка, ожидав то, что слуга всё-таки окажется тем, кем она ждёт его увидеть.

– Разве я похож на колдуна? На того, кто носит остроконечную шляпу и носит с собой хрустальный шар? Разве я тот, кого можно посчитать пророком? Разве на мне есть балахон, и я перед вашими глазами творю чудеса? – Упрекнул свою госпожу слуга, но увидев на её лице лёгкое помрачение, он смягчился, посчитав своё поведение недостойным и даже грубым. – Нет, моя госпожа. Я всего лишь ваш верный слуга, который исполнит любой ваш указ. Который только и живёт указами ваш… Своего первого и единственного хозяина, который заповедовал мне вас хранить как зеницу ока.

Дама уяснила несуразность собственных требований, поняв то, что время пророчеств и великих пророков, вроде Сарагона Мальтийского, Ламеса Иллирийского или Иезекииля Штормопровидца давно и безвозратно прошло. Её на долю мгновений опечалил тот факт, что это время давно кануло во мрак, сменившись на фанатизм веры, и больше не будет того, что заставляло людей страшиться или возвеличивать будущее на основании того, что произнесли великие пророки. Но девушке прельстило то, что у неё есть столь верный слуга, который ради неё готов всё, что потребуется ради её же блага и спокойствия.

Губы девушки разошлись в широкой улыбке и на свет показались белоснежные зубы. Дама откинулась на кровать и задала вопрос Дюпону:

– Ты уже больше года служишь мне и разве тебе это не надоело? – Вкрадчиво прозвучал вопрос.

На лице Дюпона пробежала тень возмущения, смешанная с негодованием и даже лёгким гневом, но он довольно быстро подавив все негативные эмоции, вспыхнувшие в его душе, понимая, что его госпожа не со зла задала этот каверзный вопрос, чем вызвала негодование. Мужчина в ответ широко улыбнулся, словно подавляя весь негатив, и ответил на вопрос:

– Конечно же нет, моя госпожа. Мне только приятно вам помогать и служить, несмотря на то, что хозяин сказал мне всего лишь присматривать за вами. Я только рад буду вам помочь всем тем, чем смогу.

И уже повернувшись, для того, чтобы уйти он поднял правую руку вверх, согнув её в локте. Он всё же решил сделать, о чём просила его девушка, причём обратившись к ней по имени:

– Я сделаю вам предсказание, но не стороны «магии», а с высоты своего опыта жизни.

Дама заинтересованно приподнялась и устремила свой взгляд, полный ожидания, а тем временем Дюпон начал говорить:

– Вы, Калья, супруга покойного второго Канцлера, который любил свой народ, так же как и вас. И вы не сможете остаться в покое ближайшее время. Слишком долгое время вы были в политике, оставаясь во мраке мира. Над теми местами, которые вы любите, сгущаются сумерки, и настаёт новая ночь. Вы же можете оказаться той лентой света, что может рассеять её. Да, приготовьтесь быть золотой нитью в ночи, за которую потянутся те, кому нужна будет помощь.

И договорив своё «пророчество», Дюпон вышел за дверь и оставил Калью один на один с тем, что сказал.

Часть вторая. Пляски средь миров

Глава шестая. По слову Имама

На западе Аравийской Конфедерации. Где-то в мегаллаполисе Мекка. Три дня спустя.

Было слишком жарко для этого времени года, но это и есть Аравия, чтобы здесь горячо. Ни ветра, ни даже лёгкого дуновения не разрывало этого раскалённого ада, что воцарился над великим городом. Палящее солнце жестоко терзало эту землю солнечным огнём, заставляя воздух обжигать сами лёгкие. Да, каждый вздох в этом месте давался с болью, ибо воздушный кипяток стремился выжечь внутренние органы.

И весь ад, сотканный из жары и духоты навис над городом, который со временем стал настолько священным, ибо стал единственным пристанищем Единой Мусульманской Веры, Великим Исламаторием… у этого великолепного города было множество имён, но все они не могли отразить величия этого города, который тем не менее окунулся в омут религиозности с таким дурманом, что Конгрегация Христианской Веры или в прошлом Империал Экклесиас могла лишь позавидовать тому, как новые последователи Веры Пророка излагают мысли и веру в массы и как их слушают…

Город стал настолько огромным, что в нём вмещалось больше пятидесяти миллионов жителей, ведущих образ жизни, утверждённый Великой Мусульманской Конфедеральной Мечетью – религиозной исламской организацией, которая и правила вместе с королём и советом шейхов. Никто не смел нарушить священного порядка, ибо он «предопределён самим Аллахом, и преступление его есть опаснейшей богохульство против нашего Бога и слов его пророка». За порядком следили «Низшие Кади», которым вверили в руки отслеживание следование народа тому порядку, что был установлен. Если свершалась любая ошибка, вплоть до обычного неправильного жеста или незначительного отклонения коврика на намазе, человека могли подвергнуть тут же казни, ибо он «нарушил священный порядок, установленный самим Аллахом». А если каждый шаг был под контролем, то говорить о собственных воззрениях и говорить не следует, ибо, как сказано: «Все ваши идеи, мысли и слова определены самим Аллахом и не должны противоречить тому порядку, что он установил, ибо это преступление против мира и Бога!»

Но, несмотря на жуткую религиозно-духовную тиранию Великой Мусульманской Конфедаральной Мечети, город не погибал в трущобах и обязательных податях её, которые составляли пятерину дохода, мегаллаполис процветал. Большая часть городских автомобильных дорог были покрыты новым чистым асфальтом, без единой трещинки, а местность у правительственных и религиозных зданий была вымощена плитами из мрамора. В мегаллаполисе раскинулись прекрасные парки, с пышущей зеленью и красивыми цветами востока. По всему гипергороду строили прекрасные комфортабельные постройки, что могли напоминать маленькие поместья или небольшие дворцы. Самые скромные дома в этом мегаллаполисе были похожи на одноэтажные виллы с собственным ограждением, представленной стеной, внутренним двориком и садом.

К центру мегаллаполиса город рос, словно лес. Одноэтажные постройки сменялись на более высокие и всё выше и выше, вплоть до небоскрёбов, где самые низкие были от четырёхсот метров, а самый высокий достигал девятисот метров и именовался как «Шпиль Аллаха». Нетрудно догадаться, что именно он был в собственности главной и единственной религиозной организации. И посреди улиц высотного леса, который отражал тысячи солнечных лучей и сиял подобно небесному светилу, воцарилась вечная тень и неестественная прохлада, ибо лучи главной звезды сюда практически не попадали.

Но внутри этого города словно повисло напряжение. «Младшие Кади» заполонили улицы, отслеживая каждое действие покорных им людей. Никто не мог уйти от всевидящего ока Мечети, что стремилась установить тотальный религиозный порядок над людьми. И казни не были столь редким явлением. Многие города Аравийской Конфедерации были оборудованы специальными проспектами, где расстреливали и весили тех, кто «Преступил духовный закон веры». И если бы не запахо-очистительные воздушные установки, которые ароматизировали вдыхаемые массы, то большинство городов давно бы задохнулось от трупной вони.

В самом мегаллаполисе люди, которые раньше обвинялись в различных преступлениях, старался ходить с немного припущенными голосами вниз, так как это «Угодно Аллаху, ибо люди могут не увидеть, чем можно искуситься и впасть во грех, тем самым отвергнуть Его». И малейшей отступление от этого правила, которое не удалось оправдать, могло повлечь за собой расплату, в виде пяти ударов дубинкой по спине или оплатой штрафа.

И порой нельзя было определить, кого осуждали, а кого – нет. Но своих людей горожане отличали даже по походке и могли сказать, откуда прибыл человек, из какого региона Конфедерации, но в этом случае большинство людей впадали в ступор…

Два человека медленно шли по улочкам города размашистым шагом. Такой шаг не был приемлем для обычной походки, так как утверждён Проповедью-112 второго Верховного Муфтия, как «шаг, приемлемый для спешки»…

Пара человек, облачённых в обычные восточные одежды, вроде которых носят в пустынях, совершенно не понимая, что они нарушали «Правило светских одеяний в городах, установленное Проповедью-67 восьмого Верховного Муфтия». И с виду, похожие на остальных, они становились белыми грачами посреди чёрных ворон. Большинство горожан ходили в белых, серых, бежевых или подобного оттенка одеяниях.

Мужская одежда жителей мегаллаполиса представляла длинную тунику, из-под которой выступали специальные монохромные брюки, укрывавшие чёрные туфли.

Женщины же все поголовно были облачены в хиджабы, скрывающие всё. Даже глаза были покрыты специальной полупрозрачной тонированной плёнкой, а руки укутывались в чёрные перчатки. Всё это предпринималось, чтобы «Сокрыть женское искусительное тело, дабы не допустить умозрительного греха, который разовьётся в сознании» – как сказано в Проповеди самого Ислам-Халифа, а иначе – высшего религиозного лица в государстве.

Ну а «белые грачи оделись настолько несуразно для местного колорита, что могли вызвать подозрение у полиции, обычных горожан или «Младших Кади». На двух мужчинах была белая довольно мешковатая куртка, подпоясанная кожаным ремнём, которые покрывался широким красным платком, шаровары, уходившие под высокие сапоги и пустынный капюшон, с лицевой маской. Оба одеяния имели белоснежный цвет, подобно многим туникам мимо них проходящих.

Вся соль заключалась в том, что подобная одежда дозволялась только пустынным торговцам, которые в Мекке не появлялись или были там очень редко и такой вид вызывал только перешёптывания за спиной и удивлённые взгляды. Но мужчин это не останавливало, и они шли дальше.

– «Гнездо», сколько ещё до цели? – Прозвучал вопрос, заданный в мини-микрофон, скрытый под пустынным капюшоном.

– Вы уже устали? – Прозвучал вопрос, искажённый в сарказме.

– Послушай, если бы не ты… Морс… – С холодным упрёком уже начиналась перепалка.

– То что, вы бы ещё десяток лет провели в бесконечных поисках по всему миру… Успокойся Тит и следуй цели. – Спокойно ответил голос из рации. – Через сто метров повернёте направо.

– Тише, Тит – Заговорил рядом сосед. – Ты только раскроешь нас, а мы и так как бельмо здесь.

Но брат-лейтенант, пребывая в холодном спокойствии, не мог не возмутиться тому, что происходит. Три дня назад было названо место укрытия той девушки, которая может повлиять на всю обстановку в Автократорстве… Но место было зашифровано так сильно, с такими системами защиты, что после его дешифрации половина информации повредилась, а ещё половина оказалась завуалирована в виде стихов:

«На востоке, где царит власть абсолюта, где земля пустынна

Есть надежды нить, свет судьбы, там власть мрака опостыла.

В тех краях опасных для разума свободного

Царит диктат духовенства-государства произвольного

Это место [остальная часть информации повреждена при попытке изъять её из закрытого хранилища].

Когда эти строки были произнесены в кабинете магистра, сам Данте выдохнул и склонил голову, а Карамазов чуть не вспылил в гневе. Но всех поспешил успокоить бывший Верховный Отец, который всех призывал к размышлению и поиску места. Но на самом деле мест, подходящих под описания было всего три, двое из которых разбросаны по ближнему востоку, а третье в самом Автократорстве.

Первое нужно было искать в Аравийской Конфедерации, что славилась своими пустынями и религиозным фанатизмом. Именно здесь в роли абсолюта выступал Утопический Ислам, что был и диктатом.

Второе место именовалось никак иначе – Турецкий Султанат, известный ревностным и даже фундаментальным преклонением перед Великим Султаном, даже чих, на публике которого мог восприняться как благословение правителя. Турецкий Султанат был известен ещё как «Пустыня Тысячи Убийц». А получил он своё прозвище от того, что некогда сюда были посланы тысяча убийц, чтобы устранить султана, но правитель их всех поймал и в буквальном смысле высушил на солнце. Диктатом тут мог служить сам Султан.

Ну, третье место было самой Великой Пустошью, лежавшей на северо-востоке страны. Она всегда была известна своими радиационными пустынями, которые могли от радиационного накала сдирать кожу. И именно тут некогда располагался самый значимый Аванпост Империал Экклесиас, который создавался для религиозной обработки жителей центра и юга Балкан перед наступлением первого Канцлера. Именно в этом месте некогда собирались самые религиозные и фанатичные люди со всей Империи…

Услышав эту информацию, высказанную Флорентином и Карамазовым, Данте решил, разделить силы, попросту уяснив, что ораторские способности и связи Тетрархии тут не помогут. Карамазова и Эмилию он поставил работать в паре и отправил в Султанат, а сам с Титом и Морсом отправился в Конфедерацию.

Их поиски были облегчены параметрами дома, которые назывались в закодированной базе данных: двухэтажная постройка, выполненная в стиле местного колорита, находящаяся в центре севера главного города. И под это описание подошли все три постройки, которые располагались на севере столиц, находясь в центре огромных городов. В Мекке это было десятилетнее поместье, построенное по заказу одного из пустынных торговцев, который позже бесследно пропал… И эта странность навела на мысль тех, кто искал девушку… Заброшенный дом, который не затрагивается ни светской властью, ни Конфедеральной Мечетью и мирно стоящий посреди великого города.

Внезапно из наушника зазвучал голос, полностью развеявший раздумывание Тита, полностью вернув его к делу.

– Когда повернёте направо, вам необходимо будет пройти ещё двести метров.

– Поняли. – Тихо ответил Тит.

Вокруг двух мужчин медленно начинало царить некое религиозное безумие, которое восходило в свой апофеоз к часу дня, что именовался «Часом Аллаха». Тогда в Мекке вся жизнь останавливалась, и люди прямо на улице, в офисах, в метро, предавались «Великой Молитве». Исключение составляли только работники, названные в Проповеди-321, а именно – лётчики, военные на посту и все те, от кого зависела жизнеспособность страны.

Тит постоянно осматривался по сторонам и видел, что на каждый десять домов приходилось по мечети, которая вела постоянную работу и собирала возле себя всех тех людей, которые не были ни чем заняты. Он не знал, что согласно Проповеди-14 – «Каждый благочестивый мусульманин, если не выполняет никакое дело, то обязан пребывать в мечети и совершать намаз, дабы не податься греху лени, пока не найдёт себе дела» и Проповеди-21 – «Для исполнения проповеди-16, на каждые десять домов необходимо создание небольшой мечети в которой люди будут исполнять намаз, а десять домов с мечетью будут именоваться теперь как – Намасзская Десятина, которую возглавляет Муфтий-десятник». И везде и повсюду, куда не кинь взгляд, возвышались прекрасные строения, чьи купола были выполнены строго из золота, отчего буквально вся Мекка светилась, отражая солнечные лучи. Ну а от самой огромной мечети, выстроенной возле Каабы, имевшей высоту больше пятисот метров и несколько уровней. От её куполов, облицованных начищенной платиной, исходил такой блеск, что ослепить любого, кто поймает своими глазами её солнечный блик, попросту опалив роговицу глаза.

Многие аэропорты находились далеко от Мекки, потому, что временами такая концентрация отражённого света временами прожигала борта самолётов или ослепляла пилотов.

Вокруг люди, поймавшие во внимание мечеть или проходящего мимо Муфтия-десятника, начинали свершать Дуа – произвольную молитву, со слезами радости обращаясь к аллаху, что они увидели «Дом Господень» или «Посланника Его». Те, кого благословил муфтий, могли впасть в такой экстаз, что падали на колени и начинали реветь от радости того, что его «коснулась рука Аллаха».

Многие люди на улицах старались твердить молитвы, настойчиво шепча их себе. Но, ни одна молитва или говор не был слышен из-за того, что везде и повсюду были установлены специальные колонки и граммофоны, через которые без конца на надрыв лились молитвенные речи и гимны религиозных деятелей. У Тита уже начинало уши закладывать того, что у всяких построек, практически у каждой лился этот голос, превратившийся в одну протяжную молитвенную какофонию. Но останавливаться нельзя было, и брат-лейтенант продолжал упорно продвигаться.

Везде и повсюду двум мужчинам на вид встречались люди, грязные, запотевшие, обливаемые каплями пота и крови, стоящие на изодранных коленях, одетые только в трусы и бьющие себя плетьми по спине. Под каждым из этих фанатиков к концу дня была лужа запёкшейся крови. Это были «искупители грехов», которые вводились Проповедью-12, как обязательные. Они отбирались из числа богатейших семей, как «Дань Аллаху, дабы он через них смог дать искупление грехов народа боголюбимого».

Естественно, всё это вызывало у Тита негодования, которые сталкивались со строгой ментальной выучкой и не давали ему впасть во власть эмоций.

Внезапно они услышали воззвания сзади себя, словно их кто-то окликнул. Тит, как и Данте, знал арабский, но очень слабо, а возглас явно прозвучал на неоарабском.

– Стой. – Практически шёпотом сказал Данте своему напарнику. – Медленно поворачиваемся.

Тит и Данте увидели, как к ним подходит человек, облачённый в красную тунику и алые штаны, которые покрывали кровавого цвета сапоги. В руках он нёс довольно толстую книжку. Позади него шло ещё три человека, облачённых в туники чёрного цвета и имевшую подобную стилистику.

– «Младший Кади». – Сказал Титу Данте, объявив, кто это может быть.

– До дома ещё пятьдесят метров, почему остановились? – Прозвучал возмущённый голос в наушнике, но в ответ ему было лишь молчание.

– Именем Аллаха, здесь запрещён такой быстрый шаг. – По-неоарабски начал «Младший Кади». – Куда вы так спешите?

– На совет пустынных торговцев. – Чётко и практически без акцента ответил Данте, но у судьи уже закрались подозрения.

– То-то я раньше вас не видел в своём районе. И никто ещё тут не нарушал священных правил, установленных господом, которые кто-то смеет преступить. – Гневно разошёлся «Младший Кади».

– Простите, но мы спешим на собрание торговцев. – Всё продолжал твердить Данте, соблюдая такую же хладность в голосе.

Внезапно глаза младшего судьи расширились, и он поспешил упасть на землю, став произвольно совершать намаз, так поступили практически все те, кто был на этой улице. Люди выбегали из магазинов и падали к асфальту Мекки, который именовался священным. Люди останавливали машины и прямо на дороге свершали молебные действия. Через несколько секунд, в мановение ока всё захлестнула волна намаза, сопровождавшаяся бесконечным молитвенным гулом, вперемешку с издаваемыми всхлипами и слезами радости, которые слились с голосом из граммофонов и колонок, став одним медитативным воззванием к Аллаху.

Данте обернулся и увидел, как на него и Тита длинным жезлом, увенчанным полумесяцем, указывает высокий человек, мужчина в специальном балахоне, ушитом золотом и серебром, увешанного драгоценными камнями, отчего он весь светился, излучая отражённый свет.

– Почему ты не преклоняешь предо мной колени! – Разразился гневом человек, разве ты не готов подчиниться тому, кто есть «рука Его на земле»?

– Так кто ты? – Вопросил наигранно Данте.

– Я есть главный имам северного региона Мекки. И все мои слова есть слова Аллаха! А вы всего лишь чужаки, пришедшие сюда в овечьих шкурах, чтобы свершить срам на нашей земле.

И в подтверждение сказанного он поднял одного человека, которые неистово свершал молитву и приказал ему «Отдать жизнь во имя Его», призвав к ритуальному самоубийству. Человек попросту снял с себя ремень и затянул его у себя на шее…

– Видишь, если бы мои слова, не были словами Аллаха, то этот человек не посмел бы свершить самоубийство…. Я есть власть Его на земле, и ты, чужак, обязан немедленно преклонить передо мной свои колени.

Данте надоела эта беседа. Он мгновенно оценил опасность. Магистр уже понимал, что их раскусили, раскрыли и всё зависит от того, как себя поведёт этот имам. Именно от его действий сейчас зависел исход.

Воздух, словно замер, обернувшись в раскалённые дыхательные массы. Всюду был слышим только молитвенный гул, ужасно давивший на уши. Где-то вдалеке уже слышались мигалки полиции, и магистр решил пойти на радикальные меры.

Данте глубоко вдохнул и почувствовал, как его лёгкие обжигает воздух, но, тем не менее, он вытащил из одежд чёрный пистолет и открыл стрельбу. Плюнувший свинец разом оставил лежать на земле «Младшего Кади» и его помощников. Затем он направил дымящееся дуло на имама и снова прозвучал треск выстрелов. Но испугавшийся священнослужитель не готов был умереть и дал дёру, причём укрывавшись за спинами своих фанатиков, которых пули косили как траву на сенокосе.

– Трус! – Крикнул Тит.

– Что у вас случилось?! – Затрещало в наушнике.

– Мы проревемся! Высылай за нами эвакуационную группу через десять минут в точку альфа, конец связи! – Крикнул Тит и оборвал связь.

Данте и Тит знали, что сейчас необходимо делать, а поэтому всё дальнейшее произошло без слов и взаимных команд. У них в поле зрения уже был тот самый дом, который расположился от них в пятидесяти метрах.

Народ в панике стал разбегаться, а впереди по улице уже останавливались машины полиции, откуда стали выходить хорошо вооружённые люди. Спустя минуту три машины уже становились на пути, образовав импровизированный блокпост, собранный из автомобильной жести.

Тит вынул из-под мешковатой одежды небольшой плазменный обрез. Его ручка была выполнена из дерева, а вот место для поддержания из металла и снабжалось мощной камерой охлаждения. Брат лейтенант вынул два патрона внутри которых было синеватое вещество, скрытое под специальным металлическим корпусом, способным выдержать температуру плавления в пять тысяч градусов. Но сами снаряды быстро и со временем выходили из строя, а потому они готовились перед самим боем…

Тит быстро зарядил обрез и встал позади своего магистра, вооруженного пистолетом с лазерным наведением и имевшим целых два магазина, укрывшись за углом здания. Один подствольный, для фосфорных пуль, а другой для обычных.

– Ты готов.

Даже во время операции, от которой зависело будущие и их жизнь могла оборваться в любой момент, речь Данте звучала как нельзя холодней.

– Да. – Последовал короткий ответ, что ознаменовал начало боя.

Магистр подался из-за укрытия и начал продвижение, удерживав в руке пистолет. Он сразу же сделал два выстрела, пробившим грудь одному из полицейских, затем её один, который уложил ещё одного противника. Но буквально пара метров и Данте с Титом пришлось укрыться за одним из автомобилей, что б, ни попасть под шквальный огонь двадцати пяти оставшихся стволов. Вокруг были только одноэтажные виллы и автомобили с фонарными столбами.

Внезапно открылась дверь одной из вилл, и в ней показался человек, в привычной для этих мест одежде, вооружённый карабином, чьё дуло направлялось на двух мужчин, укрывшихся в укрытии. Но Тит сработал быстрее. Спуск крючка, громоподобный залп и ряд светло-синих пучков роем устремился к мужчине. После оглушительного выстрела из карабина не подалось дыма, ничего, кроме двух гильз, которые выходили только с зарядом, чтобы не расплавить дуло. Но и криков противника никто не услышал, ибо вся его голова и верхняя часть тела просто испарилась в адском шквале. Запечённый кусок мяса просто рухнул на землю, выронив оружие.

Тит «сломал» обрез и вытащил две капсули, что со звоном упали на землю и тут же погрузил новый боеприпас. Данте тем временем достал свето-шумовую гранту, со звоном выдернул чеку и кинул в сторону врага. После металлического звона улицу накрыл пронзительный и нестерпимый до крови в ушах писк, парализовавший действие полиции, чем и воспользовались атакующие.

Данте, переключившись на фосфорные снаряды устремился в бой, прикрываемый Титом. После первого же выстрела четверо дезориентированных полицейских, державшихся за уши и глаза, обратились в пылающие белые факелы. Ещё выстрел и уже пятеро «стражей порядка» вопят от боли и химических ожогов. Но оборона быстро опомнилась и снова встала у машин, ведя кучный обстрел по укрытию магистра и брат-лейтенанта, ставшим на этот раз стеной чьей-то виллы.

Бетон от стены начал постоянно плеваться крошкой, а пули всё ближе и ближе подбираться к цели. Тит тем временем удерживал тыл и фланги, периодически выжигая тех, кто решил помочь полиции.

Вся улица наполнилась звуками стрельбы, став привлекать уже внимание армии, что было просто ужасно, а в раскаленном воздухе уже завита запах пороховой гари, жженого мяса и смерти. До цели оставалось двадцать пять метров… недоступно далёкие метры.

У Данте оставался один фосфорный патрон, и он знал, как его использовать. Высунувшись из укрытия, но, ни одна пуля не коснулась его, на секунду он дал залп и белый пучок устремился в борт машины, проплавив его. Тут же прогремел мощный взрыв, разметавший остатки обороны и клубы чёрного дыма чёрным грибом устремились ввысь.

– Быстрее. – Без эмоций скомандовал Данте, и они побежали, а точнее – рванули со всех ног, к зданию, окружённому стеной.

Возле них лежали обгоревшие трупы полицейских и мирных жителей, испачкав улицы своей кровью и углём сгоревшей кожи, на чьих лицах навечно застыла гримаса боли и страха, но, ни Данте, ни Тита это не беспокоило.

Брат-лейтенант, подбегая, дал залп из своего дробовика в замок и она буквально расплавился с куском самой деревянной двери. Затем Данте просто снёс эту дверь с петель, когда вбегал… Но дальше была лишь досада…

Внутри двор был абсолютно запустевшим: везде поросла сорная трава, а тропинки давно заросли всякими сорняками. Сам дом был пуст. В нём отсутствовали окна, и внутри было видно, что внутри царит абсолютное запустение, словно за фасадом дома даже ничего не строили. От постройки был лишь остов и наружные стены, как будто это был макет, поставленный сюда для шутки, колючей издёвки.

– Отбой операции. Груза здесь нет. – Передал Данте по защищённому каналу, инспектору.

– Вас понял, ждите, через полминуты должен подлететь вертолёт, погружайтесь туда и сваливайте из этого проклятого места. Надеюсь, в Султанате всё получится.

………

В километре отсюда.

Северный имам, укрывшись в собственном автомобиле, приложив специальное устройство, больше похожее на тонкую пластину, которое было телефоном.

– Это вы, наш собрат по единобожии?

– Да. – Прозвучал холодный, полный злости голос.

– Господин, у меня были те, кого вы ищите… В священном городе Мекка они кого-то искали. Я прошу вас обратить на это внимание, дабы в будущем пресечь подобные инциденты.

– Ох, спасибо, – Как-то по безумному слащаво зазвучал голос из трубки. – Автократорство благодарит вас за эти сведения, мы установим полный контроль над границами и непременно засечём их, когда они войдут в них, и отследим этих ренегатов.

Глава седьмая. Султан милостивый

Этим временем. Новый Стамбул. На востоке пролива Босфор. Турецкий Султанат.

Клинок Карамазова сверкающей на солнце вспышкой прошёлся по горлу противника, раскроив его. Солдат, облачённый в униформу Гвардии Султана держась на окровавленное горло, упал на за прохладный пол недостройки. Алая жидкость из раны залила багровую форму человека, который без сожалений пошёл на смерть.

Бывший инквизитор отступил на два шага и сделал пару выстрелов из пистолета, стилизованного под оружие восемнадцатого века. Звук пистолетного треска и гвардеец султана был остановлен прямо у самого входа в помещение. По его алой униформе потекла обильно кровь, залившая всю одежду.

В то же время Эмилия своей рапирой, выкованной из титановольфрамового сплава, и заточенной на молекулярном уровне сдерживала наступление противника у противоположного входа одноэтажного недостроенного здания. Её рука, удерживая оружие, то и дело с особым изяществом обрывала жизни тех, кто решил помочь Гвардии Султана, выйдя против них с примитивным оружием. В другой руке она крепко держала пистолет с футуристической конструкцией. Стальная ручка и подложка удерживали на себе раздутый баллон. Сам баллон был сделан из блестящей начищенной меди, и из задней части пистолета к нему подходило несколько трубок, а заканчивался он довольно широким дулом.

Одетые в алые мундиры – красные укреплённые кожаные сапоги, багровые кафтаны, усиленные встроенными пластинами металлического сплава и головным убором с высоким пером цвета кармина, гвардейцы султана, вооружённые удивительными алебардами, представлявшими оружие ближнего боя со встроенным автоматом, продолжали наступление, желая выдавить врагов «Его Великилопнейшества».

Карамазов поставил блок, и сталь его клинка лязгнула об металл алебарды, выдав сноп искр, который разлетелся фонтаном по помещению. Воин Султаната тут же отпрыгнул и нацелил алебарду в грудь бывшему инквизитору и выстрелил. Пули со звоном ударились об броню и посыпались на пол, усладив слух своим бренчанием. В ответ Карамазова нацелил на противника пистолет и попытался выстрелить, но не успел. В лицо солдата султана тут же с рёвом прилетел сгусток черноватой жидкости, ознаменовавший своё попадание звуком смачного шлепка. Гвардеец взялся за лицо и истошно взревел, а уже через несколько секунд упал на пол и упал замертво. Карамазов заглянул в лицо своему противнику, но увидел лишь куски угля и выжженной кожи.

В другой стороне помещения стояла Эмилия, удерживавшая свой дымящийся пистолет на вытянутой руке. В благодарность мужчина в одно мгновение направил свой пистолет в её сторону и сделал оглушительный выстрел. Пуля угодила точно в место крепления алого пера, прошив насквозь голову гвардейца, и брызнула мозгом из затылка. Противник, уже занесший алебарду, с опустошённым магазином, над девушкой, покачнулся и упал замертво на спину, распластав конечности.

Ответ девушки выразился в широкой улыбке, которая продлилась менее секунды, ибо ситуация требовала максимального сосредоточения и не момента упущения.

Карамазов встал у окна постройки. Впереди был лишь заброшенный двор, в котором остался фундамент от старой постройки, выступавший на свет кусками, линиями бетонных заграждений. Средь этих линий и ложились гвардейцы султана, начав обстреливать из своего экзотического оружия полуразрушенный дом. А когда у солдата кончались патроны, он бросался в самоубийственную атаку, решив «Умереть ради Великолепнейшего Султана и родины».

Красным ковром солдаты заполняли весь двор, всё пространство возле заброшенного здания, территория которого была окружена бетонным забором в виде огромных плит.

Бывший инквизитор присмотрелся к положению и сорвал с пояса детонатор. Всё шло так, как он хотел и гвардейцы легли туда, где, как они считали безопасным. Карамазов активировал детонатор, и многие места во внутреннем дворе с его стороны начали безумно фонтанировать чёрной липкой жидкостью, которая покрыла склизкой и вонючей бурой пеленой практически всех противников. Затем устройства, которые изливали вещество подобное нефти дали искры… Через секунду практически всё пространство заполнилось огненным приливом, что адской волной нахлынул на боевых слуг султана. Крики агонии и боли наполнили пространство, разодрав его своей жуткостью. От каждого возгласа стынула кровь в жилах, а десятки неистово вопящих воинов внушали такой ужас остальным, что наступление было попросту сломлено.

Такую же операцию со своей стороны произвела и Эмилия. В этот же момент три десятка гвардейцев султана истошно заорали, став бежать от боли туда, куда могли.

И шестьдесят гвардейцев, штурмовавших дом, обратились в пылающие факелы, практически обернувшись за считанные секунды в уголь. Запах боевого пороха был абсолютно сменён запахом горелой плоти и пылающих химикатов.

Карамазов в это время испытал приступ жуткой душевной боли, от которой за время службы в Инквизиции отвык. Он, издав лёгкое стенание, опёрся на окно, чуть ли упав.

– Что с тобой! – Взволнованно крикнула Эмилия и подбежала к человеку, который за последние дни стал ей чуть небезразличен.

Её ласковая рука коснулась плеча мужчины и почувствовав тёплое прикосновение мужчина выправился во весь рост и убрал клинок в ножны.

– Всё? Выходить можно? – Прозвучал голос, наполненный испуга, издавшийся из угла.

– Выходи. – Чуть ли не рыком ответил Карамазов. – У нас есть ещё несколько минут передышки.

Парнишка, лет двадцати, арабской внешности, чернявый, с карими глазами, одетый в классический костюм, встал рядом Эмилией, облачённой в броню солдат Полк-Ордена, превосходя её ровно на две головы.

На бывшего инквизитора тут же набросились воспоминания, как за последние двадцать минут они оказались в этой передряге. Всё началось с того, что Карамазов и Эмилия, ведомые наводчиком из ордена Лампады, продвигались к объекту.

Новый Стамбул стал воплощением абсолюта всей идей Султаната, а точнее её полной антиутопичности. Город жил в тени величия султана, в буквальном смысле. Огромный дворец, уходивший в высоту не менее чем на километр, в диаметр был все три километра, покрывал тенью практически весь город, что раскинулся возле него. Но на строительстве этого дворца погибло двадцать миллионов человек, возведя его примерно за два года, что преподносилось не иначе, как «Слава и величие детей всеми любимого Великолепного Султана». Дворцовый комплекс состоял из множества серых построек, окружённых прудом, больше похожим на огромное озеро.

Повсюду и везде висели плакаты с изображением верховного правителя. И если человек посмеет выдать неправильный жест возле этого изображения, то подданного могли арестовать на месте и предать тут же суду, за то, что он «Оскверняет священное изображение благословенного правителя».

Люди трепетали перед теми, кто именовал себя Гвардия Султана. Это были элитные подразделения солдат, ставшие «инструментом воли Его Превосходительства». Им была вручена привилегия арестовывать, вершить суд и карать прямо на улице.

Всё в стране, все сферы жизни, определялось не изданными законами, а «Откровениями Султана», которые были не просто законами, а священными правилами, которые необходимы для строжайшего соблюдения. И кто преступит подобное откровение, предавался жестокой прилюдной каре, в виде избиения стальными прутами или более быстрой казнью, ибо «Нарушение установленного правила, есть преступление против слов Его».

Большинство людей в стране отдавали практически половину дохода в Фонд Султана, несмотря на то, что ещё и уплачивали десяти процентный налог. А каждое воскресенье подданные обязаны были отдавать половину своей пищи нищим, так как это «Радовало Его Святейшество». А всякую субботу в храмах, ставших собственностью Султана, люди обязаны были поставить свечку или свершить молитву «За здравие и счастье Правителя, ибо Он стоял подле Господа, став его правой рукой». Те, кто этого избегал, подвергались повешению, при этом объявлялись «Врагами Султана и его родины».

И всё это было лишь частями из длинной вереницы того, что необходимо было сделать для того, что бы «Умилостивить Великого Правителя».

Но, несмотря на такую жестокость и сумасбродность все выражали почтение и безграничную фанатическую любовь к Султану, со слезами радости исполняя всё то, что им положено, ибо «Всё принадлежит Ему, и чтобы умилостивить Его, сделать более Его курс более точным им верным, необходимо отдавать Султану всё, что он пожелает».

И идя по городу, который пребывал в фанатическом экстазе от того, что проживает рядом с «Величайшим Правителем», Карамазов и Эмилия, накинув на себя красные махровые плащи, нарвались на сцену: юноша, облачённый в классический костюм, что не присущ для местного колорита. Парень что-то не поделил с гвардейцем и стоял с ним активно спорил. В конце концов, солдат просто направил алебарду в паренька и спустил затвор. Но Карамазов сработал быстрее. Выстрел из пистолета перебил локтевой сустав, и солдат попросту выронил своё оружие и взревел. Юноша тут же метнулся к ним и попросил его укрыть… С этого момента и понеслась чехарда.

Трое прорывались через город, всё дальше уходя от пункта назначения и продвигаясь к старому недостроенному зданию, в котором бывший Верховный Инквизитор устроил убежище на случай того, если что-то пойдёт не так… И чувство справедливости подвело его, загнав в угол…

– Вы знаете, что будет если вы меня спасёте? – Горделиво заявил парень, оборвав все воспоминания своего спасителя. – Я сын самого Султана и он вас озолотит, когда всё узнает.

– Так почему же тебя не узнала Гвардия? – Возмутилась Эмилия.

– Я был без специальной печати, забыл её во Дворце, когда вышел пройтись. Да и костюма на мне не было. – Слегка опустив свой лик, ответил парень.

– Я надеюсь, ты говоришь правду, и твой отец не оторвёт нам головы за то, что мы устроили бойню в рядах его Гвардии. – Тяжко ответил Карамазов и подался посмотреть через окно.

– Уходи в укрытие. – Строго приказал спаситель. – Прячься. – Кинул Карамазов и вынул клинок с пистолетом.

– Что там? – Вопросила девушка, приготовившись использовать оружие.

– Второй раунд. – Холодно дал ответ мужчина и приготовился к бою. – Защищай свой участок. – Сказал напарник и затем более ласково добавил. – Только будь осторожнее, прошу тебя.

– Хорошо, дорогой мой. – Игриво ответила Эмилия и обнажила сверкнувшую рапиру.

Внезапно в динамик у уха зашипел и из него, прерываясь статикой и помехами полился голос:

– Господин Карамазов, что случилось? Мы засекаем возле вас множественные сигнатуры. Не менее трёхсот целей.

– Аметист-2-1, операция на грани срыва, нас зажали в угол. Нам нужна поддержка. Отправляйте её по тем координатам, где засечёте сигнал.

– Есть, поддержка будет через пять минут. Конец связи.

К зданию пожаловали ещё сотни Гвардейцев Султана, которые получили приказ захватить постройку любой ценой, несмотря на любые потери. Люди, облачённые в красное обмундирование, словно кровь из раны, под чёткие и громогласные команды, хлынули во внешний двор, став образовывать стройные порядки, взяв точку обороны в плотный квадрат

Через минуту они выстроились плотным строем у дома, поставив алебарды у правого плеча, не став их возводить в боевое положение, словно ожидая нечто того, что должно закономерно случиться.

Сквозь стройные ряды прошёл высокий и крупный мужчина, при виде которого солдаты вытянулись ещё сильнее. Он был облачён в золотую, но довольно простую по своей отделке броню, став подобным воинам из древних легенд. Мужчина встал посреди двора, и всякий звук пропал, ибо затих даже ветер.

Доспехи воина представляли собой высокие сапоги, крепившиеся к наколенникам, которые в свою очередь поддерживали щитками, защищавшими четырёхглавую мышцу. Грудь была покрыта золотой пластиной с изображением полумесяца, перекрещённого с клинком. Пресс же закрывало пластинчатое бронирование. Руки закрывались такими же сверкающими золотыми пластинами, которые уходили под латные перчатки. На шее прекрасного воителя крепился пурпурный плащ, сотканный из дорого шёлка. Шлем на бойце отсутствовал, и поэтому на виду было его лицо.

Странный, но в, то, же время великолепный воин имел довольно приятные смуглые черты лица, которые, то и дело пропадали в свечении и отсветах его брони, а роскошные длинные волосы уходили под броню.

Мужчина поднёс руку к горлу, специально подкашлянул и тут же полился певучий и приятный, словно музыка ангелов, голос:

– Я командир Гвардии Султана, хранитель Стамбула и Земной Ангел Господня, приказываю вам сдаться и сложить оружие, только тогда вас постигнет справедливый суд Его.

У Карамазова не было времени на всяческое рассуждение, он должен был действовать моментально.

– Эмилия. – Воззвал напарник.

– Да? – Чуть волнуясь, спросила Эмилия, понимая, к чему сейчас будет клонить бывший инквизитор.

– Оставайся здесь и охраняй парня.

– Ты уверен? – С дрожащим голосом спросила девушка, явно не желая отпускать мужчину во двор.

– Нам их не удержать, врагов слишком много. Я просто постараюсь выиграть время до прихода помощи. – Спокойно ответил Карамазов и перчаткой взялся за аккуратный подборок и позволил себе то, что строжайше запрещалось в Инквизиции, и от чего бы в обморок от глубочайшего удивления упали бы Морс, Эстебано и Верховный Отец.

Под неистовое биение собственного сердца, которое готово было разорвать грудную клетку, под дикое волнение, сковавшее его рассудок и заставлявшее чувствовать пульс в виске, под все сомнения и чёрные мысли, что терзали его сознание, под гнётом сложившейся обстановки, Карамазов позволил себе поцеловать Эмилию… Это был скоротечный, даже неприлично короткий поцелуй, длившийся пару секунд. Иссохшие и исцарапанные временем, грубые как вся планетарная действительность, губы бывшего Верховного Инквизитора коснулись мягких и наполненных жизнью губ девушки…

После чего мужчина тяжело выдохнул, вынул сверкающий клинок и двинулся навстречу судьбе, которая взывала к нему, ждала за порогом разрушенного здания.

Как только Карамазов переступил проход дома, то в ту же секунду, словно в одно движение с идеальной синхронностью была наведена сотня стволов, способных за пару секунд сделать из него просто месиво.

– Ты вышел сдаваться? – По-турецки спросил золотой воитель.

– Нет, – мрачно и на том же языке ответил Карамазов и убрал пистолет в кобуру за поясом. – Я вышел, чтобы сразиться с тобой. – Добавил бывший инквизитор и припустил свой клинок к земле, встав в боевую стойку.

– Что ж, ты не оставляешь мне выбора. – Печально сказал великолепный воин и тут же сделал пару движений рукой.

Гвардия Султана вокруг встала в обычный строй, убрав алебарды, а хранителю Стамбула вынесли его клинок.

Воин аккуратно взял его и обхватил двумя руками, встав в боевую позицию. В это же мгновение двуручный ятаган засиял на солнце подобно яркой звезде востока. Но этого было недостаточно, и командир Гвардии нажал кнопку на ручке драгоценного клинка. Меч тут же заиграл потоками энергии, что кутали его словно паутина.

– Мой меч – закон, я его хранитель. – Сказал золотой воин и пошёл в атаку, предварительно скинув с себя плащ.

Когда кусок пурпурной ткани упал на землю, то стал виден небольшой плоский горб на спине хранителя Стамбула и Карамазову сразу стало ясно, что его броня это один экзоскелет, дающий неоспоримое преимущество в бою…

Первым удар нанёс удар хранитель. Его клинок прошёлся в сантиметрах от брони бывшего инквизитора, который уклонился от удара. Шипящий энергией меч ударился о землю, отколов несколько кусочков бетона.

Карамазов ответил тем, что попытался нанести колющий удар в живот своему врагу, но его сверкающее лезвие угодило в пустоту. Затем инквизитор отразил мощный и быстрый удар, направленный ему в шею, поставив блок. Когда два клинка столкнулись, на землю посыпался сноп искр, забрызгавших бетонные остова. Неестественная сила экзоскелета заставила Карамазова упасть на одно колено, но он сумел юрко выйти из-под удара и вражий меч вновь перепахал землю.

Инквизитор со всей силы нанёс рубящий удар в живот врагу, оказавшись сбоку от него. Но скорости реакции врага хватило, что бы лезвие прошло мимо, разрезав воздух, а в тоже время золотой воитель направил ему удар в ноги. Карамазов успел подпрыгнуть, и сверкающий меч пронёсся под ним, но хранитель Стамбула не думал останавливаться. Он тут же вывел меч в рубящее положение и со всей силы нанёс удар плашмя. Карамазов в последние секунды успел отойти назад, и острие, гудя от энергии, пронеслось в сантиметрах от его носа.

Карамазов в эту же секунду сделал выпад, но противник успел выпрямиться и в процессе этого ещё увернуться, отойдя в сторону. Золотой командир ушёл в бок и уже он на этот раз сделал замах мечом в торс своего противника.

Бывший инквизитор не успел отойти и рефлекторно выставил блок, и это было единственным, что его спасло от рассечения надвое. Два клинка встретились в ударе, и оружие Карамазова еле как остановило напор, остановов ятаган в миллиметрах от своего корпуса.

«Ангел на земле» мгновенно высвободил левую руку и за доли секунды уже сжал её на шее своего врага. Послышались стенания и всхлипы буквально висевшего мужчины, который сдаваться не собирался. Карамазов освободил от блока руку и направил свой меч в открытое место доспеха. Острый и сверкающий, наточенный меч инквизитора, выполненный в стиле длинного клинка, имевшего закрытую гарду, направился прямо в лицо врагу, который понял опасность, но опоздал.

Холодная сталь рассекла щёку и прошлась через бровь, выкосив так же и часть волос. Золотой воитель отбросил Карамазова и отошёл на пару шагов, взявшись за ранение. На золотой перчатке оказалась алая и густая кровь.

– Ты ранил меня! – Воскликнул командир Гвардии и встрпетнул плечами, вновь обхватив своя ятаган.

Карамазов тем временем, отдышавшись, принял снова боевое положение и устремился к своему врагу, который стал ещё злее, а значит, опаснее. Но в этот раз бывший инквизитор просчитался.

Меч врага искусно обошёл блок и устремился к нижней части тела. Карамазов успел только отойти на шаг, но острие ятагана прошлось ему по ноге, оставив глубокий порез.

Мужчина вскрикнул и схватился за ногу, которая стала как ватная. Электрический импульс парализовал его конечность и часть другой, отчего парень просто упал на землю, выронив свой меч.

– Во искупление грехов перед Султаном, его святейшеством, перед «Рукой Господней», я исполняю приговор Его, даруя милость заблудшей душе. – Вымолвил хранитель Стамбула и занёс ятаган, всё так же сверкающий и шипящий энергией над отползающим Карамазовым, чьи секунды были сочтены…

Внезапно в бок золотому гиганту врезается Эмилия, ударив рапирой ему прямо в грудь. Превосходная заточка рапиры пробила доспех, повредив системы энергообеспечения и добравшись до рёбер. В ответ командир Гвардии окатил девушку пощечиной, и она отлетела на два метра, приложившись затылком о бетон.

Внезапно в Карамазове вспыхнула ненависть и гнев, переборовшие всякую слабость и боль. Пребывая в ярости и жажде мести, он сумел приподняться, вынуть пистолет и дать залп прямо в спину.

Генератор на спине золотого воителя издал звук торможения. Его правая часть неистово задымила, а затем плюнулась кусками золота и облаком огня. Золотой воитель встал на четвереньки не в силах превозмогать вес своего костюма, который накинулся на все его мышцы, без механической поддержки.

Гвардейцы Султана опешили от того, что их командир был повержен, но и готовились свершить возмездье над теми, кто его опрокинул.

Но они не ожидали прибытия солдат ордена Лампады. Два приближающихся вертолёта дали залп из крупнокалиберных орудий, вспахав землю, перемолов вместе с ней часть гвардейцев, порвав их в мясо. За несколько секунд полсотни противников, представлявших сгруппированную цель, были перемолоты залповым огнём.

С вертолётов, выкрашенных в чёрные цвета, стали десантироваться бойцы в стандартной броне своего воинства. Вооружённые АК-899 они навели ужас на гвардейцев, которые бежали от них.

– Расчищайте площадку! – Закричал приказ их командира.

Внезапно на улицу перед местом боя выехал БТР, загруженный противниками, и вооружённый автопушкой. Авиация ордена Лампады ответила ракетным огнём, и БТР взметнулся к небу кусками вспоротого и расплавленного металла, изжарив внутри и команду.

Двенадцать солдат ордена мастерски истребили противников вокруг, расчистив площадку для посадки вертолёта, но внезапно в одну из машин угождает снаряд, от которого вёл шлейф дыма и небесная птица, задымившись с грохотом, рухнула на ближайшую улицу, обозначив свой конец яростным взрывом.

Возле места обороны стали выстраиваться солдаты, чем-то напоминавшие воинов ордена. Практически в схожем обмундировании, удерживая в руках, похожие на длинные винтовки они неумолимо наступали.

Солдаты ордена ответили шквальным огнём в их сторону, но получили симметричный ответ, впервые встретившись с теми, кто был так же опытен и обучен. Каждый выстрел винтовок очень метко ложился и временами даже ранил воинов ордена. И вот выстрел винтовки угождает прямо в лицо воину из ордена, прострелив ему голову насквозь и бедолага, выронив свой автомат, падает на колени, а затем на землю. Орден мог лишь ответить яростным огнём, уничтожив гнусного противника в вихре масс-реактивных пуль, порвавших его тело на куски мяса.

Затянувшийся бой грозил закончиться не в пользу сил ордена, которые уже начинали тесниться противником, всё ближе подходящих к позициям защиты.

Но внезапно на стороне противника заглох всякий огонь и звуки залпов, когда прозвучало несколько слов на турецком, призывающих закончить пальбу.

– Орден! – Вскрикнул Карамазов. – Прекратить огонь!

Наступила тишина и местность грезил накрыть туман войны, исходящий от поверженной техники. Повсюду валялись трупы, усеявшие двор возле постройки, став символом того, что ради своего правителя солдаты готовы пойти даже на безрассудную смерть.

Внезапно к обороняющимся вышел человек, облачённый в традиционный богатый турецкий костюм цвета беж. Слегка морщинистое лицо мужчины отражало зрелость. Он был лысоват, а оставшиеся волосы имели седой оттенок.

– По какому праву вы вторглись в наш город и устроили здесь бойню?! – Вспылил человек.

– Дядюшка Эфенди! – Закричал юноша, подавшийся из здания. – Дядюшка Эфенди, я сейчас всё объясню.

– Так это из-за тебя сегодня умерло более трёхсот человек, и мне пришлось привлечь Чёрных Серафимов? – Гневно сказал старый мужчина. – Да ты знаешь, что сделает за это с тобой Великий Султан, будь его имя благословенно.

– Дядя, эти люди просто меня спасли от Гвардейцев, которые не узнали моё лицо и готовились казнить.

– Да я… Ладно, – выдохнул Эфенди и более спокойно заговорил. – Поговорим во Дворце, вместе с твоим отцом, да будет имя его благословенно. – И обратившись к солдатам, громогласно заявил. – Чёрные Серафимы, доставьте его во Дворец!

– Так точно! – Хором ответили бойцы и взяли под конвой парня, который поспешил удалиться с места бойни.

– Кто здесь главный!? – Крепким, сильным голосом громко вопросил Эфенди.

– Я! – Хрипом ответил Карамазов и перебинтованный, поддерживаемый Эмилией подковылял к турку.

– Кто вы? – Строго вопросил служитель Султана, заведя руки за спину, показывая тем самым, что здороваться с противником не собирается.

– Я Карамазов, бывш… – Сорвавшись на кашель, не успел договорить мужчина, перешедший на турецкий.

Эмилия тут же обхватила своего напарника за грудь.

– Ох, так вы легенда, об которую вытерли ноги. – Удивлённо начал турк. – Что ж, в таком случае, я рад знакомству.

После этих слов мужчина подал руку для приветствия уважаемому неприятелю и более дружелюбно заговорил:

– Я Эфенди, заместитель Султана, будь благословенно его имя, по внутренним делам и внешней разведке, а так же «почтенный дядя» семейства.

В ответ Карамазов попытался подать руку, но его нога была ещё слаба, и мужчина чуть не рухнул на землю, при этом задев протянутую ладонь знатного турка, испачкав её сажей.

– Вы не видите, он слаб. – Гневно заговорила девушка. – Можно обойтись сейчас и без этикета.

Эфенди убрал руку обратно за спину и изложил требование:

– Что ж… Назовите цель вашего визита.

– Мы ищем дом, по адресу Откровение Пророка-23, северная часть города.

– Ах, я знаю это место. – С лёгкой улыбкой заговорил «дядя». – Это место полтора назад года арендовал на неопределённый срок мужчина, представившийся как «паломник, желающий увидеть величие Султана», да будет благословенно его имя. Меня это заинтересовало, что я сам занялся этим делом, но всё оказалось в порядке. И сейчас там даже очень красивое и примечательное…ничего. – Сойдя на шутку, попытался поднять себе настроение Эфенди.

– Как?! – Встревожено вопросил Карамазов.

– Вот так вот. А теперь уходите из города, пока мы вам позволяем. Хоть сегодня вы и проявили себя как герои, но это не отменяет того, что вы нарушили «Слова Его».

После этих слов, сказанных весьма спокойно и дружелюбно, Эфенди развернулся и пошагал прочь от поля боя, кинув напоследок фразу:

– А из вас хорошая бы пара вышла.

Карамазов не был разбит. Оставшись без ничего и ни с чем, практически лишившись ноги, потеряв свой меч, он всё же выиграл от сегодняшней операции. «Милость Султана», выраженная в том парне, которого они встретили, и поставившая его перед лицом смертельной опасности позволила пойти ему на тот поступок, который бы он никогда не совершил.

И свой приз от этой операции он удерживал за талию, а точнее держался за неё, чтобы не рухнуть на землю от усталости и ранений. И возможно для него это было даже большим, чем если бы операция увенчалась успехом…

– Надеюсь, тот Эфенди сказал правду. – Сказала девушка, чем вызвала раскат тепла по душе бывшего инквизитора.

– Я тоже надеюсь. – Ответил Карамазов и потянулся для того, чтобы поцеловать девушку, надеясь на более продолжительный поцелуй, но внезапно сорвался от боли, едва ли не упав на землю.

Эмиля тяжко выдохнула и во всю горло обратилась к солдатам:

– Орден, собраться и приготовиться к отступлению на базу! Проверьте своё оружие и амуницию. Останавливаться нигде не будем.

Карамазов уже заковылял к вертолёту, как его окликнули певучим мужским голосом:

– Воин, постой!

Бывший инквизитор обернулся и увидел, как с его клинком, изрядно скрючившись, в руках стоит золотой воитель, хранитель Стамбула, с явным вызовом во взгляде.

Глава восьмая. Отвлекающий манёвр или план на самоубийство

Север Великой Пустоши. В ста километрах от границы с Директорией Коммун. Спустя два дня.

Как и всегда здесь было серо и уныло, а радиационные ветры напевали свою скорбную песнь былых времён, которые становились ушедшим призраком дней минувшей свободы… Да, ветер, насыщенный радиацией плясал по всей пустоши, ничем не останавливаемый.

Солнца в этих местах не было подолгу, только изредка, чуть больше десятка раз в году оно могло прорваться через грузный и «каменный» небосвод, чем изрядно радовало жителей Пустоши.

Сейчас здесь было довольно прохладно, но главное, чтобы не пошёл снег, ибо он собрал в себя чуть не всю таблицу Менделеева, впитав в себя чёрные выхлопы из мануфакториев.

Серый песок, серая земля, бесцветный небосвод. Всё было настолько меланхоличным, что можно было спокойно сойти с ума, насмотревшись на эту картину угнетения жизни и природы.

И на севере этой Территории расположился один из самых непримечательных посёлков городского типа, стоявший на цвета серого гранита барханах, к которому вела единственная дорога. Сей поселение нельзя были назвать ни деревней, ни селом, ибо тут на заражённой земле ничего нельзя было вырастить, а если и кто-то заводил огород, то не было никакой гарантии, что урожай не съест своего огородника…, точнее – не съест его радиацией.

Поселение представляло собой по форме ровно четырёхугольник, практически квадрат. В нём было всего четыре длинных и широких дороги, расположившиеся крестом и проходящих через весь посёлок, связав воедино его концы. А посередине, на месте схождения дорог была устроена большая площадь с двадцати метровым монументом нового правителя, удерживающего в руке клинок, устремлённый к небесам, прибавляющий к статуе ещё три метра.

В этом маленьком городке было всё, что предписывал Кодекс Градостроительства, составленный с пожеланиями всеми Департаментами Власти, а именно: часовня Христианской Конгрегации Праведной веры, культовый дом Конгрегации Веры в Государство, здание Трибунала, административный центр Все-Министерства, представленный в отделах Имперор Магистратос и «Оплоте Старосты». Всё в городке подчинялось тому, что и как скажут представители Департаментов Власти.

Но для сегодняшних незваных гостей ценность представляли не культовые или административные постройки. А совершенно иное, абсолютно слившееся с местностью, ставшее воплощением его серости и убогости, но несущие в себе свет будущего, луч практически потухнувшей надежды.

Это серая двухэтажная постройка тихо и мирно стояла на краю города, ничем не примечательная и выдающаяся. Она стояла на дальнем краю северо-востока посёлка, прямо у самой дороги, став одной из многих, подобной своим стилем одинаковым в этом, районе, поселении. Стиль постройки подобного типа был утверждён Кодексом Градостроительства, и любое отступление от него строго каралось законом.

Дом был выполнен из серого камня, став подобным коробке, такие же острые углы такие же ровные углы и общая неприметность. Только крыша имела отличительные черты, будучи исполнена в светло-серой окраске черепицы, а не в «безликом сером», как и все в этом мрачном посёлке. Впрочем, это и было единственной отличительной чертой этого тусклого домика.

И вокруг строения, которое могло привлечь своё внимание только черепицей, было не меньше сотни подобных построек, сделанных либо из камня, либо из более современного материала, напоминающим бесцветный пластик.

На обратном краю города, а точнее за ним, под покровом скрытности, укрывшись за одним из барханов из серого песка, собралось несколько человек, приготовившихся войти в городок и забрать то, что так давно искали.

Всего было семь человек, да и чёрный вертолёт прямо за ними, который сюда их и доставил. Возле вертолёта лежало несколько открытых сумок, в которых некогда находилось снаряжение.

– Вот скажи мне, Карамазов, что дал тебе тот бой? – Словно с сарказмом спросил мужчина в длинном бежевом пальто.

– Морс, я получил новое изящное оружие, взамен старого. – С лёгкой радостью, которой так давно не было в мужчине, прозвучал ответ.

И бывший инквизитор вспомнил, как тот воитель в золотых доспехах, восставший из собственного поражения и позора, с глубоким уважением отнёсся к воину, нанёсшему ему поражение. В знак почтения он вернул старый клинок Карамазова и преподнёс ему новый, более совершенный. Свежий меч был выкован из самых прочных и гибких сплавов, заточенный по самым последним технологиям вплоть до последней молекулы на мече и исполненный в стиле древней Византийской Империи оружия, перекованного немного на новый манер, похожего на парамерион.

Внезапно зазвучал мягкий женский голос, разорвавший вуаль нечётких и затуманенных воспоминаний, преисполненный лёгким, но наигранным возмущением:

– И только?

В ответ, высокий мужчина, закованный в доспешный костюм, подошёл к девушке, на которой была броня солдат ордена, только без шлема, крепко обнял её и поцеловал в губы.

– Вот холера…Карамазов, никогда бы не поверил в то, что вижу.

– Так, настройтесь на операцию. Ласкам предадитесь позже. – Холодно упрекнул всех Данте, зарядивший в свой пистолет новый магазин с фосфорными боеприпасами.

Магистр, накинувший на себя свой привычный и излюбленный наряд, опустил пистолет в кобуру, висевшую на бедре, и обратился к человеку, полностью экипировавшим амуницию ордена:

– Брат-лейтенант Тит, что сообщил Флорентин?

– Он передаёт, что в посёлке присутствует незначительный контингент полиции, в виде двадцати человек, усиленных двадцатью одним уличным комиссаром и десятью бойцами поместного церковного ополчения.

– Духовно-просветительские войска?

– Ещё не передислоцированы.

Внезапно к ним подошёл Морс и, разведя руками, с толикой недовольства заговорил:

– Вы же понимаете, что нам нужно попасть незамеченными в посёлок. Если мы как-то проявим себя, то вряд ли уже успеем выбраться отсюда.

– Если у тебя есть идея, то ты можешь высказаться. – Попросил Тит, сложив руки на бёдрах.

– Пару секунд. – Скоротечно сказал Морс и отвлёкся на рацию, которая зашипела у него в кармане брюк. – На связи.

– Морс, я установил заряды в северо-западной части города, прямо под управлением полиции и местным зданием трибунала. Так же, как вы и просили, по периметру района разбросано несколько дымовых шашек. Буду ждать вашей команды.

– Это жестоко. – Ввязалась Эмилия, незаметно подошедшая и подслушавшая передачу по рации. – Эти люди нам ничего не сделали. Они просто выполняют свою работу.

– У нас нет иного выбора. – Разведя руками, ответил Морс и тут же упрекнул её тем же. – Два дня назад ты убивала тех людей, хотя они тоже просто выполняли свою работу.

На это девушка возмущённо ответила:

– То было совсем другое, мы защищали свои жизни, а не убивали ради цели. – И тут же девица перешла к вопросу. – А как же наш первоначальный план? Разве он уже отброшен?

– Мы не можем рисковать. Флорентин до сих пор не вышел на связь, а прошло уже три часа. Все попытки связаться с ним провалились. Мы не знаем, договорился ли он с хозяевами дома или они его прихлопнули. – После сказанных слов мужчина остановился, вобрал воздуха и более прозаично продолжил. – Пойми, для того, чтобы достигнуть высшей цели, необходимы жертвы, ибо без них невозможна сама победа.

– Тогда чем мы отличаемся от фанатиков Рейха или религиозных изуверов Аравийской Конфедерации? – Вмешался Карамазов, подошедший к Эмилии, опустивший на её правое плечо свою руку, обняв девушку.

– Ох, это я слышу от Верховного Инквизитора, что за год отправлял тысячи людей на жестокие казни. Того человека, чьи руки по локоть в крови тех, кто решил выбрать свой путь веры в Рейхе, за что и подверглись каре. – И немного подавшись вперёд, инспектор заключил. – Не тебе мне говорить о целях и крови, мясник.

Карамазов схватился на рукоять клинка, обтянутую кожей, покрашенной в чёрный цвет, со звоном слегка обнажив лезвие клинка. Морс ответил тем, что за долю секунду запустил руку назад и взялся за ручку пистолета, сокрытую за пальто, продолжая в левой руке удерживать рацию.

– Брат, ты знаешь, что даже твоя броня не выдержит этого выстрела. Не заставляй меня это делать. – Грозно сказал Морс, но поняв, что дальнейшие угрозы только обострят ситуацию, отпустил пистолет, посмотрел на Эмилию, чья рука опустилась на рапиру и более мягко и спокойнее заговорил. – Хорошо, брат, но знай, я делаю это только для тебя. – И активировав рацию, инспектор недовольным сухим голосом обратился к своему агенту. – Эштон, настрой, пожалуйста, заряды не на взрыв, а на испускание нервнопаралитического газа.

– Вас понял, на это уйдёт десять минут, если я не попадусь уличным комиссарам или на камеры.

– Спасибо. – Тяжко ответил Морс и убрал рацию в пальто, обратившись ко всем. – Радуйтесь, что взрывчатка многоцелевая.

Когда всё успокоилось и все стали довольны новым планом, ожидать оставалось около десяти минут. За это время Тит и Карамазов сумели завести диалог насчёт двух одинаковых пистолетов, которые у них нашлись. Только разница состояла в том, что пистолет Тита имел серебряную отделку и был найден в канализации Рима, способен был вести огонь сразу несколькими пулями, а оружие Карамазова сделано на заказ и имело большую дальность. В это время Морс и Данте обрабатывали детали плана, делая его более отточенным и понятным. Но внезапно на исходе девятой минуты устройство связи магистра, прикреплённое к уху, активировалось:

– Да. – Холодно попросил Данте.

– Это Флорентин. – Послышался запыхавшийся голос со старческой отдышкой.

– Мы ждали твоего ответа. – В словах магистра могла почувствоваться лёгкая толика радости.

– Вы должны скорее прийти сюда. У нас у всех очень мало времени.

После этих слов связь оборвалась и вновь настала тишина. Все знали, что сейчас начнётся «веселье», и время будет считаться секундами. Все понимали, что сейчас у них нет права на ошибку и от каждого их действия зависит исход мира.

– Вы, оставайтесь и охраняйте вертолёт! – Ледяным воем крикнул Данте двум солдатам ордена, быстро метнув свой взгляд на инспектора, который всё понял за доли секунды:

– Эштон, исполняй! – Приказал Морс по рации. – И выходи из посёлка самостоятельно. У нас не будет времени на тебя.

После этого приказа все бегом рванули к городу, который был в трёхстах метрах от первоначальных позиций. Вид на город был уныл и даже вызывал отчаяние чем-то. Ряды серых двухэтажных домов, по двадцать пять в каждом районе. Чем-то отличались только постройки, принадлежащие Департаментам Власти. В диаметр посёлок был свершено небольшим, примерно один километр и поэтому команда до цели добежала примерно за восемь минут, сохраняя силы.

По пути им не попалось ни одного полицейского или уличного полицейского, а посему группа добежала до цели, оставшись практически незамеченной, погрузившись и слившись с мириад серых сооружений.

Перед нужным зданием стояло два человека, о чём-то активно разговаривающих и явно спорящих. Первый был облачён в обычный классический костюм старого типа: рубашка, ботинки, брюки и аккуратный жилет. Но вот второй. На нём был расшитый чёрный кафтан и тканевые штаны, уходившие под кожаные высокие сапоги, словно этот человек вышел прямиком из средневекового государства. И догадаться по седой бороде и длинным волосам, что это Флорентин, не составило труда.

– Флорентин, ты нас вызывал? – С лёгкой отдышкой, но столь, же прохладно спросил Данте. – Почему так долго не выходил на связь.

– Потому что наши стены не пропускают радиосигналов. – Строго ответил рядом стоящий человек и продолжил столь неприветливо, явно пребывая не в восторге от «гостей». – А вы я так понимаю те, кто должны забрать мою госпожу?

– Да, где она? – Взбудоражено спросил Морс.

– Не торопитесь, у нас для вас плохие вести, иначе бы вы сюда так быстро не явились. Сюда идут силы противника.

Волна ошеломления накрыла всех, кто стоял у двери, только человек в костюме слуги стоял с каменным лицом. Данте всё же разразился вопросом, чем и свергнул повисшую секундную тишину:

– Сколько? С какой стороны.

– Дальние авгуры и агенты на местах сообщают, что наступают две роты Армии Рейха с юга, поддерживаемые лёгкой техникой и сразу на ними полк из Лекс-Милитарис.

– Проклятый Трибунал. – Выругался Тит.

– Как вы будите выводить мою госпожу? – Поинтересовался слуга, приложив руку к подбородку.

– У нас есть вертолёт. – Начал Карамазов. – На нём мы сможем отойти и вывезти отсюда девушку.

– Плохая идея. – Сморщив и без того морщинистое лицо сказал Слуга. – Никак не подойдёт.

Тут зазвучал голос Морса, в котором слышались нотки недовольства и надменности:

– Простите, а вы военный стратег?

Сложив руки на груди, после чего опустив их и подняв голову, посмотрев прямо в глаза инспектору, слуга ответил:

– Ну, почти. Позвольте представиться. Я Дюпон фон Ульрих, ветеран воины в Иллирии, участник битвы за «Кровавый Выступ», а иначе «Шип Розы», полковник в отставке, ну и последний командир, его маршал-командор, нанятый Верховным Лордом для охраны.

– Орден Пурпурного Креста. – Практически неслышимо сорвалось с губ Данте, но Дюпон всё же услышал знакомое сочетание букв и обратился к магистру:

– Да, мы когда-то с вашим орденом были братьями, до «Часа предательства ангелов» и «Расплаты огнём».

– Мы думали, вас уничтожили при штурме Афин. – В голосе Данте явно пробивались нотки удивления, которые медленно брали верх над хладностью. – Как вам удалось выжить?

– Давайте вернёмся к действительности. – Потребовал Дюпон. – Давайте выработаем план, как вы будите выводить отсюда мою госпожу.

Внезапно Тит активировал устройство на шее, у воротника брони, тут же послышались помехи статики, её отменный треск, и обратился в него:

– Пилот, забирай двух воинов, поднимай вертолёт в воздух и веди её к заданным ранее координатам.

– Есть. – Последовало ответом из устройства.

– Что ты делаешь? – Возмущённо вопросил Карамазов. – Что ты задумал? Объяснись немедленно!

На наполненную гневом и негодованием речь бывшего инквизитора брат-лейтенант ответил холодным спокойствием:

– У меня есть план. Когда вертолёт сядет, вы погрузитесь в него и полетите в сторону севера, сделав крюк, отправляйтесь к цели. Местная полиция нас не потревожит. Так вы избежите нежелательной встречи с войсками противника.

– Это же не весь план? – Стал докапываться Морс.

– Я останусь здесь и займу оборону. Их цель это мы все. Встретив здесь сопротивление, они будут думать, что встретились с нами и увязнут здесь надолго. За это время вы сможете далеко уйти.

– Это же верное самоубийство! – Вскрикнул Карамазов и тут же громогласно заявил. – Ты не можешь быть один! Я останусь с тобой.

В момент, когда губы мужчины сомкнулись, серебристые глаза единственной девушки поникли тенью, а её лик перестал отражать внутренний свет, словно вобрав в себя суть сумерек. Тит понимал, что Эмилия не может ничего сказать против, воспротивиться этим словам, ибо она сама воин и знает, что есть истинное братство… А потому брат-лейтенант ответил своему другу:

– Карамазов, – Положив руку на плечо бывшему слуге Рейха, начал Флоренций. – Ты прав, это истинное самоубийство и план мой – самоубийственный. Но ты обрёл то, чего не можешь потерять. – Посмотрев на девушку, сказал Тит. – Попросту не имеешь права. – Флоренций усмехнулся. – Отступи сейчас и ты сможешь рассказывать истории о собственных подвигах не только друзьям. Я не в первый раз буду удерживать бессмысленную оборону.

– Достопочтенный господин, – обратившись к Карамазову, заговорил Дюпон. – Он будет не один. С ним будет вся сила, слава и ярость ордена Пурпурного Креста.

– Хорошо. – Бессильно кинул Карамазов и, взявшись за плечи Тита, вдохновенно сказал. – Ты истинный брат, мне было честью служить с тобой. – Последняя пара слов грозили сгинуть в надвигающимся шуме лопастей вертолёта, который, разгоняя пыль, вздымая её клубами к небу, стал садиться на землю, прямиком на широкую и гладкую улицу, распугав немногочисленных зевак. Чёрная машина, хищной птицей села на заданное место.

– Вот и ваш транспорт пожаловал. – С лёгким сарказмом обозначил посадку вертолёта Тит.

Все стали готовиться к отбытию. Дюпон и дюжина охранников, вывел из здания прекрасную девушку в красном платье, на невысоких каблуках с цветом волос красной меди. Лицо дамы выражало обеспокоенность и тревогу, но тёплые слова Флорентина и Дюпона смогли её успокоить. Из голубых, как глубины океанов, глаз девушку потекли слёзы, и она на прощание обняла своего верного слугу.

Тем временем к Флоренцию подошёл инспектор, одаривший его не только словами восхищения, гордясь и превознося подвиг своего друга и брата по ордену, но и собственным оружием. Это оказался очень странный громоздкий и плосковатый пистолет. Ручка была сделана из стали. Под неё крепился курок, возле которого сразу была большой магазин, крепившейся под ствол. Конец оружия был представлен в виде двух дул, исполненных в виде многодырчатых пламегасителей. Мор сразу предупредил Тита, что это оружие рассчитано на два выстрела. Брат-лейтенант поблагодарил своего друга за этот подарок…

Как бы ни было долгим или коротким прощание, но оно закончилось. Чёрный вертолёт взмыл небо и поспешил скрыться в севере с важным грузом на борту, оставив после себя лишь облако серой пыли. Тит Флоренций остался на земле, готовый исполнить собственную клятву. Но в этом он был не один.

Дюпон фон Ульрих тут же отдал команду своим людям о формировании защитного периметра возле главной площади, и там жен устроить полевой штаб, несмотря на то, что вся эта местность легко простреливалась с четырёх сторон.

Из здания, где последние полтора года пробыла Калья, бегом, как на марше, выбежало не менее пятидесяти человек, одетых в классические костюмы с жилеткой, но при этом усиленных бронежилетом. Каждый боец держал в руке крайне интересное оружие, не похожее на вооружение солдат Автократорства или ордена. Это были винтовки, выкрашенные в белый цвет, имеющие цифровой приплюснутый оптический прицел, сильно изогнутую рукоять и длинный ствол.

– Господин Тит, вы понимаете, что наша оборона долго не продержится? – Передёргивая затвор на своей винтовке, мрачно сказал Дюпон.

– Но мы должны сделать, всё что сможем, всё, что от нас потребуется.

– Ну что ж, с нашим долгом всё становится намного проще. – Холодно, даже как-то серо, улыбнувшись, проговорил Ульрих, затем командирским голосом обратился к своим бойцам. – Займите главную площадь! Занимайте оборону в домах. Вышвырнете оттуда гражданских!

После этого приказа какая-то часть солдат быстро забежала в дома, расположенных с южной стороны и оборудовала огневые точки, а испуганным и ошеломлённым гражданам пришлось искать убежище в других квартирах.

К двум командирам подбежал обычный солдат, изрядно запыхавшись, выдал:

– Маршал-командор, авгуры ближнего действия сообщают, что противник на расстоянии километра. Они будут минимум через две минуты.

– Вот и посмотрим, из чего сделаны солдаты этих краёв. – Едва ли не рыком проговорил Дюпон, сильно изменившись в лице, мгновенно прильнув к своему устройству радиопередачи на шее. – Последние солдаты ордена! Приготовиться к бою!

«Вот он и конец». – Подумал про себя Тит. Он стоял и видел, как бойцы некогда славной организации занимают позиции у монумента нового правителя, у зданий и в домах, приготовившись искупить грех позора кровью, исполняя свой последний и истинный долг – охранять свою родину, даже от безумцев внутри неё.

Флоренций сам добежал до огромной статуи Архиканцлера, заняв позицию вместе с Дюпоном фон Ульрихом. Брат-лейтенант, прильнув к статуе спиной, оторвался от неё и направил дуло прямо в сторону нападения. В прицеле автомата уже виднелись наступающие стройными рядами группировки противника, усиленные бронетранспортёрами.

– Огонь! – Приказал Дюпон и канонада понеслась.

Местность наполнилась футуристическими и зловещими звуками выстрелов, похожими на искажённое звучание металлических пружин и пространство было растерзанно снарядами, похожими на маленькие плазмойды, что с бешеной скоростью устремились к наступающим солдатам. Воздух наполнился ароматами химического пара.

Первые ряды противников пали словно подкошенные, с прожженными грудями, торсами и выжженными лицами. БТР попытались ответить огнём из крупнокалиберных пулемётов, установленных на них, но тут, же замолчали, исчезнув в вихре адского пламени, которое накрыло их с небес, вспоров машины, подобно тому как нож порет картонные коробки. Воздух спешил наполниться ароматами жареного мяса и плавленого металла.

Тит обратил внимание к небесам и увидел, как над театром военных действий парит под небосклоном боевой беспилотник, несущий смерть всем тем, кто подойдёт близко к их позициям.

Всё складывалось в их пользу, рота армии Рейха была выкошена парой залпов, но сразу за ними в бой вступил полк из Верховного Трибунала, поддерживаемый танковой колонной, начавшей сокрушительный обстрел. В эту же секунду, после серии оглушительных залпов с юга, части нескольких домов взметнулись к воздуху, пропав в огне и грязи.

На Флоренция один из подобных домов плюнулся кусками строительного материала, взорвавшись рядом с ним прямо на краю улицы. Он успел закрыться и некоторые материалы пролетели мимо него.

– Танки – ваша приоритетная цель! – Дюпон оповестил по связи пилота летательного аппарата.

И беспилотник тут же ответил по танкам залпами двух ракет, которые со скоростью, неуловимой для глаза, устремились к цели. Послышался взрыв, и навязчивое ощущение как в нескольких километрах гибнет ещё один танк.

Брат-лейтенант подался из укрытия и начал отстреливаться из своего автомата. Его трассирующие масс-реактивные снаряды устремились к цели, разрезав дом от сгоревшей наступательной техники и неясно было, попал ли Флоренций в кого-нибудь. А тем временем воины Пурпурного Креста продолжали вести едва ли залповый огонь из своего энергетического вооружения, обильно поливая противника плазмойдами, озарая поле битвы в игривые синие цвета.

Но и враг не стремился оставаться без ответа. С позиций наступления, где за считанные минуты наступления, гибли десятки, обращая военное действо в бойню, пытались отстреливаться, как могли. Солдаты вели огонь из своих простеньких автоматов в туманную мглу не зная, попали ли они в цель. Наступательная техника, вроде БТР и БМП открыла беспорядочный огонь по своему противнику, продолжая идти на обречённую смерть, гибнув в огне от ракет беспилотника или сгинув от лёгкого бронебойного вооружения, так и оставаясь на поле битвы вспоротыми и разорванными.

Возле позиции командования царил рой различных пуль, выпущенных в хаотичном порядке, заполнив пространство своим звенящим рёвом. Дома, позиции обороны то и дело заливались ливнем свинца, отчего ответный огонь становился всё реже.

Всю городскую местность заполонил неистовый вихрь пуль и адская буря плазмойдов, разорвав её, синим свечением и трассирующими очередями. Сама земля застонала от массивов огня. Воздух наполнился десятком различных «благовоний» войны: от запаха пороха и плавленого металла, до ароматов строительных материалов, разлетевшихся в шторме танковых залпов, которые продолжали утюжить город.

Но, несмотря на всё численное превосходство силы Автократорства оказались бессильными перед техническим совершенством, что повергал врагов в ужас. Танки продолжали гореть один за другим, мобильные боевые машины оказывались бесполезными перед бронебойным оружием, а автоматы и защита обычных солдат становилась ничем против энергетического оружия воинов ордена.

И вот наступление моментально перешло в кровавую и роковую кульминацию боя, которое перевернуло всю суть и положение на театре военных действий, обернувшись в чёрный саван катастрофы.

Сначала с позиций наступления вверх, стремясь в поднебесье, сорвалась ракета, устремившаяся к беспилотнику и закончившая свой полёт тем, что в небе расцвёл огненный цветок, окружённый обломками летательного аппарата. Ну а затем на горизонте появилось три массивных вертолёта, выкрашенных в серый, безликий цвет. Тит сразу догадался, какой груз несут на себе эти хищные птицы, готовые привнести алое возмездье.

– Сконцентрируйте огонь на этих машинах! – Крикнул в яростный шторм войны Флоренций, но его никто не услышал, кроме Дюпона, который и передал приказ.

Концентрированный огонь на одном из вертолётов при нескольких прямых попаданиях из гранатомётов вывел одну из боевых птиц противника. Она издала скрежетания, выплюнула огонь и куски металла под винтом, задымилась и, кружась в безумном танце, завалилась на дома, после чего произошёл оглушительный взрыв. Но два оставшихся вертолёта всё же сумели десантировать свой груз.

С расстояния десяти метров над землёй зависли боевые машины, от которых продолжал исходить звук мощных лопастей и стрекотания попавших снарядов-плазмойдов. И на дорогу спустились два воина. Первый был в полном обычном экзоскелете Стража Шпиля, вооружённый переносным крупнокалиберным пулемётом. Как только его тяжёлые сапоги с громоподобным грохотом опустились на землю, сделав в ней выбоины, воитель передёрнул затвор и начал вести обстрел всего, что было, попадало, в его поле зрения. Крупные патроны буквально разрывали здания, кроша бетон и пластик в пыль, словно это тряпье.

Второй воитель, «спустившийся с небес» был экипирован в самую лучшую броню, которую только могло предоставить Автократорство. Это была прекрасная, искусно выполненная броня Стража Шпиля, с золотым напылением. На его груди был выгравирован Орёл Справедливости – двуглавая птица, имеющая стилистику по орла из НСДАП. Все части его облачения имели готическую выправку, словно это золотой рыцарь из раннего средневековья. А шлем его был увенчан синим плюмажем, сделанным в виде конского хвоста. Его же оружие было представлено уже не алебардой, а длинной и с широким лезвием глефой, которое то и дело постанывала от подведённого к ней заряда.

Воитель в золотой броне указал на Тита остриём своего оружия, блеснувшего в свете пролетающих плазмойдов, и из динамиков шлема послышалась искажённая в злости, гневе и трансляторе звука, речь:

– Ты… Мы с тобой в последнюю нашу встречу не довели дело до конца… Ты убил моих братьев, за что и поплатишься сегодня. Я набью твоё чучело требухой и поставлю посреди Рима! – Рыком закончил командир того, что осталось от Гвардии Шпиля, и взял своё оружие в боевое положение, которое стало нагнетающее трещать.

Сразу после этих слов за злотым воителем, из дыма догорающей техники прорвались выжившие солдаты противника, которые сумели пробиться через нескончаемый поток плазмы. А за пехотой сразу пожаловало несколько танков, ставших бить прямой наводкой по позициям защиты, разрывая на куски её солдат.

Командир «Стражей Шпиля» кинулся с рёвом вперёд, поддерживаемый вихрем свинца.

– Все отступаем! Отходим! – Приказал по рации Дюпон и, хлопнув по плечу Тита, стал отходить в сторону таинственного дома, продолжая отстреливаться из своего оружия.

Оборона была прорвана и это в доказательствах не нуждалось. Из обороняющихся солдат осталось менее двадцати, остальные же сгинули в танковых залпах и пулемётных очередях «Стража Шпиля». Все пытались отступить.

Флоренций вынул свой пистолет, найденный в канализации, и направил его на командира противников, но посмотрев на то, что другой Страж Шпиля готовится перемолоть в мясо из своего оружия часть солдат «Пурпурного Креста», повернул оружие влево и выстрелил. Пистолет разлетелся на куски, но выплеснул снаряд, который с рёвом и огненным черчением устремился к противнику. Силы выстрела неведомого оружия хватило, чтобы пробить наколенную защиту, зайдя сзади. Колено противника брызнуло кровью, ломтями плоти и кусочками посеребрённой брони. Противник неистово взвыл и сел на одно колено, чем обеспечил безвредное отступление для солдат.

Но в своём жутком бессилии«Страж Шпиля застонал и открыл огонь по Титу, пытаясь его пристрелить. Все пули попали в монумент Архиканцлера, откалывая от него кусок за куском, пока конструкция не захрустела бетоном и не рухнула на безумного стрелка. Глыбы бетона накрыли Стража Шпиля, чем вырубив его, подняв в воздух облака бетонной крошки и перепахав дорогу.

Тит Флоренций остался один держать оборону и без укрытия. Оценив ситуацию, поняв, что на несколько секунд он оказался, прикрыт облаками пыли он развернулся и попытался отступить. Но внезапно получил тычковый удар, от Командира «Стражей», выпрыгнувшего из бетонного тумана, тыльной стороной глефы, что откинула его на три метра к дому…

Брат-лейтенант почувствовал, как по рёбрам бежит огонь, а все кости трещат в безумстве пульсирующей боли, как его пальцы сжимают куски асфальта и бетона, который раскрошился от массивов обстрела и того ада, что здесь развернулся. Но Тит почувствовал в себе силы дальше бороться за жизнь. Он завёл руку за пазуху и вытащил пистолет Морса необычной конструкции.

К Флоренцию медленно, поигрывая глефой, подходил командир, уже думающий, что победа в его руках, что сейчас он свершит желанное возмездье… Но Тит, продолжая лежать, направил в его грудь пистолет и надавил спусковой крючок. Сгусток, похожий на прямое аэрозольное впрыскивание, ослепительной энергии, неописуемого бело-синего, с примесями нежно-жёлтого, цвета устремился к золотому воину, который попытался увернуться. Выстрел угодил в левую руку, которая просто превратилась в обугленный кусок мяса, практически испарившийся от «адского аэрозоля». Вся броня на руке, сам сплав превратился в стекающий жидкий металл, который окропил землю. А сам командир, издавая дикий рёв и крик агонии, попытался скрыться, но Тит этого уже не увидел. По месту, где он лежал, был дан танковый залп и дома рядом с ней, сам асфальт пропал в вихре рокочущего пламени, ознаменовав конец бессмысленной обороны.

Глава девятая. Прибой Спокойствия

Остров Анафи. Спустя сутки.

Свежесть и лёгкая непринуждённая прохлада наполняла сам воздух, нагружая его мотивами свежести. Лёгкий ветерок шнырял по острову, словно гнался за медленно уходящим днём, словно стараясь его догнать и уйти с ним на покой.

Небесный горизонт стал медленно окрашиваться в золотисто-огненные тона, стал плескаться в злате небосвода, окрашивая морские пучины, воду у «края земли» в чистое золото. А на другой стороне небесного свода холодная сирень и наполняемая тёмно-алыми напевами цветовой палитры, стали рисовать на воздушном полотне свою суть заканчивающегося дня.

Старый, практически забытый остров Анафи постепенно накрывался вуалью наступающей ночи, приготовившись окутаться одеялом сна и сумеречной прохлады. Островок, лежащий посреди морского покрова, находился в состоянии сокрытого возрождения и на пике новой славы, не виданной до этого. Во времена Великой Европейской Ночи этот клочок земли, как и множество других островов Адриатического моря, находились в состоянии упадка и даже тотального разрушения, в конце концов, став воплощением тех эпох, что манили из глубины времён своим благополучием и духом свободы. Десятки поселений на различных островках приняли воплощение развалин и руин, обозначивших конец времени европейского рассвета.

Исключением не стал и Анафи. Когда его обнаружил Данте, то на нём были лишь развалины старого поселения и небольшого порта, в которых жило некогда несколько десятков человек. Но по истечению времени тут поселился лишь сухой восточный ветер, вздымающий к небу, словно в похвалу, коричневатую пыль.

Но сейчас всё было иначе, ибо остров стал пристанищем того, что сейчас зовётся орденом Лампады, вобрав в себя всё то, что ещё может существенно послужить цели утверждения стабильности в Империи. Теперь на сей клочке земли возводится мириады строений, инфраструктура и, конечно же, оборонительные сооружения, которые должны послужить преградой перед неминуемым стремлением принести «правосудие», тем, кто противится священной власти посланника Божьего». Там, где раньше лежали разбитые руины прошедших времён, сейчас нагруженный порт. Западные берега острова ощетинились мощным, сокрушительным и несущим неумолимую смерть вооружением, способным уничтожать целые флотилии за считанные минуты. Многие возвышенности и удобные места стали теперь передовыми укреплёнными пунктами, что несли священный долг по удержанию острова. Однако ничто не шло в сравнение с тем, что стало центром всего управления орденом. Огромное, раскинувшееся на три квадратных километра, окружённое глубоким рвом строение, чем-то похожее на исполинский бункер заняло центр острова, став известным, как «Великая Цитадель Ордена». Именно оттуда велась вся координация орденом, начиная от выдачи зубных щёток, до производства оружия и военной техники. Здесь, за толстыми серыми стенами, чья крепость могла выдержать обстрел корабельной артиллерии, собрался капитул ордена – те, кто направлял его действия, руководил всей его жизнью, ориентируясь в этом, прежде всего на слова своего бессменного и всеми любимого лидера – Данте. Именно в нём, в его холодных речах, лишённых эмоций, солдаты, офицеры и капитул ордена находил руководство к действию и просвещение на грядущий путь.

Вокруг «Цитадели» находилось множество укреплённых позиций, готовых держать свои места до последней капли крови, ибо так сказал сам магистр.

Вся эта исполинская конструкция уходила на несколько десятков метров вниз, вгрызаясь в каменную породу и погружаясь всё глубже в горные породы.

И всё, что происходило на острове, наполнилось духом нужной суетливости, и какой-то спешки, которая хоть и имела смысл. И всё это совершенно контрастировало с тем, какое название получил этот кусочек земли, укутанный под покровом неизвестности.

На юго-востоке острова, что образовал небольшой отросток, уходящий в море, имевший крючковатый вид, виднелась постройка огромных размеров, которая насчитывала множество лет. На протяжении всех двух с половиной километров, каков и был отступ в море, раскинулся старинный замок, занявший всю местность.

Первыми были высокие каменные стены, сделанные по старинной технологии. Их башни располагались практически у самих берегов, вкопавшись в него, словно они тут года охраняют нечто важное, став вечной стражей. Стены сжимали чугунные ворота, имевшие прекрасную гравировку растительной стилистики. Сразу за воротами шла длинная дорога, вымощенная гранитными плитами и окружённая вечнозелёной растительностью. Там, где раньше было нагорье с древней христианской церковью, теперь раскинулась длинная и гигантская библиотека, заключенная в здание крепостного стиля. Посреди всей дороге, словно разделяя её надвое, стоял роскошный фонтан, выполненный в форме мальтийского креста, явно давая знать, кто был раньше хозяином всего этого комплекса.

Вся архитектурная простота и шедевральность сводилась к одному единственному зданию, в котором воплотилось былая слава зодчих, стоявшее на самом краю, небольшом пяточке этого островного выступа. К нему вела небольшая дорожка, уже умащенная камнем, начинающаяся за толстыми стенами, которыми кончался «Большой Внутренний Двор». Тропинку, которая вела к пяточку, окутывали сл всех сторон прекрасные хвойные деревья и мох под ними. Земля на этом участке острова была переделана и переработана так, что теперь на ней можно было вырастить прекрасные деревья.

За небольшой стеной и решётчатыми воротами начиналось соприкосновение с историей, которая канула во тьму времён. Перед глазами представал прекрасный замок, ставший некогда домом для великого пророка и философа. Весь внутренний был умащён мраморной плиткой. Сам вид этих построек образующих комплекс мог привести наблюдателя к тому, что замок наполнен некой мистичностью, асимметричностью, и даже порой неправильностью, как и любил тот великий человек.

В самом центре гордо стояло высокое здание, покрытое известью, своей шириной и размерами способное перехватить дух у любого почитателя архитектуры. Оно даже чем-то напоминало сильно увеличенную, приведённую в абсолют часовню, что изрядно контрастировало с действительностью. К входу вели две лестницы, образующие практически идеальный круг, слитых меж собой у самого начала, сделав из двух лестниц – кольцо. Внутри оно имело несколько этажей, на котором располагалось неисчислимое количество комнат различного назначения. На самом конце острова к этой исполинской постройке примыкал небольшой порт, сделанный из местного камня.

По правую сторону от главной постройки была башня, к которой подводило ещё одно строение, имевшая форму вытянутого вверх прямоугольника, со странной крышей, покрытой красной черепицей. От башни исходило сооружение, с алой плоской крышей, которую поддерживали колонны колоны. Сей строение образовывало наблюдательную площадку, со стороны которой каждый мог смотреть в водные пучины и наслаждаться прекрасными видами Адриатического моря.

По левую же сторону стояла грозная и простая башня, выполненная из камня, пришедшая прямиком из средневековья и имевшая зубчатый конец. К ней с одной стороны примыкала ещё одна башенка, устроившаяся на отдельном островке и здание простой казармы, которая заканчивалось получасовенным сооружением.

Вся красота, роскошность и простота замка, прежде всего, олицетворяли идеи самого знаменитого философа, став живым воплощением его слов, увековеченных в камне. Две лестницы, образующие кольцо, говорили о том, что если человек будет идти по дороге, ведущей к нему самому, повторяя все его мысли и миропонимание, то он никогда не найдёт духовного просвещение, которое олицетворяет главное здание. А простота и роскошь, которые отразились в иных сооружениях и «ветках», должны вести и умеряться, преимущественно, духовным знанием…

Но сейчас, по прошествии стольких лет, вся суть строений, их тайный смыл, и дух загадочности были забыты, как и учения самого некогда знаменитого философа-пророка. И сегодня всё их назначение сводилось к тому, что бы принять и защитить важную гостью, которая стала чем-то вроде надежды…

– Как красиво. – Нежно прозвучал женский голос, наполнивший небольшое помещение до последних углов. – Этот двор великолепный.

– Сарагон Мальтийский отдал последние деньги, чтобы построить этот замок. – В ответ послышался голос, от которого от безразличия становилось холодно на душе.

У окна, которое располагалось в башне со странной башней, послышались звуки каблуков сапог, которые раскатами грома разносились по всему небольшому помещению.

Девушка, с волосами цветом потухшей меди и глазами цветом северного моря и грозных небес развернулась к мужчине, что надел на себя столь привычную одежду: кожаный камзол, шёлковую рубаху и чёрные сапоги со штанами.

– Магистр, я не понимаю, зачем я вам.

Голос девушки мог вызвать на душе в одно время чувство умиротворения, а в другое дрожь, которая в нём пронеслась, вызывала тревогу за спокойствие женщины.

В ответ мужчина окинул её своим взглядом и в зелёных глазах, от взора которых становилось не по себе прохладно, блеснул внутренний свет, ставший символом чего-то глубинного. Но магистр прошёл мимо неё и направил взгляд во внутренний двор.

Там практически не было людей. Особое внимание могли вызвать только Карамазов и Эмилия, что прогуливались по мраморной площадке. Они это делали без приторности или особой показушности, напоминая сдержанную и тем не менее пару, внутри которой кипел такой огонь, что многие молодые могли позавидовать. Бывший инквизитор и дочь ордена, держась за руки, просто гуляли и непринуждённо разговаривали. Эта сцена источала приятное ощущение тепла и спокойствия, вселяла внутреннее умиротворение, которого лишались многие в этом мире, вместо этого взметая свои мысли к непостижимым идеалам.

– Несколько дней назад, тот мужчина, Карамазов, прятался практически в подвале и был не способен даже выйти за пределы Рима. Но когда он встретил Калью, то за несколько дней готов был вывернуть мир наизнанку, что бы достигнуть целей… и удивить её.

От тембра и «эмоциональности» голоса Данте, рядом стоящей с ним девушке, стало неимоверно холодно, а на душе побежала прохлада, словно она общается с машиной, а не живым человеком.

– Так кем она стала для него? – Внезапно вопросил магистр.

– Что? Я не поняла.

– Кого увидел в Эмилии Карамазов, что так воспарял духом?

Девушка закрыла глаза, закатив их за веками, и стала лихорадочно перебирать руками, после чего ответила:

– Любовь, может быть.

– А ещё? – Всё продолжал «вкапываться» Данте.

– Надеждой?

– Правильно. – Послышалось одобрение, издаваемое в потоках выдыхаемого воздуха.

– Подождите, вы хотите сказать, что я ваша надежда?

Края губ магистра слегка шевельнулись, словно он захотел улыбнуться, но внутренняя его суть жёстко подавила этот позыв эмоций.

– Не только для нас, но и для миллионов людей, которые сейчас находятся не в самом лучшем положении. И только ваше появление способно изменить положение дел, сделав нашу страну на шаг ближе к стабильности.

– Но как?

Данте уловил в голосе девушки непонимание и сам не мог осознать, почему она не может уловить суть дел, вникнуть в их глубинное состояние, понять, какова её роль в мировом деле утверждения вечного постоянства.

Губы магистра разомкнулись и небольшая запылённая комната, наполнилась голосом, в котором были крапины дрожи, которая слегка умаляла холод его речей:

– Калья, вы жена своего мужа, которого любили десятки миллионов человек. Вы та, кто способна рассказать о нём правду, восстановить его доброе имя. Когда народ услышит ваши речи, то наверняка захочет спросить с нового правителя.

Дрожь в словах Данте родилась от глубокого стыда, который сейчас его сжирал, проедая крепкую стену всякого безразличия и душевного льда. Горечь брала его от того, что он чётко, как ясный день, осознавал то, что повинен в смерти второго канцлера. Лёгкая горечь с комом медленно подходили к горлу, на душе начали скрести совесть и печаль, переходящую в длинную монотонную изматывающую песнь. Впервые за долгое время Данте почувствовал некое подобие эмоций, которые способны были довести магистра до такого состояния, что он откроет бутылку вина времён Раннего Неовозрождения и опустошит её всю. Не самый лучший опыт во вновь открывшихся эмоциях, а точнее их подобии. И тут магистр осознал ещё одну вещь, которая подвела его к грани. Он подумал, а что если он всю эту компанию начал ради того, что бы не восстановить справедливость, не установить бесконечную стабильность в Автократорстве, которую лелеял и мечтал, а отчистить имя второго Канцлера и искупить собственные грехи и ошибки перед прекрасной вдовой.

– Казимир. – Шёпотом сорвалось с губ Кальи, прервав размышления магистра. – Кем теперь я ему придусь? Воскресшей женой, символом сопротивления или теперь опасной смутьяншей, решившей воспользоваться чьим-то именем ради собственного блага?

Каблуки сапог Данте зазвучали по деревянным доскам, и он устремился к выходу, оторвавшись от окна, но прежде чем выйти из башни, обратился к прекрасной гостье:

– Вы можете мнить себя как угодно, но знайте, для нас, для народа вы надежда, которая долгое время была сокрыта во мраке. Мы вас искали повсюду, шли к вам везде: начиная от канализаций Рима, продолжая серыми джунглями Милана, переходя в пьянящую мглу востока. Вы не показывали себя, скрывшись в сумраке мира. Но сейчас вы нужны всему народу и должны себя ему явить. Пойдемте, госпожа Калья, у нас много дел.

На лице девушки расцвела улыбка. Её полноватые губы наполнились жизнью, став подобно цвету алых роз. Её слух наполнил прекрасный звук плескания воды о скалы, который, с помощью специальных устройств разносился по всей крепости, чем дарил неистовое спокойствие всем. Калья, получившая душевный импульс уверенности от слов Данте и умиротворённая звуком прибоя, поняла, что она сможет исполнить для своего покойного супруга вечную клятву верности, данную у алтаря и восстановить его доброе имя. Надежда наконец-то взяла верх над слабостью и безразличием, что стало точкой начала сложения нового хода истории.

Эпилог

Командный бункер где-то на Крите.

В помещении, облицованным камнем было холодно и даже неприветливо. Всю повсюду было серо, как будто само мироздание удалило из пространства иные краски, сделав палитру монохромной.

Помещение было совершенно небольшим, по размеру напоминая чем-то тюремную камеру, к которой был подведена вентиляция и посреди, на прохладном полу, стоял круглый столик на одной ножке без стульев, тоже выкрашенный в серый цвет, чем мог повергнуть любого художника в цветовой шок.

С одной стороны стола стоял высокий мужчина с бледным цветом кожи, брюнет, облачённый в фиолетовое тканевое пальто, дорогую рубашку, жилетку, брюки и туфли с золотой отделкой. Одежда второго мужчины, среднего роста, со смуглой кожи, была сшита из золота и золотом светилась. Туника до колен, брюки и сами туфли были из золота, чем создавали образ человека, который купался в роскоши.

– Ну, каковы ваши силы? – Вопросил мужчина в пальто.

Собеседник уловил в голосе мужчины некое подобие безумия, которое рвётся наружу, разрывая душу.

– На сегодняшний момент мы можем выделить два смешанных разведывательных полка, три корпуса Армии Конфедерации и две полных армии нашей великой святейший церкви.

– Уважаемый ислам-Халиф, этого будет более чем достаточно для моих пяти дивизий.

– Вы думаете? – В речах религиозного лидера скользнула дрожь неуверенности. – Я видел снимки острова. Он превращён в укреплённый бастион, словно их благословил на это дело сам Шайтан… Как мы будем с ними бороться? С этими шайтановыми детьми? Они окопались, словно проклятые черви.

На лице правителя государства, со звучащим названием Автократорство Рейх, чем подтверждалось сакральное значение одного человека, его абсолютное превосходство над остальными, распустилась зловещая улыбка, а зубы подались вперёд словно хищным клыкам и его лицо стало похожим на звериный оскал, полным жестокости и безумия. И лидер заговорил:

– Несмотря на то, что все те годы, организация, известная как Полк-орден, а потом и просто орден был настолько закрытым, что мы ничего не знали о нём. Ничего. Но они допустили ошибку. Одну, но ошибку. И этим было грех не воспользоваться, ибо нет ничего слаще, чем поймать врага на крючок его собственной глупости.

В душе Ислам-Халифа вспыхнул пламень отвращения к говорившему, но всё же сейчас они союзники.

– Так что нам поможет, кроме славы и помощи Аллаха? Какой у вас есть план на их разгром? – Поинтересовался религиозный лидер.

Улыбка Архиканцлера спала, а лик стал олицетворением той серости, что была между ними. Частый перепад настроения, вызванный похмельем от власти, стал камнем безумия в разуме правителя, ещё опаснее, чем у второго Канцлера.

– Позвольте, – сменив манеру общения и настроение, начал мужчина. – Когда они начнут рвать друг друга изнутри, то тогда мы нанесём сокрушительный удар. Их пожрёт собственная же опрометчивость.

Из ответа, рождённого в лёгком безумии, Ислам-Халиф понял одно, что и пытался донести Архиканцлер. Таящееся в тени предательство – вот, что хотел сказать Рафаэль и именно оно станет главным оружием в грядущей войне.

От автора.

Для тех, кто хочет поподробней ознакомиться с артами и фотографиями, которые послужили материалом для обложки:

=%D0%BC%D1%80%D0%B0%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B5+%D0%B2%D1%8B%D1%81%D0%BE%D1%82%D0%BA%D0%B8&oq=%D0%BC%D1%80%D0%B0%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B5+%D0%B2%D1%8B%D1%81%D0%BE%D1%82%D0%BA%D0%B8&gs_l=img.3…155285.165127.0.166380.15.12.0.3.3.0.258.2736.2-12.12.0....0…1c.1.64.img..0.11.1847…0j0i67k1j0i30k1j0i8i30k1j0i24k1.0.T8Jb4XpXpG8#imgrc=RQiV1oaNIf12rM:

/

=%D1%81%D0%B2%D0%B5%D1%82+%D0%BD%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%B6%D0%B4%D1%8B+%D0%B2%D0%BE+%D1%82%D1%8C%D0%BC%D0%B5&oq=%D1%81%D0%B2%D0%B5%D1%82+%D0%BD%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%B6%D0%B4%D1%8B+%D0%B2%D0%BE+%D1%82%D1%8C%D0%BC%D0%B5&gs_l=img.3…111781.113809.0.114292.8.8.0.0.0.0.242.1304.2-6.6.0....0…1c.1.64.img..2.1.241…0i30k1j0i5i30k1j0i24k1.0.Ih7_julXrNs#imgrc=mE7LZY7fivNWB

M:

=%D1%81%D0%B2%D0%B5%D1%82+%D0%B2%D0%BE+%D0%BC%D0%B3%D0%BB%D0%B5&oq=%D1%81%D0%B2%D0%B5%D1%82+%D0%B2%D0%BE+%D0%BC%D0%B3%D0%BB%D0%B5&gs_l=img.3…56677.59938.0.60431.9.9.0.0.0.0.226.1533.2-7.7.0....0…1c.1.64.img..2.4.885…0j0i67k1j0i10k1j0i24k1.0.8IBzitHq8MA#imgrc=M11sFZUJMyH4

YM:

-VEYulsgH_yo_ADw&q=%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D1%83%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F&oq=%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D1%83%D1%82%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F&gs_l=img.3…837712.847088.0.847676.16.12.0.4.4.0.266.2388.2-10.10.0....0…1c.1.64.img..2.10.1483…0j0i30k1j0i24k1.0.sXtgLfWJag8#imgrc=OaLMJIpIe5AFXM:

Оглавление

Предисловие от автора

Пролог

Часть первая. Метод прикладной тирании

  Глава первая. Рассеянные братья

  Глава вторая. Загнанные в угол

  Глава третья. Магистр Данте

  Глава четвёртая. Тетрархия объединённая

  Глава пятая. Златая нить в ночи

Часть вторая. Пляски средь миров

  Глава шестая. По слову Имама

  Глава седьмая. Султан милостивый

  Глава восьмая. Отвлекающий манёвр или план на самоубийство

  Глава девятая. Прибой Спокойствия

Эпилог

От автора. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg