Дмитрий Ермаков, Наталия Ермакова Метро 2033: Площадь Мужества
Автор идеи – Дмитрий Глуховский
Главный редактор проекта – Вячеслав Бакулин
Оформление обложки – Михаил Пантелеев
Карта – Леонид Добкач
Серия «Вселенная Метро 2033» основана в 2009 году
© Д. А. Глуховский, 2018
© Д. Ермаков, 2018
© Н. Ермакова, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
***
«Дмитрия Ермакова не назовешь новичком в серии – за его плечами два романа и рассказ. Но в этот раз он выступает с одним на пару с одним из самых близких ему людей. В соавторах – его мама. Именно поэтому страницы романа, мне кажется, буквально пропитаны особой атмосферой. Вовсе не сентиментальной. В шпионских войнах посреди жестокой борьбы за жизнь нужны иные качества. Расчетливость, хладнокровие, смелость. И удача».
Дмитрий Глуховский
Объяснительная записка Анастасии Калябиной
Меня всегда поражали возможности человеческого организма. Иногда мне кажется, что наши слабости выдуманы – настолько много я знаю историй поразительных, ошеломляющих. О людях, которые перенесли многое, о людях, которые были на грани, но все равно не сдавались. О людях, которые сохраняли оптимизм и веру в лучшее, несмотря на болезни, горе, безвыходное положение… Часто ко мне приходит мысль о том, что сильными духом могут быть только оптимисты. Лишь человек, который, так или иначе, верит в светлое будущее, способен выдержать пытки судьбы, сохранив остатки рассудка.
Думаю, что авторы «Площади мужества» со мной согласятся. Их герой, Игнат Псарев, вам уже знаком по роману «Третья сила». Он именно такой – не унывает в трудную минуту, в любой ситуации пытается найти светлую сторону и борется до конца. В поисках друга он заходит так далеко… Другим и не снилось. И все это на фоне безбашенного оптимизма. Не унывать и не сдаваться – вот девиз Игната Псарева по кличке Пес.
Удивительно хорошо сочетаются название этой книги, место действия, и сама суть романа. Площадь мужества – место силы, ее название – дань памяти солдатам Великой Отечественной Войны, героям, и жителям Ленинграда, которые перенесли суровые годы блокады. Я думаю, стоит упомянуть здесь и о том, что значимую роль в романе играет особняк Котлова, в котором во время блокады находилась библиотека имени А. С. Серафимовича. В страшное время 1941–1944 годы она не переставала действовать.
Кому как не учителю истории знать об этих вещах?
В итоге перед нами сложный роман – попытка возродить мужество в Ленинграде, в городе, жители которого один раз уже показали всему миру на что они способны – и в постапокалиптической вселенной, в сюжете Дмитрия и Наталии Ермаковых, герой останется героем. А вот что будет происходить вокруг него – посмотрим.
Пролог
За четыре дня до начала войны,
станция Площадь Ленина
Старшего лейтенанта Савелия Игоревича Гаврилова трудно было чем-либо удивить. За десять лет службы в армии Альянса он насмотрелся всякого. Буквально на его глазах произошли и кровавая схватка с «бордюрщиками»[1], и печально известная экспедиция на остров Котлин[2]… Его же, первого в истории Приморского Альянса, отправили через реку в Оккервиль. Савелий Игоревич утратил способность к удивлению. Так ему казалось.
Пока утром второго ноября 2033 года сталкеры не притащили с поверхности ту самую планшетку… Скромную кожаную сумку веганского офицера.
Ничего особенного, на первый взгляд, там не было. Кроме карты Петербурга.
Прекрасная карта. Гаврилов понял это с первого взгляда. Отпечатана, понятное дело, до Судного дня. Карты пытались чертить и после, но эти кустарные поделки не шли ни в какое сравнение с продукцией настоящей типографии. Масштаб 1:15000, указан каждый дом, каждый переулочек. Все четко и понятно.
Ценная карта, полезная. Каких только пометок на ней не было. Жаль, значение большинства из них знал только владелец планшетки, веганский командир, убитый солдатами Оккервиля.
Савелий развернул карту, аккуратно расстелил на столе, скользнул взглядом по всевозможным крестикам, кружочкам, восклицательным знакам. Его внимание привлекла зона, которую контролировала Северная Конфедерация. У веганцев тут было на удивление много значков. А ведь окрестности площади Мужества отделяли от владений Вегана десятки километров…
– Ишь ты. Под носом у Рата шныряют… – проворчал Гаврилов, пристально вглядываясь в карандашные пометки.
Вот изящная буква «М» синего цвета с выгнутыми дужками. Станция Площадь Мужества. Вотчина Ратникова. Вот проспект Непокоренных. А это – кладбище. Страшное место. От него и в прежние-то времена, двадцать лет назад, веяло жутью. А уж сейчас…
– Одни понаехавшие кругом. А где «настоящие петербуржцы»? Где-где? На Пискаревке, – вспомнил старший лейтенант старый анекдот и невесело усмехнулся.
Гаврилов усилием воли отвлекся от печальных мыслей и снова взглянул на карту.
И вдруг сердце его на миг замерло, а потом забилось учащенно. К горлу подступил комок. Савелий Игоревич судорожно сглотнул. Вытер о штанину взопревшие ладони. Оглянулся воровато, словно в комнате мог быть кто-то посторонний.
Все еще отказываясь верить в реальность происходящего, старлей присмотрелся к участку карты, который занимало Пискаревское мемориальное кладбище.
Ошибки быть не могло.
Знак, нарисованный веганским офицером ровно в центре кладбища, возле памятника «Родина-Мать», трудно было с чем-то спутать.
– Ек-Рагнарек… – выдохнул Гаврилов.
Потом он рывком преодолел расстояние до телефона, сорвал трубку и выпалил на одном дыхании:
– Тащи сюда Пса, живо!
– Шо? – отозвался с другого конца провода не слишком толковый дежурный.
– Псарева сюда, живо! – взревел старший лейтенант.
Трубка с грохотом упала на рычаги.
Дежурный бросился исполнять поручение.
А Гаврилов крадучись, словно укротитель в клетке с хищниками, подобрался к столу, на котором лежала карта.
– Так во-о-от что делают зеленозадые под носом у Феликса… – чуть слышно произнес старлей.
Часть первая Время расставлять фигуры
Глава первая СПАСТИ МОЛОТОВА
За полтора месяца до начала войны,
станция Спортивная
Жителей станции Спортивная в питерском метро называли «спортсменами», но в этом прозвище сквозила злая или грустная – зависело от ситуации – ирония. На кого точно не походило местное население, так это на гибких, ловких атлетов из прошлого…
Привычное деление людей на «верхи» и «низы» здесь стоило понимать не в переносном, а в буквальном смысле. На нижней платформе, под давящим потолком, нависающим прямо над головами, в потрепанных палатках обитали представители «низов». Простые работяги, челноки, кухарки, уборщицы влачили здесь весьма унылое существование. Здесь почти круглосуточно стоял шум и гам, воняло потом, тошнотворной похлебкой, дешевым табаком.
На верхнюю платформу вели две пары эскалаторов. Один спуск-подъем жители верхней платформы предусмотрительно испортили, разломав ленты эскалаторов, а у второго поставили охрану. Обитатели верхней станции построили для себя весьма опрятные домики из фанерных листов, выгодно торговали с Альянсом, брали пошлину с контрабандистов, идущих из межлинейника. Запахи, поднимавшиеся с нижней платформы, конечно, сложно было назвать приятными. Но человек способен привыкнуть ко всему. Привыкнуть и перестать замечать.
Спортсмены даже находили время на ремонт великолепных мозаик, на которых были изображены могучие атлеты, состязавшиеся в силе и ловкости. Жители метро на фоне героев прошлого смотрелись жалкими доходягами. Даже те из них, кто и питался неплохо, и имел доступ к медицинской помощи.
Однажды на станции объявилась экстравагантная компания. Матерый сталкер, рыжеволосая девушка и молчаливый азиат. Они пришли из межлинейника. Документы не показали. В качестве платы за транзит отдали пистолет-пулемет «Бизон». Особый интерес у местного населения вызвали густые рыжие локоны девушки. Большинство жителей метро не могли позволить себе такую роскошь, как длинные волосы.
– Небось, с богатой станции, – шептались бабы. – Ишь, какая вся.
– Хорош бабец, складный. Вот бы ее… – вздыхали любители постельных приключений. Но им приходилось только облизываться: девушку сопровождали вооруженные сталкеры.
Гости пробыли на Спортивной недолго, с полчаса, и потом ушли в сторону Чкаловской. Ушли – и ушли, казалось бы, кому какое дело. Да только после их ухода поток челноков и курьеров из межлинейника сильно обмелел. А потом и вовсе сошел на нет. Поползли зловещие слухи, что где-то в районе Выборгской был взрыв, и часть туннеля обрушилась[3].
– Уж не эти ли, с рыжей девкой, накуролесили? – шептались на Спортивной.
Вскоре на станцию примчались солдаты Альянса. Офицер, представившийся старшим лейтенантом Гавриловым, и двое рядовых. Путь от Адмиралтейской они, видимо, проделали бегом. Приморцы навели на станции конкретного шороху. Допросили всех, начиная с пограничников и кончая кухаркой, которая продала гостям три миски похлебки.
Увидев пистолет-пулемет «Бизон», принятый в качестве платы за транзит, один из бойцов Альянса радостно закричал:
– Точняк! Именно такой был у Будды!
– Куда ушли эти трое? – наседал Гаврилов на коменданта станции.
– Дык это. На Чкалу, – отвечал растерянный комендант.
– Какого черта Молот там забыл? – удивились солдаты Альянса. – Лады, проверим.
Все трое исчезли в туннеле. А дальше произошло совсем уж невероятное. Из мертвого, пустого туннеля раздались выстрелы. Работал тяжелый пулемет. К нему присоединилось несколько стволов калибром поменьше. Потом все стихло.
– Всё, угрохали приморцев. Скоро и нас покрошат… – в ужасе шептались спортсмены, что наверху, что внизу.
Кто мог так стремительно заселить пустующую Чкаловскую, да еще и завезти туда тяжелое оружие?[4] Ни у кого не было даже предположений на этот счет. Паника охватила станцию.
Бравые наемники героически бросились наутек. Пограничники принялись поспешно сооружать что-то наподобие блокпоста. Двадцать лет никому не приходило в голову укреплять туннели, ведущие в сторону заброшенных станций Чкаловская и Крестовский остров. Сейчас сюда спешно перетаскивали прожекторы и пулеметы. Защитники Спортивной так нервничали, что едва не расстреляли старшего лейтенанта Гаврилова и его спутников.
– Охренели, уроды?! – заревел офицер Альянса, когда над его головой прошла очередь трассирующих пуль. – Свои мы! Давай, пропускай.
Оказавшись на станции, Гаврилов мигом развил бурную деятельность. Организовал местную солдатню, довел до ума блокпосты, расставил стрелков, даже подготовил несколько мин. Командиру гарнизона старлей дал следующие инструкции:
– Полезут – огонь на поражение. Если парламентеров вышлют – пропускайте. А мы – на Адмиралтейскую. Пришлем усиленный отряд.
– А как же поиски Молота? – напомнил командиру сталкер Игнат Псарев.
– С дуба рухнул, боец? – процедил старший лейтенант. – Какого Молота? Да замочили Бориса эти уроды. И Ленку в придачу. Все, нет больше Молота!
Командир развернулся на каблуках и зашагал в сторону центра метро.
И никто не расслышал, как Пес шепнул на ухо Суховею:
– Хрена лысого. Мы найдем Молота. Если че, в самоволку уйдем… Мы не хренова армия, мы вольные сталкеры.
– Ну-ну. Иди. Тока без меня, – проворчал в ответ Суховей. – Я пас.
– Че?! Как это – пас?! – зашипел Игнат на ухо товарищу. – Ты, Кирюх, не врубаешься, по ходу. Борю надо спасать! Мы должны пойти, должны!
– Ага. Угу. Щас. Про демонов Крестовского слышал? – Суховей зябко поежился и огляделся по сторонам.
– Я про бакланов Крестовского слышал, – Пес попытался, как он это всегда делал, перевести разговор в шутку. – В демонов не верю.
– Молот тоже не верил. Пока не сходил туда, – произнес Кирилл Суховей зловещим шепотом. – Я-то че? Я ниче. Охота – иди. Схарчат тебя – что я Алиске скажу?
Суховей надавил на самую больную мозоль. Услышав имя Алисы, своей подруги, Игнат резко помрачнел и больше до самой Адмиралтейской не проронил ни слова.
Пес и Алиса не виделись уже почти две недели. Сначала между ними случился разлад, потом Игнат ушел в рейд на правый берег, а вернувшись в метро, тут же оказался в водовороте событий. Каждый день сталкер давал себе слово, что обязательно вырвется на Площадь Ленина, где жила Алиса. И каждый раз в последний момент встреча с любимой срывалась…
Обрадуется ли Алиса, узнав, что Пес снова уходит неизвестно куда? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой.
Глава вторая НЕУДАЧНИКИ
За полгода до начала войны,
станция Площадь Ленина
– Я хочу у вас работать! – раздался звонкий девичий голос.
Сергей Васильевич Воробьев, старший врач станции Площадь Ленина, от неожиданности чуть не упал со стула. Он разбирал свое главное сокровище – пожухлые листы с рецептами. Бережно выписанные из медицинских справочников, они хранились в специальном сейфе и ценились в прямом смысле на вес золота. Он не заметил, как в его кабинет вошла девушка.
– А вы, собсна, кто? – уставился на посетительницу пожилой эскулап с лицом, покрытым густой сетью морщин, лысый, как коленка, с вечно дергающимся глазом. Нервный тик у главврача не проходил уже года три и стал такой же особенностью его личности, как засаленный халат и стоптанные сапоги.
– Я – медик, с Невского! – с гордостью отвечала посетительница. – Вот мои документы.
И она торжественно извлекла из кармана куртки листок картона со штампом Альянса. Там было написано, что девушку зовут Алиса Чайка, и что она – медсестра.
Сергей Васильевич мельком взглянул на удостоверение, потом опустил глаза, мгновенно потеряв всякий интерес к посетительнице, и вновь погрузился в изучение наследия великой медицины прошлого.
– Лети отсюда, чайка… – проговорил врач бесцветным голосом.
И уже совсем тихо, свистящим шепотом добавил:
– А то еще крылышки в крови запачкаешь.
Так прошло минут пять.
Сергей Васильевич делал вид, что работает. Алиса стояла перед ним с гордым и решительным выражением лица, словно буревестник над пустой равниной моря. Лишь раз машинально смахнула набежавшую слезинку, но тут же взяла себя в руки, тряхнула короткострижеными каштановыми волосами и через силу улыбнулась.
Игра «кто сдастся первым» продолжалась еще минут десять. Потом главврач отодвинул стопку рецептов и с досадой взглянул на девушку.
– Вот неугомонная птица. Лет скока?
– Двадцать три! – звонко отчеканила Алиса. – В медпункте проработала три года.
– Ха. И что же ты, птичка, делала в этом своем медпункте? – хмуро поинтересовался доктор Воробьев. – От чего лечила местных богачей? От воспаления хитрости? От пьяной икоты? Синяки им мазала?
«Интимные услуги оказывала?» – добавил про себя Сергей Васильевич. Многие медсестры на богатых станциях работали по совместительству проститутками, это не являлось секретом. Сказать это вслух Воробьев, однако, не решился. Главврач не любил обобщений. Видимо, взгляд выдал его с головой. Чайка потупилась.
«Ага, в точку. Значит, точно давала богатым пациентам», – с торжеством отметил Воробьев.
– Меня там достали симулянты, которые только и могут, что руки распускать! – воскликнула Алиса. – А я хочу нормальным людям помогать.
– Помогать, говоришь? Ты хоть раз ассистировала при полостной операции? А ампутации конечностей своими глазами видела? Без наркоза? С гноящимися ранами дело иметь приходилось? А с гангреной?
На все эти вопросы Алиса могла ответить лишь одно: «Нет». Ни одного по-настоящему тяжелого случая на Невском проспекте за все три года не произошло. Если кто-то из солдат или сталкеров Альянса получал ранения, их сразу же отправляли на Площадь Ленина. А медпункт Невского обслуживал местную элиту.
– Вы там, на Невском, в раю живете, – продолжал Сергей Васильевич бесцветным голосом. – Эдем, блин.
При этих словах Чайка вздрогнула и бросила на главврача быстрый, настороженный взгляд.
– Вы что, верите в сказки про «Объект тридцать»? – выдохнула она.
– Нет, конечно, – Воробьев улыбнулся лишь краями губ. – Это так, к слову. Но факт остается фактом. Вам, невским, и в кошмарах не снилось то, что у нас тут считается обычной работой…
– Именно поэтому я пришла, – с неожиданной твердостью ответила девушка с Невского. – Я пользу хочу приносить.
И одарила Сергея Васильевича ослепительной улыбкой.
Врач невольно залюбовался зубами девушки. Таких хороших зубов Сергею Васильевичу не доводилось видеть давно…
– Ты принесешь огромную пользу, если покинешь этот кабинет как можно скорее, – проворчал главврач, но в его тоне Алиса не уловила ни злости, ни равнодушия. Начальник станции военных врачей пытался скрыть симпатию, которую вызвала у него девушка, за грубостью. Она это поняла и не обиделась.
– Обязательно. Как только получу ваше разрешение – сразу помчусь на рабочее место! – воскликнула Алиса с озорным огоньком в глазах.
Этим ответом Чайка окончательно покорила сердце главврача.
«Девчонка бойкая, шустрая, – размышлял Сергей Васильевич, – эх, была – не была. Рук, в самом деле, не хватает».
– Хорошо, – сдался главврач. – Хочешь давить бобров…
Алиса удивленно моргнула.
– То есть, творить добро – мешать не буду. Но и легкой жизни не обещаю. И еще, – добавил главврач уже твердо, с металлическими нотками в голосе, – мы – военные врачи. Так что с этой минуты ты – военнообязанная. Никаких вольностей. Здесь вам не Страна чудес…
– Я вам так… Так благодарна! – Чайка чмокнула главврача в лысину.
«Ну как можно на нее сердиться?» – подумал Сергей Васильевич, небрежным жестом давая понять, что девушка может приступать к выполнению своих обязанностей.
– Поступаете в распоряжение старшей сестры – Грачевой Аллы Ивановны, – главврач написал пару строк на бумажке. – Как выйдете, сразу поверните направо. Стучите в первую дверь.
– Есть! – отсалютовала Алиса и, шутливо чеканя шаг, покинула кабинет.
Сергей Васильевич смотрел ей вслед. Легкая улыбка то появлялась на его лице, то пропадала.
Пожилой доктор многое повидал на своем веку. Десятки его коллег приходили в больницу или поликлинику с горящими глазами, чтобы лет через пять превратиться в апатичную тушу с перманентным нервным тиком. Многие ломались, спивались… Некоторые кончали с собой.
Сергея Васильевича спасало чувство юмора, здоровый цинизм… И вера в бога.
– Да поможет тебе Бог, – прошептал Сергей Васильевич, осенил себя крестным знамением и снова принялся за работу.
* * *
Алиса шла на встречу со своей новой начальницей, весело насвистывая на ходу.
Девушку весьма позабавило то, что у обоих главных докторов на станции Площадь Ленина были «птичьи» фамилии: Воробьев, Грачева… Она носила фамилию Чайка, а значит, удачно вписывалась в коллектив.
Едва Алиса переступила порог кабинета старшей сестры, как желание свистеть тут же пропало.
Перед Чайкой сидела сухая, желчная дама лет пятидесяти, выражением лица больше похожая на злобного бульдога, чем на кого-либо из семейства пернатых. У нее тоже, как и у главврача, не прекращался нервный тик. Но если облику Сергея Васильевича эта особенность придавала некую трогательность, то старшую сестру делала еще более неприятной.
– Не свистите, денег не будет, – произнесла Алла Ивановна, едва Алиса появилась на пороге.
Девушка в ответ только фыркнула. Ее всегда забавляли люди, верящие в подобные суеверия.
Суровое лицо старшей сестры исказила странная гримаса. Она словно съела кусок лимона, посыпанный солью.
– Не вижу ничего смешного, – произнесла Алла Ивановна все тем же ледяным тоном. – Стало быть, новая сестра?
Алисе оставалось лишь теряться в догадках, как старшая сестра могла узнать о ее назначении. Ни в кабинете Сергея Васильевича, ни здесь телефонов не было. Видимо, среди медиков сарафанное радио работало лучше любых средств связи. Да и под дверью у Воробьева наверняка кто-то подслушивал.
– Я, Алливанна… – заговорила девушка, не одолев сочетания имени и отчества, чем еще больше разозлила старшую сестру.
– Меня зовут Алла Ивановна, – поправила Чайку старшая сестра и сразу без перехода спросила: – Похуже места найти не могла? Может, тебе сразу к мортусам[5] надо?
– Мертвым помощь уже не нужна, – тихо, но твердо произнесла Алиса.
Старшая сестра ничего не ответила. Но, сколько ни вглядывалась девушка в ее лицо, так и не увидела ни единого проблеска симпатии. Алла Ивановна смотрела на нее, как на юную дурочку с ветром в голове. Наверное, она имела на это право.
Помолчав несколько секунд, старшая сестра взяла остро отточенный короткий карандаш и квадрат бумаги. Что-то написала и протянула записку Алисе.
«В блок Б» – вот все, что там оказалось написано.
– А где он, этот блок Бэ? – робко поинтересовалась Чайка, совершенно не знакомая ни с порядками, царившими на станции врачей, ни с планировкой помещений.
Грачева в ответ мотнула головой в неясном направлении.
– Спасибо за ответ, – Алиса, хотя и не ожидала теплого приема, не смогла сдержать обиды, круто развернулась и побежала прочь, сама не зная, куда… И наткнулась на мужчину лет тридцати в поношенном камуфляже со сталкерской нашивкой.
Тот шел по узкому проходу между строениями, опираясь на костыль. Левая нога больного не сгибалась, он с трудом ее подволакивал. Пальцы на правой руке были перебинтованы. Чайка несколько раз видела этого сталкера вместе с Борисом Молотовым.
Алиса не успела затормозить и на полном ходу налетела на пациента. Тот не удержался на ногах и упал на гранитные плиты.
– Агрх! Мать-перемать, куда прешь?! – зарычал сталкер.
Девушка попыталась удержаться на ногах, но не сумела и упала следом. Прямо на больную ногу несчастного. Тот взвыл от боли.
– Простите-извините-виновата… – пролепетала Алиса. Она попыталась помочь бедняге встать на ноги, но он лишь отмахнулся от нее.
– Вали отсюда! – захрипел сталкер, размахивая в воздухе костылем.
К месту событий уже спешили санитары. Обхватив голову руками, Чайка стремглав бросилась прочь.
Вечером этого же дня девушка, с трудом сдерживая слезы, написала на листе бумаги:
«Приказ выполнен. Я принята на работу. Все хорошо. Чайка».
Но с отправкой отчета решила подождать.
– Как бы ни выгнали теперь… – вздохнула она и спрятала письмо в потайной карман.
31 октября – 4 ноября, станция Выборгская
Станция Выборгская никогда не блистала красотой и изяществом, ни до часа Икс, ни, тем более, после. Обычная станция глубокого заложения с колоннами бежевого цвета. Как и все платформы петербургской подземки, Выборгская радовала местных жителей и гостей столицы обилием банкоматов и торговых точек. Москвичам, обладателям самого помпезного в мире метрополитена, о подобной роскоши оставалось только мечтать. Рабочие из стран Средней Азии старательно выгребали и выметали весь тот мусор, что оставляли за собой бесчисленные толпы пассажиров, чье движение в час пик напоминало миграцию антилоп гну.
Так было когда-то давно.
Теперь же, когда улицы и площади города заполонили двухметровые сороконожки и прочие милые создания, Выборгская превратилась в самый настоящий свинарник. С единственным отличием. Настоящих свиней тут не водилось. Зато здесь обитали не менее трехсот существ вида homo sapiens, не утруждавших себя заботой о красоте родной станции. Или не очень родной. Или совсем не родной, а всего лишь временного пристанища.
Расположенная на перекрестке торговых путей, Выборгская гостеприимно распахивала свои гермоворота перед наемниками, торгашами, наркокурьерами, ворами и воришками всех мастей. Большинство из них надолго здесь не задерживались. Кто-то уходил по межлинейнику на Петроградскую. Кто-то спешил в сторону центра метро, на Площадь Ленина или Площадь Восстания. Кто-то решался на рискованный марш-бросок через руины города на север. Там лежали владения Северной Конфедерации. Здесь не спрашивали документы и не особо напрягались, если посетитель входил на перрон с оружием, да еще и со свежими кровавыми пятнами на шнурованных берцах. Всякое бывает в жизни. Кому какое дело? Не дебоширь, да не воруй у местных, и живи, как знаешь. Главное – плати.
Местная администрация услужливо предлагала дорогим гостям неслыханные удобства: покосившуюся хибару с гордым названием: «Гостиница», жуткое пойло с условным наименованием «пиво» и таким же соблазнительным шашлыком из крысиных тушек, и благоухающий общественный сортир. За неимением иного посетители рады были и этому. А если кто-то был не рад – старался помалкивать. Любителей качать права тут не жаловали.
Одним из случайных гостей этой шумной общины, пропахшей смрадом закопченного мяса и мужского пота, был Данила, караванщик из Северной Конфедерации, отставший от своих. Он торчал на станции уже пятый день.
– Скоро придет наш караван – и заберет меня, – повторял Данила.
– Тогда и долги отдам. Наши своих не бросают, все заплатят, – добавлял он, услышав напоминание про еду и выпивку, взятые в долг.
Но время шло. С севера никто не приходил. Кредиторы незадачливого караванщика начинали нервничать. Чтобы гость-дармоед не удрал, к нему приставили охрану. Данила вяло переругивался со своими надзирателями, но сбежать от них не мог. Стерегли парня на совесть.
Первое время караванщика подкармливали даром. Жалели человека. Особенно активное участие в судьбе караванщика приняла повариха Нюра. Целых три дня она наливала Даниле полные миски похлебки, да еще добавки давала.
– Он жеж. Он жеж за любов! – поясняла она свою щедрость.
Сталкеры и постовые угощали самогоном. Хозяин гостиницы целых два дня разрешал занимать койку бесплатно. Даже комендант станции не лез, а он больше всего на свете не любил людей, которые не платят денег.
Причина, по которой караванщик отстал от своих, была проста и незамысловата. Женщина. Ангелина, медсестра с Площади Ленина. По меркам метро – почти красавица, ни синяков, ни выбитых зубов. Они познакомились больше месяца назад, но тогда остаться наедине не получилось. Лину позвали на операцию.
– Приходи еще, устроим полет, – шепнула она на прощание.
Данила вернулся. Едва караван закончил разгрузку на Выборгской, и был объявлен общий отдых, помчался со всех ног на Площадь Ленина. На этот раз им повезло. Нашлось и место, и время. Три часа пролетели незаметно.
Про жесткие сроки пребывания каравана северян Данила, конечно, знал. И даже сделал попытку объяснить прекрасной даме, что ему пора прервать любовные подвиги и отправиться в обратный путь. На всех уважающих себя станциях горели электронные часы. Правильное ли они показывали время – никто не знал, но зато – одинаковое. Однако коварная Лина наотрез отказалась отпускать своего принца, а караванщик, как истинный джентльмен, не посмел перечить женщине. Когда же он все-таки вырвался из горячих объятий ненасытной партнерши и примчался обратно на Выборгскую, ни одного северянина там не оказалось. Караван ушел. Дожидаться Данилу или отправлять кого-то на его поиски никто не стал, велика честь. Прошляпил время – сам виноват.
Отчаянное положение, в котором оказался караванщик, сначала позабавило местную солдатню.
– Дуй за своими, паря, – ржали сталкеры. – Че тут идти, всего пять кэмэ!
– Мужики, доведите до Мужества! Расплачусь – гадом буду, – Данила с надеждой смотрел на матерых бойцов, привыкших бродить по зловещим развалинам города. В ответ он слышал лишь насмешки.
– Щас, разбежались. Дураков нет, – ворчали одни.
– Скока дашь патронов, если доведем? – интересовались другие, и, услышав сумму, гнали его в шею.
Постовые, к костру которых северянин подсел погреться, отнеслись к нему с большим сочувствием, даже плеснули немного браги.
– А ты назад дуй, – советовали караульные. – К бабе этой. Повеселишься пару дней, а там, глядишь, и ваши подвалят.
Но караванщик, смертельно уставший от любовных подвигов, идти назад, на станцию врачей не решился. Лина вымотала его.
На четвертый день Данила рад был бы вернуться на Площадь Ленина. Да вот беда – его туда больше не пускали. Слишком много долгов наделал за это время незадачливый караванщик.
Беда следовала за бедой. Сначала его выгнали из гостиницы, потом перестали наливать самогон, а на пятый день – и кормить тоже.
– Вот я тя, дармоед! – прикрикнула на Данилу повариха Нюра, стоило ему показаться на пороге. Накануне комендант решил провести на кухне ревизию, нашел недостачу и устроил Нюре разнос. Караванщику в очередной раз не повезло…
– Денег нет – работай, – заявил комендант станции. – Что хошь, выбирай. Хошь – туалеты мой. Хошь – ржавчину соскабливай. Плесень вон расплодилась.
Но Данила от такой работы отказался наотрез, чем страшно рассердил коменданта.
– Ну и пшол вон, бес-дельник! – закричал комендант, желчный тип неопределенного возраста.
Слово «бездельник» он употреблял неоднократно, и каждый раз – по-своему, через букву «с».
Увидев, что караванщик понял его буквально и пошел прямиком к туннелю до Площади Ленина, начальник покраснел от гнева, обматерил Данилу и велел охране отлупить скандального гостя. После этого положение северянина стало совсем незавидным. Большую часть времени он слонялся по станции или сидел где-нибудь в углу. И все ждал… Ждал.
Никто не увидел, как вечером третьего ноября Даниле передали записку.
Ее принес курьер самой неприметной внешности. Небольшой клочок бумаги словно бы случайно выпал из рук посыльного, когда тот проходил мимо. Караванщик долгое время делал вид, что не замечает бумажку. Потом лениво приподнял скомканный листок, пробежал глазами и быстро сунул в карман.
На лице Данилы расплылась блаженная улыбка.
– Скоро… – выдохнул он.
01–04 ноября, за несколько дней до начала войны,
разные концы Приморского Альянса
Самоволка Игната Псарева и Кирилла Суховея закончилась полным провалом.
Сталкеров задержали на блокпосту Адмиралтейской.
То ли легенда про секретное задание Гаврилова, которую выдумал Псарев, показалась постовым неубедительной, то ли Гаврилов успел поднять тревогу и дозвонился на Адмиралтейскую – в общем, удрать у сталкеров не получилось. Так Псу и Суховею стало окончательно ясно, что никакие они больше не «вольные», а вполне себе подневольные солдаты Альянса.
Игнат легко сдаваться не собирался.
– Мы, блин, вольные казаки, а не хренова армия! Куда хотим – туда идем! – бушевал он.
– Это вы-то казаки?! – ржали в ответ караульные.
– Дети мы казачьи! – с гордостью отвечал Пес. Дед его, в самом деле, был выходцем из терских казаков. Отец никакого отношения к казакам уже не имел, служил в полиции, но Игнат все равно чрезвычайно гордился своим происхождением. Кирилл Суховей был выходцем из семьи кубанских казаков.
– Хрены вы собачьи, – услышал в ответ Псарев.
Оскорбить Игната сильнее было почти невозможно.
Изрыгая потоки брани, сталкер кинулся в драку. Но силы оказались неравны. Пятеро бугаев быстро скрутили Псарева, а заодно надавали затрещин и его другу, Суховею, который ни с кем драться не собирался.
На Площадь Ленина сталкеры возвращались со связанными за спиной руками, под конвоем трех автоматчиков. У Игната был подбит правый глаз, у Кирилла – левый. Со стороны это выглядело даже забавно. Их заперли в камеру и продержали там три дня. Еду давали раз в сутки. По две миски похлебки, по стакану воды – и все. Сталкеры медленно зверели.
– Выпустят – голыми руками всех порву! – клялся Псарев.
– А все ты, гад, – ворчал Суховей. – И твоя самоволка.
– Ну, зашибись. Все стрелки на меня, – кипятился Игнат. – А кто Молоту поможет?
– Погиб Молот, просто прими это, – отвечал Кирилл и отворачивался к стенке, давая понять, что больше говорить не о чем.
Пес обзывал товарища трусом и подлецом, и тоже укладывался спать, чтобы скоротать томительные часы. Так беседовали они раз десять. С одинаковым результатом.
Вечером четвертого дня дверь камеры открылась. На пороге стояли трое автоматчиков. Пес, все это время мечтавший набить кому-нибудь морду, едва не полез в драку, Суховей насилу его остановил.
– Псарев. К Гаврилову, – процедил угрюмый сержант.
– Э! А я? – возмутился Кирилл.
– Про второго приказов не было, – отозвался сержант.
Автоматчики вытолкали Пса за дверь, заковали его в наручники и повели по длинным, тускло освещенным коридорам. Когда-то раньше здесь были подсобные помещения, переделанные теперь под тюремные камеры.
Одинаковые металлические двери сменяли одна другую. И вот, наконец, перед одной из таких безликих дверей сержант остановился. Постучал.
– Войдите, – глухо донеслось из помещения.
Дверь открылась, и сержант втолкнул Игната в тесную комнатушку с давящим низким потолком.
Там сидел старлей Гаврилов. Он был мрачен и суров, как никогда.
– Ну что, казачок? Удалась самоволочка? – хмуро процедил Гаврилов, когда Псарева ввели в кабинет.
– Вашими молитвами, товарищ старший лейтенант, – криво улыбнулся Игнат.
– Капитан, – отозвался хозяин кабинета.
– Что – «капитан»?
– Капитан, – повторил Гаврилов, кивнув на свои погоны. Только сейчас Псарев заметил на них интересные изменения. В комнате царил полумрак, тускло горела единственная настольная лампа, поэтому сталкер не обратил внимания на результаты звездопада раньше.
Чего-чего, а знаков отличия в метро имелось с избытком. При разграблении военных частей чего только не тащили. Но боеприпасы имели досадную особенность кончаться. А погоны – что с ними будет? И главное: любая премия требовала каких-никаких расходов. Нашить новые погоны не стоило ничего.
– Ого. Капитан-капитан, подтянитесь… – нарочито фальшиво запел Игнат, но осекся, поймав взгляд командира. – За какие такие заслуги, товарищ капитан?
Гаврилов не ответил. Глаза его были ледяными, словно у продавщицы ликеро-водочного отдела за минуту до закрытия. Он отпустил охрану, потом встал, прошелся по кабинету, сцепив руки за спиной.
Тишина царила в крохотной комнатке, лишь чуть слышно гудел вентилятор. В фильмах, которыми увлекался в детстве Псарев, подобные ситуации обычно предшествовали жестоким пыткам.
«Щас прикажет меня пытать, на кусочки разрывать, хе-хе», – сталкер попытался развеселиться, но получилось только хуже. Липкий тягучий страх охватил все его существо.
С момента исчезновения Бориса Молотова оба его товарища превратились в обычных солдат Альянса. Самоволка – то же дезертирство. Да еще в предвоенное время. Наказание могло быть самым суровым.
Пес с самого начала понимал, что идет на риск. Но иного способа отправиться на помощь другу не видел.
* * *
Пока не кончилась заварушка, вызванная появлением моряков Вавилона, Псарев и Суховей даже не заикались о спасательной экспедиции. Но вот настал конец зловещему Черному санитару. Гибель острова Мощный получила объяснение. Моряки из врагов, угрожавших отравить все метро газом, превратились в союзников. Но искать Бориса Молотова никто не стремился. У армии Альянса хватало других хлопот.
– Да прочесали мы все станции до самого Комендантского проспекта, – устало отмахнулся Гаврилов от просьб Игната. – Нет никого. Пусто. Буддисты куда-то ухряпали. Все вентшахты завалены. Погиб твой Молот. Сгинул. И хватит о нем.
Пес не верил, что такие опытные бойцы, как Молот и Будда, могли пропасть без следа.
У них за плечами были кровавые рейды и веселые попойки. Они ходили туда, куда редко отваживались наведаться даже отчаянные смельчаки, – в логово Безбожников. И выходили оттуда целыми и невредимыми. Друзья прыгали вниз головой в зловещую бездну Разлома между Пушкинской и Владимирской, пересекали на утлой лодочке могучую Неву. Только однажды Псарев и Суховей подвели Бориса Молотова: отказались от похода на развалины футбольного стадиона «Крестовский». Но это был единственный случай, и на взаимоотношения боевых товарищей он не повлиял.
Игнат долго подбивал Кирилла совершить рискованную экспедицию на северные станции Фрунзенско-Приморской линии, и, наконец, добился своего. Пока друзья шли по территории Альянса, вопросов не возникало…
* * *
Сталкер, затаив дыхание, ждал, что сделает с ним Гаврилов. Но время шло. Ничего не происходило. Псу уже начинало казаться, что командир вовсе забыл о нем. Игнат осторожно кашлянул.
– А, это ты? – капитан, казалось, только сейчас вспомнил об арестанте. – Ломаешь голову, зачем я тебя позвал? На вот, посмотри.
И сунул под нос Псу карту Петербурга.
– Что видишь?
– Ну, че вижу, че вижу… Проспект Непокоренных вижу. Вот, подписано.
Игнат невольно залюбовался картой. Очень хорошее издание. И сохранность поразительная. Каждую буковку видно. Прочитать несложно даже при тусклом свете.
– Так, это че? Пискаревка, понятно. Вот памятник отмечен, «Родина-Мать».
– Верно. А теперь смотри сюда.
И Гаврилов убрал палец, которым зажимал что-то рядом с памятником.
– Ек-Рагнарек!!! – вырвалось у Псарева.
Рядом с монументом, в самом сердце мемориального кладбища, красовался рисунок бомбы. Ни с чем иным картинку спутать было нельзя. Полукруглый обтекатель, треугольные стабилизаторы. В центре бомбы имелся еще один рисунок. Стандартный знак биологической угрозы. Игнату не раз доводилось видеть такие. Столкнувшись с аномалиями или мутировавшими тварями, сталкеры помечали опасную зону картинкой, напоминавшей инопланетного монстра.
– Карта была найдена в вещах убитого веганского офицера, – произнес капитан Гаврилов, бережно складывая бесценную находку и убирая в ящик стола.
– Что бы это ни значило, ясно одно: Империя затевает что-то очень, очень недоброе, – добавил он.
– Прямо под носом у северян… – заметил сталкер.
– И под боком у нас. Выяснить, что затеяли зеленожопые, можно только одним способом. Разведка.
– И я уже догадался, кого туда решено послать. В наказание за дезертирство. Только хрен вам, товарищ капитан, – осклабился Псарев. – Мы на Пискаревку не потащимся. Дураков нет. Слышал я байки про те края. Не-не-не. Не пойдем.
– Почему «мы»? – лицо Гаврилова вновь стало таким же жестким, а взгляд – таким же ледяным, как в начале их встречи. – Ты, ты туда пойдешь, сын казачий. А дружок твой тут останется. Вернешься – отпущу Кирюху на все четыре стороны. Ну, а не вернешься… – тут капитан замолчал и зловеще ухмыльнулся.
– Ну ты и гад… – выдохнул чуть слышно сталкер Псарев.
Вопрос, за что вчерашний старлей получил повышение по службе, задавать больше не имело смысла.
Ход Гаврилова был тонким и очень хитрым. Ни за что на свете Игнат Псарев не бросил бы на произвол судьбы единственного друга. Пес до сих пор не мог расстаться с мыслью о спасении Бориса Молотова, которого все остальные давно записали в «двухсотые». Что уж говорить о живом товарище, заточенном в тесную темную камеру!
Капитан поймал себя на мысли, что злые искорки, вспыхнувшие в глазах Псарева (или это ему почудилось?), не сулят ничего доброго. Игнат был по-настоящему страшен в гневе. Сейчас же это был даже не гнев, а первобытная ярость дикого хищного зверя. Гаврилов поежился. Псу необходимо было бросить аппетитную косточку, чтоб хотя бы немного задобрить, обуздать нечеловеческую злобу.
– Кстати, по поводу Молота, – добавил капитан, стараясь не смотреть в глаза сталкеру. – Есть предположение, что он все-таки ушел к северянам. Мы же не нашли трупов. Значит, Борис, Ленка и Будда все-таки вылезли на поверхность. А вентшахты могло и потом завалить…[6] Логично?
– Логично, – чуть слышно отозвался Игнат, не сводя с командира хмурого взгляда. Однако градус ненависти постепенно спадал. Желание набить Гаврилову морду уступало место любопытству.
– Но что им делать в городе? Как выживать на руинах? – продолжал рассуждать капитан. – Ни в городе, ни на островах выжить нельзя. Значит, куда-то ушли. На голубой линии их никто не видел. Ни на Черную речку, ни на Петроградскую они не спускались. И у джигитов не объявлялись, мы проверили. А на Проспект Просвещения Молот и сам бы не сунулся. Чай, не дурак.
– Не дурак, – эхом отозвался Пес.
– Значит, что остается? Или назад, к нам. Или к Ратникову. Я других вариантов не вижу, – проговорил Гаврилов и, наконец, решился снова встретиться взглядом с Псаревым. С огромным облегчением капитан отметил, что зверь, на короткое время пробудившийся в бывалом сталкере, скрылся. Уполз в свою берлогу. Перед офицером армии Альянса сидел простой парень. Тертый, матерый, побитый жизнью. Но обычный человек, не зверь. А с человеком вести диалог гораздо проще.
– Идти все равно в одну сторону, – Гаврилов попытался улыбнуться. – Да что тут топать-то. Это буквально туда и обратно. А, Пес? Как в той книжке про хоббита.
Игнат не улыбнулся. А когда он заговорил, в голосе не было ни тени веселья.
– Читали мы профессора, читали. Какие монстры героям в пути повстречались, напомнить, а, капитан? Так что дай мне людей. Один я не пойду. Точка.
Глава третья ОККЕРЫ
За четыре дня до начала войны, утро,
станция Площадь Ленина
Старший лейтенант Гаврилов не ожидал проблем. Рейд, в который он отправлял своих людей, был простым, маршрут – хорошо знакомым. Требовалось всего лишь выйти из вестибюля станции Площадь Ленина и пройти вдоль Невы в сторону тюремного комплекса Кресты.
Формальная независимость подземных общин, которую в мирное время старались соблюдать, теперь, накануне войны, была благополучно забыта, и станцию военных врачей оккупировали силы Альянса. Врачи немного пошумели, но быстро успокоились. Альянс получил в свое распоряжение опытных медиков. Станция Площадь Ленина стала базой для вылазок сталкеров на Выборгскую сторону.
На поверхность отправилось восемь бойцов. На своих ногах вернулось пятеро.
И не через три часа, как планировалось, а через полтора. Двоих раненых товарищи вели под руки, одного «двухсотого» – несли. За спинами приморцев маячили еще двое незнакомцев. Один – с ружьем, второй – с «калашом».
«Это еще кто такие?» – старлей попытался определить по одежде и оружию, к какой общине принадлежат гости. Но из-за скудного освещения удалось ему это не сразу.
– Как вас угораздило? – процедил Гаврилов.
Командир отряда с позывным «Харитон» принялся докладывать, перемежая рассказ отборными матюгами и то и дело скатываясь на междометия. Старлею приходилось прилагать немалые усилия, чтобы разобрать, кто «они», а кто – «эти».
Получалось, что на Арсенальной набережной приморцы наткнулись на веганских штурмовиков. Враги действовали грамотно. Укрылись среди развалин так, что никто из приморцев ничего не заподозрил. Подпустили поближе. Плотным огнем заставили залечь. Вывели из строя троих и наверняка нанесли бы бо́льший урон, но тут внезапно пришла подмога.
– Эти вылезли, как из-под земли! – тараторил командир отряда, радостно улыбаясь. – Как эти… черти из этой… табакерки! Прям в тыл к этим… зеленожопым зашли. И всех на хрен покрошили.
– Не части, Харитон. Кто «эти»? – прервал Гаврилов затянувшийся монолог.
– Дык оккеры, – раздалось в ответ.
Только теперь старший лейтенант понял, что за солдаты маячили за спинами приморцев. Именно так одевались люди полковника Бодрова, верного союзника, недрогнувшей рукой отправившего на помощь Альянсу три десятка своих лучших людей, отборных бойцов. И вот полковник снова пришел на помощь. И снова вовремя.
«Но почему их только двое?» – недоумевал Гаврилов. Он велел оккерам подойти поближе и одновременно распорядился тащить на станцию раненых сталкеров. К счастью для тех, кто пострадал в этой передряге, идти за врачами далеко не пришлось. На станции Площадь Ленина жили и работали лучшие медики питерской подземки. «Двухсотого» положили у края перрона. Мортусам, безликим могильщикам метро, требовалось время, чтобы добраться сюда. Но покойник никуда не спешил. Тело, накрытое брезентом, нагоняло безотчетную тоску. При виде его люди невольно ускоряли шаг, спеша поскорее пройти мимо. Даже здесь, на станции врачей, где старуха с косой давно стала привычной гостьей.
Бойцы с правого берега вышли из полумрака на свет, отстегнули респираторы… И Гаврилов удивился еще больше. Один солдат Оккервиля, вооруженный помповым ружьем, оказался молодым человеком. Лет двадцати трех, не больше. На вопросы оккер почти не отвечал, лишь кивал время от времени. Второй при ближайшем рассмотрении и вовсе оказался девушкой. Причем весьма брутальной. Нос сбит набок. Тело крепкое, сильное, взгляд смелый, решительный. Говорила она с легкой хрипотцой, представилась Соней Бойцовой. Оружие ее, очень похожее на АК, в реальности оказалось карабином «Сайга».
«Фамилия ей очень идет», – отметил старший лейтенант.
– Вас только двое? – начал он допрос.
– Было больше. Остальные не дошли, – сухо отозвалась Бойцова.
Гаврилов тяжко вздохнул. Ответ его не удивил. Путь от станции Ладожская был не близким. Лишь один человек мог преодолеть его беспрепятственно: Борис Молотов по прозвищу «Молот». Но он бесследно исчез две недели назад. У прочих без потерь не обходилось. Что было причиной такой удачливости Бориса Молотова? Везение или какая-то карма?..
– Как там ваши? Как полковник? – поинтересовался старший лейтенант.
– Держимся. Веганцы не лезут пока, – последовал такой же короткий емкий ответ. – Грибники в атаку полезли. Получили по самое не балуй.
С этими словами Соня зловеще улыбнулась и помассировала кулак. Ее спутник тоже мрачно усмехнулся. Гаврилов пришел к выводу, что оба приняли в избиении грибников самое активное участие.
«Нарики-то куда полезли?» – он воскресил в памяти все, что знал про жителей Веселого поселка. В военном смысле эти ребята были абсолютно бесполезны. Община доходяг и деградировавшего сброда…
Но вопросов старлей больше задавать не стал. Оккеры страшно устали, оба еле стояли на ногах. За их спинами был тяжелейший марш-бросок через руины города, кровавые схватки, погибшие товарищи…
Гаврилов отпустил своих людей, а солдатам Оккервиля велел выделить палатку и хорошенько накормить. Соня Бойцова и ее товарищ, так и не назвавший своего имени, сдали оружие, и, устало шаркая подошвами сапог по гранитным плитам, удалились.
Старший лейтенант остался один.
С минуту он стоял, задумчиво глядя на труп сталкера, прикрытый мешковиной. Из лазарета слышались стоны. Врачи обрабатывали раны остальных бойцов.
Тускло горело аварийное освещение. Станция врачей напоминала склеп. Низкие потолки. Широкие мощные пилоны. Сколько душ отлетело здесь в мир иной? Сколько предсмертных стонов слышали эти угрюмые стены?
«А сколько еще услышат, – подумал Гаврилов. – Ну, ничего. Мы еще поборемся. Нас так просто не возьмешь».
И он зашагал в кабинет, откуда этим утром бесцеремонно выселили главврача, чтобы спокойно, не спеша провести ревизию трофеев, взятых его людьми в сегодняшнем рейде. Особый интерес у старшего лейтенанта вызвала офицерская планшетка.
– Я съем свои носки, если там не найдется чего-то ценного, – произнес Гаврилов, закрывая за собой массивную стальную дверь.
* * *
Дима Самохвалов вошел в палатку и тут же рухнул на койку, точно поверженный колосс Родосский. Он напоминал марионетку, у которой в один миг обрезали все нити. Он даже не уснул, а именно отключился. Или перегорел, как старая лампочка. Слово «усталость» очень слабо подходило к тому состоянию, в котором находился парень. Никогда прежде ему не приходилось совершать таких долгих марш-бросков и участвовать в таких побоищах.
Соня тоже с радостью бы сразу завалилась спать. Она улеглась на жесткую лежанку, натянула застиранное одеяло, но забыться не получилось. Благословенный сон не спешил на зов. Конечно, она тоже страшно вымоталась и тоже мечтала лишь об отдыхе, но кое-какие силы в натренированном теле еще оставались. Валяться в кровати без сна девушка ужасно не любила, поэтому она села, сложила ноги по-турецки и устремила задумчивый взгляд в проем, через который была видна часть станции Площадь Ленина.
Мрачное место, неуютное. Страшное. Главный госпиталь подземного мира выглядел не намного лучше, чем крематорий в зловещем тупике станции Международная. На гранитных плитах виднелись пятна крови. Оттирать их, видимо, уже даже не пытались.
– «Что зимой и летом одним цветом?» – спросил доктор у маньяка. И душегуб ответил: «Кро-о-о-вь!!!» – Соня вслух процитировала любимый анекдот и горько рассмеялась. Тут же осеклась, шлепнула себя по губам. Но Дима даже не пошевелился.
«Задолбался Митяй. Димон, – тут же поправилась она, вспомнив, как сильно ее спутник не любил имя Митя. – Но ведь дошел же, дошел! Чудо, что там, на набережной, не уснул…»
Девушка снова посмотрела в проем. Разводы уже не казались ей кровавыми пятнами. Может, какая-то другая жидкость, пролитая по небрежности. Или гранитные плиты изначально имели такую особенность. Но настроение все равно не улучшилось.
Тоскливо, муторно было на душе.
«Какая унылая станция, – подумала Соня, но тут же оборвала себя. – А ты чего ждала, м-м-м? Роскоши и блеска?».
Девушка фыркнула. В отличие от многих жителей Оккервиля, она знала, что на других станциях метро обстановка такая же, как в их обособленной общине. Или хуже. Или намного, намного хуже.
«А ведь Лена Рысева так же сидела…» – отметила Бойцова, машинально взглянув на свои ноги.
Ее подруга, бесследно исчезнувшая две недели назад, любила размышлять именно так, сидя по-турецки, а Соня переняла у нее эту привычку. Именно сюда, в Большое метро, ушла Лена в поисках пропавшего отца. С тех пор от Рысевой не было ни слуху, ни духу.
– Ленка. Эх, Ленка-Ленка… – повторила Соня несколько раз, тяжело вздохнула и снова забралась под одеяло.
– Я пришла за тобой, Ленок, – прошептала девушка, сжав кулаки.
«Ой, не ври, – тут же оборвала она сама себя. – Зачем себе-то лгать, м-м-м? Другим – можно. Себе – нет. Не в Ленке дело».
Поиски Лены Рысевой были отличным предлогом для подготовки третьей экспедиции Оккервиля. Ширмой для истинных планов Бойцовой. Ее путь лежал дальше, во владения Приморского Альянса, на станцию Адмиралтейская, а оттуда – на Садовую.
– Я доберусь до вас, ублюдки! – губы Сони растянулись в плотоядном зверином оскале. Тело конвульсивно дернулось, точно через него пропустили электрический ток.
Долгие годы, прожитые в сытой, спокойной общине Оккервиль, не сгладили боли и ужаса. Не стерли из памяти унижений и истязаний. Хозяева жизни с Садовой лишили Бойцову всего: дома, родных, детства… Ласки, нежности и любви. Нормальной пищи и крыши над головой. Возможности стать матерью. Оставили только невыразимую боль и жажду мести.
Соня не забыла. Соня не простила.
«А как же безбожники? – всплыло в сознании девушки. – Ведь это они насиловали меня».
Но, готовя план мести, Бойцова учла все нюансы. Для штурма логова бандитов, засевших в межлинейнике, требовался отряд спецназа с тяжелым оружием. Соваться туда смысла не имело. А вот перерезать пару глоток – это Соне было вполне по силам. Вычислить, выследить врагов. Тихо, незаметно подкрасться и, улучив минуту, нанести смертельный удар. И исчезнуть, пока охрана не подняла тревогу. Со дня на день ожидалась война. Нет лучше повода, чтобы списать пару человеческих жизней…
– Со мной Димка. Он за меня – в огонь и в воду, – продолжала размышлять девушка, устраиваясь поудобнее на жесткой лежанке. – В метро полно солдат Оккервиля из первого и второго отрядов. Я не одна. Скоро, скоро все случится.
Лишь об одном жалела Бойцова. Что с нею нет Дениса Воеводина, лучшего сталкера Оккервиля. Кто, если не он, мог забраться в самое сердце Альянса, совершить возмездие и бесшумно удалиться? Воеводин шел с ними от Ладожской и почти достиг конечной цели, но потом исчез. Как сквозь землю провалился. Не осталось никаких следов. Может быть, Дениса унес летающий монстр. Или утащил под землю какой-нибудь червь-мутант. Или бравый сталкер упал в канализационную шахту. Всякое случалось.
Руины Северной Венеции хранят зловещие тайны. Немало смельчаков, рискнувших бросить вызов новым хозяевам жизни, бесследно исчезли в лабиринте улиц и площадей великого города на берегах Невы…
Отдохнуть девушке не дали.
Едва она закрыла глаза и ощутила в теле приятную легкость, которой сопровождалось засыпание, как в палатку не вошел, а прямо-таки влетел какой-то буйный тип и принялся будить сначала Диму, потом Соню.
Из того, что он кричал, мало что было понятно.
Бойцова уловила только, что их требует к себе какой-то «Гав…лов!».
«Старлей Гаврилов требует, – догадалась она через пару секунд. – Обойдется. Я спать хочу, как собака».
Но буйный тип не отставал. Диму он будить больше не пытался. Видимо, понял – бесполезно. Сосредоточился на Соне. В какой-то момент парень разошелся до того, что начал стягивать с девушки одеяло. За что тут же получил звонкую пощечину.
– Хам! – рявкнула Соня. – Совсем охренел, козел? Может, я тут голая лежу?! Вали к своему лейтенанту Гаву. Ща приду. Иду, говорят тебе, – добавила девушка, видя, что посыльный не уходит. – Проваливай.
Бойцова на мгновение закрыла глаза, а потом резко, одним рывком, выскочила из-под одеяла. Она слышала, что это лучший способ обрести бодрость. В ее случае не сработало. От усталости кружилась голова, глаза слипались.
«Ну вот что, старший лейтенант Гав. У тебя, козла, должна быть очень веская причина тащить меня к себе. Иначе – держись», – думала Соня, натягивая сапоги.
Сразу к Гаврилову девушка не пошла, по пути заглянула в уборную.
– Ничего, подождет, – ворчала она, выходя из кабинки.
Первое, что учуяла Соня, появившись на пороге начальственного кабинета, – божественный аромат.
«Ко-о-о-офе!!! Настоящий!!!» – мелькнуло в голове девушки.
Она знала вкус кофе. Много лет назад, на Адмиралтейской, где Соня жила припеваючи, ей доводилось пить этот бодрящий напиток. Потом кофе исчез из ее жизни. Как и почти все элементы комфорта и уюта. Ни в общине Оккервиль, живущей по-спартански, ни тем более в логове Безбожников таким дефицитом не баловались даже большие начальники.
Дымящаяся эмалированная кружка, источающая дивный аромат, завладела вниманием Бойцовой так сильно, что она даже не заметила в первый момент, что в помещении, кроме хозяина кабинета, находится еще один военный. Правда, сидел он в самом дальнем углу, и в полумраке второго солдата Альянса можно было спокойно принять за мешок.
– Это – мне? – спросила Соня, не решаясь протянуть руку к сказочному привету из сытого прошлого.
– Конечно, угощайтесь, – отозвался Савелий Игоревич.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант, – выдохнула девушка.
– Капитан, – ответил Гаврилов как будто невпопад, но Соня не услышала его реплику.
Сначала она попыталась обхватить кружку обеими ладонями, но обожглась и отдернула руки. Кофе, видимо, только что заварили крутым кипятком. Тогда она взялась за ручку и, жадно вдыхая густой, насыщенный, бодрящий аромат, принялась крохотными глотками вливать в себя обжигающе горячий напиток.
Кофе ее слегка разочаровал. Конечно же, растворимый, из пакетика. Видимо, сталкеры принесли с поверхности. На целую кружку кипятка высыпали один пакетик. И сахара пожалели. В итоге получилось, конечно, чудесно, но… Не то. Не то.
На Адмиралтейской семья Бойцовых могла позволить себе молотый кофе… Тогда, не в этой жизни. Давным-давно. Много лет назад…
– Давным-давно, давным-давно, давны-ы-ым-давно! – промурлыкала себе под нос Соня, допивая кофе. Эту незамысловатую песенку напевал когда-то ее отец.
Только тут она заметила второго мужчину. Он все так же сидел в углу и хмуро, исподлобья наблюдал за каждым движением девушки.
– Ну что, рядовой Бойцова от полковника Бодрова? Взбодрились? – улыбнулся Савелий Игоревич, заметив, что кружка опустела. – Больше, уж простите, предложить не могу. У самих, знаете ли, дефисит.
Тут Гаврилов рассмеялся. Слово «дефисит» он произнес как-то странно. Второй военный тоже улыбнулся. Соня смысла шутки не уловила.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант, – отозвалась девушка. Спать по-прежнему хотелось, но не так сильно.
– Капитан, – повторно поправил ее хозяин кабинета.
«Сделал карьеру товарищ Гаврилов. Интересно, как выслужился?» – пронеслось в голове девушки.
– А это – Пес, – кивнул в угол капитан Гаврилов.
Соня вздрогнула. Она никак не ожидала от него такого пренебрежительного, да просто скотского отношения к своим людям.
– Кто? – подалась вперед девушка.
И еще раньше, чем капитан Гаврилов заговорил, сама все поняла. Перед ней сидел старый приятель Псарев. Сталкер из группы Бориса Молотова. Псарев сильно изменился за две недели, прошедшие с момента их последней встречи. У него был подбит глаз и рассечена губа. На лбу тоже виднелся свежий шрам. К тому же сталкер зарос густой щетиной. Обычно Пес улыбался, в крайнем случае, ухмылялся. Сейчас выражение лица у Игната было – краше в гроб кладут. И если Соня Бойцова просто не выспалась, то Пес – не выспался вдвойне.
– Кто-кто. Дед Пихто, – проворчал из своего угла Игнат Псарев. – Ну ты, блин, даешь, Сонька. Столько лет друг друга знаем… Эх, ек-Рагнарек. Видать, совсем морда лица у меня не того.
– Ну и рожа у тебя, Шарапов. Смотреть противно! – произнес хозяин кабинета не своим голосом и оглушительно расхохотался.
«Какой еще Шарапов?..» – растерялась девушка.
– Это из фильма, – пояснил Гаврилов, видя растерянность на лице гостьи, потом положил на стол сжатые кулаки и заговорил уже без тени веселости. – Ладно, к делу. Пропал Борис Молотов. И Лена Рысева с ним. И этот еще. Как его там правильно, Пес?
– Бадархан Шаградов, – подал голос Игнат из своего угла.
– Ну и имечко. Короче, все они сгинули. Как сквозь землю провалились. Четвертый сталкер, Филипп, предположительно погиб. Остальные, скорее всего, тоже… Но надежда пока есть.
На глаза Сони навернулись слезы. Она посмотрела на Псарева с мольбой.
«Неужели это правда?!» – послала она безмолвный вопрос. И Игнат коротким кивком ответил: «К сожалению, да».
– Пока есть надежда, надо искать Молота, – говорил Гаврилов, и при этих словах на шее у него заиграл желвак, а на лбу выступила испарина.
«Скоро война, – подумала Бойцова. – Ясное дело, для Альянса любой опытный вояка – на вес золота. А был бы простой парень – никто б и не чухнулся…»
Борис.
Долгие годы он был для нее единственным близким человеком.
Сильный, мужественный, честный. Таких ни на Адмиралтейской, ни на Садовой Соне встречать не приходилось.
Борис вырвал ее из лап бандитов. Он же переправил в Оккервиль и упросил полковника Бодрова поселить у себя сироту без роду-племени. И каждый раз, когда появлялась возможность, приходил проведать. Как правило, не один, а с друзьями – Псаревым и Суховеем.
«Пес у меня один остался, старый друг, – девушка вытерла слезы и с нежностью посмотрела на сурового сталкера, что так и сидел в своем углу. – Ленка сгинула. Боря пропал. Кроме Димки и Игната, больше никого…»
Сталкер поймал ее взгляд, и в первый раз в его глазах Соня увидела ответную теплоту.
– Но все силы задействованы на других направлениях, – словно издалека, долетали до Сони слова капитана Гаврилова. – А Псарева одного посылать не вижу смысла. Далекий путь предстоит… До Площади Мужества. Туда должны были уйти Борис и Ленка. Дошли – не дошли, неизвестно. Но у троих сталкеров шансов выжить, безусловно, больше, чем у одного. Поэтому мы просим. Не приказываем. Просим, – капитан Гаврилов сделал упор на последнем слове, – чтобы вы с Димой пошли туда.
– Мы согласны, – тут же отозвалась девушка.
«Ишь, какая. Сразу – да. Нет бы поломаться, как все бабы делают. И как ты, интересно, будешь Самосвала с кровати сгонять?» – шепнул внутренний голос.
«Придумаю способ, – отвечала Соня сама себе. – А ломаться… Сейчас не та ситуация. На святое дело идем. Друга выручать».
«А как же твоя цель? Ты уйдешь, а кто отомстит упырям с Садовой?» – снова прорезался внутренний голос.
«Месть подождет. Никуда они не денутся, – Бойцова усилием воли заглушила страстное желание как можно скорее вырваться на Садовую. – А если их до меня веганцы замочат – туда и дорога».
– Отлично, – с явным облегчением произнес Савелий. – Выходите послезавтра, четвертого ноября.
«Супер. Как раз Димка выспится», – пронеслось в голове Сони.
– Написал я тут письмо типу, что у северян всем заправляет, Ратникову. Окажи, дескать, содействие, и все дела. Но мужик он мутный… И вообще, не очень понятно, что сейчас у конфедератов творится. Если что – действуйте по обстоятельствам.
– Нам не привыкать, – отозвался Псарев.
– Вперед, на помощь к Молоту! – воскликнула Бойцова, но тут же смутилась и замолчала.
Ни Гаврилов, ни Псарев не улыбались. Ни тени радости не было видно на их лицах. Перед Соней сидели уставшие, изможденные, крепко побитые жизнью мужики. Люди, которые прекрасно понимали, какие трудности и опасности ждут их впереди.
Тут девушка в который раз крепко пожалела, что с ними нет Дениса Воеводина. Вчетвером они составили бы первоклассную боевую единицу…
Глава четвертая БАШ НА БАШ
За два дня до начала войны, 11 часов, станция Выборгская
Появление троих сталкеров Альянса Данила заметил почти сразу. После того как был взорван межлинейник, а Северная Конфедерация перестала посылать караваны в Большое метро, гостей на Выборгской стало в разы меньше. А военные сюда и вовсе перестали захаживать. И вот из туннеля, ведущего на станцию врачей, появились трое. Все с оружием, в защитных костюмах. Сразу видно – сталкеры.
Впереди шагал крепкий мужик лет тридцати, потрепанный жизнью в прямом и переносном смысле. Физиономию его украшали свежие шрамы. Караванщик немало видел на своем веку матерых вояк, прошедших сквозь ад. Этот парень был как раз из таких. Вооружен он был автоматом Калашникова сто пятой серии. Большая редкость в метро.
Сталкер получил ярлычок от Данилы «Бывалый». Караванщик обожал давать незнакомым людям клички.
Следом на платформу лихо запрыгнула боевая дама с карабином «Сайга» за спиной. Пышная грудь девушки, заметная даже под защитным костюмом, сразу же заинтересовала Данилу, большого охотника до женских прелестей. Но стоило северянину увидеть ее чуть сбитый набок нос, как он сразу отвел взгляд. Драться красавица, без сомнения, умела и любила.
«А эта пусть будет Амазонкой», – решил караванщик.
Третий член отряда без посторонней помощи залезть на платформу с путей не смог. Девушке пришлось протягивать товарищу руку. Выглядел третий сталкер совсем не героически. Невысокий, полноватый, лицо детское, глаза испуганно бегают по сторонам. В руках юноша сжимал помповое ружье «Бекас».
«Салага, новичок», – пренебрежительно обозвал третьего приморца Данила.
Гости между тем привлекли всеобщее внимание. Со всех концов станции потянулись зеваки. Кто-то таращился на их снаряжение, кто-то – на грудь Амазонки. Комендант сунулся с вопросами, но увидел какую-то бумажку в руках владельца сто пятого АК, видимо, спецпропуск, и тут же испарился.
Приморцы кого-то искали. Несколько минут они маячили посреди платформы. Бывалый болтал с местной солдатней. Рядом, взявшись за руки, стояли Амазонка и Салага.
«Охренеть. Они че, вместе? – скривился Данила. – Этот доходяга? С такой женщиной? Да на что он способен, молокосос. Вот я бы ее…»
Северянин так увлекся смелыми фантазиями на тему: «Что, если бы на месте Салаги был я», что не сразу заподозрил неладное. Сталкеры Альянса двинулись в его сторону. А когда караванщик понял это, сбегать было поздно. Гости встали с трех сторон вокруг колонны, прислонившись спиной к холодному мрамору которой, сидел Данила.
– Ну, здарова, конфедерат! – Бывалый присел перед ним на корточки и протянул мозолистую, жилистую руку.
Караванщик не ответил. Он с удивлением косился то на Амазонку, то на Салагу.
Видя, что ответного рукопожатия не будет, сталкер убрал руку в карман.
– Или как вы там называетесь? Северяне? Короче, паря, слушай сюда. Нам тут нужно к вашим в гости заскочить. На Мужества. И проводник не помешает. У тебя, я знаю, долгов – по самые уши. Баш на баш. Альянс платит, ты – ведешь. Ну, что скажешь?
Данила молчал. Предложение приморцев звучало заманчиво. Других вариантов покинуть давно опостылевшую Выборгскую он не видел. Но все-таки караванщик колебался.
Словно бы прочитав его мысли, Бывалый выудил из кармана конверт и потряс им перед лицом Данилы.
– Письмецо у нас. К вашему шефу, Феликсу. От руководства Альянса. Можно сказать, миссия государственной важности. Сейчас, сам понимаешь, почта России не выручит. Надежда только на нас, сталкеров. Кстати, меня Игнатом зовут. А это – Соня и Димон.
Караванщик представляться не стал.
Имена давно стали для него пустым звуком. В метро все или почти все предпочитали жить с кличками. А те, за кем водились темные делишки, и вовсе меняли имена, как перчатки.
Игнат терпеливо ждал ответа. Молчание затягивалось. Нарушила его девушка, которую представили Соней.
– Дело не только в письме. Друга мы ищем. Друзей. К вам недели две назад должны были прийти сталкеры из Большого метро. Один – здоровый мужик, лысый. С ним азиат, молчаливый такой. Еще девчонка примерно с меня ростом, рыженькая. Ты, случайно, их не видел?
Данила издал неопределенный звук и пожал плечами.
– Понятно, что к вам разные люди ходят. Но этих трудно с кем-то спутать, – наседала на караванщика Соня.
– Они могли и не дойти… – чуть слышно произнес Дима.
– Не смей так думать! И тем более говорить, – зарычала Соня, сжимая кулаки. Парень промямлил в ответ что-то неразборчивое.
– Лады. Я в деле, – караванщик в первый раз подал голос.
Все вздохнули с облегчением. Включая кредиторов Данилы, которые с интересом наблюдали издалека за беседой караванщика и приморцев.
На глазах северянина Игнат выудил мешочек патронов и в пять минут уплатил все его долги. Причем ушлые кредиторы содрали с Пса раза в два больше. Но сталкер отдавал патроны спокойно. «Не свое – не жалко». Данила был свободен.
– Пшол вон, бес-дельник! – крикнул на прощание комендант.
– Дармоед! – донеслось из приоткрытой кухонной двери.
– В другой раз будешь девку пялить – за часиками следи, – напутствовали караванщика постовые у гермозатвора.
Даниле хотелось пожелать всем этим людям гореть в аду синим пламенем. Станция и ее обитатели за эти пять дней опостылели парню до тошноты, до изжоги, до зубовного скрежета. Данила не боялся поверхности. Он бывал там много раз, знал, как избежать опасности, сохранить жизнь. Лишь одно тревожило караванщика. Проделать этот путь предстояло в компании людей, о которых он представления не имел.
Глава пятая РЫЦАРЬ
За полгода до начала войны,
станция Площадь Ленина
Алиса Чайка с содроганием ждала разноса от Сергея Васильевича. От Грачевой она и вовсе держалась на расстоянии выстрела. Девушка боялась, что старшая сестра ее если и не съест, то заклюет точно.
К удивлению Чайки, старший врач ругаться не стал. Даже голоса ни разу не повысил.
Просто вызвал в кабинет, велел сесть и произнес устало:
– Твое счастье, птичка, что это был не солдат Альянса, а вольный сталкер с Владимирской.
Алиса выдохнула.
В сильных, влиятельных общинах жизнь сталкеров ценилась очень дорого. Кто, кроме них, мог обеспечить метро медикаментами, боеприпасами и другим позарез необходимым хабаром? А заодно притащить с поверхности предметы роскоши для новых хозяев жизни. Не все сталкеры принадлежали к конкретным общинам, были и «свободные охотники», они сами располагали собой.
– Командир его, Борис Молотов, человек адекватный, не склочник, – продолжал Сергей Васильевич. – Он тебя, кстати, знает. В общем, претензий к тебе особых нет. Но…
Тут старший врач выдержал паузу и добавил уже строже:
– По твоей вине у сталкера Кирилла Суховея сотрясение мозга. Его несколько раз рвало. Так что сиделкой к нему назначаю тебя.
Девушка поспешно кивнула и выбежала из кабинета, даже не спросив, где лежит раненый.
Не так, совсем не так представляла она себе путь на славном поприще сестры милосердия…
«Розовые очки всегда бьются стеклами внутрь», – говорил один ее знакомый. Алиса долгое время не понимала значения этого выражения.
Только выйдя из кабинета старшего врача девушка сообразила, что не знает, где искать Суховея. Но возвращаться побоялась. Спросила у первого попавшегося санитара:
– А где сталкер лежит? Раненый. С Владимирской.
Санитар отправил ее в другой конец станции. Там, в одиночной палате, на чистых простынях лежал человек с забинтованным лицом. Под кроватью стояла утка.
Алиса застыла на пороге, не решаясь нарушить покой больного. Места для сиделки в палате не было. Можно было сесть только на край койки.
– Привет, сестренка, – заговорил тем временем раненый. – Ты заходи, не боись. Я не мумия. Обычный человек.
– Что вы, я не боюсь, – промолвила Чайка, осторожно переступая порог. А про себя подумала: «У него даже хватает сил шутить!»
– Ты садись, сестренка, не боись, – снова подал голос сталкер. – Я не трону. Нечем трогать…
С этими словами он слегка приподнял забинтованные руки.
«В прошлый раз в бинтах была только одна рука. Неужели это тоже моя вина?» – подумала Алиса, опускаясь на кровать. Под ее весом койка слегка прогнулась, пружины тихо застонали.
– Слышишь? Они нам что-то хотят сказать.
– Кто?
– Ну, пружины. Привстань чутка, сестренка.
Девушка послушалась.
Пружины отозвались печальным скрипом.
– Да, говорят. Они говорят: «Держись, парень, не ссы».
Раненый хотел засмеяться, но вместо этого закашлялся.
– Молчите-молчите, – заволновалась Чайка. – Лучше я вам что-нибудь расскажу. Например, стихи. Про фараона.
– Серьезно? Неужто Тутанх… Кха-кха! – сталкер зашелся надсадным кашле-смехом.
– Тише, тише. Вам нужен покой. Не говорите ничего, слушайте молча.
Она на миг закрыла глаза, сосредоточилась и начала декламировать свои любимые стихи о скарабее, невзрачном жуке, которого почитали как божество в древнем Египте:
…Прервется род египетских царей, И в шорохе последней укоризны, Несется вниз быстрей, быстрей, быстрей, Навозный шарик, черный шарик жизни[7].– Красиво, – произнес раненый, когда девушка умолкла. – Особенно если забыть, что шарик скарабея состоял из самого обычного говна…
Алиса слегка смутилась.
– А как вы думаете, война начнется? – спросила она, решив сменить тему.
В метро только и разговоров было, что о грядущей глобальной экспансии Империи Веган. Но многие верили, что все как-то обойдется.
– Ясен красен, – отозвался сталкер. – Тут и думать нечего. Начнется, сто пудов. Вопрос лишь, когда. Но ты не боись, сестренка, – губы под бинтами улыбнулись. – Мы вас в обиду не дадим. Заштопайте нас получше – и мы встанем в строй.
– Заштопаем. Конечно, заштопаем! – ответила медсестра с нежной улыбкой и в первый раз решилась дотронуться до могучего тела раненого, но не сломленного воина.
В этот момент на пороге возникла грозная фигура старшей сестры Аллы Ивановны Грачевой. Свет падал на лицо пожилой женщины таким образом, что оно казалось маской.
– Так-так-так, Чайка выполняет распоряжение главврача, – Алла Ивановна не шумела, не ругалась, говорила подчеркнуто вежливо. – Какая, в самом деле, разница – Псарев, Суховей… Куда хотим, туда летим.
Тут только Алиса поняла, что пришла к другому сталкеру.
– Про-простите, Алливанна, из-извините, – пролепетала девушка и поспешно вскочила, совсем забыв про низкий потолок. Ударилась головой. Глухо застонала от боли.
– Меня зовут Алла Ивановна! – сдвинула брови старшая сестра. – Пора уже запомнить. А что это у вас за методы такие – стихи раненым читать? От этого, вероятно, ожоги быстрее заживают?
Слезы навернулись на глаза Алисы. С какой теплотой, с каким щемящим чувством ностальгии вспоминала она сейчас станцию Невский проспект, где никто не позволял себе унижать и высмеивать ее. Были на Невском свои проблемы. Но сейчас Чайка готова была махнуть рукой на все мечты и улететь обратно в сытую, спокойную рутину элитного медпункта…
– Не ругайте ее, – тихо, но твердо произнес раненый.
Грачева мигом смолкла. Перечить сталкеру старшая сестра не решилась.
– Да, сестренка, – добавил тот, обращаясь к Чайке. – Ошибочка вышла. Суховей в другой палате. Ты заходи, Алис. Спой мне еще что-нибудь.
Чайка поспешила в палату Суховея. Там она провела почти сутки.
Кириллу в самом деле было плохо. В отличие от товарища, Суховей не шутил, прибаутками и хохмами не сыпал. Он вообще не разговаривал. Лишь поприветствовал медсестру хмурым:
– А. Это ты, дура.
Девушка проглотила обиду.
Песен Суховею она не пела и стихов не читала. Вообще ни слова не сказала. И когда нелюдимый сталкер заснул, Алиса стала вновь и вновь прокручивать в памяти короткий диалог с Игнатом Псаревым.
– Какой же он классный… – вздохнула девушка.
* * *
За три года, прожитых на Невском, Чайка повидала всякое.
Местные хозяева жизни знали толк и в грязных развлечениях, и в бесстыдных оргиях. Последняя война изменила многое, многое перевернула с ног на голову. Но деление людей на тех, кто борется за каждый новый день, и тех, кто эти дни беспутно прожигает, осталось. А вот процент честных и порядочных мужчин если и изменился, то разве что в том смысле, что они вовсе перевелись. Благородство в метро ценилось мало. Слово подчас не стоило и ржавого патрона.
Встречались на пути Алисы и авантюристы, и проходимцы всех мастей, и нечистые на руку дельцы, и просто бандиты. А вот благородных рыцарей – ни одного. Перевелись богатыри. Вымерли, как динозавры. Или вовсе никогда не существовали, как драконы.
Закон джунглей действовал во всех общинах. Каждый, у кого был хоть какой-то капитал, пускал его в дело, чтобы выторговать себе местечко поближе к кормушке, подальше от радиации. Еще кое-что объединяло жителей бедных и богатых станций. Пессимизм. Он был такой же массовой бедой, как хронический насморк.
И вот на пути девушки появился Игнат Псарев. Человек, который, даже будучи прикован к больничной койке, продолжал излучать оптимизм и заражал всех вокруг непреодолимой тягой к жизни.
27 марта, за семь месяцев до начала войны,
станция Площадь Ленина
Едва выдалась свободная минутка, Алиса вытащила из потайного кармана письмо. Перечитала, дополнила.
Бумага была в дефиците. Производить ее своими силами жители метро не могли, приходилось тратить довоенные запасы, растаскивать на листы книги, газеты и плакаты. Впрочем, количество людей, умеющих читать и писать, с каждым годом сокращалось, и если нужно было отправить весточку на другую станцию, послание обычно передавали устно.
Чайка, в отличие от многих, писать умела. Минут пять она старательно выводила буквы. Потом тщательно сложила лист бумаги вчетверо. Письмо было готово. Теперь предстояло самое важное: доставить его по адресу. Вечером на станцию пришел сталкер Борис Молотов. Он часто заглядывал на Площадь Ленина, Молота тут знали и пропускали на блокпостах без лишних вопросов. Борис зашел к старшему врачу, поболтал с местными солдатами. Заглянул он и в спальный блок, где его ждала Алиса.
– Значит, это ты Кирюху вырубила? – спросил с усмешкой Молотов.
– Я… – вздохнула девушкаа.
– Ну, ниче, ниче. Зато у меня появился повод наведаться к врачам. Доклад готов? – поинтересовался сталкер.
Алиса кивнула и протянула Борису письмо.
– Лейтенанту Ларионову, – прошептала она чуть слышно.
– Будет сделано, – ответил с улыбкой Молот, убрал листок бумаги во внутренний карман и удалился.
Девушка блаженно выдохнула и опустилась на койку. Теперь, когда письмо было отправлено, она могла позволить себе немного расслабиться.
18 мая, за пять месяцев до начала войны,
станция Площадь Ленина
Сталкера Псарева выписали из госпиталя через два месяца после злополучного похода. Кислотные ожоги более-менее зажили, силы восстановились. Пес снова смог ходить в рейды. Из каждого он стремился принести какую-нибудь милую безделушку: кулон, сережки, зеркальце. Все это богатство Игнат после тщательной дезактивации относил на станцию Площадь Ленина – медсестре Алисе Чайке.
Имя и фамилия девушки вызывали у Игната восторг.
– А что это за девочка? – напевал сталкер, увидев Алису, а Чайка подхватывала:
– И где она живёт?
– А я с такой вот рожей взял, да и приперся…
И они дружно заканчивали:
– К Элис! Элис!
Эта песня была не единственной, которую Игнат и Алиса пели вместе. Стоило им встретиться, и вот уже хрипловатый мужской и звонкий девичий голоса выводили бодрые мелодии.
Их чувства друг к другу крепли день ото дня. Алиса читала стихи. Игнат травил байки, и, конечно, привирал. Но Чайка оказалась благодарным слушателем. Даже понимая, что Игнат просто выдумывает, девушка не пыталась вывести его на чистую воду.
«Пусть фантазирует, – размышляла Алиса. – Не обманешь – не расскажешь».
В первый раз за много лет Алиса влюбилась. Полюбила всем сердцем этого грубоватого, но веселого и открытого парня. Расставшись с Игнатом, она буквально не находила себе места. А увидев любимого, млела от счастья…
20 октября, вечер, за две недели до начала войны,
станция Чернышевская
Долгое время Игнату и Алисе не удавалось остаться наедине. Но их так сильно влекло друг к другу, что, наконец, влюбленные договорились встретиться на нейтральной территории. Выбор пал на станцию Чернышевская.
Нейтральная жилая станция находилась в одном перегоне от Площади Ленина и в двух – от Владимирской. Надежно защищенная владениями Альянса от всех возможных врагов, Чернышевская считалась мирной, спокойной окраиной. Имелась тут и гостиница, где можно было за умеренную плату снять номер на ночь.
Здесь и решили встретиться Алиса и Игнат.
Дело было вечером, после рабочего дня. По станции сновали люди, возвращавшиеся домой – кто с трудовой смены, кто с дежурства на блокпосту. Военные и гражданские, мужчины и женщины – кого тут только не было. В узких проходах между хибарами царила типичная для жилой станции сутолока. Старожилы рассказывали, что до войны такая же толкотня творилась в вестибюле станции. Это объяснялось огромным количеством офисов, музеев, магазинов, расположенных рядом с Чернышевской. После войны все эти здания старательно «чистили» сталкеры, в том числе Игнат Псарев. Сегодня он явился на Чернышевскую без оружия и химзы. И направился не к выходу, а в гостиницу. Номер стоил пять патронов. Недорого по меркам метро.
Алиса появилась минут через пятнадцать. Она была одета в брюки и свитер. Игнат немного расстроился, что девушка не стала надевать врачебный халат. Он всегда мечтал снять с нее халатик, неторопливо расстегивая пуговицу за пуговицей. Но потом сталкер вспомнил, что на рабочей одежде медиков красовались свежие и давнишние кровавые пятна. Да и холодно было в метро, чтобы ходить в халате.
Алиса с минуту стояла на пороге, переминалась с ноги на ногу.
– Ну, ты чего, милая? – улыбнулся Игнат, подошел, обнял девушку. Она чуть заметно вздрагивала. – Боишься?
– Да. Нет, – отвечала Чайка. – Нет. Правда, нет. Просто здесь… Холодно.
В гостиничном номере было темно и неуютно. Алиса, сняв свитер, сразу почувствовала сильнейший озноб. Кровать печально скрипнула, когда девушка легла на нее. Постельное белье оказалось слегка влажным. То ли отсырело, то ли его толком не просушили после стирки. Да и стирали ли тут что-то? Чайке не хотелось даже думать, сколько парочек совокуплялось в этом номере.
В соседних номерах между тем кипела жизнь. С правой стороны раздавался богатырский храп. С левой – вялая перебранка между мужчиной и женщиной. Оба ужасно шепелявили и выговаривали ругательства, словно через силу. В коридоре кто-то надсадно кашлял. Не самая романтичная обстановка для первой ночи любви…
Игнат начал стягивать с себя куртку.
Вдруг раздался голос Алисы.
– Милый. Милый, давай не здесь. Не сейчас. Может, у тебя?
– У меня? – Пес фыркнул. – Ты смеешься, детка? Я в палатке живу, с двумя мужиками! Давай тогда к тебе.
Но своего жилья у девушки не было, Игнат знал это. Только койка в общем спальном помещении. Площадь Ленина была одной из самых густонаселенных станций метро.
– Ну, давай пойдем на другую жилую станцию, – предложил он. – На Выборгской тоже есть гостиница.
– А какая разница?
Разницы, в самом деле, не было. Все станции, кроме нескольких самых богатых, почти ничем не отличались друг от друга.
– Да ладно, норм гостиница. Че тя не устраивает? – проворчал сталкер и начал снимать штаны.
– Все. Все не устраивает! – прошептала Алиса сквозь слезы.
– Понимаю. Но, блин, детка, тут не Страна Чудес. Даже не Зазеркалье. Это метро, – Игнат опустился рядом на скрипучий матрас, ласково провел ладонью по голому животу девушки. Алиса дрожала. Игнат покачал головой.
– Ты не заболела?
Она не ответила. Нащупала рукой свитер, кое-как натянула его через голову. И Пес понял, что секс отменяется. Волшебное свидание, которого Игнат ждал целый месяц, вновь откладывалось. Сталкер даже не пытался скрыть свою обиду. Он демонстративно застегнул куртку на все пуговицы и сел спиной к девушке.
– И че нам делать? А? На Невский переезжать? Ага. Щас. Ты хоть понимаешь, как там все дорого?!
– Можно и туда, – Алиса подобралась к Игнату, попыталась ласково обнять его за плечи. – Не насовсем, конечно. На одну ночь. Там тепло, сухо. Снимем номер…
– А потом? – Пес не оборачивался, отрешенно смотрел в пустоту.
– Ну, придумаем что-нибудь, – произнесла она. Помолчала и добавила с раздражением: – Ты же сталкер, Игнат! И сидишь без денег! Что мешало скопить на нормальное жилье?
Псарев промолчал.
Патроны в его карманах, в самом деле, водились. Но не задерживались. К тому же он привык жить в палатке с Молотом и Суховеем, ему нравилась такая жизнь, простая, без лишних удобств и ограничений. Прежних подружек Игната все устраивало.
– Разве я многого прошу? – кипятилась Алиса. – Я просто хочу свой уголок!
– Хоум, свит хоум, значит? – проворчал в ответ сталкер.
В словах девушки был свой резон, Игнат это понимал. Скопить на покупку отдельного жилья было ему вполне по силам. А когда Пес чувствовал себя неправым, то страшно злился. Едкое замечание так и просилось на язык.
– У всех бабы как бабы. А у меня, блин, принцесса… – буркнул Псарев.
Он говорил негромко, себе под нос. И все же Алиса услышала. От обиды девушка даже не смогла ответить ничего внятного. Она лишь всхлипнула, вскочила с кровати и выбежала из гостиницы. Игнат кричал ей вслед: «Стой, милая! Прости!» – но Чайка не остановилась, пока не преодолела перегон до Площади Ленина.
Алла Ивановна, увидев заплаканную, еле стоящую на ногах девушку, даже ругаться не стала. Лишь обреченно махнула рукой. Что, мол, с тебя возьмешь.
Кое-как добравшись до своей койки, Алиса упала на подушку и забылась тяжелым муторным сном.
27 октября, за десять дней до начала войны,
станция Площадь Ленина
Алиса твердо решила, что как только Псарев появится, у них состоится серьезный разговор.
– Пришло время определиться, – повторяла она снова и снова, репетируя их встречу. – Нам нужно нормальное жилье. И точка. Иначе никак.
Но Пес все не появлялся. Задетая гордость мешала Алисе сделать первый шаг. Она ждала. Шли дни. Игната не было.
Наконец Чайка сдалась. Отправилась на Владимирскую сама.
Там она не нашла ни Молота, ни его парней.
У костра грелись местные жители в ботинках с шипами и прочих странных шмотках. Их тут называли «спелеологами». Горланил песню тип по прозвищу Психопат. По станции прохаживался туда-сюда суровый шериф, местный блюститель порядка.
– Вам кого? – недружелюбно спросил шериф у Алисы.
– Игната, – промолвила девушка.
– Уплыли сталкеры, – шериф хмыкнул и пожал плечами. – За Неву ушли.
– Давно?
– Да уж неделю как свалили. Их нанял какой-то купец. Как его бишь? Антон… Ка-зи-ми-ро-вич, во.
Обратно на станцию врачей Чайка возвращалась удрученная, подавленная. Алисе удалось выяснить, что рейды группы Молотова на правый берег никогда не затягивались дольше, чем на три дня. А прошла уже неделя.
– Потонул Молот, – шептались по углам. – И казачки эти с ним в придачу.
Все тревожнее становилось на душе у девушки.
Все внимательнее смотрел в ее сторону Гаврилов…
Прошло уже десять дней с момента ее ссоры с любимым. Псарев не возвращался.
Глава шестая ПЕРВЫЙ РЕЙД
За четыре дня до начала войны, утро,
альянс Оккервиль/Заневский проспект
На рассвете, когда туман стлался над землей, скрывая все углы и неровности, из вестибюля станции Ладожская вышел отряд из пяти человек. Это были сталкеры Оккервиля.
Во главе отряда шел Денис Воеводин, один из лучших сталкеров правобережной общины. С ним – два опытных бойца, Федор Романов с позывным «Царь» и Эдуард Вовк, он же «Волк». Оба имели за плечами десятки рейдов, оба слыли прекрасными стрелками и много раз доказали в бою, что не зря носят свои гордые прозвища. Разве что груз пришлось распределить неравномерно: из-за проблем с позвоночником Эдуард не мог носить рюкзак.
Для усиления отряду придали также двух вооруженных гражданских: Диму Самохвалова и Соню Бойцову.
В отличие от многих других юношей и девушек, Дима и Соня имели какой-никакой боевой опыт, да и в схватке с грибниками из Веселого поселка показали себя отлично. Вот полковник и решил усилить тройку сталкеров двумя «ополченцами». Заодно Самохвалов безропотно взвалил на себя рюкзак Эдуарда.
Проводы были непростыми. Особенно горевали родители Димы. Юноша, один из немногих, рос в полной семье. Его воспитывали мать и отец, оба работали поварами. Без слез и уговоров не обошлось.
– Не пущу! – кричала Ольга Самохвалова, мертвой хваткой вцепившись в единственного сына.
– Милая, приказ полковника… – Михаил, отец Димы, попытался образумить жену.
– Плевать! Не пущу! – шептала мать сквозь слезы.
– Ма. Ма, не надо, – ворчал юноша, пытаясь вырваться из ее объятий. – Я уже не поваренок. Я – воин.
Младший Самохвалов был бледным, как полотно, тело его сотрясали судороги, пот струился по лбу, шее, спине. Меньше всего на свете он походил сейчас на грозного воителя.
– Поваренок, – твердила Ольга. – По-ва-ре-нок. Твое дело – суп варить. А воюют пусть другие. Не пу-щу! Ты ж еще мальчик, Митенька.
– Сколько раз повторять! Я не Митенька! – взвился тот. – Я – Дима! И я уже не мальчик.
– Уже нет, – заметила с усмешкой Бойцова и сладко потянулась.
Соня и Дима долго не могли остаться наедине. Каждый раз первой близости что-то мешало. И вот вчера ночью все произошло. Секс оказался единственным способом вернуть парня в нормальное состояние после убийства грибника. Заодно и Соня Бойцова впервые за долгое время почувствовала себя женщиной.
Мама и папа Димы об этом событии, конечно же, не знали.
– Одно это мужиком не делает, – проворчал Михаил Самохвалов.
– Еще как делает! – Воеводин оглушительно расхохотался. – Поздравляю, Димон. Осталось только замочить пару веганцев – и ты настоящий воин.
Юноша вымученно улыбнулся. От одной мысли, что им предстоит столкнуться со штурмовиками Империи Веган, его бросало в дрожь…
* * *
Два часа назад, когда полковник Бодров приказал Диме и Соне присоединиться к тройке Воеводина, сердце юноши ушло в пятки, спина взмокла, а к горлу подступил комок.
– Кто? Я? – выдавил из себя перепуганный Дима.
– Цепочка от буя! – процедил в ответ Дмитрий Александрович. – Ты оглох, Самосвал? Приказ ясен? Выполнять!
И парень на ватных ногах вышел из кабинета командира.
Он был на поверхности всего один раз. В тот день сталкеры Оккервиля и группа Молота совместными усилиями уничтожили целую стаю мутантов. Дима натерпелся такого страха, что потом неделю кричал по ночам. От одной мысли, что рано или поздно снова придется выйти на улицу, его начинало знобить.
И вот этот день настал.
Радовало лишь одно. Соня, любимая девушка Димы, тоже отправлялась в поход.
* * *
– Не пущу! – повторяла Ольга Самохвалова, как заведенная.
Соня стояла рядом и ломала голову, как успокоить безутешную мать. Михаил Самохвалов тоже ничего не мог придумать, лишь растерянно пожимал плечами. Дениса Воеводина, в чье распоряжение поступили «ополченцы», ситуация и вовсе разозлила.
– Развела, блин, нюни, – ворчал сталкер. – Только время из-за нее теряем.
– Долгие проводы – лишние слезы, – согласился Эдуард. – Отпусти парня, Оль, кончай истерику.
Но та продолжала рыдать в три ручья и Диму из объятий не выпускала.
И тогда юноша вдруг резко, рывком отстранил от себя плачущую мать и произнес твердо, но в то же время нежно:
– Идет война, мам. Я должен выполнять приказ.
– Пообещай, что вернешься. Дай слово. Поклянись! – запричитала Ольга, утирая рукавом раскрасневшиеся глаза.
Дима лишь вздохнул в ответ. Даже опытный сталкер, покидающий метро на пару часов, не мог быть уверен, что вернется. Что говорить о людях, путь которых лежал в самую гущу кровавых событий.
– Не обещаю, но постараюсь, – произнес он, через силу улыбнулся и вслед за Федором шагнул в открытую дверь, к лестнице, ведущей в вестибюль.
Соне в этом смысле было проще. Сирота без роду-племени, она прикипела сердцем лишь к одному из жителей Оккервиля – Диме.
Им предстоял далекий путь до станции Площадь Ленина. Они шли в Большое метро. Туда, где со дня на день должна была начаться великая война с Империей Веган. А может быть, война уже шла. В общине Оккервиль, отрезанной от всего остального мира, не имели никакой связи с метро. Требовалось разведать обстановку на левом берегу и, при необходимости, оказать помощь союзникам-приморцам. Имелась у уходящих и иная цель.
– Вы ведь любили Ленку Рысеву? – обратился полковник к Диме и Соне после оглашения приказа. – Она там, в Большом метро. Найдите девчонку и попробуйте привести назад. Кто, если не вы?
И вот они шагают через заснеженные руины родного города туда, где в зыбкой туманной дымке скрывается цель их путешествия – Финляндский вокзал…
Дима всю жизнь мечтал хоть одним глазком взглянуть на величественные памятники архитектуры родного города, о которых столько слышал от стариков. Он с детства обожал рассказы о грандиозном Исаакиевском соборе. Об изящной колокольне Петропавловского собора и об ангеле на ее шпиле. О кораблике Адмиралтейства, символе города, и о забавном Чижике-Пыжике. О фонтанах Петергофа. Если к юноше в руки попадала книга или журнал с фотографиями Петербурга, он приходил в неописуемый восторг и мог часами смотреть на выцветший снимок с панорамой стрелки Васильевского острова…
И вот настал день, когда он оказался на набережной Невы. Но так ничего и не увидел… Правда, к Неве они вышли далеко не сразу.
Шел снег, за его пеленой скрывались все окрестные здания. Мутные стекла противогаза сильно ухудшали обзор. А главное, каждую секунду Дима ожидал нападения чудовищ, держал наготове ружье и думал только о том, откуда может появиться опасность.
Отряд подошел к берегу небольшой речки, протекавшей недалеко от станции Ладожская. Это была первая серьезная преграда на их пути.
Сама речка Оккервиль, в честь которой назвали общину, смогла бы остановить разве что ребенка. Глубина ее не превышала полметра, а ширина – полутора метров. К тому же, Оккервиль замерзла. Но к удивлению Самохвалова, Денис Воеводин не повел отряд сразу к реке, а велел остановиться и послал Федора на разведку.
«Ну, это уже лишнее, – размышлял парень, укрывшись в зарослях ивняка в ожидании возвращения разведчика. – Это ж наши края. Нас тут каждая муто-собака знает».
И Дима замурлыкал под нос песенку, которую часто пели в их общине:
– Ре-ека Оккерви-иль, ре-ека Оккерви-иль!
За это тут же получил воспитательную затрещину от Дениса.
– Хлебало закрыл! – прогудел командир сквозь маску респиратора.
Хотя отряд и находился всего в километре от вестибюля метро, Воеводин вел себя так, как если бы они уже оказались в тылу врага. Бойцы шли медленно, держа наготове оружие. То и дело высылали вперед разведку: то Федора, то Эдуарда.
«Наши края, ага, – в душе юноши зародилась тревога. – Полная безопасность! А росомахи и бородавочники? А штурмовики веганцев? А мутанты из вокзала? Нет. Нет в этом городе больше безопасных мест…».
Царь не возвращался.
Дима настороженно огляделся по сторонам. Милая, радующая глаз картина. Кусты и деревья у берега речушки, присыпанные свежим снежком. Чуть в стороне – изящный храм с белыми стенами и синей крышей.
– Господи, помоги нам! – прошептал он, неуклюже сложил пальцы в щепоть и перекрестился.
В этот момент появился Федор. Он что-то быстро объяснил Денису, и отряд изменил маршрут движения. Вместо того чтобы форсировать реку, Воеводин повел группу на мост.
«Ну вот, лишний крюк делать», – подумал Дима с раздражением. Вслух, конечно, ничего не сказал. Одной оплеухи ему вполне хватило.
Парень начал уставать. Ноги заплетались, вязли в рыхлом снегу. Тяжелый рюкзак придавливал к земле.
Отряд благополучно преодолел мост и двинулся по Заневскому проспекту до пересечения с Новочеркасским проспектом.
Дима ковылял в центре отряда, чуть слышно материл тяжеленную поклажу, а в голове его все звучала, не смолкая, прилипчивая песенка:
– Ре-ека Оккерви-иль, ре-ека Оккерви-иль!
У перекрестка двух проспектов отряд снова остановился, и на разведку ушел Эдуард Вовк. Впереди группу ожидала еще одна водная преграда: устье реки Охты.
– Почему нельзя было перейти Охту сразу, у Утки? – ворчал Дима. Как только объявили приказ, он буквально рухнул на землю, бесцеремонно сбросив рюкзак. Швырнул бы и ружье, но пожалел. Все же «Бекас» был его собственностью, в отличие от рюкзака.
– Ты в своем уме? – повернулся в его сторону Воеводин. – Про выродков забыл?!
Парень прикусил язык. Он совсем упустил из виду, что на берегу реки Охты располагалась колония человекообразных тварей. Свою опасность для людей выродки продемонстрировали совсем недавно, убив двоих веганских солдат и едва не сожрав опытного сталкера Ивана Громова.
Денис огляделся и приказал отряду переместиться с перекрестка, открытого всем ветрам и глазам, в подземный переход. Спускаясь вниз по ступенькам, то и дело спотыкаясь о мусор, Дима вдруг застыл как вкопанный, увидев перед собой изящную букву «М» с выгнутыми дужками.
«Новочеркасская» – гласила надпись.
– А че мы тут не вышли? Какого хрена нужно было тащиться через весь район?! – принялся возмущаться юноша. – Только время потеряли…
Вместо ответа Денис дал ему в ухо так, что парень насилу удержался на ногах. Перед глазами все поплыло, в ушах зазвенело, и словно бы издалека, до Димы долетел голос командира:
– Еще раз вякнешь не по делу – убью. Усек?
Соня стояла рядом, но не вступилась за Самохвалова. Лишь печально покачала головой. Девушка не доставляла никаких проблем Денису, молча выполняла все его приказы, контролировала свой сектор, шаг не сбивала.
– У-усек… – пробормотал парень, нащупал рукой стену и устало сполз на грязный пол подземного перехода.
Соня присела рядом на корточки. Потом отстегнула респиратор. Дима замычал: «Ты че, отравишься!» – но девушка лишь отмахнулась. Мол, ничего страшного. Затем придвинулась ближе и шепнула ему на ухо.
– Дим. Ну, ты че? Забыл, что выход с Черкасы перекрыли много лет назад?
Это было чистой правдой. Полковник Бодров после долгих размышлений принял решение заблокировать все спуски на станцию Новочеркасская. Юноша об этом, конечно, слышал. Но забыл.
– Дим, – продолжала Соня, строго глядя на юношу, – ты же сам сказал там, на станции, что ты – мужчина. Соответствуй.
Девушка встала и подошла к Денису. Тот сидел у противоположной стены и внимательно изучал карту местности. Наверху дежурил Федор.
Снежинки одна за другой падали с неба. Неторопливо кружились и неспешно опускались на лестницу. В подземном переходе царил зловещий, таинственный полумрак. Эдуарда все не было. Соня осталась рядом с Воеводиным. Внимательно слушала, что говорил Денис, то и дело тыкая пальцем в карту. До Димы слова командира не долетали.
Парень почувствовал едва ощутимый, но болезненный укол ревности.
«На фоне Дэна я – не мужик, не мужик, – размышлял он, тоскливо оглядывая атлетическую фигуру Воеводина. – И вообще, ни фига я не Дима. Митяй я. Соньке со мной неинтересно. Тогда, в постели… Больше пыхтел, чем дело делал. Конечно, она сказала, что все прошло прекрасно. Но я-то знаю. Соберись, Димон, утри сопли», – приказал себе Самохвалов.
Словно бы прочитав его мысли, девушка вернулась, присела рядом. Прижалась к Диме плечом.
– Ладно, Дим, забей, – произнесла она с нежностью. – Все понятно. Это твой первый рейд. Мне тоже того… Ссыкотно. И куда Эд запропастился?
Еще минут пять сталкеры с возрастающей тревогой ждали возвращения разведчика. Федор, дежуривший на верхней площадке лестницы, до рези в глазах вглядывался в безжизненные руины, окружавшие перекресток.
Ни звука. Ни криков, ни стрельбы. Ни единого признака жизни. Только снег. И тишина. И зловещая дымка, поднимавшаяся над дальними строениями. Это стлался парок над водой могучей Невы…
Время шло. Ничего не происходило.
И скоро стало ясно, что Вовк не вернется.
Часть вторая Белые начинают и…
Глава седьмая ВЕСЕЛЫЕ СОСЕДИ
За десять дней до начала войны, альянс Оккервиль
Станция Проспект Большевиков, входившая в альянс Оккервиль, долгие годы считалась самой густонаселенной. А значит, и самой шумной. Старики и инвалиды стучали костылями по гранитным плитам. Стройным хором пели дети в помещении школы. Плакали малыши, а матери напевали им колыбельные про волчка-мутанта, который может не только укусить за бочок, но и кислотой плюнуть.
Это была дружная община, и народ здесь выглядел куда крепче, чем жители соседнего Веселого поселка. Получая огромные барыши от торговли наркотиками, Оккервиль процветал все то время, пока остальное метро медленно и печально скатывалось в пучину нищеты.
Но вот наступили трудные дни.
Транзит «веселых грибов» прервался. Сначала Империя Веган, зловещая соседка Оккервиля, объявила полную блокаду правобережным станциям, а потом и оккеры со своей стороны взорвали туннели, перекрыв тем самым прямой путь штурмовикам Вегана. Атаковать общину теперь можно было только с улицы, после кровопролитного штурма вестибюлей…
Станция Проспект Большевиков опустела. Многих жителей переселили на Ладожскую. Считалось, что там безопаснее. Школа стояла заколоченная, дети больше не пели хором, не слушали удивительные истории о жизни до Большого Капута, не решали задачки про сталкера Иванова, который тащит с поверхности мешки разной тяжести с разной скоростью. Все, кто мог держать в руках оружие, встали в строй. Не сегодня – завтра Оккервиль ожидал вторжения штурмовых групп противника…
Особое беспокойство у полковника Бодрова вызывал вестибюль станции Улица Дыбенко, ближайшей к мосту Володарского. Мост последней надежды, так его называли в народе до Катастрофы из-за самой поздней разводки. Теперь этой переправой через Неву, единственной в этой части города, с удовольствием пользовались веганцы… На станцию Улица Дыбенко отправили небольшой гарнизон, а в вестибюле разместили пост наблюдения.
– Мы – независимая станция, руки прочь! – заявили жители Веселого поселка, когда в их владения вторглись бойцы Бодрова.
Полковник не удостоил соседей ответом. Солдаты Оккервиля бесцеремонно растолкали местных жителей и принялись готовить станцию к обороне.
Одним из тех, кто отказался покидать Проспект Большевиков, был сталкер-ветеран Иван Громов с позывным «Лис» Страшные раны, полученные им в битве с армией Вегана, заживали очень медленно. Не могло быть и речи о том, чтобы снова отправить Лиса в бой или хотя бы на патрулирование. Иван и передвигался-то с трудом. Большую часть времени Громов полулежал в кресле-качалке, которое поставили прямо в середине перрона, и читал книги. Одну за другой. Нескончаемой чередой проходили через его руки Александр Сергеевич Пушкин, Лев Николаевич Толстой, Артур Конан Дойл. Особый интерес у Лиса вызывали боевики, посвященные выживанию после Апокалипсиса.
«Какой ерундой кажутся выдумки писак на фоне настоящего Ек-Рагнарека» – размышлял Громов.
– И откуда вы их берете? – спросил однажды полковник Бодров, глава общины, решивший проведать сталкера-инвалида.
– Из коллекции Рысева, – отозвался Лис. Дмитрий Александрович понимающе кивнул и больше вопросов задавать не стал.
В тот памятный вечер Дима и Соня пришли проведать Ивана вместе. Все было обычно и привычно. Кресло-качалка. Плед, которым Громов укрывал ноги. Неизменная книга в потертом переплете.
Тихо и спокойно было на станции. Лишь легкий туннельный сквозняк гонял по платформе комочки пыли, похожие на шустрых мышек. Оттуда же, из туннеля, что соединял Проспект Большевиков и Улицу Дыбенко, доносились отдаленные шаги множества ног.
Но ни сталкер-ветеран, ни его юные друзья не обращали внимания на эти звуки. Гарнизон Веселого поселка время от времени меняли, это было известно всем. По туннелю туда-сюда ходили патрули… В общем, ничего странного.
– Ого! «Бойцовский клуб»! – прочел Дима на обложке книги. – Это ж… Это ж полная жесть. Пытался читать – бросил.
– Намотал кишки на краник Чак Паланик, Чак Паланик, – усмехнулся Иван. – Я все читаю, друзья мои. После Святослава целая гора книг осталась. Вот и листаю все подряд.
– А зачем? Это как… Это как память о друге? – спросила Соня уже без тени веселости.
– Вроде того. Книга без читателя мертва. Книги только тогда живут, когда их кто-то читает. А если нет… Тогда это просто украшение для шкафа. В лучшем случае. Или просто никому не нужный пылесборник.
– Расскажите еще раз, как это было… – обратилась девушка к Громову после короткой паузы. – Как погибли Князь, Самсон… Что там случилось?
– Да что рассказывать, – Лис отложил книгу и устало закрыл глаза. – Выродки. Выродки с берега Охты явились в самый разгар битвы. Никто их вовремя не заметил, ни я, ни веганцы. Сначала выродки зарезали веганцев. Или загрызли. Уже и не помню, было ли что-то у них в руках. То есть, в лапах. Потом на меня полезли. До сих пор мороз по коже, как вспомню… «Остров доктора Моро» – бесплатная экранизация. Одна образина другой гаже. Язвы, волдыри, пятна какие-то на коже. Бр-р-р. Я бился до последнего. Кончились патроны – ногами лягался, бодался. А тут Пес с Суховеем на подмогу подоспели. Ну, выродки и слиняли. Вот и вся история.
Иван в бессильной злости стукнул кулаком по пледу. Раздался чуть слышный лязг металла, словно там скрывался не гипс, а стальной протез. Громов осторожно поправил что-то под пледом. Дима и Соня ничего не заметили.
– А почему выродки не схарчили веганцев? – робко поинтересовался Самохвалов.
После того, как сталкер Лис пришел в себя и рассказал, что на самом деле случилось у вестибюля Ладожской, в этой мрачной и страшной истории почти не осталось белых пятен. Кроме, разве что, одного: как могло случиться, что человекообразные существа утащили с собой тела сталкеров Оккервиля, но не тронули штурмовиков Империи?
– Прости, не догадался догнать и спросить, – огрызнулся в ответ единственный человек, выживший в той мясорубке. – Какая разница?.. Как бы нам самим не стать кормом…
В этот момент с поста донесся голос караульного:
– Стой, кто идет!
Ответом ему был одиночный выстрел. Судя по грохоту, палили из охотничьей двустволки. Раздался сдавленный крик караульного, перешедший в хрип.
Шорох десятков ног зазвучал снова.
– Эге, да это не наши! Это веганцы! – выдохнула Соня, бледнея от страха.
Дима крепко обнял подругу. Он и сам был бледным, как полотно. Появилась паническая мысль бежать как можно скорее, но тут же и улетучилась. Юноша не мог бросить на произвол судьбы Ивана.
– Веганские штурмовики? С двустволками? Не-е-е, – отозвался Лис, сохранявший удивительное хладнокровие. – Это соседушки пожаловали.
– Что же нам делать? – произнес Дима. Парень изо всех сил старался сохранять хладнокровие в присутствии подруги, но голос его предательски дрогнул.
– Не боись, Димон, прорвемся, – мягко улыбнулся бывалый сталкер. – Мы мутантов голыми руками рвали. А уж с этими-то грех не справиться. Нате, ребят. Держите. Только припрячьте пока.
С этими словами он вытащил из-под пледа два пистолета, ПМ и «Бердыш». Соня, как более опытный боец, взяла «Бердыш». Диме достался простой и легкий ПМ.
Иван вел себя так, будто ждал грибников в гости с самого утра. Дима отметил про себя этот странный момент, но времени на удивление не было. Враг показался в поле видимости.
На станцию ввалилась толпа бледных, тщедушных существ, одетых в лохмотья. Почти все держали в руках предметы, больше похожие на садовый инвентарь, чем на оружие. Лопата в опытных, тренированных руках тоже могла быть грозным оружием, равно как и грабли. Но в случае с этими вояками ни о силе, ни о ловкости говорить не приходилось. Однако были тут и сравнительно крепкие мужики. Иван успел заметить в руках атакующих три охотничьих ружья, один видавший виды АК, видимо, отнятый у убитого караульного.
На Проспект Большевиков ворвались, точнее, втащились грибники с Улицы Дыбенко.
Громов смотрел на толпу грязного шелудивого сброда и печально качал головой. Далекий, трудный путь по ржавым рельсам и гнилым шпалам вымотал атакующих. Слабые руки с трудом держали нехитрое оружие. Сил в тщедушных телах почти не осталось. Грибники карабкались на перрон и тут же один за другим падали обратно на пути. Более крепкие товарищи пытались их подсаживать.
– Сколько их! Куда их гонят? Что так жалобно поют? – промурлыкал себе под нос Иван.
Грибники не пели, а скорее, ревели нестройным хором. Понять что-либо было сложно. Лишь приложив немалые усилия, Громов понял, что соседи выкрикивают лозунги.
– Даешь транзит! Гоните наши бабки! – кричали грибники, размахивая граблями и лопатами.
– Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?[8] – продолжал напевать, как ни в чем не бывало, Иван. Он подмигнул Диме, потом Соне.
– Давайте, пора! – скомандовал сталкер.
Соня выхватила из-за пояса «Бердыш». Дима сжал обеими руками ПМ, нацелил оружие на непрошеных гостей.
Но грибники продолжали наступать. Первые ряды застыли было на месте, увидев оружие в руках Самохвалова и Бойцовой, но сзади напирали десятки их товарищей. Человеческая многоножка двинулась вперед. Кто-то пальнул из ружья. Заряд дроби попал в стену жилого здания. Бабахнула двустволка. И снова в молоко. Опыта обращения с огнестрельным оружием у дикарей-грибников, судя по всему, не было вовсе.
Дождавшись, когда большая часть атакующих окажется на платформе, Иван одним резким движением сбросил плед.
На коленях у него лежал пистолет-пулемет «Кедр».
– Ну что, уроды, повоюем? – усмехнулся Громов и ударил короткой очередью над головами грибников.
Один из них на ходу, толком не прицелившись, полоснул очередью из АК. Пули пробили корпус поезда, где раньше обитали жители станции. К счастью, оттуда еще неделю назад всех выселили. Вторую очередь стрелок дать не успел. Дима выпустил пулю точно в лоб автоматчику. Самохвалов хотел выстрелить нападавшему в руку, но в последний момент ствол неопытного стрелка повело, и пуля пробила череп грибника.
– Боже, нет! – вскрикнул Дима.
Но было поздно.
Девушка тоже не теряла времени даром. Она прострелила обе ноги вожаку грибников, единственному более-менее крепкому мужику из всего этого сброда. Главарь шел впереди толпы и подбадривал товарищей. Получив две пули, предводитель грибников с глухим стоном упал на гранитные плиты. Струйка крови потекла по полу.
Отрывисто залаял «Кедр». На этот раз очередь была прицельной. Иван вывел из строя двоих стрелков, вооруженных двустволками. Оба свалились замертво, не успев сделать ни одного выстрела. Их оружие попытались подобрать товарищи, но тут же и сами получили по пуле.
Огневая мощь Веселого поселка была подавлена.
Перепуганные грибники толпой ринулись прочь, сшибая, давя друг друга. С края перрона они посыпались, как горох, и многие, падая, переломали себе ноги. Лишь человек десять с лопатами в руках попытались броситься в отчаянную банзай-атаку, но Громов срезал их одной очередью. Соня пальнула еще несколько раз, а юноша все еще не мог прийти в себя.
Жители Веселого поселка в беспорядке отступали.
Дима бросил пистолет и сел прямо на холодный пол. Его мутило.
– Я убил человека. Убил человека… – повторял он снова и снова.
– Понимаю, хреновое состояние, – Иван перегнулся через подлокотник и ласково потрепал Самохвалова по макушке. – Но ты молодец, парень. С первого выстрела – и сразу в лобешник.
– Иван… Иван, вы заранее знали, что они явятся? – процедила сквозь зубы Бойцова. Она стояла, уперев руки в бока, чуть наклонив голову, и глядела на Громова мрачно, недобро.
– Скажем так, имелись опасения, – неохотно проворчал в ответ Иван.
– А как же гарнизон? Их всех вырезали? – Соня надвинулась на ветерана. Ее правая рука будто бы машинально опустилась на пояс, где торчала рукоятка «Бердыша».
– Ха. Чтоб эти инвалиды покрошили наших парней? – осклабился Лис. – Да ни в жизнь. Те заперлись в вестибюле. Такой была инструкция. Все в порядке с ними, расслабься.
Но, видя, что девушку его слова не убедили, Лис добавил:
– Можно было поставить в туннеле пару мин. Тогда все кончилось бы еще раньше, но… Полковнику виднее, он отличный шахматист, тонкий стратег. Значит, решили шугануть соседушек, чтоб больше не лезли. И для вас с Димой отличная практика.
– Оно и видно, – отозвалась Соня с тяжелым вздохом. – Начальники вечно что-то там мудрят, а гибнут простые люди…
Иван спорить не стал.
Во время совещания в штабе он тоже предлагал совершить превентивный удар. Имелись серьезные основания считать, что Сергей Ларионов, предатель, работавший на Империю Веган, мог подготовить атаку грибников. Решение проблемы напрашивалось само собой: ударить по Веселому поселку первыми. Но полковник эту идею отверг и настоял на более сложной и тонкой комбинации.
«А ведь у нас тоже потери есть. Постового-то замочили. Может, и еще кого», – отметил про себя Громов. Он отлично понимал чувства Бойцовой. Но выступал, как и она, простым исполнителем чужой воли.
Самохвалов все никак не мог прийти в себя. Только что он совершил первое в своей жизни убийство. Убийство оправданное, необходимое, но… Смерть есть смерть. С непривычки ее ледяное дыхание всегда сковывает душу могильным холодом.
Соня пошла осматривать место побоища. Грибники не шевелились. Пули, выпущенные Лисом, прошили их тела насквозь. Признаки жизни подавал лишь один. Вожак. Он лежал, скрючившись, и конвульсивными движениями пытался зажать раны на ногах.
Девушка подошла, присела на корточки.
– Ну что, придурок? Отвоевался? – спросила она, с безграничным презрением разглядывая атамана с Улицы Дыбенко, который повел своих людей на верную смерть.
– Чего ты добивался? Слышь, козел? – прошептала Соня, стараясь заглянуть в глаза поверженному врагу.
В ответ главарь грибников… рассмеялся.
Его хохот был больше похож на кудахтанье. Спазмы, сотрясавшие тело предводителя грибников, казались агонией смертельно раненного человека. И все же это был именно смех. Злорадный, торжествующий смех.
Что угодно ожидала услышать девушка – слезы, мольбы, проклятия, но только не этот страшный, булькающий смех.
– Они придут за вами, кхе-хе! – просипел грибник. – Веганцы. Скоро будут здесь! Штурмовые группы, кхе-хе-хе! Они уже готовы. Готовьтесь и вы. К смерти, суки.
Грибник смолк.
Зловещая тишина воцарилась на станции.
10 апреля, за семь месяцев до войны, поздний вечер,
станция Площадь Ленина
Алиса писала очередное послание. Долго, старательно выводила каждую букву.
Длинная дорога предстояла этому листочку, вырванному из школьной тетрадки. Через территорию враждебной Империи Веган – на правый берег. В штаб полковника Бодрова. Лейтенанту Сергею Ларионову лично в руки. У письма было бы мало шансов дойти по адресу, если бы его нес обычный гонец. Веганцы на таможне перетрясут все пожитки, заглянут в каждую щель. От них сложно что-то спрятать. Но Борис Молотов спокойно обходил все посты веганцев, переправляясь через Неву в районе моста Александра Невского. Он доставит сообщение Чайки из рук в руки, и даже не поинтересуется его содержанием. Такой уж он человек, Борис.
Лейтенант Ларионов будет доволен.
Алиса глубоко вздохнула и написала последнюю строчку.
«Таким образом, оборона станции Площадь Ленина организована грамотно. Это одна из самых неприступных крепостей Альянса».
Чайка честно выполняла миссию, возложенную на нее командованием Оккервиля. Третий год летели из Большого метро ее донесения. Все они были доставлены адресату.
Глава восьмая КРЕСТЫ
За четыре дня до начала войны, 11 часов,
набережные Невы
Диме Самохвалову с самого начала не нравилось, что Денис Воеводин постоянно отправлял то одного, то другого сталкера на разведку.
«Вместе надо держаться, – размышлял юноша, – тогда мы – сила».
Но озвучивать свои мысли парень не решался. До сих пор болело ухо, ощутившее на себе суровую мощь командирского кулака.
Радовало лишь то, что на разведку не посылали ни Диму, ни Соню. Ополченцам Воеводин доверял мало. Имел на это полное право…
И вот от пяти человек осталось четверо. Эдуард Вовк бесследно исчез. Полчаса прождали его солдаты Оккервиля, но тщетно. Терпение Самохвалова лопнуло.
– Надо искать Эда! – закричал юноша.
– Где? – хмуро процедил в ответ Денис Воеводин. – Тут огромный жилой массив. И кладбище. И заросли. Год провозимся.
– И что вы предлагаете? – кипятился Дима. – Бросить Вовка на произвол судьбы?!
– Я не предлагаю. Я приказываю, – отвечал командир ледяным голосом. – Продолжать движение. За мной.
И Денис двинулся вверх по лестнице, держа наготове автомат.
Парень опешил. Он просто потерял дар речи. В голове не укладывалось, что Денис Воеводин, совсем не бездушная машина, честный, порядочный офицер, мог так легко смириться с пропажей бойца.
Федор не сделал попытки остановить командира. Ни слова не говоря, Царь тронулся следом за Денисом по Новочеркасскому проспекту.
– Сонь, скажи ему! Хоть ты скажи ему! – Дима в отчаянии метнулся к своей девушке. Она подобрала с пола поклажу, сняла с плеча карабин и зашагала следом за мужчинами.
Бойцова неплохо знала Эдуарда, уважала его. Но сейчас не решилась перечить командиру.
Юноше ничего не оставалось, кроме как двинуться следом за остальными.
На душе у него скребли кошки. Даже не кошки, а чудовища куда крупнее, размером с тигра. Дима хорошо знал Эдуарда, простого веселого парня, любившего травить байки о жизни сталкеров. За год, прошедший с момента появления Вовка в Оккервиле, он успел стать там почти своим… Почти. И вот сейчас Воеводин хладнокровно вычеркнул Эда из списка живых. Не предпринял даже попытки прийти на помощь…
Отряд шел по широкому проспекту, все дальше от последнего форпоста альянса Оккервиль. Дима то и дело вглядывался в противоположный берег Невы, просматривавшийся через руины зданий. В какой-то момент ему почудилось, что сквозь туман проглядывают очертания величественного и прекрасного Смольного собора. «Чудесное творение архитектора Растрелли», «жемчужина барокко» – как только ни называли эту грандиозную постройку авторы путеводителей.
– Господи, прости нас… – шептал парень, с содроганием поглядывая на кресты Смольного собора, чудом пережившие двадцать лет запустения. – Прости, что бросили в беде ближнего своего… Не карай нас, Господи.
Но в душе Димы зрела уверенность, что без последствий страшный поступок командира не обойдется.
Поэтому он не сильно удивился, когда Федор, шедший впереди, подал предупредительный сигнал. Сквозь мутную пелену, окутывавшую берега Охты, стали заметны какие-то зловещие силуэты. Они двигались прямо на людей.
Выродки.
Обитатели Уткиной дачи, почти потерявшие человеческий облик. Уродливые фавны, похожие на плод фантазии сумасшедшего вивисектора.
Царь дал предупредительный выстрел над головами выродков, видимо, надеясь их распугать. Напрасно. Нелюди упорно шли вперед.
«Вот и допрыгались, – пронеслось в голове Димы. – Слишком все легко началось. Так не бывает».
И уже взяв наизготовку ружье, парень вспомнил строчку из песни про Оккервиль, которая нравилась ему меньше всего:
«И труп мой упал в реку Оккервиль».
– Вот уж не хотелось бы… – прошептал Самохвалов, пытаясь унять предательскую дрожь. Он должен был оставаться спокойным и хладнокровным. Он должен был любой ценой изменить отношение к себе Дениса Воеводина. И порадовать Соню.
* * *
Соня много слышала про выродков, обитавших на берегах Охты. Мнения о происхождении этих странных существ, похожих на творения безумного живописца-сюрреалиста, разнились. Одни считали выродков совершенно новой формой жизни, другие утверждали, что это – обычные люди, просто слегка видоизменившиеся.
Третьи говорили совсем уж странные вещи:
– Видели бы вы бомжей, ютившихся у вокзалов до Последней войны! Прыщи, волдыри, бородавки… А уж смрад какой источали, мама не горюй. Они это. Бомжи постъядерные.
Девушка в подобные истории верила с трудом. Ей трудно было представить, что в прежнем благополучном и процветающем мире могли существовать люди, живущие примерно в тех же условиях, что и после катастрофы.
Но одно Соня Бойцова знала точно: выродки сторонятся своих прямоходящих сородичей из метро, особенно тех, кто вооружен. Нападают только на одиночек, да и то при подавляющем численном превосходстве.
И вот сейчас приземистые неуклюжие создания, возникшие на пути отряда, утробно рыча и хрипя, ринулись в наступление, несмотря на предупредительный выстрел Федора.
Тут же заработали оба автомата. Трое выродков рухнули на снег, обливаясь кровью, но остальные не прекратили атаку. Сталкеры усилили огонь, перешли с одиночных выстрелов на короткие очереди.
Девушка уперла в плечо приклад карабина, прицелилась и точным выстрелом уложила наповал выродка. Еще одному она прострелила ногу, и уродливое существо рухнуло на снег с глухим стоном.
Дима стоял с ружьем наизготовку, но не стрелял. Товарищи пока справлялись без него.
Соня не испытывала радости от своих побед над странными существами, с ног до головы покрытыми язвами и гноящимися ранами, кое-как прикрытыми жалкими ошметками ткани. Убивать их оказалось просто. Снег затруднял передвижение сталкеров, но и выродки едва ноги таскали. Эффект неожиданности почти сразу сошел на нет. Атака превратилась в бойню.
– Что ж вы делаете?! – простонала Бойцова, выпуская очередной заряд в голову выродка. – Зачем прете? Ведь покрошим же всех!
Нелюдей гнал вперед лютый, страшный голод.
В последнее время живности в окрестностях стало мало. Что было тому виной? Долгосрочные последствия ядерных ударов? Действия веганцев? Какие-то другие, неизвестные людям обстоятельства? Выродки голодали. Голод притупил осторожность, элементарный инстинкт самосохранения. Поэтому уродливые существа с ужасающим упорством шли и шли вперед, навстречу шквалу свинца. И падали один за другим на свежий снег, чтобы обагрить его своей темной кровью.
Но выродки не были совсем уж безмозглым стадом. Какие-то зачатки разума у них сохранились. Лобовая атака человекообразных существ оказалась отвлекающим маневром. Ни Соня, ни Денис, ни Федор не заметили вовремя, как из прибрежных зарослей вырвалось несколько крупных выродков, сжимавших в руках камни и палки.
Зато их заметил Дима. Реакция Самохвалова была молниеносной. Он резко развернулся, выпустил заряд дроби в голову одному чудовищу. Доля секунды на перезарядку – и следующий выстрел. Картечь попала в живот второму выродку. Несколько камней полетело в людей. Один угодил в грудь Диме, другой – в ногу девушке. Парень пошатнулся, но смог устоять на ногах. Он опять вскинул ружье, но третий выстрел сделать не успел. Нелюдей, пытавшихся напасть с фланга, буквально смели огнем Денис, Федор и Соня.
Битва кончилась. Десятки трупов остались лежать на свежем снегу. Ни один из выродков не убрался обратно в свое логово. На всякий случай Денис все же отправил Федора осмотреть мост, а сам подошел к Диме, протянул парню руку.
– Молодец, Самосвал, хвалю, – сказал командир. Потом кивнул Соне – пошли, мол. И отряд продолжил движение.
– Димка, умница! – воскликнула девушка, поравнявшись с юношей. – Здорово ты их. Ну, идем. Вон Царь рукой машет. Значит, на мосту все чисто.
Сложно было назвать Малоохтинский мост чистым. Мусора за двадцать лет на нем скопилось немало. Но явная опасность, в самом деле, отсутствовала. Выродки полегли, другие твари не появились. Никаких следов пропавшего Эдуарда также найти не удалось. Сталкеры Оккервиля двинулись дальше. Половина пути осталась позади.
И никто не знал, что в эти минуты больше всего на свете Диме хотелось сорвать с себя противогаз и разрыдаться в голос. Второй раз за неделю он принял участие в расстреле беззащитных, почти безоружных живых существ…
– Какой я воин? Я палач, мясник, – шептал парень, превозмогая тошноту. – Все мы – палачи. Их бы и ребенок смог убить… Господи, Господи, за что мне это все, за что?!
И Дима с тоской устремил взгляд на величественный Смольный собор, возвышавшийся на другой стороне реки. Теперь творение архитектурного гения Растрелли можно было хорошо рассмотреть. Собор обветшал, местами обвалился. Все вокруг заросло густыми кустами. Но центральный купол сохранился, а на его вершине возносился в сумрачные небеса символ христианской веры – крест.
Самохвалов на миг остановился, перекрестился.
– Прости нас, Господи, – шепнул юноша и устало поплелся дальше, то и дело поправляя лямки рюкзака.
Денис заметил остановку, но ругаться не стал, лишь сделал Диме знак идти побыстрее.
Мимо них несла свои воды Нева. Стояли ранние морозы, около минус десяти. Лед образовался пока только у берегов. Скромная Охта, впадавшая в могучую сестру как раз здесь, в районе Малоохтинского моста, тоже подмерзла лишь у берегов, а в центре аспидно-черной змеей извивалась лента студеной воды.
Безликие складские корпуса и жилые здания, сильно обветшавшие за много лет и местами вовсе обвалившиеся, громоздились вдоль берегов Невы. Один лишь Смольный собор нарушал общую унылую картину городского пейзажа. Юноша грустно вздыхал. В первый раз в жизни он оказался на берегу Невы, почти в самом центре города. Но не увидел тех волшебных красот, о которых грезил с детства.
Лишь далеко впереди, в районе Финляндского вокзала, можно было разглядеть купол какого-то храма. Там тоже сохранился крест. Вокруг церковного здания расположились приземистые корпуса, сложенные из красного кирпича.
– Что за место? – обратился Дима к Денису, шагавшему рядом.
– Кресты! – отозвался командир.
– Кресты. Кресты, – повторил парень несколько раз. – Странное название. Крест-то один.
Он снова взглянул на храм из красного кирпича.
Какой-то безотчетной тоской и жутью веяло от этого комплекса зданий, соединенных в единую систему. Почему-то сейчас Диму совершенно не тянуло на молитву.
– Это – Кресты! – шепнула Соня на ухо юноше. – Та самая тюрьма, про которую мы стихи читали. Помнишь? «И ненужным привеском болтался возле тюрем своих Ленинград»[9]? Это про них… Про Кресты.
Все встало на свои места. Теперь Дима понял, почему таким холодом веяло от кирпичных построек, почему от ужаса сжималась его душа.
Они остановились посреди набережной и с минуту смотрели вдаль, на одинокий крест, возвышавшийся над Крестами.
– А где Царь? – произнес Самохвалов, оглядевшись по сторонам.
– Лежит. В Петропавловском соборе! – рассмеялся в ответ Воеводин.
– Нет. Наш Царь. Федя.
Сталкеры принялись оглядываться по сторонам. Федор, четвертый член отряда, в самом деле исчез. Никто не успел заметить, когда именно. Только что он шел в арьергарде отряда, куда его поставил командир. И вот их осталось трое.
Дикий ужас охватил Диму. Все его тело покрылось испариной, а мурашки на коже устроили танец с саблями. Или лезгинку.
Самохвалову доводилось слышать много леденящих душу историй о сталкерских буднях. Но такого, чтоб люди пропадали среди бела дня, на набережной, где врагам и спрятаться-то было негде, раньше не бывало.
И тут впереди раздалась автоматная стрельба. Работало, по крайней мере, пять стволов.
– За мной! – рявкнул командир, и отряд, сократившийся до трех человек, бросился бегом в сторону Финляндского вокзала.
«Не вперед надо бежать, назад! – стучало в голове Димы. – Даже если там Федя… Ну его. Спрятаться. Спастись!».
Но ноги парня словно бы сами собой несли его вперед, вслед за командиром.
Укрывшись за остовом ржавого грузовика, оккеры несколько минут наблюдали за тем, как отряд веганцев истребляет группу сталкеров Альянса. Имперские стрелки не жалели патронов, били длинными очередями. Приморские солдаты, оказавшиеся на открытой местности, один за другим прекращали огонь. Участь отряда была предрешена. Сталкеры Оккервиля пока никак себя не обнаружили, они тихо сидели в укрытии, наблюдая со стороны за перестрелкой.
– Прикройте, ребят, – шепнул Воеводин Диме и Соне. – На счет десять – огонь. Я зайду с тыла.
И Денис, не дожидаясь реакции товарищей, пополз в ту сторону, где засели имперские штурмовики.
– Пять, – произнесла чуть слышно Соня. Она уперла в плечо приклад карабина, изготовилась перед рывком.
Дима, едва живой от ужаса, поднял со снега ружье. Руки его дрожали, «Бекас» плясал, словно припадочный.
– Три! – выдохнула девушка.
– Не надо, Сонь, – с трудом выдавил из себя парень, – не стреляй, не надо…
– Два! – тело Бойцовой напоминало сжатую пружину, карабин она держала крепко, лишь ствол оружия чуть заметно подрагивал.
– Огонь! – рявкнула девушка, рванулась вперед, выпустила заряд. Почти одновременно выстрелил и Дима. Попал он или нет, Самохвалов не понял. Едва надавив на спусковой крючок, он мгновенно юркнул обратно.
Пули застучали по ржавому корпусу грузовика. Веганцы перенесли огонь на их укрытие.
Соня, выстрелив из карабина еще один раз, тоже нырнула обратно.
«Все. Теперь нам крышка», – Дима слышал, как пули проносятся прямо у него над головой, и мысленно прощался с жизнью. Он сидел, зажмурившись, обхватив голову руками. О том, чтобы продолжать огонь, даже и не думал. Бойцова ухитрилась выстрелить еще пару раз, но потом и она свернулась калачиком рядом, у колеса грузовика, вздрагивая от ужаса.
Стрельба на набережной не стихала ни на миг, но – вот чудо! – по грузовику, за которым укрылись Дима и Соня, больше никто не стрелял.
Только спустя мгновение юноша понял, что в бой с врагом вступил Воеводин. Это его автомат надрывался сейчас очередями в тылу у веганцев.
Грохот выстрелов внезапно смолк. Наступила полная тишина. Дима так и сидел, сжавшись в комок у колеса грузовика. А вот Соня, набравшись смелости, решилась выглянуть из укрытия. Со стороны реки в их сторону спешили люди.
Приморцы? Веганцы? Этого она пока не знала. Но интуиция подсказала девушке: «Веганцы бы сразу пристрелили. Значит, не они».
Держа наготове карабин, Соня двинулась навстречу союзникам.
Глава девятая БЕЛОЕ БЕЗУМИЕ
За два дня до начала войны, после полудня,
Выборгская сторона
Любовь с первого взгляда… Возможна ли она? В этом Дима Самохвалов сомневался. К своей подружке Соне он присматривался, по крайней мере, год. Зато юноша точно знал, что бывает ненависть с первого взгляда. Именно это чувство взаимной неприязни возникло между Самохваловым и караванщиком Данилой.
Дима и Данила знали друг друга меньше часа. Они двух слов друг другу сказать не успели, но в каждом взгляде, в каждом жесте северянина сквозило плохо скрываемое презрение. Самохвалов не оставался в долгу и платил караванщику той же монетой.
«Каким же идиотом надо быть, чтобы так вляпаться?!» – размышлял Дима, выслушивая историю о любовных приключениях Данилы.
В голове у юноши не укладывалось, как можно продолжать любовные подвиги, зная, что твой караван вот-вот уйдет. Самохвалов вырос в общине, где на любовные похождения смотрели очень строго и регулярно отправляли любвеобильных мачо на чистку свинарников. Мать и отец воспитывали Диму скромным юношей. Нравы, царившие в Большом метро, его неприятно поразили.
«Что делает среди сталкеров этот хлюпик?» – терялся в догадках Данила, наблюдая за тщетными попытками Самохвалова самостоятельно взобраться на платформу Выборгской.
В Большом метро Дима, в самом деле, чувствовал себя неуверенно. Гостя из Оккервиля пугали двери и люки, ведущие неведомо куда. Юноша с огромным трудом осилил путь от Площади Ленина до Выборгской. В зловещих сырых туннелях уже двадцать лет не горела ни одна лампочка, а на макушку и за шиворот капала ледяная вода. Здесь порой становилось не по себе даже бывалым бойцам, а Дима и вовсе трясся мелкой дрожью. Всю дорогу он опирался на руку Сони. Со стороны это, впрочем, выглядело так, будто парень поддерживает девушку, чтобы та не боялась. Соня все поняла, но виду не подала.
На Выборгской Диму потрясло все. Вонь. Грязь. Гвалт и смех, не стихавшие буквально ни на миг. Грубые караульные не упустили случая прокомментировать грудь и попу Бойцовой. Девушка не отреагировала, а вот Дима вспыхнул, как рождественская гирлянда.
– Макаки. Макаки, а не люди. Примитивные животные, – ругался парень, поглядывая через плечо на постовых, сгрудившихся у костра. Человеческие силуэты, двигавшиеся на фоне языков пламени, напоминали дикарей из далекого прошлого, а их голоса, сливавшиеся в общий неразборчивый гул, – гвалт стаи обезьян.
На Проспекте Большевиков, родной станции Самохвалова, тоже толклось много народа, там тоже было шумно, а в воздухе висело плотное амбре. Но на Выборгской все особенности, характерные для густонаселенной станции, следовало умножать на три. С каждой минутой Диме становилось все труднее подавлять рвотные позывы. Поэтому он очень обрадовался, когда отряд вышел на поверхность. Даже здесь, в окружении плотоядных мутантов и гибельных аномалий, Диме было спокойнее, чем в Большом метро. За плечами Самохвалова было два полноценных рейда по улицам Петербурга, схватка у вестибюля Ладожской и еще четыре вылазки, к счастью, обошедшиеся без стрельбы. В общем, опыт имелся. Необстрелянным юнцом Диму назвать уже было нельзя. Довелось ему побывать и под пулями…
Выполняя приказ Псарева, юноша занял позицию в арьергарде маленького отряда. Ничего особенного от него не требовалось. Шагать в хвосте группы, глядеть в оба, держать оружие наготове. Вот и все. Дима старательно вертел головой, высматривая опасность.
За последний месяц он сроднился со своим «Бекасом-12М», привык к нему. Ружье оказалось простым в обращении, надежным и неприхотливым. «Бекасу», в свою очередь, достался пусть и не слишком меткий, зато бережливый хозяин. Дима содержал своего боевого друга в безупречном порядке, за что удостоился скупой похвалы сначала от Воеводина, а потом и от Псарева.
«Как же тут красиво», – первое, что пришло в голову Самохвалову, едва он выбрался из подземки на улицу.
Вокруг не было ровным счетом ничего особенного. Руины жилых домов. Жалкие остовы торговых палаток. Приземистый забор из бетонных плит, над которым виднелись железнодорожные вагоны. Там проходила линия Финляндской железной дороги. С покосившихся столбов сиротливо свисали провода. Обычная, ничем не примечательная картина.
Зато повсюду, насколько хватало глаз, лежал чистый, свежий, девственно-белый снег.
Судя по календарю, который в метро старались вести все двадцать последних лет, сейчас на дворе было самое начало ноября. Но климат в мире, пережившем Рагнарек, стал суровым. Снегопады начинались уже в середине октября, а заморозки – и того раньше. К последнему месяцу осени снег, как правило, уже ложился. О таком явлении, как бабье лето, жители метро уже забыли, и даже многие люди, родившиеся до войны, с трудом могли объяснить, что это такое.
Снегопад еще не закончился, с небес на землю, кружась в изящном хороводе, спускались крохотные белые мухи и присоединялись к тысячам своих сестричек. Природа бережно укрыла рыхлой пуховой периной уродливые руины, ржавые остовы автомобилей и скелеты людей, навечно запертых в них. Снег сгладил все углы и неровности. Сейчас развалины великого города на берегах Невы не навевали такой тоски, как осенью, в разгар унылых холодных ливней. Именно поэтому картина, открывшаяся перед Димой, наполнила душу светлой радостью.
Парень замешкался у выхода из метро всего на пару секунд, но этого хватило, чтобы схлопотать легкую оплеуху от Псарева.
– Димон, не зевай! – промычал сталкер сквозь маску респиратора.
Тот кивнул, взял наизготовку «Бекас» и, проваливаясь в сугробы где по колено, а где и глубже, зашагал следом за товарищами.
Теперь, когда пришлось идти по свежим снежным заносам, с трудом выдирая ноги из рыхлых, рассыпчатых капканов, радости в душе Димы поубавилось. Снег уже не очаровывал, а раздражал. Снежинки, крутившиеся в воздухе, норовили опуститься прямо на стекла респиратора, заставляя Диму поминутно их протирать.
* * *
Данила вынужден был признать, что, оказавшись на поверхности, Дима-Салага начал вести себя уверенно, грамотно, почти профессионально. В метро парень смотрелся откровенно жалко, озирался по сторонам, словно загнанный зверь, и старался ни на шаг не отходить от своей боевой подруги.
«Игнат, вроде, мужик серьезный. На кой ляд ему этот клоун?» – терялся в догадках северянин, искоса поглядывая на Диму.
Но вот маленький отряд вышел в город, и Салага на глазах преобразился. По рыхлому снегу шел быстро, бдительности не терял. Не оставалось сомнений: на поверхности парень – не новичок.
«Значит, все трое – ребята тертые. Задача усложняется», – поглядывая то на Игната, то на его друзей, подумал караванщик.
* * *
– Идем четко по трамвайному маршруту, – сказал Данила в самом начале их пути.
«Трамвайные пути – отличный ориентир, – отметил про себя Дима. – Точно не заблудимся».
Отряд вышел из вестибюля Выборгской, и вскоре парень с ужасом осознал, что они не найдут трамвайные пути. Да какие там рельсы! Под таким слоем снега можно было не заметить даже упавший фонарный столб или поваленное дерево.
«Как он собирается следовать трамвайным маршрутом?» – терялся в догадках Самохвалов.
Страх медленно, но верно охватывал душу юного сталкера. Что они знали про Данилу? Караванщик из Северной Конфедерации. Пришел вместе с большой группой челноков. Ушел на станцию врачей и пропадал там полдня. Слова его охотно подтвердила медсестра Лина. Вот, собственно, и все. Караванщик явно не слишком умен, раз умудрился влезть в такие страшные долги. И вообще ветреный тип.
Можно ли доверять такому проводнику? Вопрос повис в воздухе.
Пока что их цели совпадали. Даниле нужно было вернуться домой. Путь сталкеров лежал туда же. И все же…
Смутное беспокойство мучило Диму. Во время короткого привала он хотел пошептаться с Соней, но та лишь нетерпеливо отмахнулась. Не городи, мол, ерунды. Тогда юноша подсел к Псареву.
– На фига Даниле рельсы? – опасения Димы позабавили Игната. – Да тут кроме них ориентиров до хренища. Провода. Знаки дорожные. И эти. Как их. Таблички остановок. Разуй глаза, Самосвал. Тут и слепой дорогу найдет, хых.
Тот огляделся. Да, все именно так и было. Прямо над его головой болталась табличка «Лит_ _ская у_ _ца». Уцелели даже номера трамваев, ходивших по Лесному проспекту: 20, 38, 61. Хоть провода и оборвались много лет назад, маршрут трамвая по ним определить было несложно. А главное, никаких других вариантов пока просто не наблюдалось. Один-единственный проспект, прямой, как стрела, исчезал вдали. Ни крупных перекрестков, ни параллельных магистралей. Иди себе прямо и в ус не дуй.
«Вот я олух. Напрасно человека подозревал. Не такой же он дурак, чтобы в двух соснах заблудиться. А тут именно так».
Вопрос, стоило ли в таком случае оплачивать долги караванщика, оставался для Димы открытым. Но он решил, что это уже не его ума дело.
Привал закончился. Отряд двинулся дальше. Никаких странностей в поведении Данилы заметно не было.
«Почудилось», – подвел Дима черту под всеми волнениями и переживаниями.
Проводник тоже перестал на него оглядываться. Видимо, понял, что за тыл можно быть спокойным. Это весьма польстило самолюбию Самохвалова.
* * *
Опасения Димы относительно караванщика лишь позабавили Псарева. Ну, каких, в самом деле, сюрпризов можно ждать от человека, который возвращается домой?
Данила делал свое дело на совесть. Спокойно, уверенно вел отряд по Лесному проспекту. Не метался, не паниковал, легко и непринужденно отыскивал ориентиры, на усталость не жаловался. Из непутевого караванщика вышел отличный проводник.
Отряд миновал станцию метро Лесная. Среди руин Пес разглядел приземистый вестибюль, лишенный каких-либо архитектурных изысков.
«Если бы не этот чертов Размыв, прошли бы к северянам напрямик», – с сожалением подумал Псарев.
Природно-техногенная катастрофа, случившаяся в 2013 году, получила у жителей метро название «Размыв-два».
Первый Размыв произошел в 1995 году из-за плывуна, главного врага метростроевцев. Всему виной была очередная спешка: в 1970-е годы метростроевцы торопились открыть Площадь Мужества, первую в мире односводчатую станцию глубокого заложения, и проложили туннели через водоносные пески. Двадцать лет сотрудники метрополитена боролись с грунтовыми водами, поступавшими в туннели, но все усилия оказались тщетными. Четыре станции метро, от Девяткино до Площади Мужества, до 2004 года работали как обособленная мини-линия… Дальше пассажирам приходилось ездить на автобусах[10].
Размыв-два был еще масштабнее. Ядерные взрывы потревожили подземные реки, сдвинули с места массы песка и супеси, которые в считанные часы уничтожили и новые туннели, построенные в конце 1990-х, и станцию метро Лесная в придачу.
Игнат Псарев не видел первого Размыва. Когда он родился, красная линия уже функционировала нормально. Зато он помнил рассказы отца и деда. Они каждый день девять лет подряд героически штурмовали наземный транспорт по пути на работу…
«Какое счастье, что я эту жесть не застал», – размышлял тогда маленький Игнат.
Зато он стал свидетелем давки, на фоне которой померк даже печально знаменитый московский «эффект Выхино». В тот день, когда сотни тысяч людей, напуганных воем сирен, ринулись искать спасения в метро…
Пес тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания. Сейчас от него требовались предельная собранность и концентрация. Они шли по сравнительно безопасным местам, где постоянно шныряли караваны, но не стоило недооценивать те угрозы, что таили в себе мрачные руины спальных районов.
До пересечения Лесного проспекта с улицей Кантемировская маршрут движения отряда был настолько прост, что Игнат даже заскучал. Но вот остались позади жилые кварталы. Началась зона пустырей, разросшихся парковых зон и дорожных развязок. И почти сразу сталкер почувствовал тревогу. Местечко здесь было жуткое, не лучше Пискаревки. Тоже кладбище, если подумать. Только вместо гробов – автобусы.
Здесь, у въезда на улицы Политехническая и генерала Карбышева, скопилось несметное количество автотранспорта. Северянам было недосуг растаскивать грузовики и легковушки, сбившиеся в гигантскую кучу-малу, словно первоклашки на перемене. Для караванов проделали проход, а все остальное оставили гнить. Никакой пользы выжившим эта груда металлолома принести уже не могла.
– Хорошо, что снег присыпал, – заметил Данила во время второго привала, указывая на остовы автомобилей. – А то идешь мимо – и душа в пятки. Эти таращатся… Скелеты.
– И че такого? – хмыкнула Соня. – Че скелетов-то бояться? Они ж мертвые.
Проводник, до этого ни разу не сказавший девушкее ни одного резкого слова, процедил в ответ сквозь зубы:
– Че такого, че такого. Ишь, какие мы смелые. А ты попробуй, прогуляйся тут весной. Когда все эти, мать их, подснежники появляться начинают. И ты увидишь… Эти черепа, торчащие из окон автобусов. А щас, блин, конечно, легко храбриться.
Караванщик сплюнул на снег и отвернулся.
Соня вздохнула, потупилась и отсела от Данилы подальше.
Дима смерил проводника тяжелым взглядом. Он терпеть не мог, когда кто-то грубил его девушке. Пусть даже Соня этого и заслуживала.
– Однако холодает, – заметил Псарев, поежившись. – Еще немного – и мы повторим судьбу генерала Карбышева. И как раз на улице его имени, хех.
Никакой реакции от спутников не последовало. Игнат понял, что «молодняк» ничего не знает о судьбе героя Великой Отечественной войны Дмитрия Михайловича Карбышева, которого немцы поливали на морозе водой, пока генерал не превратился в ледяную статую. Пес лишь рукой махнул. Что, мол, с вас взять, неучи.
Сталкеры попили горячего чая из термоса, взбодрились. Можно было идти дальше.
– Выдвигаемся! – скомандовал Игнат и решительно отправился вперед мимо свалки ржавых автомобилей.
Игнат скелетов не боялся. Он давно привык встречаться глазами с пустыми провалами глазниц полуистлевших черепов. Не мертвецов, живых стоило опасаться, не важно, людей или зверей.
Именно сейчас Пес осознал с пугающей ясностью: они не одни среди этих безжизненных руин.
«Кто-то следит за нами», – подсказала интуиция.
Командир то и дело оглядывался по сторонам. Он не замечал ничего подозрительного, но от этого на душе становилось лишь тревожнее.
Во время второго привала Игнат украдкой, чтобы не заметил Данила, извлек из внутреннего кармана копию карты веганского офицера. Никаких особых пометок в тех краях, куда они забрели, на карте не было. Просто руины, без секретов и сюрпризов.
Спокойнее на душе не стало.
Кто-то шел за маленьким отрядом по пятам от самой Выборгской. Чьи-то глаза следили за каждым их движением.
Человек? Зверь? Это не имело большого значения.
В который раз Пес возвращался мыслями к словам капитана Гаврилова: «Империя затевает что-то очень, очень недоброе». А раз затевает, значит, охраняет свои секреты. Веганцы могли подготовить любые ловушки. Хитрые. Изощренные. Смертельные. Веганцы умели управлять мутантами и уже не раз с успехом это применяли, натравливая на своих врагов жутких тварей. Игнат сам едва вышел живым из подобной мясорубки.
– Ты ничего не чувствуешь? – обратился Псарев к Соне Бойцовой во время третьего привала. Из всех членов отряда она внушала ему наибольшее доверие.
– Холод, – проворчала в ответ девушка.
Отряд укрылся от ветра между сугробами, которые намело со всех сторон на старую автобусную остановку. Место было удобное с точки зрения обороны, через зазоры между сугробами и крышей остановки открывался отличный обзор. Пес то и дело выглядывал наружу, держа наготове автомат.
– Нет, Сонь. Я не про это. За нами кто-то идет.
– Откуда знаешь? Жопой чуешь? – попыталась схохмить Бойцова, но шутка вышла какой-то вымученной. Хихикнул только Данила.
– А хоть бы и жопой, – отозвался Игнат. – Меня интуиция никогда не подводила. Ни разу. Сталкер без чуйки – верный покойник. А у меня, слава богу, сорок рейдов за плечами.
– На поверхности безопасных мест нет, – отозвался их проводник и как-то странно усмехнулся. Не понравилась Псареву эта гримаса.
Еще минут десять отряд провел в укрытии, потом Пес решил двигаться дальше.
Снегопад между тем усилился. Снежинки, прежде неторопливо, изящно опускавшиеся с небес на землю, понеслись вихрем, словно рой рассерженных ос. Они залепляли стекла респираторов, набивались во все щели. Печально, заунывно, словно пес на привязи, завывал ветер.
Без тени прежней беспечности, с оружием наизготовку Дима, Соня и Игнат продолжали утомительный путь через снежные заносы и ледяные торосы. Караванщик все так же маячил впереди. Странностей в его поведении наблюдалось тем больше, чем ближе становилась их цель. Данила то ускорялся, то замедлял шаг. То и дело застывал посреди улицы. А ведь путь должен быть ему отлично знаком.
«Не зря. Ох, не зря ему Самосвал не доверяет», – сталкер тревожился сильнее с каждой минутой.
– Вставай в хвост, – приказал Псарев проводнику. – Дальше я сам, по карте.
Данила не отреагировал, даже не обернулся. Он шагал вперед, все ускоряя шаг.
– Слышь, паря. Это приказ! – зарычал Пес. – Кати сюды, кому говорят.
И тут караванщик пустился бежать.
Изрыгая потоки брани, Игнат ринулся следом.
* * *
Соне Бойцовой никогда еще не приходилось видеть, чтобы поведение людей менялось с такой пугающей быстротой.
Еще минуту назад все было спокойно. Позади – Дима, впереди – Игнат и Данила. Все мужчины серьезны и сосредоточенны. Проводник уверенно ведет отряд за собой. Загадочный враг, которого тщетно высматривал Пес, никак себя не проявлял. Никто не мешал их движению. Разве что снег, летевший прямо в лицо, здорово докучал.
И вот, едва девушка успела моргнуть, – все стремительно и страшно изменилось.
Данила заметался посреди площади, как будто напрочь забыл дорогу. Псарев окликнул проводника раз, другой. Вместо ответа караванщик бросился бежать навстречу снежной буре. Что-то страшное, нечеловеческое было в этом паническом бегстве. Данилу словно кто-то тянул за собой. Заарканил и тащил, не давая опомниться.
Игнат бросился следом за ним. И вот уже они оба скрылись из вида.
– Игнат! Пес! – звала Соня, силясь перекричать вьюгу. С тем же успехом она могла кричать через подушку. Голос, приглушенный респиратором, потонул в вое ветра.
Тогда Бойцова отстегнула защитную маску и заорала опять, напрягая все силы. С тем же результатом.
– За ними, быстро! – девушка хотела броситься вслед за пропавшими спутниками, но Дима удержал ее.
– Нет, останемся здесь! – с неожиданной жесткостью заявил обычно тихий, робкий юноша. – Поодиночке все пропадем.
Соня застыла посреди метели, бессильно опустив руки. Куда бежать? И как бежать по таким сугробам? Каждый шаг давался с трудом, Соня тонула в рыхлом, мягком снегу. Ветер буквально сбивал с ног. Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки.
Самохвалов стоял рядом. Его смутный силуэт виднелся сквозь метель в паре шагов от Сони. Юноша то и дело принимался протирать защитные очки. На них тут же снова налипал снег.
Тягостные минуты сменяли одна другую. Ничего не происходило.
Вдруг из сплошной снежной круговерти, в которой потонули дома, столбы и прочие ориентиры, раздалась автоматная стрельба.
Не теряя ни минуты, Соня вскинула карабин и ринулась в ту сторону, откуда прозвучали выстрелы. Каждый шаг превращался в пытку. Но она продолжала упорно пробиваться вперед. Дима несколько раз окликнул девушку, но она не разобрала ни слова. Да и не прислушивалась к его зову. Ничто на свете не могло остановить Соню Бойцову. Сквозь ураганные порывы ветра она рвалась на помощь Псу.
И тут, словно по мановению волшебной палочки, буран прекратился.
Если бы девушка не видела своими глазами, как жуткая метель утихает, ни за что бы не поверила, что это может происходить так стремительно.
Снегопад пошел на убыль. Ветер в считанные секунды ослаб, а потом и вовсе прекратился.
Соня увидела перед собой небольшой сквер. Среди деревьев торчал ствол артиллерийского орудия. Видимо, часть военного мемориала. Площадь обступали однотипные серые здания, в нижней части одного из них Бойцова заметила привычные стеклянные двери с выцветшими наклейками. Вход в вестибюль станции метро. Вместо стекол торчали листы фанеры или доски, но перепутать все равно было сложно.
«Площадь Мужества. Точняк… Дошли все-таки», – пронеслось в голове девушки.
Она огляделась. Дима, проваливаясь в сугробы по пояс, спешил к ней. Ружье он держал над головой. Но ни Данилы, ни Игната видно не было. Сталкер и проводник исчезли без следа, растворились в снежной круговерти. Напрасно Соня озиралась по сторонам. Ни единой зацепки. Все следы, если они и были, скрылись под толщей снега. Они остались одни. Совершенно одни в огромном, страшном внешнем мире, где на каждом шагу подстерегала смертельная опасность.
– Трындец… – выдохнула девушка, обхватила голову руками и глухо застонала.
С каждой минутой Соня и Дима понимали все яснее, как же крепко они влипли.
Двери станции Площадь Мужества были наглухо заколочены. Если во владения северян и можно было как-то проникнуть, то путь туда знал лишь один человек. Данила. Но он исчез.
Вокруг – ни души. Только густые разлапистые ели посреди обширной площади. Только унылые руины торговых центров. Только хмурые небеса над головой. И тоскливое завывание ветра… Больше не было слышно ни звука.
Пес, единственный человек в их отряде, кто знал тайны поверхности и умел с этими тайнами бороться, тоже сгинул в снежной круговерти.
У Сони и Димы имелись только дробовик, карабин и десятка три патронов к ним. Сменных фильтров для респираторов – по одному на человека. Мало для того, чтобы выжить на поверхности. Даже для того, чтобы вернуться назад. А мороз крепчал. Наступал вечер. Зубы девушки уже давно начали отплясывать мазурку. В любой момент мазурка могла перейти в чечетку.
– Пошли обратно, – сказал Самохвалов после того, как ребята провели ревизию вещмешков.
– Куда? В Оккервиль? – огрызнулась Бойцова.
– Нет. На Выборгскую, – последовал ответ. Никаких других вариантов парень не видел. Он помнил карту города в самых общих чертах. В теории станции Пионерская и Черная речка были ближе. Но Дима понятия не имел, какие там находятся общины. С Выборгской все, по крайней мере, было ясно.
– Ага. Канешна. Опять тот же путь, щас! Не пойду, – проворчала в ответ замерзающая девушка.
Дима спорить не стал. За то время, что они были вместе, юноша отлично разобрался в характере подруги и знал, что иногда лучше не придавать значения тому, что она говорит. Просто делать дело. Не обращая внимания на ворчание Сони, парень решительно взял ее за руку и повел обратно, по своим же следам. Туда, где у въезда на площадь громоздилась куча мала из разбитого автотранспорта.
– Дим. Ну, Дим! Отпусти, – вяло сопротивлялась девушка. – Мы не дойдем, Дим.
Юноша не слушал Соню. Он четко понимал одно: стоять на месте смысла нет, они просто замерзнут. Значит, надо было двигаться. А куда идти – дело десятое.
Выбиваясь из сил, проваливаясь в рыхлый снег, Дима и Соня пересекли площадь, миновали сквер Блокадников. Каждый шаг давался ребятам с огромным трудом. Ружья, которые и так весили немало, казались сейчас чугунными. Но бросить их было нельзя, тогда Дима и Соня остались бы совершенно беззащитными. Заледеневшие пальцы почти не сгибались. Ноги заплетались. Снег забивался в малейшие щелочки, сыпался за воротник, забивался в стволы ружей. Сил на то, чтобы вытряхивать его, у ребят уже не было. Через каждые десять-двенадцать шагов кто-то из них падал, и тогда второму приходилось вытаскивать товарища из снега, помогать встать на ноги.
– Дим, не надо, а? Давай просто ляжем, полежим. В снегу так хорошо, – бормотала Соня. Она брела вперед на автопилоте, почти ничего не соображая.
Мысль рухнуть в мягкий, как перина, рыхлый снежок, закопаться и лежать, греться, как это делали в прежние времена медведи, казалась очень соблазнительной. Если бы не одна деталь. Радиационный фон. В черте города он был высоким почти повсеместно. А по улицам рыскали в поисках свежего мяса такие твари, что довоенный медведь умер бы от ужаса, едва их увидев. Поэтому Дима продолжал упорно шагать вперед и тащить за собой засыпающую на ходу подругу.
До въезда на улицу Карбышева оставалось метров сто, когда они, окончательно выбившись из сил, рухнули одновременно. И встать уже не смогли. Дима выпустил из рук ружье. Его неудержимо клонило в сон.
– Надо встать. Обязательно надо… Встать, – бормотал парень сквозь дрему. – А то кончим, как тот генерал…
Напрасно. Усталость и холод парализовали его мышцы. Парализовали волю.
Хотелось только одного: закрыть глаза и позволить судьбе самой решать, что будет с ними дальше.
Между тем снова началась метель. Легкий ветерок гнал поземку. Крохотные белые мухи медленно облепляли одежду сталкеров, их оружие. Еще десять минут, и они бы скрылись под слоем свежего снега.
Вдруг послышались шаги.
Кто-то направлялся в их сторону. Этот некто двигался легко, не проваливался в сугробы, не тонул в них по колено. Снег поскрипывал под широкими ступнями загадочных путников. Дима заставил себя открыть глаза, слегка приподнял голову, но ничего не разглядел, очки респиратора запорошил снег. В паре шагов от того места, где лежали ребята, незнакомцы остановились.
– Кажись, успели, Дэн, – произнес один из них.
– Да че им будет, Царь, – отозвался голос, показавшийся парню знакомым. – Повалялись в снегу чутка. Хоть сил набрались.
Голоса смолкли, снова послышался хруст снега. Теперь шаги раздавались совсем близко. И вот два темных силуэта склонились над ними.
– Че разлеглись, народ? Рота – подъем! – рявкнул второй голос. Такой знакомый. Даже как будто родной.
Юноша, без сомнения, знал этого человека. Не мог лишь вспомнить, кто это. Имя Денис носили многие его знакомые. Но Дэном, вроде бы, не называли никого. Мозг юноши категорически отказывался думать. Мысли ворочались медленно и неторопливо, словно замшелые валуны. Пока он понял лишь одно. Причину, по которой эти люди не проваливались в снег. На ногах у Дэна и Царя были снегоступы.
– Кончай, Дэн, – отозвался первый голос. – Не видишь? Совсем умаялись.
С этими словами Царь схватил Диму за руку и резким движением извлек из сугроба. Второй обладатель снегоступов вытащил из снега Соню.
– Гы. Ну вы, блин, снеговики! – расхохотался тот, кого звали Дэном. – Лады. Тащим их в схрон. Там разберемся.
Дэн забросил за спину карабин Бойцовой, взял девушку на руки. Царь помог Самохвалову подняться, подставил плечо. Потом понял, что этого мало, и перебросил правую руку парня через свою шею.
– Держись крепче, – приказал он.
– Ружье… – вяло пробормотал Самохвалов. Даже в таком состоянии он не забыл о своем верном друге, «Бекасе».
– Спокуха. Тут оно. Нашел. Ну, ходу.
И вот Дима снова пересек площадь Мужества. Точнее, площадь пересекал Царь. А юноша лишь послушно перебирал ногами, стараясь не свалиться обратно в снег.
«Какая же это классная штука – снегоступы», – размышлял он, наблюдая, как лихо рассекает снежную целину его спаситель.
Впереди показалось странное сооружение, напоминающее рыцарский замок. Диме такие доводилось видеть разве что в книжках про прекрасных принцесс и драконов. В центре – круглая башня с бойницами. На одном из боковых корпусов – герб в изящном обрамлении. Здание, конечно, тоже обветшало, как и все окрестные дома, но сохранило величественный и загадочный вид. Юноша невольно залюбовался необычным строением. Именно поэтому он пропустил тот момент, когда сталкер по имени Дэн отстегнул респиратор. А когда заметил, то смог лишь выдохнуть:
– Денис Владимирович?!
Перед Димой, широко улыбаясь, расставив ноги в снегоступах, подобный грозному древнему богатырю, стоял Денис Воеводин. Он же Дэн. Он же Тигра. Он же Воевода. Лучший сталкер Оккервиля. Загадочно исчезнувший два дня назад на набережной у Финского вокзала в ходе боя с веганцами Воеводин сейчас стоял перед ними, живой и невредимый.
Сходство с героями рыцарских романов ему придавало то, что Денис до сих пор держал на руках Соню Бойцову. Девушка очнулась и с удивлением оглядывалась по сторонам.
Самохвалову трудно было смириться с тем, что командир и наставник, который провел их через половину города, исчез без следа. Но еще труднее оказалось поверить в его внезапное возвращение.
«Может, мне все это мерещится?» – подумал Дима и на всякий случай ущипнул себя. Острая боль красноречиво свидетельствовала: нет, это не сон.
– Здрасьте, я ваша тетя, – рассмеялся в ответ Воеводин. – Че, тока узнал, Самосвал? Я это, я. А это Федька, – Денис кивнул на своего напарника. Тот тоже отстегнул респиратор, и юноша узнал четвертого члена отряда, покинувшего Оккервиль позавчера.
– Ты ж пропал! – ахнул Дима Самохвалов. – Как же это? Что случилось?
В ответ Царь лишь улыбнулся.
Не теряя времени на разговоры, Денис и Федор быстро расчистили от снега металлическую дверь, ведущую куда-то вниз, и затолкали туда Соню и Диму.
Люк с грохотом и лязгом захлопнулся. Заунывные завывания ветра остались позади. Друзья оказались в кромешной тьме.
– Добро пожаловать на сталкерскую базу! – объявил Денис Воеводин.
Глава десятая ТОЛЬКО ПРАВДА
За три дня до начала войны, утро,
станция Площадь Ленина
Едва закончился разговор с Гавриловым и Соней, Псарев, с которого сняли наручники и дали полную свободу действий, побежал на сестринский пост, чтобы увидеться, наконец, со своей подругой Алисой Чайкой.
Пес и Алиса не виделись с того дня, когда группа Молотова ушла на правый берег вместе с купцом Краснобаем. Рейд затянулся. Но и вернувшись в метро, Псарев долго не мог добраться до станции врачей. В общей сложности он не видел девушку десять дней. Срок серьезный…
Алису Игнат не застал, дежурила медсестра Лина.
– Нету Чайки, казачок, – промурлыкала она прежде, чем Псарев успел задать вопрос. – На операции. Сталкера одного зашивают. Может, я на что сгожусь? – с этими словами Лина похотливо улыбнулась.
Игнат скривился, словно от зубной боли, развернулся и зашагал прочь, провожаемый обиженным ворчанием девушки.
Операция – дело серьезное, особенно если с того света вытаскивали сталкера.
– Ах, Алиса, как бы нам встретиться?.. – печально напевал Игнат себе под нос, отправляясь в тюремный блок, чтобы проведать Суховея.
Дверь камеры ему не открыли. «Не положено», – хмуро процедил караульный. Пришлось общаться с Суховеем через дверь.
– Короче, жопа, Кирюх. Разозлился Гаврилов. Озверел прямо. Тебя отпускать отказался.
– Какой сюрприз! – долетело из-за двери.
«А я тебе говорил, что добром наша самоволка не кончится», – эта фраза не была произнесена вслух, но подразумевалась. За прошедшие сутки Игнат слышал ее от товарища раз сорок.
– Ты там это самое… Не скучай, – буркнул Пес. – Я скоро вернусь, обещаю.
Из-за двери донеслось:
– Хоть от тебя отдохну.
Усилием воли Псарев подавил обиду, закипавшую в душе.
– Точняк. Поспишь, отдохнешь – и пойдем снова в рейд. А, Кирюх?
– Боже упаси, – раздалось в ответ.
Игнат сделал вид, что не расслышал эту реплику.
– Есть шансы найти Молота. Гаврилов тут идейку подкинул…
– А-а-а! Как же заколебал ты со своим Молотом! – рявкнул в ответ Суховей.
И терпение Игната лопнуло.
– Ну и иди в жопу… – проворчал Пес, покидая тюремный блок.
Больше Игнату делать было нечего. Он прошелся по станции туда-сюда. Сунулся в операционную, но его не пустили.
– Не положено! – прорычал санитар, дежуривший у входа в палату.
– Мэ-мэ-мэ. Не положено им, не наложено, – передразнил Псарев.
Но отступил, не стал ввязываться в скандал. Заглянул в палатку к гостям из Оккервиля, чтобы поболтать, но Соня и Дима спали без задних ног.
«И то дело. Надо бы вздремнуть», – решил сталкер, выпросил у Гаврилова разрешение занять пустующую палатку и через пять минут погрузился в крепкий здоровый сон, каким может спать только человек, много потрудившийся и много переживший.
Проснулся Игнат в отличном настроении. Тяжелый разговор с Суховеем, приказ Гаврилова и прочие потрясения прошлого дня не забылись, но как-то смазались.
«Еще бы с Алиской повидаться – и совсем круто будет», – подумал сталкер, вылезая из палатки. Он как раз терялся в догадках, где искать Чайку, но бегать по станции не пришлось. Стоило Игнату поднять голову, как он увидел ее прямо перед собой.
Медсестра шла мимо, понурив голову.
На халате виднелись кровавые разводы. Отстирывать одежду медики уже даже не пытались. Прежняя веселая, жизнерадостная Алиса, дарившая окружающим искрящиеся улыбки, осталась в прошлом. Тяжелый труд в подземном госпитале дал себя знать. Сколько человек умерло буквально у нее на руках! Она больше не пела песен и не декламировала стихов. Ослабли крылья чайки…
Десять дней разлуки тоже не прошли даром. Пока Игнат бился на поверхности с мутантами и метался по туннелям подземки, девушка ждала его, тревожилась, плакала…
Увидев его, она от неожиданности охнула и застыла на месте. Ее реакция одновременно позабавила и огорчила Псарева.
– Сцена из серии «Не ждали», – проворчал он. – Картина Репина. Ну, привет, милая.
Игнат хотел заключить Алису в объятия, но в последний момент остановился. Девушка стояла, обхватив себя руками. Рефлекторный жест, означавший тревогу и неуверенность.
– Наконец-то. Где ты был? – произнесла она чуть слышно, с затаенной болью.
– Работал, по городу гулял, – буркнул в ответ Псарев. Ему не хотелось рассказывать Алисе долгую, полную кровавых подробностей историю путешествия на правый берег Невы, в ходе которой Молот и его друзья вступили в бой с загадочными мутантами и едва не погибли. Но сейчас, встретившись взглядом с девушкой, сталкер понял: рассказать надо.
Столовая для беседы не годилась, там было слишком много лишних ушей. Спальный блок, где ночевала Чайка, тоже был тем еще проходным двором. Но решение нашлось.
– А пошли к оккерам, – предложил Игнат. – Тут ребята с правого берега пришли. Им отдельную палатку дали.
Дима и Соня встретили Псарева радостно. Они выспались, отдохнули и как раз обсуждали грядущую экспедицию.
– А вот и Пес! – воскликнула Соня, когда Игнат показался на пороге. – Заходи, дружище.
– Это Алиса, – представил Игнат свою спутницу.
Самохвалов вскочил и с сияющей улыбкой поприветствовал Чайку. Бойцова тоже дружелюбно улыбнулась.
Игнат и Алиса сели напротив Димы и Сони. Медсестра молчала. Псарев вяло отвечал на расспросы товарищей.
Да, они идут искать Молота и Лену. Да, на север. Нет, вестей от Молота не было. И дальше в том же духе. Думать и говорить о предстоящем походе Игнату не хотелось. Он надеялся потолковать с Алисой с глазу на глаз, без лишних свидетелей, но попросить оккеров пойти погулять все никак не решался. Соня уловила настрой сталкера.
– Дим, давай сходим в столовую, пообедаем, – произнесла девушка мягко, но в то же время с нажимом.
Самохвалов лишних вопросов задавать не стал, послушно кивнул и исчез.
Соня задержалась на пороге.
– Ты че-то спросить хотел, я вижу, – обратилась она к Игнату.
– Митяй тебя слушается, словно песик, – тот решил перевести разговор на другую тему. – Как ты его так выдрессировала?
– Люблю я Диму, – Соня вяло пожала плечами. – Вот и весь секрет.
Бойцова ушла.
Игнат и Алиса наконец остались наедине.
– Круто. Они доверяют друг другу, – заметил Пес, глядя вслед Соне.
– А мы – нет, – отозвалась девушка, смахнув набежавшую слезинку. – Десять дней, Игнат. Десять дней ты пропадал! Мог бы хоть записку передать…
– Ну, я не хотел тебя расстраивать.
– Все равно расстроил. Так что уж лучше сразу – правду. Ну, рассказывай, где ты там «гулял» столько времени.
И Псарев начал свой долгий невеселый рассказ.
Он поведал о том, как группу Молотова нанял купец Краснобай. Как погибла подружка Краснобая, Женя, которую убили по приказу известных криминальных авторитетов, братьев Жабиных. Как сталкеры переправились через реку и столкнулись с мутантами. Игнат опустил красочные подробности битвы с монстрами, лишь буркнул: «Никогда еще мне не было так стремно…»
– Естественно, нас долго не выпускали обратно в город, – продолжал он. – Шутка ли, рядом такие твари шныряют. Потом мы ушли разбираться с Жабами. Ну, с этими ублюдками.
– «Потом» – это когда? – Алиса в первый раз перебила его.
– Дней пять назад. Но мы почти сразу обратно свалили. Грохнули этих уродов – и назад, в Оккервиль.
Девушка тяжко вздохнула, но промолчала.
Игнат рассказал про предательство лейтенанта Ларионова.
– Что?! – Алиса чуть не лишилась дара речи. – Ларионов? Предатель?!
– Угу. Веганский ублюдок. Ссучился, продался.
– Господи, нет! – простонала Чайка и закрыла лицо руками.
Реакция девушки слегка удивила сталкера, но он не придал ее эмоциям большого значения.
– Кстати, тебе тут записка. От полковника, – с этими словами Пес вытащил небольшой мятый листок и протянул Алисе.
Девушка развернула бумажку, быстро пробежала глазами текст и сунула записку в карман халата.
Игнат тем временем продолжал свой рассказ. Он поведал о том, как в Оккервиль пришел старший лейтенант Гаврилов. Как они все вместе отправились обратно в Большое метро, а с ними сбежала из Оккервиля Лена Рысева.
– Она, типа, папу своего искала. И Гришу, жениха. Их веганцы замочили, но Ленка все равно верила, надеялась… А тут еще у Ленина нашли какие-то трупы.
– Мы выяснили, кто это, – прошептала Алиса. – Джигиты. Из общины Озерки.
– О как! – протянул сталкер. – Дела-а. Одной тайной меньше. Ну, вот и все, милая. Потом началась эта фигня с моряками Вавилона. Потом я Молота искал и в тюряге сидел, за самоволку.
– Спасибо. Я поняла.
Девушка помолчала с минуту, а потом произнесла тихо:
– Что было – то прошло. Но не надо. Не надо больше так со мной.
Игнат крепко обнял любимую женщину, привлек к себе, зарылся лицом в ее жесткие стриженые волосы. Принялся ласкать гибкое, сильное тело.
– Конечно, детка. Конечно. Вот только на север прошвырнусь, Молота поищу, – и сразу назад. У нас есть одна ночь перед рейдом. Может, мы с тобой…
Алиса не дала ему договорить. Она тяжко вздохнула, потом резко вырвалась из объятий сталкера.
– Нет. Нет, Игнат! Я просто с ног валюсь! Меня на операции дергают по три раза за ночь! Я устала, Игнат. Очень устала.
– Слушай, милая, бросай ты свою работу. Сколько можно?! Ты ж так совсем захиреешь…
– Не могу, – отвечала Алиса чуть слышно.
Чайка ушла.
Пес остался один. Он откинулся на койку и закрыл уставшие глаза.
«Совсем моя Чайка задолбалась, – размышлял сталкер. – На ней лица нет. И похудела здорово. Нет. Так жить нельзя. Надо что-то делать…»
Вдруг кто-то вошел в палатку и сел напротив.
«Неужели вернулась?» – Игнат открыл глаза, но увидел перед собой Соню Бойцову.
Она сидела, сложив ноги по-турецки, и внимательно смотрела на него.
– Что, поругались? – участливо спросила Соня.
– Есть немного… – проворчал Пес. – Но фигня, разберемся. Лады, я пойду…
– Постой. Не уходи. Дело есть, – Бойцова огляделась по сторонам, даже выглянула на всякий случай из палатки, проверяя, не подслушивают ли их.
– Надо бы одного хмыря замочить, – сказала девушка, вернувшись на кровать.
– Ого, – Игнат готов был услышать что угодно, но просьба Сони застала сталкера врасплох.
– Неужели уже с кем-то поссориться успела?!
– Можно и так сказать… – зловеще улыбнулась Бойцова. Потом подошла к Игнату и шепнула ему на ухо.
– Не сейчас. Давно… На Адмиралтейской есть один ублюдок… Он изгнал моего отца. Братья Жабины…
– Убиты, – заметил Псарев, имевший косвенное отношение к устранению Лехи и Никиты Жабиных.
– Знаю. Но на Садовой и кроме них есть, с кем поквитаться. Вот тут я все написала – кто, как найти, – девушка выудила из кармана лист бумаги.
– Сонь, ау! Прошло десять лет! Все могло измениться. А вдруг они уже давно того? Сдохли?
Игнат пытался найти разумные доводы, чтобы отговорить Бойцову от задуманной мести, но вглядевшись в ее глаза, понял: бесполезно. Соня все эти годы мечтала поквитаться с обидчиками. И вот возможность представилась.
– Кстати, с Безбожниками покончено, – сталкер сделал попытку отвлечь внимание девушки. – Один крутой мужик по имени Таран выжег их логово к едрене фене. Никто не спасся.
– О-о-о! Вот это круто! – по телу Бойцовой пробежала судорога, губы растянулись в кровожадной ухмылке. – Дело надо довести до конца. Ну что, поможешь? А я для тебя… Я для тебя все, что угодно, сделаю.
– Прям все, что угодно? – Игнат криво усмехнулся. – Идешь на риск, подруга. Лады. Передам я весточку одному мужику на Садовую, он по этому делу специалист. Только денежки вперед.
Соня без лишних вопросов вытащила из-под кровати мешок, выгребла из него патроны.
– Вот. Тридцать штук, – протянула она пригоршню патронов Псу. – Хватит?
– Должно хватить, – проворчал Игнат. – Эх, не люблю я все эти дела с киллерами… Ну, ладно уж, ради тебя.
– А чего хочешь ты? – девушка подалась вперед.
Она была красива в этот момент. Красива, как никогда. Грудь ее тяжело вздымалась, дыхание было прерывистым, на щеках выступил румянец. Мысль о том, что люди, виновные в ее страданиях и унижениях, скоро понесут заслуженную кару, приводила Соню в восторг, близкий к исступлению.
Игнат невольно залюбовался подругой.
«Ну, например, тебя», – чуть было не сорвалось с его языка. А че? Дружеский секс – обычное дело… Все равно Алиска не дает.
Но в последний миг сталкер сдержался. В любой момент мог вернуться Дима. Да и неправильно это как-то – использовать для утешения лучшую подругу.
– Ниче не хочу. Спать хочу, – буркнул Игнат. – Ну, бывай. До завтра.
И сталкер ушел, грустно насвистывая песенку про Алису, с которой никак не получается встретиться.
* * *
Забившись в укромный уголок, Чайка перечитала сообщение полковника Бодрова. Оно было совсем коротким, всего три фразы, написанные явно в сильной спешке: буквы налезали одна на другую.
«Оставайся в метро до последней возможности. Как начнется война – возвращайся. С группой Воеводина».
Глава одиннадцатая ИГРА ГАВРИЛОВА
За два дня до начала войны, утро,
станция Площадь Ленина
Не успел отряд, возглавляемый Псаревым, покинуть Площадь Ленина, как Савелий Гаврилов вызвал в свой кабинет Сергея Харитонова, командира группы сталкеров. Именно его парни вступили в бой с отрядом штурмовиков Вегана на набережной Невы у Финляндского вокзала.
– Ты ничего странного не заметил? – задал капитан не очень понятный вопрос.
Харитон огляделся по сторонам, но никаких новшеств в кабинете не обнаружил.
– Да не… – пробормотал сталкер, подозрительно косясь на потолок.
– Там, на набережной, в ходе боя. Может, веганцы вели себя как-то необычно?
Командир сталкеров на миг задумался, а потом произнес медленно, осторожно подбирая слова, примерно с таким же выражением лица, с каким, наверное, саперы ходят по минному полю.
– Да как сказать. Странно работали зеленые. Палили, как чокнутые, да все в молоко.
Гаврилов энергично кивнул, давая Харитонову понять, что он примерно это и ожидал услышать.
– Оккеры, они… Они веганцев, как щенят, покрошили. Две-три автоматные очереди – и все лежат. Я сам не видел, как их уделали… Но все равно чудно как-то.
– Верно. Все верно… – произнес Савелий Игоревич, словно бы обращаясь вовсе не к Харитону, а куда-то в пустоту. Потом капитан извлек из ящика стола ту самую карту с пометками.
– Теперь про карту. Ничего странного не видишь?
Сергей Харитонов пробежался взглядом по хитросплетению улиц и переулков, по карандашным пометкам. Неуверенно пожал плечами.
– Нет вроде. А че?
– А то, Харитон, что это не первый отряд веганцев, с которым мы сталкиваемся. Но карта – первая.
Капитан замолчал. Сталкер сосредоточенно морщил лоб, воскрешая в памяти все случаи контактов с вооруженными силами Империи, в которых он участвовал сам или о которых слышал от соратников.
– Ну да. Патроны, жратву, снарягу – это брали с трупов. Но чтоб карты…
– Да еще такие качественные, – поддакнул Гаврилов. – Короче. Все это пахнет дезой.
– Чем? – переспросил Харитонов.
– Дезой. Ну, дезинформацией. Скоро война, не забывай об этом. Отвлечь внимание противника, а потом нанести удар – это классика военного искусства. Сработали тонко, ничего не скажешь. Я тоже сначала повелся.
– А как же группа Псарева? – слегка нахмурился Сергей.
– Я был обязан проверить сигнал, – отвечал командир сил Альянса на Площади Ленина сухим, деловым тоном. – Я и проверяю.
– Наши люди… – начал было сталкер.
– Наши? Наши?! – расхохотался хозяин кабинета. – Кто, Харитон? Пес, что ли? Дебошир и дезертир – вот он кто. Вольный казачок, блин. Может, оккеры? Да плевать мне на них. Двумя больше, двумя меньше…
Харитонов слушал Гаврилова хмуро, плотно сжав губы. Возразить командиру было нечего. И все же логика капитана не нравилась сталкеру. Все его естество восставало против этой людоедской позиции: «человеком больше, человеком меньше».
«Наверное, начальству иначе нельзя, – размышлял Сергей, покидая кабинет командира. – Люди – пешки, разменная монета, понятно. Но как-то неправильно это. Не так. Все не так. Все не так, как надо».
И он отправился в свой жилой блок, насвистывая песню Высоцкого.
* * *
Получив вызов к капитану Гаврилову, Алиса была крайне удивлена.
Офицер, командовавший силами Альянса на их станции, отличался отменным здоровьем и никогда не жаловался даже на насморк. Но вызов есть вызов. Захватив аптечку, девушка отправилась в кабинет Гаврилова.
Савелий Игоревич, вальяжно развалившись в кресле, точно восточный визирь, смотрел на Алису цепко, оценивающе.
– На что жалуетесь? – осведомилась Чайка дежурным голосом.
– На дефицит женской ласки, – произнес капитан, не сводя с медсестры пристального взора.
О, этот взгляд бывалого жеребца, нацелившегося на очередную добычу! Сколько раз доводилось Алисе ловить на себе подобные бесстыдные взгляды. Сколько раз приходилось ей пускать в ход приемы самообороны, чтобы наглецы не перешли от слов к делу.
– Это не ко мне, – произнесла девушка ледяным голосом. – Уровень тестостерона у нас снижает Ангелина. У нее большой опыт.
Капитан в ответ лишь усмехнулся.
Алиса не изменилась в лице. Но внутри у нее все похолодело. По спине заструился пот. Человек, сидевший перед нею, отличался от прочих мужчин, желавших овладеть ее телом. Он обладал властью. От такого не отшутишься, не сбежишь. И коленкой между ног не засадишь.
– На фиг она мне, эта потаскушка, – заговорил Гаврилов, отсмеявшись. – Дура похотливая. Ты – совсем другое дело. Ты ж у нас гостья из Страны Чудес.
Теперь Чайке стали понятнее мотивы, толкнувшие Гаврилова на этот шаг. Она кое-что знала о нем. Родился за пятнадцать лет до катастрофы. Жил на какой-то нищей окраине, то ли на Московской, то ли на Московских воротах. Всего добился сам. Зубами выгрызал себе место под солнцем. Ни женой, ни детьми не обзавелся.
– Не забывайте, капитан, что Игнат Псарев… – Алиса решилась пустить в дело свой главный козырь.
– Игнат? Какой такой Игнат? – Гаврилов сделал вид, что не понимает, о ком речь. – А, Пес-то. Его нет. Ушел в рейд.
«Разумеется, сам Гаврилов и услал его с заданием, – в голове Алисы сложились детали нехитрой мозаики. – Чтобы никто не мешал. Сука ты, Гаврилов».
– А у тебя, пташка, есть выбор, – продолжал капитан, не сводя с Чайки пристального взгляда.
– Да ну? – процедила та сквозь зубы.
– Выбор есть всегда. Либо это случится по взаимному согласию. Либо я возьму тебя силой. Выбирать тебе.
– Да! Счастья-то привалило! Торжество демократии! Полная свобода! – воскликнула девушка с напускной веселостью.
Но скрыть свои настоящие чувства не удалось. Внутри у нее все сжималось от страха.
– Решай, я жду, – повторил Гаврилов, придвигаясь еще ближе.
Алиса задумалась.
Игнат ушел в рейд, и до его возвращения защитить ее было некому. А если Псарев вообще не вернется?
Гаврилов стоял рядом. Нравился ли он ей? Конечно, нет. Надменный, расчетливый, циничный человек. Некрасив. Судя по всему, не слишком умен.
Однако принять решение Чайка не успела. Гаврилов залюбовался плавными изгибами ее сильного, юного тела. Его правая рука скользнула по талии девушки, потянулась к ее попе… Ощутив прикосновение мужчины, Алиса на мгновение растерялась, а потом в ее душе вскипели злость и досада.
Чайка коротко замахнулась и влепила Гаврилову оглушительную пощечину.
– Руки прочь, кобелина! – выпалила она.
Лицо его сначала побледнело, а потом стремительно налилось кровью.
– Кто кобелина? Я кобелина? Ну, сама напросилась! – прохрипел капитан и ринулся на девушку.
Дальше случилось странное.
Алиса не сделала ни одного резкого движения. Даже не прикоснулась к мужчине. Она изогнулась всем телом, словно змея, и ловко выскользнула из его рук. Секунда – и вот она уже отступила за стол. Гаврилов, не успевший вовремя сообразить, что происходит, врезался в стену.
– Ах ты сучка! – заревел разъяренный офицер.
– Я вас даже не трогала, – звонко рассмеялась в ответ девушка. Она изо всех сил пыталась подбодрить себя. Самым важным сейчас было сохранить самообладание. Иначе никакие приемы не помогут.
– А ну стоять! – и капитан снова ринулся вперед. И снова Чайка уклонилась от его рук. Капитан запнулся о ножку стула и растянулся на полу, изрыгая проклятия и осыпая Алису отборной бранью.
– Хотите женской ласки?! Тогда поймайте! – кричала с торжеством в голосе Чайка, напрягая мышцы для очередного стремительного рывка.
Вдруг дверь кабинета с грохотом распахнулась, и в помещение ввалились охранники Гаврилова. Они толпой пронеслись мимо командира, который так и не успел встать на ноги, навалились на Алису, скрутили и так же стремительно выволокли из кабинета, прежде чем капитан пришел в себя.
На пороге остался стоять лишь Сергей Харитонов.
– Командир, вы в порядке? На вас совершено покушение? – заботливо поинтересовался Харитон. – Мы услышали ваш крик и…
– Пшел вон! – рявкнул Гаврилов на сталкера.
Сергей исчез.
Капитан рухнул на стул, расстегнул рубашку. Взял со стола какую-то папку и начал обмахиваться ею, как веером.
Только сейчас он понял, как же сильно ударился коленом и локтем.
– Ну, баба. Ну, баба, – повторял он снова и снова, как заведенный.
* * *
Ключ со скрежетом повернулся в замке. Чайка осталась одна. В кромешной тьме. В полной тишине. В одиночной камере.
Несколько минут девушка стояла неподвижно, прислушиваясь к удаляющимся шагам караульного за дверью. Потом, когда солдат ушел, – просто вслушиваясь в могильную тишину тюремного склепа.
– Где я? – спросила Алиса сама себя и ответила с нервным смешком. – В тюрьме, ясен красен. Наверное, раньше тут были какие-то кладовки, щитовые… А теперь вот клетки. Для людей.
– Ясен красен. Ясен красен… – повторила девушка эхом. Эту присказку она позаимствовала у Игната.
Она двинулась вглубь комнаты, выставив вперед руки, и почти сразу уперлась во что-то твердое и холодное. Стена. Алиса повернулась и через пару шагов уперлась в другую стену. Получалось, что камера по площади не превышает пяти метров. Крохотный закуток. В углу железное ведро – туалет.
– Собачья будка… – проворчала Чайка, а немного подумав, добавила: – К собакам раньше так не относились, как сейчас к людям. Ох…
После недолгих поисков в камере обнаружилась узкая жесткая койка. Ничего похожего на одеяло. О подушке не стоило и мечтать. Пришлось свернуться калачиком на грубо сколоченных нарах.
– Ну и влипла… – вздохнула девушка, натягивая на голову медицинский халат, чтобы сохранить тепло дыхания.
– А кто виноват? Кто? Сама виновата.
Теперь, когда выплеск адреналина закончился, Чайке стало страшно. Она унизила капитана Гаврилова. Самого Гаврилова. Того, в чьих руках была почти неограниченная власть… Того, кто мог сделать с ней все, что угодно.
С тех пор, как Альянс перебросил свои отряды на соседние станции, именно Гаврилов, а вовсе не старший врач, стал настоящим правителем станции Площадь Ленина.
Те, кто застал мир до последней войны, с горькой иронией называли Гаврилова «игемоном». Молодежь считала это загадочное слово каким-то изощренным ругательством. А вот Чайка знала, кто такой игемон. И про Понтия Пилата читала. Про Иисуса Христа она даже слышала один раз проповедь. От самого настоящего священника. В почти настоящем храме в туннеле рядом с Невским проспектом. Это место называли «Подземный Исаакий».
За свою недолгую жизнь она многое повидала.
– Игнат-Игнат, как же не вовремя ты ушел… – прошептала девушка, закрывая глаза.
5 ноября, утро, за сутки до начала войны,
станция Площадь Ленина
Алиса гадала, когда ее выпустят из камеры. И выпустят ли вообще. Ночью она почти не спала, ворочалась на жесткой койке. Полная тишина царила в тюремном блоке. Чайка пробовала докричаться до других заключенных, но никто не ответил. Видимо, больше тут никого и не было. Изможденная бессонницей, девушка рухнула на койку. Шаткая конструкция печально скрипнула.
«Просижу тут пару недель – и о здоровье можно будет забыть, – мысли, одна мрачнее другой, роились в голове, не давая ей ни минуты покоя. – А если Гаврилов решит отработать на мне всю Камасутру? А если арсенал инквизиции? Боже… Боже, какая же я дура».
Утро нового дня наступило незаметно для Алисы. В метро вообще очень трудно было отличить одно время суток от другого. Лишь часам к девяти пленница обратила внимание, что свет за дверью горит чуть ярче. Тонкая полоска света между дверью и полом – вот и вся связь с внешним миром, что у нее осталась. Значит, наступил новый день.
– Что день грядущий мне готовит? – бормотала девушка, прохаживаясь из угла в угол, чтобы хоть немного согреться.
Ответ на ее вопрос был получен гораздо раньше, чем Чайка смела мечтать.
Не прошло и часа, как дверь камеры отворилась с лязгом и скрежетом. На пороге стоял безликий автоматчик в серой униформе Альянса.
– К Гаврилову, быстро! – процедил сквозь зубы солдат.
– Господи, спаси… – прошептала Алиса, покидая тюремный склеп. Вообще-то она в бога не верила. Но в самые трудные минуты об этом как-то забывала.
Вторая встреча медсестры Чайки и капитана Гаврилова происходила в совсем другой обстановке.
Гаврилов сам вышел встретить девушку, пригласил присесть на стул. Смотрел без тени вчерашнего нахальства и самодовольства. Предложил чашечку кофе. Настоящего. Довоенного. Невероятный дефицит.
Пока Алиса крохотными глотками поглощала бодрящий напиток, капитан молчал. И лишь после того, как девушка поставила на стол пустую кружку, хозяин кабинета обратился к ней.
– Значит, ты – из крутых оккеров?
Алиса не проронила ни слова. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Лишь зрачки глаз слегка расширились.
– В метро редко где ведутся какие-либо записи, – продолжал капитан Гаврилов, поглядывая в какую-то бумажку, лежащую у него на коленях. – Еще реже их хранят в строгом порядке. К счастью, Невский проспект – исключение. Всех, кто получал гражданство Альянса, там скрупулезно записывали в специальную книгу. Мне пришлось потратить каких-то три часа, и – вуаля. Вот оно.
С этими словами Гаврилов протянул Алисе небольшой листок бумаги, пять на десять сантиметров. Там аккуратно простым карандашом было написано:
«Чайка, Алиса Анатольевна. Место рождения: станция Ладожская, альянс Оккервиль. Дата получения гражданства: 11.05.2020. Профессия: медсестра».
– Может, это какая-то другая девушка? – с деланным безразличием отвечала Алиса, небрежно бросив бумажку на стол.
Капитан лишь усмехнулся в ответ. Не прибедняйся, мол. Сомнений быть не могло. Ни одной другой медсестры по имени Алиса Чайка на Невском проспекте не числилось в принципе.
– Не надо юлить, – беззлобно пожурил девушку Гаврилов. – Ты – оккер, и это многое объясняет… Все объясняет.
Вечер и ночь четвертого ноября Гаврилов потратил на то, чтобы выяснить, откуда родом медсестра Чайка и что о ней известно.
Как только он узнал, что девушка родилась в Оккервиле, все сразу встало на свои места. Отпали последние вопросы.
В Оккервиле вся молодежь поголовно имела классную боевую подготовку. И медицинское обслуживание там обеспечивали превосходное. Это объясняло и особенности поведения Алисы Чайки, ее оптимизм, наивность и доброту, и ее удивительную физическую силу, а также строгое воспитание и целомудрие. Ни в одной другой общине такой прекрасный цветок вырасти не мог.
– Кто тебя тренировал, если не секрет? – продолжал допрос капитан. – Воеводин? Рысев? Может, Ваня Громов?
– Полковник, – чуть слышно отвечала Алиса.
– Как? Сам Дмитрий Александрович? – изумился Гаврилов. – Да-а. Дела.
Последние звенья мозаики встали на свои места. Устоять в спарринге с полковником Бодровым, могучим великаном двухметрового роста, мог только опытный боец.
– А здорово ты меня, – усмехнулся капитан без тени обиды. – Впредь наука на всю жизнь. Не стоит недооценивать противника.
Чайка улыбнулась в ответ. Страхи, терзавшие девушку всю ночь в тюремной камере, улетучились без следа.
– Угораздило же тебя, милая, променять свой Окей-виль на нашу клоаку… – говорил тем временем хозяин кабинета.
Гаврилов знал немало случаев, когда люди переселялись из Большого метро на правый берег. Например, лихие сталкеры Эдуард Вовк и Иван Громов год назад сбежали на службу к полковнику Бодрову. Их можно было понять. Но вот чтоб кто-то сбежал обратно, в Большое метро… Чайка была первой в своем роде.
– Может, расскажешь, что тебя там так не устраивало? – Гаврилов устремил на Алису пристальный взгляд. – На мой взгляд, Оккервиль – райское местечко.
– Это личное, – твердо отвечала девушка с гордым блеском в глазах.
– Ясно.
Яснее не стало ни на йоту, но капитан давно забросил попытки понять женскую логику. Знал лишь одно: то, что для мужика – ерунда, выеденного яйца не стоит, для женщины – катастрофа вселенского масштаба. И наоборот.
– Лады. Теперь я расскажу, как жилось тебе на Невском, а ты поправишь.
Хозяин кабинета поднялся со стула. Он неспешно прохаживался по комнате и сопровождал каждый свой тезис щелчком пальцев.
– Попав в Большое метро, ты быстро поняла, что в два счета можешь пойти по рукам. А ты – девушка гордая, свое тело привыкла хранить. Оно и понятно. В Оккервиле совсем другие нравы царят. И ты решила найти покровителя. Сильного, влиятельного, богатого. Было дело?
Щелчок пальцев.
– Было, – кивнула Алиса. Она уже поняла, что капитан времени даром не терял и собрал на нее исчерпывающее досье.
– Выбор пал на Никиту Макарова, торговца медикаментами. Неудивительно. Вы ж, оккеры, его боготворите. «Спаситель со Спасской», или как вы его там величаете?
Девушка вновь кивнула.
– Выбор удачный, что и говорить, – Гаврилов уважительно хмыкнул. – Не знаю больше ни одного порядочного человека во всем Торговом городе. Макаров был один в своем роде. Уникум. Жаль, не выживают у нас такие…
Щелчок пальцев.
Чайка опустила голову. Печать глубокой скорби легла на ее лицо.
– Макарова зарезали. Ты осталась без защиты. И тут же вкусила все прелести…
– Не успела. Удрала почти сразу, – ответила девушка чуть слышно.
23 марта, за семь месяцев до войны,
станция Спасская
Алиса Чайка в полной мере испытала на себе справедливость поговорки «Не родись красивой, а родись счастливой». На недостаток привлекательности ей жаловаться не стоило. Все было в наличии: стройная фигура, симпатичное лицо. Три года, проведенные на Невском проспекте, самым положительным образом сказались на здоровье девушки. Кормили там хорошо, даже лучше, чем в Оккервиле. Свои чудесные каштановые волосы она вынуждена была коротко стричь. Но ей, в отличие от многих женщин, шла прическа «под мальчика».
– Рядом с красивой женщиной мужчины раскрываются, проявляют себя, – сказал однажды полковник Бодров. – Кто-то – с лучшей стороны. Кто-то – с худшей.
Судя по тому, как вели себя мужчины в присутствии Алисы, негодяи в метро составляли большинство, причем подавляющее…
Медсестра Чайка давно сбилась со счету, сколько раз ее пытались изнасиловать на Невском. Пока Алисе удавалось дать отпор нападавшим на нее мужчинам, недаром она обучалась приемам самообороны. Но бороться с воздыхателями в одиночку – задача почти невыполнимая. И потому раз за разом девушка убеждалась, что единственный верный способ защитить себя – найти сильного покровителя. И она его нашла.
Никита Петрович Макаров приглянулся Чайке сразу. Серьезный, немногословный мужик. В явном криминале замешан не был, торговал медикаментами. Если лекарство требовалось срочно, стоял вопрос жизни и смерти, Макаров часто сбавлял цену. Иногда отдавал медикаменты и вовсе за бесценок. Сначала Алиса не могла понять, как при такой щедрости ее покровитель не идет ко дну. Потом догадалась, что доброта Никиты Петровича не лишена корысти. О купце Макарове шла столь добрая слава по всему метро, что многие поставщики и перекупщики предпочитали работать именно с ним. Благородство и честность – может ли в метро быть лучшая реклама?
Хорошенько подумав, Алиса выбрала Никиту из длинного ряда мужчин, заглядывавшихся на нее. И о своем выборе не пожалела.
Они быстро поладили, нашли общий язык. Макаров не имел ничего против рождения детей. Благосклонно позволял Чайке работать в медпункте, хотя на жизнь вполне хватало. Относился к девушке трепетно, нежно, буквально носил ее на руках. Но зачать малыша они не успели.
Счастливая семейная жизнь продлилась всего пару недель. А потом Алиса, на пару минут выпорхнувшая из постели, вернулась из уборной и с ужасом увидела, что вся простыня перепачкана кровью, а ее покровитель лежит с перерезанным горлом.
Судьба явно была благосклонна к Чайке. Киллер, совершивший убийство Никиты Макарова, был настоящим профессионалом. Прокрался в жилище купца беззвучно, никем не замеченный. Следов не оставил. Исчез так же тихо. Окажись Алиса в постели в момент убийства – и ее постигла бы та же участь. А так она отделалась испугом. Правда, не легким. Чайка была убита, раздавлена, уничтожена горем, столь стремительно и страшно свалившимся на ее голову.
Алиса стояла у края перрона и провожала взглядом дрезину мортусов, безликих, молчаливых могильщиков метро, увлекавших в последний путь тело ее покровителя и благодетеля.
Девушка не плакала. Не могла больше.
В каком-то отупении она глядела невидящими глазами вслед мортусам.
В этот момент и появился на Невском сталкер Борис Молотов. Алиса немного знала Молота. Он часто заглядывал во владения Оккервиля. Борис выслушал девушку внимательно, пожалел, успокоил, отсыпал немного патронов. А потом выудил из внутреннего кармана куртки листок бумаги. Он пришел на Невский не случайно. Борис искал ее, Алису Чайку.
– Это тебе, – сказал Молотов. – Из Оккервиля. От лейтенанта Ларионова.
Алиса развернула письмо, быстро пробежала глазами и тут же спрятала листок в карман брюк.
– Спасибо, – коротко ответила Чайка.
Она ни словом не обмолвилась о содержании письма, а Борис был не из тех, кто лезет в чужие дела.
– Сама справишься? – поинтересовался Молотов.
Алиса кивнула. Состояние ее могло бы показаться странным, но Борис списал все на последствия страшного горя.
– Если что – обращайся. Я на Владимирской живу. Чем смогу – помогу, – и Молотов ушел. А Чайка не стала терять времени даром.
Запихнув все свои нехитрые пожитки в сумку, Алиса Чайка в этот же день покинула владения Альянса. Путь ее лежал на станцию военных врачей. Медицинское образование, неплохое по меркам метро, у нее имелось. Опыт работы – тоже. Девушка почти не сомневалась: в госпиталь ее возьмут.
Так и случилось.
* * *
В кабинете капитана Гаврилова наступила тишина.
Чайка сидела, обхватив голову руками, и с трудом сдерживала слезы. С момента трагической гибели Никиты Петровича прошло не так уж много времени. Боль утраты если и притупилась, то не до конца. Снова и снова вставала перед ней ужасающая картина: распростертый труп на белой простыне. Темные кровавые пятна. И могильная тишина…
Капитан тоже молчал, не спешил продолжать допрос. Он понимал, что чувствует сейчас Алиса, уважал ее горе. Но и время свое офицер тоже ценил. Спустя пару минут он заговорил снова.
– Знаешь, я совсем иначе стал к тебе относиться. Раньше смотрел просто как на красивую куклу. Мечтал попробовать тебя в деле, уж прости за прямоту. Но теперь…
– Боюсь даже предположить, – устало буркнула девушка.
– И напрасно, – Савелий Игоревич слегка улыбнулся. – Теперь я решил оставить тебя в покое. Забудем то, что было. Живи, работай. Но если мне понадобится полевой медик для рейда, я знаю, кого звать. А пока ты свободна.
Алиса с минуту колебалась, не решаясь встать со стула, смотрела на Савелия Игоревича исподлобья – хмуро, недоверчиво. Потом осторожно поднялась и направилась к двери. Однако уже стоя на пороге, вдруг резко повернулась и произнесла, тщательно взвешивая каждое слово.
– И все же… Раз мы вот так мирно расходимся. Может, вернете Игната?
– Рад бы, но не могу, – Савелий Игоревич картинно развел руками. – Они далеко ушли. Не догоним. Да и людей нет.
Больше девушка не сказала ни слова. С трудом сдерживая слезы, она покинула кабинет Гаврилова и дала волю горю только тогда, когда добралась до своей койки.
В те самые мгновения, когда Соня и Дима искали способ вызволить из беды Игната Псарева, а капитан Гаврилов беседовал с Алисой, штурмовые группы Империи Веган выходили на исходные позиции.
До начала великой войны оставались считанные часы…
Часть третья Ход черного слона
Глава двенадцатая ПЛОЩАДЬ МУЖЕСТВА
За два дня до начала войны, вечер,
Северная Конфедерация
Игнат Псарев и сам не понял, с какой стати он помчался следом за Данилой. Куда разумнее было бы остаться вместе с Соней и Димой. Но тело сталкера словно бы перестало ему подчиняться. Пока умом пытался осмыслить происходящее, ноги сами двигались вперед. Голосовые связки Псарева тоже словно бы сами собой воспроизводили витиеватые матерные конструкции – без всякого участия мозга, на автопилоте.
«Что за хрень? Стоять, парень!» – титаническим усилием воли Игнат заставил себя остановиться.
Но поздно.
Ничего не было видно – ни домов, ни деревьев. Одна лишь снежная круговерть. Данила исчез без следа, как и Дима с Соней. Игнат оказался совершенно один – ослепленный, оглушенный, растерянный. Он поворачивался из стороны в сторону, крепко сжимая заледеневшими руками автомат. Безотказное оружие, не раз спасавшее сталкера, оказалось сейчас столь же бесполезным, как каменный топор неандертальца. Стрельбой из АК не остановишь бурю, не уймешь метель.
– Пипец, ну и влип… – выдохнул Псарев.
И тут он с содроганием понял, что снова теряет над собой контроль. Неведомая сила, заставившая сталкера мчаться очертя голову навстречу вьюге, вновь запустила свои невидимые щупальца в его голову.
«Брось автомат, что в нем проку, – мелькнуло у него в голове. – Только тяжесть лишнюю таскаешь».
– Че?! Ты охренел? – тут же разозлился сам на себя сталкер, мертвой хваткой вцепившись в АК.
«Брось автомат, кому говорят. Брось оружие», – продолжал тот же голос. Внутренний. Или внешний?
– Щас. Разбежался, мать твою! – Игнат, как мог, сопротивлялся ментальной атаке, но силы его таяли.
Только сейчас сталкер понял, в чьей власти он оказался. В чьи владения забрел, сам того не желая.
– Ментал, сука… – страшная догадка пронзила все его существо, как электрический разряд.
Игнат слышал о мутантах, обладавших способностями к телепатии, но сам с подобной угрозой не сталкивался и считал рассказы других выдумками. Даже посмеивался над товарищами, когда те убеждали его, что мутанты-телепаты – реальная опасность.
Теперь Псу стало не до смеха.
«Оружие на снег, на снег», – нашептывал зловещий голос. Убаюкивал. Гипнотизировал. Подавлял волю к сопротивлению.
– Черта с два, – вяло бормотал в ответ сталкер, медленно опускаясь на колени прямо в рыхлый снег. Глаза Игната закрывались, мышцы слабели. Гасла воля к жизни. Ментал почти полностью овладел его сознанием. Монстр торжествовал. Монстр ликовал. Оставалось еще немного, совсем чуть-чуть.
Последним сознательным усилием Игнат снова поднял голову и успел разглядеть смутный силуэт, приближающийся сквозь снежную завесу.
– Это он, гнида. Живым не дамся, – прохрипел сталкер и попытался поднять оружие.
И тут воздух вспорола автоматная очередь. Кто стреляет, откуда, Игнат понять не успел.
В тот же миг невидимые тиски, сдавливавшие голову Пса, ослабли. Ментал, сосредоточивший все усилия на подчинении воли одной жертвы, растерялся, ощутив присутствие других людей, заметался.
Дальше все произошло стремительно.
Игната кто-то схватил за шиворот, протащил метров сто через сугробы и, не дав опомниться, втолкнул в темный провал дверного проема.
«Дима и Соня ни за что не догадаются, куда меня втащили», – успел подумать Псарев, прежде чем за ним захлопнулась массивная стальная дверь.
«Надо оставить им какой-то знак!» – явилась запоздалая мысль. Но сделать сталкер ничего не успел. Он оказался в кромешной темноте.
Раздался противный скрежет, от которого Игната передернуло. Видимо, задраивали люк. Потом наступила могильная тишина.
Несколько секунд Пес ничего не видел и не слышал. Потом вспыхнул нестерпимо яркий свет. Он резанул по глазам так, что сталкер взвыл от боли и поспешно заслонил их ладонью. Но это не сильно облегчило его мучения.
– Вашу мать, что за хрень?! – простонал Пес.
– Заткнись! – рявкнул в ответ хриплый, прокуренный голос.
– До пяти лет я думал, что меня зовут Заткнись, – Игнат попытался перебороть страх простым, проверенным способом: шуткой. Помогло плохо.
Четыре темных силуэта нависали над ним. Четыре крепких бойца. Без сомнения, все с оружием. А сталкер Альянса лишился автомата. То ли сам выронил, пока его тащили по сугробам, то ли отобрали.
Глаза Игната тем временем привыкли к яркому электрическому свету, он смог осмотреться по сторонам.
Помещение, в котором оказался Пес, было совсем небольшим по площади. Метров десять, не больше. В стенах были два мощных стальных люка. Через один вход Игната втащили, у второго, расположенного напротив, стояли бугаи в камуфляже, с автоматами и ружьями. Единственным источником света был фонарик в руках у одного из громил. Кем считать этих людей, спасителями или похитителями, Пес еще не решил. Если бы не их вмешательство, сталкер ни за что не спасся бы от ментала. Но Псарев прекрасно знал: в мире после последней войны людей стоило опасаться куда больше, чем зверей.
Игнат потянулся к поясу, но любимого «Карателя», прекрасного друга и помощника в передрягах, там не обнаружил.
Владелец фонарика, проследив за движением сталкера, оглушительно заржал.
– Че, козел, думал, мы не найдем нож? Гы-ы!
– Я – посол Приморского Альянса! – проворчал в ответ Псарев, но на громил его слова не произвели никакого эффекта.
Рядом лицом вниз лежал проводник Данила.
– Это ваш человек, помогите ему, – обратился Игнат к своим спасителям-похитителям.
– Кто? Этот? Наш?! – прохрипел обладатель прокуренного голоса.
– Караванщик. Данилой зовут. Он шел с нами с Выборгской.
Один из бугаев подошел, небрежно перевернул мыском сапога бесчувственное тело и презрительно сплюнул.
– Хрен какой-то. Не знаю его, – доложил он.
Внутри у Псаа все оборвалось.
«Как?! Данила лгал с самого начала? Он – не житель Конфедерации? Но кто он? И зачем пошел с нами?»
Сталкер был так потрясен, что не стал особо сопротивляться, когда его схватили под руки и потащили вниз по винтовой лестнице. Видимо, то, что Игнат назвался послом Альянса, сыграло свою роль. Вели его аккуратно. Следом тащили Данилу. С самозванцем церемонились меньше.
Спуск вниз казался бесконечным. Пролет за пролетом – все глубже и глубже под землю. Впереди – верзила с фонарем, освещающий путь. Следом – его люди. Псарев пытался считать ступеньки, но быстро сбился и бросил это занятие. Его мозг все еще не оправился от ментальной атаки и работал с огромным трудом.
«В третий раз за день меня ведут неведомо куда. Это начинает надоедать. Может, вырваться и удрать?» – вяло подумал он, но пришел к выводу, что лучше пока не предпринимать попыток к бегству. Он не знал о Северной Конфедерации ничего. В этих условиях побег был с самого начала обречен на провал.
Спуск кончился так же внезапно, как и начался. Игната провели по узкому тесному коридору и втолкнули в безликий дверной проем. Стальная дверь с решеткой захлопнулась за спиной сталкера. Звякнула связка ключей в руках у конвоира.
«Опять двадцать пять. Я начинаю привыкать к тюрьмам», – пронеслось в голове Псарева.
Он, конечно же, тут же принялся что есть мочи молотить в дверь ногами и руками.
– Я – посол Приморского Альянса! У меня письмо к вашему хозяину! – надрывался сталкер.
– Спокуха, паря. Нашли. Нашли мы письмо. Передадим в лучшем виде, – донесся хриплый голос. После этого конвой ушел. Затихли вдали гулкие шаги.
Игнат ощупал куртку. Так и есть – конверт с письмом от капитана Гаврилова с просьбой об оказании содействия исчез. Оставалось надеяться, что письмо передадут по адресу, и что Феликс Ратников, правитель общины, прислушается к словам Гаврилова.
Тюрьма выглядела точно так же, как на Площади Ленина. Видимо, потому, что камеры обустраивали в подсобках, а их во всем метро строили одинаково. Но если в Большом метро в тюремном коридоре хотя бы горело дежурное красноватое освещение, то северяне не видели смысла тратить дорогую энергию. В коридоре и камерах царил беспросветный мрак. Конвой ушел, а с ним исчез единственный источник света: ручной фонарь.
Сдаваться так просто сталкер не собирался. Он еще минут пять барабанил в дверь, ругался и угрожал. Безрезультатно. Конвой ушел, а караульные, если они здесь и присутствовали, никак себя не выдавали. Тишина царила в тюремном блоке.
Лишь из соседней камеры раздался вдруг сдавленный стон:
– Игнат, ну, хорош! Голова раскалывается!
Голос принадлежал Даниле.
– А. Очнулся, сученыш, – брезгливо произнес сквозь зубы Псарев.
Местные не узнали Данилу. Либо перед Игнатом разыгрывали какой-то странный спектакль, либо, что вероятнее, тот оказался самозванцем. Затесаться в толпу караванщиков мог любой. Постовые на Выборгской ни умом, ни сообразительностью не отличались, провести их смог бы и ребенок.
– Ты чьих будешь? – крикнул Псарев в темноту. В самые тяжелые моменты жизни, когда все вокруг валилось из рук, Игнат начинал сыпать цитатами из фильмов, книг и анекдотов. Видимо, так его рассудок защищался от реальности.
– Че? – отозвался Данила. Пес даже сплюнул от досады.
По всей видимости, фильма «Иван Васильевич меняет профессию» лже-караванщик никогда не видел.
– «Че»… Через плечо. Чей ты агент, гнида?
Игнат давно был уверен, что Данила не тот, за кого себя выдает. Оставалось выяснить, какую из группировок он представляет. Вариантов было не так уж много.
Приморский Альянс – раз. Но это означало бы, что капитан Гаврилов ведет двойную игру, а верить в это не хотелось.
Оккервиль – два. Но в таком случае караванщика должны были знать Соня и Дима.
Империя Веган – три. К этому варианту Псарев склонялся с каждой минутой все сильнее.
И уж совсем невероятной выглядела версия, что Данила все-таки человек северян, а перед Игнатом просто ломают комедию.
Остальные общины едва ли имели возможность рассылать по метро разведчиков.
– У меня имя есть, – проворчал из мрака Данила.
– Зашибись. Имя у него есть! – бросил с раздражением Игнат. – Да срал я на твое имя, говнюк! В метро только ленивый не меняет кликухи. А ты свое имя и не называл. Че, не правда? – добавил Пес чуть погодя, пересилив приступ ярости. – Так что не вякай тут, самозванец.
– От самозванца слышу, – проворчал в ответ лже-караванщик.
Сталкер застыл с приоткрытым ртом.
Данила производил впечатление человека, не знакомого с культурой предвоенного мира. Он и родился после войны, а значит, видеть фильмы никак не мог. Книги, сборники стихов в метро можно было найти. «Старики», к которым Пес причислял и себя, иногда цитировали смачные фразы из любимых кинофильмов, но «молодежь» их, как правило, не понимала.
И вот сейчас Данила ответил на реплику про самозванца точно, как надо.
Пока Игнат пытался осмыслить происходящее, тот заговорил снова.
– Ты не веришь мне. Имеешь право. А я, почему я должен верить тебе?
«А ведь он прав, – отметил про себя Пес. – У нас с ним полная гармония, хых. Мы оба имеем резон друг друга ненавидеть… И подозревать».
– Кто ты такой? – произнес из темноты караванщик, сделав акцент на слове «ты».
Игнат уже хотел ответить, но замешкался.
Вольный сталкер? Смешно. Капитан Гаврилов весьма наглядно дал ему понять, какой он «вольный». Военнослужащий Альянса? И снова мимо. Ему не полагалась ни формы солдат Альянса, ни, что обиднее, усиленного пайка. Потомок казака? В это все равно никто не верил. А если и верили, то просто смеялись.
– Может, ты шпион Вегана? – раздалось из темноты. Псу оставалось лишь гадать, как следовало понимать последние слова: как шутку или как угрозу.
– А может, ты – шпион Вегана, м-м-м? – отвечал Игнат в тон Даниле. – Может, справку от веганов принесешь, что ты на них не работаешь?
– Че? – реакция лже-караванщика не отличалась оригинальностью. «Место встречи изменить нельзя» он, разумеется, не смотрел.
Это окончательно убедило Псарева, что в случае с «самозванцем» имело место банальное совпадение.
– Через плечо… Короче, я – сталкер. Раньше ходил с серьезным мужиком, Молотом. Может, слышал про него.
Данила издал неопределенный звук.
– Потом Молот сгинул, а я начал работать на Альянс. Точнее, у меня не осталось выбора. А в эту жопу мира я шел с письмом. От моего начальства к местному царьку, Феликсу. Да вот, как видишь, провалил миссию.
Пес решил ничего не скрывать. По крайней мере, не врать. В ответ он надеялся получить такой же ответ. Пусть и не совсем правду, но и не ложь.
– Ну, а поиски Молота… Это мое личное дело. Иначе я бы на это не подписался. Вот, собсна, и все. Хошь – верь, хошь – нет, но я говорю правду. Теперь твоя очередь, товарищ по несчастью.
– По какому несчастью? – перебил Данила.
– Как это – по какому? Ты тугой, паря? Нас обоих наверняка считают шпионами. И скорее всего, пустят в расход. А перед этим, как водится у порядочных людей, хорошенько попытают.
Из мрака донесся сдавленный стон.
Мысль о смерти не на шутку испугала караванщика.
– Так хоть перед казнью признайся, самозванец, кто твой босс?
Это словечко Игнат очень любил и с удовольствием вставлял, когда это было уместно.
Псарев затаил дыхание. Он сильно сомневался, что их обоих казнят. С гораздо большей вероятностью Феликс Ратников затеет тонкую игру, пытаясь извлечь из пленников максимальную выгоду. В крайнем случае их ждала ссылка на печально знаменитую «Дачу», что-то вроде каторги. Про это жуткое местечко ходили слухи в Большом метро.
Еще меньше Игнат верил в то, что Данила скажет правду. Но тембр голоса мог выдать истинное состояние его души.
Проводник помолчал пару секунд, а потом внятно и отчетливо произнес:
– Тертый. Владимир Терентьев. Торговый город.
Этот ответ спутал Игнату все карты.
Содружество трех станций, Сенной площади, Садовой и Спасской, считалось одним из самых богатых сообществ в метро. Деньги там крутились огромные. Имелись и вооруженные силы, а значит, числились и соглядатаи. В таком грязном деле, как торговля, шпионы просто необходимы. Перебирая в уме варианты, Пес упустил из вида Торговый город. Однако признавать свой просчет он не собирался.
– Да ладно?! Торгаши повоевать решили? Думаешь, я поверю в эту шнягу? – Игнат довел градус сарказма до максимума. Так он всегда поступал, когда реальных аргументов не хватало.
– Не воевать. Выживать, – мнимый караванщик отвечал спокойно, хладнокровно, не без гордости. – Скоро война…
– Вот это сюрприз! – хихикнул Пес.
– Сойдутся две страшные силы.
– И живые позавидуют мертвым! – ехидно продекламировал в ответ Игнат и оглушительно расхохотался.
– Но достанется всем, – продолжал Данила, никак не реагируя на подколки Псарева. – Никто не отсидится. Все ищут союзников. Ищут способ спасти свою задницу. И твои хозяева. И мои.
– Ну, и че забыли торгаши у северян? – Игнат против воли заинтересовался словами соперника.
– Не у северян. В Мурино. Раз на Мощный смотаться не судьба, щупаем почву в области.
– Бред, – бросил сталкер в темноту.
Как ни досадно, в словах Данилы была своя логика. Сбежать из метро мечтали многие. Гибель острова Мощный, казалось бы, поставила крест на этих планах. Но из небольших поселений, разбросанных на просторах Ленинградской области, время от времени забредали в Большое метро гости. Где-то там, за полями, за лесами, за радиоактивными пустошами цеплялись за жизнь Всеволожск, Токсово, Лехтуси и, наконец, Мурино – давний союзник Северной Конфедерации. Жизнь в поселениях была, конечно, не сахар. Зато там можно было пересидеть войну.
– Ой, ну и пжалста. Не хошь – не верь, – отозвался Данила. Раздался скрип пружин. Лже-караванщик улегся на кушетку.
В тюремном блоке Площади Мужества надолго воцарилась тишина.
Глава тринадцатая ДАЧА ШАЛЯПИНА
За два дня до начала войны, вечер,
особняк Котлова
– Где мы? – раздался в кромешной тьме голос Димы Самохвалова.
– В гостях у Федора Иваныча, – отвечал Воеводин нараспев.
Соня фыркнула. Денис Воеводин крайне редко пел. Отчасти потому, что получалось это у него так себе. Сейчас же, когда сталкер пытался подражать оперному басу, голос его звучал и вовсе комично.
– О как. Я думал, Царь – Алексеич, – пробормотал в ответ Самохвалов.
Денис расхохотался во весь голос, следом заржал и Федор.
Свое звучное, гордое прозвище «Царь» сталкер получил за полное совпадение имени, фамилии и отчества с третьим представителем династии Романовых на троне. Своим полным тезкой Царь очень гордился. Загвоздка заключалась в том, что сталкер не мог назвать ни одного деяния своего любимца в качестве правителя страны.
– Наверное, все было круто. Плохое я бы точняк запомнил, – ворчал Федор в ответ на расспросы.
В образовании Димы тоже имелись серьезные пробелы. Сейчас ему и в голову не пришло, на какого Федора Ивановича намекает Воеводин.
– Федора нашего Иваныча не знает. Стыдоба-а-а, – шутливо отчитал парня командир. – Дык Шаляпин же.
– О как. И что он делал на этой даче?[11] Жил? Работал? Отдыхал?
На эти вопросы Денис не нашелся, что ответить.
– Ну, отдыхал. Наверное, – проворчал Воеводин. – Хрен знает.
Соня Бойцова громко кашлянула, стараясь привлечь к себе внимание мужчин, занятых культурологическим спором.
– Это все, конечно, безумно интересно. Но нельзя ли тут включить свет?
Послышалась возня, и в следующий момент вспыхнул светильник. Банальная «лампочка Ильича», свисавшая с потолка.
Все тут же прикрыли лица руками, настолько глаза за пять минут отвыкли от света.
– Ну, здрасьте, – произнес Денис с шутливой обидой. – То им слишком темно, то им слишком светло…
Дима дождался, пока глаза привыкнут к свету, потом с интересом огляделся по сторонам.
Они стояли в небольшом помещении с низким потолком – Денис едва не упирался макушкой. Вокруг громоздились всевозможные ящики, коробки, мешки. Имелась и пара коек с матрасами. У дальней стены стояли три АК разных модификаций. Работало какое-то отопление. По-крайней мере, в подвале оказалось значительно теплее, чем снаружи. Видимо, сталкерская база питалась от генератора.
– Это, типа, перевалочный пункт, – начал объяснять Воеводин. – Че тут раньше было – хрен знает. Может, музей какой-то. А теперь – база. Все сталкеры имеют право пользоваться, таков закон. Только чур не беспредельничать. Ты всю тушенку до дна выжрешь – а что товарищу достанется? Так что аппетит умерим.
С этими словами командир раздал Соне и Диме по банке консервов и по кружке кипятка.
– Если че, ведро в углу. Канализации тут, сами понимаете, нет, – усмехнулся Денис.
Желудок парня отозвался радостным урчанием. В последний раз он ел часов десять назад, на Площади Ленина.
Дима и Соня не заставили себя долго упрашивать. Они присели на свободную койку и принялись за еду. Денис и Федор расположились рядом.
Минуты три Дима не мог думать ни о чем, кроме еды. Но вот «червячок» был заморен. Организм насытился, отогрелся, и юношу непреодолимо потянуло в сон. Тем более, что на Площади Ленина выспаться нормально ему так и не дали. Никаких источников тепла в помещении не наблюдалось, но и холодно тут не было. Градусов пятнадцать, не меньше. Дима решил, что это надышали сталкеры. Уточнять момент с отоплением он пока не стал.
И все же он не мог не задать самый важный вопрос.
– Раз Федя здесь… Значит, и Эд тоже. Верно?
Командир утвердительно кивнул.
– Угумс. И Вовк тут. Он сейчас в башне, за улицей следит. Скоро вернется.
Сил на то, чтобы удивляться счастливому спасению сталкера, которого все считали погибшим, не оставалось. Соня лишь проворчала:
– Ну и цирк. То они, понимаешь ли, пропадают на ровном месте. То появляются. Просто барабашки какие-то.
Сказав это, девушка громко зевнула и откинулась на матрас. Парень прикорнул рядом. Секунду спустя в схроне раздался дружный храп утомленных путешественников.
Денис выключил лампочку. Схрон снова погрузился во тьму.
И в наступившей тишине, которую нарушал лишь свист ветра на улице и сопение Димы, отчетливо прозвучал голос Воеводина:
– Лучше ребятам пока не знать, что тут у нас происходит…
– Угу, – отозвался Царь.
1 ноября, утро, за пять дней до начала войны,
станция Ладожская
Когда полковник Бодров позвал Дениса Воеводина с собой в вестибюль Ладожской, сталкер ничуть не удивился. Дмитрий Александрович часто сам выходил на поверхность, что-то проверял, следил за обстановкой. Но в город они в тот раз так и не вышли.
Полковник провел сталкера в небольшое помещение с двумя лавками. Там обычно собирались перед выходом сталкеры. Мужчины сели друг напротив друга, и полковник произнес с легким налетом торжественности:
– Сегодня, Дэн, мы с тобой повторим прикол мушкетеров!
Воеводин за долгие годы службы привык ко всякому, удивляться перестал. Но сейчас правая бровь сталкера слегка приподнялась.
– В смысле?
Денис смотрел фильмы про мушкетеров. Любил напевать про себя: «Пора-пора-порадуемся». Даже сам себя воображал то Портосом, то Атосом. Давно. В детстве. Предложение полковника его слегка позабавило.
– В смысле, Дим? Наденем шляпы с перьями и пойдем на веганцев со шпагами? – рассмеялся Воеводин.
– Нет, Дэн. Нет. Помнишь ту главу, где они устроили совещание в форте или в бастионе под носом у ларошельцев?
– Ну-у-у. Помню, – Денис сосредоточенно морщил лоб, воскрешая в памяти мелкие детали мушкетерской истории. – «А сколько у нас мушкетов?» Это оттуда, да?
– Правильно. И зачем они там собрались, в этом бастионе? – продолжал допытываться полковник.
– Ну. Это. Чтоб их не подслушали.
– Правильно. Молодец, знаешь классику, – усмехнулся Бодров и добавил уже серьезнее, без тени прежней веселости: – У нас та же фигня, Дэн.
Сказав это, полковник встал, приоткрыл дверь, ведущую на лестничную площадку. Не обнаружив посторонних, Дмитрий Александрович вернулся обратно.
– У нас есть «кроты»? – Воеводин заерзал на лавке, оглянулся по сторонам, словно опасаясь, как бы соглядатай не спрятался на потолке, будто человек-паук.
– Ага. И крысы, – говоря это, полковник не улыбался. – Одни работают на разведку Империи, вторые спят и видят, как бы нас подороже продать.
– Но ведь туннели взорваны… – начал было Денис.
В голове сталкера не укладывалось, как шпионы могли держать связь с веганцами после того, как были уничтожены туннели от станции Площадь Александра Невского до Новочеркасской.
Бодров не дал ему договорить.
– А! Не смеши. Очень захотят – найдут способ связаться. Или ударят в спину, когда станет жарко. В общем, слушай сюда. Там, внизу, я объявил, что цель нашего похода – помощь союзникам и поиски Ленки Рысевой. Пусть все так и думают. Правду будут знать только два человека.
С этими словами полковник показал пальцем сначала на себя, потом на Дениса.
Сталкер Воеводин молча кивнул. Больше он не перебивал командира, слушал внимательно, стараясь не упустить ни одной мелочи.
– Ленку я, конечно, любил и уважал. Но сама виновата. Тратить столько сил, чтоб вернуть домой какую-то девчонку… Нет. Отпадает. А Альянс пускай утрется. Мы уже послали на бойню сорок человек. Цель иная. Ты должен проверить двух парней. Оба под подозрением.
Денис весь обратился в слух. В его памяти еще свежи были события недавнего прошлого, когда полковник вывел на чистую воду и казнил предателя, лейтенанта Ларионова. Главный «крот» погиб. Но могли остаться его подельники. Эта мысль давно не давала покоя Воеводину.
– Кстати, насчет Димы и Сони, – полковник отошел от темы. – Нет, их я не подозреваю. Просто объясню, зачем решил усилить ими отряд. Маскировка. Маскирую серьезность операции. Соня, конечно, боевая баба. И Дима делает успехи. Но, сам понимаешь, сталкеры из них никакие. Вот и пусть шпионы думают, что я или с ума сошел, или не ставлю перед отрядом никаких серьезных целей.
И видя, что Денис весь напрягся в ожидании главного – имен подозреваемых, полковник произнес на одном дыхании.
– Царь и Волк.
Посторонний едва ли что-то понял бы, даже стой он за дверью. Но до Воеводина смысл фразы дошел сразу.
Он нахмурился, пожевал губами.
– Федя?.. Эдик?.. Предатели?
– Ну-ну. Пока лишь подозреваемые. Понимаю, неожиданно. Но не забывай, Дэн, Ларионов служил нам лет десять. И тоже никто подумать не мог. А Федор с ним дружил. И на посту в туннеле несколько раз дежурил. Ну, а Эдуард – новичок. Они к нам перебрались меньше года назад – Эд и Иван.
– Может, Иван – тоже предатель? – позволил себе саркастическое замечание Денис.
Сталкер Иван Громов с позывным «Лис» несколько раз вступал в бой с веганцами и их ручными мутантами. Вычисляя предателей, на Лиса следовало думать в последнюю очередь.
– Нет. Лис – точно нет, – Дмитрий Александрович никак не отреагировал на подколку. – А вот с Волком все не так просто.
Из-за звериных псевдонимов обоих сталкеров фраза прозвучала забавно. Денис вспомнил басни Крылова, которые обожал слушать в детстве, и улыбнулся. Полковник смерил Воеводина хмурым взглядом.
– Че ты ржешь, Дэн? Че я такого сказал? – процедил Дмитрий Александрович.
Потом понял и сам слегка усмехнулся.
– А. Ну да. Лис и Волк. Красиво. Ладно, к делу. Эд и Иван знакомы года два, не больше. Где раньше жил Эдуард, на кого работал? Там все очень смутно.
– Схватить да допросить. С пристрастием, – тут Денис зловеще ухмыльнулся. В Оккервиле не любили и не практиковали методы из арсенала предков. Но при острой необходимости можно было обратиться и к пыткам.
– Как вариант. Но можно и иначе. Теперь слушай внимательно, Дэн, и не перебивай. Выходите через два часа. До Новочеркасского проспекта идете вместе. А вот потом…
Ни одна живая душа не узнала, что именно сказал в тот день полковник Бодров сталкеру Воеводину.
Хитрый ход имени Александра Дюма, придуманный полковником, оправдал себя.
В общине Оккервиль имелось лишь одно место, где можно было не опасаться подслушивания. Этим местом оказался вестибюль станции Ладожская.
5 ноября, вечер, за сутки до начала войны,
особняк Котлова
Как выяснилось впоследствии, Дима проспал почти сутки. Соня не сильно от него отстала.
Человек, как известно, не робот, нуждается в отдыхе. Можно заставить себя работать на пределе сил, но недолго. Потом природа все равно возьмет свое.
Ресурсы и резервы организма, которые позволили Диме и Соне дойти до площади Мужества, иссякли. Наступило время восстанавливать силы.
Денис Воеводин все понимал и ребятам не мешал.
– Пущай его покемарят, – приговаривал командир отряда. – Шутка ли, от самого Оккервиля – и аж до Мужества дошли. И это без опыта-то…
Соня проснулась в пять часов вечера. Она вяло потянулась, зевнула, спустила ноги с кровати. Первым делом навестила туалетное ведро в углу. Девушка очень стеснялась, но, к счастью, Денис и Эд куда-то вышли, и в схроне в это время находился только Царь. Федор возился с оружием: проверял, чистил, смазывал, светя себе фонариком. Других источников света в помещении не было.
Почувствовав себя лучше, Соня сделала быструю зарядку, чтобы размять мышцы. Лишь тогда мозг ее окончательно освободился от цепких объятий Морфея.
– А теперь, может, все же расскажешь, как ты сюда попал? – обратилась девушка к Федору Романову.
– Пришел. Ногами, – отшутился сталкер.
Такой ответ Соню не удовлетворил. Она подошла ближе и встала рядом, скрестив руки на груди. Взгляд ее, устремленный сверху вниз на товарища, был суровым и хмурым. Радость от встречи с человеком, которого девушка уже заочно похоронила, омрачалась досадой. В который раз вокруг Сони творилась чертовщина. Кто-то играл в темные игры, оставляя девушке почетную роль статиста.
– Не, реально. Откуда ты тут взялся? – она присела рядом на корточки, чтобы заглянуть в глаза Федору. – Что это за развлекуха у вас: пропадать и появляться?
– А я че? Я ниче… – Царь отвел взгляд, потупился. – Это Дэн все, его приколы. Точнее, полковника. Они че-то там намудрили. А я че?..
– Другие вон че, и ниче. А я как че, так сразу вон че! – передразнила девушка Федора.
Сталкер в ответ несколько раз удивленно моргнул. Одну из любимых шуток Сони он, по всей видимости, раньше не слышал.
– Ты взрослый мужик, Федя, вот че. Не фиг все на Дэна и полковника валить, – добавила девушка уже без тени веселости. – Сам должен за свои поступки отвечать.
– Да отвяжись ты от меня! – взревел Царь. – Мы – люди подневольные. Мне сказали – я пошел! Все! А че я могу?! Приказ, блин, есть приказ!
Соня оставила сталкера в покое. Села обратно на кровать. Рядом с Димой ей казалось безопаснее. Девушка нашла недоеденную тушенку и принялась выковыривать из банки кусочки мяса.
Больше всего на свете Бойцовой не нравилось исполнять роль пешки в чужой игре. Пешки, чьи интересы никто не учитывал. Пешки, которую никто даже не ставил в известность относительно планов на шахматную партию.
К Денису Воеводину накопилось много, очень много вопросов. Неприятных вопросов.
И когда командир, наконец, появился в подвале, Соня не обрадовалась ему. На приветствие не отреагировала, смотрела строго, недобро.
– Пришло время объясниться, Дэн, – обратилась она к Воеводину.
Глава четырнадцатая ДВА КАЗАКА
Ночь 4 ноября – утро 5 ноября,
станция Площадь Мужества
Псарев спал плохо. Не помогали все известные способы, включая попытки считать воображаемых овец. Организм его, конечно, был сильно измотан марш-броском по рыхлому снегу. Но, видимо, не до такой степени, чтобы просто лечь и отключиться.
– Если не спится – считайте до трех. Максимум до полчетвертого, – ворчал Игнат, ворочаясь на жесткой койке. Но и юмор не спасал от мрачных предчувствий и опасений.
Тяжко, муторно было на душе.
Тревожные мысли роились в голове.
«Как там Димка с Соней? Ведь пропадут же ребята… Совсем еще зеленые. Одни, в пустом городе… Данила еще этот. Хрен его знает, правду говорит про Тертого или гонит. Может, веганский ублюдок. Может, нет…»
Псарев мало что знал о северной общине вообще и о Феликсе Ратникове в частности. Ходили слухи, что лидер северян работал до войны в органах правопорядка, и что на своих четырех станциях он установил почти диктаторский режим, прячась за спиной подставной фигуры – Председателя. Еще утверждали, что у Ратникова налажены связи с мутантами, живущими в деревне Мурино. А вообще жителей Большого метро мало интересовала жизнь обособленной общины. Гаврилов бы и не вспомнил о северянах, если бы не острая нужда в живой силе.
С особенным удовольствием караванщики и сталкеры, побывавшие во владениях Конфедерации, рассказывали о царящих там вольных нравах: каждому гостю мужского пола весьма настойчиво предлагали девушку для развлечения. Больше нигде проституция не процветала настолько явно.
«Вряд ли здесь творится какой-то особенный разврат, – размышлял Игнат, слушая рассказы товарищей. – Просто община решает демографические проблемы…»
Грядущая встреча с Ратниковым немного тревожила Псарева. Здесь, на севере, власть Ратникова была почти абсолютной. Жизнь Игната находилась сейчас целиком и полностью в руках загадочного местного Наполеона. В кармане Пса остался пропуск высшей категории, дававший право беспрепятственного прохода через любые таможни. Солдаты, забравшие письмо, скорее всего, нащупали и пропуск, но отбирать не стали. Видимо, просто не придали бумажке значения. Так что козырять документом смысла не имело.
«А я ведь даже не знаю, что написано в письме, – в голове сталкера зашевелилась запоздалая тревожная мысль. – Трудно, что ли, было вскрыть и прочитать?.. Что накалякал Гаврилов? Вдруг что-нибудь резкое? С него станется. И теперь я огребу проблем… Еще этот хрен за стеной. Как же охота кому-нибудь в морду дать. Особенно этому ублюдочному Даниле».
– Слышь, ты! – крикнул Игнат, обращаясь к соседней камере. – Спишь, товарищ препод? А мы вот учим сопромат, хе-хе-хе.
Лже-караванщик не отозвался.
– Молчишь? Ну и молчи, ушлепок.
Игнат пару раз стукнул в стену кулаком, чтобы нарушить сладкий ночной сон товарища по несчастью, но потом оставил Данилу в покое. Принцип «если тебе плохо, испорть жизнь другому» был Игнату глубоко противен, хоть он и встречал немало людей, которые именно так и поступали.
Поняв, что валяться на жесткой койке никакого смысла нет, Пес встал и принялся ходить туда-сюда по камере, то и дело налетая на стены. Затормозить вовремя в темноте получалось не всегда. Один раз Игнат налетел на поганое ведро и едва не расплескал содержимое.
«Опять я в камере, опять под замком. Это, блин, начинает доставать. Скоро так привыкну к тюрьме, что на воле и жить не смогу», – размышлял сталкер и промурлыкал себе под нос: – Век воли не видать, вашу мать. Ауч!
Он задумался и в очередной раз налетел на стену.
От прогулок по камере пришлось отказаться.
Сталкер снова растянулся на кушетке.
– Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой, – запел Игнат. В качестве аккомпанемента он ритмично постукивал костяшками правой руки по бетонной стене.
«Интересно, как там моя черноокая? Алиска, то есть, – подумал сталкер, допев до конца, и сам же ответил себе: – Небось, волнуется. И одному богу известно, когда я отсюда выберусь…»
– Одному богу, – повторил Игнат вслух. – Одному богу. Я же вроде бы верю в него. Не то чтобы прям сильно-сильно, но верю. Или уже нет? – сталкер на какое-то время задумался, а потом мысленно переделал под себя старую хохму: «Игнат решил не верить в бога. Но чтоб был плавным переход, он в понедельник начинает ему слегка не доверять».
Псарев прыснул в кулак. Шутка пришлась ему по душе. Но настроение не улучшилось.
Вокруг царила непроглядная темнота. Впереди ждала пугающая неизвестность. Оставалось одно – молиться.
Чтобы настроиться на молитвенное состояние, Псарев сначала прочел по памяти еще одно стихотворение.
– В минуту жизни трудную, теснится ль в сердце грусть, одну молитву чудную твержу я наизусть[12], – бормотал Игнат, время от времени осеняя себя крестным знамением.
Потом он стал повторять все молитвы, которым научил его Борис Молотов, искренне верующий человек. Борис даже посещал православный храм, «Подземный Исаакий», где-то в туннеле в районе станции Невский проспект. Там служили священники – вроде бы, настоящие, довоенные. Молот заставил своих товарищей, Пса и Суховея, выучить молитвы. Но вопрос о вере оставался для Игната открытым.
«Ишь ты. А эти молитвы здорово успокаивают, – отметил про себя Псарев, дочитав наизусть все известные ему христианские тексты. – Не знаю, слышит их бог или нет. И есть ли бог вообще, тоже не знаю. Но на душе становится спокойнее. Это факт».
И он принялся читать молитвы по второму кругу, пока не заснул мирным сном.
Проснулся сталкер от оглушительного скрежета несмазанных петель.
На пороге камеры стоял уже знакомый ему верзила с фонарем. Судя по нашивкам, сержант.
«Наконец-то, – подумал с улыбкой Псарев. – Наконец-то вспомнили. Интересно, сразу отведут к начальству или сначала допрос с обыском?»
Игната бесцеремонно стащили с койки и выволокли в коридор. Из соседней камеры двое бугаев вытаскивали Данилу, тот вяло сопротивлялся и повторял, как заведенный: «Куда? Зачем?»
Лже-караванщика сразу куда-то увели.
– Неужто на «Дачу»? – Пса передернуло. Каторга у северян была настоящая, в лучших традициях диктаторских режимов двадцатого века. Далеко не все выходили оттуда живыми.
– Ага, мля. На виллу, гы-ы! – заржал в ответ начальник конвоя. – Не твое собачье дело. Шевелись.
И верзила поволок Игната в другую сторону.
«Если видел пропуск, значит, знает мою фамилию. Значит, специально сказал про собачье дело, – размышлял сталкер, покорно перебирая ногами, чтобы не отстать от своего сурового провожатого. – Ну, гад, ты у меня еще получишь. Мы с тобой еще поквитаемся».
Игната вывели на платформу Площади Мужества. Разглядеть станцию он толком не смог. Заметил только украшение в виде пятиконечной звезды грязно-серого цвета. Когда-то, возможно, звезда была красной, но за двадцать лет символ Советского Союза порядком загрязнился. Пес заметил покосившиеся хибары весьма унылого вида. На глаза ему попалось человек десять местных бойцов в потертом камуфляже, которые упражнялись на свободном пятачке с видавшими виды ружьями и карабинами. Выглядели местные вояки совсем не героически. Худые, бледные, изможденные. Не чета бравым молодцам из Оккервиля.
Все это промелькнуло перед глазами сталкера за считанные секунды, пока его тащили через платформу. Путь кончился у очередной безликой стальной двери, за которой скрывался очередной типовой кабинет.
«В этом метро все на одно лицо – и люди, и станции», – в который раз подумал Игнат.
В кабинете отсутствовали какие-либо предметы роскоши. Из мебели – только стол и пара стульев. Но если обстановка была тошнотворно-типовой, то хозяин комнаты мгновенно завладел вниманием Псарева. Человек этот оказался весьма колоритным на вид.
Голова лысая, как коленка, зато усы – роскошные, а-ля Тарас Бульба. Для полноты картины не хватало только чуба. Взгляд – властный, надменный. Тело грузное, можно даже сказать, полное. И это здесь, в голодном медвежьем углу метро!
«– Глядишь на тебя – и кажется, что в мире кончилась вся еда. – Глядишь на тебя и понимаешь, чья это вина», – вспомнил сталкер анекдот про толстого и худого.
Пес расплылся в улыбке, но тут же спохватился. Не стоило отвлекаться от порученной ему миссии.
– Здравствуйте, господин Ратников, – поздоровался он.
– Нету здесь таких, я за него, – отвечал хозяин кабинета с веселым прищуром.
– Но… У меня письмо к Феликсу Ратникову, – попробовал возразить Псарев.
Вместо ответа усатый тип бросил на стол смятый лист бумаги. Разобрать весь текст Игнат не смог, большая часть письма отсюда видна не была, а брать его в руки сталкер не решился. Разглядел только самый конец:
«С уважением, капитан С. И. Гаврилов».
– Читали мы это письмецо, все знаем, – заговорил снова хозяин кабинета. – И шефу в лучшем виде передали. Решение уже принято и пересмотру не подлежит.
Сказав это, усатый тип замолчал. Его манера говорить о себе во множественном числе раздражала Псарева. Еще сильнее его бесила нарочитая медлительность собеседника.
– А вы, собственно, кто?
– А я, собственно, Морозов Андрей Николаевич. Заместитель начальника службы безопасности Северной Конфедерации, – отвечал тот и добавил с гордостью. – Донской казак[13].
– Псарев, Игнатий Михайлович, – в тон ему продекламировал сталкер. – Полномочный представитель Приморского Альянса.
И добавил, точно копируя манеру собеседника:
– Терский казак.
Сказав это, Игнат несколько секунд упивался произведенным эффектом. Морозов никак не ожидал увидеть перед собой человека себе под стать. В казачье происхождение Псарева Морозов не поверил, это было видно невооруженным взглядом. Игнат платил ему той же монетой.
Гонору у Морозова сразу поубавилось. Он помолчал еще пару секунд, пожевал мясистыми губами и добавил без лишнего пафоса:
– Можно просто Мороз.
– Можно просто Пёс, – отозвался Игнат.
Начало беседы складывалось удачно. Сталкер устроился поудобнее на стуле, даже забросил ногу на ногу.
– Итак, к какому решению пришел Феликс Ратников? – спросил Игнат со скучающим видом, словно он вовсе и не стремился узнать ответ.
Глава пятнадцатая РОКОВАЯ НОЧЬ
5–6 ноября, ночь, станции Площадь Ленина – Выборгская
Алиса долго не могла заснуть. Разговор с Савелием Игоревичем снова и снова всплывал в ее памяти. Особенно часто звучала последняя реплика Гаврилова.
«Людей нет. Рад бы, но не могу».
Врал капитан или говорил правду?
Одно девушка понимала ясно: Игната, в самом деле, уже не вернуть. Оставалось надеяться, что Псарев и его люди успешно добрались до Площади Мужества.
– Игнат, Игнат, прости меня за все… – шептала Алиса, вытирая краем одеяла слезы.
Она заснула лишь в первом часу. Забылась тяжелым, муторным сном.
Чтобы вскочить с кровати среди ночи от шума и топота.
Спальный блок был пуст, остальные медсестры исчезли. На полу валялись подушки, одеяла. На станции царило странное для глубокой ночи оживление. Хлопали двери, грохотали по гранитным плитам тяжелые солдатские сапоги, звучали команды офицеров и возгласы медперсонала.
– Господи, да что стряслось?! – ахнула девушка, выбегая на платформу.
Там творилась форменная свистопляска. Все куда-то бежали, спешили. Матерные рулады перемежались женскими всхлипами. Где-то надсадно трещал телефонный аппарат.
Чайка стояла, зябко переступая босыми ступнями на ледяном гранитном полу, не зная, куда ей бежать и что делать. И тут она увидела Гаврилова. Одетый в костюм химзащиты, с автоматом через плечо и каким-то странным свертком, Савелий Игоревич шагал в ее сторону. Таким мрачным и сосредоточенным Алиса его еще не видела никогда. Капитан запыхавшимся голосом на ходу отдавал приказы Сергею Харитонову.
– Вы… бери. Двоих. Самых лучших. Бой… цов, – разобрала Чайка.
– Слушаюсь! – рявкнул в ответ Харитон и умчался выполнять приказания.
– Что случилось? – прошептала девушка, вздрагивая всем телом от холода и страха, когда Савелий Игоревич подошел ближе. В глубине души она понимала: причиной всеобщей сутолоки может быть только одно событие – то, которого ждали давно. Ждали со дня на день.
– Война, – коротко отвечал капитан, потом взял Алису за руку и почти силой потащил за собой в спальный блок. Там он усадил ее на койку, сам присел рядом и заговорил быстро, рублеными фразами.
– Веган начал военные действия. Только что. Под ударом владимирцы[14]. Но эти ребята им на один зубок. А там и наш черед. Я иду на север, за людьми Ратникова.
«На север? – в душе Алисы затеплилась надежда. – Туда, куда ушел Игнат!».
Надежда мигом сменилась ужасом, когда девушка поняла, что ждать возвращения капитана Гаврилова и Игната она будет на станции, на которую в любой момент могут напасть безжалостные враги. Словно издалека, до Чайки донесся голос Гаврилова:
– По распоряжению командования, ты поступаешь в отряд в качестве медика. Надевай, это тебе, – и Гаврилов протянул Алисе защитный костюм, кофту и теплые штаны. – Сапоги сейчас принесут, я распорядился.
Как ни страшна была мысль, что ей придется ждать в метро, но приказ идти вместе с солдатами на Площадь Мужества изумил и испугал Чайку еще больше. Она была на поверхности один-единственный раз в жизни, когда сдавала в Оккервиле «экзамен».
– Я… Что? Иду с вами?
– Да. Приказ, – сухо отвечал капитан. Больше Гаврилов ничего объяснять не стал. Он вскочил и вышел из спального блока.
Минуту спустя появился Харитонов, который принес остальное снаряжение.
– Ты из Окей-виля? – поинтересовался сталкер, наблюдая за тем, как быстро и умело Алиса обращается со снаряжением. – Это хорошо. Значит, обузой не будешь.
Гражданство общины Оккервиль считалось среди сталкеров одной из лучших рекомендаций. Изначально становилось ясно, что у человека и подготовка имеется, и опыт, и крепкое здоровье.
Через десять минут отряд, состоявший из Сергея Харитонова, Чайки и двух солдат Альянса, Зуба и Ван-Дамма, построился на платформе у входа в туннель, ведущий на станцию Выборгская. Они ждали капитана Гаврилова, тот утрясал какие-то вопросы со штабом армии. Телефонная связь с атакованными станциями еще работала, аппарат трезвонил не переставая.
Харитонов взял с собой ВСС «Винторез». Зуб был вооружен автоматом «Вал», Ван-Дамму выдали АКМ с подствольным гранатометом. Алиса получила пистолет Макарова и походную аптечку.
– Ну, как оно, сестренка? – поинтересовался Ван-Дамм, невысокий коренастый мужчина, грозный на вид, но вполне милый в общении. – Страшно тебе? – уточнил он свой вопрос и подмигнул девушке. Улыбка его была столь искренней, что Алиса поняла: это не флирт, а просто попытка завести дружескую беседу. За долгие годы Чайка научилась отличать веселых, разговорчивых парней от наглецов.
Алиса сначала кивнула. Потом отрицательно замотала головой.
– Стремно, а то. Первый рейд – как первый раз с мужиком. Сначала больно, страшно, а потом привыкаешь, даже нравиться начинает.
– Хлебальник закрыл, н-на! – рявкнул Харитон на разговорчивого бойца.
Ван-Дамм повиновался, замолчал. Но девушку не смутило сравнение экспедиции на поверхность с потерей невинности. Кое-какая связь между этими событиями, в самом деле, имелась.
В это время появился капитан Гаврилов. Он шел через платформу широким чеканным шагом, небрежно расталкивая всех на своем пути. За спиной Савелия Игоревича висел автомат АЕК-971. Капитан рассекал людской поток уверенно и стремительно, словно ледокол – арктические льдины. Все встречные – врачи, медсестры, военные – почтительно расступались перед ним.
Гаврилов встал перед своим маленьким отрядом, небрежно бросил «вольно!», увидев, что сталкеры вытянулись в струнку.
– Дорога каждая минута, – заговорил он зычным голосом, легко перекрывавшим шум и гам. – Мы должны привести в метро подкрепление, людей Ратникова. Выдвигаемся!
Больше капитан не сказал ни слова. Он развернулся на каблуках и первым спрыгнул на пути. Следом ринулись Харитон, Зуб и Ван-Дамм. Алиса на миг замешкалась на краю платформы, но Ван-Дамм подал ей руку и помог спуститься.
– Спасибо, – промолвила Чайка. Стараясь не отставать, она поспешила вслед за мужчинами навстречу неизведанному.
Отряд скрылся в зловещем жерле туннеля.
Вслед им глядел старший врач Сергей Васильевич. В отличие от большинства обитателей Площади Ленина, он никуда не спешил. Стоял в стороне, прислонившись к колонне, и печально смотрел на творившийся вокруг бедлам.
– Бог вам в помощь, ребята, – прошептал доктор вслед Гаврилову и его людям. – Возвращайтесь скорее. Возвращайтесь живыми. Много, много крови ждет нас впереди…
Отряду Гаврилова пришлось вступить в бой уже на блокпосту Выборгской.
Сюда, без сомнения, уже дошла информация о начавшейся войне, телефон на Выборгской имелся. Местное начальство, как и дозорные в туннелях, соображало туго. Савелий Игоревич предусмотрел это. Он специально захватил с собой что-то вроде флага: кусок черной ткани с изображением кулака, эмблемы Приморского Альянса. Но флаг не помог. Едва услышав шаги в туннеле, караульные открыли огонь. Боевой опыт у местной солдатни отсутствовал. Они били длинными очередями, вообще не целясь, да еще и высунувшись над баррикадой из мешков с песком.
Гаврилов надеялся, что хотя бы на этом этапе удастся избежать расхода боеприпасов.
– Не стрелять, не стрелять! – зарычал он на своих людей.
Отряд рассеялся по туннелю.
Пули свистели вокруг. Выборжцы палили не переставая.
Напрасно капитан кричал, надрывая глотку:
– Мы свои! Свои!
Беспорядочная стрельба не прекращалась. Флаг им даже не дали поднять.
Зуб и Ван-Дамм залегли на путях. Гаврилов и Чайка отступили назад, в туннель. Харитон занял позицию у стены, вжавшись в тюбинги. Когда стало ясно, что миром дело не решить, в ход пошел «Винторез».
Тремя почти бесшумными выстрелами, похожими на легкие хлопки, Сергей уложил всех караульных.
Едва упал последний постовой, как Зуб и Ван-Дамм вскочили на ноги и ринулись вперед. Они лихо перемахнули через бруствер.
– Чисто! – раздался мгновение спустя зычный голос Зуба.
Гаврилов и Харитонов поспешили следом. За ними семенила Алиса, оглушенная грохотом, она еще не до конца пришла в себя.
На блокпосту приморцы обнаружили три бездыханных тела. Сергей, прекрасный стрелок, сработал блестяще. В углу сидел, сжавшись в комок, выживший постовой и шептал сквозь слезы:
– Веганцы! Веганцы!
– Дебилы… Во дебилы! – простонал капитан, схватил уцелевшего выборжца за грудки и заорал ему в лицо: – Мы. Не. Ве-ган-цы! Мы. При-мор-цы!
Но парнишка продолжал трястись, как осиновый лист. Гаврилов бросил бойца обратно на землю.
– Что с них взять. Дебилы и есть, – мрачно сплюнул Харитонов, осматривая место вынужденного побоища.
Алисе даже в голову не пришло, что кто-то из выборжцев может быть еще жив. Она была так напугана, что и не вспомнила о своем врачебном долге. А когда сообразила, блокпост остался позади. Отряд вступил на Выборгскую.
Из туннеля приморцы выходили, размахивая над головами флагом Альянса. Его держали Зуб и Ван-Дамм.
– Если и тут палить начнут, мы море крови прольем, – шепнул Харитон командиру.
К счастью, худшие опасения не оправдались. Больше по сталкерам Альянса никто не стрелял.
– Вы-ы-ы! Вы убили наших людей! – полез с претензиями комендант станции.
– Мы. Убили. Ваших придурков, – зарычал в ответ Гаврилов. – Так им и надо. Прочь с дороги. Мы на север идем.
На Выборгской отряд не задержался. Чайка успела увидеть только горы мусора и унылые, покосившиеся хибары.
Сталкеры вихрем пронеслись через платформу, где царила почти такая же паника, как и на Площади Ленина. На них смотрели со смесью страха и любопытства.
У самых гермоворот комендант Выборгской привязался снова.
– Я не имею права никого выпускать в город. Идет война. Где ваше разрешение?
Документы у Гаврилова имелись, спецпропуск самой высшей категории. Но вместо того, чтобы достать кусок картона, он сунул под нос коменданту кулак.
– Вот мой пропуск, чертов идиот!
Больше к ним никто не решился даже близко подойти.
Приморцы беспрепятственно покинули Выборгскую. Последнюю обитаемую станцию метро перед Размывом.
Гаврилов и его люди вышли на Лесной проспект.
Глава шестнадцатая ПЕШКИ
Через несколько часов после начала войны,
Лесной проспект
Марш-бросок по заснеженным улицам тяжело давался отряду Гаврилова.
Прошагав с километр по рыхлому снегу, люди порядком измучились, и капитан объявил привал. В качестве укрытия они выбрали небольшую пещеру, образовавшуюся в результате обрушения железнодорожного моста в районе Литовской улицы.
Место, выбранное Савелием Игоревичем для привала, казалось идеальным. Мост, рухнув на проезжую часть, образовал что-то вроде грота, попасть в который можно было только с одной стороны. Там дежурил Харитон. Бояться, вроде бы, было нечего. Кроме одного. Поглядывая вверх, на смятые железобетонные конструкции, Чайка с ужасом думала о том, что будет, если остатки моста рухнут вниз.
«Тогда нас раздавит в лепешку, пикнуть не успеем. Неужели кэп этого не понимает?!» – размышляла Алиса, со страхом косясь на стальные балки и опоры, такие мощные и такие хрупкие. Если конструкция рухнула один раз, частично, значит, она могла обрушиться и второй раз, уже окончательно.
Еще девушка была зла на капитана за то, что тот повел отряд на Выборгскую, чем вызвал совершенно неоправданные потери. Караульных с Выборгской можно было понять. Сначала приходит страшное известие о начале войны с Веганом. Потом с той стороны, откуда может прийти угроза, появляются вооруженные люди.
«Если бы мы вышли на Площади Ленина, то спокойно прошли бы по поверхности, и никого не пришлось бы убивать», – размышляла девушка.
Видимо, состояние Алисы не укрылось от Савелия Игоревича даже здесь, в полумраке. Он подсел ближе.
– Ты че? Че случилось? – прогудел он через маску респиратора.
– Мы могли выйти из метро на Ленина, – отозвалась девушка. – Тогда не пролилась бы кровь.
Изменился в лице капитан или нет, этого Чайка не могла знать: лицо Гаврилова скрывала маска.
– Ну, ты, блин, даешь. Как мы по туннелю шли? Как по шоссе. А по снегу – каково? Ты – налегке, а мужики оружие тащат, снарягу…
Крыть Алисе было нечем. Этот аспект проблемы ей даже в голову не приходил. Решив осуществить выход на поверхность с Выборгской, Гаврилов сильно облегчил группе задачу, избавил своих людей от необходимости тащиться лишние километры по рыхлому снегу.
Предъявлять командиру вторую претензию – что он выбрал для привала неудачное место, Чайка не решилась.
«Раз вся эта хренотень не обвалилась за двадцать лет, значит, и сейчас не упадет», – решила девушка. Эта мысль принесла некоторое успокоение.
А тут и привал кончился. Зуб и Ван-Дамм вышли на улицу, за ними – Чайка и капитан Гаврилов. Харитон шел в арьергарде.
Ноги людей вязли в рыхлом снегу. Каждый шаг давался с трудом.
– Жопа, полная жопа… – ворчал Ван-Дамм. Трудно было с ним не согласиться.
* * *
5 ноября, вечер, за несколько часов до начала войны,
особняк Котлова
Разговор Сони и Дениса Воеводина происходил практически с глазу на глаз. Федор и Эдуард ушли наверх, в башню, чтобы следить за окрестностями. Дима проснулся, но активного участия в беседе не принимал. Он забился в угол схрона и посвятил свободное время уничтожению тушенки. Поваренок Самохвалов привык к хорошему питанию. Три дня, проведенные на голодном пайке, сильно подорвали его силы.
– Я простой солдат, Сонь, – говорил Воеводин, прихлебывая кипяток из кружки. – Мне дали приказ – я выполнил его.
Денис сидел на ящике из-под тушенки. Пустых ящиков в схроне оказалось намного больше, чем полных, к большому сожалению сталкеров. Видимо, запасы давно и активно расхищались и очень скупо пополнялись. Дима долго ворчал на эту тему, пока Эд не предложил ему положить что-нибудь взамен съеденных консервов. Восполнить запасы сталкерской базы Дима не мог, поэтому замолчал и больше не ругался.
– Какая удобная позиция, – отозвалась Бойцова. Она сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки, тоже с кружкой в руке. Соня еще недостаточно восстановила силы, чтобы снова пуститься в путь. А вот на долгий трудный разговор их вполне хватило.
В помещении царил полумрак. Горела только маленькая красная лампочка аварийного светильника, который включил Денис, чтобы не сажать батарейки фонаря. Этого света Диме было достаточно, чтобы уминать тушенку, а Воеводину и Соне – чтобы видеть лица друг друга.
– Удобная позиция, Дэн. Снимает ответственность. Что, неправда? Во всем виноват полковник – и точка. Красота. А своей головы на плечах у тебя нет?
– Голова есть, – сухо отозвался командир. – И в нее заложена установка: «Приказы не обсуждаются».
Соня скривилась от этих слов, точно разжевала кусок лимона.
– Сразу видно, что ты, уж прости, баба, – заметил Воеводин. – Тебе не понять простых мужских правил.
Дима хмыкнул, как бы намекая, что он – не баба, но ему тоже не очень понятна логика Дениса.
– Знаешь, Дэн, я иногда думаю… – Бойцова скрестила ноги поудобнее и устремила задумчивый взгляд на потолок, туда, где вздрагивал, словно в нервном припадке, красноватый отсвет аварийной лампочки. Светильник горел неровно, мерцал, иногда почти гас. Лампочка старалась из последних сил.
«А ведь почти все, что нас окружает в метро, или выработало свой ресурс, – отметила девушка, на миг отвлекшись, – или скоро выработает. Скоро все посыплется. Никакой войны не надо. Без фильтров, насосов и генераторов нам в метро и недели не протянуть. А война ускорит разрушение всех систем. И тогда капец всем».
– Полезное занятие, – усмехнулся Воеводин.
– Что – полезное занятие? – Бойцова забыла, что не договорила последнюю фразу.
– Ну, это. Думать.
– Угу. И вредное тоже. Так вот, я иногда думаю… Если выжили те политики, кто нажимал на «красные кнопки». Те военные, которые запускали ракеты… Если они уцелели… Наверное, тоже себя так успокаивают. «Ничего не знаю, мне приказали».
– Сонька, твою за ногу, кончай, а?! – Денис рассердился не на шутку. – Я – солдат. Полковник приказал проверить Царя и Волка – я проверил. Все, закрой варежку.
Денис сурово сдвинул брови и стукнул кулаком по ящику. В красноватых отсветах аварийной лампочки лицо его приобрело зловещий вид, как у вампира из довоенных фильмов ужасов. Но девушка спокойно выдержала дуэль взглядов, не смутилась, не потупилась.
– И ваще, спасибо скажи, что согласился выручить этого… Псарева. Жалко мужика. Мы своих не бросаем.
– Говорю. Спасибо, – отозвалась Бойцова без особой благодарности в голосе. – Попробовал бы ты не согласиться.
На частице «не» девушка сделала акцент. Денис хмыкнул в ответ и пробормотал: «Ну и баба».
– Кстати, а если проверяли тебя? – Соня посмотрела Воеводину прямо в глаза.
– Э-э-э. В смысле? – командир растерянно моргнул.
– А если полковник подозревал тебя, а не их? Если это ты должен доказать, что ты – не верблюд?
– Какой, на хрен, верблюд?! – Денис был окончательно сбит с толку.
– Это просто предположение. Мысль вслух. Ты сказал, что ребята, Эд и Федя, должны были доказать лояльность. Типа, если они получат на поверхности полную свободу действий и все равно придут в назначенное место, то есть, сюда, – девушка обвела взглядом сталкерскую базу, – значит, парни точно не веганцы.
– Ну, – кивнул Денис, признавая ее правоту.
– А если на самом деле задача стояла совсем другая? А если смысл был вообще не в этом? Мы все – пешки в чужой игре, Дэн. И ты, и я. Думаешь, ты – ладья? Или слон?
Дима хихикнул из своего угла.
– Кто точно слон, так это ты, Димон, – рявкнул Воеводин. – Кончай жрать, блин. Нам тут еще хрен знает сколько куковать.
Самохвалов выронил банку с тушенкой.
– Так вот, ты – не слон, Дэн. Ты тоже пешка. А че там на самом деле хотят ферзи – пес их знает. Только честно. Зачем вы сюда пришли? Что вы тут ищете, ребята?
Соня выдохлась и замолчала.
Дима вернулся на кровать, присел рядом с девушкой.
Денис нахмурился, глубоко задумался. Тишина воцарилась в подземном убежище сталкеров. Только наверху тоскливо завывал ветер. И все хлопала, хлопала на ветру какая-то ставня, чудом не отвалившаяся за долгие годы. Федор и Эдуард, отправившиеся в башню почти час назад, все не возвращались. В который раз Соне стало не по себе.
Никогда еще ей не приходилось оказываться так далеко от дома. И с таким количеством больных вопросов в голове. Полная неизвестность приводила девушку в отчаяние. Они потеряли Игната. Никаких идей насчет того, как выручать друга, ни у Сони, ни у Димы не было. Они даже не могли решить, как проникнуть во владения северян. А ведь прорыв в метро был только началом операции, первым звеном. Дальше предстояло действовать в крайне невыгодных условиях, ведь северяне знали каждый коридор, каждую подсобку. Штурм смысла не имел. А как еще спасти друга – Бойцова придумать не могла. У командира пока тоже не было никаких конкретных идей.
По его приказу Федор и Эдуард следили за площадью, чтобы поднять тревогу, если северяне сами вылезут из своей норы. Пока наблюдение результатов не дало.
– Твоя правда, – произнес Воеводин после долгого молчания. – Не просто так мы сюда приперлись. Мы, типа, разведка.
– И че ищете? – поинтересовалась Соня.
– Меньше знаешь – крепче спишь, – отшутился командир. – На обратном пути надо в метро одного человека подобрать и в Оккервиль доставить. Но это так, дополнительная задача. Так сказать, по возможности…
– Дело ясное, что дело темное, – вздохнула девушка. – Ох, не люблю я эти шпионские игры! Короче, растолкайте меня, если что-то прояснится.
Соня укрылась одеялом и заснула.
Но Дима не спал. В полумраке было отчетливо видно, как парень шевелится и время от времени открывает глаза.
– Только честно, Димон, – произнес Денис шепотом, чтобы не разбудить девушку. – Чем ты ее охмурил?
– Не знаю, – Самохвалов пожал плечами.
– Может, ты это самое? Постельный гигант? – произнес Воеводин без улыбки. Сложно было понять, шутит он или говорит серьезно.
– Да какой там. Че ты. Неумеха я. Опыта никакого.
– Угу. Ясно-понятно. За ней мужики табуном бегали, – размышлял вслух Денис, поглядывая то на Диму, то на его спящую подругу. – Баба неглупая, фигуристая…
– Не мужики, а кобели, – Дима вспомнил рассказы девушки о том, как она отбивалась от настойчивых кавалеров.
Главная беда Бойцовой, ее главная боль – неспособность иметь детей – превращалась в глазах ветреных парней в огромное достоинство. Не нужно было тратиться на крайне дефицитные в метро контрацептивы. Дима, в отличие от многих, мечтал оставить потомство, но мужественно принял как данность то, что с Соней его мечте осуществиться не суждено.
– И мужики тоже. Царь, например. А она выбрала тебя. Странные они люди, эти бабы.
Сказав это, Денис выключил светильник и вылез из подземелья. Видимо, пошел проверить, как обстоят дела на постах.
Дима ворочался под одеялом и никак не мог уснуть. Слова Воеводина не на шутку встревожили его.
«Как?! И Царь тоже был ее… Ее парнем? – эта мысль не давала юноше покоя. – Кто его знает, этого Федора, чего он хочет, о чем думает. Он… Он мне даст сто очков форы. Он – мужик, настоящий. Не то, что некоторые».
Самохвалов тяжело вздохнул, вылез из-под одеяла. На ощупь нашел ружье. Проверил, заряжено ли оно.
«Ну, ничего, – размышлял Дима, нащупывая ступеньки лестницы, ведущей на поверхность. – Ничего-ничего. Я тоже кое-что могу».
Сжимая ружье в одной руке, а второй держась за перила, Самохвалов полез наверх. Там, в башне особняка-замка, по словам Дениса, должен был находиться наблюдательный пункт.
Глава семнадцатая ЭТО НЕ НАША ВОЙНА
Там же, тогда же
Разросшийся парк с левой стороны проспекта с самого начала вызывал у сталкеров некоторое беспокойство. Когда-то это был скромный Литовский сад, отделявший Лесной проспект от путей железной дороги. Теперь здесь стоял настоящий лес.
Именно в лесопарковых зонах, а не в руинах жилых зданий, чаще всего таилась угроза. Все съедобное, что оставалось на полках магазинов и в ларьках, люди и звери растащили много лет назад. Теперь среди руин валялась лишь сгнившая мебель да обглоданные скелеты. Парки, скверы – совсем другое дело. Кто только не прятался в густых тенистых зарослях. Ждали своего часа твари на любой вкус и цвет.
– Может, обойдем? – спросил у капитана Сергей Харитонов, когда они преодолели руины железнодорожного моста и оказались в паре шагов от заснеженного парка.
– Не. Лишний крюк, – отрезал Гаврилов. – ЛТУ[15] тоже обойдем?
– Там – без вариантов. Тут хоть есть обход… – проворчал Харитон, но спорить дальше не стал. Отряд двинулся по проспекту вдоль линии типовых пятиэтажек.
Вдруг заросли кустарника, подступавшие к самой проезжей части, зашевелились.
Дальше все произошло так стремительно, что Алиса не успела ахнуть.
Раздался оглушительный хруст ломаемых веток, свежевыпавший снег взвился в воздух, точно от взрыва, и из чащи на дорогу с утробным рычанием выскочили приземистые лохматые твари.
Опытные сталкеры едва успели среагировать. Чайка и вовсе застыла посреди улицы, начисто забыв и об элементарных мерах безопасности, и о пистолете.
Ван-Дамм разрядил подствольник, но граната пролетела мимо монстров и взорвалась в сугробе. Эффект от этого взрыва был, как от дымовой шашки. Все вокруг заволокло снежной пеленой.
– М-мать, куда стреляешь, козел?! – взвыл Харитон.
Замешательство сталкеров длилось считанные мгновения, но этого хватило, чтобы твари успели преодолеть почти все расстояние, отделявшее их от приморцев. По густому рыхлому снегу хищники передвигались на удивление ловко. Это была их стихия. Один из них, вырвавшийся вперед, прыгнул прямо на людей. В последний момент Зуб срезал монстра из автомата. Пули вспороли брюхо твари. Кровь хлынула на свежий снег. Но следом в бой рвались сородичи убитого.
Алиса почувствовала, как по ее спине заструился холодный пот. Никогда еще ей не доводилось видеть настоящих хищных зверей. Никогда еще ей не доводилось сталкиваться лицом к лицу с первозданной злобой диких лесных обитателей, чьи кривые клыки и ужасные когти грозили гибелью всему живому.
Сталкеры открыли, наконец, прицельный огонь. АКМ, «Вал» и «Винторез» ударили дружно.
Первые три монстра рухнули, прошитые пулями. Но из парка выскочили еще четыре хищника, крупнее и мощнее первых.
– Получайте, суки, подыхайте! – прохрипел Ван-Дамм, отправляя в заросли еще одну гранату. На этот раз она не пропала даром. Истошный вой раненого живого существа быстро перешел в предсмертный хрип.
Но из кустов вновь послышался треск и хруст.
– Да сколько ж вас там?! – застонал Гаврилов. – Ну и влипли, м-мать.
Капитан пока не стрелял. Он почти силой заставил Алису опуститься в снег на колени, сам встал рядом, заслонив собой Чайку от наседавших хищников. Первые минуты слаженный огонь трех стволов сдерживал стаю. Но вот Зуб потянулся к запасным магазинам. Почти одновременно с ним сделал паузу и Ван-Дамм. Тут же в дело вступил АЕК. Гаврилов упер приклад в плечо, прицелился прямо в голову атакующему монстру и тремя выстрелами отправил чудовище на тот свет.
Зуб не успел перезарядить оружие, как еще один хищник бросился прямо на него, сталкер едва успел выхватить нож и полоснуть им по морде твари, а выстрел Харитона довершил дело.
Тут, к счастью, снова заработал АКМ Ван-Дамма.
И стая дрогнула. Ураган свинца оказался мощнее, чем первозданная ярость лесных хищников.
Хруст веток еще некоторое время слышался из чащи, но он не приближался, а удалялся. Люди устояли. Отряд Гаврилова спасла только железная дисциплина и прекрасная экипировка. Иначе едва ли людям удалось бы уцелеть в схватке. Окажись на их месте отряд, оснащенный простыми ружьями, да еще и с небольшим запасом патронов, все могло бы кончиться хуже.
Восемь окровавленных тел остались лежать на снегу. В чащу вели кровавые следы раненых хищников. С минуту люди стояли, не решаясь тронуться с места, не сводя глаз с запорошенного снегом парка. Потом Харитон сделал несколько шагов в сторону, осмотрел тело ближайшего убитого зверя.
– Это волки, – сообщил он. – Обычные волки, не муты. Видимо, из области.
– Какие еще твари могут забрести к нам из леса?.. – проворчал капитан Гаврилов, перезаряжая автомат.
– Да. Зверья много развелось, – согласился Сергей Харитонов. – Мутантов меньше становится, факт. Но радоваться рано. На их место обязательно кто-то придет. Росомахи там, или медведи.
Убедившись, что волчья стая не пытается возобновить атаку, отряд тронулся дальше. Но не по проспекту, а переулками, обходя парковые зоны.
Алиса еле передвигала ноги. Ужас, который испытала девушка во время кровавого побоища, парализовал ее душу и тело.
Капитан прекрасно понимал состояние Чайки и не ругал ее. Шел рядом, нарочно сбавляя шаг.
– Да, детка. Вот так оно, на поверхности, – говорил Савелий Игоревич, озираясь по сторонам. – И это еще не худший вариант. Не дошло бы до рукопашной…
5 ноября, 10–11 утра, за сутки до начала войны,
Площадь Мужества
Прежде чем выслушать решение Ратникова, Игнат попросил пару минут, чтобы прочесть письмо. Гаврилов не посвящал своего посланника в детали, просто дал лист бумаги, сложенный вчетверо, и велел отнести по адресу.
Как и следовало ожидать, ни слова про пропавшего сталкера Молотова в письме не говорилось. Зато там содержался призыв оказать Альянсу помощь в грядущей войне.
«Это наша общая война, – писал капитан, – рано или поздно веганцы доберутся и до вас. Проявите благоразумие, пришлите нам своих людей».
И далее в том же духе.
Игнат почувствовал себя обманутым, обида закипала в его душе. Все слова Савелия Игоревича о спасении Бориса Молотова оказались ложью. Ширмой для истинных планов Альянса. Вкусной сосиской, вовремя брошенной в пасть Псу. Гаврилов отлично понимал, что Игнат отправится в путь только в том случае, если будет иметь личный интерес, вот и наплел ему про Молота. Псареву все было ясно. Но легче ему от этого не становилось.
«Я просто рядовой исполнитель. На меня всем плевать», – размышлял Игнат, дочитывая письмо. Он с раздражением скомкал лист бумаги и бросил на стол перед Морозом.
Заместитель начальника службы безопасности, терпеливо дожидавшийся, пока Псарев дочитает письмо, заговорил снова.
– Итак, Альянс требует подкреплений…
– Не требует. Просит, – уточнил Игнат.
– Один хрен. А раньше, раньше вы о нас вспоминали?! – лицо Морозова побагровело. – Да Альянсу же насрать на нас! Всем вообще по фигу было, живы мы тут или сдохли, пока не приспичило. Мы двадцать лет тут за жизнь цепляемся. Ничьей помощи не просили! И не просим. Короче, наш ответ твоему начальству: пусть идут в жопу.
Мороз замолчал, чтобы перевести дух.
Псарев слушал его речь, исполненную злости и желчи, и все яснее понимал, что крыть ему нечем. Заместитель начальника службы безопасности один за другим бросал в лицо «полномочному представителю» козырные тузы, а на руках у Игната были только шестерки – красивые слова об объединении перед лицом общей угрозы.
Сталкер думал, что было бы, поменяйся они местами. Если бы хозяином кабинета был он, Псарев, а Мороз явился бы к нему с мольбой о помощи. Что бы ответил тогда Игнат? Скорее всего, то же самое. У самих, мол, проблем по горло.
– Было бы, что присылать, – продолжал Андрей Николаевич, отдышавшись. – Ты видел наше ополчение? Доходяги. Салаги. Есть сталкеры, человек десять. И еще десятка два крепких мужиков. И все, парень, все! Остальные – оторви да брось. А нападут на нас веганцы – вы че, поможете?!
– Скорее всего, нет, – отозвался сталкер.
– Сто пудов, не поможете, – Мороз устало махнул рукой и отвернулся.
На этом разговор можно было завершать. Была ли озвученная позиция решением Ратникова или точкой зрения самого Морозова, не играло большой роли. Перед Игнатом ставилась простая задача: доставить письмо. Дипломатические переговоры в его обязанности не входили. Сталкер мог с чистой совестью уходить обратно. И все же Псарев решил предпринять последнюю попытку договориться с северянами. Не ради Альянса, ради своей безопасности.
«Дима и Соня погибли, а одному топать обратно – ссыкотно. Может, хоть сопровождение дадут. Приведу Гаврилову хоть человек пять – уже дело. Скажу, остальных сожрали, хых».
– Я вас понял. Но поймите и вы: судьба всего метро решится в этой войне. Или мы их – или они нас. Больших армий ни у кого нет. Вот Оккервиль. Тридцать человек прислали. Капля в море. Но если капель будет много…
– Красиво говоришь, – заметил Мороз; сначала он демонстративно зевал, но постепенно стал слушать речь Игната с интересом. – Ты точно сталкер, а не поэт?
– Все сталкеры немного поэты. Все эти развалины навевают что-то такое… Лиричное. Так вот, никто не просит прислать несметные легионы.
– Легионы Смерти Темного Властелина, – хихикнул Андрей Николаевич.
– Они самые. Речь идет о любой помощи. Все метро с нами, – продолжал Псарев. – Моряки Вавилона. Ополченцы Оккервиля. Циркачи. Джигиты.
– Это еще кто такие?
– Из общины Азерки. Они теперь две станции занимают, Озерки и Удельную.
– А. Хачи, – заместитель начальника службы безопасности оглушительно заржал.
– Не хачи. Джигиты, – Игнат нахмурился. – Классные ребята, между прочим. Отправили на войну крупный отряд. Спортсмены тоже с нами. И даже эти. Ну, эти… С Пионерской.
– И не противно тебе, мужик? В одном строю с педиками? – прыснул в кулак Морозов.
– Нормально, – отозвался Игнат. – Перед лицом общего врага…
– Заключишь союз хоть с чертом, – перебил Андрей Николаевич. – Нужно только быть уверенным, что ты проведешь черта, а не он тебя[16]. Знаем мы эту песню. Короче, ты, Игнат, парень нормальный. Но начальству своему передай: пусть идут в жопу.
И Игнат понял, что дальнейшие попытки убедить Морозова смысла не имеют. Задание оказалось невыполнимым. Нищая, голодная община, отрезанная от всего мира, не имела ни сил, ни желания посылать своих сынов в кровавую мясорубку. Их можно было понять.
Оставалось еще одно дело.
– Последний вопрос, брат казак, – Игнат сбросил с себя деловую маску, убрал официальный тон и сдержанные интонации и заговорил с Морозовым, как с другом и товарищем.
Такое обращение, без сомнения, польстило самолюбию Андрея Николаевича. Он благосклонно улыбнулся.
– Слушаю, брат казак, – Мороз задействовал излюбленный прием самого Псарева: копировать чужой тон.
– К вам не забредал сталкер по кличке Молот? Здоровый такой мужик. На тебя, кстати, похож немного. С ним шли еще двое. Один – азиат. Ну, тут и описывать не надо. Глазки вот такие, – Игнат сощурился. – И девчонка – рыженькая такая, красивая. Не видали, не слыха…
Заместитель начальника службы безопасности ответил моментально, даже не дав Псу договорить:
– Не-е-ет. Такую троицу я бы точно запомнил. Сто пудов нет. У нас все четко, – Морозов извлек из ящика стола толстенный гроссбух, куда скрупулезно записывали всех, кто покидал территорию Конфедерации или использовал ее как транзитную зону. Открыл последнюю страницу, пробежал глазами.
– Нет. Не заглядывали к нам такие. Так что прости, казачок, – Андрей Николаевич сделал вид, что сочувствует Псареву, но тут же губы его изогнулись в озорной ухмылке. – Кстати, насчет красавиц. Есть у нас, у северян, добрая традиция.
– Девочками гостей угощать, – договорил Игнат вместо Морозова. – Знаю. Прости, брат казак, я к проституткам плохо отношусь. Мало ли, чем заразишься…
– Ну-ну. Шлюхи – это для простых смертных. А для полномочного представителя, – трудно было понять, чего в словах Андрея Николаевича было больше, сарказма или пафоса, – у меня есть настоящая изюминка. Уверен, ты не откажешься от такого угощения.
Морозов встал, приоткрыл дверь и крикнул:
– Диану сюда, живо.
– Я же сказал, не надо мне ваших девушек… – проворчал с досадой Игнат. Он еще не терял надежды наладить отношения с Чайкой, да и связей со случайными партнершами всегда старался избегать. К тому же, сталкер до сих пор не оправился от марш-броска через руины.
– О, брат! Это тебе не наши потаскушки плюгавые. Это не девочка – огонь! Новенькая. Из Токсово к нам прихряпала. Всего два дня назад. Через леса пришла, ты прикинь?
– Да ну? – Псарев искренне удивился. Он был уверен, что рассказы Данилы про выживших в области – просто бредни.
– Ну да. Красоткой назвать сложно, но характер – ого-го! Палец в рот не клади. Сам хотел укротить эту дикую кобылку. Но так и быть, поделюсь с другом.
За дверью раздались торопливые шаги, и на пороге возникла невысокая женская фигурка в кофте и камуфляжных штанах.
Глава восемнадцатая ДИАНА
Накануне войны, 11.00–18.00,
станция Площадь Мужества
Едва увидев Диану, Игнат понял, что Морозов удивительно точно охарактеризовал ее всего парой фраз.
Не красавица. Лицо бледное, осунувшееся. Острые скулы, щеки впалые. Слегка раскосые глаза смотрят хмуро, неприветливо. Рост средний. Грудь под кофтой почти незаметна. Волосы скручены на затылке в тугой пучок. Ничего особенного, обычная девчонка лет восемнадцати, худенькая, угловатая.
Но хотя Диана не успела сказать ни слова, Игнат уже понял: перед ним гордая, смелая девушка. Она была изнурена тяжким трудом и плохим питанием, но не сломлена. На Морозова смотрела высокомерно, надменно, если не сказать – презрительно. А ведь в его руках была власть…
– Вызывали, Андрей Николаич? Чего изволите? – произнесла Диана вроде бы серьезным тоном, но уголки ее губ слегка изогнулись, давая понять, что изящные фигуры речи – не более, чем издевка.
– Изволю представить вам, гордая лучница, нашего гостя, – Морозов встал и обратился к Игнату, сопровождая слова шутливым поклоном. – Господина полномочного представителя Приморского Альянса.
– Здрасьте… – девушка сразу как будто оробела, несколько раз моргнула, посмотрела на Псарева с искренним удивлением.
Из этого Игнат сделал вывод, что гости из Большого метро в Северной Конфедерации – большая редкость. Одновременно он терялся в догадках, почему Мороз назвал девушку лучницей. Северяне, конечно, страдали от нехватки современного вооружения, но сталкер не предполагал, что местные войска уже перешли на луки и стрелы. Хотя патроны кончались, и пополнять их запасы становилось с каждым годом все труднее. Специалисты-оружейники со станции Технологический институт пробовали производить самодельные патроны, но результат их труда нельзя было назвать идеальным. Для того, чтобы изготовить стрелы или арбалетные болты, усилий требовалось меньше.
– Извольте, господин посол, прогуляться с нашей лучницей в спальное помещение, – продолжал заместитель начальника службы безопасности все тем же вежливо-издевательским тоном. – А если дамочка начнет ломаться – дайте знать. Я сам с ней разберусь.
И Морозов вышел из кабинета, увлекая за собой «брата-казака». Диана плелась следом. Оглянувшись пару раз, Пес поймал ее взгляд, полный мольбы и муки.
«Пожалуйста, не надо меня насиловать», – беззвучно взывала девушка.
Игнат и не собирался надругаться над ней. Единственным чувством, которое у него вызывала Диана, была жалость. Упрямую гостью из области, не желавшую принимать правила игры Северной Конфедерации, судя по всему, готовились «ломать». Псареву вовсе не хотелось быть средством укрощения строптивой. Но как избавиться от настойчивой любезности Мороза, он пока не решил.
Спальным помещением оказалась самая обычная палатка, местами прорванная. Внутри лежал продавленный матрас. От одной мысли о том, сколько парочек совокуплялось в этой палатке, сталкера передернуло. Всякое желание пропало окончательно, хотелось поскорее удрать из этого странного места.
Заместитель начальника службы безопасности почти силой затолкал в палатку сначала Диану, потом Игната, и промурлыкав на прощание: «Ни в чем себе не отказывай, брат казак», – удалился.
Девушка лежала на матрасе, прижав колени к животу, сгруппировавшись, словно в ожидании жестокого избиения. Видимо, ее уже пробовали лупить. Возможно, даже ногами.
– Нет, все-таки скверное местечко… – вздохнул сталкер, присаживаясь на край матраса. – Особенно здесь, в вотчине Мороза. Расслабься, детка, – обратился Псарев к Диане. – Я тебя не трону. Посидим тут пару часов для виду. Потом навру этому Морозу. Иначе ведь он сам на тебя залезет.
Та издала глухой стон.
– Так что не боись. Ты, я смотрю, здорово устала. Поспи. А я рядом поваляюсь. Да не трону я тебя, успокойся, – добавил Игнат, не заметив в поведении девушки никаких перемен. – Меня в Большом метро одна ждет. Красивая. Алисой зовут.
– Заберите меня отсюда… – прошептала вдруг Диана. Псарев отлично расслышал ее слова с первого раза, но смысл их не дошел до его сознания. Сталкер моргнул несколько раз, потом переспросил:
– Че?
– Возьмите меня с собой, господин посол, – повторила девушка. Она разжала руки, убрала колени от лица и свернулась калачиком у ног Игната, словно кошка.
Псареву стало неловко.
«Она считает меня крутым дядей, большой шишкой. А все Мороз. Представил меня так, словно я – повелитель вселенной. А я кто? Просто сталкер без угла и прописки».
– Вы же пойдете обратно, в Большое метро? – прошептала Диана, с надеждой вглядываясь в лицо сталкера.
– Ну, – отозвался Игнат. Один или с конвоем, но он твердо решил возвращаться назад. Задерживаться на Площади Мужества смысла не имело.
– Я пойду с вами. Я умею стрелять, драться. Я не стану обузой. Правда. Отведите меня в Большое метро. Я… Я здесь больше не могу.
Девушка говорила, а в глазах ее вспыхивали искорки. Или это померещилось Игнату? Во всяком случае, теперь сталкеру стало понятнее, почему Морозов охарактеризовал ее «девчонка огонь». Постоять за себя гостья из Токсово, без сомнения, могла. Она выражала свое почтение Игнату, потому что видела в нем защитника, одного из сильных мира сего. К сожалению, Пес совершенно не соответствовал ее представлениям.
«Думаешь, у нас там рай?! Ха! – хотел закричать он в ответ. – Думаешь, нравы другие?! Ха! Да та же фигня! Да тебя просто не выпустят! А я… Я ноль без палочки. Мороз просто глумится. А так он меня ни в грош не ставит».
Но все эти правильные слова так и не сорвались с языка сталкера.
Параллельно с тем, как гневная тирада рождалась в его голове, приходили и другие мысли. Первая звучала так: «Заместитель начальника службы безопасности не даст сопровождения, не обольщайся. Пошлет туда же, куда уже послал Гаврилова. А Диане по улице ходить не впервой. Вдвоем все-таки спокойнее».
Вторая мысль окончательно убедила Псарева в том, что сразу отказываться от просьб лучницы неразумно.
«Тебе самому не надоело быть пешкой, а, парень? Сначала Гаврилов вертел тобой, как хотел. Теперь этот ублюдочный Мороз, сын казачий, решает, что тебе делать и с кем. Пора начинать свою игру. Будь мужиком, Игнат».
Молчание явно затянулось. Диана ожидала его решения, не смея шелохнуться.
Псарев не знал истории девушки, с которой столкнула его судьба, но в общих чертах уже догадался. Она удрала из родного поселка. Явно не от хорошей жизни. Надеялась найти в метро лучшую долю. А ее здесь ждали тяжкий труд, скудный быт и воспитательные тумаки. Та еще житуха. Не мудрено, что Диана мечтала удрать и отсюда. Но пуститься в опасный путь по поверхности в одиночку лучница не решалась. И это тоже было разумно.
– Там, в краю далеком, буду тебе чужой… – промурлыкал Игнат, потом ласково потрепал девушку по макушке. – Хорошо, детка. Я подумаю. Не знаю, как я договорюсь с Морозом. Но что-нибудь сообразим. А пока давай спать. Да не в этом смысле! – проворчал Пес с досадой, увидев страх в глазах Дианы. – Просто спать. Утро вечера мудренее.
И Игнат, подмигнув девушке, сам первый устроился на матрасе. Подложил под голову подушку, укрылся одеялом и, пробормотав: «Доброй ночи!» – погрузился в здоровый крепкий сон.
Немного поколебавшись, Диана улеглась рядом.
– Хоть бы все получилось… – шепнула девушка, утерла набежавшую слезинку и тоже задремала, убаюканная мерным храпом своего нового защитника.
Сталкер проспал почти до четырех часов вечера.
Когда он проснулся, то первое, что увидел, – это лицо Дианы. Сейчас оно показалось Игнату очень даже милым. Чуть вздернутый носик. Глубокие карие глаза с трудноразличимыми зрачками, в которых как будто отражалась бездна. Узкие тонкие губы. А что щеки впалые да кожа бледная – так это не беда. Девушка проснулась чуть раньше сталкера, но лежала тихо, чтобы не нарушить покой своего защитника. Роль, которую волей-неволей вынужден был играть Игнат, нравилась ему все больше.
– Вот что, детка. А сгоняй-ка ты в столовую, принеси че-нить пожевать, – произнес Псарев, потягиваясь. Недостаток сна был компенсирован в полной мере. Оставалось заморить червячка – и можно пускаться в обратный путь. А то на голодный желудок какие прогулки по снегу?
– Конечно, сейчас, – кивнула Диана и выскользнула из палатки.
Она вернулась быстро, не прошло и пяти минут. Девушка тащила поднос с двумя мисками и кружками с грибным чаем. Игнат ждал ее у входа в палатку. Тут он в очередной раз убедился, что Диана – девочка с характером. Какой-то мужик крикнул вслед лучнице:
– Кто тебя оседлал, кобылка? Чей лук ты там натягиваешь?
Девушка развернулась и выпалила в ответ:
– А ты залезай. Может, он и тебя оседлает.
Похабник смутился и исчез из вида.
– Козел! – бросила через плечо Диана.
– Молодчина! – уважительно кивнул Псарев. Прямо в палатке, усевшись друг напротив друга, они принялись за еду.
На тарелке были самые настоящие овощи. Картошка, морковь, репка. Их потушили и сделали что-то вроде рагу. Получилось вкусно. Голод сталкера оказался таким сильным, что он до поры до времени не задавался вопросом, откуда у северян овощи. Но вместе с сытостью пришло и беспокойство.
«Они ж живут, как и мы, под землей. Где тут овощи можно сажать?» – Игнат почувствовал легкую тревогу.
– Послушай, а где все это выращивают? – спросил сталкер у Дианы, кивнув на ее пока еще не опустевшую миску. Девушка ела медленно, тщательно разжевывая каждый кусочек, Псарев же проглотил немалую часть рагу вообще не жуя.
– Это из Мурино, – отвечала Диана.
Игнат кивнул и глубоко задумался.
Мурино.
Загадочный поселок в паре километров от станции метро Девяткино. Небольшая деревня, населенная обычными людьми. Или не совсем обычными? В метро болтали всякое. Одни утверждали, что муринцы только с виду как люди, а на самом деле – «неведомы зверушки». Другие настаивали, что все-таки люди, над которыми провели некий генетический эксперимент. Правды никто не знал.
– Ты не знаешь, почему они?.. Ну, это. Не подыхают? – осторожно поинтересовался сталкер.
Лучница была в этих краях такой же гостьей, как и он, разве что пришла сюда раньше. Ни к каким секретам она, без сомнения, допущена не была. Так, обычная девчонка. Но беседовать с Морозовым Игнату больше не хотелось. «Брат казак» вызывал у него почти непреодолимое отвращение. Да и не услышал бы он от зама Ратникова никаких ответов.
– Кто? Овощи? – Диана часто заморгала.
– Да нет. Муринцы.
– А. Ну… Говорят, им сделали какую-то прививку. От СПИДа или еще от чего-то. Совсем новую. Ее прямо перед началом войны изобрели. Вот из-за этой вакцины они и не дохнут. Но если честно, я не знаю.
– Понятно, – отозвался Пес.
Понятнее не стало ни на грамм, но сталкер пришел к выводу, что нет смысла дальше расспрашивать Диану про жителей загадочной деревни. Она, по всей видимости, там и не бывала никогда. Зато девушка могла рассказать много интересного про жизнь в области. Времени у них было много, ничто не мешало Псареву получить подробные сведения по этому поводу. Но для начала Игнат решил спросить о другом.
– Фамилия-то есть у тебя?
– Невская, – отозвалась Диана с гордой улыбкой.
В первый момент сталкер слегка растерялся. Он привык к тому, что в метро у большинства людей кличка почти вытесняла и имя и фамилию.
– Э-э. Это кличка?
– Нет. Фамилия, – девушка слегка нахмурилась.
Псарев вспомнил, как он сам вставал на защиту своего приятеля Суховея, когда кто-то принимал красивую, звучную фамилию Кирилла за витиеватое прозвище.
«Как ты там, Кирюха?» – Игнат на миг помрачнел, представив друга, запертого в тесном каменном мешке, но тут же отогнал грустные мысли.
– Круто. Диана Невская. Красиво, да. Даже поэтично. А вы там, в Токсово, как живете?
– Не живем. Выживаем… – хмуро процедила в ответ лучница. – Плохо. Тяжело. Каждый день – как последний. Холодно. Голодно. Звери наседают, еле отбиваемся.
– «Я тут не живу, я тут мучаюсь», – Пес машинально процитировал фразу из своего любимого анекдота.
Диана снова моргнула, не понимая, к чему относится реплика сталкера. Игнат небрежно махнул рукой. Не обращай, мол, внимания. Он подумал, что миссия Данилы, если только тот найдет способ сбежать со зловещей «Дачи», тоже провалится с треском. Ни за что на свете хозяева жизни из Торгового города не захотят переезжать в дремучие леса, где опасность грозит на каждом шагу.
– А тут лучше? В метро, в смысле, – уточнил Псарев, покосившись на дырку в палатке, через которую можно было разглядеть весьма унылую обстановку станции.
– И тут не лучше… – девушка, успевшая за два дня в полной мере ощутить все прелести жизни в метро, тяжко вздохнула.
– А че удрала? Просто так родные места не покидают, – заметил Игнат. – Расскажи уж, не таи.
Трудно было поверить, что лучница решилась покинуть родное поселение просто из любопытства.
– Убила. Сына старейшины, – отвечала девушка с тяжелым вздохом. – Случайно, на охоте… Но поди докажи! Пришлось бежать, а не то бы меня…
– О да. Теперь ясно…
На ее месте Пес тоже удрал бы, и чем дальше, тем лучше.
Диана взяла опустевшие тарелки и потащила их обратно в столовую.
Глядя ей вслед, Псарев невольно залюбовался. Все-таки было в гибкой лучнице что-то такое, чего недоставало жителям метро. Какая-то дикая, первозданная сила сквозила в каждом ее движении. Северяне пытались обломать рога гордой девушке, явившейся из леса, но мало преуспели. Как и все упругие полевые травы, Диана гнулась под напором бури, но не ломалась. Это вызывало уважение. И восхищение.
Пес вылез из палатки, чтобы немного размять мышцы, а заодно наведаться в уборную. В палатку они с лучницей вернулись почти одновременно.
Внутри девушка снова устроилась на матрасе у ног Игната, словно дикая лесная кошка, вынужденно изображающая домашнюю мурлыку. Всем своим видом она показывала полную покорность новому хозяину. Как воспринимать ее поведение, сталкер пока еще не решил.
«Никогда бы не подумал, что у меня будет своя, блин, рабыня», – подумал он. А вслух спросил:
– А почему тебя все зовут лучницей?
– Это просто, – отозвалась девушка из Токсово. – Диана – значит, охотница. Охотница – значит, лучница. Тут у какого-то начальника в кабинете картина висит. Там, правда, подписано «Артемида». Ну, одно и то же. Говорят, я на нее похожа…
«Логично», – отметил про себя Игнат. Он не так уж много знал о культуре народов мира, но про Диану, богиню-охотницу, слышать сталкеру доводилось.
– А из лука стрелять умеешь? – все, что связано с оружием, крайне интересовало Пса. Особенно с оружием нестандартным.
– Конечно! – воскликнула Диана Невская и даже приподнялась с матраса. – В лесу иначе не прожить. У нас все владеют и луком, и копьем.
Потом девушка замолчала, но ложиться снова не стала. Она подобралась поближе к изголовью матраса, на котором лежал Игнат, и произнесла с замиранием сердца:
– А расскажите мне про Большое метро. Пожалуйста.
О чем – о чем, а о жизни за Размывом сталкер мог вещать долго и подробно. Где он только не бывал. Жил на богатой, но скучной Адмиралтейской. Потом на нищей, но веселой Владимирской. Даже в Оккервиле провел несколько недель. Бывал в таких зловещих местах, как логово безбожников. В общем, начни Псарев говорить, и ему не хватило бы всей ночи. Да вот беда, узнав про жизнь в Большом метро всю правду, Диана могла передумать туда сбегать. Зачем менять шило на мыло? Одну безрадостную житуху на другую? Терять девушку Игнату совсем не хотелось. Но не хотелось и врать.
И он начал рассказывать:
– Есть такое классное местечко, альянс Оккервиль. Там живут сильные, мужественные люди. Не чета местному сброду… А главный там – полковник Бодров. Настоящий кадровый офицер. Уверен, он найдет и для тебя уголок.
Игнат говорил очень долго. Больше часа, почти без перерывов. Лучница лежала рядом и, ни разу не перебив, внимала каждому слову. Ее внимание крайне льстило сталкеру.
Когда история о Большом метро подошла к концу, Диана Невская сказала лишь:
– Спасибо. Здорово. Я бы очень хотела там оказаться…
После этого она снова завернулась в одеяло и уснула.
Игнат лежал, сложив руки на груди, и на лице его играла умиротворенная улыбка. Он смог. Он сумел! Сумел рассказать о жизни за Размывом так, чтобы не скатиться в откровенные враки, но и не напугать девушку до нервного тика. Теперь дело оставалось за малым. Выкрасть Диану со станции. Как это сделать, да еще и без оружия – возвращать ему нож и АК пока никто и не думал – сталкер еще не решил.
«Утро вечера мудренее», – решил Псарев и в третий раз за этот день погрузился в сон. Предстоял долгий трудный путь. Силы следовало поберечь.
Ночью девушка, сама того не заметив, сползла со своего матраса на соседний. Ее тело оказалось в считанных сантиметрах от Игната, а лицо почти уткнулось в его волосы. Так она и проспала до самого утра.
Морозов, явившийся проверить, как идут дела у посла Приморского Альянса, с минуту смотрел на спящих.
– Ого, Игнат-то красавчик, – заместитель начальника службы безопасности цокнул языком. – Никому девка не давала, а к нему прям прильнула… Как уездил он ее за четыре часа. Спит без задних ног. Красава, Игнат, красава.
И Мороз удалился по своим делам.
Глава девятнадцатая НЕВИДИМЫЙ УБИЙЦА
Через несколько часов после начала войны,
площадь Мужества
Дима Самохвалов взял ружье и выбрался из подземелья, чтобы заступить на дежурство в особняке. Перспектива провести на наблюдательном посту ближайшие два часа не радовала парня, но приказ есть приказ. Все мужчины должны были дежурить в башне, значит, и он тоже. Освободили от караулов только Соню.
Диме предстояло провести два часа в одиночестве. Наедине с мертвым, пустым городом… Одно радовало: наступила оттепель. Температура приблизилась к нулю. Федору и Эдуарду накануне, в мороз, приходилось куда тяжелее.
План Дениса Воеводина не нравился юноше. Убедившись, что доступа в вестибюль станции Площадь Мужества нет, сталкеры решили ждать, пока северяне откроют двери сами. Но прошло уже больше суток, а из метро так никто и не вышел.
Идею взорвать двери, ведущие в вестибюль, Воеводин отмел сразу.
– Никто тут давно не ходит, – заявил командир, внимательно осмотрев местность вокруг метро. – Через служебный вылезают. Все так делают.
Вестибюль Площади Мужества был встроен в монументальное здание мышиного цвета, состоящее из нескольких корпусов. На фасаде Денис насчитал по крайней мере шесть разных дверей. Все были наглухо закрыты. Взрывать их все смысла не имело. Да и взрывчатки бы не хватило.
И вот Дима устроился у бойницы. Вся площадь была как на ладони. Голые ветки деревьев, давно сбросившие последние листья, совершенно не затрудняли обзор. Людей, вышедших из метро, не заметить было бы невозможно.
«Не план, а дерьмо, – парень сонно потянулся и зевнул так широко, что едва не вывихнул челюсть. – Ну, вылезут они. Мы – в ружье и бегом через площадь. И че? Драпанут обратно. У них будет фора пять минут».
Прошло около часа. Ветер печально завывал в вентиляционных шахтах многоэтажек, свободно гулял по мусоропроводам, закручивал крохотные смерчи из снежинок. Город выглядел абсолютно пустым. Тишина царила над руинами. Странная тишина. Пугающая.
Диме стало не по себе. Он прошелся туда-сюда по пустой комнате, откуда давным-давно вынесли всю мебель, подпрыгнул несколько раз на месте, чтобы согреться. Хоть в городе и потеплело, но если сидеть неподвижно, холод все равно начинал пробирать до костей.
«А почему мы вообще решили, что Игнат там, у северян? – пришло ему в голову. – Такая метель бушевала… Что угодно могло случиться. Может, здесь есть снежные черви, которые утаскивают свою добычу в сугробы и там пожирают».
Самохвалов вспомнил, как Псарев рассказывал ему о жутких червяках, передвигающихся под поверхностью земли.
«Ага. Снежные черви, блин. И снеговики-людоеды. И снегурочки-мутанты», – парень пытался сам себя развеселить. Вышло наоборот.
Перед глазами юноши, словно наяву, предстали придуманные им смешные ужасы. Во всей красе.
Между стволами деревьев возникли зловещие силуэты снеговиков. С виду они были точно такими, как на детских картинках: три снежных кома разных размеров один на другом. На головах – у кого ведро, у кого – тазик, у кого – солдатские каски. Вместо носов – морковки. Или это были оторванные человеческие пальцы? А из нарисованных ртов стекали струйки крови. Следом вышагивали полуголые девицы в ажурных кокошниках и красных сапожках, с ангельскими улыбками на обворожительных мордашках… И с окровавленными тесаками в руках. А тут и деревья зашевелились, сдвинулись с места. Зашуршали в воздухе, словно крылья, припорошенные снегом ветви. Или не ветви, а когтистые лапы? Вся эта ужасающая фантасмагория происходила под веселенькое детское пение.
– Чу! Снег по лесу частому под полозом скрипит! – надрывался в голове Димы тысячеголосый писклявый хор мальчиков-зайчиков.
«Никогда не понимал эту строчку про полоза, – подумал он. – Что это за бред?! При чем тут змея?!»
– Господи, да о чем я?! – спохватился Самохвалов, пытаясь прогнать жуткий морок. – Тут снеговики гуляют, а я про песенку!
Дима зажмурился и несколько секунд тряс головой, пытаясь отогнать жуткое видение. Именно поэтому парень не сразу заметил, что на площади появились люди. Правда, не с той стороны, откуда ожидалось. Группа из пяти человек вошла на площадь с Политехнической улицы. Все – с оружием, в противогазах и защитных костюмах.
6 ноября, около 10 утра,
станция Площадь Мужества
Игнат проснулся оттого, что кто-то настойчиво дергал его за ногу.
– Ди, это ты? – проворчал сталкер, открывая глаза.
Но оказалось, что виновником побудки был Андрей Николаевич Морозов собственной персоной, а вовсе не лучница. Зам Ратникова стоял на пороге и свободной левой рукой тряс Игната. В правой он держал автомат Калашникова.
«И че он приперся ни свет ни заря?» – пронеслось в голове Псарева. Никакой угрозы ни лицо, ни жесты Морозова не выражали. Глаза зама бегали по сторонам, лоб взопрел. «Донской казак» был чем-то крепко напуган.
– Слышь, Игнат, – обратился Андрей Николаевич к сталкеру, увидев, что тот проснулся. – Вали-ка ты отсюда, да поскорее.
– А что случилось? – поинтересовался тот, медленно, без спешки вылезая из-под одеяла. В автомате, который принес Мороз, Игнат уверенно опознал свой АК-105. Вряд ли у северян водились столь редкие стволы, ошибки быть не могло. Еще Морозов принес нож «Каратель», принадлежавший Псареву, его сталкер тоже сразу признал.
– Твои друзья явились. Целая армия, – прошептал «донской казак» с нескрываемым ужасом. – Только что из вестибюля караульный звонил.
Игнат очень удивился, хоть и не подал вида. Еще недавно капитан Гаврилов жаловался на острую нехватку сил. И вот – пригнал крупный отряд. Впрочем, в том, что командир многое недоговаривает, а часто и просто врет, Псарев давно убедился. Если главной целью Альянса были вовсе не ополченцы Ратникова, а загадочное биологическое оружие на Пискаревском кладбище, то приморцы могли пойти на любые меры.
– Так что забирай оружие и этого хрена, Данилу, и вали… – торопил его заместитель начальника службы безопасности.
Уже почти выбравшись из палатки, Игнат обернулся назад. Там, сжавшись в комок, сидела Диана. Немой укор застыл в глазах девушки. Слезы текли по ее впалым щекам.
«Вы обещали! Я доверилась вам!» – беззвучно кричало это несчастное существо, которому крепко опротивела жизнь в Северной Конфедерации. Слова, сказанные вскользь прошлым вечером, подарили девушке надежду. Сейчас эта надежда таяла на глазах.
– Вот что, – произнес сталкер, демонстративно присаживаясь у входа в палатку и давая понять, что он, в отличие от Мороза, никуда не торопится. – Нож давай. Я без него, как без рук. А Данилу этого оставь себе, пусть батрачит на «Даче». И сто пятый забирай. Хорошая машинка, безотказная. Я в обмен возьму с собой эту. Лучницу, – с этими словами Псарев небрежно кивнул в сторону Дианы.
В любой иной ситуации Морозов, без сомнения, устроил бы яростный торг и, возможно, выменял бы на девушку что-нибудь еще, например, «Каратель». Но мысль о штурме станции силами Альянса заставила казачка стать сговорчивым. Он лишь проворчал:
– Че, в метро совсем пялить некого? Ладно, забирай. И проваливай к своим. Быстрее, парень, быстрее!
Игнат издал неопределенный звук.
Потом повернулся к Диане и весело подмигнул.
– Не боись, сестренка, прорвемся.
Та тоже с пустыми руками уходить не пожелала: потребовала себе полный защитный костюм, а заодно и вернуть лук со стрелами, с которым она пришла во владения Ратникова.
– Ишь, какая. Снарягу ей подавай, да еще и лук, – нахохлился жадный заместитель начальника службы безопасности.
– Ага. И чеснок. И укропа пучок, – парировала Диана. – Все равно вы не знаете, что с ним делать. И вообще, ты тупой, Андрей Николаич? Как без снаряги по улицам гулять?
– А ты не гуляй, девочка, уроки учи… – проворчал в ответ Мороз, но упирался он больше для вида, чтоб сохранить лицо. Защитный костюм Диане выделили, оружие тоже. Лук был хороший, тугой. Девушка оттянула тетиву и причмокнула от удовольствия.
– Ты прям королева эльфов, – усмехнулся сталкер, наблюдая, как она придирчиво рассматривает оперение стрел.
– Вот еще. Я – Артемида! – гордо отозвалась лучница.
– Вашу мать, быстрее никак нельзя?! – взвился Морозов. – Валите отсюда на хрен, оба!
Игнат и Диана больше не теряли ни секунды. Они быстро подготовились к выходу, при этом сталкер не без удовольствия отметил, как ловко девушка обращается со снаряжением, и покинули негостеприимную Площадь Мужества. Их сопровождал тот самый громила, который два дня назад затащил сталкера в вестибюль.
– Спасибо вам! – шепнула Диана, когда они поднимались по лестнице. – Я – ваша должница.
Но Игнат не отвечал. Его терзали недобрые предчувствия.
«Что за армия на площади маневры затеяла? А если это не наши? А если веганцы?».
Но пути назад не было. Верзила, маячивший за их спинами, не дал бы вернуться обратно.
«Значит, вперед и только вперед. А там разберемся», – решил сталкер.
Во время подъема Псарев твердил про себя молитвы – все, какие знал. А в конце добавлял: – Хоть бы это были не «зеленые».
6 ноября, около 10 утра,
площадь Мужества
Схватка с волками оказалась единственным серьезным испытанием на пути группы Гаврилова, не считая снежных заносов, ледяных глыб и бурелома. Люди ожидали, что стая будет их преследовать, но слежку не засекли. Либо волки нашли другую добычу, либо урон, нанесенный четырьмя стволами, оказался слишком велик.
Савелий Игоревич больше не спорил относительно маршрута с Харитоновым, опытным сталкером, знавшим город, как свои пять пальцев. Капитан доверил выбор ему. И вот за час с лишним отряд достиг площади Мужества. Впереди замаячил сквер Блокадников. Орудие времен Великой Отечественной виднелось среди могучих елей.
Оставался последний рывок. Здесь, на площади, снег оказался особенно рыхлым, он очень сильно сковывал движения.
Сталкеры ужасно устали. Чайка и вовсе выбилась из сил. Гаврилов даже хотел нести Алису на руках, но девушка вяло отмахнулась. Ничего, мол, дойду.
От усталости сознание ее помутилось. Пот, стекавший по лицу, застилал глаза. Девушка шла почти на автомате, с огромным трудом выдирая ноги из снега.
«И почему мы не взяли с собой лыжи? – пронеслась в сознании вялая мысль. – Лыжи… Лыжи. Лыжи».
Вдруг с Чайкой произошло что-то странное.
Она отстегнула респиратор и запела. Громко, в полный голос.
– Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой[17].
– Алис, ты чего?! – капитан Гаврилов обернулся к Чайке.
Но та не умолкала, продолжала горланить песню и размахивать в воздухе руками.
– Заткни бабу, капитан! – закричал Зуб, тоже отстегнувший респиратор.
– Она не «баба»! – захрипел в ответ рассерженный Гаврилов.
В ответ Зуб поднял «Вал» и нацелил его на медсестру.
– Тогда я сам ее успокою, – громко и отчетливо произнес сталкер.
То, что произошло дальше, промелькнуло перед глазами Алисы, как калейдоскоп кадров.
Гаврилов начинает поднимать автомат. Но не успевает. Первым в Зуба стреляет из «Винтореза» Харитонов. Зуб падает с простреленной головой, роняя оружие.
Ван-Дамм молниеносно вскидывает АКМ и стреляет в живот Харитонову. Сергей падает на снег и конвульсивно дергается, пытаясь зажать рану.
Гаврилов выпускает десяток пуль в Ван-Дамма, буквально срезая сталкера. Убитый воин оседает на снег. Гаврилов медленно поворачивается, продолжая сжимать в руках АЕК-971. Ствол автомата останавливается прямо напротив лица Чайки.
Палец Савелия Игоревича ложится на спусковой крючок.
– Капитан… Не надо, капитан, – прошептала Алиса, с ужасом глядя на дуло оружия, направленное ей прямо в лоб. – Не убивайте меня.
Правая рука девушки незаметно опустилась к поясу. К пистолету.
* * *
Ментал торжествовал, ликовал, завывал от восторга.
В первый раз за всю его жизнь добыча оказалась столь обильна и разнообразна. Он не мог добраться до тех двуногих, которые прятались под землей. Даже группа людей, укрывшихся в подвале особняка-замка, оказалась вне зоны действия его силы.
Но сегодня люди преподнесли чудовищу настоящий сюрприз, они полезли на площадь отовсюду. Оставалось только переключать внимание с одного на другого. И монстр постарался на славу.
Одному, засевшему в особняке-замке, он показал целое шоу, заставив часового начисто забыть о своей задаче. Теперь тот не успеет вовремя предупредить своих друзей в подвале. А когда поднимет тревогу, наступит как раз самое время кровавой жатвы.
На второго, сидевшего в вестибюле станции метро, ментал нагнал морок, заставив поверить, что через площадь движется целая армия. Насмерть перепуганный караульный бросился звонить вниз. Это значило, что скоро со станции метро выйдут другие. И пиршество продолжится.
Но пока все усилия монстра сконцентрировались на группе из пяти человек.
Он радовался, наблюдая, как солдаты, повинуясь его приказам, расстреливают друг друга. Вот упал первый воин. За ним второй, третий. Жизнь двум оставшимся мутант пока сохранил. Кто-то же должен застрелить остальных двуногих. Один из этих двоих, мужчина, убивать умел прекрасно.
Скоро вся площадь должна была наполниться бездыханными телами людей. Тогда и только тогда ментал выберется из своей норы. И начнется пир. Царский пир.
Монстр был так увлечен кровавой бойней на площади, что не заметил вовремя, как еще один двуногий подбирается все ближе к его логову. А когда засек угрозу, было уже поздно.
В чердачное помещение жилого дома, где прятался ментал, влетела осколочная граната.
Грянул взрыв.
И лишь кровавые ошметки остались в напоминание о том, что только что тут находилось живое существо.
– Аста ла виста, ублюдок! – процедил сквозь зубы Денис Воеводин, оглядывая обезображенный труп неведомой зверушки.
Убедившись, что ментал убит, сталкер поспешил на площадь. Там тоже требовалась его помощь.
Часть четвертая Из пешек в ферзи
Глава двадцатая ВОЕННЫЙ СОВЕТ
Через 10 часов после начала войны,
площадь Мужества
С того момента, как Игнат попал во владения северян, он мечтал поквитаться с угрюмым громилой-сержантом. За «собачьи дела», за затрещины и грубость. И просто так, чтоб знал впредь, как опасно дерзить потомку терского казака. Но возможность все никак не представлялась.
И когда громила начал открывать люк, Псарев понял – вот он, шанс! Стальная дверца приоткрылась, впустив в мрачное сырое помещение немного уличного света. Пахнуло свежим ветром. В воздухе закружились снежинки.
– Пшол отсюда! – рявкнул на Игната верзила и даже схватил сталкера за шиворот, чтобы придать его телу нужное ускорение.
Реакция Пса была молниеносной. Он ловко вывернулся из лап обидчика и пнул здоровяка в живот с такой силой, что северянин отлетел к стене. После этого сталкер выскочил на улицу. Вслед ему полетела отборная брань, но Пес уже был на снегу, в трех шагах от разъяренного сержанта.
Не осталась в стороне и Диана. Она подскочила к матерящемуся громиле и вмазала ему в челюсть кулаком. После этого девушка благоразумно отступила за спину Игната.
– Получай, козел! – выкрикнула лучница.
«Видать, и у Дианки были счеты с этим хмырем», – отметил про себя сталкер.
– А-а-а! Сука, сдохни!!! – взревел сержант. Он вскочил на ноги и, сжав кулаки, ринулся на Пса и Диану. Но в этот момент со стороны сквера раздалась стрельба. Видимо, приморцы спешили на выручку.
Сержант ни умом, ни сообразительностью не отличался, но даже ему было ясно: лучше спрятаться. Люк захлопнулся.
– Я давно мечтала сделать это, – удовлетворенно произнесла девушка.
– Та же фигня, – сталкер расплылся в улыбке. Но радость его быстро сменилась тревогой, когда стало ясно, что никакой армии поблизости нет. Выстрелы смолкли, больше на площади не слышно было ни звука. Определить, откуда доносилась стрельба, сейчас уже было невозможно.
Игнат и Диана стояли в двух шагах от массивного строения, в нижний ярус которого был встроен вестибюль станции Площадь Мужества. Вокруг – ни души. На улице за прошедшие сутки ощутимо потеплело, мороз больше не хватал за нос. Снегопад, создавший массу проблем группе Псарева, тоже утих.
Хмурые однотипные жилые дома громоздились вокруг площади. Печально покачивались на ветру черные ветви деревьев, похожие на руки, воздетые в мольбе к молчаливым небесам… Лишь одно здание выделялось на общем фоне. Забавный двухэтажный особняк, похожий на рыцарский замок. Он стоял на другом краю площади. Дом этот настолько выбивался из общей типовой застройки, что невольно привлекал внимание.
– Где же ваши друзья? – тихо спросила лучница, зябко переступая и кутаясь в защитный плащ. Снегопад кончился, но ветер-поземка гнал через площадь волны снежинок. Мертвая тишина царила над городом.
Сталкер лишь пожал плечами. Он тоже не был готов к такому повороту событий.
Вдруг откуда-то издалека донесся грохот взрыва. Игнат готов был поклясться, что звук раздался где-то на верхних этажах жилого дома, возвышавшегося рядом с «замком». Спустя пару минут из особняка выбежали вооруженные люди. Трое. Потом еще один. Но спешили они не в сторону Пса, а через сквер Блокадников туда, где стояло орудие – памятник героям Великой Отечественной. Движимый не столько умом, сколько инстинктом, Игнат устремился в ту же сторону. За ним послушно бросилась и Диана.
* * *
Между башней особняка-замка и подвалом существовала примитивная система связи. Если кто-то в башне дергал за веревочку, в схроне звенел колокольчик. Эту нехитрую сигнализацию смастерил Денис Воеводин, сначала ее не было.
– Если зазвенит – сразу дуйте на улицу, – распорядился командир, оставил в подвале Соню, Федора и Эдуарда, а сам ушел. Куда – не сообщил.
Первое время сталкеры, оставшиеся в схроне, старались не отвлекаться, чтобы не пропустить сигнал. Потом расслабились, завели веселый разговор. Мужчины травили байки, Соня громко смеялась.
Время от времени девушка шипела на товарищей:
– Тихо вы, сигнал не услышим.
Пару минут все молчали, но потом снова начинали болтать.
Соня беспокоилась напрасно. Когда колокольчик зазвонил, не услышать его оказалось невозможно.
Дима дергал за бечевку так, словно его рвали заживо. Колокольчик плясал в воздухе, надрываясь громовым набатом.
Едва раздался звон, как Вовк мгновенно сориентировался и первым взлетел по лестнице, ведущей на улицу. Федор, взгромоздившийся с ногами на ящик из-под консервов, чуть не упал. Ошалело моргая, он несколько секунд таращился на колокольчик, потом схватил АК и ринулся следом за другом. Бойцова спрыгнула с кровати и заметалась по комнате, пытаясь сообразить, что ей надо делать. Все приказы Воеводина выветрились из головы. Потом девушка, на ходу натянув сапоги и шапку, схватила карабин и выбежала из подземелья.
Соня обогнула особняк и подбежала к основанию башни. Там уже стояли Царь и Волк. Самохвалов что-то кричал им из окна. Бойцова не поняла ни слова. Но мужчинам пояснений не потребовалось. С оружием наизготовку Федор и Эдуард ринулись через сквер. Явно не в сторону метро.
– Дим, давай за нами! – рявкнула Соня, стараясь перекричать парня, потом развернулась и побежала за сталкерами.
Посреди заснеженного пустыря девушка увидела три окровавленных трупа, лежавших буквально друг на друге. Рядом стояли два человека, оба – с оружием в руках. У одного незнакомца – АЕК-971, у второго – пистолет. Ситуация казалась простой и понятной. Одни сталкеры расстреляли других. Оставалось лишь выяснить, к какой общине принадлежат убийцы.
– Оружие на снег, не двигаться! – рявкнул Федор, нацеливая автомат на неизвестных сталкеров.
Соня встала рядом и вскинула карабин. Палец девушки лег на спусковой крючок.
«Убить этих людей, конечно, надежнее, – пронеслось у нее в голове. – Но вокруг и так слишком много смертей. Федя правильно делает. Надо разобраться».
Один, вооруженный автоматом, повиновался. «Укорот» упал в снег. Но его спутник, ростом почти на голову ниже, не спешил выполнять приказ Федора. Он так и стоял с пистолетом в руке и никак не реагировал на происходящее.
Подбежал Самохвалов, встал рядом с Соней. Теперь на их стороне было двукратное численное преимущество.
– Я сказал: на снег стволы! – зарычал Царь. – Считаю до трех! Раз… Два…
Первый сталкер силой заставил товарища бросить пистолет под ноги. Незнакомцы остались без оружия.
– Теперь ты, – Федор направил ствол автомата на владельца «укорота», – снимай респиратор. Только медленно, без резких движений.
Незнакомец отстегнул резиновую маску, плавно отодвинул респиратор…
– Мать моя женщина! – выдохнула Бойцова и чуть не выронила карабин.
Перед ними стоял капитан Гаврилов.
6 ноября, 11 утра,
особняк Котлова
Ни разу за все годы существования сталкерской базе не приходилось принимать в своих стенах такого количества людей. Здесь останавливались отряды из трех, пяти солдат. Но чтоб сразу девять… Такого раньше не бывало.
После того, как в подвал спустилась группа Воеводина, Игнат с Дианой и капитан Гаврилов с Алисой, свободного места внутри почти не осталось. Самого Дениса Владимировича пока не было.
– Будьте как дома, но не забывайте, что в гостях, хе-хе! – Эдуард Вовк обратился к остальным с шутливой речью. Никто не улыбнулся.
Алиса едва держалась на ногах, по ее щекам текли слезы. Диана тоже испытала потрясение, увидев на площади окровавленные трупы приморцев. Савелий Гаврилов так и не успел прийти в себя после ментальной атаки, его мутило, голова сильно кружилась. Один Игнат чувствовал себя хорошо.
– Не, а ты че сам явился, а, кэп? – приставал он к капитану. – Совесть замучила?
Савелий Игоревич не отвечал, шел, мрачно глядя себе под ноги.
– Или проветриться решил? – не унимался Пес.
– Да пошел ты… – процедил сквозь зубы капитан.
Федор включил свет, все собравшиеся сняли респираторы, только после этого Игнат узнал Чайку.
– Какие люди! Алиска! – воскликнул Псарев. – Ты ли это, детка? Или мне мерещится?
– Угу, доставил твою пташку в лучшем виде, – проворчал Гаврилов.
Игнат и Алиса обнялись.
От холода и пережитого ужаса Чайка дрожала, как осиновый лист.
– У. Да тебя лихорадит, пташка моя, – Игнат печально покачал головой. – Тебя, кэп, убить мало. Какого хрена? Потащил девчонку в снежный ад.
– Был приказ, – отозвался Савелий Игоревич. Но сталкер уже не слушал.
Псарев усадил девушку на кровать, заботливо укрыл одеялом, Бойцова принесла банку тушенки и кружку кипятка. Но Чайка не хотела есть. И не могла. Она сидела, сжавшись в комок, и поминутно вздрагивала. Все понимали причину странного состояния Алисы и не трогали ее.
– Ты побудь с ней, – обратился Игнат к Соне, – а мы потолкуем.
Мужчины сели в круг в середине схрона, поближе к свету. Пора было решать, что делать дальше. Вместо табуреток они поставили на пол ящики. Диана устроилась за спиной Игната. Участия в совещании лучница не принимала, но слушала очень внимательно.
– Только честно. Кто их? – обратился Дима к Гаврилову. – Кто убил этих людей?
Савелий Игоревич мрачно пожал плечами.
– Сами. Сами себя покрошили. Какой-то морок на нас нашел… Я едва Чайку не убил, представляете. Уже прицелился даже. Только тогда отпустило.
– Ментал, – проворчал Эдуард. – Точно ментал. У-у, опасная тварь.
– За нами кто-то шел, – вспомнил Самохвалов. – По пятам. От самой Выборгской. Не вы, Федь?
– Не, не мы. Мы вас только на площади увидели, – отозвался Царь.
– Кто же нам на пятки наступал?.. – Дима сосредоточенно хмурил лоб, обдумывая все возможные варианты.
– Мутант какой-нибудь, – предположил Эдуард.
– Выслеживал и не напал? Это хищник-то?! – Соня фыркнула. – Быть такого не может.
– На нас напала стая волков, – включился в разговор капитан. – Зверюги от голода совсем ошалели. Перли прямо под пули…
Алиса, вспомнив про нападение лесных монстров, вздрогнула и закрыла лицо руками. Она до сих пор не могла прийти в себя после пережитого ужаса.
– Если б эта стая на вас наткнулась, сто пудов бы напала, – резюмировал Савелий Игоревич. – Значит, не волки это были.
– Тогда кто? Кто? – вопрос Самохвалова остался без ответа.
– Кстати, господин полномочный представитель Приморского Альянса, – Савелий Игоревич саркастически усмехнулся. – Пора отчитаться о работе. Как там дипломатическая миссия?
– А никак. Ратников послал нас в задницу, – отозвался Игнат. – Так и сказал.
Псарев не стал уточнять, что не знает, был отказ согласован с Феликсом, или Андрей Морозов все решил сам. Это уже не играло особой роли.
– В этом весь Рат, – капитан не выглядел сильно расстроенным. – Примерно такого я и ждал.
Пес промолчал. Но злость и обида в его душе нарастали. Последние сомнения отпали. Отправляя его с письмом, Гаврилов с самого начала не возлагал особых надежд на Северную Конфедерацию. И Бориса не искал. Значит, весь путь был проделан почти зря… Обида грызла Игната изнутри, словно хищный зверь. Если бы не присутствие остальных сталкеров, он бы обязательно врезал капитану по зубам. Увы, приходилось держать себя в руках.
– Но есть план «Б», – продолжал тот. – Именно поэтому я здесь.
В этот момент раздался лязг металла. Люк, ведущий в подземелье, распахнулся. На сталкерскую базу вернулся Денис Воеводин. Он снял противогаз, оглядел собравшихся. Взгляд командира сталкеров остановился на Гаврилове.
– Старший лейтенант Гаврилов? – процедил Воеводин. – Какими судьбами?
Он видел Савелия Игоревича лишь однажды, две недели назад, когда приморцы посетили владения Оккервиля. Но Денис обладал прекрасной памятью на лица. Даже сейчас, в полумраке поздемелья, сразу узнал офицера из Приморского Альянса.
– Капитан, – отозвался Савелий, – уже капитан.
– Капитан Америка, – хихикнул Псарев.
Воеводин снял защитный плащ, отложил автомат, взял еще один ящик и сел напротив Гаврилова.
Военный совет вступил в решающую стадию.
Слово взял Федор. Он быстро ввел Дениса в курс дела. Рассказал, как они выбежали на площадь, нашли там капитана Гаврилова, Алису и три трупа. Про появление Игната и Дианы не упомянул. И снова Псарев обиделся до глубины души.
– А еще мимо случайно проходили мы с Дианой, ага. Но на нас, видимо, всем насрать.
В тот момент, когда на месте недавнего побоища появились Игнат и лучница, лимит удивления у Сони уже был исчерпан. Она лишь слегка улыбнулась, пробормотала: «О, а вот и Пес вернулся». Федор едва не застрелил Псарева. В общем, встречу трудно было назвать теплой.
Воеводин смерил Игната тяжелым взглядом. Потом подозвал Диану.
– Ты – из северян? – внимательно оглядел он стройную, крепкую фигурку лучницы, ее оружие.
– Нет. Из области. Токсово, – девушка села рядом с Игнатом, положила рядом лук. Денис взял лук, попробовал тетиву. Крякнул от удовольствия.
– Ого. Тугая. Ты реально этим владеешь?
– В лучшем виде, – Диана гордо тряхнула волосами.
– Че, белку в глаз? – Федор тоже взял лук, подергал тетиву. Оттянуть ее он смог с немалым трудом. Авторитет девушки в глазах мужчин явно вырос.
– Белку в зад. Лук отдайте, – Диана отобрала у Царя оружие.
– Ну и баба. Огонь! – зашептались Федор и Эдуард.
– Если там все такие крутые, можно армию в области набрать, – подала голос Бойцова. – И не нужны нам никакие северяне.
Дима поддержал подругу.
– Соня дело говорит. Айда в область, ополчение собирать!
– Не пойдут наши с вами, – остудила лучница пыл сталкеров. – Чего ради? Мы соседям из Лехтусей – и то не помогаем…
– И сколько это займет? – капитан Гаврилов идею тоже не оценил. – Неделю? Месяц? Нет у нас времени. Война… Короче, она уже началась. Сегодня ночью.
В помещении на несколько минут воцарилась тишина.
Только сейчас все, кто собрался здесь, услышали ожидаемую, но страшную новость. Даже Пес был не в курсе. Он ушел из метро до начала открытого конфликта. Все знали о войне, все ждали ее. Но никто не предполагал, что все случится так быстро. Что кровь уже льется… Всем стало не по себе. Даже Диана печально потупилась. Мечта о переезде в Большое метро на глазах теряла привлекательность. Федор матюгнулся.
– Это война на уничтожение, народ, – после долгого молчания произнес Гаврилов. – Сущая бойня. Чистое безумие. Если не остановить нашествие «зеленожопых», то метро конец. Всему конец.
– Ничего, мы еще посмотрим, кто кого, – зловеще ухмыльнулся Денис.
– Тут оружие погибших приморцев, – Эдуард кивнул на стволы, сложенные в углу. – Разбирай, народ.
Федор взял автомат АКМ с подствольным гранатометом. Воеводин остановил свой выбор на «Винторезе», «Вал» выделили Псареву, который вернулся из метро вообще без огнестрельного оружия.
– Ну, хоть тут счастье привалило, – произнес сталкер, с восторгом рассматривая превосходный автомат. Ему пару раз в жизни доводилось работать с «Валом», впечатления остались самые позитивные. Бесшумный, легкий, он слыл среди сталкеров почти идеальным оружием. Да вот только разжиться им удавалось единицам.
Потом заговорил Воеводин.
– Я завалил ментала. На площади безопасно. Ну, как – безопасно… Хотя бы не перестреляем друг друга. Итак, каков план действий, капитан? – обратился он к Савелию Игоревичу, давая понять своим людям, что Гаврилов старше по званию, а значит, все должны подчиняться именно ему. Тот жест оценил, кивнул. Потом подался вперед.
– Согласно разведданным, в районе Пискаревского кладбища Веган хранит биологическое оружие. Наша задача – завладеть им.
– Оружие какого рода? – уточнил Денис.
Под понятием «биологическое оружие» могло скрываться что угодно. Хоть ручные мутанты, хоть разносчики вирусов.
– К сожалению, это нам неизвестно. Равно как и то, охраняется ли объект. Поэтому наша задача – любой ценой прорваться на Пискаревку.
– Идут все? – уточнил Воеводин.
– Все, – кивнул Гаврилов.
Самохвалов охнул. Где-где, а на кладбище ему бывать еще не приходилось, зато в детстве он читал много страшных сказок, действие которых разворачивалось именно в таких местах.
– А может, женщин на Выборгскую отправим? – предложил Эд. – На фиг они нужны на Пискаревке…
– Да! А я могу пойти с ними! – радостно улыбнулся Дима.
– Ага. Щас. Отпущу половину отряда, – осадил его капитан. – Ну уж нет. Дамы у нас боеспособные, пригодятся.
– Еще вопрос, где опаснее, – заметил Денис. – Если война началась, зеленые могут по всему городу шнырять. И у Выборгской тоже.
– А может, мы останемся здесь? – предложил Самохвалов.
Но тут лампочка, висевшая на потолке, мигнула и потухла. Генератор, обеспечивавший работу систем убежища, отключился. Делать в подвале было больше нечего. При свете ручных фонарей сталкеры разобрали оружие, поклажу, снаряжение и вышли на улицу. На смену морозу шла очередная оттепель. Капитан Гаврилов теплу не обрадовался.
– Сначала подтает, потом подморозит, – проворчал Савелий Игоревич. – Только гололеда не хватало, блин.
Ему никто не ответил.
Объединенный отряд двинулся в сторону Пискаревского кладбища.
Глава двадцать первая СУХОВЕЙ
4–6 ноября,
станции Площадь Ленина – Чернышевская
С тех пор, как Псарева увели из камеры, прошло почти два дня. Кирилл Суховей не получал никаких вестей от друга, он слонялся из угла в угол, как загнанный зверь. Или лежал, уставившись в потолок, словно в полузабытьи. Охрана дважды в сутки приносила арестанту еду, но на все вопросы отвечала односложно: «Не положено».
– Не положено, не положено! – рычал он в бессильной злобе. – Имбецилы тупые.
Охранники слова «имбецил» не знали, поэтому не обижались. А если и обижались, то на их хмурых рожах это никак не отражалось.
В камере Кирилл потерял счет времени. Он даже не знал точно, какой день на дворе, еще четвертое, или уже пятое. Тюремщики не отвечали. Возможно, тоже не знали.
«Что сделал Гаврилов с Игнатом?» – размышлял Суховей.
Его рассудок, умаявшийся от безделья, оттягивался в ответ по полной программе. Перед мысленным взором арестанта представали ужасные картины лютых средневековых пыток, которым подвергал бедного Пса озверевший старлей.
«Да не, быть не может, – Кирилл гнал от себя наваждение, – Гаврилов на такое не способен».
Но часы шли. Новостей от друга не было. Суховей начинал паниковать. Время от времени сталкер забывался тяжелым, муторным сном. Ему снова грезилась камера пыток. Ужасные орудия мучения живой плоти, развешанные на стенах. Тело товарища, растянутое на пыточном столе. А рядом, в фартуке мясника, зловещая фигура старлея Гаврилова.
И арестант просыпался с жуткой головной болью.
Вдруг что-то изменилось. За дверями камеры, где до этого или царила обморочная тишина, или звучали гулкие мерные шаги часового, раздался топот множества ног, возгласы, звуки команд. По коридору пронеслась группа людей. За ней вторая.
Сначала Кирилл был уверен, что это пришли за ним. Но к дверям камеры ни один человек так и не подошел. Охрана тоже куда-то делась. Зато среди обрывков фраз, звучавших снаружи, Суховей расслышал одно слово. Всего лишь одно.
«Война».
– Поперли… – ахнул Кирилл, вскакивая с койки. – Они поперли! Зеленожопые ублюдки…
Он кинулся к выходу из камеры.
– Эй, я здесь, выпустите меня! – надрывался Суховей, барабаня кулаками и ногами.
Первое время казалось, что все напрасно, что сталкер так и останется взаперти – ждать, когда его освободят веганские штурмовики. Но все же крики и грохот, доносившиеся из тюремного блока, привлекли внимание. Раздались шаги.
– Кто здесь? – спросил голос, принадлежавший совсем молодому человеку, лет двадцати, не больше.
– Я! – крикнул в ответ арестант, потом спохватился и добавил: – Кирилл Суховей, сталкер.
– И че ты тут делаешь? – снова раздался тот же голос.
Суховей едва удержался от грубости в адрес юнца.
– Че делаю, сижу… Гаврилов посадил. За самоволку.
– Ага, щас, позову начальство, – отозвался невидимка и исчез.
Кирилл опять принялся барабанить в дверь. К его огромному счастью, юный солдатик не обманул. Он в самом деле побежал на станцию. Минут через пять в коридоре зазвучали совсем другие шаги – четкие, печатные. Такой шаг бывает только у тех, кто застал строевую подготовку. Настоящую, довоенную.
Лязгнул ключ в замке. Тяжелая дверь медленно приоткрылась.
На пороге стоял мужчина лет пятидесяти в кителе и фуражке. По меркам метро – почти старик. Суховей мельком глянул на погоны своего спасителя и вытянулся в струнку.
– Здравия желаю, товарищ майор! – выпалил сталкер.
Майор с некоторым удивлением оглядел сначала арестанта, потом камеру.
– Один тут?
– Так точно! – отрапортовал Кирилл. – Друга, Псарева, увели… Давно.
– Ясно, – отозвался майор, потом развернулся на каблуках и, бросив через плечо: – Следуй за мной, – зашагал на станцию.
Сталкер поспешил за своим освободителем.
Он на ходу объяснял майору, что попал в камеру по решению старшего лейтенанта Гаврилова в наказание за самоволку. Пожилой офицер шагал вперед, не оборачиваясь, и как будто не слышал Суховея. Но когда Кирилл замолчал, майор произнес, чуть повернув голову:
– Гаврилова нет. Поступаешь в мое распоряжение.
«Что именно случилось с Гавриловым? Куда делся Игнат? Какой вообще сейчас день?» Эти вопросы роились в голове сталкера. Но Суховей не решился задать ни один из них. Он понимал: сейчас никому нет дела ни до Гаврилова, ни до Псарева. В метро шла война. О ней и только о ней думали сейчас все военные Альянса. И не только военные. И не только в Альянсе.
На станции царил хаос. Везде валялись брошенные вещи. Суетились люди в белых халатах и в камуфляже. Майор двинулся через весь это кавардак, словно океанский ледокол сквозь паковые льды. За ним в кильватере пристроился Кирилл. Они направлялись в дальнюю часть станции.
– На Чернышевскую идем! – рявкнул майор на постовых, охранявших вход в туннель. Их тут же пропустили. И пока сталкер и его освободитель шли на соседнюю станцию, Суховей получил ответы на часть своих вопросов.
– Майор Ковалевский, – представился офицер. – Капитан Гаврилов ушел на север.
В голове Кирилла тут же зазвучала фраза шакала Табаки из старого советского мультика: «А мы уйдем на север, а мы уйдем на север! Когда назад вернемся – не будет никого…»
– Дружок твой сутками ранее – туда же.
Суховей терялся в догадках, зачем Гаврилов и Псарев ушли на север, но уточнить не решился. А майор Ковалевский переключился на войну.
– Часть медиков с Ленина вывезли. Создаем второй рубеж обороны на Чернышевской. Поставлю тебя на блокпост. Там нужны опытные бойцы.
«Откуда он знает, кто я такой? Я ведь даже не представился», – подумалось Кириллу, но потом он сообразил, что майор – человек бывалый. Для такого не составляло большого труда понять, кто перед ним.
Уже приближаясь к Чернышевской, путники услышали отзвуки отдаленной перестрелки.
– Штурмуют Маяк и Восстания, – сухо отметил Ковалевский.
На Чернышевской Суховей не увидел такого смятения, как на Площади Ленина. Мирных жителей, если они тут и были, куда-то увели. На станции остались только военные. Если в первый момент известие о начале военных действий и вызвало растерянность, то длилась она недолго. Сейчас гарнизон был полностью готов к бою. На оборонительном рубеже майор Ковалевский оставил Кирилла.
– Принимай пополнение. Сталкер, – сообщил он командиру блокпоста. – Выдать оружие, назначить пост.
После этого майор отправился по своим делам.
Кирилл принял из рук молчаливого сержанта видавший виды АК-74, устроился у бруствера из мешков с песком.
Здесь находилось еще пять человек. Имелись прожектор, пулемет, значительный запас гранат и патронов. Чернышевская готовилась к долгой, изнурительной осаде.
– Ну как оно, мужики? – обратился к новым товарищам Суховей.
Ему никто не ответил. Еще не наступил тот момент, когда гул взрывов и выстрелов превращается в звуковой фон. Даже обстрелянные бойцы еще не успели свыкнуться с этим зловещим звуком, не стихавшим ни на секунду. Скоро все будет – и шутки-прибаутки, и байки, и кривые усмешки. Но пока на лицах людей застыла тревога.
Сталкер мельком взглянул на станционные часы.
– 6 утра, 6 ноября, – прошептал Кирилл. – Вот оно как.
Глава двадцать вторая ЛЕДЯНОЙ ДОЖДЬ
Через двенадцать часов после начала войны,
проспект Непокоренных
Группа Гаврилова двигалась по проспекту Непокоренных, когда с неба внезапно посыпалось нечто, подозрительно похожее на дождь. Савелий Игоревич сначала не мог поверить, что такое возможно. Он поднес руку к окулярам респиратора и уставился на перчатку. Там, в самом деле, поблескивала вода. Капитан хотел смахнуть капли, но не тут-то было. Они мгновенно замерзли на перчатке.
«Да что ж это за хрень такая?!» – терялся в догадках Гаврилов. И тут проспект огласил зычный голос Воеводина:
– Ледяной дождь, м-мать! В укрытие, быстро!
Сталкеры тут же ринулись вслед за командиром под защиту ближайшего здания. Там как раз имелось отличное место для укрытия: проездная арка для автотранспорта. Под ней стояла ржавая «Газель», так и не успевшая выехать на проспект и превратившаяся теперь в груду металлолома.
Спустя пару секунд люди сгрудились под аркой. Сталкеры принялись очищать снаряжение от примерзших капель воды. Пришлось даже отстегнуть респираторы. Крохотные льдинки были всюду – на одежде, обуви, оружии…
– Природа, блин, совсем охренела. Какой, на хрен, дождь?! Зима на улице! – возмущался Эдуард.
– Не зима, Эд. Ноябрь, – поправил его Денис. – Да еще и оттепель. В таких условиях он обычно и случается…
Дождь между тем усиливался. На глазах сталкеров все вокруг покрывал слой льда. Тротуары, деревья, остовы автомобилей превращались в какой-то сюрреалистический дворец Снежной королевы…
Люди наблюдали за этим стихийным безобразием, склоняя на все лады милый сюрприз матушки-природы.
– Ну и влипли… – сокрушался капитан Гаврилов.
– Сука, как по этому ходить?! – ужасался Федор Романов.
– Раком встанем и поползем… – невесело шутил в ответ Воеводин.
Эд перебирал матерные выражения, громоздя один этаж на другой и покрывая сверху штукатуркой. Через полчаса бранные слова кончились даже у него.
Игнат и Алиса стояли рядом, обнявшись, и пытались согреть друг друга.
Дима и Соня молча сидели у переднего колеса «Газели». Увидев, что творится на улице, юноша обреченно махнул рукой, буркнул: «Накрылся наш поход медным тазом», – и уселся прямо на снег. Его подруга пристроилась рядом, вытянув ноги. Рядом с ними опустилась Диана. Она придирчиво осмотрела тетиву лука и оперение стрел. К счастью, оружие лучницы не пострадало.
– Вот уж не думала, что доживу до такого… – проворчала Бойцова, поглядывая на ближайшее дерево, напоминавшее ледяную статую.
Наконец ледяной дождь кончился. Савелий Игоревич первым рискнул выйти из укрытия и тут же поскользнулся. С немалым трудом офицеру удалось удержаться на ногах. Следом на лед ступил Денис.
– Дерьмо, – командир сталкеров лаконично сформулировал свое видение ситуации.
По льду можно было передвигаться только очень медленно, прилагая немалые усилия для того, чтобы удержать равновесие. Как в таких условиях вести огонь по возможному противнику? Как драться врукопашную? Об этом не хотелось даже думать.
Воеводин и Гаврилов вернулись под арку. Предстояло решить, что делать дальше, как продолжать путь в таких условиях. Мужчины сели в кружок. Савелий Игоревич чертил пальцем на снегу какие-то планы, Игнат их тут же забраковывал. Капитан терял терпение.
– Раз такой умный – сам предлагай! – зарычал на Пса Гаврилов.
– А я че, командир? – осклабился Псарев. – Ты главный – ты и решай.
Алисе стало скучно. Чайка прошлась вдоль стены туда-сюда, выглянула на улицу. Внимание девушки привлекла выцветшая вывеска магазина, до которого от укрытия было буквально рукой подать – «Спортивные товары»[18].
– Там, наверное, есть коньки… – произнесла Алиса вслух. – Наверное, это весело – мчаться по льду на коньках.
Чайка сделала шаг на улицу, но тут же заскользила на ледяном насте. Отправляться на разведку одной смысла не имело. А вот всем вместе – другое дело.
Алиса бросилась к товарищам.
– Мужики, есть идея! – затараторила она. – Магазин спортивных товаров. Рукой подать. Там наверняка можно найти что-нибудь для ходьбы по льду!
Сначала слова медсестры весьма позабавили остальных членов отряда.
– Да разграбили этот магазин лет двадцать назад… – отмахнулся капитан Гаврилов. – Все ценное растащили.
– Бред, – фыркнул Воеводин.
– О да! Прекра-асная идея! Напялим коньки и изящно, в ритме вальса, заскользим к метро, – заржал Эдуард.
– Не в ритме вальса. Но и не на карачках, – Алиса смерила весельчака тяжелым взглядом и повернулась к Савелию Игоревичу. Именно от него, командира отряда, зависело окончательное решение. – Это же магазин, капитан! Тут… Тут что угодно может быть! Конечно, многое унесли. Но что-то могли и оставить.
– Любопытно, – Игнат одобрительно улыбнулся Алисе.
– Да, идея хорошая. Мы, в Токсово, до сих пор носим вещи из местного спортмага, – поддержала медсестру Диана.
– Бред, – фыркнул Эдуард и отвернулся.
Но Савелий Игоревич все яснее понимал: в словах Алисы имеется здравое зерно. В спортивном магазине могли остаться вещи, не интересные мародерам, но полезные для них. Определенно стоило проверить.
– Вот что, – произнес капитан, вставая на ноги, – пойдемте, пошуруем в магазине. Федь – останешься здесь. Мало ли.
Им предстояло пройти по льду считанные метры. Но даже это расстояние превратилось в серьезное испытание. Идти было невозможно, даже упираясь руками в стену дома. Ноги разъезжались, несмотря на все усилия.
Решение пришло на ходу.
– Алис, цепляйся за меня, – крикнул Псарев и протянул руку медсестре. Чайка сразу уловила идею. Она вцепилась в куртку Игната. Пес обрел дополнительный источник опоры.
Отряд быстро разбился на пары. Дима страховал Соню, Денис – Гаврилова, Эдуард – Диану.
С грехом пополам они добрались до входа в магазин спортивного инвентаря.
Едва сталкеры оказались в помещении, стало ясно: тут уже побывали до них. И не один раз. Северяне грабили местные магазины планомерно и организованно. Все стенды были перевернуты и разломаны. Стойки для лыж, сноубордов – пусты, равно как и вешалки для спортивной одежды. На полу хрустело битое стекло.
– Северяне, уроды! Все расхреначили, – Воеводин кивнул на разбитые прилавки.
– А мы че, лучше? – усмехнулся Псарев. – Так же трясли магазины.
Отряд разделился. Сталкеры разошлись по торговому залу. Полчаса они рылись в мусоре, переворачивали опрокинутые прилавки. Больше всего пользы отряду принесли Соня и Алиса. Они догадались, как пробраться на склад. Туда вела неприметная дверь в дальнем конце зала. Там девушки нашли лыжные палки, а также несколько пар кроссовок с шипами.
– Круто! Супер! – Денис с восторгом разглядывал собранное добро.
– Че? Ты спятил, Дэн?! – Соня не разделяла восторга Воеводина. – Какой, блин, толк от кроссовок?!
В ответ сталкер достал боевой нож и принялся кромсать бутсы. Игнат догадался, что хочет сделать командир, и одобрительно улыбнулся. Бойцова с ужасом смотрела на странные манипуляции Воеводина.
– Ты совсем охренел? Ты ж их в труху… В труху! – ужасалась девушка. – Раньше хоть на ноги надеть можно было… Одна подошва осталась! На фиг она тебе?!
Денис закончил истязание левой бутсы. Взял шипованную подошву и тщательно примотал ее веревкой к сапогу.
– Все просто, – усмехнулся он и приступил к истязанию второго кроссовка.
Тут и остальные сталкеры сообразили, что к чему, выхватили ножи и взялись за бутсы. Десять минут спустя все мужчины обзавелись подошвами, более пригодными для прогулок по льду. Также каждому сталкеру досталось по лыжной палке.
– Мы теперь – сборная по биатлону, гы-ы! – расхохотался Игнат.
– Может, боевые инвалиды? – хмыкнула Соня.
– Да. Толково, – вынужден был признать Савелий Игоревич, убедившись, что новые подошвы держатся на сапогах крепко, а палки дают дополнительную точку опоры. – А как же дамы?
– Будут держаться за мужиков.
Других идей ни у кого не возникло. В итоге Алиса шла, держась за плечо Игната, Соня – с Димой, а Диана – с Эдуардом.
Отряд вернулся под арку, где остался дежурить Федор. Для него тоже захватили лыжные палки. А вот шиповок на Царя не хватило.
– Ну, зашибись! – Федор не на шутку обиделся. – Че за фигня?!
– Зато тебе две палки, а не одна, – Воеводин оборвал товарища, сунув палки ему в руки.
Оставалось решить, что делать с ящиками. Денис предлагал бросить их, но капитан Гаврилов отказался наотрез. Он был твердо уверен, что контейнеры им пригодятся. В итоге ящики поручили Диме и Соне. Они должны были тянуть их за собой на веревке.
– Ты Самосвал – вот и вези, – съехидничал Федор.
Парень проглотил обиду.
А вот Бойцова молчать не стала. Она коротко замахнулась и врезала Романову кулаком под дых. Царь переломился пополам, закашлялся.
– Сонька… Твою дивизию… Ты охренела? – простонал он, жадно хватая ртом воздух.
– Значит, так. Он. Не. Самосвал, – зарычала девушка, надвигаясь на Федора. – Он – мой парень. И я. Не позволю. Его. Оскорблять. Усек?
Но прежде, чем Романов успел что-то ответить, Дима повернулся к Соне и сказал строго:
– Я как-нибудь сам разберусь, лады?
Потом обратился к Федору:
– Самосвалом не называй. Даже «Митей» можно. Самосвалом – нет. А то сам ящики потащишь.
– И кто ж меня заставит? – осклабился Романов.
– Я, – рявкнул Воеводин. – Я заставлю. А Димон прав, не фиг дразниться.
Соня ничего не сказала, но в глубине души аплодировала.
«А гриб-то вырос, – подумала девушка. – Молодец, Димка. Растет».
Отряд двинулся дальше по проспекту Непокоренных.
Даже с помощью лыжных палок передвигались они медленно. Ноги разъезжались. Везде, куда хватало глаз, лежал сплошной слой льда. Впереди показался перелесок, примыкавший к Пискаревскому кладбищу. До цели оставалось совсем немного.
И тут за спиной сталкеров раздался оглушительный грохот.
От неожиданности все резко развернулись… В итоге удержаться на ногах смог только Денис. Остальные посыпались, как горох. Кто-то ушиб пятую точку, кто-то – бок. Меньше всех повезло Диме, он растянулся на льду во весь рост, даже выронил ружье. Раздался взрыв ругани. Матерился даже Самохвалов, от которого редко можно было услышать хоть одно грубое слово.
С немалым трудом, опираясь на лыжные палки, сталкеры снова поднялись на ноги.
Их глазам предстало пугающее зрелище. Огромная ветка дерева, сплошь покрытая льдом, рухнула на ржавый остов автомобиля, похоронив его под собой.
– Че это она? – пробормотал Гаврилов, озадаченно глядя на мешанину из льда, древесины и железа.
– У-у… А вот теперь реально жопа, мужики. Сучья ломаться начали, сука, – в первый раз в голосе Воеводина зазвучала неприкрытая тревога.
– Немудрено. Столько льда на них налипло… – Соня с опаской поглядывала на другие деревья, похожие на декорации к какому-то странному спектаклю. На каждой веточке блестела маленькая ледышка. Пока отряд шел ровно посередине проспекта, ветки им не угрожали. Но впереди ждало кладбище, заросшее деревьями…
– Ходу! – скомандовал Денис, и сталкеры двинулись дальше.
Не прошло и пяти минут, как из глубины городской застройки раздался еще один такой же «взрыв», потом еще, еще… Ледяной дождь превратил руины Петербурга в смертельную ловушку.
Глава двадцать третья ВЕГАНЦЫ
Через двенадцать часов после начала войны,
площадь Мужества
Данила в полной мере ощутил на своей шкуре все прелести пребывания на «Даче». Так северяне называли каторгу. Располагалось это чудесное место в оборотных тупиках за Площадью Мужества. Станция, много лет служившая конечной для изолированного отрезка, имела разветвленное путевое развитие. При желании в туннелях можно было проводить военные парады. Но парады в Северной Конфедерации не устраивали. Зато имелись в наличии правонарушители разного уровня, от мелких воришек, до матерых рецидивистов. Здесь их ждал тяжкий труд, затрещины и зуботычины от охраны. Немногим удавалось отмотать срок каторги до конца.
Мнимый караванщик терпел издевательства долго. Целых двадцать часов. А потом один из охранников имел неосторожность повернуться к нему спиной. Реакция каторжника была молниеносной.
Бросок, болевой прием – и вот уже обмякшее тело охранника оказалось в руках Данилы. Автомат и нож – тоже.
– Всем стоять! – зарычал арестант, приставив острие клинка к горлу караульного. Автомат Данила забросил за спину, чтоб не мешался. Остальные «дачники» прыснули кто куда. Трое охранников вскинули было оружие, но применить его не решились.
Прикрываясь пленником как живым щитом, Данила добрался с «Дачи» на станцию, оторвавшись от преследователей. Караульные допустили явную оплошность, не успев поднять тревогу. Беглецу это было только на руку. Дальше все должны были решить скорость и наглость. Оставив тело в туннеле, Данила ловко взобрался на платформу.
Там проходило занятие для ополченцев. Инструктор, опытный боец, преподавал гражданским азы рукопашного боя. Оружия ни у кого заметно не было.
Рывок – и вот Данила уже рядом с люком, ведущим на лестницу. А там – служебный выход в город. Из люка, к огромному счастью беглеца, как раз вылезал громила-сержант, который два дня назад притащил в метро их с Игнатом. Чувствовал он себя неважно, держался за живот и матерился сквозь зубы.
После пинка, которым наградил своего обидчика Пес, сержант сначала долго приходил в себя, потом, добравшись до наблюдательного поста, в самых ярких выражениях докладывал Морозу, что случилось на площади. После этого он еще с полчаса спускался вниз. Всего этого Данила, конечно же, не знал. Он просто видел перед собой шанс удрать из метро.
И без лишних слов ткнул сержанту в лицо ствол автомата.
– В сторону отошел. Люк не закрывай, – приказал беглец.
Сержант уставился на Данилу выпученными глазами. Мгновение громила старался осмыслить ситуацию. Потом дернулся, попытался захлопнуть дверцу. Это стало последним, что сделал в своей жизни здоровяк. Раздался выстрел, пуля попала ему прямо в лоб. Грузное тело рухнуло на гранитные плиты.
Беглец круто развернулся, ударил короткой очередью, посеяв на станции панику. После этого юркнул в открытый люк и тщательно задраил за собой металлическую дверцу. Теперь нельзя было терять ни минуты. Он ринулся вверх по лестнице.
Даже для подготовленного военного путь наверх по лестнице был бы тяжелым испытанием. У Игната и Дианы он занял десять минут. Данила поднялся наверх за пять. Боязнь погони придавала ему сил. Но дело было не только в этом. Вверх по лестничным маршам летел прекрасно подготовленный солдат. До поры до времени Данила скрывал свои способности. Пришло время проявить их.
На площади его уже ждали.
Веганцы.
Отряд из пяти бойцов, у одного на боку – стек, знак офицерского отличия. Увидев Данилу, вылезающего из люка, веганцы бросились в его сторону. Ледяной дождь еще не начался, поэтому движения людей затруднял только глубокий снег.
Как и было оговорено в плане операции, веганцы находились на площади Мужества второй день. Штурмовики следили за группой Игната Псарева от Выборгской и никак себя не обнаружили. Потом отряд укрывался в подвале жилого дома, наблюдая оттуда за тем, что происходишло на площади.
– Здравия желаю, господин лейтенант! – отсалютовал беглец.
– Вольно, капрал, – отвечал лейтенант-веганец. – Докладывайте.
Тот быстро изложил командиру все, что ему удалось выяснить.
– Северяне не пошли на союз. Я подслушал разговор караульных. Морозов послал приморцев в жопу.
Лейтенант одобрительно кивнул. Отказавшись от союза с Альянсом, северяне сильно упрощали работу имперским штурмовикам.
– И еще. Разговорил я этого Псарева. Он – пешка, ниче не знает.
– Зато Гаврилов знает, – его собеседник зловеще ухмыльнулся. – И Воеводин. Они оба здесь, идут на Пискаревку. Главное – взять живым хоть одного. Действуем четко по плану.
Веганцы скрылись во дворах.
Погоня началась.
6 ноября, через 14 часов после начала войны,
Пискаревское мемориальное кладбище
Гаврилов долго не мог решиться вести отряд на Пискаревку через центральный вход. Он был уверен, что мемориальный комплекс охраняется веганцами, а значит, лобовой штурм – верное самоубийство. Но у Воеводина было иное мнение на этот счет.
– Люди – не такая большая проблема, – убеждал командира Денис. – Их хотя бы убить можно. А ветки, капитан? Да вы послушайте, че там творится.
Большую часть мемориального комплекса покрывал густой лес. Оттуда, в самом деле, каждые несколько минут слышался грохот падающих веток. А вот в районе центрального входа было открытое пространство.
– Рассредоточиться, – приказал Гаврилов своим людям. – Не спускать с кладбища глаз.
Сталкеры залегли вдоль забора Пискаревки.
Полчаса отряд вел наблюдение за кладбищем. Никто не заметил ничего подозрительного. Зато сталкеры сбились со счету, сколько раз за это время они слышали грохот падающих сучьев. Тем временем, оттепель делала свое дело, ледяной наст начинал подтаивать, ходить становилось легче. Правда, добавлялась новая напасть: грязь под ногами.
– Ниче, танки грязи не боятся, – заметил по этому поводу Денис.
– И самосвалы, – вставил Федор.
Особенное беспокойство у Савелия Игоревича вызывали два небольших каменных здания с колоннами, расположенные симметрично с двух сторон от входа на кладбище. Идеальные укрытия для пулеметчиков или снайперов. Денису и Федору он поручил проверить оба строения. Остальные члены отряда, укрывшиеся среди развалин бензоколонки, обеспечивали разведчикам прикрытие. Прикрывать, впрочем, не пришлось. Воеводин и Романов ворвались сначала в первый домик, потом во второй.
– Чисто, – выдохнул капитан, увидев в окне условный сигнал Дениса. – Пошли. Игнат, Алиса, останетесь здесь. Мало ли что.
Позиция за бензоколонкой имела большое стратегическое значение, она позволяла контролировать весь проспект Непокоренных.
Псарев проворчал: «Все веселье пройдет без нас», – но сильно упираться не стал. В глубине души он был даже рад, что не идет на кладбище. Игнату не хотелось в этом признаваться даже самому себе, но от одного взгляда в сторону Пискаревки душа его сжималась от страха.
Люди двинулись вперед. У входа к ним присоединились Денис и Федор.
– «Вечен ваш под…». Видимо, подвиг. «В се…цах покол…». Не очень понятно. «Грядущих», – прочитал Самохвалов одну из надписей. – Да уж. Вечен… Спроси метрошную молодежь, что такое «Пискаревка», никто не ответит…
– Заткнись! – шикнул на парня Воеводин. – Смотри в оба.
С обеих сторон от входа тянулись к небу страшные, уродливые деревья. Их голые сучья, покрытые льдом и присыпанные снегом, напоминали щупальца чудовищ. Или руки людей, воздетые к небесам в немой мольбе. Юноша почувствовал, как в сердце его закрадывается ледяной страх. Остальным сталкерам тоже стало не по себе. Даже капитан поежился и отвел взгляд от корявых черных веток, нагонявших своим видом безотчетную тоску.
– Останешься здесь, – приказал он Бойцовой.
Соня повиновалась. Пробила ледяной наст, выкопала в снегу что-то вроде окопа, залегла у гранитного постамента, над которым возвышалась зловещая конструкция, напоминавшая факел.
– Можно и я останусь? – поинтересовался Дима. Он очень боялся оставлять любимую девушку одну. Но получил отказ.
Отряд двинулся дальше.
Впереди лежал пологий спуск, а дальше расстилалась обширная равнина, засыпанная снегом и окруженная со всех сторон густым лесом. Прямо впереди, на расстоянии пятисот метров, маячила скульптура. Отсюда сложно было рассмотреть детали. Ясно было только, что статуя что-то держит на вытянутых руках.
– Родина-мать! – произнес Самохвалов. И Денис отозвался:
– Она самая…
Дима пригляделся и понял, что скульптура в самом деле изображает молодую женщину.
«Скорбит о погибших сынах. Как символично… – подумалось ему. – Сколько людей здесь похоронено! Денис говорил, что сотни тысяч… А сколько народу полегло в Последней войне, и подумать страшно. Их даже никто не хоронил. Некому было хоронить».
Краткая остановка закончилась. Прощупывая путь с помощью шестов, люди спустились вниз по обледенелому склону.
На веганской схеме их цель располагалась с правой стороны от скульптуры, в перелеске. Пока отсюда не было заметно ничего подозрительного, только деревья и снег.
«Веганцам не откажешь в чувстве юмора, – размышлял юноша, с трудом продвигаясь вперед через обледеневшие сугробы. – Спрятать средство массового уничтожения… на кладбище. Шутники, нечего сказать».
С оружием наготове, не спуская глаз с зарослей, сталкеры пробирались вперед, в сторону монумента «Родина-мать». В одном месте Воеводина что-то заинтересовало. Он остановился, несколько раз ударил шестом, потом разгреб снег. Там обнаружилась гранитная плита с выбитыми на ней цифрами: «1942». Подошел Гаврилов, заглянул через плечо Дениса.
– Это надгробие? – поинтересовался Савелий Игоревич.
– Вроде того, – отозвался Воеводин. – Тут народ хоронили по годам.
Самохвалову в очередной раз стало дурно. Он читал о братских могилах, где зарывали людей, погибших в одном сражении. Или бойцов одного подразделения. Но чтоб могилы отличались только по годам… Об этом Дима раньше не слышал. Это было по-настоящему страшно.
Люди двинулись вперед. Вскоре они оказались на том месте, которое веганцы пометили значком «биологическая угроза».
Диана получила приказ прикрывать отряд. Она заняла позицию у гранитного постамента, на котором возвышалась «Родина-Мать».
– Осмотреть все! – скомандовал Савелий Гаврилов. Сталкеры рассеялись.
Самохвалов бросил давно осточертевшие ящики и принялся ломать ледяной наст лыжной палкой, а если не получалось, то прикладом ружья. Освобождал ото льда небольшой участок. Потом старательно рылся в снегу, сам не понимая толком, что ищет. Рядом тем же самым занимался Денис. И тоже безрезультатно.
– Под деревьями глянь, – приказал капитан Федору.
– А не обвалится? – Царь с опаской покосился на заледеневшие ветки.
– Выполня-я-ять! – рявкнул Гаврилов, и сталкер Романов послушно направился туда, где у корней могучих елей виднелся большой участок голой земли, откуда снег выдувало ветром. Но и там ничего подозрительного не обнаружилось. Федор нашел только странные сморщенные грибы, похожие на сдутые воздушные шарики.
– Значит, все-таки деза… – тяжко вздохнул капитан, со злостью швырнул в сторону карту и сел прямо на снег.
Рядом присел Воеводин.
– Вы с самого начала подозревали, что карта – подделка? – хмуро поинтересовался Денис Владимирович. – И все равно повели нас сюда?
– Я. Должен был. Проверить сигнал, – Гаврилов говорил бесцветным голосом, словно робот.
– Значит, все зря? – спросил Дима, присаживаясь рядом с командирами.
Никто не ответил.
Зловещая, мертвая тишина царила над бескрайними просторами мемориального комплекса, ставшего последним прибежищем для сотен тысяч героев давно отгремевшей войны.
С каждой минутой капитан все яснее понимал, что его миссия провалилась с треском. По всем фронтам. Северяне отказались вступать в военный союз. Отказ этот был хоть и ожидаемым, но от того не менее обидным. Секретное оружие, якобы спрятанное веганцами на Пискаревском кладбище, и вовсе не существовало. А ведь Гаврилов с самого начала сомневался в подлинности карты. Увы, руководство Альянса к его доводам не прислушалось и решило все же отправить силы для поиска и доставки «секретного оружия». В итоге капитан не только не раздобыл подкрепления, но и потерял троих бойцов: Харитона, Зуба и Ван-Дамма. Такого провала ему не простят, Савелий Игоревич понимал это.
Еще недавно Гаврилов грезил майорским званием. Теперь капитан всерьез опасался, не разжалуют ли его в рядовые. И вернется ли он вообще обратно… В глубине души Савелий боялся, что карта – это не только деза. Ловушка. Их затащили сюда с вполне определенной целью. Чтобы убить. Или, что еще страшнее, взять в плен и под пытками выведать военные тайны. Истязать пленников веганцы умели прекрасно.
«Мы не засекли слежку, но это не значит, что ее нет», – подумал Гаврилов, с нарастающей тревогой всматриваясь в густую чащу, обрамлявшую кладбище.
Савелий оглядел своих людей. Опытных сталкеров, которые не моргнув глазом отправились с ним навстречу смертельной опасности. У входа на кладбище терпеливо мерзли Соня, Игнат и Алиса. Ни один из них, кроме Псарева, не находился в его прямом подчинении. И вот теперь жизни всех этих людей оказались под угрозой. Оставался только один выход: бежать отсюда как можно скорее. Гаврилов решительно поднялся на ноги.
– Уходим, – скомандовал он. – Возвращаемся.
– Эх, зеленожопые ублюдки! Обманули, провели! Суки, – крикнул в сердцах Федор и наступил на сморщенный гриб, похожий на сдутый воздушный шарик.
Из гриба поднялось густое облако спор. Романов с интересом уставился на них. Маску он снял, еще когда начал разгребать снег, чтобы не мешалась. Споры закружились на ветру, поднимаясь все выше и выше.
– Это «дедушкин табак». Ну, типа, гриб дождевик, – заметил капитан, тоже с интересом наблюдая за облаком коричневых точек, напоминавших крохотных мушек. – Он, когда перезреет, превращается вот в это.
– Дедушкин? Табак? Дедушкин табак?! Охренеть! – расхохотался Федор.
Вдруг смех его перешел в кашель. Сталкер Романов выпучил глаза, схватился за горло, начал жадно вдыхать воздух. Надсадный кашель вырывался у него из груди.
– Маску, маску надень! – закричал Воеводин.
Но было поздно. Царь упал на снег и забился в конвульсиях. Упав, он раздавил еще несколько грибов, и целое облако спор окутало сталкера. Ближе других к грибнице стоял Эдуард. Он был в респираторе. Но даже защитная маска не спасла. Из-под респиратора донеслось сдавленное дыхание и кашель. В панике Эд метнулся прочь, но пробежал лишь пару шагов, а потом упал на лед и тоже забился в конвульсиях.
Дима рванулся было на помощь умирающим сталкерам, но Денис сгреб его в охапку и оттащил в сторону памятника. Туда же отступили Гаврилов и Диана.
– Стоять, Димон. Не сметь. Им уже не помочь, – кричал Воеводин прямо в ухо парню, который продолжал рваться и метаться, силясь вырваться на свободу.
С огромным трудом Денис утихомирил Самохвалова.
Федор бился в предсмертной агонии несколько секунд, после чего затих. Вовк боролся за жизнь на минуту дольше, но вскоре и он перестал подавать признаки жизни.
Долго никто не решался приблизиться к перелеску, опасаясь, что в воздухе все еще витают ядовитые споры.
Биологическое оружие, в существование которого уже никто не верил, было обнаружено. Именно там, где стоял значок на веганской карте.
– Вот, значит, какое это оружие… – прогудел капитан сквозь маску респиратора.
– Угу. Сюрприз от зеленых, бляха муха, – отозвался Воеводин.
Дима ничего не сказал. Мутными от слез глазами он смотрел на труп сталкера Романова, на лице которого застыла гримаса муки и ужаса.
Соня с возрастающим беспокойством посматривала в ту сторону, куда ушли мужчины, но на таком расстоянии увидеть что-то было трудно. Девушка поняла одно: биологическое оружие все-таки было обнаружено.
Для лейтенанта, командовавшего веганскими штурмовиками, это тоже оказалось тем еще сюрпризом.
* * *
Бойцова заметила веганцев раньше, чем они ее.
Группа из трех вооруженных людей кралась вдоль опушки леса, укрываясь за сугробами и складками местности. Для того чтобы догадаться, с какой целью вооруженные незнакомцы движутся вглубь кладбища, не потребовалось сильно напрягать мозги.
Девушка уперла в плечо приклад карабина, поймала в прицел голову одного из имперских штурмовиков. Но в последний момент палец ее застыл на спусковом крючке.
Врагов было трое. Все – матерые, опытные бойцы. Первым же выстрелом Соня обнаружит себя. Для того, чтобы друзья успели прийти на помощь, требуется время. Значит, минуту, две, а то и больше она будет одна против головорезов.
Девушка бросила быстрый взгляд в сторону памятника. Дима, Денис и капитан Гаврилов ползали под деревом и что-то собирали в ящики. Диана маячила возле статуи. Оттуда ей пока не было видно веганцев. Игнат и Алиса тоже были далеко. Чтобы привлечь их внимание, Соне так и так пришлось бы раскрыть свою позицию. Значит, выбора у нее не оставалось.
– Если я не выстрелю, накроют наших. Тогда всем конец, – поняла Бойцова.
Она глубоко вздохнула, мысленно послала последнее «прости» друзьям, потом снова прицелилась, поймала интервал между ударами сердца и плавно надавила на спусковой крючок.
Веганец рухнул на снег с простреленной головой.
В ту же секунду вокруг Сони засвистели пули. Они вспарывали сугробы, рикошетили от ледяного наста, стучали о стены кладбищенских построек.
Три раза успела выстрелить девушка, прежде чем очередная веганская пуля, срикошетив от древесного ствола, попала ей в висок.
Смерть Сони Бойцовой была мгновенной, безболезненной. Душа ее покинула тело и устремилась с грешной земли в мир иной, где нет ни боли, ни слез, ни страданий.
Сильное, тренированное тело молодой женщины обмякло. Карабин выскользнул из рук.
Кровь ручейком струилась из раны.
Для Сони борьба за жизнь закончилась. Для ее друзей – только начиналась.
* * *
«Все. Убили. Они ее убили», – понял Самохвалов, когда карабин, стрелявший со стороны главного входа, смолк, а веганцы сосредоточили огонь на их укрытии. Но времени на то, чтобы предаваться горю, не было.
Дима, Денис и Савелий Игоревич укрылись за стволами деревьев и огрызались одиночными выстрелами. Они экономили патроны. Не так уж много их осталось. Штурмовики, напротив, не жалели боеприпасов, буквально не давая противнику высунуться.
Диана не могла с такого расстояния достать врага стрелой, поэтому спряталась за памятником и не высовывалась. Самохвалов сумел выстрелить из «Бекаса» всего пару раз. Гаврилову тоже не везло. Воеводин действовал успешнее, из своего «Винтореза» он снял веганского стрелка. Но выживший штурмовик продолжал стрелять.
– Кэп! Димон! Огонь по веткам! – рявкнул Денис и, дождавшись, когда враг отвлечется на перезарядку, хлестнул короткой очередью по кронам деревьев, нависавших над позициями веганцев.
«Он спятил?! – изумился Дима. – На кой ляд стрелять в деревья, если он – под ними?!».
Но капитан понял задумку Воеводина. Он подтянул к себе автомат Федора и выпустил гранату из подствольника в развесистую ель, рядом с которой залег выживший веганец. Взрыв произвел потрясающий эффект. Целая груда льда обрушилась вниз, увлекая за собой новые и новые ветки. Эта лавина погребла под собой последнего врага.
Бой закончился.
Ни один звук не нарушал больше величественного молчания гигантского кладбища.
Глава двадцать четвертая КТО КОГО?
Там же, тогда же
Как только со стороны кладбища загремели выстрелы, Игнат и Алиса тут же ринулись на помощь товарищам. Но пересечь проспект они не смогли. Снег вспорола автоматная очередь.
Пес и Чайка метнулись обратно в укрытие. Несколько пуль ударило в стену заправки.
– Черт! Со всех сторон обложили, суки, – Игнат лихорадочно пытался придумать план действий.
Он на долю секунды выглянул из-за угла, но увидеть ничего не успел. Невидимый стрелок среагировал мгновенно. Пули засвистели в воздухе, вспарывая снег там, где мгновение назад показался Псарев.
– Детка, – Игнат повернулся к Алисе, – отвлеки его. Я обойду.
– Я – что?! – девушка уставилась на Пса.
– Пусть думает, что мы здесь. Издавай как можно больше шума. Можешь даже пальнуть пару раз.
– Я ж без руки останусь! – ужаснулась Чайка.
– В воздух, в воздух стреляй, – зашипел на нее Игнат.
Алиса трясущимися руками вытащила из кобуры ПМ.
– Вот так, молодец. Ну, я пошел.
И Пес двинулся вдоль стены. План его был прост: обойти заправку с другой стороны и попробовать снять снайпера.
Алиса выполняла свою работу отлично. Пистолет выстрелил раз, второй. Веганец отвечал короткими очередями.
Игнату понадобилось меньше минуты, чтобы обогнуть здание. Пару раз он поскальзывался на льду и едва не падал, но умудрялся удержаться на ногах. Наконец Пес оказался у дальнего угла автозаправки. Девушка выстрелила. Тут же снова заработал автомат веганца. Выглянув из-за угла, Игнат успел засечь его огневую точку. Враг укрывался за стеной симпатичного одноэтажного здания с выцветшей надписью «Туалет».
Пес криво ухмыльнулся.
«Сейчас кого-то замочат в сортире, гы-ы», – подумал он, взял «Вал» наизготовку, прицелился.
Стрельба со стороны кладбища не смолкала ни на миг. Но Игната сейчас это мало интересовало. Его целью был штурмовик, державший под прицелом проспект.
Из-за угла общественной уборной на долю секунды показалась фигура с автоматом. Этого времени Псареву хватило, чтобы надавить на спусковой крючок. Три пули попали во вражеского стрелка. Веганец выронил оружие и рухнул на снег.
Игнат устало выдохнул и опустил «Вал». В это же мгновение стихла и стрельба на Пискаревке.
Наступила звенящая тишина.
«Ну, хоть бы наша взяла», – думал Пес, возвращаясь на исходную позицию, где он оставил Алису.
Не успел Игнат сделать и двух шагов, как из-за угла заправки показалась Чайка. Отстегнутый респиратор болтался на груди девушки.
– Куда?! Сдурела? – закричал сталкер.
Только тут он заметил, что Алиса идет не сама. Ее толкал перед собой веганец. У горла девушки поблескивало лезвие ножа.
– Оружие на снег, – приказал веганец.
Игнат узнал голос караванщика Данилы.
– Ах ты, сукин сын… – выдохнул Пес.
Острие клинка коснулось кожи Алисы.
– Оружие на снег, – повторил Данила.
«Вал» полетел в сугроб. Туда же отправился и «Каратель».
– А теперь, Пес, ты расскажешь все.
– Про мое счастливое детство? – Игнат пытался тянуть время изо всех сил.
Алиса вскрикнула, ощутив, как нож уперся в ее шею.
– Про оборону Альянса, дебил. Или твоя цыпочка сдохнет.
* * *
Дима выскочил из укрытия и, не обращая внимания на окрики командиров, помчался туда, где они оставили Соню Бойцову. Секунду помедлив, Воеводин кинулся следом.
Гаврилов и Диана оттащили в сторону тела Федора и Эдуарда и наскоро закидали их снегом. Потом Савелий с девушкой принялись как можно более осторожно выковыривать смертоносные грибы и складывать их в ящики. Оружие они, естественно, отложили, чтобы не мешалось. Враги погибли, больше на кладбище, вроде бы, опасаться было нечего.
– Страшная штука – эти дождевики-мутанты, – заметил Савелий Игоревич, аккуратно закрывая первый ящик. – Много проблем доставят они нашим врагам, хе-хе.
– Это точно, – прозвучал вдруг незнакомый голос.
Раздался хруст снега, и из-за развесистой ели появилась фигура в защитном плаще и в бронежилете. На боку виднелся стек.
Веганец. Офицер.
В руках враг держал пистолет-пулемет «Кедр» с глушителем.
– От ящиков отошли, – прошипел офицер.
Гаврилов и Диана послушно сделали шаг назад.
– А теперь говори. Оборона Площади Ленина. Вооружение, сколько бойцов. Все! Или всех замочим, – потребовал веганец.
Словно в подтверждение его слов, со стороны главного входа громыхнул выстрел.
– Вторая группа работает, зажимает ваших, – усмехнулся офицер. – Вы в ловушке, ублюдки.
Капитан заскрежетал зубами. Он попался, как мальчишка. Слишком рано расслабился. Враг переиграл его. Обошел с фланга, никак себя не выдав. Выждал момент, когда Савелий отложил оружие.
Диана чуть заметно шевельнулась. Тут же в снег у самой ее ноги ударила пуля.
– Не двигаться! Говори, гад! – зарычал веганец, направив ствол «Кедра» на Гаврилова.
И тот заговорил.
* * *
В первый момент, когда Дима оказался у главного выхода с кладбища, ему показалось, что Соня просто укрылась за снежным бруствером, пережидая обстрел. Лишь приглядевшись, он увидел струйку крови и рану в височной части головы.
Все еще отказываясь верить в реальность происходящего, парень минут десять тряс бездыханное тело, кричал, звал девушку, целовал остывшие губы. Все было бесполезно.
Соня Бойцова погибла. Погибла… Прошла с ними бок о бок через весь город, вышла невредимой из стольких передряг, чтобы пасть в самом конце пути, спасая товарищей. Если бы не ее выстрел, веганцы подобрались бы к сталкерам с тыла.
– Нет больше той любви, как если кто положит жизнь свою за други своя[19], – произнес Денис, стоя на коленях у тела девушки. – Упокой, Господи, душу рабы твоей Софии.
Гробовая тишина царила над кладбищем…
– Дим. Димон! Ей уже не помочь, парень, – твердил Воеводин. – А нам надо уходить. Иначе она погибла зря, понимаешь?
– Надо. Похоронить… – прошептал юноша, глотая слезы. Денис лишь печально покачал головой.
– В эту землю не зароешь даже кузнечика. Смерзлась.
– Тогда с собой… Возьмем…
– И это отпадает. Но что могу, сделаю.
С этими словами сталкер достал саперную лопатку, раскидал снег так, чтобы образовалось углубление в человеческий рост, и осторожно опустил туда тело. Сверху он быстро накидал снега.
Теперь Соня Бойцова лежала прямо напротив памятника «Родина-мать». Казалось, что печальная женская фигура устремила свой взгляд именно сюда, на место последнего пристанища простой девушки из общины Оккервиль…
– Будет новый ледяной дождь – ее как панцирем укроет, – успокоил Диму Воеводин. – И хорошо, и добро. А нам пора уходить, Дим. Нечего тут больше делать. И че Пес к нам не идет?
В этот момент из-за заправки грянул выстрел.
Не теряя ни секунды, Денис вскинул автомат и бросился на выручку.
* * *
Игнат не собирался выкладывать веганцу все секреты Приморского Альянса. Но и открыто врать, а тем более отмалчиваться не решился. В любой момент Данила мог сделать одно движение – и жизнь Чайки оборвалась бы навсегда.
Псарев тянул время. Громоздил сверху на крупицу правды огромную кучу вранья. На ходу выдумывал количество пулеметов и стрелков на блокпостах и старался сам запомнить свою ложь, чтобы не попасть впросак, если веганец переспросит. Говорил быстро, чтобы Данила не успел опомниться.
Совсем недалеко, в сотне метров от заправки, зазвучали голоса Самохвалова и Воеводина, они что-то бурно обсуждали.
«Ну, ребята, – взмолился мысленно Игнат. – Неужели не слышите меня?!»
Но Дима и Денис не слышали.
Псарев начал повышать голос.
– А ну, тише! – зашипел Данила и кольнул Алису ножом так, что та слегка вскрикнула.
«Он все равно ее замочит, – пронеслась в голове паническая мысль. – На кой мы ему? Грохнет – и тихо свалит, пока Димон с Дэном не чухнулись. Надо че-то делать. Надо че-то…».
В эту секунду Данила, до этого прочно стоявший на ногах, вдруг заскользил. Потерял равновесие. Хватка веганца ослабла. Рука с ножом рефлекторно отстранилась. Ледяной наст, доставивший Псу и его друзьям столько проблем, сейчас оказался на их стороне.
Алисе хватило этого мгновения. Она резко запрокинула голову, боднула Данилу затылком прямо в переносицу. И тут же, не давая противнику опомниться, схватила руку, державшую нож, и вывернула ее так, что тот взвыл от боли. Клинок упал в снег.
– Сучка! – зарычал Данила и ударил девушку кулаком в челюсть. Чайка упала.
Но Игнат уже спешил на помощь.
Двумя прыжками Пес преодолел расстояние, отделявшее его от веганца, сбил Данилу с ног, повалил в снег.
С минуту они боролись в снегу, били друг друга ногами, душили. Пес пытался добраться до шеи веганца, но тот отчаянно сопротивлялся, хрипел, стонал, но не сдавался. Время от времени Данила и сам наносил Игнату болезненные удары. Вскоре Псарев начал выдыхаться. Он с трудом сдерживал напор веганца, вот уже правая рука соперника сомкнулась на шее Пса.
Краем глаза сталкер заметил, что Алиса вертится рядом с пистолетом в руках, но никак не решается выстрелить. Она боялась попасть в Игната. Тогда, собрав последние силы, он рывком высвободился из рук Данилы, ушел в сторону.
– Давай! – заревел сталкер.
Чайка выстрелила.
Пуля попала веганцу в спину.
Несколько секунд Пес лежал в снегу, пытаясь прийти в себя и восстановить сбитое дыхание. Потом приподнял голову.
Данила лежал на спине, глухо стонал от боли. Кровавое пятно медленно растекалось под веганцем. Алиса стояла над ним, направив ствол ПМ в лицо поверженному врагу.
– А теперь говори ты, – прохрипела девушка.
– А то? – Данила нашел силы для кривой ухмылки.
– Выстрелю!
– Я все равно не жилец, стреляй!
Подбежал Денис. Быстро осмотрелся, отложил автомат и извлек из ножен «Катран».
– Веганец? – быстро спросил он. Алиса кивнула.
Воеводин опустился в снег рядом с Данилой, в руке его зловеще блеснул боевой нож.
– Да, ты сдохнешь, зеленожопый сученыш, – процедил Денис сквозь зубы. – Но не сразу. Ты будешь подыхать медленно, долго, мучительно. Ты будешь умолять, чтобы тебя просто пристрелили.
Данила перестал шевелиться, в глазах веганца застыл ужас. Воеводин не блефовал, Данила сразу это понял.
Лезвие «Катрана» застыло перед лицом врага.
– Карта. Сначала про карту. Что это была за хрень? – потребовал Денис.
* * *
Гаврилов замолчал.
Все, что он рассказал о системе обороны Площади Ленина, либо вообще не соответствовало реальности, либо не могло сыграть решающей роли при штурме. Веганец слушал, не перебивая. Верил, не верил, понять было невозможно.
Не успел Савелий Игоревич договорить, как офицер вскинул «Кедр».
«Вот и все, сейчас выстрелит», – понял капитан.
И выстрел прозвучал. Но совсем не оттуда, откуда ожидал Гаврилов. Стреляли со стороны проспекта Непокоренных.
На помощь с ружьем наперевес мчался Самохвалов.
Веганец развернулся, ударил очередью. Парень упал и выронил «Бекас».
Но тех секунд, на которые отвлекся офицер, капитану хватило. Савелий Игоревич бросился на веганца, выбил из его рук пистолет-пулемет. Диана тут же подхватила оружие и направила ствол «Кедра» на поверженного врага.
– Ди, давай ствол, – велел капитан. – И беги к Диме. Я тут один справлюсь.
Диана кивнула, отдала Савелию пистолет-пулемет и бросилась в ту сторону, где лежал подстреленный юноша.
* * *
Самохвалову повезло. Веганец не успел толком прицелиться, почти все пули прошли мимо. Лишь одна по касательной задела ногу парня, оставив небольшую царапину.
На всякий случай Дима все же упал на снег, уходя из-под обстрела. Когда он поднял голову, то не увидел веганца, тот куда-то исчез, зато к юноше спешила Диана Невская.
– Как ты? – спросила девушка, опустившись рядом на колени.
– Окей! – отозвался Дима.
Лучница закатала штанину, быстро осмотрела рану.
– Да пустяки. Все равно обработать надо. Пошли к Алисе.
Но та уже сама спешила к ним. С ней бежал Игнат Псарев. Медсестра присела на корточки рядом с парнем, извлекла перевязочный пакет. Она быстро обработала царапину, забинтовала и натянула сверху штанину.
– Будешь как новенький, – улыбнулась Чайка.
– Кэп там как, цел? – спросил Игнат.
– Цел. С веганцем беседует, – Диана зловеще усмехнулась.
Алиса и Пес помогли Диме встать, и они двинулись к выходу с кладбища. Проходя мимо места, где под слоем снега лежала Соня, парень едва смог сдержать слезы. Девушки все поняли и с лишними вопросами приставать не стали.
Появился Воеводин.
Чайка не стала спрашивать, что он сделал с Данилой. Все было и так понятно. Пленник, да еще и раненый, стал бы обузой для отряда.
Подошел Гаврилов, он тянул за собой ящики.
– Собрали все, что могли, – сообщил Савелий Игоревич.
Игнат бросил быстрый взгляд на то место, где недавно лежала Соня.
– Погибла? – спросил он.
Воеводин кивнул.
– Эх, Соня-Соня, как же так? – вздохнул Псарев, печально опустив голову.
– И еще двое «двухсотых», – сказал Денис сухо, но с затаенной болью. – Царь и Волк. Ну, и веганцы все того. Сколько трупов за один день, жуть.
– А все вы, вы виноваты! – Дима кинулся на Гаврилова с кулаками, Игнат и Денис едва успели схватить его. – Вы нас в это втянули!
– Я выполнял приказ, – зарычал в ответ Савелий Игоревич. – И мы добыли важные сведения. Им цены нет! А если мы и дальше будем торчать тут, на виду, то все зря! И их смерть – тоже. Все, валим отсюда!
Самохвалов успокоился, перестал рваться и кричать. Но на Гаврилова он смотрел волком и идти старался как можно дальше от командира.
Опираясь на лыжные палки, сталкеры двинулись обратно. В авангарде – Воеводин, в арьергарде – Диана. Капитан и Псарев тянули ящики.
Вскоре на пути отряда раскинулись обширные парковые зоны. Парками, впрочем, они назывались только до Катастрофы. Теперь это были непролазные дремучие леса, вдоль которых проходили две некогда оживленные трассы: Мичуринский и Полюстровский проспекты. Обойти эти гиблые места было почти невозможно. Крюк получился бы таким большим, что обход терял смысл. Промзона Кушелевка, простиравшаяся по другую сторону железной дороги, представляла собой сплошные руины, да и радиационный фон там зашкаливал. Соваться туда было бы верным самоубийством. Редкой группе сталкеров удавалось миновать лесную полосу без последствий.
– По городу волки рыщут, – напомнил спутникам Савелий Игоревич. – Смотрите в оба.
Алиса, вспомнив о схватке с волчьей стаей, вздрогнула и прижалась к Игнату. Все члены отряда внимательно смотрели по сторонам, вглядывались в густые заросли, обступавшие дорогу со всех сторон. Но первой опасность почувствовала Диана. Лесная жительница застыла посреди улицы, отстегнула респиратор. Отряд тут же остановился.
– Что у тебя? – спросил Савелий Игоревич. Лучница не отвечала. Она не сводила настороженного взгляда с лесной чащи.
Девушка не видела ничего подозрительного. И не слышала. Она чувствовала угрозу.
– Пс-с! За нами следят, – прошептала она.
– Где? – Игнат до рези в глазах вглядывался в заросли.
– Ничего не вижу, – Воеводин пожал плечами.
– Я тоже. Но я чую, – промолвила лучница.
Диана плавным движением извлекла из колчана стрелу, натянула тетиву.
– Ты че?! – взвился Гаврилов. – Не смей стрелять, дура!
– Они все равно нападут, – отвечала та, – а так мы хоть убедимся…
– Не стрелять, это приказ! – зарычал капитан.
– Как скажете, – вздохнула девушка и опустила лук.
Отряд двинулся дальше.
С каждым шагом тревога в душе лучницы нарастала. Она терялась в догадках, как солдаты могут проявлять такую беспечность. Разумное объяснение находилось лишь одно: городские сталкеры надеялись на свое оружие. Они привыкли решать проблемы с помощью автоматов и гранат. Что и говорить, экипированы бойцы были прекрасно. Но Диана лучше всех знала, какую опасность таит в себе лес.
Обернувшись в очередной раз, она засекла движение в заснеженных зарослях прямо за спиной. Больше терять времени девушка не стала, молниеносно развернулась, выхватила стрелу и выстрелила.
Из чащи раздался рев и вой раненого существа. В ту же секунду из леса на дорогу выскочили… сугробы.
Так в первое мгновение показалось сталкерам. Но это были не сугробы. Волки. Они выскочили из-за деревьев в вихре снега.
Все произошло в мгновение ока. Сталкеры едва успели вскинуть оружие. Диана выпустила еще одну стрелу, прямо в распахнутую пасть лесного убийцы. Дальше геройствовать лучница не решилась. Она поспешно отступила за спины бойцов. Но свою задачу девушка выполнила. Отряд встретил волков плотным огнем.
Пули вспарывали тела лесных хищников, вырывали куски плоти. Стреляли все. Игнат, изрыгая потоки брани, бил по волкам из «Вала». Гаврилов выпустил гранату так, что она взорвалась прямо под брюхом у волка, разорвав его в клочья. Диана выпустила еще три стрелы. Алиса выхватила пистолет и несколько раз выстрелила в сторону волков.
Бой закончился.
Пять трупов лесных чудовищ, буквально изрешеченные пулями, остались лежать на снегу.
– Дура. Из-за нее мы все… – заговорил капитан. Игнат не дал ему закончить фразу. Пес вскочил, подошел к Савелию Игоревичу, вырвал у него из рук автомат, после чего со всей силы ударил под дых.
Гаврилов переломился пополам, закашлялся.
– Слышь, козел. Спасла она нас, ты понял? Понял, блин?
Тот попытался нанести ответный удар. Сталкер уклонился, сделал подсечку. Капитан рухнул. Игнат отбросил «Вал», навалился сверху, вдавил Гаврилова в грязный снег.
– Она. Нас. Всех. Спасла. Понял, козел? – произнося каждое слово, Пес вжимал капитана все глубже в сугроб.
Дима, Денис и Алиса стояли рядом, но не вмешивались. Гаврилов больше не вызывал ни у кого ни сочувствия, ни уважения. Действия Дианы были продиктованы опытом. Поведение капитана – самоуверенностью. Это все понимали.
Игнат встал, поднял автомат, быстро очистил оружие от снега.
– Идем, – сказал он товарищам. – Немного осталось.
Савелий с трудом поднялся, подобрал автомат и двинулся следом.
– Отомщу. Отомщу тебе, мудила, – шептал он сквозь зубы. Но пока главной задачей была доставка в метро секретного оружия. Личные разборки можно было отложить.
Во время боя с волками сталкеры истратили почти все боеприпасы. Появись сейчас враг, люди едва ли смогли бы отбиться. Но отряду повезло. Никто не напал на них до самой Выборгской.
Вестибюль станции уже маячил впереди, оставалось пройти каких-то двадцать-тридцать метров. Вдруг Денис велел Псареву остановиться и поставил ногу на ящик.
– Ты че, Дэн? – повернулся Гаврилов к Воеводину. – Никаких привалов, два шага осталось. Пошли.
Тот не тронулся с места. «Винторез», висевший за спиной сталкера, в мгновение ока оказался у него в руках.
Самохвалов взял «Бекас» наизготовку.
Диана, даже толком не поняв, что вообще происходит, на всякий случай встала рядом с Димой.
Савелий заскрежетал зубами. Он попался. Попался в ловушку… Подстроил ее человек, от которого капитан меньше всего ожидал неприятных сюрпризов.
– Это наш ящик, кэп, – произнес Воеводин громко и отчетливо.
– Ты охренел, козел?! – зарычал Гаврилов. – Эти грибы – собственность Альянса.
– Хрен вам с маслом, – отозвался Денис. – Один ящик ваш, один наш. Все честно, кэп. Оккервиль тоже жить хочет.
Алиса встала рядом с Воеводиным.
– Я с вами. Пора домой, – произнесла девушка.
– Я, собсна, за тобой и пришел, – улыбнулся Денис. – Ломал голову, как тебя в метро искать. Но не пришлось.
К Чайке, секунду помявшись, присоединился и Псарев.
– Че? И ты с ними?! – взвыл Гаврилов. – Я потерял троих ради этого!
– Я тоже. Мы все рисковали жизнями ради этих дождевиков-мутантов. Бери свое и иди. А это – наше.
И уже обращаясь к Диме, Воеводин сказал с улыбкой:
– Представляю, как будет рад полковник.
Савелий стоял посреди небольшой площади, отделявшей метро от железной дороги, и все отчетливее понимал: сделать он ничего не сможет.
– Вот, значит, как… Вел свою игру, гад? – процедил сквозь зубы Гаврилов.
– Типа того. Такие времена, кэп. Выживает самый хитрый, – Денис рассмеялся, потом добавил сурово: – Иди своей дорогой, мужик. Иди. Тебя ждут майорские звезды, почет и уважение. А мы пойдем своей. Только без глупостей.
Капитан развернулся, поднял ящик со снега и заковылял к вестибюлю метро. Минуту спустя он скрылся в дверях.
– Он правильно рассудил, – Воеводин вздохнул с облегчением. – Нам не пристало стрелять друг в друга. Смертей уже было много. Слишком много.
– И будет еще много, – произнесла за его спиной Алиса. – Все только начинается.
Глава двадцать пятая ВРАГ У ВОРОТ
Через сутки после начала войны, поздний вечер,
альянс Оккервиль
Воеводин явился к полковнику ровно через три часа после возвращения отряда в Оккервиль.
Денис валился с ног от усталости и с трудом мог говорить. Полковник Бодров понимал это, но ждать не мог. Всего три часа дал Дмитрий Александрович сталкеру, чтобы немного прийти в себя. А потом адъютант Бодрова чуть ли не силой согнал Воеводина с топчана и привел в кабинет к командиру.
Когда Денис вошел в кабинет, полковник говорил по телефону, отдавая распоряжения коменданту Новочеркасской. Увидев сталкера, Бодров жестом пригласил его сесть и вернулся к разговору.
– Ловушки приготовь, – диктовал он. – Прояви фантазию. Чтоб на каждом шагу. Туннели заминировать. Понял? Выполняй.
– Как? Мы сдаем Черкасу? – спросил Воеводин.
Полковник не ответил. Он снова снял трубку телефона, набрал короткий номер.
– Карасев? ГБР отозвать. Туннели заминировать. Выполнять.
«Что?! И Дыбенко оставляем? – сталкер не верил своим ушам. – Они ж еще даже не напали, а мы…»
Трубка упала на рычаги.
– Ну, привет, Дэн, – Бодров расплылся в улыбке. – Рад видеть.
– Мы че, капитулируем? – хмуро поинтересовался Воеводин.
– Щас. Не дождутся, – Дмитрий Александрович плотоядно улыбнулся. – Сюрприз готовим. Не встретив сопротивления, ублюдки расслабятся. И вот тогда…
Денис отметил про себя, что тактика полковника не лишена здравого смысла. Оставив врагу две крайние станции, Оккервиль сокращал фронт, который требовалось оборонять, а значит, не нужно было распылять силы.
– Что удалось выведать у веганцев? – Бодров задал самый главный вопрос, ради которого он и вызвал Воеводина, не дав выспаться после дороги.
Денис нахмурился, воскрешая в памяти рассказ Данилы.
– Я допрашивал одного. Второго пытал Гаврилов. Короче, мы у них – цель номер два. Сначала все силы бросят на Маяк и Восстания. Как дожмут приморцев – возьмутся за нас. Моральный дух веганцев пока высок. Этот козел все твердил про жизненное пространство и прочую фигню.
Полковник кивнул, проворчал: «Ничего нового со времен фюрера». Слова Дениса не стали для него сюрпризом.
– Наш план? – поинтересовался Денис.
– Биться до конца, – Дмитрий Александрович сжал огромные кулаки. – Пока есть силы, будем держаться.
– А население? В общине две сотни гражданских…
– Правильный вопрос, – полковник расплылся в улыбке. – Очень правильный. Для этого я тебя и позвал. Будем готовить эвакуацию.
В первый момент Воеводину показалось, что он ослышался.
– Че? Эвакуацию? – переспросил сталкер.
Дмитрий Александрович утвердительно кивнул.
– Но куда?
– В Хельмову Падь, – усмехнулся полковник. – Шутка. Во Всеволожск.
Денис присвистнул.
Всеволожск. Он же «Сева». Город на шоссе Дорога Жизни. Один из населенных пунктов, не затронутый бомбардировками. Давний союзник и торговый партнер Оккервиля.
В городе до войны было много крупных предприятий. У многих заводов имелись бункеры. Там и спрятались сотрудники и жители соседних домов. Первые годы Всеволожск жил сравнительно неплохо. Но население убежищ постоянно сокращалось, рождаемость сильно уступала смертности. Еще пара лет – и город мог обезлюдеть. В Оккервиле знали об этой проблеме.
– Раньше мы их выручали, теперь они нас, – продолжал Бодров. – В Севе все готово, нас ждут.
– На хрен им такая толпа?
– Рабочие руки везде нужны. Там хозяйство хорошо поставлено, а вот людей мало.
Оставив Дениса размышлять над услышанным, полковник подошел к дверям и крикнул:
– Диану приведи.
Адъютант умчался выполнять приказ.
– Итак, что думаешь, Дэн? – обратился Дмитрий Александрович к Воеводину.
– Похоже на самоубийство, – проворчал сталкер. – Идти двадцать километров. По поверхности.
– Оставаться в метро – тоже, – отвечал полковник. – Если веганцы прорвут оборону – всем конец. А так хоть какой-то шанс. Пока морозы трескучие не ударили, надо уводить народ. Потом поздно будет.
На пороге появилась заспанная Диана.
– Вы… Вы… Вызывали? – с трудом произнесла девушка. Волосы ее были всклокочены, под глазами – мешки. Она едва держалась на ногах.
– Да-да, проходи, – Дмитрий Александрович подвинул ей табуретку. – Кофе у нас, к сожалению, не водится. Но я надолго не задержу. Вопрос один. Как дошла из области?
– По рельсам, – отвечала Диана. – Дороги совсем никакие.
– Отлично, – Бодров расплылся в улыбке. – Как говорил один крокодил, на шпалах никогда не бывает ни луж, ни грязи[20], хе-хе. Да и буддисты свалили из Питера как раз по железке[21].
Лучница удивленно моргнула, но полковник ничего не стал объяснять. Он отпустил ее отсыпаться.
– Девчонка дело говорит, – продолжал Дмитрий Александрович, когда за Дианой закрылась дверь. – По железке идти – лучший вариант. Правда, была мысль в Мурино уходить. Или еще куда-нибудь на север. Как думаешь, проведем народ?
Только теперь Денису стало окончательно ясно, с какой целью полковник отправил его, Федора и Эдуарда на север. Воеводин подумал с минуту, а потом заговорил – осторожно, взвешивая каждое слово.
– Для группы сталкеров путь больших проблем не представляет. Но для толпы гражданских… Нет уж, лучше Сева.
– Да и не ждет нас никто на севере, – подвел итоги Бодров. – Поставлю Диану в сопровождение. А тебя, Дэн, назначу главным по эвакуации. Выход первой группы назначаю на десятое.
– Не опоздаем?
– Не-е. Числа до двадцатого Альянс продержится. Они не сунутся сюда, пока не добьют приморцев. Я отправлю гонца в Севу. Десятого в полдень вас встретят у железки и отведут на Кирпичный завод. Еще вопросы есть?
Вопросы у Воеводина имелись. Но он промолчал.
Сталкер понимал, что полковник прав. Денис прекрасно знал, что несет всему живому армия Империи Веган. Рабство. Мучения. Смерть. По сравнению с этим кошмаром даже рискованная операция, разработанная Бодровым, не выглядела авантюрой. Остров Мощный погиб. Ни одна община в метро не могла считаться надежным убежищем, всем им грозило нашествие веганцев. Значит, оставалось одно. Спрятать мирных жителей в надежном месте и попытаться отстоять Оккервиль. Другого выхода не было.
– Вот и славно, – завершил Бодров затянувшееся совещание. – Иди, Дэн, отсыпайся. Время у нас есть.
Последний разговор у полковника состоялся час спустя, с Алисой Чайкой.
Они беседовали с глазу на глаз, без свидетелей.
– Ну, спасибо за работу, агент Чайка, – произнес Дмитрий Александрович, когда Алиса села напротив него.
– Лейтенант Ларионов… – заговорила девушка с болью в голосе.
– Ссучился.
– Знаю-знаю, Игнат говорил. Но это значит, что мои доклады…
– Поступали прямо к Сатуру.
Алиса застонала и закрыла лицо руками.
Добывая сведения о системе обороны Альянса и его вооруженных силах, Чайка не допускала и мысли о том, что ее послания читают вражеские спецслужбы. Все было продумано до мелочей. Послания относил Борис Молотов. Он передавал их лейтенанту Ларионову или лично полковнику. И вот вскрылась ужасная правда.
Она, Алиса Чайка, помогла Империи Веган.
– А когда стало ясно, что Ларионов – предатель? – девушка с трудом нашла в себе силы продолжать разговор.
– Месяца два назад.
Чайка едва не лишилась дара речи.
– И вы? Продолжали? Показывать ему?
– А что оставалось делать? – полковник флегматично пожал плечами. – Иначе он заподозрил бы неладное. Зачем, думаешь, мы отправили Альянсу два отряда? Потому и отправили.
В душе Алисы бушевал ураган. Она представила себе, как выходят на позиции штурмовики Вегана. Они точно знали, куда наносить удар. Сметая на своем пути все заслоны, враги врывались на жилые станции, крушили все на своем пути, убивали женщин, детей, стариков. И во всем этом была, пусть и отчасти, виновата она.
– Ну-ну, милая, не казни себя, – впервые за время разговора Дмитрий Александрович позволил себе проявить эмоции. – Ты молодец. Наступление Вегана почти наверняка выдохнется к двадцатому ноября. Это не мои фантазии. Я учел все данные. Приморцы устоят. Мобилизационные ресурсы выше.
– Могилизационные? – Чайка скривилась, словно от зубной боли.
– Называй, как хочешь, – полковник не изменился в лице. – Пулеметное мясо – тоже тактика. Они устоят. Альянс может поставить под ружье все метро. Мазутов, моряков, джигитов. Да всех. И вот тогда, милая, Империя придет сюда.
Не успела Алиса слегка расслабиться, как сердце ее вновь похолодело от ужаса.
– Что? Они… Сюда?
– Сама подумай. Альянс держится. Быстрой победы нет. Веганцы бунтовать начнут. Понадобится «маленькая победоносная». И наркота. Без нее их бойцы на верную смерть не полезут. Но только хрена лысого они получат, – Бодров снова хищно оскалился. – Мы готовы. Мы их ждем. Игнат очень вовремя пришел. Каждый ствол на счету.
Девушка не могла говорить. Она сидела, чуть заметно раскачиваясь на табуретке, и отрешенно смотрела в пол.
– Я слышал, Гаврилов вытряс много ценных сведений из того веганца на кладбище, – продолжал полковник. – Так что, думаю, у разведок боевая ничья. Теперь от шпионов уже ничего не зависит. Все решится в боях… Иди, отдыхай. Игнат, небось, заждался, хе-хе.
Псареву и Алисе, едва они появились в Оккервиле, тут же выделили отдельную комнату на Проспекте Большевиков.
То, о чем девушка мечтала почти полгода, случилось.
«Неужели такую дорогую цену пришлось мне заплатить за отдельную квартиру?» – размышляла Чайка, возвращаясь домой.
09 ноября, третий день войны,
альянс Оккервиль
За столиком в баре сидели пять человек.
На председательском месте возвышался полковник Бодров, настоящий великан ростом под два метра. Рядом стояла огромная кружка браги. Справа от полковника в кресле-качалке сидел Иван Громов, еще не до конца оправившийся от страшных ран, нанесенных выродками. Перед ним – небольшая кружка, и то полупустая. Врачи не советовали Ивану употреблять алкоголь. Он и не пил, но сегодня, учитывая важность момента, согласился пригубить чуть-чуть.
С левой стороны сидели рядом на колченогих табуретах Денис Воеводин и Дима Самохвалов. Герои общины. Люди, которых все давно заочно похоронили, в чье возвращение не верили. Они вернулись вопреки всему. Доползли до дома, совершенно выбившись из сил. Они не сдались. И принесли с собой оружие, способное сильно усложнить работу веганским штурмовикам. С ними пришел Игнат Псарев.
Дима пил брагу наравне со всеми. Еще недавно он и подумать не мог о том, чтобы влить в себя «гадкое пойло». Но теперь только алкоголь способен был заглушить ту боль, что терзала парня изнутри.
Мужчины собрались для того, чтобы помянуть Соню Бойцову, Эдуарда Вовка и Федора Романова. Как раз исполнялось девять дней после их трагической гибели.
Пили молча, не чокаясь. Расторопная девушка Света, назначенная в помощь Ольге и Михаилу Самохваловым, бесшумно появлялась, словно из воздуха, подливала брагу тем, кто желал, и тут же исчезала.
И лишь когда все кружки опустели, полковник решил нарушить общее молчание.
– Вечная память Федьке и Эду. Вечная память Соне. Она поступила так, как и должна была. Спасла других, пожертвовав собой…
– На месте Сони мог оказаться кто-то другой, – Дима говорил, едва сдерживая слезы. – Я ведь просил этого ублюдка Гаврилова, чтоб оставил нас обоих…
– Тогда вы погибли бы вместе, – заметил Денис Воеводин.
– Прекрасно. И мы бы вместе оказались в раю… – буркнул парень, впрочем, без особой радости в голосе.
Дима не очень хорошо разбирался в христианском вероучении, но оценивая жизненный путь подруги, испытывал серьезные сомнения в том, попадет ли она в рай. Да и насчет себя – тоже. И умирать совсем не хотел, ни вместе с Соней, ни без нее.
Прошло девять дней с момента возвращения Дениса и Димы, но в общине до сих пор ликовали по этому поводу. Родители Димы рыдали от счастья и душили парня в объятиях. Появление горячо любимого сына на Ладожской после трехдневного отсутствия стало для них самым светлым и радостным событием. Юноше сложно было представить, каким ударом для Михаила и Ольги стала бы его гибель.
– Если рай есть, – Иван Громов сидел, слегка покачиваясь в своем кресле, и задумчиво смотрел в потолок. – Кто его знает, что там, за последней чертой… Я и в Эдем-то не особо верю, не то, что в рай. А тебе, Дим, скажу одно. Пока ты жив – надо жить, не терзать себя лишними мыслями. Да, и не пей больше, парень. Если алкоголь что и растворяет, то разве что печень. Но не проблемы.
Денис и полковник дружно кивнули. Воеводин демонстративно отодвинул от Самохвалова кружку, хотя она и была почти пустой.
Игнат Псарев молчал. И пил не меньше Димы. Его состояние было понятно. Сталкер покинул Большое метро, бросив на произвол судьбы друга, Суховея. Лишил себя последней надежды найти Бориса Молотова. Прошло уже больше недели, но Пес так и не пришел в норму. Он много пил, срывался на Алису. Товарищи старались поддерживать его, как могли.
– Прям не узнаю тебя, Пес, – заметил Иван Громов, – сколько я тебя помню, трещал без умолку.
Игнат бросил на Ивана хмурый взгляд и ничего не ответил.
– Ладно, Лис, оставь мужика, – произнес полковник.
Псарев залпом допил брагу.
– Еще! – потребовал он.
За спинами мужчин тут же материализовалась Света с кувшином в руках. Но Денис Владимирович прикрыл ладонью Димину кружку, давая понять, что наливать туда больше не нужно. Света кивнула, долила пива Игнату и исчезла.
Бодров проводил девушку долгим оценивающим взглядом. Заметив это, Дима изумился до глубины души. Полковник не был похож на ловеласа. И особой тяги к женскому полу Дмитрий Александрович раньше не испытывал.
– Лучший способ превозмочь горечь утраты – найти подругу по душе, – полковник повернулся к младшему Самохвалову и выразительно скосил глаза в сторону кухни, куда только что ушла Светлана.
– Не надо мне ваших намеков… – проворчал в ответ юноша.
– Что ты, что ты, – с притворным удивлением отозвался Дмитрий Александрович, подмигнув Воеводину и Громову. – Какие такие намеки?
А Иван Громов добавил, обращаясь словно бы не к Диме, а куда-то в пустоту:
– Время лечит, время лечит…
Парень нахмурился и отвернулся. Но мысли его снова и снова возвращались к кухарке Светлане.
Со стороны Света казалась обычной «серой мышкой». Русые волосы собраны на затылке в коротенький хвостик. Глаза маленькие, посажены широко. Курносый носик смотрелся немного странно. Грудь едва угадывалась под свитером. Ничего особенного. Девчонка как девчонка. Но она все эти дни была Ольге и Михаилу Самохваловым вместо дочери, помогала готовить, накрывать, мыть посуду. Света уже, можно сказать, вошла в их семью. Да и беседу за столом она, конечно, слышала, хоть и уходила на кухню.
– Я сам решу, как мне жить и с кем, – произнес Дима и отодвинулся от стола, давая понять, что разговор окончен.
Больше никто не проронил ни слова. Полковник залпом допил брагу, после чего встал и покинул столовую. Следом Воеводин укатил кресло с Иваном Громовым. Игнат, ни с кем не попрощавшись, ушел домой. Им с Алисой выделили помещение, по меркам метро очень просторное.
Дима остался один. Он сидел, устремив хмурый взгляд в пустоту, погруженный в невеселые мысли. В этот момент шторка, отделявшая кухню от столовой, всколыхнулась. В помещение вошла Светлана.
Она подошла к столу, приветливо улыбнулась парню, и, не сказав ни слова, принялась вытирать столешницу мокрой тряпкой. Ловко сгребла в щепоть крошки, собрала пустую посуду. Одна алюминиевая миска выскользнула из рук расторопной кухарки и покатилась по полу. Дима, которому в свое время самому крепко попадало за испорченную посуду, почти рефлекторно вскочил с места и поймал упавшую миску.
– Спасибо! – промолвила девушка, принимая из рук парня миску, одарила его светлой улыбкой и скрылась за занавеской.
– Да не за что, ерунда… – буркнул Дима, с напускным безразличием засунул руки в карманы и покинул столовую, напевая: «Река Оккерви-иль, па-пам, река Оккерви-иль».
Полковник смотрел ему вслед и одобрительно кивал, улыбаясь своим мыслям.
* * *
Едва переступив порог комнаты, Алиса уловила запах перегара. На кровати спал пьяный Игнат. Он рухнул на постель прямо в одежде, даже не сняв ботинки. Алиса с трудом сдержала приступ гнева. Осторожно разула Пса, укрыла его пледом, присела рядом.
– Точно. Они Соню поминали. И Эда с Федором. Тогда ладно. Тогда можно.
Алиса тоже улеглась, нежно прижалась к любимому мужчине сзади, зарылась рукой в его жесткие волосы.
Он, не просыпаясь, повернулся к ней и что-то пробормотал, обдав ее перегаром.
Чайку передернуло.
«Вот вам и семейная жизнь…» – с грустью подумала она.
Когда Игнат в первый раз заявился домой нетрезвым, девушка прочитала ему лекцию о вреде пьянства. Не подействовало. Пес напился во второй раз. Алиса устроила скандал. Игнат молча выслушал Алису, после чего ушел из дома. С немалым трудом Чайка нашла его на соседней станции, в гостях у семьи Самохваловых. Псарев сидел за столом и цедил из кружки брагу.
– Ты совсем меня не любишь, – причитала Алиса.
– Да ладно? Не любил бы – не пошел бы, – буркнул тот. Он допил последние капли браги, отодвинул пустую кружку и произнес с невыразимой болью в голосе:
– Там Кирюха… В самой мясорубке. И Молот пропал, сгинул друг. А я… А я тут.
Алиса поняла, что именно заставляет Игната искать успокоения на дне кружки. Пилить его она перестала. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, девушка попросила ставить ее на дежурства в госпитале. Но по вечерам она снова заставала любимого в поддатом состоянии. И снова сердце ее обливалось кровью.
Нет. Не так она представляла себе их семейную жизнь!
Полежав немного, поняв, что не уснет, Чайка решила сходить в больницу, проведать раненых после операции.
В коридоре ей повстречалась Диана Невская.
– О, привет! – обрадовалась лучница старой знакомой. Она почти никого не знала в Оккервиле и поэтому старалась как можно больше времени проводить с Алисой.
– Ну, как ваша семейная жизнь? Ты, наверное, самая счастливая в мире!
На глаза Чайки навернулись слезы. Она не собиралась откровенничать с Дианой, но эмоции рвались наружу. Нужно было выговориться. Девушки сели на станционную скамейку.
– Понятно. У меня в Токсово тоже были ухажеры. Но я решила остаться свободной. Почему? Чтоб не терзать себе сердце, – лучница тяжело вздохнула.
– Я думала, у нас с Игнатом все будет иначе. Что наша любовь…
– Наивная ты, Алис. Мужчины – народ странный. На первом месте – друзья. На втором – долг. А любовь… Полчасика между другими делами.
«В чем-то она права, – подумала Чайка. – Мы с Игнатом неделями встретиться не могли. То у него рейд, то у меня операция».
– Может, и так. Ладно, – девушка встала, – пойду, посмотрю, как там мой герой алкогольных боев.
Диана посмотрела ей вслед и грустно покачала головой.
«А ведь кажутся идеальной парой, – отметила она про себя. – И все равно та же фигня, что и у всех».
Когда три часа спустя Алиса вернулась домой, то не сразу поняла, что там изменилось. То, что нет Игната, она заметила. Трудно не найти человека в комнате площадью десять квадратных метров. Дело было в другом. В комнате царил идеальный порядок.
Одежда Пса, которая раньше валялась где попало, была аккуратно сложена на стуле. Кровать заправлена. Пол – тщательно вымыт. А на тумбочке в бутылке, в которой лет двадцать назад хранился лимонад, стояла… красная роза.
Алиса от неожиданности ахнула. Не смея верить, что видит цветок наяву, а не во сне, Чайка подошла ближе.
Роза оказалась ненастоящей. На проволоку, выгнутую в виде цветка, были нанизаны бусинки. Красные – цветок, зеленые – стебель.
Где сталкер достал бисер? Сам ли он сделал этот удивительный подарок? Все это не имело значения. В первый раз за всю свою жизнь Алиса получила в подарок цветок, пусть искусственный, не имеющий запаха.
Несколько минут девушка любовалась розой из бисера. Потом аккуратно поставила цветок обратно в бутылку.
– Эх, Игнат-Игнат. Ну как на тебя сердиться? – произнесла Чайка с улыбкой.
Потом девушка разделась, легла в постель и почти сразу провалилась в сон. И ей приснилось, как сталкер склоняется над ней и так сладостно, так горячо целует…
Алиса открыла глаза и увидела рядом Игната. Она обняла его за шею, притянула к себе и застонала от внезапно пробудившегося желания.
Несколько часов любви пролетели незаметно. Пес был страстен и нежен одновременно. Алиса впервые почувствовала восторг от близости с мужчиной. Она никогда не была такой смелой и раскрепощенной в постели. У нее промелькнула мысль о том, что только две половинки одного целого могут так блаженно соединяться друг с другом.
А когда они насытились страстью и устали от ласк, то снова забрались под одеяло, нежно прижались друг к другу и заснули.
Никогда в жизни Игнат и Алиса не были так счастливы, как этой ночью. Ночью, которая изменила всю их дальнейшую жизнь.
Глава двадцать шестая ОККЕРВИЛЬ В ОГНЕ
Пятый день войны,
альянс Оккервиль
Все тактические построения полковника держались на одном допущении. Единственном. Но серьезном. Руководство Всеволожска должно было выполнить все договоренности. Встретить, сопроводить, расселить жителей Оккервиля. В случае предательства союзников план эвакуации накрывался медным тазом. Оставалось лишь ждать, когда вернется гонец от Воеводина.
Прошли уже сутки с того момента, когда первая группа покинула Оккервиль. Бодров не находил себе места. Он метался по кабинету, как тигр в клетке. То и дело выходил на станцию и слонялся по перрону, что-то говорил, отдавал какие-то указания, почти не включая при этом голову. Потом возвращался в кабинет. Полковник ждал.
Зазвонил телефон.
Он схватил трубку так резко, что чуть не уронил на пол аппарат.
– Да! – рявкнул Дмитрий Александрович.
– Товарищ полковник! Прибыли гонцы из Севы! – доложил адъютант.
– Откуда? – полковник в первый момент не понял, о чем идет речь.
– Виноват, – поправился адъютант. – Из Всеволожска.
– Сюда веди, скорее! – воскликнул Дмитрий Александрович.
– Дезактивация… – робко произнес адъютант.
– На фиг. Давай одного сюда!
Пять минут спустя дверь открылась.
В кабинет вошел человек невысокого роста, одетый в меховую шубу, шапку и валенки. За спиной гонца полковник заметил лук и колчан со стрелами. По правилам любой гость, явившийся с поверхности, должен был пройти дезактивацию и оставить одежду в специальном помещении для обработки. Но сейчас Бодров пренебрег нормами.
Гонец снял шапку, и полковник увидел перед собой Диану Невскую, лучницу из Токсово.
«Неудивительно, что Дэн отправил именно ее. Вот уж у кого опыт».
Дмитрий Александрович протянул девушке чашку с кипятком.
– Согрейся, милая. Устала, небось.
– Товарищ полковник, разрешите доложить…
– Ты пей, пей. И рассказывай.
Самого факта появления Дианы в Оккервиле было достаточно, чтобы понять: план удался. Оставалось выяснить детали.
– Потери: десять гражданских, трое военных, – лучница говорила сухо, рублеными фразами, не давая воли эмоциям.
«Могло быть больше, намного больше», – подумал Бодров.
– Нас встретили у станции Берн… Берн…
– Бернгардовка.
– Да. Там. Довели до бункера. Поселили в таких больших комнатах. Накормили…
Полковник жестом остановил Диану. Все было ясно. Руководство общины, живущей в промзоне «Кирпичный завод», не подвело старого союзника.
Можно было отправлять вторую группу.
– Спасибо, Ди, – заговорил Дмитрий Александрович с мягкой отеческой улыбкой. – Ты – молодец. Вы – молодцы, – поправился он, вспомнив, что девушка шла не одна. – Отдыхайте два дня. Потом пойдете со второй группой.
Диана допила кипяток, устало улыбнулась полковнику, промолвила: «Спасибо», – и ушла, с трудом переставляя ноги в тяжелых валенках.
Бодров несколько минут сидел, блаженно закрыв глаза. Впервые за долгое время он мог позволить себе расслабиться.
Потом Дмитрий Александрович снял трубку телефона.
– Браги грибной принеси, – приказал он адъютанту. – Нет. Две. Иди сюда. Будем отмечать победу.
– Слушаюсь! – рявкнул помощник.
– Теперь главное: удержать станции, – повторял полковник, как заведенный, – удержать станции. Обязательно. Удержать.
21–25 ноября, разгар войны,
альянс Оккервиль
Веган ударил по общине двадцать первого ноября.
Ранним утром штурмовики Империи заняли станцию Улица Дыбенко. Операция прошла успешно. Основные силы Оккервиля ушли со станции сутками ранее. Небольшой блокпост, оставленный в качестве прикрытия, был быстро вырезан.
Первоначальный успех вскружил головы веганским офицерам. Не теряя времени даром, они выдвинулись в сторону Проспекта Большевиков.
Живым не вернулся ни один. В туннеле еще на расстоянии полукилометра от границ Оккервиля начиналась зона обеспечения, там были приготовлены самострелы, мины и прочие милые сюрпризы.
Когда штурмовики прорвались через первую линию ловушек и слегка расслабились, они напоролись на самый страшный «сюрприз» полковника. На пути вражеских отрядов разложили смертоносные грибы, собранные на Пискаревке. В полной темноте веганцы наступали на грибы-убийцы, и те выпускали облака ядовитых спор. Штурмовики в ужасе метались по туннелю, не зная, где искать спасения от невидимой, неуловимой смерти, что преследовала их по пятам.
Тех, которые все же прорвались через зону прикрытия, Оккервиль встретил ураганным огнем. Атака захлебнулась.
Но полковник не спешил радоваться.
– Усилить группы быстрого реагирования, – распорядился он.
И вовремя. Веганцы атаковали уличный вестибюль станции Проспект Большевиков. На этот раз бой был упорным, долгим и тяжелым. Десять штурмовиков остались лежать у стен вестибюля. Шесть «двухсотых» спустили в метро санитары Оккервиля. Еще троих с пулевыми ранениями отправили в лазарет.
До самого вечера ни один вражеский отряд не решался больше пробовать на прочность границы Оккервиля.
Община ликовала. Люди праздновали первую победу над врагом. Не радовался лишь полковник.
– Все силы на Ладогу, – приказал Дмитрий Александрович.
И снова не ошибся.
Утром двадцать второго ноября враг ворвался на Новочеркасскую. Но там веганцев ждал очередной сюрприз. Ни одного защитника. Только хитроумные смертельные ловушки на каждом шагу. Не убив ни одного оккера, веганцы потеряли восемь человек. Потери врага могли быть и больше, но печальный опыт быстро учли. Атаку прекратили, пустили вперед саперов. Большинство мин удалось найти и обезвредить. Путь к столице общины был открыт.
– Шутки кончились, парни, – объявил полковник отряду, который должен был удерживать один из блокпостов Ладожской. – Теперь они попрут. К бою! Мочи ублюдков!
– Мочи! Мочи зеленожопых! – закричали солдаты. И громче всех кричал Игнат Псарев. Сжимая в руках «Вал», Пес занял позицию у бруствера из мешков с песком. Рядом с ним стоял Дима Самохвалов с «Бекасом». Все, кто мог держать в руках оружие, выдвинулись на блокпосты. Оккервиль затаился в ожидании грозного врага. И враг пришел.
Из влажной туннельной тьмы послышался шорох шагов. Это приближались веганцы. Медленно, осторожно, прощупывая каждый метр путей, высылая вперед разведчиков, к Ладожской подбирались штурмовые группы. Веганцы соблюдали все меры предосторожности. Из десяти сигнальных зарядов сработало лишь два. Но и этого хватило. Дружно ударили пулеметы. Заработали автоматы, винтовки, пистолеты.
Шквал огня обрушился на атакующих. Игнату казалось, что под таким обстрелом выжить невозможно, что ураган свинца сметет все живое. Но он ошибся. Империя бросила в атаку отборные силы. Эти отряды уже брали Владимирскую и Достоевскую, Маяковскую и Площадь Восстания. Веганцы рассеялись, залегли, переждали. Едва пулеметчик остановился для перезарядки, как по блокпосту был открыт ответный огонь. Первым упал пулеметчик, ему прострелили голову. К «Печенегу» ринулся другой солдат Оккервиля, и тут же сам получил пулю. Во врага полетели гранаты. Туннель огласили взрывы, стоны раненых и умирающих. Но атака продолжалась. Веганцы упорно шли вперед.
Пес просунул ствол «Вала» в амбразуру.
Прожектор был уничтожен в самом начале боя, едва его включили. Больше никто не решался включить даже фонарик. Лишь вспышки выстрелов освещали поле кровавой битвы. Дождавшись очередной вспышки, Игнат выпустил короткую очередь, срезав сразу двух врагов. Перевел ствол вправо, ударил одиночным, но уже в «молоко». Засек движение у стены туннеля, резко повернулся… Но выстрелить Псарев не успел.
Он ощутил сильный удар в плечо – и тут же левая рука повисла. Но сталкер не вышел из боя. Подобрав с пола упавший «Вал», Игнат сделал еще несколько выстрелов. Вокруг рвались гранаты, свистели пули. Псарев видел, как упал Дима Самохвалов – осколок гранаты угодил ему в ногу.
– Санитар! Санитар! – кричали тут и там.
Стоны раненых тонули в жуткой какофонии боя.
Отряд нес огромные потери. Но и напор веганских штурмовиков ослабел. Враги выдохлись. Отстреливаясь, подбирая по пути тела убитых соратников, войска противника отступили на Новочеркасскую.
И вот тогда на блокпост примчались, наконец, санитары с носилками. Одного за другим они подбирали контуженных и убитых бойцов, уносили на станцию и тут же возвращались за следующими. Диму уложили на носилки и понесли туда, где сияли станционные огни. За ним двинулся Игнат.
В туннеле в десятке метров от станции Псарев увидел Алису. Ее халат покрывали свежие кровяные разводы, волосы были взъерошены, лицо – бледное. Видимо, девушка только что вышла из операционной.
– Господи! Игнат! Живой! – воскликнула Чайка, увидев сталкера. Кинулась навстречу. Но обнять не решилась, увидела кровь на куртке.
– Навылет? – спросила она.
– Не. Застряла.
– В операционную его, быстро! – Алиса повела сталкера за собой в центр перрона. Там опытный хирург извлек из раны Псарева пулю, сделал перевязку и отпустил.
* * *
В самый разгар битвы за Ладожскую полковник бросил резервы на Проспект Большевиков.
Как всегда, он все рассчитал точно. Веганцы бросились на штурм Проспекта. Они прорвались через огонь, взяли блок-посты, перебили почти всех защитников. Еще немного, и враг ворвался бы на станцию. Но резерв подошел вовремя.
Это был страшный бой. Драка стенка на стенку. Кровавая рукопашная резня.
Патроны быстро кончились и у веганцев, и у оккеров. В ход пошли ножи, саперные лопатки, кулаки, зубы. Люди катались по полу, швыряли друг друга на тюбинги, били ногами, руками, пока хватало сил.
Веганцы не выдержали, дрогнули, отступили. В туннеле остались лежать два десятка убитых штурмовиков. Вперемешку с ними валялось не меньше дюжины бойцов Оккервиля. Раненых собрали санитары, выдвинувшиеся со станции, едва стихли звуки боя. Прямо в туннеле при свете ручных фонариков медики делали перевязки, накладывали шины. Потом бережно укладывали бойцов на носилки и относили на станцию.
Битва с силами Империи кончилась. Начиналась другая схватка: за жизни раненых и искалеченных. Десять лет Бодров заботился о том, чтобы поддерживать в общине высокий уровень медицины. Теперь врачам и санитарам Оккервиля предстояло показать, на что они способны.
Два дня не стихали в лазарете стоны и крики раненых. Два дня, не зная сна и отдыха, медики обрабатывали раны, меняли повязки. Ампутировали руки и ноги своим солдатам. Боролись до конца за каждую жизнь. Вся станция Ладожская превратилась в огромный лазарет. На перроне расстелили матрасы и на них уложили тридцать человек. Еще почти столько же закопали прямо в туннелях.
Военной мощи Оккервиля был нанесен страшный урон.
Среди медсестер, которые выхаживали раненых бойцов, была и Алиса Чайка.
Как хотела она уделить все свои силы и время Игнату! Была бы ее воля, она не отходила бы от него ни на шаг. Но вокруг Алисы стонали и молили о помощи десятки искалеченных людей. Для каждого у Чайки нашлось и ласковое слово, и заботливый взгляд. Для страдальцев, многие из которых на операционном столе лишились руки или ноги, все было важно, все имело значение: и компресс, и повязка, и прикосновение нежных женских рук.
– Ты откуда, сестренка? – шептали раненые при виде девушки. – Из рая, что ли?
– Ага. Оттуда. Выгнали, – устало смеялась в ответ Чайка. – Вот, живу теперь в метро.
– Счастливчик ты, парень, – говорили Игнату товарищи по несчастью, лежавшие на соседних матрасах.
Пес не отвечал. Ему было неинтересно, что имеют в виду соседи. То, что его рана оказалась не такой уж тяжелой, или то, что именно к нему чаще других приходит Алиса. Но сталкер понимал: ему повезло больше многих.
«Да, я везунчик. Победитель по жизни, – размышлял он. – Сколько народу полегло. А я жив. Только б война кончилась – и заживем. Заживем».
Дима Самохвалов, раненный осколком гранаты в правую ногу, мучился куда сильнее. Первые сутки парень стонал почти непрерывно. Света не отходила от него, меняла повязки и компрессы, ласково шептала на ухо:
– Потерпи, родной, потерпи. Скоро станет легче.
Она и спала тут же, на Димином матрасе, свернувшись калачиком в уголке. Чайка не могла себе позволить и этой простой радости. За три дня она спала всего пару часов…
* * *
Никто в эти страшные дни не хотел думать, что будет, если Веган бросит все силы на новый штурм.
Но время шло. Атаки не возобновлялись.
Двадцать пятого ноября под вечер с блокпоста увидели веганского офицера с белым флагом.
Империя вышла на мирные переговоры.
Двадцать шестого ноября Веган собирался нанести решающий удар по Приморскому Альянсу: взять станции Чернышевская и Площадь Ленина. Все силы с других фронтов пришлось срочно снять.
28 ноября, день великого перемирия,
альянс Оккервиль
В кабинете полковника Бодрова шло совещание. Самое важное за всю историю общины. Предстояло решить насущный вопрос: что делать дальше, как выживать?
Собрались все оставшиеся командиры, принесли даже Ивана Громова. На почетном месте сидела Диана Невская. Последнее время девушка дважды ходила из метро во Всеволожск и обратно, превратившись в основного связного между двумя общинами.
Первым выступил сам полковник.
– Итак, мир заключен. Наша оборона оказалась веганцам не по зубам. Пока, – Дмитрий Александрович сделал акцент на последнем слове, выдержал паузу и продолжал.
– Но перенесем ли мы второй такой удар? Едва ли.
– Пусть только сунутся! – закричал кто-то.
– Правильно, верно! – поддержали крикуна несколько голосов.
Полковник стукнул кулаком по столу, и шум тут же стих.
– Будем смотреть правде в глаза, мужики. Выбита половина армии. Половина! Боеприпасов – с гулькин хрен. Мы не устоим. И, главное, не прокормимся. Василич, озвучь, – Бодров предоставил слово Василию Васильевичу Стасову.
Стасов встал, прокашлялся и прочел всем собравшимся длинную и местами довольно нудную лекцию. Из его доклада следовало, что урон, нанесенный веганцами экономике общины, слишком велик. О том, чтобы восстановить торговые сношения с Большим метро, не стоило и мечтать. Да и торговать Оккервилю было нечем.
– Веганцы, уходя с Дыбенко, уничтожили все грибницы, – сообщил Стасов.
– Не доставайся ж ты, дурь, никому… – проворчал Иван Громов.
– И главное. Возврат гражданских из Всеволожска – операция слишком рискованная. Если верить последним сообщениям, не так уж плохо им там живется.
Все посмотрели на Диану. Из всех присутствующих лишь она не только бывала, но и жила в бункерах Кирпичного завода.
– Ну как… Жизнь в Севе – не сахар, – девушка слегка нахмурилась, потом усмехнулась и добавила: – Но никто не голодает. Мне там нравится.
– Какие еще будут соображения? – полковник привстал с места и обвел собравшихся пристальным взглядом.
– Уходить нельзя, здесь наша родина! – раздалось с задних рядов.
– Правильно, верно! – загалдели оккеры.
И снова Дмитрию Александровичу пришлось стукнуть кулаком по столу, призывая к порядку.
– Уходить надо, – заговорил Иван Громов, когда наступила тишина. – Лишь одна проблема. Раненые. Бросим их здесь?
– Нет, ни за что! – закричали вокруг.
– Но где взять столько носильщиков? – продолжал Иван. – И кто будет прикрывать караван? Да у нас и носилок не хватит. Два захода делать – тоже риск. Лучше уж сразу.
– Лис дело говорит. С ранеными проблема, – Бодров на миг нахмурился, потом повернулся к Диане. – Придется тебе идти обратно в Севу. Пусть пришлют к метро дрезину со снежным отвалом. Я знаю, у них есть.
Девушка, которой предстояло проделать тяжелейший путь в шестой раз, тяжко вздохнула, но перечить не стала. Она понимала: это в последний раз. Больше ей не придется пробираться через леса к Оккервилю. История маленькой общины на правом берегу заканчивалась. Впереди жителей метро ждала новая жизнь.
– Я никого не отпускал, – произнес полковник, увидев, что командиры начали расходиться. – Последнее. Про родину. Наша родина – Россия, а не станция метро. Что, Всеволожск – не Россия? Мы не предаем отечество и не меняем его, глупости это все. Мы даем нашим детям и внукам шанс. Шанс выжить.
Эти слова долго потом передавали из уст в уста в каждом уголке Оккервиля. Кто-то не соглашался с Бодровым, кто-то плакал, собирая вещи, и проклинал веганцев, разрушивших налаженный быт. Но большинство оккеров признавали: выхода у них нет. Надо уходить.
* * *
Игнат и Алиса узнали о решении полковника от Дианы. Она пришла навестить их.
– Значит, сваливаем? – Псарев выслушал рассказ лучницы мрачно, без тени радости. – А мы с Алиской только семейное гнездышко свили. И вот опять. Я слышал, в бункерах Севы уже тесно. Отдельное помещение хрен найдешь, блин.
– Это не беда, – улыбнулась Диана. – Мне с самого начала дали отдельную комнату. Я ж типа большой человек! Гонец! Была. Теперь уж некуда меня будет гонять. Так что как дойдем, занимайте жилплощадь. А я уж найду, где приткнуться.
– Спасибо, Ди, – прошептала Чайка, и девушки обнялись.
Потом лучница ушла готовиться к выходу.
Мимо Алисы и Игната пронесли Диму Самохвалова. Раненых транспортировали на Ладожскую, оттуда удобнее было добираться до железной дороги. Мама Димы и Светлана шли рядом.
Поравнявшись со сталкером, парень слабо улыбнулся и помахал товарищу рукой.
– До встречи в новом мире! – произнес Дима.
– Угу, – проворчал в ответ Псарев. – Из подземелья в подземелье. Из тесноты в тесноту. Новый мир, нечего сказать.
Игнату предстояло идти самому. Рана его быстро заживала и уже не доставляла сильных страданий.
– Не понимаю, че они все радуются, – продолжал ворчать Пес. – Здесь наш дом, а не там. Эх, ребята, все не так…
Чайка ничего не ответила. Лишь подошла и тихонько обняла его.
– Куда угодно, только бы вместе, – помолчав, шепнула она.
И постепенно лицо Игната разгладилось, он расправил плечи.
– Эх, Алиса… – проговорил сталкер. – А ведь полковник прав. И здесь наш дом, и там. Ничего. Мы еще поживем. Мы еще поборемся!..
Об авторах
Здравствуйте, дорогие читатели.
Меня зовут Дмитрий Ермаков. Работаю в школе учителем истории. В свободное время пишу фантастику. «Площадь Мужества» – моя третья книга.
Подошла к концу история о приключениях Игната Псарева, его друзей и врагов. Текст, как вы, наверное, заметили, был построен по принципу шахматной партии. Вслед за «пешками» в ход пошли более значимые фигуры. В чью пользу завершилась игра? Кто победил, «белые» или «черные»? Лично я считаю, что тот финал книги, который в итоге был принят как окончательный, не лишен оптимизма. Подробнее писать не буду, уважая тех читателей, которые первым делом заглядывают именно в послесловие (каюсь, я и сам такой).
Является ли эта книга продолжением романа «Третья сила»? И да и нет. Да, потому, что «Площадь Мужества» должна была дать ответы на вопросы, которые в «Третьей силе» как бы повисли в воздухе. Нет, потому, что история Лены Рысевой и Бориса Молотова осталась без продолжения. На сцену вышли совсем другие герои. Надеюсь, они успели полюбиться вам, дорогие читатели. Лично я считаю, что эта книга, третья моя работа в проекте «Вселенная метро 2033», получилась более зрелой и сильной, чем две предыдущие. Впрочем, решать вам.
Спасибо моей маме, Наталии Ермаковой, которая оказала мне огромную помощь в работе над текстом, а в какой-то момент стала полноценным соавтором. Спасибо моей семье, и особенно моей жене Насте, за понимание и поддержку.
Спасибо ученикам 9-Г класса и их родителям. Вы лучшие! Спасибо всем моим друзьям. Эта книга – подарок для вас.
Также хочу поблагодарить Вячеслава Бакулина за неоценимый вклад в работу над книгой.
Здравствуйте, меня зовут Наталия Ермакова. Я профессиональный сценарист.
Не помню, что заставило меня впервые попробовать писать. Это была пьеса для школьного театра. Ребятам она понравилась, и мы поставили спектакль. А потом мама одной ученицы подкинула мне идею попробовать себя в кинодраматургии. Этот совет изменил мою жизнь. Ничего более увлекательного в моей профессиональной деятельности не было. Сценарии короткометражек у меня охотно стали брать студенты-режиссеры для курсовых работ. Это вдохновило меня писать дальше. И, конечно же, учиться, учиться и учиться этому ремеслу. «Площадь Мужества» – мой первый прозаический опыт. Я очень благодарна Дмитрию за то, что он предложил мне соавторство в этой работе. Погружение во Вселенную Метро было пугающим и увлекательным. Надеюсь, что приключения наших героев не оставят равнодушными читателей «Площади Мужества».
Примечания
1
См.: Шимун Врочек. «Метро 2033: Питер».
(обратно)2
Там же.
(обратно)3
См.: Дмитрий Ермаков, Анастасия Осипова. «Метро 2033: Третья сила».
(обратно)4
См.: Андрей Дьяков. «Метро 2033: Во мрак».
(обратно)5
Мортусы – особая каста жителей метро, живут и трудятся в крематории на станциях Бухарестская и Международная.
(обратно)6
История Молотова и его друзей описана в романе «Метро 2033: Третья сила». Они в самом деле покинули метро и оказались на острове Елагин. По ряду причин Борис Молотов и Лена Рысева решили не возвращаться обратно.
(обратно)7
Стихи С. Штильмана.
(обратно)8
А. С. Пушкин «Бесы».
(обратно)9
Анна Ахматова «Реквием».
(обратно)10
Подробнее о Размыве см.: Кирпичникова И. Самый трудный километр. М.: «Детская литература», 1979.
(обратно)11
«Дача Шаляпина» – народное название особняка купца Дмитрия Алексеевича Котлова, 1913–1914 гг., стиль модерн, архитектор Н. И. Товстолес. Нет никаких доказательств, что знаменитый певец там когда-либо бывал.
(обратно)12
М. Ю. Лермонтов «Молитва».
(обратно)13
Подробнее см.: Ирина Баранова, Константин Бенев. «Метро 2033: Свидетель».
(обратно)14
См.: Шимун Врочек. «Метро 2033: Питер: Война».
(обратно)15
Народное название парка Лесотехнического университета.
(обратно)16
Афоризм Карла Маркса.
(обратно)17
Ю. И. Визбор «Домбайский вальс».
(обратно)18
На проспекте Непокоренных спортивных магазинов нет. Это художественный вымысел.
(обратно)19
Евангелие от Иоанна, 15:13
(обратно)20
Строчка взята из мультфильма «Отпуск крокодила Гены». 1974 год, режиссер Р. А. Качанов.
(обратно)21
См.: Владимир Березин. «Метро 2033: Путевые знаки».
(обратно)
Комментарии к книге «Площадь Мужества», Дмитрий Сергеевич Ермаков
Всего 0 комментариев